Книга: Темная комната



Темная комната

Майнет УОЛТЕРС

ТЕМНАЯ КОМНАТА

Посвящается Колин, а также памяти моего отца


Мы забываем, ибо мы должны забыть,

А не по собственным желаньям или воле.

 «Отсутствие», Мэтью Арнольд (1822 — 1888)

Понятие Ложного "Я" было впервые сформулировано Р.Д.Лаингом, который, в свою очередь, позаимствовал некоторые положения теорий Жана-Поля Сартра. Ложное "Я" — это искусственно созданный образ самого себя, который должен совпадать с ожиданиями личности и соответствовать им, в то время как Истинное "Я" остается надежно спрятанным глубоко внутри этой личности.

 «Убивать за компанию», Брайан Мастерз

Темная комната

Пролог

Состроив недовольную гримасу, означавшую полное разочарование, двенадцатилетняя девочка поднялась с травы и стала искать свои трусики на лесной полянке среди опавших листьев. До ее детского сознания, наконец, начинало доходить, что занятие сексом с Бобби Франклином — это далеко не самое приятное времяпрепровождение. Она надела туфли и больно пихнула парня в бок.

— Поднимайся, Бобби, — недовольно фыркнула она. — Сейчас твоя очередь искать эту чертову собаку.

Он нехотя перекатился на спину и сонно пробормотал:

— Сейчас… Еще пару минут…

— Нет! Вставай немедленно! Если Рекс окажется дома раньше меня, то мне не сдобровать. Моя мама не такая уж дура, и ты это знаешь. — Девочка выпрямилась и ткнула каблуком в обнаженное бедро Бобби. Потом еще и еще раз, пытаясь причинить ему боль. — Вставай же!

— Ну, хорошо, хорошо. — Парень нехотя поднялся, натягивая брюки. — Но мне все это уже порядком осточертело, — проворчал он. — На фиг ты мне нужна, если каждый раз потом приходится искать твоего поганого пса!

Девочка отпрянула в сторону. На ее глаза тут же навернулись слезы. Она не могла стерпеть такого унижения.

— И вовсе это не из-за Рекса! — выкрикнула она. — Зря я не послушала свою маму. Она всегда говорила, что «этим» хорошо умеют заниматься только настоящие мужчины!

— Ну, конечно! — усмехнулся Бобби, застегивая ширинку. — Да и мне было бы проще, если бы не приходилось все время внушать себе, что ты — Джулия Робертс. Да и что твоя дрянная мамаша может знать об этом? По-моему, на нее уже несколько лет никто не обращает внимания.

К девчонкам Бобби испытывал, пожалуй, только животные чувства, но если они презрительно высказывались относительно его мужских достоинств, он начинал ненавидеть этих соплюшек. Ему так и хотелось хорошенько вмазать по их мордашкам, и порой становилось трудно сдерживать это желание.

Девочка зашагала прочь.

— Я терпеть тебя не могу, Бобби! Мне даже смотреть на тебя противно! Я все расскажу маме! — Она постучала пальцами по своим наручным часам. — Три минуты — вот сколько ты сумел продержаться. Какие-то три вшивые минуты! И после этого ты мне говоришь, что ты настоящий мужчина? — Она бросила на него через плечо победный взгляд, но тут же осеклась, заметив в его лице нечто такое, что заставило ее сразу же подумать о надвигающейся опасности. Девочка приготовилась бежать. — Рекс! — позвала она собаку. — Рекс! Он загрызет тебя, если ты только посмеешь меня обидеть! Он запросто с тобой разделается! — заплакав, предупредила она и побежала через лес.

Но теперь сам Бобби намеревался расправиться с этой мерзавкой. Он разозлился настолько, что не мог уже контролировать свои поступки. Догнав девчонку, он бросился ей на спину. Они повалились на траву, и Бобби, тяжело дыша, насел на нее сверху, пытаясь справиться с ее колотящими его тело ногами.

— Ах ты, сучка! — проскрежетал Франклин. — Сучка поганая!

Страх придал девочке сил, и ей удалось вырваться. Она побежала, скользя по полусгнившей подстилке листьев, рыдая и призывая на помощь собаку. Очень скоро она добралась до большой канавы, протянувшейся по самому краю леса. Здесь беглянка остановилась, потому что в нескольких ярдах заметила Рекса — огромную немецкую овчарку. Шерсть на загривке у пса приподнялась, он ощерился и был готов к схватке.

— Я прикажу Рексу, и он разорвет тебя на куски! А мне на это будет наплевать, я не стану его останавливать! — предупредила девочка, с удовольствием отметив, что при ее словах Бобби побледнел, как полотно. — Ты такой урод! — выкрикнула она.

И тут же заметила, что собака скалит зубы вовсе не на Бобби, а на нее, свою хозяйку. Да и самого Франклина так сильно напугали не ее угрозы, а то, что он увидел: что именно сейчас охранял Рекс. Девочка лишь мельком взглянула на жуткое зрелище и тут же, с вытаращенными от ужаса глазами, оглашая окрестности безумными воплями, бросилась наутек, подальше от этого страшного места.

Глава первая

Ее мозг находился во власти сна. Один сюжет сменялся другим, и ей казалось, что так будет вечно. Правда, уже потом ей объяснили, что все то, что она видела, вовсе не было сновидениями, а происходило в реальности, в те недолгие минуты, когда она приходила в сознание, выныривая из глубокого забытья. Ей с трудом верилось во все это. Действительность казалась слишком непривлекательной, и ей снова хотелось погрузиться в сон. Однако окончательное пробуждение все же наступило и не доставило ей особого удовольствия. Ее со всех сторон обложили подушками, пытаясь устроить на кровати поудобнее. Время от времени ей удавалось поймать свое отражение в зеркале на небольшом туалетном столике: восковое лицо, обритая голова, наполовину забинтованная вместе с одним глазом. Она испытывала непреодолимое желание отбросить этот пугающий образ. Пусть он существует сам по себе, отдельно от нее. Это не она. Потом какой-то громила с коротко стриженными волосами и ухоженной бородкой склонился над ее кроватью и доложил несчастной, что ей пришлось пережить автомобильную аварию. Правда, он не добавил, когда и где это произошло. «Вы просто счастливая женщина! Вам чертовски повезло», — заметил он. Вот и все, что она запомнила из его слов. Она смутно ощущала, как течет время, иногда видела возле себя каких-то людей, но все же предпочитала снова и снова окунаться в мир обманчивых, но таких приятных иллюзий.

Она была в сознании, все видела и слышала. Чувствовала себя в безопасности, когда до ее слуха доносились такие милые, успокаивающие женские голоса. Мысленно она отвечала на их вопросы, но не решалась произносить свои замечания вслух. Ей до сих пор казалось, что она находится под защитой своей беспомощности.

— Ну, сегодня ты будешь с нами разговаривать? — интересовались медсестры и сиделки, подходя к ее кровати.

«Я и так каждый день общаюсь с вами», — мысленно произнесла она.

— Тебя пришла навестить твоя мама, дорогуша.

«У меня нет мамы. У меня только мачеха», — прозвучал в ее голове ответ.

— Ну, давай же, милая, у тебя ведь открыты глаза. Мы знаем, что ты нас прекрасно слышишь. Ну, когда же ты начнешь с нами разговаривать?

«Когда буду к этому готова… Когда буду готова… Когда я захочу вспомнить все…»



Дорожно-транспортное происшествие


Сообщение поступило от патрульных полицейских Грегга и Харди, прибывших на место происшествия в 22.04. Предположительно, авария произошла в 21.45 13.06.1994 года.

Место происшествия: старое летное поле, Стоуни Бассетт, Хантс.

Количество транспортных средств: одно. Черный кабриолет «Ровер» с автоматической коробкой передач. Ремонту не подлежит.

Регистрационный номер: ДЖИНКС.

Водитель: мисс Джейн Имоджен Никола Кингсли находилась без сознания и нуждалась в срочной медицинской помощи. В водительских правах указана дата рождения: 26 сентября 1959 года и адрес: графство Суррей, Ричмонд, Гленавон Гарденс, дом 12.


Дочь короля недвижимости чуть не погибает в загадочном столкновении


Вчера поздно вечером нам сообщили, что тридцатичетырехлетняя Джейн Кингсли, фотограф и владелец собственной студии современной моды, единственная дочь миллионера Адама Кингсли, председателя компании «Франчайз Холдингз», была обнаружена в бессознательном состоянии на заброшенном летном поле в Стоуни Бассетт, в 15 милях к югу от Солсбери. Совершенно случайно в 9:45 вечера на этом месте оказались мистер Эндрю Уилсон и его подруга, мисс Дженни Рэгг. Они немедленно вызвали скорую помощь попавшей в беду женщине.

— Машина разбилась в лепешку, — отметил мистер Уилсон. — Мисс Кингсли очень повезло. Если бы в момент удара она находилась внутри автомобиля, врезавшегося в бетонный столб, она бы непременно погибла. Я очень рад, что нам удалось помочь ей… Полиция также считает, что спасение мисс Кингсли можно назвать самым настоящим чудом. Ее машина, черный кабриолет «Ровер» с автоматической коробкой передач, на большой скорости налетела на бетонный столб, служивший когда-то угловой опорой ангара. По мнению следователя, мисс Кингсли была выброшена из открывшейся дверцы автомобиля как раз перед столкновением.

— Этот столб — единственное, что осталось на летном поле, — прокомментировал случившееся сотрудник полиции Гэвин Харди. Мы до сих пор не можем понять, как ей удалось врезаться именно в него. В машине, кроме водителя, никого не было. Более того, в аварии, кроме указанного кабриолета, не участвовало ни одного транспортного средства.

Мачеха потерпевшей, миссис Бетти Кингсли, была потрясена случившимся. Авария произошла через несколько дней после отмены бракосочетания Джейн. Бетти Кингсли, проживающая с мистером Кингсли в Хеллингдон-Холле уже 15 лет, очень тяжело переживает трагедию. Она заявила, что в случае гибели своей падчерицы подаст в суд на жениха Джейн, 35-летнего Лео Уолладера.

— Он слишком плохо обращался с ней, — подчеркнула миссис Кингсли. Сегодня утром полицейским расследованием было подтверждено, что перед аварией мисс Кингсли употребляла алкогольные напитки.

— Отмечено высокое содержание алкоголя в крови потерпевшей, — заявил следователь. Сейчас мисс Кингсли остается в бессознательном состоянии в больнице Одсток, Солсбери.

«Уэссекс Пост», 14 июня.

Глава вторая

Один раз она проснулась среди ночи, чувствуя, как страх полностью завладел ее телом, почти лишив ее возможности дышать. Она открыла глаза и принялась вглядываться во мрак. Сейчас она находилась в темной комнате — в своей собственной? — и, совершенно очевидно, была в ней не одна. Кто-то — или что-то? — почти незаметно подкрадывалось к ней.

Что это?!

Страх… страх… СТРАХ…

Она напряглась и резким движением села на кровати, ощущая, как пот струится по спине, а из открытого рта вот-вот вырвется душераздирающий крик.

В тот же момент комнату залил ослепительный свет. Успокоение пришло сразу же, приняв форму мягкой женской груди, крепких рук и ласкового голоса:

— Ну, ну, Джейн, тихо. Все в порядке. Успокойся, милая моя. Тебе просто приснился страшный сон.

Но она понимала, что это не так. Ее ужас не был иллюзией. В темной комнате рядом с ней действительно находилось еще что-то.

— Меня зовут Джинкс, — зашептала она. — Я фотограф, но это не моя комната. — Она прижалась обритой головой к накрахмаленному казенному халату, сознавая свое поражение. Теперь ей никогда не будут сниться приятные сны. — Где я? — встрепенулась она. — Кто вы такая? Как я сюда попала?

— Ты в клинике Найтингейл, в Солсбери, — терпеливо пояснила сиделка — а я сестра Гордон. Ты попала в автомобильную аварию, но теперь уже в полной безопасности. Ну-ка, давай попробуем снова заснуть.

Джинкс позволила сестре Гордон уложить себя на больничную койку и накрыть одеялом.

— Только не выключайте свет, хорошо? — взмолилась она. — Я совершенно не ориентируюсь в темноте.


Выписка из предварительного расследования ДТП


Водитель: мисс Дж. Кингсли

Содержание алкоголя в крови: 150 мг на 100 мл.

Дата: 22 июня 1994 г.

Следователь: сержант Джофф Халливелл

Мисс Кингсли была выброшена из машины перед тем, как «Ровер» наехал на бетонный столб, расположенный в углу летного поля. Когда женщину обнаружили мистер Эндрю Уилсон и мисс Дженни Рэгг (13 июня, понедельник, 21:45), потерпевшая находилась без сознания. После того, как мисс Кингсли очутилась на земле, она получила сотрясение мозга, а также множественные ушибы и ссадины рук и лица. В течение трех дней мисс Кингсли не приходила в себя, а когда это произошло, оставалась в полубессознательном состоянии. Она ничего не помнила о случившемся. По заявлению мисс Кингсли, сама она не имеет понятия, зачем и как очутилась на летном поле. Анализ крови, взятый в 00:23 (14.06.1994), выявил содержание алкоголя (150 мг/100 мл). Когда на следующий день было проведено обследование машины, в ней обнаружили две пустые бутылки из-под вина.

Сотрудники полиции Грегг и Харди имели возможность кратко допросить потерпевшую вскоре после того, как она пришла в себя. Однако женщина путалась во времени и событиях, твердо считая, что полицейские навестили ее в субботу, 4 июня (то есть, за 9 дней до аварии). Мисс Кингсли также была уверена в том, что в момент трагедии находилась на пути из Лондона в Гемпшир. После допроса она в течение 5 дней оставалась невменяемой, не отвечала ни на какие вопросы и не реагировала на окружающие раздражители. В связи с этим все посещения больной были запрещены по настоянию врачей. Поставлен диагноз: посттравматическая амнезия, явившаяся следствием сотрясения мозга. Родители мисс Кингсли подтвердили, что с 4 по 10 июня она гостила у них (сама больная этого не помнит), а потом вернулась в Ричмонд после телефонного звонка, раздавшегося в пятницу вечером, 10 июня. Они также отметили, что Джейн находилась в отличном расположении духа и готовилась к предстоящей 2 июля свадьбе. В понедельник, 13 июня, она должна была выйти на работу, но так и не появилась в своей студии в Памлико. Ее сотрудники были обеспокоены отсутствием начальницы. Они оставили ей несколько сообщений на автоответчик 13 июня, но также не получили никакой информации.

Полицией Ричмонда были допрошены соседи мисс Кингсли с Гленавон Гарденс: полковник Клэнси и его жена. Выяснилось, что в субботу, 12 июня, потерпевшая совершила попытку самоубийства. Гараж полковника примыкает вплотную к ее собственному, и мистер Клэнси услышал, как работает мотор автомобиля соседки в то время, как двери гаража оставались закрытыми. Когда он решился выяснить, что произошло, и вошел в гараж, помещение было заполнено дымом, а сама Джейн находилась за рулем и уже почти потеряла сознание. Полковник вытащил женщину на свежий воздух, но когда она пришла в себя, то попросила его никому не сообщать о случившемся. Супруги были расстроены, узнав об аварии, и сокрушались по поводу того, что соседка «снова попыталась сделать это».

Как полковник и миссис Клэнси, так и чета Кингсли неоднократно упоминали на допросах мистера Лео Уолладера, который до недавнего времени считался женихом мисс Кингсли и жил вместе с ней. Скорее всего, он уехал из дома на Гленавон Гарденс в пятницу, 10 июня, после того как по телефону сообщил мисс Кингсли, что не может жениться на ней, поскольку собрался сочетаться браком с ближайшей подругой Джейн Мег Харрис. В настоящее время полиция не имеет возможности допросить ни мистера Уолладера, ни мисс Харрис. По словам сэра Энтони Уолладера (отца), его сын и Мег сейчас совершают поездку по Франции и намереваются вернуться домой только в июле.

Судя по состоянию автомобиля мисс Кингсли, до несчастного случая, он находился в полной исправности и возможность аварии вследствие его внезапной поломки практически сводится к нулю. Становится совершенно очевидным, что водитель умышленно совершил наезд на бетонный столб. Таким образом, пока мисс Кингсли окончательно не придет в себя и не даст разумного объяснения случившемуся, главным остается предположение сотрудников полиции Грегга и Харди о том, что авария явилась второй попыткой самоубийства после того как Джейн приняла солидную порцию спиртного. Мистер Адам Кингсли, отец потерпевшей, согласился нести все расходы по оказанию дочери необходимой медицинской помощи. Мисс Кингсли была переведена в клинику Найтингейл, где за ее состоянием наблюдает доктор Алан Протероу. Адвокат мистера Кингсли настаивает на принятии полицией окончательного решения о том, будет ли продолжено расследование или его закроют. Мое мнение таково, что не стоит предпринимать никаких действий, учитывая пожелания отца, тяжелое состояние потерпевшей, а также тот факт, что мисс Кингсли выбрала для своего поступка совершенно безлюдное место.

Жду дальнейших указаний.

Джофф


Глава третья

22 июня, среда.

Клиника Найтингейл, Солсбери, Уилтшир.

8 часов 30 минут утра.


Какой же тусклой и однообразной казалась действительность! Даже солнце, заглядывающее в окна, было далеко не таким ярким и жизнерадостным, как в ее снах. Может быть, не последнюю роль играл здесь и тот факт, что правый глаз ее был забинтован, хотя сама она в это почти не верила. Чувства угнетали своей ограниченностью. Пожалуй, единственное, что она сейчас испытывала, так это обреченность и полную депрессию. В палату снова вошел здоровяк-доктор и, пока она безразлично ковырялась вилкой в принесенном заботливой сестрой завтраке, снова сообщил ей о случившемся. Потом он добавил, что ее хотят видеть полицейские.

Она так же равнодушно пожала плечами:

— Я никуда не тороплюсь.

Ей хотелось предупредить его еще и о том, что она всегда презирала стражей порядка, но прежде чем ей удалось оформить эту мысль в слова, доктор удалился.

Она ничего не помнила об их первом визите, еще когда находилась в больнице в Отстоке, поэтому сразу же начала отрицать то, что уже видела однажды этих двоих. Она пояснила, что не помнит ничего относительно аварии. Ей казалось, что она только вчера утром уехала из дома, оставив в нем своего жениха.

Полицейские походили друг на друга, как кровные братья: высокие, флегматичные блондины с красными физиономиями. Они чувствовали себя неловко, выслушивая невразумительные ответы больной, и синхронно вертели в руках свои форменные головные уборы. Ей вспомнились придурковатые близнецы из «Алисы», Тилибом и Тарарам, и она мысленно посмеялась над ними. Эта парочка показалась ей куда забавнее, чем ее собственная искалеченная голова, залепленный глаз и руки в синяках и кровоподтеках. Когда они спросили ее, куда же она направлялась, женщина упрямо ответила, что ехала к родителям в Хеллингдон-Холл.

— Мне надо было помочь мачехе с приготовлениями к свадьбе, — уверенно произнесла она. — Второго июля я выхожу замуж. — Эти слова прозвучали гордо, хотя в голове тут же промелькнула циничная мысль: «Да уж, не слишком бы обрадовался Лео, узнав, что ему придется жениться на лысой и одноглазой красотке».

* * *

Уже через два часа ее мачеха, сидя у больничной койки, захлебывалась рыданиями: свадьба отменена, сегодня среда, двадцать второе июня, а Лео уже двенадцать дней как уехал с Мег. Под конец она добавила, что ее несчастная падчерица сама, по собственной воле, врезалась в бетонный столб, явно намереваясь покончить с собой.

Джинкс уставилась на свои изуродованные, покрытые шрамами руки:

— А разве я не попрощалась с Лео только вчера?

— Ты целых три дня находилась без сознания, а потом еще долгое время никак не могла окончательно прийти в себя и адекватно реагировать на окружающее. До пятницы тебя держали в больнице, и я приезжала навестить тебя. Но ты меня даже не узнала. И здесь я уже в третий раз, но до сих пор ты просто отказывалась разговаривать со мной. Сейчас впервые ты ведешь себя как нормальный человек. Папочка очень переживает. — У нее очень трогательно затряслись губы. — Мы так боялись, что потеряем тебя!

— Я ехала к вам, а в результате очутилась здесь. Мы же с тобой должны были обговорить все насчет свадьбы. — Если произносить это медленно и отчетливо, то до Бетти дойдет смысл ее слов. Но, увы! Бетти обыкновенная дура. Впрочем, она никогда не отличалась большим умом. — Мы же планировали потратить на приготовления к свадьбе целую неделю, начиная с четвертого июня. Я давно пометила это в своем дневнике…

Слезы мутными розоватыми ручьями заструились по пухлым щекам миссис Кингсли, на которые та наложила слишком уж много пудры.

— Ты уже приезжала к нам, дорогая моя. Это было почти три недели тому назад, ты провела со мной и папулей десять дней. И мы действительно все сделали так, как было запланировано. Но когда ты вернулась домой, Лео уже собирал свои вещички. Неужели ты этого не помнишь? Он бросил тебя и собирается жить с Мег. О Джинкс, как мне хочется убить этого мерзавца! — Она заломила руки. — Я всегда говорила, что он недостоин тебя, но ты не хотела мне верить. И твой отец ничего не понимал. Он постоянно твердил мне: «Элизабет, он все-таки представитель семейства Уолладер!» — Она продолжала страстно что-то вещать, и ее огромная грудь, втиснутая в чересчур узкое шерстяное платье, трагически вздымалась.

Сама мысль о том, что почти три недели она оставалась в беспомощном состоянии и теперь не может вспомнить ни одного дня, привела ее в такое уныние, что Джинкс решила хотя бы сейчас сосредоточиться на действительности, и перенесла все свое внимание на красные гвоздики и белые лилии, стоящие в вазе на прикроватной тумбочке. Затем она перевела взгляд на огромные, до самого пола, двустворчатые окна, выходившие на вымощенную каменными плитами террасу, за которой виднелся тщательно ухоженный сад. После этого Джинкс принялась разглядывать саму палату. В углу стоял телевизор, по обеим сторонам журнального столика приглашающе расположились два кожаных кресла. Вся мебель, включая маленький туалетный столик, была сделана из ореха. Дверь налево вела в ванную, направо — в коридор. «Интересно, куда на этот раз засунул меня Адам? Это заведение, судя по всему, одно из самых дорогостоящих», — подумала Джинкс и вспомнила, что сестра-сиделка уже говорила ей название клиники. Найтингейл. Это в Солсбери. Но при чем тут Солсбери, если я живу в Лондоне?

Жалобное поскуливание Бетти отвлекло наконец Джинкс от размышлений.

— Как же мне не хотелось расстраивать тебя, дорогая моя! Ты даже не можешь себе представить, как близко к сердцу принял все это папуля. Он воспринял отмену свадьбы как личное оскорбление. Он даже представить себе не мог, что с его малюткой-дочкой кто-то может поступить так… — Она замялась, подыскивая подходящее слово, — так глупо.

Малюткой-дочкой? О чем, во имя всего святого, толкует сейчас Бетти? Никогда не была она для Адама такой. Куклой-марионеткой — да, возможно, но только не «дочкой». Внезапно Джинкс ощутила невыносимую усталость.

— Я ничего не понимаю.

— Ты сильно напилась и попыталась покончить с собой, бедняжка моя. Твоя машина полностью разбита, ее отправили на свалку. — Миссис Кингсли выудила из сумочки фотографию, вырезанную из газеты, и положила ее на колени падчерицы, для убедительности пришлепнув бумажку ладонью. — Вот на что она стала похожа после всего этого. Какое счастье, что ты осталась жива! Это просто чудо! — С этими словами она ткнула в верхний левый уголок вырезки, где значилось число: 14 июня. — Это на следующий день после аварии. А сегодня уже… — Она протянула падчерице еще одну газету, — вот, смотри сама: двадцать второе. Прошла уже целая неделя.

Джинкс с любопытством принялась изучать фотографию. Искореженная масса металла, освещенная полицейскими прожекторами, чем-то напоминала фантасмагорию сюрреалистических полотен. Застывший контур корпуса и искривленная рама были сняты под таким углом, что больше напоминали руку в рыцарской перчатке, судорожно сжимавшую меч-столб.

— Но это не моя машина.

Мачеха взяла ладонь Джинкс и нежно погладила ее:

— Лео не женится на тебе, милая моя. Мы с папулей уже разослали всем гостям предупреждения о том, что свадьбу пришлось отменить. Лео теперь вознамерился жениться на Мег.

Джинкс тупо смотрела, как на ее ладонь падает слеза мачехи, смешанная с пудрой.

— Мег? — словно эхо, повторила Джинкс. — Ты хочешь сказать, Мег Харрис? — Но с какой стати понадобилось Лео жениться на Мег? Она же настоящая шлюха! Шлюха! Смутные воспоминания о каком-то ужасе на долю секунды вспыхнули в мозгу. Что это? Она почувствовала, как к горлу подступает разливающаяся желчь, и в страхе приложила ладонь к губам.

— Она всегда стремилась захватить все, что только можно, — не унималась Бетти. — По-моему, так было всегда. И вот теперь она завладела твоим женихом. Я никогда ее не любила, но ведь ты у нас такая доверчивая, малышка!

Джинкс округленными от удивления глазами уставилась на мачеху. Это же откровенная ложь! Бетти обожала Мег из-за того, что та безразлично относилась к пристрастию миссис Кингсли к бутылке. Мег было наплевать, пьяная или трезвая шатается та по дому. Когда мачеха напивалась до чертиков и все остальные ее игнорировали, она всегда повторяла: «По крайней мере, хоть Мег знает, что я вполне разумна».

Самое забавное заключалось в том, что Мег не могла выносить свою собственную мать, строгую пуританку высоких моральных правил, более двух часов в день. «Нам следовало бы ими поменяться, — шутила Мег. — Бетти хотя бы не строит из себя святую великомученицу».

— Когда же они решили пожениться? — наконец, сумела выдавить Джинкс. — После несчастного случая?

— Нет, милая, еще до того, как это произошло. Ты решила вернуться домой в пятницу, после того, как тебе позвонил Лео. Какой ужасный все же он человек! Он ведь названивал тебе каждый день и без конца повторял, как сильно любит тебя. А в пятницу вечером неожиданно словно разорвалась бомба. Да и открылось все, как мне кажется, как-то уж слишком жестоко по отношению к тебе. В общем, он мог смягчить все это. — Она промокнула глаза носовым платком и продолжала. — И в то же воскресенье полковник Клэнси, твой сосед, вытащил тебя из гаража прежде, чем ты успела насмерть отравиться. К сожалению, он не позвонил нам, и поэтому мы не знали, что ты уже тогда нуждалась в помощи. — Она нервно сглотнула. — Но ты так спокойно разговаривала с нами по телефону в субботу, сообщая об отмене свадьбы, что мы и подумать не могли, будто с тобой может случиться такое…

Возможно, она им просто лгала… Джинкс — большая выдумщица… Ее фантазии стали ее второй натурой…

Джинкс еще раз бросила взгляд на фотографию из газеты и только теперь смогла разглядеть буквы ДЖИН на номерном знаке. Сейчас она узнала подарок отца к ее двадцать первому дню рождения. Эти буквы означали имена ее матери: Джейн Имоджен Никола — самые ненавистные на всем свете. Они словно таили в себе какую-то обреченность. Как и само ее прозвище «Джинкс», что означает «приносящая несчастье». Теперь она вынуждена была признать на фотографии свою машину. Ты напилась… Клэнси вытащил тебя из гаража…

— Но в моем гараже нет никаких отравляющих веществ, — Джинкс пыталась найти хоть какое-то объяснение случившемуся. — Зачем бы я стала их там держать?

Миссис Кингсли снова громко захлюпала носом:

— Ты закрыла ворота, а сама села за руль и включила двигатель. Если бы полковник не услышал звук работающего мотора, ты была бы мертва уже в то воскресенье. — Она опять принялась поглаживать ладонь Джинкс своими толстыми короткими пальцами, словно пытаясь найти в этом утешение, которое сама должна была принести падчерице. — Ты тогда пообещала ему, что больше никогда не сделаешь ничего подобного, а теперь он жалеет, что не стал никому сообщать о случившемся. Не сердись на меня, Джинкс. — Слезы уже катились градом, и теперь Джинкс задумалась над тем, насколько искренними были эти водопады. Бетти всю свою любовь и заботу обычно обращала на своих сыновей, почти игнорируя замкнутую девочку, дочку первой жены Адама. — Кто-то должен был рассказать тебе все это, и доктор Протероу посчитал, что эту роль обязана взять на себя именно я. Бедный папуля так переживает, что полностью вышел из колеи. Ты просто разбила его сердце. Он все время спрашивает меня: «Элизабет, зачем она так поступила?»

Но Джинкс не могла ответить на этот вопрос. Она знала, что Бетти говорит неправду. Никто на этом свете, особенно Лео, не может довести Джинкс до такого состояния, чтобы она попыталась покончить с собой. Напротив, в любых, даже самых сложных ситуациях, она всегда стремилась самостоятельно найти выход. Почему Джинкс постоянно называет отца только Адамом, а его жена, вот уже двадцать семь лет — не иначе как папулей и папочкой? Почему-то раньше Джинкс никогда не задумывалась над этим. Сейчас она смотрела мимо мачехи в зеркало на туалетном столике и, разглядывая свое отражение, удивлялась тому, что в данную минуту ей, пожалуй, почти наплевать на все, что с ней произошло.

* * *

Через некоторое время к ней в палату заявился безо всякого приглашения какой-то незнакомый молодой человек: неуклюжий верзила с рыжими волосами до плеч и прыщавым лицом.

— Привет! — бесцеремонно бросил он, потом прошелся по комнате, остановился и некоторое время дергал вверх-вниз ручку окна. Затем, так ничего и не добившись, с размаху плюхнулся в кресло, стоявшее в нише возле окна. — Ты на чем сидишь?

— В каком смысле?

— Ну, что употребляешь? Героин, крек, кокаин?

Она тупо уставилась на гостя:

— Выходит, я попала в центр реабилитации наркоманов?

Он нахмурился:

— А ты не знала?

Джинкс отрицательно покачала головой.

— Ты находишься в клинике Найтингейл. Здесь лечение стоит четыреста фунтов в сутки, зато отсюда все выписываются полностью здоровыми.

О, как она разозлена! Ее гнев, полностью затопивший сознание, теперь напоминал огромную хищную птицу, описывающую в воздухе плавные круги и готовящуюся камнем броситься вниз на свою добычу.

— И кто же хозяйничает в этом чудесном месте? — спокойно спросила она.

— Доктор Протероу.

— Это здоровый мужчина с бородкой?

— Ну да. — Внезапно молодой человек вскочил с кресла. — А ты не хочешь прогуляться? Мне нужно постоянно двигаться, чтобы окончательно не свихнуться.

— Нет, спасибо.

— Ну, хорошо. — Он направился к двери, но у самого выхода остановился. — Как-то раз я набрел на лису, которая попала в капкан. Она была так перепугана, что даже попыталась перегрызть себе лапу, лишь бы освободиться. У тебя сейчас такой же взгляд, как у нее.

— Ты спас ее?

— Она меня не подпускала. Боялась.

— И что же случилось дальше?

— Она так и сдохла прямо у меня на глазах.

* * *

Вскоре вернулся доктор Протероу.

— Вы помните меня и то, что мы с вами уже разговаривали? — сразу же начал он, пододвигая поближе к кровати одно из кресел и усаживаясь в него.

— Да. Вы еще сказали, что я счастливая женщина.

— В общем-то, мы с вами беседовали уже несколько раз. Вы пришли в себя, но некоторое время оставались весьма некоммуникабельной и очень неохотно общались со мной. — Он ободряюще улыбнулся. — Вот, например, вы помните нашу вчерашнюю встречу?

Сколько же этих «вчера» прошло в действительности, когда она не понимала, что происходит вокруг, и не отдавала отчета в своих собственных поступках?

— Простите, нет. А вы психиатр?

— Нет.

— А кто же?

— Просто доктор. Врач.

Восковое отражение в зеркале вежливо улыбнулось. Он врет.

— Мне разрешено курить? — Доктор кивнул. Бетти оставила падчерице несколько пачек сигарет. Джинкс тут же закурила, немного замешкавшись, так как поначалу ей было трудно справляться с этой процедурой, имея только один «работающий» глаз. — Могу я кое о чем вас спросить?

— Разумеется.

— Не было ли бы с вашей стороны более любезным сообщить мне о том, что несчастный случай произошел несколько дней назад, прежде чем приглашать ко мне в палату полицейских?

По мнению Джинкс, у доктора было очаровательное лицо. Немного усталое, но заинтересованное и даже какое-то успокаивающее. Таким же умиротворением веяло от его видавшей виды спортивной куртки и саржевых брюк, постоянно застревавших в задниках ботинок. Он казался Джинкс тем самым человеком, которого при других обстоятельствах она с удовольствием зачислила бы в разряд своих друзей. Хотя бы потому, что ему было наплевать на условности. Но сейчас он вызывал в ней страх, и женщина попыталась обороняться при помощи своей ложной напыщенности.

Доктор некоторое время вертел в руках чернильную ручку, а потом ответил:

— Учитывая все обстоятельства, я подумал, что будет лучше, если вы изложите события со своей точки зрения.

— Какие именно обстоятельства?

— Во время аварии процент содержания алкоголя у вас в крови превышал норму почти в два раза. В полиции до сих пор не знают, стоит ли заводить на вас дело, но, мне кажется, что после сегодняшнего визита, они закроют свое расследование. Все блюстители закона, как правило, скептически относятся к заключению врачей. Другое дело — показания самих пациентов. Поэтому я посчитал, что не будет особого вреда, если мы выжмем немного сочувствия из наших полицейских Грегга и Харди.

Отражение в зеркале снова улыбнулось доктору.

— Что ж, милая тактика.

Она никогда в жизни не позволяла себе выпить лишнего. Ей вполне хватало вида шатающейся по дому пьяной Бетти, чтобы не уподобляться мачехе.

— Вы не могли бы передать мне пепельницу?..

Ты сильно напилась и пыталась покончить с собой…

— …Спасибо. — Она поставила ее прямо на одеяло. — Что же именно произошло со мной, доктор Протероу?

Он наклонился вперед, зажав свои огромные ладони между коленями.

— Если вкратце, то вы вывалились из машины, ехавшей со скоростью примерно сорок миль в час. Удар, полученный вами при падении, мог бы свалить быка. Потом вы продолжали движение, повредив при этом голову, глаз и руки. Первое чудо заключается в том, что вы сейчас вообще находитесь здесь. Второе чудо — то, что у вас нет ни единого перелома, а третье будет состоять в том, что вы очень скоро выйдете отсюда целехонькой и невредимой. Как только у вас отрастут волосы там, где их пришлось сбрить из-за наложения швов, никому и в голову не придет, что вы вообще когда-то попадали в аварию. Однако вам все же пришлось поплатиться за случившееся сотрясением мозга и его следствием — посттравматической амнезией. Последние пять дней вы уже находились в сознании, но на окружающее все же реагировали неадекватно. Такие симптомы могут некоторое время проявляться и в дальнейшем. Представьте себе, что ваш мозг — это компьютер. Все, что с вами произошло, хранится в памяти и может быть восстановлено. Но некоторые события, которые вы «сохранили» неверно, вероятно, уже потеряны навсегда. Вот, например, несмотря на то, что вы находились в сознании, вы не помните того, как вас перевезли сюда из больницы Одсток или вашу первую встречу с полицейскими.



Джинкс смотрела мимо доктора в сторону сада.

— А предтравматическая амнезия тоже считается в порядке вещей? — поинтересовалась она. — Я ведь не помню не только аварии, но и того, что происходило до нее.

— Пусть вас не смущает приставка «пост». Она только обозначает амнезию, которая случается в результате травмы. Нет ничего странного в том, что вы не помните некоторых событий, произошедших до несчастного случая. Если вас интересует термин, то мы называем это «ретроградной амнезией». Она зависит в основном от степени серьезности черепной травмы. Мы говорим о «потере памяти», хотя правильней было бы назвать ее временной потерей. Постепенно вы вспомните все, что было с вами и до аварии, только на это уйдет время. Хотя бы потому, что отрывки воспоминаний поначалу будет трудновато расставить в хронологическом порядке. Вы можете «вспомнить» и то, чего никогда не было. Это иногда случается, хотя и достаточно редко, потому что некоторые действия вы запланировали на будущее, но они начнут всплывать в памяти, как уже имевшие место. Самое главное заключается в том, чтобы вы не волновались, если такое все же произойдет. Ваш мозг, как и остальные части тела, испытал значительный удар, поэтому сейчас ему требуется время, чтобы «прийти в себя». Вот и все, что касается вашей амнезии.

— Понятно. Означает ли это, что я скоро смогу уехать домой?

— К родителям?

— Нет, в Лондон.

— А там будут за вами присматривать и ухаживать?

Джинкс уже собиралась сказать о Лео, но тут же вспомнила, что, по словам мачехи, он уже уехал оттуда. «Ну-ка, сделай одолжение, ответь честно, — вмешивался циничный и навязчивый внутренний голос, — Лео стал бы за тобой ухаживать? Как же! Ха-ха-ха!» Она промолчала, не сводя глаз с сада. Сейчас ее стало раздражать то, что этот человек фамильярно называет ее «Джинкс», будто они знакомы уже много лет. А ведь они всего-навсего беседуют о ее состоянии, которое полностью изменило ее жизнь. Кроме того, ее начинало бесить и то, что он считает, будто ей приятно вести подобные разговоры, хотя внутри она ощущала только кипящий гнев и злобу.

— Ваш отец настаивает на том, чтобы вы еще некоторое время пробыли здесь, где вам обеспечат полный уход. Впрочем, выбор все равно останется за вами, и если вы считаете, что в Лондоне вам будет лучше, мы сразу же отвезем вас туда. Но только когда вы снова обретете самостоятельность. В любом случае, это произойдет в скором времени.

Зеркальное отражение внимательно посмотрело на доктора:

— Адам платит вам?

Доктор кивнул:

— Это частная клиника.

— Но не больница общего профиля?

— Нет. Мы специализируемся на лечении наркоманов и алкоголиков, — пояснил доктор. — И, кроме того, помогаем всем выздоравливающим больным.

— Но у меня нет никакой зависимости от… — начала Джинкс и тут же вспомнила слова мачехи: «Ты сильно напилась…»

— А никто и не говорит, что она есть.

Джинкс глубоко затянулась сигаретой и как можно равнодушней произнесла:

— Тогда почему мой отец выплачивает за мое пребывание здесь по четыреста фунтов в день? За мной вполне могли бы наблюдать в самой обычной больнице за гораздо меньшую сумму.

Он внимательно изучал эту гордую женщину, выпрямившуюся на кровати и напоминавшую сейчас одноглазого Будду:

— Откуда вам известно, сколько стоит лечение?

— Мне сказала мачеха, — ничуть не смутившись, тут же соврала она. — Я прекрасно знаю своего отца, доктор Протероу, поэтому таков был мой первый вопрос на свидании.

— Он тоже предупреждал меня о том, что вы ничего не воспринимаете на веру.

Отражение смеялось над доктором.

— Я очень не люблю, когда мне говорят неправду, — забормотала Джинкс. — Так вот, моя мачеха сообщила мне, будто я пыталась покончить жизнь самоубийством. — Она ожидала какой-то реакции от доктора, но он оставался спокойным. — Так вот, я не верю в это, — продолжала она бесстрастным голосом. — Однако я охотно верю в то, что Адам беспрекословно выплатит психиатру любые деньги, лишь бы вылечить меня. Из этого следует, что он согласен с мнением мачехи. Так за какое именно лечение он сейчас перечисляет фунты на ваш счет?

— Никто и не собирается обманывать вас, Джинкс. Он заботился только о том, чтобы вы находились в таком месте и таком окружении, которое поможет вам быстрее выздороветь без постороннего вмешательства. Разумеется, в нашем штате имеются и психиатры, и если нашим пациентам требуется их помощь, мы готовы предоставить ее. Однако я повторю вам то, что уже сказал. Я самый обыкновенный врач. В общем, в мои обязанности большей частью входит административная работа, но, кроме того, я охотно оказываю помощь и выздоравливающим больным. Поэтому не пытайтесь усмотреть что-то зловещее в вашем пребывании именно здесь.

Может быть, это правда? Что-то тут не так. Даже женщина в зеркале понимала, что подобные заявления не стоит так просто проглатывать.

— Адам предупреждал вас о том, что я очень враждебно настроена по отношению к психиатрам и психиатрии в целом?

— Да, конечно.

— Почему он считает, что я пыталась покончить с собой?

— Потому что именно к такому заключению пришли полицейские после расследования причин аварии.

— Они ошиблись, — резко вставила Джинкс. — Я бы никогда не стала даже думать о самоубийстве.

— Ну, и правильно, — одобрил Протероу. — Я с вами и спорить не собираюсь.

Она закрыла глаза:

— Зачем бы мне вдруг понадобилось убивать себя, когда я этого никогда и не замышляла? — Злоба так и кипела внутри нее, готовая вырваться наружу.

Но доктор не сказал ни слова.

— Прошу вас, — отчеканила Джинкс, — не молчите. Мне очень важно знать, что говорят об этом другие.

— Ладно, но только вы должны смириться с тем, что у полицейских слишком много улик, поддерживающих их теорию. Разумное объяснение вашему поведению они находят в том, что вы были чересчур расстроены расставанием со своим женихом. Ваши последние воспоминания относятся к тому времени, когда вы попрощались с Лео и поехали к родителям в Хеллингдон-Холл две с половиной недели назад. Возможно, вы не знаете о неоднократном повторении вами этой информации. И полиции, и моим коллегам в больнице Одсток. По их мнению, а возможно, оно ошибочно, для вас стало важным сохранить в памяти только счастливые события, а остальное, все то, что случилось после разрыва с Лео и его сообщения о намерении жениться на Мег Харрис, ваш мозг предпочел «вычеркнуть».

Это сообщение она переваривала достаточно долго.

— Значит, они полагают, что моя амнезия носит чисто физиологический характер. Что ж, в таком случае, это хотя бы сохранит мое доброе имя. Выходит, что я не смогла даже представить себе такую подлость Лео. Вот поэтому я сначала стерла из памяти его гнусное поведение, а потом и то, что сама оказалась слабой и не смогла жить без него.

Какая безупречная логика!

— В общем, примерно так все и было передано вашему отцу, — подтвердил доктор, замечая, как на глазах пациентки заблестели слезы.

— Ну, хорошо. Если я была настолько расстроена поведением Лео две недели назад и подсознательно пожелала вытереть все последующее из памяти, то почему сейчас на меня эти «новости» не подействовали аналогичным образом?

— Не знаю, — пожал плечами Протероу. — Но это действительно интересно. А вы сами как бы объяснили такой феномен?

Она отвернулась.

— У меня накопилось очень много проблем, связанных даже с самой мыслью о замужестве. Единственное, что я сейчас ощущаю, так это облегчение от сознания того, что мне не придется все это испытать. И я могу вас заверить в том, что я вовсе не расстроилась тогда, узнав о решении Лео, и уж тем более не потеряла рассудок.

Доктор согласно кивнул.

— Что ж, я готов принять на веру подобное утверждение. Давайте поговорим об этом подробнее. Итак, от кого первоначально исходила сама идея пожениться? От вас или Лео?

— Вообще-то, она принадлежала моему отцу. Но раз уж вы мне предлагаете выбор: я или Лео, то, конечно, больше этого хотел он. Примерно два месяца назад он сделал мне предложение. Это было как гром среди ясного неба, но я согласилась, потому что именно в то время мне казалось, что я и сама хочу того же.

— Но потом вы передумали.

— Именно так.

— Вы кому-нибудь рассказывали о том, что изменили свое решение?

— Кажется, нет. — Она ощущала скептицизм в его словах так, будто его можно было потрогать руками. О Господи, что за дурацкое положение! — Но я уверена, что Лео должен был об этом знать, — быстро добавила она. — Неужели он сам говорит, что я сильно расстроилась по поводу его ухода?

— Не знаю. — Доктор отрицательно покачал головой.

Джинкс взглянула на телефон, стоявший рядом с кроватью.

— Я помню домашний телефон Мег. Мы можем позвонить и спросить его прямо сейчас.

Но хочется ли ей услышать его голос? Признается ли он в том, что она действительно не была настроена на свадьбу?

— К сожалению, это невозможно. Полиция уже пыталась с ним связаться, но Лео на неделю уехал из страны, — сообщил доктор.

Невозможно. Она уже знала об этом. Но как? Джинкс нервно облизнула губы.

— А что с Мег?

— Она поехала вместе с ним. Мне сказали, что они путешествуют по Франции. — Протероу наблюдал, как женщина судорожно сжимала и разжимала кулаки. Сейчас он думал о том, какими же сложными эмоциями должны были руководствоваться те двое, чтобы вот так запросто предать он — свою невесту, а она — подругу.

— Вы собирались рассказать мне, что заставило вас передумать относительно замужества, — напомнил он. — Так что же все-таки произошло? Это решение созрело неожиданно или развивалось постепенно?

Она напрягла память.

— Я осознала, что единственной причиной, по которой он собирался жениться на мне, было то, что я являюсь дочерью Адама Кингсли, а он — далеко не бедный человек. — Но правда ли это? Не был ли это Расселл, мечтающий жениться на ней исключительно ради денег? Джинкс замолчала, погружаясь в размышления. — Тот, кто копает яму другому, попадает в нее сам, — неуверенно пробормотала она.

— Почему вы это вспомнили?

— Потому что сейчас вы должны спросить меня о том, богаты ли родители Мег.

Доктор промолчал.

— Нет, не богаты. Ее отец получает довольно скромное жалованье. Он сельский приходской священник. — Она затушила сигарету и натянуто улыбнулась. — Таким образом, получается, что Лео наконец-то нашел настоящую любовь.

— Вы сердитесь на Мег? Ваша мачеха говорила, что вы знаете друг друга уже долгое время.

— Мы вместе учились в Оксфорде. — Она взглянула на доктора. — Нет, я вовсе не сержусь на нее. Но это происходит, наверное, от того, что мне пока все равно трудно поверить в случившееся. Остается только поверить Бетти на слово.

— А вы ей не верите?

— Не всегда, но это вовсе не указывает на комплекс Электры. Она единственная мать, которую я знала, поэтому мы с ней прекрасно ладим.

Доктор удивленно приподнял бровь.

— А чем вы занимались в Оксфорде? Классической литературой?

Она кивнула:

— И могу вас заверить, что это была пустая трата времени. Особенно для человека, который потом посвящает себя искусству фотографии. Я неплохо разгадываю кроссворды и могу определить происхождение слова. В остальном же на меня только зря тратили силы и старания.

— Что же получается? — Доктор в задумчивости почесал бородку. — У вас появился своего рода защитный механизм против тех, кто считает вас чересчур привилегированной особой?

— Просто привычка, — отмахнулась она. — Между прочим, только отец находит мои познания впечатляющими. Остальные их, как правило, не замечают.

— Понятно.

В этом она сильно сомневалась. Гордость Адама своей единственной дочерью граничила с безрассудством. Впрочем, что и в какой степени было известно этому доктору? Встречался ли он с Адамом? Осознал ли он его тиранию, смог ли оценить те условия, в которых приходилось жить обитателям Хеллингдон-Холла?

— Послушайте, — вдруг резко произнесла она. — Давайте сделаем это еще проще. Я вам помогу. Буду сама себе задавать вопросы и отвечать на них. Я уже привыкла к таким процедурам. Итак, сколько лет вам было, когда умерла ваша мать? Два года. А сколько к тому времени, как Адам женился во второй раз? Семь. Вас раздражала ваша мачеха? Понятия не имею, я была очень маленькая, чтобы обращать внимание на такие вещи. А вы ее раздражали? Не знаю, я тогда еще не понимала, что такое раздражение. У вас есть братья или сестры? У Бетти от Адама есть два сына. Это мои братья Майлс и Фергус. Какие у вас с ними отношения? Нормальные, как у братьев и сестры. Сколько им лет? Двадцать шесть и двадцать четыре. Они женаты? Нет, пока что живут с родителями. Вы любите своего отца? Да. А он вас? Да.

Протероу разразился таким искренним смехом, что невольно бы вызвал улыбку у каждого, кто услышал бы его сейчас.

— Господи! А что же вы сделаете, если вас попросить выступить «на бис»? Откусите голову у психиатра? Я ведь пришел сюда просто так, чтобы убедиться, что вам здесь нравится и нет никаких жалоб. Мне очень хочется, чтобы вы остались с нами до полного выздоровления.

Она снова закурила. Итак, он ничего не знает.

— Я уверена, что никаких жалоб и пожеланий у меня не возникнет. Адам не стал бы платить по четыреста фунтов в день, если бы сначала лично не убедился, что условия здесь идеальные.

— Но ведь об этом судить вам, а не вашему отцу, — напомнил доктор.

Она искоса взглянула на него.

— На вашем месте я не стала бы акцентировать на этом внимание. Между прочим, Адам весьма деятельный человек. Не думаете же вы, что он заработал свои миллионы, просто сидя на месте.

Протероу неопределенно пожал плечами.

— Я уверен, что он очень близко к сердцу принимает все, что связано с вами.

Она выпустила в воздух тоненькое колечко дыма.

— Покажите мне его сердце, доктор Протероу, и тогда, возможно, я вам поверю.

Глава четвертая

Среда, 22 июня.

Солсбери, Лэнсинг-роуд, 53.

8 часов вечера.


Молодой человек не торопился вставать. Он распластался на кровати, поверх смятых простыней, пресыщенный и удовлетворенный, и наблюдал, как женщина одевается перед зеркалом. Ее отражение бросало на него усталые взгляды. Несмотря на его деликатные манеры, бесконечные «пожалуйста» и «спасибо», она прекрасно сознавала, с кем имеет дело, и это пугало ее. На своем коротком веку ей приходилось общаться с самыми разными мужчинами. Наверное, она перепробовала все типы представителей мужского пола, или почти все. Но этот экземпляр был явно сумасшедшим.

— Теперь тебе придется уйти, — произнесла она, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения. — Через минуту ко мне должен заявиться еще один клиент.

— Неужели? Прогони его, а я тебе оплачу все расходы.

— Я не могу так с ним поступить, любовь моя. Это постоянный клиент.

— Врешь, — лениво заметил он.

— Нет-нет, это правда. — Она попыталась изобразить на лице подобие улыбки. — Послушай, мне очень понравилось быть с тобой. Я уж и не помню, когда в последний раз испытывала оргазм с клиентом. Неужели ты мне и здесь не поверишь? Только вообрази: такая профессионалка, как я, запомнит на всю жизнь то, что только что произошло между нами. В этом кое-что есть! — Она придвинулась поближе к зеркалу и принялась подводить глаза, пристально наблюдая при этом за выражением его лица. — Но времена пошли трудные, и я не имею права упускать клиентов. Если я сейчас скажу, чтобы он отвалил, то он кончит. — Она нервно хихикнула. — Кончит ко мне приходить, я имею в виду. А ты знаешь, что это для меня означает? Поэтому, сделай одолжение, любимый, и оставь нас, пожалуйста, вдвоем. Он, разумеется, ничто по сравнению с тобой. Бог свидетель, я говорю сущую правду. Но этот тип приходит ко мне регулярно, каждую неделю, и при этом неплохо платит. Ну, договорились?

— А у тебя действительно был оргазм?

— Ну, конечно.

— Ах ты, мерзкая потаскуха! — Он с неожиданной ловкостью соскочил с кровати, бросился к ней, и шея женщины моментально оказалась в жестком локтевом захвате. — Чтобы удовлетворить тебя, потребуется бульдозер! — Он еще сильнее стиснул ее горло. — Ненавижу, когда меня обманывают проститутки. Сознайся, что ты просто лживая шлюха!

Но женщина имела достаточно опыта и прекрасно понимала, что психопатам нельзя говорить правду. Поэтому она спокойно взяла в руки его пенис и принялась ласкать его, сознавая: если она сегодня останется в живых, то ей крупно повезет. Пока он получал настоящее удовольствие лишь тогда, когда со всей силы хлестал ее по лицу в момент достижения оргазма.

Ухватив женщину за волосы и заломив ей руку за спину, он швырнул ее на кровать. Тут она с горечью осознала всю парадоксальность случившегося. Обычно ей приходилось обслуживать пожилых сластолюбцев, а тут, после телефонного звонка, очередной клиент, появившийся на ее пороге, был живым воплощением Адониса. «Как же мне повезло!» — подумала она в тот момент. «Глупая сука! Ты и представить себе не могла…» — дошло до нее сейчас.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

8 часов 20 минут вечера.


Возле кровати Джинкс нетерпеливо тренькнул телефон, и этот звонок, болезненно отозвавшийся в голове, напомнил ей о существовании мира, вернуться в который она была еще не готова. Поначалу она решила вовсе не снимать трубку, но потом сообразила, что это может быть внутренний звонок. И тогда, если она его проигнорирует, кое-кто кое-где в своей книжечке отметит «галочкой» ее поведение. Голос паранойи убедительно доказывал Джинкс, что в этом случае ее душевное здоровье обязательно будет поставлено под вопрос.

Она решительно схватила трубку и прижала ее к уху.

— Джинкс Кингсли, — сдержанно произнесла женщина.

— Вот и прекрасно, — послышался облегченный выдох. — Я совсем с ног сбился, пытаясь дозвониться до тебя. Это Джош Хеннесси. Мне удалось выбить этот номер из твоей мачехи. Она еще сказала, что ты отлично себя чувствуешь, если не считать потери памяти…

— Джош Хеннесси? — эхом отозвалась Джинкс, и в ее голосе прозвучало искреннее удивление. — Совсем как в названии компании «Харрис и Хеннесси»? Тебя очень хорошо слышно, как из соседней комнаты. Где ты?

Мужчина весело рассмеялся.

— Насчет названия все правильно, только сейчас компанию можно окрестить, скорее, как «Хеннесси, еще раз Хеннесси и чуть-чуть Харрис». Мег улизнула во Францию, оставив меня нянчиться со всем хозяйством. Сейчас я нахожусь в телефонной будке на Пиккадилли. — Он замолчал, и Джинкс отчетливо услышала шум городского транспорта. — Я чертовски рад, что потеря памяти не распространяется на твоих старых друзей и знакомых. Мы все чуть не рехнулись, узнав о происшедшем. — И снова молчание в трубке. — Мы действительно очень переживали из-за этого несчастного случая, но твоя мачеха успокоила нас, сказав, что ты быстро поправляешься.

Джинкс вымученно улыбнулась. С Джошем вечно так: всегда «мы» и никогда "я".

— Я бы не согласилась с ней, — произнесла она. — Сама я чувствую себя кучей отбросов. Надеюсь, ты уже слышал о Лео и Мег?

Мужчина промолчал.

— Все в порядке, тебе совсем не обязательно щадить мои чувства. На самом деле я даже рада, что Лео наконец-то нашел себе настоящую семью и дом. — А не врет ли она самой себе? — Им будет хорошо вдвоем.

— Ну, если тебя хоть чуточку утешит мое мнение, то лично я считаю так: их отношения скоро прекратятся. Ты же прекрасно знаешь Мег и ее краткие бурные романы. К тому времени, когда они вернутся, она притащит за собой какого-нибудь влюбленного французика, а старина Лео за ненадобностью будет выброшен на свалку следом за остальными поклонниками. Это же вероломная стерва, Джинкс. И я всегда так считал.

«Какая наглая ложь! — подумала женщина. — Ты же без ума от нее». — Однако вслух было произнесено совсем другое:

— Она ничуть не изменилась, хотя Лео сперва выбрал меня. Однако я не держу на нее зла, поэтому советую и тебе не сердиться.

Джош откашлялся.

— Ну, как ты себя чувствуешь после… ну, того, что с тобой произошло? — поинтересовался он.

— Ты имеешь в виду мою попытку самоубийства? Я ничего не помню об этих событиях, поэтому все в порядке.

Последовала короткая пауза.

— Прекрасно. Послушай, я звоню вот еще почему. Я пытаюсь отыскать Мег уже восемь дней, но все безуспешно. То есть с нулевым результатом, хотя оставляю ей послания на автоответчике. Она сама торжественно клялась могилой бабушки каждый день прослушивать то, что ей наговорили, и обязательно реагировать. Если даже это и так, то она продолжает игнорировать мои послания. А я тем временем постепенно схожу с ума от огромного количества работы, которая накопилась здесь. Я попытался связаться с ее братом и еще с парой-тройкой друзей, чтобы выяснить у них, куда она с Лео отправилась, но и они все находятся в полном неведении. Ты моя последняя надежда, Джинкс. Может быть, у тебя есть какая-нибудь мысль, как мне ее найти? Поверь, я не стал бы тебя тревожить, но мое положение становится отчаянным. У меня тут горит один контракт, который надо отправить по факсу, срочно требуется ее подпись, и я не знаю, что делать. — Он сердито заворчал в трубку. — Поверь, я сейчас настолько зол, что с удовольствием отвернул бы ей голову. И Лео тоже.

Джинкс прижала пальцы к вздувшейся вене возле глаза, которая пульсировала и приносила женщине невыносимые страдания. Какие-то смутные непонятные образы замелькали у нее перед глазами. Совершенно бессмысленные и не вызывающие в памяти ничего, кроме чувства пустоты. Она попыталась напрячь воображение, но, как утопающий человек, они тут же скрылись в глубине ее подсознания, оставив неприятное ощущение обмана.

— Ну, если они во Франции, — медленно произнесла она, — тогда, скорее всего, они отправились домой к Лео в Бретань. Правда, боюсь, что сейчас не вспомню телефон, Джош, да и факса у него там, кажется, нет.

— Это неважно. Ты знаешь адрес?

— По-моему, да. — Напрягая память, она продиктовала его полностью.

— Ты молодчина, Джинкс. Напомни мне как-нибудь, что за мной должок, и я приглашу тебя куда-нибудь поужинать.

Она нервно рассмеялась.

— Договорились. Правда, если я потом об этом вспомню. — Джинкс немного помолчала. — А тебе действительно так уж нужен адрес Мег?

Но он уклонился от ответа:

— Я бы мог прийти навестить тебя в эти выходные, — предложил Джош. — Или ты сейчас находишься в состоянии зимней спячки?

— Что-то вроде того, — вздохнула Джинкс, одновременно соображая, а хочется ли ей вообще кого-либо видеть. — Я, скорее, веду растительную жизнь.

— Это расценивается как да или нет?

Вена у глаза вздулась еще сильнее.

— Конечно, да, — солгала Джинкс. — Приходи, я буду рада тебе.

* * *

Следующие пятнадцать минут Джинкс испытывала настоящую паранойю. Раз десять она протягивала ладонь к телефону, стоявшему на прикроватной тумбочке, и тут же, словно обжегшись, отдергивала руку назад. Спокойствие и уверенность покинули ее вместе с памятью. Сейчас Джинкс боялась, что кто-то станет подслушивать ее разговор. Кроме того, ей казалось, что все, произнесенное ею, будет выглядеть со стороны глупостью. Ровно в восемь тридцать, если верить цифрам, горящим в углу экрана телевизора, она приглушила звук, ухватилась за телефонную трубку и быстро набрала знакомый номер.

— Алло, — послышался бодрый голос, который, как ни странно, принадлежал восьмидесятитрехлетнему человеку.

— Полковник Клэнси?

— Да.

— Это Джинкс Кингсли. Скажите, вы сейчас не очень заняты? Я хотела бы побеседовать с вами.

— Моя милая девочка, ну, конечно, я свободен. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. А вы?

— Тревожусь! — почти выкрикнул полковник. — А если честно, то я очень волнуюсь за тебя. Я чувствую себя немного виноватым, Джинкс, и Дафна тоже. Нам надо было поступить тогда по-другому… Подожди-ка, я прикрою дверь. Этот проклятый телевизор включен на полную громкость. Там сейчас крутят какой-то ерундовый старый фильм, но Дафна его очень любит. — Джинкс услышала, как трубка стукнулась о маленький журнальный столик в холле, затем хлопнула дверь и где-то совсем далеко залаял Геббельс, кроткий йоркширский терьер. — Ты меня слушаешь? — раздалось через несколько секунд.

Джинкс почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы признания. Ей почему-то всегда казалось, что этот старик намного серьезнее и свирепее своей собачки, и на самом деле его надо было называть «полковник Геббельс», а терьера — просто «Клэнси».

— Да, конечно, и мне очень приятно поговорить с вами. — Она на секунду замолчала, не зная, что сказать еще. — А как поживает Геббельс? — И вот уже в который раз удивилась, почему они так странно назвали своего песика. Может быть, она знала об этом раньше, только уже забыла, или относилась к этой необычной кличке как к самому собой разумеющемуся, так же, как и к другим проявлениям эксцентричности своих соседей?

— Как всегда, страдает от блох. Дафна выкупала его, и сейчас он больше похож на мокрый мохеровый свитер. Нелепое и смехотворное существо.

«Интересно, к кому относится это сравнение — к терьеру или к собственной жене?» — пронеслось в голове Джинкс.

— Я беспокоилась за свои цветы, — проговорила она, подыскивая нейтральную тему для разговора и одновременно вспомнив, что у соседей имелся запасной набор ключей от ее дома. — Вас не слишком затруднит время от времени поливать их?

— Мы ухаживаем за ними каждый день, Джинкс. Мы же знали, что тебе это будет приятно. Все растения чувствуют себя отлично, кроме того, в комнатах чисто и прибрано. Одним словом, дом уже готов тебя принять, как только ты поправишься.

— Огромное вам спасибо.

— Ну, это самое малое, что мы смогли сделать для тебя.

Наступила неловкая пауза, во время которой Джинкс судорожно пыталась найти еще что-нибудь, чтобы продолжить разговор. — Запишите, пожалуйста, мой номер телефона. Я нахожусь в Солсбери, в клинике Найтингейл. — Она прищурилась, разглядывая цифры, выбитые на аппарате. — Правда, я не знаю кода, но дальше следует два-два-один-четыре-два-ноль. Это на всякий случай.

— Готово, — отрапортовал полковник. — Так ты говоришь, что чувствуешь себя нормально? Рад слышать. Значит, там за тобой прекрасно ухаживают, верно?

— Да.

— Голос у тебя довольно бодрый.

Еще одна пауза, после которой они заговорили одновременно:

— Ну, тогда я пожелаю…

— Полковник…

— Да?

— Пожалуйста, не вешайте трубку. Это еще не все. — Женщина внезапно заволновалась. — Моя мачеха говорила, что вы спасли мне жизнь, когда я была в гараже. Это правда? Будто бы я закрылась там и включила двигатель, а вы успели вытащить меня, прежде чем я… ну… покончила с собой.

— А ты сама разве не помнишь? — обеспокоился Клэнси.

— Нет. — Она болезненно сглотнула. — Мне очень жаль, но это действительно так. Я вообще ничего не помню, то есть все то, что произошло после того момента, когда я гостила у родителей две недели назад. Правда ли, что Лео уже нет в доме? Я даже не знаю, кого еще я могла бы об этом спросить, и мне очень неудобно, что я надоедаю вам, но для меня это очень важно. Мне постоянно говорят такие вещи, которые вообще не укладываются у меня в голове. То, что я напилась и пыталась покончить с собой. Но я… просто… о Господи! — Она закрыла рот рукой, почувствовав, что вот-вот расплачется. Вешай трубку, глупая женщина.

— Ну, ничего страшного, — послышался успокаивающий голос полковника. — Боже мой, раньше на моем плече рыдали и сильные здоровые мужчины. Тебе нужно все знать, и это понятно. Твоя мачеха — хорошая, милая женщина, но если она хоть чуточку похожа на Дафну, то, разумеется, могла кое-что напутать. Правда, я и сам не очень-то многое знаю, — предупредил он. — Ты же сама помнишь, что я не любитель совать свой нос в чужие дела, особенно, когда меня об этом не просят.

— Да, это так. Вы самые лучшие соседи. — Странно, но она всегда ладила с ним и понимала с полуслова. Наверное, так же к нему относились и все остальные.

— Лео уехал уже больше недели назад, Джинкс. В тот самый вечер, когда ты вернулась из Гемпшира. Надеюсь, ты не посчитаешь это неуважением с моей стороны, но я даже рад, что ты отделалась от него. Я никогда не любил этого типа, даже его манеру одеваться. Ты была для него чересчур хороша. Самое забавное то, что я ведь разговаривал с тобой в субботу, и тебя его побег ни чуточки не расстроил. «Этот ублюдок просто заманил меня, а потом бросил, полковник», — заявила ты мне тогда. — Клэнси сдержанно усмехнулся в трубку. — А в воскресенье я неожиданно обнаруживаю тебя в гараже. В общем, если быть совсем точным, панику поднял Геббельс. Он словно прилип к дверям и лаял так, словно спятил окончательно. — Клэнси замолчал, и Джинкс ясно представила себе, как в эту секунду полковник взбивает свои пышные усы и расправляет плечи. — Короче говоря, я вытащил тебя на свежий воздух. Хотя надо было бы вызвать врача, у меня ведь неподалеку живет приятель. Я очень расстроен, что не сделал этого, если уж быть откровенным до конца.

— Мне очень жаль. А я вам ничего тогда не сказала? То есть не было никаких объяснений или чего-нибудь подобного? — Джинкс судорожно сжала трубку. — Я просто не могу поверить… ну, вы понимаете. Не из-за Лео же все это случилось…

— В общем, я с тобой полностью согласен. Лично я считаю, что это был несчастный случай. Ты завела двигатель, а двери гаража захлопнулись, и все такое. Ты ведь не приделывала никаких шлангов к выхлопной трубе, верно? Дело в том, что ты вполне могла натворить всяких глупостей, если учесть обстоятельства. Но все равно ты очень быстро пришла в себя, шутила с нами и упрашивала Дафну не волноваться. Даже звонила кому-то из своих друзей и договаривалась о встрече. Моя старуха, конечно, настаивала на том, чтобы позвать доктора, но ты ей не разрешила. «Я великолепно себя чувствую, миссис Клэнси, — заявляла ты, — а если я здесь задержусь, то опоздаю». Больше всего меня напугало то, что ты раздавишь несчастного Геббельса, так ты его тискала и целовала. — Полковник мрачно усмехнулся. — Ты еще добавила, что с этой минуты в твоей постели не будет никого, кроме, разве что, маленькой собачки.

Джинкс задумчиво ущипнула себя за щеку.

— Тогда почему Бетти считает, что я пыталась покончить жизнь самоубийством? — Голос женщины стал удивительно спокойным.

— По той причине, моя девочка, что если прилетела одна ласточка еще не значит, что наступило лето, но две, наверное, меняют суть дела. К сожалению, здесь есть и наша вина. Неделю назад к нам заявились полицейские и объяснили, что ты врезалась на машине в столб, и все выглядело так, словно ты намеренно решила распрощаться с жизнью. Потом они спросили нас, не случалось ли чего подобного с тобой и раньше. Ну, Дафна и выдала им все и насчет гаража, и как ты потом обещала больше никогда такого не повторять. Она еще добавила, какой негодяй этот Лео, ну, и, видимо, они достаточно быстро сделали свои выводы. Глупая старуха, — с нежностью добавил полковник. — Хотя она рассказывала это все не со зла и сейчас очень переживает за тебя, ругая себя за свой длинный язык. Я, конечно, как мог, попытался исправить ее ошибку, убедил их насчет того, что это на тебя совсем не похоже, но, как мне кажется, я просто бился головой о непробиваемую стену. — Клэнси снова прокашлялся. — Должен признаться, Джинкс, сейчас, поговорив с тобой, я и сам окончательно убедился, что это полная чушь насчет самоубийства. Ты всегда поражала меня своей стойкостью и способностью держаться до победного.

Женщина некоторое время не могла говорить, но затем все же выдавила:

— Спасибо. Я тоже была о себе примерно такого же мнения. Обязательно обнимите за меня миссис Клэнси и Геббельса. Хорошо?

— Обязательно. Надеюсь, ты уже скоро вернешься сюда?

— Я бы и сейчас не отказалась, но только пока забинтована с ног до головы. Если бы вы только видели меня, полковник! Я больше похожа на Бориса Карлоффа из кинофильма «Мумия».

— Ха! — развеселился Клэнси. — Я вижу, чувство юмора тебя не покинуло. Наверное, перед твоей палатой стоит бесконечная вереница посетителей, которые постоянно тебя смешат?

— Нет, — тут же призналась Джинкс. — Это разговор с вами прибавил мне сил и бодрости. И спасибо за то, что вы вытащили меня тогда из машины. Я позвоню вам, как только демобилизуюсь и сообщу о расчетном времени прибытия.

— Мы будем тебя ждать, дорогая моя девочка. Ну, а пока семь футов тебе под килем. Договорились?

— Конечно. До свидания, полковник.

Разговор прекратился, но Джинкс еще некоторое время прижимала трубку к груди, словно продолжая поддерживать с полковником незримую связь. Ей не хотелось расставаться хотя и с эфемерным, но приятным чувством, возникшим после общения с Клэнси. Депрессия, подобно приливу, уже подкрадывалась сзади, и тут до женщины дошло, что она позвонила человеку, к которому прежде даже боялась обратиться первой. Неужели неделю назад ей было настолько одиноко, что она решилась на такой безрассудный поступок? Господи, помоги мне, если я действительно сделала это…

— К вам пришел ваш брат, мисс Кингсли, — объявила чернокожая сиделка, распахивая настежь чуть приоткрытую дверь. — Я предупредила его, чтобы он не отвлекал вас больше, чем на десять минут. Правда, в девять часов посетители уже должны уходить, но так как он ваш брат и проделал такой длинный путь из Фордингбриджа… в общем, если вы не будете слишком сильно шуметь… — Тут она заметила, как неожиданно побледнела Джинкс, и прищелкнула языком. — Вам плохо, милая моя? Вы выглядите так, словно увидели привидение.

— Все в порядке.

— Ну и хорошо, — весело произнесла сиделка. — Только не шумите, а то меня выгонят с работы.

Майлз, как всегда излучающий мальчишеское обаяние, взял в свою руку ладонь негритянки и широко улыбнулся:

— Я весьма признателен вам, Эми. Большое спасибо.

Сиделка смутилась:

— Не за что. Ну, а мне лучше вернуться на свое рабочее место. — Она нехотя высвободила руку и закрыла за собой дверь.

— О Боже! — фыркнул Майлз, плюхаясь в кресло. — Она ведь на самом деле подумала, что понравилась мне. — Он внимательно посмотрел на Джинкс. — Мама сказала, что ты опять вернулась в страну живых, поэтому я решил приехать сюда и проверить это лично. Ты выглядишь отвратительно, хотя, наверное, и сама это знаешь.

Джинкс потянулась за сигаретами:

— Очень жаль, что ты так разочарован.

— А еще она говорит, что ты не помнишь ничего после четвертого числа. Это так?

Женщина промолчала.

— Значит, правда. — Внезапно он засмеялся. — Выходит, ты даже не помнишь ту неделю, которую провела в Холле?

Джинкс достала зажигалку и одарила брата ледяным взглядом.

— Так вот, на той самой неделе ты заняла у меня пару сотен фунтов, и мне хотелось бы получить их назад.

— Пошел вон отсюда, Майлз!

Он усмехнулся:

— Ну, вот, звучит знакомо. Так что за чертовщина у тебя с этим провалом памяти? Ты, что же, хочешь все замять с отцом?

— Не понимаю.

— Ну, то, что ты натворила, а не должна была вообще делать.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Он безразлично пожал плечами:

— Тогда с какой стати тебе понадобилось кончать с собой? Отец в последнее время стал совсем невыносим. Надо было подумать об этом, прежде чем совершать всякие глупости.

Джинкс пропустила это замечание мимо ушей и закурила.

— Ты, вообще, будешь со мной разговаривать или я напрасно сюда тащился?

— Думаю, что не напрасно, — ровным голосом произнесла женщина, — поскольку, как мне кажется, визит в клинику был последним пунктом в твоем списке. — Она внимательно взглянула на него и, заметив вспышку удивления в глазах, тут же поняла, что не ошиблась в своем предположении. — Да ты просто сошел с ума, — продолжала она. — Адам вовсе не шутил, когда предупреждал тебя о последствиях. Зачем тебе все это нужно?

— Ты считаешь, что тебе известно абсолютно все?

— Только когда речь идет о тебе.

Он снова усмехнулся:

— Ну, хорошо. Меня это сильно возбуждает. Да ладно, Джинкс, ничего страшного ведь нет в том, что я сыграл в гостинице пару партий в покер. Да и отец об этом никогда не узнает. Ведь ты ему не расскажешь, а я — тем более. — Он глупо хихикнул. — На этот раз я выиграл. — Юноша с гордостью похлопал себя по нагрудному карману куртки. — И попрошу больше никаких лекций, ладно? Я не собираюсь снова залезать в долги. Старик явно дал понять, что в следующий раз не намерен платить за меня.

Майлз был сильно возбужден, и теперь Джинкс думала о том, сколько же ему удалось выиграть. Однако чтобы сменить тему, она, как бы между прочим, поинтересовалась:

— А как себя чувствует Фергус?

— Так же погано, как и я. Пару дней назад папуля его аж до слез довел. Ты знаешь, что мне кажется? Когда-нибудь этот слизняк подрастет, и тогда твой ненаглядный Адам сам получит от него неплохую взбучку. — Майлз нервно теребил полы своей куртки. — И зачем тебе понадобилось так поступить? Адам теперь ненавидит и тебя, и нас, и вообще всех вокруг. А бедную маму — больше всех.

Джинкс легла на кровать и уставилась в потолок.

— Ты не хуже меня знаешь, как все это просто решается.

— О Господи, только не лекции! Со стороны иногда кажется, что тебе не тридцать два, а уже далеко за сорок. — Он скорчил гримасу и заговорил тоненьким голоском, изображая Джинкс: — Ты уже достаточно вырос, чтобы встать на ноги, Майлз. Нельзя думать, что мама всю жизнь будет дарить тебе один «порше» за другим. Пора оставить родительский дом, начать работать и завести собственную семью.

— Я не понимаю, почему ты не хочешь всего этого.

— Потому что отец отказывается помогать, вот почему. Ты сама все знаешь. Если мне и брату хочется жить со всеми удобствами, мы остаемся с родителями, где отец сможет контролировать наши действия. Если мы уедем из дома, то, разумеется, начнем заниматься темными делишками, чтобы получить столько денег, сколько нам надо. Трудно заработать честным путем.

— Ну, что ж, добро пожаловать в мир честных людей, — съязвила Джинкс. — А как, по-твоему, живут все остальные?

Он снова повысил голос, но на этот раз от злобы и обиды:

— Ну, тебе-то не слишком приходилось трудиться. Ты палец о палец не ударила, а сразу пригрела денежки Рассела. Господи, ты хочешь казаться такой снисходительной! «Добро пожаловать в мир честных людей!». Не смеши меня, Джинкс!

Она почувствовала, что устала, как собака. И почему бы сиделке не заявиться в палату и не спасти несчастную женщину? Она затушила сигарету и серьезно взглянула на брата:

— Я считаю, что лучше заняться хоть каким-то делом, чем позволять Адаму обращаться с собой, как с грязью. — «Что-то с ним происходит, — думала Джинкс. — Он похож на наркомана, ожидающего своей дозы: весь извертелся, издергался, глаза блестят как-то болезненно»… О Господи, только не наркотики… не наркотики… Но, уже засыпая, она решила, что здесь наверняка виноваты именно они. Единственное, в чем Майлз был силен, так это в потворстве собственным желаниям. И это, разумеется, досталось ему в наследство от отца.


Больница Одсток, Солсбери.

9 часов вечера.


Молоденький дежурный врач отделения травматологии только недавно окончил ординатуру, но годы учебы все же не смогли подготовить его к подобному. Он натянуто улыбнулся женщине, лежавшей в палате и сжимавшей руку находящейся тут же сиделке. «Это еще хуже, чем слоновья болезнь», — промелькнуло в голове хирурга. Лицо женщины распухло настолько, что ее с трудом можно вообще было отнести к представителям человечества. Она назвала свое имя. Миссис Хейл.

— Вам здорово досталось, — пустым голосом произнес доктор, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

— Мой муж… — пробормотала несчастная, с трудом разлепив опухшие губы.

Хирург внимательно осмотрел кровоподтеки, оставшиеся на шее жертвы. Ее явно хотели задушить.

— У вас болит только лицо? — поинтересовался он.

Она покачала головой, потом, как бы извиняясь за причиненные беспокойства, приподняла юбку, под которой виднелись окровавленные трусы.

— Он… — Из-под распухших век показались слезы. — Он искалечил меня.

* * *

Через три часа понимающая и сострадающая сотрудница полиции пыталась убедить несчастную женщину сделать заявление, прежде чем ее перевезут в операционную, чтобы заняться вплотную ее поврежденным организмом.

— Послушайте, миссис Хейл, мы знаем, что ваш муж не мог этого сделать. Мы уже все проверили и выяснили, что в настоящее время он отбывает срок в тюрьме Винчестера за хранение и торговлю крадеными вещами. Нам известно и о ваших занятиях, поэтому то животное, которое так поиздевалось над вами, может быть одним из ваших клиентов. Сейчас нас не интересует ваш способ зарабатывать себе на жизнь. Нам необходимо остановить этого подонка прежде, чем он изуродует подобным образом еще одну девушку. Вы согласны помочь нам?

Но женщина лишь отрицательно помотала головой.

— Ведь в следующий раз он может пойти на убийство. И вы хотите, чтобы это оставалось на вашей совести? Все, что нам требуется, это описание его внешности.

— Помилуйте меня, любовь моя, — прохрипела проститутка.

— У вас сломаны обе скулы, сильно повреждено горло, вывихнуто запястье и, помимо всего прочего, сейчас имеется внутреннее кровотечение из-за того, что эта скотина засунула вам в задний проход массажную щетку, — не выдержала допрашивающая. — Вам повезло, что вы вообще выжили. Следующая женщина, которую он заманит, может оказаться не такой везучей.

— Это вы верно заметили. И ей окажусь я, если только начну раскалываться. Он поклялся, что в случае чего обязательно вернется. — Она устало закрыла глаза. — Врачам не следовало вызывать вас. Я не давала на это своего разрешения и не собираюсь никого обвинять в случившемся.

— Может быть, вам нужно время, чтобы подумать об этом?

— Не имеет смысла. Вам его не поймать, а я не хочу остаток жизни провести в вечном страхе.

— Почему вы считаете, что он такой уж неуловимый?

Она снова хрипло засмеялась:

— Потому что он куда проворнее меня. В любом случае, в суде он обязательно выиграет дело, если до этого дойдет. Я всего-навсего старая шлюха, а он — маленький лорд Фаунтлерой.


23 июня, четверг.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

3 часа 30 минут ночи.


Так же, как и каждую ночь в это время, охранник, дежуривший в клинике Найтингейл, вышел на улицу, чтобы расположиться на залитой лунным светом скамеечке. Маленький праздник, который он устраивал себе посреди смены: неторопливо покурить, не слыша осточертевших рассуждений ночного медперсонала. Охранник протер сиденье большим носовым платком и со вздохом удовлетворения грузно опустился на скамейку. Выудив из кармана куртки сигарету, он вдруг ощутил чье-то присутствие. Он вздрогнул, обернулся, а потом, нехотя поднявшись на ноги, принялся исследовать деревья, подступавшие ко входу в клинику. Никого вокруг не было, но охранник не мог отделаться от чувства, что за ним наблюдают.

Будучи мужчиной флегматичным, он отнес это на счет галлюцинаций, вызванных неумеренным потреблением сыра за ужином. Как говорила его жена: «Обжорство до добра не доводит». Но в эту ночь покурить ему так и не удалось.

* * *

Джейн Кингсли плавала в темной воде, стараясь разглядеть солнечные блики, игравшие на поверхности над ее головой. Ей хотелось двигаться, но желание было чисто рассудочным, так как она слишком ослабла. Жуткая рука, обхватив ее тело, тянула его вниз, на дно, в гущу водорослей. Настойчивая и непреклонная рука. Женщина открыла рот, чтобы впустить смерть…

Она вырвалась из сна, распластанная на спине, тяжело дышащая, покрытая липким потом. Она тонула… О Господи, помогите хоть кто-нибудь!

Свет луны, пробиваясь в щель между шторами, образовывал на полу белую дорожку. Где она? Место казалось незнакомым. Ее взгляд заметался от одной тени к другой, пока не остановился на белоснежных лилиях, резко выделявшихся среди массы темных гвоздик. Память возвращалась. Джейн — ее мать… а она — Джинкс… Джейн — ее мать… а она — Джинкс…

Трясущейся рукой она включила ночник и принялась оглядываться. Дверь в ванную, телевизор в углу, зеркало у стены, кресло, цветы… Тем не менее, прошло немало времени, прежде чем сердце ее успокоилось. Она снова устроилась под одеялом, напряженная, с выпученными, как у деревянной куклы, глазами, и попыталась подавить страх, который никак не оставлял ее. Но все казалось бесполезным, потому что она не могла понять, чего же именно она так боится.

В двух милях от нее, на другой больничной кровати, ее ужас отразился на побитом лице проститутки, которой удалось поужинать с самим дьяволом.


Чем закончится тяжба с инвестором?


Если кому-то нужно напомнить о том, что размеры инвестиций подвержены колебаниям, то это и имело место вчера. Как только стало известно, что основатель и председатель одного из крупнейших холдингов по работе с недвижимостью Адам Кингсли собирается отойти от дел, акции «Франчайз Холдингз» тут же упали в цене. Сама история этой компании говорит о том, что она была наиболее удачливой на данном рынке услуг.

Возможно, эти толки вызваны интервью, которое дал Кингсли репортерам Би-би-си во вторник вечером. Освещая подробности аварии, в которую попала его дочь Джейн, он заметил: "В жизни каждого человека наступает момент, когда он спрашивает себя: «А стоила ли вообще игра свеч?». На этот раз Адам Кингсли, прозванный Большой Белой Акулой за свою победу над компанией «Чарфорд Гордон Ассошиэйтс» восемь лет назад, теперь вцепился зубами в Би-би-си.

Как это происходило и раньше, Кингсли записывал на диктофон все даваемые им интервью, и вчера им лично была опубликована полная версия встречи с репортером, проходившая во вторник вечером. В тексте присутствует фраза, которая была выпущена редактором студии Би-би-си: «Однако сейчас это время для меня еще не наступило». В настоящий момент дело рассматривается в специальной комиссии по жалобам на средства массовой информации.

Тем не менее, этот беспрецедентный случай развеял страхи Сити по поводу дальнейшей судьбы компании «Франчайз Холдингз». «Адам Кингсли — великий жонглер и фокусник, — прокомментировал этот эпизод один из известных аналитиков. — Никто не может угадать, сколько шаров одновременно запускает в воздух этот чародей. Честно говоря, трудно даже представить, кому удастся благополучно подхватить эти шары, когда он, наконец, действительно решит уйти со сцены».

«Дэйли Телеграф», 23 июня.

Глава пятая

23 июня, четверг.

Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.

9 часов утра.


— Значит, маленький лорд Фаунтлерой, — скептически покачал головой на следующее утро сержант. — Ты считаешь, что такое сравнение стоит принять во внимание?

— Да, — упрямо тряхнула кудрями сотрудница полиции Блейк. — Я полагаю, что он намного моложе ее, вероятно, обладает искусством красноречия и прекрасно одет. Иначе зачем бы она стала приводить эту аналогию? К тому же она уверена, что в суде он произведет куда лучшее впечатление, чем она.

— Ну, этих данных все равно слишком мало.

— Я знаю. Поэтому подумала: если мне хорошенько изучить все имеющиеся у нас файлы, вдруг я выйду на что-то важное? Очень велика вероятность того, что он и раньше вытворял нечто подобное. Если я могла бы получить сведения и от второй жертвы. — Блейк пожала плечами. — Вдруг эти несчастные все же поверят нам и осмелеют настолько, что расскажут, как выглядит преступник? Гэв, ты бы только посмотрел на нее!

Тот согласно кивнул, потому что был уже ознакомлен с отчетом:

— Только будешь заниматься этим в свое свободное время, иначе я не смогу объяснить начальству, почему ты делаешь это в ущерб работе и уклоняешься от своих прямых обязанностей, предпринимая расследование, которое тебе никто не поручал. — Он весело подмигнул женщине. — И все же держи меня в курсе событий, посмотрим, что из этого получится. Я ведь неоднократно имел дело с супругом Флосси. Она никогда на него не жаловалась, бедняжка. Добрая старая Флосси!


Клиника Найтингейл, Солсбери.

10 часов 30 минут утра.


Джинкс расположилась в кресле у окна после того, как ее, наконец, оставили в покое.

— Пора тебе начинать двигаться, — уговаривала сиделка, имевшая надолго запоминающуюся внешность: прическу Маргарет Тэтчер и профиль Иосифа Сталина. — Тебе надо заставлять свои мышцы работать.

Джинкс фальшиво улыбнулась и клятвенно заверила ее, что обязательно прогуляется, но как только обманутая сиделка удалилась, тут же занялась созерцанием сада. Вскоре она заметила, что с одной из скамеек ей усиленно подает какие-то знаки ее вчерашний рыжеволосый и хитрый, как лиса, непрошеный гость. Поэтому Джинкс слегка перевела взгляд в сторону, и вскоре юноша оставил свои неудачные попытки привлечь ее внимание. Со своего места она видела длинное крыло здания, простирающееся до конца террасы, и догадалась, что клиника располагается в старинном особняке, выстроенном какой-то богатой семьей примерно два столетия назад. «Интересно, что стало с владельцами этого поместья? — лениво рассуждала она. — Может быть они, как и те, кто первоначально создал Хеллингдон-Холл, просто выродились?»

— Привет, Джинкс, — раздался негромкий голос из полуоткрытой двери, ведущей в коридор. — Ты вытерпишь присутствие посетителя, или мне стоит просто извиниться, а потом уйти?

Потрясение было настолько сильным, что сердце женщины бешено заколотилось.

Страх… страх… СТРАХ! Но чего здесь бояться?

Она сразу же узнала этот голос и отвернулась от окна.

— О Господи, Саймон! — сердито буркнула Джинкс. — Ты меня напугал. Почему, скажи на милость, ты должен извиняться и уходить? — Она прижала руку к груди. — Я еле дышу. Мне показалось, что еще мгновение, и со мной случится сердечный приступ. Никогда больше не смей так поступать.

— Я лучше позову кого-нибудь.

— Не надо! — Она жестом пригласила его в палату и начала глубоко дышать. — Все прошло. — Женщина откинула голову на спинку кресла, набирая полную грудь воздуха. — Не знаю, почему, но сейчас я была очень близка к обмороку. Я постоянно думаю… нет, не будем об этом. Неважно. Сказки мне, как ты?

Саймон Харрис по-прежнему стоял в дверях, нерешительно переминаясь с ноги на ноги.

— Давай я все же кого-нибудь позову, Джинкс, — не отступал он. — Наверное, так будет лучше. Ты выглядишь нездоровой. — Это был стройный молодой человек с лицом аскета. Словом, настоящий священник, который отличался от своей сестры, как небо от земли. В подобной ситуации, как эта, Мег бы сказала ей: «Плюнь ты на все, милая, забудь. Ты все себе придумываешь. И не вздумай обвинять меня в том случае, если ты все-таки умрешь». Саймон же только пялился на Джинкс сквозь очки, и глаза его выражали самую настоящую, хотя и беспомощную, заботу и сочувствие.

— Присаживайся, Саймон, — слабым голосом произнесла Джинкс. Сейчас ей больше всего хотелось пронзительно кричать. — Со мной все в порядке. Так почему ты подумал, что я не захочу тебя видеть?

Как бы через силу, он, наконец, оторвался от двери и направился ко второму креслу.

— Потому что я вдруг подумал, пока шел сюда по коридору, что, возможно, умышленно закрыл глаза и не учел ту неловкость, которую может вызвать мое появление.

Ну почему ты все время выражаешься так сложно?

— Кто же, по-твоему, должен испытать эту неловкость: ты или я?

— Ты, — сразу же ответил Саймон. — Я-то больше сейчас ощущаю гнев, нежели смущение. Я до сих пор не могу поверить в то, что моя сестра способна похитить жениха у своей лучшей подруги.

— Нет, я не сержусь и не ощущаю никой неловкости, мне сейчас все равно. — Она недовольно оглядела его высокий жесткий воротник и сутану. — Между прочим, — заворчала Джинкс, — я вовсе не схожу с ума по твоему облачению. Неужели нельзя было прийти хотя бы сюда в джинсах и простой рубашке? Тут все считают, что я склонна к самоубийству, ну, а уж если ко мне приходит священник… Теперь все то доверие, которое мне удалось спасти, будет наверняка полностью разрушено.

Он улыбнулся, почувствовав себя увереннее от ее попытки пошутить:

— У меня нет выбора. Времени мало. Через два часа мне уже надо быть на службе, и если бы я захотел тебя навестить в другой одежде, я просто не успел бы снова поменять ее.

— Откуда ты узнал, что я здесь?

— Мне сказал Джош Хеннесси, — пояснил Саймон, впиваясь в колени костлявыми пальцами. — Один раз я все же дозвонился до Бетти, но как только представился, она тут же повесила трубку. Фамилию Харрис в Хеллингдон-Холле лучше теперь не произносить. По крайней мере, сейчас. Правда, я ничуть не удивлен такому отношению, — печально закончил он.

— А каким же образом удалось узнать этот адрес Джошу? Моя мачеха в курсе того, что он — приятель Мег, а не мой, — изумилась Джинкс.

Саймон вздохнул:

— Поначалу он тоже получил отпор, а потом решил, что обман и хитрость являются составной частью героизма. Он представился Дином Джарреттом и добавил, что ему нужно срочно переговорить с тобой по делу.

Дин был первым помощником Джинкс на фотостудии и притом — геем. Однако он не только не скрывал этого, но, напротив, гордился своей сексуальной ориентацией и всячески выставлял ее напоказ, поскольку его это забавляло. Джинкс начала массировать внезапно занывшие виски:

— Она, наверное, напилась до чертиков, если смогла их перепутать. У них же голоса совершенно разные.

— Да, ты угадала, но только не надо на нее сердиться. Джош говорил, что ее горе по поводу случившегося показалось ему достаточно искренним.

И тут Джинкс взбесилась по-настоящему. Это почему ей нельзя сердиться на вздорную глупую женщину? По какому праву кто-то имеет наглость давать ей советы и заставлять смягчать свое справедливое презрение и негодование?

«Ты больше никогда не посмеешь так говорить о своей мачехе!» — заявил ей однажды отец, когда десятилетняя Джейн обозвала Бетти глупой женщиной, мотивируя это тем, что та до сих пор считает, будто луна вращается вокруг солнца, а Америка с Вьетнамом воюют потому, что у них общая граница. «Она только и делает, что красит ногти и бегает по магазинам», — добавила обиженная девочка.

Но сейчас Джинкс сказала совершенно другое:

— Вчера она была очень мила со мной. — Женщина вынула сигарету из пачки, лежавшей на подлокотнике кресла, и закурила. — Итак, Джошу удалось выследить Мег? Думаю, он здорово злится на нее за то, что она оставила его одного.

Саймон грустно покачал головой:

— Пока я ничего не знаю. Правда, мы с ним после этого еще не разговаривали.

Джинкс внимательно смотрела на него сквозь сигаретный дым, осознавая, что он обманывал ее, говоря, будто не испытывает никакого смущения от своего визита. Сейчас он выглядел так, словно находится явно не в своей тарелке. Почти такой же измученный и несчастный, как она сама. Он пытался смотреть куда угодно, только не на Джинкс, а его длинные пальцы без конца то мяли, то разглаживали черную саржу сутаны. Женщина разозлилась еще больше.

— Мне совершенно наплевать на Лео, — резко бросила она. — Если хочешь знать правду, он начинал действовать мне на нервы. — На ее ресницах заблестела предательская слеза. — Больше всего меня расстраивает то, будто все считают, что из-за него я решила покончить жизнь самоубийством. — Она неестественно засмеялась. — Я вовсе не завидую Мег. Поверь мне, Лео будет последним идиотом, если тоже посчитает, будто я не смогла вынести такую потерю. — Глупая, глупая женщина! Тебе не кажется, что это напоминает историю с вороной и сыром?

Саймон вздохнул:

— Отец с матерью совсем растерялись. Они и до твоей аварии отвратительно себя чувствовали, а уж теперь… — Он замолчал и некоторое время просто смотрел в пустоту. — Не знаю, что и сказать тебе, Джинкс, но я никогда так не сердился на Мег, как теперь. Конечно, она далеко не ангел — и Господь тому свидетель, но все же никто из нас не ожидал, что она так поступит.

— Как? — Женщина несколько раз нервно затянулась сигаретой. — Мне только сказали, будто Лео собрался на ней жениться и они вдвоем отбыли во Францию. Но хочет ли Мег выходить за него замуж? Если да, то он будет первым. Раньше она ни с кем не собиралась связывать свою жизнь.

— Ты действительно ничего не помнишь, да?

Джинкс мрачно кивнула:

— Более того, я, наверное, выглядела абсолютной дурой, потому что всем сообщала, как я второго июля, прыгая от радости, пойду к алтарю. — И снова слезы блеснули в ее глазах. — Послушай, это уже не так важно. Расскажи мне лучше о том, что происходило в мире за последнюю неделю. Неужели в Боснии до сих пор идет военная неразбериха? А королева до сих пор жива?

Он проигнорировал ее шутку и вместо этого заговорил о том, что ее действительно интересовало:

— Мег звонила родителям в позапрошлую субботу и выдала новости о том, что у нее уже некоторое время роман с твоим женихом, и он теперь собирается сыграть свадьбу не с тобой, а с ней. Они пока уезжают во Францию, а вернутся позже, когда шумиха уляжется, потому что так будет более тактично. — При слове «тактично» лицо священника приняло горестное выражение. — Как и можно было предположить, это сообщение вызвало бурную реакцию отца. Он обвинил ее в том, что она совсем потеряла стыд, а та начала кричать на него, чтобы тот не строил из себя святошу. Ну, как обычно, они сцепились друг с другом. Мама, разумеется, набросилась на отца, кляня его за то, что он постоянно читал дочери проповеди, да так ничего и не добился. После этого она позвонила мне и все рассказала. Мое мнение таково. Если Лео уже давно задумал так бесцеремонно бросить тебя, то он — настоящий подлец, и в скором времени так же легкомысленно поступит и с Мег. Однако мать была настроена на немедленную встречу с этим негодяем, но сестра опять не послушала ее и только обещала познакомить их, как только они с Лео вернутся из Франции. Вот, пожалуй, и все. А потом мы узнали о твоей автомобильной аварии и о том, что ты пыталась покончить с собой.

При последних словах Джинкс передернуло, но она тут же справилась с собой.

— Он вовсе не негодяй, Саймон. Ты еще недостаточно взрослый, чтобы употреблять такие слова, как «негодяй». Он просто последний ублюдок.

— Но я все-таки священник, Джинкс.

— Ну и что? А я — дочь миллионера, получившая образование в привилегированных учебных заведениях. — Она провела рукой по своей бритой голове. — Послушай, мне теперь уже все равно, пусть они затрахаются хоть до полусмерти. — Она почувствовала, как к горлу подступил комок. — Это мелочи. Мне ужасно жаль терять Мег. Она моя лучшая подруга. Вот в чем дело, Саймон.

Молодой человек был ошеломлен таким благородством. Ему снова стало стыдно за свою сестру, и он опять принялся проклинать и осуждать ее. «Неужели Мег, — удивлялся он, — случись такое с ней, была бы столь снисходительна к подруге, укравшей у нее жениха буквально перед самой свадьбой?»

— Послушай, Джинкс, может быть, тебе станет легче, если я признаюсь, что не верю в то, будто ты пыталась покончить с собой? Ведь тебя тревожит именно это. А что думают остальные?

Женщина вынула из кармана газетную вырезку, которую ей оставила Бетти, и уставилась на помятый клочок бумаги:

— Только все это не похоже на несчастный случай, верно? — медленно произнесла она, передавая ему заметку. — Говорят, что меня спасло только чудо.

— Чудеса иногда случаются.

Однако она в это не верила.

— Очевидно, в тот момент я была сильно пьяна.

— Разве это имеет значение?

— Да, — спокойно произнесла она. — Во всяком случае, для меня.

— Потому что у Бетти проблемы с алкоголем?

— Частично. — Она немного помолчала. — Нет, скорее, это имеет отношение к моей собственной самооценке. Я отказываюсь верить в то, что мне требуется напиться в стельку для того, чтобы совершить самоубийство. — Джинкс попыталась улыбнуться. — Видишь ли, я слишком гордая женщина. И я сомневаюсь, чтобы я доставила кому-либо, а уж тем более Лео, удовлетворение считать, что я настолько его любила.

— Я верю тебе.

Слезы навернулись ей на глаза, и она сердито нажала ладонями на веки.

— Послушай, только ты не обращай внимания на все это, о'кей? Я устала, я вымоталась, и мне чертовски хочется оказаться дома, в Лондоне. — Джинкс несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести свои чувства в порядок. — Ты не мог бы сделать мне одолжение? Передай Мег, что я счастлива за нее и не держу зла. А родителям скажи, что я не собираюсь рвать старую дружбу только из-за того, что такая скотина, как Лео, привык менять лошадей на переправе. Серьезно, Саймон, мне наплевать на него.

Он послушно кивнул:

— Хорошо, я обязательно все передам, — пообещал он и добавил: — Ты очень благородный человек, Джинкс.

Она прислушалась к воплям отчаяния, эхом отдававшимся в ее мозгу, затем искоса посмотрела на молодого священника и медленно произнесла:

— Я не стала бы так говорить, если бы это не было правдой. И благородство здесь ни при чем.

Саймон наклонился вперед, уставившись в пол:

— Иногда кажется, что ты прекрасно знаешь человека, а потом происходит нечто неожиданное, как в этот раз. Она даже не попыталась извиниться или дать какое-то объяснение своему поступку. Просто констатировала факты. Вот вам, мол, новости, и кушайте их с маслом. А в результате родители поссорились так, как никогда в жизни. Мать кричит на отца, что тот пытался насильно приучить Мег к религии, а он, в свою очередь, орет на мать, что она фригидна. — Он вздохнул. — Отец переживает гораздо больше матери, но, как мне кажется, это еще из-за того, что он всегда относился к тебе очень хорошо. И ему никак не понять, почему Мег посмела так тебя обидеть. Кстати, до меня это тоже не доходит.

— Прости меня, — зачем-то извинилась Джинкс. — Мне кажется, что Мег вовсе не собиралась никого обижать. Ты же хорошо знаешь свою сестру. Будь что будет, а завтра разберемся. И она никогда не изменяла этому правилу. — Джинкс снова потерла разболевшийся висок. — Почему мысли о Расселе постоянно лезут ей в голову? — Твой отец, наверное, сильно рассержен, иначе он не стал бы говорить подобные вещи женщине… — Рассел и Мег… Мег и Лео…

— Это только слова, — попытался заступиться за отца Саймон. — Он вовсе ничего конкретного не имел в виду. Так же, собственно, как и мать, когда нападала на него.

— Хотя в чем-то они оба правы, — неожиданно выпалила Джинкс. — Мег всегда чувствовала себя неуютно в роли дочери священника, а твоей матери она казалась чересчур озабоченной сексом. — Она почувствовала, как веки наливаются свинцовой тяжестью, и какие-то смутные воспоминания снова закружились перед глазами. — В общем, тут есть вина каждого, и твоя тоже.

Рассел умирает… у нее тоже роман с Расселом… ты напилась и пыталась покончить с собой…

Голос Саймона раздался откуда-то издалека:

— В чем же?

— Она не могла состязаться со святым, Саймон, поэтому предпочла стать грешницей…

* * *

Сон прекратился так же неожиданно, как и начался. Джинкс, болезненно напрягаясь, словно выпрыгнула из него, и тут же увидела перед собой заботливого Алана Протероу. Он склонился над ней, и женщина, еще не до конца очнувшись, поначалу подумала, что это Саймон. Однако скоро она с видимым облегчением поняла свою ошибку и растерянно огляделась по сторонам:

— По-моему, я курила.

— Я погасил ваш окурок, — кивнул доктор в сторону пепельницы.

— У меня был посетитель.

— Я знаю. Отец Саймон Харрис. Я подсказал ему, как пройти к вашей палате, правда, опасался, как бы он вас не расстроил.

— Он бы не посмел этого сделать, — Джинкс горько усмехнулась. — Он же священник.

— И к тому же брат Мег, — подхватил доктор, присаживаясь на соседнее кресло. — Он вам нравится, Джинкс?

Женщина почувствовала, как по ее спине потекла тоненькая струйка пота:

— Он ханжа и педант, как и его родители. Это из-за него Мег превратилась в шлюху. — С этими словами Джинкс повернулась к дружелюбному доктору-великану, который изо всех сил старался сделать так, чтобы ей было хорошо, и ей очень захотелось протянуть руку и просто дотронуться до него. А потом, может быть, свернуться у него на коленях в малюсенький клубочек, ощутить, как он держит ее в своих надежных объятиях, защищая от всего, что может ей повредить. Однако вместо этого она отпрянула от него, съежившись в кресле и обхватив себя худыми руками. — Я сама не знаю, зачем все это вам сейчас сказала, — призналась она.

— Потому что вы гораздо больше сердитесь на нее, чем вам это кажется.

— Саймон приходил извиняться.

— За поведение своей сестры?

— Наверное. — Джинкс замолчала.

— Скажите, он младше или старше ее?

— На год младше.

— Мег на него похожа?

— Не совсем. Она очень красивая женщина.

— Вам она нравится, Джинкс?

— Да.

Алан кивнул:

— Сейчас вам что-то снилось, и, похоже, это были не очень добрые сны. Вы не хотите рассказать мне о них?

Она не ответила — или не могла отвечать? Даже по прошествии десяти лет рана никак не заживала, и Джинкс инстинктивно пыталась избежать того, что могло бы снова разбередить эти воспоминания. Тем не менее, сейчас ей требовался человек — любой человек — которого она могла бы убедить в том, как мало для нее значил Лео. Вам она нравится? Да. Да. ДА! Но почему же так больно произносить это вслух?

— Мне снился один человек, которого я знала, — быстро заговорила Джинкс. — Его забили насмерть десять лет назад, и именно я нашла его. У него была художественная галерея в Челси. Полиция посчитала, что там были замешаны воры-взломщики, так как студия оказалась перевернута вверх дном, и к тому же несколько картин бесследно исчезли. Мы должны были вместе ужинать, но он так и не пришел в назначенное время, поэтому я отправилась в галерею и обнаружила его там. Повсюду была разбрызгана кровь. Он лежал в хранилище, в самой дальней части помещения. Но я даже не смогла узнать его… — Она внезапно замолчала, прижимая пальцы к губам. — Он был еще жив, но ничего не мог сказать, потому что у него была раздроблена челюсть. Он глазами попытался объяснить мне, что произошло, но я… я ничего не поняла. — Сейчас Джинкс заново переживала тот страшный момент, потрясение и отвращение, которые охватили ее при виде ужасной окровавленной маски вместо лица Рассела, забитого до полусмерти. — И я ничего не могла сделать, кроме как вызвать скорую помощь и наблюдать… как он умирает. Она замолчала, теперь уже надолго. Может быть, Рассел тоже находился в ловушке?

Протероу не решился настаивать, чтобы женщина продолжала свой необычный рассказ. Врач и без того был доволен, что она поведала ему эту историю, как смогла. И хотя она иногда сбивалась во время повествования, он понял, что ей, видимо, не так часто приходится делиться с посторонними своими впечатлениями.

— Потом в течение многих ночей меня преследовали кошмары, — собралась с духом Джинкс, — и Адам решил пригласить гипнотерапевта. Но после этого мне стало только хуже. Тот врач оказался шарлатаном. Он заставлял меня еще раз пережить все то, что меня беспокоило, но смог добиться только того, что мои воспоминания стали более яркими. К тому же, у меня до предела обострилось чувство вины за происшедшее. — Последовала пауза, и по лицу женщины можно было предположить, что она еще раз возвращается в страшное прошлое, в те комнаты, которые, казалось, должны быть заперты навсегда.

Однако Протероу больше интересовало не то, что рассказала ему Джинкс, а то, о чем она умолчала. Он уже знал эту историю и достаточно подробно. Во-первых, мистер Кингсли пересказал ее по телефону, и, во-вторых, она была достаточно детально описана в отчетах психиатра. Почему, например, Джинкс «забыла» сообщить, что они с Расселом Лэнди были женаты? Или что в результате потрясения после смерти мужа у нее был выкидыш на тринадцатой неделе беременности? Почему она сказала, что ей «пригласили гипнотерапевта», в то время как на самом деле ее отправили на стационарное лечение, поскольку она практически уже умирала от истощения, заморив себя голодом. Когда ее привезли в больницу, ее вес не дотягивал до 40 килограммов, и она страдала сильнейшей депрессией.

Доктор в задумчивости провел большим пальцем по подбородку. Кроме того, врача Джинкс упорно называла «он», хотя из записей следовало, что ею занималась женщина.

Алан выждал еще пару минут и, поняв, что Джинкс ушла глубоко в себя, решил немного подтолкнуть ее:

— Скажите, психиатр из больницы королевы Марии вообще не смог вам ничем помочь?

— Вы имеете в виду второго специалиста, Стефани Феллоуз?

— Да.

Джинкс почувствовала себя неуютно и потянулась за сигаретой, которая сейчас была ей так необходима:

— Когда мне разрешат выходить на улицу? — неожиданно спросила она, закуривая и глядя на доктора сквозь струйку голубоватого дыма.

— Чем быстрее это произойдет, тем лучше. Мы можем прогуляться прямо сейчас, если вы этого хотите. У меня достаточно крепкая рука, о которую вы надежно обопретесь, а потом мы отыщем уютную скамеечку подальше от посторонних глаз.

Джинкс слабо улыбнулась:

— Нет, я подожду, пока смогу передвигаться самостоятельно. — Она кивком указала в сторону ванной. — Я пару раз пробовала добраться до туалета, и мне большую часть пути приходилось преодолевать ползком. Поэтому я предпочитаю сначала попрактиковаться немного в одиночестве. Мне не очень хочется, чтобы вы начали надо мной смеяться.

— Зачем бы я стал делать это?

Она неопределенно пожала плечами:

— Ну, конечно, не при мне, но за глаза, возможно. Вы бы запросто могли придумать какую-нибудь веселенькую историю для своих друзей из гольф-клуба. — Джинкс состроила чересчур серьезную мину и заговорила басом: — Ребятки, я уж не помню, говорил ли вам про мою одну психованную красотку, которая въехала в бетонный столб на машине и чудом осталась в живых, а потом попыталась встать с кресла и рухнула так, что разбилась окончательно!

— А вы всегда наделяете отрицательными чертами тех, кто о вас заботится?

— Именно так считала Стефани Феллоуз. — Правда, я совсем не доверяла ей. Джинкс выпустила в воздух несколько колечек дыма. — Понимаете, я не морская свинка на добровольных началах. Я лучше буду продолжать жить со своими страхами и депрессиями, чем позволю грубым людям топтать меня своими ножищами. — Она улыбнулась, и в ее улыбке не было ни капли враждебности. — Наверное, она или мой отец успели сообщить вам, что я настолько измучилась от депрессии, что чуть не уморила сама себя голодом? — Джинкс вопросительно посмотрела на врача, и тот молча кивнул. — Кто же именно поведал вам об этом? Мне просто интересно: Стефани или Адам?

Протероу ответил, не колеблясь:

— Оба. Стефани просто прислала мне копию всех своих записей, которые она вела в то время. А ваш отец предупредил меня об этом сразу, как только вы поступили в клинику.

— Так вы с ним встречались?

— Нет. Мы разговаривали по телефону.

Джинкс понимающе кивнула:

— Именно так он всегда и делает свои дела. Все технические новинки, особенно безликий и бездушный факс, были изобретены специально для Адама. Он понимает, как это устрашающе: общаться с тем, кого никогда не видишь и даже не слышишь. На вашем месте я взяла бы этот метод на вооружение.

— Зачем?

— Просто так.

— Мистер Кингсли показался мне достаточно милым человеком и заботливым отцом.

Джинкс улыбнулась каким-то своим мыслям, и доктор в этот момент подумал о том, сознает ли эта женщина, насколько соблазнительна ее улыбка. Как личность, Джинкс была обворожительна и восхитительна. Сейчас она явно решила сделать все возможное, чтобы Алан не встречался с ее отцом. Причем использовала для этого самый изощренный способ — через косвенные намеки, не прибегая ни к каким конкретным фактам. Через личную симпатию, а не честность и искренность. Было что-то очень привлекательное в сочетании ее острого язвительного ума и физической слабости. Особенно для доктора Протероу, хотя сама пациентка, может быть, и не сознавала этого.

— Таким заботливым, что ни разу не соизволил навестить меня, — напомнила Джинкс.

— Тогда позвоните ему и выясните, почему так получилось, — предложил Алан.

Но она отрицательно помотала головой:

— Мы с Адамом никогда не задаем друг другу личных вопросов, доктор Протероу.

— Тем не менее, вы всегда называете его исключительно «Адам». Я полагаю, это означает, что вы считаете себя равными.

Но именно это она не намерена была обсуждать.

— Мы, кажется, говорили о моей предполагаемой депрессии, — резким тоном заметила женщина. — Рабочим словом будет именно «предполагаемой».

Но он сделал вид, что не обратил внимания на изменение ее настроения:

— Вы хотели узнать, кто конкретно — Адам или Стефани — рассказали мне о вашей депрессии, которая выразилась в голодании. И я ответил, что оба. Итак, продолжим именно с этого места?

— Совсем наоборот. Депрессия возникла как раз из-за того, что я перестала есть. Поэтому, когда меня привезли в больницу и начали кормить, я сразу почувствовала себя лучше.

Доктор имел другое мнение. Он считал, что улучшение настроения произошло из-за антидепрессантов, которыми ее пичкали, но решил не начинать спора:

— А вы сами отдавали себе отчет в том, почему вы перестали питаться?

— Да.

Он выждал несколько секунд и спросил:

— И вы мне об этом расскажете?

— Возможно. Если вы, в свою очередь, поведаете мне о том, что написала Стефани в своих отчетах.

Доктор прекрасно понимал, что эта женщина не согласится ни на что, кроме правды. А вот поверит ли она в то, что все, рассказанное им, правда, — уже другой вопрос.

— Все записи хранятся в моем кабинете, — тут же бодро начал он, — поэтому я не могу цитировать их слово в слово. Однако с удовольствием перескажу их вкратце. Вас доставили с резко выраженной реактивной депрессией, возникшей после убийства вашего мужа и выкидыша. Симптомы были не просто тревожными, а угрожающими. В основном это потеря аппетита и постоянная бессонница. Доктор Феллоуз сразу поняла, что вы все время о чем-то тревожитесь, а ваше истощение является не столько следствием потери аппетита, сколько отказом от приема пищи. Она поставила вам диагноз: потенциальная склонность к самоубийству. Лечение состояло в сочетании медикаментозного подхода и психотерапевтического. И хотя она подчеркивает вашу враждебность по отношению к психиатрии, через три или четыре недели вы пошли на поправку. Если я не ошибаюсь, вас в удовлетворительном состоянии выписали из больницы через шесть недель. Несмотря на то, что вы упорно отказывались от наблюдения за вами уже за пределами клиники, доктор Феллоуз считает вашу болезнь благополучно вылеченной благодаря своим стараниям. — Он на секунду замялся. — По крайней мере, до того момента, когда я попросил ее предоставить мне отчеты.

Джинкс нахмурилась:

— Я и подумать не могла, что она считает, будто я нарочно отказываюсь есть. — Она глубоко затянулась сигаретой и продолжала: — Теперь становится понятно, почему вы все считаете меня склонной к самоубийству. Pardus maculas non deposit. — «Леопард не меняет своих пятен», — лениво перевела себя Джинкс, наблюдая за прогуливающимся по лужайке за окном мужчиной. Светлые волосы, зеленый свитер, коричневые вельветовые брюки. На какую-то долю секунды ей представилось, что это Лео, и сердце ее бешено заколотилось.

— Если вы намеренно не отказывались от еды, то каковы были причины вашего голодания?

Джинкс еще немного помолчала прежде чем ответить.

— Потому что тот первый врач-шарлатан использовал гипноз, чтобы отпереть мои глубоко спрятанные кошмары, и в результате я превратилась в настоящую психопатку и развалину. — Она неопределенно пожала плечами и резким движением затушила сигарету. — Но кошмары — еще не самое страшное. Часто мы не помним их в подробностях, и, в любом случае, пробуждение всегда приносит облегчение, и сны быстро забываются. — Джинкс принялась поглаживать пальцами подлокотник кресла, и это движение повторялось следующие несколько минут. — Правда, я не очень много спала в то время, и, в общем, вела себя адекватно, если учитывать все то, что мне пришлось пережить. И тут решил вмешаться мой отец. — Она покачала головой. — Вы должны понять: он всегда, мягко говоря, недолюбливал Рассела. Отчасти из-за того, что мы поженились втайне от Адама и без его благословения, но в основном потому, что Рассел был одним из моих преподавателей в Оксфорде и на целых двадцать лет старше меня. Отец, если и говорил о нем, то называл его не иначе, как «педофил-извращенец». — Джинкс на секунду задумалась и усмехнулась какой-то своей мысли. — Как бы то ни было, через неделю после того, как у меня случился выкидыш, у Адама произошел какой-то невероятный приступ совести. Ну, по крайней мере, мне так показалось. И тогда он решил обратиться за помощью к этому очень дорогому специалисту, чтобы тот помог мне побыстрее пережить двойную утрату. — Она вынула очередную сигарету из пачки. — Конечно, если бы я не находилась в таком потрясении, я бы сразу сообразила, что это шарлатан, но в то время я вообще ни о чем не могла думать. Вам известно, что такое флудинг? — неожиданно спросила Джинкс, протягивая руку к зажигалке.

Протероу был ошеломлен:

— Вы имеете в виду термин, применяющийся в психиатрии? Да, это очень решительный метод борьбы со страхом. Вы заставляете пациента предстать перед его собственным кошмаром, причем часто без предупреждения, и не даете больному никаких шансов к отступлению. Метод достаточно рискованный и не всегда бывает успешным. Правда, когда он срабатывает, то это всегда весьма эффективно. В общем, он иногда используется для лечения некоторых фобий.

— Вы его здесь применяете?

— Нет.

— А гипноз?

Алан снова отрицательно помотал головой.

— Тогда что именно вы применяете, доктор Протероу?

— Ничего. — Увидев выражение непонимания и недоверия на лице пациентки, он невольно улыбнулся. — Во всяком случае, никаких новшеств и фокусов. Мы сосредотачиваем усилия на самовосстановлении организма. Все кто поступает к нам, уже наполовину выздоровевшие люди, поскольку они твердо решили сами для себя отделаться от того, что беспокоит их и мешает им жить.

— Один из ваших пациентов вчера приходил сюда. Ему было интересно, что именно я принимаю: кокаин или героин. Отсюда я сделала вывод, что он сам наркоман. Однако мне не показалось, что он уже наполовину выздоровел.

— Как он выглядел?

— Высокий, худощавый, с длинными рыжими волосами.

Доктор остался доволен таким описанием:

— Это Мэтью Корнелл. Ну что ж, значит, у него дела пошли лучше. Раньше он вообще не замечал окружающего.

— Значит, поэтому он и заявился ко мне без всякого приглашения? Так вот каким образом вы поощряете своих пациентов замечать окружающий мир.

— Я полностью полагаюсь на естественность человеческих отношений, — без капли коварства в голосе заявил доктор. — Если учитывать этот факт, то, согласитесь, любознательность имеет свои положительные стороны. Вы — наша новая пациентка, значит, вы вызываете вполне здоровый интерес со стороны остальных. И я даже доволен, что Мэтью осмелился проигнорировать существующие у нас ограничения.

— Какие же?

— На вашей двери висит огромная табличка с надписью: «Не входить».

— Я не знала.

— Надо было посмотреть.

— Но если она там, почему же Саймон Харрис вошел сюда и не обратил на нее внимания?

Доктор пожал плечами:

— Вы уверены?

— Но он же вошел.

— Без приглашения?

— Нет, сначала он поинтересовался, не лучше ли ему будет извиниться и уйти. Я не успела объяснить ему, что мне сейчас трудно принимать посетителей, как он уже очутился здесь.

— А почему же вы не успели отказать ему?

Да потому что никто не учил меня, как надо быстро и эффективно отшивать людей.

— Я не собираюсь подвергаться никакому психоанализу, доктор Протероу. Я не буду посещать группу психотерапии и участвовать в семинарах. Я не собираюсь играть в ваши игры.

— А кто сказал, что вы должны это делать?

— Я знаю, на что все это рассчитано.

— Я в этом не уверен.

— Так вот, вы спрашивали меня про того гипнотизера-шарлатана, — продолжала Джинкс, проигнорировав последнее замечание Протероу. — Он начал лечить меня от фобии, которой у меня не было. Все, от чего я страдала, так это от чувства вины перед Расселом. Ведь я так и не сумела ему помочь. Кругом было столько крови, а у него все лицо, как кровавая маска. — Она прижала пальцы к поврежденному глазу, который неожиданно дал о себе знать резкой болью. — Он хотел, чтобы я его поцеловала, — ровным как у робота голосом произнесла Джинкс. — Но я не смогла этого сделать. Потом я потеряла ребенка, и тоже было много крови… Все, что мне требовалось, это немного времени…

Она замолчала, и доктор выждал несколько минут, наблюдая, как она беспрестанно поглаживает подлокотник кресла и судорожно затягивается сигаретой.

— Так что же сделал этот врач? — наконец, подтолкнул ее Протероу.

Она удивленно взглянула на него, словно поражаясь тому, как он сам еще не догадался:

— Когда я находилась в трансе, он положил мне на лицо сырой антрекот, а потом пробудил меня. Я сразу почувствовала запах крови и мертвого мяса, и мне показалось, что это Рассел восстал из могилы и пришел ко мне, чтобы получить тот самый поцелуй. Так вот, потом прошло много времени, прежде чем я смогла что-либо есть, не ощущая при этом приступа тошноты.

— Боже всемогущий! — Доктор был потрясен. — Как же зовут этого специалиста?

Несколько секунд женщина тупо смотрела на него, а потом спохватилась:

— Что? Я, к сожалению, уже не помню.

— А где находится его приемная?

Но и этого она не смогла вспомнить:

— Где-то в Лондоне.

— Ну, ладно, это не имеет значения, — наконец, отмахнулся Протероу.

— Вы мне не поверили, да?

— У меня нет причин не доверять вам.

— Как же я могу помнить такой ужас, если ничего подобного в жизни не происходило?

Доктор промолчал.

— Вы считаете, что это я сама напридумывала, — тут же обиделась Джинкс. — Ну, почему я должна рассказывать то, чего не было?

«Потому что убийцу Рассела так и не нашли, — подумал Алан, — а чувство вины этой женщины имеет куда более глубокие корни, чем естественный отказ поцеловать изуродованное и окровавленное лицо умирающего мужа».


В лесах Ардингли обнаружены трупы


Вчера в графстве Гемпшир, в Арлингских лесах были найдены тела мужчины и женщины. Причины смерти пока не установлены, но полиция не исключает возможности убийства. «Мы обращаемся за помощью с целью установить личности погибших, — заявил один из полицейских чинов. Предположительно, смерть наступила 10 — 12 дней назад, но за это время никто не обращался с заявлением об исчезновении людей, подходящих по описанию».

Мужчина: рост 6 футов 1 дюйм, среднего телосложения, возраст 30 — 40 лет, волосы прямые, светлые. Одет в желто-коричневые хлопчатобумажные брюки, клетчатую рубашку и темно-зеленый, в «рубчик», джемпер.

Женщина: рост 5 футов 4 дюйма, худощавого телосложения, возраст 30 — 40 лет, волосы короткие, темные. Одета в синие джинсы и темно-синюю рубашку с коротким рукавом.

Полиция пребывает в недоумении, как тела могли оказаться в данном месте. Тот же самый полицейский заявил, что им не удалось обнаружить никаких оставленных без присмотра машин. К тому же место, где были найдены тела, находится далеко в стороне от автобусных маршрутов. Полиция предполагает, что кто-то мог подвозить пару, подходящую под описание, и просит водителя или свидетелей откликнуться. Возможно, мужчину и женщину видели голосующими на дороге.

Полиция не отвергает также и версию самоубийства, хотя настораживает тот факт, что на месте происшествия не обнаружено никаких документов.

«Это несколько необычно, — прокомментировал один из следователей. — Мы рассчитывали найти что-нибудь вроде сумочки или бумажника».

Леса продолжают обыскивать на предмет нахождения улик или вещественных доказательств.

Миссис Мэри Хьюз 73 лет, которая обнаружила тела, прогуливаясь со своим джек-рассел терьером по кличке Пепита, приходит в себя после легкого сердечного приступа. Ей пришлось пробежать больше мили до ближайшего телефона, чтобы сообщить в полицию. Она считает, что причиной приступа явилось сильное переутомление.

«Мне не следовало так торопиться, учитывая, что я уже пожилая женщина, — заявила миссис Хьюз. — Только потом я сообразила, что тела все равно никуда не убегут. Я просто старая дура».

«Уэссекс Пост», 24 июня.

Глава шестая

24 июня, пятница.

Дом священника, Литтлтон-Мэри, Уилтшир.

11 часов утра.


Из окон своего кабинета преподобный Чарльз Харрис наблюдал, как белый «роллс-ройс» — регистрационный номер KIN6 — медленно въезжает в ворота и останавливается прямо у входной двери его дома. Номер машины говорил сам за себя, так как золотистый правый винт, крепящий его, превращал цифру "6" в букву "G", и все получившееся слово KING, то есть «король», как бы подчеркивало исключительное положение хозяина авто.

Чарльз всегда удивлялся, как это Джинкс умудрилась не попасть под влияние такого претенциозного до вульгарности семейства. Его отвращение еще больше возросло, когда шофер, предупредительно распахнув заднюю дверцу, помог выйти Бетти Кингсли. С Адамом Чарльз еще мог как-то общаться, но Бетти — совсем другое дело. Особенно сейчас, когда по ней было видно, что она всю дорогу усердно прикладывалась к бутылке. Вздохнув, преподобный Чарльз Харрис открыл дверь своего кабинета и позвал жену:

— Кэролайн, у нас гостья. Только что приехала Бетти Кингсли.

Миссис Харрис появилась в дверях кухни. Ее худое лицо выражало самые мрачные предчувствия:

— Я не хочу с ней встречаться, — сходу заявила супруга Чарльза. — Я этого не выдержу. С ней и по телефону невозможно нормально разговаривать. Вот увидишь, она сразу же начнет орать на меня еще с порога.

— Похоже, у нас нет никакого выбора.

— Есть! — огрызнулась миссис Харрис, не в силах больше сдерживать себя. — Не существует пока такого закона, который предписывал бы нам открывать дверь всем подряд. Вряд ли мы виноваты в том, что Лео предпочел именно нашу дочь. — В прихожей прозвенел звонок. — Не обращай внимания, — зашипела миссис Харрис на мужа. — Я не собираюсь выслушивать разглагольствования этой визгливой вульгарной женщины в своем собственном доме.

Но Чарльз был старомодным мужчиной с такими же старомодными манерами. Он только покачал головой, как бы порицая свою не на шутку разошедшуюся супругу, и поплелся через холл открывать дверь.

— Здравствуйте, Бетти, — поприветствовал он гостью. От миссис Кингсли сильно пахло джином, и помада на ее губах была с одной стороны смазана почти до подбородка. «Все же есть что-то грустное в постаревшем лице, покрытом толстым слоем косметики, — размышлял священник, — как и в расползшейся фигуре, втиснутой в молодежный наряд. Для нее процесс старения становится ужасным, поскольку алкоголь лишил эту женщину остатков мудрости, и теперь в ней не осталось ничего, что можно было бы назвать привлекательным».

Бетти воинственно оттолкнула Чарльза в сторону, намереваясь сразу же наброситься на Кэролайн. При этом она умудрилась боком удариться о журнальный столик орехового дерева, стоявший у входа, и расплескать воду из вазы с цветами.

— Это ваша дочь-проститутка довела Джинкс до самоубийства, а не я и не ее папочка! — зарычала Бетти, тыча пальцем в сторону миссис Харрис. — Ей и в голову бы не пришло лишать себя жизни из-за нас. Я просто возмущена, миссис Чистенькая-и-Всемогущая! Вы можете говорить, что угодно, если речь идет обо мне, и ругать меня, но правда заключается в том, что винить во всем следует вашу драгоценнейшую Мег!

Кэролайн бросила беспомощный взгляд в сторону мужа. «Это ты виноват, — говорили ее глаза, — поэтому сделай же что-нибудь». Но он только неопределенно пожал плечами и удалился, оставив женщин сражаться наедине друг с другом.

— Я не понимаю, почему должна все это обсуждать с вами! — взвизгнула миссис Харрис. — На нас и без того уже вылили достаточно грязи!

— Да, Мег всегда говорила, что ее мать — порядочная сучка, которая предпочитает заметать весь мусор под ковер, но только не выносить свои грязные тайны на суд общественности. — Бетти положила на столик свой мясистый кулак и заговорила тоненьким голоском, изображая Кэролайн: — «Почему я должна все это обсуждать с вами». — Она перевела дыхание и продолжала, кипя от возмущения и злобы. — Когда это вас устраивало, вы прекрасно обсуждали со мной любую тему. «Что вы, Бетти, не надо обвинять Мег, может быть, вы тоже где-то промахнулись. Джинкс нужна настоящая мать, с которой она могла бы поговорить по душам». — При этом она так шарахнула по столику кулаком, что ваза с цветами угрожающе закачалась. — У нее есть мать, черт возьми! И эта мать — я!

— Возможно, она мечтала совсем не о такой, — ледяным тоном заметила Кэролайн. — Вы вели себя возмутительно, беседуя со мной по телефону, Бетти. Вы назвали нас убийцами, еще не зная, жива Джинкс или нет. И чего вы сейчас от меня добиваетесь? Чтобы я согласилась с вами? Мы с Чарльзом еще не оправились после новостей о том, что Лео бросил Джинкс и увлекся Мег, как тут вы начинаете названивать и сыпать оскорблениями. Для нас это было настоящим потрясением.

— Так где же ваши извинения? Извинения, вот что мне нужно от вас! Или вы настолько возвысились, что до этого никак не можете уже снизойти? — На ее сильно подведенных глазах заблестели слезы. — Вы знаете, какие сплетни сейчас ходят? Свадьбу отменили из-за того, что сэр Энтони Уолладер не позволил своему сыну жениться на дочери Кингсли. А почему? Потому что мы, видите ли, простолюдины! — Она сглотнула, чтобы слезы не давили ей горло. — Но во всей бочке меда есть только одна поганая ложка дегтя, и я собираюсь сделать это достоянием общественности. Это ваша Мег, которая снимает трусики каждый раз, как только ей за это заплатят!

Кэролайн сжала губы, которые теперь стали напоминать уродливую лошадиную подкову, но прежде чем она смогла подыскать достойный ответ, в прихожей возник преподобный Харрис. Он ухватился рукой за плечо Бетти и развернул женщину лицом к себе.

— Неужели это правда, Бетти? — Он извиняюще улыбался. — Мы почти ничего не знаем. Только то, что смогла сказать нам Мег по телефону, да и этого, по правде, очень мало. Получилось, что Лео предпочел ее, и они уезжают во Францию.

Миссис Кингсли нервно задергала толстыми губами:

— Только почему я и мои мальчики должны страдать из-за того, что ваша дочь трахается с кем не попадя? — пьяным голосом пробурчала она. — Адам без конца твердит, что это мы своим поведением испортили будущее Джинкс, но я не понимаю, при чем тут мы. Лео — настоящий подлец, как, впрочем, и его папочка, но мы-то сами ничего плохого не сделали. — Она глубоко вздохнула. — Нашей вины нет, — повторила она через несколько секунд. — Мег просто обзавидовалась. Она всегда была такой. Она ведь затаскивает в кровать всех, кто нравится Джинкс. По-моему, это знает уже каждый. Кстати, с Расселом она тоже спала, если вдруг для вас это будет откровением.

Сраженный таким известием, Чарльз повернулся к супруге, но миссис Харрис не стала встречаться с ним взглядом, и ему оставалось только тихо пробормотать:

— Простите, я действительно не знал этого…


24 июня, пятница.

Лаборатория судебной медицины

Министерства внутренних дел, Гемпшир.

11 часов 30 минут утра.


Доктор Роберт Кларк, патологоанатом Министерства внутренних дел, с искренним сочувствием посмотрел на троих полицейских и, на ходу снимая маску и перчатки, вывел их из лаборатории в свой кабинет.

— Да, зрелище не слишком приятное, — согласился он, открывая окно и впуская в комнату такой приятный уличный воздух, — но поймите сами: чтобы уничтожить личинок и привести останки в надлежащий вид для дальнейшего их исследования, единственное, что можно сделать — это упаковать все хозяйство в мешки для трупов и обработать их специальным аэрозолем. Не желаете кофе? — тут же вежливо предложил он.

Все трое полицейских нервно сглотнули и одновременно подумали о том, как можно даже говорить о еде после того, что им сейчас пришлось увидеть внутри этих самых мешков. Зловоние до сих пор словно липло к их гортаням. Точно так же они чувствовали себя вчера, стоя у канавы и наблюдая шевелящуюся беловатую массу личинок, которые, извиваясь, пробирались между лохмотьями одежды и человеческой плоти. Сейчас стражи порядка, как по команде, отрицательно замотали головами.

— Нет, Боб, спасибо, — выдавил старший детектив Фрэнк Чивер, вытирая губы носовым платком. Он был главным в этой троице: худощавый мужчина с седыми волосами, производивший впечатление образцового полицейского. Сейчас он не сводил своих голубых глаз с патологоанатома.

Чивер считался своего рода франтом, и в отделении частенько подшучивали над его неестественным пристрастием к шелку. Он любил шелковые галстуки и при этом обязательно из кармана его пиджака виднелся уголок такого же носового платка. Более того, он постоянно носил безупречно разглаженные шелковые носки, используя при этом специальные подтяжки. Ходили слухи, что у него даже нижнее белье из шелка. — Не обращайте внимания на нас, — добавил он, с отвращением глядя на пустой кофейник. — Пейте на здоровье.

— С удовольствием. — Доктор взял посудину и, высунув голову в коридор, позвал секретаря, попросив принести ему черного кофе. — Кстати, помогает отбить неприятный привкус во рту, — как бы между прочим сообщил он, усаживаясь за стол и жестом приглашая остальных занять кресла. — Ну, а теперь давайте посмотрим, что мы имеем. — Он погрузился в изучение каких-то бумаг, лежавших на столе. — Я не буду утомлять вас подробностями жизнеописания тех, кого называют по латыни Calliphora erithrocephalus, а попросту говоря, мясными мухами, с которыми нам приходится сейчас иметь дело. Но суть в том, что промежуток времени в условиях теплой погоды между откладыванием яиц и коконовой стадией составляет от десяти до одиннадцати дней. Мы не нашли оболочек коконов, но личинки ко времени обнаружения трупов находились уже на третьей стадии развития до взрослой особи. Отсюда следует, что яйца были отложены восемь-девять дней назад. — Он постучал пальцем по настенному календарю. — Вчера у нас было двадцать третье, значит, скорее всего, яйца появились четырнадцатого или пятнадцатого. Добавим сюда денек-другой на то, чтобы мухи отыскали эти тела и, по моим подсчетам выходит: смерть наступила двенадцатого, тринадцатого или четырнадцатого. Больше всего мне нравится понедельник, тринадцатое июня. — Его лицо просияло при виде секретарши, которая принесла в кабинет кофе и целую тарелку шоколадного печенья. — Вы уверены, что не хотите составить мне компанию, джентльмены?

Полицейские заметно побледнели. Инспектор Мэддокс, высокий плотный мужчина сорока с небольшим лет и вечно хмурым выражением лица, почему-то подумал, что Боб Кларк делает это нарочно, как бы испытывая, кто же все-таки круче: ребята из лаборатории судебной медицины или ребята из отдела уголовного розыска. Мэддокс всегда подозревал, что этот маленький педераст — а Кларк был всего пяти футов и шести дюймов роста — постоянно держался вызывающе и искал повода к ссоре. Теперь он в этом даже не сомневался. Кроме того, имелось чудовищное сходство между этим нахальным миниатюрным ученым и тем самым проклятым учителем математики, из-за которого у Мэддокса назревал уже третий развод. Господи, как же он ненавидел маленьких заносчивых людишек!

— Спасибо, Дженни, — поблагодарил Кларк секретаршу и, обмакнув печенье в кофе, принялся с удовольствием жевать. — Руки и ноги их были связаны, как это вам уже известно, поэтому мы имеем двух людей, совершенно лишенных возможности обороняться. Причиной смерти явились удары тупым предметом. — Он ткнул пальцем в кнопку, и на экране появилось несколько рентгеновских снимков. — Вот это мы получили еще до того, как уложили тела в мешки. Как видите, оба черепа повреждены сразу в нескольких местах. Вот здесь, в частности, хорошо просматривается закругленное углубление в теменной кости черепа женщины. Я бы придерживался мнения, что тупым предметом была дубина или кувалда. В любом случае, это что-то достаточно увесистое. А вот здесь, на скелете мужчины, хорошо виден перелом правой ключицы, доказывающий то, что удар по голове пришелся вскользь, — при этом Кларк демонстративно махнул рукой и покачал головой. — Картина, по всей видимости, была такая. Мужчина и женщина, со связанными за спиной руками, стояли на коленях, а какой-то маньяк упражнялся в силе нанесения удара, используя их в качестве тренажера. Первые удары, очевидно, наносились сзади, о чем свидетельствуют следы травм. Челюсти же и скулы были переломаны, когда тела уже лежали на земле. Представьте себе маньяка, держащего молоток или дубину, словно клюшку для гольфа, и наносящего удары по лицам, как по мячам. Возможно, это даст вам представление о картине происшедшего.

Чивер снова вытер губы платком, внимательно изучая снимки:

— А где, как вы считаете, это происходило: в канаве или же наверху, на насыпи?

— Я думаю, что наверху. Судя по силе ударов, их нельзя было нанести в ограниченном пространстве кювета. Скорее всего их убили наверху, а тела затем столкнули вниз. Неприятно об этом говорить, — патологоанатом взялся за следующее печенье, — но такой удар обладает достаточной силой, чтобы тело покатилось под откос. Но для этого нашему маньяку пришлось бы немного потрудиться, — задумчиво добавил он. — Сначала уложить тела ровно, чуть приподняв их посредине. Вот лишь тогда они и покатятся, куда надо.

— А что это там были за странные следы пятью ярдами ниже?

Боб Кларк отыскал нужную фотографию.

— Очень интересно. Похоже на отпечатки острых тонких каблуков. Будто кто-то спускался вниз, и каблуки глубоко погружались в землю. Поскольку ширина следов около дюйма, можно предположить, что это была женщина.

— Но на трупе женщины спортивные туфли, — напомнил Чивер.

— Да. Так что следы вряд ли принадлежат ей, как, впрочем, и мужчине. Каблуки его ботинок имеют в ширину четыре дюйма. Заметьте, что следы уже начали порастать травой, так что оставлены они достаточно давно. Следовательно, либо кто-то присутствовал при убийстве, либо обнаружил тела раньше, чем наша старушка, но не сообщил нам.

— Если это так, — задумчиво произнес Чивер, — то становится понятным исчезновение бумажников. Вполне логично, что вещи мог забрать и сам убийца, хотя это мог быть и совершенно посторонний человек. — Он оглядел своих коллег. — А вы как считаете?

Гэрет Мэддокс неопределенно пожал плечами. Его прищуренные, утонувшие в складках век глаза, с отвращением наблюдали за купанием в кофе следующего печенья.

— Вернемся к тому, что при убийстве присутствовала женщина, — начал он. — Могла ли дама нанести удары такой силы или же являлась пассивным наблюдателем, а убивал кто-то другой?

Не обращая внимания на то, какое омерзительное впечатление производят на Мэддокса его действия, Кларк отряхнул с пальцев крошки печенья и принялся за кофе:

— Если учесть, что эти двое не могли оказывать сопротивления и стояли на коленях, и предположить, что кувалда или дубина была достаточно длинная, то женщина, несколько раз крутанув такую штуку, могла нанести подобные удары. Однако образ действия не похож на женский. Во всяком случае, женщина, если и присутствовала там, была, как мне кажется, не одна.

— Но исключить такое мы тоже не можем, верно?

— Нет ничего невозможного. Правда, и статистика и психология против такой теории. В нашем случае требовалась и большая сила, и энергия, и состояние неистовой ярости. Ни один из этих пунктов не свойственен женщине-убийце. Конечно, это вовсе не означает, что не существует жестоких и опасных женщин. Но, как следует из статистики, они предпочитают совершать преступления в пределах дома, используя, например, подушку для удушения, яд, огнестрельное оружие и даже ножи. Я бы на вашем месте придерживался версии о мужчине или нескольких мужчинах. Ну, и на возможном присутствии женщины на месте убийства. Как жаль, что в последнее время почти нет дождей. Будь в лесу сырая почва, я бы вам точно сказал, сколько людей там побывало, сколько каждый из них весил, и даже какого роста они были. — Он на секунду замолчал, а потом продолжил: — Вы, конечно, понимаете, сколько там было крови и как трудно уничтожить все ее следы. Почти обязательно у убийцы должны были остаться следы крови в машине, на которой он уезжал с места преступления. Вот на этом, пожалуй, вам тоже следовало бы заострить свое внимание.

— Расскажите нам еще что-нибудь о жертвах, — попросил Фрэнк Чивер. Нам известен их рост, телосложение и цвет волос. Что можно заключить по их одежде?

— Сейчас с ней как раз работает Джерри. — Кларк достал еще какие-то бумаги. — Ему надо предоставить побольше времени, чтобы получить точный анализ, но вот что мы имеем на настоящий момент. Этих двоих никак нельзя отнести к бедной прослойке. Джерри считает, что они принадлежат кругу людей очень состоятельных. Сначала о женщине. Джинсы мало о чем говорят: это стандартная «501-я» модель Ливайс. Но вот рубашка — американская, производится фирмой «Аризона» и импортируется к нам компанией «Бирмингем-бейзд Интервеар». По данным, полученным от нее, такие рубашки продаются в розницу по пятьдесят пять фунтов за штуку лишь в десяти магазинах страны, находящихся в Лондоне, Бирмингеме и Глазго. Днем мы ожидаем факс со списком магазинов. Как только он поступит, Джерри перешлет его вам с подробным указанием размера, цвета и кода. — Кларк провел пальцем по списку. — Далее, ее спортивная обувь фирмы «Найк». Продается по восемьдесят пять фунтов за пару. Нижнее белье производства компании «Маркс и Спенсер». Суть в том, что одежда, на первый взгляд кажущаяся самой обыкновенной, на самом деле по карману только состоятельному человеку.

Теперь о мужчине. Здесь положение получше. Темно-зеленый джемпер армейского стиля с кожаными налокотниками, выпускаемый фирмой «Кэпэбилити Браун», продается в розницу только через «Хэрродс» по цене сто три фунта. — Он улыбнулся, заметив, как Чивер восхищенно хрюкнул. — И это только начало, мой друг. Его рубашка в зелено-коричневую клетку стоит восемьдесят пять фунтов и выпускается компанией «Хилдич энд Киз» на Джермин-стрит. Брюки той же фирмы, что и джемпер, стопроцентного хлопка, со стрелкой, на пуговицах, продаются лишь через «Хэрродз» и стоят двести пятьдесят фунтов. Носки — «Маркс и Спенсер». Ботинки, скорее всего, куплены в Италии: Джерри не смог найти импортеров такой обуви в нашу страну, хотя продолжает трудиться над этим. По его мнению, у этого парня наверняка имеются счета как в «Хэрродз», так и у «Хилдич энд Киз». Джерри обнаружил на одежде обоих одинаковые волокна. Скорее всего, они от белого ковра китайского производства. Он нашел и несколько шерстинок, предположительно кошачьих. Дайте ему еще пару дней, и, как утверждает Джерри, он сможет описать вам комнату, где эти двое находились перед тем, как их увезли в лес.

— Что-нибудь еще? — осведомился Чивер.

Кларк усмехнулся:

— А что, для начала этого недостаточно? Не прошло и двадцати четырех часов с момента их обнаружения. Так чего же вы хотите еще?

— Какие-нибудь четкие отпечатки пальцев, по которым, если, конечно, кто-то из них состоял на учете, можно будет определить личность. Вчера вы в этом сомневались, а как насчет сегодня?

— Об этом я скажу вам, только когда мы извлечем тела из мешков.

— А что нам дает нейлоновая зеленая веревка, которой они были связаны?

— Практически ничего. Она продается во всех специализированных магазинах и супермаркетах. Ее невозможно разорвать, и она не подвержена времени. Узлы самые обыкновенные, наложенные один на другой, чтобы веревка не скользила. По тому как они затянуты видно, что жертвы долгое время пытались освободиться. Об этом, кстати, следует подумать. Как в одиночку можно связать двух вполне здоровых взрослых людей? И когда это было сделано: перед тем как привезти их на место убийства, или уже там? Если до того, то как их потом вытаскивать из машины? Если в лесу — почему второй не убежал, пока связывали первого? По моему мнению, вы должны искать двух, а то и более преступников.

Мэддокс в задумчивости потер подбородок:

— А вы уверены, что их убили именно кувалдой, а не тяжелым суком, например? Если предположить, что это был сук, то сценарий мог быть следующим. Наш маньяк, я намеренно употребляю это слово, наталкивается в лесу на отдыхающую парочку. Оглушает их тем, что попалось под руку, связывает, забивает насмерть и скрывается с их деньгами. Могло все происходить таким образом?

— Только не суком, — снисходительно улыбнулся Кларк. — То, что оставило аккуратную вмятину на черепе женщины, было достаточно тяжелым и имело идеальную геометрическую форму. При этом предмет располагался на рукояти под прямым углом. Именно поэтому вмятина так симметрична и глубока. Я, конечно, не поставил бы свою жизнь на то, что это была именно кувалда, но деньгами охотно бы рискнул.

Третий полицейский, сержант Шон Фрэйзер, до сих пор безучастно стоявший у открытого окна, оживился:

— Шеф, — обратился он к Мэддоксу, — если считать, что убийство было спонтанным, то мы наверняка обнаружили бы где-нибудь оставленную машину. Парень в шмотках от «Хэрродз» не будет голосовать на шоссе, чтобы уединиться в лесу со своей пташкой. — Шон скрестил руки, барабаня пальцами по рукавам кожаной куртки. — Мне интересно, как трактовал происшедшее доктор. Все мы смотрели фильмы о войне. Помните, там жертвы стоят на коленях со связанными руками у вырытой могилы. Потом следует выстрел в затылок, и тело валится в яму. Могу поспорить, что эти двое были казнены.

Некоторое время остальные переваривали услышанное.

— О какой казни идет речь? — наконец нарушил молчание старший детектив Чивер. — Если имеется в виду профессиональное заказное убийство, то на рентгене мы увидели бы отверстия от пуль. Ты же сам сказал о выстреле в затылок. Я что-то не могу представить себе профессионального убийцу с кувалдой в руках.

— Я знаю не одну банду, члены которой разбираются друг с другом при помощи бейсбольных бит, — возразил Фрэйзер. — Учитывая возраст жертв, от тридцати до сорока лет, можно предположить, что здесь не обошлось без ревнивого мужа. Казнь на почве страсти, я бы сказал.

Чивер некоторое время это обдумывал и, наконец, вымолвил:

— Все же я не понимаю, почему до сих пор никто не заявил об их исчезновении. Хорошо одетые люди, как правило, не пропадают на две недели так, чтобы этого не заметили окружающие.

— Если только это не сама семья решила их убрать, — предположил Мэддокс. — Может быть, мы имеем дело со случаем, аналогичным семейству Менендез. — Помните, сыновья-подростки из-за денег убивают своих богатых родителей, или из чувства мести за свое испорченное детство. Это смотря какая теория вам больше по душе. Такое, к сожалению, случается нередко. Или небезызвестный вам Джереми Бамбер. Тот вообще вырезал всю семью, чтобы заполучить и дом, и деньги, а потом попытался обвинить в своих преступлениях убитую им же самим сестру. Что ж тогда удивляться, что многие теперь просто боятся общения с подрастающим поколением.

Доктор Кларк посмотрел на часы и поднялся из-за стола:

— Ну, в отличие от вас, ребята, я пока что не зарабатываю столько, чтобы бояться собственных детей. Мне иногда перепадает маленький кусочек славы и популярности, и этого вполне достаточно, чтобы проводить время на работе. Как, например, сегодня с вами. Ищите следы крови. У вашего неизвестного, а может быть дуэта или даже трио, вся одежда должна быть перемазана гемоглобином. Наверняка, кто-то где-то увидел нечто подобное и в изумлении воскликнул: «Ой!»

— Это только в том случае, если Госпожа Толпа замечает еще что-то, кроме своего живота и гениталий, — горько усмехнулся Мэддокс.

— Ну, если все сложится хорошо, — продолжал Кларк, открывая дверь кабинета, — то уже в конце дня я смогу вам дать их точный возраст, надеюсь получить отпечатки пальцев и, кроме того, сообщу, рожала ли когда-нибудь наша женщина. — Он вывел всю троицу в коридор. — Но прежде всего мне придется раскрыть эти великолепные мешки. Может быть, кто-то согласится мне помочь? — Сдавленно хихикнув, доктор направился в сторону лаборатории.

— Ах ты, старый мошенник! — крикнул ему тихонько вслед Чивер и повернулся к своим коллегам. — Да он зарабатывает вдвое больше меня за половину рабочего дня.

Дверь лаборатории открылась и захлопнулась за Кларком, но и этого короткого мгновения хватило, чтобы полицейские успели учуять запах смерти.

— Надеюсь, вы обратили внимание, — оскалился Мэддокс, поглядывая на босса и кивая в сторону молодого сержанта, лицо которого тут же приняло нездоровый оттенок, — что наш милый доктор поедал печенье, не вымыв перед этим руки…


Клиника Найтингейл, Солсбери.

Полдень.


Джинкс стояла в эркере, опираясь на спинку кресла. Она краем глаза уже заметила, что рыжеволосая голова несколько раз появлялась и исчезала в дверях.

— Почему бы вам не зайти сюда? — обратилась она к оконной раме.

— Вы со мной разговариваете?

— А больше здесь никого нет.

Мэтью проскользнул в комнату и присоединился к Джинкс, созерцавшей сад за окном. Однако ему скоро стало утомительно находиться без движения, и женщина, едва сдерживая улыбку, так же незаметно наблюдала, как он начинает переминаться с ноги на ногу. Господи, какой же несимпатичный тип!

— А вы религиозны? — неожиданно выпалил он.

— Почему это вас так интересует?

— К вам вчера приходил священник. Я и подумал, что вы, может быть, тоже принадлежите к слугам Господа.

Джинкс искоса поглядела на гостя, нервно щипавшего теперь свой подбородок, и продолжала как ни в чем не бывало разглядывать залитую солнечным светом лужайку и людей, неспешно прохаживающихся по ней:

— Это брат моей подруги. Он приходил проведать меня, так что ничего страшного в его визите нет.

Мэтью указал на одного из мужчин в саду:

— Видите вон того парня в клетчатой рубашке и синих брюках? Узнали его? Это солист группы «Блэк Найт». Он раньше принимал дозу каждые два часа. А теперь только взгляните на него. А тот, что рядом с ним — владелец компании по перевозкам грузов. Раньше он не мог начать работу, если не выпьет пару бутылок виски. Теперь все, у него сухой закон.

— Откуда вам все это известно?

— Мы вместе посещали группу психотерапии.

— Так это доктор Протероу прислал вас ко мне? — в упор спросила Джинкс и цинично усмехнулась. — Вот, оказывается, как действует подпольная групповая терапия.

— Да вы что! Доктор вообще никого ни о чем не просит. Он просто сидит всегда на заднем плане и занимается своими делами. — Мэтью обиженно ткнул носком ботинка ковер. — И вообще мое мнение таково, что чем меньше он нами занимается, тем дольше мы здесь торчим. А ему это выгодно. Ему же наши денежки капают, вот он и приспособился.

— Значит, он поступает правильно, — заметила Джинкс, — иначе ни один из его пациентов не пошел бы на поправку.

Трясущейся рукой Мэтью погладил свою отросшую на подбородке щетину:

— Он просто пытается удержать нас от соблазна. Здесь нет ни выпивки, ни наркоты, но мне кажется, что все только и мечтают о дозе и ждут не дождутся, когда их выпустят на свободу. Я, например, сразу возьмусь за прежнее, даже не сомневайтесь. Господи, это не клиника, а морг какой-то. Ни развлечений, ни веселья, да здесь сдохнуть от тоски недолго. Будь у меня возможность какое-нибудь зелье достать, я бы прямо сейчас вмазал.

Неожиданно Джинкс поняла, что уже устала от этого зануды:

— Ну, так за чем же дело стало?

— Я же говорю, нет тут ни алкоголя, ни наркотиков.

— Должны быть. Вот мне прошлой ночью предлагали таблетку снотворного. Раствори несколько штук и уколись, — равнодушным тоном предложила она. — Все-таки что-то похожее. Разве нет?

— Не совсем так. Да и где шприц достать?

Она презрительно посмотрела на гостя:

— Тогда выберись в город. Или мы здесь, как заключенные в тюрьме?

— Нет, — пробормотал Мэтью, растирая руки, словно ему было холодно, — но меня могут засечь. Здесь куча охранников. Это на тот случай, если пролетариат полезет на богатых и знаменитых. Да и зачем мне выбираться в город, если они при поступлении отбирают все деньги до последнего пенса.

Вот, наверное, почему она не обнаружила в комнате своей сумочки. В шкафу Джинкс нашла свою одежду, но сумочки не было, и поначалу она подумала, что потеряла ее в аварии.

— Ну, что ж, — саркастически усмехнулась Джинкс, — если бы я находилась в таком безвыходном положении, как вы, я бы, наверное, ограбила какую-нибудь старушку, чтобы раздобыть немного денег. Другого способа помочь вам я не вижу, да и остановить вас, наверное, невозможно.

— Да вы ничуть не лучше всех остальных, — начал сердиться Мэтью. — Иди и ограбь старушку, избей банковского служащего, отними у ребенка свинью-копилку… Господи, как будто я преступник. Мне нужен-то всего один-единственный укольчик! Надо было прислушаться к доктору. Мэтью, говорит, что ты так мучаешься? Тебе уже есть двадцать один год, значит, ты соображаешь, что делаешь. Звякни своему поставщику, и пусть он привезет то, что тебе требуется. Я тут же бросился звонить отцу и сказал ему, что этот врач ни черта не лечит меня, а, наоборот, подстрекает на употребление наркотиков. И добавил еще: вот, мол, кому ты такие деньжищи платишь!

— И что ответил ваш отец?

— Он сказал: «Мэтью, ты взрослый человек. Никто тебя, дескать, останавливать не будет, поэтому можешь поступить так, как тебе посоветовал доктор…» Ничего не понимаю. Что тут вообще происходит? Послушайте, а что вы думаете насчет прогулки? Вы не хотели бы со мной пройтись?

— Не могу, — вежливо отказалась Джинкс. — Мои ноги еще не настолько окрепли, чтобы выходить в сад.

— Ах, да, я совсем забыл. Вы же кончали жизнь самоубийством. Ну, ладно, тогда я достану кресло-каталку, идет?

— Наверное, это доктор Протероу рассказал вам про самоубийство? — с горечью произнесла женщина.

— Черт, нет же! Я говорил, что он тут ничегошеньки не делает. Про вас уже все давно знают. Газеты много писали. Вы — дочь миллионера, которая пыталась покончить с собой.

— Но я не пыталась. Это неправда.

— Откуда вы знаете? Там еще было написано, что вы ничего не помните.

— Послушайте вы, юный негодяй! — повернулась Джинкс к рыжеволосому нахалу. — Откуда вам вообще может быть хоть что-то известно, чтоб вас!

Он удивительно нежно коснулся ее щеки, по которой потекла слеза, и чуть слышно произнес:

— Со мной когда-то произошло нечто подобное.

* * *

Она так и продолжала стоять в эркере, опираясь о кресло, когда через двадцать минут в комнату вошел Протероу.

— У меня есть для вас сообщение от Мэтью, — начал он. — Звучит примерно так: передайте пташке из двенадцатой палаты, что я отыскал кресло-каталку. Правда, оно настолько грязное, что мне сначала придется им хорошенько заняться. Возможно, она не откажется перекусить со мной на свежем воздухе, поэтому я приглашаю ее под развесистый бук. — Дружелюбная улыбка доктора стала похожей на усмешку. — Ну, как, Джинкс, вам приятно получить такое приглашение? Или я просто скажу ему, что снова назначил вам постельный режим? Кстати, он опять нарушил запрет и ввалился к вам, несмотря на табличку «Не входить». Поэтому, как мне кажется, он не заслужил вашего общества, и к тому же наверняка замучил вас своими бесконечными разговорами по поводу того, как ему хочется ширнуться хоть какой-нибудь гадостью. Впрочем, выбор в любом случае остается за вами.

Джинкс одарила Алана самой циничной улыбкой:

— Мне кажется, я начинаю разбираться в ваших методах, доктор Протероу.

— Неужели?

— Да. Вы используете тот принцип, что люди всегда стремятся сделать противоположное тому, что им говорят авторитетные лица, наделенные властью.

— Совсем не обязательно, — парировал доктор. — Я стараюсь сделать так, чтобы каждый индивидуум установил свои ценности, поэтому мне не так важно, что становится для этого побудительной причиной.

— И поэтому вы каждый раз заставляете нас делать наш собственный выбор.

— Вы не правы, Джинкс, я никого не заставляю делать что-либо.

Женщина нахмурилась:

— Так что же я, по-вашему, должна теперь выбирать? Пообедать с Мэтью или послать его подальше ко всем чертям? Ведь он тоже пациент, и я не хочу допускать ошибок.

Доктор только пожал плечами:

— Ко мне это не имеет никакого отношения. Сейчас он вычистит кресло так, что оно засияет золотом, поскольку убежден в том, что вы этого достойны. Конечно, мысли его пока однобоки, из-за того, что он употребляет наркотики вот уже много лет. Но у него отец — адвокат, мать занимается рекламой, а десять лет назад он был одним из самых лучших учеников, поэтому полностью идиотом он быть просто не может. Выбор за вами, Джинкс.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали повторять без конца эту фразу. Моя философия такова, что не существует понятия «свободный выбор», так же, как не бывает бесплатных обедов. В конце всегда приходится платить. — Она поморщилась, и от доктора это не ускользнуло. — Ну, а уж если вы собрались мне подробно рассказывать о Мэтью, тогда становится логичным спросить: а что вы ему наговорили про меня?

Доктор изумленно приподнял брови:

— Я сказал, что пташка из двенадцатой палаты в тысячу раз умнее его, она закончила Оксфорд по специальности «Классическая литература». А о нем она, наверное, думает так: это просто молодой мерзавец с сальными волосами, у которого даже не хватает смелости ограбить старушку, чтобы ширнуться". И это, очевидно, не слишком далеко от истины. Я угадал? Он же все рассказывает мне.

— Великолепно, — оценила Джинкс. — Я бы и сама лучше не сумела выразиться.

— И все-таки, что мне ему передать? Вы согласны пообедать с ним в кресле или нет?

— Вы же знаете, что нет.

Доктор поднял вверх указательный палец:

— Значит, так я ему и скажу. — И он быстро направился к выходу.

— Нет! — воскликнула Джинкс. — Вернитесь! — Но доктор уже торопливыми шагами удалялся по коридору, и тогда женщина, разозлившись уже не на шутку, пробежала через комнату и, высунувшись за дверь, закричала ему вслед: — Не смейте говорить ему ни слова! Негодяй!!!

Доктор остановился, повернулся и медленно направился к ее палате.

— Так вы хотите пообедать с Мэтью или нет?

Она выждала, пока он подойдет поближе:

— Не очень, — честно призналась Джинкс. — Но пообедаю.

— Зачем? — полюбопытствовал доктор. — Зачем делать то, что вам неприятно?

— Потому что вы не сумеете вежливо передать мой отказ. Вы повторите все то, что я сказала слово в слово, а мне этого совсем не хочется. Он был ко мне внимателен и осторожен по сравнению со всеми остальными. Поэтому я не допущу, чтобы вы его обижали.

— Вы правы на все сто процентов, Джинкс.

Она утомленно вздохнула:

— Боже мой! Послушайте, я же знаю, что вы делаете и почему. Вы ничем не отличаетесь от Стефани Феллоуз. Вы хотите, чтобы я выбралась из этой комнаты, чтобы я перестала жалеть себя и начала снова общаться с людьми. Почему бы вам просто не сказать мне: «Сделайте это, Джинкс, вам же будет лучше». Зачем втравливать этого несчастного юношу в свои глупые игры? Он-то не виноват в том, что случилось со мной.

Неужели он не понимает, что комната, которую ей необходимо покинуть, находится в ее собственном мозгу? Почему же она не уходит оттуда? Что держит ее?

— Я согласен с вами, только я его никуда не втравливал, он сам этого захотел. — Доктор демонстративно постучал пальцем по большой табличке «Не входить» на двери палаты. — Вам не кажется, Джинкс, что вы достаточно снисходительны, когда называете его «несчастным юношей»? Ему уже двадцать восемь, и он не нуждается ни в моей, ни в вашей поддержке. — При этих словах он широко улыбнулся. — И последнее. Я придерживаюсь твердого принципа: «Никого ни о чем не просить». Или вы делаете что-либо добровольно, или не делаете этого вообще. На кону доверие ко мне как к целителю. И я не могу лишать своих пациентов веры в меня. Иначе все то, ради чего я работаю, потеряет смысл.

— Ну, тогда передайте Мэтью большое спасибо за его приглашение. Я с удовольствием пообедаю с ним. — Она сорвала с двери табличку, скомкала ее и швырнула в доктора. — Как человек, разбирающийся в экзистенциализме, доктор Протероу, вы, я уверена, поняли, зачем я так поступила.

Громовой хохот врача разнесся по всему коридору. Он направился в свой кабинет, подбрасывая вверх и снова ловя бумажный комок.

— Да потому, что вам это понравилось, — бросил он напоследок своей пациентке.

* * *

Ее возили по саду, словно свинью-медалистку в тачке на выставке, и ее долговязый сопровождающий в открытую выпендривался, бросая по сторонам победные взгляды. Она ненавидела каждую минуту этой прогулки. Джинкс курила сигарету за сигаретой и скрипела зубами, проклиная доктора Протероу за это им самим санкционированное «похищение». Она воспряла духом только тогда, когда в самом конце прогулки они подъехали к воротам и остановились у проходной. Охранник лишь мельком взглянул на них через маленькое окошко и вновь погрузился в чтение газеты.

Указав на открытую створку ворот, Джинкс предложила:

— Почему бы нам не продолжить путешествие? Ты смог бы достать себе «дозу», а я поймала бы такси и отправилась домой.

— Пожалуйста, только колеса будешь крутить сама.

— Какие колеса? — переспросила женщина.

— Кресла-каталки, — заявил Мэтью. — Мне наплевать, если ты удерешь. Я никакой ответственности за тебя не несу. — Он присел на корточки. — Но если тебе так не терпится, то почему бы не поговорить с доктором и не вызвать такси в больницу?

Она пожала плечами:

— Наверное, по той же причине, что и у тебя.

— Да, — кивнул Мэтью. — Наверное, тот солист из рок-группы был прав. Он говорил, что когда падаешь в бесконечную пропасть и, достигая дна, все же остаешься в живых, стоит спросить себя: «Какого же черта ты делаешь там, внизу?» Итак, чего же вы хотите: обедать или сбежать?

— И то и другое, — сразу же отозвалась Джинкс. — Но я выбираю обед. А вы, оказывается, по натуре вовсе не мятежник, да?

— Все зависит от обстоятельств, — оскалился молодой человек.

— От каких же?

— Кому это выгодно. Если выигрываю я, то, может быть, мне это станет интересно. А о чем пойдет речь?

— Пока что я и сама не знаю, — задумчиво произнесла Джинкс. — Но я могу поделиться информацией совершенно бесплатно. Если вам когда-нибудь удастся избавиться от своей поганой привычки, вы сможете заработать миллионы. Вы даже более ловкий в управлении людьми, чем мой отец.

— Надо еще осознать свои возможности, — кивнул Мэтью, разворачивая кресло. — Да вы и сами не новичок в этой области. Ну-ка, посмотрим, какую скорость может развивать это хитроумное приспособление. — Он наклонился, чтобы помочь ей устроиться поудобнее, и в этот момент Джинкс совершенно искренне и дружелюбно улыбнулась своему сопровождающему.

Внезапно она ощутила нечто вроде приступа «дежа вю». Он был настолько сильным, что женщина машинально выбросила руку вперед и влепила Мэтью внушительную пощечину.

Мег и Рассел… Мег и Лео… КРОВЬ… шлюха… шлюха… ШЛЮХА…

Глава седьмая

С самого начала Бобби Франклин обращался крайне осторожно с четырьмя украденными кредитными карточками, незамысловатый росчерк на которых он очень быстро научился подделывать. Он начал со скромных покупок стоимостью менее тридцати фунтов, чтобы не подвергать себя обязательным проверкам счета по телефону. Но уже через два дня его так соблазнила кожаная куртка за сто пятьдесят фунтов, что жадность победила осторожность. Бобби успел изрядно вспотеть, выдерживая на себе строгий взгляд продавца, когда тот звонил, чтобы проверить счет владельца карточки. Однако, вскоре куртку завернули в пакет и сверток вручили счастливому подростку, который, выйдя на улицу, облегченно вздохнул: о пропаже карточек еще никто не успел сообщить. В последующие пять дней, пользуясь кредитками поочередно, Бобби успел накупить себе вещей на общую сумму в шесть тысяч фунтов, при этом справедливо полагая, что не растратил и малой доли того, что еще находилось на «его» новых банковских счетах. Кроме того, пока оставались нетронутыми и те две кредитные карточки, которые были оформлены на женщину.

Разумеется, он потерял всякую бдительность и вошел в раж. Вполне естественно, он начал считать себя умнее и бесстрашно щеголял новыми нарядами, поскольку уже не думал ни о чем и старался как можно быстрее не только удовлетворить свои мальчишеские потребности, но еще и доказать всем товарищам, что он все же первый среди равных. Он начал важничать, задаваться, провоцируя зависть и негодование практически всех своих сверстников. И в очень скором времени его заложил полиции старый школьный приятель, который был, как выяснилось, старым информатором местного участка. И, что самое обидное, продал его за сигарету и бутылку пива.


24 июня, пятница.

Полицейский участок Ромсей-роуд.

Винчестер, Гемпшир.

12 часов 15 минут дня.


Примерно в то же самое время, когда Джинкс подумывала о побеге из больницы, сержант Шон Фрейзер постучался в приоткрытую дверь кабинета детектива Мэддокса.

— Ты помнишь, что говорил старший о неизвестном, который украл документы и деньги нашей парочки? — сразу начал он, входя в комнату. — Так вот, я просматривал отчеты о задержанных нарушителях в нашем районе за последнюю неделю и, кажется, нашел похитителя, шеф. Вряд ли может быть такое совпадение. — Некий парнишка по имени Бобби Франклин был доставлен сотрудниками полиции в участок. Он живет с матерью в Хотри-истейт. Всего в семье пять детей, и все они предоставлены сами себе. Бобби — самый старший. Похоже, он использовал украденные кредитки для приобретения бытовой техники и одежды, и за пять дней успел потратить более шести тысяч фунтов. Когда в его спальне был вскрыт паркет, под ним и обнаружились четыре карточки на имя мистера Лео Уолладера и еще две на имя мисс М.С.Харрис. Он уверяет, что нашел их в забытой кем-то сумке на Хай-стрит. Однако Тед Гэрретти сразу позвонил в компании, где выдавались эти кредитки, и ему сообщили, что о пропаже никто не заявлял и, следовательно, кредитки считаются действительными. Адрес Уолладера: Ричмонд, Гленавон Гарденс, 12, а мисс Харрис — Хаммерсмит, Шубери Террас, 43-а. Оба лондонских номера не отвечают. Что ты думаешь по этому поводу?

Постоянно хмурое выражение на лице Мэддокса внезапно сменилось живейшим интересом:

— Франклин еще в участке?

Фрейзер кивнул:

— Очень сложный подросток. Ему только семнадцать лет, а он уже знает все свои права. Его и раньше задерживали по разным поводам, но тогда он был еще не таким большим, да и обвинения не являлись слишком серьезными. По словам Гэррети у него в квартире пять новеньких телевизоров, с полдюжины стереосистем, еще нераспечатанных, в коробках, а весь шкаф увешан самой изысканной одеждой.

— С ним есть кто-нибудь из адвокатов?

— Да, молодая женщина из компании «Хикс и Хикс». Она посоветовала ему помалкивать.

В этот момент хмурое выражение вернулось на лицо Мэддокса:

— Это, как мне кажется, Миранда Джонс. Если бы женщины занимались своими непосредственными делами, а не мешали исполнять то, что всегда являлось прерогативой мужчин, мир только бы выиграл. — Он мельком взглянул на подчиненного и прорычал: — Ты согласен со мной, Шон? — прекрасно зная, что у сержанта никогда не хватило бы смелости противоречить старшему по званию и должности.

Фрейзер, как ни в чем не бывало, уставился на пятнышко на стене чуть выше головы Мэддокса и мысленно представил себе, как было бы здорово сейчас отвесить хорошего пинка этой скотине. Он действительно терпеть не мог Мэддокса. Шон давно подозревал, что женоненавистнические настроения шефа вызваны какой-то патологией, особенно, если учесть, что тот сейчас находился в состоянии уже третьего развода. Хотя это не могло служить ему оправданием, тем более, что теперь Мэддокс намеревался бросить и всех своих шестерых детей, которых успел нажить с последней супругой.

— Она, между прочим, лучше многих мужчин, которых они сюда присылают, шеф.

— Ну, что ж, давай взглянем на него, — нетерпеливо произнес Мэддокс, даже не отреагировав, как обычно, на ядовитое замечание своего подчиненного. — Я полагаю, он не является разыскиваемым убийцей?

Фрейзер подвинулся в сторону, пропуская Мэддокса:

— Не думаю, шеф. Тед Гэрретти еще добавил, что Бобби — большой любитель поразвлечься с малолетками. Пару лет назад тринадцатилетняя девочка обвинила его в изнасиловании, однако, заявление было сразу же отозвано, поскольку ее мать очень быстро замяла все дело, как только выяснилось, со сколькими другими парнями спала ее дочь. Похоже на то, что Франклин превращается в настоящего педофила. Не пройдет и двух-трех лет, как он начнет заниматься этим регулярно, и вот тогда на нашу голову посыпятся обвинения. Такие люди, как правило, ведут себя крайне неадекватно. Однако Бобби, который без зазрения совести очистил карманы у трупов, даже не испытывая при этом приступа тошноты, вряд ли осмелился бы отнять у них хотя бы бутылку пива, будь они живы.

* * *

В справедливости этой характеристики Мэддокс убедился, рассматривая неприятного юнца, который, пересыпая речь бессмысленной руганью, беспрестанно, в течение всего допроса, тискал свою промежность, даже не отдавая себе в этом отчета. Нездоровый и неопрятный вид, мелкие черты лица, бегающие глазки и угрюмо поджатые губы, — все это вкупе производило отталкивающее впечатление. Бобби смотрел куда угодно, но только не на собеседника. Фашист в душе, Мэддокс поражался, как общество может терпеть внутри себя подобных вонючих хорьков.

— У нас появились проблемы, — заявил Гэрет, как только на первые заданные Франклину вопросы последовали стандартные ответы «Никаких, мать твою, комментариев». — Я буду говорить прямо, Бобби, чтобы ты сразу уяснил, кто я и откуда. Может быть, ты решишь отвечать на мои вопросы нормально. Меня не интересуют подделка подписи и вся авантюра с кредитками. Меня волнует совершенно другое: у тебя оказались чужие карточки на имя Лео Уолладера и М.С.Харрис, а у меня имеются два неопознанных трупа, найденные вчера в лесах Ардингли. Мы с детективом Фрейзером подозреваем, что эти карточки принадлежат им. Ты мог бы сэкономить нам время, подробно рассказав о том, как они к тебе попали. Мне кажется, что примерно с неделю назад ты наткнулся на мертвые тела и, как любой нормальный мужчина, поживился их добром. — Он дружелюбно улыбнулся. — А что здесь такого? Они мертвы, ты их не убивал, все равно кредитки им больше не понадобятся. Можешь ты все это повторить для нас, чтобы мы смогли, наконец, разобраться с этим делом?

— Да пошел ты, — фыркнул Бобби. — Никаких, мать твою, комментариев.

Мэддокс бросил выразительный взгляд на молодую женщину-адвоката:

— Может, нам с сержантом выйти минут на пять, а вы тем временем объясните своему клиенту, какой у него есть выбор? Не исключена возможность, что мы предъявим вашему подзащитному и другие обвинения, если он не подтвердит, что взял карточки уже у трупов. Стоит добавить, что эти обвинения повлекут за собой самые серьезные меры.

Фрейзер с отвращением наблюдал за непроизвольной мастурбацией Бобби:

— А если уж мы действительно столкнемся стенка на стенку, то нам придется выяснить, что за юная леди сопровождала Бобби в его прогулке по лесу.

— Не было со мной никого! — встрепенулся юнец, не обращая внимания на предостерегающий жест адвоката. Вот дерьмо! Не дай Бог они выяснят, что ей едва исполнилось двенадцать лет!

— Черт с вами! Хорошо, ну, нашел я эти два трупешника. Они уже изрядно воняли. Морды разбиты, кругом копошатся черви, а я что… Неужели я забрал бы эти поганые карточки, если бы рядом кто-то был? Пошевели мозгами, мать твою! Тогда бы мне пришлось делиться. А все было так, как и говорил этот тип. Лежат два трупа, которым кредитки на фиг не нужны, вот я и взял, чтобы попользоваться… Подумаешь, делов-то!

— Твоим долгом было сообщить об этом, Бобби, — почти ласково произнес Мэддокс, словно заключая в кокон свою обычную агрессивность. — Ну, ладно, парень, ты особо не волнуйся. Все мы тут люди, и все понимаем, что правила иногда нарушаются.

— Да пошел ты! Это не мое дело. Вы когда-нибудь старались ради меня? Так почему я должен был суетиться? Да и какая разница: тогда бы вы их нашли или сегодня? Все равно мертвые и есть мертвые.

С этим Гэрет поспорить не мог.

— Ты уверен, Бобби, что был там один? Если с тобой была девчонка, нам это важно знать. — Сейчас ему вспомнились скользящие следы женских каблуков, отпечатавшиеся на склоне.

— Ну да, конечно. — Франклин пару секунд что-то судорожно обдумывал, а потом просиял: — Да если бы девчонка увидела то, что пришлось мне, она бы, наверное, прямо там и сдохла. А если нет, то блевала бы до сих пор. Я и сам-то еле вытерпел. — Его кожа внезапно побледнела. — Я даже не дышал, когда по карманам у них шарил. Прикиньте, там тысячи этих червей ползают… Так вы будете меня обвинять? Я их не убивал. Я такими вещами не занимаюсь.

Мэддокс взглянул на Фрейзера, но тот только пожал плечами. В общем, рассказ парнишки звучал правдоподобно.

— Нет, — наконец, вздохнул, вставая, Гэрет. — Никаких дополнительных обвинений, кроме уже имеющихся, выдвинуто не будет. Но нам, возможно, придется еще раз с тобой побеседовать, поэтому сделай так, чтобы нам не пришлось тебя искать. У двери он остановился и оглянулся на мальчишку. — И еще вот что. Вспомни, не хотел ли кто-то до тебя спрятать эти тела?

— Закопать? Вы имеете в виду, не было ли там могилы?

— Нет, я хочу знать, были ли они прикрыты чем-нибудь.

— Только листьями.

— Хорошо прикрыты?

— Да. Достаточно.

— Как же ты их обнаружил?

Маленькие глазки Франклина снова беспомощно забегали, будто ища невидимой поддержки:

— А кто-то там уже побывал до меня, — наконец, нашелся он. — Лиса, наверное. Она разворошила листья там, где у мужика голова лежала. Я и не знал, что их двое. Начал раскапывать дальше, смотрю, а возле его ног еще одна голова. А если честно, — поморщился Бобби, — лучше б мне было их вообще не находить. — Он брезгливо вытер ладони о брюки. — Столько теперь неприятностей. Я не совсем уверен, что еще в тот раз хорошо вымылся после такой находочки…


Клиника Найтингейл, Солсбери.

6 часов 30 минут вечера.


В тот же день вечером Алан Протероу заглянул в палату Джинкс и увидел, что женщина со странной решительностью расхаживает по комнате взад и вперед.

— Я больше не поеду на прогулку в инвалидном кресле, — сердито буркнула она. — Я и не подозревала, что настолько чувствительна и не могу выносить на себе посторонние взгляды. Это было просто унизительно. — Она указала пальцем на свою забинтованную голову. — Когда снимут это идиотство?

— Наверное, завтра утром, — отозвался доктор, удивляясь тому, только ли унижение смогло вызвать в женщине такой гнев. Должно пройти немало времени, прежде чем она признается, что начала вспоминать какие-то события. — Вас отвезут в Одстокскую больницу к половине десятого. И, если доктор посчитает, что с вами все в порядке, он снимет бинты.

Возле тумбочки Джинкс остановилась:

— Ну, спасибо хоть на этом. Сейчас я чувствую себя, как чудовище Франкенштейна.

Его дружелюбное лицо тут же осветилось улыбкой:

— Вы на него совершенно не похожи.

Наступила короткая пауза.

— А вы женаты, доктор Протероу?

— Был когда-то. Моя жена умерла четыре года назад от рака груди.

— Мне очень жаль. Простите, я не знала.

— А почему это вас заинтересовало?

Честное и откровенное любопытство. Просто приятно смотреть на милого и свободного доктора, заботящегося о своих пациентах, в то время как у самого на всех рубашках не хватает пуговиц.

— Потому что сегодня пятница, вечер. Сейчас лето, а вы не торопитесь домой, вот я и удивилась, почему вы до сих пор еще в больнице. Вы, наверное, здесь и живете?

Он кивнул.

— Да, у меня квартира наверху.

— А дети есть?

— Дочь учится в университете. Очень умная и энергичная девушка.

— Ничего удивительного. Вы, наверное, использовали ее как подопытного кролика для своих теорий об ответственности с тех пор, когда она еще под стол пешком ходила.

— Что-то вроде того.

Джинкс с любопытством посмотрела на доктора:

— А что случится, если один из ваших пациентов, скажем, выберет для себя совсем не те ценности, какие предполагаете вы? Короче говоря, будет вести себя иначе, чем другие. Невозможно, чтобы все находящиеся здесь строго придерживались правил приверженца экзистенциализма Протероу.

Доктор опустился в одно из кресел, вытянул свои длинные ноги и заложил руки за голову:

— Это серьезный вопрос, но я попробую ответить. Под понятием «не те ценности» вы, вероятно, имели в виду то, что пациент, выйдя из клиники, все равно останется со своими прежними проблемами? Другими словами, их пребывание здесь может вовсе не убедить их изменить образ жизни в лучшую сторону?

— Это немного упрощенный подход, но, в общем, именно это я и хотела сказать.

Он приподнял бровь, поглядывая на эту занимательную женщину.

— Тогда я отвечу тоже упрощенно. Получается, что мои методы не смогли оказать на них нужного воздействия, и поэтому пациент либо действительно возьмется за старое, либо будет искать другого врача с другой методикой лечения. Но это обычно те, кто выписывается в течение первых двух суток, потому что все дело заключается в том, что они вообще не хотели сюда поступать.

«Совсем как я», — подумала Джинкс.

— Тем не менее, у вас имеется определенный процент пациентов, которые все же отказываются от своих прежних привычек и убеждений. Мне кажется, что Мэтью уже просто не сможет вести себя так, как прежде, когда выпишется отсюда, хотя он еще далек от идеала.

— По-моему, вы начинаете понимать его. Но он находится здесь всего две недели. Дайте ему еще месяц, а потом увидите, насколько он приблизится к этому идеалу.

— Месяц? — глаза Джинкс округлились от ужаса. — Но тогда сколько же времени вы собираетесь держать здесь меня?!

— Столько, сколько вы сами того пожелаете.

— Это не ответ. Ну, а на какой срок рассчитывает мой отец?

— Это не тюрьма. Я никого не держу здесь насильно.

— Значит, завтра, после того как мне снимут повязку, я смогу уехать?

— Разумеется, если вы к тому же помните все то, что я говорил вам в среду. Вы еще не достаточно окрепли физически, чтобы обслуживать себя самостоятельно, поэтому я вынужден буду сообщить вашему отцу, что вы оставили больницу по собственному желанию.

— А значит ли это, что я вполне здорова в ментальном плане? — слабо улыбнулась Джинкс.

Доктор пожал плечами:

— Создается впечатление, что в этом отношении вы абсолютно здоровы. — Он подался вперед, чтобы получше рассмотреть ее. — Поэтому мне приходится как-то согласовывать вашу непреклонную уверенность в своих силах с тем образом, который мне описали полицейские. Но там была какая-то легко ранимая и полностью раскисшая особа, въехавшая на машине в столб.

Ей пришлось снова прижимать пальцы к веку, чтобы не показать навертывающихся слез:

— А я такая и есть, — произнесла она через несколько секунд. — Я перечитывала заметку в газете несколько раз, и все равно не смогла найти никакого объяснения своему поступку. — Она опустила руку и посмотрела на доктора. — Я позвонила сегодня Мег и наткнулась на автоответчик. Я подумала, что если поговорю с ней или с Лео, то, может быть, хотя бы они попробуют объяснить всем остальным, что я вовсе не расстроилась из-за того, что он бросил меня.

— А вы это вспомнили?

— Что именно? Что я не была расстроена? — Он кивнул, но Джинкс отрицательно замотала головой. — Нет, просто я настолько уверена в своих словах, что этот вопрос меня даже не волновал, и я не предполагала к нему возвращаться.

— Почему же?

Из-за того, что в последний раз мне было абсолютно все равно.

— Потому что я сама не хотела, чтобы Лео был со мной, — громко и отчетливо произнесла она и сразу же отвернулась, чтобы доктор не заметил ничего лишнего в выражении ее лица. — Я понимаю, что это очень странно, но все же я испытываю несравненное облегчение от того, что мне не надо выходить за него замуж. Я помню, как до последней минуты болталась в студии, находя себе любую работу, чтобы только не возвращаться домой и не проводить с ним целый вечер. Постепенно я начала чуть ли не ненавидеть его. — Она неуверенно рассмеялась. — Вот вам и уверенность в своих силах. Зачем мне выходить замуж за того, кто мне уже стал не по душе? Бессмыслица какая-то. — Она немного помолчала. — Как было бы здорово, — внезапно добавила она, — если бы мне не приходилось каждый раз выстраивать и укреплять свою защиту.

— От кого же вы защищаетесь?

Она снова прижала палец к здоровому глазу, словно не хотела ничего видеть вокруг:

— От страха.

— А чего же вы боитесь? — немного помолчав, поинтересовался доктор.

— Не знаю, — чуть слышно пробормотала женщина. — Я не помню.


Полицейский участок Ромсей-роуд,

Винчестер, Гемпшир.

7 часов вечера.


После того, как были выяснены имена и адреса погибших, дела пошли гораздо быстрее. После телефонного звонка в полицию Ричмонда открылась интересная информация. Оказалось, что адрес Гленавон Гарденс, 12 уже интересовал местных полицейских, правда, по совсем другому делу. В этот дом уже пытались попасть дней десять назад, когда произошла автомобильная авария, в которой пострадала хозяйка дома мисс Джейн Кингсли.

— Вам, наверное, надо переговорить с сержантом Халливеллом, — сообщили Фрейзеру из Ричмонда, — он просил нас соединять его со всеми, кто интересуется мисс Кингсли, потому что, судя по обстоятельствам, это ДТП больше напоминает попытку самоубийства. Суть состоит в том, что она была помолвлена с Лео Уолладером. Он жил с ней в Гленавон Гарденс примерно два месяца, а затем в пятницу вечером 10 июня неожиданно бросил свою невесту за три недели до свадьбы. При этом он сбежал с лучшей подругой мисс Кингсли. Мы уже переговорили с ее соседями, и они утверждают, что ею была совершена еще одна попытка самоубийства 12 июня в воскресенье. Кроме того, мы связывались с родителями мистера Уолладера, и они заявили, что их сын вместе со своей новой подружкой скрылись на континенте. Теперь они будут выжидать время, пока шумиха о несостоявшейся свадьбе понемногу не утихнет.

— А вы не знаете имени и фамилии этой новой подружки? — выпалил Фрейзер и затаил дыхание.

— Харрис. Мег Харрис.

Прямо в яблочко!

— Вы не могли бы дать нам адрес родителей мистера Уолладера?

— Сейчас посмотрю. Отец: сэр Энтони Уолладер. Адрес: Даунтаун Корт, Эшвелл, рядом с Гилфордом.

— А родителей Мег Харрис?

— К сожалению, она участвует в этом деле, только как его новая подруга. О ней мы не знаем ничего, кроме имени.

— Ну, хорошо. Вы не могли бы нам переслать по факсу все, что у вас имеется по этому делу? — Он продиктовал номер. — И, если возможно, в ближайшие пять минут.

— Непременно. А что у вас произошло?

— До конца еще не ясно, но у нас имеются два трупа. По всей видимости, это Уолладер и Харрис. Предупредите своих ребят, что завтра мы их навестим. Всего доброго.

Он разъединил линию, нашел в списке полицейских управлений нужный телефон и набрал номер Фордингбриджа.

— Сержант Халливелл еще на месте? — спросил он. — Да, я знаю, что уже поздно. — Фрейзер нервно забарабанил пальцами по столу. — Да-да, это срочно. Пожалуйста, отыщите его и передайте, чтобы он немедленно связался с детективом Мэддоксом или сержантом Фрейзером. Мы находимся в комнате происшествий Ардингли Вудз. — Он скороговоркой сообщил номер. — И сделайте это по возможности быстрее.

После этого сержант собрал все имеющиеся бумаги и направился по коридору туда, где уже заработал факс, получающий сообщение из Ричмонда. Две страницы. Фрейзер быстро просмотрел присланные материалы и уже через минуту оказался в кабинете Гэрета Мэддокса.

— Выяснилось, что в нашем деле есть связь с Гемпширом, — сразу же сообщил он. — Лео Уолладер был женихом мисс Джейн Кингсли до самого недавнего времени. Они должны были пожениться второго июля, но десятого июня Лео бросил свою невесту. И при этом выбрал замену в виде лучшей подруги Джейн — Мег Харрис. — Он набрал в легкие воздух и продолжал. — Между прочим, отец мисс Кингсли — председатель компании «Франчайз Холдингз». Свадьба должна была состояться в его поместье в Хеллингдон-Холл, это немного севернее Фордингбридж. — Он передал Мэддоксу бумаги. — Я попросил позвонить нам сюда сержанта Халливелла, он занимается этим делом и собирает всю информацию с самого начала: с той минуты, когда ребята нашли мисс Кингсли. Она была без сознания и пьяная, как свинья. Они полагают, что это была попытка самоубийства, а еще одна была совершена двенадцатого июня. — Он постучал пальцем по большой карте Государственной Топографической службы, висевшей на стене кабинета. — Парень из Ричмонда, с которым я только что разговаривал по телефону, объяснил, что ДТП произошло на летном поле в Стоуни-Бассетт, которое, кстати, — он взмахнул рукой, указывая названные места, — находится как раз на пути между Ардингли Вудз и Хеллингдон-Холл. А точнее, от лесов до аэродрома пятнадцать миль, а от аэродрома до дома ее родителей — еще семь. У меня нехорошие предчувствия, шеф. География говорит сама за себя, а там, на склоне, остались следы каблуков женских туфель. Да и доктор почему-то упорно настаивает на том, что во время убийства на месте преступления присутствовала женщина.

Но Мэддокс был и старше, и осторожнее своего горячего подчиненного:

— Давай подождем, пока нам позвонит Халливелл, и выслушаем его, — предложил он.

* * *

Через полчаса они перешли в кабинет старшего детектива и ввели его в курс дела.

— Я понимаю, что у нас остается мизерный шанс поверить в то, что Уолладер и Харрис в настоящий момент греются под солнцем на Ривьере, — подытожил Мэддокс, — либо по той причине, что Франклин нам наврал, либо потому, что наши неизвестные покойники сами украли эти кредитки. Но эти предположения настолько смехотворны, что не заслуживают нашего внимания. Зато становится понятным, почему никто не объявил о пропаже людей. Как показал Халливелл, родители Лео полагают, что он сбежал во Францию, чтобы не смущать никого своим присутствием, на то время, пока не утихнут слухи о расстроившейся свадьбе. Так что нам теперь делать? Сообщить сэру Энтони Уолладеру, что по нашим подозрениям его сын сейчас находится у нас в морге, и попросить отца приехать для опознания? Или еще раз каким-то образом перепроверить, что это именно они, а уже потом начинать тормошить оба семейства? Очевидно, нам удастся обнаружить какие-нибудь отпечатки пальцев в Хаммерсмите, на квартире Харрис. В дом, расположенный в Ричмонде на Гленавон Гарденс, к сожалению, нам попасть не удастся, не встревожив мисс Кингсли. А если она как-то замешана в этом преступлении, то мы никоим образом пока не должны раскрывать свои карты.

Фрэнк Чивер сложил на столе ладони «домиком» и в задумчивости посмотрел в окно:

— А я когда-нибудь рассказывал вам, как начиналась моя карьера в Лондоне?

Мэддокс с Фрейзером переглянулись и промолчали. Если старик что-то уже рассказал, он все равно повторит это не один десяток раз. Мэддокс приготовился выслушать давно знакомую занудную историю. Все эпизоды из жизни Чивера были скучны до безобразия. Из его биографии только один факт, пожалуй, представлялся интересным: сам Фрэнк появился на свет незаконнорожденным сыном проститутки из Ист-Энда. И Чивер каждый раз подчеркивал, как это трудно — подняться по служебной лестнице и добиться такого места, будучи простым парнем. Да еще при этом оставаться примерным семьянином. Фрэнк был женат уже тридцать восемь лет.

— Я только закончил школу, — неторопливо вспоминал Чивер, — и одним из первых случаев, с которым мне пришлось столкнуться, было избиение негра. Я подобрал бедолагу на улице. Его так измолотили дубинкой, что он еле дышал. — Фрэнк задумался о чем-то своем, а потом продолжал: — Как потом выяснилось, несчастный был помолвлен с сестрой главаря одной из банд в Ист-Энде. Так вот, у нас были даже некоторые свидетельства того, что негра избил его будущий родственник. Все, что нам требовалось для того, чтобы засадить негодяя за решетку, было подтверждение избитым имени этого главаря. Но когда дело дошло до протокола, он заартачился и пошел на попятную, так что дело пришлось закрыть. Я вспоминаю выражение глаз того негра. Я никогда не видел, чтобы человек пребывал в таком страхе. Он был черным, как смоль, но при каждом упоминании возможного судебного разбирательства он, как мне казалось, становился почти серым от ужаса. — Чивер переводил взгляд с одного детектива на другого. — Так вот, того подонка, который искалечил негра, звали Адам Кингсли. И он не мог стерпеть, чтобы в его семье появилась негритянская кровь. — Он покачал головой. — Но все равно получилось не так, как он хотел. У чернокожего оказалось больше смелости, чем на то рассчитывал Кингсли. Он все равно женился на его сестре уже через неделю, причем к алтарю шел на костылях.

Мэддокс даже присвистнул от удивления:

— Так это тот же самый тип? Отец мисс Кингсли?

Чивер кивнул:

— Да. Потом он сколотил себе неплохое состояние. Он покупал дешевые дома, заселенные жильцами, потом силой выгонял их оттуда, а пустые дома продавал уже совсем по другой цене. В 60-е годы он стал уважаемым человеком. Где-то примерно в это время у него и родилась дочь. — Он снова принялся смотреть в темноту за окном. — Ну, хорошо, с этим семейством, как вы поняли, действовать надо предельно осторожно. Завтра утром я и ты, Фрейзер, нанесем визит сэру Энтони Уолладеру. Мы отъедем ровно в восемь, и уже между девятью и половиной десятого сможем с ним встретиться. Предупреди доктора Кларка, что мы, возможно, вернемся вместе с Уолладером. — Он повернулся к Мэддоксу. — Гэрет, а ты пока что раздели своих помощников на две группы. Одна будет заниматься делами Мег Харрис, другая пусть сосредоточится на Джейн Кингсли. Мне нужно знать, где они познакомились, сколько лет дружили, что из себя представляют как личности и та и другая. Особенно меня интересуют отношения Джейн Кингсли с ее отцом. Все понятно? Потом посмотрим, что тебе удастся выяснить за время нашего отсутствия.

— Но мы не собираемся встречаться с самим Кингсли, насколько я понимаю?

— Нет.

— А как насчет его дочери? Халливелл сказал, что она в данный момент находится в клинике Найтингейл в Солсбери. Она получила сотрясение мозга, и ее подлечивают. Может быть, ее тоже не стоит пока что беспокоить? Хотя сейчас над ней висит обвинение в управлении транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, так что под этим прикрытием мы могли бы легко допросить ее и выяснить все то, что нам требуется.

— Ты так считаешь? — сухо спросил Чивер. — Послушай, мой друг, мы имеем дело не с самаритянами, и ты уж постарайся, чтобы Кингсли ни сном ни духом не знал, что мы интересуемся его дочерью. Это, надеюсь, понятно? Никто чтобы и шага не ступал без моего ведома. А к этой семье вообще не подходить, пока мы не будем точно знать, где находимся и что делаем. Если вдруг Джейн окажется похожей на своего папочку, то обращаться с ней надо так же, как с ядовитой змеей. Конечно, не стоит ее беспокоить. Не стоит вообще никого из Кингсли беспокоить. Пока.


25 июня, суббота.

Даунтаун Корт, Ближний Гилфорд, Суррей.

9 часов 30 минут утра.


Сэр Энтони Уолладер провел двух мрачных полицейских в гостиную своего дома и рукой указал им на кресла. Недоуменное выражение не покидало его хмурого лица.

— По правде говоря, джентльмены, мне все это вот где сидит, — он провел рукой по шее. — Я имею в виду эту несчастную девицу и ее попытки самоубийства. Не хочу сказать, что я аплодировал своему сыну за его поступок, но я протестую против того, чтобы меня и Филиппу ввязывали в эти дела. Можете себе представить, сколько времени я провел у телефона, беседуя с вашими коллегами. Я уже не говорю о том звонке от мачехи Джинкс и жуткой беседе, которой она замучила бедную Филиппу. Моя супруга предложила послать в больницу мисс Кингсли пожелания о скорейшем выздоровлении, но Бетти только сыпала оскорблениями и вела себя так, как, впрочем, и подобает женщине ее происхождения. — Он брезгливо поморщился. — Самое неприятное существо — хуже последней проститутки из Ист-Энда, если говорить честно. Одному Богу известно, как мы рады, что нас больше ничего не связывает с этой семьей.

Фрейзер, помня родословную Чивера, непроизвольно дернулся, но тот лишь согласно покачал головой:

— Ситуация сложилась непростая, сэр, — вздохнул старший детектив.

— Вы правы, конечно. Но почему мы должны испытывать чувство ответственности за взрослую женщину, неспособную справляться со своими эмоциями? Неужели это настолько важно, что вы не можете дождаться возвращения Лео? — Он опустился на диван и изящно закинул одну ногу на другую. В каждом его движении чувствовался подлинный аристократизм. При других обстоятельствах Фрейзеру захотелось бы отвесить хозяину хорошего пинка. В поведении сэра Энтони Уолладера не было ни намека на искренность.

— Мы не слишком хорошо знаем Джинкс. Как-то раз Лео приводил мисс Кингсли сюда, но мы с Филиппой в ее присутствии чувствовали себя неловко. Она, конечно, очень умная девушка, но, на наш вкус, слишком уж современная.

— В общем-то, мы явились, чтобы побеседовать о вашем сыне, — сдержанно произнес Фрэнк Чивер. — У вас имеется адрес или телефон, чтобы связаться с ним?

Сэр Энтони грустно покачал головой:

— Мы ни слова от них не слышали с тех пор, как они уехали. Хотя ничего странного в этом нет. Они очень переживают и находятся в некоторой растерянности. — Он сплел пальцы и обхватил руками колено. — Как, собственно, и мы сами. Мы стараемся вести себя как можно тише, как вы понимаете. Дело даже не в том, что Лео бросил свою невесту за четыре недели до свадьбы, просто мы не можем осуждать его за это. Смущение, смягченное чувством облегчения — вот, пожалуй, лучшее определение тому состоянию, в котором мы сейчас находимся. Она совершенно не подходила ему, но все воспринимала с такой серьезностью… Впрочем, ее попытки самоубийства красноречиво об этом свидетельствуют.

Фрейзер рассматривал семейные фотографии, стоящие в рамочках на столе рядом с ним.

— Это и есть ваш сын, сэр? — поинтересовался он, указывая на один снимок, где высокий светловолосый молодой человек со скрещенными на груди руками и широкой улыбкой стоял у «мерседеса» с откидным верхом. Он очень походил на своего отца: тот же широкий лоб, густые волосы, тот же наклон головы. Настоящий аристократ.

— Да, это Лео.

— Куда именно, по его словам, он отправился вместе с мисс Харрис?

— Он нам ничего об этом не говорил. Сказал только, что они уезжают на машине на континент и пробудут там до тех пор, пока не стихнут толки вокруг всех этих событий.

— Вы сами лично беседовали с ними?

— Да. В субботу утром Лео позвонил мне и сообщил, что свадьба не состоится, и что самое лучшее для них с Мег сейчас — это исчезнуть на некоторое время.

— Суббота у нас была одиннадцатое июня?

— Совершенно верно. Две недели назад.

— И с тех пор вы больше ничего о них не слышали?

— Нет. — Он погладил брюки ладонью. — Но я еще раз повторяю, что не считаю это ни странным, ни необычным. Я думаю, что его бывшая невеста вообще не вправе подавать на него в суд, обвиняя в доведении ее до попытки самоубийства. Или сейчас что-то изменилось? Мне кажется, что с годами я все меньше и меньше понимаю современное законодательство.

Фрэнк Чивер вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок и разгладил его на коленях, прежде чем передать хозяину. Это была ксерокопия кредитных карточек, украденных Бобби Франклином.

— Посмотрите, пожалуйста, сюда, сэр. Узнаете ли вы здесь какие-нибудь подписи?

Сэр Энтони взял листок и, держа его на вытянутой руке, после секундного изучения, кивнул:

— Да, верхние четыре принадлежат Лео. — Он прищурился и добавил: — А нижние две — М.С.Харрис, значит, это карточки Мег. — Он перевел взгляд на старшего детектива. — Я ничего не понимаю.

— Мне очень жаль, сэр Энтони, но у нас есть серьезные причины опасаться за вашего сына и мисс Харрис. Мы явились сюда в надежде, что вы знаете о местонахождении вашего сына и можете убедить нас в том, что он и мисс Харрис живы. — Он указал кивком на листок. — Вчера в Винчестере семнадцатилетний юноша был обвинен в подделке подписи и использовании чужой кредитной карточки. Всего у него обнаружили их шесть. Он сообщил нам, что украл их из карманов одежды двух тел, обнаруженных им в лесах Ардингли, в двух милях на запад от Винчестера. К сожалению, моей печальной обязанностью является теперь проинформировать вас о том, что по всем данным эти тела принадлежат вашему сыну Лео Уолладеру и его подруге Мег Харрис.

Возможно, эти новости были ошеломляющими для сэра Энтони, или же просто их смысл пока не совсем дошел до него, поскольку хозяин только громко рассмеялся:

— Не говорите ерунды, приятель. Я уже все вам сказал. Они сейчас отдыхают где-то на континенте. Зачем вы пришли сюда? Это какой-то розыгрыш? — Он сердито нахмурил брови. — Наверняка, проделки этого негодяя Кингсли, как мне кажется.

— Нет, сэр, — как можно мягче продолжал Чивер, — это не розыгрыш, хотя ради вас я бы хотел, чтобы это было именно так. У нас имеются два неопознанных тела. — Он бросил взгляд на улыбающуюся фотографию. — Одно из них принадлежит мужчине, возраст между тридцатью и сорока годами, рост шесть футов один дюйм, светловолосый. И женщина, возраст такой же, рост пять футов четыре дюйма, короткие темные волосы. И хотя у нас еще остается возможность не поверить мальчишке, который завладел кредитными карточками, но она, к несчастью, ничтожно мала. Похоже, что описание тела подходит под вашего сына. Теперь нам остается только проверить, принадлежит ли второе тело именно мисс Харрис, поскольку у нас нет ее фотографий.

Сэр Энтони тряхнул головой, словно не хотел верить во все то, что только что услышал:

— Здесь, очевидно, произошла какая-то ошибка, — уверенно произнес он. — Лео сейчас находится во Франции.

— Может быть, вы смогли бы описать нам внешность Мег? — попросил Фрейзер.

— Она приходила сюда всего один раз, — медленно заговорил сэр Энтони, — заезжала на выходные по пути в Лондон, когда здесь отдыхали Лео и Джинкс. Она сразу же понравилась Филиппе. Милая девушка, мне в тот же миг стало понятно, что она без ума от Лео, и такая партия меня устраивала бы гораздо больше. Прекрасная семья, отличное происхождение. Мы с Филиппой чуть ли не запрыгали от радости, когда Лео нам позвонил и сказал, что он изменил свои планы и намерен теперь жениться на Мег. Ее предки родом из Уилтшира, как мне помнится. Симпатичная, темноволосая, стройная, всегда с улыбкой… — Он замолчал, очевидно, не зная, что добавить.

— А какой возраст вы бы… — начал было Фрейзер, но Чивер бросил на него строгий взгляд и жестом дал понять, что сейчас лучше ничего не говорить.

Лицо сэра Энтони исказилось от отчаяния:

— Это убьет мою несчастную жену. Лео — наш единственный сын. Мы хотели еще иметь детей, но у нас не получилось. — Он закрыл глаза и прижал к векам большой и указательный пальцы, чтобы не расплакаться. — Что с ними случилось? Автомобильная катастрофа?

Чивер прокашлялся и негромко заговорил:

— Не совсем так, сэр. Мнение патологоанатома таково, что их убили. — Он сжал ладони между коленями. — Мне очень жаль, сэр Энтони…

Хозяин дома отчаянно замотал головой:

— Нет, нет, это было бы слишком жестоко.

И снова наступила тишина.

Затем сэр Энтони медленно поднял трясущуюся руку ко лбу:

— Но кому потребовалось убивать их?

— Нам это пока не известно, сэр, — тихо произнес Чивер. — Они были мертвы уже некоторое время, примерно две недели. Сейчас мы придерживаемся версии, что это произошло тринадцатого июня.

— Именно в этот день Джинкс пыталась покончить с собой, — безразлично добавил хозяин.

— Именно так.

— Я надеюсь, вы уже знаете о том, что ее муж был убит? — неожиданно бросил сэр Энтони.

Фрэнк Чивер подался вперед и нахмурился:

— Вы имеете в виду мужа мисс Кингсли? — Для него это было новостью.

Хозяин дома кивнул:

— Да, но только тогда она была миссис Лэнди. Трагедия произошла лет девять или десять назад. Ее мужа звали Рассел Лэнди. Он продавал картины в Челси. — Сэр Энтони сверлил Фрэнка пронзительным взглядом. — Его забили до смерти молотком, но убийцу так и не нашли. Причем изувечили настолько, что лицо стало неузнаваемым. В газетах это убийство называли одним из самых жестоких во все времена. Так как был убит мой сын, детектив? Смогу ли я опознать его? — Он заметил, что Чивер колеблется, и в глазах отца мелькнуло что-то похожее на ужас. — Неужели его тоже забили насмерть?

Фрэнк провел по лицу внезапно ослабевшей рукой. «О Господи! — мысленно взмолился он. — Как же все это сложно!»

— Смерть никогда не бывает приятной, — заговорил он. — Особенно, если учесть, что уже прошло несколько дней, сэр Энтони.

— Но он ведь был забит дубинкой или чем-то в этом роде, как и Лэнди, верно? — в голосе Уолладера зазвучал гнев.

— Пока что, на этой стадии, — осторожно начал Фрэнк, — мы ничего не можем ни исключать, ни утверждать. Патологоанатом еще не закончил свою работу, и пока он не выполнит все, что требуется, было бы преждевременно выдвигать какие-либо предположения. Но я могу заверить вас, что передам вам его заключение, как только мы получим от него готовый отчет.

Искра, которая зажгла в Уолладере пламя гнева, потухла так же внезапно, как и вспыхнула. В эту минуту он выглядел потерянным, как будто до него только сейчас дошло, что его сын трагически погиб.

— Наверное, вы хотите, чтобы я поехал с вами и опознал его? — Он поднялся с дивана.

— Спешки никакой нет, сэр. У вас есть время, чтобы переговорить со своей супругой. Не торопитесь. Поймите, это не такая вещь, которую вы должны выполнить немедленно.

— Нет, должен, — заупрямился сэр Энтони. — Филиппы сегодня дома долго не будет, она занимается своей благотворительной деятельностью в больнице, поэтому даже не узнает, что я куда-то отъезжал. Вы говорили о том, что имеется какой-то незначительный шанс на то, что это ошибка. — Он повернулся к полицейским, и в глазах его заблестели слезы. — Так вот теперь я молю Господа о том, чтобы хотя бы ради моей любимой жены это было именно так.


Лаборатория судебной медицины

Министерства внутренних дел, Гемпшир.

11 часов 45 минут утра.


Он стоял над останками своего сына, которые перенесли на чистый хирургический стол. Туловище было аккуратно прикрыто белой простыней. Волосы, такие же светлые и густые, как при жизни, бесспорно, принадлежали Лео. Как ни страшно, но часть лица все же сохранилась, и этого оказалось достаточным, чтобы опознать тело.

Уолладер отыскал глазами доктора Кларка.

— Что мне сказать жене? — взмолился он. — Я даже не представляю себе, с чего начать.

Кларк посмотрел на злополучное тело:

— Ей сейчас потребуется больше успокоение, чем правдивый рассказ о Лео, сэр Энтони, — вздохнул он. — Расскажите ей о том, каким безмятежным он выглядел.


Убийство владельца художественной галереи


Изувеченное тело сорокачетырехлетнего Рассела Лэнди было обнаружено вчера вечером его женой в хранилище картин в его собственной художественной галерее в Челси.

Когда приехала скорая помощь, он был еще жив, но скончался по пути в больницу. Двадцатичетырехлетняя Джейн Лэнди, находящаяся на третьем месяце беременности, до сих пор пребывает в состоянии шока. Она прождала мужа час в «Гавроше», где они договорились поужинать. Потом все же взяла такси и поехала в галерею, где и обнаружила его. Врачи говорят, что нападение было совершено за час или два до ее появления, и он, возможно, остался бы в живых, если бы миссис Лэнди приехала раньше.

Галерея была перевернута вверх дном, украдено несколько ценных картин. Полиция считает, что мистер Лэнди, скорее всего, потревожил грабителей. На месте преступления найдена кувалда. Рассел Лэнди занимался продажей картин сравнительно недавно. Его галерея «Импрешнз» была открыта всего четыре года назад. Он специализировался на работах приверженцев минимализма, таких как Майкл Паджа и Джанет Хопкинс.

«Дэйли Телеграф», 2 февраля 1984 г.

Джейн Лэнди теряет нерожденного ребенка


Через две недели после того, как был убит ее муж, владелец художественной галереи Рассел Лэнди, Джейн Лэнди постигла новая утрата.

Вчера было объявлено, что у нее произошел выкидыш, и сейчас она находится в состоянии глубокого потрясения. Полиция до сих пор не может отыскать убийцу ее мужа.

«Дэйли Телеграф», 18 февраля 1984 г.

Тайна убийства Лэнди


Полиция находится в растерянности по поводу убийства сорокачетырехлетнего владельца художественной галереи Рассела Лэнди. Изувеченное тело было обнаружено позавчера вечером его женой Джейн. «В помещение кто-то проник, — сообщил один из полицейских, — и украл несколько картин, но мы ничего не можем сообщить по поводу нападения на мистера Лэнди. Такие ограбления обычно не сопровождаются жестокостью и насилием. Воры, специализирующиеся на похищении картин, как правило, гордятся своим профессионализмом».

Полиция просит всех коллекционеров и продавцов картин обращать внимание на появляющиеся на рынке произведения искусства. «Если мы сможем установить, что мотивом убийства было ограбление, — продолжает тот же следователь, — это значительно поможет нам в поисках преступника. К настоящему времени не удалось установить, находилась ли кувалда, которой был убит мистер Лэнди, в его галерее, или же она была принесена туда нападавшим. Мы также не исключаем возможности, что это убийство было спланировано заранее».

Джейн Лэнди является дочерью миллионера Адама Кингсли, председателя компании «Франчайз Холдингз». Он весьма расстроен гибелью своего зятя, несмотря на то, что сразу после свадьбы он публично назвал Рассела «похитителем младенцев, гоняющимся за золотом». У Кингсли также имеются двое сыновей от второго брака, Майлз и Фергус, 16 и 14 лет соответственно.

Друзья Лэнди сообщили, что он был очень популярен и не имел врагов. «Он был настоящим интеллектуалом и обладал прекрасным чувством юмора, — рассказал один из его близких друзей. — Я не понимаю, кому могло понадобиться убивать его».

Украденные полотна оцениваются в 250 тысяч фунтов, но полиция считает, что продать их будет весьма проблематично. Работы Майкла Паджа хорошо известны среди ценителей минимализма, но их круг ограничен. Его самая известная картина «Коричневое и желтое», которая представляет собой два больших коричневых холста по бокам и один маленький желтый посередине, находится сейчас в галерее Тейт. Ее покупка в свое время вызвала фурор, а некоторые критики называют ее крайне неприличными словами.

«Совершенно непонятно, — добавил следователь, — зачем грабителям понадобились подобные произведения. Неужели найдется желающий приобрести их?»

«Дэйли Телеграф», 3 февраля 1984 г.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА


Кому: начальнику полиции Хендри

От: старшего детектива Фишера

Дата: 9 августа 1984 года

Тема: убийство Рассела Лэнди (01.02.1984)

После нашей вчерашней беседы я попросил полицейских Эндрюса и Мередита составить для вас краткий отчет по данному делу. Ниже следуют основные пункты.

А. Ни одна из украденных картин не появлялась на рынке. Эндрюс и Мередит считают (и я разделяю их мнение), что кража не являлась мотивом преступления. Многочисленные опросы так и не выявили ни одного свидетеля взлома. (Примечание: миссис Лэнди подала заявление о краже в страховую компанию по поводу материальной компенсации. Картины оценены в сумму более 200 тысяч фунтов.)

Б. Были проверены все контакты Лэнди за три месяца, предшествовавшие его смерти. Ничего даже отдаленно неблагоприятного не было обнаружено. Дела у него шли хорошо, он считался кредитоспособным. Все счета легальны, включая личные и, если не принимать во внимание того, что он иногда покуривал коноплю, можно сказать, что ничего противозаконного в его действиях не наблюдалось. Были также опрошены его друзья, коллеги и родственники, однако никто из них не мог ничего сказать о наличии у Лэнди любовницы. Поэтому версия о ревнивом сопернике становится маловероятной.

В. Среди друзей Лэнди имелось несколько гомосексуалистов, однако, подробный и тщательный опрос представителей сексуальных меньшинств убедил Эндрюса и Мередита, что сам Рассел не принадлежал к их кругу, поэтому версия об убийстве «голубым» также отвергается.

Г. Лэнди был в хороших отношениях с супругой. Друзья говорят, что он был «одержим ею», но никаких указаний на домашние ссоры или жестокость по отношению к ней не имеется. Она имеет твердое алиби на день и вечер 1 февраля. Единственный момент, который не могут подтвердить свидетели, это когда она, заплатив таксисту, доставившему ее из ресторана к галерее, вошла в здание. Лэнди она обнаружила в одиночку. Однако все исследования патологоанатомов подтверждают тот факт, что нападение было совершено минимум за час до того, как миссис Лэнди приехала в галерею в 21.05. Имеются показания водителя такси о времени, когда он подвез ее к галерее, а также зарегистрированный в журнале вызов скорой помощи, поэтому она никак не могла совершить нападение на собственного мужа.

Д. Также были выявлены все контакты миссис Лэнди за три месяца, предшествовавшие убийству. Эндрюс и Мередит особенно тщательно искали ее связи на стороне, но ничего не обнаружили. Они также пытались выявить наличие контракта с третьей стороной об убийстве ее мужа и снова ничего не нашли. Кроме того, они не могли назвать ни одной причины, по которой миссис Лэнди могла бы желать смерти мужа. Было опрошено более ста ее друзей и коллег, которые утверждали, что между супругами сложились дружелюбные теплые отношения. Есть указания на то, что иногда мистер Лэнди мучился приступами ревности, но это можно приписать тому факту, что жена была на двадцать лет моложе его, а не изменой с ее стороны.

Е. Остается невыясненной до конца роль отца миссис Лэнди Адама Кингсли. Существуют доказательства его явно враждебного отношения к мистеру Лэнди. Становится ясно, что он был против этого брака с самого начала и очень рассердился, когда узнал, что свадьба все же состоялась без его ведома. Он отказывался даже разговаривать со своим зятем, хотя с дочерью регулярно перезванивался и беседовал. Друзья миссис Лэнди подтверждают, что ее очень расстраивала такая вражда между мужем и отцом, однако она не хотела потакать ничьей ревности и оставалась в хороших отношениях с обоими. Единственным ее условием было не разговаривать с одним из них о другом.

Ж. После тщательного выявления всех контактов мистера Кингсли за несколько недель до убийства и в день самого убийства, Эндрюс и Мередит пришли к заключению, что хотя и нельзя сбрасывать со счетов возможность совершения убийства самим Кингсли (в тот день он находился в Лондоне и мог успеть съездить в Челси между встречей в Найтсбридже, закончившейся в 4.30 дня и еще одной на Эдвард-роуд, начавшейся в 6.30 вечера), они считают это маловероятным. Сам Кингсли отказывается дать сведения о своем местонахождении в этот промежуток времени, но по независимому опросу, базировавшемуся на его контактах в предыдущие дни, было выявлено три свидетеля, которые подтверждают, что в это время он находился в обществе проститутки на Шепердз-маркет. Такие встречи происходили регулярно в течение многих лет.

3. Ввиду отсутствия другого объяснения, Эндрюс и Мередит считают, что мистер Кингсли мог заключить контракт на устранение своего зятя. Однако они не располагают данными, подкрепляющими эту версию, и поэтому не могут развить ее дальше. Их подозрения базируются лишь на оценке характера мистера Кингсли и его карьеры. Вот некоторые пункты.

1. Известно, что с первых дней его деятельности он поддерживал обширные контакты в криминальной среде. Родился и воспитывался в районе доков в 30-х и 40-х годах. Основы своего состояния заложил с помощью рэкета и операций на черном рынке во время войны и в последующие годы. В 50-х и 60-х годах участвовал в нескольких крупных аферах с недвижимостью. Впоследствии узаконил свой бизнес, основав компанию «Франчайз Холдингз».

2. В начале 70-х годов, во времена повышенного спроса на недвижимость, значительно увеличил свое состояние. Всегда имел репутацию человека, проводящего противозаконные сделки (не доказано), но выиграл несколько судебных процессов у газет, обвинявших его в этом.

3. Когда к власти пришло правительство М.Тэтчер, ему удалось купить по заниженной цене значительный участок земли, примыкающий к докам. Чтобы добиться этого, использовал свои обширные связи с криминальной средой.

4. Был дважды женат. Первая жена, мать Джейн Лэнди, скончалась в 1962 году от заражения крови. Она принадлежала к среднему классу, происходила из семьи врачей и, по словам свидетелей, Кингсли очень любил ее. Второй раз он женился в 1967 году. Его нынешняя жена Элизабет Кингсли, того же происхождения, что и он сам, была детской подругой его сестры. Есть сведения, что Кингсли был помолвлен с ней еще в 1958 году, но, отложив свадьбу, женился на другой. Второй брак можно считать несложившимся. У самой миссис Кингсли проблемы с алкоголем, а два сына от этого брака неоднократно привлекались за мелкое воровство, вандализм и угон машин. Оба брата обучались в привилегированной школе в Мальборо, но были отчислены за хранение наркотиков. Адам Кингсли обожает свою дочь.

В заключение я подтверждаю результаты анализа, проведенного Эндрюсом и Мередитом. Кингсли остается главным подозреваемым, хотя маловероятно, что он совершил это преступление собственноручно. Ввиду того, что свидетелей взлома и убийства нет, а также принимая во внимание факт отсутствия украденных картин на рынке, дальнейшее ведение дела представляется крайне затруднительным. Даже если мы добьемся разрешения на проверку многочисленных счетов Кингсли, вряд ли мы сможем обнаружить следы оплаченного контракта на убийство его зятя.

Джон

Глава восьмая

25 июня, суббота.

Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

12 часов 30 минут дня.


Детективу Мэддоксу и его помощникам удалось собрать значительное количество информации о Джейн Кингсли за то короткое время, которое им было для этого выделено, и ничего о Мег Харрис и ее родителях.

— Сразу после автомобильной аварии двое полицейских приходили поговорить с родителями Джейн, — сообщил Мэддокс Чиверу. — Правда, миссис Элизабет Кингсли была подвыпивши и наговорила кучу гадостей о Лео и Мег. Они, мол, оба порядочные негодяи, а Мег — та вообще змея подколодная, поскольку всегда воровала у Джейн ухажеров, даже когда они еще учились в Оксфорде. — Он посмотрел на Фрэнка. — Ну, а с Харрис сложнее. По справочнику ее найти невозможно, поскольку в Уилтшире примерно пять тысяч семей с такой фамилией. Если бы мы знали хотя бы имя отца или его профессию… но ты сам говоришь, что даже сэр Энтони не в курсе, как его зовут.

— Не в курсе, — печально усмехнулся Чивер. — Несмотря на то, что с удовольствием принял бы ее в качестве своей невестки, он практически ничего о ней не может сказать.

«Ну-ну, — подумал Мэддокс, — времена, как видно, здорово меняются».

— Двое моих ребят ищут ее родственников по данным университета, — продолжал Гэрет. — Но тут появляется еще одна проблема. А вдруг «Харрис» — вовсе не девичья фамилия, и тогда мы опять зайдем в тупик. Все же мне кажется, что лучше всего попробовать получить необходимую информацию через соседей по квартире. Мы с Фрейзером отправимся туда сегодня же.

— Понятно, — согласно кивнул Чивер. — А что у вас с Джейн Кингсли?

— Тут все в порядке. Начнем с убийства Лэнди. — Он положил на стол перед старшим следователем несколько газетных заметок. — Вот что нам удалось собрать относительно этого дела. Оно довольно запутанное, но тут есть телефон, по которому можно навести справки. Мне кажется, мы упустили из виду это преступление лишь потому, что в то время Джейн носила фамилию Лэнди. Через несколько недель после того, как ее выписали из больницы, где она лечилась от депрессии, миссис Лэнди очень выгодно продала художественную галерею покойного супруга и вложила деньги в собственную фотостудию в Пимлико. Она выкупила ее полностью, со всем оборудованием, помещениями и даже с торговой маркой фирмы. До тех пор она подрабатывала уличным фотографом, но это не приносило больших доходов. — В голосе Гэрета зазвучали нотки искреннего восхищения. — Теперь, похоже, она стала знаменитостью. При прежних владельцах это была самая заурядная студия, занимавшаяся в основном портретами и семейными съемками. Как только дело взяла в свои руки мисс Кингсли, все пошло на лад. Ей начали поступать заказы от актеров, звезд поп-музыки, известных фотомоделей, журналов. Она сумела создать себе имя в этой области.

— А кто же сейчас ведет ее дела?

Мэддокс сверился с записями.

— Помощник, некий Дин Джарретт, который работает там с самого первого дня, как только Джейн купила студию. Она отыскала его по объявлению в газете, попросила представить свои работы и приняла в качестве заместителя. На это место было более тысячи претендентов, она вызвала на собеседование пятьдесят человек, а выбрала одного. Профессионалы говорят, что он очень преданный человек и талантливый фотограф. Я попросил Мэнди Бэрри позвонить и выяснить, принимаются ли заказы и идет ли работа в студии, пока мисс Кингсли находится в больнице. Ее секретарь, некая Анжелика, была крайне удивлена такими вопросами и ответила, что, разумеется, студия функционирует как обычно. Мэнди подчеркнул, что преданность своей хозяйке прозвучала достаточно искренне.

Чивер удовлетворенно кивнул.

— Что еще?

— Дом в Ричмонде был приобретен Расселом Лэнди в восемьдесят первом году с ипотекой, составившей тридцать тысяч фунтов. После его смерти Джейн заплатила эти деньги, и дом перешел в ее собственность. Пока что она не выказывала намерения продать его. Мисс Кингсли находится в прекрасных отношениях со своими непосредственными соседями, полковником Клэнси и его женой. Другие люди из близлежащих домов отзываются о ней хорошо. Она производит впечатление скромной женщины, ведет спокойный образ жизни. Если не считать роскошного «роллс-ройса», принадлежащего ее отцу, она не привлекает к себе излишнего внимания. Странно, но никто из опрошенных ни разу не упомянул о Лэнди, хотя многие должны были его помнить. А вот о Лео Уолладере говорили подробно и охотно. Все соседи в один голос не одобряли его поведения и, кажется, всегда недолюбливали этого господина. Полиция Ричмонда, однако, сделала странное заключение, будто все соседи не столько переживали аморальное поведение Лео, сколько были расстроены тем, что им не придется погулять на свадьбе в Хеллингдон-Холле.

— А были ли у нее другие поклонники после смерти Лэнди и до знакомства с Уолладером?

— Да, но здесь мы смогли только просмотреть колонки светских сплетен в газетах. Приятелей оказалось двое или трое, но отношения выглядели несерьезными и длились не более полугода. Кстати, Уолладер тоже знал Кингсли всего около шести месяцев. Она познакомилась с ним в феврале, а в июне он погибает. Скоротечный роман, надо заметить, особенно, если учесть, что на июль уже была назначена свадьба.

— Что же ее в нем так привлекало?

Мэддокс неопределенно пожал плечами:

— Понятия не имею. Полковник Клэнси и его супруга уверяют, что мисс Кингсли относилась весьма прохладно к идее своей свадьбы с Лео, даже если потом оказалось, что ее отменили по его настоянию. Полковник добавил, что не может себе представить причин, по которым Джейн могла бы попытаться покончить жизнь самоубийством.

— А ты как считаешь?

— Мне приходит на ум самое очевидное. Она убила их или же присутствовала при их смерти, а потом находилась в состоянии шока, как в тот раз, когда погиб ее муж. Дикая женщина и страшноватая, надо признать. Между прочим, из того, что нам удалось выяснить, стало ясно, что она очень любит фотографировать людей на фоне кладбищ, разрушенных заводов и исписанных непристойными лозунгами стен. — Он вынул из кармана сложенный листок и развернул его. Это оказалась страничка, вырванная из журнала. — Если интересно, то вот это — ее самая известная фотография на сегодняшний день. Вот, знаменитая фотомодель-негритянка стоит у стены, на которой, как тут хорошо видно, начертаны все известные ругательства.

Чивер разгладил листок и принялся внимательно рассматривать его.

— Потрясающе, — выдохнул он. — Она просто великий художник.

— А по-моему, у нее не все дома. Ну, кто бы еще стал помещать такую роскошную женщину на такой омерзительный фон?

— А ты бы куда ее поместил, Гарет? В постель? — съехидничал Фрэнк.

— Почему нет? Ну, уж, во всяком случае, подобрал бы что-нибудь более эффектное.

Старший детектив нахмурился:

— Я уж не помню, кто это сказал, но слова очень правильные. Истинная красота не может быть испорчена, неважно, в каком извращенном и богохульном окружении она пребывает. — Он ущипнул себя за кончик носа. — Что интересно хотя бы в том смысле, если вспомнить окружение умирающего Лэнди. Любопытно было бы узнать, когда она начала использовать для фона именно такой второй план. И все же тут что-то есть. Этакая вечная победа хрупкого человеческого совершенства над бесконечностью грязи и запустения.

Мэддокс начинал подумывать о том, что у Фрэнка на старости лет поехала крыша. В конце концов, перед ним лежала помятая страничка с рекламой моды, а не «Мона Лиза».


Хеллингдон-Холл, Ближний

Фордингбридж, Гемпшир.

12 часов 30 минут дня.


Майлз Кингсли со злостью встряхнул свою мать и снова швырнул ее на диван:

— Я не верю в это. Господи, какая же ты глупая корова! Почему ты не можешь держать свой поганый рот на замке? Кому еще ты об этом рассказала? — Он бросил сердитый взгляд на брата, который затаился в углу гостиной, делая вид, что погружен в изучение книг в кожаных переплетах, приобретенных отцом в день переезда семьи в Хеллингдон-Холл. — Тебя это тоже касается, гаденыш. И прекрати ухмыляться, пока я тебе не надавал по морде.

— Да пошел ты, Майлз! — отозвался Фергус. — Если бы я был чуть поумней, то вообще не слушал бы тебя, — заявил он, пиная стул. — Ты говорил, что все пройдет гладко. Так что, черт возьми, случилось?

— Пока ничего. Потерпи еще немного, и вскоре мы получим целое состояние.

— Ты и в прошлый раз так говорил.


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

12 часов 45 минут дня.


Фрэнк изучил все документы, относящиеся к убийству Лэнди, после чего набрал контактный телефон, который оставил ему Мэддокс. Его сразу же соединили с детективом Эндрюсом, который с самого начала расследовал это преступление.

— В конце восемьдесят пятого года дело было благополучно закрыто, — сообщил ему детектив из Скотленд-Ярда. — когда упрятали за решетку Джейсона Фелза за убийство Дочерти. Помните его? Он забил до смерти все семейство за двадцать тысяч, получив подробные инструкции от племянника Дочерти. Они оба заработали четыре пожизненных заключения. Мы пытались уговорить Фелза взять на себя и убийство Лэнди, потому что оно было совершено точно таким же способом, но результата так и не добились. Конечно, он не имел к этому никакого отношения, но если бы разговорился, возможно, нам удалось бы выйти и на Кингсли. Именно за этим типом мы и гонялись.

— Расскажите мне о его дочери, — сразу перешел в наступление Фрэнк. — Что она из себя представляет?

— Честно говоря, она мне понравилась сразу. Порядочная женщина. Конечно, смерть мужа сильно потрясла ее, и она долго не могла оправиться от шока, а потом страдала от нервного истощения. Она повторяла, что виновна в смерти Лэнди, но мы считали, что она тут как раз не при чем. Мередит попытался выяснить у нее, не замешан ли тут ее отец, но она решительно отказывалась в это верить. А через пару дней у нее произошел выкидыш.

— У нее самой не было никаких предположений, кто бы это мог быть?

— Какой-то неизвестный художник, работы которого Лэнди отверг. Она говорила, что ее муж мог быть очень жестоким в своих суждениях и критике, а потом добавила, что Лэнди за несколько дней до смерти рассказывал ей, будто какой-то тип следит за ним возле галереи. Тогда она не обратила на его слова особого внимания, посчитав их за шутку, но потом вспомнила и долго мучилась. Мы начали проверку, но так ничего и не выяснили. Вероятней всего, что если этот таинственный наблюдатель и существовал, то им, скорее всего, был наемник Кингсли, а не обиженный художник.

Чивер некоторое время обдумывал эту версию:

— Все это напоминает мне минное поле, — медленно произнес он. — Единственный раз мне пришлось встретиться с Кингсли много лет назад, когда он до полусмерти избил будущего мужа своей сестры. Он был решительно против их свадьбы. А теперь вы пытаетесь меня убедить, что он уже после бракосочетания избил своего родственника? Почему же не сделать этого загодя?

— Так считала его дочь. Она рассказала, что ее отец пытался не допустить их свадьбы и за три года до трагедии сделал все, чтобы Лэнди был уволен с работы, но потом был вынужден все же признать свое поражение. По нашему мнению, побудительным мотивом стала беременность Джейн. Она сама говорила о том, как ей временами приходилось трудновато с Лэнди, но когда она поняла, что у них будет ребенок, они снова сблизились. По-моему, нельзя считать совпадением убийство Лэнди через неделю после того, как она сообщила своему отцу, что ждет пополнения в семье. По-видимому, Кингсли уже считал брак несостоявшимся, но, узнав о скором появлении в семье ребенка, который, безусловно, укрепит их отношения, не выдержал и сразу же подписал Расселу смертный приговор.

Чивер барабанил пальцами по бумагам, лежавшим на столе:

— Судя по тем документам, которые мы получили от вас по факсу, вы и Мередит считаете, что Кингсли обожает свою дочь. Но мы сейчас говорим о более серьезных чувствах, чем обожание. Я бы еще мог понять действия Адама, если бы Лэнди жестоко с ней обращался. Тогда был бы хороший повод наказать его. Но это не так. Выходит, Кингсли действовал исключительно из ревности. За таким поступком должны скрываться какие-то сексуальные мотивы.

— Если вкратце, то мы тоже так считали. Видите ли, Адам действительно очень сексуален. Как выяснилось, он посещал проститутку в Шеперд-маркет каждую неделю. Дело в том, что второй брак Адама оказался неудачным. Его жена ни капли не была похожа на умершую супругу, и к тому же уже через пару лет пристрастилась к выпивке. Его сыновья и в подметки не годились дочери от первого брака, которая, что самое страшное, стала для Адама как бы воплощением его первой жены. У нас нет никаких свидетельств о половых домогательствах со стороны Адама к Джейн, однако они жили вдвоем пять лет, прежде чем он решился жениться повторно, поэтому такая возможность все же не может быть полностью исключена. Нам составили его психологический портрет по имеющимся данным, и он многое открыл. Выяснилось, что Кингсли необходимо управлять людьми путем безжалостных манипуляций как личностями, так и событиями в их жизни. Маловероятно, что его дочери удалось избежать такой же участи и остаться при этом невредимой.

— А вы говорили с ней на эту тему?

— Да. — Эндрюс немного помолчал и добавил: — К сожалению. Мы дали ей прочесть характеристику, и после этого она попала на лечение к психиатру, при этом с серьезным истощением и суицидальной депрессией. Честно говоря, мы все чувствовали себя впоследствии весьма неуютно.

— Должен сказать, — задумчиво пробормотал Фрэнк, — это обычная реакция ребенка, которого сексуально домогались в прошлом и которому неожиданно пришлось вспомнить о давно забытых и навсегда похороненных переживаниях.


Лондон, Хаммерсмит, Шубери-террас, 43-а.

3 часа 30 минут дня.


В тот же день, но немного позже, Мэддокс и Фрейзер вошли в квартиру Мег Харрис в Хаммерсмите. У дверей их уже поджидали двое местных полицейских и слесарь, но услуги последнего не понадобились, поскольку при виде такой впечатляющей компании из соседней двери тут же появилась полная женщина средних лет и, выяснив, что происходит, тут же выдала им запасной ключ от квартиры.

— Но Мег сейчас отдыхает во Франции, — упрямилась соседка после того, как ей сочувственно поведали о том, что мисс Харрис, по всей вероятности, уже нет в живых. — Я сама ее провожала. — Она начала нервно заламывать руки. — Дело в том, что я ухаживаю за ее котиком.

Полицейские мрачно закивали головами.

— Вы не могли бы припомнить точно, когда она уехала? — поинтересовался Мэддокс.

— О Боже, ну, прошло уже столько времени! Где-то недели две назад. В понедельник, по-моему.

— Вы имеете в виду понедельник, тринадцатого июня? — уточнил Фрейзер, сверившись с календарем.

— Похоже на то, но точно я теперь уже сказать не могу, — смутилась соседка.

— И с тех пор вы о ней ничего не слышали?

— Нет, — вынуждена была признать женщина, — но мы ни о чем и не договаривались. — Она выглядела теперь абсолютно потерянной. — Я никак не могу поверить, что она умерла. Это что, автомобильная катастрофа?

Детектив Мэддокс уклонился от прямого ответа:

— Видите ли, пока что у нас недостаточно данных, чтобы… миссис… простите, как?

— Миссис Хелмс — охотно подсказала соседка.

— Так вот, миссис Хелмс, скажите, пожалуйста, а что вам известно о ее приятеле?

— Вы имеете в виду Лео? Он не приятель, слишком стар для этого. Мег всегда называла его партнером.

— Он жил здесь вместе с ней?

— Время от времени. Мне кажется, что он женат и поэтому приходит к Мег только тогда, когда жена уезжает из дома. — Внезапно до нее дошло, что Мэддокс говорит о нем в прошедшем времени. — Жил? — переспросила она. Вы говорите «жил»? Неужели он тоже умер?

— Боюсь, что это так, миссис Хелмс. — кивнул детектив. — У вас, случайно, нет адреса или телефона родителей Мег? Нам бы очень хотелось поговорить с ними.

Но женщина только печально покачала головой:

— В прошлом году она дала мне только телефон ветеринара, на тот случай, если вдруг кот приболеет. И это все. Насколько я помню, ее родители живут где-то в Уилтшире. Она ездила к ним два или три раза в год на выходные. Но как это ужасно! — Миссис Хелмс никак не могла прийти в себя. — Вы хотите сказать, что Мег умерла, а ее родители еще ничего не знают?

— Я думаю, мы найдем у нее в квартире что-нибудь, что поможет нам разыскать их. — Мэддокс еще раз поблагодарил соседку за ключ и направился по каменным ступенькам вниз, где располагалась квартира 43-а. У двери стояли большие вазы с цветами. Вставляя ключ в замочную скважину, он еще раз удивился тому, насколько неуловимыми оказались родственники Мег. Даже сэр Энтони Уолладер, который уверял, что знает Харрисов, не мог назвать ни конкретного места в Уилтшире, где они обитали, ни род занятий отца Мег. «Вам придется спросить об этом у Джинкс Кингсли, — посоветовал он. — По-моему, она одна имеет всю информацию о них».

Но, учитывая все сложившиеся обстоятельства, полиция все же решила пойти по более долгому и мучительному пути: через Хаммерсмит.

В коридоре их встретил кот оригинального «черепахового» окраса. Не скрывая своей радости, он замурлыкал и принялся тереться головой о ноги полицейских, не давая им пройти дальше в комнаты. Фрейзер отодвинул его в сторону носком ботинка.

— Мне ужасно неприятно сообщать тебе, старина, — вздохнул он, — но мамочка умерла, и ты теперь сирота.

— О Господи, Фрейзер, — укоризненно покачал головой Мэддокс, — не сходи с ума, это всего лишь кот. — Он открыл дверь в комнату, которая, по всей вероятности, служила гостиной, и тут же взгляд его упал на белый китайский ковер с бледно-голубыми и розовыми цветами, постеленный перед камином на полированном паркете. — Кот и белый ковер, — как бы не веря своим глазам, забормотал он. — Теперь я вообще буду пугаться всех ученых. — Он вошел в комнату, вынул ручку из кармана и нажал на кнопку прослушивания записей на автоответчике.


— Привет, дорогая, — послышался беззаботный женский голос. — Я полагаю, ты будешь регулярно прослушивать все сообщения, поэтому позвони мне сразу же, как сможешь. Я сегодня прочитала в газете, что Джинкс попала в автомобильную аварию. Я беспокоюсь и не знаю, что делать. Может быть, мне выяснить ее телефон и позвонить? Мне бы очень хотелось. В конце концов, вы же были такими подругами, и было бы грубо и неблагодарно проигнорировать ее только из-за того, что... ну, ладно, я уже достаточно наговорила... мы обещали, что больше никаких ссор... Позвони мне обязательно, и мы с тобой все подробно обсудим. Пока, дорогая!

— Салют, Мег, куда ты, черт бы тебя побрал, запропастилась? — продолжал сердитый мужской голос. — Ты же поклялась всеми святыми, что перед отъездом еще раз заскочишь в офис. Дьявольщина, сейчас уже среда, тут куча дел накопилась, и я просто не успеваю с ними справляться. Кто такой Билл Райли? Большинство факсов идет именно от него. Позвони мне в первую очередь. Это очень важно.

— Мег, — все тот же мужчина, — свяжись со мной. И немедленно! Черт, я так зол, что готов выпороть тебя ремнем хоть сейчас. Ты соображаешь, что Джинкс пыталась покончить с собой? Твои несчастные родители каждый день названивают мне и спрашивают о тебе. Они чувствуют себя отвратительно в свете всего случившегося, и я сам немногим лучше. Ради Бога, позвони. Сейчас пятница, семнадцатое июня, восемь часов и, черт побери, тридцать минут. Я не завтракал и не спал ни секунды. Я так и знал, что с этим Уолладером начнутся сплошные неприятности.

— Это Саймон, — раздался уже другой, более спокойный мужской голос. — Послушай, отец и мать тут уже с ума сходят. Ты не можешь просто спрятать голову в песок и притворяться, будто ничего вокруг тебя не происходит. Я уверен, что ты знаешь о Джинкс. Она пыталась покончить с собой. Все газеты только об этом и пишут. Мать говорит, что ты не отвечаешь ни на какие телефонные послания, но если ты не хочешь звонить ей, свяжись хотя бы со мной. Я собираюсь навестить Джинкс в больнице, посмотрю, как у нее идут дела. Кто-то из нас все же обязан проявить участие...

— Дорогая, это снова мама. Пожалуйста, позвони, очень тебя прошу! Я сильно переживаю за Джинкс. Все говорят, что она совершила попытку самоубийства. Я не могу даже и мысли допустить о том, что она настолько несчастна из-за тебя и Лео. Кто-то должен с ней поговорить. Ты только вспомни, как она болела после смерти Рассела. Пожалуйста, позвони. Я обеспокоена. Надеюсь, с вами обоими все в порядке. Ты же всегда такая щепетильная, когда дело касается звонков!

— Мег! Кстати сказать, Билл Райли собирается подавать на нас в суд и грозит расторгнуть контракт. Почему ты согласилась работать с ним, если не была к этому серьезно подготовлена? Сейчас половина десятого вечера, четверг, двадцать третье июня. Если я в течение суток снова не услышу тебя, считай, что в наших хороших отношениях появилась трещина и я тебе больше не партнер. Мне все это начинает потихоньку надоедать.

— Привет, Мег, — послышался из автоответчика более низкий женский голос. — Это Джинкс. Послушай, может быть, я совершаю политическую ошибку... — Женщина неуверенно засмеялась. — Я, наверное, должна была бы сейчас рвать на клочки твои редкие издания или творить нечто подобное, но на самом деле мне просто хочется с тобой поговорить. У меня сейчас появились некоторые сложности... ну, в общем, ты, наверное, уже сама все знаешь... — Небольшая пауза, затем: — Говорят, что я на машине въехала в бетонный столб, причем сделала это умышленно. Ты можешь в это поверить? Но самое противное то, что я потеряла память и ничего не помню, начиная с субботы, четвертого июня. Поэтому все почему-то решили, что меня расстроили вы с Лео. — Еще смешок, на этот раз более вымученный. — Чушь все это собачья, и мне нужно поговорить с вами обоими. Ты можешь верить мне или нет, но, клянусь Богом, я не держу на тебя зла. Ну, ни капельки. Поэтому если тебе не слишком затруднительно, позвони мне в Солсбери. Мой номер два-два-один-четыре-два-нолъ. Это больница для чокнутых, и мне страшно из палаты даже нос высовывать. Боюсь свихнуться сама. Пожалуйста, позвони.


На этом записи кончались.

Мэддокс изумленно приподнял бровь и взглянул на Фрейзера.

— Искренне? — поинтересовался он мнением коллеги. — Или специально рассчитано на полицейских, которые заявятся сюда сразу после обнаружения тел?

— Ты имеешь в виду Кингсли? — Фрейзер пожал плечами. — По-моему, искренне. Напарник, которому все надоело, звонил пару дней назад, значит, сообщение Джейн совсем недавнее.

— И почему от этого оно должно считаться искренним?

— Потому что она никак не могла знать о том, когда именно будут найдены тела. Если бы она блефовала, то уже давно позвонила бы. На всякий случай.

Но Мэддокс придерживался другого мнения:

— Ну, если она читает газеты, то все обстоит иначе. — Он повернулся к книжному шкафу и вынул наугад одну из книг. — Да, а о редких изданиях она говорила без шуток. Ты только посмотри. Грэхем Грин с автографом автора. — Он провел пальцем по корешкам. — Здесь действительно полно ценнейших экземпляров. Все первые издания. Надо же! Дафна дю Морье, Дороти С. Сэйерс, Руфь Ренделл, Колин Декстер, П.Д.Джеймс, Джон ле Карре, Джеймс Паттерсон. Даже Ян Флеминг есть. Интересно, кому она завещала все это богатство.

— Скорее всего, своей подруге Джейн Кингсли, — равнодушно ответил Фрейзер, открывая дверь справа от камина, ведущую в чистенькую белоснежную кухню со светло-серой мебелью и полками. Он повернулся к лондонским полицейским и попросил: — Займитесь, пожалуйста, кухней. Не исключено, что здесь в ящиках может обнаружиться что-нибудь интересное. А я беру на себя спальню.

Он прошел по коридору и открыл противоположную дверь. Как и вся квартира, комната оказалась на удивление чистой. Она была очень ухоженной и выскобленной, поэтому Фрейзер поначалу подумал, что это, должно быть, гостевая спальня, и пошел дальше. Но за последней дверью оказалась ванная. Здесь, кроме двух пушистых полотенец, идеально сложенных и висящих на перекладине, не нашлось ничего подтверждающего присутствие в квартире людей. Словно сюда вообще не ступала нога человека: ни губки, ни мыла, ни зубной пасты. Фрейзер раскрыл небольшой шкафчик с зеркалом над раковиной и осмотрел его скудное содержимое. Чистая кружка и флакончик с раствором от насекомых. Мег Харрис становилась какой-то нереальной личностью. Ни один человек не может быть настолько чистоплотным, даже если уезжает куда-то в отпуск или просто на выходные. В квартире не было никакого намека на присутствие мужчины. Разумеется, должны были остаться хоть какие-то вещи, свидетельствующие о том, что он не только заезжал сюда, но и оставался ночевать, и вообще, жил полноценной жизнью. Фрейзер приподнял крышку бака для грязного белья, но и там было пусто.

Он вернулся в прихожую, где под батареей обнаружил подстилку для кота. «Зачем ей понадобился кот, — недоумевал детектив, — если для того чтобы держать животное, ей приходится ограничивать его в движениях? При такой чистоплотности, как правило, кошек не заводят». Казалось, она была просто одержима чистотой своего дома. Он снова прошел в спальню, открыл шкаф и принялся рассматривать висевшую там одежду. Только женские наряды. То же самое можно было сказать и о ящиках, где лежало белье. Фрейзер искал хоть что-то, что могло бы раскрыть ему характер Мег, понять ее как личность, но поиски напоминали ему бессмысленный обыск в номере отеля, где гость останавливался всего на одну ночь. В ящиках лежали аккуратно сложенные вещи и упакованные в коробочки украшения. Косметические кремы выстроились в ряд на прикроватной тумбочке, здесь же находился пузырек с ароматической смесью, которая до сих пор благоухала. Но если в этой комнате и существовали какие-то важные вещи, говорящие что-то конкретное о Мег, то хозяйка прихватила их с собой.

Фрейзер присоединился к Мэддоксу, который погрузился в чтение какой-то толстой тетради.

— Прошлогодний дневник, — пояснил он. — Но тут нет ни телефонов, ни адресов. А какие успехи у тебя?

Фрейзер уныло покачал головой:

— Абсолютно никаких. Одежда, да и то немного. Создается впечатление, что она забрала отсюда все, что было ей дорого. А это выглядит странным, поскольку она намеревалась отсутствовать не более двух недель. Между прочим, никаких чемоданов я в квартире тоже не обнаружил.

Мэддокс закрыл дневник и хмурым взглядом обвел гостиную.

— Ничего не понимаю, прямо клинический случай какой-то. Ты обратил внимание, что нигде нет ни фотографий, ни картин? Да и семейного альбома я так и не нашел. Ну, хоть одну фотографию своих близких она должна иметь в доме, а?

— Может, нам помогут документы? Платежи за квартиру, какие-нибудь счета или завещание, что ли? Где это все?

Мэддокс резко повернул голову в сторону соснового письменного стола в углу комнаты:

— Вон там, только ничего интересного я в бумагах не нашел. Одна-единственная тоненькая папочка с надписью «страховка квартиры». И все. Даже писем нет. Так что остается неизвестным, кто ее друзья и где живут родители. Очень странно. У большинства людей хранятся какие-то старые послания или записки. Тут же — пустое место. — Он подошел к кухонной двери и обратился к лондонским полицейским: — А что у вас?

Старший покачал головой:

— Знаете, сэр, эта квартира мне напоминает коттеджи, которые снимают у хозяев на лето. Кое-какая посуда, ножи да вилки, вот, пожалуй, и все. Холодильник пустой, посудомоечная машина чистая, в ведре только новенький мешок для мусора. Или у нее кончился срок ренты, или она собиралась отсюда уезжать по своим причинам. — Он указал на маленькую доску, куда обычно прикалывают мелкие памятки и прочие записки. — Посмотрите сюда, даже здесь нет никаких бумажек. А это уже чересчур необычно. Я бы высказал предположение, что у нее имеется где-то еще другая квартира или дом.

Фрейзер согласно кивнул:

— Скорее всего, так оно и есть, шеф. Иначе получается чертовщина какая-то. Мне, например, раньше никогда не приходилось видеть такой безликий дом, словно у него и хозяина-то постоянного нет.

— А почему же она тогда оставила здесь такие ценные книги?

— Вероятно, они включены в договор о страховке, как самое примечательное из всего ее имущества. Могу поспорить, что свои личные вещи она успела перевезти еще до побега. Оставила кота соседке, чтобы та кормила его. А планы ее были таковы, что по возвращении из Франции она вернется сюда только для того, чтобы забрать кота и вот эти книги. Жить она намеревались уже вместе с Лео. По-моему, это логично.

— Черт бы их побрал! — выругался Мэддокс. — Все указывало на то, что это он должен был переезжать к ней, а не наоборот. Если бы у него имелось собственное жилье, с какой стати он поселился бы на Гленавон Гарденс у мисс Кингсли? Фрэнк с ума сойдет от наших исследований и умозаключений. Остается одно: спросить обо всем саму Джейн Кингсли, потому что она действительно осталась одной-единственной свидетельницей, которой известно все.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

3 часа 30 минут дня.


Джинкс расположилась на лавочке в тени раскидистого бука. Сейчас она выглядела намного лучше: бинты с головы сняли и, кроме того, она переоделась в черный джемпер и такие же брюки. Сейчас женщина лениво наблюдала за пациентами и посетителями, входящими и выходящими через главный вход больницы. Джинкс нацепила на нос зеркальные очки, и теперь чувствовала себя прекрасно, свободная и неузнаваемая. Впервые за последние дни она наслаждалась свежим воздухом, позволяя своему телу полностью расслабиться.

Правда, мысль о том, что она и раньше знала о романе Мег и Лео, больно колола ее мозг. Господи! Лео же сам говорил ей об этом в гостиной дома своих родителей. При этом и Энтони, и Филиппа сидели рядом и, потрясенные, боялись даже шелохнуться. А она, Джинкс, орала на них на всех. Только вот почему она орала? Сейчас она прекрасно помнила его точные слова: «Я собираюсь жениться на Мег». А она была так… потрясена. Мег и Лео… Мег и Рассел… Но когда? Когда он ей сообщил об этом?

Она попыталась напрячь память, изо всех сил стараясь удержать возникшие образы, но это была неравная схватка, и воспоминания, которые походили на сон, растаяли. Джинкс в смущении взяла букетик цветов, который почему-то оказался у нее на коленях, и услышала мягкий голос Джоша Хеннесси:

— Джинкс, любовь моя, с тобой все в порядке?

Она и забыла, что он обещал приехать навестить ее. Теперь же, растерянно глядя на гостя, она перестала хвататься за тоненькие ниточки памяти и переключилась на реальность:

— Все отлично, — донесся ее собственный голос. — Прости, я сейчас была где-то уж очень далеко. А как у тебя идут дела?

Господи, как же она была сердита… она прекрасно помнила свой гнев…

Он присел перед ней на корточки, едва касаясь ладонями ее колен, и принялся изучать каждый дюйм ее лица:

— Если честно, то я ужасно расстроен и нахожусь в какой-то депрессии. А ты? — Он, видимо, ожидал от нее моментальной реакции и был разочарован или удивлен, когда ее не последовало.

Джинкс приложила руку к груди, ощущая, как бешено заколотилось ее сердце. Случилось еще что-то очень страшное. Это туманное воспоминание обрушилось на нее многотонным грузом. Случилось что-то еще… Причем настолько кошмарное, что боязно даже пытаться вспомнить…

— Я бы назвала свое самочувствие жизнью в подвешенном состоянии. — Она дышала отрывисто и неглубоко. — Я, конечно, существую, но раз я не могу нормально соображать, то существование становится бессмысленным. — Сейчас она обратила внимание на то, каким непривлекательным казался сегодня Джош. Весь издерганный и замученный, постоянно теребящий губы и нос. — Я полагаю, раз ты находишься в депрессии, значит, тебе до сих пор не удалось связаться с Мег. Угадала?

Он утвердительно кивнул, и она с тревогой отметила, что Хеннесси едва сдерживает слезы.

— Мне очень жаль. — Она потрогала цветы и положила их рядом с собой. — Было очень мило с твоей стороны принести мне их.

Джош устроился на траве, убирая руки с ее колен:

— Я чувствую себя просто ужасно, — повторил он. — Неужели ты сразу не могла мне позвонить и сказать, что попала в беду? Я бы примчался в ту же минуту.

— Ты говоришь совсем как Саймон.

Он нервно взъерошил волосы и отвернулся от ее изможденного, покрытого ссадинами лица:

— Саймон названивает мне каждый день. Его родители совсем с ума сошли, не знают, кого обвинять в случившемся: то ли друг друга, то ли Мег. Пытаются что-то предпринять, но ничего при этом не могут… В общем, я думаю, ты сама представляешь, как они расстроены.

— Мне очень жаль, — снова произнесла Джинкс. — Но, Джош, пойми и меня: мне тоже ни чуточки легче не становится оттого, что все вокруг начинают винить себя за то, что я въехала в столб.

Он бросил на нее беглый взгляд, но ничего не сказал.

— Но я не делала этого умышленно, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Эта машина стоила мне целого состояния, и можно было бы придумать тысячу других способов покончить с собой, кроме как разбивать вдребезги новенький «ровер».

Джош выдернул травинку и принялся теребить ее в руках:

— Вчера вечером я разговаривал с Дином, — смущенно начал он. — Бедняга был весь в слезах. Велел передать тебе, что твой бизнес идет отлично, и еще просил позвонить ему, как только ты этого сама захочешь. Я дал ему твой номер, но он боится звонить сам. Говорит, что вдруг, мол, ты будешь себя плохо чувствовать как раз в этот момент и не пожелаешь его слушать, и так далее.

Да, он совершенно безнадежен.

— Ну, почему же я буду себя плохо чувствовать именно тогда? — Джинкс попыталась улыбнуться. — Со мной уже все в порядке, и я понемногу собираюсь домой. — Но почему их сочувствие так трудно переносится? — Послушай, давай поставим эти цветы в мою палату, а потом немного прогуляемся. Идет? — Глупая женщина! Как ты собираешься преодолеть целых пятьдесят ярдов?

— А ты уверена, что уже настолько окрепла и можешь гулять? — забеспокоился Джош, поднимаясь на ноги.

— Да, — коротко бросила Джинкс. — Сколько раз можно повторять, что со мной уже все в порядке! — Она пошла впереди, чтобы он не смог увидеть выражения ее лица. — И поверь мне, я не намереваюсь застревать здесь. Мне уже было сказано, что в ментальном плане я абсолютно здорова. Теперь мне остается только доказать, что я и физически нормально себя чувствую. — Ну кого, черт возьми, она хочет обмануть? — Вот сюда. — Она с трудом приподняла ногу, чтобы перебраться через небольшой порог, и, оказавшись в палате, попыталась добраться до кресла.

Букет выпал из ее рук, и цветы рассыпались по полу. Затем она почувствовала, как сильные руки Джоша подхватывают ее, и неясные образы поплыли по вздувшейся реке ее памяти.


Лондон, Хаммерсмит, Шубери-террас, 43.

4 часа дня.


Фрейзер позвонил в квартиру сорок три и спросил появившуюся на пороге миссис Хелмс, не говорила ли ей Мег о том, что собирается переезжать из этого дома, как только вернется в Англию.

— Конкретно она мне об этом не сообщала, — задумчиво произнесла полная соседка, — но раз уж вы спросили, то теперь я вспомнила, что они, действительно, перевозили отсюда ее вещи. Это было как раз перед отъездом. Я тогда еще сказала Генри, что не удивлюсь, если она решит поменять квартиру. Но потом она оставила мне ключ и попросила присматривать за Мармадюком, поэтому у меня все и вылетело из головы. Она предупредила меня, чтобы я следила за котом и ни в коем случае не пускала его в комнаты. «Пусть живет только в коридоре, миссис Хелмс», — настаивала она. И передала мне банки с кормом. Что же с ним теперь будет? Генри не разрешит мне взять его к себе, он у меня сильно болен, понимаете…

— Мы позаботимся об этом и обязательно что-нибудь придумаем, — пообещал Фрейзер. — Но пока что вы не могли бы продолжать его кормить?

— Ну, разумеется, я не допущу, чтобы животное голодало, — нехотя согласилась миссис Хелмс, — только вы побыстрее придумывайте. Сами понимаете, держать кота в таком узком душном коридоре не совсем гуманно.

В этом Фрейзер был полностью с ней согласен.

— Скажите, миссис Хелмс, вы случайно не помните, чем занималась мисс Харрис? — поинтересовался он.

— Похоже, вы и сами практически ничего не знаете о ней, сержант. Вы уверены, что пришли по адресу?

Он кивнул:

— Так как же насчет ее работы? — напомнил полицейский.

— Она называла себя «охотницей за талантами». Подбирала высококвалифицированные кадры для предприятий. Сначала работала в большой компании где-то в Сити, затем, лет пять тому назад, открыла свою маленькую фирму. — Она растопырила пальцы и покачала ладонью. — Однако из того, что она мне рассказывала, я делаю вывод, что дела у нее шли не блестяще. Люди сейчас неохотно бросают старые места. Да и как не бояться, когда то тут, то там проходит сокращение штатов?

— Вы случайно не знаете, как называется ее фирма?

— Нет. В основном мы разговаривали о Мармадюке и о нашем молочнике, да и то не слишком часто. — Женщина пожала плечами. — Мы же были просто соседями, да не такими уж и близкими. Хотя мне, конечно, очень жаль, что она погибла. Она никогда не доставляла нам хлопот.

Последняя фраза еще долго мучила Фрейзера. Добираясь до машины, он мысленно повторил ее пару раз.

«Она никогда не доставляла нам хлопот». Это, пожалуй, была самая гнетущая и наводящая тоску эпитафия, которую ему только приходилось слышать.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

4 часа дня.


— Что случилось? — озабоченно спросил Алан Протероу, беря Джинкс за кисть и нащупывая пульс. Сейчас он раздумывал, кем является этот посетитель и почему он так шарахнулся в сторону, услышав позади себя тихий голос.

— Ради Бога, осмотрите ее, — в отчаянии взмолился Джош, устраивая Джинкс поудобнее на кровати. — Мне кажется, она умирает.

— Это исключено. Она крепка как танк. — Он отпустил руку женщины. — Спит. — Он посмотрел на перепуганного посетителя. — Да вы выглядите куда хуже, чем она. Вот вами бы мне и следовало заняться.

— Мне почему-то показалось, что она умирает. — Он уперся руками в кровать, чтобы немного успокоиться. — Теперь я чувствую какую-то слабость. По-моему, я больше не выдержу таких испытаний. Я уже которую ночь не могу заснуть. С тех пор, как мне позвонил Саймон Харрис и сообщил, что Джинкс погибла.

— Зачем же он вам это сказал?

— Потому что Бетти Кингсли нажралась до чертиков и позвонила матери Мег, обозвав ее при этом убийцей.

Алан жестом указал в сторону сада:

— Давайте пройдемся с вами вон туда. Я — Алан Протероу. — Он взял Джоша под руку и помог ему выйти.

— Джош Хеннесси, — представился посетитель, послушно выходя на улицу. — Представляете, только она успела убедить меня, что чувствует себя хорошо, как в следующую секунду у нее закатились глаза и — нате вам, пожалуйста! — Он рухнул на деревянную скамейку и закрыл лицо руками. — Зачем она притворялась, что с ней уже все в порядке и она, якобы, уже достаточно окрепла? Точно так же было и тогда, когда умер Рассел. «Все хорошо, все хорошо». А потом — раз! — и в больницу…

— Так вы с ней давно знакомы?

Он кивнул:

— Двенадцать лет. С тех пор, как я подружился с Мег. Я партнер мисс Харрис, — пояснил Джош. — Мы работаем в консультационной фирме по подбору кадров. — Он сердито сжал кулаки. — Вернее, работали, до той самой минуты, пока она, вильнув хвостом, не смоталась, оставив меня один на один с банковским менеджером, жаждущим крови, и какими-то сомнительными клиентами, которых я раньше в глаза не видел.

Алан чувствовал, как с Джоша волнами сходит напряжение.

— Понимаю, — посочувствовал доктор.

— Правда? А я никак не могу этого понять. Вы, наверное, уже в курсе того, что Мег буквально украла у Джинкс жениха? То есть, вы можете вообразить, как она подставила собственных родителей? Сначала они получают совершенно сбивающий с толку звонок о том, что Лео передумал жениться на Джинкс и теперь женится на Мег, а потом до них доходят новости о том, что Джинкс хотела покончить с собой. Боже мой! И вдобавок ко всему я остаюсь один в водовороте контрактов и пытаюсь хоть как-то справиться со всей кучей работы. А Мег, видите ли, решила прошвырнуться по Франции со своим идиотом! — Голос его надломился. — Я ничего не могу понять. — Он потер глаза руками. — Я устал как собака.

Алан соболезнующе посмотрел на собеседника:

— Ну, если вам станет легче, я думаю, что относительно Джинкс ваши волнения необоснованны. Я внимательно наблюдаю за ней и могу вас уверить, что она действительно чувствует себя неплохо и очень быстро выздоравливает.

— Саймон предупреждал меня, что она неважно выглядит, но такого я просто не мог ожидать! — Он кивком указал в сторону палаты. — Я не думал, что она настолько плоха.

— Ну, уж не настолько, поверьте мне. Поймите, она пережила страшный удар по голове, и поэтому не помнит некоторых событий, происходивших в течение двух недель. И это все. Она очень сильная женщина. Дайте ей еще неделю-другую и увидите, как все встанет на свои места. Сейчас это только дело времени.

Джош тупо уставился на свои ладони:

— Наверное, вы ее не видели с волосами. Джинкс производит очень сильное впечатление. Настоящая итальянка. — Он дотронулся рукой до плеча. — Волосы вот такие, густые и черные. Глаза темные. Я всегда считал, что это какая-то несправедливость, что она стоит по другую сторону фотоаппарата. Именно ее должны снимать, а не она. — Он замолчал.

— Вы, кажется, просто без ума от мисс Кингсли.

— Да, но мне не повезло. Когда я был свободен, она уже была замужем, а когда она освободилась, я успел жениться. — Он отвернулся и принялся разглядывать деревья, растущие по краям лужайки. — Затем я получил развод, а в это время на горизонте уже возник Лео. Как вы считаете, она все еще любит его?

— Говорит, что нет.

Джош повернулся и внимательно вгляделся в лицо доктора:

— Вы ей верите?

— Конечно.

— Почему?

Алан пожал плечами:

— Потому что она совершенно не сердится на Мег. — «А вот ты готов сожрать ее с потрохами», — добавил про себя доктор.


Литтлтон-Мэри, Уилтшир. Дом священника.

4 часа дня.


Чарльз Харрис отложил ручку в сторону и закрыл руками текст проповеди, которую подготавливал для службы.

— Это надо прекратить, Кэролайн. Ты закатываешь истерики на пустом месте. Когда Мег будет морально готова, она обязательно нам позвонит. И, кроме того, давай посмотрим на вещи серьезно, — сухо добавил он, — «будет готова» — это как бы рабочее выражение. Судя по тому, как часто она нам звонила и приезжала сюда, мы могли бы сто раз отправиться ко всем чертям и вернуться, а она бы этого даже не заметила. Ей всегда было гораздо интересней общаться с ухажерами, чем с собственными родителями.

Кэролайн бросила на мужа недовольный взгляд:

— А ты этого терпеть не мог, да? Ты же всегда был против ее мужчин.

— Не говори ерунды! — огрызнулся преподобный Харрис. В его жизни все чаще возникали такие моменты, когда он готов был ударить свою супругу. — Неужели нам опять нужно все это пережевывать? — вздохнул он и снова взялся за ручку, чтобы продолжить написание проповеди. — Мне необходимо поработать. — С этими словами он поставил для себя на полях отметку.

— А ты ведь был потрясен, когда услышал о ней и Расселе, верно? — язвительно прошипела Кэролайн.

— Да, конечно.

— Только представить себе: твоя малютка Мег вдруг попадает в объятия старика, который ей в отцы годится! А ведь она любила его.

Священник продолжал смотреть на лист бумаги перед собой, но уже понимал, что написать ему ничего не удастся, настолько сильно тряслись руки.

— Тебя, наверное, обидело то, что твоя дочь преспокойно наслаждается сексом с почти пожилым господином, но при этом не может ни секунды оставаться в собственном доме рядом с тобой?

— Нет, — спокойно ответил Чарльз, — меня обидело то, как она подло поступила по отношению к своей лучшей подруге. Между нами говоря, Кэролайн, мы с тобой создали и вырастили настоящее чудовище.


Глава девятая

25 июня, суббота.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

6 часов вечера.


Джинкс снова устроилась под любимым буком. Темные очки опять на глазах, анонимность восстановлена. Для посторонних она была просто интересным объектом: этакая худенькая изможденная женщина, совершенно одинокая и к тому же пытающая скрыться за широкими листьями густых ветвей. Почти что, как отметил про себя Алан Протероу, наблюдая ее в окно своего кабинета, птичка в клетке. Больше всего на него производило впечатление ее одиночество. Он раздумывал над тем, возможно ли вообще будет сломать железные оковы, сдерживающие ее эмоции. Было весьма сомнительно, чтобы Джинкс, как все нормальные люди, стремилась к счастью. Она оставалась по-прежнему ранимой. Доктору вспомнился разговор с ней, произошедший накануне.

— Наконец-то я почувствовала облегчение, — призналась она, когда Протероу спросил ее, как она ощущает себя после того, как бинты с головы были сняты. — Только дети понимают, что это такое: быть счастливым.

— А вы были счастливы в детстве, Джинкс?

— Наверное, да. Запах свежеиспеченного хлеба всегда поднимает мне настроение. — Она улыбнулась, заметив, как доктор недоуменно поднял брови. — Мой отец не всегда был богатым. Когда я была маленькой, мы жили в небольшом домике где-то в Лондоне. Мать сама готовила еду и даже пекла хлеб. И я до сих пор не могу равнодушно относиться к запаху домашнего свежего хлеба. Мне хочется веселиться, прыгать и кувыркаться.

— Какую мать вы имеете в виду? Родную или же мачеху?

Неожиданно Джинкс замялась:

— Наверное, все же мачеху. Я была слишком маленькой, чтобы помнить то, что делала моя родная мать.

— Вовсе не обязательно. Мы начинаем запоминать события, имевшие место в очень раннем возрасте. Вполне возможно, что вы храните впечатления еще с тех времен, когда только начали ходить. Особенно если после этого начиналась не слишком счастливая полоса.

— А почему она должна была начаться? — Джинкс отвернулась.

— Потому что ваша мать умерла. И поэтому для вас и отца, скорее всего, начались трудные времена.

Она пожала плечами:

— Даже если так оно и было, я уже не помню. И это само по себе печально. Смерть все же должна оставлять какой-то отпечаток, как вы полагаете? Удивительно, что мы так быстро забываем о ней и продолжаем жить будто ничего и не было.

— Вот и хорошо. Самое главное, что нам удается двигаться дальше, — подхватил Протероу. — Иначе мы стали бы похожими на мисс Гавишам из «Больших Надежд», и сидели бы, как она, всю оставшуюся жизнь за пустым столом.

Женщина улыбнулась:

— Ну, если говорить о Диккенсе, как я его помню, то бедную мисс Гавишам бросил жених в день свадьбы, и всю жизнь она не снимала подвенечного платья. Менее тактичного сравнения вы подобрать не смогли. Но в моем случае все обстоит несколько по-другому, и я не собираюсь развивать тему брака и семьи.

— Ну, тогда давайте побеседуем о более приятных для вас вещах. Что поддерживает в вас желание жить?

Она печально покачала головой:

— Да ничего. Я предпочитаю темноту и покой, где нет места никаким чувствам. Ведь для каждого взлета есть свое падение. Я очень не люблю испытывать грусть разочарования.

— Но в отношениях не должно быть никаких разочарований, Джинкс. Как раз, наоборот, в большинстве случаев они несут людям радость и удовлетворение, к которому стремятся практически все. Неужели вам не кажется, что это вполне достойная цель в жизни?

— Мы опять начали разговор о браке и детях, доктор Протероу? — подозрительно посмотрела Джинкс на Алана. — Наверное, Джош Хеннесси признался вам, что я ему очень нравлюсь?

Доктор сдержанно засмеялся:

— Сам он этого не говорил, но мне несложно было догадаться.

— Правда, Мег ему нравится гораздо больше, чем я, — безразлично заметила Джинкс. — И это вполне серьезно. Хотя сама она относится к нему, как к родному брату, потому что не привыкла сочетать работу и удовольствие. А ему-то всего-навсего хочется просто трахнуть ее. И его собственная жена поначалу ему тоже очень нравилась, — раздраженно добавила она. — Но только через четыре года он со спокойной совестью бросил ее, заявив, что она за это время успела ему надоесть. О таких отношениях вы говорите, утверждая, что это — предел мечтаний любого разумного человека?

— Я сомневаюсь, что вы бы ему надоели, Джинкс. Но, в любом случае, разговор шел не об этом. Я думаю, что имел в виду удовлетворенность жизнью и человеческими отношениями.

Женщина не смогла сдержать смеха:

— Что ж, я считаюсь неплохим фотографом, и вот это действительно дает мне удовлетворенность. Если меня будут помнить хотя бы за одну-единственную фотографию, этого будет вполне достаточно, чтобы считать себя бессмертной. Другого мне не надо. Моя работа для меня тоже в каком-то смысле рождение нового. Новое творение возникает, когда ты проявляешь пленку или печатаешь фотографии в темной комнате. И появляются примерно те же чувства, как при рождении ребенка из темноты чрева.

— Неужели?

Она снова пожала плечами:

— Думаю, да. Впрочем, единственное подобие родов, которое мне пришлось испытать — это довольно неприятные ощущения в туалете. Хотя, наверное, рождение ребенка достойно уважения. Тем не менее, чувство достижения чего-то значительного в обоих случаях имеет много общего. — Лицо ее при этих словах ровным счетом ничего не выражало. — С тем же успехом можно сказать, что когда результат получается не таким, каким ты его ожидаешь, тебя охватывает такое же разочарование. Но произведения искусства, будь то дети или фотографии, никогда не бывают совершенными. — Она секунду колебалась, а потом добавила: — Но уж если повезет, это может быть очень интересным и увлекательным занятием.

После этого она извинилась и молча удалилась в сад, оставляя Протероу догадываться, что же она имела в виду: своего собственного пока еще не рожденного ребенка или надежды отца на самое себя. Хотя вполне вероятно, что ни то ни другое. Доктор почему-то вспомнил и двух до сих пор не женившихся братьев Джинкс, которые так и жили в доме родителей. Насколько он успел понять по выражению, которое появлялось на ее лице при одном только упоминании их имен, они не слишком-то любили свою умную и талантливую сестру.

Он уже хотел отвернуться от окна, закончив созерцать одинокую фигуру Джинкс, как вдруг заметил, что к ней через лужайку спешит какой-то мужчина. Откуда он появился, черт бы его побрал? Испытывая, помимо всего прочего, чувство ответственности за свою пациентку и понимая, что ему не удастся опередить неизвестного, доктор распахнул дверь на улицу и заорал во весь голос:

— Вот вы где, Джинкс! Я вас везде разыскиваю!

Вздрогнув, она оглянулась и увидела сначала приближающегося к ней младшего брата, а уже потом доктора Протероу:

— Господи, как же вы меня напугали, — с укором в голосе выдохнула она. — Здравствуй, Фергус, — приветливо кивнула женщина молодому человеку. — Вы уже знакомы друг с другом? Это Фергус Кингсли, мой брат, а это — доктор Алан Протероу, мой психиатр-экзистенциалист. Из вас никогда не получится обманщик, — улыбнулась она Алану. — Вы же наблюдали за мной минут десять, не меньше. К чему теперь такая паника?

Доктор пожал Фергусу руку.

— Потому что я очень серьезно отношусь к своим обязанностям, Джинкс, и понимаю всю ответственность, возложенную на меня. А вашего брата я до этого момента не видел. Передо мной был просто незнакомый мужчина. — Он сложил руки на груди. — Кстати, мне уже становится интересно, — продолжал он без всякой враждебности в голосе, — как вам удалось проникнуть на территорию клиники? У нас есть правила, по которым посетители сначала отмечаются у администратора и спрашивают, может ли их принять пациент. Это же элементарный этикет, но для нас очень важно, чтобы посетители уважали наши устоявшиеся законы. Я уверен, что вы согласитесь со мной.

Под пристальным взором доктора Фергус покраснел и опустил глаза:

— Простите. — Он выглядел очень молодо. — Я как-то не подумал. — Юноша махнул рукой в сторону дальнего края лужайки. — Я припарковался у ворот, а оттуда прошел сюда. — Он искоса посмотрел на Джинкс. — Вообще-то я собирался сначала все сделать, как положено, а потом неожиданно увидел тебя.

Джинкс сняла очки и, прищурившись, ожидала ответа доктора. Причем почерневший больной глаз она совсем закрыла рукой. Так ничего и не услышав, женщина заговорила сама:

— Что-то я не припомню, чтобы раньше кто-то спрашивал у меня, хочу я принимать посетителей или нет. Какие-то извращенные правила, которые меняются по прихоти директора.

Алан примирительно улыбнулся:

— И, тем не менее, они остаются правилами. Мне надо будет проверить, чтобы и в дальнейшем они выполнялись неукоснительно. — Он вежливо поклонился брату и сестре. — Что ж, наслаждайтесь встречей. Если вам захочется выпить по чашечке чая, ваш брат может попросить администратора, и вам подадут чай, куда вы пожелаете. — Он приветливо помахал рукой на прощание и быстрым шагом направился назад в свой кабинет.

— Иногда мне кажется, что он более безумен, чем некоторые из его пациентов, — задумчиво произнесла Джинкс, глядя вслед доктору.

— По-моему, ты ему нравишься, — не задумываясь, выпалил Фергус.

Джинкс рассмеялась:

— Не будь олухом! Он не слепой, а мне иногда дают зеркало, и я прекрасно понимаю, на кого сейчас похожа. — Она вернулась к действительности, и глаза ее сразу же хищно сузились. — В общем, мне становится даже неприятно, что он постоянно наблюдает за мной. Я начинаю чувствовать себя, как пленница или заключенная.

— А он тебе нравится?

— Да.

— Он женат?

— Он вдовец. — Она нахмурилась. — А почему тебя это так интересует?

Брат только пожал плечами и неопределенно хмыкнул:

— Как будто ты не знаешь, что обычно говорят про психиатров и их пациентов. Интересно, станет ли он следующим претендентом на руку и сердце представительницы рода Кингсли.

— Фергус, оставь его в покое, — сердито проговорила Джинкс. — Я не собираюсь оставаться здесь надолго, поэтому у меня не будет ни времени, ни возможности развивать с ним отношения более глубокие, чем простое знакомство.

Юноша прислонился спиной к стволу бука:

— Значит, ты уже готовишься вернуться домой?

— Уехать домой, — поправила она. — В Ричмонд. И сразу же за работу. Сидеть здесь и целыми днями ничего не делать — это не по мне. Я гожусь на кое-что более интересное.

— Это ты бросаешь камушки в мой огород?

— Да нет же, — тут же спохватилась она. — Ты знаешь, Фергус, как ни странно, но сейчас меня куда больше интересуют мои собственные проблемы, чем твои. — Она внимательно посмотрела на его угрюмое лицо, так похожее на лицо Майлза. Разве что не было того обаяния, которое старший брат мог выражать всякий раз, когда хотел этого. — Ты приехал сюда просто так или на то были какие-то причины?

Фергус шаркнул ногой по траве.

— Мне интересно было узнать, как у тебя идут дела и как ты поправляешься. Майлз говорил, что ты не очень-то хорошо себя чувствовала, когда он был здесь, а под конец вообще упала в обморок во время разговора.

— Я просто тогда здорово устала. — Она опять надела солнцезащитные очки, чтобы он не мог видеть выражения ее глаз. — Майлз пожаловался, что Адам довел тебя до слез. Это правда?

Он снова залился краской.

— Майлз самый настоящий негодяй. Он дал честное слово, что никому не расскажет. Ты знаешь, иногда я даже затрудняюсь сказать, кого ненавижу больше: его или папочку. Они оба порядочное дерьмо. Чтоб они сдохли! Вот тогда все бы пошло на лад.

Все тот же детский скулеж, который она слышала с тех пор, как Фергусу исполнилось пять лет. Только голос его стал более грубым.

— Допустим, он тебя выпорол. Но чем же ты так разозлил Адама?

— И вовсе не я. Это из-за того, что ты торчишь здесь. — Он скользнул спиной по стволу и уселся на корточки. — Папуля вышел из себя и начал орать на всех подряд. Майлз забился куда-то в угол, как всегда, а мама просто сидела и пыталась что-то лепетать в ответ. Короче, ты сама знаешь, как это у нас бывает. Мне не надо ничего тебе рассказывать.

— И все же ты наверняка что-то натворил, — не отступала Джинкс. — Конечно, он может сердиться и на меня, — тут она указала рукой в сторону здания больницы, — и на все это, но ни разу он не бил тебя без серьезной на то причины. Итак, что же было на этот раз?

— Я всего-то двадцать фунтов позаимствовал, — забормотал юноша. — Но он представил все так, будто я совершил какое-то жуткое преступление.

Джинкс тяжело вздохнула:

— У кого ты занял?

— Ну, какая разница? — сердито буркнул Фергус. — Ты ничем не лучше нашего поганого папули. — Он сжал губы, отчего стал совсем уродливым. — Но только почему-то никто не хочет понимать, что если бы папа относился ко мне как к человеку, а не как к бессловесному рабу, мне и не приходилось бы занимать деньги. И вообще, это унизительно: быть сыном Адама Кингсли и при этом зарабатывать такие крохи. Я постоянно твержу ему, что если бы он мне положил хорошую зарплату, у меня и в мыслях бы не было одалживаться. Все же я сын босса. Это должно что-то значить. Почему мы с Майлзом обязаны начинать с низов?

— Видишь ли, — раздраженно заговорила Джинкс, — если бы ты хоть изредка называл вещи своими именами, то здорово изменил бы мнение Адама о себе. А ваша бесконечная ложь выводит его из равновесия. Неужели непонятно? Ты же вор, — она бросила на брата презрительный взгляд, — и все это знают. Поэтому к чему использовать такие слова, как «занимать», «одалживать» и «заимствовать»? У кого же ты украл деньги на этот раз?

— У Дженкинса, — опустив глаза, признался Фергус. — Но я бы ему потом все равно их вернул.

— Ну, тогда нет ничего удивительного в том, что Адам тебя выпорол, — устало произнесла Джинкс. — Мне тоже было бы крайне неприятно извиняться перед своим садовником за то, что мой двадцатичетырехлетний сын украл у него деньги. Ты, наверное, подумал, что у Дженкинса не хватит смелости пожаловаться и тебе все сойдет с рук? Это хуже, чем воровство.

— Ну, перестань, Джинкс. Я уже и без тебя выслушал все это от папули, но вы оба тут не правы. Я ведь на самом деле собирался отдать ему эти деньги. Если бы он поговорил со мной, мы бы все вдвоем уладили. Так нет же, он сразу побежал к старику и тут же сделал из мухи слона.

Что-то очень важное внезапно словно щелкнуло в голове Джинкс. Она всегда потом будет вспоминать о том, что это, вероятно, лопнула та связь, кровными узами притягивающая ее к этой семье, которую потом она станет избегать, как прокаженную. В эту секунду Джинкс осознала, что ей больше не надо притворяться, что она любит их, не надо скрывать своего истинного отношения к ним. Ведь кроме презрения, она сейчас, глядя на Фергуса, ничего не испытывала. Наконец-то она согласилась с мнением Адама, который, правда, никогда не высказывал его вслух: Майлз и Фергус были сынками своей мамочки и, подобно Бетти, считали Адама просто денежным мешком.

Джинкс свирепо оскалилась:

— Сейчас я расскажу тебе кое-что, чего раньше никогда еще не говорила. Во-первых, я презираю твою мать. Я всегда ненавидела ее с той самой минуты, как только она вошла в наш дом. Это вечно пьяная толстая скотина с удивительно низким интеллектом. Во-вторых, она вышла замуж за моего отца с единственной целью — стать настоящей леди. И она проявила достаточно хитрости, чтобы уговорить его жениться на ней. А ведь она и в подметки не годилась моей матери, хотя ему показалось, что Бетти, возможно, станет хоть каким-то утешением для него. Он был слишком одинок, но из этого брака ничего хорошего не вышло. Он просто посадил себе на шею вульгарную проститутку, которой от него кроме денег ничего не было нужно. — Она подняла вверх три пальца. — В-третьих, может, все было бы и не так плохо, если бы она еще не нагрузила его такими довесками, как ты и Майлз. Даже имена у вас — сплошное недоразумение. Адам хотел назвать вас как-нибудь попроще, например, Дэвидом или Майклом. Но нет! Элизабет настояла на том, чтобы ее сыновья носили имена, достойные детей настоящей леди.

Здесь Джинкс заговорила совершенно другим голосом, имитируя Бетти:

— «Папочка, надо выбрать что-нибудь пошикарнее, Дэвид и Майкл слишком уж простовато». — Она нервно вдохнула, набирая в легкие побольше воздуха. — Четвертое: в итоге Адам становится отцом двух самых ленивых, тупых и бесчестных сыновей, которых только можно произвести на свет. Каждый ген, который вы унаследовали, принадлежит вашей матери. Вы оба абсолютно неспособны внести хоть какой-то вклад в дело процветания семьи. Наоборот, вы постоянно пытаетесь опустить меня и Адама до вашего низкого уровня. Пятое: как ты смеешь оправдывать кражу денег у садовника, который трудится в поте лица, чтобы обеспечить свое очень скромное семейство, и ездит на весьма условной машине, в то время как ты, маленький ублюдок, — тут она даже сплюнула, — беспрестанно выпендриваешься своим «порше», чтобы покорять всех глупеньких шлюх, наивно полагающих, что ты имеешь к фамилии Кингсли какое-то отношение? Ты можешь мне это объяснить? Можешь?!

Фергус был потрясен. Он молча смотрел на нее и не мог отвести глаз, впервые заметив, как она стала похожа на отца. Тот же разъяренный голос, тот же волевой подбородок. Но юноша годами играл на ее жалости и, так же как и Майлз, здорово поднаторел в этом деле.

— Мы всегда знали, что ты порядочная сучка, да к тому же и сноб, — начал он, собравшись с духом и стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. — Как, ты считаешь, должна была чувствовать себя наша мать, входя в дом, где уже имеется идеальный ребенок, а все стены увешаны портретами ее такой же идеальной мамочки? Она рассказывала, что ты временами становилась такой высокомерной, будто делала одолжение, общаясь с ней, что ее так и подмывало влепить тебе пощечину. Жаль только, что она этого так и не сделала. Если бы она обращалась с тобой так, как отец с нами, может быть, от этого выиграли бы все.

— Поначалу его отношение ко всем было одинаковым, — холодно парировала Джинкс. — Я хорошо помню, когда он выпорол вас впервые. Тогда вы сами попробовали в первый раз украсть деньги. Тебе было девять, а Майлзу одиннадцать, и вы стащили выручку из кассы в сельском магазине. Адаму пришлось заплатить мистеру Дэвису больше сотни фунтов, чтобы только замять это происшествие. Но он действительно здорово отделал вас ремнем, чтобы вы поняли, что может случиться в следующий раз, если такое повторится. — Она безнадежно покачала головой. — Но порка, к сожалению, не помогла. Вы продолжали воровать, а он — бить вас, и кто же, если не я, каждый раз пытался его успокоить? Бетти же было наплевать, она постоянно напивалась и валялась пьяная. Думаешь, мне это доставляло большое удовольствие?

Он пожал равнодушно плечами:

— Мне все равно. Но, в любом случае, ты сильно преувеличиваешь свои заслуги. Большей частью ты проводила время то в школе, то в своем проклятом Оксфорде, корча из себя гения, а в это время папуля смотрел на нас как на неандертальцев. Тебе стоило бы хоть денек побыть на нашем месте. Как будто ты не знала, как он ненавидит нас! Мы тогда специально украли эти деньги из кассы, чтобы он хоть раз обратил на нас внимание, а не боготворил постоянно только свою расчудесную Джейн. — Он поморщился. — Ты даже представить себе не можешь, как это все было. Стоило тебе появиться в доме на каникулы, как он переставал замечать кого-либо, кроме тебя. Где ты, что делаешь, как себя чувствуешь. А когда ты уезжала, он просто запирался в своем кабинете, оставаясь один на один с этими чертовыми фотографиями твоей матери.

Джинкс прекрасно понимала, что сейчас происходит. Теперь он пытался манипулировать эмоциями и шантажировать ее, но привычкам, образовавшимся в течение всей жизни, не так-то просто противостоять. И теперь, как всегда, она не могла не признать, что Адам действительно был одержим и ею, и ее матерью.

— Но почему вы сами никогда не пробовали помочь себе? Почему вы постоянно делали то, чего, как вы хорошо знаете, он терпеть не может? Почему вы никак не стараетесь проявить себя и даете ему повод презирать вас обоих? Мне это непонятно.

— Потому что я имею такие же права на этот дом, как и он. Почему же отец должен меня выгонять из него? Тебе-то хорошо. Ты заграбастала денежки Рассела. В общем, тебе просто больше повезло.

В этот момент Джинкс показалось, что в мозгу открылась и захлопнулась какая-то дверца. На долю секунды воспоминания нахлынули на нее, но это впечатление было таким же мимолетным, как дуновение летнего ветерка. Еще мгновение, и оно растворилось. Что такое? Кажется, этот разговор уже когда-то происходил.

— У тебя какие-то извращенные понятия о везении, Фергус. Как ты можешь считать удачей все то, что связано с убийством Рассела? — Но почему в каждой беседе обязательно всплывает имя Рассела? Очень долго она даже не вспоминала о нем, а теперь ее вынуждают снова и снова переживать все то, что она хотела бы навсегда вычеркнуть из памяти.

— Да перестань ты, Джинкс. Не такая сильная у тебя была любовь к нему, зато сколько после него тебе досталось! — Правда, эти слова он произнес уже без энтузиазма. Оба успели устать от этого бессмысленного разговора. Доверия между ними уже и в помине не было. А мысли, высказанные или нет, не имели большого значения. Каждый все равно оставался при своем мнении. — И зря ты так унижаешь мать, — добавил он с едва заметной агрессивностью. — Она, между прочим, заступалась за тебя, а твой отец и палец о палец не ударил, пока ты здесь находилась. Мама устроила такую взбучку и Уолладерам, и Харрисам за то, как Мег и Лео поступили с тобой! Кстати, она во всеуслышанье назвала сэра Энтони «прыщом на заднице общества», а Кэролайн Харрис — «хитрожопой сучкой».

Джинкс резко опустила голову, чтобы он не заметил, как в глазах ее запрыгали веселые чертики.

— Ну да, ладно, пусть она была немного выпивши, — мрачно признал Фергус, — но она хотела защитить тебя. А вообще нам с Майлзом это очень понравилось. Мы хохотали до упаду.

Как и сама Джинкс… Она-то называла Энтони скромнее, просто «паразитом», но насколько более изощренной оказалась характеристика Бетти…


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

7 часов 30 минут вечера.


— И все же мы должны переговорить с мисс Кингсли, — заявил Мэддокс, устало опускаясь в кресло. — И это совершенно серьезно. Или же нам остается просто тупо сидеть возле телефона мисс Харрис и надеяться, что он когда-нибудь зазвонит. Иначе мы никогда не узнаем, где живут родители Мег.

— А вы еще раз пробовали связаться с сэром Энтони?

Мэддокс кивнул:

— Ну да, только он продолжает нам блеять насчет того, чтобы мы искали их в Уилтшире. Вся эта пустая болтовня насчет облегчения, когда он узнал, что Лео выбрал Мег, была только уловкой. Единственным ее преимуществом, насколько я понял, было то, что она — не Джейн Кингсли. У меня сложилось такое впечатление, что если бы Лео заявился домой со старой проституткой из местного кабака и заявил, что хочет жениться, они и тут запрыгали бы от радости.

— Что ж, я их не виню в этом, — сухо заметил старший детектив. — Мне бы тоже не очень хотелось приобретать такого родственничка, как Адам Кингсли.

— Как бы то ни было, но его дочь ведет себя достаточно продуманно. Она оставила на автоответчике послание. Приятный голос, не лишена чувства юмора, уверяет, что не сердится на Мег и просит ее позвонить.

Фрэнк настороженно приподнял бровь:

— Ты переписал?

Детектив вынул из кармана кассету:

— Да, конечно, в местном отделении, а оригинал потом вернули на место, в квартиру. — Он положил кассету на стол перед Чивером. — Ее сообщение последнее. Я слушал его уже много раз и постепенно пришел к тому же заключению, что и Фрейзер. Она действительно не в курсе, что те двое уже погибли.

Чивер взял кассету в руки, повертел ее, а потом, крутанувшись на вращающемся стуле, вставил в магнитофон, находившийся на полке за его спиной. Он сидел неподвижно, опустив голову и внимательно слушая все послания, и зашевелился лишь тогда, когда Джинкс замолчала. Он перемотал пленку и еще раз прокрутил сообщение мисс Кингсли, задумчиво потер подбородок и нажал на кнопку «стоп».

— Она говорит, что не помнит событий после четвертого июня, — отметил он.

— Что полностью совпадает с результатами, полученными полицией Фордингбриджа, — подтвердил Мэддокс. — Согласно им, амнезия получена вследствие сотрясения мозга при автомобильной аварии.

— Я не спорю, но это вовсе не означает, что она не знает о гибели Мег и Лео. Ты улавливаешь ход моих мыслей? Она могла просто вытереть эти воспоминания из памяти. — Он нервно забарабанил пальцами по столу. — Я полагаю, было бы чересчур наивно строить какие-то догадки на основе одного только ее телефонного сообщения.

— Я и не пытаюсь спорить, но, как мне кажется, у нас имеется великолепная возможность допросить ее, не вызвав при этом чьего-либо гнева. Я в первую очередь имею в виду ее отца. — Он подался вперед. — Послушай, мы всего-навсего стараемся отыскать адрес родителей Мег. Мы отняли у вора ее кредитные карточки, но безуспешно пытаемся найти саму их хозяйку по указанному в них лондонскому адресу. И полиция Хаммерсмита попросила нас задать несколько вопросов мисс Кингсли с тем, чтобы она помогла проследить передвижения мисс Харрис и отыскать ее. — Он развел руками. — Ну, что, после такой истории можно мне съездить к ней? По-моему, тут все законно, не подкопаешься.

Старший детектив сложил перед собой ладони «домиком» и внимательно посмотрел на Мэддокса:

— Ты понимаешь, что я с тебя шкуру спущу, если ты что-нибудь не то натворишь?

Но Мэддокс только усмехнулся:

— Доверься мне, Фрэнк.

Глаза Чивера сузились:

— Ненавижу людей, которые так говорят. Только сначала убедись в том, что у тебя есть согласие доктора на допрос. Более того, ты должен попросить его поприсутствовать в палате, пока ты будешь беседовать с его пациенткой. Я не хочу, чтобы ты произвел на больную женщину пугающее впечатление.

— Сделай одолжение, перестань, — жалобно заскулил Мэддокс. — Я уже стесняюсь. Не знаю, как я вообще буду задавать ей вопросы. Я так люблю женщин!

Брови Фрэнка зловеще изогнулись. Все знали, что Мэддокс действительно неравнодушен к женщинам, и трижды сотрудницы полиции жаловались на его сексуальные домогательства. Хотя, конечно, во всех случаях Мэддокс выходил победителем.

— Я тебя предупредил, — отрезал старший детектив.


Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.

8 часов вечера.


Офицер Блейк в конце рабочего дня помахала фотокопией отчета перед самым носом сержанта:

— Полюбуйся вот на это. Один к одному повторяет происшедшее с Флосси Хейл. Те же самые повреждения, и такая же манера уходить от разговора.


Отчет о происшествии


Полицейские офицеры: Хьюз и Андерсон.

23 марта 1994 года. Сигнал о нападении поступил в 23.10

Адрес: Пэрэдайз-авеню, 54.

Женщина громко стучала в дверь к соседям, производя ужасный шум. При расследовании выяснилось, что женщина нуждалась в срочной медицинской помощи. Обширные кровоподтеки на лице и повреждение заднего прохода.

Имя: Саманта Гаррисон. Известна, как местная проститутка.

Заявила, что подверглась нападению со стороны мужа, но это не соответствует действительности. От дальнейшего сотрудничества с полицией отказалась.


Сержант взял лист обеими руками и положил его на стол перед собой.

— Может быть, для тебя это и новость, Блейк, но у меня прекрасное зрение, и ни к чему пихать мне документ прямо в физиономию. — Затем он углубился в чтение материала.

— А ты уже беседовала с Хьюзом и Андерсоном? — поинтересовался сержант.

— Нет еще.

— Завтра же встреться с ними, — сказал он, накрыв фотокопию отчета широкой ладонью. — И, если отыщешь, попробуй разговорить Саманту. Держи меня в курсе событий. Молодец! Мне кажется, ты что-то откопала. Наверняка у тебя получится прищучить эту скотину.

Блейк зарделась от похвалы. В свои двадцать один год она еще не была заражена цинизмом, и поэтому одобрение начальства имело для нее определенное значение.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

11 часов 30 минут вечера.


Время проходит независимо от нас. Час, проведенный за чтением интересной книги, кажется минутой. Минута агонии растягивается на час. Только страх остается вечным, поскольку питает сам себя. Чей именно страх? Ваш? Их? Наш? Мой? Твой? Его? Ее? Страх, относящийся ко всем сразу?

Даже темнота казалась пугающей.

Смятение… смятение… смятение…

Забудь… забудь… забудь…

Внезапно, на какой-то миг, все стало ясным.

Почему я здесь? Что я делаю?

МЕГ БЫЛА ШЛЮХОЙ! — вопит великий голос разума. Мой отец соткал из меня зло.

Глава десятая

26 июня, воскресенье.

Уилтшир.

2 часа 10 минут дня.


По определенным причинам сержант Шон Фрейзер не испытывал никакого удовольствия от того, что ему пришлось сопровождать Мэддокса на беседу с Джейн Кингсли. Машина мчалась в Солсбери, а он с мрачным видом расположился на пассажирском сиденье. Шон оказался заложником своего опрометчивого обещания провести воскресенье вместе с женой и двумя дочерьми на пляже. Теперь же их слезы и взаимные упреки лежали на его душе тяжелым грузом. Его уныние еще больше усиливало бодрое до отвращения состояние Мэддокса, которое выражалось в жизнерадостном повторении слов из дурацкой песенки: «Вот и солнышко в панаме, гип-гип-гип, ура-ура!».

— Завязывай, шеф, — не выдержал Фрейзер. — Это хуже, чем дергать зуб.

— Ты просто жалкое создание, Фрейзер. Что тебе все не так?

— Сегодня воскресенье, шеф. Вот увидишь, мы только зря время потратим. Неужели не ясно, что в выходные к ней нагрянет все семейство сразу. А отсюда следует вывод, что нам так и не удастся с ней поговорить. Если, конечно, мы не хотим привлекать к себе внимание самого мистера Кингсли.

— Все учтено, — самодовольно хрюкнул Мэддокс. — Я заранее отправил туда Мэнди Барри, чтобы она выведала у персонала, кто и когда приходил к Джейн. Так вот, любящий папуля ни разу не удосужился навестить свою дочурку с тех пор, как ее поместили в эту больницу. Мачеха заявлялась однажды, и непохоже, что она еще раз сунет туда нос. Оба брата приходили по отдельности, и оба выметались из клиники в отвратительном настроении. Короче говоря, в этой семье и не пахнет взаимной любовью или уважением. Вряд ли кто-то из них решит пожертвовать воскресеньем ради встречи с мисс Кингсли.

— Ты шутишь с огнем, — сердито буркнул Фрейзер, ловя себя на том, что невольно становится соучастником неортодоксальных приемов и методов Мэддокса. — Строго придерживаться закона, как говорит главный. Он тебе здорово щелкнет по носу, если узнает, что ты посылал Мэнди шпионить за его спиной.

— А кто ему скажет? — беспечно произнес Мэддокс. — Как раз тут я вообще ничем не рискую. — Он вывел машину на главное шоссе и стал набирать скорость. — Послушай, приятель, тебе не мешало бы подзанять у кого-нибудь твердости характера. В нашем деле далеко не продвинешься, если время от времени не проявишь здоровую инициативу. — И он снова затянул свою панихиду насчет солнышка.

Фрейзер отвернулся и принялся разглядывать в окно пейзаж. Что действительно возмущало его в Мэддоксе, так это то, что этот ублюдок чаще всего оказывался прав. Инициативой на его языке называлось все, что угодно, вплоть до чересчур вольного обращения с вещественными доказательствами и уликами, но ему и это сходило с рук, поскольку Мэддокс, как выражался он сам, обладал «исключительным нюхом на виноватых». Сам же Фрейзер склонен был считать Гэрета нравственным банкротом. Не раз до его ушей доходили слухи, что в прошлом Мэддокс брал взятки. В таком случае, он оказывался ничуть не лучше людей, которых арестовывал. Шона всегда беспокоил вопрос эффективности полиции, особенно учитывая тот абсурдный факт, что стражей порядка заставляли действовать строго в рамках закона, в то время как криминальный мир плевал на все законы вообще.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

2 часа 30 минут дня.


Алан Протероу внимательно слушал двух полицейских, и на его дружелюбном лице постепенно возникало хмурое выражение.

— Очевидно, здесь кроется еще что-то, — высказал он свое предположение. — Если полиции Хаммерсмита требуется выяснить адрес родителей мисс Харрис, почему им просто не позвонить мисс Кингсли и не спросить ее об этом по телефону?

— Потому что в послании, адресованном мисс Харрис, она называет это место «больницей для чокнутых», — тут же принялся объяснять Мэддокс, — и, как вам известно, существуют особые правила, руководствуясь которыми полиции разрешается опрашивать психически нездоровых людей. Поэтому, прежде чем связаться с мисс Кингсли, полиция Хаммерсмита попросила нас выяснить, почему она находится в такой клинике. Мы узнали у коллег из Фордингбриджа, что мисс Джейн Кингсли была помещена сюда из-за попытки совершить самоубийство после того, как ее бросил жених ради мисс Харрис. Мы не имеем ни малейшего желания беспокоить ее без видимых причин, и поэтому посчитали, что будет лучше, если вопросы ей станут задавать полицейские в штатском.

Алан проявил выдержку, никак не отреагировав на определение своей клиники как «больницы для чокнутых». Более того, он постарался не показывать своего отрицательного отношения к Мэддоксу, который не понравился ему с первого взгляда, когда бесцеремонно ввалился в кабинет, подобно тому как в комнату проникает дурной запах, с которым уже поздно бороться.

— Ну, а почему вы предварительно не связались со мной? — подозрительно спросил он. — Я бы с удовольствием сам выяснил для вас их адрес.

Мэддокс поднял вверх обе руки, как бы признавая свое поражение:

— Ну, хорошо, я буду честным с вами до конца, сэр. Проблемой является не сама мисс Кингсли, а ее отец. И мы получили весьма ясные инструкции сверху. Не давать Адаму Кингсли никаких поводов для того, чтобы он подал в суд на полицию Гемпшира за умышленное бесчувственное отношение к его дочери. Мы и понятия не имеем, какая реакция может последовать на вопросы, касающиеся женщины, которая соблазнила жениха Джейн. Может быть, само упоминание имени мисс Харрис заставит ее биться головой о стенку, а у нас не так много денег, чтобы еще судиться с обиженным миллионером, который и без того обеспокоен душевным состоянием своей дочери. — Он опустил руки. — Я надеюсь, вам понятны наши опасения? Она сама признала, что находится в больнице для чокнутых и боится даже выходить из палаты. Это ее точные слова, сэр.

Фрейзер молча поражался тактике Мэддокса. Если у Протероу и возникли какие-то подозрения по поводу появления полиции в его клинике, то теперь он приложит все усилия, чтобы защитить и свой престиж, и свою пациентку.

— Я был бы весьма обязан вам, инспектор, если бы вы перестали называть мое заведение «больницей для чокнутых», — резко бросил он. — Дело в том, что Джинкс обладает здоровым цинизмом и неистощимым чувством юмора. Не забывайте об этом, когда будете беседовать с ней. Что касается ее ментального состояния, то она вполне здорова. В этом я абсолютно уверен. Правда, у нее наблюдается потеря памяти относительно событий двухнедельного промежутка времени, но в остальном можно сказать, что она в полном порядке.

— Что ж, это приятно слышать, — с облегчением выдохнул Мэддокс. — Значит, мы можем без опасений поговорить с ней?

— Конечно, если она сама этого захочет. Я не вижу причин запретить вам это. — Он встал и провел их к двери, обращая внимание на то, каким неодобрительным взглядом Фрейзер окинул Мэддокса. Видимо, ему тоже все это пришлось не по душе. Язык телодвижений о многом рассказал проницательному доктору. Особенно о попытках все же сохранять некую дистанцию между сержантом и Мэддоксом. Алан повел их по коридору. — Думаю, все же будет лучше, если я поприсутствую в палате, — предупредил он и постучался в комнату с номером «12».

— Я не вижу причин запретить вам это, — съехидничал Мэддокс. — Конечно, если она сама этого захочет, — добавил он с равнодушным видом.

* * *

Через несколько секунд Джинкс выслушивала уже знакомую доктору версию причин появления полицейских в ее комнате. Женщина сидела в кресле у окна и, кроме пожелания «доброго дня» ничего не сказала до тех пор, пока Мэддокс, наконец, не замолчал. Но и даже тогда она не торопилась отвечать, а некоторое время внимательно изучала детектива. При этом на ее бледном лице появилось выражение искреннего любопытства.

— Родители Мег живут в деревне рядом с Ворминстером. Она называется Литтлтон-Мэри, — наконец заговорила она. — Ее отец священник. Боюсь, что я не смогу дать вам номер телефона: он записан в моей книжке, а ее у меня при себе нет. Отца ее зовут Чарльз.

Она протянула руку к пачке сигарет, лежавшей на столе, но потом передумала и оставила ее на прежнем месте. Ей внезапно пришло в голову, что не стоит показывать этим людям, как трясутся ее руки. К тому же она не была уверена, удастся ли ей вообще прикурить.

— Но Мег там сейчас нет, — продолжала она ровным голосом. — В данный момент она отдыхает во Франции.

— Ну, что ж, тогда становится понятным, почему мы столкнулись с трудностями, пытаясь разыскать ее, — невинным тоном произнес Мэддокс, словно слышал эту информацию впервые в жизни. — Мне кажется, что вам, доктор, не следует здесь задерживаться. Разве что мисс Кингсли будет неуверенно чувствовать себя, оставшись с нами наедине. — Он улыбнулся женщине. — Я не ошибся, мисс Кингсли?

Она безразлично пожала плечами:

— Мне все равно.

— Тогда позвольте еще раз поблагодарить вас за содействие, — улыбнулся он Алану. — Мы постараемся закончить побыстрее. — Он встал у открытой двери, как бы предлагая доктору удалиться.

Алан сердито нахмурился, сознавая, как легко этот тип сумел навязать ему свои правила игры.

— Я лучше останусь, — заупрямился доктор. — Я уверен, Джинкс, что ваш отец потребовал бы от меня именно этого.

Женщина рассмеялась:

— Я понимаю, что вы абсолютно правы, так что не старайтесь убедить меня в этом. Однако здесь лечусь я, а не мой отец. Спасибо вам за заботу, но мне кажется, что я смогу самостоятельно ответить на несколько вопросов.

— Хорошо, но вы знаете, где меня найти, если все же я вам понадоблюсь. — С этими словами доктор позволил ласково вытолкнуть себя за дверь, после чего она была прикрыта жесткой рукой Мэддокса. В этот момент Протероу больше всего хотелось узнать, что за чертовщина творится в его собственной клинике. Ему почему-то показалось, что и Джинкс, и полицейские не очень хотели его присутствия при этом разговоре.

Выпроводив доктора, Мэддокс ободряюще улыбнулся:

— А в какой именно части Франции она проводит свободное время?

Но мисс Кингсли только покачала головой:

— Я точно не знаю, но могу высказать свои предположения. Дело в том, что я знакома с человеком, который сопровождает ее. Его зовут Лео Уолладер, и у него есть собственный коттедж на южном побережье Бретани. — Она назвала адрес дома. — Там есть и телефон, но опять же, — Джинкс пожала плечами, — он у меня в записной книжке.

Мэддокс понимающе кивнул:

— Но если вы знаете, что она находится во Франции, — тут он озадаченно нахмурился, — то зачем звонили ей в Лондон?

Джинкс несколько секунд молча смотрела на него, а потом все же потянулась к пачке сигарет и вынула одну. Сейчас никотин значил для нее больше, чем собственная гордость. Она хотела взять и зажигалку, но Фрейзер успел опередить ее, и учтиво поднес пламя к сигарете. Женщина улыбнулась и поблагодарила сержанта.

— У Мег есть возможность названивать к себе домой и прослушивать сообщения, — пояснила она. — Именно так она всегда и поступает.

— А кто сказал вам, что она уехала во Францию?

— Ее коллега и партнер Джош Хеннесси. — Она взглянула на полицейского сквозь струйку дыма. — Он звонил мне в среду.

Мэддокс искоса посмотрел на Фрейзера, чтобы убедиться, что тот все подробно записывает в свой блокнот. — И Мег позвонила вам, мисс Кингсли?

— Пока нет.

— Скажите, а мистер Хеннесси поддерживает с ней связь?

— Насколько мне известно, тоже нет. Она и ему не оставила контактного телефона.

Гэрет тут же сделал вид, словно ищет что-то в документах.

— Дело в том, что нам уже кое-что известно о Лео Уолладере. Мы вышли на него в связи с вашей автомобильной аварией. Как мы поняли, он до недавнего времени был вашим женихом?

Она выпустила в потолок струйку дыма и наблюдала, как голубоватая полоска постепенно рассеивается:

— Совершенно верно, — равнодушно произнесла Джинкс.

— Но потом он предпочел вашу подругу Мег, бросив вас.

Женщина чуть заметно улыбнулась:

— И снова вы правы, инспектор.

— Поэтому не исключено, что мисс Харрис немного смущена и боится позвонить вам, — предположил он. — И это даже несмотря на то, что вы предупредили ее, что совсем не сердитесь.

Джинкс стряхнула пепел.

— Если честно, — медленно произнесла она, — я уже точно не помню, что говорила ей. — И она снова вопросительно взглянула в глаза Мэддоксу.

— Вы сказали, что ваш звонок может быть политической ошибкой, что вы должны были бы по идее рвать в клочки ее редкие издания, затем сообщили, что у вас наблюдается потеря памяти, после того, как вы въехали в бетонный столб. Ну, а потом попросили ее перезвонить вам. Теперь вспоминаете? Что вызывает в душе это послание?

— Только тревогу, — пробормотала Джинкс. — Вы все точно описали в своей вступительной речи. Вы говорили, что полиция Хаммерсмита прослушала записи, выписала мой телефон и просила вас подъехать сюда, чтобы узнать адрес родителей Мег. Но только вы забыли добавить, что и сами имели возможность прослушать ту запись. — Она прижала ладонь к виску, который внезапно начал давать о себе знать резкой пульсирующей болью. — Отсюда напрашивается вывод: либо вы присутствовали при прослушивании кассеты, либо они сделали копию специально для вас.

— Они переслали нам текст по факсу, — нашелся Мэддокс. — А почему это вас так встревожило?

— Можно мне посмотреть на этот текст?

Мэддокс бросил на Фрейзера хитрый взгляд:

— Сержант, вы не догадались захватить его с собой? Последний раз я видел листок на вашем столе.

Но молодой человек отрицательно покачал головой:

— Простите, шеф. Я и подумать не мог, что он нам понадобится. — Он отвернулся и прижал свой блокнот к стене, приготовившись писать дальше, хотя на самом деле надеялся, что так его гнев будет менее заметен.

Джинкс посмотрела на молодого человека и сразу же поняла, что он никудышный лгунишка. Но, помимо всего прочего, его выдавала и предательская внешность. Сержант, как и Фергус, был блондином, и краснел каждый раз, когда ему приходилось врать. Что поделать, молоденькому сержанту достался такой наглый начальник, а Джинкс прекрасно знала, что для того чтобы противостоять нахалам, требуется изрядная доля храбрости.

— Мне становится интересно узнать, — спокойно произнесла она, — почему вы не позвонили Мег на работу и не выяснили все у Джоша?

— Потому что полиция Хаммерсмита не смогла установить местонахождение ее конторы, — без запинки ответил Мэддокс. — Как я уже объяснял, по всей видимости, Мег задумала переехать со своей квартиры. Судя по отчетам местных инспекторов, в доме не осталось ничего, кроме нескольких ценных книг, кое-какой одежды и кота.

Джинкс повернулась к Фрейзеру:

— А кто же присматривает за Мармадюком?

— Соседка, миссис Хелмс, — послушно ответил тот.

Наступила неловкая тишина.

— Скажите, что случилось с Мег? — тихо спросила Джинкс. — Мне почему-то не верится, чтобы полиция Винчестера проделала такой путь до Лондона из-за того, что были найдены какие-то кредитки.

Мэддокс еле сдерживался, чтобы не показать Фрейзеру, какой же тот все-таки болван. Но вместо этого он осторожно присел на самый краешек кровати Джинкс и, подавшись вперед, зажал ладони между колен.

— Понимаете, были украдены не только ее карточки, — мрачно начал он, — но и мистера Лео Уолладера. Его кредитки были зарегистрированы по адресу Ричмонд, Гленавон Гарденс, 12. Но этот адрес оказался известен гемпширской полиции в связи с вашей аварией. Полиция Ричмонда снабдила нас адресом и телефоном родителей Лео, поскольку эти данные были получены ими в связи с тем же несчастным случаем. Однако, когда мы связались с сэром Энтони и попытались выяснить, где находится его сын и Мег, он оказался беспомощным и ничего вразумительного поведать не сумел. И вот тогда мы подумали, что это очень подозрительно: почему ни Лео, ни Мег до сих пор не предупредили свои компании о том, что у них были похищены эти карточки. Ну, если они сейчас проводят время в Бретани, тогда все встает на свои места. Остается непонятным только, почему сэр Энтони не захотел давать нам их адрес.

Джинкс, отпрянув от детектива, прижалась к спинке кресла. Сердце почему-то сразу тревожно забилось. Случилось что-то еще… настолько ужасное, что было боязно даже копаться в памяти, чтобы узнать об этом…

— А он не знает адрес, — услышала она собственный голос сквозь нарастающий шум в ушах. — Он очень мало знает о своем сыне. Практически ничего. И Филиппа, кстати, тоже.

Мэддокс снова приблизил свое лицо к Джинкс, буквально впиваясь в нее маленькими проницательными глазками:

— С вами все в порядке, мисс Кингсли?

— Да, спасибо. — Случилось что-то еще… забудь… забудь… ЗАБУДЬ! — Что касается его родителей, — продолжала она уже более спокойно, — они уверены, что все его имущество составляют лишь несколько акций. На самом же деле он владеет коттеджем в Бретани, домом в Лондоне, который сдает достаточно состоятельным людям, и еще кондоминимумом во Флориде. Насколько мне известно, это далеко не все. Это только те три дома, о которых он мне рассказывал.

— Вы знаете его лондонский адрес?

Они поссорились… Энтони и Филиппа при этом присутствовали… Я хочу жениться на Мег… Мег шлюха…

Она быстро переключилась на Мэддокса.

— Я только знаю, что это где-то в Челси. — Она нервно облизнула губы. — Его адвокат скажет вам точно. Его зовут Морис Блум, а офис находится где-то на Флит-стрит или рядом. Я уверена, что вы отыщете его по справочнику.

Мэддокс проверил, правильно ли Фрейзер записал эти данные.

— Как вы считаете, были ли у Лео свои весомые причины, по которым он не счел нужным сообщать своим родителям об этих владениях?

Несколько секунд Джинкс обдумывала этот вопрос, а потом заговорила:

— Ну, это смотря что понимать под термином «весомая причина». Думаю, что для Лео были. Хотя мне не хочется говорить о нем сейчас, потому что вам может показаться, будто я сержусь на него и поэтому рассказываю такие вещи.

— По-моему, нам лучше все же узнать обо всем, — кивнул Гэрет.

Так уж ли это им необходимо? Джинкс внезапно поняла, что ей становится трудно сосредоточиться. Я попрощалась с Лео за завтраком… мы женимся второго июля…

— Уолладеры — те еще типы, — хмыкнула женщина. — Филиппа, пожалуй, еще куда ни шло, но Энтони и Лео… — Собственный голос снова показался ей каким-то чужим и далеким. — Зачем за что-то платить, если можно заставить сделать это другого человека. И вообще по служебной лестнице надо пробираться тоже за счет других. Главное, все время жаловаться на бедность и плакаться, что нет денег, добавляя при этом, какие все вокруг богатые и счастливые. Правда, человеку, которого постоянно сосут эти паразиты, такая жизнь очень быстро надоедает. — Она что, с ума сошла? Перед ней сидят совершенно посторонние люди, а она затеяла настоящую исповедь! Поговори с доктором… он старается, чтобы твое пребывание здесь было приятным… это свободный выбор…

Мэддокс наблюдал, как постепенно округляются ее глаза, становясь еще больше из-за того, что голова лишена волос. Эти глаза так и затягивали, даже в тот момент, когда он уже победно думал про себя: вот мы и поймали тебя, убийца! Вот кто действительно ненавидел Лео!

— Так значит, Лео подобным образом поступал и с вами тоже? — ласково спросил он.

— Не сразу. Он не стал действовать настолько грубо и примитивно. Поначалу он проявлял щедрость. И только когда он переехал ко мне на Гленавон Гарденс, я поняла, какую обузу взвалила себе на плечи. — Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— Не торопитесь, мисс Кингсли, — покровительственно произнес Мэддокс. — Рассказывайте не спеша.

И снова подробности убийства Рассела заполнили ее голову. Не торопитесь… рассказывайте, не спеша… мы знаем, что ваш отец ненавидел его настолько, что мог и убить… мы знаем, что ваш отец — настоящий психопат…

— Он был верен принципу «мое — мое, и твое — мое», — быстро заговорила Джинкс, чтобы заглушить голоса, возникшие где-то в мозгу. — И действовал без взаимного на то согласия. Мне он тоже рассказывал далеко не все, как и собственным родителям. О его недвижимости я узнала только тогда, когда ему позвонил Морис Блум, и по разговору я догадалась, что у него есть еще что-то и во Флориде. Тогда я очень рассердилась на него, потому что он ясно дал мне понять, что испытывает финансовые затруднения. — Потому что он, как и Фергус, постоянно просил денег на карманные расходы. Господи, теперь она начинает все понемногу вспоминать. Его подлость постепенно стала раздражать ее все больше: эти бесконечные жалобы на бедность и сам стиль жизни, когда все только «мне-мне-мне»…

— А чем он занимался?

Она заметила, что детектив употребил слово «заниматься» в прошедшем времени, но не стала заострять на этом внимания:

— Он называл себя биржевым маклером, правда, никогда не упоминал своих клиентов. Мне кажется, он просто играл на бирже для самого себя.

— Скажите, он каждый день уходил на работу?

Куда-то он определенно уходил каждый день.

— Он проводил время где-то в Сити. — Я хочу жениться на Мег… — Чтобы быть в курсе событий, как он обычно это называл.

— А какие именно финансовые затруднения он испытывал?

— Он говорил, будто потерял все свое состояние на неудачных инвестициях, но мне кажется, что и тут он солгал. Лео часто напоминал мне, как он беден по сравнению со мной. Кстати, то же самое он твердил и своему отцу.

— Вы же говорили, что у его отца точно такой же характер.

Раз уж все пошло насмарку, придется сказать им то, что она о них думает… Их можно считать просто привилегированными пиявками. Все благородство этой семьи заключается в том, что какой-то далекий предок, благодаря своей собственной голове, сумел добиться дворянского титула.

— Энтони — очень подлый человек. Он никогда сразу не оплачивает счета, а ждет до последнего, в надежде, что фирма, которой он задолжал, лопнет. И только если этого не происходит, он подписывает чек.

— Если я вас правильно понял, мисс Кингсли, вы сказали, что Лео часто просил деньги у отца.

Она молча кивнула. Господи, как же они ненавидели ее за это. А Лео победно заявил ей, что у него роман с Мег, и что она как раз та единственная, на которой он хочет жениться. Какое же потрясение пришлось ей самой пережить! Она вспомнила еще кое-что. Как презирал ее Энтони… «Ты дочь уличного торговца… мы никогда не хотели принимать тебя в нашу семью…» Филиппа в отчаянии… «Остановитесь… остановитесь… слова нельзя брать назад…» Лео мрачен и угрюм… «Я хочу жениться на Мег… Я хочу жениться на Мег…»

— Наверное, поэтому он никогда не говорил отцу, что владеет недвижимостью? — подсказал Мэддокс. — Он, очевидно, не хотел, чтобы отец узнал о его истинном финансовом положении.

Она снова кивнула.

— Его интересовали… то есть интересуют, — быстро поправилась Джинкс, — только деньги. Как и его отца. — Она о чем-то задумалась. — В одном я могу быть абсолютно уверена: как только Лео узнал бы, что у него украли кредитные карточки, он в эту же минуту сообщил бы компании, чтобы их объявили недействительными. И во Францию без них он бы ни за что не уехал.

— К чему вы клоните?

К тому, что Лео мертв. Картинка из ниоткуда словно вспыхнула в ее утомленном мозгу. Образ четкий, но настолько мгновенный, что успел исчезнуть раньше, чем она смогла сосредоточиться. Мег шлюха… слишком много тайн… дежа вю… это уже было…

— Боже мой! — воскликнула Джинкс, прижимая руку к груди. — Мне показалось, правда, всего на одну секунду… Мне показалось… — Она смотрела в сторону Мэддокса, но не видела ничего вокруг. — Так о чем вы меня спрашивали? — неожиданно встрепенулась она, приходя в себя.

От детектива не ускользнуло удивленное выражение ее лица:

— Я просто хотел узнать у вас, какие выводы можно сделать из того, что Лео не приостановил действие своих украденных карточек?

Женщина дотронулась дрожащими пальцами до лба:

— Мне нехорошо, — призналась она. — По-моему, меня сейчас стошнит.

Фрейзер участливо посмотрел ей в глаза:

— Я позову доктора.

— Нам нужно только название компании мисс Харрис, — поспешно выпалил Мэддокс, вставая с кровати. — Вы говорили, что ее партнера зовут Джош Хеннесси. А как называется их фирма?

— Оставь ее, Бога ради, — сердито заворчал Фрейзер, нажимая на кнопку вызова врача. — Ты что, не видишь, что она плохо себя чувствует?

— Харрис и Хеннесси, — еле слышно пробормотала Джинкс. — Номер есть в справочнике сразу после ее домашнего телефона. Сначала идет М.С.Харрис, а потом «Харрис и Хеннесси». Странно, почему вы сразу не позвонили туда, а решили навестить меня.

* * *

— Ну? — Мэддокс бросил на сержанта раздраженный взгляд. — Так почему же мы сразу туда не позвонили? — спросил он, открывая дверцу машины.

— Только меня не надо обвинять, шеф. Как ты помнишь, я в это время находился совсем в другом месте. И, как мне кажется, это тебе старший дал задание все выяснить о Мег Харрис.

— Это промах полиции Хаммерсмита, чтоб их! — сплюнул Мэддокс. — У них же перед носом имеются все возможные местные справочники. Так какого они? — Он устроился за рулем. — Ну, какое у тебя сложилось впечатление от нашего визита?

Фрейзер уселся рядом с Гэретом и нетерпеливо захлопнул дверцу:

— По-человечески, мне ее жалко. Она действительно выглядит не ахти как.

— Да? Тем не менее, она неплохо справлялась с ответами. Как ты считаешь?

— Именно. Только, мне кажется, ты ее здорово растревожил.

Но Мэддокс его уже не слышал. Он включил зажигание, и машина тронулась с места.

— Я тебе вот что скажу, Шон. Она просто ненавидит и Лео, и его родителей. Ты встречался с сэром Энтони. Как тебе кажется, ее описание подходит под этого человека?

— Трудно было судить, он ведь находился в состоянии шока. Но он, конечно, не беден, это видно сразу. — Фрейзер начал что-то припоминать. — В общем, мне действительно показалось, что он очень высокого о себе мнения, но мы явились к нему, чтобы сообщить о смерти сына, так что я не слишком задумывался о его характеристике.

— И все равно мне это кажется странным, — задумчиво произнес Мэддокс. — Если она настолько всех их презирает, как рассказывала нам, зачем было тянуть так долго отношения с Лео, да еще и соглашаться на брак? То есть, получается, что это Лео не захотел на ней жениться. И если он одержим деньгами, как опять-таки утверждает Джейн, то ему следовало бы породниться с Кингсли, а не брать в жены дочь сельского священника. По-моему, здесь какие-то несостыковки. — Он по-дружески похлопал Фрейзера по плечу. — А ты молодец, приятель. Похоже, мы не напрасно ездили сюда. Она и есть наша злодейка, теперь я в этом не сомневаюсь. Нам остается только поймать ее на чем-нибудь и арестовать.

Но у Фрейзера было свое мнение на этот счет. Увидев Джинкс воочию, он серьезно засомневался. Неужели такое хрупкое создание способно на жестокую физическую расправу?

— Она не настолько сильна, шеф, — поделился он с Мэддоксом своими соображениями. — Тем более, тех было двое, а Лео имел рост более шести футов.

У ворот больницы Мэддокс притормозил:

— Она очень внимательна, умна и к тому же остра, как кнопка. И чтобы убить их, она наверняка использовала хитрость и обман, а не силу. — Он медленно выехал на дорогу. — И не попадайся на все эти уловки. Она только притворяется, что такая слабенькая и несчастненькая. Господи, я никогда еще не встречал такой расчетливой женщины. Она в каждой фразе была впереди нас на целый шаг. А если будет доказано, что она страдает от амнезии, я съем собственную шляпу.


«Старый посох», Солсбери.

6 часов 30 минут вечера.


Облаченная в удобные джинсы и рубашку с короткими рукавами, Блейк наконец-то отыскала Саманту Гаррисон в одной из городских забегаловок. Проститутка одиноко сидела за стойкой бара, представляя собой довольно жалкое зрелище. Обтягивающее черное платье без бретелек подчеркивало все изъяны ее уже далеко не молодого тела, а жир под мышками свисал отвратительными буграми над золотой тесьмой ее слишком узкого наряда. Волосы вульгарными занавесками падали на ее чересчур напудренное и раскрашенное лицо. От женщины так и разило запахом дешевых духов, перемешанным с потом.

— Саманта Гаррисон? — обратилась к ней Блейк, устраиваясь на соседнем вертящемся стульчике.

— О Господи! — вздохнула женщина. — Только не надо никакой грязи. Я очень мирное существо и не ввязываюсь ни в какие драки. Я сижу и спокойно пью в своем любимом кабаке. Ты что, видишь каких-то клиентов рядом со мной? Я лично — нет. Да в эту дыру в воскресенье вечером никто и не заглядывает.

— Я сюда пришла не выяснять отношения, — заявила Блейк, ловя на себе любопытный взгляд бармена. — Что ты пьешь?

Саманта с грустью посмотрела на полупинтовую емкость, над которой сидела последние сорок минут.

— Двойной ром с колой, — хмыкнула она.

Блейк заказала себе джин и тоник, подождала, пока бармен нальет напитки, и предложила Саманте переместиться за отдельный столик.

— Ты же сказала, что тебе ничего не нужно, — напомнила Саманта. — Что такого ты собралась сообщить мне там, чего нельзя сказать прямо сейчас, вот здесь?

— Я хотела поговорить о том, что с тобой случилось двадцать третьего марта. Мне показалось, что за тем столиком ты будешь чувствовать себя более свободно.

На лице проститутки тут же появилось унылое выражение.

— Я так и знала, что все равно кто-нибудь придет, чтобы опять расспрашивать меня об этом. А что если я скажу, что вообще не собираюсь беседовать на эту тему?

— Ну, тогда у нас получится односторонний разговор, и слушать его будут уже все присутствующие. — Она взглянула на бармена. — Я же стараюсь тебе помочь и облегчить задачу, Саманта. Если хочешь, мы можем продолжить наш диалог у тебя дома.

— Только не это. Ты что же, думаешь, мне будет приятно вспоминать все это в присутствии детей? — Она соскользнула со стула. — Ну, хорошо, переходим туда, только я никаких обещаний не даю. Меня до сих пор при одном воспоминании в дрожь бросает. Если не ошибаюсь, это второй такой же случай с той девчонкой заставил тебя разыскать меня?

Блейк устроилась напротив Саманты и, положив локти на стол, подалась вперед:

— Что за девчонка?

— Говорят, что он с ней сделал то же самое, что и со мной.

— Похоже, что так.

— Она дает показания?

— Пока нет. Она слишком напугана.

Саманта отхлебнула из стакана:

— Не удивительно, черт побери!

Блейк кивнула:

— Нам нужно, чтобы кто-то из вас двоих нам помог. Мы опасаемся того, что если он снова возьмется за свое, то следующую девушку может просто убить. — Она внимательно смотрела в глаза Саманте. «Ну, выбрав слово „девушка“, я, пожалуй, погорячилась», — подумала Блейк. Флосси исполнилось уже сорок шесть, а Саманта, наверное, и не помнила, когда миновала сорокалетний рубеж. Были между этими двумя жертвами и другие схожие черты. Обе полненькие, блондинки, лица напудрены до состояния белой маски. — Как он тебя нашел, Саманта? Снял прямо на улице или ты себя как-то еще рекламируешь?

— Послушай, любовь моя, я же сказала, что ничего не обещаю, и я держу свое слово.

— Флосси тоже обращалась ко мне со словами «любовь моя». Послушай, ты не обижайся, но я скажу, что вы с ней во многом похожи. И для вас обеих очень подошла бы характеристика «женщина, похожая на мать». — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Единственное, что сказала о вашем преступнике Флосси, то, что он напоминает ей маленького лорда Фаунтлероя. Отсюда я делаю вывод, что он моложе, хорошо воспитан, возможно, очень красив. И, конечно, выбрал именно вас двоих не случайно. Судя по тому, что вы с Флосси одного возраста, очень похожи и обе пухленькие, мне кажется, что он искал конкретный тип проститутки. Поэтому скорее всего он видел вас на улице, иначе он не мог знать, как вы выглядите. Я права?

— Я уже давно не подбираю клиентов, расхаживая по улицам, любовь моя, — снова вздохнула Саманта. — Послушай, купи мне еще рома с колой и тогда… возможно… я расскажу тебе еще кое-что.

— Я не собираюсь раскошеливаться под сомнительное «возможно», — твердо заявила Блейк. — Наш разговор неофициальный, и мне придется потратить свои собственные деньги, заработанные тяжелым трудом.

— Ну и глупо, — фыркнула Саманта. — Думаешь, потом тебе хотя бы спасибо за это скажут?

— Сколько же он заплатил тебе, чтобы ты так упорно молчала?

— Сорок. Но я молчу не за деньги, любовь моя. Из-за него самого. Он пообещал вернуться, если я только сболтну лишнее, и я ему поверила. И до сих пор верю, если тебе это интересно. Он был сумасшедшим, как тот Безумный Шляпник.

— Сорок, — эхом повторила изумленная Блейк. — Боже мой! Наверное, у него денег куры не клюют. Сколько же ты берешь за обычную встречу? Десять? — Ответа не последовало, и Блейк продолжала: — Получается, что он богат, хорошо образован, красив и молод. Так? — И снова молчание. — Ну, говори же, Саманта! Откуда он узнал, как ты выглядишь? Хотя бы это ты можешь мне сказать? Ведь тогда я могла бы передать другим девушкам, чтобы они были в будущем начеку.

Женщина подтолкнула свой стакан к Блейк.

— Нет, любовь моя, ты немного все переиначила. Я думаю, что все получилось как раз наоборот. Он-то наверняка ожидал встретить симпатичную и молоденькую, а к нему вышла старая и толстая. Насколько я понимаю, он позвонил по тому номеру, который я оставляю на карточках во многих витринах по всему району. Поэтому я точно не могу сказать, где он увидел мой телефон. Потом он связался со мной, я назначила ему встречу. Он пришел, взгромоздился на мою кровать и неожиданно взбесился. Сказал, что я стара настолько, что гожусь ему в матери, и что я не имею никакого права рекламировать себя, поскольку только обманула его надежды. Ну, а теперь закажи мне выпивки, будь паинькой!

Блейк взяла стакан и поднялась из-за стола:

— Так ты думаешь, что он постоянно пользуется услугами проституток, но звереет только тогда, когда ему попадается старая?

Большие круглые плечи приподнялись:

— Думать у меня никогда хорошо не получалось, дорогуша. Если бы я умела думать, то сейчас была бы, наверное, нейрохирургом. И еще. Мне кажется, что его отец избивает мать. «Скажешь, что тебя избил муж, и тебе поверят». Вот что он мне посоветовал.


Глава одиннадцатая

26 июня, воскресенье.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

7 часов вечера.


Джинкс даже не старалась сосредоточиться и думать о чем-то определенном. В ее мозгу витали какие-то обрывки воспоминаний после разговоров с доктором и младшим братом. Вас раздражают ваши братья? Да, да, ДА! Ты временами становилась такой высокомерной, будто делала одолжение, общаясь с ней. Поэтому ее так и подмывало влепить тебе пощечину… Тогда ей было всего семь лет. Маленькая девочка, хотя… в доме, где уже имеется идеальный ребенок, а все стены увешаны портретами ее такой же идеальной мамочки… Виновата ли она в том, что отец стал презирать свою вторую жену уже через несколько месяцев после свадьбы? В отношениях не должно быть никаких разочарований, Джинкс… Но ей не приходилось видеть других отношений. Она вышла замуж за Рассела из жалости, слишком поздно осознав, что это чувство — чересчур ненадежная основа для брака. Правда, не имея ни опыта, ни таланта предсказывать будущее, любая другая на ее месте, возможно, поступила бы так же. Так что вы говорили? Я не знаю, Я НЕ ЗНАЮ! Случилось что-то ужасное… Рассел мертв…

В семь вечера в палату зашел доктор Протероу:

— Ну, как у нас дела?

Она полулежала на кровати, удобно устроившись среди подушек.

— В голове полная неразбериха, — честно призналась Джинкс, снова испытывая желание выпрыгнуть из постели и спрятаться в его надежных объятиях. Господи, никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой!

Он склонился над ней, и женщина тут же ощутила приятный запах мыла, исходящий от его рук.

— Вы мне сказали, что полиция совсем вас не расстроила, когда сержант меня вызвал, но мне показалось, что вы говорите неправду. Что же на самом деле привело их к вам? О чем шел разговор?

Джинкс сосредоточила взгляд на волосках, пробивающихся у него на груди в том месте, где у рубашки отсутствовала пуговица. Шаловливые завитки забавно высовывались наружу, словно посмеиваясь над таким солидным директором престижной клиники. Адам, наверняка, уволил бы его еще давным-давно, чтобы другим неповадно было ходить на работу в таком виде. Но ведь внешний вид Адам ценил куда больше, чем содержание, и он был большим самодуром.

— Они задавали вопросы о Мег, — спокойно ответила женщина, — и я при этом ничуть не волновалась. Просто чувствовала себя уставшей.

Он подвинул кресло поближе к кровати и опустился в него.

— Ну, ладно. А теперь расскажите мне, что за неразбериха происходит у вас в голове? Только ли в голове, или вы себя физически тоже неважно чувствуете?

В ее глазах блеснули слезы:

— Происходит что-то странное с самой жизнью. Я запуталась и не знаю теперь, как выбраться из этого лабиринта.

«Какое восхитительное и соблазнительное сочетание, — подумал доктор. — Этакое переключение с уверенного состояния независимости в присутствии полицейских на слезы и ранимость, оставшись наедине с лечащим врачом». Ему очень хотелось поверить в искренность этих слез. В то утро одна из сестер, Вероника Гордон, заметила: «Эта женщина себе на уме, Алан. Мне кажется, все дело в ее исключительных глазах. Они говорят одно, а ее язык — совсем другое». — «И что же говорят ее глаза?» — «Помоги, — коротко ответила сестра. — Но только вслух она сама об этом никогда не попросит».

— А может быть, это жизнь создала из вас путаницу и неразбериху? — попробовал доктор зайти с другого конца.

— Нет, — решительно, но уж слишком печально произнесла Джинкс. — Эту фразу я всегда использовала для прикрытия, но я знаю, что это не так. Я позволяю событиям свободно протекать, вместо того чтобы управлять ими и ставить их себе на службу. Вот, к примеру, возьмем эту больницу. Я не хочу здесь находиться, но все равно остаюсь. И все потому, что если я уеду домой, отец доберется до меня и в Лондоне и заставит ехать с собой, а этого я совсем не хочу. Лучше уж жить пока здесь. — Она приподняла край простыни, чтобы промокнуть глаза. — Я только-только начинаю осознавать, насколько я пассивна.

— Почему вы так считаете? Из-за того, что отказываетесь сражаться с собственным отцом?

— И это тоже имеет значение. — Она села в кровати, обхватив длинными худыми руками колени. — А вы знаете, что единственный человек, с которым я могу подолгу беседовать на равных, это мой сосед в Ричмонде, а ему уже за восемьдесят. Я все утро пыталась припомнить, не найдется ли в моей жизни второго такого друга, и поняла, что нет.

— Ну, а как же ваши коллеги в студии? Дин и Анжелика. Ведь вы с ними тоже беседуете на равных. Между прочим, вы им хоть раз позвонили, пока находитесь здесь?

Он отлично знал, что она даже не пыталась связаться с ними. За все время Джинкс звонила дважды, но только не на работу.

— Не имеет смысла. Я разговариваю с ними только о делах и полностью доверяю им в свое отсутствие. Кроме того, мне бывает очень нелегко обсуждать мою личную жизнь.

Ну, это он успел заметить!

— А Джош? Разве с ним вы не можете пооткровенничать?

Она поморщилась:

— Только в том случае, когда мы случайно встречаемся, а это бывает не часто. Все равно, всякий раз мне приходится извиняться за то, что я подруга Мег. Одному Господу известно, зачем ему нужен этот совместный с ней бизнес. Она слишком безответственная особа, и на нее нельзя положиться.

Доктор сразу же увел ее от мыслей о Мег:

— А как было с Расселом?

Она смотрела в окно мимо Алана:

— Он чем-то напоминал мне отца. Одержим мною и ревнив до безобразия. Он считал, что я великолепна во всем. — Она замолчала, видимо, вспоминая что-то. Доктор собирался уже что-то сказать, чтобы помочь ей, как она заговорила сама: — Это был тот классический случай, про который говорят «из огня да в полымя». Самое странное заключается в том, что все шло прекрасно, пока мы не были женаты. Именно уверенность в том, что он владеет мной, и испортила его. Он стал совсем как отец.

— Почему вы считаете, что ваш отец владеет вами?

— Я так не считаю. Это Адам так полагает. Ему кажется, что он может управлять всеми нами. — Она взглянула на Алана. — И вы, кстати, тоже, доктор Протероу.

Он нахмурился:

— Но он платит больнице за то, чтобы мы присматривали за вами. Разве это можно назвать управлением?

Она улыбнулась:

— Но если бы вам пришлось выбирать, чьи интересы вы стали бы защищать в первую очередь? Свои и вашей дочери, или мои и остальных пациентов?

Эта мысль показалась ему забавной, и доктор искренне рассмеялся:

— Это все равно, что спрашивать, кем бы я хотел быть больше: архиепископом Кентерберийским или Джеком Потрошителем. Почему я должен вставать перед такой чудовищной дилеммой?

— Потому, что если вы вдруг сделаете что-то не пришедшееся по вкусу моему отцу, то вы, скорее всего, останетесь без работы, — выпалила Джинкс. — Как вы думаете, почему в возрасте сорока лет Рассел решил оставить хорошо оплачиваемую престижную работу в Оксфорде и купил себе старую и никому не нужную художественную галерею в Лондоне? У него не оставалось другого выбора, поверьте мне. — Она мрачно улыбнулась. — Образно говоря, мой отец сделал ему такое предложение, от которого невозможно было отказаться.

«Интересно она подбирает слова», — подумал доктор.

— И что же это было за предложение?

— Уйти добровольно или с позором.

— Боюсь, вам придется немного расшифровать это утверждение.

— Адам не играет по правилам, принятым среди цивилизованных людей. Он использует любую информацию для того, чтобы уничтожить каждого, кто встанет у него на пути. — Она пожала плечами. — Он заплатил пятьдесят тысяч фунтов для того, чтобы собрать компрометирующую информацию на Рассела. Это если не принимать в расчет тех денег, которые он отдал своей команде «следователей», чтобы вообще обнаружить первые зацепки. В таких вещах Адам не мелочится.

Доктор попытался скрыть свой скептицизм:

— Позвольте мне полюбопытствовать, что же это была за такая ценнейшая информация?

— Вы мне не верите? — Она недовольно посмотрела на Алана. — Ну, это ваше дело, доктор Протероу. Очень многие недооценивают Адама. Он прилагает все усилия, чтобы убедить людей, будто они имеют дело с настоящим джентльменом, хотя это вовсе не так. Понимаете, он совсем не такой, как Бетти. Вы никогда не догадаетесь о его происхождении, просто смотря на него или беседуя с ним. Он слишком умен, чтобы раскрывать свои карты.

Протероу снова почувствовал, что оказывается перед выбором: она или ее отец, поэтому посчитал необходимым в данный момент обойти этот вопрос.

— Я не хочу сейчас верить или не верить, — осторожно начал он. — Просто мне стало интересно, что же такого ужасного мог в свое время натворить Рассел. Даже если учесть, что мы говорим о делах десятилетней давности и о таком либеральном университете, как Оксфорд, мне кажется, что уйти оттуда с позором практически невозможно. Это слишком старомодно.

— А если оттуда вы прямиком отправляетесь в тюрьму, как тогда? — вздохнула Джинкс. — Каждое лето Рассел уезжал в Европу с лекциями. Возвращаясь, он привозил с собой по пятьдесят килограммов отборной конопли, спрятанной в колесах автомобиля. Это были прямые поставки. Он забирал зелье в Италии, а платили ему за товар уже в Англии по прибытии. Полученные деньги он вкладывал в коллекцию картин. При этом у него не наблюдалось никаких угрызений совести за то, что он творит. По его мнению, конопля была куда безопаснее, скажем, алкоголя или простых сигарет. Он полагал, что правительство глупо поступает, считая продажу конопли противозаконным занятием. Но за контрабанду все равно полагается наказание в виде лишения свободы. И Адам предложил ему либо уйти добровольно, либо начать судебное разбирательство. Рассел поступил мудро и уволился из Оксфорда.

— А вы подозревали, что он занимается контрабандой наркотиков?

Она отрицательно покачала головой:

— Это было уже потом.

— Как же узнал об этом Адам?

— Если верить Расселу, он проследил его контакты в Италии и просто перекупил связного. Адам свято верит в то, что у каждого человека имеется «ахиллесова пята», и если очень постараться, можно ее отыскать. Лично я полагаю, что его люди подсчитали стоимость коллекции картин Рассела и, поняв, что на зарплату профессора такую не купишь, стали копаться во всех направлениях, в том числе и в Европе.

— Следовательно, об этом вам рассказал не отец, а сам Рассел?

— Да.

— А он объяснил, почему отец хотел удалить его из Оксфорда?

— Чтобы разлучить нас.

— Тогда почему же все-таки Рассел женился на вас, Джинкс? Почему шантаж не подействовал на него после увольнения из университета? Я не думаю, что он перестал бояться тюрьмы.

Женщина холодно рассмеялась:

— Вы говорите так, словно я все это придумываю ради какого-то сомнительного удовольствия.

— Вовсе нет. Я просто пытаюсь понять логику событий.

И снова она не поверила ему.

— Я уже говорила на эту тему, доктор Протероу. Мы женились тайком от отца. Мне пришлось убедить Рассела, что как только я стану миссис Лэнди, Адаму придется пойти на попятную. Возможно, он и не перестал сердиться на Рассела, но против меня он никогда бы не пошел. Отец не позволил бы, чтобы мое имя хоть немного было запятнано. И я не ошиблась. Все вышло именно так, как я и предполагала.

Алан хмыкнул и задумался. Джинкс сейчас вовсе не казалась ему пассивной. Напротив, эта женщина, как и ее отец, умело управляла людьми.

— А вам никогда не приходило в голову, что отец может отреагировать и по-другому, как он уже однажды это доказал?

Она нахмурилась, но ничего не ответила.

— Если я еще не забыл арифметику, — продолжал доктор, — то Рассел был всего на двенадцать лет моложе Адама. Неужели вы думаете, что ваш отец встретил бы такого зятя с распростертыми объятиями?

— Конечно, нет, но когда Адам узнал про нас, никто и не говорил о свадьбе. Послушайте, у нас был просто обычный роман, и это касалось только нас двоих. — Она принялась разглядывать свои ладони.

— Так кто же рассказал ему о вашем увлечении?

— Мои братья.

— А они откуда узнали?

Она разгладила кусочек простыни:

— Во время каникул и своего отпуска Рассел обычно писал мне. Так вот, они перехватили одно из писем, прочитали его и передали Адаму. В общем, мне следовало этого от них ожидать. Они всегда пытались найти у меня хоть какой-то недостаток. — Женщина немного помолчала. — Самое забавное состоит в том, что с тех пор отец стал их ненавидеть еще сильнее. И мне даже иногда кажется, что если бы они не повели себя так, может быть, наш роман так бы и закончился ничем. Но они привлекли к нам внимание Адама.

— Так вы хотите сказать, что не стали бы выходить замуж за Рассела, если бы не испытывали чувства вины за его увольнение?

Джинкс едва заметно улыбнулась:

— Он был настолько жалок и несчастен, что, да, Дорогой Доктор, я вышла за него замуж. В общем, я себя чувствовала немногим лучше. Мне оставалось учиться еще год после того, как он оставил Оксфорд, и это время состояло для меня из сплошных слез и телефонных звонков. Я подумала тогда, что если мы официально оформим наши отношения, то сразу же станем счастливы.

— Но этого не произошло?

Она не ответила.

— И сколько же времени вы пробыли замужем?

— Три года. — Она посмотрела в глаза врачу.

— И вы не наслаждались своим браком? — настаивал Протероу.

— Я чувствовала себя подавленно. Он боялся, что я брошу его и уйду к более молодому мужчине, поэтому без конца ревновал ко всем подряд. — Похоже, это ее тоже постоянно мучило, но теперь ей показалось, что она несколько несправедлива по отношению к Расселу. — А в общем, все было не так-то плохо. Когда у него было хорошее настроение, он много шутил, и я всегда вспоминаю о нем с нежностью. В целом, хорошее, конечно, значительно перевешивало плохое.

Сам того не подозревая, Протероу думал теперь о том, о чем и сержант накануне. Какая печальная эпитафия погибшему мужу: «Я всегда вспоминаю о нем с нежностью». При этом становится совершенно ясно, что она старается о нем вообще не вспоминать, и делает это только тогда, когда ее вынуждают.

— Мне интересно, — с любопытством произнес доктор, — как вы относились к его увлечению контрабандой наркотиков?

Джинкс посмотрела на свои ногти.

— Я разделяла его мнение о том, что глупо запрещать коноплю. Как, собственно, и другие наркотики. Черный рынок всегда подрывал общественный порядок. Но при этом я считала, что ему этим заниматься было просто глупо. Все равно, рано или поздно все открылось бы.

— Скажите, он был хорошим любовником?

Женщина не смогла сдержать усмешки:

— Я все гадала, когда же мы дойдем и до этого пункта. Зигмунду Фрейду есть за что ответить перед потомками. Почему вы придаете такое большое значение выдумкам кокаинового наркомана? Я никогда не могла этого понять.

Алан улыбнулся:

— Уже не верим. По крайней мере, не в такой степени, как вам это кажется. Сейчас Фрейд — это уже история. — Он откинулся на спинку кресла и скрестил ноги, намеренно увеличивая расстояние между собой и Джинкс. — Но, согласитесь, сексуальные отношения между мужчиной и женщиной являются неотъемлемой и существенной частью их отношений вообще.

— Не соглашусь. У меня никогда не было ничего подобного с Эриком Клэнси, но с ним я себя чувствую превосходно.

— Вы говорите о своем пожилом соседе?

Она кивнула.

— Да, но я имел в виду такие отношения, в которых присутствует секс.

— Считайте, что я вам уже ответила. Мой опыт говорит о том, что самые хорошие отношения между людьми возникают там, где нет никакого секса. — Она протянула руку за сигаретами. — А в общем, Рассел был великолепным любовником. Он хорошо знал, когда и на какие кнопочки нажимать. При этом он оставался внимательным, осмотрительным и не слишком требовательным. Постель была одним из тех мест, где он мог адекватно себя показать, поскольку там не могло возникнуть никакой ревности. — Она прикурила. — К тому же, в спальне у нас не было телефона, поэтому и Адам не мог нам мешать и отвлекать меня.

Снова Адам.

— А были ли у него поводы ревновать вас? Вы нравились мужчинам? Или встречались с кем-нибудь?

— Ну, конечно, на моем месте вы поступили бы именно так, — улыбнулась Джинкс. — Трава всегда кажется зеленей на участке соседа, но я никогда не делала ничего предосудительного. — Она глубоко затянулась. — В основном Рассел ревновал меня к моему отцу. Он сразу понял, что Адам точно так же одержим мною, как и он сам, и это его пугало. Рассел даже не сомневался в том, что в конечном итоге победит Адам.

— Вы мне недавно рассказывали, что очень любите своего отца. Вы говорили правду или старались отвечать так, чтобы я услышал то, что хочу?

— Частично это и есть правда. — Внезапно глаза ее озорно заискрились. — Я иногда и сама не могу понять, чего мне хочется больше: свернуться калачиком у него на коленях, чтобы при этом он крепко обнимал меня, или сплясать джигу на его могиле, празднуя свою свободу. Наверное, Фрейд был бы от меня просто без ума.

— А отец вас когда-нибудь обнимал?

Она отрицательно покачала головой:

— Он терпеть не может всяческих проявлений нежности. Иногда мне удавалось чмокнуть его в щеку, если я подкрадывалась незаметно. Но в большинстве случаев он даже не дотрагивался до меня.

— А вашу мачеху он обнимает?

— Нет.

— Братьев?

— Тоже нет.

— А они сами любят пообниматься со своей матерью?

— Нет. У нас все семейство довольно сдержанно в эмоциях.

— А существует ли любовь между членами вашего семейства, Джинкс?

— Существует страсть, и все дерутся между собой как кошки с собаками. Ну, а Адам это одобряет.

— Но вы не подключаетесь к этим распрям?

— Мне это не нужно, — рассеянно ответила она. — Я свое уже взяла. Адам заплатил немалые деньги для того, чтобы превратить свое любимое чадо в нечто такое, чем он мог бы гордиться. И то, что я неспособна принимать решения, когда дело касается моей личной жизни, всего-навсего досадная мелочь. — Она сердито нахмурилась и, подперев подбородок рукой, отвернулась к зеркалу. — Он сделал из меня леди, и теперь сам одурманен ею так, что вконец поглупел.

— Может быть, поэтому вы и называете его Адамом? Чтобы доказать, что вы так и не стали настоящей леди?

— Я не понимаю вас.

— Я допускаю, что такое обращение подразумевает равноправие между вами. «Мы с тобой одинаковые, Адам. Если уж ты не можешь вести себя, как джентльмен, то и я не могу стать леди». Я угадал?

Она продолжала рассматривать собственное отражение в зеркале:

— Вы действительно выдвигаете иногда очень смелые предположения. При нормальных обстоятельствах я вообще мало думаю об Адаме, и уж, во всяком случае, не в таких аналитических терминах.

— Но вы сами говорили, что отношения для вас только тогда становятся хорошими, если секс в них вообще не присутствует, — напомнил доктор. — Тем не менее, насколько я понял, у вас не блестящие отношения с отцом. Можно ли отсюда сделать вывод, что у вас когда-то были сексуальные связи?

— Нет, — совершенно спокойно произнесла Джинкс. — Такие выводы делать нельзя. Я не позволю вам навязывать мне теорию о ребенке, которого в детстве сексуально домогался отец, хотя это сейчас, кажется, очень модно. Да и что вы вообще можете об этом знать? Мне помнится, вы говорили, что сами не психиатр.

Он почувствовал, что женщина начинает злиться.

— К чему такая оборона? Не потому ли, что вы сознаете: не будь у него такой отменной выдержки и контроля над собой, у вас могли бы возникнуть подобные отношения? Не исключено, что и желание не было односторонним.

Неожиданно она закрыла глаза.

— Я еще раз прошу вас не забывать о том, что может сделать отец с человеком, который ему не понравится, доктор Протероу. Если вы пытаетесь приобрести в его лице врага, вы просто безумны.

Долгое время после этого разговора доктора не покидало чувство, что, произнося последнюю фразу, Джинкс имела в виду саму себя.

* * *

Джинкс напряглась, пытаясь воскресить в памяти домашний телефон Дина Джарретта.

— Дин? — неуверенно произнесла она, услышав, что трубку на другом конце провода сняли. — Дин, мне очень неловко беспокоить тебя дома…

— Кто это?

— Джинкс.

— О Господи! — взвизгнул такой знакомый голос. Телефон стоял у него в гостиной, представлявшей собой супермодную коллекцию всевозможных декоративных изысков. Скорее всего, Дин в этот момент возлежал в шезлонге, устроив голову с выбеленной перекисью водорода шевелюрой на какой-нибудь подушечке в ажурной наволочке. В одной руке телефонная трубка, в другой — неизменный бокал шампанского. Дин был настоящим актером. Он играл всегда, даже когда оставался совершенно один, и Джинкс любила его за это, потому что сама была слишком далека от такого образа жизни.

— Мы волновались за тебя, не знали, что и подумать, — сразу же затрещал он. — Я говорю Анжелике: «Анжелика, милая моя, любимая, ты только представь себе, что будет, если, не дай Бог, мы ее потеряем?» Мы вообще не знали, что нам делать и как себя вести. Перед нами вставала проблема позвонить этому ужасному человеку, который считается твоим отцом, но это же невозможно! Мы боимся, поэтому продолжаем упорно работать и молить Бога о том, чтобы ты побыстрее выздоравливала. Ты знаешь, он потом все же позвонил сам и разговаривал с Анжеликой. Он такой грубый и резкий. Обозвал ее негритоской и ни за что не хотел говорить, где ты находишься. Просто сообщил, что ты еще не пришла в сознание и лежишь в больнице. А нам посоветовал заниматься теми делами, за которые нам платят деньги. Потом приходила полиция. Они задавали кучу вопросов, и мы с Анжеликой чуть не умерли от страха. — Он запутался в словах и замолчал. — Ну, а дела идут полным ходом, — немного успокоившись, продолжал Дин. — Бизнес процветает. Ты только насчет студии не волнуйся, тут все в порядке. Слава Богу, люди тебе доверяют, и недостатка в клиентах нет.

— Я знаю. — Джинкс не смогла сдержать улыбку. — Вот поэтому я за вас и не беспокоилась.

— Все равно тебе надо было позвонить мне раньше, — обиженным тоном произнес Джарретт. — Мы были так расстроены, хотели послать тебе цветы, но не знали, куда. Анжелика все глаза проплакала, говорит, что кто-то из нас обязательно должен приехать к тебе в больницу.

— Прости, что не связалась с тобой. Дело в том, что… — Она замялась. — Ну, если честно, то я сейчас функционирую только в полсилы из-за того, что во время падения здорово стукнулась головой, и теперь у меня наблюдается какая-то чудовищная амнезия. — Она сдавленно хохотнула. — Последние три или даже четыре недели я практически не помню. Глупость какая-то, да? Я тебе скажу свой номер телефона, и ты сможешь со мной связаться в любой момент, когда понадобится. — Она дала ему адрес и телефон больницы. — Правда, я не собираюсь здесь задерживаться, — предупредила она. — Как только я немного окрепну, то первым же поездом рвану отсюда в Лондон.

Он закудахтал, как курица, снесшая яйцо:

— Не спеши, оставайся там, сколько необходимо. Нет смысла срываться из больницы, если тебя еще не совсем подлечили. У нас тут полный порядок, все идет своим путем. А уж когда я расскажу, что беседовал с тобой, то вообще все будет распрекрасно. Но сейчас по нашему разговору не чувствуется, чтобы у тебя были какие-то проблемы с памятью. Тебя это тревожит?

— Да. — Она глубоко вздохнула. — Скажи, я с кем-нибудь из вас встречалась или разговаривала между четвертым июня, когда уезжала в Гемпшир, и сегодняшним днем? То есть, звонила ли я кому-нибудь из наших работников, пока гостила у родителей или приходила в студию в понедельник, вернувшись от них? Это у нас было тринадцатое число.

— Нет, — как бы извиняясь, произнес Дин. — Именно об этом и спрашивали полицейские, когда заявились в студию. Видели ли мы тебя? Говорили ли с тобой? Знаем ли мы, зачем ты поехала в понедельник в Гемпшир? Ну, мы, конечно, ответили всю правду. С пятницы, третьего числа, от тебя не было слышно ни звука. Тринадцатого, когда ты не пришла на работу, Анжелика просто оборвала телефон, пытаясь дозвониться до тебя, но всякий раз натыкалась на автоответчик. Мы уже собрались с духом, чтобы позвонить твоему отцу, когда неожиданно этот дьявол объявился сам и сообщил, что ты в больнице. Ну, и с той минуты мы не перестаем рвать на себе волосы от отчаяния. — Он немного помолчал. — Ты и в самом деле ничего не помнишь после четвертого числа?

В его голосе прозвучала искренняя забота и тревога.

— Нет, но, в общем, я в порядке. — Она снова неестественно засмеялась. — Мне уже потом сообщили всякие важные вещи. Ну, например, что свадьба с Лео не состоится, что сам он сбежал вместе с Мег, а я будто пыталась покончить с собой. Но я ничего этого не помню!

— Ну, дорогая моя, раз на то пошло, никто из нас тоже не верит в то, что аварию ты устроила умышленно. Ты ясно всем сказала еще за неделю до того, как отправиться к родителям, об отмене свадьбы. Мы с Энжи были просто уверены в цели твоей поездки к отцу: ты отправляешься к своему дьяволу для того, чтобы сообщить ему эту новость и отменить все приготовления. Поэтому мы были весьма удивлены твоему бездействию.

Джинкс тупо глядела на свое отражение в зеркале:

— Я сама сказала, что не хочу этой свадьбы?

— Ну, ты не прямо так сказала, но дала понять: ничего серьезного уже не будет. У тебя снова поднялось настроение, и мы с Энжи тогда еще сказали друг другу: «Ну, слава Богу, справедливость все же восторжествовала, и она послала Лео куда подальше». Мы с Энжи были просто счастливы. Впрочем, нам Лео никогда не нравился. Конечно, он довольно видный и милый мужчина, но он совершенно не для тебя, Джинкс. Он слишком занят собой, а тебе нужен такой человек, который бы заботился о тебе, дорогая моя. И это вполне серьезно.

Она засмеялась:

— А как поживает Джордж?

— Лучше не спрашивай. Он поступил со мной неприлично. Бросил меня и уехал с филиппинским шеф-поваром.

— Я тебе сочувствую. Ты, наверное, очень переживаешь?

— Конечно. Но такова моя участь. Ну, а теперь скажи, какова причина твоего звонка ко мне? Я нутром чувствую, ты звонишь из-за серьезной надобности. Помимо, конечно, того, что тебе было просто приятно послушать мой сладкий голос.

Она устроила локти на коленях.

— Я хотела попросить тебя позвонить родителям Лео. Скажи, что тебе нужно срочно связаться либо с ним, либо с Мег Харрис.

— И на что я должен сослаться?

Стряслось что-то ужасное…

— Неужели ты сам не можешь ничего придумать? Ну, скажи, что ты старый школьный друг Лео, что приехал в страну на неделю и поэтому хочешь встретиться с ним. Он учился в Итоне, если будут вопросы. Я просто хочу, чтобы ты выяснил, где они находятся, и при этом не упоминал моего имени. Сможешь? А потом я сама с ними поговорю. Мне надо убедить их, что я не сержусь. Пожалуйста, позвони. Ради меня.

— Разумеется. Диктуй номер.

— Я его не помню, но он обязательно должен быть в справочнике, потому что я его сама там как-то искала. Значит, найдешь А.Уолладера, Даунтаун Корт, Эшвелл, Гилдфорд. Если к телефону подойдет отец, то обращайся к нему «сэр Энтони», а если мать, то «леди Уолладер». И еще, Дин, что бы они тебе ни ответили, перезвони мне сегодня же. Пожалуйста, мне даже не так важно, что они скажут, но только обязательно перезвони сюда, в больницу. Договорились?

— Без проблем, — весело отозвался Джарретт.

* * *

Телефон зазвонил через двадцать минут. Джинкс трясущейся рукой схватила трубку и прижала ее к уху:

— Говорит Джинкс Кингсли.

— Это Дин, — послышался тихий голос.

— Они оба умерли, да?

После короткой паузы Дин снова заговорил:

— Так ты знала? Зачем же тогда потребовалось звонить мне?

— Я не знала, — как можно спокойнее ответила женщина. — Я догадывалась. О Боже! Я так надеялась, что ошибаюсь. Прости. Я не знала, к кому еще можно обратиться с такой просьбой. С кем ты разговаривал?

— С его отцом. По голосу чувствовалось, что он ужасно расстроен.

Она попыталась оправдаться:

— Сегодня днем ко мне приходили полицейские. Задавали о них вопросы, но не сказали, зачем им все это понадобилось. И тогда я подумала, что, наверное, Лео и Мег умерли, а мне никто об этом не говорит. — Она закусила нижнюю губу. — Энтони сказал, что с ними случилось?

И снова пауза.

— Послушай, дорогая моя, еще полчаса назад я думал, что ты по-прежнему лежишь в больнице без сознания. Потом выясняется, что это не так. Я ничего не понимаю. Я позвонил тебе потому, что обещал. Но завтра утром я с удовольствием поговорю с твоим доктором. Может быть, он немного успокоит меня относительно твоего здоровья.

— Говори, — холодно потребовала Джинкс. — Говори немедленно. — Ей показалось, что она слышит, как он нервно забарабанил пальцами по столу. — И не вздумай вешать трубку, Дин. Ты прекрасно знаешь, что я тебя уволю в ту же секунду. — О Господи! Она заговорила так же, как ее отец!.. Насколько бы отчаянно она не открещивалась от его тирании и страстности, она, бесспорно, унаследовала и то и другое…

— Не надо мне угрожать и запугивать меня, — в голосе Дина послышались укоризненные нотки. — Я же хочу, чтобы все было, как лучше.

— Знаю. Ну, прости еще раз. Пойми, я здесь начинаю сама потихоньку сходить с ума. Я должна знать обо всем произошедшем. — Она замолчала, но в трубке наступила тишина. — Ну, хорошо, — резко бросила Джинкс, и глаза ее сузились. — Только не забывай одного. То, что ты самостоятельно сейчас руководишь студией, происходит лишь из-за моего желания каким-то образом заставить тебя сделать себе имя. Мне это было совершенно не нужно. Все твои работы я могла бы запросто выставлять под авторством нашей фирмы. И то, что ты становишься известным, зависело от меня. Хотя бы за это ты должен быть мне хоть чуточку благодарен.

— Джинкс, я не чуточку, а безгранично тебе благодарен. Поэтому я выполняю все, о чем ты меня просишь. Но я не хочу, чтобы ты лишний раз переживала. — Он услышал, как она тяжело дышит. — Ну, ладно, не расстраивайся только. Я тебе все расскажу. Но ты обещай, что не будешь делать глупостей.

— Ты имеешь в виду, чтобы я больше не пыталась покончить с собой?

— Именно.

— Обещаю, — упавшим голосом проговорила женщина. — Но если бы я захотела это сделать еще раньше, то никакие клятвы и обещания все равно не помогли бы. С моей стороны честно предупреждаю тебя об этом.

Такая честность, как ни странно, убедила его в полной безопасности ее жизни.

— Сэр Энтони сказал, что Лео и его подружку убили. Их тела были обнаружены в четверг в лесу возле Винчестера, но полиция считает, что убили их намного раньше.

Джинкс сжала руку в кулак и прижала его к груди:

— Когда именно?

— Скорее всего, в понедельник, но сэр Энтони сам в этом не слишком уверен. Он сейчас, как мне кажется, все еще в шоке.

Внутри Джинкс словно что-то заледенело.

— Что еще он говорил?

— Ничего особенного.

— Он меня не упоминал?

Дин молчал.

— Ну, пожалуйста, не надо от меня ничего скрывать.

— Он добавил, что Лео был помолвлен с женщиной, муж которой погиб точно так же.

Она уставилась на свое невероятное отражение в зеркале.

— Ты меня слышишь? — заволновался Джарретт.

— Да. Прости еще раз, что я заставила тебя звонить. С моей стороны это не очень честно.

— Перестань, какая ерунда. Даже не думай об этом. — Но она уже повесила трубку и не слышала его последних слов.


Клиника Найтингейл, Лэверсток, Солсбери, Уилтшир

Одна страница (рукописная) передана по факсу.

Адрес: Гемпшир, Ближний Фордингбридж, Хеллингдон-Холл. Адаму Кингсли.

Дата: 26 июня, воскресенье, 20.30


Уважаемый мистер Кингсли!

Не могли бы вы приехать в клинику завтра утром или днем, чтобы переговорить о состоянии здоровья Джинкс в неформальной обстановке? Она очень скрытная особа, о чем вы, конечно, знаете, и ей очень трудно говорить о самой себе. Вы могли бы помочь мне лучше узнать ее прошлое и историю ее болезни. У меня возникли некоторые проблемы, и я не могу понять, что вынудило ее совершить попытку самоубийства. Джинкс представляется мне личностью, хорошо приспособленной к жизни, принимая во внимание трагическую гибель ее мужа. Мне бы хотелось узнать ваше мнение и на этот счет. Мне также хотелось предложить ей принять участие в нашей беседе, где, под моим контролем, вы могли бы обсудить все недомолвки и разногласия, которые имеют место в ваших отношениях. Она, безусловно, очень любит вас, но чувства ее стали противоречивыми после смерти мужа. Я безуспешно пытался вам дозвониться, и поэтому прошу вас завтра утром позвонить мне, чтобы мы смогли договориться о времени нашей встречи. Пожалуйста, имейте в виду, что я сознаю, насколько вы заняты. Я не стал бы просить вас об этой встрече, если бы не считал, что это очень важно.

С наилучшими пожеланиями, Алан Протероу.

Гемпшир, Ближний Фордингбридж, Хеллингдон-Холл

Одна страница (рукописная) передана по факсу.

Адрес: Клиника Найтингейл, Лэверсток, Солсбери, Уилтшир. д-ру Протероу.

Дата: 27 июня, понедельник, 09.45


Уважаемый доктор Протероу!

Если инструкции, полученные вами, выходят за рамки вашей компетенции, сообщите об этом немедленно. Как я понимаю, моя дочь должна была выздоравливать без вмешательства врачей.

Искренне Ваш, Адам Кингсли.

Глава двенадцатая

27 июня, понедельник.

Лаборатория судебной медицины

Министерства внутренних дел, Гемпшир.

9 часов 30 минут утра.


Преподобный Чарльз Харрис вместе с супругой явился в лабораторию, чтобы посмотреть на останки своей дочери. Но это опознание было более мучительным, чем эпизод с Уолладером, поскольку сейчас присутствовала еще и миссис Харрис. Фрэнк Чивер сделал все возможное, чтобы уговорить ее остаться дома вместе с сотрудницей полиции, но она настояла на том, что ей необходимо увидеть Мег своими глазами. Во время поездки она молча переживала свое горе, но в тот момент, когда она увидела то, что осталось от ее дочери, самообладание покинуло ее.

— Это дело рук Джинкс Кингсли, — запричитала несчастная женщина. — Я предупреждала Мег о том, что может случиться, если она вздумает отбить у нее Лео.

— Успокойся, Кэролайн. — Чарльз неловко обнял ее за плечи. — Я уверен, что это происшествие не имеет никакого отношения к Джинкс.

Но ее гнев только усилился:

— Ты глупец! — взвизгнула она, отталкивая от себя заботливого супруга. — Вот здесь, перед тобой, лежит твоя родная дочь, а не ребенок кого-то из твоих прихожан! Смотри же на нее, Чарльз! Это твоя крошка, твоя Мег, и вот что с ней стало! — Она дрожащей рукой прикрыла рот. — Боже мой! — Теперь она кричала с ненавистью в голосе: — Как ты можешь оставаться настолько слепым? Сначала Рассел, а вот теперь Лео и Мег. — Она повернулась к старшему детективу. — Я так волновалась с того самого момента, как только она сказала мне, что Лео бросил Джинкс. Я так переживала! Джинкс — убийца! И она, и ее отец. Тот вообще настоящий зверюга. Они оба убийцы!

Доктор Кларк осторожно прикрыл голову Мег простыней, затем потянул Кэролайн за ладонь и предложил ей взять его под руку.

— Пойдемте отсюда, — тихо проговорил он. — Вы не хотите попрощаться с Мег, прежде чем мы покинем эту комнату?

— Но она мертва, — сквозь слезы произнесла женщина.

— Я знаю. — Он печально улыбнулся. — Но Бог здесь тоже присутствует.

— Да, — кивнула Кэролайн. — Вы правы. — Она оглянулась и бросила последний взгляд на тело, прикрытое белой простыней. — Да благословит тебя Господь, дорогая моя, — зашептала она. — Да благословит тебя Господь.

Фрэнк Чивер наблюдал, как Боб осторожно провел женщину к двери, и только теперь ему пришло в голову, что патологоанатомы, наверное, не зря получают зарплату. Он подошел к Чарльзу:

— Я не умею так говорить, как доктор Кларк, — извиняющимся тоном начал Чивер, — но если вам нужно остаться здесь одному с дочерью… Он замялся, не зная, что можно сказать еще.

— Нет, — мотнул головой священник. — И Господь, и Мег знают, что сейчас происходит в моем сердце. Я не могу сказать больше того, что уже было сказано. — Он двинулся к двери, но на половине пути остановился. — Только не обращайте внимания на то, что тут наговорила Кэролайн. Джинкс никогда бы не стала делать ничего против Мег.

— Вы в этом уверены, сэр?

— Да, — кивнул священник. — Она прекрасный человек. Я всегда восхищался ею, как личностью.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

10 часов утра.


В комнате Джинкс затрещал телефон, своим звоном еще больше раздражая ее и без того расшатанные нервы. Она встала с кресла и нехотя сняла трубку.

— Алло?

— Это отец, Джинкс. Я посылаю за тобой машину.

Страх, как жгучая кислота, внезапно окатил все ее существо. Что ему стало известно? Ни в газетах, ни по телевидению еще не успели сообщить о Мег и Лео. Она сжала трубку так, что костяшки пальцев побелели. Однако голос ее оставался по-прежнему спокойным:

— Прекрасно. Можешь присылать, мне это до лампочки. И вообще, у меня никогда не было желания лечиться здесь. Но к тебе домой я не поеду, Адам. Я прикажу шоферу отвезти меня назад в Ричмонд, а если он откажется, то я возьму такси и доберусь до ближайшей железнодорожной станции. Ты этого хотел добиться, позвонив мне сюда?

Наступила зловещая тишина.

— Оставь все так, как есть, иначе я просто сбегу отсюда. — Голос ее стал жестким. — И на этот раз ты меня уже потеряешь по-настоящему. Надеюсь, это понятно, Адам? Я уж позабочусь о том, чтобы тебя не было в радиусе мили от моего дома. — Она со злостью швырнула трубку на рычаг и, присев на краешек кровати, почувствовала, как силы уходят из ее ног, словно просачивающаяся невидимая жидкость. Начиналась головная боль, и Джинкс сжала виски ладонями.

Вспышка памяти внезапно почти ослепила ее своей яркостью. Мег стоит на коленях, и умоляет: «Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…» Джинкс в смущении смотрит на подругу, и ее собственное сердце в страхе замирает. Джинкс поднялась с кровати, пошатываясь, прошла в ванную, где ее сразу же и вырвало. Женщину начала колотить сильная дрожь. Не в силах вернуться на кровать, она скорчилась и прилегла тут же, на кафельном полу, приложив щеку к прохладной плитке. Сейчас, переполняемая отчаянием, она в который раз призналась себе, что искренне любила свою лучшую подругу Мег Харрис.

Дрожь прекратилась только через час.


Гостиница «Белый Олень», Винчестер.

10 часов 10 минут утра.


— Нам очень мало известно о вашей дочери, — начал старший детектив Чивер, обращаясь к преподобному Харрису и его жене. — Как я уже объяснил, мы столкнулись с некоторыми трудностями, пытаясь разыскать вас. В квартире Мег практически не осталось никаких личных вещей, из чего следует, что она собиралась съехать оттуда.

Чивер с самого начала был против того, чтобы устроить допрос в полицейском участке с его официальной обстановкой. Вместо этого они выбрали небольшую гостиную в отеле, расположенном возле морга. Здесь присутствовали Фрейзер и еще одна сотрудница полиции. Они устроились в углу и спокойно могли записывать всю беседу. На этот раз Чивер не стал надевать один из своих цветастых шелковых галстуков, ограничившись скромным черным. Сейчас он выглядел именно так, как подобало старшему детективу. Простой человек в обычной обстановке. Никаких угроз, немного доброты и, конечно, сочувствие. Миссис Харрис, сгорбившись, сидела в кресле у полуоткрытого окна. Рядом с ней стояла нетронутая чашка чая. Ее муж устроился рядом на стуле, не зная, как ему себя вести: то ли утешать ее, то ли, наоборот, лучше оставить наедине со своим горем. Чивер искренне жалел их обоих, и Чарльза даже больше. «Ну почему так повелось, — рассуждал он, — что нам, мужчинам, все время приходится скрывать свои чувства?»

— Они собирались с Лео отдохнуть во Франции, — тихо начал Чарльз, — но она ничего нам не говорила относительно своего переезда. Во всяком случае, мне, — поправился он и бросил в сторону супруги нерешительный взгляд.

— Она ничего тебе не говорила, Чарльз, потому что знала, что ты этого не одобришь, — вмешалась в разговор Кэролайн, вытирая платком покрасневшие от слез глаза. — Десять лет назад она делала аборт. И в тот раз тоже ведь ничего тебе не сказала, верно? А почему? Потому что ты бы тогда испортил ей всю жизнь. — Она скомкала платок и зажала его между ладонями. — Ну, сейчас эта жизнь уже закончилась. Может быть, этого и не произошло бы, если бы она могла спокойно разговаривать с тобой как с отцом, а не только как со священником. Бедняжке ведь все время приходилось что-то скрывать от тебя.

Преподобный Харрис побледнел от потрясения, услышав все это, и теперь молча смотрел на свою супругу.

— Я ничего об этом не знал, — невнятно пробормотал он. — Мне очень жаль.

— Конечно, теперь тебе жаль, — добавила Кэролайн. — Мне тоже жаль. Жаль ее, жаль нерожденного малютку, да и саму себя тоже жаль. Как я мечтала стать бабушкой! — Она не выдержала и снова расплакалась. — Но я только напрасно тратила время на ожидания. Все напрасно! — Она повернулась к старшему детективу. — У нас еще есть сын, но он никогда не хотел жениться. Он с детства мечтал быть посвященным в духовный сан, как его отец. — Глаза ее вновь наполнились слезами. — Боже мой, сколько же я ждала, и все напрасно!

Чивер терпеливо молчал, пока она немного не успокоилась.

— Вы сказали, что вам было известно о намерениях Мег съехать с квартиры, миссис Харрис, — наконец напомнил он. — Но не могли бы вы поподробнее рассказать об этом? Куда она хотела переехать?

— Они собирались жить у Лео. У него был собственный дом, и, конечно, они должны были жить вместе. Это же так естественно.

— А вы знаете адрес этого дома?

— Где-то в Челси. Мег как раз собиралась дать мне точный адрес после возвращения из Франции. А разве родители Лео его не знают?

Фрэнк постарался обойти этот вопрос:

— Они сейчас находятся в шоке.

Наступила мучительная тишина.

— Вы встречались с сэром Энтони и леди Уолладер? — наконец, поинтересовался Чивер.

Возле уголков рта миссис Харрис образовались горестные складочки:

— Мы даже с Лео не виделись, — трагически произнесла она. — Как же мы могли встречаться с его родителями? Все произошло так быстро… У нас было только приглашение на свадьбу Джинкс. Открытка так и стояла на камине. И вдруг Мег звонит и сообщает, что Лео теперь собрался жениться на ней. — Она тряхнула головой, словно отказываясь верить в то, что только что сказала сама.

Чарльз заерзал на стуле:

— Она позвонила утром в субботу, — тихо забормотал он. — По-моему, это было одиннадцатое число. Я очень расстроился узнав это. Тогда я еще подумал, ну и экземпляр же этот Лео, раз он за две недели до свадьбы бросает свою невесту, да еще не просто так, а сменив ее на лучшую подругу своей прежней избранницы. — Он воздел руки, словно не находя слов, оправдывающих такую низость. — Мег пояснила, что она знает Лео даже дольше, чем Джинкс, а потом буквально потрясла меня очередной новостью, что, оказывается, Лео вообще сделал предложение Джинкс только из-за чепуховой ссоры с Мег, решив таким образом ей отомстить. «Он хотел досадить мне», — сказала она. — Чарльз вздохнул. — Иногда я забывал, что моя девочка уже взрослая женщина. То есть была взрослой, я хотел сказать, — поправился он. — Может быть, я слишком часто пытался читать ей проповеди, но ведь я с самого начала понимал, что Лео — человек ненадежный. Мы с ней тогда даже поссорились из-за него. «Такое поведение нельзя назвать честным», — сказал я ей, — и не подобает взрослому мужчине так поступать". Потом я добавил: «Раз уж он так подло бросил свою невесту, то ты не должна иметь с ним ничего общего». — Его голос дрогнул. — Мне кажется, она затаила обиду, и больше мы с ней уже не разговаривали. По-моему, Кэролайн связывалась с ней чуть позже. — Он повернулся к жене. — Я прав, дорогая?

Она обхватила себя худыми руками, словно замерзла.

— Ты же знаешь, что да, потому что присутствовал при нашей беседе. — Ее передернуло. — Она меня тоже не захотела выслушать, но мы, по крайней мере, не кричали друг на друга. Я спросила ее, почему она ни разу не рассказывала нам о Лео, раз уж они знакомы много лет, а она пояснила, что очень многим не делится с нами. Это, в конце концов, ее личная жизнь, и нет такого закона, чтобы дети посвящали родителей во все свои секреты. Я обвиняю во всем ее отца. — Она дернула плечом в сторону Чарльза, будто старалась побыстрее отделаться от его присутствия. — Из дома она ушла очень рано, чтобы только не оставаться с ним. Естественно, у нее стали появляться секреты, и мы многого не знали о собственной дочери.

Старший детектив воспринимал всю информацию с невозмутимым видом, стараясь по возможности сохранять нейтралитет.

— Когда же она сообщила вам, что переезжает в дом к Лео? — через несколько секунд поинтересовался он.

— Она сказала мне об этом по телефону. «Мы будем жить вместе до свадьбы, — объявила мне Мег. — Мы переедем туда чуть позже, а пока я только перевезу вещи. Но не говори ничего отцу, я не выдержу еще одну нотацию от него». Потом она добавила о своем отъезде во Францию на то время, пока здесь не прекратится шумиха по поводу несостоявшегося бракосочетания, но обещала прослушивать сообщения, которые будут поступать ей на автоответчик. — Она развернула скомканный платок и принялась разглаживать его на колене. — Она убеждала меня, что мы перестанем беспокоиться о ней, как только познакомимся с Лео, и пообещала привести его к нам в дом сразу же после их возвращения. Я ее спросила тогда, а как же бедная Джинкс? Но Мег весело ответила, что Джинкс переживет этот момент, как переживала всегда. Потом мы попрощались, и я повесила трубку. — Она снова приложила платок к глазам.

Фрэнку такая характеристика Мег показалась отнюдь не лестной. «Странно, — подумал он, — а сама миссис Харрис понимает, в каком невыгодном свете она сейчас выставляет свою дочь?»

— Расскажите мне о Мег, — попросил он. — Каким она была человеком?

Ее грустное лицо немного осветилось:

— Это была очень красивая женщина. Добрая, внимательная, любящая. «Не волнуйся за меня, мамочка, — частенько говорила она мне. — Я всегда буду рядом с тобой». — Слезы снова потекли из ее глаз. — Она была такая умница! И упорная, если что задумает — обязательно выполнит. Все вокруг просто обожали ее и восхищались моей девочкой.

Фрэнк повернулся к священнику:

— Вы такого же мнения, сэр?

Чарльз бросил взгляд в сторону жены, но увидел только ее спину:

— У нее были свои недостатки, детектив. А у кого их нет? Возможно, она была чересчур эгоистична, возможно, не щадила чувства других людей, но я согласен с тем, что ее все любили. — Он сложил руки на коленях. — Наш сын Саймон мог бы подробно рассказать о ней. Ему приходилось служить во многих лондонских приходах, и он виделся с ней гораздо чаще чем мы. Кэролайн правильно сказала: когда Мег поступила в университет, мы практически потеряли ее. Два или три раза в год она приезжала к нам на выходные, а больше мы и не встречались.

— Сын до сих пор служит в Лондоне?

— Нет, сейчас у него свой собственный приход. Он живет в деревне Фрэмптон, это в десяти милях на северо-восток от Саутгемптона. — Он посмотрел на часы. — Но сейчас он должен быть у нас в доме, в Литтлтон-Мэри. Наверное, он смог бы помочь вам. И нам бы тоже было полегче.

— Это тебе стало бы полегче, — сердито буркнула Кэролайн, резко повернувшись к мужу. — Ты ведь думаешь, что он встанет на твою сторону.

Чарльз осуждающе покачал головой:

— О чем ты говоришь, дорогая? Здесь нет никаких сторон. Я полагаю, что сейчас, как никогда, нам нужно поддерживать друг друга.

Ее щеки внезапно запылали:

— Слишком много секретов стало образовываться вокруг меня, я больше этого не вынесу. — Она вытянула руку и чуть ли не вцепилась в рукав старшего детектива: — Я знала, что мы ее потеряем. Я молила Господа, чтобы она просто была увлечена Лео и забыла позвонить нам, но в глубине души я чувствовала, что стряслось что-то непоправимое. Меня мучил одни вопрос: почему Джинкс хотела покончить с собой? — У нее закатились глаза, и Фрэнк в надежде посмотрел на сотрудницу полиции, которая должна была прийти на помощь. Однако Кэролайн быстро пришла в себя и продолжала уже более спокойно: — После того, как погиб Рассел, она тоже наделала глупостей, но в тот раз она пыталась просто заморить себя голодом. Если бы не ее отец, она бы так и умерла от истощения. Это дело рук Джинкс. Она не смогла стерпеть того, что у нее отнимают мужчин.

— Ты несешь какую-то чушь! — строго отчеканил Чарльз.

— Ты так считаешь? — огрызнулась миссис Харрис. — Ну, что ж, по крайней мере, я не лицемерю. Ты знаешь всю правду не хуже меня. Мы сейчас говорим о ревности по отношению к Мег, Чарльз. Тебе должно быть тоже кое-что об этом известно.

Он закрыл лицо руками и несколько секунд просто глубоко дышал, чтобы успокоиться.

— Я больше не могу продолжать этот разговор, — наконец, заявил он, к удивлению Чивера. — Извините. Может быть, вам действительно стоит побеседовать с Саймоном? Я уверен, что он наилучшим образом сумеет ответить вам на все вопросы, касающиеся этого неприятного происшествия.

Фрейзер, сидевший в углу и ведший протокол, при этих словах поднял голову и изумленно посмотрел в глаза своему начальнику. «Неприятное происшествие» — вот какими словами описал священник жестокое убийство двоих людей. Правда, в ту минуту ни Шон, ни даже Гэрет и не задумывались над тем, насколько преподобный Чарльз Харрис ненавидел свою собственную дочь.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

1 час дня.


— Вы очень заняты, доктор Протероу?

Алан оторвал взгляд от бумаг на столе и увидел, что в дверях, опираясь о косяк, стоит Джинкс. В глазах ее проглядывала нерешительность.

— Ну, здесь вы можете называть меня просто Алан, если хотите, — улыбнулся он.

Но мысль о сближении показалась ей пугающей:

— Я лучше буду обращаться к вам, как прежде, «доктор Протероу». Если вы не возражаете, конечно.

— Ничуть, — безразлично произнес он. — Заходите.

Но она не сдвинулась с места:

— У меня не очень срочное дело. Я могу зайти к вам позже.

Он жестом пригласил ее занять свободное кресло:

— Заходите, — еще раз позвал доктор. — Мне как раз требовалась передышка от бумажной работы. — Он встал и, подойдя к Джинкс, провел ее в комнату, плотно закрыв при этом дверь кабинета. — Что же случилось?

Увидев, что путь к отступлению отрезан, Джинкс смирилась со своей участью. Она прошла через весь кабинет, но не стала устраиваться в кресле, а остановилась у окна и посмотрела в сад.

— Мой отец звонил. Он сказал, что хочет забрать меня отсюда. Это несколько удивительно. А вам его звонок ни о чем не говорит?

— Нет. — Доктор сел в кресло и немного развернулся, обозревая спину женщины.

— Вы сами не связывались с ним после того, как ко мне приходила полиция?

— Нет.

Она сначала повернулась и внимательно изучила его лицо, и только потом, кивнув, с облегчением произнесла:

— Тогда я не понимаю, почему он хочет забрать меня отсюда?

— Возможно, это каким-то образом связано с факсом, который я послал ему вчера. — Он вынул из ящика два листка: факс, о котором упомянул, и ответ, полученный им утром. — Прочитайте, — предложил он. — Мое на удивление спокойное письмо написано в стандартном стиле. Я таких отослал уже, наверное, сотни, и не понимаю, чем оно могло ему не понравиться.

Джинкс уселась на краешек кресла и внимательно прочитала оба сообщения, прежде чем вернуть их врачу.

— А каковы были инструкции, полученные вами? — поинтересовалась она, грызя ноготь на большом пальце.

— Тут же все сказано. Чтобы вы выздоравливали без вмешательства врачей. Он не хотел никаких психиатров.

Почему? Почему в этот раз ему надо было опасаться присутствия психиатра? Что такого Джинкс могла рассказать врачу, что так встревожило Адама? Что именно она могла рассказать?

— Значит, так на него подействовало ваше приглашение побеседовать о смерти Рассела, — медленно произнесла Джинкс. — Ничто на свете не заставит его согласиться на это, тем более в моем присутствии.

— Чего же он боится?

— Ничего.

«Почему она постоянно лжет? — недоумевал Алан. — И почему так упорно защищает отца, хотя сама почти уверена в том, что это он убил ее мужа?»

— За этим что-то кроется, Джинкс, иначе он согласился бы приехать ко мне, — резонно заметил доктор.

— Ровным счетом ничего, — продолжала упрямиться женщина. — Что касается Адама, то Рассела для него просто не существует. Даже имя его не должно упоминаться. А тот эпизод из моей жизни навсегда вычеркнут из его памяти.

Протероу задумался.

— Очевидно, вы просто привыкли считать, что он забыл об этом, как вы выразились, «эпизоде». Может быть, вы тоже постарались забыть о нем?

Она промолчала.

— Расскажите мне о своем отце, — предложил доктор. — Откуда он родом?

Она заговорила короткими, отрывистыми фразами:

— Я знаю все это только со слов Бетти. Адам ничего о себе не рассказывает. Он родился в Ист-Энде, был третьим из пяти детей в семье. Его отец и двое старших братьев служили моряками на торговом судне. Они погибли, когда их корабль затонул в Северной Атлантике. Младшую сестру и брата эвакуировали в Девон, а он остался один с матерью под бомбежками. Образование получил минимальное. Он больше учился у заправил черного рынка, чем у школьных учителей. К концу войны у него уже поднакопились связи за рубежом, а денег оказалось достаточно, чтобы самостоятельно начать импортировать товары. Он начал с шелка, хлопка и косметики. Первая партия пришла как раз в день его семнадцатилетия. За один вечер он удвоил свое состояние, выгодно сбыв товар на черном рынке, и с тех пор никогда не оглядывался. Он начал зарабатывать мошенничеством. Кстати, был знаком с близнецами Крэй. Вот, пожалуй, и все, что мне известно.

На этот раз Протероу поверил ей. Ну, а если Адам Кингсли действительно соответствовал этому рассказу, значит, он разделял каждый период своей жизни. Совсем как его дочь. Было бы любопытно выяснить, может быть, он так же, как и она, запирает темные комнаты, а ключи от них выбрасывает? Скорее всего, именно так и поступает мистер Кингсли. «Что касается Адама, то Рассел для него просто не существует». Именно это сказала Джинкс всего несколько минут назад.

— Что же случилось с его матерью? — поинтересовался доктор.

— Не знаю. После того как он женился, они уже не общались. Если я не ошибаюсь, этот брак не был одобрен ни одной из семей.

— А брат с сестрой? Что стало с ними?

— После войны они вернулись в Лондон и, наверное, жили с матерью. Когда-то Адам говорил мне, что всегда считал их чужими, поскольку они росли не вместе.

— Он до сих пор так к ним относится?

Она устроилась в кресле поудобней, откинув голову на спинку.

— Вот уже тридцать лет, как он не вспоминает о них. Дядя Джо эмигрировал в Австралию, и мы о нем с тех пор не слышали, а тетушка Люси вышла замуж за негра. Мой отец порвал с ней всяческие отношения в тот день, когда она пошла к алтарю.

— Из-за того, что ее муж чернокожий?

— Разумеется. Отец — настоящий расист. В молодости Бетти была хорошо знакома с Люси. Она мне когда-то рассказывала, что Адам пытался расстроить эту свадьбу.

— Каким образом?

Дрожащими пальцами она вынула сигарету из пачки и закурила.

— Бетти тогда была совсем пьяная. Я не уверена, что она сказала мне правду.

— Что же она такого вам поведала?

Джинкс нервно затянулась несколько раз, обдумывая свой ответ.

— Якобы Адам решил запугать жениха Люси и избил его, — скороговоркой произнесла она. — Но Люси все равно не отступилась и вышла замуж. Наверное, так все и было. Он ненавидит чернокожих.

Некоторое время Алан молча наблюдал за ней.

— И как вы отнеслись к этому?

— Мне стыдно.

Он снова выждал несколько секунд.

— Стыдно, что отец так грубо поступил?

Джинкс почувствовала на языке горький привкус желчи и, чтобы как-то избавиться от него, набрала в рот побольше дыма.

— Да, но не только поэтому. Мне надо было давным-давно отыскать Люси и оказать отцу сопротивление. А я этого так и не сделала.

«Пожалуй, Вероника Гордон была права насчет ее глаз, — размышлял доктор. — Что же, черт возьми, происходит в ее голове? Почему она выглядит такой запуганной, сохраняя при этом невозмутимость в разговоре?»

— Почему же?

Она уставилась в потолок.

— Наверное, потому, что боялась, как бы он не наказал из-за меня других.

— То есть, ваших братьев?

— Да, и не только их, — печально произнесла она. — Если бы я все же разыскала тетушку, то виноватой оказалась бы Бетти, поскольку была знакома с Люси еще девочкой. Значит, ее можно было бы обвинить в подстрекательстве. Но, конечно, и мальчикам бы досталось.

— Вы сейчас говорите о моральном наказании или же хотите сказать, что ваш отец чинил физическую расправу над ними?

— Именно так.

— Значит, Рассел тоже оказался своего рода «козлом отпущения»? Как вы считаете? — осторожно спросил Протероу.

Он застал ее врасплох, и теперь Джинкс растерянно смотрела на врача:

— Мой отец не убивал его, — повышенным тоном вступилась Джинкс за Адама. — Полиция вычеркнула его из списка подозреваемых в самом начале расследования.

— Я выразился достаточно образно, Джинкс.

Но она ответила не сразу.

— Не думаю. — Женщина опустила голову. — Но это не имеет значения. Рассела не наказывали за мои недостатки.

— Нет, — согласился доктор. — Мне кажется, это вас наказали за него. — Он повертел в пальцах ручку. — А что вы знаете о своей матери? Например, почему обе семьи были против этого брака?

— Ее родители принадлежали к среднему классу, а мой отец вырос в семье простых рабочих. Наверное, они проявили самый банальный снобизм. То, что он стал богатым благодаря черному рынку, их не очень устраивало. — Она задумалась. — Еще я знаю, что он боготворил ее.

— Это он вам сам сказал?

— Нет, он никогда не разговаривал со мной о ней.

— Тогда откуда вам это известно?

— Бетти рассказывала. Ее звали Джейн Имоджен Никола, она была единственной дочерью врача. Училась в частной привилегированной школе. Настоящая леди. У него все стены кабинета увешаны ее фотографиями.

Протероу вспомнил полное имя Джинкс. Джейн Имоджен Никола Кингсли.

— Вы внешне похожи на нее?

— Конечно, — сказала она с каким-то отчаянием в голосе. — Адам будто вознамерился воссоздать ее.

Да, доктор не ошибся, именно отчаяние. И хотя оно пробивалось теперь в каждом слове, Алан не был уверен, что такое настроение у Джинкс вызвали воспоминания о матери.

— Даже ваш отец не может творить чудеса, Джинкс, — иронично заметил доктор, наблюдая, как растет столбик пепла на ее сигарете. — Наверное, эту идею вбивает вам в голову ваша мачеха. Мы все пытаемся как-то оправдать безразличие партнера. И никто при этом не имеет иммунитета от проявлений гордости. — Носком ботинка он подвинул поближе к ней корзину для мусора. — Вам следует помнить об этом.


Дом священника, Литтлтон-Мэри, Уилтшир.

1 час 15 минут дня.


Фрейзер наблюдал, с какой осторожностью и сочувствием обращался Чивер с этой несчастной парой, испытывая при этом к начальнику неподдельное уважение и даже восхищение. Фрэнк представлялся ему полной противоположностью Мэддокса, особенно после посещения больницы. Старший детектив прекрасно понимал, что в их работе постоянно присутствуют всевозможные подводные камни. Чувствовал он их и сейчас, но ни разу не дал понять Харрисам, что те многого недоговаривают.

В Литтлтон-Мэри они отправились все вместе. Миссис Харрис вместе с учтивой и внимательной сотрудницей полиции ехала в первой машине, а Шон, Чивер и преподобный Чарльз Харрис — в замыкающей. Во время поездки разговор не клеился. Священнику было трудно вести беседу, и Чивер даже испытал некоторое облегчение от того, что у него появилась возможность оставить Харриса наедине с его мыслями. Там, где Мэддокс всегда давил на «инициативу», Чивер предпочитал другую тактику. Его рабочим словом было «терпение».

Впоследствии Фрейзер часто спрашивал себя, не было ли тогда более уместным как раз использовать приемы Мэддокса и немного надавить на Харрисов. Однако Чивер предпочел не торопить события, а позволить им развиваться естественным путем. Мэддокс, без сомнения, выжал бы сейчас из этой четы всю информацию до последней капли. Ему-то было ровным счетом наплевать на то, какую душевную травму переживали сейчас священник и его супруга. Будь здесь сейчас Гэрет, Чарльзу ни за что бы не удалось переговорить с Саймоном и успеть предупредить его о том, чтобы тот помалкивал о романе Мег с Расселом. Правда, Фрейзер прекрасно понимал, что справедливость ничуть не пострадала от того, что они узнали об этом романе чуть позже.

Когда машины подъехали к дому, Чарльз осторожно потрогал пальцами воротник своей сутаны, будто это движение придавало ему уверенности.

— Надеюсь, вы разрешите мне перекинуться парой слов с Саймоном, прежде чем начнете задавать свои вопросы? — быстро спросил он. — Я хотел объяснить ему цель вашего визита. И еще: не могли бы вы поговорить с ним на улице? Я не хочу, чтобы его мать присутствовала при разговоре. Очень важно, чтобы он четко обрисовал вам Мег, а если Кэролайн будет слушать, она станет мешать ему.

Старший детектив согласно кивнул:

— Я попрошу мисс Грэхем отвести миссис Харрис в дом, а мы с Фрейзером подождем вас у порога.

Прошло целых пять минут, прежде чем из дома вышел Саймон. Его и без того худое лицо осунулось. Молодой священник провел полицейских за дом, где на лужайке вокруг стола располагалось несколько стульев.

— Папа попросил меня рассказать вам о Мег, — начал он, устраиваясь на одном из стульев, — но я не уверен… — Он снял очки и нервно потер переносицу. — Простите. — Саймон попытался сосредоточиться. — Я потрясен услышанным. — Он глубоко задышал, борясь с комком, неожиданно вставшим у него в горле. — Простите, — уже тише повторил Саймон.

— Ничего страшного, — попытался успокоить его Фрэнк. — Может быть, вам будет легче, если мы сами станем задавать вопросы?

Саймон кивнул.

— Ваш отец говорил, что по долгу службы вы много времени проводили в Лондоне и поэтому чаще виделись с Мег, чем они. Может быть, вы расскажете нам о ее образе жизни? Ну, например, много ли друзей было у вашей сестры? Часто ли она проводила свободное время вне дома? Ходила ли на всевозможные дискотеки, посещала ли клубы и все такое?

— Да, — охотно начал Саймон. — Именно так. Она любила жизнь, наслаждалась ею, детектив. — Он вытер глаза рукавом и снова водрузил очки на нос. — Она радовалась каждой мелочи, и людям нравилось общаться с ней.

Фрэнк развернул свой стул против солнца:

— Примерно так же ваша мать описывала ее, — кивнул он. — Но ваш отец оказался более сдержанным. Они ладили с вашей сестрой?

Сейчас по выражению глаз Саймона невозможно было что-то сказать, поскольку на стеклах очков играли солнечные блики, и Фрэнк пожалел, что не подумал сразу о том, как рассесться за столом, чтобы этого не произошло.

— Да, они чудесно ладили друг с другом, — согласился Саймон. Правда, он произнес это как-то совсем уж бесцветно, и в голосе его не прозвучало уверенности. Некоторое время молодой священник молчал. — Послушайте, может быть, мне еще более упростить задачу? Давайте, я расскажу вам то, о чем просил меня отец. Он беспокоится о том, что вы можете подозревать Джинкс Кингсли в убийстве из-за того, что случилось с Расселом. — Он снова снял очки, положил их на стол и принялся искать в карманах брюк платок, чтобы высморкаться. — Мне все это тоже не понравилось, — произнес он, словно извиняясь. — Последние две недели я так злился на Мег, а вот теперь… Ну, никто никогда не ждет смерти близкого человека… — Он глубоко вздохнул, приводя в порядок нервы. — Самое занятное состоит в том, что в мои обязанности как раз входит утешение людей, оказавшихся в подобном положении. Я должен говорить им, что значение имеет только их любовь, а не те моменты злобы, которые каждому пришлось пережить… — Он шумно высморкался. — Но только пока сам не испытаешь этого, не поймешь, какими неуместными и жалкими кажутся все слова.

— Мы можем только посочувствовать вам, сэр, — кивнул Фрэнк, ободряюще похлопав молодого человека по плечу. — В нашей работе с такими ситуациями приходится сталкиваться сплошь и рядом. Очень много грусти и печали, поэтому слова действительно подыскать очень трудно.

Как ни странно, эти избитые выражения немного успокоили Саймона. Возможно, его утешило хотя бы то, что в такие трудные минуты не он один вынужден произносить всевозможные банальности. Он положил руки на стол и начал вертеть очки.

— Отец не хотел, чтобы мама слушала меня, — объяснил он, — потому что она, в общем-то, практически и не знала Мег. — Она была в курсе того, что у Мег имелась целая армия мужчин-поклонников, но утешала себя тем, что это редкие и случайные связи. — Он тут же решил поправиться. — Ну, конечно, они были случайными, но не в том понимании. Наверное, Мег вам показалась уж слишком неразборчивой в связях, но это ложное впечатление. Кстати, слово «неразборчивая» мы применяем только в отношении женщин. — Он неуверенно улыбнулся. — Я не знаю, как это вам объяснить. У нас у всех в голове уже давно живут предрассудки. Мег надо было знать лично. Она была по-своему невинной особой. Моя сестра представляла собой самое жизнерадостное существо, какое мне только приходилось видеть. Она вовсю наслаждалась жизнью и старалась взять от нее все.

Фрейзер заинтересованно поднял голову:

— Мне кажется, вы хотите убедить нас в том, что Мег любила заниматься сексом, но при этом и думать не хотела о серьезных отношениях и, в частности, о браке? Вы считаете, что в наши дни это такое уж редкое явление?

— Нет, — с облегчением вздохнул Саймон. — Но вы поймете меня, если только представите себе, как бы к этим словам отнеслась моя мать. Она настоящая пуританка. — Он замолчал.

Фрейзер выжидающе посмотрел на Саймона, а потом, уловив одобрительный кивок Чивера, заговорил сам:

— Дело в том, сэр, что у нас сложилось несколько другое впечатление: это ваш отец придерживается чересчур строгой морали. Он постоянно говорит о том, что надоедал Мег своими проповедями. Кроме того, это именно из-за него Мег в раннем возрасте ушла из дома. Он не отрицает чтение им нотаций своей дочери, даже когда они разговаривали по телефону. Ваша мать знала об аборте, который сделала Мег, а отец все это время пребывал в полном неведении. Вы уверены, что она так уж ничего и не знала о своей дочери?

Саймон упрямо кивнул:

— Да, и мне кажется, что вам все же придется поверить мне на слово. Мама предпочитает думать, будто знала, какую жизнь вела Мег, но это не так. Дело в том, что моя сестра постоянно обманывала ее, потому что не хотела расстраивать.

— Получается, что и аборт — это тоже ложь?

— Нет, аборт был. Но она не рассказывала о нем до тех пор, пока они не поругались из-за Лео. Это одна из причин, почему я рассердился на нее. Если бы она спокойно поговорила с ними с глазу на глаз, а не кричала по телефону, что это только ее жизнь и она одна принимает решения, что ей делать, может быть, они не приняли бы известие о Лео настолько трагически и не ругались бы. — Он взял очки со стола и принялся раскачивать их взад-вперед, завороженно следя за движением этого своеобразного маятника. — Они наговорили друг другу всяких гадостей, о чем потом, я уверен, сожалели.

Фрейзер вопросительно взглянул на старшего детектива, а потом обратился к Саймону:

— Вы говорили, что известие о ее романе с Лео вызвало трения между родителями?

Молодой священник снова принялся тереть переносицу.

— Это напоминало какой-то кошмар, — кивнул он. — Вся беда в том, что Мег сознавала подлость своих поступков, поэтому она оборонялась, как могла. Отец, разумеется, сразу же обвинил ее в предательстве Джинкс, а мама тут же выдвинула предположение о том, что Мег уже вовсю спит с Лео. Моей сестре надо было просто извиниться и оставить все, как было. — Он уныло поглядел на сержанта. — Но мы же никогда так не поступаем, верно? Мы всячески пытаемся оправдать себя, даже когда совершаем гадости.

— И что же она сказала?

— Мне она пересказывала эту ссору уже потом. Она позвонила в обед, но мама успела связаться со мной раньше, поэтому я уже был разъярен на Мег. — Он промокнул глаза платком. — Мы все наговорили лишнего в тот день, но теперь уже поздно что-либо менять. — Он сделал несколько вдохов через нос. — Насколько я понял, она обозвала отца лицемером, который втайне мечтает о каждой юбке, включая саму Мег и Джинкс, но ему при этом не хватает смелости признаться в этом. А маму она сравнила с ханжой, которая ненавидит всех и каждого, кто получает удовольствие от занятий сексом. Мег рассказала ей об аборте, чтобы убедить мать в том, что на свете существуют женщины, которые имеют половые сношения не только для того, чтобы обзавестись потомством. — Только сейчас он заметил, что в глазах Фрейзера вспыхнул неподдельный интерес.

— Я всего лишь рассказываю вам то, что говорила сама Мег, — пробурчал он уставшим голосом, обращаясь к сержанту. — Я не говорю, что все это соответствует действительности. Она защищалась, и поэтому была вынуждена надавливать на их слабые места. Да, моя мать придерживается строгой морали и порицает отношение современной молодежи к сексу, но при этом она сама вовсе не фригидна. Отец очень уважает и любит Джинкс, у них общий интерес к классической литературе, но он никогда не домогался ее, как женщины. У него и мыслей таких не возникало. Если бы Мег позвонила из Франции или Джинкс не врезалась в столб, то буря разразилась бы через пару дней. Но события пошли своим чередом, и родители сразу же принялись обвинять друг друга в том, что, по их мнению, явилось их ошибкой, а именно то, что Мег своровала жениха у своей подруги, а та, в свою очередь, решила покончить жизнь самоубийством. Вы должны понять, в какой невероятной ситуации они оказались. Ну, а семье Джинкс нужны были козлы отпущения. А кого же еще можно было обругать в данных обстоятельствах, как не моих несчастных родителей? Вот им и пришлось выслушивать всевозможные оскорбления.

Фрейзер кивал, задумчиво перелистывая страницы своего блокнота:

— А вы были в курсе аборта вашей сестры еще до того, как об этом узнала мать?

— Да.

— И когда же это произошло?

— Очень давно. Она только-только вернулась из Оксфорда. После того случая она стала весьма осторожной.

— Вам известно, кто был отцом ее ребенка?

— Нет. Но, мне кажется, она и сама не могла бы с уверенностью назвать его имя.

— И она сразу же вам рассказала о своих проблемах?

Он кивнул.

— Да. Я сам отвез ее в больницу.

— И вы одобрили ее поступок?

Впервые за все время беседы Саймон улыбнулся:

— Какое это имеет значение?

— Но у вас все же было свое мнение на этот счет, сэр?

— Как это ни смешно, не было. Когда дело касалось Мег, у меня не могло быть собственного мнения. Она просто не стала бы выслушивать его.

Наконец, Фрейзер отыскал нужную страницу:

— Вы сказали: «Давайте, я расскажу вам то, о чем просил меня отец. Он беспокоится о том, что вы можете подозревать Джинкс Кингсли в убийстве». Вы не могли бы подробнее расшифровать свои слова?

Саймон кивнул:

— Видите ли, сейчас моя мать обвиняет Джинкс в убийстве Мег и Лео, и отец боится, что вы поверите ей. — Он вопросительно посмотрел на полицейских, но никакой реакции на эти слова не последовало. — Но Джинкс никогда бы не стала так поступать. Они с Мег были даже не подруги, а самые настоящие сестры.

— Тогда у Джинкс было еще больше поводов сердиться на Мег за кражу ее жениха, — предположил Фрейзер. — Или вы считаете, этот поступок никак не расстроил мисс Кингсли?

— Она так говорит. Я был у нее в больнице в среду, и она с уверенностью заявила мне, что совсем не обижается на Мег. Больше всего ей хотелось, чтобы о ней перестали беспокоиться.

— Не забывайте, что мисс Кингсли страдает амнезией, сэр. Как она может быть уверена в своих чувствах? Особенно в тот момент, когда все это выяснилось?

— Не знаю, сержант, но я склонен ей верить. Так же, как и мой отец. — Он подался вперед, чтобы его слова прозвучали еще выразительнее и доходчивее. — Мы знаем ее уже много лет, и даже не можем предположить, чтобы она была способна на убийство. Разумеется, это не она разделалась с Расселом. Тот день они с Мег провели вместе. Сестра и явилась для нее чем-то вроде алиби.

Старший детектив в задумчивости кивнул.

— Вы сказали, что ваш отец обвинил Мег в предательстве Джинкс. Если я вас правильно понял, то вы тоже сердились на сестру за это?

— Да. Джинкс не заслужила того, чтобы с ней так подло поступили. Ей и без того пришлось очень многое пережить. И тем не менее она не озлобилась. Это очень благородная и великодушная женщина. — Он кивком указал в сторону церкви, расположенной через дорогу. — Она помогла отцу с его фондом пять лет назад, а потом уговорила мистера Кингсли помочь сиротам. Джинкс очень хороший человек.

Фрэнк согласно улыбнулся:

— Вы очень высокого мнения о мисс Кингсли.

— Очень.

— Намного выше, если сравнить ее, скажем, с вашей сестрой. Люди, которые обожают развлечения, как правило, бывают самолюбивы и даже эгоцентричны. Нередко именно такие личности становятся «черной овцой в стаде».

— Да, — просто ответил он, взглянув на Чивера. — Мег была именно такой.

Глава тринадцатая

27 июня, понедельник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

1 час 15 минут дня.


Алан почувствовал, что Джинкс осознала тот факт, что раскрыла слишком многое о себе самой. Теперь он думал о том, удастся ли ему вообще когда-нибудь узнать о ней что-нибудь еще.

— Вы сказали, что ваш отец хочет забрать вас, но только забыли добавить, что же вы сами думаете по этому поводу.

Она положила подбородок на руки и тревожно посмотрела на доктора. Было в этом жесте что-то искусственное.

— Я объяснила ему, что все равно уеду в Ричмонд и позабочусь о том, чтобы он больше никогда не вмешивался в мою жизнь. Но теперь я чувствую себя не так уверенно. Мне становится тревожно.

Он удивленно усмехнулся:

— Отчего же? Я бы не мог вам посоветовать лучше того, что вы сами ему сказали. Вам должна быть предоставлена свобода сделать свой собственный выбор.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы все поняли правильно, — беспомощно пробормотала Джинкс. — Не мою свободу он собрался урезать, а вашу. Если только Адам подумает, что вы решили как-то нарушить его указания… — Она неопределенно пожала плечами, так и не закончив фразу.

— Вы напрасно так волнуетесь, — поспешил успокоить ее доктор. — Ну, что он может со мной сделать?

— Свою империю он выстроил не на личном обаянии, доктор Протероу. Если он на что-то решится, то будет действовать очень быстро и безжалостно. И постарается сделать так, чтобы больше никаких неприятных мыслей вы не смогли мне внушить.

— Я еще раз повторю свой вопрос. — Алан смотрел на женщину с нескрываемым любопытством. — Что он может со мной сделать?

— То же самое говорил и Рассел. — Она замолчала. Хотя могла бы добавить «и Мег, и Лео», но не стала.

* * *

Алан набрал номер телефона отца Мэтью Корнелла.

— Нет-нет, — сразу же успокоил его доктор. — У Мэтью дела идут хорошо. Мне бы просто хотелось немного проконсультироваться с вами по совершенно отвлеченному вопросу.

— Говорите.

— Что вам известно об Адаме Кингсли, председателе компании «Франчайз Холдингз»?

— Я же адвокат по уголовным делам, — напомнил мистер Корнелл, — а не биржевой маклер.

— Вот поэтому я и решил позвонить именно вам, — пояснил Алан. — До меня дошли слухи, что он начинал свою карьеру как мошенник из Ист-Энда. Мне хотелось бы узнать, насколько все это верно.

— Понимаю. — Последовала небольшая пауза. — Ну, хорошо. Если верить тем же слухам, то он проявлял большую активность в 50-е и 60-е годы наравне с братьями Крэй и семьей Ричардсон. Однако он старался не высовываться, и при первой же возможности сделал свой бизнес легальным. Против него никогда не выдвигались обвинения, потому что он сразу же принял все законы мафии, создал буферы между собой и своими головорезами. Но это конфиденциально, Протероу, широкой общественности совсем не обязательно знать такие подробности. В прошлом он дважды выигрывал тяжбы с прессой, когда журналисты были настолько глупы, что публиковали на потребу толпе совершенно лишнюю информацию.

Алан машинально рисовал какие-то закорючки в своем блокноте и размышлял над тем, как ему лучше сформулировать следующий вопрос.

— Ну, а как он сейчас управляет своими делами?

— Зачем вам это? Вы решили вложить свои сбережения в акции «Франчайз Холдингз»?

— Не исключено, — солгал Протероу.

— Время от времени всплывают слухи о том, что он применял нетрадиционные методы для приобретения некоторых домов в районе доков. Но это, как мне кажется, чистые домыслы. Сейчас его бизнес абсолютно безопасен и надежен. Между прочим, — признался адвокат, — я и сам кое-что вложил туда.

— А какой у него характер? Говорят, что он может неадекватно себя повести, когда дело доходит до личных отношений. С этим вы можете согласиться?

— Ну, что можно ожидать от человека, который провел все свое детство и юность в Ист-Энде? — Корнелл оживился. — Я бы не хотел слишком близко с ним сотрудничать. Поймите, никто просто так не дает человеку прозвище «Большая Белая Акула». Ну, если вы можете себе вообразить, что теперь вместо мышечной силы в качестве буферов он использует адвокатов, то тогда у вас будет определенное представление о его методах.

— Я не совсем вас понял.

— Plus да change, plus c'est la meme chose. [1]

— Вы хотите сказать, что раз он был мафиозным боссом, то останется им навсегда?

С другой стороны трубки раздался искренний смех:

— Нет, Протероу, это сказали вы. Я не могу позволить себе быть обвиненным в том, что порочу чью-либо репутацию.

* * *

— Джош? Это Джинкс. Ты не очень занят? Можешь поговорить со мной пару минут?

— Что случилось? — отозвался Хеннесси, и Джинкс его тон показался даже враждебным.

— Мег умерла.

Наступила тишина.

— Я уже знаю.

Женщина дрожала, и взгляд у нее был сейчас пустой, будто она ждала чего-то еще:

— Кто тебе сказал?

— Саймон позвонил, — осторожно сообщил Джош. — Они оба умерли. Мег и Лео. А ты-то откуда знаешь, Джинкс? Ты что же, начала вспоминать?

— Нет, — резко ответила она. — Я догадалась. Ко мне приходили полицейские и задавали о них много вопросов. А что еще успел тебе рассказать Саймон?

— Немного. Только то, что у него мать с ума сходит от горя. Ей потребовалось узнать, где живут родители Лео, поэтому он мне и позвонил.

— Ты ему сказал?

— Только то, что мне это неведомо. Я посоветовал им обратиться к Дину Джарретту.

Теперь замолчала Джинкс.

— Но ты же прекрасно знаешь, где они живут, — наконец обескуражено произнесла она. — Я же помню, что сама тебе об этом говорила, сразу же после помолвки с Лео. Я тогда еще шутила, говоря, что наша свадьба будет представлять сущий ужас: мелкопоместное дворянство Суррея против выскочек из Гемпшира. При этом каждая команда пытается набрать наибольшее число очков. Ты тогда хохотал и спрашивал меня, из какой именно части Суррея происходят Уолладеры, а я ответила, что из местности Даунтаун Корт, Эшвелл.

— Не помню.

«Врет!» — пронеслось в голове Джинкс.

— Ну, а почему же Саймон не позвонил мне?

Снова тишина.

— Мне очень жаль тебя, — тихо произнесла женщина.

— Почему? — удивился Джош.

— Ну, Мег умерла, а ведь она была и твоим другом тоже.

— Ты за этим мне звонишь? Чтобы выразить соболезнование?

Она так яростно сжала трубку, что пальцы заныли от боли.

— Мне важно знать, что говорят об этом люди, Джош. Наверное, родители Мег считают, что это я убила их, да? И Саймон тоже так думает?

— А почему ты полагаешь, что их убили?

— Я еще не полная дура, Джош.

— Никто этого и не говорил. Во всяком случае, я об этом даже не помышлял.

Но она снова не поверила ему.

— Почему ты так боишься меня? — поинтересовалась женщина, обращаясь сейчас к тому конкретному страху, который так и прослушивался в его голосе. — Неужели ты тоже считаешь, что это моих рук дело?

— Ну конечно нет. Послушай, мне надо идти. Сейчас в любую минуту сюда может нагрянуть полиция, а мне еще необходимо выяснить, как идут дела на фирме, у которой один из партнеров внезапно скончался. Я перезвоню тебе попозже, когда тут все успокоится. — Он дал отбой. Неужели теперь она и ему не может доверять? Или он просто так же напуган, как и она сама?

Джинкс медленно положила трубку на рычаг, ощущая, как в ее мозгу начинают накапливаться всевозможные сомнения. Было ли все сказанное им правдой? Почему он так боится ее? Из-за того, что подумал будто к ней вернулась память? Она легла на кровать и уставилась в потолок, прекрасно сознавая: ее безопасность заключена в амнезии. Правда, ей обещали, что со временем она вспомнит все. Какую же часть этой забытой правды не хочет знать ее отец, надеясь, что она утеряна навсегда? Но это невозможно. Даже если Алан Протероу со своим сочувствующим и таким милым экзистенциализмом не выудит из нее понемногу все до конца, это обязательно сделает кто-то другой. И, может быть, этот другой не будет столь щепетильным и аккуратным в своих методах.

Слезы обожгли ей веки. Здравый смысл подсказывал: рассказывать кому-то свои воспоминания, в которые все равно никто не поверит, было бы равносильно самоубийству. К тому же сейчас у нее не было второй Мег, которая могла бы обеспечить ей железное алиби.

* * *

— Вас хочет видеть какой-то господин, — объявила пожилая секретарша, заглядывая в кабинет доктора. — Некий мистер Кеннеди. Я предупредила его о вашей загруженности работой, но он настаивает на встрече и уверяет, что для него вы найдете несколько минут. Он адвокат и представляет интересы мистера Адама Кингсли. — Она состроила мрачную физиономию. — Это очень настырный тип.

Алан закончил писать и посмотрел на женщину:

— Тогда лучше впусти его, Хильда.

Через несколько секунд в кабинет вошел маленький худенький человечек и, добродушно улыбаясь, пожал доктору руку.

— Добрый день, — поздоровался он, одновременно протягивая Протероу свою визитную карточку и пододвигая свободное кресло поближе к столу. — Спасибо, доктор Протероу, за то, что вы нашли для меня время. Надеюсь, секретарь вам объяснила, что я представляю интересы мистера Адама Кингсли?

— Да, что-то такое она говорила, — кивнул врач, осматривая посетителя. — Правда, мне остается непонятным, зачем мистер Кингсли прислал адвоката. — Господи Иисусе!

Мистер Кеннеди улыбнулся:

— Мне поручено напомнить вам о гарантиях, которые вы давали моему клиенту, когда взялись за лечение его дочери и приняли ее в свою клинику.

Алан нахмурился.

— Повторите-ка помедленней, — попросил он.

Адвокат откинулся на спинку кресла и скрестил ноги.

— Мистер Кингсли очень любит свою дочь, доктор Протероу, поэтому он очень заботится о ее благополучии. Он попросил вас поместить Джейн в вашу клинику, поскольку еще раньше интересовался условиями лечения, намереваясь поместить сюда и свою жену. Он был удовлетворен вашими ответами и посчитал, что обстановка здесь намного благоприятней, чем в обычной больнице. В частности, мистер Кингсли убедился в том, что Джейн не будет насильственно посещать никакие групповые семинары с применением психотерапии, так как это могло бы вызвать у нее нежелательные воспоминания о прошлом неудачном опыте лечения. Он попросил вас, как обычного врача, а не психиатра, просто проследить за ее выздоровлением, не прибегая к каким-либо медицинским процедурам. — Мистер Кеннеди снова очаровательно улыбнулся. — Вы согласитесь, что именно об этом свидетельствовало его сообщение, посланное вам по факсу двадцатого числа этого месяца?

— Да, разумеется.

— Думаю, что не ошибусь, если скажу, что во время телефонного разговора с моим клиентом, последовавшим за получением его послания по факсу, вы сделали следующее заявление: «Я гарантирую вам, что на вашу дочь не будет оказано ни малейшего давления, мистер Кингсли. Разумеется, к ней не будет применена никакая терапия, если только она сама не пожелает этого».

— Да, нечто похожее я, кажется говорил, хотя не могу ручаться за точность порядка слов.

— Мой клиент может это подтвердить, доктор Протероу. Он очень осторожный и предусмотрительный человек, поэтому записывает все разговоры, если речь идет о его интересах. Я процитировал вас слово в слово.

Алан пожал плечами:

— Хорошо. Эти условия, насколько мне известно, были в точности соблюдены.

Кеннеди достал из кармана сложенный листок, развернул его и быстро прочитал:

— Вчера вечером вы послали моему клиенту сообщение, в котором говорится: «Мне также хотелось предложить ей принять участие в нашей беседе, где под моим контролем вы могли бы обсудить все недомолвки и разногласия, которые имеют место в ваших отношениях». Могу я спросить вас, дала ли мисс Кингсли вам разрешение делать ее отцу подобные предложения? Другими словами, намерена ли она участвовать в такой встрече?

— Она ничего об этом не знает. Я полагаю, мне надо было сначала заручиться согласием мистера Кингсли. Думаю, что я поступил правильно, ничего не сказав Джинкс. Какой в этом смысл, если ее отец не намерен встречаться со мной?

— Тем не менее, доктор Протероу, просто предлагая такую форму терапии, вы нарушили инструкции, полученные вами от моего клиента. Ведь вы ни в коем случае не должны были вмешиваться в процесс выздоровления его дочери. Далее. Из вашего послания также становится ясно, что вы побуждали Джейн беседовать о таких событиях в ее жизни, о которых мистер Кингсли просил вас не упоминать, поскольку они очень расстраивают его дочь. — Он снова процитировал сообщение Протероу: «Ей очень трудно говорить о самой себе», «У меня возникли некоторые проблемы, и я не могу понять, что вынудило ее совершить попытку самоубийства», «Чувства ее стали противоречивыми после смерти мужа».

Алан снова пожал плечами:

— Я только не могу припомнить, чтобы ваш клиент проинструктировал меня содержать его дочь в одиночном заключении, мистер Кеннеди. Если бы он на этом настаивал, я ни за что не согласился бы принять ее в свою клинику.

— Боюсь, вам придется немного пояснить свое замечание.

— Джинкс — очень интеллигентная женщина. Она достаточно четко выражает свои мысли, способна участвовать в беседах и вовсе не против их проведения. Единственный способ заставить ее замолчать — это изолировать ее от всех людей в клинике. Может быть, ее отец добивается именно этого? — Его глаза сузились. — Заставить ее замолчать?

— Зачем? — хихикнул маленький человечек.

— Не знаю, мистер Кеннеди. — Доктор зажал ручку между пальцев и поиграл ею. — Во всяком случае, беспокоюсь о ней не я, а ваш клиент. Я-то в ней как раз уверен. — Кто, черт возьми, дергает за веревочки на этот раз? Адам или Джинкс?

— Волнения моего клиента, доктор Протероу, целиком и полностью касаются исключительно благополучия его дочери. Он твердо убежден в том, что любое упоминание и пересказ событий прошлого не пойдут на пользу Джейн. И сегодня утром она начала угрожать ему во время телефонного разговора, запрещая поступать так, как он считает нужным. Поэтому мой клиент посчитал такое ее враждебное настроение следствием вашего отказа от выполнения его указаний.

Некоторое время Алан обдумывал услышанное.

— Может быть, мы назовем вещи своими именами? — предложил доктор. — Чего добивается мистер Кингсли? Намерен ли он контролировать каждую минуту жизни своей дочери, или же он просто ищет повод, чтобы больше мне не платить?

— Я был проинструктирован напомнить вам о тех гарантиях, которые вы давали моему клиенту, когда поместили его дочь в свою клинику.

— Если вы имеете в виду давление и нежелательную терапию, то никакого спора здесь не может даже возникнуть. Ни то ни другое по отношению к Джинкс не применялось.

— Тем не менее, вы утверждаете в своем сообщении следующее: «Ей очень трудно говорить о самой себе». — Он взглянул на доктора. — А значит вы сами настаивали на том, чтобы она вела беседу на указанную вами тему.

— Глупость какая-то! — рассердился Алан. — Я писал мистеру Кингсли только потому, что полагал, будто он действительно заботится о благополучии своей дочери. Как лечащий врач Джинкс, я считаю в ее интересах восстановление добрых дружеских отношений с собственным отцом. Однако если его единственным ответом стал визит разглагольствующего адвоката, то есть вас, то, очевидно, она оказалась права, а я — нет. Ее отец заинтересован только в манипулировании ею, и ничего хорошего из нашей встречи все равно не выйдет. — Он передвинул пачку бумаг на столе. — Очевидно, в ваших повторяющихся инструкциях кроется какая-то угроза. Будьте любезны, подскажите мне поточнее, что же это?

— Ну, а теперь настала ваша очередь говорить глупости, доктор Протероу.

— Боюсь, что я перестаю что-либо понимать. — Алан, недовольно нахмурившись, изучал лицо адвоката. — Мне совсем не интересно шутить с благополучием своих пациентов. Если мистер Кингсли ищет повода не платить мне, тогда я склонен обсуждать эту проблему с самой мисс Кингсли. Я уверен, что она с уважением отнесется ко всем тем условиям, на которых настаивал ее отец, действуя от ее имени. Пожалуйста, передайте своему клиенту, что я не склонен обсуждать характер его дочери. Между прочим, она совершенно не волнуется, вспоминая о прошедших событиях. В дополнение могу добавить, что лично я абсолютно не согласен с предположениями полиции о том, что она совершала попытку самоубийства. — Он подался вперед. — Кроме того, вы можете также передать ему мое профессиональное мнение: самую большую угрозу для покоя Джинкс представляет собой именно мистер Кингсли. Она испытывает к нему противоречивые чувства, которые могут быть прояснены только в процессе беседы между ними. Особенно это касается смерти ее мужа. Помимо этого, ее волнует постоянный контроль над ней со стороны отца и его непрекращающееся вмешательство в ее личную жизнь. Однако, ввиду его отказа переговорить с ней, единственной альтернативой будет полный разрыв отношений с ее стороны. — Он решительно положил обе ладони на стол и поднялся. — Всего хорошего, мистер Кеннеди. Думаю, вы будете настолько любезны, что изложите мои взгляды настолько же подробно и старательно, как только что передали мне мнение вашего клиента.

Адвокат тоже поднялся. Лицо его просияло:

— В этом нет необходимости, доктор Протероу, — забормотал он, похлопывая себя по нагрудному карману. — Все уже записано на пленку. Кажется, я уже говорил вам, что мистер Кингсли настаивает на том, чтобы все разговоры были зафиксированы документально, когда дело касается его интересов. Уверен, что он с большим вниманием выслушает все то, что вы ему сказали. Всего вам доброго.

* * *

Через десять минут на столе Алана зазвонил телефон, и врач, горько усмехнувшись, снял трубку.

— С вами хочет поговорить преподобный Саймон Харрис, доктор Протероу, — сообщила Хильда. — Что ему сказать?

— Мне сейчас не до него, — буркнул Алан.

— Он говорит, что это очень важно.

— Естественно, — саркастически заметил доктор. — Если кто-то когда-то сознается в том, что его звонок не очень важен, то это будет памятный день в истории человечества.

— Похоже, вы сердитесь.

— Именно так. — Он вздохнул. — Хорошо, соедините меня с ним.

В трубке раздался голос Саймона:

— Доктор Протероу? Вы меня помните? Я друг Джинкс Кингсли. Я приезжал навестить ее в четверг.

— Помню.

— Я сейчас оказался в очень трудном положении. — В голосе молодого человека прозвучала тревога. Он замолчал, а потом добавил: — Джинкс уже сказала вам, что Мег и Лео мертвы?

Алан машинально погладил бороду:

— Нет.

— Их убили. Это произошло в тот же день, когда она пыталась покончить с собой.

Алан уставился на репродукцию гравюры Альбрехта Дюрера «Рыцарь, Смерть и Дьявол», висевшую на стене напротив. «Как она сейчас здесь к месту!», — невольно подумал он.

— Мне очень жаль, мистер Харрис. Вы, наверное, сильно переживаете.

— У нас не было много времени, чтобы переживать, — словно извиняясь, проговорил Саймон. — Полиция уехала только час назад.

— Мне очень жаль, — повторил Алан. — Почему вы думаете, что Джинкс уже все знает?

— Мне сообщил об этом ее помощник.

— Вы имеете в виду Дина Джарретта?

— Да.

— А ему откуда все стало известно?

Саймон вздохнул:

— Очевидно, после того, как вчера к Джинкс приходили полицейские, она начала что-то подозревать. Вечером она позвонила Дину и уговорила его связаться с Уолладерами для подтверждения ее опасений. — Он немного помолчал. — Получается, что она знала об этом до того, как нам сообщили официально. Моих родителей поставили в известность вчера вечером, а сегодня утром они ездили на опознание тела. Мать места себе не находит. Она обвиняет Джинкс в смерти Мег.

«Интересно, что еще утаивает от меня мисс Кингсли?» — подумал доктор.

— А зачем вы сейчас все это мне рассказываете?

— Я уже сказал, что положение мое сейчас очень незавидное, — смущенно повторил Саймон. — Как и у моего отца. — Он откашлялся. — Трудно соображать, когда находишься в такой ситуации. Ну… я полагаю, вам известно, что… — Он тяжело вздохнул. — Сэр Энтони Уолладер собирается отправиться в «Таймс» с обвинениями против Джинкс и ее отца, а моя мать откровенно подстрекает его сделать это. Я, конечно, могу ее понять. Они оба очень расстроены, как вы представляете. Впрочем, мы все пока еще не пришли в себя. — Он громко высморкался. — Не знаю, что именно напечатают в газете, но все это мне не нравится. Я представляю, что будет, если за дело возьмется желтая пресса. Моя мать неважно себя чувствует… она… то есть… Мы с отцом считаем, что Джинкс необходимо как-то защитить от всего этого. Эти газеты ничуть не лучше суда, попирающего принципы справедливости… Я просто не знал, кому еще можно позвонить в сложившейся ситуации. Почему-то мне показалось, что она уже все вам рассказала. Я имею в виду, об их смерти. — Было слышно, что он вот-вот расплачется. — Простите меня… простите.

Алан молча слушал, как Саймон тихо рыдает на другом конце провода.

— Я бы на вашем месте так не волновался, — спокойно ответил доктор, хотя это стоило ему немалых усилий. — Джинкс удивительно крепкая женщина. — Он даже не мог себе представить, насколько она сильна. — И я уверен, что через несколько дней к ней полностью вернется память, и тогда она сможет все нам разложить по полочкам. Я надеюсь, что ничего страшного она не совершала. — Он на секунду задумался. — Полагаю, речь сейчас идет только о догадках, а не о фактах. Если бы у полиции имелись какие-то улики против мисс Кингсли, они бы просто так не ушли. Разве нет?

Саймон пытался успокоиться:

— Как я это понимаю, вы, конечно, правы, но мы практически ничего не знаем. Больше всех осведомлен сэр Энтони, и он утверждает, что Лео был забит до смерти кувалдой… Точно так же погиб и Рассел Лэнди.

— А мистер Кингсли уже знает о смерти Лео и Мег?

— Не думаю. Мы с отцом полагаем, что сэр Энтони хочет нанести Джинкс удар, когда она не сможет защищаться, но мне кажется, что это нечестно.

— Вы ведете себя весьма благородно по отношению к ней, — удивленно заметил доктор.

— Все не так просто, как может показаться на первый взгляд, — серьезно произнес Саймон. — Мы очень беспокоимся за мать и не хотим, чтобы Джинкс из-за нее повторила попытку самоубийства. Сейчас на нее будет оказано немалое давление, и я боюсь, чтобы она не повторила того, что уже пыталась сделать однажды.

— Ну, по крайней мере, на этот счет вы можете не тревожиться, — медленно проговорил Алан. — Я ни чуточки не сомневаюсь в ее душевном равновесии. Так что ваши волнения необоснованны. Но, в любом случае, спасибо вам за информацию.

Он попрощался с Саймоном и, положив трубку, нахмурился. Что же здесь происходит? Знает ли о случившемся Адам Кингсли? Может быть, поэтому он и прислал своего адвоката? Боже всемогущий! Неужели сам доктор и вся клиника оказались втянутыми в какой-то заговор против суда справедливости?

— Вот дерьмо! — прорычал Алан, впиваясь глазами в гравюру. Какого дьявола он вообще согласился поместить сюда это проклятую женщину?

* * *

Алан разыскал дежурную сестру Веронику Гордон.

— У меня все уже вот где сидит, — сообщил он, проводя рукой по горлу. — Я ухожу в самовольную отлучку на несколько часов. Если возникнут срочные проблемы, пусть разбирается Найджел Уайт. — Он на секунду задумался и добавил. — Если дело будет касаться мисс Кингсли, звоните мне на мобильный телефон. Или нет, — быстро поправился он. — Мы пойдем еще дальше. Проверяйте ее каждые полчаса. Понятно? Каждые тридцать минут заходите к ней в палату или посылайте кого-нибудь из сестер. Если что не так, тут же связывайтесь со мной. О'кей?

Вероника кивнула:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, — зарычал доктор. — Просто меры предосторожности. Ее отец сегодня присылал сюда своего проклятого адвоката, и он устроил мне такую промывку мозгов, что я сейчас взвинчен до предела. Я не хочу, чтобы на меня подавали в суд за небрежное отношение к пациентам, если ей вдруг придет в голову совершить какую-нибудь глупость.

— Ничего она не сделает, — уверенно произнесла сестра.

— Почему вы так считаете?

— Я за ней уже давно наблюдаю. Все вокруг беспрекословно выполняют ее желания, включая и вас. А такие люди, Алан, соображают порой куда лучше всех и так просто не сдаются.

— Но она один раз уже попробовала.

— Чушь! — Вероника дружелюбно улыбнулась. — Может быть, она хотела, чтобы так подумал ее отец, но если бы она задумала что-то серьезное, то была бы уже на том свете. Мое мнение таково, что очень многое было подстроено, прежде чем она завела мотор той машины. Во всяком случае, вызвать отцовское сочувствие было одной из второстепенных задач. Могу поспорить, — задумчиво проговорила Вероника, — она не слишком хорошо просчитала, что может случиться с твердым предметом, ударившимся о бетон. Поэтому серьезное сотрясение мозга и амнезия вряд ли являлись составной частью первоначального плана.

Алан пожал плечами:

— Ну, уж и не частью финала, я полагаю. Между прочим, чтобы симулировать амнезию, вовсе не надо быть Эйнштейном, Вероника.

Она удивленно взглянула на доктора:

— Неужели вы подозреваете, что она притворяется?

— Совсем не обязательно, — солгал доктор. — Я просто констатирую общеизвестный факт.

— Но зачем ей нужны такие ухищрения? Ей же абсолютно нечего скрывать.

— Может быть, как раз здесь вы и ошибаетесь.

* * *

Доктор вышел из больницы и направился через лужайку к своей машине. День клонился к вечеру. Возле красного «уолсли», принадлежавшего Алану, уже стоял Фергус, облокотившись о капот. Увидев врача, он небрежно кивнул в его сторону и с любовью провел рукой по блестящему борту автомобиля.

— Я догадался, что это ваша машина, — заметил он. — Я сразу обратил на нее внимание, еще в прошлый раз, когда навещал Джинкс. Вы случайно ее не продаете?

Алан отрицательно покачал головой:

— Боюсь, что нет. Мы были вместе слишком долго, чтобы так легко расстаться. — Он вставил ключ в замок дверцы. — Вы уже виделись с Джинкс или только идете к ней?

— Просто жду. Она ушла побродить по саду. И Майлз отправился на ее поиски. Ну как, хорошую трепку задал вам Кеннеди?

— Это входит в его служебные обязанности?

— Все зависит от настроения папочки. Я рассказал ему, что вы очень высокомерно и властолюбиво поговорили со мной в субботу, поэтому, как я думаю, он решил прислать своего «ротвейлера», чтобы тот напомнил вам, кто здесь заказывает музыку. К тому же, я намекнул ему, что вы неровно дышите по отношению к Джинкс. — Он краем глаза посмотрел на доктора, наблюдая за его реакцией. — Папуля ужасно рассердился. Не удивительно, что он послал сюда Кеннеди.

Алан лишь презрительно фыркнул:

— Я сомневаюсь в том, что у вас набралось столько смелости, чтобы пересказать все это отцу, Фергус. — Он распахнул дверцу автомобиля. — Мне интересно другое: откуда вы знаете, что Кеннеди был здесь?

— Так я видел, как он выходил из здания больницы. — Фергус равнодушно зевнул. — Кстати, Майлз хотел с вами поговорить. И я обещал задержать вас здесь до его возвращения.

— Как-нибудь в другой раз.

— Нет, именно сейчас. — Фергус жестко схватил Протероу за руку. — Нам тоже важно знать, что тут происходит. Начала ли Джинкс уже что-нибудь вспоминать?

— Я думаю, об этом вам лучше всего спросить ее саму. — Алан взглянул на удерживающую его руку юноши. — Я с удовольствием приму вас в другое время, если только вы перед этим заранее договоритесь со мной о встрече. Но вот сейчас… — Он положил ладонь на руку Фергуса и снял ее со своего предплечья, — …у меня, к сожалению, имеются более неотложные дела. — Доктор дружелюбно улыбнулся и сел за руль. — Рад был снова повидаться с вами, Фергус. Передавайте привет вашей матери и брату. — Он захлопнул дверцу, завел двигатель и потихоньку вырулил на дорогу, ведущую к воротам.

* * *

Когда сестра Гордон совершала в девять часов свой вечерний обход, она нашла Джинкс стоящей у окна. Женщина с удовольствием наблюдала, как отсвет заходящего солнца постепенно превращается в подобие тлеющих угольков в камине.

— Красиво, да? — произнесла Джинкс, не оборачиваясь и чувствуя инстинктивно, кто находится сзади. — Если бы я могла вот так стоять вечно и наблюдать закат, я была бы всегда счастлива. Вы понимаете, что это означает? Это был бы настоящий рай!

— Ну, тут все зависит от того, насколько неподвижным вы хотите видеть свой собственный рай. Допустим, вы наблюдаете это великолепие, начиная с рассвета. Маленькая искорка постепенно превращается в роскошное пламя. Так вот, скажите мне, в какой именно момент вы произнесете заветное «стоп», чтобы заполучить это ваше вечное счастье? Я всегда удивлялась тому, как часто мне казалось, что предыдущий момент был все же лучше момента последующего, в котором я и застряла. Таким образом, можно запутаться и вместо приятного опыта столкнуться с полным разочарованием.

Джинкс не смогла сдержать смеха:

— Выходит, рая не существует?

— Для меня — нет. Блаженство можно испытать только тогда, когда натыкаешься на него неожиданно, и длится оно лишь несколько мгновений. Если блаженство будет вечным, оно станет невыносимым. — Она улыбнулась. — У вас все в порядке?

Джинкс повернулась к Веронике.

— Все точно так же, как и полчаса назад и еще полчаса назад. Может быть, теперь вы мне расскажете, к чему такие проверки?

— Вероятно, доктор волнуется, думая, что вы можете переутомиться. Вы меня сегодня здорово перепугали своей прогулкой. Слишком далеко и надолго на этот раз вы удалились.

— Ничего страшного, — отозвалась Джинкс. — Большую часть времени я пряталась. — Она улыбнулась, заметив удивление на лице сестры. — Я увидела своего брата, и мне пришлось скрываться между внешними флигелями и подсобными постройками. — Она снова уставилась в окно. — Доктор Протероу говорил, что к нему, возможно, приедет мой отец, — с легкостью солгала Джинкс. — Вы не в курсе, Адам еще не появлялся? Я подумала, что он может захотеть навестить меня.

— По-моему, приходил его адвокат, — сообщила Вероника, взбивая подушки и разглаживая простыни, — но не ваш отец.

Джинкс прижалась лбом к холодному стеклу:

— Почему же доктор Протероу не зашел ко мне?

— Он отлучился на несколько часов. Бедный парень, — сочувственно произнесла она, сожалея, как всегда, что сама уже была обременена мистером Гордоном. — У него столько всего накопилось в душе, а поделиться не с кем.

Джинкс обхватила себя руками, стараясь унять начавшуюся дрожь. О чем он думает? Неужели о Лео и Мег? Кто ему рассказал? Кеннеди?

Сестра Гордон нахмурилась.

— Слишком уж долго вы торчите у окна, глупенькая моя. Ну-ка, быстро, переодевайтесь и марш в постель! Не хватало вам еще простудиться ко всему прочему. — Она щелкнула языком, держа халат для Джинкс и накрывая ее плечи мягкой тканью. — Вам повезло, что в тот вечер после аварии вас так быстро нашли. Иначе вас привезли бы к нам уже с воспалением легких.

— Да уж, повезло. Ничего не скажешь, — печально подтвердила Джинкс.


28 июня, вторник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 05 минут ночи.


«Уолсли» почти бесшумно проскользнула мимо больничных ворот. Свет фар описал белую дугу по опустевшей лужайке перед главным корпусом. Была полночь, и Алан старался ехать как можно медленней, чтобы не тревожить пациентов шумом колес, хрустящих по гравию. Он не испытывал никакого облегчения от того, что вернулся домой. Никто не бежал ему навстречу, и в душе оставалось лишь гнетущее чувство: это все, что у тебя есть. Временная эйфория от выпитой бутылки дорогого легкого вина и ужина, состоявшего из блюда лангустов под чесночным соусом, уже давно развеялась во время поездки, оставив доктору только ощущение пустоты и одиночества. Что за чертовщина происходит в его жизни? Где же то удовлетворение, которое должно приходить от помощи этому выводку толстосумов с больным эго и полным отсутствием самоконтроля? Почему Джинкс не удосужилась предупредить его о том, что Мег и Лео погибли? И почему эта распроклятая женщина никак не выходит у него из головы?

Он сердито постучал пальцами по рулю, и в ту же секунду резко вывернул его в сторону, потому что свет фар внезапно вырвал из темноты чье-то мертвенно-бледное лицо. Человек находился буквально в нескольких дюймах от машины. Фигура тут же слилась с темнотой и исчезла где-то среди деревьев, посаженных по обеим сторонам дорожки для проезда. Черт! Вот дерьмо! Сердце доктора бешено заколотилось, он резко нажал на тормоз, и машина послушно остановилась. Ведь он предупреждал сестру Гордон о проверках через каждые полчаса. И вот вам! Теперь она разгуливает здесь, шарахаясь от проезжающих машин.

— Джинкс! — позвал Протероу, открывая дверцу и выбираясь наружу. — С вами все в порядке? — Он встал у машины, положив руку на крышу.

Вокруг стояла полная тишина.

— Послушайте, я же видел вас. — О Господи, помоги ему, сделай так, чтобы он ее не задел. В неярком красном свете габаритных огней он осмотрел траву за машиной, в страхе увидеть скорчившуюся фигуру, но там никого не оказалось. — Я знаю, что вы меня слышите, — продолжал доктор, вглядываясь в темноту впереди. Затем он осторожно обошел машину и встал у дверцы со стороны пассажирского сиденья. Рано или поздно ей придется выйти из укрытия. — Мне кажется, что вы меня обманываете, Джинкс. Ваша амнезия ненастоящая, и я ни на секунду не верил, что вы пытались покончить с собой. Все было подстроено, это же очевидно. Вы просто хотели вернуть отца на свою сторону. Черт возьми, у вас это здорово получилось, даже если вам пришлось для этого перенести больше, чем вы предполагали. Может быть, теперь вы мне все расскажете? — Он выждал несколько секунд. — Должен предупредить вас, сейчас я чертовски зол, и настроение мое ничуть не улучшается, если я вынужден теперь торчать здесь, потому что моя пациентка задумала сыграть со мной в какую-то дурацкую игру. Только не думайте, что я смирился и собираюсь оставить вас здесь. Стоит вам шелохнуться, как я вас тут же поймаю. Ну, вы выйдете ко мне, или мы тут так и будем стоять до рассвета? Выбор за вами.

Внезапно совсем рядом с собой он заметил какое-то движение. Все произошло так быстро и неожиданно, что доктор оторопел. Он рванулся было в сторону, но тут же оглушающая боль обожгла его плечо. В этот момент тяжелая кувалда обрушилась на него. Он едва успел увернуться от второго такого же страшного удара и, обежав капот машины, моментально юркнул внутрь автомобиля. Инстинкт самосохранения заставил его в ту же секунду захлопнуть дверцу. Но как только он включил заднюю передачу, кувалда обрушилась на ветровое стекло, разбив его вдребезги.

* * *

Эми Стонтон посмотрела на часы.

— И к чему доктор Протероу придумал все эти получасовые проверки? — ворчала сестра. — Девушка прекрасно спит уже с десяти вечера.

— Наше дело — не спрашивать, а выполнять, — резонно заметила Вероника Гордон. — И побыстрее заканчивай пить свой чай. Пять минут ничего не решают.

* * *

Доктор не мог определить, обливается его лицо потом или кровью. Он испытывал внезапный взрыв эмоций и плохо соображал, подав машину задним ходом в траву. Перед ним возникла какая-то нереальная фигура. Это был силуэт мужчины, который тут же растворился в темноте как раз в тот момент, когда «уолсли» врезался в ствол старого дуба. Что за чертовщина тут происходит?

* * *

Дверная ручка в палату номер двенадцать дернулась, и в комнату заглянула чернокожая сестра. Она принялась вглядываться в темноту. Ей показалось, что она услышала какой-то подозрительный звук. Испугавшись, Эми хотела сразу же включить верхний свет.

— С вами все в порядке, дорогая моя? — Не дождавшись ответа, она повернула выключатель, и в залившем палату свете увидела Джинкс, лежавшую на смятых простынях. Одно из окон оказалось открытым, и занавески затрепетали на сквозняке. Быстро подбежав к окну, она плотно закрыла его, затем вернулась к кровати и заботливо пощупала лоб Джинкс.

Как будто получив электрический разряд, мисс Кингсли резко села на кровати, судорожно открывая и закрывая рот, словно ей не хватало воздуха. Она не может дышать… Господи всемогущий, она не может дышать… В отчаянии Джинкс схватила себя за горло, пытаясь убрать невидимую заслонку, не пропускающую к ней воздух. Это земля, кислая грязь… и она убивает Джинкс… Не-е-ет! Женщина соскочила с кровати и, кинувшись в ванную, вывернула до отказа кран холодной воды и сунула голову под ледяную струю. Еще некоторое время она жадно хватала ртом воздух, а вода — такая холодная и такая родная — уносила прочь привкус смерти.

— Девочка моя, Господи! — хрипло вскрикнула сестра. — Что с вами? Вам плохо? Что вы принимали? Почему вы одеты? Вы же крепко спали, когда я сюда приходила в прошлый раз.

Джинкс осела на пол и взглянула на Эми покрасневшими глазами.

— Мне приснился сон, Эми, — прошептала она. — Это был только дурной сон.

— Ох, и напугали же вы меня! Так нельзя! Ну, подождите, я все про вас расскажу доктору Протероу. Я-то думала, что вы давно спите. — Она ударила себя в грудь. — Я думала, что у меня сейчас сердце остановится. И зачем вы открыли окно? После девяти вечера у нас разрешено оставлять только форточки. Таковы правила. Что вы задумали?

Джинкс поджала колени к груди, сворачиваясь в комочек на кафельном полу.

— Ничего, — тихо ответила она.


Тела, обнаруженные в лесу, опознаны


Вчера вечером полиция Гемпшира подтвердила, что два тела, обнаруженные в четверг в лесах Ардингли близ Винчестера, были наконец-то опознаны. Ими оказались Лео Уолладер, 35 лет, и Мег Харрис, 34 года. Полиция считает, что эти люди были убиты.

Тело Лео Уолладера было опознано отцом убитого, сэром Энтони Уолладером, 69 лет, который в настоящий момент возмущен «бездействием полиции».

«Я опознал тело моего сына в субботу утром, — заявил сэр Энтони, — но с тех пор полиция Гемпшира ни разу не связалась со мной. Они объяснили мне, что мой сын и его подруга были убиты примерно две недели назад. Тем не менее, они не торопятся расследовать это преступление. Мать Мег, которая живет в Уилтшире, также расстроена летаргией, в которой пребывают стражи порядка. Мы полагаем, что это происходит оттого, что обе семьи проживают за пределами графства, где было совершено убийство. Если бы дело поручили полиции Суррея, я был бы больше уверен в успехе».

Уже не секрет, что Лео Уолладер был помолвлен с Джейн Кингсли, дочерью Адама Кингсли из Хеллингдон-Холла, председателя компании «Франчайз Холдингз». Однако свадьба была отменена из-за того, что Лео передумал, и собирался жениться на подруге Джейн, Мег Харрис.

Позднее мисс Кингсли попала в таинственную автомобильную аварию на заброшенном летном поле в Гемпшире. Полиция полагает, что это была неудачная попытка самоубийства. Тем не менее, хотя анализы показали наличие алкоголя в крови жертвы, полиция Гемпшира до сих пор не выдвинула против Джейн Кингсли никаких обвинений.

Первый муж Джейн Кингсли, Рассел Лэнди, был до смерти забит кувалдой 10 лет назад, однако убийцу так и не нашли. Хотя полиция Гемпшира отказывается сообщить, как именно были убиты Лео Уолладер и Мег Харрис, сэр Энтони уверяет, что его сын и его подруга были также забиты кувалдой.

«Это было жуткое зрелище, — прокомментировал он свое посещение морга. — Я боюсь даже подумать о том, что сейчас испытывает миссис Харрис».

«Сейчас у нас слишком мало сведений, чтобы успешно развивать расследование, — сказал старший детектив гемпширской полиции Чивер. — Однако мы проверяем каждую версию. Мне очень жаль, что сэр Энтони так о нас отзывается, и могу его заверить, что мы не оставим камня на камне до тех пор, пока не разыщем убийцу его сына».

Старший детектив Чивер также заметил, что не может утверждать, что орудием убийства была именно кувалда.

«Тела пролежали в лесу десять дней, прежде чем были обнаружены, — поясняет он. — При таких условиях сложно быть абсолютно уверенным в том, как и когда было совершено преступление».

«Таймс», 28 июня.

Глава четырнадцатая

20 июня, вторник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

1 час ночи.


Двое полицейских с неподдельным отвращением изучали разбитое стекло «уолсли» и искореженный багажник. Машина одиноко стояла у ворот, куда ее переставил Алан сразу после того, как понял, что если не предпримет срочных действий, то его плечо придется вправлять уже под общим наркозом в ближайшем травмопункте. Он так отчаянно сигналил, словно уже прозвучала труба архангела, зовущая на страшный суд, и на этот рев выбежал ночной охранник. Протероу тихо расплакался, а уже потом Вероника Гордон, женщина с мощными руками и крепкими нервами, вправила сустав. Алан прекрасно понимал, что находился буквально на волосок от гибели.

— Дело уголовное, — наконец, заключил один из полицейских, освещая поврежденный автомобиль фонарем. — Сколько раз он по нему ударил?

— Один, — сразу же ответил Алан, поддерживая локоть левой руки ладонью и не надеясь на бинт, который выполнял роль перевязи. — Багажник я разбил, когда дал задний ход, пытаясь отделаться от преступника. Но меня больше интересует не машина, а тот факт, что он два раза бил по мне.

— И все же, сэр, — уныло произнес полицейский, — похоже, что ваша машина пострадала куда больше, чем вы сами.

— Вы мне напомните попозже, и я вам покажу снимки вывихнутых суставов, сделанные через полчаса после нападения, — сухо предложил доктор, — и попробуйте потом заявить, что машина пострадала больше. — Он провел их внутрь клиники, и они направились к нему в кабинет. Доктор проковылял к столу и осторожно опустился на краешек стула. — Я думаю, вам пришло в голову, что он до сих пор может находиться на территории клиники.

— Эта вероятность ничтожно мала, сэр. Особенно если учесть, какая тщательная проверка была уже проведена.

Наряд полиции, получив экстренный вызов, подъехал через десять минут. После того как доктор Протероу описал все случившееся, начался обыск. Алан пояснил, что он увидел в темноте лицо и, остановившись, вышел проверить, кто же это был. Полиция тут же выдвинула теорию, что человек, попавший на территорию больницы, явно замышлял кражу и собирался проникнуть внутрь, а доктор его спугнул. Тем не менее, тщательная проверка всех окон и дверей не принесла успеха. Нигде не было найдено и малейших следов предполагаемого взлома.

— Мы не можем обвинять в случившемся вашу охрану, сэр, — заявил пожилой полицейский, недовольно хмурясь. — А отсюда следует, что он не слишком близко подходил к больнице и мало о ней знает. Если он решился на кражу со взломом, он не мог предположить, насколько будет трудно проникнуть внутрь. Так вы уверены, что не узнали то лицо? Иначе нам непонятно, почему он решил напасть на вас. Если бы этого не произошло, то и преступления бы не было. Его бы поймали сразу же, как только он попытался бы проникнуть в больницу. Но его там не было, это подтверждает ваш охранник, который дежурил внизу у стола администратора с десяти часов вечера.

— Да, уверен. Понимаете, я вообще потом подумал, что это лицо мне просто померещилось, пока не получил удар кувалдой. Я и предположить не мог, что он успел подобраться так близко ко мне. Я ровным счетом ничего не слышал. Правда, я оставил двигатель включенным, так что практически не мог услышать его шаги.

— Вы не можете предположить, какова была вероятная причина нападения на вас?

Но Алан только отрицательно покачал головой:

— Разве что он знал, что я доктор, и подумал, будто у меня в машине могут быть наркотики. Я об этом все время размышляю, но ничего более путного пока что в голову не приходит. «Завтра у меня будет полно времени, — прикидывал доктор, — чтобы припомнить, было ли то лицо Джинкс, которое он увидел в свете фар, или же это мое воображение заставило увидеть образ Джинкс, который не выходил у меня из головы весь вечер».

— Может быть, это кто-то из ваших бывших пациентов, который мог узнать вашу машину?

— Я об этом как-то не подумал. Но эта версия не годится, потому что о наркотиках я говорю с пациентами сразу же, как только они поступают в клинику. Я ясно даю им понять, что наркотических средств я получаю минимальное количество, и все они находятся вон в том сейфе. — Он кивком указал на металлический шкаф в углу кабинета. — Все они прекрасно знают, что я никогда не вожу с собой в машине такие лекарства.

Один из полицейских присел в кресло и вынул из кармана блокнот:

— Ну, что ж, мне необходимо записать кое-какие подробности. Вы говорите, что он убежал после того, как разбил вам стекло. Значит, у вас было достаточно времени, чтобы запомнить его внешность.

Алан вынул салфетку из коробки, стоящей на столе, и промокнул лицо, на котором до сих пор кровоточили ранки от попавших в кожу осколков стекла:

— Вообще-то, я не слишком хорошо успел его рассмотреть. Я пытался поскорее переключиться на задний ход и уехать, и все это мне приходилось делать одной рукой, поэтому я и сконцентрировался на этом маневре.

— Опишите его, как вы помните, — попросил полицейский.

— Он немного пониже меня, примерно пять футов и десять или одиннадцать дюймов. Скорее всего, среднего телосложения. Во всяком случае, не грузный, это точно. Одет во все черное.

Полицейский ждал, что доктор продолжит свой рассказ, и держал ручку наготове. Но тот молчал, и детективу пришлось поднять голову:

— Понимаете, более подробное описание нам бы очень помогло, сэр. Например, какого цвета, допустим, у него шевелюра?

— Не знаю. Как мне помнится, у него на голове была лыжная шапочка, знаете, такая, с прорезями для глаз и носа. Все, что я увидел, это человека, полностью облаченного во все черное с головы до пят. А в руках у него — здоровенная кувалда.

— Да, все это правильно… Ну, тогда, может быть, вы все же вспомните подробнее, во что именно он был одет? Например, какого покроя была на нем куртка или свитер, или что-то другое?

Алан снова покачал головой:

— Не знаю. — Он заметил, как в глазах полицейского засветилось легкое раздражение и нетерпение.

— Послушайте, — теперь доктор сам начинал злиться. — Было очень темно. Я выхожу из машины, а в следующий момент осознаю, что рядом стоит какой-то ублюдок, который явно хочет пустить меня на фарш. Честно говоря, я как-то не подумал о том, что стоит обратить внимание на его вечерний туалет.

Полицейский подождал еще немного.

— Ну, хорошо. Но когда вы уже сели в машину, а он побежал прятаться, тут-то вы имели возможность разглядеть его?

— Все произошло достаточно быстро. Все, что я могу вам сказать, так это то, что он был одет во все черное.

— Этого не слишком много, чтобы начать расследование, сэр.

— Я знаю! — вспылил доктор.

Наступила неловкая пауза.

— Тем не менее, вы убеждены, что на вас напал мужчина. Почему? Он вам что-нибудь сказал?

— Нет.

— А не мог ли нападавший оказаться женщиной?

— Теоретически мог, но я в это не верю. Все в нем: форма тела, сила, агрессия, — говорило о том, что передо мной мужчина.

— Вы, наверное, не были бы столь категоричны, если бы видели некоторых дамочек, с которыми нам приходится иногда иметь дело, — усмехнулся полицейский. — В наши дни понятие «слабый пол» давно уже устарело.

Алан глубоко вздохнул:

— Послушайте, а не составит для вас труда перенести эти дела на завтрашнее утро? Понимаете, я ужасно устал, да и плечо чертовски болит.

Полицейские переглянулись.

— Не вижу причин отказать вам, — пожал плечами тот, который все это время стоял. — В больнице, как я понял, достаточно безопасно, и к тому же, имея столь неопределенное описание преступника, мы все равно мало что сможем сделать этой ночью. Завтра к вам придет один из наших сотрудников. А вы до тех пор, сэр, составьте список людей, с которыми встречались сегодня, а также тех мест, где успели побывать. — Он вежливо кивнул. — Мне кажется разумным предположение, что человек, возвращавшийся в больницу за полночь, скорее всего, врач, а не пациент или посетитель. Отсюда логично сделать вывод, что ваша теория относительно наркотиков наиболее вероятна.

* * *

По дороге к себе Алан остановился у комнаты для отдыха медсестер и сиделок:

— Все в порядке? — поинтересовался он.

В комнате оказалась только Вероника Гордон, которая тут же озабоченно оглядела его окровавленное лицо.

— Вы, по-видимому, решили стать мучеником, — кивнула женщина. — Иначе как можно объяснить тот факт, что вы упорно не разрешаете мне обработать вам эти ссадины и порезы?

— У вас очень тяжелая рука, — заворчал доктор. — Я сам ими займусь попозже, и сделаю это медленно, аккуратно и нежно. Были какие-нибудь происшествия?

— Бог миловал, — отозвалась Вероника довольно грубым тоном. — Что у нас может произойти, когда в здании, напичканном неуравновешенными алкоголиками и наркоманами, среди ночи всех будит шум от шарахающихся по двору полицейских и охранников, которые, к тому же, не слишком церемонятся, когда приходится светить фонарями прямо в окна пациентов. К вашему сведению, мы с Эми просто с ног сбились. Кстати, сейчас она отправилась в палаты. Ее вызвали сразу три пациента незадолго до вашего прихода. — На контрольном пульте, расположенном на столе дежурного, как бы в подтверждение ее слов, тревожно замигала красная лампочка. — Вот видите, еще кому-то неймется. Они у нас такие любопытные! Пойди объясни всем, что тут произошло и отчего поднялась суматоха.

— Как насчет Джинкс Кингсли? Вы проводите получасовые проверки?

Вероника повернула к нему журнал дежурного:

— Крепко спит и видит сны с десяти часов. Между прочим, она — единственный человек, который не доставил нам никаких хлопот. Эми заходила к ней в палату как раз перед тем, как вы начали сигналить. Правда, это посещение еще не отмечено в журнале: мы просто не успели в такой горячке. После этого я еще разок заглядывала к ней, но мисс Кингсли по-прежнему спала. Вы хотите продолжать эти проверки?

— Да, — задумчиво произнес Протероу. — На всякий случай. Мне как-то спокойнее на душе, если я знаю, где находится Джинкс.

Только после ухода доктора Вероника вдруг поняла, что в его словах прозвучали некоторые несоответствия. Она хотела рассказать о своих подозрениях Эми Стэнтон, но тут же позабыла обо всем, так как рванулась по коридору к палате, где, судя по мигавшей на столе лампочке, срочно требовалась помощь медсестры. Если бы этого не произошло, и более того, если бы сама Эми отважилась рассказать Веронике о том, что Джинкс оказалась полностью одетой, миссис Гордон бы не пришлось впоследствии поражаться тому, как круто могли измениться события. Впрочем, эти же мысли не давали покоя и сержанту Фрейзеру.

* * *

Желтоватые щеки Джинкс моментально приобрели мертвенно-бледный оттенок, когда она увидела на следующее утро доктора, заглянувшего к ней в палату. Левая рука Протероу висела на перевязи, а все лицо покрывали порезы и царапины.

— Неужели это сделал Адам? — задохнулась она.

Доктор был буквально ошарашен таким предположением. Алан приготовился к любой реакции мисс Кингсли, но только не к такой.

— С какой стати ваш отец стал бы разбивать ветровое стекло моего автомобиля?

— Конечно, он бы так не поступил, — быстро поправила себя Джинкс. — Забудьте о том, что я только что сказала. Глупость какая-то. Так вот в чем дело! Это из-за вас ночью приезжала полиция?

Алан улыбнулся:

— Ну, вот, а мне из достоверных источников стало известно, что вы проспали все на свете и ничего не слышали!

— Правильно.

— Откуда же вы тогда узнали о приезде полицейских?

— Мэтью сообщил. Он заходил ко мне полчаса назад.

Ох уж этот вездесущий всезнайка Мэтью! Похоже, в этой палате он проводил даже больше времени, чем в своей собственной.

— Так он рассказал вам о том, что конкретно произошло? — поинтересовался Алан.

Джинкс отрицательно покачала головой:

— Нет, но он сейчас старается разнюхать, кому что известно.

Джинкс — великая лгунья. Теперь она прекрасно понимала, как важно для нее казаться искренней и правдивой.

— Ясно. — Доктор присел на краешек кровати. — А вы сами ничем не могли ему помочь, поскольку пребывали в полном неведении.

Джинкс некоторое время смотрела доктору в глаза, но потом отвернулась:

— Совершенно верно.

— Полиция полагает, что во всем виноват неизвестный, охотящийся за наркотиками. — Доктор внимательно изучал усталое, измученное лицо Джинкс. — Между прочим, по вашему внешнему виду я не сказал бы, что вы прекрасно спали всю ночь напролет.

Женщина напряженно улыбнулась:

— Вам это кажется из-за того, что у меня бритая голова. Она не добавляет мне привлекательности, а, напротив, делает похожей на обыкновенного заключенного. Правда, волосы и всякие прически — это еще не самое главное в женщине, верно? Так, второстепенная деталь, облицовка, если можно так выразиться.

— Вы замерзли? — вдруг насторожился доктор. — Вы же вся дрожите.

— Это нервы.

— Почему вы нервничаете в моем присутствии, Джинкс?

— Это вовсе не из-за вас.

— Тогда какова причина вашего волнения?

— Не знаю, — спокойно ответила женщина. — Я не помню.

Протероу не мог не рассмеяться:

— Прошлой ночью мне приснился очень смешной и необычный сон про вас, — начал он. — Мне снилось, как будто я стою у самого края утеса, и вдруг какая-то рука аккуратно берет меня за кончик носа, и пытается подвести к обрыву. И вот когда я уже начал падать, то поднял голову и увидел, что это ваша рука, и вы сами при этом добродушно улыбаетесь.

Джинкс нахмурилась:

— Этот сон что-нибудь означает?

Доктор поднялся с кровати:

— Только то, что вы водили меня за нос.

* * *

Вместо ночных полицейских к доктору явился детектив Хадден из участка Уилтшира. Это был грубовато-добродушный человек средних лет, который сразу же начал довольно неискренние словесные излияния по поводу полицейской рутины, отчего сразу же стало ясно, что детектив не имеет никакого намерения далее расследовать ночное преступление. К еще большему раздражению Алана, полицейский прихватил с собой свежий номер газеты, содержавший, как верно предположил доктор, подтверждение всему тому, что сообщил ему ранее по телефону Саймон Харрис.

— Честно говоря, сэр, — признался детектив Хадден, опуская свое грузное тело на удобный кожаный диван, — я склонен придерживаться версии о наркомане. Если, конечно, вы за эту ночь не вспомнили чего-нибудь такого, что могло в корне изменить мое мнение. Я надеюсь, вы понимаете, с какой дилеммой приходится иметь дело. Нам было бы проще найти иголку в стоге сена, чем, рыская по всей округе, пытаться поймать человека по данному вами описанию. Как было бы легко работать, если бы вы назвали его имя или если бы он украл что-нибудь. Тогда можно было бы попробовать разыскать его по украденным вещам. Но то, что мы имеем, сэр, равносильно, как я уже говорил, поискам иголки в стогу сена. Надеюсь, вы понимаете меня.

— Значит, когда я составлял список людей, с которыми встречался в течение дня, то просто тратил время впустую? — с раздражением рявкнул Алан. — Я мог бы лишних полчаса полежать в кровати. Это принесло бы мне больше пользы, чем пытаться помочь полиции в расследовании, которое их даже не интересует. — Он схватил лист бумаги с журнального столика и приготовился смять его в комок.

— Я этого не говорил, сэр, — встрепенулся Хадден, протягивая руку за списком. — Разумеется, мы с огромным вниманием отнесемся ко всей предоставленной вами информации. Однако, насколько я понимаю, вы сами не считаете, что нападавший подстерегал именно вас. Выходит, вы теперь придерживаетесь иного мнения?

Алан покачал головой:

— Я только сказал, что не могу себе представить, кому было нужно нападать на меня. Однако я обратил внимание ваших коллег на то, что преступник нанес второй удар тогда, когда я уже заперся в автомобиле. Если бы ему нужны были только наркотики, почему он так быстро сдался и убежал?

Хадден просмотрел список, переданный ему доктором:

— Да все потому, сэр, что такие типы, как правило, действуют крайне нелогично. Надеюсь, вам это хорошо известно. Его мысли были направлены на то, чтобы завладеть тем, что находится у вас в машине, поэтому он разбил ветровое стекло. Между прочим, больницы теряют еженедельно значительную часть своего имущества, оцениваемого в тысячи фунтов. Поэтому рано или поздно должен был появиться такой псих, который посчитал, что вашу клинику тоже можно попробовать ограбить. — Он провел пальцем по какой-то строчке из списка. — «Мистер Кеннеди, адвокат мистера Адама Кингсли», — медленно прочитал Хадден. — Это тот самый председатель компании «Франчайз Холдингз»?

Алан кивнул.

Переход от полного безразличия к возбужденному интересу показался почти шокирующим:

— Могу ли я спросить вас, сэр, зачем он приходил к вам?

— Дочь мистера Кингсли находится в этой клинике.

— Понятно. — Детектив нахмурился. — Но зачем ему понадобилось присылать адвоката? У вас с ним какие-то разногласия?

— Если и да, то мне это неведомо.

— Тогда о чем вы беседовали? И вообще, ваш разговор можно было охарактеризовать, как теплый и дружеский?

— Абсолютно. Мы говорили исключительно о процессе выздоровления мисс Кингсли.

— Но разве это нормально, сэр? Обсуждать состояние здоровья пациентки с адвокатом ее отца?

— Если вам нужно мое мнение, то, разумеется, нет. Но, видите ли, мистер Кингсли — чрезвычайно занятой человек. Возможно, он доверяет своему адвокату, считая, что полученная тем конфиденциальная информация таковой и останется.

Детектив нахмурился так, что брови его соприкоснулись. Все это казалось ему, как, впрочем, и самому доктору, чем-то непостижимым:

— Скажите, а вы встречались с самим мистером Кингсли?

— Нет. Нам приходится поддерживать связь посредством телефонных звонков и факсовых сообщений.

— Значит, вы не можете рассказать мне, что это за человек. В вашем списке есть Фергус Кингсли. Он тоже из этой семьи?

— Младший сын. Единокровный брат мисс Кингсли по отцу.

— Вчерашнее общение с ним также можно назвать доброжелательным?

Алану сразу же вспомнилось, как Фергус крепко ухватил его за руку. Этот эпизод вызывал раздражение, но не более.

— Да, все прошло спокойно.

Детектив Хадден сложил листок и убрал его в карман:

— Вы говорили, что у нападавшего в руке находилась кувалда. Вы уверены в этом?

— Конечно.

— Хорошо. — Хадден поднялся с дивана. — Посмотрим, что мы сможем сделать, сэр.

Алан удивленно приподнял бровь:

— Почему же вы так внезапно изменили свое отношение к расследованию? Еще пару минут назад вы думали о том, как бы побыстрее закрыть его, а теперь рветесь в бой. И какое отношение ко всему этому происшествию имеет семья Кингсли?

Детектив безразлично пожал плечами:

— Видимо, мой внешний вид и манеры просто ввели вас в заблуждение, сэр. Полиция Уилтшира очень серьезно относится ко всем нападениям на людей. Если нам понадобится еще раз побеседовать, мы можем быть уверены, что сумеем связаться с вами? Вы никуда не собираетесь отъезжать в ближайшие несколько дней?

— Нет.

— Благодарю вас за помощь. А теперь мне пора.

Алан проводил его взглядом до двери, и когда Хадден ушел, развернул газету. Статья о Лео и Мег находилась на второй странице. Когда Алан внимательно прочитал ее, ему сразу стало понятно, почему упоминание кувалды и фамилии Кингсли так заинтересовало детектива и побудило его к активности.


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

10 часов утра.


Через час, в двадцати милях от клиники, в Винчестере, Фрэнк Чивер выслушивал по телефону своего коллегу из Солсбери и улыбался впервые за последние двенадцать часов. Вечер и ночь выдались сумасшедшие. Все началось со звонка из «Таймс». Какой-то рьяный репортер настаивал на том, чтобы старший детектив подтвердил факт опознания тел. После этого телефон уже трезвонил не умолкая. Бесконечные журналисты засыпали полицейского вопросами. Им не терпелось узнать, имеет ли подтекст заметки в «Таймс» реальную основу. Казалось, что сэр Энтони Уолладер весьма ясно дал понять, что обвиняет в преступлении мистера Кингсли и его дочь. Все другие газеты, конечно, не были столь глупы, чтобы повторить ошибку «Таймс» и процитировать ее слово в слово. Тем не менее, они также намекали и на использование кувалды, вспоминая о трагической смерти Лэнди. Не удалось и самому Чиверу остаться непричастным. Его размытые обтекаемые фразы явно можно было объяснить нежеланием старшего детектива сотрудничать с прессой. Некоторые репортеры по-своему трактовали еще одно обвинение Энтони Уолладера, который якобы утверждал, что Кингсли активно использует свои связи с тем, чтобы всячески сдерживать или полностью остановить расследование убийства в своем родном графстве Гемпшир. Таким образом, читателям только оставалось выискивать между строк некий тайный смысл.

У Фрэнка до сих пор пылали уши от выговора, который ему пришлось выслушать от собственного начальника. Шеф полиции критиковал своего подчиненного за то, что тот не сумел своевременно довести всю необходимую информацию до сведения сэра Энтони и миссис Харрис. Правда, Фрэнк попытался оправдаться, заявив, что тело Мег было опознано лишь несколько часов назад, а сэр Энтони весьма своеобразно обвинил полицию Гемпшира в том, что она до сих пор не арестовала мистера Кингсли и его дочь, а также не выдвинула против них никаких официальных претензий. Даже эти аргументы не подействовали на шефа. Фрэнк был обязан с самого начала повнимательней отнестись к действиям и просьбам Уолладера и Харрис, чтобы потом не развилась подобная атмосфера всеобщего недоверия.

— Вам должно было прийти в голову, что эти два семейства непременно начнут действовать сообща. Какого черта вы сразу же не вернулись к Уолладерам после того, как распрощались с Харрисами? Разумеется, они станут подозревать Бог знает что, если мы не будем информировать их о ходе расследования. Сегодня днем я провожу пресс-конференцию, а вы пока что займитесь установлением спокойствия и мира в обоих семействах. Ни у кого не должно остаться ни малейшего сомнения в том, что полиция Гемпшира делает все возможное, отыскивая преступника, соблюдая при этом полную законность, вне зависимости от того, кто может быть замешан в данном преступлении.

Повесив трубку, Фрэнк посмотрел на часы. Через десять минут к нему сюда должны были приехать сэр Энтони вместе с леди Уолладер. Супруги Харрис отказались от приглашения посетить полицейский участок, зато согласились побеседовать со старшим детективом Чивером у себя дома ровно в полдень. Пресс-конференцию назначили на половину четвертого. Вздохнув, Фрэнк снова снял телефонную трубку и велел Мэддоксу срочно явиться к нему в кабинет.

Гэрет прибыл уже через минуту. Ему очень не хотелось раздражать Чивера. Точно так же самому Фрэнку вовсе не улыбалось огорчать своего шефа. И такое четкое выполнение приказов продолжалось здесь с предыдущего вечера. Ни одного лишнего слова, движения или поступка.

— Мне звонили из Солсбери. Вчера на доктора Алана Протероу было совершено нападение на территории клиники Найтингейл. Преступник орудовал кувалдой. Протероу удалось избежать серьезного ранения, так как он сразу включил сирену автомобиля и, таким образом, привлек внимание охраны. Но вот что интересно. Мне сказали, что вчера днем к Протероу приходил адвокат Кингсли. Я хочу, чтобы сейчас ты отправился вместе с Фрейзером в Солсбери, переговорил сначала со старшим детективом Мэйхью и следователем Хадденом, а потом подробно допросил самого доктора Протероу. Мне нужно знать весь распорядок его вчерашнего дня, а также имена всех, с кем он беседовал и о чем. Визит адвоката не может быть банальным совпадением.

* * *

Сэр Энтони Уолладер и не думал успокаиваться. Он сразу же объявил всех Кингсли убийцами, напомнил о безразличии и бездействии полицейских, потребовал, чтобы ему объяснили, почему за смерть Рассела Лэнди так никто и не понес наказания. При этом он с уверенностью добавил, что если бы в тот раз полиция расследовала преступление, как полагается, то Мег и Лео сейчас были бы живы. Казалось, он никак не хочет справиться со своим горем. За три дня его гнев возрос до такой степени, что теперь он был готов излить его на любого человека, который, как считал сэр Энтони, был хоть немного повинен в его потере. Леди Уолладер представляла собой полную противоположность своему разбушевавшемуся супругу. Она тихо присела на стул, опустила голову и не произнесла ни слова.

Фрэнк тоже решил помолчать, ожидая, когда буря эмоций стихнет.

— Пожалуйста, примите мои извинения за ту бесчувственность, которая была проявлена мною и моей командой по отношению к вам и вашей супруге, сэр Энтони, — спокойным тоном начал он. — Сложность заключалась в том, что мы никак не могли связаться с родителями Мег. Это произошло, как, наверное вам уже рассказывала сама миссис Харрис, только вчера утром, и сразу после этого было произведено опознание. Судя по всему, я должен был сразу же после этого позвонить вам и сказать о том, что в расследовании произошел сдвиг, но я этого не сделал, о чем глубоко сожалею.

— Самое малое, что вам надо было сделать, это хотя бы прислать своего человека к моей жене, чтобы попытаться успокоить и утешить ее. Почему не было выполнено даже это? Между прочим, преподобный Харрис рассказывал, что к его жене была приставлена сотрудница полиции.

— Мы предлагали такую поддержку, сэр, но если помните, вы сами же отказались от нее, сославшись на то, что присутствие в доме посторонних людей только еще больше расстроит вашу жену.

— Тем не менее, не рассчитывайте на то, что я все вот так и оставлю. Я подаю официальную жалобу и считаю, что вас надо немедленно отстранить от расследования и заменить на другого, более компетентного сотрудника. — В его глазах начали собираться слезы. — Моего сына убили, и какие же действия вами предприняты? Да никаких. Как и тогда, когда был убит Рассел Лэнди.

— Я могу заверить вас, сэр, что за несколько дней, имевшихся в нашем распоряжении, мы все же успели сделать очень многое. Например, мы разыскали лондонский дом вашего сына, где ожидаем обнаружить большую часть личных вещей как Лео, так и Мег. — После этих слов Чивер выдержал многозначительную паузу. — Несколько детективов уже побывали там сегодня утром в сопровождении адвоката вашего сына. Мы также попросили сотрудников французской полиции вскрыть двери в его особняке в Бретани, хотя теперь уже ясно, что Мег и Лео погибли, не успев покинуть Англию. Поэтому мы не слишком рассчитываем на то, что из Франции нам будет сообщено что-то ценное и помогающее расследованию. Существует еще и кондоминимум во Флориде, но и там, скорее всего, обыск дома ничего не даст. — Он снова немного помолчал, делая вид, что не замечает обескураженного лица сэра Энтони, впервые услышавшего правду о финансовом положении собственного сына. — Пока что нам не удалось обнаружить оба его автомобиля. Адвокат Лео уверяет, что, по крайней мере, одна из машин должна находиться в гараже его дома в Челси. Кроме того, он любезно записал нам адрес другого гаража в Камдене, который Лео арендовал вот уже много лет. Мистер Блум согласился пройти туда вместе со следователями после того, как будет закончен обыск дома. В дополнение могу сообщить вам, что у Лео имеются два депозитных сейфа, которые также будут осмотрены, и несколько банковских счетов, которые, возможно, тоже наведут нас на кое-что интересное, как только мы получим к ним доступ. Мне очень жаль, что все эти меры могли быть приняты только сегодня. Дело в том, что имя мистера Блума стало нам известно лишь в воскресенье днем. Мы связались с ним вчера и договорились о встрече сегодняшним утром.

— Но это неслыханно! Это просто возмутительно! — брызгая слюной, взревел сэр Энтони. — Вы должны были немедленно сообщить нам обо всем этом.

— Ставлю вас в известность, что вся информация была подтверждена только вчера поздно вечером, когда мы получили ответ по факсу из офиса мистера Блума. На сбор этих данных пришлось потратить некоторое время из-за запутанного ведения дел вашего сына. — Чивер победно скрестил руки на груди. — Мне очень жаль, что дела обстоят именно таким образом, сэр. Мистер Блум любезно согласился проехать со мной в Гилфорд лишь после обыска дома, принадлежавшего Лео, чтобы он смог самостоятельно прояснить вам ситуацию относительно недвижимости вашего сына. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что будет лучше, если все подробности об имуществе Лео вам поведает его адвокат. Похоже, ваш сын владел немалым капиталом, о чем ни вы, ни ваша жена, как я понял из нашего разговора в субботу, никогда не знали.

Леди Уолладер впервые посмотрела на старшего детектива:

— У него когда-то была квартира в Кенсингтоне, но в восемьдесят восьмом году ее пришлось продать, чтобы заплатить долги, — упавшим голосом произнесла она. — Он все потерял на бирже, и потом ему приходилось снимать квартиру в Кью в течение пяти лет, до того самого момента, как он познакомился с Джинкс и переехал к ней.

Фрэнк просмотрел факсовое сообщение, полученное накануне от Блума:

— Вы имеете в виду квартиру на Гарден-роуд?

Леди Уолладер печально кивнула.

— Она до сих пор числится недвижимостью Лео вместе с тремя квартирами в Кью и двумя в Хэмпстеде. Общий список недвижимости, принадлежащей вашему сыну, продолжает домик в Челси на пять спален, который до апреля нынешнего года он сдавал в аренду. При этом Блум был проинструктирован о том, чтобы это здание пустовало уже с апреля сего года. Упомянутая вами квартира в Кенсингтоне пока пустует, но для нее уже подыскиваются клиенты-арендаторы. Две квартиры в Хэмпстеде сдаются в наем. Трехэтажный домик в Кью, перестроенный в коттедж с тремя отдельными квартирами четыре года назад, сдается полностью. Дом в Бретани сдается в туристский сезон при том условии, что он не нужен в данное время самому Лео. Ну, и кондоминимум во Флориде сдается круглый год всем желающим. Кстати, вы не могли бы сейчас припомнить адрес той квартиры, которую снимал ваш сын?

— На Авеню в Кью, — прошептала ошеломленная женщина.

— Кью, Авеню, на Тремейн? — подсказал Чивер.

— Да.

— Он купил этот дом целиком восемь лет назад за двести восемьдесят тысяч фунтов, леди Уолладер. Наверное, вы неправильно интерпретировали понятия вашего сына относительно квартир, сдающихся в наем.

— Нет, он заставил нас считать, что ему приходится очень трудно, что он едва сводит концы с концами, хотя я понимала, что это, должно быть, ложь. Если бы я верила ему, то, наверное, одолжила ему денег, о чем он постоянно просил. — Женщина снова посмотрела на детектива покрасневшими от слез глазами. — Это Джинкс вывела вас на мистера Блума?

— Да, — честно признался Чивер.

— Может ли это означать, что ей уже стало лучше? Я разговаривала с ее мачехой по телефону, и она сообщила мне, будто Джинкс потеряла память. Мне было очень больно слышать это.

— Я понял, что это частичная и временная амнезия, леди Уолладер. Двое моих помощников беседовали с Джинкс в воскресенье, и она не может вспомнить те только события, которые происходили в течение двух недель непосредственно перед несчастным случаем.

— Черт возьми, выгодная позиция! — внезапно рявкнул сэр Энтони. — А вы сознаете, что она может вам просто врать?

Но Фрэнк даже не обратил внимания на его реплику:

— Вам она нравилась, леди Уолладер?

— Да, — кивнула женщина. — Но в последний раз, когда мы встретились, она была очень сердита, и я подумала, что тут не обошлось без какой-нибудь выходки со стороны Лео. Поймите, мистер Чивер, сложно быть объективной, когда речь идет о ваших родных детях. Несмотря на все их грехи и недостатки, вы продолжаете безумно любить их. Вот только недостатки эти не исчезают, и грехи не становятся легче…

Сэр Энтони тут же грубо схватил ее за руку:

— Ты ведешь себя, как предатель, — прошипел он.

Наступила короткая пауза.

— Я же говорю правду, Энтони, — тихо произнесла женщина. — Это вовсе не означает, что я любила Лео меньше. И ты все прекрасно понимаешь. — Она даже не поморщилась, когда ее муж со всей силы вцепился пальцами в ее нежную руку.

— Единственная правда, которая сейчас имеет значение, заключается в том, что твоего сына убили, — продолжал ворчать Уолладер. — Неужели ты хочешь, чтобы убийце удалось безнаказанно улизнуть?

— Нет, — спокойно ответила женщина, взглянув на мужа. — Вот поэтому я считаю, что следователь должен знать правду.

— Сэр Энтони, вы делаете больно собственной супруге, — холодно заметил Чивер.

Осунувшееся лицо безразлично повернулось к детективу.

— Я имею в виду вашу руку, сэр. Мне кажется, пора убрать ее, — сказал Чивер.

Энтони послушно разжал пальцы.

— Расскажите мне о том, почему сердилась Джинкс во время вашей последней встречи?

— Все из-за того, что ей надоели его постоянная ложь и обман, — как бы между прочим, сказала леди Уолладер. — Впрочем, это раздражало всех его девушек. В конце концов, все они понимали, что за очаровательной внешностью и элегантным видом прячется самый настоящий эгоист. — Она мельком взглянула на мужа и продолжала. — Лео ни с кем не мог ничем поделиться, даже в детстве. Если кто-то из ребят брал у него на время игрушку, он приходил в такую ярость, что мы были вынуждены показать его психиатру, и тот обнаружил у него соответствующее расстройство. Врач опечалила нас, объяснив, что ничего не может поделать с нашим ребенком, но, правда, немного обнадежила хотя бы тем, что он должен с возрастом научиться контролировать свою агрессию и лучше управлять собственными эмоциями.

— Так и получилось?

— Наверное. Он перестал прибегать к кулакам, но я не могу сказать, положа руку на сердце, что при этом в душе у него не оставался гнев, если ему приходилось с кем-нибудь чем-то поделиться. Он был таким незрелым мужчиной.

— Мисс Кингсли говорила, что у него имелись свои тайны, и его можно было назвать скрытным. Может быть, он просто держал все внутри себя, считая, что таким образом решает проблему? Вероятно, ему не хотелось показывать кому-либо, что он представляет собой на самом деле.

— Да. — Она кивнула на лежавший рядом факс. — Разумеется, все это так. Мы и не знали, что у него имеется недвижимость. Я предполагала, что у Лео существуют какие-то доходы, но не в таких объемах. Вам может показаться, что мы очень доверчивы, детектив, но жизнь с Лео казалась более спокойной, если ему позволялось иметь свои секреты.

Фрэнк задумался:

— Леди Уолладер, вы считаете, что Джинкс уже надоело поведение Лео. Означает ли это, что она первая решила отменить свадьбу?

За супругу ответил сэр Энтони:

— Нет, — решительно произнес он. — Она вела себя оскорбительно и недостойно по отношению к нам, хотя почему так происходило, видимо, навсегда останется тайной. Но ни разу она не упомянула о том, что не желает больше говорить о свадьбе. Это Лео сказал, когда она немного притихла, что никакого венчания уже не будет.

— Он объяснил причины?

— Да. Он сознался, что у него роман с Мег Харрис, и они собираются пожениться.

— И какова была реакция Джинкс на эти слова?

— Шок. Это, видимо, было последнее, что она ожидала от него услышать, и некоторое время просто смотрела на него, не в силах пошевелиться.

— Вы тоже это помните, леди Уолладер?

— Да, — кивнула женщина. — Она ничего не говорила, но было видно, что такого Джинкс, конечно, от него не ожидала. Я видела, что она сердится, но мне тогда показалось, что она злится даже не столько на Лео, сколько на Мег. Теперь, конечно, трудно судить об этом. Мы все очень расстроились и, скажу честно, когда они ушли, мы с Энтони облегченно вздохнули.

— Когда это произошло?

— Во время дополнительных выходных для всех служащих, в самом конце мая.

Чивер нахмурился:

— Да, судя по имеющимся у нас показаниям, последнее, что помнит Джинкс, это тот день, когда она попрощалась с Лео и уехала к родителям. То есть четвертого июня. Но почему же он оставался в ее доме целую неделю после того, как признался в том, что собирается жениться на ее лучшей подруге?

— Мы не знаем, — растерялся сэр Энтони. — Они уехали от нас, злые друг на друга. Затем в тот же вечер Лео перезвонил нам и сказал, чтобы мы молчали и никому не рассказывали о том, что произошло, пока он не даст нам на это своего разрешения. Он ничего не объяснил, и целых две недели от него не было ни единой весточки. Последний раз он связывался с нами в субботу, одиннадцатого июня. Тогда-то он и поведал о том, что они с Мег уезжают на некоторое время, пока не утихнет шумиха, связанная с несостоявшейся свадьбой. — Он сердито нахмурил косматые брови. — Я признаю, что у Лео были свои недостатки, но для дочери мошенника из Ист-Энда он был неплохой партией. По-моему, она просто не хотела его отпускать. Тогда, в нашем доме, Джинкс внезапно вспылила, о чем позже жалела. Но это лишь мое мнение. А потом она поехала в Фордингбридж, и во время своего отсутствия снова потеряла его. То есть, я хотел сказать вот что. Если она смирилась с тем, что свадьба отменена, то почему тогда, будучи в гостях у родителей, она ни словом не обмолвилась об этом отцу и не предупредила его разослать приглашенным карточки с уведомлением об отмене торжества? Там у нее для этого было достаточно времени. Понимаете, тут какое-то несоответствие.

— Да, — медленно произнес Чивер. — Я вас понял.

Глава пятнадцатая

28 июня, вторник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

11 часов 30 минут утра.


Когда Алан Протероу вызвал Джинкс к себе в кабинет, чтобы сообщить ей о смерти Мег и Лео, женщина сразу же сжалась в дальнем углу кожаного дивана, и на ее исхудалом лице появилось пустое, совершенно отрешенное выражение. Сейчас доктор раздумывал над тем, вслушивается ли она в его слова или, как всегда, пропускает мимо ушей все то, что ей неприятно и то, что она просто не хочет знать. Джинкс, в свою очередь, отказывалась воспринимать его сочувствие и теплый спокойный голос, поскольку такое отношение к ней доктора почему-то показалось ей неестественным. Женщина твердо решила про себя, что доктор Протероу не из тех людей, которым следует доверять.

— Кроме того, что оба тела были опознаны, многое в этой статье сомнительно, — так же спокойно закончил Алан. — Мне кажется, что отец Лео сделал свои замечания, не подумав над собственными словами, находясь в состоянии шока. Возможно, он уже сожалеет об этом. Тем не менее, вероятно, теперь полиция захочет еще раз побеседовать с вами, и мне было бы неприятно, если бы вы узнали о смерти Мег и Лео от них.

Джинкс позволила себе чуть-чуть улыбнуться:

— Я знала это еще в воскресенье вечером. Как, впрочем, и вы. Я не ошиблась?

Он кивнул.

— Кто же вам рассказал о случившемся?

— Саймон Харрис. Он звонил сюда вчера днем и предупредил, что сегодня об этом уже напечатают в газетах.

Джинкс облегченно вздохнула:

— Саймон? Зачем ему это понадобилось?

— Мне кажется, что и он, и его отец считают все это, — тут доктор постучал пальцем по газете, — юридически неправильным. Еще он говорил, что его мать вместе с сэром Энтони ведут себя хуже, чем суды, которые в открытую попирают справедливость.

— Кэролайн меня не слишком любит, — печально констатировала Джинкс. — Почему-то она постоянно обвиняла меня в том, что именно из-за меня у Мег появились те или иные недостатки. Например, ей казалось, что ее дочь попала в дурное общество. Наверное, осуждая моего отца, она пришла к выводу, что «яблочко от яблони недалеко падает».

— Ну, что ж, — согласно кивнул доктор, — это случается часто. Мы стараемся обвинить других за промахи собственных детей. — Он задумался. — Почему же вы не сказали мне, что визит полицейских расстроил вас?

Джинкс потерла глаза:

— Я не доверяю полиции, но больше всего меня волнует та паранойя, которую я испытываю всякий раз, когда имею дело со стражами порядка. Я часто начинаю фантазировать и выдумывать в их присутствии то, чего нет на самом деле. Поэтому я посчитала, что нет никакой необходимости волновать вас, пока еще ничего достоверно не известно.

— А ведь вы могли все рассказать мне вчера.

— Вчера я была в ужасе от того, что может задумать и совершить мой отец.

Доктор в отчаянии поднял вверх обе руки:

— Но как я стану вам помогать, если вы буквально все держите в себе и не хотите делиться со мной ничем?

— Вы очень высокомерный человек, — кивнула Джинкс, но в голосе ее не прозвучало и нотки враждебности. — Вам ведь и в голову не пришло, что мне не нужна ничья помощь, в том числе и ваша.

— Разумеется, — коротко бросил Протероу. — Но это еще не означает, что мне следует перестать предлагать ее. Вы полагаете, что другие пациенты нуждаются в моей помощи больше, чем вы сами? Конечно, все начинается с их стороны с самых благих намерений вылечиться, но уже через несколько часов большинство из них бьется головой о стенку, лишь бы получить очередную дозу своего зелья. Если в наших отношениях и присутствует надменность, то только с вашей стороны, Джинкс.

— Почему?

— Вы считаете себя настолько умной, что думаете, будто способны перехитрить меня, полицию и собственного отца вместе взятых.

Джинкс серьезно взглянула на собеседника.

— Конечно, я презрительно отношусь к тем глупцам, которые запираются в своих башнях из слоновой кости, и закрывают глаза на творящееся в мире безумие, — выпалила женщина. — Рассела убили. В течение десяти лет я старалась избегать серьезных отношений с мужчинами. Затем, когда мне показалось, что боль моя прошла, и душевное волнение улеглось, я позволила себе немного расслабиться и влюбилась в Лео. Но вот теперь он тоже погиб. Причем вместе с единственной моей подругой. Итак, какую конкретно помощь вы в состоянии мне предложить? Помочь вспомнить подробности гибели моего мужа, подруги и любовника? — Сейчас она уже начинала сердиться. — Меня устраивает все, как оно есть. Я просто не хочу ничего вспоминать. И знать ничего тоже не желаю. И даже чувствовать. Я хочу одного: чтобы у меня оставалась возможность создавать сюрреалистические фотографии, в которых отражается и мой подавленный страх, и скрытые желания, выраженные в сопоставлениях чистоты и грязи. — Она оскалилась в злобной ухмылке. — Только что я слово в слово процитировала вам мнение одного из критиков о моих работах, опубликованное в «Санди Таймс». Конечно, это просто полная чушь, но звучит где-то даже эффектно.

Доктор нетерпеливо тряхнул волосами:

— Вы прекрасно сознаете, что это вовсе не чушь. Я имел возможность познакомиться с вашими работами: так вот, эта тема в них повторяется снова и снова. — Он подался вперед. — Мне кажется, вы видите мир в очень контрастных, жестких тонах. Черное и белое. Добро и зло. Для любого проявления человечности находится в противовес жестокость. Для любой добродетели — порок. Почему вы не оставляете себе пространства для полутонов, Джинкс?

— Потому что совершенство может существовать только в контрасте с несовершенным фоном. Если все вокруг будет сиять красотой, ее просто никто не заметит.

— Значит, вас привлекает совершенство?

Она смотрела на Алана в течение нескольких секунд, но так ничего и не ответила.

— Нет, — продолжал Протероу, — как раз больше всего вас привлекает несовершенство. И черное вас манит куда сильнее белого. — Он пристально взглянул в глаза собеседницы. — Задний план на ваших фотографиях гораздо убедительнее и интереснее, чем центральные фигуры. Кроме, конечно, тех редких работ, где вы решили все переиначить, и тогда отвратительный образ возникает на фоне чудесного пейзажа.

Джинкс пожала плечами:

— Видимо, так оно и есть. Что-что, а черный юмор, например, мне очень нравится.

— Как, допустим, в слове «злорадство»? Зло и радость вместе, но зло все равно идет впереди?

— Да.

— Вот здесь вы совсем не правы. Вы чувствуете боль за чужой счет, но при этом единственным человеком, над которым вы смеетесь, являетесь вы сами. — Доктор процитировал ее собственные слова. — «Мое образование было пустой тратой времени». Теперь оказывается еще, что «Санди Таймс» пишет всякую высокопарную чушь о ваших работах. Помните, как вы не хотели начинать ходить самостоятельно, ссылаясь на то, что я превращу ваш опыт в шутку для своих приятелей по гольф-клубу? — Доктор помолчал. — Может быть, сейчас вы так же насмехаетесь над Лео? Если вас привлекает злорадство, то я снова не ошибся. Нельзя придумать более своевременной шуточки в стиле черного юмора, как устроить настоящую отповедь тому, кто когда-то поступил с вами несправедливо.

— Что-то в этом роде уже приходило мне в голову, — грустно произнесла Джинкс. — Ну, например, просыпаетесь вы в камере и вспоминаете, что это вы нанесли тот роковой удар кувалдой. Ха-ха-ха! Тут вообще можно просто лопнуть со смеху! — Она отвернулась и замолчала, как бы подчеркивая этим, что сейчас ей хочется хотя бы символически отдалиться от доктора.

— Мне такое развитие событий кажется маловероятным.

— Но ведь кто-то убил их! Почему не я?

— Я сейчас не рассуждаю на тему, вы или не вы это сделали, Джинкс. Просто то, что вы мне сейчас так «весело» расписали, не может произойти в действительности. Понимаете, амнезия не проходит за одну ночь. Поэтому, если все же полиция вас когда-нибудь арестует, вы уже будете готовы к тому, что у нее на то есть веские причины. — Он внимательно посмотрел на женщину. — А они у нее есть?

Она еще некоторое время глядела в окно, а потом, тяжело вздохнув, повернулась к доктору:

— Мне продолжает мерещиться Мег, стоящая на коленях, и молящая о чем-то. А прошлой ночью я вспомнила, что приходила к ней на квартиру и ужасно взбесилась, потому что там оказался и Лео. Меня мучают повторяющиеся кошмары: будто я тону или меня закапывают заживо, и я просыпаюсь от того, что начинаю задыхаться. Я помню, что испытывала очень сильные эмоции. — Джинкс замолчала.

— Какие именно эмоции?

— Страх, — тихо пояснила женщина. — Приступы страха накатывались неожиданно, и меня начинало трясти. Я отчетливо помню, что это был именно страх.

Откровение застигло доктора врасплох, когда он не был подготовлен к столь искреннему разговору. Теперь ему стало грустно от того, что, по всей вероятности, Джинкс начинала испытывать какое-то чудовищное ощущение вины.

— Расскажите мне о Мег, — наконец, выдавил он, пытаясь справиться с нахлынувшими на него чувствами.

— Она умоляла о чем-то, простирая руки и повторяя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». — Ресницы Джинкс заблестели от едва сдерживаемых слез.

— Она что-то просила у вас?

— Я не знаю. Я просто вижу ее, стоящую на коленях.

— А где вы были в этот момент?

— Я этого не знаю.

— Есть кто-то рядом еще?

— И этого я не знаю.

— Ну, хорошо, тогда расскажите мне все о том, как вы пришли к Мег и как обнаружили там Лео. Говорите, что помните.

— Передо мной как бы стоит образ Лео, который открывает мне дверь, а я понимаю, что это квартира Мег. Я это знаю, потому что у Лео на руках Мармадюк. Мармадюк — это ее кот, — тут же пояснила Джинкс. — Забавно еще и то, что я ясно слышу, как он мурлыкает, а все остальное беззвучно и статично, словно на фотографии.

— Но вы ведь помните, что рассердились на Лео.

— Мне даже хотелось ударить его. — Она поджала губы. — Так мне помнится, и это воспоминание скорее чувственное, чем визуальное. До меня как будто дошло, что сначала он вывел меня из себя, а уже потом я увидела его в дверях квартиры Мег.

— Вы можете сказать, когда это происходило?

Джинкс задумалась:

— Скорее всего, уже после четвертого июня, потому что последнее, что я помню, это то, как мы прощались с Лео. Он входит в зал и говорит: «Будь умницей, Джинкс, и всего тебе хорошего…» — Сказав это, женщина снова надолго замолчала.

— И что же ответили вы?

— Не знаю. Мне запомнились только его слова.

Алан достал блокнот и ручку и приготовился писать:

— Расскажите мне о том, что произошло накануне. Каким этот день выдался для вас?

На этот раз Джинкс заговорила уверенно:

— Я работала. Нужно было сделать несколько рекламных снимков для одной подростковой музыкальной группы. Поначалу дело оказалось непростым. Ребята были самыми заурядными и, главное, абсолютно самодовольными. Четверо подростков с аккуратными прическами, белозубыми улыбками и хилыми мышцами. Эти слюнтяи считали себя такими неповторимыми, будто стоит только щелкнуть аппаратом, как все девочки, не достигшие половой зрелости, едва увидев снимок, тут же забьются в экстазе. — Неожиданно она рассмеялась. — Я попросила Дина немного поприкалываться над ними, и после трех часов работы у нас все же вышло несколько замечательных кадров. Теперь это уже были вполне оригинальные озлобленные юноши с выразительными глазами.

Алан тоже не смог сдержать смеха:

— Так что же сказал им Дин?

— Он постоянно обращался к этому начинающему квартету не иначе, как «миленькие противненькие девственники». С них очень быстро слетела вся спесь, особенно, когда ребята поняли, что мы с ними не слишком церемонимся и больше занимаемся освещением и собственной аппаратурой. Мне кажется, под самый конец они серьезно разозлились на нас, но в итоге было получено то, чего и добивалась наша компания.

— И вы сразу же приступили к проявлению пленки?

— Нет, нам надо было еще немного поработать на месте съемок, и в конце концов время вышло, поэтому мы едва успели перекусить и разбежались кто куда. — Она замолчала, словно чего-то не понимая. — Лично я направилась домой. — Джинкс тупо смотрела на доктора. — Тогда в какой день я могла видеть эти готовые фотографии?

— Ну, не заостряйте сейчас внимания на таких мелочах. Давайте продолжать. Итак, вы вернулись домой. Лео был там?

— Не-ет, — как бы все еще не приходя в себя до конца, протянула Джинкс. — Но я и не ожидала его там встретить. Его не должно было быть в доме. — Внезапно взгляд ее стал возбужденным. — Я тогда еще прошлась по всем комнатам, чтобы убедиться в его отсутствии. И вот тут меня охватило чувство настоящего счастья. Теперь весь дом принадлежал мне одной. — Она закрыла лицо руками. — Да-да, я хорошо помню, как обрадовалась, поняв, что его действительно нет больше в моем доме. Полный покой и истинная свобода.

Протероу удивлялся тому, почему она сейчас не замечает таких кричащих несоответствий в своем рассказе. А может быть, это тоже является частью игры?

— Каким же образом вы отпраздновали столь знаменательный день?

Ее глаза игриво вспыхнули:

— Для начала я выпила две пинты пива, поела вареных бобов прямо из консервной банки, за полчаса выкурила, наверное, с десяток сигарет, а потом принялась смотреть один за другим сериалы по телевизору. В половине одиннадцатого я сделала себе яичницу с беконом и полакомилась ею в собственной кровати.

Доктор улыбнулся:

— Вы все запомнили до мелочей.

— Я самоутверждалась.

— Вы, наверное, делали все то, что Лео терпеть не мог?

— Ну, это лишь малая толика того, что он ненавидел. Его идеал женщины был полностью скопирован с его матери. А леди Уолладер, хоть и жила припеваючи, во всем поддакивала своему мужу-шовинисту и постоянно стремилась ублажить его.

Протероу выслушал это замечание с интересом, но не стал настаивать на том, чтобы Джинкс поподробнее останавливалась на теме семейных отношений.

— Что же вы смотрели по телевизору?

— Исключительно мыльные оперы. Одну за другой. «Жители Ист-Энда», «Билль», «Бруксайд». — Она улыбнулась. — Потом я не выдержала и переключилась на программу новостей. Понимаете, эти сериалы наводят тоску, если не знаешь, в чем суть сюжета.

— А почему же вы не остановились на «Коронейшн стрит»?

— В тот день ее не показывали.

— Вы уверены?

— Разумеется. Я специально взяла «Радио Таймс» и подчеркнула там только мыльные оперы. Если бы этот сериал крутили, я бы его обязательно посмотрела.

Доктор в задумчивости погладил бороду:

— Я, конечно, не большой любитель таких телепередач, но, мне кажется, что «Коронейшн стрит» показывают по пятницам, а мы сейчас вспоминаем именно пятницу, третье июня. — Он быстро поднялся с кресла, поморщившись от боли, которую причиняло ему плечо, и направился к столу. — Хильда, — позвал он секретаршу по селектору, — ты не могла бы раздобыть где-нибудь «Радио Таймс»? Мне надо выяснить, по каким дням по телевизору показывают сериалы «Жители Ист-Энда», «Билль» и «Бруксайд», и не показывают «Коронейшн стрит».

Женщина звонко рассмеялась:

— Вот оно что! А мне раньше почему-то казалось, что вы предпочитаете умные и серьезные фильмы.

— Не смешно, Хильда. Мне очень важно получить от тебя эту информацию.

— Простите, я не хотела вас обидеть. Но для этого мне не нужно пользоваться «Радио Таймс». Итак. «Коронейшн стрит» идет по понедельникам, средам и пятницам. «Жители Ист-Энда» — по понедельникам, вторникам и четвергам. «Билль» показывают во вторник, четверг и пятницу, ну, а «Бруксайд» соответственно можно посмотреть во вторник, среду или пятницу. Значит, если вам не нужен только сериал «Коронейшн стрит», включайте телевизор во вторник.

— О Боже! — удивленно воскликнул Алан. — Вы что же, все это смотрите?!

— Практически каждый день, — так же весело призналась Хильда. — Могу еще чем-нибудь быть полезна?

— Нет-нет, спасибо. — Он вернулся к Джинкс. — Вы слышали? Похоже, вы вспомнили события, происходившие во вторник, а не в пятницу. Так что вряд ли Лео стал бы возвращаться к вам сразу же после того, как он упаковал свои вещи и уехал.

Джинкс принялась уныло разглядывать свои пальцы.

— Может быть, вы и субботу, четвертое июня, тоже не слишком хорошо помните. Вы говорите, что попрощались с Лео, хорошо запомнили и число, и день недели. Но почему? Что же произошло в вашем мозгу, что именно эта дата отпечаталась в нем так сильно?

— Это число было давно записано в моем дневнике, и для меня оно многое значило. Ведь я уезжала на целую неделю к родителям в Холл. Именно четвертого июня.

— И вы действительно уехали в Холл после того, как попрощались с Лео?

— Да.

— Сколько чемоданов у вас было с собой?

Джинкс непонимающе посмотрела на доктора.

— У вас вообще был какой-нибудь багаж? — не отступал он.

— Я точно уверена, что ехала к отцу, — медленно произнесла женщина.

— Ну, и?.. — начал подсказывать Алан.

— Сумка висела на спинке стула. — Взгляд ее стал туманным, будто она силилась что-то припомнить. — Маленький кожаный мешочек на длинном ремешке. Я перекинула его через плечо и сказала: «Мне пора». — Она нахмурилась. — Думаю, что я уложила чемоданы в машину еще накануне.

— Вы так всегда поступаете?

— А иначе этого не объяснить.

— Странно. — Он вынул из кармана блокнот. — Ну что ж, пойдем дальше, — предложил Протероу. — Давайте начнем с того, что вы помните наверняка. Расскажите мне о том, как вы познакомились с Лео.


Дом священника, Литтлтон-Мэри, Уилтшир.

12 часов 15 минут дня.


Саймон Харрис открыл дверь и печально посмотрел на Фрэнка Чивера.

— Мы… то есть мой отец и я… — Он запнулся, сбитый с толку криками, несущимися из окна справа. — Боюсь, что моя мать нездорова. Она до сих пор не может прийти в себя после случившегося. Мы хотели отправить ее к врачу, но она, и слышать ничего не хочет. Дело в том, что она выдвигает какие-то страшные обвинения, и мы весьма обеспокоены… Ну, в частности, она винит отца в каких-то ужасных вещах, и мы… то есть я… — Он снова замолчал, а в это время голос миссис Харрис перешел на пронзительный крик, и все слова стали хорошо слышны в открытое окно.

— Да как ты смеешь отрицать это?! Думаешь, я не знала, как тебе все время хотелось обладать ею? Думаешь, она не стала бы мне рассказывать о том, что ты с ней делал? Она только и ждала того момента, чтобы сбежать из дома, лишь бы не находиться рядом с тобой! Ты сделал ее такой, а теперь еще и смеешь обвинять ее в слабости? Ты мне просто отвратителен! Какая мерзость!

В ответ Чарльз Харрис пробормотал что-то невнятное.

— Конечно, я расскажу об этом полиции. С какой стати я стану защищать тебя, если ты никогда не защищал ее? Мерзавец! Ты соблазнил ребенка! — Она снова перешла на визг. — Развратник! — Где-то в доме громко хлопнула дверь, и все стихло.

Фрэнк взглянул на Саймона. Казалось, тот был потрясен.

— В суде это не будет принято во внимание, сэр. Не стоит понапрасну беспокоиться. Я даже не уверен, был ли это голос вашей матери, или в доме просто слушали радиопостановку. Как вы уже сами признали, она переутомилась и сейчас очень возбуждена. А когда люди сердятся, они часто говорят совсем не то, что думают.

— И все же вы слышали это.

— Да.

— Но это неправда. Мой отец никогда никого не соблазнял, и, уж конечно, не Мег. А вот у моей матери есть проблемы… — Он болезненно поморщился. — Все это так ужасно. Я все время задаю себе вопрос: почему это произошло именно с нами? Что же мы такого натворили, чтобы заслужить подобное?

Фрэнк ничего не успел ответить, поскольку в эту секунду за спиной Саймона открылась дверь, и преподобный Харрис, взяв сына за плечо, увлек его в дом.

— Проходите, детектив, — предложил он. — У нас здесь бушует настоящий ураган. Горе часто является самым эгоистичным из всех несчастий.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 30 минут дня.


Как только Джинкс начала запинаться в своем повествовании, Алан Протероу тут же улыбнулся, стараясь приободрить ее:

— Вы чудесно рассказываете. Все это мы сможем проверить попозже у Дина. Однако до пятницы, двадцать седьмого мая, вы все припоминаете без запинки. — Он сверился со своими записями. — Понедельник, тридцатого мая, был дополнительным выходным для служащих. Может быть, эта информация поможет вам? Вряд ли вы были на работе в тот день. Вероятней всего, вы решили где-нибудь провести эти «удлиненные» выходные, да?

— В пятницу был последний день, когда мы проводили съемки для журнала «Космополитен», — медленно произнесла Джинкс. — Дин заранее купил билеты на концерт рок-группы на Уэмбли и должен был встретиться со своим приятелем в пять часов на станции метро. Поэтому он оставил проявку пленок на меня. И я хотела сразу же ими заняться, потому что… — Она уже не в первый раз замолкала на одном и том же месте. — Я знала, что это необходимо сделать очень срочно, вот только не помню, почему именно.

— Но на следующей неделе получалось только четыре рабочих дня из-за того, что понедельник официально считался выходным, — напомнил Алан. — А после этого целую неделю вам предстояло гостить в Хеллингдон-Холле. Не исключено, что вы сознавали, как мало времени остается.

Она уставилась куда-то вдаль:

— Ко мне заявились Майлз и Фергус, — неожиданно быстро заговорила Джинкс. — Это случилось сразу после того, как ушла Анжелика, и они барабанили в дверь до тех пор, пока я не открыла им. С ними был еще таксист, и он требовал денег. Они оба перепугались, объяснили, что просадили все деньги в карты, а теперь боятся идти домой. К тому же переночевать им тоже было негде. Тогда я спросила, почему они не поехали в Ричмонд и не подождали меня там, но братья рассказали, что уже ездили ко мне домой, но Лео наотрез отказался платить за машину и велел им прибыть сюда, чтобы я дала им денег. Что я и сделала. — Джинкс неспеша закурила и несколько секунд наблюдала за спиралью голубоватого дыма, прежде чем продолжить повествование.

— Теперь я вспоминаю, — голос Джинкс приобрел странный оттенок. — Я быстро сварила им кофе, попросив подождать в приемной, пока не закончу проявку пленок. Но Майлз напился до такого состояния, что наткнулся на меня в темной комнате, и загорелся свет.

— Что же случилось после этого?

— Пленка, разумеется, засветилась. И тогда я поступила именно так, как в подобных случаях поступает мой отец. Я задала ему хорошую трепку. — Она неестественно засмеялась. — Я гонялась за ним по всей студии с пластиковым стулом, и если братец подворачивался под руку, била его куда попало. Да, в тот миг я была здорово разъярена. А когда на шум вышел еще и Фергус, который едва стоял на ногах, то тут, конечно, перепало и ему. Но больше всего мне в тот момент хотелось выпороть Лео. Это, пожалуй, была последняя капля, переполнившая чашу моего терпения. Он прислал их ко мне, прекрасно зная, что я по уши в работе и мне сейчас никак не до них.

— Откуда ему было это известно?

— Потому что я сразу позвонила ему после того, как уехал Дин. Мы собирались погостить у его родителей в выходные, и он решил отправиться к ним прямо в пятницу вечером. Я предложила ему уехать одному, чтобы потом присоединиться к ним в субботу, но он отказался, сославшись на то, что у него найдутся свои дела и он не возражает против субботы.

— Так он прислал вам Майлза и Фергуса уже после этого разговора?

Джинкс кивнула.

— Что же было дальше?

— Тогда я решила отменить свадьбу. Главным образом меня взбесило то, что он не дал им денег, не захотел даже заплатить за такси. — Она сердито сжала губы. — Он так долго клянчил у меня деньги, постоянно выпрашивал на карманные расходы и не только. А тут не смог одолжить ребятам один-единственный раз. Тогда я подумала, что надо быть просто сумасшедшей, чтобы связать жизнь с таким человеком. Что я делаю? Ведь этот эгоистичный ублюдок думает только о себе. — Она взглянула на Алана. — Поэтому я твердо решила вечером окончательно разобраться с ним. Я усадила ребят в машину, намереваясь дома поговорить с Лео. Но когда мы добрались туда, его уже не было. — Джинкс пожала плечами. — Тогда я заказала пиццу, заставила ребят поесть и отправила по кроватям отсыпаться.

Наступила пауза.

— А Майлз и Фергус не злились, когда вы устроили им такую трепку?

— Мне кажется, они были больше ошеломлены моим поведением. — Она снова задумалась, вспоминая пережитое. — Вот что забавно. На днях я здорово разозлилась на Фергуса, и мне почему-то показалось, что я впервые проявила такие эмоции. Но это было ерундой по сравнению с тем, как я бушевала тогда в студии. Помнится, я орала и визжала так, что на следующее утро у меня даже в горле першило. — Она виновато улыбнулась. — Конечно, я не сильно била их. Братьев поразил сам факт такой вспышки ярости. Майлз расплакался и заявил, что я ничем не лучше Адама. Тогда я подумала: вот теперь мне понятно, почему отец так ведет себя по отношению к ним.

— Так почему же, Джинкс?

— Представьте себе, что вы устали, как собака, вы весь день проработали, не имея ни секунды отдыха. При этом у вас на шее еще висит никчемный урод Лео. И вот в этот момент являются два пьяных недоросля и портят все, что вы успели сделать за день. И все это кажется им просто смешным. В тот вечер я готова была убить их всех вместе. Я долго не могла заснуть, потому что все время думала, что мне теперь делать. Времени почти не оставалось, значит, всю следующую неделю мне придется трудиться допоздна. И еще меня тревожило то, что, как мне казалось, именно та засвеченная пленка была единственной, на которой получились достойные кадры. Представляете, каково потом извиняться перед «Космополитен» и объяснять им, что, к сожалению, придется все переснимать заново?

— А Лео вернулся домой в ту ночь?

— Если даже он и приезжал, то я этого не слышала. Я заперла обе двери изнутри, и он все равно не смог бы попасть в дом. — Она отряхнула с рукава невидимую пылинку. — Он вернулся только на следующий день к обеду.

— Майлз и Фергус все еще были у вас?

Джинкс кивнула:

— Да, мы все втроем сидели на кухне, а он вошел через заднюю дверь. Ребята не могли уехать и ждали, когда я дам им денег. Тогда бы они добрались на метро до «порше» Майлза, который они оставили у входа в какое-то казино. Я же упорствовала и больше не хотела давать им денег. Я посоветовала им идти пешком, раз уж это так необходимо, или же позвонить Адаму и объяснить ему, где они находятся, и почему все так получилось. А он уже не раз предупреждал их, что если они не перестанут играть в азартные игры, то ему придется вычеркнуть их из своего завещания. — Джинкс закрыла глаза и дотронулась пальцами до век, как будто они причиняли ей невыносимую боль. — Тогда Лео предложил подвезти их, и они уехали все вместе.

И снова в кабинете воцарилась тишина.

— Чем же вы занялись после этого? — поинтересовался Алан.

— Не знаю. Наверное, отправилась спать. — Женщина опустила руку и посмотрела на доктора. В глазах ее читалось отчаяние.


Дом священника, Литтлтон-Мэри, Уилтшир.

12 часов 30 минут дня.


Они устроились в гостиной, и каждый чувствовал себя крайне неуютно. Кэролайн сгорбилась на краешке дивана. Каждая морщинка на ее лице свидетельствовала о глубоком горе, постигшем эту несчастную мать. Чарльз расположился на стуле как можно дальше от супруги. Саймон с мученическим видом устроился на табуретке. Уставшему от дороги и жары Фрэнку было предложено неудобное кожаное кресло, от которого у полицейского тут же заломило спину.

— Мы нашли дом Лео в Челси, — начал детектив. — В соответствии с информацией, полученной мною по телефону перед самым приездом к вам, там было обнаружено несколько коробок и чемоданов с вещами, по всей видимости, принадлежавшими вашей дочери. При предварительном обыске был найден альбом с фотографиями. В нем имеется несколько снимков Мег вместе с Лео, сделанных в июле 1983 года. — Эти слова были адресованы миссис Харрис. — Вы были осведомлены о том, что они знали друг друга уже по крайней мере одиннадцать лет?

Губы Кэролайн сжались в тоненькую ниточку:

— Нет.

— Вы могли бы назвать свою дочь скрытной, миссис Харрис?

Женщина бросила ненавидящий взгляд в сторону мужа:

— Только не со мной. Мне она рассказывала все, а секреты оставляла для своего отца.

— Это неправда, — вставил Саймон.

Фрэнк посмотрел на молодого священника:

— А вы считали ее скрытной?

— Да. Она не хотела, чтобы кто-то знал хоть что-нибудь о ее жизни, и в первую очередь это касалось родителей. Особенно мамы, если быть точней. Мег хорошо знала, что мать ненавидит секс, поэтому никогда не делилась с ней тем, сколько у нее было любовников. Она рассказала это совсем недавно, да и то только потому, что была зла на нее. — Он закрыл глаза, не в силах смотреть на мучения собственной матери. — Мег обожала секс, считала его здоровым выражением жизни, любви и красоты. Она терпеть не могла, если кто-то относился к нему, как к чему-то грязному и отвратительному.

— Ты ведь тоже домогался ее, Саймон, — злобно прошипела Кэролайн. — Совсем как твой отец. Даже несмотря на то, что она твоя сестра. Ты думаешь, я была слепа? Я видела, какими глазами ты буквально пожирал ее.

Саймон слегка покраснел:

— Это из-за тебя она чувствовала себя неловко, — тихо продолжал он, — а не из-за отца. Она была как бы полной противоположностью тебе. Мег получила приличное образование, она отвергала Бога, любила секс, оставаясь при этом незамужней. Она с головой окунулась в бурную столичную жизнь, чтобы только избавиться от сельской стерильной нравственности. Да, она испытала больше за свои тридцать четыре года, чем ты за всю свою жизнь. — В его глазах заблестели слезы. — Она не душила в себе стремление жить, она наслаждалась каждой минутой бытия, как будто эта минута могла стать для нее последней. Бог видит, как бы я хотел, чтобы каждый из нас смог бы стать настолько свободным.

Наступившая тишина была полна отчаяния и неприкрытого ужаса.

Фрэнк откашлялся.

— Под одной из фотографий полицией обнаружена какая-то зашифрованная надпись. — Он сверился с записями в своем блокноте. — Она гласит: «Счастье. АП». Мне сказали, что на этом снимке Мег сидит на коленях Лео на пляже. — Он взглянул на присутствующих. — Вы не можете мне подсказать, что означает это таинственное «АП»? Похоже, ни «Американские Патенты», ни информационное агентство «Ассошиэйтед Пресс» здесь не при чем.

Саймон взглянул на мать, но Кэролайн ушла внутрь себя и теперь с безразличным видом тихо раскачивалась на диване.

— «Аборт Позади», — спокойно расшифровал он. — А некоторые семейные пары любят подписывать фотографии аббревиатурой «ДД», что означает период «До Детей». Мег всегда говорила о том, что жизнь после аборта стала совсем другой. Она рассказывала, что и представить себе не могла, как это ужасно — иметь детей, и, слава Богу, есть еще способ не стать матерью.

— Отцом был Лео?

— Я не знаю. Она мне ничего не рассказывала, ну, а я и не спрашивал.

— Вы узнали о существовании Лео раньше ваших родителей?

— Я не знал его имени, но мне было известно, что Мег имела любовника, с которым давно встречалась. Он возникал иногда между остальными ее поклонниками, а потом вновь исчезал. Она называла его в шутку «запасным аэродромом». Теперь мне кажется, что это был именно он, раз уж выяснилось, что они знакомы одиннадцать лет.

— Не рассказывала ли она вам, почему они не поженились?

Саймон пожал плечами:

— Как-то раз она сообщила мне, что он разорился, но на самом деле, наверное, ей просто самой не хотелось выходить замуж. И, разумеется, она и думать не могла о том, чтобы завести ребенка. — Он бросил быстрый взгляд в сторону отца. — Ей почему-то казалось, что я куда больше приспособлен для семейной жизни, чем она. Кроме того, она боялась родить ребенка, которому не было бы места в этом мире. Она считала, что это было бы нечестно с ее стороны.

— Это не мог быть Лео, — вступил в разговор Чарльз. — Человека, владеющего домом в Челси, никак нельзя назвать разорившимся.

Фрэнк Чивер убрал блокнот в карман:

— Дело в том, сэр, что он владел несколькими домами и здесь, и за границей, но об этом никто не знал, даже его собственные родители. Его адвокат также подтверждает, что Лео постоянно уверял всех в своей бедности, хотя на самом деле имел огромное состояние. Мисс Кингсли описала его, как самого настоящего паразита, который был одержим деньгами, но тщательно скрывал при этом свои доходы. Его мать рассказала нам, что в детстве он страдал нарушениями психики и не делился с друзьями ничем. Его уж никак нельзя назвать открытым человеком, поэтому не удивительно, что ваша дочь считала его несостоятельным.

— Как все это трагично! — в отчаянии произнес Чарльз Харрис. — А ведь многие считают, что такой тип человека уже давно не существует, особенно среди молодежи. Наверное, мы должны обвинить Диккенса в том, что он сумел создать образ такого закоренелого скряги, что более легкие примеры мы просто игнорируем. — Заметив удивление Чивера, он пояснил. — Я имею в виду Скруджа. Сквалыгу. Человека, который вынужден скрывать свои богатства, и который при этом теряет возможность пользоваться своими деньгами. О таких еще изредка можно прочитать в газетах. Это случается, например, когда некий господин умирает в страшной нищете, а потом выясняется, что у него остались огромные банковские счета и недвижимость. — Он сложил руки на коленях. — Как я уже говорил, такой характер никак не ассоциируется с молодостью, но, видимо, сквалыга остается таким всю жизнь. Бедный Лео. Как это все грустно!

Кэролайн разразилась громким плачем. Это был страшный звук, от которого леденела душа и в жилах стыла кровь.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 45 минут дня.


— Давайте попробуем зайти с другого конца, — предложил Алан. — Вы сказали мне, что собирались погостить в выходные у родителей Лео. Вы помните что-нибудь об этом визите, или же вы просто не поехали к ним после того, как приняли решение не выходить за него замуж?

Лицо Джинкс прояснилось:

— Нет, мы все же отправились туда. И я ужасно поругалась с ними. По-моему, в те дни я умудрилась перессориться буквально со всеми.

— Ничего странного. Вы находились под большим давлением. Ведь до свадьбы оставалось так мало времени, а вы уже задумались над тем, стоит ли вообще связывать жизнь с таким человеком.

— Но зачем мне понадобилось ехать к его родителям, если я уже определенно решила отменить свадьбу? — удивилась Джинкс. Но эта загадка была пока что не по силам доктору Протероу.

Ему вспомнилось приглашение Мэтью Корнелла на обед.

— Возможно, они ожидали вас и готовились ко встрече, и поэтому вы посчитали, что было бы невежливо не приехать.

— Да, — произнесла Джинкс, удивившись такому простому объяснению. — Скорее всего, я почувствовала, что обижу Филиппу, если не появлюсь у них.

— Расскажите мне о ссоре.

— Вот это я помню очень хорошо, — оживилась женщина. — Все началось после обеда в понедельник, когда Лео стал клянчить деньги у своего отца. Энтони доходчиво объяснил ему, что сам пока испытывает некоторые финансовые затруднения, поскольку только что оплатил счета на какое-то строительство. — Она тряхнула головой. — Правда, работа была закончена уже полгода назад, но сэр Уолладер теперь сердился на исполнителя, который решил обратиться к адвокату. — Лицо Джинкс стало печальным. — Я держалась более суток, но здесь как с цепи сорвалась. Сначала я наорала на Энтони, подбирая для него все синонимы к слову «скупердяй», а потом дошла и до Лео. Несчастная Филиппа стояла ни жива ни мертва, и мне стало жаль ее, потому что она всегда хорошо относилась ко мне. — Джинкс вздохнула. — Наверное, мне вообще не стоило ехать туда. Короче, я выступила так, как не подобает человеку, обладающему чувством собственного достоинства. При этом я все вокруг избрызгала слюной, потому что не могла говорить так быстро, как мне бы этого хотелось.

— И тогда вы сказали Лео, что вы с ним рвете всяческие отношения?

На лице Джинкс проступило раздражение:

— Вот как раз этого я и не успела сделать. Я просто шумела, визжала и обзывала их, как только могла. Кажется, я тогда плохо соображала, зачем так поступаю, но мне требовалось излить всю накопившуюся желчь. А о разрыве отношений сказал Лео, будто это он первый решил бросить меня. — Она неловко рассмеялась. — Он объяснил нам всем, что у него роман с Мег, и он собирается на ней жениться. — Джинкс взглянула на доктора. — Я уже говорила вам, что я ни за что бы не стала убивать себя из-за Лео и Мег. Теперь вы мне верите? Я помню, что испытала невероятное облегчение, когда он рассказал обо всем. «Слава Богу, — подумала я тогда. — Наконец-то я сорвалась с этого крючка».

— И все же для вас такое заявление, должно быть, прозвучало очень неожиданно.

— Наверное, так оно и было. Я ведь считала, что Мег в отношении меня такого себе больше никогда не позволит. Достаточно было одного Рассела.

— Не позволит? — непонимающе переспросил Протероу. — Чего же?

Джинкс посмотрела на него почти пустыми глазами:

— История повторялась, — нетерпеливо произнесла она, как будто доктор должен был знать все это давным-давно. — У Мег был роман с Расселом, когда его убили.


Взаимоотношения убитой пары окутаны тайной


Сегодня днем полицией Гемпшира было установлено, что убитые Лео Уолладер и Мег Харрис держали в тайне от родителей свои отношения, длившиеся одиннадцать лет. «Пока остается неясным, — сказал ведущий расследование старший детектив Чивер, — зачем молодым людям понадобилось скрывать свои чувства. Мы надеемся, что после официального опубликования некоторых фотографий очевидцы смогут пролить свет на эту тайну».

Еще одна тайна окружает состояние Лео Уолладера, которое было оценено в сумму свыше миллиона фунтов. «Он постоянно говорил всем друзьям и родственникам, что полностью разорен, — продолжает старший детектив Чивер, — поэтому, естественно, его родные и близкие были весьма удивлены, узнав об истинном финансовом положении мистера Уолладера».

Отец Лео, сэр Энтони Уолладер, который только вчера обвинял полицию Гемпшира в бездействии, отказался прокомментировать положение дел, касающееся состояния своего сына. «Мы с женой слишком расстроены, чтобы разговаривать на подобные темы», — коротко ответил он на вопрос журналиста. При отсутствии завещания все состояние Лео переходит его родителям, как ближайшим родственникам. Таким образом, сэр Энтони по закону получает весьма существенную прибавку к своим финансам.

Старший детектив Чивер выразил свое сожаление о том, что полиция Гемпшира была незаслуженно обвинена в бездействии. «Мы работаем в полную силу, чтобы найти убийцу Лео и Мег, — заявил он журналистам, — но подобные дела расследовать непросто. А длительные отношения между убитыми еще более усложняют задачу, так как сейчас могут вскрыться новые обстоятельства дела. В настоящее время для нас очень важно узнать, почему Лео и Мег так долго держали в тайне свои взаимоотношения».

Старший детектив также заметил, что обе семьи, разумеется, все это время находились под давлением, и выразил свое сожаление по поводу возможного недостаточного внимания к ним со стороны сотрудников полиции. «Мы полагаем, — признал он, — что обе семьи поняли то, как мы стараемся работать на их благо. Это не всегда заметно на первый взгляд, но мы надеемся, что в дальнейшем между нами больше не возникнет подобных недопониманий».

«Сазерн Ивнинг Эко», 28 июня.

Глава шестнадцатая

28 июня, вторник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 50 минут дня.


Алан Протероу вытер ослабевшей рукой лицо, с заметным усилием поднялся из кресла и подошел к окну, ощущая тревогу. Мог ли он сейчас, положа руку на сердце, сказать, что поверил в рассказ Джинкс? Ведь все, что, как она утверждала, вспоминает, могло показаться граничащим с фантастикой, поскольку в живых не осталось никого, кто мог бы подтвердить или опровергнуть ее слова. Трое людей, знавших ее лучше остальных, были мертвы. И все трое были близко связаны именно с этой женщиной. Логика говорила за то, что Джинкс должна была знать кое-что об их смерти. Кроме того, что-то было известно и ее отцу, иначе зачем бы ему потребовалось помещать дочь в такую клинику, да еще и следить за тем, как проходит выздоровление. Казалось, Адам не меньше самой Джинкс был заинтересован в том, чтобы некоторые события прошлого так никогда и не воскресли в памяти этой женщины.

— Мне не слишком верится в это, — произнес врач, не поворачиваясь к Джинкс лицом. — Всего пару дней назад вы рассказывали о Расселе как о человеке крайне ревнивом. Вы еще сказали, что брак буквально душил вас. Теперь же вы утверждаете, что у него был роман с вашей лучшей подругой. По-моему, это не стыкуется с вашими прежними описаниями этого человека.

— Рассел верил в двойственность, существующую в жизни, — резонно заметила Джинкс. — Если он мог со спокойной совестью обманывать таможню, почему вы считаете, что он не мог так же изменять и собственной жене?

— Это вряд ли можно назвать ответом. Если человек буквально одержим одной женщиной, он не будет флиртовать с другими. По-моему, одно исключает другое.

— Все зависит от того, что вы подразумеваете под словом «одержим». Рассел больше всего был одержим самим собой, даже больше, чем мною. Я была для него чем-то вроде редкого произведения искусства, которым он мог похвастаться перед своими пожилыми приятелями. Этакая невеста-дитя, которая обожала его настолько, что пожертвовала и славой, и состоянием только ради того, чтобы стать его женой. Мег была сокровищем другого рода. Она могла доказать ему, что он все еще в силе, как мужчина, и остается привлекательным несмотря на свой возраст. И все же мы обе представляли для него не большую ценность, чем его обожаемые картины. Ему нравилось обладать вещами.

Доктор обернулся:

— Моя проблема заключается в том, что приходится просто верить вам на слово. Как ни жаль бедного Рассела, но мертвые, увы, не могут говорить за себя.

— Неужели существуют какие-то причины, по которым вы сомневаетесь в правоте моих слов? — Хотя эти слова были произнесены без капли враждебности, глаза женщины гневно вспыхнули. — Вы так неожиданно превратились в настоящего полицейского, хотя всего десять минут назад единственным вашим желанием было помочь мне. — Она сделала вид, что собирается подняться и уйти. — Что ж, для вас, как профессионала, наш разговор был полезен, а я уже голодна и хочу перекусить.

Но Протероу не поддался на ее угрозу покинуть его:

— Не стройте из себя обиженную девочку, — резко произнес он. — Здоровый скептицизм и желание помочь не являются взаимоисключающими вещами, Джинкс. Более того, можно поспорить, что одно только подкрепляет другое. Попробуйте убедить скептика в своей правоте, и вы заручитесь великолепным преданным союзником на будущее. Возможно, если бы вы постарались перестроить свое отношение к полиции хотя бы на данное время, вы, безусловно, легко рассеяли бы свою паранойю и помогли бы им отыскать убийцу Лео и Мег. Или вы столь же категорично настроены отказать в своем сотрудничестве, как тогда, когда было необходимо найти убийцу Рассела?

Джинкс окинула Алана недовольным взглядом:

— Я позвоню полковнику Клэнси и попрошу его переслать вам сюда все дневники и письма Рассела. Я до сих пор храню их дома в книжном шкафу. Так вот, запись, сделанная в день нашей свадьбы, например, гласит: «Чувствовал себя великолепно. Выглядел роскошно. Был одет в черный бархатный костюм и белую сатиновую рубашку. Моя речь за столом оказалась настоящим образцом остроумия и эрудиции. Жаль, что гостей было немного, поэтому восхищались ей только самые избранные». Вот это как раз то, что я называю одержимостью самим собой. Но не исключено, что я слишком уж надменная женщина, а упоминание имени невесты в день бракосочетания не такая уж важная вещь?

— И все же я удивлен, что вы не говорили мне раньше об этих ненормальных отношениях, — упорствовал Протероу. — Неужели вам не кажется странным, что Мег спала и с Лео, и с Расселом? Или у нее просто вошло в привычку красть у вас женихов и поклонников?

— Ну, если быть абсолютно точной, так это я крала их у Мег. У нее был головокружительный роман с Расселом, но уже через полгода ей все это наскучило, и она решила познакомить нас. То же самое произошло и с Лео. Она пояснила, что он просто ее деловой партнер, но, как ей казалось, мы настолько подходили друг другу, что должны были обязательно влюбиться по уши. Только потом я поняла, что в ее устах «деловой партнер» означал самого настоящего любовника.

— И вас не обижало то, что вы «подбирали» тех ее поклонников, в которых она уже больше не нуждалась?

— К сожалению, каждый человек уже кому-то не нужен. Мне казалось, что так будет даже удобней и проще. Ведь я знала свою предшественницу и была уверена в том, что мне не предстоит конкурировать с некоей суперженщиной.

Доктор подошел к креслу и тяжело опустился в него:

— Но вы не ответили на мой вопрос. Неужели вам не было обидно пользоваться чьими-то «объедками»?

— Теперь, оглядываясь назад, я могу согласиться с вами. Да, обидно и унизительно. Мег была куда привлекательнее меня. К тому же, она полностью игнорировала чувства других людей, особенно это касалось мужчин. Ее не мучили угрызения совести: она начинала с кем-нибудь бурный роман, а потом бросала этого человека через два или три месяца только из-за того, что на ее пути встретился другой симпатичный кавалер. Я не могу так обращаться с людьми, поэтому я дольше оставалась с теми, кого она «разлюбила», если это, конечно, устраивало меня.

— Но если ей это было надо, то по прошествии еще двух-трех месяцев Мег снова возвращалась к своим старым любовникам, — напомнил доктор и покачал головой, словно не веря тому, что только что сказал сам. — Если это действительно так, Джинкс, то мне становится непонятным, почему вы называете Мег своей единственной и лучшей подругой.

— По-моему, у меня это получается не слишком убедительно, — с неуместной радостью воскликнула женщина, словно посмеиваясь над недоверием доктора. — Но вам бы Мег непременно понравилась, — улыбнулась Джинкс, словно вспоминая что-то. — Послушайте, когда я говорю, что мне приходилось возиться с теми, кого она бросила, хотя бы временно, это же не означает, что я виню ее в том, что случилось со мной и с ними впоследствии. Она уговаривала меня не выходить замуж за Рассела. Одним из доводов было то, что ей не хотелось, чтобы я, в возрасте всего двадцати одного года, привязала себя к одному-единственному мужчине. Но было уже слишком поздно. Не могла же я покинуть его после того, что с ним сделал Адам. И в этом не было никакой вины Мег.

Тем не менее, Алан сильно сомневался в том, что Мег бы ему понравилась. Если все то, что рассказывала Джинкс, было правдой, это только лишний раз подтверждало ее полную неспособность принимать решения относительно своей личной жизни. И особенно того, что касалось выбора настоящих друзей и подруг. Становилось похоже на то, что сама Джинкс смотрела сквозь пальцы на недостатки Мег, и больше всего ее привлекали эгоцентричные личности. «Интересно, — рассуждал Протероу, — понимает ли она то, что ее всегда тянуло к эгоистам?» Может быть, это происходило оттого, что Джинкс не могла отличить эгоизм от уверенности в себе и сосредоточенности? В ее голове и без того кружилось много противоречивых мыслей о властном характере ее отца. Неудивительно, что она просто не умела разбираться в людях.

— Наверное, вы также считаете, что Мег вовсе не виновата и в том, что продолжала крутить роман с Расселом даже после того, как вы поженились? — иронично спросил Алан.

Джинкс бросила на доктора быстрый взгляд:

— Не на все сто процентов. Мне кажется, что от самого Рассела все-таки тоже кое-что зависело. — Она неопределенно пожала плечами. — К тому же, они вели себя крайне осмотрительно. Я так ни о чем и не догадывалась вплоть до момента его смерти. А после это уже не имело для меня большого значения.

— Кто же ввел вас в курс дела?

— Никто. Она написала ему несколько писем, которые он хранил на чердаке в Ричмонде вместе со старыми экзаменационными работами своих студентов. Эти письма были написаны от души, — вспомнила Джинкс. — Самое грустное, пожалуй, заключается в том, что она действительно любила его, но не могла даже подумать о том, чтобы связать свою жизнь с одним-единственным мужчиной. Ее ужасала сама мысль о том, что она может осесть где-нибудь в деревне и превратиться, как ее мать, в самую обыкновенную послушную жену. — А вы когда-нибудь говорили с ней о Расселе?

— Нет.

— Почему же?

— Я не видела смысла в таком разговоре.

— Полиция знала об их связи?

— Даже если и знала, то при мне они об этом не обмолвились ни разу.

— Почему же тогда вы сами не рассказали им обо всем?

— Потому что письма я обнаружила где-то через год, а к тому времени дело уже было закрыто. — Джинкс подергала себя за нижнюю губу. — Мне кажется, вы не совсем отчетливо представляете себе, что это такое — быть замешанным в расследовании уголовного преступления. В общем, это не слишком приятный жизненный опыт. И мне потребовалось бы что-то более значимое, чем пара старых любовных писем, чтобы заставить нас всех еще раз пройти через это испытание.

Доктор подался вперед:

— Получается, что последующие девять лет вы только притворялись, будто ничего страшного не произошло. И вот теперь, узнав о романе Лео и Мег, вы испугались, что история может повториться?

Джинкс ничего не ответила. Возможно, она поняла, как неубедительно сейчас звучит ее рассказ и каким странным кажется со стороны ее поведение при данных обстоятельствах.

— Так что же вы сделали, Джинкс?

— Я подумала, что будет лучше, если никто ни о чем не узнает. Поэтому, когда мы вернулись в Лондон, я попросила Лео позвонить родителям и попросить их никому ни о чем не рассказывать, пока для этого не наступит подходящее время. Я объяснила ему, что прежде мне надо обо всем переговорить со своим отцом. — Она подперла руками подбородок и удрученно принялась рассматривать узоры на ковре. — Но вот только я никак не могу припомнить, говорила ли я с Адамом или нет, поэтому не могу точно утверждать, что… — Внезапно она оборвала себя на полуслове.

— Вы не можете точно утверждать, подали ли вы ему повод для того, чтобы он убил их обоих.


Лэнсинг-роуд, 53. Солсбери, Уилтшир.

1 час 15 минут дня.


Сотрудница полиции Блейк придержала дверь в квартиру Флосси Хейл ногой и не давала хозяйке закрыть ее:

— Я никуда не уйду, пока не переговорю с тобой, — твердо произнесла Блейк. — Поэтому тебе лучше впустить меня.

Через пару секунд давление двери на ногу ослабло, и путь в квартиру оказался свободным. Флосси бросила на свою гостью недовольный взгляд. Лицо миссис Хейл переливалось всеми цветами радуги от заживающих синяков и ссадин. Она пыталась прикрыть свое вечернее платье с огромным вырезом рукой в гипсе. Сейчас Флосси выглядела лет на двадцать старше своих сорока шести:

— Что тебе надо? — угрюмо бросила она.

— Просто побеседовать. Как ты себя чувствуешь?

— Неважно. — Она устало хмыкнула. — Садиться до сих пор больно, но я переживу и это. — Она провела посетительницу в крохотную гостиную, уставленную не по размерам высокой и грузной мебелью. — Присаживайся, — грубо фыркнула она, облокачиваясь на телевизор пухлыми руками. — По всем правилам я сейчас должна лежать в больничной койке, хотя не могу сказать, что меня это очень устраивало. Я, правда, пыталась убедить врача подержать меня в клинике еще пару дней, но меня все равно оттуда вышвырнули, поскольку к ним поместили какого-то старого козла с кучей денег и геморроем впридачу. — Она печально посмотрела на Блейк. — У меня складывается такое впечатление, что в последнее время жизнь уже никого особенно не радует.

Та утвердительно кивнула:

— Похоже, что так. Мне-то вообще приходится выслушивать только страшные истории из жизни.

— Я бы не возражала, если бы мне хоть немного сбавили налоги. По-моему, каждый человек имеет право наслаждаться заработанными деньгами в полной мере, ничего никому не отстегивая.

«Вряд ли эта дама вообще когда-нибудь подавала декларацию о своих истинных доходах», — подумала Блейк, но сочла нелишним согласно кивнуть и вслух сочувственно произнесла:

— Я полностью согласна с тобой, и поэтому пришла сюда. В цивилизованном обществе каждый человек должен ощущать себя в покое и безопасности. Но мне кажется, это остается невозможным до тех пор, пока мы не найдем того человека, который совершил на тебя нападение. — Блейк проигнорировала упрямое выражение, говорящее об отказе от всяческого сотрудничества, тут же появившееся на лице Флосси, и вынула из сумки свой блокнот: — Ты далеко не единственная проститутка, которая пострадала от этого мерзавца. Три месяца назад он искалечил еще одну, с такой же жестокостью и цинизмом. Она рассказала нам, что он заплатил ей сорок фунтов. Сколько получила от него ты?

— Похоже, что столько же, — проворчала Флосси.

— Потом она говорила нам о том, что он ожидал увидеть молоденькую и симпатичную девицу, и разъярился только тогда, когда выяснилось, что по возрасту она ему годится в матери. Как это происходило у вас?

— Похоже, что так же, — пожала плечами женщина.

— Та проститутка оставляет номер своего телефона в будках и витринах магазинов. Мне кажется, что ты находишь своих клиентов примерно таким же способом. Я угадала?

— Возможно.

— Ну, хорошо. За последние два дня мне пришлось проделать немалую работу, разговаривая с девушками на панели. И хотя кроме тебя и той женщины никто настолько серьезно не пострадал, тем не менее, три девушки рассказали мне, что им приходилось встречаться с симпатичным обходительным молодым человеком, по всей видимости, хорошего воспитания, который становился яростным и злым в момент оргазма. — Блейк заглянула в свой блокнот. — Одна девушка заявила, что он накручивал ее волосы себе на руку и чуть не вырвал несколько прядей с корнями. Вторая поведала о том, как он бил ее по лицу ее же собственной массажной щеткой, а третья призналась, что он сорвал с нее парик и пришел в такое бешенство, что запихнул ей его в рот. Правда, потом он извинился за свое поведение, и приплатил ей сверх оговоренной суммы еще десять фунтов за причиненное беспокойство. — Блейк посмотрела на Флосси. — Все три девушки одного возраста: им немногим более двадцати, и все трое сходятся на том, что он помешан на волосах и всем, что с ними связано. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Женщина тяжело вздохнула:

— Похоже, тебе действительно пришлось здорово потрудиться, любовь моя. Ну, валяй дальше, как они его описывали?

Блейк принялась зачитывать показания проституток:

— Рост: примерно пять футов одиннадцать дюймов. Стройный, но при этом достаточно мускулистый, имеются волосы на груди. Симпатичное, мальчишеское лицо. Волосы русые, слегка вьются на висках, возможно стриженые, глаза — серо-голубые. Усов и бороды нет. Одна девушка высказала предположение, что он выщипывает себе брови, такие они у него тонкие. Одежда разная: был в темном костюме и белой рубашке, в другой раз в джинсах и футболке. Однако все сходятся на том, что это весьма чистоплотный, обходительный джентльмен, возможно, в свое время посещавший какую-то элитную школу. Ты бы согласилась с таким описанием твоего клиента?

— Он выглядел так, будто и воды не замутит. Этакий тихоня. Но, Бог свидетель, он оказался порядочной скотиной. — Она дотронулась пальцами до синяка на лице. — Вот что я тебе скажу. Он не мог продержаться и минуты. Все его крики, и ругань, и избиение были лишь поводом для того, чтобы я подумала, будто он силен, как мужчина. Поначалу я даже не поняла, зачем ему все это понадобилось. То есть, давай уж говорить начистоту, когда долго занимаешься этим бизнесом, то теряешь всяческую чувствительность. Но во второй раз он кончил, даже не успев войти в меня. И при этом принялся снова обвинять меня в случившемся. Так что в основном причина была не в моем возрасте, хотя, конечно, это тоже сыграло свою роль, а в том, что он как мужчина ничего собой не представлял.

— Ты можешь что-нибудь добавить к описанию?

Флосси отрицательно покачала головой:

— Мне очень жаль, но вряд ли. Он действительно внешне выглядел очень привлекательно. Мне даже вспомнился Пол Ньюман в фильме «Шлюха». Ну, тебе это ни о чем не говорит. Ты слишком молода, чтобы помнить такие картины. — Флосси на секунду задумалась. — Еще он говорил мне какие-то странные вещи. «Это не моя вина, мой отец соткал из меня зло». Примерно что-то такое. А когда он уже уходил, то напоследок выдал: «Мне раньше никогда не приходилось убивать женщину».

— Раньше?

Флосси бросила на Блейк угрюмый взгляд:

— Наверное, он имел в виду то, что избивать-то девушек ему приходилось частенько, но ни одна из них не умерла после этого. — Ее передернуло. — Господи, он просто псих какой-то. Знаете, про таких говорят — «раздвоение личности». Когда вошел сюда, показался мне настоящим ангелочком, а потом вдруг превратился в зомби. Как только возбудился, у него даже взгляд стал какой-то пустой. Мне кажется, это просто чудо, что он до сих пор никого не угробил.

Блейк согласно кивнула:

— А ты не знаешь, как он добирался к тебе? Была ли у него машина? Или он пришел пешком?

— Понятия не имею. Я же ждала его здесь, и когда раздался звонок, просто открыла дверь. — Внезапно женщина нахмурилась. — Подожди-ка, у него при себе действительно были ключи от автомобиля. Я помню, как он достал их из кармана, когда уходил. У него был такой красивый пиджак, подогнан точно по фигуре, с плечиками. Так вот он вынул ключи и держал их на ладони, когда пригрозил мне и потребовал, чтобы я молчала о случившемся. — Женщина потерла лоб, силясь припомнить еще что-то. — Там на кольце болтался черный маленький диск. Я смотрела на него, потому что не хотела, чтобы этот тип подумал, будто я пялюсь на него самого. — Внезапно глаза ее радостно блеснули. — Там были две золотые буквы, "Ф" и "X". Совсем как Флосси Хейл, поэтому я сразу их запомнила. И ты знаешь, что мне кажется? Похоже, это и есть инициалы подонка!


Клиника Найтингейл, Солсбери, Уилтшир.

1 час 30 минут дня.


В дверь постучали, и через секунду в кабинет заглянула Хильда:

— Извините, что приходится беспокоить вас, доктор Протероу. К вам пришли детектив Мэддокс и сержант Фрейзер. Я предупредила их, что вы заняты, но они настаивают на том, что у них очень важное дело.

— Я могу уделить им пять минут.

Прежде чем Хильда смогла что-то ответить, дверь распахнулась и Мэддокс, отодвинув секретаршу, размашистыми шагами вошел в кабинет.

— Это действительно очень важно, сэр, иначе я не стал бы отвлекать вас от дел. — Внезапно он остановился, увидев Джинкс. — Мисс Кингсли?

Алан сердито нахмурился:

— С каких это пор должность полицейского стала позволять врываться в консультационную комнату доктора без приглашения?

— Извините, сэр, — смутился Мэддокс, — но мы прождали в коридоре пятнадцать минут, а наше дело, как я уже говорил, не терпит отлагательства.

Джинкс встала:

— Все в порядке, доктор Протероу. Я зайду к вам попозже.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы уходили, — произнес доктор, взглянув на нее достаточно выразительно. — Меня не покидает чувство, что здесь у кого-то проблемы с мышлением.

— У кого же? — В глазах женщины сверкнул озорной огонек. — Illi intus aut illi extra?

Доктор быстро принялся вспоминать латынь, пытаясь перевести вопрос Джинкс. «У тех, кто внутри или у тех, кто пришел снаружи, — решил он, — что-то вроде этого».

— О, конечно же, illi extra, — ответил он и едва заметно кивнул в сторону Мэддокса. — Caput odlosus iam maximus est. — Эта фраза, сочиненная доктором, должна была означать «его голова раздулась от предположений».

Джинкс не смогла сдержать улыбки:

— Если вы действительно так считаете, доктор Протероу, тогда мышление тут ни при чем. В любом случае, вы имеете большое преимущество. Но я действительно проголодалась. Извините, что вынуждена покинуть вас, но я должна срочно перекусить. — Она вежливо кивнула и прошла мимо Хильды и Фрейзера, которые так и стояли в нерешительности у двери.

— Спасибо, Хильда, ты свободна. — Алан указал на диван. — Присаживайтесь, джентльмены.

— Можно поинтересоваться, что вам только что сказала мисс Кингсли? — сразу же начал Мэддокс.

— Понятия не имею, — дружелюбно улыбнулся Алан. — Для меня самого это китайская грамота.

— Но вы же ей ответили.

— О, я могу общаться подобным образом сколько угодно, — как ни в чем не бывало, продолжал врач. — Vos mensa puellarum dixerunt habebat nunc nemo conduxit. — Я, например, не знаю, что означает эта фраза, но звучит красиво и достаточно интеллигентно. Итак, чем могу быть вам полезен?

Осознав свое полное поражение, Мэддокс скользнул взглядом по свежему номеру «Таймс», лежавшему на журнальном столике:

— Я полагаю, вы уже ознакомились с этим?

— Да.

— Значит, вам уже известно, что мистер Лео Уолладер и мисс Мег Харрис убиты.

— Да.

Мэддокс пристально посмотрел на доктора:

— А мисс Кингсли тоже знает?

Алан кивнул:

— Да, я рассказал ей все, как только прочитал статью.

— И какова была ее реакция, сэр?

Алан оглядел Мэддокса с головы до ног:

— Она была шокирована.

— А вы сообщили ей о том, что неизвестный, напавший на вас ночью, орудовал кувалдой?

Алан предвидел этот вопрос:

— Не помню, — честно признался он. — Я упомянул о том, как взволнованы были все мои пациенты, но не могу припомнить, рассказывал ли я о подробностях этого нападения. — Он с любопытством посмотрел на Мэддокса. — А почему это вас интересует? Вы считаете, что между этим нападением и смертью мистера Уолладера и мисс Харрис имеется какая-то связь?

Мэддокс пожал плечами:

— Мы действительно находим весьма интересным тот факт, что мисс Кингсли и кувалда участвуют во всех трех убийствах и ночном нападении на вас, — отрезал полицейский.

— Под третьим убийством вы подразумеваете первого мужа мисс Кингсли?

— Да.

— Боюсь, что пока не улавливаю вашу логику. Давайте предположим, хотя бы чисто теоретически, что между убийствами мистера Рассела Лэнди и мистера Уолладера действительно наблюдается связь, так же как и связь мисс Кингсли с обоими мужчинами. Она была замужем за первым из них и собиралась сыграть свадьбу со вторым. Теперь продолжим. И тоже только теоретически, что так как мистер Уолладер изменил свое решение и задумал жениться на мисс Харрис, кто-то другой также решил, что Мег должна умереть. Ну, и каким же образом нападение на мою персону вписывается в этот предположительный сценарий? Вот уже целую неделю я знаю мисс Кингсли как сознательную и дееспособную женщину. У нас с ней, как и положено, завязались отношения «врач — пациент». Я не женат на ней и не обручен. Я не спал с ней и не имею намерений делать это. Я не знаю ни одного из ее знакомых, а она не знает моих. Она временно находится в моей клинике, за что вносится соответствующая плата, и может по своему желанию в любой момент покинуть это заведение. — Глаза доктора сузились. — Может быть, я что-то упустил из виду, что могло бы сделать вашу надуманную связь хоть чуточку реальной?

— Да, сэр, — совершенно спокойно произнес Мэддокс. — Совпадение. Это как раз та вещь, которую нам, полицейским, никак нельзя упускать из виду. Опыт нашей работы показывает, что не бывает дыма без огня. — Он едва заметно улыбнулся. — Или, говоря другими словами, не бывает кувалды без мисс Кингсли.

— Неужели вы хотите высказать предположение, что она умеет орудовать этим инструментом?

— На данной стадии расследования я ничего не предполагаю, сэр. Я просто обращаю ваше внимание на подобное совпадение. Было бы глупо отрицать его.

— Нет, разумеется, Джинкс не смогла бы нанести мне удар прошлой ночью. Она недостаточно сильна и недостаточно высока. К тому же, судя по фигуре нападавшего, это был мужчина.

— Если мы все правильно поняли, вчера к вам приходил адвокат ее отца.

— Вы не угадали, инспектор. Адвокат мистера Кингсли — тщедушный невысокий парень с крошечными руками. Уж его-то я бы узнал сразу, даже в лыжной шапочке.

Мэддокс улыбнулся:

— Я бы больше задумался о самом мистере Кингсли. Возможно, вы сказали что-то адвокату, и это не понравилось его боссу.

— Не знаю. Я никогда не встречался с мистером Кингсли, поэтому понятия не имею, как он выглядит. — Он задумался на секунду. — В любом случае, я уверен, что это был молодой человек, а мистеру Кингсли уже шестьдесят шесть лет.

— А что вы скажете по поводу Фергуса Кингсли? Он тоже есть в вашем списке.

Алан кивнул:

— Да, по росту он подошел бы. Как, впрочем, и официант, который обслуживал меня в ресторане, но беседа и с тем и с другим была дружеской; и я не вижу причин, по которым кто-либо из них стал бы брать на себя труд подкараулить меня на территории клиники с тем, чтобы напасть. — Но правду ли говорил он сейчас? Алан виделся с Фергусом уже дважды, и оба раза чувствовал себя довольно неуютно после общения с молодым Кингсли.

От Мэддокса не ускользнуло задумчивое выражение лица доктора:

— Расскажите мне, о чем вы беседовали с Фергусом Кингсли, — попросил он.

— Ни о чем существенном. Он стоял возле моей машины, когда я выходил из клиники. Фергус поинтересовался, не продаю ли я свой автомобиль, насколько мне помнится, а потом попросил меня подождать его брата. Я объяснил, что тороплюсь, и предложил отложить встречу до следующего раза. После этого я уехал.

Фрейзер нахмурился:

— Но вы никуда не спешили. Если верить записям, вы просто решили съездить пообедать, поскольку у вас уже давно не было ни одного свободного вечера.

Алан беззаботно рассмеялся:

— Я просто нашел повод скрыться. Неужели это так странно? Я и без того потратил много времени на беседу с адвокатом его отца. Кроме того, я действительно проголодался и обещал себе побыстрее пообедать. Мне не хотелось показаться грубым, но не было ни малейшего желания тратить еще полчаса на никчемный разговор с незнакомым человеком.

— Значит, вы никогда не видели Майлза Кингсли?

— Нет.

— Но оба брата навещали свою сестру. — Эти слова больше напоминали утверждение, чем вопрос, и Протероу стало интересно, откуда Мэддокс так хорошо осведомлен о всех больничных делах.

— Насколько я понимаю, Майлз приходил к ней в прошлую среду примерно в девять часов, когда у меня уже кончилось рабочее время. Фергус приезжал в субботу.

— Значит, они оба знали расположение палаты и хорошо ориентировались на территории клиники. — И снова утверждение.

Алан нахмурился:

— Фергус разговаривал с Джинкс в саду, поэтому он уже знал, где находится ее любимое местечко под деревом. И Майлз, который уже был у нее в палате, мог легко отыскать сестру. Неужели это уже означает, что они прекрасно ориентируются на территории больницы? Я бы не стал утверждать это столь категорично.

— Я больше имел в виду проезд для автомашины, сэр.

— О, ради всего святого! — в нетерпении рявкнул Алан. — Любой идиот мог засесть в кустах и поджидать въезжающую машину. Не надо уметь ориентироваться в дорогах, чтобы последовать за машиной, едущей со скоростью пять миль в час. Именно так я и передвигался, поскольку не хотел тревожить пациентов шумом гравия под колесами. — Он тяжело вздохнул. — Послушайте, если у вас нет больше ничего серьезного, то я не вижу никакого смысла продолжать развитие этой темы. Мое мнение таково, что вы должны высказать все свои подозрения самой мисс Кингсли, ее отцу и братьям. — Он кивнул в сторону столика, где лежал номер «Таймс». — И если уж, как вы полагаете, между тремя убийствами действительно прослеживается какая-то связь, то я разделяю мнение сэра Энтони и миссис Харрис, удивляясь тому, что вы еще ничего не предприняли в этом направлении.

— Вы, как я вижу, склонны защищать семейство Кингсли. Можно узнать, есть ли на то какие-нибудь особые причины?

— Например?

— Может быть, вы относитесь более субъективно к мисс Кингсли, чем хотите это показать. Возможно, именно поэтому кто-то счел необходимым напасть на вас с кувалдой в руках.

Алан задумчиво погладил подбородок:

— Но при этом я, наверное, должен был рассказать кому-нибудь о своем отношении к мисс Кингсли, чтобы спровоцировать нападение?

— Вовсе не обязательно, сэр. Вы и так со стороны смотрелись как старые знакомые, когда свободно общались между собой на китайском. Возможно, кому-то и показалось, что ваши отношения не такие прохладные, как вы сами утверждаете.

Последовавший за этим взрыв смеха развеселившегося доктора даже вызвал невольную улыбку на губах Фрейзера.

— Наверное, я не совсем правильно выразился, сказав вам, инспектор, что наш разговор был китайской грамотой. — Протероу встал из-за стола. — Теперь я сильно сомневаюсь, ipso facto[2], что любой вывод, к которому вы пришли, имеет под собой какие-то серьезные основания, чтобы поверить в него. А теперь извините, мне пора идти на обход.

* * *

Хмурый и крайне недовольный Мэддокс направился к машине и сразу же включил рацию:

— Соедините меня со старшим детективом Чивером, — прорычал он в микрофон, — и скажите ему, что это очень срочно, девушка. Говорить будет детектив Мэддокс. Я нахожусь сейчас в Солсбери, в клинике Найтингейл. — Он нетерпеливо забарабанил пальцами по крыше автомобиля, ожидая, пока его соединят с начальником. — Да, сэр. У нас тут возникли некоторые осложнения. Как выяснилось, с доктором очень трудно общаться и он явно что-то скрывает. Когда мы приехали, он мило беседовал с мисс Кингсли. Похоже на то, что он знает гораздо больше, чем пытается показать. Да, Фрейзер полностью разделяет мою точку зрения. — Он бросил на сержанта быстрый взгляд, словно ища поддержки. — Нет, мне кажется, нам следует сейчас же переговорить с ней. Мы еще на территории клиники, она нас уже видела и знает о смерти Уолладера и Харрис. Если это дело отложить, она предоставит нам общаться с ее адвокатом, который уж постарается защитить ее интересы. Между прочим, меня удивляет, почему ее отец до сих пор не приставил к ней кого-нибудь. Хотя, может быть, как раз этот доктор и выполняет роль сторожевого пса. — Через секунду его глаза победно заблестели. — Конечно, сэр. — Он с удовольствием выслушивал шефа. — Да, я все понял. Письма от Лэнди… аборт в восемьдесят четвертом… Отец — либо Уолладер, либо Лэнди.

Мэддокс положил рацию на место и торжествующе оскалился, глядя на Фрейзера:

— Нам предоставляется возможность проявить немного инициативы, парень. Надо ухватиться за этот шанс обеими руками. Что бы ни случилось, я не желаю, чтобы этот надменный докторишка нам все испортил. Теперь я с ним церемониться не собираюсь. Договорились? — Он кивком указал на тропинку, ведущую вокруг здания к террасе. — Мы пойдем вот этой дорогой.

* * *

Джинкс сидела в кресле и смотрела новости по телевизору, поэтому даже не заметила двух мужчин, приближающихся к ее палате. Она только бритым затылком почувствовала, как их тени загородили солнце в то время, когда они без зазрения совести перешагнули через порог открытого эркера и очутились в ее комнате. Но женщина уже догадалась, кто решил проведать ее. Она не спеша выключила телевизор при помощи пульта дистанционного управления и повернулась к непрошеным гостям:

— Здесь существует правило сначала получить разрешение на посещение пациента. Мне кажется, вы забыли это сделать, не так ли, инспектор?

Мэддокс прошел к кровати и пристроился на самом ее краю, точно так же, как он делал это раньше:

— Нет, — ничуть не смущаясь, ответил он. — Означает ли это, что вы отказываетесь помочь полиции и у вас есть какие-то возражения?

— Их несколько, хотя я не представляю себе, чтобы это имело какое-то значение. — Джинкс холодно улыбнулась. — По крайней мере, для вас. — Она с любопытством посмотрела на Фрейзера. — Вот вашему напарнику, наверное, не все равно. — Она принялась пристально разглядывать молодое симпатичное лицо сержанта. — Я угадала? Ну что ж, не каждый может позволить себе иметь свои принципы. Иначе, наверное, в этом мире стало бы совсем скучно жить.

— Вы слишком наблюдательны для человека, страдающего потерей памяти, — заметил Мэддокс.

— Неужели?

— И вы сами знаете об этом.

— Вы ошибаетесь. Я никогда раньше не общалась с людьми, страдающими амнезией, поэтому не имею представления о том, по каким меркам можно судить об их поведении. Однако, если вам так уж интересно, то могу сообщить, что человек не превращается в зомби только от того, что не помнит событий всего нескольких дней своей жизни. — Улыбка стала очаровательной. — Я не уверена, что вы помните всех женщин, которых вы соблазнили в свое время, особенно, если в тот момент вы успевали изрядно накачаться. Тем не менее, это вас ничуть не беспокоит, не так ли? — Она потянулась за сигаретами. — Или, наоборот, вас это сильно угнетает, и поэтому вы обвиняете меня в том, что я после всего случившегося остаюсь крайне наблюдательным человеком.

— Очко в вашу пользу, — вежливо кивнул детектив.

Джинкс прикурила и несколько секунд наблюдала за полицейским сквозь струйку дыма:

— Фрейд был бы от этого в восторге, — как бы невзначай бросила женщина.

— От чего? — нахмурился Мэддокс.

Джинкс тихо рассмеялась:

— От вашего замечания и моего описания вашего пристрастия соблазнять женщин. Наверняка Фрейд бы подумал, что именно такие слова произносили ваши многочисленные подруги во время совокупления. — В этот момент сержант довольно хрюкнул. — Впрочем, это не столь важно. — Джинкс замолчала.

Но Мэддокс не нашел ничего забавного в ее объяснении:

— У нас есть к вам несколько вопросов, мисс Кингсли.

Женщина молча смотрела на него и ничего не говорила.

— Насчет Лео и Мег. — Так и не дождавшись ответа, продолжил он. — Если мы правильно поняли, доктор Протероу уже сообщил вам, что они мертвы.

Джинкс кивнула.

— Для вас это, наверное, было сильным потрясением.

И снова кивок.

— Простите, что я так говорю, мисс Кингсли, но ваш шок длился не так уж долго, верно? Вашего жениха и лучшую подругу забили до смерти кувалдой, при этом их лица были превращены в кровавое месиво, как и у вашего первого мужа, а вы преспокойно сидите в палате, покуриваете сигаретку и еще пытаетесь отпускать шуточки. По-моему, это самое неубедительное проявление горя, какое мне только приходилось встречать.

— Простите, инспектор. Скажите, вам действительно станет лучше, если я сейчас специально для вас чисто по-женски начну рыдать и причитать?

Мэддокс проигнорировал это замечание:

— Честно говоря, это так же неубедительно, как и вся эта чепуха с амнезией.

— Простите, не поняла. — Ее губы растянулись в хищную улыбку-оскал. — Боюсь, что я совершенно забыла, о чем у нас шел разговор.

Мэддокс взглянул на Фрейзера, который беззвучно смеялся, безуспешно стараясь держаться как можно спокойней:

— Мы говорили о смерти трех человек, мисс Кингсли. Все трое были хорошо знакомы с вами, и все трое потом были жестоко убиты. Это Рассел Лэнди, Лео Уолладер и Мег Харрис. Кроме того, мы сейчас говорим и о ночном нападении на доктора Протероу. Если бы не его быстрая реакция, он был бы точно так же забит кувалдой, как ваш первый муж, ваш жених и ваша лучшая подруга. Я полагаю, доктор сообщил вам о том, что на него напали с кувалдой? — Мэддокс ждал ответа на свой последний вопрос.

— Нет, не сообщил, — спокойно ответила Джинкс.

— Ну, и что вы можете сказать по этому поводу?

— Ничего. Я вовсе и не рассчитывала на то, что доктор Протероу будет рассказывать мне буквально все, что с ним происходит.

— Неужели вас совсем не волнует тот факт, что и здесь тоже участвует кувалда, мисс Кингсли?

— Конечно, волнует.

— Тогда скажите, почему же сложившаяся ситуация кажется вам забавной? Мне, например, сейчас совсем не смешно, так же, как и двум матерям с разбитыми сердцами, дети которых, пожираемые червями, были выкопаны из канавы в прошлый четверг.

Джинкс глубоко затянулась сигаретой. Сейчас она смотрела мимо детектива куда-то в пустоту:

— В данный момент я могу сказать вам все, что вы хотите услышать, — произнесла она со странной интонацией в голосе. — Поскольку это не будет иметь никакого значения. — Она взглянула на него в упор. — Ведь вы в любом случае можете вывернуть мои слова наизнанку.

— Не порите чепухи, мисс Кингсли.

— Experto credite. Верьте тому, кто сам прошел через это, — тут же перевела женщина, сопроводив свои слова неопределенной улыбкой. — Вы ничем не отличаетесь от своих коллег, которые еще десять лет назад пытались убедить меня в том, что убийца — мой отец.


Глава семнадцатая

28 июня, вторник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

2 часа 30 минут дня.


Сержант Фрейзер сделал несколько шагов вперед, чтобы Джинкс хорошо видела его. Он придвинул второе кресло поближе к ней и устроился в нем, зажав ладони между коленями. При этом лицо его оказалось менее чем в метре от лица женщины. Хватайся за инициативу обеими руками, как выразился старший детектив. Фрейзер прекрасно понимал, что сейчас они ничего не достигнут простым запугиванием мисс Кингсли. Но, в отличие от Мэддокса, он также сознавал и то, что ему нечего доказывать этой женщине. А тем более давать ей понять, что она в чем-то виновата.

— Мы действительно стараемся быть объективными, — постарался убедить он Джинкс, — но, признайтесь, было бы глупо отрицать то сходство, которое присутствует во всех трех убийствах. К тому же все три жертвы, хотя их и разделяет промежуток времени в десять лет, были знакомы с вами. И сейчас речь идет не о мимолетном знакомстве, мисс Кингсли, а о двух мужчинах, которые были самыми близкими для вас людьми, и о женщине, которую на момент аварии ваши родители считали вашей лучшей подругой. — Он сочувственно улыбнулся. — Вы понимаете, с какой проблемой нам пришлось столкнуться? Даже для стороннего наблюдателя ваша связь со всеми тремя людьми показалась бы значимой.

Джинкс кивнула. Господи, Боже мой! Неужели он принимает ее за идиотку?

— Я это понимаю. Для меня все это тоже является значимым, но, хоть убейте, я не могу объяснить вам, почему все это произошло. Сколько раз я думала о случившемся, и постоянно натыкалась на ту кирпичную стену, которая возникла после убийства Рассела. — Джинкс затушила окурок, чтобы дым не попадал в глаза сержанту. — Причиной, по которой это преступление так никогда и не было раскрыто, является также и то, что лондонская полиция упрямо сосредоточилась только на мне и моем отце. Вначале мы оба были исключены из списка подозреваемых — непосредственных участников, поскольку имели твердое алиби. Затем меня исключили и из косвенных участников, потому что у меня не было никаких причин желать Расселу смерти. С другой стороны, отец ненавидел Рассела и не скрывал своего отношения к зятю. Отсюда полиция сделала вывод, что он просто заказал это убийство, и поиски других подозреваемых на этом были завершены. Но давайте предположим, что в тот раз полиция ошиблась. Допустим, мой отец непричастен к смерти Рассела, тогда какое имеет значение то, что я знала всех трех погибших? — Она открыто посмотрела в лицо сержанта. — Вы понимаете, к чему я клоню?

— Думаю, да. Вы утверждаете, что если Рассела убил некий неизвестный, то может существовать еще одна, пока неведомая нам связь между этими убийствами.

— Да, но если вы повторите ошибку лондонской полиции, то этот неизвестный благополучно уйдет от наказания и теперь.

— В это как-то трудно поверить, мисс Кингсли. Мы запрашивали дело Лэнди и подробно изучили его. Так вот, там нет никаких указаний на наличие некоего таинственного неизвестного.

Джинкс в отчаянии замотала головой:

— Но он существует. Я без конца повторяла тогда детективам про того художника, которому нагрубил Рассел. Он и сам мне два раза говорил о том, что замечал возле студии фигуру, прячущуюся в темноте. Рассел твердо решил заявить в полицию, если это повторится еще хоть раз. Но он не успел этого сделать: его убили. — Она развела руки в стороны, словно умоляя поверить ей. — Я почти уверена в том, что это и был тот самый преступник, которого вы разыскиваете сейчас.

— Да, нечто подобное было описано в отчетах. Однако точка зрения следователей такова, что если этот человек и существовал, то был наемником вашего отца, а никак не отвергнутым и озлобленным художником. Конечно, если бы вы смогли сообщить полиции описание его внешности или имя, она бы отнеслась к вашему сообщению более внимательно. Насколько я понимаю, вы вообще не смогли предоставить никакой информации относительно этого человека.

— Потому что я ничего о нем и не знала. Я рассказала только то, что сама слышала от Рассела. К нему в галерею пришел какой-то художник и показал свои совершенно бездарные работы. Рассел объяснил ему, что его картины никуда не годятся, тот рассердился, начал ругаться, и тогда мой муж попросил его удалиться. В тот день он мне не стал ничего говорить, но потом два раза рассказывал о том, что за галереей кто-то наблюдает, и, скорее всего, это был тот самый обиженный художник, решивший отомстить. — Джинкс вздохнула. — Я понимаю, что этого очень мало, однако никто из следователей тогда и не задумался над тем, чтобы как-то проверить эту версию. Все просто зациклились на том, что убийство было заказано моим отцом.

— Наверное, на то были свои причины? Как вы полагаете?

Женщина промолчала.

— Он ведь ни от кого не скрывал, что недолюбливает вашего супруга.

— Я знаю все их доводы. В свое время я с лихвой наслушалась их. Конечно, у моего отца были все нужные контакты в криминальной среде, чтобы действительно заказать такое убийство. Он человек безжалостный, резкий, начавший карьеру на черном рынке. Считается, что в свое время он совершил не одну нечестную сделку, хотя никто до сих пор почему-то не смог этого доказать. Кроме того, у отца имеется репутация доморощенного крестного отца в мафиозных структурах. Говорили, будто он так слепо предан своей «семье», что для него смерть зятя явилась бы естественным решением создавшейся проблемы. — Джинкс попыталась улыбнуться. — Мне даже показывали его психологический портрет, основанный на данных, известных полиции. Там его без прикрас называли психопатом, обладающим феноменальной половой энергией. Очевидно, они пришли к такому заключению из-за того, что отец прибегал к услугам проституток. А это происходило лишь потому, что настоящим объектом его желания была я сама, и он никак не мог полностью удовлетворить свои животные инстинкты другим путем.

Фрейзер на секунду задумался:

— И вы считаете, что все это неверно?

— Не знаю, — честно призналась Джинкс, — но я не понимаю, какое значение все это имеет сейчас. Полиция уцепилась за этот психологический портрет, и все же они опять не смогли связать смерть Рассела с Адамом. Может быть, это означает как раз то, что Адам непричастен к убийству?

Фрейзер отрицательно покачал головой:

— Или же то, что он заплатил огромную сумму, чтобы надежно отдалить себя от убийцы. — Однако сержант чувствовал, что эти огромные черные глаза на бледном лице довольно убедительны сами по себе, и поэтому решил немного смягчить свой жесткий вывод. — Это вовсе не означает, мисс Кингсли, что я принял окончательное решение по этому делу. Для заказного убийства все было выполнено достаточно небрежно. Ведь Рассел был еще жив, когда вы приехали в галерею, и убийце чертовски повезло, что он вообще успел скрыться. Как и тому человеку, который нанял его.

Джинкс облизнула пересохшие губы, а потом откинулась на спинку кресла и приложила руку ко рту. — Как же я не подумала об этом сразу! — сдавленно произнесла она. — Господи, какая же я дура! — Она опустила руку. — Ведь мой отец действительно всегда и во всем стремится к совершенству. Он настоящий перфекционист, неважно, о чем бы шла речь. Как и те, кого он нанимает на работу. Никто бы из них не посмел выполнить задание настолько грязно. Адам бы содрал кожу заживо с такого горе-исполнителя.

Фрейзер с любопытством посмотрел на Джинкс:

— Вы хотите сказать, что ваш отец не стал нанимать человека для того, чтобы убить Рассела, но в принципе мог бы это сделать?

— Да. — Она снова вся подалась вперед. — Послушайте, в тот день мой отец был в Лондоне, поэтому в его алиби существовало несколько пробелов. И он не стал бы платить огромные деньги для того, чтобы отдалить себя от убийцы, но быть скомпрометированным потому, что у него было шаткое алиби. К тому же, как вы сами сказали, Рассел был еще жив, когда я нашла его. Он мог бы жить и до сих пор, если бы я догадалась приехать в галерею раньше. Так вот, Адам не стал бы нанимать такого некомпетентного человека, который оставил бы жертву в живых спустя час после нападения на него с кувалдой.

— Но, может быть, убийцу что-то вспугнуло?

— Нет, — возбужденно продолжала Джинкс. — Неужели вы еще ничего не поняли? Если бы Адам действительно захотел убить Рассела, он бы четко проинструктировал своего наемника расправиться с зятем где угодно, но только не в художественной галерее. Он прекрасно знал, что у меня имеется запасной ключ, и должен был понимать, что, вероятней всего, тело Рассела обнаружу именно я. Если, конечно, кому-нибудь не вздумается пройти мимо черного хода, и тогда случайный прохожий мог бы заметить, что одно из окон разбито. — Она обратила внимание на скептический взгляд собеседника. — Прошу вас, сержант, — умоляющим тоном попросила женщина, — выслушайте меня до конца. Полиция посчитала, что Адам настолько был одурманен любовью ко мне, что стал просто патологически ревнив по отношению даже к моему мужу. Но если это так, то он должен был убить Рассела как можно дальше от меня, а не оставлять его умирающим именно в том месте, где я могу его обнаружить. Уж меньше всего отцу хотелось, чтобы я пережила сильное нервное потрясение и потом надолго закрылась в своей собственной скорлупе. Вам не кажется, что я права?

Эти рассуждения произвели на Фрейзера должное впечатление:

— А вы говорили об этом лондонской полиции?

— Каким образом? Это мне только что пришло в голову. Послушайте, — снова начала она, — я знаю, вам все это покажется странным, но когда с человеком происходят такие ужасные вещи, он старается как можно быстрее позабыть о них. В противном случае ему грозит самое настоящее сумасшествие. Перед тем как у меня началось нервное истощение, я не имела времени, чтобы все это хорошенько продумать. Сначала полиция, потом похороны, затем выкидыш… — Она немного помолчала. — А когда я вышла из больницы, то твердо решила все эти события навсегда забыть, запереть их в своей голове… и никогда, никогда больше не вспоминать о них. И вот только теперь, после этой аварии, они начали всплывать на поверхность. Ко мне вернулись кошмары, мне снится Рассел. Он лежит на полу весь в крови… — Она снова замолчала, но на этот раз уже надолго.

Мэддокс слушал рассказ Джинкс с нарастающим недоверием, однако, когда он заговорил, голос его прозвучал достаточно учтиво:

— Мисс Кингсли, но ведь полиция не была одержима одной только теорией об убийце-наемнике. Они не исключали и другой версии: той самой, что ваш отец мог и сам справиться с кувалдой. Давайте представим, что он лично отправился в галерею, и там между ним и Расселом произошла ссора. Как вы думаете, в пылу страсти он стал бы думать и беспокоиться о том, что вы впоследствии обнаружите там тело вашего мужа? Ему нужно было спасать собственную шкуру, как можно быстрее скрыться с места преступления, а потом попытаться закрыть все дело.

Джинкс повернулась к полицейскому:

— Вы опять многого не учитываете, инспектор. Если Адам принадлежит к организованной преступности, как вы все меня уверяете, то он должен был позаботиться и о том, чтобы весь беспорядок в галерее был ликвидирован. И уж он-то никогда не оставил бы Рассела в живых. — Она прижала ладонь к виску. — Отец не делает ошибок, инспектор.

— Но ведь как-то раз он избил негра до полусмерти, — лениво протянул Мэддокс, — того самого, который намеревался стать вашим дядей. Не исключено, что это была еще одна его ошибка. Возможно, он хотел просто убить его.

Джинкс уронила руку на колени и прикрыла ее другой. Она чувствовала, что ей становится плохо, но сказать Мэддоксу этого сейчас было нельзя. Женщина была уверена, что тот станет интерпретировать ее дурное самочувствие по-своему. Оставалось надеяться только на Фрейзера, и она в надежде посмотрела на сержанта.

— Давайте представим, что вы правы, мисс Кингсли, — после нескольких секунд молчания заговорил тот, — и что в действительности существует еще одна связь между всеми тремя убийствами. Но у вас есть хоть какое-нибудь предположение, кто или что может быть этой связью, этой закономерностью?

— Единственный человек, который мне приходит на ум, это Мег, — мрачно произнесла Джинкс. — Она была близка Расселу и Лео не меньше меня.

Мэддокс встрепенулся:

— Даже еще больше, — резко вставил он. — Если верить некоторым письмам и дневникам, найденным в доме Лео, ваша подруга спала с ним до момента его смерти и, кроме того, регулярно возвращалась к нему, не гнушаясь постелью даже тогда, когда он уже официально считался вашим женихом. Кроме того, из ее собственных дневников следует, что она сама не могла бы с точностью сказать, кто же все-таки был отцом того ребенка, которому не пришлось родится из-за аборта, сделанного ею вскоре после гибели Лэнди.

Наступила пауза, и у Джинкс щеки залились краской:

— Не удивительно, что она так переживала, когда у меня произошел выкидыш, — медленно проговорила она.

Мэддокс нахмурился:

— Кажется, вас не слишком удивила данная информация.

— Я знала об ее связи с Расселом, — кивнула Джинкс. — Но мне не было известно о том, что Мег делала аборт. Бедняжка. Наверное, она чувствовала себя виноватой, если считала, что это был ребенок Рассела.

— Значит, от лондонской полиции вы тоже скрыли этот факт?

Она несколько секунд в упор смотрела на полицейского:

— Как я могла им рассказать о том, чего сама не знала? Все открылось гораздо позже, примерно через год после смерти Рассела.

— Понятно, — забормотал Мэддокс, — я мог бы предвидеть это. Вам, наверное, рассказала обо всем сама мисс Харрис?

— Нет. — Джинкс повторила все, о чем поведала недавно доктору Протероу. Обо всех тех письмах на чердаке, и о том, как ей не хотелось бередить старые раны. — Но если бы я во всем призналась, не исключено, что Мег и Лео не были бы убиты, — печально добавила она. — Как легко казаться мудрой после того, как действие уже свершилось.

— Да, — задумчиво кивнул Мэддокс. — Кажется, мысли формируются у вас в голове слишком уж долго, не так ли? Кто еще кроме вас знал об их романе?

— По-моему, никто. Я же говорила вам, что они были очень аккуратны и осмотрительны в своих отношениях.

— А отцу вы тоже ничего не сказали?

— Когда узнала сама? — Полицейский кивнул, и Джинкс продолжила. — В этом не было никакого смысла.

— И никому больше?

Джинкс отрицательно покачала головой:

— Только доктору Протероу. Сегодня утром.

Мэддокс понимающе закивал:

— Скажите, вы когда-нибудь обсуждали с Мег Харрис убийство Лэнди?

— Пару раз, еще до того, как меня отправили в больницу, — неуверенно произнесла женщина. — После того как я выписалась, на эту тему уже не было никаких бесед.

— Она не говорила вам, кого подозревает в убийстве?

Джинкс устроила поудобнее щеку на ладони и попыталась воскресить в памяти все то, что случилось десять лет назад.

— Это было так давно, — начала она, — и мы не были склонны обсуждать данное событие. Кажется, Мег придерживалась официальной версии, той же, что и следователи. Впрочем, только об этом и писали газеты. Другой теории не существовало. Я думаю, люди до сих пор верят в нее.

— Значит, мисс Харрис было неведомо, что и вы и ваш отец находились какое-то время под подозрением?

Джинкс притворилась, что снова пытается припомнить события минувших лет. Да об этом знали все, ублюдок!.. Все мои друзья, которые когда-то еще со мной поддерживали от ношения… из-за чего, черт возьми, ты думаешь, я стала такой одинокой за последние десять лет?..

— Мне пришлось составить для полиции список наших друзей. В основном он состоял из знакомых Рассела, но Мег попала туда, как моя подруга. Я помню, она рассказывала мне, будто полиция интересовалась отношениями между Расселом и Адамом. — Внезапно она нахмурилась. — Вы знаете, я действительно сейчас кое-что вспомнила. Она как-то выдала мне такую странную фразу… Мег сказала: «Они так просто не отстанут и будут продолжать вытягивать информацию, но я думаю, что все же не следует будить спящую собаку. И без того пришлось пережить очень многое».

— Что она имела в виду?

— Тогда я решила, что именно то, о чем она и говорила. Об отношениях Адама и Рассела, и о том, что ей было просто нечего добавить полиции. Но вот теперь я подумала, что, может быть, она имела в виду свою связь с Расселом. Я знаю, что при расследовании таких серьезных дел полиция очень тщательно докапывается до любой информации, поскольку в одно время были подозрения, что он мог быть убит и ревнивым мужем. — Она немного помолчала. — Но Мег сознавала и то, что мне ничего не известно об их романе, поэтому, скорее всего, решила, что не стоит лишний раз травмировать меня, открывая такой секрет полиции.

— Наверное, вы все же здорово расстроились, когда, в конце концов, узнали правду, — предположил Фрейзер.

Она повернулась к нему с выражением видимого облегчения на лице:

— Я знаю, что мои слова сейчас прозвучат бессердечно, но дело в том, что я почувствовала себя немного лучше. За несколько месяцев до гибели Рассела отношения у нас совсем разладились, и я постоянно испытывала вину за это. Как это было ужасно: видеть, что он умирает, и понимать при этом, что ты сама сделала его несчастным. Я все время ругала себя и думала: «Лучше бы я поступила тогда-то вот так-то, а не так», — Джинкс озабоченно и почти виновато улыбнулась. — Но потом, когда я обнаружила эти любовные письма, я ощутила себя свободной.

Мэддокс следил за повествованием с бесстрастным цинизмом. Да, этот рассказ сейчас пришелся весьма к месту, но уж больно все складно получалось у мисс Кингсли. За этим явно чувствовалась опытная рука доктора Протероу.

— Позвольте мне прояснить кое-что окончательно, мисс Кингсли — резко произнес он. — Пункт номер один. На момент смерти Рассела вы с ним уже не ладили друг с другом, хотя полиции вы сказали совсем противоположное. Далее. Вы считаете, что ваш отец все же был способен нанять убийцу для совершения преступления, и, тем не менее, вы активно защищали его. Третье. Ваша лучшая подруга спала с вашим мужем, а вы этого не знали, и она тоже ничего не сообщила полиции. Четвертое. Она сделала аборт, зачав ребенка то ли от вашего тогдашнего мужа, то ли от будущего жениха, но, опять-таки, ни вы, ни полиция об этом ничего не знали. Пятое. Когда вы все же узнали о любовной связи между вашим погибшим мужем и подругой, вы предпочли сохранить эту информацию в тайне. Шестое. Ваша лучшая подруга, которая в свое время спала с вашим мужем и знала о том, что он потом был убит, тем не менее, впоследствии начала спать с вашим женихом, возобновив с ним свои старые любовные отношения, и, таким образом, косвенно убеждала его бросить вас и жениться на ней самой. Седьмое. После этого ваш жених и ваша подруга были убиты так же, как и ваш муж, хотя и в другом месте. — Мэддокс изогнул брови. — Я все изложил правильно, исходя из того, что вы нам только что поведали?

— Да, — призналась Джинкс. — Насколько мне известно, все абсолютно точно. Ну, если только принять во внимание, что аборт действительно имел место, а Мег и Лео были убиты таким же способом, что и Рассел. Только за эти два факта я не могу стопроцентно поручиться.

Полицейский согласно кивнул:

— Хорошо. Тогда у меня остался один последний вопрос об убийстве Лэнди, прежде чем мы перейдем к Уолладеру и Харрис. В соответствии с полицейскими отчетами, вы были исключены из списка подозреваемых потому, что обладали железным алиби. Кто обеспечил вам это алиби?

— Мег, — не колеблясь, ответила Джинкс. — Мы провели с ней весь день и начало вечера, а потом она сама подвезла меня к ресторану в половине восьмого. Я прождала там Рассела около часа, и, когда он так и не появился, взяла такси и сама отправилась в галерею. Разве это в отчетах не указано?

Мэддокс проигнорировал это замечание:

— А не проще ли вам было просто позвонить в галерею мужу?

— Я звонила несколько раз, но никто не снимал трубку. Тогда я попробовала позвонить домой, но и там мне никто не ответил.

— Почему же вы решили, что он находится именно в галерее? Мало того, вы даже поехали туда.

— Потому что галерея все равно располагалась по дороге домой.

— Но вы расплатились с таксистом, прежде чем вышли из машины.

— Было уже девять часов, и таксист не отпускал меня без денег. Я думаю, он просто испугался, что я его «кину» и скроюсь, не заплатив, в ближайшем переулке. Потом он сказал, что будет ждать меня ровно пять минут, и если я не появлюсь, он уедет. Но я выбежала из здания гораздо раньше, и кричала при этом так, что чуть не сорвала голос. Это водитель вызвал скорую, а я в это время сидела рядом с Расселом. Таксист остался снаружи и ждал, когда подъедет машина. Вот почему у полиции не было никаких проблем с тем, чтобы проверить правильность моих показаний.

Мэддокс тихо засмеялся:

— Похоже, у вас находится ответ практически на любой вопрос, не так ли?

Она одарила его ледяным взглядом:

— Я всего-навсего говорю вам правду, инспектор.

— Но не забывайте, девушка, что у вас было целых десять лет, чтобы сейчас рассказать нам все это без единой запинки.

* * *

Один из охранников, работающих в клинике, Гарри Элфик, узнав о нападении на доктора Протероу, решил после окончания смены совершить обход внешних пристроек и флигелей больницы, расположенных возле парковочной площадки. Ему вспомнилось, что пару недель назад он видел в одном из сарайчиков кувалду, и теперь подумал о том, что не мешало бы прогуляться по территории Найтингейла еще раз. Размышляя логически, Гарри пришел к выводу, что доктора, скорее всего, ударил один из его же собственных агрессивных пациентов-наркоманов. И так как больница вовсе не являлась тюрьмой, следовательно, любой наблюдательный пациент мог так же, как и он сам, Гарри Элфик, обнаружить эту кувалду. Правда, Гарри надо было подумать еще и о том, что ни один из больных не стал бы заниматься подобной чепухой, так как все пациенты прекрасно знали о том, что доктор никогда не возит наркотики в машине. Однако Гарри, бывший военнослужащий, солидный мужчина средних лет, не стал долго размышлять об этих богатеньких отбросах, с которыми приходится возиться доктору Протероу. Он просто открыл дверь одной из внешних построек и, после недолгих поисков, с удовлетворением обнаружил там кувалду, к которой прилипло несколько чешуек красной краски, содранных с машины Алана.

* * *

— Когда вам впервые стало известно о любовной связи Лео и Мег?

Джинкс несколько секунд рассматривала свои руки, а потом потянулась за сигаретами:

— Когда я очнулась после аварии несколько дней назад. Мне рассказала об этом мачеха.

Мэддокс нахмурился:

— Вы хотите сказать, что раньше даже не подозревали об этом?

Она откинулась на спинку кресла и закурила:

— Не знаю. Я не очень хорошо помню события, предшествующие несчастному случаю.

— Что именно вы помните?

Джинкс уставилась в потолок:

— Я попрощалась с Лео за завтраком четвертого июня. Мне надо было уехать на несколько дней в Гемпшир.

— Память у вас великолепная.

— Да.

— А когда вы узнали, что они погибли?

Джинкс мысленно перебрала возможные ответы, раздумывая, стоит ли сказать им правду или же соврать. Она слишком ценила Дина, чтобы подвергать его потом допросу с этим ублюдком:

— В воскресенье. Я поняла, что вы что-то недоговариваете, поэтому попросила одного из своих приятелей позвонить Уолладерам. Энтони сообщил о смерти Лео и Мег, а потом мой друг перезвонил мне сюда.

— Что за друг?

— Разве это так важно?

— Все зависит то того, хотите ли вы, чтобы я вам поверил, или нет. И ваш приятель может подтвердить, насколько вы были шокированы, услышав подобные новости. В противном случае, у меня остаются сомнения. Я никак не могу понять, как женщина может сохранять полное спокойствие, узнав, что ее жениха и лучшую подругу жестоко убили.

— Это мой помощник и моя правая рука в студии, Дин Джарретт.

— Благодарю вас. А были ли вы расстроены, когда мачеха сообщила, что Лео бросил вас ради Мег?

Джинкс отрицательно покачала головой:

— Не слишком. Скорее, я испытала нечто наподобие облегчения. Мне кажется, еще в воскресенье я достаточно ясно дала вам понять, что уже сильно сомневалась в Лео. Я уверена в себе, и я не имела ни малейшего желания выходить замуж за Лео вне зависимости от того, был ли у него роман с Мег или нет.

— Тогда почему вы пытались покончить жизнь самоубийством?

— Я сама хотела бы узнать ответ на этот вопрос. — Неожиданно Джинкс искренне улыбнулась. — Похоже, что такой поступок совсем не характерен для личности, которая способна сохранять полное спокойствие даже в самой критической ситуации. — Она стряхнула пепел с сигареты. — Так нехарактерно, что мне не верится, будто я это сделала.

— Вы были пьяны и на полной скорости направили машину к единственному столбу на летном поле. Какое еще объяснение можно найти такому поступку?

— Но я все же не убила себя, — резонно заметила женщина.

— Потому что вам здорово повезло. Вас выбросило из автомобиля.

— Может быть, я просто сама успела выброситься из него? Может быть, мне вовсе не хотелось умирать?

— Что вы хотите этим сказать? Уточните, пожалуйста.

Джинкс почувствовала, что ресницы ее становятся влажными, но все же справилась с собой и заставила слезы высохнуть:

— Я точно не знаю, но у меня было предостаточно времени подумать об этом. И я размышляла об аварии гораздо больше, чем о Лео и Мег. И вот что я поняла. При условии, что я вовсе не собиралась убивать себя, единственным ответом может быть лишь то, что кто-то другой пытался сделать это. — Джинкс бросила затею убеждать в чем-то Мэддокса, и теперь, повернувшись лицом к Фрейзеру, беседовала исключительно с сержантом. — Ведь все можно было устроить очень легко. Моя машина имеет автоматическую коробку передач. Все, что требуется, это направить ее в сторону столба, поставить в рычаг передач положение «поездка», заклинить чем-нибудь акселератор на полном газу, а потом убрать ручной тормоз. Если в этот момент я находилась без сознания и к тому же была пристегнута ремнем безопасности, я бы непременно погибла от удара машины о столб. Все и должно было так произойти, как вы полагаете? Вернее, такая версия может быть принята во внимание. Разве нет?

— Но если вы были пристегнуты ремнем, как же вас могло выбросить из автомобиля?

— Ну, тогда ремень отменяется, — тут же согласилась Джинкс. — Может быть, задумка была другой: чтобы я вылетела через лобовое стекло наружу. Или же просто в нужный момент пришла в сознание и успела отстегнуться.

Сержанту очень хотелось поверить этой женщине, но он не мог.

— В таком случае этот предполагаемый убийца должен был проследить всю операцию до конца, и в любом случае прикончить вас. Не мог же он оставить вам жизнь, если минуту назад сам же желал вашей смерти.

Джинкс вынула из кармана газетную вырезку, оставленную ей Бетти, и вложила сержанту в ладонь:

— Судя по тому, что написано здесь, меня обнаружила молодая пара. И если убийца их заметил, у него не было времени разделаться со мной.

— Послушайте, мисс Кингсли, — вмешался Мэддокс, — я не люблю тех моментов, когда мне приходится быть жестоким, но факты остаются фактами. Если верить вашим соседям в Ричмонде, это был уже не первый подобный случай. Одну попытку вы уже предприняли как-то в воскресенье. Кстати, вы же сами утверждали, будто имеете привычку вычеркивать из памяти все то, что вас беспокоит. Так вот, нравится это вам или нет, вернее, помните вы это или нет, но все же в вашей жизни произошло действительно что-то ужасное. Ведь вы решили хорошенько «заправиться» алкоголем для храбрости, прежде чем совершили повторную попытку покончить с собой.

Произошло что то ужасное…

— Я ни разу в жизни не напивалась, — упрямо повторила Джинкс. — И мне никогда не хотелось этого.

— Ну, всегда что-то происходит в первый раз.

Она пожала плечами:

— В данном случае ко мне это никак не относится.

— Перед аварией вы приняли большое количество алкоголя, мисс Кингсли. Эквивалентное двум большим бутылкам вина. Кстати, они и были найдены на полу в вашей машине. Вы хотите сказать мне, что способны выпить столько спиртного и при этом не стать пьяной?

— Нет, — Джинкс тряхнула головой. — Я хотела сказать только то, что у меня никогда не возникало желания выпить столько вина.

— Даже в том случае, если вы совершили нечто такое, чего сами потом устыдились?

Женщина пристально смотрела полицейскому в глаза:

— Как например?

— Например, вы стали участницей умышленного убийства.

Джинкс отрицательно покачала головой:

— Неужели вы сами не видите, что в вашем аргументе отсутствует логика? Насколько мне известно, тела Лео и Мег были найдены возле Винчестера. Это означает, что тот, кто убил их, должен был все тщательно продумать и обеспечить себе надежный тыл. Правда, из газет я так и не поняла, убили ли их в лесу или привезли туда уже мертвыми, но, в любом случае, этому человеку понадобилось проявить немалую изобретательность, чтобы каким-то образом доставить их туда. Зачем же преступнику устраивать себе такие сложности, если он настолько устыдился своего поступка, что собрался даже покончить с собой? Не вижу смысла. С одной стороны, вы описываете трезвомыслящего и очень расчетливого типа, которому удалось подготовить и выполнить убийство двух человек. А с другой стороны, у вас получается какой-то безвольный и вспыльчивый бедолага, который в момент ярости что-то нехорошее натворил, а потом сам перепугался настолько, что решил покончить с собой.

— Вы действительно много думали по поводу вашей аварии, не так ли?

Огромные черные глаза снова наполнились слезами:

— Точно так же, как поступили бы и вы на моем месте, инспектор. Я вовсе не глупа.

Мэддокс удивил Джинкс своим согласным кивком. Он хотел было сказать «Очко в вашу пользу», но вовремя спохватился и посчитал, что лучше промолчать.

— В убийстве не бывает логики, мисс Кингсли. Во всяком случае, в моей практике такого ни разу не наблюдалось. Обычно на подобное преступление идет тот человек, на которого вы меньше всего могли бы подумать. Некоторые убийцы почти сразу же начинают испытывать приступы раскаяния, другие лишь тогда, когда их ловят и уличают в совершении преступления. Бывают и такие, которых вообще не мучает совесть за содеянное. Поверьте моему опыту. Часто случается и так, что человек тщательно продумывает убийство, совершает его, избавляется от тела, а потом вдруг его начинает мучить некий внутренний голос. Такое происходит довольно часто. Поэтому я не вижу никаких причин, почему данное дело должно стать исключением.

— В таком случае вы можете легко надеть на меня наручники прямо сейчас, — пожала плечами Джинкс, — поскольку я не могу защищать себя от вас.

Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, дорогуша.

— Об этом не может быть и речи, — вежливо улыбнулся Мэддокс. — Как уже говорил сержант Фрейзер, мы разрабатываем разные версии случившегося, и это просто одна из них. Я уверен, вы прекрасно понимаете, насколько сейчас важно, чтобы вы дали нам хоть какое-то представление о том, как развивались события в течение двух недель, предшествующих вашей аварии и гибели Лео и Мег. К сожалению, похоже на то, что вы остались единственным человеком, который может пролить свет на это дело.

Джинкс, глубоко затянувшись сигаретой, озабоченно нахмурилась:

— А как насчет знакомых Мег? Вы с ними беседовали? Наверняка они могут кое-что прояснить.

— После полученной от вас информации мы связались с Джошем Хеннесси. Он объяснил, что впервые узнал о связи Мег и Лео, когда она сама позвонила ему на работу в субботу, одиннадцатого июня. Тогда она добавила, что ваша свадьба расстроилась, а они с Лео уезжают во Францию. Правда, перед отбытием она обещала обязательно заскочить в контору, чтобы ввести его в курс текущих дел и дать несколько инструкций. Но она так и не появилась, и больше он с ней не связывался. Кроме того, Джош сообщил нам имена нескольких ее подруг. С двумя из них мы переговорили, а именно, с Фэй Авоналли и Мариан Хардинг. Все, что они нам рассказали, полностью совпало с информацией мистера Хеннесси.

— Но вы не спрашивали Джоша об отношениях Мег и Лео до этого звонка? Ведь он работал с ней много лет подряд и знает о своем боссе буквально все. Он должен быть в курсе всех событий.

Слово опять взял Фрейзер:

— Он назвал нам одного приятеля Мег, которым та была увлечена в течении двух или трех месяцев в самом начале года. Что касается Лео, то мисс Харрис вообще не упоминала его имени, поэтому Джош был сражен, узнав, что они собираются пожениться. Он объяснил, что Лео время от времени возникал в жизни Мег, и отношения их то прерывались, то опять возобновлялись. Это происходило тогда, когда оба временно находились без партнеров. Но никогда их связь не длилась больше одного-двух месяцев, потому что Мег очень быстро надоедало его… — он замялся, подыскивая нужное слово, — …эгоистичное поведение. Джош сказал Мег, что и на этот раз она продержится не долго. Он давал им самое большее месяц. Потом обозвал ее порядочной сучкой, объяснив это тем, что единственной причиной, заставившей мисс Харрис вернуться к старому любовнику, было его желание жениться на вас. — Сержант понимающе улыбнулся. — Если верить мистеру Хеннесси, Мег ревновала к вам. Ее бесило то, что вам удалось унаследовать огромное состояние после Рассела, и это помимо того, что вы унаследуете после смерти своего отца. Мег якобы говорила, что Джинкс всегда будет твердо стоять на ногах, а ей самой придется окончить свои дни в выгребной яме.

— В каком-то смысле так оно и получилось. Мег считала, что для счастья ей нужны только деньги, обеспечивающие всевозможные земные наслаждения. Она говорила, как это несправедливо, что она родилась в семье священника, хотя больше всего на свете ненавидит бедность и нищету. Ее очень удивляло то, что я не обращаюсь к отцу за деньгами при каждом удобном случае.

Фрейзер пожал плечами и повторил лишь то, что уже говорил доктор Протероу:

— Удивительно, что вы считали ее подругой.

— У меня не слишком много друзей. Во всяком случае, Мег была занятной девушкой. Может быть, меня притягивало как раз то, что мы с ней представляли собой две противоположности. Я принимаю жизнь очень серьезно. Она же видела в ней одни только развлечения. Пожалуй, Мег — единственный человек, который умел жить исключительно в настоящем. — По щеке Джинкс скатилась слеза. — Я, наверное, ревновала ее еще больше, чем она меня.

— Вы хотите сказать, что ваша ревность могла бы перерасти в гнев, когда дело дошло до похищения ваших мужчин? — тут же вставил Мэддокс.

Джинкс затушила окурок.

— Нет, — устало произнесла она. — Конечно, нет. Простите, инспектор, но мне кажется, что больше я ничего не смогу добавить к своему рассказу.

* * *

Алан Протероу поджидал полицейских возле их автомобиля и теперь наблюдал, как они вышли из здания больницы и направились к нему.

— Надеюсь, джентльмены, что вы проявили гораздо большую учтивость по отношению к мисс Кингсли, чем ко мне, когда так бесцеремонно вторглись в мой кабинет, — сузив глаза, произнес он, когда стражи порядка подошли к машине. — Я очень сдержанно отношусь к вашей тактике везде и всегда «идти на таран».

— Мы всего-навсего мило побеседовали, — запротестовал Мэддокс. — Вы могли бы в любую минуту присоединиться к нам, если бы только высказали такое желание.

Алан в раздражении только мотнул головой:

— Вы относитесь к тому типу людей, инспектор, которыми я не слишком восхищаюсь и которым, как я всегда полагал, не место в полиции. Неужели я снова должен напоминать вам, что мисс Кингсли менее недели назад еще находилась в коме? Или то, что ваши коллеги в Фордингбридже считают, что она уже дважды пыталась покончить с собой?

— Кстати, об этих попытках самоубийства… Забавно получается. — Мэддокс кивнул в сторону Фрейзера. — Она сказала сержанту, что, по ее мнению, кто-то другой пытался убить ее. Как бы вы это интерпретировали, доктор? Попытка самоубийства или убийства? Мисс Кингсли похожа на человека, который может добровольно расстаться с жизнью? Мне в это верится с трудом.

— А попытка убийства звучит для вас более убедительно?

Мэддокс усмехнулся:

— Я думаю, что ее обвинение в адрес кого-то постороннего больше напоминает хватание утопающего за соломинку.

— На чем же вы остановились, если ни одна версия вас не устраивает?

— Я думаю, что ваша пациентка — великолепная актриса, и мы присутствовали на маленьком театральном представлении. Впрочем, вам это, конечно, уже давно известно.

Алан кивнул в сторону входа в больницу:

— Один из моих охранников хочет вам кое-что показать. По моему мнению, эту штуковину следовало бы отослать в полицию Солсбери, поскольку, вроде бы, именно они занимались делом о нападении на меня. Но, как мне кажется, они передали дело вам. — Он провел Мэддокса и Фрейзера внутрь главного корпуса и указал им на кувалду, которая лежала прямо на столе администратора и была сейчас бережно вложена в полиэтиленовый пакет.

— Это Гарри Элфик, — представил доктор охранника. — Он нашел эту вещицу в одной из внешних пристроек. На металле есть несколько чешуек краски, которая может оказаться содранной с моего «уолсли».

Мэддокс признательно улыбнулся:

— Молодец, Гарри. Что же заставило вас отправиться на поиски орудия преступления?

Гарри, всегда гордившийся собой, не преминул и на этот раз высказать свое мнение по поводу минувших событий:

— Дело было так, сэр. Пусть доктор меня простит, но я не слишком-то уважаю его юнцов, с которыми он так возится. На самом деле… — Тут мистер Элфик начал пространно объяснять, что именно он думает по поводу пациентов больницы, приводя при этом всевозможные доводы, в том числе и резонные. — Поэтому, — закончил он, — когда вам требуется ответ, ищите среди очевидного. А очевидное в данном случае заключается в том, что один из этих нахалов-молокососов решил испытать свое счастье и попробовать себя в деле.

Мэддокс бросил на Алана зловещий взгляд.

— Или нахалок, — пробормотал он. — Я и не подозревал, что мисс Кингсли такая высокая, пока она не встала с кресла в вашем кабинете. Я думаю, ее рост не меньше пяти футов и десяти дюймов.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

10 часов вечера.


Вероника Гордон услышала шум, раздавшийся у входных дверей, когда спокойно пила свой чай в комнате отдыха для персонала. Сестра вышла в коридор и сразу же нахмурилась при виде Бетти Кингсли, пытающейся прорваться к палатам мимо Эми Стонтон.

— Сука черномазая! — визжала Бетти. — Убери от меня свои грязные лапы! Я хочу видеть свою дочь!

— Что, ради всего святого, тут происходит? — ледяным тоном произнесла Вероника, а затем ухватила сопротивляющуюся миссис Кингсли за ворот плаща и с удивительной силой оттащила ее от Эми. — Как вы смеете говорить с дежурным персоналом в таком тоне? Я ни от кого не намерена выслушивать подобные оскорбления, и уж в первую очередь не от пьяной скандалистки. — Сейчас Вероника выглядела по-настоящему разъяренной. — Какое бесстыдство! Какой позор! Да за кого вы себя принимаете?

Бетти помрачнела и вывернулась из мощной руки медсестры:

— Вы прекрасно знаете, кто я такая, — вызывающе начала она. — Я миссис Адам Кингсли, и я пришла сюда к своей дочери. — Однако при виде совершенно трезвой и агрессивно настроенной Вероники пыл Бетти немного уменьшился.

— Об этом не может быть и речи, — резко бросила миссис Гордон. — Уже десять часов вечера. Кроме того, вы сейчас находитесь в таком состоянии, что не способны беседовать ни с кем. Я предлагаю вам вернуться домой, выспаться и протрезветь, чтобы завтра утром явиться в более нормальном виде, чем в данный момент.

Бетти выпучила глаза, которые, казалось, вот-вот соскочат с ее чересчур напудренного лица:

— Ну, подождите, об этом еще узнает мой муж! Какая наглость так разговаривать со мной!

— Превосходная мысль. Почему бы нам не позвонить мистеру Кингсли прямо сейчас? Я уверена, что он придет в восторг, когда узнает как его напившаяся до безобразного состояния супруга пререкается с медсестрой и чуть ли не лезет в драку в клинике Найтингейл.

По гротескному лицу Бетти заструились слезы начинающейся истерики.

— Мне очень надо видеть Джинкс, — захлюпала она. — Пожалуйста, пропустите меня к дочери. — Однако она сразу же поняла, что слезами тут вряд ли чего-нибудь добьешься, поэтому, глубоко вздохнув, пригладила волосы и одернула плащ. — Ну, вот так, кажется, будет лучше. Я никому не сделаю ничего плохого, если вы только пропустите меня к дочери. — Она промокнула глаза платком, и на ее губах возникла жалкая искусственная улыбка. — Я чувствую себя превосходно. Только забудьте все то, что я тут наговорила. — Она ласково похлопала Эми по руке. — Я ничего плохого не имела в виду, дорогуша. Иногда у меня словно сами по себе срываются нехорошие слова. Так вы позволите мне повидаться с Джинкс? Пожалуйста, очень прошу вас. Это так важно!

Вероника начала таять:

— Что же такого важного произошло, что не может потерпеть и до завтрашнего утра, миссис Кингсли?

— Это насчет Мег и Лео, — вздохнула Бетти. — Мы с мальчиками прочитали, что их убили, а ее отец не собирается ничего предпринимать по этому поводу. Мне кажется, что в такую трудную минуту кто-то должен приголубить бедную крошку, и пусть это буду только я.

Вероника не могла с этим не согласиться. Даже если ей и показалось странным, что миссис Кингсли выждала полсуток и успела хорошенько нализаться, прежде чем явиться в клинику, она не стала комментировать свои соображения. Вместо этого она сочла необходимым послать Эми проверить, не спит ли еще Джинкс, после чего проводила Бетти до двенадцатой палаты и разрешила ей войти, оставив при этом дверь широко раскрытой.

— Я буду здесь неподалеку, в коридоре, — предупредила она. — Миссис Кингсли, у вас есть пятнадцать минут. Надеюсь, вы будете разговаривать достаточно тихо. Это понятно?

Бетти подождала, пока сестра удалится, и только после этого пренебрежительно фыркнула:

— Настоящая стерва, ничего не скажешь. — Пошатываясь, она прошла к креслу и плюхнулась в него, мрачно поглядывая на падчерицу, которая уже лежала в кровати, готовясь ко сну. — Я полагаю, тебе уже успели сообщить о том, что Мег и Лео погибли?

— Кто тебя сюда привез, Бетти? — Джинкс старалась сдерживать свое отвращение, возникшее при виде пьяной мачехи.

— Я заставила Дженкинса. — Она небрежно махнула пухлой рукой в сторону двери. — Он ждет там, снаружи.

— Адам знает, что ты здесь?

— Конечно, нет. — Она отрицательно покачала головой. — Он сейчас в Лондоне. Акции падают весь день. Вот он и старается как-то восстановить положение.

— Я слышала об этом в новостях.

— О Господи! И как ты можешь при этом оставаться спокойной? Впрочем, ты всегда была такой. — Она шумно высморкалась. — А ты знаешь, почему акции обесцениваются с такой скоростью? Потому что Лео убили, Рассела убили, и пальцы показывают только в одну сторону.

Джинкс внимательно посмотрела на мачеху:

— Ну, на твоем состоянии, как и на доле мальчиков, это никак не отразится, — спокойно резюмировала она. — Компания надежная, и Адам не допустит, чтобы такое положение дел продолжалось до бесконечности. Акции потом все равно поднимутся, так что ты ничего не потеряешь.

— Интересно, как твой драгоценный Адам собирается это сделать? — зашипела Бетти, и глаза ее стали похожи на крошечные горящие угольки. — Расскажи-ка мне. Я и мальчики обеспокоены до предела, а ты и твой папочка ведете себя так, будто ничего страшного не происходит.

— Если появится необходимость, он подаст в отставку. — Джинкс нахмурилась, и ее лоб пересекла суровая складка. — И ты это знаешь не хуже меня. Он всегда говорил, что в момент кризиса поступит именно так.

— И что у нас тогда останется?

— Все те акции, которые Адам подарил вам еще десять лет назад.

Бетти вынула пудреницу и принялась приводить в порядок свою испорченную слезами косметику.

— Нет, — грубо отрезала она. — В первую очередь, у меня не останется дома, который я могла бы назвать своим собственным. Надеюсь, ты помнишь, что он принадлежит компании, а не нам. Имущество обанкротившейся фирмы. Так, по-моему, называется. Об этом ты подумала перед тем, как обрушить кризис на наши головы? Если твой папуля задумает уйти из компании, мы потеряем Холл. Ребят сразу же выкинут с работы, и мы останемся без крыши над головой. Что ты мне на это ответишь?

— Понятно. Значит, ты продала свои акции и теперь боишься, что Адам от тебя открестится. — Джинкс повернулась поудобней. — Ну что ж, давно пора. Он заслуживает лучшего, чем иметь на шее трех взрослых людей, способных лишь вымогать у него деньги. Сейчас вы все обязаны быть рядом и поддерживать его, а не скулить о том, что же будет с вами, бедненькими. — Она улыбнулась своим мыслям. — Знаешь, что? Когда ты появилась, я подумала: «Слава Богу! Хоть кто-то из них пришел, чтобы побыть со мной и дать мне понять, что в меня верят. Вот сейчас она скажет: „Джинкс, милая, мы знаем, как тебе трудно, но мы всегда были и будем с тобой!“» Какая насмешка, да? И почему это мне могло даже на секунду прийти в голову, что ты или твои никчемные ублюдки могут хоть в чем-то измениться?

— Не называй моих сыновей ублюдками.

— Почему же? — Джинкс нажала на кнопку вызова сестры. — Они такие и есть. Ты никогда не была настоящей женой моему отцу.

Глаза Бетти вновь наполнились слезами:

— Я возненавидела тебя с первого взгляда.

— Я знаю. Ты всегда давала мне понять это.

— И ты тоже терпеть меня не могла.

— Потому что ты глупа, как пробка. — Джинкс повернулась к появившейся в дверях Веронике Гордон. — Моя мачеха уже уходит, — сообщила женщина.

— Я старалась изо всех сил, — всхлипнула Бетти. — Я очень хотела полюбить тебя.

— Ничего подобного. Ты просто мечтала занять мое место. Ты страдаешь болезненной ревностью и завистью. Ты всегда знала, что Адам будет любить меня намного больше, чем тебя.

Джинкс холодно улыбнулась, и в этот момент Вероника поняла, что она недооценила эту женщину. «Нет, это совсем не простодушная и доверчивая жертва», — подумала сестра.


ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА


Кому: начальнику полиции

От: старшего детектива Чивера

Дата: 29 июня 1994 года

Тема: убийство Уолладера и Харрис

Ниже приводится подробная информация, относящаяся к данному расследованию, имеющаяся на 9 часов утра с.д.

Несмотря на тщательные поиски, нами до сих пор не обнаружены свидетели, наблюдавшие человека в запятнанной кровью одежде в районе лесов Ардингли с 12 по 14 июня. Орудие убийства также найдено не было. В данной местности обнаружено несколько автомобилей, в салонах которых, однако, никаких следов крови также не имелось. (Судебная экспертиза не выявила никаких следов крови в машине, принадлежавшей Джейн Кингсли.)

Личные вещи Уолладера и Харрис были обнаружены по адресу: Челси, Иглтон-стрит, 35.

Найдены две машины Уолладера. Одна из них возле дома на Иглтон-стрит, другая — в арендованном гараже в районе Камден. Автомобиль Харрис также найден у дома 35. В настоящее время все три автомобиля проходят судебную экспертизу, однако, по предварительным данным, обследование не выявило ничего существенного.

Просмотр дневников Харрис вместе с показаниями ее друзей и родственников доказывает, что Харрис и Уолладер поддерживали близкие отношения, хотя и прерывающиеся, в течение примерно 11 лет. Кроме того, стало достоверно известно, что Харрис имела половую связь с Расселом Лэнди как до его свадьбы с Джейн Кингсли, так и после нее.

Имеются доказательства того, что Харрис делала аборт в феврале 1984 года, примерно через пять дней после убийства Лэнди, хотя до сих пор остается неясным, кто являлся отцом ребенка. Есть указания на то, что им мог быть либо Уолладер, либо Лэнди. Из дневников Харрис становится понятно, что эта женщина была весьма неразборчива в связях. Это же подтверждает и ее брат.

Остаются вопросы касательно семьи Харрис. Между членами семьи существуют напряженные отношения. Ни Саймон, ни преподобный Харрис не уделяли достаточно времени Мег, предпочитая ей Джейн Кингсли (что кажется неуместным в данных обстоятельствах). Миссис Харрис, с другой стороны, выказывает чрезмерную нелюбовь и злобу/ревность (?) по отношению к Джейн.

Матерью Уолладера была представлена его психологическая оценка двадцатипятилетней давности. Согласно ей, ребенок имел психические расстройства.

Супруги Уолладер упомянули о ссоре, происшедшей в понедельник, 30 мая, во время которой Лео объявил о своем намерении жениться на Мег. Позже, в тот же день он перезвонил родителям и обратился с просьбой никому не говорить о своем решении до тех пор, пока сам не даст на то разрешения. Оно было получено только в субботу, 11 июня. Сэр Энтони и леди Уолладер не могут дать объяснения такой отсрочке.

Состояние Уолладера, включая недвижимость, акции и другие ценные бумаги, а также золото, оценено в сумму 1,1 миллион фунтов. По словам адвоката Уолладера, тот постоянно отказывался составить завещание, поэтому такового в наличии не имеется.

Харрис поставила своих родителей в известность обо всех событиях в субботу 11 июня. В тот же день она позвонила своему партнеру по бизнесу и двум подругам, сообщив им о предстоящей свадьбе. Мы не смогли найти свидетелей, которые знали бы о намерениях Уолладера и Харрис пожениться ранее субботы 11 июня. Харрис также обещала партнеру появиться в офисе в понедельник 13 июня. (Записи Харрис в дневниках хаотичны. Есть целые пустые недели, а некоторые дни описаны полностью. После 18 мая страницы не заполнены. Имя Лео Уолладера не упоминается ни разу после декабря 1993 года, когда, как пишет сама Мег, она, наконец, познакомила его с Джинкс после всех этих лет.)

По словам партнера, она так и не пришла в офис в понедельник, 13 июня.

Существует запись в дневнике Харрис, сделанная после свадьбы Джейн Кингсли и Лэнди: «С тех пор как Рассел стал недосягаем, он мне кажется необычайно привлекательным». Похожая фраза также присутствует в дневнике и датирована апрелем 1994 года: «Джинкс говорит, что влюблена по уши. Кажется, мне придется пожалеть о том, что я их познакомила».

В соответствии с показаниями супругов Кингсли, данными ими во вторник 14 июня (сразу после несчастного случая с Джейн), дочь сообщила им по телефону об отмене свадьбы в субботу, 11 июня. Это подтверждает и полковник Эрик Клэнси, допрошенный в день аварии. Он также сообщил, что Джейн рассказала ему об изменении своего решения 11 июня.

Супруги Кингсли также показали (после аварии), что Джейн провела неделю в Хеллингдон Холле (с субботы 4 июня до пятницы 10 июня). Она пребывала в отличном настроении, не упомянула о ссоре с Лео и обсуждала подробности предстоящей свадьбы, как будто ничего не произошло.

Сама Джейн Кингсли на допросе, проведенном 28.06.94 г. показала, что не помнит никаких событий, происшедших после 4 июня. Она призналась, что была в курсе любовных отношений между Харрис и Лэнди, хотя утверждает, что узнала об этом только после смерти мужа. Она также показала, что не помнит о романе Лео и Мег, но это опровергают супруги Уолладер. По их показаниям, Лео сказал Джейн о своем намерении жениться на Мег еще 30 мая (то есть до того срока, на который распространяется ее амнезия). Детектив Мэддокс уверен в том, что Джейн помнит больше того, о чем говорит, и это подтверждается приведенной выше информацией.

Мисс Кингсли считает, что в принципе ее отец мог бы нанять человека для убийства Лэнди, хотя и не верит в это. Она не может привести никаких доказательств в поддержку своей теории, кроме своего убеждения в том, что отец не допустил бы того, чтобы она обнаружила труп мужа. Если учесть, что Кингсли очень любит свою дочь, этот аргумент заслуживает внимания.

Ночью, в понедельник 27 июня, в клинике Найтингейл произошло ЧП, возможно, имеющее отношение к данному делу. Директор клиники доктор Протероу подвергся нападению неизвестного, вооруженного кувалдой. Мисс Кингсли находится в больнице в качестве пациентки примерно 10 дней. Кроме того, 27 июня днем к доктору Протероу приходил адвокат Кингсли.

Протероу удалось скрыться с относительно легким ранением. Однако орудие преступления было найдено позднее охранником больницы на территории Найтингейл в одной из внешних пристроек. Охранник уверяет, что кувалда принадлежит к инвентарю клиники. Это же подтверждается предварительной судебной экспертизой, при которой на кувалде не было обнаружено крови/волос/тканей, а только следы краски от машины Протероу, которая сильно пострадала во время нападения неизвестного. Можно сделать вывод, что преступник хорошо знал территорию больницы и был/является пациентом Найтингейла (возможно, посетителем). Описание нападавшего со слов Протероу: мужчина, рост 5 футов и 10 — 11 дюймов, среднего телосложения. Одет в черное, в лыжной шапочке-маске или в чем-то схожим с ней.

Мисс Кингсли имеет рост 5 футов 10 дюймов, худощавого телосложения. Однако следует учитывать следующее.

1. Нападение происходило ночью.

2. Детектив Мэддокс уверен, что доктор Протероу, по неизвестным пока причинам, изо всех сил старается защитить свою пациентку.

3. Мисс Кингсли могла подложить под одежду какую-нибудь набивку, чтобы казаться плотнее. Следующий пункт может быть достоин внимания (если учитывать, что это происшествие имеет отношение к убийствам Лэнди/Уолладера/Харрис): мисс Кингсли все еще очень слаба после аварии, а доктор Протероу без труда отбил нападение. Доктор Кларк также не исключает возможности, что убийство Уолладера и Харрис было совершено женщиной. Кроме того, на обочине дороги, где были найдены тела, остались следы каблуков, что свидетельствует о том, что на месте убийства присутствовала женщина.

Касательно убийства Лэнди. Алиби мисс Кингсли на день и начало вечера 1 февраля 1984 года подтвердила мисс Харрис. В свете новых данных о том, что Харрис и Лэнди имели любовную связь, и то, что мисс Кингсли могла знать об этом, указанное выше алиби теперь нельзя признать настолько полновесным, каким оно казалось ранее. Вопрос требует пересмотра. (В дневниках Харрис ничего не указано по поводу этого события. Убийство Лэнди даже не упоминается.)

ВЫВОДЫ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Мег Харрис предпринимала серьезные намерения вернуть обоих мужчин после того, как они завязывали серьезные отношения с Джейн Кингсли. Нам известно исключительно со слов Кингсли о том, что она ничего не знала об этом или знала, но не держала зла на подругу.

2. Уолладер и Харрис хранили свои отношения в тайне до тех пор, пока не собрались уехать во Францию, где были бы в относительной безопасности.

3. Джейн Кингсли также сочла нужным держать это в секрете.

4. Преступник/преступница, скорее всего, отвез/отвезла их или их тела в Ардингли на своей собственной машине.

5. В наиболее вероятный день смерти Уолладера и Харрис Кингсли въехала на своей машине в бетонный столб, что произошло в двадцати милях от Ардингли.

6. Вскоре после перевода Кингсли в клинику Найтингейл, на доктора Протероу было совершено нападение с тем же орудием, которое использовалось при убийстве Лэнди/Уолладера/Харрис.

В настоящее время следственная группа сосредоточила усилия на восстановлении контактов Уолладера/Кингсли/Харрис в период с 30 мая по 13 июня. Все лица, обладающие полезной информацией, будут допрошены вторично, с тем чтобы уточнить время событий, произошедших в вышеуказанный период.

Фрэнк

Сити беспокоится за судьбу «Франчайз Холдингз»


Вчера было отмечено значительное падение акций компании «Франчайз Холдингз». Это произошло после опознания одного из тел, найденных в Ардингли Вудз в прошлый четверг. Убитым оказался Лео Уолладер. До недавнего времени Уолладер, биржевой брокер, был помолвлен с дочерью Адама Кингсли — Джейн. Теперь рынок своеобразно отреагировал на это событие, связывая его со смертью зятя Кингсли, Рассела Лэнди, которое произошло десять лет назад и было совершено тем же способом.

В течение некоторого времени была высказана озабоченность по поводу того, кто станет преемником Адама Кингсли, как председателя компании. Именно эти слухи и провоцируют происходящий сейчас кризис «Франчайз Холдингз». Адам Кингсли имеет репутацию великолепного и способного управляющего, и без его участия успех компании ставится под большое сомнение.

Один из руководящих работников фирмы отметил сегодня утром, что вкладчики находятся в состоянии паники из-за многочисленных статей, заполонивших прессу. «Мы даже представить себе не можем, что мистер Кингсли уступит свою позицию, — сказал он. — Наши вкладчики всегда верили в нас, и мы оправдаем это доверие в будущем».

Однако многие известные специалисты в данной области настроены более скептически. «„Франчайз Холдингз“ представляет собой оркестр, руководимый одним маэстро, — сообщили нам в одном из компетентных источников. — Если Кингсли уйдет, то подрыв доверия к компании неизбежен и приведет к катастрофе. Честно говоря, если ему удастся сдержать натиск разразившейся бури, произойдет настоящее чудо. Проблема состоит еще и в том, что любое расследование может вскрыть финансовые махинации Кингсли. Финансирование его первых проектов так и не было никогда разумно объяснено. Если бы у Кингсли имелся очевидный преемник, дела фирмы бы сейчас шли куда уверенней».

Оба сына Кингсли, Майлз (26 лет) и Фергус (24 года), были исключены из привилегированной школы за хранение наркотиков, и впоследствии неоднократно задерживались полицией за вандализм и кражи. Они — известные завсегдатаи различных лондонских казино и скачек.

Дочь Адама Кингсли, 34-летняя Джейн, владелица и управляющая одной из процветающих фотостудий на юге Лондона, вышла замуж за Рассела Лэнди за три года до его гибели. После смерти ее жениха Уолладера полиция вернула дело об убийстве Лэнди на доследование.

«Дэйли Мэйл», 29 июня.

Глава восемнадцатая

29 июня, среда.

Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.

9 часов утра.


Сотрудница полиции Блейк сразу же заметила грозовые тучи на лице детектива Хаддена, когда он, расталкивая всех собравшихся в участке, размашистым шагом направился к выходу.

— Что это нашло на Хаддена? — поинтересовалась Блейк у дежурного сержанта, облокотившись на его стол.

— Политика, — буркнул тот, не отрываясь от дел. Сержант что-то записывал в своем журнале, и сейчас ему было некогда вводить коллегу в курс событий. — Он считает, что у него незаконно отобрали самое интересное дело в его жизни.

— И кому же его передали?

— Полиции Гемпшира. Вчера вечером пришлось отдать и главное орудие преступления, то самое, которым убили тех двоих в Ардингли Вудз. Вот Хадден и взбесился. Орет, что именно он раскрыл эти убийства, а теперь все почести, разумеется, достанутся другим.

— Что же это за улика такая?

— Кувалда, с помощью которой было совершено нападение на доктора ночью в понедельник в клинике Найтингейл, — пояснил сержант.

Несколько секунд Блейк наблюдала за тем, как быстро он записывает какие-то данные в свой журнал:

— Ну, и какая же тут связь с Ардингли Вудз? По-моему, на каждой стройке имеется такая кувалда. Чем же эта была так хороша?

— Невеста убитого сейчас лечится в Найтингейле. Похоже, что у нее уже вошло в привычку терять мужей и любовников, и каждый раз их забивают до смерти кувалдой. — Он оторвался от журнала. — Это Джейн Кингсли, дочь Адама Кингсли. Да последние дни вся пресса только об этом и трезвонит.

— Мне было некогда следить за новостями.

Сержант выложил перед Блейк утреннюю газету и ручкой подчеркнул одну статью — «Полиция Гемпшира провела пресс-конференцию»:

— Вот тут все и прочтешь сама.

Блейк быстро пробежала глазами передовицу.

— Ну, теперь понятно, почему Хадден так огорчен, — кивнула она, возвращая газету сержанту. — И как ты считаешь, кто это совершил?

Сержант пожал плечами и поставил точку в своем отчете:

— Могу сказать только одно. Не хотел бы я работать на компанию «Франчайз Холдингз», если Адама Кингсли все же арестуют. Судя по биржевым данным, акции компании уже начали падать в цене, и это при том условии, что его участие пока еще не доказано. — Сержант встал из-за стола. — А как у тебя идут дела с нападением на Флосси Хейл?

— Неплохо. — Она вкратце пересказала ему свою встречу с проституткой. — У него был брелок для ключей в виде черного диска с золотыми буквами "Ф" и "X". Флосси считает, что это его инициалы, но в отчете я пока не стану заострять на этом внимание на тот случай, если она ошибается. А ты как считаешь?

Сержант несколько секунд в задумчивости смотрел на Блейк, потом взял со стола газету и начал быстро перелистывать ее, отыскивая деловой раздел. Рядом со статьей о «Фрэнчайз Холдингз» красовалась фотография эмблемы компании: переплетенные буквы на черном фоне. Он показал их Блейк.

— Что-то вроде этого?

— Да ты настоящий колдун, мать твою! — в изумлении воскликнула молодая женщина.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

9 часов 30 минут утра.


Когда доктор Протероу, предварительно постучавшись, вошел в палату Джинкс в половине десятого утра, он был поражен огромным количеством газет, разбросанных по всему полу комнаты.

— Наверное, я попросила принести их слишком много, — объяснила женщина и попыталась улыбнуться. — Вы знаете, что происходит?

Алан кивнул:

— Я смотрел утренние новости. Акции начали падать в ту же минуту, как заработал рынок ценных бумаг.

— Бедный Адам, как это нечестно по отношению к нему, — с горечью произнесла Джинкс. — Они всегда мечтали хоть немного снизить его влияние. И вот теперь им представился прекрасный шанс. — Она сжала ладони, лежавшие на коленях, в кулаки. — И вы знаете, что больше всего меня бесит? Эта грязь по поводу того, что не существует очевидного преемника. Какой дешевый способ продемонстрировать неполадки в семье. Трое из правления компании прекрасно могут вести дела, если с Адамом что-то случится, и в Сити об этом хорошо знают. Никогда и речи не было о том, чтобы Майлз, Фергус или я заняли место отца. Он бы сам этого не допустил. Слишком тяжело далось ему создание компании, чтобы он смог потом наблюдать, как его дети полностью разрушают труды многих лет. — Она вздохнула. — Ну, в каком-то смысле мы все равно разрушаем фирму. Но то, что я уже успела натворить, показалось бы пустяком по сравнению с тем, что могли бы сделать Майлз или Фергус.

— Что же такого страшного вы совершили, Джинкс?

— Ну, для начала, — с сарказмом в голосе произнесла женщина, — я умудрилась выбрать в жертвы собственного мужа, жениха и лучшую подругу. Это уже подразумевает, что «прогнило что-то в королевстве Датском», раз уж у порога моего дома валяются три трупа. Вы так не считаете?

— Согласен.

Наступила короткая пауза.

— Вы знаете, почему я так возненавидела Стефани Феллоуз и почему ни за что бы не согласилась участвовать в ее семинарах психотерапии? — холодно продолжала Джинкс. — Потому что она ни за что не хотела верить в то, что я не имела никакого отношения к смерти Рассела. Это она не забыла отметить в своем отчете?

— Разумеется, забыла.

— А вы, доктор, записываете свои скептические размышления в отчеты?

Может быть, услышать ответ было бы не так больно, если бы доктор нравился ей чуть меньше?

— Никогда.

— Но какие-то заметки вы для себя делаете? — Доктор кивнул. — И что же вы пишете обо мне, доктор Протероу?

— Это очень личные замечания. — Сексуальные фантазии мужчины, который сходит с ума от полового воздержания… Ну, хорошо, Рассел умел нажимать на нужные кнопочки, но заводил ли он тебя при этом?.. Каковы вы в постели, мисс Кингсли?.. — Например, вчера я записал следующее: «Жаль, что Джинкс мало улыбается. Ей это очень идет».

Женщина сразу же нахмурилась:

— Почему вы не могли сказать мне, например, так: «Все факты пока что свидетельствуют против вашей семьи и вас самой, Джинкс. Но существуют ли эти факты на самом деле?» Почему вы считаете, что я такое упрямое и сложное создание и что мне не требуется поддержка, пусть даже и от такого негодяя, как вы?

Он усмехнулся:

— Потому что за мою снисходительность вы сами потом спустили бы с меня семь шкур. Мы оба понимаем, что вы далеко не глупы, и оба осознаем, что вы сами против такого отношения с моей стороны. Все, что я могу сделать при полном отсутствии какой-либо конкретной помощи, это указывать вам на всевозможные ловушки, расположенные на вашем пути. А решать, будете вы их со мной обсуждать или нет, придется вам самой.

— Все равно вы были снисходительны, заявив, что мне идет улыбка.

— Я не намеревался обижать вас, но раз вы предпочитаете думать именно так, то я не могу вам противиться.

— Ненавижу экзистенциализм.

— Нисколько не сомневаюсь. Поэтому вы прекрасно разбираетесь в нем. — Он коснулся газет носком ботинка. — Что же ждет «Франчайз Холдингз»?

— Если они не смогут остановить падение акций, Адам подаст в отставку, — как бы между прочим заметила Джинкс. — Разумеется, он не станет бездействовать и просто наблюдать за тем, что происходит, когда вокруг творится такое. Кстати, если у вас имеются свободные деньги, сейчас самое время поиграть на бирже. Я вам гарантирую, что как только паника прекратится, акции снова взлетят.

— А как же слухи о финансовых махинациях?

— Могу держать пари, что таковых не существует. Во всяком случае, никто ничего не сможет доказать. Адам как-то говорил, что если лучшие сыщики из Скотланд-Ярда в свое время не сумели с ним справиться, значит, остальным он тоже не по зубам.

— А вы сами собираетесь покупать акции?

Ее глаза игриво заблестели:

— Уже все сделано. Я утром позвонила своему биржевому брокеру. Он продает все, что у меня есть, и методично скупает акции «Франчайз Холдингз».

— А что если вы ошибаетесь, и в итоге потеряете все свое состояние?

— И это тоже пойдет мне на пользу. По крайней мере, я буду уверена в том, что в самый критический момент я встала на нужную сторону.

— Неужели вся ваша кампания пройдет исключительно из чистых побуждений?

— Что вы имеете в виду? — с подозрением в голосе спросила Джинкс.

— Вероника Гордон сообщила мне, что вчера к вам заглядывала ваша мачеха. Я просто подумал, не присутствует ли здесь доля злого умысла, смешанного с альтруизмом?

Вероника и в самом деле была поражена жестокостью Джинкс. Даже больше, чем пьяным состоянием Бетти. «Мне кажется, я недооценила эту женщину, — призналась она доктору. — Похоже, она так же безжалостна, как и ее отец».

— Какой злой умысел?

— Ну, вроде того злорадства, когда так и подмывает сказать: «Посмотри-ка на меня, Адам, я тебя поддерживаю. А теперь взгляни на нее: чувствуешь разницу?»

Джинкс закурила.

— Ну, что ж, такая возможность теоретически существует, но произойдет ли все это в действительности? Я что-то не припомню, чтобы Адам хоть раз навестил меня. Хотя, возможно, я многого пока что не могу вспомнить.

— А вы его приглашали?

Она чуть заметно улыбнулась:

— Я не приглашала и Саймона Харриса, однако он уже был здесь. Я не звала ни Майлза, ни Фергуса, но и они не забыли про меня. Почему же только Адаму требуется отдельное приглашение? Мне кажется, что обычно любящие отцы навещают своих больных дочерей, доктор Протероу.

— А вдруг он боится, что вы запретите ему сделать это, Джинкс? Вот так возьмете и откажете.

— Сомневаюсь. Если бы он этого боялся, то не отверг бы всех остальных членов семьи. — Она помолчала и вернулась к первоначальному вопросу о своих мотивах. — В любом случае, там, где присутствует Бетти, без злого умысла просто не обойдется. Она сожгла все корабли и теперь терпит бедствие. Но я палец о палец не ударю, чтобы помочь ей.

«Тогда почему у тебя столько грусти во взгляде?» — удивился Алан.


Гленавон Гарденс, 14, Ричмонд, Суррей.

10 часов 30 минут утра.


Повторные допросы всех свидетелей, знавших Джейн Кингсли, Лео Уолладера и Мег Харрис, были задуманы как обширная программа, проводимая в среду сразу несколькими детективами. Вопросы были построены так, чтобы воссоздать картину контактов и перемещений указанных лиц начиная с дополнительного выходного в понедельник 30 мая до вечера понедельника 13 июня.

Сержанту Фрейзеру достались жители Лондона: супруги Клэнси, Джош Хеннесси, Дин Джарретт и соседка Мег миссис Хелмс. Он решил начать с Ричмонда и соседей мисс Кингсли. Сержант сразу же изложил им причину своего появления и тут же попросил мысленно вернуться в понедельник 30 мая, за две недели до аварии Джинкс.

— Как мы поняли из беседы с родителями Лео, их сын вместе с Джейн вернулись в Лондон где-то в самом начале вечера. Вы можете подтвердить это? — Разговаривая с супругами Клэнси, сержант ласково почесывал уши Геббельса. Крошечная собачонка с удовольствием растянулась у него на коленях, свесив мордочку вниз. Фрейзер, умиленный таким доверием этого забавного существа, теперь был рад, что с ним не было Мэддокса, который обязательно бы потом устроил сержанту настоящий выговор за такое элементарное проявление нежности.

Полковник Клэнси сжал свои старческие губы:

— Я помню, что видел Джинкс в субботу утром, а насчет понедельника ничего сказать не могу, — наконец решился он. — Я был в саду, и она подошла ко мне побеседовать. Я заметил, что ее что-то здорово раздражало, насколько мне помнится. Потом она объяснила, что у нее в доме спали оба брата, которые вечером заявились к ней пьяные, а Лео вообще не пришел ночевать. Она еще спросила тогда, не знаю ли я, куда он уехал, потому что они собирались ехать в гости в Гилфорд, но я ответил, что сам не видел его вот уже пару дней. — Полковник бросил быстрый взгляд на супругу. — И еще я сказал, — твердо добавил он, — что она здорово ошиблась в Лео. Джинкс улыбнулась и попросила меня об этом не беспокоиться. Будто бы она уже и без меня пришла к такому же заключению. Она удалилась, а через некоторое время появился и Лео.

— Ты мне об этом не говорил, — вставила миссис Клэнси.

— Я посчитал, что тебя это расстроит, — рявкнул полковник, — ты всегда так ревностно относилась к замужеству нашей соседки.

— Вздор. Это как раз ты без конца напоминал ей, что она обязана подарить обществу детей. Такая женщина, и с таким умом, дескать, просто несет ответственность за передачу своих генов. Вот, мол, нынешние безмозглые малолетки только и делают, что размножаются. Почему же умные люди перестали производить потомство? Ведь дело кончится тем, что планету станут населять одни идиоты.

Фрейзер поспешил предотвратить начинающуюся ссору:

— Когда же вы увидели их в следующий раз?

— Утром в воскресенье, когда они уезжали, — подключилась к разговору Дафна. — На Джинкс была бейсбольная кепочка с повернутым назад козырьком. Я тогда еще подумала, что куда симпатичнее она смотрелась бы в соломенной шляпке…

— Почему же они уезжали вместе, если Джинкс уже пришла к заключению, что Лео ей не подходит? — задумчиво произнес Фрейзер.

— У нее чудесные манеры и великолепное воспитание, — заметила миссис Клэнси.

— А потом, в среду, — заговорил полковник, видимо, припомнив что-то важное, — мы отдыхали в саду. Было шесть часов, и Джинкс появилась со стороны гаража. — Он махнул рукой, указывая на окно. — Она бежала вдоль забора, приплясывая. Она подпрыгивала, как молоденькая козочка, и я спросил: «Неужели выиграла джек-пот?» Она подскочила к самой изгороди и пропела: «Гораздо больше».

— Да-да, — согласно закивала Дафна. — Я тоже спросила ее, не так ли она счастлива от того, что целую неделю будет отдыхать в Гемпшире, и она ответила мне: «Миссис Клэнси, перемены к лучшему ничуть не хуже отдыха».

Фрейзер молчал, а Геббельс перевернулся на спину, подставляя для почесывания розовое брюшко, поросшее золотистыми волосками.

— Это все? — поинтересовался сержант, одновременно начиная поглаживать живот собачки указательным пальцем.

Супруги Клэнси одновременно кивнули.

— И вы не спрашивали ее о Лео и о том, как они провели выходные?

Полковник надул губы, словно этот вопрос унизил его достоинство:

— Господи, конечно, нет. Какое нам до этого дело! Да она и не стала бы распространяться, если уж на то пошло. Она держала свои личные дела при себе. — Он сердито посмотрел на Геббельса, который от удовольствия даже высунул розовый кончик пениса, и тот теперь дерзко проглядывал через редкую шерстку на животе. — Мерзкий, развратный зверек! Сбросьте его с колен, если он вам уже надоел, — посоветовал он сержанту.

Но Фрейзер ничего неприличного не заметил, и поэтому лишь улыбнулся, продолжая почесывать собаку.

— А самого Лео в тот день вы видели?

— Нет. Впрочем… — полковник задумался на несколько секунд. — Я вообще не встречал его больше после того утра в субботу. Тогда я даже не обратил на это внимания, но вот теперь, когда вы поинтересовались… — Он вопросительно посмотрел на жену. — А ты его видела?

— Только в то воскресенье, — напомнила она.

Полковник нетерпеливо хрюкнул:

— Потом, женщина, тебя спрашивают про «потом».

— Я и не ожидала его увидеть. Как правило, я не стремилась встречаться с ним. — Увидев удивление на лице Фрейзера, она тут же пояснила: — Он никогда не отличался благородными манерами и учтивостью. Если и пробурчит «доброе утро», то это наивысшая степень уважения и вежливости с его стороны. Мне кажется, он не слишком хорошо относился к нам, потому что мы были знакомы с Расселом. Наверное, он считал, что мы постоянно сравниваем его с первым мужем Джинкс. Но все дело в том, что и Рассел нам не нравился. Поэтому для нас было большим разочарованием узнать, что Джинкс опять выбрала себе похожего жениха.

Муж сверлил Дафну взглядом мифического василиска:

— Тебе, старая клюшка, задали один-единственный вопрос: ты его видела после воскресенья?

Пожилая женщина рассеянно улыбнулась:

— По-моему, нет. Кажется, не видела.

— Даже во время той недели, когда Джинкс отсутствовала? — попробовал помочь ей Фрейзер.

— Определенно нет! — рявкнул полковник, распушив усы. — Но его и не должно было быть здесь. Джинкс заскочила к нам вечером в пятницу, это было третьего июня, и сказала, что она одна уезжает в Гемпшир, а он всю неделю проведет в Суррее. Потом она добавила, что в доме цветы поливать не надо и попросила немного побрызгать в ее саду, когда я буду заниматься своим участком. Она предупредила, что дома будет через неделю, в воскресенье.

Фрейзер нахмурился и нагнулся к бумагам, чтобы свериться со своими записями. Блокнот лежал на полу рядом со стулом:

— Мне почему-то казалось, что она вернулась раньше, в пятницу десятого июня.

— Так оно и вышло. Правда, об этом мы узнали только на следующее утро. Она сама пришла ко мне уже в субботу одиннадцатого и сказала: «Ни за что не догадаетесь, полковник, что произошло. Свадьба, наконец-то, отменяется. Представляете, этот ублюдок заманил меня и бросил. А теперь сбежал». — Он снова поджал губы и нахмурился. — И вот еще что, сержант. Говоря про это, она веселилась от души. Она выглядела так, будто только что с ее плеч свалился непосильный груз. Потом она снова убежала в дом позвонить отцу, а меня попросила скрестить пальцы на счастье и подержать их так, пока она будет объясняться по телефону. Она тогда еще пошутила, будто боится, что отец заставит ее взять на себя все расходы за то, чтобы предупредить гостей об отмене торжества.

— Если верить ее родителям, она вернулась домой раньше, чем это было запланировано. Кто-то позвонил ей в пятницу днем. Когда она прибыла сюда, то застала Лео еще в доме. Он собирал свои вещи, потом сообщил ей, что собирается жениться на Мег, и уехал. Похоже на то, что он оставался здесь в течение всей недели.

— Нет, — категорически мотнул головой полковник. — И я, черт возьми, уверен в том, что они ошиблись. Да и в пятницу его тоже здесь не было. Я весь день пробыл в саду, и не мог не заметить его машины.

— Вы уверены в этом?

— Разумеется. У нас твердый распорядок дня. Вся неделя расписана. По вторникам и пятницам я провожу время в передней части сада. По понедельникам и средам — в задней. Ну, а по четвергам мы отправляемся за покупками. Ни разу в жизни еще этот распорядок не менялся.

Фрейзер с недоверием посмотрел на Дафну, но она гордо кивнула в ответ.

— Ни разу, — согласилась миссис Клэнси. — Во всем виновата армия. — Таинственная улыбка заиграла на ее губах. — Впрочем, армию можно обвинять не только в этом.

Фрейзер задумчиво нахмурился:

— Почему же вы не стали рассказывать об этом ричмондской полиции, когда они допрашивали вас сразу после несчастного случая? — удивился он.

— Потому что их интересовало только то, почему Джинкс хотела покончить жизнь самоубийством, — справедливо заметил полковник. — Вот Дафна и сказала им про то, что Лео бросил ее. Я даже не успел объяснить, что Джинкс не только не переживала это событие, но наоборот, казалась счастливой. А Дафна тут же разрыдалась и начала причитать, вспоминая тот случай в воскресенье. Если вы хотите знать мое мнение, то в отношении Джинкс было сделано много неправильных выводов.

— А как бы вы объяснили то, что произошло в воскресенье, сэр?

— Это был несчастный случай. Порывом ветра захлопнуло дверь. Геббельс сразу же пулей бросился туда. И я, конечно, тут же встревожился. Я вытащил ее оттуда, и она почти мгновенно пришла в себя.

— Этот старый дурень чуть сам себя не угробил, — живо отозвалась миссис Клэнси. — В его возрасте уже не положено таскать такую ношу, как Джинкс.

Фрейзер понимающе кивнул:

— Но она дала вам какое-нибудь объяснение случившемуся после того, как вы извлекли ее из гаража?

— Она полностью согласилась с тем, что все произошло чисто случайно, — повторил полковник, — и очень просила Дафну не волноваться. «Все в порядке», — говорила она тогда.

Фрейзер успел осмотреть гараж сразу же после прибытия на место. Он походил на гараж соседей и отделялся от него узкой тропинкой возле четырехфутовой стенки, которая и служила границей между владениями. Гараж представлял собой часть двухэтажной пристройки в задней части дома и имел дополнительный вход изнутри. Передние двери домов смотрели друг на друга и находились на равном расстоянии от угла дома и гаража. При этом от ворот до порога дома оставался приличный лоскут земли. На участке Джинкс росло множество кустов и невысоких деревьев. Они закрывали весь первый этаж, если смотреть на дом с дороги. У Клэнси растительность казалась более официальной: традиционные клумбы с розами и небольшая ухоженная лужайка. «Неудивительно, что здесь царит идеальный порядок», — подумал Фрейзер, вспомнив о том, что вторники и пятницы целиком посвящались уходу за садиком. Во время допроса Фрейзер, глядя в окно, успел заметить, что площадь за домом была такой же, как и перед ним.

— Скажите, пожалуйста, после того как вы спасли мисс Кингсли, она уехала на своей машине? — продолжал сержант.

— Не сразу.

— Но она все же уехала?

Полковник кивнул:

— Сначала она позвонила. А потом еще раз успокоила нас, уверяя, что все уже прошло и она себя чувствует прекрасно.

— А кому она звонила?

— Понятия не имею. Она звонила из своей спальни. Возможно, тот, к кому она ехала, нуждался в объяснениях, почему она запаздывает.

— Как вы считаете, не было ли опасно отпускать ее на машине одну, учитывая все то, что случилось?

— В общем, конечно, да, но, в любом случае, она бы не стала прислушиваться к нашему мнению. Сомневаюсь, что мне удалось бы остановить ее.

— Она вернулась в тот день домой?

Полковник и миссис Клэнси переглянулись:

— Точно не могу сказать, если уж быть честным. Могу только предположить, что она ночевала дома. Она вообще большая домоседка и никогда не пропадает по ночам.

Фрейзер снова принялся трепать Геббельса за уши:

— Скажите, когда собака залаяла, двери гаража были закрыты на засов или нет?

— Нет, не были.

— Эрик! — Миссис Клэнси осуждающе покачала головой. — Зачем же говорить неправду? Джинкс это все равно не поможет. Они были закрыты на засов, сержант. Эрик заглянул в окошко гаража, увидел, что там происходит, и прибежал домой за запасным ключом. Слава Богу, она не задвинула засов в доме, иначе нам пришлось бы взламывать дверь.

Полковник поднялся из кресла и, подойдя к окну, выглянул в сад:

— Я знаком с Джинкс с того самого дня, когда они переехали сюда с Расселом, — заметил он. — С тех пор прошло уже лет тринадцать или четырнадцать. Она прекрасная женщина, может быть, не слишком общительная, а иногда даже чересчур независимая. Порой она начинает думать, что ей по плечу буквально все, что она также сильна, как мужчина. Ну, а потом оказывается, что она все же слабовата для этого. Один раз мне пришлось спасать ее из-под мешка с цементом, который оказался для нее все же очень тяжелым. — Он не смог сдержать смеха, вспоминая этот эпизод. — Этот мешок придавил ее, и она барахталась под ним, как краб, застрявший между камней. Я так долго не смеялся уже много лет. — Он немного помолчал. — Я видел, как она переживала ту трагедию с Расселом, потом наблюдал, как постепенно она возвращалась к жизни, как мало-помалу начинал процветать ее бизнес в фотографии. И притом без какой-либо помощи со стороны отца, заметьте себе. Она бы не взяла у него ни копейки. «Либо я все сделаю сама, полковник, либо мне вообще ничего не надо». Вот как она любила говорить. — Он повернулся, и его косматые брови грозно сдвинулись у переносицы. — Такие женщины не совершают самоубийства. Они даже не думают об этом. А уж если бы она и задумала такое, то довела бы дело до конца. Она вывела бы шланг от выхлопной трубы в салон машины и надежно закрыла бы все окна. Уж она не стала бы полагаться на выхлопные газы, постепенно заполнявшие гараж.

— А может быть, она хотела, чтобы ее спасли? — предположил Фрейзер.

Полковник насмешливо фыркнул:

— Тогда бы потом она долго рыдала и рассказывала, какая она несчастная, — возразил он. — Мне кажется, что главным вопросом здесь должно быть: зачем все это устраивать. До того, как стало известно, что Мег и Лео были убиты, полиция крепко придерживалась одной теории: будто Джинкс серьезно переживала из-за того, что Лео ее бросил. В состоянии депрессии попытку самоубийства можно если не оправдать, то хотя бы понять. — Глаза его сузились. — Но что вы можете сказать об этом теперь, когда всем известно, что Лео погиб? Вы хотите сказать, что она знала об убийстве и пыталась покончить с собой уже после того, как он был мертв?

Фрейзер некоторое время обдумывал этот нюанс, внимательно вглядываясь в лицо старика. Да, над этим действительно стоило поразмышлять. Здесь просматривался явный парадокс. Если первая попытка самоубийства была совершена, когда Лео еще оставался в живых, тогда все сводилось к удивительно сложному психологическому рисунку. Это суицидальное отчаяние, затем гнев, приводящий к убийству, и опять суицидальное отчаяние.

Фрейзер взял собачку в ладони, аккуратно перевернул и поставил на пол, после чего поднял свой блокнот и принялся перелистывать страницы.

— Я разговаривал с Джинкс вчера, — сообщил он. — Мы беседовали об автомобильной аварии, и она заявила, что вовсе не собиралась убивать себя. — Фрейзер нашел нужную страницу. — Она сказала: «Это совершенно непохоже на меня». И вот тут, чуть дальше: «Если я сама не пыталась покончить с собой, значит, кто-то другой хотел убить меня». — Он взглянул на Клэнси. — Вы никого не заметили в то воскресенье возле ее дома? Или, может быть, что-то слышали? А когда выходили на улицу, не обратили внимания на что-то необычное?

Но полковник только с сожалением покачал головой.

— Увы, нет, — вынужден был признать он.

Фрейзер, к своему удивлению, испытал большое разочарование.

— Ну, хорошо. Тогда давайте сразу перейдем к понедельнику. Это было тринадцатого июня.

— Я вспомнила, — неожиданно заявила миссис Клэнси, и при этом взгляд ее стал каким-то отрешенным. Правда, она быстро вернулась к действительности и теперь пристально смотрела на сержанта. — Я вспомнила, — повторила пожилая женщина. — Как все это странно. И как я могла позабыть! Я так переволновалась за Эрика, когда он вытаскивал Джинкс из гаража, что все остальное у меня просто вылетело из головы. Я тогда испугалась, что с ним может приключиться сердечный приступ. — Она подалась вперед, и ее бледно-серые глаза вдруг загорелись от возбуждения. — Геббельс побежал в дом вслед за Эриком, и я помню, как он весь исходил от лая. Ну, я, конечно, подумала, что он тявкает из комнаты, но, выглянув, увидела, что он носится по задней части сада. При этом Геббельс гавкал как ненормальный, будто выискивая кого-то. И, понимаете, он лаял именно так, как сторожевая собака, заметившая постороннего на своей территории. Геббельс выпрыгнул из окна гостиной, а это означает, что кто-то тоже успел выскочить оттуда незадолго до него. Разумеется, окно было открытым, когда мы заносили Джинкс. Я помню, как сама затворяла его, когда Джинкс ушла звонить.

— Молодец, старушка, — одобрительно произнес полковник. — Скорее всего, все так и происходило. Наверняка какой-то подонок был там и хотел разделаться с Джинкс. Иначе я не могу объяснить поведение Геббельса.

— Но почему же Джинкс сама ничего вам не рассказала? — подозрительно посмотрел на стариков сержант. — Уж тогда-то она еще не страдала амнезией.

— Она чуть не затискала до смерти этого твареныша, после того, как я объяснил ей, что именно он поднял такой шум. Обнимала и целовала его так, что я испугался, как бы она не раздавила собачонку.

— И все же… — «Просто какой-то идиотизм», — подумал про себя Фрейзер, однако продолжил свою мысль. — Послушайте, нельзя же трезвомыслящего человека посадить в машину, включить зажигание и надеяться, что этот дурак так и будет сидеть и ждать, пока не задохнется. Скорее всего, она в тот момент находилась без сознания.

— Она жаловалась на головную боль.

— Значит, сначала ее кто-то сильно ударил. Но почему она не стала обращаться в полицию?

Наступила неловкая пауза.

— Потому что, — решительно начала миссис Клэнси, — она наверняка знала этого человека и просто не могла поверить в то, что ей желали смерти. Тем более, что так и вышло: она практически не пострадала. И Эрик стал думать, что это просто несчастный случай. И вообще, человеку свойственно верить в лучшее, насколько я понимаю.

— Или же, — подключился к рассуждениям полковник, — у нее были более спешные и важные дела, чем отвечать на бесконечные вопросы полицейских. Я уже говорил, что Джинкс — весьма независимая женщина. Вероятно, она посчитала, что уже держит ситуацию под контролем. Я хочу напомнить, что ведь кому-то она все же позвонила? Тогда мне это казалось абсолютно естественным, и только теперь я думаю, что это тоже стоит проверить.

Фрейзер что-то быстро записал в своем блокноте.

— И когда же вы увидели ее в следующий раз?

Старик посмотрел на супругу:

— Я не помню, чтобы мы виделись с тех пор. Во вторник утром в нашу дверь уже стучались полицейские. Они-то и поведали о том, что Джинкс лежит в больнице.

Фрейзер задумчиво смотрел на супружескую пару:

— Ваша соседка пыталась покончить жизнь самоубийством, а вы даже не поинтересовались, как она себя чувствует, и не навестили ее?

— Ни о каком самоубийстве до вторника и речи не было, — резко бросил полковник. — Насколько нам известно, это был просто несчастный случай. Разумеется, все это время мы были начеку, но ничего странного не происходило. Мы не хотели навязываться ей, полагая, что бедная девочка и так считает, что со стороны выглядит настоящей идиоткой.


Компания «Харрис и Хеннесси», Сохо, Лондон.

12 часов 30 минут дня.


Джош Хеннесси, несмотря на все свои угрозы бросить работу, высказанные им на автоответчик Мег, все же продолжал трудиться в конторе. В тот день он встретил сержанта без особого энтузиазма.

— Я уже рассказал вам все, что мне известно, — буркнул он, взбивая волосы в гребень и с неприязнью поглядывая на Фрейзера.

Тот сразу же объяснил причину своего визита и добавил:

— Может быть, вы покажете мне дневники Мег? Тогда это ускорило бы процедуру. Мне нужно как можно подробней проследить за всеми перемещениями мисс Харрис.

Джош неохотно вынул толстый томик из ящика своего стола и начал перелистывать страницы:

— Вот здесь указаны все деловые встречи Мег. Понедельник, тридцатого мая. Ничего. Это был дополнительный выходной для служащих. Вторник, тридцать первого. Пусто. Но лист перечеркнут синей пастой. Это означает, что она провела весь день в офисе.

— Вы это сами помните, сэр?

— Нет, — грубовато бросил Джош. — Прошло уже три недели, а мы с Мег работаем много лет. Каким образом я мог бы запомнить один день из тысячи похожих? К тому же, если меня самого тогда здесь не было, я все равно ничего не смог бы узнать.

— А вас не было?

Джош еще раз сверился с дневником:

— Согласно записям, я был в Виндзоре и подбирал кадры.

— На эти синие черточки можно положиться? Не могла ли Мег перечеркнуть страницу в том случае, если ее не было в офисе?

— Да, если ей так было удобней.

— Продолжайте.

— Среда, первого июня. В десять утра встреча с Биллом Райли. Коннот-стрит, дом 12. Деловое свидание на полный рабочий день. Четверг…

— Секундочку, сэр, — перебил Джоша сержант. — Эта встреча состоялась?

— Да, тут стоит крестик, значит, свидание прошло успешно. — Хеннесси пожал плечами. — Ну, если вспомнить, сколько времени как-то раз я потратил на этого одного клиента, то могу предположить, что она просидела с ним до полуночи, решая его личные проблемы. Между прочим, — недовольно хмыкнул Джош, — именно он пока что не дает погибнуть нашей компании. Поэтому времени на него не жалко.

— Что ж, это справедливо, — согласился Фрейзер. Теперь четверг, — подсказал он.

— Четверг, второго июня. Пусто все утро, встреча с банкиром в три тридцать. Перечеркнуто.

— Скажите, этот банкир имеет отношение к счетам компании или это ее личный финансист?

— Скорее всего, это относится к нашей компании. После недавнего сокращения у нас наступили тяжелые времена, и Мег приходится частенько встречаться с этим ублюдком. Он дает нам ссуды. Вернее, приходилось, — уныло поправил он себя. — Я никак не могу привыкнуть к тому, что ее нет в живых. Пятница, третьего июня: пусто, но листок перечеркнут. Понедельник…

— Простите, что перебиваю, но не знаете ли вы, как она провела выходные, четвертое и пятое июня?

— У нас были чисто деловые отношения, сержант. По-моему, в прошлый раз я уже говорил вам об этом. То, что она делала в выходные, для меня является закрытой книгой, если, конечно, это не относилось к деловому сотрудничеству. Понедельник, шестого июня. В десять часов снова Билл Райли. Перечеркнуто. Вторник…

— Может быть, мы поступим еще проще? Я сделаю копию этого дневника, — предложил Фрейзер. — Мне кажется, мы оба понапрасну теряем время, раз уж вы ничего не можете добавить от себя к тем отметкам, которые есть в дневнике.

Хеннесси передал ему книгу:

— Тут больше ничего нет. Я сам просматривал записи после того, как вы приходили сюда. Кроме пары встреч с Райли и требований банкира составить бизнес-план к десятому, ничего примечательного на работе не происходило. И вы действительно зря мучаетесь, если считаете, что я могу хоть чем-то вам помочь.

— Да уж, сэр, помощи от вас действительно не допросишься, — как можно мягче произнес сержант. — Неужели вам все равно, найдем мы убийцу мисс Харрис или нет?

Джош потянулся за пачкой сигарет, лежавшей на краю стола:

— Я уж размечтался, что бросил эту дурацкую привычку, пока не началась вся эта чертовщина. Теперь я курю даже больше, чем раньше. — Он закурил и, швырнув спичку в пепельницу, несколько секунд наблюдал за струйкой дыма, исходящей от сожженной головки. — Я теперь уже не знаю, что и думать, сержант. Мег была хорошим другом, а Джинкс остается таковым. Я в проигрыше в любом случае.

— Почему вы так говорите?

— Потому что я умею читать, — пояснил Джош. — Все газеты только об этом и трезвонят. И если они не рехнулись, можно сделать вывод, что вы собираетесь арестовать либо Джинкс, либо ее отца из-за того, что именно так же погиб и Рассел.

— А вы были знакомы с Расселом?

— Не слишком близко. Джинкс пару раз приводила его в контору, когда мы с Мег еще работали совместно с Уэллманом и Хоббсом.

— Он никогда не приходил к Мег один, без Джинкс?

Джош отрицательно покачал головой:

— Нет, не припомню такого.

— А вы знали, что у них был роман?

Джош глубоко затянулся:

— Тогда — нет. Я потом услышал об их связи.

— От кого?

Джош ответил не сразу:

— Не помню. Наверное, от самой Мег или от Саймона. — Со стороны казалось, что он выбирает, какую версию подать. — Все же это была Мег. Она сильно переживала смерть Рассела, постоянно плакала без видимых на то причин. Я начал расспрашивать ее, в чем дело, она и рассказала.

Фрейзер не поверил ему:

— Мне кажется, что вам открылась мисс Кингсли.

Джош внимательно посмотрел на собеседника:

— Не помню, — упрямо повторил он. — Прошло уже столько лет…

Фрейзер ободряюще улыбнулся:

— Ну, это не столь важно. Мы просто пытаемся залатать все прорехи в показаниях. Вы не могли бы припомнить, как скоро после гибели Рассела она вам рассказала об этой любовной связи?

— Послушайте, я же не говорил вам, что это была Джинкс. — Сейчас Фрейзер смотрел на руки Хеннесси, которые были замечательны сами по себе. Они будто жили своей собственной жизнью, отдельной от остального тела Джоша. Они передвигались, что-то щипали, трогали, куда-то перемещались и ни секунды не оставались в покое.

— Понятно. Тогда просто скажите, когда вы узнали об этом?

— Кажется, после того, как у нее случился выкидыш.

— Благодарю вас, — сержант был удовлетворен ответом. — Думаю, нет необходимости дольше задерживать вас. Я буду весьма признателен, если вы только освежите в памяти последнюю беседу с Мег. Если не ошибаюсь, это был телефонный разговор. Она звонила вам домой в субботу одиннадцатого июня. Согласно вашим собственным показаниям, Мег сообщила, что свадьба Лео и Джинкс отменяется, и теперь она сама выходит за него замуж. Во вторник они собирались отправиться во Францию, но до этого Мег обещала все же заскочить в офис, чтобы дать вам кое-какие инструкции относительно текущих дел.

— Совершенно верно.

Фрейзер сверился с деловым дневником Мег:

— Да, согласно записям, она вернулась в офис в пятницу днем после встречи с банкиром. Почему же она тогда вам ничего не рассказала? Не кажется это странным?

— Да уж, странновато, — недовольно пробурчал Джош. — Для меня ее звонок был как гром среди ясного неба. Представляете себе: она, видите ли, сваливает во Францию, а я должен здесь потеть за двоих и не сдавать позиции, пока она не соблаговолит вернуться. Я тогда здорово ругался на нее и сказал, что ничего делать не буду, если она не явится в офис и не разберется на своем столе, чтобы мне было хоть чуточку полегче.

— Значит, это была ваша инициатива, чтобы она пришла сюда в понедельник, а не ее собственная?

Джош задумался и нахмурился:

— Видимо, да. Я просто был взбешен из-за того, что она так беспечно оставила меня в водовороте событий и дел. Кто будет доверять такой фирме, где один из партнеров может вот так запросто махнуть хвостом и отвалить на отдых на неопределенное время? Я трепещу за каждый цент, который вгрохал в этот бизнес. — Он в отчаянии тряхнул головой. — А разве это имеет значение? — вспомнил он о вопросе сержанта.

— Не исключено, — ответил тот и задумался. — Возможно, после этого разговора она почувствовала, что виновата перед вами, и им с Лео пришлось задержаться в Англии дольше, чем они предполагали.

— Я вас не понимаю.

— Мег сделала все необходимые телефонные звонки еще в субботу утром, — медленно проговорил Фрейзер. — Наверное, она хотела просто сообщить приятную новость своим подругам и сразу после этого отправиться в путешествие. Давайте говорить прямо. Уж она-то прекрасно знала, что произошло с Расселом Лэнди.

— Вы хотите мне сказать, что они были бы до сих пор живы, если бы я не настоял на том, чтобы она пришла сюда в понедельник? — резко спросил Джош.

— Не знаю, сэр. Мне кажется, что нам потребуется более точная информация относительно того, где они провели понедельник, прежде чем можно будет сделать какие-либо выводы. Я просто говорю, что именно под вашим давлением их поездка была отложена на некоторое время. — Фрейзер внимательно посмотрел на собеседника, а потом добавил: — И пока что я могу только поверить вам на слово в том, что она так и не зашла сюда в понедельник вместе с Лео.


Глава девятнадцатая

29 июня, среда.

Лэнсинг-роуд, 53, Солсбери, Уилтшир.

Полдень.


Флосси Хейл внимательно рассматривала вырезку из газеты с изображением эмблемы компании «Франчайз Холдингз».

— Ну да! — воскликнула проститутка. — Без сомнений, у него был точно такой же брелок для ключей. — Затем она перевела взгляд на ксерокопию фотографии Майлза и Фергуса Кингсли в окружении членов клуба в Аскоте и после некоторого колебания пальцем указала на выбранное ею лицо. — Вот этот похож на него, но снимок не слишком хороший, верно ведь, любовь моя? Я не помню, чтобы у него были настолько темные волосы. А вот пиджак, кажется, именно такого покроя.

— А что ты скажешь о том мужчине, что стоит рядом?

Флосси отодвинула фотографию подальше и прищурилась, словно разглядывала полотно импрессиониста:

— Вся беда в том, что во время работы как-то не принято рассматривать и запоминать лица клиентов. Особенно, когда они начинают избивать тебя. Становится страшно. Да, — с неожиданной решимостью вдруг громко произнесла она и снова указала на лицо Майлза. — Это и есть он. Маленький ублюдок. Я же говорила, что с виду он — порядочный человек, и воду не замутит. И кто же он такой?

— Его зовут Майлз Кингсли. — С этими словами сотрудница полиции Блейк забрала у Флосси снимок и уложила его себе в сумку. Саманта Гаррисон тоже остановила свой выбор на Майлзе. И хотя ни одна из женщин не была уверена на все сто процентов, что правильно определила своего истязателя, Блейк сочла, что здесь винить нужно только плохое качество фотографии. Ей и в голову не пришло устроить повторное опознание, прежде чем выступить с обвинениями. Если бы Флосси оказалась более сговорчивой в самом начале расследования и позволила бы взять отпечатки пальцев со своего тела, а также мазки, тогда у них было бы больше рабочего материала.

— И все же я никак не могу взять в толк, — удивлялась проститутка, — каким образом то, что я тебе рассказала, вдруг вылилось в фотографию человека с совершенно другими инициалами «М.К.»?

— Мне просто повезло, Флосси. Этот мальчик настоящий повеса. Кстати, фотография нам предоставлена журналом, который занимается новостями светской жизни. Между прочим, это сынок одного мультимиллионера.

Флосси покачала головой:

— Страшно даже подумать о том, куда катится наш мир. Зачем же ему понадобилось шарить по Солсбери в поисках такой дешевки, как я, если он может себе позволить самый высший класс в Лондоне?

Но на этот вопрос Блейк не смогла ей ответить.


Фотостудия, Памлико, Лондон.

1 час дня.


Дин Джарретт был полон энтузиазма и энергии, стараясь во всем помочь сержанту.

— Ну, конечно же, дорогуша, — сладким голосом произнес он, источая невероятное радушие и одновременно недоверчиво поглядывая на Фрейзера уголком глаза. Оглядев посетителя, он определил, что этот полицейский, как видно, спокойно относится к гомосексуалистам, а его дружелюбная улыбка говорила о том, что он так же снисходительно оценивает и антураж студии, которую обставляли, без сомнения, весьма эксцентричные люди. Фрейзер спокойно отнесся к ярко-розовым волосам Анжелики, и никак не отреагировал на бурный флирт со стороны самого Дина:

— Я могу дать подробнейший отчет о каждом шаге Джинкс, начиная со вторника тридцать первого мая и вплоть до пятницы, третьего июня. Но вот после этого, боюсь, что ничегошеньки не смогу сказать. Она же была у родителей в Холле всю неделю, и от нее не было ни ответа ни привета. Конечно, мы ничего и не ожидали услышать. Она там отдыхала. Но вот затем, как фокусница, вдруг взяла и испарилась. Анжелика ей названивала в понедельник домой: там она и должна была находиться по всем данным, но каждый раз мы натыкались на автоответчик.

— Вы говорите уже о понедельнике тринадцатого июня?

— Совершенно верно. И вот во вторник до нас доходят страшные новости: наша крошка лежит в больнице, причем без сознания. Я полагаю, вы были у нее? Ну, и как она себя чувствует?

Его лицо мгновенно изменилось, теперь это было само сочувствие и сопереживание. Фрейзер поспешил успокоить Дина, хотя и сомневался, что такая забота была искренней:

— Похоже, ей уже намного лучше. Она пока еще не все помнит из того, что происходило до аварии, но во всем остальном, пожалуй, чувствует себя превосходно.

— Ну, не поразительно ли это! — воскликнул Дин. — Этой дамой нельзя не восхищаться!

— Тем не менее, вы почему-то не сочли нужным навестить ее в больнице, — бесстрастно произнес Фрейзер. — По крайней мере, я об этом не слышал. На то у вас, наверное, имеются свои причины?

Страдание тут же покинуло лицо Дина:

— Да, в отличие от всевозможных Хеннесси и Саймонов Харрисов, которые все же успели навязать свое общество, я предпочитаю подождать, когда меня пригласят персонально. Представьте себе, что вы едва живы и чувствуете себя преотвратно, а к вам без всякого спроса ломятся ваши доброжелатели. Джинкс очень скрытный человек. Мне кажется, она даже и не подозревает, насколько мы обожаем ее. И поэтому мне частенько хочется просто закрыться в своей скорлупе, чтобы только не тревожить ее и не надоедать ей. — Он вздохнул. — В любом случае, мы долго не могли узнать, где она находится. А ее отец, грубый и жестокий человек, разумеется, ничего нам не говорил.

— И все же мне кажется странным, что ее не беспокоила судьба студии. Неужели она сама не интересовалась, как идут дела и продолжают ли поступать заказы?

Дин застонал:

— Как вы жестоки и несправедливы к ней, сержант. Неужели вам непонятно, что в то время у бедняжки были более насущные заботы. К тому же, она оставила свой бизнес в надежных руках друга и второго по значимости фотографа во всем Лондоне.

Фрейзер скривил губы:

— Ну, а какого вы были мнения о Лео?

— Это был ужасный, омерзительный человек. Воплощенный кошмар! Настоящая пиявка и кровосос. Вот только Джинкс никак не хотела этого замечать. Понимаете, когда дело доходит до симпатичной мордашки, у Джинкс как будто шоры на глаза опускаются. Она уже больше ничего не замечает. Она забывает, что самое важное это не внешность, а то, что за ней скрывается. Во всем виноват ее отец. Он напоминает мне старого стервятника. Всегда держится в стороне от нее, а Джинкс наивно полагает, что симпатичное личико обязательно означает такую же симпатичную внутреннюю сущность. — Он закатил глаза к потолку. — Мне очень неприятно все это говорить, потому что он достаточно грубый человек, но мне кажется, что Адам Кингсли стоит десятка Лео Уолладеров. Если по количеству звонков сюда можно о чем-либо судить, то он заботится о ней больше, чем она говорит. Господи, если бы мы здесь с Анжеликой хоть что-то упустили из виду или хоть в каком-нибудь месте прокололись — а этого не произошло и произойти не может — то он давно бы уже прибыл сюда и вывернул нам все кишки наизнанку.

Фрейзер усмехнулся:

— Так вы с ним встречались?

— Меня представили ему, когда он впервые приехал сюда, — передернувшись, вспомнил Дин, — как и Энжи. Но дело в том, что я голубой, а она — чернокожая, поэтому наше знакомство никак нельзя было назвать событием века. Он на всякий случай потом два раза вымыл руки с мылом, чтобы не подхватить от нас какой-нибудь заразы. Позже, когда он заявлялся сюда в очередной раз, то бурчал себе под нос что-то невнятное при виде нас, и тут же направлялся к Джинкс и беседовал с нею с глазу на глаз, без посторонних. Ужас какой-то.

— Почему же его посещения казались вам такими ужасными?

— Потому что каждый раз он приезжал сюда со своей ручной гориллой. — Дин снова закатил глаза. — Говорит, что это его личный шофер, только я еще не видел шоферов с объемом груди в сорок четыре дюйма. Этот громила способен сделать фарш из каждого, кто осмелится хоть слово сказать против его босса.

— Ну, в наши дни это не такое уж редкое явление. Шофер часто совмещает свое ремесло с должностью личного телохранителя. Большинство миллионеров имеют таких. Вы говорите, что мистер Кингсли держится от Джинкс на расстоянии, но можете ли вы сказать, что он в то же время и любит ее?

— Да, но как-то уж очень своеобразно. Он до нее даже не дотрагивается, просто садится рядом и любуется ею, как будто перед ним музейный экспонат дрезденского фарфора. У меня сложилось такое впечатление, будто он и поверить боится, что это его дочь. То есть, он-то сам простой, как куча навоза, а она — настоящая леди. Его сыновья по сравнению с ней — первосортные задницы, и больше ничего. — Он на секунду задумался. — «Любит» — не то слово. По-моему, он даже боготворит ее.

— Ну, а как она сама к этому относится?

— Крайне отрицательно. Но вы должны понять, что он боготворит не саму Джинкс, а ту личность, за которую он ее принимает. Я хочу сказать, что надо быть не совсем духовно развитым, чтобы воспринимать Джинкс, как фарфоровое чудо. Я бы скорее сравнил ее с добротной стаффордширской керамикой, которая отскакивает от пола, если вы ее роняете, и при этом способна служить много лет, как новая.

— Почему же Джинкс не поставит его на место?

— Она пыталась, дорогуша, но он настолько слеп, что ничего не видит вокруг. Возьмем, к примеру, тот факт, что она собиралась выйти замуж за Лео Уолладера. Боже мой! Ну какие еще нужны доказательства неправильного суждения о человеке? Отец конечно ничего не заметил. Ведь у Лео в венах течет голубая кровь, значит, он уже стоит на голову выше всех остальных.

Фрейзер улыбнулся:

— Ну, хорошо. Расскажите мне, что происходило во вторник тридцать первого мая, — предложил он.

— День выдался суетный. Утром у нас была молодежная рок-группа. Эти малолетки считали себя кумирами. Их записывающая компания попросила нас сделать несколько рекламных кадров. Это было равносильно выжиманию воды из камня. Они жеманно улыбались в камеру, и более ничего. — Он на секунду задумался. — Ну, днем мы выехали на натурные съемки в район Черинг-кросс. Там был заказ от телевизионной компании. Им нужна была натура для какой-то документалки о бездомных. Около шести вечера мы закончили работу, потому что Джинкс торопилась домой.

— Она объяснила вам, почему?

Он отрицательно помотал серебристой шевелюрой:

— Нет, но весь день она пребывала в прекрасном расположении духа. Тогда я спросил, уж не Лео ли виноват в том, что у нее такое хорошее настроение. И она ответила: «В каком-то смысле да». Тогда я подумал, что у них все наладилось, но она сказала, что это было бы невозможно. Я еще подумал тогда, что вот, наконец-то, у нее начинают открываться глаза, но, конечно, я был настолько тактичен, что просто промолчал.

Фрейзер снова улыбнулся.

— Среда, первое июня, — подсказал он.

— Дайте подумать. Ага. Все утро я посвятил проявке пленок, потом делал пробные фотографии. Оставалась кое-какая работа с предыдущей недели и все то, что мы наснимали за вторник. Джинкс занималась бумажной работой. Ей надо было все расчистить перед тем, как отправиться на неделю в Холл. В среду мы обычно занимаемся портретами, а в тот день, как мне помнится, у нас было пять или шесть заказов на семейные фото. Где-то в половине шестого мы перекусили, перед тем как снова отправиться на Черинг-кросс для завершения работы. Там заказчик попросил сделать еще несколько кадров в сумерках и ночных, поэтому закончили мы где-то в половине одиннадцатого.

— А как она себя чувствовала в среду?

— Точно так же. Весь день была радостная и веселая. Мы с Энжи подумали тогда, что она дала Лео отставку. Правда, она сама ничего нам не сказала, и мы решили, что она оставляет это на потом, поскольку сначала должна была обо всем рассказать отцу. Вы должны при этом иметь в виду, сколько времени мы старались вести себя исключительно осторожно и были крайне осмотрительны. Ведь одно только упоминание имени Лео могло вызывать в ней резкое изменение настроения, и разговор тут же переводился на другую тему. И вдруг такая радость! К нам снова вернулась наша старая милая Джинкс!

— И вы все это относите на счет того, что она раздумала выходить замуж за Лео?

Дин кивнул:

— Разумеется. Даже более того, я считаю, что это произошло еще и потому, что Лео больше не было рядом с ней. Во всяком случае, они уже не спали вместе, это точно. Впервые за долгое время ей хотелось идти домой. Возьмите, к примеру, четверг. Все утро она заставляла меня трудиться, как раба, но сразу после двенадцати вдруг смотрит на часы и заявляет: «Сделай мне одолжение, Дин, подежурь в студии за меня. Дома скопилась куча дел». Я был буквально сражен! Ведь раньше она избегала своего собственного дома, как зачумленного. И все с той поры, как там поселился Лео.

— Почему же?

Дин снова застонал от такого непонимания:

— Потому что она очень быстро поняла, что не выносит его. Вот только не знала, как ему об этом сказать. И снова в этом имеется большая доля вины ее отца. Слишком уж он увлекся приготовлениями к предстоящей свадьбе. Позвал в гости половину Суррея и Гемпшира. Конечно, Джинкс чувствовала себя обязанной перед этими людьми, ей было неловко все отменять. То есть, я хочу сказать, что среди приглашенных были солидные люди, даже пара министров. А им просто так не скажешь, что никакого торжества не будет, придется как-то объяснять…

Фрейзер усмехнулся:

— Да, в подобной ситуации мне оказываться не приходилось. Наверное, это довольно забавно. — Он помолчал. — Похоже, вы правы, его, видимо, действительно уже не было в доме. Тем более, что они серьезно поругались в понедельник, тридцатого мая. Логично было бы предположить, что он уехал из ее дома сразу же после этой размолвки. — Сержант задумчиво потянул себя за губу. — Однако она сама утверждает, что четвертого июня в субботу утром он опять появился в доме. И когда Джинкс уезжала в Хеллингдон Холл, они даже тепло попрощались.

Дин неуверенно пожал плечами:

— Значит, с Лео произошли какие-то коренные перемены, а это просто невозможно. Клянусь Богом, если бы я немного спокойней относился к виду крови, я бы ему пару раз все же вмазал по носу. Это был законченный слизняк и мерзавец.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что Джинкс вам наврала. Никаких добрых прощаний между ними не могло быть.

— Вы тоже считаете, что они были в ссоре?

— Нет. Просто мне кажется, что она не хотела, чтобы кто-то знал о его уходе. Поэтому и сочинила все про это теплое прощание, которого на самом деле не было. Если бы нам всегда приходилось говорить правду о своих личных отношениях, то со стороны мы выглядели бы как трясущиеся и дрожащие существа без какого-либо самолюбия. Я, например, без зазрения совести вру, когда речь заходит о моих любовных связях. И продолжаю сочинять сказки про своих дружков еще долгое время после того, как мы расстаемся.

— Жаль, что вы не рассказали всего этого полиции, когда вас допрашивали в первый раз, сразу же после автомобильной аварии Джинкс, — укоризненно покачал головой Фрейзер.

— Да я бы все рассказал, если бы они хоть намекнули, что им интересно послушать про события, случившиеся до пятницы десятого июня, но они расспрашивали только о том, что было уже после того, как она вернулась из Гемпшира. Я и ответил, что она слегка изумила нас тем, что сообщила об отмене свадьбы, когда приехала из Холла. Она ведь пришла к такому решению еще за две недели до того. А они почему-то ответили, что это как раз Лео ее бросил. Впрочем, я все равно ничего бы им не доказал, да и добавить было нечего.

— Ладно. Теперь остается вспомнить, что же было в пятницу третьего июня. Что-нибудь необычное происходило на работе?

— Съемки в районе доков для журнала мод. Начали в половине девятого и до семи вечера работали без перерыва. Затем вернулись сюда, и Джинкс бросила меня одного в студии в половине восьмого, послав на прощание воздушный поцелуй. Она еще сказала тогда: «Неделю теперь управляйся сам, будь паинькой». И с тех пор я ее больше не видел.

— А вы разговаривали с ней после этого?

— Да, один раз, и то по телефону.

— Когда это было?

— Вечером в воскресенье.

— Кто из вас кому звонил?

— Она мне.

— Домой?

Дин кивнул.

— Значит, это был важный звонок, — предположил Фрейзер.

— Вы угадали. Мне как раз исполнилось тридцать лет, и она понимала, что я просто умру, если не услышу ее голоса, даже если учесть, что она в это время лежала в больнице и страдала амнезией. — Он обаятельно улыбнулся. — Я уже говорил, что это самая очаровательная леди на всей земле.

Фрейзер перелистнул пару страниц в своем блокноте:

— Странно, — задумчиво произнес он, — а она сказала, что попросила вас позвонить Уолладерам и выяснить, не погибли ли Лео и Мег. Она ничего не говорила о вашем дне рождения. Послушайте, сэр, вы можете поручиться за то, что хоть что-то в вашем рассказе — правда?!


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

1 час дня.


Звонок из Солсбери раздался в полицейском участке как раз в тот момент, когда старший детектив Чивер инструктировал своих подчиненных по поводу вопросов, которые следовало бы задать семье Кингсли в Хеллингдон Холле. Чивер снял трубку и молча выслушивал сообщение в течение пяти минут, иногда тихо поддакивая, чтобы подтвердить свою заинтересованность в информации собеседника. Под конец разговора он спросил:

— Скажите, а эта проститутка уверена в том, что правильно опознала своего обидчика? — И после паузы добавил: — Итак, у вас двое свидетелей, готовых поклясться, что это он. Да, мы собирались допросить всех членов семьи еще раз сегодня днем. Нет, он вообще пока что не входил в число подозреваемых. — Следующая пауза. Затем: — Потому что ему едва исполнилось шестнадцать лет, когда погиб Лэнди. Хорошо, хорошо, я тоже знаю на что способны некоторые подростки. — Он сжал губы так, что они стали похожи на узенькую полоску. — Ну, и когда же она сможет прибыть сюда? Полчаса. Хорошо, мы будем ждать. Да, да, да. Там дежурят наши машины еще со вчерашнего дня. Вся семья находится в доме, включая самого мистера Кингсли. Он как раз вернулся сегодня утром из Лондона. — Чивер снова принялся слушать, потом раздраженно крикнул: — Нет, не собираемся мы у нее ничего воровать! — Он со злостью швырнул трубку на рычаг и обвел собравшихся свирепым взглядом. — Проклятье! — прорычал старший детектив.

— Что там стряслось? — аккуратно поинтересовался Мэддокс.

— Выяснилось, что Майлз Кингсли избивал проституток в Солсбери. Мне только что сообщили о его художествах. По всем критериям получается, что он — самый настоящий психопат.

— И что это означает для нашего расследования?

Чивер в раздражении принялся теребить свой галстук:

— В настоящий момент мы больше напоминаем судно, выброшенное на берег. Сейчас к нам прибудет сотрудница полиции с тем материалом, который она успела собрать на Майлза Кингсли. Пока что предлагаю временно отложить нашу поездку и дождаться ее прибытия. — Он скрестил руки на груди. — Вот вам величайшая загадка, джентльмены. Почему, во имя всего святого, Майлзу Кингсли понадобилось убивать мужа своей сестры, а потом ее подругу и жениха? Вы находите в этом хоть каплю смысла?

— Вам не кажется, сэр, что вы опережаете события? — запротестовал Мэддокс. — Если этот подонок избивает проституток, отсюда вовсе не следует, что он к тому же является и убийцей.

— Значит, ты до сих пор предполагаешь, что все это наделала Джейн?

— Конечно. Она — единственный человек, имеющий мотивы для всех трех убийств.

— А отец, зная, что она натворила, пытается теперь защитить ее?

— Примерно так. После смерти Лэнди он спровадил ее к психиатру, а сам остался один на один с полицией, прекрасно понимая, что его-то никогда не изобличат в содеянном. На этот раз он упрятал ее в Найтингейл после якобы совершенной попытки самоубийства. Но теперь у нас связаны руки, поскольку она, как предполагается, страдает амнезией и ничего не помнит. В это время папочкин адвокат решает какие-то таинственные дела с администрацией клиники. Разумеется, она виновна во всех этих преступлениях. И это известно и ее отцу, и доктору Протероу.

— Да тут целый заговор. Правда, в твоей теории многого недостает. Если уж доктор на ее стороне, зачем ей понадобилось нападать на него ночью в понедельник?

— Потому что у нее шарики за ролики зашли, сэр.

— Другими словами, мы имеем дело с настоящей психопаткой.

— Вот именно.

Фрэнк только опустил руки и саркастически рассмеялся:

— Точно так же десять лет назад был сделан вывод о том, что ее отец является истинным психопатом. В Солсбери уверены, что психическими расстройствами страдает ее братец. Ты хочешь убедить меня в том, что нездорова и она сама. Все это начинает походить на семейную эпидемию. Нет, Гэрет, твоя теория слабовата.

Мэддокс только пожал плечами:

— Ну, а какая вам больше нравится, сэр?

— В одного психопата я еще как-нибудь поверю, но сразу в трех? Двоих из них просто очернили из-за того, что кто-то один — точно ненормальный.

В двенадцать часов из лондонской штаб-квартиры «Фрэнчайз Холдингз» поступило официальное сообщение о том, что Адам Кингсли ушел с поста председателя компании, уступив место своему бывшему заместителю Джону Нормансу. В час дня в новостях Би-Би-Си это событие было уже освещено, при этом видеосюжет включил в себя и вид на Хеллингдон Холл. Стоящий возле ворот дома бойкий журналист вещал в микрофон:

— Адам Кингсли пришел к такому решению этим утром, в тишине и спокойствии своего дома-дворца, выстроенного еще в восемнадцатом веке и расположенного на самом краю района Нью-Форест. К сожалению, долго здесь оставаться мистер Кингсли уже не сможет. Хеллингдон Холл является собственностью компании «Франчайз Холдингз», и из компетентных источников стало известно, что замок будет продан с тем, чтобы компенсировать часть потерь компании за последние несколько дней.


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

Тактическая комната.

1 час 45 минут дня.


Голос, прозвучавший по рации, казался особенно возбужденным:

— Сэр, только что из Хеллингдон Холла выехал автомобиль «порше», регистрационный номер «МИЛ-1». Он покинул территорию дома с запасного выезда со скоростью не меньше ста миль в час. Мы ведем преследование, но за рулем определенно не мистер Кингсли. Что прикажете: возвращаться назад или продолжать следить?

— Кто остался у Холла?

— Фредерикс у запасного выезда, у главных ворот с полдюжины местных сотрудников полиции, пытающихся сдерживать фоторепортеров. Все утро в доме царит полная тишина, никаких перемещений не происходит. Это первая вылазка, сэр.

— Хорошо, продолжайте следить за «порше», — принял решение Фрэнк Чивер. — Только не потеряйте машину. Скорее всего, это Майлз Кингсли, и мне важно выяснить, куда он направляется. Фредерикс, вы меня слышите? Оставайтесь в состоянии боевой готовности. Если кто-нибудь вздумает выехать из Холла, медленно информируйте меня. Как поняли?

— Вас понял, сэр.

Первая рация ожила через несколько секунд:

— Он свернул на магистраль А-338, сэр. По всей вероятности, машина направляется в Солсбери.


Шубери-террас, 43. Хаммерсмит, Лондон.

2 часа дня.


Последним допрашиваемым Фрейзера стала соседка Мег в районе Хаммерсмит, миссис Хелмс. Она встретила его на удивление приветливо, как старого доброго друга, и сразу же провела в комнату.

— Это мой муж, — представила она сгорбившегося жалкого мужчину, сидевшего с одеялом на коленях и печально глядевшего на пустынную улицу. — У него обширный склероз, — тихо произнесла она, а потом заговорила погромче. — А это сержант Фрейзер, Генри. Он пришел поговорить о бедняжке Мег. — Она снова перешла на шепот. — Не обращайте на него внимания. Он все равно ничего не скажет. В последнее время почти не разговаривает. Как это все ужасно! Раньше Генри всегда был таким суетливым и милым…

Фрейзер устроился в кресле, на которое указала ему миссис Хелмс, и уже в четвертый раз за день объяснил цель своего визита:

— Итак, имеете ли вы какое-нибудь представление о том, как Мег провела выходные дни, когда был предоставлен дополнительный выходной?

Она почти по-девичьи взвизгнула:

— Да что вы такое говорите! Боже упаси! Я даже вряд ли припомню, что мы сами тогда делали!

Фрейзер бросил быстрый взгляд в сторону мистера Хелмса и подумал, что если он действительно практически не передвигается, то, скорее всего, выходные эта чета проводит дома.

— Возможно, к вам приезжали в гости родственники? — высказал предположение сержант. — Это не вызывает у вас никаких воспоминаний? Или кто-то приезжал к Мег? Она ведь не выходила на работу в понедельник.

Но женщина отрицательно покачала головой:

— Для меня один день похож на другой. Что будни, что выходные. Никакой разницы. Ну, если бы вы мне подсказали, что в те дни показывали по телевизору, то, может быть, это бы мне помогло.

Фрейзер попробовал зайти с другого конца:

— Скорее всего, Лео ночевал здесь в пятницу, двадцать седьмого мая, в выходные и, может быть, даже во вторник, тридцать первого мая. Не исключено, что он оставался здесь жить и всю следующую неделю. Это вам ни о чем не говорит? Другими словами, может быть, вы встречали его чаще, чем обычно, в конце мая и самом начале июня? Помните, когда мы с вами разговаривали в первый раз, вы говорили, что они часто приезжали и уезжали куда-то, когда готовились к путешествию во Францию.

— Да, он действительно частенько попадался мне на глаза, но сказать, жили ли они тут вместе или нет… — Она снова покачала головой. — Сами числа мне ни о чем не говорят, сержант. И каким образом я бы узнала, оставался ли он здесь в какую-то конкретную ночь? Честно говоря, любовные похождения Мег нас никогда не интересовали: к чему нам все это? У нас и без того своих хлопот достаточно.

Фрейзер сочувствующе кивнул.

— У Лео имелись два очень приметных «мерседеса» с откидным верхом: один черный с бежевыми кожаными сиденьями, другой — белый с ярко-красной обивкой. Один из этих автомобилей наверняка должен был стоять там, где жил его хозяин. Может быть, вы заметили такие машины за две недели до того, как ваши соседи якобы уехали во Францию?

Она опять взвизгнула:

— Да что вы! Я «мерседес» от «ягуара»-то не отличу! И я вообще не обращаю внимания на машины, если только они, конечно, не стоят у меня на дороге и не мешают пройти. Жуткое изобретение человечества!

Фрейзер в отчаянии издал глубокий вздох. Ему снова припомнились слова миссис Хелмс о том, что Мег не доставляла им никаких хлопот. «Как жаль, — размышлял теперь сержант. — Если бы она их доставала своими выходками, может быть, соседка могла бы сейчас сообщить ему что-нибудь полезное». Он безнадежно посмотрел на супруга миссис Хелмс.

— Может быть, ваш супруг смог бы нам помочь? — в отчаянии произнес он.

Но женщина тут же замотала головой:

— Он не заметил бы и двухэтажный автобус, припаркованный прямо под нашим окном, — тихо шепнула она. — Лучше не беспокоить его, честно вам говорю. Он потом очень волнуется, если к нему кто-то обращается за помощью.

Но сержант продолжал настаивать. Ему хотелось оставить свою совесть чистой. По крайней мере, он сделал бы все, что мог.

— Вы не могли бы мне помочь, мистер Хелмс? — начал Фрейзер. — Понимаете, это очень важно, иначе я не стал бы вас тревожить. У нас имеется два нераскрытых убийства, и теперь необходимо установить, когда и почему все это произошло.

Старик повернул к полицейскому свое худое изможденное лицо. Несколько секунд мистер Хелмс бесстрастно разглядывал непрошеного гостя.

— Какой день у нас был второго числа? — наконец, произнес он.

— Июня?

Генри кивнул.

Фрейзер быстро сверился с календарем:

— Четверг.

— Второго числа мне надо было показаться врачу в больнице. Домой меня привезли на скорой помощи, и водитель обратил внимание на стоявший здесь «мерседес». Он еще сказал тогда: «Новая машина. Прежде у вас такой не было». Тогда я объяснил ему, что это соседская и стоит здесь уже два или три дня.

Фрейзер подался вперед:

— Она постоянно стояла на одном месте или все же иногда отъезжала?

— Каждую ночь она была тут, — с трудом выговорил Генри, — но в течение дня, конечно, иногда отъезжала.

— Вы можете припомнить, когда она исчезла окончательно?

Было видно, что слова удаются мистеру Хелмсу с трудом, и Фрейзер терпеливо ждал, когда старик, наконец, ответит.

— Я не уверен. Наверное, в тот день, когда они отправились во Францию.

Фрейзер ободряюще улыбнулся:

— Вы не могли бы сказать мне, какой это был день, мистер Хелмс?

Старик кивнул:

— Смена белья. В понедельник.

— Господи Боже мой! — воскликнула миссис Хелмс, — а вы знаете, ведь он прав. Я только успела разобрать постели, как тут заявляется Мег с кошачьим кормом. Я переложила простыни на колени Генри и отправилась поговорить с ней. Да-да, как же я сама могла об этом забыть!

— Великолепно, — обрадовался Фрейзер. — Теперь у нас все начинает складываться. Значит, они уехали вместе на том самом «мерседесе»?

Мистер Хелмс отрицательно покачал головой:

— Лично я этого не видел. Антея отослала меня с простынями на кухню. — В его глазах мелькнуло раздражение. «Бедолага! — подумалось сержанту. — Могу поспорить, что она рассортировывала потом простыни у тебя на коленях, используя их в качестве передвижного бака для грязного белья».

— Может быть, вы заметили, когда отъехала машина Мег? Это темно-зеленый «форд». Мы обнаружили его на улице в Челси.

— В пятницу вечером. Тогда обе машины сначала уехали, но спортивная позже вернулась.

— Вместе с Лео и Мег?

— Да.

— Что ж, пока все совпадает. Они усиленно занимались сборами перед тем, как отправиться на отдых. — Он забарабанил пальцами по коленям. Следующий вопрос был адресован миссис Хелмс: — Скажите, Мег в понедельник вам ничего не сказала о причинах, из-за которых они отложили свой отъезд?

Женщина задумалась:

— Нет. Она позвонила в дверь, передала мне ключ, корм для кота и сказала, что они уезжают. Я тогда еще подумала, что все это как-то странно получается.

— Может быть, вам еще что-нибудь показалось необычным?

— Нет, — упрямо повторила женщина. — Впрочем, да, меня удивило, что у нее были растрепаны волосы, а глаза покраснели. Мне показалось, что она плакала, но я отнесла это на счет очередной любовной размолвки.

— Что-нибудь еще?

— Ну, странным было еще и то, что она оставила Мармадюка в холле. Прежде такого не бывало. Бедный котик! Так же нельзя обращаться с животными.

Фрейзер нахмурился и снова погрузился в свои бумаги:

— Когда мы с вами беседовали в прошлый раз, — пробормотал он, отыскивая нужную страницу, — вы еще сказали мне, будто Мег настаивала на том, чтобы вы ни в коем случае не разрешали коту входить в комнаты.

— Совершенно верно.

— А теперь утверждаете, будто она хотела, чтобы он пожил в холле.

— Ну, да. Но это одно и то же.

— А вы не могли бы припомнить ее точные слова, миссис Хелмс?

— О Господи, так ведь с тех пор прошло уже почти три недели! — Она поморщилась, пытаясь напрячь память. — Дайте подумать. Все это произошло очень быстро. «Помните, я говорила вам, что мы уезжаем во Францию, миссис Хелмс?» Вот как она начала. Разумеется, ничего она мне об этом не говорила, но я человек вежливый, и поэтому не стала переубеждать ее. «И вы мне еще обещали, что будете присматривать за котом?» Это меня обеспокоило, потому что ничего подобного я обещать просто не могла. Вот тут я не удержалась и сказала ей об этом, но она тут же буквально пихнула мне в руки ключ и банку, так что у меня и времени не было, чтобы ответить ей. «Кот находится в заточении, и ему захочется выбраться на свободу. Пожалуйста, будьте осторожны, открывая дверь. Я не хочу больше никаких потерь». Вот как она со мной разговаривала. Меня тогда это удивило, потому что ни о каких потерях она раньше не беспокоилась. Я до сих пор не могу взять в толк, зачем она все это мне наговорила.

— Она выразилась именно так? — насторожился сержант. — Именно «кот», а не «Мармадюк»? — Женщина кивнула. — И все это время вы стояли у выхода?

— Совершенно верно. Она не стала заходить ко мне.

Сержант представил себе маленькое крылечко у подвальных ступеней, и теперь до него дошло, что же происходило в тот момент на самом деле. Кто-то находился там, внизу, и слушал весь разговор. Фрейзер нервно постучал ручкой по зубам. Слово «Лео» означало «лев», то есть один из кошачьих. В устах Мег «кот» означало «Лео». «Кот находится в заточении. Пожалуйста, будьте осторожней. Я не хочу больше никаких потерь». Господи Иисусе! Какое отчаяние должна была испытать Мег, сознавая, что ее единственный шанс зависел от этой на удивление тупой и недогадливой женщины. «Впрочем, если быть честным до конца, — решил сержант, — наверное, ни один нормальный человек не понял бы такого зашифрованного послания».

— Ну, хорошо. — Он снова повернулся к мистеру Хелмсу. — Чем они занимались в субботу и воскресенье? Это вам известно? Вы не заметили никого постороннего у их дверей?

— Приезжала ее подруга, — с трудом выговаривая слова, начал старик. — Высокая такая. Это было вечером в субботу. — Он поднял ослабевшую руку и уронил ее на бедро. — Она долго барабанила им в дверь, а когда ей открыли, заорала: — Вы с ума сошли! Какого черта вы тут делаете?

— Это сказала та женщина?

— Да.

— Джинкс Кингсли?

— Высокая и темноволосая. У нее «ровер» с номером «Джинкс».

— А когда она уехала?

Но мистер Хелмс лишь печально покачал головой:

— Антея очень любит смотреть телевизор, и мне не дозволено все время сидеть здесь.

— И вовсе не из-за этого, — резко бросила в ответ его супруга. — Соседи неправильно поймут, если ты будешь постоянно наблюдать за их дверью. К тому же они подумают, будто я о тебе совсем не забочусь.

Фрейзер сочувственно посмотрел на старика:

— Ничего страшного. Скажите, а других гостей вы не заметили?

Но мистер Хелмс больше ничего не смог добавить к сказанному.

* * *

— Мы уже в пути, — сообщил старший детектив Чивер по рации своему коллеге из полиции Уилтшира. — Похоже на то, что он действительно направляется в Найтингейл. Вы можете прислать подкрепление в клинику? Хорошо. Сначала вы предъявите ему обвинение в нападении на проституток, а потом мы сами побеседуем с ним относительно убийств. Нет, Адам Кингсли в настоящее время пребывает дома. Меня теперь больше интересует, что хорошего нам расскажет Майлз.


Клиника Найтингейл, Солсбери, Уилтшир.

2 часа 30 минут дня.


Майлз пулей влетел в открытый эркер палаты Джинкс и сразу же плюхнулся в свободное кресло. У него было выражение лица обиженного пятилетнего ребенка.

— Надеюсь, ты уже в курсе, что он натворил? — без предисловия начал юноша.

— Ты имеешь в виду отставку?

— Конечно. Именно отставку, — заговорил он тоненьким голосом, имитируя голос сестры. — А что еще я могу иметь в виду? — Он со злостью топнул ногой. — Господи, как я разъярен! Не знаю, кого из вас двоих мне хочется задушить первым. Ты сама-то хоть понимаешь, что ты все разрушила?

— Нет, — как можно спокойней произнесла Джинкс, закуривая. — Не могу сказать, что я хоть что-то понимаю. Что же я разрушила?

— Ради Бога! — завопил Майлз, сузив глаза до щелочек. — Мы потеряли все, все на свете, включая дом!

Джинкс смотрела на него сквозь тонкую струйку дыма:

— Кто это «мы»? — пробормотала она. — Лично я ничего не потеряла. С тех пор, как Адам объявил об отставке, акции уже поднялись на десять пунктов. А это означает, что я уже выиграла на том, что успела купить сегодня утром. Надеюсь, ты не скажешь мне, что продал свои акции, Майлз? Помнишь, когда Адам дарил их, то предупредил: «Продавайте, что угодно, но только не это. Вы должны твердо верить в них».

— Мне пришлось так поступить, — произнес молодой человек, стиснув зубы. — И Фергусу тоже. Мы одалживали деньги, а потом та скотина, которой мы были должны, просто вынудила нас продать акции, чтобы окончательно расплатиться с ним.

Джинкс пожала плечами:

— Ну и дураки.

Майлз был напряжен, как тетива нового лука:

— Господи, если бы ты только знала, как я ненавидел тебя… Ведь это все случилось по твоей вине… — Голос его задрожал, в нем чувствовалось отчаяние и безнадежность.

Джинкс сардонически изогнула брови:

— Как же ты пришел к такому выводу?

— Рассел и Лео… Они оба были порядочным дерьмом.

— Но какое они имеют отношение к акциям?

— Если бы ты выбрала себе кого-нибудь более достойного, никогда мы бы не оказались в таком переплете!

Джинкс увидела, как нервно Майлз схватился за подлокотник кресла, и костяшки его пальцев тут же побелели. А если быть честной, что она вообще знала о своем брате?

— Тебе же исполнилось только шестнадцать лет, когда убили Рассела? — медленно произнесла она. — Бетти тогда клялась, что вы с Фергусом весь день провели в доме.

Внезапно он посмотрел на нее горящим, злобным взглядом:

— Что за чертовщину ты тут понесла?

— Я просто подумала… да нет, ничего.

— Неужели ты подумала, что это сделал я? — усмехнулся Майлз. — Да, иногда мне даже хотелось, чтобы это был я. Старик бы тогда меня зауважал. Причем я сделал бы все совершенно бесплатно, настолько я терпеть не мог Рассела. Он был почти таким же снисходительным и надменным по отношению ко мне, как и ты. — В одно мгновение молодой человек выскочил из кресла и схватил Джинкс за руки. — Папе это обошлось в кругленькую сумму, ты, стерва, и я представляю, сколько он выложил за Лео и Мег. А теперь в итоге мы с Фергусом оказались по уши в дерьме. Полиция полностью окружила Холл. Они только и ждут момента, чтобы арестовать отца, и как только это произойдет, нас с мамой и Фергусом просто вышвырнут на улицу. У нас не осталось ровным счетом ничего. Неужели до тебя это не доходит? Кстати, мама уже несколько месяцев назад продала все свои акции. Все, мы пустые.

— У вас остается работа, — как можно тверже произнесла Джинкс, смело смотря на брата, чтобы он не догадался, как ей в этот момент стало страшно.

Он в раздражении снова плюхнулся в кресло. Его гнев прошел так же внезапно, как и вспыхнул:

— Господи, какая же ты все-таки наивная, — хмыкнул Майлз. — Джон Норманс не станет нас держать. Мы оставались на своих местах только из-за отца. И тебе это должно быть известно. Это знает каждый. Господи, дело даже не в том, что никто из нас не нужен этой компании. Мне остается только проверить, сохранились ли страховые договоры и действуют ли они по сей день. Все это время мы исполняли дурацкую работу и получали такое же жалованье. — Он с силой ударил кулаком по подлокотнику. — Кстати, тебе не интересно, в чем заключается моя работа? Я нанимаю ночных сторожей и ставлю подпись в стандартном контракте, который за меня печатает принтер.

— Тогда почему ты в данный момент не находишься на своем рабочем месте? Я думаю, как раз сегодня важно показать, что ты не зря получаешь зарплату.

Майлз снова вскипел:

— Ты просто тупая и надменная стерва! — взвизгнул юноша. — Все кончено! Отец удостоверился, что с тобой все в порядке, потому что ты его любимица, а на остальных он просто наплевал. Неужели и это мне никак не удастся вдолбить в твой непробиваемый череп?

Она выпустила струйку дыма в потолок, наблюдая, как тоненькие змейки дыма вытягиваются наружу в открытые окна потоком воздуха.

— Откуда тебе известно, что это Адам убил Рассела? — спокойно спросила Джинкс.

— А кто же еще это мог сделать?

— Я, например, — высказала предположение женщина.

Майлза такое признание несколько позабавило:

— Малютка Мисс Идеал. Да брось ты, Джинкс, у тебя на такое дело кишка тонка.

— А у Адама нет?

Он пожал плечами:

— Я же знаю, что это он сделал.

— Почему?

— Потому что он злой, как черт. Ты только посмотри, как он относится ко мне и Фергусу.

Она попыталась улыбнуться:

— Мне нужны доказательства, Майлз, а не твои подозрения и догадки. Ты можешь доказать, что Адам убил Рассела?

— Я могу доказать, что он хотел, чтобы Рассел умер. Он потом сам говорил, что Рассел заслужил такой конец. Твой драгоценнейший супруг трахал твою же подружку, и Адам его за это ненавидел.

— А что он сказал, когда узнал о Лео и Мег? — Сейчас Джинкс показалось, что ее голос прозвучал каким-то чужим и далеким.

Майлз снова пожал плечами:

— Он понадеялся, что память к тебе не вернется, а потом заперся в своем кабинете и вызвал адвоката. Он очень боится, что ты начнешь вспоминать всякие события, так как мы посчитали, что ты все же видела кое-что, на что тебе не стоило смотреть.

Она уставилась в стену напротив:

— Ты говорил, что ему это стоило больших денег. Ты не знаешь, сколько именно?

— Целую кучу.

— Сколько, Майлз?

— Я понятия не имею, — мрачно пробурчал он. — Я просто предполагаю, что такие вещи обходятся очень дорого.

Она неспеша перевела взгляд на брата:

— Похоже, ты вообще ничего не знаешь. Ты говоришь только о том, что бы тебе хотелось, чтобы сделал Адам, а не то, что происходило в действительности. Похоже, тебе удобнее считать своего собственного отца убийцей. — Неожиданно она рассмеялась. — Ты знаешь, а мне тебя искренне жаль. Представляю себе, как ты последние десять лет воображал, будто Адам виноват во всем, оправдывал его, искал подтверждений своим выдумкам. Что же произойдет, когда все, наконец, выяснится, и он окажется невиновным? — Внезапно какое-то движение возле окна привлекло ее внимание, и она с удивлением обнаружила у палаты двоих полицейских, загородивших свет. В тот же момент в дверь властно постучали. Джинкс нахмурилась и не успела ничего произнести, как в комнату ворвалась Блейк.

— Могу чем-либо быть полезна? — вежливо осведомилась Джинкс, заметив за сотрудницей полиции старшего детектива Чивера, Мэддокса и доктора Протероу, которые, правда, стояли в дверях, не решаясь войти.

Блейк даже не удостоила ее взглядом, а тут же переключила все свое внимание на юношу:

— Майлз Кингсли? — поинтересовалась она.

Молодой человек кивнул.

Она протянула ему свое удостоверение и представилась, после чего перешла к обвинениям:

— У меня есть все причины полагать, что вы сможете посодействовать нам в выяснении подробностей нанесения тяжелых телесных увечий в результате нападения на миссис Флосси Хейл вечером двадцать второго июня сего года по адресу Лэнсинг-роуд, дом 53, Солсбери…

— О чем вы вообще говорите, черт побери? — сердито пробурчал Майлз. — Кто такая, мать вашу, эта Флосси Хейл? Я никогда и имени такого не слыхивал.

Глава двадцатая

29 июня, среда.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

2 часа 45 минут дня.


«Маленький лорд Фаунтлерой, — размышляла Блейк. — Какое удачное прозвище для этого чисто выбритого юноши Майлза Кингсли, с его широко расставленными голубыми глазами». Нет, саму Блейк не притягивали такие глаза, она предпочитала более зрелых и крутых мужчин, но могла легко понять, почему Флосси посчитала его весьма привлекательным.

— Она проститутка, мистер Кингсли. На нее было совершено жестокое нападение вечером двадцать второго. И она опознала вас как своего истязателя. Так же, как и еще одна проститутка, миссис Саманта Гаррисон, на которую было совершено похожее нападение двадцать третьего марта.

Юноша сердито нахмурился:

— Они нагло врут. Я никогда в жизни не пользовался услугами проституток. — Он резко повернулся к Джинкс. — Что за чертовщина тут происходит? Или это папочка мне устроил хорошенькую подставу?

— Не будь идиотом! — огрызнулась его сестра, бросив быстрый взгляд на сотрудницу полиции. — Как они могли опознать его? Неужели прямо назвали имя и фамилию?

Но Блейк не обратила на это замечание никакого внимания:

— Я думаю, будет лучше подробно обсудить все это в полицейском участке, мистер Кингсли. Я требую, чтобы вы прошли со мной…

— Послушай, ты, самодовольная корова, — вспылил Майлз, поднимаясь на ноги, — я не знаю, что за подлую игру вы тут затеяли…

— Сядь на место, Майлз, — зашипела Джинкс сквозь сжатые зубы, хватая его за руку и насильно усаживая в кресло, — и помолчи немного. — Она набрала полную грудь воздуха. — Вы сказали, что у вас есть все основания полагать, что мой брат сможет оказать вам некоторую помощь, поэтому будьте так добры, объясните все подробней. В частности, каким образом обе женщины смогли опознать его как напавшего на них.

Блейк нахмурилась:

— Я не обязана давать вам никаких объяснений. Могу только сказать, что у нас есть две женщины, которые опознали этого мужчину, как совершившего нападение на них. Мы хотим, чтобы он ответил нам на несколько вопросов, и по этой причине просим его пройти вместе с нами в полицейский участок. Вас это не затруднит, мистер Кингсли? Учтите, что телесные повреждения были достаточно серьезными, и обе женщины некоторое время пролежали в больнице.

— Обязаны, — резко бросила Джинкс. — Я считаю, что Майлз должен отказаться идти куда-либо с вами. Очевидно, у вас нет больше никаких улик, кроме этого смехотворного опознания. Иначе вы сразу предъявили бы ему ордер на арест. — Она посмотрела на Мэддокса. — Я думаю, вы просто забираете нас одного за другим, чтобы опять допросить по поводу убийства Мег и Лео. Теперь я даже сомневаюсь в существовании этих проституток.

Майлз довольно усмехнулся:

— Молодчина, Джинкс. Поставь-ка их на место!

Молодая сотрудница полиции несколько секунд с любопытством рассматривала юношу, а затем обратилась к его сестре:

— Я служу в полиции Уилтшира, мисс Кингсли, и всю последнюю неделю расследовала дело о нападении на Флосси Хейл. Ей сорок шесть лет. Эта женщина получила серьезную травму головы, у нее повреждены лицо и руки, и если бы она не отважилась обратиться в больницу, то, скорее всего, умерла бы в собственной постели. Именно она опознала вашего брата как своего истязателя. Должна признаться, что шумиха вокруг смерти вашего жениха и лучшей подруги в каком-то смысле помогла нам в расследовании и опознании вашего брата. Но только в этом и заключается связь между двумя преступлениями. Меня не интересуете ни вы сами, ни ваши отношения с полицией Гемпшира. Я только хочу, чтобы ни одна женщина больше не пострадала так, как Флосси Хейл.

— Прекрасно, — самодовольно ухмыльнулся Майлз, откидываясь в кресле и вытягивая свои длинные ноги. — Тогда арестуйте меня, потому что в противном случае я никуда не пойду. А вы хоть на секунду можете представить себе, какой скандал из всего этого устроит мой отец? Как только он подключит к работе своего адвоката, самой маленькой вашей неприятностью станет немедленное увольнение.

Джинкс прижала пальцы к голове. В висках ее застучало.

— Заткнись немедленно, Майлз!

— Да ни за что! — огрызнулся молодой человек и резко обернулся к сестре. — Ты меня уже достала, Джинкс. Тебе позволено говорить все, что вздумается, потому что ты так чертовски умна! А глупый Майлз обязан помалкивать. — С досады он ударил себе в ладонь кулаком. — Господи, да меня не было в Солсбери двадцать второго, и я могу это доказать!

— Вы навещали свою сестру в девять часов вечера в прошлую среду, мистер Кингсли, — прервал его Мэддокс. — Позвольте вам напомнить, что это было как раз двадцать второе июня, а клиника Найтингейл находится в Солсбери. То, что вас здесь видели, подтвердит и ваша сестра, и персонал больницы. Нападение на миссис Хейл было совершено в восемь часов пятнадцать минут, а значит, у вас оставалось достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и появиться здесь.

— Ну, ладно, я совсем забыл об этом, — смущенно проговорил юноша. — Подумаешь, какое дело! Сюда я приехал прямо из Фордингбриджа. Мои мать и брат поклянутся, что до половины девятого я находился дома.

Блейк взглянула на Джинкс:

— Именно так он рассказывал вам это, когда приехал сюда?

Но женщина ничего не ответила.

Майлз бросил на сестру испуганный взгляд:

— Ну, скажи же, что все так и было.

— Почему я должна это говорить, если я не помню?

— Медсестра говорила об этом, когда привела меня в палату. «Вот ваш брат, он только что прибыл из Фордингбриджа». Ну, хоть это-то ты вспомнила?

— Нет. — Сейчас ей вспоминалось лишь то, что он рассказывал о том, как играл в карты. Но так ли все происходило на самом деле?

— Ну, Джинкс, милая, — взмолился Майлз, — ты должна сейчас помочь мне. Я клянусь перед Богом, что никогда никого не избивал. — Он вытянул руку и схватил ее за плечо. — Ну, пожалуйста, Джинкс, помоги же мне!

Мег шлюха… пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… помоги мне, Джинкс… такой страх… о Господи, как страшно…

— Я позвоню Адаму и попрошу его, чтобы он срочно прислал Кеннеди, — дрожащим голосом произнесла женщина. — А ты ничего не говори до тех пор, пока тот не появится. Ты можешь мне это обещать, Майлз?

Он кивнул и поднялся из кресла:

— Конечно, пока ты со мной.

Блейк твердой рукой подвела Майлза к эркеру:

— Сюда, мистер Кингсли. Снаружи нас ждет машина.

— А что станет с моим «порше»?

Она протянула ладонь:

— Если вы передадите мне ключи, то один из сотрудников полиции сядет за руль. — Она кивнула в сторону двух своих коллег из Солсбери: — И поедет за нами.

Майлз вынул ключи из кармана и нехотя бросил их на ладонь Блейк. Женщина мимолетно взглянула на черный диск с золотыми буквами, после чего вывела юношу из палаты.

* * *

Дрожащей рукой Джинкс схватила пачку сигарет, лежавшую на подлокотнике ее кресла, а затем вернулась к столику, к углу которого можно было надежно прислониться. Она бросила взгляд в сторону Алана Протероу, который до сих пор так и стоял в дверях, после чего повернулась к Фрэнку Чиверу:

— Я узнала вас. Вы недавно участвовали в пресс-конференции по телевидению, — кивнула Джинкс, с трудом прикуривая. — Простите, я не запомнила вашего имени.

— Старший детектив Чивер.

Джинкс перевела взгляд на Мэддокса:

— Значит, вы явились сюда, чтобы поговорить о Лео и Мег?

Фрэнк кивнул.

— И вы считаете, что Майлз смог совершить это преступление лишь из-за того, что случилось с теми несчастными женщинами?

— Такая возможность не исключается.

Джинкс понимающе кивнула:

— Будь я на вашем месте, я бы подумала точно так же.

— А если поменяться ролями и представить себе, что я — это вы, то, что можно сказать по этому поводу?

Некоторое время Джинкс смотрела на полицейского с удивлением:

— Мне кажется, вы бы настолько старались подавить страшные крики в собственной голове, что не смогли бы поведать ровным счетом ничего.

Фрэнк настороженно посмотрел на женщину:

— Мисс Кингсли, вы сейчас достаточно хорошо чувствуете себя, чтобы побеседовать с нами?

— Да.

— Вам не следует сейчас этого делать, — вступил в разговор Алан. — Я уверен, что старший детектив даст вам достаточно времени, чтобы вы смогли прийти в себя.

Последние слова развеселили Джинкс.

— Именно это я постоянно слышала еще тогда, когда погиб Расселл. В действительности же ваша фраза означает лишь то, что мне дадут десять минут, прежде чем начнут допрашивать еще раз. — Она глубоко затянулась. — Но вся беда заключается в том, что после подобных событий вы уже никогда не придете в себя, так что десять минут становятся пустой тратой времени. А сейчас мне нужно позвонить отцу, причем лучше сделать это по возможности быстрее, поэтому я хочу закончить нашу беседу.

— Прошу вас, — Фрэнк приглашающим жестом указал на телефон. — А мы пока что выйдем отсюда.

Но женщина упрямо мотнула головой:

— Нет, я позвоню, когда вы уедете из больницы.

— Но почему? — удивился Мэддокс. — Чем быстрее адвокат появится рядом с вашим братом, тем тому будет лучше. Этого вы не станете отрицать?

— Как ни странно, инспектор, сначала мне хотелось бы поговорить с вами. Моему отцу будет слишком неприятно услышать, что его сына обвиняют в жестоком нападении на женщин и насилии. А как бы отреагировал на это ваш отец? Или он даже не может подумать о том, что подобное может иметь место? — Она резко повернулась к старшему детективу. — Майлз не убивал Рассела. Поэтому если вы считаете, что с Лео и Мег разделался тот же самый человек, то это определенно не мой брат.

— Вы не возражаете, если мы присядем ненадолго? — попросил Чивер.

— Чувствуйте себя как дома.

Оба полицейских устроились в креслах, однако Протероу продолжал стоять на месте.

— Так почему же вы настолько уверены, что он не убивал Расселла? — сразу же перешел к делу Чивер.

Джинкс задумалась и некоторое время молчала, обдумывая свой ответ. Однако когда она заговорила, речь ее была отрывистой и не слишком складной:

— Понимаете, тут получается какой-то парадокс. Ведь вы сами только что слышали, как я попросила, чтобы он молчал и ничего не рассказывал до тех пор пока не появится адвокат. Видите ли, сама я не слишком уверена в том, что адвокаты всегда дают полезные советы. Я обращалась к одному такому юристу после смерти Рассела, — начала вспоминать Джинкс, — потому что до меня дошло, что я стою первой в списке подозреваемых. Так вот, он велел мне быть предельно осторожной в своих ответах на допросах в полиции. Никогда не проявляйте инициативу, добровольно не выдавайте никакую информацию, все ответы должны быть минимальными и краткими. Избегайте всяческих рассуждений, а самое главное, говорите лишь то, в чем вы абсолютно уверены, то есть только правду. — Она вздохнула. — Но вот теперь я поняла, что будет лучше, если я расскажу не только то, что знаю, но и то, о чем думаю. Потому что до этого момента все, чего я добилась, так это того, что теперь все подозрения падают на моего отца. — Джинкс замолчала.

— Но это не ответ на мой вопрос, мисс Кингсли.

Она уставилась в пол, быстро и нервно затягиваясь сигаретой.

— Мы как раз говорили о гибели Рассела перед тем, как вы пришли, — неожиданно заявила Джинкс. — Майлз признался, что он всегда считал, что моего мужа убил наш отец. Именно поэтому они с Фергусом наивно полагали, что в этом случае уж им-то можно совершать всяческие мелкие проступки. Братья, не особенно задумываясь, украли двадцать фунтов у садовника, а затем начали подделывать подпись их матери на чеках, полагая, что все это — сущие пустяки по сравнению с убийством. — Она подняла глаза на полицейских. — Но то, во что верит мой брат — впрочем, как и все остальные — ограничивается его собственными предрассудками и убеждениями. Поэтому сейчас очень важно, чтобы вы поняли ощущения моего брата, всегда считавшего себя выше и достойнее собственного отца.

— А у него имеются какие-либо доказательства того, что ваш отец действительно был как-то замешан в убийстве Лэнди?

— Разумеется, нет, потому что Адам не имеет к этому преступлению никакого отношения.

— Предположим, что вы не сможете доказать его невиновность так же, как ваш брат не сумеет доказать его причастность. — Чивер безобидно улыбнулся. — Правда, это такая субстанция, которая постоянно ускользает от нас. Все, что я могу сделать, как полицейский, так это собирать вместе все имеющиеся в наличии факты, взвешивать их и смотреть, какая сторона начнет перетягивать. В конце концов, я все же надеюсь, что истина возымеет какой-то вес.

— Тогда почему же большинство ваших коллег слышат только то, что им хочется услышать?

— Потому что мы тоже люди и, кроме того, как вы сами только что заметили, каждая вера ограничена предрассудками. — Он кивнул в сторону Мэддокса. — Но я считаю, что мы оба обладаем достаточным профессионализмом, чтобы оставаться объективными относительно всего того, что вы нам рассказываете. Поэтому я надеюсь, что это придаст вам уверенности поделиться всем тем, что вам известно.

Джинкс глубоко затянулась сигаретой и пристально посмотрела на Мэддокса:

— А вы согласны с этим, инспектор?

— Конечно. Но если вы рассчитываете на то, что я поверю каждому вашему слову, то это будет равносильно чуду. Например, объясните мне вот что. Как получилось, что вы никогда не думали о том, что мелкие кражи ваших братьев были сделаны в отместку вашему отцу? Разумеется, я имею право полагать, что вы сами также всегда считали вашего отца повинным в смерти Лэнди. Так в чем выражалась ваша месть, мисс Кингсли?

— Все это слишком расплывчато и тонко, чтобы вы постарались понять, — коротко пояснила Джинкс, прежде чем вернуться к вопросу. — Но если вы хотите оставаться объективными, так почему вы так невнимательно слушали все то, что я рассказывала вам вчера?

Он улыбнулся, но эта улыбка так и не нашла отклика в глазах женщины.

— Что-то я не припомню, что был невнимателен. Я хорошо помню ваши утверждения. Но не забывайте и то, что вы также являетесь подозреваемой в этом деле, — подчеркнул полицейский. — А сие означает, что все ваши слова будут подвергнуты самой тщательной проверке. Вы считаете это неразумным?

— Нет, все это, конечно, правильно. Вот только мне интересно узнать, стали ли вы дальше развивать хоть одну из версий, предложенных мною. Например, начали ли вы искать еще какую-нибудь связующую нить между всеми тремя убийствами? Стали ли проверять мое предположение о том, что в день аварии кто-то подстроил все это, желая моей смерти?

— На все это требуется определенное время, — возразил Мэддокс. — Мы не волшебники, мисс Кингсли.

— Но какие-то попытки вы предприняли, инспектор? — Она повернулась к Чиверу. — Или вы, или кто-то другой?

Старший детектив, который до этого момента и не слышал об этих версиях, поскольку его даже не поставили в известность об их существовании, ответил коротко и достаточно честно:

— Мне об этом ничего не ведомо, но если вы убедите меня в том, что ваши предположения достойны внимания, я, безусловно, займусь ими. Почему вы решили, что кто-то пытался убить вас?

Джинкс посмотрела на Протероу, словно ища поддержки, но доктор опустил голову, упершись взглядом в пол.

— Из-за нескольких отрицательных утверждений, — просто ответила она. — Я не принадлежу к типу людей, склонных к самоубийству. Я не хотела выходить замуж за Лео. Я ни разу в жизни не напивалась. Я не убивала Рассела, поэтому я не могу даже представить себе, что решилась бы убить Лео и Мег. К тому же, совершенно ясно, что все случившееся с машиной не могло быть просто несчастным случаем. Вот поэтому я не могу найти другого объяснения происшедшему, кроме того, что меня пытались убить. И теперь я постоянно думаю о том, что было бы, если бы я все же умерла? Стали ли бы вы искать кого-то еще в связи со смертью Лео и Мег? Или бы просто сказали себе: «Ну вот, все и объяснилось. Получается, что и Рассела убила именно она»?

— А вы вообще хоть что-нибудь помните об этой аварии, мисс Кингсли?

Джинкс отвернулась:

— Нет, — тихо произнесла она, при этом на лице ее не отразилось буквально ничего.

Некоторое время Чивер изучал ее, еще не веря всему тому, что она успела рассказать:

— Что ж, я с удовольствием тщательно просмотрю все документы, относящиеся к вашему случаю, и посмотрю, может быть, мы действительно что-либо упустили из виду. Правда, должен сразу же предупредить вас, что я не слишком оптимистически настроен на положительный результат. Даже в том случае, если вы правы, я не представляю себе, как мы сможем доказать это.

— Я все понимаю. Но сейчас очень важно, чтобы вы не отвергали моей версии и приняли ее во внимание. Вы должны понять, какой новый свет это прольет на все дело в целом. Я постоянно возвращаюсь к этому и часто раздумываю над всеми последствиями. Если кто-то и в самом деле пытался покончить со мной, тогда это означает, что я, — тут она выразительно прижала руку к груди, — именно я должна знать, кто убил Лео и Мег, хотя в данный момент я этого и не помню. Кроме того, это означает, что наш таинственный невидимка и есть то самое связующее звено, которого нам не хватает. Потому что кем бы ни был этот человек, скорее всего, это он совершил все три убийства. — Она вопросительно посмотрела на старшего детектива. — Вы улавливаете ход моих мыслей?

— Разумеется, — живо откликнулся тот. — И весьма отчетливо. Конечно, такая гипотеза весьма интересна, но она нам не дает ровным счетом ничего, если вы не сумеете назвать хотя бы предполагаемое имя этого неизвестного.

А если я назову вам это имя? Опять потребуются доказательства, не так ли?

— Что толку от имени, если против убийцы все равно нет никаких улик?

Чивер пожал плечами:

— Нам хотя бы будет с чего начать.

Но Джинкс интересовало не начало, а завершение расследования, и сейчас она сомневалась в том, сможет ли полиция вообще добиться какого-то результата. Правда — это такая субстанция, которая постоянно ускользает от нас… Предположим, что вы не сможете доказать… все, что я могу сделать, как полицейский, так это собирать вместе все имеющиеся в наличии факты, взвешивать их и смотреть… так в чем выражалась ваша месть, мисс Кингсли?

— Но вчера, — напомнил Мэддокс, — вы уверяли нас в том, что все три преступления связывает Мег.

— И я до сих пор верю, что это именно так, — заявила Джинкс, возвращаясь из длинных коридоров, ведущих в никуда. — Послушайте. Я думала об этом вчера весь вечер и всю ночь. — Она еще раз затянулась сигаретой, прежде чем окончательно затушить ее в пепельнице. — Мне плохо спалось, — пояснила женщина. — Я не виню вас в том, что вы усматриваете явную связь между мною, Расселом и Лео, как важный фактор в расследовании. Но не забывайте и о том, что связь Мег с обоими мужчинами была настолько же сильной. Так вот, вчера я вспоминала о том времени, когда был убит Рассел, а главным подозреваемым считался мой отец. Причиной выдвигалось то, что он недолюбливал моего мужа. И я вспомнила, как один полицейский сказал мне тогда: «Тот, кто убил вашего мужа, должен был здорово ненавидеть его, поскольку расправился с ним слишком жестоко». И вот тогда я подумала, что к проявлению подобной жестокости может привести и ярость, вызванная ревностью. — Джинкс озабоченно улыбнулась. — Но только не в отношении меня, — тут же добавила она. — Ревностью в отношении Мег.

Наступила короткая пауза.

— Мы читали ее дневники, — начал Фрэнк Чивер. — По грубым подсчетам, за последние десять лет она умудрилась переспать с пятидесятью разными мужчинами. Даже по нынешним стандартам ее следует назвать неразборчивой в связях.

— Это происходило из-за ее гедонистического взгляда на секс. Ну почему надо говорить «нет», если мы оба хотим этого? Очень во многом у нее был мужской взгляд на вещи. Она могла любить своих партнеров, а потом с легкостью бросать их, при этом не испытывая никаких угрызений совести.

— Но в ваших рассуждениях есть явный недостаток. Если уж кто-то и был настолько ревнив, что не останавливался перед убийством любовников Мег, то на сегодняшний день мы имели бы уже пятьдесят трупов, а не два.

На это ответил Алан Протероу. Все это время он, опустив голову, стоял в дверях и молча выслушивал аргументы Джинкс. Однако теперь он не выдержал и поднял голову:

— Потому что Рассел и Лео были теми мужчинами, которые по-настоящему волновали Мег и которых она, возможно, любила, — отметил он. — Об остальных, как мне кажется, она даже и не вспоминала. Джинкс уже рассказала мне о том, какими трогательными были письма Мег к Расселу. Кстати, в газетах писали и о том, что роман Мег и Лео длился около одиннадцати лет. Если существовал еще кто-то, так же сильно любивший Мег, так это именно тот мужчина, который представлял собой реальную угрозу, и уж никак не те полсотни, которых она меняла, как перчатки.

— Но зачем ему понадобилось убивать саму Мег?

— По той же самой причине, по которой ревнивые мужья убивают своих жен, если застают их в положении in flagrante delicto[3] с другим мужчиной. Конечно, на первый взгляд, все кажется абсолютно нелогичным. Если вы любите женщину настолько, что даже начинаете ревновать ее к другим, то как в вас может появиться столько ненависти, чтобы вы были готовы на убийство самого объекта вашей любви? Это непостижимо, впрочем, эмоции никогда не поддавались никакой логике.

— Но тогда почему ее не убили раньше, когда погиб Расселл? Почему пришлось покончить с ней только тогда, когда дело дошло до Лео?

Алан пожал плечами:

— Я могу назвать вам с два десятка причин. Желание дать ей последний шанс исправиться. Вера в то, что Расселл был кем-то вроде Свенгали и влиял на нее помимо ее воли. Простая случайность: в день убийства ее не оказалось рядом с ним. Сам бы я выбрал версию о Свенгали, потому что тогда можно было бы легко объяснить, зачем пришлось убивать ее на этот раз. Если роман с Лео продолжался одиннадцать лет, то легко понять, что любой, кто знал об этом, понимал, что она является равным участником отношений и принимает все решения самостоятельно. Значит, надо выяснить, кто еще знал о ее романе с Расселлом. Разве это не ключ к разгадке тайны?

Мэддокс прокашлялся:

— Я бы полностью согласился с вашей интереснейшей теорией, если бы не одна загвоздка. Как уже отмечал старший детектив Чивер, мы внимательно читали ее дневники. Так вот, в них нет упоминания ни об одном мужчине, с которым она бы поддерживала отношения более трех-четырех месяцев. Так кто же этот таинственный любовник? Вы, мисс Кингсли, знали Мег, наверное, лучше остальных. Может быть, вы подскажете нам?

— Нет, — покачала головой Джинкс. — Я такого не припомню.

Мэддокс внимательно наблюдал за выражением ее лица:

— Ну, тогда дайте нам несколько имен предполагаемых кандидатов, а мы постараемся что-нибудь пронюхать об этих людях.

— Спросите лучше у Джоша, — сразу же отозвалась Джинкс, даже не задумываясь над просьбой детектива. — Он лучше знал ее поклонников, чем я.

— Мы обязательно обратимся к нему за помощью. А ее подруг он тоже знает лучше?

— Вероятно.

— И много таких у нее было?

Джинкс нахмурилась, не понимая, к чему он клонит:

— Таких близких, как я, всего несколько.

— Именно так я и думал.

Она удивленно посмотрела на него:

— А почему это так важно?

Мэддокс ответил ее же собственными словами:

— Ну почему надо говорить «нет», если мы оба хотим этого? Очень во многом у нее был мужской взгляд на вещи. — Он выразительно посмотрел на Джинкс и добавил: — Я задумался над тем, мисс Кингсли, а не подразумевается ли под этим таинственным ревнивцем женщина?


Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.

3 часа 30 минут дня.


Блейк провела Майлза в комнату для допросов:

— Вы можете подождать прибытия своего адвоката здесь. Правда, если этот кабинет понадобится другим следователям, мне придется перевести вас в другое помещение.

— И как долго вы собираетесь продержать меня здесь?

— Сколько понадобится. Сначала мы дождемся вашего адвоката, а потом начнем задавать вопросы. На это может уйти несколько часов.

— Но у меня нет столько времени, — пробормотал молодой человек, беспокойно взглянув на свои часы. — Мне надо уйти отсюда, в крайнем случае, не позже пяти.

— Вы хотите сказать, что не будете ожидать приезда вашего адвоката, мистер Кингсли?

Майлз задумался на пару секунд и кивнул:

— Да. Именно это я и имел в виду. Давайте начнем прямо сейчас.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

3 часа 30 минут дня.


— Куда теперь? — поинтересовался Мэддокс, когда машина выехала за ворота больницы. — В участок Солсбери или назад в Винчестер?

— На летное поле Стоуни Бассет, — заворчал старший детектив. — Эта Блейк будет держать Майлза до нашего прибытия. А вообще-то, как мне кажется, сейчас ему не следует никуда особенно торопиться.


Хеллингдон Холл, Фордингбридж, Гемпшир.

3 часа 30 минут дня.


Бетти положила трубку параллельного телефона, стоявшего в ее спальне, и с трудом доползла до туалетного столика. Подмышками у женщины выступили два пятна пота, кроме того, корсет на спине тоже успел промокнуть. Она взглянула в зеркало на свое одутловатое лицо и в отчаянии принялась обильно пудриться, в надежде хоть немного скрыть те изменения, которые неизбежно приносит время и к которым еще стоило приплюсовать полное равнодушие ее мужа. Бетти со страхом прислушивалась, не раздадутся ли шаги Адама на лестнице, осознавая при этом, что теперь-то уж для нее точно наступил конец.

На этот раз не будет никакого прощения ни ей, ни ее мальчикам. Как всегда, свой гнев Бетти обратила на покойную миссис Кингсли, призрак которой постоянно преследовал ее и не давал спокойно жить, несмотря на все усилия нынешней жены Адама как-то справиться с ним.

«Но это несправедливо! — рассуждала Бетти. — Хорошо, допустим, что никто никогда не обещал мне райских кущ, но, с другой стороны, меня даже не удосужились предупредить о том, что вся моя дальнейшая жизнь станет напоминать существование на клумбе, где растут одни только колючки».

— Привет, папуля! — произнесла она нарочито весело с вымученной улыбкой, когда дверь в спальню распахнулась. — Что за кошмарный денек выдался, верно?


Летное поле Стоуни Бассет, Нью-Форест, Гемпшир.

4 часа 15 минут дня.


Они стояли на открытом пространстве, поросшем вереском, где единственным напоминанием о существовании аэродрома оставались бетонные дорожки, виднеющиеся среди высоких сорняков.

— И что мы здесь ищем? — поинтересовался Мэддокс, стараясь, чтобы голос не выдал переполнявших его чувств. С каким бы удовольствием сейчас он врезал своему боссу по заднице, чтобы тот отправился отсюда к чертовой матери! Как и Фрейзер накануне, Чивер, выслушав логичные ответы молодой женщины и, увидев ее смущенную улыбку, серьезно засомневался в виновности мисс Кингсли. Кроме того, он слабо представлял себе, как она смогла бы спланировать и воплотить в жизнь столь сложное преступление.

Фрэнк указал на одиноко стоящий в нескольких ярдах от них бетонный столб, напоминавший последний сломанный зуб в какой-то фантастической пасти:

— Начнем оттуда, — предложил он. — Как помнится, именно в это чудовище она и врезалась. Какова ширина этого столба, как ты считаешь?

— Три фута, в сечении — квадрат, — пожал плечами Мэддокс.

— Интересно, не правда ли? — пробормотал Фрэнк.

— Что именно?

— Мне казалось, что он намного уже. Ты же сам видел фотографии. Судя по ним, машина напоминала металлическую ладонь, обхватившую этот столб. — Он принялся наклонять голову из стороны в сторону, пытаясь получше изучить проклятое сооружение под разными ракурсами. — Скорее всего, автомобиль налетел на один из углов, а съемка производилась так, что все остальное оказалось в тени. — С этими словами он двинулся вперед, чтобы получше рассмотреть непосредственно место происшествия.

— А какое значение сейчас имеют размеры столба? — удивился Мэддокс, послушно следуя за Чивером.

Старший детектив присел на корточки там, где один из углов столба был выдолблен и значительно поврежден:

— Если кто-то вознамерился врезаться в стенку шириной в три фута, то логичнее всего было бы наметиться прямо в центр. Зачем наезжать на самый край?

Рядом со столбом на земле все еще оставались осколки ветрового стекла, а также хорошо просматривались тормозные следы колес, ведущие назад на расстояние в пятьдесят футов. Скорее всего это место и явилось своего рода стартовой площадкой для автомобиля Джинкс. Отсюда машина была пущена на полные обороты, после чего женщина сняла ее с тормозов и понеслась навстречу столбу. Целых десять минут Фрэнк в задумчивости прохаживался вокруг столба, описывая большие круги, затем вернулся на то место, где следы от шин указывали на исходное место трагического путешествия. Он наклонился пониже, изучая путь автомобиля:

— Поначалу она совершенно определенно намеревалась врезаться в самую середину столба, — констатировал Фрэнк. — Как же получилось, что потом она все же изменила свое решение, и автомобиль налетел на правый угол?

— Возможно, на пути была какая-то выбоина и направление машины изменилось само собой? — высказал предположение Мэддокс.

— Может быть, но вот только на данном участке дороги нет никаких выбоин и колдобин, — нахмурился Чивер. — Именно их я и искал. Кроме того, она могла бы подъехать с трех сторон к этому столбу и выбрала самый удобный путь. Если Джинкс твердо решила покончить с собой, то ничто бы не смогло уже спасти ей жизнь или помешать совершить эту смертельную попытку.

— В последний момент она передумала, — не отступал Мэддокс. — Ей не понравился вид стремительно надвигающейся стены, и она постаралась избежать столкновения.

— Да, такая возможность не исключена. — Фрэнк повернулся спиной к стене и принялся рассматривать то место, что находилось позади машины. — Но почему она не выбрала просто больший участок для разгона, а сидела в автомобиле и заводила его до максимума оборотов?

— Потому что было уже темно, а она хотела четко видеть перед собой цель.

— В десять часов вечера, да еще в том месяце, когда наступают самые длинные дни и короткие ночи? Да этот столб прекрасно различим на расстоянии двухсот, даже трехсот ярдов.

— Хорошо. Тогда предположим следующее. Она остановила машину здесь, потом методично напилась до состояния полного отупения и неожиданно решила все-таки совершить задуманное. Но вы сами заметили, что умышленное убийство тоже нельзя исключать полностью. Тогда получается, что кто-то напоил ее насильно — хотя само по себе это весьма сомнительно и как-то маловероятно — затем поставил машину на место, откуда легче всего по прямой добраться до столба, убедился, что вероятность отклонения машины от выбранного маршрута минимальна, ударил женщину по голове, чтобы лишить чувств, поставил рычаг автомата в положение «Движение», акселератор заклинил, допустим, одной из пустых бутылок и спокойно снял машину с тормоза. В этот решающий момент наша отважная мисс Кингсли приходит в себя, мгновенно трезвеет и, понимая, что сейчас должно произойти, пытается вывернуть руль. Осознав, что это невозможно, она просто выбрасывается из дверцы автомобиля. — Мэддокс горько усмехнулся. — Но даже если не принимать во внимание, что, снимая машину с тормозов, в данном случае человек подвергает себя громадному риску, остается открытым вопрос: почему же все-таки этот предполагаемый убийца так и не довел свое черное дело до конца?

— Здесь был использован не ручной тормоз, — возразил Фрэнк, а зажатый чем-то ножной, — например, той же кувалдой. Или, — тут Фрэнк загадочно приподнял одну бровь, — можно даже воспользоваться веревкой, натянув ее между металлической рамой сиденья и педалью. Таким образом этот «клин» можно и убрать, развязав узел. Есть еще вариант: можно заклинить колеса и вообще не пользоваться тормозами. — Он указал рукой на землю рядом. — И все же я считаю, что здесь были использованы какие-то подручные средства.

* * *

— А как насчет того, что он все же так и не прикончил ее? — саркастически заметил Мэддокс.

— Возможно, он подумал, что его затея все же удалась, — преспокойно возразил старший детектив. — Или у него просто не было времени проверить результаты своих действий. — Он замолчал на несколько секунд и добавил: — Ты не можешь объяснить мне, почему это наше исследование места происшествия так взбесило тебя?

— Потому что она все равно виновна, сэр. Похоже на то, что все было подстроено с таким расчетом, чтобы добиться сострадания со стороны ее отца. И поэтому мне сейчас абсолютно наплевать на то, какими именно средствами она воспользовалась для приведения своего четко подготовленного плана в исполнение. Мне все равно, с какого именно расстояния отъехала та проклятая машина, или когда обнаружили саму мисс Кингсли. Она полностью владела ситуацией с того момента, когда села за руль.

Фрэнк носком ботинка ткнул в поврежденный бетон взлетной полосы:

— Но это покрытие могло бы сорвать у нее с лица всю кожу, если учесть, на какой скорости двигался автомобиль. Неужели нельзя было придумать что-то более безболезненное и менее рискованное?

— Ей надо было разыграть из этого события настоящую драму, — как бы между прочим заметил Мэддокс. — Кстати, кожа у нее на лице не слишком пострадала. И когда у мисс Кингсли отрастут волосы и заживут ссадины, ее никак нельзя будет назвать калекой. Принимая это во внимание, можно сказать, что она отделалась легким испугом. Слишком легким, если учесть, что мы имеем дело с умышленным покушением на жизнь или с намерением покончить с собой. Вы так не считаете?


Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.

4 часа 45 минут дня.


— Послушайте, — сердито бросил Майлз, обращаясь к двум полицейским, сидящим напротив него, — сколько еще раз я должен повторять вам одно и то же? Я никогда в жизни не пользовался услугами проституток. Да и к чему мне опускаться до этого? Господи, да я в пятнадцать лет познал женщину. — При этих словах он со злостью ударил кулаком по столу. — Никакой Флосси Хейл я знать не знаю, как и Саманты Гаррисон. И уж если бы мне захотелось трахнуть сорокашестилетнюю бабу — чего просто не может быть! — я мог бы сделать это совершенно бесплатно с экономкой моего отца. А может быть, она бы мне за это еще и сама приплатила. Она обо мне мечтает уже столько лет.

— У вас весьма высокая самооценка, Майлз, — усмехнулся сержант.

— А что же в этом плохого?

— У вас на то нет причин, а помимо всего прочего, люди, которые бросаются подобными фразами, обычно сильны только в теории, но не на практике.

— А как я, по-вашему, должен себя сейчас вести? Разреветься и объяснить, что я настолько неадекватный человек, что мне приходится платить престарелым шлюхам, которые могут доставить мне несколько минут удовольствия? Сделайте одолжение, просветите меня.

— А вы поступили бы именно так, если бы почувствовали себя неадекватно? — поинтересовалась Блейк.

Майлз пожал плечами и закурил.

Она повернулась к магнитофону, ведущему запись, и отчетливо произнесла:

— Вместо словесного ответа мистер Кингсли пожал плечами.

— Именно так, — неожиданно взбесился Майлз. — Вместо ответа мистер Кингсли пытался объяснить, что он чувствует себя вполне адекватным, поэтому понятия не имеет, как бы он поступил в том случае, мать вашу, если бы не являлся таковым! Вам это доступно, чтоб вас?! — заорал он прямо в микрофон.

— Успокойтесь, Майлз, — негромко произнес сержант. — Вы сломаете нам аппаратуру, если будете так кричать. Почему бы вам просто не рассказать нам, где вы были на самом деле и чем занимались вечером двадцать второго?

— Да вы уже задавали ваш идиотский вопрос раз сто, и сто раз я на него вам ответил. До половины девятого я находился дома, а потом поехал навестить Джинкс.

— И мы продолжаем не верить вам. Скажите, а ваша похотливая экономка согласится дать в вашу пользу ложные показания, как это, по вашим словам, сделают ваши мать и брат?

— Я никогда не утверждал, что они солгали бы. — Молодой человек беспокойно взглянул на свои часы. — О Боже! Послушайте, мне пора уже быть в другом месте. Так вы будете предъявлять мне какие-нибудь обвинения или нет? Потому что если вы этого делать не собираетесь, то я попросил бы вас выпустить меня отсюда.

— А зачем вам так торопиться? Что такого важного должно произойти в пять часов?

— Послушайте вы, болваны, неужели непонятно, что я здорово задолжал? — сквозь зубы прошипел Майлз. — И мне нужно получить отсрочку у кредитора. Вот что случится в пять часов. Почему, как вы полагаете, мне срочно нужно было повидаться с Джинкс? Да, мы с ней там покричали друг на друга, это бывало и раньше, но она всегда выручала меня.

В этот момент в дверь постучали, и вошедшая дежурная сотрудница полиции объявила:

— Приехал некий мистер Кеннеди. Он утверждает, что мистер Кингсли является его клиентом.

— Впустите его. Запись окончена в шестнадцать часов пятьдесят одну минуту.

Кеннеди бросил в сторону Майлза недовольный взгляд, отказался присесть на предложенный ему стул и сразу же выложил на стол две фотографии. На первой был запечатлен Майлз, входящий в фойе гостиницы, на второй он усаживался в «порше».

— Сестра моего клиента сообщила мне, что вы допрашиваете его в связи с нападением на проститутку, совершенным на Лэнсинг-роуд в Солсбери примерно в восемь часов в среду двадцать второго июня. Эта информация соответствует действительности?

— Да, — кивнула Блейк.

Кеннеди постучал пальцем по снимкам, привлекая внимание полицейских на указанные даты и время, автоматически фиксирующиеся при фотографировании в правом нижнем углу.

— Мой клиент, Майлз Кингсли, вошел в здание отеля «Ригал», расположенного в Солсбери, в половине шестого вечера двадцать второго июня, в среду. К своей машине он вернулся лишь в восемь часов сорок пять минут вечера того же дня и сразу же направился в клинику Найтингейл навестить свою сестру. В отеле он провел три часа пятнадцать минут в номере четыреста тридцать один, покинув его всего однажды, чтобы встретить одного человека в вестибюле. — Сказав это, Кеннеди вынул и предъявил полицейским еще одну фотографию. На ней Майлз, склонив голову, разговаривал с каким-то господином, стоявшим к фотоаппарату спиной. — Это произошло в семь часов. Он пробыл с этим джентльменом три минуты, после чего направился в туалетную комнату, находящуюся в вестибюле. В номер четыреста тридцать один он вернулся в семь часов пятнадцать минут. За ним велось наблюдение и делались фотографии двадцать второго июня, начиная с полудня и до полуночи. Исполнитель — некий Пол Дикон. Вы можете связаться с ним вот по этому адресу или телефону. — Рядом с фотографиями на столе возникла визитная карточка. — Надеюсь, что представленные мною доказательства освобождают моего клиента от всякого подозрения в связи с нападением на Лэнсинг-роуд?

Блейк неуверенно переводила взгляд с фотографий на бледное испуганное лицо Майлза.

— Да, безусловно, — согласилась она.

Кеннеди холодно улыбнулся своему клиенту:

— Ваш отец находится здесь, на улице, Майлз. Полагаю, не стоит дольше испытывать его терпение.

Майлз сжался в кресле, словно не веря своим ушам.

— Я никуда не пойду, — заскулил он. — Он же убьет меня.

— Вместе с ним вас ожидают ваша мать и Фергус. Уверен, что они оба будут весьма довольны увидеть вас. — Он приглашающим жестом указал на дверь. — Ваш отец очень огорчен и просто обескуражен всем случившимся, Майлз, а вам известно, как он сердится в момент огорчения. Вы же не допустите того, чтобы ваши мать и брат одни приняли на себя удар его гнева?

Майлз выглядел перепуганным насмерть.

— Н-нет, — запинаясь, произнес он и, пошатываясь, прошел к выходу. — Сама затея принадлежала именно мне, а мама и Фергус просто хотели помочь. Я подумал, если мы все вместе выставим на продажу наши акции, то сообща сможем избавиться от его давления раз и навсегда. Так что винить ему следует только одного меня.

Блейк наблюдала за тем, как молодой человек, собрав остатки храбрости, выходит из кабинета. В этот момент она решила, что юный Кингсли все же оказался намного смелее, чем она думала. Но вот что представлял из себя сам Адам Кингсли, если он сумел вселить столько страха в своего двадцатишестилетнего сына?

Глава двадцать первая

29 июня, среда.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

5 часов вечера.


Доктор Протероу стоял у открытой двери в палату Джинкс и наблюдал за своей пациенткой. Она разговаривала по телефону. Было видно, как напряглось ее тело, как пальцы нервно сжимают трубку, а плечи словно замерли в неестественном положении. «Скорее всего, это ее отец», — подумал Алан, потому что ни один человек больше не смог бы выжать из Джинкс столько нервной энергии. Сейчас ему вспомнилась другая женщина, стоявшая вот в таком же напряжении, прислушиваясь к голосу на другом конце провода. Его собственная жена в тот момент, когда врачи выносили ей смертный приговор. Простите, миссис Протероу, нам, конечно, очень жаль… Сколько осталось? Трудно сказать. Год, если повезет, может быть, полтора…

Джинкс так же наблюдала за доктором во время своей телефонной беседы.

— Что случилось? — наконец произнесла она, как только повесила трубку.

Но Алан отрицательно покачал головой:

— Ничего. Я думал о своем. А у вас плохие новости?

— Да нет, наоборот, хорошие, — подавленно сообщила женщина. — Майлза отпустили.

— Так ему было предъявлено обвинение или нет?

— Нет. — Она забралась на кровать и уселась по середине нее, скрестив ноги. — Кеннеди сумел представить доказательства, что Майлз во время нападения был совсем в другом месте.

— Похоже, вы не слишком рады услышать такие новости.

— Я разговаривала с Адамом, у него мобильный телефон. Мне было хорошо слышно, как рыдает Бетти. Мне кажется, что меч все же обрушился.

— Вы имеете в виду Дамоклов меч?

Джинкс кивнула.

— Да, и Адам постарался все сделать так, чтобы он висел над их головами в течение долгих лет. Вся беда теперь заключается в том… — Она не договорила и о чем-то глубоко задумалась.

— Они были настолько глупы, что только что осознали случившееся, — высказал предположение Протероу.

Но Джинкс не отвечала.

— Так чем же на самом деле занимался в тот вечер Майлз?

Женщина прижала ладони к стеганому одеялу, а затем приподняла их, будто бы с интересом разглядывая отпечатки, оставшиеся от рук на ткани.

— Кокаин, — неожиданно выпалила она. — Между партиями в карты, когда он азартно проигрывал свое несуществующее состояние. Сейчас они вместе с Фергусом в долгах уже по самые уши. — Некоторое время она молчала, то разглаживая, то снова сминая одеяло. — Только в марте Адам выплатил за них пятьдесят тысяч фунтов. Он тогда предупредил, что если они снова влезут в карточные долги, то ему придется выгнать их из дома и лишить наследства. Поэтому на всякий случай он нанял человека, который и наблюдал за ними последний месяц.

Алан занял любимое место Джинкс, прислонившись к туалетному столику у окна.

— Зачем?

— Да потому, что Бетти продала остаток своих акций еще в мае, и он подумал, что таким образом она пытается расплатиться за сыновей.

— Но почему же он не стал выполнять своих угроз еще тогда?

Джинкс печально улыбнулась:

— Наверное, он хотел получше узнать, с кем предстоит иметь дело, когда мальчишки, наконец, станут неспособными рассчитаться по долгам.

— Но им уже больше двадцати одного года, — почти равнодушно произнес Алан. — И он не несет никакой ответственности за их поступки.

— Вы снова забрались в свой хрустальный замок, — рассердилась Джинкс, и щеки ее запылали. — Неужели вы считаете, что кто-то действительно стал бы потакать моим братьям, если бы не был на сто процентов уверен, что денежки все равно вернутся? Вы уже имеете представление о Майлзе. Ну, а теперь вообразите, что он и Фергус могли наговорить и об Адаме, и о компании «Франчайз Холдингз» в состоянии наркотического опьянения. Наверняка кое-кто уже имеет видеозаписи с их голословными утверждениями, направленными против отца.

Алан сложил руки на груди:

— Ну, хуже того, что происходило за последние дни, вряд ли можно что-либо придумать. Почему его должны волновать слова одурманенных кокаином сыновей?

— Месяц назад это действительно значило бы очень многое, — со злостью в голосе произнесла Джинкс. — Тогда должна была состояться моя свадьба, и никакого скандала нельзя было допустить. Ни в коем случае! Ведь наступал торжественный день для драгоценной и несравненной Джинкс! В общем, Майлз оказался прав. Я во многом виновата. И если бы я еще тогда призналась им, что мне вовсе не хочется этой проклятой свадьбы… — Она снова замолчала.

Некоторое время доктор внимательно смотрел на свою пациентку:

— Мне интересно вот еще что: почему отец не выкинул их в день их совершеннолетия, пожелав, чтобы они теперь позаботились бы о себе сами?

Джинкс ответила не сразу:

— Потому что вышло бы все примерно так, — наконец начала она. — Он отпускает их на все четыре стороны, но при этом предполагается, что он в любом случае будет оплачивать их бесконечные долги. Мне кажется, он решил, будто если станет держать их рядом с собой, то сумеет лучше проследить за их выходками и каким-то образом проконтролировать ситуацию. — Джинкс наклонила голову, и теперь доктор не смог уловить выражение ее лица. — Конечно, им всегда хотелось швырнуть ему назад его деньги, как удалось это мне, но единственное, что им приходило в голову, так это очередная пустая программа из серии «как быстро разбогатеть, не прилагая усилий».

«Не было ли это как раз ее местью? — задумался Протероу. — Публично наплевать на то, что больше всего ценил ее отец, а именно, на его богатство, которого он достиг без посторонней помощи?»

— Но теперь его угрозы будут претворены в жизнь, — спокойно продолжала женщина. — Теперь-то уж Адам обязательно вышвырнет их из дому без единого пенни и, кроме того, непременно разведется с Бетти.

— Вы осуждаете его за эти меры?

— Нет.

— А что же будет с Бетти и братьями?

— Не знаю. Ну, конечно, Бетти без денег не останется: суд этого не допустит. — Она переплела пальцы рук и уперлась в них лбом. — А вот как насчет Майлза и Фергуса — тут дело сложнее. Он говорит, что сейчас ему стало на них абсолютно наплевать.

Джинкс выглядела более расстроенной, чем мог предполагать Протероу. Если она и любила свою мачеху и братьев, то до этого момента достаточно умело скрывала свои чувства.

— Но во всей истории есть и положительная сторона, — немного помолчав, начал доктор. — Если за братьями действительно велась такая тщательная слежка в течение последнего месяца, то в одном можно быть уверенным: они непричастны к убийству Лео и Мег. И, разумеется, к нападению на меня самого.

— А я никогда и не подозревала их в этом, — пробормотала Джинкс с кровати.

— Правда? — словно удивившись, произнес Алан. — А мне они почему-то всегда казались возможными кандидатами. Эти молодые люди весьма эгоистичны и не слишком умны. Зато они привыкли получать свое, используя для этого либо свою мать, либо вас. Могу вообразить, что убийство для них было бы решением многих проблем.

— Мне это и в голову не приходило, — упорствовала Джинкс.

Конечно, нет. Ведь ты с самого начала знала о том, кто совершил эти убийства.

— Мне хотелось бы узнать, почему вы боитесь довериться мне, — как можно осторожней произнес доктор. — Что такого я сказал или сделал, чтобы отпугнуть вас от себя?

Джинкс уперлась подбородком о кулак и так же равнодушно-спокойно посмотрела на Алана:

— А откуда вам известно, что это не я напала на вас в ту ночь?

Доктор отреагировал моментально:

— Нападавший не был похож на вас.

— Мэтью сказал, что тогда было достаточно темно. Кроме того, нападавший оделся во все черное и единственной приметой стал его рост, пять футов десять дюймов, и среднее телосложение.

— Откуда Мэтью известно то, что я сообщил только полиции? — удивился Алан.

— Это знают все.

— Вероника Гордон, — пробормотал доктор. — Когда-нибудь эта женщина доболтается до того, что я выгоню ее с работы. — Несколько секунд Алан с любопытством рассматривал Джинкс. — Знаете что, я могу назвать массу убедительных доводов, из которых станет ясно, что это определенно были не вы. Во-первых, вы еще слишком слабы для того, чтобы настолько ловко орудовать кувалдой. Во-вторых, у вас нет причин захотеть напасть на меня. В-третьих, вы не знали, когда я вернусь в больницу. Кроме того, я велел приходить к вам и проверять, все ли в порядке, каждые полчаса, перед тем, как уехал из Найтингейла. Если бы вы вышли из палаты, Эми или Вероника сразу бы узнали об этом.

— Возможно, но все дело в том, что я действительно покидала эту комнату.

Доктор не стал притворяться, что удивлен:

— После того как сестра Гордон совершила вечерний обход и зашла ко мне в девять часов, — спокойно продолжала Джинкс, — ее сменила Эми. Когда она первый раз явилась проверить меня, я лежала в кровати, а свет в комнате уже был потушен. Во второй раз я преспокойно пребывала в ванной, а Эми даже не удосужилась проверить, нахожусь ли я в постели, или это всего-навсего подушки, имитирующие фигуру человека. После этого я преспокойно оделась и вышла на улицу. На мне были черные джинсы и такой же свитер. Мой рост пять футов и десять дюймов, перед аварией я весила около шестидесяти килограммов, так что теперь могла бы подложить что-нибудь под одежду, чтобы выглядеть посолидней и казаться среднего телосложения.

— Продолжайте, — предложил доктор.

— Мне хотелось выяснить, зачем Адам прислал сюда Кеннеди, и я решила устроить вам засаду. Я подстерегала вас под своим любимым буком, но потом так устала ждать, что вернулась в палату и повалилась на кровать, даже не раздевшись. Когда ко мне пришла Эми, мне снился кошмар. Странно, что она не сообщила вам об этом. Наверное, она испугалась, что я сделала что-то недозволенное, и ей за это попадет. — Джинкс внимательно посмотрела на Протероу. — Или все же она доложила о случившемся, а вы попросту забыли рассказать мне?

Но доктор отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Тогда получается, что в меня она верит все же больше, чем в вас, доктор Протероу.

Он приподнял одну бровь:

— Так вот что это значило? Урок или проверка, кто достоин доверия, а кто не слишком?

— Более или менее. — Джинкс не стала встречаться с ним взглядом. — Вы же знали, что я выходила. Мэтью слышал, как вы выкрикивали мое имя. Правда, сами вы мне об этом не говорили.

Черт бы побрал этого Мэтью! Надо раскромсать его на кусочки при первом же удобном случае!

— И лишь потому, что я понял свою ошибку. Мне показалось, что, въезжая на территорию больницы, я заметил в темноте ваше лицо, но напали на меня, разумеется, не вы. Вот я и подумал, зачем об этом рассказывать? Ну, теперь вам стало спокойней?

— Нет, — резко ответила женщина. — Вы говорите о доверии так, будто его можно заказать, и вам сразу выдадут требуемую порцию. Нет, так не получается, особенно тогда, когда больше всего в этом нуждаешься. Мне достоверно известно лишь то, что мой отец платит вам за то, чтобы вы проследили за моим выздоровлением. Затем по какой-то причине он прислал сюда в понедельник днем своего адвоката, чтобы тот переговорил с вами, и вскоре после этого, перед тем как уехать из клиники, вы приказали сестрам проверять меня каждые полчаса. — Какая-то непонятная искорка — неужели смеха? — блеснула в ее глазах. — И вот, когда вы наконец вернулись в Найтингейл, на вас совершает нападение неизвестный с кувалдой, а потом появляется полиция и с не меньшим усердием наваливается на мои плечи.

Доктор в задумчивости почесал бороду:

— Вы сейчас описали эти события так, будто одно из них каким-то образом перетекает в другое. По моему мнению, здесь нет никакой зависимости.

— Тогда зачем к вам приезжал Кеннеди?

— Ну, если предположить, что он не имел в виду каких-то намеков и скрытых посланий, то затем, чтобы напомнить мне об одном деликатном деле. А именно, об обещании вашему отцу, что вы не будете подвергаться никакой нежелательной для вас терапии. Кстати, Кеннеди записал всю нашу беседу на магнитофон, и поскольку он больше не объявлялся, я сделал заключение, что я вел себя достаточно корректно и отвечал на все его вопросы правильно.

— А что вы ему наговорили? — резко спросила Джинкс.

— Я высказал предположение о том, что это не вы, а Адам боится того, что к вам вдруг вернется память и вы начнете рассказывать интересные вещи. — От доктора не ускользнуло внезапно появившееся на лице Джинкс выражение взволнованности и тревоги. — Еще я добавил о его абсолютно неправильном понимании вашего характера. Что он зря волнуется по поводу новой трактовки эпизода убийства Рассела, поскольку сами вы совершенно не разделяете его волнений на этот счет. При этом обратите внимание на то, что тогда я ничего не знал о смерти Лео и Мег, а также и о том, что вам известно что-то об их гибели. — Тревога женщины усиливалась. — Если бы я об этом знал, то мои замечания стали бы более убедительными относительно его ошибочной оценки, потому что я никогда еще не видел подобного вам человека, столь уверенного в себе.

Джинкс вновь принялась теребить одеяло.

— Этому обучаешься очень быстро, когда понимаешь на допросах в полиции, что подозревают именно тебя. И вот тогда становится очевидной необходимость позаботиться о собственной шкуре.

— Да, к тому же вы научились привлекать и других, чтобы те присматривали за вами, — как можно спокойней произнес доктор. — Ну, например, возьмем Эми. Или того же Мэтью.

Женщина недовольно усмехнулась:

— Бедная Эми следит за своей собственной персоной. Она так боится, что ее уволят! Но я прошу вас не использовать против нее ту информацию, которую я вам уже сообщила. Вы — мой лечащий врач, и все, сказанное мною — строго конфиденциально и останется между нами. — Неожиданно Джинкс сменила тему. — Между прочим, если верить Мэтью, полиция считает, что та самая кувалда, с которой на вас напали, принадлежит клинике. Это верно?

— Ну, это просто не юноша, а какое-то бесплатное разведагентство.

Но Джинкс даже не улыбнулась.

— Так это правда?

— Да.

— И никаких сомнений быть не может?

— Думаю, что нет. Один из наших охранников нашел ее. Он специально отправился на поиски, потому что вспомнил, что такая кувалда в больнице имелась. Ее бросили в одной из внешних пристроек. Кстати, на кувалде была обнаружена краска с моего автомобиля.

Несколько секунд Джинкс о чем-то сосредоточенно думала.

— А не мог ваш охранник ошибиться? — неожиданно спросила она. — То есть, мне кажется это несколько странным. Зачем ему полагаться на волю случая? Откуда он мог знать, что найдет подходящее орудие для нападения на территории больницы? — Женщина внимательно посмотрела на доктора. — Более логичным было бы предположить, что он прихватил кувалду с собой. Иначе мне не понять его поведения.

В этот момент Алан заметил, какая невыразимая тоска прячется в этих удивительных глазах, и это сильно тронуло его. Может быть, Эми и Мэтью тоже смогли так быстро растаять?

— Вы хотите сказать, что нам стоит поискать еще одну кувалду?

Джинкс утвердительно кивнула.

— Ну хорошо, если она действительно существует, мы приложим все усилия, чтобы найти и ее тоже. А может быть, будет легче просто сказать мне, кто этот «он»?

«Ну, тот, кто напал на вас», — выдавила Джинкс.

Доктор выпрямился и глубоко вздохнул.

— Нет, Джинкс, он не просто напал. Он хотел убить меня. — «Ты тут не единственная, кто оглядывается», — подумал доктор, а вслух произнес: — Не забывайте об этом.

* * *

Мэтью Корнелл беспечно слонялся у главного входа в больницу, покуривая сигарету, когда Алан вышел на улицу. Поначалу доктору хотелось хорошенько навешать этому проныре, но вскоре он отбросил эту идею. В общем, ему пришлось признаться самому себе, что сей рыжеволосый шпион начинал нравиться ему все больше:

— Как дела, Мэтью?

— Прекрасно, доктор. А как ваше плечо?

— Понемногу заживает. — Он осторожно пошевелил плечом. — Могло быть и хуже.

— Да. Вас могли запросто убить.

Алан наблюдал за своим пациентом краем глаза.

— У вас нет никаких мыслей по поводу того, кто бы это мог быть? Скорее всего, какой-то наркоман, охотящийся за лекарствами?

— Я слышал совсем другую версию.

— Неужели?

— Под подозрением только один человек, а уж его-то никак наркоманом не назовешь.

— Вы имеете в виду мисс Кингсли?

— Ну, только в ее биографии присутствует кувалда. — Мэтью потушил окурок каблуком ботинка.

— Но только она никак не соответствует описанию. В свете фар я отчетливо видел мужчину.

— А вы в этом уверены, док? Ночью в понедельник я сидел у окна и спокойно курил. Кстати, у вас очень громкий голос, и тот, кого вы там увидели, кажется, был не мужчиной. Такое уж у меня создалось впечатление.

— И на следующее утро вы подробно рассказали ей о случившемся.

Мэтью только усмехнулся:

— Мне кажется, что по-другому я поступить уже просто не мог. Мы живем в жестоком мире, доктор. К тому же, откуда мне было знать, что вы не собираетесь посвящать полицию во все детали. Я знал наверняка, что наша птичка была на улице. Она курила, и когда затягивалась сигаретой, ее лицо освещалось. Я наблюдал за ней достаточно долго. Это было примерно за час до того, как на вас напали и нанесли удар кувалдой. Вы же должны помнить, как расположена моя палата. Она угловая, и я могу наблюдать за происходящим на улице с двух сторон.

— Неужели вы хотите сказать мне, что следили за всем случившемся?

— Нет, я видел не все. Сначала я наблюдал за Джинкс, а потом, уже позже, я услышал, как вы ее зовете, и выглянул в другое окно. Ваша машина стояла без движения, и вдруг — бах! — ветровое стекло разлетается, и какой-то силуэт шарахается около автомобиля, а вы подаете назад и врезаетесь аккурат в дерево. — Он достал еще одну сигарету и закурил. — Я тогда еще подумал, что это за хреновина происходит и что мне, чтоб всем провалиться, теперь делать?! Ну, пока я так промешкал, все уже было закончено. Вы подъехали ко входу и так отчаянно засигналили, что в больнице зажегся свет во всех окнах. Поэтому я решил, что будет лучше мне притихнуть и посмотреть, что произойдет дальше.

— Ну, спасибо и на этом, — раздраженно произнес Алан. — К тому времени, пока вы бы приняли какое-то решение, меня действительно могли убить. А в общем-то, от вас требовалась мгновенная реакция. Но вы почему-то предпочли спрятаться в кустики и оттуда поглядывать на происходящее.

Мэтью снова усмехнулся:

— Ну, я-то подумал, что пострадало только стекло вашего автомобиля, а уж никак не плечо. От разбитых стекол в машине еще не умирал ни один человек. Кстати, не плохо было бы установить фонари вдоль подъезда к клинике, тогда, возможно, будет лучше видно, что творится на улице.

Алан сердито сверкнул глазами:

— Итак, все, что вам удалось разглядеть, это некий силуэт, — прорычал он, — и вы ничего не можете сказать мне о нападавшем.

— Похоже, что так.

— Может быть, вы потрудитесь уточнить ваши впечатления и развить их немного, или то, что я услышал, это и есть вся ваша информация? — резко бросил доктор. — Возможно, от вашего внимания ускользнул тот факт, что всего пару дней назад на меня было совершено неспровоцированное покушение, и мне вовсе не хочется, чтобы данный инцидент повторился в ближайшем будущем.

Мэтью выпустил в воздух тоненькую струйку дыма:

— Не могу согласиться с тем, док, что все это не было спровоцировано. Насколько я помню, вы угрожали Джинкс, что останетесь на улице хоть всю ночь, но дождетесь того момента, когда она выйдет из кустов. Ваш голос тогда прозвучал достаточно убедительно. И тот, кто прятался в темноте, поверил вам.

Алан уже успел забыть про такие подробности.

— Так зачем он там прятался?

— Он ждал.

— Чего?

Мэтью неопределенно пожал плечами.

— Того, за чем он туда и пришел. — Молодой человек заметил, как на лице доктора начали собираться грозовые тучи. — Послушайте, док, я, как и вы, могу только строить предположения. Отсюда же вовсе не следует, что я или вы абсолютно правы. Лично я не думаю, что это бедное пугало из двенадцатой палаты вообще способно кого-то убить. А значит, на территории больницы ошивался какой-то маньяк, который действовал таким образом, чтобы все подозрения пали именно на нее. Мне кажется, что ему ох как не поздоровится, если ваша красотка начнет вспоминать кое-что и расколется. Если вам нужно мое мнение, то я считаю, что он не остановится и попробует пойти против нее еще разок.

Алан серьезно задумался над услышанным.

— Нет, это невозможно. Вы же сами сказали, что Джинкс провела на улице больше часа, и видели ее лицо, освещенное огоньком сигареты. Если вы могли видеть ее, то и он тоже. Так почему же он не разделался с ней еще тогда?

Мэтью взглянул на дорожку в том направлении, где Алан остановил свою машину в понедельник ночью:

— Да потому, что он не ожидал найти ее там. А если бы он и подкрался к ней под деревом, она бы закричала так, что сразу бы разбудила всю больницу.

— Но он мог подкрасться к ней и сзади, тогда у нее не было бы возможности закричать. Как у меня, например.

— О Господи, док, — укоризненно произнес Мэтью, — у вас, по-моему, нет никакого воображения, если я не ошибаюсь. Он вовсе не намеревался все сделать так, чтобы это со стороны походило на убийство. Недаром он так расстарался в последний раз, чтобы все поверили, будто она пыталась покончить с собой. Он задумал схватить ее в палате, перерезать ей запястья или повесить в ванной комнате. И вот на следующее утро вас ставят в известность о том, что Джинкс совершила самоубийство. В результате все дела закрываются, и полицейские радостно потирают руки. Я так думаю, что он дожидался этого удобного момента долгое время. Но и на этот раз промахнулся. Возможно, он и не предполагал, какое количество персонала все еще работает по ночам в этом месте. У вас прекрасная охрана, док, но должен предупредить, что вам надо быть поаккуратней и обратить внимание на те суммы, которые ваши пациенты вам платят. — Он оскалился. — Тут лежат такие психи, которые просто сметут вас с лица земли, если узнают, что посторонние люди могут входить и выходить с территории по своему желанию и при этом оставаться незамеченными.

— Но зачем ему понадобилась кувалда, если он не собирался ею воспользоваться, чтобы разделаться с Джинкс?

Мэтью только мотнул головой и посмотрел на доктора, как на безнадежного остолопа:

— Да уж, психолог из вас, как я вижу, никудышный. Это же его рабочий инструмент, док, а правило гласит: всегда иметь инструмент под рукой. На всякий случай. Вы вспомните только Йоркширского Потрошителя. Тот всегда носил молоток и стамеску, куда бы ни направлялся. Вам следовало бы немного просветиться в этой области. Ваш преступник — весьма организованный псих, а такие всегда выходят на дело во всеоружии.

— Возможно, но только сейчас речь идет вовсе не о серийном убийце.

— Вы так считаете? А мне кажется, что три одинаковых убийства уже представляют закономерность.

— Послушайте, Мэтью, ведь между этими событиями имеется промежуток времени в десять лет. Далее. Двое убитых были мужчинами, а одна — женщиной. Кроме того, все трое имели отношение к Джинкс Кингсли. На серийного убийцу этот преступник не похож.

— Пока что не похож, — заметил Мэтью. — Но, должен напомнить вам, что в настоящее время он начинает стремительно терять контроль над собой. Разве не так? Вспомним Джеффри Дэмера. Тогда между первым и вторым убийствами прошло девять лет, зато в последующие четыре года он успел убить пятнадцать человек! Ну, а если следующая жертва погибнет, истекая кровью, от ударов кувалдой, вы все еще будете твердить, что этот негодяй не является серийным убийцей? — Молодой человек не мог не заметить скептического выражения лица доктора. — Да и кстати, ведь никто ничего не знает о том, чем это чудовище занималось все эти десять лет. Могу биться об заклад, что он находил какие-то другие способы давать выход своей агрессии. Вам бы следовало побеседовать с моим отцом. Ему приходилось защищать подобных психов на суде. Они, как правило, чертовски умны и изворотливы. И вот что я еще хочу добавить: на месте Джинкс я тоже предпочел бы страдать амнезией.

— Все, что от нее требуется, так это назвать его имя.

— А это означает, что таким образом она полностью выдаст его. Доктор, спуститесь на землю. В данный момент она сама является подозреваемым номер один. Отсюда следует, что ей необходимо подвести под подозрение кого-либо другого. Именно в этом и состоит игра, как считает полиция. Для этого ей потребуются и какие-то доказательства, которых, как мне кажется, она не имеет. Мое мнение таково, что сейчас она старается выиграть время, пока не вспомнит нечто такое, что позволит, наконец, схватить настоящего преступника.

— Сейчас она действительно находится далеко не в выигрышном положении.

Мэтью ловким щелчком отбросил окурок на асфальт.

— Не забывайте и того, что один раз ей уже приходилось переживать нечто подобное, когда погиб Рассел. И ей прекрасно известно, что происходит в том случае, если преступник так и остается ненайденным. Близкие и друзья жертвы постоянно испытывают чувство вины и портят друг другу нервы в течение всей жизни. Подозрение — препротивнейшая штука, док. Я это уже проходил. Мой старик обвинял меня в таких ужасных вещах, что и вспоминать не хочется. И не потому, что я к ним причастен, а из-за страха, что я мог бы сотворить нечто подобное.

— И она сказала вам, кто это?

— Ей не было смысла делиться со мной такой информацией. Что может сделать для нее простой наркоман? Ей надо рассказать об этом собственному отцу. По-моему, он единственный человек, способный разобраться с негодяем раз и навсегда.

Алан нахмурился:

— Но вы не стали ей советовать поступить именно так?

— О Господи! Да за кого вы меня принимаете?

— Вы сами понимаете, Мэтью, что вы должны быть во всем честны и любые ваши действия не должны расходиться с общепринятыми правилами, а тем более с законом.

Мэтью усмехнулся:

— Я знаю, что такое честность, док.

Но в этом-то как раз доктор и сомневался.

* * *

В клинике Найтингейл числилось два садовника. Они уже закончили работу и собирались уходить домой, когда к ним подошел доктор и справился насчет кувалды. Оба мужчины согласно закивали, припомнив, что такой инструмент действительно хранился в пристройке и всегда лежал там. Во всяком случае, до той ночи, когда на доктора было совершено нападение.

— Я пользовался ею пару недель назад, — добавил один из садовников. — Мне надо было починить забор у запасного выхода.

— Вы не могли бы поточней припомнить, куда положили эту кувалду, когда закончили работу?

Садовник кивнул в сторону своего молодого коллеги:

— Том отнес ее на место, как всегда.

Алан повернулся к юноше:

— Вы не могли бы показать мне, в какой именно сарайчик вы ее положили?

Последовала пауза. Наконец, молодой человек заговорил:

— Я никуда ее не клал, — признался садовник, неловко переступая с ноги на ногу. — Я забрал ее домой, потому что отец ремонтировал дом и попросил одолжить ее на пару дней. Я подумал, что в этом нет ничего страшного. Мы забираем ее домой раз в полгода, не чаще, да и отец очень бережно относится к инструменту, как к своему собственному, честное слово…


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

7 часов 15 минут вечера.


Когда Фрэнк Чивер вернулся в свой кабинет, то на своем столе он нашел записку от секретаря. День у старшего детектива не задался. После того, как он вернулся в Солсбери, Фрэнк обнаружил, что птичку из клетки уже выпустили.

— Мы не могли его долее задерживать, — виновато пояснила Блейк. — И, если хотите знать, его адвокат выдал нам еще один снимок, когда уходил отсюда. — Она передала Чиверу фотографию. — Мне кажется, что это скорее заинтересует вас, чем нас. А еще адвокат проинформировал нас о том, что отсюда до Редкара как минимум пять часов езды и еще столько же потребуется, чтобы вернуться обратно.

Старший детектив вгляделся в снимок, где Майлз и Фергус делали ставки на ипподроме. На фотографии, сделанной в Редкаре, Кливленд, стояли время и дата, когда был сделан снимок — 15:10, 13 июня.

— Но откуда Адаму Кингсли было известно о том, что Лео и Мег убили именно тринадцатого? — подозрительно хмыкнул Фрэнк. — Мы до сих пор не уверены в точном дне их смерти.

— Потому что именно тринадцатого его дочь совершила попытку самоубийства, — нетерпеливо вставил Мэддокс.

С недовольством вспомнив этот неприятный эпизод, Чивер, наконец, принялся читать оставленную секретарем записку.

«Звонил доктор Протероу, — сообщалось в ней. — Та кувалда, которую Гарри Элфик обнаружил на территории клиники Найтингейл, оказалась вовсе не той же самой, что принадлежала больнице до нападения на доктора. После того, как Алан Протероу допросил своих садовников, было выяснено, что больничная кувалда находится у некоего мистера Стэка, одолжившего ее две недели назад и до сих пор не вернувшего инструмент. Его адрес: Солсбери, Корнмор Авеню, 43. Доктор полагает, что этот факт позволит снять любые подозрения с мисс Кингсли относительно нападения на него самого, а также рекомендует вам провести более тщательное исследование кувалды, находящейся в полиции, на предмет наличия на ней остатков крови Лео и Мег. Если кровь обнаружится, следовательно, мисс Кингсли будет оправдана, поскольку не совершала убийств. Совершенно невозможно (эти слова он попросил меня подчеркнуть дважды) допустить и то, что мисс Кингсли смогла бы каким-то образом сама принести кувалду на территорию больницы. Женщина была доставлена туда на машине скорой помощи в полубессознательном состоянии и с тех пор не покидала клинику. (Доктор Протероу настоял на следующей приписке.) Почему я должен выполнять за детектива Мэддокса его непосредственную работу? Я хотел сказать еще и то, что если бы расследование предоставили вести полиции Солсбери, все вышеизложенные факты были бы вскрыты еще вчера днем».

Фрэнк небрежно бросил записку на стол Мэддоксу.

— Ну, и как? — грозно потребовал он ответа.

Читая записку, Мэддокс все больше хмурился:

— Моей вины в этом нет, сэр. Я не могу разорваться на части и успевать сразу появляться в нескольких местах.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что вы ничего не говорили мне относительно этой кувалды. Ее передали нам вчера днем, а я с тех пор выполнял роль вашего личного шофера и постоянно находился за рулем. Но, как бы там ни было, Боб Кларк уже успел провести необходимые исследования и подготовить отчет. Никаких следов крови на кувалде нет, только краска.

— И все равно очень жаль, что настоящего владельца мы вчера определить не смогли, — огрызнулся Фрэнк. — Нам бы не пришлось тратить понапрасну столько времени.

— Вряд ли это решило бы проблему, сэр, — осторожно возразил Мэддокс. — Вы бы еще больше стали подозревать Майлза Кингсли, если бы узнали, что кувалда не является имуществом больницы, а была принесена откуда-то извне. — Он снова взглянул на записку. — Интересно только, что же заставило доктора Протероу допрашивать своих садовников. Он же слышал, как Элфик заявил, что видел и раньше эту самую кувалду, и ему тогда почему-то сразу не пришло в голову, как, впрочем, мне или Фрейзеру, что охранник ошибается. — Он положил бумагу на стол. — Кажется мне, что не иначе как наша девушка вынудила его поискать кувалду получше, и произошло это после нашего сегодняшнего отъезда из больницы.

— И какую теорию ты хочешь сейчас выдвинуть? Что у них там целый заговор?

— Я только констатирую факт. Мы собираем информацию по крохам, а это явно кого-то вполне устраивает.

Фрэнк плюхнулся в кресло и потянулся за телефоном:

— Выясните, вернулся ли сержант, и если да, то пусть зайдет ко мне в кабинет. — Он откинулся на спинку кресла и взглянул на Мэддокса. — Продолжай.

Детектив пожал плечами:

— Ну, я могу только рассчитывать на внутреннее чутье и интуицию. А они мне говорят, что убийца — она и есть. Я частенько рассуждал над тем, как бы я поступил и что бы предпринял, если бы мне понадобилось избавиться от какого-нибудь человека. Мудрость невелика: необходимо обеспечить себе железное алиби и отрицать все. Правда, именно так она поступить уже не могла из-за убийства Рассела. Полиция, безусловно, начнет проводить параллели между двумя событиями, и каким бы методом подозреваемая ни пользовалась, чтобы убрать Лео и Мег, она в любом случае остается на линии огня. — Он в задумчивости погладил подбородок. — Поэтому она поступила именно таким образом, как это сделал бы я сам. Сейчас она нарочно выставляет себя подозреваемым номер один, поскольку все три убийства полиция пытается связать воедино. Я полагаю, что следующим шагом Джинкс использует тот самый благоприятный момент, когда она стопроцентно сумеет доказать, что алиби, обеспеченное ее подругой Мег Харрис надежно, как скала. И тут мы опять окажемся выброшенными на мель, пытаясь заново как-то объединить эти преступления.

— Так ты клонишь к тому, что она не убивала Рассела, но сумела разделаться с Лео и Мег?

Мэддокс кивнул:

— Вот именно. Послушайте, вы же сами изучали докладные записки по тому делу. Убийство Лэнди было заказным и выполнено наемником, получившим необходимые инструкции от Адама Кингсли. Больше на сцене никто и не появлялся. Вся та чепуха насчет того, что Адам не позволил бы ей обнаружить мертвое тело мужа, исходит только от нее самой. Не забывайте, что у Джинкс было предостаточно времени, чтобы остановиться на какой-нибудь удобоваримой теории. Она сама, кстати, утверждает, что ее братья все время считали, будто отец имеет непосредственное отношение к тому убийству. Честно говоря, судя по их поведению, я тоже в это верю. Если быть убежденным, что твой отец — грязный убийца, трудно вырасти достойным человеком. И вы только посмотрите на его супругу. К десяти утра она уже напивается как свинья, и это ни от кого не держится в секрете. Получается, что вся семья летит под откос, а дочка при этом остается непричастной. Чушь какая-то! — Он замолчал, собираясь с мыслями, и кивком поприветствовал вошедшего в кабинет Фрейзера. — Мне кажется, она нас не обманывает насчет Рассела. В момент его смерти она ничего не знала о его романе с Мег. И еще мне кажется, что Джинкс понятия не имела о самом убийстве, и оно потрясло ее до глубины души. Но вот насчет одного могу поспорить. Вряд ли она спокойно провела десять лет, зная, что это отец приказал убить Рассела, и переживала все это так, как, по ее же утверждениям, переживали случившееся оба ее брата.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

7 часов 15 минут вечера.


Сестра Гордон оказалась слишком настойчивой:

— Это приказ доктора, Джинкс. Он требует, чтобы вас перевели в другую палату, на верхнем этаже.

— Но зачем?

— Ну, что за беда, девочка моя! — почти с раздражением произнесла Вероника. — Неужели так необходимо задавать вопросы по каждому пустяковому поводу? Как обычно, почему-то никто не соизволил объяснить мне самой, зачем все это нужно.

Джинкс с сожалением посмотрела на эркеры:

— И все же мне хотелось бы остаться здесь, откуда я, в случае чего, могу выйти по своему желанию.

— Именно это, наверное, и беспокоит доктора, — резко заметила сестра. Ей довелось услышать обрывки сплетен, к которым она тут же прибавила замечания Алана в понедельник ночью. Не из-за этого ли он принял столь быстрое решение перевести Джинкс в другую палату? — По-моему, он считает, что ему будет намного спокойней, если он убедится в том, что вы можете оказаться на улице только воспользовавшись центральным входом.


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

7 часов 25 минут вечера.


— Не исключена и возможность того, что она была в курсе отношений Рассела и Мег, когда его убили, — задумчиво произнес Фрейзер. — Если верить Хеннесси, Джинкс рассказала ему об этом сразу же после того, как у нее произошел выкидыш. Но если вы начнете напрягать память, то без труда восстановите ее собственную историю о том, как она обнаружила любовные письма на чердаке только через год после трагедии.

Мэддокс уперся ладонями в стол старшего детектива и воинственно подался вперед:

— И я уверен, что это далеко не единственная ее ложь. Клянусь Богом, сэр, она просто водит нас всех за нос.

— Но почему же Мег Харрис понадобилось обеспечивать ей алиби?

— Да потому что Джинкс сумела убедить подругу, что совершенно невиновна. Вот вас, например, она тоже почти что сумела привлечь на свою сторону, а вы ведь с ней едва знакомы.

— Послушай, всего пять минут назад ты уверял меня в том, что она не убивала Рассела.

— Да, но пять минут назад у нас не было никаких доказательств, что она знала о романе между собственным мужем и подругой. Между прочим, лучшего повода для убийства, чем непосредственно ревность, и подыскать трудно. Но все остальное, в чем я был уверен, остается в силе, черт возьми! Это даже лучше, если именно нашей дражайшей Джинкс удалось так безнаказанно выпутаться, имея за плечами убийство мужа. Представляете, теперь, связывая все три убийства воедино, она запросто может аргументировать свою невиновность примерно так: «Полиция смогла доказать, что я непричастна к смерти Рассела. Они еще тогда подозревали, что это сделал мой отец».

— И все же у нас нет четких доказательств того, что она знала о любовной связи Рассела и Мег до убийства, — заметил Фрейзер. — Если принять на веру показания Хеннесси, то это означает, что она оставалась в неведении до момента выкидыша, а это произошло уже через две недели после трагедии.

— А разве у нас есть основания не доверять Хеннесси? — удивился старший детектив.

Фрейзер отрицательно покачал головой:

— В общем нет, но я не стал бы клясться на Библии, что все, сказанное им — истинная правда. Особенно сейчас, когда он заведен до предела. С одной стороны, он злится на Мег за то, что она оставила его одного в столь трудный для компании момент, а с другой — испытывает душевные муки, как только вспоминает, что она погибла. Когда же речь заходит о мисс Кингсли, он прибегает к тактике защиты. Мне кажется, он считает Джинкс замешанной в данном деле, но одновременно обвиняет Мег в провоцировании собственной подруги. Короче говоря, мое мнение таково, что они обе ему нравились, и теперь он сам не знает, кого из них винить больше.

Фрэнк рисовал в блокноте беспорядочные узоры:

— Ну, а в какой степени они ему нравились?

— Он знал их обеих очень долгое время. — Сержант сверился с записями. — Джош как раз работал в компании «Уэллман и Хоббс», когда Джинкс вышла замуж за Рассела.

— Я имел в виду совсем другое. Он спал с ними или нет?


Клиника Найтингейл, Солсбери.

7 часов 30 минут вечера.


Фергус толчком плеча распахнул дверь в новую палату Джинкс и угрожающе двинулся в сторону Мэтью.

— Мне надо поговорить со своей сестрой, — резко произнес он и кивком указал молодому человеку на выход.

Мэтью подался вперед, чтобы затушить окурок в пепельнице, стоявшей на журнальном столике.

— Мне кажется, вам дали новую палату только из-за того, чтобы оградить вас от таких вот непрошеных и весьма воинственных посетителей, — фыркнул он. — Могу поспорить, что это старый дурак Элфик рассказал ему, где вас можно найти.

— Вы меня слышали, — настойчиво повторил Фергус. — Побыстрее убирайтесь отсюда.

Но Мэтью словно и не замечал этого нахального юношу.

— Он не представляет опасности? Вы уверены, что ваша беседа будет милой и безобидной?

— Думаю, что смогу постоять за себя в любой ситуации.

— Я буду рядом, в коридоре. Если я услышу крик, то в мгновение ока снова окажусь здесь. — Он поднялся с кровати и неуклюже прошел по палате к Фергусу. — Надеюсь, вы будете вести себя, как подобает настоящему джентльмену, мистер Кингсли.

— Пошел вон, — прошипел Фергус.

Мэтью вежливо улыбнулся, а в следующую секунду двинул своим острым коленом прямо в пах молодому человеку, одновременно отпихнув его к стене.

— Никогда не судите о книге по ее обложке, — пробормотал он и указал пальцем в сторону Джинкс. — Извините, но ваш брат — настоящий урод. Увидимся позже.

Женщина подождала, пока ее гость удалится, а затем внимательно посмотрела на скрюченное, осевшее тело своего младшего брата.

— Где Майлз? — поинтересовалась она.

— Там, на улице, в машине, — чуть не плача, выдавил Фергус. — Папочка сначала здорово поколотил его, а потом вышвырнул прочь нас обоих.

— А что с Бетти?

— Она там же, в машине, — Фергус отвернулся, словно ему стало стыдно и за себя, и за брата, и за мать. — Послушай, я знаю, что это слишком, но я хочу тебя попросить… Нам некуда идти. Мы перелили весь бензин в один автомобиль, и горючего нам хватит, чтобы добраться до Ричмонда. Майлз и мама почему-то уверены, что ты ни за что не согласишься на это… Ну, а я… — Он покраснел. — А я сказал, что у нас все равно остался один-единственный шанс, поэтому имеет смысл попробовать…

Джинкс молчала несколько секунд, оставив брата наедине со своими волнениями, а потом, наконец, заговорила:

— Если вы что-нибудь натворите в этом доме такого, что мне не понравится, я повешу вас лично, — строго начала она. — Расшифрую: никаких беспорядков, азартных игр, наркотиков, алкоголя. Кроме того, вы будете предельно любезны с супругами Клэнси. Все понятно?

Фергус послушно кивнул:

— Но у нас нет ключей.

— Попробуй научиться произносить это по-другому, например, так: «Спасибо, Джинкс. Ты просто молодчина, и мы обязаны тебе по гроб жизни».

— Спасибо, Джинкс. Ты просто молодчина, и мы обязаны тебе по гроб жизни. — Он робко улыбнулся. — И все равно у нас нет ключей.

— У Клэнси есть запасной набор. Я позвоню им и попрошу, чтобы они отдали вам ключи, как только вы приедете. Там, в морозильнике, достаточно еды для вас троих. Уверена, вы продержитесь до тех пор, пока я выпишусь отсюда. — Тут она снова строго посмотрела на брата. — Никаких телефонных счетов. И не вздумай рассказывать Адаму, кто и где вас приютил. Мне не хочется превращать свой дом в зону военных действий. Это понятно?

— Конечно. — Он поднялся. — Я знал, что ты нас выручишь.

— Но это не навсегда, Фергус.

— Понимаю. Поверь, мы будем вести себя примерно. Обещаю. Я позабочусь о том, чтобы в доме всегда был полный порядок. И никаких телефонных звонков. Пока ты здесь, мы заляжем на дно.

Джинкс кивнула.

Уже у двери Фергус остановился:

— Если быть честным до конца, то могу признаться, что я вовсе не был уверен в том, что ты скажешь нам «да». Ты совсем непохожа на папу, понимаешь? Мне кажется, что ты была права, когда сказала мне, что у тебя гены хорошие, а у нас — нет. — Секунду подумав, он тут же поспешил исправиться, испугавшись, что сестра сейчас изменит решение. — Но, знаешь, я так благодарен тебе за все. Ты не пожалеешь о том, что сделала для нас. Я говорю это от всей души.

Внезапно на лице Джинкс засияла улыбка:

— А я знаю, что не пожалею. Мне было бы намного хуже, если бы ты не попросил меня о помощи, Фергус. Сегодня днем я испугалась по-настоящему, когда подумала: а вдруг я вас больше никогда не увижу снова?

— Почему? — изумленно вскинул брови младший брат.

— Мне показалось, что если Адам все же решится выкинуть вас, вы обо мне даже не вспомните.

— Мы то же самое думали и про тебя, — признался Фергус. — Похоже на то, что мы так и не научились доверять друг другу. Как же это грустно… Я хотел сказать, что если ты не доверяешь собственной семье, то на кого вообще можно положиться в этом мире, Джинкс?

Глава двадцать вторая

29 июня, среда.

Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

10 часов вечера.


Старший детектив Чивер только чуть покачал головой и положил телефонную трубку на рычаг:

— Они сидели на хвосте у «порше» Фергуса, пока машина ехала от клиники Найтингейл до дома Джинкс в Ричмонде. В машине кроме самого Фергуса находятся миссис Кингсли и Майлз, — сообщил он Мэддоксу и Фрейзеру. — Старик-сосед только что впустил их, зажег свет и ушел к себе. У них с собой было несколько чемоданов и столько коробок с барахлом, сколько они смогли впихнуть в свой «порше». Как полагают преследовавшие их, эта компания собралась погостить в Ричмонде довольно долго. — Чивер в задумчивости постучал кончиком ручки о передние зубы. — Вот это уже становится интересным, как вы считаете?

Мэддокс в раздражении прошел к окну:

— Это все из-за тех новостей, будто Кингсли-старший вот-вот лишится своего поместья. Я полагаю, что он наконец решил прогнать эту троицу, а Джинкс приютила их у себя, предоставив крышу над головой. Что же тут странного? Она им все-таки родня.

— Я сказал только, что это интересно, а не странно, — огрызнулся Фрэнк, расстегивая галстук-бабочку и швыряя его на стол. Он распустил воротник рубашки и пальцами провел по вспотевшей шее. — По всей видимости, семейство Джейн не разделяет твоего невысокого мнения о ней. Вот ты бы сам стал переезжать к ней, если учесть твое отношение к нашей Джинкс?

— Ну и что? Вот Фергус и Майлз много лет жили в доме отца, которого считали убийцей. Так что никакой разницы между теми годами и теперешней ситуацией я не нахожу.

— Ничего подобного! — Старший детектив сердито щелкнул пальцами. — Эти вещи даже сравнивать нельзя. Если Адам Кингсли в чем-то и виноват, он был настолько разумным, что всегда держался на почтительном расстоянии от преступлений. Если же убийства совершила его дочь, то, поступая так, находилась на грани сумасшествия. Итак, я повторю свой вопрос: неужели ты бы согласился жить с ней вместе, полагая, что она и есть тот самый кровожадный убийца?

Фрейзер откашлялся.

— Послушайте, сэр, даже высказывая самые смелые предположения, мы ничего не добьемся. Все дело в том, что нам требуется больше доказательств, иначе получится то же самое, что с расследованием убийства Рашель Николл или даже Рассела Лэнди, коли на то пошло.

— О Господи, Фрейзер! — гневно бросил Мэддокс. — Как тебе только удалось дослужиться до сержанта? — Он воздел руки к небу. — Доказательства, говоришь? И где же, скажи на милость, нам их раздобыть? Мы все прочесали чуть ли не с микроскопом. И леса Ардингли, и все вещи Лео, его дом, машину, гараж, все то, что принадлежало Мег, и даже автомобиль Джейн Кингсли. Нуль. Ни-че-го-шень-ки. У нас имеется сомнительный след каблука женских туфель, оставленный рядом с тем местом, где были найдены тела. Но так как вся одежда мисс Кингсли была уничтожена сразу после аварии еще в госпитале, нам остается только выдвигать предположения о том, что на этих туфлях могли остаться следы крови Лео и Мег. — Он остановился и набрал в грудь побольше воздуха. — Согласен, что этого крайне мало, но все остальные улики пусть косвенно, но все равно ведут нас в одном единственном направлении. К той самой женщине, у которой имелся и мотив, и возможность совершить это преступление. Думаю, нам надо продолжать работать именно в этом направлении и убедить ее рассказать всю правду.

— Тогда попробуй объяснить мне, каким образом кровь с одежды не оставила ни единого следа в ее автомобиле, — резонно заметил Фрэнк. — Боб Кларк и его подчиненные тщательно исследовали весь салон, но не нашли ничего подозрительного. Скажу больше: там даже не было следов ее собственной крови.

— Когда женщину нашли на летном поле, она была одета в куртку. Скорее всего, она надела ее, чтобы скрыть окровавленную одежду, прежде чем забралась в машину.

— Это твоя фантазия, а не вещественные доказательства. Ну, тогда поясни мне, каким образом на территорию клиники Найтингейл попала кувалда со стороны?

— Все это было подстроено, и тут уж не обошлось без участия ее папочки. «Папуля, выручай» — и папуля готов услужить. Он организовывает ложное покушение на доктора Протероу с самой настоящей кувалдой, и тут все сразу начинают верить в то, что преступление было совершено неким таинственным незнакомцем, прорвавшимся в больницу со стороны.

Фрэнк кивнул в сторону Фрейзера.

— Ну, теперь твоя очередь. Выкладывай свои соображения, — строго потребовал он.

Подобные беседы они проводили уже неоднократно, поэтому сержант, тяжело вздохнув, принялся уже в который раз излагать свою версию:

— Ну, хорошо. Инспектор считает, что она манипулирует различными событиями из-за ее виновности. Но я связываю ее поведение с тем, что она не имеет отношения к этим убийствам и, более того, просто по-человечески боится. Я считаю, Лео съехал с ее квартиры вечером в понедельник тридцатого мая, чтобы жить уже вместе с Мег. Кроме того, я твердо уверен в том, что Джинкс было абсолютно наплевать на него. Опасность представляло лишь то, как на разрыв отреагирует ее отец. Я думаю, мисс Кингсли была перепугана еще и потому, что, как и братья, разделяет их точку зрения относительно убийцы Рассела. Однако, полиция так и не смогла доказать его причастность, поэтому Джинкс сочла благоразумным держаться от него подальше и по возможности не контактировать. Но все, чего она добилась своим поведением, так только обострения его чувства собственника по отношению к своей дочери. Дин Джарретт рассказывал, что Адам просто сидел и любовался Джинкс, будто не веря, что она действительно принадлежит ему. По-моему, она начала испытывать нечто вроде параноидального страха, поэтому убедила Лео и Мег уехать во Францию на неопределенный срок на тот случай, если вдруг отец поведет себя неадекватно, узнав об измене жениха своей ненаглядной Джинкс.

Фрэнк изобразил купидона на листке бумаги и пририсовал стрелу, пронзающую его грудь.

— Да, но не следует забывать, что идеальным временем для их бегства было четвертое июня, когда Джинкс уехала погостить к родителям. Зачем им понадобилось тянуть с отъездом до следующих выходных?

— Потому что они вовсе не разделяли ее страха. Послушайте, вы же сами знаете, что они были уверены в том, будто Рассела убил вор-взломщик. — Он бросил взгляд на Мэддокса и сразу же отметил сардоническую ухмылку инспектора. — Сейчас речь идет о двух эгоистичных личностях, причем эту черту характера обоих подтверждают и их собственные семьи. Другими словами, все себе и только себе. Лео вообще ни о чем не мог думать, кроме как о деньгах и своем состоянии. Мег немного отличалась от него: ее интересовали деньги и сексуальное удовлетворение. Неужели вы полагаете, что кто-то из них стал бы серьезно задумываться о смерти мужа мисс Кингсли? Конечно, Мег немного погоревала, но, насколько я помню, в ее дневнике записано и то, что она легла в постель с незнакомым мужчиной уже через месяц после гибели Рассела. Кроме того, у нас нет никаких сведений о том, что Лео вообще был знаком с Лэнди. Честно говоря, если они и задумывались о том происшествии, то наивно считали, будто бы вор, ворвавшийся в галерею, был вынужден разделаться с Расселом, когда тот заметил его.

— Единственным человеком, пораженным смертью Лэнди, — бойко продолжал сержант, — оказалась вдова несчастного, но и она постепенно успокоилась. Правда, она стала весьма замкнутой, предпочитая держать свое горе при себе, но, тем не менее, выглядела независимой, отказалась от всякой помощи отца, которого подозревала в убийстве, и в итоге оказалась на вершине, достойно выйдя из этой ситуации. Но вот кошмар повторяется. Она снова думает о браке, но вскоре начинает понимать, что Лео ничуть не лучше Рассела, и ее поступок представляет собой самую настоящую ошибку. — Теперь настала очередь сержанта злорадно улыбнуться, посмотрев в сторону уже трижды женатого Мэддокса. — А это, в общем-то, не является таким необычным в наши дни. Тем более, что люди, как правило, привержены одному типу партнеров. Странно лишь то, что первый брак закончился убийством вместо банального развода, и Мег была близко знакома с обоими мужчинами.

— Итак, Джинкс взбесилась и совершила убийство уже во второй раз, — вставил Мэддокс.

— Ты еще не объяснил нам, почему же они так и не уехали во Францию четвертого июня, — тихим голосом напомнил Чивер.

— Потому что до одиннадцатого они просто не могли никуда уехать, сэр. У Мег был свой бизнес, который она не могла так просто оставить, а у Лео — инвестиции, за которыми тоже следовало приглядывать. Поэтому получается так, что раньше одиннадцатого они не могли и помышлять о бегстве.

— Опять сплошные догадки!

— Пусть так, но в этом имеется некий смысл. Послушайте, в глубине души Джинкс уверена в том, что ее мужа убил Адам. Возможно, в этом ее убедил психологический портрет, который ей дали почитать в полиции. Она может подозревать и то, что отцу было известно о романе Рассела и Мег. А это уже серьезный мотив для убийства. Но когда она пытается убедить в этом Лео и Мег, то получает отпор. Они настроены скептически. Однако оба испытывают и чувство вины по отношению к своей невесте и подруге, поэтому им не до шуток. Все договариваются держать в строжайшей тайне отношения между Лео и Мег до тех пор, пока влюбленная парочка не отбудет во Францию. Очевидно, такой план устроил всех троих. Лео и Мег прекрасно понимали о непременном наказании, которое их постигнет как только роман между ними станет достоянием общественности. Тем временем Джинкс предстоит пробыть целую неделю в Гемпшире со своей семьей. Если она откажется от поездки, начнутся бесконечные вопросы. Но если она все же поедет, то надо быть все время начеку и не подавать виду, что свадьба расстроена. Поэтому она выбирает второй вариант и притворяется, будто ничего не случилось. В пятницу вечером она возвращается в Лондон, где у нее якобы происходит ссора с Лео по поводу отмены свадьбы и его женитьбы на Мег. В субботу утром они созваниваются, и Мег с Лео спокойно уезжают. — Он на секунду остановился и добавил: — По крайней мере, таков был их общий план.

— А потом Джош Хеннесси убеждает Мег в том, что она будет первостатейной стервой, если не явится в офис в понедельник для выдачи ему последних инструкций, и, таким образом, поездка откладывается, — подхватил Фрэнк, пририсовывая еще одну стрелу к груди несчастного купидона. — Джинкс волнуется и звонит им в субботу вечером. Ее интересует лишь одно: почему они до сих пор находятся в Англии.

— Сценарий достаточно правдоподобный, сэр.

— А как насчет того происшествия в гараже Джинкс в воскресенье? — хмыкнул Мэддокс. — Каким образом этот эпизод можно вписать в общую канву?

— Ну, а твоя теория способна объяснить его? — парировал Фрейзер.

— Это игра, как и вторая попытка самоубийства. Чем больше таких попыток, тем более надежной становилась защита со стороны отца.

— Только ты забыл добавить, Гэв, что все это — чушь собачья, — огрызнулся Фрейзер. — Как уже говорил полковник Клэнси, если бы она хотела, чтобы все вокруг поверили в серьезность ее поступка, то долго бы рыдала на плече миссис Клэнси. Помимо этого, она, как мне кажется, довольно убедительно доказывала нам, что не является тем человеком, который способен наложить на себя руки. В общем, тут появляется какая-то нестыковка. И вот еще что. Ты постоянно твердишь о той защите, которую Джинкс обеспечивает ее отец. Ну, и в чем же она выражается, черт возьми? Его и рядом с ней никогда не бывает. Создается такое впечатление, что он гораздо больше занимается спасением своей компании, чем судьбой собственной дочери.

— Между прочим, он платит четыреста фунтов в день какому-то шарлатану только за то, что тот поддерживает ее теорию о потере памяти. Я просто уверен в том, что если нам удастся ее разговорить, то она выдаст много интересного, прежде чем ты «мама» произнесешь.

Фрэнк недовольно прислушивался к этой перепалке.

— Я пошел домой, — неожиданно сообщил он. — Надо все хорошенько обдумать. Утро вечера мудренее. — Он принялся снимать свой пиджак со спинки стула, но так же внезапно остановился. — Почему же в Фордингбридже она сказала, что не помнит ничего, случившегося после того, как четвертого июня рассталась с Лео, если его тогда уже и в помине не было в ее доме? — Старший детектив вопросительно посмотрел на сержанта. — И не надо меня убеждать в том, что она могла манипулировать событиями еще тогда, когда находилась в полубессознательном состоянии. Даже не старайся.

— Нет, сэр, я не собираюсь этого делать. — Он бросил сердитый взгляд на ехидно улыбающегося Мэддокса. — Послушайте, в том, что у нее было сотрясение, нет никаких сомнений. Как и в том, что она действительно не помнит ничего после четвертого числа. Более того, я уверен и в реальности наличия у нее настоящей амнезии. Но я много читал по данному вопросу, и мне кажется, наша Джинкс научилась и выдумывать кое-что. Другими словами, она здорово фантазирует. Именно такую очередную сказку она и должна была рассказать отцу четвертого июня при встрече. Скорее всего, она повторяла ее на пути к Холлу, поэтому та здорово засела у нее в мозгу. С Лео все в порядке. Я с ним расцеловалась после завтрака перед самым отъездом. Он передает всем вам привет. Ну, а то, что она просто врет, никому и в голову не приходит. В ее сознании все осталось так, будто это и есть правда, поскольку она успела зазубрить свою легенду.

— Итак, получается, что убийца все же ее отец?

— Такая возможность не исключается, сэр.

Фрэнк поднялся и надел пиджак.

— В одном ты, безусловно, прав, — с кислым выражением обратился он к сержанту. — Убийства как две капли воды похожи на случай с Лэнди. И подозреваемые у нас те же самые. Как ни жаль, но мы не сможем довести дело до суда, если кто-то в самом скором времени не предоставит нам новые доказательства.


30 июня, четверг.

Поместье Хотри, Винчестер.

3 часа 30 минут ночи.


Детский крик прорвал тишину ночи. Этот ужас повторялся в доме последние две недели. На кухне тревожно залаял Рекс.

— Синди! — крикнула мать девочки и, наспех накинув халат, побежала к детской спальне. — Ну хватит, с меня достаточно! — Распахнув двери комнаты, она тут же подхватила ребенка на руки: — Или ты мне все расскажешь, или я поведу тебя к врачу. Ты меня слышишь? Слышишь?! Я больше этого не вытерплю!


Клиника Найтингейл, Солсбери.

6 часов 30 минут утра.


В ту ночь Алан Протероу спал плохо. В шесть утра он перестал сопротивляться бессоннице, поднялся с кровати, застонав, заставил себя одеться и решил побегать трусцой по территории больницы. Ночью моросил дождь, и трава под ногами была сырой. Вода промочила его кроссовки, постоянно ныла щека в местах порезов от осколков стекла, а плечо доставляло невыносимую боль при каждом шаге. Какого черта он вообще выбрался на улицу? Бег трусцой изобрели мазохисты, и заниматься им следует далеко не всем. Во всяком случае, не врачу-цинику средних лет, который твердо уверен в том, что смерть настолько же неразборчива, несправедлива и случайна, как большинство программ правительства по охране здоровья населения.

Испытав чувство облегчения от того, как быстро он принял верное решение, Алан доковылял до скамейки на террасе, и присел, созерцая туманный пейзаж, раскинувшийся перед ним. Где-то вдалеке, уже за пределами территории больницы, виднелись пурпурные холмы на фоне бледно-голубого летнего неба. Чуть ближе возвышался величавый шпиль местного собора, гордо выделяющийся на фоне множества одинаковых зеленых крон деревьев. Как всегда, этот вид вызвал у доктора приступ пессимизма. Возможно, хоть этот пейзаж сумеет выстоять против постоянного наступления человека на природу. Хотя сейчас Алан сильно сомневался в этом.

— Сегодня вы выглядите особенно задумчивым, — обратилась к доктору Джинкс, присаживаясь рядом на скамейку.

Она была одета во все черное и натянула на лоб вязаную шапочку из темной шерсти. Доктор некоторое время изучал ее вымокшие туфли, а потом кивнул в ту сторону, где возвышался шпиль собора.

— Я размышлял о том, как человек разрушает сам себя, — пояснил он. — И подумал вот о чем: когда до этого все же дойдет дело, что же произойдет быстрее — он разрушит сам себя или все же свои артефакты?

— Разве это имеет большое значение? — удивилась Джинкс, проследив за его взглядом. — Природа все равно сама справится со всем тем, что мы оставим после себя, поэтому все артефакты перестанут существовать вне зависимости от того, уничтожим мы их сами или нет.

— Это довольно печально, вы не находите?

Женщина рассмеялась:

— Ничего подобного не произойдет, если только человек начнет жить с мудростью и в пределах своих нужд. Ну, а уж если не научится, то значит, ему нет места на этой планете. Лично у меня нет сентиментальной привязанности к человеку, как к биологическому виду. Более того, я бы сказала, что мы принадлежим к одному из наиболее неприятных продуктов естественного отбора. — Она махнула рукой в сторону деревьев, растущих у самой ограды больницы: — Вот они не приносят ничего, кроме добра. А мы — только сплошной вред.

— Но у них не остается никакого выбора, — возразил Алан.

— Да, — согласилась Джинкс. — Свободный выбор — это такое занудство, верно?

Некоторое время они просто посидели в тишине.

— Милая на вас сегодня шапочка, — неожиданно заметил Протероу.

— Это мне Мэтью одолжил, — охотно пояснила Джинкс. — Чтобы голова не мерзла.

Доктор решил не спрашивать женщину о том, уж не в этом ли костюме она выходила в ту ночь в понедельник:

— А чем вы сейчас занимались? — вместо этого поинтересовался он.

— Гуляла.

— А вы храбрая женщина. Если верить Мэтью, то это место просто кишит убийцами. Странно, как это он еще не запугал вас своими рассказами. Должен признаться, что на меня они произвели должное впечатление.

Джинкс кивнула:

— А он не успел рассказать вам про лису, которая пыталась перекусить себе лапу, чтобы вырваться из капкана?

— Нет.

— Потом она все равно погибла. Умерла от страха. Так вот я не хочу такой смерти.

— Поэтому вы и разгуливаете здесь для того, чтобы доказать, какая вы бесстрашная?

— Да. — Она бросила быстрый взгляд на доктора, а затем вновь принялась рассматривать шпиль собора. — Все равно я не могла уснуть. У Мэтью не слишком удобная ванная.

— Они редко бывают удобными, — буркнул доктор. — Скажите, а что вас заставило попробовать заснуть в ванной Мэтью?

— Конечно, на то были свои причины. Я ничего просто так не делаю.

— И вы мне сейчас об этом расскажете?

— У него на двери ванной есть замок.

— Понятно.

И снова наступила тишина.

— А где же находился сам Мэтью?

— Наверное, в моей ванной, а если он слишком смел, то не исключено, что и в моей кровати.

Доктор подождал еще немного, а потом не выдержал:

— Может быть, вы изволите мне все объяснить, или придется все же самому напрягать свои и без того уставшие мозги?

— Понимаете, я для него являюсь чем-то вроде той лисы. В последние дни он ведет себя, как мой непосредственный начальник, и в этом я виню исключительно экзистенциализм. Ему кажется, что если он берет на себя ответственность за кого-то, то должен непременно контролировать каждое движение подопечного. — Она повернулась к Алану и засмеялась, отчего по его бороде прошелся легкий и приятный ветерок.

«Боже мой! — подумал доктор. — Немедленно думай о ледяных сосульках. Что с тобой происходит? Она, в конце концов, всего-навсего твоя очередная пациентка. И не более того».


Летное поле Стоуни-Бассет, Нью-Форест, Гемпшир.

7 часов 30 минут утра.


Машина, стоявшая с рассвета на том же самом месте, где раньше находился автомобиль Джинкс, взревела мотором и на полной скорости, промчавшись по бетонной полосе, врезалась в искореженный столб. В живых никого не могло остаться. Не нашлось рядом даже скучающей влюбленной парочки, которая пришла бы на помощь водителю. Машина взорвалась и загорелась почти в момент столкновения. Не исключено, что в ней находились несколько канистр с бензином. К тому времени, как клубы едкого дыма были замечены из проезжающего мимо автомобиля, и шофер спешно вызвал пожарную команду, единственный пассажир-смертник в горевшей машине — он же и водитель — давно уже погиб.


Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.

9 часов утра.


— Прочитай-ка лучше вот это, — Фрэнк кончиком ручки указал на заявление, лежавшее на столе. — Некая миссис Хэнском заявилась сюда вместе со своей дочерью в четыре часа утра, чтобы Синди больше не мучили ночные кошмары. Насколько я понял, уже две недели девочка не может нормально спать, и поэтому мать решила, что чем скорее все это выльется наружу, тем быстрее в семье восстановится мир и покой.

* * *

Было 14 июня, вторник. Мы с Бобби Франклином нашли в лесу тела, после того, как занимались любовью. Я убежала от Бобби и спустилась вниз по откосу. Я здорово испугалась. Моя собака Рекс откопала мертвого человека в канаве, и тогда мне стало его видно. По-моему, это был мужчина. Бобби предупредил, что если я кому-нибудь про это расскажу, то он закопает меня рядом, но больше молчать я уже не в состоянии. Мне все время снится, будто этот человек идет за мной. Я не знала, что там есть канава, поэтому едва затормозила каблуком, чтобы не упасть. Мне стало страшно, что Бобби схватит меня там, внизу. Я ненавижу Бобби Франклина. Он никчемный парень. Мне двенадцать лет, и он об этом знал.

Подпись: Синди Хэнском.

Подпись родителя: П.Хэнском.

Мэддокс медленно прочитал заявление.

— И что нам все это дает? — поинтересовался он. — Каковы теперь наши действия?

— Вернемся к самому началу, — вздохнул старший детектив. — Надо будет повторно обыскать лес, а также все водоемы в радиусе мили от места происшествия. Кроме того, мне еще раз придется пересмотреть все показания очевидцев, побывавших рядом с этой канавой тринадцатого июня. Если надо, будем опять ходить по домам и освежать память свидетелей. Где-то там мы просто обязаны обнаружить и кувалду, и окровавленную одежду убийцы.

— А как быть с семейством Кингсли, сэр?

Фрэнк кивнул в сторону двери:

— Надеюсь, вы внимательно выслушали меня, инспектор. Мы начинаем все заново, и на этот раз никому никаких поблажек не будет.


Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.

10 часов 30 минут утра.


— Но Флосси твердо уверена в том, что на брелке была изображена эмблема компании «Франчайз Холдингз», — упрямо повторила Блейк. — Это тот же самый рисунок, что и на ключах у Майлза.

— Да, но она почему-то убеждена также и в том, что именно Майлз напал на нее, — мягко напомнил сержант. — По-моему, ваша Флосси — далеко не самый надежный свидетель, не так ли?

— Согласна, но она не отрицает и того, что оба брата похожи друг на друга. В этом что-то есть, иначе женщины не стали бы так упорствовать: и Флосси, и Саманта. Они так и впились в фотографию.

— К чему вы клоните, Блейк?

— Здесь определенно имеется какая-то связь с «Франчайз Холдингз». Иначе, зачем преступник стал бы носить ключи с такой эмблемой?

— Ну и что же? Допустим, этот негодяй просто женат на сотруднице фирмы. Ему презентовали этот брелок, когда повышали по службе. Он нашел его на улице. Это же громадная организация, Блейк. Вам придется допросить такое количество людей, что на это уйдет несколько лет!

— Вовсе не обязательно. Я настаиваю на одной-единственной встрече. И если промахнусь, то обещаю вообще забыть об этом брелке.

Сержант вопросительно посмотрел на коллегу:

— Я полагаю, вы имеете в виду Джинкс Кингсли?

— Именно так, сержант. Было бы безумием упустить такой случай.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

11 часов 30 минут утра.


Джинкс стояла у окна, когда в открытую дверь тихонько постучали, и в комнату вошла Блейк.

— Я видела, как вы подъехали, — отозвалась мисс Кингсли, не оборачиваясь. — Мне показалось, что вы уже отпустили Майлза.

— Что касается материалов нашего участка, ваш: брат чист, но я не могу отвечать за своих коллег, — честно призналась вошедшая. — Боюсь, что теперь, после получения информации, предоставленной вашим отцом, его смогут обвинить и в участии в азартных играх, и в употреблении наркотиков.

Джинкс резко повернулась:

— Из этого следует, что вы получили имена и адреса всех тех, с кем контактировал Майлз в последние четыре недели?

Блейк кивнула:

— Боюсь, что это так. Сегодня утром по нашей просьбе в участок приходил некий Пол Дикон и предоставил нам все необходимые документы, включая и фотографии.

— Значит, Фергус тоже здесь замешан?

Блейк снова кивнула.

Джинкс попыталась изобразить на лице улыбку:

— Впрочем, этого и следовало ожидать. Мой отец не упустил бы случая скинуть со своей шеи обоих кровососов. — Она опустилась в кресло, закурила и предложила сигарету сотруднице полиции: — Вы курите?

— Нет, благодарю вас. — Блейк устроилась во втором кресле. — Может быть, вам покажется это странным, мисс Кингсли, но судебное разбирательство не всегда является чем-то отрицательным. Теперь все будет зависеть от ваших братьев. Самое главное, чтобы они оправились от потрясения и собрались с мыслями.

Джинкс вздохнула:

— Должна вас огорчить. Если вы пришли сюда, чтобы разговаривать о Майлзе и Фергусе, то напрасно теряете время. Я действительно не знаю, чем они занимались все это время, да и не хочу знать. Что касается меня, братья мне кажутся закрытой и недоступной книгой…

Да ты ничем не отличаешься от папочки… что касается Адама, Рассел для него просто никогда не существовал… как закрытая книга…

— Нет, я здесь по другому поводу. В том деле я не участвую. — Блейк вынула из сумочки фотографию брелка с изображением эмблемы «Франчайз Холдингз» и протянула ее Джинкс. — Вы узнаете эту вещицу?

— Да.

— Не могли бы вы подробней рассказать мне о ней?

— Вы же знаете все, не хуже меня. Это ключи Майлза. Вы же сами забрали их у него вчера.

— Но как вы узнали, что они принадлежат именно Майлзу?

Джинкс дотронулась до какой-то точки на черном диске:

— Бриллианты имеют определенное расположение. Именно этим и отличаются наши брелки. Сама идея принадлежит моей мачехе. Вообразите себе, что этот диск с эмблемой «Франчайз Холдингз» представляет собой циферблат часов. Так вот, у Адама бриллиант находится у воображаемой цифры "2", на моем брелке у «четверки», у Бетти — на цифре "6", у Майлза на "8", а у Фергуса на «10». На фотографии брелок Майлза, который вы забрали у него вчера.

Блейк не смогла сдержать изумления:

— Мы думали, что это простая стекляшка. Теперь я понимаю, что это весьма дорогая вещица.

Джинкс улыбнулась:

— По-моему, каждый такой брелок обошелся примерно в три тысячи фунтов. Сам диск выполнен из черного янтаря, буквы и окантовка из золота. Бетти заказала их пару лет назад у одного известного лондонского ювелира на двадцатипятилетие своего бракосочетания с Адамом. Она тогда еще говорила, что такое событие необходимо отпраздновать как полагается. — Улыбка Джинкс стала какой-то жалкой и подавленной. — Идея сама по себе замечательная. Но вот когда Адам увидел счет за эти побрякушки… Тогда началось что-то невероятное.

— Может быть, существуют другие, похожие изделия, которыми пользуются рядовые сотрудники компании? — высказала предположение Блейк.

— Не исключено, хотя я сама таких ни разу не видела. Бетти всегда настаивала на том, что сама разработала дизайн брелка. Она хотела, чтобы такими уникальными вещицами владели только мы пятеро. — Внезапно Джинкс нахмурилась. — А почему все это вас так интересует?

— Ерунда какая-то! — выпалила Блейк, подумав о чем-то своем. — Наверное, Флосси просто ошиблась. — Женщина тяжело вздохнула. — Одной из причин, по которой мы стали подозревать вашего брата в нападении на проституток, было признание Флосси Хейл в том, что преступник имел точно такой же брелок для ключей, который она хорошенько запомнила. Все дело в том, что у нее те же самые инициалы «Ф.Х.», и когда мы показали ей знак компании вашего отца, она сразу же узнала его. Потом мы предъявили ей фотографии ваших братьев, и она выбрала Майлза. Скорее всего, она действительно ошиблась, но зато она продолжает настаивать на том, что у того негодяя был точно такой же брелок. — Блейк неопределенно пожала плечами. — Простите. Мне кажется, я напрасно отняла у вас столько времени…

— Вы уже сделали эту информацию достоянием общественности? — спросила Джинкс, и голос ее прозвучал настолько бесцветно, будто ей было наплевать на то, что сейчас ответит сотрудница полиции.

— Насчет брелка? Нет. Это расследование у нас считается не первостепенной важности, потому что проститутки долгое время не хотели давать никаких показаний.

— Значит, не исключено, что брелок все еще находится у того самого преступника?

— Скорее всего, так оно и есть.

Внезапно Джинкс закрыла глаза, и Блейк даже показалось, что на ресницах женщины заблестели слезы:

— Дело в том, что свой брелок я отдала. — Голос ее задрожал. — Я посчитала, что мне лично нечего праздновать. Особенно когда увидела, как разъярился отец. Во всяком случае, платить за эту штучку пришлось Адаму, а я уже давным-давно дала себе слово не принимать от него ничего ценного. — Она приложила к векам пальцы, прежде чем снова взглянуть на молодую сотрудницу полиции. — Самое печальное заключается в том, что, отдавая брелок, я тогда сказала: «Надеюсь, он принесет тебе удачу». — Она облизнула пересохшие губы. — Но вышло по-другому. Удача так и осталась вместе со мной.

— Так кому же вы подарили эту вещь, мисс Кингсли?

— Священнику. Он тогда еще добавил, что к нему все обращаются «Father», то есть «святой отец». А так как фамилия его Харрис, то инициалы могли подходить и для него тоже. У него есть свой приход в деревне Фрэмптон. Правда, он более симпатичный на вид, чем Майлз, — с трудом проговорила Джинкс, — но у них, тем не менее, много общего. Саймон стройнее и волосы у него посветлее. Даже его родная сестра как-то ошиблась и приняла одного из них за другого. Поэтому нет ничего странного в том, что проститутки обознались.

Блейк прислушивалась к этому напряженному, дрожащему голосу:

— Так его сестра и есть Мег Харрис? Ваша подруга, та самая, которую убили?

— Да.

— Саймон имеет какое-то отношение к происшедшему?

Внезапно у Джинкс расширились глаза:

— По-моему, меня сейчас стошнит, — тихо произнесла она. — Простите…

Блейк быстро убрала ноги, и Джинкс тут же вывернуло прямо на ковер.


Дом священника, Фрэмптон, Гемпшир.

12 часов 25 минут дня.


Блейк притормозила у полицейской машины и выключила двигатель:

— Что здесь происходит? — обратилась она к своему коллеге, стоявшему у входной двери. — Священник дома?

— Насколько мне известно, нет.

— А где же он?

— По последним данным, он отправился на небеса на летном поле Стоуни-Бассет, поджарив себя не хуже, чем свиную отбивную.


Для тех, кто обнаружит эту записку.


Я не верю в Бога, но каждое воскресенье я стоял с гостией в руке и притворялся, что верую, ради тех, других, стоявших рядом со мной в храме. Меня иногда волновало вот что: могло ли все произойти по-другому, если бы в душе моей теплилась вера? Вряд ли. Бог не в силах изменить то, что сам и предопределил: я должен был стать братом Мег. Нет большего мучения, чем любить женщину, которой ты не можешь обладать.

Все подумают, что я безумен. Возможно, так оно и есть. И все же, это весьма странное сумасшествие, ибо в действиях моих имеется значение, хотя действия эти являются злыми для тех, кто сталкивается с ними. Говорят, что я хороший священник, но я чувствую себя так неуверенно в темноте перед алтарем плоти и крови Господней. Я чувствую себя человеком лишь тогда, когда плоть и кровь подобных мне обжигает мои руки. И тогда я начинаю понимать, что необходимы жертвы, чтобы очистить темные комнаты моего сознания. Высшая цель становится ясной, и то, что я сделал, кажется неизбежным и правильным. Я живу. Я понимаю истину.

Но все начинается заново. СМЯТЕНИЕ

Мег стала шлюхой, но я знал, почему это произошло, и простил ее. Она говорила, что лучше быть благородной шлюхой, нежели озлобленной женой. Она была честной и открытой и ничего не утаивала от меня. Не было никакой любви, только физическое удовлетворение и возбуждение, пока не наступило время

СКРЫТНОСТИ

ужасной неуверенности где же Бог Бог спит но только не Рассел. Рассел смеется, и его смех проникает в мой мозг, он разбивает мое сознание разбивает разбивает

Мег любит

рассела

саймон ненавидит Бога

Воспоминания болезненны. Я понимаю, почему Джинкс предпочитает забыть. Я всегда ненавидел Джинкс. Она заставила Мег ревновать. Что означали для моей сестры Рассел и Лео, пока Джинкс не сделала их желанными? Ничего. Маленькие никчемные людишки. Джинкс превратила их в богов и отдала их назад Мег. Где Джинкс, там всегда присутствует.

СКРЫТНОСТЬ и ЗЛОБА, а Мег просто честная шлюха

Снова смятение. Жуткая, страшная опасность опасность опасность забудь, забудь шлюхи юные шлюхи старые шлюхи Ты злой где моя массажная щетка, противный мальчишка шлепок еще один надеюсь, что тебе больно не смей больше ни когда так смотреть на свою сестру

злой

Злой безнравственный

ГОСПОДИ отец соткал из саймона ЗЛО

Где же они? Только не в Хаммерсмите. Птички улетели из клетки, потому что так сделала Джинкс это была их ТАЙНА но саймон заставил Джинкс рассказать ему

Убить убить убить никакого ОРУЖИЯ

Бог любит Джинкс чудеса происходят только для нее, а не для саймона

она СПАСЕНА

она следует за саймоном в дом лео а саймон говорит что с богами будет покончено аминь

Но почему бог спасает Джинкс каждый раз? Три раза саймон пытался убить ее и три раза бог спасал ее. Он не стал спасать Мег или Лео. Они пытались спастись сами

ЛОЖЬЮ

Но ты не хочешь, чтобы кот умер, Саймон ты любишь кота позволь мне уехать в хаммерсмит и накормить кота пусть кот останется жить кот находится в заточении она имеет в виду лео лео в заточении в багажнике саймона он уже умер

А Джинкс в заточении в коробке в Челси, погребена заживо в своем гробу, она умрет, если Мег не послушается

Никто не видит никто не слышит она просит оставить ей жизнь слишком поздно слишком ПОЗДНО

Пожалуйста саймон прошу тебя саймон саймон говорит

НЕТ

Забудь забудь забудь забудь забудь забудь забудь

саймон говорит прости


Эпилог

1 июля, пятница.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

11 часов утра.


Старший детектив Чивер и сержант Фрейзер молча ожидали, когда Джинкс дочитает письмо, оставленное Саймоном Харрисом в его столе перед тем, как молодой священник отправился сводить счеты с жизнью. Это был страшный документ, раскрывающий всю ужасающую сущность этого человека. Письмо вызывало дрожь еще и от того, что больше нигде в доме не было и намека на то, что в нем обитало подобное чудовище. Может быть, только сутана священника, хотя уже и выстиранная, все же хранила спереди слабые подтеки от разбрызганной по ней крови. Кроме этой сутаны и письма, казалось, не было никаких других доказательств того, что Саймон совершил самоубийство. Открытые канистры с бензином превратили машину в огненный шар, делая невозможным проведение нормальной судебной экспертизы. Кроме того, Саймон вел такой праведный, на первый взгляд, образ жизни, что никто не мог бы и заподозрить, что этот юноша страдает серьезным психическим расстройством.

Полиция так и не смогла найти в приходе Фрэмптона ни единого человека, который хоть наполовину бы поверил в то, что их священник был способен покончить с собой. Мнения о Саймоне в основном звучали так: «Он был милым, симпатичным человеком», «Он всегда отзывался на несчастья и утешал любого», «Отец Харрис и мухи бы не обидел», «Это был самый лучший священник за все годы в нашем приходе».

Правда, было косвенно доказано, что Саймон отсутствовал в своем приходе с обеденного времени 12 июня, в воскресенье, до утра 14 июня, во вторник, но и эти данные уже трудно было еще раз тщательно перепроверить.

— Я обратила внимание на то, что машины Саймона не было на обычном месте ни в воскресенье вечером, ни в понедельник, — объяснила его соседка. — Но он иногда оставлял свой автомобиль и в гараже, поэтому он мог находиться и там. Я не помню, видела ли его после утренней службы, но и в этом ничего странного нет. Мы все очень занятые люди и не имеем привычки следить за каждым движением соседей. Во вторник утром машина уже стояла на месте. Мне нужно было получить у него подпись на одной анкете, и поэтому пришлось обогнуть дом, чтобы зайти через парадный вход. Нет, ничего странного я не заметила. Он, как всегда, пребывал в прекрасном расположении духа.

Кэролайн Харрис, потрясенная всеми несчастьями, обрушившимися так неожиданно на ее семью, поклялась, что Саймон находился с ней и Чарльзом в воскресенье и в понедельник вечером. Кроме того, она утверждала, что сын гостил у них и двадцать седьмого июня, в то время, когда было совершено нападение на доктора Протероу. Однако позже, когда ее мужа попросили подтвердить правоту ее слов, он лишь грустно покачал головой:

— Нет, — тихо произнес священник, — боюсь, что моя супруга сказала вам неправду. — Он так же спокойно прочитал предсмертное послание сына и, возвращая его Чиверу, попросил только о том, чтобы до Кэролайн не дошли эти страшные строки. — Я во многом виню себя, — признался Чарльз. — Мне надо было осознать с самого начала, насколько это опасно — жить в доме, где секс считается чем-то омерзительным и недостойным нормального человека. Я был настолько увлечен собой, что подумал, будто бы такое отношение отрицательно действовало лишь на меня одного. Однако получилось так, что Мег стала путать секс с любовью, а для Саймона это стало эквивалентом ненависти…

Поначалу Флосси Хейл и Саманта Гаррисон не были уверены в том, что Харрис и есть тот человек, который нанес им увечья:

— Тот был без очков, понимаете? — с сомнением в голосе начала Флосси, когда ей показали фотографию молодого священника, — и выглядел гораздо симпатичней. — Правда, позже, увидев другой снимок Саймона, где тот был изображен без очков и в мирской одежде, она кивнула. — Да, это и есть маленький лорд Фаунтлерой, — победно произнесла женщина. — Но он ведь и впрямь похож на того молодого человека, с которым я его спутала в самом начале. Посмотрите: те же глаза. Просто сама невинность. Боже мой! Клянусь, больше меня никогда не введут в заблуждение эти невинные голубенькие глазки!

Детектив Мэддокс поддерживал связь с городской полицией, пытаясь выяснить, не совершались ли подобные нападения на проституток в Лондоне за те пять лет, что в городе работал Саймон. Если бы можно было доказать, что Харрис неоднократно совершал похожие преступления, издеваясь над проститутками, полиция стала бы чувствовать себя более уверенно, стараясь выяснить, не замешан ли он также в убийствах Лэнди, Уолладера и собственной сестры. Прочитав послание Саймона, Мэддокс заметил, обращаясь к Чиверу:

— Кто-то выбивал из него эти признания, сэр. Посмотрите, на листках остались следы крови.

Фрэнк внимательно наблюдал за Джинкс, которая медленно положила письмо на колени:

— Как видите, мисс Кингсли, — тихо заговорил старший детектив, — остается всего один или два вопроса, на которые у нас пока нет ответов. Мы все еще продолжаем искать орудие убийства, хотя в доме Саймона была обнаружена сутана со следами крови на ней. Правда, нам потребуется определенное время, прежде чем мы сможем с уверенностью сказать, что эта кровь принадлежит Лео и Мег. Вероятней всего, сразу после совершения преступления он снял сутану, и поэтому у нас так и не нашлось свидетелей, которые могли бы подтвердить, что видели человека в заляпанной кровью одежде рядом с местом происшествия. Мы полагаем, таким же образом он разделался и с вашим мужем, заранее надевая сутану, чтобы потом скрыть все следы крови. — Сейчас Джинкс выглядела хуже, чем обычно. Она побледнела и ее рука, державшая письмо, предательски дрожала. — Я не хотел бы вас огорчать еще больше, но мы были бы вам весьма благодарны за любую информацию, которую вы согласитесь нам сообщить.

Джинкс беспомощно взглянула на доктора Протероу, как бы ища поддержки, и утвердительно кивнула.

— Может быть, нам стоит начать с одиннадцатого июня, субботы, когда вы позвонили отцу и сообщили ему о том, что ваша свадьба расстроена. Вы помните тот день, мисс Кингсли?

— В основном, да.

— Вы помните то, как вечером вы отправились на квартиру к Мег и рассердились, когда Лео или сама ваша подруга открыли вам дверь?

Джинкс снова кивнула.

— Не могли бы вы рассказать мне об этом? Мы полагаем, вы ожидали, что они уже давно уехали во Францию, тогда почему же вы отправились к Мег? Что вас заставило поступить именно так?

— Я хотела только забрать к себе Мармадюка, — без колебаний ответила женщина. — и глазам своим не поверила, когда увидела у подъезда машину Лео. Я очень рассердилась. — Ее глаза наполнились слезами. — Мне было так тяжело, пришлось пойти на такие уловки, а они посчитали меня сумасшедшей и перестраховщицей.

— У вас был свой ключ от квартиры Мег?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, я собиралась попросить его у соседки. Но я уже видела, что Лео находится в гостиной, поэтому принялась колотить в дверь, и сразу же накричала на них, едва они мне открыли. — Она прижала ладони к глазам, отчего показалась еще более несчастной. — Теперь я так жалею об этом! Ведь та наша беседа оказалась последней, и я выглядела не в лучшем свете. Понимаете, я знала наверняка, что им угрожает серьезная опасность. И это тревожное чувство не покидало меня ни на минуту. Я так и ждала, что вот-вот случится нечто непоправимое.

Фрэнк выждал несколько минут, пока Джинкс собралась с духом, и спросил:

— Ну, а что же произошло потом?

— Мег начала распространяться о Джоше и о том, как она непорядочно повела себя по отношению к партнеру. Потом она обвинила меня в том, что я нарочно постоянно напоминаю им про убийство Рассела, и делаю это лишь затем, чтобы их жизнь стала невыносимой. Мы тогда с ней здорово поцапались. — Она беспомощно посмотрела на свои ладони. — Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Я силой заставила их уехать в дом Лео в Челси до понедельника. Я все же убедила их, что там они будут в большей безопасности, поскольку ни единой душе не был известен тот адрес. Я одна знала его.

— И они уехали?

— Да.

— Во сколько?

— По-моему, где-то около двенадцати ночи. Мег настояла на том, что ее дом надо было оставить уже пустым для того, чтобы потенциальных покупателей ничего не сдерживало.

— Так она хотела продать свою квартиру?

— Да, — повторила Джинкс. — И я должна была обратиться с предложением к агенту по недвижимости сразу же после того, как они уедут во Францию. Это тоже являлось частью нашего плана. Мег требовалось внести определенную сумму в ее бизнес, и я пообещала помочь ей в делах после того, как продам ее дом, но только в том случае, если они на некоторое время исчезнут и поживут на континенте. И Джошу тоже именно я должна была потом объяснить причину ее исчезновения… — Она запнулась. — Но Мег почувствовала себя виноватой после телефонного разговора с ним и твердо решила отложить поездку до понедельника, чтобы встретиться с ним и все рассказать лично. — Джинкс слизнула слезы, которые закапали ей на губы. — Джош даже стал угрожать ей, что уйдет с работы, если она не даст ему гарантий по поводу своего участия в бизнесе. В последнее время у них действительно дела шли не лучшим образом, и Мег боялась, что уход Хеннесси может окончательно подорвать репутацию компании.

Фрэнк с интересом смотрел на опущенную голову женщины:

— Меня кое-что продолжает удивлять, мисс Кингсли, — признался он. — Зачем им понадобилось сохранять свои отношения в тайне, если они искренне считали ваши опасения необоснованными?

Некоторое время Джинкс смотрела на него непонимающим взглядом, но потом заговорила:

— Мег дважды поступила довольно грязно по отношению ко мне, поэтому не собиралась спорить и излагать свои доводы. А вот Лео был на моей стороне. Он давно хотел отдохнуть во Франции, тем более теперь, когда ему меньше всего хотелось самому расплачиваться за свое поведение и оправдываться перед родственниками и знакомыми. Он бы с удовольствием умчался на континент, если бы только Мег не приспичило решать свои служебные дела.

— Неужели это было так уж необходимо?

— Кроме всего прочего, у нее оставался один клиент, которого Мег никак не хотелось терять, и пара встреч с банковским менеджером. Она объяснила тогда, что, отменив эти свидания, подставила бы подножку собственному бизнесу. Поэтому раньше одиннадцатого ей никак нельзя было покидать страну.

— Значит, потом она все же передумала?

Джинкс согласно кивнула:

— Да, и в первую очередь потому, что ее смог переубедить Лео. Но после переговоров с Джошем она опять стала нервничать, на звала меня психопаткой и мнительной особой. — По щекам Джинкс снова потекли слезы. — По-моему, ей даже хотелось извиниться передо мной позже, но она слишком боялась Саймона, чтобы даже взглянуть на меня. Как же это все печально!

— Я вас понимаю. — Чивер выждал еще немного. — Значит, они отправились в Челси около полуночи в субботу? Вы уверены, что они доехали до дома Лео?

— Да, конечно, я же последовала за ними. Лео оставил свой автомобиль в гараже, и я убедилась в том, что они оба вошли в дом, и только после этого поехала к себе.

— А что дальше происходило с котом?

— Все должно было идти по намеченному плану, только теперь я решила забрать его к себе в понедельник. Мы оставили беднягу Мармадюка в холле, не забыв про еду, воду и его туалет: ему пришлось бы мучиться совсем недолго, не более полутора суток. Я должна была взять ключ у соседки Мег, выручить кота из заточения и объяснить миссис Хелмс, что квартира теперь продается. Предполагалось, что сразу по прибытии во Францию Мег сама позвонит Хелмсам, поведает им о том, что происходит, и объявит меня своим полномочным душеприказчиком.

— Но зачем же вам потребовалось хранить все цроисходящее в тайне от мистера и миссис Хелмс? — удивился Фрейзер. — Уж не думали ли вы, что они каким-то образом замешаны в убийстве Рассела?

— Конечно, нет. — Джинкс замолчала и некоторое время сидела, подыскивая нужные слова. — Мне казалось, что бояться нам следовало исключительно моего отца, — наконец, заговорила она. — И в то время я уже не знала, что именно ему известно об отношениях Лео и Мег. О том, что он был в курсе романа Рассела и Мег, я узнала уже позже от Майлза. Кстати, это и есть одна из главных причин, почему я все же считала его причастным к гибели моего мужа. — Она потерла лоб. — Правда, Лео поклялся, что его родители будут молчать, как немые, и все же… — Она беспомощно воздела руки. — У Адама есть много способов выяснить истинное положение дел. А уж если посвящать в тайны таких людей, как супруги Хелмс, то можно и не сомневаться, что они расскажут все до мельчайших подробностей первому встречному, который поинтересуется у них о чем-либо, и не испытывая при этом никаких угрызений совести. Мег говорила, что ее болтливая соседка может поступить и еще хуже: она не станет ждать, пока к ней явится некто с расспросами, а просто встанет на углу улицы и начнет вещать обо всех тайнах, ей доверенных.

— Почему же вас не взволновал тот факт, что машина Лео была припаркована на Шубери Террас, если вы подозревали, что ваш отец следит за ним и Мег? — поинтересовался старший детектив.

Джинкс подняла голову, и Чиверу показалось, будто он впервые начинает осознавать, через какие трудности и тревоги пришлось пройти этой женщине во имя своей подруги.

— Конечно, я забеспокоилась. Я пыталась уговорить его оставить машину в Ричмонде. Но он ничего и слышать об этом не хотел. При этом он заявил, что вся эта история начинает приобретать какой-то смехотворный оборот. Но, понимаете, я-то хорошо помню о случившемся с Расселом, а они словно обо всем начисто забыли. Я провела кошмарную неделю в Холле, испереживалась так, что думала: слягу от нервного напряжения. Я поговорила с Лео и он обещал звонить мне каждый день, дабы мои родные не могли и подумать, будто у нас что-то не заладилось. Потом вдруг он звонит мне в пятницу днем и спокойно сообщает, что утром в субботу они уезжают, и теперь можно, ничего не опасаясь, объявить об их намерении пожениться. Тогда я еще подумала: «Ну, слава Богу, все, кажется, завершится благополучно». Пусть при этом я буду выглядеть полной идиоткой. Тогда меня это заботило меньше всего на свете. — Она приложила к глазам носовой платок. — Я не могу этого объяснить, так как не верю ни в какие предчувствия и ясновидение, но в тот момент, когда Лео сказал мне о своем желании жениться на Мег, меня словно озарило, и я вдруг поняла — они обречены и обязательно должны умереть. На меня как будто ведро ледяной воды выплеснули. — Она измученно посмотрела в сторону Алана. — Поэтому я сложила все известные мне факты, и у меня снова получилось, что опасность исходит от Адама. Если бы я так не паниковала, может быть, ну, может быть, они до сих пор оставались бы в живых…

— Нет, — отозвался доктор Протероу, — никакого значения ваше поведение уже не имело. По крайней мере, Адам представлял собой достойного вероятного противника, так что друзья все же решили послушаться вас и соблюдали некоторые меры предосторожности. В противном случае их бы убили неделей раньше.

Она протянула врачу письмо Саймона.

— Но ведь это я заставила их сохранить свои отношения в тайне от всех остальных, — пожаловалась она, — а ведь он убил их только из-за того, что они держали свой роман в секрете. Именно из-за скрытности…

— Нет, — упрямо повторил Алан. Доктор успел прочитать письмо еще раньше Джинкс, как раз перед тем, как привести полицейских в ее палату. — Он был сильно болен, Джинкс. И болезнь заставила его поступить именно так. Ты никак не смогла бы остановить этого человека.

— Доктор абсолютно прав, мисс Кингсли, — подтвердил старший детектив Чивер. — Единственным человеком, кто мог хоть отдаленно предполагать, что Саймон виновен в смерти Рассела, была Мег Харрис. Она была, пожалуй, самой близкой ему из всех. Но если даже ей не пришло в голову, что надо опасаться собственного брата, то каким же образом об этом могли догадаться вы? — Он немного помолчал. — Вы не можете вспомнить, она никогда не испытывала страха по отношению к брату?

— Нет. Во всяком случае, не в том смысле, в каком вы это подразумеваете. Она боялась, что что-то может произойти с ним. «Если бы только Саймон походил на меня, я была бы за него совершенно спокойна», — вот что она повторяла мне. Ей очень не хотелось, чтобы брат остался одиноким. Похоже, у него не было настоящих друзей. Я помню, как однажды Мег заявила мне, что у Саймона даже нет никаких развлечений, и его работа является единственным занятием всей его жизни.

— А ей никогда не приходило в голову, что с ним что-то не так?

Джинкс задумалась:

— Как-то она спросила меня, не кажется ли мне ее брат каким-то странным. Я удивилась: мол, а в чем дело? Ей показалось, что он частенько притворяется и ведет себя не совсем искренне. «Создается такое впечатление, что он ненавидит собственных родителей, — пояснила она тогда. — В частности, мать. Но он никогда не говорит ничего плохого ни ей, ни про нее. Я-то — совсем другое дело. Я всегда готова как-нибудь уколоть ее, потому что она — моя настоящая противоположность, но я и палец о палец не ударю, чтобы измениться самой. Правда, эта старая карга меня, в общем-то, устраивает. Папуля наш — самый настоящий ханжа и нытик, но другим я его себе тоже не представляю». — Джинкс сжала губы, чтобы не расплакаться от воспоминаний. — Мег было интересно, не кажется ли мне, что Саймон ненавидит свою семью, но я об этом даже не задумывалась, поэтому мы перевели разговор на какую-то отвлеченную тему. Я знаю, что он частенько казался ей немного замкнутым и каким-то чужим, но это она, скорее всего, относила на счет его религиозного фанатизма. Не сомневаюсь, что она и предположить не могла о связи Саймона с убийством Рассела. — Джинкс нервно забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. — Да и кому могло такое прийти в голову, если уж на то пошло!

— Это можно понять без всяких сомнений. Спасибо вам за откровенность. Но давайте пойдем дальше. Теперь расскажите нам, как проходил воскресный день и что же на самом деле произошло в вашем гараже. В письме Саймона содержатся некоторые подсказки. Например, о том, что птички улетели из клетки и что он сам хотел заставить вас рассказать, где найти влюбленную парочку. Вам это о чем-нибудь говорит?

В этот момент у Джинкс так сильно затряслись руки, что ей пришлось зажать ладони между коленями и немного посидеть молча, чтобы сосредоточиться и успокоиться.

— Да, все правильно. Мне пришлось сказать ему, куда они пропали. Он сразу понял, что они уехали из Хаммерсмита, потому что Саймон пытался дозвониться до Мег, но на ее квартире никто не снимал трубку. — Теперь в глазах Джинкс светилось самое искреннее отчаяние. — В общем… он почти поверил, что они уже скрылись во Франции… но вынудил меня сказать ему правду… а кроме меня никто об этом не знал. — Она усилием воли заставила себя успокоиться. — Он заявился ко мне после обеда, чтобы якобы извиниться от имени Мег за ее нечестный поступок по отношению ко мне, — с трудом выдавила женщина. — Он сказал, что все утро молился за меня во время службы, но потом, дескать, подумал, что одних молитв будет недостаточно и необходимо выразить сочувствие при личной встрече. Я сначала рассмеялась… — Тут голос ее опять сорвался. — …И пояснила, что тут нечему сочувствовать. Вот кого действительно стоило пожалеть, так это саму старушку Мег, которая уже через пару месяцев должна была прозреть и увидеть, что связала свою жизнь с эгоистом и настоящим подлецом. — Она сглотнула. — Наверное, мне не стоило смеяться. Он, должно быть, догадался, что я уже какое-то время знала об их связи. Саймон здорово рассердился, он говорил о секретах и скрытности, потом назвал Мег шлюхой… — Джинкс замолчала, на этот раз надолго.

— И что же он сделал потом? — тихо спросил Фрэнк.

Она горестно мотнула головой:

— Мне кажется, нам всем будет легче, если о дальнейших событиях поведаю я, — предложил Алан. — Когда вчера пришло известие о смерти Саймона, Джинкс рассказала мне все то, что смогла вспомнить. — Он присел на корточки рядом со своей пациенткой и успокаивающе положил ладонь на ее затылок. — Вы разрешите мне продолжить эту историю, Джинкс?

Она некоторое время внимательно изучала его лицо, а затем отвернулась. Неужели он ничего не замечает в ее взгляде? Сейчас она была настолько расстроена и взволнована, что чувствовать рядом присутствие здорового и ничем не встревоженного человека было для нее особенно болезненно. Как ей хотелось, чтобы он убрал свою руку и отошел в самый дальний угол палаты. О Господи, как бы ей хотелось, чтобы… — Да, если это возможно, — скромно ответила она.

Старший детектив согласно кивнул:

— Я не возражаю, доктор.

Алан выпрямился:

— Тогда, я попрошу вас постараться представить себе, как сложно общаться с человеком, которого вы знали много лет и все время считали мягким, спокойным и ничего серьезного собой, в общем-то, не представляющим. И вдруг в одно мгновение оказывается, что это не так, и перед вами возникает совсем другая личность: психически неуравновешенная и смертельно опасная. Вот примерно такую встречу и пришлось пережить Джинкс тем воскресным днем. Трудно сказать, каков бы стал диагноз Саймона, если бы его успели обследовать врачи. В любом случае, это какое-то параноидальное заболевание, имеющее сексуальные корни и связанное с его матерью, сестрой или с ними обеими. Мне даже кажется, что его ненависть по отношению к Богу является более глубокой и представляет собой неприятие любого сильного мужчины, поскольку сам Саймон рассматривал половые отношения как действия, недостойные нормального человека. Сексом, по его понятиям, наслаждались только шлюхи, поэтому, чтобы от полового акта смог получить удовольствие обыкновенный мужчина, ему приходилось либо пользоваться услугами проституток, либо превращать простую женщину в жалкое существо низшего порядка. — Доктор вопросительно посмотрел на старшего детектива. — Может быть, именно такие мысли его мать внушала ему на протяжении долгих лет. Если она убеждала его, что все порядочные женщины находят секс отвратительным, то для Саймона отношение к нему становилось с годами все более противоречивым. Особенно, если учесть, что его сестрица, с одной стороны, напоказ выставляла все свои половые победы и похождения, а ему, в противоположность ей, пришлось принять обет безбрачия.

— Да, его мать определенно имеет значительные проблемы в этой области, но я сомневаюсь в том, что она умышленно старалась разрушить счастье собственного сына.

— Я тоже так считаю. Но здесь следует принимать во внимание и многие другие факторы. Например, то, что Саймон не выносил, когда над ним насмехались или даже просто подшучивали. И это играло большую роль в его болезни. Может быть, только по этой причине он выбрал службу в церкви. Внутри храма к нему могли относиться со всей почтительностью, и никак иначе. Другим фактором послужила скрытность происходящего. Если он мог как-то управлять событиями жизни, или ему так казалось, он сдерживал себя, но если появлялся элемент скрытности, то его начинал мучить элементарный страх перед неизвестным, и он становился опасным для общества. Интересно еще и то, что он стремился всегда быть в курсе всех событий, касавшихся его близких. Джинкс рассказала мне, что он частенько названивал ей или Джошу, и мне кажется, что он продолжал звонить Хеннесси даже после того, как Лео и Мег погибли. Между прочим, он пытался связываться и со мной, чтобы выяснить, какой информацией я обладаю. — Доктор в задумчивости аккуратно погладил искалеченное плечо.

— Одним из осложнений параноидального отклонения, — продолжал Протероу, — является следующее. Больной может в течение долгих промежутков времени прекрасно выполнять свои служебные обязанности и на разных уровнях сохранять полное спокойствие, особенно, когда дело доходит до личных отношений. При этом сознание его остается ясным и мышление логичным. Поэтому я и просил вас заранее понять, насколько серьезным оказалось положение Джинкс, когда произошла та воскресная встреча. Не менее важным является и то, что она смогла мгновенно сориентироваться и понять, с кем же на самом деле ей предстоит иметь дело. — Он бросил взгляд на поникшую голову женщины. — Саймон серьезно напугал ее, и с тех пор, как к ней начала возвращаться память, она все время корит себя за то, что не смогла достаточно хорошо защитить от него Лео и Мег. Я прав, Джинкс?

Она ничего не ответила, и сержант в этот момент подумал, насколько же все-таки бесчувственен ее лечащий врач.

— Джинкс отправилась на кухню готовить кофе. Она считает, что именно там Саймон и ударил ее чем-то тяжелым по голове. Правда, самого удара она, разумеется, не помнит. Когда она пришла в себя, то оказалась лежащей на полу, причем руки ее были привязаны к ногам за спиной. Затем Саймон надел ей на голову полиэтиленовый пакет и пригрозил, что она так и задохнется в нем, если немедленно не скажет ему, куда скрылись Лео и Мег. Джинкс поняла, что долго она так не продержится. Воздуха не хватало, и она знала, что он не шутит. Поэтому, как только он снял с ее головы пакет, женщина сразу же выдала ему адрес Лео в Челси. Следующее, что помнит Джинкс, это как сосед-полковник вытаскивал ее из гаража. Она не представляет себе, сколько времени пробыла там, и сколько ушло на то, чтобы прийти в себя окончательно. Затем она отыскала телефонный номер квартиры Лео в Челси, но когда дозвонилась туда, чтобы предупредить Мег о том, что ее брат только что пытался убить ее, Саймон был уже на месте. Пока что я нигде не ошибся, Джинкс?

Молчание.

— И тогда Саймон стал говорить в открытую, — продолжал доктор. — Он предложил ей непосредственный выбор, сказав: «Лео сейчас находится в том же состоянии, что и ты некоторое время назад. Другими словами, через пару минут он умрет от удушья. Мег связана по рукам и ногам, но она может передать тебе пару слов, если я поднесу ей трубку ко рту. Если ты сделаешь все так, как я тебе велю, они останутся жить. Если нет — умрут». — Доктор подошел к женщине и нежно провел пальцами по ее затылку. — Разумеется, она выбрала второй вариант, стараясь помочь бывшему жениху и подруге. Она надеялась, что в Саймоне пробудятся все те лучшие качества, о которых она знала вот уже столько лет. Он — священник, он — мужчина, любящий свою сестру, он — тот самый человек, которому она сама когда-то подарила на счастье свой весьма дорогостоящий брелок. Трагедия и Мег, и ее собственная заключалась в том, что они всегда доверялись фальшивому "Я" Саймона, в то время как его истинное "Я", искаженное и извращенное, сидело где-то в глубине его сущности. Мы все стремимся защитить все части своего "Я" — и Бог знает, как это естественно — но для большинства из нас тайное, спрятанное "Я" не является столь опасным.

Джинкс смахнула с щеки слезу:

— Мне надо было сразу же все рассказать полковнику Клэнси. Он всегда был моим лучшим другом. — Она всхлипнула, не в силах сдерживать эмоции. — Я знаю, что некоторые почему-то считают его старым эксцентричным глупцом и за спиной даже посмеиваются над ним, но он сумел бы что-нибудь придумать. — Она пыталась найти нужные слова, и губы ее беспомощно дрожали. — Я поступила неправильно. Я сказала супругам Клэнси, что у меня все в порядке, хотя на самом деле это было далеко не так. Мне почему-то показалось, что если я выполню все то, что пожелает Саймон, то с Мег и Лео ничего не случится. Мне даже почудилось, будто это какая-то, пусть чудовищная, но все же игра. Наверное, я была о себе слишком высокого мнения и зря понадеялась на собственные силы и смекалку.

Фрейзер взглянул на врача, словно прося его разрешения вставить пару слов:

— Нет, это не высокое мнение, когда имеешь дело с непосредственной угрозой жизни, мисс Кингсли. Особенно, если учесть, что вы поверили Саймону. Я, конечно, не специалист, но уверен, что вы действовали из самых чистых побуждений, поскольку любили свою подругу, и то, как вы поступили, делает вам честь.

Алан согласно кивнул:

— Потом он сказал, что транспорта сейчас в городе немного, поскольку это был выходной день, и приказал Джинкс прибыть в Челси на квартиру к Лео через двадцать минут. Но если она не успеет в срок, или в том случае, если она обратится за помощью в полицию, то он пообещал сразу же прикончить и Лео, и Мег, а затем снова придвинул трубку ко рту своей сестры.

— И Мег тоже попросила вас помочь ей и выполнить все то, чего он требовал?

Джинкс кивнула.

— Что же произошло потом, когда вы приехали к ним?

Было видно, что Джинкс становится все труднее говорить и, понимая это, слово снова взял Протероу:

— Она мельком успела заметить в открытом дверном проеме Лео. Он лежал на полу и уже не шевелился. Скорее всего, когда Джинкс добралась до Челси, он уже умер от удушья, и то, что он просто лежал и не двигался, было лишь сокрытием истинного положения дел. Но Джинкс торопилась, как могла, и все же у Мег еще оставался шанс выжить. Саймон пообещал оставить их невредимыми, поскольку признался еще и в том, что никогда не убивал женщин. Ему, дескать, хотелось только поговорить по душам. Он усадил их рядом друг с другом у стенки с вытянутыми вперед руками и ногами и начал разглагольствовать. Его монолог длился несколько часов. В конце концов, Джинкс даже почувствовала, что начинает понемногу успокаиваться и приходить в себя.

— И что было дальше? — нетерпеливо спросил Фрэнк, когда доктор замолчал.

— Мег предложила ему заняться с ней сексом, — заговорил Алан в полной тишине. — Ей показалось, что он добивался именно этого. Возможно, она угадала его желание, но только он не хотел, чтобы в тот момент она упоминала о сексе. — Он в отчаянии покачал головой. — Если быть честным, то для Саймона уже не имело большого значения то, что тогда сказала Мег. Какую бы роль она ни предпочла выбрать в тот страшный момент: сестры, матери, подруги, любовницы, — конец ее был очевиден. — Он печально посмотрел на трясущиеся руки Джинкс. — Но то, что происходило дальше с Мег или Лео, сама Джинкс уже не видела, поэтому больше она ничего добавить не сможет. Саймон взбесился по-настоящему, схватил Джинкс за лодыжки и оттащил подальше от Мег, потом снова надел ей на голову пакет и приклеил его к шее «скотчем». Она помнит, как кричала и визжала в истерике Мег, как стучала ногами по полу, а потом сама мисс Кингсли потеряла сознание.

И снова наступила тишина.

— А вы можете рассказать нам, что же произошло с вами потом? — попросил Джинкс Чивер. — Или будет лучше, если доктор продолжит за вас?

Ее огромные глаза искали в лице Фрэнка понимание.

— Я действительно помню очень мало, — робко произнесла она. — Разве только то, что я наконец пришла в себя и обнаружила, что в пакете, в том месте, где у меня находился рот, образовалось отверстие, а так как руки у меня были прижаты к подбородку, я смогла немного расширить эту дырочку. Но не более того. Меня втиснули в какую-то коробку или ящик, и каждое движение вызывало страшную боль во всем теле, поэтому я сразу же отбросила всякие мысли о побеге. — Она закусила губу. — Мне показалось, что он закопал меня живьем, и я приготовилась побыстрее умереть. — Она замолчала, словно погружаясь в свой собственный ад. — Затем я услышала, как заработал двигатель, и тогда поняла, что нахожусь в багажнике своей собственной машины. Как это не забавно, но я не только была абсолютно уверена в этом, но и почувствовала себя более спокойно. Страх постепенно отступал. — Она нервно рассмеялась. — Но потом Саймон снова рассердился на меня. Когда машина остановилась, он начал бить меня и велел вылезать наружу. Он так и не мог понять, почему я до сих пор еще оставалась в живых. «Почему ты не погибла в гараже и почему ты не задохнулась в багажнике? Почему Господь так сильно любит тебя?!» — кричал он на меня.

— Где это происходило? — нахмурился Фрэнк.

Некоторое время она смотрела на него непонимающе:

— Понятия не имею. Где-то на улице. Когда я пришла в себя окончательно, то лежала на земле, но двигаться не могла, так сильно затекли у меня все члены. Он спрятал меня в мешок для мусора, и, наверное, я пролежала в нем достаточно долго, если судить по запаху. — Она в смущении посмотрела на Алана.

— Вы не помните, сколько тогда было времени?

— Нет, но уже темнело.

— Он ничего не предлагал вам выпить?

— Кажется, да. Он постоянно твердил мне что-то о жертвоприношении, — неуверенно произнесла она, — и еще об Иисусе.

— Наверное, к тому времени он уже успел напоить вас. Хотя если вы пролежали там несколько часов, то, очевидно, ткани вашего тела были уже достаточно обезвожены, поэтому, вероятно, вы выпили даже больше, чем требовалось бы для восстановления необходимого количества жидкости в организме. И что же случилось потом?

Она уставилась на письмо, про которое уже успела забыть, и которое до сих пор лежало у нее на коленях.

— Больше я не помню ровным счетом ничего. — Она смяла ксерокопию, превратив ее в бумажный шарик. — Я больше ничего не помню, — повторила женщина, и в голосе ее зазвучала тревога. — Кажется, он усадил меня в машину, но вот что было дальше…

— Прекрасно, — подбодрил ее Фрэнк и улыбнулся. — Думаю, что остальное мы сумеем восстановить уже все вместе. Очевидно, в вас преобладало огромное желание выжить, мисс Кингсли. Я завидую вашей отваге и тому ангелу, который охраняет вас. Мне кажется просто невероятным, что на месте преступления чисто случайно неожиданно возникла та влюбленная парочка, которая и обнаружила вас. — Он некоторое время восхищенно смотрел на женщину. — Доктор Протероу говорил мне, что Саймон пришел навестить вас сразу же после того, как вы пришли в себя. Тогда вы уже знали о том, что он причастен ко всем преступлениям?

— Нет.

— Когда же вы вспомнили об этом?

Джинкс опустила голову:

— Только вчера утром. Когда сотрудница полиции спросила меня о брелке.

— Но не раньше?

Джинкс промолчала.

— Вы уже сказали вашему отцу, мисс Кингсли, что это Саймон убил Мег и Лео?

Она резко подняла голову, и в ее огромных глазах засветилось искреннее изумление:

— Разумеется, нет. Зачем?

Чивер понимающе кивнул:

— А вашим братьям и мачехе?

— Нет.

Алан Протероу нахмурился:

— А почему вы об этом спрашиваете, мистер Чивер?

Фрэнк неуверенно пожал плечами:

— По привычке. Пытаюсь расставить все точки над "i". Мне не хочется, чтобы потом вокруг нас опять начали зависать какие-нибудь обвинения относительно того, что… — Он задумался, подыскивая нужное слово. — Что самоубийство Саймона Харриса пришлось нам как нельзя более кстати. Можно сказать, что он встретил свою смерть, осуществив ее в виде кары справедливости. Проблема заключается в том, что кроме этого письма и пятен крови на сутане, у нас нет против него никаких доказательств. Более того, сутана была тщательно выстирана, и той крови, которая на ней осталась, может быть недостаточно для проведения нормального анализа. Предположительно, Саймон отвез Лео и Мег в своей собственной машине в лес, но так как его автомобиль полностью сгорел еще вчера, то тут мы тоже ничего не сможем доказать с помощью судебной экспертизы. Мы уже провели исследование вашей машины, мисс Кингсли, и могу заверить вас, что там тоже не было найдено ничего такого, что могло бы подтвердить ваше многочасовое пребывание в ее багажнике.

— А вы бы ничего и не нашли, — возразил Алан, — ведь Джинкс была упакована в мешок, прежде чем попала туда.

— Я полностью согласен с вами, но всякое отсутствие доказательств, как вы понимаете, само по себе представляет проблему. Конечно, нам бы здорово помогло, если бы вы сами все же признали в нем того типа, который совершил на вас нападение.

Алан кивнул на смятый бумажный комок в руках Джинкс:

— Но ведь у вас имеется его письменное признание. Неужели и оно ничего не стоит? Я полагаю, вы уже идентифицировали почерк Саймона?

— Разумеется, это уже сделано. Но оригинал сейчас находится в лаборатории, где проводятся анализы кровяных пятен и следов других выделений. Похоже, что в тот момент, когда Саймон составлял это послание, у него шла носом кровь. А это может означать, что кто-то заставил его написать подобное признание.

— Но кто же?

— Этого мы не знаем, сэр, вот поэтому нас очень интересует тот момент, когда к мисс Кингсли начала возвращаться память, и кому она уже успела рассказать о своих воспоминаниях. — Он посмотрел на Джинкс. — Было бы крайне нежелательно, если бы в виновности Саймона кто-то начал сомневаться, имея при этом некие весомые доказательства.

Алан принялся яростно тереть подбородок, поскребывая кончиками пальцев жесткую щетину.

— Неужели у вас возникли сомнения в том, что Джинкс говорит правду? — строго спросил он. — Если так, то я начинаю понимать, почему она настолько недоброжелательно относится к английской полиции. Господи! Да вы только вообразите себе, что этот негодяй был бы еще жив, а она попыталась бы убедить вас в его виновности. Ей бы этого просто не удалось. Вы бы продолжали сидеть тут и талдычить о том, что у вас, к сожалению, наблюдается острая нехватка доказательств и свидетелей. Но, слава Богу, поначалу она ничего не могла вспомнить, иначе бы несчастная Джинкс просто подписала бы себе смертный приговор, назвав вам имя убийцы. Совершенно очевидно, что этот человек страдал психозом с параноидальными отклонениями, но, тем не менее, сумел бы убедить вас в своей невиновности, хотя в то же время пытался избавиться от этой женщины, которая могла в любой момент выдать его.

Чивер только пожал плечами:

— Вам удалось четко обозначить нашу дилемму, сэр. Лично я ни секунды не сомневаюсь в том, что все, сказанное здесь мисс Кингсли — истинная правда. Кроме того, я все же глубоко надеюсь и на то, что нам удастся отыскать в Лондоне и других проституток, которые опознают по фотографии Саймона Харриса, как клиента, который совершал на них нападение и калечил. А это лишь подтвердит его болезненное состояние. Однако пока что у нас на руках имеется его весьма своевременное самоубийство. А это, учитывая ум и тонкий расчет Саймона, в которых вы сами убеждены, вместе с его решимостью бросить тень на мисс Кингсли, вызывает, в свою очередь, ряд других вопросов. Я уверен, что мисс Кингсли, как и всем нам, не хочется, чтобы эта история тянулась до бесконечности. — Он повернулся к Джинкс и встретился с ней взглядом. — Поэтому все, что она сумеет добавить к своему рассказу, поможет нам. Я имею в виду любые подробности, которые не вызовут сомнений у патологоанатома для вынесения недвусмысленного вердикта о самоубийстве.

Джинкс понимающе кивнула:

— Мне все ясно, — заявила она, взглянув на открытый блокнот, лежавший на коленях сержанта, и на несколько секунд задумалась. — Я действительно ничего не могла вспомнить до тех пор, пока сотрудница полиции не начала расспрашивать меня о брелке для ключей. И вот тогда воспоминания нахлынули на меня таким стремительным потоком, что мне стало нехорошо, и меня долго тошнило прямо на ковер. Кстати, она может это подтвердить. Однако я уже знала о том, что Саймон погиб, прежде чем назвала ей имя убийцы. Из-за того, что я не помнила, кто пытался разделаться со мной, я не могла знать и о том, кто убил Лео и Мег. Доктор Протероу, которому я безоговорочно доверяю и которому я бы с радостью сообщила имя убийцы, также может подтвердить, что я ни намеком не давала знать, кто именно являлся преступником. Если бы я не страдала амнезией, я в первую очередь, разумеется, поставила бы в известность обо всем полицию Гемпшира. С самого начала расследования они ясно дали мне понять, что хоть я и являюсь главным подозреваемым, средства массовой информации не смогут открыто навязывать им свои суждения. Я твердо верила в старшего детектива Чивера и его команду и каждый раз соглашалась сотрудничать с ними в меру своих сил и возможностей.

Она вопросительно взглянула на Фрэнка и заметила, как он одобрительно приподнял бровь, затем Джинкс продолжила:

— Я полагаю, что, позвонив моим друзьям, родственникам и доктору, Саймон понял, что полиция Гемпшира ничего не будет принимать на веру, и его смогут арестовать только в тот момент, когда ко мне наконец вернется память. Я знала его долгое время, как примерного и любящего сына. Теперь я убеждена, что он постарался бы сделать все возможное, чтобы избежать таких серьезных переживаний для своих родителей, как суд над собственным сыном. Все это, конечно, грустно, но я не удивлена его решению покончить с собой.

— Мне кажется, он не мог бы перенести и того, что о его преступлениях узнали бы и коллеги, и прихожане. Как вы полагаете? — подсказал Чивер.

— Да, что касается его службы, он был весьма исполнительным и преданным своему делу священником, — подтвердила женщина. — Скорее всего, когда к нему вернулась ясность мышления, он был сражен тем, что успел натворить. И тогда он осознал, что бремя его вины падает на тех, кого он любит. Он был больным, а не таким уж безнадежно испорченным и плохим человеком.

Чивер поднялся из кресла и протянул руку Джинкс:

— Наверное, мои слова сейчас будут не слишком уместны, мисс Кингсли, но мне было очень приятно познакомиться с вами. Жаль только, что произошло это при столь трагических обстоятельствах. Возможно, вы еще понадобитесь нам для уточнения некоторых подробностей дела и подтверждения кое-каких деталей. Однако полагаю, что здесь никаких проблем у нас не предвидится. По опыту знаю, что благородство всегда выигрывает. А самоубийство легче принять тогда, когда для такого поступка имеется достаточно веская причина.

— Понимаю, — кивнула женщина, пожимая руку старшего детектива. — Если бы Саймон позаботился о том, чтобы авария действительно была похожа на обыкновенный несчастный случай, то я действительно бы волновалась значительно больше. Понимаете, я и сама не исключала того, что могла убить Лео и Мег. Они вели себя по отношению ко мне как самые настоящие негодяи. Но вот самоубийства я никак не могла совершить, это уж точно.

Чивер беспомощно заморгал:

— Значит, вы все же не были так безразличны к разрыву с Лео, как пытались доказать нам?

— У меня имеется кое-какая гордость, мистер Чивер, — неожиданно улыбнулась Джинкс. — Как-никак, а я все же дочь Адама Кингсли.

* * *

Фрейзер вырулил на главное шоссе:

— Ну, и каков окончательный приговор, сэр? — поинтересовался он. — Вы до сих пор полагаете, что она привлекла отца, чтобы тот убрал Харриса?

— Да, — почти равнодушно произнес Фрэнк. — Она боялась, что именно ей придется выдать Саймона. Джинкс не могла даже подумать о том, что мы поверим ей, поэтому и обратилась к отцу, чтобы тот нашел какой-то выход.

— Ну а я так не считаю. Меня поразила ее открытость и прямота, сэр.

— Но ведь она с гордостью заявила и о том, Шон, что является дочерью Адама Кингсли.

— Не понимаю, сэр, что в этом странного и почему вы обратили на ее слова такое внимание.

— Ты бы так не говорил, если бы тебе приходилось почаще встречаться с людьми такого сорта. — Фрэнк выглянул в окошко на залитый солнечным светом деревенский пейзаж. — Такие нигде не пропадут и всегда найдут выход из любой, казалось бы, безнадежной ситуации.

— Однако я бы не сказал, что им это удалось, когда произошло убийство Лэнди.

— Ну, тогда им пришлось трудновато. Надо было решать сразу несколько перекрестных проблем.

— Как это?

— Подозреваю, что дело происходило так. Она была уверена в том, что это отец убил Рассела, а он подумал, что это как раз ее рук дело. Если они оба потом узнали о существовании любовного романа, то поняли, что у каждого имелся мотив убить Рассела. По отдельности они проигрывали, а объединяясь — побеждали.

— А не кажется ли вам странным, что мисс Кингсли так ничего и не рассказала полиции? Ведь она, в конце концов, хотела, чтобы убийца ее мужа был наказан, да и к тому же до сих пор не слишком хорошего мнения о собственном отце.

— Это ты так решил, да?

— Ну, как-то не слишком положительно она о нем отзывается. Что-то я не почувствовал в ней дочерней любви и привязанности.

Чивер только улыбнулся, предпочитая держать свои мысли при себе.

— Итак, вы не собираетесь обвинять Адама Кингсли в убийстве Саймона, сэр?

Старший детектив закрыл глаза, подставляя лицо под теплые солнечные лучи:

— Мне показалось, что я неправильно вас понял, сержант. Вы что-то говорили про убийство?

— А разве вы не считаете, что… — Сержант запнулся.

— Что-что?

— Ничего особенного, сэр. Неважно.


Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 45 минут дня.


Мэтью Корнелл разлегся на скамейке в больничном саду. Открыв глаза, он увидел над собой внимательные глаза Алана Протероу:

— Привет, док. — Он прищурился от солнечных лучей, свесил ноги и, принимая сидячее положение, закурил.

Алан устроился рядом с ним.

— Приезжала полиция с какой-то дикой историей о том, что Саймон Харрис совершил самоубийство, — как бы между прочим заметил он. — Похоже, они рассчитывали на то, что Джинкс назовет имя своего отца, чтобы они смогли разделаться с ним раз и навсегда. — Он осмотрелся по сторонам. — Однако ей удалось убедить их в том, что она ничего не помнила до вчерашнего дня. А это означает, что ни она, ни кто-либо из ее друзей не могли ничего рассказать самому Адаму Кингсли.

Мэтью смотрел вперед:

— А зачем вы все это мне рассказываете?

— Из-за того, что я знаю, как вы любите все узнавать первым.

Молодой человек повернулся к доктору и ухмыльнулся:

— И, кроме того, как истинный экзистенциалист, вы хотите быть уверенным, что я действую добропорядочно. Угадал?

— Я бы сам лучше не смог выразиться, Мэтью.

— Ну что ж, я считаю, что честность и добропорядочность должна соответствовать справедливости. — Он повертел сигарету между пальцами. — Вы никогда не думали над тем, что бы потребовали жертвы убийц, если бы могли высказаться? Как самое малое, они настояли бы на том, чтобы их услышали так же, как их убийц.

— Между справедливостью и отмщением существует разница, Мэтью.

— Неужели? Единственное отличие состоит в том, как я это понимаю, что справедливость очень дорого обходится. Если бы это было не так, мой отец не мог бы себе позволить лечить меня в этой клинике.

* * *

Уже через полчаса Алан стоял рядом с Джинкс у эркера в ее палате, наблюдая, как высокий крепко сложенный мужчина в безупречном дорогом костюме поднимается с заднего сиденья «роллс-ройса» и не спеша выходит из машины.

— Это ваш отец?

— Да.

— Вы так и не объяснили мне, почему предпочитаете называть его просто Адамом.

— А почему вы думаете, что здесь должно существовать какое-то объяснение?

Доктор улыбнулся:

— Я же вижу выражение вашего лица, когда речь заходит об этом.

Джинкс проводила отца взглядом, когда он завернул за угол здания, подходя к главным дверям корпуса:

— Мне хотелось наказать его. Поэтому я поступила так же, как поступил сам Господь, и прокляла Адама за то, что он позволил своей жене соблазнить его. — Она повернулась к Алану. — Мне тогда было всего семь лет, и с тех пор я называю его только «Адам».

— Вы ревновали его к Бетти?

— Конечно. Я не собиралась делить отца ни с кем. Я просто обожала его.

Алан понимающе кивнул:

— Несмотря ни на что, у меня есть подозрения, что вы продолжаете относиться к нему точно так же до сих пор.

— Нет, — нахмурилась Джинкс. — Детское обожание давно прошло. Но я продолжаю восхищаться им. Он многого добивается, в то время как большинство все же остается ни с чем.

— Ну, а теперь, я полагаю, вы сознаете тот факт, что первый шаг все-таки сделал он, — как бы между прочим заметил Протероу. — Надеюсь, вы не будете слишком жестоки к нему и подтвердите благородство своего характера?

— Если нет, то клинике никто не заплатит. — Она улыбнулась, заметив удивление на лице врача. — Не будьте столь сентиментальны, доктор Протероу. В одном вы можете быть твердо уверены: мой отец никогда не изменится. Если бы он подумал, что вы умышлено настраиваете меня против него, он бы подал на вас в суд.

— Так что же сейчас должно произойти?

— Я выписываюсь из больницы. Больше я уже не ваша пациентка. По-моему, нам нужно попрощаться.

— И куда вы поедете?

— Назад в Ричмонд.

— А ваш отец знает, что вы приютили братьев?

— Если только они сами не рассказали ему об этом.

— Если им потребуется адвокат, не забудьте порекомендовать отца Мэтью. Мне говорили, что он превосходный защитник.

Джинкс улыбнулась и похлопала себя по карману:

— Мэтью оставил мне его визитку. Я подумала о том, что смогу потратить часть доходов, полученных от акций «Франчайз Холдингз» на оплату его услуг. Мэтью говорит, что сумма может быть невероятной. — Она пожала плечами. — Ну, а позже, если повезет, то с помощью небольшого эмоционального шантажа, я сумею убедить Адама в том, чтобы он снова признал и Бетти, и мальчиков, как только вся эта история немного позабудется.

— А вам не кажется, что Майлз и Фергус должны сами постоять за себя?

— Возможно.

— Почему же вы не оставите их одних?

— Потому что они все же мои братья, а их мать — единственная, которую я знала. Мне кажется, что стоит попробовать начать сначала. Вы так не считаете?

— Все зависит от того, верите ли вы в то, что надежда может восторжествовать над жизненным опытом.

— Верю. Посмотрите на меня. Или на Мэтью.

Доктор кивнул:

— Вы очень нравитесь Мэтью, Джинкс.

— Я знаю. — Она прислушалась к шагам, приближающимся к палате. — Но только потому, что у меня такие же черные глаза, как у его умирающей лисы. Кстати, когда он отсюда выпишется, то собирается пойти учиться на ветеринара. Он вам об этом уже говорил?

Алан отрицательно покачал головой.

— Он очень сочувствует страдающим животным. А вот к людям относится почти равнодушно, — сообщила Джинкс.

— Значит, вы не сильно отличаетесь друг от друга.

На лестнице послышались шаги Адама.

— В целом, — быстро произнесла женщина, — мне теперь стало труднее прощаться с людьми, чем прежде. Наверное, мое суждение о них изменилось в лучшую сторону.

— Это хорошо, — улыбнулся Алан. — Значит, Найтингейл все же чего-то добивается.

— Но я думаю, что Найтингейл тут как раз не при чем. — Она подошла к двери и встала к ней спиной. — Я не всегда выгляжу так плохо, док. Вы удивитесь, когда увидите меня с отросшими волосами. — Женщина замялась. — Я… то есть… я хотела сказать, не смогли бы вы еще раз осмотреть меня, скажем, через пару месяцев, когда я буду иметь более презентабельный вид?

Он засмеялся:

— Не возражаю.

Джинкс покраснела от смущения:

— Наверное, это предложение прозвучало глупо. Простите.

В дверь громко постучали:

— Джейн, ты здесь? Это отец.

— Меня зовут Алан, Джинкс, а волосы тут не имеют значения, — признался он, понизив голос. — Я всю жизнь мечтал о лысой женщине.

Стук повторился.

— Джейн! Это отец.

Ее глаза заблестели:

— Я выйду минут через десять, Адам. Мне надо еще кое с чем управиться. Ты пока подожди меня в фойе, ладно?

— Почему не в палате?

Администратор Найтингейла в удивлении приподнял бровь.

— Месяца через два я стану настоящим психом, — пробормотал он. — Мужчине нельзя так долго держать свои чувства на замке. Это становится до боли невыносимо.

Они заперли дверь на замок, пока Джинкс сотрясалась от смеха:

— Адам, у меня здесь чисто женские дела, — дрожащим голосом сообщила она отцу. — Тебя это будет смущать.

— Я понял. Хорошо, не торопись, — буркнул мистер Кингсли. — Я тут проходил мимо кабинета доктора Протероу. Я побеседую с ним, пока ты готовишься.

— Хорошо, — согласилась Джинкс, вытирая слезы смеха с щек. — Он тебе понравится, Адам. Он человек твоего типа. Прямой, как шпала, и огромный, как сама жизнь.

1

Чем больше перемен, тем больше остается неизменным (франц.).

2

в виду очевидности факта (лат.).

3

Делай все сейчас (лат.).


на главную | моя полка | | Темная комната |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 4.0 из 5



Оцените эту книгу