Владимир Михайлов

Посольский десант

title: <b>Купить книгу "Посольский десант":</b> feed_id: 5296 pattern_id: 2266 book_author: Михайлов Владимир book_name: Посольский десант

Слова чужого языка доходили до сознания как бы с натугой, пробиваясь сквозь плотный занавес электронных преобразований, чтобы преодолеть двойную инерцию – мембран и непривычности. Но и став понятными, они, слова, до такой степени не соответствовали зримой ситуации, что Изнову продолжало казаться: хитрая механика безбожно врет, и на самом деле смысл разговора совершенно иной, хозяева по какой-то своей причине не желают донести до невольных своих гостей подлинный смысл произносимого или же просто разыгрывают сценку с непонятной целью. Посол покосился на спутников: не исключено, что только ему подсунули аппаратуру со сбоем, они же все разумеют. Но и на их лицах было написано то же осторожное недоумение, не более того. Оставалось лишь вздохнуть и слушать дальше.

А сцена и на самом деле была непонятной, хотя и очень занимательной, начиная с того интерьера, в котором она развивалась – или игралась, может быть.

Зал, в котором все происходило, похож был, пожалуй, на космический терминал в какой-то из узловых точек пространства – впрочем, скорее даже не на терминал, а на стартовый эллинг внутрисистемных сообщений или на посадочный зал космического лифта где-нибудь на Дораде или Симоне Второй. Потолок его, смыкавшийся граненым куполом на поистине неимоверной высоте, был, похоже, зеркальным и щедро бросал вниз потоки света, излучавшегося тремя сплошными ярусами прожекторов, способных, казалось, расплавить и вольфрамовый монолит, и вообще все на свете, если только поместить предмет в фокусе. В результате взаимодействия светильников и потолка низ зала был погружен в яркий, но не резкий свет, не дававший теней, и все происходившее – даже будь то в сотне метров – различалось совершенно четко. Например, было совершенно ясно видно, что в дальнем от смотревших конце зала стены вообще не было – помещение ничем не отделялось от широкой улицы, скорее даже проспекта, по которому струился непрерывный поток машин, тротуары же были заняты такой же плотной массой людей – а вернее, здешних обитателей. Если же посмотреть вправо – там виднелась, отделенная от прочего пространства стеклянной (или из другого не менее прозрачного материала) стеной, какая-то мастерская, а может быть, целый цех, уставленный – насколько можно было отсюда различить – какими-то совершенно незнакомого вида машинами и аппаратами, видимо, работавшими на полную мощность – судя по доносившемуся с той стороны непрерывному, хотя и приглушенному расстоянием гулу. Похоже, и вся остальная внутренность эллинга была заполнена какими-то – как их назвать? – предприятиями, заведениями, может быть, даже находился невдалеке и ресторан – судя по долетавшему сюда слабому, но весьма привлекательному запаху приготовленной еды; откуда-то издали доносилась ритмичная, словно для танца, музыка, исполнявшаяся, похоже, целыми сотнями музыкантов; одним словом, под граненым куполом помещалось, кажется, буквально все, что могло вызвать у нормального человека – или человекоподобного – самый живой интерес.

Однако те события, при которых пятеро – двое землян и три их спутника – присутствовали, хотя и не совсем по своей доброй воле, совершались не на таком расстоянии, а здесь, рядом, в нескольких метрах, в пространстве, ничем не ограниченном, кроме разве нескольких расположенных пятиугольником длинных диванов, но все же ощутимо отличавшемся – благодаря, может быть, этой относительно нормальной мебели, какая в нем размещалась, – от остальной прилегавшей части грандиозного помещения, которую заполняли – не считая того, о чем было уже сказано и что находилось достаточно далеко, – не очень понятного назначения механизмы в равной доле с кубами и цилиндрами, в коих по каким-то неуловимым признакам угадывалась электронная начинка, а также экранированными шкафами, где сохранялись, надо полагать, потребные в этом хозяйстве материалы; были там и тележки на маленьких пухлых колесах – наверное, для быстрого перемещения в этом пространстве, и другие тележки – с перилами, но без колес; две такие платформы сейчас парили где-то на полпути между полом и потолком; и еще мало ли что там находилось.

Впрочем, вовсе не вся эта машинерия озадачивала Изнова и его спутников. Видывали они и не такое в разных концах мироздания. Нет; другое было непонятным – хотя, надо сказать, что-то сейчас происходило в сознании гостей, отделявшая их от остальных присутствовавших существ грань все истончалась, многое, казавшееся непостижимым, вдруг яснело, и в какие-то мгновения начинало вдруг представляться, что происходит все это в давно и хорошо знакомых местах – на Терре, может быть, или в крайнем случае на Синере, и до полного понимания событий остается лишь какой-то совсем малый шажок.

Непонятное же заключалось прежде всего вот в чем. На этом самом пятачке, условно выделенном из всего подкупольного простора, находились, кроме гостей (доставленные сюда, они как-то сразу оказались отодвинутыми в сторону и даже вовсе забытыми, так и не успев додуматься, чего же ради их, даже не спросив согласия, сюда притащили, предварительно остановив в пространстве и заставив заниматься всякими, совершенно для них неожиданными и непривычными, делами, так что все пятеро уже стали было прощаться с недопрожитой жизнью), – кроме них и того, кто находился здесь еще до того, как их доставили – сидел, удобно развалившись, в пухлом, словно накачанном, кресле, время от времени поднося ко рту что-то, напоминавшее длинный, украшенный тонкой резьбой мундштук кальяна, с видимым удовольствием вдыхая и после паузы выдыхая зеленоватый дымок, – кроме, следовательно, шестерых, еще не успевших и словом обменяться, тут вдруг как-то неожиданно оказалась еще самое малое дюжина – людей не людей, но, в общем, соответствовавших им здешних обитателей, внешне даже не очень разнившихся от землян или от того же Меркурия; детали, конечно, не совпадали, но дипломатам и разведчикам сейчас не до мелочей было, хотелось прежде всего хотя бы понять – что же с ними будет дальше, отчего и зачем их сюда доставили, каким еще испытаниям собираются подвергнуть и когда же отпустят и позволят (если вообще отпустят и позволят) продолжить свой так удачно начатый сколько-то времени тому назад на Иссоре путь. Вот и приходилось смотреть, слушать и как-то соображать. Если, кстати, отвлечься от мелких деталей, принять эту дюжину условно за людей, то получалось воистину любопытное впечатление. Все они были, по людским меркам, хорошо, иные даже очень хорошо, одеты (чтобы понять такую вещь, вовсе не обязательно быть в курсе местных мод, вполне достаточно оценить даже и на глазок качество материала и тщательность выработки одежды, хотя цветовые вкусы могут в разных мирах, конечно, до смешного не совпадать); и не только одеты, но и неплохо откормлены (если сравнить хотя бы с тем персоналом, что доставил путешественников с космодрома сюда), и голосами обладали зычными, хотя интонации порой казались землянам и даже их спутникам не вполне сопоставимыми с тем, к чему люди привыкли дома и в других знакомых мирах. И только по прошествии немалых минут все это стало понемногу находить какое-то – может, и неверное, но хотя бы приемлемое – объяснение.

Итак, эта начальственная (по впечатлению) дюжина неожиданно оказалась здесь и сразу завладела вниманием ленивого курильщика в пухлом кресле. Как-то так получилось, что они выстроились полукругом, так что восседавший оказался в центре его, и заговорили было все сразу, так что сперва никакой электронике не под силу оказалось выделить из речевого потока хоть какие-то членораздельные синтагмы. Существо с кальяном на это вроде бы никак не отозвалось, продолжало безмятежно вдыхать и выдыхать зелень; и только глаза, у здешней расы глубоко укрытые в глазницах, как в амбразурах толстостенного железобетонного дота, и отблескивавшие лишь тогда, когда свет падал глядевшему прямо в лицо, – глаза курильщика вдруг как бы прыжком (почудилось даже, что щелкнуло при этом) оказались на поверхности, даже выдвинулись над плоским, в общем, лицом и – показалось – даже загорелись угрюмым красным светом, как если бы внутри каждого из них включился мощный и быстродействующий нагревательный элемент, способный любой металл довести до красного сперва, а потом и до белого каления. И действительно, глаза сидевшего в центре очень быстро налились яростным белым светом с малой примесью зеленого; а достигнув этого – стали медленно поворачиваться вокруг внутренней оси, как астрономические самосветящиеся тела, уменьшенные только до крайней миниатюрности; поворачиваться, фокусируя взгляд поочередно на каждом из лиц, потом быстрым качанием – вниз-вверх – фиксируя каждую фигуру, затем мгновенной остановкой как бы ставя точку и вновь поворачиваясь на несколько градусов, переключаясь на стоявшего следующим, чтобы повторить свои движения в той же последовательности.

Людям в их неведении трудно было определить, что несли и что выражали эти глаза в своем взгляде; но факт был неоспорим: уступая то ли угрозе, то ли, может быть, просто внушению или же подчиняясь более сильной воле, каждый из дюжины, столкнувшись с лучевым ударом этих глаз, вдруг умолкал, словно у него пресекалось дыхание, свои глаза, тоже выдвинутые было на огневой рубеж, поспешно убирал в глубину зрительных туннелей и даже закрывал – но на миг только – амбразуры заслонками век; фигура, только что выражавшая монументальность, сразу как-то обмякала, мало того – начинала покачиваться, выражая неустойчивость. И таким образом за считанные секунды в пространстве вновь воцарилась тишина, и стало слышно, как за пределами меблированного пятачка с его полукруглым столом, расположенным перед курильщиком кальяна (именно так и хотелось думать: не он сидел за столом, но стол был расположен перед ним, сидевший – хочешь не хочешь – оставлял впечатление центра системы координат, по которому определялось местоположение всего остального), а также длинными диванами, тоже вроде бы надутыми и составлявшими внешний периметр условной выгородки, – за этим периметром по-прежнему жужжали, щелкали, посвистывали даже разные механизмы. И только тогда центр системы начал издавать звуки, которые теперь для терран стали, как уже упоминалось, сами собой понемногу складываться в постижимые человеческим разумом слова.

– Вы, организм! – Так восприняли люди обращение, каким Центр вовлек в диалог фигуру, стоявшую крайней справа. – Э-э… Кто?

Фигура, похоже, несколько растерялась.

– То есть… как это? Простите, Отец Эфира, я не понимаю…

– Кто вы, я спрашиваю – ясно, кажется? Отрекомендуйтесь вкратце.

Организм, показалось, в небольшой мере подрос и расширился. И звук его голоса показался вдруг схожим с густым тоном кулис-тромбона.

– Каждый организм на планете Тивиза скажет вам, кто я: ни один организм в нашем мире не бывает на экранах столь часто, как я! Да, ручаюсь вам: ни один не скажет…

(«Какая-то здешняя звезда, – негромко пробормотал Федоров сидевшему рядом Изнову. – Хотя и не красавец – но это по нашим понятиям, а они, может, таких именно и любят…»)

Сидевший выпустил в сторону телезвезды струйку дыма. Последил за тем, как она завихрялась – и все остальные тоже следили, словно от того, как струйка раскудрявится, и зависело все дальнейшее.

(«Ритуал это, что ли?» – снова шепнул Федоров. На что Изнов ответил лишь кратким «тсс!».)

– Каждый организм на планете Тивиза, – ответил тот, кого только что назвали Отцом Эфира (процедил лениво, когда струйка наконец растаяла до полной незримости), – такой глупости никогда больше не скажет.

Телезвезда – или кем он там был, – могло показаться, превратился на миг в свое собственное бронзовое изваяние.

– Вы, – произнес он горлом, – ничтожный экранщик… Как вы смеете…

Курильщик, похоже, его и не услышал. Он лишь лениво протянул руку к установленному на столе плоскому аппарату и ткнул, даже не глядя, в одну из множества кнопок на панели.

– Штаб общей программы, – проговорил он в пространство, нимало не повысив голоса.

– Я – весь внимание, шеф, – откликнулся аппарат приятным, хорошо поставленным, хотя и слегка взволнованным и выражавшим радость голосом.

– Там у вас этот организм… как его бишь? Ну, тот, что до сих пор сидел в Политизиуме… Э?

– Дир Нак? – не вполне уверенно предположил аппарат. – Наш любимый Персонаж?

– Бэ, какой вздор. Любимый? Ну да, он самый. Вытащите-ка его на монитор. Со всеми потрохами. И покажите мне.

– Одно мгновение, шеф!..

И действительно: не более одного мгновения прошло – и плоский, немалого размера (примерно два метра на полтора) экран, укрепленный на монументальной консоли в пространстве между двумя длинными диванами, за спинами стоявших полукругом, зеленовато засветился, и на нем определилось лицо этой самой телезвезды – узнаваемое без труда, хотя и куда более уверенное, с выражением как бы героически возвышенным и без тех морщин и бородавок, какие можно было без труда различить на оригинале. Глаза на мониторе были обращены, находясь на полном вылете, вперед и несколько вверх – как если бы Персонаж созерцал нечто, невозвышенным организмам недоступное. Весь полукруг стоявших разом, как бы повинуясь неслышимой команде, повернулся кругом и, как и гости и даже сам Отец Эфира, уперся взглядами в изображение.

– Да нет, – сказал Отец лениво, вытащив ненадолго мундштук изо рта. – Эту картинку можете оставить себе – на тот монитор, что у вас в туалете. Выведите мне документы. Поучительные. Ну вот, скажем, из раздела «Развлечения».

Вдохновенное лицо дрогнуло и исчезло; вместо него появилась совсем другая картинка.

– Ну вот, теперь нарисовали то, что нужно, – так же лениво констатировал Шеф. – Король развлекается…

И в самом деле, то, что возникло сейчас на экране, не очень сочеталось со звучным словом «телезвезда», однако вполне могло сойти за развлекательное зрелище. Упитанная полураздетая туша неуклюже ворочалась, передвигаясь на четвереньках, стремясь достигнуть невысокого столика, на котором были богато представлены сосуды весьма характерной, знакомой, пожалуй, на всех планетах формы. Изнов услышал, как Меркурий громко проглотил набежавшую слюну. Поминутно опрокидываясь на бок, туша все же продвигалась вперед и, наконец оказавшись на расстоянии вытянутой руки, медленно разогнулась, напоминая работающий подъемный кран, отягощенный неимоверным грузом, утвердилась на коленях, с третьей попытки ухватила сосуд, наклонила – и, крупно сотрясаясь, орошая стол, все же наполнила бокал. Дотянулась до него ртом. Осушила. Несколько секунд шумно дышала, раскачиваясь на коленях, словно маятник метронома. Потом мягко завалилась на бок (бокал покатился по ковру, не разбившись), дрогнула раз, другой, втянула глаза и, похоже, уснула.

– Продатируйте, – потребовал Отец Эфира.

Аппарат немедленно отрапортовал:

– Двадцать восьмое число месяца Листьев.

– Вот-вот, – согласился Отец. – То есть накануне встречи с группой Доверенных Антеларского Конгресса, специально прилетевших для обсуждения Секанской проблемы, невзирая на неблагоприятную обстановку в пространстве в узле Кин. Излишне будет напоминать, что встреча не состоялась, поскольку изображаемый организм если уж начинает развлекаться, то прекращает эту сессию не раньше недели, а то и двух. Вот так. Ну, давайте следующую запись…

– Требую немедленно прекратить это издевательство!

Голос, произнесший эти слова, нимало не напоминал звук духового инструмента, хотя исходил из того же самого организма.

– Ну, зачем же, – возразил Отец Эфира безразлично, – лишать присутствующих нескольких веселых минут? Да и зрелища последуют еще более поучительные и назидательные – для всякого претендента…

– Я… Я очень прошу. Я умоляю, наконец!..

– Ну, разве что так… Хорошо, хватит. Уберите эту порнографию.

Сказанное относилось к возникшим было на мониторе кадрам, в которых уже замелькали какие-то организмы другого пола.

Экран погас.

– И все равно! – совершенно неожиданно для всех закричал вдруг Великий Персонаж. – Вам не удастся, со всеми вашими провокациями и фальшивками… Народ любит меня! Знает! И не позволит…

– Общие программы, – прежним своим негромким голосом, но как-то очень слышно произнес Отец Эфира. – Мое распоряжение.

– Слушаю, шеф!

– Вот то, что вы нам только что показывали, а также все остальное в том же духе, что у нас есть в записях… Много у нас такого?

– Ну, шеф, можно показывать от рассвета до заката, день за днем…

– Ага. Так вот, все это – незамедлительно! – выстроить, смонтировать, снабдить комментарием, размножить по максимуму и разослать в обязательный прокат по всем каналам, внутрипланетным и внешним, эфирным и кабельным – короче, всем, всем, всем! С выпуском в ранние вечерние часы. Ежедневно. Комментарий закажите Ива Серу, у него хорошая хватка на тексты такого рода.

– Э-э… М-м…

– Что?

– Шеф, лучшие часы у нас ежевечерне заняты «Паладином Гриметы», третья сотня серий идет к концу – возникнет недовольство…

– Клянусь эфиром, вы думаете копчиком. Недовольство – от такого материала? Вы лучше просмотрите еще раз программы: нам, без сомнения, придется выкраивать еще и утренние часы для повторения.

– Разве что за счет предвыборных?..

– А больше и взять неоткуда.

– Шеф… Могу я предложить?

– Светлая мысль возникла?

– Просто маленький корректив. Может быть, выделить под эту программу один канал целиком – популярный, скажем, семьдесят шестой – и крутить по нему без перерыва, только с рекламными врезками. А по другим регулярно оповещать об этой передаче.

– Бред. Семьдесят шестой занять – первый спортивный канал? Вот тогда уж точно нас станут брать штурмом. Семьдесят шестой – когда приближаются полуфиналы Кубка Семирад? Придет же в голову такое! Даже последний олух…

– Виноват, шеф. Считайте, что я ничего не говорил.

– Вот то-то. Сделайте лучше вот что: освободите пятьдесят… Нет, не пойдет… Очистите тридцать пятый, вот так. Да-да, порноканал. И по нему гоните круглосуточно, с рекламой, а оповещение об этом давайте по всем программам ежечасно. Уяснено? На все даю вам… бэ… Час.

– Конечно, шеф. Уложусь. Светлая мысль!

– Именно. Ну, выполняйте.

– Уже начал, шеф.

Отец Эфира, или шеф, откинулся на спинку кресла. Пососал мундштук. И только после этого обратил внимание на странное движение, возникшее среди стоявшего полукруга.

– В чем дело? Почему беспорядок?

– Наш Первый Видимый… Ему…

– Можете смело называть его бывшим. С приставкой «экс». Ну, что он? Возражает?

– Он без сознания, шеф. Кажется, проглотил что-то…

– Хлипок оказался…

Он снова протянул руку к пульту.

– Центр здоровья? Врача и носилки ко мне. Нет, не для меня, не волнуйтесь. Тут одного неврастеника надо привести в сознание, потом отвезти домой. В Сиреневый Дворец. Вот именно.

Он затянулся дымом. Повернул голову.

– Итак, продолжим.

– Однако, Отец Эфира… Он все равно не выдержит этого. Возраст, сердце, нервы… Столько лет на посту…

Шеф смотрел, как струя дыма разрастается кудрявым деревцем.

– Бэ… Да, пожалуй. Сам виноват – забыл, с кем разговаривает.

Он нажал кнопку.

– Общие программы!

– Слушаю, шеф. Работаю, аж дым идет…

– Предыдущее распоряжение отставить до половины. Программу подготовить, но без команды не выпускать.

– Понял. Выполняю.

– Этому – ну, о котором мы говорили только что, – закрыть эфир повсеместно и бессрочно. – Он несколько повысил голос. – Чтобы впредь ни на одном экране планеты это рыло не появлялось! Даже в сортирах и вытрезвителях!

Стоявший полукруг теперь снова был обращен лицами к Отцу Эфира, но на этот раз как-то явственно, хотя и нечленораздельно, загудел.

– Что, все еще считаете – круто? – поинтересовался шеф. – Любимому Персонажу останется один только путь – искать убежища в других мирах? Да нет, никто его не примет… Нет, я – добрый организм и наказываю мягко. Ну ладно, с этим все. Помогите санитарам, вы там… Что вы копаетесь? Уколите. Пусть приходит в себя. Теперь – вы. Кандидат в претенденты номер два, если не ошибаюсь?

– Так точно, шеф. То есть, я хотел сказать – да.

– Вы это и сказали. Не стесняйтесь точных формулировок. Как вас там, я запамятовал?

– Иро Пан, шеф.

– А, да, конечно. Вы этот… этот… Кто вы?

– В смысле – кем сейчас являюсь?

– А какой еще смысл может быть в моем вопросе?

– Разумеется, шеф, вы, как всегда, правы. Сейчас я занимаю пост Главного Начальника по управлению снабжением.

– Ха-ха.

– Простите?

– Надо говорить: «Виноват?»

– Еще раз простите. Виноват?

– Нет, ничего. Просто вспомнилось. Снабжаете чем? Кого?

– Информацией. Членов правительствующего симпозиума. По проблемам экономики, развития планетного хозяйства.

– Бэ. Завидный пост. Это у вас там лепят прогнозы? Не погоды, понятное дело, а экономические. Как все поднять в трехдневный срок, и так далее.

– Ну… В какой-то степени…

– Да вы не стесняйтесь. Всем нам случается врать. Человек слаб. Что же это вы – с такого безмятежного, можно сказать, места – и в самые пучины экраники? Раньше ведь вы других мазали – а сейчас все начнут мазать вас – и не медом… Тягота-то неподъемная. То ли дело – ученый организм, говори, что хочешь – ответственности никакой.

– Э-э… Так сказать, я… – Неожиданно кандидат, казалось, пришел в себя – заговорил громче и уверенней, глаза навыкате как бы заискрились розовыми искрами. – Стремлюсь свои глубокие и оригинальные знания поставить на службу родной планете. У меня уже вся программа продумана, разбита по пунктам… И сыграна будет как по нотам.

– Музыкант… Ну ладно, не старайтесь – и так все понятно. Честолюбие – вот что нас губит. Как сказано – жадность организм сгубила… Так, хорошо. Сейчас посмотрим…

Он снова отвлекся к аппарату.

– Мою личную операторскую. Си? Давай живой ногой ко мне. С примерочным комплектом. В три секунды – бегом марш!

(«А порядочек у них здесь, как на военном корабле, – пробормотал Федоров, ни к кому из своих в частности не обращаясь. – Смотрите-ка: и правда – бегут!»

«Не понимаю: неужели так трудно помолчать немного? – тут же откликнулся Изнов. – Еще, чего доброго, вызовете неудовольствие…»

«Вы чего это – уже испугались? – густым басом вступил в обмен мнениями Алас. – Подумаешь! Видывали мы и не таких!»

«И все же помолчим лучше, – заключил Меркурий. Был он хмур, и ему все, происходившее на их глазах, похоже, совершенно не нравилось».)

Вызванный же организм тем временем действительно примчался, и не в одиночку: с ним, голова в голову, прибыли еще двое – один тащил объемистый сундучок, другой – какое-то сложное электронно-оптическое устройство, которое и принялся устанавливать незамедлительно, растопырив массивный многоногий штатив. Центр же тройки, видимо, тот самый Си, которому и была дана команда, вытянулся перед шефом.

– Готовы, шеф. Кого примеряем?

Шеф ткнул мундштуком кальяна во второго кандидата.

– Вот его посмотри.

– Слушаюсь. Этого, значит…

Си – был он долговязым, со слегка растрепанной прической, одет в серо-зеленый комбинезон – неторопливыми, мягкими шагами приблизился к примеряемому.

– Будьте любезненьки… Выйдите из строя, чтобы можно было с вами ознакомиться всесторонне… Три шага вперед. Вот-вот, Ваша Перпендикулярность, здесь и остановитесь…

Оператор примерки медленно, не отрывая предельно выкаченных глаз от кандидата в кандидаты, обошел вокруг него раз и другой, неизменно обращаясь к нему лицом, словно планета, чей оборот вокруг оси равен полному эллипсу, описанному вокруг светила. Затем остановился, плавно повернулся к Центру Координат, склонил голову к плечу и сделал такую гримасу, словно только что тщательно разжевал недозрелый лимон. Одновременно он высоко поднял плечи и позволил им свободно упасть.

– Ну как? – поинтересовался шеф.

Оператор-примерщик покачал головой.

– Каша, шеф, жидкая каша на воде. Ни линии, ни фактуры. С таким фасом я постыдился бы выходить на улицу. Да и профиль, надо сказать… Никакого ритма, сплошное спотыкание, этот профиль прямо-таки трещит, а хорошее лицо должно петь, вы же знаете.

Обсуждаемый продолжал стоять неподвижно, лишь часто-часто моргал.

– Да, похоже на то, – согласился Отец. – Ну а если попробовать от противного? Слепить не сахарного красавчика, а наоборот – этакого уродца, но впечатляющего. Чтобы избиратель вспоминал и вздрагивал.

Оператор секунду помолчал, размышляя. Потом одним прыжком приблизился к аппарату на штативе, приник к видоискателю, нацелился объективом на обсуждаемого, несколько секунд смотрел. Соответствующее изображение одновременно возникло и на большом мониторе. Затем, что-то пробормотав себе под нос, оператор стал нажимать клавиши и переводить рычажки. После каждого его движения лицо на экране изменялось: сжималось, растягивалось, перекашивалось, углы рта то поднимались, то круто устремлялись вниз, оба вместе или по очереди, глазницы сближались, потом вдруг разбегались до предела возможного, глаза стали внезапно безнадежно косить, в одну, а затем и в другую сторону, а дальше и вовсе враздрай: один устремил взгляд вниз, другой – в потолок. Подбородок вовсе исчез, снова возник, вытянулся и вроде бы даже загнулся кверху. Уши вплотную прижались к голове, потом одним движением оттопырились, встали перпендикулярно, словно паруса, ловящие попутный ветер. Менялся и цвет кожи – от густо-красного до светло-зеленого. Все смотрели на экран, все были очень серьезны: на их глазах происходил акт вдохновенного творчества.

Наконец оператор оторвался от нарамника. Вздохнул и развел руками.

– Ну, вы сами видите, шеф. Все возможное… Ну, если уж нет основы, то ее и не будет. Клоуна сделать можно, а вот чудище никак не получится. Только смеяться будут.

– А если пропустить через фильтры?

– Ничего не спасет, шеф. Вы же знаете: уж раз я говорю…

– Знаю, знаю. Ну что же… Постой. Ты все же это сохрани. И еще поработай на досуге.

– Слушаюсь… – В голосе оператора слышалось глубокое уныние.

– Ну, не для этой роли, конечно, – усмехнулся шеф. – Наоборот. Если все-таки подберем кандидата, – он сделал паузу, взглядом просканировал оставшихся в шеренге, пожал плечами. – Не знаю, правду говоря, где мы его найдем – пока все идет какой-то второсортный материал, даже третьи сорта… Но, может быть, посчастливится все-таки… то этого мы выпустим конкурентом – и тогда обеспечим фавориту полную победу. – Он ухмыльнулся, повернул голову к кандидату. – Согласны – на таких условиях?

Как оказалось, претендент был все же не из самых робких и не уверенных в себе.

– Я не в короли красоты баллотируюсь, – заявил он. – И лицо мое, пусть и не очень привлекает дам, вполне нормальное тем не менее. Во мне главное – не облик, а моя программа. И стоит зрителям хоть раз ее услышать, как все разумные организмы поймут…

– Ну конечно, конечно, – проговорил шеф успокоительно. – Все будет очень хорошо, даже самым наилучшим образом, уверяю вас. Вот только как вас зрители услышат – это мне не совсем понятно. Вы собираетесь станцию купить? А кто, интересно, вам ее продаст и кто выдаст лицензию?

– Как бы вы меня ни старались изуродовать, даже с ваших экранов мои слова донесутся…

– Донесутся, безусловно… Си, вы записали все, что он тут вякал?

– До последнего слова, шеф.

– Давайте-ка послушаем…

И Отец Эфира поудобнее устроился в кресле.

В следующее мгновение зал заполнился несусветной звуковой мешаниной. В ней были свист, визг, какое-то кваканье, фырчание и другие, совсем уж неприличные звуки. А единственные членораздельные слова, прорывавшиеся время от времени через этот акустический мусор, имели явно непристойный смысл.

– Вот, уважаемый, что вы нам наговорили.

– Но это возмутительно! Это преступление!

– Да ничего подобного. Помехи, странности прохождения волн, дефекты аппаратуры – мало ли что может приключиться, в мире нет ничего совершенного… Ладно, я уже потерял с вами даже не знаю сколько времени. В двух словах: вы согласны на мои условия? Или я отлучу вас от эфира пожизненно, и вы больше никогда… Да или нет?

Кандидат в кандидаты опустил голову.

– Да… – пробормотал он.

– Что?

– Я говорю: согласен!

– Очень разумно. Да не унывайте, клоун ведь тоже артист – и в политике тоже. Да вы и не единственным таким окажетесь. – Он покосился на остальных. – Подберем еще… Тут кто-то из вас драться любит, мне помнится. Кто – вы?

Тот, к кому он обращался, отрицательно мотнул головой.

– Это я, шеф, – проговорил стоявший по соседству с первым. – Ну и что? У меня темперамент такой – он требует. Да это всем и нравится к тому же. Так что смело можете выставлять меня.

– В принципе, конечно, не исключено – если остальное соответствует. Си, как полагаете?

– Сделать этому примерку, шеф? Так, на первый взгляд, с ним можно будет поработать.

– Сделаем, пожалуй. Только не сейчас. Я устал от всей этой бестолковщины. Надо отдохнуть, хотя бы с полчасика. Вы все – честолюбцы – выметайтесь. Посидите в буфете, что ли. Вам финансирование уже открыли? Нет? Ну, тогда по чашке и по рюмке – за счет предприятия. Ладно, и чего-нибудь на закуску. Вас потом вызовут – когда я решу продолжить наши словопрения… Посмотрите заодно и наши последние развлекательные программы – они иногда бывают даже смешными, хотя и не настолько, как наши сегодняшние дела… Чего вы еще ждете? Шагом марш!

Претенденты послушно замаршировали к выходу из ограниченного диванами пространства. Поднялись со своих мест и пятеро путешественников.

– Нет-нет, – проговорил шеф доброжелательно. – К вам это не относится. Останьтесь пока что. Си, аппаратуру тоже не трогайте – может быть, еще пригодится. Си! Вы что – оглохли? Уснули?

Оператор примерки, казалось, и на самом деле выключился из реальной действительности: он словно окаменел, вперив взгляд в одну, похоже, точку.

(«Посол! – прошептал Меркурий с некоторым страхом в голосе. – Вы слышите? Ваше Свечение!..»

«Слышу, конечно. В чем дело?»

«Что он на вас так смотрит? Клянусь мечами, мне страшно! Они тут не каннибалы, случайно?»

«А черт их знает… Вы уверены, что на меня? Скорее на Госта».

«Да вы сами прикиньте… А если даже и на Госта – все равно, это, по-моему, очень опасно. Такой, я бы сказал, хищный взгляд…»

«Да, в самом деле. Давайте все-таки попытаемся хотя бы выйти из этого круга. Встали?»

«Не… не знаю. Я боюсь, а мы совершенно безоружны…

«Тогда обождем еще: может быть, ничего страшного…»

«Слушайте: о чем они там?»)

Шеф и в самом деле успел еще раз окликнуть своего оператора, прежде чем тот очнулся и уразумел, что к нему обращается начальник. В следующее мгновение он на цыпочках подбежал к Отцу Эфира и склонился к его уху. Он шептал долго, но что именно – услышать было невозможно.

– Да? – громко спросил шеф. – Ты думаешь?

– Вглядитесь сами. Там такой материал, такие возможности – не стыдно будет показать хоть всей Галактике…

Теперь и взгляд шефа устремился на приезжих. Царедворец с Синеры почувствовал себя едва ли не парализованным, словно кролик под взором удава. На этот раз и посол почувствовал устремленный, наверное, все-таки именно на него взгляд, и поежился, словно ему вдруг стало холодно.

– Гм, – проговорил шеф задумчиво. – А знаешь, там и на самом деле что-то есть такое… Нетривиальное, но не настолько, чтобы вызывать сомнения… Бэ, действительно…

– Говорю вам, шеф, – я уже лет двадцать такого не встречал. Пожалуй, со времен самого Ургана Долговечного…

– Да, тот воистину смотрелся, как… как… как не знаю что. Ага. Значит, если примерить с твоих позиций…

– Первоклассный материал, шеф. Ну просто лучше не бывает. Я же вам говорю…

– Ну что же: ты меня вроде бы до сих пор не подводил… – Он сделал паузу. – Хорошо. Я обдумал и принял решение. Ты пока сядь и помалкивай. Можешь даже… да, правильно, сходи тоже подкрепись – но чтобы в любую минуту оказаться тут – по первому свисту.

– Слушаюсь, шеф. Только…

– Ну, что у тебя еще?

– Ваше время тоже пришло, шеф. Час обеда. Для вас уже накрыто.

– Клянусь электроном, всегда этот обед наступает не вовремя!

– Шеф, вы же помните: врачи…

– Болваны они, эти врачи. Болваны и тупицы. Но других нет, приходится считаться с этими…

Сердито сопя, он поднялся, оказавшись неожиданно невыразительного роста. Выкатив глаза, повернул голову к путешественникам.

– Придется вам еще обождать. Впрочем… Си! Распорядись, чтобы этих тоже чем-нибудь покормили. Нельзя пренебрегать правилами гостеприимства. Только выпивки не давать. С этим успеется. Так что вы, гости, тоже можете провести некоторое время в буфете – гостевом, разумеется, а не для персонала.

И, сопровождаемый оператором, шеф величественно удалился. На какой-то промежуток времени путешественники оказались предоставленными самим себе.

– Поесть дадут – и на том спасибо, – сказал Федоров, встав и с наслаждением потянувшись. – Холера, я отсидел все на свете… Надеюсь, они там на кухне проявят оперативность.

– Придется вам еще поголодать, друг мой, – вполголоса ответил ему Изнов. – Мы не станем ожидать угощения.

– С какой стати отказываться?

– От голода вы отупели, – сердито вмешался Меркурий. – Неужели не понимаете, что сейчас у нас – единственная возможность сбежать – пока они там чревоугодничают?

– Это верно, – присоединился к нему Гост. – Смотрите, везде пусто – все кинулись питаться. Самое время смыться.

– Куда это вы намылились?

– Да куда угодно – только бы отсюда. Удрать, пробраться к кораблю, а там – глядишь, кривая вывезет… – рассудил Гост. – Я надеюсь, что вы не забыли о грузе протида? И помните о том, что режим его хранения должен соблюдаться строжайшим образом? Малейшее нарушение режима – и в нем пойдет процесс разложения, а это приведет к такому взрыву, что не только от космодрома мало что останется, но и нам здесь придется ох как плохо… А кто может поручиться, что здешние умельцы, пока нас держат тут, не попытаются поковыряться в корабле?

– Они могут просто конфисковать груз, – присоединился к говорившему и Федоров. – А поскольку они в этом наверняка ни черта не смыслят – без больших неприятностей не обойтись. Кончится же тем, что нас обвинят в диверсии; судя же по тому, что мы успели увидеть, – тут не очень-то церемонятся с теми, кем недовольны… Нет, действительно самое время – навострить лыжи.

– Но ведь корабль надежно заблокирован… Разве не так, капитан?

Меркурий только пожал плечами:

– Нет таких замков, которые нельзя было бы открыть. Но дело не только в этом; в конце концов, взрыва может и не быть – однако все мы помним, что время сохранения протида в условиях корабля строго определено, и не так уж оно велико. А нас тут могут продержать сколько угодно долго. Может быть, захотят, чтобы мы участвовали еще в каких-то съемках, а может… Да мало ли что можно придумать при желании!

– Мы можем заявить официальный протест, – проговорил Изнов – без особой, впрочем, уверенности в голосе.

– О, разумеется! – ухмыльнулся Федоров. – И они, безусловно, принесут нам нижайшие извинения и с почетом отпустят… Посол, разве мы не видели, как тут разделываются со своими? А ведь это, насколько можно судить, вовсе не пешки, не шестерки – это все, как я понимаю, уважаемые, заслуженные актеры – судя хотя бы по их возрасту! Люди известные, быть может, всему этому миру! Наверняка выдающиеся мастера! А уж с нами и точно не станут церемониться, если только мы вызовем хоть малейшее неудовольствие их начальства. Вспомните хотя бы, как мы сюда попали… Обвинят – ну, хотя бы в проникновении в производственные секреты или во вмешательстве в их внутренние дела. Конечно, они сами нас заставили, но об этом при желании можно легко забыть. А тут мы невольно оказались свидетелями сцены, которая вряд ли предназначена для разглашения – да еще в галактическом масштабе. Так что вряд ли нас отпустят отсюда по-доброму.

– Да, – пробормотал посол. – Пожалуй, вы правы. Может быть, и далеко не во всем – но положение с грузом протида кажется мне действительно угрожающим. Да, надо уходить. Только как?

– Двигаемся, – командным голосом приказал Федоров, – но очень осторожно, по всем правилам: головной дозор, за ним остальные, я – замыкающим.

– Кто-нибудь хоть соображает – в какую сторону двигаться? – поинтересовался Изнов. – Чтобы не попасть из огня в полымя…

– Да сперва в ту же сторону, что и все, – сказал Федоров уверенно. – Туда, где кормят. У меня такое ощущение, что я уже целую неделю ничего в рот не брал. Воздух здесь, что ли, такой? Тем более что питание нам обещано, так что в сторону буфета мы можем идти смело, не таясь. А там главное – не стесняться, набрать еды побольше, мало ли что еще придется пережить. У кого нет емкостей – пихайте прямо за пазуху… Ну, все готовы? Пошли!

Нимало не скрываясь, они вышли из окруженного диванами пространства и зашагали в том направлении, куда прежде ушли артисты – или кем они там были… Буфет нашли без труда – по скоплению проголодавшихся посетителей Центра; еда была просто разложена на столах и прилавках, никто ни за кем не присматривал, и, жуя на ходу, путешественники не постеснялись захватить с собой столько провианта, сколько можно было, чтобы не вызвать излишних подозрений. Они продолжали держаться плотной группой, и Федорову не пришлось разыскивать никого перед тем, как отдать команду:

– Ну, все в порядке, кажется? Пора пускаться в бега.

– Только куда? – осторожно поинтересовался Алас.

– Выйдем отсюда – а там сообразим. Осмотримся еще раз: никто не следит за нами?

Они внимательно огляделись.

– Вроде бы никого. Только опасно все же… Здесь все так запутано – нарвемся на какую-нибудь неприятность…

– Наоборот, по-моему, все очень просто. Вы же видите: тот, дальний конец этого вокзала открывается прямо на улицу! Вот туда нам и нужно. Окажемся на проспекте, замешаемся в толпу – я даже отсюда вижу, сколько там народу болтается… Ну а дальше будем действовать по обстановке. По-моему, все так просто – проще не бывает. Только не надо трусить. Вот сейчас встанем – и спокойненько пойдем в том направлении.

– Перебежками?

– Ни в коем случае. Прогулочным шагом. Как любопытствующие туристы.

– А если на кого-нибудь наткнемся? Будем драться?

– Там видно будет. Ну – вперед! И спокойно, без дрожи в коленках. Представим себе, что мы – и на самом деле десант, как нам втолковывали совсем недавно. Выброшены в этот неизвестный мир. И готовы ко всяким неожиданностям. Только вот без оружия, к сожалению.

– Вляпались, как последние идиоты, – пробормотал до сих пор упорно молчавший Алас. – Йомть и тридцать три раза йомть. И тем не менее, я думаю, разумнее было бы обождать здесь дальнейшего развития событий. Раз уж мы оказались тут не по своей вине…

– Если только я не ошибаюсь, – невесело усмехнулся Федоров, – вахту правили как раз вы, маэстро. И если бы тогда не стали нажимать кнопки и дергать за рычаги – по вашим словам, из чистого любопытства и еще от скуки, – то мы были бы сейчас очень далеко отсюда, в чистом, никем не контролируемом сопространстве, летели бы себе – а вам не пришлось бы праздновать труса… Кому же, как не вам, когда мы по вашей милости оказались вдруг в нормальном пространстве, да еще вблизи обитаемой планеты, – кому же, как не вам почудилось, что нас через миг начнут расстреливать на полное уничтожение? Мне, что ли? Или, может быть, Меркурию? Да он третий сон досматривал…

– Интересно, что бы вы тогда подумали на моем месте… Они оказались совсем рядом настолько неожиданно, что любой на моем месте… Ну, что бы вы сами предприняли, увидев вдруг перед собой целую эскадру кораблей совершенно незнакомого типа, каких нет ни в одном определителе? Тоже, я думаю, заорали бы «караул!».

– Да ладно вам, – вмешался Гост. – Выпутаемся – тогда станем разбираться, у кого афедрон шире. Десант – так уж десант.

– Дипломатический десант, – пробормотал Изнов и первым шагнул за периметр ограниченной диванами территории.

Они и в самом деле оказались тогда – впрочем, не так и давно это было, время пока еще измерялось часами, а не сутками и неделями – в непонятной и сейчас еще необъяснимой ситуации. Полностью заправленная на Иссоре машина после нырка великолепно держала сопространство, настолько спокойное, что уже на вторые сутки капитан Меркурий и посол Изнов решили, что вахту можно доверять и Аласу с Гостом – для чего они временно из невольных пассажиров были повышены до ранга временных членов экипажа. Все равно на дежурстве делать было нечего; случись что – генеральный компьютер корабля не только доложил бы немедля об осложнении, но и, не дожидаясь вопроса, выдал бы три, четыре, пять возможных решений – оставалось бы только выбрать любое по собственному вкусу. По малой затруднительности вахты сделали шестичасовыми; подвахта, по отсутствию занятий, если не возилась на крохотном – два метра на полтора – камбузе, предаваясь греху чревоугодия, то гоняла на бытовом экране мультики, благо запас таких кристаллов у Меркурия оказался практически неисчерпаемым. Когда попадалось что-то особо смешное или же трогательное – к зрителю присоединялся и вахтенный, и они ржали или хлюпали носами вместе. При этом они ничем не рисковали: остальные члены экипажа – или беглецы, или путешественники, называй как угодно, – продолжали спать с таким усердием, словно сон и был главным их занятием и предназначением в жизни; даже не самый избалованный среди них Федоров еще в самом начале полета заявил, что после тюремной койки он, похоже, никогда в жизни не отоспится. На что Гост возразил, что, попади терране в казенную, а не частную тюрягу, поваляйся на тамошних нарах – тогда только и сообразили бы, что такое – комфорт, хотя бы и тюремный, а что – его отсутствие. На что Федоров, в свою очередь, ответил, что поскольку там, куда они летели, акционерных тюрем вроде бы нет, Госту предстоит со всем этим познакомиться раньше всех остальных – кроме Аласа, может быть. Алас же усмехнулся и сказал, что офицеры его ранга на нары не попадают, даже оказавшись в руках своих злейших врагов, ибо все мироздание зиждется на понятиях рангов и привилегий. После этого, так и не сделав заключительного совместного заявления, все разошлись кому куда положено было: одни – припухать в койках, другие же – глазеть на экраны.

Вот и тогда, с приближением – неведомым для них – весьма острого момента, и вахтенный Гост, и бодрствующий Алас с немалым увлечением просматривали очередной мультик. Совесть и одного и другого была при этом совершенно спокойна, хотя главный монитор и был оставлен без всякого наблюдения; и они были правы в общем-то, потому что при всяком изменении генеральный компьютер немедля выдал бы информацию не только на главный, но и вообще на все экраны, включенные в это время. Корабль ведь в принципе был приспособлен для обслуживания одним-единственным существом, объединявшим в себе и капитана, и экипаж, и пассажира, и вообще все на свете. Так что возникни вдруг опасность – оповещение о ней вмиг было бы выведено и на этот, бытовой экран, и экипаж смог бы сразу же принять все возможные и нужные меры по ее устранению. Вот оба и глазели на всяческие прыжки и гримасы до смешного уродливых персонажей. Фильм закончился – и тут же, после секундного перерыва, пошел следующий: кристаллы в аппарате менялись автоматически.

– Пожрать бы, – сказал Гост. – Может, прервемся на полчаса?

– Ага, – согласился Алас. – Вот этот еще посмотрим – и сделаем паузу. Не искусством единым сыт живущий, но также и грубой пищею.

– Ладно, – согласился Гост. – Смотри, а это уже совсем другая серия.

– Космическая, – подтвердил Алас. – Такие еще не попадались. Ну, поглядим, что там у них такое завяжется. Не иначе как война в пространстве?

– Да нет, это не пространство, – опроверг догадку Гост. – Сам видишь: ни звезд, ничего, одна серость. Как вот вокруг нас. Нет, они скорее тоже в сопространстве находятся. Как мы.

– Войну в сопространстве покажут? – предположил Алас. – Разве в сопространстве могут быть военные действия?

– Да вроде бы нет, – ответил Гост. – Только это ведь кино. А в кино все возможно. Тем более в мультиках. Что придумаешь, то и рисуй, йомть. Вот бы и в жизни так. Я бы себе нарисовал…

– Точно, война, – сказал Алас. – Может, разбудить наших – пусть тоже посмотрят?

– Вот если станешь их будить, – предостерег Гост, – то война и на самом деле будет. Они нас подушками закидают.

– Буди не буди, – проговорил Алас с ухмылкой, – все равно они не проснутся. Они теперь не меньше суток будут спать. А то и побольше.

– Ну, уж не так плохо они у меня спали, как жалуются…

– А это никакого значения не имеет. Я их накрепко убаюкал.

– Ты?..

– Ужин-то я готовил. А у Меркурия аптечка на борту богатая. В таких делах я уж как-нибудь разбираюсь.

– Ты что же… отравил их? До смерти??

– Ну за кого ты меня принимаешь… Зачем мне покойники? Да и нам с тобой корабль не посадить, когда придет время. Я их крепенько усыпил.

– Зачем?

– Для свободы действий. Мне с самого начала очень не улыбалось лететь на Терру, да и Федерация Гра для меня – не большой подарок. И для тебя, кстати, тоже. Потом – у нас полный груз протида, стоит он, как ты сам знаешь, густых денег – почему бы нам самим не реализовать товар? Вот я и решил: пускай они поспят, а мы с тобой тем временем обо всем договоримся и решим – куда поворачивать и какую легенду сочинить, чтобы никому было не придраться. Сознайся: неплохо ведь придумано, а?

Гост склонил голову к правому плечу, потом к левому.

– Ну… Что-то в этом есть, а чего-то, может, и не хватает… Ладно, раз уж такое дело – поразмыслим. Времени, ты говоришь, хватит?

– Времени – полные трюмы.

– Ну, давай тогда мультик досмотрим. Что там? Ты смотри, и точно – там у них война назревает. Столько кораблей. А вооружение какое! Ну-у! Я такого и не видал никогда. Нет, это не ракетное, ручаюсь. Такие цилиндры…

– Смотри: отблескивает. Там оптика какая-то, что ли? Лазерные деструкторы?

– Хорошо, если только лазерные… Может, авторы их и аннигиляторами вооружили – экран все стерпит… Ага, ну наконец. Субтитры пошли. Сейчас все поймем. Смотри, смотри, как выстраиваются: словно бы кольцом… Вокруг кого это они? В центре-то кто?

– Да в центре, похоже, мы… – пробормотал Алас. – Ага! Постой! Все понятно. Это не мультик, парень, понял?

– А что же?

– Это игра. Нормальная компьютерная игра. Вот не думал, что Меркурий этим увлекается! Серьезный мужик вроде бы. Игра! И мы в ней должны участвовать. Только как? Ага, наверное, в субтитрах и дается объяснение… Шрифт очень мелкий. Да и язык какой-то… Ты можешь понять?

– Если бы. Хреновина какая-то. На иссорский ничуть не похоже. И с граанским – ничего общего. Может, из синерианской группы? Поднять Меркурия?

– Я же тебе сказал: его теперь пушкой не растолкаешь. Нет, это не синерианский: знаки ведь совсем другие – никакого сходства. Стой. А может – террана? Ну, на которой эти двое говорят.

– Не канается. Я их тексты видал – на их языке. Ничего общего.

– Вот угораздило дворянина набрать титр на тарабарском наречии. Как же нам в эту игру включиться?

– Погоди. Понял. У нас же Генеральный компьютер есть.

– Ну и что?

– Машина мощнейшая. Подключим его к игре; голову на отсечение – он за полминуты этот язык разгадает и нам все на блюдечке выложит.

– Светлая идея. Только он ведь и так при деле?

– Какие у него дела: наблюдать за пустым сопространством. При его-то мощности! Да он и не заметит дополнительной нагрузки!

– Меня ты уговорил. Осталось уговорить компьютер. Пошли в пост! А то игра-то идет, смотри: они уже кольцом стоят и начали, похоже, стягиваться к центру – к нам с тобой. Пора войти в игру. Давай!

Дверь послушно уехала в переборку, и оба оказались в центральном посту корабля. И остановились, каменея.

Потому что на большом мониторе Генерального компьютера увидели то же самое, что было и на маленьком, служившем для развлечений. Только в другом увеличении. И видно все было очень четко и ясно.

– Дьявол! – пробормотал Алас. – Он что – сам подключился, что ли? Откликнулся на наше желание?

Но Гост начал уже понимать, что к чему. И ему сделалось очень не по себе.

– Он и не отключался вовсе!

– Но это же игра на нем!

– Игра для дураков. Вроде нас с тобой. О, боги…

– Что ты там бормочешь?

– Ты слабоумный? Не понял, что ли, – никакая это не игра! Компьютер показывает реальную обстановку!

– И эти корабли…

– Они есть, Алас! И находятся именно там, где мы их видим!

– То есть окружили нас?

– Вот именно.

– А эти надписи… Они что-то передают нам. Требуют каких-то действий. Но мы, к сожалению, ни слова не понимаем. Господи! Что теперь будет?!

– Алас! Буди всех!

– Я же тебе сказал…

– Плевать я хотел на то, что ты сказал! Нашел средство усыпить – сумей и разбудить их. Поройся в той же аптечке… А я тем временем попробую хоть что-то просигналить. Чтобы они не заподозрили нас во враждебных замыслах… Потому что, судя по их действиям, они настроены крайне воинственно. О! Смотри…

– Бог и все дьяволы! Они наводят на нас эти штуки…

– Ты еще здесь? Буди капитана!

– Я уже бегу! Уже бегу! Господи! Они…

Он не успел договорить. Экран озарился ослепительным светом. Потом потемнел.

– Ну, пришел нам конец, – пробормотал Алас. – Сейчас…

– Убью! – заорал Гост что было сил.

Алас исчез в двери. Гост невольно пригнулся; он не очень верил, что в них попадут с первого залпа – судя по прыгающим изображениям на экране, Генеральный компьютер самостоятельно производил маневр уклонения, – но все же – как знать… Он почти лег на пульт, ухватился за его закраины.

Ничего, однако, не произошло. Ни малейшего сотрясения, никаких осколков – словно бы и не стрелял никто. Неизвестные же нападающие продолжали неторопливо сжимать кольцо в плоскости, перпендикулярной курсу, какого все еще придерживался корабль Меркурия. Лишь временами один или два из них покидали кольцо, то стремительно обгоняя корабль и на несколько секунд как бы замирая впереди, словно они стремились таранить атакуемого; однако едва ли не в последний миг быстрым маневром уходили с курса и вновь занимали свое место в строю среди остальных уравнявших свои скорости с судном беглецов и описывавшим синхронно медленную циркуляцию вокруг него, – то, напротив, отставали, резко тормозя, и пристраивались в кильспейс. И снова то на одном, то на другом вспыхивали ярчайшие огни – без всякого, однако же, урона для преследуемых.

Так продолжалось, пожалуй, не менее получаса. Опытный пилот, разумеется, заметил бы время с точностью до секунды, Гост этого не сделал – слишком уж был взволнован, чтобы не сказать напуган, но компьютер наверняка отметил и время начала атаки, и все последующие маневры пиратов – или кто они там были. Немного придя в себя, Гост решил, что нужно хотя бы включить носовой прожектор – чтобы дать понять, что противник замечен и что преследуемый корабль не намерен применять оружие, – иначе вместо прожектора включились бы средства защиты; Гост, правда, толком даже не знал, имеются ли они на этом корабле, а если и есть, то какие именно.

Трудно сказать, что предпринял бы он в дальнейшем, если бы за переборкой не послышались голоса – хриплые и сердитые, какие бывают у людей, разбуженных в пору самого сладкого сна. Гост облегченно вздохнул, а в следующее мгновение в центральном посту появились немилосердно зевавшие и теревшие глаза Меркурий и оба терранских дипломата. Меркурий окинул экран быстрым взглядом, тут же, ни слова не сказав, плюхнулся на пилотское кресло и кинул пальцы на клавиатуру Генерального. Пальцы тут же задвигались, как вышколенные солдаты, каждый из которых и без команды знал свой маневр. На экране вспыхнул вопрос:

«Численность нападающих?»

Ответ последовал незамедлительно:

«Восемнадцать тел».

«Создают ли их действия угрозу?»

«Действия угрозы не создают».

«Согласованы ли их действия между собой?»

«Действия согласованы».

«Пытаются ли они установить связь с нами?»

«Ведется передача. Код неизвестен».

Меркурий, нажав одновременно на три клавиши, включил дешифратор.

«Ищи смысл».

«Поиск начат».

«Непрерывно передавай наши опознавательные и характеристику нашего кода».

«Выполняю».

«Есть ли выводы о намерениях посторонних тел?»

«Опознаю тела как управляемые корабли. Предположение: хотят изменения нашего курса».

И в самом деле: один из кораблей кольца снова, увеличив скорость, вырвался вперед и опять оказался на курсе путешественников; однако на сей раз не стал затормаживаться, а продолжал двигаться с той же скоростью, что и судно Меркурия, как бы указывая ему путь. И почти одновременно на нем – на одной из далеко вынесенных решетчатых ферм, на правой – зажегся и замигал яркий зеленый свет.

– Черта с два, – мрачно пробормотал Меркурий и отстучал на клавиатуре:

«Сохранять прежний курс».

«Выполняется».

Передний мателот тем временем начал плавно изменять курс, уходя вправо по дуге большого радиуса и все более смещаясь к краю экрана.

– Вообще-то это возмутительно, – заявил Изнов сердито. – Мы находимся в сопространстве, не подлежащем ничьей юрисдикции, и никто не имеет права препятствовать нам в совершении рейса. Мы не создаем ни для кого ни малейшей угрозы… Вы не можете попытаться объяснить им это? Не могут же они не знать общеизвестных истин!

– Попытаться-то я могу… Но если они не захотят понять, то у них будет полная возможность исполнить это их желание.

– Тем не менее такие действия предусмотрены шестой главой специальной части Космического права, и мы просто обязаны призвать их к порядку.

Меркурий, пожав плечами, снова занес руки над клавиатурой. Но, упреждая его, компьютер выбросил на экран надпись:

«Корреспондент использует код, близкий к Лотарианской группе. Возможна частичная расшифровка».

«Вывести расшифровку на экран», – тут же отозвался капитан.

Несколько мгновений экран оставался чистым. Затем на нем начали возникать строки, хотя и с ощутимыми пропусками, а порой и со словами, какие вряд ли можно было бы разыскать даже в самом фундаментальном словаре.

«Планетелентр Тивиза убедишает причастие всегалакт смотрители движение избор очень (весьма, сугубо) большой пресиделец всего народоления оглавление обезжарено прицелом и незабвенные подачки на возлюбленный смотрец – не опознано – не опознано – злой дух опасность просимы не загораживать мы (нас, нам, нами) прибежать насилу просим крикнуть со голос ее брать мы (нас, нам) ставит впереди говорить говорить тивидра три».

– Бред собачий, – сказал Меркурий. – Ну-ка, пусть прогонит еще раз.

Но и после повторной команды текст появился без всяких изменений.

– Кто-нибудь что-нибудь понимает? – спросил Изнов, задрав брови чуть ли не до затылка.

– Понимаю только, что нам хана, – пробормотал Гост. – Ей-богу, ради такого результата не стоило забираться так далеко.

Федоров задумчиво почесал в затылке.

– Погодите читать отходную… Что-то здесь все-таки прощупывается, мне кажется. Мерк, уступи мне местечко на несколько минут.

Меркурий сорвался с кресла мгновенно, словно только и ожидал такого приглашения. Федоров уселся, обеими руками пригладил волосы, собираясь, видимо, с мыслями, потом вытащил на экран меню, просмотрел, покачал головой:

– Слабо вы там вооружены на Синере, неубедительно… Мерк, будь любезен – там в каюте мой сидор…

– Сидор – это, по-моему, архаичное мужское имя, – припомнил вслух синерианский вельможа.

– Эх ты, лингвист… Мой саквояж, пожалуйста. Сумку. Уразумел?

Меркурий послушно выполнил просьбу. Передавая сумку, сказал:

– Итак, сидор? Очень интересно… Я всегда говорил, что на Терре, в России, язык обновляется быстрее, чем мода.

Федоров лишь ухмыльнулся и не стал поправлять синерианского лингвиста. Он вытащил из одного из многочисленных отделений сумки маленькую коробочку. Осторожно извлек из нее плоский кристалл.

– Где тут у тебя шестимиллиметровый драйвер? Ага, уже вижу. Ну-ка, попробуем нашу программу…

Он ввел кристалл, нажал несколько клавиш. Хмыкнул:

– Ну-ну…

Сгрудившись за его спиной, остальные ждали. Генеральный компьютер трудился больше минуты. Наконец на экране возник уже вполне связный текст:

«Планетарный Телевизионный центр Тивизы (предпол. название планеты) убедительно приглашает принять участие (в качестве) (независимых) галактических наблюдателей (в кампании) по выдвижению и выборам Великого Президента всего (тивизианского) народа. Содержание (на время пребывания на Тивизе) обеспечено целиком, (предусмотрены также) памятные подарки каждому (любому) наблюдателю. (Также гарантируем) полную безопасность. Просим не вынуждать (заставлять) нас прибегать к силе. Просим принять нашего представителя для подробных переговоров. (Отправитель) – Телевизионная эскадра (номер) три».

– Всего-то и делов, – сказал Федоров небрежно.

– Что это у вас за программа? – поинтересовался Алас.

– Обычная, – ответил Федоров невозмутимо. – Специально для дипломатов.

Изнов чуть приподнял уголки губ.

– Для некоторых дипломатов, – уточнил он. – Но сейчас не это главное. Коллега, мы можем передать достаточно понятный ответ?

– Полагаю, что да. А что вы хотите ответить?

– Думаю, что придется выполнить их просьбу – в той ее части, где они просят принять их посланца и не вынуждать их прибегать к силе.

– А если представителей окажется дюжина, и вооруженных к тому же? – поинтересовался Гост. – Похоже, они – хотя не знаю, с кем нам приходится иметь дело, – считают нас непроходимо наивными.

– Вы видите другой выход? У них – восемнадцать единиц… Так что с нами они могут разделаться и не поднимаясь на борт. Мы же, по сути дела, безоружны…

– Ну, автоматы-то у нас есть, – уточнил Федоров.

– О, против их лазеров это – непобедимое оружие!

– Они вооружены, похоже, в основном телекамерами. Пока они, я полагаю, лишь снимали нас, ничего более, – предположил Гост.

– А вы уверены, что они оснащены только телекамерами? – поинтересовался посол.

Гост промолчал, только пожал плечами.

– Попробуйте передать такой текст, – сказал Изнов: – «Согласны принять одного представителя для переговоров с условием, что остальные корабли не приближаются». Сообщите данные о нашем шлюзе – пусть позаботятся о переходнике, если он им нужен. И побыстрее, пожалуйста, накрутите эту вашу чудо-программу, иначе… Я не уверен, что они отличаются долготерпением. Во всяком случае, если судить по нашим терранским телевизионщикам…

– Да и по нашим тоже, – хором сказали все остальные.

– Ладно, – проговорил Федоров, – в конце концов, одной ошибкой больше в нашей дипломатической карьере, одной меньше – разница непринципиальная.

И он снова повернулся к пульту. Отстучал текст и приготовился принять ответ. Но приготовления оказались напрасными.

– Что за черт! – пробормотал он. – Мерк, твоя механика чудит. Он не желает больше работать. Погляди, что за свистопляска! Тебе приходилось встречаться с таким поведением?

И в самом деле, разноцветные индикаторы компьютера затеяли какую-то странную игру. Похоже было, что машина переваривала какую-то странную программу.

– Пусти-ка! – и Меркурий почти столкнул Федорова с пилотского кресла.

– Вот она, хваленая дворянская обходительность! – ухмыльнулся дипломат разведки.

Меркурий между тем вступил в оживленный диалог с Генеральным компьютером – на пальцах, словно с глухонемым. Но через минуту руки синерианина бессильно упали.

– Он мне больше не подчиняется…

– Надеюсь, мы его не пережгли? Или он не выдержал этой дешифровочной программы?

– Да он может выдержать в миллион раз больше и сложнее! Нет, тут хуже. Они у себя перехватили управление им – не знаю уж, каким способом, – вернее всего, по одному из его внешних каналов. И теперь он подчиняется только им.

– Понятно, – медленно проговорил Изнов. – Они получили наше согласие и решили, что в дальнейшем могут с нами не церемониться. Что же нам остается?

– Сложить руки и ждать, – ответил Меркурий.

– Только не складывайте их на груди, – посоветовал Федоров. – Все равно соответствующих свечек не найдется.

– Ну а ты что предлагаешь?

– То же самое: ждать. Но в руки взять не свечки, а эти самые презренные автоматы – пусть этот их парламентер видит, что мы не собираемся сдаваться просто так.

Пока Генеральный компьютер, совершенно вышедший из повиновения, совершал посадочные маневры, Изнов – теперь руководство снова перешло к нему, поскольку в капитане они пока что больше не нуждались, – приказал подальше спрятать все оружие. Федоров попытался было возразить, но Полномочный посол тут же пресек всякие попытки:

– Вы же не собираетесь воевать со всей планетой?

Федоров, прежде чем ответить, поглядел на экран. Планета была достаточно большой, чтобы отказаться от такой мысли.

– Во всяком случае, не сразу, – произнес он осторожно.

– Ну вот и не будем показывать, что у нас могут возникнуть подобные мысли.

Оружие спрятали. Затем посол приказал всем одеться поприличнее.

– Мой мундир остался в тюрьме, – сказал Гост с некоторой обидой.

– А меня вообще похитили едва ли не в чем мать родила, – добавил Алас.

– Меркурий, вы ведь возите с собой свой гардероб, – напомнил Федоров.

– Мой придворный туалет вряд ли сочетается с этими физиономиями, – возразил царедворец. – И вообще синерианский закон запрещает кому бы то ни было носить платье других сословий.

– Ну а у нас на Терре с этим куда свободнее, – сказал Изнов голосом, не допускавшим возражений. – И поскольку мы, все здесь присутствующие, будем называться Терранской дипломатической миссией, попрошу неукоснительно выполнять все мои распоряжения. Во всяком случае, до того времени, пока обстановка не разъяснится совершенно.

– Надо перевести? – спросил Федоров. – Или все ясно?

Все действительно оказалось совершенно ясным.

– Смотрите: один из кораблей и в самом деле направляется к нам, – возгласил Алас – единственный, пожалуй, из пятерых, не испытывавший, казалось, никакого волнения.

– Что же: приходится вспомнить, что мы все-таки дипломаты, – усмехнулся Изнов. – Советник, наши документы, надеюсь, в порядке?

– Были бы мы в порядке, – сказал Федоров. – А уж бумажек я, если понадобится, настругаю вам полную корзину.

Корабль неизвестных перехватчиков медленно приближался.

– Совсем не похоже на нашу конструкторскую традицию, – с интересом проговорил Меркурий. – Помесь морского ежа, какие водятся у вас на Терре, и положенной на ребро лестницы. Любопытно…

– К сожалению, они все же летают, хотя на нас и не похожи, – ответил Федоров. – Было бы лучше, если бы они были похожи, но не летали.

– Или летали бы где-нибудь в другой части мироздания, – присовокупил Гост.

– Ничего не попишешь – это их пространство, – пожал плечами Алас.

Федоров внимательно посмотрел на него, но промолчал.

– Ладно, – сказал Изнов. – Готовимся к встрече.

– На одного линейного дистанции! – скомандовал Федоров. – Вот только оркестра нет для полной торжественности. Хотя боюсь, что шума и так будет предостаточно.

– Пожалуйста, не настраивайтесь на драку, – попросил Изнов. – Мы оказались в достаточно двусмысленном положении. Как мы вообще попали в это пространство? Мы ведь шли в никому не принадлежащем сопространстве, никого не беспокоили… Как мы ухитрились вынырнуть здесь? Нас силой вытащили, что ли?

– Не надо было разрешать ему, – Федоров кивнул в сторону Аласа, – править вахту.

– Я тут ни при чем, – заявил бывший полковник.

– Ладно, разбираться будем потом – если останется такая возможность, – остановил их Изнов. – Они уже выдвигают рукав. Постарайтесь не схватываться хотя бы при посторонних.

– Открываю внешний люк, – объявил Меркурий.

Оба столь несхожих друг с другом корабля ухитрились все-таки соединиться в единое, хотя и хрупкое, целое. Остальные корабли тем временем продолжали описывать прежнюю окружность вокруг теперь уже двойного центра. Они вновь и вновь озарялись ярчайшими вспышками.

– Да, телевидение у них на высоте, – сказал Гост.

– На весьма большой, – согласился Меркурий, тем временем манипулировавший клавишами и тумблерами стояночного пульта и не забывавший наблюдать за большим экраном. – Кстати, до их планеты остается не более двух миллионов километров – если только мой грамотей правильно переводит их меры в наши.

– Поживем – увидим, – сказал Изнов успокоительно.

– Если поживем, – проворчал Гост.

Стыковка, синхронизация работы люков и сам переход прибывшего парламентера – или как еще можно было его назвать – прошли без осложнений. И уже через несколько минут собравшиеся в салоне путешественники (в центральном посту остался только Меркурий, не желавший оставить органы управления кораблем без призора) смогли узреть представителя нового для них мира, так сказать, в натуральную величину, без применения оптики и электроники. И особого изумления у них при этом не возникло.

Собственно, удивляться, правду говоря, было и нечему. Население Тивизы – во всяком случае, судя по парламентеру – в принципе не отличалось от самих прилетевших: две нижние конечности, две верхние. Пальцев, правда, был недочет: всего по четыре на каждой руке, зато противостоящих было целых два, так что получалась странная конфигурация: два больших пальца и два указательных; наверное, в этом было даже какое-то удобство. Зато тивизианин совершенно не имел шеи, торс плавно переходил в голову, что, надо полагать, значительно ограничивало возможность оглядываться, не поворачиваясь всем туловищем. Однако и в этой анатомической странности имелось, без сомнения, свое удобство, что не преминул заметить Гост:

– Вряд ли здесь в моде повешение, – пробормотал он.

– Мелочь, но приятно, – согласился с ним Федоров. – Вообще он сильно напоминает мне огурец – только несколько переросший. Интересно, каков он был бы в засоле.

– Не думал, что вы склонны к каннибализму, – укоризненно проговорил Изнов, одновременно ослепительно улыбаясь вновь прибывшему.

– Главное – чтобы людоедством не страдали они, – ответил Федоров. – Я уж как-нибудь стерплю…

И он тоже заулыбался, потому что как раз в это время парламентер обратился к ним с длинным монологом, который они решили считать приветственной речью, не поняв, правда, ни единого слова, поскольку язык местных обитателей больше всего напоминал достаточно монотонную мелодию, исполняемую на расстроенном ксилофоне.

Для полного соблюдения ритуала надо было чем-то и ответить. И посол торжественно откашлялся, хотя и чувствовал себя несколько стесненно: еще никогда в жизни он не оказывался в столь глупом положении, вынужденный говорить что-то существу, заведомо его не понимавшему.

– Уважаемый господин! – провозгласил он так громко, как только был способен. – Я счастлив заявить вам, что птичка божия не знает ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивает долговечного гнезда, и еще чего-то там такое, встрепенется и поет: расцветали яблони и груши, я очень люблю груши, господа встречающие, и не премину заметить, что броня крепка и танки наши быстры, но тем не менее – извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается, и значит, наверное, что-нибудь произойдет, а кто спорит, тот ничего не стоит. О чем и заявляю торжественно от имени Правительства Терранской Федерации, а также любого, кто захочет присоединиться к моему заявлению. Все на выборы, господа!

Последние слова он выкрикнул с неподдельным энтузиазмом.

– Что это вы там наплели? – поинтересовался Федоров вполголоса. – Урина в голову ударила? Cлишком сильное потрясение? Да не стесняйтесь: может, вам нужна первая помощь? Или последняя?

– Да бросьте вы, – отмахнулся посол. – Должен же и я хоть как-то развлечься, я тоже живой человек; а этот все равно понял не больше, чем мы, из этой его лягушачьей музыки.

Федоров лишь покачал головой, словно сомневаясь. Меркурий же проговорил:

– Дипломату не пристало недооценивать возможности противостоящей стороны.

Он, возможно, сказал бы и еще что-нибудь, не испугавшись возникшей на лице Изнова гримасы. Но прибывший уже отреагировал: тут же раздался громкий треск; видимо, именно таким способом местный дипломат выражал свое одобрение, быстро-быстро щелкая пальцами. Лицо его, однако – на взгляд землян – не изменило выражения. Лишь упрятанные очень глубоко глаза выкатились, едва не отделяясь от лица, быстро обежали всех присутствующих, затем переместились на стоявший посреди салона круглый стол. Изнов собрался было сделать приглашающий жест, но парламентер, не дожидаясь его, подошел к столу и непринужденно уселся.

– Однако он наглец, – заметил Федоров достаточно громко.

– Повремените с выводами. Возможно, это в их обычаях, – попытался утихомирить его посол. – Сядем и мы: нам вовсе не пристало стоять перед ним навытяжку.

Четверо поспешно расселись. С минуту длилось молчание.

– Итак, мы готовы выслушать ваши предложения, – проговорил наконец Изнов, нимало не рассчитывая на успех. Говорил он по-граански: рассчитывать, что в этом неведомом углу Галактики понимают террану, и вовсе не приходилось. – Чему мы, так сказать, обязаны? – От безнадежности голос его звучал уныло. Он снова заставил себя улыбнуться; на большее посол не был сейчас способен.

Едва он умолк, как прибывший, снова предельно выкатив глаза, сосредоточил свой взгляд на Аласе. Словно повинуясь парламентеру, на экс-полковника обратились и остальные взгляды. Алас невольно поежился. Прибывший снова защелкал и заквакал. Алас опустил голову. Парламентер заговорил еще громче. Алас вздохнул и тихо проговорил что-то – к удивлению большинства, на том же деревянном языке. Федоров лишь вытянул губы, словно собираясь присвистнуть, но удержался и промолчал. Алас поднял голову.

– Он предлагает мне быть переводчиком…

– Похоже, вы вполне можете справиться с этой работой, – сухо произнес Изнов.

– Ну, мне приходилось бывать здесь… некогда.

– Вот сукин сын, – сказал Федоров. – Можешь это перевести: не он сукин сын, а ты.

– Потом, потом, – Изнов помешал ему продолжить. – Что же, положение в корне меняется – если мы можем найти общий язык. Спросите его, какого… м-м… чего они от нас хотят и вообще – по какому праву они нас задерживают.

Алас и тивизианин обменялись репликами.

– Он говорит, что мы оказались в их пространстве, не сделав предварительного уведомления и потому не получив соответственного разрешения. Они действуют в рамках Галактического права…

Парламентер продолжал говорить.

– Он говорит также, – переводил Алас, – что это не является грубым нарушением, и они не собираются применять к нам какие-либо санкции за сам факт нарушения их космической границы.

– Ну и слава Богу, – облегченно вздохнул посол. – Передайте ему, что мы весьма благодарны их властям за столь гуманное отношение. С нашей стороны нарушение, если оно и было, произошло непреднамеренно, и мы приносим свои извинения и хотели бы немедленно продолжить путь.

Выслушав, тивизианин ответил что-то, похоже, достаточно резкое.

– Они готовы принять извинения, однако считают, что этого недостаточно. Они желают, чтобы мы, для полного исчерпания ситуации, оказали им некоторые услуги… Да, по-моему, он так и сказал: услуги. Но на всякий случай переспрошу…

Снова прозвучали краткие фразы с той и другой стороны.

– Услуги, совершенно верно.

– Передайте ему, что мы крайне ограничены временем…

Они прислушивались к обмену репликами, стараясь разобраться если не в словах, то хотя бы в интонациях представителя местной власти.

– Он говорит, что, отказавшись, мы потеряем значительно больше времени, чем дав сразу же свое согласие.

– Это было бы совершенно противоправным действием.

– Он говорит, что на нас висит и обвинение, гораздо более серьезное, чем простое нарушение границы. Что наш корабль загружен протидом, а ввоз его в их пространство является уголовно наказуемым деянием.

Изнов лишь моргнул глазами. Федоров же сказал:

– Алас, я назвал тебя сукиным сыном. Я ошибся. Ты – гнида, самая вонючая гнида из всех, каких я когда-либо встречал.

– При чем тут я?..

– Ну да, ты чист как ангел. Это не ты вывел корабль сюда, находясь на вахте, и не ты, разумеется, сообщил им о нашем грузе!

Алас неожиданно ухмыльнулся, как человек, уверенный в своей безопасности.

– А хотя бы и так, – сказал он. – Каждый выкручивается, как умеет. Я ведь не просил вас увозить меня с Иссоры. Заварили кашу – вот и расхлебывайте ее сами.

– В этом ты прав, – согласился Федоров. – Надо было придушить тебя еще там, перед стартом. Ладно – лучше поздно, чем никогда.

– Угрожаешь?

– Просто предупреждаю. Не забудь: пока что ты еще не на их территории. На этом корабле их законы недействительны.

– Ничего, – утешил Алас. – Скоро вы там будете. Так что на твоем месте, ищейка, я подумал бы о своей судьбе, а не о моей.

До сих пор терпеливо ожидавший парламентер снова заговорил, не позволяя говорившим продолжить перепалку.

– Он говорит, что хочет раскрыть нам характер услуг, которые от нас ожидаются.

– С нетерпением ждем, – кивнул Изнов.

– Суть первой из них уже изложена в их послании, которое, как он предполагает, нам удалось расшифровать.

– То есть мы должны участвовать в их избирательной кампании в качестве независимых наблюдателей? Чтобы впоследствии подтвердить, что все происходило в соответствии с нормами Галактического права?

– Совершенно верно.

– Н-ну что же… Видимо, нам придется выполнить эту их просьбу.

Алас перевел. Тивизианин заговорил снова.

– Вторая услуга, ожидаемая ими от нас… от вас, вернее, – несколько сложнее. Он говорит, что наш корабль совершенно не похож на их космические аппараты…

– Это и мы успели заметить, – вставил Федоров.

– И поэтому они настоятельно просят вас – на вашем корабле, разумеется – принять участие в съемках грандиозного военного фильма.

– Передайте ему, пожалуйста, что мы не актеры…

– Он говорит, что и сам знает, что мы не актеры, а контрабандисты. И спрашивает, какое определение нам более по вкусу.

– Нет, я его все-таки убью, – пробормотал Федоров.

– Такие намерения не принято объявлять вслух, – предостерег его Изнов. – Это высказывание способно послужить судебным доказательством, самое малое, намерения…

– Ладно, ладно. Законы и я знаю. Алас, передайте: я сказал, что мы не актеры, чтобы предупредить, что можем сыграть неудачно.

Безгубый рот посланца Тивизы перекосился.

– Это он улыбается, – объяснил Алас. – И говорит, что от вас не потребуется никакого актерского мастерства. Нужно, чтобы вы лишь точно выполняли команды.

– Если мы будем способны их понять.

– Вам сразу же после окончания переговоров будут выданы личные дешифраторы: с тивизианского на граанский и обратно. Он полагает, что вы разберетесь: команд будет немного, и они крайне просты.

– М-м… В таком случае хотелось бы узнать содержание фильма – хотя бы в общих чертах, – в котором нам предстоит участвовать…

Тивизианин заговорил. На этот раз он не умолкал долго.

– Фильм в какой-то мере фантастический. Одной из узловых его сцен является нападение на Тивизу неизвестных пришельцев и высадка ими десанта на поверхность планеты. Вот в этих сценах вам и предстоит участвовать. Ваш корабль настолько необычен, что если бы мы даже попытались выдумать аппарат для пришельцев, то получилось бы куда менее удачно. Разумеется, будут и другие корабли – декоративные, но крупным планом будут снимать именно вас, и это даст ощущение полной достоверности. Схватка с кораблями нашей защиты в дальнем пространстве, затем в ближнем, выброска десанта – а потом уже и сражения на поверхности, захват космодрома и так далее. Много стрельбы, много жертв, много крови… Нет нужды говорить, что в конечном итоге десант будет уничтожен, но это вас уже не должно интересовать.

– Я бы не сказал, – нахмурился Изнов. – Нас как раз крайне интересует наша собственная судьба, проблемы безопасности и так далее. Кроме того, нас всего пятеро… даже четверо – не маловато ли для серьезного десанта?

– О, на этот счет совершенно не волнуйтесь. Драться на планете будут, само собой разумеется, совершенно другие люди. Вы все останетесь в корабле, и вся ваша задача, ваша роль сводится к тому, чтобы вы точно управляли вашим аппаратом во время схваток в пространстве, выброски десанта и посадки на планету. Только и всего.

– Интересно, – сказал Федоров, – как это мы будем участвовать в сцене сражения, когда корабль совершенно лишен вооружения? Это всего лишь мирное судно.

– Ну, об этом можете не думать. Мы тут же, в пространстве, несколько преобразим вас: вооружим корабль, так сказать, до когтей и рогов. На вас будет просто страшно посмотреть.

– И вы научите нас обращению с этим оружием?

– Нет, конечно. Оно ведь будет бутафорским, все это – лишь так называемые специальные эффекты; вам просто придется принять на борт трех-четырех наших специалистов – они и будут вести огонь, имитировать взрывы, и тому подобное. Да вы должны прекрасно представлять это. Не поверю, что там, откуда вы прилетели – или куда направлялись, – нет подобных зрелищ.

– Да есть, конечно, – вздохнул Изнов. – Куда же от них денешься.

– Ну вот видите! Без сомнения, все это вам по силам, и поскольку мы готовы работать уже сейчас, потеря времени с вашей стороны будет наименьшей.

– А гарантии? – поинтересовался Изнов.

– Какие гарантии?

– Ну, что в нас по ошибке не влепят боевой снаряд? Или что наш корабль не выдержит этих самых спецэффектов…

– Мы будем крайне осторожны, потому что в случае чего снимать дубли будет просто не с чем. Но ведь у вас на борту будут наши люди – своего рода заложники.

– Я думаю, придется согласиться, – сказал Федоров. – Хотя бы потому, что эти его слова насчет контрабанды и прочего показались мне достаточно убедительными. Соглашайтесь, посол. Но при одном условии.

– А именно?

– Чтобы этим типом, – Федоров кивнул в сторону Аласа, – на борту нашего корабля больше и не пахло. Иначе я…

– Советник, я категорически возражаю…

– Да нет, я его пальцем не трону – я человек брезгливый… Просто если он останется – тут, у нас на глазах, наверняка учинит какие-нибудь новые пакости, мы и моргнуть не успеем. У него, похоже, крупный талант по этой части.

– Это, пожалуй, верно. Переводите, Алас, и чтобы без купюр. Мы всего лишь воздаем вам должное, да и они должны знать вам цену.

Алас пожал плечами:

– Он все равно контролирует меня через дешифратор.

Он перевел. Парламентер ответил:

– Это совершенно невозможно. У этого господина нет ни приглашения, ни разрешения находиться на нашей территории, и даже если бы мы хотели все это оформить, легализация заняла бы очень много времени. А его у нас нет. И вообще ваше отношение к нему меня удивляет: он ведь не сделал вам ничего плохого? Во всяком случае, нам об этом ничего не известно.

– Врет как сивый мерин, – сказал Федоров по-русски.

– Несомненно, – на том же языке ответил Изнов. – Но формально они в своем праве: их дело – впускать или не впускать. Ничего не поделаешь. Переведите, Алас: мы снимаем свое условие.

Выслушав перевод, тивизианин тут же ответил:

– Я очень рад, что мы договорились. Уверяю вас: все пройдет наилучшим образом. Вам совершенно не о чем беспокоиться. Все, что меня сейчас заботит, – это необходимость уложиться в сроки. Фильм ведь заказан самим Великим Президентом и должен быть показан народу еще до выборов. А я являюсь его представителем на этой постановке. Президент, кстати, сам исполнит одну из главных ролей, сыграет самого себя, то есть Президента. Кстати, – похоже, тивизианин вздохнул, – его актерские данные меня тоже заботят. Та форма, в которой он подойдет ко времени съемок…

– Господин учитель, – сказал Федоров, – я хотел бы иметь ваши заботы… Нет-нет, Алас, это можно не переводить. Все равно ему не понять.

Вселенная разрывалась в клочья. Трассы боевых ракет, разноцветные лучи лазерных деструкторов (чтобы они воспринимались взглядом, съемочное пространство приходилось постоянно подпитывать голубоватым дымом): известно, что, если война не зрелищна, она не пользуется поддержкой общества. Это сражение более всего походило на гигантский фейерверк. Ослепительные, многокрасочные взрывы происходили едва ли не в каждом кубическом метре припланетного пространства Тивизы; однако эскадра, стремящаяся высадить на мирную и процветающую планету вооруженный до зубов десант, непостижимым образом увертываясь от плотного огня защитников цивилизации, стремительно приближалась к поверхности, описывая прямо-таки невозможные кривые. Конечно, атакующие несли и потери: вот только что разлетелся на мелкие куски один из ведомых кораблей десанта. Но флагман нападающих был словно заколдован и по-прежнему несся вперед и вперед; при этом сверхметкий огонь его ужасных орудий наносил ощутимый ущерб застигнутому почти врасплох космическому флоту миролюбивой Тивизы.

– Никогда не думал, что мой мирный кораблик может производить такое ужасающее впечатление, – проговорил Меркурий. Он сидел в капитанском кресле, расслабившись, откинувшись на спинку, и не без удовольствия смотрел на монитор Генерального компьютера. Руки Мерк на всякий случай заложил за спину – чтобы случайно не вмешаться в происходившие без его участия действия: программа была введена в Генеральный тивизианскими специалистами, и членам экипажа оставалась лишь роль зрителей.

– Ей-богу, мы сейчас вонзимся в этот крейсер! – испуганно воскликнул Алас. – Ваш компьютер сошел с ума! Зачем я только связался с этими… этими…

– Ничего не будет, – лениво пробормотал Федоров. – Разве не чувствуете – эта техника у них отработана до миллиметра. А зачем вы с ними связались – об этом побеседуем несколько позже. Не мешайте нам смотреть, пожалуйста.

– Но вот же он, вот!..

– А вы не смотрите на тот экран, – посоветовал Изнов. – Там вы видите то, что будет показано зрителям. Лучше гляньте на наш курсовой: там ясно видно, что мы разойдемся с ним на безопасном расстоянии.

– При чем тут курсовой… О Господи! Эта ракета нас догоняет – она самонаводящаяся… От нее нам не уйти!

Ракета, выпущенная одним из ближайших кораблей защиты, и в самом деле была уже совсем рядом. Но двигалась она до странного медленно, и резким маневром и в самом деле можно было уклониться, уйти с ее курса и, пропустив мимо, расстрелять в упор.

– Но мы ведь можем еще уклониться!

– Ничего мы не можем! Вы забыли, что давно уже управляем нашим кораблем вовсе не мы. Оттого и скорость такая – черепашья – и у них, и у нас тоже, – напомнил Меркурий.

– Это как раз понятно, – сказал Федоров. – Чем меньше скорость – тем больше маневренности, а потом эту пленку запустят с другой скоростью, и все закрутится так, что у зрителя дух будет захватывать.

– Но взрывы! Мощнейшие взрывы – разве они нам не опасны?

– Откуда нам знать? Да и к тому же нам-то видно, как далеко от нас они происходят. Это же кино! Иными словами – надувательство.

– Ну, это можно сказать о любом искусстве, – проворчал Изнов.

– Ничего подобного. Музыка, например, никого ни в чем не обманывает.

– Это музыка-то? Еще как! Она заставляет меня расслабляться и мечтать о несбыточном – хотя обстановка этому не способствует…

– Господа, – сказал Меркурий рассерженно. – С этой дискуссией можно и… как это? Растянуть время, так? Нет, неверно… Повременить, вспомнил. Сейчас меня начинает всерьез беспокоить одно обстоятельство: мы уже совсем близко от поверхности, вот-вот ощутим сопротивление атмосферы – а они, похоже, даже не собираются… Ох! Что это?

Корабль ощутимо качнуло.

– Пошел десант! – безошибочно определил Федоров. – Те самые их катера, что они декорировали под черт знает что – до полной неузнаваемости, те самые, что до сих пор прятались за нашей спиной.

– Один или два включили двигатели слишком близко от нас, – дополнил Меркурий. – Ничего. Это мы выдержим – если не будет повторяться слишком часто.

– А ведь внушительно, – проговорил Гост. – Если принимать все это всерьез, можно и на самом деле испугаться.

– Весьма профессионально, – согласился Изнов. – О Господи! Что это? Мы… мы гибнем! Советник! Меркурий! Мы…

И в самом деле: нестерпимое сияние озарило весь экран, мощный взрыв произошел, казалось, в самом носу корабля – на экране промелькнули бесформенные обломки. Все глаза обратились ко второму экрану – операторскому. Клуб бушующего пламени на нем все разрастался и наконец закрыл все видимое пространство. Изнов вздохнул.

В следующее мгновение в центральный пост вошел тивизианин – один из тех четырех, что, согласно договоренности, все время съемок находились на борту корабля. Скривившись в улыбке, он произнес несколько слов и кивнул Аласу.

– Ваш корабль уничтожен, – перевел тот. – Начинается истребление десанта на планете, но вы в нем не участвуете.

– Ну слава тебе Господи! – проговорил Изнов. – Значит, наша задача выполнена? Мы можем следовать своим путем?

– О, разумеется. Но не сразу. Не забудьте: вам предстоит еще присутствовать в качестве независимых галактических наблюдателей на президентских выборах Тивизы. И, главное, вам будет оказана большая честь: вас пожелал принять сам Президент!

– Генеральный продюсер, – усмехнулся Изнов. – Великий Президент Тивизы! Действительно, очень престижно… Или вы имеете в виду того, которого изберут – нового?

Тивизианин пренебрежительно махнул своими дважды двумя пальцами.

– Президент Тивизы? Нет, конечно; кому это интересно? Независимо от того, останется на этом посту старый или придет другой. Нет, вы будете удостоены приема у самого Отца Эфира – первого лица нашего мира, носителя абсолютной власти…

– Кто же он такой? Президент – чего?

– Президент Всепланетного Жизневидения!

– Это что еще за заведение? – поднял брови Федоров.

– Это вы еще успеете узнать, – пообещал тивизианин. – Вот это вам поможет.

И он выдал каждому из прилетевших по плоской коробочке.

– Это что за штуки? – поинтересовался Изнов.

– Языковые дешифраторы, – сказал Федоров. – Не самое последнее поколение, так что мы начнем понимать их речь не сразу – и то они станут переводить на граанский. Русский им не по силам. Так что если захотите облегчить душу, посол, – переходите на родную лексику.

– Думаете, придется?

– Более чем уверен. Мы впутались в черт знает какую ситуацию. Так что надо быть осторожнее и постараться тут не задерживаться. Если у них начнется какой-то мухлеж с выборами – чего доброго, свалят на нас: нас-то выгораживать в этом мире никто не станет. Надо хоть как-то подстраховаться, как по-вашему?

– Да, похоже, что это серьезно, – задумчиво проговорил Изнов. – Тут, думается мне, без верительных грамот не обойтись. Меркурий, придется вам и в самом деле вытаскивать все ваши вицмундиры, фраки, визитки и страусовые перья. Поспешайте!

– Потом, потом, – пробормотал Меркурий, не поворачивая головы. – Нам вернули управляемость и сейчас дали пеленг на посадку. Так что не спешите разоблачаться… Включите лучше страховку на полный.

И он привычно склонился над ходовым пультом.

Вот таким образом корабль с пятью населявшими его представителями четырех разных миров оказался, против их желания и без всякой связи с их планами и замыслами, на Тивизе – в мире, о котором ни у одного из них до нынешнего дня не было ни малейшего представления. Это и не удивительно: миров во Вселенной – невероятное количество, но лишь немногие из них заслуживают серьезного упоминания.

Посадка совершилась, едва они закончили приводить себя в порядок. Меркурий взял пробы внешней среды. Воздух был пригоден для дыхания, радиационный фон – несколько меньше земного, хотя и чуть превышал синерианский. Меркурий распахнул люки, и они по одному ступили на новую для них планету.

Их ждали с нетерпением. Свет прожекторов слепил, но они постарались держать глаза открытыми и улыбаться так приветливо, как только могли. Десятки камер держали прибывших в прицеле. Люди и их спутники старались не выказывать никакого удивления, словно бы такие встречи им приходилось переживать чуть ли не каждый день. Изнов, едва ощутив под ногами твердую поверхность, склонился в изящнейшем дипломатическом поклоне и скромно отступил в сторону, позволяя сойти на грунт и своим спутникам. Приветственный треск был воистину оглушительным. Операторы жизневидения неистовствовали. Их камеры – большие, малые и совсем крохотные – продолжали исписывать кристалл за кристаллом, запечатлевая происходившее для истории. Изнов, похоже, вознамерился произнести еще одну речь и, возможно, на сей раз обошелся бы без птички божией – но времени на это, видимо, режиссерами не было предусмотрено: уже подкатили экипажи, и путешественников вежливо пригласили усесться в них.

– Хвала Аллаху! – пробормотал Федоров. – Если вы тогда начали с классики, то на сей раз, чего доброго, вспомнили бы Баркова.

– Не приходилось читать, – сухо ответил посол.

– Врете ведь, ваше Приятное Свечение!

– Дипломаты никогда не врут, – наставительно произнес Изнов. – Они лишь приноравливают свои высказывания к конкретной обстановке. Дипломатия – это вам не разведка, советник, – неужели за столько времени вы так и не усвоили разницы?

Их рассадили по разным экипажам – и потому профессиональная дискуссия не получила дальнейшего развития.

Место, куда их доставили с космодрома, оказалось тем самым Центром ОКЖТ – Объединенной Компании Жизневидения Тивизы, – из которого терранские дипломаты и их спутники, после первого увиденного ими странного эпизода с отбором кого-то для чего-то, оставшись на какое-то время без присмотра – если не считать Аласа, разумеется, – сейчас лихорадочно пытались найти выход. Жизневидение – как они уже успели уразуметь при помощи лингвистических дешифраторов, которыми их снабдили еще на корабле, – этим словом здесь было заменено общепринятое «телевидение»; почему – ну, здешним обитателям было виднее, что к чему. Жизневидение – что же, пусть будет так.

…Сейчас они как будто неспешно, но на самом деле достаточно быстро приближались к той самой оживленной улице, на какую выходил Центр своим открытым концом. Приходилось постоянно лавировать, огибая какие-то установки, стационарные камеры на массивных фундаментах, решетчатые, опущенные сейчас, стрелы кранов, металлические рамы для установки декораций, какие-то объемистые сундуки и еще всякую всячину. Улица медленно, но все же приближалась, шум ее становился все слышнее, все громче грохотал где-то, совсем уже близко, тот самый оркестр. Изнову казалось порой, что до него доносится острый, неприятный запах отработанного топлива двигателей внутреннего сгорания, какими, вероятно, еще пользовались на Тивизе. Множество людей продолжало вышагивать по тротуарам, и, надо полагать, зрелище открытого взглядам Центра было для них совершенно привычным: никто даже и головы не повернул в эту сторону. Персонал же Центра, по-видимому, поголовно весь отправился обедать – или как это у них называлось, – так или иначе, беглецам по дороге не попалось ни одного существа, какое вознамерилось бы их задержать, за исключением, правда, одного раза, когда из-за какого-то замысловатого сооружения вывернулся вдруг некто и двинулся прямо навстречу им – все пятеро на мгновение замерли, но не от испуга, а скорее от удивления – настолько встретившееся существо не было похоже ни на них самих (что было бы неудивительно), ни на кого из здешних обитателей, к огуречному облику которых люди стали уже было привыкать. Вприпрыжку приближавшееся к ним существо больше всего напоминало, пожалуй, гриб выше человеческого роста, с округлой шляпкой, усеянной множеством бородавок, – впрочем, может быть, то были его органы зрения или того, чем это зрение заменялось. Трудно было даже сказать с первого взгляда: живое это существо или механическая кукла. Так или иначе, непонятное существо пропрыгало мимо них, не обратив, видимо, на встречных никакого внимания и уж точно не сделав ни малейшей попытки задержать их или просто обратиться, попытаться вступить в контакт. Когда оно скрылось позади, все одновременно вздохнули с облегчением и продолжили свой путь.

– Кукла, – сказал Федоров через несколько шагов.

– Что? – не понял Изнов.

– Да этот монстр. Кукла из съемок. Я только что, в буфете, на одном из экранов видел сразу нескольких таких. Зря испугались.

– Хорошо, если вы не ошибаетесь, – проговорил Меркурий. – Послушайте, от этого оркестра я скоро совершенно оглохну. Тут всем должны бы выдавать наушники…

– Да вон где играют – там, по ту сторону улицы. Карнавал, что ли? Не иначе – у них какой-то праздник нынче.

– А это вовсе не плохо, – оценил Федоров. – Даже отсюда видно, что народу там – видимо-невидимо. Вот для нас и задача: просочиться туда, по возможности ненавязчиво. Видите, впереди – похоже на нормальный подземный переход. Им и воспользуемся. Ну, еще несколько шагов… Да смелее, смелее!

Наконец они оказались совсем рядом с улицей. Казалось, еще два шага – и они вмешаются в плотный поток прохожих. Но это оказалось невозможным: то, что представлялось открытым выходом, на самом деле являлось прозрачной перегородкой, преодолеть ее можно было бы разве что разбив вдребезги; но нечем было, да и совершенно не нужно. Единственной возможностью продолжить путь был тот самый спуск в подземный переход.

– Ну что, – полушепотом проговорил Федоров, – прыгаем в воду?

– Рискнем, – сказал Изнов. – Все равно мы уже сбежали. Так что если попадемся – в любом случае разговаривать с нами будут сурово.

– Вот и прекрасно, – сказал Федоров. – Ну, кто смел – за мной!

И первым стал спускаться. Остальные последовали за ним.

В переходе они оказались единственными. Шаги их звучали гулко, отражаясь от низкого потолка.

– Пожалуй, так мы и выйдем прямо в центр веселья, – предположил Изнов.

– Да нет, вряд ли, – откликнулся Гост, с высоты своего роста лучше видевший то, что находилось впереди; освещен переход был скудно, так что приходилось внимательно всматриваться. – Там вроде бы конец. И выход – направо.

Он оказался прав: тут начинался подъем, который должен был вывести их на поверхность. Не оставалось ничего другого, как подниматься.

– Надеюсь, наверху нас не поджидает полиция – или кто-нибудь в этом роде, – сказал Федоров. – Что же, отступать некуда…

Они двинулись вверх по ступеням, держась плотной группой, чтобы предполагаемые преследователи не разбросали их в разные стороны. Но когда оказались наверху – заметили, что никто их там не ждал и можно было продолжать путь совершенно спокойно. Только вот куда?

Они оказались на самой середине проезжей части широкого проспекта – именно сюда вывел их переход. И справа, и слева в обоих направлениях текли нескончаемые ряды машин; за ними виднелись тротуары для пешеходов, которых, как они еще из Центра заметили, было тут великое множество. Они шли плотной колонной, видимо, порой сохранять строй прохожим становилось затруднительно, приходилось работать локтями, но тут, похоже, к такому поведению все привыкли. Все это было так близко и естественно, что порой и самим путешественникам начинало казаться, что и они находятся в этой толпе, и им приходится испытывать такие же неприятные толчки. Два или три раза Гост споткнулся на ровном месте – оказывается, здесь следовало внимательно смотреть под ноги, а не по сторонам; но все это можно было стерпеть, лишь бы удалиться отсюда поскорее. Если даже в Центре спохватятся и кинутся на поиски – выделить их в этой разнообличной толпе вряд ли было бы возможно; путешественники уже всерьез поверили, что находятся в самой гуще толпы и любуются прекрасными домами, стоявшими по эту сторону улицы – каждый из них отличался своей особой архитектурой, но все вместе они составляли великолепный ансамбль. Да, трудненько будет найти их здесь. Хотя…

Федоров из любопытства задрал голову и посмотрел еще выше. В следующую секунду он подтолкнул Изнова локтем:

– Посол… поднимите-ка взгляд к небесам!

– Боюсь – налечу на кого-нибудь. Здесь народу – как у входа на стадион перед финальной игрой…

– Вы что, и в самом деле поверили, что мы – там? Да смотрите же!

Посол повиновался.

– Видите?

– По-моему, это камера. Большая. Нацелена прямо на толпу.

– Похоже, вы правы. Погодите, там, впереди – еще такая же.

Федоров оглянулся.

– И позади – то же самое. Черт, эти камеры стоят тут через каждые три десятка метров, если только не меньше. Это все снимается!

– Ну и пусть себе снимают, – сказал Изнов в ответ. – Нам от этого ни жарко ни холодно.

Тут в их разговор вмешался Меркурий:

– Боюсь, что жарко.

– Что ты имеешь в виду, Мерк?

– Мы идем уже с четверть часа, так?

– Примерно так и есть.

– Вот смотри: вон та длинная машина – видишь?

– Естественно. Что ты в ней нашел такого? У нас на Терре есть лимузины куда красивее…

– При чем тут красота… Дело в том, что за эти пятнадцать минут эта машина проезжает мимо нас уже, самое малое, в третий раз. И все время в одном и том же направлении. То есть она не разворачивается. Это говорит тебе о чем-нибудь?

– Очень о многом, – подумав секунду, откликнулся Федоров. – Похоже на кольцо. Как вы думаете, посол?

– Вы можете определить ее скорость? Хотя бы приблизительно?

Федоров пошевелил губами.

– Километров тридцать в час – быстрее при таком движении и я бы не поехал. Да это, в общем, скорость всего потока.

– Если тридцать в час – то сколько она проезжает за пять минут?

– Двенадцатую часть от тридцати, понятно; то есть, километра два с половиной…

– Значит, если это кольцо – то мы в самом скором будущем вернемся к тому месту, откуда начали двигаться, не так ли?

– Да вроде бы так, – пробормотал Федоров.

– И заметьте, – дополнил Меркурий, – ни одного перекрестка, поворота, вдоль тротуара – сплошная стена. Стена того самого Центра, от которого мы так старались удалиться…

– Ладно, – сказал Федоров. – Это с той стороны. Но есть и противоположная. Надо только перебраться как-то на ту сторону…

– Разве что по крышам машин. Ни единого перехода, никакого регулирования, между машинами не протиснешься – расплющат. Смотри, как они движутся: бампер к бамперу…

– Да, действительно… Гост! Ты ростом повыше. Можешь разглядеть – что на той стороне улицы?

Гост приподнялся на цыпочки. Потом покачал головой.

– Такие же дома. И улица тоже постепенно закругляется, как и тут. Мы вроде бы в туннеле – только крыши, похоже, нет, но здания-то высотой метров по тридцать, никак не меньше.

– Ага, – сказал Федоров. – Ну вот. Мы пришли.

– Пришли? Куда?

– Туда, откуда выходили. К нашему переходу.

– А вы уверены, что это – тот самый?

– Отсутствием наблюдательности я вроде бы никогда не страдал. Вы поняли, что мы сделали? За это время обошли, следовательно, внутреннюю часть Центра по периметру. А насколько тянется внешняя, по ту сторону улицы – ту, где музыка играет, – даже и догадываться неохота.

– Ну что? – впервые за все время прогулки подал голос Алас. – Прогулялись? Легче стало на душе? Может быть, теперь вернемся туда, где нам велено быть? Дорога знакомая…

– Ты! – сдавленным голосом сказал Федоров. – Ты же заранее знал, что это все – липа! Отчего же не предупредил?

– Так бы вы мне и поверили!

– Да я тебя…

– Пожалуй, в данном случае он прав, – проговорил Изнов. – И, кажется, нам не остается ничего другого, как вернуться.

Они тем временем успели уже снова спуститься, войти в Центр по внутреннюю сторону прозрачной перегородки и теперь опять пробирались между механизмами, стараясь не сбиваться с прежнего пути.

– И все-таки – черта с два! – заявил вдруг Федоров. – Все равно мы удерем!

– Вы что-то придумали, советник?

– Похоже на то. Видите – вон, левее, за тем стеллажом – стоит спокойненько…

– Что это – вам понятно?

– Да это и ежу понятно, мы же их видели: летающая площадка!

– Да, действительно, это такая же. Ну и что?

– Воспользуемся ею!

– Думаете, это возможно? Но мы же…

– Хотите вернуться назад? Или все же продолжим попытку?

Возвращаться никто не захотел.

– Тогда – к тележке, рысью! – полушепотом скомандовал Федоров.

– Я полагаю, – заметил Изнов, – что Аласа можно оставить тут – для его же блага. Раз у него с этими добрые отношения…

– Еще чего! – возмутился Федоров. – Он их сразу же пустит по нашему следу. Алас, ну-ка – вперед! И без выкрутасов!..

И они, пригибаясь, быстро зашагали, почти побежали.

Те двадцать метров, что отделяли их от намеченного экипажа, удалось преодолеть без приключений. Парящая тележка представляла собою круглую площадку, на которой могло уместиться с десяток человек – или, как здесь было принято выражаться, организмов. Экипаж был снабжен стационарной видеокамерой на карданной подвеске, вдоль высоких перил располагались узкие металлические скамеечки; на противоположном по диаметру конце находился небольшой компьютер с клавиатурой прямо на верхней панели, где были какие-то таблички и схемы, снабженные надписями, к сожалению, на местном языке, а письменность до сих пор оставалась совершенно недоступной для невольных гостей Тивизы.

– Ну а теперь что? – поинтересовался Алас, когда последним взобрался на площадку. – Вы полагаете, здесь нас не обнаружат? Позволю себе усомниться.

– А теперь полетим, – без колебаний заявил Федоров.

– Интересно. Куда же?

– А черт его знает.

– Вы умеете управлять этой штукой? – спросил Гост.

– Да нет, конечно. Откуда?

– Тогда зачем же мы, в самом деле…

– Давайте помолчим, – призвал Изнов. – Дадим ему спокойно подумать, пока никто другой не помешал.

Все послушно стихли. Федоров стоял, склонившись над компьютером, словно пытаясь постичь смысл инструкций. Потом вздохнул. Повернулся к Изнову.

– Посол, назовите любое число меньше десяти.

– Э-э… Зачем?

– Вопросы потом. Ну?

– Семь… Нет, шесть.

– Так семь или шесть?

– Шесть, шесть.

– Ага. Шесть и семь – тринадцать… Где у нас тут тринадцать?

Шевеля пальцем, он принялся отсчитывать клавиши.

– Ага, вот она. Ну, что же…

– Стоп! Что вы собираетесь делать? – вскочил Алас.

– Нажать – что же еще?

– Почему именно эту?

– Можете предложить другую? Обоснованно…

Алас пожал плечами.

– Нет? Ну и помалкивайте. Итак… с криком «ура!».

И он решительно ткнул пальцем в тринадцатую клавишу.

Все зажмурились.

Ничего, однако, не произошло.

– Так я и думал, – заявил Алас.

– В способности думать вас пока никто еще не изобличил, – усмехнулся Гост.

– Так-так… – пробормотал Федоров. – Ну а если шестую и седьмую одновременно?

И он нажал, не дожидаясь одобрения соратников.

Тихо звякнуло. И тележка начала подниматься.

– Летим!.. – громко прошептал Меркурий. – Федоров, вы великий человек!

– Тоже мне, новость, – хмыкнул Федоров. – Я это знаю с детства. Ну-с, а теперь?

– Только не забудьте остановиться вовремя, – предостерег Изнов. – Купол уже близко…

– Да отстаньте вы, не говорите под руку…

Мягко, словно ожидая электрического удара, Федоров прикоснулся еще к нескольким клавишам.

То ли ему везло, то ли у него была мощная интуиция (без которой разведчику бывает очень трудно выжить), но площадка и на самом деле замедлила подъем, потом и вовсе зависла совершенно неподвижно, а в следующий миг плавно заскользила в сторону.

– Браво! – не удержался Изнов.

– Как лететь – мы уже поняли, – сказал Алас. – Осталось только понять – куда. Надеюсь, вы не повезете нас в буфет?

– Неплохо бы, – буркнул Федоров. – Но придется отложить.

– Куда же вы нас собираетесь доставить?

– Посмотрите чуть вправо и вверх: видите?

– Такой же купол, как и весь остальной…

– Какое у вас зрение?

– Да нормальное, просто здесь, наверху, темновато…

Они и в самом деле поднялись уже выше пояса прожекторов.

– Вглядитесь получше.

– Ага! – сказал на этот раз Изнов. – Я вижу. Похоже на люк.

– Теперь и я вижу, – согласился Алас. – Но что толку? Если даже мы сумеем его открыть – площадка в него не пролезет.

– Само собой, – кивнул Федоров. – Да там она вряд ли и стала бы работать. Системы, с которыми она взаимодействует, наверняка работают только здесь, внутри. Так что придется выбираться на купол без посторонней помощи.

– На внешнюю сторону?

– Мы хотим удрать отсюда или будем дожидаться, пока эти огурцы станут решать нашу судьбу?

– Но нам как будто ничем и не угрожали… – сказал Алас.

– Если можно не впутываться в сомнительное дело, – сказал Изнов, – то лучше в него не влезать. То, что мы видели, никак не наводит на мысли о демократическом процессе. И вряд ли за нами признали бы здесь наши дипломатические прерогативы.

– Будь она неладна, ваша дипломатия, – сказал Гост. – Судя по вашим же рассказам и моему собственному опыту, вся ее суть заключается в умении вовремя унести ноги.

– Когда на одного дипломата приходится чуть не полдюжины разведчиков, – проворчал Изнов, – чего еще можно ожидать?

Площадка тем временем приблизилась вплотную к намеченному Федоровым месту. Ему удалось остановить ее сантиметрах в двадцати от люка.

– Техника тут у них отработана, – признал он, разогнувшись над пультом. – Похоже, что мы оказались в высокоцивилизованном мире.

Пока он высказывал это соображение, Меркурий попытался открыть выход на внешнюю сторону Храма Эфира.

– Ну и закручено… Помогите кто-нибудь!

Алас и Гост придвинулись к нему. Площадка накренилась. Федоров предостерег:

– Не так! Кто посмелее – вылезайте по одному на арматуру и уж тогда наваливайтесь.

После непродолжительного колебания Гост ухватился за одну из поддерживавших купол металлических балок, занес ногу, напрягся – и оказался на перекрестии горизонтального и вертикального ребер. Он стал разгибаться, стоя на горизонтальном ребре.

– Черт бы побрал, мне не достать…

– Держись за кабель, – посоветовал Федоров.

– А если тряхнет?

– Если я тебя тряхну – будет больнее. Ладно, стой, где стоишь. Ну-ка, дайте мне пролезть!

Проделав те же действия, что и Гост, Федоров тоже оказался на внутренней поверхности купола, но с другой стороны люка.

– Вот теперь представляю, что чувствует муха, ползая по потолку, – сообщил он. – Кабель изолированный, так что ты зря тосковал. Если только он укреплен как следует…

И, ухватившись руками за кабель, переступая ногами по горизонтальному ребру, он приблизился к люку. Меркурий все еще продолжал сжимать пальцами запорное колесо в центре пластины.

– Да не жми из него масло, Мерк, – посоветовал Федоров. – Ты лучше посмотри вот сюда: видишь эту штуку? Наверняка она блокирует запор. Ну-ка…

Он решительно сорвал с коричневой коробочки крышку.

– Ну, техника времен моей незабвенной тетушки Олимпиады… Не ожидал, честное слово – думал, у них тут все на уровне телевидения, ан нет. Тем лучше…

И он, не колеблясь, рванул провода.

– Теперь крути.

И в самом деле, сейчас штурвал подался легко.

– Осторожно! – скомандовал Федоров. – Держитесь крепче! Мерк, отворяй помалу.

Люк отворился без неприятных сюрпризов.

– Я выхожу первым, – заявил Федоров безапелляционно. Но никто и не собирался, похоже, возражать. Он осторожно перенес одну ногу, вторую; секунду или две посидел на обшивке купола, вглядываясь в уже разлившуюся снаружи темноту. Медленно приподнялся, отодвинулся от зиявшего отверстия – и сразу исчез из виду. Через минуту в проеме возникла его голова.

– Особого комфорта не ждите, – предупредил он. – Но спуститься можно: тут есть какое-то подобие пожарных лестниц. Давайте по одному. Едва вылезаете из люка – сразу делайте шаг вправо, тут такое местечко, можно стоять. Гост – первым ты, потом посол, за ним Меркурий. Ты, Алас, пойдешь последним. Ну – начали.

Путешественники, один за другим, осторожно выбрались на внешнюю поверхность купола. На высоте было прохладно, пробирала дрожь. Лишь Алас замешкался.

– Ну ты, паразит! – окликнул его Федоров, по-прежнему стоявший ближе всех к люку. – Спать будешь потом.

– Только не там, где ты!

И с этими словами Алас захлопнул люк, оставшись внутри. Быстро-быстро завертел штурвал запора.

– Федоров! – воскликнул посол укоризненно. – Вы позволили ему убежать!

Федоров усмехнулся.

– Позволил? Да я просто уговаривал его удрать; разве что не вслух.

– Чего ради?

– Обойдемся и без филера, вам не кажется?

– Да, но… Зачем же вы в таком случае заговорили о лестницах? Он же наверняка слышал!

– Надеюсь. Он не глухой.

– Но в таком случае – почему?..

– Да потому, что мы этими лестницами пользоваться не станем.

– Как же мы спустимся вниз?

– Шагайте за мной. Вот тут перильца – держитесь. Глядите под ноги.

– И куда мы так придем?

– А вы не заметили, когда подъезжали?

– Что именно?

– Купол не перекрывает всего здания. Там, правее – плоская крыша, и на ней – я заметил – что-то похожее на нормальный воздушный шар. Рекламный, разумеется – таких и у нас было полно во все времена.

– Ну и что же?

– А то, что на нем мы благополучно спустимся на грунт, пока нас станут поджидать около лестниц.

– Если даже он все еще там – он может не поднять пятерых…

– Четверых, посол.

– Пусть и четверых. Такие аппараты обычно рассчитаны на двух аэронавтов, не более…

– Чтобы лететь. А нам всего-то нужно спуститься. Ладно, спорить некогда.

– А если его там все-таки не окажется?

– Тогда сядем и будем плакать. Или поищем другой способ. Пошли. Сейчас для вас главное – не загреметь вниз. Да не направо, черт. Направо пусть идут те, кто за нами погонится. А нам – в другую сторону. Видите – там, на куполе, прожектор? Эти мостки ведут, похоже, именно к нему. Вот и идемте.

Они медленно двинулись, с каждым шагом держась все увереннее.

Путь до воздушного шара занял минут десять. Воздухоплавательный аппарат, к счастью, оказался на месте.

– Пожалуй, вчетвером разместимся, – сказал Меркурий. – Хотя и тесновато. В крайнем случае кто-нибудь один прицепится к корзине снаружи. Долго терпеть не придется.

– Советник! – воззвал посол. – Почему мы медлим? Отчего не садимся?

– Да погодите. Надо же сориентироваться, пока мы на такой высоте… Хотя бы определить, в каком направлении искать наш корабль. Где космодром, Меркурий, – есть идея?

– Там приводная башня – высокая игла… Отсюда она должна быть видна: ехали мы не так уж долго…

– Разумно. – Федоров медленно поворачивался, остальные тоже принялись всматриваться в темноту.

– По-моему, вон там, – проговорил Гост. – Видите – вертикальная цепочка огней…

– Так и есть, – кивнул Федоров. – Под нами город. Постараемся примерно запомнить направление – по городским ориентирам. Улицы освещены прекрасно…

И в самом деле: отсюда, сверху, город представлялся сетью широченных, ярко освещенных проспектов вроде того кольца, по которому они уже прогулялись.

– Вон та улица нам понадобится – на углу здание с двумя башенками, приметное. Запомнили? Тогда садимся!

Они разместились в корзине аэростата не без труда, однако висеть снаружи не пришлось никому.

– А если он опустится не сразу? – усомнился Изнов. – И нас унесет неизвестно куда? Или забросит на какую-нибудь крышу, еще похуже этой?

– Ну, – сказал Федоров, – для таких лихих десантников, как мы, такие трудности – просто тьфу! Все готовы? Летим!

И он выпустил из рук заранее отвязанный конец троса.

Корзина качнулась. Они летели.

Тем временем Отец Эфира вновь занял свое место в пухлом кресле, оператор Си приготовился к работе, а кандидаты на примерку дисциплинированно выстроились в шеренгу – хотя она оказалась заметно короче, чем до перерыва.

– Чего-то не хватает, – выдержав паузу, проговорил Отец Эфира, поведя выкаченными глазами.

– Понятное дело, шеф, – подсказал оператор. – Великого унесли, а тот, что был вторым, решил, похоже, не отвлекать более вашего внимания: с ним ведь вроде бы все решено?

– Да я совершенно не об этом. Вон там, в углу, сидели эти самые… Как мы их называли? Уполномоченные? Свидетели? Ну, те, что снимались в картине.

– Снимались не они, – почтительно напомнил очередной из шеренги кандидатов в претенденты. – Снимали их корабль. Сами они в фильме даже не появятся…

– Корабль тоже не появится! – оборвал его Отец.

– Простите, но как же?.. Фильм уже разрекламирован…

– Кто его заказывал и кто рекламировал? Этот неврастеник, которого унесли отсюда на носилках? Разве я не ясно сказал, что с ним все кончено? Все придется переснимать! Он там был в кадрах с этим кораблем?

– Похоже, что не был нигде.

– Как же, как же, шеф! – подтвердил Си. – Мы все помним! Он – только в интерьерах. Так что корабль можно оставить.

– По-моему, он и сам играл там какую-то роль. А поскольку эфир для него закрыт до скончания веков, то и ясно, что в таком виде этот фильм идти не может. Все, что связано с этой ролью, придется вырезать, и в этой роли мы снимем нового Президента – после того, как он будет подобран – ну и избран, разумеется. Но я говорю совершенно не о фильме, меня интересует другое. Помнишь, Си, что ты мне говорил?

– О да, шеф, как я мог бы забыть. Да и в самом деле это было бы наилучшим выходом. Однако они действительно куда-то подевались.

– Пошлите кого-нибудь в буфет для посетителей – наверное, они изрядно проголодались. Пусть доедают побыстрее. Они нужны мне немедленно.

– Я могу сбегать сам, шеф.

– Ты мне нужен здесь. Работа еще только началась. Продолжим примерку. Кто следующий? Ну, хотя бы вот вы. Си, займись им.

Выведя очередного кандидата из строя, оператор начал медленно обращаться по орбите вокруг него.

– Ну? Твое мнение?

– Еще секундочку, шеф… Попробуем паричок…

Из своих запасов Си извлек несколько париков и принялся примерять их, один за другим, на почти лысую голову кандидата. Тот старался стоять неподвижно, словно манекен.

– Ну, как вам, шеф?

– Не фонтан. В этом он напоминает старую метлу. Попробуй другой.

– Сию секунду. А если этот?

– Ты что, всерьез? В этом парике он ни дать ни взять – бесплодный организм, неспособный больше произвести ни единой почки. Ты хочешь, чтобы мы подсунули народу немощного старца?

– Простите, Отец Эфира, – попытался возразить испытуемый, – но я, клянусь вам, еще вполне способен почковаться! Можете поинтересоваться у врачей…

– Вздор. Вы что, хотите, чтобы ваши врачи и все прочие возникли на экранах всего мира с подтверждением вашей плодоносности? А чем же это они заслужили такую честь? Смеху подобно. Даже и за ваш собственный счет мы не стали бы пускать такую передачу… Нет-нет, Си, уберите его, нет даже смысла пробовать его на оптике… Ну, где эти – прилетевшие? Что они – до такой степени проголодались?

– Их еще не нашли, шеф, – в буфете пусто.

– Не ожидал от персонала такой беспомощности… Постойте, один из них был ведь, насколько я помню, нашим давним сотрудником? Что – и он тоже?..

– Мы постоянно ждем связи с ним – средства у него есть… Одну минуту, шеф, – кто-то спешит к нам…

И в самом деле – вконец запыхавшийся сотрудник приближался к условно отграниченной от огромного павильона резиденции Отца Эфира.

– Шеф, мы узнали, наконец… Шеф!

– Ну что вы кудахчете, как сваренная курица! Что стряслось? Где горит?

– Эти, которые сбежали…

– Вы нашли их?

– Пока еще не всех – но одного уже обнаружили.

– Где он? Почему я его не вижу?

– Он на плавающем кране – под самым куполом. Не знаю, как он там оказался…

– Один?

– Один.

– Наверняка это и есть тот самый… Почему же он не спускается?

– Он просто не умеет управлять краном, шеф.

– Вот еще новости! Оказывается, есть еще на свете организмы, не умеющие управлять краном… Ну, пошлите кого-нибудь, чтобы его доставили сюда. Мигом!

– Будет исполнено, шеф!

И служащий сорвался с места.

– Шеф, – напомнил Си. – А с этими что делать? Станем дальше примерять?

Отец Эфира окинул выстроившихся медленным взглядом.

– Клянусь электроном, я не вижу здесь ни одного, кого я хотел бы показать народу. Какие-то ублюдочные физиономии, тут никакие коррективы не спасут. Стоит ли тратить время? Тем более что возник ведь очень неплохой вариант. Ну, где же этот – что болтался там, под потолком? Когда его наконец спустят на пол?

– Отец Эфира… – заикнулся было один из кандидатов, последний в очереди. – Может быть, вы все-таки попробуете меня? По-моему, я вполне телегеничен – во всяком случае, когда мне случалось возникать на экране, анализы показывали, что…

– Анализы мочи? – поинтересовался Отец Эфира. – Охотно верю, что с этим у вас все в порядке. Но это – не единственное, что требуется от Президента. Зато с вашим голосом я не стал бы выступать даже в узком семейном кругу. Скажите, вам не делали операцию в детстве? На голосовых связках?

– Я… Я…

– Не обижайтесь: я спросил из чистого любопытства. Кстати, это могло бы привлечь к вам определенный интерес: народу хочется чего-то необычного, новенького… Я не понял: да или нет?

– Ну разумеется, нет. С какой бы это стати?

– Ну не знаю – может быть, ваши родители с самого начала мечтали увидеть вас великим певцом…

– О нет. Но если для вашего решения нужно, чтобы мне сделали какую-то операцию…

– Вы чувствуете, Си, какая самоотверженность – только бы получить роль… Но нет, благодарю вас, вам никакая операция не поможет. Не задерживаю вас более… Си, в конце концов: каких идиотов вербуют наши службы – если организм неспособен даже управлять краном? Какой позор! Придется подумать над кандидатурой нового их начальника. Си!

– Слушаю, шеф?

– Напомни мне: закрыть эфир шефу разведки – для начала на год.

– Это не просто, шеф. В его архивах…

– У нас в любом случае архивы богаче – к тому же их можно показывать, а их доносы можно только читать. Ну хорошо. Не надо закрывать ему эфир; придется только перевести его в особый операторский режим. Чтобы он каждый раз смотрелся на экране как помесь обезьяны с… с кукольным персонажем какого-нибудь фильма. Поручай это самым настырным операторам. Через полгода его и силой не подтащишь к камере. Запомнил?

– Все будет сделано в точности, шеф.

– Ну вот наконец и наш потолочный путешественник. Ну-ка, ко мне его! Хочу полюбоваться на этого недоумка!

Алас и в самом деле был доставлен, и его водрузили перед креслом Отца Эфира.

– Прочие могут отойти.

– Нельзя, шеф: он упадет.

– Ладно, тогда примостите его на диване… вон там. А то у меня слишком хорошее обоняние… Ты, как тебя там! Ты способен что-нибудь соображать?

Алас медленно кивнул.

– Чудесно. И говорить тоже?

– Д-да…

– Умопомрачительное везение. Тогда объясни членораздельно: где твои спутники по кораблю?

– Они… они сбежали, хозяин.

– Почему?

Алас пожал плечами:

– Не знаю. Думаю, что им тут не понравилось.

– Вот как. Странно. Они что – привыкли к лучшей обстановке?

– Нет, дело не в этом… По-моему, они просто испугались.

– Кого? Не меня же?

– Боюсь, что именно вас.

– Невероятно. Я такой добрый организм…

– Наверное, они этого не поняли.

– Но ты-то понимаешь?

– О, разумеется. Ваша доброта известна…

– Прекрасно. Итак – куда они сбежали? И на что рассчитывают?

– Ну, сперва они, естественно, кинулись на улицу – ту, что постоянно снимается камерами…

– А ты?

– С ними, конечно…

– Почему это «конечно»? Надо было сразу бежать к нам!

– Они потащили меня силой. А если бы я стал кричать – предупредили, что могут убить…

– Да, ты не из храбрецов, это заметно. Ну а потом?

– Обошли по кольцу. Поняли, что там никуда не выйти. Я посоветовал вернуться. Мы уже тронулись в обратный путь…

– Единственный разумный поступок с твоей стороны. Дальше?

– Потом один из них – Федоров – заметил летающий кран. И они побежали к нему. Меня тоже потащили…

– Ну ладно. Дальше понятно. Вы полетели: кто-то из них справился с управлением. Но что они собирались предпринять? Куда решили лететь на платформе?

– Они собирались спуститься вниз с вершины купола по внешним лестницам…

– Си! Дай распоряжение охране. Пусть их возьмут вежливо, без членовредительства: они мне нужны живыми и здоровыми.

Си мгновенно исчез.

– Итак, они хотели спуститься. Зачем? Куда собирались направиться? Есть ли у них какие-то связи в этом городе, вообще на Тивизе?

– Они вообще не имели представления о ее существовании, хозяин. Это ведь я вывел корабль к Тивизе – иначе мы прошли бы далеко от нужного сопространственного узла. Они так и не поняли, куда попали.

– Ага. Значит, скрыться им негде – кроме их собственного корабля. Ну что же: значит, им от нас не уйти. Очень хорошо.

– Простите за вопрос, хозяин…

– Ну?

– Зачем они вам так нужны? По-моему, они абсолютно бесполезны…

– Когда мне понадобится твое мнение, я прикажу, чтобы тебя доставили. А сейчас – катись отсюда. Иди в буфет, там тебя покормят.

– Слушаюсь, хозяин. Но только…

– Ну, что там еще?

– Корабль гружен протидом.

– Это давно известно. Ну и?

– Груз представляет большую ценность.

– Все подсчитано. И даже распределено. Тебя это волновало?

– А в этом распределении… есть и моя доля?

Отец Эфира усмехнулся.

– Многого хочешь. Я уже определил твою награду: ты получишь целую минуту эфира. Минуту, понял? Многие организмы готовы заплатить – и платят – неимоверные суммы за то, чтобы возникнуть на экране хотя бы на несколько секунд, а ты получишь целую минуту бесплатно. Цени! Что, ты еще не удовлетворен?

– Э-э… совершенно удовлетворен, хозяин. Очень благодарен. Очень.

– Тогда убирайся в буфет. Когда насытишься, Си устроит тебя где-нибудь на ночлег. Дальше посмотрим.

– Но будут ли меня охранять? Если мои спутники доберутся до меня…

– Конечно, вряд ли даже в этом случае Тивиза наденет траур. Но мое слово останется в силе: ты будешь на экране целую минуту, все равно – живым или мертвым.

Быстрыми шагами вошел Си.

– Ну? Их уже задержали, надеюсь? – вопросил Отец Эфира.

– Пока еще нет, шеф. Они словно растаяли. Хотя все лестницы находились под охраной.

– Значит, они опередили вас. Включи в поиски службу экранного контроля. Как только их заметят – немедленно группу туда. Захватить. И, конечно, снимать все с первой до последней секунды. Надо успеть до пятых новостей – это даст необходимое разнообразие. А может быть, для таких кадров найдется и местечко в фильме. Возьми двух… нет, трех операторов. Действуй. Желаю удачи!

Аэростат мягко опустил беглецов на самой середине проспекта, где-то чуть ли не в полукилометре от столь поспешно покинутого ими Центра. По приказу Федорова, имевшего, наверное, в своем активе и какой-то опыт воздухоплавания, путешественники стали по одному покидать корзину, но, оказавшись снаружи, продолжали придерживать руками все сильнее рвущийся к небу шар – пока советник посольства последним не перевалился через бортик. Потом, по его команде «раз, два… три!», все разом отскочили от корзины, и летательное устройство как бы с облегчением рванулось вверх, в свою стихию, и почти сразу растворилось в темноте.

– Ну, слава тебе, Господи, – пробормотал Гост.

Они, как и час тому назад, в кольце внутри Центра Жизневидения, оказались на самой середине проезжей части, и ничто не угрожало им, потому что и здесь была она до странности пустой: ни единого экипажа не проехало мимо приземлившихся, хотя и правее, и левее, ближе к тротуарам, машины двигались плотным потоком, а за ними, опять-таки совершенно так же, как и на центральном кольце, было множество пешеходов, шагавших по тротуарам: справа – вдоль тесно стоявших высоких, богато украшенных светящимися рекламными надписями, многоцветных, красивых даже на земной вкус зданий; по левую же сторону зданий не было – там за тротуаром сразу начиналось обширное – конца-краю не видать – поле, уставленное множеством ларьков, павильонов, аттракционов, группами здешних, видимо, обитателей – но в одеждах, невольно наводивших на мысли о маскараде; многие изображали каких-то не ведомых терранам зверей и птиц; был виден отсюда и тот самый, возможно, оркестр, чья музыка доносилась даже до Центра – он размещался на обширной эстраде и беспрерывно играл, хотя (опять-таки с точки зрения землян) музыкой это можно было назвать лишь с громадной натяжкой. На отдельных площадках множество танцевало – хотя не парами почему-то, а в одиночку или же группами. Взлетали яркие ракеты, вспыхивали огненные фонтаны – и все это многообразие резко контрастировало с пустотой той средней, достаточно широкой полосы, на которой они стояли.

– Кстати, посол, – сказал Федоров, – вы можете в этой толчее отличить мужчин от женщин? Один пол от другого? Мне это пока не удается.

Изнов покачал головой.

– Откровенно говоря, не задумывался… Но вообще-то вы правы. Ладно, это сейчас далеко не самое важное для нас. Вы мне лучше скажите: почему мы с вами стоим на совершенно пустой полосе, хотя по сторонам все забито до предела?

– Странно, странно, – проговорил Федоров задумчиво. – Что это у них за порядок такой?

– Может быть, тут такие правила движения, – предположил полномочный посол. – Правительственная полоса или что-то в этом роде. У нас ведь тоже такое бывает…

– Об этом у нас будет еще время подумать, – вмешался Меркурий, – если мы не станем задерживаться на этой полосе, а попытаемся поскорее вмешаться в толпу. Чего мы ждем? Мы же с самого начала хотели попасть на этот карнавал – или что это такое…

– Интересно, – сказал Федоров, – каким способом вы собираетесь добраться до тротуара? Может быть, конечно, вы способны одним прыжком перемахнуть через четыре полосы движения – я знавал людей, которым это удавалось. Но сам я к ним не принадлежу, а мой шеф еще менее готов к таким подвигам. Возможно, вы подскажете?..

И в самом деле: машины, как и на кольце в Жизнецентре, двигались донельзя плотно и безостановочно, так что проскочить между ними и не оказаться сбитым было совершенно невозможно.

– Но здесь оставаться тоже глупо, – возразил Меркурий. – Давайте хотя бы пойдем вперед; должен же где-то возникнуть регулируемый перекресток! Или хотя бы такой же подземный переход.

– Отсюда я не вижу ничего похожего, – сказал Гост, ростом превышавший, как уже упоминалось, всех остальных.

– Если мы примемся маршировать по этой дороге, нас обнаружат еще скорее, – не согласился Федоров. – Давайте-ка прежде всего сойдем с середины, приблизимся хотя бы к машинам – там мы будем не столь заметны издали. Да и кроме того… Протиснуться между машинами, конечно, нельзя, это так. Однако они и здесь движутся с относительно малой скоростью, так что… Любой из нас наверняка видел такие трюки на киноэкране.

– Вы имеете в виду… – начал было Изнов.

– Вот именно. При такой скорости движения можно, разбежавшись как следует, вскочить на капот ближней машины – и, перепрыгивая с одной на другую, быстро и без особого риска оказаться на тротуаре. Это вовсе не так сложно, как может показаться с первого взгляда.

– Ну, это во многом зависит от индивидуальных возможностей каждого… – пробормотал Изнов, сомневаясь.

– Что касается вас, посол, то не беспокойтесь: мы просто подсадим вас на капот – а тот, кто вспрыгнет первым, втащит вас за руку и перетащит через весь поток: по-моему, машины в полосах разделяет по ширине едва ли больше полуметра…

– Вынужден согласиться, – сказал Изнов несколько нервно, – потому что другого выхода, похоже, не существует… Хотя – если снова воспользоваться опытом терранского кинематографа – можно поступить и иначе…

– Это интересно, – проговорил Федоров едва ли не весело. – Чрезвычайный и полномочный посол – в роли изобретателя кинотрюков.

– Ничего подобного. Я ничего не изобретаю, просто использую. По-моему, куда проще и удобнее – скорость ведь, как вы уже говорили, небольшая – кому-нибудь, кто половчее – вам, советник, например, или тому же Госту, – когда очередная машина поравняется с вами, распахнуть дверцу водителя, вырвать его из машины – они ведь телом помельче нашего, – вскочить на его место, сразу же вывернуться сюда, на свободное место – а тут уж и все мы поможем, усядемся и поедем.

– Куда? – полюбопытствовал Меркурий.

– Да хотя бы на тот же космодром. Направление замечено, а этот их обычай оставлять середину улицы пустой нам окажется очень на руку: тут можно и развернуться, и вообще что угодно.

– Браво, посол! – сказал Федоров. – Откровенно говоря, не ожидал, что вы способны сочинить такой авантюрный сюжет.

– По-моему, это не авантюра вовсе, а точный расчет.

– А я и не отрицаю. Просто узнаю вас с совершенно новой стороны.

– Знаете, мне вдруг захотелось ощутить себя настоящим десантником. Как вам известно, я никогда в жизни не проходил военной службы; но есть, наверное, в каждом мужчине нечто такое… атавистическое, если угодно…

– Да не оправдывайтесь, посол, ваш замысел совершенно в духе десанта. Правда, мне, откровенно говоря, не верится, что все получится до такой степени просто. Однако – чем черт не шутит? Что же, идемте! Первым попытаю счастья я. Гост, вы нацелитесь на вторую машину, ее лучше будет тоже нейтрализовать сразу же, а если у меня сорвется – штурмуем ее. Вперед, десантники!

Они быстрыми шагами пересекли пустую полосу проспекта под прямым углом, сближаясь с все так же плотным и неторопливым потоком машин. И когда до внешнего ряда оставалось уже менее метра, шедший направляющим Федоров внезапно остановился – словно с ходу налетел на непреодолимое препятствие.

– Что за черт!..

Остальные поравнялись с ним – и в свою очередь остановились, удержанные какой-то невидимой преградой, за которой все так же безмятежно скользили машины, а еще дальше, вдоль домов, шли прохожие. Федоров, выставив перед собой ладони, пошарил ими как бы в пустоте.

– Похоже, что это просто стекло, – проговорил он едва ли не разочарованно. – Я-то решил было, что это какое-нибудь поле… – Он постучал костяшками пальцев по преграде – раздался характерный звук. – Да, оно самое. Ну-ка…

И, отступив на шаг, он ударил по стеклянной стене ногой.

Ничего не произошло. Стекло даже не дрогнуло и уж подавно не разбилось. Машина проехала в полуметре за ним, в ней сидели, кажется, четверо – но ни один даже не повернул головы в сторону стоявших по эту сторону преграды.

– Небьющееся стеклышко, – сказал Федоров сердито. – Броневое, что ли? Интересно, за каким чертом им это понадобилось? Ведь наверняка удовольствие не дешевое…

– Можно предположить, – сказал Меркурий, – что это защита… от чего-то такого… – он сделал неопределенное движение руками, – ну, вот как у нас приходилось затягивать тротуары сеткой для предохранения людей от нападения экх. По-моему, очень похоже.

– То есть ты думаешь, что середина проспекта свободна для того, чтобы по ней могло беспрепятственно двигаться что-то – или кто-то, представляющее серьезную угрозу для жителей? – уточнил Федоров.

– Возможно, Его Приятное Свечение и близок к истине, – проговорил Изнов. – Что мы знаем об этом мире? Меньше даже, чем ничего. Возможно, временами через город проносятся какие-нибудь неостановимые стада… Или дикие орды… Или действительно чьи-нибудь инопланетные десанты…

– Стада или орды – в мире, где развит космический флот, где на более чем современном уровне – если сравнивать с нами – находится, судя по телевидению, электроника?.. – недоверчиво пробормотал Федоров.

– У нас на Синере есть и то, и другое, – сказал Меркурий грустно. – Но и экхи тоже бегали стаями, и вы прекрасно помните это.

С минуту они помолчали, глядя на все так же невозмутимо проезжавшие в одном шаге – и все же недосягаемые – машины.

– Стаи и орды – это, конечно, романтично, – высказал свое мнение Гост. – Но мне думается, что все куда проще. Не их защищают, но, наоборот, – от них. Ведь если это действительно правительственная полоса…

– М-да, – почти сразу согласился Федоров. – Это действительно проще – и правдоподобнее… Ну, что предпримем теперь?

Трое посмотрели друг на друга, Меркурий же продолжал смотреть сквозь стекло. Внезапно он схватил Госта за руку.

– Смотрите! Там… да смотрите же!

– А что я должен увидеть?

– Там, на тротуаре!

– Ну, идут люди… или как их…

– А между ними? Это же вы! На полторы головы выше всех прочих. Да вы что – себя не узнаете?

– Дьявол! – пробормотал Гост. – И правда, похож… Но я-то здесь! Э! Э! А вон и вы! Эй, десантники, поглядите-ка, если вам интересно увидеть себя со стороны: вон мы все там шагаем! Ничего себе номер!

Несколько секунд все смотрели, затаив дыхание, пока, пройдя размеренным шагом, все четверо – там, на тротуаре – не затерялись среди других прохожих.

– Гм… – пробормотал Изнов разочарованно. – Никогда не думал, что со стороны я выгляжу таким… не очень рослым. Мне всегда казалось… М-да. Однако… Постойте! Раз мы – там, хотя мы на самом деле здесь – значит, это всего лишь съемка? И за стеклом нет никаких машин, никакой улицы… И никакого карнавала тоже? Как жаль!

– Да это просто экраны, – сказал Федоров несколько разочарованно. – Хотя, надо сказать, сделано все весьма убедительно.

– Жизневидение, – усмехнулся Гост. – Вот мы и видим эту самую жизнь… А интересно: что там – позади них? Может, праздник-то идет на самом деле?

Федоров задрал голову. Вгляделся.

– Они – метра три высотой, не более. Ну что – перемахнем?

– Лично я не могу поручиться…

– Вас, посол, мы уж как-нибудь перетащим. Важно забраться первому. Пожалуй, придется тряхнуть стариной…

И он отступил подальше, чтобы как следует разбежаться.

– Постойте, – удержал его Гост. – Кто его знает – стекло все же может не выдержать удара: вам ведь придется удариться ногой в самую середину, и уже тогда… А если оно лопнет, и вы влетите прямо в высокое напряжение…

– Да нет, – усмехнулся Федоров. – Я вовсе не собираюсь пользоваться таким способом: я же не пехотинец… Вы думаете, я не способен взлететь на полтора метра над землей?

– Тогда уж лучше я: мне приходилось играть в баскетбол – хотя и не в последнее время, конечно…

Федоров пожал плечами:

– Ну, если вам так хочется…

– Все это чрезвычайно глупо, – произнес Меркурий. – Мы сделаем гораздо проще: вы оба поднимете меня – и я без труда перевалю через этот барьер. – Он помолчал. – Хотелось бы верить, что там для нас не приготовлено никакой ловушки…

– Тогда уж лучше поднимайте меня, – предложил Федоров.

Меркурий пренебрежительно дернул верхней губой.

– По-моему, вы все еще придерживаетесь весьма низкого мнения о воспитании, какое получают синерианские дворяне. Ну хорошо же. В таком случае я вам продемонстрирую… Отойдите на шаг, пожалуйста.

Он присел на корточки. Секунду-другую посидел, опустив голову и, кажется, даже перестав дышать.

– А-а-а-а-а!..

То ли крик, то ли рычание это раздалось совершенно неожиданно – даже хладнокровный обычно Федоров отшатнулся и поднял руки к ушам. Одновременно Меркурий взлетел – другого слова не найти было – в воздух, пружинно распрямившись, даже не на три метра, а еще выше, пожалуй. В высшей точке головокружительного прыжка сделал сальто – и исчез по ту сторону экрана.

– Потрясающе… – только и смог пробормотать Изнов. Федоров и Гост только переглянулись.

– Надеюсь, он не разбился… – проговорил посол, скорее всего, самому себе.

– Да вряд ли, – усмехнулся Федоров. – До чего же мало все-таки мы знаем друг о друге… Например, я считал, что Мерк…

Он не успел закончить: голова синерианина появилась над экраном.

– Жду следующего. Поднимайте посла – я его вытащу за руку.

– Да вы просто рекордсмен, Меркурий, – сказал Изнов. – Выражаю вам мое восхищение…

– Потом, потом. Лезьте, пока здесь все тихо.

– А что там вообще?

– Увидите сами. Ну, раз-два…

Федоров и Гост без труда подняли посла, подставив ладони под его ступни. Меркурий протянул руки, налегая грудью на раму экрана, ухватил Изнова за кисти и без труда вытянул наверх. Изнов перевел дыхание, вытер пот с лица. Тем временем Федоров успел высоко подпрыгнуть, руки его встретились с пальцами Меркурия, рывок – и советник посольства тоже оказался наверху. Таким же способом преодолел препятствие и Гост.

Наверху оказалась площадка шириной примерно в полметра – словно верхняя плоскость стены; на самом деле в этой стене располагалась, вероятно, вся электроника экранов. Спуститься на другую сторону было куда проще, чем взобраться: трое просто спрыгнули, Изнова затем приняли на руки. Перевели дыхание. Осмотрелись.

– Другой мир… – вздохнул посол. – Кто бы мог подумать…

И действительно, то, что можно было – в темноте, с трудом – увидеть по эту сторону телевизионного проспекта, нимало не походило на уже запечатлевшуюся в их сознании панораму большого и благополучного города в большом и не менее благоустроенном мире и уж никак не смахивало на яркий и шумный карнавал.

Перед ними открылся обширный пустырь; лишь где-то поодаль, едва ли не в самой его середине, угадывалась какая-то темная масса – быть может, развалины; откуда-то из глубины их пробивались – или это только казалось? – слабые отблески огня. Ничего не было слышно – кроме уличного шума, слабо доносившегося сюда с той стороны экранной стены. Когда глаза беглецов привыкли к мраку, им почудилось, что вдали – по ту сторону пустыря – угадывалась еще одна такая же стена; видимо, за нею пролегал другой такой же видеопроспект – один из тех, что они видели с купольной площадки Центра.

– Да, – вздохнул Изнов. – Это похоже на что угодно, только не на космодром. Ну, что же мы предпримем теперь?

– Думаю, пойдем туда, – Федоров вытянул руку в сторону предполагаемых развалин. – Может быть, там сумеем хоть немного отдохнуть, привести мысли в порядок…

– Может быть, мы все-таки поторопились с побегом, – негромко, как бы про себя проговорил Меркурий.

Никто не ответил, и они зашагали к развалинам, чем дальше, тем больше увязая в грязи и невольно морщась от помойных запахов, что время от времени доносили до них вольно гулявшие здесь ветерки.

* * *

Это были если и не развалины в полном смысле этого слова, то, во всяком случае, строение, которому предстояло в скором будущем стать ими. Небольшой трехэтажный дом, сложенный из блоков неизвестного состава, по размерам несколько превышавшим земные кирпичи; часть стен уже начала обрушиваться, судя по тому, что подходы к строению были усеяны обломками этих самых блоков, а также плоских, похоже, керамических плит, служивших, вероятно, материалом кровли. Здесь, вблизи, слабые отблески невидимого снаружи огня были уже совершенно несомненными; внутри, следовательно, кто-то был – может быть, неприкаянный одиночка, но возможно, и целая группа – подобная им самим. Отблески эти указывали место единственного входа; впрочем, перед тем, как воспользоваться им, десантники на всякий случай обошли дом по периметру, порой спотыкаясь об обломки и стараясь при этом сохранять молчание – хотя Федорову, например, это удавалось далеко не всегда. Ничего угрожающего или хотя бы подозрительного они не заметили, и в результате снова оказались у подъезда.

– Ну что же: в атаку – вперед? – не скомандовал, а скорее спросил Федоров.

– Хорошо было бы запастись хотя бы защитными шлемами, – сказал Гост. – Боюсь, что здесь время от времени на голову капают кирпичи.

– Безусловно, было бы хорошо, – согласился Федоров. – А еще лучше было бы иметь с собой автоматы, если не какое-нибудь более убедительное оружие. Какие еще будут пожелания?

– Мы зря теряем время, – сказал Меркурий. – Идемте.

Они осторожно вошли в подъезд и убедились, что тут, внутри, кто-то хотя бы относительно следил за порядком: осколки и обломки были отодвинуты к стенам, оставляя место для свободного прохода. Сделав несколько осторожных шагов, они оказались у входа в коридор, который, похоже, когда-то закрывала дверь; сейчас ее, разумеется, не было, как и дверей в подъезде.

– А здесь теплее, – сказал Изнов едва слышно. – А вам не кажется?

– Но запах… – поморщился Меркурий.

– А что запах? Обычный дым. Может быть, там внутри – камин, очаг или хотя бы просто костер…

Они постояли, прислушиваясь.

– Странные звуки… – пробормотал Гост. – Непохоже на разговор, но тем не менее…

– Да нет, – сказал Федоров. – Кто-то просто храпит во всю мочь. Другого объяснения не вижу. А это значит, что он, вернее всего, спокойно спит. Можно только позавидовать.

– А если он вооружен и опасен? – усмехнулся Изнов.

– Ну, что же – вооружимся и мы. Хотя бы кирпичами…

Может быть, это и было смешно – тем не менее каждый из четырех действительно запасся увесистым обломком – благо, ходить за ними далеко не пришлось.

Крадучись они двинулись по коридору. Федоров, как и обычно, шел первым. Внезапно остановился, так что следовавший вплотную за ним Гост едва не сшиб его с ног.

– Борьбой сумо занимайся в другом месте, – свирепо прошипел советник посольства. – Ты что – ослеп?

– Темно же…

– Тоже мне – разведчик… Кожей должен чувствовать!

– Сам-то хорош. Если уж тормозишь – зажигай стоп-сигнал.

– Что там такое? – поинтересовался Изнов сзади.

– Тут лестница наверх. И дымом тянет вроде бы оттуда.

– Ну, давайте поднимемся.

– Знаю я эти лестницы. По ним подниматься – все равно что по клавиатуре рояля: у каждой ступеньки свой звук. Я-то взберусь без единого звука, но вот вы обождите лучше здесь.

– Рискованно…

– Не очень. Даже если что – с первого выстрела в меня обычно не попадают. Ну а второго, как правило, не бывает…

– Хвастун, – буркнул Гост.

– А вот увидим. Вам всем – стоять тут, быть наготове и прислушиваться, словно к шепоту любимой женщины. Я пошел.

Оставшиеся и действительно ничего не услышали – до такой степени бесшумно ускользнул вверх Федоров, похоже, и вправду знающий все о нравах и обычаях старых скрипучих лестниц. Трое напряженно ловили каждый звук – и наверняка поймали бы, только звуков никаких не было. Минуту, другую. Потом сверху донесся негромкий свист – на два тона. Изнов проговорил тихо:

– Его манера. Значит, все в порядке. Поднимаемся.

Двинулись по лестнице. Вот когда она показала свой сварливый характер: каждая ступенька и впрямь кричала дурным голосом. Люди уже не обращали на это внимания. Поднялись; лестница оказалась достаточно крутой, зато состояла из единственного марша. Наверху была небольшая площадка – и дверь, на этот раз реальная, а не пустой проем. Она была приотворена, и где-то за ней был огонь и тепло.

– Смелее, смелее! – приободрил их невидимый с лестницы Федоров.

Они вошли. Средних размеров помещение было слабо освещено уже угасающим, похоже, пламенем; огонь был разведен в глиняном горшке внушительной величины, который покоился на выложенном из все тех же кирпичей подножии. Больше в комнате ничего не было – если не считать крепко спавшего, похоже, на груде тряпья существа – или, пользуясь местной терминологией, организма. Вся обстановка – если она вообще когда-нибудь тут имелась – успела, вероятно, уже сыграть свою последнюю роль – топлива.

– Он жив? – осторожно придвигаясь к лежавшему, спросил Изнов. – Я что-то не слышу дыхания… Если это труп – то нам грозят очень серьезные неприятности, если нас застанут…

– Просто спит, – успокоил посла Федоров. – Дышит, правда, медленно и бесшумно и спит так крепко, словно до этого неделю не высыпался.

– Это, несомненно, местный житель…

– Кем же еще ему быть? – удивился Гост.

– Первое впечатление порой бывает обманчивым, – проговорил Мерк, все еще державшийся поближе к выходу. – Советник, вы осмотрели его – оружия нет?

– Если бы я стал его ворочать, он уж точно пробудился бы, – сказал Федоров. – А люди спросонок могут совершать самые неожиданные и неразумные поступки… Пусть себе отдыхает. А мы тем временем немножко согреемся и пораздумаем. Если уж мы изображаем собой разведывательный десант, то будем считать, что взяли языка.

– Что же такое вы рассчитываете у него выведать? – не без некоторого ехидства поинтересовался Гост. – Какие государственные секреты?

– Он ведь как-то сюда попал, верно? – сказал Федоров. – Не с экрана же сошел? А если сюда можно откуда-то добраться, значит, тот же путь возможно пройти и в обратном направлении. Моя мысль вам ясна, коллега?

– Вы правы, советник, – вместо Госта ответил Меркурий. – Но кто знает, сколько он еще может проспать? Час? Или сутки? А нам следовало бы поторопиться: не похоже, чтобы мы находились в полной безопасности.

– Что касается меня, – начал Изнов, – то я полагаю, что…

– По мне, – неожиданно прозвучало в комнате, – вы можете спрашивать хоть сейчас.

Это было сказано по-граански. И одновременно со словами спавший организм отбросил накрывавшее его тряпье и сел на своем ложе.

Четверо вторгшихся в его убежище путешественников оцепенели.

И дело было не только в том, а скорее даже вовсе не в том, что якобы погруженное в глубокий сон существо в мгновение ока превратилось в бодрствующее и, похоже, готовое к активным действиям. Поразило их совершенно другое.

У заговорившего с ними организма вместо нормальной одной оказалось сразу две головы. Одна, смотревшая сейчас на них, находилась там, где ей и полагалось быть, и обладала нормальными для этого мира формой и размерами. Другая же, маленькая и не открывавшая глаз, росла прямо из груди – из правой ее стороны. Величиной она была, пожалуй, не больше нормального человеческого кулака, и ее украшало какое-то подобие круглой шапочки.

– Итак, господа, – на том же языке продолжил двухголовый урод, – кто вы такие и что, собственно, вас интересует?

– Ну, дела… – только и смог проговорить Гост, к которому, видимо, первому возвратился дар речи.

– Долг гостеприимства, по-видимому, требует, – продолжил тем временем обитатель комнаты в развалинах, – чтобы я предложил вам присесть, обогреться и утолить голод и жажду. Не стану отступать от общепринятых стандартов. Садитесь, если угодно, рядом со мной, если же опасаетесь – то на пол; грейтесь, а если огонь кажется вам слабым – не поленитесь спуститься и поискать какое-нибудь топливо, хотя бы оторвите пару половиц на первом этаже – там все сгнило, и для вас это никакого труда не составит. Что же касается легкого ужина, то я с удовольствием присоединюсь к нему – если только у вас имеется съестное: мои запасы, увы, пришли к концу еще нынче утром, а выйти, чтобы пополнить их, для меня достаточно затруднительно. Так что, если говорить откровенно, я очень рад вашему появлению: оно поможет мне решить сразу несколько задач.

– В этом я вовсе не уверен, – сказал Федоров, пытаясь поудобнее устроиться на полу, покрытом достаточно толстым слоем пыли. – Потому что есть нам и самим нечего, и мы, откровенно говоря, рассчитывали…

– На мои ресурсы? Как я уже сказал, они иссякли. У меня сейчас, по ряду причин, усиленный аппетит. Но ничего – вы что-нибудь да раздобудете.

– Гм, – сказал Изнов, все еще переминавшийся с ноги на ногу: пол его явно не привлекал. – Не уверен, что мы сможем чем-то помочь вам: мы, откровенно говоря, не очень ориентируемся в этой обстановке.

– Этого можно было бы и не говорить: достаточно глянуть на вас, чтобы понять, что к благословенному миру Тивизы вы не имеете никакого отношения – кроме разве того, что сейчас находитесь именно в нем. А могу ли я спросить – какими судьбами?

– Нет, – сказал Федоров. – Не можете. Потому что спрашивать будем мы, а вам придется отвечать. Ясно и точно. Не скрывая совершенно ничего.

– Советник, – негромко проговорил Изнов по-террански, чтобы не быть понятым. – Вы его таким обращением напугаете до смерти, и он вообще ничего нам не расскажет…

Сидевший быстро повернул верхнюю, активную голову в сторону посла. Тело его при этом осталось неподвижным, вторая же голова по-прежнему не проявляла никаких признаков жизни.

– О нет, – проговорила верхняя голова. – Напугать меня очень нелегко, смею вас заверить. Что же касается полноты моих ответов…

– Вот сволочь! – сказал Федоров, на этот раз по-рус­ски. – Он что же – террану знает? Ничего себе новости…

– Этот язык я тоже слышал, – проговорил двухголовый. – Но, правду говоря, ориентируюсь в нем плохо. Так что выбирайте: террана – либо граан. Вы, – на этот раз он бросил взгляд на Меркурия, – сильно смахиваете на синерианина, но тамошний язык настолько сложен для нас, что я даже не стану пытаться говорить на нем. Итак, вы собираетесь задавать вопросы. Прекрасно, у меня нет никаких возражений. Но сперва позвольте мне обрисовать ситуацию так, как я ее себе представляю. Мы уже установили, что вы не тивизиане, более того: что вы не живете в этом мире сколько-нибудь продолжительное время – иначе никакая сила не затащила бы вас в межэкранное пространство, где ничего нет и не бывает – кроме разве что меня, но я – особь статья. Итак, вы попали сюда недавно. И, скорее всего, не по своей воле, то есть не по торговым делам и не с дипломатической миссией: сужу опять-таки по тому, что тогда вам не позволили бы разгуливать по городу без надежных сопровождающих. Следовательно, вас сюда каким-то образом затащили, вы же нашли какую-то возможность сбежать. Да, вы удрали, но теперь просто не имеете представления, что же предпринять дальше. Скажу вам откровенно: не стоит стесняться своей беспомощности, потому что и любой другой на вашем месте не знал бы, с чего начать и чем кончить. Это Тивиза, дорогие господа и – я полагаю – коллеги, Тивиза, и на ней все обычные мерки и нормы не срабатывают – поверьте моему опыту. Он у меня достаточно богат.

– Это приятно слышать, – сказал Изнов, стараясь, однако, не смотреть на собеседника; видимо, привыкнуть к двухголовости оказалось для него не так-то легко. Как и для остальных, впрочем. Поняв это, бицефал усмехнулся.

– Ах да, конечно, – проговорил он спокойно. – Я понимаю…

И он накрыл вторую голову какой-то деталью своего просторного одеяния.

– Теперь, надеюсь, вам будет легче поддерживать разговор? Итак, ваши вопросы? Полагаю, что первым из них будет – как выбраться отсюда. Я не ошибся?

– На сей раз вы все-таки не угадали, – сказал Федоров. – Хотя в общем ваше понимание ситуации соответствует действительности. Но позвольте и мне сделать некое предисловие перед тем, как начать консультации…

– Как приятно, – сказал бицефал, – слышать вежливое слово «консультации» вместо явно вертевшегося у вас на языке и, по-моему, куда более привычного термина «допрос».

– Нет, собственно, – вступил в беседу Изнов, – вы напрасно создали себе такое мнение о нас…

– Посол, давайте отложим дипломатию на закуску, – сказал Федоров решительно. – Мне хочется поскорее достичь ясности, потому что я черт знает как хочу есть – и наверняка не я один.

– Мы, например, прямо умираем с голоду, – сказал бицефал. – Не в буквальном смысле, конечно, однако же…

– Ясно. Итак, мое предисловие будет кратким. Вы назвали нас коллегами. Следовательно, приняли нас за разведчиков. Потому что сами-то вы, несомненно, разведчик. Но чей?

– Не стану опровергать очевидной истины, – согласился сидевший на ложе. – Признавая ее, я просто экономлю время, которое вы потратили бы, чтобы доказать мне то, что мне и так прекрасно известно. Конечно, если бы вы представляли Тивизианскую контрразведку… Но, насколько мне известно, она не пользуется услугами ни терран, ни синериан – просто потому, что здесь у них довольно слабое представление о ваших мирах, и уж подавно – никакой связи с ними. Ну а то, что вы принадлежите к той же благородной профессии, стало мне ясно, едва я, еще не открыв глаз, понял, что вы разговариваете по-граански. Сперва я было решил, что вы оттуда и явились, и в таком случае мне лучше не просыпаться. Однако по вашему акценту понял, что первое впечатление было ошибочным. А с Террой, как и с Синерианской империей, у моего мира нет никаких серьезных конфликтов. Были там какие-то споры относительно пары необжитых планеток в секторе Реганы – но на общие отношения они не повлияли. Во всяком случае, по имеющейся у меня информации.

– Она соответствует действительности, – подтвердил Изнов. – Когда мы отправлялись с Терры…

– Посол! – укоризненно воскликнул Федоров. – При чем тут Терра? Кто вообще сказал, что мы действительно оттуда? Это всего лишь гипотеза нашего нового знакомца…

– Глупости, – произнес в ответ бицефал. – Конечно, если бы мне не случалось бывать на Терре, я, возможно, и усомнился бы. Но я там был – хотя и не очень продолжительное время. И повидал достаточно людей, чтобы опознать их в любой точке Галактики.

– Не верю, – сказал Федоров.

– Хотите доказательств?

– Просто жажду!

– Пожалуйста! Слушайте…

И бицефал произнес несколько слов. На русском языке.

Федоров медленно прикрыл глаза – как от удовольствия.

– Йомть, – сказал Гост уважительно. – Вот дает…

– Доказательство серьезное, но все же… Я понимаю, что Меркурий, – кивком Федоров указал на обладателя этого имени, – долгое время мог выдавать себя за терранина. Но вы с вашим обликом…

– Вы правы в том смысле, что мне куда легче работать под тивизианина, чем под человека. Но я и не работал таким способом, я ни за кого себя не выдавал, но чаще всего пользовался для передвижений темнотой. И, кстати, находился там очень недолго. Это была как бы… пользуясь вашей терминологией – производственная практика на тему: выживание в незнакомой и совершенно неприспособленной обстановке. А на Синере я побывал уже после этого, там мне было куда легче. На Терре же я действительно попал однажды в крайне сложную ситуацию – мне даже неприятно вспоминать об этом, хотя прошло уже столько времени… Нет-нет, об этом я рассказывать не стану. Да это вам и ни к чему. Вас сейчас должна прежде всего волновать ваша собственная безопасность, я прав?

– Да уж, пожалуй… – согласился Изнов. – Но помимо этого волнения у нас есть еще и другие интересы. Несмотря на то, что не все из нас разведчики, однако профессиональное любопытство свойственно и представителям других родов деятельности.

– Судя по кудрявости вашего слога, вы скорее всего дипломат или законовед, – проговорил бицефал. – Или, быть может, писатель?

– Упаси Бог, – испуганно сказал Изнов. – Нет, я действительно дипломат. Чрезвычайный и Полномочный Посол…

– Но не на Тивизе, надеюсь?

– О, ни в коем случае. Будь это так – мы, безусловно, как вы уже заметили, не сидели бы сейчас тут с вами…

– А жаль, – сказал бицефал. – Была бы неплохая крыша. Ну ладно, чего нет – того нет.

– Нет и еще кое-чего, – сказал Федоров. – Вы так и не ответили на самый первый мой вопрос: а откуда вы? Кого представляете?

– Зачем это вам?

– Хотя бы для соблюдения принципа равенства. Откуда мы – вам известно, а вот ваше происхождение…

– И все же, – упрямо заявил бицефал, – я предпочел бы сохранить это в тайне.

– Можете хранить, где угодно и в чем угодно, – внезапно вступил в разговор Меркурий, – но в тайне – не удастся. Потому что ее больше нет.

– Информации?

– Тайны. Я в вас разобрался.

Бицефал молчал целую минуту. Потом вздохнул.

– Ну что же: равенство соблюдено. Хотя и не по моей вине. Ладно. Но больше говорить сейчас я не стану.

– Это еще почему?

– Да потому, что я голоден! Уже два дня… Нет, три! Так что вынужден просить вас срочно позаботиться о пропитании – вашем и моем.

– Гм, – сказал Федоров. – Задача эта не представляется нам невыполнимой. Однако мы не так богаты, чтобы кормить кого бы то ни было даром. Тем более что отсутствием аппетита вы, похоже, не страдаете?

– На это не жалуюсь. Но, в конце концов, я могу заплатить – если, конечно, вы не запросите очень дорого. Или вы можете просто дать мне взаймы: мне должны доставить сюда и еду, и… мало ли еще что.

– Почему же до сих пор не принесли?

– Ну, задерживаются по каким-то причинам.

– Когда же вас должны были навестить?

– Собственно, еще вчера. Но…

– Слишком серьезная задержка. Так что не советую вам очень полагаться на ваших помощников. Лучше попробуем договориться сразу же.

– Ну что же… Сколько вы хотите?

Федоров покачал головой:

– Деньги нам не нужны.

– Что же в таком случае?

– Ну, вы и сами прекрасно понимаете.

Обитатель развалин усмехнулся.

– Вероятно, вы нуждаетесь в информации?

– Естественно.

– Ну что же: кое-какая у меня действительно имеется. Но вам она обойдется достаточно дорого.

– Поторгуемся.

– Прекрасно. Итак: что вы хотите знать?

– Все, что вам известно об этом мире.

– Очень хорошо. Но сначала я должен поесть.

Путешественники переглянулись.

– Хорошо. Мы вам поверим. Посол, освобождайтесь от своих запасов. Да и мы заодно закусим: аппетит разгулялся…

И беглецы начали освобождаться от награбленных в буфете Центра припасов. Двухголовый только облизывался – вернее, облизывалась одна голова, вторая продолжала мирно дремать.

– Ну вот, – подвел итоги Федоров. – Начнем, пожалуй. Но зато потом вам придется выкладывать все без остатка – точно так же, как это только что сделали мы.

Бицефал только кивнул: рот его был уже набит до предела.

После этого достаточно долгое время никто не произнес ни слова. И лишь минут через сорок двухголовый проговорил:

– Ну, просто не могу выразить, насколько я вам благодарен!

– Можете, можете. Начинайте излагать.

– Спрашивайте.

– И спросим. Прежде всего: что это за странный мир – Тивиза? Что, например, означают эти улицы на экранах – и заброшенные пустыри между ними, хотя бы вот этот самый? Почему на экранах густые толпы – а на настоящей улице не видно ни души?

– Сейчас я вам все объясню – кратко и исчерпывающе. Слушайте…

– Мы с вами находимся, – сказал двухголовый, – в столице Тивизы, в самом большом ее городе. Вас удивило, что жители его видны только на экранах – и больше нигде. Но в этом нет ничего удивительного. В городе других жителей просто нет. Как нет и вообще ничего другого. Этот город существует не для жизни.

– Для чего же? – удивленно спросил Изнов.

– Для показа. Вот таким, каким вы видели его на экранах, видит его и вся планета. С людьми и машинами на улицах, красивыми домами по сторонам – ну и так далее…

– Кто же видит? Кто смотрит?

– Население, естественно. Вы ведь не думаете, что Тивиза необитаема? В этом мире живет достаточно много, как тут принято говорить, организмов. И все они с удовольствием видят это – и радуются высокому уровню жизни.

– А они и на самом деле хорошо живут?

– Мир давно обнищал.

– Но как же…

– Да этого просто никто не понимает. Каждый знает, что он живет – хуже некуда, да. Но он смотрит на экран у себя дома – и видит, что весь остальной мир живет прекрасно. Это только ему не повезло, а вообще все обстоит наилучшим образом.

– Ну а если он не смотрит на свой домашний экран?

– Избегает Жизневидения? Но это – тягчайшее преступление. И стоит кому-нибудь донести, что сосед, знакомый, друг, брат – одним словом, кто угодно – избегает Жизневидения, заподозренный просто исчезнет – и никто никогда его больше не увидит; разве что на экране – в той самой толпе, что с утра до вечера движется по замкнутому кольцу. Вы, думаю, уже обратили на него внимание…

– Самим пришлось прогуляться: мы ведь сперва приняли все это за чистую монету. Но ведь на экранах показывают не только столичную толпу? Этого вряд ли достаточно, чтобы создать представление о прекрасной жизни.

– Разумеется. Но вы, по вашим словам, были в Центре. Успели вы там осмотреться как следует?

– К сожалению, у нас было слишком мало времени…

– Значит, вы многого не видели. Между тем в Центре есть все. Вы можете увидеть там великолепные апартаменты, современные цеха, скоростные поезда, шикарные магазины, неисчислимые стада – хотя на самом деле их, конечно, там нет – хорошо, если наберется десяток голов скота, остальное – съемочные эффекты, не более того. Увидите вооруженные до зубов по последнему слову техники войска… Одним словом – все, чего только может пожелать своему миру лояльный гражданин…

– По-моему, что-то такое мы замечали – краем глаза, – проговорил Изнов, припоминая.

– Видели, хотя и в отдалении, – подтвердил Федоров. – А скажите… да, кстати: как вас зовут? Или вернее: как вы хотите, чтобы мы к вам обращались?

– Мне это решительно все равно. Но для удобства… Ну что же, я успел заметить, что вас… м-м… несколько удивили некоторые мои анатомические особенности. Я для вас, так сказать, феномен, согласны? Но на деле я самый обычный монитон. Вот и называйте меня – ну, хотя бы Монитаком, если вам не придет в голову ничего лучшего.

– Будь по-вашему. Итак, дорогой Монитак, раз уж вы знаете так много, то объясните: за каким чертом этому миру нужно столь богатое телевидение?

– Жизневидение, коллега. Жизневидение. По-моему, в этом названии содержится готовый ответ на ваш вопрос.

– То есть?

– Это – единственный источник, из которого миллионы тивизиан получают информацию о своей жизни. Они вынуждены это делать: я вам уже объяснил это.

– А на самом деле…

– На самом деле я не знаю ни одного другого мира – а мне привелось побывать во многих, весьма многих, – где население жило бы на таком уровне убогости. Здесь воистину нет ничего – кроме Жизневидения с его эффектами.

– Но жители, граждане ведь не столь глупы…

– Они не глупы, да. Но крайне доверчивы. Единственное, чему их не устают учить с первого до последнего дня жизни, – это доверие властям. Хотя это ведь вовсе не бедная планета – если говорить о ее ресурсах. Просто никто не хочет тратить силы на организацию их использования. Гораздо проще – и, кстати, намного дешевле – заставлять весь народ жить тем, что они видят на экранах; не могут не видеть. И, как мы тут с вами уже говорили, если кому-то и приходит в голову – а конечно же, приходит, – что то, что ему выдают за подлинную жизнь, разительно отличается от его собственного бытия, – он привычно относит это за счет собственной неумелости, невезения, дурной судьбы, наконец; здесь весьма распространена вера в судьбу, в предопределение; так что тивизианин может быть очень недоволен собой и своей жизнью – но никак не распространяет этого неудовольствия на все остальное, на весь свой мир.

– Но он ведь не одинок! Есть соседи, сограждане…

– Ну, они общаются крайне редко. Во-первых, потому, что основное время уходит на то, чтобы хоть как-то прокормить себя, свою семью – даром ведь и в этом мире ничего не дается. А поскольку подлинный технологический уровень давно пришел в такой упадок, что вы даже и не поверите, – постольку трудиться им приходится от зари до зари.

– Где же? Если в этом городе, например, действительно нет никакой промышленности…

– Здесь вы ее не найдете. Как и самих горожан – кроме уже известных вам ходоков по кольцу. Страна живет в маленьких поселках и деревнях, уровень хозяйства все более приближается к натуральному – одним словом, на все остальное остается очень мало времени. И это оставшееся время изнемогший от работы тивизианин проводит перед своим домашним экраном. И не потому, что он не хотел заняться чем-то другим; вовсе нет. Он просто-напросто обязан проводить свое время таким образом; это и называется жизнью, ее познанием.

– Но, значит, на обзаведение такой аппаратурой у населения все-таки средств хватает?

– Ничуть не бывало. Экраны – это единственное, чем их снабжает государство, даже не спрашивая их согласия. Везде, где есть четыре стены и крыша, непременно будет и экран. Там может не оказаться нормальной плиты, кровати, не говорю уже о ванной и прочем, – но экран будет обязательно. И обязательно приходится сидеть перед ним – и смотреть, а постоянно смотреть в конце концов означает – поверить.

– Не понимаю, – сказал Изнов. – Но ведь экран можно выключить…

– Увы – он лишен такого устройства. Выключить его может только Центр. Он этого, естественно, не делает.

– Ну, пусть так. Но ведь можно просто куда-нибудь уйти – и пусть себе показывает в пустоту…

– Если бы все было так просто! Но система Жизневидения, дорогой мой коллега, разрабатывалась десятилетиями, и в ней все предусмотрено. Каждый экран снабжен обратной связью; и если в установленные для Жизневидения часы перед ним никого не оказывается дольше пяти минут – на контрольной станции этого района возникает соответствующий сигнал. И, заверяю вас, уклоняющемуся от просмотра придется очень и очень несладко. Вероятнее всего, он тоже окажется на том же кольце – или в одном из цехов, которые так любят показывать, говоря о мощи отечественной промышленности.

– Однако простите. Мы не можем поверить всему тому, что вы рассказываете – хотя бы потому, что мы же вот были перехвачены в пространстве, нас вынудили участвовать в какой-то кинофеерии…

– Тут нет никакого противоречия. Все, имеющее отношение к Жизневидению – а корабли, участвовавшие в этой операции, принадлежат все тому же Центру – действительно отличается прекрасным, современным качеством. Разумеется, все это закупается в других, по-настоящему развитых мирах – в обмен на природные богатства Тивизы. Пока они еще есть.

– В таком случае, – сказал внимательно слушавший Меркурий, – мне не совсем понятно, почему никто до сих пор не завоевал этого мира. Не присоединил к себе. Ну, хотя бы тот мир, представителем которого являетесь вы сами, любезный Феномен. Хотя, может быть, это в скором времени случится? Разведчиков посылают ведь не из праздного любопытства.

– Завоевать Тивизу? Да кому это нужно? Кто станет взваливать на свои плечи подобную обузу? Вы представляете, сколько средств пришлось бы вложить в этот мир, чтобы поднять уровень жизни его граждан хотя бы до сколько-нибудь приемлемого? Таких богатых миров, какие могли бы позволить себе это удовольствие, в этой части Галактики просто не существует, могу вас заверить. Ну и потом… Понимаете, Тивизу действительно можно было бы прибрать к рукам без труда – если бы ее народ на самом деле понимал, какой скотской жизнью он живет. Но он ведь не знает этого, о чем я вам толкую вот уже битый час! Он уверен, что все в этом мире обстоит наилучшим образом; и при возникновении угрозы действительно встанет на защиту Тивизы, вернее – того порядка, который на ней существует.

– И чего они этим добьются?

– Ничего. В этой части Галактики не существует ни одной армии, даже самой слабой, против которой они могли бы выстоять; но сколько пролилось бы крови – их крови? Нет, никто не пойдет на это.

– Зачем же, в таком случае, вы здесь?

– Мой мир хочет знать, что здесь происходит; только и всего. Чтобы не упустить того часа, когда нам придется поднять корабли – не для того, чтобы завоевывать, но чтобы привести хотя бы столько еды, чтобы они тут не начали самым натуральным образом вымирать. Мы близки тивизианам этнически; вероятно, некогда у нас существовали общие предки. Да вы и сами наверняка заметили, что внешне я от них отличаюсь – ну, скажем, значительно меньше, чем любой из вас.

– В таком случае почему же вам приходится скрываться? Если ваша миссия действительно является чисто гуманной…

– А вы попробуйте доказать это! На Тивизе существует культ врага; в таком мире он просто не может не существовать. Да вы же сами участвовали в съемках и изображали не кого иного, как именно врагов. Которых, естественно, в финале разбивают наголову – но тем не менее они есть и они нападают первыми! Нужны ли другие доказательства? И поверьте мне: весь этот мир, когда картина пойдет, будет смотреть ее с великим удовольствием и гордостью за свою непобедимую планету.

– И все же простите, – сказал Изнов, – но до конца поверить во все, рассказанное вами, я не могу…

Монитак покачал верхней частью тела.

– Если бы вы захотели, чтобы я врал, это обошлось бы вам значительно дороже, чем этот скромный ужин – из буфета Центра, как я предполагаю. Вранье вообще стоит дороже: тогда ведь приходится напрягать фантазию, чтобы что-то придумывать; говорить правду куда легче – и дешевле. Так что…

– И тем не менее. Даже во время нашего хождения по кольцу мы видели множество плакатов, транспарантов и всего подобного, на которых ясно говорилось о предстоящих выборах не кого-то там такого, но самого президента. О выборах! Выборы – это демократия. Следовательно, есть возможность избрать в руководство таких тивизиан, которые могут правильно оценить обстановку и принять серьезные меры к ее изменению к лучшему…

– Выборы, да, – проговорил Монитак и усмехнулся. – Но как вы полагаете – кто избирает тут Президента?

– То есть как? Я более чем уверен – избиратели, то есть народ…

– Глупости. Избирает Жизневидение. Оно отбирает кандидатов, оно их показывает – или не показывает, если возникают какие-то, ему не угодные. А поскольку жизнь все знают только по экранам – то, естественно, они и выберут того, кто будет показан чаще и выигрышнее всех остальных. Да и кто бы ни был избран – все равно, общаться с жителями планеты он сможет опять-таки только через Жизневидение – иными словами, будет говорить и делать только то, что Жизневидению окажется угодным. Если же он попробует артачиться – он исчезнет с экранов, и о нем моментально забудут. Его просто не станет, хотя он, вполне возможно, и будет по-прежнему обитать в своей резиденции до следующих выборов. То же самое относится и к любому другому руководителю – или группе их, к парламенту, к генералитету… Ко всей Тивизе, короче говоря. Тут не просто демократия, дорогой коллега. Тут телевизионная демократия – или, если угодно, телевизионная диктатура, это будет более точным названием.

– И все же, все же… Есть же тут, например, культура – а это уже значит очень много. Например, в то краткое время, что мы провели в Центре, мы были свидетелями действительно творческого процесса: некто, кого называли шефом или Отцом Эфира, проводил на наших глазах отбор актеров – видимо, для какой-то новой постановки. Следовательно, их телевидение – или Жизневидение, пусть так – занимается не только политикой, но и искусством…

В ответ Монитак неожиданно расхохотался.

– Отец Эфира! – проговорил он сквозь смех. – Занимался искусством! Кстати, как вам понравились эти актеры?

– Н-ну… Я не думаю, что к ним можно подходить с нашими мерками. В конце концов, эстетические представления в каждом мире отличаются…

– Да какая эстетика! – Монитак наконец перестал смеяться. – Ею там и не пахло! Вы знаете, чему были свидетелями? На ваших глазах Отец Эфира – иными словами, Президент Объединенного Жизневидения Тивизы – производил отбор кандидатов в президенты на предстоящих выборах – тех самых, чью рекламу вы видели. То есть, по сути дела, вы были очевидцами самых подлинных выборов будущего главы этого мира. Главы номинального, конечно же, потому что подлинным правителем этого мира является именно Отец Эфира со своей командой. Других просто не может быть – и их нет.

После этих его слов никому не захотелось продолжать разговор: услышанное надо было еще обдумать. Не то чтобы они узнали все, что их интересовало; однако Монитак всем своим видом дал понять, что считает сеанс передачи информации законченным.

– Я столько говорил, – заявил он после паузы, – что снова проголодался. Ну-ка, вытряхивайте, что там у вас еще сохранилось? Мы опять хотим есть. – Он ласково провел рукой по маленькой голове, откинув прикрывающий ее лоскут. – Мы ведь растем, мы крепнем, нам нужна пища, много всякой еды… Куда только запропастился мой курьер? Ума не приложу. Неужели его… Да нет, не может быть.

Федоров переглянулся с Меркурием; тот едва заметно кивнул. Тогда советник посольства громко сказал:

– Вы и в самом деле рассказали нам весьма немало, так что вам пора подкрепить силы. Мерк, у нас там, по-моему, есть кое-какие укрепляющие препараты. Может быть, угостим любезного хозяина?

– С удовольствием, – отозвался Меркурий и вытащил из своей сумки одну за другой две бутылки.

– Что-то стало холодать, – пояснил Федоров.

Глаза Монитака блеснули.

– Немного согреться не мешало бы, – согласился он. – Но что касается меня – то очень умеренно. В положении, в каком я сейчас нахожусь, не могу злоупотреблять.

– Ну, – сказал Гост, – не думаю, чтобы ваше положение было намного сложнее нашего. Наливай, Мерк. Понемножку.

– В моем положении вы ничего не понимаете, – заявил Монитак едва ли не сердито. – Вы, половинчатая раса…

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего не хочу. Просто волнуюсь за своего связника.

– Что значит – «половинчатая раса»?

– Если не знаете, то вам и ни к чему. Не собираюсь обижать вас. Это мне? Ну, спасибо… А вы сами?

– Давай, Мерк, – сказал Федоров. – Но понемножку.

– Я пас, – сказал Изнов. – Мне не холодно.

– Ладно, – сказал Федоров. – Итак – за процветание Тивизы?

– Будь она проклята, – заявил Феномен и выпил.

– Закусывайте, – предложил Изнов.

– Непременно. Но не сразу. Чтобы не отбить вкуса. У нас, например, принято первые две принимать дегустационно, ничем не перебивая.

– Мерк, это, по-моему, намек, – сказал Федоров.

– Я так и понял, – сказал синерианин. – Пожалуй, он прав.

– Вот и действуй.

Меркурий не замедлил.

– Хорошо-о! – сказал Монитак после паузы. – Так о чем мы с вами, собственно, собирались говорить?

– Да ни о чем, – проговорил Изнов. – Просто так – болтаем. Например, мне интересно: почему бы эти ваши экраны…

– Они вовсе не мои, – окрысился Монитак. – Прошу не забывать!

– Ну, разумеется, они, конечно же, не ваши.

– Они принадлежат Тивизе. Точнее – Центру.

– Но неужели они никогда не портятся? Не выходят из строя?

– Крайне редко. Высокое качество. Постоянный технический контроль.

– Но ведь можно им, так сказать… посодействовать?

– Вы имеете в виду – привести аппарат в негодность? Есть более безболезненные способы самоубийства. Нет, об этом и думать не приходится. Да и к чему? Все останется по-старому. Здесь не будет никаких перемен еще тысячу лет – а может, и больше.

– В таком случае мне не совсем понятно, – сказал Федоров. – Вот вы – специалист явно не низшего класса.

– Совершенно верно, – подтвердил Монитак.

– Зачем же вы теряете время здесь – и к тому же не только терпите неудобства, как, например, сейчас, но и подвергаете, возможно, опасности вашу собственную жизнь?

– Если бы только мою, – мрачно пробормотал Монитак.

– Какой в этом смысл? По вашим же словам, завоевывать Тивизу никто не собирается – и ваш мир в том числе; никаких перемен здесь вы тоже не ожидаете. Так кому же нужно это ваше пребывание здесь?

– Оно имеет один-единственный смысл, – ответил Монитак. – Сбор информации и передача ее в наш мир.

– Да какой информации? К чему? Кому она нужна?

– Ах, вы ничего, совершенно ничего не понимаете…

И Монитак даже безнадежно махнул своей верхней конечностью.

– Совершенно верно: ничего не понимаем. Но почему бы вам не объяснить?

– Пожалуйста. Да тут, собственно, и объяснять почти нечего. Все дело в том, что нас на свете только двое, два родственных мира: мы, монитаки, и они – тивизиане. Точнее, они тоже монитоны – только потом придумали себе такое название, захотели быть самостоятельными и независимыми даже и в этом. Раньше они назывались просто Малой Монитой, в то время как мы были Большой. У нас, как я уже упоминал, одни предки, да и центр нашей цивилизации находился некогда – очень, очень давно – именно на Малой Моните, Большая была заселена позже. Понимаете, мы просто морально не можем бросить их совершенно на произвол судьбы и царящего здесь идиотизма, но не начинать же с ними войну ради установления разумного порядка: мы не хотим проливать их кровь… Вот и приходится пока ограничиваться лишь регулярным сбором информации. Разумеется, когда ситуация созреет окончательно… Но, по моим впечатлениям, это произойдет не сегодня и не завтра. Вот почему я здесь; и не один я…

– И все же я, например, так и не понял, – сказал Гост, – почему вы считаете, что вас только двое в огромной Галактике – вы и тивизиане? Разве мало других миров, с которыми можно прекрасно не только уживаться, но и торговать, дружить, я бы даже сказал – породниться?

– Торговать, дружить – все это Монита делает. Но что касается более тесных отношений – есть препятствие. Одно-единственное – но, уверяю вас, непреодолимое.

– Ну уж прямо… В чем же оно заключается?

– Да я ведь сказал уже: и мы, и они – монитоны!

– Ну и что же? Вам что – название мешает?

– О Высшие Силы, до чего же все вы тупы! Вы что – не понимаете, что значит – монитоны?

– Клянемся – нет, – торжественно заявил посол.

– Мы – это единственная известная сегодня в Галактике однополая раса, достигшая не только разума, но и создавшая цивилизацию. Истории известны, правда, и другие, существовавшие некогда; но их нет. Мы не имеем, как вы, например, двух начал, которые вы именуете мужским и женским, – мы все одинаковы. С нашей точки зрения, это весьма целесообразно, однако природа в большинстве случаев пошла по другому пути – или, быть может, Творцу угодно было поставить такой эксперимент… Там у вас осталось еще что-нибудь?

– Конечно. Пожалуйста!

– Хорошо-о… Да, о чем мы? Ну да. Почему, как вы думаете, я вынужден, отказавшись от всех удобств, ютиться сейчас, мерзнуть и голодать в этом пустом городе – хотя, могу вас заверить, обычно я живу в куда более комфортабельных условиях: официально я ведь являюсь одним из ведущих инженеров эфира в Центре, и меня ценят – но сейчас мне пришлось на некоторое время скрыться. Почему же?

– Наверное, вам все это до чертиков надоело, – предположил Гост.

– Глупости! Просто мне пришла пора почковаться. Произвести на свет крошку – еще одного монитона. Вот он, – и Монитак нежно провел рукой по маленькой головке. – И он будет расти еще не менее трех недель, пока не отделится от меня и не сможет существовать самостоятельно.

– Простите, – сказал Изнов, – я, видимо, чего-то все же не понимаю. У вас что – это считается неприличным, позорным? Но раз это не связано ни с какими межполовыми отношениями…

– Конечно же, не связано, периоды почкования у каждого монитака наступают регулярно, через каждые несколько лет – у одних несколько чаще, у других реже – и считаются явлением не позорным, но, напротив, совершенно естественным и почетным!

– Тогда почему же вы скрываетесь?

– Беда в том, что за прошедшие века мы и тивизиане, естественно, мутировали – но несколько по-разному. Вообще мутации в наших мирах – явление естественное и распространенное, оно ведет к эволюции, совершенствованию вида – иными словами, заменяет вашу двуполость. Однако со временем мы начали отличаться друг от друга все больше. В частности: у тивизиан почка формируется на внешней стороне левого бедра, у нас же, как вы видите на моем примере, – справа на груди. И только так. Далее: у них до самого момента дозревания и отделения почка закрыта тонкой кожицей, повреждение которой ведет к заболеванию почки от всякого рода инфекций. У нас же почка растет, как вы видели, совершенно открыто, мы гораздо более устойчивы против всяческой микрофлоры. Теперь вам ясно: стоило бы кому угодно увидеть, как я почкуюсь, – и меня сразу же разоблачили бы как агента Мониты; а тут страшно не любят агентов – хотя, как вы уже поняли из моего рассказа, наше присутствие на Тивизе никому ничем не грозит – кроме, возможно, некоторой огласки, но именно ее они и не хотят: им угодно, чтобы все остальные миры судили о них по программам Жизневидения, которые они с удовольствием транслируют на весь регион, – а вовсе не по нашим донесениям. Так что… Но последствия вы можете представить и сами.

– Наверняка, – проворчал Федоров.

– Но скажите, – вновь заговорил Изнов, – неужели вы так уверены, что на всем галактическом просторе нет других монополовых рас, что вы и тивизиане – единственные? Почему бы вам не поискать как следует?

– Ну а вам, например, известны такие? Вы, как я понимаю, представляете разные регионы Галактики, достаточно отдаленные друг от друга.

– Нам? Откровенно говоря, нет. Но ведь мы и не искали ничего подобного. А если бы…

– Ну а мы, как вы сами понимаете, искали. Не год, не десять, не одно столетие.

– И никакого результата?

– Еще относительно недавно мы были настроены куда более оптимистически. У нас были немалые надежды, в частности, на тот галактический виток, в котором, если не ошибаюсь, обитаете вы. – Монитак перевел взгляд с Изнова на Федорова и обратно. – Признаюсь вам: мы направляли к вам разведчиков – именно для того, чтобы удостовериться – или разочароваться… Скажу даже больше: в молодости я был одним из таких посланцев, побывал в очень многих местах – проблема передвижения уже тогда не представляла для нас никаких сложностей – и в том числе на вашей Терре, или, как ее еще называют там, у вас дома, – на Земле.

– Это мы уже успели понять, – проговорил Федоров. – Что же, я охотно приглашаю вас посетить наш мир еще раз – у вас будет о чем потолковать с нашими учеными… Как вы полагаете, посол?

– О, разумеется, мы будем весьма рады и беремся уладить все формальности в кратчайший срок…

– Вы сможете даже улететь с нами – если, конечно, поможете нам выпутаться из этой передряги.

Монитак грустно усмехнулся.

– К великому сожалению, это невозможно.

– Там вы смогли бы без помех отпочковаться…

– Я все понимаю. Но – увы! – мое пребывание на Земле несколько осложнилось вследствие… да вследствие моей крайней неопытности: я ведь уже сказал вам, что был крайне молод, самонадеян и догматически воспитан. Короче говоря: боюсь, что с точки зрения Земли я являюсь преступником. И очень серьезным к тому же…

– Вы? – сказал Изнов. – Ни за что не поверю.

– И тем не менее…

– Может быть, вы расскажете нам, в чем заключался ваш проступок? У нас на Терре законодательство по традиции меняется достаточно быстро, и, может быть, то, что вы нарушили тогда, сейчас уже вовсе не считается…

– Я не могу рассказать. Мне стыдно. И… и страшно. Нет, даже не просите. Не могу!

– Ну, нет так нет, – проговорил Федоров. – Мерк, как насчет еще по одной?

– Без проблем, – сказал Меркурий, едва заметно усмехнувшись, – чего Монитак, впрочем, не заметил.

– Хорошо-о!.. – сказал он в третий раз. Потом помолчал.

– Нет, все-таки не могу рассказать. Но если хотите… Я ведь, естественно, после случившегося немедленно донес обо всем моему начальству на Моните. У нас, монитаков, великолепная память – прошли годы и годы, но это донесение – едва ли не первое в моей жизни – я до сих пор помню от слова до слова.

– Но вы же не таскаете с собой эту запись!

– Естественно, она всегда со мной – во внутренней памяти. У нас в отличие от большинства других рас есть несколько памятей разной глубины и долговечности… Нет, я совершенно не хочу говорить о том случае; но могу спроецировать – хотя бы вот на этот кусок стены, он не так грязен, как прочие.

– При помощи какого же проектора?

– Что за вопрос? Ах да, я вспомнил: вы не обладаете и этой способностью, жаль… Сейчас вы увидите текст, как на экране – мне понадобится лишь минута-другая, чтобы перестроить зрение с восприятия на передачу.

– Мы терпеливо ждем, – приободрил Монитака посол.

Монитак закрыл глаза. С минуту сидел совершенно неподвижно. Потом раздвинул веки – и на участке стены, намеченном им, одно за другим стали возникать слова и строчки. На граанском, разумеется. Но для зрителей это, как известно, не представляло ровно никаких трудностей.

* * *

«Младшему начальнику Седьмого полуподразделения Четвертой Надсистемы Правого сектора Наивысшего штаба Всегалактической экспедиции Мониты по обнаружению, насаждению, охране и поощрению родственных нам форм жизни во всех пригодных для того мирах.

От разведчика-инспектора Низшей ступени, наделенного правом наблюдения, решения и ограниченного действия, безупречного Монитака, списочный номер: две звезды – сто восемьдесят шесть – синяя звезда – девятнадцать тысяч два нуля семьдесят четыре.

С почтением, намного превышающим величайшее.

Регулярное сообщение.

Да будете Вы неизменно и бесконечно здоровы.

Сообщаю о фактах: с момента передачи предыдущего регулярного сообщения, следуя предписанному зигзагу поиска, я преодолел расстояние, составляющее одну стомиллионную часть Условного Галактического Радиуса. На этом пути, при использовании каждого узла для выхода из сопространства, мною было замечено и посещено сто семнадцать планет, из которых сто две оказались совершенно непригодными для жизни. Тем не менее, следуя инструкции по проведению разведки, а также сорок четвертой главе Положения о Жизни, я произвел посев, хотя не беру на себя смелость предсказать сколь-нибудь положительные результаты хотя бы в одном случае. Остальные же пятнадцать из обнаруженных мною планет уже обладают жизнью, уровни развития которой весьма разнятся между собой. Можно считать твердо установленным, что четырнадцать из упомянутых пятнадцати не имеют выхода в Сопространственные области и потому не принадлежат к региональным сообществам, не говоря уже о Галактических. Должен, однако, с глубокой и понятной каждому монитаку грустью доложить, что уже на растительном уровне жизнь на этих планетах развивается на двуполой, а не монитарной основе – скорее всего потому, что мутагенное излучение в этой ветви вообще является весьма слабым, и эволюция возможна – как постоянное и всеобъемлющее явление – лишь путем комбинирования имеющихся признаков, а не возникновения новых, как это имеет место у нас.

Нижеследующая часть моего сообщения целиком и полностью посвящается пятнадцатой планете, где мною сделан ряд заслуживающих, как мне представляется, наблюдений, выводы из коих оставляю на высокое и просвещенное усмотрение тех, кому было угодно послать меня в этот далекий путь.

Указанная планета относится к технически цивилизованным и, весьма возможно, уже миновала критическую точку развития, из которой с равной вероятностью можно повернуть и к самоуничтожению, и к дальнейшему развитию. В частности, обитатели этой планеты, как я смог заключить по некоторым признакам, уже обладают методикой выхода в сопространство. Видимо, происходит также сообщение с другими мирами, находящимися на относительно умеренных расстояниях, то есть в пределах этого же витка. Осмелюсь выразить надежду, что об этом будет сообщено тем Надсистемам Союза, к ведению которых относятся технологические, транспортные, а также политико-экономические проблемы. Мои же интересы и задачи, как Вы, безусловно, помните, относятся лишь к обнаружению подобных нам монических форм жизни, вмешательство же мое допускается не при возникновении угрозы для этой жизни, имеющей технические корни, но лишь для защиты подобной нам жизни от действий, при которых вред нашим собратьям наносится (или может быть нанесен) непосредственно другими живыми же существами – независимо от того, является ли этот вред физическим или моральным. При этом я никогда не должен забывать (см. ту же сорок четвертую главу Положения о Жизни, раздел восьмой, статьи пятнадцатая и шестнадцатая), что главнейшей моей задачей является защита возникающего и растущего потомства – во имя Великого Жизнелюбия, которым отличается наш Союз.

Конкретные действия мои заключались в следующем. Прибыв на указанную планету и опустившись в том ее полушарии, которое к моменту посадки не было освещено Центром Системы, прежде чем приступить к собственно наблюдениям, необходимым для дальнейших выводов, я занялся поисками надежного укрытия, в котором мог бы оставаться незамеченным, во всяком случае, в дневные периоды. Дело в том, что обитатели этой планеты, как я заметил почти сразу после прибытия, хотя в самых общих принципах и схожи с нами (прямохождение, две пары конечностей, органы зрения, речи, а также, возможно, и слуха, размещенные в верхней части организма), тем не менее множеством бросающихся в глаза деталей резко отличаются от нас, и мое открытое появление среди них привело бы к весьма серьезным осложнениям. Могу утверждать это хотя бы на основе случайной встречи в ночь моего прибытия на планету: неожиданно появившийся передо мною туземный организм (мне даже показалось, что он располагался горизонтально на грунте и поднялся вертикально лишь при моем приближении – этим и объясняется то, что я не заметил его заблаговременно) сначала направился было ко мне, вытянув одну из верхних конечностей и произнося какие-то слова голосом весьма неприятного тембра, однако, приблизившись и, видимо, более детально рассмотрев меня, повернулся и кинулся бежать, совершая непонятные мне манипуляции и очень громко выкрикивая какое-то слово, многократно повторенное. От существа этого, кстати, исходил резкий и, по нашим представлениям, не вполне приятный запах. Однако этот не возымевший последствий эпизод позволил мне понять, что нахождение надежного укрытия является для меня задачей номер один.

Первоначально я избрал местом своего пребывания обширный и густонаселенный местными жителями город. Однако вскоре убедился, что для передвижения в пространстве организмы здесь используют слишком много механических устройств разного рода, являющихся, безусловно, источниками повышенной опасности. После случайного соприкосновения с одним из них (вследствие весьма слабого освещения большей части поверхности планеты в темное время суток) я хотя и не лишился способности к активной деятельности, но решил переместиться в более приемлемые с точки зрения безопасности районы. Слишком значительное удаление от густонаселенных мест могло бы отрицательно повлиять на количество и качество столь нужной нам информации; вследствие таких рассуждений я в конечном итоге отдалился от города на такое расстояние, которое звук в здешней атмосфере преодолевает за время, равное здешним пяти минутам, что соответствует семнадцати с половиной нашим шигам. В месте, в котором я решил обосноваться для наиболее полного обследования данной территории, также живут люди (именно таково их самоназвание), но имеющиеся тут жилые строения предназначены, как я предположил (и вскоре убедился в справедливости этой мысли) лишь для пребывания в них в теплое время года (климат здесь непостоянен, ибо ось вращения планеты наклонена по отношению к плоскости ее орбиты, а вовсе не вертикальна, как у нас); теплое же время – насколько я мог судить – здесь либо еще не наступило, либо же успело уже закончиться. Поэтому люди появляются здесь в ограниченных количествах и редко остаются надолго. Это, как Вы, безусловно, согласитесь, давало хорошую возможность выбрать для систематического наблюдения и изучения определенную, не весьма многочисленную, но и не слишком малую группу особей, и заниматься ими, не рискуя ошибиться и в ходе работы перепутать с какими-либо другими (поскольку они, замечу кстати, все очень похожи друг на друга – как это, впрочем, обычно кажется, когда впервые сталкиваешься с новой ветвью жизни)…»

На этом надпись погасла.

– Эй, ты чего? – грубовато тряхнул Монитака за плечо Федоров.

– Надо немного отдохнуть. И подкрепиться. Это требует большого напряжения – таким способом передавать длинный текст…

– Давай поешь – хотя почти уже и нечего… Налить?

– Немного.

– А язык не станет заплетаться? И глаза не пойдут вкось?

– Почему? Ах, вы об этом… Нет, такие соединения нас только согревают, на сознание они не оказывают никакого воздействия, в организме есть свои регуляторы и нейтрализаторы… А на вас разве это так действует?

– Да как на кого, – сказал Федоров неопределенно. – Где же все-таки твой связник – или кто он там у тебя?

– Я ведь уже говорил: не знаю. Сам беспокоюсь.

– Кто же принесет поесть, когда мы все тут прикончим?

– Вас волнует еда? Сходите и принесете.

– Мы? Где же мы ее возьмем?

– В Центре, понятно, в каком-нибудь из буфетов; больше в этом так называемом городе ничего не найти.

– Это чтобы мы снова сунулись туда? Да мы еле ноги унесли…

– Просто потому, что ничего не знали. Я вам все объясню, и у вас прекрасно получится. Я этот Центр знаю до последнего закоулка, каждую заклепку, каждый шов, каждый аппарат…

– Ну, ты, похоже, уже отдохнул? Давай, почитаем дальше… Посол, а ведь смешно: мы все ему там, у нас дома, казались на одно лицо. Где же твой глаз, разведчик?

– Обычное дело, – сказал Изнов. – Я вот хоть и терранин, но тебя первые две недели тоже путал с одним официантом из ресторана… Ты такой… не очень бросающийся в глаза. Не обиделся?

– Нет, – сказал Федоров. – Таким я и должен быть. А что ты путал меня с официантом – вот это плохо. Это недоработка была. Ведь я-то и был тем официантом – надо было завершить одну операцию… И рассчитывал, что опознать меня не смогут. Правда, кроме вас, никто и не заподозрил.

– У меня зрительная память отличная, – сказал Изнов. – Хотя, конечно, до Монитака мне далеко. Давайте, коллега, крутите ваше кино дальше. Поселились вы, значит, в дачном поселке. Пока никакого криминала не вижу – разве что вторжение в частное владение, – но за это вас сейчас никто преследовать не стал бы, уверяю.

– Не спешите, – сказал Монитак. И снова побежали слова.

«Обосновавшись в одном из пустовавших строений, довольно обширном доме, чьи помещения располагались по высоте на двух уровнях, я первоначально опасался, что придется слишком долго ожидать, пока тут появится хоть кто-либо – пусть даже один обитатель, который затем неизбежно привел бы меня к какой-то достаточно устойчивой группе. Прошу Вас снисходительно вспомнить, что я ведь в то время так и не смог еще установить главного: является ли население этой планеты двуполым – или же нам наконец посчастливилось, и мы встретили совершенно новую моническую расу. Внешне, да еще и на расстоянии, определить это было практически невозможно: как и у нас, одевались все примерно одинаково, шерстистый покров верхней части (которого мы, к счастью, лишены) бывал хотя и достаточно разнообразен, но не имел каких-либо характерных признаков принадлежности к разным полам – или, напротив, к единому. Следовательно, нужно было гораздо более близкое и детальное обследование.

И мне необычайно повезло: уже на следующий после моего проникновения день дом заполнила некая общность, насчитывавшая целых восемь индивидуумов. Наблюдать за ними первое время было весьма неудобно, поскольку я видел их лишь в небольшую щель в тесном помещении, в котором хранились, как я понял, различные инструменты для ручной обработки почвы. Тем не менее, ближе познакомившись с теми самыми признаками, что у нас принято считать основополагающими – одежда, длина волос, употребление наркотических средств, начиная от слабодействующих, а главное – отсутствие четко определенных пар, что, безусловно, является главным признаком и условием двуполости, – заставили меня с великой радостью прийти к выводу, что население этой планеты является, как и мы, монитонами и размножается почкованием. Чтобы ситуация стала для Вас более ясной, уточняю детали: практически все они носили брюки и куртки из одного и того же, или очень похожего, материала, употребляли наркотики в виде, как я установил несколько позже, измельченных листьев какого-то растения, завернутых в нечто, живо напомнившее мне бумагу нашей давней эпохи письма; все они пользуются одной и той же лексикой, достаточно ограниченной, и употребляют для утоления жажды жидкости, в которых также присутствуют наркотические вещества (это мне также удалось установить несколько позже при помощи экспресс-анализа). Отнюдь не хочу этим сказать, что все без исключения местные жители одеваются одинаково; на улицах мне приходилось встречать немало и таких, что вместо брюк носили подобие цилиндра из ткани, чья длина весьма сильно варьировала: от буквально нескольких сантиметров, до метра и даже более. Вероятно, одежда здесь обозначает какие-то сословные различия; я вынес такое суждение потому, что эти вторые люди были неизменно отягощены увесистыми сумками и пакетами; когда один пакет на улице разорвался и его содержимое рассыпалось, я без труда убедился, что упомянутые емкости содержат преимущественно предметы питания. Добавлю еще, что эти люди часто пользуются средствами транспорта, перевозящими сразу множество пассажиров, и никогда или почти никогда – теми, что перевозят двух-трех человек и не имеют, как я установил, определенных маршрутов.

Прошу великодушно простить меня за эти, может быть, не обязательные и даже неуместные отступления. Причиной их появления стал тот ужас, какой охватил меня при наблюдении событий, о которых я сейчас буду иметь честь доложить и какой не оставляет меня до сих пор – хотя я, как Вам, безусловно, известно, всегда считался в пору выполнения учебных заданий – да и был на самом деле – хладнокровным и находчивым исследователем, не поддающимся страхам и успешно преодолевающим неожиданные осложнения.

Дело в том, что в месте, которое я успел уже описать, мне невольно пришлось стать свидетелем небывалого и страшного преступления, а именно – покушения на молодые, едва еще развивающиеся жизни, иными словами – на растущие, уже явно формирующиеся почки, во многом подобные тем, которыми – излишне повторять – размножаемся все мы как на Моните, так и на Тивизе.

Почтительно спешу объяснить одно обстоятельство, как мне кажется, чрезвычайно важное. Дело в том, что строение, в котором я расположился, было выбрано мною вовсе не случайно, и появление там сразу целой группы людей лишь подтвердило мои предположения. Суть же в том, что дом этот, пусть и не полностью, но все же в очень большой мере напомнил мне столь милые и близкие сердцу каждого из нас Уголки Взаимного Тепла, куда приходит каждый Множащийся, когда его почка уже достигает определенной степени развития и близится к созреванию. Сближая свои почки, позволяя им, да и самим Множащимся, обмениваться энергией, психическими полями, аурой и так далее, мы, как известно, тем самым обеспечиваем нормальный процесс питания почек, их донашивания и мягкого отделения, в котором Множащиеся, если возникает необходимость, помогают друг другу, принимая отпочковавшееся существо и сразу же помещая его в нужные условия. Я полагал, что облюбованный мною дом окажется именно одной из таких обителей радости, где ко всеобщей радости благополучно заканчивается процесс появления нового самостоятельного существа. И, надо сказать, первоначальное развитие событий лишь подтвердило мои догадки.

Собственно, если строго придерживаться фактов, действия прибывших начались несколько иначе. У нас, как Вы, разумеется, помните, Множащиеся, особенно в последний период, избегают воздействия каких-либо веществ, могущих потревожить естественный процесс, и в первую очередь – наркотиков, даже слабейших. Тут же, напротив, все началось именно с того, что прибывшие на четырех средствах транспорта (они в принципе ничем не отличаются от применяемых нами, однако значительно более разнообразны по своим классам; такие, на каких прибыли указанные мною люди, на улицах известного мне города встречаются не очень часто и даже, как я мог заметить, вызывают явно недоброжелательные взгляды и высказывания людей, передвигающихся иными, менее удобными способами), – итак, прибывшие принесли в дом и поместили на столе некоторое, довольно большое количество приятно выглядящих (благодаря форме и цвету) сосудов с жидкостями, а также уже упоминавшиеся мною наркотические цилиндрики, которые впоследствии, по ходу действия, зажигались для вдыхания дыма, что, как мне кажется, никак не идет на благо развивающимся почкам, хотя не исключено, что вдыхаемый дым содержит и некоторые лекарственные вещества; а также емкости со съестными припасами, не требующими, видимо, специальной обработки перед употреблением их в пищу. Множащиеся, как я теперь уже смело их называл, расположились вокруг стола. Затем некоторое время, довольно продолжительное, было заполнено употреблением напитков, еды и возжиганием бумажных цилиндриков и вдыханием дыма. Не берусь утверждать, но мне кажется, что все это являлось ритуальным процессом, сохранившимся, вероятно, с древнейших времен и символизирующим обогащение энергией каждого Множащегося перед тем, как начать собственно обмен ею. И действительно, в самом скором будущем я смог убедиться в значительном возрастании их энергетического уровня: как по обилию и тональности обмена информацией, происходившего за столом, так и по немногочисленным, правда, физическим упражнениям, напоминающим парные состязания на древних аренах нашего мира; здесь эти упражнения продолжались, однако, лишь до первой крови и не вызывали особого интереса остальных присутствовавших. Таких схваток я насчитал две.

Затем прошло еще некоторое время, заполненное менее активной подпиткой энергией. И наконец началось то, чего я, собственно, с большим нетерпением и интересом и ожидал: само таинство энергообмена, связанное с появлением на свет новых живых существ, нашего потомства.

Не скрою: меня в немалой степени удивило то, что Множащиеся не пожелали собраться все вместе, составить единое кольцо, как это делаем мы, чтобы общее энергетическое поле максимально усреднилось; нет, они почему-то разделились попарно и, поднявшись на второй уровень, каждая пара заняла отдельное помещение. Корни такого поведения следует, видимо, искать тоже в каких-то условиях, существовавших тут в глубокой древности. Что касается меня, то такое положение вещей в немалой мере облегчило мою задачу наблюдения и изучения: я смог, наконец, покинуть то тесное помещение, в котором все это время находился – увы! – в полускорченном состоянии, и свободно передвигаться внутри дома.

Местом для дальнейшего наблюдения я выбрал на этот раз то помещение, где оказался наиболее заметный по своим физическим качествам Множащийся; его напарник в этом отношении явно уступал ему. Для наблюдения мне пришлось прибегнуть к помощи той аппаратуры, которой все мы были столь обильно снабжены благодаря Вашей заботе. Таким образом все, происходившее в помещении, было мне видно совершенно четко и непрерывно записывалось. Записи эти, как Вы понимаете, я смогу доставить лишь по прибытии моем на родину, поскольку иной передаче они не поддаются по причине узости наших каналов связи.

Но спешу возвратиться к событиям.

Оказавшись вдвоем и плотно закрыв вход в помещение, оба Множащихся сняли с себя все одежды, как делаем это и мы, чтобы ничто не препятствовало свободному энергообмену. Можно было ожидать, что теперь, разместившись близко друг к другу, они придут в состояние максимального внешнего покоя, устремляя всю энергию в то небольшое пространство, в котором должны были находиться созревающие почки обоих.

Но тут меня подстерегало первое – если не потрясение, то, во всяком случае, немалое удивление. И вовсе не по одной-единственной причине.

Во-первых, оказалось, что зреющая почка оказалась лишь у одного из Множащихся. Интересно, что она располагалась вовсе не там, где помещается завязавшаяся и растущая почка у нас, но и не там, где она находится у не чуждых нам тивизиан, то есть не в левой нижней части живота – но точно посредине этой нижней части, у основания нижних конечностей, спереди. Это было если не удивительно – ибо изобретательность Природы бесконечна, – то, во всяком случае, любопытно. Однако еще более неожиданным оказался для меня второй партнер. Та область, где помещалась почка у первого (я имею в виду того, кто был крупнее и мощнее), у второго оказалась ничем не занятой, кроме ограниченного шерстистого покрова; развивающихся почек же у этого второго оказалось сразу две, причем одна из них располагалась почти точно на том месте, где вынашиваем ее и мы, вторая же – симметрично первой, на левой стороне груди. Это явно указывало на то, что существа изучаемого мира могут выращивать сразу по два новых организма; согласитесь, мой более чем уважаемый учитель, что этот факт идет вразрез со всем, чему учит нас Теория Жизни. Тем не менее факт остается фактом: почек у второго наблюдаемого было две.

Нельзя было не заметить и того, что эти две вовсе не были похожи на ту единственную, которой обладал первый Множащийся. Они имели другую форму, менее продолговатую, более округлую, и мне показалось, что им явно недоставало энергии для активного роста и готовности к отделению и самостоятельному существованию в обширном мире.

Вероятно, первый Множащийся тоже понял это и начал, как я тогда подумал, передавать энергию юным почкам второго непосредственным, хотя по нашим представлениям и примитивным способом: сначала просто прикасаясь к ним руками, а затем и массируя. В то же время его собственная почка – в дальнейшем для краткости я буду именовать ее нижней, в отличие от обеих верхних, – наделенная, видимо, энергией в необходимом количестве, начала увеличиваться в росте и объеме так стремительно, что я понял: до окончательного отделения ее и перехода в число самостоятельных организмов остались считанные минуты. Меня порадовало то, что второй организм, находившийся рядом, был еще весьма далек от этой стадии и, следовательно, мог оказать первому помощь – в случае, если она потребуется, разумеется, как это принято и у нас.

Однако поведение второго Множащегося тут же заставило меня усомниться в этих моих успокоительных предположениях. Сперва оно показалось мне всего лишь странным, но затем стало просто страшным, чтобы прямо не сказать – преступным. Вместо того, чтобы активно вбирать энергию, передаваемую ему через пальцы первого, сохраняя при этом спокойствие и неподвижность, этот второй вдруг напал на совсем уже созревшую почку первого. Сначала мне показалось, что второй, отвечая, так сказать, любезностью на любезность, пытается, действуя руками, ускорить процесс отделения зрелой почки первого, что у нас считается, как известно каждому, крайне вредным и ни в коем случае не рекомендуется: почку никак не следует беспокоить в последние минуты ее дозревания, а все необходимые усилия по ее отделению совершает сам Множащийся, и лишь в том случае, если он крайне обессилен, позволяется оказать ему некоторую помощь – однако не столь грубым, прямо-таки варварским, первобытным способом! Естественно, я был до крайности возмущен; однако если бы дело ограничилось только этим! На практике же все пошло еще куда хуже и страшнее. Видя, что действия руками не дали результата, иными словами, почка первого не отделилась, второй Множащийся, изменив свое положение в пространстве (оба они располагались теперь уже в горизонтальной плоскости), произвел попытку извлечь почку, вцепившись в нее (насколько я мог судить, поскольку я все же не стоял рядом) зубами (!) – при этом ему удалось, видимо, каким-то чисто психическим воздействием лишить первого воли и способности к сопротивлению, так что тот совершал лишь слабые движения, не приводившие к высвобождению почки из челюстей второго. И наконец, убедившись, как я понял, в бесперспективности и этого способа, второй Множащийся выпустил нижнюю почку первого изо рта, обхватил ее своими бедрами и, как мне представилось, стал чуть ли не вбирать ее куда-то в себя. Тут, кажется, к первому вернулось, наконец, сознание и он оценил всю глубину опасности, грозящей его потомку; во всяком случае, ему удалось опрокинуть нападавшего на спину и оказаться сверху. Добившись этого, он стал пытаться движениями, походившими на судорожные, высвободить и спасти от гибели свое дитя; однако второй, даже будучи поверженным на спину, ответными телодвижениями явно препятствовал первому высвободить свою почку. Я уже серьезно испугался за судьбу новой жизни, минута шла за минутой, – но наконец первому Множащемуся удалось одержать верх, он отпрянул в сторону, и я убедился с великим облегчением, что его так прекрасно созревшая почка была им, вопреки всем опасностям, сохранена.

Но, увы, в каком виде! Она, эта почка, в процессе борьбы за свою жизнь утратила, самое малое, половину своей витальной энергии, если не больше, и сейчас вовсе не походила более на готовую к отделению от Множащегося. Но все же она осталась на своем месте, так что далеко не все было для нее потеряно…»

– Монитак! – крикнул Гост. – Эй, Монитак!

Проекция тотчас же погасла.

– В чем дело? – поинтересовался Монитак. – Вы снова проголодались?

– Кой черт проголодались! – ответил на этот раз Федоров, рукавом вытирая пот со лба. – Хотя, конечно, можно и так сказать… Короче говоря – требуется перерыв. Уж больно живописно ты рассказываешь…

– М-да, – согласился и посол. – Должен сознаться, проблематика такого рода меня уже не столь волнует, но сейчас… сейчас, пожалуй… Да, слишком уж долго мы находимся в удалении от… гм… Одним словом, вы, Монитак, подкрепитесь немного – тут еще есть остатки, – а мы тем временем некоторым образом переведем дыхание, побеседуем с друзьями на какую-нибудь отвлеченную тему.

– С удовольствием, – сказал Монитак, запуская руку в сумку Меркурия. – Тем более должен предупредить вас – самое ужасное вам еще только предстоит услышать, вернее, прочитать.

– Давай-давай, – сказал Федоров. – Питайся. А мы действительно отвлечемся. Вот, я помню, в свое время одна моя приятельница…

– Советник!

– Что?

– Никаких приятельниц! Лучше представьте себе, что все мы – такие же монитоны, как и наш собеседник.

– В таком случае, – пробормотал Меркурий, – я чувствую себя готовым произвести потомство. Моя почка…

– Ваше Приятное Свечение!

– Ну что – «свечение»! У меня на Синере, если вам угодно знать, в загородном поместье одних только горничных было…

– Отставить разговоры! – гаркнул Федоров.

– Я уже подкрепился, – как ни в чем не бывало сообщил Монитак. – Это оказалось очень своевременным. Можно продолжать?

После непродолжительной паузы Изнов со вздохом проговорил:

– Ну что же… Продолжайте в том же духе.

И мрачно уставился на тот кусок стены, на котором уже через секунду-другую снова возник текст.

«Убедившись, что оба Множащихся будут некоторое время сохранять состояние покоя, я решил посмотреть, что происходит в соседних помещениях: у меня оставалась еще надежда, что там процесс отпочкования протекает нормально – тем более что два или три раза до меня доносились возгласы, какими у нас обычно приветствуют появление нового самостоятельного существа. Однако увы и увы: во втором и третьем помещениях происходило, по сути дела, то же самое, что и в первом помещении. Что же касается последнего из использовавшихся помещений – четвертого, то открывшаяся там картина и вовсе ввергла меня в глубокое недоумение. Спешу объяснить его причину: в отличие от прочих в этом помещении оба Множащихся обладали нижними энергичными почками – однако же и там вместо нормальной энергоподпитки шла ожесточенная борьба. Один из Множащихся, хотя и обладал собственной почкой, тем не менее пытался тыльной своей стороной вобрать в себя, возможно – пересадить в свой организм также и почку второго, что у нас, по всем законам и традициям, является тягчайшим преступлением. Правда, тот, на чью почку совершалось покушение, был, видимо, не робкого десятка и в свою очередь атаковал почку противника (как ни горько употреблять это слово в связи со столь святым делом, как созревание новой почки) при помощи рук.

Только теперь я начал медленно прозревать. А может быть, эти Множащиеся на самом деле вовсе и не были намерены производить на свет новые самостоятельные организмы, но сам их приезд сюда, употребление наркотиков, равно как и все последующее, было задумано именно для того, чтобы уничтожить созревшие почки еще прежде, чем они отделились и начали жить самостоятельной жизнью? Каждый монитак с раннего возраста знает, что это является тягчайшим и наиболее строго наказуемым нарушением закона; но это в нашем благословенном мире, а тут, где я в настоящее время нахожусь, законодательство может быть совершенно иным – а ведь судить о поступках организмов можно только применительно к существующим в их мире законам – но никак не в нашем! Тем не менее я действительно пришел в ужас, потому что независимо от правовых установлений само по себе все увиденное мною было бесконечно жестоко. Но это еще не все выводы, к каким мне удалось прийти, наблюдая описанные события. Мне вдруг стала ясна вся схема развития потомства в этом мире: природа, как это часто бывает, заботясь о надежности, сдублировала процесс первоначальной стадии почкования: у этих организмов зарождается не одна, а одновременно две начальные почки – в грудной области, где они и получают первоначальное развитие. Затем, видимо, происходит естественная селекция: более перспективная почка получает стимул к дальнейшему созреванию и, я уверен, медленно перемещается вниз – туда, где и происходит ее окончательное оформление; при этом она несколько деформируется, что, видимо, вызвано какими-то потребностями дальнейшего развития. Что же касается второй грудной почки, то она, надо полагать, просто отмирает; я уверен, что дело обстоит именно так, поскольку мне ни разу не удалось наблюдать организм, который одновременно обладал бы одной верхней и одной нижней почкой: вероятно, отмирание ослабленной верхней происходит одновременно с началом передвижения сильной верхней почки вниз, к предназначенному ей месту развития и окончательного отделения.

Так вот, новая волна ужаса охватила меня, едва лишь я понял, что жестокие действия предпринимались этими организмами не только по отношению к зрелым почкам, но и к грудным, то есть лишь набирающим силу. Как я уже упоминал, их старались деформировать руками, но мало этого – мне пришлось увидеть, как в них впивались зубами (клянусь вам, я нимало не преувеличиваю и все это мне не померещилось, все это запечатлено в записях, которые будут своевременно Вам представлены) – то есть их стремились любой ценой сделать непригодными к дальнейшему развитию: ведь после такого насилия эти нежные новосоздания должны были, по всем законам естества, засохнуть и отшелушиться. Иными словами, то, что я наблюдал, можно было назвать лишь жестоким заговором против продолжения жизни в этом мире, который сам по себе, следует признать это, является достаточно прекрасным и удобным, чтобы жизнь в нем не только существовала, но и процветала.

Мог ли я смириться с чем-либо столь ужасным, антигуманным, противоестественным, враждебным жизни, за которую мы так ратуем, поскольку каждый из нас за время своей жизни производит крайне малое число почек? Я ни на мгновение не забывал, что, отправляясь в полет, был наделен правом Решения и Действия для защиты Жизни в любой точке галактического пространства. И я решил, что этому преступлению следует положить конец – надеясь, что заговор этот находится всего лишь в стадии зарождения и число участников его ограничено: дом, в котором все это происходило, мог бы вместить и значительно большее количество злоумышленников.

Вернувшись к первому помещению, я заметил, что нижняя почка первого Множащегося (о, как ты могуча, жизнь!) за время моего отсутствия снова успела запастись энергией и теперь опять выглядела совершенно готовой к отделению от Порождающего Тела. Но одновременно я увидел и другое: второй Множащийся снова готовился напасть на первого и уже сделал первые движения, означавшие приготовление к новому покушению.

Я понял, что больше не имею права медлить.

Испустив импульс, я лишил второго Множащегося подвижности и сознания. А чтобы раз и навсегда прекратить покушения на прекрасную созревшую почку первого, я решил – и это, как Вы, безусловно, знаете, входит в мои права и обязанности, – оказать ей необходимую помощь.

Приложив минимум усилий, я проник в комнату. К моему удивлению, реакция первого Множащегося на мое появление оказалась по меньшей мере странной: он начал издавать громкие крики, схватил и запустил в меня прозрачный, до половины наполненный какой-то жидкостью (возможно, наркотической) сосуд, стоявший на столике; мне без труда удалось уклониться, сосуд пролетел мимо и разбился то ли ударившись в стену, то ли упав на пол – не знаю, оглядываться у меня не оставалось времени. Убедившись в неудаче своего броска, первый множащийся сделал попытку укрыться под ложем, на котором неподвижно лежал второй. Пришлось ограничить и его в движениях; лишать его сознания я не хотел, поскольку оно необходимо в миг отделения почки. Вслед за тем при помощи простого приема, известного Вам не хуже, чем любому монитаку, и пользуясь лишь самым элементарным инструментом, я помог почке отделиться от тела Множащегося, чтобы она стала наконец самостоятельным существом. При этом я не мог не констатировать, что почка была еще лишена как верхних, так и нижних конечностей – однако наши потомки отделяются тоже на той же стадии развития, а конечности, как известно, формируются у них лишь впоследствии, в период Деятельного Покоя. Вместе с почкой я отделил, как это рекомендуется всеми Руководствами по оказанию помощи Почкующимся, и питательные придатки, которые в отличие от наших организмов здесь почему-то находились не внутри тела Множащегося, а вне его. Нельзя опять-таки не вспомнить о многообразии создаваемых Природой и Творцом форм и конструкций. Вся эта операция заняла у меня лишь несколько секунд.

Однако, к крайнему моему изумлению, этот вполне естественный процесс почему-то привел к возникновению обильного кровотечения у Множащегося – в то время как у нас процесс отделения проходит совершенно бескровно. Он еще некоторое время исторгал громкие крики, после чего без моего вмешательства лишился сознания. Мне удалось остановить кровотечение, и я решил, что этого совершенно достаточно, поскольку главное внимание теперь следовало уделить спасенной мною почке.

Возможно, в данном случае я совершил некоторую ошибку. Мне, вероятно, следовало более тщательно исследовать состояние, в которое погрузился Размножившийся, и подумать о возможных его последствиях. Но я к тому мгновению уже вспомнил, что и кровотечение, и последовавший за ним шок суть явления, которыми может сопровождаться процесс высвобождения зрелой почки – и не только у данной разновидности монигетов. Как Вы, вне всякого сомнения, помните, подобные осложнения встречались (как известно из соответствующей литературы) и у монигетов из системы 132-15, к сожалению, вымерших вот уже несколько тысяч орбит тому назад; точно так же, кстати, как миграция почек из точки зарождения в точку отделения была характерна для расы мониситов из 803-77, погибшей, увы, во время междуусобной трехсотлетней войны в весьма отдаленные от нас времена. То есть прецеденты были. Но тем не менее я совершил ошибку, не пронаблюдав до конца за этим Разделившимся. Возможно, я смог бы оказать ему еще какую-то помощь, хотя полной уверенности в этом у меня нет и сейчас.

Итак, я обратился к спасенной мною отделившейся почке: ведь в любом случае главной задачей было именно ее сохранение и выхаживание. К сожалению, такие ситуации нами не были предусмотрены (прошу покорнейше ни в коем случае не воспринимать это как упрек; это лишь констатация факта, не более того), и у меня не было при себе совершенно ничего из тех средств, которыми мы пользуемся в подобных случаях, и прежде всего – колыбели Действенного Покоя. Так или иначе, по этой ли причине или вследствие и каких-то других, мне не известных, – отделившаяся при моей помощи почка не проявила ни малейших тенденций к быстрому развитию, как это всегда бывает у нас, но, напротив, как и бывший ее носитель, выказала явную неприспособленность к самостоятельному существованию. Жизнь покидала ее буквально на моих глазах, и невзирая на все старания, я уже вскоре должен был признать полное свое бессилие, что меня, как Вы понимаете, несказанно огорчило.

Но оставались ведь еще и другие! Я снова двинулся на осмотр других помещений. И с глубокой печалью убедился, что и там продолжалась все та же борьба по ослаблению и уничтожению зреющей жизни. Не хочется думать, что я проявил малодушие, однако, памятуя о печальном результате моего первого вмешательства, я решил предоставить вещи их развитию и впредь ограничиться лишь наблюдением и фиксацией. Меня в какой-то степени обрадовали два Множащихся, что занимали последнее по моему счету помещение, а именно те, кто – оба – обладали нижними зрелыми почками. Теперь они мирно отдыхали и лишь передавали друг другу энергию движениями рук, не грозившими, как я решил, никакой опасностью ни одному из них – я имею в виду и носителей, и сами почки. Мне показалось уместным попытаться получить у них некоторые объяснения, чтобы пополнить мой запас информации, и я, предварительно настроив дешифратор, вошел к ним, рассчитывая быстро настроиться на их язык. Однако стоило им увидеть меня, как выражение довольства и веселья на их лицах мгновенно сменилось глубочайшей растерянностью и страхом – хотя я пытался придать чертам своего лица выражение крайней доброжелательности и живого интереса. Оба Множащихся, схватив свою одежду, бросились прямо на меня, сбили с ног (как я потом понял – непреднамеренно, просто я загораживал им выход), скатились вниз по лестнице – и уже через несколько секунд умчались в одном из тех экипажей, что их туда доставили несколько часов тому назад. Мне кажется, они даже не успели облечься в свои одежды. Больше мне о них ничего не известно. Полагаю, что, несмотря на темное время суток, с ними не произошло ничего непоправимого.

Что же касается меня самого, то я еще некоторое время провел в достаточно напряженных размышлениях. С одной стороны, я продолжал быть уверенным, что имею дело со злодейским заговором против жизни; если развивать эту мысль, то я был просто-таки обязан уничтожить всех тех, кто еще оставался в комнатах. С другой же стороны, судьба Множившихся из первой комнаты, а также стремительное бегство организмов из четвертой должны были дать оставшимся в живых понять, что их гнусный замысел раскрыт и им следует прекратить враждебные Жизни действия раз и навсегда; более того: при их помощи совершившееся событие наверняка в самом ближайшем будущем стало бы известно и прочим их единомышленникам, пусть бы их было и очень мало. Во всяком случае, я решил не предпринимать дальнейших действий такого рода – во всяком случае, пока не разберусь в приемах помощи отделяющейся в таких экстремальных условиях почке. Необходимо также подумать и о способах, которые не приносили бы необратимого вреда самому Множащемуся.

Что же касается более широких выводов, то я полагаю, что на этой планете следует, привлекая для этого необходимые (и немалые) силы, организовать серьезные действия по полному раскрытию и искоренению обнаруженного мною заговора. Для этого, безусловно, требуется вхождение в официальные контакты с Властью этого мира, чтобы убедить ее в необходимости принятия самых решительных мер. Однако я не обладаю полномочиями на контакты на таком уровне; я всего лишь разведчик. Поэтому я прекращаю всякие активные действия впредь до получения указаний Четвертой Надсистемы о предоставлении мне указанных полномочий – или о прибытии надлежащим образом уполномоченного монитака. Излишне говорить, как хотелось бы мне, чтобы этим лицом стали Вы: уровень такой операции – это Ваш уровень!

На этом заканчиваю мое очередное регулярное сообщение. Остаюсь в этом же самом мире до получения дальнейших инструкций.

Да будете Вы неизменно и бесконечно здоровы. Кстати, как развивается Ваша милая почка? Позволяю себе надеяться, что с нею все совершенно благополучно.

С почтением, намного превышающим величайшее,

Разведчик Второй ступени, безупречный монитак, внесенный в Списки.

Семнадцатая ветвь Зигзага Поиска,

Год Философии Семь тысяч двадцать третий, Восьмая орбита, двадцать третье деление».

– Вот, – невесело сказал Монитак, когда последние письмена исчезли со стены, – таким образом я стал убийцей – во всяком случае, там, на планете, откуда вы, как я понимаю, происходите.

– Ну, положим, не все, – проворчал Меркурий. – Та сцена разврата, которую вы столь художественно описали, в нашей Империи была бы просто невозможной. А если бы и была – участники ее понесли бы такое наказание, по сравнению с которым ваш поступок показался верхом доброты и снисходительности.

– А я помню эту историю, – задумчиво проговорил Федоров. – Она упоминалась в курсе таинственных нераскрытых преступлений, когда я учился в… но это неважно. Однако, Монитак, это ведь случилось страшно давно!

– Для вас – может быть, вы ведь по сравнению с нами, монитонами, всего лишь поденки… Но я и сейчас не перестаю удивляться: как мало я знал тогда, понимал же еще меньше – и, несмотря на это, мне была доверена столь серьезная миссия! Хотя, правду говоря, найти в той окраинной ветви Галактики что-нибудь заслуживающее внимания было практически безнадежно, и никто не ожидал…

– Ну а каковы же были последствия? – поинтересовался Изнов.

– После моего доклада – этого самого – я был отозван, и мне объяснили сущность моей ошибки. Конечно, в какой-то степени это отразилось на моей карьере; если бы не то прискорбное событие, разве сидел бы я сейчас на этой Тивизе?

– А что такого? – удивился Федоров. – Очень любопытная планета, а у ее телевидения, пожалуй, можно кое-чему и поучиться. Если между нашими мирами возникнут нормальные отношения…

– Никогда! – решительно ответил Монитак.

– Почему же? – с профессиональным любопытством спросил Изнов.

– Они никогда не захотят показать кому-либо свою нищету.

– А ваша Монита, друг мой, намного богаче?

– Н-ну… зависит от того, с кем сравнивать. Но телевидение и у нас развито прекрасно – хотя и не приобрело такого планетарного значения и власти, как здесь. Если бы не так, я не смог бы играть на Тивизе роль крупного специалиста в этой области.

– Скажите, Монитак… А чем вы объясняете, что именно эта отрасль техники получила на ваших планетах такое развитие – в ущерб почти всему остальному?

– На это мне трудно ответить…

– А мне кажется, как раз очень легко, – ухмыльнулся Гост. – У вас ведь еще до того, как к вам завезли телевидение, были всяческие зрелища? Вы ведь не могли обойтись без них?

– Это действительно так…

– Все дело как раз в вашей однополости, – наставительно проговорил Гост. – Где нет полов – нет и любви; значит, приходится чем-то компенсировать ее отсутствие: надо ведь на что-то тратить время.

– Ваше предположение представляется мне… – начал было Монитак и тут же умолк и предостерегающе поднял руку.

Наступила полная тишина.

– Слышите?

– По-моему, тихо, – сказал Изнов приглушенно.

– Нет, что-то слышно, – не согласился Федоров. – Но, правда, не очень близко…

– Наверное, шум от экранов. Ветерок подул…

– Нет! Неужели вы не улавливаете разницы? – рассердился Монитак. – Это здесь, по эту сторону экранов. Видимо, они напали на чей-то след – ваш или мой. Хотя я и старался… Мне необходимо скрыться. Иначе – провал, скандал… Конец, одним словом.

– Мы с вами, Монитак.

– Нет. Вам в любом случае ничего плохого не сделают: в конце концов, вы находитесь в Тивизе легально – хотя и не по своей воле. Что же касается меня…

– Но вы не можете оставить нас на произвол судьбы, Монитак! В конце концов, мы с вами коллеги, можно даже сказать, что мы успели подружиться… И не забудьте: вы виноваты перед Террой; попробуйте же искупить свою вину – помогите нам ускользнуть!

– Теперь и я слышу: приближаются, – сказал Гост. – И их много. Давайте-ка поторопимся.

– Со мною вам никак нельзя, – категорически заявил Монитак. – Мое убежище рассчитано только на одного. Боюсь, что они схватили моего связного и он рассказал им… Нет, я никак не могу помочь вам. – Он на миг задумался. – Хотя… Если вы окажетесь действительно в безвыходном положении – то самый опытный из вас…

– Пожалуй, я, – сказал Федоров без ложной скромности.

– …тогда вы сможете найти меня, если придете сюда же, и… Но это только вам: не хочу, чтобы слышали ваши друзья; в случае, если вами займутся всерьез, кто знает – можно и проговориться…

Они отошли в самый угол. Монитак что-то шептал, время от времени помогая себе выразительными жестами. Федоров кивал и изредка переспрашивал.

За стенами развалин грязь все громче чавкала под множеством сапог.

– Сейчас они будут здесь, – сказал Гост.

– Мне пора, – проговорил Монитак, возвращаясь к ним вместе с Федоровым. – Помните: вы меня ни в коем случае не знаете, не встречали, не видели, понятия не имеете о моем существовании и даже вообще о Моните. Иначе вам тоже придется плохо.

– Постойте же…

– Уже не могу. Не беспокойтесь: я все объяснил вашему коллеге.

– Но скажите…

Однако обращаться было уже не к кому. Монитак исчез мгновенно, и никто из оставшихся даже не мог бы сказать, каким образом и куда он скрылся.

– Советник, он что, и в самом деле объяснил вам?..

Но закончить Изнов не успел. Раздался грохот шагов – и комната в мгновение ока наполнилась множеством вооруженных людей.

– Давненько мы здесь не бывали, – усмехнулся Федоров, когда все они снова оказались в Центре Жизневидения, в том самом месте, что было отгорожено от остального пространства длинными диванами. Тут ничего не изменилось, и сам Отец Эфира, казалось, так и не вставал со своего высокого кресла и не выпускал из клешней длинного мундштука.

– Ну, как вам понравилась прогулка по столице? – спросил он с усмешкой.

– Очень любопытно, – проворчал Федоров. Ни один из остальных не промолвил ни слова. Им было немного стыдно и очень страшно.

– За столь короткое время, – сказал Отец Эфира, – мало кто смог бы совершить так много нарушений закона. Однако во всем есть и свои хорошие стороны; во всяком случае, теперь я избавлен от надобности что-то объяснять вам.

– Вовсе нет, – сказал набравшийся храбрости Изнов. – Самое главное так и осталось для нас неясным.

– Вот как? Что же именно?

– Зачем мы вам? По какой причине вы нас задерживаете? Мы подчинились силе; мы выполнили условия, которые вы нам поставили. Почему вы не позволяете нам лететь дальше? Вы отказались даже подпустить нас к нашему кораблю; но там находится, как вы прекрасно знаете, полный груз протида – а он без надлежащего обслуживания в самом скором времени может повести себя… самым неприятным образом. Так что не только от космодрома, но и от вашего Центра мало что останется.

– Опасность действительно серьезная, – согласился Отец Эфира. – Ваш бывший коллега объяснил мне это во время вашего отсутствия. Он, кстати, сейчас находится на корабле и занимается именно этой проблемой. Хотя я не очень уверен в его знаниях в столь специфической области.

– Да ни черта он не знает, – сердито сказал Федоров.

– Готов вам поверить. Но не волнуйтесь: вы будете допущены на корабль в самое ближайшее время. И сможете принять все меры предосторожности.

– Этого слишком мало, – решил не уступать Изнов. – Мы должны доставить груз к месту назначения в назначенный срок! Иначе…

– Это ваши проблемы. Но я, собственно, и не собираюсь мешать вам. Действительно, договорные условия вы выполнили – в одной их части: содействовали съемкам фильма, который в скором будущем должна будет увидеть – и увидит – вся Тивиза; показ его приведет к новому всплеску животворного тивизианского патриотизма и поможет на должном уровне провести важное мероприятие, а именно: избрание нового Президента нашей прекрасной планеты. Впрочем, я полагаю, вы уже успели хоть что-нибудь услышать об этом.

– В какой-то степени, – осторожно ответил Изнов. – Однако, если речь идет о том, чтобы мы изображали тут представителей галактической общественности, инспектирующих ход выборов, то могу заявить сразу и определенно: нас никто не наделял подобными полномочиями, и потому любые наши действия в этой области не будут иметь ровно никакого значения.

– У меня, действительно, была такая мысль, – согласился Отец Эфира. – Однако некоторые соображения заставили меня изменить мои намерения. Так что у меня в отношении вас возник совершенно иной план.

– Надеюсь, он не связан с насильным удержанием нас здесь?

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хочу поделиться со всеми вами некоторыми сведениями и размышлениями. Прошу вас набраться терпения и внимательно меня выслушать.

Пойманные беглецы переглянулись: ясно было, что просьба носила чисто риторический характер – их все равно заставили бы.

– Разумеется, мы готовы. Мы полагаем, что вы не станете тратить на нас чересчур много вашего драгоценного времени… – дипломатично ответил Изнов.

– Браво, браво. Прекрасный ответ. В таком случае начнем. Пару часов тому назад – или несколько больше, это не имеет значения – вы присутствовали здесь при некоей сцене, которая наверняка показалась вам любопытной, не так ли?

– Если говорить откровенно, – сказал Изнов все так же осторожно, – то мы ее практически уже забыли и вряд ли смогли бы рассказать о ней кому-либо и где-либо.

– Еще раз – браво. Я охотно верю, что вы и на самом деле профессиональный дипломат. Однако в данном случае я не заинтересован в вашей забывчивости; напротив, мне угодно, чтобы вы вспомнили все, что здесь происходило, до мельчайших подробностей.

– Ну, если это очень нужно… – начал Федоров.

– То вы вспомните, я уверен. Прекрасно. Итак, что же означала та сцена – вернее, те несколько сценок, развернувшихся перед вами? Быть может, вы уже догадались, но я не стану терять времени на оживление вашей памяти – куда быстрее будет объяснить вам сразу. Как вы уже слышали, нам предстоят президентские выборы. И я – и только я – являюсь тем организмом, который обязан выполнить тяжелейшую и ответственнейшую обязанность: из множества возможных кандидатур отобрать и представить народу Тивизы для избрания одного-единст­венного, самого достойного, самого телегеничного – и самого разумного. Но вы сами видели и поэтому легко поймете – из кого мне приходится выбирать! А ведь это были, так сказать, лучшие из лучших! Но, даю вам слово, ни единого из них я не мог – да и никто не смог бы – представить себе Президентом нашего прекрасного мира! Вы согласны?

– Мы не находим поводов для возражений, – осторожно вставил Изнов.

– Следовательно, как вы понимаете, я оказался в весьма затруднительном положении…

– Простите, шеф, – прервал его Федоров, воспользовавшийся именно этой формой обращения. – Но я, например, совершенно ясно вижу тут организм, целиком соответствующий всем требованиям – и даже намного превышающий их уровень.

– Ах, вы видите? И кто же это?

– Да вы сами, разумеется! Кто же еще более достоин…

Отец Эфира искренне расхохотался. И, возможно, ответил бы какой-нибудь шуткой, но сделать это ему не позволил громко загудевший зуммер внешней (как подумали земляне) связи.

– Отец Эфира! – откликнулся хозяин Центра, одновременно переключая аппарат на тихий режим.

Несколько секунд он внимательно слушал. Потом рявкнул:

– Что значит – группа не успевает? Как это понимать?

До путешественников вновь донеслось лишь приглушенное бормотание.

– Ах вот как. И никто не выжил? Камнепад, ну да, понятно… То есть как – что делать? Дайте команду обеим сторонам – отложить начало восстания на… одним словом, до прибытия новой группы. Да-да, и бунтовщикам, и войскам передайте – им дается дополнительный отдых. Но смотрите мне – чтобы был порядок, никаких перепившихся, никакой стрельбы, потерь оружия и всего прочего. Ни единого выстрела – пока камеры не прибудут и не встанут на точки. Предупредите: за малейшую провинность буду исключать из эфира – вплоть до пожизненного! Группу вышлю в самом скором времени. А пока делайте, как я сказал. Все!

Он откинулся на спинку кресла, пососал мундштук – но все зелье, наверное, уже выгорело.

– Вот бездельники! – пробормотал он. – Так прекрасно подготовили восстание – и все тормозится из-за какого-то стихийного бедствия.

– Восстание? – переспросил Изнов не без некоторой озабоченности.

– Ну конечно. В мире время от времени должны происходить подобные события…

– Камнепады?

– Какие там… Я имею в виду массовые беспорядки: восстания, бунты, забастовки… Вот и приходится заниматься их организацией.

– Но зачем??

– Должны же мы постоянно что-то показывать народу! Или вы думаете, что ему хватит одних только карнавалов?

– А, так это все – тоже инсценировка?

– Назвать можно как угодно. Только стреляют в таких случаях боевыми патронами и снарядами, выпускают совершенно подлинные ракеты, льется настоящая кровь, и когда рубят головы, то это – настоящие головы, а не муляжи. Что делать: искусство требует жертвоприношений, и порой немалых. А Жизневидение – самое великое из искусств. Или, может быть, кто-нибудь из вас полагает иначе?

Как и следовало ожидать, никто не стал возражать.

– Если вы думаете, что это легко, – продолжал Отец Эфира, – то грубо ошибаетесь. Организовать даже простое восстание – достаточно сложная работа. Специалисты, конечно, есть, но их мало. Вот и приходится крутиться самому.

– Но ведь есть же и Президент – пока он не переизбран…

– А, тот? Нет, я убрал его из эфира. Вымел! Ничтожное существо… Да, так о чем мы здесь говорили? О моей кандидатуре? О, это и на самом деле было очень смешно – надеюсь, вы не обиделись на мою реакцию… Мне, Отцу Эфира, – стать кем-то, кого в любой миг можно исключить из жизни, просто закрыв ему эфир – на время или навсегда? В нашем мире существует ведь лишь то, что видят на экранах; остального просто нет, потому что о нем никто, никогда и ниоткуда не узнает! Сейчас даю или не даю эфир я! Я – Отец Эфира! И поэтому – повелитель всего. Всей жизни на Тивизе. А вы подумали было, что я могу, стоя на самой высокой точке бытия, сменять ее на какое-то… Тьфу, даже не знаю, как это назвать! Нет, это и в самом деле было очень смешно. У вас прекрасное чувство юмора.

– Но ведь, – проговорил Меркурий, – вам, следовательно, придется все-таки заниматься поисками кандидата: раз уж полагается быть Президенту, вам придется найти его. Или я ошибаюсь?

– Нет, вы совершенно правы. Придется. Откровенно говоря, по этой причине я и приказал организовать восстание – и его подавление, разумеется: рассчитывал, что генерала, руководящего этим подавлением, можно будет подать как народного героя и затем выдвинуть. Подобрал очень красивого, представительного военного…

– Прекрасная идея, – похвалил Изнов.

– Мне тоже так казалось. Но вот прибыли вы – и я увидел совершенно другой выход из ситуации.

– Мы вам помешали?

– Напротив! Правда, справедливость требует сказать, что на эту новую идею меня натолкнул Си – мой лейб-оператор; сам я был слишком отвлечен теми бездельниками – кандидатами в кандидаты… Но он увидел, подсказал мне, я серьезно обдумал – и пришел к выводу, что он прав. И вот, собственно, вы можете меня уже поздравить: я нашел прекрасного кандидата и уверен, что сделаю из него, быть может, лучшего Президента из всех, какие были в Тивизе за всю ее историю.

– Искренне поздравляю вас! – проговорил Изнов.

– А я – вас! – торжественно ответил Отец Эфира.

– Меня? Но при чем тут я?

– Как, вы до сих пор не поняли? Но ведь именно вы и станете новым Президентом Тивизы! Я думал, что мои намеки были достаточно прозрачными.

– Но простите, Отец Эфира… Это же совершенно невозможно!

– Вот как? Позвольте спросить: а почему, собственно?

– Ну, начать хотя бы с того, что я совершенно не тивизианин…

– Не имеет никакого значения. Это не нужно. Что же касается гражданства, то вы получите его хоть через полчаса.

– Но я ведь совершенно не похож на вас – тивизиан…

– Это и прекрасно! Президент не должен быть похож на своих граждан! Это помогает сохранить дистанцию, усиливает интерес населения и его уважение к носителю верховной власти – пусть и чисто фиктивной…

– Но я принадлежу к двуполой расе! И в ваших условиях…

– Мы создадим вам прекрасные условия! Не думаете же вы, что Президент Тивизы в чем-то нуждается?

– Полагаю, что нет – если только он тивизианин. Но что касается нас, двуполых существ, то…

– Да чего вы стесняетесь, посол! – сказал Федоров. – Давайте, я сейчас ему объясню…

– Бесполезно: он не поймет. Это труднее, чем объяснить слепому разницу между синим и зеленым…

– Разумеется, вы правы, – сказал Отец Эфира, – в том смысле, что ощущения такого рода нам недоступны; хотя и мы обладаем сильными чувствами, и если как следует подумать, то можно было бы, наверное, найти подходящее сравнение. Но к чему? То, что вам нужно, вы получите. Мы можем доставить вам требуемое хотя бы с вашей родной планеты – и вы будете полностью удовлетворены. Причем мы не станем даже ограничивать вас в количестве…

– За кого вы меня принимаете! – возмутился Изнов.

– А что, в самом деле? – сказал Гост. – Закажите им целый гарем.

Изнов не счел нужным даже ответить.

– Мне надо подумать, – сказал он Отцу Эфира. – Вернее – мы все должны обсудить ваше предложение…

– Уверяю вас: нет никакой надобности обсуждать что-либо. На этой планете мои решения не обсуждаются: они просто выполняются. Но чтобы совершенно успокоить вас, могу объяснить, какие я предлагаю вам условия. Мы, как я уже сказал, избираем вас Президентом Тивизы. Срок полномочий Президента у нас – шесть орбит; после этого следуют новые выборы, и Президент избирается на очередной срок – если, разумеется, за эти шесть орбит не испортит отношения со мною или не совершит чего-то такого, что даже при наших возможностях нельзя будет скрыть от населения. Хотя в истории таких примеров и нет, но все же законом предусмотрена и такая ситуация. Что же касается всех ваших спутников, то они сразу же после вашего избрания и вступления в должность получат полную свободу, им возвратят корабль – и они вольны будут лететь, куда им заблагорассудится.

– Ну а если я все же не соглашусь?

– Тогда всем вам придется остаться здесь – но уже на совершенно других условиях. Могу заверить вас: это будет не самая завидная судьба.

– Могу себе представить… Но почему бы вам не отпустить их сразу же после того, как я дам согласие – если я его дам, конечно…

– Дадите, дадите: вы же разумное существо – почему, собственно, я и остановился на этой кандидатуре, хотя вы, безусловно, не самый молодой и не самый видный из всех. Что же касается ваших спутников, то они, как я уже сказал, останутся здесь до самого вступления в должность – чтобы вам не пришла в голову какая-нибудь сумасшедшая идея: вдруг, если они улетят сейчас, вы возьмете да откажетесь – а у нас уже начата будет предвыборная кампания… Нет, я предусматриваю всяческие варианты и стараюсь обезопасить себя, исключить возможность неприятных неожиданностей.

– Но я могу дать вам слово…

– Не спешите, посол, – предостерег его Федоров. – Еще не вечер.

– Я не верю словам, – сказал Отец Эфира. – Я верю только логике. Поэтому я уже принял решение, и вы его слышали. А своих решений я не меняю – иначе я не занимал бы этого поста.

– Ну, пусть будет по-вашему, – сказал Изнов. – Однако вам так или иначе придется допустить нас на корабль – о причине мы вам уже говорили: груз протида – вещь крайне опасная и нуждается в систематическом обслуживании, а у вас, насколько я понимаю, никто даже понятия не имеет о такой работе. А находящийся там… тот тип – меньше любого другого.

– Я успел навести справки, – ответил Отец Эфира. – В данном случае вы правы. И вы сможете производить на вашем корабле все необходимые работы – по два организма за раз, этого вполне достаточно.

– То есть вы делаете нас заложниками…

– О, называть мои действия вы можете как вам угодно. В нашем мире имеет значение только то слово, что прозвучало с экрана; все остальное – лишь сотрясение воздуха. Потому что…

Ему не дал договорить новый вызов извне.

– Да, это я… Что значит – не на чем отправить группу? В ремонте? Зачем же надо было так усердствовать на съемках – следовало поберечь корабли… Нет, вы городите вздор: нельзя откладывать восстание на две недели – во-первых, потому, что нам нечем будет их заполнить, а во-вторых – через две недели должно состояться землетрясение на Асинойском плато, будут до основания разрушены два города, там все уже подготовлено, заряды заложены, и наши группы через две недели должны будут снимать там, восстание же к тому времени предстоит подавить. Таков график, и я не собираюсь позволить вам его нарушать, а если вы не в состоянии, то я сейчас же найду другого – такого, который справится и не станет надоедать мне глупыми вызовами! Да не может быть, чтобы в строю не осталось ни одного корабля… Умолкните на минуту: сейчас я поговорю с Главным инспектором Космоса…

Он нажал одну клавишу, вторую.

– Главный инспектор? Что у вас там за недоразумение с кораблями? Почему они все встали в ремонт? Кто распорядился? Что? Когда это я давал такое приказание? М-м… Ах да. Но я предупреждал, что один корабль понадобится для переброски группы в район восстания… Именно он? Ну, надо было вместо него оставить другой, раз уж этому так не повезло… Ну что значит – я не приказывал? Ах, вы не знали о восстании? И правильно, что не знали: это вопрос не вашей компетенции! – Он помолчал, слушая. – Да, действительно… Где те счастливые времена, когда у нас еще была авиация… Ну хорошо. Попытаетесь что-нибудь придумать? Хотелось бы верить, что вы на это способны… – Он снова умолк, слушая. – Ну, естественно, на месте – а где же ему еще быть? Под строжайшей охраной, разумеется. Экипаж? Вот он, передо мной. Что? Что? Гм… А ведь и в самом деле… Ну, группа-то там уместится вместе со всей аппаратурой, слов нет… Слушайте, а может быть, наши пилоты?.. Вы уверены? Ну да, разумеется, я понимаю… Да, если это грохнет, то… Хорошо. Итак, я принял решение: для своевременной доставки съемочной группы к месту восстания используем временно задержанный нами корабль вместе с его экипажем. Придется. Конечно, все было бы куда проще, если бы можно было вести его нашими компьютерными централями, как мы сделали на съемках; но тогда у нас была заранее разработанная программа, а сейчас… Ну, что вы мелете: ее надо делать не менее недели, а восстание уже готово, все сроки горят… Ну естественно, там будут и наши организмы, в полной готовности… Хорошо. Проблема снята.

Отец Эфира снова переключился на первого собеседника.

– Готовьте группу. Я нашел корабль – раз уж вы сами не в состоянии сообразить самых простых вещей… Погрузка? Ну, скажем… обождите немного…

Он повернулся к заложникам.

– Сколько вам потребуется времени, чтобы подготовить корабль к старту?

Меркурий, поразмыслив, ответил:

– От одного часа до шести.

– То есть как это – «от одного до шести»? Почему такая разница?

– Насколько я понимаю, полет ведь предстоит над поверхностью планеты?

– Ну конечно.

– Значит, нужна переналадка всего комплекса приборов.

– Ну и что?

– А то, что наш товарищ – ваш будущий Президент – сможет сделать это за час: он как раз специалист по юстировке приборов. А все мы, остальные, можем провозиться и шесть.

– То есть вы хотите, чтобы он летел с вами?

– Это уж как вам будет угодно. Я просто объяснил…

– Довольно. Я понял. Но вы зря старались: он полетел бы в любом случае. Без этих кадров мы просто не смогли бы обойтись в дальнейшем: кандидат в президенты лично руководит подавлением восстания! Это будет первое его предъявление населению – и весьма выигрышное, уверяю вас.

– А, собственно, по какому поводу восстание? – поинтересовался Изнов.

– Мы еще окончательно не решили. Да это и неважно: лозунги и прочее мы снимем и вклеим потом, главное – эффектные кадры: атаки, схватки, кровь, тела… И будущий Президент, наблюдающий за ходом сражения и отдающий распоряжения, которые немедленно выполняются… Мы рассчитываем, что восстание продлится семь дней – значит, семь серий, вполне приемлемый размер. Вот когда мы организуем войну с другой планетой – с Монитой, есть в нашей же системе такой мир, – то это мы растянем на целый год… – Он снова повернулся к аппарату связи. – Вы, там! Посадка группы – через… через полтора часа. Чтобы все было в полной готовности!

Федоров негромко проговорил:

– Вот что значит – однополая раса… Они просто не могут лепить сериалы на любовные темы и все прочее, связанное с этим, – вот и приходится устраивать войны, чтобы было, что показать народу.

– Словно бы и у нас таких не было! – не согласился посол.

– Собирайтесь! – тут же скомандовал им Отец Эфира. – Пора готовить корабль. Впрочем, должен предупредить вас: за спиной каждого из вас будет безотлучно находиться наш человек, кроме того, за вами будет вестись постоянное наблюдение с поверхности Тивизы. И едва только вы отклонитесь от назначенного маршрута хоть на два пальца… Так что если кто-то из вас лелеет надежду сбежать – оставьте ее сразу же: ничего не получится.

– Да мы и не собираемся, – заверил его Федоров. – Наоборот, мы стали думать: а не остаться ли нам всем на вашей планете – если, конечно, нам предложат приемлемые условия.

– Об этом поговорим, когда вы выполните и это задание, – милостиво улыбнулся Отец Эфира. – Итак – в путь!

– Мы готовы. Только… – Федоров запнулся.

– Ну, что еще?

– До того, как мы попадем на корабль, мне нужно хотя бы на минуту заглянуть в то место, где мы были задержаны.

– Это еще зачем?

– Как вы понимаете, в то время у нас не было полной уверенности в нашей дальнейшей судьбе. И вот я спрятал там кое-что, без чего мы лететь никак не сможем.

– Какая глупость! Что же вы спрятали, зачем и где? Скажите – и я пошлю нашего человека… Вернее, вашего: я пошлю Аласа. Он ведь тоже полетит с вами.

– Он не найдет. Уж не так плохо я прячу, чтобы… Короче говоря, только я могу найти спрятанное. Это – тестер для настройки посадочного высотомера, и поскольку нам предстоит лететь на минимальной высоте, а скорость по необходимости будет достаточно большой, то…

– Гм. Я понимаю, мне кажется. Хорошо. Заедете туда. Вместе с теми, кто будет сопровождать вас, – и, кстати, с Аласом. Я уже вызвал его с корабля, он сейчас прибудет. Он знает все ваши уловки куда лучше нас.

– Это как вам будет угодно.

– Можете идти. Вас проводят к машине. Желаю удачи. А я тем временем обдумаю вашу просьбу.

Снова они оказались за диванным квадратом; откуда-то появившиеся крепенькие тивизиане, неплохо вооруженные, сразу взяли их в кольцо. В Центре по-прежнему царила все та же суета, порхали платформы, и где-то, судя по все еще звучавшей музыке, продолжался нескончаемый карнавал.

Федоров тихо сказал Меркурию по-русски:

– Когда подъедем к развалинам, завяжи драку. Лучше всего – дай как следует Аласу, чтобы он грохнулся; я предупрежу наших, чтобы они тоже ввязались. Солдатики кинутся вас разнимать.

– Это нужно?

– Мне надо оказаться в той комнате одному. Монитак объяснил, где его там найти.

– Тебе так хочется с ним попрощаться?

– Он должен оказать нам одну услугу. Если получится – мы, стартовав, на эту планету больше не вернемся.

– Ну, в таком случае – рискну. Хотя Алас, как ты знаешь, не из слабеньких.

– Но ты-то синерианский рыцарь!

– Да. Разумеется. Я постараюсь.

Они были уже внизу и направлялись к ожидавшим их машинам.

Когда драка перед развалинами разгорелась не на шутку, Федоров, вымазанный, как и все остальные, в липкой грязи, ухитрился незамеченным проскользнуть в полуразвалившийся дом. В комнате было темно, огонь давно погас, пепел остыл. Федоров негромко позвал:

– Монитак! Можешь выйти спокойно – хотя бы на несколько секунд. Для тебя есть новости…

– Говори.

Голос, хотя и приглушенный, донесся неизвестно откуда.

– Тивиза собирается в скором времени напасть на твой мир.

Послышался смешок.

– Пусть попробует…

– А вам очень нужно, чтобы она попробовала? Не лучше ли предотвратить нападение в самом начале?

– Есть способ?

– Да вылезай ты… у нас еще несколько минут в запасе, пока остальные там валяются в грязи…

– Ладно. Выхожу.

Было по-прежнему темно, но голос теперь послышался совсем рядом. Федоров на всякий случай протянул руку, чтобы нащупать приблизившегося Монитака.

– Ого! Что это ты на себя нацепил?

– Переоделся на всякий случай – если все же пришлось бы удирать.

– Кого же ты сейчас изображаешь?

– Стал представителем компьютерного батальона.

– Чудесно. Лучшего не придумаешь. Слушай: нас повезут сейчас туда, где должно начаться восстание…

– Ну, в этом ничего нового.

– Новое в другом: моего посла собираются сделать здешним Президентом.

– И он согласился?

– Его вынуждают. Иначе нас не выпустят.

– Передай ему, что я не советую. На самом деле вся телевизионная империя уже шатается. У них ничего не осталось – и прежде всего денег. Попытка напасть на нас будет последней судорогой; потом, после их разгрома, тут начнется такое… И первыми примутся убивать верхушку. Кто-то попытается сбежать, конечно. Но человек среди тивизиан будет уж очень заметен – ему не спастись. Обязательно предупреди.

– Я хочу, чтобы ты сделал это сам.

– Где же он?

– Там, в драке, со всеми… Но ты нам нужен не только для этого. У нас возник некий замысел – как удрать отсюда без особых осложнений. Учти, это и в ваших интересах: если они используют для вторжения на Мониту наш корабль, сперва вооружив его, вам тоже придется не сладко: это ведь машина классом повыше, чем то, на чем они летают.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Чтобы ты помог нам – и себе.

– Каким образом?

– Сейчас, пока драка еще не затухла, я проведу тебя в одну из машин. Ты погрузишься… Потом сядут и остальные – и поедем туда, куда нас везут.

– Ты в уме?

– Сейчас, в темноте, никто тебя не опознает, прикрой только своего потомка получше. По дороге придется тебе тоже вываляться в грязи, чтобы не отличаться от нас, грешных; да и кому придет в голову искать здесь кого-то чужого?

– Допустим. А там, на месте?

– Идем. Некогда. Объясню тебе по дороге…

Слышно было, как Монитак вздохнул.

– Ну что же – пошли. Все равно тут я остался без связи, без припасов – безо всего…

– Только не через дверь: они возятся у самого порога.

– Вылезай в это вот окно. Я за тобой.

– Да где оно? Ни черта не видно…

– Дай руку. И ступай осторожнее…

Они добрались до окна. Вылезли. И, обходя неразбериху, что царила перед самой дверью, направились к машинам, которые терпеливо ожидали у самого края грязевого озера. По дороге Федоров нагнулся, зачерпнул горстью грязь и швырнул в Монитака. Еще раз. И еще. Тот лишь простонал:

– Пожалей мундир – он такой красивый…

– Ничего. Своя шкура дороже. А там – слышишь? – уже затихает великое грязевое сражение. Вот в эту машину. В самый уголок. И сиди тихо.

– Здесь я могу орать во весь голос, – не согласился Монитак. – Я ведь лицо официальное – пока меня не раскрыли…

И действительно, высунувшись, начальственно заорал:

– Эй вы, там! Ночевать собрались, что ли? Что за возня!

– У нас Федоров куда-то подевался… – откликнулся Гост из группы приближавшихся.

– Я тут!

– Нашел, что требовалось?

– Все в порядке. Можем ехать. Пора расшевеливать корабль. А то достанется нам от начальства…

Как и предполагал Федоров, все участники сражения – грязные, потные и злые – набились в машины как попало. Старший конвоир – или как еще было его назвать? – на всякий случай спросил перед тем, как сесть в кабину:

– Отставших нет? Никто не ранен?

– Зато все в этом навозе… – проворчал кто-то.

– Отмоетесь потом. Ну – трогай! Прямо к космодрому. И чтобы больше ни единой остановки! И так уже сколько времени потеряли…

Машины немилосердно трясло. Зажатые в углу, Монитак и Федоров неслышно для других перешептывались. Алас тихо постанывал: ему в драке досталось больше, чем любому другому. Изнов что-то бормотал себе под нос. Космодром приближался.

– Подниматься по одному! – скомандовал Меркурий, первым взобравшись по сходному трапу. – Лишней грязи не натаскивать! Ты! И ты!

Первыми двумя, в кого он ткнул пальцем, были, естественно, Федоров и Монитак. Остальные внизу еще яростно отскребали грязь с мундиров.

– Этому помогите – он сам не взберется!

Сказанное относилось к Аласу, который – как стало видно при свете, которым сейчас был залит весь корабль – пострадал даже серьезнее, чем рассчитывали путешественники.

– Его уложите пока в койку, потом посмотрим, в каком он состоянии. Теперь остальные. Офицер первым. По одному, сказано же вам, по одному! Не бойтесь – здесь никого не оставим… А вы поосторожнее с вашей техникой! А то еще разнесете что-нибудь…

Сказанное относилось к съемочной группе, которая начала подниматься по трапу со своей достаточно громоздкой аппаратурой.

– Не бойтесь, капитан: она у нас надежно упакована!

– Стану я бояться за вашу кухню! Я опасаюсь за корабль – лететь ведь на нем, а не на ваших чемоданах.

Через сорок минут Меркурий доложил по компьютерной связи:

– Корабль готов к старту!

– Маршрут ясен? – донеслось из Центра полетов.

– Карта введена.

– Напоминаем: управлять придется вам самим, у нас нет такой программы. От курса не отклоняться ни на градус: собьем моментально.

И в самом деле, еще перед посадкой все заметили, что космодром был обильно оснащен боевыми ракетами.

– Можете быть уверены: доведем корабль как по ниточке. Не знаю вот, как будет с посадкой – какие там условия…

– Об этом не волнуйтесь. Там, на месте, уже расположился компьютерный батальон – он возьмет управление на себя. Так же, как он сажал вас сюда.

– Тогда все в порядке. Всем включить страховку!

– На всех не хватает, – вполголоса проговорил сидевший рядом Федоров.

– А на этих мне наплевать. Остались бы свои в целости.

И Меркурий провозгласил:

– Старт!

Полет продолжался недолго, и хотя местность, куда их вывела карта, оказалась достаточно гористой, посадили корабль очень умело, в полном порядке. Высадка прошла без происшествий. Группа сразу же разбежалась, унося свое снаряжение, отыскивая заранее намеченные точки, откуда предстоящая схватка будет видна и снята самым выигрышным образом. Федоров спросил у Монитака:

– Это твой батальон?

– У нас такой всего один.

– Они могут опознать тебя. А нам нужно, чтобы ты оказался среди них. Сумеешь – чтобы без особого риска?

Как ни странно, здесь Монитак чувствовал себя куда увереннее, чем укрываясь в развалинах.

– Что значит – опознают? Меня и так все знают. Удивятся, конечно, что я прервал отпуск. Но я объясню, что никак не мог пропустить такие интересные дела…

– Значит, этот батальон и сажал нас – тогда, после съемок?

– И не только сажал. Он же вел вас и при съемках – все время, начиная с перехвата.

– Прекрасно. И все это у вас записано?

– Я же тебе уже два раза объяснил…

– Не обижайся: я проверяю на всякий случай. Значит, все эти записи у них с собой?

– Естественно. Все в машинной памяти. Еще даже, я думаю, не архивированы. Так что в любой миг…

– Ну, ты знаешь, что тебе делать.

– Да. Но, признаюсь честно, мне немного жаль этого вашего – ну, будущего Президента. Хотя мы и разные существа, но все же… Скверно ему тут придется.

Федоров усмехнулся.

– Ты что же решил: что мы его тут бросим?

– Чем вы можете ему помочь? Сейчас, как только операторы займут свои позиции, его отсюда увезут на Главный командный пункт – если только правда, что Отец Эфира собирается уже начать рекламировать его как будущего президента. И вам его больше не увидеть. Зато там он будет на прямой связи с Центром Жизневидения… Ах ты, бедный…

– Да брось ты о нем сокрушаться! Я же сказал…

– Это я не о нем. Моя почка беспокоится. Да, не в таких условиях должен появляться на свет новый монитон…

– Ладно. Подумаем и о твоих условиях. А интересно: далеко этот Главный командный пункт?

– На вершине вон той горы – видишь?

– Понял. И на чем его повезут?

– Вон там – левее корабля – стоит длинная машина. Та, что на полугусеничном ходу.

– Со зрением у меня все в порядке.

– Вот на ней. Видишь – два солдата около нее? Охрана.

– Чего ж тут не увидеть. Хорошо, что корабль рядом…

– Что в этом хорошего?

– А вот увидишь. Значит, свою задачу ты понял: зарядить – и включить.

– И ждать дальнейшего. Это все понятно. Но меня, знаешь ли, это не очень успокаивает. Раз они собираются атаковать Мониту…

– Им нечем будет: наш корабль они не используют.

– Ну, значит, чуть позже – введут в строй свои после ремонта… Но так или иначе, у нас должны это знать. А я, как видишь, остался без связи. Сам понимаешь, что это значит для разведчика.

– Думаю, мы тебе поможем.

– Это было бы прекрасно.

– Если только сделаешь все, как договаривались.

– Будь спокоен.

– В таком случае запомни: включишь свою кухню, и как только убедишься, что программа пошла, – рысью к нам. К кораблю.

– Ах, вот как ты решил…

– Так или не так – увидим. А сейчас надо выручать посла.

– Каким образом?

– Это пока секрет. Ну – удачи тебе.

– И вам всем.

К бронированному полугусеничному лимузину, предназначенному для доставки будущего Президента на Главный командный пункт карательного войска, Федоров с натугой подтащил два чемодана. Солдат остановил его.

– Это еще что такое?

– Вы, что ли, повезете Президента?

– Кандидата, – снисходительно поправил его часовой. – Повезет его водитель. Мы только охраняем. А где он сам?

– Приболел немного после перелета.

– Так он что – не поедет, что ли? Приказано в любом случае…

– Поедет, не бойся. Мы ему поможем сесть – ну а там его кто-нибудь выгрузит.

– Не бойся, там народу хватает. Скоро он там?

– Да вон – ведут…

И в самом деле, Меркурий и Гост осторожно, ступенька за ступенькой, сводили вниз по трапу корабля обвисавшего на их руках, с трудом передвигавшего ногами человека с перевязанной головой.

– Да, – часовой усмехнулся. – Выглядит не очень-то по-боевому.

– Много ты понимаешь! Наоборот – получил ранение в бою!

– Ну, разве что так… А он точно кандидат?

– Сам не видишь?

– Да вы все на одно лицо. Ну, значит, он.

– Давай открывай: чемоданы-то надо уложить!

Солдат послушно открыл багажник. Федоров осторожно уложил чемоданы. Опустил крышку багажника, замок защелкнулся.

– Теперь кандидата… Нет, на заднее сиденье. Давай, помогай…

Приболевший кандидат в Президенты Тивизы был аккуратно усажен на мягкий диванчик.

– Он что же – без сознания у вас, что ли?

– Отдыхает. Да пусть подремлет. Туда добираться сколько – полчаса? Меньше?

– Больше. Дорога-то горная, петля за петлей…

Это сказал уже водитель, опустивший в тот миг свое окошко.

– Болтаете тут! – строго выговорил он солдату.

– Виноват, господин Зрячий!

Водитель слез со своего места. Обошел вокруг машины. Сам себе кивнул. И снова сел за руль. Солдаты отошли в сторону. Машина коротко прогудела. И тронулась.

Федоров, Меркурий и Гост прощально махали руками, пока машина не скрылась за поворотом.

– Когда мы ее снова увидим? – спросил Меркурий у солдата.

– Во-он там – на склоне, на том участке дороги… Ну ладно, мы пошли к своим. И так уже… Этот – Зрячий – донесет, достанется нам…

И оба, четко повернувшись, зашагали к расположению войск, уже готовых к подавлению восстания, которое должно было начаться, наверное, как только кандидат в Президенты доберется до командного пункта. Хотя, возможно, существовал и какой-то другой сигнал для начала.

– Шофера я пожалел было, – сказал Гост.

– Может, и обойдется, – ответил Федоров. – Между ними же переборка броневая. Защищены задние кресла. А может – солдатикам повезет, и некому будет на них доносить… – Он глянул на часы. – Ну а теперь пора вроде бы начинать и нашему другу…

– А мы отсюда все равно ни черта не увидим, – сказал Гост. – Тут же вся жизнь только на экранах видна. Пошли, настроим наш корабельный на их канал – полюбуемся…

– Идем, – согласился Федоров. – Только ты как раз ничего и не увидишь.

– Это почему?

– Будешь на вахте около внешнего люка.

– Это еще зачем?

– Как только пассажир подбежит – возьмешь на борт, и все люки – наглухо, трап втянуть, готовность один.

– Какой еще пассажир? – удивился Гост.

– Увидишь…

И все трое быстро взбежали по трапу. Но перед тем, как войти в корабль, Федоров обернулся.

– Время? – спросил Меркурий.

– Вот-вот покажется.

Они смотрели вдаль – на тот участок серпантина, где должен был появиться лимузин кандидата в Президенты Тивизы.

– Вон он! – воскликнул Меркурий.

И в самом деле – далеко отсюда, на горной дороге, на секунду-другую показался длинный лимузин.

– Полдороги проехал наш дорогой кандидат, – констатировал Федоров. – А осторожно везет его тот водила. Боится – как бы чего не приключилось.

– Ох, у меня нехорошее предчувствие, – сказал Гост. – Такое, понимаете ли, мрачное ощущение…

– Странно: и у меня тоже, – присоединился к нему Меркурий. – Так и кажется, что вот сию секунду… О!

На месте длинной машины выросло рыже-черное дерево взрыва.

– Накаркали, – сказал Федоров; в его голосе не было, впрочем, ни малейшего осуждения. – Прямо вы у нас какими-то пророками сделались. Ну – мир праху его.

И все трое переглянулись.

– Сволочь он был, – такой эпитафией откликнулся на гибель кандидата Гост.

– Ну что, – сказал Меркурий, – по местам?

Федоров оглянулся еще раз.

– И все же мне тут не очень нравится, – сказал он хмуро. – И там, и тут – зенитных ракет понатыкано, что колосьев в поле.

– Нас стерегут, – усмехнулся Меркурий.

– Это точно, – подтвердил Гост. – Только наводит их компьютер – по своей информации. Так что…

– По местам! – настойчиво повторил Меркурий. – Этого взрыва они не ждали, у них сейчас начнется суета. И нас, понятно, вниманием не обделят.

Он оказался прав. То ли взрыв президентского броневика просто совпал по времени с заранее установленным началом восстания, то ли был ошибочно принят за сигнал к выступлению – так или иначе, где-то внизу, в долине, невидимо отсюда, застрекотали выстрелы, забухали разрывы и даже (хотя это, может быть, лишь почудилось) раздались воинственные крики. Видимо, все камеры уже заняли свои места и откладывать войну стало больше незачем.

Экипаж корабля поспешно занял назначенные места.

– Включаем все экраны, – сказал Федоров. – Ты, Гост, гляди в оба и пассажира сразу тащи наверх. Давай, давай к трапу, не медли!

– А я его узнаю?

– Да как-нибудь…

– Они же тут все на одно лицо.

– Верно, – согласился Федоров. – Но он тебе скажет пару слов – и ты перестанешь сомневаться.

– Йомть, – сказал Гост. – Какие еще слова?

– Да вот эти самые.

– Да, – согласился Гост. – Уж это точно всем паролям пароль – совершенно секретный, только не на Терре.

Они напряженно всматривались в экраны, настроенные на каналы привезенной на корабле съемочной группы; всего камер было шесть, и каждая из них, с первой до пятой, показывала начавшуюся драку со своей точки. Так что – когда все это потом смонтируют – зрелище и в самом деле окажется внушительным. На одном экране бушевали взрывы, на другом уже шли в атаку, стреляя в упор, схватываясь врукопашную, взлетали приклады, сверкали кинжалы; на третьем – медленно выползали из укрытий и выстраивались боевым строем бронированные машины. При этом обе стороны оказались вооруженными примерно одинаково, так что сражение обещало быть упорным и кровавым.

– И ведь это все – всерьез, – вздохнул Меркурий.

– Не отвлекайтесь! – предостерег Федоров. – Все внимание – шестому каналу!

И в самом деле, для них самым интересным был, несомненно, шестой экран. Потому что на нем было видно не что иное, как их собственный корабль. И зенитные ракеты, охватывавшие его широким кольцом. И небольшая группа местных обитателей в некотором отдалении.

Федоров озабоченно взглянул на часы:

– Что он медлит? Пора ведь!

И, словно уловив его нетерпение, корабль на экране ожил. Их собственный корабль. Без какой-либо команды с их стороны.

Переключение изображений на экранах Главного командного пункта карательного войска произошло мгновенно; мигнуло – и снова в поле видимости оказался чужой корабль. Но если еще за секунду до этого он был совершенно неподвижным, казалось даже – безжизненным, то теперь двигатели его изрыгали пламя.

– Господин Старший! – крикнул наблюдатель. – Докладываю: корабль взлетает, не имея на то разрешения! Какие будут приказания?

– Ждать! Связь: немедленное соединение с Центром Жизневидения в столице! С самим Отцом! Сигнал – «большая тревога»!

Легко узнаваемый голос Отца Эфира прозвучал уже через две секунды:

– Что стряслось? У вас еще четверть часа до начала!

– Смиренно доношу: чужой корабль поднимается без нашего разрешения. Был ли на то ваш приказ?

– Идиоты! – послышалось в ответ. – Какие идиоты! Да-да, именно вы. Свой приказ я отдал бы только через вас! Они стартовали? А кандидат в президенты прибыл?

– Еще в дороге… Но боевые действия уже начались непроизвольно: кто-то открыл артиллерийский огонь – или выпустил ракету – со стороны восставших.

– Тройные недоумки. И вы, и они, и те, что решили удрать таким образом, тоже. Что вы сейчас предпринимаете?

– Почтительно жду вашего приказа.

– Сбить взлетающий корабль! Уничтожить его!

– Будет исполнено немедля!

– О выполнении донести!

– Точно так, Отец… Внимание! Команду на все ракетные установки: огонь на поражение по стартовавшему кораблю! Наводка и ведение огня – компьютерные, наблюдение и корректировка по экрану!

Пролетела секунда, другая…

– В чем дело? Почему нет огня?

– Координатора нет на месте.

– Это тот, что вернулся из отпуска?

– Так точно.

– Куда он мог деваться?

После краткой паузы отвечено было:

– Снизу сообщают: он с минуту назад вскочил на колеса и куда-то помчался – как на пожар…

– Его место занять второму номеру. И – огонь, огонь!

Уже три секунды спустя боевые ракеты стартовали.

– Наблюдатель, ракеты в кадре?

– Еще нет… В кадре лишь ко… ага! Наблюдаю разрывы!

– Наконец-то. Связь с Отцом!

– Ну, что у вас там?

– Ведется атака на поражение. Ракеты сближаются с кораблем. Наблюдаются первые разрывы. Ему не уйти, Отец Эфира. Ага! Вот! Корабль поражен! Второе попадание!.. С ним покончено!

– Выражаю вам мое удовольствие. Туда им и дорога: хотели перехитрить меня! Но я-то это предвидел заранее! Они так и не поняли, с кем взялись тягаться!

– Так точно, Отец! Мы в восторге!..

Троим, сидевшим в центральном посту корабля, тоже видно было, как на экране стартовые двигатели разом исторгли пламя. Корабль дрогнул – и стал подниматься. Сначала медленно – но с каждой долей секунды скорость подъема его все увеличивалась. Удивительным, пожалуй, было лишь то, что находившиеся внутри корабля члены экипажа ничего подобного не испытывали: по их ощущениям, корабль Меркурия продолжал оставаться на месте. На экране же он уже стремительно возносился вверх.

– Только бы они не спутали тормозные со стартовыми… – пробормотал Меркурий.

– Им не до того сейчас. Да и много ли они в этом смыслят… А молодец наш Монитак. Эй, смотрите – уже открыли огонь… Пора бы нашему спасителю и оказаться здесь.

– Так уж ли нам обязательно – дождаться его?

– Сам погибай, а товарища выручай, – наставительно продекламировал Федоров. – Ага, вон те колеса – это, пожалуй, он и есть. Никто другой нас здесь и не видит.

Он был прав: воспринимающие жизнь по изображениям ее на экране, все, кого сейчас могло интересовать поведение экипажа и всего корабля, видели его стремительно стартующим – и вели по нему огонь, хотя пока без всякого видимого результата.

На пульте перед Меркурием зажегся красный индикатор; тут же погас – и вспыхнул зеленый. Снова красный – и снова зеленый.

– Трап поднят, люки задраены до полного, – прокомментировал Федоров. – Ну вот – они топают сюда, слышите?

Это и на самом деле было хорошо слышно. Еще секунда, другая – и Гост с Монитаком оказались в Центральном посту.

– По местам, быстро! – крикнул им Меркурий. – Включите страховку! Через минуту стартуем! Проверьте: посол там в порядке? Готов ко взлету?

– Он давно уже подстраховался, – ответил Федоров. – Еще до того, как мы тут уселись. Посол любит осторожность. И поспать тоже.

– Внимание – страховку на полный режим!

Команда была немедленно выполнена.

И стартовые двигатели включились. Но не химические, что бушевали на экране, бесшумные антигравы. И корабль мягко устремился в зенит.

– Интересно, как скоро они поймут, что видят вчерашнюю съемку, только навыворот? – поинтересовался Гост.

– Этой пленки хватит на два часа, – откликнулся Монитак. – Поймут, когда увидят там, в пространстве, вокруг нас их собственную эскадру – ту самую, что сейчас стоит в ремонте.

– Ну а тогда? Они же набросятся на нас… – проговорил Гост без особого воодушевления.

– Через полтора часа мы будем уже в сопространстве, куда им выхода и подавно не было бы – даже если бы вся эскадра и в самом деле могла стартовать с планеты… Но к тому времени они уже уничтожат нас: помнишь, тогда, на съемках, мы под конец были взорваны? Видите? Их ракеты приближаются. Только не те, что сейчас выпущены с позиций – те еще не успели; мы сейчас видим, как нас обстреливали на съемках. Ого! В нас попали! И второй раз. Честное слово, по части эффектов они большие мастера. Все. Могу поздравить: мы уничтожены! – заключил Меркурий.

– Ну, пусть порадуются, – усмехнулся Гост.

– Сложно было заправить эту пленку? – поинтересовался Федоров.

– Не сложнее, чем любую другую. Меня же тут знают – никто даже не спросил, почему я оказался среди них, – ответил Монитак. – Я же штатный координатор компьютерной и телевизионной сетей. Доложил, что прибыл из отпуска, – и занялся своим делом.

– Как твой младенец?

– Почка? Немного беспокоится – растрясло, пока я удирал оттуда. Но ничего, это не опасно: они у нас выносливые.

Корабль разгонялся; по нему не было выпущено ни одной ракеты: его просто не существовало – потому что по шестому каналу шли заснятые сутки тому назад кадры.

– Куда мы сейчас? – послышалось сзади.

Все оглянулись. То был Изнов, заспанный, протиравший глаза.

– Отвезем Монитака к нему домой. А там – решим дальше.

Изнов кивнул.

– Жаль Отца Эфира, – усмехнулся он. – Придется ему все-таки искать Президента среди своих земляков. Если только он не захочет выдвинуть кандидатуру Аласа…

– Это ему не удастся, – сказал Федоров. – Алас разлетелся на кусочки – вместе с машиной. Правда, он успел хоть немного побыть кандидатом в Президенты – пока мы запихивали его в лимузин вместо вас, посол. Увы, он погиб, хотя и не сказать, чтобы смертью храбрых.

– А мне его все же немного жалко, – сказал Изнов. На что Гост ответил:

– Быть двойником – куда ни шло. Но работать сразу на три мира и при этом подставлять своих коллег было по меньшей мере неэтично. Все равно там, куда мы его привезли бы, ему не полагалось пощады.

– Ладно, что сделано – сделано, – кивнул Изнов. – А как груз протида – в порядке?

– Пришлось немного поиздержаться.

– Это еще почему?

– Больше нечем было взорвать ту машину. Но не бойтесь: убыток невелик.

– Тем более, – сказал Монитак, – что вам все равно не удалось бы сохранить ничего: ни груза, ни корабля, ни самих себя… если бы мы не выкинули этого номера.

– Это еще почему?

– Вам ведь следовало так или иначе стартовать: вас же обещали отпустить на все четыре стороны?

– Ну да. А вы что, полагаете – Отец не сдержал бы обещания?

– Даже более, чем сдержал бы: они отпустили бы вас на множество сторон сразу. Учитывая груз протида – хватило бы одного реального попадания…

– Неужели вы думаете, что они стали бы стрелять по нас?

– А зачем, по-вашему, корабль был окружен ракетными установками? И зачем для вас был выделен целый канал? Они получили бы неплохие кадры для какого-нибудь нового фильма. Беглецы с планеты несут заслуженное наказание. Или еще что-нибудь в этом роде. И показывали бы всему своему миру дня три: гвоздь программы, как же!

– Великая вещь – Жизневидение, – сказал Федоров.

– Да – если в меру, – проговорил Изнов.

Прибытие на Мониту произошло без каких-либо неприятностей: Монитак успел связаться со своим ведомством, и Меркурию позволили беспрепятственно совершить посадку. Их встретили как друзей – разве что не позволили покидать корабль; но это были уже, как говорится, мелочи.

– Хотелось бы как-нибудь отблагодарить вас, – сказали им. – Но наши правила…

– У нас только одна просьба, – ответил Изнов.

– Если речь идет о заправке топливом, то мы с удовольствием…

– Об этом я просить не собирался: полагаю, вы сделали бы это и без нашего напоминания. Как-никак, мы доставили вам интересную информацию; да и резидента своего вы могли бы потерять. Кроме того, ваше правительство, насколько я успел понять, готово купить наш протид; вы его получили, так сказать, с доставкой на дом. Надеюсь, что вы учтете это при окончательном расчете.

– Тогда чего же вы хотите?

– Долг платежом красен. Ознакомьте нас с последними информационными сводками – с нас этого хватит, – вступил в переговоры Федоров.

– Надеюсь, речь идет не об информации по нашему миру?

– Ни в коем случае. Мы имеем в виду галактическую: наиболее интересные события, не более того. Мы ведь тоже должны привезти что-то домой, как вы полагаете?

– О, безусловно, безусловно. Я распоряжусь, чтобы вам доставили, – пообещал встречавший их монитон. – А самые главные события – то, что осталось в памяти – разве что прекращение межмировой войны в системе Анторак, далее – Нолекта запретила ввоз тяжелых элементов…

– Очень интересно. Правда, от нас это весьма и весьма далеко…

– Что же еще? Ах да: переворот на Синере – император отрекся, провозглашена республика и открыта всеобщая кампания по истреблению эгг… или эссов… Не помню точно, как они назывались, не могу сказать даже, кто это такие. Но такая информация есть.

– Кампания по истреблению экх! – воскликнул Меркурий.

– Да-да, кажется, именно так их звали.

– Ура! – крикнул синерианский дворянин. – Наконец-то!

– Выходит, Мерк, не зря мы с вами стреляли, – усмехнулся Федоров.

– Значит, я могу беспрепятственно вернуться домой!

– Меркурий, – укоризненно проговорил Изнов. – Я понимаю вашу радость – но вы ведь не бросите нас тут, на Моните, где нам не дают даже на грунт сойти!

– Почему вы так плохо о нем думаете? – спросил Федоров. – Я уверен, что прежде, чем направиться на Синеру, Меркурий доставит нас хотя бы на Гра – а там уж мы дождемся корабля…

Меркурий посмотрел на него – с некоторым даже удивлением.

– Мне везти вас на Гра?

– Так мы полагаем.

– И там вы станете дожидаться корабля – куда?

– Домой, естественно. На Терру.

– Простите. Но разве вы не улетели из своего родного мира с определенной миссией?

– Меркурий, вы же прекрасно знаете, зачем мы летели на Синеру. Чтобы открыть Терранское посольство. Однако теперь…

– Что же «однако теперь»?..

– Однако теперь, – вмешался в разговор Гост, – мне становится совершенно непонятным: куда же деваться мне?

– Ну, с вами, коллега, проще всего, – сказал Меркурий. – Вы получите свою долю выручки за протид, так что добраться до Гра вам будет несложно – у нас налажено неплохое сообщение, – а уж там как захотите. Если очень соскучились по своей доходной тюрьме – никто не помешает вам вернуться и снова бряцать ключами в свое удовольствие. Да, ваша судьба кажется мне вполне определенной и благополучной. Но вот наши терранские коллеги… Вы все еще раздумываете, посол?

– Постойте, постойте, – сказал Изнов медленно. – А ведь и в самом деле… Если Империи более не существует, то…

Меркурий вежливо склонился перед ним.

– Ваше Приятное Свечение господин Посол Терраны! Не будет ли вам угодно воспользоваться моими услугами и кораблем, чтобы вернуться в ваше посольство на Синере? Господин Советник, в равной мере это относится и к вам!

– А ведь он прав, посол! – сказал Федоров. – Нас же, собственно, за этим и направила Земля… Надо же выполнить ее задание!

– Но при условии, – строго произнес Изнов, – что нам не будут чинить никаких препятствий в отправлении нашей деятельности! И в частности – связь с Терраной мы будем осуществлять, не знакомя вас с нашей системой шифров.

– Думаю, что новое правительство пойдет на это, – кивнул Меркурий. – Однако не обещаю вам, что мы не приложим усилий к расшифровке ваших сообщений.

– Работа есть работа, – согласился Федоров. – А насчет того, удастся ли вам разобраться в наших системах – что же, как говорится, поживем – увидим. Видите ли, Ваше Приятное Свечение, небезызвестный вам Гост, полностью, как вы, возможно, помните, именуемый Гостевым, является очень квалифицированным специалистом именно по защите средств связи – и по шифрам в том числе. Так что огорчу вас: на Гра он не поедет, но займет пост первого секретаря Терранского посольства в Синерианской республике.

Гостев улыбнулся.

– Прости, Мерк, за маленький розыгрыш. А чтобы ты не очень на меня обижался, скажу вот что: ты мне так понравился, что я просто не в силах буду с тобой расстаться.

– Ну что же, добро пожаловать, – сказал Меркурий. – Кстати: вскоре после прибытия я буду иметь честь пригласить вас на охоту. Думаю, что к нашему появлению экх останется еще более чем достаточно.

– Снова на ночную охоту? – прищурился Федоров.

– Нет, – ответил Меркурий торжественно. – На сей раз – средь бела дня.