Книга: Близкие миры



Близкие миры

Евгений Гаркушев

Близкие миры

Таким образом, война, если подходить к

ней с мерками прошлых войн, – мошенничество.

Она напоминает схватки некоторых жвачных животных,

чьи рога растут под таким утлом, что они

не способны ранить друг друга.

Но хотя война нереальна, она не бессмысленна.

Дж. Оруэлл. 1984

Часть 1

ПОЧТИ КАК ДОМА

Хохот и крики учеников все еще стояли в ушах Николая, когда он открыл давно потерявшую вид дверь своей квартиры, швырнул на обувную стойку портфель и, скинув пыльные туфли, прошествовал в гостиную, она же – спальня, она же – рабочий кабинет. Квартира, доставшаяся Коле Давыдову в наследство от бабушки, была однокомнатной, но ему площади хватало. В свои двадцать восемь лет он еще не женился. Л одному комнаты и кухни более чем достаточно. И за жилплощадь платить меньше.

Девушки охотно знакомились с высоким, симпатичным парнем, но, услышав, что он работает в школе учителем, начинали безудержно хохотать и уже переставали воспринимать нового знакомого всерьез. В зачет не шло ни университетское образование, ни хорошее воспитание, ни то, что Коля был нескучным собеседником, да и просто приятным молодым человеком. Одно дело – изредка общаться, другое – встречаться. Впрочем, некоторые девчонки даже не хохотали. Они молча поворачивались и уходили, мгновенно потеряв к Николаю всякий интерес.

Понятное дело, любая девушка хочет замуж за банкира. Или за руководителя крупной фирмы. На худой конец за предпринимателя, который ездит если не на «мерседесе», то на последней модели «жигулей». Конечно, банкиров на всех не хватает, да и предпринимателей по большому счету тоже. Но надежда умирает последней, и предприимчивые красавицы обходили Давыдова стороной. Ну а те девушки, что были согласны на любую партию, не устраивали его. Диалектика!

Вот уже пять лет, как Николай закончил механико-математический факультет университета. Получив диплом, он поработал немного в научно-исследовательском институте на треть ставки. Больше не предлагали – и своих кадров хватало. Точнее, мало было заказов на исследования и, соответственно, выделяемых руководством ставок для работников. Специалисты тоже разбежались с началом перестройки в поисках лучшей доли.

Поступить в аспирантуру было бы заманчиво, но стипендии там не платили, более того, требовали, чтобы будущий соискатель ученой степени заручился поддержкой какого-нибудь богатого предприятия, которое оплатит его обучение и после возьмет на работу. А где можно найти такое чудесное предприятие, что за удовольствие записать в свои сотрудники кандидата физико-математических наук готово выложить несколько тысяч долларов? Кандидатов наук хоть пруд пруди, и без дополнительных вложений их можно найти, если уж очень понадобятся…

Чтобы свести концы с концами, Давыдов разгружал вагоны, подрабатывал на стройках. Но в этих областях бизнеса существовала жестокая конкуренция. И университетское образование являлось скорее преградой, нежели подмогой в конкурентной борьбе.

Бывшие сокурсники Николая работали продавцами в магазинах, отлаживали компьютеры «чайникам» и «ламерам», писали на заказ программы. Но к программированию Давыдов был равнодушен, хотя в принципе в компьютерах немного разбирался. А к торговле испытывал живейшее отвращение. При одной мысли о том, что он может стоять за прилавком магазина или слоняться по торговому залу, пытаясь угодить привередливым покупателям, по его телу пробегала дрожь.

Школа появилась в жизни Николая случайно. Встретил завуча из своей бывшей школы, тот попросил поработать в родном учебном заведении хоть немного – учителей не хватало. Обещал хорошо заплатить за часы…

И как-то незаметно втянулся. Взял ставку, потом полторы… Зарплата небольшая, но если набрать больше нагрузки – уже терпимо. И, как ни крути, работать с детьми – не вагоны разгружать. И чище, и к любимой математике ближе. А детей Николай любил, хотя попадались среди них всякие.

Да много ли нужно одинокому человеку? В качестве приработка Давыдов время от времени писал контрольные работы по математике туповатым, но обеспеченным студентам-экономистам.

Особых терзаний по поводу своего положения Николай не испытывал. Да, хотелось большего. Ну, может быть, он станет директором школы. Или пойдет преподавать в институт. Или в конце концов займется бизнесом. Не женился пока – и ладно. Значит, не встретил еще ту, которая предназначена ему судьбой… Впрочем, относительно последнего Коля просто себя утешал.

Девушка, которая ему очень нравилась, жила в доме напротив и училась на третьем курсе экономического факультета местного института. Того самого, где Николай был бы не против преподавать. Звали ее Юля Сорокина, была она рыженькой хохотушкой и не воспринимала Давыдова иначе как специалиста по контрольным. Ради нее Коля готов был бросить школу, заняться коммерцией, ограбить банк… Но судьба пока не позволяла Давыдову сойти с начертанного пути. (А Юля, кстати, не считала его столь безнадежным человеком, скорее глубоким стариком.) Как бы то ни было, Николай душил в себе прекрасные порывы. Как он считал, до времени.


Сбросив пиджак и галстук, Николай двинулся на кухню. Там его радостным шуршанием встретила Машка – длинношерстная морская свинка. Давыдов мимоходом сунул ей купленную на лотке морковку. Самому тоже сильно хотелось есть, Николай достал из фанерного ящика в углу несколько картофелин и принялся их чистить. Надо бы переодеться, да некогда… Чем позже поставишь варить картошку, тем позднее она сварится. Радиорепродуктор тихо бормотал, рассказывая о пожарах и наводнениях.

Начистив шесть картофелин, Давыдов опустил их в кастрюлю с водой, поставил ее на огонь и вернулся в комнату, на ходу расстегивая пуговицы на рубашке. Думал он о своем, о школьном: как бы сдать на более высокий разряд, какие задачи предложить ученикам для проверочной контрольной. А когда поднял глаза, обыденные мысли разом вылетели из головы.

На его кровати в непринужденной позе сидела эффектная брюнетка в легком полупрозрачном платье цвета весеннего луга. Присутствие незнакомой миловидной девушки в комнате было еще полбеды. Мало ли как она могла сюда пробраться? Хуже оказалось то, что девушка слегка просвечивалась. Она была не то чтобы прозрачной, но все-таки в некоторой степени проницаемой для световых лучей. При желании сквозь нее можно было различить противоположную стенку.

Если учесть, что солнце еще не село, версия о привидениях подвергалась жестокой критике. Где вы видели привидение среди бела дня? Тривиальной галлюцинацией девушка тоже быть не могла – Николай вел исключительно трезвый образ жизни, психоделиков же вообще не пробовал никогда в жизни.

– Что же ты не раздеваешься, котик? – мурлыкнула девушка, глядя на застывшего Давыдова пронзительно-зелеными глазами, в которых плясали бесенята. – Иди ко мне!

Николай судорожно сглотнул:

– Ты прозрачная!

Почему обычно вежливый до нелепого молодой человек решил назвать странную гостью на «ты»? Наверное, к этому его подвигло то, что она сидела на его кровати. Хотя при чем здесь кровать? Да и вообще – можно подумать, для девушки информация о ее прозрачности будет откровением!

– Вот как? – тем не менее удивилась гостья. – Явная недоработка. Впрочем, Николай, у нас очень мало времени. Раздевайся быстрее!

– Зачем? – густо покраснел Давыдов.

Пожалуй, это был сон. Причудливый, немного страшный, но все же приятный. Девушка выглядела милой и привлекательной. Что с того, что прозрачная? Во сне и не такое бывает…

– Потому что ты должен быть без одежды, – уже более жестко, без мурлыкающих интонаций, заявила гостья. – Ну же!

– Я не могу при посторонних, – тихо пробормотал Давыдов.

– Какая же я тебе посторонняя? – кажется, даже возмутилась девушка. – Ишь чего выдумал! Быстро снимай рубаху, брюки и тапочки. Трусы можешь оставить. Ты ведь не ел еще?

– Нет… – протянул молодой человек, гадая, какое это имеет значение.

– Отлично! Время – деньги! Скидывай свои тряпки!

Коля мимолетно обиделся на то, что его лучший костюм гостья назвала «тряпкой» – костюм на самом деле был совсем неплохой, купленный в фирменном магазине известной швейной фабрики, – и, удивляясь сам себе, скинул тапочки, стянул брюки и избавился от рубашки.

– Вот и замечательно, – констатировала девушка.

Пол под Давыдовым будто бы провалился, перед глазами поплыли радужные пятна. Потом стало темно.

Николай какое-то время не мог понять: что происходит, где он и даже кто он?


Очнувшись, Давыдов обнаружил себя под прозрачным колпаком. За пластиком колпака угадывались светлые стены, размытые силуэты людей. Несколько мужских фигур, несколько женских. Кажется, там была та девушка в зеленом, что сидела на кровати в его спальне.

Колпак медленно и бесшумно поднялся. Сразу стало светлее. Предметы обрели резкость, насыщенный цвет. Николая окружали самые обычные люди. Мужчины в костюмах, при галстуках. Женщина в брюках. И – точно – та самая девушка в зеленом.

Давыдов сидел на пластиковой поверхности, обильно посыпанной песком. Да и на нем самом кое-где был песок. Мелкий, белый…

– С прибытием, Николай Васильевич! – радушно улыбнулся Давыдову мужчина лет пятидесяти, темноволосый, с проседью на висках.

– Привет, Коля! – помахала рукой девушка в зеленом. Сейчас ни она, ни ее платье не были прозрачными.

– Здравствуйте, – вежливо ответил воспитанный Давыдов.

– Извините, что оторвали вас от дел, – слегка причмокивая губами, повел речь тот же мужчина, который радовался его прибытию. – Вы меня не знаете? Меня зовут Лев Алексеевич, я возглавляю институт, где вы работаете.

– Что-что? – переспросил Николай. Глупая реакция, и Давыдов сам это понимал, но удержаться от реплики не смог.

– То, – бесцеремонно бросила девушка в зеленом. – Меня ты тоже не помнишь?

– Как же, помню, – отозвался Николай. – Вы мне велели раздеться там, у меня в спальне. Зачем, хотел бы я знать? Неужели нельзя было похитить меня в одежде?

Давыдов наконец осознал, как нелепо выглядит среди всех этих солидных и красиво одетых людей, и ему стало еще больше не по себе. Казалось бы, гораздо важнее знать, куда и к кому он попал. Но отсутствие брюк и рубашки волновало молодого человека куда больше.

Он встал, стряхнул с себя песок, оглядел собравшихся. Все они смотрели на него доброжелательно и с искренним интересом.

– На твоей одежде мы сэкономили пару тысяч рублей, – сердито бросила девушка. – Мог бы и трусы снять – все лишние пятьдесят граммов золота. Они на дороге не валяются. И хорошо, что поужинать не успел. Здесь поешь.

– Мои трусы не из золота, – смущенно пояснил Николай, хотя в общем-то это и так было заметно.

– То-то и оно, – непонятно к чему сказала девушка.

– Не нападайте на него, – вклинился в беседу высокий блондин с короткой острой бородкой. – Похоже, различий больше, чем мы ожидали. Позвольте, я пообщаюсь с Николаем Васильевичем. А тебя, Галина, Николай Васильевич, похоже, не знает.

– Но это же ерунда! Мы с ним вместе учились в университете! – попыталась возразить девушка. – В одной группе!

– Не учился я с вами в университете, – возразил Николай. – По крайней мере, я вас не помню.

– Ну и дела! – фыркнула Галина. – Да тот ли он, кто нам нужен?

– Тот, – кивнул Лев Алексеевич. – Николая не узнать трудно. Пусть и в самом деле Семен с ним поговорит. Нечего здесь толпиться. Все на выход.

– И мы пойдем, – широко улыбнулся светлобородый мужчина, беря Давыдова под руку. – Я еще не представился – Семен Кручинин, ведущий психолог института. Между прочим, ваш друг.

– Мы все ваши друзья, – сообщил от дверей Лев Алексеевич. – Помните об этом и чувствуйте себя как дома.

– Спасибо, – вежливо кивнул Николай.

– Пройдемте ко мне, – радушно предложил психолог. – У меня есть отличный кофе. И одежда для вас найдется. Посидим поговорим.

– Хорошо, – согласился Давыдов.

Все же лучше общаться с психологом, чем с какими-нибудь дуболомами. Даже если это психолог, состоящий на службе бандитов и террористов. Впрочем, зачем террористам мог понадобиться скромный учитель математики?


Семен Кручинин бодро шагал впереди, Николай трусил следом, шлепая босыми ногами по покрытому светлым линолеумом полу. Благо людей в просторных широких коридорах встречалось мало. Но и те, что встречались, не обращали на полуголого человека, семенящего за психологом, никакого внимания. Или делали' вид, что не обращают.

Кабинет, куда Семен привел Давыдова, оказался роскошно обставлен. Кожаная мебель, пушистый ковер на полу, какие-то странные светильники в футуристическом стиле, шкафы самого современного дизайна.

«Да уж, солидная контора», – сделал вывод Николай и, подумав, высказал это же вслух. Хозяевам приятно будет. Может быть, расскажут, зачем его похитили. Или ненароком обмолвятся.

– Ваш кабинет гораздо лучше, – лучезарно улыбнулся Семен. – Но к вам мы пойдем немного позже. А пока я попрошу медсестру принести оттуда какую-нибудь запасную одежду.

– Что значит «мой кабинет»? – с трудом сохраняя спокойствие, поинтересовался Давыдов. – Вы что, берете меня на работу? Но почему таким странным способом?

– Извините, подготовить вас времени не было. Мы и так пропустили все сроки, – объявил психолог. – Вы уже два дня как должны были отыскаться. Ну да ничего, скажем, по лесам бродили. Тем более у вас, кажется, амнезия.

– Амнезия – это из дешевых сериалов, – попытался возразить Николай.

– Как вы знаете, народ их смотрит, – улыбнулся Семен. – Да и политики подчас тоже. Впрочем, моя задача заключается не в том, чтобы напускать таинственность, а в том, чтобы прояснить ситуацию. И подготовить вас к наилучшему исполнению роли. Своей собственной роли.

– Слушаю, – кивнул Николай, решив придерживаться конструктивной линии поведения.

В это время полненькая русоволосая девушка в белом халате внесла в кабинет психолога рубашку с коротким рукавом, джинсы и тапочки. Джинсы были ношеными, тапочки – стоптанными.

– Извините, чистить некогда было, – виновато сказала девушка. – Или почистить, Семен Михайлович? Вы сказали быстро нести…

– Не надо чистить, – горячо воспротивился инициативе медсестры Давыдов. – Я замерз. Так надену.

– Вы не замерзли, Николай Васильевич, – объявил Семен, когда девушка закрыла за собой дверь. – Вы просто все еще находитесь во власти комплексов, борьбе с которыми и посвящена моя деятельность здесь. Ну да ладно, об этом – позже. Сначала – о вас.

Николай поспешно натянул джинсы, они оказались ему великоваты, рубашка тоже болталась свободно, а тапочки как раз по ноге.

– А наш-то Давыдов разъелся, – непонятно к чему заметил психолог.

– Какой еще ваш? – поинтересовался недоумевающий Давыдов.

– Тот самый. Вы слыхали о множественности миров? – вопросом на вопрос ответил Семен.

– Слыхал. Только в каком смысле? Параллельные миры?

– Не так примитивно, но вроде того. Термин «временное распределение пространства» ничего вам не говорит?

– Нет.

Психолог пристально посмотрел на Давыдова.

– Вы, между прочим, сами его ввели.

– Что вы несете все время какую-то чушь? – не выдержал Николай. – Ничего подобного я не придумывал. И кабинета у меня здесь нет, как это ни печально. И работаю я в средней школе номер пять. Может быть, глупо в этом признаваться, но и скрывать очевидные факты большого смысла не вижу. И есть мне хочется. А картошка на кухне выкипит, пожар будет. Или уже выкипела? Сколько я был без сознания?

– Считаные секунды. И никакого пожара не будет, – успокоил Давыдова Семен. – Мы родителям вашим позвонили, они приедут, квартиру закроют, да и огонь на плите выключат.

– Позвонили родителям? – не поверил своим ушам Николай.

– Естественно. Вы были очень привязаны к родителям. Мне ли не знать! И покинуть их на несколько месяцев, если не лет, без предупреждения никак не смогли бы.

– Что значит «был привязан»? – еще больше насторожился Давыдов.

Похоже, похитители не собирались отпускать его в ближайшее время. И предприняли все меры для того, чтобы его не стали искать.

– Ничего. Оговорился, – как-то судорожно улыбнулся психолог. – Вы и сейчас к ним привязаны. Поэтому мы сообщили вашей маме, что вы улетели в Америку. По срочной программе обмена. И что уже оттуда позвоните.

– Они никогда не поверят, – вздохнул Николай.

– Вы позвоните и сами расскажете. Денег им пошлете, – предложил психолог. – Но жить будете здесь. Потому что вы нам очень нужны. Здесь вы принесете гораздо больше пользы, чем на почетном и ответственном посту учителя математики средней школы номер пять.

Николай послушно кивнул. Психолог говорил уверенно и убедительно. Только в глубине души Давыдов ему все равно не верил.


– Миров – множество, – спокойно и твердо констатировал Семен. – Немного смешно объяснять такие вещи тебе, тогда как ты в свое время объяснял их мне…



Медсестра или секретарь – одним словом, ассистентка Семена – принесла в кабинет кофе. Психолог откинулся в кресле и, кажется, забыл о необходимости говорить «вы». Что ж, возможно, он был на «ты» с прежним Николаем – Давыдов уже начал догадываться, что такой существовал или существует. Да и сам молодой человек почувствовал некоторое расслабление после первого же глотка превосходного горячего напитка. Может быть, в кофе что-то подмешали. А может, и воздух в кабинете психолога был пропитан какими-то успокаивающими ароматами.

– Так вот, есть миры, которые совершенно отличны от нашего, – продолжил Семен. – Там даже физические константы другие. Фундаментальные постоянные, свойства материи. Да что постоянные – там количество измерений и их свойства в корне отличаются от привычной нам картины… Но есть и зеркальные миры. Практически точные копии нашего. Или, во всяком случае, их близкие подобия. Их количество все время увеличивается, а различия, особенно в ближних зеркальных мирах, незначительны. Откуда берутся эти различия, как получается, что история, тождественная истории другого мира, сворачивает в другое русло, – я не знаю. Профессор Савченко тебе объяснит, если сам не поймешь в ближайшее время. В принципе вы работали в паре. Он создавал физическую картину, ты выполнял расчеты. Точнее, он и сам что-то считал, и ты занимался не только расчетами – так вышло, что твои теории очень ему пригодились. А его – тебе. Я не специалист, мне трудно объяснить.

– Савченко – это кто?

– Лев Алексеевич, пожилой мужчина, что встречал тебя в приемной капсуле. Директор нашего института. Физик-пространственник.

– Как называется институт?

– ИТЭФ. Институт теоретической и экспериментальной физики.

– И я сейчас в другом мире? – на всякий случай уточнил Давыдов, хотя вроде бы и так все было ясно.

– Да. В одном из ближайших зеркальных миров. Дорого сталась твоя переброска – именно поэтому Галина и пыталась сэкономить на каждом грамме веса, раздевая тебя. По-твоему, абсурд? Хотя, с точки зрения психоанализа, ее желание сэкономить копейки таким экстравагантным способом, тратя тысячи, дает пищу для размышлений…

Семен задумчиво улыбнулся, отхлебнул кофе, бросил на Давыдова быстрый взгляд поверх чашки. Впрочем, Николаю сейчас было не до психоанализа. И Кручинин продолжил:

– Дорого обошелся поиск. Но мы уверены, что цель оправдает средства.

– Зачем же я вам нужен? – недоверчиво спросил Николай, который не слишком-то верил в свою избранность.

– Да затем, что наш Николай Давыдов, руководитель расчетной группы института, создатель математической теории временного распределения пространства, разбился на трассе М4, Москва-Ростов. А проект важен как никогда. Очень многое поставлено на карту. Без тебя мы не проведем расчеты с нужной точностью. Не создадим реально действующую пространственную торпеду. Вся работа насмарку. И не забывай, что война надвигается…

– С Америкой? – уточнил Давыдов. – Или с исламскими государствами?

Семен едва не подавился кофе:

– Нет, конечно. До этого, к счастью, пока не дошло. С Монголией.

Николай взял из вазочки на журнальном столике еще одну трубочку с кремом – пирожные очень ему понравились – и покачал головой:

– Я, наверное, все-таки нахожусь в состоянии вялотекущего бреда. Любопытно, что в этом бреду со мной беседует психолог. Что бы это значило с точки зрения психоанализа? Вы говорите, война с Монголией? Из-за чего? И с кем там воевать? У них хоть армия есть?

– Зря я упомянул о Монголии и о войне, – вздохнул Семен. – Ошибся. Тебе бы с собой разобраться, а потом с историей и геополитикой. Мне, например, было очень трудно разбираться в истории и политике вашего мира. Да мы, впрочем, сильно и не углублялись. Хроноархеолог, Лина Валерьевна, кое-какую выборку сделала, но и ей было не до тонкостей. Срочный заказ. Лишь бы тебя найти. Поэтому на детали сейчас не обращай внимания. Через недельку, полагаю, освоишься. А сейчас забудь о том, что я сказал. Хорошо?

– Как же я могу забыть? Не получится…

– Отодвинь на второй план. Сейчас я коротко расскажу о тебе. Это важнее. И о себе ведь всегда интересно слушать? Вопросы задавай только в крайнем случае.

– Ну давай, – кивнул Николай.

– Ты руководишь одной из ведущих лабораторий института, входящего в пятерку самых сильных научных учреждений страны. Знаменитого ИТЭФа. Профессионально занимаешься математикой. Доктор физико-математических наук.

– Доктор? – забыв об обещании молчать, переспросил Давыдов. – В двадцать восемь лет? Или мне здесь больше?

– Столько же. День в день. Ты сделал успешную научную карьеру. Много работал, и, главное, твои теории были востребованы. Не сбивай меня, я и сам собьюсь.

– Хорошо-хорошо, – рассмеялся Николай.

– Кроме того, ты депутат Думского Собрания Евразийского Союза. Политикой не очень-то увлекаешься – скорее, занимаешься по необходимости. В сессиях Думского Собрания участвуешь регулярно – лоббируешь интересы науки. Выбрали тебя от нашего региона, потому что ты – молодой, перспективный ученый с высоким рейтингом, а наш институт сейчас известен на всю страну. И за это тебя кое-кто недолюбливает…

– А вот Евразийский Союз – это, простите, что? – почувствовав некую торжественность момента, вновь перешел на «вы» Николай.

Семен вытер лоб платочком и тяжело вздохнул.

– Не могли найти зеркального мира поближе, – пробормотал он будто бы про себя, но Давыдов услышал. – Евразийский Союз – государство, в которое преобразовался Советский Союз. Говоря проще, Россия, Украина, Белоруссия, Молдавия, Казахстан, Закавказские республики и часть Среднеазиатских. Другие Среднеазиатские – на правах протектората. Собственно, только Прибалтика от нас отошла. А мы сильно и не горюем. Право транзита через прибалтийские территории есть у любого гражданина и негражданина, Калининград не в обиде. Живем как добрые соседи. Да и как иначе? Задвижка-то на трубе нефтяной и газовой у нас. Было дело, пытались националисты права качать, даже русских, что там живут, ущемлять начали. Но это не больше года продолжалось. Так хвост всем националистам придавили, что некоторые даже в Союз просились. Ну да мы их обратно не приняли. Плохой пример. Нечего туда-обратно бегать.

– Понятно, – кивнул Давыдов.

– Что такое Думское Собрание, объяснять?

– Парламент?

– Не совсем. Земское Собрание, съезд депутатов – что-то вроде этого. А парламент выбирается из членов Думского Собрания и работает на постоянной основе.

– И сколько же депутатов в Собрании? – спросил Николай, хотя по большому счету его интересовали гораздо более насущные вопросы. Да и в то, что говорил психолог, он не очень верил – слишком странно для него это звучало.

– Три с половиной тысячи, если не ошибаюсь. Какая разница?

– Да так… Любопытно…

Действительно – будь их там пятьсот человек или пять тысяч – что бы изменилось? Николаю, однако, не терпелось сразу определиться со своим статусом. Одно дело – один из пятисот, другое – один из пяти тысяч. И врал Семен или нет – разницы нет. Может быть, поймав психолога на противоречии, Давыдов хотел убедиться в том, что все произошедшее с ним ему только чудится. Кто-то в бреду воображает себя Наполеоном или вице-королем Индии, а кто-то депутатом гипотетического Думского Собрания несуществующего Евразийского Союза.

– Вопрос не в том, – покачал головой Семен. – Вопрос в том, что тебя нужно выдать за настоящего Давыдова…

– Нужно ли? – с тоской спросил Николай. – И что, выходит, я – ненастоящий?

– Ты – настоящий, но права прежнего Давыдова потеряешь, если правда выйдет наружу. А это значит, что наш проект провалится. Люди, которыми ты дорожишь, окажутся на улице. Любимое дело будет уничтожено. Ты этого хочешь?

Давыдов не хотел. Он вообще плохо принимал реальность происходящего. И не видел смысла спорить с порождениями своего сознания.

– Так что, ты согласен с нами работать?

– Никогда не был нонконформистом, – кисло улыбнулся Николай. – К тому же, похоже, вы не даете мне выбора. (Конформист – соглашатель. Соответственно, нонконформист – человек, с которым весьма сложно найти общий язык по любому вопросу.)

– Напротив. Мы даем тебе выбор. Между прозябанием в прежнем мире и блестящими перспективами здесь. Между серой жизнью и возможностью влиять на события. Доказать, что ты – это не ты, невозможно. С Давыдовым у тебя полностью сходны отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаза, форма уха. Биотоки мозга, в конце концов. Все, что угодно! Даже показания свидетелей ничего не дадут. Ты согласен заменить собой нашего погибшего товарища? И продолжить его дело? Твое дело, если на то пошло?

– Пожалуй, – равнодушно кивнул Давыдов, беря из вазочки третье пирожное.

– Тогда будем готовиться к встрече с общественностью. Но для начала нужно познакомиться с нынешними коллегами. Думаю, большая часть из них тебе незнакома.

– Большая часть? – удивился Давыдов. – Да как я могу знать здесь хоть кого-то?

– Так же, как мы знаем тебя. Ты учился с этими людьми, жил с ними в одном дворе, вместе ходил на работу… Гонял соседских мальчишек-хулиганов, встречался с девушками, переводил старушек через улицу… Этот мир похож на твой. Но имей в виду – люди, внешние копии тех, которых ты знал, могут оказаться другими. Совсем другими.

– Я буду это учитывать, – кивнул Николай.


Собственные апартаменты в институте – кабинет того, чье место он занял в этом мире? – потрясли Николая до глубины души. Такого он не видел никогда прежде – даже на приеме в мэрии. Площадью кабинет был около ста квадратных метров. Рабочий стол казался необъятным. Рядом с ним стояла тумба с мощнейшим компьютером, чуть поодаль – длинный стол для проведения совещаний. Над окном – кондиционер, за спиной – едва заметная дверь в комнату отдыха.

Лев Алексеевич Савченко сел во главе длинного стола, пригласил Николая сесть по правую руку и принялся представлять сотрудников:

– Евгений Евгеньевич Семилетов, ведущий специалист-математик.

Светловолосый мужчина лет тридцати пяти в бежевом костюме поднялся, улыбнулся, слегка поклонился и сел.

– Галина Изюмская, технолог.

Девушка, которая была прозрачной, а после возмущалась, что Давыдов отказался раздеться донага, помахала рукой и скорчила гримаску, которая могла означать все, что угодно. Вставать она не стала.

– Илья Гетманов, мой надежный помощник.

Высокий молодой человек с темной курчавой шевелюрой и в очках с толстыми стеклами как-то чересчур застенчиво улыбнулся, и Николая словно обожгло: Илью он видел прежде! Кажется, когда еще учился в университете. Тот ходил по коридорам университета сутулясь, словно бы стесняясь своего роста и широких плеч. Лицо молодого человека тогда было в прыщах. Сейчас от них осталось только несколько шрамов… Конечно, он мог встречать Гетманова: факультет физики и механико-математический находились в одном здании.

– Лина Валерьевна Андреева, хроноархеолог.

Круглолицая женщина с короткой стрижкой улыбнулась Давыдову широко и доброжелательно. Совершенно незнакомая Николаю.

– Серж Черкашин, ведущий программист. Именно Серж – не Сергей. Он на этом настаивает, – продолжал представлять сотрудников директор.

Худой блондин коротко кивнул, так что Николай едва успел эго заметить и понять, кто же из присутствующих и есть Серж.

– Андрей Анатольевич Дорошев, программист, физик, мастер на все руки.

Лицо Дорошева тоже показалось Николаю знакомым. Он улыбался добродушно, кивнул и Давыдову, и представлявшему его Савченко. Слишком даже открыто – будто хотел обмануть окружающих своей бесшабашностью.

– Вот, собственно, и все, – закончил директор, словно бы смутившись. – С Семеном вы уже познакомились.

– Больше никого? – сам не зная зачем спросил Давыдов.

– Нет, в ИТЭФе, конечно, работает очень много людей. Только в вашей лаборатории – пятнадцать человек. Но в проект вашего возвращения мы больше никого не посвящали. Нет необходимости.

– Значит, здесь все самые близкие мои друзья?

– Да, да, конечно, – поспешно ответил Лев Алексеевич, но, видимо, не выдержал и добавил: – Кроме Вячеслава. Он на границе с Монголией. Работает с нашим оборудованием.

– Как его фамилия? – поинтересовался Николай.

Собравшиеся переглянулись. На лицах их было написано недоумение.

– Бурдинов, – сообщил Семен.

– Слава Бурдинов? – улыбнулся Николай. – Мы, стало быть, работаем вместе?

– Выходит, что так, – криво улыбнулся Серж Черкашин. – Вы его хотя бы знаете?

– Как не знать? В общежитии жили в одной комнате… Хороший парень. Правда, не видел его уже лет пять. Он на какую-то радиостанцию или телевидение устроился. Инженером. Я точно даже не знаю где. Кажется, там, откуда он родом. А сам он с Севера…

– На должность нашего испытателя и снабженца, а официально – моего заместителя по хозвопросам, вы сами его рекомендовали, – заметил Савченко. – Настоятельно рекомендовали. Так что он работает у нас, а не на радио.

– Его нельзя выпускать общаться с журналистами, – в сторону сквозь зубы процедил Серж, подразумевая, естественно, не Бурдинова, а Давыдова.

– Ерунда, – оборвал его Семен. – Николай справится. Ведь ты справишься, Николай?

Давыдов же отвлекся от разговора и думал сейчас о другом. Вспоминал Славу Бурдинова. И еще одного своего друга, одногруппника Славы – Игоря Малкова. И химика Колю Решетняка. Разбросала их жизнь, развела в разные стороны. Где они теперь? Дома они с Малковым и Решетняком хоть изредка перезванивались. А здесь, может быть, и не были никогда знакомы…

Между тем все ждали ответа Давыдова, Он спохватился и быстро сказал:

– Пожалуй, справлюсь. Отчего же не справиться?

– Отлично, – улыбнулся Савченко. – Узнаю молодого Давыдова – рыцаря без страха и упрека. Грудью на амбразуру…

Николай засмущался и спросил:

– А Игорь Малков не у вас работает?

Никто не отозвался. Только Дорошев через некоторое время вспомнил:

– Кажется, я встречался с неким Малковым на каком-то семинаре в, Москве. Он представлял один из тамошних институтов. Мы, мало общались – я запомнил фамилию ученого только потому, что он родом с Дона. Из Шахт, кажется.

– Да, из Шахт… – подтвердил Николай.

– Но речь не об этом, – направил разговор в нужное русло психолог. – Вы твердо решили показаться журналистам?

– Почему бы нет? Только дайте мне прежде посмотреть мое личное дело. Хотелось бы узнать о себе то, что вы знаете, а я – нет.

– Весьма разумно, – согласился Лев Алексеевич. – Мы вас, пожалуй, покинем. Обед в ближайшее время принесут. В институтскую столовую спускаться в первый день не стоит… И личное дело доставят сюда. И ваше, и ваших коллег…

– А я против того, чтобы он изучал мое личное дело, – встрепенулся Серж Черкашин. Холодное лицо его впервые выразило сильные эмоции.

– Но это ведь не тот Николай, – попытался вразумить его профессор.

– Тот, не тот – все они одинаковые, – фыркнул программист. – Хоть вы и директор, Лев Алексеевич, я своего разрешения на изъятие дела не даю.

– Да и не нужно, – пожал плечами Николай. – Мне бы с самим собой разобраться…

– Кто друг, кто враг – ты наверняка уже и так понял, – заявила Галина, бросив косой взгляд на Сержа. – А не понял – тебе быстро объяснят.

– Лучше бы не надо, – начал Семен, опасаясь, видимо, за психологическое состояние пациента, но директор властно взмахнул рукой:

– Все! Расходимся. Николаю нужен отдых. Никто к нему заходить не должен. Он сам пригласит, кого нужно.

– Пусть домой поедет, отдохнет, – предложил Семен. – Дома и стены помогают…

– Я побуду немного здесь. Освоюсь, – тихо сказал Давыдов. – А потом поеду домой. Живу я там же? Или вы скажете адрес? Да и вообще – где мы сейчас находимся? – В Институте теоретической и экспериментальной физики, – устало ответил профессор Савченко. – На проспекте Стачки. Живете вы тоже недалеко – в доме, который построил ИТЭФ. Что же касается адреса… Во-первых, не помню номер дома, хотя и сам в нем обитаю, и уж подавно номер вашей квартиры. Во-вторых, водитель довезет и проводит. Ваш служебный автомобиль – белая «волга» – на четвертом парковочном месте перед входом в институт.


Николай наконец был предоставлен самому себе. Странно все и небывало. Зачем математику – пусть даже и руководителю лаборатории – такой роскошный кабинет? А служебная машина? Ладно директору института. Но заведующему лабораторией? Или уровень жизни в стране поднялся до небывалых высот, или ИТЭФ занимается чрезвычайно важным делом. А может быть, и то и другое…

Заглянув в ящик стола, Давыдов обнаружил множество бумаг, черновых набросков с расчетами, смысл которых остался ему не совсем ясен. В принципе он знал все символы, в состоянии был решить большинство уравнений, но ради какой цели – это сейчас было выше его понимания.

Записи, сделанные, несомненно, его рукой, доставили Николаю гораздо большее удовольствие, чем созерцание огромного суперсовременного кабинета или новость о том, что у него теперь есть персональная машина и прикрепленный водитель. Он так стосковался по настоящей работе! Так хотел заниматься математикой! Не проверять тетради учеников с элементарными примерами, не решать немного более сложные, но такие же тривиальные задачи для студентов, а погрузиться в мир формул и отношений, тождеств и множеств…



Непосвященные считают, что математика – наука о числах. Ерунда. Числа изучает арифметика. Математика дает гораздо больше. Позволяет познать мир, логику всех процессов, которые имели или будут иметь место. Смоделировать любую ситуацию. А каковы окажутся результаты вычислений, это пусть заботит технарей. Дело математика – вывести четкую теорию. Впрочем, если теория математическая, она не может быть нечеткой.

Давыдов не стремился к общению с журналистами. Не желал участвовать в работе Думского Собрания, хотя прежде такое предложение ему, скорее всего, польстило бы. Во всяком случае, он не хотел заниматься этим в ближайшее время. Сейчас он мечтал лишь о том, чтобы взять в библиотеке самые последние рефераты и монографии, выписать все новые журналы и читать, читать… Несколько месяцев. Чтобы стать специалистом не хуже того Давыдова, который погиб здесь. И продолжить его дело. Закончить его. А что будет дальше… Об этом Николай предпочитал пока не думать.

Пухленькая миловидная девушка в белом фартучке – видимо, из столовой – принесла поднос, на котором стояло несколько тарелок.

– В комнату отдыха, Николай Васильевич? – поинтересовалась она.

– Да, конечно, – непринужденно кивнул Давыдов, хотя сам еще в этой комнате не был. И с усмешкой отметил про себя, что «большим» человеком быть не так уж сложно. Гораздо проще, чем «маленьким». По крайней мере, в некоторых ситуациях.

Девушка на минуту скрылась за незаметной дверью, вышла, улыбнулась и пожелала:

– Приятного аппетита.

– Спасибо.

Давыдов поднялся из-за стола и направился во вторую комнату. Она оказалось небольшой. В сравнении с кабинетом. В целом же это была комната средних размеров. Пожалуй, такая же, как в его прежней квартире. В комнате стоял вместительный шкаф для одежды, горка с посудой, маленький столик, два кресла, диван и привинченный к полу сейф, В шкафу – белая рубашка и черные брюки, три завязанных галстука. А вот обуви не было. Пришлось так и остаться в тапочках.

Николай присел за столик и быстро проглотил обед: салат из капусты, свиную отбивную с консервированной кукурузой, выпил чашку крепкого кофе без сахара. Похоже, девушка принесла стандартный обед, который всегда заказывал Давыдов из этого мира. Не иначе он худел. Или просто придерживался здорового образа жизни.

Тому же, кто был вызван ему на подмену, ожирение пока не грозило. Давыдов с удовольствием съел все и пожалел, что нет пирожных – тех, какими угощал его психолог Семен. Зато за потайной дверцей горки Николай обнаружил небольшой бар – две бутылки красного вина и несколько литровых пакетов с соком. Он выпил несколько стаканов нектара из манго.

Теперь Давыдов почти не жалел об оставленной на плите картошке. До сих пор он не мог равнодушно вспомнить о ней – рот наполнялся слюной. Беспокоился только, чтобы газ вовремя выключили.

Давыдов вернулся к рабочему столу и вновь начал просматривать бумаги. На улице стало темнеть. Но он и не думал об отдыхе. Зря, что ли, его сюда тащили? Отдыхать не придется ни ему, ни его коллегам.

Словно чтобы подтвердить эту мысль, в дверь поскреблись.

– Войдите, – пригласил Николай.

Дверь приоткрылась, и в комнату проскользнула та самая девушка, которая заманивала его в ловушку. Галина Изюмская, как представил ее профессор Савченко. Технолог. Технолог каких процессов, хотелось бы знать?

– Ну что, освоился? – без предисловий спросила девушка.

– Да как бы тебе сказать… Наверное, еще нет. Но бумаги я посмотрел… С вычислениями разберусь быстро. Месяц-другой – и вы можете на меня рассчитывать.

– Отлично, отлично, – кивнула Галина. Впрочем, особой радости в ее голосе не чувствовалось. Воцарилось неловкое молчание.

– У тебя какой-то вопрос? – поинтересовался Николай через некоторое время.

– Какой ты все же зануда, – отметила девушка. – Нет чтобы спросить у меня о том, что на самом деле важно… Нет, мы не покажем своей неосведомленности… Все ходишь вокруг да около. Ты хоть понимаешь, в какую игру играешь?

– Не совсем.

– А надо бы. Думаешь, все рады твоему возвращению?

– Ну, Серж Черкашин, наверное, не рад. Кстати, почему? Что мы с ним не поделили?

– Давыдов расходился с ним во взглядах, – сделав ударение на фамилии, ответила Галина. – И вообще, в их отношениях прослеживалась глубокая антипатия. Подсознательная. Знаешь, бывает: увидишь человека, и хочется в него плюнуть. Вот так Давыдов относился к Сержу. И у Черкашина, как ни странно, по отношению к тебе с первого же взгляда возникла неприязнь.

– А остальные? Они не слишком любили Давыдова? Или, напротив, любили так, что я кажусь им самозванцем?

– Я просто в восторге, – с вызовом заявила Галина. – Потому что для меня важна линия поведения человека. Его позиция. Уверена, что ты займешь правильную позицию. А вот Семен не так прост, как кажется. И Дорошев твой…

– Может быть, – пожал плечами Николай.

Про себя он отметил, что у Изюмской довольно эгоистичный взгляд на вещи. Что же ей, совсем не жаль прежнего Давыдова? Наверное, жаль, если она подчеркивала тот факт, что он – не их Давыдов. Но, с другой стороны, что изменилось с тех пор, как здешнего Николая заменил он? И кому на пользу эти изменения?

– Ну давай… Счастливо. – Галина быстро провела двумя пальцами по щеке Давыдова. Просто дружеский жест? Или что-то большее? – На меня ты можешь положиться. Всегда и везде. А вот Вике не доверяй. И ни в коем случае не рассказывай ей ничего о себе. О том, что ты – перемещенный. Она может поднять вой, и ее не остановишь. Прикинься лучше больным. Я понимаю, любовь и все такое, но нашего Давыдова она просто использовала.

– Ладно. Я никому не скажу. Лишь бы ваши не проговорились.

– Наши не проговорятся. Каждый из нас чересчур заинтересован в этом деле и не будет болтать лишнего.

Давыдов подумал, что, наверное, он не дальновиден в выборе друзей. Вот сейчас он поверил Галине. А как знать – не держит ли она камень за пазухой?

– Вот скажи мне, Вика – это кто? Кажется, ее не представляли? Ну да, точно, иначе бы она знала, что я – перемещенный.

– Если ты и Вику не знаешь – напрасно мы все это затеяли, – пробормотала Галина. – Вика Орехова, ты же с ней в школе учился!

– Учился, – кивнул Николай. – Даже встречались мы немного… Недолго… Если это можно назвать «встречались»… Что было – то прошло.

– Здесь – не прошло, – вздохнула Галина. – Но было бы хорошо, если бы прошло.


Галина еще не успела выйти, как в дверях кабинета появилась броско и дорого одетая молодая женщина. Светлые волосы, стрижка каре, умелый макияж. Девушки едва не столкнулись. Но ни слова не сказали друг другу. Обменялись гневными взглядами и разошлись.

– Почему, хотела бы я знать, ты мне до сих пор не позвонил? – прямо с ходу спросила девушка.

Ноздри ее широко раздувались – не иначе от возмущения. Николай даже начал опасаться, что девушка подбежит и даст ему оплеуху, но вместо этого она упала в кресло с другой стороны стола и вытянула красивые длинные ноги, словно намеренно демонстрируя их.

– А почему я должен вам звонить? – автоматически ответил Давыдов, и ту же понял, что дал маху. Кем бы ни была девушка, выдавать себя не стоило. Впрочем, пусть и с трудом, но Николай узнал Вику Орехову. В своем мире он не видел ее уже несколько лет. Похорошела ли она по сравнению с прежними временами? Вряд ли… Но лоска, конечно, прибавилось.

– Вот как мы заговорили? – прищурив глаза, заметила Вика. – На «вы» и шепотом… И что же такого произошло?

– Ничего. Я попал в аварию, – солгал Николай.

– Знаю, – отрезала Вика. – И где тебя носило три дня?

– Заплутал в лесу. Почти ничего не помню. Голова болит. Наверное, сотрясение мозга.

– Что же ты, и номера моего не помнишь? А в записной книжке его нет? – уже издевательски спросила девушка.

– Книжки сгорели.

Вика фыркнула, тряхнула волосами, поднялась с кресла.

– Ты идиота из себя не строй. Я имею в виду записную книжку, встроенную в мобильный телефон. Как она могла сгореть? Да и при чем здесь, в конце концов, номер? Ты белены объелся?

Такая напористость молодой женщины показалась Давыдову неприятной. Но оборвать ее, попросить уйти было нельзя. Может, она вообще его жена? Хотя, с другой стороны, жить с этой женщиной он не намерен. Это неправильно, но никаких чувств к Вике Николай не испытывал.

В это время в кабинет заглянула женщина средних лет со стопкой папок в руках.

– «Личные дела», Николай Васильевич.

– Вы что, не видите, он занят?! – возмущенно закричала Вика.

Женщина не ответила, только вопросительно посмотрела на Давыдова.

– Оставьте, пожалуйста, – улыбнулся Николай. – А ты не смей никем командовать в этом институте, – тихо сказал он девушке.

Кем бы она ни была – вести себя подобным образом непозволительно!

Женщина положила папки на стол и вышла, а Вика так опешила, что не нашлась что сказать. Николай же открыл свое дело – оно лежало сверху – и начал быстро читать. В одной из граф он обнаружил запись: холост. Стало быть, Вика, скорее всего, его подруга. Которая берет на себя слишком много.

– Ты что, собираешься заниматься своей работой, вместо того чтобы уделить внимание мне? – собралась наконец с мыслями Орехова.

– Именно так, – кивнул Николай. – Мне некогда. Позже поговорим.

– Вот как? Прощай! – патетически воскликнул а девушка и выбежала из кабинета. В дверях, правда, она на мгновение задержалась – бросила взгляд назад, проверяя, догоняет ее Николай или нет. Но Давыдов и не подумал останавливать ту, что была его подругой десять лет назад.

Когда Вика исчезла, новоиспеченный руководитель лаборатории лишь облегченно вздохнул. Одной проблемой меньше? Или больше? Какая разница… Нужно работать. А личная жизнь подождет. Тем более он отлично помнил свои отношения с Ореховой после окончания школы, когда уже учился в университете. Как здорово, что они все-таки расстались! Хотя бы в его мире… А здесь он быстро приведет свои дела в порядок.


Прошло каких-то пять минут, и в кабинете появился Дорошев – тот самый парень, хитрую улыбку которого Давыдов так и не разгадал.

– Выгнал Вику? – поинтересовался он.

– Вроде того, – спокойно ответил Николай, хотя, возможно, и должен был возмутиться вторжением не слишком хорошо знакомого человека в его личную жизнь. Впрочем, это прежде они были малознакомы. А здесь могут быть и закадычными друзьями.

Дорошев опустился в кресло и тихо, точнее – бесшумно, захлопал в ладоши. Недоуменный взгляд Давыдова его нисколько не смутил. Но чуть позже он все-таки объяснил свое поведение с широкой улыбкой на лице:

– Весь ИТЭФ говорит. Радоваться изволят.

– И что?

– Да ничего. Давно пора было. Но у нашего Давыдова, видишь ли, духу не хватало. Ты, стало быть, покрепче будешь.

– Для меня это в общем-то не составило труда, – признался Николай. – Чувства угасли, трезвый взгляд на мир вернулся.

– То-то и оно… – непонятно что имея в виду, отозвался Дорошев.

Помолчали.

– С тобой-то мы дружим? – поинтересовался Давыдов. – Или просто сотрудничаем? Или ты, как и многие, недолюбливаешь меня?

Дорошев хитро улыбнулся:

– За что же мне тебя любить? Ты вроде не девушка, а к молодым людям я спокойно отношусь. Не то что Черкашин. Но и недолюбливать тебя вроде бы не за что. Так что, пожалуй, дружим. Люди должны уважать друг друга.

Не согласиться с таким утверждением было трудно. После некоторой паузы Николай поинтересовался:

– Ты зачем пришел?

– Выразить свое уважение и одобрение.

– И больше ничего?

– А мне от тебя ничего не нужно. К высоким постам я не стремлюсь, интриг не затеваю. Как многие здесь.

– Кто же эти «многие»?

Дорошев опять загадочно улыбнулся, подумал немного:

– Да не все ли равно? Сам поймешь со временем. А не поймешь – так и не надо. Судьбу не обманешь. И вот тут в кабинет вошел Лев Алексеевич.

– Беседуете? – спросил он.

Похоже, директор института не ожидал застать в кабинете Давыдова кого бы то ни было. И уж во всяком случае он не обрадовался, увидев здесь Дорошева. Но молодой физик не растерялся, нахально улыбнулся боссу и молча покинул кабинет.

– Ты бы домой поехал, – растягивая слова, сказал Савченко. Теперь, наедине, он обращался к Давыдову на «ты». – Отдохнул бы, выспался. На завтра назначена пресс-конференция. Выступишь, объяснишь, что попал в аварию, долго был без сознания, потом очнулся у незнакомых людей и с трудом добрался до института.

– Поверят? – спросил Николай.

– Должны, – ответил Лев Алексеевич. – А нет – их проблемы. Пойдем, я тебя до машины провожу.

Вряд ли директор ИТЭФа хотел оказать заведующему лабораторией любезность. Скорее всего, был заинтересован в том, чтобы того больше никто не беспокоил. Почему? Сложно сказать. Может быть, не хотел, чтобы он о чем-то узнал. Может, сам намеревался что-то ему рассказать.

– Водителя твоего зовут Толик, – вспомнил по дороге Савченко. – Фамилию забыл, в отделе кадров узнаешь. А можешь и не узнавать – тебе с ним детей не крестить. Впрочем, лучше информации о нем побольше иметь, хоть он товарищ и проверенный. По совместительству Толик и твой телохранитель. Крепкий мужик.

– Телохранитель? – переспросил Николай. – Зачем же мне телохранитель?

– Ты – носитель оборонных секретов. К тому же депутат, государственный человек. Как без охраны? За мной так вообще двое гавриков все время ходят. Если я не в институте.

Директор на некоторое время замолчал, уже на выходе из института протянул Николаю связку ключей и цветную карточку в пластике.

– От твоей квартиры, от машины, от сейфа… Нашли на месте аварии. И удостоверение депутата.

– А Давыдова? Здешнего Давыдова нашли? – сглатывая ком в горле, спросил Николай.

– Нет. Машина в реку упала. Похоже, что тело унесло, – ответил Савченко.

– Как же ключи обнаружили?

– Ключи были в машине, в «бардачке». Коля не любил карманы оттягивать… И удостоверение там же. Машину уже подняли со дна.

– Остальные документы пропали?

– Вряд ли. Скорее всего, дома лежат. Зачем носить с собой еще какие-то документы, если есть депутатское удостоверение?

Профессор так и стоял, держа в протянутой руке ключи. Преодолевая нервную дрожь, Николай взял ключи и карточку, положил их в разные карманы джинсов. Этим действием он словно бы вступил во владение наследством. Занял место Давыдова в здешнем мире.

Большая связка ключей в кармане действительно мешала.


Приземистый плечистый Толик оказался весьма молчаливым субъектом. Давыдов тоже поначалу помалкивал. Не хватало еще выдать себя какой-нибудь мелочью. Он ведь даже не расспросил подробно об аварии у директора института и у сослуживцев. Да те и не рвались что-то рассказать ему.

Если Толик – его телохранитель, почему его не было в машине, когда Давыдов попал в аварию? Да и на какой машине он разбился? На своей личной? Не мешало бы разузнать детально…

Служебная «волга» была хороша… Просторный велюровый салон, пятиступенчатая коробка передач, бесшумно работающий двигатель… Словно бы и не «волга» даже, а иномарка какая-то. Да и силуэт у машины был не слишком «волговским». Хотя в целом дизайнерская линия сохранилась, теперь «волга» больше напоминала «ситроен» последней модели. Повстречай Давыдов такую машину в городе и не прочитай название – и не подумал бы, что автомобиль отечественный.

Три минуты – и Толик затормозил у первого подъезда нового пятнадцатиэтажного дома.

– Приехали, Николай Васильевич, – сообщил он. – Когда завтра подъезжать? Или еще какие-то дела сегодня будут?

Николай задумался. Он ведь даже не знает графика работы ИТЭФа! Вставать ни свет ни заря не хотелось. Опаздывать в институт – тем более. Да и сегодняшние события… Мало ли что случится. А ведь Давыдову даже денег не дали – и на автобусе он никуда поехать не сможет. Впрочем, зачем куда-то ехать?

– Обычно мы во сколько уезжаем?

– В половине девятого, – слегка удивившись, ответил водитель.

– Вот и завтра будь в половине девятого, – резюмировал Николай.

– Понятно. Я думал, может быть, вам отдохнуть подольше захочется. После всех этих передряг…

– Некогда отдыхать. Дел много. Да, кстати, Толик, а – машину я вдребезги разбил? – осторожно спросил Николай. – Я, видишь ли, отключился после аварии. Да и сейчас все те события как в тумане…

– Бывает, – добродушно прогудел Толик. – Нельзя было без меня ехать.

– Что самое смешное – забыл, куда ехал… Зачем…

– И это бывает…

– Так что с машиной-то?

– Только под пресс, – вынес вердикт Толик. – Или старьевщикам продать на запчасти. Вы на такой колымаге точно ездить не будете. Корпус никуда не годный, да и двигатель разбит. Хорошо еще, что на «ниве» поехали. Сплющило ее здорово, но вас, к счастью, не очень зацепило.

– Да, – кивнул Николай. – Без машины неудобно будет…

– Почему же без машины? – искренне удивился водитель. – Я всегда наготове, да и ваша новая «десятка» вполне для бездорожья подходит. У нее ведь и клиренс регулируется.

– Что такое клиренс? – простодушно поинтересовался Николай, забыв, что здешний Давыдов мог быть знатоком автотехники.

– Ну, просвет между днищем и дорогой. Корпус поднимается-опускается, если по ямам ехать нужно. Конечно, когда клиренс большой, ездить приходится медленно. Все же «десятка» не вездеход…

– Да, действительно, – согласился Давыдов. Выходит, у него было две машины?

– И старая «девятка» на ходу, что у родителей во втором гараже стоит, – продолжал докладывать Толик. – Я ее в мастерскую сгонял, почти как новая стала. Аккумулятор регулярно отец заряжает. Хоть сейчас садись да езжай… Если новую машину жалко.

– Спасибо, Анатолий, – поблагодарил водителя ошарашенный Давыдов. – Вы меня до двери проводите?

– Конечно, Николай Васильевич, – удивленно поднял брови водитель. – Как положено по инструкции. После вы сами можете идти куда угодно, а вот до квартиры в любом случае я вас сопровождать обязан. Известно ведь, что чаще всего на руководителей нападают, когда они домой возвращаются.

Толик распахнул свою дверцу, но отправился не к подъезду, а к задней дверце со стороны пассажира. Николай решил, что позволять открывать перед собой двери точно не будет. Поспешно вышел, кивнул водителю. Тот зашагал впереди. Кодового замка в подъезде не было, и Давыдов отметил это как упущение. Но, как оказалось, в этом и не было нужды. В светлом коридорчике за конторкой под большой пальмой сидела пожилая консьержка, перед которой помещалось несколько мониторов.

– Здравствуйте, Николай Васильевич, – привстала с места женщина.

То, что Николай в тапочках, ее нисколько не смутило, хотя тапочки рассмотреть она наверняка успела. Каких только курьезов не бывает в жизни! Зарплату платят за хорошее и вежливое обслуживание, а не за лишнее любопытство. Зачем же раздражать ненужным вниманием уважаемого квартиросъемщика?

– Здравствуйте, – поклонился Давыдов, испытывая неловкость и оттого, как он выглядит, и оттого, что не знает, как зовут консьержку.

Толик вызвал лифт, нажал на кнопку с цифрой «семь», и украшенная зеркалами кабина мягко пошла вверх. На седьмом этаже водитель выглянул на площадку и посторонился, давая дорогу Николаю. Видимо, сам он выходить не собирался. Действительно, в охраняемом подъезде с его подопечным вряд ли могло что-то случиться.

Давыдов остался один. К счастью, на площадке было только две двери. Но которая из них его? Та, что прямо, или та, что направо? Тринадцатая или четырнадцатая? Никаких табличек, кроме номеров, на дверях квартир не было.

Четырнадцатая квартира показалась Николаю чем-то приятнее. И дверь ее была обита светлым деревом, и на стене рядом был привинчен крючок для сумки – такие мелочи всегда нравились Давыдову.

Николай внимательно осмотрел связку ключей. Один из них, тонкий и длинный, с бородками, торчащими в четырех направлениях, мог подходить к замкам обеих квартир. Обе запирались на два замка. Давыдов попытался прикинуть, как выглядит ключ от другого замка, когда дверь тринадцатой квартиры распахнулась и на пороге появилась девочка лет двенадцати.

– Здравствуйте, дядя Коля! А что вы здесь стоите? – спросила она.

– Здравствуй. Смотрю, те ли ключи взял.

– У нас есть запасные. Позвать папу? Стало ясно, что девочка – не родственница и вряд ли. она живет у него в квартире вместе со своим папой.

– Нет, нет. Все в порядке. Ключи те, что нужно.

Николай быстро подошел к двери четырнадцатой квартиры, открыл нижний замок, попытался открыть верхний, но у него не получилось, пока он не сообразил, что ключ нужно поворачивать в другую сторону. Оказалось, что второй замок не заперт, а он, пытаясь открыть, закрыл его.

Перешагнув порог, Давыдов включил свет и задвинул щеколду. Вот он и дома. Нужно только осмотреться…


Красиво жить не запретишь! Устроился Давыдов более чем неплохо. Квартира четырехкомнатная. И комнаты – вполне приличные, не какие-то маломерки. Из холла можно было попасть на кухню. Чуть дальше по левую руку располагалась большая гостиная, еще дальше – кабинет, или библиотека. Здесь стоял компьютер, вдоль стен множество книжных полок. Здесь же вход в спальню – не очень большую комнату с широкой кроватью, шкафом и дверью на балкон. По правую руку от холла располагалась комната с велотренажером и шведской стенкой. Что ж, с четырьмя-то комнатами вполне можно выкроить себе спортзал.

Николай не знал, с чего начать. Сварить себе кофе? Посмотреть, что есть в холодильнике? Включить компьютер? Или в самом деле завести будильник и лечь спать?

На рабочем столе в кабинете запиликал телефон. Трубка была большой – скорее всего, телефон с обычным радиоудлинением от базы, а не сотовый.

– Почему не звонишь, Коля? – раздался в трубке голос мамы.

Давыдов вздрогнул. Все вокруг было чужим, даже враждебным – и вдруг родной, привычный голос. Мысль о том, что с ним говорит вовсе не его мать, показалась чудовищной. Как бы там ни было, родители этого Давыдова – и его родители. Чем, собственно, они отличаются от его отца и матери?

– Я, мама, не в себе, – признался он. – Ударился сильно, потом в больницу повезли. Разве тебе Лев Алексеевич не звонил?

– Звонил.

– Я к вам приеду. Через несколько дней. Сейчас много работы.

– Хорошо, – коротко ответила мама.

Наверное, обиделась. Но ему нужно вжиться в роль. Кто, как не мать, в первую очередь может почувствовать, что он – это не он? И кому от этого будет лучше? Только врагам. А в том, что враги у него здесь были, Давыдов уже не сомневался.

Взяв с собой телефон, Николай пошел в гостиную и включил телевизор. Пожалуй даже, это был домашний кинотеатр. Экран – наверняка больше семидесяти сантиметров по диагонали. В тумбочке под телевизором стоял видеомагнитофон, усилитель, а к телевизору были подключены дополнительные колонки.

И вновь эффект «дежа вю» – на огромном экране стрелки часов на Спасской башне Кремля показывают девять вечера. Знакомая мелодия из кинофильма «Время, вперед!», и на экране появляется ведущий. Началась программа «Время».

Давыдов ожидал сообщений о терактах, пожарах, наводнениях. Но вместо этого диктор бодро зачитывал информацию о том, как идет сев. Картинка перебивалась сюжетами из разных областей и республик. Время от времени показывали смоделированную на компьютере карту Евразийского Союза, диаграммы и графики.

– Любопытно, кто-нибудь это смотрит? – вслух спросил сам себя Николай.

Впрочем, ему почему-то было важно узнать, что и где сейчас сеют. Несмотря на то что сельским хозяйством он не интересовался практически никогда.

Посевную кампанию сменили прочие дела внутри страны: отчет с заседания правительства, справка о работе парламента. Как бы между прочим диктор заявил, что завтра ожидается пресс-конференция известного математика Николая Давыдова, депутата Думского Собрания, пропавшего три дня назад и отыскавшегося несколько часов назад. Николай первый раз слышал, как о нем говорят в новостях. Было это не радостно, а скорее пугающе.

Затем программа плавно перешла к международным со бытиям. Напряженная ситуация сложилась вокруг Ирака, у которого обострились отношения с Саудовской Аравией и ее союзником – Соединенными Штатами Америки. В Европе все было Спокойно. Обсуждался вопрос о принятии в Европейский Союз Югославии и Польши. Прямо скажем, с непривычки названия «Евразийский Союз» и «Европейский Союз» можно было перепутать. Впрочем, дикторы часто заменяли первое словосочетанием «Наша Родина», а второе сокращали до ЕС.

Пощелкав кнопками пульта дистанционного управления, Давыдов понял, что смотрел самый официозный и проправительственный Первый канал. Другие телевизионные каналы подавали информацию в гораздо более легкой и доступной форме. Каналов нашлось больше десятка, но Николай решил пока что выключить телевизор. Просмотреть бумаги, ознакомиться с записями в компьютере – и спать.


Устроившись в удобном крутящемся кресле за рабочим столом, Николай принялся исследовать ящики. Бумаги, бумаги… Самые разные: счета, наброски, расчеты…

Яркий розовый конверт сразу привлек внимание Давыдова. Да и лежал он поверх других бумаг – наверное, что-то важное.

Достав из аккуратно разрезанного конверта белый листок, Николай обнаружил, что он исписан изящным стремительным женским почерком.


«Николай!

По моим сведениям, на вас готовится покушение. Пожалуйста, не отходите далеко от дома и ИТЭФа, не расставайтесь с телохранителем. Помочь вам ничем не могу – хорошо хоть могу предупредить.

Понимаю, что мое письмо покажется вам странным, но умоляю: верьте мне! Берегите себя!

Имени не пишу для своей и вашей безопасности – вы понимаете, кто я. Последний раз мы встречались с вами у маленького фонтана».


Прямо скажем, текст был не слишком убедительным. Но просто так подобные письма не пишут…

От листка исходил легкий аромат дорогих духов, тонкий и притягательный: цветы и горечь.

Штемпель на конверте указывал, что письмо было отправлено ускоренной или курьерской почтой шестого мая. Пять дней назад. За день или за два до того, как разбился здешний Давыдов.

Также Николай отметил тот факт, что его предшественник не учел ни одного из пожеланий своей таинственной знакомой. Он уехал один, на далекое расстояние от города и вряд ли предпринял какие-то меры безопасности.

Любопытно было бы узнать, что за женщина предостерегала его. И от чего. Может быть, авария была подстроена? Слишком уж много мути развели вокруг этого происшествия его друзья. Те, кто называл себя друзьями…

Давыдов положил письмо на место и открыл нижний ящик. В нем он обнаружил резную деревянную шкатулку, в которой лежало несколько разноцветных купюр: три красных червонца, фиолетовая четвертная, зеленый полтинник, желтая сотня. Цветовая гамма – как у советских денег. Но рисунок другой. Что это – старые купюры, новые? Можно ли на них что-то приобрести? Николай с детства увлекался нумизматикой, неплохо разбирался и в бонистике, то есть собирании бумажных денежных знаков.

Год выпуска на деньгах ни о чем не говорил. В 1994 году могли ходить и старые деньги, и новые. В его России в девяносто четвертом году свирепствовала инфляция, счет шел уже на миллионы. Десять рублей того времени не стоили ничего. Но, может быть, здесь дела обстояли по-другому?

Содержание ящиков стола дало много информации для размышлений. Оставалось включить компьютер.

Загружающаяся операционная система и ее оболочки были ему незнакомы. Где же старый добрый (или не очень добрый) Майкрософт? Николай уже так привык к развевающемуся флагу в виде окна или окну в виде флага. И вот, оказывается, можно обойтись и без этого…

В принципе Давыдов знал о существовании других операционных систем. Но работать с ними как-то не приходилось. А эта, похоже, была отечественного производству, хоть и написанная с использованием латиницы. При загрузке система показывала в левом верхнем углу яркую куклу и название фирмы-производителя: «Матрена», так что при чтении по-английски русское слово «Матрена» звучало не слишком благозвучно – какая-то странная «Мампиха».

Впрочем, работа в «Матрешке» мало отличалась от работы в «Виндоуз». Папки, вложенные одна в другую, открывающиеся наподобие матрешек, с обязательным указанием всех папок в верхней.

В компьютере были и прикладные программы, и наброски научных статей, и игры. Давыдову в очередной раз подумалось, что не очень-то хорошо присваивать плоды трудов того Николая, что жил здесь. Конечно, что касается использования интеллектуальной собственности, то ни покойный Давыдов, ни его наследники, если таковые имеются, не обеднеют. Тем более он ведь будет продолжать работать и приносить пользу всем, кто каким-то образом зависел от человека, которого Николай заменил. А вот с изобретениями, открытиями было сложнее. Гость из другого мира знал, что он этих открытий не совершал. И присваивать их было все равно что носить чужие ордена.

«Вряд ли я останусь здесь надолго, – успокоил себя Николай, выключая компьютер. – Мне нужно вернуться домой, в свой мир. А здесь я доведу те дела, которые должен довести, и постараюсь при этом быть хорошим актером. Только бы ничего не перепутать».

Ложиться в холодную чужую постель было жутковато – хотя Давыдов и заменил простыни. Глупо? Наверное… Кого он боялся? Самого себя, восставшего со дна реки? Лишено смысла ожидать, что мертвые причинят тебе вред. Но свет в коридоре Николай выключать не стал.


Будильник зазвенел, как всегда, неожиданно. Николай подскочил на постели, с ужасом огляделся. Где он? Как успеет добраться до школы из другого города? То, что он не в родных Шахтах, Давыдов понял сразу. Впрочем, и то, что он вообще не дома и пока что самостоятельно вернуться домой не может даже теоретически, он вспомнил очень быстро.

В ванной из крана шла горячая вода. Николай, у которого в прежней квартире не было даже колонки, с наслаждением принял душ, вытерся пушистым махровым полотенцем, побрился безопасной бритвой и почувствовал себя заново рожденным. Подтянутым, бодрым, уверенным в себе.

На его предшественника здесь, похоже, покушались. В этом он уверился поздно вечером, засыпая. И сейчас думал об этом отстранение. Скорее всего, опасность грозит и ему. Ну и что? Игра стоит свеч. Он будет гораздо внимательнее, чем тот Давыдов, что жил здесь до него…

Завтракать еще рано – перекусить можно в институте или в городе. В платяном шкафу оказалось несколько строгих костюмов. Там же нашлись яркие свитера, рубашки отличного качества. В прихожей в тумбе для обуви – несколько пар туфель, кроссовки. Давыдов надел темно-синий костюм, завязал яркий галстук, выбрал новую пару туфель и, захватив из вчерашней шкатулки несколько купюр, – вышел из квартиры. Консьержка опять вежливо поздоровалась с ним, и Николай широко улыбнулся ей в ответ.

Машины во дворе еще не было. Впрочем, точного времени Николай не знал. Наручных часов он в квартире не нашел, хотя подозревал, что они где-то должны быть. Даже у него при относительной бедности имелись запасные механические часы – купил новые, сильно понравившиеся, когда старые еще не вышли из строя. И, естественно, старые «командирские» тоже выбрасывать не стал. Разумно предположить, что преуспевающий Давыдов также имел не одни.

Ожидая Толика, Николай с любопытством глядел по сторонам. В этом районе Ростова он бывал прежде, хотя и не часто. По сравнению с той улицей Стачки, что он помнил, здесь было больше магазинов. Витрины в них, выглядели не то чтобы ярче, а как-то респектабельнее. А вон и небольшой продуктовый магазинчик – Но все же магазин, а не киоск – неподалеку от подъезда, метрах в тридцати.

Николай решил, что не помешает зайти, посмотреть на товар. Есть ли здесь дефицит? Что почем? Магазинчик уже был открыт, но покупателей пока не наблюдалось. Или их здесь вообще бывает мало?

– Здравствуйте, Николай Васильевич! – приветствовала его молодая продавщица.

– Здравствуйте, – кивнул Николай.

Давыдова уже начало раздражать, что все его знают, тогда как он не знает никого. Может быть, он должен этой девушке деньги? Или этот магазин вообще принадлежит ему – почему бы и нет? Но как это выяснить?

– Что-то вы рано сегодня, – кокетливо улыбаясь, заметила продавщица.

– Машины нет. Зашел цены посмотреть… – Николай осекся: сказав правду, он сморозил очередную глупость – зачем смотреть цены в магазине, который посещаешь каждый день? Другое дело – что-то купить…

– Вам показалось, что вас обсчитали? – испугалась девушка.

– Что вы… Меня довольно сложно обсчитать. Профессия помогает. Просто думал сделать массовые закупки, разузнать, все ли есть в ассортименте…

– Если чего-то нужного нет – мы привезем, – с готовностью заявила продавщица. – В любом количестве. С доставкой на дом. Только скажите – к вечеру будет, почти по оптовой цене.

– Хорошо-хорошо, – кисло улыбнулся Давыдов.

Врать было не очень приятно и, главное, не слишком хорошо удавалось.

Что ж, в магазинчике действительно всего имелось достаточно. Несколько сортов вареной и копченой колбасы. Три сорта сыра. Много всяких консервов. Напитки: лимонад в стеклянных и пластиковых бутылках, квас, кефир, молоко. Названия на некоторых бутылках прямо-таки удивляли: сбитень, медовуха… Было и пиво, но выбор оказался не слишком разнообразен – сортов пять. В дальнем углу стояло несколько бутылок кока-колы. Судя по всему, единственный импортный напиток, имевшийся в магазине.

По ценам можно было догадаться, что, если деньги, лежавшие у него в кармане, не устарели, то он нашел в шкатулке приличную сумму. Поллитровая бутылка пива стоила рубль, лимонада – двадцать копеек. Килограмм колбасы – от двух до десяти рублей. Только кока-кола выбивалась из общего ряда: литровая бутылка – пять рублей. Высокие таможенные пошлины?

Заметив, что покупатель шарит взглядом по полкам, продавщица извиняющимся тоном сказала:

– Хлеб и булочки еще не привозили, Николай Васильевич. К десяти часам будут. Если нужно, водителя пришлите.

– Нет, не нужно. Вы мне дайте, пожалуйста, бутылочку сбитня. И бутылку медовухи.

Девушка уложила в пакет покупки, вручила его Давыдову, а он дал ей двадцатипятирублевую купюру. Продавщица быстро посмотрела на нее и вернула назад с виноватым выражением на лице.

– Что-то не так? – смутился Николай.

– Потом рассчитаетесь.

– А в чем дело?

– Утро. У вас помельче денег нет?

– Только эти.

– Ну и ладно. Занесете в следующий раз.

– Как же? Может быть, я скоро здесь не появлюсь…

– На сессию Думского Собрания уезжаете? – проявила осведомленность о депутатском статусе Давыдова продавщица. – Ну и ничего страшного. Когда 'появитесь – тогда и отдадите. Я напомню. Вечером вы бы меня крупной купюрой не смутили. А сейчас только пять рублей мелочью на размен.

С бутылками в руках Давыдов вышел из магазина и увидел, что его «волга» уже стоит у подъезда. Завидев шефа, Толик выскочил из машины и бросился к нему:

– Извините, Николай Васильевич! Я сильно вас задержал? Наверное, часы подвели – думал, еще двадцать пять минут девятого. Хороший водитель, конечно, должен заранее приезжать…

– Не беспокойтесь, Анатолий, – успокоил шофера Давыдов. – Часы я потерял, вышел наугад. Оказалось – раньше времени. Вашей вины здесь нет.

Толик хмыкнул:

– Обычно вы выходите позже – вот я и расслабился.

– Пора начинать новую жизнь. Везде успевать. Постараюсь быть пунктуальнее, – ответил Николай.


Проспект Стачки был забит машинами. Толик с боковой дороги резко вклинился в небольшой промежуток между движущимися автомобилями, за несколько секунд разогнался до сорока километров в час, потом до шестидесяти. Прямо к ИТЭФу не поехали: добрались до перекрестка со светофором, повернули на улицу Зорге, и уже оттуда вырулили в институтский двор.

Остановились на четвертом стояночном месте. Толик опять собрался открыть перед Николаем дверцу, но тот опередил водителя.

– Не нужно мне помогать. Я не дама.

– Инструкцией предписано, – удивленно ответил водитель. – На случай нештатной ситуации.

– Нарушим, – усмехнулся Николай.

– Никаких распоряжений не будет? Давыдов задумался:

– А ты хочешь куда-то отъехать? До обеда, наверное, могу тебя отпустить.

– Как можно, в рабочее время! Просто подумал – телефон вы, наверное, испортили?

– Потерял, – ответил Николай, быстро сообразив, что водитель имеет в виду мобильный телефон.

– Давайте я съезжу, новый куплю. Без связи нынче нельзя… Да и мне удобнее – в машине днями не сидеть. Позвоните, когда нужно будет, я тотчас и появлюсь.

– Верно. Только у меня денег не очень много… – Давыдов достал из кармана две бумажки – пятьдесят и двадцать пять рублей.

– Ну, на простую-то модель хватит, – заметил Толик. – Только зачем вам за свои деньги телефон покупать? Я чек в салоне возьму, бухгалтерия оплатит. А телефон куплю, как вы любите – с подключением к Интернету, со всеми функциями…

– Хорошо, – кивнул Николай, – Действуй.

И отправился наверх, к своему кабинету. Здание Института физики Николаю было известно – по прошлой жизни, когда он работал здесь на треть ставки младшего научного сотрудника. В коридорах ИТЭФа он ориентировался отлично – не то что в своей новой квартире.

Не успел Давыдов войти в чисто убранный кабинет, отперев его своим ключом, как на столе зазвонил телефон.

– Николай? Это Савченко. Пресс-конференция назначена на двенадцать дня. Готов?

– Но я ведь ничего не знаю, – попытался возразить Николай. – Мне даже ночью эта пресс-конференция снилась – в кошмарах. Может быть, лучше перенести ее на недельку? Я совершенно не успел ознакомиться с делами…

Лев Алексеевич фыркнул в трубку, как морж.

– Ты что, считаешь, что кто-то будет тебя спрашивать об исследованиях? Широкая публика их не понимает, к тому же наши исследования – военная тайна. Так всем и говори, если не знаешь, что сказать.

– О чем же они будут спрашивать?

– Поговоришь с пресс-секретарем – он объяснит. Я так полагаю, дело будет касаться политики. Но ты от политики в расхожем смысле этого слова далек, заботишься только о благе Родины и своих избирателей. И намереваешься сделать все, чтобы защитить интересы наших людей. Так всем и отвечай.

– Да, действительно, я ведь депутат, – вздохнул Николай. – Точнее, ваш Давыдов был депутатом.

– Ты. Ты и есть депутат, – резко заявил Савченко. – И не думай больше ни о чем. А если что-то забыл, так и скажи – не помню после аварии. Врачи объяснили, что для полного восстановления памяти понадобится несколько недель. Полагаю, что через месяц ты здесь так освоишься-будешь чувствовать себя лучше, чем дома.

– Совсем ни о чем не думать не могу, – воспользовался случаем Николай. Работа с нищенской зарплатой научила его быть практичным. – Мне деньги нужны. Можно мне как-нибудь выяснить, есть ли у меня счет? А еще лучше – получить какой-то аванс. Я понимаю, это не совсем удобно, но положение мое нормальным никак не назовешь.

– Финансовые вопросы – вообще не проблема, – небрежно бросил Савченко. – Зайдешь в бухгалтерию в любое время, получишь материальную помощь в размере двух окладов. Я сейчас позвоню, через полчаса деньги будут. А потом еще заработаешь… Нам здесь платят неплохо. И сбережения у тебя наверняка есть. Зинаида тебе подскажет, к кому обратиться.

– Спасибо, – поблагодарил Николай. Он уже знал, что Зина – секретарь Савченко.

– Ну, бывай! Володя к тебе уже пошел.

Давыдов догадался, что Володя, скорее всего, пресс-секретарь, и решил не волноваться заранее, а дождаться его прихода.


– Владимир Иванович, – заявил с порога сорокалетний мужчина в строгом костюме и с аккуратной прической. – Пресс-секретарь ИТЭФа.

– Рад познакомиться, – кивнул Николай. – Давыдов.

– Мы с вами давно знакомы, – ответил Владимир Иванович, проходя через кабинет и садясь в «гостевое» кресло. – Савченко ввел меня в курс дела – вы не прежний Давыдов, а в некотором смысле дублер. Постарайтесь меньше касаться вопросов знакомств, встреч, знаний. Меньше конкретики – и все пойдет как по маслу. Были бы вы политиком, я бы не стал вас этому учить. А для математика без конкретики вести разговор тяжело. Но постарайтесь.

Николай отметил, что пресс-секретарь, несомненно, профессионал. Четкое изложение мыслей, хорошее знание дела. Да и формулировки… Оборот «прежний Давыдов» Николай решил взять на вооружение.

– О чем меня будут спрашивать? И что я должен отвечать?

– Прежде всего, вопросы будут касаться аварии. Советую не отвечать на них вообще. Вы ничего не помните. Это наиболее выигрышный и ни к чему не обязывающий вариант. Поскольку я буду на конференции рядом с вами, то дам интересующимся соответствующие показания. Впрочем, можете вспомнить пару деталей. Оживить. Но выдумать их придется самому и сейчас. На место трагедии повезти вас не имеем возможности. Посмотрите вот фотографии. Пресс-секретарь протянул Давыдову несколько цветных глянцевых снимков. Знакомый ему в родном мире крутой спуск с горы на трассе М4 Москва-Ростов. Мост через речку. Заросли камышей вдоль воды. След промчавшегося на огромной скорости автомобиля, поломавшего камыши. И сама машина – уже извлеченная из воды, с разбитым капотом, вылетевшими стеклами. Красная «нива», государственный номер А 059 АР. Хорошо, что удержались на месте колеса.

– Речка-то маленькая, – отметил Николай.

– Ну и что? – не понял пресс-секретарь.

– Так…

Объяснять, что не совсем ясно, как такая речушка могла унести тело «прежнего Давыдова», Николай не стал. Зачем заострять внимание на грустном? Впрочем, через несколько километров речушка впадала в Дон. А уж найти что-то в Дону гораздо труднее – река полноводная, особенно весной.

– Вопросы будут касаться войны, – продолжал объяснять пресс-секретарь. – Наверняка. И вы должны отметить, что безопасность нашей Родины требует присутствия значительного контингента сил на границе с Монголией. И разработок новейших, самых современных систем оружия. Собственно, именно этим и занимается институт.

– Ясно, – кивнул Николай. – Неясно только, зачем нам воевать с Монголией.

– Не воевать, а восстанавливать утраченное влияние, – ответил Владимир Иванович. – Впрочем, вы ведь и не будете говорить, что требуете ввода войск в Монголию. Это недипломатично. Но комиссию по вопросам обороны создать необходимо? Готовыми к войне быть нужно? Особенно когда Китай намеревается ввести в Монгольскую Республику войска с юга. Мы будем противодействовать этому любыми средствами, в том числе и силой оружия. Даже если сама Монголия захочет присутствия китайских или американских войск. Правящую верхушку там сейчас легко купить. Она мечется, не зная, какую позицию занять.

– Чем же им плохо жилось в союзе с нами? – спросил Николай, вспоминая годы советско-монгольской дружбы.

– Вот и я о том же, – не отвечая на вопрос, встал с кресла Владимир Иванович. – Черная неблагодарность. Но речь не о том. Не беспокойтесь относительно пресс-конференции. Повторяю, я буду рядом, и удар в случае чего от вас отведу. Будьте самим собой. Шутите. Задавайте вопросы журналистам сами. Вам главное – показаться. Все остальное не имеет значения.


Не успел пресс-секретарь покинуть кабинет Давыдова, как к нему вошел двухметровый сутулящийся Илья Гетманов. Теперь Николай был твердо уверен: да, этого парня он встречал во время учебы в университете. Возможно, они даже учились на параллельных курсах. Правда, в общественной жизни Илья участвовал не очень активно – как, впрочем, и Николай. Поэтому они не входили в число тех, кого знает весь курс или даже весь факультет. Впрочем, может быть, в этом мире все было по-другому. У себя дома Николай мог только мечтать стать депутатом. Здесь он им был.

– Пойдем кофе выпьем? – предложил Николай. – У меня, кажется, есть банка отличного сублимированного кофе.

– Сублимированный – это ненастоящий? – уточнил Гетманов.

– Нет. Эта когда его методом заморозки получают. И на вкус он почти как свежезаваренный натуральный. Мне кажется, так.

– Тогда давай, – кивнул Илья. – Мне тут идея одна в голову пришла. Обсудим, пока кофеевничать будем…

Илья сел на стул в комнате отдыха, вцепившись в него руками и сгорбившись, пока Давыдов наливал в электрический чайник воду из графина и осматривал запасы продовольствия, начал излагать свою теорию, поставившую Николая в тупик. Николай слушал и не мог связать воедино ни одной идеи. Ни одной! Просто наукообразный бред какой-то!

Нельзя сказать, что такое положение вещей подняло математику настроение. Николай надеялся, что быстро вольется в местную научную жизнь. Станет активно работать. Но вот так, не понимая вообще ничего, работать нельзя!

А Илью будто прорвало: он оперировал аппаратом векторного и тензорного исчисления, упоминал формулы с дивергенциями и роторами, тройными интегралами и бесконечными рядами. При этом говорил с такой непринужденностью, что, казалось, повторяет таблицу умножения.

– Ты знаешь, я после аварии еще соображаю плохо, – признался Николай. – Давай лучше спустимся на землю. Как работается? Что нового было в последние несколько дней? Я от жизни отстал…

– Физика – она и есть жизнь. Нет другой жизни, – охотно отозвался Гетманов и невозмутимо продолжил рассказ о тензорах, сам с собой обсуждая, могут ли бесконечно малые величины второго порядка оказать влияние на процессы, происходящие при переброске объекта из мира в мир, или эти бесконечно малые необходимо все-таки статистически учитывать. Как можно учитывать бесконечно малые, которыми всегда пренебрегают по сравнению с другими, Давыдов не понимал. И, откровенно говоря, понять не пытался – под шум закипавшего чайника, казалось, у него закипали мозги.

Настроение было хуже некуда.

– Ты кофе будешь или чай? – спросил Николай у Ильи. – У меня и чай есть. В пакетиках, правда. Жуткая гадость. Я даже когда студентом был, в пакетиках не пил. Лучше просто ложку чая в чашке заварить.

– Я буду то же, что и ты, – отозвался физик.

– Ну, я – кофе. Мне взбодриться не мешает.

– Тогда и я кофе, – с готовностью согласился Гетманов.

– Сколько ложечек положить?

– Столько же, сколько и себе, – отвлекшись от своих теорий, ответил Илья.

– Отлично, – кивнул Николай, насыпая по ложке кофе себе и гостю. – С сахаром, без?

– С сахаром, – улыбнулся Илья.

– Сколько ложек?

– Сколько и себе, – словно заведенный, повторил Гетманов.

Но на этот раз он просчитался.

– А я теперь пью кофе без сахара, – заявил Давыдов с некоторым внутренним торжеством. Пусть примет решение сам! – Так сколько тебе ложек?

Столь невинный вопрос поверг физика в смущение. Впервые за несколько минут он замолчал. Выдержал паузу и признался:

– Я не знаю.

Истолковавший его смущение по-своему, вспомнивший студенческие времена Давыдов подбодрил коллегу:

– Да ты не стесняйся. Сахара тут – целый килограмм. Хочешь, я тебе и пять ложек положу. Сколько все-таки?

– Не знаю, – повторил Гетманов.

– Ты сам-то сколько ложек кладешь? – уже раздражаясь, поинтересовался Николай.

На ум ему пришел некий не слишком щедрый человек, ни разу в жизни не пивший кофе так, как нравится. Дома он клал одну ложку сахара, в гостях – три. А нравился ему кофе, в который положили две ложечки сахара.

Но так было в анекдоте, а в жизни развязка оказалась другой.

– Я сам никогда кофе не делаю. Мне готовит мама или сестра, – потупив глаза, признался Илья.

Давыдов опешил и бросил в чашку физика две ложки сахара. Чудны дела земные! Человек, отлично знающий высшую математику и много чего еще, имеющий ученую степень, не знает, как приготовить себе кофе…


В разгар импровизированного завтрака к Давыдову заглянул Дорошев.

– Мне кофейку не нальете?

– Отчего же нет? Угощайся, – предложил Николай. – Сахару знаешь сколько класть нужно?

– Лимиты введены?

– Да нет, это я о рецептах. Мы тут с Ильей поспорили… Гетманов покраснел, а Андрей хмыкнул:

– Дай я сам положу. Знаю я вас, экономных хозяев. Сейчас талоны на сахар отменили… Ну и все равно экономить на сахаре надо. И употреблять его преимущественно в гостях и на работе. Потому что это ценный энергетический продукт, полезный для работы мозга…

Посмеиваясь, Дорошев налил себе кофе, взял с блюдца печенье. Илья продолжил свои разглагольствования на научные темы.

– Ты его понимаешь? – спросил вдруг Дорошев без предисловий, обращаясь исключительно к Давыдову, словно бы Гетманова рядом и не было.

Николай на мгновение задумался, но решил, что запираться не имеет смысла.

– Не понимаю. Андрей расхохотался:

– И я не понимаю. По-моему, его, кроме Савченко, вообще никто не понимает. А он перекраивает весь его бред на свой лад. Илюша для Льва Алексеевича вроде генератора идей. Нет, не скажу, конечно, что он полный бред несет. Бред его, может, даже с оттенками гениальности. Но осуществить какой-то проект, опираясь лишь на теории Гетманова, – нереально. Мы даже чайник не смогли по придуманной им схеме сконструировать. Он не грел воду. Замораживал.

– Врешь, – обиженно надулся Илья. – Ничего он не замораживал.

– Нет, не вру. Если и не замораживал, то охлаждал. Благодаря полупроводниковым эффектам.

– Это вы сочинили, – заикаясь, возмутился физик. – Бурдинов сочинил. Сами конструировать не умеете, а претензии ко мне.

– Ну да… Ты же у нас жрец чистой науки…

Илья улыбнулся. Определение ему явно понравилось.

– Но грузит он нас регулярно, – продолжил Андрей. – Помолчал бы ты лучше, Илья!

– С вами и разговаривать бесполезно, – тоном обиженного ребенка заявил Гетманов. – Что с вас взять? Экспериментаторы…

– Угу, – фыркнул Дорошев. – Теоретик.

На этом обмен колкостями, которые и колкостями в привычном смысле назвать было нельзя, затих.

У Давыдова отлегло от сердца. Стало быть, взгляд Ильи на мир очень специфичен. И Давыдову вовсе не требовалось понимать все логические построения Гетманова. Пусть тот занимается физикой, строит свои теории. А сам Николай займется математическими проблемами. Это у него должно получиться. Математика везде математика. Ее законы едины для любого уголка Вселенной, для любого мира. Собственно, математика ведь не описывает природные явления. Это чистая оцифрованная логика.

Если физические законы будут другими – достаточно изменить аксиомы, ввести новые постулаты, как сделал это Лобачевский для своей геометрии, и мы получим новые теории – не хуже и не лучше других. Которые, скорее всего, будут так же далеки от истинного положения дел в мире, как и любое наше представление о нем.


До пресс-конференции оставалось совсем немного времени. Однако ни пресс-секретарь, ни психолог и не собирались работать с Николаем дополнительно. Надеялись, что он справится с ситуацией? Или были какие-то другие, более глубокие причины?

Не мешало бы конкретно выяснить, что все-таки думает по поводу предстоящего выступления перед журналистами Лев Алексеевич. Поэтому Давыдов решил зайти к директору института. Звонить по телефону ему не хотелось. Что толку в разговорах – нужно видеть собеседника, читать его эмоции.

В коридоре Николай едва не столкнулся с молоденькой девушкой в обтягивающих красных джинсах, показавшейся ему очень милой. Темные волосы, большие глаза с разрезом, характерным скорее для представительниц монголоидной расы, нежная розовая кожа. Девушка взглянула на Николая пристально, очень внимательно. Словно бы даже с вопросом.

Давыдов мимоходом улыбнулся незнакомке и собрался идти дальше, когда она окликнула его:

– Даже не поздороваешься?

– Здравствуйте, – склонился в полупоклоне Давыдов.

Опять… Она его знает! А он? Кто это? Сотрудница, студентка-практикантка, хорошая знакомая? Последнее более вероятно. Не будет же студентка говорить ему «ты». Впрочем, смотря какая студентка…

Идиотская ситуация. Девушка ему очень понравилась. Не в пример «подруге» Вике. Он совсем не прочь был познакомиться с ней поближе. Но кто она такая? Может быть, жена его друга? Или девушка, с которой он, то есть прежний Давыдов, встречался, а потом расстался? Да мало ли вариантов…

– Счастливо выступить, – немного грустно улыбнулась девушка, повернувшись, чтобы уходить.

– Подождите, – неожиданно для себя воскликнул Давыдов. – Извините, пожалуйста, но я вас совсем не помню… Девушка посмотрела на него в крайнем изумлении.

– Ты что, Давыдов, совсем не в себе?

– Нет. Я вообще очень плохо помню все после аварии. И до нее тоже. Отрывочно. Мы были знакомы?

– Ты шутишь? Или это очередная игра? Что можно теперь изменить, Николай? Ты все сказал, когда мы с тобой выясняли отношения…

– Я не помню, как тебя зовут. – Давыдову показалось, что он теряет что-то невыразимо нежное и прекрасное. Не эту девушку, нет. Чувство. И это чувство ускользало от него.

– Зовут меня Даша, – с некоторым вызовом заявила девушка. – Дарья Петровна. Вспомнил?

– Не вспомнил, – не принял вызова Николай. – Может быть, нам стоит поговорить?

– Вряд ли это имеет смысл, – пожала плечиками Даша. – Говорили уже…

– Давай съездим куда-нибудь, пообедаем… Дарья неожиданно расхохоталась:

– Ты, наверное, и правда ничего не помнишь, Давыдов?

– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.

– Пообедаем… – задумчиво протянула Даша. – Отчего бы и не пообедать? История повторяется. Первый раз – как трагедия, второй – как фарс. Зайдешь ко мне? Или позвонишь? Ты ведь большой начальник.

– Куда?

– В сто двадцать третью комнату, – ответила девушка, уходя.

Николай невольно засмотрелся ей вслед. Так красиво она шла, гордо вскинув голову.

А в коридоре появился вездесущий Дорошев.

– Кто она? – спросил Николай. – Что связывало ее и прежнего Давыдова?

Дорошев неопределенно хмыкнул:

– Дарья? Работает в нашей библиотеке, заочно учится на филолога. А что касается Давыдова… Она ему очень нравилась. Он даже пытался закрутить с ней роман. Ну, не совсем роман, это было бы чересчур для Николая – романтические отношения. Но их вовремя отследила Вика, устроила страшный скандал в столовой института, когда парочка сидела вместе за столиком и любовалась друг другом… Некрасивая в общем-то история. Девчонку чуть не уволили – как будто бы она виновата. Точнее, она сама хотела уволиться, а ты, то есть не ты, конечно, а Давыдов не здорово этому и препятствовал. Потом, правда, устаканилось. Да только Николай ее обходил после этого случая десятой дорогой. А она его, возможно, и любила… Хотя история, еще раз скажу, темная. Да мне эти перипетии и не очень нужны были. Кто же знал, что тебе объяснять придется?

Дорошев опять загадочно улыбнулся и пошел по своим делам.

Размышляя о том, как странно получить в наследство от того, чье место он теперь занимает в этом мире, не только научные труды, должности, деньги и имущество, но и весьма запутанный клубок личных проблем, Давыдов двинулся прямо в конференц-зал. Он не хотел уже беседовать с директором. Пусть пресс-конференция пройдет так, как пройдет.


В небольшом зале на пятьдесят мест все уже было готово к проведению пресс-конференции. Психолог Семен Кручинин вертелся среди журналистов. Пресс-секретарь ИТЭФа Владимир Иванович ставил на стол в президиуме бутылки с минеральной водой. Операторы расчехляли аппаратуру, устанавливали штативы, закрепляли осветительные приборы.

Увидев Давыдова, Владимир Иванович всплеснул руками и поспешил ему навстречу.

– Почему вы пришли раньше? – грозным шепотом спросил он.

– А когда нужно было?

– Только когда все соберутся… Я бы сам вас привел.

– Да что я, дороги не знаю?

– Не стоит беспокоиться, господин Якушкин, – широко улыбаясь, обратился к пресс-секретарю психолог. – Удивлять журналистов время от времени не мешает. Они тоже люди. А сегодня у нас как раз такая пресс-конференция – удивительная…

Несмотря на доброжелательный тон психолога, Давыдов неожиданно осознал, что его, скорее всего, хотят использовать. Возможно, даже выставить дураком. Зачем? Доказать недееспособность? Но какой в этом смысл? К чему тогда вообще было выуживать его сюда, на смену погибшему Николаю?

– Мне подождать здесь? – кротко спросил он. А сам подумал, что на пресс-конференции таким скромником не будет…

– Накинутся с вопросами раньше времени, – поморщился Владимир Иванович, – не отвяжетесь. Давайте я провожу вас в лаборантскую. Там вас никто не побеспокоит.

Малый актовый зал ИТЭФа предназначался вовсе не для пресс-конференций, а для защиты диссертаций, семинаров с небольшим числом участников и, соответственно, был оснащен разнообразной аппаратурой: проекторами, магнитофонами, раздвижными экранами и прочей техникой и наглядными пособиями. Все это хранилось в лаборантской.

Минут десять Давыдов провел в вынужденном одиночестве, разглядывая стоящую на полках аппаратуру, а затем пресс-секретарь пригласил его в зал. За это время здесь собралось порядочно народа. Десяток видеокамер перед трибуной, еще больше микрофонов на трибуне, человек сорок журналистов в зале. Николаю, похоже, отвели место на трибуне, рядом с длинным столом, предназначенным обычно для президиума.

Семен подмигнул Давыдову из зала. Пресс-секретарь проводил его до самой трибуны. Сам встал неподалеку – то ли чтобы не попадать в поле зрения объективов, то ли, напротив, чтобы операторы могли снять и его.

– Задавайте вопросы! – предложил он журналистам. – Иван Храпов, Первый канал, пожалуйста!

Совсем молодой юноша вскинул руку, очевидно, для того, чтобы Давыдов его увидел, и спросил:

– Как вы считаете, Николай Васильевич, была ли авария, в которую вы попали, случайной? В бульварной прессе ходит немало кривотолков по этому поводу!

Николай подумал, что не мешало бы и ему ознакомиться с бульварной прессой. Да кто знал, что она здесь существует! И где можно купить газеты? А какие из них пишут раскованно, но достаточно правдиво? Читать сказки о самом себе увлекательно, но вряд ли полезно, если ты хочешь на самом деле что-то узнать…

– Полагаю, полную информацию нам в свое время дадут компетентные органы, – объявил Николай. – Мне, как вы понимаете, тоже любопытно узнать о причинах аварии подробнее. К сожалению, я не слишком хорошо помню произошедшее…

– Может ли эта авария являться происками вражеских спецслужб? – уточнил молодой журналист.

– Не знаю, – пожал плечами Давыдов. – Я математик, а не разведчик. Каких-то важных деталей я, к сожалению, припомнить не могу. С таким вопросом правильнее было бы обратиться к следователям.

– Дело расследуется? – уточнил Храпов. Давыдов замялся:

– Ну я, откровенно говоря, не знаю… Если нужно, будет расследоваться. Этот вопрос не в моей компетенции.

– Вы находились за рулем в состоянии опьянения? – громко закричал бородатый мужчина – не иначе представитель той самой бульварной прессы.

– Попросил бы всех соблюдать порядок, – жестко заявил Владимир Иванович. – Нарушители будут выдворяться из зала.

Два молодца в камуфляже – охранники института – сделали стойку, но пресс-секретарь не дал им команды, и они остались на месте.

– Конечно же я не сажусь за руль, если выпью, даже немного, – с честной миной ответил наглецу Давыдов. – Алкоголь и дорога несовместимы.

Собственно, у него не было своей машины, и он давно уже не садился за руль ни в каком виде – ни пьяный, ни трезвый. Научился водить машину в школе ДОСААФ, отъездил положенные часы и потом водил автомобиль крайне редко, по случаю. А относительно той аварии, в которой пострадал «прежний Давыдов»… Пусть он был хоть в стельку пьян – не пойман, не вор.

– Ирина Данилова, Второй канал, – пригласил пресс-секретарь.

– Господин Давыдов, вы ехали один, без водителя и телохранителя, – издалека начала женщина с волевым лицом. На вид ей можно было дать лет сорок пять. – Правда ли, что вы направлялись на встречу с известным предпринимателем и депутатом Борисом Слуцким, человеком, которого молва связывает с криминальными кругами? Его «ферма», а точнее загородная вилла, расположена неподалеку. Намеревались ли вы обсудить с ним позицию депутатских фракций на предстоящем заседании Думского Собрания по ситуации в Монголии? Кстати, какова ваша позиция?

Ну и вопрос! Может быть, он вообще не знаком с этим Борисом Слуцким. Или, напротив, депутат-мафиози – один из его лучших друзей? А какая позиция может быть у Давыдова по монгольскому вопросу, если вокруг него сплошные недомолвки? Повторять милитаристские бредни пресс-секретаря Николай не хотел… И он решил импровизировать:

– Я ехал не к господину Слуцкому, а в свой родной город. Захотелось встретиться с людьми, старыми товарищами, пообщаться в свободное от работы время, спросить их мнение насчет Монголии, о том, что нужно делать нам – законодателям… Волнует ли их вообще тема событий в далекой от нашей области стране. Депутат не должен забывать об интересах своих избирателей. А в чем заключается интерес наших земляков в упомянутом регионе? Признаюсь честно, сам я не вполне разобрался. Много думаю над этим. Полагаю, предстоящие слушания должны прояснить ситуацию…

Закончив довольно пространное и путаное выступление, Николай отметил кислую мину психолога и озадаченное лицо пресс-секретаря. Они явно не ожидали такого ответа. Ну и ладно. Если хотите каких-то определенных результатов, будьте честнее сами. И проводите репетиции, а не пускайте дело на самотек. За двадцать минут подготовить человека к пресс-конференции на совершенно незнакомую ему тему не удавалось, наверное, никому.

– «Радио-один», – объявил пресс-секретарь, запамятовав, очевидно, фамилию журналиста, представлявшего радиостанцию.

– Вы последовательно защищали позицию, согласно которой необходимо вводить в Монголию войска, – заметил журналист. – А сейчас говорите, что много думаете по этому поводу. Значит ли это, что ваше мнение изменилось?

– Мир лучше войны. Если войны можно избежать, – заявил Николай.

По залу прокатился ропот. Журналисты принялись тянуть руки и выкрикивать вопросы, не дожидаясь представления пресс-секретаря.

– Стало быть, вы не поддерживаете позицию правительства?

– Не буду комментировать этот вопрос, – ответил Давыдов.

Как он мог что-то комментировать, если точка зрения правительства была ему совершенно не ясна?

Ропот усилился.

– Возможно ли, что вы выйдете из центристского блока?

– Почему вы сделали такие выводы? – поинтересовался Николай, уже понимая, что позиция «нет войне» – не то, чего ждали от него журналисты. Конечно, пресс-секретарь намекал, что нужно поддерживать политику «ястребов». Да только не лежала у него к этому душа…

– Потому что после ваших нынешних заявлений вас могут просто-напросто исключить из блока, который выступает за срочные и решительные действия.

– Не думаю, что в нашем обществе преследуют за искренне высказанное мнение, – ответил Николай, входя во вкус дебатов и уже предвкушая схватку с коллегами-депутатами. – Я ведь пока не голосую, не накладываю вето, не агитирую. Только размышляю. Потому что знаю, к чему приводят вооруженные конфликты.

Пожалуй, последняя фраза могла показаться слишком самонадеянной не только для прежнего Давыдова, не нюхавшего пороха и не отлучавшегося из мегаполисов государства, которое войны обошли стороной, но и для Давыдова настоящего. Он ведь тоже не служил в армии, не воевал и видел войну, захват заложников, взрывы зданий и прочие ужасы только по телевизору. Правда, видел в подробностях. А еще те ребята, знакомые по школьной скамье, что вернулись с чеченской войны раненые, контуженные, с надломленной психикой… Наверное, это немало. По сравнению с жизнью в сытой стране, граждане которой только и делают, что ищут развлечений. А в том, что страна – сытая, Давыдов уже мог убедиться.

– Ходят слухи, что ИТЭФ разрабатывает оружие, способное переломить расстановку сил в современном мире, – начал какой-то журналист.

– Без комментариев! – вмешался пресс-секретарь. – Никаких вопросов о деятельности института, или пресс-конференция будет окончена. Мы проводим беседу с депутатом Думского Собрания, а не с ученым.

– После аварии у вас все в порядке со здоровьем? – ухватился за новую тему бородатый из бульварного листка. – Нам стало известно, что вы порвали со своей девушкой. Вам отвратительны женщины?

Давыдов поморщился:

– Что за глупости вы говорите? Да и вообще, я не намерен обсуждать с трибуны свою личную жизнь.

Бородатый буквально засветился от счастья. Еще бы: такой ответ – великолепная возможность для полета фантазии «желтого» журналиста! Этого материала могло хватить ему на три заметки.

– Выведите! – кивнул на бородатого пресс-секретарь.

Охранники потащили репортера к выходу, не слишком с ним церемонясь, но было видно, что тот находится на вершине блаженства. Не каждый день тебе уделяют столько внимания! Даже некоторые операторы телекомпаний повернули свои камеры в его сторону: какая реклама репортеру и его таблоиду!

Еще несколько вопросов ни о чем, и журналисты начали терять к Давыдову интерес. Да и пресс-секретарь объявил, что время вышло. Послушные работники средств массовой информации принялись собирать аппаратуру. Собственно, они услышали то, что хотели услышать. Сняли картинку с Давыдовым, шевелящим губами на трибуне. Остальное-дело техники, работа для аналитиков и операторов.

Настроение у Давыдова было приподнятым. Несмотря на то что он явно не оправдал надежд своих партнеров, он остался доволен собой. Журналистов озадачил, карты не раскрыл. Пути для отступления, если понадобится, имелись.

Половина второго. Обеденный перерыв уже закончился. Но поесть, несомненно, нужно. Тем более он пригласил пообедать вместе с ним Дашу Белову. Интересно, она может уйти с работы на час-полтора? В том, что это позволено ему, Давыдов практически не сомневался. Да если и нет – он работал в перерыв, вполне может рассчитывать на передышку.

Давыдов зашел в приемную директора. У секретарши Зиночки он выяснил, что режим дня всех завлабов свободный. Но никто из них, как правило, не покидает институт раньше семи вечера, хотя некоторые все же ездят обедать домой или в город.

Получив нужную информацию, Николай повеселел. Он осведомился, может ли отпроситься с работы какой-нибудь сотрудник ИТЭФа? Зиночка ответила, что Лев Алексеевич, а также Давыдов и некоторые еще могут задействовать любого работника, если не возражает его непосредственный руководитель. Это понравилось Николаю еще больше.

На выходе из бухгалтерии, где Давыдов получил девятьсот рублей – двухмесячный оклад, положенный заведующему лабораторией, его нашел Толик и отдал мобильный телефон неизвестной Давыдову марки «Корвет». Пожалуй, телефон был отечественного производства, а не сделан специально для России. В пользу этого говорила одна западающая кнопка, а именно единичка. Впрочем, западала она не сильно и не всегда – нужно было всего лишь приноровиться ее нажимать. В остальном телефон был удобным, функциональным и даже красивым.

– Сейчас поедем в город, – объявил водителю Давыдов. – Будь на месте.

Толик кивнул и направился к машине, а Николай пошел в сто двадцать третью комнату. К Даше. Было ему немного не по себе.

Дарья с двумя другими девушками сидела за длинной конторкой в глубине библиотеки. Увидев Давыдова, она, казалось, растерялась. Потом вздернула подбородок и тихо сказала:

– Я тебя ждала, но потом поняла, что ты пошутил. А сейчас зачем пришел?

– Мы ведь собирались вместе пообедать. Извини, что не предупредил о задержке. Пресс-конференция затянулась.

Девушки, работавшие с Дашей, посмотрели на Давыдова неодобрительно.

– Съели уже все в столовой, – заметила Даша. – Да и перекусили мы. Спасибо.

– Поедем, а? – попросил Николай.

– Ладно, поедем! – с вызовом отозвалась Даша. – Подежурите без меня, девчонки?

– Не беспокойся, – прогудела рыжая толстушка. – Никто и не заметит.

– Не боишься? – вновь обратилась Даша к Давыдову.

– Не боюсь, – улыбнулся тот. – Мне-то чего бояться?

– Действительно, – тихо сказала девушка.


– И куда мы отправимся? – спросила Даша, усевшись вместе с Николаем на заднем сиденье. – И, главное, зачем? Я думала, ты просто хочешь поговорить.

Толик молча крутил руль, лавируя в густом потоке машин.

– Поговорить я хочу, – ответил Давыдов. – Но не просто, а очень даже серьезно. Куда мы направляемся… Выбирай ты. Я не слишком хорошо знаю, где сейчас можно хорошо посидеть.

– Вот как?

– Именно так.

Машина быстро миновала проспект Стачки, вылетела на мост через железную дорогу и начала кружить по переулкам, пробираясь на Большую Садовую.

– А давай сходим в китайский ресторан, – предложила вдруг Даша. – Я ни разу там не была. Правда, Люда говорила, что очень дорого. Чуть ли не по десять рублей с человека, если скромно заказывать. Но я и есть-то не хочу. Только посмотреть…

– Знаешь, где это? – спросил Николай водителя.

– «Хуанхэ»? Как не знать. Через пять минут будем там.

Николай подумал, что и самому ему хочется сходить в китайский ресторан. Может быть, прежний Давыдов и бывал здесь – да и не только здесь. Приемы, фуршеты, банкеты… Но учителей на подобные мероприятия приглашают не слишком часто. А ходить по ресторанам на свои просто не хватало денег.

Китайский ресторан располагался в оживленном месте. Что было в этом здании в его бытность студентом, Давыдов не помнил. Вроде какой-то магазин.

Огромные окна ресторана украшали причудливые иероглифы, швейцар-китаец в национальной одежде, с косичкой приветливо улыбался посетителям. Перед Дарьей и Николаем он не только открыл дверь, но и проводил их в зал, где гостей встретила девушка-китаянка. И откуда здесь столько китайцев? Впрочем, может быть, за китайцев выдавали себя корейцы или вьетнамцы?

Девушка-распорядитель предложила посетителям выбрать столик. Зал оказался практически пуст. Только за столиком неподалеку от входа сидел мужчина лет пятидесяти и задумчиво что-то жевал.

Даша выбрала столик подальше, в темном углу, и села лицом к двери. Николай занял место по левую руку от нее.

Не успели молодые люди расположиться, как к ним поспешно мелкими шажками подошел китаец с полотенцами.

– Вытирайте руки, пожалуйста, – с легким акцентом, сюсюкая, предложил он.

Николай взял мокрое горячее полотенце и тщательно протер руки – они действительно были грязными.

Даша, протирая изящные пальчики, рассмеялась:

– Как дети!

– Обычай, – заменяя «ч» на «ц», прокомментировал китаец и уточнил: – Традиция.

Слово «традиция» прозвучало у него на удивление чисто.

Церемония продолжалась. Очередной китаец принес завернутый в полотенце стеклянный графинчик.

– Саке, – объявил он.

– А разве саке – не японская водка? – поинтересовался Николай.

Китаец только широко улыбнулся и разлил напиток в две маленькие фаянсовые рюмочки. А Давыдов не стал привередничать.

Жидкость обжигала горло и отлично согревала. В прохладном зале это оказалось кстати.

Тем временем та же девушка, что встретила их, а может быть, и другая, принесла меню. Названия мало что говорили неискушенному человеку. Даша заявила, что вообще не собирается ничего есть. Поэтому Николай взял инициативу на себя.

– Я вот слышал, утка по-пекински – это очень вкусно…

– Да, – улыбнулась китаянка. – Очень вкусно. И очень дорого. Такое блюдо сюит почти тысячу рублей. Поэтому в обычный ассортимент оно не входит. Но если вы непременно желаете отведать утку по-пекински, мы примем заказ и приготовим ее для вас. Не сейчас – через неделю или через две. Придется вызывать специального повара.

– Пожалуй, не стоит. – пошел на попятный Давыдов. – Нам бы чего-нибудь сейчас.

– Предлагаю утку по-шанхайски. Тоже очень вкусно и не слишком дорого – двадцать три рубля.

– Замечательно, – кивнул Давыдов. Даша под столом дернула Николая за полу пиджака и прошептала:

– Ты что! Очень дорого! Николай пожал плечами:

– Один раз живем. Тебе не хочется попробовать? Девушка замялась, и Давыдов расценил ее минутное молчание как согласие.

– Ну и закусок всяких, – продолжил он. – Что там у вас положено? Овощей, мяса…

– Грибов, – подсказала – китаянка.

– Да, конечно.

– Змею не хотите?

– Не нужно! – изменилась в лице Даша.

– Вот и правильно. Сразу видно знатока. Змеи сейчас не очень вкусные. Жилистые. Не сезон, – объяснила китаянка. – А осенью обязательно приходите и закажите степную гадюку. Просто тает во рту!

– Если доживем, – пообещал Давыдов. Официанты разбежались по своим делам, а Даша смеющимися глазами рассматривала Николая.

– Ты на себя не похож.

Давыдов немного помедлил и тихо сказал:

– Понимаешь, Дашенька, я – это не я. Не тот Давыдов, которого ты знала. Тот умер. Погиб в аварии.

– Красиво излагаешь, – улыбнулась Даша. – Литературно. Не думала, что ты так можешь. Мне казалось, у тебя одни формулы на уме.

– Я тоже не знал, что ты – специалистка по змеям.

– Какая я специалистка? Просто змей боюсь. В любой сезон. Без разницы, жилистые они или нет. Николай улыбался.

– Нет, я правду говорю! А то еще подумаешь, что я змееедка какая-то!

– И я тоже говорю правду, – попытался объяснить Николай. – Я – другой человек.

– Ты хочешь сказать, что авария так изменила твою жизнь, так заставила задуматься над происходящим, что ты стал другим человеком? – уточнила девушка.

Николай покачал головой:

– Нет. Я и есть другой человек. Я действительно совсем не знаю тебя. Но ты мне очень понравилась. И начинать наши отношения со лжи я не хочу. Я – Давыдов, но Давыдов из другого мира. Ты слышала об экспериментах, которые проводит ИТЭФ?

– Краем уха, – ответила Даша. – Это ведь государственная тайна. Меня взяли на работу в вашу библиотеку потому, что у меня хорошая анкета. Хотя отец и не слишком хотел, чтобы я работала. Он мог бы содержать меня, пока я учусь…

– Но тебе хочется самостоятельности, – перебил Давыдов.

– Именно. Но ты говорил что-то об экспериментах?

– Да. Наши коллеги выудили меня из другой плоскости Вселенной. Там я работал учителем. И не помышлял о том, чтобы писать докторскую или даже кандидатскую диссертацию. Хотя я – самый настоящий Давыдов. Не двойник. Не самозванец. Просто моя судьба сложилась по-другому. Потому что другой была история нашей страны.

Даша глядела на Николая, улыбаясь:

– Знаешь, хоть ты и выгнал Вику, но в то, что ты говоришь, очень трудно поверить. Давыдов – он был ни на кого не похож. А я не вижу больших различий. Не в поведении, нет. В интонациях, оборотах речи, жестах… В тех вещах, благодаря которым узнаешь человека по голосу, по манере разговора, по силуэту…

– И я об этом. Я не выдаю себя за него. Я – это я. И я – Давыдов.

– Отражение? Как в «Хрониках Амбера»? Давыдов улыбнулся романтичному сравнению.

– В «Хрониках», насколько я понимаю, существовала первопричина, Амбер, и ее следствия, или отражения. В нашем случае миры, по-моему, равноправны. Впрочем, я и сам не знаю точно – ведь у себя дома я не занимался разработкой теорий множественности миров. Но скоро, надеюсь, буду заниматься… И тогда отвечу на твой вопрос с большей степенью достоверности.

Дашу, похоже, не очень удивили признания Николая. Или она им не поверила. Просто думала над тем, как ей относиться к такой перемене в человеке, который был ей небезразличен.

Принесли утку, мелко порезанные и свернутые в какие-то странные клубки овощи, грибы. Отличить, что в поданном блюде было мясом, а что – грибами, практически не представлялось возможным. Во всяком случае, на вкус.

Несмотря на то что Даша отказывалась, она с аппетитом принялась за еду. Все было очень вкусно. Возможно, и степная гадюка оказалась бы не таким уж страшным блюдом.

Давыдов на некоторое время отвлекся от разговора. Желудок настойчиво того требовал.

– А в своем мире ты был женат? – спросила наконец Даша. – Я так поняла, что у тебя там была совсем другая судьба…

Вот она женская логика! Мужчину, наверное, заинтересовали бы детали перемещения из другого мира, условия жизни там, исторические подробности, в конце концов. А девушку волновало совсем другое…

– Девушки обходили меня стороной, – усмехнулся Николай.

– Почему? – удивилась Дарья.

– У меня была непрестижная работа. Мало получал. И не имел завидных перспектив. Даша рассмеялась:

– Характер у тебя действительно тяжелый. Если ты еще и не зарабатывал достаточно, понимаю тех девушек! Кстати, меня, выходит, среди них не было?

– Я жил в другом городе.

– Что ж, жаль, что не меня перенесли в ваш мир, а тебя в наш. Ты бы мог убедиться, что меня интересуют не обеды в китайских ресторанах и не зарплата… Или ты живешь в очень мрачном месте? Николай ненадолго задумался.

– Сложно сказать. У нас много плохого, но я еще не вполне разобрался, каково это – жить здесь. Меня вот, похоже, на самом деле хотели угробить. Ну, не меня, а здешнего Давыдова. И у них даже получилось.

– Может быть, это была обычная авария? – поинтересовалась Даша.

– Не знаю… У меня нет фактов для анализа.

– Знаешь, мне все это нравится, – жизнерадостно заявила девушка, но потом вдруг осеклась и задумалась. До нее, похоже, только сейчас дошло, о чем рассказывал Николай. Глаза ее стали грустными.

– Выходит, настоящий Давыдов на самом деле погиб?

– Я – настоящий, – твердо ответил Николай.

– Да, да, – тихо проговорила Дарья. – Давай поедем обратно? Меня ждут на работе…

От Николая не укрылось, что его новая знакомая была взволнована и расстроена. Ее, в отличие от Галины Изюмской, волновала судьба Николая Давыдова, а не «общего дела».

Давыдов попросил счет, спокойно заплатил за обед сорок четыре рубля, хотя здесь такие деньги, похоже, были очень приличной суммой, и, взяв Дашу под руку, довел ее до машины. Действительно, нужно было возвращаться. Сначала – работа, потом – развлечения.


Пять часов пролетели как один час, пока Давыдов-нынешний штудировал математические труды Давыдова-прежнего. Материал давался ему легко. В конце концов, базовый уровень образования был у них одинаков, образ мышления – более чем сходный.

Если нынешний Давыдов сталкивался с незнакомой работой или теорией, которую использовал для вычислений прежний, то он просто смотрел ссылку и изучал эту работу. Никогда еще работа со ссылками не была для Давыдова-нынешнего такой продуктивной. Прежде он вообще считал, что ссылки делают лишь для того, чтобы показать свою эрудицию по данной теме.

Сложнее было с физическими теориями. Физика не была коньком Давыдова «в прежней жизни». Но физические аспекты теорий Николай оставил на потом. Нужно знать, для чего ты производишь расчеты, но и разделение труда тоже полезно. В конце концов, физика – дело физиков.

Ближе к вечеру Давыдов вспомнил о том, что ему обещали дать возможность позвонить родителям. Профессор Савченко, когда он обратился к нему с просьбой об организации сеанса связи, отправил его к Изюмской, а та пригласила к себе. Ее лаборатория располагалась неподалеку именно от того зала, куда Давыдова переместили из родного мира.

– Твой разговор с родителями обойдется нам рублей в двести. Не ахти какие деньги, но разговор там, разговор тут… Лучше мы еще одну техничку наймем. Старайся экономить, – предупредила Давыдова Галина.

– Угу, – хмыкнул Николай.

Сумма, требовавшаяся для оплаты разговора, его не слишком впечатлила. Двести рублей, триста… Разве это деньги? Вместо того чтобы размышлять о предстоящих расходах, которые все равно лягут на институт, Давыдов с интересом разглядывал огромный аппарат, за которым сидела технолог. Были в нем и дисплеи, и микрофоны, и множество ручек настройки.

– Я сейчас выйду на телефонную линию вашего города и пошлю вызов на нужный номер. Телефон какой? Давыдов назвал номер и уточнил:

– А они не отследят, откуда звонят?

У родителей на телефоне не было определителя номера. Николаю просто стало интересно – как же Галина оформит вызов?

– Для них он будет выглядеть как звонок непосредственно со станции.

Девушка принялась крутить ручки на аппарате. Продолжалось это минут десять. Потом она объявила:

– Время пошло!

Одновременно с этим в трубке, которую держал Давыдов, раздались длинные гудки.

– Постарайся уложиться в минуту, – бросила напоследок Галина.

И тут трубку сняла мама.

– Это я, Николай, – сообщил Давыдов. – Я уже в Штатах, мама. Время дорого стоит, валюты мало…

– Как ты там очутился? – перебила Николая мать. – Почему не предупредил?

– Вызвали в областной департамент образования, там предложили лететь чартерным рейсом. Тот, кого собирались послать сначала, отказался в последний момент. Заболел. И послали меня.

– Сколько ты там будешь? Как можно тебе позвонить? – деловито спросила мама.

– Программа – на полгода. Если не продлят. Звонить буду сам. Картошку вы выключили?

– Выключили! Так перепугались все! Картошка разваренная на плите докипает, а тебя нигде нет…

– А о Машке позаботились? – забеспокоился Николай.

– Мы ее к себе взяли. Сидит в углу, морковку грызет.

Морская свинка, в отличие от картошки, могла, конечно, подождать пару дней. Но потом ее обязательно нужно кормить и поить… Не ездить же из-за этого на другой конец города? Проще уж взять животное к себе.

– Глупо, как я обо всем забыл. Очень неожиданно все получилось. Едва успел самое нужное взять… А Машку через границу не пустили бы. На нее санитарный паспорт нужен. Да и перевозка дорого стоит.

– Обойдешься без своей свиньи. И все-таки я боюсь, Коля… Через океан лететь…

– Уже перелетели. А обратно, может, и пароходом. Не надо пугаться. Все будет отлично. Позвоню еще через пару недель или через месяц. Счастливо. Целую.

Давыдов кивнул Галине, связь прервалась.

– В минуту уложился, – констатировал а девушка. – Молодец! В качестве премии через недельку сможешь еще раз позвонить.

– Я бы лучше им письмо написал, – заметил Давыдов.

– У нас тарифы другие. Письмо обойдется гораздо дороже. Это ведь перемещение материального объекта.

– Ладно, посмотрим, – махнул рукой Давыдов. – Спасибо тебе.

– Рада помочь, – улыбнулась девушка. Давыдов уже собрался уходить, но на пороге обернулся и задал вопрос:

– Ты извини, конечно… Я тут много нового о себе узнал. Не о себе, конечно. О прежнем Давыдове. Глупо спрашивать, но у нас с тобой ничего не было? Ты на меня зла не держишь?

Галина звонко рассмеялась:

– Что было, то прошло, Николай. Какая теперь разница? Могу только сказать, что ты гораздо приятнее нашего Давыдова. Наверное, жизнь в стесненных обстоятельствах благотворно влияет на личность. Может быть, с тобой нынешним я и не против бьша бы закрутить роман… да поздно. И у меня обстоятельства изменились, да и ты встретил свою Дашу…

– Откуда ты знаешь? – Давыдов удивился.

– Наш институт – как большая семья, – немного раздраженно бросила Галина. – Со своими информаторами, с полицией нравов на добровольных началах… Скоро увидишь. Ну да и пусть их – не забывай, заходи!


Когда Давыдов собрался ехать домой, было уже часов девять. За окнами кабинета опустились сумерки. Несмотря на усталость, Николай был в приподнятом настроении. Стоя в вестибюле ИТЭФа, с мобильного телефона он позвонил Толику. Вообще-то он был не против пройтись до дома пешком – расстояние едва ли составляло больше километра, но разыскивать дом в сумерках не хотелось.

Водитель, коротавший время в подсобке рядом с комнатой охранников, быстро вышел на стоянку перед институтом, завел машину, и они помчались по проспекту Стачки. Оказавшись в нужном квартале, Давыдов быстро сориентировался и попросил:

– Высадите меня здесь.

– Не положено, – притормаживая у обочины, возразил Толик. – Обязан проводить…

– Все равно ведь я в магазин пойду, – объяснил Давыдов. – Мне долг отдать нужно, да и купить кое-чего. Что вы, до ночи со мной ходить будете?

– Положено так, – пробормотал Толик. – А если что купить нужно – дали бы мне задание. Целый день даром простоял. Ну да что уж с вами поделать – выходите…

Давыдов махнул на прощание шоферу и побрел мимо зарослей кустарника к маленькому магазинчику, где покупал медовуху и сбитень. Бутылки с этими напитками позвякивали у него в пакете. Напрочь забыл о них! Прямо скажем, что-нибудь можно было выпить и на работе. Да не догадался взять пакет из машины.

На улице похолодало. Николай застегнул пиджак, оставив незастегнутой нижнюю пуговицу. Все-таки он приехал не из глухой деревни, знал, как нужно носить одежду согласно правилам этикета. Пиджак сидел хорошо, и трубка мобильника заметно оттопыривала карман. Николай повесил телефон на пояс, но и тут он здорово мешал. Тогда математик бросил телефон в пакет, рядом с бутылками.

В магазине Давыдов напомнил продавщице, что задолжал ей, и купил колбасы, сыра, кетчуп и булочек. Подумав, взял несколько банок консервов, рыбных и овощных. Свежими овощами магазин, к сожалению, не торговал. Массовая закупка обошлась Николаю в каких-то десять рублей. Теперь ему наконец стал понятен масштаб цен. Напитки стоили дорого – скорее всего, из-за акцизов. Продукты же были гораздо дешевле.

Теперь уже с двумя пакетами Давыдов медленно пошел к подъезду. Дом отбрасывал длинную тень – в небе стояла полная луна. Судя по тени, на крыше здания кто-то шевелился. Или, может быть, качалась телевизионная антенна? Давыдов даже поднял голову, чтобы посмотреть. Хотя какое ему, собственно, дело?

Гул машин на проспекте становился все тише, звуки внутри квартала, во дворах – отчетливее.

– Это же он! Пришел пешком, а не приехал! Стреляй!

Давыдов даже на мгновение не предположил, что речь идет о нем. Позже, обдумывая донесшиеся с крыши реплики, Николай пришел к выводу, что не сообразить, кого именно поджидали в засаде неведомые злоумышленники, мог только весьма туповатый человек. Но в сам момент происшествия он лишь подумал, что не очень-то хорошо будет находиться на линии огня. И ускорил шаг.

Грохот автоматной очереди – и краем глаза Давыдов заметил, как упал лицом в землю пожилой мужчина, выгуливавший свою собаку. Собака с громким визгом устремилась в кусты, а стоявшие неподалеку от подъезда две девочки поспешно опустились на колени и пригнулись. Падать на землю им, видимо, помешало не совсем полное осознание опасности и боязнь запачкать яркие курточки.

Люди действовали так слаженно, что, казалось, они проходили выучку, как вести себя в случае обстрела. (Позже выяснилось, что именно так оно и есть и в школах, и на предприятиях учили грамотно действовать при атаках террористов.) Но Николай не проходил подобных курсов. Его не учили при звуках пальбы падать на землю ничком. Более того, как математик, он прекрасно понимал, что для стрелка на крыше в стоячем положении представляет гораздо менее удачную мишень, чем в лежачем. И бросился к подъезду, даже не пригибаясь. Напротив, стараясь держаться по возможности ровно.

Треск автоматных очередей и сочное щелканье пуль по асфальту продолжались. Раздался звон разбитой бутылки, из пакета Николая на землю что-то полилось. Или медовуха, или сбитень… Как ни странно, Давыдов подумал о потерянном напитке с сожалением, позабыв порадоваться тому факту, что попали в пакет, а не в него.

Не выпуская из рук поклажи, Давыдов вбежал под козырек подъезда. Верная долгу консьержка, презирая опасность, спешила ему навстречу, сжимая в руке большой газовый баллончик.

– Я вызвала охрану, – срывающимся голосом сообщила она. – Что происходит?

– Стреляют, – коротко ответил Давыдов. Только сейчас до него стало доходить, что стреляли, скорее всего, именно в него.

Оставаться внизу было небезопасно и попросту глупо. Давыдов поднялся в свою квартиру. По крайней мере, нужно положить продукты в холодильник. Дома он выяснил, что разбита не только бутылка со сбитнем. Пуля прошила и мобильный телефон. Вряд ли он подлежал восстановлению.

Минуты через три, завывая сиреной, подъехали патрульные автомобили и автобус с милиционерами. И уже через пять минут Николай давал показания человеку в штатском, к которому вскоре присоединился напарник. Хотя, собственно, что он мог показать?

– А ведь они рассчитывали на то, что вы ляжете на землю, – покачав головой, резюмировал в конце беседы допрашивавший Николая офицер спецслужб. – Собирались расстрелять вас сверху. Кстати, почему вы не легли, господин Давыдов?

– Проекция с крыши при положении «лежа» самая объемная. Вот если бы стреляли из кустов – другое дело. Тогда попасть в стоящего человека легко, а в лежащего – почти невозможно.

– Да, это так, – кивнул другой офицер. – Но тренировки вырабатывают навык сначала падать, а потом думать. Вы плохо тренировались в свое время, Николай Васильевич. И сейчас это, как ни странно, спасло вам жизнь.

– Работы много. Не до тренировок, – зачем-то стал оправдываться Давыдов. – К тому же я все-таки математик. И мыслю соответствующим образом.

Злоумышленников задержать не удалось. Даже оружия, из которого они стреляли, не нашли. Бережливые киллеры забрали автомат с собой – несмотря на риск быть пойманными с оружием. Как они попали на крышу? Как успели уйти оттуда за три минуты незамеченными?

Наверх, имея некоторую сноровку, можно было подняться с помощью пожарной лестницы. Но вот спуститься по ней за пару минут было уже гораздо труднее. Однако поиски на крыше, чердаке и в подъездах дома, а также на прилегающей территории ничего не дали.

Спустя час после происшествия к дому Давыдова начали подтягиваться журналисты. По совету работников спецслужб, Николай не стал общаться с «акулами пера», и те, поснимав адресный план жилья сотрудников института, разошлись.

Давыдов же заперся у себя в квартире с желанием поскорее расслабиться. Лучшим способом расслабления оказались путешествия по Интернету. Давыдов не отрывался от компьютера даже за едой. Благо заварить кофе и приготовить бутерброды было делом недолгим.


Утро в Институте теоретической и экспериментальной физики началось с расследования. Не успел Давыдов пролистнуть первый из заказанных в библиотеке научных журналов, как к нему примчался взволнованный и взъерошенный психолог.

– Почему ты не позвонил мне? – тоном глубоко оскорбленного человека возопил Семен. – Почему не позвал? Николай посмотрел на психолога с удивлением:

– Почему же я должен тебя звать? Разве ты охранник или сотрудник службы безопасности?

– Я твой друг! – безкомпромиссно заявил Кручинин.

– Несомненно. И только поэтому я должен был будить тебя ночью? Зачем?

– Чтобы снять психологическую нагрузку. Шутка ли сказать – вооруженное покушение! Страшный удар по психике. Ты и сейчас не в себе! Нам нужно немедленно провести сеанс психоанализа.

– Может, как-нибудь потом? – робко предложил Давыдов.

Не то чтобы покушение оставило его равнодушным. Просто он был уверен, что никакой психоанализ ему не поможет. А поможет в лучшем случае поимка тех, кто на него покушался, а в худшем – бронежилет.

Беспокойство же Семена, скорее всего, имело под собой прагматичную почву. В преуспевающем институте физики психолог не должен даром есть свой хлеб. Он обязан помогать всем и всегда. Потому что без математиков ИТЭФ работать не сможет, без программистов – тоже, а собственный психолог, даже очень хороший, – не более чем деталь интерьера солидной фирмы.

От грядущего сеанса психоанализа, на котором Кручинин, несомненно, настоял бы, Николая спасло появление профессора Савченко. Профессор обратился к математику с тем же вопросом:

– Почему ты сразу же не сообщил мне о покушении? Я бы прислал охрану…

– Поздно было присылать.

– Дикий случай, конечно. Охранные системы оказались отключены.

– А у нас в доме есть охранные системы?

– Еще бы! Самые совершенные. Какой-то разгильдяй отключил питание. Или не разгильдяй… Но с этим мы еще разберемся.

– Да, не помешает, конечно.

– Толика твоего я уволю, – решительно заявил Лев Алексеевич.

– Не надо. Ни в коем случае! Он и так страшно переживает, – поспешил защитить водителя Давыдов. – Я сам заставил его вчера уехать раньше времени. И пошел в магазин. Он не хотел меня отпускать.

– Или делал вид? – Семен позволил себе вмешаться в разговор.

– Нет. Притворства не было.

– Его и сейчас на месте нет!

– Он выполняет мои поручения. Покупает телефон. Мой вчера прострелили. Представляете? – поделился бедой Николай.

– Так телефон, выходит, тебе жизнь спас?

– Ну, не совсем. Он был не на груди, а в пакете. Динамик, схемы – все разбито. Аккумулятор слегка повредило. А сим-карта цела. Так что номер у меня останется прежним.

– И все же я приставлю к тебе еще одного охранника, – заявил директор института, исподтишка наблюдая за Николаем, слишком много рассуждающим о телефоне. Психолог, наверное, назвал бы подобную разговорчивость сублимацией. Или каким-то другим хитрым термином. (Сублимация – вытеснение. Например, мыслей о сексе – агрессией или работой, мыслей об опасности – пустыми разговорами.)

– Я не смогу работать, если со мной постоянно будет находиться чужой человек. Мне и Толика больше чем достаточно, – попытался возразить Давыдов.

– Что ж, придется задействовать наружное наблюдение, – вздохнул профессор. – Соответствующим образом оснащенная охрана будет следовать на некотором удалении от тебя. Во всяком случае, здесь, в городе, пока ты не улетишь на заседание Думского Собрания в Москву.

Давыдов не стал спорить. Может быть, его и в самом деле нужно охранять? Но что сделают даже несколько телохранителей против снайпера, засевшего на крыше или где-нибудь на обочине дороги, держа объект на прицеле?

Директор отправился звонить в службу охраны, а психолог некоторое время пытался завязать беседу, но Николаю совсем не хотелось с ним разговаривать.

– Через час жду у себя, – настойчивым потребовал Семен при расставании. – Если не придешь – явлюсь к тебе сам.

«Придется прийти, – вздохнул про себя Давыдов. – Из моего кабинета его без грубости не выгонишь, а в чужом кабинете я всегда смогу подняться и уйти сам. Да, может быть, и правда стоит поделиться своими проблемами со специалистом…»

В том, что Семен был специалистом, сомневаться не приходилось. Сумел же он убедить Давыдова делать то, что ему совсем не хотелось? Причем убедить почти ненавязчиво…


Андрей Дорошев вошел в кабинет Давыдова как-то бочком и виновато улыбаясь.

– Я слышал, ты тут делами занят… – начал он.

– Занят. Но тебе могу уделить несколько минут, – не в силах противостоять хорошему воспитанию, ответил Давыдов. Тем более Дорошев ему понравился с первого взгляда, несмотря на странные улыбочки и неожиданные высказывания. Николай этому человеку доверял.

– Да я, собственно, поздороваться зашел, – пожал плечами Андрей.

– Так уж и поздороваться?

– Ну, не только. Мне вот интересно – кому покоя не дает, что ты жив остался? Или ты кому-то успел уже не угодить как новый актер в старой роли?

Давыдов некоторое время думал над сказанным, а потом попросил:

– Поясни.

– Да что тут пояснять? Прежний Давыдов многим на мозоль наступил, а кое-кому даже и ноги оттоптал. Это ясно. Думаю, ты и сам это понял. А вот новый… Мне ты, например, кажешься весьма безобидным…

– Спасибо за комплимент! – мрачно усмехнулся Николай.

– Чего уж там… Это действительно так. Ты прежнего Давыдова не видел. Он жесткий был, резкий… Только Вику свою прогнать не мог. Ну а мы с ним всегда, впрочем, ладили. Делить нечего было. А ты вот кому помешал?

– Постой, постой, – поднял руку Николай. – Да ведь то, что меня из другого мира вызвали, знают человек десять, не больше?

Дорошев улыбнулся:

– Этого вполне достаточно. Они и есть основные игроки.

– В каком смысле?

– Да в таком, что с вероятностью более чем в пятьдесят процентов они стоят и за прошлым покушением на тебя, и за нынешним. Между нами говоря, перед той аварией Давыдов из института выехал. И «нива» его во дворе стояла. В темном закутке – чтобы людям глаза не мозолить. Тормозные шланги мог только кто-то из сотрудников подпилить! Потому что никого другого охрана во двор не пустит.

– Вот так-так… – только и мог произнести Николай.

– А ты не в курсе, что авария произошла из-за того, что тормоза отказали? И что. скорее всего, их из строя нарочно вывели? Да так, чтобы не сразу оборвались, на проспекте Стачки, где можно только машину помять, а через пару десятков километров, на трассе… Об этом тебе не рассказали?

– Не рассказали.

– Что еще раз говорит в пользу того, что акция была предпринята кем-то из ИТЭФа. Причем значительная часть твоих коллег эту акцию одобрила, раз никто не посчитал нужным информировать тебя о предыстории происшествия…

– Да, это показалось мне странным.

– Вот ты и подумай, – тихо засмеялся Дорошев. – Ты мне понравился. Обидно, если сгинешь понапрасну.

Давыдов отложил журнал, который не выпускал из рук, пока говорил Дорошев, в сторону, и посмотрел в упор на своего гостя.

– А ведь и ты, возможно, рассказываешь это мне для того, чтобы отвести от себя подозрения, – заметил он.

– Возможно, – нисколько не смутился Дорошев. – И над этим тоже подумай. Думать, оно, знаешь ли, полезно. Не только над уравнениями. Иногда и по жизни нужно что-то соображать. Прежнему Давыдову этого не хватало.

– Значит, ты считаешь, что от следствия толку ждать не стоит?

Дорошев хмыкнул:

– Ждать, конечно, можно. Но, по мне, лучше не ждать, а действовать. Ждать – это для слабых женщин. К слову, о женщинах… Ты бы завещание свое проверил… – ни к селу ни к городу вспомнил Дорошев.

– Какое завещание? – удивился Николай. – Нет у меня никакого завещания…

Конечно же у него завещания нет, а у прежнего Давыдова не исключено, что и было.

– Не могут же в наше время убивать из-за завещания? Это ведь как в дешевых детективах, – попытался заметить он.

– Люди не меняются, – усмехнулся Дорошев. – Впрочем, можешь считать, что, наталкивая тебя на мысль о завещании, я пытаюсь замаскировать какие-то глубинные, истинные причины преступления. Так будет лучше…

Николай забарабанил пальцами по столу.

– Ты, я вижу, вовсе не стремишься выглядеть невиновным в моих глазах? Тебя даже нравится играть в эту игру?

– Не скрою. Любопытно, – ответил Дорошев. – К тому же я на самом деле невиновен. У следствия нет улик против меня, а что подумаешь обо мне ты… Если ты настолько глуп, твое мнение для меня не слишком важно. Если умен – разберешься, что к чему.

Николай фыркнул. Дорошев был своеобразной личностью. Но в нахальной притягательности ему не откажешь.


Не успел Давыдов вернуться к статье, которую изучал до прихода Дорошева, как секретарь директора Зинаида положила на стол почту. Да не как-нибудь – в именной красной папке: на ней золотом были тиснуты фамилия Давыдова и его должность.

«Интересно, когда он работал? – подумал Николай о своем предшественнике. – Дома, по ночам? Он ведь еще и депутат…»

Депутатская деятельность прежнего Давыдова напомнила о себе, как только Николай открыл папку. Сверху лежал синий конверт с пометкой «фельдъегерская почта». У Зинаиды, наверное, имелась доверенность на получение важных бумаг. Конверт не был распечатан.

Впрочем, бумага в конверте оказалась важной, но явно не секретной. Она официально приглашала Давыдова в Москву на заседание Думского Собрания, открытие назначено было на пятнадцатое мая. Николай вспомнил, что сегодня, как ни странно, двенадцатое мая. А казалось, что с момента его похищения прошло уже столько дней! Функция даты в компьютере расчеты Давыдова подтвердила.

Николай послал по Интернету подтверждение получения приглашения и попутно удивился, почему нельзя приглашать депутатов по Интернету, вместо того чтобы гонять курьеров. Но, подумав, он нашел доводы в пользу фельдъегерской почты. Интернет подвержен хакерским атакам. Его можно вывести из строя ударом по серверам. Вряд ли он будет работать корректно в случае войны, если в ход пойдет электромагнитное оружие, разрушающее радары и компьютеры противника. А Думское Собрание должно собираться при любых обстоятельствах.

В почтовом ящике компьютера лежало одно-единственное письмо – от депутата Бориса Слуцкого. Николай отметил, что он уже слышал это имя. Знакомый по прежней жизни? Или он уже слышал о нем здесь? Да нет, кажется, тут представляли только коллег…

Николай открыл файл электронного письма, пробежал глазами строчки на экране:


«Уважаемый коллега!

Сожалею, что с вами произошел досадный инцидент. Тем не менее подтверждаю готовность встретиться в любое удобное для вас время на моей территории. К сожалению, сам приехать к вам не решаюсь – вряд ли мы сможем быть защищены от прослушивания в чертах города.

Полагаю, нам обязательно нужно побеседовать до начала заседания парламента. Подтвердите получение приглашения, но не сообщайте, когда будете выезжать, во избежание повторения несчастных случаев. Я жду вас в любое время.

С уважением, Борис Слуцкий».


Давыдов вспомнил, где он слышал о Слуцком. На пресс-конференции, где журналистка едва ли не вслух назвала Слуцкого бандитом. Наверное, депутат в самом деле был могущественным и влиятельным. И Давыдов должен был с ним встретиться. Не для того, чтобы обсудить какую-то гипотетическую общую позицию. Для того, чтобы разобраться в позиции «партнеров», выслушав «противника».

Близилось время обеда. Николай позвонил в библиотеку.

– Принесите мне, пожалуйста, подшивку газеты Думского Собрания за этот год, – попросил он Дашу Белову. – Мы ведь ее выписываем?

Конечно, газета была только предлогом увидеть девушку.


Даша вошла, с трудом неся перед собой огромную кипу газет: не одну подшивку, а, кажется, целых пять.

– Не думал, что она такая увесистая, – попытался оправдаться Николай.

– Обратно сам понесешь, – ответила девушка. – В каждой подшивке – материал всего за один месяц. Газета выходит на шестидесяти четырех полосах три раза в неделю. Только мое хорошее отношение позволяет тебе командовать. Ну и, возможно, то, что вчера мы очень приятно пообедали.

– Я бы опять хотел пригласить тебя куда-нибудь, – признался Николай.

– Не слишком ли часто? – поинтересовалась Даша.

– Полагаю, нет. Пойдем в какое-нибудь заведение попроще. Но чтобы нас никто не видел.

– А твой водитель?

– Действительно, – улыбнулся Николай. – Мне и самому с ним не по себе. Я возьму свою машину. Если ты согласишься.

– Соглашусь, – кивнула девушка и быстро вышла из комнаты.

Легко сказать – возьму свою машину… А как же охрана? Что скажет Лев Алексеевич? Да и вообще, Николай давно не садился за руль – справится ли с управлением? Но покататься на собственной новой машине очень хотелось! Те, у кого машины никогда не было, – поймут…

Давыдов вызвал в кабинет Толика. Водитель вручил Давыдову только что купленный телефон – точную копию прежнего «Корвета». Единичка здесь тоже слегка западала. И Николай засомневался: то ли телефоны делались с единообразным браком, то ли эта кнопка на самом деле не западала, а имела какие-то функциональные, неизвестные ему свойства?

– Машину мою пригонишь, Анатолий? – спросил математик, положив телефон в карман.

– «Девятку», от родителей? Или новую «десятку»?

– «Десятку», пожалуй, – вздохнул Николай. – Она где – в гараже рядом с домом?

– Да, наверное. Если вы никуда ее не переставляли.

– Вот и давай ее сюда. Только не помню – куда же я ключи от гаража и от машины дел?

– Где-то дома, наверное, лежат. Только у меня все ключи есть, – объявил Толик.

– Замечательно. И перед институтом тогда машину поставь. Во двор не загоняй. Толик задумался:

– Опять без сопровождения ехать куда-то надумали? Уволят ведь меня. Я вынужден буду директору доложить…

– Не старайся. Я сам ему доложу. И еще, Анатолий… Можно сейчас в магазине хотя бы пневматический пистолет купить? Многозарядный, с баллончиком? А еще лучше – ракетницу. Или какой-нибудь «Удар»…

Водитель-телохранитель с недоумением посмотрел на своего подопечного:

– Зачем это вам, Николай Васильевич?

– Да так, на всякий случай… Если тебя рядом не будет – хоть какое-то оружие иметь.

Лицо Толика вытянулось еще больше.

– Так вы свое табельное оружие у Савченко возьмите, – предложил он. – Давно пора.

– Табельное оружие? – удивленно переспросил Давыдов.

– Ну да. Точно такой же пистолет, как и у меня, – пояснил телохранитель. – Запамятовали, наверное, что директору сдали? Я еще тогда удивился – зачем? Но вы сказали, у вас убеждения специфические… Нет, сцепифические… Или, кажется, поцифические…

– Наверное, пацифистские, – догадался Николай. – Было, да прошло.

– Вот и хорошо, что прошло. Пистолет – друг надежный. Анатолий распахнул свой пиджак и похлопал по наплечной кобуре.

– Модифицированный «Макаров», – объяснил он. – Пуля тяжелее, ствол длиннее. Убойная сила – на слона можно ходить…

– Ну, положим, убивать я никого не хочу, – вздохнул Давыдов.

– Специфист, – слегка скривившись, покачал головой Толик. – А по мне – лучше я, чем меня.

– Что ж, может, и так, – не стал спорить Николай, пацифистские убеждения которого в последнее время несколько пошатнулись.


Уладить все вопросы с Савченко оказалось на удивление просто. Тот только напомнил, что машины Давыдова будет держаться «хвост» – серая «волга». Машину эту отсекать не нужно, в ней едут свои люди. Которые и сами за другими «хвостами» проследят, и прикроют при случае.

Директор ИТЭФа отдал Николаю пистолет в отличной кожаной кобуре с двумя запасными обоймами. Ощущая под мышкой оружие, Давыдов почувствовал себя совершенно другим человеком. Уверенным. Сильным. Готовым ответить на самый дерзкий вызов.

Никто не назвал бы Николая трусом и до сих пор. Но одно дело – смело идти навстречу опасности и преодолевать страх, другое – понимать, что ты действительно справишься с любой ситуацией. Не будешь блефовать, надеясь на нерешительность противника, а используешь преимущество. Или будешь уверен в том, что враги твои преимуществ перед тобой не имеют – что гораздо важнее.

Некоторые утверждают, что оружие любят слабые мужчины. Неправда. Оружие любят все мужчины. Потому что оно дает шанс в бою с любым противником. Рост, вес и мышцы перестают иметь значение. Важны становятся только навыки боя. И число противников играет уже гораздо меньшую роль. Как говорят американцы, Господь Бог создал людей, а господин Кольт сделал их равными.

Давыдов сидел в кресле и перезаряжал пистолет, когда в кабинет вошла Вика Орехова.

– Наверное, я так и не дождусь от тебя звонка? – как ни в чем не бывало спросила девушка.

Она даже слегка улыбалась: поощряюще, обнадеживающе. Цену таким улыбкам Николай хорошо знал по прошлой жизни, когда его пинали часто и много. Девушки улыбаются так, чтобы лишний раз поиздеваться над своей жертвой. А многие из них терзать жертву любят и умеют. Вика – явно из таких…

Николай тоже улыбнулся, не переставая снаряжать маслянистыми тяжеленькими патронами обойму «Макарова», и ответил:

– Может быть, и не дождешься.

– Самостоятельным стал! – ядовито прошипела Вика. – Свобода голову вскружила?

Даже под слоем косметики было видно, что лицо ее пошло красными пятнами. Оно и понятно – всегда Давыдов оказывался легкой добычей, а сейчас вдруг выходит из-под контроля! Причем, казалось бы, ни с того ни с сего, после всех тех уроков, что она ему преподала…

– Знаешь, Вика, я считаю, что нашим отношениям нужно положить конец, – спокойно заявил Николай.

– То же самое собиралась тебе сообщить и я, – не растерялась Вика. – Для этого сюда и шла.

– Ну вот и отлично.

– Нет, не отлично! – сорвалась на крик Вика. – Я на тебя положила свои лучшие годы!

– Надеюсь, лучшие годы у тебя все же впереди, – утешил бывшую подругу, расположившуюся в кресле напротив, Николай.

– И просто так ты меня бросить не можешь, – продолжила девушка.

– Это уже похоже на деловой разговор, – объявил Николай, вгоняя обойму в рукоять пистолета и передергивая затвор. – Речь идет об отступных?

– Ах ты, подонок! – вскипела Вика. – Сколько раз ты, подлец, умолял меня выйти за тебя замуж!

– Но ты ведь не согласилась? – проявил изрядную сообразительность Давыдов.

Отношения его предшественника и этой девушки становились все более ясными. Николай и сам был таким идиотом – лет восемь назад. С тех пор, узнав немного жизнь, он стал оценивать события реально, а не так, как ему хотелось видеть. И совсем не так, как пытались их представить девушки.

Под наплывом романтических чувств очень просто забыть обо всем на свете и погрузиться в иллюзорный мир, где слово «любимый» дороже всех мирских благ. А в своем желании провести ночь с понравившейся девушкой можно зайти очень далеко… Как там в песне из новомодного мюзикла? Но, стряхнув с себя романтический флер, начинаешь понимать несоразмерность своих желаний и столь великих жертв. И осознаешь, что такая «великая» любовь – особенно любовь с первого взгляда – вовсе не проявление прекрасных чувств, а признак эгоизма и гипертрофированного эгоцентризма.

– И нисколько не жалею об этом, – кивнула Вика, старательно выставляя напоказ свои стройные ноги. На этот раз это было особенно легко – девушка, готовясь к серьезному разговору, надела мини-юбку.

– Вот и отлично, – скупо улыбнулся Давыдов. – Огласи, пожалуйста, свои предложения. Максимально сжато и по-деловому.

– Эта дряыв, Белова, ничего не получит, – заявила Вика. – Ты отдашь мне квартиру, машину и право распоряжаться патентами на все свои изобретения, имеющиеся на сегодняшний день. Потому что именно благодаря мне ты и мог всего этого добиться…

Николай расхохотался:

– И больше тебе ничего не нужно? Публичных извинений в газете? Чтобы я сменил фамилию? Или подвергся кастрации?

– Было бы неплохо, – начала Вика, но Давыдов перебил ее:

– Ты ничего не получишь. Одно дело – просить чего-то, что ты не имеешь. Другое – выдвигать совершенно безрассудные требования. Можешь идти.

Вика опешила, однако уходить не собиралась.

– А как же твои избиратели? – мрачно напомнила она. – Я могу рассказать им многое о твоих неблаговидных делишках. О параноидальных истериках, маниях и извращениях…

Давыдову, конечно, стало интересно, чем из вышеперечисленного на самом деле страдал прежний Давыдов, а что Вика придумала на ходу, для «желтой прессы» – за ее откровения многие ухватились бы. Да что там ухватились – хорошо заплатили бы! Но любопытство он в себе подавил и указал Вике на дверь.

– Рассказывай что хочешь, где хочешь и кому хочешь. Прежде чем давать согласие на печать, покажи статьи мне. Может быть, я дам за них больший гонорар, чем редактор.

Чао!

На самом деле ход Давыдова был маленькой хитростью. Он всего лишь хотел из первых рук узнать, в чем обвиняет его девушка. Может, они вместе убили кого-то? Или прежний Давыдов на самом деле был еще тот фрукт? Относительно же платы… Никогда нельзя платить шантажистам. Потому что они не успокоятся, пока не разденут вас до нитки. Только полная нищета может дать вам покой. А запросы Вики были весьма прозрачны.

Вика фыркнула и со словами: «Ты еще пожалеешь!» – покинула кабинет. А Николай позвонил секретарю директора:

– Зинаида, вы не забыли, кто может быть в курсе моих финансовых дел? И у кого хранится мое завещание?

– Как же? Делами занимается ваш поверенный, Петр Петрович Свиридов, у него же хранится и копия завещания. А в принципе вы пользуетесь услугами частного нотариуса – фамилию и адрес я вам сейчас скажу…

– Нет, не говорите. Лучше пригласите поверенного.

Давыдов усмехнулся. Эка – у него даже есть свой поверенный! Не нужно думать о том, куда вложить деньги, как оформить документы на квартиру… Пожалуй, и в налоговую инспекцию этот Петр Петрович ходит. Ну и обманывает Давыдова, естественно, в меру сил. Подворовывает, процент со сделок от продавцов получает… Хотя кто знает – может, и кристальной честности человек. Всякое бывает.


По внешности Петра Петровича Свиридова было затруднительно определить, является ли он порядочным человеком или отъявленным негодяем и жуликом. Невыразительный мужчина лет пятидесяти, в строгом костюме и с пухлым портфелем в руке, прятал глаза за толстыми стеклами очков и улыбался – дежурно, но не без приятности.

– Сделку какую задумали, Николай Васильевич? – поинтересовался он едва ли не с порога.

– Нет, Петр Петрович, – постарался повторить улыбку поверенного Давыдов. – У меня возникли определенные проблемы в личной жизни… Не могли бы вы вкратце рассказать, какие доходы я получил за время работы, на что деньги потратил… Надо, знаете ли, с собой разобраться. Все ли я верно помню…

– Похвальное желание, – кивнул Свиридов. – Только зачем же рассказывать? Я вам подробнейший отчет представлю. Вплоть до копейки. Завтра же.

– Не нужно до копейки. Только крупные сделки. И, если можно, сейчас.

– Уж не усомнились ли вы в моей честности? – насторожился опытный поверенный. – Готов в любую аудиторскую компанию отчет представить… Проверку опять же можно заказать…

– Что вы, что вы, – успокоил поверенного Давыдов. – Ни в коем случае.

– Я ведь, кроме вас, дела двенадцати человек веду. Мне дурная слава ни к чему, – продолжал оправдываться Свиридов.

– И речи об этом быть не может. Никаких подозрений. Задумался я только над тем, правильно ли трачу деньги, – изящно сформулировал Давыдов.

Действительно, кто знает, мотом был его предшественник или скупердяем? Среда накладывает отпечаток. А желание тратить деньги правильно есть и у расточительного человека, и у экономного. Только понимают они под словом «правильно» разные вещи.

– Вы рассказывайте, – подбодрил поверенного Николай.

– Рассказать могу только о том, чему сам свидетелем был – а работаем мы с вами шесть лет. Впрочем, насколько я знаю, до этого у вас только одна крупная сделка была – вы квартиру купили, которая сейчас уже продана. – Свиридов потер руки, вытащил из портфеля книгу наподобие амбарной, исписанную мелким почерком, и, небрежно листая ее, начал рассказывать: – Когда вы поручили мне вести дела, на счету вашем лежало две тысячи рублей, что, конечно, совсем не мало, и владели вы квартирой в нашем славном городе, где и проживали. Не скажу, что ваш покорный слуга явился для вас неким счастливым талисманом, однако сразу после заключения контракта со мной, по совету Льва Алексеевича Савченко, вы получили грант от Министерства высшего образования совместно с вашими коллегами. Ваша доля составила двенадцать тысяч рублей. Деньги мы вложили в акции и ценные бумаги. Затем вы получили премию за защиту кандидатской диссертации – три тысячи рублей. После – особую стипендию правительства, доход от которой в общей сложности составил пять тысяч…

– Извините, а что, кандидатская была признана выдающейся? За что премию-то дали?

Поверенный удивленно посмотрел на Давыдова из-под очков:

– Так ведь всем дают, батенька! Защитил кандидатскую – значит, достоин лучшего! Надбавка за ученую степень – это, конечно, прекрасно… Но и единовременная выплата не помешает. Обычно люди, закончив аспирантуру, семьей обзаводятся, самостоятельно жить начинают… Насколько я помню, еще года за два, как вы защитились, такой порядок ввели. Очень, скажу я вам, правильный порядок. Еще выше поднял престиж ученого. Государство не обеднеет, а молодому человеку полезно!

– Да, действительно, – согласился Давыдов, краснея. Нужно же было задать такой глупый вопрос! Вряд ли бы тот Николай, место которого он занял, мог забыть о выплате премиальных… Хотя, с другой стороны, юристы и экономисты мыслят не так, как другие люди. Вот и поверенный, похоже, не придал большого значения его вопросу.

Свиридов полистал книгу, замялся, потом попросил:

– Можно я сначала о доходах, а потом отдельно о расходах, чтобы время не терять?

– Да, конечно, – кивнул Николай.

– Стало быть, после стипендии получили вы авторскую долю за два изобретения. Какие изобретения – не знаю, да и знать не хочу. Одно известно – изобретения купило военное ведомство, авторское вознаграждение по этим проектам налогом не облагается. Чистая прибыль – тридцать семь тысяч рублей. Это уже серьезно. Чтобы прибыльно разместить такие деньги, попотеть пришлось. Впрочем, насколько я помню, вы тогда и тратить их принялись активно. Ну, к этому сейчас перейдем. Да, потом еще одно свидетельство на изобретение было – пятнадцать тысяч, и патент гражданский, с которого вам причитается половина процента отчислений. На сегодняшний день, если не ошибаюсь, платежи уже за сорок тысяч перевалили. От грантов государственных вы после получения патентов отказались в пользу молодых сотрудников, стипендии не получали. Читали лекции в Германии. За это получили две тысячи долларов. Валютный счет как был у вас, так и есть, платежей с него не производилось – это я хорошо помню. Доход по премиям и зарплате, что вы на счет направили – двенадцать тысяч. Да вознаграждение за защиту докторской диссертации – пять тысяч. И продажа уже упомянутой выше квартиры – семь тысяч рублей. Не очень хорошая квартира была, на окраине. Да доходы по вкладам и акциям – двадцать четыре тысячи. Это чтобы вы имели в виду, что я не напрасно свой процент от сделок имею…

– Да, да. – Николай был немного огорошен всей этой бухгалтерией.

– Теперь от приятного к еще более приятному – или как посмотреть. – хихикнул Петр Петрович. – К расходам. Куплен вами дом для родителей – восемнадцать тысяч рублей плюс его перестройка – еще восемь тысяч. Но из ваших денег на это только двадцать тысяч пошло, остальное отцом внесено. Квартира в строящемся доме института в копейки обошлась – четыре тысячи рублей. Мебель, оборудование – тоже четыре тысячи. В подарок невесте своей вы трехкомнатную квартиру купили – двенадцать тысяч рублей. – Поверенный скривился как от зубной боли. – Машину ей же семь тысяч. Себе «ниву», что вы разбить недавно изволили, – шесть тысяч. «Десятка» ваша, последнее приобретение, – двенадцать тысяч. Теперь что касается недвижимого имущества за пределами города… Дача на реке Дон – восемь тысяч, дачный домик на Черном море – двадцать пять тысяч. Изъятия со счета, средства, которые вы наличными брали, – тридцать пять тысяч. И за границу ездили, и в санатории отдыхать плюс оборудование покупали в магазинах, за наличные и по карточке…

– Покупал, – не стал спорить Давыдов, вспоминая мощный компьютер и домашний кинотеатр, которые он видел в квартире.

– Итого, вы пока в «плюсе», около пятнадцати тысяч на вашем счету крутятся, работают. Некоторые говорят, лежат, но это неверно – в банке деньги не лежат…

– А перспективы? – полюбопытствовал Давыдов.

– Насколько мне известно, еще поступления ожидаются – и значительные – после того, как грандиозный проект, над которым работает ваш институт, будет полностью закончен и до конца оплачен государством. Вот, собственно, и вся информация.

Николай потряс головой:

– Загрузили! Столько цифр, и все подряд…

– Сами просили, чтобы я в устном виде. То ли дело расчет, дебет – кредит… Вы же математик, куда уж проще – цифры складывать да вычитать.

– Математик – это да… Но я больше с формулами, а не с бухгалтерскими отчетами…

– Не скромничайте! – возразил Свиридов. – Вы и бухгалтерию неплохо вели. Только наличными много платили – а это развращает. Теряешь контроль за расходами.

– Кофе, может быть? – предложил Давыдов.

– Не откажусь.

Николай принес из комнаты отдыха две чашки, приготовил кофе, поставил одну чашечку перед поверенным. Сам присел рядом, не в хозяйское кресло. Петр Петрович кофе вежливо пригубил, но пить не стал. Наверное, не слишком любил растворимый, предпочитал молотый.

– А кому, скажем, в случае моей гибели имущество отойдет? – поинтересовался как бы между прочим Николай.

– Разумный вопрос, очень деловой! – словно придя от самой мысли о кончине Давыдова в восторг, объявил Петр Петрович.

Он отставил кофейную чашку в сторону, жестом фокусника извлек из портфеля пакет, из пакета – лист папиросной бумаги, на котором красным шрифтом был оттиснут какой-то текст, и зачитал:

– «В случае Вашей безвременной кончины права на неоформленные авторские гонорары получает ИТЭФ с целью учреждения премий и стипендий. Квартира и деньги на счете отходят родителям, автомобиль – Виктории Ореховой, Вашей подруге. Разбитая ныне „нива“ предполагалась как прощальный подарок Вячеславу Бурдинову, Вашему другу. Отчисления с оформленных патентов – в Красный Крест, на благотворительность».

– Спасибо, – поблагодарил поверенного Николай. – Как вы считаете, Петр Петрович, завещание не могло стать причиной расправы со мной?

Свиридов в ужасе воздел руки к небу:

– Значит, это правда? На вас покушались?

Впрочем, голос Свиридова от ужаса не дрожал. Скорее присутствовал в нем какой-то оттенок любопытства. Что уж там – на своем веку поверенный повидал, наверное, всякого. И мелкие трагедии, и разбитые судьбы… А сейчас он просто собирал информацию. Потому что любой поверенный должен знать как можно больше – если хочет успешно вести свои дела. И дела своих клиентов.

– Было дело, – вздохнул Николай. – Из автомата вот пытались расстрелять. С крыши.

– Страшно? – Свиридов перешел на шепот.

– Откровенно говоря – нет. Потом, когда задумался, стало страшно. А сначала – только возбуждение.

– Реакция воина, – прищурился Свиридов.

– Да где уж мне… Как вы думаете: кому выгодно в меня стрелять?

– С имущественной точки зрения? – уточнил Свиридов. – Я ведь в политике не слишком силен…

– С имущественной, – кивнул Давыдов. – Политику пока в сторону.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Петр Петрович. – Больше всех по завещанию получают ваши родители. Но, думаю, живой вы принесете им гораздо больше пользы. И с материальной, и, конечно, с моральной точки зрения. Собственно, даже мысли не могу допустить…

– И я не могу. Дальше, – попросил Давыдов.

– Госпожа Орехова, как я полагаю, тоже предпочитала бы видеть вас здравствующим. Даже самая лучшая машина – небольшой куш, а вы постоянно балуете ее своим вниманием.

Николай отметил, что в свете последнего разговора «госпожа Орехова» может потерять и надежду на получение машины. Впрочем, вряд ли меркантильные соображения заставили девушку взяться за автомат. А нанять киллера она попросту не успела бы.

– Может быть, она полагала, что ей достанется больше? – спросил он.

– Вам-то виднее, – хихикнул Петр Петрович.

Действительно, откуда поверенному знать тонкости их отношений? А Давыдов вполне мог обещать девушке золотые горы…

– Много достается Институту физики, – продолжил Свиридов. – Но ИТЭФ – организация, и вряд ли кто-то станет вершить расправу от его имени. То же касается и Красного Креста. Впрочем, в любой организации могут найтись маньяки…

– Да, да, – согласился Давыдов. – Большое спасибо, Петр Петрович.

Поверенный собрал бумаги и вышел, а Давыдов взглянул на часы и обнаружил, что опять опоздал на обед с Дашей. К слову, так ли уж бескорыстна девушка, несмотря на все ее заверения? Николай подозревал, что обеспечен, но теперь выяснилось, что он просто богат. А богатого человека волей-неволей начинают обуревать сомнения относительно искренности ближних и дальних родственников и знакомых. Широкие финансовые возможности не только дают свободу – они весьма разрушающе действуют на психику…

Только усилием воли Николай подавил в себе подозрительность. Впрочем, не напрасно ли он не дает волю оборонительным частнособственническим инстинктам?


Перед тем как отправиться к Даше, Давыдов вышел на улицу полюбоваться машиной, которую пригнал Анатолий. Да и проехать хотя бы вокруг здания института не мешало бы. Водитель вручил ему ключи, а Николай, оглядев стоянку, легко вычислил «свою» машину.

Здесь «десятка» не очень-то походила на «десятку» из его родного мира, хотя определенное сходство все же имелось. Машина Давыдова оказалась лимонно-золотистого цвета, с хорошими дисками и тонированными стеклами. Николай, пожалуй, выбрал бы немного другой цвет: «папирус» или «снежную королеву». Но, может быть, таких цветов не было в наличии, когда машина покупалась…

– Садитесь рядом, если я не соображу, как ехать, – попросил Николай.

– Не понял, – честно признался Толик. – В каком смысле – не сообразите?

– Ну, рычаги управления там, все такое…

– Хорошо, – послушно ответил водитель.

Похоже, он был в недоумении. Ну и пусть сам придумает объяснение поведению начальника. Давыдов уже утомился врать.

Николай сел за руль. В салоне было совсем не просторно – не то что в служебной «волге» на пассажирском месте. Чем-то «десятка» напоминала истребитель. Стрелочки, кнопочки, рычажки…

– Коробка передач – пятиступенчатая, задняя – вправо и вперед, – объяснил Толик. – Руль здесь очень легкий, радиус поворота – маленький. Поворот и включение фар – слева, стеклоочистители – справа. Собственно, все остальное – климат-контроль и тому подобное. Не пойму только – вы ведь неделю назад на ней катались…

Николай усмехнулся. Ох уж эта простодушность русского человека!

– Головой ударился. Забыл, как ездить, – опять соврал он, повернул ключ зажигания, выжал сцепление и включил первую передачу. Рукоять переключения передач ходила легко, но размах был большим – гораздо больше, чем в старых моделях «жигулей».

Двигатель работал тихо. Сначала Давыдов переусердствовал и сорвался с места, пробуксовав колесами по асфальту, но быстро приноровился и объехал вокруг института, потом еще раз и еще. Остановился, тронулся опять. Дал задний ход. Машина оказалось легкой и приятной в управлении.

– Спасибо, Анатолий, – поблагодарил он водителя. —

Теперь сам поеду.

– Удачи, – вздохнул Толик. – Может быть, и я следом? На «волге»?

– Одна машина сопровождения есть. Хватит.

Давыдов вернулся в институт, чтобы позвать Дашу. Девушка, увидев его, прыснула в ладошку. Глаза ее хитро поблескивали. Улыбались и ее коллеги-библиотекари.

– Что это было? – весело спросила Даша.

– Что именно? – не понял Николай.

– Зачем ты мотался вокруг здания?

Николай смутился. Действительно, его маневры отлично просматривались из окон – если кто-то имел желание смотреть. Не скажешь ведь, что тренировался ездить?

– Первый раз, когда мы увидели твой автомобиль, подружки сказали: кавалер о тебе забыл, сам уехал. Когда ты проехал во второй раз – объяснили, что привлекает внимание. Ну а на третий и четвертый мы уже не знали, что и думать. Особенно когда ты начал сдавать задним ходом прямо перед нашими окнами.

– Я надеялся, что ты догадаешься и выйдешь, – придумал довольно-таки невнятное объяснение Николай.

– Так нужно было посигналить, а не ездить взад-вперед.

– В следующий раз я так и поступлю.

– Но лучше – не сигналь. Сам знаешь, кого вызывают гудком. Позвони, если тяжело зайти…

Даша лукаво улыбнулась и выскользнула из библиотеки. Давыдов пошел следом. Сегодня девушка была одета гораздо более броско: в короткую со складками юбку и бежевую шелковую блузку, на ногах – красивые коричневые босоножки со шнуровкой почти до колен. Да и косметика была наложена очень тщательно – сразу было видно: Даша готовилась к свиданию.

С трудом удержавшись, чтобы не обнять подругу в полутемном коридоре, Давыдов открывал перед ней одну за другой двери ИТЭФа. Даша восприняла это как должное. Что ж, красивая девушка привыкла, чтобы за ней ухаживали.


– Поехали к хоббитам! – предложила Даша, когда Давыдов вырулил на главное шоссе.

– Куда? – не понял Николай.

– Ну, в «Хоббитский уголок». Ты что, ни разу там не был?

– Не доводилось, – ответил Давыдов, размышляя, не бывал ли прежний Давыдов в таинственном «уголке». Судя по всему, он не любил выезжать в свет, но все же…

– Тогда тебе понравится! Мы с Леной, подругой моей, специально туда ездили в прошлом году. Уютно там и весело. Для студентов и для детей строили.

Даша указала на поворот, и Николай свернул на полупустую дорогу. И сразу привлекла внимание серая «волга» (на оживленной трассе неопытный в вопросах слежки Давыдов ее не обнаружил).

Молодые люди выехали, казалось, в чистое поле. Дорога вела к зеленеющему свежей весенней травой холму. Ни ресторана, ни кафе Давыдов не видел.

– Далеко еще? – спросил он Дашу.

– Да вот же, – указала Даша на холм.

Вглядевшись пристальнее, Николай вдруг понял, что холм – не просто холм. В пологом склоне были прорублены небольшие круглые окошки! Поворот дороги – и стала видна круглая, распахнутая настежь дверь. Возле нее под приглядом родителей резвились несколько малышей.

– Парковка немного дальше, – объяснила Даша.

Николай проехал мимо вывески, исполненной в стиле летящей эльфийской вязи, и оказался на пустующей стоянке. «Волга» остановилась поодаль. Из нее никто не вышел.

– Народ подтягивается ближе к вечеру. Сейчас «детское» время, – прокомментировала Даша.

– А нас пустят? – Николаю вдруг очень захотелось побывать в этом чудесном «хоббитском» кафе. Причем прямо сейчас!

– Конечно, – удивилась Даша. – Почему бы и нет? Одеты мы прилично, вести себя будем хорошо.

За круглой входной дверью оказался большой полутемный зал, освещенный светильниками, стилизованными под свечи. Впрочем, темным зал казался только после яркого дня. Привыкнув, можно было различить все детали убранства.

За стойкой бара не было ни водочных, ни винных бутылок. Только несколько темных бочонков с краниками и корзинки с закусками. За спиной бармена – крупного бородатого мужчины в зеленой куртке – возвышалась витрина с разнообразнейшими кексами. Над витриной – подсвеченная надпись, выполненная готическим шрифтом:

«Эль отпускается свободно после девятнадцати часов».

Даша и Николай заняли небольшой столик, и возле них тотчас появился официант. Яркая желтая куртка, зеленые штаны. И, что самое любопытное, официант был босиком. Казалось, что и подошвы у него волосатые, словно бы меховые. У Давыдова чуть было глаза на лоб не полезли, но потом он сообразил, что официант, скорее всего, не настоящий хоббит – ростом слишком высок – а на ногах у него что-то наподобие меховых тапочек.

– Что угодно? Эля? – спросил мнимый хоббит грубым или простуженным голосом. Еще бы – походите все время босиком! Даже по полу с подогревом, когда дверь то и дело открывается…

– Так ведь эль только после девятнадцати, – кивнул Давыдов на вывеску.

– Так то ж свободно, – объяснил крупный хоббит. – По пинте отпущу, ежели пожелаете. Да и по две – сразу приличных людей видно. Вы, хоть и громадины, напиваться и буянить не будете. А ежели какие орки нагрянут, так им от ворот поворот – ни кружки до девятнадцати не получат. Потом шерифы на дежурство заступают, любого хулигана выкинут.

– Разве моя спутница – громадина? – усмехнулся Николай, все сильнее ощущая, как теряет связь с реальностью. Хоббиты, разговоры об орках, круглые окошки и бочки с элем…

– Простите великодушно, эльфа сразу видно, это я заработался, – поклонился хоббит. – Так как насчет эля? Или кекс? У нас кексы – лучшие в Южном Федеральном округе… То есть в Южном уделе, конечно!

– Эль так эль. И жареную курицу. И кекс, конечно.

– Курица – на вертеле, – объявил хоббит, разумея, естественно, курицу-гриль. – Через пять минут будет. Эль мигом принесу.

Даша засмеялась:

– По-моему, они репетируют диалоги. Штудируют Толкиена и стараются изъясняться, как завсегдатаи «Зеленого дракона». Или Лавр Наркисс.

– Так и должно быть. – улыбнулся Николай. – Если уж взялись за дело…

Официант, выдававший себя за хоббита, резво принес две глиняные кружки с пенным напитком, на поверку оказавшимся некрепким светлым пивом. Скоро на столе появилась и курица с румяной корочкой, а также лаваш. Последний, прямо скажем, не упоминался в сагах, но к курице подходил. Принесли и кекс – пышный и на вид очень аппетитный, и блестящий чайник с чаем.

– Хорошо, – вздохнул Николай, насытившись. – Просто замечательно. Раньше мне как-то редко доводилось посещать подобные заведения. Здесь прямо клуб какой-то…

– Да это и есть молодежный клуб, – заметила Даша. – А то, что ты никуда не ходишь… Работа ведь отнимает столько времени.

Давыдов молча покивал головой.

– Мне в общем-то нравится учиться, но каждый день что-то вычислять, писать статьи, разрабатывать теории – не по мне. Я бы не смогла… Сложно, наверное?

– Тяжело заниматься математикой и при этом зарабатывать хорошие деньги… Особенно с непривычки, – признался расслабленный Николай. – Очень много соблазнов, и работа из них – самый большой. Но работа, как всем известно, не волк… Однако и денег без работы не получишь. Я ведь не какой-нибудь рантье…

Даша посмотрела на молодого человека с интересом. Таких речей она прежде явно не слышала.

– Выходит, ты и правда не тот Давыдов?

– Многие дорого дали бы за эту информацию, – взяв руку девушки, прошептал ей на ухо Николай. – Считай так, как тебе больше нравится. Могу обещать одно – теперь у нас все будет по-другому. Не знаю как, но по-другому. И у меня. И у тебя – если захочешь. А я надеюсь, что захочешь…

– Захочу, – легко согласилась Даша.

– Завтра приедем сюда? Вечером? Когда гоблины соберутся?

– Нет, – покачала головой девушка. – Мне нужно уехать на недельку. Сегодня вечером и отправлюсь. Ты пока отдохни, подумай…

– Да что тут думать? – недоумевал Давыдов.

– Не зарекайся, Николай, – грустно улыбнулась Даша. – В жизни всякое бывает. Поехали обратно. Мне еще заявление на отпуск подписать нужно.


Вернувшись в институт, Николай через компьютер, подключенный к Интернету, проверил состояние своего валютного счета. Вечером он собирался посетить депутата Слуцкого, к которому так и не доехал прежний Давыдов, а сейчас весьма уместно будет хотя бы немного разобраться со своими делами и обязательствами. Его родители в этом мире, похоже, ни в чем не нуждались. А вот в другом, там, откуда он прибыл, их положение было не таким уж блестящим. Если с ним опять что-то случится, нужно успеть сделать для них хоть что-то.

– Могу я снять деньги со счета? – обратился Николай к дежурному оператору банка.

Через Интернет к оператору, следившему за банковским сервером, можно бьно обратиться точно так же, как если бы он сидел за конторкой перед вами. Если не было очереди – что случается и в банковских залах. Но электронная очередь с этой точки зрения гораздо удобнее. Вы можете заниматься любыми делами, записавшись на консультацию, и банк сам соединится с вами, когда нужный служащий освободится.

– Естественно, – почти сразу дал ответ оператор. – Куда желаете перевести деньги?

– Я хотел бы получить их наличными.

– Наличными? – не удержался от уточняющего вопроса оператор. – То есть купюрами?

– Да. Хрустящими зелеными бумажками, – подмигнул Николай маленькому глазку web-камеры.

– Зачем вам наличные? Мы оплатим любую услугу, бесплатно выдадим пластиковую карту на ваше имя или на предъявителя…

– И тем не менее могу ли я получить наличные? – продолжал настаивать Давыдов.

Карточка – это здорово. Но какую ценность имеет карточка несуществующего банка в его мире? Если же купить какой-то товар – скажем, золото – его пересылка обойдется дороже, так как несколько граммов золота весят все же больше, чем равноценная по стоимости стодолларовая купюра. Да и ликвидность золота в данный момент ниже.

– Вы можете получить наличные, – скрепя сердце ответил оператор, предварительно, видимо, проконсультировавшись у информационной службы банка, с кем он имеет дело. – Доставить банкноты с курьером?

– Если можно. Желательно – крупными купюрами.

– Хорошо, – грустно пообещал банковский оператор. – Через час наличные будут у вас. Хочу, однако, напомнить, что платежи в наличной валюте незаконны. Даже при расчете между гражданами. Если только вы не собираетесь выезжать за рубеж – тогда вы можете вывезти с собой денежные знаки любого иностранного государства. Но наш банк поддерживает связи с банковскими учреждениями большинства стран мира, а путешествовать с карточкой гораздо удобнее, чем с наличной валютой!

– Учту, – буркнул Давыдов почти про себя.

Такая трогательная забота была ему уже не по душе. Не по-русски как-то. Скорее напоминает американские порядки, тотальный учет и контроль законопослушных граждан. А если он, скажем, проспорил кому-то сто долларов? Или хочет сделать подарок девушке? И с этого налог платить? Как бы не так…

Через час действительно явился курьер – молодой человек в строгом костюме с кожаным портфелем в руках – и вручил Давыдову ведомость, дабы тот расписался за получение двух тысяч ста двадцати долларов, и плотный белый конверт с деньгами.

Получив наличные, Николай почувствовал, что настроение у него поднялось. Одно дело – счета в банке, загородные дачи, которых он никогда не видел, и прочие жизненные прелести, другое – осязаемые деньги. Для человека, воспитанного в суровой реформистской России, хруст зеленых бумажек более понятен и радостен, чем абстрактные суммы с несколькими нулями на счету.

Давыдов написал родителям длинное письмо на тонкой бумаге, где рассказал об условиях мнимого обмена с американской образовательной системой. Поведал, что получает благодаря этой программе хорошие деньги и часть отсылает домой. Телефона же у него нет – почти все время педагоги проводят с детьми в летнем лагере.

В письменном столе он нашел самый тонкий, самый легкий конверт, подписал его и отправился к Галине – отправлять корреспонденцию.


Изюмская взвесила конверт, принесенный Давыдовым, в руке, положила на точные весы, покачала головой и вздохнула:

– Ты институт разоришь. Тридцать граммов – куда это годится?

– Надо передать. Родители без моей поддержки остались, – вздохнул Николай.

– Знаешь, сколько существует миров во Вселенной? И в скольких из них твои родители потеряли тебя еще в детстве? Или ты стал сиротой и воспитываешься в детском доме… Мы ведь работаем только с мирами первой гармоники. Но пространственно-временные отношения гораздо сложнее. Есть и вторая, и третья гармоника. И не исключено, что миры седьмой гармоники напоминают наш гораздо больше, чем миры второй. Ты сам, между прочим, сделал такие выводы. Чтобы помочь всем, кто нуждается в помощи, можно потратить все свои средства и все свое время – и все равно не выполнить даже тысячной доли задуманного. Это – задача не для человека!

– Но, если следовать подобной логике, в большом количестве этих миров я преуспеваю и, следовательно, в состоянии помочь своим близким, – возразил Давыдов. – Нас много, и вместе мы благополучно поможем тому, кто в этом нуждается. В любом случае лучше делать добро, чем сидеть сложа руки.

– Возможно, – согласилась Галина. – Хотя мы в общем-то имеем дело с бесконечными величинами разного порядка.

– Давай просто перешлем и не будем рассуждать. У меня дома, там, две тысячи долларов – это не бесконечно малая величина, а, напротив, приличная сумма.

– А здесь нам твоя посылка обойдется рублей в пятьсот-восемьсот.

– Я заплачу, – предложил Давыдов. – Нужно же хоть что-то успеть сделать. Может, меня пристрелят завтра.

– Не исключено… – протянула Изюмская, думая о своем.

– Поэтому я согласен понести расходы.

– Чего уж там… Аппаратура должна работать. Запишем отправку твоего письма как очередной эксперимент. Собственно, так оно и есть.

– Постой-постой! – насторожился Давыдов. – Что же, есть вероятность, что письмо не дойдет?

– Естественно. Но она довольно мала. Во всяком случае, переправляя сюда тебя, мы рисковали гораздо сильнее.

Николай поежился. Весело было бы очнуться где-нибудь между мирами! Или не очнуться вообще. Все-таки не слишком правильно и гуманно проводить эксперименты на живых людях, даже не заручившись их согласием!

– И ты тоже, наверное, рисковала? Ты ведь тоже перемещалась в наш мир? – с волнением уточнил Давыдов. Галина смутилась, но не слишком:

– Нет, материально я все время оставалась здесь. В твоей комнате с помощью специального передатчика была создана голографическая проекция. Потому она и показалась тебе прозрачной. Сейчас технологические лаборатории ИТЭФа работают как раз над тем, чтобы устранить этот эффект. Впрочем, это не главная наша проблема…

Николай кивнул и решил не продолжать обсуждение. Ясно одно – в настоящее время он совершенно не занимался математикой и поэтому польза от его участия в проекте была нулевой. И никто, надо заметить, не подталкивал его к активизации работы. Может быть, он нужен был коллегам как депутат, как подставное лицо, а вовсе не как разработчик теории?

Это не устраивало самого Давыдова. Он не желал пожинать плоды чужого труда – сколь бы обильными они ни были. Молодой математик сам хотел приносить пользу обществу – как бы высокопарно это ни звучало…

Галина тем временем активировала большую установку-ту самую, в приемном контейнере которой очнулся Николай. Установка, вообще говоря, занимала три большие комнаты. Энергетический блок, контрольный блок, собственно модуль перемещения. С контрольного блока Давыдов недавно разговаривал с родителями.

В контейнер было помещено письмо, Галина же с Николаем перешли к контрольному блоку. Там на нескольких дисплеях мелькали картинки из близкого и в то же время страшно далекого мира.

– Нам нужно всего лишь изменить энергию тела, – объясняла по ходу дела Галина. – Синхронизировать ее с энергией мира первой гармоники. И в этом случае волновой пакет, который и является на самом деле материальным объектом, без промедления перейдет в состояние другой гармоники, другого колебания и окажется в соседнем мире. Так покажется наблюдателю. На самом деле мы просто немного меняем частоту и энергию волнового пакета, то есть предмета, и тем самым заставляем его «перепрыгнуть» в соседний мир. И не только предмет – любое живое существо. Принципиальной разницы нет. Объект словно бы «проваливается» в пространственную дыру.

Давыдов задумался:

– Ты говоришь, тело нужно немного подтолкнуть. А затраты энергии колоссальные!

– Немного – понятие относительное. Требуется энергия, сопоставимая с той, что выделяется при аннигиляции тела, которая суть тоже процесс изменения волнового пакета. Для миров первой гармоники она на три порядка меньше энергии аннигиляции, потому что суперструны расположены рядом, волновой пакет «перескакивает» с одной на другую непосредственно. Для миров второй гармоники энергия меньше только на порядок… Волновой пакет в этом случае начинает блуждать по суперструнам, порождает отклики не только в выбранном «зеркальном» мире, но и проявляется в других мирах. Собственно, зависимость энергии перехода от порядкового номера гармоники мира логарифмическая, но нам нет смысла работать с мирами далее второй гармоники. Пока нет смысла.

Николай, который в общем-то был знаком с физикой, знал, что любая частица представляет собой искривление поля, либо же волну, распространяющуюся по некой первичной струне, или суперструне. Согласно такой теории, волна действительно может перейти на соседнюю струну. Но как это происходит в реальности? В его мире, насколько он помнил, подобные теории носили скорее умозрительный характер.

Еще один интересный момент – возникновение новых струн. Образование все новых и новых миров идет непрерывно, если принять во внимание, что миры первых гармоник различаются совсем немного и различия эти произошли, скорее всего, в обозримом историческом периоде. То есть за ничтожно короткий, по меркам Вселенной, срок.

Откуда берется энергия для этого? Вопрос, лишенный смысла. В пределах одной струны или даже нескольких струн действует закон сохранения. Но должен ли он быть справедливым для Вселенной в целом? Или для бесчисленного множества вселенных? Человеку пока не дано этого понять, потому что он живет «в струне» и не может охватить взглядом весь мир целиком, все многообразие струн. Может быть, это то, что древние понимали под «непознаваемостью Бога»?..

Изюмская синхронизировала наконец контрольные мониторы передатчика, и Николай увидел на экранах свою квартиру так, будто бы камеры слежения были установлены в разных точках.

– Теперь немного сместимся и попадем в квартиру твоих родителей, – сообщила девушка. – Прибор калиброван на твое жилье. Настроить его было не так-то просто, мы работали долго и напряженно…

От Николая не ускользнула эта сказанная мимоходом фраза. Выходит, его перемещение готовили заранее? Ведь о двух днях не скажешь «долго». А с момента аварии прежнего Давыдова до его появления в этом мире прошло не больше двух суток…

Девушка набрала на клавиатуре несколько команд, и на одном из мониторов появился общий вид дома, где жили родители Николая.

– В почтовый ящик? – уточнила Галина. – Тяжело будет попасть. Как бы не промахнуться. Или в стену конверт замуруем, или на пол уроним…

– Да и украсть из ящика могут, – предположил осторожный Давыдов. – Постоянно почту воруют. А тут – две тысячи долларов. По закону подлости непременно уведут.

– Что же тогда?

– Может быть, на столик журнальный положим? Отец подумает, что мать достала вместе с газетами, а мать – что отец…

– Давай, – согласилась Изюмская. Еще пара команд – и на экране монитора появилась нужная комната и журнальный столик.

– Вот и газеты, кстати. Я их слегка испорчу, – заметила Галина.

– Зачем? – удивился Николай.

– К письму внимание скорее привлечем. К тому же нужно изъять из «зеркального» мира такую же массу, какую мы в него добавляем. В этом частном случае действует закон сохранения количества массы. И следовательно, по великой формуле Эйнштейна, закон сохранения энергии тоже соблюдается. Вы с Савченко, между прочим, бьетесь над тем, как эти законы обойти. Стоимость переброски удешевится в два раза. Когда тебя из квартиры изымали, высыпали на крышу дома семьдесят килограммов отборного песка… Скажи спасибо, что не тебе в кровать!

– Вот оно что, – пробормотал Давыдов. – Спасибо!

Теперь ему стало понятно происхождение слоя песка на его теле, когда он очутился здесь. Он занял место песка, песок занял его место… По «формуле XX века» Е = мс2. Сколько массы добавилось, столько должно и уйти. Ведь масса эквивалентна энергии.

Можно, кстати, посчитать и энергию переброски его письма… Возьмем обычную стодолларовую купюру. Пусть она весит один грамм. Подставим эту массу в формулу для энергии (скорость света, триста тысяч километров в секунду, нам тоже известна). Е = мс2 = 0, 001х (3х108)2 = 1014. Цифру получили в джоулях. Соответственно, если учитывать, что киловатт-час равен 3, 6x106 джоулей, аннигиляция одного грамма вещества дает выделение энергии 2, 8x107 киловатт-часов. Энергия перемещения, как говорила недавно Галина, на три порядка меньше – тридцать тысяч киловатт-часов. Стало быть, тридцать граммов, которые весит письмо, требуют для переброски миллион киловатт-часов!

Понятно, что это много. Но насколько много? Давыдов ведь не был энергетиком. Но помнил, что прежде в его однокомнатной квартире набегало около ста киловатт-часов в месяц. Столько энергии поглощала вся его бытовая техника. Стало быть, сто тысяч киловатт-часов – потребляет тысяча квартир в течение месяца. А миллион киловатт-часов – десять тысяч квартир! Сто стоквартирных домов. Несколько кварталов, а то и целый город! И стоит эта энергия совсем немало. Даже при цене копейка за киловатт – десять тысяч рублей… Ну да институту, наверное, энергия обходится дешевле. Или расчеты, произведенные Николаем в уме, грешили точностью?

Галина в очередной раз повернула ручки настройки, компьютер выдал длинные колонки цифр, и газеты на журнальном столике оказались словно бы обрезанными. А сверху на них упал его конверт!

– Тонкая работа! – прокомментировала гордая собой Изюмская.

– Поздравляю! Спасибо! – искренне поблагодарил девушку Николай.

Он решил, что впредь постарается не посылать письма очень часто. Лучше позвонить по телефону. Все-таки передача электромагнитного сигнала, практически невесомого, гораздо дешевле.

Но оплата энергии – дело десятое. Перед Давыдовым-ученым, на деле убедившимся в чудо-возможностях современной техники, встал гораздо более неразрешимый вопрос, который он и задал Изюмской:

– Один миллион киловатт-часов? Ведь это сопоставимо с энергией мощного взрыва! Ни одна подстанция не позволить пропустить столько энергии в течение долей секунды. Пусть даже миллион киловатт можно передать мгновенно… А когда вы перемещали меня, задействованная энергия была гораздо больше!

Галина кивнула:

– Ты прав. Это серьезная техническая проблема. Одна из главных. Хотя насчет миллиона киловатт ты загнул – затраченная энергия все-таки меньше… Но энергия накачивается не непосредственно в перемещаемый предмет. Она тратится на создание «туннеля». А он возникает посредством активации запасов энергии «черного ящика» – как называют его конструкторы подпространственного накопителя. Именно такой накопитель – камень преткновения. Изменить волновой пакет не так уж и сложно… Разработкой накопителей занимается, кстати, Дорошев. Работа как раз для него. Получить энергию из подпространственного накопителя обратно невозможно. Мы просто закачиваем туда миллионы киловатт-часов, которые до поры до времени хранятся… Где они хранятся, не понимает, кажется, даже сам Савченко… Но мы умеем освобождать эту энергию для переноса предмета из одного мира в другой. Николай потряс головой:

– Чудесный аккумулятор наконец-то создан?

– Нет, не аккумулятор. Дыра в нашем мире, куда можно вылить массу энергии.

– И как выглядит такая дыра?

Изюмская поманила за собой Николая, вышла в другую комнату и открыла кожух одного из приборов. Под ним обнаружился оранжевый бочонок размером с кег для разливного пива.

– Это – «черный ящик», или подпространственный накопитель. В нем порядочно энергии. Около миллиона киловатт-часов. Часть мы сейчас потратили.

Давыдов с опаской посмотрел на оранжевую бочку.

– Если разбить контейнер, энергия выйдет наружу?

– Конечно же нет. Этой энергии как бы и нет. Уничтожив контейнер подпространственного накопителя, ты просто не сможешь управлять его энергией: тратить ее для перемещения предметов между мирами или для организации связи между суперструнами. Больше она ни на что не годна.

– Понятно, – задумчиво протянул Николай.

– Физики надеются найти естественные источники энергии для перемещений. Она должна быть. Глупо тратить энергию электростанций, когда во Вселенной источников энергии бесчисленное множество. Но пока мы «заряжаем» подпространственные накопители на крупных ГЭС, привозим их в лаборатории и используем по мере надобности.


Скучен день до вечера, коли делать нечего. На то, что ему нечем заняться, Давыдов пожаловаться никак не мог. Дни были заполнены под завязку, а время летело, и особенно незаметно, когда Николай изучал журналы по физике и математике, а также секретные доклады (большинство статей не поступали в открытую печать. Главной целью Института физики все же были не путешествия в соседние миры, а создание мощного, эффективного и недорогого оружия мгновенного действия).

Рабочий день закончился, когда солнце стало клониться к горизонту, Давыдов вышел из института и сел в свою машину. Слуцкий наверняка не хотел, чтобы с ним приехал кто-то еще – даже водитель. С внешней охраной тоже все было ясно – проводят до места и отбудут восвояси.

На загородную трассу Николай выехал не без робости. Нет, скорость – не проблема. И управлять машиной на автостраде гораздо проще, чем в черте города. Просто Давыдов зная, что однажды уже не доехал по этой дороге до цели. Ну, если не он сам, так его точная копия. И было в этом что-то фатальное.

Именно поэтому математик ехал тихо, скорость – не больше девяноста километров в час. На его новой «десятке» этого едва хватало, чтобы включить пятую передачу. Так, обгоняя только тихоходные грузовики и малолитражки, Давыдов и катился вперед, навстречу неизвестности. А если конкретно – в усадьбу Бориса Слуцкого.

Вот тот самый спуск, на котором разбилась «нива» прежнего Давыдова. Почему он не тормозил? Почему вылетел с дороги и помчатся по камышам? Да и вообще, зачем взял «ниву», когда у него имелся отличный новый автомобиль?

Николай замедлил движение и со спуска скатился на скорости шестьдесят километров в час. Водители машин сзади, не догадавшиеся вовремя перестроиться во второй ряд, возмущенно сигналили и мигали фарами. Давыдова это нисколько не трогало. Он едет с той скоростью, которая удобна для него. Если кому-то это не нравится – пусть обгоняет, как ему хочется. Серая «волга» сопровождения солидарно замедлила скорость, прикрывая автомобиль Николая от возможного удара сзади.

Буквально через два километра после коварного поворота Николай заметил указатель: «Разделово. Частная дорога».

Деревеньку Разделово, как писали журналисты, Слуцкий полностью выкупил у местных жителей. Скупил все дома, переселил старушек в благоустроенные районные центры, молодежь – в города. Некоторые дома попросту снес, другие задействовал под свои постройки, жилье для охраны.

Давыдов свернул на ровный асфальт, не очень характерный для проселков. Серая «волга», все время следовавшая неподалеку, прошла мимо. Впрочем, Николай был уверен, что далеко ее пассажиры отъезжать не будут.

Метров через сто проселочную дорогу преградил полосатый деревянный шлагбаум, рядом с которым стояла благоустроенная железобетонная сторожка. У шлагбаума дежурил постовой. Камуфляжная форма, суровый взгляд. Улыбка одними губами, глаза – колючие.

– Здравствуйте, – едва ли не скривившись, сказал он Давыдову. – Хотите воспользоваться частной дорогой?

– По всей видимости, так, – кивнул Николай. – Больше ведь в Разделово никак не попадешь?

– Никак, – подтвердил страж. – Проезд платный.

– Что ж, пожалуйста, – пожал плечами Давыдов.

– Въезд – пятьсот рублей.

Николай, который уже немного привык к местным ценам, удивленно поднял брови.

– Сколько-сколько?

– Пятьсот рублей. За въезд. Выезд может оказаться дороже.

– Странно господин Слуцкий встречает гостей. Вроде бы приглашал…

– Вы к самому хозяину? – переспросил охранник. – Что же сразу не сказали? Я думал, искатель приключений. Турист. Документы покажите, пожалуйста…

Николай извлек из внутреннего кармана пиджака карточку депутатского удостоверения. Охранник не рассыпался в почтительности, но и пренебрежения не проявил. Вежливо склонил голову:

– Проезжайте.

Давыдов миновал сторожку, и шлагбаум за ним тотчас закрылся. Дорога шла среди лесных насаждений. Пару раз сквозь ветки проглядывали сооружения, подозрительно напоминающие блиндажи.

Проехав с полкилометра, Николай обнаружил, что дорога разветвляется. Справа она упиралась в большие металлические ворота, слева уходила в лесок. Куда повернуть? Возвращаться в лес или стучать в ворота?

У калитки рядом с воротами, к радости Давыдова, появился человек. Он махнул Давыдову и вручную начал открывать ворота.

– Как проехать к господину Слуцкому? – спросил у него Николай.

– Да вот так. Прямо, – немного шепелявя, ответил невысокий мужчина.

– Вы, стало быть, для меня ворота отворяете?

– Ну, так больше вроде бы никого вокруг и нет? – вопросом на вопрос ответил привратник. – Доедете до дома, припаркуетесь у главного входа. Распорядитель вас встретит.

Николай тихо вздохнул. И что бы Слуцкому не жить, как все нормальные люди, в квартире? Или на худой конец в городском особняке?

Добравшись до нужного места, Давыдов все понял. Огромный серый дом с колоннами выглядел впечатляюще. Очертаниями он напомнил Николаю Ливадийский дворец в Ялте – тот самый, где встречались когда-то Сталин, Черчилль и Рузвельт. Может быть, хозяин и хотел построить дом в том же стиле? Действительно, почему что ни загородный дворец – то краснорожий уродец? Вложите в два раза больше денег и наслаждайтесь индивидуальным обликом своего жилища…

С широких ступенек к машине Давыдова спустился суховатый мужчина лет пятидесяти, в черном костюме, но без галстука, в водолазке.

– Здравствуйте. Иванов. Проведу вас к Борису Михайловичу.

– Здравствуйте, – медленно произнес Давыдов, размышляя, представился ему распорядитель или перепутал с неким Ивановым, который также должен был предстать перед Слуцким. Остановился на первой версии.

– Оружие, взрывчатка у вас есть? – совершенно спокойно спросил Иванов.

– Оружие есть, – не стал отрицать Давыдов. – Табельное. Пистолет.

– Больше ничего?

– Нет.

– Хорошо, – кивнул распорядитель.

Отдать пистолет он не предложил. Довольно-таки странно. Зачем тогда было спрашивать? Или Николай теперь будет включен как боевая единица в число охраняющих усадьбу в случае внезапного нападения? Внушительная охрана наводила именно на такие мысли.

Следом за Ивановым Николай пошел по полутемным, слабо освещенным коридорам дворца – называть жилище Слуцкого «домом» просто не поворачивался язык. В убранстве комнат и коридоров царила эклектика. Ковровые дорожки сменялись полированными паркетными полами, а иногда и мраморными плитами. Впрочем, может быть, так проявлялись изыски модных дизайнеров?

Поворот, другой – и они вышли в зимний сад, в центре которого журчал подсвеченный разноцветными огнями фонтан. Около фонтана стояла женщина в восточных одеждах. Наряд ее был причудлив. Несмотря на обилие легкой, полупрозрачной ткани плоский живот дамы был полуоткрыт, нежные запястья просвечивали через разрезы рукава, да и форма ног хорошо угадывалась. Незнакомка загадочно улыбалась Давыдову. Николай несмело улыбнулся в ответ – и кого только не встретишь в таинственных уголках загородных дворцов…

– Оставь нас на минутку, Иванов, – приказала женщина.

И решительный, уверенный в себе провожатый Давыдова вдруг отступил за какой-то роскошный вечнозеленый куст. Словно бы исчез.

Николай пригляделся к незнакомке внимательнее. Женщина была молода. Лет двадцати пяти, не больше. Восточные одежды, пожалуй, являлись на деле экстравагантным шелковым костюмом, стоившим не одну сотню рублей. Наверняка работа какого-то знаменитого кутюрье. Во всяком случае, ничего подобного Давыдов прежде не видел.

Судя по тому, с какой покорностью отступил Иванов (кем бы он ни был), женщина исполняла роль хозяйки дома. Жена хозяина? Дочь? Любовница?

– Молчишь? – улыбнулась между тем девушка. – Ты, я слышала, память после аварии потерял. Меня-то помнишь? Запираться было бессмысленно.

– Нет, – честно признался Давыдов.

– Да ну? – наигранно удивилась девушка. – Меня, между прочим, зовут Ирина.

– Очень приятно, – склонился в полупоклоне Николай. – Родственница Бориса Михайловича? Девушка звонко расхохоталась:

– Можно сказать, и родственница. Если понимать в библейском смысле – одна плоть.

Давыдов глотнул воздуха. Казалось бы, он не услышал ничего неприличного. Наоборот, девушка иносказательно объяснила, что приходится Слуцкому женой – интересно, законной или гражданской? Но то, как она сказала «одна плоть», то, как сверкнули при этом ее глаза… Воображение Давыдова мгновенно нарисовало такие откровенные и соблазнительные картины, что он взглянул на Ирину по-другому. До сих пор защитный инстинкт, столь уместный для любого биологического существа в незнакомом месте, властно вытеснял все сексуальные проявления. Сейчас, как ни глупо, Николай почувствовал к девушке настоящее влечение. Это совершенно недопустимое чувство возобладало над прочими.

Только усилием воли Давыдов заставил себя принять равнодушный вид. Нет, он, конечно, не бросился бы на эту девушку, не выдал себя ни единым словом. Но в такой щекотливой ситуации иногда достаточно даже неуместной улыбки или затуманенного взора.

– Ты по делу к Борису или так, водки попить? – поинтересовалась Ирина, пристально глядя в лицо Давыдова.

– По делу. Нам нужно обсудить некоторые важные проблемы.

– А меня не пригласите?

– Это решать твоему мужу. Он здесь хозяин.

– Вот как? – усмехнулась Ирина. – Раньше ты, помнится, не слишком-то признавал чье-то право быть хозяином. Даже в своем доме.

Давыдов промолчал. Что он мог сказать, когда не знал, о чем речь?

– Что ж, иди. – Девушка вдруг ласково взяла его под руку, слегка прикоснувшись грудью.

Ее прикосновение обожгло Николая, у него слегка закружилась голова.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – шепнула Ирина на ухо Давыдову, обдав его тонким ароматом духов, который показался Николаю знакомым.

И вот словно бы и не было в зимнем саду подруги Слуцкого. А из-за куста вновь появился Иванов. Он молча пошел вперед, а Николай двинулся следом за ним.


Зимний сад находился в непосредственной близости от домашнего кабинета депутата Слуцкого. Пожалуй, если бы Николай и Ирина разговаривали громко, а тяжелая дубовая дверь кабинета была бы приоткрыта, хозяин мог их услышать.

Борис Михайлович поднялся навстречу Давыдову – картина оказалась впечатляющей. Весил депутат килограммов под двести. Ну, сто пятьдесят в нем точно имелось. Высокий, мощный. Впрочем, уже не столько мощный, сколько разъевшийся. Самой объемной частью депутата Слуцкого было то место, где у худых людей находится талия. Волосы – седые, коротко стриженные, с небольшой проплешиной. Одет был депутат в свободную даже для него светлую рубашку с коротким рукавом и широченные черные брюки. На шее – золотая цепь, не короткая, для показа, а длинная, уходящая на грудь. Под легкой рубахой можно было угадать массивный золотой крест.

– Здравствуйте, многоуважаемый господин Давыдов.

Ярко выраженный южный говорок с глухим «х» вместо звонкого «г» резанул ухо. Николай и сам вырос на юге и обычно не обращал на такую манеру речи внимания, но Слуцкий говорил словно бы с акцентом.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, – произнес Николай, глядя прямо в глаза предполагаемому мафиози. Боковым зрением математик, впрочем, изучал кабинет.

В обстановке, сделанной, очевидно, по желанию хозяина, смешение стилей достигло апогея. На рабочем столе – бумаги, коричневая керамическая пепельница и хрустальный графин с водой. За спиной Слуцкого, на красном ковре с черным рисунком, висели две скрещенные казачьи сабли прошлого, а то и позапрошлого века, сбоку от них – современное ружье. Угол неподалеку от стола занимал холодильник приличных размеров. Этот холодильник поразил Давыдова больше всего. Хозяину важно, чтобы еда всегда была под рукой? Или он не считает нужным беспокоить обслуживающий персонал, когда ему захочется выпить стакан холодной воды?

Напротив стола помещался огромный телевизор, в рабочем кабинете как-то даже не уместный. На нем стояла легкомысленная вазочка цветного стекла. В высоком шкафу по правую руку от хозяина – книги, газеты, посуда и безделушки.

– Вот, стало быть, и свиделись, – констатировал Слуцкий, видя, что Давыдов не очень-то спешит начинать разговор. – Присаживайся, Николай.

Молодого человека нисколько не смутило, что Слуцкий перешел на «ты». Как-никак он был раза в два старше Николая. А в том, чтобы обращаться к Слуцкому на «вы», у Николая сомнений не возникло. Даже если прежний Давыдов был с Борисом Михайловичем на короткой ноге, вряд ли бы он стал тыкать пожилому человеку.

– Спасибо, Борис Михайлович, – Николай устроился в массивном кожаном кресле. – Непросто было до вас добраться.

– Знаю, знаю, – кивнул хозяин. – И о других проблемах твоих слышал. Взялись за тебя серьезно. С чего бы? Я по своим каналам тему пробил – никто из братвы на заказ не подписывался. Государевым конторам вроде бы причин тянуть на тебя нет. Кто в своем уме будет покушаться на депутата Думского Собрания? Появится даже намек на это – много звезд с погон полетит… И здесь, и в Москве. Стало быть, Николай, это твое частное дело.

– Да я уже понял, – схитрил Давыдов. Иногда следует показать себя более осведомленным, особенно в такой скользкой ситуации. – Есть у меня подозрение, что среди своих крыса завелась.

Слуцкий быстро оглядел Давыдова. Не иначе, ему понравилась фразочка насчет крысы. Прежний Николай, может быть, и не был знаком с блатным жаргоном. Не до того. Да и нынешний не являлся специалистом – так, нахватался кое-чего из фильмов. В том мире, откуда он был родом, блатная романтика прямо-таки пропагандировалась. Ну а употребил «блатное» выражение Николай специально. Каждому ведь приятно, когда говорят на его родном языке…

– И я так смекаю, – довольно осклабился Борис Михайлович. – Кто-то подсидеть тебя решил. А когда не вышло – попытались замочить.

– И замочили, – скаламбурил Давыдов. – В реке я искупался.

– Не говори так, – помрачнел Слуцкий. – Ты вот пришел ко мне с оружием…

– Не к вам – дороги нынче неспокойны, – попытался перевести разговор в шутку Николай.

– А у меня за занавеской три стрелка дежурят, – объявил вдруг Борис Михайлович.

– За какой занавеской? – удивился Давыдов.

– За зеркалом, – указал Слуцкий на довольно внушительное зеркало в тяжелой раме за спиной у Давыдова. – Оно с этой стороны зеркало, а с другой – окошко слегка затемненное. Там, знаешь ли, еще одна комната. Любопытно иногда посмотреть, чем гости занимаются в твое отсутствие… А сейчас там верные ребята с пушками на стреме стоят. Что не так – бух, и готов! Зеркало жаль, конечно, да это ерунда. Я другое куплю. Себя-то жальче!

Давыдова передернуло. Постоянно чувствовать себя на прицеле не очень-то приятно. Сделает он резкое движение, а ему и пальнут в спину.

– Так давайте я пистолет отдам, – предложил он. – Зачем нам свидетели?

– Без свидетелей обойдемся. Ребят я отошлю. А вот оружие кому-то отдавать – глупость несусветная, – наставительно заметил Слуцкий. – Боек спилят, и в самое неподходящее время ты даже выстрелить не сможешь. Или патроны заменят…

– Зачем вам такое делать, Борис Михайлович? – просто спросил Давыдов.

– Мне-то, может, и незачем. А кому-то еще – чтобы тебя уходить. Да и я, понимаешь, свои интересы имею. Мне война совсем ни к чему…

– Вот давайте о войне и поговорим, – подхватил Николай. – Напрасно вы думаете, что я – «ястреб».

Слуцкий как-то хитро посмотрел на Давыдова, но ничего не сказал. Только наклонил голову.


Борис Михайлович извлек из недр стола черно-коричневую курительную трубку и яркий пакет с табаком.

– Ты ведь не куришь? – спросил он у Давыдова.

– Нет, не курю.

– Ну а я затянусь пару раз. Побалуюсь. Трубка – это ведь не сигареты…

Давыдов опасался, что дальше последуют сентенции заядлого курильщика относительно того, что курить не вредно, а опасно, что трубка конечно же полезна в отличие от сигарет, или что-то в этом роде. Но Слуцкий оправдываться не стал и просто задымил ароматизированным табаком, запах которого был не то чтобы приятен, но и неотвратителен.

– Так вот, о войне, – словно бы между прочим неторопливо изрек Слуцкий. – Хотя многие считают, что теневой бизнес приветствует войну, а про меня плетут всякое о связях с этим бизнесом – лгут, конечно, – лично я войну не приветствую. – Депутат многозначительно посмотрел на своего молодого коллегу. – То есть сейчас я говорю совершенно серьезно, не для прессы заявления делаю. Какой-то части представителей теневого бизнеса заварушка пойдет на пользу. Но по большому счету ничего хорошего в войне нет даже для отъявленных негодяев. Если не считать тех, что стоят у самой верхушки власти. Смотри: активность правоохранительных органов усиливается? Усиливается. В дело вступает и контрразведка, и армия, причем даже там, где военные действия не ведутся… Нелегальное производство замирает – не подвезти сырье, трудно сохранять в тайне расположение фабрик, тяжело нанимать людей… Дальше. Оружия становится больше, достать его легче, оно дешевеет. Ничего хорошего для тех, кто нелегально торгует оружием. Границы – на замке. Сложнее провозить контрабанду и наркотики. Молодых мужчин забирают в армию. В полную силу работают оборонные заводы – а там теневикам ничего не обломится… Единственное, на чем можно сыграть – дефицит. Но возникнет он или нет – бабушка надвое сказала… Война не выгодна ни простому народу, ни тем. кто преступает закон. Пользу из нее извлекут негодяи, которые уже дорвались до главной кормушки!

Что ж, Николай был почти согласен со Слуцким. Только говорил тот, слишком пристально глядя в глаза Давыдову. Уж не считал ли он дорвавшимся до кормушки негодяем его? Но как показала следующая реплика, Давыдов и его коллеги относились к другой категории не слишком порядочных людей.

– А ученым лишь бы испытать свои разработки в деле. Доказать государству, что они не напрасно хлеб едят. И американцы поэтому время от времени кого-то бомбят, и китайцы на Тайвань зубы точат, и прочие мускулами поигрывают, длинный кинжал в кармане демонстрируют… «Ядерную дубину», как раньше было модно говорить… Ученые – люди неглупые, умеют политикам мозги запудрить. А ты еще и сам политик, Николай. Вот скажи, сколько твоя торпеда стоит?

Давыдов закашлялся и ответил, как учил его пресс-секретарь института физики:

– Военная тайна.

– Ну, для военных это, может, и тайна, а для меня – нет, – заявил Борис Михайлович. – Стоит каждая торпеда двести тысяч с копейками. Это не считая предварительных затрат, капитальных вложений на разработку. Приличных вложений. И, скажу я тебе, это очень хорошая цена. Просто потрясающая. Потому что ваша торпеда дешевле американского «томагавка», тот почти миллион долларов стоит и гораздо эффективнее. А плохо вот то, что вы эту эффективность продемонстрировать должны. Учения – это одно, война – совсем другое…

– Да, – сказал Давыдов, лишь бы не молчать.

– Еще вопрос: какие цели вам ребята из Генерального штаба зададут? – вновь смутил Николая Слуцкий.

– Я-то откуда могу знать?

– А я знаю. Заглубленные бункеры командования. Ракетных шахт в Монголии нет, но друзьям из Вашингтона нужно показать, что их ракетные базы и командные пункты в случае необходимости будут уничтожены точно так же, как штабы наших противников: мгновенным ударом изнутри.

Теперь Давыдов понимал, о чем говорит Слуцкий. Изучая секретные доклады о работах ИТЭФа, он выяснил, что перемещения в другие миры, связь между мирами – побочное направление исследований ученых. Реальный госзаказ, под который выделяли деньги, – создание подпространственной торпеды, устройства, способного через соседний мир либо же по границе между мирами переместиться в другую точку данного мира. И. естественно, поразить выбранную цель. Каким образом, разработчиков торпеды не интересовало. Они работали над способом доставки, а легкими и компактными боеголовками занимался совсем другой институт.

На самом деле задача по переброске объектов через подпространство была едва ли не сложнее, чем перемещение неких предметов в соседний мир. Или выуживание из него интересующих исследователей объектов. Проблема заключалась и в том, что «прицелиться» в бункер непосредственно, как делала Галина при перемещении письма Давыдова в его прежний мир, было нельзя. Для этого нужно было иметь «локационную станцию» в том мире, через который шла торпеда. А если использовались «промежутки между мирами», что было наиболее эффективно по времени, безопасности и экономии энергии, то полагаться можно было только на расчеты. А они не всегда приводили к корректным результатам.

– И мне кажется, что испытание ваших торпед в боевых условиях ничего хорошего не принесет, – продолжил Слуцкий. – Кто-то сделает на крови наших ребят хороший бизнес. Потому что захват Монголии – общевойсковая операция. Вашими торпедами по юртам бить не будут – здесь в дело пойдут танки и пехота, в лучшем случае – вертолеты.

На каждый наш танк найдется гранатомет, и не один… Потом долго будут восстанавливать разрушенные ковровыми бомбардировками и танковыми атаками города дружественного государства. А граждане ничего, кроме повышения напряженности и нагнетания истерии, не получат.

Давыдов отметил, что Борис Михайлович перешел на высокий слог и стилистика у него стала почти такая же, как у университетского профессора. Впрочем, выговор остался все тем же, простонародным. Да и то – выговор не исправишь, а умные мысли глупым языком не выразишь. Не мог же крупный предприниматель, лидер местного полукриминального сообщества, быть совсем уж неучем! Скорее прикидывался, хотел зачем-то шокировать своего молодого коллегу. Или показаться ему проще, чем он есть на самом деле.

– Меня вот некоторые шпионом американским называют, – устало продолжил Слуцкий. – Но я не шпион. Я хочу жить спокойно. У меня трое детей. И я надеюсь им что-то в наследство оставить. А наши политики, по-моему, сильно в войну заигрались. Пойдем, Николай, поужинаем! За ужином и расскажешь, убедил я тебя или нет. Может, и ты меня в чем-то убедишь.


Ужинали в столовой вдвоем. Официант резво подносил блюда, наполнял бокалы и поспешно ретировался в соседнюю комнату, очевидно кухню или подсобку. На стене столовой тоже висело зеркало. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, для чего оно служит. Тем более что официант появлялся в тот же момент, как бокалы или тарелки пустели. Конечно, можно было предположить, что в бокалах установлены датчики, передающие на центральный пульт управления состояние их наполненности. Но гораздо проще поверить, что официант наблюдает за столом через зеркальное окошко в стене.

Пили красное вино с виноградников Краснодарского края из фужеров цветного стекла. Депутат Слуцкий как истинный патриот не хотел покупать дорогие французские и испанские вина. Молдавские он тоже Давыдову не предложил, хотя Молдавия и входила в состав Евразийского Союза. Наверное, краснодарские виноградники принадлежали Слуцкому или он имел в них свою долю. Впрочем, упрекать хозяина за экономию на вине не приходилось. Вино было отменным.

Николай выбрал более сладкое «Мерло», хозяин пил сухое «Каберне». К хорошо прожаренной постной свинине и запеченному до золотистой корочки картофелю такие вина вполне подходили. На столе у Бориса Михайловича, несмотря на то что лето еще не началось, имелось достаточно овощей: редис, огурцы, зелень и даже помидоры. Но в целом никаких излишеств. Стол был пожалуй что скромным.

После второго бокала вина Николай осторожно повторил:

– Я ведь, Борис Михайлович, против войны.

– Да я уж понял, – хмыкнул Слуцкий. – Пресс-конференцию твою мои аналитики просмотрели, я ведь телевизор принципиально не смотрю. Одно запудривание мозгов в массовом порядке! Аналитики мне хотя бы индивидуально мозги пудрят… Однако некоторые отрывки мне показали. Они, конечно, полагают, что ты хитришь. В панику пришли, все их расчеты коту под хвост! А я так считаю, что ничего страшного. Правду ты говорил. Или почти правду. Потому что иначе зачем тебе со мной встречаться?

– Действительно, – кивнул Давыдов. – Ну даже если я и против – что толку? Один голос при обсуждении проблемы ничего не решит.

Борис Михайлович забарабанил толстыми пальцами по белой скатерти.

– Так ведь через тебя мы сможем на других представителей вашей фракции выйти.

Николай аккуратно обгрыз свиную косточку, не спеша вытер губы салфеткой.

– Я двойным агентом работать не буду. Выступать, убеждать – это пожалуйста. А коллег своих предавать – увольте… Слуцкий усмехнулся и замахал волосатыми руками:

– Что ты, что ты! Какое предательство? Только-то и замолвить кое-где словечко, только-то и передать кому-нибудь барашка в бумажке… От себя лично, естественно. То есть как бы от себя. Или от неизвестного друга. Это как с кем удобнее. А уж я за ценой не постою…

Может, прежний Давыдов и прельстился бы посулами Слуцкого? Кто знает… При всей обеспеченности он мог нуждаться в деньгах. Ведь богатый человек не тот, у кого много денег, а тот, кому их хватает… И наверняка прежнему Давыдову хотелось иметь виллу где-нибудь в Полинезии, а не дачу на Черном море, «феррари», за которую нужно платить огромные таможенные пошлины, а не «навороченную» отечественную «десятку», загородный дом наподобие дворца Слуцкого, а не четырехкомнатную квартиру. Пожалуй, и нынешний Давыдов, пообтершись, захотел бы того же самого. Это пока, после нищеты, положение человека, чье место он занял, казалось ему блестящим.

Спрашивать у хозяина о прежних договоренностях попросту глупо. Кто из них что, кому и когда обещал? Проницательный Слуцкий мог догадаться, что дело неладно. А в том, что «скользкий» Давыдов изменил свою точку зрения, странного ничего не было. Простым человеком Слуцкий вряд ли его считал… Да и не прост был Давыдов, вовсе не прост.

– Мне ведь лично денег хватает, – заметил Николай. – Ну что мне нужно для счастья? Разве что торжество мира во всем мире…

– Прежде мне так не казалось, – усмехнулся Борис Михайлович. – Речь шла о ста тысячах… В год. Сумма и впрямь не слишком большая. А если я дам двести тысяч? Сразу. И пакет акций Новороссийского порта на двадцать тысяч номиналом? По котировкам это около ста пятидесяти тысяч, верный доход…

– Заманчиво, – прищурился Давыдов. – Но не думаете же вы, в самом деле, что я могу принять подобные подарки от частного лица или организации? Мало того что это недопустимо с этической точки зрения – что скажет налоговая служба?

– Пусть тебя это не беспокоит. Оформим как пожертвования, гранты, стипендии. Мои адвокаты и не на то еще способны. С точки зрения закона все будет безупречно. Комар носу не подточит. Ну а если журналисты что-то пронюхают… Не так это и страшно, поверь моему опыту.

– Да и окупятся ли ваши вложения?

– А это не твоя печаль… Вкладываю – значит, надо.

– Если уж речь зашла о пожертвованиях… Может быть, вам стоит пожертвовать определенную сумму нашему институту?

Слуцкий тихо крякнул:

– ИТЭФу? Оригинально! И как ты это себе представляешь?

– Как спонсорскую помощь, естественно.

– Шутите, Николай Васильевич? Да ИТЭФ в десять раз богаче любой коммерческой структуры, которую я контролирую. Он стоит больше, чем весь мой холдинг. И с какой же стати я буду переводить ему деньги? Нет, не в том смысле, что мне тяжело выполнить вашу просьбу… Просто Министерство государственной безопасности заподозрит вас в том, что вы приторговываете государственными секретами. А относительно меня у них сложится еще более негативное мнение… Я уж лучше отдам деньги наличкой, а вы их вкладывайте куда хотите!

Давыдов понял, что и правда выкинул шутку. Это в его мире научные и образовательные учреждения были рады дружить с любым богатеем, отдавать свои проекты в руки откупщиков из-за рубежа, маскирующих свои действия под личиной благотворительных фондов. Здесь же, в условиях нормального государственного финансирования, научный институт, разрабатывающий новейшие системы вооружения, зарабатывал больше любой фирмы, торгующей импортным и отечественным ширпотребом. Сколь бы раскрученной ни была эта фирма и ее товар.

– Предложение снимается, – согласился с собеседником Давыдов. – Спасибо за помощь, добрые советы. Можете быть уверены – антивоенную позицию в Думском Собрании я поддержу, но ничего противозаконного делать не буду.

Слуцкий извлек откуда-то из-под стола толстый конверт и протянул его Давыдову.

– Что это? – поинтересовался тот, не спеша брать конверт в руки.

– Гонорар, – ответил Борис Михайлович.

– За что?

– За верную позицию при голосовании, – словно бы в недоумении молвил Слуцкий.

Николай поспешно спрятал руки за спину:

– Моя позиция искренняя. Денег я за нее не беру. Борис Михайлович как-то странно посмотрел на Давыдова и спрятал конверт.

– Ночевать у меня оставайся, – предложил он. – Темно уже ехать, да и выпил ты… Хочешь – в баньку сходим, а не хочешь – так иди отдыхать.

– Я, наверное, и правда отдохну, – согласился Николай. Неожиданно для себя. До сих пор у него и в мыслях не было остаться здесь на ночлег.


Гостевой блок дома Слуцкого напоминал номер-люкс в дорогом отеле. Все для удобства гостей. И хозяев, если на то пошло.

Гостевые апартаменты были отделены от остальной части дома массивной деревянной дверью. И хозяевам не слышно, чем занимаются гости, и гостям не слишком сподручно шпионить за хозяевами. Помимо двух спален и гостиной с музыкальным центром и большим телевизором апартаменты были оборудованы ванной комнатой, туалетом и небольшой комнаткой с буфетом. В буфете обнаружилось несколько бутылок со спиртным и прохладительные напитки, а также легкие закуски наподобие чипсов и орешков.

Оставшись один, Николай быстро разделся, принял душ и улегся на удобную широкую кровать в одной из спален. Можно было бы закрыть внешнюю дверь на засов, но Давыдов, конечно, не стал этого делать. Глупо и бестактно запираться от хозяев. Если уж они захотят, то войдут в апартаменты гостя и как-нибудь помимо главной двери. Возможности для этого наверняка имеются.

Единственное, что сделал Николай для обеспечения своей безопасности, – это положил заряженный пистолет под кровать. Только руку опустить. А на тумбочке рядом с кроватью занял место мобильный телефон.

Не успел Давыдов выключить свет и закрыть глаза, как накатила тяжелая дремота. Ни заснуть полностью, ни воспринимать действительность реально никак не получалось.

Спустя некоторое время в темноте раздались какие-то подозрительные скрипы, шорохи и даже легкие шаги. Николай отстранение подумал: уж не завелись ли в загородном доме местного босса-мафиози привидения? По всему выходило, что еще как завелись. Мало ли душ загубил олигарх на своем веку? Мало ли горя принес людям? Большие деньги редко приходят к человеку сами… Да и габариты дома соответствовали. Не дом, а настоящий замок. С потайными комнатами и подземными ходами… Ибо что за жизнь у влиятельного человека без секретов?

Привидение между тем приблизилось к Давыдову вплотную. Двигалось оно тихо, но аромат от него исходил сильный. Пахло вечерней свежестью и диковинными цветами.

– Давыдов! – тихо позвало привидение. – Ты не спишь?

У Николая не было сил отвечать. Да он и не считал нужным вступать в разговоры с призраками. Пока что появление привидения его не сильно беспокоило. Цепями оно не гремело, костлявые руки к нему не тянуло. Даже не подвывало. А против тихих привидений Давыдов ничего не имел. Они даже разнообразили скучную действительность.

– Я рядом с тобой прилягу? – спросило привидение.

«А вот этого бы лучше не надо», – подумалось молодому математику, но вслух он опять ничего не сказал – язык не поворачивался. Не от страха – от усталости. Попробуйте скажите что-то в полудреме! Проще уж терпеть неудобства от не очень приятного соседства.

Привидение мягко опустилось рядом, зашуршало простынями. Тихо скрипнули кроватные пружины.

«Призрак бестелесный, а бесшумно опуститься не может», – осудил привидение Давыдов и начал даже понемногу выходить из дремотного состояния. И тут привидение погладило его бархатистой ручкой по щеке.

Николай вздрогнул и пришел в себя. Рядом с ним кто-то был. И не привидение, конечно. Скорее всего, молодая девушка. От нее пахло уже знакомыми Давыдову духами. Девушка, почувствовав, как вздрогнул Давыдов, тихо хихикнула.

В спальне было слишком темно, и Николай потянулся рукой к шнурку маленького ночника, который он заметил над кроватью еще до того, как лег. Щелчок – и загорелся слабый зеленый свет. Впрочем, после черноты ночи он позволял разглядеть, что происходит в комнате.

Рядом с Давыдовым устроилась Ирина. Та самая девушка, которую он встретил в зимнем саду, у фонтана. И одета она была в те же шелковые полупрозрачные одежды.

Сердце Николая забилось чаще. В голову полезли греховные мысли. Но на то Давыдов и был математиком, человеком с весьма трезвым рассудком, чтобы не поддаться даже очень сильному чувственному искушению.

Взяв незваную гостью за руку – это единственное, что он мог себе позволить, – Николай тихо спросил:

– Ты зачем пришла? Ирина хихикнула еще раз:

– А ты не догадываешься?

– Даже предположить не могу, – заявил Давыдов, хотя предположений у него как раз-таки было очень много. Он лихорадочно прокручивал их в голове.

Думал он, конечно, не над тем, чего хочет от него девушка в данный момент. Ее шепот, поза – скромная, но вместе с тем манящая – говорили об этом недвусмысленно. Николай соображал, прихоть ли это жены олигарха, или здесь разыгрывается гораздо более сложная партия.

– Я по тебе соскучилась, дурачок, – шепнула ему на ухо Ирина. – Ты письмо мое получал?

И тут в мозгу у Давыдова словно бы щелкнуло, и все встало на свои места. Он вспомнил, откуда ему знаком запах духов Ирины, поразивший его при свидании у фонтана. Конечно же так пахло от розового конверта, который он обнаружил в письменном столе. Предупреждение, которому не внял прежний Давыдов! Да и о самом фонтане в письме что-то было! Не иначе этот фонтан – любимое место Ирины в доме Слуцкого. Или безопасное – где из-за журчания воды трудно подслушивать разговоры…

По всему выходило, что жена олигарха была особой осведомленной. Или ее хотели представить осведомленной. Впрочем, на самом ли деле она его жена?

– Получал. Спасибо, – улыбнулся Давыдов как можно теплее. – Оно спасло мне жизнь, как видишь.

– А ты должен спасти меня, – немного более решительно, чем нужно, сказала Ирина и обняла молодого человека за шею, прижалась шелковистой горячей щекой.

Нельзя сказать, что Давыдову это было неприятно. Напротив, ему было хорошо как никогда. Но часть мозга, отвечающая за рассудочную деятельность, подавала тревожные, даже панические сигналы.

– Не здесь и не сейчас, – выдавил из себя Давыдов, осторожно отстраняясь.

– Вот как? Почему? – обиженно спросила девушка.

– В доме твоего мужа…

– Раньше тебя это не смущало!

– Сюда могут войти.

– Слуцкий никогда не позволяет себе заходить на территорию гостей. К тому же я задвинула засов на двери…

– Здесь могут быть видеокамеры, – заявил Давыдов, хотя вслух этого, наверное, говорить не стоило.

Если хозяин так любит потайные комнаты с прозрачными с одной стороны зеркалами, не установить в гостевых апартаментах прослушивающие «жучки» и даже скрытые видеокамеры просто смешно!

– Да ты параноик, дружок, – прошептала Ирина, не выпуская Николая из своих объятий. – И, нужно заметить, это возбуждает меня еще больше! Наверное, во мне есть что-то от извращенки.

Теперь Давыдов окончательно уверился, что его хотят подставить, заполучить на него компромат, поймать на месте преступления. Может быть, не сам Слуцкий. А может, и он. Хитрый олигарх наверняка способен просчитать многоходовую комбинацию. И прижать противника так, чтобы тот и не вывернулся.

– Иди к себе, Ирина, – настойчиво предложил Николай.

Он вдруг понял – даже если бы твердо знал, что в его комнатах нет ни видеокамер, ни глазков, он не смог бы остаться с женой или любовницей Слуцкого. Потому что у него была Даша. И он не мог ее обмануть. Возможно, это было и глупо, но он не мог. Хотя Ирина выглядела очень соблазнительно.

– Если Слуцкий узнает, что я здесь, он меня убьет, – испуганно прошептала девушка. – А если я буду ходить ночью по дому, ему наверняка доложат!

– Тогда давай отодвинемся друг от друга, – продолжал настаивать Николай. – Хочешь, оставайся на кровати, а я перейду на диван в холле. И вообще – тут есть еще одна спальня.

Ирина расхохоталась:

– До чего же мне нравятся мужчины, которые прикидываются скромниками! С ними чувствуешь себя властительницей… Да ты пойми, дурачок, если бы я захотела тебя подставить, сейчас бы порвала на себе платье да закричала во весь голос – вот ты и попался!

Давыдов быстро сообразил, что девушка права. Но, с другой стороны, она проговорилась – вслух высказала то, зачем пришла – поймать его.

– А если я порву на себе одежду и закричу раньше? – шуткой ответил Николай. – Ведь не я у тебя в спальне, а ты у меня!

Ирина перестала смеяться:

– Тогда ты меня погубишь. А погубить меня тебе не позволит совесть. Поэтому ты не станешь кричать.

– Ну и ты, я надеюсь, не станешь?

– Толку-то, – фыркнула девушка. – Ладно, пойду я. Странный ты парень, Давыдов. Чересчур продуманный. Или влюбился по-настоящему? Вика-то твоя, понятное дело, стервой была…

– Пожалуй что и так, – двусмысленно подтвердил Николай.

– В кого же? – поинтересовалась соблазнительница.

Давыдов вздохнул и ничего не ответил. Ясно, что подруга Слуцкого о чем-то прослышала, но знала не все. Просвещать ее он не собирался.

– Ладно, спокойной ночи, – усмехнулась Ирина. – Не смею смущать твой покой.

– Подожди, – попросил Давыдов.

– Передумал? – иронично спросила девушка.

– Нет. Спросить кое-что хочу. Откуда ты знала, что на меня будут покушаться?

– И ничего-то ты не узнаешь, Давыдов, – вновь рассмеялась Ирина. – Проще будь, ласковее – и люди к тебе потянутся. А я тебе ничего не расскажу. Особенно после такого твоего поведения.

Молодая женщина капризно надула губки, но уходить не торопилась.

– И все-таки… Откуда ты знаешь о том, что на меня готовилось покушение? Это дело рук твоего мужа? Или он просто об этом слышал?

– Слуцкий здесь ни при чем, – отрезала Ирина.

– Тогда откуда тебе все стало известно?

– У женщин свои секреты, – ответила ночная гостья.

Она резко наклонилась к Давыдову и, оставив влажный поцелуй на его губах, выскользнула из комнаты. Некоторое время Николай не мог совладать с собой – кружилась голова. Хотелось выскочить из комнаты и броситься разыскивать хозяйку. Но через пару минут сознание прояснилось.

Давыдов бесшумно прокрался к двери и аккуратно задвинул засов. Пожалуй, гостям в этом доме действительно лучше проявлять разумную осторожность.


Разбудило Давыдова негромкое, но настойчивое пищание мобильного телефона.

– Слушаю, – прохрипел Николай в трубку, пытаясь откашляться после тяжелого сна.

– Савченко, – раздался голос на другом конце провода. – Уже девять утра. Ты где?

– Гм, кхм, – хмыкал Давыдов, соображая, кто такой Савченко. Вспомнить, что это директор ИТЭФа, его начальник, в конце концов удалось. – За городом, Лев Алексеевич.

– Ну и ну, – удивился директор. – У нас такая обширная программа – а ты за городом. Что же, остался ночевать у Слуцкого?

– Да, – ответил Давыдов, постепенно приходя в себя.

– Вот и отлично. Ближе ехать. Тут тебе звонили из секретариата Думского Собрания. Интересовались, помнишь ли ты, что у тебя сегодня прием граждан в твоем родном городе.

– В Шахтах? – переспросил Давыдов.

– Именно. Ты ведь оттуда родом? – отчего-то рассмеялся Савченко.

Похоже, директора института забавляло, что он разбудил своего подопечного, который со сна неважно соображал.

– Оттуда.

– Ну вот. Во Дворце культуры в одиннадцать часов у тебя встреча с гражданами. Прием. Тебе на исполнение депутатских обязанностей отгул полагается. Но все-таки последнюю статью о нелинейных пространствах пятого порядка просмотри, если время останется. Нужно будет обсудить. А сейчас поторопись.

– Еду, – кивнул далекому собеседнику Давыдов. Действительно, задерживаться в гостях у Бориса Михайловича причин не было. Особенно принимая во внимание сложившееся щекотливое положение. Как порядочному человеку, Давыдову и в глаза Слуцкому было стыдно смотреть после вчерашнего. Хоть он и с честью преодолел соблазны и искушения.

Николай быстро умылся и оделся, только в последний момент вспомнил про пистолет, лежащий под кроватью. Если бы не кобура, попавшаяся на глаза, он бы точно его забыл.

Поплутав некоторое время по пустынным коридорам, Николай встретил Иванова.

– Хозяин еще отдыхает, – объявил управляющий. – А хозяйка вообще раньше двенадцати часов не встает. Будете ожидать?

– Если позволите, откланяюсь, – сообщил Давыдов. – Вы передадите мои извинения Борису Михайловичу? Меня избиратели ждут. Прием.

– Да, да, понимаю, – участливо закивал Иванов. – Нас избиратели и здесь не оставляют. Время от времени пробираются мимо охраны. И ведь не вышвырнешь их вон – представители народа. Самые наглые и жадные представители. Это я о тех, которые мимо охраны пролезают… А уж что только хозяин для них не делает…

– Стало быть, поеду я, – повторил Николай.

– Поезжайте, господин Давыдов. Я доложу господину Слуцкому, что вы нас покинули. Особых распоряжений не будет?

– Нет, спасибо.

Иванов проводил Николая до стоящей перед входом «десятки». Давыдов, садясь за руль, тяжело вздохнул. Как знать, не подрезали ли ему тормозные шланги? Не подложили ли бомбу под капот? А уж если не бомбу, то прослушивающее устройство установили наверняка… Ну и ладно. В институте или в службе охраны должны быть специалисты. Проверят машину. Когда Николай вернется.

Молодой человек бросил прощальный взгляд на дворец Слуцкого, улыбнулся, сам не зная чему, и нажал на газ. Машина, набирая скорость, понеслась к воротам. На трассе к ней пристроилась уже знакомая Давыдову серая «волга».


Подъезжая к Шахтам, Николай гадал, кто же ведет сейчас математику в пятой школе. Он даже задался целью непременно это выяснить. Не обижают ли его учеников? Дают ли им знания в нужном объеме? Имеются ли в школе компьютеры?

Было время, когда он думал над тем, кто может помочь его школе, у кого можно попросить компьютер для дополнительных занятий информатикой. Сейчас он сам имел возможность оказать школе немалую помощь. Правда, Давыдов надеялся, что если уж их научный институт получает достаточное финансирование, то и школы правительство не оставляет без внимания.

На въезде в город Николая встречал целый кортеж автомобилей. Черная «волга» самой последней модели, белая «волга» немного постарше, милицейская машина с включенной мигалкой. Сначала Давыдов даже не понял, что ждут его. Он просто сбавил скорость, чтобы не создавать аварийной ситуации, и проехал мимо.

Стоящий на обочине высокий худой мужчина в белой рубашке устремился следом за его автомобилем. Слышно было, как он не удержался и закричал, жалобно и обиженно:

– Никола-а-ай Васи-и-ильевич!

Милицейская машина тронулась следом, прочие мужчины в костюмах и светлых рубашках, стоявшие неподалеку, поспешно начади грузиться в свои «волги». Давыдов ударил по тормозам и съехал на обочину.

Резво подбежавший высокий мужчина рассыпался в извинениях. Собственно, извиняться ему было не в чем – он встречал депутата Думского Собрания где и положено. Но то, что депутат проехал мимо, не желая даже поздороваться, означало, что город впал в немилость.

Мужчина оказался не кем-нибудь, а мэром Шахт. Звали его Олег Леонидович, как понял Давыдов из обращений к градоначальнику подчиненных. Хорошо, что Николай, собравшийся было спросить имя-отчество встречающего его начальника, вовремя воздержался. Одну ошибку уже допустил. Унижать мэра еще сильнее, демонстрируя, что он не помнит, как его зовут, было совершенно недопустимо.

Догадаться, что перед ним мэр, Давыдову помог значок на рубашке длинноногого бегуна. В виде трехцветного государственного флага, поверх которого были оттиснуты золотом три буквы: мэр. Конечно, нелишним было бы поместить на значке информацию, какой именно город возглавляет данный мэр. Но, по-видимому, значок служил чем-то вроде пропуска в областных учреждениях, изготавливался единообразно для области, а то и для всей страны, и помещать на нем индивидуально название каждого города было нерентабельно. В конце концов мэр всегда может представиться. Или повесить рядом с мэрским значком значок с символикой своего города. И беиджик с личными данными – чтобы уже всем и все было ясно.

– В программе у нас завтрак. Поедем? – безнадежным голосом пригласил Олег Леонидович, с тоской глядя на золотые часы.

Стрелки показывали без четверти одиннадцать. Добраться до Дворца культуры – пять минут, но десять минут для завтрака – явно недостаточно. А у чиновников на свежем ветру в ожидании депутата наверняка разыгрался аппетит. Видно было, что ждут давно.

– Позавтракаем, – милостиво кивнул Давыдов.

Подкрепиться не мешало бы – он ведь тоже с утра ничего не ел. Хоть и опаздывать к избирателям было нельзя, но долго вести прием на голодный желудок трудно…

Мэр Шахт тут же позвонил куда-то по мобильному телефону, объявил, что депутат сначала даст пресс-конференцию для местных средств массовой информации, а потом, в двенадцать часов, примет граждан.

– Зачем оттягивать прием? – поинтересовался Давыдов.

– Граждане поймут, что пресса должна побеседовать с вами первой, – довольно улыбнулся Олег Леонидович. – А пресса, в отличие от граждан, не осудит вас за опоздание на полчаса. Наоборот, будет счастлива – пресс-конференция вообще не планировалась. Видите – сорок минут мы уже выиграли.

Николай подивился сметливости чиновника, пристроился в хвост милицейской машины с мигалкой и понесся по родному городу – к ресторану неподалеку от Дворца культуры, где намечался завтрак. Серая «волга» вновь отстала. Сопровождающих у Давыдова было много.


Как ни отнекивался Давыдов, за завтраком пришлось выпить несколько рюмок коньяка за процветание родного города и его жителей. Поэтому на пресс-конференцию он вышел веселый и раскрепощенный, в чем-то даже безалаберный.

Журналисты расположились в холле Дворца культуры. Четыре оператора с видеокамерами, пара фотографов, несколько мужчин и женщин с блокнотами. Среди журналистов Николай с удивлением заметил Алексея Таперова. Владелец нескольких предприятий и банка, Алексей был хорошо известен каждому шахтинцу. Почему-то он тоже держал в руках блокнот.

«Что же, Таперов отбивает у меня славу?» – внутренне возмутился Николай. \

Дело было, конечно, не в славе и не в популярности. Сама мысль о соперничестве с Таперовым оказалась веселой, даже задорной. Николай в который раз подивился способности молодого предпринимателя делать бизнес везде. На этот раз он получал бесплатную рекламу в связи с приездом депутата Думского Собрания.

«Ведь мы, наверное, хорошо знакомы, – подумал Давыдов. – Может быть, даже дружим. Это в моем мире, когда я пошел к нему на прием просить деньги на компьютер, он сделал вид, что никогда не видел меня, хотя учились мы в одной школе и сталкивались в коридоре по десять раз на день, ходили вместе в кружки… Но здесь у меня совсем другой статус. Депутат Думского Собрания – не школьный учитель. Это – выгодное знакомство, которое нужно поддерживать любыми способами. Вот ради чего он явился».

Решив не помнить старые обиды – тем более в этом, зеркальном, мире их и не было, – Давыдов подошел к Таперову.

– Привет, Алексей, – просто сказал он, протягивая руку.

Лицо Таперова странно вытянулось, и он медленно подал руку Николаю.

«В чем дело? – начал лихорадочно соображать Давыдов. – Может быть, мы с ним враги? Тогда он не пришел бы на мою пресс-конференцию… Впрочем, если наши отношения натянуты, это нужно исправить. Я здесь ведь только и делаю, что вступаю в конфликты с людьми. Точнее, веду себя не так, как они ожидают…»

– Как бизнес, Алексей? – обратился Николай к Таперову, широко улыбнувшись. – Вкладчиков много за последние полгода прибавилось?

Таперов чуть не подавился. Раскрыл рот, но сказать ничего не смог.

Из-за плеча Давыдова быстро выдвинулся Олег Леонидович.

– Стало быть, Алексей, бизнесом занимаетесь? – спросил он Таперова. – Что же не подошли, не рассказали? Мы бы непременно помогли. Отличный журналист, – обратился мэр уже к Давыдову. – Вернулся в родной город с московским дипломом. Трудится в нашей газете, «Красном знамени». Но это, конечно, только начало. Понятно, молодым людям всегда хочется большего…

А Давыдов наконец сообразил, что этот Таперов не был «владельцем заводов, газет, пароходов», а работал самым обычным журналистом в районной газетке. Здесь он почему-то не успел к тому моменту, когда пирог государственной собственности делили те, кто понаглее и ближе к кормушке.

Скорее всего, разворовывание национального достояния в этом мире имело гораздо более скромные масштабы – о чем можно судить в том числе и по тому, что не рухнули наука и образование, что люди работали и даже кое-что зарабатывали. Здесь Алексей Таперов не управлял собственностью и не приватизировал ее, опираясь на родственные связи и знакомства, а работал, как все.

И теперь журналист не понимал, откуда его может знать депутат Думского Собрания, знаменитый Николай Давыдов, с которым он очень давно учился вместе в школе. И почему он подошел именно к нему – когда рядом находились гораздо более маститые, опытные и известные в свете коллеги.

– Здравствуйте, господа!

Пытаясь преодолеть всеобщее недоумение, Давыдов начат здороваться за руку со всеми журналистами подряд. Операторы профессионально повернули камеры в его сторону. Замерцали вспышки фотографов. Пресс-конференция началась.


Выполнению депутатских обязанностей был посвящен весь жаркий день тринадцатого мая. Покончив с дежурными и гораздо более лояльными, чем в Ростове, вопросами журналистов, Николай начал общение с народом.

Прием проходил незамысловато. В кабинете мэра за длинным столом расположились сам Давыдов, мэр и городские чиновники – в основном представители разных коммунальных служб. Входил посетитель из большой очереди, жаловался Давыдову на равнодушие властей, ущемление своих прав, невыполнение городской, областной, а то и федеральной властью обязательств и чего-то просил. Как правило, денег. Были жалобы и на конкретных лиц, в том числе и на мэра, но проистекали они, как правило, от очень уж обиженных жизнью людей.

Глаз Николая был не слишком наметан, но примерно четверть посетителей он бы нормальными никак не назвал. Например, один мужчина явился на прием с кошелкой, полной пустых бутылок.

– Не могу сдать! – возмущенно заявил он, переводя горящий взор с Давыдова на мэра и с мэра на Давыдова. – Не берут нигде бутылки! Темные им подавай, пивные! А как же светлые? Нестандартных форм?

Олег Леонидович тут же снял трубку телефона, шепотом сказал несколько слов и с улыбкой заявил:

– Ваши бутылки немедленно примут. В «Весне». Магазин прямо напротив здания администрации. —

Не иначе «Весна» принадлежала родственнику или хорошему знакомому мэра. Если бутылки не принимают, то их не принимают и по звонку мэра – куда их потом денешь? Другое дело – взять у покупателя бутылки, чтобы выбросить их потом на свалку. Пусть небольшой расход, но скандал пресечен в зародыше.

– Да нет, – кривовато улыбнулся мужчина на предложение мэра, – Я ведь не об этом. Бутылки – что… Бутылки – частный случай. Экологическая ситуация, сложившаяся в стране…

Дальше он понес такую околесицу, касающуюся экономических и экологических проблем современного общества, что погрустнели все присутствующие в кабинете. Даже журналисты. Веселого в государственническом бреде гражданина было мало. И проблемы он поднимал важные. Только решить их даже силами депутата Думского Собрания было никак невозможно. Не пошлешь же космические корабли специально для того, чтобы штопать озоновые дыры? А именно к этому и призывал в конечном счете беспокойный гражданин. И даже демонстрировал схему доставки озона на орбит}, тщательно вырисованную им на листе ученической тетради в клеточку.

Избавиться от посетителя удалось только через тридцать пять минут с превеликим трудом, пожертвовав двумя чиновниками городской администрации, которые увели страстного эколога с собой, пообещав его выслушать. Похоже, отдохнуть до вечера им не светило.

Дальше прием продолжался в том же духе. Делегация одного из домов явилась для того, чтобы пожаловаться на одинокую бабушку, разводящую в двухкомнатной квартире котов. Казалось бы, ничего страшного – любовь к животным можно только приветствовать. Но кошек у бабушки жило попеременно от тридцати до тридцати пяти (соседи неустанно вели статистику и знали детали окраса многих кисок, для непосвященного практически одинаковых!), что для стандартной двухкомнатной квартиры все же несколько многовато.

Часть кошек только столовались у бабушки, в остальное же время они бродили по двору и подъездам. Но и это еще не все. Кошки, что вполне естественно при таком их изобилии, попадали в руки дворовых хулиганов, которые, случалось, и убивали какое-нибудь неприспособленное, недостаточно шустрое и слабое с точки зрения естественного отбора животное.

С мертвыми кошками бабушка расставаться не желала. Некоторое время трупы павших от рук злых людей или умерших своей смертью животных находились в квартире старушки, затем она закапывала их на газонах – неглубоко, так как сил у нее было мало и требовались они для другого. Ароматы во дворе царили, мягко говоря, не слишком приятные. Тем более что и от пребывающих в здравии кошек, вынужденных справлять свои естественные надобности на ограниченном пространстве, благоухания ждать не приходилось.

Жильцы едва ли не силой привели свою соседку – любительницу кошек. Дама эта была городской администрации известна.

– Вы бы сократили количество кошек, Таисия Фроловна! – обратился к живой старушке с бегающим взглядом мэр. – Неужели же вам десяти кошечек не хватит?

Говорил он, впрочем, без всякой надежды. Подобные предложения квартиросъемщице уже делались, причем самыми разными органами. Да только применить репрессивные меры к бабульке было никак нельзя. Нет в стране закона, запрещающего держать в квартире тридцать кошек. Или даже сто, если захочется!

– Куда ж я их дену? – совершенно разумно ответила бабка. – Добрых людей в мире мало, не пристроить кошечек в хорошие руки! Приют кошачий ты, мэр, мне обещал еще три года назад построить. А как не было его, приюта, так и нет. Да и не верю я в приюты. Там жалеть кошечек не будут, в клетки посадят… Нет, у себя-то надежнее. А от убивцев я их защищу. Пацанам соседским, что из рогатки их стреляют, руки-ноги повыдергаю!

Намечающаяся перепалка и угрожающие действия со стороны соседей, услышавших об агрессивных планах Таисии Фроловны, были пресечены чиновниками администрации.

– Вы ведь любите кошек, Таисия Фроловна? – проявляя завидную проницательность, обратился к старушке Давыдов.

– Самые чудесные и ласковые создания, – поэтично ответила старушка. – Тебе, депутат, не понять! Политики – грязные люди!

Последнюю сентенцию старушка наверняка почерпнула из прессы или художественной литературы, и это говорило о том, что не все время пожилой дамы отдается кошкам.

Мэр Шахт густо покраснел, но Николай не обратил на выпад избирательницы никакого внимания. В глазах соседей Таисии Фроловны Давыдов благодаря нападкам старушки вырос, и тем самым он заработал лишние баллы.

– И вы ведь, наверное, хотите, чтобы им хорошо жилось? – продолжил плести свою сеть Николай.

Старушка с любопытством посмотрела на депутата, проявившего такой неподдельный интерес к ее питомицам.

– Да уж больше половину пенсии на корм им трачу. И рыбку мелкую покупаю, и хлеб, и то, что по телевизору показывают. Буржуйские корма, витамины. Дорого, правда, стоят. Только слабеньким да увечным хватает, и то не всегда… Ну и я время от времени «Вискас» потребляю. Проверить, хорошим ли продуктом кошечек кормлю…

– Дорого, дорого, – кивнул Николай. – Жизнь нынче дорогая. Нам бы вот приют для бродячих животных, в самом деле, организовать. Да бюджетного финансирования нет. Приют на вольном воздухе…

– На людей денег не хватает! – обратился к старушке мэр, уже испытавший уловку с приютом и понявший ее безрезультатность.

– А пока ты приют создаешь, кошечки у меня-то и поживут, – резюмировала старушка. – И когда построите, я еще посмотрю, отдать вам своих котяток или в Женевский суд на вас подать за жестокое обращение с животными.

Старушка оказалась себе на уме. Но и Давыдов был не прост – в дискуссии со старушкой он уже просчитал ходы, как в шахматной партии.

– Ведь кошка – животное дикое! – заявил Николай. – Ей свобода нужна! Не думали ли вы, Таисия Фроловна, что на помойках кошкам и то лучше живется, чем в вашей квартире? Вы – человек, а кошка – животное вольное. Тесно ей в четырех стенах, тесно!

Сказав последние слова с надрывом, Николай даже ослабил галстук, показав этим жестом, что проблемы кошек он принимает близко к сердцу.

– Да как это на мусорке лучше? – замялась старушка. – У меня они под крышей… Под дождем не мокнут…

– А ведь дикие животные попадают иногда под дождь, – продолжал наступление Давыдов. – В природных условиях и дождик их мочит, и ветерок обдувает… Вы подумайте, Таисия Фроловна, подумайте! Отпускать надо кошек на волю! Для их же блага! Не создавать душегубку. Эпизоотия может приключиться…

При слове «эпизоотия» старушка обиженно поджала губы, но ничего не сказала. Видно, испугалась.

Жалобщики ушли с приема с надеждой, но не вполне удовлетворенные. Старушка была задумчива и обещала пересмотреть свое отношение к представителям семейства кошачьих. А людской поток не иссяк.

Неудивительно, что к концу приема, наслушавшись о текущих унитазах и темных подъездах, разбитых дорогах и перебоях с подачами воды, Давыдов был немного не в себе.

– А ужин? Ужин? – патетически воскликнул градоначальник, когда уже поздно вечером, с уходом последнего посетителя, Николай нетвердым шагом побрел к своей машине.

– Мне нужно в Ростов, – тоскливо пробормотал Давыдов.

– Отвезем. С эскортом, – пообещал Олег Леонидович.

– Эскорт у меня есть…

Но мэр был непреклонен, и теперь его нельзя было попросить перенести ужин на другой раз. Он бы смертельно обиделся. А ведь только что вместе с Олегом Леонидовичем Николай съел если и не пуд соли, то несколько больших ложек. Пришлось остаться.

Домой Давыдова доставили и в самом деле с милицейским эскортом. С водителем-профессионалом за рулем. К двум часам ночи. Серая «волга» пристроилась следом на выезде из города. Милиционерам, попытавшимся остановить подозрительный автомобиль и проверить документы, пассажиры «волги» показали нечто такое, что стражи порядка ринулись в свой автомобиль и неслись по трассе с удвоенной скоростью.

Николай на деле убедился, что большая политика – дело мутное и утомительное, малосовместимое со здоровым образом жизни. Но отвлекает и увлекает в высшей степени.

За всеми последними событиями и перипетиями он почти забыл, что ему угрожает нешуточная опасность (все-таки два покушения за последнюю неделю!), что у него масса дел, многие из которых весьма неприятны…

Часть 2

БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

Как депутат и просто как обеспеченный человек, Давыдов вполне мог полететь в Москву на самолете. Но большой пользы он в этом не видел. Час – в аэропорт, два часа – в аэропорту и в самолете, еще час – из столичного аэропорта… Вылетать утром – слишком рано вставать, а потом спешить на заседание Думского Собрания сломя голову. А если отправиться в столицу накануне вечером, нужно останавливаться в гостинице. Так не проще ли поспать в поезде? К тому же этот вид транспорта был Николаю гораздо более привычен. На самолетах он прежде не летал.

Водитель и телохранитель Давыдова, Анатолий, довез его до вокзала, посадил в вагон и отправился домой – отдыхать от службы. В хорошо охраняемом поезде с двумя вооруженными сопровождающими на вагон его подопечному ничто не угрожало. В Москве Николай, наверное, тоже мог заказать охрану, но вряд ли в этом имелся смысл. То, что происходило вокруг его персоны, скорее всего, имело местный характер. И преступники не осмелились бы последовать за ним в главный город страны, набитый милиционерами и работниками спецслужб.

Скорый поезд мчался, делая редкие остановки. Стучали стыки рельсов, мелькали километровые столбы. Давыдов путешествовал с комфортом – в двухместном купе «СВ». Впрочем, второе место не было занято, чему Николай даже огорчился. Он был бы не против поговорить с попутчиком, выяснить его взгляды на жизнь, узнать что-то новое о том обществе, в котором он очутился.

Вежливые проводники развозили на сверкающих металлических тележках чай и сладости, из ресторана предлагали доставить ужин, но Николай, взяв только стакан чая, задумчиво глядел то на окутанные вечерним туманом просторы, то на сверкающие огни, бешено бегущие за окном вагона. Мимо проносилась страна, так похожая и так непохожая на ту, откуда он был родом. Как получилось, что история здесь пошла другим путем? Какое событие стало отправной точкой? Раздавленная кем-то бабочка, упавший с неба камень или выбор некоего Васи Пупкина, который, вместо того чтобы пойти на работу по левой стороне улицы, вдруг передумал и пошел по правой?

И когда оно произошло, это событие, повлиявшее на судьбу хода истории? Десять лет назад? Или сто? А может быть, даже пятьсот? Когда, к примеру, Иван Грозный приказал отрубить голову опальному боярину на три дня раньше срока?

На ход истории может повлиять все, что угодно. Порыв ветра, промелькнувшая в небе тень птицы, раздавшийся не вовремя мышиный писк. И, конечно, то, что происходит в душе каждого человека. То, что еще менее уловимо и все же способно сказаться на судьбе страны, судьбе всех людей.

Пожалуй, анализ события или мимолетной мысли отдельного человека – если хроноархеологи, начавшие работу при ИТЭФе, когда-нибудь смогут вычислить причину, послужившую отправной точкой расхождения, – может дать гораздо больше, чем другие уроки истории человечества.

Николай не заметил, как погрузился в глубокую дрему. На этот раз его никто не беспокоил. Проснулся он уже утром. За окном мелькали сосны и блоки гаражных кооперативов с разудалыми надписями на тыльных стенах. Поезд подходил к Москве.


Давыдов вышел на перрон с одним портфелем в руке, вдохнул особенный, смешивающийся здесь с запахом железной дороги воздух столицы, осмотрелся по сторонам.

Пассажиры скорого поезда устремились в город, останавливали носильщиков, спешили на стоянки такси.

Николай тоже побрел к выходу. Его должны были встретить. Еще из института он связался с секретариатом Думского Собрания и заказал машину к Казанскому вокзалу. Номера автомобиля ему не назвали. Где обычно парковались водители парламентариев, Николай тоже не знал. Но надеялся, что как-то сориентируется.

Искать автомобиль Николаю не пришлось. Из толпы ловко вывернулся мужчина средних лет, одетый буднично, но опрятно, даже в какой-то степени строго. Тщательно выглаженные, с острыми стрелками брюки, темный пиджак, водолазка, черные туфли. Во внешности его, пожалуй, было что-то кавказское. В первую очередь – черные усы.

– Николай Васильевич? – обратился он к Давыдову. В голосе незнакомца можно было уловить легкий, едва различимый акцент.

– Точно, – кивнул Давыдов. – А вы, наверное, водитель?

– Да, меня прислали за вами. Машина ждет нас на площади.

Что ж, неудивительно, что водитель узнал его в толпе. Может быть, встречались раньше. Может, ему просто показали карточку Николая из личного дела. Хуже будет, когда они приедут в Думское Собрание. Если депутат Давыдов может позволить себе не помнить всех водителей аппарата Думского Собрания, то не поздороваться при встрече с коллегами – это уже будет слишком. Остается одно – здороваться со всеми подряд или валить все на амнезию… Хоть так, хоть так прослывешь сумасшедшим.

Машина – черная «волга» с тонированными стеклами – стояла прямо у входа в вокзал.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил водитель, подходя к автомобилю со своей стороны.

Николай открыл дверь и опустился на переднее сиденье. Боковым зрением он заметил, что в салоне уже кто-то есть.

«Неужели они посылают машину сразу за двумя пассажирами?» – подумал он и обернулся, чтобы познакомиться.

На заднем сиденье восседал здоровенный гладко выбритый детина с мрачным выражением лица. Но Николая больше поразила даже не стрижка и не лицо попутчика, а его одежда – огромный черный балахон, под которым бугрились мышцы.

– Это наш охранник, – поспешно объяснил водитель, усаживаясь за руль и захлопывая дверцу. – Из службы безопасности.

– Ага, – пророкотал охранник и, коверкая слова и жуя половину слогов, добавил. – Буду тебя охранять. Шоб не сбег!

«Волга» рванулась с места, и Николай начал подозревать, что попал в не очень хорошую историю.


Между тем «охранник» прямо на ходу протянул руки вперед, обшаривая не успевшего адекватно среагировать Давыдова.

– А шо у нас тут такое? – обрадованно оскалился он. – Смотри, Грузин, крутая волына!

С идиотским хихиканьем здоровяк извлек из плечевой кобуры Николая модифицированную модель Макарова и с наслаждением передернул затвор.

– Пушка нужна только тем, у кого она на месте, – изрек философский перл «охранник». Для этого ему, наверное, нужно было сильно напрячь мозги.

Взвесив пистолет в руке и прицелившись несколько раз в идущих по тротуару людей, здоровяк спрятал оружие в широкий карман своего одеяния. Пожалуй, теперь Давыдов охарактеризовал бы его как рясу. Рясу с множеством карманов.

– Теперь слушай сюда, умник, – продолжил «охранник». – Пикнешь – зарежу. Сиди и помалкивай.

В подтверждение серьезности своих намерений он продемонстрировал Давыдову длинный нож. Нож был каким-то странным. Словно бы алюминиевый, но с интересным синеватым отливом. Впрочем, недооценивать опасность, исходящую от этого оружия, явно не стоило. Тем более что бандит мог сломать шею Давыдова и голыми руками.

– Слушай Бритого, – почти доброжелательно посоветовал со своего места водитель. – Дольше проживешь.

– Да вы хоть знаете, кто я такой? – спросил Давыдов.

– Не наезжай, – оборвал Бритый. – Знаем. Не знали бы – катился бы ты сейчас в свое Собрание, к дружкам-депутатам.

Верзила добавил еще несколько непечатных слов, которые Давыдов предпочел пропустить мимо ушей. Как-никак здесь он тоже был депутатом и слушать такое о коллегах было оскорбительно.

– Ты погоди дрожать. Может, и не прогадаешь, – продолжил утешать со своего места водитель. – Хозяевам ты нужен. А тем, кто нужен хозяевам, они хорошо платят…

– Да через час вся московская милиция будет на ногах, – решил гнуть свою линию Давыдов.

Он почувствовал, что действительно сильно разволновался. Нужно успокаиваться. Не показывать своего страха.

– А то, – согласился с ним Бритый. – Но через час нас уже в Москве не будет.

Николай прервал дискуссию и тоскливо посмотрел в окно. Похоже, автомобиль на самом деле двигался к выезду из города. Да, в ближайший час, а может быть, два и три никто не поднимет тревоги. Мало ли куда подевался депутат? Загулял на вокзале в ресторане… Решил поехать на такси… Сошел по дороге… Опоздал на поезд и добирается на автомобиле… Ну не могут же его похитить среди бела дня?

Запиликал мобильный телефон. Давыдов потянулся к карману, но его руку перехватила могучая лапа Бритого, и бандит завладел трубкой.

– Звонят, – констатировал он. – Это хорошо. Помнят тебя. А ответить ты никак не можешь… Батарейки сели…

С этими словами он ногтями, не нажимая никаких потайных кнопок, отодрал заднюю панель телефона и с проводами выдрал из гнезда аккумулятор.

– Владелец телефона выключил его или находится вне зоны доступа, – криво усмехнулся водитель, которого Бритый называл Грузином.

– Во-во, – опять хохотнул амбал.

«Да что ж это за идиоты!» – выругался Давыдов про себя. Ссориться с похитителями не входило в его планы. Бояться их также не следовало. Толку – ни на грош, а повредить может. Сейчас они явно оказывали на него психологическое давление. Нужно было что-то этому противопоставить.

Помолчав немного, Давыдов обратился к Бритому:

– А ты вроде монаха, что ли?

Здоровяк вскинул на Николая маленькие глазки:

– Это типа опять наезд?

– Какие наезды? – совершенно спокойно, без заискивания, но и без издевки спросил Николай. – Просто одежда у тебя странная.

– Одежа как одежа, – помрачнел Бритый. – Не всем же фраерами, как Грузин, ходить.

Похоже, вопрос об одежде его огорчил.

– Ладно, – вздохнул Николай и замолчал.

Глупо было осведомляться, куда его везут. Глупо вопрошать, зачем похитили. Скоро все станет ясно. Только будет ли от этого спокойнее?


«Волга» подкатила к какой-то загородной даче за высоким кирпичным забором, на минуту остановилась перед воротами, которые открылись словно бы сами собой, и закрылись, как только автомобиль въехал во двор.

– Ну, вылазь! – предложил Бритый. – Пойдем с хозяевами потолкуем!

Николай вышел, искоса поглядывая по сторонам. Через забор не перепрыгнешь. Да и перепрыгнешь – далеко ли убежишь в незнакомом месте?

Небольшой двор был залит асфальтом. Ни деревьев, ни построек. Только полоска земли по периметру забора.

Водитель проскользнул в полуоткрытую дверь, обитую медью. Следом за ним вошел Давыдов, сзади напирал Бритый. Пройдя через полутемный коридор, они оказались в большом, слабо освещенном зале. У дальней стены горел камин. Впрочем, камин, судя по всему, был электрический, с подсветкой. Запаха дыма не ощущалось. Да и тепла тоже.

Стены зала украшало холодное оружие: алебарда, пара скрещенных шпаг, несколько сабель, прямой двуручный меч. Мебели в зале было совсем мало: три кресла, стоявшие полукругом, маленький столик темного дерева и четыре низких табурета. Кресла были заняты.

Давыдов, конечно, слыхал о странностях нынешней жизни, причудах олигархов и новых русских, каких-нибудь оригиналов и бандитских боссов. Видел разные любопытные сюжеты по телевизору. Но, вообще говоря, полагал, что экстремальные проявления причуд богатеев и бандитов остались преимущественно в его прежнем мире. А лично он сталкивался с таким впервые.

Сидевшие в креслах были одеты в черные кимоно. В отличие от классических самураев, какими их представлял себе Николай, на ногах у них были не сандалии – тэта, а высокие черные сапоги. У пояса – кривые ножи, за спиной – мечи.

Давыдов не мог поручиться, что это именно мечи, но рукояти какого-то оружия торчали над плечами хозяев. Судя по тому, что они сидели, а в креслах вряд ли были отверстия для клинков, это были короткие мечи.

Волосы людей были собраны в пучки, перевязанные ленточками. Лица – скорее европейского, чем азиатского типа. Двое мужчин, одна женщина. Мужчины тривиальной внешности, а вот женщина – интересная. Не то чтобы очень красивая, но с ярким, запоминающимся лицом. И гораздо больше мужчин похожая на японку.

Входящий по большому счету должен здороваться с хозяевами. И воспитанный Давыдов едва так не поступил.

Но вовремя остановил себя. В конце концов, он к ним в гости не напрашивался.

– Давыдов! – улыбнулся мужчина, сидевший в центральном кресле. – Давно не виделись!

– Давненько, – подтвердил Николай.

Возможно, прежний Давыдов был как-то связан с этими ряжеными в национальных одеждах Страны восходящего солнца. Только не лучше ли было бы, если бы он их вообще не знал?

– Стало быть, ты признаешь свои ошибки? И готов их исправить? – спросил другой мужчина, сидевший по левую руку от Давыдова.

– Я вообще не знаю, кто вы. Но догадываюсь, – пошел ва-банк Николай.

Бритый сопел сзади – не иначе контролировал каждое его движение. Грузин куда-то тихо исчез. Или вышел, или спрятался.

– Любопытно, – мелодичным голосом пропела девушка. Чувствовался сильный иностранный акцент – скорее всего, английский. – И ты понимаешь, чем тебе все это грозит?

Николай пожал плечами.

– Шарп, – неожиданно представился мужчина, сидящий по центру. – Джонсон, – кивнул он на другого мужчину. – Госпожа Игами.

Николай слегка поклонился девушке и стал ждать дальнейших разъяснений.

– Ты нам нужен, Давыдов, – в тридцать два зуба, по-американски, улыбнулся Шарп. Улыбка его больше походила на оскал. – Очень нужен.

– Я всем нужен, – спокойно произнес Давыдов. – Только разным людям для разных целей. Вы, я так понимаю, мои друзья и ничего плохого не замышляете?

– И как ты догадался? – осклабился Джонсон. Они с Шарпом быстро переглянулись. – Ты нам расскажешь все, что знаешь, и мы тебя отпустим. В предательстве тебя никто не обвинит – информация, которую ты нам выдашь, просто исчезнет. На некоторое время… Ну да ты сам понимаешь, что к чему…

– Да, конечно, – кивнул Николай, не понимая ровным счетом ничего.

Перспектива вырисовывалась безрадостная. Полусумасшедшие типы наверняка хотят получить какие-то сведения от Давыдова. Но это только полбеды. Они ведь и не подозревают, что Давыдов – не настоящий. Стало быть, сообщить им что-то ценное вряд ли сумеет. Выходит, ждут его неприятные последствия в виде допроса с пристрастием. Одно хорошо – ни друзьям, ни Родине он повредить не сможет, так как носителем секретов не является. Но хорошо это для Родины и для друзей. А для него самого будет болезненно.

Николай практически не сомневался, что в живых его оставлять не собираются. Везли с открытыми глазами, сейчас не скрывают лиц. Или непрофессионально, что маловероятно для людей, организовавших такую быструю и успешную операцию, или заранее продумано. Больше Давыдов никого, кроме них, не увидит.

Разглядывая захвативших его людей, Николай вдруг вспомнил о том, с кем затевается война. Война, сама возможность которой крайне его удивила. Может быть, они вовсе не японцы, а монголы?

Подобная версия могла быть подвергнута серьезной критике. Монголы не носят кимоно. Их национальная одежда – дэл, расшитый халат. А вот сапоги они действительно носят. С загнутыми вверх носами – чтобы не взрыхлить и не оскорбить землю. Называются такие сапоги гутулы. Но почему бы, однако, монголам не надеть кимоно? Все же Япония ближе, чем Европа, и монгол в кимоно, возможно, будет выглядеть эстетичнее, чем монгол в костюме и галстуке…

А еще могло быть и так, что Монголию в этом мире в свое время захватили японцы. Это все-таки другой мир. История могла развиваться здесь по-другому. И тогда становится понятной и роль Монголии в политике, и некоторое изменение национальной одежды и национального менталитета.

Впрочем, все вышеприведенные рассуждения, может быть, и имели бы смысл, окажись Николай на территории вероятного противника. Попросту говоря, в Монголии. Но, как бы ни развивались, исторические события на Востоке в этом мире, как бы ни одевались японцы, монголы и любой другой народ, разгуливать в национальных одеждах неподалеку от столицы России, или, если на то пошло, Евразийского Союза, было чересчур экстравагантно! Может быть, и не так смешно, но слишком самонадеянно. И еще эти мечи за спиной!

– Так что же ты не рассказываешь? – прервал раздумья Николая Шарп. – Особого предложения ждешь? Ты бы поторопился…

– О чем не рассказываю, простите? – уточнил Давыдов.

– Ну уж не о вашей внутренней и внешней политике. О теории выхода в теории отображения, – музыкальным голосом пропела госпожа Игами.

– Вот вы о чем! – с некоторым усилием рассмеялся Давыдов. – А об этом я, ребята, ничего не знаю.

– Что ж, это нехорошо, – процедил Джонсон. – Но такой поворот событий мы, конечно, предвидели.


Бритый, который, казалось, только и ждал этого момента, обхватил сзади Давыдова могучими ручищами:

– Куда его? В секретную комнату?

Шарп сделал какое-то движение головой, но госпожа Игами загадочно улыбнулась и мановением руки остановила громилу:

– Пока не надо. Помести его в подвал.

– Не слишком ли ты много на себя берешь? – Джонсон, видимо, выступал за решительные меры. Николай уже понял, что секретная комната – это похуже подвала.

– Нам нужно посоветоваться, – все так же загадочно ответила девушка. – Зачем начинать ломать кости господину Давыдову прямо сейчас? У него может стоять блокировка… Да уведи ты его наконец, идиот!

Последняя гневная фраза была обращена к Бритому, который замешкался, то ли желая послушать разговор хозяев, то ли не получив точной и непротиворечивой команды.

Верзила перехватил Давыдова поудобнее, видимо полагая, что идти самому для того – непозволительная роскошь, и без труда потащил куда-то в недра дома. В дверях Николай ухитрился оглянуться. Глазам его предстала странная картина. Мужчина, которого назвали Джонсоном, вдруг стач слабо светиться и словно бы даже мерцать. Пленный математик не смог рассмотреть как следует – Бритый выволок его в темный коридор, пару раз зацепив о стены, и начал спускаться по лестнице.

Большого значения странным эффектам с Джонсоном Николай не придал. Бритый так сдавливал его, что вполне мог задеть какой-то нерв, в том числе и отвечающий за зрительное восприятие.

Добравшись до железной двери, Бритый распахнул ее, впихнул Давыдова внутрь и приказал:

– Не воркошись!

Слова такого Николай прежде не слышал, но смысл его был более чем ясен. Когда дверь захлопнулась, пленник оказался в полной темноте.

Решив, что попытка исследовать свою камеру не будет расценена как «воркошение», да и слушаться во всем своих тюремщиков не стоит, Давыдов развел руки и аккуратно принялся ощупывать пространство вокруг себя.

Здесь не было ни кровати, ни стульев, ни какой-то другой мебели. Проем двери, шершавые стены, голый холодный пол. Впрочем, один предмет обстановки в помещении все же имелся. В углу стоял унитаз со сливным бачком. Судя по всему, в рабочем состоянии. Вода в бачке едва слышно булькала.

Радостного в такой находке было мало. Нет, унитаз, конечно, достижение цивилизации и весьма полезное устройство. Без него могут возникнуть серьезные неудобства. Но наличие унитаза в комнате показывало, что это все-таки не комната, а тюремная камера. Рассчитанная на довольно долгий срок содержания заключенных.

Умывальник и кран с водой отсутствовали. Предполагалось, видимо, что пленники удовлетворятся бачком унитаза. Хотя Давыдову хотелось пить, утолять жажду водой из бачка он не стал.

Возможно, Николая и не собирались держать здесь долго. И это тоже не радовшто. Любопытно, кладбище у этих самураев тоже в подвале?


Сидя на холодном полу, привалившись спиной к такой же холодной стене, Николай размышлял о тех, кто его похитил.

Это могли быть обычные бандиты, и они потребуют за него выкуп. Разговоры об информации, которую нужно им выдать, о секретных планах – для отвода глаз. Такая версия нравилась Николаю больше всего. В том смысле, что она была самой приемлемой для него. Скорее всего, бандиты оставят заложника в живых и не будут сильно над ним издеваться. Разве что в показательных целях.

Следующий вариант – политические противники. От этих пощады ждать не стоит. Но зачем враждебным политикам похищать его? Если уж они решились на «мокрое» дело, вкололи бы большую дозу нитроглицерина в вену, выбросили из машины в пригороде – и прощай, депутат Давыдов! Надеяться же, что публичный политик изменит свои взгляды после камеры пыток, по меньшей мере наивно. Наоборот, оказавшись на свободе, он с утроенной мощью обрушится на оппонентов.

И, наконец, самая неприятная – теория внешних врагов. К врагам можно отнести и зарубежные спецслужбы, и организации, конкурирующие с Институтом физики, и радикально-террористические группировки, и ячейки фанатиков-самоучек, пытающихся самостоятельно построить вечный двигатель. Давыдов не знал, есть ли на самом деле такие ячейки энтузиастов, строят ли они вечный двигатель и имеют ли средства для воплощения своих проектов в жизнь. Но почему бы им и не существовать? Относительно же возможной активности остальных трех категорий врагов он нисколько не сомневался.

Конечно, Николаю не давала покоя странная одежда его тюремщиков. Именно она наводила на мысль о сумасшедших, маньяках и опасных оригиналах. Кимоно с мечами – это даже не маскарадный костюм… Нечто гораздо большее. И. наверное, более страшное…

Свет пленнику никто включать не спешил. Кормить его, наверное, тоже не намеревались. Не слышно было ни шагов, ни отдаленных звуков. Подвал был отлично изолирован.

Принюхавшись, Давыдов уловил едва различимый запах тления. Это ему совсем не понравилось. Вряд ли в соседней камере погибла мышка. Сквозняка не было, и, если запах чувствовался, источник его должен быть довольно сильным. Скорее всего, разлагалось гораздо более крупное существо. Оставленное неподалеку в такой же камере или неглубоко закопанное в том же подвале…

Подавив дрожь, Николай подошел к двери. Аккуратно погладил ее, ощупал, осторожно надавил туда, где, по его расчетам, должна была располагаться ручка. Естественно, дверь не подалась.

Николай никогда не считал себя взломщиком. Даже опыт кражи варенья из шкафа матери у него отсутствовал – варенье всегда стояло в доступных местах. И умению обращаться с отмычкой Давыдов мог только позавидовать. До сих пор его удивляли наклонности обычных, в общем-то, ребят, пытающихся проволокой отпирать замки и проникать за закрытые двери, когда в этом не было нужды.

Теперь у Николая была нужда. Но совсем не было опыта. Только для того, чтобы согреться, он надавил на дверь сильнее. И она вдруг распахнулась.


Нельзя сказать, что такой оборот сильно обрадовал Давыдова. И он прекрасно отдавал себе отчет почему.

Подергав дверь и не открыв ее, Николай мог спокойно опуститься на пол и ожидать решения своей участи. Теперь же он должен был принимать решения. Прятаться, убегать, может быть, с кем-то драться. С одной стороны, это лучше, чем ничего не делать. С другой – очень хлопотно. И страшно. Ведь в любом человеке сидит воспитанная с детства уверенность, что ничего плохого с ним никогда не случится. Особенно когда он бездействует.

Принимать первое решение нужно было сразу же. Потому что дверь открылась не сама собой. В коридоре, освещенная тусклыми лампочками, стояла госпожа Игами – в самурайском костюме и с мечом за спиной.

Что ж, с девушкой в обычной ситуации он бы справился. Пожалуй, можно было бы попытать счастья и отобрать у нее меч. Тем более госпожа Игами держала оружие в ножнах и не собиралась его вынимать. Но драться с женщиной? Как культурный человек Давыдов считал это неприемлемым для себя. Даже если его жизни угрожала серьезная опасность, а представительница слабого пола была самая что ни на есть опасная террористка. Но ведь он не был уверен ни в первом, ни во втором!

– Выходите, выходите, господин Давыдов. – подбодрили его медовым голоском.

«А что, если сейчас все-таки попытаться убежать? – быстро подумал Николай. – Оттолкнуть ее в сторону. Аккуратно. Чтобы не ударилась о стену. И наверх. А там вся их шайка. Хуже, может, и не будет, но глупость свою покажу…»

– И не надо убегать – тогда мне придется тащить вас наверх силой, – продолжила госпожа Игами.

Смерив взглядом хрупкую фигурку в кимоно, Давыдов криво усмехнулся.

– Я на какое-то мгновение предположил, что вы хотите меня отпустить. Обычно именно такая роль у красивых девушек в сказках и рыцарских романах. Добропорядочных девиц держит в неволе злая хозяйка, почему-то доверяя обслуживать пленного рыцаря. Рыцарь вступает с девушкой в сговор, и та потайным ходом выводит его из замка…

Госпожа Игами улыбнулась одними уголками рта.

– В романтизме вам не откажешь, Николай. Но я страшусь обманывать свою хозяйку. Это плохо заканчивается. Вы заметили, что легенды редко рассказывают о судьбе благородных и простодушных девушек? Она обычно незавидна… Пойдемте со мной, поговорим. И, может быть, наше расставание будет гораздо приятнее для вас, чем встреча-Девушка совершенно спокойно повернулась к Давыдову спиной и пошла по коридору. Нужно было быть полным идиотом, чтобы идти за ней. Но другого-то пути не имелось! Давыдов вздохнул и побрел следом.

– Что же вы? Идите рядом! – опять подбодрила его госпожа Игами. – Нам ведь есть о чем побеседовать, Николай…

– Да, конечно, – автоматически согласился математик.

– Вы ведь не считаете нас своими врагами? Давыдов едва не засмеялся. Но настроения не было.

– Как бы вам сказать…

– И совершенно напрасно. Мы хотим добра всем. И вам тоже. Но интересы людей – важнее всего. И мы намерены защищать их любыми способами.

– Даже ломая мне кости? – спросил Давыдов.

– Ну, надеюсь, до этого не дойдет, – протянула девушка.

– Как вас звать, кстати? – поинтересовался Давыдов.

– Госпожа Игами.

– А имени у вас нет?

– Вам не нужно называть меня по имени. Это противоречит обычаям моей родины.

Давыдов задумался над тем, что же это за обычаи и в какой стране они действуют, но его этнографических познаний явно не хватало.

По подземному коридору шли довольно долго. Николай даже удивился, что под коттеджем могут быть такие длинные ходы. Куда они выводят, на соседний участок? Или в сад?

Вышли на лестницу, не на ту, по которой стаскивал Давыдова Бритый, а на другую – винтовую, с перилами только по правую руку и пустотой – по левую.

Николай уступил девушке место возле перил, а сам пошел в опасной близости от края лестницы. И, как назло, на самом верху лестницы оступился и полетел в дыру – примерно с высоты второго этажа.

Пожалуй, насмерть бы он не разбился. Может быть, даже ничего бы не сломал. Но падение обещало быть болезненным. Если бы не госпожа Игами. Она быстро сообразила, что Давыдову не за что ухватиться, резко нагнулась и вцепилась в ворот его пиджака, а потом и в плечо. И вытянула молодого человека обратно на лестницу почти что на вытянутых руках.

Николай посмотрел на спасительницу со страхом. Теперь было понятно, почему она не побоялась прийти к нему без эскорта. Силой она, наверное, не уступала Бритому. Что же представляют собой эти люди? Кто они? И зачем все-таки захватывают мирных математиков?


Комната, куда госпожа Игами привела Николая, оказалась довольно странной. Одна ее стена была задрапирована брезентом. Может быть, за ней скрывалось окно? Посреди комнаты – большое кресло (уж не пыточное ли? Хотя никаких следов, указывающих на это, не было), вдоль стен – шкафы, несколько простых деревянных скамеек. Все скромно и просто. Наверное, это все-таки не та «-секретная комната», которой пугали его самураи.

– Присаживайтесь, – указала на одну из скамеек госпожа Игами.

Николай сел, хотя не испытывал особого желания где-то примоститься. Он бы лучше походил из угла в угол. Впрочем, сидеть было лучше, чем стоять. В ногах чувствовалась слабость. Все же Давыдов ничего не ел с самого утра, а энергии потерял достаточно.

– Ничего не хотите? – Опять этот мелодичный голос. Мысли Давыдова крутились в основном вокруг еды. Но как знать, чем могут накормить в таком месте?

– Нет, – твердо ответил Николай. Госпожа Игами улыбнулась почти ласково:

– Наверное, стоит еще раз подробно рассказать вам, кто мы такие, чего от вас хотим и почему были вынуждены применить такие жесткие средства убеждения. До сих пор наше общение сводилось к обмену информацией, и у вас нет причин верить нам, а у нас – верить вам. Поэтому наши действия кажутся неадекватными, на ваш взгляд, но они весьма и весьма оправданны с нашей точки зрения! Надеюсь, что вы поверите мне. Мы хотим людям только добра!

Слишком часто в последнее время она повторяла слова о своей высокой миссии!

– С нетерпением жду вашей повести, – кивнул Николай.

– Дело в том, что, как вы уже знаете, мы из другой вероятностной глобулы, или, если пользоваться вашими терминами, из другого мира. Вам, думаю, не нужно объяснять, что это такое.

Николай едва заметно улыбнулся. Начали проясняться некоторые моменты. В частности, странные одежды и желание получить от него некоторые научные сведения. Информация – самый дорогой товар. Особенно в торговле между мирами, когда переправка любого материального объекта обходится слишком дорого.

Хотя, если говорить об одежде, стало понятно ее происхождение, но неясными остались мотивы гостей из другого мира. По большому счету в гостях лучше ходить не в своей национальной одежде. Если не хочешь выделяться из толпы.

– История нашей глобулы значительно отличается от истории вашей, – продолжила госпожа Игами.

– Мир более удаленного порядка, – предположил Давыдов.

– Именно. Другая гармоника. Даже языки различаются. Встречаются слова, которых нет у вас. А кое-что непонятно нам. Поэтому иногда вы можете понять нас неправильно.

«Нет уж, вряд ли „ломать кости“ – значит убеждать, – подумал Давыдов. – Скорее различия будут касаться научных терминов».

– Я намереваюсь без свидетелей рассказать вам о нашем мире. О жизни в других мирах, которые мы исследуем. И попросить помощи. Конечно же я приношу извинения за грубость наших сотрудников. Надеюсь, вы сможете их простить. Это ограниченные, уставшие люди. А некоторые из них – обычные уголовные элементы. Мы вынуждены привлекать их в своей работе.

Николай сразу понял, что госпожа Игами намекает на Бритого. И, может быть, на Грузина. Но если вы такие хорошие, зачем связываетесь с подонками? Впрочем, действительно стоит послушать и уж потом задавать вопросы.

– Дело в том, что политический расклад сил в нашем мире сильно отличается от вашего, – грустно вздохнула госпожа Игами. – Это – безрадостный мир, тоталитарная система, где почти нет свободы. И огромную роль в подавлении свободы играет, как это ни печально, ваша Родина, Николай. Точнее, не Родина, а та страна, которая образовалась на месте России.

– И что же это за страна? – осведомился Давыдов.

– Страна Восходящего Солнца! – торжественно объявила госпожа Игами.

– Япония? – переспросил пленный математик.

Теперь, по крайней мере, становились понятными эти кимоно и мечи – скорее всего, церемониальные!

– Не совсем. Хотя Япония и входит в состав Страны Восходящего Солнца, является как бы душой империи, важную роль играет в ней бывшая Россия, страны Средней Азии, Турция. Если Киото – душа Страны Восходящего Солнца, то Москва – сердце и мозг. А еще в Великую империю входит Монголия и Северный Китай, Афганистан и часть Индии.

– Неплохо, – отметил Николай. – Вы, стало быть, из Страны Восходящего Солнца? И поэтому ходите в кимоно? Госпожа Игами покачала головой:

– Я родом оттуда. Но работаю я на одну из стран, оставшихся островком свободы. На Североамериканские Соединенные Штаты.

Николай вспомнил, что так назывались Соединенные Штаты Америки в тридцатых годах. У его бабушки даже был атлас, в котором присутствовала аббревиатура САСШ. И еще он припомнил, что Киото – древняя столица Японии. Сейчас-то столица Японии – Токио. А девушка назвала именно Киото.

– Любопытно, но не очень понятно. Рассказывайте подробнее, – попросил Давыдов.

– Тогда с самого начала. В 1903 году между Японией и Россией разразилась война, в результате которой Россия потерпела сокрушительное поражение и потеряла весь Дальний Восток и значительную часть сибирских территорий, отошедших к Японии. Это повысило экономическую мощь Японии и подорвало моральный дух россиян. В 1912 году в России вспыхнула революция, власть захватила одна радикальная партия, быстро установившая в стране кровавый террор. Но сопротивление революции оказалось очень сильно. Прежняя элита страны развязала гражданскую войну, заключив союз с императорским домом Японии, и выбила революционеров из Москвы и Санкт-Петербурга. В знак дружбы и мира было образовано новое федеративное государство – Страна Восходящего Солнца. И оно было очень большим. Но потом, проводя территориальную экспансию, возвращая утраченные Российской империей земли и захватывая новые, оно выросло до небывалых размеров.

– Мечта о проливах осуществилась с помощью японцев? – улыбнулся Николай.

– С помощью Японии, волей императора и диктатора. Страной Восходящего Солнца правит император Японии и континентальное правительство в Москве. Понятно, что жители бывшей Российской империи составляли в новой империи большинство и смогли демократическим путем захватить реальную власть. Но демократия очень быстро закончилась. Сейчас император, глава Страны Восходящего Солнца, по-прежнему проводит торжественные церемонии в Киото. Но диктатор, несущий угрозу всему миру, плетет свои сети в Москве. Именно Москва – истинная столица империи. Здесь сосредоточены посольства всех государств, как зависимых целиком, так еще и малозависимых от диктата русско-японского режима. И здесь вынашиваются планы уничтожения любого свободомыслия, захвата мирового господства и обращения в рабство всего населения планеты. Да что там планеты – многих миров, других глобул, когда все ресурсы нашей глобулы окажутся захваченными диктатором и его приспешниками.

– Как же зовут этого диктатора? – Давыдов удивился, почему до сих пор не услышал его имени.

Госпожа Игами, казалось, на мгновение растерялась, потом быстро произнесла:

– Тоцкий.

– Почти что Троцкий, – усмехнулся Николай. – Лидер другой революции и другой империи. А почему вы задумались?

– Не могла поверить, что кому-то незнакомо его имя. Умом, конечно, я понимаю: откуда вам знать об этом человеке! Но сердце отказывается воспринимать. Когда слышишь эту фамилию десять раз в час, когда его портреты смотрят на вас со стены каждого дома, когда только его и показывают по телевизору… К этому привыкаешь.

– Да, наверное, – согласился Давыдов.

– Мы работаем под прикрытием американского посольства, – продолжила госпожа Игами. – Одеваемся так же, как одеваются государственные чиновники в Москве – чтобы не привлекать внимания.

– Вот оно что… – протянул Николай.

– Именно такая униформа сейчас в моде в столице вашей Родины. Можете себе это представить! – патетически воскликнула госпожа Игами.

– Да уж…

– И еще. В нашей глобуле математик Давыдов активно работает на режим. Создает оружие массового уничтожения. Подпространственные зонды. И торпеды. Поэтому не удивляйтесь, что наши ребята говорили с вами так резко. Для них вы – пособник врага. Хотя на самом деле вы можете выступить спасителем человечества от глобальной диктатуры! Насколько мы знаем, здесь вы проявили себя как настоящий поборник демократии. И сможете сделать многое для людей. Для спасения общечеловеческих ценностей!

Николай с улыбкой посмотрел на девушку. Интересно, она искренне верит в то, что говорит? Фанатичка или обманщица? Работает за деньги или за идею? Впрочем, не исключено, что в их глобуле другие ценности. Власть. Доступ к привилегиям. Продолжение рода. Или возможность быть свободным от каких-то повинностей…

– Почему же я должен верить вам, госпожа Игами? – задал он простой и довольно-таки резонный вопрос. – Как я могу знать, что вы – та, за кого себя выдаете? Может быть, вы агент наших американских спецслужб, устроивших весь этот маскарад. Или как раз пособница того самого режима, о котором с таким пылом и с такой ненавистью рассказали. Это ведь очень часто бывает: человек ненавидит то, чему беззаветно предан. Или даже любит нечто противоестественное, ужасное, понимая его недостатки…

– Не знаю, – раздумчиво произнесла девушка. – Экскурсию в наш мир я провести для вас не смогу. Потому что для этого как раз требуется технология, сведения о которой я могу получить только у вас. Ну, не только у вас, но у специалиста вашего уровня. Почему-то мне казалось, что вы мне поверите. Раскроете, как можно переносить предметы в другую глобулу в реальности. Вы делаете это, я знаю… Но почему-то концентрируетесь на других исследованиях, вместо того чтобы попытаться захватить все миры!

Последняя фраза показалась Давыдову более чем странной.

– Но я не технолог, – попытался объяснить он госпоже Игами.

Сказал – и пожалел. Не хватало еще, чтобы они похитили Галю Изюмскую и выбивали сведения из нее! Впрочем, им ведь нужна теория, а не сведения о том, какие провода подключать к каким приборам. А теорией занимаются Савченко и он. Ну, может быть, Гетманов с Дорошевым.

– А мы не требуем от вас технологий. Я – математик. Объясните мне, как преобразовывать тензоры четвертого порядка в уравнениях подпространственного волнового пакета второй гармоники, и вас тотчас же отпустят!

– Но я этого не знаю! – совершенно искренне заявил Давыдов. – Еще не изучил материалы на эту тему!

– Знаете, господин Давыдов, – печально сказала госпожа Игами. – Знаете, но не хотите нам рассказать. Значит, судьба многих миров вам безразлична. Еще немного – и Страна Восходящего Солнца пошлет свои отряды в соседние миры. Распространит свою диктатуру и там. И Вселенная застонет под пятой Тоцкого!

– Вы, наверное, чересчур демонизируете вашего диктатора.

– Нет, это на самом деле страшный человек! Давыдов вздохнул:

– Я действительно не могу дать вам сведений по интересующему вас вопросу. И это, скажу вам, большая радость для меня. Потому что, если бы я знал то, что вам нужно, передо мной стояла бы серьезная нравственная дилемма – отдать вам важный секрет или стойко сопротивляться… Ведь я все-таки не уверен, представляете ли вы те силы, о которых говорите. Никто не расскажет о себе плохо. Со своей точки зрения вы ведете справедливую борьбу. Так, между прочим, думают все фанатики и террористы. Они просто в этом уверены. Но, может быть, вашего мнения не разделяют другие… Однако мне не приходится принимать серьезное решение. Пока что я ничего не знаю ни о тензорах четвертого порядка, ни о глобулах второй гармоники. Отпустите меня, и я обещаю забыть данный инцидент. Хотя он и доставил мне массу неудобств…

Брезент, который, по мнению Давыдова, закрывал окно, внезапно упал. За ним оказалась скрыта часть комнаты. С несколькими стульями. На одном из них сидел и слушал беседу девушки и математика невозмутимый Джонсон. А разъяренный Шарп, сорвавший брезент, вскочил, бешено вращая глазами.

Этот пройдоха издевается над тобой и над нами! – прокричал он в лицо госпоже Игами. – К чему разводить церемонии, делать вид, что он не работал с нашими коллегами! Прежние договоренности нарушены, значит, и у нас перед ним никаких обязательств! Из него нужно просто выбить сведения!

– Вы сами этого хотели, – грустно сказала госпожа Игами Давыдову.


Николай понял, что настало время решительных действий. Кем бы ни были его тюремщики, какие бы цели ни преследовали, сейчас они намеревались обойтись с ним круто. И нужно было реагировать адекватно.

Резко вскочив с места, Давыдов устремился к двери. Он уже знал, что госпожа Игами очень сильна. Может быть, она вообще робот – не может хрупкая на вид девушка обладать такой силой! Но, как бы там ни было, главное – не драться с ней, а не попасть ей в руки. Относительно Шарпа и Джонсона сказать что-то определенное было трудно. Может быть, каратисты – недаром ведь в кимоно ходят. А может, обычные люди. Чиновники. Хорошо, что хоть Бритого здесь нет!

До двери Николай добрался почти без проблем. Услышал только громкий вскрик Шарпа, вздох госпожи Игами и легкий шорох. Лишь бы не стали стрелять! От пули не убежишь. Но он вроде бы нужен похитителям живым…

Резкий свист, громкий щелчок, и в косяк двери рядом с бедром Давыдова вонзилась стальная метательная звездочка. Засела крепко, войдя едва ли не на половину своего диаметра. Попади метательный снаряд в ногу – до кости дошел бы точно. И все, отбегался.

Инстинктивно пригнувшись, Николай выскользнул за дверь и помчался по коридору, которым вела его госпожа Игами. Он сообщается с подвалом. Но, кажется, какие-то боковые ответвления в нем все же были.

Свернул Николай при первой же возможности. Незачем подставлять спину метателям звездочек. Кстати, любопытно, кто ее кинул? Шарп? Джонсон? Госпожа Игами?

Скорее всего, Джонсон. Он меньше всех кричал и выглядел самым спокойным. Естественно, у него было больше шансов правильно оценить ситуацию и попытаться остановить беглеца. Хорошо, что он промахнулся. Но сила у него тоже немереная – чтобы так всадить звездочку!

Дверь по левую руку. Давыдов быстро открыл ее, заглянул. Маленькая, метра три на три, комната. Здесь не спрячешься. Да и прятаться бесполезно – нужно убегать. Вырываться из дома, перепрыгивать через забор – и ходу! Ходу!

Если бы у него остался телефон! Или пистолет. А лучше и то и другое. Тогда можно было бы засесть в каком-нибудь зале и отстреливаться до появления помощи. А помощь, несомненно, пришла бы. Спецслужбы могли бы запеленговать сигнал мобильного телефона и выручить его от этих сумасшедших. Или лазутчиков из другого мира. Впрочем, одно не исключало другого. Диверсанты из соседней глобулы, как они сами называли вероятностные миры, вполне могли оказаться сумасшедшими.

Еще один поворот. Николай никак не мог понять, почему нет пути наверх. До сих пор он, кажется, бегал на уровне подвала или нулевого этажа дома. Выбраться бы на первый или на второй этаж – тогда можно выпрыгнуть из любого окна. А здесь даже окон нет.

За поворотом раздался гулкий топот. Николай рванул на себя очередную дверь и оказался в комнате, напоминающей гардеробную. Здесь висели старые пальто, какие-то комбинезоны, стояли шкафы.

Давыдов закрыл за собой дверь. Кто-то промчался мимо, не заглянув в комнату. Отлично! Может быть, переодеться? Но что это даст? За своего Николая все равно не примут. Да и кимоно в гардеробной не было.

Прислушавшись, беглец опять выглянул в коридор. Никого. Он вышел и на цыпочках быстро начал пробираться дальше. Еще один поворот. Может быть, он ведет наверх, в жилую часть дома?

Николай свернул, поднял глаза и встретился взглядом с Джонсоном, стоящим прямо за поворотом. В руке у него тускло блестел обнаженный короткий меч.

Не говоря ни слова, Джонсон ударил Давыдова. Рукоятью меча, в грудь. Николай задохнулся и повалился на пол, хватая ртом воздух.

– Ты глупее, чем мы предполагали. – Джонсон, держа математика за шиворот, без всякого труда волочил его по коридору. – В тебе сильны животные инстинкты. Это ценная информация. Нужно будет подкинуть ее нашим аналитикам. Если ты ухитришься умерегь до того, как расскажешь что-нибудь любопытное.


Давыдова привязали к креслу в той самой секретной комнате, из которой он сбежал пару минут назад. Джонсон поймал его почти у самой двери – с другой стороны. Коридор по кругу обходил подвальный этаж. Чтобы выбраться наверх, наверное, нужно было знать какой-то потайной выход.

– Какое воздействие мы будем применять? – равнодушно спросил у своих товарищей Шарп. – К какого рода боли, по-вашему, он наиболее чувствителен?

Николая замутило от одной постановки вопроса. Можно, конечно, восхищаться стойкими героями, плевавшими в лицо, своим мучителям… Надеяться, что ты сможешь вести себя если не так же героически, то хотя бы достойно. Но оказаться на их месте – лучше бы и не надо!

– Без особых телесных повреждений, – предложила госпожа Игами. – Он нам нужен живым и сравнительно здоровым. Полагаю, он все-таки расскажет то, что знает.

– Я ничего не знаю, – постарался вмешаться Давыдов. Шарп ударил его по губам. Больно. Разбитый рот наполнился соленым вкусом крови.

– Не увлекайся, – посоветовал Шарпу Джонсон. – Здесь тебе не подвалы чикагской полиции.

«При чем здесь чикагская полиция? – отстранение подумал Николай. – Выходит, они правда из Америки? Только вот из какой Америки?»

Новые знакомые Давыдова так часто ему врали, столько рассказывали о себе и тут же делали все, чтобы разуверить его в рассказанном, что он уже совершенно не понимал, с кем имеет дело.

– Давайте применим к нему «правдосказ», – предложила госпожа Игами. – Это безопасно со всех точек зрения.

– Если только у него не стоит блокировка, – заметил Шарп.

– Если у него стоит блокировка, то она быстрее включится тогда, когда допрашиваемый сознательно решит выдать секреты, – парировал Джонсон. – Согласись, ты просто хочешь его помучить. Давно не имел возможности дать выход своим дурным наклонностям!

– С этой собачьей работой! – криво усмехнулся Шарп. – Впрочем, отчасти ты прав. А где мы возьмем «правдосказ»? Не проще ли применить плоскогубцы?

– Пусть Бритый поработает. Ограбит аптеку, – подсказала госпожа Игами.

– Прикажи им – пусть отправляются, – согласился Шарп. – И ты поезжай с ними. У вас час, чтобы достать все необходимое. После этого я начну ломать ему пальцы.

Давыдов в который раз за последние несколько часов взгрустнул.

– А ты рассказывай, – бросил пленнику Джонсон. – Легче будет. Говорить всегда легче, чем молчать.

«Довольно глупо корчить из себя героя. Нужно рассказать все, как есть. Вреда от этого не будет», – решился наконец Давыдов.

– Я тоже из другой глобулы, – заявил он похитителям. Шарп рассмеялся ему в лицо:

– На эту свежую мысль тебя навел рассказ госпожи Игами? Ее вдохновенное вранье? Мы, признаться, полагали, что тебе промыли память. Или ты сам записался на сеанс гипноза, чтобы забыть о наших агентах. Мудрое решение, учитывая секретный характер наших встреч. А идея с двойником… Что ж, мы рассматривали такую возможность. Госпожа Игами в это верит, но я – не очень. Рассказывай добром, наши средства вряд ли тебе понравятся… И любые блокировки они снимут.

– Нет у меня никаких блокировок… Меня вытащили из моего мира после гибели Давыдова. Теперь я думаю – не вы ли его убили?

Джонсон неожиданно изменился в лице.

– Нас опередили? – обратился он к товарищу.

– Советы? Или глобула девять? – предположил тот, оставаясь бесстрастным.

– Не исключено, что глобула пять.

Шарп на мгновение задумался, потом встряхнул головой:

– Заливает. Трудно перебросить живого человека из глобулы в глобулу. Что там трудно – невозможно. До этого пока не могли дойти и они. Очень дороге. Неоправданные расходы.

– Недешево, – подтвердил Давыдов, перехватывая инициативу. – Но мои коллеги на это пошли. Я дорого стою. Не нужно меня убивать и калечить, а?

– Разберемся, – буркнул Джонсон, отступая на два шага от кресла.

– Говори, если ты действительно не из этой глобулы, как осуществлялся переход? – приблизив свое лицо к лицу Давыдова, прошипел Шарп, – Это даже лучше, что вы владеете такими мощными технологиями.

– Вам-то зачем? – поинтересовался Николай. – Сами-то вы здесь! Что, не знаете, как путешествовать из мира в мир? Пользуетесь трофейным оборудованием? Или вы все-таки самые обычные американские шпионы, устроившие небольшой маскарад?

– Не все так просто, дружок, – Шарп вновь цыкнул, провел по лицу рукой. – Вопросы здесь задаем мы. А отвечаешь на них ты. Рассказывай, да побыстрее. Без проволочек.

Только сейчас Николай заметил одну странную особенность: в подвале, а особенно в секретной комнате было довольно жарко. Все они носились по коридорам, нервничали, орали друг на друга. Но на Шарпе и Джонсоне не было ни капельки пота. Ни единой. В то время как рубашка Давыдова была мокрой насквозь. Да и физическая сила, которой обладали его похитители…

– Я в какой-то степени подопытный образец. – Давыдов решил не искушать судьбу. – Меня перетащили на место Давыдова. В своем прежнем мире я работал учителем математики. И ничего не знаю о секретных разработках. Правда!

– Скоро мы это проверим, – спокойно заявил Джонсон. – Жаль, если ты не солгал. Но я полагаю, ты все же лжешь. Почти так же вдохновенно, как госпожа Игами.

– Стало быть, она говорила неправду? Относительно чего? Вы из нашего мира? Или работаете на спецслужбы Страны Восходящего Солнца?

– Этого ты не узнаешь никогда, – тихо прошипел прямо в лицо Давыдову Шарп. – Мало ли чего наговорила тебе госпожа Игами. Но не нам судить ее. Она – представительница нихондзин. Не то что мы – низшая белая раса. (Нихондзин – самоназвание японцев.)

– Почему тогда ты командуешь ею?

– Я старше по званию. А она, не будь в ней грязной крови, могла служить императорскому дому. Но служит в элитных частях разведки, – заявил Шарп.

Джонсон неслышно приблизился и дернул соратника за рукав:

– По-моему, ты увлекся. Зачем ему это нужно?

– Все равно он покойник, – равнодушно проговорил Шарп. – А я люблю откровенно поговорить с людьми. С кем еще это делать, как не с будущими покойниками? Общаясь с ними, я иногда даже отступаю от своих принципов.

– Поговорите тогда наедине, – предложил Джонсон. – Чтобы ты потом не сожалел, что я услышал что-то ненужное. Мне пока дорога жизнь. Да и дела есть. Нужно связаться с центром.

Николай остался наедине с Шарпом, которого опасался больше других похитителей. Точнее, считал его самым неуравновешенным и способным причинить больше вреда. Шарп же с нехорошим прищуром посмотрел на математика и приказал:

– Рассказывай. Все о себе. Не замолкая ни на минуту. Чем занимался прежде, как попал сюда, какие исследования проводил. Это – разминка. Как только замолкаешь – я начинаю ломать тебе пальцы. Начинай.

В подтверждение своих угроз Шарп вынул из-за пояса дубинку, до сих пор не замеченную Николаем, и ударил его в грудь. В то самое место, которое болело после встречи с Джонсоном в коридоре.


Задыхаясь от боли в груди, Николай рассказывал, тщательно взвешивая слова и боясь сболтнуть лишнее. Он, однако, понимал тщету своих усилий. Любая информация могла представлять интерес для похитителей, а, рассказывая непрерывно, когда каждая заминка наказывалась болезненным тычком или ударом, сложно было фильтровать сведения. Впрочем, когда доставят «правдосказ», он все равно расскажет все. А потом его, наверное, убьют.

– Я работал учителем в школе в небольшом шахтерском городке. Там живут мои родители. Вернулся туда после окончания университета, потому что не мог наши нормально оплачиваемую работу но специальности. С родителями жить легче. До этого я поработал немного в научно-исследовательском институте, но зарплаты на еду не хватало, а еще ведь надо было снимать квартиру… Математики никому не нужны – только в школах и в магазинах, на кассе. Многие мои сокурсники пошли работать в магазины. А некоторые предприниматели специально на работу приглашают только выпускников физического и математического факультетов. Да еще и с красными дипломами… На должности продавцов.

– Зачем? – слегка приподняв левую бровь, спросил Шарп.

– Они хорошо считают и хорошо соображают.

– И кому нужен чересчур сообразительный продавец?

– Нашим предпринимателям. Они сами не очень сильно разбираются в технике, и покупатели тоже. А специалисты с высшим образованием могут все наладить, настроить, объяснить…

– Ерунда какая-то… Хозяин не разбирается в технике, а продавец разбирается? Почему тогда продавец сам не откроет дело? Зачем ему работать на кого-то?

– Он не умеет воровать. Нет связей, наглости…

– А, понятно! Другой менталитет. Дальше! Мы отвлеклись от темы!

– И жил я совсем не так, как здесь. Был никому не известен и мало кому нужен. Потом меня перенесли сюда. В этот мир. Без моего ведома.

– Стоп! – приказал Шарп, ударив Николай дубинкой по рукам. Не очень больно, надо заметить. Или Давыдов уже начал привыкать? – Зачем тебя учили на математика, если ты не смог найти работу? Не хватало способностей?

– Я ведь уже рассказывал! – возмутился Давыдов. – Я очень даже способный. Математики не нужны!

– Почему?

Давыдов на мгновение задумался, за что опять получил удар дубинкой в грудь.

– Торговать было выгодно. Крутиться. Блат везде нужен. Чтобы деньги зарабатывать. А математика не нужна. Заводы остановились, фундаментальные исследования тоже.

– Почему?

Николай начал внутренне бурлить. Шарп сознательно запутывает его? Или действительно не может понять элементарных вещей? Впрочем, настолько ли они элементарны для того, кто не жил в эпоху накопления капитала, проще говоря, при бандитском капитализме?

– В стране произошли катастрофические изменения, – вновь пустился объяснять Давыдов. – Воровать стали многие и помногу. Растаскивать государственное имущество под видом эффективного ведения хозяйства. И теоретики нашлись, и практики. Некоторые считают, что это американцы развалили изнутри нашу экономику. Вызвали коллапс промышленности, обесценивание рубля.

– Хорошо, – не совсем понятно прокомментировал Шарп. – Просто отлично. С вами проблем не будет. Дальше.

– Но главное, конечно, воровство. Кто воровал, тот и жил. А что может украсть математик?

– Что?

– Я не знаю. Я ничего не мог. Поэтому жил на зарплату. Этого мало для того, чтобы сводить концы с концами.

– Как тебя доставили сюда?

– Прямо в моей комнате появилась симпатичная девушка. Приказала мне раздеться. И я потерял сознание. Очнулся уже в институте.

– Адрес института?

– Не знаю, – ответил Давыдов, за что получил дубинкой по рукам – на этот раз очень больно.

– Я и правда не знаю. На проспекте Стачки. Не помню номера дома. Да это почти открытый институт. Только охранник на входе стоит. Любой покажет. Зачем вам от меня адрес требовать?!

– Дальше.

– В институте мне сказали…

– Нет, не об этом. Какие различия между вашей глобулой и той глобулой, куда вы попали?

– Здесь люди живут богаче. Развивается наука. Производство не стало. Видели бы вы новую «десятку»…

– А в вашей глобуле производство остановилось? По каким причинам? Кризис перепроизводства?

– Экономика просто рухнула. Деньги обесценились. Молодые реформаторы порезвились.

– Это нужно взять на карандаш, – усмехнулся Шарп. – Смелых реформаторов, работающих в чужой стране, всегда нужно подкармливать. Всеми доступными способами.

– А старая элита тащила все, что плохо лежит. Что лучше – сохранить завод ценой в миллион или утащить с него пару тысяч долларов? Многие считали, что лучше тысяча в своем кармане, чем миллион в государственном.

– Как это верно! – довольно потер руки Шарп. Он даже забыл ударить Николая дубинкой, когда тот сделал паузу. И лишь через пару секунд потребовал: – Что же ты замолчал! Излагай! Такие приятные истории я могу слушать целыми днями!

– Америка стала доминировать в мире, – уловив настроение Шарпа, продолжил рассказ Николай. – Бомбит всех, кого хочет, не считаясь с мнением мирового сообщества. Не понравились югославы – разбомбить все их промышленные объекты с воздуха! Гражданские попадут под бомбы – их проблемы! И найдутся чиновники и сило вики, которые сдадут свое правительство, потому что предатели есть везде. Нужна иракская нефть – нет проблем1 Бомбежки, потом высадка десанта, подкупленная администрация, подачки населению – и нефть идет туда, куда нужно. Главное – никто и пикнуть не смеет. Только население кое-где шебуршится. В основном в странах старой демократии.

– Газом их, – злорадно подсказал Шарп.

– Так и делают. И газом, и водометами, и в тюрьму сажают. Впрочем, кому мешают демонстранты, да еще в Европе? А в самих Штатах пропагандистская машина работает так хорошо, что все население страны готово сложить голову за то, чтобы свергнуть неугодное отечественным нефтяным магнатам правительство далекой страны.

– А китайцы? На китайцев они нашли управу? – даже с некоторым придыханием поинтересовался Шарп.

– С китайцами сложнее. Их больше миллиарда. К тому же древняя культура Востока. Ее ведь нужно понять. Там не все на хватательных рефлексах. А тем, кто хватает, быстро обрубают руки. Поэтому китайцы пока живут, как им нравится…

– Везде свои проблемы, – горестно вздохнул Шарп.

В это время дверь открылась, и в комнату ввалились Джонсон, госпожа Игами и Бритый. Гололобый бандит держал в руках огромный пластиковый пакет.

– Доставили все, что нужно. Сейчас состряпаем лекарство, – пояснил Джонсон. – Пусть наш подопечный помолчит. А то язык потом сломает. Или слюна высохнет, сказать ничего не сможет и от огорчения сознание потеряет. А нам все же некогда. Каждая минута на вес золота.

– Хорошо, – кивнул Шарп Давыдову. – Отдыхай.


Несколько минут манипуляций со ступками, где перетирались таблетки, и колбами, которые Джонсон подогревал на спиртовке, и некий результат был достигнут. Госпожа Игами крепко сжала в руках большой шприц с мутной жидкостью и направилась к пленнику. Вид шприца не слишком понравился Давыдову. Закрадывались сомнения в его стерильности. Впрочем, стоит ли бояться заражения крови тому, кого застрелят через пару часов?

Впрочем, может быть, и не застрелят. Огнестрельного оружия у похитителей не было. Даже пистолет Николая Бритый держал где-то в складках одежды. А вот мечами они размахивали направо и налево и пленника, наверное, намеревались устранить с помощью меча. Откровенно говоря, слабое утешение!

Располосовав коротким кинжалом рукав рубашки, госпожа Игами совсем не по-девичьи вцепилась в руку Давыдова. Не слишком заботясь об ощущениях «пациента», она, не пережимая руки, с трех попыток нашла вену и начала вводить туда раствор. Привязанный Николай не слишком сопротивлялся. Во-первых, руками сильно не пошевелишь. Во-вторых, зачем дергаться? Пусть уж лучше делают внутривенные уколы при бодрствующем сознании, чем бесчувственному телу…

Действие полученного в полевых условиях «правдосказа» оказалось отнюдь не неприятным. Голова Николая неожиданно прояснилась, он даже почувствовал в себе уверенность. Помимо этого накатил сильный и неконтролируемый приступ язвительности. Хотелось немедленно сообщать присутствующим об их недостатках, причем Давыдов чувствовал, что это доставит ему огромное удовольствие.

Но что, если перейти к глобальному обличительству. А еще лучше – дать себе зарок не лгать никогда в жизни. И следовать ему. Быть выше этого. Жить вне лжи. Совсем не так, как он существовал в последние несколько дней. Теперь Давыдов был готов умереть за правду, и сделал бы это с удовольствием, даже в экстазе. Он стал настоящим рыцарем истины.

Заметив, как хитро поблескивают глаза Шарпа, Николай уже собрался выложить ему все, что думает о спецслужбах и их нечистоплотных сотрудниках в общем, и о таких подонках, как сам Шарп, в частности, когда тот задал первый вопрос:

– Вы действительно из другой глобулы?

И Николай почувствовал, что, несмотря на весь свой праведный гнев, направленный на этого человека, он не может оставить без внимания его вопрос. Напротив, должен ответить как можно более по существу и скорее. Уничтожить негодяя своим правдивым ответом.

– Меня переместили, не спрашивая моего согласия, сотрудники Института теоретической и экспериментальной физики, – заявил он. – Я действительно из другой глобулы и совершил материальное перемещение между мирами. Таким образом, я, как и вы, совершенно чужой в этом мире.

– Вы Давыдов? – быстро задала вопрос госпожа Игами.

– Давыдов Николай Васильевич, тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения, русский, паспорт номер…

– Достаточно, – прервал его Джонсон, и Давыдов понял, что не способен больше сказать ни слова, хотя прежде намеревался рассказать о себе еще многое. Даже те эпизоды биографии, которые в анкетах обычно опускал. Слова американца прозвучали для него как непререкаемая команда.

Похитители переглянулись.

– Любопытно, – процедил Шарп. – Но что нам это дает?

– Не зря же его вызвали из какой-то зачуханной второстепенной глобулы, – заметил Джонсон.

Слово «зачуханной» прозвучало в его устах очень смешно, будто бы он заучивал его несколько дней, но так и не заучил. Потом американец добавил несколько слов по-английски, причем диалект был такой странный, что Давыдов, изучавший язык и в школе, и в университете, не понял почти ничего.

Шарп ответил Джонсону еще на каком-то языке – предположительно на японском. Прощебетала что-то и госпожа Игами. Только Бритый стоял и хлопал глазами, ничего не понимая – так же, как и Давыдов.

Николай, впрочем, давно догадался, что Бритый вряд ли используется в этой странной компании как аналитик.

А то, что похитители до сих пор говорили по-русски, хоть и с акцентом, скорее было силой привычки к конспирации.

– Говори, изучал ли ты материал по теме исследований института? – вновь обратилась госпожа Игами к Давыдову.

– Изучал, – ответил Николай, чувствуя, что горд ость так и распирает его изнутри.

Ведь он – талантливый математик! И разберется в любых формулах за несколько минут. Не то что присутствующие здесь костоломы. К ним он чувствовал глубокое презрение, переходящее в отвращение.

– Данные, данные! – заорал Джонсон.

– Прошу уточнить, – высокомерно произнес Давыдов, чувствуя горячее желание ответить на вопрос, но действительно не уловивший его смысла.

– Что ты знаешь о перебросках между мирами? Теорию, основные формулы, идеи!

Николай приосанился, насколько это можно было сделать в связанном состоянии, и изрек:

– Перемещения между глобулами требуют огромных затрат энергии. Они сопоставимы с энергией аннигиляции количества материи, подлежащей перемещению. Для миров близких порядков этот показатель может быть снижен на три порядка. Для передачи энергии используются специальные аккумуляторы-накопители на подпространственном уровне. «Черные ящики». Они аккумулируют энергию где-то в подпространственной области, а затем высвобождают ее без опасности взрыва.

– Точнее об устройстве «черных ящиков»! – приказал Шарп. Глаза его лихорадочно блестели. – И о теории перехода. Вы не назвали ни одной формулы!

Давыдову вдруг стало мучительно стыдно. Так стыдно, как не было никогда в жизни. Он хотел рассказать Шарпу, Джонсону и госпоже Игами все, до мельчайших подробностей. Но ему нечего было рассказывать. Он не оправдал надежд этих людей! Впрочем, что ему до них? Он показал себя дураком и неучем – положение воистину ужасное!

– Я не знаю, – ответил Давыдов и заплакал. – Не работал над ящиком. И прежний Давыдов не работал, насколько мне известно. Другая область исследования. И в теории я слаб. Не изучил еще формулы. Хотя Савченко торопил меня, велел читать статьи… А я увлекся депутатской работой и интригами.

– Почему он плачет? – спросил Шарп. – Сопротивляется «правдосказу»?

– Нет, ему жаль, что он не может нам помочь, – пояснила госпожа Игами.

Похитители опять говорили по-русски, мало заботясь о том, что Николай их слышит. Его они в расчет не брали – математик целиком был в их власти. А привычка к конспирации, видимо, была очень сильна.

– Пристрелить его, чтобы не мучился, – предложил Шарп. – Надо же было так промахнуться!

– Не спешите, – остановил его Джонсон. – Как бы вас после этого не пристрелили дома. Нужно подумать, чем он еще может быть нам полезен. Как вы сами думаете, Давыдов?

Николаю сразу же очень захотелось быть полезным. Вовсе не из-за того, что в противном случае ему грозила смерть. А потому, что быть полезным – хорошо. А бесполезным – позорно. Но желание было двойственным. Ему хотелось быть полезным не только этим людям, но и своей стране.

– Могу провести вас на территорию института, – заявил он. – Позвонить по телефону своим друзьям, чтобы они продиктовали мне формулы. Я запишу их и покажу вам. Но не слишком-то надейтесь, что я не сдам вас охранникам института. Все-таки вы – подонки, пытающиеся навредить моим друзьям.

– Проникнуть с ним на территорию института – хорошая мысль, а? – загорелась госпожа Игами, проигнорировав оскорбления. – Охранников бы мы нейтрализовали.

– Ловушка, – поморщился Шарп. – Там на каждом шагу излучатели. К тому же, как только он с кем-то свяжется, наш телефон вычислят за несколько секунд и пришлют сюда спецназ. Может быть, его для того нам и сдали.

– Никто меня не сдавал, – возразил Давыдов.

– Это тебе так кажется, – бросил Джонсон.

Шарп вытер со лба несуществующий пот и немного отошел в сторону, перестав нависать над Давыдовым. Николай в очередной раз задумался над тем, что за странные ребята его захватили. На этот раз он думал о них с чувством абсолютного превосходства, некоего глобального величия, как думает небожитель о навозных червях, копошащихся у его ног. Впрочем, время от времени такой взгляд сменялся чувством глубокого сострадания к неполноценным представителям человеческого рода, и Давыдова опять тянуло на слезы. Может быть, та отрава, которую закачали ему в кровь, начинала понемногу выветриваться?

Похитители посовещались немного на своем языке, после чего госпожа Игами спросила Давыдова:

– Будете работать на нас, Николай? Не все ли вам равно, кому помогать? Мы щедро заплатим. Не только деньгами. Властью. Возможностями. Знаниями. Вы ведь ничего не знаете об ипсилон-проекциях?

– Никогда я не буду работать на организацию подонков, которые хотят принести вред моей Родине, – совершенно искренне заявил Николай, не испытывая ни малейшего раскаяния по поводу того, что не может соврать. Говорить правду ему было приятно – невзирая на последствия, к которым это может привести. – Вы – грязные бандиты с неустойчивыми моральными принципами, и сотрудничать с вами может только сумасшедший. Как только я получу свободу, я пойду в контрразведку, чтобы вывести вашу организацию на чистую воду. Власти и возможностей мне и так хватает. Не на того напали.

Госпожа Игами расхохоталась:

– Вот уж где «правдосказ» проявил себя в полную силу! А я вам нравлюсь, господин Давыдов?

– Внешне – да, – ответил Николай. – И даже очень. Но внутренне вы напоминаете изготовившуюся к прыжку гремучую змею. Я не уверен в том, что вы меня не укусите.

– Уклоняетесь в сторону, госпожа Игами, – укорил девушку Джонсон. – Не время испытывать свои чары. И не место.

– Они действуют не в полном объеме, – фыркнула красавица в кимоно. – Проекция, что вы хотите. Ни вкуса, ни запаха…

– Пора с ним кончать, – лаконично объявил Шарп. – Бритый, сверни ему шею.

– Пока, Давыдов, – усмехнулась госпожа Игами. – Хотя, скорее всего, в разных глобулах разные преисподние. Вряд ли мы свидимся скоро. Разве что при разрушении миров.

– Может быть, не стоит меня убивать? – совершенно искренне попросил Давыдов. – Да, на вашем месте я поступил бы именно так, но ведь это не значит, что такая линия поведения лучшая. Вы ведь можете оказаться глупее и оставить мне жизнь. А я бы действительно не стал преследовать вас лично – что мне за дело до каких-то подонков? Я пресек бы только ваши преступные замыслы.

– Действуй, Бритый, – приказал Шарп, отворачиваясь от Давыдова. – Тебе что, два раза нужно повторять? Но Бритый почему-то не отвечал.


Проследив за направлением взгляда громилы-бандита, Давыдов заметил в углу фигуру в сером балахоне. Особого мнения относительно нового действующего лица у него не сложилось. Случайный посетитель или один из похитителей? Их гость? Какая разница?

Однако разглядывать новое действующее лицо было интересно. Под балахоном у него угадывалось какое-то оборудование: выпирающие грани коробочек, утолщения в самых неожиданных местах. И все тот же меч за спиной. В руке незнакомец держал странное устройство, похожее на гибрид дрели и пулемета с дисковым магазином. Устройство это смотрело прямо в лоб Бритому.

– На подмогу вам подошел? – не удержался от вопроса Николай.

Он не слишком рассчитывал на ответ, и ожидания его не обманули. Никто даже не повернулся на его голос. Шарп едва уловимым движением доставал из заплечных ножен длинный прямой меч. Джонсон преуспел больше – короткий меч уже сверкал в его руке.

Но воспользоваться им американец не успел. Незнакомец перевел свое оружие с Бритого на Джонсона, нажал спусковой крючок, и тяжелая метательная звездочка впилась в горло расторопного самурая, почти начисто перерубив тому шею. Как ни странно, Джонсон не упал сразу – только зашатался, выронил меч и начал хватать руками воздух.

Давыдов рванулся в своем кресле. Суматохой нужно было воспользоваться – того и гляди, Шарп отрубит голову ему. Кто, однако, этот новый воин?

Между тем неизвестный крутил ручку своей «дрели». Не иначе перезаряжал ее.

С коротким утробным возгласом на него бросился Шарп. Похоже, расправу над Давыдовым он отложил до более удобного случая. Воин выстрелил еще раз, но не совсем точно. Он попал в руку с мечом, и Шарп с наполовину перерубленной конечностью разразился громкой бранью.

Незнакомец же отбросил «дрель» в сторону и сорвал с пояса свой меч. Клинок был без ножен, в кожаном кольце, которое от резкого движения оказалось разрезано острым лезвием.

С воплем, способным напугать любого, боец кинулся на Бритого. Бандит выхватил нож, но скорости ему явно не хватало. Незнакомец обрушил меч ему на голову, рассек ее на две части и, словно этого было мало, косым движением отрубил руку с ножом.

Только сейчас Давыдов понял, что его насторожило – враги не истекали кровью, а только морщились и шипели. Как какие-нибудь зомби с холодной кровью и остановившимися сердцами.

В два прыжка незнакомец оказался у кресла Давыдова и взмахнул мечом. В обычной ситуации математик, может, и принял бы смерть молча. Но «правдосказ» сделал его сентиментальным, и он воскликнул:

– Прощайте, дорогие мои люди!

К кому относилось высказывание, понять было сложно. Те, кто собрались в секретной комнате, к друзьям Николая и дорогим для него людям явно не принадлежали.

Однако Давыдов поспешил умирать. Неуловимое движение меча всего лишь срезало веревки, удерживающие правую руку математика.

Совершив этот довольно-таки бесполезный поступок, незнакомец отпрыгнул в свой угол.

Тем временем Бритый рухнул на пол и не подавал признаков жизни, Джонсон тихо хрипел на полу, порываясь встать. Только у него не очень получалось. А госпожа Игами и раненый Шарп, перехвативший меч в левую руку, намеревались продолжать бой.

Давыдов, стараясь не привлекать к себе особого внимания, свободной правой рукой начал отвязывать левую руку. В конце концов, сколько можно сидеть, как курица на заклание.

Спустя пару минут, разминая верхние конечности, Давыдов огляделся. Экспозиция поменялась. Бритый разлагался буквально на глазах… Нет, череп его не оголился, и мясо не сползало с костей клочками. Но вместо бугристой от мышц фигуры на полу валялась куча жалкого тряпья и бесформенное, оплывшее тело. Постоянно уменьшающееся в размерах.

Госпожа Игами, широко размахивая мечом, загоняла наделавшего столько шума бойца в угол. Достать его клинком она пока не могла, но было видно, что ее удары гораздо сильнее, чем контрвыпады незнакомца. Девушка, похоже, не знала усталости. С фланга, со стороны кресла Давыдова, незнакомца обходил Шарп.

Но боец вовремя оценил, что может в любой момент оказаться в ловушке. Перекувыркнувшись и проскользнув под мечом госпожи Игами, он вылетел на середину комнаты, к самому креслу Давыдова.

Пока госпожа Игами разворачивалась, Шарп уже был готов нанести удар. Незнакомец отразил бы его, если бы не Джонсон. Американец с перерубленным горлом, которому давно полагалось быть покойником, вытянул руку и схватил ранившего его бойца за ногу. Тот споткнулся и открылся для удара Шарпа.

Главарь бандитов не преминул воспользоваться счастливым случаем, мгновение – и он проткнул бы неизвестного бойца насквозь, но тут…

Справедливо решив, что, кроме нового действующего лица, надеяться здесь не на кого, Давыдов изо всех сил потянулся в кресле, схватил Шарпа за пояс кимоно и рванул на себя. Ох как сильно хотелось ему высказать Шарпу все, что он о нем думает. Но, насмотревшись боевиков, Давыдов знал, что желание потрепаться в самый ответственный момент стоило жизни не одному положительному герою и целому легиону отрицательных. Поэтому он в буквальном смысле прикусил язык.

Самурайский меч Шарпа только ранил противника, задев левую руку и бок. Боец же, в свою очередь, ударил самурая прямо в грудь, отшвырнув ногой руку Джонсона.

Джонсон, словно истратив последние силы, перестал хрипеть и тоже начал оседать – как Бритый, от которого уже почти совсем ничего не осталось. Шарп упал на пол и выронил меч.

Но оставалась госпожа Игами. Нехорошо улыбаясь, она шла на своего противника.

– Ты проиграл, Иван, – заявила японка. – Ты ранен и находишься в скоростном режиме. Минута – и я прикончу и тебя, и человека, которого ты считаешь таким ценным. Ерунда. Мы вытянули из него всю информацию.

Боец молча наблюдал за противницей. А Давыдова планы госпожи Игами совсем не вдохновили. Так или иначе – пропадать. Он нагнулся и сорвал веревки, которыми его примотали к ножкам кресла. Веревки были добротными, крепкими, но в отчаянии человек способен и не на такие подвиги.

Николай свалился с кресла мешком и уже из нового положения наблюдал бой госпожи Игами и незнакомца. Та опять загнала противника в угол и обрушивала на него удары своего прямого меча. Незнакомец едва сдерживал могучие удары, и несколько свежих ран от собственного меча, отразившего удар, но вернувшегося с отдачей назад, появились на его руках и плечах.

Но мог ли Николай бросить на верную смерть человека, который так ему помог?

Что, если схватить «дрель» незнакомца и стрелять из нее. Но как знать, сумеет ли он зарядить это оружие? Выстрелить? Попасть? Может быть, оно было рассчитано только на два выстрела…

Мысли о том, чтобы воспользоваться клинком кого-то из бандитов, у Николая даже не возникло. Он боялся подходить к странной девушке близко. Да и мечом пользоваться совсем не умел.

Тут, на свое счастье, математик вспомнил о том, что Бритый забрал у него пистолет. И держал его в кармане своего балахона.

С содроганием Николай пополз по полу и сразу же увидел свое оружие. Рукоять пистолета торчала из рассыпающегося впрах вороха тканей.

Давыдов встал на колени, схватил пистолет, снял его с предохранителя и передернул затвор. Из патронника выскочила пуля – операцию с передергиванием затвора уже проделывал Бритый. Но пулей больше, пулей меньше… И пяти должно было хватить.

– Остановитесь, госпожа Игами! – прокричал Николай, направив оружие на девушку.

Та на мгновение замерла, сделала шаг назад и повернулась к Давыдову.

– В самом деле будешь стрелять? – спросила она.

– Нет, конечно. – честно ответил находящийся под действием «Правдосказа» Давыдов – Впрочем, может быть, по ногам. Я для себя еще не решил. Жаль портить такие стройные ножки, но себя тоже жалко.

Боец, которого госпожа Игами неожиданно оставила в покое и даже выпустила из поля зрения, поднимал тем временем меч.

– Не убивайте ее! – попросил Давыдов.

Но тот и не подумал прислушаться к просьбе математика. Меч полетел вперед и вонзился девушке в спину. Та закрыла глаза и начала оседать на пол, пытаясь тем не менее ткнуть мечом в сторону Давыдова. Но в этом движении уже не было силы.

– Подлый удар, – прокомментировал Николай. – И я вел себя подло, и ты, брат, негодяй. Хоть и спас меня.


Незнакомец с усмешкой поглядел на Давыдова. Был он не высоким и не низким, с открытым добродушным лицом. Светло-русые волосы перехвачены темной лентой. Симпатичный молодой человек. Только одежда странная.

– Ты всегда такой откровенный или только на допросах? – обратился он к Давыдову.

– Только на допросах.

Слукавить Давыдов не мог, даже если бы захотел.

– Эту тварь нужно было убить. А мы ее вовсе и не убили. Только вывели из строя.

– Можно подумать, – хмыкнул математик, разглядывая скорчившееся на полу тело. – То-то она лежит и не шевелится.

К Давыдову постепенно возвращалась способность трезво оценивать окружающий мир. Он уже был способен на некоторый сарказм. На что-то наподобие шутки. А еще, анализируя ситуацию, он отметил, что его новый знакомый отлично говорит по-русски. Не то чтобы без акцента, а как-то даже слишком правильно. Ударения в нужных местах, буквы не проглатываются, звуки – чистые, без диалектных особенностей.

– На самом деле так, – горячо заявил незнакомец. – Она жива. Мертва только оболочка. Ладно, сейчас не до сантиментов и не до болтовни. Давай знакомиться.

В другой ситуации Давыдов, возможно, и послал бы парня куда подальше. Несмотря на то что тот его спас. Но сейчас любое слово в повелительном наклонении все еще воспринималось им как команда к исполнению. Поэтому он послушно выпалил:

– Николай Давыдов, русский, тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения…

– А я Иван Кошкин. Тоже тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения, между прочим. Работаю на русскую контрразведку. И на государя императора.

– Тебе лечиться нужно, Кошкин, – бесцеремонно заявил Николай, быстро простивший новому знакомому гибель госпожи Игами. В конце концов, она ведь хотела его убить. И Кошкина тоже. Подлый удар нанес ей Иван или справедливый – не Давыдову судить.

Под необходимостью же лечения Николай имел в виду две вещи: во-первых, ранения, полученные от самураев, и, во-вторых, психическое здоровье. Русская контрразведка, государь император, мертвая оболочка при живом человеке, «дрель», стреляющая дисками… Чересчур замысловато…

– Не нужно. Я буду лечиться дома, – объявил Иван, у которого, кстати, тоже не шла кровь. – Я ведь тоже проекция.

– Угу, – кивнул Давыдов. – А ты от меня чего хочешь, проекция?

– Чтобы ты в руки нашим врагам не попался, – ответил боец, присаживаясь на скамью.

Николай присел на другую – у противоположной стены.

– Кто они эти враги? – спросил он. – Заливали здесь много, но чему верить, я не решил. Что значит, что они проекции? И ты проекция? Кажется, и госпожа Игами тоже о проекциях говорила. И, кстати, откуда они тебя знают?

– Меня они вряд ли знают, – ответил Кошкин.

– Как же. Девушка назвала тебя Иваном, – легко разоблачил своего спасителя Николай.

– Ах, это… Она имела в виду – русский. Как немцев зовут «Ганс», так и она назвала меня Иваном. Действительно, едва ли не каждый третий – Иван. В святцах это имя чаще всего стоит. Не думаю, что мы встречались с госпожой Игами прежде. Точнее, что ей известно мое имя. Мы-то следили за их группой.

– А ты меня убивать не собираешься? – поинтересовался Давыдов. – Я. знаешь ли, сейчас под действием «правдосказа». Так что не переводи лекарства и время, не трать силы, спрашивай все, что тебе нужно, сразу. Пока я не очухался.

– Использование наркотиков стимулирующей группы запрещено Парижской конвенцией, – объявил Иван. – Но раз уж так легла карта… Ты на самом деле Давыдов?

– Да.

– Ты рассказал им о подпространственной торпеде?

– Нет.

– Почему? Не успел?

– Я мало о ней знаю. Они требовали формулы и теории, но я в этом не силен. Иван присвистнул:

– Стало быть, они неверно вычислили тебя как главного теоретика проекта? И мы ошиблись, поспешив тебя выручать?

– Вычислили вы верно. А уж за то, что вы меня выручили, – отдельное человеческое спасибо. Кто бы вы ни были. Да только я – Давыдов из другой глобулы. Как и ты. Точнее, теперь я не знаю, откуда ты и зачем вам получать от меня сведения, если вы сами шныряете между мирами, как крысы в подполе. Но я родился не в этом мире. Меня перенесли сюда коллеги Давыдова, который погиб в автокатастрофе. Мне только предстоит занять его место и принять участие в проекте, который разрабатывает институт.

– Неслабо, – рассмеялся Кошкин. – Ты даже не представляешь, какая это удача! Я имею в виду то, что ты не выдал ничего захватившим тебя бандитам.

– Мудрено было выдать.

– Да уж…

– Расскажи, кто на меня покушался, – попросил Николай. – Мне ведь нужно знать, в чем дело, для того, чтобы обороняться. А ты, как я понял, заинтересован в том, чтобы я остался жив. И, кстати, кто ты сам?

– Пожалуй, расскажу, – кивнул Иван, – Вообще-то я намеревался защищать не тебя. Но теперь, когда кто-то отправил на тот свет Давыдова, который вел программу, ты становишься ключевой фигурой. А потеря здешнего Давыдова очень любопытна… С вероятностью восемьдесят процентов могу предположить, что к его гибели приложили руку конкуренты.

– Вот-вот. О конкурентах, пожалуйста.

– Бежать тебе нужно. Николай, – вздохнул Кошкин. – Мы ведь сейчас в самом гадючьем гнезде.

– Так бежим! – вскочил Давыдов со своей скамьи. – Незачем нам здесь оставаться. По дороге расскажешь.

– Мне отсюда нельзя уходить. И не уйду я далеко, ранен я. Лучше подержу эту позицию или до подхода ваших сил, или пока ты не вырвешься из ловушки.

– Зачем что-то держать? – спросил Давыдов. – Да и какая здесь позиция? Подвал не очень сухой. Давай уж в жилые комнаты, что ли, поднимемся…

– Здесь, именно в этой комнате, – расчетная и пристрелянная точка перехода проекций наших врагов в ваш мир. В нашей глобуле расположение этого дома соответствует расположению посольства Тихоокеанской империи. И здесь, на выходе, я смогу остановить любого глобулиста.

– Ну и я с тобой подежурю, – решился Давыдов, который мало что понял. – Только я не разобрал – ты костьми здесь лечь собрался? Или все-таки вернешься домой?

– Уничтожение оболочки не угрожает мне фатально, – непонятно ответил Иван, подбирая свое странное оружие и накручивая ручку.

«Сектант, – подумал Давыдов. – Фанатик. На рай надеется после смерти в бою». Но вслух высказываться не стал. Его ведь не просили.

Воздух в комнате замерцал, и в углу вдруг начал проявляться силуэт. Давыдов готов был дать голову на отсечение, что это – Шарп. Тот же рост, та же посадка головы. И тот же меч в руке. Кстати, клинков на полу уже не было. Они растаяли, как и их владельцы.

– Быстро собрались, – усмехнулся Кошкин, вскидывая «дрель». – Думали, я их сторожить не буду. Шалишь, брат!

С этими словами он выпустил в начинающую обретать материальность фигуру стальной диск. Вспышка, шипение, сильный порыв ветра, и привидение Шарпа исчезло.

– Энергии много привлекли, – опять не очень понятно молвил Кошкин. – Теперь, наверное, будут на соседнюю комнату оборудование настраивать. Или еще в какое секретное место. Поняли, что я здесь. Ну, часа два у них это займет. Ты к тому времени уйти успеешь.

– Не буду я уходить. Рассказывай, что за чертовщина здесь творится!

– Ладно, – вздохнул Кошкин, опять заряжая свое дисковое ружье. – Слушай.


– Начнем с того, что я – не человек, а проекция человека. Естественно, я ощущаю себя Кошкиным, вплоть до кончиков пальцев. И тебя я прекрасно вижу и слышу. Осязаю. Собственно, я и есть Кошкин. Но я нахожусь в специальном боксе, обвешан множеством датчиков, и когда я говорю с тобой, это делает за меня сгенерированная ипсилон-полями внешняя оболочка. Проекция Кошкина. Инструмент.

– Почти ясно, – пытаясь сосредоточиться, потер пальцами виски Николай. – Поэтому ты и не потеешь, и кровь у тебя не идет. Как же тебе тогда удается вывести из строя врагов? Они такие же проекции?

– Да, почти такие же. И любая проекция чувствует боль – это необходимо, чтобы не разрушить ненароком ипсилон-оболочку. Боль нужна человеку, чтобы не повредить себя, еще больше она нужна проекции. Пусть в несколько ослабленном, но все равно пропорционально ощутимом варианте. Третий закон Ньютона тоже никто не отменял. Сила действия равна силе противодействия. Если ты хочешь иметь возможность влиять на события, ты также должен быть подвергнут влияниям. Если хочешь видеть – можешь быть ослеплен. И так далее. Кроме того, как ты понимаешь, ипсилон-оболочка нестабильна. Достаточно серьезное повреждение выводит систему из состояния равновесия, энергия идет не на поддержание формы, а на разрушение волнового пакета. Поэтому, если меня серьезно проткнут мечом, я исчезну из этого мира.

– Нечестно как-то, – прокомментировал Давыдов. – Меня ты можешь задушить на самом деле, а сам отсиживаешься в бункере.

– Где ты видел справедливость? – спросил Иван. – Впрочем, и в виртуальном путешествии человека подстерегают разные опасности – подчас смертельные. Тебе о них знать не надо. В данный момент это никак тебе не пригодится.

Послушный Давыдов не возражал.

– Когда я ликвидировал всех этих бандитов, я уничтожил только их временные оболочки, ипсилон-проекции в данную глобулу. Поэтому не удивляйся, если увидишь их вновь.

Николай подумал немного и задал вопрос:

– А внешность оболочки изменять можно?

– Можно, – кивнул Кошкин. – Только тогда человек будет напоминать картинку из мультика. Жуткое, хочу тебе сказать, зрелище. Близко к настоящему только подлинное изображение, получаемое с проецируемого объекта с помощью объемных сканеров. Чтобы смоделировать постороннюю картинку, не хватает вычислительных мощностей и возможностей канала связи. Вдобавок обязательно возникают несоответствия.

– Ага, – протянул Давыдов.

– Моя проекция – легкая, – продолжал объяснять Иван. – Она потребляет меньше энергии, слабее, зато быстрее, чем проекции, которыми пользуются глобулисгы. У тех стоят механические усилители мышечной силы. К тому же им доступны большие мощности…

– Стоп, стоп, – взволнованно перебил Николай. – Еще раз – кто такие эти глобулисты? Как они связаны с глобулами? И вообще, кто на кого работает? Они – американцы, я это уже понял, да они и не скрывали. Ты говоришь, что русский. И работаешь на императора. Император кто – японец? Или Тоцкий? Хотя, как я понимаю, ты не можешь без оглядки рассуждать о таких вещах… Диктатура, все такое…

Давыдов ожидал любой реакции, но Кошкин вдруг звонко рассмеялся:

– Ты говоришь, я работаю на Тоцкого? Откуда ты взял эту фамилию?

– Госпожа Игами рассказывала, что Россией и Японией управляет сейчас могучий диктатор, коварный Тоцкий. И что Страна Восходящего Солнца, в состав которой в вашей глобуле входит и Россия, пытается захватить власть над всем миром. Над многими глобулами.

– И как? Тебе это показалось правдоподобным? – сквозь смех проговорил Иван.

– Почему бы и нет? – смущенно спросил Николай. – А, вообще говоря, я не знаю. Кошкин перевел дух.

– Госпожа Игами пересказала тебе фабулу научно-фантастического романа «Страна Восходящего Солнца», – объяснил он. – Эдакая фантастическая история из альтернативного мира. Впрочем, как знать, может, такой мир и существует где-то в действительности? Но мы его пока не нашли. Да и заправляет там явно не Тоцкий, которому по книге давно перевалило за сто и который поддерживает молодость всякими чудовищными способами. Автор романа специально одному из главных персонажей дал фамилию, похожую на фамилию вождя неудавшейся русской революции. Собственно, в романе это он и есть, но чтобы заинтересованные лица не возмущались и не возникало поводов для обращения в суд, фантаст изменил имя диктатора.

– Неудавшейся революции? – переспросил Николай.

– Естественно, – ответил Иван. – Революции семнадцатого года. Ты историю учил?

– Да, конечно.

– Знаешь, чем закончилась революция?

– В нашем мире она победила.

– Действительно, – хмыкнул Кошкин – Я как-то позабыл… Одним словом, в романе почти все вранье.

– И все же, наверное, доля правды есть? Иначе зачем госпожа Игами заливалась соловьем? Расскажи подробнее, – попросил Николай.

Кошкин еще раз накрутил ручку своего «дискового арбалета», прицелился в стену, выстрелил. Потом достал из складок одежды шесть новых дисков и стал заряжать оружие.

– Последние, – пояснил он. – Заряжаю, чтобы в запасе было несколько выстрелов. Что касается романа, то согласно ему Япония и Россия объединились, образовали сверхдержаву и потихоньку прибирают к рукам остальной мир. Североамериканские Штаты прозябают, Европа ожидает прихода захватчиков с Востока, мир на грани чудовищной вселенской диктатуры…

– Да нет, ты меня не понял. Как все на самом деле? Как обстоят дела в жизни?

Давыдов подошел к останкам Бритого, пошевелил их ногой. Ткань рассыпалась в прах. Ни клочков плоти, ни костей, ни клинков. Ничего. И, главное, никаких следов мобильного телефона, который он надеялся обнаружить.

– На самом деле все обстоит с точностью «до наоборот», – пояснил Кошкин. – В нашем мире в союз вступили Североамериканские Соединенные Штаты, экономика которых была подорвана Великой депрессией, и императорская Япония. Они прибрали к рукам Корею, Северный Китай, Филиппины, часть Индонезии, множество тихоокеанских островов. Основали Тихоокеанскую империю и стремятся к владычеству над миром. И не только над миром. Современные технологии дали им возможность выяснить, что существуют другие миры, в их терминологии – глобулы. Они мечтают добраться и туда. Если не захватить ресурсы, то овладеть знаниями. Попытаться усилить Соединенные Штаты и Японию, которые в некоторых глобулах играют второстепенную роль. Чтобы их не настиг удар из другой глобулы.

– Прямо-таки паранойя, – заметил Давыдов.

– Очень подходящее слово, – подтвердил Кошкин. – Но наука Российской империи не лыком шита. Мы овладели технологиями, которыми обладают наши враги. Пусть не в том объеме, но мы тоже можем исследовать соседние глобулы. И посылать туда проекции. В одной из глобул наша разведка недавно даже устранила слишком шустрого американского президента, намеревавшегося развязать ядерную войну. Он, по-моему, был не в себе. Но все равно сколько шума подняли… Однако же история не знает сослагательных наклонений. Как ни бесились глобулисты, а пришлось им признать, что это – достойный ответ на уничтожение наших лучших ученых в соседних глобулах. Ученые – гражданские люди. Они-то чем виноваты?

У Давыдова шла кругом голова. Неужели какой-то сумасшедший или фанатик из соседнего измерения может запросто ворваться в его мир и убить кого-то? Попытаться изменить ход истории? Дикость! Впрочем, когда-то в новинку были и путешествия через океан. И появление белых казалось индейцам чудом или недоразумением. Или даже волей богов, с которой нельзя бороться.


– Устранение президентов – занятие любопытное, – заметил Николай. – А почему бы вам не развернуть войну по всему фронту? Не сбросить на врага атомную бомбу? Он ведь даже не поймет, что происходит, откуда пришел удар…

– В том и проблема, – ответил Кошкин. – Информации для ее решения и добивались от тебя тихоокеанцы. Мы не знаем, как переместить в другую глобулу материальный объект. Или взять объект из другой глобулы. Мы можем лишь создать проекцию – неполноценную и уязвимую ипсилон-оболочку, управляемую из нашей глобулы. Даже обычное ружье бесполезно. Потому что наш порох здесь не горит. Пороха как такового нет. Есть его проекция. А она не имеет тех же свойств, что и оригинал. Поэтому доступны только прямые механические воздействия.

– Но твое оружие стреляет, – заметил Николай.

– Пружинный дисковый арбалет, – пояснил Иван. – Механическая конструкция.

– Поэтому все вы ходите с мечами? – уточнил Давыдов.

– Поэтому.

– Стало быть, здесь против вас мы все же сильнее… У нас более мощное оружие, – утешился Николай.

– Несомненно. На стороне проекций – только внезапность появления и возможность действовать, используя тактику камикадзе. Но ипсилон-обол очки очень уязвимы.

– Зачем им такая униформа? – поинтересовался Давыдов, имея в виду захвативших его в плен глобулистов. – Мечи – ясно. А кимоно? Госпожа Игами говорила, что так сейчас одеваются все у них в Москве – последняя мода.

– Нет, – улыбнулся Кошкин. – Такая мода, а точнее, форма – у тихоокеанцев. В своем посольстве они ходят именно в кимоно. Зачем им переодеваться? А балахон, как у Бритого и у меня… Такие балахоны – маскировка различных устройств, закрепленных на теле, попытка стать незаметным в толпе.

– Все эти коробочки, ящички?

Кошкин погладил одну из коробочек на руке.

– Да. Мы пока не можем сделать аппаратуру такой же портативной, как тихоокеанцы. У них она плоская, и ее можно принять за мышцы. У меня, как видишь, костюм не такой изящный, как у них. Но все равно мы их победили.

– Сложно это все, – вздохнул Николай. – Почему бы вам не разгромить их на своей территории? Зачем гонять по глобулам?

– В Москве они действуют с территории посольства, – объяснил Иван. – Посольство – территория Тихоокеанской империи. Разгромить там установку для генерации и передачи ипсилон-оболочек мы не можем. Но смонтировали неподалеку свою, которая поддерживает сейчас мою проекцию. В вашей глобуле мы, несомненно, можем воевать. Мы словно бы и не воюем – кто это видит? Кто ощущает? А любые враждебные действия в пределах нашего мира приведут к ядерной войне. Мы не хотим ее развязывать. Тихоокеанцы – тоже. Надеются уничтожить нас с помощью технологий других глобул.

– Ладно, спасибо тебе, – кивнул Николай. – Буду выбираться. Дом этот мы с землей сровняем и стражу выставим. Если, конечно, мне поверят. А поверить должны.

– Стража – это хорошо. Только они аппаратуру перенастроить могут. И обязательно перенастроят. Так что действие это бессмысленное. Другое дело – полицию сюда прислать. Тихоокеанцы ведь наверняка перебили хозяев особняка. Может быть, устранили и еще кого-то. На это они мастера. Трупы закопали в подвале. Методы у них обычные…

Давыдов вспомнил запах, чувствовавшийся в его камере, и его передернуло.

– Куда вообще можно послать проекцию? – спросил он. – И в Кремль? И на атомную станцию?

– В Кремль – только своим ходом, – улыбнулся Кошкин. – Как я добрался сюда. Если в нашей глобуле рядом будет передающая станция. При относительной свободе настройки существуют ограничения. Но не обязательно посылать оболочку в место зеркального отражения. Можно и за несколько сотен метров. Проекции перемещаются и, хотя и привязаны к энергетическому каналу, обладают свободой на территории в несколько квадратных километров. Но дальше они выйти не смогут. Не хватит энергии для подпитки. Проекция – на то она и проекция, чтобы зависеть от оригинала и быть с ним связанной. Именно поэтому так важна тайна, которую глобулисты хотели вырвать у тебя.

– Учтем, – заявил Николай. – Если тебе чем помочь смогу – обращайся. Только секретных сведений не дам. Мало ли что…

– Я и не прошу, – вскинул голову Кошкин. – Академия его императорского величества в состоянии справиться с поставленными временем задачами.

– Вот и отлично, – улыбнулся Давыдов. – Последний вопрос – если не секрет, конечно. Поддерживать ипсилон-проекцию дорого?

– Для недельного функционирования проекции необходима энергия, сопоставимая с энергией атомного взрыва средней мощности. Поэтому удовольствие дорогое.

– Почему же ты тогда не возвращаешься? Медлишь?

– Поспешишь – больше потеряешь, – ответил Иван. – Помогая тебе, я помогаю своей Родине. От тебя многое зависит. Ты должен больше знать, чем говоришь. И все вместе мы постоим за отечество! Выбирайся, Николай. Может, и не свидимся больше.

– Прощай, друг, – поклонился своему спасителю Давыдов. Поклонился без всякого юродства, искренне. Хотелось.

– Помни дворянского сына Кошкина, русского разведчика! – воскликнул Иван.

– Буду помнить, – пообещал Давыдов. – Здесь, в этом мире, твоего двойника нет?

– Нет, – покачал головой Иван. – Вся семья Кошкиных уничтожена в гражданскую войну. Я проверял.

Николай вздохнул, задумавшись над тем, сколько приобрела бы Россия, если бы не было братоубийственной войны. И пожалел, что не может сказать о себе так гордо и коротко, как дворянский сын Иван Кошкин. Ни сословия своего, ни занимаемого в обществе места он точно не назвал бы. Но все же надеялся, что это не помешает ему быть честным и уважаемым человеком, хорошим ученым.


Через потайную дверь, обнаружившуюся в углу комнаты, Давыдов поднялся наверх. Путь показал ему Кошкин – он пришел этой дорогой с улицы. О том, где расположена находящаяся под контролем русской разведки точка выхода в глобулу Ивана, Николай спрашивать не стал. Тем более точку эту, как тот рассказывал, всегда можно изменить.

Николай пробирался по большому пустому дому с пистолетом на изготовку. Где-то должен держать стражу Грузин. У глобулистов могли обнаружиться и другие союзники.

У самого выхода во двор математик споткнулся о тело. Включив в прихожей свет, Давыдов обнаружил мертвого Грузина. В груди пособника бандитов глубоко засела метательная звездочка.

Поскольку тело было натуральное, легко можно было понять, что Грузин – не ипсилон-проекция, а самый настоящий местный житель. Дворянин Кошкин уложил его без особых раздумий. Впрочем, почему он должен был церемониться с врагами? На войне, как на войне.

На улице быстро темнело. Появились первые, не очень яркие звезды. Воздух после подвала казался особенно свежим, пьянящим. Откуда-то пахло свежескошенной травой.

Калитка, ведущая на улицу, была заперта изнутри на щеколду. Николай без труда открыл ее и очутился на улице.

Улица как улица. Коттеджи за кирпичными заборами, хороший асфальт. Район 'явно не бедный.

Николай засунул пистолет в сохранившуюся плечевую кобуру. В плену никто его не раздевал и не обыскивал.

Вытащили оружие и оставили в покое. Даже документы и деньги по-прежнему лежали во внутреннем кармане пиджака. Он лишился только мобильного телефона. Со связью ему в последнее время тотально не везло.

Впрочем, похитители не делали лишних телодвижений. Зачем отбирать у него документы? Абсолютно бессмысленно. Да и пистолет… По большому счету избавься он от какой-то ипсилон-проекции, серьезного вреда врагам это не причинило бы. А путь Давыдова должен был рано или поздно закончиться в подвале захваченного бандитами особняка.

Николай присматривался к коттеджам, мимо которых шел. Что делать? Постучать в ворота какого-нибудь особняка? Но что там за хозяева, откроют ли ему, не спустят ли собак? К новым русским Давыдов относился с предубеждением. И себя к таковым он не причислял – хотя и владел сейчас двумя автомобилями, хорошей квартирой и дачами за городом и у моря. Да и уровень дохода у него соответствовал, наверное, уровню дохода среднего класса, строящего эти самые особняки, или даже был выше. Но «своим» среди обитателей коттеджей Давыдов себя не чувствовал. Не тот менталитет…

Пока что Николай решил идти вперед. Подальше от резиденции глобулистов. Может быть, ему удастся остановить машину. Или найти телефон. А может, он выйдет к станции железной дороги. Это было бы лучше всего – уехать незаметно, на электричке, не оставив никаких следов. И явиться прямо в Думу. А перед этим успеть бы снять гостиничный номер, привести себя в порядок…

На улице – ни души. Похоже, местные, как американцы, вообще не ходят пешком, а ездят крайне редко. Да и куда им ехать на ночь глядя? Нет, все эти элитарные поселки хороши только для их обитателей. Рейсовый транспорт здесь вряд ли ходит, магазин – один на весь поселок, дежурный… Впрочем, приезжает ведь сюда каким-то образом прислуга? Не всех же привозят хозяева?

Размышляя, Давыдов брел по дороге. Становилось все темнее. Несмотря на то что поселок производил впечатление богатого, фонари горели вовсе не у каждого дома. Почему? Может быть, часть домов пустовала? Или жители экономили электричество?

Сзади раздался шорох шин по асфальту, и мимо Николая промчался спортивный кабриолет ярко-красного цвета.

От неожиданности и чтобы привлечь к себе внимание, Давыдов подпрыгнул довольно-таки нелепым образом и замахал вслед уносящейся машине руками. В полутьме было не слишком хорошо видно водителя, но все же Николаю показалось, что это девушка.

«Не остановится, – подумал Николай. – Какой-то растрепанный полудурок плетется по дороге, да еще и прыгает. Я бы и сам не остановился. А тут – одинокая девушка в роскошном автомобиле. Как она еще одна ездить не боится?»

Давыдов даже не расстроился. Скорее его обрадовало, что кто-то здесь все же ездит. И тут кабриолет вспыхнул красными тормозными огнями и застыл на дороге. Потом ярко загорелись белые фонари заднего хода, и автомобиль покатился назад.

Давыдов с трудом удержался от того, чтобы вновь не подпрыгнуть, на этот раз – от радости. Еще несколько прыжков, и владельцы окрестных домов вызовут «скорую». Не хватало им психа, разгуливающего по улице?

Стараясь не делать резких движений, Давыдов вежливо, по возможности убедительно произнес:

– Извините, вы не поможете мне добраться до станции? Мне нужно в Москву… Я заплачу!

Пожалуй, последнее заявление было лишним. Уж если девушка за рулем автомобиля, стоящего не один десяток тысяч долларов, и согласится его подвезти, то не за символическую плату в десять или даже сто рублей. Хотя, с другой стороны, машина, может быть, не ее, а денег на косметику, как всегда, не хватает…

Девушка приподнялась на сиденье, рассматривая Николая. Покачав головой, она спросила: – Давыдов, ты, что ли?


Услышав свою фамилию, Николай едва не бросился прочь от кабриолета. Бандиты вновь нашли его! Но почему тогда женщина-водитель не спешит ухватить его за шиворот и тащить обратно, в пыточную комнату?

Голос девушки показался Давыдову знакомым. Но это была не госпожа Игами. Та говорила совсем с другими интонациями, да и тембр сильно отличался…

– Да, это я, – не стал отрицать очевидного Николай. Что толку заявлять, что он Федя Иванов? Если это враги, они обязательно проверят. А друзья могут и правда подумать, что он – Иванов, и оставить одного на темной дороге. Кроме того, «правдосказ» продолжал свое действие, и при мысли о том, что можно соврать, к горлу математика подступила тошнота.

– И что ты здесь делаешь? – заинтересованно спросила девушка.

– Заблудился, – ответил Николай.

Это было почти правдой. Давыдов не знал, где он, не знал, как отсюда выбраться. А уж как он сюда попал – вопрос второй.

– Ты не меня искал?

– Нет, – честно ответил Давыдов, хотя в другой раз обязательно сказал бы обратное. – С какой стати я бы вас здесь искал?

– Любопытно, – протянула девушка. – Ну что же, садись в машину!

Дверца распахнулась, и Николай опустился на широкое и удобное кожаное сиденье, подвинув изящную кожаную сумочку. Наконец-то у него появилась возможность посмотреть прямо в лицо незнакомке. Увидев, кто она, Давыдов не сдержал изумленно-испуганного возгласа. Женщина бы на его месте взвизгнула. А Давыдов вскрикнул – хрипло, полузадушенно.

За рулем кабриолета сидела Даша Белова. Шелковая черная блузка со шнуровкой, расклешенные брюки, туфли на высоком каблуке… Тщательно уложенные волосы. Выглядела она еще лучше, чем несколько дней назад, когда они ездили в «Хоббитский уголок». Но в этом ли дело? Само появление ее на темной улице какого-то подмосковного поселка было диким, невероятным, нелепым!

– И откуда ты здесь взялся? – повторила вопрос Даша, пристально вглядываясь в Давыдова. – В таком виде… Губы разбиты, костюм весь измят… Плетешь непонятно что, дергаешься!

После первого вопроса Даша пустилась в рассуждения, и поэтому Давыдов, игнорируя посылы «правдосказа», смог не ответить напрямую, а тоже начал рассуждать:

– Это еще что… Хорошо хоть ребра целы. Хотя, наверное, грудь вся в синяках. И пальцы болят.

– Тебя били?

– Еще как. Японцы и их пособники.

– Японцы? Ну и ну! – покачала головой Даша. – Да откуда они здесь?

– Из другого измерения.

– Понятно.

Даша смотрела на Николая округлившимися глазами. А Давыдов, обрадованный, что вопросы девушки иссякли, перехватил инициативу:

– Сама ты откуда здесь взялась? Да еще на такой машине… Все это очень подозрительно!

Николай резал правду в глаза. Если случайную встречу с Дашей в Москве можно было как-то с натяжкой объяснить, то ее появление в нужный момент на роскошном автомобиле именно здесь не поддавалось логике.

Девушка расхохоталась:

– Ты наглец, Давыдов! Спрашиваешь, что я тут делаю?

– Спрашиваю. Почему бы и нет?

– А сам ты забрел сюда совершенно случайно!

– Нет вообще-то. Меня похитили бандиты и привезли сюда.

– Вот как? – нахмурилась Белова. – А почему именно сюда?

– Потому что у них здесь конспиративная квартира. На месте американского посольства.

– Американское посольство – в центре Москвы, – объяснила Даша. – Здесь – обычный дачный поселок. Сосновка. Ни американцев, ни японцев здесь нет.

– Они привезли меня на место другого посольства, – не растерялся Николай.

– Да ты не иначе выпил лишнего? Бредишь? Девушка опять пристально вгляделась в Давыдова.

– В рот не брал ни капли спиртного.

– Все вы так говорите…

– Не вру, потому что не имею такой возможности!

– Тебе, наверное, плохо, Коля, – участливо сказала Даша и тронула машину с места.

– Куда ты меня везешь? – заволновался Николай. – Мне кажется, ты хочешь меня предать!

– С какой целью? – изумилась девушка.

– Мало ли, – пожал плечами Давыдов. – Кругом одни враги!

– Я отвезу тебя домой. К отцу. У меня, знаешь ли, поблизости живет отец. Я приехала сюда отдохнуть. Взяла в библиотеке отпуск перед сессией и приехала.

– Отец? – не поверил Давыдов. – Ты все врешь!

– Выбирай слова! – вспыхнула девушка.

– Не хотел тебя обидеть, – честно признался Давыдов, кляня про себя «правдосказ».

– Мы и правда поедем к моему отцу. Заодно познакомишься.

Давыдов будто покрылся гусиной кожей. Ну вот, и к отцу везут… Попался!

Мимо проносились высокие заборы, огромные дома, пышные голубые ели у ворот. Вряд ли отец Даши работает здесь сторожем…

– Твой папа – новый русский?

– Он – успешный предприниматель.

– Я-то полагал, что ты бедная сиротка-студентка.

– Мог бы и повежливее! – Даша плотнее сжала губы и надавила на педаль акселератора. – Ты сегодня совсем не церемонишься! Раньше я за тобой подобной хамовитости не замечала.

– Нужно ведь когда-то и правду говорить! – продолжал резать напрямую Давыдов.

– И какими еще откровениями ты можешь меня порадовать?

Николай подумал немного и выдал:

– Если ты не шпионка, то хочешь показать меня отцу, чтобы потом женить на себе.

Даша резко ударила по тормозам:

– А ну-ка убирайся из моей машины!

– Не хотел тебя обидеть, – снова повторил Николай. – Это все проклятый «правдосказ»!

Машина остановилась, но Давыдов не собирался выходить.

– «Правдосказ»? Что бы это значило?

– Меня накачали наркотиками.

– Это похоже на правду, – фыркнула Даша. – Но что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Не смею больше навязывать тебе свое общество. И уж тем более общество моего отца. Тебя довезти до станции? Или до гостиницы? Или ты, как порядочный человек, оставишь меня в покое и пойдешь пешком?

Николай схватил девушку за руку:

– Поверь, Даша, я и правда могу сейчас говорить только правду! Такой вот каламбур! Говорю словно бы против своей воли… Мне хочется остаться с тобой, но я боюсь подвергать тебя и твой дом опасности. За мной могут и будут гнаться!

– И у тебя всегда в голове такие мысли гаденькие?

– Вряд ли у меня одного…

Даша немного подумала, по гам сменила гнев на милость:

– У моего отца ты будешь в безопасности.

Девушка почувствовала, что с Давыдовым и впрямь не ладно, и на время отставила обиды в сторону. Редкое и очень ценное для женщины умение. Давыдов это отметил.

– Нет. Нужно уехать в постороннее место. Но отпускать тебя я теперь тоже боюсь. Они узнают, что ты со мной виделась, и будут преследовать и тебя!

Даша поморщилась:

– Это какой-то бред, Николай! Поедешь ко мне?

– Поедем с тобой в гостиницу!

– Ну, это смелое предложение… Я бы даже сказала – наглое!

Николай хотел заявить, что не имеет в виду ничего предосудительного, но не смог. Потому что заняться чем-нибудь предосудительным он был совсем не прочь, несмотря на отвратительное самочувствие, боль в груди и разбитые губы. Вот только бы утолить жажду…

Не то чтобы Николай намеревался обязательно приставать к Даше, оставшись с ней наедине. Напротив, Давыдов был настоящим джентльменом. Но в уголке сознания притаилось: а неплохо было бы… Да и «правдосказ» не давал покривить душой.

– Мы остановимся в разных комнатах… – нашел выход Николай.

Действительно, что мешает им остановиться в разных комнатах, а потом ходить друг к другу в гости? Со всеми вытекающими отсюда последствиями?

– Почему я, приехав на неделю к отцу, должна ночевать в гостинице? Что он обо мне подумает? – грозно спросила Даша.

– Но если ты в самом деле здесь живешь, твою дачу очень легко будет вычислить нашим врагам…

Давыдов сказал это и вновь задумался над вероятностью случайного совпадения двух событий: приезда Даши к отцу и его появления в этом же поселке. Таким странным способом. Вероятность стремилась к нулю. Не нужно было изучать высшую математику, чтобы это понять.

– И все же я тебе не верю, – грустно заявил он Беловой. – Скорее всего, ты – это не ты, а ипсилон-проекция.

– Сам ты ипсилон-проекция, – в который раз обиделась девушка. – Наглая, грязная и избитая! Не хочешь ехать со мной – вылезай из машины. Я вообще сейчас милицию вызову. Пусть они с тобой и разбираются. Скандал, правда, будет… Депутат, и в таком виде!

– Ты выгоняешь меня для достоверности? – предположил Давыдов. – Чтобы надежнее завлечь меня в сети.

– Вышвыривайся отсюда! – потеряв терпение, довольно грубо заявила Даша, пытаясь вытолкнуть Николая из кабриолета.

Девушку, конечно, можно было понять!

Руки Даши были слабыми – совсем не такими, как у госпожи Игами. А над верхней губой выступили капельки пота.

– Верю, что ты не ипсилон-проекция! – покаялся Давыдов. – Прости меня, Даша! Не гони! Я тебе еще пригожусь! А уж ты мне еще больше пригодишься!

– Надоело терпеть твои выходки, негодяй!

– Я не негодяй! Только высказываю вслух то, что думаю! Это скоро пройдет!

Даша оставила бесплодные попытки избавиться от Николая и спросила:

– Вику Орехову ты любишь или нет?

– Нет, – честно ответил Николай.

– Я тебе нравлюсь больше?

– Еще бы!

Даша ничего не сказала, но по лицу девушки было видно, что она осталась крайне довольной.

– Что-нибудь придумаем… – после некоторой паузы пообещала Даша.

Достав из сумочки маленькую красную трубку мобильного телефона, она стала задумчиво исследовать содержание записной книжки.

– У тебя есть телефон? – обрадовался Давыдов.

– Чем тебя это удивляет?

– Я сегодня весь день без связи. Как без рук.

– И куда тебе нужно звонить?

Действительно, куда? В милицию или службу безопасности – успеется. Да и нужно ли? Кто ему поверит? Решат, что депутат Давыдов сдвинулся на почве научных исследований. Тем более всей правды там не расскажешь. А придется! Лгать сейчас он не сумеет. А надо иметь в виду, что он – липовый Давыдов. Точнее, липовый депутат и липовый математик… И этого вполне достаточно, чтобы погубить его, проект, коллег… Правда не должна всплыть наружу.

– Никуда, – вздохнул Николай. – Мне просто нужно убраться отсюда подальше. А завтра утром ехать на заседание Думского Собрания. И так день пропустил. Скандал!

– Есть у меня идея, – вздохнула Даша. – Возможно, ничего хорошего из нее не выйдет… Или, наоборот, поможет тебе…

– Рассказывай, – подбодрил подругу Давыдов.

– У отца есть знакомый – депутат Скорняков. Уже второй срок в Собрании. Собственно, они с отцом познакомились через меня. Я с женой Скорнякова, Ляной, училась в музыкальной школе. Точнее, тогда она, конечно, не была ему женой. Я иногда заезжаю к ним в гости. А полгода назад Скорняков, когда узнал, что мы с тобой знакомы, очень заинтересовался. Просил познакомить, если получится. Если я тебя сейчас к нему привезу, он будет просто в восторге!

– Имя какое интересное, – заметил Николай.

– В каком смысле? – не поняла Даша.

– Ну, Ляна. Я не слышал никогда. Или она Лена?

– А, ты о моей подруге! Нет, она Ляна. По-моему, молдавское имя. Я точно не знаю.

Что ж, лучше ехать в гости, чем околачиваться вокруг того места, где тебе уже задали трепку. Тем более депутат Скорняков мог рассказать что-то интересное о заседаниях Думского Собрания, посоветовать, как объяснить вынужденный прогул… Одно смущало Давыдова – время близилось к полуночи. Даже если Скорняковы принимают в такое время гостей, не до утра же у них сидеть?

– Не в том виде я, чтобы по гостям ездить, – покачал головой Николай.

– Объясним, что в аварию попал.

– Скажешь тоже. А лучше так и признаться, что меня избили бандиты. Портфель с вещами остался у них… Что я делать-то буду?

Только сейчас Давыдов вспомнил о своем портфеле. Можно было бы поискать его в особняке… Да теперь-то уж ладно. Кроме запасных вещей, ничего в нем не было. Деньги и документы Николай всегда носил в пиджаке.

– Да так и объясним Скорнякову, что на тебя напали. Житейская ситуация! Поделится вещами на вечер. И душ примешь у них. А к утру прислуга твою одежду в порядок приведет.

– Разве что так… И ночевать у них останемся? – уточнил Николай.

– Почему бы и нет? У них дом трехэтажный, только комнат для гостей штук шесть! А завтра ты со Скорняковым поедешь на заседание.

– Что ж, хорошая идея, – согласился Давыдов. Даша быстро набрала на мобильнике семизначный номер.

– Ляна? Как дела? Хочешь, я подъеду? Да не одна – с молодым человеком… Муж дома? Можешь его обрадовать. Этот человек – Давыдов… Ну, тот самый… Не помнишь? Скорняков, наверное, помнит. Ладно, готовьте ужин.

Нажав кнопку отбоя, Даша сообщила:

– Ляна мне всегда рада. Приезжай, говорит, с кем хочешь. У них как раз компания собирается. Но пока еще никого нет.

– Ну, поехали! – вздохнул Николай. Даша набрала еще один номер:

– Папа, я поеду к Скорняковым. Может, и переночую у них.

– Жулик этот Скорняков, – раздался из трубки зычный голос.

– Так я ведь не к нему…

Отец сказал Даше еще что-то, чего Давыдов не услышан, и девушка спрятала трубку в сумочку:

– До их дома – двадцать километров. Пристегни ремень, Давыдов!


Кабриолет, пробуксовывая шинами по асфальту, сорвался с места и понесся куда-то проселочными дорогами. Даша включила дальний свет, и теперь тени деревьев, растущих неподалеку от дороги, шарахались в разные стороны. Николай же, будучи не в силах сдержать лишние вопросы, начал приставать к Даше:

– Куда же ты собиралась, когда меня встретила?

– Да так, прокатиться, – ответила девушка.

– Одна? В такое время? И так одета?

– Как видишь, одна. И чем тебе не нравится моя одежда?

– Очень даже нравится. Даже чересчур… А кататься девушке одной, одетой столь вызывающе, опасно! Автомобиль открытый. Хулиганья вокруг, наверное, полно…

– Да нет. Здесь поселки спокойные. Деревенские далеко, а в коттеджах приличные люди живут. К тому же у меня пистолет в сумочке…

– Пистолет – это ненадежно, – заметил Давыдов, вспоминая, с какой легкостью обезоружили его утром в машине. – Лучше бы тебе дома сидеть…

– Лучше бы тебе не командовать, – отозвалась девушка. Давыдов на некоторое время замолчал.

– А машина откуда у тебя такая?

– Отец подарил. На день рождения.

– Хороший подарок.

– Хороший. Я, между прочим, первый раз на ней сегодня выехала.

– Да ну? А когда же у тебя день рождения?

– Послезавтра, – ответила Даша.

– Могла бы и предупредить, – обиделся вдруг Давыдов.

– Мог бы и запомнить.

– Да как бы я запомнил? Я ведь тебе объяснял, что я – вовсе не тот Давыдов, которого ты знала. Или ты – все-таки не ты?

Дарья искоса взглянула на Николая, но спорить не стала. А Давыдов, поразмышляв, сделал вывод, что Даша, которую он встретил (кем бы она ни была), по крайней мере, не играет на стороне госпожи Игами. Ведь глобулистам он сообщил, что прибыл из другой глобулы. Правда, сколько он здесь времени, Николай ничего об этом не говорил. Но, поскольку с работой института Давыдов познакомиться как следует не успел, логически помыслив, можно было понять – прибыл недавно.

– Ты бы, Николай, у Скорнякова о своих приключениях не очень-то распространялся. Особенно о перемещениях между мирами.

– Если напрямую не спросят, – честно ответил Давыдов. – Соврать-то я не смогу…

– Не думаю, что кто-то будет задавать тебе такие идиотские вопросы.

– Вот и отлично…

Впереди показался еще один поселок. Высокие заборы, большие дома, неяркие фонари.

– Пока не приехали, – сообщила Даша, снижая скорость до восьмидесяти километров в час. – Это Манилово, а нам нужно в Шишкине.

– Как, кстати, называется тот поселок, в котором живет твой отец? – переспросил Николай. Даша вроде бы его называла, но названия он не запомнил.

– Отец живет в поселке под названием «Москва». А дача у него в Сосновке, – уточнила Дарья.

Припозднившийся гусь, по какой-то причине не вернувшийся домой с наступлением темноты, гогоча, шарахнулся от мчавшегося автомобиля, и Даша, оказавшись на проселочной дороге, вновь увеличила скорость.

– Хорошо водишь машину, – заметил Николай.

– Практика.

– Не знал, что у тебя есть автомобиль.

– А я только на даче езжу. Зато много. В больших городах не люблю.

– Зачем ты вообще поехала учиться за тысячу километров от дома? Жила бы с отцом…

Даша как-то странно посмотрела на Давыдова:

– Меня не устраивает роль домохозяйки. Вот Ляна выскочила замуж за толстого лысого Скорнякова – и довольна… А я хочу жить самостоятельно. И сама выбирать свою судьбу.

– И помощь от отца не принимаешь?

– Живу только на стипендию. И на приработок в библиотеке.

– Только дома разъезжаешь на шикарной иномарке…

– Слабости есть у каждого, – улыбнулась Даша. – Здесь я словно бы в отпуске. Я не совсем нигилистка, чтобы отказаться от помощи и поддержки отца.

– Золушка в современном варианте, – прокомментировал Давыдов. – Бесприданница по доброй воле.

– А какой девушке хочется, чтобы женились не на ней, а на ее приданом? – спросила Даша. – Одному я, по крайней мере, рада – теперь ты знаешь, что…

Девушка не договорила и сосредоточилась на управлении автомобилем. Дорога стала немного хуже. В асфальте попадались отдельные ямки, которые Даша старательно объезжала.

– Знаю, что, женившись на тебе, я получу хорошее приданое, – продолжил Давыдов.

– Знаешь, что я встречаюсь с тобой не из-за твоих денег! – возмущенно выпалила Дарья. – У меня их больше. Ох, если бы я не поверила этой неправдоподобной истории про «правдосказ», я бы тебя уже убила.

– Я бы и сам себя убил. В другое время, – засмеялся Николай. – Ты все-таки не представляешь, до чего приятно говорить правду! Особенно когда тебе за это ничего не будет!

– Будет, Давыдов, будет, – нахмурившись, пообещала девушка.


Скорняков оказался не таким уж толстым и почти не лысым. Всего лишь с небольшой плешью. Обычный мужчина лет сорока, в черных брюках, светлой рубашке и атласном жилете. Давыдов чуть было не принял его за охранника или швейцара. Или, может быть, вышедшего подышать свежим воздухом официанта. Стоял депутат под березками, у высоких зеленых ворот.

– Здравствуйте, Виталий Алексеевич! – крикнула ему Даша, не выходя из автомобиля.

– Давно вас жду! – обрадовался Скорняков. – Сейчас прикажу открыть ворота.

Хозяин особняка быстро скрылся за калиткой, и ворота почти сразу поехали в сторону. Даша лихо въехала на просторную асфальтовую площадку перед крыльцом. На ней не стояло ни одного автомобиля. Хозяйские, по всей видимости, в гараже, гости еще не приехали.

Скорняков крепко пожал руку Николая, не удержавшись, впрочем, от того, чтобы не окинуть его пристальным взглядом. Что ж, депутат Давыдов представлял собой красочное зрелище…

– На Николая напали по дороге в Сосновку, – объяснила Даша. – Он подрался, портфель с вещами отобрали. Представляете?

– Да ну? – изумился Скорняков. – А я еще жену за покупками одну отпускаю! Ужас, коллега! Милицию-то вызвали?

– Не поможет милиция, – вздохнул Давыдов.

– Поздно уже, – кивнула Даша. – Бандиты и мобильный у него забрали. Я случайно его встретила. Но планы менять не стала – привезла к вам. Найдется какая-нибудь одежда?

– Право, Даша, неудобно, – начал Давыдов, хотя прекрасно понимал, что одежда ему необходима, и ломается он только из вежливости. Но неудобно ему действительно было. Клянчить вещи у Скорнякова, едва познакомившись с ним, – не лучшее, что ему приходилось делать в жизни.

– Все найдется! – воскликнул Скорняков. – И баню через пятнадцать минут натопим! И доктора сейчас же вызову!

– Не нужно доктора, – попросил Давыдов. – Все цело вроде бы…

– А вдруг сотрясение мозга? Переломы? Ушибы?

– Да нет. Голова не болит. И кости целы – я чувствую.

– Смотрите – с огнем играете…

– Не беспокойтесь. Все в полном порядке. Только умыться не помешает.

– В баньку сейчас же пойдем… Девочки пока без нас пообщаются – они всегда трещат без умолку!

Жена депутата, встречавшая гостей на пороге, оказалась стройной миловидной женщиной с роскошным бюстом. Она была заметно выше Даши. В остальном девушки чем-то походили друг на друга – Давыдов подумал, что они вполне могли быть сестрами.

Ляна улыбнулась Николаю, обняла Дашу и повела гостей в дом. Скорняков последовал следом, всем своим видом выражая радость по поводу приезда гостей. Радовался он так сильно, что Давыдову стало немного не по себе. В душе вновь зародились сомнения – случай ли привел его сюда? Слишком странными были все эти совпадения. Впрочем, по-настоящему странной была только его встреча с Дашей. Остальное вытекало из этого события.

Заподозрить, что дом Скорняковых – еще одна сценическая площадка, приготовленная специально для его обработки, было сложно. С другой стороны, чего только не бывает в жизни…

Просторная гостиная больше напоминала зал охотничьих трофеев. Над камином – ветвистые оленьи рога. На диванах, креслах и на полу – шкуры хищников. Под ногами – медвежья, а на креслах, скорее всего, волчьи. Не разбираясь в мехах, Давыдов опирался только на остатки знаний по зоологии.

Устроившись у камина рядом с Виталием Алексеевичем, дегустируя дагестанский коньяк двадцатилетней выдержки, Давыдов размышлял о нынешнем круге своих знакомств. Скорняков был уже вторым депутатом, с которым он виделся за последнюю неделю. А еще Николай встречался с директорами институтов, заведующими лабораториями, преуспевающими учеными… Ну и еще со всякими странными личностями вроде самураев Тихоокеанской империи и представителями русского дворянства в лице контрразведчика Ивана Кошкина.

Работая учителем в школе, Давыдов только один раз попал на торжественный прием к мэру города и вспоминал об этом событии не одну неделю. Сейчас же лицезрение депутата, услужливо подливающего ему коньяк, Давыдова нисколько не грело. Может быть, из-за самураев? Или к хорошему привыкаешь быстро?

– Как вам моя гостиная? – поинтересовался между тем Скорняков.

Хорошо, что он не спросил «нравится ли». Честный химической честностью Давыдов обязательно ответил бы «нет». Сейчас же оставалась свобода для маневра, и математик заявил:

– Меха много. Вы охотник?

– Стреляю помаленьку, – довольно осклабился Скорняков.

Он неожиданно поднялся и исчез из комнаты. Вернулся через минуту, держа наперевес то ли отечественную двустволку с вертикальным расположением стволов, то ли американский винчестер. Николай в тонкостях не разбирался. При виде оружия в руках человека, доверять которому у Давыдова совсем не было оснований, он невольно потянулся к своему пистолету. Но Скорняков уже протягивал ружье ему.

– С зарубками, – оценил Давыдов. – Волки? Олени?

– Крупный зверь, – ответил депутат, – Да я каждый трофей помню! Про любую зарубку вам целую историю расскажу! Это мое первое ружье… Семь лет назад купил. Если хотите, покажу еще свой новый «мосберг-500». Американская винтовка. Коллеги-экологи из-за океана привезли.

– Любопытно, конечно…

– Но это что! Знаете, что у меня в сейфе лежит за тремя замками? Мое новое приобретение – «блазер»! Слышали о такой фирме? Неудивительно, что не слышали. Делают такие карабины в немецком городке, с тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Не так уж давно. Но видели бы вы его! Исполнение – гранд-люкс! Конечно, бренд не очень раскрученный. Но возьмете карабин в руки – поймете, почему я так им горжусь. Два комплекта оптики к нему купил: цейссовскую и «Шмидт и Бендер». Хотите, на выходных постреляем? Я с «блазером» еще не выходил. Вам дам испытанный «стейн манлихер» – тоже отличный карабин!

– Непременно постреляем, – вежливо поблагодарил Николай, начиная подозревать, что Скорняков вполне может открыть лавку оружия. – Если получится… И желательно не по животным.

– По банкам! Но сначала – в баньку! – жизнерадостно воскликнул Скорняков. – Наверное, уже истопилась! Девочки, не хотите попариться?

– Вы уж без нас как-нибудь, – улыбнулась Ляна. – Я так считаю, несмотря на традиции некоторых народов, мужчины и женщины должны мыться по отдельности.

– Напрасно! – возмутился Скорняков. – Лишний расход энергии, лишний расход воды. А сжигаемый дополнительно уголь приводит к вредным выбросам в атмосферу, мыльная вода отравляет почву… Что ведет к ухудшению экологической обстановки! Ну и с эстетической точки зрения…

– Развратник, тебе просто на молодых девчонок поглазеть охота, – перебила мужа Ляна. – Совместить полезное с приятным.

– Ты у меня молодая и красивая! Зачем на других смотреть? – заюлил Скорняков. – Не нужен мне никто другой. Пойдемте, господин Давыдов! Правда, Гнилорыбов скоро должен подъехать… Ну да Ляна встретит. Мы ведь ненадолго?

– Конечно, – кивнул Николай.


В бане было хорошо. Чистые деревянные полки в сауне, горячий, но не обжигающий воздух. Маленький, два на три, бассейн рядом с душевыми. Но в бассейн два депутата пока не спешили. Сидели в сауне, грелись, тихо беседовали.

– Лось… К нему ведь просто так не подойдешь, – говорил Скорняков. – Свои методы есть, приманки опять же. Это тебе даже не волка с егерями загонять. Лось – дичь крупная. Жемчужина русских лесов. Ну, если, конечно, медведя не считать. Тут цейссовская оптика и нужна. Не каждый ведь незаметно к нему подберется. Зверь чуткий…

– Да. А на Дальнем Востоке тигры водятся, – невзначай заметил Давыдов, мысли которого крутились вокруг Монголии и Японии.

– О, тигры! – даже задохнулся Скорняков. – Верите ли, Николай, мне пришлось подписывать законопроект, заносящий этих дивных животных в Красную книгу! Подписал. Фиолетовыми чернилами. Потом вышел – и заплакал.

– Что же, судьба тигров вас огорчила? – поинтересовался Давыдов.

– С тиграми-то, что с ними будет, – горестно вздохнул Скорняков. – Моя судьба меня печалила. Никогда мне не выйти с карабином на этого прекрасного хищника… Никогда!

– А нельзя как-то устроить? Есть же всякие больные тигры, людоеды… Их нужно уничтожать.

– Если бы… Журналисты вой поднимут. Был бы я обычным депутатом, куда ни шло. Скажем, промышленником, как вы. А то ведь в экологической фракции состою, можно сказать, второе лицо нашей зеленой партии! Видели бы эти журналюги мой дом… Трофеи, тапочки меховые у жены… А ведь мы выносили на обсуждение закон, запрещающий натуральными мехами пользоваться! И охоту запрещающий. И вырубку леса иностранными фирмами. Хорошо, что промышленники да аграрники пособили, завалили наши законопроекты! А народники поименно «за» голосовали. Голоса наши хотят переманить, паразиты!

– Да что же хорошего, что закон ваш не прошел? – удивился Николай.

– А вы представьте свою жену в шубе из искусственного меха и вязаной шапочке! В сапогах из кожзаменителя! Я вот свою в таких нарядах не представляю. Да и на лесе я очень неплохие барыши имею. В двух фирмах, в Карелии и в Сибири, соучредителем Ляна моя состоит. И лес за границу весь идет. Конечно, вывоз богатства национального… Но богатство-то восполнимое! Лет сто пройдет – и тот же самый лес на месте вырубки стоит. А если чахлый лесок – так и через пятьдесят лет!

– Зачем вы тогда закон на обсуждение выносили, если сами понимаете, что он не нужен? – простодушно спросил Николай.

– Избирателю потрафить, – вздохнул Скорняков. – И каких только насилий над собой не сотворишь ради избирателя… Нет, хорошо в вашей промышленной группе. Заводы строим, экономику поднимаем, занятость повышаем. Никто слова не скажет! Кроме нас, конечно. Мы ведь якобы против, что вы окружающую среду загрязняете… А жить с удобствами все ведь хотят! Ни один мерзавец еще в сруб в диком лесу не переселился. Все поближе к центру да с максимальными удобствами. А удобства – они ведь все до единого природе вред наносят! Начиная с дезодорантов в баллончиках и заканчивая самолетами, на которых мы в отпуск летаем!

Валерий Алексеевич перевел дух, хлопнул себя по влажному от пота бедру и продолжил:

– И в депутатском корпусе на нас как на изгоев смотрят, и избиратели наши… Подонки, прямо скажем. И сумасшедшие. Их лечить надо! Животных да птиц всяких больше почитают, чем живого человека. Кошки на мусорке им дороже, чем бродяга бездомный… Тигры те же самые… Они ведь и людей, бывало, загрызают! А мы их охраняем. Пусть жрут людей, лишь бы любители зверья дикого довольны были!

– Ко мне вот бабка на прием приходила. Тридцать кошек в квартире содержит, – сообщил Давыдов. – Никакого житья соседям нет…

– Наш избиратель, – уверенно заявил Скорняков. – Адрес у вас есть? Дайте. Я благодарственное письмо от имени экологической фракции ей направлю.

– Да вас все соседи ее возненавидят!

– Такова доля экологов, – скорбно вздохнул депутат. – Пусть ненавидят. Нам-то что до ее соседей! Нам нужно голос этой бабки на следующих выборах не потерять. И подруг ее, кошатниц. Бабок таких по стране – тысячи. И мы их интересы представляли, представляем и представлять будем! Для того чтобы их голоса мобилизовать, наша фракция и создана!

Давыдов только покачал головой и воздержался от комментариев.

– Пошли в бассейн прыгнем, – предложил Скорняков. – Сейчас уже Гнилорыбов должен подъехать, белужки подвезти, семги, икорки…

– Он тоже эколог? – уточнил Николай.

– Где там… Наш заклятый враг. Заместитель председателя Государственного комитета по рыболовству. Все квоты на отлов для фирм своих выбивает… Квоты он, конечно, получит. Да только делиться придется…


По тому, как Скорняков принимал Гнилорыбова, трудно было предположить, что они – заклятые враги. Скорее выглядели чиновник и депутат очень близкими друзьями.

Один из главных рыболовов страны выставлял из небольшого на вид, но весьма вместительного кейса стеклянные банки с черной и красной икрой, выкладывал осетровые балыки и филе семги в вакуумной упаковке.

– А вот слабо вам охоту на акул в Тихом океане для депутатского корпуса организовать? – с ходу поинтересовался Скорняков. – Мы бы с Николаем обязательно поехали…

– Да какие уж там акулы, Виталий Алексеевич? – расхохотался Гнилорыбов. – Это вам на Гавайи нужно. Наш Тихий океан – северный. Там разве что лосось водится – из интересующей вас дичи.

– Что и говорить, обидно, – вздохнул Скорняков. – Против рыбалки мы, кстати, ничего не имеем. Если лов идет с помощью удочки. А акулу ведь сетью ловить не будешь?

– Ну и удочкой, положим, тоже, – крякнул Гнилорыбов.

– Ее тросом нужно. С крюком, – вспомнил, видимо, какую-то приключенческую книгу Скорняков. – На огромный гнилой кусок мяса! – Он вдруг спохватился, что не представил Николая, увлекшись предметом своей страсти – и торжественно заявил: – У меня в гостях, между прочим, господин Давыдов – из промышленной депутатской группы.

Гнилорыбов даже вздрогнул и сделал попытку закрыть деликатесы, появившиеся из кейса, рукавом, но быстро осознал бесполезность такой уловки. К тому же вряд ли Скорняков пригласил в свою «меховую гостиную» непроверенного человека.

– Да ну? А я думал, это твой племянник. Здравствуйте, господин Давыдов! – выдохнул Гнилорыбов.

– Здравствуйте, – поклонился математик.

Его не покидало ощущение, что он подглядывает за какими-то очень постыдными действиями людей. Скорняков, требующий запретить охоту и развешивающий у себя дома охотничьи трофеи. Гнилорыбов, наверняка постоянно вступающий в публичную полемику со Скорняковым и почти в открытую, с доставкой на дом, дающий ему взятку. Даже, пожалуй, не взятку, а мелкое подношение. Что для депутата Думского Собрания литровая банка красной икры? Хотя здесь, возможно, депутаты не жируют так, как у него дома… Но по трехэтажному особняку Скорнякова этого не скажешь!

– И каковы же приоритеты вашей депутатской деятельности? – немного оправившись от растерянности, спросил у Николая Гнилорыбов. – Экологов, я надеюсь, не поддерживаете? Они все палки в колеса суют, когда завод нужно новый построить или электростанцию пустить…

– Экологи мне безразличны. – честно признался Давыдов. – Кроме нашего уважаемого хозяина Я сейчас все больше о войне с Монголией думаю. События вокруг этого вертятся.

– В самом деле? – почему-то изменился в лице Гнилорыбов. – И как, по-вашему, будет война?

– Сложно сказать. Флот в ней в любом случае участвовать не станет. Монголия морских границ не имеет. Так что можете ловить рыбу спокойно.

– Рыбу-то, конечно… У меня через два дня инспекционная поездка на Байкал. Чартерным рейсом. Министерство комплексную проверку всего Прибайкальского округа устраивает. Байкал, бассейн Ангары и Селенга. А ведь Байкал с Монголией, как я понимаю, рядышком… Как бы под бомбежку не попасть…

– Вряд ли бомбить начнут так быстро, – усмехнулся Давыдов. – И до Байкала вряд ли долетят. Впрочем, осторожность не помешает. Кстати, у вас места не найдется в самолете? Я собирался посетить этот район. Узнать, как идет подготовка к боевым действиям.

– Для вас место найдется всегда, – заявил Гнилорыбов. – Да и вообще – жалко, что ли? Поле гели хоть все. Места в самолете – навалом.

– Мы подумаем над вашим предложением, – быстро сориентировалась Ляна.

– Вот только девушкам в район военных действий никак нельзя, – огорчил хозяйку Гнилорыбов. – Опасно. И режим строгий.

– Знаю я ваш режим – одни хотите лететь, чтобы пьянствовать без женщин. В хорошей мужской компании, – заметила Ляна, удаляясь на кухню.

Молоденькая горничная (или домработница, как она здесь называется?) быстро помогла хозяйке накрыть поздний ужин и удалилась. Ляна, в отличие от многих сановных дам, работала почти наравне с прислугой. Даша тоже возилась на кухне. Стол словно бы по волшебству оказался украшен разнообразными напитками и закусками, в том числе рыбными деликатесами, привезенными Гнилорыбовым. Обстановку праздника удачно дополнили сияющее столовое серебро, тонкого фарфора тарелки под закуски, сверкающие каждой гранью хрустальные салатницы.

Скорняков довольно улыбался.

– У хорошей хозяйки и собаки посуду моют, – заявил он, когда стол был сервирован.

– Ты, Виталий, на своих зверях скоро рехнешься, – нахмурилась Ляна. – Какие тебе собаки? Они что, вылизывают посуду? Или ты хочешь обидеть кого-то из присутствующих?

– Русская народная поговорка, – оправдался депутат-эколог. – Я в том смысле, что хозяйка ты замечательная. А собаки здесь только для красоты.

– Уж если собаки посуду моют, ты и подавно работать должен, а не сидеть в кресле развалясь, – продолжала наступать жена Скорнякова.

– Я ведь после баньки, – заметил Скорняков. – Садитесь, девочки! Ужинать давно пора!

Все расселись вокруг небольшого столика. Хозяин разлил напитки. Девушкам – коньяк, а мужчины почему-то перешли на водку. Наверное, к рыбе подходил именно этот напиток. Давыдов в таких тонкостях не разбирался.

– За процветание нашей науки! – льстиво предложил первый тост Скорняков.

– За науку было грех не выпить.

– Вы ученый, господин Давыдов? – обратился к Николаю Гнилорыбов.

– Математик.

– А правду ли говорят, что в ближайшее время будет создана машина времени?

– Сомневаюсь, – пожал плечами Давыдов. – Впрочем, наш институт над этой темой не работает. Насколько я знаю.

– Зачем тебе машина времени, Витя? – обратился к Гнилорыбову Скорняков.

– Да так, любопытно. Вернуться в прошлое, мамонтов привезти в наше время. Или каких-нибудь вымерших рыб.

– Да, мамонтов – это здорово! – заявил Скорняков, представив, видимо, шкуру мамонта на полу своей гостиной. Мамонт – трофей не чета медведю…

– А над какими интересными проектами работает ваш институт? – полюбопытствовал Гнилорыбов.

– Перемещения в другие миры, – тут же выпалил Давыдов и едва не зажал себе рот рукой. Надо же – все-таки вышли на запретную тему! А он не мог соврать или промолчать.

– И что же, такие перемещения возможны?

– Еще бы!

– И можно попасть в другой мир? Не такой, как наш? Найти вымерших динозавров? Или чудовищ, которых в природе не существует?

Давыдов отметил, что у Гнилорыбова имеется кое-какая подготовка. Шпион, а не рыболов! Или в свое время увлекался фантастикой?

– Теоретически можно и найти. Но доставить этого динозавра сюда будет очень затруднительно. Требуется колоссальное количество энергии.

– А человека, скажем, можно переместить? – подключилась к разговору Ляна.

– Конечно. Я сам из другого мира, – заявил Николай, хотя его вроде бы никто за язык не тянул.

Сидящие за столом расхохотались удачной шутке, и разговор о проектах института, где работал Николай, сам собой сошел на нет.

Ужин затянулся далеко за полночь. К счастью, беседа крутилась вокруг' не содержащих государственных секретов светских сплетен. В два часа ночи откланялся и уехал к себе на дачу Гнилорыбов. Изъявил желание отдохнуть и Николай.

– Вам с Дашей одну комнату? – простодушно спросил Скорняков.

– Хотелось бы, – честно признался Николай.

– Ни в коем случае, – заявила Даша. – Он храпит во сне… Сказав это. она густо покраснела. И добавила после паузы:

– То есть я так думаю…

Действительно, если Даша придумала насчет храпа, то идея была не очень удачной. Потому что такое заявление показывало, что ночевать с Давыдовым ей приходилось, только теперь она почему-то не хочет, капризничает. Что еще мог подумать Скорняков?

Да и сам Николай насторожился. Должен ли он радоваться, что Даша была ближе с прежним Давыдовым, чем показалось с первого взгляда? Или, напротив, он ревнует? А может быть, девушка и правда решила неудачно соврать?

Ляна звонко рассмеялась и решила разрядить неловкую ситуацию:

– Мы будем с Дашей ночевать вместе. Давно не виделись, хоть поболтаем перед сном! Ты не ревнуешь, Скорняков?


Вставать, по счастью, пришлось не в шесть, а в половине восьмого. Заседания Думского Собрания начинались в десять утра, за полтора часа с дачи Скорнякова до центра города вполне можно было добраться. Час – на умывание, бритье и завтрак.

С утра Скорняков был собран и деловит – не то что вчера вечером. Он уступил Давыдову старый костюм, который был ему тесен, а Николаю пришелся почти впору. Только рукава пиджака оказались коротковаты. Костюм, в котором Давыдов пришел накануне, хоть и выстиранный, и выглаженный, не выдерживал никакой критики.

Без лишних слов Виталий Алексеевич и Давыдов погрузились в машину – бронированную разновидность «УАЗа» – и покатили в Москву.

– Почему машина такая странная? – спросил Николай. – На вас покушались?

Тема была математику близка, почему бы не выслушать предполагаемого товарища по несчастью.

– Бог миловал, – вздохнул Скорняков. – Но тяжек путь депутата. Броня никогда не помешает. Лоббисты знаете какой зуб на меня имеют? Тот же Гнилорыбов… Я на тигров охочусь, а он – на меня. Засядет в кустах с гранатометом да пальнет! Лишь бы сопротивление нашей фракции сломить. И лишить ее одного из духовных вдохновителей.

– Что же он вам яду в икру не подсыплет? – не удержался от подначки Николай.

– То другое… Одно дело – личные отношения, другое – политическая борьба. Каждый зверем становится. После паузы депутат продолжил:

– За казенные деньги почему бы и не взять надежный вездеход? Мне как руководителю депутатской комиссии автомобиль положен. На нем и на охоту ездить сподручнее…

Мигалкой «УАЗ» Скорнякова оборудован не был, но милиционеры на перекрестках, заметив синие государственные номера машины и узнав серию депутатского корпуса, придерживали поток автомобилей, давая возможность представителям законодательной власти проехать быстрее. Делалось это почти не обидно для других автомобилистов. Вовремя поднятая полосатая палка – и все. Ни рева сирен, ни пронзительных свистков.

По дороге Давыдов выяснил, что Виталий Алексеевич работает в Думском Собрании на постоянной основе, получает зарплату и участвует в работе многих экологических организаций. Это отличало его от приезжавшего только на сессии законодателей Давыдова, который был членом нескольких комиссий, но появлялся на их заседаниях крайне редко.

На входе в здание Думского Собрания, отстроенного на Новом Арбате, депутаты предъявили удостоверения и оказались в просторном полупустом вестибюле. Регистрироваться не пришлось – такую процедуру секретариат Собрания не предусматривал. Хочешь – ходи на заседания, хочешь – не ходи.

Место каждого депутата было указано на удостоверении – практически как на билете в кинотеатр. В пределах фракций эти места распределялись по жребию. И фракции также получали места по жребию после каждых выборов.

Скорняков, попрощавшись с Давыдовым, потрусил на балкон, где заседали экологи, а Николай отправился в партер, вглядываясь в золоченые таблички с номерами мест, прикрученные к креслам. Многие кресла уже были заняты.

Солидные мужчины в строгих костюмах и ярких галстуках, ухоженные женщины в деловых нарядах с интересом поглядывали на Давыдова. Скорее всего, они входили в большую промышленную фракцию. Многих прежний Давыдов, наверное, знал лично. Новоиспеченному депутату ничего не оставалось, как ограничиться общими поклонами и безадресными улыбками.

– Головой он, пожалуй, и впрямь ударился неслабо, – раздался довольно громкий голос, когда Давыдов миновал очередную группку мужчин, окруживших одно из кресел.

Николай нисколько не сомневался, что речь идет о нем. Но что ему нужно было сделать? Возмутиться? Попытаться выяснить отношения? Или все же ничего не заметить? Он выбрал последнее.

Из дальних рядов за молодым математиком пристально наблюдали самые разные люди. Союзники? Или, скорее, оппоненты, враги фракции? Да и такой ли уж однородной являлась промышленная фракция? Скорее всего, и здесь происходили серьезные стычки за дележ пирога госзаказов. Каждому депутату нужно лоббировать интересы группы. А внутривидовая борьба, как известно, зачастую бывает сильнее межвидовой.

Опустившись в «свое» кресло, Давыдов исподтишка огляделся. Через одно место от него сидел приятный седой старичок в очках.

– Здравствуйте, – кивнул ему Давыдов.

– Здравствуйте, Николай Васильевич, – вежливо ответил пожилой депутат. – Как там Савченко поживает?

– Спасибо, все в норме, – дежурно улыбнулся Николай.

Трудно было поддерживать общение, не зная имени-отчества своего коллеги! И Давыдов словно бы замкнулся в себе. На его благо, в именной папке, лежащей на столике перед креслом, нашлось много бумаг, которые не мешано изучить: законопроекты, вынесенные на обсуждение, процедурные вопросы и прочие депутатские дела.

Вскоре места в президиуме были заняты, и председатель, лицо которого показалось Давыдову смутно знакомым, открыл заседание. Скорее всего, Николай видел председателя по телевизору. Не здесь, конечно. Здесь он телевизор смотрел от силы пару раз. В своем мире. И там этот человек тоже был каким-то образом связан с Государственной Думой. Только вот какую фракцию он представлял и как его звали, Давыдов совершенно не помнил. С именем он скоро определится, а фракция… Вовсе не обязательно, чтобы здесь он занимал ту же самую позицию.

Участвовать в заседании оказалось довольно легко. Выступал докладчик по вопросу, тезисы выступления имелись в бумагах всех депутатов, после чего проводились прения, за ними следовало электронное голосование. Оно осуществлялось с помощью универсального депутатского удостоверения, которое нижним концом нужно было вставить в специальную щель на приборе для голосования и нажать на кнопку «за», «против» или «воздержался». По штрих-коду определялся владелец удостоверения, и его голос учитывался электронной счетной системой.

Давыдов старался особенно не высовываться. По некоторым не вполне ясным вопросам он вообще не голосовал, по некоторым – воздерживался. Не хватало еще сейчас из-за ерунды нарушить фракционную политику.

В перерывах между заседаниями к Николаю, как ни странно, никто не подходил, хотя некоторые коллеги бросали на Давыдова вопросительные взгляды. Очевидно, ожидали, что он обратится к ним первым. Но Давыдов оказался не так прост, чтобы раскрывать себя. Не зная никого, да еще под действием «правдосказа». Конечно, сейчас потребность резать правду-матку чувствовалась уже гораздо меньше, но соврать Николай все еще не мог. А что это за политик, если он говорит только правду? И в особенности депутат?

Во время маленького двадцатиминутного перерыва между заседаниями Давыдов посетил буфет. Часовой обеденный использовал для того, чтобы сходить в торговый центр Думского Собрания и подобрать себе два костюма, туфли и полдюжины рубашек, купив все это в кредит.

Там же, в торговом центре, Николай приобрел очередной мобильный телефон. Не стандартный «Корвет», а более дорогую модель, элитную «Бригантину». Волей злого рока Давыдов утратил уже две трубки, причем последнюю – вместе с номером и подключением.

Теперь молодой человек мог позвонить Даше. Девушка все еще гостила у Ляны. Звонку Николая она обрадовалась и пообещала держать связь.

Уже в новом костюме Николай поднялся в зал заседаний. Впрочем, то, что он стал выглядеть приличнее, не изменило отношения к нему коллег-депутатов. Но Давыдов не огорчался. Когда-нибудь познакомится, восстановит связи. Или заведет новые.

Вопрос о вводе войск в Монголию был запланирован на следующий день, семнадцатое мая. И Давыдов, которого совершенно не интересовало выступление министра труда Лоботрясова, назначенное на вечернее заседание, с чистой совестью отправился в гостиницу «Россия». Он надеялся, что Даша согласится поехать с ним куда-нибудь в театр. А еще ведь завтра у нее день рождения… Нужно подумать о подарке. Но для того, чтобы полноценно провести вечер, стоило хотя бы немного отдохнуть.


Николай стоял у стойки регистрации «России», когда к нему подлетел какой-то субъект, радостно восклицая:

– Николай Васильевич! Николай Васильевич!

Вглядевшись пристальнее, Давыдов узнал Семена Кручинина, психолога Института теоретической и экспериментальной физики. Все та же светлая, ухоженная борода, все тот же открытый прямой взгляд. Да только появление очередного знакомого человека буквально перед носом Давыдова сильно насторожило математика.

– Здравствуйте, – кивнул Николай. – Какими судьбами? По делам института или шпионите за мной?

Последнюю фразу Давыдов не собирался произносить вслух, но самострочный «правдосказ», которым накачали Николая глобулисты из Тихоокеанской империи, не дал смолчать. Молодой человек начал серьезно опасаться, что действие препарата необратимо. Во всяком случае, лгать он все еще не мог. И не исключено, что секрет противоядия могли знать только тихоокеанцы. Так же как и рецепт приготовления замечательного снадобья из общедоступных препаратов.

Против ожидания Кручинин не обиделся. Он воспринял заявление Давыдова как очень удачную, остроумную шутку и залился задорным смехом.

–. Можно сказать, и шпионю, – подтвердил он. – Но в общем и целом по своим делам.

– С какой же целью, позвольте полюбопытствовать?

– Здесь проходит очень интересный семинар по психологии научных сообществ, – не моргнув глазом заявил Кручинин.

– Нет, мне хотелось бы знать, зачем вы шпионите за мной? Не из глобулистов ли вы?

Брови Семена едва заметно поднялись.

– Позвольте переспросить – из кого? Глобалистов? Все мы в некоторой степени глобалисты…

Давыдов выругал себя за то, что задал два вопроса вместо одного. Психолог, естественно, вывернулся. Повторять вопрос просто глупо. Тем более что ответ можно было предвидеть. Семен скажет что-то вроде: беспокоюсь о вашем самочувствии. И все дела.

Тем временем девушка-регистратор выдала Давыдову карточку гостя и ключ от номера, дежурно улыбнулась и обратилась к следующему клиенту.

– Пойдемте, я вас провожу, – предложил Кручинин. – Вы, я вижу, устали…

– Устал, – не стал спорить Давыдов. – А номер мой вы и так узнали – подглядели в карточке гостя. Вон он как крупно написан. Так что пойдемте. Наверное, вы и сеанс психоанализа хотите провести.

– Хочу, – не стал скрывать Семен, пропуская остальные высказывания Давыдова мимо ушей.

– А я не хочу. Боюсь лишнего наболтать.

– Почему же?

– Есть причины. – Николай боролся с желанием выложить психологу все о «правдосказе». Если бы он не смог сдержаться, Кручинин, с его опытом, вытянул бы из Давыдова любую информацию.

Поднявшись на лифте на шестой этаж, сотрудники ИТЭФа побрели по длинным полутемным коридорам.

– Незамысловатая архитектура, – заметил Кручинин, указывая на стены, обшитые деревянными панелями. – Дорого, но казенно. И номера стандартные. Коробки.

– Я прежде никогда не останавливался в «России», – радуясь случаю сменить тему, пробормотал Давыдов.

Он считал, что отель рядом с Кремлем просто не может быть плохим.

– Вообще, депутаты, насколько я знаю, живут в гостинице «Москва», – объяснил Семен. – Вам, наверное, не хватило места. Прибыли позже остальных… Кстати, почему вы регистрируетесь в гостинице только сегодня?

– Ночевал у друзей, – сквозь зубы проговорил Николай.

– А днем? Вам несколько раз звонили из института, не могли дозвониться…

– Я лишился телефона, – все так же мрачно ответил Давыдов, и сам подивился иезуитской формулировке, позволившей ему не отходить от правды и в то же время не проболтаться о похищении. Кручинину знать о случившемся совсем ни к чему.

Дойдя до шестьсот двенадцатого номера, Николай натянуто улыбнулся:

– Вот я и пришел. А где остановились вы, коллега?

– Этажом выше. Семьсот двадцать третий номер. Двухместный. Но второго постояльца ко мне пока не подселили. Сейчас поднимусь по лестнице и буду у себя.

– Давно в Москве?

– Со вчерашнего вечера. Прилетел самолетом.

Что ж, даже если информация была правдивой, она ничего не давала. Кручинин мог и не иметь отношения к его похищению, а мог быть нанят глобулистами, как убитый Кошкиным Грузин. Не исключено, что вечером, когда он сбежал из подвала тихоокеанцев, те вызвали психолога в столицу. Ипсилон-проекции – хорошо, но живой человек имеет все же больше возможностей.


Николай ожидал Дашу на Красной площади, рядом с памятником Минину и Пожарскому. Погода стояла отличная. Мягкое заходящее солнце едва согревало улицы, воздух был свежим и не очень запыленным. Недавно в Москве прошли дожди.

Предполагалось, что Даша приедет не на своем роскошном кабриолете, а воспользуется услугами Московского метрополитена. Зачем терять время в пробках на магистралях столицы, когда подземка работает без сбоев? У Даши ведь нет «синих» номеров… К тому же, хотя разгул преступности в этом мире был меньше, чем там, откуда прибыл Давыдов, бросать кабриолет перед кинотеатром или каким-то магазином без присмотра явно не стоило.

А молодые люди собирались не только культурно отдохнуть, но и посетить несколько торговых точек. Даша обещала Николаю помочь в подборе гардероба. Костюмы нужны каждому мужчине, но ведь необходимо прилично выглядеть и в неофициальной обстановке!

Девушка, конечно, опаздывала. Это было простительно. Достаточно уже того, что не Давыдов ехал к ней, а она к нему. С другой стороны, в Сосновке не было ни театров, ни супермаркетов, ни дискотек. Так что в столицу Даше выбираться все равно пришлось бы.

Когда часы на Спасской башне показали двадцать минут седьмого, Николай начал беспокоиться. Если Даша опаздывает, то могла бы и позвонить. Впрочем, сейчас она может ехать в метро, а там, как известно, мобильные телефоны не работают.

В половине седьмого, вместе с боем курантов, на поясе Давыдова завибрировал телефон. На экране высветился номер Беловой.

– Где ты, Даша? – спросил Давыдов. Но ответила не девушка. Довольно противный высокий и резкий голос поинтересовался:

– Кручинин к тебе еще не подошел?

– Нет. Кто это? – с замирающим сердцем уточнил Николай.

– Психолог ИТЭФа, – ответил все тот же голос.

– Ты кто такой?! – закричал в трубку Давыдов.

Кто такой Кручинин, он прекрасно знал. Его интересовала, кто ему звонит!

Но математику не ответили. Связь прервалась.

Николай в тревоге начал оглядываться по сторонам. Почему с телефона Даши ему звонит какой-то хмырь? При чем здесь Кручинин? Где, наконец, сама Даша? Вряд ли с ней все хорошо… Но на этот раз он на свободе. Пусть только попробуют тихоокеанцы, американцы и даже самураи угрожать его подруге! Он будет действовать и достанет их из-под земли! Поднимет на ноги всю московскую милицию, все спецслужбы! Расскажет и о себе, и каким образом он здесь появился, и пусть все горит огнем! Но с головы его девушки не должен упасть ни один волос. Впрочем, вполне понятно, что если ее захватили, то не для того, чтобы причинить какой-то вред. А для того, чтобы манипулировать им!

Придя к такому выводу, Николай заметил светлую бороду Семена Кручинина, двигающегося к нему, огибая Покровский собор, со стороны «России». Психолог был взвинчен и одновременно невесел, на губах его время от времени появлялась какая-то вымученная улыбка. Глаза не улыбались совсем.

Первой мыслью Давыдова было выхватить из кобуры пистолет и взять Кручинина на прицел. Поскольку его упомянул похититель – а в том, что Даша похищена, Николай почти не сомневался, – психолог с ними в сговоре. И от него стоит ожидать любого подвоха. Не исключено, что это вовсе даже не Семен, а его ипсилон-проекция из другого мира. Но большим усилием воли Давыдов сдержал свой праведный гнев и агрессивные порывы.

Доставать оружие в сотне метров от Спасской башни – безумие. Здесь каждый десятый «случайный» прохожий – переодетый агент спецслужб. Если его и не застрелят сразу, то в кутузку упекут наверняка. Несмотря на депутатский мандат и разрешение на оружие. Бывает, что и у депутатов «сносит крышу». Пока он будет объяснять, что опасался нападения своего товарища Кручинина, психолога ИТЭФа, благонадежного, в общем-то, гражданина, и доказывать свою правоту, с Дашей может случиться что угодно.

Однако же Николай сунул руку под пиджак и крепко сжал пистолет, положив большой палец на предохранитель. Теперь выхватить его и привести в боевое состояние дело одной секунды. Взводить оружие не придется – в стволе есть патрон, хоть это и противоречит всем правилам безопасности… Если Давыдов почувствует прямую угрозу, он все-таки будет стрелять.

– Николай, у меня плохие новости, – заявил Семен, подходя ближе.

– Понимаю, – едва заметно, не сводя глаз с психолога, кивнул Николай. – Излагай.

– Дашу Белову похитили. Я получил по телефону инструкции, что мы должны делать.

– И что же?

– Сейчас – спуститься к Москве-реке.

Давыдов после некоторого размышления процедил:

– Спустимся.


Кручинин шел немного впереди, Давыдов – позади него. Возможно, и глупо было уходить из самого людного места. Но на карту поставлена жизнь и безопасность девушки. Что оставалось делать? Да и сам Николай получит большую свободу маневра, когда людей вокруг станет меньше.

– Куда теперь? – спросил Давыдов, когда они с психологом вышли на набережную.

– Посмотри вон в ту сторону. Метров триста вперед. На парапет, – указал Кручинин.

Давыдов вгляделся вдаль и с радостью обнаружил Дашу. Она была одета во что-то красно-черное, развевающееся. Кажется, длинное платье. Волосы распущены, их шевелил ветер. У парапета рядом с ней можно было увидеть мужчину в темном костюме.

– Выходит, ее не похитили? – Николай замер в ожидании ответа.

– Похитили, – покачал головой Семен. – Нам просто демонстрируют, что с ней все в порядке.

Похоже, у Даши действительно все было в порядке. Она балансировала на парапете, опиралась на плечо мужчины, ерошила ему волосы и, кажется, веселилась.

– Что это значит? – потребовал объяснений Николай.

– Она принимает того мужчину за тебя. Очень похож.

– Или мой полный двойник? – предположил Давыдов.

– Они мне этого не объясняли. Я не знаю. Только он столкнет Дашу в реку, если ты не будешь с ними сотрудничать. Или пырнет ножом. Или – еще хуже – утащит ее в свой мир! Никакие спецслужбы не помогут.

– Значит, похитители – из другой глобулы? – невольно пользуясь терминологией тихоокеанцев, спросил Николай.

– Да, так они мне сказали.

– Ладно, Сема. Что они еще тебе сказали? Кручинин вздохнул и указал на скамейку:

– Давай присядем.

– А они?

– Они тоже присядут. Этот парень, похититель, дал мне свой телефон.

Психолог достал из кармана миниатюрную серебристую трубку, гораздо дороже той, что была у Давыдова, и, нажав две кнопки, поднес к уху:

– Панкрат, это ты? Я правильно соединился? Давыдов со мной. Он готов выслушать ваши требования.

– Пусть не уходят далеко, – бросил математик.

– Не уходите из зоны видимости, – передал Кручинин.

После этого он довольно долго выслушивал собеседника на другом конце линии, время от времени вставляя односложные «да», «конечно», «хорошо».

– Ну что? – заинтересованно спросил Николай, когда Семен выключил телефон.

– Они останутся здесь. С Дашей ничего не случится, пока мы мирно беседуем.

– Отлично. Излагай.

Давыдов внезапно почувствовал в себе уверенность. Рассудок его был холодным, мысли – ясными. В прошлый раз его выручил из плена Иван Кошкин. На этот раз он должен решить свои проблемы сам. Нет нужды хитрить и изворачиваться. У него это и не получится. Он будет действовать прямо и честно. Правда на его стороне, и он должен найти выход.

Как однако же достали его выходцы из других миров! С ними он общался едва ли не больше, чем со своими земляками… Хотя и земляки по большому счету вовсе не земляки…

– Это страшные люди, – со всей искренностью заявил Кручинин. – Они могут сделать с Дашей все, что угодно. И с нами тоже. От тебя они требуют только информацию…

– Всего лишь информацию? – усмехнулся Давыдов. – Самое дорогое, что у меня есть…

– Я думал, что самое дорогое для тебя – Даша. Или родители. Или работа. Но никак не ряд формул!

– Вот именно: из-за нескольких формул я могу потерять и Дашу, и родителей, и работу, и жизнь, – заметил Николай. – Что там жизнь… Мы можем потерять мир, в котором живем!

– В каком смысле? – не понял Кручинин.

– В самом прямом. Если наши враги обретут оружие, способное изменить ход истории, укрепив диктатуру, попытаться привести всех к общему знаменателю…

– Думаю, у них другие цели, – предположил психолог.

– Скажи, Семен, почему ты работаешь на них? – поинтересовался Давыдов.

– Я не работаю! – довольно натурально возмутился Кручинин. – Я хочу помочь тебе. Они мне позвонили и сказали…

– Не просто же так они тебе позвонили?

– Совершенно неожиданно! Прознали каким-то образом, что я твой коллега и остановился в той же гостинице…

– И именно поэтому по их номеру ты звонишь, нажимая только две кнопки? Проще говоря, этот номер есть в быстром наборе твоего телефона? Поэтому ты заранее знаешь, куда нужно смотреть, когда мы вышли на набережную? Только поэтому из-за душевной широты и заботы о безопасности моей девушки убеждаешь выдать государственный секрет? И рассказываешь о том, что планы этих шантажистов вовсе не такие ужасные, как мне кажется? Семен впервые за все время беседы стушевался:

– Почему бы мне и не заботиться о Даше? Она мне нравится… Не в том смысле, конечно… И тебе я желаю только добра…

– Обо мне не беспокойся, – холодно попросил Давыдов. – Зачем ты связался с ними? За идею работаешь или за деньги?

– Меня заставили, – признался психолог.

– Если с Дашей что-то случится, ты ее не переживешь, – предупредил Кручинина Николай.

– Я знаю, – хмуро ответил тот.

Мимо проходили беспечно гуляющие парочки. Даша, похоже, не замечала подвоха. Как негодяи из другой глобулы все-таки вышли на нее? Как обнаружили Давыдова? Впрочем, не так это и сложно, если Кручинин во всем им помогал. Без предателя в своих рядах чужакам пришлось бы помучиться…

– Я готов поговорить напрямую с представителями этой глобулы… – предложил Давыдов. – Точнее, с теми, кто захватил Дащу (чьи они представители – нужно еще выяснить). Но не с тобой. В испорченный телефон мы играть не будем.

Семен повел себя довольно-таки странно. Он сел вполуоборот к Давыдову, пряча лицо от молодого человека, сопровождавшего Дашу, хотя слышать тот его никак не мог, и тихо, себе под нос быстро заговорил:

– Отпустишь меня, если я расскажу, кто они такие?

– Отпущу, – пожал плечами Давыдов. – Нет причин тебя задерживать. Не думаю, что ты для них очень ценен. По-моему, они сдадут тебя при первой же возможности.

– Это точно. Для них я совсем не ценен. Но тебе еще пригожусь, Николай! Не расскажешь обо мне Савченко? Я так запутался…

– Там видно будет, – нехотя выдавил из себя Давыдов. Он не лгал, заявляя, что готов простить Кручинина. Просто ему было очень неприятно.

Психолог оглянулся на Дашу и ее похитителя, судорожно улыбнулся, отвернулся опять и быстро заговорил:

– Это не обычные люди. Тот тип, что с Дашей, – он не просто человек, как я или ты. Он – прыгунец. Только что был здесь – и бац – растворился в воздухе. Он появляется в нашем мире только на время. Может подглядеть, напакостить, убить. Выстрелил – растворился, и пуля тоже растворилась. Потому что и пуля прыгунцовая. Она не из нашего мира.

– Ясно. Временное возбуждение некоторых гармоник, насыщение их энергией для перехода в глобулу с другой энергией, – кивнул Давыдов. – С полным сохранением свойств объекта. Я размышлял над возможностью такого перехода, когда читал одну из статей своего предшественника. Пожалуй, это самый простой способ перемещения. Но очень ненадежный. Трудно рассчитать координаты. И система неустойчива.

Кручинин достал из кармана скомканный носовой платок и вытер лоб.

– Ты пойми – они Дашу под поезд столкнут! Или – того хуже – повесят на нее прыгунцовое устройство, утащат к себе и будут там мучить…

– Не знаю, осуществимо ли обратное перемещение, – протянул Давыдов. – Это уже гораздо более сложная техническая задача.

Семена он попытался убедить, но сам знал – рисковать не имеет права.

– Или сместят ее в свой мир, а обратно выведут на уровне дна Москвы-реки. Или замуруют в кремлевскую стену. Да просто в землю закопают… Они все это могут, я точно знаю! Что может быть ужаснее?

Николай предполагал, что есть вещи и пострашнее. Перемещение в кремлевскую стену не так уж и мучительно. Это – мгновенная смерть. Хуже оказаться на высоте в километр над землей… Или в какой-то естественной пустоте, когда кругом камень и камень…

– А тебе только и нужно, что выдать им секрет подпространственного накопителя, – тоном змея-искусителя продолжил Кручинин.

– Сам не мог документы украсть? – почти спокойно проговорил Давыдов.

– Не мог, – вздохнул Семен. – Меня к документам не допускают, даже одним глазком посмотреть. Да и бумаги в руки никто не даст, а если подглядеть что-то удастся, я все равно не запомню и не пойму. Профессия не та.

– Что же они прыгунца в наш сейф не пошлют?

– Институт от прыгунцов надежно защищен, – пояснил психолог.

– Выходит, Савченко о них знает? – изумился Давыдов.

– Еще бы! Конечно, знает! Целый этаж ИТЭФа борьбой с прыгунцами занимается, а ты говоришь – знает ли директор… А тебя он не предупредил…

– Ну, положим, и ты не предупредил…

– А зачем? Я что, крайний? На тебя, Николай, между прочим, все наши как на лабораторный образец смотрели, когда ты у нас появился. Ставки даже делали – долго ли ты протянешь… Один Савченко какие-то иллюзии строил…

– И каковы результаты?

– Ну, как ни странно, ты пока еще держишься… Кто в тебя стрелял, мне любопытно! Ничего об этом не знаю…

Николай помрачнел, вспоминая, как в него строчили с крыши. Если покушения будут продолжаться с той же интенсивностью, долго он не протянет. Неделя, другая… и кто-то его достанет.

– Все остальное ты, выходит, знаешь? – пристально взглянув в лицо прячущего глаза психолога, спросил Николай.

– Не все, но многое… А кому в тебя стрелять понадобилось – понятия не имею…

Давыдов вздохнул, подумал, покачал головой:

– Слушай. Кручинин, что-то здесь не так. Если ты настоящий Кручинин, то знаешь, что я меньше недели в этой глобуле. Сам присутствовал, когда меня из квартиры в одних трусах выдернули. А поскольку в родном мире я все больше педагогикой занимался, детишек учил, то неоткуда мне о подпространственных накопителях знать! Поэтому что ты от меня хочешь?

– Я, может быть, и понимаю твои проблемы, – тоскливо протянул Кручинин. – А мои друзья из Северо-Атлантического Альянса не понимают. И мне не верят.

– Стало быть, в их глобуле еще одна сверхдержава? – заметил Давыдов, хотя это по большому счету было не так уж и важно в сложившейся ситуации.

– Стало быть, еще одна, – кивнул Кручинин. – Хотя не понимаю, что значит «еще». Россия там очень слаба…

– Наверное, это другая глобула. Не та, с представителями которой я недавно общался, – тихо молвил Давыдов.

– Наверное. Но это никакого значения не имеет. Мне, например, без разницы, кто они такие. Иномиряне, что с них взять! Меня другое волнует. Партнеры мои считают, что я двойную игру веду. Что настоящего Давыдова мы спрятали, вводя их в заблуждение. Трупа-то нет. Или что ты и есть настоящий, а история про перемещение – легенда, дезинформация. Чтобы их смутить и нашими возможностями изумить. А разговор у них короткий – предателей лезвием по горлу. Не знаю, как мне оправдаться, Николай! А Дашу они, наверное, и не отпустят. Если ты теорию накопителя им не изложишь. А поскольку ты изложить ее не можешь, пропала девчонка!

– Думаю, если я им расскажу, за нашу жизнь тоже гроша ломаного не дадут. Особенно за мою. Зачем им носителя секретов отпускать? Чтобы другие разведки меня перехватили? Нет уж… Впрочем, Дашу, может быть, и правда не тронут. Но сказать-то мне нечего…

– Значит, я передам им, что ты отказываешься?

– Не говори, – решительно заявил Давыдов. – Скажи, что я под действием «правдосказа». Пусть проверят и зададут любые вопросы. Только Дашу чтобы отпустили.

– Я предложу. Согласятся ли они? – вздохнул Кручинин. – Как знать, что ты не заливаешь про «правдосказ»? Парадокс лжеца… (Парадокс лжеца – логическое утверждение, согласно которому невозможно произнести фразу «я лжец» Под лжецом в этом парадоксе подразумевается человек, который лжет вседа и никогда не говорит правду. Таким образом, если он скажет «я лжец», то его утверждение будет правдивым, и он не будет соответствовать определению. Правдивый же человек не может сказать «я лжец», ибо лжецом не является, и, заявив, что он лжец, солжет и перестанет быть правдивым человеком).


– Звони этому уроду, который с Дашей, – потребовал Николай. – Сообщи, что я готов на переговоры. С тобой я разговаривать отказываюсь – так ему и передай… А ты свободен. Иди куда шел. Чтобы через две минуты и духу твоего здесь не было.

– Он готов, – проговорил Семен в трубку. – Хочет личной встречи для передачи сведений. Со мной беседовать не желает.

Нажав кнопку отбоя, психолог бросил тоскливый взгляд на Давыдова:

– Иди.

И Давыдов пошел. Пистолет по-прежнему в руке. Довольно-таки глупо. Не могли похитители Даши не предугадать, что у него есть оружие. Да и вряд ли их этим оружием можно достать. Мало ли что Семен говорит. Может быть, они тоже проекции, а никакие не прыгунцы? Откуда психологу это знать? Но, с другой стороны, лгать ему тоже вроде бы смысла нет. Чем прыгунец лучше проекции?

С трудом разжав вросшие в рукоять пистолета пальцы, Давыдов пошел навстречу похитителю с пустыми руками. Даже нарочито демонстрируя это.

Даша весело болтала с каким-то типом в костюме и прижималась к нему плечом. Мужчина и впрямь был немного похож на Давыдова, но перепутать их можно было только в кромешной темноте. Или в невменяемом состоянии. Даша же выглядела вполне разумной, а на улице стоял белый день. Точнее, белый вечер – солнце опустилось к горизонту, но заходить пока не собиралось.

– Ну, здравствуйте. – Давыдов смутно надеялся, что его разыгрывают.

– Здравствуйте, – отозвался мужчина.

– Ой, Николай, – испуганно выдохнула Даша. – Так что же, правда? Еще один?

Девушка переводила взгляд с одного мужчины на другого и пугалась все больше. Будто бы ее спутник и правда был похож на Давыдова. Хотя Давыдов был уверен – совсем не похож.

– Я не Давыдов, – равнодушно сообщил мужчина, и Даша с ужасом отпрянула. Она, наверное, чувствовала себя как в страшном сне.

– Спи, – приказал девушке незнакомец-прыгунец. – Но не ложись. Будешь спать на ходу.

– Гипноз? – деловито поинтересовался Давыдов, пристально глядя в голубовато-бесцветные глаза незнакомца.

– Психотропные средства, временное внушение, непрямое воздействие на сознание, – проворчал прыгунец. – Будем знакомиться, Давыдов! Я – Панкрат.

– Странное имечко, – вздохнул Давыдов.

– Псевдоним.

– Ясное дело. Мы ведь на вражеской территории. И ты, и я, – заявил Николай. – Знаешь ведь, что я из другой глобулы?

– Слышал такую версию.

– Ну и что дальше?

– А дальше ты расскажешь мне о подпространственном накопителе. И мы разойдемся, – спокойно ответил прыгунец.

– Нет, так дела не ведутся, – криво усмехнулся Давыдов. – А поговорить?

– Мне разглагольствовать некогда. Энергия на мое содержание здесь уходит не очень большая, но риск огромный. Чем дольше период пребывания, тем сложнее вычислить точку обратного перемещения. Это чревато последствиями. Ты должен понимать.

– Да, конечно, – подтвердил Николай. – И все же хочу кое-что объяснить. И кое о чем спросить.

– Спрашивай, – коротко кивнул Панкрат.

– Почему вы не введете мне свою «сыворотку подчинения»? Дашу ведь, наверное, возле метро поймали? Почему ее, а не меня?

– Другой психотип, – осклабился прыгунец. – Мы на своем Давыдове эксперименты проводили. Не подчиняется. А Белова – объект подходящий.

– Стало быть, и у вас Давыдов есть? Вы его как подопытную крысу используете?

Прыгунец зашелся тихим смешком. Выглядело это довольно-таки странно.

– Слышал бы это он, «наш Давыдов»! Скорее мы у него подопытные крысы! Он всеми делами заправляет. А что экспериментировать разрешил – его добрая воля.

– Тоже крутой? – поинтересовался Николай.

В слово «тоже» он вложил иронию. Сейчас он остро ощутил комплекс неполноценности. И в этой глобуле, и там, откуда прибыл прыгунец, Давыдов добился значительных успехов. Один он не нашел ничего лучшего, как преподавать математику пятиклассникам!

Впрочем, Панкрат-прыгунец вряд ли понял душевные переживания Николая. Да они, скорее всего, и не были ему интересны.

– Заведующий одним из научных бюро Альянса, – информировал Панкрат. – Нашему экспедиционному корпусу команды напрямую дает… А мы – элита войск специального назначения.

– Если он такой умный, что же сам не поймет, как накопитель работает? Поразмыслил бы, теорию разработал. Главное ведь знать, что устройство можно соорудить. Это – половина успеха. Потому что если сделал кто-то, можешь сделать и ты…

– Дешевые рассуждения, – бесцеремонно бросил Панкрат. – Ты сам, что ли, накопитель придумал? Схему его Дорошев сконструировал. Отличный физик и хитрый парень – его-то в Москву не заманишь, и антипрыгунцовую пушку он с собой носит всегда. А у нас Дорошев не то что физикой не занимается – школу не окончил. Полное ничтожество, хотя и не бедствует! Ферма у него, свиней пасет. Лучшая инженерная придумка – автоматическая поилка для скота. Сам сконструировал, сам построил.

– Кому-то надо и кормить вас, дармоедов, – справедливо заметил Николай.

Ему не понравилось, как Панкрат отозвался об Андрее. Мало ли чем занимается человек? Хоть и свиней пасет – дело это нужное. А что не стал ученым – не каждому же им быть. Да и обстоятельства, наверное, сложились не лучшим образом. По себе Давыдов знал, что на судьбу человека может повлиять очень многое…

– Кому-то надо, – не стал спорить прыгунец. – А Дорошев в России остался в отличие от нашего Давыдова. Понятное дело, где ему там учиться было? На хлеб зарабатывать нужно.

– Давыдов, стало быть, из России уехал? – переспросил понятливый Николай. О себе, или своих двойниках, ему, конечно, было весьма интересно слушать.

– Еще на втором курсе университета. Землю рыл, чтобы вырваться туда, где можно наукой заниматься. Перевелся в хороший университет, получил грант. И с тех пор наукой занимается по десять часов в день. В остальное время нам команды дает… Большой человек!

– Где же университет? – полюбопытствовал Давыдов. – В Токио?

– В Нью-Йорке. На Лонг-Айленде. Ну да это все не важно. Накопителя у нас нет, и это очень мешает. И об устройстве накопителя ты нам расскажешь, раз уж попался.

– Не расскажу, – покачал толовой Давыдов, дивясь упрямству прыгунца. – Ибо я с ним не знаком.


Панкрат очень нехорошо улыбнулся:

– Мы, стало быть, идейные? И в то, что с нами что-то нехорошее может случиться, не верим?

– Еще как верю, – не принял издевательского тона прыгунца Николай. – Вы у Кручинина своего спросите. Я из другой глобулы…

– А мы вот и проверим. Проверять ведь надо?

– Пожалуйста. Больше того – я вам еще кое-что радостное сообщу. Меня тут до вас коллеги ваши допрашивали. С применением «правдосказа». Он еще не выветрился. Можете проверить.

– Проконсультируюсь, – Панкрат неожиданно прикрыл глаза, словно бы мысленно общаясь с кем-то.

Давыдов посмотрел на Дашу. Взгляд девушки бессмысленно блуждал, а сама она словно оцепенела. Зрелище было не из приятных. А если учесть, что Белова Николаю очень нравилась, его просто жуть пробирала. Даша будто бы потеряла рассудок…

Глаза Панкрата вдруг широко раскрылись, потом моргнули, и он задал вопрос:

– В первую очередь – что за «коллеги» тебя допрашивали? Кто они такие?

– Ну, я с ними хорошо познакомиться не успел. Били они меня много, но это сближению не способствует. Знаю одно – перемещались они сюда в виде ипсилон-проекций. Говорит о чем-нибудь?

– А, узкоглазые, – презрительно скривил губы Панкрат. – Тихоокеанцы, кажется?

– Видимо, так.

– Нехорошо, что они тебя нашли. Даже очень нехорошо. Не думали мы, что они в эту плоскость ходы прорыли. Ну да ладно. По рукам им дадим. Эка невидаль – проекция!

– Ну, как знать, что лучше, – заступился за тихоокеанцев Николай, хотя большой симпатии к ипсилон-проекциям японско-американской державы он не испытывал.

– А ты не умничай, – пригрозил Панкрат. – Мы управу на них найдем. Не сомневайся. С нами нужно работать.

– Ну, кто знает…

Панкрат внезапно дернулся, словно его ударили током, скривился и вдруг резко бросил:

– Санкция на проверку получена. Теперь держись!

Подул ветер, раздался резкий щелчок, и Давыдов вдруг оказался на высоком мосту. Внизу проходили железнодорожные пути. Много путей… Еще щелчок, еще дуновение ветра – и рядом с Николаем возник Панкрат с Дашей на руках.

Прыгунец усмехнулся и, не выпуская девушку, влез на широкие перила моста.

– Как ты понимаешь, толкать меня не стоит. Стрелять – тоже. Попытаешься достать пистолет – я ее бросаю. Сталкиваешь меня вниз – пожалуйста! Девушка летит вниз, а я возвращаюсь домой. Говоришь неправду – я тоже ее бросаю. Такой вот «правдосказ»! Мы у себя в Альянсе в химию не очень верим. Хоть и часто ее используем.

Давыдов судорожно сглотнул горькую слюну.

– Что за дешевые номера? Мы не могли поговорить на прежнем месте?

– Нам «правдосказ» нужен, – глумливо протянул Панкрат. – И мы его имеем. Отвечай быстро и не задумываясь…

«Было это уже, – подумал Николай. – Только раньше меня по пальцам и в грудь молотили. А что хуже – еще неизвестно».

– Год рождения?

– Семьдесят восьмой, – устало ответил Давыдов.

– Где жили последний год?

– В Шахтах.

– Профессия?

– Математик.

– Доводилось ли вам в своей жизни красть?

– Да.

– Что?

– Кукурузу с колхозного поля. Арбузы. Игрушки… Все больше по мелочи.

– Раскаиваетесь?

– Нет.

– Ко мне испытываете теплые чувства?

– Нет.

– Что такое функции Бесселя, знаете?

– Знаю.

– Используется ли принцип пространственного квантования в схеме подпространственных накопителей?

– Не знаю, – твердо ответил Давыдов.

И тут Панкрат едва не выронил Дашу. Давыдов бросился к нему, но прыгунец ловко подхватил девушку, одновременно отпихивая Давыдова ногой. Получилось у него виртуозно, как в постановочной драке.

– Спокойно, гражданин, спокойно!

– Ты что, подонок, ожидал, что я буду кричать: отпусти ее, я все скажу? – потирая ушибленную грудь, возмущался Давыдов.

Он упал на бетонную поверхность моста и поглядывал на Панкрата с откровенной ненавистью.

– Была такая мысль, – расхохотался прыгунец. – Да, видно, ты крепкий орешек!

И тут он исчез, вместе с девушкой, Давыдов бросился к перилам. Упасть этот подлец не мог. Телепортировался куда-то? Темная волна накрыла Николая, и он вдруг очутился там же, где и был – неподалеку от стен Кремля, на набережной Москвы-реки.

Панкрат уже успел усадить Дашу на скамейку, сам устроился рядом.

– Убедился в серьезности наших намерений? – спросил он.

– Я в них и не сомневался. Только зачем же мы обратно вернулись?

Прыгунец проигнорировал вопрос и задал свой:

– Могущество впечатляет?

– Может быть. Только что-то у вас не так, как планировалось, пошло. Иначе зачем бы мы обратно, к людям возвращались?

– Узнаешь, Давыдов, узнаешь… Нашим возможностям нет предела. А если в программе и произошел какой-то сбой, не твоя печаль. Мы могучи!

– Могуч тот, кто ничего не просит у других, – усмехнулся Николай.

– Пистолет отдай, – приказал прыгунец. – Рукоятью вперед.

Давыдов вытащил из кобуры пистолет, борясь с искушением выстрелить, подал его Панкрату. Что толку стрелять? Даже если он попадет, в кустах вполне может скрываться снайпер. Судя по всему, сам Панкрат – мастер рукопашного боя. Как он на мосту, с Дашей на руках, двинул его ногой! Да и у него, кстати, может быть свое оружие…

Действительно, оружие у прыгунца было. Сунув пистолет Давыдова за пояс, он выудил из кармана маленький, похожий на дамский, револьвер с широким дулом.

– Ты, я чувствую, Давыдов, что-то задумал? – спросил Панкрат.

– Да, – не стал отпираться Николай. «Правдосказ» не позволял…

– И что же?

– Пока не знаю, – честно ответил Николай. – Но делать что-то надо. Не сложа руки ведь сидеть? Так вы и Дашу убьете, и меня.

– Так вот, и не пытайся, – жестко заявил прыгунец. – Мы, я думаю, договоримся. Будешь работать на нас, как Кручинин.

– Это вряд ли…

– Так ведь и Кручинин сначала не хотел, – усмехнулся Панкрат. – Добродетельный был молодой человек. В целом.

Только на ерунде попался. Мы ему с мелочи помогли – в институте, на госэкзамене, билет нужный подсунули. Для нас ведь не проблема в закрытую аудиторию переместиться… Как он рад был! Благодетелями нас считал… Потом с работой посодействовали. Узнали, какие качества ценят его будущие руководители, поспособствовали по многим направлениям. Вот он и в ИТЭФе… Выигрыш ему в лотерею пару раз организовали. Что нам стоит несколько шариков в лототроне подвинуть? С помощью маленького робота-прыгунца… А потом и на «мокром» деле его поймали… Вот то же и с тобой будет, Давыдов! Только нам, чтобы тебе верить, сразу компромат убойный нужен. Рассказывай!

– Что рассказывать?

– В чем виноват, чего боишься?

– Да хуже того, что за депутата и ученого Давыдова из этого мира себя выдаю, вроде бы нет ничего…

– Тоже дело, конечно… Но нам интересно в тюрьму тебя посадить, а не разоблачить. Разоблаченный ты нам не нужен… Возьми-ка ты свой пистолет обратно, да и выстрели вон в того молодого человека. Ты не бойся – труп мы сразу в надежное место переправим, как тебя с Дашей на мост. И ни ты, ни ваша милиция знать не будете, где он с пулей в сердце из твоего пистолета лежит… А в нужный момент мы его подкинем куда надо…

Николай задохнулся от негодования:

– Да никогда! И ни за что!

– Жаль, жаль, – сокрушенно покачал головой Панкрат. – Мне бы интересно еще и видеозапись с собой иметь. Надежнее. Но придется без записи. Только с уликами. А выстрелить ведь я и сам могу! Из твоего пистолета, все данные на который в службе безопасности хранятся. Оружие ведь зарегистрированное, не какой-то расточенный газовик…

– Можешь, – согласился Давыдов – А я заявление напишу, что пистолет потерял.

– Это все ерунда, – усмехнулся прыгунец. – Поздно будет писать… И, догадайся, в кого же я выстрелю? Кто пропадет после свидания с тобой? Чей труп будет убедительнее, чем труп постороннего молодого человека?

Давыдов похолодел, а прыгунец приказал:

– Даша, открой глазки!

Девушка очнулась, встряхнула головой.

– Кто вы такой? Как мы здесь очутились, Николай? За Давыдова ответил Панкрат:

– Из-за этого нехорошего дяди тебе, Дашенька, может быть, будет немного больно. Но я постараюсь действовать аккуратно. А вот если бы твой дружок, вместо того чтобы шататься по делам избирателей, занимался наукой, может быть, ты прожила бы немного дольше…

Страсть к театральным эффектам погубила не одного злодея. Вряд ли, впрочем, Панкрат хотел поиграть. Скорее надеялся выжать из Давыдова дополнительные сведения. Лучше иметь послушного ученого, чем человека, который тебя ненавидит. И, может быть, Николай действительно сломался бы, если бы был уверен, что Даша сейчас погибнет. Но его внезапно посетила неплохая идея. Рискованная, но все же дававшая надежду.

Панкрат, наверное, прочитал в глазах Давыдова решимость и понял, что с ним сейчас шутить не стоит. Поэтому начал поднимать в сторону математика свой короткоствольный револьвер. Свое оружие привычнее, чем мощный, но незнакомый пистолет. Николай оказался быстрее – ведь он действовал под влиянием порыва.

Крепко схватив Дашу за руку, Давыдов буквально сорвал ее со скамейки, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Повернулся к кремлевской стене и побежал, сжимая девушку за локти, закрывая ее своим телом.

Наверняка похитители не ожидали такого маневра. Только глупец мог бежать в тупик, к глухой стене высотой в несколько десятков метров. Любой нормальный человек должен был попытаться скрыться в толпе, спрыгнуть в реку… Поэтому снайпер, сидящий с коротким ружьем на соседней лавочке, спохватился поздно. Он был уверен, что успеет выстрелить всегда. Да и Панкрат не спешил стрелять. Рванулся было в одну сторону и уж потом побежал следом за Николаем.

Давыдов же в несколько прыжков преодолел метров двадцать, приближаясь к Кремлю. И тут нервы у Панкрата сдали. Хотя прыгунец мог догнать Николая с девушкой, а затевать стрельбу в таком месте вряд ли уместно, он решил укоротить прыть жертв. То ли он начал что-то подозревать, то ли сработал рефлекс охотника…

Раздался грохот, грудь Давыдова обожгла резкая боль. Его швырнуло на землю. Мир погрузился во тьму.


Когда Николай пришел в себя, вокруг него суетилось человек двадцать. Даша стояла неподалеку на коленях и всхлипывала. На нее никто не обращал внимания.

– Николай Васильевич! Николай Васильевич! – в который раз повторял сержант-милиционер, держа в руках его депутатское удостоверение, – видимо, достал из распахнутого пиджака.

– Да, это я, – выдавил из себя Давыдов, поворачивая голову.

Движение отозвалось болью во всем теле. Но резкой боли от ранения Николай не ощущал. Боль была распределена относительно равномерно.

– В вас стреляли? Кто? Куда они делись?

В это время рядом с толпой зевак невесть откуда появились люди в черных костюмах, галстуках, с непроницаемыми лицами.

– Господин Давыдов? – осведомился один из них, забирая депутатское удостоверение Николая у милиционера. – Пойдемте с нами. Вы один?

– С девушкой, – кивнул на Дашу математик. Похоже, подоспели родные спецслужбы. Лучше уж попасть в руки к ним, чем оказаться в лапах прыгунцов!

Молодой сержант подбежал к безопасникам.

– Нашел на земле! – объявил он, демонстрируя пистолет Давыдова.

– Это мой, – заявил Николай. Отпираться было бессмысленно – все равно проверят и узнают.

– Стреляли вы?

– Нет, не я. У меня обойма цела.

Один из молодых людей в черном тут же аккуратно вытащил обойму, еще более аккуратно извлек патрон из ствола и кивнул:

– Похоже, этот пистолет в деле не был.

– Пойдемте, быстрее, – поторопил мужчина лет пятидесяти, двумя пальцами подхватывая оружие и передавая его кому-то младше по званию. – У нас вы будете в безопасности.

Давыдов с Дашей поспешили за своими спасителями (или пленителями?). Рядом словно по мановению волшебной палочки оказались две черные «волги». Скорее всего, сотрудники спецслужб приехали на этих автомобилях, но до этого Николай машин не замечал.

– Полковник Матвеев, – представился руководитель группы. – Федеральная служба безопасности. На вас напали прыгунцы?

– Да, – Николай удивился осведомленности полковника.

– Какая наглость! – коротко бросил Матвеев. – Буквально в щели лезут…

– Все вокруг закрыто? – спросил Давыдов.

– Ну, почти все. Москва-река – нет. Вот они и воспользовались. Нужно срочно смонтировать еще один генератор. Сделаем это сегодня же.

Давыдов понимал, о чем говорит полковник. Собственно, его догадка и спасла жизнь Даше, позволила ему уйти от прыгунцов.

Еще когда Кручинин рассказывал Николаю о том, почему прыгунцы не могут проникнуть на территорию института, математик взял на заметку – аппаратура для их сдерживания существует. И уж если Институт теоретической и экспериментальной физики закрыт от вторжения прыгунцов, разумно предположить, что Кремль, резиденция высших государственных лиц, также должен быть недоступен для ушлых пришельцев из других миров. И Дом Правительства. И здание Думского Собрания. И министерства. И штабы.

Когда Николай бросился бежать, Панкрат держал в руках свое оружие. То самое, о котором с восхищением говорил Кручинин. С прыгунцовыми пулями, исчезающими из нашего мира бесследно. На это и рассчитывал Давыдов. Он бросился к Кремлю, чтобы оказаться у его стены под защитой от прыгунцов и их пуль – пуль из другого мира.

Рисковал ли он? Конечно. Его могли догнать. Могли подстрелить на ходу. Могли применить его собственный пистолет. Но боевые инстинкты Панкрата возобладали над разумом, и он выстрелил, не слишком хорошо подумав.

Пуля вошла в зону действия «антипрыгунцового поля», и была вышвырнута из нашего мира. Скорее всего, не туда, откуда она пришла, а в неведомые края. Возможно, в пространство между вселенными.

Это колебание суперструны нашей Вселенной породило цепную реакцию. Нестабильные возбуждения, которыми и являлись прыгунцы, также отправились бродить по другим струнам. Панкрат в последние мгновения своей жизни, вполне возможно, успел увидеть пространство, где нет и не может быть никакой жизни, где собирают энергию под-пространственые накопители, секрет которых он так мечтал узнать.

Впрочем, это все домыслы. Может быть, его просто разорвало на части. Или выбросило-таки в его мир. В конце концов, сам Панкрат в контакт с «антипрыгунцовым полем» не входил.

Давыдов искренне радовался тому, что его подготовки, полученной за несколько часов чтения документов ИТЭФа, хватило для того, чтобы сделать выводы, позволившие надеяться на защиту у стен Кремля. Воистину знаний лишних не бывает, а умение применить их нужно всячески развивать!

Что касается наличия самого поля возле стены… По большому счету полем могло быть прикрыто только внутреннее пространство Кремля. Но это не очень разумно. Ведь в таком случае любой прыгунец мог материализоваться в городе, добыть обычное оружие, переместиться на кремлевскую стену и палить оттуда вниз, сколько захочется… А уж если полем охвачены стены, то благодаря краевым эффектам будет прикрыта и часть пространства снаружи…

«Волга» въехала в Спасские ворота Кремля.

– Мы с вами побеседуем и отпустим, – пояснил полковник Матвеев. – Это не задержание и не допрос. Ваш статус депутата не нарушается. Или вы требуете присутствия адвоката? Или руководителя фракции?

– Какой уж тут статус, – усмехнулся Давыдов. – Я уж и не знаю, где теперь буду в безопасности! Спасибо хоть приютили на несколько часов. Я бы тут у вас и остался…

– Вы остановились в гостинице «Москва»? Или у вас есть в городе квартира? Или вы гостите у друзей?

– Нет, я живу в «России».

– Гостиница «Россия» полностью прикрыта энтропийными полями. Там останавливается очень много высоких гостей. Руководители областей, главы городов. Те же депутаты. Так что в гостинице ничего не бойтесь. А на улицах я рекомендовал бы вам заказать охрану…

– Сам я ничего не боюсь. Они ведь напали на Дашу… Полковник вздохнул. Женам, а тем более подругам депутатов федеральная охрана не полагалась.


После не очень продолжительной беседы с работниками кремлевской службы безопасности Николай и Даша отправились в гостиницу. Было уже не до театров и не до магазинов. Пистолет Давыдову вернули, но он уже подумывал над тем, чтобы сдать его Савченко от греха подальше. Личное оружие может очень пригодиться для защиты от уличных хулиганов. Но если на тебя объявлена охота, пистолет, конечно, не поможет.

По дороге Давыдов выбросил в урну купленный только сегодня мобильный телефон. Электроника полностью выгорела, схемы и пластмассовые панели даже сплавились. Вряд ли фирма-производитель согласилась бы ремонтировать аппарат с такими повреждениями. Ясно было, что телефон попал под удар жесткого пучка излучения или оказался в зоне действия электромагнитной бомбы. На функционирование в таких условиях он рассчитан не был, и претензии к фирме предъявлять глупо.

По всей видимости, действие энтропийных полей, особенно при взаимодействии их с прыгунцовыми объектами, не шло на пользу не только телефонам и прочим электронным приборам, но и здоровью человека. Лучше, однако, слегка облучиться, чем попасть под пулю. Без прыгунцов энтропийные поля наверняка не приносили вреда здоровью. Иначе их присутствие в Кремле не допустили бы медики.

– Как ни странно, я такая голодная! – призналась Даша. – Может быть, поужинаем где-нибудь?

– Обязательно. Знаешь, оставайся сегодня у меня…

– Я, может быть, боюсь, – робко улыбнулась Даша.

– И правильно, – начал Давыдов, а потом рассмеялся и уточнил: – Чего боишься?

– Тебя, – стрельнула в него глазами девушка.

– Нет, я серьезно… В доме твоего отца нет антипрыгунцовых устройств. А в гостинице ты будешь под моей защитой.

– Посмотрим, – тихо ответила Даша. – От этих людей ты убегал, когда я тебя встретила?

– Нет, от других. Но они хотели добиться от меня почти того же самого, что и те.

Даша странно взглянула на Николая. Видно, мысли ее витали сейчас где-то далеко.

– Добиться от тебя? – переспросила девушка.

– Может быть, я не совсем верно выразился… Получить информацию.

– Почему бы им не обратиться к хранителям знаний? Тем, кто имеет доступ к документам? Например, ко мне?

– Видишь ли, в архивах и библиотеках можно найти только статьи. Теория суха, для ее применения нужен опыт. Которого у меня, к счастью, пока нет. Передовые разработки излагаются на бумаге схематично. Иногда даже намеренно. Пишут одну формулу, другую и объявляют: второе получается из первого путем несложных преобразований. Зачастую эти преобразования – на три страницы…

Молодые люди подошли к западному входу в гостиницу. Отсюда ближе всего было до крыла, где остановился Николай.

– Где будем обедать? – спросил Давыдов. – В гостинице, наверное, должны бьггь рестораны. Или закажем еду прямо в номер?

– Может быть, приготовим что-то сами? – предложила Даша. – Там есть кухня?

– Даже кипятильник воткнуть некуда. Нормальных розеток нет, телевизор и холодильник включаются какими-то особыми вилками. Правила противопожарной безопасности.

– Тогда пойдем в ресторан. Но сначала – нам хотя бы умыться!

Николай был непричесан, но в остальном выглядел прилично. Новый костюм не так-то просто извозить в грязи до неузнаваемого состояния. А вот длинное платье Даши было порвано в двух местах. К счастью, не слишком заметно.


Ближе к вечеру в холле прибавилось длинноногих девушек в ярких, вызывающих нарядах, они внимательно оглядывали возвращающихся после тяжелого рабочего дня постояльцев отеля. Дашу смерили высокомерными и крайне недоброжелательными взглядами. Кое-кто из красоток решил, что подруга Давыдова отбивает у них клиентуру. Тем более по состоянию ее платья можно было предположить, что ночевала она на вокзале.

– Обратно тебе тоже лучше возвращаться со мной. Могут быть неприятности, – усмехнулся Николай. Даша оглядела «соперниц» и фыркнула:

– Неужели я на них похожа?

– Совсем нет. Ты гораздо симпатичнее и свежее, хотя сейчас и устала. Именно поэтому они с такой яростью на тебя смотрят.

Дежурная по этажу не позволила себе никаких вольностей. Если постоялец приводит гостей – это его право. И сколько они будут у него задерживаться – его дело. Тем более когда гость – депутат.

Глядя мимо Давыдова, дабы не выдать своих чувств, дежурная бесцветным голосом сообщила:

– Вам пакет из секретариата Думского Собрания.

– Спасибо, – кивнул Николай, забирая почту. Пакет оказался плотным, коричневым.

– Что бы это значило? – спросил Давыдов Дашу. – И откуда они знают, где я остановился?

– Документы, наверное, – пожала плечами девушка. – А узнать, где ты зарегистрировался – дело двух минут. В каждой гостинице компьютерные базы данных.

Николай принялся на ходу разрывать конверт.

– Если ты собираешься готовиться к заседанию, вместо того чтобы уделить время мне, я уеду к отцу, – объявила Даша. – Умоюсь, пообедаю – и уеду.

– Нет, ну интересно же, что там… Давыдов вынул из конверта несколько разноцветных листков.

– Ты посмотри! Билеты на самолет до Улан-Удэ… Два билета в салон первого класса. Между прочим, на завтрашний вечер…

– Любопытно, – хмыкнула Даша. – Презент от Гнилорыбова, который не захотел, чтобы ты летел его чартерным рейсом?

– Тут вот еще какие-то бумажки, – заметил Николай. – Сейчас разберемся… Бланк заказа! Ты знаешь, их заказывал я… Вот и подпись. Еще две недели назад.

– Поздравляю.

– То есть это вовсе не я заказывал. А прежний Давыдов, – наконец сообразил Николай. – Естественно, я не знаю зачем. Наверное, он собирался быстрее попасть на границу с Монголией.

– Наверное, – вздохнула Даша. – Я – в душ. А ты пока пробегись по этажам, посмотри, где кормят вкуснее… Или вот в папке посмотри. Тут всякие рекламные проспекты лежат. И ресторанные в том числе.


В закусочном зале ресторана «Боярский» было тепло и уютно. Темные дубовые столы, кресла с резными спинками, тяжелые парчовые занавеси на окнах. Стойка бара – вполне современная. Выбор блюд разнообразный.

Давыдов заказал для себя и для Даши блины с белужьей икрой, копченого лосося, отварной картофель и овощной салат ассорти. Только для того чтобы расслабиться после всех волнений, Николай попросил и две стограммовые стопки водки. Классической, русской. Любопытно, что в «боярском» зале подавали и виски, и разнообразные коньяки, а карта вин занимала листов пять.

Даша, как всегда, мягко пыталась протестовать против расточительства Николая. Где это видано – блины с икрой!

Да еще в одном из самых дорогих ресторанов столицы… Но Давыдов только усмехался:

– Мы с тобой сегодня, считай, родились заново… Как, кстати, пришлось… Почти что с твоим совпало…

Николай только сейчас вспомнил, что у Даши завтра день рождения. Сегодня он собирался пройтись с жй по магазинам, выяснить, что девушке нравится, и потом потихоньку купить подарок. Но со всеми похищениями и беготней было неудивительно забыть о дне рождения вовсе.

– Денег-то у тебя на икру хватит? Или занять? – прищурившись, спросила Даша. Николай засмеялся:

– Мне только мобильный телефон купить нужно. Думаю, дорогой брать не стоит. Все равно ненадолго. А командировочных я больше тысячи получил. Должно хватить.

Пресные блины с икрой оказались очень вкусными. Собственно, икра сама по себе совсем неплохой продукт, и хорошо приготовленные блины с маслом большинству людей нравятся. Так что нет ничего удивительного в том, что их сочетание радует гурманов.

Копченый лосось с молодым картофелем тоже пошел на ура. Давыдов даже заказал себе вторую порцию. Даше хватило и одной.

– Как ты считаешь, может быть, кто-то очень не хотел, чтобы я полетел в Улан-Удэ? – обратился к своей спутнице Давыдов, когда первый голод был утолен.

– Может быть, – мурлыкнула Даша. Щеки ее раскраснелись, темные глаза поблескивали в свете большой люстры.

– А прежнего Давыдова и убрали потому, что он мог узнать что-то интересное на месте событий?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – А что ты там можешь узнать?

– Если бы я знал, что могу узнать, и лететь бы никуда не пришлось – ответил Николай.

– А зачем тебе два билета? – взмахнула ресницами Даша. Сразу было видно – вопрос этот ее волновал.

– Наверное, тот Давыдов хотел полететь с кем-то, – предположил Николай. – Может быть, с Викой Ореховой. Кстати, ты не хочешь полететь со мной?

– На месте Ореховой? Не хочу, – обиженно фыркнула девушка.

– При чем здесь Орехова…

Давыдов достал билеты и принялся изучать их, хотя Даша при одном взгляде на разноцветные бумажки раздражалась все больше. Хоть и заказывал их другой человек, и было это давно, сама мысль о том, что ее Давыдов собирался лететь в Сибирь с другой девушкой, была не слишком приятной для нее.

– Ты знаешь, а билеты-то на разные рейсы, – сообразил наконец Николай. – Один самолет вылетает в шесть вечера, а другой – в девять. Тот, что в девять, до Улан-Удэ, а шестичасовой – во Владивосток, с посадкой в Улан-Удэ.

– Странно, – заметила Даша.

– То-то и оно, что странно. Если боишься опоздать на рейс, возьми билет на тот, что позже. Заказывать два билета сразу как-то не очень разумно…

Даша задумчиво взяла двумя пальчиками маслину из овощного салата и откусила половинку.

– В том случае, если ты не хочешь замести следы.

– Действительно.

– Но два билета – довольно-таки жалкая хитрость. Особенно если они заказаны за две недели. Кому надо, может навести справки в секретариате или в компании, осуществляющей перевозки…

Давыдов, задумавшись, постукивал вилкой по пустой тарелке. Заметив это, к столику устремился официант.

– Угодно что-то еще?

– Кофе, пожалуй, – попросил Николай. – И счет. Поздно уже…

– Мы работаем всю ночь, – поспешно заявил работник ресторана, не желавший терять выгодных клиентов.

– На ночь у нас совсем другие планы, – спокойно сообщила Даша.

– Да, да, конечно, – кивнул официант и убежал за кофе.

Из-за опущенных штор трудно было сориентироваться во времени. Посмотрев на часы, Николай обнаружил, что перевалило за полночь.

– Тебе не кажется, что в меня стреляли те, кто не хотел, чтобы я подобрался к Монголии на достаточно близкое расстояние? – продолжил он прерванный из-за официанта разговор. – Тогда, дома, с крыши? С гостями из других глобул все более или менее ясно…

– Ты имеешь в виду стрельбу на проспекте Стачки? Когда террориста так и не поймали?

– Именно.

– Что ж, может быть, – пожала плечиками Даша. Тебя это все еще волнует?

– Конечно. Или там тоже были прыгунцы?

– Скорее всего.

– А Дорошев полагал, что на меня покушались те, кто знал о моем статусе. То есть о том, что я – перемещенный Давыдов. Сотрудники ИТЭФа.

– Дорошев – своеобразная личность. Насколько я его знаю. А знаю я его больше по сплетням. Близко мы никогда не были знакомы.

– И хорошо, что не знакомы, – улыбнулся Николай. – Как ты думаешь, разумно ли мне пользоваться билетами, о заказе которых все знают?

– С одной стороны, хочется сказать «нет». С другой – не взорвут же твои недоброжелатели самолет?

– И все же я хотел бы добраться туда альтернативным транспортом. У тебя есть телефон Гнилорыбова?

– Откуда? – рассмеялась Даша. – Я и видела его всего два раза.

– А почему ты смеешься?

– Да потому, что в первую нашу встречу он настойчиво просил мой телефон. Несмотря на то что женат и имеет двоих детей.

– И что же, ты дала?

– Нет. И его не взяла. Но, думаю, у Ляны мы узнаем все, что нужно.

– Мне, правда, теперь не очень хочется лететь с ним в одном самолете. Как бы я его не придушил…

– Не за что душить, – улыбнулась Даша. – Я сейчас звоню Ляне.

После коротких переговоров с подругой и ее мужем телефон Гнилорыбова был записан. Николай быстро созвонился с ним и договорился о том, что чиновник возьмет его в свою компанию. Правда, тот летел только до Иркутска, но так вдохновился предложением Давыдова, что обещал поспособствовать в выделении вертолета для его дальнейшей транспортировки. Это было даже намного лучше, чем прямой рейс до Улан-Удэ. Тем более что испытательный полигон находился не в столице Бурятии, а километров на сто южнее, рядом с границей. И до него все равно нужно было добираться на перекладных.

После того как переговоры по телефону закончились, к столику подошел официант, ненавязчиво подавая счет на двести двенадцать рублей пятьдесят копеек. И скромно отошел в сторону, всем своим видом выражая почтение перед тем, кто способен выложить подобную сумму, для многих людей равную месячному заработку.

– Тут ведь и на чай полагается? – озаботился вдруг Давыдов. – Сколько? Десять процентов от счета?

– Дай ему двести пятнадцать рублей. Без сдачи. И хватит. Или двести двадцать.

Давыдов извлек из бумажника четыре хрустящие купюры, две по сто и две по десять. И, поглядев еще раз на официанта и редких пьяноватых посетителей ресторана «Боярский», решил, что впредь все же будет осмотрительнее тратить деньги. Не из-за жадности. Просто свободным средствам можно найти лучшее применение. Голодающих в Евразийском Союзе вроде бы нет. Но это не значит, что нет нуждающихся и тех, кому необходима помощь.


В полутемном номере с гуляющими бликами уличной подсветки Давыдов долго искал выключатель.

– Что ты возишься? – спросила Даша. – Готовишь мне какой-то сюрприз?

– Сюрприз? Нет, ничего я не готовлю… Просто не пойму, где здесь включается свет. Вроде бы выключатель был здесь, а сейчас нет.

– Случается и не такое, – протянула Даша. – Может, тут и не выключатель вовсе, а шнурок?

– Нет, выключатель…

Николай пошарил по стенке еще некоторое время, после чего вспыхнул свет.

– Оказывается, он гораздо ниже, чем я предполагал. Даша загадочно улыбалась. Николай воспринял ее улыбку по-своему.

– Так чем ты собиралась заняться после ужина? Официант, помнится, бежал от нашего столика без оглядки…

– Я собиралась спать, – невинно похлопала глазами Даша. – Очень устала. А ты что думал?

– Ну, не знаю… Может, в карты сыграем? – выдал Николай. И вовремя удержался, чтобы не добавить: «На раздевание».

– Странный ты какой-то, Коля, – засмеялась девушка. – Ты что, не наигрался сегодня? В гораздо более интересные игры?

– Это чтобы не заснуть, – нашелся Николай.

– Я как раз таки и хочу уснуть как можно скорее. Полагаю, как джентльмен ты уступишь мне кровать? С другой стороны, тебе будет трудно поместиться на диване, да и на полу мало места…

– А, может быть, мы поместимся на кровати вдвоем? – с надеждой предположил Давыдов.

– Нет уж, Николай. Я девушка порядочная, после недели знакомства в постель с молодыми людьми не ложусь. Даже если они только что меня спасли, и даже если между нами будет лежать обнаженный меч. А у тебя и меча нет…

– Зато я не могу солгать. Я не буду к тебе приставать. Правда-правда.

– Наверное, ты все-таки приходишь в норму, – опять засмеялась Даша. – То есть обретаешь способность врать. Или так устал, что и правда ни о чем постороннем думать не можешь?

– Да я и сам не знаю…

– Ну вот видишь? А уж если ты в себе не уверен, как я могу знать, не потянется ли ко мне ночью твоя мощная длань? Ты и так мне синяков наставил, когда с лавочки скидывал…

Даша прошлась по комнате, хозяйским взглядом окинула казенное имущество.

– Ладно, покрывало я у тебя реквизирую, спать буду на диване. А ты уж отдыхай полноценно.

– Зачем? – вяло воспротивился Николай. – Я и на полу посплю…

– Голый? Или в костюме? Уволь меня от этих душераздирающих зрелищ. На ум сразу приходят истории о заблудшем и пьяном муже. Тебе костюм мять нельзя. К тому же мне на диване будет нормально, я маленькая, а ты не поместишься. А я уж посплю в платье. Все равно мятое. Или еще лучше в твоей рубашке. У тебя их полдюжины, подаришь одну мне. А не подаришь – я временно попользуюсь. Все. Гасим свет – и никаких разговоров.

Девушка щелкнула выключателем, и спустя пару минут Давыдов с легкой душой упал на кровать. Удивительно, но крамольные мысли его не мучили. Он сразу провалился в глубокий омут сна с погонями, перестрелками и одновременным решением сложных математических задач.


Вопреки ожиданиям, обсуждение вопроса о войне – точнее, о разрешении правительству объявлять чрезвычайное положение в Прибайкальском военном округе – не вызвало бурной полемики. Фракции давно определились с позициями, убеждать кого-то вряд ли имело смысл. Короткие прения оживились только с выступлением депутата Скорнякова.

– О потерях наших войск думает народная партия, – не упустил случая поддеть коллег Виталий Алексеевич. – О жертвах среди мирного населения – правозащитники. О влиянии конфликта на экономику – промышленники. Но кто подумает о бедных зверушках? Кто защитит флору и фауну зоны возможного конфликта? Орлы и тарбаганы, волки и зубры, тысячи четвероногих, пернатых и пресмыкающихся окажутся под угрозой… Я предлагаю создать чрезвычайную экологическую комиссию и направить ее в зону конфликта.

Как ни странно, прошли оба предложения. И о поддержке действий правительства, и о создании экологической комиссии. Фракция Скорнякова одержала крупнейшую победу в своей истории, остальные депутатские группы смогли продемонстрировать независимую позицию и в чем-то пойти на уступки избирателю. Да, мы будем воевать, но проследим, чтобы война не причинила вреда никому. В том числе и зверушкам. Уж если о тарбаганах думаем, то о людях тем более не забудем.

После заседания Давыдов разыскал Скорнякова и протянул ему билеты на самолет до Улан-Удэ.

– Жертвую в пользу членов экологической фракции. Вы, наверное, вместе со мной и с Гнилорыбовым полетите?

– Нет, я задержусь на денек, – ответил Скорняков, недрогнувшей рукой принимая билеты. – Ружья нужно почистить, подготовиться… А с оружием не пустят в обычный самолет. Мы какой-нибудь лайнер зафрахтуем. С этими билетами я помощников вперед пошлю – обстановку разведать, общественное мнение подготовить.

– Ружье вам зачем? – рассмеялся Давыдов. – Тоже воевать собрались?

– Воевать не воевать, а лося какого-нибудь под шумок подстрелить. Если пресса что разнюхает, на войну спишем.

И на происки конкурентов. Да еще и историю сочиним, как мы этого лося спасали, своими телами закрывали, а военные с вертолета из крупнокалиберного пулемета расстреливали.

– Ну уж из крупнокалиберного…

– Вы бы видели, как мой «мосберг» бьет. Только что не очередями…

Довольный Скорняков помчался разыскивать помощников. Их ждали две новости: отдыхать и возвращаться в семью сегодня не получится, но и лететь на Байкал придется не в грузовом самолете, а первым классом. Почти что туристическая экскурсия.

А Давыдов поспешил в гостиницу.


Даша сидела на диване, поджав ноги, и смотрела телевизор. Вид у нее был грустный.

– Мне было тоскливо, – сообщила она. – Мог бы и почаще звонить…

– Ты же сама в последний раз сказала, что заряд телефона заканчивается, – попытался оправдаться Николай. – И все равно я набирал тебе на каждом перерыве! Купил в одиннадцать утра телефон и сразу позвонил!

– Мог бы и с заседания позвонить. По телевизору показывают – чем только депутаты во время обсуждения вопросов не занимаются…

– Еще раз извини. С днем рождения, Дашенька!

– Вот именно, – капризно надула губки девушка. – Ночью не поздравил. Сегодня не поздравил. А я сижу одна, вместо того чтобы есть свой праздничный торт.

– Торт, я думаю, будет вечером. И с Ляной еще встретишься, и с отцом. Как только я уеду, здесь, полагаю, станет спокойнее.

– Может быть, и я хочу поехать с тобой, – заявила Даша.

– На войну? Категорически исключено. Да и билеты я твоему другу Скорнякову отдал.

– Ну уж нет… Около тебя я все время быть не смогу, а Гнилорыбову не доверяю. Пусть у него и двое маленьких детей.

– Ты мне доверяй, – рассмеялась Даша. Но получилось у нее не очень весело.

Давыдов между тем достал из купленного сегодня же кожаного портфеля черную бархатную коробочку.

– Спасибо, Николай, – поблагодарила девушка, принимая бархатный футляр. – Я тронута.

– В каком смысле? – даже обиделся Давыдов. – Ты ведь еще не посмотрела, что я тебе дарю…

– Не посмотрела, но знаю. Алмазное колье за три тысячи четыреста рублей, Пятьсот рублей внес наличными, на остальную сумму оформил кредит.

У Николая на пару мгновений отвисла челюсть, но он быстро справился с собой:

– Откуда ты знаешь?!

– А ты как думаешь?

– Я думаю, ты шпионка… Нет, это сон… А вообще, я не знаю, Дашенька…

– Спасибо за комплимент, – грустно улыбнулась девушка. – Еще версии?

– Скорняков подглядел, что я покупаю, и позвонил Ляне. А она позвонила тебе. Хотя нет. Что Скорняков, идиот, говорить жене такие веши? Она у него потребует то же самое, скорее, что-то получше…

– И опять не угадал. Телевизор смотреть надо, – объявила Даша.

– И что же?

Даша переменила позу, опустив ноги на пол. Коробочку положила рядом с собой:

– В самой желтой передачке, «Пиковый валет», по ТВ-8, анонс прошел. «Что покупают наши депутаты»… Анонс анонсом, но крупным планом показали, как ты это колье выбирал. Порадовал лестный отзыв о себе из твоих уст: «Невысокая, черненькая, носик изящный, лоб чистый, фигурка хорошая»… Скажи мне, какое значение имеет фигура для выбора колье? И почему ты не мог описать меня более возвышенно? Да и вообще, как мог обсуждать меня с этой рыжей девицей из магазина? Точнее, крашеной? Она ведь не рыжая, а крашеная! А ты с ней еще любезничал!

Николай почувствовал, что краснеет как рак. Неужели все его действия снимались?

– И за шесть тысяч зря колье не взял. Оно лучше было, – продолжала Даша. – Хотя не надейся слишком – я, может быть, и эти бриллианты еще не возьму. Слишком подарок дорогой. Ко многому обязывает.

– За то колье, что шесть тысяч стоит, нужно было тысячу сразу внести. У меня не было, – пробормотал Давыдов.

– И все ты туда же, Николай, – чуть не плача, выговорила девушка. – Как ты не поймешь, что мне дорогие подарки не нужны? Купил бы букет цветов – и ладно… А ты и сейчас без букета. Стыдишься, что люди увидят, что ли?

Николай тяжело вздохнул:

– Спешил я. Не знаю, где здесь цветы продают.

– А бриллианты зачем брал?

– Может быть, и не увидимся больше. Может, это мой прощальный подарок. Я ведь от чистого сердца…

И сказал он это так серьезно, что Даша сразу оттаяла и ответила:

– Все нормально, Коля. Спасибо тебе большое. Просто я на нервах вся. А тут еще такая передача. Надо же, какие дряни!

– Да как им, вообще говоря, удалось меня снять? – возмутился Давыдов.

– Мало ли… Скрытую камеру поставили – это ясно. Продавщицу подкупили. Своего человека в магазин внедрили. Цель оправдывает средства. Такой сюжетец подороже стоит, чем мое колье… Компромат. Правда, удивительно, что они тебе его сначала не предложили. Видно, кто-то из врагов Давыдова им заранее заплатил…

– Криминал-то здесь какой?

– Криминала никакого, – улыбнулась Даша. – Иначе они в прокуратуру пленку передали бы, а не по телевизору крутили.

Просто, чтобы купить это колье, учителю из средней школы придется два года без перерыва работать, всю зарплату откладывать. А депутаты промышленной фракции позволяют себе каждый день такие покупки делать. Даже из Думского Собрания не выходя. Откуда доход? Психология.

– Да уж не ворую! Я ведь гонорары за изобретения получаю, зарабатываю, опять же, неплохо!

– Кому это интересно, Давыдов? Все уверены, что если депутат позволяет себе такие траты, то берет взятки. И даже если нет – тот факт, что ты зарабатываешь в десять раз больше избирателей, уже раздражает. Честно ты получаешь эти деньги или нечестно – какая разница? Избиратель, он человек непредсказуемый… Впрочем, ладно, не бери в голову. Что было, то прошло.

Даша взяла с дивана коробочку и открыла ее. Бриллианты полыхнули в ярком свете заходящего солнца всеми цветами радуги.

– Красиво, – тихо вымолвила девушка. – Правда, красиво. По телевизору оно выглядело совсем не так празднично…

Она застегнула колье на шее.

– Носи на здоровье, – Николай прижал девушку к себе и неожиданно поцеловал ее в губы. Даша не стала возражать.


На государственном автомобиле со штатным охранником Давыдов завез Дашу к отцу отмечать день рождения. Зашел на минуту в гостиную, поздоровался с Дашиным отцом. Тот оказался совсем нестарым мужчиной с тяжелым подбородком, крупным носом и слегка волнистыми волосами. Внешне дочь на него походила мало, хотя какое-то едва уловимое сходство все же угадывалось.

Николай получил свой кусок торта, пообещал съесть его в дороге и помчался во Внуково. Самолет Гншюрыбова уже стоял на взлетно-посадочной полосе.

Водитель выставил на крышу мигалку на магните и выжимал из двигателя «волги» все, на что тот был способен. Машина неслась по шоссе со скоростью сто пятьдесят километров в час. Охранник поддерживал по рации связь с постами дорожной полиции, которые по мере возможности создавали автомобилю «зеленый коридор».

К аэропорту примчались, когда уже совсем стемнело. В сопровождении служащего аэропорта с погонами подполковника Давыдов рысью преодолел несколько десятков метров до самолета и поднялся в салон. Трап тотчас же убрали, и самолет начал выруливать на линию разгона.

Гнилорыбов с коллегами были в приподнятом настроении. Давыдова ожидали, не скучая. На нижней полке сервировочного столика, разместившегося между кресел, можно было увидеть три пустые коньячные бутылки. Четвертая, наполовину пустая, стояла на столешнице. Легкие закуски были приготовлены в основном из морепродуктов. Исключение составляло огромное блюдо с нарезанным лимоном. Столько порезанных лимонов зараз Давыдов прежде не видел.

– Присоединяйтесь, Николай Васильевич! – обрадованно закричал Гнилорыбов.

– Может быть, перейдем на «ты»? – сразу же предложил Давыдов.

Не то чтобы математик очень хотел поближе сойтись с заместителем председателя комитета по рыболовству. Просто отчество Гнилорыбова он так и не удосужился узнать. Помнил, что его зовут Виктор. А ведь считалось, что они хорошо знакомы!

– Конечно, Николай! – хлопнул по плечу Давыдова Гнилорыбов. – Знакомься с моими сотрудниками!

Кучерявый черноволосый парень, лицо которого было знакомо Николаю, уже разливал по рюмкам остатки коньяка. Другой, худощавый, рыжий, откупоривал пятую бутылку.

– Борис, Анатолий, – представил своих заместителей Гнилорыбов. – Павел, Реваз, Вадим… Еще Борис и Руслан.

Давыдов жал руки, улыбался. Рыболовы ему в общем нравились. Жулики, но обаятельные.

– Борис из Сочи, – кивнул на кучерявого Гнилорыбов. – Вы ведь живете по соседству?

– Почти, – улыбнулся Николай. – Несколько сотен километров. У нас хоть и юг, но не такой южный…

– В таком случае за Дон и Кубань – поднял рюмку находчивый Павел. Была его очередь говорить тосты.

Присутствующие одобрительно загудели. Выпили, взяли по кружочку лимона, убывание которого с огромного блюда было почти незаметно.

– Пробуй семгу с лимоном, – предложил Николаю Гнилорыбов. – Отличный вкус, даже под коньяк, хотя некоторые коньяк рыбой не закусывают!

Самолет загудел и резко начал разгоняться. Вадим завалился на кресло, остальные благополучно удержались.

– За пятый океан, в пределы которого мы вступаем! – провозгласил тост рыжий Анатолий.

Все снова опрокинули рюмки. Николай подумал, что даже при небольших объемах питейных сосудов выдержать такой темп будет непросто. Рыболовы явно не собирались прибывать в Иркутск в осмысленном состоянии. Наверное, и ночевать многие останутся в самолете…

Потом пили за Волгу и реки ее бассейна, за Енисей, за Ладогу, за Балтийское море и мелкую рыбешку, без которой не было бы промышленного рыболовства. Выпили и за Камчатку, поставляющую стране таких замечательных крабов (Анатолий, шевеля руками и усами, очень похоже изобразил краба), и за самих крабов. Крабами же и закусили.

Нетвердым голосом провозгласили тост за Северный Ледовитый океан (под водку, так как восьмая бутылка коньяка закончилась, а девятую не нашли). Потом Борис начал петь, а Вадим и Павел побрели к креслам, несмотря на протестующие заявления Анатолия – признанного тамады. Николай пристроился подальше от сервировочного столика и задремал Веселье в салоне самолета с переменным успехом продолжалось.


В Иркутске приземлились рано, однако солнце уже взошло. Помимо того что самолет был в пути несколько часов, он летел навстречу рассвету. На аэродроме суетились хмурые люди с заспанными лицами. Радости встречать высокую комиссию с утра пораньше им не было никакой. Но высокие чины это скрывали, а технические работники только что не ругались вслух. Невыспавшиеся, но сравнительно бодрые рыболовы сгружались с воздушного лайнера.

Гнилорыбов похлопал невеселого Давыдова по плечу:

– А ты думаешь, мы пьянствуем! Нет, Николай! Акклиматизируемся!

– Я, наверное, принял мало акклиматизатора, – попытался пошутить Давыдов.

– Не поздно исправить. – Гнилорыбов сделал недвусмысленное движение обратно в салон, к шкафчику, в котором еще вчера Николай приметил с десяток литровых бутылок водки. Столько рыболовы не смогли выпить за ночь. Как ни старались…

– Нет уж, меня избиратели ждут, – ляпнул Давыдов.

Голова у него после такого заявления едва не треснула от боли, а щеки покрылись ярким румянцем. Николай испытывал страшные муки совести. Он солгал! Не нарочно, совершенно случайно, перепутав свой округ с районом учений и депутатскую деятельность с научной работой. И «правдосказ» наказывал математика по полной программе.

Смутно радовало, однако, то, что сказать неправду он все-таки может. Но платить за такую возможность столь некомфортными ощущениями, будучи в трезвом состоянии Давыдов не стал бы. А состояние у него сейчас было такое… Как известно, клин клином вышибают. На всякую химию найдется другая химия, ее действие подавляющая… Но вряд ли стоит напиваться до потери сознания, чтобы кому-то соврать сам не зная что и зачем.

– Сейчас пересаживаемся в вертолет и летим в Гусиноозерск, – сообщил Гнилорыбов. – Там наша база.

– Вы ведь ничего об этом не говорили, – подозрительно глядя на Гнилорыбова, удивился Давыдов.

– Так от Гусиноозерска до Улан-Удэ рукой подать, – успокоил депутата Гнилорыбов. – У меня вот и карта где-то была… Вы же в Улан-Улэ хотели?

– Не совсем. База у нас на границе. Я звонил своему директору, он мне сказал, как называется поселок… У меня где-то записано… Смешное такое название.

– Не беда, вспомните, – хлопнул товарища по плечу Гнилорыбов. – Еще лучше – не придется от Улан-Удэ транспорт искать. Я вам провожатого надежного дам. Бориса, например, Шведова. Ему рыболовство на Селенге инспектировать надо. Эта река к нам из Монголии течет… Завезет вас Борис куда угодно. Хороший парень, балагур…

– Угу, – кивнул Давыдов, мучительно вспоминая, где он видел веселого Шведова до их встречи в самолете. Фамилия тоже была знакомой. Кажется, Борис Ефимович возглавлял какую-то партию в его мире. То ли продвинутых центристов, то ли радикально-правых… Да, точно! От него еще была в восторге университетская преподавательница английского языка…

Часть 3

НАРОДНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Легкий вертолет скользил над серой гладью реки. Пилот ворчал что-то о том, что в последнее время навигационные системы часто дают сбои, поэтому нужно придерживаться естественных ориентиров. В частности, русла реки, которая, понятное дело, никуда не денется. Хотя теории своей он не слишком придерживался, время от времени заявляя: а вот излучину эту мы срежем, тут я места знаю…

Вертолет неизвестной Николаю модификации мог взять и побольше пассажиров – в салоне было шесть кресел, – но летели двое: Давыдов и Шведов. Борис непрестанно рассказывал рыбацкие байки, от которых у Давыдова уже начинала болеть голова. Правда, может быть, не безобидные байки Шведова, а чрезмерное употребление спиртосодержащих смесей давало такой эффект, – так молодому пилоту, Саше Петренко, было, похоже, интересно слушать рассказы приезжего проверяющего. Как же, свежий столичный юмор…

Тем временем ориентиров становилось все меньше. Давно уже накрапывал дождь, а теперь вертолет зашел в зону густого тумана. Внизу было практически ничего не видно, хотя летели на маленькой высоте – метров тридцать над землей.

Пилот начал тихо ругаться:

– Из-за чрезвычайного положения всем дали команду летать на малой высоте, в переговоры с диспетчерами не вступать… А тут еще приборы барахлят…

– Может, и не из-за чрезвычайного положения? – хохотнул Шведов. – Может, чтобы браконьеры тебя не услышали и не увидели раньше времени? Они сейчас хорошо технически оснащены.

– Да что в Селенге ловить? – легкомысленно отозвался пилот. – Потом сетями ее не перегородишь полностью… А так – пусть себе ловят…

Похоже, несмотря на то что вертолет принадлежал комитету по рыболовству и пилот работал на ведомство Гнилорыбова, представление о браконьерстве он имел весьма слабое. Больше, наверное, приходилось возить начальство да проверяющих, а не летать с инспекционными проверками.

Что же касается военных, чьи приказы в Прибайкальском округе выполняли сейчас все без исключения, – на то оно и чрезвычайное положение. Когда надвигается война, проблемы рыболовства сами собой отходят на второй план.

– Реку потерял! – возмущенно воскликнул Петренко. – Ну просто тотальное невезение какое-то!

– Фатальное, – машинально поправил его Николай, а потом подумал: не все ли равно? Может быть, и тотальное…

– До границы-то далеко? – поинтересовался Борис.

– Не так чтобы… Сейчас уже километров тридцать осталось. Наушки – они ведь на самой границе. Пограничная железнодорожная станция…

Еще на пути к Гусиноозерску Давыдов нашел-таки бумажку, в которой было записано название населенного пункта. Наушки. Действительно, забавное название.

– А не пролетим границу в таком тумане? – продолжал донимать пилота Шведов.

– В таком тумане и в Китай улететь можно, – «обрадовал» пассажиров пилот. – Нам бы реку найти. По-моему, она где-то слева осталась…

Вертолет слегка развернулся и понесся на юго-восток. Земля была в каких-то десяти метрах от вертолетного шасси.

– Как бы нам с какой-нибудь высоковольткой не встретиться, – пробормотал Николай. – Не заметишь, как лопасти отлетят…

– Тоже верно, – вздохнул пилот, – Куда лечу – не видно.

– Так поднимись повыше.

– А толку? Во-первых, монголы нас на радаре засекут. Во-вторых, даже если над облаком поднимемся, землю-то не видно будет. А облака здесь высоко… Можем и не подняться.

– Ты хоть скорость сбавь, – предложил Шведов.

– Да нет здесь проводов, – успокоил пассажиров Петренко. – Некуда их тянуть. А те, что есть – низко.

Вертолет летел широкими зигзагами. Внизу проглядывали то группки деревьев, то начинающая зеленеть и цвести степь.

– Тут весна поздно приходит, – прокомментировал природную обстановку Борис. – Холодно еще. Кое-где даже снег лежит. Доводилось в этих краях бывать?

– Нет, – ответил Николай. – Я и в Сибири-то только один раз был. Мы с матерью к отцу приезжали, он где-то там в армии служил. Мне года три было. Почти ничего не помню.

– Сибирь – это Сибирь, – отозвался со своего кресла пилот.

– А я срочную в Монголии служил, – вздохнул Шведов. – Когда у нас еще дружба была. Хорошая страна. Дикая.

Вдруг тон Бориса изменился, он даже подскочил в своем кресле:

– Ты гляди, Саша, юрта!

– Ну и что? – спокойно спросил пилот.

– Как что? Откуда у нас юрты? Это уже Монголия!

– Совсем не обязательно. Буряты со стадами кочуют. Может, и не буряты, а те же монголы. Их в последнее время много в Союз понаехало… Не всем новые порядки нравятся. А нам что – не жалко… Пусть едут.

– Я что-то раньше здесь юрт не видел, – протянул Шведов.

– Нет, встречаются. В городах, конечно, редко. А в степи стоят.

Некоторое время летели молча. Спустя минут пятнадцать и пилот начал беспокоиться.

– Не в ту сторону, наверное, летим. Селенги нет и нет. Наверное, справа осталась.

– Так поворачивай вправо!

– А может, и не осталась… Зависит от того, сколько пролетели. Мы ведь и на юг забирали… Я здесь всех излучин не помню.

Николай откашлялся:

– Послушай, Саша, а с диспетчером связаться никак нельзя? Он ведь нас должен видеть на радаре?

– Не факт… Мы от радаров прятаться стараемся. И на связь выходить категорически запрещено. У нас работу найти трудно, так что я инструкций нарушать не буду.

– Может, сядем, осмотримся? – предложил Шведов.

– Ты еще скажи – обнюхаемся! – резко бросил Николай. – Если нам с высоты ничего не видно, что ты на земле найдешь? Или ты специалист-почвенник?

– Ну, я вообще-то больше по радиофизике специализировался. И в комитет по рыболовству как инженер попал…

– Поднимайся выше, Саша! – приказал Давыдов. – Может, не везде туман…

Как ни странно, пилот его послушался. Продолжая движение на юг, винтокрылая машина начала резко подниматься. И вдруг вынырнула из тумана. Впереди четко просматривались высокие холмы, поросшие лесом, степь… Реки видно не было. Она, наверное, скрывалась за туманом справа от вертолета.

– А это не наш лагерь? – Давыдов указал вниз. Савченко по телефону объяснил ему, что полевая база ИТЭФа расположилась не в самом поселке, а в полевых условиях, неподалеку от места дислоцирования одной из мотострелковых дивизий.

Здесь едва ли не на границе тумана стояло несколько юрт, три «КамАЗа», джип и два танка, пушки которых были повернуты на север.

– Нет, это не наш лагерь, – прошептал Шведов, вглядываясь в рисунки на танковой броне – высокий столбик из кружков, треугольников и завитушек красного цвета. – Мы уже в Монголии, Саша!

– Вижу, – процедил пилот.

– Так ныряй в облако!

Петренко заложил крутой вираж. Для того, чтобы развернуть машину, ему пришлось потратить порядком времени. И вертолет оказался прямо над лагерем вероятного противника. Монголы и какие-то личности европеоидного типа, сновавшие вокруг техники, засуетились. Один из солдат – скорее всего, часовой – прямо с башни танка ударил по вертолету из «Калашникова». Хорошо, что не догадался использовать крупнокалиберный пулемет, а «Калашников» китайского производства после нескольких выстрелов заклинило.

– Сволочь! – стиснув зубы, шептал пилот. – Вот сволочь!

Николаю почему-то пришло в голову, что нужно отстреливаться. Ведь на них нападали, а оружие было только у него. Поэтому он достал своего «Макарова» и выставил его в окно. Впрочем, стрелять по молоденькому монгольскому солдату Николай не хотел. И выпустил несколько пуль в открытый джип, понимая, что танковой броне и граната не страшна.

– Что ты делаешь? – взмолился Шведов, порываясь оттащить Николая от окна.

И действительно, заметив, что противник ведет ответный огонь, монголы засуетились еще сильнее. Кто-то уже выбегал из юрты, неся на плече устройство, напоминавшее армейский противотанковый гранатомет…

Но вертолет наконец развернулся и скрылся в тумане. Стрелять теперь можно было только на звук – занятие малоперспективное. Если у монголов и их друзей не было самонаводящихся зенитных комплексов.

– Ходу, ходу! – закричал Шведов. – Пес с ними, с Наушками! Летим хоть куда-нибудь!

– Далеко не улетим, – мрачно заявил пилот. – Бензобак пробит. Повезло, что керосин не загорелся. Нужно садиться, а то упадем.


То ли солнце стало прогревать воздух, то ли вертолет изменил курс и вошел в зону меньшей влажности, но туман поредел. Двигатель работал исправно, однако стрелка указателя топлива падала. В салоне сильно пахло керосином.

– Одна дырка в баке или две, – предположил Петренко. – Надо же было ему, гаду, попасть!

– Хорошо, в нас не попал, – нервно заметил Шведов.

Пилот бросил на него косой взгляд, красноречиво говоривший, что такой вариант устроил бы его больше, чем пробитый бензобак.

– А вот и юрта! – обрадовался Петренко, высмотрев впереди большое белесое пятно. – Возле нее мы и сядем!

– По-моему, это не слишком разумно, – подал голос Давыдов. – Лучше бы сесть в степи и попытаться незаметно перейти границу. И, может, нас обнаружат спасатели…

– Поворачивай от юрты! – закричал на пилота Шведов.

– Ну нет, – упрямо сжал зубы молодой человек. – Мне вертолет терять никак нельзя. Бак залатаем, монгола за керосином пошлем. И тогда улетим.

– Какой вертолет?! – возмутился Шведов. – Гори он огнем! Самим бы не попасться!

Но пилот уже не слушал своего начальника.

– Захотите – уйдете в степь, – предложил он. – Я скажу, что был один. Так даже лучше – вас и искать не станут. Но вертолет я не брошу.

– По рации вызвать подмогу никак нельзя? – спросил Давыдов.

– А не работает рация, – признался вдруг пилот. – Просто наглухо сломана. Не положено, конечно, так летать, но начальство заставляет. Вертолетов мало.

– И телефоны мобильные здесь, наверное, сеть не берут… – предположил Николай.

– Еще бы. Дикая степь, – подтвердил Борис. – Разве что спутниковые аппараты. Да и то я не уверен. А ближайшая ретрансляторная сотовая станция – в Гусиноозерске.

– Монголы нам помогут. Если заплатить. – заявил Петренко. – Им все по барабану. И политика, и война. Пока их не трогаешь, и они не трогают. Спокойный народ.

– Что-то разумное в том, чтобы обратиться к местным, есть, – согласился с пилотом Шведов.

Впрочем, может быть, он сделал это, чтобы не терять лицо. Все равно его команды не выполнялись. А скрываться в степи и в перелесках – занятие не для правительственного чиновника, а для солдата-спецназовца. В конце концов, они ведь не делали ничего противозаконного. Просто заблудились! Только Давыдов зачем-то открыл пальбу…

Вертолет неуклюже опустился на землю метрах в тридцати от юрты. Оттуда, привлеченные шумом винтов, уже высыпали дети. Да и взрослые на стоянке тоже имелись. Их силуэты маячили в тумане. За первой юртой угадывались очертания других юрт – по меньшей мере двух.

Всхрапывали животные, потревоженные шумом вертолета. Слышался железный лязг. Пахло горьким дымом.

Шведов спрыгнул на зеленую траву и широко улыбнулся детям:

– Чичики! Сайн байн у!

Дети хмуро, исподлобья смотрели на человека в темном костюме при галстуке и в остроносых лакированных туфлях.

– Здравствуйте, – сказал зачем-то и Давыдов, хотя было ясно, что особого дружелюбия дети не проявляют, а русского языка, скорее всего, не знают. И шепнул Шведову: – Ты что сказал?

– То же, что и ты.

– «Чичики» – это «здравствуйте»?

– «Чичики» – это дети. Здравствуйте – «сайн байн у».

Из-за юрты вышел пожилой монгол, и дети защебетали, запищали. Давыдов различил особенно часто повторяемые слова «канпан» и «дарга». Взрослый гортанно выкрикнул что-то, и дети смолкли, а один из них громко заявил: —

– Гуру канпан. Хоер канпан-дарга.

– Это они о чем? – шепотом спросил Давыдов. Шведов, как знаток монгольского, сообщил:

– Канпан – это значит человек, мужчина. Или русский. Я точно не знаю. Они не слишком-то нам значения некоторых слов объясняли… Чтобы мы их не всегда понимали.

– А гуру? Учитель?

– Нет, – немного подумав, заявил Борис. – Гуру – значит три. А хоер – два. Нэг, хоер, гуру, дуру, тав…

– Это еще что?

– Цифры от одного до пяти. Дальше я не знаю. Монгол оглядел вертолет, присмотрелся к путешественникам и, прищурившись, чисто спросил:

– Русские?

Вопрос был не то чтобы каверзным, но каким-то предостерегающим. По интонации монгола выходило, что русским здесь появляться лучше бы и не следовало.

– Русские, – не стал спорить Николай.

– Ну, я, например, украинец, – уточнил пилот. – Петренко моя фамилия.

– Да и у меня историческая родина на востоке… Точнее, отсюда – на западе, – объявил кучерявый Шведов. – У берегов Мертвого моря.

– Открещиваетесь от страны, где живете? – строго спросил Николай.

– Да нет, все мы русские. В какой-то мере, – пошел на попятную Борис. – Граждане Евразийского Союза. Сайн байн у, канпан!

Последняя фраза адресовалась уже монголу.

– Солдаты? Разведка? Десант? – поинтересовался монгол.

– Заблудились, – ответил Николай.

– Ошибка навигации, – пояснил Шведов. И словно бы про себя добавил: – И откуда он такие слова знает?

– В военном училище в Москве учился, – услышал его монгол. Говорил он гортанно, но почти без акцента. – Вспышка справа, газы!

И добавил еще кое-что нецензурное. Не в обиду чужеземцам – шутил.

– Так ты, стало быть, офицер? – заметил Петренко.

– Был офицер, теперь овец пасу, – ответил монгол. – Хао Тсурен.

– Что он сказал? – тихо переспросил Давыдов у Шведова.

– Представился, – так же тихо ответил тот.

– Здравствуй, Хао Тсурен, – вновь обратился к монголу Давыдов, беря бразды ведения переговоров в свои руки. Шведов, хоть и знал немного монгольский, явно был растерян и ничего путного сообщить не мог. – Мы не слишком вас побеспокоили?

– Как сказать, – протянул монгол. – Зачем прилетели? Оружие есть?

– Есть оружие, – тут же заявил пилот. – Но стрелять мы не будем. Починим вертолет и улетим. Проблемы небольшие. Керосин у вас найдется?

– Шаман решит, что с вами делать, – спокойно проговорил Хао Тсурен.

Узнав, что русские прилетели не специально, он еще более уверился в себе. Одно дело – вражеский десант, другое – канпаны, потерпевшие крушение.

– Что еще за шаман? – забеспокоился Шведов. – Не было тут никаких шаманов…

– Шаманы всегда были, – усмехнулся монгол. – Только русским их не показывали. Зачем? Мягмар – хороший шаман. К нему Лосол-дарга из аймака ездит. Не бойтесь, не обидит…

Кто их не обидит, шаман Мягмар или Лосол-дарга, русские не поняли…


– Пойдем со мной, – пригласил Хао Тсурен. – Посидим, кумыса попьем. Шаман камлать закончит, с вами поговорит. Решит, что делать…

Николай снял пиджак, вытер вспотевшее лицо большим, из чистого хлопка носовым платком, купленным в магазине Думского Собрания. Платок был недешевым, стоил рублей пять. Но и пользоваться им было одно удовольствие.

– Тут, понимаешь, такое дело, Хао Тсурен… На границе ведь неспокойно… Военные ваши нас могут обидеть. Тебя как, из армии выгнали, или ты сам ушел?

– Обижаешь, – коротко бросил монгол. – Сам ушел. Архи не пил, устав соблюдал. Служить надоело. Сейчас лучше живу. Мяса вдоволь, свобода…

– А русских добром поминаешь?

– По-всякому, – хитро прищурился монгол, – Разные люди есть.

– Боюсь, если начальники ваши приедут – американцам нас сдадут, – гнул свою линию Николай. – Это для нас – верная смерть. Мы бы тебе денег дали.

– Шамана подождем, с ним поговорите, – продолжал настаивать Хао Тсурен. – Я в зимовье не старший.

– Некогда ждать.

– Не бросит шаман камлать из-за тебя! – строго воззрился монгол на Давыдова. – Дней в году много, куда спешить…

– Их любимая поговорка, – пояснил Шведов.

– Ну-ну, – вздохнул Николай. – Ты там что-то говорил насчет кумыса, Хао Тсурен?

Петренко полез в нутро вертолета, а Давыдов и Шведов отправились за монголом в юрту. Ребятня шла следом, чирикая между собой и стреляя в чужеземцев черными узкими глазками.

Возле входа в юрту дежурили три молодых монгола. Двое – с охотничьими ружьями, один – с автоматом Калашникова.

– Не сюда, – объявил Хао Тсурен. – Дальше.

– Заведут нас сейчас, – прошептал Шведов. – Посадят в «черную юрту»…

– В какую такую «черную юрту»? Тут только белые вокруг.

– Ну, в тюрьму. Это только называется так – «черная юрта». Хотя, может, они и на самом деле черные за колючей проволокой ставят. Чтобы сидеть противнее было на жаре…

– Не суетись, – одернул Шаведова Николай. – И шепчи поменьше. Тем более русский тут многие, как мне кажется, знают.

– Что там многие… Считай, все, – тихо отозвался Борис. Следующая юрта была не такой нарядной, как первая, но и не черной.

– Заходите, – предложил монгол.

– Не задень за порог, – предупредил Николая Борис. – Очень плохой знак.

Давыдов вошел в юрту, высоко поднимая ноги. Следом за ним ввалился Шведов.

Присели на войлок. Хао Тсурен – ближе к очагу, русские скромно, с краю.

– Здоровы ли ваши овцы? – спросил Шведов, пытаясь завести светскую беседу.

– Здоровы, – без энтузиазма ответил монгол.

– А с рыболовством у вас как? – осведомился чиновник.

– Тебя что, переклинило на рыболовстве? – Николай незаметно ткнул чиновника в бок. – До этого ли сейчас?

– Рыбу не ловим, – весомо ответил Хао Тсурен. – Хватает мяса и муки. Вы не голодны?

– Спасибо, – поблагодарил Давыдов. – Пока нет.

– Потом могут и не предложить, – тихо заметил Шведов.

– Тебе и сейчас не предлагают – только интересуются, – усмехнулся Николай.

Хао Тсурен прикрыл глаза, словно бы задремал.

– Ты иностранными языками не владеешь? – тихо спросил Давыдов рыболова.

– Ну, по-английски говорю. Даже неплохо В спецшколе учился.

– По-английски – не пойдет, – покачал головой Николай. – К тому же их в военном училище тоже могли английскому обучать. Даже очень вероятно…

– По-монгольски несколько слов знаю…

– Понял уже, – хмыкнул Давыдов. – Только я не о том. На ридной мове размовляешь?

– В каком смысле? – удивленно поднял брови Шведов.

– На языке Петренко.

– А какой у него язык?

– Ну на украинском, – начал раздражаться Николай. – Он же нам только что о национальности своей сказывал!

– Да, понимаю, кажется… Оно ведь похоже…

– Це нам – сходно, а властник наш, мабуть, ни зрозумиет. (Это для нас похоже, а наш хозяин, может быть, и не поймет.)

Давыдов лихорадочно припоминал слова языка братского славянского народа. Давалось это ему с трудом, хотя и в краю, где он вырос, некоторые старые люди говорили «по-хохлачьи», на смеси русского и украинского языка с жаргонизмами. С языком Тараса Шевченко «украинский» Давыдова имел мало общего. Но для выбранных им целей весьма годился.

– Так что? – поинтересовался Шведов.

– Так слухай сюда, дядько. Сашко зробит литак, та треба утикать… (Так слушай, дядя. Саша сделает вертолет, и нужно убегать.)

– Литак? – переспросил Щведов.

– Ну, винтокрыл.

– А

– Видпустят вони нас чи ни? От в чем пытання… Або в будинке зачинят? (Отпустят они нас или нет? Вот в чем вопрос. Или закроют в доме.)

– Починят? – опять не понял Шведов.

– Зачикай. Слухай. Треба робить нашу справу, – гнул свое Давыдов, – Вантажить литак, та и ходу, Збрую у чоловикив бачив? (Подожди. Слушай. Нужно делать наше дело. Грузить вертолет и убегать. Оружие у мужчин видел?)

– Бачив, – неожиданно понял Борис. Видно, память предков, проживавших во множестве на плодородных землях Украины, наконец прорезалась. Или рыболов просто начал приспосабливаться к диалекту Давыдова.

– И що робить почнем? (И что будем делать?)

Шведов пожал плечами.

– Так смекай, друже, смекай. Сашко казав, що справа на годину-другу… (Так соображай, дружок. Саша говорил, что дело на час-другой.)

– На год? – озадаченно переспросил Шведов.

– Миг, хвелина, година, день, – выстроил логический ряд математик.

– А… Скоро…

– Швидко.

– Треба ли нам с головным властником размовлять або зараз потакаем? (Нужно ли нам с главным хозяином разговаривать или сразу убежим?)

– Как придется, – вздохнул Шведов.

Он, похоже, не против был сдаться властям. Да что ему – обменяют на какого-нибудь монгольского нарушителя. В худшем случае будут содержать как военнопленного, без нарушений Женевской конвенции. Заправляли ведь здесь американцы…

А Давыдов был носителем секретов, секреты эти нужно было выжать, а потом носителя уничтожить… И Николай тоже хорошо это понимал.

– Звали меня? – приоткрыл один глаз Хао Тсурен. – Не пойму я вас что-то…

– Так мы ж хохлы, – нагло заявил Шведов. – По-москальски тики трохи розумием…


Сколько ни думали гости-пленники, а ничего хорошего в голову не приходило. Открыть пальбу? Перевес был не на их стороне. Да и стрелять в людей, не сделавших им пока ничего плохого, даже не разоруживших, Давыдов решительно не желал.

Раздражала необходимость ждать. Что толку встречаться с шаманом? Можно подумать, он разбирается в политике и международных отношениях…

Не прошло и часа, как в юрту вбежал молодой монгол и что-то сообщил Хао Тсурену – на своем языке, разумеется.

– Шаман камлать закончил, – сообщил пожилой монгол. – Знает уже, что вы прибыли. Духи ему сказали. Тебя особенно видеть желает.

Хао Тсурен ткнул грязным крючковатым ногтем в Давыдова.

– Что ж, мы готовы, – заявил Николай.

– Явна, – сказал монгол. – Пойдем то есть.

Выйдя из юрты, Николай и Борис обнаружили, что вокруг собралась, наверное, большая часть кочевья. Припекало солнце, но монголов оно не смущало. Никто не стремился спрятаться в тень юрты.

– Ух! – громко выдохнул в адрес соплеменников Хао Тсурен. И добавил что-то по-монгольски, требуя, чтобы все разошлись.

– Работать не хотят, – пожаловался он гостям. – Смотрят. Лишь бы было на что смотреть.

– Дней в году много, куда спешить, – отозвался Шведов.

– Сайн! Верно говоришь! – рассмеялся монгол.

– «Сайн» – значит «хорошо», – перевел товарищу Шведов.

У юрты шамана стоял только один охранник с ружьем. Войдя внутрь, Давыдов увидел и остальных. Теперь уже два автоматчика в камуфляже и трое в халатах-дэлах с длинными ружьями.

Шаман восседал на возвышении – может быть, на стопке войлоков. Одет он был в красно-синие одежды, на груди – небольшая декоративная маска, изображающая онгона – трехглазого духа с большими клыками и высунутым языком, голова которого была украшена человеческими черепами.

На вид шаману было лет пятьдесят. Цепкий взгляд раскосых черных глаз, казалось, проникал в душу.

– Именем вечного синего неба, – проговорил шаман на чистом русском языке. – С чем вы пришли?

– Просим помощи и защиты у вашего очага, – поспешно сказал Борис.

– Нет, – покачал головой шаман. – Не за тем вы пожаловали. Помощи вам дать мы не можем. Духи не велят. Вот этот, – шаман ткнул ногтем в Давыдова, совсем как Хао Тсурен недавно, – вообще чужой. Не человек.

«Пожаловали», – отметил про себя Давыдов. – Ишь, как излагает. Тут не простое военное училище. Не иначе в Университете дружбы народов учился. Или еще где на каком-нибудь марксистско-философском факультете… И специализировался на кафедре научного атеизма. Что ж он меня в нелюди записал?»

– Не из нашего мира, – объявил между тем шаман.

– Откуда такие сведения? – поинтересовался Николай.

– Духи поведали, – скупо улыбнулся монгол. Маска онгона на его груди вдруг шевельнулась, словно бы сама собой. – Тебя увидел и понял – чужой. Аура другая.

«Ишь ты, „аура“, – усмехнулся про себя Давыдов. – А духи тебе подсказали или, скажем, прыгунцы – вопрос интересный».

– Может, мы тогда полетим? Вы нам только керосина дайте, – попросил Шведов. – Мы заплатим… Тугрики есть, доллары, рубли. Все, что хотите.

– Никуда вы не полетите, – спокойно и тихо отрезал шаман. – Наши американские друзья уже в пути. Но и их ждет несколько неприятных сюрпризов. А своих людей я под пули подставлять из-за вас не буду.

– Ты вызвал американцев? – со злостью спросил Шведов.

– Американцы что-то и сами соображают. Хотя до русских им далеко. Вертолет найти они могут. Из космоса. Но долго возились. Да и мое зимовье они обычно стороной объезжают… Не люблю, когда они здесь появляются.

Словно подтверждая слова шамана, вдали послышался гул мощных моторов. А Николай подумал, что отношение шамана вряд ли волнует американцев. Хотя зачем раздражать местных жителей, если в этом нет нужды?

– Напрасно нам помочь не хочешь. – Давыдов еще надеялся договориться с монголами. – Американцы вам хорошего не сделают. А за меня наши хорошо заплатили бы…

– Помочь я не могу. Другие тебе помогут, – ответил шаман. – А денег я за людей не беру. Неправильно. Кому помощь нужна – те сами дадут, что надо… Но ты не бойся – мы с тобой еще свидимся. Скоро.

– Может быть, – не стал спорить Николай.

– Скажите своему пилоту, чтобы не стрелял, – обратился шаман к Шведову. – Ни к чему это. Только хуже будет.

– У него – ракетница, – вздохнул Шведов. – Нам бы пару автоматов – мы бы показали, что русские просто так не сдаются!

– Ты же вроде не русский, – усмехнулся Давыдов.

– Но ты же русский! Вот ты бы и показал! А я бы тебе помог. Как всегда. Мы вообще отчаянные! Как ты считаешь, монголы похожи на арабов?

– Только цветом кожи. Менталитет другой. Скажи спасибо шаману, что не приказал пострелять нас и не ограбил.

– Баиртля, Мягмар, – сдержанно кивнул шаману Борис. – Пойдем мы.

– Байартай, – склонил голову шаман. – Идите. Не поминайте лихом.


– Эх, а я дырку в бензобаке уже залатал. До границы дотянули бы, если бы керосина нашлось литров двадцать, – сообщил Петренко, когда к вертолету в сопровождении двух автоматчиков вернулись Давыдов и Шведов. Монголы поспешно отошли в сторону. Действительно, люди с оружием у вертолета могли вызвать у американцев самую негативную реакцию.

– Да ладно, может, у них и керосина нет, – вздохнул Николай.

– Что же они, юрты на лошадях перевозят? Сейчас у каждого уважающего себя монгола есть трактор, – объяснил Петренко. – А те, кто побогаче, ездят на «КамАЗах». А «КамАЗы», как известно, работают на бензине. Большинство.

– Не на дизтопливе? – уточнил Давыдов.

– Нет.

Впрочем, был у шамана Мягмара керосин или не было, дал бы он его непрошеным гостям или не дал – рассуждать на эту тему было поздно. По степной дороге пылили джип и два больших грузовика.

– Солидно идут, – заметил Петренко. – Им только вертолета поддержки не хватает. Или боевой машины пехоты на худой конец.

– Вертолет могут наши сбить. Запросто. Граница рядом, – усмехнулся Шведов. – Никто и возмущаться не станет. В армии Монголии, всем известно, вертолетов нет.

– Мне вообще непонятно, как американцы сюда попадают, технику доставляют? – недоумевал Давыдов. – Морских границ Монголия не имеет, мы вряд ли им «зеленую улицу» даем…

– Так ты сам на свой вопрос и ответил. Проще простого они сюда попадают. Через Китай! Китайцы им и воздушные коридоры – пожалуйста, и по железной дороге, вполне возможно, что-то перевозить помогают.

– Китайцам-то какой в этом интерес? Они ведь с Америкой не слишком дружат.

– Сотрудничают. – охотно разъяснял Шведов. – Не то чтобы любовь между ними большая, но все же. Американцы-то Тайвань сдали, признали его частью китайской территории. А желтолицые их в Монголию пускают. Почему бы и нет? Когда нужно будет, коридор воздушный закроют, и американцы все в ловушке окажутся. Да и проблема ли для китайской армии несколько батальонов спецназа в степях? Их авианосцы в Желтом море больше волнуют. Так что Китаю такое положение дел еще выгоднее, чем Америке!

Джип подрулил прямо к вертолету и затормозил, вздымая тучи пыли. Грузовики остановились поодаль. Из них выскакивали солдаты и брали вертолет и стоящих возле него людей на прицел автоматических винтовок и гранатометов.

Некоторые солдаты развернули стволы и в сторону юрт. Заметив гостей, монголы высыпали на пятачок между юртами и грузовиками и возбужденно гомонили. Многие люди, понятное дело, были вооружены, и это волновало американских солдат. Ситуация становилась напряженной.

– Хэнд ап! Сдавайтесь! – выкрикнул крупный офицер в серой пилотке и белой рубашке. Рубашка, впрочем, была изрядно присыпана пылью и белой считаться могла лишь условно.

– Это вы нам? – уточнил Давыдов.

– Йес. Если вы прилететь на геликоптер – вам.

– Я – депутат Думского Собрания Евразийского Союза, – предупредил Давыдов. – Со мной мои сотрудники – государственные чиновники. По какому праву вы нас арестовываете?

– Ноу арест, – возразил американец. – Задерживаем. Вас нам и надо, депутат. Большая удача вас найти.

– Мы протестуем! – неожиданно тонким голосом заявил Шведов.

– А визы вы иметь? Или дипломатический паспорт? – поинтересовался офицер.

– Мы с частным визитом, – пришлось признать Давыдову. – А вы что – пограничники?

– Пограничники – с нами.

Из-за широкого плеча американского офицера вдруг появился монгол в военной фуражке и полевой форме. Он тихо защебетал что-то. Слов разобрать было нельзя.

– Йес. Йес, – время от времени кивал офицер. – Сдайте оружие, – приказал он через некоторое время.

Давыдов решил не искушать судьбу и вытащил своего «Макарова»:

– Государственная собственность. Оружие самообороны.

– Отдай ракетницу, – приказал Шведов пилоту. – Все равно монголы из вертолета украдут.

Петренко полез в кабину и вынес ракетницу. Американец забрал и пистолеты, и портфель Давыдова, хотя в нем не было ничего, кроме пары белья, запасных рубашек и книги, которую Николай купил на лотке возле аэропорта – почитать в дороге.

– Неужели вертолет придется оставить? – побледнев, спросил Петренко.

– Куда деваться, – пожал плечами Шведов. – Я замолвлю за тебя слово в министерстве. Хотя по большому счету ты нас сюда завез…

– Его же к завтрашнему утру по болтику растащат!

– Такая судьба… А может, шаман не даст? Будет сам на нем в Дархан и Улан-Батор летать.

– Утешили! – вздохнул Петренко.


Давыдова, как лицо наиболее важное, поместили в джип вместе с командующим группой военных офицером. Шведова и Петренко определили в «КамАЗы», причем разные. Машины мчались по степи, вздымая клубы пыли. В пронзительно-голубом небе плыли огромные облака. Здесь, в Монголии, они были не такими, как в России. Если дома у Давыдова облако, как правило, имело горизонтальную протяженность, то здесь оно было словно бы рядом и «стояло» в небе как башня или как белоснежная сверкающая гора.

– Чем вызван ваш интерес к моей скромной фигуре? – поинтересовался Давыдов, вдоволь наглядевшись на облака. Юрты шамана скрылись за сопкой. – И, кстати, с кем имею честь?

– Советник генерала армии Монгольской республики Субэдэя майор Лайнел Джексон, – представился офицер.

– На ЦРУ работаете? – осведомился Давыдов.

Лицо майора Джексона осталось бесстрастным. На вопрос он не ответил. Впрочем, и так было ясно – если не на ЦРУ, то на АНБ.

– А вы точно Джексон? Не Джонсон? – вновь обратился к американцу Давыдов, вспоминая офицеров Тихоокеанской империи. Внешне Джексон не слишком-то походил на Джонсона, но все же… Фамилии были чем-то похожи, а в роль личности в истории Давыдов верил в последнее время все больше.

– Ноу. Джексон. Вы издеваетесь?

– Отнюдь, – ответил Давыдов, одновременно задумываясь, известен ли майору такой изысканный оборот русской речи. В разведшколе скорее должны были обучать языку матерному. Чтобы офицеры были ближе к народу. Да и к генералитету, если на то пошло.

– Я вот сейчас застопорю машины, да и расстреляю вас при попытке к бегству, – заявил вдруг Джексон. – Вместе с друзьями.

В последнем слове американец сделал ударение на первый слог.

– Шутка?

– Ноу шутка, – поморщился офицер как от зубной боли.

Монгол, сидевший на переднем сиденье, обернулся и радостно расхохотался, показав желтые крепкие зубы.

Трубка огромного спутникового телефона в накладном кармане кителя офицера затрещала, и Джексон быстро заговорил с кем-то по-английски.

– А вы, случаем, не генерал Субэдэй? – обратился уже к монголу Давыдов.

Монгол только приготовился ответить, когда Джексон спрятал трубку и изменившимся голосом проговорил:

– Много хотите знать. Скоро состаритесь. Стоп кар, Боб!

Водитель джипа показал левый поворот – специально для грузовиков, других транспортных средств на степных дорогах им ни разу не встретилось – и остановил машину.

– Я сожалею, господин Давыдов. Выходите, – приказал майор.

– Не понял, – протянул Николай. – Вы и правда собираетесь нас расстрелять?

– Да, – кивнул Джексон. – Поступил приказ из центра. Я, откровенно говоря, совсем не знать, кто вы есть. И я не есть сторонник радикальных методов. Надеялся, что приказ будет отменен. Но, как говорят русские, не судьба. Крепитесь.

Давыдов неожиданно засмеялся. Хотя он поверил майору, события развивались словно бы и не в реальной жизни. Надо расстрелять – так расстреливайте. И так слишком долго везло…

– А секрет подпространственного накопителя вы узнать не хотите?

– Не иметь ни малейшего желания.

– Может быть, ваше начальство захочет?

– Я пошлю запрос, – американец вновь достал из кармана огромную трубку армейского телефона. – Но потом вас, скорее всего, все равно придется расстреливать.

– Потом – это потом, – двусмысленно улыбнулся Давыдов. – Нельзя же вот так сразу расстреливать ведущих ученых конкурирующей державы! Их нужно переманивать на свою сторону.

– Вы есть ученый?

– Обижаете. Не депутат же. В первую очередь – ученый. Вы пошлите запрос…

– Вы будете хотеть на нас работать? – заинтересованно осведомился Джексон. Профессиональная подготовка давала о себе знать.

– Нет, – искренне ответил Давыдов. Он все еще не мог лгать. Да и зачем?

– А о подпространственном накопителе расскажете? Это есть очень секретный объект?

– Все разведки мечтали бы заполучить такую информацию. Меня за последние три дня вербовали представители двух спецслужб.

– «Моссад»? Ми-6? БНД? ДЖСЕ?

– Берите выше.

– Куда выше? – осведомился Джексон. – А, понимаю! Мои коллеги и ФБР… Почему же вы не пошли им навстречу?

– Возникли проблемы, – уклончиво ответил Николай.

– Вот и связь есть! – обрадовался Джексон. – Отойдите, пожалуйста, от машины, мистер Давыдов! Согласно инструкции мне необходимо разговаривать с представителями руководства один на один. Когда есть такая возможность.

– Пойдем, канпан, – взял Давыдова под руку монгол, сидевший на переднем сиденье. – Жаль, вы не открыли стрельбу у Мягмара. Мне бы очень хотелось сжечь его юрты. И вас вместе с ними.

– Зависть – плохое чувство, – наставительно произнес Николай. – Ты бы лучше в монахи пошел. Как Хао Тсурен.

Монгол зло оскалился, резко взмахнул рукой, то ли собираясь ударить Давыдова, то ли выражая всю полноту своих чувств. От его военной формы пахло прогорклым бараньим жиром и дымом.

– Он не в монахи пошел, а к шаману. Большая разница. Его я и ненавижу! Чморил меня еще в Союзе… В военном училище…

По молодой траве, обдуваемой теплыми ветрами, было легко и приятно идти. Давыдов так и ушел бы от всех – за горизонт, в туманы, к звенящей Селенге, серебристому Орхону. Где-то на востоке несла свои воды река, рядом с которой в молодости кочевал Темуджин, ставший позже Чингисханом и завоевавший полмира. Река называлась Керулен, и считалось, что ее вода сладка для любого монгола…

Где-то на северных склонах сопок, в лесах, еще лежал снег. А здесь… Бродить бы между зеленеющих холмов и цветущих полян да радоваться жизни!

Степь была украшена яркими цветами – дикими лилиями-саранками, причудливыми оранжевыми колокольчиками, синими, желтыми и другими цветами, названий которых Николай не знал. Доверчивый, непуганый тарбаган, животное, столь любимое депутатом-экологом Скорняковым, показал любопытную мордочку из норы метрах в тридцати от того места, где остановились машины…

Недолго длившаяся идиллия оборвалась.

Монгол, сопровождавший Давыдова, резко сорвал с плеча автомат и выпустил в сторону пушистого зверька длинную очередь. Еще несколько американских солдат с грузовиков принялись палить туда же – сработал «синдром охранения». Стреляет кто-то, стреляй и ты!

Джексон, все еще беседующий с начальством, возмущенно взмахнул руками.

– Прекратить, Бэгэр! Что ты делаешь? Монгол прищурился, проворчал что-то сквозь зубы, но закинул автомат на плечо.

– Ты всех ненавидишь, Бэгзр? – спросил Давыдов.

– Всех, – совершенно спокойно ответил монгол. – Но русских – особенно.

– За что?

– Устанавливали здесь свои порядки… Хотели захватить нашу землю, сделать из нас рабов.

– Почему вы тогда с майором говорите по-русски?

– Джексон не знает монгольского. А я – английского. Проклятые оккупанты заставляли нас учить свой язык.

– А как же прыжок из феодализма в социализм? – вспомнил уроки политграмоты Николай. – Все заводы, фабрики, шахты, дома?

– Монгол должен жить в юрте, – огрызнулся Бэгэр. – А фабрики ваши отравляют наши чистые реки, засоряют степи! Вы и землю нас заставили пахать, тревожить ее священный покой. Земля этого не прощает!

Давыдов подумал, что стрельба по тарбаганам из автомата вряд ли будет воспринята землей, или природой, или духами – кем ни посмотри – с лучшей стороны, чем вспашка земли. Но это с точки зрения русского менталитета. Для монголов все может быть по-другому. Тарбаган – законная добыча. Жир и мясо. И убить его любыми средствами – право охотника.

Наконец майор Лайнел Джексон закончил переговоры и кивнул Бэгэру. Вид у него был пасмурный.

– Выведите пленных из машин, – приказал он солдатам. – Быстро! Отделению О'Доннела остаться. Остальным ждать нас за холмом, на дороге в Дархан.

Что ж, ситуация становилась предельно ясной. Майор оставил расстрельную команду и отпустил остальных. Лишние свидетели ни к чему. Борис Шведов тоже все понял. Губы у него побледнели, но держался он стойко. А Саша Петренко, похоже, не верил, что их короткое путешествие подошло к концу.

– Мы же цивилизованные люди, – начал Шведов, обращаясь к американцу, но Давыдов прервал его:

– Вам не повезло, что вы оказались со мной, Борис. Не знаю, чья злая воля преследует меня на этот раз, но они достали меня и здесь. Так что простите, ребята… Кстати, майор, может быть, их вы все же не будете убивать? Отправите в лагерь для военнопленных. Инструкции ведь наверняка пришли только относительно меня…

Джексон покачал головой:

– Ноу. Яму будете копать?

– Обойдетесь, – заявил Давыдов. – Пусть нас коршуны клюют.

– А может, покопаем? – засомневался Шведов. – Все время лишнее поживем. Мало ли что… И вообще как-то уютнее в земле лежать.

– Мне все равно, – бросил Николай. – Я копать не буду. Лицо Петренко, который внимательно прислушивался, вытягивалось все больше.

– Это вы о чем, ребята? – спросил он, забыв уже, что с ним вовсе не друзья-товарищи, а влиятельные руководители. Обстановка способствовала сближению.

– Шлепнуть нас американские друзья собираются, – объяснил Давыдов. – Здесь и сейчас.

– Может, выручат наши? – с надеждой спросил Петренко, поглядывая на небо.

В высокой голубизне на фоне пышных облаков можно было разглядеть только несколько черных точек. Орлы, коршуны или даже просто вороны?

– Может, и выручат, – утешил и товарищей и себя Шведов. Он в небо не глядел.

Давыдов промолчал. Выручить могут, да только вряд ли «наши». Скорее именно они и дали наводку американцам. И подсунули неисправный вертолет. Ну, не все, конечно, на Родине предатели. Только предатель, сделав свое дело, должен был позаботиться и о том, чтобы помощь не пришла вовремя.

Американцы лопотали что-то на своем языке, пересмеивались.

Шведов обратился к Николаю:

– Понимаешь, о чем они говорят?

– Не вполне. А ты понимаешь?

– Ну не зря же я в английской спецшколе учился. Хотя, может, и зря. Эти собаки обсуждают, разрешит ли им Джексон отрезать наши уши и сохранить в качестве трофеев. Как во Вьетнаме.

Петренко вскинулся:

– Я не хочу, чтобы мне отрезали уши!

– Тебе не все равно будет, когда пулю в лоб пустят? – вздохнул Давыдов. И обратился к майору Джексону: – Мы требуем соблюдения Женевских конвенций. Над пленными запрещено издеваться, принуждать их трудиться, убивать без суда!

– Да, это верно, – ответил американец. – Но у меня строгий приказ. Я не могу его не выполнять. Перед судом отвечать тот, кто приказ отдавать.

– Преступные приказы не выполняются! – возмутился Шведов.

– Я – добросовестный солдат. Скажите спасибо, что я не отдать вас Бэгэру. Он бы вам резать глотки. Медленно. Или в землю живыми закопать.

– Спасибо, – холодно кивнул Давыдов. Благодарности в его взгляде не читалось.

– А теперь стройтесь. На фоне того холма, – Джексон указал на лесистую пологую горку с норой тарбагана на склоне.


– Да у меня жена молодая, – попытался еще раз объяснить солдатам Саша Петренко. – Ребенок маленький. Их обеспечивать некому будет! Я ведь даже не военный! Обычный гражданский специалист!

Ствол автоматической винтовки уперся в спину пилота, и ему оставалось только замолчать и следовать за Давыдовым и Шведовым, бредущими к голому подножию холма.

– Мы для них не люди! – в сердцах бросил Давыдов, глядя в застывшие от ужаса глаза Петренко. – Враги. Ты сам посмотри: эти американцы – те же роботы, они будут делать все, что им сказали. Считают, что защищают систему своих ценностей, свою страну, когда суют нос во все уголки земного шара. Это они у вас тихие. А я уж навидался, поверь…

– Может, дадим деру в лес? – тихо спросил Шведов. – Они ведь нас не связали…

Давыдов смерил взглядом расстояние до ближайшей группы деревьев. Метров семьсот. Даже если бы они были чемпионами по бегу, а американцы решили стрелять через две минуты после их старта, шансы равнялись нулю.

– Проявим уважение к нашим врагам, – нарочито громко, чтобы услышал Джексон, проговорил Давыдов. – Они ведь нам доверяют. Может быть, солдаты майора только и ждут, когда мы зададим стрекача. В стоящих людей, которые тебе ничего плохого не сделали, выстрелить не каждый сможет, будь он хоть трижды солдат. Даже если это враги. А в беглеца – почти любой. Древний инстинкт.

– Стоять! – приказал майор. – Хотите повернуться к солдатам спиной? Или завязать вам глаза?

– Хотел бы я встретиться с вами в честном бою, майор, – усмехнулся Давыдов. – Тогда бы вы поняли, что русские – не запуганные американским высокотехнологичным оружием представители стран третьего мира. Здесь вам не Персидский залив и не Югославия.

– При чем здесь залив и Югославия? – не понял Джексон. – Военные действия американской армией там никогда не велись…

– Это я так, о своем. Хоть бы вертолетчика отпустили. Он здесь при чем?

– Свидетель, – равнодушно бросил американец. – Приказ – расстрелять всех. Мы не можем рисковать.

– Солдаты ваши не свидетели?

– Солдаты давали присягу.

– А монголы?

– Зачем им болтать? Да и кто им поверит? Другое дело – ваши сотрудники.

Шведов, не переставая, поглядывал по сторонам. Степь вокруг просматривалась отлично. От утреннего тумана не осталось и следа. Вокруг – никого. Небо тоже было чистым.

– Хорошо бы сжечь их вместе с вертолетом, – вмешался Бэгэр. – И с юртами Мягмара. Можно списать все на аварию. И шамана заодно ликвидировать.

– Такого приказа не поступало, – холодно ответил Джексон. – И не повезем же мы их обратно к вертолету? Be prepared, boys! (Приготовились, ребята!)

Пятеро солдат сняли с плеча винтовки и выстроились в ряд. Джексон и Бэгэр встали чуть поодаль. Остальные, в том числе и водитель, отошли за грузовик. Зачем смотреть на то, что тебя не касается? Особенно когда зрелище не очень-то приятное. Командовал солдатами высокий мужчина с такой же автоматической винтовкой. Видимо, это был О'Доннел – командир взвода.

Сержант что-то утробно рявкнул. Лязгнули затворы, солдаты начали поднимать винтовки. Сашу Петренко колотила дрожь… Давыдов, не имеющий жены и детей, подумал, что нужно надеяться на лучшее. В том смысле, что жизнь не кончается со смертью. Что касается ИТЭФа – им придется искать нового математика. Возможно, в мирах второй гармоники. Если дела пойдут так и дальше, в ближайших измерениях Давыдовых быстро выбьют. А Даша и родители… Что ж, родителям будет тяжело. А Даша, наверное, быстро утешится.

На душе было муторно.

Солдаты не успели прицелиться, как рядом с ними, с обеих сторон от строя, появились два нечетких силуэта, которые очень быстро обрели форму. Шаг левой фигуры – и у одного из солдат отлетела голова. Шаг правой, удар кривым кинжалом – и другой рухнул как подкошенный. Две секунды – и расстрельная команда вместе с сержантом была полностью уничтожена.

Один из солдат успел нажать на спусковой крючок своей автоматической винтовки и дал очередь «в молоко». О том же, чтобы стрелять в пленников, и мысли не возникло. Попробуйте выполнить приказ и стрелять по заранее намеченной цели, когда на вас несется нечто с обнаженным клинком! Причем это «нечто» уже уложило нескольких ваших товарищей. Тут и у самого хладнокровного воина нервы сдадут.

Бэгэр отбросил в сторону автомат, заверещал как недорезанный, хотя его никто и пальцем не тронул, и помчался прочь от страшного места. Бежал он, петляя и истошно крича по-монгольски. Различить можно было только слово «онгон».

Джексон побледнел как полотно и стал судорожно вырывать из кобуры пистолет. Пистолет застрял. Тем временем фигуры в черных балахонах с обнаженными клинками придвинулись к нему.

– Стоп, мэджор! – скомандовал высокий меченосец.

Давыдов сразу узнал вкрадчивый голос – он принадлежал Шарпу, главарю тихоокеанских разведчиков, державших его на даче в поселке, где жил Дашин отец. Точнее, не Шарпу, а его ипсилон-проекции.

Майор обменялся с напавшими на его людей несколькими короткими фразами по-английски, оставил в покое пистолетную кобуру и бросился к джипу. Там он взял спутниковый телефон и принялся судорожно нажимать на кнопки.

Между тем за грузовиком, где укрылись остальные солдаты, было тихо. Не иначе хрипы своих товарищей они приняли за последние стоны расстреливаемых. Выстрелы в такой ситуации их, естественно, тоже не могли смутить.

Покидать свое укрытие солдаты не торопились. Джексон еще не отдал приказ закапывать трупы. Прямо скажем, это не тот случай, когда хочется проявить рвение.

Шарп аккуратно придерживал кривой нож у горла майора, пока тот разговаривал по телефону. Что-то спросил у него. Джексон ответил, но пришельца из другого мира ответ не устроил. Он задал вопрос еще раз, уколов шею майора кончиком ножа. Что ж, методы допроса Шарпа Давыдову были знакомы.

– Ай донт ноу! – прокричал Джексон и упал с перерезанным горлом, захлебываясь кровью.

Второй нападавший, не теряя времени, скрылся за грузовиком. Несколько сдавленных криков показали, что солдат, потерявших бдительность, удалось нейтрализовать очень быстро.

– Спасены? – с надеждой спросил Шведов. Губы его дрожали. Не каждый день у тебя на глазах убивают людей. Даже если эти люди собирались совсем недавно тебя расстрелять, особо буйной радости по этому поводу нормальный человек испытывать не будет. Разве что легкое удовлетворение.

– Вряд ли, – хмуро ответил Давыдов. – Меня они сейчас начнут пытать. А вас, скорее всего, уберут как лишних свидетелей. Так что по большому счету ничего не изменилось. Может быть, вам лучше попытаться бежать?

– Без тебя?

– Именно. Я останусь здесь. Догнать нас – для них не проблема. Но, вполне возможно, за одними за вами они не погонятся. Хотя бы Петренко к жене вернется…

– На меня тебе, похоже, наплевать, – обиделся вдруг Шведов. – Только о Петренко и говоришь.

– Ты – руководитель. Руководитель в ответе и за свои действия, и за подчиненных. Впрочем, я бы не хотел, чтобы ты здесь остался.

Пилот, похоже, вообще не понимал, о чем идет речь. Только тупо смотрел на распластанные в неестественных позах трупы.

– Прости, – прошептал Шведов.

– Вы меня простите, – Давыдов хлопнул Бориса по плечу. – Может, я еще и выкручусь. Бегите быстрее!

Шведов и Петренко сорвались с места и помчались к далекому лесу. Давыдов, напротив, пошел к джипу, возле которого серой громадой над поверженным Джексоном возвышался Шарп.

– Давненько не виделись, Николай, – мрачно заявил Шарп, в упор глядя на математика. – Или ты меня опять не помнишь? Опять двойник?

– Помню, конечно, – невесело усмехнулся Давыдов.

– Тогда что это за игры? Как же наш договор? Ты сделал то, о чем мы договаривались?

Николай постарался, чтобы на его лице не отразилось недоумение. Какой договор? С кем он в последнее время договаривался? Его пинали все, кому не лень, выбивали из него сведения, которых он не имел, и собирались отправить на тот свет. Может быть, в подвале они действительно договорилось о чем-то, прежде чем Кошкин ликвидировал его мучителей, а он запамятовал?

– Напомните мне пункты обязательств, которые я не выполнил, – попросил математик.

Постоянно давящий на сознание «правдосказ», чьим действием Давыдов был обязан Шарпу и госпоже Игами, научил Николая новому искусству – формулировать фразы, позволяющие не врать и не говорить правду.

– Ты обещал дать внятное, на трех листах, изложение теории гиперпространственного сдвига, – раздраженно ответил Шарп. – А также изложить принцип действия под-пространственного накопителя. Если по первому пункту у нас претензий нет, то по второму остается много вопросов. Ты уже получил информацию о теории создания ипсилон-образов от нас и ни слова не говоришь о накопителе. Более того, уезжаешь, начинаешь прятаться, а потом подсовываешь вместо себя какого-то полудурка!

– Полудурка? – переспросил Давыдов.

– Ну да. Двойника из другого мира. Или опытный образец, которому вы полностью – промыли мозги – я все же придерживаюсь последнего мнения. Мы не успели вытянуть из него всю подноготную в подвале. Но, полагаю, наши конкуренты его устранили, когда узнали, кто он такой.

Хотел бы Давыдов подольше поводить Шарпа за нос! Но «правдосказ» так и приказывал заявить: «Полудурок – это я! И я вовсе не полудурок!» От такой логически противоречивой мысли к горлу Николая подступила тошнота. Или, может быть, сказалось пережитое. Все-таки его пытались расстрелять первый раз в жизни. Если не считать нескольких последних покушений, которые происходили неожиданно и психикой переносились гораздо легче.

– Для вас, наверное, будет большим сюрпризом тот факт, что я и есть перемещенный Давыдов? – язвительно, с трудно давшейся ему усмешкой доложил Николай. – Давыдов из далекой и технически отсталой глобулы?

– Ты, право, шутишь! – изменился в лице Шарп, или, вернее сказать, ипсилон-проекция Шарпа. – Ты покончил с противником, Сорлаг? Иди сюда! Для тебя есть работа! Мы тут имеем дело с опасным субъектом. Может, даже зомби!

Давыдов на «зомби» не обиделся. «Полудурок» задел его больше.

Мужчина внушительной комплекции с отталкивающим лицом вышел из-за грузовика.

– Слушаю, хозяин! – заявил он с украинским акцентом.

– Видишь – соотечественника твоего завербовали. Хороший специалист, – заметил Шарп, кивая на своего подручного.

– А почему он Сорлаг?

– Оперативное прозвище. Не Миколой же его называть? Так ты, Давыдов, не заливаешь, что ты – «подвальный» Давыдов?

– Подтверждаю. Так и есть. Я – Давыдов из другой глобулы. Встречался с вами, госпожой Игами и господином Джонсоном. До сих пор под действием вашего проклятого «правдосказа». Могли бы уже заметить.

– Да, от него не так-то легко избавиться, – усмехнулся Шарп. – Патентованная формула. Правда на всю жизнь. Хотя, как правило, после введения этого лекарства живут недолго…

– Разрушающее действие на организм?

Шарп потянулся, словно бы проекции это было нужно. Впрочем, возможно, в имитационном саркофаге, из которого транслировалась проекция, настоящему Шарпу действительно нужно было разминать кости. А компьютер, формирующий ипсилон-образ, добросовестно прорисовывал все его действия.

Оглядев Давыдова с головы до ног, тихоокеанец объяснил:

– Разрушающее действие «правдосказа» только косвенное. На необитаемом острове он бы тебе не повредил. Среди людей же у «правдиков» зачастую наблюдается антисоциальное поведение. Отсутствие мимикрии. Отсюда следует желание всех окружающих избавиться от противного, колючего субъекта. Но это только в том редком случае, если объект воздействия «правдосказа» остался жив после допроса. А я, например, свидетелей оставлять не люблю… Ты, Николай, к сожалению, всего лишь свидетель. Нам нужен прежний Давыдов. Подскажешь, где его найти и жив ли он на самом деле, – твоя участь будет облегчена.

– Ведь только что признались, что не оставляете свидетелей.

– Ну, устранять их тоже можно по-разному… Я сам тебя зарежу, а Сорлаг останется с носом. Кстати, почему ты не попытался убежать со своими товарищами?

Шарп остро взглянул на Николая, словно поймал его на лжи.

– Полагал, что вы останетесь со мной, а их оставите в покое. Теперь они имеют шанс спастись.

– Ты это серьезно? – усмехнулся Шарп. – Такое вот чистое самопожертвование?

– Я под вашим «правдосказом»…

– Это и настораживает. Может, ты все-таки другой Давыдов? Без «правдосказа», но с хитрыми планами?

– Каким я был, таким я и остался, – бросил Николай. – Вы объясните, что я вам плохого сделал, что вы меня даже здесь достали? Жил бы себе потихоньку, занимался математикой…

Шарп молчал, приминая тяжелым сапогом зеленую травку и бросая косые взгляды на убитых солдат. В небе появились стервятники, которые пока не смели спускаться вниз, но смотрели на валяющиеся на земле трупы с таким же вожделением, что и тихоокеанец, а также его партнер Сорлаг.

– Мы вас не достали, уважаемый Давыдов, – протянул Шарп спустя минуту. – Между прочим, мы вас даже хотели спасти. Не тебя конкретно, а Давыдова. Кто же знал, что это ты? Поэтому мы так старались, защищая Давыдова от диверсии прыгунцов из Северо-Атлантического Альянса. Резвые такие, наглые и навязчивые. Никакого стремления к конструктивному сотрудничеству. Знаешь таких?

– Встречался.

– Даже так? Когда же успел?

– Да после знакомства с вами. На следующий день.

– И о нас ты им рассказал? – нехорошо улыбнулся представитель Тихоокеанской империи.

– Что же мне оставалось делать? Лгать я, вашей милостью, не могу. Да и не вижу смысла скрывать от кого-то нашу встречу. Одного не пойму – вы ведь вроде бы должны быть союзниками… И там, и там – Америка. Правда, вы в союзе с японцами, а те вроде бы расширились в сторону Европы…

– Почему ты решил, что мы должны быть союзниками? – удивился Шарп. – У меня вот Сорлаг союзник. Он, между прочим, чистокровный украинец, выходец из Львова. А некоторых своих соотечественников я бы с удовольствием к стенке ставил и в газовых камерах душил. Может быть, еще и буду душить…

Глаза проекции Шарпа словно бы затуманились, отразив на мгновение бетонные стены камер, в которых клубился газ и корчились жертвы.

– Обширные планы, – заметил Давыдов, сглотнув горький комок. – Только не пойму, зачем прыгунцам понадобилось Давыдова уничтожать? И как вы об этом узнали?

– Сейчас я тебе всю сеть нашу разведывательную выдам, – сипло расхохотался Шарп. – Жди! А пристрелить альянсовцы тебя – то есть не тебя, конечно, а Давыдова настоящего – хотели для того, чтобы ты нам информацию не сдал. Только у прыгунцов руки коротки. Сами они сюда заявиться не могли – Наушки мощнейшим энтропийным полем прикрыты, оно на сотню километров вокруг простирается. В вертолет тоже на ходу не прыгнешь. Вот они руками своих американских партнеров вертолет с курса и сбивали. А потом вас волокли в глубь страны, туда, где энтропийных полей нет. Но, видно, заподозрили неладное. Или кто-то другой им команду на ваш расстрел дал. Еле успели мы. А зря. Оказывается, вас и нужно было шлепнуть. Нечего было энергию тратить.

– Ошибка вышла, – посочувствовал Николай.

Шарп встряхнулся, поднес широкий кривой нож к горлу Давыдова:

– А зачем я тебе все рассказываю? Устал, наверное, в здешних степях болтаться. Жарко…

– Да и поговорить любишь.

– С обреченными, – добавил Шарп.

Давыдов понял, что у тихоокеанца гораздо больше возможностей уколоть его, и переключил мысли на другое. Неужели и ипсилон-проекции жарко? Но ведь если проекция в целях самосохранения чувствует боль, если испытывает реальные нагрузки (что правильно, ибо как, не чувствуя мир реально, рассчитать силу воздействия), то и жара должна передаваться оборудованием саркофага.

Уставшее и мрачное лицо Шарпа выглядело на удивление свежим для жаркой степи.

– Лучше скажи мне: тебя-то сюда зачем понесло, полудурок? – Оставить в покое свою жертву он не мог. – Давыдов настоящий встретиться с нами хотел по делу. Мы в своей глобуле Монголию контролируем, очень удобно аппаратуру разворачивать, проекции перемещать. Аппараты мощные стоят… А ты что здесь забыл, если тебя мы не приглашали?

Николай еще раз посмотрел на небо. Стервятников стало еще больше, но они опасливо держались поодаль от людей.

– Думал, если прежнему Давыдову нужно было сюда попасть, то и мне не помешает. Пожалуй, это и правда глупо. Наукой нужно было заниматься, а не политикой. Но политика затягивает.

– Затягивает, – прищурился будто от удовольствия Шарп. – Прав ты, Николай. Затягивает политика. Чем больше ею занимаешься, тем сильнее затягивает. Впрочем, на себе ты этого не испытаешь.

– Да, конечно, – кивнул Николай в опасной близости от кривого ножа.

Зачем злить врага. В продолжение своей политической карьеры он не очень верил в любом случае. А шансы на спасение таяли.

Пистолет забрал у него Джексон. А с голыми руками напасть на Шарпа – смешно! Тем более Сорлаг так и смотрит, чтобы пленник шага в сторону не сделал, мечом поигрывает. Вряд ли он без команды Шарпа осмелится убить нужного хозяину человека. За такие штучки могут быть неприятности не только у проекции, но и у лежащего в саркофаге настоящего Сорлага. Или Миколы Попандопулы – кто там на самом деле этот зашифрованный Сорлаг?

– А ты думаешь, друзья твои спасутся? – продолжал наслаждаться ситуацией Шарп. – Нет, ни в коем случае. И бегать за ними мы не собираемся. Просто переместимся немного ближе к лесу. Вход, выход – и бегать не нужно. Высокие технологии! Но жизнь ты им купить можешь.

– Слушаю, – коротко ответил Давыдов – болтовня Шарпа под палящим солнцем ему уже порядком надоела.

– Прыгунцы что о нас знают? Удивились, когда ты им о нас рассказал?

– Да не особенно. Говорили что-то насчет «глобулы пять» или «глобулы девять» – я уже точно не помню…

– Все ты путаешь, Давыдов! А еще великий математик – в некоторых мирах, конечно. Тебя, наверное, в твоей глобуле мама в детстве головой об пол уронила…

– Маму мою не трогай, – огрызнулся Николай.

– Так вот, о «глобуле девять» я тебе говорил. Оттуда и есть прыгунцы. Союзнички поганые. А на самом деле – злейшие враги.

– А, точно, – вспомнил Николай. – Панкрат обзывал вас всячески и обещал, что скоро из нашей глобулы прыгунцы вас выкинут.

Шарп задумался и, похоже, разозлился, потому что спустя несколько мгновений заявил:

– Порезвился ты, Давыдов, и будет. Личность ты опасная, хватит тебе нервозность в отношениях между глобулами создавать. К тому же сейчас, от тебя избавившись, мы будем уверены, что вновь на тебя не нарвемся. И никакие императорские разведчики тебе здесь не помогут. Действуй, Сорлаг!

«А что, если он и есть настоящий Давыдов. Из этой глобулы, подумал вдруг Николай. И не было в его жизни никакой школы № 5, учеников, финансовых трудностей. И переходов в другую глобулу. А все это – вживленные воспоминания. На самом же деле была только работа без отдыха, нервное напряжение, встречи с разными Сорлагами… И неустойчивая психика, требующая лечения…»

От таких мыслей Давыдову почему-то стало легко. Все, что сейчас происходит, происходит не с ним. Он – вечен и неизменен, а мир прекрасен и устроен наилучшим образом. В нем нет места боли.

Сорлаг взмахнул ножом, но это действие не причинило вреда телу Николая. Точнее, причинило, но не так, как он ожидал. Давыдова просто оглушило и отшвырнуло в сторону.


Голова болела, в ушах стоял звон, а во рту явственно ощущался горько-соленый привкус крови, смешанной со степной пылью. Николай с трудом повернул голову, оторвав щеку от мягкой по случаю весны степной травки. Сорлага нигде не было. Так же, как и Шарпа. К джипу, принадлежавшему некогда Джексону, подходили трое парней в камуфляже и черных ботинках. Обвешанные оружием – как огнестрельным, так и холодным. Радовало, что среди огнестрельного вооружения незнакомцев доминировали автоматы Калашникова. С другой стороны, кто только не вооружается сейчас этими автоматами!

Еще один мужчина с густыми пшеничными усами направлялся к Николаю. В одной руке он держал автомат, в другой – странный пистолет с широким раструбом. Несмотря на раструб и большие размеры, пистолет не производил впечатления антикварного. Скорее он выглядел как оружие из будущего. Или из другой глобулы…

Давыдов застонал и попытался отползти в сторону. Но двигаться не очень-то получалось. Тело не слушалось. Не оставляя безуспешных попыток отползти, Николай рассмотрел три большие зеленые звездочки на полевой форме. Лицо военного было покрыто коркой пота и пыли. Карие глаза блестели.

– Живой? – доброжелательно поинтересовался полковник.

Математик не ответил. Только внимательнее присмотрелся к знакам на форме спасшего его человека. Звезды, двуглавые орлы, дубовые ветви… Символика могла подходить и солдатам армии Евразийского Союза, и, скажем, ведомству императорского разведчика Кошкина. Только полковник не был проекцией. Да и прыгунцом вряд ли. Сразу было ясно, что он пешком отмотал по этой степи не один километр, А форму военных в данной глобуле Николай повидать еще не успел. Не встречался он с военными. Только со службой охраны, с милицией да с представителями разных ведомств.

– А ты меня не узнаешь, что ли, Николай? – спросил военный.

И только сейчас Давыдов его действительно узнал. Узнал и рассмеялся:

– Вячеслав?

– Ну так… Я уж думал, ты головой сильно ударился.

– Да не слабо…

– Побегать за тобой пришлось. В последний момент успели.

– Ты теперь полковник?

Задав вопрос, Николай мысленно исправил формулировку. Вернее было бы спросить не «теперь», а «у них». Только у кого? И его ли это прежний товарищ?

Слава Бурдинов, друг Давыдова еще по Ростовскому государственному университету, о работе которого в ИТЭФе рассказывали Николаю сразу по прибытии в эту глобулу, взглянул на однокашника с удивлением.

– Странные вопросы тебя волнуют в такую минуту, товарищ! Да, неделю назад присвоили очередное звание. Все-таки почти на передовой воюю. Можно подумать, ты не знаешь…

– Неделю? Выходит, до этого ты был подполковником? – с трудом шевеля губами, продолжал расспрашивать Давыдов.

– Шутник! И ты ведь вроде бы не рядовой. Встать, подполковник Давыдов! Пора отсюда сматываться. Американцы могут вернуться. Не до шуток!

– Проекции вернутся? – уточнил Николай.

– Проекции – это бы еще ладно. На них мы управу найдем. Настоящие, на грузовике. Джексон был с ними на связи. Но пока стоят на месте. А у меня людей мало. Да и поддержку с воздуха они могут вызвать, а мы – нет. Все-таки чужая территория.

Давыдов оглядел Бурдинова с подозрением:

– Ты-то здесь откуда взялся?

– Да уж два месяца в окрестностях околачиваюсь.

– Нет, именно здесь? – Николай приподнялся и сел на землю. Каждое движение давалось ему с трудом.

– За тобой прилетел, – резко бросил Бурдинов. – Вставай, Николай. Я понимаю, контузия и все такое, но взрыв не таким сильным был. Нужно шевелиться. Ребята, помогите ему!

Бойцы, обследовавшие джип и грузовик, тотчас оказались рядом. У одного Николай заметил лейтенантские погоны, двое других были сержантами.

– Поднимайтесь, господин Давыдов, – предложил один из сержантов, совсем молодой паренек, подавая Николаю.

Давыдов стиснул зубы и встал. Не хватало еще, чтобы его, как изнеженного гражданского специалиста, таскали на руках. Хуже того – не как гражданского, а как разъевшегося или расслабленного военного. Только что он узнал еще об одном своем достижении – здесь он дослужился до подполковника. Впрочем, скорее всего, звание присваивали автоматически, когда специалист занимал какой-то пост в работающем на оборону гражданском институте. Савченко, очевидно, тоже полковник. Генеральские звания, как известно, в запасе не присваивают. Хотя, с другой стороны, может быть, сотрудники ИТЭФа и не в запасе.

– Смотрите, что у Джексона нашли! – объявил лейтенант, протягивая Бурдинову планшет.

– Вам бы, ребята, все по сумкам офицерским шарить, документы изымать, – беззлобно усмехнулся Вячеслав. – На месте начальству предъявите, лейтенант. Сейчас другие задачи на повестке дня. Что там космическая разведка докладывает, Шелобко?

Один из сержантов, не снимавший наушники, сообщил:

– Грузовик пока стоит. Но двигатель завели.

Большой армейской рации у него видно не было – такой же рюкзак, как у всех. Провода от наушников уходили в оттопыривающийся нагрудный карман.

– Может быть, кондиционер включили? – предположил лейтенант. – Это же американцы. Им комфорт нужен. Если кондиционер сломался, они считают, что машина безнадежно испорчена и пользоваться ею нельзя.

– Рацию здесь не нашли? – поинтересовался Бурдинов. – Можно было бы послать запрос. Или, по крайней мере, слушать их переговоры.

– Неприятель ее из строя вывел, – доложил другой сержант. – Сапогом раздавил.

– Ясно. Уходим. Давыдов махнул рукой:

– Подождите. Мне свой пистолет забрать надо. И винтовка не помешает… Даже три.

– Зачем вам три винтовки? – изумился лейтенант.

– Двое наших прячутся в лесу. Нужно их найти и забрать с собой.

Давыдов добрел до машины и подобрал свой портфель, открыл портфель американца. Пистолета в нем не оказалось. Винтовки расстрельной команды валялись далеко, идти за ними не было сил… А нужно ведь еще добираться до леса…

Бурдинов помрачнел, глядя на Николая, коротко кивнул сержанту:

– Краснов, забери винтовки. Ты, Трушечкин, когда портфель американца обследовал, пистолета не нашел?

Лейтенант занес руку назад и вытащил неприметно спрятанные на поясе за ремнем «Макаров» Давыдова и вальтер американца.

– Страсть к оружию тебя погубит, – покачал головой Бурдинов. – Свои же за незаконное хранение оружия к суду привлекут.

– Это трофеи, – упрямо возразил лейтенант Трушечкин. – Я оприходую и на склад сдам. Потом нашим ребятам во время операций в тылу врага «местное» оружие, может, потребуется. Вы заметили, какая «пушка» у янки?

– Заметил, – вздохнул Бурдинов.

– Немецкая. Что им, своих не хватает?

– В Штатах по лицензии вальтеры давно уже делают, – пояснил Вячеслав. – А что Джексон в нем нашел, и правда не знаю. Выпендрежником, наверное, был. Такой вальтер – гражданское оружие. Не армейское. Слишком мал.

– Как посмотреть, – возразил лейтенант, с любовью поглядывая на пистолет.

Прав на оружие Давыдова, как на свою законную добычу, Трушечкин заявлять не стал, хотя глаза у него жадно поблескивали. Лейтенант молча отдал математику его «Макаров», а вальтер сунул обратно за пояс. Немецко-американский пистолет действительно был красивым и аккуратным. Николай с удовольствием обменял бы его на свой пистолет – хотя убойные характеристики такой небольшой машинки наверняка были меньше. Но ему ведь не на слонов охотиться…

– На джипе поедем? Или на «КамАЗе»? – спросил лейтенант Бурдинова.

– У «КамАЗа» колеса повреждены, – доложил Шелобко. – Две камеры пробиты. Никуда мы на нем не уедем.

– Та же история с джипом, – сказал сержант Краснов.

– И когда он успел? – Давыдов подивился прыти Сорлага. – И, главное, зачем? Как будто предвидел!

– Хороший боец должен предвидеть все, – заявил Вячеслав. – Впрочем, у этих типов, похоже, просто сильна тяга к разрушению. Даже если мы найдем запасные колеса, замена займет слишком много времени.

Давыдов взглянул на потные лица своих спасителей. Конечно, топать пешком – не сахар. И так отмотали не один километр по жаркой степи. Но, с другой стороны, грузовик и джип проще выследить…

Шелобко, нагруженный винтовками, не дожидаясь команды, двинулся в сторону леса. Он ворчал, что три с половиной килограмма в каждом стволе – не шуточки и что толку от американского оружия все равно не будет никакого. Никто с ним не спорил, но свой приказ Бурдинов не отменял.

Давыдов, оправившийся от потрясения, спешил за Бурдиновым. Ему было проще – он ничего не тащил, кроме своего легкого портфеля, в отличие от других членов разведывательно-диверсионной группы.

– Почему они взорвались? – на ходу поинтересовался Давыдов. – В смысле, как вы избавились от проекций? Снайперская винтовка?

– Нет, – ответил Вячеслав. – Пистолет. Разработанный моим отделом на основе твоих данных об ипсилон-проекциях. Наших противников под действием портативного дзета-генератора, или ипсилон-дезинтегратора, нарушающего целостность ипсилон-структур, вышвырнуло обратно. Полагаю, оба они не подлежат восстановлению.

– Погибли реально?

– Именно. Их достало обратной ударной волной в собственном мире. Когда оболочка коллапсирует, тому, кто ею управляет, не позавидуешь.

О таком случае, наверное, и говорил Николаю Иван Кошкин. А прежний Давыдов, еще раз убедился Николай, оказался не так прост! Договаривался с тихоокеанцами, а сам держал камень за пазухой, помогал Бурдинову конструировать оружие против своих партнеров. Впрочем, не мог же нынешний Николай – а прежний Давыдов, несомненно, был на него очень похож – продаться каким-то тварям с изнанки мира, из ужасной тоталитарной империи?

– Как вы меня нашли? – продолжил расспрашивать Николай.

– Позже, – коротко бросил Вячеслав. – Береги дыхание. Нам нужно ускориться.

– Грузовик тронулся, – сообщил между тем Шелобко. – Курс – к своим.

– Брось одну винтовку, – приказал Бурдинов Шелобко. – Нет, две. Бегом марш!

– Я взял две М-16АЗ на тридцать патронов и одну М-733 на двадцать, – уточнил сержант. – Оставить для нас А-третью?

– Семьсот тридцать третью, – ответил Бурдинов. – И легче, и короче. И скорострельность ниже. Новичку она больше подходит. Авось весь магазин сразу не выпустит. Впрочем, затяжные бои нам не грозят…

Давыдов молча выхватил у Шелобко одну из тридцатизарядных винтовок М-16 и, стиснув зубы, побежал. Бурдинов возражать не стал. Тут уж не до взаимных реверансов. Каждая огневая единица на счету.


– Успеть бы до леса! – запекшимися губами на бегу крикнул лейтенант Трушечкин. – Мы их, конечно, много положим. Но и сами ляжем. Их больше, вооружены они лучше. Человек двадцать. Или даже тридцать.

– Без паники, – потребовал Бурдинов. – Отстреляемся.

– Какая паника? Я к бою готовлюсь…

Позади появилось облако пыли. Это несся «КамАЗ» с американцами. До леса оставалось метров двести, но разве сравнится скорость мощного грузовика по гладкой степи со скоростью уставших людей?

Американцы, однако, не пошли на перехват, а двинулись к брошенным машинам своих сослуживцев.

– Давайте займем позицию, – предложил Шелобко. – Зачем нам в лес?

– Тебе непременно хочется подраться? – бросил укоризненный взгляд на сержанта Бурдинов. – Я, напротив, надеюсь этого избежать.

– Да как же избежать? – рассердился Трушечкин. – Видно нас как на ладони. Только руль повернуть в нужную сторону. И стрелять из кузова можно. Прямо как на дикой охоте.

– Зная американский менталитет, надеюсь, что они в ближайшее время про нас и не вспомнят, – спокойно объяснил Бурдинов.

– Ну-ну, – не очень почтительно по отношению к старшему по званию хмыкнул лейтенант.

Американцы действительно не торопились за ними гнаться. Даже не стреляли вслед, хотя пули из тяжелой штурмовой винтовки имели все шансы поразить врага на небольшом, в общем-то, расстоянии. Напротив, вокруг брошенного джипа и грузовика поднялась настоящая суматоха.

Лейтенант добежал наконец до первой низенькой елки и упал возле нее, развернувшись в сторону противника и беря американцев на прицел.

– Не стрелять, – приказал Бурдинов. – Пока не стрелять! Бежим в глубь леса!

Метров через тридцать, уже среди более густых зарослей, занял позицию Краснов. Трушечкин, наоборот, вскочил и бросился догонять остальных.

Оказавшись вне зоны прямой видимости американцев, Бурдинов дал команду остановиться:

– Насколько я понимаю, до подхода подкреплений американцы с места не сдвинутся. Видите – круговую оборону занимают.

Американцы и в самом деле только что не зарывались в грунт. Падали на землю, вжимались в складки ее поверхности…

– Чего они волнуются? – удивился Шелобко. – Нас же мало…

– А ты представь себя на их месте. Все до одного товарищи и командир убиты. Кто это сделал, они даже не догадываются. И сколько нас – откуда же им знать? Странно, что они еще стрекача отсюда не дали.

– Боятся… Засады боятся, – прокомментировал Трушечкин, перешедший на сторону полковника в вопросе об американском менталитете.

– Тогда, наверное, скоро вызовут вертолеты огневой поддержки, – предположил Шелобко.

– Скорее – танки, – вздохнул Вячеслав. – Вертолеты слишком рискованно: до границы – тридцать километров. Но они, конечно, будут просить.

Давыдов слушал разговор и не встревал. Он не был военным, опыта боевых операций не имел.

– Трои друзья где, как полагаешь? – обратился к нему Бурдинов.

– Если принять во внимание русский менталитет – где-то неподалеку. Вряд ли они могли меня бросить и убежать без оглядки. Наверное, наблюдают из леса за событиями.

– Так зови их!

– Нет, Слава, подожди. Мне надо с тобой наедине парой слов перемолвиться, – попросил Николай.

– Идет. Спешить нужно не торопясь. И отдохнуть не помешает. Смотрите по сторонам, ребята. Мы сейчас вернемся.


– Объясни, как вы меня нашли, почему пришли на помощь в самый последний момент? Все это было очень кстати. Даже чересчур кстати… Многовато у меня в последнее время таких случайностей! – Давыдов пристально смотрел в глаза Бурдинову.

Бурдинов расправил густые пшеничные усы, усмехнулся:

– К чему такие вопросы? Да еще так срочно и спешно?

– Прежде чем звать своих друзей, я должен выяснить, кто вы такие и откуда взялись!

– Узнаю подозрительного Давыдова. Только сообразительность тебя подводит. Немного. Вот ты сам как думаешь, откуда мы появились?

– Из другой глобулы. Еще какой-нибудь. С представителями которой я пока не имел чести встречаться. Поскольку дезинтеграторы на вас не действуют и энтропийные поля – тоже.

Бурдинов покачал головой:

– Нет, Николай. Мы самые что ни на есть обычные ребята, местные жители. А появление наше объясняется очень просто. О том, что вертолет полетел в Наушки, нам сообщили – правда, немного позже, чем следовало. На радаре мы его отслеживали. Заметили и то, что он границу пересек. Это – полбеды. Может быть, у тебя в Монголии дела какие были! Хотя глупо лететь на чужом вертолете, когда можно было нашим транспортом воспользоваться. Но маневры ваши мы видели. Поняли, что неприятель сбил машину. И начали переговоры вероятного противника слушать.

– Как?

– Ну что: в нашей армии радиоэлектронная разведка не работает? Обижаешь… Вот так и узнали, что за вами был послан взвод Джексона. Предугадать действия врага оказалось не так уж сложно. Тем более космическая разведка нам постоянно помогала. Засекли ваш вертолет, американцев… Нас выбросили километрах в четырех к югу отсюда. Малый десантный вертолет. Я приказал – не общевойсковую же операцию устраивать? И американцам вас отдавать нельзя было…

– А сам зачем пошел? – поинтересовался Давыдов, – Не мог спецназовцев послать?

– Да я, знаешь ли, привык быть в центре событий. Опыт кое-какой имеется. Без меня что молодежь сделает? И тебя они в лицо не знают – обмануть их можно. И к сюрпризам нашего вероятного противника могут быть не готовы… Так вот в крайнем случае мы собирались засаду устроить. Мину поставить на дороге, а там действовать по обстоятельствам. Но хотели, конечно, чтобы наши партнеры из соседних миров раньше сыграли. Чтобы не они на нас, а мы на них вышли. Нашу группу только из космоса и можно было отследить. А спутники на орбиту ни прыгунцы, ни тихоокеанцы еще не научились запускать. И дождались мы, чего хотели. Правда, раньше, чем предполагалось, Джексон решил остановиться. Пришлось пробежаться. Холм мы обогнули, последние метров триста ползли. Хорошо, что у ипсилон-проекций системы дальнего обзора не слишком совершенные…

– Слушай, а почему американцы на «КамАЗах» ездят? – перебил рассказчика Давыдов.

Эта деталь показалась ему важной. К тому же любая нестыковка могла разоблачить Бурдинова, если тот пытался ввести математика в заблуждение.

– Для маскировки, – пожал плечами Бурдинов. – Они ведь здесь не совсем легально. Что ж им, свои грузовики привезти, да еще звездно-полосатый флаг на них крупно изобразить? И так техники много возить нужно. На самолетах переправлять не управишься. Лучше ведь танк доставить, чем грузовик? Вот они и используют наш старый парк. Тем более «КамАЗ» на здешних дорогах то, что надо.

– А как вы узнали, что Шарп наш конвой перехватит? Слава потер давно не бритую, уже заросшую щетиной щеку, прищурился, глядя на Николая:

– Ты знаешь, уверены мы в этом не были. Но, поскольку заманивали вас в Монголию не из нашего мира, резонно было предположить, что перехватят. Вот только где, когда и кто? Игра велась серьезная.

– Как это нас заманивали?! – не поверил Николай. – Вроде бы все случайно получилось…

– Заманивали, еще как. Откуда команда насчет этого вертолета поступила – отследить не получилось. А команда такая была. Гнилорыбов не виноват, я выяснил. Он бы тебя на самую лучшую машину посадил. А приказ на летное поле от его имени пришел. Стало быть, кто-то влез в компьютеры. По почерку похоже, что прыгунцы. Они же чуть позже из американского штаба отдали приказ Джексону расстрелять вас. И на цель его навели. Ты пойми – не даются такие приказы по «громкой связи» и в такой спешке, когда ясно, что никуда вы не денетесь. Джексон был офицером исполнительным… Это его и сгубило…

– Потому что в дело вмешались тихоокеанцы, которые хотели сорвать планы прыгунцов, – продолжил Давыдов.

– Именно. У них разведка тоже поставлена хорошо. Где они информацию получили, откуда – хотел бы я знать! Но теперь уже не узнаем. Выхода у нас не было, пришлось их уничтожить.

– А зачем вы так долго ждали? Надеялись, что тихоокеанцы проговорятся?

– И это тоже, – усмехнулся Бурдинов. – Да и тебя, Коля, проверить нужно было… Ты хоть и свой человек, да в последнее время я мало кому доверяю. Война. И игроков на поле много стало.

– И если бы я оказался предателем, ты бы меня спасать не стал?

– Почему же. Стал бы. Чтобы перевоспитать. Столько людей сейчас по жизни мечутся. Запутались в собственных играх. Ох, как бы мне самому не запутаться…

Давыдов рассмеялся. Узнавал добродушного, немного взбалмошного Славу. Тертого жизнью, но все такого же оптимиста.

– Боюсь, не напрасно ли ты старался? Я ведь не тот Давыдов, которого ты знаешь. Бурдинов еще раз прищурился:

– Ну я, вообще говоря, об этом догадывался.

– Откуда же? – удивился Николай. – Из ИТЭФа сообщили?

– Из этого змеиного гнезда? Нет… Я там большой популярностью не пользуюсь. Каждый сам за себя, кто меньше знает, тот слабее. А Савченко не до того, да и по телефону говорить – все равно что на перекрестке кричать. Только и сам я соображаю.

– И что же меня выдало?

– Наш Давыдов в последнее время распустился. Бежать так, как ты, не смог бы. Винтовку и не подумал бы приберечь-сохранить, когда я скомандовал оружие бросить. Да и вообще, барином он в последнее время показывал себя. Ты – другой. На прежнего Николая похож, молодого, неиспорченного. К тому же о проекте по перемещению я кое-что слышал. Не два дня назад его раскручивать начали. Вот и смекнул, что к чему. Да и когда я сказал, что перевоспитывать тебя собирался, ты и бровью не повел. Нашего Давыдова это оскорбило бы…

– Глупости какие!

– Ну, глупости не глупости, а так и есть. Зазнался он!

– И что же теперь? Как дальше жить будем?

– Да как и прежде. Ты – Давыдов, я – Бурдинов. Были мы друзьями, друзьями и останемся. Хоть ты из этого мира, хоть из другого.

– Рад, – улыбнулся Давыдов.

– И я рад, – улыбнулся в ответ Бурдинов. – Пойдем к ребятам. Нужно выбираться отсюда.

– Подожди. Я Шведова и Петренко позову.


Оглашать лес хриплыми, придушенными возгласами Давыдову пришлось недолго. Затрещали сучья, заколыхались ветки, и на полянку вывалились двое. Похоже было, руководство в чрезвычайной ситуации перешло к пилоту Петренко. Чиновник Шведов брел понуро, нехотя.

Бурдинов недолго думая взял появившихся товарищей Давыдова на прицел своего «Калашникова».

– Они? – уточнил он у Николая.

– Вроде бы, – ответил тот.

– Кто это, господин Давыдов? – Петренко указал на Бурдинова. При виде оружия, похоже, он вспомнил о субординации.

– Мой хороший друг. Руководитель разведгруппы, посланной нам на помощь.

– Что-то рано они нас нашли, – недоверчиво протянул Петренко.

– Да ладно, Саша! – успокоил его Давыдов. – С полковником еще трое ребят. И мне они от тихоокеанцев уйти помогли. Теперь не пропадем.

– Каких еще тихоокеанцев? – не понял Шведов.

– Замяли, – оборвал разговор полковник. – После узнаете, если нужно будет. Выдвигаемся к нашим.

– А что выдвигаться? – раздался из кустов голос Трушечкина. – Мы этих слонов в джунглях вычислили еще за сто метров. Сейчас на прицеле держим.

– Каких слонов? – обиделся Шведов.

– Шумных, – ответил лейтенант. – Сразу видно – гражданские.

– Ты ВВС не трогай, – хмуро пробурчат Петренко. – Что бы вы без нас делали? А по лесу тихо ходить нам не положено. Не тому нас учили.

Из-за кустов показался Шелобко.

– Товарищ полковник, вот этот мне подозрителен, – ткнул он пальцем в пилота.

– Почему?

– Пеленгатор на него реагирует. Маячок есть. Петренко нахмурился еще больше.

– Сам покажешь, где маяк, или искать придется? – спросил пилота Бурдинов.

Петренко удивленно поднял брови:

– Да вы что? Какие маяки? Я что, враг себе? Меня только что чуть не пришили вместе со всеми! И вертолет сбить хотели!

– Ну не пришили же, – возразил Трушечкин, – И не сбили… Колись, вражий агент!

– Не виноват я, – совсем сник Петренко. – Поверьте, господин Давыдов, не виноват!

– А «жучок», или маячок, или что там еще есть у тебя?

– Нет.

Бурдинов властно взмахнул рукой:

– Отставить! Вы как из деревни вчера, с посиделок, остыть не успели! Только бы языком балаболить! А ты, мил человек, приляг на травку, лицом вниз. Наш специалист тебя и проверит.

Бурдинов сделал в сторону Петренко недвусмысленное движение автоматом, и пилот поспешил лечь на траву. Руки он положил на голову.

– Руки в сторону раскинь, – потребовал Шелобко, доставая из кармана небольшой сканер.

Минуты две Шелобко возился со сканером, работая преимущественно в области головы подозреваемого.

– Есть маячок, – сообщил он. – Радиоуправляемый. Большой мощности. В левом ухе.

Петренко заерзал по траве и начал всхлипывать:

– Не знаю я, откуда он там! Ни в чем я не виноват!

– Может быть, может быть, – раздумчиво протянул Бурдинов. – С одной стороны, такой передатчик с огромной вероятностью через два года рак мозга гарантирует. Не ставят «маяки» в голове у своих людей. Обычно их или с собой носят, или на худой конец в запястье вживляют. Чтобы экранировать излучение можно было, чтобы найти труднее было. А ты свой не очень и прятал. Но опять же без твоего ведома как тебе в голову залезть? Вспоминай, когда его поставить могли.

Петренко лязгнул зубами. Давыдов наблюдал это уже не в первый раз за сегодняшний день. Может, и правда мощный источник радиоизлучения рядом с мозгом не делал психику пилота устойчивее?

– Не знаю! Операций на голове мне не проводили! Во сне разве что?

– Крепко нужно спать, чтобы в голову тебе что-то засунули! – заявил Шелобко.

– Вспомнил! – завопил вдруг Петренко, приподнимая голову от земли. – Четыре месяца назад! Зимой! К брату во Владивосток летал. Со сменщиком. Туда – я, обратно – он. То есть я свою работу выполнил, можно было расслабиться. Вот мы с братом и отметили встречу! В ресторан пошли, потом еще куда-то… Очнулся днем, и не в вытрезвителе, а на какой-то скамейке. Не замерз совсем, хоть зима была. Только ухо болело. Как раз левое! Я подумал – простудился. Или ударил кто-то! А брат в три ночи домой пришел. Тоже пьяный, но в сознании. Не помнил, где меня потерял. Они с женой решили, что я по девкам пошел. Жена еще братана хвалила, что он не повелся. А мне потом мозги пилила до вечера, пока мы обратно в Гусиноозерск не улетели. Еле упросил ее моей жене ничего не говорить… Хотя и говорить-то было нечего. Только что дома не ночевал!

Бурдинов наблюдал за Петренко с легкой усмешкой:

– Все может быть, Саша. Все может быть… Но рисковать мы не будем.

– То есть как это рисковать? – забеспокоился пилот.

– По твоему маяку нас в любой момент вычислить могут. Придется этот вопрос решать.

– Специальных средств для его удаления нет? – осведомился Давыдов. – Наподобие антипрыгунцовой пушки?

– Нет, – покачал головой Бурдинов. – Это ведь самый обычный передатчик. Не прыгунцовая аппаратура, не ипсилон-проекция. Он получает команды с помощью обычных радиосигналов в импульсном режиме. И передает их точно так же. Его можно и отключить – но с центральной станции. Я так полагаю, эта станция где-то на Памире…

– Да. На Памире, – подтвердил Шелобко. – Наши ребята в той стороне подозрительную станцию с сильным импульсным сигналом обнаружили еще месяц назад. В каком-то диком ущелье. Спутниковая разведка одни камни показывает. Проутюжить бы их с воздуха или из космоса ударить… Но китайцы возмущаться будут. Все-таки их территория, хоть радиостанция и не их рук дело.

– Скорее всего, прыгунцы пещеру естественную обнаружили, и в ней аппаратуру смонтировали, – предположил Бурдинов. – Антенну вывели, а аппаратура глубоко – за многими метрами скал. Обычной бомбой ее не уничтожишь.

– А со мной-то что? – испуганно спросил Петренко.

– Оставим тебя здесь, – спокойно ответил Бурдинов. – Сдашься монголам или пойдешь потихоньку к границе…

– Я не хочу! – чуть ли не со слезами воскликнул вертолетчик. – Вытащите его у меня из уха! Я не хочу, чтобы у меня мозг облучался! И не желаю, чтобы нас по этому маяку нашли!

– Надо подумать, – вздохнул Бурдинов. – В полевых условиях «жучок» из головы не извлечешь… Не будем же мы тебе здесь трепанацию черепа проводить?


Американцы, занявшие оборону вокруг грузовиков и джипа, ждали своих. И, по всей видимости, скоро подмога к ним должна была подойти. Поэтому нарушителям границы нужно было убираться восвояси как можно быстрее. Теперь уже их рейд нельзя было назвать невинной шалостью. Попробуй доказать, если дойдет дело до этого, что Джексона и его ребят положили какие-то загадочные ипсилон-проекции, а не русский спецназ! И разбираться никто не станет. Перестреляют без суда и следствия…

Стервятники реяли в пронзительно-синем небе между облачных башен, время от времени снижаясь, проверяя бдительность людей. Часть падальщиков с острым зрением отвлеклась на группу Бурдинова. Петренко по-прежнему лежал на земле, и птицы желали выяснить, жив ли он, оставят ли его сородичи им на поживу?

– Домой возвращаться нужно, – забеспокоился Бурдинов, поглядывая в небо, на уходящее из зенита солнце. – И так четверть часа здесь торчим. Что только с пилотом делать?

– Он хороший парень, – попытался вступиться за подчиненного Шведов, давно не подававший голоса. – Не убивайте его…

– Об этом речи нет. Как мы можем убить гражданина Евразийского Союза? Ты, похоже, дешевых боевиков насмотрелся. Да и верю я ему. Был бы враг, не боялся бы остаться. Под удар он с нами вместе попадет. Никто его отделять от группы не будет. Но не хватало нам, чтобы прыгунцы навели на нас бомбардировщик или тех же самых коммандос. Пусть уж Саша рискует сам, если попался во Владивостоке так глупо…

Видно было, что полковнику не по душе бросать Петренко на растерзание монголам или американцам. Давыдов тоже считал это аморальным.

– Может быть, есть способ вывести передатчик из строя? – спросил он.

– Есть, – тут же отозвался Шелобко. – Выстрелить ему в голову – и передатчик сразу замолчит. Простое и надежное средство. Потому такие передатчики в голову и монтируют. Руку, скажем, в крайнем случае можно отрезать. А без головы – никуда…

– Экранировать излучение нельзя?

– Ну теоретически, если надеть ему на голову металлическое ведро, девяносто процентов радиосигнала будет погашено. Точнее, он отразится в землю. Ну а десять процентов рассеянного излучения все-таки будет поддаваться пеленгации.

– Ведра у нас нет, – подал голос сержант Краснов, оставивший свой наблюдательный пост. – Не говоря о том, что ходить по лесу с ведром на голове не очень удобно. Особенно без поводыря.

– В «КамАЗах» должно было быть ведро, – прошептал Петренко. – Знать бы, что оно понадобится… Я бы из вертолета захватил… Хотя нет, в вертолете было пластмассовое. Пластмассовое ведь не поможет?

Давыдов огляделся, словно бы надеялся найти среди низкорослых, начавших распускаться лиственных деревьев и густых, но низеньких елок старое дырявое ведро. Но не то что проржавелого ведра – вокруг вообще никакого мусора! Нога человека ступала в этом лесу крайне редко.

– А полотенцем мокрым если голову обмотать? – спросил Шведов.

– Это ты опять же фантастическими фильмами увлекался, – усмехнулся Шелобко. – С каких пор мокрое полотенце стало защитой от излучения? Разве что от теплового… Впрочем, кое-что мы сейчас сделаем. Поднимайся, вертолетчик!

Петренко встал, а Шелобко достал из рюкзака большую миску из неизвестного сплава.

– К уху приложи, – посоветовал он. – И повернись этим ухом в сторону юго-запада. Приемная станция там. Стало быть, туда сигнал не пойдет. Отраженный они могут поймать, но это уже не так надежно. Даже если ты останешься, совсем не нужно, чтобы на тебя сбрасывали бомбы.

Петренко выполнил все рекомендации сержанта. Миску к уху он прижимал тщательно, словно она могла его спасти.

– До границы километров тридцать, – размышлял Бурдинов вслух. – До ночи можно добраться. Но там оборонительные сооружения, укрепрайоны… Лучше бы пролететь над ними… Мы возьмем тебя. Саша. Уходить будем на вертолете.

– Спасибо! – прочувствованно поблагодарил Петренко. – И с работы меня, может быть, не выгонят… Когда я вертолет обратно пригоню…

– Если все удачно получится, я тебя к нам на работу возьму, – пообещал Бурдинов.

– Спасибо на добром слове, но лучше бы вы перед моим начальством словечко замолвили, – с достоинством заявил Александр. – Мне с рыболовами как-то спокойнее. В военные летчики идти не хочу. Даже если у вас зарплата выше. У нас приработок и все такое. Да и погоны на плечи не давят.

– Ты что, открыто признаешься, что взятки берешь? – возмутился Шведов. – Какой это у тебя приработок?

– Кто мне взятку даст? Таксую только помаленьку. Подбросишь иногда рыболова, другого… Мне ведь все равно, как за инспекцией лететь – с пассажирами или без них. Да и расходов лишних для министерства нет.

– Ладно, сначала выбраться нужно, – прервал вялую перебранку Бурдинов. – Огибаем холм и идем в сторону кочевья. Туда, где вы вертолет оставили.

– Не забывай миску в направлении юго-запада держать, – напомнил пилоту Шелобко. – Куда бы мы ни двигались, миска должна быть на юго-востоке. Хоть у затылка, хоть у другого уха.

– Будет сделано, – отозвался Петренко.

– И береги ее! Не погни! Эта посудина мне счастье приносит, – предупредил Шелобко. – Где она только со мной не бывала!


Лес в приграничных районах Монголии оказался вполне пригодным для длительной ходьбы. Умеренное количество подлеска, не слишком густо растущие деревья. И в то же время было их достаточно, чтобы пробираться на северо-запад скрытно. Рельеф местности – почти с постоянным уклоном, но без мелких овражков, так портящих жизнь туристу-любителю.

После того как отряд Бурдинова отошел примерно на километр от места гибели Джексона и его людей, послышался гул авиационных моторов, стрекот лопастей вертолета или даже нескольких вертолетов. Специальную аппаратуру для обнаружения воздушных целей разведчики с собой не захватили, поэтому точно доложить о количестве и характере воздушных сил противника Шелобко не мог. Космическая разведка данных еще не дала.

– Только бы они нас искать не полетели, – вздохнул Бурдинов. – И к вертолету вашему не догадались вернуться!

– Вертолет они сбитым считают, – заметил Давыдов. – Не знают, что русский человек без механиков и запчастей, вооружившись одной сообразительностью, любую машину починить может. Вот ты, Александр, чем бензобак латал?

Петренко, добросовестно прижимавший к уху миску, не сразу услышал вопрос. Давыдову пришлось повторить.

– Резиновые затычки сделал, что же еще? Ну и уплотнителем универсальным немного вокруг полил, чтобы не вылетела пробка под давлением, если полный бак зальем. С таким ремонтом можно и за тысячу километров лететь. Подумаешь – дырка! Вот если бы этот монгол винт повредил – хуже. Как-то пришлось нам винт в полевых условиях выправлять – еще та работа, скажу я вам! Хорошо хоть кувалда с собой была…

Оптимизм пилота радовал. Только бы американцы не послали один из вертолетов, чтобы расстрелять машину противника!

– Два вертолета, – сообщил Шелобко, получивший данные со спутника. – Оба – боевые, типа «Апачи». Транспортный идет следом, прибудет минут через десять. «Апачи» контролируют пространство вокруг своего «КамАЗа», не садятся…

Бурдинов рассмеялся:

– Пожалуй, на душе у наших заокеанских друзей легче стало. Где уж им за нами гнаться? Тем более вдруг мы из стройбата? И характер повреждений их товарищей на это указывает.

– Как это? – не понял Шведов.

– Ты что, старого анекдота не слышал? – усмехнулся Давыдов. – Самые страшные части в Советской Армии – стройбат. Там такие звери служат, что им даже оружие не выдают…

Давыдов отметил, что передвигаться по лесу ему уже не так трудно. Боль в теле проходила, дышать стало легче – словно бы пришло второе дыхание. Оттягивала руки американская винтовка, но бросать ее не хотелось. Отряд из семи человек, Петренко вообще без оружия, только с миской возле уха. Шведов с винтовкой, которой вряд ли умеет пользоваться… Маловато даже для того, чтобы противостоять хорошо обученному отделению противника. А если на их поимку пошлют взвод? Роту? Батальон, что еще вероятнее?

Трушечкин, скептически наблюдавший за тем, как Шведов неуклюже зацепился за ветку, упал, оглашая лес воплями, и с трудом поднимался, тихо спросил:

– Командир, может, вызовем наш вертолет? С ними мы до нужного места не дойдем. А и дойдем – толку мало будет.

– Дойдем, – возразил Бурдинов. – Куда мы денемся. А вертолет как вызывать? Вместе с пятью истребителями поддержки? Так и их может не хватить… Что же нам, начинать войну сегодня, а не в день, намеченный Генеральным штабом?

Молодой лейтенант вздохнул. Против воли Генштаба ему идти явно было рано.

– Но ведь если мы полетим отсюда на вертолете, нас все равно засекут!

– Верно, – согласился полковник. – Засекут. Но чтобы поднять американские перехватчики, потребуется минимум минут пять. Если получится, за это время мы уже окажемся у границы. Или пересечем ее. После этого – хоть трава не расти! А если вертолет поднимется с нашей базы и пересечет границу, у них будет время отреагировать. И перехватчики прибудут как раз тогда, когда мы начнем грузиться. Если честно, пока боевые вертолеты остаются на месте разборки тихоокеанцев и американцев, у нас мало шансов уйти и на своем вертолете. От «Апачей» не уйти! Но хоть попытаемся!

– Попытаемся! – жизнерадостно подтвердил Петренко. – Мне бы только до вертолета своего добраться. Посмотрим еще, кто кого! Интересно, его монголы еще не разобрали на части?

– В первый день – вряд ли, – подал голос сержант Краснов. – Шаман не разрешит. Неизвестно еще, как дела повернутся. Они шамана слушают.

Лес становился все гуще. Скорее всего, Шелобко, шедший впереди отряда, намеренно забирал в самую густую чащу. Спохватятся американцы, пошлют поисковую группу – да попробуй найди кого в лесу!

Давыдов медленно, но верно отставал. Ремень винтовки резал плечо, туфли – словно бы со свинцовыми подошвами. И вообще, туфли – не лучший вариант для марш-бросков по лесу. Хорошо еще, что дорогая модельная обувь пришлась впору пи не торопилась рассыпаться от чрезмерных нагрузок. Внешний вид туфель, однако, оставлял желать лучшего. На прием в них уже не пойдешь – сколько ни чисть.

Слава Бурдинов тоже отстал. Но явно не потому, что устал больше своих солдат. Просто захотел перемолвиться несколькими словами с Николаем.

– Шаман тебе как показался? – спросил он.

– Любопытный. Философ наверняка. По-русски говорит отлично, – прерывисто дыша, ответил Николай. – И, что самое интересное, знает, что я из другой глобулы.

– Так и сказал – «из другой глобулы»?

– Ну, как он выразился, точно не помню. Но я его понял.

– Встречался я с этим шаманом. Доводилось некоторое время назад, когда обстановка на границе еще не такая напряженная была, – хмыкнул Бурдинов, отмахиваясь от слепня, увязавшегося за отрядом. – Меня даже жуть пробрала, когда я его послушал. Такое ощущение, что он усилием воли делает то, ради чего мы машины строим, накопители конструируем…

– Может, в рукаве приборы прячет? – неуверенно предположил Давыдов, переходя с бега на быстрый шаг и переводя дыхание.

Сказал, а сам подумал, что ничего шаман не прячет. Не тот у него был вид, чтобы прятать. Хоть и воспитывался он на философском факультете.

– Даже если и прячет – где он их берет? Таких технологий и в мирах ближайших гармоник нет. Насколько мы осведомлены. А если он какие-нибудь дальние гармоники представляет, то это еще страшнее, чем если он все голыми руками делает. Представляешь, сколько энергии нужно, чтобы оттуда сюда добраться? Да еще и ничем себя не выдавать?

– Много, – согласился Давыдов. – А идти нам еще далеко?

– Километров двенадцать, предполагаю. У нас не шаман, а Шелобко ответственный за связь с космосом. Ему не только разведданные со спутника передают. Группу нашу они тоже ведут, и в зашифрованном виде координаты передают.

– Американцы не перехватят?

– Не должны. Сигнал слабый, пучок направленный, информация надежно защищена. А вот если перехватят да расшифруют, нам не позавидуешь.


К вечеру в лесу сильно похолодало. Солнце еще освещало открытые поляны, но под укрытием деревьев почти полностью стемнело. Внезапно пришедший холод переносить было даже труднее, чем изнуряющую жару.

Разведчики поделились со спасенными рыболовами и Давьщовым калорийным сухим пайком, состоящим из сухофруктов, сухарей и шоколада, а также водой из фляжек. Но еды было мало, а воды – еще меньше. Глупо набирать на кратковременную операцию продукты. Проще затянуть пояса. Хотя на голодный желудок и воздух кажется свежее, и дорога длиннее.

Лейтенант Трушечкин вместе с сержантом Красновым бесшумно, как змеи, поползли по степи к кочевью шамана Мягмара. Остальные наблюдали за монголами из леса.

Вместе с разведчиками просился и Петренко – ему не терпелось попасть к своей машине. Но Бурдинов запретил. Без соответствующих навыков пилот мог демаскировать разведчиков. Да и одежда его не способствовала разведдеятельности. Если военные были в камуфляже, то Петренко – в некогда голубой, а теперь уже грязно-серой, в разводах рубашке и черных, местами порванных брюках.

Мягмар поставил свое кочевье в хорошем и удобном месте. На берегу небольшой речки, неподалеку лес. Есть топливо для очагов, не нужно расходовать керосин, чтобы готовить еду на керогазах. Что это за пища без дымка?

Впрочем, все это были предположения, которыми обменивались между собой разведчики. Может быть, шаман преследовал свои, одному ему известные цели. Может, в ложбинке, где он поставил свои юрты, имелся прямой канал связи с космосом, лучше было беседовать с духами.

А те, кто остался под сенью леса, лежали рядком, закатившись под деревья. Слева – Шелобко, всматривавшийся в сторону юрт, за ним – Петренко с миской на ухе, поглощенный мыслями о своем вертолете. Дальше – Шведов, мечтательно глядевший в небо, различимое сквозь редкие ветки. Давыдов расположился под елкой и чувствовал бы себя уютно, если бы не сухие иголки, которые немилосердно кололи плохо защищенные места. По другую сторону той же елки наслаждался отдыхом Бурдинов.

Хотя с наступлением вечера похолодало и стемнело, тумана не было, и теперь, с холма, рассмотреть владения шамана не составляло труда. Белые юрты, грузовики, вертолет, рядом с которым присел на траву вялый часовой, вооруженный охотничьим ружьем. Время от времени он лениво отгонял от охраняемого объекта детей, впрочем, тех вертолет не очень уже занимал. Насмотрелись за день. Людей в кочевье было не слишком много. Неподалеку паслись несколько лошадей. А основное стадо, наверное, гуляло с пастухами по степи.

– Шаман свою политику проводит. – Бурдинов усмехнулся и кивнул на три новеньких «КамАЗа», сверкавших в лучах вечернего солнца свежей краской. – Не удивлюсь, что депутатов от улуса в верховный хурал он назначает. И каждый местный дарга к нему на поклон ходит.

– Кто-кто? – переспросил Давыдов.

– Дарга. Начальник.

– Может быть, – согласился новоявленный депутат, только начавший постигать азы большой политики. – Везде своя мафия.

Бурдинов перевернулся с боку на бок.

– Вертолет ему пригодился бы. В Улан-Батор летать. Был в Улан-Баторе, Николай?

– Когда бы я там побывал?

– Ну, мало ли… А мне довелось. Жаркий город. Суховатый. Я не о погоде. Об архитектуре. Там бы Гауди пару зданий поставить… Каса Мила отлично вписалась бы…

Давыдов удивленно поднял брови.

– Ты о чем, Вячеслав? Что еще за Каса Мила?

– Не помнишь разве, как мы с тобой в Барселону ездили? – Бурдинов осекся. Потом усмехнулся, поправился: – Конечно, не помнишь. Это мы с прежним Давыдовым там отдыхали. Он меня все по экскурсиям таскал. Нет чтобы в бар зайти или там просто по улице погулять, без затей… Но потом мне даже понравилось. Особенно творения этого самого Гауди, архитектора местного. Кажется, Антонио его звали. В середине девятнадцатого века родился, а умер еще до Второй мировой. А Каса Мила – дом, что он строил, желтого цвета. Одна из достопримечательностей Барселоны. Ни одного прямого угла, словно утес, морем омытый. Ограда на балконах – железная, резная, в виде листьев. Словно мираж в пустыне. И еще там дом был – Каса Батло. Будто чудище голубое. Я о цвете, естественно, а не о его ориентации. Облицовано словно бы чешуей, а крыша – как спина у динозавра. И собор, что он проектировал, красивый. Башни в виде четырех оплывших свечей… Свечи-то оплывшие, но, кажется, до самого неба достают.

– Что ж, выберемся – так съезжу в Барселону, – вздохнул Давыдов. – Хотя меня в Испанию никогда прежде не тянуло. Я бы лучше в Италию съездил. Или в Грецию.

– Что ж, можно и в Грецию, – согласился Бурдинов. – В Барселону опять зачем? Я тебе фотографии покажу. Ты на них есть – вроде как побывал. Фильм можешь заказать познавательный, если что неясно будет. Или я расскажу. А в общем и целом – так же, как у нас. Только жарко.

– И хорошо, – рассмеялся Давыдов. – Выкарабкаемся, поедем в Грецию, на острова. Я по телевизору видел, очень мне понравилось. К тому же древние греки – мой любимый народ. В смысле много я о них читал и уважаю очень. Хотелось бы на их родине побывать.

– А по мне, так и монголы интересны. Потомки Чингисхана как-никак!

– Что ж, верно. Но сейчас обстановка аля экскурсий не располагает.

В кочевье шамана тем временем задвигались, зашевелились. Вскоре на дороге показался столб пыли. К юртам быстро ехал красный автомобиль спортивных очертаний.

– Вот этого лучше бы не надо, – тихо заметил Бурдинов. – Хотя, с другой стороны…

– Что с другой стороны? – поинтересовался Давыдов.

– Это не американцы. Видишь, едут на «субару». Правый руль, если я не ошибаюсь… Значит, автомобиль японский. Скорее всего, какой-нибудь местный дарга.

– Почему дарга?

– Простым монголам автомобили не положены. Особенно легковые. Это как для нас – вертолет. Много ты знаешь людей, у которых есть свой собственный вертолет? Трактор там или грузовик – дело другое.

– И что с того, что это дарга?

– Соберутся они вместе, друг другу рады. Дарга ведь по делу приехал. О будущем узнать, порчу навести… Я в принципе не знаю, чем они там с шаманом занимаются. Религия чужая, чужакам они о ней не слишком распространяются. Не думаю, что Мягмар выпивкой увлекается, а вот прочие расслабиться могут. Архи дарга обязательно привезет. Ящик, а то и два. Как же без архи?

Давыдов ненадолго задумался, а потом признался:

– Почти что никогда не пил. И никогда не тянуло. А вот сейчас от ста грамм архи не отказался бы.

– Это ты-то не пил? – присвистнул Бурдинов. – Ах, ну да… Здоровый образ жизни в глобулах победившей демократии…

– Скорее, в глобулах проигравшего народа и выигравшего беспредела, – отозвался Давыдов. – Или еще проще – проигравшего общества.

– Кому же оно проиграло?

– Богачам, которые в Барселоне, куда мы с тобой то ли ездили, то ли нет, виллы покупают. А обычные люди и на Кавказе отдохнуть не могут…

– Прямо-таки и не могут?

– Ну, почти что так…

Из рюкзака Бурдинова послышался словно бы комариный писк.

Бурдинов вынул маленькое переговорное устройство и тихо сказал:

– Слушаю.

В ответ из динамика донеслось едва слышное шипение. Бурдинов подкрутил какую-то ручку и попросил:

– Повторите.

– Это Трушечкин. Тут в кочевье приехал Лосол-дарга.

– Мы не слепые, – ответил Бурдинов. – Откуда вы знаете, что это Лосол-дарга?

– Так народ его встречает. Радуются, по имени кличут. Громко.

Действительно, вокруг машины суетились монголы.

– Вы близко подобрались?

– Да, считай, чуть не под колесами его «субару» лежим. Слева от первой юрты. До вертолета – метров пятьдесят.

Бурдинов достал небольшой электронный бинокль, вгляделся в даль, заметил:

– Вижу твой берет. И подошвы ботинок.

– Обижаете. Ботинки – Краснова. Он их начищать любит.

– Ладно, ничего не предпринимайте. Все утихнет – отползите еще метров на пятьдесят. Когда мы пойдем, будете нас прикрывать.

– Ясное дело, – отозвался Трушечкин. – Только мы уж останемся, где залегли. Нечего демаскироваться.

Бурдинов спрятал переговорное устройство обратно в рюкзак..

– Нас не запеленгуют? – опасливо покосился на рюкзак Давыдов.

– Разве только из кочевья. Мы пользуемся маломощными станциями. Уверенная дистанция приема – километр. Ну, за два, за три можно услышать. Дальше сигнал теряется.

Монголы между тем принялись выгружать из машины дарги подарки. Мешки, предположительно с сахаром и мукой, ящики со стеклянными бутылками.

Спустя полчаса возле юрт разгорелся праздник. Вопили дети, жалобно блеяли овцы, которых тащили к спешно разведенным кострам. Хорошо хоть дров у шамана было заготовлено изрядно, и в лес никого посылать не стали.

– Вертолет наш обмывают, – тоскливо заметил Петренко. – Чтобы шаману на нем хорошо леталось…

Действительно, отдельные личности подходили к винтокрылой машине с глиняными чашками и плошками, брызгали на колеса жидкостью: архи, молоком, мясным бульоном.

– Они и колеса поезду молоком смазывают, – пояснил Шведов монгольские обычаи. – Если кто-то из родственников в дальний путь отправляется, непременно на колеса тепловоза молоко льют. Это от лошадей пошло – им на копыта тоже молоко лили. Только чего они так вертолет обхаживают? Лететь, что ли, куда собрались?

– Нет, просто приходуют, – предположил со своего края Шелобко. – Обмывают, как мы – новую вещь. Ну да ничего, ждет их еще приятный сюрприз! Догадались бы они его керосином покормить, вместо того чтобы колеса ублажать!

Солнце скатилось за холм. Шум в кочевье постепенно стихал и приобретал другую тональность. Послышались заунывные песни, удары бубна, изредка перебиваемые слишком громкими всхрапами животных.

Скоро на землю стал опускаться туман, стемнело полностью. Убывающий месяц белел вверху пятном, не дающим почти никакого света.

Вновь запищало в рюкзаке у Бурдинова.

– Идем к вертолету, – объявил полковник, перемолвившись несколькими словами с Трушечкиным. – У вертолета только один часовой.

– А он не поднимет тревогу? – спросил Шведов.

– Это – не ваша забота, – устало бросил Бурдинов. – На то там и Трушечкин с Красновым. В полный рост не вставать, никаких разговоров, в вертолет грузиться молча. Сколько времени уйдет на то, чтобы раскочегарить машину? – обратился он к Петренко.

Тот хмыкнул.

– Запустить двигатель и взлететь – дело двух минут. Но нам бензин нужен.

– Сольем из «субару». Я сейчас дам команду Краснову. У тебя в вертолете канистра есть?

– Есть. Две канистры и ведро.

Бурдинов что-то быстро сказал в переговорное устройство и двинулся в сторону кочевья. Остальные, пригибаясь, побрели следом за ним.


Кочевье жило своей жизнью, малопонятной для городского человека. Особенно для того, чьи предки были земледельцами и никогда не жили в юртах. Между круглых войлочных жилищ кочевников двигались тени, где-то лаяли собаки, горели одинокие огоньки…

До вертолета Бурдинов и его спутники добрались без приключений. Связанный монгол лежал подле обильно политых молоком шасси. В метре от него на земле валялось ружье, воспользоваться которым он не успел.

Лейтенант Трушечкин сидел рядом с бывшим часовым, поглядывая по сторонам в прибор ночного видения. Из-за тумана прибор нельзя было использовать полноценно. Бурдинов тоже имел при себе такой прибор. Пока шли к юртам, он несколько раз смотрел в него. Давал смотреть и Давыдову, но тот ничего особенно интересного не увидел. Туман вокруг жилища шамана одинаково хорошо поглощал и волны видимого спектра, и инфракрасное излучение.

– Жив? – спросил Шведов, кивнув в сторону лежащего на земле часового.

– Стали бы мы мертвого связывать, – фыркнул Трушечкин.

Из темноты внезапно вынырнул Краснов с канистрой в руках.

– Мало в «субару» топлива, – торопливо доложил он. – Будем еще искать?

От сержанта сильно пахло бензином.

– Ты весь слил? – спросил Трушечкин.

– Весь.

– А пахнет отчего так сильно? – поинтересовался Бурдинов. – На себя разлил?

– Было немного. К тому же шланг я искать не стал, да и отсасывать бензин терпеть не могу. Пробил кинжалом бензобак внизу – и все дела. Литров двадцать, однако, набежало.

– Хватит? – спросил Бурдинов у Петренко.

– У меня в баке литров десять оставалось… Может, и хватит. Но ненадолго. Много нас, один человек даже лишний.

– Лишних людей у нас нет, – возразил Давыдов.

– Нам бы двадцать километров над самой землей пройти, границу перелететь – и мы в безопасности. Как в воздухе будем, я сразу истребители вызову, – пообещал Бурдинов.

– Угу, – хмуро буркнул Петренко. – Грузитесь, что ли, в вертолет.

Краснов торопливо залил бензин в бак, отшвырнул пустую канистру в сторону.

– Ты что делаешь? – возмутился Петренко.

– Чтобы перегруза не было, – объяснил сержант. – Может, кресла повырываем заодно, здесь оставим?

– Я тебе повырываю! – возмущенно зашипел хозяйственный Петренко. – Автомат свой выбрасывай, сапоги снимай, а мой вертолет не трогай! – С этими словами он схватил канистру и забросил ее в салон; сам влез на пилотское кресло. – Долго вас ждать?

Вопрос этот относился к Шведову и Давыдову. Военные же попрыгали в машину на удивление споро, только Бурдинов стоял на земле рядом с вертолетом. Трушечкин сидел на полу вертолета, свесив ноги, поводя автоматом из стороны в сторону.

И тут из темноты выросла фигура в ярко-красном халате. Руки ее были подняты – видимо, в подтверждение добрых намерений.

– Не стрелять, – быстро дал команду Бурдинов.

Впрочем, Трушечкин стрелять и не собирался. Он соскользнул из вертолета на землю, готовый скрутить незваного гостя или, в крайнем случае, пырнуть его штык-ножом. Стрелять в такой ситуации можно было только из пистолета с глушителем. Да и то не очень надежно – неудачный выстрел, и жертва успеет закричать.

– Куда же вы собрались, не попрощавшись? – Монгол в красном халате медленно опустил руки.

Всмотревшись, Давыдов узнал в нем шамана Мягмара. На этот раз с ним не было охранников и слуг. Возможно, они лежали сейчас в траве, держа вертолет на прицеле.

– Я не вооружен и пришел с миром, – объявил шаман, поймав на себе настороженный взгляд Трушечкина. – Не стоит нападать на меня на моей земле.

– Конечно, Мягмар, – криво улыбнулся Бурдинов. – Помнишь меня?

– Помню, дарга Вячеслав, – усмехнулся шаман.

– Со мной еще больший дарга – Николай, – кивнул Бурдинов в сторону Давыдова.

– Я знаю, – просто ответил шаман. – Я уже говорил ему, что помощь придет, откуда не ждешь. И что мы еще встретимся. Вот и встретились.

Давыдов понял, что шаман пришел не случайно.

– Что ты от меня хочешь? – спросил он.

– Пусть твой друг заплатит дарге Лосолу за испорченную машину! Зачем было дырку в баке пробивать?

Давыдов удивился тому, что Мягмар сразу выделил из всей их компании платежеспособного человека. (Сам он тоже мог бы заплатить – не наличными, а с помощью карточки. Но вряд ли у шамана или у дарги Лосола была возможность принимать электронные платежи.)

Да и о дырке в «субару» Мягмару могли рассказать только духи. Или особо доверенные люди. Мало кто из рядовых монголов не разразился бы возмущенными выкриками, увидев варварский акт, учиненный Красновым по отношению к дорогой японской машине!

Шведов поспешно достал из кармана бумажник и вытащил две купюры по сто рублей.

– Хватит?

– Главное – хоть что-то заплатить, – опять улыбнулся странной улыбкой Мягмар. – Лучше бы долларами, они у нас сейчас больше в ходу. Но рубли надежнее. А керосина я вам в бак залил. Литров пятьдесят.

Теперь уже, кажется, растерялся даже невозмутимый Бурдинов.

– Выходит, ты на самом деле знал, что мы вернемся? – спросил Давыдов.

– Духи поведали, – спокойно ответил шаман. – А к тебе, Николай-дарга, у меня одна большая просьба: останови войну. Не дай своим друзьям напасть на нас. Американцы здесь долго не задержатся. Народ ими уже сыт по горло. Подождите год-другой. Свое оружие испытаете в другом месте. А лучше бы не испытывать его вообще. Других проблем скоро много будет.

Давыдов глубоко вдохнул горький воздух степных костров. Совсем недавно он мечтал уйти бродить по этой весенней степи, это когда в него собирались стрелять. А теперь? Что его ждет теперь? Опять дикая карусель, несущая его по кругу? Где каждый так и норовит подтолкнуть тебя к смертельно опасному краю…

– Я постараюсь, Мягмар, – пообещал он.

– Все мы стараемся, – покачал головой шаман. – Этого мало. Если начнется война, мир рухнет. Не станет больше нашего мира, и чужого мира не будет. Границы исчезнут, и зло будет бродить между людей безнаказанно…

– Хорошо, я сделаю то, что ты говоришь, – вдруг, неожиданно для самого себя, твердо пообещал Давыдов. – Не допущу войны.

Он понял, что имел в виду шаман. Пока что прыгунцы, ипсилон-проекции, другие вероятные спецагенты из разных глобул охотились только за ним. Но дальнейшее развитие и использование технологий перемещения между суперструнами может привести к тому, что привычные границы миров действительно рухнут. В опасности будет судьба каждого человека. Любой сможет оказаться пешкой в игре между враждующими империями враждующих глобул.

– Летите. Пока вы на земле, вам никто не помешает. Думаю, духи защитят вас и в полете, – по-доброму улыбнулся шаман. – Ты знаешь, что нужно делать, Николай-дарга.

Шаман повернулся и исчез в темноте.

Шелобко вдруг разразился громкой, неуместной бранью.

– Что случилось? – раздраженно бросил Бурдинов. – Ты чем недоволен?

– Этот урод распустил уши и забыл про миску, – кивнул Шелобко на пилота.

Действительно, миска лежала на кресле рядом с Петренко.

– Подумаешь, трагедия, – попытался заступиться за пилота Шведов.

– По данным космической разведки с аэродрома в Улан-Баторе только что поднялись несколько самолетов. Предположительно штурмовики и истребители! – выкрикнул сержант. – Нас засекли и вычислили, что мы намереваемся предпринять. Теперь у нас на все про все минут пять. А пожалуй, нет и их.


Петренко щелкал переключателями, активируя системы вертолета. Шведов, как самая малодейственная боевая единица, держал возле его головы миску. Сейчас миска закрывала височную часть головы пилота, так как по данным разведки именно там находился юго-запад. Окошки-иллюминаторы бойцы оборудовали под бойницы. Петренко даже не сопротивлялся. Вставить стекло – не такая большая проблема. Главное – дотянуть до границы.

– Ерундой вы занимаетесь, – заметил Бурдинов, оторвавшись от переговорного устройства. – На земле никто нас не тронет – шаман обещал. А в воздухе… Что они, на абордаж нас брать будут? Расстреляют издали ракетами, да и все.

– Всякое бывает, – заметил Трушечкин. – Василий Теркин из винтовки самолет сбил. А мы попробуем из автомата. Лучше хоть какое-то сопротивление, чем вообще никакого!

Взревел двигатель, винт вертолета начал вращаться. Любопытные монголы не спешили покидать свои юрты. Не иначе гул они объясняли камланием шамана, ушедшего в степь, и активностью не в меру ретивых духов. Поэтому совсем не торопились оказаться лицом к лицу с силами, подвластными только избраннику богов.

Минута – и вертолет оторвался от земли, набирая высоту.

– Что ты поднимаешься! – кричал Трушечкин. – Сразу вперед!

– Не учи меня летать, – огрызнулся Петренко. – Я же тебя стрелять не учу?

– Кажется, ревет что-то? – подал голос Краснов.

– В ушах у тебя ревет, – нервно отозвался Трушечкин. – Что за нашим винтом услышишь?

Но слова сержанта неожиданно подтвердились. Позади показались огни самолета.

– Пали, лейтенант! – с усмешкой предложил Давыдов. – Может, испугаешь их. Отгонишь, как хищных коршунов от белого лебедя…

– Передай по громкой, что мы откроем огонь, – приказал Трушечкин Петренко, передергивая затвор автомата. – Связываться с русскими себе дороже, они десять раз подумают, прежде чем напасть. Может, у тебя и правда ракеты в подвеске имеются!

– Работала бы у меня рация, мы бы здесь не оказались, – сравнительно спокойно объяснил Петренко. – А были бы ракеты, я бы их давно использовал.

Трушечкин между тем выставил автомат в окно и нажал на спусковой крючок. Раздались щелчки выстрелов, слабо различимые за гулом лопастей вертолета. Впрочем, вряд ли стрельба лейтенанта имела даже призрачные шансы на успех и произвела хоть какое-то впечатление на пилота истребителя. Самолет прошел мимо так стремительно, что Трушечкин не успел поймать его в прицел автомата. Истребитель двигался со сверхзвуковой скоростью и разминулся с вертолетом за пару секунд. Пилот истребителя, видимо, и сам того не желал. Но он привык иметь дело с более шустрыми целями. Тем не менее Трушечкин стрелял вслед самолету.

– Не тратил бы ты патроны, – заметил Бурдинов. – Одинокий истребитель – это нонсенс. Где-то должен быть еще один. Да и этот в ближайшее время развернется…

Действительно, теперь уже тусклые огни показались слева по борту. Трушечкин опять открыл огонь, выпустил весь магазин, отбросил пустой рожок и вставил в автомат новый.

– Ты его даже не испугаешь, – заметил Давыдов. – Вот были бы у тебя пули трассирующие…

– Разведке не положено, – объяснил лейтенант. – Демаскирует.

– Почему они ракету не пускают, хотел бы я знать? – выдохнул Шелобко. – Мы, наверное, и заметить ее не успеем… Сразу клочки во все стороны полетят. Так ведь, Петренко?

Тот промолчал.

– А что космос говорит? – поинтересовался Бурдинов.

– Что еще два самолета на подходе. Не такие быстрые.

Петренко между тем проявлял чудеса высшего пилотажа. Он бросал вертолет из стороны в сторону, летел над самыми деревьями, чудом не задевая за верхушки, взмывал ввысь, ныряя в ночные облака.

– Ты чего петляешь? – поинтересовался у Петренко полковник. – Вроде бы по нам не стреляют… – И не успел договорить, вдруг дернулся и схватился за плечо.

Петренко словно отшвырнуло от приборной панели. Раздался подозрительный треск. У Шведова вырвало из рук миску, которой он прикрывал пилота, и он сдавленно вскрикнул:

– Сашу убили!

Разведчики, оказавшиеся в привычно опасной обстановке, головы не потеряли.

Бурдинов, зажимая плечо, закричал:

– Кто хотя бы как-то умеет управлять вертолетом?

Трушечкин буквально высунулся в иллюминатор и выпустил вслед истребителю, разминувшемуся с вертолетом, полный магазин патронов.

Вертолетом не умел управлять никто. Но Петренко, как это ни удивительно, оторвался от стенки кабины, в которую врезался за мгновение до этого, вновь схватил рычаги и повернул вертолет, круто поднимавшийся в небо. Один глаз пилота был залит кровью, струящейся из рассеченного виска, голова свешивалась набок, но машину он вел.

– Попали! В нас попали! – продолжал кричать Шведов, хотя это было ясно уже каждому. Вертолет прошила очередь из пулемета истребителя. – Держись, Саша!

Давыдов ошарашенно поглядывал на Петренко. Дырка в борту вертолета зияла прямо напротив его головы. Неужели Александр пилотирует машину с пулей в голове? Или это шаманские штучки, обещанная помощь Мягмара? И за штурвалом сейчас не Саша Петренко, а зомби, который выполняет заложенную в него программу?

В небе тем временем расцвело огненное облако взрыва.

– Я достал его! – счастливо завопил Трушечкин. – Достал! Падай, сволочь! Теперь и разбиться не обидно!

Не иначе молодой лейтенант представлял, как его награждают за сбитый из автомата самолет орденом. Правда, неясно было, откуда наградная комиссия узнает о подвиге Трушечкина, если вертолет не долетит до цели…

– Это не самолет взорвался, – охладил пыл лейтенанта Бурдинов. – Это наши истребители ведут заградительный огонь. Точнее, предупредительный… Ракета до цели не дошла – в воздухе взорвалась. Прекрати палить, а то и правда собьешь кого-нибудь из своих. По закону подлости.

После этих слов Бурдинов, перестав держаться за раненое плечо, подкрутил на переговорном устройстве колесо громкости и поднял его над головой. Из динамика жесткий голос вещал:

– Самолеты-нарушители, немедленно покиньте воздушное пространство Евразийского Союза! В противном случае будет открыт огонь на поражение! Ваше вторжение будет означать начало военных действий, начало агрессии против суверенного государства! Наши превентивные удары будут нанесены по приграничным позициям войск и укреп-районам страны, откуда производится вторжение!

– Хорошо излагает, – побелевшими губами улыбнулся Бурдинов. – Умные парни служат у нас в ВВС! Сажай вертолет, Петренко! Хватит нам на радарах маячить… Теперь найдут и подберут… Мы дома!

– Миской, миской закройся, Петренко! – зашептал вдруг Трушечкин. – Сейчас по сигналу ракету пошлют, и никакие перехватчики нам не помогут!

Шелобко, не расстававшийся со своей радиоаппаратурой, вдруг заявил:

– Его передатчик больше не работает! То ли отключили его, то ли… Да что же это с моей миской!!!

Сержант поднял с пола сильно погнутую, грязную металлическую посудину.

– И это моя счастливая миска?! Титановый сплав… Я ее всегда под рубашкой носил, чтобы ножом в сердце не пырнули. И садился на нее, если колючки были внизу. Хоть на металлические шипы с ней опускайся – и не заметишь… А каши сколько из нее съедено! Теперь и не положишь ничего!

– Выгнешь! – рассмеялся Краснов. – Кувалду возьмешь и выгнешь. Забыл, как осколком гранаты тебе рюкзак посекло? Тогда только миска целая и осталась. Но погнулась…

– Так тогда совсем немного… Ну, Петренко, ты мне по гроб жизни обязан! Моя миска тебя от верной смерти спасла! От пули в голову!

Но Петренко уже не слышал сержанта. Посадив вертолет, он откинулся в кресле и не подавал признаков жизни. Конечно, вражеская пуля потеряла часть энергии, прошив борт вертолета. Титановая миска смогла отразить ее. Но импульс, переданный через миску голове Петренко, подействовал как нокаутирующий удар. Сотрясение мозга пилот заработал наверняка.


Пока ждали борт, который должен был забрать беглецов с поляны, где тяжело опустился вертолет, Шелобко суетился вокруг Петренко. Сержант вовсе не пытался поднять потерявшему сознание человеку голову, дать понюхать нашатыря или как-то облегчить его участь. Он производил замеры своей электронной аппаратурой.

– Представляете, передатчик-то и правда отключился! – воскликнул он. – Сломался! Не выдержал удара! Уж я – то боялся, что нас и здесь ракетой достать могут… А старина Петренко, в отличие от вражеского передатчика, удар выдержал! Очухается скоро, это видно… Да знали бы мы, стали бы с миской возиться! Дали бы ему по башке крепко, и всего делов!

– Что ты хочешь, – разрезая себе рукав кинжалом довольно грозного вида, проворчал Бурдинов. – В передатчике, наверное, в основном пластмассовые и керамические детали. Чтобы легкий был и в аэропортах не сильно звенел, когда через металлодетектор проходишь. Замаскировали его под пластину в черепе. Знаешь, ставят такие, когда голова повреждена. А на удары этот аппарат мало рассчитан. Кто же будет свою голову под сильные удары подставлять? Но все равно парню на операцию нужно будет пойти. Извлечь из уха остатки этой дряни. Ни к чему они в голове…

Бурдинова перевязали. Пуля прошла навылет, что, конечно, облегчало ситуацию. Достаточно было обработать рану антисептиком и замотать бинтом. Полковник чувствовал себя удовлетворительно, хотя рука плохо его слушалась.

Петренко тоже скоро пришел в себя. Смотрел прямо перед собой, тяжело вздыхал и явно не понимал, как он оказался в таком странном месте в такой интересной компании. Оживился он только тогда, когда издали послышался мощный рокот винтов.

Скоро на поляну опустились два огромных транспортных вертолета. Все погрузились в просторные десантные отсеки, и вертолеты поднялись в воздух, взяв курс на Наушки.


База, на которой работали специалисты ИТЭФа, не принадлежала, как можно было предположить, ракетным войскам стратегического назначения. Хотя подпространственные торпеды и выполняли сходную с ракетами функцию, смысла совмещать ударные силы не было. У ракетчиков – свои задачи, у разработчиков и производителей торпед – свои.

Аппаратура размещалась в глубоких подземных бункерах, обустроенных на лесистом участке. Благо подпространственным торпедам не нужно было люков для выхода на расчетную дистанцию. Торпеда исчезала в одном месте и появлялась в другом. А какими путями она туда перемещалась, знали только несколько операторов. Да и то не наверняка.

Здесь же дислоцировался мотопехотный полк. Впрочем, он только числился мотопехотным, на самом же деле был едва ли не наполовину сформирован из бойцов спецназа и лучших десантников ВДВ. С юга, в нескольких километрах от базы, направление прикрывал танковый батальон? Лишнее внимание к оружию, разработанному ИТЭФом, старались не привлекать. Бункеры у военных проходили как долговременные заглубленные склады с продовольственными запасами.

Среди деревьев было раскидано много больших армейских палаток. С воздуха могло показаться, что ставили их бессистемно и что здесь размещены не регулярные части, а какие-то разгильдяи-тыловики. Но это если бы их удалось разглядеть с воздуха. Жилье пехотинцев привязывалось к лесной местности, маскировалось, и обнаружить его было не так-то просто.

Одну из палаток неподалеку от входа в бункеры занимал Бурдинов и несколько армейских техников, подчинявшихся ему напрямую. Здесь же поселили Давыдова. Шведов вместе с Петренко прямо с аэродрома Наушек отправились в Гусиноозерск, чтобы примкнуть к работе комиссии рыболовов. Война войной, а рыбоохрана – по расписанию. Давыдов переговорил по телефону с Гнилорыбовым, и тот заверил, что никаких санкций к Петренко, залетевшему куда не следует, применено не будет. А Шведов, собственно, был вообще ни при чем.

Отдохнув несколько часов, ранним утром Давыдов вместе с Бурдиновым уже спускался в один из бункеров. К торпедам вела сложная система ходов с усиленной охраной.

«Торпедный зал» представлял собой мрачноватое помещение с бетонными стенами, сплошь затянутыми кабелем, и не очень высоким потолком, на фоне которых особенно массивными выглядели цилиндрические тела подпространственных торпед. Всего в зале их оказалось шесть штук. У одной из стен размещалась светящаяся стеклянная будка – пульт управления.

– Мы работаем, как артиллеристы, – объяснил Бурдинов. – Перемещаем торпеду в ближайший из зеркальных миров, в точку, которая просматривается оператором. Определение такой точки – своего рода «пристрелка». Как только переход завершен, совершается обратный переход – в наш мир, но уже без смещения координат. А уж потом срабатывает взрывное устройство.

– Работаете вы по подземным бункерам? – уточнил Давыдов.

– Понятное дело. Наземные части пока еще проще и дешевле бомбить с воздуха.

– А если в зеркальном мире на месте бункера нет полости? Тогда торпеда «застрянет»?

– Нет. В те наносекунды, что она находится в зеркальном мире, вещество торпеды вполне может быть совмещено с веществом почвы или скального массива… Вот через звезду я бы не стал передавать посылку. Там и наносекунды хватит, чтобы разрушить капсулу. Происходят ядерные реакции, суперструна постоянно «колеблется» в силу вероятностности квантовых процессов, всегда сопровождающих ядерную реакцию. Перемещенное вещество, которое суть «колебание» суперструны, быстро взаимодействует с другими «колебаниями».

Давыдов похлопал по кожуху одной из торпед:

– Ядерный заряд?

– Нет, особо мощная взрывчатка. Мы же не варвары – применять ядерное оружие. Особенно против страны, у которой его нет.

Давыдов вздохнул, огляделся по сторонам. Техники, обслуживающие торпеды и пульт управления, были далеко.

– Ты помнишь, что я обещал шаману?

– Помню, – ответил Бурдинов. – Ну мало ли что ты обещал… Попытаться, конечно, надо. Думаешь, мне хочется монголов бомбить? Нормальные ребята. Древняя культура. Как водится, наверху кучка негодяев, желающих набить карманы долларами, из-за которых пострадают тысячи простых людей. С гражданским населением мы воевать, конечно, не будем. Но бомбы не разбирают, куда летят… Да и военных жаль. Чем эти мальчишки, солдаты-призывники, да и офицеры виноваты?

– Вот и я о том же, – пробормотал Давыдов. – Только насчет того, чтобы попытаться… Я шаману не это обещал. Ты, я думаю, помнишь. И слово свое нарушать не хочу и не буду. Не потому, что проклятия боюсь. Тут в другом дело.

– Кому же приятно слово нарушать? – отозвался Бурдинов. – Но как ты войну остановишь? Будь ты хоть трижды депутат – таких, как ты, тысячи. И большинство законодателей, руководствуясь инстинктами толпы, пороха не нюхали, а проучить зарвавшегося соседа желают. Как и их избиратели. Не они ведь конкретно будут учить. И вряд ли их сыновья.

– Должен быть способ, – уверенно заявил Давыдов. – Должен быть.


Находясь вблизи пульта управления самым мощным оружием современного мира, Давыдов невольно задумался: а не пойти ли ему на небольшой шантаж? Нацелить торпеду совсем не туда, куда планировалось, и выдвинуть свои требования. Отвод войск от границы, переговоры с американцами и монголами…

Но такие действия были недопустимы сразу по нескольким причинам. Во-первых, Давыдов не собирался становиться предателем и изменять интересам своей страны – что бы он ни обещал шаману или кому-то еще. Во-вторых, шантажисты и террористы ему не нравились никогда и пополнять их ряды он не хотел. И, в-третьих, угрозу свою он никогда бы не выполнил, а блефовать под «правдосказом», действие которого все еще ощущалось, – занятие бесперспективное.

К тому же Бурдинов и техники наверняка не поддержали бы его устремлений, несмотря на весь пацифизм и миролюбие. Так что нужно было искать другие пути. Посложнее, но и получше.

– Пойдем в мой рабочий кабинет, – предложил Бурдинов, поймав взгляд Давыдова, устремленный на торпеды и в то же время куда-то сквозь них. – Там поговорим.

В глубоком бункере полковник соорудил себе вполне уютное гнездышко. Здесь были и диван, и два кресла, и стол. Одним словом, гораздо уютнее, чем в палатке. Однако же Бурдинов предпочел походные условия. Или хотел быть ближе к людям и дальше от торпед, или слишком ценил открытый воздух и чистое небо.

– Присаживайся, – кивнул Бурдинов на кресло. – Завтракать будем?

– Пожалуй, – Давыдов и правда проголодался.

Бурдинов по-простому, кинжалом, небрежно вскрыл две банки с тушенкой, достал из тумбочки алюминиевые кружки, ложки и бутылку красного вина.

– Разносолов не держу. Вино для аппетита и для здоровья, мясо – для сытости.

Давыдов отхлебнул глоток полусухого вина, одобрительно кивнул и выпил зараз едва не половину кружки. Потом погрузил ложку в банку с тушенкой и заработал челюстями.

– Ты сейчас, наверное, начнешь убеждать меня поднять мятеж, – подмигнул математику Бурдинов.

– С чего ты взял? – удивился Николай.

– Были уже предложения…

– От кого же?

– Да от тебя. Точнее, от предшественника твоего. Месяц назад. Правда, тот Давыдов тушенку лопать не стал. Не привык без гарнира, да еще ложкой. Был у меня сухарь, так он его грыз. И проповедовал что-то насчет того, что грешными, мол, делами мы занимаемся. Но доверия у меня к его предложениям не было. Не способен на мятеж человек, который от простой армейской еды отказывается.

– А я, ты считаешь, способен?

– Кто знает…

– Вот если бы институт наш поднять, – вздохнул Давыдов. – Не бунтовать, конечно. Но что-то вроде забастовки. Объяснить, кому нужно, относительно последствий применения нового оружия. И реальной угрозы из других глобул, перед которой сплотиться надо… И начать разрабатывать совсем не то, что мы сейчас разрабатываем.

– Да мы многое, вообще говоря, под военные программы засунули, – объяснил Бурдинов. – Не стоит институт. Толковых ребят только не хватает, чтобы все направления развивать.

– И все же… Угроза ведь не от Америки исходит.

– Думаешь, не знают об этой угрозе? – хмыкнул Бурдинов, не прекращая жевать. – Знают. И в Кремле, и в Белом доме, и в самих Соединенных Штатах. Не напрасно ведь мы специально для Москвы энтропийных установок собрали штук сто. Почти вручную. Потом уже патент продали и чертежи передали какому-то заводу в Воронеже. Фирме частной. Они сейчас всю страну закрывают, неплохие деньги зарабатывают. Медленно, но верно.

– На набережной возле Москвы-реки и то установки не действуют! – Давыдов вспомнил свои злоключения.

– Недоработки. Что важнее – набережная или военный завод? Или секретный научный институт?

– Институт, конечно, важнее, – согласился Давыдов, представляя прыгунцов, шарящих в секретных сейфах разработчиков новейших вооружений.

– Игра с дальним прицелом, – продолжал Бурдинов, расправившись с банкой тушенки и примериваясь к следующей. – Поэтому наше правительство и американцы и хотят выяснить, кто сильнее. Американцы ведь тоже на месте не стоят. Не знаю, построили они подпространственную торпеду или нет, но зонд в зеркальные миры запускали. Это информация достоверная. И энтропийные поля – не только против гостей из дальних глобул, но и против американских зондов. Кто знает, что они изобретут? Область исследований новая, возможностей – непочатый край. Война в Монголии – не война за плацдарм. Выяснение, чье оружие лучше и точнее, чьи технологии совершеннее. Поэтому в бункере находиться, мягко говоря, небезопасно. Противник тоже может сюда что-нибудь переместить. Или не может. Наверняка сказать нельзя. А уж по результатам станет ясно, кто будет лидером в нашем мире. И этот лидер начнет собирать силы против возможного вторжения.

– Стало быть, все так глобально? От нашей работы зависит, победит страна или нет и как все мы будем жить?

– А это всегда зависит от чьей-то работы, – раздраженно буркнул Бурдинов. – Точнее, от работы каждого. Кто-то делом занимается, кто-то мухам дули дает. Всегда так.

Давыдов отставил банку с недоеденной тушенкой в сторону, допил вино.

– Под бездельниками ты меня подразумеваешь?

– Тебя? – удивился Бурдинов. – Да ты больше всех нас сделал. Это и профессор Савченко признает, хотя он тоже перелопатил дай бог… Но тот же Савченко целиком проблеме не отдается. А что тут скажешь – директор института, то с президентом встречается, то коллегам помогает… Зимой вот я с нашим директором присутствовал на защите диссертации одного товарища из крупного математического центра. Тема: «Неустойчивость упругих цилиндров при одноосном растяжении»… Кто-то делом занимается, а кто-то ковыряется в собственном пупке, паразитирует, на шее государства и налогоплательщиков, даром хлеб жует!

– Наверное, и такие темы нужны, – осторожно предположил Давыдов. – Если уж ее на обсуждение ученого совета вынесли…

– Нужны, как же! Тема первостепенной важности! А какая новизна! Впрочем, тема, может, и неплохая, хоть и слабенькая. Но видел бы ты этого диссертанта, повадки его… Дармоед, который стремится в жизни получше устроиться. Отдыхать больше, с комфортом, работать – меньше. Ну да ладно, что мы будем о гадости всякой говорить. Я о том, что нам с тобой делать.

– Может, Савченко все же поможет? Он, как ты говоришь, и к президенту вхож.

– Вхож-то он вхож, да не по каждому поводу. Как правило, президент его приглашает, а не он к президенту на прием записывается. А это разница. Сам он может только на министра выйти.

– Ну и министр – неплохо.

– Неплохо, – кивнул Бурдинов. – Однако и ты к любому министру попасть можешь. Все-таки депутат. Но для начала, перед тем как подумать, как нам дальше быть, о себе расскажи. Я так понял, у тебя в Москве проблемы какие-то были.

– Проблемы – не то слово, – кивнул Николай. – Давай наверх поднимемся. Там и расскажу.


Товарищи расположились на поляне неподалеку от одной из палаток. В небе то и дело проносились истребители. Над лесом барражировали вертолеты. Активность вооруженных сил была прямо-таки нездоровой. Словно бы до начала операции оставались считанные дни. Как бывает в таких случаях, усыпление бдительности противника, затишье и внезапный удар.

Рассказ Давыдова продолжался часа два. Бурдинов почти не перебивал его – только задавал иногда уточняющие вопросы. И качал время от времени головой.

– Охота по-крупному идет, – заявил он. – Что еще раз подтверждает мои худшие подозрения. И Даша… Хорошая девчонка, насколько я знаю. Жаль, честно говоря…

– Что жаль? – не понял Давыдов. – С ней вроде бы все нормально…

Бурдинов вынул из ножен свой широкий кинжал, мощно вогнал его в красный ствол растущей рядом с палаткой сосны – простреленная рука напомнила о себе, отозвавшись на резкое движение пронзительной болью.

– Ты на самом деле не понимаешь или прикидываешься? – морщась, осведомился Бурдинов.

– Что не понимаю?

– Тебя ловят на вокзале. Везут куда-то к лешему на рога. Потом ты чудом спасаешься. И после этого, буквально через пятнадцать минут, встречаешь девушку, к которой неравнодушен, и она увозит тебя к господину Скорнякову. Где чуть позже оказывается и Гнилорыбов, чьими стараниями ты и отправляешься в Монголию – прямо в руки Шарпа или как там звали этого товарища?

– Действительно, кое-что странное в этом есть, – согласился Давыдов. – Меня появление Даши более чем насторожило. Но оказалось, ее отец живет в том же поселке. И Скорняков этот – неподалеку. Бывают совпадения…

– И встреча с Гнилорыбовым совпадение?

– Наверняка. Когда мы приехали, Скорняков его уже ждал.

– Ждал, – усмехнулся Бурдинов. – Потому что Даша, прежде чем подобрать тебя, позвонила Скорнякову и дала ему четкие инструкции. Или это сделали те, на кого она работает.

– И какой в этом смысл? Скорняков случайно упомянул, что летит на Байкал. Я с ним не просился, а он мне не предлагал. И билеты на самолет уже куплены были. Целых два.

– Потому и два. Чтобы ты Дашу с собой взял.

– Нет, не верю я, – покачал головой Давыдов. – Даша знала, что я – Давыдов не из этой глобулы. А когда об этом узнал Шарп, он сразу вознамерился пустить меня в расход. И зачем для этого так напрягаться? Слишком уж сложно. Проще яду в стакан воды подмешать…

– Ну, не знаю, Коля, что они там думали. Чужая душа – потемки. А здесь и менталитет другой. Видишь, как они себя называют – тихоокеанцы. Потомки самураев. Впрочем, я не утверждаю, что обязательно злой умысел имел место. Может быть, Даша твоя и правда невинная овечка. Мне бы тоже этого хотелось. Но случайностей таких не бывает. Ты уж мне поверь. Можно встретить нужного человека в нужное время. Нужного человека в нужном месте. Но чтобы встретить нужного человека в нужное время и в нужном месте, когда место это удалено от твоих постоянных маршрутов на сотни километров, – в это я никогда не поверю! И если Даша не виновата, значит, тихоокеанцев что-то связывает с ее отцом.

Давыдов молчал, а Бурдинов продолжил наступление:

– И не кажется ли тебе странным, что дочка преуспевающего бизнесмена Белова учится не в Москве, а едет в Ростов, где не только учится, но и работает? Сейчас, впрочем, это в моде, даже среди «золотой» молодежи… И в МГУ она могла недобрать баллов. Тут никакие деньги, если оценки низкие получила, не помогут, не те времена – крепко за взяточников взялись, хоть и не всех вывели. Поэтому допускаю, что приехала она учиться к нам в университет-конкурс не такой высокий. Но что случайно она пошла к нам в библиотеку работать – не верю!

– Она мне говорила об этом, – попытался возразить Давыдов. – Допуск у нее был. Семья проверенная.

– Это и странно, – вздохнул Бурдинов. – Возвращался бы ты в Москву. И спокойнее там, и безопаснее. И к власти ближе. Это ведь только со стороны кажется, что где войска, там и центр событий. А на самом деле центр событий сейчас в столице. Оттуда команды дают. И мы, хотим или нет, будем их выполнять. Ты должен быть рядом с теми, кто отдает команды.

– Я вернусь, – легко согласился Николай. – А ты со мной не полетишь?

– Не имею права. Я на службе. Хоть и с ученой степенью, и генералами некоторыми командую, но я такой же исполнитель, как и какой-нибудь сержант или рядовой. Поэтому срочно тебе в Москву надо. К министрам, капиталистам – кому угодно. И охранников иметь человека четыре. Вот это я могу обеспечить… Сам уехать отсюда не могу, но отослать могу почти любого. Хочешь, Трушечкина пошлю тебя прикрывать? Или Шелобко? А то и всех вместе. Надежные ребята.

– Нет. Что я в столице с армейским спецназом буду делать? На месте решу проблемы.

– Ладно, – кивнул Бурдинов. – Ближайший борт из Улан-Удэ часа через три. Оружие здесь оставит и назад, в Москву. Им полетишь?

– Что тянуть? Чем быстрее, тем лучше.

– Тогда я сейчас вызову вертолет. На прощание Вячеслав вручил другу пистолет с широким раструбом.

– Генератор поля, разрушающего любую ипсилон-проекцию, – объяснил он. – Можешь стрелять при малейшем подозрении. Людям никакого вреда не будет, а проекции дезинтегрируются необратимо. Заряд слишком не экономь, но имей в виду – его хватит выстрелов на тридцать. После аккумулятор нужно заряжать. Или у меня, или в институте. Обычной розеткой на двести двадцать вольт здесь не обойдешься.

Давыдов сунул пистолет в портфель и поинтересовался:

– А переносного энтропийного генератора нет?

– Нет. Самый маленький нужно возить по меньшей мере на «волге». Тяжелый.

Давыдов вспомнил серую «волгу» своего сопровождения с заметно проседающим задним мостом, понял, чем она была нагружена, усмехнулся и кивнул:

– Как-нибудь обойдусь.

– До встречи на родной земле! – тепло улыбнулся Бурдинов.

– Постараюсь, чтобы ты вернулся быстрее.

В скором времени Бурдинов мог вернуться лишь в том случае, если военное положение на границе будет отменено.


Давыдову не пришлось лететь в грузовом отсеке огромного транспортного самолета. Его, как важного пассажира, пустили в кабину. А вот граждане попроще устраивались среди пустых ящиков в темном отсеке.

Николай сначала хотел было разделить с народом тяготы полета, но потом, по трезвом размышлении, решил, что в кабине будет интереснее. Он и на самолетах до сих пор толком не летал. В прежнем мире некуда было, да и билеты дорогие. В Москву на заседание Думского Собрания ехал поездом. А полет с Гнилорыбовым, Шведовым и его коллегами запомнился прежде всего как грандиозная попойка, но не как воздушное путешествие. Тогда в темноте за иллюминатором Давыдов смог рассмотреть лишь какие-то далекие мерцающие огоньки и облака.

Сейчас, днем, из пилотской кабины вид открывался потрясающий. Николай подумал, что есть еще одно занятие, которому он с удовольствием предавался бы долгое время: парение над землей и над облаками в лучах яркого, искрящегося солнца.

Внизу проплывали коричневатые массивы гор, бескрайние темно-зеленые полотна тайги, пронизываемые тонкими голубыми лентами рек. Изредка среди зелени лесов можно было рассмотреть города и поселки. Чем дальше летели, тем их становилось больше.

Расслабившись от созерцания красот природы с высоты птичьего полета, Давыдов задремал. Проснулся, когда самолет уже заходил на посадку на одном из подмосковных аэродромов.

«Только бы от Сосновки подальше, – подумал Давыдов, вспоминая резиденцию тихоокеанцев в захваченном доме какого-то несчастного нового русского. – Устроят мне опять засаду… Хотя, с другой стороны, а почему бы и нет? Оружие имеется. К Дашиному отцу зайти бы не помешало… И к Даше тоже».

Даша – это приятное. А к отцу девушки, предпринимателю Белову, у Николая было дело.

– Ребята, до Сосновки от вашего аэродрома далеко? – обратился Давыдов к пилотам.

– Так кто ж ее знает? – широко улыбнулся молодой человек в звании старшего лейтенанта, сидевший ближе всех к Давыдову. – Мы ведь не местные, кроме нашего аэродрома, нигде в Подмосковье и не бывали. Где ваша Сосновка находится?

– Ну, я точных координат не имею.

– Да зачем нам координаты? На юге от Москвы или, скажем, на востоке?

Николай пожал плечами.

– Мы вот сейчас столицу обогнем и будем садиться на северо-западе. Если, скажем, Сосновка на севере Москвы или на западе, может, и недалеко от аэродрома. А если на юге – через столицу придется ехать.

– Ладно, прилетим – разберемся, – махнул рукой Николай. – Из самолета по мобильному нельзя позвонить?

– Никак нет, – ответил лейтенант. – И не пытайтесь. Мобильные телефоны – это вообще зло. Плохо сказываются на безопасности полетов. По рации можете с диспетчером связаться, если хотите.

– Зачем мне диспетчер? С диспетчером мне разговаривать не о чем… А телефон я не включаю, – заверил пилота Давыдов, прикидывая, хватит ли заряда аккумулятора хотя бы на то, чтобы переговорить с Дашей. Телефон он не заряжал давно.


Тяжелый грузовой самолет долго бежал по взлетно-посадочной полосе и остановился возле каких-то ангаров.

– Автобус приедет минут через пятнадцать, – сообщил Давыдову один из летчиков. – Спускайтесь на бетон и езжайте вместе с пассажирами. У нас еще много дел.

– Куда идет этот автобус? – полюбопытствовал Давыдов.

– К выходу с аэродрома, естественно, – рассмеялся летчик. – Не будет же он развозить пассажиров по домам! До выхода отсюда пешком идти с полчаса. А если с сумками – вообще проблемы. А от выхода минут пятнадцать ходу до электрички – и вы, считайте, в Москве. Ребята покажут, они с нами летают не в первый раз.

– Как называется этот аэродром?

– Имени Покрышкина, – ответил летчик.

Выходит, и в этой глобуле был свой Покрышкин. Но кого-то все же не было… Иначе мир не откололся бы от своего зеркального отражения, в котором что-то пошло не так.

Оказавшись на твердой земле, Давыдов включил моби-льник. Индикатор заряда батареи оптимистично показывал целых две палочки – почти половину заряда аккумулятора. Но Давыдов уже знал, что показания сразу после включения аппарата обманчивы. Если заряда хватит на три минуты разговора или на час пассивного ожидания – хорошо.

Найдя в записной книжке номер сотового телефона Даши, Давыдов попытался соединиться с девушкой. Она взяла трубку не сразу, но чувствовалось, что звонку обрадовалась.

– Коля, как у тебя дела?

– Более или менее нормально. Я уже почти вернулся. Хотел бы с тобой встретиться. Ты дома или в городе?

– Я у отца на даче. Как ты и велел, никуда не выезжаю. Сижу жду тебя.

– Умница. Слушай, а в какой стороне от Москвы расположена Сосновка? Даша рассмеялась:

– Странный интерес! Ты собираешься прилететь на вертолете и искать нашу дачу с воздуха?

– Нет, я соображаю, как лучше к тебе добраться.

– А ты сейчас где?

– На аэродроме имени Покрышкина. Северо-западное направление.

– Так я знаю, где этот аэродром, – обрадовалась Даша. – Была там. Километров сорок от нашего дома. По здешним меркам – вообще рядом. Я за тобой приеду. Хочешь? Или ты на машине?

– Я без тачки. Приезжай, – согласился Давыдов.

В душу опять закрался червячок сомнения. И куда на этот раз завезет его милая сердцу девушка? Да и приедет ли она? Или по ее сигналу приедут другие?

Подошел маленький автобус, пассажиры грузового отсека шустро побросали вещи. Последним в салон вошел Давыдов, путешествующий налегке. Двери закрылись, автобус покатился по необъятному летному полю.

Выход с аэродрома преграждал контрольно-пропускной пункт, где проверяли документы – как правило, у военных это были предписания. Бурдинов Николая предписанием не снабдил – все было сделано по простому телефонному звонку, без документов. Но проверяющий документы прапорщик, увидев депутатское удостоверение, молча отдал честь и утратил к Давыдову всякий интерес. Видно, депутаты летали и на военных самолетах, а не только первым классом.

Выйдя за проходную, Николай огляделся. Длинный забор тянется сквозь строй невысоких елей, уходящая вдаль дорога. Поселок в километре от аэродрома. К нему в основном и двинулись пешком его попутчики. А некоторые побрели куда-то вдоль забора.

Давыдов оглядел свой запыленный костюм. Сменить одежду у Бурдинова он не догадался. Точнее, вчера вечером было не до того, сегодня утром – тем более. А появиться перед Дашей в военной форме – вот было бы здорово, хоть и немного по-детски. Все-таки он побывал почти что на войне…

Вспомнив об опасности и врагах, Николай открыл портфель. Там лежал ипсилон-дезинтегратор, или антипрыгунцовый пистолет. Математик криво усмехнулся и опустил в портфель руку: что ж, проекции его теперь так просто не возьмут.

Усевшись прямо на траву под одной из елок, Давыдов положил открытый портфель на колени. Пусть сейчас он и представляет собой хорошую мишень, никто не подойдет к нему незамеченным.

Красный кабриолет показался на дороге минут через двадцать. Автомобиль Даши трудно было спутать с чьим-то еще. Ее отец, наверное, заплатил за подарок для дочери очень приличную сумму – одни таможенные пошлины чего стоят. Куда уж Давыдову с его новой «десяткой»…

Николай пытался разглядеть, не сидит ли кто-то рядом с Дашей. Вроде бы никого. Но враг мог залечь на заднем сиденье кабриолета. Или сама Даша могла выстрелить ему в голову, когда он отвернется… Подмешать яд в питье…

Плотнее сжав рукоять дезинтегратора, Давыдов направил его в сторону автомобиля. Может быть, Даша тоже проекция? Но гораздо более совершенная, чем его знакомцы из Тихоокеанской империи? Проверить это можно просто. Нужно только нажать на спусковой крючок дезинтегратора. И девушка, какой бы совершенной проекцией она ни была, распадется на составляющие. А ударная волна достанет ее и в ее мире… Вот только даже если Даша и живет в другом мире, повод ли это, чтобы избавляться от нее?

Кабриолет лихо затормозил рядом. Сияющая Даша грациозно покинула машину и легким облачком повисла на шее друга.

– Ну, как там, на войне? – тихо спросила она, прижимаясь к Николаю всем телом.

Давыдов, уронивший портфель с дезинтегратором на траву, обнял девушку. Сейчас он был полностью незащищен. И от нападения со стороны, и от ее удара.

– На войне, как на войне. – улыбнулся он. – Побывал в Монголии. Нелегально. Встретился со старым другом.

– Куда поедем? В гостиницу?

– Хотелось бы. Но лучше – к твоему отцу, – заявил Давыдов.

– К отцу? – Даша почему-то покраснела. – А зачем?

– У меня есть к нему разговор.

– А со мной ты сначала не хочешь поговорить?

– Нет. Зачем же? – удивился Давыдов. Настала очередь удивиться Даше:

– А о чем вы хотите разговаривать?

– О большой и малой политике. Девушка вздохнула:

– Вот оно что…

– А ты что подумала?

– Да так, ничего, – обронила Даша, садясь за руль. – Пристегивай ремень.


Дача Белова выглядела не то чтобы беднее поместья Скорняковых, но гораздо менее броской и при этом отличалась большим вкусом. Вокруг дома – газон со свежей травкой, только начавшие зеленеть кусты роз. Забор – кирпичный, дверь в дом – металлическая, тяжелая.

Отец Даши, Петр Иванович Белов, встретил Давыдова в рабочем кабинете. Здесь не было ничего лишнего. Большой стол, компьютер, кондиционер, два книжных шкафа. Несколько обитых кожей резных деревянных стульев для посетителей. Давыдов по приглашению хозяина опустился на один из стульев. Петр Иванович пристально рассматривал друга своей дочери.

– Наслышан, наслышан… – пророкотал он густым басом. Давыдов подумал было, что Белов не запомнил его, когда он завозил Дашу на день рождения, но Петр Иванович продолжил: – Жаль, вы в день рождения Дашеньки спешили. Не мог я вас остановить. А чего вам было на Байкале и в Монголии делать? Наделали вы шума, задали хлопот…

– Вы, стало быть, и о шуме знаете? – прищурил глаза Давыдов.

– Все, кто интересуется, знают. Что же вы полагаете: операции с заброской десанта на территорию вероятного противника бесследно проходят? Особенно если и противник перехватчики поднимает, и наши вооруженные силы вертолеты и самолеты на помощь высылают? Это уже не разведывательная операция силами спецназа… Политическая акция…

Давыдов скрестил руки на груди, для храбрости взглянул прямо в пронзительно-серые глаза Белова.

– Я ведь об этом поговорить с вами и приехал, – осторожно начал он.

– Уже понял, – неожиданно для Давыдова заявил Белов. – Иначе и тему бы эту поднимать не стал.

– Ясно, – кивнул Николай.

– Так что же конкретно вас интересует, господин Давыдов? Я ведь, в отличие от дочки моей, понимаю, что вы не руки ее просить явились…

Давыдов вспыхнул.

– Почему вы так считаете?

– Ну, из разговора вашего ясно стало.

– Так вы и разговор наш прослушивали? – возмутился Николай.

– Как же без этого? – нисколько не смутился Белов. – Для меня дочь дороже всего. Чтобы ее защитить, я ни перед чем не остановлюсь. А уж «жучком» машину оборудовать – сам бог велел. Разве нет? Вы бы так на моем месте не поступили? Особенно когда подонки из глобулы девять ее вместе с вами чуть не достали? А вы приучайтесь к конспирации, если в тайне хотите что-то держать. Это никому не повредит.

– Стало быть, вы и о нападении на нас знаете?

– Да уж дочка рассказала. И по другим каналам информация пришла.

– Из Кремля?

– Вы, Николай, отлично знаете, что не из Кремля… Точнее, не только оттуда.

Давыдов усмехнулся, откинулся на спинку стула. Потом вынул из портфеля ипсилон-дезинтегратор.

– Такая штука вам знакома?

– В руках не держал, но слышать приходилось. Вы бы поосторожнее с ней в моем доме. Не ровен час, активатор нажмете… Ни к чему это.

Внутренне похолодев, Давыдов спросил:

– Так вы все же из другой глобулы?

Положительного ответа он опасался не потому, что боялся Петра Ивановича и каких-то последствий. А потому, что Даша, и так страшно далекая от него – в конце концов он ведь чужой здесь! – могла оказаться из дальней глобулы, куда и с использованием всех высоких технологий ИТЭФа не доберешься.

– Я не из другой глобулы, – спокойно ответил Белов.

– А Даша?

Петр Иванович тихо рассмеялся:

– Дарья – моя родная дочь. Этим все сказано.

– Но как-то с глобулистами вы связаны?

– Как-то связан, – не стал отрицать Белов.


Хозяин вызвал домработницу и попросил приготовить кофе – дочь беспокоить не стал, потому что не хотел, чтобы она даже краем уха слышала о том, какие разговоры он ведет с Николаем.

– Спиртного я не пью и другим не предлагаю, – объяснил Белов свой выбор. – А кофе у меня варят хороший. Впрочем, можно и чай.

– Что предложите, – вежливо поклонился Давыдов. – Сами расскажете, в чем дело, или мне вопросы задавать?

– С чего ты решил, что я тебе что-то расскажу, когда ты вопросы задавать будешь? – спросил хозяин. – Мне ведь, в отличие от тебя, «правдосказ» не вводили. Да и иголки мне под ногти ты загонять не станешь.

– Не хотели бы рассказывать, в корне этот разговор пресекли бы.

– Что ж, прав ты. Догадливый мальчик. Даже чересчур. Хотя сразу на меня такого впечатления не произвел. Впрочем, прессовали тебя сильно – немудрено и с катушек слететь.

– Жизнь заставит соображать…

– Это точно. Так когда ты догадываться начал?

– Да когда Даша меня в вашем поселке подобрала. Правда, я ее поначалу подозреваел, а не вас. Но с вами-то я знаком не был.

– Ну, на нее ты напрасно думал, – усмехнулся Белов. – Для Дашеньки встреча с тобой была почти таким же приятным сюрпризом, как и для тебя. Я для того и машину ей раньше дня рождения на два дня подарил, чтобы она тебя вовремя подобрала. Правда, она особенно не удивилась, приятеля встретив. У тебя вроде бы был повод тут очутиться. Девочка надеялась, что ты ее разыщешь и приедешь, полный романтических чувств. С букетом роз, может быть, а не с разбитой физиономией. Всем нам в молодости свойственны иллюзии…

Давыдову стало немного стыдно. За всеми событиями он особо и не интересовался, куда уехала Даша. Сказала же, что через неделю вернется. Вот и ладно… Ему как-никак было двадцать восемь. Не то что Даше – ей, наверное, только двадцать исполнилось. Он и не спрашивал – девушкам такие вопросы не задают.

– Вы это с осуждением говорите? – уточнил Давыдов.

– Мы – взрослые мужчины, – ответил Белов. – Трезво смотрящие на жизнь. Я просто объясняю, почему Даша не была потрясена встречей с тобой. Ну а тебе тоже любовь глаза прикрыла – ты обрадовался, ее увидев, и обо всем забыл.

– Обо всем я не забыл. Постоянно что-то подозревал.

– Но совсем не то, – усмехнулся Петр Иванович. – Со мной ты и встречаться не хотел – считал, что знакомство с отцом подруги ко многому обязывает.

– Нет, мне на самом деле очень приятно с вами познакомиться…

Домработница принесла кофе, распространивший по дому необыкновенный аромат. Не успел Николай пригубить свою чашку, как дверь приоткрылась и за ней показалась Даша.

– Я тоже хочу кофе!

– Попей в столовой, – твердо предложил девушке отец.

– А я хочу с вами.

– У нас серьезный разговор.

Давыдов виновато улыбнулся, и Даша прикрыла дверь.

– Познакомиться тебе приятно, но на кого я работаю, ты не знаешь.

– Вы на кого-то работаете? – удивился Николай. – Откровенно говоря, я полагал, что у вас – своя партия.

– Поймал, – засмеялся Белов. – Скажу по-другому: с кем я сотрудничаю. Работает в самом деле наемный человек. А у меня, можно сказать, бизнес.

– И бизнес у вас с тихоокеанцами! Как и у Давыдова, что был здесь до меня. Обмен ценными сведениями, полезными для обеих глобул. Вы, кстати, и не догадываетесь, наверное, что я пришелец из Другого мира?

– Напротив, прекрасно об этом осведомлен. Из первых уст, – ответил Петр Иванович.

– Савченко сказал? Или Шарп?

– Не имею чести быть знакомым лично. Ни с профессором Савченко, ни с другими высокопоставленными сотрудниками ИТЭФа. Кроме вас. Ну а уж о Шарпе только слышал. Сам бы свидеться не хотел. А дочь моя в ИТЭФе только подрабатывает. Кстати, без злого умысла. Я ее не отправлял шпионить.

– Да ладно уж…

Белов посерьезнел и даже, похоже, рассердился.

авдеев – Если я говорю, что не отправлял, значит, так и есть. Лишние ушки мне не помешали бы, но дочери я никаких поручений никогда не давал. Впрочем, от дома я ее держал подальше намеренно. И ИТЭФ, защищенный со всех сторон, – не самое худшее место, где она могла проводить время. А то, что она познакомилась с тобой, – случайность.

– Хорошая случайность, – совершенно искренне, без задней мысли или намеков вырвалось у Давыдова.

– Тебе виднее… – Белов выпил кофе, глядя прямо перед собой, тяжело вздохнул. – Но работаю я вовсе не на тихоокеанцев. Ты знаешь, тебя тут многие недолюбливали, называли неспособным. Я понимаю почему. Ты, хоть и математик, не всегда утруждаешь себя необходимостью проанализировать ситуацию.

Давыдов слегка обиделся и задумался. Белов ждал.

– У меня есть версия, но я не хотел бы проговаривать ее вслух. Вернее было бы услышать все от вас.

– Ну так слушай. Иван Кошкин, после того как уничтожил твоих похитителей, связался со своим центром. Оттуда вышли на меня, и я послал Дашу помочь тебе. Если бы вы по какой-то причине не встретились, я нашел бы тебя сам. Я действительно сотрудничаю с глобулой, где изобрели ипсилон-проекции. Но не с тихоокеанцами, а с Русской императорской внешнемировой разведкой. Торгую новациями и изобретениями с соотечественниками. Неплохой бизнес, если подходить к нему с умом. И людям приносит только пользу. А с Кошкиным я встречался и до того, как ты с ним познакомился, и после. Парень тепло о тебе отзывался.

Давыдов улыбнулся:

– Он мне тоже очень понравился.

– Полагаю, ему будет приятно это услышать. Последний раз его хорошо потрепали во время боя.

– Так, значит, это от Кошкина вы знаете, что я из другой глобулы? – уточнил Давыдов.

– Нет, не от него, – ответил Белов. – От другого человека, который вышел на меня совсем недавно. И который очень хочет встретиться с тобой.

– Полагаю, это не опасно?

– Нет, он примет беспрецедентные меры предосторожности. Остановился, между прочим, в «России». И ждет тебя. Поедешь?

– Ипсилон-дезинтегратор прихвачу – и поеду. Хотя нет. Поеду в том случае, если вы посоветуете. Времени мало, мне нужно что-то делать, чтобы войну предотвратить. Я людям обещал.

– Ни много ни мало – предотвратить войну! Не так это просто сделать. Но я на твоей стороне и помогу, чем смогу. Подключу свои связи. И тот человек, с которым ты встретишься, скорее всего, тоже. Поэтому, если ты спрашиваешь моего мнения, я советую. Это будет незабываемая встреча!


До «России» Давыдова довез водитель Белова. Петр Иванович предлагал взять «девятку», в довольно хорошем состоянии, на которой он ездил по окрестностям, но Николай отказался наотрез. Он предпочитал передвигаться на общественном транспорте, но не за рулем в многомиллионном городе с плотным движением. Тогда Белову не осталось ничего другого, как предоставить гостю свой лимузин.

Давыдов, следуя указаниям Белова, поднялся в четыреста двадцать первый номер и постучался. Раздались шаркающие шаги, и скрипучий голос из-за двери поинтересовался:

– Кто там?

– Николай Давыдов.

– А, Давыдов… Ну заходи, Давыдов, – пригласил все тот же голос. – Подожди только пару секунд.

Щелкнул ключ в замке, но дверь не открылась. Подождав некоторое время, Николай толкнул дверь и оказался в маленьком коридорчике номера, ведущем в гостиную. Около порога стояли туфли с распущенной шнуровкой.

Давыдов прошел в комнату и обнаружил хозяина в кресле. На носу его была укреплена марлевая повязка, лоб украшала едва зарубцевавшаяся рана, подбородок, похоже, тоже недавно был разбит.

– Здравствуйте, – приветствовал хозяина Давыдов.

– Здравствуй, коли не шутишь, – тихо усмехнулся человек в кресле.

Кого-то он Николаю напоминал. Совсем не старый, как почему-то показалось ему сначала – наверное, из-за голоса и шаркающих шагов за дверью. А шаги получились такими, видимо, потому, что визави Давыдова шел в туфлях на цыпочках, не желая стаптывать задники. Теперь он их просто снял.

Сидевший в кресле поднял руку, и Николай увидел направленный прямо на него раструб ипсилон-дезинтегратора.

– Хочу предупредить, что, если ты являешься проекцией, тебе лучше убраться отсюда прямо сейчас, – объявил хозяин. – С максимальной скоростью.

– Да нет, я обычный человек, – Николай был спокоен.

– Так уж и обычный?

Обертоны голоса человека с разбитым носом раздражали все больше.

– Ну более или менее, – не стал вдаваться в подробности Николай. – Господин Белов сказал, что вы владеете информацией по моему вопросу. К чему лишние словопрения? Может, приступим к делу?

Сидевший в кресле противно захихикал:

– Повреждения лица и головы не идут мне на пользу. Ты что, на самом деле меня не узнаешь?

Давыдов вгляделся пристальнее. Высокий лоб со свежим шрамом. Слегка волнистые русые волосы, небольшие залысины чуть выше лба. Носа не видно. Серые глаза, подбородок средних размеров… Внешность обычная, но вместе с тем Николая она настораживала. В ней было что-то и знакомое, и незнакомое…

– Очнись, Давыдов! Посмотри на фотографию в депутатском удостоверении. В моем удостоверении. Или тебе паспорт показать?

Мгновение – и Николай понял все недомолвки Белова, сообразил, почему его так настойчиво приглашали в «Россию». Перед ним сидел Николай Давыдов из этой глобулы! Не слишком здоровый и не слишком блестяще выглядевший, но все же живой!

– Ну, здравствуй, – тихо молвил гость.

– Да ты не тушуйся! – улыбнулся и тут же поморщился, видно от боли еще не заживших ран на лице, местный Давыдов. – Свои люди, что нам делить? Или нет?

«Может быть, и нет», – подумал про себя Николай, но вслух ничего не сказал.

– Ты, я слышал, голову за меня подставлял, с недругами воевал… Помог мне неплохо.

– Да, наверное, – кивнул Николай. – А с лицом у тебя что? Тебя тоже достали?

– Да нет, я похитрее оказался. Авария, будь она неладна. Даром она мне не прошла, нет. Первые пять дней было очень тяжело, сейчас уже лучше.

Хозяин болезненным рывком поднялся с кресла, протянул гостю руку. Давыдов опасливо протянул свою.

– А мы не аннигилируемся? – задал довольно глупый вопрос пришлый Давыдов, прекрасно понимая, что ничего подобного не случится. – Или наша встреча только нарушит причинно-следственные связи?

– Ничего она не нарушит, – фыркнул местный Давыдов. – Знаешь, я часто представлял наш разговор. Ведь я, в отличие от тебя, знал, что ты существуешь. Это ты меня похоронил… Любопытно, что и говорить. Давай имена себе выберем, что ли. В смысле, прозвища. Я тебе придумал, между прочим. Ты будешь Учитель.

– Почему? Многому тебя научил?

– Да нет. Хотя кое-чему, несомненно, научил. Ты ведь в своем мире по педагогической линии пошел. Вот и будешь Учителем.

– Учитель – это звучит гордо. Ну а ты тогда будешь Доктором.

– Потому что рожа сильно иссечена?

– Потому что доктор наук. Не каждому удается. Особенно в твоем возрасте. Я вот и не кандидат даже.

– Польщен, – засмеялся местный Давыдов. – Давай так друг к другу и обращаться.

– Давай, – согласился учитель Давыдов. – Поговорить нам действительно нужно. Неожиданно это все. Я теперь вроде как завещание тебе оставлю. Раз выяснилось, что ты живой, тебе здесь работать нужно. А начатых дел у меня очень много… Твоих дел…

– Подожди, подожди! – вскинул руки доктор Давыдов. – Что ты на похоронный лад настроился? И вид у тебя такой мрачный?

– Да то, что подставил ты меня, Доктор. Двойником твоим я работать не собираюсь. Не о том мечталось. А с некоторыми людьми теперь распрощаться придется. И опять я негодяем выйду. Или ты – не знаю уж, кого винить. Но внутренне я себя отвратительно буду чувствовать.

– Подожди еще раз! О людях – это ты о ком? О Даше? Так я на ее сердце и руку не претендую. Мы только с отцом ее дела кое-какие проворачиваем. И, надеюсь, ты нам поможешь. А насчет того, что нам двоим нет места в этом мире, тут ты ошибаешься… При нынешних возможностях печатного дела да моих связях… Захочешь, так станешь моим братом-близнецом. Ну, имя только сменишь. Станешь, скажем, Никитой. Или Виктором. Сам понимаешь, что Николай – это тот же Виктор по-гречески. А ты будешь «победителем» по-латыни.

– У меня свой дом есть, – ответил учитель Давыдов. – И свои родители. Да и имя мне менять ни к чему.

– А не хочешь – и в твоей глобуле работа для тебя найдется. Ты, главное, не горячись. Я уже практически все обдумал.

– То-то и обидно. За меня ты все решил, меня подставил, где только можно…

– Стоп! – резко оборвал местный Давыдов. – Нигде я тебя не подставлял. За спину твою не прятался и двойником своим работать не заставлял. Можешь претензии мне предявить, что я тебя не предупредил, что жив. Но это мои планы спутало бы. Мне скрыться нужно было, отлежаться. Проверить, как коллеги себя поведут. А идея тебя сюда вызвать вовсе не мне принадлежала. Что касается того, что ты сам начал на неприятности нарываться, неосторожно в Москве себя вел, в Монголию полетел – это уже целиком и полностью твои проблемы.

– Мои, мои, – согласился учитель Давыдов.

– Я, напротив, тебе счет предъявить хочу, – продолжал атаку доктор Давыдов. – Зачем же ты билеты мои Скорнякову подарил? Я, между прочим, ждал их в гостинице, собирался в Наушки лететь. Да только администратор, недалекая дама, думала, что депутату Давыдову билеты нужнее, чем Николаю Давыдову, который по паспорту здесь зарегистрировался. А я перехватить билеты не успел. Так бы мы с тобой ещё в Наушках могли встретится. Если бы ты, конечно, с Гнилорыбовым полетел.

– Что же, еще один билет нельзя было купить? – поинтересовался пришлый Николай.

– По депутатскому удостоверению – можно. Да только удостоверение мое ты забрал. А по паспорту – не давали. Зона чрезвычайного положения. Тех, кто раньше туда ехать собрался, в самолет пускали. А тех, кто непосредственно сейчас надумал ехать, – уже нет. Потому что разные люди могут среди них оказаться. В том числе иностранные шпионы.

Доктор Давыдов уселся обратно в кресло, учитель Давыдов без стеснения присел на кровать. Посмотрели друг на друга. И отчего-то рассмеялись.

– Так ты спешишь домой вернуться? – поинтересовался местный Давыдов. – Даже не погостишь? В кои-то веки увиделись…

– Нет, я же сказал – кое-какие вещи меня беспокоят. Шаману Мягмару я обещал, что войну предотвращу.

– Ну, военную истерию мы остановим, – уверенно заявил доктор Давыдов. – Можешь не беспокоиться.

– Мои обещания – это мои обещания. Они тебе как долги не останутся.

– Решим вопрос.

– И Даша…

– А вот с Дашей я тебе не помощник. Тут уж как вы сами решите. Она мне тоже очень нравится, но я, понимаешь ли, Вику люблю… С Дашей ничего серьезного у нас никогда и не было – так, легкий флирт. Она, правда, близко к сердцу это приняла. А я не зверь, конечно, жалко девушку… Но и жизнь свою изменить так резко не могу. Да, ты мне, кстати, здорово с Викой помог.

– В каком это смысле? – удивился пришлый Николай.

– Да когда на место ее поставил. Я после позвонил, она повыламывалась немного, но потом такой ласковой да сговорчивой стала – как никогда раньше. А все почему? Потому что у тебя духу хватило на место ее поставить.

– Эх, Николай, – вздохнул учитель Давыдов, забыв уговор обращаться по прозвищу, – бросил бы ты ее. Не доведет она тебя до добра.

– Нотации читать у меня мама есть, – обиделся доктор. – Тебя еще не хватало. Я уж как-нибудь сам со своей личной жизнью разберусь.

– Многого ты добился, а элементарных вещей не понимаешь, – усмехнулся учитель. – Это ведь не уравнения решать. Поймешь когда-нибудь, да поздно будет.

– Ладно, женщин – в сторону! Давай к делу. Что мы можем предпринять в сложившейся ситуации?


За окном стемнело, а два Давыдовых продолжали обсуждать возможные сценарии развития событий. Местный Давыдов был гораздо более искушен в политике, знал, к кому можно обратиться по тому или иному вопросу, имел массу полезных знакомств. А пришлый Давыдов глядел на вещи трезво, с позиции рядового избирателя. Вращаясь среди политической элиты, доктор Давыдов не всегда хорошо понимал чаяния простого народа и не представлял себе его интересов.

– Без Слуцкого нам все же не обойтись, – в который раз заявил местный Николай. – У него и деньги, и влиятельная роль в информационных холдингах. Если мы хотим совершить публичную акцию, нужно его вызвать. И вообще, он хороший мужик – поможет нам.

– И жена у него хорошая, – понимающе улыбнулся учитель Давыдов.

Доктор Давыдов покраснел, замялся:

– А при чем здесь это?

– Да так, ни при чем…

– Напрасно ты думаешь, что у нас с ней что-то было. Она небось наплела невесть чего…

– Да ты не оправдывайся. Мне-то какое дело? Лишь бы перед Слуцким оправдываться не пришлось. Или боишься, что Вика узнает?

– Вызвать его сюда нужно, – местный Николай решительно не желал обсуждать тему Ирины.

– Да не приедет он. По-моему, твой друг из дома боится выходить.

– Для дела он куда хочешь поедет. Да и я ключевое слово знаю. Сказать, какое?

– И какое же?

– Деньги.

– Неужто ему мало?

– Всем мало, – фыркнул доктор Давыдов. – Кстати, не думай, что для меня деньги много значат. Если ты со Слуцким встречался, он мог тебе сделать кое-какие намеки… Так вот, я разговаривал с этим человеком на понятном ему языке. Напрасно ты считаешь, что меня можно соблазнить парой сотен тысяч…

Учитель Давыдов смущенно потупил глаза. Здешнему Давыдову не помешала бы изрядная доза «правдосказа». Себе-то зачем лгать? Впрочем, статус профессионального политика, особенно в условиях гласности и демократии, накладывает отпечаток на человека. Он если и не врет, то старается казаться лучше. Даже в собственных глазах.

– Да понимаю я, – буркнул пришлый Николай, отводя глаза. – Что ты оправдываешься? Все мы люди.

– Да, – смутился и местный Давыдов.

Он связался по мобильному телефону со Слуцким, поговорил с ним о какой-то фирме «Буран» и ее интересах, после чего удовлетворенно сообщил:

– Через четыре часа Борис будет здесь.

– Да как же он успеет?

– Тридцать минут до аэропорта, полтора часа – сюда, у него самолет не очень быстрый. И час до гостиницы. Ну и собраться ведь ему надо.

– Договориться о воздушном коридоре, – подсказал учитель Давыдов.

– Этим шестерки будут заниматься. Помощники. Что он, сам станет диспетчерам названивать? Давай-ка, пока Слуцкий сюда летит, отдохнем. Ты, я вижу, спать хочешь, да и я после аварии устаю быстро.

Пришлый Николай несколько смутился.

– Мы ведь, наверное, и завтра заняты будем… Мне бы к Даше съездить. Объясниться. Ты поспи, а я такси вызову…

– Николай, прекрати! – возмутился доктор Давыдов. – Белов объяснит Даше, что у тебя крайне важные дела. Сделаем дело – и хоть живи у нее. Сам говорил – обещания выполнять и все в этом духе. Куда ты без отдыха будешь годиться?

И все же учитель Давыдов позвонил Дарье, разбудил ее среди ночи и сообщил, что задержится на неопределенный срок.

– Работай, Коля! – сонно ответила девушка. – Я тебя люблю.

Такое признание женщины на грани сна и бодрствования дорогого стоило, и Николай словно на крыльях летал. Местный Давыдов только усмехался:

– И после этого ты считаешь, что я сумасшедший в отношениях с Викой? На себя посмотри.

– Так то ж Вика! – жизнерадостно ответил пришлый Давыдов. – Вика – змея. Это я по прошлой жизни знаю. Точно.

Доктор Давыдов нахмурился, но спорить не стал. С посторонним человеком он бы поспорил, а с этим Давыдовым – себе дороже.


Слуцкий явился среди ночи. Бодрый, какой-то даже подтянутый – несмотря на полтора центнера веса и объемный живот. Его кулаки загрохотали в дверь номера, чуть ли не разбудив весь этаж. Вместе со Слуцким прибыли двое мощных бритых парней – телохранители – и один хилый очкарик. Парни заняли соседний номер, усевшись в кресла напротив входной двери и оставив ее открытой, чтобы контролировать коридор. Очкарик просочился в номер Давыдова вместе со Слуцким.

– Петя проверит ваше пристанище на предмет подслушивающих устройств, – распорядился Борис Михайлович. – Не возражаете?

– Не возражаем, – ответил местный Давыдов.

– А ты кто такой? – воззрился на него финансовый магнат.

Доктор Давыдов даже опешил. Хотя удивляться по большому счету было нечему. Он ведь не объяснил Слуцкому ситуацию.

– Петя выйдет – скажу, – буркнул он.

Молодой человек сноровисто облазил все уголки номера и, заверив хозяина, что везде чисто, установил на столе прибор, по его утверждению являющийся отличной глушилкой. Доктор Давыдов закрыл наконец за ним дверь:

– А ведь я, Борис Михайлович, Давыдов и есть.

– Ты мне мозги не пудри. Это тогда кто? – Слуцкий ткнул пальцем в учителя Давыдова. – Как-то больше похож.

– Мой двойник. Человек, которому я доверяю, как самому себе.

Пришлый Николай поморщился. Совсем недавно ему обещали, что двойником он работать не будет. С другой стороны, он не стал бы утверждать, что доктор Давыдов – человек, которому и он доверяет, как самому себе. Хотя в общем и целом учитель своему двойнику из этой глобулы доверял. Не таким уж отъявленным негодяем он оказался, что бы там ни рассказывали о нем коллеги по ИТЭФу.

– И ничего я не двойник, – начал пришлый Николай, но партнер перебил его:

– Он мой соратник.

Учитель решил, что и правда Слуцкому незачем вникать в тонкости его появления здесь. Во всяком случае, пока.

Ясность была более или менее достигнута, завязалась беседа, плавно переходящая в торг.

Спустя час вспотевший Слуцкий объяснял:

– Вы поймите, ребята, я, конечно, за мир во всем мире. И многие мои коллеги тоже. А ваше сдвоенное выступление убедит кого угодно. Лично я не хотел бы, чтобы здесь появился второй Слуцкий. А то и третий. Мне одному места не хватает. Но платить за воплощение ваших великих идей, подкупать министров и всех чиновников в одиночку я не в состоянии. Одно дело – вложить средства в Думское Собрание и его позицию. Это всегда пригодится. Другое – пытаться с помощью финансов убедить в чем-то премьер-министра или людей, которые оказывают на него влияние. Там ставки совершенно другие. А рентабельность подобных договоров – со знаком минус. Мне, конечно, жаль наших ребят и нашу страну, беспокоюсь я за себя и за свой бизнес. Но почему я должен разоряться на взятках? Мои действия должны приносить прибыль. Иначе что я за бизнесмен?

– А если собрать экстренное заседание Думского Собрания? – предложил доктор Давыдов.

– Ну и как вы это себе видите? Я и прошлое заседание пропустил, а тут вдруг начал бить в колокола. Да и не прислушаются ко мне. Наша Народная фракция – это не промышленники. А промышленников ты, Коля, не поднимешь. И сам это прекрасно знаешь, и меня бы не вызывал, если бы не знал.

Доктор Давыдов, депутат и политик со стажем, до сих пор выматывавший противника, выложил козырную карту.

– В фирме «Буран» ваших, кажется, семьдесят процентов?

– Семьдесят четыре, – уточнил Слуцкий. – И десять процентов, хочу напомнить, твоих. Если ты запамятовал.

– Нет, не запамятовал. Напротив, отлично помню. Но десять – не семьдесят четыре. Как вы отнесетесь к тому, что оборот вашей фирмы возрастет в десять, в сто, а то и в тысячу раз?

Борис Михайлович крякнул.

– В тысячу раз – это ты загнул. Такого не бывает. Да и в десять – очень проблемно…

– В том-то и сила, что в сто раз – это минимум. Больше возрастет.

– Да мы не справимся просто. Мощностей не хватит.

– Производство элементарное, нарастить мощности – дело недели, ну, месяца. Главное, только у нас патент есть. А через неделю и спрос повалит. Вы будете самым богатым человеком в стране.

– Ну я и сейчас не бедствую, – усмехнулся Слуцкий. – Только что для такого резкого повышения спроса на продукцию «Бурана» сделать нужно?

– Да всего-то мне по телевидению выступить, – местный Давыдов выдержал паузу и добавил: – В прайм-тайм. На правительственном канале. Можете организовать?

Слуцкий крякнул еще раз.

– Задачи вы ставить умеете, Николай Васильевич! На любом коммерческом канале я вам время куплю. Не такие уж большие расходы. Но на Первом… Они и рекламу фильтруют, не всякий ролик берут. А уж купить у них несколько минут, чтобы выступить… Это на государственный переворот смахивает.

– Так что-то в этом роде мы и хотим провернуть, – усмехнулся неискушенный пришлый Давыдов. Местный Давыдов и Слуцкий побледнели.

– Типун тебе на язык, молодой человек, – незло пожелал Борис Михайлович. – Нас нынешняя ситуация устраивает. Хватит нам переворотов.

– Ролик заказать я и сам могу, – добавил местный Николай. – Не последний кусок доедаю. А что касается переворотов… Мы только политику подкорректировать хотим. Что довольно просто сделать в канун парламентских выборов. Они уже через полгода состоятся. Поэтому депутатов сейчас лучше не трогать – злы. И это любой чиновник понимает.

– А чиновник тоже в кресле удержаться хочет, – неожиданно поддержал коллегу Слуцкий. – Поэтому скандал им ни к чему.

Помолчали.

Местный Давыдов ходил по комнате, пришлый откинулся в кресле, Слуцкий теребил мокрый насквозь носовой платок.

– Программа телевизионная у вас по крайней мере есть, заговорщики? – спросил Борис Михайлович.

– Я телевизор только по большим праздникам смотрю, – усмехнулся доктор Давыдов.

– Да и я больше люблю книгу хорошую почитать, – отозвался учитель Давыдов.

– Деятели! – буркнул Слуцкий, беря трубку внутреннего гостиничного телефона. – Девушка, программку телевизионную нам принесите. На эту неделю… Как это нет? Найдите… Не можете найти? Вам, видно, десять рублей, которые мы за нее платим, лишние будут?

Через две минуты Слуцкий уже изучал телевизионную программу.

– Вот и отлично, – резюмировал он, ознакомившись с сеткой вещания Первого канала. – Ток-шоу есть. Мы в нем и поучаствуем. Точнее, вы – мне светиться ни к чему. Я так понимаю, ответственность вы на себя берете?

– Берем, – кивнул доктор Давыдов.

– Надо еще выход на ведущего обеспечить. На режиссеров. Да и на кого-то из руководства канала. У меня с этим бизнесом завязки плохие… Ну а силовую поддержку я обеспечу. Время до восемнадцати ноль-ноль еще имеется. Подтяну ребят…


Когда Слуцкий, воспроизведя с украинским акцентом партию явно из какой-то итальянской оперы, покинул номер, пришлый Давыдов обратился к Давыдову местному:

– Ты знаешь, я мало что понял. Вы торговать собрались? Только чем и как? И вообще, насколько это связано с нашими проблемами?

– А с нашими проблемами это связано напрямую, – едва ли не пропел доктор Давыдов, мурлыкая себе под нос ту же самую мелодию, что и Слуцкий. – Знаешь, чем занимается фирма «Буран»?

– Откуда? Понятия не имею.

– А я в ней долю купил. Без участия всяких там поверенных…

«Получил как взятку», – подумал учитель Давыдов, но вслух свои мысли высказывать не стал.

– Ну и что мне за радость от этого?

– А то, что «Буран» занимается производством энтропийных генераторов. Проще говоря, генераторов антипрыгунцового поля. Фирма-монополист, все патенты у нас. И в Кремль мы генераторы поставляем, и на оборонные предприятия. Между прочим, доход – тебе и не снился.

Учитель Давыдов еле сдержался, чтобы не взять доктора Давыдова за грудки.

– Да какое мне дело до вашего бизнеса! Нам войну нужно предотвратить! Ты это забыл?

– Прекрасно помню, – музыкально ответил местный Давыдов. – Появлюсь я сегодня в эфире Первого канала. И заявлю гражданам, что страна на грани прыгунцового вторжения. И отвлекать силы на удар по Монголии никак нельзя. Потому что в условиях боевых действий прыгунцы будут вредить нам, как могут. И не только прыгунцы, но и пришельцы из других глобул. Как считаешь, понравится это народу?

– Не очень, я полагаю…

– И что станет делать народ?

– Выйдет на антивоенные демонстрации? – предположил пришлый Николай.

Доктор физико-математических наук Давыдов смерил своего двойника насмешливым взглядом.

– На демонстрации? Ну ты придумал! Сейчас что, семнадцатый год? Или девяносто первый? Накал страстей уже не тот… Народ ринется покупать антипрыгунцовые генераторы. И ипсилон-дезинтеграторы, когда узнает, что это такое, но о них, я думаю, мы объявим через пару недель. Или даже через месяц. Опасность должна быть одна, но выглядеть она обязана реально.

Учитель Давыдов начал закипать:

– Тогда при чем здесь война? Зачем лоднимать шум?

– Мы плавно к этому подходим… Вот депутаты – что они бросятся делать?

– Покупать энтропийные генераторы. Как и все, – ответил наученный горьким опытом учитель Давыдов. – Депутаты – те же люди.

– Верно. Сначала они купят генераторы для себя и своих семей. Тоже неплохо. А потом?

– Сядут около этих генераторов и будут шарахаться от каждой тени. А еще они будут ждать, когда вы продадите им дезинтеграторы.

– А вот и нет! Про дезинтеграторы им не будет известно. Наши уважаемые депутаты ринутся на внеочередное заседание Думского Собрания.

В номере стало душно – учитель Давыдов распахнул пластиковое окно, и ворвавшийся с улицы свежий воздух охладил участников дискуссии.

– Кто же его соберет? – уже спокойнее спросил пришлый Николай.

– Да уж кто-то соберет. В очередь выстраиваться будут. Потому что заботу о народе перед выборами проявить – первое дело. В Собрание-то всем хочется! Ну а меня поклюют, конечно, немного… Со стороны правительства и институтского начальства. А потом поднимут на щит и выберут на второй срок. Цинично, скажешь? Да мне плевать, что цинично. Я не для себя стараюсь. Для нас всех. И для тебя в том числе.

– Как ты выступать перед телекамерами будешь? С бинтами? Может быть, мне выступить?

Доктор Давыдов покровительственно усмехнулся, и учитель Давыдов понял, за что его не любили в Институте теоретической и экспериментальной физики.

– Во-первых, ты можешь не сориентироваться в ситуации. Во-вторых, не знаешь наверняка, как обращаться к народу. А я столько занятий с пиарщиками имел – не поверишь! И, в-третьих, избитый прыгунцами депутат Давыдов гораздо притягательнее чистенького и свеженького Давыдова, который, мягко говоря, и гражданином Евразийского Союза не является. Это если до правды кто-то докопается. На Савченко могут надавить, тут он всю историю и выложит. А негражданам у нас веры нет. Всю идею можно порушить.

– Ясно, – кивнул учитель Давыдов. – Опять ты меня кидаешь.

– Почему кидаю? Я у Слуцкого под этой маркой еще десять процентов «Бурана» выторгую. Половина – моя, половина – твоя. Нужно ведь тебе как-то в своей глобуле жить? Или здесь? Да и возвращение – удовольствие дорогое. Я не собираюсь тебя на положении бедного родственника держать. Будешь полностью самостоятельным и дееспособным. Заработал, однозначно!

Пришлый Николай поморщился:

– И все-то ты на деньги меряешь!

– Отнюдь не все! Опять обижаешь! Но, скажи, разве с пустым карманом жить интереснее?


К переговорам со знаменитым телеведущим, режиссером и руководителем программы «Вчера, сегодня, завтра» активно подключился Петр Иванович Белов. Связи в мире телевидения оказались у него более чем хорошие. Бизнесмена, сделавшего имя на производстве высокотехнологичных товаров, часто приглашали в пропагандистские и популярные телевизионные шоу. К тому же он как резидент Русской императорской разведки из глобулы тихоокеанцев не жалел средств на «прикорм» деятелей от телевидения.

Уже к семнадцати часам у входа в «Останкино» начали собираться будущие участники передачи. Подъехал Белов с дочерью на красном кабриолете. Явился Слуцкий на бронированном джипе с тремя джипами сопровождения и небольшим бронированным автобусом. Подтянулись Давыдовы на заказанной в секретариате Думского Собрания государственной «волге».

У каждого была своя роль. Каждый знал свою задачу и был готов импровизировать. Телеведущий, звезда экрана, довольно потирал руки. Во-первых, рейтинг его программы возрастет после этого вечера многократно. Ток-шоу будут обсуждать и повторять независимо от того, к каким последствием приведет выступление депутата промышленной фракции Давыдова. Во-вторых, двести тысяч рублей, которые он положил в свой сейф – сумма весьма внушительная даже для того, чтобы слегка сжульничать, немного подыграть гостям. И, конечно, добиться от телевизионного руководства выхода передачи в прямом эфире. В конце концов, не террористов же он приглашает в студию? Уважаемых людей, депутатов, которые сами станут отвечать за свои слова и поступки.

В половине шестого все заняли места в студии. За круглым столом расположились сам ведущий и его главный гость – доктор физико-математических наук депутат Давыдов. Также за этим столом сидели рабочий сталелитейного завода «Знамя победы» Петр Федоров (его роль играл садовник Белова Ираклий Симакишвили), сам Петр Иванович Белов – представитель технической элиты страны, «парень с улицы» – наименее зверообразный телохранитель Слуцкого, и школьная учительница Тамара Федоровна Поливанова.

Из всех приглашенных «представителей народа» только Тамара Федоровна была самой настоящей учительницей. Ведущий – старый друг семьи Тамары Федоровны – уже давно обещал ей участие в ток-шоу. Почему бы и не пригласить интеллигентную даму на постановку? Тем более в критический момент ее внимание вполне можно было отвлечь. А свидетельство нейтральной и неподкупной учительницы после, при «разборе полетов», дорогого стоило.

Любопытное зрелище представляли гости студии. Большую часть по количеству и подавляющую часть по массе составляли плечистые ребята – охранники Слуцкого и их коллеги из дружественных группировок, работающих в Москве. Сидели они хорошо просматривающимися пятерками, четверками и тройками, готовые в любой момент пресечь нарождающуюся провокацию, выполняя приказ хозяина. Мощные ребята были слабо разбавлены прослойкой интеллигенции – служащими Белова, которым он безоглядно доверял, и несколькими технарями Слуцкого, которые, по сути, являлись такими же незаконопослушными гражданами, как и бритоголовые, но работали не кулаками, а головой. Впрочем, если на лицах бритоголовых читалось практически полное отсутствие мыслительных способностей, хитрющие физиономии субтильных юношей отражали недюжинный интеллект и компенсировали впечатление общей туповатости аудитории.

В зрительном зале находился и пришлый Давыдов. Пока он сидел рядом с Дашей, но после начала шоу должен был переместиться в первый ряд, тогда как дочке Белова «светиться» не следовало. Разумеется, она могла отказаться от участия в передаче, но представительниц прекрасной половины в студии было столь мало, что для фона пришлось собрать всех аелевизионщиц и обслуживающий персонал – лишь бы разбавить мужчин.

Публика в студии по большому счету не должна была состоять полностью из «своих людей». Но собирать народ для прямого эфира на улице все же не рискнули. Решили обойтись имеющимся в наличии.

– Десять минут до начала трансляции! – объявил телеведущий, и даже самые бесцеремонные верзилы в зрительном зале притихли. Включенные камеры все-таки сильно действуют на человека.

– Ведем себя естественно, мысли излагаем коротко, полемику ведем корректно, – предупредил ведущий, забыв, видимо, что ток-шоу будет целиком постановочным, а не реальным. – На мониторы не смотрим: они установлены для меня, а не для вас.

Ассистент ведущего принес бутылки с негазированной минеральной водой и стаканы.

– Воду пьем, но не увлекаемся, – предупредил участников ведущий.

– Бюджет передачи, что ли, мал? – язвительно заметил Слуцкий, который еще не покинул студию. – На воде экономите? Так давайте я вам прямые поставки экологически чистой продукции устрою. Бесплатно.

– Бульканье, чавканье и прочие звуки, связанные с глотанием, усиленные микрофоном, не украшают звуковой ряд передачи, – вздохнул телевизионщик. – А мы все-таки в прямом эфире. Почистить звук не удастся. На воду как-нибудь найдем денег, спасибо.

– Пойду-ка я в соседнюю комнату, – пророкотал Слуцкий. – А то дышу слишком громко.

– Так будет лучше, – не стал спорить ведущий. На стене студии зажегся красный фонарь.

– Минутная готовность. Когда загорится зеленый фонарь – мы в эфире.

Учитель Давыдов отсел от Даши. Девушка сразу же принялась вглядываться в другого Давыдова – перебитый нос, на лице следы ссадин и ушибов. Смотрела она на него с грустью, время от времени переводя взгляд на затылок Николая, сидящего в первом ряду. Наверное, пыталась определить, кто ей дороже. А, может быть, ей, как и каждой нормальной женщине, жалко было обоих.

– Здравствуйте, уважаемые телезрители! – жизнерадостно, но с достоинством объявил ведущий ток-шоу, глядя в камеру прямо перед собой. – Сегодня в нашей студии самые разные гости. И мы будем рассматривать животрепещущую проблему: опасны ли высокие технологии? Насколько польза от их применения оправдывает вред, который они наносят? Да и нужно ли нам развивать промышленность? Не лучше ли вернуться к сохе и восковым свечам?

Говорил ведущий не то чтобы картавя, но глотая «р» на английский манер.

На экранах мониторов прошла заставка, ведущий быстро вытер пот со лба. В студии, подсвечиваемой со всех сторон софитами, было жарко.

– И первому я хочу дать слово разработчику самых передовых приборов, использующему наисовременнейшие технические новации, – ученому-физику Николаю Давыдову.

Давыдов приосанился, улыбнулся в камеру, отчего многие зрители, наверное, отпрянули от экранов – уж больно страшно выглядел интеллигентный ученый с перебитым носом. Людей в таком состоянии редко выпускают на телеэкраны. Да они и сами туда не лезут. А Николай даже гримироваться не стал.

– Я вообще-то математик, – уточнил доктор физико-математических наук. – И непосредственно созданием приборов не занимаюсь. Создаю теории, которые потом используются учеными и производственниками.

– То есть ваша профессия – сугубо мирная? – сделал вывод ведущий. – Вы работаете с листом бумаги, получаете формулы, которые далеки от реального производства. Вреда от ваших научных разработок, насколько я понимаю, не может быть в принципе?

– Смотря кому и какого вреда, – резко взял быка за рога Давыдов. – Посмотрите на мое лицо. Телезрители, мои избиратели, могут упрекнуть: что же вы, гражданин Давыдов, с перебитым носом вылезли на экран? Пощадили бы наши эстетические чувства! И дети сейчас телевизор смотрят, и молодые женщины… Только в том-то и дело, что увечья эти я получил именно из-за того, что некие силы слишком серьезно заинтересовались разработками нашего института, ИТЭФа.

Ведущий якобы недоуменно и преувеличенно внимательно посмотрел на Давыдова, снял с носа очки и отложил их в сторону.

– Я полагал, что данные травмы – последствия автомобильной аварии, в которую вы попали не так давно. Об этом сообщали в наших средствах массовой информации.

– Частично – от аварии, – не стал спорить местный Давыдов, не обремененный действием «правдосказа». – А частично – от пыток в подвале, куда меня затащили… – ученый сделал паузу, словно бы подыскивая нужное слово, – не люди, нет… Скажем, некие существа.

– Полагаю, вы используете слово «существа» в фигуральном смысле? – поднял брови ведущий.

– Нет, в самом прямом, – возразил доктор Давыдов.

Учительница, осчастливленная тем, что попала в героини шоу, сидела на своем месте ни жива ни мертва. Камера крупно показала ее изжелта-бледное лицо. Потом, словно бы случайно, в кадре оказался бритоголовый молодчик с таким тяжелым взглядом, что невольно хотелось спросить: не это ли то самое существо, каким-то образом проникшее в зал и пытающееся и здесь достать математика?

– То есть вас захватили не люди? – продолжил допрос ведущий.

Тема высоких технологий как-то сама собой отодвинулась на задний план. Кому интересно слушать о формулах, когда кого-то похитили? Вот это и впрямь любопытно…

– Именно, – коротко кивнул Давыдов. – Позволю себе небольшой экскурс в историю. Наш институт занимается разработкой физических и математических теорий по установлению связи с другими суперструнами Вселенной. Говоря языком обывателей, с параллельными мирами, которых, согласно общепризнанным теориям, существует бесчисленное множество.

Похоже, для многих в зале, особенно для бритой публики, существование даже одного параллельного мира явилось свежей новостью. Простым людям не слишком-то свойственно следить за последними научными достижениями.

– И существа с другой суперструны, из другого мира, проникли сюда, чтобы вызнать у меня кое-что об исследованиях нашего института. Они, как вы видите, не слишком церемонились! – повысил голос доктор физико-математических наук.

Ведущий вздрогнул, хмыкнул и изобразил полнейшую растерянность.

– Нам случалось приглашать на передачу медиумов, экстрасенсов… Был даже один шаман. Из их уст заявления о контактах с другими мирами звучали совершенно нормально. И некоторые даже верили в эти контакты… Но вы ведь ученый. Не побоюсь этого слова, крупный ученый с солидной репутацией. А контакт, о котором вы говорите, – более чем реальный… В том смысле, что следы его налицо…

– На лице, – усмехнулся Давыдов, поглаживая ссадину на подбородке. – И именно как ученый я утверждаю: помимо того что параллельные миры существуют, между нашим миром и этими мирами установлены контакты. Так называемые НЛО – часть проблемы, первые опыты жителей других миров. Зачастую все эти контакты бывают опасны и болезненны для граждан. Более того, наш государственный строй находится под угрозой в связи с вмешательством в дела страны со стороны пришельцев!

Тем временем в кабинете генерального директора Первого канала начали раздаваться телефонные звонки. Звонили весьма компетентные и влиятельные люди.

– Как вы допустили такую странную, будоражащую умы передачу? – кричали одни.

– Немедленно прервать это безобразие! – требовали другие.

Но выступление Давыдова-обличителя только начиналось. И ягодки были впереди.

– Мы знаем, что в настоящее время особенно активно в дела нашего мира вмешиваются два наших ближайших соседа – по терминологии одного из них, две глобулы. Представители этих глобул не питают к жителям нашего мира совершенно никаких теплых чувств. Более того, они уничтожили бы нашу страну, все наши научные разработки, отбросили бы общество в каменный век, если бы им представилась такая возможность. Но осуществить свои планы им пока что не позволяет ни их техника, ни их научные достижения. Развитие тех самых теорий и высоких технологий, о которых мы говорили вначале. И к овладению подобной техникой они сейчас стремятся.

В дискуссию вмешался Белов, властным жестом заставив замолчать начавшего уставать и терять бдительность ведущего.

– Вы рассказываете весьма любопытные вещи, Николай Васильевич. Теория суперструн, собственно говоря, не нова. Существование параллельных миров тоже никто не отрицает. Но связь между ними – это что-то из области фантастики. Помимо следов ушибов на вашем лице, существуют ли какие-то доказательства проникновения пришельцев в наш мир?

Давыдов самодовольно, с некоторым оттенком горделивой маниакальности улыбнулся и, словно бы игнорируя Белова, продолжил лекцию:

– В основе проникновения пришельцев в наш мир лежит так называемая прыгунцовая технология, которой в некоторой степени владеем и мы. Принцип появления прыгунца – прыжки на батуте. Каждый атом тела накачивают дополнительной энергией, в результате чего тело перестает существовать в собственном мире и скачкообразно переходит на другую суперструну, в другой мир. Потом тело избавляется от избыточной энергии и возвращается обратно. Самая простая земная аналогия: человек подпрыгнул на батуте, установленном на земле. Он долетел до вашего балкона на четвертом этаже, завис на долю секунды. В это время его кинетическая энергия полностью перешла в потенциальную. Находясь на уровне вашего балкона, он успеет даже в вас плюнуть и вернуться обратно, на батут.

– Господи, да зачем же ему в нас плевать? – взволнованно подала голос учительница.

– В силу вредности характера, – покачал головой Давыдов, – Хочет вам досадить. Может быть, надеется, что вы прыгнете за ним следом. И промахнетесь мимо батута, упадете на асфальт.

– Сволочь! – забыв о правилах хорошего тона, прокуренным басом изрек «простой рабочий». – Убивать таких надо.

Давыдов понимающе улыбнулся и продолжил:

– Видно, так уж сложилось, что агрессивные цивилизации зачастую более успешны. Нам, во всяком случае, не повезло. Два наших ближайших соседа настроены по отношению к нашему миру враждебно. Точнее, враждебно, конечно, настроены не сами миры, а империи, которые в этих мирах доминируют. Это однополярные миры, где ведущую роль играет одно государство, а мнения и интересы остальных не берутся в расчет. Но на все агрессивные поползновения представителей данных империй у нас уже имеется адекватный ответ: генератор поля, который не дает возможности прыгунцам – а именно так специалисты называют пришельцев из других миров – выходить в наш мир. Системы настройки при включенном поле не срабатывают, и иномиряне отправляются вовсе не туда, куда им было нужно. Между прочим, энтропийными, или антипрыгунцовыми, полями надежно защищен Кремль, а также многие стратегические заводы, крупные научно-исследовательские центры.

На лице ведущего застыл неприкрытый испуг. Такого откровенного заявления Давыдова в согласованном с ним сценарии не было.


Не успел Давыдов объявить о том, что Кремль защищен антипрыгунцовыми генераторами, как из резиденции правительства генеральному директору Первого канала поступило недвусмысленное распоряжение: передачу прервать любыми средствами! Это уже было посерьезнее, Чем звонки высокопоставленных, но ничего не решающих телезрителей.

Руководитель Первого канала был умным человеком и прекрасно понимал, что подобные провокации или акции (жертвой сегодняшней стал его канал) готовятся не дураками. Приказывать отключить в студии электричество бессмысленно – ключевые точки контролируются, и любого технического работника развернут люди, приставленные следить за тем, чтобы трансляция не сорвалась. Надо попытаться занять аппаратную. Директор вызвал всех, кто имелся в наличии – а именно пятерых охранников и двух штатных милиционеров, – и отдал им приказ. Ненастойчиво, не слишком надеясь на успех. В подчинении у него находились все больше пенсионеры да зеленая молодежь – кто еще пойдет служить на проверке пропусков?

Охранников телецентра встретили десять крепких ребят во главе со Слуцким. Милиционерам и в страшном сне не могло привидеться, что они применят оружие внутри комплекса «Останкино». У охранников оружия вовсе не было. А тут еще вперед вышел мужчина, габаритами превосходящий всех бойцов, заступивших дорогу штатным охранникам, и предъявил закатанное в пластик удостоверение:

– Я – депутат Думского Собрания. Попробуйте только напасть на меня и моих людей. Прокуратура затаскает. Да и в тюрьму попасть недолго…

В тюрьму никто из охранников и милиционеров не хотел. Тем более сути происходящего в студии они не понимали, имели лишь не слишком четкий устный приказ генерального директора. И штурмовой отряд почел за лучшее отступить до прихода подкреплений. Депутата, попадись он им на дороге один, можно было бы и потеснить – пусть доказывает, что с ним обошлись не так, как положено по статусу народного избранника. Но когда рядом с ним стоят десять плечистых ребят, связываться более чем глупо.

Давыдов разливался перед камерой соловьем:

– К счастью, порядочные люди есть во всех мирах. И сопротивление тоталитаризму идет даже в глобулах, о которых я рассказывал. Вы просили доказательств, Петр Иванович? – обратился он к Белову.

Отец Даши со спокойным достоинством склонил голову.

– Один из прыгунцов – в нашей студии! Ведь она не защищена специальными генераторами от проникновения извне. С помощью своих технологий прыгунцы могут проникнуть в любое незащищенное место, возникая словно бы из ниоткуда, и так же исчезая по собственной воле. Сейчас вы увидите моего абсолютного двойника, его отпечатки пальцев и рисунок сетчатки полностью соответствуют моим. Он без проблем может снять деньги с моего счета, воспользоваться моими документами, заключить от моего имени любой договор. И доказать его противоправность будет затруднительно. Другое дело, что этот благородный человек никогда подобного не сделает. Позвольте вам представить Николая Давыдова из иной глобулы – он сотрудничает с учеными нашего мира. Борется против империализма и тоталитаризма.

Камера выхватила и показала крупным планом сидящего в первом ряду пришлого Давыдова – с нормальным лицом. Каким-то непонятным образом создавалось впечатление, что он только что здесь появился.

Учитель поклонился публике и совершенно искренне заявил:

– Я действительно из другой глобулы. Представители так называемой Тихоокеанской империи пытали меня, накачали «правдосказом», и я не могу вам солгать, даже если захочу. Медицинская комиссия освидетельствовала мое состояние накануне этой передачи – с ее заключением смогут ознакомиться все заинтересованные лица, в том числе и журналисты. Эти выводы, подписанные ведущими специалистами-психологами, а также экспертами-криминалистами, будут опубликованы в центральной печати. Нельзя недооценивать опасности пришельцев из других миров. Они могут натворить немало бед. Причинить вам серьезные неприятности. Они уже пытались это сделать. Будьте бдительны, дорогие друзья! Не поминайте лихом! А сейчас я ухожу. Прощайте!

И пришлый Давыдов мгновенно исчез, словно бы его никогда и не было, дабы не искушать свою честность пространным выступлением. Местный же Давыдов продолжил вещать в стиле публичного проповедника:

– Мой коллега и друг переместился обратно в свою глобулу, используя прыгунцовую технологию. Точно так же он может появиться практически в любой точке нашей планеты, не оборудованной антипрыгунцовыми генераторами. Задумайтесь над этим! Не с монголами или американцами, отделенными от нас тысячами километров, мы должны сейчас воевать, а должны заботиться о безопасности всего нашего мира! Безопасности каждого гражданина! Потому что прыгунцы могут появиться у вас в спальне, в рабочем кабинете, там, где вы их не ждете и не можете им противостоять!

Наиболее нервные граждане у своих телевизоров быстро оглянулись, ожидая увидеть за плечом неслышно подкравшегося прыгунца. Те, у кого на стене за спиной висело зеркало, испытали несколько неприятных секунд, пока не восстановили связи с реальностью и не поняли, что собственное отражение – это все же не коварный прыгунец.

У главного входа в «Останкино» резко затормозил, оставляя следы резины на асфальте, бронированный автомобиль со спецназом службы государственной безопасности. За ним – еще один. Но проводить штурм не пришлось: передача закончилась. Бритоголовые молодчики выходили из Останкинского вещательного комплекса, нагло поглядывая по сторонам, но приказа задерживать их не было. В чем, собственно говоря, они виноваты? В том. что присутствовали на передаче, и без того высокий рейтинг которой возрос после этого вечера на двадцать процентов? На их месте захотел бы оказаться любой гражданин!

Да и после драки кулаками не машут. То, что доктор физико-математических наук и депутат Давыдов хотел сказать, он сказал. Любые гонения на участников ток-шоу, его ведущего и даже директора канала, опровержения сути заявлений Давыдова теперь только добавили бы ему популярности и укрепили бы его позицию. Ведь ученый жил и работал в России.


Естественно, Давыдов, сидевший в первом ряду зрителей, никуда из студии не исчез. Ведь он не был прыгунцом, хотя относительно своего происхождения из иной глобулы сказал истинную правду.

«Исчезновение» оказалось обычным телетрюком. Оператор прямого эфира включил картинку с другой камеры. И вместо Давыдова на экранах появилось пустое кресло, снятое в том же ракурсе, что и кресло Николая. Все кресла в зале были одинаковы. Да и бритоголовые молодчики на заднем плане походили друг на друга как две капли воды. Операторы знали свое дело.

Для миллионов телезрителей Давыдов словно бы испарился. А люди, сидевшие в студии, видели, как Николай попрощался, поднялся и пошел к выходу. Они даже не поняли, что в эфире произошло нечто необычное.

Звукооператор дал в эфир несколько заранее записанных возгласов удивления. Режиссер показал девушку с недоуменными глазами, зажимающую рукой рот. Кто после этого стал бы сомневаться в реальности исчезновения пришельца Давыдова? И кто поверит теперь участникам ток-шоу, даже если они решат поделиться своими откровениями насчет того, что никуда «прыгунец» Давыдов не исчезал?

Местному Давыдову и не требовалось кому-то что-то доказывать. Он хотел произвести впечатление на народ. И на представителей этого самого народа – депутатов Думского Собрания. Которые теперь будут выстраиваться в очередь, чтобы заявить о срочном Созыве внеочередного заседания, парламентском расследовании сложившейся ситуации, принятии мер по нейтрализации действий пришельцев из других глобул.

Удачно вышедшим в прайм-тайм ток-шоу Давыдов добился привлечения к проблеме общественного интереса и формирования определенного общественного мнения. По большому счету общее гвенное мнение мало волновало депутатов. Но их волновали результаты грядущих выборов.

Теперь Думское Собрание не имело другого пути, кроме как призвать правительство отложить в сторону выяснение отношений с Монголией и Америкой и сплотиться с правителями других государств для отражения внешней угрозы. И российское правительство, ключевые министры которого утверждались Думским Собранием, обязано было поддержать миролюбивую политику депутатов.

Ну а народу не оставалось ничего другого, как записываться в очередь на покупку генераторов энтропийного поля. Стоимостью десять тысяч рублей – для самых богатых и нетерпеливых, готовых выложить деньги сразу. Те, кто согласится подождать несколько месяцев, имели шансы приобрести установку уже дешевле – тысяч за пять. Со временем можно было дождаться и генераторов для среднего класса, всего за две тысячи или даже за тысячу – для тех, кто ценит свою безопасность и не имеет лишних денег. И уже через несколько лет планируемая цена генераторов опускалась до четырехсот пятидесяти рублей.

Последняя цена включала в себя цену производителя с учетом рентабельности и торговой надбавки. Для государственных учреждений он и продавался прежде именно за такую сумму. Да только тогда на генераторы не было дефицита, мощности производителя справлялись с планом выпуска. Но реклама – великая сила!

Теперь фирме «Буран» предстоял стремительный взлет, расширение производства, открытие филиалов во всех уголках страны. А ее учредителям причитались миллионные прибыли. Слуцкому стоило подумать о том, чтобы заняться легальным бизнесом – с такими огромными деньгами глупо прятаться в тени. Да и Давыдов становился очень богатым человеком. Все-таки даже десять процентов от многих миллионов – миллионы. Это ясно и не математику.

ЭПИЛОГ

Давыдов и Даша сидели в «Хоббитском уголке». Он потягивал светлый эль, она ограничилась чашкой крепкого кофе. Нетронутый румяный кекс украшал темный дубовый стол.

– Так ты со мной? – пристально глядя в глаза девушки, спросил Николай. – Завтра все будет готово к отправке. Мне остается только отмашку дать.

Даша вздохнула:

– Почему ты считаешь, что я должна перебраться к тебе? Ты уже здесь. Привык. А я, может быть, не смогу жить в другой глобуле. Тем более если учесть, что проблем в вашем мире больше чем достаточно… Дикие нравы…

– Насовсем остаться я тоже не могу. Как же мои родители? Друзья?

– Родителей ты можешь доставить сюда. Друзей, если они на что-то годятся, – тоже. Всем работа найдется. Вы ведь с Давыдовым собираетесь удешевить переброску в десять раз. В конце концов, скоро путешествие из глобулы в глобулу будет стоить не дороже, чем полет грузового самолета на другой континент. Лишь бы игра стоила свеч – рабочие руки нам нужны.

– А в нашей стране и так население сокращается, – вздохнул Давыдов. – Но, вообще говоря, не это главное. Человеком больше, человеком меньше. Просто у меня другие планы. Естественно, побывав здесь один раз, я надеюсь вернуться. С определенными лицами мы действительно договорились о сотрудничестве. И все же в первую очередь я хотел бы помочь своему миру. Не эмигрировать туда, где лучше, а работать на благо общества, которое меня воспитало.

– Громкие слова! – фыркнула Даша.

– Я действительно так считаю, – обиделся Давыдов. – Несмотря на полный курс лечения, дрянь, которую влили мне тихоокеанцы, продолжает действовать! И я говорю только правду!

Неслышно ступая мягкими волосатыми ступнями, к столу подошел здоровенный «хоббит».

– Высокие господа желают чего-то еще?

– Эля! – потребовал Давыдов.

– И кофе! – попросила Даша. – Можно еще бокал красного вина… Натурального, не этой нетрадиционной гадости – спиртовый раствор с красителями и ароматизаторами! – что стала сейчас появляться в магазинах.

Уши «хоббита» возмущенно задергались:

– Мы такого не держим.

– Вот и отлично.

– Может быть, еще кекс?

– Несите, только оставьте нас наконец, – попросил Николай.

Даша поставила локти на стол, подперла подбородок кулаками.

– Впрочем, лавры отца – нелегального резидента императорской разведки – не дают мне покоя… После сессии я буду у тебя. И, может быть, поживу немного. А там, гляди, мне еще и понравится. Как ты думаешь, меня не захватят в плен как шпионку из другой глобулы?

– Не думаю, что зайдет так далеко, – улыбнулся Николай. – В любом случае я буду защищать тебя до последней капли крови. Да и вытащить тебя из застенков не составит труда. У нас еще не изобрели энтропийных генераторов.

– А ты не будешь сердиться на то, что я трачу слишком много твоих денег? Переброска человека в другую глобулу – удовольствие крайне дорогое. Хотя акции «Бурана» и дают достаточно прибыли, я могу ухлопать «на проезд» все деньги. Ведь я очень люблю отца. И привязана к своему миру. Буду мотаться домой почти каждый месяц. И звонить каждый день.

Николай рассмеялся:

– Зачем мне деньги? Те пять процентов акций «Бурана», что у меня есть, – все равно что твои. Доверенность я оформил, мой поверенный вручит ее тебе в ближайшее время. Сам я найду на чем заработать. На путешествия между глобулами и тебе, и мне хватит. Я ведь тоже надеюсь вернуться в здешний «Хоббитский уголок». Хотя, с другой стороны, нужно будет построить у нас свой… Хочешь быть хозяйкой такого же заведения?

Даша прищурилась:

– Меня никогда не тянуло в сферу бытового обслуживания. Даже в очень красивые заведения. Барменша, официантка – не мое амплуа. А откуда у тебя такие идеи? Вы, наверное, обсудили все с этим предателем?

Под «предателем» Даша имела в виду прежнего Давыдова, который сейчас вымаливал прощение за долгую отлучку у Вики Ореховой, за что и пришлый Николай уважал его гораздо меньше.

– Кое-что обсудили, – согласился Давыдов. – Кое-какие деньги я возьму с собой – подарок моего партнера или заработанная сумма – как посмотреть. На раскрутку. А для приобретения основного капитала в моей глобуле Николай предложил мне пока использовать «Цепкие колеса». Патент на них он купил у изобретателя. Недорого. Патент сильно упал в цене: его приобрели все мало-мальски крупные предприятия по выпуску игрушек и вроде бы продавать его больше некому.

– Вы хотите сделать деньги на игрушке, что была в моде пять лет назад? – рассмеялась Даша. – В нее, конечно, играли с год… Причем все поголовно. Но сейчас, наверное, уже и забыли! Никто не покупает «Цепкие колеса», хотя в магазинах они еще есть.

– Когда я увидел эту игру в первый раз, не мог оторваться сутки. Помнишь, ты еще спрашивала, где я был? Теперь признаюсь: не изучал статьи, не помогал Давыдову, не присутствовал на лекции у Дорошева, а выстраивал бегающие колеса. Полагаю, за патент на эту игрушку у нас можно будет получить бешеные деньги. Наладив ее производство – еще больше. Тем более мои соотечественники обожают убивать время играми. Потому что реальных дел у них несколько меньше, чем у вас. А в «Цепкие колеса» никто никогда не играл. Может быть, наш изобретатель занимается другими делами. Или его вообще не существует. Даша, прищурившись, посмотрела на Давыдова.

– К слову, о двойниках. Откуда мне знать, не найдешь ли ты у себя в глобуле другую Дашу Белову? Лучше меня, красивее, умнее? Или такую же… Заведешь гарем…

Николай улыбнулся. Даша, видимо, не вполне понимала суть гарема. Смысл не в том, чтобы было много женщин. Смысл в том, чтобы они были разные. Но объяснять это своей подруге он не стал, а перешел в контрнаступление:

– А если она давно замужем? Думаешь, я не буду ревновать? Кто в этом виноват? Она, ты, я или судьба?

– Но она – это не я…

– А я – это не здешний Давыдов! Думаешь, я не вижу, как ты на него смотришь? И вообще, ты меня любишь или его?

Даша смутилась, потом твердо ответила:

– Тебя.

– А я люблю тебя!

Николай, обретя некоторое душевное равновесие от моральной победы, взял большой кусок кекса. Изюмская будет возмущаться, что он потолстел на пару килограммов, и это выльется ИТЭФу в круглую сумму, когда его будут перебрасывать обратно, на родную суперструну. Но оглядываться все время на деньги – занятие для Слуцкого, фирма которого зарабатывала сейчас два миллиона в день.

– После того как мне удастся заработать немного денег, я вплотную займусь математикой. Есть заказы от Савченко, кое-какие темы великодушно уступил мне здешний Давыдов. Что и говорить, его подготовка сильнее моей… Буду работать сам, спонсировать деятельность исследовательских институтов. И поднимать нашу науку, – заявил Николай.

На Дашу прожекты Давыдова, похоже, произвели мало впечатления. Ее больше интересовал другой вопрос.

– Ты выяснил, кто покушался на тебя здесь? Не исключено, что они повторят попытку. Или будут пытаться достать меня.

– Выяснил, – нехотя протянул Давыдов. – Савченко разобрался на следующий же день. Поэтому и расследование замяли. Оно прекратилось, почти не начавшись. Никто не таскал меня на допросы, почти не опрашивали свидетелей… Господин Кручинин, как оказалось, отключил энергию на подстанции, от которой питался антипрыгунцовый генератор, защищающий жилой дом ИТЭФа. И на крыше материализовались наши друзья из Северо-Атлантического Альянса. Они откуда-то прознали, что Давыдов торгует секретами с тихоокеанцами, и решили его устранить во избежание неприятных последствий. Поэтому сотрудники службы безопасности не нашли после ни одной пули. Это помогло директору замять дело, не привлекать к нему внимания, обойтись без лишней огласки. В милиции посчитали, что стреляли холостыми патронами, а это уже не терроризм – злостное хулиганство. Но холостой патрон не мог пробить мне телефон? Просто пули были прыгунцовые и ушли обратно в глобулу Альянса вместе со своими хозяевами…

– Почему тогда Кручинин до сих пор работает? Я вчера встретила его в коридоре, даже испугалась. Но он улыбнулся мне, как побитая собака… Только что хвост не поджал.

– Пусть работает, – вздохнул Николай. – У здешнего Давыдова на него свои планы. Директор, естественно, не знает, что электричество отключил именно он. И не узнает, если ты не скажешь. А доктор Давыдов будет держать его на коротком поводке. За старое Семен уже не возьмется. Гарантированно.

– Зато Давыдов, я боюсь, возьмется. Политиканствует он много.

– Исправим, если нужно, – рассмеялся Николай. – Вот Бурдинов еще подтянется… Он тоже в курсе событий. Я ему звонил недавно, рассказал все от начала и до конца. Он на моей стороне. Надежный друг. Благодарил, кстати, твоего отца, что он сообщил о моем похищении.

– Отец ему что-то сообщал?

– Ну да. Императорская разведка узнала о готовящейся операции тихоокеанцев, информацию передали твоему отцу, а он отправил ее Бурдинову. Анонимно, конечно. Но теперь-то Вячеслав вычислил, откуда она пришла. Если бы не твой отец – мне бы Шарп в Монголии голову отрезал. Так что ему – отдельная благодарность и от меня. При случае выскажу. Я о его роли в нашем спасении позже узнал, когда мы из Москвы уехали…

– Еще увидитесь, успеется поблагодарить… – весело проговорила Даша и вдруг нахмурилась. – Если тебя никто не обманет и не спровадит отсюда навсегда. Тем или иным способом.

– Да кто обманет? От Давыдова здешнего лично я подвоха не ожидаю. Наоборот, он – как брат мне. Если бы он еще и Вику бросил… Но тогда я был бы неспокоен за тебя. Так что пусть уж занимается чем хочет.

– Эгоист ты, Давыдов, – заметила Даша.

– Все мы немножечко эгоисты, – улыбнулся ее друг, разумея то ли Давыдовых, то ли людей в общем. Даша допила кофе, отодвинула чашечку в сторону:

– От скуки ты не сойдешь с ума в своей глобуле? Может, все-таки останешься здесь?

– Ну уж нет. Савченко твердо заявил, что берет меня к себе на работу. Внештатным сотрудником. Прихвачу с собой микрофильмы со статьями, связь мне обеспечат телефонную – это не очень дорого… Буду, кстати, тебе регулярно звонить, имей в виду. И у себя дома я буду выполнять заказы института. Может быть, и у нас удастся математику хоть немного подтолкнуть. А то ведь в условиях плохого финансирования не только производство, но и наука хиреет…

Круглая дверь «Хоббитского уголка» широко распахнулась, и на пороге появилась компания молодых людей. Против света их было плохо видно. Какой-то высокий сутулый силуэт и несколько ростом пониже.

– Вот и тролли пожаловали, – возмутился Давыдов. – Я же заплатил за аренду зала, чтобы нам никто не мешал!

«Хоббит» рысью подбежал к столику и зашептал на ухо Давыдову:

– Говорят, что ваши друзья. Если нет – быстренько шерифов позовем и вышвырнем их куда подальше!

Но Давыдов уже узнал обветренного степными бурями Бурдинова, нескладного высокого Гетманова, улыбающегося Дорошева, невозмутимого Семилетова и, конечно, украшенного шрамами доктора Давыдова.

– А мы вот решили зайти! – жизнерадостно, слегка заикаясь, заявил Гетманов. – Не помешаем?

– Чего уж там, – вздохнул Николай.

– Здесь и кексы подают! – вновь обрадовался Гетманов. – Хорошо, что я сюда пошел!

– И кофе наливают. В стандартном исполнении, – засмеялся Николай.

– Я ведь только из Москвы! – сообщил доктор Давыдов. – Чрезвычайное положение в Прибайкальском округе отменено. Создана межпарламентская комиссия с американским сенатом для изучения вопроса прыгунцовой угрозы. Меня, между прочим, туда включили. На днях улетаю в Штаты, потом опять буду в Москве. Квартира в твоем полном распоряжении, Николай! Веселись!

– Спасибо. Я все же не буду терять времени, – осторожно заявил пришлый Давыдов. – Что ж, хорошие новости вы привезли. Мир всегда лучше войны. И нашу победу – а в том, что войны не будет, есть заслуга каждого из здесь присутствующих – нужно отметить!

…Сидели до глубокой ночи. Говорили о науке, о жизни, о политике и простой человеческой дружбе. Подъезжали друзья и жены, компания становилась все шире и веселее. Даже Вика Орехова не испортила застолья. В неформальной и теплой обстановке она оказалась вполне приятной девушкой. Хотя не исключено, что не обстановка была тому виной, а жизнь научила Орехову быть проще с людьми.

После полуночи Давыдов и Даша вышли во двор, под яркие звезды. Млечный Путь сиял на небе величественным трактом, дорогой богов, ведущей в новые, удивительные миры.

– Я отвезу тебя домой, – предложил Давыдов. – И поеду в институт. Пусть перебрасывают. Ты меня не провожай. Буду на месте – позвоню. Жизнь не вечный праздник, нужно работать.

– А мне – сдавать сессию, – согласилась Даша. – Но ты хоть скучать будешь? Или тебя в твоей глобуле уже кто-то встречает? Признайся, Давыдов! Ты же взрослый человек, не может быть, чтобы у тебя и девушки не было…

Давыдов и рад был промолчать, но «правдосказ», да еще подстегнутый алкоголем, властно потянул математика за язык:

– Девушки у меня и правда не было. Нравилась соседка, Юля Сорокина, но я был для нее совершенно безразличен. Старый, неперспективный… Я же тебе рассказывал…

– Нет, ты рассказывал, что был беден и тебя обходили стороной. Теперь таких проблем, как я понимаю, не будет!

– Что было, то прошло, Даша. Мне нужна только ты.

– Правда?

– И ничего кроме правды. Знаешь, когда ты беден, хочешь, чтобы было больше денег. В том числе и для того, чтобы девушки любили. Я рад, кстати, что у меня есть опыт жизни без излишеств – любой опыт полезен. Здешний Давыдов, по-моему, без него страдает. Но когда деньги появляются, начинаешь стремиться к тому, чтобы тебя любили и уважали вовсе не из-за них. А из-за чего-то другого – что есть только в тебе и чего ни за какие деньги не купишь. Впрочем, что об этом судачить? Я люблю тебя, и больше не надо никаких слов.

– Я обещаю: ты меня скоро увидишь. Причем тогда, когда ты и ждать не будешь, – твердо сказала девушка. – Помни об этом!

– Помню и жду, – улыбнулся Давыдов.

2003 г.


на главную | моя полка | | Близкие миры |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 2
Средний рейтинг 4.5 из 5



Оцените эту книгу