Jennifer Rowe

DEATH IN STORE

© Jennifer Rowe, 1993

© Перевод. Е.А. Ильина, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

Запретный плод

Как и всегда накануне Рождества, сержант уголовной полиции Дэн Тоби остался наедине с призраками прошлого. Он вспомнил, как проводил сочельник в жарко натопленном доме родителей жены. На стол подавали традиционную жареную индейку и пудинг. На присутствующих были бумажные шляпы, оставлявшие пятна краски на потных лбах. Дэн всегда представлял Дэвида девятилетним мальчиком, а Эвелин оставалась все такой же очаровательной, радушной и еще не уставшей от его работы, постоянного беспокойства и, в конечном итоге, от него самого. В украшенном яркими огоньками доме пахло хвоей и фруктовым пирогом. Царило предпраздничное настроение, отчего юного Дэвида переполняло небывалое возбуждение; по телевизору транслировались рождественские передачи; Дэн с женой спешно запаковывали последние подарки.

Тоби отодвинулся от потертого стола, окинул взглядом опустевшее помещение и задумался о планах на сочельник. Впрочем раздумья длились недолго. Да и о чем тут думать? Ни жены, ни ребенка, нет рождественской ели, не будет праздничного обеда с тестем и тещей. Хотя все, в общем, не так уж и плохо. Завтра утром позвонит Дэвид, живущий теперь… кажется, во Франкфурте. А потом Тоби отправится в горы к брату Саймону, как делал это на протяжении многих лет. Проведет несколько дней на лоне природы, отдыхая от повседневной рутины. Ему наверняка там понравится. В прошлое Рождество Тоби дежурил. Все ему сочувствовали, а он с обреченным видом ворчал в ответ. Хотя в глубине души был рад такому повороту событий. Но на этот раз ему придется встретиться с призраками прошлого лицом к лицу – не слишком радужная перспектива.

Тоби принялся с неохотой перебирать бумаги в попытке навести на столе хоть какой-то порядок. Рабочий день закончился час назад, так что у Тоби не было причины задерживаться в офисе, который он в последнее время часто использовал в качестве убежища. Люди скоро начнут замечать его одиночество и станут сочувствовать. Эта мысль заставила Тоби вскочить со стула, похлопать себя по карманам в поисках ключей, кошелька и выключить настольную лампу. Пора убираться отсюда, да побыстрее.

Тоби с неохотой ответил на приветствия оставшихся на дежурстве сослуживцев и направился к лифту.

– Всего хорошего, Дэн! – крикнула ему вслед одна из сотрудниц. – Веселого Рождества!

Веселого Рождества.

Кто-то прилепил к кнопке вызова лифта пластиковую веточку омелы. Неплохой сюрприз, но воспользоваться им смог бы лишь карлик. Дэн мрачно нажал на кнопку, и почти в то же самое мгновение двери лифта разъехались в стороны. Погруженный в свои мысли, он шагнул внутрь и едва не столкнулся с невысокой худощавой дамой, выходящей из лифта.

– О господи! – Тоби опустил глаза. – Берди, что ты здесь делаешь?

– Ищу тебя, – небрежно бросила та в ответ.

Двери лифта начали закрываться, и оба поспешно зашли в лифтовую кабину. Тоби удивленно посмотрел на свою попутчицу.

– Решила узнать, не захочешь ли пропустить по стаканчику, – пожала плечами Верити Бердвуд. – Подумала, тебе нужна компания. Ведь сегодня сочельник.

– Заняться нечем? – усмехнулся Тоби и удивился, насколько обрадовала его эта неожиданная встреча.

Женщина вновь пожала плечами и устремила взгляд на двери.

А ведь Тоби уже вознамерился в полном одиночестве вернуться в свою темную душную квартиру, прихватив по дороге какой-нибудь еды, и усесться перед телевизором вместе с призраками прошлого. Коллеги наверняка начнут подтрунивать, если кто-нибудь увидит его в компании этой странной маленькой особы, возомнившей себя сыщиком. Тоби подумал, что Берди явилась не просто так. Наверняка хочет выудить у него какую-нибудь информацию или заглянуть в документы, о существовании которых не должна была знать. Словом, вознамерилась сделать то, что непременно навлечет на его голову неприятности. Но потом он представил, как проведет пару часов в шумном, ярко освещенном заведении за столом со стаканчиком вина и тарелкой еды, глядя в эти умные янтарные глаза, спрятавшиеся за толстыми линзами очков, и широко улыбнулся.

– Почему бы и нет? Бог свидетель, других планов у меня не было.

Берди не ответила. Двери лифта раздвинулись, и она направилась к выходу. Сунув руки в карманы, Тоби медленно двинулся следом. К тому времени как он поравнялся с Берди у массивных дверей, в холле вот уже который раз за день зазвучал известный рождественский гимн «Добрый король Венцеслав».

– Знаешь, мне действительно очень хочется понять, почему все это так тебя интересует, Бердвуд.

От былой немногословности Тоби не осталось и следа. В пабе работал кондиционер, еда оказалась довольно вкусной, кто-то играл на фортепиано, а Берди раздражала его меньше обычного, словно она временно смягчилась в этот вечер в канун грядущего Рождества. Она внимательно слушала воспоминания Тоби о прошлых делах, задавала наводящие вопросы – словом, вела себя так, будто ей действительно было интересно слушать чужую болтовню, вместо того чтобы, по обыкновению, разглагольствовать самой.

– Под «всем этим» ты подразумеваешь дела об убийствах, верно? – холодно спросила Берди. – А почему я не должна ими интересоваться? Ведь тебя это волнует.

– Я, черт возьми, полицейский, – возразил Тоби. – И расследовать убийства – моя работа. А для тебя это всего лишь хобби. Милое и странное.

– В этом-то и состоит проблема, Дэн, – заметила Берди. – Если бы я разгадывала головоломки или увлекалась шахматами, ты бы не считал это странным.

– Наверное, нет. – Дэн покачал головой. После последней кружки пива он почувствовал легкое головокружение, но вновь попытался донести до подруги свою мысль: – Такие преступления связаны со смертью человека. И это не игра, исход которой важен лишь самому игроку. Люди умирают по-настоящему.

Берди развела руками.

– Вот именно, – произнесла она и залпом допила свое пиво.

Тоби с минуту в молчании смотрел на свою собеседницу. Толстые стекла ее очков поблескивали в отсветах ламп.

– Принесу еще, – сказала она и направилась к бару.

– Как это началось? – спросил Тоби, когда Берди вернулась с двумя кружками пива, и озабоченно посмотрел на шапку густой пены. Пиво замечательное, но он выпил столько, что наверняка придется вызвать такси. Если, конечно, удастся найти свободное. – Начиталась в детстве детективов и триллеров?

Берди кивнула:

– О да. Я читала Агату Кристи и другие похожие книги. Я их обожала. Но к тому моменту, когда столкнулась с первым убийством, прочла не так уж много. Впрочем, я была совсем ребенком.

– Неужели?

Берди снова кивнула.

– Всего четырнадцать лет. Я открыла для себя детективы во втором классе средней школы, поэтому у меня не было времени, чтобы…

Дэн откинулся на спинку стула и широко улыбнулся.

– Ты меня разыгрываешь.

– Нет! Вовсе нет! – негодующе воскликнула Берди. – Это истинная правда. Мне было четырнадцать лет, когда убили нашего соседа. И, если честно, убийцу вычислила я.

– О, не сомневаюсь. – Тоби отхлебнул пива, и по телу разлилось блаженное тепло.

Берди пребывала сегодня в отличной форме. Она воинственно навалилась грудью на стол и сдвинула брови.

– Уверяю тебя, Дэн, это истинная правда. Хочешь услышать, как все было?

– Почему бы нет? Сегодня же сочельник. Идеальный вечер для сказок. – Тоби подпер голову рукой. – Ну, начинай. Когда-то давным-давно…

– Каждый сочельник, когда я была ребенком, – решительно начала Берди, – в одном из домов на нашей улице устраивали вечеринку. Соседи делали это по очереди, но компания из года в год собиралась одна и та же. Каждый приносил с собой еду и напитки, чтобы немного помочь устроителям вечеринки…

– Добрая старомодная традиция, – перебив Берди, Тоби одобрительно кивнул. – Сейчас нечасто встретишь подобное.

– Мне тоже нравится, – сказала Берди. – Но ты можешь помолчать чуть дольше тридцати секунд?

– О, прошу прощения. Продолжай. Я больше не издам ни звука.

– Прекрасно. Так вот. В большинстве наши соседи были довольно состоятельны и почти никто из них не обзавелся детьми. А на тот момент я была единственным ребенком на всей улице. Мне никогда не нравились эти вечеринки, и я была рада остаться в компании домработницы, которая играла со мной, позволяла долго не ложиться спать и есть всяческие сладости. Когда же я стала старше, мы смотрели телевизор до тех пор, пока не заканчивались трансляции и не наступало Рождество.

Берди бросила взгляд на приятеля, словно ожидала от него комментариев относительно невинных развлечений ее юности, но тот лишь любезно улыбнулся в ответ, и она продолжила:

– Однако сочельник, о котором пойдет речь, отличался от других. Моя мама умерла в тот год, и отец не пожелал оставить меня дома. Хотя теперь я понимаю, что ему просто не хотелось идти на вечеринку одному. Но соседи не оставляли его в покое. Они считали, что не стоит нарушать традицию и, как мне кажется, хотели его подбодрить. Тогда отец позвал меня с собой, и я согласилась, хотя ужасно боялась. Ведь уже в те далекие дни меня нельзя было назвать слишком общительной. И это еще мягко сказано. К тому же я знала, что совершенно не похожа на девочку с рекламы мыла – такую, знаешь, милую и улыбчивую, какой меня представляли соседи. Вместе с тем к моему страху примешивалось какое-то будоражащее душу предвкушение. На протяжении многих лет я слышала об этих вечеринках и вот теперь могла увидеть все собственными глазами. Соседи соревновались друг с другом, каждый год стараясь сделать так, чтобы их украшения и рождественская ель были самыми красивыми. Конечно же, мне хотелось на это посмотреть. А еще меня привлекало угощение, ведь каждый приносил свое рождественское блюдо. И все же главной причиной моего возбуждения послужили сплетни о Сладком Уильяме и Пичес Макгуайр, не раз долетавшие до моих ушей, так что…

– Подожди-ка, – Тоби всплеснул руками, как если бы не поверил собственным ушам, – повтори имена еще раз.

– Пичес Макгуайр, – холодно повторила Берди, – и Сладкий Уильям. Пичес жила по соседству с нами в огромном доме, похожем на дворец. Белокурая и невероятно женственная, она обладала идеальной, розовой, как у младенца, кожей. Привлекательная, сентиментальная и смешливая, Пичес была замужем за крупным бизнесменом значительно старше ее по имени Джонатан Макгуайр. Этот огромный краснолицый мужчина с бычьей шеей обладал довольно крутым нравом. Во всяком случае, так говорил мой отец. Но с супругой он был очень нежен, обожал ее и выполнял любое пожелание. А еще он слыл ужасным ревнивцем. Я помню, как мама говорила, что это выглядит жалко и ему нужно вести себя разумнее. Отец же отвечал, что ревность Джонатана небезосновательна, ведь Пичес флиртовала со всеми подряд, а потом бежала к мужу и ластилась, точно котенок. Бедолага просто не знал, что и думать. И все же, несмотря на все это, Джонатан и Пичес прекрасно ладили друг с другом вплоть до того дня, когда после смерти старой миссис Биди в ее дом въехал Уильям Тилбери. Жилище покойной выглядело как пряничный домик и очень подходило новому хозяину, работавшему кондитером. У него был собственный магазин под названием «Сладкий Уильям», и вскоре это прозвище закрепилось и за хозяином. Сладкий Уильям был молод, смугл, темноволос и весьма привлекателен. Он выглядел таким мягким, нежным и милым с его шоколадного цвета глазами, обрамленными длинными темными ресницами. Все женщины в округе считали его чудесным. Магазин приносил Уильяму большой доход, поскольку он прекрасно готовил. К тому же добрая половина покупательниц была в него влюблена, так что все они не упускали шанса заглянуть в магазин, чтобы побаловать себя кексом или пирожным. Но, кажется, с самого своего появления на нашей улице он положил глаз на единственную женщину – Пичес Макгуайр. Конечно, он был мил, дружелюбен, обворожителен и услужлив по отношению ко всем без исключения соседям. Но когда рядом оказывалась Пичес, он замолкал и лишь смотрел на нее своими большими карими глазами, словно попадал под влияние каких-то незримых чар.

Тут Тоби не выдержал:

– Бердвуд, ты решила надо мной посмеяться? Еще ни разу в жизни не слышал более глупой и слащавой истории! Я не верю ни единому слову.

Берди лишь пожала плечами.

– Если тебе не нравится моя история, могу замолчать. Ты сам попросил. – Она взяла в руки кружку и рассеянно сделала глоток.

Молчание затянулось. Пианист начал наигрывать одну из песен Синатры, и Тоби откашлялся.

– Полагаю, маленький негодяй все же забрался ей под юбку?

Берди вскинула брови.

– Думала, тебе неинтересно.

– Я такого не говорил. Просто… Словом, раз уж мы зашли так далеко, продолжай, ведь тебе этого очень хочется. И перестань дуться. Хочу узнать масштабы всей катастрофы.

– Тому, что случилось, – смягчилась Берди, – катастрофа – самое подходящее слово. Нежные чувства Сладкого Уильяма к Пичес Макгуайр стали предметом пересудов на нашей улице. Со временем они не ослабевали, а становились все более очевидными. К тому моменту, как состоялась рождественская вечеринка, о которой я веду речь, наш кондитер обожал свою соседку уже целых три года, и все вокруг видели, как она от этого устала. Чего только Пичес не делала, чтоб охладить его пыл. Держалась вежливо, отстраненно и много рассказывала о своем муже. Но ничего не помогало. Уильям продолжал сохнуть от любви, и каждый раз при виде предмета своего обожания в его глазах вспыхивала неподдельная мука. Джонатана подобное положение дел злило все больше и больше. И чем жестче он обходился с супругой, тем более мягким и нежным казался ей Уильям. Некоторым женщинам очень трудно устоять перед таким трогательным и настойчивым обожанием. По крайне мере, я так слышала. Вокруг начали поговаривать о том, что буря неизбежна. И разразится она еще до наступления Рождества. Соседи даже разделились на два лагеря. Циники считали, что Пичес совсем не глупа и вскоре попросит Уильяма убраться из ее счастливой жизни в замке с очень богатым законным мужем. Романтикам же хотелось верить в то, что она увлеклась Уильямом так же сильно, как и он ею, и совсем скоро они сбегут из города, чтобы счастливо зажить. Как оказалось, и те и другие ошибались. Но лишь во времени. В тот год рождественскую вечеринку устраивали в доме Макгуайров. При сложившихся обстоятельствах могло показаться, что место выбрано неудачно, но ведь наступила их очередь. Никто своих услуг не предложил, да и Макгуайры молчали, поэтому все приготовили привычное праздничное угощение в надежде на лучшее. Моя мама всегда пекла песочное печенье, поэтому папа отправился к Сладкому Уильяму и купил печенье у него. Макгуайры, как обычно, потрудились на славу. В углу рядом с праздничным столом стояла необыкновенной красоты ель, расцвеченная красными и зелеными огоньками и украшенная сотнями серебристых игрушек. На стенах висели рождественские колокольчики, камин обрамляли ветви настоящего английского падуба, повсюду горели свечи, а из динамиков звучали рождественские гимны. Пичес улыбалась, но выглядела немного запыхавшейся и отрешенной. Она неотступно следовала за Джонатаном, казалась очень нежной и воздушной в своем нарядном золотистом платье. Но супруг словно ее не замечал и не заговаривал с нею. Он разносил напитки и со свойственной ему уверенностью приветствовал гостей. И все же мне показалось, будто он держит спину чуть прямее, чем обычно. В тот вечер он выглядел действительно впечатляюще. Мы поставили свое печенье рядом с паштетами Пичес, мясными пирогами Джоан Брин и прочим угощением, а потом, взяв по напитку, присоединились к гостям и стали смотреть на дверь. Все ждали появления Сладкого Уильяма. Наконец он пришел с большой белой коробкой в руках и тотчас же принялся искать Пичес. Увидев ее рядом с Джонатаном, он ласково улыбнулся, а потом отвернулся и принялся распаковывать свое угощение – рождественскую белую сахарную ель. Я подумала, что она сделана из пластика, но Уильям сказал: «Нет, из сахара». Он поведал мне рецепт. Всегда был со мной как-то рассеянно любезен, впрочем, как и со всеми остальными. Мама рассказывала, что Сладкий Уильям всегда приносил на вечеринку сахарную ель, но я и представить себе не могла, какая она на самом деле. Уильям поставил свое творение на стол рядом с настоящей елью, и теперь свет огоньков и блеск игрушек отражались в глянцевой сахарной глазури. Не переставая что-то мне рассказывать, Уильям принялся развешивать на ветки марципановые фрукты. Думаю, он испытал некоторое облегчение, имея возможность с кем-то поговорить, ибо в воздухе витало такое напряжение, что его, казалось, можно было резать ножом. Уильям рассказал, что эти фрукты продаются у него в магазине, а вот ель он сделал специально для вечеринки. Все фрукты были разными, и каждому гостю предназначался свой. Уильям был очень славным человеком и сказал, что не забыл и про меня. Он говорил и говорил, продолжая как ни в чем не бывало украшать свою ель маленькими фруктами. И все же его пальцы заметно дрожали, а сам он тяжело дышал, словно пробежал не одну милю. Но я сделала вид, будто ничего не заметила. Уильям долго возился с сахарной елью, развешивая фрукты и устанавливая ее на столе, а вечеринка тем временем шла своим чередом. Гости разговаривали и смеялись. Думаю, все они к тому времени уже успели пропустить не по одному бокалу вина. В конце концов, с появлением Уильяма не произошло ничего ужасного, и гости продолжали наслаждаться приятным вечером. Подойдя к отцу, я попыталась спрятаться за занавеску, чтобы никто не попытался со мной заговорить. Ведь всем приходил в голову единственный вопрос: «Как дела в школе?» А поскольку я была на каникулах, такое начало беседы непременно обрекло бы ее на провал. Оглядевшись по сторонам, я увидела у стола с закусками Джонатана Макгуайра. Он накладывал себе в тарелку паштет и что-то еще. Пичес рядом с ним не было. Отправив еду в рот, он меланхолично жевал, не сводя взгляда с сахарной ели. Она переливалась белым, розовым и зеленым цветом, словно какое-то живое сказочное существо, а украшавшие ее ветви фрукты казались настоящими. Джонатан коснулся одной из веток толстым грубым пальцем. Маленький кусочек сахара откололся и упал на стол. Джонатан сдвинул брови, но не сделал попытки его поднять. Оглядевшись по сторонам и заметив меня, улыбнулся, но очень печально. Он был таким большим и красным, настолько сбитый с толку поведением жены, что исполнял в этой толпе роль либо клоуна, либо злодея. Это зависело от того, с какой стороны смотреть на происходящее. Но я догадывалась, что в своей области – бизнесе и банковском деле – его уважали и почитали. Мне было очень странно думать об этом. Через некоторое время хозяин дома взял себя в руки и предложил гостям выйти на террасу, чтобы полюбоваться расцвеченной огнями гаванью. Гости, включая моего отца, последовали его совету. Через пару минут комната практически опустела. Остались лишь я, найдя укрытие за занавесками, Пичес и Уильям. Они смотрели друг на друга и выглядели словно две ветки, выброшенные на берег приливом. Они смотрели друг на друга очень долго и не произносили ни слова. Их лица тоже ничего не выражали. А потом Пичес отвела взгляд и заметила меня. Она подошла и, положив руку мне на плечо, принялась расспрашивать меня о жизни. Когда же я подняла глаза, Уильяма в комнате уже не было. Я подумала, что Пичес глуповата, и нам было почти нечего сказать друг другу. И все же она попыталась, а перед тем, как присоединиться к остальным, попросила меня чувствовать себя как дома: взять с полки книгу или поесть сладостей. После ее ухода я так и сделала. Еда была превосходной, но я не получила удовольствия. Слишком нервничала. Я пролила немного колы на красивую белоснежную скатерть, но это было лишь началом моих бед. Когда попыталась снять с сахарной ели какой-то фрукт, она сильно наклонилась, и несколько других фруктов упало на стол. Один из них упал на пол, и мне пришлось съесть его без всякого удовольствия, ведь мне так и не пришлось насладиться выбором. Когда же я попыталась все исправить – поставить сахарную ель ровно и повесить на нее упавшие фрукты, – раздались голоса возвращающихся в комнату гостей, и меня охватила паника. К тому же я уронила на пол пирог с мясом, который держала в другой руке, и нечаянно наступила на него, отчего начинка размазалась по ковру. Это было просто ужасно. Какие страшные вещи совершают порой дети. Впрочем, мне не стоило переживать. Гости настолько развеселились, что либо не обратили внимания на содеянное, либо им просто не было до этого никакого дела. Я почти расслабилась и хотела вернуться к отцу, но ко мне с улыбкой подошла миссис Брин. «Собираюсь немного похулиганить и снять с дерева свой киви, – произнесла она. – В этом году я сказала себе, что должна сдержаться, но, как видишь, не смогу. – Она наклонилась над сахарной елью и принялась внимательно ее рассматривать. – Вот он! – воскликнула она и сняла с дерева киви. – Восхитителен, не правда ли? Но такой калорийный!» Сказав это, она отправила киви в рот. «О, я знала, что ты не удержишься, Джоан, – со смехом произнесла Пичес. – Никогда не могла!» – «Но ведь Уильям делает киви специально для меня, – ответила миссис Брин. – И мне ужасно не хочется его обидеть».

Должно быть, я таращилась на них слишком уж вызывающе, потому что Пичес улыбнулась и заметила, что я, наверное, считаю их поведение ребячеством, но Уильям всегда делает для каждого гостя свой марципановый фрукт. Киви для миссис Брин, поскольку та родом из Новой Зеландии, для хозяйки дома – персик из-за ее имени^[1], ветку винограда для мистера Марлоу, который держит виноградник, и так далее. Я похолодела от ужаса, ведь мне не было известно, что означают эти фрукты. Интересно, чей же фрукт оказался в моем желудке? Маловероятно, что я съела предназначавшийся именно мне. Я была настолько смущена, что постаралась как можно скорее оказаться рядом с отцом. Вечеринка начала оборачиваться для меня сущим кошмаром. Я продолжала наблюдать за гостями, подходящими к столу и снимающими с веток предназначавшиеся им фрукты, а сахарная ель, точно посланник судьбы, подмигивала мне разноцветными бликами в ожидании момента, когда один из гостей не обнаружит искомого. Спустя полчаса к ели подошел Джонатан Макгуайр, и я затаила дыхание, понимая, что момент разоблачения настал. Точно завороженная, наблюдала за хозяином дома в ожидании того, что он обернется и что-то скажет. Но тот без колебаний взял лакомство с самой вершины ели, откусил кусок и проглотил. А дальше начался настоящий ад. В глазах Джонатана внезапно отразился ужас, и он схватился за горло, а потом рухнул на пол. К нему подбежал доктор Беддаз. Гости сгрудились вокруг, пытаясь помочь, однако хозяин дома скончался за пятнадцать минут до приезда «скорой помощи». Сладкий Уильям повторял, что у Джонатана случился сердечный приступ, а белая, как мел, Пичес плакала без остановки. Странно было наблюдать за реакцией остальных гостей, перед глазами которых разыгралась настоящая драма. Да и как себя вести, когда хозяин дома умирает, съев лакомство, приготовленное влюбленным в его жену кондитером? Я хочу сказать, возможно ли в сложившихся обстоятельствах поверить в сердечный приступ и продолжать общаться с вышеупомянутым кондитером так, словно никому и в голову не пришла мысль об убийстве? Большинство гостей попытались успокоить Пичес – предлагали ей чай или чего-то еще. Переключив внимание на нее, они избавились от необходимости думать о том, как относиться теперь к Уильяму. Вскоре приехала полиция. Полицейские посмотрели на лежащего Джонатана, понюхали его рот, а потом все еще зажатый в руке кусочек марципана, и положили его в пластиковый пакет. Пичес в ужасе наблюдала за происходящим, цепляясь за руку доктора, точно за спасательный круг. Услышав же слово «цианид», она вскрикнула и уткнулась лицом в плечо доктора. Когда к ней подошел Уильям и попытался что-то сказать, она лишь прошептала: «Почему?» – и отшатнулась. После этого Пичес лишилась чувств. Полицейские забрали с собой Уильяма, тело Джонатана и сахарное дерево в качестве улики, а на следующий день – как раз в Рождество – мы начали понемногу узнавать подробности разразившейся накануне трагедии. Пичес пришлось отвезти в больницу. Она пребывала в шоке, и ее нельзя было допрашивать еще день или два. По словам отца, к такому выводу пришел доктор Беддаз. Сам-то он так и не нашел времени ее навестить. Полиция обнаружила осколки пузырька с остатками цианида под кучей мусора на заднем дворе дома Сладкого Уильяма и упакованный чемодан в его спальне. Соседи рассказали полицейским о любви Уильяма к Пичес, о том, что она отчаянно цеплялась за руку мужа на вечеринке и как все с напряжением ожидали бури. Словом, Рождество получилось незабываемым. Все решили, что убийство совершил Уильям. Но я… не знаю, как это сказать… не испытывала удовлетворения. Расследование шло слишком гладко, и мне казалось, что полицейские упустили какую-то очень важную деталь. Некоторое время я думала и мало-помалу докопалась до сути, а потом решила поговорить с отцом. Мне надлежало убедиться, что я не окажусь в дураках. Поэтому узнала у отца, какой именно фрукт из года в год предназначался нашему уважаемому доктору. Отец посмотрел на меня как на ненормальную, но, немного поразмыслив, вспомнил, что доктору предназначался ананас, поскольку тот родом из Квинсленда. Получив такой ответ, я поняла, что не ошиблась, и выложила ему свои умозаключения. Он внимательно посмотрел на меня, а потом вызвал полицию. Тогда я приняла это как должное, но теперь восхищаюсь отцом. Ведь большинство родителей отослали бы своего ребенка играть, попросив не забивать голову всякой ерундой. Но мой отец мне поверил. Полицейские тоже выслушали меня внимательно. Возможно, дело им тоже казалось слишком уж простым и очевидным. Как бы то ни было, но они отправились в дом Макгуайров, тщательно обыскали его и нашли именно то, что я и предрекала. После этого, вопреки запретам доктора, они поговорили с Пичес. Затем допросили девушку, помогавшую Уильяму в магазине, и еще раз внимательно изучили марципан, который перед смертью сжимал в своей руке Джонатан. И вот тогда с моей помощью – что мне ужасно приятно – они докопались до правды. Ну вот. Теперь ты знаешь.

– О чем ты говоришь?! – недовольно воскликнул Тоби. – Что, по-твоему, я должен знать?

Берди потянулась и зевнула.

– Кто совершил убийство.

– Полагаю, не Сладкий Уильям, – сухо протянул детектив.

– Конечно, не он. Уильяма подставили. Стал бы он убивать Джонатана вот так открыто! Он же не полный идиот.

– Бердвуд, я убью тебя, если не перестанешь изображать из себя Эркюля Пуаро. Выкладывай немедленно!

– Должно быть, это пиво сделало тебя таким тугодумом, Дэн. Все настолько очевидно, что мне даже неловко это разъяснять. Ну же. Нервозность Уильяма, цепляющаяся за руку мужа Пичес, разноцветные огоньки, марципановые фрукты, предназначенные для каждого из гостей в соответствии с местом рождения, профессией или именем, мое неловкое обращение с сахарной елью, собранный чемодан в доме Уильяма, ананас для доктора… Нет-нет, не уходи, Дэн, я все расскажу.

– Тогда говори. Просто скажи, кто убил Джонатана Макгуайра, – потребовал Тоби, который был уже не в том состоянии, чтобы разыгрывать безразличие. Он опустился на стул.

Берди пожала плечами.

– Ну, отчасти это сделала я, – спокойно произнесла она.

– Что?

– Я уронила сахарную ель, и несколько фруктов упало на стол. Один разломился, и мне пришлось его съесть. Это было яблоко. Позже, узнав, что все фрукты именные, я немало смутилась, ибо поняла, что яблоко предназначалось не мне. На ум пришли два претендента: доктор Беддаз из-за пословицы «Яблочко на ужин, и врач не нужен» и Джонатан из-за имени по аналогии с сортом яблок. В своем ответе мой отец исключил доктора и подтвердил, что яблоко предназначалось Джонатану.

– Итак, я съела фрукт хозяина дома. Стало быть, убивший его марципан был не для него. Он съел чужое лакомство по ошибке, и из этого можно сделать вывод, что яд предназначался не ему. Джонатан был слегка навеселе, как и остальные гости, но не настолько пьян, чтобы совершить столь вопиющую ошибку. Он взял фрукт с самой верхушки деревца. Как я уже говорила, настоящая ель была украшена огоньками, и они отбрасывали на сахарную красавицу зеленые и красные блики. Я видела это собственными глазами. С их помощью большой круглый фрукт на вершине ели выглядел как красное яблоко. Джонатан откусил половину, прежде чем повернулся и заметил собственную ошибку. Он держал в руке не яблоко, а персик. Большой круглый персик, который, как думал Джонатан, убьет его жену и отправит ее любовника за решетку на всю оставшуюся жизнь. Он подменил изготовленный Уильямом фрукт на свой, начиненный цианидом. Марципан прекрасно замаскировал бы горьковатый запах миндаля. Помощница Уильяма припомнила, что накануне вечеринки Джонатан как раз купил три персика. Два для того, чтобы попрактиковаться – он ведь очень скрупулезный человек, – и один для исполнения задуманного. Напичкав марципан цианидом, Джонатан подкинул пустой пузырек в мусорный контейнер Уильяма. Он знал, что до Рождества мусор вывозить не будут и пузырек будет там, когда полицейские начнут поиски. Я видела, как Джонатан крутился у стола с закусками. Должно быть, именно тогда он и совершил подмену: сунул безобидный персик в карман, а потом выбросил, когда все отправились на террасу любоваться сверкающими огнями в гавани. Полицейские нашли его в саду…

– Подожди, Берди, кое-что не сходится, – перебил подругу Тоби. – Убийца ведь точно знал, где висит отравленный фрукт, а где – его собственный. Огни тут не играют большой роли, он ведь точно знал расположение фруктов на ели.

– Все верно, Дэн. Но ты забыл, что я уронила сахарную ель и в спешке повесила фрукты на нее, как смогла. Поменяла их местами. Только вот никто не знал о моей проделке, включая Джонатана. Поэтому он умер.

Тоби покачал головой.

– Вот бедняга, – вздохнул он. – Не повезло так не повезло.

Берди широко улыбнулась.

– Должна сказать, мне нравится, как вы ему сочувствуете, сержант. А ведь он пытался убить собственную жену. И если бы не моя неловкость, ему бы это удалось. Джонатан нанял детектива, чтобы тот следил за Пичес, и благодаря этому узнал, что она встречается с Уильямом и собирается сбежать вместе с ним в рождественское утро, пока муж будет отсыпаться после вечеринки. Пичес сама рассказала обо всем полицейским, когда те предъявили ей улики. Вот почему Уильям собрал чемодан, а она цеплялась за руку мужа на вечеринке – хотела сбить его со следа. Любовники безумно боялись Джонатана.

– Полагаю, они все же уехали и зажили счастливо? – скептически усмехнулся Тоби, допивая теплое пиво.

– Какое-то время они действительно были счастливы, – с улыбкой ответила Берди. – Но Уильям романтик до мозга костей, и посему у него гораздо лучше получалось любить на расстоянии. Так что прожив около года с Пичес, заметно располневшей от его стряпни, он воспылал страстью к одной из посетительниц магазина – смуглой, худощавой и весьма загадочной даме на несколько лет старше его. А спустя еще полгода они тайно сбежали. Пичес едва не слегла от горя, но довольно быстро оправилась и вышла замуж за доктора Беддаза, который давно симпатизировал ей и к тому же обладал тактом и надежностью.

Тоби рассмеялся.

– Мне нравится, – произнес он. – Хороший финал.

Берди взглянула на часы.

– Начало первого, – заметила она. – С Рождеством!

– С Рождеством, и благослови нас всех Господь, – ответил Дэн Тоби.

Убийца кроликов

Дом стоял на самой вершине холма, покрытого жухлой травой. Она росла даже вокруг изъеденных червями деревянных свай, слегка приподнимавших дом над землей. Он был старым, мрачным, и, когда дул ветер, металлическая крыша издавала зловещий скрежет, а окна отчаянно дребезжали. Иногда на холм забредали коровы с расположенных у подножия холма пастбищ. Они жевали траву и поглядывали в сторону веранды безразличными влажными глазами. Иногда поднимавшийся из долины туман плотно окутывал дом, отчего тот преображался и затихал. И тогда жившие в нем люди выходили на веранду, оглядывались по сторонам и начинали разговаривать вполголоса, как если бы находились в церкви или не хотели разбудить спящего ребенка.

Только в доме не было теперь малышей с тех самых пор, когда Брэдли и Боб Уинн были детьми. В те далекие дни они бродили по пастбищам, ловили угрей в ручье, прятались за баком с водой или же забирались на старое фиговое дерево, чтобы увильнуть от работы по дому. В это время их мать Джен в своем неизменном лиловом платье в цветочек стояла на веранде и, щурясь от солнца и дрожа от гнева, осматривала окрестности, громко и пронзительно звала непутевых сыновей.

Теперь Боб и Брэдли стали взрослыми. Большой, белокурый и веснушчатый Брэдли походил на отца, но его добрые голубые глаза со временем выцвели и приобрели сероватый оттенок. Боб не уступал брату в росте, однако был худощав и смугл. Его подбородок всегда отливал синевой, как бы тщательно он ни брился. Карие глаза глядели настороженно, а длинные загорелые пальцы беспокойно двигались.

Братья Уинн, как и прежде, жили в своем старом доме с матерью и женой Брэдли Ширли. Джен заметно сдала и утратила былую энергичность, однако по-прежнему главенствовала в доме и управляла жизнью его обитателей, как и в те времена, когда была еще полна сил и могла с легкостью догнать десятилетнего мальчишку и притащить его за ворот в дом, совершенно не запыхавшись при этом. Ее муж умер двадцать лет назад. Недоброжелатели поговаривали, будто тридцать лет брака настолько измучили Фрэнка Уинна, что он с радостью отправился на тот свет, едва только ему представилась такая возможность. Фрэнк был мужчиной крупных размеров, и тем не менее Джен, будучи вдвое ниже и вчетверо легче его, время от времени поколачивала бедолагу.

Недаром говорят, что яблочко от яблони недалеко падает. Брэдли – младший из братьев – со временем женился на женщине, столь похожей по темпераменту на его мать, что оставалось лишь диву даваться. Как и Джен, Ширли всю свою жизнь провела в долине. Дом ее родителей располагался в нескольких километрах от дома Уиннов. Братьям было десять и двенадцать лет, когда она родилась, поэтому они относились терпимо и немного насмешливо к молчаливому настороженному ребенку, неотступно следовавшему за ними по пятам. Со временем Ширли превратилась в тощую, веснушчатую девицу, смущенно отводившую глаза и нервно теребящую носовой платок на танцах и вечеринках, где она неизменно подпирала стены. Однако стоило ей вступить в раннюю пору цветения, Брэдли Уинн, которому в тридцать два года изрядно наскучила холостяцкая жизнь, вдруг открыл свои добрые голубые глаза и увидел, что двадцатилетняя Ширли стала настоящей красавицей. Приняв пробудившееся в груди чувство за любовь, он сделал ей предложение.

Скорее всего девушка предпочла бы Боба, но тот замужества не предлагал, поэтому Ширли решила не искать добра от добра и ответила согласием младшему из братьев Уинн. После свадьбы она переехала в старый дом на холме, где проживал с матерью и братом ее новоиспеченный супруг. Ширли была счастлива. Ей очень нравился этот дом, из окон которого открывался прекрасный вид. К тому же воздух здесь, на вершине, был гораздо чище и свежее, нежели в долине, в доме ее родителей, примостившемся возле дороги. Воздух на его увитой виноградными лозами веранде пропитался пылью, автомобильными выхлопами и приторно-удушливым запахом коровьего навоза. Старая Джен не вечна, да и Боб наверняка захочет уехать после смерти матери. Так что рано или поздно хозяйкой дома стала бы Ширли. И, конечно, Брэдли. А после них – их сыновья. В первые месяцы после свадьбы, глядя на то, как Брэдли разувается у порога и, смущаясь новыми для него отношениями, направляется к ней, Ширли обнаружила в себе нежность, коей никогда доселе не испытывала.

Однако сыновей у них так и не получилось. Впрочем, как и дочерей. Если не считать появления на свет двух крошечных недоношенных младенцев, нашедших вскоре последний приют на кладбище на окраине города. После этого Ширли оставила попытки стать матерью. Она навсегда изгнала из своего сердца нежность, безропотно приняла уготованную ей долю и продолжила жить, работать как и раньше. Соседи считали ее отважной маленькой женщиной, настоящей труженицей, а еще и хорошей женой. Брэдли всегда выглядел безупречно, словно стал для жены ребенком, постоянно нуждающимся в неустанной опеке. Она всегда следила за тем, чтобы его лицо было чисто выбрито, а в складки на массивной шее не забивались пыль и крошки.

Так проходили годы, как две капли воды похожие один на другой. Для четверых обитателей дома на холме их отличала лишь смена сезонов да рождение или непредвиденная смерть скота, дававшего им пищу и одежду. И все же перемены были. По мере того как Джен старела и становилась слабее, на плечи Ширли ложилось все больше домашних забот. Она стирала, штопала одежду, готовила и убиралась в доме. Поднималась с рассветом, а ложилась спать позже всех. Ширли никогда не уставала и не принимала помощи. Поздно вечером, все еще не снимая передника, она пододвигала стул к краю длинного стола и доедала то, что оставалось от быстро приготовленного ею для остальных обитателей дома. Те слишком хорошо знали характер Ширли и не пыталась заставить ее изменить привычный уклад. Чем слабее становилась ее свекровь, тем большую силу обретала Ширли. Она исполняла роль служанки, но, несмотря на это, полностью управляла жизнью родственников, используя для этого все: свою загруженность работой с видом мученицы, визгливый голос, поджатые губы и холодное неодобрение на лице, когда замечала чей-то проступок.

Мужчины работали на ферме, как всю жизнь работал их отец. Если братья и были недовольны своей жизнью и чувствовали разочарование, они никогда этого не показывали. Они все меньше общались друг с другом и с годами примирились с собственной упряжью, хотя поводья теперь сжимали совсем другие руки.

Джен Уинн, которой исполнилось восемьдесят лет, теперь редко вступала в разговор. Она оставила попытки управлять жизнью сыновей, больше не цеплялась к невестке и все время сидела на веранде, устремив взгляд на расстилающуюся внизу долину. Джен сдала, но вовсе не собиралась умирать. Так что Ширли начало казаться, что этого не произойдет никогда.

Однажды осенью Боб отправился в Сидней на традиционную для этого времени года ярмарку и пробыл там две недели вместо привычной одной. Он вернулся еще более молчаливым, в новых твидовом пиджаке и ботинках. С тех пор он начал часто наведываться в город, чтобы, как он говорил, «сменить обстановку». Ширли никак не могла взять в толк, что все это значит. И однажды вечером, когда Джен отправилась в постель, Брэдли смотрел телевизор, а она гладила белье, вопрос невольно сорвался с ее губ. Она не ждала ответа – ведь в последнее время они с мужем почти не разговаривали. Но Брэдли развернулся и с неподдельным удивлением посмотрел на жену.

– У него там женщина, – произнес он таким тоном, словно это было очевидно.

Услышав это, Ширли испытала такой укол ревности, что невольно охнула и схватилась рукой за сердце. Собственная реакция на слова мужа ошеломила Ширли, а глубина охватившего ее чувства и вовсе напугала.

– У Боба?! – визгливо спросила она и хрипло рассмеялась.

– А что такого? – спокойно ответил Брэдли. – Я думал, ты знаешь. – Он вновь развернулся к телевизору, и Ширли уставилась на его затылок, как если бы прежде никогда его не видела.

– Кто она? – Ширли стоило больших усилий заставить себя говорить спокойно.

– Не знаю. Просто какая-то женщина. – Брэдли подался вперед, чтобы прибавить звук. – Но он увлечен и женится на ней, вот что я тебе скажу.

– С чего бы ему этого захотеть?

Брэдли вновь посмотрел на жену, угрюмо склонившуюся над гладильной доской, и по его лицу пробежала тень. Однако он ничего не сказал, и Ширли, пожав плечами, вновь склонилась над смявшейся под утюгом рубашкой. От разгулявшегося на вершине холма ветра громыхали рамы и скрежетала металлическая крыша. Старая Джен бормотала что-то во сне, беспокойно ворочаясь в кровати, которую делила когда-то со своим большим, громко храпящим супругом. В долине мычали коровы, подзывая к себе непослушных телят. Ширли проворно и умело орудовала утюгом, разглаживая складочки, которые сама же сделала. Все было как обычно. Только вот как прежде не будет уже никогда.

– Как же хорошо, что ты приехала, Берди. Теперь мне намного лучше! – взволнованно воскликнула Мэрион Мур, сидевшая в своем кресле.

Благодарно потягивающая прохладное пиво Верити Бердвуд кивнула в ответ, отметив про себя, как стала похожа на мать ее подруга. Ее милое взволнованное лицо и чопорная укладка напомнили о давно минувших школьных годах, когда миссис Мур в нарядном голубом платье светилась от гордости за Мэрион, которая получала очередной приз за отличную учебу или кубок за победу в теннисном матче.

– Дэйви тоже рад. Он не слишком разговорчив, но я вижу, что ему стало легче, – продолжала быстро говорить Мэрион, нервно теребя юбку. – Я знаю, ты с ним незнакома, Берди. Он не мог… Точнее сказать, мама никогда не привозила его с собой в Сидней. Но я рассказала ему о тебе, о том, какая ты умная и как ловко раскрываешь преступления, и теперь ему не терпится с тобой познакомиться.

Берди почувствовала себя неуютно. Она ответила на звонок школьной приятельницы, повинуясь какому-то необъяснимому порыву. Ей было скучно. К тому же она помнила Мэрион как милую и безобидную девочку. Она не блистала умом и не являлась близкой подругой Берди, но была очень славной. Мэрион редко говорила о своем брате. В то время как другие девочки беспрестанно жаловались на своих братьев и сестер или хвастались их достижениями, она хранила молчание, хотя все знали, что ее брат «умственно отсталый». Фразу эту шептали с благоговейным страхом, но никогда в присутствии Мэрион.

После выпускных экзаменов Мэрион уехала к себе в глубинку, и Берди больше не видела ее, за исключением короткой встречи десять лет назад на юбилее школы. Тогда-то и выяснилось, что из-за болезни матери и смерти отца забота о Дэйви легла на плечи сестры. В отличие от самой Берди, воспоминания Мэрион о школьных днях были все еще свежи. Пару лет назад она наткнулась в газете на имя старой школьной приятельницы. В заметке рассказывалось о существенной помощи Верити Бердвуд полиции в ходе расследования весьма запутанного убийства. Мэрион рассказала об этом мужу и брату, вырезала заметку, чтобы оставить себе на память. Когда же ей потребовалась помощь в похожем деле, она вспомнила о Верити. Брат Мэрион оказался в беде, и она со свойственной ей уверенностью в том, что все вокруг так же добросердечны и безотказны, как она сама, выяснила адрес Берди и попросила ее приехать.

Берди не отказала, хотя до сих пор не понимала почему. К сожалению, состав преступления был очевиден. И Берди убедилась в этом, изучив газетные вырезки и добытую приятельницей информацию. Дэйви – крепкий молодой человек с беззаботной улыбкой, страстью к комиксам о привидениях и боевикам – выполнял подвернувшуюся ему работу в одном из домов за городом. Вскоре после ленча проживающая в доме особа по имени Ширли Уинн отругала Дэйви. Речь шла о сломанной ограде и коровах, потоптавших грядки с овощами. Свидетелями ссоры стали супруг вышеозначенной особы, его брат, мать и жена брата.

После этого оба брата уехали. Один в город, а второй на пастбище. Жена одного из братьев Джулия Уинн – городская дамочка, судя по всему, не выполнявшая в доме никакой работы, отправилась на один из ближайших лугов и села под деревом, чтобы почитать. Ее старуха-свекровь, как обычно, улеглась в кровать немного вздремнуть после обеда. Уходя из дома, оба брата видели Дэйви Мура возле сломанной ограды. Судя по всему, он пытался ее починить, как ему и было велено. Но работал он медленно, поминутно отвлекаясь, поглядывая в сторону дома, во дворе которого Ширли Уинн развешивала белье. Под вечер муж Ширли обнаружил ее тело, спрятанное под широкими листьями растущей в огороде тыквы. Мощный удар по затылку сломал ей шею. По словам доктора, смерть наступила мгновенно. Скорее всего, несчастная даже не успела понять, что произошло. Вокруг бродили коровы, топча стебли тыквы и растущие рядом молодые кабачки. В ограде по-прежнему зияла дыра. А Дэйви Мур исчез.

– Они даже не искали другого подозреваемого, Берди, – прошептала Мэрион. – Лишь потому, что Дэйви был там, а Ширли с ним поссорилась. И из-за того, что он… такой, какой есть, полицейские вцепились именно в него. Но мой брат никогда бы этого не сделал, Берди, что бы ни сказала ему Ширли. Он совсем безобидный. Совсем.

– Мэрион, я изучила все материалы, что ты мне дала, – медленно произнесла Берди, – и думаю, ты должна взглянуть правде в глаза. Твой брат рассердился на женщину, был рядом в то время, когда произошло убийство, и… – Берди на мгновение замолчала, не желая окончательно лишать надежды Мэрион, но потом решительно добавила: – И у него было оружие.

– Но ведь полицейские так и не нашли жерди из ограды или какого-нибудь другого предмета со следами крови и волос, Берди! Не нашли! Хотя искали.

– Дэйви мог выбросить орудие убийства по дороге домой, Мэрион, – заметила приятельница. – К тому же полицейские считают, что он вполне мог совершить убийство без…

– О, ты имеешь в виду это глупое увлечение карате! – Мэрион в отчаянии заломила руки. – Господи, Берди, какой же это вздор! Он просто смотрит эти глупые видеофильмы и представляет себя…

– Полицейские заявляют, что он практиковался в разбивании досок руками. Его видели за этим занятием. У него мозоли на руках.

Мэрион вспыхнула до корней волос, и ее глаза наполнились слезами.

– Он просто так играет! Во многом ведет себя как ребенок, Берди. Но Дэйви никогда не причинит зла другому человеку. – Мэрион вытерла глаза и судорожно вздохнула. – Только один раз, – продолжала она, закусив губу и глядя прямо перед собой, – только один-единственный раз… он убил кролика, ударив его по затылку вот так. – Мэрион с силой ударила ребром ладони по подлокотнику кресла, а потом в ужасе посмотрела на руку и поспешно сжала пальцы. – Но кролик тогда умирал, подхватив где-то миксоматоз. Он испытывал жуткую боль, Берди. Когда мы его нашли, бедолага даже не мог убежать от скверных мальчишек, тыкающих в него палками. И тогда я попросила Дэйви убить его, чтобы избавить от мучений. И он его убил. Дэйви всегда делает то, что я прошу. Но ему ненавистна была мысль о содеянном. Он переживал несколько недель. А глупые мальчишки, ставшие свидетелями гибели животного, стали дразнить его «убийцей кроликов» и с визгом разбегались в стороны при виде его. Таким образом они мучили моего брата. Дети могут быть очень жестокими. Они знали, что Дэйви… не совсем здоров, и им просто нравилось издеваться над ним, как до этого над бедным кроликом. Я просто не поверила своим ушам, когда полицейские начали расспрашивать его о том случае. – Мэрион замолчала, еще раз судорожно вздохнула и откинулась на спинку кресла, прижав к губам носовой платок.

Берди некоторое время в молчании смотрела на приятельницу.

– Его ведь так и не арестовали, верно? – наконец спросила она.

– Нет. Но собираются. Его не раз вызывали в участок, и я вижу, как полицейские наблюдают за домом. Хотят убедиться, что он не собирается бежать и скрыться от наказания. Как если бы он мог это сделать. Куда он пойдет? Полицейские уверены, что убийство совершил он. Я-то понимаю. Но им нужно действовать осторожно, потому что он… такой, какой есть. Дело продвигается медленно. Мистер Мэки – наш адвокат – делает все, что может. Но, если честно, Берди, даже я понимаю, что он ничем не может помочь моему брату. Мистер Мэки еще никогда не сталкивался с таким делом. И мне кажется, он тоже верит, что ту женщину убил Дэйви. Все так считают. Все, кроме меня. Я – все, что у него есть. А ты – все, что есть у меня. Понимаешь?

Берди кивнула. Она понимала.

– Я сделаю все, что смогу, Мэрион. Но у меня нет доступа к вещественным доказательствам и прочим материалам дела. К тому же в понедельник утром мне необходимо вернуться в Сидней. Может статься, что мне не удастся тебе помочь.

– Берди. Я понимаю, но сделай что в твоих силах. Мистер Мэки договорился о твоей поездке на место преступления. Он хорошо знает семью погибшей. Боб Уинн сказал, что после обеда ты можешь приехать и осмотреть дом и окрестности.

– Это уже что-то. – Берди поставила на стол свой стакан и, потянувшись, неожиданно улыбнулась приятельнице. – Ну что ж, я готова начать. Идем поговорим с Дэйви.

Понимая беспокойство Мэрион и ощущая ее взгляды, полные надежды, трудно было не проявить оптимизма. Однако при виде мрачного, коренастого и весьма крепко сложенного Дэйви, в очередной раз просматривающего боевик «Рокки III» и с силой поколачивающего подушку, от энтузиазма Берди не осталось и следа.

Однако когда Мэрион с ним заговорила, он оторвался от телевизора, сел прямо и улыбнулся гостье. Улыбка его оказалась на удивление милой и теплой. Усевшись на край кровати, Берди принялась задавать вопросы, и Дэйви обстоятельно отвечал, иногда повторяя одно и то же по несколько раз, чтобы она поняла. Мэрион уже сообщила подруге, что по умственному развитию он напоминал восьмилетнего ребенка, и речь Дэйви лишь подтверждала это. Его глаза цвета ореха простодушно глядели на гостью, хотя время от времени он переводил взгляд на экран телевизора, у которого Мэрион предусмотрительно выключила звук.

Рассказ Дэйви оказался предельно прост. Миссис Ширли Уинн устроила ему нагоняй за то, что он не починил ограду, хотя должен был сделать это еще утром. Дэйви же ответил, что не мог выполнить поручение, поскольку не нашел большие клещи, необходимые для того, чтобы туго закрутить проволоку.

– Миссис Уинн сказала, что клещи лежат на полке в сарае, но их там не было. Она обозвала меня идиотом. Сказала, что от меня нет никакого толку. Назвала Брэдли дураком, коль тот нанял меня на работу, и что она устала от окружающих ее дураков. – Большие руки Дэйви, лежащие на коленях, сжались в кулаки. – Она очень злая и грубая, Мэрион. – Он сдвинул брови и посмотрел на сестру.

– Не бери в голову, Дэйви, – нежно проговорила Мэрион и с беспокойством посмотрела на Берди. – Просто расскажи Берди, что случилось потом.

– Потом Брэдли сказал ей, чтобы она от меня отстала. Он тоже очень злился. А она велела ему не лезть не в свое дело. Боб сказал: «Успокойся, Ширли!» – но она ничего ему не ответила. – Дэйви замолчал и вновь перевел взгляд на экран.

– Ну же, продолжай, Дэйви, – мягко напомнила брату Мэрион.

– Я позабыл остальное. – Парень раздраженно сгорбился. – Мне нельзя посмотреть кино?

– Потерпи еще немного, Дэйви. – Берди коснулась руки парня, чтобы привлечь его внимание. Он неохотно повернулся и выжидательно посмотрел на гостью. – В конце концов ты вернулся и занялся починкой ограды, верно?

Парень кивнул.

– Боб нашел клещи, – пояснил Дэйви. – И, кстати, не в сарае. Они были на кухне. Она обругала меня ни за что!

– Верно. Стало быть, Брэдли уехал верхом на лошади, так? Ты видел, как он уезжал?

– Ага. Он помахал мне рукой. Собирался глянуть, как пасется скот.

– А Боб отправился в город на машине?

– Нет, на грузовике.

– Пусть будет по-твоему, на грузовике. Значит, ты видел, как оба уехали. А миссис Уинн ты видел? Я говорю о Ширли Уинн, жене Брэдли.

Лицо Дэйви потемнело.

– Она вешала белье, – неохотно ответил он. – Старая сучка.

– Дэйви! – воскликнула Мэрион, делая шаг вперед.

Однако Берди, взглянув на подругу, заставила ее замолчать и вновь обратилась к парню:

– Ты видел кого-нибудь еще?

– Нет. – Дэйви вновь уставился на экран.

– Дэйви, а как насчет жены Боба? Ее ведь зовут Джулия, не так ли? Ты видел, куда пошла Джулия? – Берди терпеливо и настойчиво продолжала расспросы.

– Так она ушла раньше, – нетерпеливо ответил Дэйви. – Еще до того, как я вернулся к ограде. Направилась на пастбище. – Он неожиданно улыбнулся. – Бобу очень нравится Джулия. И мне тоже. Она веселая и очень красивая.

Мэрион с усмешкой закатила глаза:

– «Очень красивая» – значит, сильно накрашенная и разодетая в пух и прах. Так что не думай, будто она ослепительная красавица, Берди. Но Боб действительно потерял от нее голову. Они женаты всего полгода. Джулия – городская девица, вернее, женщина. Она уже немолода, хотя хочет, чтобы все думали, будто ей нет еще и сорока.

Берди заинтересованно вскинула брови. Впервые в жизни она слышала, чтобы Мэрион отозвалась о ком-то нелестно.

Увидев выражение лица подруги, Мэрион смутилась, а потом засмеялась, чтобы скрыть неловкость.

– Джулия Уинн ужасно меня раздражает. Чего ради она вышла замуж за фермера, коль тоскует о жизни в городе? Знаешь, мало кого прельстила бы перспектива жить в таком доме, как у них, да еще бок о бок с Ширли, Брэдли и старухой Уинн. – Мэрион вновь закатила глаза.

– Звучит интригующе, – Берди рассмеялась, а потом улыбнулась Дэйви, в недоумении взирающему на женщин. – Так что ты сделал, Дэйви? – как бы между прочим поинтересовалась она.

Молодой человек сгорбился и впервые за всю беседу попытался отвести взгляд.

– Мне не хотелось там оставаться, – пробормотал он, искоса поглядывая на сестру. – Не хотелось чинить эту дурацкую ограду. Поэтому я пошел домой.

– Пешком? – уточнила Берди. – Ведь это очень далеко, не так ли? – Она вопросительно посмотрела на Мэрион.

– Около десяти километров, – вздохнула та. – Брэдли собирался его подвезти в конце дня, как делал это всегда. Но ведь ты не дождался Брэдли, верно, Дэйви? Он просто сложил инструменты возле ограды и отправился домой пешком, набив жуткие мозоли. О, Дэйви, что толкнуло тебя на такую глупость?

– Мне не хотелось там оставаться, – упрямо повторил Дэйви. – Старая сука.

– Дэйви!

Довольно ровная дорога, ведущая к ферме Уиннов, свернув за холм, превращалась в узкую извилистую полоску, лишенную асфальта и изъеденную рытвинами. И все же неудобства путешествия с лихвой компенсировал открывавшийся с дороги потрясающий вид. По обочинам возвышались покрытые сочной зеленью холмы, сменявшиеся долинами, где под редкими эвкалиптами прятались от полуденного солнца рыжие коровы. Однако Берди, которая сосредоточенно управляла ветхим автомобилем из-за многочисленных ухабов, мало интересовалась видами. Она вновь и вновь прокручивала в голове разговор с Дэйви Муром.

Берди уже сказала Мэрион, что история с Дэйви выглядит не слишком обнадеживающе, а учитывая показания очевидцев, и вовсе его дискредитирует. Ныне покойная Ширли Уинн развешивала белье недалеко от того места, где он чинил окаймляющую огород изгородь. Поблизости не было никого, кроме старухи Уинн, да и та мирно спала в своей комнате. Судя по всему, Дэйви до сих пор злился на Ширли. Насколько сильны были его гнев и негодование сразу после ссоры? Мучился ли он из-за несправедливых и грубых обвинений, сидя на корточках возле ограды и поглядывая сквозь заросли на костлявые руки своей работодательницы, развешивающей белье? Не пришла ли ему тогда в голову простая и неожиданная мысль о том, что мир будет гораздо лучше без этой неприятной женщины? Не подкрался ли он сзади, когда она склонилась над корзиной с бельем, чтобы нанести один из своих коронных ударов, какие Берди уже имела возможность видеть там, у него в комнате? А потом, ошеломленный содеянным, не спрятал ли Дэйви тело под широкими листьями тыквы и не отправился ли домой к сестре, пока скот, пробравшийся в огород сквозь дыру в ограде, медленно затаптывал улики?

Да, все могло произойти именно так. Иного развития событий невозможно было и представить, о чем спокойно и уверенно сообщила подруге Берди, когда они покинули комнату Дэйви. Простодушно-невинное выражение орехового цвета глаз парня не произвело на Берди никакого впечатления. Мэрион утверждала, что он не мог солгать, поскольку обладает менталитетом восьмилетнего ребенка. Однако Берди на собственном опыте убедилась, что восьмилетние дети могут быть чрезвычайно хитрыми и изворотливыми, и чем больше они похожи на ангелов, тем больше нужно держать ухо востро. Она уже предупредила Мэрион о том, что вряд ли найдет улики, которые переубедят полицию. Однако вера в то, что школьная подруга сможет спасти ее брата, была у Мэрион столь же сильна, сколь и уверенность в невиновности Дэйви. Господи, как это похоже на нее.

Берди крепко сжимала руль и пристально вглядывалась в дорогу перед собой, мысленно проклиная пыль и крутые повороты. Мэрион объяснила, что Берди следовало миновать небольшой мост и стоящий по левую руку белый дом, а затем подняться по холму и проехать мимо высокого фигового дерева. Ворота фермы Уиннов располагались справа от дороги. Узнать их можно по большому почтовому ящику, выкрашенному в желтый цвет. Берди вытянула шею в попытке разглядеть желтое пятно. Только сейчас она осознала, что просто сгорает от любопытства. «Ты только съезди и взгляни на них», – сказала Мэрион, когда Берди попыталась заявить, что поездка на ферму Уиннов станет пустой тратой времени.

– Ты поймешь, почему я не верю в виновность Дэйви. С чего бы ему, незнакомцу, совершать убийство, когда в этой семье и без него полно желающих?

Больше Мэрион ничего не сказала. Она была умнее, чем могло показаться на первый взгляд. Размышляя над всем этим, Берди оказалась в тени огромного фигового дерева, ветви которого нависали над дорогой подобно шатру. Берди заморгала. Ощущение было таким, словно кто-то вдруг выключил свет. В нескольких метрах впереди виднелись ворота фермы. От ворот к старому серому дому, располагавшемуся на самой вершине пологого холма, направлялся грузовик. Дом выглядел мрачным. Вокруг сновали люди и виднелись две припаркованные машины. Хозяева были дома и поджидали гостью.

Вскоре все собрались за большим столом, расположенным в самом центре гостиной. На дальнем конце сидел, сгорбившись, вдовец Брэдли, пребывающий в горе или глубоком замешательстве. Рядом с ним расположилась его тщедушная и весьма агрессивно настроенная мать. Ее лицо избороздили морщины. Сцепленные костлявые руки загрубели от тяжелой работы по дому и на ферме. По другую сторону стола сидели мрачный старший брат Боб и его молодая жена Джулия Уинн, о которой со столь несвойственной для нее резкостью отозвалась Мэрион. Теперь Берди поняла причину неприязни. К таким, как Джулия, женщины всегда относятся враждебно. Ведь та была женщиной до мозга костей, расцветала в мужской компании и совершенно не нуждалась в обществе себе подобных. Джулия просто излучала смешанную с самодовольством уверенность. Она оказалась почти такой же высокой, как Боб, и крепко сложенной, но, судя по всему, это обстоятельство нимало ее не смущало. Эффектный наряд и драгоценности, совершенно неуместные в этой глуши, были призваны привлечь внимание окружающих, а искусно нанесенный макияж делал лицо живым и свидетельствовал о том, что его обладательница прекрасно осознает собственную притягательность. В углу комнаты тикали часы. Тихонько постукивали по блюдцам чашки с жидким чаем, отказаться от которого ни у кого не хватило духу.

– Вы – подруга Мэрион Мур, – произнес наконец Боб с видом человека, желающего как можно скорее покончить с неизбежной и весьма неприятной проблемой. Он говорил спокойно, однако во всей его фигуре чувствовалось напряжение. К тому же Боб то и дело с беспокойством поглядывал на брата.

Берди кивнула.

– Мы вместе ходили в школу. Я юрист, и она подумала, что я смогу ей помочь.

– Можете смотреть все, что вам нужно, – пророкотал большой веснушчатый Брэдли. – Мы так и сказали Тому Мэки. Ему хочется поддержать Мэрион, несмотря на то, что сотворил Дэйви Мур. Но, если честно, я не вижу в этом смысла. Полицейские уже все тут облазили. И вы вряд ли обнаружите что-то новое. – Он исподлобья посмотрел на Берди. В его усталом взгляде читалось напряжение, а загрубевшие от работы руки беспокойно подрагивали на столе.

– Не знаю, смогу ли я помочь, и мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить, – как можно более любезно произнесла Берди. – Но я пообещала Мэрион сделать все, что в моих силах. Ведь она уверена, что Дэйви никому не мог причинить зла.

– Конечно же, она в этом уверена, – равнодушно произнесла со своего места возле чайника Джулия Уинн. Она вскинула изящно изогнутые темные брови в ответ на недоуменные взгляды окружающих, а старуха Уинн презрительно фыркнула. – Что тут удивительного? – упрямо произнесла Джулия, ласково взглянув на свекровь.

– Дэйви Мур и мухи не обидит, – подавленно произнесла та. – Все, у кого есть мозги, это знают. Полиция не там ищет.

Еле заметно улыбнувшись, Джулия пожала плечами и посмотрела на мужа.

– Но если не Дэйви, то кто же тогда это сделал, мама? – мягко спросил Боб.

Старуха обвела присутствующих за столом костлявой рукой и, захохотав, громко вскрикнула:

– Выбирай любого!

В комнате повисла гробовая тишина. Опустив глаза, Берди изо всех сил пыталась сдержать улыбку. Ведь в сложившейся ситуации в действительности не было ничего смешного.

– Вы позволите задать вам несколько вопросов? – с серьезным видом спросила она. – О дне убийства. Возможно, на вашей ферме побывал кто-то еще. Кто-то, о ком вы ничего не знали?

Джулия покачала головой.

– Я бы увидела, – громко возразила она. – Всю вторую половину дня я читала вон там, под деревьями. – Она указала рукой на склон холма, спускавшийся к дороге. Там же виднелись запруда и несколько деревьев. – Мимо проехали несколько машин, и водители заметили меня благодаря красной шляпе. Но ни одна из машин не приближалась к дому.

– Но ведь кто-то мог прийти пешком, – высказала предположение Берди.

– Я бы увидела, – упрямо повторила женщина.

– Вы видели, как уходил Дэйви?

На лице Джулии отразилось сомнение.

– Нет, не видела, – с неохотой призналась она. – Но он мог перелезть через изгородь на другой стороне холма. На границе участка Торсонов. Боб… – обратилась она к мужу.

Тот кивнул.

– Вполне возможно. Дэйви знает эти места как свои пять пальцев. Мисс… э… Он мог выйти через огород нашего соседа. Спросите его.

– Фрэд Торсон все еще не оставил надежды купить нашу ферму, Боб? – неожиданно спросила старуха.

Старший из братьев вновь нервно заерзал на стуле и бросил взгляд на Брэдли. Однако тот не произнес ни слова, продолжая смотреть на сложенные на столе руки.

– Не стоит беспокоиться на этот счет, мама, – пробормотал Боб. – Мы обо всем позаботимся.

– Собираетесь продать, верно? – с укоризной произнесла старуха, окинув сыновей пронзительным взглядом темных глаз. – Теперь, когда Ширли больше нет, никто не встанет на вашем пути. Мне-то ведь уж не по силам бороться с вами, верно? Мне, немощной старухе, которую все вы считаете обузой.

– Мама! – одновременно воскликнули братья, сконфуженно посмотрев на гостью.

А Джулия коснулась руки свекрови изящными пальцами с безупречным маникюром.

– Так будет лучше для всех нас, Джен, – рассудительно произнесла она. – Ферма больше не приносит дохода, и вам это известно. Сейчас людям требуется гораздо больше места. Поэтому Фрэд Торсон хочет расширить свой участок и предлагает такие большие деньги. На эту сумму Боб и Брэд могли бы купить агентство, о котором давно мечтали. И все мы поселились бы в городе, в квартире с удобствами, вместо того чтобы прозябать здесь. Вам понравится, правда.

– В самом деле? – сварливо спросила Джен, пытаясь подняться на ноги. – Знаю я про ваше «житье в городе». Опять отправите меня в больницу с надоедливыми медсестрами, верно? Я это знаю. Но… делайте что хотите. Мне не под силу вас удержать. И Ширли тоже вас не остановит. Слушайте, не трогайте меня. Не хочу лежать. Мне это не нужно!

Безропотно пожав плечами, Джулия крепко взяла старуху за руку и, не обращая внимания на протесты, повела ее в спальню в глубине дома.

– Мама не слишком хорошо себя чувствует, – пояснил Боб, глядя Берди прямо в глаза, как если бы ожидал от нее комментариев относительно устроенной старухой сцены. – Недавно она сломала шейку бедра и была вынуждена отправиться в больницу. Пролежала там несколько недель, но до сих пор не поправилась окончательно. Поэтому за ней требуется постоянный уход.

– Ширли ухаживала за ней как за ребенком, – пробормотал Брэдли себе под нос и поджал губы. – Она была очень добра к моей матери. И знала, как та любит это место. Помнишь, Боб, как она говорила? «Не переживайте, матушка Уинн, они не продадут ваш дом до тех пор, пока я здесь, чтобы им помешать». Ты помнишь, Боб?

– Разве я могу забыть? – сухо ответил Боб и предостерегающе звякнул чашкой. Однако Брэдли не обратил на предостережение никакого внимания.

– «Я ни за что не позволю им снова отвезти вас туда, – сказала она, когда мама вернулась из больницы. – Даже не переживайте. Я здесь и прослежу за тем, чтобы вы закончили дни в своем доме, даже если мне придется работать для этого день и ночь…» – Большое лицо Брэдли сморщилось. – А теперь… теперь Ширли больше нет, и мы…

– Возьми себя в руки, приятель, – участливо проворчал Боб. Он отодвинулся от стола, мрачно посмотрел на чрезвычайно заинтересованную происходящим Берди, а потом кивком указал на веранду.

Берди поднялась со своего места и послушно последовала за Бобом на свежий воздух.

– Он расстроен, – зачем-то пояснил Боб, а потом замолчал и устремил взгляд на спускающиеся в долину пастбища.

Ощутив какое-то движение за спиной, Берди повернулась и едва не подскочила от неожиданности, увидев Джулию. Для такой высокой и крупной женщины та двигалась совершенно бесшумно. Джулия насмешливо покачала головой и широко улыбнулась.

– Знаете, эта старуха хитрее лисицы, – рассмеялась она. – Она обожает спать после обеда, но ни за что в этом не признается. Ей непременно нужно сыграть в игру. Сделать вид, будто ее принуждают лечь в постель. Благодаря этому, – Джулия кивнула гостье, – она выглядит как смиренная работящая мученица и вместе с тем наслаждается послеобеденным отдыхом – убивает двух зайцев сразу.

– Ну, Джулия! – запротестовал Боб, лицо которого тотчас же расплылось в виноватой улыбке.

Было ясно, что он обожает жену. И Берди понимала почему. Она была подобна глотку свежего воздуха для мужчины, жившего в окружении безрадостных, приносящих себя в жертву женщин. Несмотря на подчеркнутую ухоженность и раскованность, ее беззаботность казалась в этой сельской местности невероятно привлекательной.

– Ей очень понравится в городе, Боб, – с присущей ей легкостью продолжала Джулия. – Поверь мне! Будет ли она жить с нами или… где-то еще. Господи, да те несколько недель в больнице стали для нее лучшим, что могло случиться в жизни. Удобная кровать, кондиционер, вкусная еда, собственный телевизор, прекрасный вид из окна и куча народа, к которому можно без устали придираться. Да это просто божий дар!

– Ну, Джулия, – опять запротестовал Боб, хотя его лицо снова расплылось в улыбке.

Джулия коснулась рукой его щеки, и Берди заметила, как тугие мускулы расслабились под ее нежными белыми пальцами.

– Нам нужно подумать и о себе, не так ли? – беззаботно спросила Джулия.

– Наверное, – грубо ответил Боб, потянув за ремень, и посмотрел на дорогу поверх головы жены.

Однако губы Джулии изогнулись в улыбке, когда она убирала руку. О да, такая женщина своего добьется. Берди в этом даже не сомневалась. Джулия повернулась к гостье, и ее улыбка стала еще шире:

– Хотите, устрою вам экскурсию, Верити? Или вы предпочтете прогуляться по ферме в одиночестве?

– И того, и другого понемногу, если не возражаете, – ответила Берди.

– Конечно, не возражаю. Увидимся позже, дорогой, – Джулия коснулась руки мужа. – Не перетруждайся.

В ответ Боб лишь кивнул и что-то пробормотал себе под нос, когда Джулия повела Берди в дом. Брэдли куда-то ушел, а из спальни Джен доносился тихий храп. В опустевшей полутемной гостиной пахло старым деревом и пылью. Воцарившуюся здесь тишину нарушало лишь унылое жужжание одинокой мухи. Обведя гостиную рукой, Джулия спросила:

– Наводит тоску, верно? О, с какой бы радостью я уехала отсюда. Вы не можете себе представить!

– Этот дом нагоняет тоску, – осторожно произнесла Берди.

Джулия тихо засмеялась.

– О да, – прошептала она. – Больше, чем хотелось бы. Как бы то ни было…

Джулия подвела Берди к двери, где на крючках над рядами ботинок висели шляпы. Она взяла новую широкополую соломенную шляпу алого цвета и водрузила ее себе на голову.

– Не стоит выходить на улицу без головного убора, – сказала Джулия, многозначительно взглянув на бледное лицо Берди. – Выберите себе какую-нибудь. Извините, но все они не слишком модные.

Берди посмотрела на коллекцию головных уборов. В большинстве своем они оказались мятыми и грязными. Она протянула руку к ближайшей, но Джулия ее остановила.

– Шляпу Ширли лучше не брать, – прошептала она. – Она с ней не расставалась, и если Брэдли увидит вас в ней, то может повести себя странно.

– О господи, конечно. – Берди внимательнее посмотрела на довольно поношенный и потерявший всякую форму головной убор из серой соломы, еще недавно принадлежавший Ширли Уинн. Почему он все еще здесь?

– Брэдли не тронул ни одной вещи Ширли, – шепотом сообщила Джулия, прочитав мысли гостьи. – С того самого дня, когда ее нашли убитой. Исчезли лишь те вещи, что были на ней в момент смерти. Их забрали полицейские. Знаете, она словно бы все еще здесь. Даже ее зубная щетка лежит на полочке в ванной комнате. И я не знаю, что с этим делать. Мне так страшно. Это еще одна причина, по которой я с радостью убралась бы отсюда. Ведь каждый раз при виде этой шляпы я представляю Ширли, тяжелой походкой направляющуюся во двор, чтобы развешивать свое никогда не заканчивающееся белье.

Последовав за Джулией из гостиной мимо весьма бесхитростно обставленной ванной комнаты, Берди оказалась на заднем дворе. В пятидесяти метрах от крыльца кудахтали и клевали зерно куры в огороженном проволокой загоне. Хлопали на ветру развешанные на веревке рубашки и пара черных панталон. Судя по всему, Джулия не слишком любила утруждать себя стиркой. За углом дома склон холма резко уходил вниз. Располагавшийся ступенями ухоженный огород освещало горячее полуденное солнце. С царящим здесь порядком резко контрастировала неестественно вывернутая тыквенная плеть с помятыми листьями, сразу же привлекающая внимание. Джулия указала на нее рукой.

– Ее нашли там, – коротко сообщила она и принялась наблюдать за тем, как Берди в мягких теннисных туфлях осторожно спускается по склону, стараясь не поскользнуться на траве.

Плеть начала понемногу наливаться жизнью после неожиданного нашествия коров, освобожденная от мертвого тела Ширли Уинн. Огромные шероховатые листья и толстые, покрытые колючими волосками стебли угрожающе тянулись вверх от примятой и начинавшей желтеть травы. В сочных зеленых зарослях виднелись голубоватые тыквы.

Берди с любопытством взирала на место преступления. Нетрудно спрятать здесь тело, особенно женское. Только зачем вообще его было прятать? Ведь это совершенно нелогично. Спрятанное рядом с домом тело найти легко, стоило лишь кому-то из домочадцев начать поиски пропавшей женщины. Конечно, если убийство совершил Дэйви, обладавший разумом ребенка и, скорее всего, охваченный паникой, подобные непоследовательные действия объяснялись легко. Но если женщину убил кто-то другой, то желание спрятать тело подобным нелепым образом совершенно не поддавалось объяснению. Для чего убийца это сделал? Чтобы сбить полицию со следа и попытаться ввести ее в заблуждение относительно времени совершения преступления?

– Ну? – заговорила за спиной у Берди Джулия, вновь подошедшая совершенно бесшумно, заставив ту подскочить от неожиданности. Она улыбнулась при виде растерянности на лице Берди и поправила солнцезащитные очки. – Простите, дорогая. Я не собиралась вас пугать, но мне не хотелось кричать. Джен, моя свекровь, спит очень чутко. Но она любит свежий воздух, поэтому окно ее спальни всегда должно быть открыто. – Джулия указала на дом, и Берди действительно заметила развевающиеся на ветру кружевные занавески и виднеющееся сквозь раскрытое окно металлическое изголовье старинной двуспальной кровати.

Берди задумчиво кивнула.

– Вы можете показать мне то место, где Дэйви чинил изгородь?

– Конечно. – Джулия направилась вниз по крутому склону к огороду, а затем свернула налево и наконец остановилась у проволочного ограждения, служившего границей фермы. – Он находился именно здесь. Вот, смотрите. В этом месте старую проволоку заменили новой. В конце концов это пришлось делать Бобу.

Остановившись у изгороди, Берди посмотрела на дом. Значит, вот что видел Дэйви в тот день. Примерно так Берди все себе и представляла. Дом, простой и невзрачный, стоял на деревянных сваях, словно вставший на дыбы, – с этой стороны не было пристроено ничего, даже веранды, которая хоть немного оживила бы его слишком уж примитивную форму. С другой стороны дома дорога была видна лишь до тех пор, пока не спускалась в долину. Значит, Боб помахал Дэйви, направляясь в город, и Брэдли – собираясь «глянуть, как там скот». Вот только…

– В день убийства вы сели почитать недалеко от дороги, верно? – как бы между прочим поинтересовалась Берди, прихлопнув севшую на руку мошку. – Мухи вас не беспокоили?

Джулия рассмеялась.

– Куда же от них деться? Они сводят меня с ума. Но ведь нужно чем-то заниматься, не так ли? Нельзя же целый день сидеть в доме.

Берди пожала плечами.

– Я бы поехала в город с мужем.

– Ах, вы об этом. – Улыбнувшись, Джулия отвернулась. – У него дела. Не могу же я вертеться у него под ногами целый день, правда?

Они направились к дому. Берди вновь посмотрела на открытое окно спальни старой миссис Уинн.

– Знаете, – тихо произнесла она, когда они проходили мимо окна, – очень странно, что ваша свекровь ничего не слышала. Ведь вы говорите, что она спит очень чутко. К тому же окно было открыто. Преступник очень рисковал.

Берди искоса посмотрела на Джулию. Та выглядела сосредоточенной, а на ее лбу поблескивали капельки пота, проступившие сквозь тщательно нанесенный тон. Джулия раздраженно отмахнулась от летающих вокруг мух.

– Сомневаюсь, что Дэйви Мур задумывался о степени риска, – сказала она. – Ведь он действовал, повинуясь сиюминутному порыву, не так ли? И потом, – беззаботно добавила она, – если уж на то пошло, окно в тот день было закрыто.

– Вот как? А почему?

– Господи, да откуда мне это знать? – воскликнула Джулия, утратив самообладание. – В тот день старуху укладывала не я. Была очередь Ширли. Я же отправилась немного почитать. Кстати, как раз в тот момент, когда Ширли налетела на Дэйви. Чем кончилось дело, я не видела. – Она повернулась к Берди, и ее очки сверкнули в лучах полуденного солнца. – Если честно, меня от них уже тошнит. И мой муж не исключение. Я готова была терпеть назойливых мух и мычащих коров, лишь бы лишней минуты не находиться в этом унылом, убогом доме. И вообще – при чем тут окно?

Джулия решительно двинулась вверх по склону, и Берди последовала за ней. Распахнув боковую дверь дома, она сорвала с головы алую шляпу и вошла в полутемную гостиную. Здесь Джулия начала успокаиваться. Она сняла очки, повесила шляпу на крючок и печально улыбнулась.

– Жара сводит меня с ума, – словно бы извиняясь, пояснила она и пожала плечами. – Послушайте, Джен сказала, что Ширли так и не пришла, чтобы открыть окно. Обычно мы держим окна закрытыми из-за полуденного солнца. Однако открываем окно в спальне Джен, когда та отправляется вздремнуть после обеда. Самой ей не под силу сделать это. Джен сказала, что она ждала и даже позвала Ширли несколько раз. Но та так и не появилась, поэтому моей свекрови пришлось спать с закрытым окном. Она ужасно из-за этого разозлилась. – Алые губы Джулии еле заметно дрогнули. – Похоже, ей не пришло в голову, что, пока она злилась, Ширли уже лежала мертвая под веревками с бельем.

Кивнув, Берди повесила одолженную ей шляпу рядом с жалким бесформенным головным убором, принадлежащим Ширли Уинн.

– Как долго, говорите, вы читали на лугу, Джулия? – спросила она.

– Около полутора часов. Я уже говорила полиции, – безразлично ответила женщина. – Думаю, это было так, потому что, вернувшись домой, я включила радио, где как раз передавали начинающиеся в половине четвертого новости.

– И вы не заинтересовались, где Ширли?

– Нет. Я была рада побыть некоторое время в одиночестве. Выпила чашку чая. Наверное, я подумала, что она в огороде. Если, конечно, я вообще о ней думала. Ширли нравилось возиться в земле на жаре. Выращивать огромные тугие кочаны капусты, какие можно купить всего за несколько центов, чтобы потом сварить их, размять в пюре и потчевать домочадцев. – Поток слов иссяк, и по лицу Джулии пробежала тень, как если бы она вдруг испытала стыд. – Извините. Я на мгновение забыла, что она… мертва. Вы, должно быть, считаете меня ужасной. Но это не так. Все дело в доме. Он вытаскивает из меня все самое плохое. Я принесу пива, хорошо? Выпьем его на веранде.

Улыбнувшись, Берди вежливо кивнула в ответ. Судя по всему, дом пробуждал самые плохие качества в каждом из жильцов. Теперь, когда она познакомилась со всеми, ей стал понятен гнев Мэрион, считавшей, что полиция поступила опрометчиво, заподозрив в убийстве одного только Дэйви. Берди вышла на веранду, опустилась в старое тростниковое кресло, топнула по покрытому пылью полу поношенной туфлей и устремила взгляд на дорогу, извивающуюся у подножия холма.

Проблема состояла в том, что у всех обитателей дома было алиби. Если ссора с Дэйви произошла около двух часов дня, то Ширли развешивала белье где-то с четверти до половины третьего. А убили ее самое позднее в два сорок пять, после того как она закончила свое занятие. В противном случае она пришла бы в спальню старой Джен и открыла окно, как и обещала.

В это время Боб направлялся в город. Несколько соседей видели его выезжающим на дорогу. К счастью для себя, он и в тот злополучный день не изменил привычке давить на клаксон и махать рукой, проезжая мимо соседней фермы. В половине третьего он и вовсе остановился перед поворотом на шоссе, чтобы перекинуться парой слов с мистером Милном. Дорога от дома до шоссе занимала двадцать минут. Берди потребовалось на это полчаса. Так что Боба можно исключить из списка подозреваемых.

Брэдли уехал верхом на лошади примерно в то же время, что и его брат. Мальчишки, обучавшие лошадей прыгать через препятствия на лугу, видели, как он поднялся на холм, а потом спустился к стаду, щиплющему траву на границе владений Уиннов и Торсонов. Фрэд Торсон и его сын трудились над сооружением дамбы вот уже целую неделю. По словам Фрэда, они подошли к ограде поболтать с соседом. Обычно Брэдли не отвлекался на разговоры, но в тот день он показался соседям очень уставшим и раздраженным и был не прочь сделать перерыв в работе. Фрэд счел, что у него какие-то проблемы с женой. Он угостил Брэдли пивом из сумки-холодильника, и они проболтали по меньшей мере… полчаса. После этого Брэдли перелез через ограду и помогал Торсонам еще примерно полчаса, прежде чем заняться снова своей собственной работой. Приятный парень, этот Брэдли Уинн. Торсоны были рады его видеть. Берди подобное заявление совершенно не удивило. Ведь Фрэд пытался уговорить соседа продать ферму, а тут ему представилась прекрасная возможность для этого. Как бы то ни было, но между двумя и тремя часами дня Брэдли Уинн находился вдали от дома, что исключало его из списка подозреваемых.

Джен Уинн, напротив, все время находилась в доме. Лишь у нее одной не было алиби. Но у нее попросту не хватило бы сил нанести Ширли смертельный удар. К тому же, судя по беседе за столом, старуха Уинн была единственным человеком, заинтересованным в том, чтобы Ширли оставалась живой. Если, конечно, не принимать во внимание Брэдли. Хотя Берди сильно сомневалась в его привязанности к жене.

В списке подозреваемых оставалась Джулия. На момент смерти Ширли она читала, сидя под деревом на лугу в десяти минутах ходьбы от дома. Судя по тем записям, что предоставила Берди Мэрион, Джулию видели с дороги проезжающие мимо мотоциклисты и мальчишки, дрессирующие лошадей на пастбище. А все благодаря ее широкополой алой шляпе. Точного времени никто не запомнил, после допроса мальчишек стало ясно, что они находились на лугу с двух часов и до четверти четвертого. Все это время они видели, как Джулия совершенно неподвижно сидит под деревом. Они даже смеялись и шутили по этому поводу, предположив, что женщина задремала. Очевидно, маленькие непоседы не могли себе представить, чтобы кто-то мог читать так долго. Эта мысль вызвала у Берди улыбку. Прищурившись и взирая на раскинувшуюся перед ней долину, она некоторое время раздумывала над рассказом мальчишек.

Несмотря на распахнутое окно, в спальне Джен Уинн было душно и ужасно жарко. Старуха сидела, откинувшись на подушки, гневно взирая на происходящее: ее седые волосы топорщились влажными от зноя прядями. Из окна открывался восхитительный вид, вокруг простирались покрытые сочной зеленью и эвкалиптовыми рощицами холмы. Однако кровать упиралась железной спинкой в узкий подоконник, поэтому Джен могла видеть лишь потемневшую от времени деревянную дверь да висящий на крючке поношенный клетчатый халат. Спальня была не маленькой, хотя и выглядела тесной и убогой из-за мебели: кровати, буфета и туалетного столика. Старомодные и грубые, они загромождали все свободное пространство. Все здесь было старым, начиная с лоскутного покрывала и заканчивая потускневшей гравюрой на стене с изображением двух сосен. Дверь самопроизвольно закрывалась за спиной у вошедшего, цепляясь за плохо оструганные доски пола, прежде чем захлопнуться. В покрытую потрескавшимся лаком оконную раму были вставлены колышки, чтобы не дать окну закрыться. Тонкий коврик на полу тотчас же собирался складками, едва на него наступали. Берди комната показалась неудобной, тесной и производящей очень неприятное и тягостное впечатление. Хотя, судя по всему, ее обитательница считала иначе. Для нее она оставалась хранилищем грез и воспоминаний.

Присев на краешек кровати, Берди невозмутимо посмотрела на Джен Уинн.

– Где все? – сварливо поинтересовалась старуха. – У меня во рту пересохло.

– Джулия заваривает чай. А я просто решила составить вам компанию до ее прихода. Где остальные, я не знаю. – Берди осторожно подвинула ноги старухи.

– Что вам нужно? – Вопрос прозвучал не грубо, но прямолинейно. У этой женщины не было ни времени, ни сил, чтобы тратить их впустую.

Берди посмотрела в окно.

– Не могли бы припомнить, видели ли вы отсюда что-нибудь странное в тот день, когда убили вашу невестку? Например, Дэйви Мура, починяющего изгородь?

Джен Уинн раздраженно замотала головой.

– Я уже говорила полицейским. Пришла сюда, чтобы лечь спать, а не глазеть в окно. Но Дэйви Мура я видела, когда ложилась в постель.

– Не припомните, который был час?

– Откуда мне это знать? Минут десять третьего или около того. А больше я никого не видела. Ни души. И ничего не слышала, потому что проклятое старое окно было закрыто. Это все?

Ничего не ответив, Берди поднялась с кровати, подошла к окну и, наклонившись, выглянула наружу. Отсюда были отчетливо видны огород и ограда, возле которой возился Дэйви. А вот веревка для белья была скрыта за углом дома.

Джен недовольно забормотала, перевернулась и, ухватившись за спинку кровати, встала на колени.

– Что там такое? – с любопытством проворчала она.

Берди пожала плечами.

– Ничего, – коротко ответила она, однако на ее лице застыло задумчивое выражение.

– Вы что-то увидели! – заметно оживившись, воскликнула старуха. – Что? Говорите немедленно! – Она вытянула шею, пытаясь выглянуть в окно.

– Я ничего не увидела, – упрямо повторила Берди. – Вам помочь спуститься на пол? Чай, должно быть, уже готов.

Она помогла Джен сесть и спустить ноги с кровати, а затем отвела в гостиную и усадила за стол. После этого, пробормотав что-то себе под нос, Берди вернулась в спальню.

Дверь тихо захлопнулась за ее спиной, а коврик тотчас же собрался складками под ее торопливыми шагами. Берди встала коленями на кровать и как можно тише и осторожнее вынула из рамы колышки. Как она и надеялась, они с легкостью вышли из пазов, и рама быстро заскользила вниз. С угрюмым выражением лица Берди поддержала ее, чтобы она не загремела и не ударилась о подоконник. Скорость падения стекла оказалась весьма впечатляющей, но Берди не хотела пока привлекать внимание домочадцев к своим манипуляциям. Она внимательно оглядела закрытое окно, удовлетворенно кивнула, а затем подняла раму и аккуратно вернула на место поддерживающие ее колышки. Рама оказалась довольно тяжелой. Даже Берди потребовались усилия, чтобы ее поднять.

Дверная ручка повернулась, и дверь начала отворяться, заскрежетав о половицы. Берди поспешно спрыгнула с кровати и пригладила покрывало. К тому времени как в дверном проеме появилась Джулия Уинн, она уже напряженно смотрела в окно, подперев щеку кулаком.

– Не хотите выпить чая? Скоро вернутся Боб и Брэдли, – со скучающим видом протянула Джулия.

Однако от Берди не укрылось напряжение, сковавшее ее лицо, и вздернутые брови. Судя по всему, обитатели дома начали постепенно терять терпение при виде того, как она злоупотребляет их гостеприимством.

– Уже иду, – беззаботно ответила Берди. – Просто хотела кое-что проверить. Вид отсюда чудесный, не правда ли?

– Восхитительный, – сухо кивнула Джулия, увлекая гостью прочь из спальни.

Спускаясь по холму к небольшой рощице возле широкой дамбы, Берди чувствовала на себе пристальные взгляды обитателей дома. Желание обернуться было непреодолимым, и она наконец не выдержала и, сделав вид, будто завязывает шнурок, незаметно посмотрела назад. Все стояли на веранде – мужчины, засунув руки в карманы, и Джулия, прильнувшая к мужу. Тяжело опершись об ограждение, старая Джен взирала на раскинувшуюся внизу долину. Берди принялась тихонько насвистывать. Тени стали длиннее, а жара стремительно сменялась прохладой. По дороге проехала машина, оставив после себя тучи пыли. Впервые за все время Берди почувствовала себя неуютно. В этих местах так редко появлялись люди, что вряд ли кто-то заметил незнакомую машину возле дома Уиннов. С наступлением темноты и вовсе никто не будет знать о ее визите, кроме Мэрион. Да и та находилась в десяти километрах отсюда и не знала, когда именно Берди вернется.

Берди ускорила шаг. Если она не ошиблась относительно того, что здесь произошло, нужно действовать очень осторожно. Улики и доказательства нужно добыть сегодня. Хмурое выражение лица Брэдли, вздернутые брови Боба и плохо скрываемое презрение в глазах Джулии свидетельствовали о том, что присутствие незваной гостьи начинает их раздражать и они вряд ли позволят ей приехать сюда снова.

Дойдя до небольшой рощицы, Берди с радостью спряталась в тени деревьев. Уинны именовали эту рощицу «загоном». Скот укрывался здесь от дождя и зноя, поэтому от земли исходил острый запах навоза. В этом полутемном месте царила непривычная тишина. Берди осторожно двинулась сквозь примятые ветви кустарника и кучи засохшего навоза. Опавшие листья и хворост шуршали и звонко потрескивали под подошвами ее туфель. Она дошла до выходящей на дорогу до опушки, огляделась, а потом повернула назад, внимательно глядя под ноги.

И вскоре она обнаружила то, что искала – участок притоптанной земли у пенька, небольшую уютную вмятину, скрытую от посторонних глаз редкими низкими кустами. У гнилого пня валялись два сигаретных окурка.

Присев на корточки возле пня, Берди взглянула на долину, пересекавшую ее дорогу и расстилавшиеся пастбища. После этого она в нерешительности выпрямилась. Берди ответила на мучившие ее вопросы и теперь не знала, что делать дальше. Она с минуту стояла, в задумчивости сдвинув брови, а затем развернулась и направилась к возвышающемуся на холме дому.

Обитатели дома стояли в тени веранды и выжидательно смотрели на возвращающуюся гостью. Широко улыбнувшись и помахав рукой, она подошла к машине и с облегчением взялась за ручку дверцы.

– Спасибо за ваше терпение! – крикнула она. – Я наконец закончила и оставляю вас в покое. Еще раз спасибо!

Брэдли Уинну потребовалось несколько секунд, чтобы спуститься с веранды и подойти к Берди.

– Ну уж нет! – прорычал он. – Вы просто так не уедете. – Он гневно погрозил пальцем.

– Брэдли! – Голос Джулии сорвался, и ей пришлось откашляться.

Однако Брэдли стоял на своем и вновь погрозил Берди пальцем.

– Просто зайдите в дом и расскажите, что у вас на уме. Но если вы считаете, будто можете улизнуть в город и начать распускать о нас сплетни лишь потому, что учились вместе с Мэрион Мур, то вам лучше подумать дважды!

– Успокойся, Брэд. – Боб Уинн отошел от жены, оперся об ограждение и хмуро посмотрел на Берди. – Мы позволили вам осмотреть дом и ферму, верно? – холодно произнес он. – Поэтому меньшее, что вы сможете сделать, это рассказать нам, с чем вернетесь в город. Зайдите в дом и выпейте чего-нибудь. – Его приглашение прозвучало как приказ.

Берди с сожалением похлопала машину по крыше. Честно говоря, она и не надеялась, что ее отпустят без объяснений. Поправив очки, она медленно направилась к дому. Уинны расступились, позволив Берди подняться по ступеням, и, когда она отворила старую входную дверь, сомкнулись за ее спиной подобно часовым.

И вновь все уселись за стол. Только на этот раз во главе его расположилась Берди, а все остальные ждали, когда она заговорит. Теперь, когда она сделала то, о чем ее попросили, контроль над ситуацией вновь перешел к ней. Старая Джен казалась сбитой с толку. Она что-то тихо спросила у Боба, и тот неловко потрепал ее по руке и покачал головой.

– Вы действительно хотите услышать то, что я узнала? – спросила Берди у Боба. Затем она посмотрела на источающего гнев Брэдли, сидящего по другую сторону стола и резко контрастирующего со старательно изображающей спокойствие улыбающейся Джулией.

– А почему нет? – холодно ответил Боб.

– Вам это не понравится.

– Не имеет значения. Или, наоборот, имеет. Если вы сделали какие-то неприятные выводы, мне хотелось бы узнать о них прежде, чем они станут достоянием общественности. Нам всем это нужно.

Пожав плечами, Берди облокотилась на стол.

– Я приехала сюда, не имея никаких версий происшедшего. Услышав рассказ Мэрион и ознакомившись с материалами дела и отчетами репортеров, я поняла, почему полицейские вцепились в Дэйви Мура как в единственного подозреваемого. Свои соображения я изложила его сестре и приехала сюда, поскольку обещала ей сделать все, что в моих силах, а также потому, что мне стало любопытно. Почти сразу стало понятно, что у каждого из домочадцев есть тот или иной мотив для убийства Ширли Уинн. Боб и Джулия хотели продать ферму и переехать в город, но на их пути стояла Ширли, имеющая огромное влияние на мужа. Миссис Джен Уинн может сколько угодно отрицать, что Ширли взяла власть в доме в свои руки, хотя прекрасно знает, так оно и есть. Да и сам Брэдли показался мне человеком, испытывающим сомнения относительно собственной жены и той жизни, которую он вынужден вести на ферме.

– Вы с ума сошли! – выкрикнул Брэдли, злобно сверкая глазами.

– Проблема состояла в том, что люди с очевидными мотивами как раз обладали крепкими алиби, – продолжала Берди, глядя Бобу в глаза. – Все вы находились далеко от места убийства, и это подтверждалось свидетелями.

Угрюмо поджатые губы Боба слегка разжались.

– Мы знали это и без вас, – произнес он. – Все вокруг это знают. А теперь расскажите то, о чем нам неизвестно.

Глаза Берди заблестели за толстыми линзами очков.

– Прежде всего, мистер Уинн, опыт научил меня весьма настороженно относиться к железобетонным алиби. Пробыв здесь некоторое время, я поняла, что ваши отношения с Ширли складывались весьма напряженно, и поэтому всем вам было удобно и выгодно оказаться вдали от дома в момент преступления, заручившись свидетельствами очевидцев.

Джулия пожала плечами, и ее улыбка стала шире.

– Нам просто повезло, дорогая! – протянула она.

Берди задумчиво кивнула.

– Верно, повезло, – тихо согласилась она. – И все же, несмотря на все ваши алиби, мне не давал покоя вопрос: почему тело убитой было спрятано на грядке под листьями тыквы. Ведь это не имело никакого смысла. Разве только она была убита не возле бельевой веревки, а около тыквенных грядок ее спрятали, чтобы запутать следствие относительно времени и места убийства. Ведь миссис Уинн в любой момент могла выглянуть из окна своей спальни и увидеть тело.

– Именно так, вероятно, и поступил Дэйви Мур! К нам это не имеет никакого отношения! – визгливо воскликнула Джулия. – Мы все ушли из дома до того, как Джен отправилась спать. Верно, Джен? И Ширли тогда была жива и здорова. Кричала на Дэйви, когда уходила я, и развешивала белье, когда уезжали Боб и Брэдли. Ведь так?

Кивнув, мужчины выжидательно посмотрели на Берди.

– Вы видели, как Ширли вешала белье, Джен? – мягко спросила она.

Старуха безучастно посмотрела на гостью.

– Я… она вешала белье. Думаю, я ее видела, – пробормотала она. – А может, просто знала, что она делает это.

– Потому что кто-то рассказал вам об этом?

– Мама… – предостерегающе начал Боб Уинн.

Однако старая Джен уставилась на поверхность стола и не произносила ни слова.

– В сложившихся обстоятельствах я не исключала сговора между вами и Брэдли, Боб, – спокойно произнесла Берди. – Вы вполне могли убить Ширли в тот момент, когда миссис Уинн и Джулия не могли вам помешать. Вы могли сами повесить белье, тем самым заставив всех думать, будто убийство произошло позже, чем на самом деле, а потом поспешить обеспечивать свое алиби. Не так ли?

– Мы… – Боб Уинн побледнел, несмотря на темный загар, однако по его лицу было видно, что он оставался спокойным и решительным.

– Я не собираюсь выслушивать этот бред! – Брэдли, лицо которого побагровело и покрылось капельками пота, вскочил на ноги. Он навис над Берди, упершись в стол огромными кулаками и задыхаясь от гнева.

– Сядь, Брэдли! – Джулия приподнялась со своего места и потянула деверя за рукав, вынуждая его сесть. – Она просто тебя разыгрывает. Ведь знает, что это неправда, поскольку…

– Поскольку, – мягко перебила Берди, – вы не смогли бы спрятать тело в листьях тыквы, не будучи замеченным Дэйви Муром, верно? А Дэйви заявил, что видел, как вы оба уезжали.

– Какая же вы нахалка! – прорычал Брэдли. – Считаете себя вправе насмехаться над нами, да? Можете проваливать отсюда, покуда я вас не вышвырнул собственноручно. Передайте Мэрион Мур, что мне очень жаль, но ее брат страшный человек, и чем быстрее его изолируют от нормальных людей, тем лучше!..

– Дэйви Мур и мухи не обидит, – хрипло перебила сына Джен.

– Мама, ты этого не знаешь! – заревел Брэдли.

В ответ на это старуха попыталась проявить былой характер.

– Я знаю, что говорю, сын! Я знала Дэйви с самого детства. Знала его бедную мать и его бабку тоже. Говорю вам, он безобиден, как младенец.

– Знаешь, мама, что бы ты ни говорила, – заупрямился Боб, – мы все слышали, как наш Шерлок Холмс признался в том, что ему не удастся повесить это убийство на нас. Так что убийца по-прежнему Дэйви Мур.

– Ну есть еще я, – лукаво вставила Джулия.

– С тебя сняли подозрения, Джулия, – отрезал Боб.

– Верно, – протянула Берди. – Не могли же вы читать на пастбище на глазах у свидетелей и одновременно убивать Ширли.

– Полагаю, не могла, – жизнерадостно согласилась Джулия. – Значит…

– Если только свидетелей, находившихся от вас на довольно приличном расстоянии, не ввели в заблуждение. Они вполне могли принять висящую на пне шляпу за спокойно склонившуюся над книгой женщину. – Берди посмотрела на потолок. – В то время как эта женщина проскользнула за деревьями к дому никем не замеченная. Боб, Брэдли и Дэйви к тому времени ушли, а Джен находилась в своей спальне. Так что никакого беспокойства.

– Вы… это же просто… – густо покрытый помадой рот Джулии открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Она ошеломленно обвела взглядом присутствующих за столом, заметив озадаченное выражение лица свекрови, ужас Брэдли и гнев Боба. – Вы не можете столь бесцеремонно обвинять людей! Что вы о себе возомнили?

– Я пытаюсь дать вам понять, – спокойно произнесла Берди, – что Дэйви Мур без боя не сдастся. Было бы лучше, если бы убийца сделал признание. Но если мне придется доказывать его вину, я непременно сделаю это. Ведь обвинение Дэйви Мура основано на косвенных доказательствах, и отвечать перед законом должен другой. Я знаю, как и когда была убита Ширли Уинн. Мне понятно, почему ее тело нашли в листьях тыквы. Я знаю, кто ее убил и, кажется, догадываюсь почему. Вы понимаете? – Она медленно обвела взглядом присутствующих за столом, и стекла ее очков заблестели в желтых отсветах висящей над головами присутствующих люстры.

Джулия втянула носом воздух.

– Все знает, – прошипела она. – Прекрасно, мисс Всезнайка, расскажите же нам! Расскажите!

Берди зловеще улыбнулась.

– Будет лучше, если вы все узнаете сейчас от меня, не так ли? – Она повернулась к старухе: – Что скажете, Джен? – мягко спросила она. – Вы готовы рассказать, как совершили убийство? Или это сделать мне?

Джен Уинн устремила взгляд прямо перед собой, и ее губы почти не шевелились, когда она заговорила:

– Знаете, в городе, в больнице… было совсем неплохо. Там прохладно и уютно. В моей палате был телевизор. Глупые медсестры, некоторые из них были очень даже симпатичными, то и дело ко мне заглядывали. Приятные перемены. – Она глубоко вздохнула. – Джулия знает это и хотела, чтобы я осталась. Но Ширли не позволила. Забрала меня из больницы и вновь привезла в этот дом. Она сказала, что проследит, чтобы я никогда больше отсюда не уезжала до самой своей смерти. Уеду я только через ее труп. А посему…

– Мама! Мама, что ты говоришь? – Брэдли в отчаянии потянулся, чтобы взять ее за морщинистую руку, и мать впервые подняла на него глаза.

– Она била тебя, сынок, не так ли? – произнесла она, еле заметно улыбнувшись, а потом похлопала сына по руке. – Так же, как и я твоего отца. Мне все было видно, и очень это не нравилось. – В тот день было жарко. Впрочем, как и всегда в этом доме. И еще пыльно. Как ни борись с пылью, она все равно проникает через половицы. Это плохо и ужасно неудобно. Особенно когда человек так стар и болен, как я. Я пошла спать и услышала ее голос. Она кричала на тебя и несчастного туповатого Дэйви Мура. Джулии это надоело, и она ушла. А Боб ничего не смог сделать. И я подумала… что скоро Джулия не выдержит и уедет. И Боб последует за ней. А я останусь с Ширли и Брэдли и никогда уже отсюда не выберусь.

На выпасе замычала корова, и другая тихо отозвалась издалека. Тени стали еще длиннее, а петлявшая по долине дорога напоминала пыльную серую ленту. Люди в доме не двигались, вцепившись в стол, словно на терпящем бедствие корабле, в то время как дом погружался в сумерки.

Тишину нарушил монотонный хриплый голос старухи:

– Дэйви направился к изгороди. А она сказала, что пойдет вешать белье, хотя знала, что я ее жду. В больнице вас не заставляют ждать. Все работает как часы. Мальчики уехали. Я слышала это. Стало невыносимо жарко. Мне пришлось встать на колени и попытаться поднять раму, но не удалось. Она такая же, как я, как все в этом доме, – старая и бесполезная. Становилось очень жарко. Мне было видно, как Дэйви Мур положил инструменты и ушел. Я очень обрадовалась. Пусть скот проникнет в огород. Ненавижу капусту и тыквы. Всегда их терпеть не могла. Ширли пришла и начала бранить меня за то, что я встала на колени как ребенок. Она остановилась рядом со мной и подняла раму. Вставив один колышек в паз, она увидела, что Дэйви уходит, так и не починив ограду. Но ведь Ширли не могла этого так оставить. О нет. Она перегнулась через спинку кровати, высунула свою тощую шею в окно и начала кричать, чтобы он вернулся назад. Дэйви этого не слышал, но ей было все равно. Она продолжала вопить так, что на шее вздулись вены. Подол ее платья задрался, а грязные ботинки перепачкали чистое покрывало. Тогда я вытащила из паза колышек и опустила раму прямо на ее тонкую костлявую шею. – Джен с удивлением посмотрела на свою высохшую, покрытую голубыми прожилками вен руку. – Убила ее мгновенно, – спокойно произнесла она. – Та даже не пикнула. Просто упала и осталась лежать на подоконнике – одна половина тела в комнате, а другая – на улице. Мне не хотелось на нее смотреть. Я подлезла под нее, уперлась руками в спинку кровати, и ее тело вывалилось наружу. Прочь из моего дома. После этого я легла и быстро заснула, несмотря на жару. Правда, проснулась с головной болью. И все же…

Гнетущую тишину в комнате нарушало лишь громкое тиканье часов.

– Тело скатилось вниз по холму, – тихо произнесла Берди. – Прямо в заросли тыквы. А через некоторое время через дыру в ограде в огород проникли коровы и затоптали следы того, что произошло.

Берди посмотрела на ошеломленные лица присутствующих.

– Извините, – произнесла она. – Вам стоило позволить мне уехать. Ужасно, что пришлось выслушивать все это.

– Мама… – начал Боб, но старуха его не слушала.

Она улыбалась каким-то своим мыслям.

– Проснулась с ужасной головной болью, – кивнула она. – Но оно того стоило.

– Берди, я просто не знаю, как тебя благодарить. – Мэрион Мур сидела на краешке кровати в гостиной и лучезарно улыбалась подруге. – Я знала, что ты поможешь. Не сомневалась в этом ни минуты.

Берди вдруг поняла, что и сама не испытывала сомнений. Наверное здорово иногда обладать такой непоколебимой верой в счастливый финал. Когда все получилось, как надеялся.

– Не стоит благодарности, Мэрион, – ответила Берди и неожиданно зевнула. – О, извини. Господи, как же я устала.

– Деревенский воздух! – улыбнулась Мэрион. – Он хорошо на тебя действует. Оставлю тебя. Поспи. Но послушай, ты так и не сказала, что натолкнуло тебя на мысль о Джен. Я хочу сказать, как ты выяснила, кто именно совершил убийство?

Берди откинулась на подушки.

– Если честно, я не пыталась выяснить, кто совершил убийство. Мне нужно было понять, кто его не совершал. Брэдли и Боба я отмела сразу, потому что Дэйви увидел бы, как они прячут тело. Джулия тоже не могла это сделать, поскольку постоянно находилась на виду у игравших у дороги мальчишек. Я была уверена в ее невиновности, но все же проверила кое-что, чтобы окончательно исключить ее из списка подозреваемых. Между дорогой и тем местом, где она сидела, растут лишь два клочковатых куста. И даже с большого расстояния никто не принял бы за человека пень с надетой на него шляпой. Хотя к тому времени я уже решила для себя, что единственным человеком, который мог совершить убийство, является старая Джен. Видишь ли, шляпа Ширли висела на крючке в гостиной. Мне сказали, что Ширли всегда надевала ее, выходя на улицу. И тем не менее шляпа находилась в доме в момент гибели Ширли. Стало быть, она вошла, повесила шляпу на крючок и была убита уже в доме.

Берди снова зевнула, и Мэрион направилась к двери, но все же остановилась с надеждой в глазах.

– Когда же я увидела комнату Джен, – продолжала Берди, – мне стало понятно, каким образом было совершено убийство и как тело Ширли оказалось на тыквенных грядках. Все очень просто. Мне оставалось лишь заставить ее признаться. Она очень слаба, Мэрион. И вряд ли доживет до суда. Джен закончит свои дни в уютной прохладной больничной палате, как и мечтала. Но по крайней мере, Дэйви теперь ничто не угрожает. Так что и ты получила желаемое.

– Ты такая умная, Берди, – с серьезным видом кивнула Мэрион. Она немного поколебалась, закусив губу, а потом заговорила снова: – Но послушай, дорогая… как ты поняла, что Дэйви невиновен? Я хочу сказать, что он вполне мог войти в дом и совершить убийство. Ведь верно? И мог спрятать тело, потому что испугался. Как ты узнала, что он не убивал?

Берди внимательно посмотрела на подругу, а потом сняла очки, положила их на прикроватный столик и закрыла глаза.

– Кажется, я просто поверила тебе на слово, – с удивлением ответила она. – Думаю, мне лучше уехать завтра утром. Твой оптимизм заразен. Не хотелось бы подхватить его от тебя. Ибо это будет концом блестящей карьеры.

Мэрион Мур улыбнулась.

– Сладких снов, – пробормотала она и выключила свет.

Смерть на пляже

В тот день, когда должна была умереть самая неприятная женщина на пляже Бангало, утро начиналось как обычно.

Было всего десять часов, а пляж уже начал заполняться людьми. Сиявшее на небе солнце предвещало жару, и отдыхающие, располагаясь на песке, расстилали полотенца, раскрывали зонты, ставили в тень сумки с едой и напитками. После этого, никем не узнанные за стеклами солнцезащитных очков, они раздевались до купальников и плавок, обмазывались маслом и кремами и укладывались поджариваться.

– Это ненормально, – произнесла одетая с головы до ног Верити Бердвуд, опускаясь на краешек полосатого пляжного полотенца своей подруги Кейт. – Ты только посмотри на них и на себя! Тебе известна статистика заболеваний раком кожи в Австралии, Кейт?

– Берди, неужели ты не можешь расслабиться? Ведь именно для этого мы сюда приехали.

– Может быть, ты и приехала для этого, а мне не понятно, зачем я здесь. Ненавижу пляжи.

– Ты ненавидишь все, что для тебя полезно. – Кейт довольно вздохнула, чувствуя, что солнце начало пригревать ей спину. Она зарылась пальцами ног в сухой песок, чтобы ощутить его прохладный нижний слой.

– Хорошо! Да уж! Солнечные ожоги, медузы, акулы… люди! – с кислой миной пробормотала Берди.

Она окинула недовольным взглядом группу из трех человек, пробирающихся по песку на свободное место. Но те, не заметив ее недовольства, стали располагаться рядом.

– Неужели нам так необходимо тесниться среди этой толпы, Даг? Нет, ну правда! – прорезал навевающую сон тишину визгливый женский голос.

Несколько загорающих подняли головы. Невысокой, сильно загорелой блондинке, чьи глаза скрывали огромные очки в белой оправе, перевалило за сорок. Она сохранила фигуру юной девушки, а вот ее голос совершенно не соответствовал довольно привлекательной внешности. Жеманный и срывающийся на полуслове, он резал слух и действовал на нервы. Наблюдавшая за вновь пришедшими Берди заметила, как высокий смуглый мужчина, устанавливающий зонт, лишь пожал накачанными плечами и продолжил заниматься своим делом.

– Не могу лежать головой в ту сторону, Даг! Мне так неудобно. О господи! Энди! Да помоги же ему! – Женщина приложила руку ко лбу, словно она очень устала.

Маячащий за ее спиной долговязый парень с большой сумкой в руках двинулся вперед. У него были редкие белокурые волосы, спадающие на лоб, чувственные губы. Он, в отличие от блондинки, остро ощущал устремленные на их компанию ленивые и насмешливые взгляды окружающих.

Блондинка устроилась на расстеленном для нее полотенце, сняла юбку, демонстрируя загорающим ослепительно-белый купальник, и сдвинула до локтя украшавшие руку браслеты.

– Поставь сумку и сядь, Энди, – скомандовала она, похлопав по полотенцу и улыбнувшись.

Что-то пробормотав себе под нос, Энди обернулся.

– Что? Что она здесь делает? – Блондинка приподняла очки и высокомерно посмотрела поверх плеча Энди.

Девушка в черном бикини помахала рукой и кивнула. Блондинка водрузила очки на место и, сделав вид, будто не узнала девушку, нарочито пренебрежительно перевернулась и легла на живот.

– Ну в самом деле, Энди! – Ее голос звучал чрезмерно громко даже теперь. – Если тебе нравится проводить время с пустоголовыми куклами, сделай одолжение, но не выставляй это напоказ и держи их подальше от меня!

Молодой человек с минуту смотрел на нее невидящим взглядом, а затем повернулся и неторопливо пошел прочь.

– Малолетний идиот! – воскликнула женщина.

– Это ты идиотка, Марджори. Для чего ты устроила эту поездку, если собираешься его изводить? – тихо произнес присевший на корточки возле блондинки смуглый мужчина. – Парень и так уже съехал из дома. Хочешь, чтобы он совсем исчез из твоей жизни?

Женщина поджала губы.

– Он совсем еще мальчишка и нуждается в присмотре. Дейдра Хьюит – типичная охотница за деньгами. Она может обмануть Энди, но не меня. И ей это известно. – Марджори закрыла глаза. – Он вернется. Дейдра за этим проследит. Ей же совсем не хочется, чтобы он остался без единого цента в кармане. Давай посмотрим правде в глаза. Он – никто без богатой, безумно любящей его мачехи.

Мужчина отвернулся.

– Какая же ты все-таки дрянь, Марджори, – тихо произнес он. – Ты ведь говоришь о деньгах его отца.

– Теперь это мои деньги, Даг, – холодно ответила женщина. – Наследство покойного папаши Энди. А его неутешная вдова теперь замужем за тобой, дорогой. Деньги оставлены мне, и я могу завещать их кому пожелаю. В данный момент это Энди. Ты стоишь в очереди после него. Так что ему лучше со мной не ссориться, иначе… – Она зевнула. – Принеси выпить, дорогой. Я себя отвратительно чувствую. Добавь в колу чего-нибудь покрепче.

– Марджори, ты позавтракала всего полчаса назад. Дай своему желудку передохнуть. Ты же себя просто убиваешь. – Мужчина выпрямился и снял рубашку. – Я иду на мыс встретиться с Джоком, – произнес он. – Сумка у Энди, поэтому попроси его. Но если тебе интересно мое мнение, завязывай с выпивкой.

Женщина резко села и гневно посмотрела на мужа.

– Заткнись! – прошипела она.

– К ленчу вернусь. – Не оборачиваясь, мужчина зашагал прочь. У самой кромки воды он медленно побежал вдоль пляжа.

– Энди! Энди! Иди сюда! – властно позвала пасынка побагровевшая от гнева Марджори.

Поглощенный беседой с девушкой в черном бикини, Энди поднялся и неохотно направился к мачехе.

– Не дуйся, Энди, – Марджори заставила себя улыбнуться. – Будь хорошим мальчиком и принеси мне выпить. Колу с виски. Ты знаешь, как я люблю. Виски в сумке.

– Хорошо. – Парень стал переминаться с ноги на ногу. – Маржори, мне хотелось бы, чтобы ты… Словом, тебе придется примириться с тем, что мы с Дейдрой собираемся обручиться и…

Марджори запрокинула голову и визгливо рассмеялась.

– О, Энди, временами ты бываешь просто бесподобен. Обручиться! О боже, какой же ты старомодно благопристойный. – Лицо женщины исказила насмешка, и молодой человек густо покраснел.

– Это не смешно. Я уже поговорил с Дагом и подумал, что если бы ты, я и Дейдра…

Вся веселость Марджори тут же улетучилась.

– Будь любезен, оставь Дага в покое. К нему это не имеет никакого отношения, и его мнение не стоит и ломаного гроша. Это только наше с тобой дело. Предупреждаю тебя, Энди, если ты и дальше будешь путаться с этой второсортной девицей, на мою помощь можешь не рассчитывать, а также и на наследство после моей смерти, коль уж на то пошло. Я не шучу, Энди!

Побледнев, парень смотрел на мачеху. Его руки заметно дрожали.

– Это мои деньги, Марджори. Отец хотел, чтобы ты…

– Эти деньги не имеют к тебе никакого отношения. Они принадлежат мне. И я могу делать с ними все что хочу. Ты меня понял? А теперь, ради всего святого, принеси мне выпить!

Берди видела, как парень подавленно поплелся к своей возлюбленной. Песок согревал ноги. Волны, шипя и пенясь, разбивались о берег. Спустя несколько минут Берди завороженно наблюдала за тем, как парень прошел мимо, неся мачехе сумку и напиток. Очевидно ему и в голову не приходило ее ослушаться. Удивительно.

– Вода изумительная, Берди. Ты понятия не имеешь, чего лишаешься. – Кейт плюхнулась на полотенце и подставила лицо ослепительному солнцу.

Берди пожала плечами.

– Я лишаюсь холода и волос, полных песка, – надменно ответила она, переведя взгляд на покрытую бронзовым загаром Марджори, неподалеку распростертую под зонтом с банкой колы в руке. – Не все нуждаются в таких физических нагрузках, как ты, Кейт. У некоторых из нас совершенно другие интересы.

– Например, желание сунуть нос в чужие дела, – укоризненно проговорила Кейт.

– Это интересно.

– Не понимаю, что может быть интересного в крайне неприятной, подвыпившей женщине, заснувшей на пляже. Даже родственники избегают общения с ней. В любом случае, – Кейт взглянула на небо, – тучи скоро закроют солнце. К тому же я проголодалась. Который час?

– Половина первого.

– Ну что – пойдем домой? Избавим тебя от страданий?

– Я в порядке. Уйдем, когда пожелаешь.

Берди чопорно сидела на песке – единственный одетый и не принявший горизонтальное положение человек из сотни отдыхающих. Повсюду вокруг люди лежали, не двигаясь, блестя от пота и крема: одни на спине, как Кейт, а другие – на животе, как противная Марджори. В отдалении, у заводи и парковок, шумно играли семьи с детьми. На поверхности воды в ожидании очередной волны покачивались серферы. А на скользких уступах скал рисковали жизнью рыболовы. Но песчаная полоса пляжа выглядела как место недавнего побоища. Время от времени то тут, то там одно из тел тяжело приподнималось, наносило на себя очередную порцию масла и переворачивалось, чтобы поджариться с другой стороны. Как жаль, думала Берди, что всех этих людей нельзя перевернуть одновременно, как цыплят на вертеле.

Солнце скрылось за облаками, и загорающие зашевелились и перестали переворачиваться. Один за другим они начали садиться, бросали взгляд на небо, лезли в сумки за часами и со вздохами стали собираться. Юный Энди и его возлюбленная в черном бикини расцепили руки и поднялись на ноги. Они повернулись в сторону распластанной на песке Марджори и принялись тихо переговариваться. Очевидно, им не хотелось вновь нарваться на неприятность. Прищурившись, Энди посмотрел в сторону мыса, а потом застенчиво помахал рукой.

Проследив за его взглядом, Берди заметила неутомимого Дага, бегущего вдоль кромки воды.

– Вылитый Тарзан, – пробормотала она.

– Что? – Кейт зашевелилась и села рядом. Взглянув на небо, а затем на часы Берди, она вздохнула и начала собирать вещи.

– Я про этого парня, мужа прекрасной принцессы. Он выглядит как герой из старого черно-белого фильма. Широкая грудь, крошечные облегающие плавки…

– Да. Потрясающий, верно?

– Насчет потрясающего не знаю. Мне кажется, ему больше подходит слово «первобытный».

– Думаю, красотка Марджори его ценит. Сильный, спокойный. Знаешь ли, противоположности притягиваются.

– Кейт, от твоих высказываний у меня всегда захватывает дух!

Кейт беспечно зевнула.

– И все же это правда, – произнесла она. – Господи, ведь соседка могла бы немного расслабиться. Уже несколько часов так лежит. Неудивительно, что она такая загорелая.

Берди сдвинула брови. Пляж быстро пустел. Поднялся довольно неприятный ветер, хлопавший зонтами и сдувающий пожитки отдыхающих.

Красавец Тарзан перешел на шаг и направился к жене. Некоторое время он стоял над ее неподвижным телом, хмурясь. После этого присел на корточки и начал что-то искать в сумке у ее ног. Вскоре он вытащил небольшую бутылочку виски, которая была все еще полна на три четверти. Даг бросил ее назад в сумку, вновь порылся в ней, и неожиданно ему стало не по себе. Он выпрямился и бесцеремонно пнул жену босой ногой. Марджори не шевельнулась. Поморщившись и сжав кулаки, Даг снова присел на корточки рядом с ней.

– Марджори, – тихо позвал он, украдкой бросив взгляд на Берди и Кейт, – последних находящихся поблизости отдыхающих. – Вставай, пора уходить.

Но женщина не шелохнулась. Даг поник головой.

– Господи, только не начинай снова. Я больше этого не вынесу, Марджори! Немедленно проснись! – Сжатые кулаки мужчины красноречивее слов говорили о его состоянии.

Кейт смущенно отвела взгляд, схватила сумку и поднялась. Она больше не станет подглядывать. А Берди может делать, что ей заблагорассудится.

– Энди!

Кейт испуганно повернулась. Даг кричал изо всех сил. Он вскочил и теперь пятился прочь от лежащей на песке женщины.

Энди поспешно подбежал к звавшему его Дагу. В глазах парня застыл вопрос.

– Позови на помощь. – Даг больше не выглядел Тарзаном, превратившись в обычного обеспокоенного мужчину. – Марджори…

– Она выпила совсем немного, Даг. Я сам принес ей напиток. Он, конечно, крепкий, но не настолько, чтобы…

– Она не пьяна, Энди. Я думаю, она мертва.

– Что? – Девушка в черном бикини, Дейдра, которую так презирала покойная, подошла сзади и схватила любимого за руку. Она отчаянно моргала сильно накрашенными глазами, слегка приоткрыв рот.

– Не смотри, Дейдра. – Энди предпринял трогательную попытку заслонить возлюбленную своим худым телом. Уткнувшись в костлявое плечо молодого человека, Дейдра разразилась громкими рыданиями.

Даг беспомощно смотрел на молодых людей. Берди видела, что он сжал большие кулаки так крепко, что побелели костяшки пальцев. Поднявшись с полотенца, она подошла к нему.

– Я могу помочь? – спросила она.

Но Даг лишь ошеломленно посмотрел на нее и не произнес ни слова. Берди присела на корточки возле лежащей женщины и проверила пульс. Тело под ее пальцами уже начало остывать.

Выпив чашку кофе, Берди с благодарностью посмотрела на Дугласа Фримана. Кейт наверняка удивилась бы, увидев ее сейчас – такой хрупкой и неуверенной выглядела ее подруга.

– Вы все так добры. Спасибо, что забрали меня с собой. – Она взглянула на Энди и Дейдру, напоминавших перепачканных туристов, неизвестно как оказавшихся на этой уставленной пальмами веранде дома Марджори, с которой открывался удивительный вид на бассейн.

– Не стоит благодарности, – ответил Даг. – Это меньшее, что я мог для вас сделать. Копы прекрасно делают свою работу, не так ли? – Он был бледен, выглядел уставшим и постарался немного расслабиться. Даг спокойно сложил руки на коленях и откинулся на спинку кресла. – Знаете, они ведь думают, что это не самоубийство, – произнес он, не поднимая глаз на Берди. – Считают, что ее убили. И я – подозреваемый номер один, как все мужья. Бог свидетель, Марджори была очень непростым человеком. Да это видели все.

– Никто не станет вас подозревать, Даг, – произнесла Дейдра, округлив глаза и подавшись вперед. – Вы так много для нее сделали. Мы так и сказали полицейским. К тому же вы ничего не выиграли от смерти Марджори. Ведь дом и деньги унаследует теперь Энди.

– Замолчи, Дейдра! – Голос молодого человека звучал сдавленно.

Вскинув голову, Дейдра посмотрела на возлюбленного, однако спорить не стала. Он пил вино с тех самых пор, как переступил порог дома, и теперь с трудом открывал глаза.

– Полицейские сказали, что в остатках колы на дне банки обнаружили белый порошок, – произнес Даг, не обращая внимания на молодых людей. – Снотворное, которое она принимала. Смешанное с виски в таких пропорциях, что могло бы убить даже лошадь. – Он закрыл глаза.

Берди потянулась.

– У них почти ничего нет для экспертизы. Жаль, что кто-то опрокинул банку.

– А что я могла сделать! – словно бы защищаясь, воскликнула Дейдра. – К тому же Даг вовремя ее подобрал. Так что на дне кое-что осталось.

– Вот не знаю, зачем я кинулся искать эту банку, – проворчал Даг. – Сделал это машинально. Глупость какая. Ведь теперь полицейские думают, что это убийство. И мне конец.

– Вовсе нет, – тихо возразила Берди.

Даг взглянул на гостью.

– Ну подумайте сами, – терпеливо произнесла она. – Вас даже не было рядом, когда Марджори выпила виски.

– Верно, но… – Даг вздохнул и покачал головой. – Бог свидетель, я часто испытывал желание ее убить. Ужасное признание, но это правда. Мне было бы очень легко сделать это здесь. Она могла также упасть с балкона или удариться головой, находясь в бассейне. А теперь…

– Не смей говорить об этом! – Энди попытался сесть ровно, окидывая присутствующих остекленевшим взглядом. – Ее убил какой-то сумасшедший, вот что я вам скажу. Расправился просто так, забавы ради.

– Мне это кажется маловероятным, – мягко возразила Берди.

– То есть вы хотите сказать, что это сделал Даг или Энди, не так ли?! – гневно воскликнула Дейдра. – Но это же смешно.

– Полиция наверняка скоро сообщит вам, – терпеливо произнесла Берди, – что очевидные мотивы были у обоих, а в случае Энди – имелась возможность осуществить убийство. Ведь это он принес мачехе напиток, в котором впоследствии обнаружили снотворное. – Берди спокойно обвела взглядом присутствующих. – И с того момента к Марджори никто не приближался. Я сидела рядом, видела и слышала все, с тех пор как она пришла на пляж.

– Какая редкостная наблюдательность, – усмехнулась Дейдра, вскакивая со своего места. – Мне кажется, такие, как вы, могли бы найти себе на пляже занятие поинтереснее, чем совать нос в чужие дела! – Девушка с негодованием удалилась в глубь дома.

Берди улыбнулась, а на лицах мужчин отразилось смущение.

– А что за история с этим проклятым напитком, Энди? – пробормотал Даг.

Молодой человек нетерпеливо тряхнул головой.

– О, все как обычно. Дейдра открыла банку с колой и отлила немного, пока я рылся в огромной сумке Марджори в поисках виски. Найдя бутылку, я долил виски в банку с колой. Кстати, бутылка была запечатанной.

– Энди, приятель, – протянул Даг, – ты не рассказал копам о том, что банку открыла Дейдра?

– А какое это имеет значение?

– Очень большое, Энди, – произнесла Берди. – Тебе стоит рассказать об этом.

Энди непонимающе смотрел на гостью.

– Что вы хотите этим сказать? – пробормотал он, силясь сосредоточиться на беседе.

– Не стоит пока так волноваться, приятель, – поспешно заметил Даг. – Просто постарайся расслабиться, ладно?

Энди с минуту мрачно смотрел на собеседников, а потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Он устал, – извиняющимся тоном пробормотал Даг. – Господи, я и сам с ног валюсь. Копы заставили меня до мелочей припомнить события сегодняшнего утра. Спрашивали, страдала ли Марджори от депрессии? По мне, ее охватило навязчивое желание. Обычно она долго валялась в постели. В половине десятого или в десять ей приносили кофе в постель, после чего она бесцельно слонялась по дому. Сегодня же Марджори выпила кофе в семь часов утра, прогулялась, поплавала в бассейне, а потом отправилась на пляж. Сначала я не понял, что нашло на мою жену, но теперь я думаю, ей не терпелось встретиться с Энди. Они не виделись довольно долго. Встречу организовал я. Какая ирония, – произнес Даг. – Бедный мальчик.

Берди поднялась со своего места.

– Я, пожалуй, пойду, – произнесла она, не глядя Дагу в глаза.

– Конечно, я вас отвезу. Нет, я настаиваю. Это меньшее, что могу сделать. Вы ведь свидетель, спасающий меня, верно? Оставайтесь здесь и наслаждайтесь видом, а я принесу ключи.

Берди стояла у ограждения веранды. Облака рассеялись, и солнце ярко освещало раскинувшуюся перед ней картину.

Дом был построен на крутом склоне холма. Двумя этажами ниже сверкал бирюзой бассейн, окруженный древовидными папоротниками. Его волны разбивались об узкую полоску каменистого берега. При взгляде вниз Берди ощутила приступ тошноты и головокружения.

Внезапно ее охватило чувство, будто за ней наблюдают. Она медленно повернулась, но ничего подозрительного не увидела. Лишь занавески слегка покачивались на ветру, да еще Энди дремал в своем кресле.

Берди вновь отвернулась к ограде, однако ее затылок словно кололи мириады иголочек. Она выжидала. Берди была готова к нападению, однако тихие шаги приближались быстрее, чем она рассчитывала. Одна рука, зажавшая ей рот, и другая, схватившая за талию, напоминали змей. Убийца тащил ее за собой, заставляя потерять равновесие вблизи ужасного обрыва. Никакая подготовка к нападению не спасла бы Берди, и все же она резко вырвалась, движимая инстинктом самосохранения. Нападающий покачнулся, оступившись, и дал Берди возможность высвободиться. Что есть силы она побежала прочь от обрыва.

Добежав до двери, Берди распахнула ее и громко закричала. На пороге стояла пара полицейских. Дрожа всем телом, Берди присела на покрытые мхом ступени. Ее преследователь издал вопль разочарования и ярости, а потом до слуха Берди донеслись звуки борьбы. Полицейские оказались довольно крепкими ребятами, но все же им потребовалось немало усилий и пара наручников, чтобы усмирить Дага Фримана и увести его прочь.

Берди пила чай в компании своей подруги Кейт.

– Я начала подозревать Дага Фримана в убийстве, – начала рассказ Берди, – потому что лишь ему одному было выгодно, чтобы Марджори умерла на глазах у всех. По его собственному признанию, у него была масса возможностей избавиться от жены дома. Но в этом случае он наверняка оказался бы главным, а может быть, единственным подозреваемым. К тому же, если бы ему удалось избежать наказания, он не получил бы денег. Поэтому ему необходимо было вывести из игры наследника состояния Энди. Но я никак не могла понять, как он сумел подсыпать яд в банку с колой. Это оставалось для меня загадкой.

Кейт взглянула на подругу со смесью обожания и беспокойства. По веснушчатому лицу Берди разливалась бледность, а ее левая рука была забинтована.

– Но откуда он узнал, что ты его подозреваешь, Берди? Что заставило его напасть на тебя?

– Он допустил промах, который я заметила. Я слышала, как в четверть одиннадцатого, когда Марджори попросила выпить, он громко напомнил, что она завтракала всего «полчаса назад», то есть в половине десятого или без четверти десять. Однако, пересказывая мне разговор с полицейскими, Даг подчеркнул, что сегодня Марджори позавтракала очень рано – в семь. После этого я припомнила сказанное им на пляже и поняла, почему он лжет. Банка с колой должна была сбить полицейских со следа. Он отравил Марджори раньше – в доме за завтраком, подсыпав снотворное в утренний кофе. А потом повел жену на пляж, устроил так, чтобы Энди принес ей напиток, и оставил умирать. Со стороны Марджори казалась лишь загорающей дамой, распростертой на пляже.

– Но ведь следы яда нашли в банке с колой.

– Конечно. Даг добавил его туда потом, пока мы ждали приезда полиции. Неудивительно, что он бросился за банкой, когда Дейдра пнула ее ногой. Менее всего ему хотелось, чтобы исчезла указывающая на Энди улика.

Кейт покачала головой.

– Очень умно. Не такой уж он первобытный, каким показался тебе на первый взгляд, а, Берди? – Кейт выпрямилась на стуле. – Но где он прятал таблетки? Ведь был почти голый. Ни карманов, ни других потайных мест. – Кейт смутилась.

Берди широко улыбнулась.

– Все просто. Перед тем как попытаться разбудить Марджори, Даг рылся в ее сумке, как бы хотел проверить, сколько виски она выпила. Очевидно, таблетки были припрятаны внутри. Он взял их и зажал в кулаке. А я-то думала, что это от напряжения, и даже посочувствовала его утрате, прости господи. Когда же он зажал мне рот там в доме, его руки все еще пахли лекарством. Он держал в кулаке таблетки так долго, что запах впитался в кожу.

– Какие неприятные личности, – задумчиво протянула Кейт. – Он и его жена.

– Да. – Берди улыбнулась. – Похожие притягиваются, не так ли, Кейт? Хотя раньше ты утверждала другое. Возможно, это всего лишь исключение, подтверждающее правило. Однако все хорошо, что хорошо кончается! Ты ведь это хотела сказать, Кейт?

– Ты жалостливая, Берди!

Берди тихо засмеялась.

– А ты обгоревшая, – шутливо ответила она.

Точка кипения

Узнав о происшествии, Джереми начал жалеть о том, что в последние несколько дней не прислушивался к болтовне жены. Но при таком количестве международных звонков, съедающих доллары – хотя и принадлежащие его работодателю, – ему не хотелось терять время и выслушивать сплетни о том, что сказала о Джульетте Ниммо эта ужасная Клаудиа Бад. Его не интересовало, что случилось с Верити Бердвуд, подругой Кейт. Ему просто хотелось убедиться, что дела идут хорошо, а потом переключиться на более важные вещи. Например, подумать о том, как он устал и какая на улице жара, и заполучить от Кейт дозу сочувствия и заинтересованности в нем.

Последнюю неделю в их доме жила Клаудиа, решив воспользоваться отъездом Джереми и оставить своего друга Уолли «вариться в своем соку». Клаудиа надеялась, что в отсутствие ее он поймет, как без нее плохо и одиноко. Кейт искренне сочувствовала подруге и не возражала прожить неделю в ее компании. Клаудиа работала редактором новостей в одном из еженедельных дамских журналов. Чрезвычайно активная, тощая как жердь, накрашенная и разодетая сверх меры, обладающая изрядной долей цинизма, Клаудиа обожала блеск, веселье и сплетни, и посему Кейт находила ее общество невероятно привлекательным. Джереми же воспринимал Клаудиу совсем иначе и, прознав о ее приезде, не на шутку испугался. Ведь вместо того, чтобы осознать свою ошибку, Уолли вполне мог убедиться, сколь чудесна его жизнь без дражайшей половины, и отказаться принять ее назад. И вот тогда Клаудиа будет жить в их гостевой комнате до тех пор, пока на ее горизонте не возникнет новый любовный интерес. Что, учитывая возраст Клаудии, произойдет совсем не так скоро, как хотелось бы.

Джереми испытал огромное облегчение, застав Кейт дома в полном одиночестве. В доме царили тишина и прохлада. Их дочь Зои мирно спала наверху. О недавнем пребывании в доме Клаудии свидетельствовала лишь огромная ваза неестественно ярких гладиолусов в углу гостиной, несколько пустых бутылок из-под шампанского «Моэт» на кухне и удушающий аромат ее духов, пропитавший, казалось, все подушки и занавески.

– Так когда же уехала Клаудиа? – как бы между прочим поинтересовался Джереми, когда они с Кейт устроились на кухне, чтобы выпить по чашечке чая.

– Утром. Она знала, что ты возвращаешься сегодня. Я предложила ей остаться, но она отказалась. Клаудии кажется, что ты ее недолюбливаешь, – с укором заметила Кейт.

– Интересно, почему ей так кажется? Она вернулась к бедняге Уолли?

– Не знаю, а почему ты называешь его беднягой, Джереми? Ведь ты и понятия не имеешь, что ей пришлось пережить. Но, как бы то ни было, да, она вернулась к нему.

– Готов биться об заклад, смерть ее порадовала. Наверняка бегала вокруг, причитала? Организовывала интервью с близкими родственниками и возлюбленной покойного? Выискивала фотографии, на которых он был изображен в «счастливые дни его жизни»? О, она ведет весьма насыщенную жизнь, наша Клаудиа.

Кейт неодобрительно посмотрела на мужа.

– Не стоит язвить, Джереми. Клаудиа настоящий профессионал своего дела. Даже Берди это поняла. Она отзывалась о Клаудии примерно так же, как и ты, но знаешь, что случилось сегодня?

– Не знаю и знать не хочу! Если не считать Клаудии, меньше всего меня интересует Верити Бердвуд и ее мнение.

– Берди заезжала несколько раз, пока Клаудиа гостила у нас, и в конце концов весьма ею заинтересовалась, – высокомерно заявила Кейт. – Она, по крайней мере, способна проявить внимание и забыть о собственных предубеждениях, когда речь идет о людях.

– Понятно. Ну и что же думает о самоубийстве наша проницательная Бердвуд? Ведь ее всегда интересовала смерть, не так ли? Стало быть, у них с Клаудией все-таки нашлись точки соприкосновения. Я вижу, мое отсутствие обернулось для вас настоящим раем. Вся эта уютная девчачья болтовня. Гламур и смерть рука об руку. Что может быть чудеснее?

Кейт лучезарно улыбнулась.

– Ты был вдали от цивилизации слишком долго, – сочувственно произнесла она. – Печально наблюдать, как это притупляет инстинкты. Ты и понятия не имеешь, что здесь происходило в твое отсутствие. Настоящая драма. Страсть, предательство и… загадки.

– И что все это означает?

– Я расскажу, когда перестанешь придираться к моим друзьям.

– Хорошо. Уже перестал. А теперь рассказывай.

– Только с самого начала, иначе ты ничего не поймешь. Ладно?

– Ладно-ладно. Я весь внимание.

– Итак, – начала Кейт. – Можешь себе представить, как взволновал Клаудиу приезд Джульетты Ниммо? Ну, возбуждение перед охотой и все такое…

– Курам на смех! Эта глупая красотка…

– Интересна людям, Джереми. Это же классическая история про провинциальную девушку, добившуюся успеха. Два сенсационных фильма и возвращение в родные пенаты в рамках рекламной кампании о третьем кино рука об руку со звездой мирового масштаба Полом Фрером.

– Я думал, у нее роман с другим, менее известным актером.

– Клаудиа говорит, что это всего лишь пиар. Холкин Спайерс и Джульетта знакомы целую вечность. Поговаривают, что он без памяти в нее влюблен. Однако всем известно, что у нее роман с Полом Фрером.

– Но ведь он на четверть века старше ее. Похотливый старикашка, не пропускающий ни одной юной прелестницы.

– Да, но они вместе уже целый год. С тех самых пор, как снялись в «Последней сонате». Клаудиа утверждает, будто они безумно влюблены. Иначе зачем ему приезжать сюда вместе с ней? Ведь он не снимался в «Точке кипения». И тем не менее эти двое старательно делают вид, будто они всего лишь добрые друзья. Ничего другого о них никто никогда не слышал.

– Она прямо-таки висла на нем в аэропорту. Я видел репортаж о прибытии. В Калгурли, как ты знаешь, тоже есть телевидение. Выглядела она, на мой взгляд, ужасно.

– Клаудиа говорит, она сильно измотана. Измучена и невероятно взвинчена. Сделала себе новые нос и зубы. Да и вообще изменила облик. Клаудиа утверждает, что раньше Джульетта была свежей и очаровательней. Пока она не уехала, Клаудиа не раз брала у нее интервью для журнала «О ней». Однако после того, как Джульетта стала звездой, случилось неизбежное. Клаудии не удалось заполучить ничего эксклюзивного. Поэтому она рвала и метала, готовая поверить в то, что агент Джульетты ее обманул, продав эксклюзив сопернику – журналу «Она». Но, очевидно, этого не произошло. Джульетта приехала сюда на премьеру «Точки кипения» и перед началом официальных мероприятий намеревалась отдохнуть пару недель от интервью и встреч. Она объявила, что собирается провести время с семьей, с младшей сестрой Александрой, по которой очень скучает, и любимым отцом. А еще она хотела показать Полу свою прекрасную страну, которая – надеюсь, ты понимаешь это? – так похожа на Америку двадцатилетней давности. В Лос-Анджелесе все так говорят. Ей просто хотелось отдохнуть и побыть в одиночестве. – Кейт закатила глаза, и Джереми улыбнулся.

Он ощущал умиротворение и едва не задремал над чашкой чаю за кухонным столом. Калгурли казался таким далеким. Джереми налил себе еще чая.

– Конечно же «Она» и «О ней» ее поняли и проявили уважение, – сухо протянул он, – опубликовав в своем следующем издании снимки из аэропорта и несколько кадров из последнего фильма, а потом оставили влюбленных в покое. Или я ошибаюсь?

– Да все не так. Они преследовали Джульетту и Пола… словом, все без исключения фотографы Сиднея устроили на них охоту. И не только те, что сотрудничали с вышеупомянутыми журналами. Влюбленная парочка остановилась в «Империале». Пол и Джульетта пытались выскользнуть оттуда незамеченными, но не тут-то было. Одна только Клаудиа наняла людей, чтобы те круглосуточно дежурили в отеле и возле него, пообещав за фотографии огромные деньги. Особенно за те, каких не окажется ни у кого другого. Однако ее шпионы постоянно сталкивались с репортерами из журнала «Она», поскольку те тоже неотступно следовали за влюбленными голубками по всему городу. Куда бы они ни отправились, за ними тащилась толпа репортеров. Я даже спросила у Клаудии: «Но если Джульетта хотела покоя, почему она остановилась в «Империале»? Почему бы им не приехать в Австралию тайно, назвавшись, к примеру, мистер и миссис Смит, и остановиться в тихом безлюдном месте?» Но при разговоре присутствовала Берди. Она сидела, делая вид, что ей скучно и все эти сплетни совершенно неинтересны. Однако когда я задала вопрос, она самодовольно улыбнулась и произнесла: «Никто бы не стал действовать, как Джульетта Ниммо, если только не желал, чтобы его фотографировали и преследовали». А еще она заявила, что все это отлично спланированная пиар-акция, а прессой, как всегда, манипулируют. Клаудиа, уже успевшая составить о Берди мнение, сначала не совсем правильно ее поняла, но потом немного подумала, сладко улыбнулась в ответ и, заговорив, словно перед ней сидел несмышленный ребенок, заявила, что все и так знают, чего хочет эта парочка. «Это игра, правила которой мы все принимаем, дорогуша, – обратилась она к Берди. – Она использует нас, а мы используем ее. И в итоге каждый получает что хочет». Ах, как жаль, что ты не видел лица Берди! Клаудиа расхохоталась: «О, знаю. Все это ужасно пошло, дорогуша. Но что поделаешь! Это игра, но если хотите знать, на этот раз победу одержала моя команда!» Берди продолжала сидеть с кислой миной на лице. К тому времени Клаудиа уже выпила изрядное количество шампанского и была очень возбуждена. Она схватила Берди за руку. «Вообще-то я не должна вам такое показывать, – заговорила она, – но завтра это все равно появится в журнале. Я так счастлива!» Она сунула руку в сумку, вытащила оттуда журнал и бросила его на кофейный столик. «Как вам это!» – выкрикнула Клаудиа, точно перевозбудившийся боулер на международном турнире. Она сияла от радости и смотрела на нас с Берди так, словно ожидала, что мы начнем пускать пузыри от счастья. Но ты же знаешь эти обложки. Все они для меня одинаковы. К тому же столь пестры, что трудно сосредоточиться и разглядеть, что именно на них изображено. Однако в самом центре этой обложки располагалась довольно расплывчатая фотография, на которой были изображены страстные объятия влюбленной парочки. Мужчина и женщина сидели возле бассейна, и на последней были надеты лишь крошечные трусики, а может, и вовсе стринги. Яркий заголовок над фотографией гласил: «Джульетта и Пол. Их пылкая страсть! Подробности внутри журнала!» Берди даже сняла очки и потерла глаза, как если бы они вдруг заболели. Клаудиа же подпрыгивала от возбуждения и широко улыбалась. «Тираж разлетится за несколько минут!» – громко закричала она, разбудив Зои. Внутри было еще несколько фотографий. Многие из них весьма пикантны, а остальные вполне пристойные. Джульетта со своими любимым отцом и сестрой в аэропорту. Они с Александрой специально сфотографировались рядом, чтобы было заметно не только их необыкновенное сходство, но и налет звездности во всем облике Джульетты. А вот Джульетта и Пол, смешавшиеся с толпой беззаботных гуляющих на набережной; они же в парке или садятся на заднее сиденье лимузина; покупают фрукты на рынке. Полностью одетые и благоразумные, почти не касающиеся друг друга, пытающиеся «замаскироваться», надев простые джинсы, футболки, шляпы и солнцезащитные очки, разгуливают по округе в удобных кроссовках и, судя по всему, прекрасно сознающие, что за ними наблюдают. «Итак, первый раунд они выиграли, – сказала Клаудиа. – У всех были одинаковые снимки, и я впала в депрессию! Фрэнк Ниммо, папаша нашей звезды, говорить не захотел. Старик консервативен до мозга костей, и я надеялась, что он начнет публично осуждать Пола Фрера. Но не тут-то было. Очаровашка Александра Ниммо, ужасно уставшая от вопросов типа «каково это быть сестрой такой известной актрисы?», тоже залегла на дно. У меня не было ничего! Но потом, буквально в последнюю секунду… – Клаудиа повернулась к журналу и любовно провела ладонью по чувственной фотографии на обложке, как мать гладит по головке своего малыша. – Мы как раз собирались печатать обложку, когда нам подвернулась эта фотография. Я не верила собственным глазам! Ведь такой больше ни у кого нет. Никому не удалось запечатлеть что-то подобное. Эта безумная дрянь Кристиан Флауэр проникла в отель с фотоаппаратом в сумочке. Она бродила там всю ночь, скрываясь от охранников, вынюхивая, высматривая, и уже почти отчаялась. Но потом решила спуститься к бассейну, чтобы искупаться и немного взбодриться. И можете себе представить? По невероятному стечению обстоятельств наши влюбленные плескались в том же бассейне! Кристиан удалось сделать кучу снимков из-за плетеной ширмы. Пол и Джульетта ничего не заподозрили. Вот что значит настоящий профессионал! О, «Она» будет в ярости!» Тут Берди заметила, что Джульетта тоже наверняка ужасно разозлится. Однако Клаудиа возразила, что Джульетта тоже знаток этого дела и понимает правила игры. Я тогда подумала, что, даже будучи профессионалом, мне бы совсем не понравилась такая фотография во всю обложку национального журнала. Снимки, помещенные внутри журнала, были совсем иного характера. На них изображены «просто друзья», как они сами себя называли – добрые друзья, такие славные и естественные. Замечательная пара. Он высокий, сильный и знаменитый, с тщательно уложенными седыми волосами. А она – такая юная и хрупкая подле него, едва касающаяся кудрявыми темными волосами ямочки на подбородке своего спутника. На этих фотографиях Джульетта выглядела такой неиспорченной, красивой, привлекающей взоры…

– Кейт, ты слишком много времени проводишь с Клаудией, – заметил Джереми. – И становишься такой же циничной, как она.

– Нет, подобной ей не сыщешь на всем белом свете! Разве что Берди составляет исключение. Она внимательно изучила обложку, а потом, словно сова, посмотрела на Клаудиу сквозь толстые стекла своих очков и произнесла тихим мягким голосом: «Какая сила чувств, не правда ли? Но если они так влюблены друг в друга и встречаются уже на протяжении целого года, не странно ли выглядит проявление отчужденности на публике? Возможно ли так тщательно скрывать истинные чувства?» Берди переключила внимание на остальные фотографии. Забавно было наблюдать, как заинтересованно она разглядывала то, что всегда считала таким пошлым. Однако Клаудии было совсем не весело. Ведь она воспринимала происходящее, словно решался вопрос жизни или смерти. Она с серьезным видом кивнула и заявила, что подобное поведение действительно может показаться странным, но ведь они актеры. Под пристальными взглядами репортеров играли определенную роль. И все менялось, когда они оказывались наедине… или думали, что рядом никого нет. В этой поездке им пришлось очень нелегко. Они немного расслабились в последние несколько дней. Да и то не в полной мере. Она указала на серию снимков, сделанных на рынке. «Это последнее, что мы успели снять перед публикацией номера, – сказала Клаудиа. – На тот момент они находились в Австралии уже пять дней. Я собиралась поместить на обложку один из этих снимков. Видите, здесь он смотрит на нее более пристально, а рука, по-видимому, лежит на талии Джульетты. Этого не видно из-за ее куртки, да и снимок маленький, но все же…» Мы с Берди, прищурившись, посмотрели на фотографию. Ничего необычного во взгляде Пола я не увидела, да и его рука могла находиться где угодно. Просто Клаудиа демонстрировала этот снимок, словно утопающий, хватающийся за соломинку. Берди пожала плечами. «Может, и так, – произнесла она. – Но я не вижу причин для такой осмотрительности. К чему весь этот спектакль? И почему здесь они прячутся больше, нежели в Америке?» Во взгляде Клаудии снова отразилось превосходство. «У Джульетты имидж непорочно-чистой девушки, а не сексуальной красотки, – терпеливо пояснила она. – Она свежа и не испорчена, помните? В наши дни это выглядит немного смехотворно, но все же. А еще она приехала домой. И должна принимать во внимание чувства семьи. Ее отец действительно настоящий пуританин. А у Пола Фрера репутация неисправимого бабника. Им необходимо проявлять осторожность. Кроме того, для раскрутки фильма пиарщики старательно пытаются создать видимость любовного треугольника, из Джульетты, Пола и Холкина Спайерса». – «Тогда почему ты не фотографировала его? – спросила я. – Ведь он тоже популярен, не так ли?» Клаудиа ответила, что он исчез из поля зрения сразу после прилета. Он не поехал домой и не был замечен ни в одном из отелей города. Говорят, его видели с какой-то девушкой в Палм-Бич. Однако репортеры его там не обнаружили. По словам Клаудии, он действительно влюблен в Джульетту и именно поэтому не желает участвовать в пиар-компании. «Печально, – произнесла она. – Ведь он очень приятный парень. А Джульетта сошла с ума. На ее месте я, не задумываясь, бросила бы ради него этого потасканного Фрера». – «Потасканного?! – воскликнула я. – Да он великолепен!» Берди конечно же застонала, а Клаудиа лишь закатила глаза. «Ты не лучше Джульетты. Он запудрил ей мозги. В этом я не сомневаюсь. Впрочем, она совсем еще ребенок, но скоро поймет, что к чему. Так бывает всегда».

– Кейт, – мягко произнес Джереми. – Я вполне могу обойтись без философских высказываний уставшей от жизни Клаудии. Скажи, эта глупая история чем-нибудь закончилась?

– Конечно. Ты только послушай. На следующий день, то есть вчера, детище Клаудии увидело свет. Она была на седьмом небе. Номер разлетался точно горячие пирожки. Газеты и журналы в Штатах и Англии буквально дрались за право опубликовать на своих страницах скандальное фото у бассейна. Все только о нем и говорили. Однако никто не знал, что обо всем этом думает Джульетта. Она целый день пряталась в отеле, как и Пол Фрер, и вся киношная братия вместе с Холкином Спайерсом. Так что никто не мог узнать его отношение к происходящему. Семья Джульетты хранила молчание. Премьера «Точки кипения» состоялась вчера вечером. Клаудиа отправилась туда. Узнав, что я осталась одна, Берди зашла в гости, и мы вместе записали вечерние новости на случай, если в них промелькнет Клаудиа. Событие обставили с невероятным шиком. Однако улыбки на лицах присутствующих показались мне слишком уж натянутыми. Холкин Спайерс едва сдерживал гнев. Думаю, ему не слишком приятно было получить свидетельство романа между Полом и Джульеттой. Отец и сестра последней вообще не явились на премьеру. Джульетта выглядела сногсшибательно в белоснежном кружевном платье, белых чулках и туфельках на высоких каблуках с открытым мысом, еще раз подтверждая свое амплуа инженю. И все же при взгляде на нее – такую очаровательную и непорочную, благопристойно сжимающую руку Пола Фрера, словно он был ее любимым дядей, легонько касающуюся его подбородка своими локонами и улыбающуюся зрителям, на ум невольно приходила чувственная фотография с обложки журнала «О ней». Да, это фото сильно испортило имидж Джульетты. Конечно же, она знала об этом, как и Пол, и все остальные. Так что эффект был поразительным. Новости закончились, и я остановила запись. Однако, обернувшись, увидела, что Берди широко улыбается. Когда же я поинтересовалась, что ее так развеселило, она лишь рассмеялась в ответ. Потом Берди заявила, что, как она и подозревала, Клаудиа ужасно испорченная и напрасно считает, будто все знает. Только на самом деле это совсем не так. «Что ж, возможно, она, по ее словам, и выиграла, поместив на обложку журнала пошлую фотографию. Но в остальном ее обвели вокруг пальца. Только посмотри! Это же проще пареной репы. Ну и потеха!» Я, конечно же, спросила, что она имеет в виду. Берди самодовольно предложила еще раз просмотреть записанный материал. Только на этот раз я должна была наблюдать очень внимательно и подумать о том, что увидела. Я смотрела очень внимательно, но так и не поняла, что имеет в виду Берди. Сначала она не хотела мне говорить, но потом сдалась, хотя и взяла с меня слово, что я ничего не расскажу Клаудии. Берди хотела сделать это сама, но лишь после того, как получит неопровержимые доказательства. А для этого придется ждать до утра. Она вновь взяла в руки последний выпуск журнала «О ней» и принялась рассматривать фотографии: Джульетта в аэропорту с семьей, Джульетта и Пол играют в прятки с прессой на фоне живописных окрестностей и тому подобные. «Посмотри, глупая, – произнесла Берди. – Неужели ты не видишь, насколько все это странно? Все вокруг должны были поверить в то, что эти двое разгуливают по округе, почти не дотрагиваясь друг до друга, позволяют себя фотографировать за вполне безобидными занятиями. И так целую неделю. Ради чего, скажите на милость? Почему они не позволяют себе никаких прикосновений? Почему не поехали в какое-нибудь уединенное место? Ведь еще в аэропорту Джульетта Ниммо заявила, что хочет покоя». Я открыла рот, чтобы ответить, но Берди протестующе подняла руку. «Не стоит повторять мне весь этот бред, сказанный Клаудией, – произнесла она. – Твоя подруга слишком цинична. Причем себе в ущерб. Эта красотка обвела ее вокруг пальца. А теперь перемотай пленку на начало и смотри внимательно!» Она указала на фото Джульетты и Пола на рынке, а потом ткнула пальцем в экран. «Видишь разницу?» – спросила она. Я ответила, что никакой разницы не вижу, разве что одежда другая. И на фото, и на экране влюбленные улыбались, хотя их предназначенные для камеры улыбки выглядели неестественно. И там, и там Джульетта слегка повернулась к Полу, едва касаясь макушкой его подбородка. Но наконец я увидела. Разница совсем не бросалась в глаза, но она имелась. На рынке Джульетта была в кроссовках, а на премьеру фильма она надела изящные туфельки на очень высоких каблуках. И все же ее рост в обоих случаях был одинаковым! Берди указала на самую первую фотографию в журнале, на которой были изображены улыбающиеся в камеру Джульетта, Александра и Фрэнк Ниммо. Как я заметила раньше, Александра Ниммо была очень похожа на свою сестру. Конечно, не так красива и не настолько изящна, но черты лица те же. Идеальный двойник своей звездной сестры для прессы. Стало ясно, что произошло. Пол и семья Джульетты устроили для нее неделю спокойствия, о которой она так мечтала. Александра взяла недельный отпуск, переехала в шикарный номер сестры в «Империале» и полностью ее заменила. В одиночку провернуть подобное ей не удалось бы. Но Пол подыграл, и все поверили в фарс. Эти двое водили прессу за нос, в то время как Джульетта легла на дно и наслаждалась покоем. «Неудивительно, что они вели себя столь осторожно. – Берди широко улыбнулась, довольная собой. – Ведь они едва знакомы». – «Должно быть, Александра чувствовала себя довольно странно, – предположила я. – Проживание в «Империале», лимузины, великолепная еда, один из известнейших актеров в качестве эскорта, а потом возвращение в пригород к старому доброму отцу, когда отдохнувшая и посвежевшая сестра вновь решила занять по праву принадлежащее ей место». Берди же ответила, что на месте Александры любой здравомыслящий человек испытал бы облегчение, но ведь люди разные. Только тогда я вдруг представила, как побагровеет от гнева и досады Клаудиа, узнав правду, и порадовалась, что пообещала ничего ей не рассказывать. Она будет просто раздавлена при мысли о том, что ее так лихо провели. Берди вновь взяла с меня обещание молчать и отправилась домой, продолжая посмеиваться. Я же пошла спать, не в силах смотреть Клаудии в глаза, когда та вернется. Наутро моя подруга упорхнула из дома с первыми лучами солнца, счастливая точно жаворонок, хотя и мучающаяся от похмелья. Однако уже в половине десятого она позвонила мне с работы с новостями. Пола Фрера обнаружили мертвым в собственном номере отеля «Империал» – самоубийство. Клаудиа пребывала в ужасном состоянии. Ведь уже несколько газет ждали от нее комментариев. Неужели пиар-кампания и проблемы со скандальной фотографией на обложке журнала заставили известного актера переступить черту? Клаудиа без конца повторяла, что это просто нелепо, однако другого объяснения ужасному поступку Пола Фрера попросту не находилось. Ну с какой стати ему себя убивать? Да, он немного нервничал в последние несколько дней. Но ведь до этого все было в порядке и не существовало никаких видимых причин для сведения счетов с жизнью. К тому же он почти не пил, и все вокруг это заметили. Последний фильм с его участием имел грандиозный успех. Рядом была прекрасная молодая Джульетта. И все же он решил покончить с собой. Пол добавил в напиток лошадиную дозу наркотика. Не в спиртное, нет. В какой-то китайский травяной отвар, который он всегда принимал перед сном. До сего момента факт употребления Полом целебного напитка держался в строжайшем секрете. Клаудиа с присущим ей цинизмом предположила, что таким образом Пол старался поддерживать свою мужскую силу. Даже в сложившихся обстоятельствах она не могла не строить скабрезных догадок. Спустя полчаса она позвонила мне снова. К ней заезжала Берди, наверняка с недобрыми намерениями. Но случилось так, что ее визит дал совершенно противоположный результат. Клаудиа была на седьмом небе. Кое о чем я прошлой ночью совершенно не подумала. Если Джульетта не жила в снятом для нее номере «Империала», то где она все это время находилась? Клаудиа заявила, что знает, где именно, и готова была, если понадобится, подкупить весь обслуживающий персонал Палм-Бич. И вот тогда всем станет понятна причина необъяснимой печали Пола Фрера в последнюю неделю и последовавшего за этим самоубийства. «Дорогуша, эта твоя Берди просто чудо!» – взвизгнула Клаудиа, прежде чем отсоединиться от связи. Не сдержавшись, я рассмеялась. Бедная Берди. Она будет вне себя от гнева.

Джереми улыбнулся.

– Ей это только на пользу, – произнес он. – Разве я не говорил, что Ниммо – глупая красотка?

– Она обманула всех. А посему не так уж она и глупа.

– Не слишком привлекательным выглядит ее поступок в свете последних событий. Бедняга Фрер оказал ей неоценимую услугу, а она изменила ему при первой же возможности. Отлично, а? – Джереми зевнул.

Кейт поднялась со своего места и принялась убирать со стола.

– Да уж. Шоу-бизнес! Идем спать. Ты, должно быть, устал.

Однако в этот момент кто-то позвонил в дверь, и Джереми со стоном пошел открывать.

На пороге выжидательно стояла Берди. Линзы ее очков поблескивали в свете уличных фонарей.

– Добрый день. Вот, проходила мимо. Дай, думаю, зайду, – бесстрастно заявила она хозяину дома и направилась в холл.

– Уже десять часов, Берди, – заметил Джереми. – Давно уже не день, а скорее ночь.

– Я подумала, Кейт захочет услышать окончание разыгравшейся здесь драмы. Она тебе рассказала?

– Да, сообщила, что ты пыталась сбить Клаудиу с толку, а в итоге лишь помогла ей, – съязвил Джереми.

Однако Берди и бровью не повела. Она прошла прямо на кухню.

– Как насчет чашечки чаю для старой землеройки? – спросила она у ошеломленной Кейт. – А потом я расскажу вам, как мы с Клаудией разоблачили убийцу.

– Что?!

– То, что слышала. Белого вина?

Кейт, не произнося ни слова, налила в бокалы вино. Берди удовлетворенно сделала глоток.

– Вкусно, – одобрительно кивнула она.

Джереми не выдержал.

– Хорошо, Бердвуд, – произнес он. – Я устал. Выкладывай. Немедленно.

Берди улыбнулась.

– Я позвонила Дэну Тоби и рассказала ему, что на протяжении целой недели Александра Ниммо играла роль Джульетты. Я также сообщила ему, что, по словам Клаудии, Джульетта воспользовалась представившейся возможностью, дабы провести время с Холкином Спайерсом. После этого она вернулась в «Империал», где состоялось ее страстное воссоединение с Фрером. Только вот через пару дней Джульетта вдруг поняла, что предпочитает молодого горячего Холкина, и объявила Фреру о разрыве. Вот вам и мотив для самоубийства. Очень изящно. Тоби же возразил, что все это замечательно, однако существует проблема. В полиции уверены, что произошло убийство. Напиток, что принимал перед сном Фрер, обладал отвратительным вкусом. Его натуропат из Штатов сообщил, что Фреру он ужасно не нравился. Так почему же он добавил яд именно в него, а не в кофе или вино, которые имелись в номере? А еще Фрер совсем не употреблял ни лекарств, ни наркотиков, ни успокоительных. На бутылке, найденной в буфете, его отпечатков не обнаружено. Ее тщательно вытерли. Кто-то, у кого имелся доступ в его номер, подсыпал яд в напиток.

– Но с какой стати Джульетте его убивать?! – воскликнула Кейт. – Она могла бросить его ради Спайерса в любой момент.

– Перестань строить догадки. Конечно, могла. Но имелись и другие варианты. Номер Фрера был доступен для многих людей, поскольку он был соединен с номером Джульетты. А что, если она вовсе не собиралась бросать Пола Фрера, в которого, казалось, была искренне влюблена, ради Спайерса? Последний вполне мог взять дело в свои руки, взбешенный фотографией на обложке журнала. Да и папаша Ниммо был в равной степени взбешен скандальным снимком и решил стереть с лица земли совратителя своей невинной доченьки? Что, если Александра Ниммо…

– Устала играть вторую скрипку, – протянула Кейт, – и решила отобрать у сестры единственное, что она любила больше всего. Опять же эта фотография… Только представь, каково это – уехать из «Империала», лишиться Пола Фрера, роскоши и блеска… Это все равно что быть изгнанной из рая. Поэтому когда она увидела эту фотографию… Сестру, обладающую всем, чего не было у нее самой. Этот снимок…

Берди улыбнулась.

– О да, ты права. Из-за этого снимка возникали проблемы у Фрера, Джульетты, Александры, Холкина Спайерса и Фрэнка Ниммо. Поскольку все они были посвящены в тайну исчезновения Джульетты на целую неделю. Все они знали, что рядом с Фрером фотографировали Александру все время: в лимузине, на причале, на рынке… и, наконец, у бассейна накануне возвращения Джульетты.

– Да ты что!

Кивнув, Берди потянулась.

– Все становится ясно как день, если внимательно изучить все сделанные возле бассейна снимки, – произнесла она. – Они теперь есть и у Тоби. Убийцу выдал рост. Хотя нестыковку можно было увидеть и на увеличенном снимке с обложки журнала «О ней». Сестры очень похожи, и на расстоянии одна вполне сойдет за другую, тем более что люди, как правило, видят то, что ожидают увидеть. Фотограф у бассейна выслеживал ту же самую пару, что и остальные, на протяжении почти целой недели, так что никто ничего не заподозрил. Но ведь на всех фотографиях снята Александра. Поверьте мне. Она уже призналась в этом Тоби, и недостающие звенья цепи оказались на месте. Александра сообщила, что, проводя столько времени вместе, они с Полом полюбили друг друга. Он говорил, что она так же свежа, очаровательна и красива, как и была Джульетта до того, как ее подмял под себя Голливуд. Пол собирался бросить Джульетту ради сестры. По его словам, он наконец-то обрел настоящую любовь.

– Он говорил так много раз, – насмешливо заметила Кейт. – С момента последнего развода его отношения с женщинами продолжались не больше года. Джульетта, казалось, была исключением. По крайней мере, до этого времени.

– Верно. По словам Александры, они собирались рассказать все Джульетте, как только наступит подходящий момент. Когда та вернулась из санатория, где была совершенно одна, они сделали вид, будто ничего не произошло. Они ведь не догадывались, что их сфотографировали. А узнали об этом лишь вчера, увидев снимок на обложке журнала. Влюбленных охватила паника. Джульетта тоже увидела фото. Прямо перед тем, как отправиться на премьеру «Точки кипения». Она… рвала и метала, так сказала Александра. Фрер думал, что сможет все уладить. Но, судя по всему, она его опередила.

– Она его убила!

– Похоже на то. Лекарство, которым он был отравлен, прописали Джульетте. Тоби сейчас разговаривает с ней. Если она умна и будет держать рот за зубами, ей, возможно, удастся выйти сухой из воды. Хотя я в этом не уверена.

– Как Александра?

– Раздавлена. Считает, что жизнь кончилась. Но она оправится, ведь совсем еще ребенок. И без Пола Фрера ей будет лучше. Возможно, она со временем поймет это. Да и знакомы они были всего неделю.

– В шоу-бизнесе неделя значит довольно много, – грустно произнесла Кейт.

– В издательском деле, очевидно, тоже, – улыбнулась Берди. – Я оставила Клаудиу, когда она рвала на мелкие клочки обложку следующего номера журнала и готовила язвительную статью, адресованную позволившим себя одурачить конкурентам.

– Но ведь она тоже осталась в дураках!

– Это верно. Но ваша Клаудиа ловкая особа! Знаете, что она предложила мне работу?

Кейт и Джереми переглянулись.

– Захлопни за собой дверь, Берди, – сказала Кейт. – Мы идем спать.

Они оставили ее на кухне, наливающей в бокал вино. Когда хозяева дома скрылись за дверью, она положила ноги на стол, закурила и взяла в руки журнал «О ней». Открыв его на середине, Берди начала с рубрики «Звезды».

Убийство в Раби

– И зачем вам тащиться в такую даль, дорогуша? Говорю вам, ничего вы от Тэда Слоуна не добьетесь. Он всегда был ужасно нелюдимым. Про чертову засуху он расскажет вам не больше, чем остальная сотня жителей Раби. Вы можете просидеть целый день здесь, в пабе, и местные завсегдатаи расскажут вам столько, что хватит на двадцать телевизионных шоу. – Мужчина за барной стойкой покачал головой и подвинул стакан пива сидящей перед ним маленькой женщине.

Верити Бердвуд задумчиво посмотрела на бармена. Стекла ее очков вспыхнули, когда на них упал луч света.

– Мне нужно взять интервью у человека, готового выбросить белый флаг, – пояснила она. – Мне сказали, Тэд Слоун собирается покинуть эти места и уже продал почти все, что у него было.

– Да, но… – Владелец отеля замялся. – Делайте что хотите, мисс Бердвуд… э… Берди, но Слоуны никогда не любили людей. Старый Сирил Слоун был скверным человеком, если хотите знать, и Тэд наверняка не лучше. Хотя я его уже сто лет не видал. Будьте осторожнее. Вот все, что я хочу сказать. – Он внимательно посмотрел на стакан, который старательно протирал чистым полотенцем. – Ширли Перкинс живет в тех краях. Возможно, она вас подвезет.

– Спасибо вам за помощь, Фрэд. И не волнуйтесь, – с улыбкой сказала Берди. – Я просто съезжу на Красный холм и побеседую с ним. Говорите, он не отвечает на звонки? Так я заявлюсь к нему без предупреждения. Прогонит прочь, уеду. В конце концов, это моя работа. Понимаете?

Бармен отвернулся и принялся расставлять стаканы.

– Понимаю, – обратился он скорее к себе самому, нежели к постоялице отеля. – Но будьте осторожны.

Берди раскачивалась из стороны в сторону на неудобном сиденье маленького грузовика. В кабине стояла невыносимая жара. Из-под колес, громыхающих по укатанной дороге из красной глины, поднимались тучи пыли. Расстилающиеся вокруг выжженные поля казались совсем белыми под беспощадным голубым небом. По обочинам дороги тут и там торчали пучки серебристой травы, а редкие деревья, лишенные коры, напоминали белые скелеты. Сидевшие на сухих ветвях вороны взирали на редких путников холодными немигающими глазами.

– Красный холм будет вон там, за тем поворотом слева, – нарушила молчание сидевшая за рулем женщина. Ее пухлые, покрытые веснушками руки лоснились от пота, а кричащий цветочный рисунок на платье из полиэстера линял, и на теле оставались отметины.

– Вы очень любезны, миссис Перкинс, – произнесла Берди.

– Не стоит благодарности, дорогая. Это ведь по дороге, – отмахнулась Ширли. – Но я не останусь. Не люблю это место. И незнакома с Тэдом Слоуном, точнее, я не видела его с тех пор, как он был мальчишкой. Сущее наказание, а не ребенок, да простит меня господь за такие слова. Хотя… – женщина вздохнула, – чего еще ожидать при таком отце?

– Все так говорят, – произнесла Берди, внимательно наблюдая за Ширли. – Ни у кого не нашлось для этого человека добрых слов. Почему?

– Ну, – миссис Перкинс прищурилась, и ее иссушенное солнцем лицо прорезали мелкие морщинки. – Он из тех людей, что пекутся лишь о собственной выгоде. Ну, вот, например, тридцать пять лет назад он вместе со своим партнером Гарри Лидкомом купил Красный холм. Оба вложили деньги, работали, не щадя сил. И их жены тоже. Энн Лидком, супруга Гарри, была моей доброй подругой. Я, кстати сказать, стала крестной их сынишки Билли. Через некоторое время ферма начала приносить прибыль, но очень скоро Сирилу Слоуну стало мало ее половины, и он решил убрать Гарри с дороги.

Берди с любопытством посмотрела на свою собеседницу.

– Каким образом? – спросила она.

Миссис Перкинс тихо выдохнула сквозь стиснутые зубы.

– Гарри был славным парнем, но слабохарактерным. Так что избавиться от него ничего не стоило. Несколько стопок водки по вечерам. Парочка партий в карты. А наряду с этим – ставки на скачках. И снова водка, и снова ставки. К тому моменту, как Энн обнаружила, что Гарри увяз по самую его глупую шею, долг Сирилу Слоуну составил несколько тысяч и выплатить его не представлялось возможным. Разве что… – Миссис Перкинс покачала головой. – Словом, Сирил, его жена и сын получили ферму, а Гарри, Энн и малыш Билли съехали без долгов, но без гроша в кармане. Настоящее злодейство: намеренное, алчное и хорошо спланированное. – Миссис Перкинс постучала по рулю пухлыми пальцами. – Некоторые люди – настоящие исчадия ада, – произнесла она. – Например, та женщина, из-за которой Эди Сейнт гнила в тюрьме за убийство, которого не совершала! А взгляните на… как там, бишь, его… Берка, который…

– А что сталось с Лидкомами? – резко оборвала свою собеседницу Берди.

Миссис Перкинс, посмотрев на дорогу перед собой, ответила:

– После этого я лишь дважды получала весточку от Энн. Сначала они переехали в Сидней, но она не оставила адреса. Ее муж нашел там работу. А во второй раз Энн написала, что Гарри умер. Покончил с собой. – Простое маловыразительное лицо миссис Перкинс исказилось от гнева. – По ее мнению, его убил Сирил Слоун. И, если хотите знать мое мнение, она права. Что бы ни случилось со стариком полгода назад, он это заслужил.

– У него случился удар, разве нет? – тихо спросила Берди.

– Так говорят, – холодно ответила миссис Перкинс. – Его травмировал наемный рабочий. Сирил не мог двигаться и говорить на протяжении четырех месяцев. В конце концов его сердце не выдержало, и он умер. Наверное, вы считаете меня бессердечной старой брюзгой, – она с вызовом посмотрела на Берди. – Но когда я думаю об Энн и о том, что ей довелось пережить, я не могу найти в своем сердце и капли сочувствия к этому старику.

Машина погромыхала дальше, оставляя за собой клубы красной пыли, напоминающей дым от тлеющего костра.

– Послушайте, дорогая, вы уверены, что справитесь? – Положив пухлую руку на открытое окно грузовика, миссис Перкинс прищурилась и посмотрела на увенчанную колючей проволокой калитку с грубо нацарапанной надписью «Частные владения».

– Уверена, миссис Перкинс. Все будет в порядке, – ответила Берди, худенькое заостренное лицо которой под шапкой каштановых волос казалось невероятно бледным под палящими лучами солнца.

Миссис Перкинс дала машине задний ход, а потом огляделась по сторонам.

– Сушь какая, – произнесла она. – Уже два года у нас не было хорошего дождя. Поглядите на эту дамбу. Неудивительно, что ему пришлось избавиться от скота.

Берди посмотрела в указанном направлении и увидела красно-коричневую стену земли, у подножия которой протекал маленький ручей, поблескивающий в лучах солнца маслянистой поверхностью. Над грузовиком с шумом пролетело несколько ворон.

– Что ж, тогда до свидания. – Миссис Перкинс развернула машину, при этом колеса почти бесшумно катились по мягкой пыльной земле.

Берди помахала на прощание рукой, когда грузовик взлетел на холм в облаке пыли, еще долго висевшей в воздухе. После этого она подняла с земли сумку, камеру и устало направилась к дому, безмолвно смотрящему на нее своими окнами.

Берди припомнила свою встречу с Дэном Тоби за день до отъезда в Раби. Перегнувшись через заваленный бумагами стол в шумном полицейском участке Сиднея, он произнес своим тихим низким голосом:

– Когда будешь там, изыщи возможность заехать на Красный холм. Прошло уже шесть месяцев, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки. По словам сына, Тэда Слоуна, в один прекрасный день на пороге их дома объявился тип по имени Сид Гоулдс. Он искал работу. Слоун утверждал, что оставил незнакомца с отцом, а сам ушел по делам. Когда же сын вернулся спустя полтора часа, старик лежал на кухне без сознания, а Гоулдс исчез, прихватив с собой наличность и кое-какие украшения, принадлежавшие матери Тэда. Тэд позвонил в город и попросил о помощи, потому что старика хватил удар. Следов Гоулдса не обнаружили ни тогда, ни теперь. Кстати, человек с таким именем тоже нигде не значится. Никто не видел, как он прибыл в Раби и как уезжал. – Тоби покачал головой. – Вопрос в том, Берди, действительно ли негодяй по имени Сид Гоулдс едва не убил старика из-за нескольких долларов и затем исчез в неизвестном направлении. Или же это всего лишь выдумка. Если верить молве, в последнее время отец и сын не были так уж дружны. Однако о них мало что известно. Они живут весьма уединенно на своей ферме Красный холм. Мать Тэда умерла пятнадцать или шестнадцать лет назад. Сразу после этого он переехал в город, а вернулся на ферму лишь пару лет назад. Отец и сын ни с кем не общались. Один раз в месяц старик закупал в городе еду, бензин и все необходимое. Лишь однажды он упомянул о сыне после его возвращения. Сказал, что тот так же безнадежен, как и прежде, и только ждет, чтобы завладеть Красным холмом после смерти отца. После этих слов старик улыбнулся и добавил, что ждать парню придется очень долго. – Дэн Тоби замолчал, посмотрел на маленькую женщину, сидевшую напротив него на жестком стуле и добавил: – Очевидно, он ошибся.

Лениво залаяла собака, когда Берди двинулась по засохшему саду к дому мимо ржавого бака для воды. Оснащенная москитной сеткой дверь со скрипом отворилась, и в полутемном проеме показалась чья-то фигура.

– Здравствуйте! – громко сказала она. – Мистер Слоун, не так ли?

Дверь снова заскрипела, и на крыльце возникла высокая смуглая женщина, которую лишь любопытство заставило появиться на свет из темноты дома. Берди поставила сумку на землю.

– Извините, – начала она. – Извините, я вас не разглядела.

– Я – миссис Суини, домработница. Его тут нет, – бесстрастно проговорила женщина. Ее голос оказался очень неприятным и на редкость скрипучим.

– Мне нужно с ним поговорить. Могу я войти в дом и подождать?

Женщина пожала плечами. Ее карие глаза ничего не выражали. Темные волосы были коротко подстрижены и некрасиво обрамляли ее крупное лицо с длинным подбородком и узкими бледными губами. Она отошла в сторону и, придерживая дверь одной рукой, выжидательно посмотрела на гостью. Довольно мрачная личность, подумала Берди. Взяв в руки сумку, она поднялась по ступеням и вошла в дом.

– Вообще-то я думала, мистер Слоун живет один, миссис Суини, – попыталась завести разговор Берди, однако новая знакомая не пожелала его поддержать.

Она молча стояла возле старомодной раковины и, неловко сжимая тупой нож в своих больших покрасневших руках, пыталась чистить картошку.

– Я приехала сюда четыре месяца назад приглядывать за отцом мистера Слоуна, – с безучастным видом проговорила она, не оборачиваясь на гостью. – Его привезли из больницы. Он не разговаривал и не мог себя обслужить.

– Удивительно, что его не оставили в больнице, где за ним осуществлялся бы должный уход, – не подумав, брякнула Берди.

Миссис Суини медленно повернулась и посмотрела на нее безжизненными, глубоко посаженными глазами.

– Я за ним очень хорошо ухаживала, – сказала она. – Не отлынивала от своих обязанностей, если вы намекаете на это.

– О нет… – Берди попыталась исправить совершенную ею ошибку. – Я просто хотела сказать, что большинство сыновей не берут на себя такую ответственность.

Домработница вновь повернулась к раковине.

– За стариком приглядывала я, – произнесла она. – Мистер Слоун проводил с ним не так много времени. Приходил к нему каждый вечер и молча сидел минут пятнадцать. Не дотрагивался до него, не разговаривал, просто смотрел. А потом я укладывала старика спать.

– Это было тяжело?

Миссис Суини вылила из таза мутную воду, вытерла руки о передник, а затем вновь устремила на Берди взгляд своих безжизненных глаз. Так она стояла некоторое время возле раковины – высокая, мужеподобная, безвольно опустившая руки.

– Да. Управляться с ним было нелегко.

В комнате повисла тяжелая тишина.

– Насколько я знаю, старый мистер Слоун умер два месяца назад, – прервала молчание Берди.

– Верно, а я осталась, – произнесла миссис Суини, отвечая на немой вопрос гостьи. – Я буду здесь, пока не продадут ферму. Если такое вообще случится. Кому нужна эта груда пыли?

Снаружи раздались шаги, и дверь распахнулась. На пороге возник изможденный худощавый мужчина с правой рукой, перевязанной грязным бинтом. Собравшись с духом Берди поднялась с места, чтобы рассказать о цели своего визита.

Это оказалось проще, чем она ожидала. Когда первое неудовольствие при виде нежданной гостьи прошло, Тэд Слоун принял как неизбежность ее появление и желание остаться на ночь. Возможно, это было смирение доведенного до отчаяния человека. А может, жители Раби незаслуженно считали его таким же вспыльчивым и жадным, как и его отец. И вот теперь он сидел в душной комнате и смотрел на пустой камин, пока миссис Суини громыхала на кухне тарелками. Тэд вытащил из кармана упаковку табака и принялся скручивать сигарету левой рукой, придерживая перевязанной правой непослушные коричневые крошки.

– Что с вашей рукой? – поинтересовалась Берди.

Мужчина слегка подскочил и крепче прижал перевязанную руку к груди.

– Потянул. В тот самый день, когда… обнаружил отца на кухне без сознания, – пробормотал он в ответ. – Слишком поспешно попытался поднять его или… еще из-за чего-то. – Обгоревшее лицо Тэда, с мелкими прыщиками на носу, лбу и щеках, внезапно покрылось каплями пота.

Берди с любопытством посмотрела на сидящего перед ней мужчину. Он был на грани нервного срыва и едва сдерживался.

– Мистер Слоун, простите, что отвлекаю вас от работы, – тихо произнесла Берди. – Можем поговорить вечером, если хотите.

– Нет, нет, все в порядке, – возразил Тэд, открывая глаза и переводя взгляд на гостью. – Что проку работать? Я проверял изгороди. Но они могут рухнуть, несмотря на все мои усилия. Нет смысла и пытаться что-то улучшить. У этого места больше нет сердца. Ничего не осталось – лишь грязь да вороны.

Они беседовали целый час в полутемной гостиной. О собственности, о засухе, о крушении надежд. Странно, но постепенно Тэд расслабился, словно разговоры о недавней трагедии облегчали сковывающее его нестерпимое напряжение.

– Посмотрели бы вы на это место много лет назад, когда я был ребенком, – говорил тем временем Тэд. – Оно казалось мне раем на земле. Я думал, что буду жить здесь вечно. – Он улыбнулся и перевел взгляд на холодный камин.

– Ваш отец чувствовал то же самое?

– Да. Он бы умер, увидев, в какой упадок пришел наш рай. Я рад, что отец не дожил до этого. – Тэд резко тряхнул головой, прогоняя печальные мысли.

– Видали большую дамбу? – спросила возникшая в дверном проеме похожая на привидение миссис Суини. – Вчера она обмелела еще больше, а завтра от нее останется лишь лужа.

Тэд внезапно отшатнулся назад.

– Это невозможно! – С мгновение он смотрел перед собой ничего не видящими глазами. – А… какого черта.

– Вам никогда не продать эту ферму. – Узкие губы миссис Суини изогнулись в подобии улыбки. – Да еще в таком состоянии. – Она вернулась на кухню и закрыла за собой дверь.

– Не слишком ободряющая компания для вас, – произнесла Берди, прервав молчание.

– Беднякам выбирать не приходится, – ответил хозяин дома. – Она появилась у меня на пороге в поисках работы. А я как раз собирался нанять кого-нибудь ухаживать за стариком. Словно ее послала мне сама судьба. Она немного чудаковата, но кто остался бы нормальным, работая в таком месте, как это?

Берди вскинула брови.

– Появилась на пороге? Здесь?

Тэд пожал плечами.

– Должно быть, она слыхала, что ферме требуются работники.

Старый дом был наполнен шорохами, в гостевой спальне сгустилась душная темнота. Берди повернулась на бок в попытке обрести сон. Какое гнетущее жилище. И какие странные нестыковки. Она вспомнила беседу с Тэдом. Альбом, наполненный пожелтевшими, исполненными счастья и радости снимками. Особенно ей запомнился один, с поблекшей от времени аккуратной подписью: «Сирил и Тэд против Гарри и Билли. Счастливые дни!» Берди внимательно всматривалась в фотографию, пытаясь разглядеть в застывших лицах предвестников будущих потерь и предательства. Сирил Слоун – высокий, начинающий лысеть мужчина – стоял, широко раскинув руки, позади своего костлявого темноволосого сына, готовящегося ударить крикетным молотком по мячу. На другой стороне импровизированного поля стоял смеющийся темноволосый мальчик, державший молоток, словно бейсбольную биту, за левым плечом. Еще один улыбающийся мужчина находился рядом, положив ладонь на голову своему сыну. Берди указала на него.

– Это партнер вашего отца Гарри Лидком, верно?

– Бывший партнер, да.

– Наверное, вам было жаль, что Билли уехал. Вы ведь играли вместе.

Поморщившись, Тэд пожал плечами.

– Наверное. Я был ребенком.

– Теперь он стал взрослым. Вы бы его узнали, встретив на улице?

Тэд удивленно посмотрел на гостью.

– Господи, нет! Прошло двадцать лет. Послушайте, почему вы меня расспрашиваете об этом? Что вы слышали?

Берди беспокойно заворочалась. Кровать заскрипела, как скрипел и весь дом. Берди подумала о тонких пальцах здоровой руки мужчины, то и дело растерянно пробегающих по густым волосам. О нежности в его голосе всякий раз, когда он начинал говорить об отце и о прошлом. Мог ли он в порыве ярости ударить отца по голове, а потом в ужасе сочинить историю о загадочном Сиде Гоулдсе и заботиться о парализованном старике с помощью миссис Суини до самой его смерти? Испытывающий сильный стыд, чтобы дотронуться до него, слишком напуганный, чтобы поговорить с ним. И все же вечер за вечером он приходил к нему в спальню. Да, так могло быть, и все же…

А что, если взглянуть на всю эту историю иначе? Берди вновь принялась беспокойно ворочаться под тонкой простыней. Допустим, Тэд Слоун невиновен. Тогда где виноватый Сид Гоулдс? Куда он спрятался среди этих голых холмов и пустых дорог в тот злополучный день? И где он теперь? Напал ли он на старика ради нескольких безделушек и наличности? Или же им двигала совершенно другая, более значимая причина, связанная с прошлым?

Образы, мелькающие перед глазами Берди, начали расплываться в горячей темноте ночи. Четыре счастливых лица играющих в крикет людей… «Сирил и Тэд против Гари и Билли»… Горящее от гнева суровое лицо миссис Перкинс… «злодейство. Намеренное, спланированное злодейство»… печальное, обожженное солнцем лицо Тэда Слоуна, глядящего на пустой камин, мрачное лицо миссис Суини. Лица и образы кружились, менялись местами, словно в калейдоскопе. Внезапно они сложились в картинку, при виде которой Берди открыла глаза и села на кровати. Она старалась дышать размеренно, обдумывая только что сделанное открытие. Все частички головоломки встали на свои места. Берди медленно опустилась на подушку. Вот теперь она сможет заснуть. Она знала.

Наутро Берди тихо вошла в кухню, кивнула безмолвной домработнице у плиты и мужчине, пьющему чай за столом. Уже в столь ранний час воздух был густым от духоты.

– Я решила сделать несколько фотографий окрестностей, если не возражаете, – произнесла Берди. – Пока не стало слишком жарко.

Тэд пожал плечами.

– Поступайте как знаете. Мне все равно.

– Сначала взгляну на большую дамбу.

Тэд устало и горько улыбнулся, вскинул брови, но ничего не сказал. Берди оставила его сидеть за столом, а сама вышла на улицу. Оглянувшись, она увидела, как миссис Суини приблизилась к двери, чтобы закрыть ее и не допустить в дом жару и яркий свет.

Берди стояла на краю дамбы. Затвердевшая грязь, испещренная многочисленными отпечатками копыт давно исчезнувших овец, спускалась к тонюсенькой полоске мутной воды. Вокруг нее прыгали вороны, поглядывая на незваную гостью черными бусинками глаз. На берегу под палящим солнцем лежало нечто, бывшее когда-то человеком, наполовину в воде, распростертое в какой-то нелепой позе. Раки и вороны превратили тело во что-то, не поддающееся описанию.

А потом Берди услышала выстрел. Она бросилась назад к дому, понимая, что спешить уже ни к чему, зная, что ждет ее впереди.

Она пробежала мимо бака, вверх по пыльным ступеням, сквозь скрипучую сетчатую дверь. Он был в гостиной. Сидел перед пустым камином, безвольно откинувшись на спинку стула. На его коленях лежал раскрытый фотоальбом, на который капала кровь из размозженной головы. Рядом с ним неподвижно стояла миссис Суини. Она медленно повернула голову, когда в комнату вошла Берди, а потом опустила взгляд на винтовку, которую держала в своих перепачканных кровью больших руках. Она подняла ружье.

– Я больше не отправлюсь за решетку, – выдохнула она. – Прошу вас, не подходите.

Однако Берди спокойно подошла к женщине и забрала оружие из ее послушно разжавшихся пальцев.

– Присядьте, миссис Сейнт, – произнесла она. – Вы ведь Эди Сейнт, верно?

Женщина упала на диван и закрыла лицо руками.

– Я знаю, что вы этого не делали, миссис Сейнт, – тихо, но настойчиво произнесла Берди.

– А кто? Гоулдс? – Глаза женщины сверкнули, когда она испуганно обвела взглядом полумрак комнаты.

– Нет никакого Гоулдса, – ответила Берди.

– Значит… он сделал это сам? – Женщина ошеломленно посмотрела на неподвижную фигуру в кресле. – Напал на собственного отца? Но то, как он говорил о прошлом, об отце… Я думала…

– Знаю. Он действительно любил отца и эту ферму. Вот почему он совершил убийство. Дважды. А теперь покончил с собой.

Домработница беспомощно взмахнула рукой.

– Не понимаю.

– Я побывала у большой дамбы, – осторожно произнесла Берди. – Он знал, что я там увижу.

– Что вы хотите сказать? – На некрасивом суровом лице домработницы отразился ужас.

– Там чье-то тело. Этот человек умер давно.

– Гоулдс?

– Его не существует.

– Тогда кто же это?

Берди вновь представила себе белеющие в лучах солнца кости и сгнившую плоть, наполовину виднеющуюся из воды, а потом посмотрела на собственные руки.

– Нужно, чтобы останки внимательно изучили. Но думаю… Вернее, уверена… что это Тэд Слоун.

Открыв рот, домработница ошеломленно смотрела на Берди. Потом она повернула голову и перевела взгляд на обмякшую в кресле фигуру.

– Но ведь это Тэд.

– Нет, – медленно покачала головой Берди. – Это Билли Лидком. Он просто сводил старые счеты.

Они некоторое время сидели, не произнося ни слова, и тишину нарушала лишь мерно капающая на фотоальбом кровь. На изображение людей, играющих в крикет на пыльной дороге. «Сирил и Тэд против Гарри и Билли. Счастливые дни!»

Дэн Тоби взглянул на слегка перепачканную маленькую женщину, невозмутимо сидящую за столом напротив него.

– Итак, – громко произнес он. – Провела расследование и раскрыла для нас дело, да?

Берди пожала плечами.

– Это было несложно. В любом случае он дошел до точки. Он мечтал спокойно жить на ферме, которая, как он считал, по праву принадлежит ему и которую обманом отняли у его отца. Но ничего не получилось. Не знаю, возможно, он просто хотел встретиться со Слоунами и потребовать своего, но встреча закончилась смертью молодого Слоуна и парализацией его отца. Билли выбросил тело Тэда в дамбу, вместе с теми несколькими безделушками, что нашел в спальне. Наверное, он хорошо подготовился и знал, что Тэда Слоуна никто не видел вблизи с тех самых пор, как тот был ребенком. А посему ничто не мешало ему занять место убитого. Сначала все шло как по маслу. Во всяком случае, никому и в голову не приходило, что Тэд Слоун на самом деле вовсе не Тэд. Только вот вскоре он понял, что об убийстве не так просто позабыть. Должно быть, ему не давала покоя мысль о теле Тэда, сброшенном в дамбу. Да к тому же старик не умер. Билли пришлось забрать его из больницы домой, на случай если он заговорит. А засуха все не прекращалась. Земля медленно умирала. Вода в большой дамбе постепенно испарялась. Билли понимал, что тело рано или поздно обнаружат. Особенно остро он осознал это, когда на пороге своего дома увидел меня. Только я не предполагала, что он… – Берди посмотрела на Тоби, и во взгляде ее янтарных глаз за толстыми линзами очков ничего не отразилось.

– Не стоит винить себя в его смерти, Бердвуд, – нетерпеливо произнес Тоби. – Он мог сорваться в любой момент, с твоей помощью или без нее. Но как ты догадалась, что это не Слоун?

– Я не догадывалась, Дэн. А пришла к такому выводу путем логических рассуждений, – немного резче, чем ей того хотелось бы, ответила Берди. – Я видела снимок, на котором были изображены отцы, играющие в крикет со своими сыновьями. Билли не боялся показывать его мне. Мальчики на фотографии совсем маленькие. Оба темноволосые и худощавые. Да и сама фотография расплылась и потускнела от времени. Он мог быть любым из этих детей. Только вот Билли родился левшой. Во всяком случае, биту он держал как левша. Я заметила, что мужчина, выдающий себя за Тэда Слоуна, тоже левша, но усердно делающий вид, что это не так. Он прикинулся, будто поранил правую руку. Таким образом мог подписывать все необходимые бумаги, и его подпись, лишь приблизительно похожая на подпись Тэда, не вызывала ни у кого подозрений. И все же он пользовался левой рукой слишком ловко, чтобы меня провести. Скрутил сигарету прямо у меня на глазах. Потом я заметила, что Сирил Слоун рано полысел. Обычно такая особенность передается по наследству. Однако мужчина, именующий себя Тэдом Слоуном, до сих обладал густой шевелюрой. Совсем как Гарри Лидком на старой фотографии. А еще мнимый Тэд Слоун сильно обгорел, что весьма странно для человека, работающего под палящим солнцем изо дня в день.

Дэн Тоби покачал головой.

– Очень умно, Берди. Но безосновательно. Ты никогда ничего не доказала бы без тела в дамбе.

– Я знала, что оно там, – спокойно ответила маленькая женщина. – Там или где-то поблизости, была в этом уверена. Мужчина, с которым я познакомилась, совсем не соответствовал портрету Тэда Слоуна, который, по словам местных жителей, слыл «сущим наказанием», был «нелюдимым» и ссорился с отцом. Он оказался впечатлительным, эмоциональным и очень нежным. Рассказывал мне, как любил эту ферму, как дорожил ею его отец. И даже бросил фразу: «Он бы умер, увидев, в какой упадок пришел наш рай. Я рад, что он не дожил до этого». Однако засуха в тех краях свирепствовала уже много лет. Будь он действительно Тэдом Слоуном, это замечание не имело бы никакого смысла. Но оно было сказано Билли Лидкомом.

Тоби вздохнул и принялся перекладывать бумаги на столе.

– Не можешь отделаться от чувства жалости, да? – спросил он.

Берди взглянула на приятеля.

– У меня не выходит из головы старик.

– Какой? Сирил Слоун?

– Да. Только представь: лежать в собственном доме, прекрасно все понимать и не иметь возможности сказать, что мужчина, сидящий каждый вечер подле его кровати, вовсе не его сын, а убийца его сына и его враг. Должно быть, это напоминало жизнь в аду.

– Да.

Они сидели в молчании некоторое время. Наконец Тоби кашлянул.

– Как бы то ни было, а нет худа без добра.

– Ты об Эди Сейнт?

– Да. Она вернулась в Сидней, к сестре. Думаю, у нее все будет хорошо. Говорит, что она словно видела кошмар, а теперь проснулась. Наверное, это от шока. Ее обнаружили с винтовкой в руках, да еще перепачканную кровью. Совсем как в случае с ее мужем. Присяжные ни на минуту не поверили, что она подобрала винтовку после убийства. Шесть лет за решеткой, а потом подруга убитого призналась в содеянном, потому что у нее рак и она хочет умереть с миром. Господи! Чего только не бывает с людьми. Неудивительно, что после освобождения Эди все бросила и уехала в глушь. Я узнала ее слишком поздно. Она здорово изменилась и совсем не походила на ту женщину, которую я видела на фотографиях. Знаешь, в какой-то момент мне пришла мысль, что она и есть таинственный Сид Гоулдс. Я уже решила, что в роли Сида выступил Билли Лидком. Подумала, что он, возможно, переоделся в женщину и проник в дом, чтобы завершить начатое. Но… все мы совершаем ошибки.

– Это верно. – Тоби улыбнулся. – Идем, – сказал он, – угощу тебя обедом.

Они вместе вышли на знакомую улицу, и их тут же окутал шум и влажная жара, царящая в Сиднее в это время года. А на другом конце страны, в Раби, Ширли Перкинс плакала, сидя на веранде, наблюдая за тем, как на землю падают первые капли дождя.

Розы для Ду-Хоппи

Сообщение о смерти Ду-Хоппи не попало на первые страницы газет.

Для него выделили лишь крошечное место на восьмой странице вечернего выпуска. Впрочем, и сам Ду-Хоппи не счел бы достойным упоминание о его смерти. Так думала Верити Бердвуд, пересекая Джервис-стрит, чтобы попасть на угол Джервис и Грив. Старый продавец газет стоял здесь, сколько она себя помнила, хрипло выкрикивая заголовки новостей, попавших на первую полосу, повествующих о чьей-то смерти, войне, эпидемии или убийстве. Знакомые старые дома сносили, на их месте строили более высокие и красивые здания, улицы превращались в площади, магазины расцветали и увядали подобно весенним цветам, грохот отбойных молотков заглушал более тихие, присущие всему живому звуки. Однако Ду-Хоппи – маленький, высохший от старости человечек, нараспев выкрикивающий последние новости и распродающий газеты за полдня, казался незыблемым и вечным. Без него город обеднел.

Берди настолько забылась, что не преминула высказать эту мысль вслух крепкому высокому мужчине, старательно прокладывающему себе путь по узкому тротуару. Ведь из-за обилия торговых комплексов, выстроенных в последнее время по обе стороны Грив-стрит, для пешеходов совсем не осталось места. Сержант уголовной полиции Дэн Тоби на мгновение перестал смотреть себе под ноги и с изумлением взглянул на Берди.

– Сентиментальная ты, Берди. Такое не каждый день увидишь, – протянул он и тут же споткнулся о кусок трубы, оказавшийся за временным ограждением, отделявшим дорогу от тротуара. – А, черт! – Дэн неуклюже запрыгал на одном месте, потирая лодыжку.

– Так тебе и надо, бессердечный мерзавец, – раздраженно огрызнулась Берди, обходя приятеля. – Несчастного безобидного старика стукнули по голове, а тебе смешно. К тому же ты и палец о палец не ударил, чтобы выяснить, кто это сделал. Слишком сложно для тебя, да?

– Господи, иногда ты бываешь просто невыносима, – проворчал Тоби. – Чего ты хочешь? Убийство произошло лишь сегодня утром, и тебе самой ясно, что у нас мизерные шансы раскрыть его. Мы знаем, несчастье произошло очень рано. Старик даже не успел разложить товар. Он всегда начинал торговать в семь, следовательно убили его между половиной седьмого и без пяти семь. Вряд ли кто-то находился поблизости в столь ранний час. Его ударили по затылку кирпичом и забрали кошелек. Сделать это мог кто угодно. Свидетелей нет, во всяком случае, пока мы не нашли ни одного. В городе никто не видит дальше своего носа. Торговец цветами с противоположной стороны улицы клянется, что ничего не видел из-за двух припаркованных друг за другом грузовиков. Магазин одежды, возле которого он торгует, был закрыт. В отеле «Джервис» происходила смена швейцаров. Так что от них тоже не приходится ждать помощи. Ну и что нам теперь делать? Никаких зацепок. Судя по всему, это обычный грабеж. Какой-то наркоман захотел разжиться деньгами. На месте несчастного старика Ду-Хоппи, или как там его звали, мог оказаться кто угодно. Вот и вся история.

Берди немного поколебалась, взглянула на Дэна и остановилась как вкопанная.

– Послушай, Дэн, я тут подумала, – настойчиво произнесла она. – Идем на угол улицы.

Однако Тоби не выдержал.

– Берди, ради всего святого. Забудь ты об этом! В отличие от тебя у меня был очень тяжелый день. Если хочешь выпить кофе, я к тебе присоединюсь, а играть в детектива, это, пожалуйста, делай без меня.

Он гневно посмотрел на приятельницу при угасающем свете дня. Люди, опустив головы, нетерпеливо сновали мимо. Автомобили, плотно прижимаясь друг к другу, медленно ползли вверх и вниз по Грив-стрит.

Маленькая женщина с минуту смотрела на друга, а потом поправила очки и пожала плечами.

– Хорошо, – произнесла она, – как скажешь. – С этими словами Берди двинулась дальше к пабу, чудом сохранившемуся среди разрушенных и вновь возведенных зданий.

Дэн Тоби с неохотой последовал за ней. Ему неприятно было осознавать, что теперь он уже не сможет, не утратив достоинства, расспросить Берди о том, что именно пришло ей в голову относительно убийства Дугала Джозефа Хопкинса, известного всем под именем Ду-Хоппи. Дэну Тоби оставалось лишь надеяться, что ничего серьезного.

На следующее утро Берди на два часа раньше, чем обычно, шла знакомой дорогой вверх по Грив-стрит. При утреннем свете город всегда выглядел иначе. Людей вокруг почти не было, а по тенистому шоссе ехало лишь несколько автомобилей. На другой стороне улицы, устремив взгляд прямо перед собой, шагал одинокий прохожий. Да и с чего ему смотреть по сторонам? Магазины полностью разрушили за месяц, и теперь высокий деревянный забор скрывал стройку, раскинувшуюся на месте табачной лавки, закусочной и семейного магазинчика.

Оставшиеся на этой стороне улицы магазины напоминали своим видом пещеры, располагаясь в конце строительного тоннеля, покрытого брезентом. Закусочная «Голубая лагуна», куда Берди всегда заходила выпить кофе, была наглухо закрыта. Ощутив раздражение, Берди улыбнулась и покачала головой – как же она, оказывается, закоснела в своих привычках. Следовала проторенным путем подобно ломовой лошади, способной передвигаться без возницы. Она выходила из автобуса на станции, у светофора сворачивала на Грив-стрит, переходила на эту сторону улицы и шла вверх по ней. И так каждый божий день! Берди ходила одной и той же дорогой на протяжении многих лет. И почему-то всегда по этой стороне улицы. Она вполне могла перейти ее выше, у отеля «Джервис» или на одном из перекрестков. Вот что значит привычка.

Берди некоторое время раздумывала над этим, испытывая легкое раздражение при мысли о том, что может поступать машинально. Но потом поняла, что все в ее поступках выглядело весьма логично. На другой стороне улицы в этом квартале никогда не было ни одного приличного кафе. Только дешевая и довольно грязная закусочная, где торговали навынос гамбургерами, огромными желтыми пончиками и сдобными булочками. Берди же любила хороший кофе и покупала его в удобном для себя месте. Именно поэтому она всегда ходила по этой стороне улицы. Так что все вполне логично. Возможно, мужчина, спешащий по противоположной стороне Грив-стрит, предпочитал сильно разбавленный кофе и желтые пончики, поэтому не изменял своей привычке даже теперь, когда забегаловка превратилась в изобилующую тараканами груду мусора.

Резкий порыв ветра заставил Берди поплотнее запахнуть пальто. Одним дождливым зимним утром она, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, купила стаканчик кофе для Ду-Хоппи. Ее подарок, казалось, застал его врасплох, и Берди почувствовала себя так, словно проявила фамильярность, нарушила какое-то неписаное правило их длительного уличного знакомства. Ду-Хоппи зажал стакан смуглыми костлявыми пальцами, близоруко прищурился, а затем, прихрамывая, перешел за стойку с газетами и поставил стакан рядом со стеной. После этого он вернулся и, сдвинув брови, выжидательно посмотрел на Берди, словно хотел увидеть, что она сделает дальше. Донельзя смущенная, она молча вложила ему в руку деньги и взяла свернутую трубочкой газету, после чего поспешно смешалась с толпой людей, переходивших у светофора Джервис-стрит, отказываясь обернуться.

Берди так и не узнала, выпил ли Ду-Хоппи ее кофе, поскольку он никогда не упоминал об этом, а она больше не предпринимала попыток согреть знакомого старика в холодное дождливое утро с помощью вкусного горячего напитка. Но именно с того дня началась их настоящая дружба. Именно тогда немногословный и деловитый Ду-Хоппи начал с ней разговаривать.

– Ты давно уже мертв, верно? – ошеломил он Берди на следующее утро. Привычно сунув ей под мышку свернутую газету, он насмешливо кивнул в сторону спортивного автомобиля, взвизгнувшего тормозами перед светофором и нетерпеливо газующего в желании снова рвануть с места. – Так чего торопиться? Ты давно уже мертв. – Он исподлобья посмотрел на стоящую перед ним женщину.

Берди лишь кивнула в знак согласия и что-то пробормотала в ответ, смущенная развитием их с Ду-Хоппи отношений.

– Вы работаете дальше, вверх по улице? – Он вскинул голову. – В Эй-би-си?

– Да, верно, – ответила Берди, удивленная тем, что старику известно место ее работы.

Ду-Хоппи удовлетворенно захохотал.

– В прошлом году я видал, как вы туда зашли. Едва вас заприметив, я сразу понял, что вы журналистка. – Он вновь захохотал при виде написанного на лице Берди изумления. – От старого Ду-Хоппи мало что может ускользнуть.

Так Берди узнала имя своего нового знакомого и причину его бесконечной гордости. Уверенность Ду-Хоппи в том, что она действительно журналистка, крепла день ото дня, поскольку у Берди не хватило духу сообщить ему, что на сей раз интуиция его подвела, ведь она трудится на поприще научного сотрудника в совсем другом отделе. К сожалению, большинство бесед с Ду-Хоппи касалось главных новостей и сплетен преступного мира, сообщаемых ему многочисленными криминальными личностями, с которыми он водил знакомство. Старик с радостью делился полученными сведениями со своей новой знакомой, которая, по его мнению, нуждалась в карьерном росте. Берди неизменно благодарила старого сплетника и уходила прочь, испытывая острое чувство вины. Сначала она пыталась передать информацию в агентство новостей, но, очевидно, в отношении разного рода сенсаций чутье подводило Ду-Хоппи, так что несколько раз столкнувшись с непониманием и откровенными насмешками журналистской братии, Берди оставила свои попытки.

Дойдя до угла, Берди посмотрела на пустой тротуар, где на протяжении многих лет в любую погоду торговал газетами и журналами старик Ду-Хоппи. Его место никто не занял, хотя со временем желающие наверняка найдутся. Но не сегодня. Там, где раньше размещалась стойка с печатной продукцией, совершенно неуместно лежал теперь букет роз в прозрачном целлофане.

Берди подошла ближе, чтобы рассмотреть цветы. Восемь алых роз в конусе из прозрачного целлофана. Розы для Ду-Хоппи. Кто их сюда положил? Берди огляделась. На улице появились пешеходы – первые ранние пташки. Они спешили по делам хорошо знакомой дорогой, не отвлекаясь по сторонам и глядя под ноги. Время от времени кто-то из пешеходов поднимал голову, смотрел на то место, где всегда стоял Ду-Хоппи, нерешительно опускал руку в карман или кошелек, а затем хмурился и спешил к переходу. Эти прохожие наверняка испытывали некоторое сожаление, ведь привычный ритуал, связанный с распитием утреннего кофе, был нарушен. Никто не обращал внимания на розы. Берди сунула руки в карманы пальто, еще раз посмотрела на букет, а потом взглянула на противоположную сторону Грив-стрит, где торговец цветами, развернувшись спиной к дороге, возился среди ведер с букетами, пытаясь расставить их на заброшенном тротуаре.

Бутик и обувной магазин за спиной Берди зияли темными окнами. Она знала эти магазины и работающих в них людей. Проходя мимо, Берди видела, как магазины открываются для торговли. На Джервис-стрит, в отеле, возвышающемся позади тщательно подметенной парковки, стояла тишина. Туристы и бизнесмены все еще завтракали или нежились в постелях после тяжелой ночи, вывесив на двери таблички «Не беспокоить». Пока она смотрела на отель, к одному швейцару, маячащему со скучающим видом у тяжелых стеклянных дверей, присоединился другой. На обоих была бледно-серая униформа, перчатки и шапочки, богато украшенные витыми золотыми шнурами. Они с минуту стояли рядом, сложив руки за спиной и сурово взирая на улицу. У них разве что не было свисающих с пояса сабель в ножнах. В остальном они напоминали романтиков-военных из голливудских фильмов тридцатых годов, по прихоти режиссера наделенных способностью прекрасно петь и танцевать. Улица наверняка выглядела точно так же и вчера утром, когда Ду-Хоппи так неожиданно и бесславно встретил свою смерть, рухнув в узкую щель между стойкой для газет и стеной, разделявшей бутик и обувной магазин. Полицейские предположили, что он нагнулся за очередной порцией газет, когда его ударили по затылку. Скорее всего, он даже не успел понять, что с ним произошло.

Однако кое-что в этом рассказе показалось Берди неправдоподобным. Убийца сильно рисковал. Несмотря на стройку и хаос, царящие в этом районе города, и даже на раннее утро, шансы ускользнуть незамеченным были невелики. Потенциальными свидетелями были продавец цветов и швейцар отеля. Не говоря уже о случайных прохожих. Стоила ли такого риска выручка торговца газетами? День ведь еще не начался, и в его кожаном кошельке вряд ли хранилась большая сумма. Тоби сказал, что убийство, вернее всего, совершил какой-то доведенный до отчаяния наркоман – человек, не способный рассуждать здраво, увидел беспомощного старика и напал на него. Что ж, возможно. Но вчера вечером, шагая по Грив-стрит, Берди вдруг вспомнила слова Ду-Хоппи, сказанные накануне утром. Тогда она не обратила на них большого внимания, но в сложившихся обстоятельствах…

– А у меня кое-что для вас есть, – понизив голос, заговорщически пробормотал Ду-Хоппи, как делал это почти каждый день. Он рассмеялся отрывистым смехом, засовывая газету под мышку Берди. – Сегодня утром я видел привидение! Оно двигалось и разговаривало. Огромное. Что скажете на это?

Берди лишь улыбнулась в ответ, давая понять, что оценила шутку.

Однако старик снова захихикал:

– Думаете, я шучу, да? А вот и ничуть не бывало. Я прямо-таки обалдел. «Черт возьми, лихо! – воскликнул я. – Слыхал, что ты умер!» Его едва удар не хватил. «Ты! – закричал он. – Проклятый Ду-Хоппи!» Он так сказал и побелел. Ну совсем как привидение. «Ну и ну, – продолжал он. – Как же я не узнал тебя раньше. Ведь уже лет пять прошло. Святые угодники!» – «Да уж почти десять, приятель, – возразил я. – А ты все еще жив и здоров. Кое-кого это может заинтересовать». Мои слова здорово его напугали! «Не бери в голову, приятель, – сказал я ему. – Помнишь, что я говаривал в былые времена? Не буди лихо, пока оно тихо». И это ему тоже не понравилось. «Прикрой-ка свой рот!» – рявкнул он и убежал точно ошпаренный.

Берди вспомнила, с какой злобной усмешкой говорил тогда старик. Она улыбнулась в ответ и уже хотела уйти. На светофоре как раз загорелся зеленый свет.

– Эй, не хотите услышать конец?! – прокричал Ду-Хоппи ей вслед. – Я ведь еще не рассказал самое смешное! Никогда бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами! Разрази меня гром, если он не…

– Я немного тороплюсь, Ду-Хоппи, – поспешно произнесла Берди. – Хочу успеть перейти дорогу, пока горит зеленый. У меня важная встреча. Увидимся завтра.

Лицо старика тут же утратило былую живость. Он пожал плечами и поправил прикрепленный к поясу кошелек.

– Поступайте как знаете, – пробормотал он.

– Завтра я вас обязательно выслушаю, Ду-Хоппи. Берегите себя. – Берди помахала рукой на прощанье, но старик лишь недовольно погрозил пальцем.

С неприятным осадком на душе, Берди перешла дорогу. Ей не хотелось разочаровывать старика. Но она действительно опаздывала и намеревалась выслушать его рассказ завтра.

Однако на следующий день, к тому времени как она достигла его привычного места, Ду-Хоппи был уже мертв. Совпадение? Возможно. Только она так не думала.

Внимание Берди привлекли громкие голоса на противоположной стороне Грив-стрит. Седой торговец цветами выговаривал на итальянском молодому человеку, который, взяв пару ведер с цветами, стоял на переходе у светофора и время от времени что-то нетерпеливо выкрикивал в ответ.

Загорелся зеленый свет, и Берди отошла в сторону, чтобы дать дорогу молодому человеку. Он оказался коренастым, смуглым и не таким уж молодым, как казалось издалека. Поставив ведра на то же место, где раньше располагалась стойка с газетами, он пинком отбросил в сторону лежавший на тротуаре букет.

Старик на противоположной стороне вновь что-то закричал. Итальянец ответил и подмигнул Берди.

– Старик совсем выжил из ума, – пояснил он. – Ведь это место свободно, верно? Так почему бы его не занять? На нашей стороне улицы совсем нет торговли.

– Почему? – поинтересовалась Берди, с любопытством наблюдая за бессильным гневом старика, не решающегося покинуть свой прилавок и побежать вдогонку за непутевым помощником.

Женщина, спешащая к переходу, заметила ведра с цветами, достала кошелек и купила букетик маргариток. После этого она быстро двинулась дальше, довольная собой.

– Видите? – победоносно произнес захватчик торгового места. Он нагло показал кукиш своему работодателю, стоящему без покупателей у своего лотка, и вновь повернулся к Берди: – Наш угол теперь совсем опустел. Ни сигарет, ни еды, поскольку все магазины снесли. Люди предпочитают ходить по этой стороне улицы. Покупают курево и еду навынос в «Голубой лагуне», а на Джарвис-стрит переходят на следующем светофоре. Наша лавка перестала приносить доход. Я изо дня в день повторяю это своему престарелому тестю. Но он боится нарушить закон.

Итальянец прервал тираду, чтобы обслужить еще парочку покупателей.

– Ну вот, – произнес он, качая головой. – Три букета за пять минут. А у него ни одного. Видите?

Берди кивнула, наблюдая за тем, как он заворачивает еще один букет маргариток.

Старик на противоположной стороне улицы не выдержал. Вцепившись в кошелек обеими руками, он бросился к переходу. Тяжело дыша, он пересек улицу и едва не попал под колеса к велосипедисту-курьеру.

– Возвращайся, Джонни, – пробормотал он. – Говорю тебе, у нас нет лицензии. Нужно торговать на своем месте. Ох и навлечешь ты на мою голову неприятностей!

– За несколько минут у меня купили четыре букета, отец. А сколько продал ты? Ничего!

– Но ведь это место Ду-Хоппи. Нам никто не разрешал здесь торговать. Возвращайся.

– Его здесь больше нет, отец. Он умер. – Молодой человек кивнул на потрепанный букет роз. – Ты положил их сюда?

Старик замялся.

– Ну и что с того? Имею право. Он мой друг и розы тоже мои.

– Он умер, отец. Так какой смысл?

Старый торговец поджал губы и пожал плечами.

Берди сделала шаг вперед.

– Вы вчера ничего не видели?

Старик прищурился.

– Я уже говорил с полицией… Вы из газеты?

– Нет. Просто подруга Ду-Хоппи.

Старик вновь пожал плечами.

– Все дело в грузовиках. Из-за них я ничего не видел.

Джонни многозначительно постучал себя по глазам.

– Стареет, – тихо обратился он к Берди.

– А вы заметили что-нибудь вчера? – спросила та.

Джонни отвернулся, чтобы красивее расставить цветы в ведрах.

– Лучше принеси еще маргариток, отец, – произнес он. – Нет, я ничего не видел, потому что вчера утром меня здесь не было. Начал работать с тестем только на этой неделе, хотелось кое-что сделать дома.

Старик фыркнул.

– Кое-что! Хотел поспать еще несколько лишних часов, вот что! Почему ты вообще не остался дома? Оставь меня. Я торговал здесь, когда ты еще бегал в коротких штанишках. Мне лучше знать, что делать.

Джонни вздохнул, а потом посмотрел на Берди.

– Мы должны платить за место, отец, – произнес он. – Я буду тебе помогать. Габриэлла говорила тебе, помнишь? А пока принеси еще маргариток и пару букетов из смешанных цветов, завернутых в бумагу, хорошо? Если придут копы, я все улажу.

– Джонни…

Берди оставила тестя и зятя спорить, а сама направилась к отелю «Джервис». Швейцар – большой и невозмутимый – стоял возле двери. Он хотел распахнуть ее перед Берди, но та решила сразу перейти к делу.

– Я дружила со стариком, что торговал газетами на той стороне улицы. Слышали, что его убили?

Швейцар отпустил ручку двери, и та бесшумно захлопнулась. Он сделал это довольно вежливо, однако всем своим видом дал понять, что друзьям торговцев газетами будет неуютно в мраморно-позолоченных интерьерах отеля.

– Мы слышали, что его убили и ограбили. Бедолага, – ответил он, переводя взгляд на обувь Берди. Не одобрив ее туфли, он сделал шаг назад.

– Я просто хотела узнать, не видели ли вы что-нибудь. Так странно, что нет ни одного свидетеля.

– Мы разговаривали с полицией. В семь закончилась ночная смена. Никто из нас не видел ничего необычного. – Он немного сдвинул на затылок форменную шапочку, впервые за время разговора заметно расслабившись. – Мы с Чарли тоже говорили об этом сегодня утром. Оба служим здесь уже много лет, изо дня в день на одном и том же месте. На такой работе, как наша, со временем перестаешь замечать людей. Старик всегда был на своем месте. Появился здесь еще до того, как я устроился на службу. Маленький человек в шляпе. На его месте мог быть кто угодно. Знаете, как предмет мебели. То же самое и с Анджело – торговцем цветами. Я почти не замечаю, чем он занимается. Не один год я проходил мимо его стойки, пересекая Джервис, а потом Грив-стрит. Это вошло в привычку, понимаете?

– Да. Я и сама об этом подумала.

Стало быть, швейцар предпочитал желтые пончики. По нему видно. Берди устремила взгляд на противоположную сторону улицы. Перебежчик Джонни остался на новом месте и бойко распродавал маргаритки. Напротив него маячил у своего лотка старый Анджело. Мимо с грохотом проезжали автомобили и грузовики, которые полностью заслоняли Берди обзор, останавливаясь на светофоре. Вчера в это же время Ду-Хоппи был уже час как мертв.

– Забавно… – Швейцар стал немного разговорчивее, но Берди перебила его, задав еще один вопрос:

– А позавчера вы, случайно, не заметили ничего необычного?

Швейцар с подозрением посмотрел на Берди.

– Позавчера? А какое отношение это имеет к убийству? Послушайте, мне вовсе не хочется быть замешанным…

– Нет, нет. Не будете, – поспешила успокоить его Берди. – Не так уж это важно, просто любопытно. И все же… – Берди решила солгать. – Торговец цветами, Анджело, кое-что рассказал, и я подумала, что вы, возможно… – Берди выдержала паузу таким образом, чтобы дать швейцару возможность заговорить.

Тот минуту с удивлением смотрел на Берди, а затем в его глазах вспыхнуло понимание, и губы растянулись в улыбке.

– А-а, теперь я понимаю, о чем вы. Это действительно не так уж важно, но я все видел. И даже развеселился.

Берди заколебалась. Вот теперь нужно действовать очень осторожно.

– Вы можете подробнее рассказать, что произошло? У Анджело такой своеобразный акцент. Так что я не поняла, в чем состоит шутка.

Дюжий швейцар снова улыбнулся.

– Что касается шутки, то это с какой стороны посмотреть. Мне было смешно. Я шел со станции вверх по Грив-стрит, когда увидел помощника Анджело. Он пересек улицу и попытался расположиться рядом с газетной стойкой. Так старик, которого вчера убили, не позволил. Он вплотную подошел к итальянцу… – Швейцар замолчал и улыбнулся, припоминая события.

– Вы слышали, о чем они разговаривали? – спросила Берди, надеясь выяснить подробности.

Швейцар покачал головой:

– Нет, я был слишком далеко. Но старик сильно напугал нарушителя. Тот выругался, подхватил свои ведра с маргаритками и весьма недовольный поспешил назад. Когда я дошел до старика газетчика, помощник уже снова стоял рядом с Анджело. – Швейцар широко улыбнулся. Но потом он словно бы вдруг вспомнил всю важность своего положения, и стал серьезным. – Это было опасно. Из-за стройки на том углу нет свободного места.

Он поспешно распахнул дверь перед парочкой загорелых американцев, которые, щурясь от солнца, вышли из отеля и заказали такси. Достав из кармана свисток, швейцар дунул в него и многозначительно кивнул в сторону дороги. От потока машин магическим образом отделилось такси, которое, подъехав к отелю, остановилось прямо перед постояльцами. Воспользовавшись моментом, Берди отправилась своей дорогой. Ей необходимо было попасть на работу и позвонить Дэну Тоби.

– Где ты была? – раздраженно спросил Тоби, когда Берди гораздо быстрее, чем обычно, набрала его телефонный номер. – Я все утро пытался с тобой связаться.

– Но ведь только половина девятого, Дэн. И я только что пришла.

– Дома тебя тоже не было. Но хорошо, что теперь ты на месте. Послушай, ты собиралась рассказать мне вчера вечером о Дугале Хопкинсе? Продавце газет Ду-Хоппи. Ты меня слышишь?

– Конечно, слышу. С чего такой интерес? Вчера тебе было все равно.

На другом конце провода шумно вздохнули.

– Слушай, не доставай меня, ладно? Завернутый в газету кошелек убитого был обнаружен в Гайд-парке. Деньги на месте. Судя по всему, мотивом убийства стало вовсе не ограбление.

Сердце Берди болезненно сжалось. Значит, она права.

– Ну? – в голосе Тоби сквозило нетерпение. – Что ты мне скажешь?

– Тебе нужно поискать мужчину, возможно, преступника, с которым Ду-Хоппи был очень хорошо знаком десять лет назад. Человека, которого считают мертвым.

– Что?

– То что слышал.

– Ну спасибо, тебе, Бердвуд. Старик был знаком с огромным количеством людей. И с преступниками в том числе. К тому же за последние десять лет отправилось в мир иной не меньшее количество людей, если ты не заметила. Мы говорим об иголке в стоге сена!

– На самом деле все не так безнадежно. Есть кое-что еще. – И Берди изложила приятелю собственные умозаключения. Когда она закончила, на другом конце провода воцарилась тишина. – Дэн?

– Я думаю. Версия неправдоподобная, как большинство твоих умозаключений, и все же…

– Дэн, я знаю, что права. Послушай, просто проверь, ладно? Разве я когда-нибудь направляла тебя по ложному пути?

– Частенько.

– Это нечестно. Кроме того, на этот раз я не требую от тебя чего-то невыполнимого. Просто проверь. Тебе ведь это не составит труда, верно? Ду-Хоппи знал человека, которого все считали мертвым, но который, предположительно, вовсе не умер, сменил имя и не желал, чтобы кто-то об этом узнал. Так?

– Так. И да поможет мне господь.

– А потом позвони мне и расскажи, что узнал. Хорошо?

– О да, конечно. Я не заставлю тебя ждать. Всего каких-то пару недель или месяц.

Закончив разговор, Берди положила трубку и откинулась на спинку стула. Тоби прав. Выяснить имя нужного человека, основываясь на тех данных, что она ему предоставила, практически невозможно. А без имени ничего не доказать, нет никаких улик. Если бы была хоть какая-то зацепка в потоке той информации от Ду-Хоппи во время их последней встречи. Если бы она слушала внимательнее и позволила ему закончить рассказ! Берди сняла очки, закрыла глаза и еще раз постаралась припомнить услышанное. За последние сутки она прокручивала в голове слова Ду-Хоппи так часто, что практически выучила их наизусть.

«…сегодня утром я видел привидение… черт возьми, лихо, воскликнул я… Святые угодники, сказал он… как же я не узнал тебя раньше… пять лет… кое-кого это может заинтересовать… не буди лихо, пока оно тихо…»

Берди открыла глаза. Она надела очки и принялась набирать номер Тоби. Он ответил почти сразу.

– Это снова я, – произнесла Берди. – Мне в голову пришла одна мысль. Парень, что исчез примерно десять лет назад, прихватил с собой полмиллиона долларов. Уехал с места преступления на автомобиле, подставив своих товарищей, и…

– Да. Это был Томас Мерфи. Он сглупил по полной, запаниковал и свалился вместе с автомобилем в пропасть.

– Но ведь тело так и не нашли, верно? И деньги тоже.

– Нет. Но ведь это вовсе не означает… Что ты хочешь сказать, Берди? Почему именно Мерфи?

– У него не было прозвища?

Тоби задумался.

– Друзья называли его Лихой Мерфи. Очень подходящее имя для такого большого отвратительного животного с послужным списком правонарушений более длинным, чем твоя рука. Но он мертв, Берди. Мертв.

Берди улыбнулась:

– Ошибаешься, Дэн. Вчера он убил несчастного Ду-Хоппи. А сейчас отворяет двери в отеле «Джервис». Поезжай туда и арестуй его.

Смеркалось, когда Берди и Тоби медленно шли вверх по Грив-стрит. У дверей отеля «Джервис» сердито смотрел на проезжающие мимо автомобили швейцар, явно раздосадованный срочным вызовом на службу после ареста своего сменщика Тома. Этот славный парень оказался на деле совсем не тем, за кого он себя выдавал. Старый Анджело и его неугомонный зять уже закончили на сегодня торговлю; угол Ду-Хоппи так и пустовал, если не считать все еще лежавшего у стены потрепанного букета роз.

– Я знала, что это он, швейцар. Так подсказала мне логика. Но, господи, нам действительно ужасно повезло, и мы смогли доказать, что он и есть привидение, виденное Ду-Хоппи, – произнесла Берди. – Как только отпечатки его пальцев идентифицировали с теми, что принадлежали Лихому Мерфи…

– В этом деле нам вообще сопутствовала удача, – проворчал Тоби. – Но должен признаться, твоя идея сработала. Ведь действительно, много лет назад Мерфи жил в пансионе по соседству с Ду-Хоппи. Сейчас он признался в преступлении. Никаких проблем в деле не осталось. Я тебе сказал, что его арест бросил тень на весь персонал отеля? Его едва на части не разорвали. Но все же, женщина, строить версию на основании ощущений нелогично!

Берди резко остановилась.

– Да при чем тут ощущения, болван, – грубо возразила она. – Я сразу все поняла! Это же ясно как день. По словам Ду-Хоппи, он разговаривал с кем-то, кого не видел десять лет. Однако этот человек воскликнул: «Как же я не узнал тебя раньше. Ведь уже лет пять прошло. Святые угодники!» Судя по восклицанию, эти двое на протяжении многих лет работали бок о бок, но не узнавали друг друга. Продавец цветов Анджело на роль «привидения» не подходил, поскольку они с Ду-Хоппи были друзьями. Его зять тоже, поскольку начал работать здесь лишь несколько дней назад. А вот швейцар из отеля показался мне подходящим кандидатом в преступники. Довольно далеко от угла с Ду-Хоппи, одет в вычурную униформу…

Рассказывая мне о странной встрече, Ду-Хоппи упомянул, что по-настоящему развеселился, когда старый приятель ушел. Он наблюдал, как Мерфи пересек улицу, зашел в отель, а вышел оттуда в униформе швейцара. Должно быть, Мерфи пребывал в панике после такой встречи и решил убить Ду-Хоппи. Однако старик уже собрал свои вещи и ушел домой к тому времени, как Мерфи закончил работать. Так что ему пришлось ждать до следующего утра.

Берди покачала головой:

– Это так удивительно, Дэн. Они никогда не встречались, потому что Мерфи всегда ходил на работу по другой стороне Грив-стрит. Он сам рассказал мне об этом. Однако привычка была нарушена, когда снесли закусочную, где он каждое утро покупал себе завтрак. Когда мы разговаривали, мне стало ясно, что позавчера он шел на работу по той стороне улицы, где торговал Ду-Хоппи. Так что их встреча была вопросом времени. Но, Дэн, только представь… они работали на противоположных сторонах одной и той же улицы на протяжении пяти с половиной лет, но так и не обратили друг на друга внимания.

– Да… – Тоби двинулся вперед, качая головой и пристально глядя себе под ноги. – Я с самого начала говорил тебе, Берди, что люди в большом городе не видят дальше своего носа. Если бы ты поработала с мое…

– Бедный старина Ду-Хоппи, – с горечью произнесла Берди, не обращая внимания на приятеля. – Надеюсь, этого негодяя запрут в темницу и выбросят ключ.

– Он тоже на это надеется, – со зловещей улыбкой произнес Тоби. – Когда его дружки узнают о чудесном воскрешении, им непременно захочется с ним повидаться. В отличие от него самого. Вот почему он признался в убийстве, как только понял, что мы установили его личность. Он хочет, чтобы ему обеспечили максимальную безопасность.

– Отлично! Ты хочешь сказать, мы оказали ему помощь?

– О, я бы на твоем месте не переживал так, Берди, – успокаивающе произнес Тоби, увлекая приятельницу за собой в паб на углу улицы. – Лихой Мерфи навлек на себя очень большие неприятности. Дружки больше не упустят его из виду ни в тюрьме, ни за ее пределами. В один прекрасный день его имя вновь появится на страницах газет: месть банды, убийца мертв, полиция в недоумении. Что-то вроде этого.

Берди на мгновение задумалась, а потом кивнула.

– Заголовок в стиле Ду-Хоппи! – произнесла она. – Ему бы понравилось.

Встреча за ленчем

– В большинстве жестоких преступлений повинны мужчины, разве не так? Они чаще попадают в страшные автомобильные аварии, потому что пьют и превышают скорость. Но ты, Берди, утверждаешь, что женщины не менее агрессивны? Это же неправда. – Кейт разочарованно ударила кулаком по столу. Пена сливочной волной бесшумно соскользнула с края кофейной чашки на блюдце.

Берди снисходительно посмотрела на подругу.

– Не стоит так волноваться, Кейт. И не кричи, люди смотрят. – Она аккуратно отпила капучино. – Я просто хочу сказать, что у каждого свое мнение относительно того, что считать агрессивностью. Существует несколько способов ее проявления. Даже изящная леди может убить. И то обстоятельство, что большинству женщин совсем не нравится ударять людей тупыми предметами или отрезать их пальцы тесаком, вовсе не означает, что они отстают от мужчин, когда проявляют агрессию. Господи, у тебя ведь дочь. Наверняка в ней это есть. Даже будь Зои образцом мягкости, хотя это вовсе не так, думаю, в школе она научилась всему, что касается женской жестокости. Господи, да большинство девочек ужасно агрессивны. Причем совершают они свои гадости с обворожительной улыбкой.

– Какая чушь! – Кейт принялась ожесточенно помешивать кофе.

– А еще существует множество способов убить, – задумчиво продолжала Берди. – Таких, о которых иногда помышляет даже маленькая пристойная леди. Оставь в покое свой кофе, Кейт. Он ничего тебе не сделал. А теперь послушай, мне хочется рассказать тебе одну историю. Вообще-то я никому не собиралась о ней говорить. Она случилась со мной несколько лет назад и должна остаться между нами. Хорошо?

– Да, конечно. Ни единой живой душе не расскажу! – Кейт с нетерпением посмотрела на подругу. Вот это уже интересно.

– Итак. Несколько лет назад одна моя хорошая знакомая переживала весьма непростые времена из-за плохих отношений с мужем.

– Кто? Я ее знаю?

– Весьма поверхностно. Но я была с ней очень хорошо знакома. Назову ее Розой. Тут важна суть дела, а не личность. Роза была и остается до сих пор умной и привлекательной женщиной. Она нравилась всем вокруг. Но в то время, о котором идет речь, дела у нее шли не очень хорошо. Восемнадцать месяцев назад родила ребенка и оставила работу, чтобы ухаживать за ним. Роза располнела и впала в депрессию. Думаю, она скучала по работе, хотя никогда в этом не признавалась.

– Наверное, она испытывала чувство вины, – глубокомысленно кивнула Кейт. – Считала, что хорошей матери должно нравиться сидеть дома с ребенком. О господи, я помню. Это на самом деле…

– Кейт, ты хочешь услышать мою историю или собираешься предаваться воспоминаниям? – резко оборвала ее Берди. – Мне нужно быть на работе в четверть третьего. Опаздывать нельзя.

– Ну хорошо, извини. Продолжай.

– Прекрасно. Дело в том, что муж Розы – назовем его Тим – всегда был ей помощником. Но вскоре жена начала его раздражать. Он возвращался домой после работы, а там усталая и неухоженная Роза гладит белье или делает что-то по дому. Она хотела, чтобы он поскорее съел свой ужин и выслушал рассказ о неприятности, случившейся с ней в супермаркете, или о сломанном кране в ванной и плохо закрывающейся двери. А ведь раньше они мило болтали и смеялись за бутылочкой вина, вкусно поужинав вдвоем. Тим чувствовал себя…

– А как насчет нее? – страстно прервала рассказ подруги Кейт. – Что чувствовала она?

– Кейт, я не говорю, что Роза права, а он – нет, – тихо произнесла Берди. – Я просто пытаюсь погрузить тебя в атмосферу, которая царила тогда в семье. Мы часто встречались в то время, и я понимала обоих, хотя моей подругой была Роза, а не Тим. И именно ей, а не ему я сочувствовала. Как бы то ни было, но через некоторое время Роза начала жаловаться, что Тим стал слишком много работать, задерживаться в офисе. Такое происходило даже по выходным, чего раньше за ним не замечалось. Сначала я задумалась, а потом начала по крупицам собирать информацию. Ну, ты знаешь, как это делается. Сплетни и все такое… Выяснилось, что есть женщина – мы с Розой обе были с ней знакомы, – которая вцепилась в Тима мертвой хваткой. А он, судя по тому, что я слышала, не слишком сопротивлялся.

– Красивая и без детей, полагаю, – презрительно усмехнулась Кейт. – Нет, правда, эти мужчины…

– Ты точно сказала. Она была свободна, точно птица, хладнокровна и собранна, организованная и изысканная. Именно о такой мечтают глупые мужчины, жены которых вдруг стали несчастными домохозяйками.

– Вот подлая. Как ее звали?

– Э… Ну скажем, Памела. Достаточно безлично звучит? Да, ты права. Знакомые женщины считали Памелу подлой и сразу ее раскусили. Во всяком случае, они увидели, что в ней нет ничего особенного. Но, очевидно, мужчины устроены иначе.

Кейт фыркнула.

– Но как бы то ни было, – продолжала Берди, – Роза ничего мне не сказала. И насколько мне известно, она никому об этом не говорила. Просто вдруг прекратила жаловаться, что Тим слишком много работает, перестала о нем упоминать. Роза стала очень нервной и опять начала курить. Так я узнала…

– Что она наконец поняла, что происходит.

– Судя по всему. – Берди задумчиво отпила кофе. – Я не знала, радоваться или печалиться. Много раз задумывалась о том, чтобы открыть Розе правду, но так и не решилась. Кроме того, я была уверена, что интрижка Тима скоро закончится и он наконец одумается. Ведь в Памеле не было внутреннего содержания, одни лишь прическа, одежда и макияж. А еще холодность и тщеславие. Роза же казалась такой уязвимой, и, как выяснилось, я ее недооценивала. Но мне действительно представлялось, что правда ее убьет.

– Лучше уж так, чем знать, что все вокруг чувствуют свое превосходство.

– Никто подобного и не испытывал, Кейт. Что бы ты почувствовала? Все ужасно злились.

– На мужа?

– О да. Но еще больше на Памелу. Эту профессиональную обольстительницу. Она могла заполучить любого мужчину. Так зачем ей тот, у кого есть жена и ребенок? Вот чего никто не мог понять.

– Но почему такая дискриминация? Всегда виновата женщина! Он ведь знал, что делает, верно?

– Я считаю, в данном случае мужчина – такая же жертва, как и женщина. Тим был не глуп, но Памела словно околдовала его. Подобное случалось и раньше. Памеле нравились сложности. Она любила уводить женатых мужчин. Это доставляло ей огромное удовольствие.

Кейт с минуту молча смотрела на подругу.

– Хорошо. Продолжай, – наконец промолвила она.

– Спасибо. В один прекрасный день Роза позвонила мне и пригласила в следующую пятницу на ленч – милый непринужденный девичник, ведь мы с подругами уже много лет так не собирались. Роза, я, Меган, Дебби и… Памела. Я спросила у Розы, уверена ли она относительно последней гостьи и понимает ли, что делает. Роза ответила, что для нее все ясно, и спросила, приду я или нет. Конечно же, я согласилась прийти, хотя мне совершенно не хотелось поощрять ее безумную затею, но…

– Ты не смогла устоять. Слишком сильно было любопытство, верно? – Кейт сочувственно улыбнулась и покачала головой. – Ты неисправима!

Берди почувствовала себя уязвленной.

– Совсем не так! Признаюсь, мне было любопытно. Но я не знала, что именно замыслила Роза, и подумала… что могу ей понадобиться.

Кейт задумчиво посмотрела на подругу.

– Ты пошла на ленч, чтобы оказать ей моральную поддержку, поскольку она твоя подруга и у нее проблемы?

Берди пожала плечами.

– Ты не такая бесчувственная, какой хочешь казаться, верно? – тихо спросила Кейт.

Берди снова пожала плечами, но на этот раз с раздражением:

– Дело не в этом. Просто у меня было нехорошее предчувствие. Поэтому я решила приехать в пятницу пораньше, чтобы разведать обстановку, пока никого нет. Нас пригласили к половине первого, так что я явилась в двенадцать. Судя по всему, Роза была совсем не рада видеть меня так рано. Хотя я не поняла почему. Ведь насколько могла судить, все было готово для ленча, кроме разных мелочей, которые обычно делаются в последнюю минуту. Роза отвезла ребенка к своей матери, так что в доме царили чистота и уют, стол был накрыт, сама она выглядела чудесно – красиво одета и накрашена. Хотя и казалась замкнутой и напряженной, словно пыталась сосредоточиться на чем-то, но не хотела об этом говорить. И мне это совсем не понравилось. Она усадила меня на кухне, предложив бокал вина, и продолжила готовить угощение. Роза как раз заканчивала готовить киш^[2], раскладывая креветки с кусочками овощей. Все это время она болтала без умолку, но ее голос звучал непривычно громко и постоянно срывался, так что я задумалась, все ли с ней в порядке. Потом она поставила киш в духовку, нарезала салат, достала из холодильника масло, при этом продолжала говорить обо всем и в то же время ни о чем. Знаю, это прозвучит театрально, но я в самом деле ужасно разнервничалась. Я не отрываясь смотрела на большой нож, которым Роза нарезала помидоры. Он казался невероятно острым – разрезал плоды точно масло. Роза перехватила мой взгляд и поинтересовалась, в чем дело. Ну и что я могла на это ответить? Пробормотала что-то невразумительное, а она рассмеялась и продолжила резать овощи. Я подумала, что выгляжу просто нелепо, подозревая Розу в желании совершить нечто ужасное, хотя она совсем не такая. Однако когда Роза вышла, чтобы поставить масло на стол, я взяла нож и спрятала его в глубине одного из шкафов, на всякий случай. А еще вытащила из сушилки две тяжелые чугунные сковороды, на которых Роза тушила креветки, и убрала их в кладовку. Мне показалось, что если кинуть такой сковородкой в кого-нибудь, то непременно убьешь. Еще я припрятала стоящие возле плиты шампуры, разделочный нож и большую вилку. Я чувствовала себя очень глупо, но все же сделала это. В дверь позвонили. Это приехали Меган и Дебби, которые работали вместе с Розой. Они оживленно болтали и смеялись, выражали радость от встречи с Розой. Я немного успокоилась, даже подумала, что, возможно, это на самом деле дружеский ленч. Может быть, Роза не знает об отношениях Тима и Памелы, просто поняла, что у него кто-то есть. А сегодня она всего лишь хотела немного развлечься. Поэтому я попыталась держаться как можно любезнее с Меган и Дебби, а они в ответ были очень доброжелательны ко мне. Честно говоря, я всегда считала их обычными дурочками, а они, в свою очередь, считали меня человеком со странностями. Однако все мы ради Розы старались вести себя как благопристойные леди. Так что к тому времени, когда приехала еще одна старинная подруга Розы Джен, мы все были исполнены такого дружелюбия, что встретили ее как дорогую и горячо любимую сестру. Джен, разительно отличавшаяся по складу ума от Меган и Дебби, заметно нервничала и время от времени поглядывала на меня, вопросительно вскидывая брови. Я знала, что она пыталась сказать. Неужели Памела действительно придет? Знает ли Роза о ее отношениях с Тимом? И если знает, то что, черт возьми, здесь происходит? Привычно опоздав на двадцать минут, приехала Памела. Она выглядела словно восхитительное видение в кремовых, шоколадных и золотистых тонах, окутанное удушающим ароматом дорогого парфюма. Извинившись за опоздание, Памела с улыбкой стала расспрашивать о малыше и разве что не погладила Розу по голове – так покровительственно она себя вела. Роза же превзошла саму себя, даже бровью не повела. Она была само очарование. Восхищалась прической Памелы, ее костюмом, блузкой, туфлями и расспрашивала о работе и жизни. Затем Роза посмотрела на часы и предложила сесть за стол и поесть, учитывая, что всем потом нужно возвращаться на работу. Роза принесла большую супницу с холодным супом и разлила его по тарелкам. Суп оказался восхитительным, хотя я не могу сказать, что в полной мере насладилась его вкусом. Атмосфера в доме перед приездом Памелы была довольно нервозная. Но стало еще хуже – настоящая дамская истерия. Дебби и Меган уже выпили изрядное количество вина и теперь нервно хихикали, без конца повторяя, как вкусно угощение и вообще все чудесно. Джен едва сдерживала ярость, слишком лучезарно улыбаясь хозяйке дома и угрожающе поглядывая на Памелу. Однако Роза вела себя как ни в чем не бывало, а Памела, больше всего на свете обожающая быть в центре интриги и ставить окружающих в невыгодное положение, изысканно ела суп, отказавшись от хлеба и улыбалась, как Чеширский кот. Роза вновь взглянула на часы, собрала со стола грязные тарелки и принесла салат и киш. Она многозначительно посмотрела на меня, а потом извинилась и сказала, что ей придется разрезать пирог столовым ножом, поскольку все остальные ножи в доме исчезли самым загадочным образом. Все рассмеялись и подтвердили, что так случается всегда и нужные вещи пропадают в самый неподходящий момент. Начали вспоминать историю о том, как оказались в палаточном лагере без открывалки, но со множеством еды в консервных банках. Все отчаянно желали оказаться где угодно, но только не здесь, за столом, и с нетерпением ждали окончания этого ужасного ленча. Все, кроме Розы и Памелы. Они отлично проводили время. Я запомню это на всю оставшуюся жизнь. Они без устали подтрунивали друг над другом. Так, пока Роза разрезала киш, Памела начала хвалить ее, что та прекрасная домохозяйка и как повезло Тиму. Все это произносилось таким сентиментальным тоном: «Вы так прекрасно готовите, Роза. И вообще вы изумительно управляетесь с домашним хозяйством. Хотелось бы мне быть такой, но я совершенно безнадежна. У меня попросту не хватает терпения. В школе учительница по домоводству была такой занудой, что мне было невероятно скучно. Поэтому с тех пор у меня отвращение к готовке и ведению домашнего хозяйства. Да и к чему утруждаться? Ведь всегда можно найти симпатичного мужчину, который пригласит на ужин! Нет, честное слово, я не способна даже яйцо сварить!» – Берди картинно всплеснула руками и закатила глаза, изображая презираемую всеми Памелу. – А Роза… Я помню, что в этот момент она закончила разрезать киш и пошла вокруг стола, предлагая угощение гостям. Ее руки дрожали так сильно, что она с трудом удерживала тарелку. «О, как досадно, Памела! Возможно, если бы вы записались на курсы, то вполне смогли бы научиться даже сейчас. Нет, я вовсе не хочу сказать, что вы для этого слишком старая. Никогда не верила в глупое утверждение о том, что старого пса невозможно научить новым трюкам… или речь шла о старой…» В этот момент кто-то из несчастных гостей, кажется Дебби, вскрикнула, захихикала и сказала, что умирает с голоду, прервав таким образом весьма щекотливую беседу. Роза двинулась дальше и остановилась перед Памелой. Так она стояла с маленьким ножом и огромной тарелкой в руках, на которой осталось лишь два совершенно неровных куска киша, а я уже представляла себе душераздирающую картину: Памелу с торчащим из ее шеи ножом. Господи, подумала я, только бы Памела не улыбнулась, только бы что-нибудь не сказала.

Кейт рассмеялась:

– Берди, ты и впрямь иногда бываешь ужасно смешной. Как будто…

– Что? Как будто изящная леди, моя добрая подруга, славная женщина и мать, представительница среднего класса могла из мести зарезать соперницу столовым ножом? Что ж, наверное, она не сделала бы этого. Во всяком случае, не при четырех, не сводящих с нее глаз, свидетельницах. Как бы то ни было, Памела положила себе в тарелку кусок киша, потянулась за салатом, и гроза миновала. Но если бы взгляды могли убивать, Кейт, Роза непременно стала бы убийцей. А Дебби, Меган и Джен продолжали болтать, поедая киш, салат, чернику со сливками, выпив несколько бутылок вина, а потом и кофе. Еда была очень вкусной, и они, включая Розу и Памелу, съели все до последней крошки. Однако готова была поклясться, что несварением желудка мучилась не только я. Роза постоянно смотрела на часы, и мне стало понятно почему, лишь когда послышался шорох вставляемого в замочную скважину ключа. Пришел Тим. Вот тогда до меня дошло. Роза решила устроить решающий поединок при свидетелях. Она намеренно пригласила на ленч в день, когда Тим собирался после обеда поработать дома. По-видимому, присутствие гостей его не удивило. Если о них ничего не рассказала Роза, то уж Памела наверняка не стала молчать. Но поскольку Тим не подозревал, что жене известно о его интрижке, он решил, что им с Памелой следует вести себя как ни в чем не бывало, и все будет хорошо. Более того, этот ленч показался ему удобным способом пресечь подозрения жены, если они возникнут. А может, ему просто нравилось осознавать, что обе его женщины находятся за одним столом. Этакие мальчишеские мечты о собственном гареме. Кто знает? Что же касается Памелы, то больше всего на свете она любила причинять неприятности, особенно если при этом от нее требовалось лишь спокойно сидеть на месте и выглядеть изысканно, наблюдая как вокруг разворачиваются события. И все же глупое робкое выражение на лице Тима целиком выдало его, даже если бы никто из присутствующих не знал об истинном положении дел. Он нарочито небрежно поздоровался с Памелой, поцеловал всех, кроме нее. Тим даже поцеловал меня, хотя мы никогда не могли похвастаться хорошими отношениями. Что касается Памелы, он лишь легонько коснулся пальцами ее руки, когда наклонился, чтобы взять немного черники со сливками. Памела улыбнулась, а все остальные едва сдержались от негодования при виде того, насколько глупо поведение Тима. Но мы также беспокоились из-за Розы. Однако Роза с улыбкой предложила мужу кофе. Она поставила для него стул рядом с Памелой, не переставая оставаться любезной. Присутствующие за столом считали Розу выдержанной и храброй и от души ей сочувствовали. Излучали позитивную энергию, как сказала бы Меган. И все же я знала Розу слишком хорошо. Ведь мы дружили на протяжении многих лет. Человек не может столь кардинально измениться за какие-то восемнадцать месяцев. Роза превратилась в неуверенную в себе домохозяйку лишь на короткий период времени. Она что-то задумала. Я это чувствовала и сильно испугалась. Не прошло и десяти минут, как Памела начала меняться на глазах. Перестала смеяться, болтать и закидывать ногу на ногу. Она сильно побледнела, а взгляд ее красивых глаз стал мутным и безжизненным. Памела поставила на стол чашку с кофе и попросила стакан воды. Тим поспешил выполнить ее просьбу, но, едва сделав пару глотков, Памела вскочила и выбежала из комнаты. Я догадалась, что она устремилась в ванную. Она не успела закрыть за собой дверь, и все присутствующие услышали, как ее тошнит. Тим очень удивился и не на шутку встревожился. Думаю, он никогда не воспринимал изысканную Памелу как обычного человека с весьма обыденными потребностями. Меган, Дебби и Джен сделали вид, что тоже встревожены, хотя едва сдерживали улыбки, наслаждаясь происходящим. Лицо Розы осталось совершенно непроницаемым, и нельзя было сказать, какие мысли бродят в ее голове. Памела вернулась в комнату белая как мел. Бледность проступала даже сквозь слой тона, румян и теней, которые выглядели теперь как грязные разводы на ее лице. Ее волосы обвисли, а костюм покрылся мокрыми пятнами в тех местах, где она пыталась его замыть. А Роза вела себя чрезвычайно предупредительно. Усадила гостью в мягкое кресло, предложила крепкий черный чай, сухой крекер и кровать. Однако Памела лишь с раздражением отмахнулась и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Только не прошло и минуты, как она вновь бросилась вон, и все повторилось с той лишь разницей, что на этот раз ей не удалось добежать до ванной комнаты. Присутствующие слышали, как она давилась и ловила ртом воздух в холле. Затем зажурчала вода, а когда Памела вернулась в комнату, выглядела она еще хуже, чем прежде. Ее туфли были безвозвратно испорчены. Памела рухнула в кресло, принялась плакать и звать доктора. Она пожаловалась, что отравилась едой и вкус киша сразу показался ей странным. А потом заявила, что, очевидно, Роза использовала несвежие креветки и скоро все мы будем мучиться от болей в животе. Памела была невероятно бледна, на лице выступил пот; она выглядела крайне жалко. Роза тихо выразила сочувствие, добавив, что если бы дело было в еде, то к этому времени уже все почувствовали бы себя плохо – ведь брали порции с одного блюда. Памела же возразила, что у нее нежная конституция, и именно поэтому она первой почувствовала себя плохо. Далее она пригрозила, что Розе придется заплатить за испорченные итальянские туфли, поскольку они стоят целое состояние. Потом ее снова вырвало, только на этот раз на собственные колени. Не выдержав, я предложила отвезти Памелу в больницу, и Роза со мной согласилась, попросив Тима сделать это. Роза накинула Памеле на плечи плед для пикника, поскольку ту била дрожь, одолжила пару старых туфель на плоской подошве, пакет на случай, если несчастную вновь затошнит, и помогла ей дойти до машины Тима. Тот стоял точно парализованный, но Роза отыскала ключи от машины, усадила его на водительское сиденье и наказала оставаться с Памелой в больнице до тех пор, пока не станет ясно, что худшее позади. Так они и уехали – стонущая и рыдающая Памела с пледом для пикника на плечах и пакетом в руках и Тим, чьи глаза в очередной раз едва не выскочили из орбит. Только теперь по совершенно иной причине. Роза навела порядок в холле и под креслом, в котором сидела Памела, а затем мы снова выпили по чашке кофе, обсуждая, что же могло вызвать болезнь. К тому времени уже никто не беспокоился о том, чтобы вернуться на работу вовремя. Роза была совершенно невозмутима, а вот я не переставала беспокоиться. Все остальные считали отравление Памелы стечением обстоятельств, но только не я. Так или иначе, яд подсыпала Роза. Но как она ухитрилась? Ведь Памела ела то же самое, что и остальные: суп, салат, киш, чернику со сливками. И все брали порции с одного блюда. Кофе тоже наливали из общего кофейника. Памела не ела сахар, так что его можно было исключить как причину отравления. Но что за яд использовала Роза? Было ли это что-то такое, присутствие чего в пище она с легкостью могла бы объяснить? Неужели ленчу предшествовала тщательная подготовка? Или же Роза пребывала в таком отчаянии, что совсем не задумывалась о том, что будет, когда проанализируют содержимое желудка Памелы? Во мне произошла совершенно необъяснимая перемена. Вместо того, чтобы вывести убийцу на чистую воду, выяснив, каким образом она действовала, я испытывала отчаянную надежду на то, что Роза сумела замести следы. Я не могла задавать вопросов, лишь сидела и пила кофе, а потом помогала вытирать тарелки. Я сама напросилась. Я все еще находилась в доме Розы, раздумывая над тем, как бы потактичнее ее обо всем расспросить и уточнить, была ли она достаточно осторожна, когда из больницы позвонил Тим. Памеле промыли желудок. Пищевое отравление, видимо, в киш попала несвежая креветка. Памела все еще очень слаба. Врачи сказали, что с ней все будет в порядке, но она потребовала осмотра еще другим врачом. Собиралась остаться в больнице на ночь, поэтому Тим вынужден задержаться. Нужно решить вопрос с отдельной палатой, на другое Памела не согласна. И персонал начал понемногу терять терпение. А еще ему придется поехать к ней на квартиру, чтобы привезти халат и другие вещи. Памела отказывалась надевать больничный халат, потому что он отвратительно выглядит, не захотела умываться с больничным мылом. Но у нее не было ни одной подруги, которая могла бы собрать для нее сумку и привезти в больницу. Тим не знал, что именно нужно Памеле. С ней наверняка случится истерика, если он что-нибудь забудет. Его машина находилась в ужасном состоянии после напоминающей ночной кошмар поездки в больницу. Он сам выжат как лимон и не знает, когда вернется домой. Тим постоянно вспоминал о том времени, когда на свет появился их с Розой ребенок, в той же самой больнице. Они с Памелой проходили мимо родильного отделения. Тим помнил, как храбро держалась Роза – двадцать четыре часа схваток, невыносимая боль в спине. И теперь он поинтересовался, как жена себя чувствует. Что бы ни сказала Памела, Роза не должна чувствовать вину. Ведь это просто случайность. Он приедет домой, как только сможет. Роза продиктовала мужу список вещей, которые могут пригодиться Памеле, а затем вернулась на кухню и пересказала весь этот разговор. Она явно испытывала облегчение. Роза рассказывала мне о разговоре с мужем и смеялась, как в былые времена. Я тоже хохотала как ненормальная – ведь с моих плеч свалилась такая гора тяжелых подозрений.

Кейт допила кофе и, подперев рукой подбородок, с усмешкой посмотрела на подругу.

– Значит, это все-таки несчастный случай, ну и паникерша же ты, Берди, – произнесла она. – Но в таком случае зачем ты мне все это рассказала? Где пример женской агрессивности? Убийства не было. Ведь никто не умер, верно?

Берди улыбнулась:

– Смотря с какой стороны на это взглянуть, – ответила она. – Что-то определенно умерло после этого случая. Исчезло навсегда.

– И что же это?

– Страсть Тима к Памеле. Совершилось самое изящное убийство их тех, с которыми мне довелось столкнуться. Роза не собиралась убивать человека. Я сошла с ума, предположив подобное. Розе всего лишь хотелось убить надуманное представление мужа об этой женщине. А как мы знаем, все самые нелицеприятные стороны человеческого характера проявляются именно во время тяжелой болезни. Роза нашла способ показать мужу его любовницу в чрезвычайной ситуации. Как она и предполагала, зрелище оказалось крайне отталкивающим.

– Тошнило без остановки, – задумчиво протянула Кейт. – Трудно оставаться элегантной с пледом на плечах, миской в руках, урчащим желудком и…

– И что еще более важно – Памела визжала, беспрестанно жаловалась, даже когда ей стало лучше, тем самым показала, какая самовлюбленная эгоистка скрывалась за всем этим показным шармом и обаянием. Остроумный был план, но довольно жестокий, ты не находишь? Я никогда не думала, что наша Роза может оказаться такой безжалостной. И с того самого дня отношусь к ней по-другому. С бо́льшим уважением, что ли.

– И сейчас тоже? – Кейт широко улыбнулась и покачала головой. – Но Берди, ты говоришь так, словно отравление было вовсе не случайным. И все же это случайность. Ты же сама сказала…

– Я сказала, что мы все ели киш. Он был разрезан у нас на глазах. Более того – мы собственноручно брали куски с общего блюда. Даже если Роза и сделала то, что я предполагаю – то есть добавила в пирог креветку, которая изрядно полежала на солнце, а потом была приготовлена в отдельной посуде (я видела на сушилке две сковородки), мне все же не удавалось понять, как же она заставила Памелу взять отравленный кусок пирога.

– Да уж. – Кейт рассмеялась. – Так что я не понимаю…

– Как это было сделано, до меня дошло гораздо позже. Будучи благовоспитанными леди, мы все брали куски пирога по очереди. Не как попало, а один за другим. К Памеле Роза подошла в последнюю очередь, когда на блюде оставалось два куска. И тут, я согласна, Памела могла выбрать любой.

– Ты хочешь сказать, что Роза играла в своеобразную «русскую рулетку»? Верится с трудом, – покачала головой Кейт.

– Думаю, что не было никакой игры. Роза разрезала киш на довольно неровные куски. Я сочла, что она была слишком расстроена. Но ошиблась. Она протянула Памеле блюдо с двумя кусками пирога, зная наверняка, что та выберет меньший. Ведь именно так поступают леди, верно? А Памела всегда вела себя как благовоспитанная дама, когда ей это было выгодно. О да. Замысел оказался неожиданно гениальным.

Кейт вскинула брови и отодвинулась от стола.

– Так что – теперь ты признаешь, что я выиграла спор? – поддразнила подругу Берди.

– Может быть. – Кейт задумчиво посмотрела на подругу, когда они подошли к стойке, чтобы расплатиться за кофе. – Берди, почему ты никогда об этом не рассказывала? Подобная скрытность не свойственна тебе.

– Ну… – Берди, стараясь не смотреть на подругу, принялась рыться в кармане джинсов в поисках монет. – Знаешь, не было подходящего момента. К тому же я не знала, одобрять мне подобные действия или осуждать, поэтому предпочла хранить молчание. Но, Кейт, ты ведь знаешь, что я никому об этом не рассказывала?

– О да. – Кейт улыбнулась. – Лучше обо всем забыть, как считаешь? Отвратительная история, Берди. И все же… разве не блестящий план? И он сработал. – Кейт вздохнула. – Жаль только рецепт киша, такой отличный. Но я с тех пор так им и не воспользовалась, не лежала душа. Забавно, да?

Берди взглянула на подругу, когда они вышли на улицу, заполненную возвращающимися с обеда людьми.

– Кейт, иногда ты меня поражаешь.

– Хорошо. А теперь насчет «неожиданной гениальности»…

И подруги возобновили спор.

Рождественские убийства

Кейт наблюдала за тем, как ее дочь беседует с Сантой. Она растрогалась и от навернувшихся на глаза слез все вокруг расплылось как в тумане. Это было так чудесно: богато украшенные помещения, навевающие воспоминания о ее собственном детстве и Рождестве, звучащие из динамиков гимны, мелодичный перезвон крошечных колокольчиков, перекрывающий гул голосов покупателей, охваченных ежегодной предпраздничной лихорадкой. И Кейт со слезами чувствовала, что вот теперь она поступает как настоящая мать.

В прошлом году визит к Санте в местном универсальном магазине произошел в спешке и оказался довольно скомканным. Санта, чье потное нарумяненное лицо казалось слишком маленьким из-за окладистой бороды, понуро сидел на металлическом троне, увитом мишурой и пластиковыми ветвями падуба. Рядом с ним находилась усталая девушка-фотограф в костюме эльфа. Огромная очередь мамочек хотела во что бы то ни стало сделать замечательное фото с Санта-Клаусом.

Зои же была счастлива. Она скромно сообщила Санте о своих пожеланиях и получила от него обещание их выполнить. В качестве бонуса девочке достался бесплатный воздушный шарик, на котором красовалась реклама одного из сетевых магазинов. Фотография тоже получилась довольно милой, хотя Санта выглядел несколько измученным, а Зои слишком напряженной. И все же поход в магазин к Санта-Клаусу разочаровал Кейт до глубины души. Ведь жизнь коротка, а детство еще короче. Скоро Зои будет уже не в том возрасте, когда дети верят в Санту и его сказочные способности. Волшебство Рождества исчезнет из ее жизни, как и многое другое. Вот поэтому Кейт поклялась, что на следующий год все сделает основательно. Поедет в город, в «Фредерикс», куда в детстве ее возила собственная мать. Рождественское убранство этого торгового центра славилось на всю округу, а про Санту, много лет занимающего там свой пост, не раз писали в газетах. Все в центре было устроено немного старомодно, но вместе с тем элегантно, достойно и стильно.

Наблюдая за Зои, что-то робко нашептывающей на ухо доброму веселому старику в красном костюме, восседающему на роскошном золоченом троне, Кейт вспомнила себя на этом же месте много лет назад. Тогда на ее ногах были новые белые сандалии, а маленькая потная ручка сжимала сумочку из соломы. Это было настоящее волшебство. Зои наверняка испытывала сейчас нечто подобное, хотя среди нынешних девочек белые сандалии и плетеные соломенные сумочки давно уже не популярны. Рядом бесшумно возникла фигура девушки в красно-белом одеянии. Ее фотокамера щелкнула, запечатлев непринужденную беседу без вымученных, натянутых улыбок, и Кейт удовлетворенно вздохнула. Да, это действительно стоило потраченных денег. А Санта тем временем наклонился к стоящему возле трона мешку, полному подарков в перевитых золотыми ленточками упаковках. В «Фредериксе» не дарили ничего не стоящих рекламных шаров. Каждый ребенок получал свой особенный подарок, который можно унести домой и положить под елку. Это была традиция. Зои с серьезным видом приняла из рук Санты подарок в красной упаковке и соскользнула с его колен. Опустив голову, она застенчиво направилась к матери.

– Ну, что скажешь? – Преисполненная материнской гордости, Кейт присела перед дочерью на корточки.

– Здорово, – пробормотала Зои, смущенно ловя на себе взгляды улыбающихся взрослых. – А теперь мы можем пойти поесть? Ты сказала, что придет Берди. Идем. – Девочка потянула мать за руку, заставляя ее подняться на ноги.

– Что сказал Санта? – не унималась Кейт, пока они пробирались к лифту сквозь волшебный лес рождественских елей, окружавших пещеру Санта-Клауса. Именно так именовало это место руководство торгового центра. – Он был милым?

– Да. Только ведь это не настоящий Санта, мама, – тихо пояснила девочка. – Он его помощник. Вроде того, что мы видели в прошлом году у нас в магазине, который тоже был милым.

– Да, но…

– Но этот – самый лучший из всех, – поспешно кивнула Зои. – Он говорил со мной дольше, чем остальные, и подарил особенный подарок. Он в красной упаковке, в то время как остальные – в синих и зеленых. А еще знаешь что, мама? Санта сказал, что я могу получить велосипед!

– Что?

– Да, он так сказал. Спросил, чего я хочу больше всего на свете. Я ответила, что велосипед. И тогда он сказал: «Хорошо!» – Глаза Зои счастливо заблестели при воспоминании об этом.

– Но, Зои, мы с папой говорили тебе, что…

– Знаю. Но Санта сказал, что сможет выполнить мое желание. И вам с папой не придется тратиться. Видишь? А еще он пообещал принести мне Барби, черную футболку с изображением черепа и какой-то сюрприз. – Зои задумчиво кивнула. – Здорово, что мы сюда пришли, мама. Ты была права.

Услышав это, Кейт лишилась дара речи.

Кафетерий был заполнен женщинами, в изнеможении упавшими на стулья, окруженными пухлыми пластиковыми пакетами и детьми, потягивающими через трубочки молочные коктейли и ревностно сжимающими в руках собственные сумочки, в которых лежали красиво перевязанные золотой ленточкой подарки Санта-Клауса из «Фредерикса». При взгляде на них Кейт поморщилась. Прошлогодний опыт общения с простым непритязательным Сантой начал казаться ей все более привлекательным. Она перевела взгляд на дочь, устроившуюся поудобнее под елью, чтобы посмотреть транслирующуюся по телевизору новогоднюю сказку, и вздохнула.

– Что с тобой? – усмехнулась Верити Бердвуд. – Ведь тебе же все это так нравится.

– Естественно, нравится, – с вызовом ответила Кейт. – Я просто немного… – Она осеклась и тут же взяла себя в руки. Зачем показывать Берди свою слабость. – Вижу, ты чудесно провела утро, Берди? Наслаждалась праздничной атмосферой? Рождество грядет, это так чудесно.

Довольная собой, Кейт захихикала при виде неодобрительной гримасы на лице подруги. И кому только в голову пришло послать ее в торговый центр собирать материал для рождественской телевизионной программы? Но, должно быть, все остальные сотрудники уже отправились на каникулы.

Надув губы, Верити Бердвуд принялась помешивать кофе.

– Не так уж плохо, если они сорвут куш на человеческом безрассудстве, – пробормотала она. – Здесь созданы для этого все условия. Никогда такого не видела. Они же все как лемминги! Деньги! Запах пластика в воздухе! Я его чувствую. Щелк, щелк – пятьдесят долларов, шестьдесят долларов, сотня! Люди тратят деньги так, словно живут последний день. Это нелепо и смешно. Персонал сбивается с ног, магазинные воры вышли на охоту и тащат все, что под руку попадется. Менеджеры как на иголках: ведь рождественская сутолока зачастую сказывается на репутации торгового центра. Да, обо всем этом можно написать статью, но заказчикам она не нужна. Все ждут слащавый рассказ об оазисе комфорта и радости. Это просто отвратительно.

– Ба, тебя тоже ввели в заблуждение. Почему редакция прислала тебя, Берди?

– Все остальные разъехались на каникулы.

– Послушай, неужели ты не можешь просто расслабиться и получать удовольствие? Все совсем не так, как тебе представляется. Ты уже была в отделе игрушек? – поинтересовалась Кейт. – Видела украшения и Санту? Дети просто…

Берди округлила глаза.

– Сегодня утром я первым делом отправилась туда, чтобы побеседовать с ним лично, и увидела толпы детей. Ты знаешь, что в очереди стоят женщины с младенцами, которые даже не умеют сидеть, и с едва передвигающимися малышами с сосками во рту, начинающими вопить при виде сумасшедшего деда, к которому нужно сесть на колени? Также в очереди находятся подростки, которые, кажется, сломают Санта-Клаусу колени, если на них усядутся. Безумие! Однако из года в год повторяется одно и то же. Санта из «Фредерикса» – просто национальное сокровище, часть великой традиции. И он об этом знает. Его зовут Бен Блаф – старый весельчак с ямочками на щеках. Прибыль свою имеет, только какой ценой! Дети, дети с девяти утра до пяти часов после полудня, и так шесть дней в неделю. Пятнадцатиминутные перерывы на чай утром и после обеда, а также часовой перерыв на ленч. Сущий кошмар! У меня с ним встреча между половиной первого и двумя часами. Я спрошу, как он выдерживает и как умудряется оставаться мудрым и замечательным.

– Не знаю насчет мудрого и замечательного. Скорее, высокомерный. – Негодование Кейт было столь велико, что она совершенно забыла о том, что является ярой фанаткой Рождества. – Он пообещал Зои велосипед. Санты не должны так поступать.

– А я думала, что именно для этого они и существуют.

– Нет, нет. Они должны говорить что-то вроде: «Хо-хо-хо, маленький дружок, посмотрим, как будешь себя вести». Я хочу сказать, откуда он знает, что мы можем позволить себе купить велосипед? Да и вообще хотим ли его покупать своей дочери? Тем более что мы этого не собираемся делать. Ужасно. С этой точки зрения тощий старик в магазине в прошлом году был куда предпочтительнее. По крайней мере, он придерживался общепринятых правил.

Берди улыбнулась:

– Что ж, тебе некого винить, кроме себя. – Она взглянула на часы. – Я, пожалуй, пойду, Кейт. Через десять минут у меня встреча с оформителем витрин в отделе игрушек.

Рассел Дижон поедал легкий обед за столом своего кабинета на пустынном десятом этаже и просматривал сообщения в телефоне, которых накопилось довольно много. Они могли подождать: «Перезвоните своей сестре Мари… мистеру Симмсу из ювелирного отдела… мистеру Сильвестру из отдела игрушек… звонила миссис Стэк из отдела нижнего белья… сестра, вещи в химчистке готовы». Он не слишком бы порадовался, узнав, что со стороны это выглядит довольно легкомысленно. Ведь в предпраздничные дни Рассел Дижон весьма серьезно относился к себе и своим обязанностям. Он был далеко не последним человеком в неофициальной иерархии торгового центра «Фредерикс», отвечая за праздничное убранство магазина и напрямую подчиняясь главному управляющему. Он распоряжался огромным бюджетом, имел довольно внушительное количество людей в подчинении (хотя и не возражал бы, чтобы их было больше), просторную и прекрасно освещенную офис-студию, из окон которой открывался вид, радующий глаз. Рассел Дижон фактически руководил магазином, и в этот жизненно важный период года его распоряжения, касающиеся украшений и расположения товаров в витринах, строгий личный контроль и почти фанатичное внимание к деталям вызывали смятение, разочарование и даже гнев измученных предпраздничной суетой руководителей отделов и их подчиненных.

Рассел прекрасно понимал их негодование, но все же приходил к выводу, что не стоит опускаться до уровня подчиненных. Ведь закоснелым умам не под силу понять настоящее искусство. Сегодня, машинально подписывая отчеты о расходах и откусывая понемногу от сэндвича с копченой семгой и черным хлебом, приготовленного секретаршей, он прекрасно понимал, что за ленчем соперники наверняка обсуждают его и высказывают недовольство. Только Рассела это совсем не волновало. Пусть жалуются сколько угодно, старые глупые пустозвоны. Он знал, что руководство полностью на его стороне и считает необходимыми и жизненно важными его нововведения, направленные на создание атмосферы праздника в «Фредериксе». Он настолько ценил свою нынешнюю должность, открывающую перед ним широкие возможности и приносящую удовлетворение, что брюзжание кучки стариков вызывало лишь мимолетное раздражение. Не более того.

Улыбнувшись собственным мыслям, Рассел захлопнул папку. Все шло гладко, и он с нетерпением ждал продолжения дня. Эта крошка Бердвуд ужасно нудная, но он никогда не упускал возможности похвастаться творением своих рук перед заинтересованными сторонами, к тому же Бен Блаф всегда умел произвести впечатление. Оставалось надеяться, что к интервью он будет выглядеть достойно.

Впервые за весь день Рассела охватило легкое беспокойство. Он вспомнил, что утром Бен был непривычно бледен и немного нервничал. Старик хотел поговорить, и Рассел обещал спуститься к нему перед ленчем. Ведь все равно нужно проверить иллюминацию на ели и доложить подарки в рождественский мешок, чтобы тот выглядел волнующе полным. Однако встреча с Верити Бердвуд и последующая экскурсия по торговому центру заставили его позабыть о своем обещании. Если Бену стало плохо или он уронил ребенка, тогда им конец. Ведь Санта-Клаус был центральной фигурой всего рождественского действа, причем на протяжении многих лет. Его присутствие жизненно необходимо.

Рассел вздохнул – Бен Блаф слишком остро на все реагирует. Из-за стресса кругом мерещились неразрешимые проблемы. Наверняка Бен просто чем-то расстроен или же ему снова досаждает этот администратор из отдела игрушек Эрни Симпсон. В предпраздничные дни Бен становится вроде местной звезды. Поэтому и отношение к нему должно быть соответствующим. Раздражающий, но неизбежный момент. Так что если Бен потребует к своей персоне повышенного внимания, Рассел его обеспечит. Бен – идеальный Санта-Клаус, и Верити Бердвуд будет им очарована. Как и всей атмосферой, царящей в торговом центре. Только вот бедняжка казалась слишком робкой, нервной и была неразговорчива. Однако Рассел был убежден, что никто не сможет остаться равнодушным к рождественским украшениям. В этом году он превзошел сам себя. А организация! Конечно, наиболее выдающиеся аспекты его деятельности не для широкой публики, что ужасно жаль. Но на переднем плане должно быть волшебство, а ловкость рук придется оставить в тени. В этом-то и состоял гений Рассела. Он отпил свежевыжатого сока лайма и откинулся на спинку удобного кресла. Да, Рассел Дижон, без сомнения, добился огромного успеха, являлся одним из наиболее ценных сотрудников «Фредерикса», и все об этом знают. Конечно же, руководство вынуждено платить ему довольно высокое жалованье, размышлял Рассел, стряхивая крошечную блестку с рукава своего элегантного и очень дорогого пиджака. Но он стоил каждого выплаченного ему пенни.

– Он просто опьянел от собственной власти, – проворчал Симмс из отдела часов и ювелирных изделий, разглядывая лежащий на тарелке маринованный огурец и не решаясь его попробовать. – Я хочу сказать, что украшения это неплохо, но вы же видели, что он сделал. Ювелирные изделия на ели и в волосах ангелов. Просто безумие! Я хочу сказать, это не слишком хороший способ выставить в витрину драгоценности. И к тому же рискованный! Еще хуже, чем прошлогодний сундук с сокровищами. Господь свидетель, тогда кое-что пропало. Я ему сказал: не стану брать на себя ответственность и умываю руки. Трудно сказать, что у нас есть, а чего нет. Мне лишь известно: каждые десять минут что-нибудь пропадает. Не знаю, почему Джон Фредерикс дал ему такую власть? Это выше моего понимания.

– К сожалению, юный Джон совсем не такой, как его отец, – произнесла всеми уважаемая Уна Стэк из отдела нижнего белья. Она работала в «Фредериксе» тридцать лет и вполне могла сойти за живую рекламу некоторых товаров из своего отдела. – Вчера он заглянул на наш этаж, и я попыталась с ним поговорить спокойно и тактично. Сказала, что ангелы в ночных сорочках выглядят очень мило. Лгала сквозь зубы, поскольку слово «шокирующе» здесь более уместно. Это же почти святотатство! Подумать только – нацепить пеньюары и неглиже на ангелов! «Только их слишком много, Джон, – сказала я. – Ведь мы торгуем не только ночными сорочками». Мне пришлось скрепя сердце убрать бюстгальтеры и корсеты в дальний угол. Выслушав мое замечание, он спросил, что в преддверии Рождества продается в моем отделе лучше всего. Я ответила: конечно же, сорочки и пижамы. Тогда он пожал плечами, улыбнулся и произнес: «Вот вы и получили ответ на свой вопрос». А потом ушел прочь. Что вы на это скажете?

Уна с видом победительницы посмотрела на присутствующих. Все глубокомысленно закивали. Фрэнк Сильвестр из отдела игрушек поднял седую голову и заморгал, точно старая черепаха.

– Никто и понятия не имеет… – пробормотал он, а потом осекся.

В помещении повисла тишина. У всех присутствующих были свои проблемы, но они и сравниться не могли с бедами Сильвестра из отдела игрушек.

– Вы сделали замеры? – ободряюще спросил Попеск из отдела постельных принадлежностей.

Седой Сильвестр медленно кивнул.

– Тридцать семь процентов, – ответил он и поджал губы. – Тридцать семь процентов помещения у меня отобрали в этом году.

– Нет! – воскликнула миссис Стэк.

Сильвестр вновь кивнул.

– Да. Трудно поверить, да? Но это так же верно, как и то, что я сижу здесь перед вами. На пятнадцать процентов больше, чем в прошлом году, на двадцать пять больше, чем в позапрошлом, на тридцать два больше, чем…

– Они увеличили пещеру Санта-Клауса, верно? – Миссис Стэк знала Фрэнка очень давно и научилась быть безжалостной.

– Верно, – вздохнул Сильвестр. – Увеличили. Перед пещерой устроили лес, а позади нее – раздевалку и бог знает что еще. А Бен Блаф сидит как король в центре отдела настольных игр. Вся эта суматоха с раздачей подарков сводит с ума Эрни Симпсона. Ха! Зачем посетителям покупать, когда все можно получить даром? Впрочем, разглядеть что-то практически невозможно. Товар наполовину запакован и громоздится на том пятачке, что остался от нашего отдела.

– Да, мистер Рассел Дижон роет всем нам яму, – уверенно произнес Симмс. – Подчиненный управляет начальником. А вам нужно показать товар лицом, верно? Иначе откуда взяться продажам?

– Твои ведь тоже упали в прошлом году, Вернон? – с надеждой в голосе спросила миссис Стэк.

Симмс замялся.

– Не совсем так, нет, – наконец произнес он. – На прошлой неделе они увеличились, и существенно, – заявил Симмс, но потом исправился: – Но это временно. На этой неделе опять пойдут на спад.

Миссис Стэк принялась помешивать чай.

– Наши тоже увеличились, – решилась произнести она, ни на кого не глядя. – А у вас, Фрэнк?

– Увеличились, – безрадостно протянул он. – Но я считаю…

– Как с продажами у вас, Петру?

– Увеличились, – уныло ответил Попеск из отдела постельных принадлежностей.

– Ну а что скажет Джордж?

Джордж Браун из отдела книг и канцелярских принадлежностей не отличался многословностью. Он допил свой кофе и молча указал взглядом на потолок.

Присутствующие за столом выглядели подавленно.

– Вот черт, – нарушила молчание миссис Стэк.

– И здесь все для них, дорогая, – Бен Блаф ласково подмигнул Берди и допил остатки чая из большой белой кружки, которую украшала выполненная золотыми буквами надпись «Веселого Рождества». – Я всего лишь старик, большую часть года сидящий на месте в ожидании пенсии, обожающий детей. Всегда с нетерпением жду Рождества в «Фредериксе», словно становлюсь одним из них.

– И вы никогда не устаете от детей? Я имею в виду шум, беспорядок и тому подобное? – спросила Берди, слегка поморщившись при воспоминании о толпе перевозбужденной детворы с липкими руками, ожидающей появления Санты перед «волшебным лесом» Рассела.

Бен Блаф рассмеялся, едва не закричав: «Хо-хо-хо». Берди казалось, что он вот-вот поднимет свою руку и пригласит ее сесть к себе на колени. Ведь она была не намного больше тех девочек-подростков, что стояли в очереди к нему.

– О нет, я никогда от них не устаю, дорогая. И в большинстве, заходя в пещеру, они становятся смирными и воспитанными. А что касается шума и беспорядка, так это специфика моей работы: жвачка в бороде, шоколад на штанах, детские слюни повсюду. Вот почему здесь столько запасных костюмов и бород. – Он обвел рукой свою небольшую раздевалку. – Иногда меня пачкают кое-чем похуже шоколада, – понизив голос, добавил Бен. – Самые маленькие ждут слишком долго, поэтому… ну, вы понимаете. – Он деликатно замолчал, а потом расхохотался, глядя на изумленное лицо Берди. – Видели бы вы сейчас себя, – выдохнул Бен. – Я знал, что вы так отреагируете. Гляжу, у вас совсем нет опыта общения с детьми. А у меня семеро внуков, так что меня уже ничем не смутить. Они приезжают ко мне в гости поплавать в бассейне или поиграть в теннис, как вот, например, вчера. Родители не могут с ними справиться, а я могу. – Он замолчал, и вся его веселость тут же куда-то улетучилась, Бен стал серьезным. Он подался вперед, и его голос зазвучал хрипло: – Видите ли, я понимаю детей и стараюсь говорить на их языке. С ними не сюсюкаю и не даю обещаний, которых не могу выполнить. И я люблю их. Вот что делает меня хорошим дедом и хорошим Сантой. Только большинство людей здесь, в «Фредериксе», не обладают этими качествами. Взять, к примеру, администратора Эрни Симпсона. Несколько лет назад он играл здесь роль Санта-Клауса и теперь меня совсем не уважает. Считает слишком самонадеянным. Я это знаю. Только маленькие дети еще не испорчены жизнью, как мы, взрослые. Они чуют лицемера за версту. О, вы можете обмануть их ненадолго, но в конце концов они раскроют обман. – Он медленно кивнул. – Да, они раскроют обман, и тогда вы проиграли. Вы потеряете их, но и они утратят нечто, чего уже не смогут вернуть назад. Свою невинность.

Берди все еще раздумывала над словами Бена, когда заметила возникшего в дверях Рассела Дижона.

– Думаю, нам пора, Верити, – пробормотал он, – чтобы Бен мог вернуться к работе. – Он взглядом профессионала окинул костюм Бена и слегка поправил сдвинувшуюся набок бороду.

Сентиментальный философ испарился, а вместо него появился болезненный старик Бен Блаф. Он нетерпеливо оттолкнул руку Рассела.

– А-а, не трогайте, – проворчал Бен. – Мне нужно поговорить с вами, Рассел. Вы ведь так и не пришли утром. Оставили меня тут в одиночестве с жуткой головной болью. А чего вы ожидали? Я провел ужасную ночь.

Рассел досадливо поморщился:

– Хорошо, Бен, хорошо. У вас какие-то проблемы? Послушайте, мне очень жаль. Держитесь, старина, ладно? Если нужно, я встречусь с Сильвестром и Эрни Симпсоном и все решу. В конце дня вернусь сюда, и мы поговорим, обещаю. Договорились? – Он искоса посмотрел на наблюдающую за происходящим Берди.

Бен сердито пожал плечами.

– Я пришлю к вам свою секретаршу. Она принесет таблетки, – примирительно произнес Рассел.

– Уже не надо, – недовольно проворчал старик. – Этот чудак Симпсон дал мне свои, да и перерыв пошел на пользу. Полежал немного, и головная боль прошла. Только…

Рассел энергично закивал.

– Отлично, – произнес он. – Вот что, Бен, я сейчас отведу Верити, а позже вернусь к вам. Почти два часа, и вас ждет множество детей. – Он указал на штору, закрывающую вход в волшебный лес.

Бен угрюмо посмотрел на Рассела, отряхнул с колен крошки и перекинул через плечо мешок. После этого он повернулся к Берди:

– До свидания, маленькая леди. – Он поклонился. – Поменьше вам проблем. Веселого Рождества!

– И вам, – растерянно ответила Берди.

Она наблюдала, как фигура в красном кафтане пересекла крошечную раздевалку, нажала на кнопку магнитофона и отдернула штору. Едва прозвучали первые звуки «Джингл беллз», Бен Блаф расправил плечи, крепче взялся за пухлый от подарков мешок и с улыбкой вышел к ожидающей его публике.

– Можно вас на пару слов, Рассел? – Фрэнк Сильвестр подслеповато щурился в тускло освещенном коридоре, разделяющем комнату отдыха сотрудников и уютное убежище Санта-Клауса. Судя по всему, он ждал здесь некоторое время. Рассел Дижон раздраженно поморщился.

– Сейчас мне не совсем удобно, Фрэнк, – произнес он. – Не могли бы вы…

– Послушайте, давайте встретимся через несколько минут, Рассел, – прервала его Берди, ухватившись за возможность побыть в одиночестве. Рассел Дижон казался ей не слишком приятной компанией. – Подожду вас снаружи. Понаблюдаю за работой Бена, поговорю с детьми. Получится хороший материал. – И прежде чем Рассел успел возразить, она проскользнула мимо угрюмо стоящего в дверях Сильвестра из отдела игрушек. До ушей Берди донесся его глухой голос.

– Я больше этого не выдержу, – говорил он. – Это никуда не годится… сделал утром замеры… тридцать семь процентов… это не шутки. Вы с Беном Блафом считаете, будто можете вот так вот прийти и…

Берди вскинула брови. Скандал в сказочном государстве? Она бы с удовольствием послушала еще, но Рассел Дижон уже посматривал по сторонам, желая убедиться, что она ушла. Оказавшись на более прохладном открытом месте, Берди двинулась в сторону входа в пещеру Санта-Клауса.

Между елями, окружавшими ее со всех сторон, тянулись матери с детьми. Из динамиков тихо звучали рождественские гимны, заглушаемые возбужденными голосами детей, которые с нетерпением топтались в медленно продвигающейся очереди и старались хоть одним глазком разглядеть впереди Санта-Клауса на золотом троне в тускло освещенной ледяной пещере и с мешком с подарками у его ног. Вход в пещеру украшала прозрачная серебряная ткань, колыхавшаяся от легкого дуновения ветерка. При этом также покачивались сотни крошечных серебряных колокольчиков на ветвях елей и хрустальные фигурки на стенах пещеры. Все это производило неизгладимое впечатление, и даже Берди, видевшую Бена Блафа без грима и, конечно же, заметившую дюжину тщательно спрятанных пропеллеров, приводящих воздух в движение, не оставила равнодушной атмосфера праздника и волшебства. Берди была так поглощена собственными мыслями и ощущениями, что не заметила, как наступила на ногу мужчине, стоящему прямо перед ней, когда она вышла из импровизированного леса.

– Прошу прощения, мадам, – произнес одетый в безупречный костюм администратор магазина, осторожно высвобождая свою ногу. – Я могу вам чем-то помочь?

– О, это моя вина. Прошу прощения. – Берди посмотрела на администратора. – Нет, нет, все в порядке. Спасибо. Просто наблюдала за вашим Санта-Клаусом. Он просто удивительный, не так ли?

– О да, – вежливо пробормотал в ответ незнакомец, однако его глаза приобрели какое-то странное стеклянное выражение. Берди взглянула на прикрепленную к его груди карточку: «Э. Симпсон». Стало быть, это тот самый Эрни Симпсон, доставляющий неприятности Бену. Он казался довольно вежливым, и все же было в нем нечто такое…

– Это такая сложная работа, – сказала Берди, забросив удочку, и, к ее удовлетворению, рыбка заглотила наживку.

– Ну, я так не считаю! – воскликнул Эрни, глядя поверх ее головы. – Некоторые люди так ее превозносят, но я не раз говорил руководству, что выполнять такую работу может любой человек, искренне любящий детей. Я, например… – Эрни внезапно осекся и покраснел, запоздало осознав всю неуместность своих замечаний в сложившихся обстоятельствах.

– Некоторые люди обладают слишком большим самомнением, правда? – невинно проговорила Берди, словно не заметила неловкости. – Особенно когда они проводят много времени на людях, как ваш Санта. Должно быть, это ужасно вас всех раздражает. – Сказав это, Берди с надеждой ждала ответа.

Но Эрнест Симпсон, преданный сотрудник «Фредерикса» с двадцатилетним стажем, больше не допустил промашки. Он что-то уклончиво пробормотал в ответ и отошел в сторону, чтобы дать Берди дорогу. Та с сожалением покинула его, но, отойдя на почтительное расстояние, позволила себе обернуться. Симпсон стоял на том же месте, а его взгляд был устремлен на старика в красном кафтане. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение, пальцы сжались в кулаки, а лицо исказила зловещая гримаса. От вежливости и благопристойности не осталось и следа. И если бы взгляды могли убивать…

Верити Бердвуд с большим энтузиазмом бродила по торговому центру. К удивлению Рассела Дижона и неожиданно для себя самой, она весьма заинтересовалась Беном Блафом и праздничными украшениями. Но, по мнению Рассела, это было только к лучшему. Только вот, к сожалению, она упоминала имя старика и хвалила работу Дижона почти каждому сотруднику торгового центра, отчего те с каждой минутой становились мрачнее. Старая дрянь Уна Стэк из отдела нижнего белья почти открыто выражала презрение. А Симмс из отдела ювелирных изделий и вовсе произнес весьма неуместную речь о неудовлетворительной работе службы охраны. К счастью, Расселу удалось сгладить все острые углы, и миниатюрная корреспондентка очень быстро о них позабыла. Она явно наслаждалась экскурсией, и по мере того, как они переходили из отдела в отдел, ее глаза блестели все ярче за толстыми линзами очков.

В половине шестого Рассел попрощался с гостьей и с чувством облегчения направился в свой офис. Пиар-кампания в поддержку избранного им курса была весьма кстати, и он с удовольствием выступил в роли гида. В будущем Рассел отводил себе роль главного действующего лица, и при его внимании к деталям все должно было идти гладко с самого начала. Однако дела требовали присутствия в офисе: ведь он провел целый день с этой репортершей и даже отложил ленч. Так что теперь нужно наверстывать упущенное.

Выйдя из лифта, Рассел направился к своей студии, пытаясь привести мысли в порядок. Придется остаться сверхурочно. Впрочем, он никогда не уходил с работы раньше семи. Сегодня в виде исключения Рассел не станет обходить отделы и осматривать украшения. В конце концов, он уже сделал это в течение дня. К тому же можно прийти завтра пораньше и сделать это. Ему все равно нужно будет наполнить мешок Санта-Клауса и… Рассел остановился как вкопанный и досадливо щелкнул языком. О, проклятье! Он опять забыл про Бена Блафа. Старик будет в ярости.

Рассел повернулся, чтобы вернуться к лифту, но потом, взглянув на часы, раздраженно выругался. Слишком поздно. В отделе игрушек уже закрываются, к тому же у него еще масса дел. К миссис Стэк и Симмсу он тоже не зашел, чем наверняка навлек на себя их гнев. Но вот перезвонить Мари он просто обязан. Его сестра временами бывала ужасной занудой. Она звонила дважды и непременно закатит скандал, если он не перезвонит. Разговор с Беном подождет до утра. В конце концов, что такого важного и безотлагательного тот собирался сообщить?

Во вторник утром полил дождь. На улице было темно, словно перед рассветом. Эсме Стэк и ее мать явились на работу чуть раньше положенного времени, стряхнули с зонтов дождевые капли и попрощались до вечера. Вспотевшая в своем пластиковом плаще, Эсме медленно поднималась по лестнице в отдел игрушек. Она почти с удивлением вспоминала свое бодрое настроение, когда шла две недели назад этим же самым путем. Сначала Эсме была ужасна рада получить работу помощницы Санты, ведь она так нуждалась в деньгах. Но после двух недель наблюдения за тем, как Бен Блаф развлекает детей, нянчится с ничего не понимающими младенцами и общается с жующими жвачку подростками, мало чем отличавшимися друг от друга, ее энтузиазм постепенно улетучился, уступив место недовольству.

Полгода назад она с такой надеждой основала свою маленькую фотостудию. Напечатала визитные карточки, разместила рекламу в газетах, разослала фотографии в журналы, издательства и галереи и стала ждать, когда мир проявит к ней интерес. И, думаете, кто-нибудь ответил? Нет, никто. Единственной работой, которую ей предложили через два месяца ожиданий, была вот эта. Эсме надлежало одеваться в дурацкий костюм и делать фотоснимки детей, с благоговейным трепетом взирающих на Санта-Клауса. Но даже такую должность она не получила бы без помощи матери. Ну надо же, как все обернулось.

Эсме вышла из лифта и с неохотой направилась к пещере Санта-Клауса и комнаты отдыха персонала, на ходу стаскивая с себя мокрый плащ. Эсме ускорила шаг – ей не хотелось, чтобы кто-то заметил, с каким нежеланием она идет на работу.

– Эсме! – послышался чей-то хриплый шепот.

Девушка огляделась, но никого не увидела. Этаж был абсолютно пуст. Это только ее мать приходила рано. Она жила и дышала торговым центром, хотя руководству наверняка не было до этого никакого дела. Насколько Эсме знала, никакой благодарности за свою преданность мать не получила.

– Эсме, сюда! Эсме! – прозвучал вновь этот голос.

Девушка снова огляделась по сторонам, и на этот раз ее внимание привлекло какое-то движение впереди среди елей. Там стоял Рассел Дижон, державшийся за штору, отделяющую часть этажа, предназначенную лишь для персонала. Живот девушки болезненно сжался. Ее начальник выглядел напряженным и угрюмым, он совсем не походил на нарочито занятого, высокомерного Рассела Дижона, которого она знала. Когда Эсме подошла ближе, он отпустил занавеску и схватил ее за руку.

– Здесь больше никого нет, Эсме. Ты должна мне помочь и постарайся сохранять спокойствие.

– Я спокойна, – многозначительно произнесла девушка, давая этим понять, что она всегда следует настояниям матери. – Что случилось?

– Я хочу, чтобы ты пошла и встала перед раздевалкой Бена, вернее Санта-Клауса. Всего несколько минут, пока я кое-что сделаю. Я хочу, чтобы ты стояла там и никого не пускала внутрь. Хорошо? Но сама тоже не входи и не заглядывай. Сможешь сделать это для меня?

– Но что случилось? Бен заболел? Знаете, вчера он мучился от ужасной головной боли. Не стоило ему приходить сегодня на работу, – сказала Эсме, дерзко взглянув на белое как мел лицо начальника.

– Говорю тебе, сделай это, Эсме, ладно?! – рявкнул Рассел. – Пожалуйста!

Девушка пожала плечами, прошла по узкому коридору и, с усмешкой, приняв позу стража ворот, встала у входа в раздевалку Бена. Рассел кивнул, предостерегающе погрозил пальцем и ушел. А Эсме развернулась и отодвинула в сторону закрывающую вход штору.

Бен Блаф, одетый в красный кафтан и черные сапоги, лежал на полу лицом вниз подобно огромной забытой кем-то игрушке. А из его спины, словно для того, чтобы сделать картину более правдоподобной, торчало нечто, похожее на серебряный ключ. По окнам отчаянно колотил дождь.

«Это он смыл с Бена всю краску, – пришла в голову Эсме глупая мысль. – И теперь она растеклась по полу».

Пальцы девушки крепче сжали грубую ткань шторы.

– Доброе утро! – раздался голос, как ей показалось, откуда-то издалека.

Эсме медленно повернулась и, отчаянно моргая и щурясь, заметила возникшую в полутемном коридоре фигуру. На какое-то мгновение девушку охватила паника. Она вскрикнула и порывисто ухватилась за штору, наполовину сорвав ее с карниза.

– Что-то случилось, дорогая? – Эрни Симпсон, такой солидный и надежный в своем покрытом каплями дождя пальто, подошел ближе и вопросительно посмотрел на девушку.

Эсме дрожала всем телом, лишившись дара речи. Она всегда умела скрывать эмоции и сохранять самообладание. Но только не на этот раз. Она молча указала на раздевалку, а потом словно завороженная наблюдала за тем, как Симпсон переступил порог. Она увидела, как он споткнулся и начал падать, отчаянно замахав руками. Симпсон, с округлившимися от ужаса глазами, беспомощно перекатился через лежащее на полу тело, перепачкав руки липкой алой кровью и смяв коленями коробку, которая и стала причиной его падения. Дюжины перевязанных золотыми лентами подарков Санта-Клауса рассыпались вокруг его больших мокрых черных ботинок. Эсме снова закричала и на этот раз долго не могла остановиться.

* * *

– Это беда, настоящая беда для всех нас. – Рассел Дижон покусывал губу, сурово сдвинув брови.

Сержант уголовной полиции Дэн Тоби поправил ремень и посмотрел на стоящего перед ним с иголочки одетого молодого человека.

– Это я вижу, – безразлично протянул он. – Вашего рождественского деда насмерть закололи ножницами. Не слишком приятно. Отнюдь не празднично. И уж совсем плохо для вышеозначенного деда.

Рассел замялся:

– О, конечно. Извините. Не подумайте, что я такой черствый. Хотя, наверное, мои слова прозвучали именно так. Просто…

– Я понимаю, мистер Дижон.

Тоби отвернулся. Этот молодой выскочка был ему отвратителен. Он поймал на себе неодобрительный взгляд агента сыскной полиции Милсона, спокойно делающего заметки в блокноте, лежащем на тощих коленях, и с трудом удержался от желания показать ему зубы. Почему начальство постоянно навязывает этого бесчувственного болвана, оставалось выше его понимания. Всем вокруг было известно, что Тоби не переваривает Милсона. Да и сам он не раз говорил об этом. И, скорее всего, такое чувство было взаимным.

Тоби попытался взять себя в руки:

– Вы сказали, мистер Дижон, что вчера Бен Блаф показался вам не совсем здоровым. Это так?

Рассел хотел презрительно выпятить губы, но потом передумал.

– Он был не так бодр, как обычно, – чопорно ответил он. – Сказал, что у него очень болит голова и он не слишком хорошо спал ночью. Он хотел о чем-то со мной поговорить.

– И о чем же?

Рассел поморщился.

– Не знаю, – ответил он. – Так уж случилось, что вчера я был очень занят. Меня кое-кто сопровождал, когда мы встретились утром, а потом я не нашел времени к нему зайти.

– А… – Тоби откинулся на спинку стула. – Но, кажется, несчастный администратор, свалившийся в лужу крови, мистер…

– Эрнест Симпсон, сэр, – подсказал Милсон из своего угла.

– Спасибо, Милсон! – раздраженно рявкнул Тоби. – Да, мистер Симпсон. Кажется, он сказал, что вы трижды заходили в отдел игрушек. Это так?

На лице Рассела отразилось раздражение.

– Мистеру Симпсону прекрасно известно, что в первый раз я зашел в отдел игрушек всего на пару минут перед открытием магазина, чтобы наполнить мешок подарками. Я поступаю так каждый день, но вчера утром очень спешил. Два других раза я сопровождал репортера Эй-би-си Верити Бердвуд, которая провела в моей компании весь вчерашний день. У меня попросту не было возможности поговорить с Беном Блафом наедине. – Заметив странное выражение лица Тоби, Рассел резко спросил: – Что-то не так?

– О нет, нет. – Тоби с трудом удержался, чтобы не обернуться на Милсона, хотя и почувствовал на себе его холодный взгляд. Он задумчиво потер шею. – Я сталкивался с Верити Бердвуд пару раз. Только и всего, простое совпадение. – Тоби заставил себя, как ему показалось, обнадеживающе улыбнуться Расселу. – Стало быть, вчера вам так и не удалось поговорить с Беном Блафом? Поэтому вы первым делом пришли к нему сегодня утром?

Рассел замялся.

– Ну, как я уже сказал, обычно захожу… заходил к нему по утрам. Он всегда приходил рано, чтобы успеть переодеться. В это время года я тоже прихожу рано и всегда заглядывал к Бену, когда в отделе игрушек еще никого не было.

– А зачем вы это делали, мистер Дижон? – Тоби говорил тихо, но Рассела вопрос словно бы испугал.

– Ну… э… просто заходил, и все. Наверное, привычка. Он был неотъемлемой частью моей работы, если вы меня понимаете. Я убеждался в том, что с ним все в порядке, пещеру убирают должным образом и так далее. А еще я приносил подарки, которые укладывал в мешок. Ему тоже было приятно, что я захожу поболтать с ним, если вы понимаете меня…

– Вы хотите сказать, что это заставляло его чувствовать собственную значимость?

– Да, пожалуй. Но ведь он действительно являлся для нас очень важным работником. К тому же мне было несложно немного ему польстить. Особенно когда… – Рассел неожиданно замолчал.

– Вы что-то хотели сказать, мистер Дижон?

– Да, собственно, ничего особенного. – Рассел смущенно рассмеялся, а потом откашлялся. – Извините, я немного не в себе. И даже не знаю, что собирался сказать.

Тоби решил пока оставить это без внимания.

– Итак, мистер Дижон, вы должны были стать первым человеком, который хотел встретиться с ним сегодня утром? – вежливо поинтересовался он.

– Вы же знаете, что да! – не на шутку разозлился Рассел.

Тоби же с удовлетворением отметил про себя, что лоб молодого человека заблестел от пота, а его безупречно завязанный галстук слегка сдвинулся набок. Рассел замолчал, а потом выражение его лица резко изменилось: глаза округлились, рот слегка приоткрылся.

– Если не считать убийцы, – промямлил он. – Я хочу сказать, что первым обнаружил труп. Вы же не думаете…

– О, я ничего не думаю, мистер Дижон. Просто пытаюсь составить картину преступления. Мне еще нужно поговорить с множеством людей. – Тоби раскрыл крошечную записную книжку, послюнявил палец и перевернул несколько страниц. – С миссис Бойнтон, дочерью покойного Санты, главой отдела игрушек мистером Сильвестром, фотографом Эсме Стэк…

– Помощницей Санта-Клауса, – машинально поправил Рассел.

– Да… – Тоби сделал пометку. – Носит короткую красную юбку, верно? – с надеждой спросил он. – И чулки в сеточку?

– Никаких чулок в сеточку, – в ужасе запротестовал Рассел. – Белые колготки, красные сапожки и белую меховую шапку.

– Со вкусом. Насколько я понял, она тоже пришла очень рано. Еще одна преданная сотрудница?

– Не совсем так. – Расселу наконец удалось взять себя в руки. – Эсме приходит рано, потому что приезжает на работу вместе с матерью, которая много лет возглавляет наш отдел нижнего белья.

– А… семейственность! – Тоби откинулся на спинку стула и широко улыбнулся. – Рабочие места для детей, да?

– Вообще-то это временно, мистер Тоби, – процедил сквозь зубы Рассел. – Но она отличный профессиональный фотограф.

– О, конечно, мистер Дижон. А они с Беном Блафом ладили? Ей нравилось целыми днями работать с ним бок о бок?

– Боюсь, ничего не могу сказать вам по этому поводу. – Рассел бросил взгляд на часы и поднялся со своего места. – Мы закончили, мистер Тоби? У меня очень насыщенное утро, и я…

– О, да. Пока можете быть свободны. – Тоби лучезарно улыбнулся. – Возможно, мы поговорим немного позже, когда вы окончательно придете в себя. Завтра вы снова сможете пользоваться пещерой. А пока что будете делать мистер Дижон?

– Трон временно перенесли в отдел рождественских украшений, – надменно произнес Рассел. Он направился к двери, но потом обернулся. – Вам весело, мистер Тоби, я это вижу, – быстро заговорил он. – Вы считаете, что все это несерьезно и незначительно. Но для детей, знаете ли, это очень важно. И Бен первым перевернул бы здесь все с ног на голову, лишь бы их не разочаровать.

– Конечно. – Тоби склонился над записной книжкой, а Рассел повернулся на каблуках и вышел за дверь. Прошло буквально две секунды.

– Мистер Дижон! – крикнул Тоби, не поднимая головы, и теперь ждал ответа.

В дверном проеме показалось ошеломленное лицо молодого человека.

– Прошу прощения, мистер Дижон, – пробормотал Тоби. – Еще кое-что. Наша забавная маленькая подруга вчера встречалась с Сантой?

– Наша забавная маленькая… Вы имеете в виду Верити Бердвуд? – спросил Рассел. – Да, встречалась, конечно. А почему вас это интересует?

– Простое любопытство. – Тоби захлопнул записную книжку и с улыбкой посмотрел на молодого человека. – Пришлите сюда помощницу Санты, если вам нетрудно.

Рассел молча кивнул и снова скрылся за дверью.

Тоби повернулся на стуле, чтобы улыбнуться сидящему в углу Милсону.

– Вы записываете, приятель? – плотоядно прищурился он. – Вот теперь будьте начеку.

– Итак, мистер Дижон попросил вас встать у входа в раздевалку, никого туда не пускать и не заглядывать. Верно, мисс Стэк?

Эсме кивнула, крепко сжав побелевшие губы. Тоби перевел взгляд с ее бледного лица на тонкие пальцы, которые она не переставая сжимала и разжимала. Девушка судорожно вдохнула воздух, ее пальцы снова сжались.

– В таком случае почему вы не сделали, как он просил? – мягко спросил Тоби.

– Мне стало любопытно, – глухо ответила Эсме. – Но потом, когда я туда заглянула… потеряла голову. И испугалась еще больше, когда в коридоре появился Эрни Симпсон. Он прошел мимо меня, споткнулся о коробку, оставленную Расселом Дижоном, и…

– Да, я понял, как это случилось. – Тоби немного помолчал. – Очень жаль. Там теперь такой беспорядок. Место преступления не осталось нетронутым.

Эсме передернулась.

– Бедный Эрни. Такой ужас. Он перепачкался с ног до головы. В крови. – Эсме снова передернулась. – Ее было так много. Он в ней испачкал пальто, лицо, руки… Он… – голос Эсме задрожал, и она вновь принялась теребить пальцы.

– Не стоит так расстраиваться, Эсме. Оставайтесь хорошей помощницей Санты. – Тоби потрепал ее по дрожащей руке. – Через минуту будете свободны. Только скажите мне вот еще что. Не показался ли вам вчера Бен Блаф взволнованным или расстроенным? Не торопитесь.

– Он был расстроен. Только я не знаю, из-за чего, – прошептала девушка. – Сказал, что плохо спал ночью и у него ужасно болит голова. Он принял таблетки, лег и… – Эсме осеклась, и ее зрачки слегка расширились.

Вот тут уж Тоби вцепился в нее мертвой хваткой:

– Кто дал ему таблетки, Эсме?

– О… э… о, я не помню. Я не знаю, – выдохнула она. – Может, у него были свои? Вы так не думаете?

– Может быть. – Тоби постучал по своей крошечной записной книжке и улыбнулся. – А когда именно он принял таблетки?

– Утром. Во время перерыва на чай.

– И головная боль прошла?

Эсме энергично закивала:

– О да. Он сказал, что чувствует себя гораздо лучше. Во время ленча он дал интервью женщине из Эй-би-си и после обеда чувствовал себя нормально. Был немного раздражителен, но головная боль прошла.

– Когда вы видели его последний раз?

– Примерно в половине шестого. Он пил чай в раздевалке, как всегда после работы. Я и сама никогда не могла уйти вовремя, а он оставался еще некоторое время на работе, как и заведующий отделом. Хотя в этом и не было особой нужды. Я переодеваюсь в женском туалете, но Рассел Дижон настаивает на том, чтобы мой костюм оставался рядом с костюмом Бена. Не представляю, кому он может понадобиться. В общем, вчера вечером я повесила свой костюм на вешалку рядом с кафтаном Санта-Клауса и попрощалась с Беном. После этого я вышла из раздевалки, попрощалась с остальными сотрудниками и спустилась по лестнице, чтобы встретиться с матерью. Мы вместе отправились домой. Она подтвердит. – Эсме с вызовом посмотрела на полицейского.

– Я вам верю, Эсме. А теперь скажите, во что был одет Бен, когда пил чай?

Девушка с удивлением посмотрела на Тоби.

– Конечно же, на нем был костюм Санта-Клауса.

– И борода тоже? – Тоби затаил дыхание.

Впервые за все время разговора Эсме Стэк улыбнулась:

– О, нет. С такой бородой невозможно чай пить!

– Ах да. Глупость сморозил. – Лицо Тоби осталось непроницаемым. Хотя он испытывал разочарование. И все потому, что решил погнаться за каким-то совершенно безумным зайцем. Тоби просто кипел от раздражения при мысли о том, как веселится сейчас Милсон. – А когда вы сказали, что «попрощались с остальными», кого вы имели в виду? – резче, чем ему хотелось бы, спросил Тоби.

Эсме вздрогнула.

– Если это действительно важно, то это были мистер Сильвестр и Эрни Симпсон, считавшие выручку, и Энни Ли, одна из продавщиц. Они подтвердят. Они все попрощались со мной. Они видели, как я направилась к лифту! Послушайте, я могу идти?! – Эсме сорвалась на крик и вновь принялась теребить пальцы.

Тоби вздохнул.

– Хорошо, мисс Стэк. Спасибо за помощь.

Эсме вскинула голову, поднялась со своего места и вышла за дверь, крепко сложив руки на груди и не оборачиваясь.

– Что скажете, Милсон? – спросил Тоби.

– Мисс Стэк что-то скрывает, – ответил Милсон тонким голосом. – Она сильно нервничает. Мисс Стэк тяготится работой, и ей не нравится Бен Блаф, чего не скажешь по отношению к Эрни Симпсону. А еще… – Тон Милсона немного изменился, – в половине шестого она видела в раздевалке именно Бена Блафа.

Тоби резко повернулся на стуле и, прищурившись, посмотрел на своего помощника. Милсон не отвел взгляда, и лишь слегка подергивающиеся губы выдавали его волнение.

– Не будете ли вы так любезны позвонить Верити Бердвуд, Милсон? Попросите ее приехать сюда… скажем, в половине двенадцатого, – как ни в чем не бывало произнес Тоби. – Хочу послушать, что она мне скажет. – Это сотрет улыбку с лица сообразительного негодяя Милсона, злорадно подумал Тоби и не ошибся.

– Ну и кто, по-твоему, его убил? Сначала говори ты, а потом выскажу свои соображения я. – Берди перегнулась через стол и сложила перед собой тонкие, покрытые веснушками руки. Ее янтарные глаза живо поблескивали за толстыми стеклами очков.

Тоби покачал головой.

– Ты так все это любишь, да? – уныло спросил он.

Он позвонил Берди отчасти для того, чтобы досадить Милсону, и отчасти потому, что она действительно могла помочь. Бог свидетель, она не раз помогала. И все же написанное на ее лице неприкрытое удовольствие в предвкушении расследования нового убийства иногда заставляло Тоби нервничать. Выходя на охоту, эта маленькая забавная мышка становилась хитрой и хладнокровной, точно змея.

Берди пожала плечами, и огонь в ее глазах немного померк, они стали маловыразительными и настороженными.

– Ты хочешь поговорить со мной или нет? – холодно спросила она. – Ты знаешь, что я могу помочь. И уже начала расследовать это убийство, потому что была здесь вчера.

Тоби застонал:

– Ты уже ушла отсюда, когда это произошло, Бердвуд. Хочешь сказать, знала, что здесь произойдет убийство? Но ты же не ясновидящая.

Берди ответила не сразу.

– Скажем, это меня не удивило. Хотя я думала, убили другого. Впрочем, это довольно глупо с моей стороны. Потому что в сложившихся обстоятельствах Бен Блаф был единственной возможной жертвой. Но время совершения убийства и безрассудство, с каким совершено преступление, не дают мне…

Тоби фыркнул:

– Да перестань, Берди!

– Нет, правда. – Берди посмотрела на приятеля. – Ты сделаешь для меня три вещи, чтобы я избавилась от последних сомнений, и тогда я скажу, кто убил Бена Блафа.

Дэн Тоби тяжело вздохнул:

– Ты сумасшедшая. И какие же это три вещи?

– Во-первых, покажи мне место его гибели. Во-вторых, позволь прочитать запись беседы Милсона с дочерью убитого. Это будет довольно скучно, но наверняка даже Милсон не забыл задать очевидные вопросы. И в-третьих, на всякий случай изложи мне суть своего разговора с Эсме Стэк, Расселом Дижоном, сотрудниками отдела игрушек и так называемой старой гвардией – руководителями отделов, работающих в «Фредериксе» более десяти лет. Согласен?

– Это я должен задавать тебе вопросы, Берди, – произнес Тоби и тут же ужаснулся собственному жалостливому тону. Эта женщина сводила его с ума, лишала собственного «я». Тоби громко откашлялся. – Только я не понимаю, как ты можешь быть уверена в чем бы то ни было, не зная планировки торгового центра, количества людей, имевших доступ в отдел игрушек, не учитывая того обстоятельства, что ножницы, которыми был заколот Бен, хранились в его раздевалке. А у нас нет ни одного подозреваемого с веским мотивом. Не говоря уже о том, чтобы подозревать какого-то одного человека. Мы погрязли в поиске виновных – вот в чем проблема. Ты просто не осознаешь…

– О, я прекрасно все понимаю, Дэн. Преступление было совершено импульсивно, и это затрудняет расследование. Но мы можем сузить круг подозреваемых, верно? А что касается мотива… Извини, но при всем уважении должна сказать, что ты глубоко заблуждаешься. У большого количества людей был мотив для убийства Бена Блафа.

– Что?

– То, что я сказала. Итак, он умер вчера вечером. Довольно рано. Скажем, между половиной седьмого и семью. Верно?

– Откуда ты знаешь, что это произошло не сегодня утром?

– Такого просто не может быть, – уверенно заявила Берди, не дожидаясь одобрительного кивка Дэна. – Хорошо, по результатам своего вчерашнего визита я могу назвать людей, которые должны возглавлять твой список подозреваемых. Итак, запоминай. Прежде всего начальник Бена Рассел Дижон. Он обнаружил тело, потому что, по его словам, первым делом приходил утром к Бену, чтобы поболтать и наполнить мешок подарками. В последнее время Бен Блаф был настоящей примадонной с усами, и Дижон старался всячески его ублажить. Однако от меня не ускользнуло существовавшее между ними напряжение. Далее следует Сильвестр – глава отдела игрушек, трудившийся в торговом центре на протяжении многих лет и ненавидящий Бена за то, что его пещера занимает большую часть отдела. Мне показалось, что в последнее время он буквально дошел до точки кипения. Эрни Симпсон – еще один преданный сотрудник, в свое время исполнявший роль Санта-Клауса и ужасно завидующий Бену, чья напыщенность сильно раздражала…

– И изрядно перепачкавшийся в крови Бена сегодня утром, когда споткнулся о мешок с подарками, – сухо заметил Тоби.

– А! – Берди вскинула брови, однако ее лицо осталось непроницаемым. – Так на чем я остановилась? Ах да. Эсме Стэк, судя по всему, едва начала приходить в себя от какого-то удара. Но мне показалось, что в жизнерадостной компании Санта-Клауса она вновь начала терять рассудок. В список нужно добавить также ее мать Уну или кого-то другого из представителей «старой гвардии», решившего насолить предмету своей ненависти, юному Расселу Дижону, с помощью его любимца – главной фигуры всей рождественской феерии, как он сам назвал, Бена Блафа. Пожалуй, это все.

Тоби с минуту глядел на подругу в полном молчании. А она смотрела на него своими круглыми, как у совы, глазами. Наконец Тоби подался вперед.

– Берди, ты что – все это придумала? – гневно зашипел он. – Откуда тебе известно, как они относились к Бену Блафу? Ведь все они в один голос утверждают, что любили его как брата.

– Ну конечно. А что еще они должны говорить? Но вчера они не так тщательно следили за своими словами, и их чувства были вполне очевидны.

– Очевидны для тебя, полагаю.

– Поверь, Дэн. Мотивов больше чем достаточно.

– Не знаю, благодарить тебя или нет. Не забывай, что я просто тебя терплю. Что ж, прекрасно. Теперь у нас множество подозреваемых с мотивом. Как раз о чем я тебе только что сказал. Никто не признается в том, что виделся с Беном после половины шестого, когда с ним попрощалась Эсме Стэк. Может, она уходила с ножницами в руках. Хотя в раздевалку мог проникнуть кто угодно. Дижон и руководители отделов оставались в здании после окончания рабочего дня. В это время года у них полно работы. А может, его убила одна из посетительниц, просто ненавидящая Санту. Спряталась в волшебном лесу, а потом заколола его ножницами. Или это был человек, о существовании которого мы даже не подозреваем, – какая-нибудь мамаша, ребенку которой Санта-Клаус пообещал слишком дорогой подарок, или простой завистник, вонзивший в Бена ножницы с воплем: «На, получай, обманщик!» Что ты смеешься? Прекрати немедленно.

– Дэн, ты перевозбудился, – мягко произнесла Берди. – А теперь как насчет того, чтобы отвести меня в раздевалку? А потом выпьем по чашечке кофе, пока я буду читать отчет Милсона. Идет?

– Пожалуй, – проворчал Дэн Тоби.

Одному богу известно, что творилось в голове Берди. Однако бесполезно было даже пытаться выведать у нее что-либо до тех пор, пока она не будет готова заговорить. Тоби знал это по собственному опыту и не собирался доставлять ей удовольствие, показывая собственное раздражение. Да и почему бы ей не подыграть? Заодно и кофе выпьет, возможно, даже со сдобной булочкой. А Милсон пусть разбирается с рутиной. Взбодренный собственными мыслями, Дэн Тоби повел Берди на место преступления.

– Она действительно очень расстроена, – сделала вывод Берди, кладя на стол запись разговора Милсона с дочерью покойного Бена Блафа Джейн Бойнтон. – Даже стиль Милтона не может этого скрыть.

– Но ведь ты же не думаешь, что она убила собственного отца? – пробормотал пережевывающий сладкую булочку Тоби.

Берди не удостоила его ответом.

– Ему было семьдесят. Десять лет назад он стал вдовцом. И сразу же после смерти жены вышел на пенсию. На протяжении последних лет он работал в торговом центре, исполняя роль Санта-Клауса. Во-первых, ему это нравилось, а во-вторых, позволяло заработать немного денег. В свободное время Бен играл в гольф и боулинг, выращивал орхидеи и овощи, по субботам делал ставки на бегах, а по воскресеньям забавлялся с внуками, которые его обожали. Бен был снисходительным и щедрым, дарил им потрясающие подарки на Рождество и дни рождения, но они любили его вовсе не поэтому. Бена Блафа обожали все дети без исключения. У него был к ним подход. Они ему доверяли. Как-то раз с одним из детей Джейн приключилась неприятность: что-то украл в школе. Очевидно, его подбил на это другой мальчик. Дед уговорил внука во всем признаться, хотя родителям этого сделать не удалось.

– И что?

– Я просто составляю портрет потерпевшего. В последнее время он казался немного задумчивым и подавленным. За день до убийства разговаривал с дочерью о старости и о смерти. Говорил о том, как много значат для него любовь дочери и внуков. Это было совсем на него не похоже. Обычно Бен не заводил подобных разговоров. Он также сообщил дочери, что после этого Рождества собирается уволиться с поста Санта-Клауса. Когда же Джейн осведомилась о причине, он попытался уклониться от ответа. Пробормотал что-то о сотрудниках магазина – вернее об одном из них – и сказал, что тот действует ему на нервы. Бен хотел положить этому конец. Он сказал, что почти не спал ночью, и Джейн показалось, что отец выглядит очень уставшим. Она попыталась как-то успокоить Бена, но ее попытки не увенчались успехом. Теперь Джейн, конечно же, чувствует себя виноватой. Будь она немного понастойчивее, он, возможно рассказал бы, что его мучит, назвал бы имя донимающего его человека. Возможно, это не спасло бы Бена от смерти, но зато мы бы знали, кто его убил. Ну вот.

– Зря потратила время на чтение?! – Тоби повысил голос, чтобы его не заглушали звуки рождественского гимна, раздававшиеся в кафетерии. – Она даже не смогла сообщить нам, мужчина это или женщина. Все очень расплывчато.

– О, не знаю. Бен оказался гораздо более интересной личностью, чем ты думал.

– В самом деле? По мне, так он самый обычный.

Берди рассмеялась и, не говоря больше ни слова, потянулась за другой папкой. С некоторым раздражением и насмешкой Тоби наблюдал за тем, как Берди поправила на носу очки и погрузилась в чтение материалов допроса глав отделов с таким же удовольствием, с каким он сейчас ел сладкую булочку. В этих документах она, глупая упрямица, тоже ничего не найдет, хотя она ему не поверила бы. Берди никогда не успокаивалась до тех пор, пока сама не изучит материалы. Неудивительно, что Милсон так сильно ее ненавидел. Ведь она была так же самоуверенна, как и он.

Тоби допивал вторую чашку кофе и, завороженный звуками музыки, начал подпевать. Он настолько расчувствовался, что даже решил купить брату в подарок бутылку приличного виски вместо обычного. Берди потянулась и подняла глаза от бумаг:

– Столько человек и все себе на уме. Никто ничего не видел и не слышал, а также не говорил и даже не думал ничего дурного, не было никакого злого умысла.

– Я тебя предупреждал.

– Никто из них не испытывал неприязни к Бену Блафу и не имел каких-либо корыстных намерений. Никогда не находился и близко с тому месту, где он умер. Миссис Стэк на лифте спустилась со своего четвертого этажа к служебному входу, где встретилась с дочерью примерно без четверти шесть. Они вместе дошли до вокзала, а потом расстались. Миссис Стэк отправилась домой к телевизору, а Эсме – на занятия йогой. Милсон утверждает, что во время допроса миссис Стэк держалась абсолютно спокойно. Ее дочь, напротив, очень нервничала, и у твоего помощника сложилось впечатление, будто она что-то скрывает. – Берди немного помолчала. – Интересно получается.

– Да, очень. Я приглядываю за нашей маленькой помощницей Санты. – Тоби помешал кофе и исподлобья посмотрел на Берди.

Она на мгновение задумалась, а потом продолжала:

– Мистер Попеск закончил работу и ушел из отдела постельного белья, расположенного на седьмом этаже, ровно в шесть. Он спустился на лифте вниз, около часа сидел в кафе, а потом встретился с женой, чтобы отправиться на ужин. Мистер Симмс из ювелирного отдела на девятом этаже собирался работать допоздна, о чем известил охрану. Но, устав за целый день, в четверть седьмого ушел домой. Оба были чрезвычайно шокированы происшествием, но старались отвечать на вопросы максимально точно. Мистер Браун из книжного отдела на первом этаже, где в это время продаются также рождественские украшения, улизнул с работы пораньше, в половине пятого. Собирался посмотреть фильм, который начинался в пять. Эрни Симпсон, администратор, впоследствии уничтоживший все улики на месте преступления, ушел из отдела игрушек на пятом этаже вместе с сотрудницей по имени Энни Ли без десяти шесть. Они вспомнили, как попрощались с Эсме Стэк, покинувшей отдел пятью минутами раньше. А вот Бена Блафа ни Симпсон, ни Ли не видели с тех пор, как он оставил свой пост Санта-Клауса и направился в раздевалку. Они спустились на лифте вниз и расстались у служебного выхода. По словам Милсона, Симпсон нервничал и отвечал уклончиво, особенно когда его спросили, о том, в каком настроении пребывал Бен Блаф в день убийства и как он себя чувствовал. Симпсон ответил, что за утренним чаем дал ему свои таблетки, чтобы облегчить старику головную боль, и даже показал полупустую упаковку лекарства от мигрени. Оно достаточно сильное и продается по рецептам. Интересно, почему во время допроса Эсме Стэк она заявила, будто бы не знает, кто дал Бену таблетки, хотя она присутствовала при этом.

– Поскольку Бен не был отравлен, прием лекарства к делу не относится, – заметил Тоби. – Кроме того, мне кажется, Симпсон потому так и нервничал, отвечая на вопросы Милсона, что таблетки принадлежали ему.

– Но почему Симпсон проявил такое милосердие? – спросила Берди. – Не понимаю.

– У старика раскалывалась голова, Берди. К тому же существует такое понятие, как сочувствие. И при этом не важно, нравится тебе этот человек или нет.

Берди пожала плечами:

– Может быть. И все же дай мне закончить. Сильвестр, заведующий отделом игрушек, ничего не знал ни о таблетках, ни о головной боли. Он не разговаривал с Беном Блафом целый день и не видел его после пяти часов. Сильвестр предположил, что исполнитель роли Санта-Клауса уже ушел домой, как и все остальные, к тому времени, когда он вышел из отдела в пять минут седьмого. Хотя очевидно, что Бен не покидал свою раздевалку. Он мог спокойно пить вторую чашку чаю или уже был мертв.

Берди откинулась на спинку стула и потерла глаза под очками.

– Иными словами, ни у одного из этих людей нет неопровержимого алиби на тот период времени, который нас интересует. И поскольку все они лгут о своем добром отношении к Бену, как к человеку и его роли в рождественском празднике в «Фредериксе», у нас нет причин верить в то, что они говорят правду о своих действиях в конце рабочего дня. Любой из сотрудников отдела игрушек мог прикончить старика, прежде чем отправиться домой. Ведь всем было известно, что Бена недолюбливают, а посему и разыскивать не станут. Или же убийца просто сделал вид, будто уходит, но потом вернулся, спрятался, дождался, пока уйдет Сильвестр, опустеет этаж, и тогда сделал свое черное дело. В зависимости от времени преступник мог уйти домой вместе со всеми или же прятаться в магазине всю ночь, а утром притвориться, будто только что пришел. Так мог поступить сотрудник любого другого отдела.

– Верно. И как твой орлиный глаз успел заметить, наш щеголеватый друг Рассел Дижон даже не пытается делать вид, что покинул торговый центр до критического времени. Возможно, потому что охрана зафиксировала время его ухода. Он, как обычно, работал в своей студии – как он любит называть офис – на десятом этаже до начала восьмого. Ему пришлось задержаться, потому что целый день он показывал тебе красоту рождественских украшений в «Фредериксе». Дижон собирался повидать Бена после твоего ухода, но забыл заглянуть в отдел игрушек и решил отложить встречу со стариком до утра. Он подумал, что Бен наверняка разозлится, но поделать ничего не мог.

– А утром веселый старина Бен уже не мог ни злиться, ни испытывать какие-то другие эмоции.

– Слушай, какая же ты все-таки бессердечная! – Не удержавшись, Тоби рассмеялся. – Хорошо, умница наша, теперь ты знаешь то, что и я. Так кто же совершил убийство?

– О, я знаю гораздо больше, чем ты, – холодно возразила Берди. – Но мне нужно подумать. Я сообщу тебе, когда приду к какому-нибудь умозаключению.

– Я сам тебе позвоню, ладно? – Широко улыбаясь, Тоби поднялся со стула. – Все как я и предполагал. Что ж, подумай хорошенько. А я буду ждать, затаив дыхание.

– Хорошо. – Янтарные глаза Берди ярко заблестели за стеклами очков. – Это не займет много времени.

– Прекрасно. Надеюсь, вы не обидитесь, мисс Марпл, если мы пока возложим всю рутинную работу на нашего констебля Плода^[3]? На всякий случай. Вдруг на этот раз серое вещество тебя подведет.

– Ты перепутал персонажей, Дэн. К тому же сарказм тебе не идет. Позвоню утром.

– Какая же ты все-таки противная, Бердвуд, – съязвил Дэн Тоби.

Однако Берди пропустила его колкость мимо ушей.

– А пока делай то, что обещал. Приглядывай за помощницей Санты. Где она сейчас?

– Мне сказали, занимается украшением нового трона в отделе рождественских украшений. На роль Санта-Клауса пригласили старого актера. Значит, ты ее выбрала на роль убийцы? Проболталась все-таки.

– Я этого не утверждала. Просто хочу заметить, что она знает больше, чем говорит, поэтому не спускай с нее глаз.

– Спасибо. Возможно, ты удивишься, но я не такой дремучий идиот, каким ты меня счита-ешь, и за нашей крошкой Эсме Стэк уже установлено наблюдение. Только пока она не выказывает желания прыгнуть в самолет и улететь в Южную Америку. Хотя ничего нельзя знать наверняка.

– Собираешься снова ее допросить?

– Да.

– Можно мне присутствовать?

– Конечно, нет. Мы допросим ее снова утром, пусть помучается ночь. Что бы она ни скрывала, мы из нее все выудим. Предоставь это нам, если сможешь смириться.

Еще раз улыбнувшись, Тоби помахал рукой и двинулся к выходу, неловко прокладывая себе путь между многочисленными столами, занятыми посетителями, пакетами с покупками и путающимися под ногами детьми. Раздраженно поглядев ему вслед, Берди подальше отодвинула от себя оставленные Тоби бумаги. Она рассеянно потягивала остывший кофе. Ее не покидало ощущение, будто то, что она прочитала или услышала за последние двадцать минут, на самом деле гораздо важнее, чем могло показаться на первый взгляд. Что-то неуловимое – нет, не улика, а мысль таилась в глубине сознания и не желала всплыть на поверхность. Берди закрыла глаза и попыталась расслабиться. Но безрезультатно. По опыту Берди знала, что нужно лишь немного подождать и через некоторое время все получится. Она вновь взяла в руки бумаги с записью допросов и принялась читать их с самого начала. Возможно, это поможет. А еще она рассчитывала на очередную беседу Тоби с Эсме Стэк. Берди почувствовала бы себя гораздо лучше, если бы это произошло сегодня, а не завтра. И все же беспокоиться не стоит. По словам Тоби, Эсме Стэк никуда не денется.

Кафетерий постепенно заполнялся людьми. Было около часа дня, и теперь вместо ячменных лепешек и пирожных посетители предпочитали сэндвичи, киш и бублики с различными начинками. Берди заказала еще одну чашку кофе и продолжила чтение.

Крупная женщина в ярко-розовом наряде и измученный мужчина, сжимающий в руках многочисленные пакеты и сумки, заняли столик рядом с Берди. Женщина, одутловатое лицо которой покрывали капли пота, со сдавленным стоном упала на стул.

– Я никогда этого не забуду, Кевин. Буду помнить до конца жизни, – простонала она и потянулась через стол, чтобы взять мужа за руку.

Мужчина нервно огляделся по сторонам.

– Постарайся выбросить это из головы, Маргарет, – вполголоса произнес он. – Выпей чая, и тебе станет лучше. – Он безрезультатно попытался привлечь внимание пробегавшей мимо официантки.

– Но это было так ужасно! Мы просто ждали лифт, Кевин, и ни о чем таком не подозревали. И тут открываются двери, а там тело девушки! Кошмар!

– Знаю, любимая.

– Нет, я не смогу этого забыть. Она была так неестественно выгнута. Ты видел?

– Я стоял у тебя за спиной, Маргарет. К тому же ты приподнялась на цыпочки. И мне не было видно.

– В таком случае тебе повезло. И ты даже представить себе не можешь, что я пережила. – Женщина легла грудью на стол. – Знаешь, Кевин, это наверняка сделал какой-то сексуальный маньяк, – зловеще прошипела она.

– Маргарет, тише! – Мужчина в отчаянии хлопнул рукой по столу, подзывая официантку, и на этот раз ему удалось заказать чай и сэндвичи. Он повернулся к жене. – Не думай об этом, дорогая, – произнес он и искоса посмотрел на Берди.

Та поспешно уткнулась в бумаги.

– Нет, ну а чего они ожидали? Позволили девчонке разгуливать в такой крошечной юбочке. Она же едва прикрывает ягодицы! Это просто неприлично! Я сразу подумала об этом, когда мы пришли за мишурой. Я ведь так тебе и сказала. Кевин. Кевин?

– Да, так и сказала. – Кевин откинулся на спинку стула, и в его глазах возникло безучастное выражение. Он смирился.

– Я сказала, что это неприлично. И вот смотри, что из этого вышло. Какой-то извращенец изнасиловал ее и убил. А что подумают дети? Ведь в толпе были дети. Кевин?

– Знаю.

– Они сказали, вчера умер Санта-Клаус. Там тоже случилось что-то странное. И вот теперь маньяк разделался с его помощницей. В «Фредериксе»! Я хочу спросить, куда катится мир? Кевин?

– Не знаю, Маргарет.

Невольно мужчина снова перевел взгляд на соседний столик, за которым только что сидела маленькая женщина в очках с толстыми линзами. Но она уже ушла.

Дом Кейт наполнился ароматами фруктового пирога и свежей ели. Наверху спала Зои, под величайшим секретом показавшая Берди подарки, которые она смастерила в школе для мамы: подставку для писем, и для папы: подставку для карандашей, сделанные из сплющенных палочек от чупа-чупсов и выкрашенные золотой краской. Девочка также похвасталась своими день ото дня прибывающими богатствами, начиная с крошечного полузасохшего кактуса, подаренного лучшей подругой, и заканчивая переливающейся тиарой сказочной принцессы, подаренной Санта-Клаусом в «Фредериксе». В доме царило радостное настроение и предвкушение праздника, отчего Берди вдруг почувствовала себя одиноко. Но ей не хотелось думать об этом, и она стала подтрунивать над подругой.

– Можешь уже снять фартук, Кейт, – съехидничала она. – Ты уже доказала, что являешься прекрасной хозяйкой и не менее прекрасной матерью. Кекс в духовке.

– Да, благодарение небесам. – Кейт блаженно улыбнулась.

Впрочем, Берди ее улыбка показалась чрезвычайно самодовольной, и она резко заметила:

– Я думаю, ты должна была испечь рождественский кекс за несколько дней до этого нелепого праздника. А не в десять часов вечера накануне. И вообще, где сладкие пирожки, марципановые фрукты и пудинг?

Улыбка Кейт слегка померкла, и она пожала плечами.

– Все это готовит мама, – коротко ответила она, потянув за тесемки фартука. – Но я испекла кекс. Лучше поздно, чем никогда. – Она небрежно бросила фартук на спинку стула и отвернулась.

Берди поняла, что перегнула палку, и решила исправиться.

– Как ты решила поступить с велосипедом для Зои? – поинтересовалась она.

Кейт наполнила бокалы вином.

– Джереми сказал ей, что Санта из «Фредерикса» просто не понимает, какое оживленное на улицах движение. Мы обещали сводить ее в Столетний парк и взять велосипед напрокат. Еще мы сказали, что настоящий Санта-Клаус знает о положении на дорогах и даже не подумает дарить велосипед. Вместо этого от него будет какой-нибудь замечательный сюрприз. Думаю, мы убедили девочку, хотя это ей не понравилось. Зои была очень разочарована. Убила бы этого Санту! О… я хотела сказать…

– Если бы его не убил кто-то другой, – с улыбкой закончила Берди. – Кстати, Дэн Тоби предположил, что это могла сделать какая-то разъяренная мамаша.

– Смехотворный старый негодяй, – пробормотала Кейт. – Но я и в самом деле пришла в ярость, Берди. Представь, скольким еще детям он пообещал то, чего они не смогут получить. И все-таки смерть Санты ужасна, как и смерть его помощницы. Нелепость какая-то. Выглядит так, будто кто-то намеренно хотел погасить в «Фредериксе» рождественский дух. Но это ужасно, потому что Рождество – это действительно сказка: лес, огоньки и все остальное. – Кейт с любопытством посмотрела на подругу: – Что такое?

– О, ничего. Ничего важного. – Однако глаза Берди возбужденно заблестели за толстыми линзами очков. – Прости, что ты говорила?

– Я сказала, как это ужасно для «Фредерикса». Убийство Санты и его помощницы.

– Кое-кто так не думает. Во всяком случае, о смерти Бена Блафа.

– Ты действительно считаешь, что это сделал кто-то из сотрудников? Убил его и Эсме Стэк? Бедная девочка! И каково ее матери!

– Да. – Берди смотрела прямо перед собой. – Тоби пообещал за ней присматривать. Очевидно, он не слишком старался. Она утаила информацию о ленче с убийцей. В середине дня она в женском туалете накинула плащ поверх костюма и ушла, никем не замеченной. Во всяком случае, сотрудники Тоби не обратили никакого внимания на вышедшую из туалета женщину. Ее тело обнаружили сорок пять минут спустя в лифте, когда тот остановился на четвертом этаже. Она лежала на полу с пробитой головой и колотой раной в спине.

Кейт передернулась.

– Кто-то убил ее этажом выше, а потом запихнул в лифт и нажал на кнопку «вниз». Жуть какая. И с кем, ты думаешь, она встречалась?

– Не знаю. Возможно, мы никогда этого не узнаем. Но я думаю… она определенно что-то скрывала, возможно, не имеющее отношения к делу. Или она так думала, хотя на самом деле все было как раз наоборот. Полагаю, она уловила взаимосвязь лишь после беседы с Тоби и решила встретиться с преступником.

– Собиралась его шантажировать?

– Возможно. Или просто хотела предупредить, если испытывала к этому человеку симпатию.

– Как бы то ни было, она совершила ошибку. И негодяй ее убил.

– Да. А знаешь что, Кейт? Кажется, теперь я догадалась, кто это сделал.

– Да? Ради всего святого, Берди, скажи, кто!

Однако Берди отрицательно покачала головой:

– Не могу до тех пор, пока не буду уверена. К тому же у меня нет доказательств! Теперь, когда Эсме Стэк мертва…

– Берди, не молчи! Я же не Тоби. Никому не скажу ни слова. Обещаю!

– Я не…

Кейт перегнулась через кухонный стол и схватила подругу за руку.

– Говори! Послушай, ведь я была там в тот самый день, помнишь? Стояла в очереди с остальными уставшими мамашами, умирая от голода и желания выпить кофе. Сразу после этого мы с тобой встретились. Я была там, когда все началось, и заслуживаю того, чтобы услышать имя убийцы! Слышишь? Иначе сделаю тебе «крапиву»! – Кейт угрожающе подняла над столом вторую руку.

Берди вскрикнула и рассмеялась, вспомнив угрозу, которой они часто пользовались в школе, и чувство одиночества волшебным образом испарилось, уступив место приятному теплу в груди. Красивая и весьма успешная среди сверстников, Кейт по какой-то необъяснимой причине предпочитала мириться с болезненным сарказмом и бунтарским духом своей ни на кого не похожей подруги, несмотря на насмешки и неодобрение большинства одноклассников. Прошли годы, но отношение Кейт к Берди оставалось прежним. Ощутив волну нежности к своей давней подруге, Берди поспешно опустила голову, чтобы скрыть свои чувства, отразившиеся у нее в глазах.

– Вряд ли ты была там, когда все это началось, Кейт… – начала она и осеклась.

Мысли в голове закружились в бешеном вихре. Берди припомнила сцену в кафетерии: Кейт ела свой ленч, ругая Санту, из динамиков звучали рождественские гимны, сидящая под елкой Зои мечтательно прижимала к груди подарок в красной упаковке, перевязанный золотыми лентами. Затем был визит в отдел игрушек, беседа с Беном Блафом в его раздевалке и встреча с Эрни Симпсоном в волшебном лесу. А еще она вспомнила записи допросов, которые читала в компании Дэна Тоби. Вернее, одну-единственную.

– Что случилось? – Кейт с беспокойством посмотрела на подругу, и Берди стукнула по столу кулачком.

– Ты была там, когда все началось! – выкрикнула она. – Да, вот в чем дело! Именно в этом. А я не замечала! Господи, тут же и причина, и следствие, и доказательство!

– Берди…

– Кейт, слушай! И приготовься испытать шок.

Они ели горячий рождественский кекс и откупорили вторую бутылку вина, когда в полночь пришел Джереми. К этому времени Кейт была крайне озабочена тем, как преподнести неприятную новость Зои.

Тоби был немногословен, когда Берди все ему рассказала. Он слушал ее, опустив голову и поджав губы, словно собирался свистнуть. Он тихо задал несколько вопросов и кивнул, услышав ответы. Изучил предоставленную Берди улику и отложил ее в сторону. После этого он некоторое время молчал, глядя на поливающий за окном дождь. А потом заговорил, и его слова удивили Берди:

– Несчастный старый негодник.

Берди ошеломленно посмотрела на друга. Еще ни разу в жизни Дэн Тоби не испытывал сочувствия к преступнику. Берди казалось, за время жизни и работы он получал слишком много ударов, и в его сердце не осталось места для сочувствия. Поймав на себе взгляд Берди, Тоби отвернулся, сердито поджал губы и взялся за телефон.

– Милсон, – решительно произнес он. – Я сейчас приеду. Ждите меня. Вместе с Эрни Симпсоном.

– Мы все знаем, мистер Симпсон, – с нехарактерной для него мягкостью произнес Дэн Тоби. – Почему бы вам не снять груз с души? От этого всем станет легче.

Сгорбившийся на стуле перед ним мужчина с серым лицом заломил руки. Казалось, за ночь, он постарел на несколько лет. Он облизал губы.

– Эсме, – прошептал он. – Бедная маленькая Эсме.

– Да. – Тоби подался вперед. Он почувствовал стоящего за спиной Милсона, держащего наготове остро заточенный карандаш, и нарочно стал говорить тише. – Утром в день убийства Бен Блаф мучился головной болью, – произнес он. – И вы дали ему несколько своих таблеток за утренним чаем. Верно?

Симпсон кивнул и крепко зажмурился.

– Это были очень сильные таблетки, мистер Симпсон, не так ли? Вы сами их принимаете. Но Бен Блаф не злоупотреблял болеутоляющими, верно?

– Верно. – Симпсон потер глаза. – Блаф не знал, насколько они сильные. Ему хватило бы и одной, но он принял две.

– Итак, мистер Блаф принял таблетки и лег отдохнуть в своей раздевалке. Так все было?

– Да.

– И что потом? – все так же спокойно продолжал спрашивать Тоби.

Симпсон покачал головой.

– Он уснул, – был ответ. – Очень крепко. Я знал, что так будет. Даже меня иногда клонит от них в сон, а он к тому же плохо спал ночью.

– И что? – тихо спросил Тоби.

– Он умер для окружающих… Я хочу сказать, Бен Блаф не смог проснуться, когда пришла пора выходить к детям. – Симпсон судорожно сглотнул. – И тогда я сказал Эсме, что пойду вместо него, надев один из запасных костюмов. Никто бы не узнал, кроме нее и меня. – Он поднял глаза, и по его бледным щекам вдруг разлился нездоровый румянец. – У меня ведь есть опыт, – пылко произнес он, желая, чтобы Тоби его понял. – Несколько лет назад, еще до Бена Блафа, я был Санта-Клаусом здесь, в «Фредериксе». Я умею это делать. Дети меня любят.

– Я в этом не сомневаюсь, – Тоби ободряюще кивнул. – Так вы действительно заняли в то утро место Бена Блафа?

Симпсон вздернул подбородок.

– Да, действительно, – громко произнес он. – Я исполнял роль Санта-Клауса с утра и до ленча. И никто не догадался. Да и с какой стати? Эсме сказала… что я великолепен. – Губы Симпсона задрожали. – Эсме…

– Не надо расстраиваться, мистер Симпсон. Итак, вы сажали детей на колени, выслушивали их пожелания, фотографировались, а потом раздавали подарки из мешка, как это делал Бен Блаф?

– Да. Эсме сказала, голубые подарки для мальчиков, а зеленые или красные для девочек. Она ведь видела, как делал Бен. Ничего сложного. Это было чудесно. Сантой может быть любой, кто любит детей.

– Вы развеяли мои сомнения, мистер Симпсон. – Тоби улыбнулся, и сидящий напротив него мужчина словно воспрянул духом. А вот неодобрительный взгляд Милсона, словно огнем, жег его затылок. – Значит, у вас не возникло никаких проблем? Совсем никаких?

– О нет. Один малыш никак не переставал плакать. Такое случается время от времени. А одна молодая мама хотела получить подарок в красной упаковке – он подходил по цвету к платьицу ее дочери. Но в мешке закончились красные подарки, и ей пришлось довольствоваться зеленым. Она немного расстроилась. Еще парочка близнецов затеяла драку в пещере. Пятилетняя девочка попросила, чтобы я превратил в щенка ее младшую сестренку. Мне пришлось ответить ей отказом. И…

– Действительно насыщенное утро, мистер Симпсон. А теперь ответьте. – Тоби поерзал на своем стуле и снова подался вперед. – Как отреагировал на произошедшее мистер Блаф, когда наконец проснулся?

– О… – Вся живость Симпсона разом куда-то улетучилось, а его лицо вновь посерело и приняло усталое выражение. – Эсме разбудила его во время перерыва на ленч. У него была назначена встреча с журналисткой из Эй-би-си. Чувствовал он себя прекрасно и, по словам Эсме, выглядел намного лучше, чем утром. Отдых явно пошел ему на пользу! – Он с вызовом посмотрел на Тоби.

– Не сомневаюсь. Итак?

– Он принял на веру наши слова о том, что мы временно закрыли пещеру для посетителей. И Эсме решила, что нет смысла…

– Она решила, что нет смысла обременять его подробностями.

Симпсон кивнул:

– Она сказала, его не расстроит то, чего он не знает. Ведь Бен Блаф не общался ни с кем в отделе, и мы оставили все, как есть. Ничего не рассказали ни ему, ни остальным.

– Так как же Бен обо всем дознался?

– Он… – Эрнест Симпсон внезапно осекся, и на его бледном лице возникло застенчиво-лукавое выражение. – Откуда вам известно, что он дознался?

– Знаю, и все, – просто ответил Тоби, и выстроенная Симпсоном защитная стена вновь начала рушиться.

– После ленча Эсме видела, как он копался в мешке и что-то бормотал себе под нос. Должно быть, заметил, что количество подарков в мешке значительно уменьшилось. К тому же в нем совсем не было красных, потому что я все их раздал. Эсме сказала, что он не переставал качать головой и сердито бормотать, поэтому она решила держаться от него подальше до тех пор, пока не придет пора выходить к посетителям.

– И тогда она к нему подошла?

– Он спросил, не бродил ли кто-нибудь около мешка с подарками, – печально произнес Симпсон. – Она ответила – никто. А что еще ей оставалось делать?

– Она могла сказать правду. Тогда или потом – когда разговаривала с нами.

– По ее словам, тогда пришлось бы заплатить слишком большую сумму.

– Если бы Эсме сказала правду, мистер Симпсон, она все еще разгуливала бы по торговому центру в своей красной юбочке и белых сапожках, вместо того, чтобы лежать в морге. – Тоби отвернулся, чтобы не видеть сморщившегося лица Симпсона. – Спасибо, мистер Симпсон. Можете идти. Мы попросим вас подписать протокол допроса.

С мрачным удовлетворением Тоби наблюдал за тем, как неодобрительно вытянулось лицо Милсона при виде покидающего кабинет Эрни Симпсона.

– Что-то не так, Милсон? – не преминул съязвить Тоби.

– Симпсон уже готов был расколоться, сэр. Не понимаю, почему вы его отпустили. А теперь он возьмет себя в руки, – произнес Милсон, с трудом заставляя себя разговаривать почтительно. – Это, конечно, ваше право, но я полагал, вы захотите его арестовать. И как можно скорее.

– Что за чудесная идея, Милсон! Арестовать как можно скорее. Прекрасный план. – Тоби потер руки и язвительно улыбнулся при виде выражения лица своего помощника. – Думаю, я последую вашему совету. Прекрасная работа!

– Сэр…

– Довольно, Милсон! С меня хватит: убийств, торговых центров, Рождества, лжецов, мошенников и вас с такой кислой миной, словно вы наелись испорченного соуса. Арестовать, говорите? Что ж, ваше слово для меня закон. Ступайте и арестуйте его!

– Сэр?

– Ступайте и приведите его сюда, вашего арестованного. Вора, мошенника, убийцу глупого старика и бестолковой девчонки. А кого же еще? Ступайте и приведите сюда Рассела Дижона.

– Полицейские пошли и задержали его, – рассказывала Берди своей подруге Кейт, идя по дороге к вокзалу после работы. – Тоби сказал, Дижон не долго отпирался. К тому времени он уже превратился в комок нервов, и арест стал последним звеном в длиной цепи ужасных потрясений. Ведь Рассел по натуре не убийца. Просто вор, который нанес ответный удар, когда его загнали в угол. Как крыса, кем он, собственно, и является. Заявление Бена Блафа о том, что он не собирается больше молчать, заставило Рассела убить в первый раз. После этого он почувствовал себя в безопасности. Но когда Эсме начала его шантажировать, ему пришлось ее убить, и он едва не тронулся рассудком. Рассел воровал товары и в рождественских подарках Бена Блафа отправлял их из магазина.

– О господи! Интересно, как долго это продолжалось?

– Несколько лет. Все началось с мелочей: пара модных солнцезащитных очков, фотоаппарат, золотая цепочка. Но по мере того, как росли полномочия Рассела, возрастали и ставки. А все грехи списывались на магазинных воров. Даже разделенная на троих сумма получалась довольно внушительной. Рассел получал львиную долю. Остальное распределялось между Беном Блафом и Мари Дижон, сестрой Рассела, которая забирала подарки, наряжаясь в разные костюмы. Она могла прикинуться подростком или молодой мамочкой с ребенком. Приятный рождественский бонус каждый год. Не помешали лишние деньги и Бену Блафу. Пенсионер, работавший раньше на железной дороге, построил бассейн и теннисный корт, а также покупал чудесные подарки для своих внуков и даже откладывал кое-что на открытые для них счета. Про себя он тоже не забывал. Посещал клубы и делал ставки на скачках. Кажется, Тоби его жалко.

– Мне тоже. Думаю, та история с его внуком и воровством в школе заставила его задуматься.

– Да. Он сказал Дижону, что не переживет, если внуки обо всем узнают. Думаю, сначала вся эта афера казалась ему пикантным приключением. Но в последний год Блаф начал чувствовать себя грязным мошенником, предающим детей.

Подруги остановились на светофоре. С другой стороны дороги высилось здание торгового центра «Фредерикс». Его фасад обрамляли изысканные украшения, а в окнах мигали разноцветные огоньки.

Берди пожала плечами.

– Он мог закончить эту деятельность. Но тут в дело вмешался злой рок в образе Эрни Симпсона, администратора магазина, бывшего ранее Санта-Клаусом. В то утро, когда вы с Зои приехали в город, он занял место Бена Блафа. Симпсон играл роль доброго волшебника – хотя и не так хорошо, как Бен, в чем ты убедилась на собственном печальном опыте, – и прекрасно провел время, раздавая подарки подходящим к нему детям. Голубые упаковки он вручал мальчикам, а зеленые и красные – девочкам, ведь Эсме видела, что так это делал Бен Блаф. Но, к сожалению, никто из них не знал, что красные подарки – особенные. И получала их только одна-единственная девочка – Мари Дижон в различных образах. В мешке было всего несколько подарков в красных упаковках, и Эрни раздал их еще до того, как дошла очередь Мари. Она пыталась дозвониться до брата, но тот был слишком занят со мной, чтобы ответить на ее звонки. А прийти к нему она побоялась, сочтя это слишком рискованным. Таким образом, Дижон узнал обо всем, лишь вернувшись в свой кабинет поздно вечером. Решив, что путь свободен и подчиненных никого нет, он бросился в раздевалку к Бену, чтобы все выяснить. Там они, очевидно, поругались, и когда Бен пригрозил вывести своего подельника на чистую воду, Дижон его заколол.

– А Эсме Стэк обо всем догадалась?

– Думаю, она сообразила, что к чему. Ведь Эсме постоянно находилась в пещере и лучше других видела, что там происходит. Ей не нравились и Бен, и Дижон. Но Эсме нужны были деньги, чтобы открыть собственную фотостудию. Она решила добыть их с помощью шантажа и встретилась с Дижоном во время ленча, когда на этаже никого не было. Он сделал вид, будто принял условия, проводил ее до лифта, а потом ударил по голове стеклянной пепельницей и вонзил в спину нож, который секретарша использовала для приготовления ему еды. После этого он отправил лифт вниз и стал надеяться на лучшее.

– Ужас. И все из-за нескольких фотоаппаратов, часов и кое-каких украшений.

– Кое-каких украшений! Если хочешь знать, мистер Симмс из ювелирного отдела сообщил, что тиара, доставшаяся твоей дочери, стоит более десяти тысяч долларов!

– Святые небеса! Да она как-то раз оставила ее на ночь в песочнице. Господи, надеюсь на тиаре нет никаких повреждений, верно? – с беспокойством спросила Кейт, сразу же представившая, какую сумму компенсации нужно выплатить магазину за испорченные песком бриллианты.

– Судя по всему, все в порядке. По крайней мере, магазин получил ее назад. А вот кольцо с бриллиантами и изумрудами, вышитая вручную шелковая шаль и двое часов «Ролекс», случайно попавшие в липкие детские ручонки, так и пропали. Возможно, родители тех детей так же не внимательны, как и ты, Кейт. Или наоборот… – Берди на мгновение задумалась, – слишком наблюдательны. Но мы ведь этого никогда не узнаем, правда?

Они прошли мимо торгового центра и направились вниз по улице. «Храни вас Бог, веселые господа, пусть ничто не наводит на вас тревогу!» – пели на углу улицы школьники. Кейт повернулась к подруге.

– Десять тысяч, говоришь? – мечтательно протянула она.

– Да, подружка. Тебе не повезло, что я вмешалась.

– Да ты что! Если бы я поняла, что это за вещь, то непременно бы ее вернула, Берди! Конечно, я бы ее не оставила!

– Конечно. – Берди улыбнулась собственным мыслям. – Кстати, как ты объяснила Зои исчезновение тиары?

– Мы сказали, что ее, должно быть, забрали феи.

– Кейт!

– Ну, нам нужно было что-то сказать! Она так расстроилась. И… – Кейт виновато улыбнулась.

– И? Что еще? Ну же, продолжай.

– Мы ей сказали, что поговорили с Сантой и решили, что в велосипеде нет ничего плохого. Только если кататься в парке.

– Кейт!

– Ну, Берди, это же Рождество.

– Мошенница!

Подруги вошли в здание вокзала, и их тут же окружила толпа спешащих домой людей. У входа одетый в потертый костюм Санта-Клауса старик очень плохо играл на аккордеоне «Тихую ночь». Берди поморщилась, а Кейт положила в его шляпу монету и улыбнулась.

– Да благословит тебя Господь, красавица, – произнес старик.

– Приходи к нам на обед, Берди.

– Не могу. Надо работать. Мне все-таки нужно написать эту глупую статью.

– Джереми готовит лазанью. А на десерт будут пирожки со сладкой начинкой и сливочная помадка.

– Украшенная орехами?

– Да, конечно. Все самое лучшее.

– Ну хорошо. И почему я должна работать, когда все остальные отдыхают?

– Совершенно верно.

Берди сунула руку в карман и достала оттуда смятую купюру. Не глядя на Кейт, она подошла к музыканту и положила деньги в его шляпу. Глаза старика округлились от удивления при виде суммы, а потом он широко улыбнулся, демонстрируя отсутствие нескольких зубов и позабыв о привычном благословении.

– На счастье, – поспешно пояснила Берди, не желая смотреть в глаза изумленной Кейт.

– Да, но…

– Очевидно, эти деньги ему нужнее, чем мне. И вообще, знаешь что, Кейт, – произнесла Верити Бердвуд, – это же Рождество!

1

От англ. peach – персик. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Открытый пирог с начинкой из взбитых яиц, сыра и других ингредиентов.

3

Персонаж мультипликационного сериала «Нодди».