Глава первая.

Животные и боги

– Орк тебя забери!

Поросенок задергался и лягнул банку. Та опрокинулась, и по земле расползлась золотистая лужа. Юлиус потянулся, чтобы спасти хотя бы остатки краски, как животное тут же с громким визгом вывернулось из рук и устремилось прочь. Пришлось кидаться следом, падать на поросенка сверху, как хищная гарпия, и поминуть Орка еще с десяток раз.

Поляна в предгорьях Олимпа выглядела так, будто накануне там одновременно паслись стадо пегасов и табун сатиров, доились золотомолочные коровы, и проводилась тренировка олимпийцев по художественной стрижке руна. Посреди всего этого великолепия сидел Юлиус, хмуро вытирал грязное лицо и приблизительно в сотый раз клялся себе никогда больше не связываться с животными. Из лежащего рядом ящика доносилось возмущенное хрюканье.

– Если бы я знал, что ты так быстро бегаешь, дружок, украл бы индюка, – мошенник примирительно похлопал по стенке ящика. – Или гуся какого-нибудь. Тому даже крылья не пришлось бы делать. С другой стороны, выдержала бы его шея искусственную голову? Сомневаюсь.

Судя по ответным звукам, превосходство над какими-то птицами ничуть не утешало пленника.

– Будешь жить во дворце… – жилище правителя в захолустном полисе Катерини тянуло разве что на приземистый бочкообразный замок, но Юлиус искренне уважал преувеличение как фигуру речи. – Жрать каждый день. По три раза. Спать вдоволь. Пузо тебе почешут. Сказку на ночь расскажут…

Будущий дворцовый житель яростно сопел и молча кидался на стены ящика. Тот скрипел и качался из стороны в сторону.

– Не сдавайся, дружок! Мы еще сделаем из тебя сатира. Или пегаса. Я пока не решил.

Подобная перспектива настолько воодушевила животное, что у него снова прорезался голос. Юлиус послушал хрюкающие рулады из ящика и вздохнул. Да уж, как говорится, грязного порося не отмоешь добела. Конечно, его получилось перекрасить, но издаваемыми звуками зверь выдает себя с головой, хотя голову как раз надо бы ему поменять. Проще простого, в сущности. Находишь какую-нибудь замечательную маску, закрепляешь, и вот уже готов толстенький, маленький, с прекрасным личиком…

– Подождите-ка! – Корпс подскочил и принялся возбужденно кружить вокруг ящика, продолжая повторять. – Подождите, подождите, подождите. Какие, к Орку, пегасы и сатиры? Нет, друзья мои, это не наш метод! Зачем маленькой девочке какой-то там крылатый конь? Хотя крылья нам все же пригодятся. Или к чему пугать несчастную козлоногим уродцем? Нет, нет и еще раз нет! Мы пойдем другим путем, прекрасным и неповторимым. Нельзя мыслить мелко, когда находишься буквально у подножья Олимпа!

Довольная улыбка расплывалась на лице мошенника. Он знал, что следует делать – осталось всего ничего, найти крылья и маску. С перьями просто, деревья на краю поляны чернели кляксами гнезд. Под ними наверняка что-то найдется. С маской – сложнее, но тоже решаемо. По счастью, до Катерини, где наверняка была театральная лавка – пара часов на поезде.

– Ну, дружок, нас ждет великое будущее, – Юлиус Корпс похлопал по ящику.

Притихший было поросенок протяжно и тоскливо хрюкнул.

…

В эту историю Юлиус позволил себе влезть по двум причинам. Во-первых, неистребимое желание надуть ближнего своего. Во-вторых, у него закончились деньги.

Едва стоило мошеннику сойти на станции, как маленький, даже тщедушный (если бы так можно было сказать о городе) недополис Катерини, славный лишь своей близостью к жилищу олимпийских богов, вдруг расцвел яркими красками афиш и объявлений.

«Внимание! Поймайте шанс! Заработайте невиданное богатство!» – упрашивали они. И Юлиус попросту не смог противостоять этому волшебному зову, который привел его ко дворцу местного правителя, где мошенник узнал, что в честь седьмого дня рождения дочери тот хочет заполучить для нее мифического зверя. И предлагает за такое чудо тысячу драхм.

– Тысячу, – благоговейно прошептал Юлиус и принялся за дело.

Естественно, никакое мифическое животного он не собирался искать. Поймав поросенка и украв банку краски, Корпс сбежал подальше от людского общества – тем более, «божественные» предгорья славились фруктовыми садами и прекрасными видами, что просто необходимо для вдохновенья. Там извел всю позолоту на самого хряка, а теперь – на самодельные крылышки, которые с трудом, но таки удалось закрепить на поросенке. Оставалось только облагородить морду зверя, который рылом никак не тянул на нечто мифическое.

– Сиди здесь тихо, – напутствовал Юлиус зверька, пряча ящик в темную пещеру. – А не то тебя кто-нибудь сожрет, и мы не сможем стать богатыми.

Поросенок покорно хрюкнул. Он уже, кажется, начал понимать, что чем меньше сопротивляться – тем быстрее все закончится.

Довольный собой и окружающей действительностью Корпс отправился на станцию, где взял билет на скоростной поезд и уже вскоре оказался в Катерини. Хорошее настроение, однако, улетучилось практически сразу по прибытии, когда мошенник посетил единственную лавку, где продавали маски

– Какой это, порази меня Зевс, полис? Деревня! Ни одного нормального лица – одни уродцы и страшилища. Это ли надо маленькой девочке?! – возмущался Юлиус, рыская по улицам полиса. – Так, надо успокоиться и подумать. Мне что нужно? Маска. Какая? Прекрасная. Могу ли я сделать ей сам? Пожалуй, что нет. Ловкость рук – прекрасное качество для мошенника, но вот пристрастия к изобразительным искусствам я доселе в себе не ощущал. Значит что? Значит, надо найти человека, который сможет сделать маску. Или послужит моделью для нее. Ага! Кажется, светлое будущее становится ближе.

Спустя час мошенник уже передвигался по Катерини, вооружившись свертком с мокрой глиной. Оттуда капала вода и со всех сторон сочилась коричневая жижа.

На улицах тем временем загорались редкие фонари. Юлиус вытер лицо рукавом, жалея, что рядом нет зеркала – хотя, в сумерках грязное лицо внушает гораздо больше доверия, чем при свете дня – и зашагал на главную площадь, бормоча под нос: «Только сегодня и только для вас, наиточнейшая копия лица. Заплатите сегодня деньги и завтра получите единственную в своем роде, вашу личную маску. И абсолютно бесплатно – лечебный эффект от целебной глины, собранной на берегах подземного озера. Устранение морщин, выравнивание цвета лица, омоложение…» Не может быть, чтобы на такое бесценное предложение не клюнула хотя бы одна дурочка.

Конечно, было бы гораздо лучше, если бы просто существовала какая-нибудь машина по созданию масок с заданными параметрами. Но алхимики и ученые, день и ночь корпевшие над своими изобретениями, предпочитали создавать штуки громоздкие и многозначительные, вместо того, чтобы заняться насущными проблемами.

Оставалось надеяться только на везение, и удача улыбнулась Корпсу гораздо раньше, чем он дошел до площади. Его толкнули сзади, да так сильно, что Юлиус чуть не выронил сверток с глиной.

Он уже собирался начать обличительную речь, но толкнувший сам рассыпался в извинениях:

– Прошу вас, простите. Если бы я не задумался, то никогда не толкнул бы вас, а я бы не задумался, если бы не находился в рассеянности, а рассеянность моя обусловлена…

–..ладно, оставим это, – Юлиус слишком торопился, чтобы тратить время на долгие извинения-объяснения. Однако незнакомец схватил его за рукав.

– Простите, вы не знаете, где шестнадцатый дом по Виноградной улице? Я уже полчаса ищу его и опаздываю, а дело величайшей важности…

– Нет, не знаю, – мошенник решительно вытащил рукав из толстых пальцев навязчивого собеседника и уже отвернулся, чтобы идти, но тут…

– Меня пригласили, чтобы сделать посмертную маску, и опаздывать в такой ситуации..

– Согласен, никак нельзя! И мой долг, как порядочного гражданина, помочь и даже проводить!

Юлиус ожидал, что сейчас незнакомца придется уговаривать и навязываться, но тот оказался безмерно доверчив.

– Так где, вы говорите, этот дом?

Собеседник смотрел на Корпса, потирая переносицу и смешно таращась. На первый взгляд, его можно было бы счесть силачом, однако наметанный глаз сразу бы подметил: мышцы в теле есть, но большая их часть заплыла жиром. Глаза смотрят простодушно и слегка глуповато. Ну, а что касается рук, то они казались слишком изнеженными для скульптора, пусть даже посмертного.

«Хотя, кто его знает, как они должны выглядеть? Других вариантов у меня все равно нет, а потому надо пользоваться этим подарком Фортуны», – подумал мошенник и обезоруживающе улыбнулся незнакомцу:

– Не знаю, мой друг, где дом, но мы непременно с вами это выясним. Кстати, меня зовут Юлиус Корпс, и я – вот совпадение! – тоже занимаюсь скульптурой. Правда, знаете ли, только начинаю. Вот, с глиной вожусь.

Корпс ткнул свертком почти в нос незнакомцу, тот отдернулся.

– Глина очень хрупкая, – заметил он и покраснел. – Меня зовут Гераклид. Но давайте найдем дом.

– Конечно, всенепременнейше, мой друг! – мошенник отбросил бесполезный теперь сверток и бросился к ближайшему прохожему, таща за собой новоявленного знакомого.

– Гражданин, где находится шестнадцатый дом по Виноградной улице? – строго спросил Корпс мужчину, который при повелительных интонациях тут же напрягся.

– Кккажется тттам, – он ткнул пальцем в темноту и исчез.

– Ну, вот видите? Проблема решена, можно идти.

Дом действительно оказался «там». Монументально возвышался над Юлиусом, подавляя барельефами, скульптурами, колоннами и прочими украшениями. Непроизвольно сглотнув, мошенник поежился. Кажется, он собирался вторгнуться без разрешения к весьма влиятельным людям.

– Богато живут, – протянул Юлиус.

– Да уж, – поддакнул Гераклид и опять покраснел.

В ответ на стук дверь распахнулась практически сразу же. Вышколенный слуга смерил подозрительным взглядом обоих посетителей, но тут его отодвинули в сторону. Необъятных размеров женщина, напомнившая Корпсу об оставленном поросенке, заполнила весь проход и с чувством глубокого удовлетворения произнесла:

– Ах, Герик, вот и ты!

– Здравствуйте, тетя Алкиона, – пробурчал «Герик».

– Все уже готово. Но кто это с тобой? Ты не говорил, что придешь с другом. Возможно, нам стоило бы приготовить больше еды, я распоряжусь, вы не сомневайтесь.

– Простите мою бестактность, – повинился Юлиус, сумев заставить себя прекратить мысленный смех над «Гериком». – Дело в том, что ваш замечательный племянник решил дать мне уроки скульптуры, за что я ему премного благодарен. Это большая честь – учиться у такого мастера.

– Герик, ты не говорил, что будешь с учеником.

Гераклид хотел было что-то сказать, но Корпс все решил за него.

– Да-да, видите ли, дражайшая Алкиона, я совершенно случайно встретился с ним, но мы быстро нашли общий язык. А сейчас позвольте нам пройти и приступить к работе. Мертвые, как вы понимаете, не ждут!

– Вы уверены, что не ждут? Впрочем, о чем я? Проходите.

Алкиона грациозно отплыла от дверей, давая «учителю и ученику» возможность протиснуться, а затем повелительно кивнула слуге:

– Николис, проводи Герика и его ученика в кабинет отца. Герик, ну вы же потом спуститесь и все расскажете? Я тебя столько не видела! Как там поживает моя любимая сестра? Наверняка опять мучает себя голодом на какой-нибудь новой диете.

– Она в порядке, – Гераклид, кажется, так и не переставал краснеть.

– Отлично! Я смотрю, она уже отпускает тебя одного и так далеко, надо же. Скажи, а она уже подыскала тебе невесту?

– Эм…

– Уважаемая Алкиона, я думаю, не стоит разговаривать о настолько фривольных вещах в такой момент, – выступил вперед Юлиус. В глазах мошенника читалось страдание. – Я думаю, после совершения всех ритуалов, когда дух мертвого не будет витать над телом…

– Я поняла, – дама склонила голову. – Действительно. Какое неподобающее поведение для дочери, чей отец, умерев, оставил такое огромное состояние.

На несколько секунд в голове Корпса завертелись шестеренки, складываясь в различные комбинации прекрасных планов по отниманию денег у ближних. Он настолько задумался, что едва не упустил из вида Николиса, уводившего Гераклида. Мошенник быстро их нагнал, по пути заметив несколько фарфоровых ваз и мелких статуэток, которые наверняка можно было выгодно продать.

«Не о том думаешь, – оборвал сам себя Юлиус. – Что значит несколько ваз по сравнению с богатством, к которому судьба ведет тебя огромными шагами? А попасться сейчас на воровстве – собственными руками низвергнуть в Тартар эту замечательную возможность».

Успокоив порыв клептомании, Корпс оказался в комнате, где на огромном деревянном постаменте лежал труп мужчины. Это был старец с решительным подбородком, остро очерченными скулами и таким выражением лица, что поверить в его смерть было невозможно. На взгляд Юлиуса, подобные люди умирают только тогда, когда сами того захотят.

Взгляд мошенника скользнул по Гераклиду, и сердце в груди предательски дрогнуло. Такой растерянности в чужих глазах Юлиусу давно не приходилось видеть. «Посмертный скульптор» смотрел в угол, где на маленьком столике лежали резаки и ножички, проволока для каркаса и стояла емкость с гипсовым раствором. Все это сияло так, словно еще пять минут назад стояло в лавке с названием вроде «Мир искусства».

– Вы же знаете, что делать? – спросил Корпс осторожно.

– Что за намеки? – взвился Гераклид. – Конечно же, знаю! Я учился у лучших мастеров!

– И сколько масок вы уже сделали, мой друг?

– Что ты ко мне пристал? Сначала там, на улице. Потом пробрался в дом, а теперь вот еще сюда! Мне кажется, ты что-то замышляешь! – перешедший на «ты» скульптор некоторое время буравил взглядом Юлиуса. – И я даже знаю, что! Ты хочешь украсть мою специальную технологию!

– Ну, разумеется, нет, – Корпс выдохнул. – Я хочу научиться у достойнейшего. Простите мои вопросы, просто я немножко волнуюсь. Тут ведь мертвец…

– Вот и проявите уважение!

Гераклид решительным шагом прошел к столику, но несмотря на заявление о «лучших мастерах», мошенник уловил в глазах скульптора нерешительность. Пальцы того пробежали по инструментам, затем метнулись к проволоке, но чуть позже схватили емкость с раствором, и тут же, словно действуя по наитию, опустили ее прямо на голову мертвеца, залив лицо и волосы быстротвердеющей жидкостью.

Юлиус отшатнулся, чтобы его не задело брызгами. Он не был никогда силен в скульптуре – это да. Но видеть ТАКОЕ…

Мошенник просто не знал, что сказать. Умевший всегда придумать что-нибудь к месту, он растерялся и с выражением безграничного ужаса наблюдал, как Гераклид неуклюже размазывает грязно-белый раствор по лицу мертвеца, стараясь очертить линии.

«В конце концов, это его родственник. Наверняка, у него есть какие-нибудь права для подобного обращения», – пытался успокоить себя Корпс.

Между тем Гераклид закончил. Вытащил из-под стола ведро с водой и начал мыть руки. Оглядевшись в поисках полотенца, он поморщился, затем потянулся к покрывалу, прикрывавшему старика, но под взглядом Юлиуса покраснел и вытер ладони об штаны.

– Вот так это делается, – беспечно сказал скульптор пару секунд спустя. – Теперь только осталось подождать, чтобы засохло. Потом отдираем, и маска готова.

– Поразительно…

– Да. Эта технология поражает воображение, – приосанился Гераклид.

– И как долго ждать?

– Совсем немного. Это быстрозастывающий раствор.

Юлиус кивнул и понадеялся, что никто не зайдет до того момента, пока маска не будет готова. Родственник там или не родственник, но у мошенника было четкое ощущение, что скандала не избежать.

– Я сочинил эпитафию в честь деда. Мне кажется, сейчас самое время ее произнести.

Юлиус пожал плечами. Он мысленно торопил время изо всех сил, и был шанс, что так оно пролетит быстрей.

Гераклид гордо поднял голову и расправил плечи. В этот момент его нелепая фигура приобрела некую торжественность.

Однажды умер дед внезапно

А я про то когда узнал

То понял сразу и печально

Что стану дедом и помру

– Достаточно! – взмолился Юлиус и тут же был одарен обиженным взглядом. – Кажется, маска готова.

Даже если раствор еще не до конца застыл, он вдруг почувствовал, что готов на все. Лишь бы прекратить стихоизвержение. После «поразительной технологии» это был новый удар по чувству прекрасного, и мошенник очень переживал, что чувство может не выдержать.

Тем временем обида исчезла с лица скульптора, сменившись сосредоточенным любопытством. Толстые пальцы попытались снять маску с лица покойного, но ничего не вышло. Тогда они попробовали сильнее, но вновь не получилось. Напрягшись, Гераклид дернул… и едва не отлетел в сторону, крепко сжимая маску в руках. По счастью для Юлиуса – она не пострадала.

Что же касается мертвеца – тому повезло меньше. Часть волос оторвалась вместе с гипсом, оставив громадные проплешины. Кожа местами слезла или прилипла к раствору, отчего покойный теперь напоминал человека, который, умерев, пролежал еще с месяц.

– Я – труп, – сглотнул Гераклид.

– Спокойно! – Юлиус понял, что это и есть долгожданный шанс. – Давай маску сюда, дружок. Так, ага. Сейчас я спускаюсь вниз и начинаю рассказывать твоей тетушке о том, как все прекрасно получилось и показываю труд. Ты тем временем маскируешь следы.

– Как?!

– Не знаю!

Корпс выскользнул за дверь, пряча маску под одежду. Спускаясь по лестнице, мошенник едва не столкнулся с Николисом. Тот грациозно приподнял одну бровь, и Юлиус поспешил ответить на молчаливый вопрос.

– Нельзя мешать творцу, – он многозначительно закатил глаза. – Какой мастер, какой талант!

Николис смотрел недоверчиво. Он явно знал Гераклида достаточно, чтобы понять несоответствие персоны и эпитетов.

Однако Юлиус лишь кивнул на прощание, выскочил за порог и постарался быстрей затеряться на улицах. Сжимая маску, он спешил на обратный поезд. Конечно, получилось не так, как он задумывал, но все же удалось раздобыть хоть что-то.

Представив, каково придется Гераклиду, когда его застукают над изуродованным трупом, да еще и без маски, мошенник посочувствовал бедняге. Однако спасать незадачливого скульптора в его планы не входило. «Это тебе за стихи. Мы квиты», – мстительно подумал Юлиус Корпс и улыбнулся.

Впереди его ждало богатство.

…

Наутро мошенник извлек поросенка из ящика и тщательно его осмотрел. Позолота нигде не стерлась, щетина блестела и переливалась при свете солнца, даже самодельные крылышки не слишком помялись. Немного подумав, Юлиус оторвал длинную полоску ткани от запасной рубашки и соорудил вокруг поросячьей шеи что-то вроде клоунского жабо. Поцокав языком, замотал морду животного крепкой бечевкой – за что удостоился двух чувствительных ударов копытом в живот. Не обращая внимания на боль, он с помощью клея, который остался от производства крылышек, закрепил на морде поросенка посмертную маску.

Образ в итоге получился сомнительный. На Юлиуса пустыми глазами смотрел умудренный жизнью престарелый купидон – с морщинами и складками на лице, с непропорционально маленькими крыльями, с золотым телом и почему-то – с копытами и хвостом. В энциклопедии он выглядел по-другому. Однако мошенник считал, что главное в товаре – это не его суть, а правильное представление, поэтому, бережно прижав к себе «купидона» и репетируя торжественную речь, Юлиус пустился в путь.

Он миновал домики на окраине полиса, стараясь не попадаться никому на глаза (поросенок был родом из здешних дворов), и зашагал к дому правителя. Через два квартала за ним уже следовала толпа зевак – не каждый день по городским улицам носят мифических существ… даже не существ, а богов! Юлиус вежливо и толково отвечал на любопытные вопросы:

– Нет, летает он не шибко высоко, только потому я его и поймал… Да, старый уже – но хи-и-итрый, чуть было не выстрелил мне в сердце из своего лука. Промахнулся, только это меня и спасло… А веревки на нем распадаются сами собой, поэтому несу в руках…

Судя по кивающим слушателям, Юлиус был достаточно убедителен.

Двери в обитель городского главы оказались закрыты. Мошеннику пришлось долго топтаться у порога и несколько раз жать кнопку звонка, пока ему не открыли.

– Чего надо-то?

Слуга явно был не слишком вежлив, но Юлиус лишь улыбнулся в ответ на грубость. Нужно уметь держать себя в руках, как бы с тобой ни разговаривали.

– Я по объявлению, дружок. Принес мифическое существо для дочери хозяина.

– Ты опоздал, подарок доставили еще вчера вечером.

Мошенник едва сдержался, чтобы не выругаться от досады, и вовремя подставил ногу, чтобы не дать захлопнуть дверь перед своим носом.

– Но мое предложение гораздо лучше! Это даже не зверь, а бог! Позови правителя…

– У нас тоже не зверушка какая, а сам Двуликий Янус. Велено – больше не пускать никого.

Юлиус заскрипел зубами. Его чудесные планы рассеялись, как дым. Снова придется воровать, ехать на сцепке между вагонами, ночевать в рощах на окраинах – там поменьше опасных бродяг – и искать новые способы обогащения. Не сказать, чтобы это было в новинку, но он-то было понадеялся на приятную паузу в кочевой жизни…

Тут любопытствующие отвернулись от мошенника – напротив крыльца затормозила повозка, которая привлекла внимание толпы. Сначала из нее вылез дородный мужчина, потом он бережно спустил с подножки маленькую девочку, а следом за ней… Юлиус почувствовал, что его наполняет ярость. Следом за девочкой из повозки вылез карлик в вычурной одежде и смешных длинноносых ботинках и как будто демонстративно завертел головой, показывая второе лицо на затылке. Лицо, очень, очень похожее на маску, во всяком случае, для наметанного глаза.

«Это кто ж такой умный, украл мою блестящую идею? – подумал Юлиус, у которого аж потемнело в глазах от злости. Он не слишком философски воспринимал, когда у него одалживали или забирали вещи, а уж собственные мысли и изобретения считал принципиально неприкосновенными. – Это кто ж скупил все маски в театральной лавке, чтобы я не сумел его опередить? Это кто ж…»

От негодования он на мгновение забыл о «купидоне», чем тот незамедлительно воспользовался. Поросенок лягнул мошенника двумя копытами, вывернулся из рук и, упав на землю, устремился прочь, мотая головой. Через пару метров он сбил на землю старушку, через каких-то пять секунд врезался в дородного господина. Даже если ты правитель полиса, это не гарантирует тебе безопасность при столкновении со слепыми свиньями. Мужчина пошатнулся и чуть не сел на собственную дочь. Та испуганно закричала, двуликий карлик истерически заржал, а интуиция Юлиуса подсказала тому: «Срочно делай ноги!»

Не было никакого повода, чтобы ее ослушаться.

Глава вторая.

Обманщики и обманутые

Юлиус Корпс дождался, пока фермер, который уже в пятый раз за последние два часа проведывал животных, уйдет, и вылез из укрытия. Мошенник отряхнулся, хотя это не помогло – он по-прежнему был весь перепачкан грязью, а вагон заполняла немыслимая вонь.

Свиньи, завидев Юлиуса, обступили его со всех сторон, возбужденно похрюкивая.

– Брысь!

Корпс сопроводил просьбу пинком, и несчастный хряк, обиженно завизжав, бросился прочь, чем спровоцировал очередную толчею. Возникла серьезная опасность быть затоптанным свиньей. Точно так же, как одна из их племени совсем недавно растоптала надежду мошенника на богатство.

«Не обманывай себя, – подумал Юлиус. – Ее растоптала не свинья, а лживое отродье, укравшее твою гениальную идею!» Оскалившись в неровном свете вагона и заскрежетав зубами, Корпс напугал свиней так, что они предпочли оказаться подальше.

С досадой махнув на них рукой, Юлиус открыл потертую временем, но до сих пор сохранившую следы богатых украшений торбу и вытащил оттуда помятую газетную вырезку месячной давности.

«Полис Лариса: Ежегодное соревнование предсказателей „Второй Оракул“ приглашает участников. Продемонстрируй свое пророческое умение и выиграй поездку в Дельфы к настоящему Оракулу и солидные премиальные. Участие может принять любой желающий, гадать можно на чем угодно».

Корпс по большей части не любил продуманных планов, предпочитая импровизировать на ходу, но предыдущая неудача лишила его почти всех накоплений, а потому настало время для запасного варианта. Что касается поездки, то Дельфы были знаменитым полисом, и там наверняка найдется много желающих отдать свои драхмы мошеннику. В общем, возможность доехать в хлебное место в спокойствии и комфорте была не лишней.

«А еще надо разыскать наглеца, посмевшего перебежать мне дорогу, – подумал Корпс. – И обязательно заставить его испытать унижение, которое будет соизмеримо с моим. А лучше – в два или три раза больше». На мгновение мошеннику захотелось наподдать какой-нибудь свинье прямо в рыло, но это было слишком низко. Да и если вымещать злость на ком попало, то ее совсем не останется, когда придет время настоящей мести.

Свиньи не подозревали о мыслях Юлиуса, но прижимались к стенкам вагона и желали, чтобы этот странный тип оказался подальше от них. Их желание осуществилось буквально через пару часов, когда поезд остановился.

Мошенник выскочил из вагона, с блаженством вдохнул чистый воздух и с недоумением воззарился на представшую его глазам картину крохотного недополиса.

– Вот это? – спросил он недоуменно. – Вот это вот и есть то самое место?! Знаменитое место предсказательской бойни? Известный полис Лариса?

Висевшая неподалеку табличка скрипела на ветру и указывала, что Юлиус ничуть не ошибся.

– От малого до великого – один шаг, вздохнул Корпс и зашагал по узким пыльным улочкам от вокзала.

Юлиус по инерции продолжал верить в лучшее, продвигаясь к центру полиса, когда заприметил огромный купол, сооружаемый рядом с Ларисой. Показалось даже, что им вполне можно накрыть и сам городишко – столь велико было строение.

«Ага! Вот где будет проходить все действо! – воодушевился мошенник. – Это меняет дело. Размах поистине гигантский. Вот и он, этот самый шаг до великого!»

В городе Юлиус первым делом отыскал таверну, но, несмотря на голод и жажду, сначала прогулялся взад-вперед вдоль фасада, изучая расположение окон. Всегда неплохо знать пути отступления, если собираешь поесть бесплатно. Конечно, в торбе имелось некоторое количество вещей, в обмен на которые можно было заполучить кружку вина со специями и тарелку с сыром и овощами, однако это не означало, что каждый трактирщик мог оценить уникальность предложенного. А ведь, к примеру, новейшим пятновыводителем, хотя он и предназначен для стирки, можно было и деревянные столы протирать…

Приняв уверенный и напыщенный вид, с которым обычно заходят в магазины и таверны состоятельные люди, Корпс шагнул через порог «Очень спелой виноградной лозы и лучшего жаркого в городе: спешите!». Хозяин заведения явно питал склонность к избыточному заполнению пространства – помимо названия, которое едва помещалось на вывеске, он не пожалел и мебели. Столики и стулья располагались настолько близко друг к другу, что пройти между ними не представлялось никакой возможности. Надо было пролезать и протискиваться. Однако, судя по количеству народа, это неудобство никого не смущало – на первый взгляд, все места были заняты. Юлиус задумался: не поискать другого места для еды? Вряд ли хозяин таверны, загруженный работой по уши, будет вникать в преимущества пятновыводителя над деньгами, когда последние и так текут рекой.

Однако, уже почти развернувшись, мошенник замер на полуобороте, почувствовав, как дрогнули колени. В центре таверны, стоя на столе, высокий мужчина громко рассказывал толпе про то, как изловил двуликого Януса, чтобы преподнести его маленькой девочке на день рождения. Он красочно вещал, помогая себе красивыми жестами и размахивая длинной тростью. В момент, когда незнакомец продемонстрировал зрителям избиение проворного и «весьма опасного» Януса и взятие оного в плен, Юлиус почувствовал, что забыл и о голоде, и о жажде.

«Избил и добыл, как же, дружок – шипел господин Корпс сквозь зубы, пробираясь вдоль стены поближе к рассказчику. – Лучше скажи: скупил маски и опустошил лавку. Ишь, заливает. Фигляр орков, чтоб его Сцилла с Харибдой поделили». Мужчина тем временем продолжал разливаться соловьем, повествуя о том, как нелегко было приручить плененного Януса.

– Знали бы вы, как трудно договориться с богом, которого ты победил…

«Знал бы ты, как тяжело придется со мной, которого ты нечестно обставил», – Юлиус разминал длинные пальцы и сдерживал желание подхватить с соседнего стола кружку и швырнуть ее в голову мерзавца. Или подобраться поближе и с удовольствием вцепиться ему в горло, предварительно сбив на пол. Подобной вспыльчивости он никогда за собой не наблюдал, но сейчас ему было не до того, чтобы анализировать собственное поведение.

По счастью, мошенник вовремя вспомнил, что блюдо мести должно подаваться холодным. Ни на секунды не сомневаясь, что незнакомец прибыл сюда для участия в соревнованиях, Корпс тут же предсказал ему поражение, и принялся размышлять, как заставить это пророчество сбыться, стянув кружку вина у какого-то зеваки, который вместо того, чтобы пить, заслушался рассказом о доблестной победе над Янусом. Отсев от объекта ненависти подальше, чтобы тот не мешал думать, мошенник решил, что обставить, а лучше подставить, как это сделали с ним, противника – задача важная, но не первостепенная. В первую очередь нелишним было позаботиться, чтобы жажда мести не затмила способности Юлиуса-предсказателя, и деньги в конечном итоге все же оказались в кармане у него, а не у какого-нибудь горе-пророка, которому удастся случайно брякнуть что-нибудь действительно важное.

В торбе у Корпса хранилась книга с советами на все случаи жизни. Она была своего рода сентиментальным талисманом мошенника, хотя тот ни разу не воспользовался подсказками. Написав ее в ту пору, когда шальная мысль «стать писателем» еще не выветрилась из головы, Юлиус позднее обнаружил, что загадочный слог, к которому он прибегнул, идеально подходит для того, чтобы дурить голову собеседникам.

Достав книгу, Корпс наугад раскрыл ее и прочитал: «Одиннадцать разбудят двенадцатого, и будет свершен полный оборот, и наступит новая эпоха, чьим отсчетом вновь станет первый и никакой другой больше». Ну, чем не прекрасное предсказание? Особенно если учитывать, что речь идет всего-навсего о полном обороте стрелок на часах. А ведь сколько еще удачных толкований можно придумать!

Воодушевленный Юлиус улыбнулся. Предсказывать, используя заумные слова и толкуя их так, как этого хочет тот, для кого гадают – беспроигрышный способ. Тут даже думать не надо.

Единственным недоразумением оставалась обложка. Если сами страницы, растрепавшиеся со временем и придававшие книге вид древнего фолианта, идеально подходили для своей роли, то обложка должна была вселять уважение. Но почерневшая кожа, на которой еще можно было разобрать «Юлиус Корпс – Избранные мысли», никоим разом не подходила. Здесь требовалась внушительная картина с седым старцем, например, над которым кружили гарпии, били молнии, а рядом, конечно же, стояла красавица.

Юлиус злорадно ухмыльнулся, предчувствуя скорый триумф, но тут взгляд его скользнул в сторону входа и там столкнулся с тем, кого мошенник абсолютно не рассчитывал здесь увидеть. Тяжело дыша и затравленно оглядываясь, словно по его следам бежал Цербер, возле дверей стоял давешний знакомый, Гераклид.

– Вот ведь усмешка Фортуны, – поморщился Юлиус.

Появление этого человека никак не вписывалось в планы Корпса. Даже если сейчас остаться незамеченным, то не исключено, что уже завтра, во время соревнований, этот полный – во всех смыслах – неудачник начнет рассказывать людям, что Юлиус его обманул. И ведь наверняка найдутся те, кто поверит. А предсказателю негоже иметь подпорченную репутацию.

Самое лучшее, что тут можно было сделать – воспользоваться заветом древнего полководца, которому всегда претило отступление.

Издав дикий крик радости, мошенник замахал руками, привлекая внимание Гераклида. Тот поначалу не мог сообразить, что кричат именно ему, а потому топтался на месте. Юлиус уже начал думать, что придется вставать из-за столика, на который плотоядно бросал взор одноглазый старец, подпирающий стену неподалеку, но в конце концов толстяк понял, что от него требуется.

Завидев Юлиуса, он сначала чуть было не бросился бежать. Затем посуровел лицом, сжал кулаки и с непоколебимой решимостью древнего тарана стал пробивать дорогу к столику.

Едва он подошел ближе, как мошенник нанес упреждающий удар.

– Кого я вижу! – воскликнул Юлиус с неподдельной радостью. – Это же великий скульптор Гераклид. Талантливейшей из талантливейших. Непревзойденный мастер посмертных масок. Это просто чудо, как он обращается с гипсом…

Уловка сработала. При упоминании о гипсе Гераклид скис и подошел к столу почти в том же состоянии, в котором мошенник оставил его в доме тетушки. Особо на него подействовали десятки глаз, которые разом устремились на скульптора.

– Присаживайся, мой друг, присаживайся!

Юлиус легким движением сбросил с соседнего стула какого-то оборванца, который спал, уткнувшись в сложенные на столе руки. Гераклид подозрительно взглянул, осторожно ощупал предложенное сиденье и тяжело опустился за стол. По лбу толстяка ползли наперегонки струйки пота, он тяжело пыхтел и то и дело потирал щеки, покрытые нездоровым лихорадочным румянцем. Было очень похоже на то, что парень бежал всю дорогу от дома тетушки до таверны, уж больно он выглядел запыхавшимся и измотанным.

– Озлобленные родственники на пятки наступают? – Юлиус перегнулся через стол и тепло улыбнулся «великому скульптору». – Стоит ли мне бояться скорого вторжения тетушки в эту гостеприимную таверну? С суровым Николисом и деревянной скалкой в качестве компании и поддержки?

Гераклид покраснел еще сильнее, и щеки его приобрели уже цвет не помидора, а переспелой черешни. Он обличающе указал дрожащим пальцем на собеседника:

– Ты…

– Да, я. Именно я. Невинно пострадавший из-за тебя, между прочим.

– А…

– Мне пришлось отвлекать внимание всех слуг на себя! Ты знаешь, сколько их было?

– Нет…

– Десяток! – Юлиус расправил плечи и приосанился. – И все явно хотели не просто сыграть в догонялки. Я бы мог очень быстро скрыться – на улице хватало прекрасных подворотней, темных палисадников и перекрестков. Однако я понимал: тебе нужно время, чтобы выбраться из дома и не быть пойманным охраной, поэтому я до последнего создавал иллюзию, будто меня легко поймать. Полночи бегал по освещенным улицам, Орк бы их побрал, сбил пятки, получил камнем по затылку и расколотил вдребезги несчастную маску, рухнув в колодец, не закрытый решеткой. А что ты делал в это время?

Мошенник замолчал, состроил обиженное лицо и постучал пальцами по столу. Гераклид выглядел так, будто накануне его неожиданно стукнули пыльным мешком, пнули любимого щенка и пообещали всю оставшуюся жизнь кормить только кукурузной кашей. Весь энтузиазм, с которым он устремился было от порога к Корпсу, бесследно испарился. Довольно жестоко было подливать масла в огонь, но Юлиус не сдержался – да и не хотел сдерживаться:

– Надеюсь, у тебя получилось выбраться в окно по виноградной лозе и уйти задними дворами? Уходя, я прочитал в твоих глазах именно такой план.

– Не было никакого плана! – толстяк заговорил тоненько, будто ему наступили тяжелым ботинком на горло, и для дыхания и слов осталась только маленькая щелочка. – И тетя меня застала прямо над… телом. Даже оправдываться не пришлось. Просто выгнали с позором. И нажаловались маме…

– Ужасно, – Юлиус вскинул бровь. – И что? Она наказала тебя? Лишила сладкого перед сном? Поставила в угол?

Ну, невозможно, абсолютно невозможно обращаться на «вы» к человеку, который говорит таким детским голосом о вещах, которые выеденного яйца не стоят, трагически закатывая при этом глаза.

Гераклид дернулся, задрожал всем телом и стал вылезать из-за стола.

– Эй, куда? – Юлиус схватил его за рукав. – Дружок, а как же мы будем рассчитываться? Хотелось бы получить благодарность – как минимум, на словах. Хотя на хлеб их не положишь, в кошелек не ссыплешь и курицам на корм не пустишь. Я ведь старался, буквально спас тебя, попортив собственную шкуру… и репутацию, что уж молчать об этом. Теперь никто не хочет брать меня к себе учеником.

– Мне очень жаль. Я не знал о ваших лишениях, ибо предположил, что вы сбежали, оставив меня на произвол злой судьбы с несчастным мертвецом в премерзкой ситуации, когда невозможно оправдаться, если вдруг…

«Все-таки скульптор, – устало подумал Юлиус. – Ишь, какие памятники из слов возводит. Образованный человек, сразу видно. Ну, тем лучше». Жизненный опыт, данный мошеннику в десятках ограблений, подлогов и взяток, недвусмысленно говорил о том, что именно образованные персоны, которые кичатся полученными знаниями, но не любят самостоятельно думать, – лучшие объекты для шуток, розыгрышей и беспроблемного отъема денег. В то время как простой рабочий давно уже догадается, что его дурят, и помчится следом за мошенником с палкой в руках, ученый или писатель все еще будет продолжать надеяться на то, что уж его-то никто не сможет надуть. Ибо как можно надуть того, кто протер шесть штанов на гимназической скамье и в силу этого «не в пример умнее плебса»? Последнюю фразу чересчур образованные произносили через губу и с полной уверенностью в правоте высказывания. Юлиус, сам сбежавший из университета после практики в архиве, где заставляли ворочать гигантские каменные плиты и разбирать еле различимые царапины на базальте, умных людей уважал, но образованных – дурил при первом удобном случае.

Не дослушав фразу Гераклида, которая перевалила уже за два десятка оправданий, Юлиус прекратил этот фонтан красноречия, достав из торбы книгу и громко хлопнув ей по столу.

– Я буду считать себя отмщенным, – улыбнулся он, – если ты поможешь мне с драгоценным древним фолиантом. Я просто уверен, дружок, что ты разносторонне одаренный человек и наверняка умеешь рисовать.

– Конечно! – круглое лицо Гераклида тут же расплылось в самодовольной улыбке. – Я, правда, ранее делал это лишь для собственного удовольствия и не демонстрировал своих картин другим людям – только друзьям, и то не всем, однако…

– Однако, если я попрошу тебя перерисовать какую-нибудь картину, чтобы составить представление о твоем мастерстве?

– Пф, – Гераклид презрительно выпятил губу. – Перерисовать? Это же бездумное, слепое копирование, в нем нет ни творчества, ни мысли, ни глубокого смысла…

Но мошенник уже поднимался из-за стола:

– Пойдем, заглянем в библиотеку и выберем образец.

Юлиус надеялся, что несмотря на неудачу со скульптурой проблем не возникнет. В конце концов, скопированный рисунок сложнее испортить, но даже в том случае… стоило признать, что, несмотря на методы, маска все-таки на что-то годилась.

Через полчаса, оставив вдохновленного Гераклида в библиотеке, мошенник отправился по еще одному делу, которое не терпело отлагательств. Он меньше всего сомневался в том, что если «мерзкий обманщик, ворующий идеи в целом и маски в частности» собирается участвовать в соревновании провидцев, то заранее предпримет какие-то обманные шаги. И задача Юлиуса – отследить эти самые шаги и позаботиться о том, чтобы они стали началом пути к оглушительному провалу.

Вернувшись в таверну, мошенник не застал там «победителя Януса», подлец уже успел скрыться. Но ничего, одно из главных правил – «будь на виду только в момент обмана» – негодяй не соблюдал, так что найти его будет очень просто.

– О, нет! – вскричал Юлиус Корпс, трагически заламывая руки. – Он уже ушел!

Головы тех посетителей, которые еще были способны двигаться, повернулись в сторону мошенника.

– Вы не видели его?! Великого человека, который почтил нас своим присутствием; кому следует непременно установить памятник; чья жизнь, словно история древних героев. Вы не видели его?!

На секунду Юлиус остановился, ожидая, что сейчас последует ответ. Но глядя в пропитые физиономии, понял – ничего подобного не случиться. Весь творческий порыв был израсходован зря. Надо как-нибудь попроще.

Мошенник вздохнул, изобразил на лице выражение легкой скуки и независимым тоном осведомился:

– Победитель Януса куда отправился?

Эффект превзошел все ожидания. Руки посетителей таверны, даже некоторых из тех, кто спал мертвецким сном, указали в одном направлении.

– Там гостиница, – доверительно сообщил ему давешний одноглазый старикашка, который все же занял покинутый Юлиусом стол.

– Благодарю, мой друг.– кивнул Корпс и вышел на улицу.

Гостиница, как и таверна, в этом городишке была одна. Неказистое кирпичное здание высилось на пять этажей и носило титул второго по высоте дома после дворца правителя. Ну, или третьего, если учитывать огромный шатер возле города.

Зайдя внутрь, Юлиус благосклонно кивнул сидевшему за столиком слуге. С видом постоянного завсегдатая этого заведения он осведомился о победителе Януса.

– Как, вы сказали, его зовут? – поинтересовался слуга.

Корпс мысленно выругался. Будь у него деньги – можно было бы попробовать подкупить этого наглеца, но монет в карманах мошенника в последнее время не водилось. Зато хитрости всегда было навалом.

– Как? Мой друг, вы не знаете, как зовут победителя самого Януса? – Юлиус бросил уничижительный взгляд на слугу и покачал головой. – Ну, что вы, в самом деле. Разве можно вот так вот обращаться с самим…

Мошенник надеялся, что к тому времени слуга ему подскажет имя, но парень был или слишком туп, или очень хитер. Он улыбался и ждал продолжения фразы.

– … – произнес Корпс неразборчиво.

– Что?

– Я говорю —…

– Не понимаю.

– За ушами надо следить, друг мой, – Юлиус покачал головой. – Ушной червь, который, по преданию, является детенышем Великого Червя Кореандра, это не шуточки. И не стоит забывать, что он приходит не один, а со своим двоюродным братом – глазным червем. Уже начал пропадать слух, а вскоре это же случится со зрением.

– Но я ведь слышу вас сейчас! – слуга улыбался, но Корпс почувствовал, что напряжение в его голосе. – Я не услышал только имя.

– Это-то и настораживает, – доверительно сказал мошенник, наклоняясь ближе. – Вскоре … и тогда … а это очень опасно, потому что…

– Великий Зевс! За что мне это все?!.

– Все будет хорошо. Всего лишь следует втирать это средство в уши три раза в день и все пройдет.

Юлиус достал из торбы «пятновыводитель», и тут же подозрительность вернулась к слуге.

– Предлагаете купить?

– За кого вы меня принимаете?! Долг врача – помогать страждущим, а не продавать им лекарство. Как вы знаете, правители обеспечивают целителей всем необходимым. В том числе и этим средством, которым я, безусловно, вас одарю, как только узнаю, где живет мой друг.

– Но вы же не сказали, как его зовут… – слуга почти плакал.

– Сказал. Вы просто не услышали. Давайте попробуем еще раз. Мой друг, победитель Януса, великий и несравненный…

– Диос Парокл!

– Диос Парокл. Вот видите, молодой человек, вам уже становится лучше. Даже запах средства подействовал.

– Но я его не чувствую.

– А вам и не надо. Главное, что его чувствует ушной червь. Так о чем я? Ах, да. Диос Парокл. Он у себя?

– Да, триста пятнадцатый номер. Третий этаж, пятая дверь направо. У него там как раз уже все собрались.

– Вот как? Ну, тогда я не буду мешать. Зайду как-нибудь попозже.

– Ему что-нибудь передать?

– Благодарю, не надо. А вы за ушами следите, не забывайте.

Юлиус выскользнул наружу и вздохнул. Прижавшись к холодной кирпичной кладке, он проклинал слугу за его подозрительность и нерасторопность. «Орков сын! Нет, если бы малый упрямился до конца – его еще можно было простить, но к чему морочить мне голову, если в итоге оказываешься таким простофилей?»

Мошенник чувствовал затылком прохладу кирпичей. Он постепенно успокоился, а затем, развернувшись, посмотрел на стену и улыбнулся.

Цепляясь за кирпичи – сейчас неровности кладки были на руку Юлиусу, в прямом смысле – Корпс полез вверх, рассчитав, где он должен обнаружить окно Парокла. Оставалось надеяться, что теплая ночь заставит обманщика держать окно открытым, а позднее время суток окутает гостиницу тенью на случай, чтобы какой-нибудь прохожий не смог увидеть, как величайший мошенник Греции – ну, или один из величайших – на этом месте Юлиус вздохнул, словно паук, карабкается по стенам.

И, слава Гермесу, прохожих не было, а окно оказалось открытым. Вжимаясь в холодный кирпич, Юлиус прислушался.

– Все просто, – донесся до него голос Парокла. – Я заявляю, что через час у тебя выпадет зуб. Вклеиваешь аккуратно на место выбитого вот этот, и когда предсказание срабатывает, языком вырываешь его. Затем ты. Тебе еще проще – я предсказываю, что через час ты будешь богат. Естественно, что ты мне не веришь, а когда идешь в уборную, то находишь там кошель с золотом. Это, кстати, и будет твоя плата.

– А моя? – донесся чей-то глухой голос.

– Каргас, приятель, ну что ты вечно лезешь вперед? Твоя очередь придет, когда будут искать добровольца для предсказания. Подойдешь вразвалочку, скажешь, что ничему не доверяешь, а через минуту уже будешь обниматься с Мегридой, потому что я предскажу тебе, что в этой толпе ты разыщешь дочь. У нее и будут твои деньги. Все понятно?

– Конечно, – прошептал Юлиус. – Все понятно. Значит, надо всего лишь раздобыть деньги из уборной и забрать еще одну часть у Мегриды. Тогда, как минимум, двое из троих будут весьма недовольны.

Если бы руки не были заняты, Корпс непременно злорадно потер бы их друг об друга, но тут же Фортуна отвернулась от мошенника, потому что дальнейший разговор скрылся за створками окна, которые плотно затворил Парокл. Юлиус лишь в последний момент успел прижаться к стене, чтобы остаться незамеченным.

«Ну, теперь уже ничего не услышишь, – мысленно вздохнул Корпс – В чтении по губам я никогда не был силен, а всякого рода подслушивающие и подсматривающие устройства все никак не начнут выпускать. Лучше всего пойти и поискать угол для сна. А с утра найти этого дурачка, Гераклида. Не хочу на сон грядущий смотреть тот ужас, который он наверняка изобразит. Ни к чему мне кошмары перед ответственным днем.

Рассудив так, Юлиус Корпс принялся спускаться, попутно обнаружив, что двигаться по стене вниз куда сложнее, чем вверх, и в очередной раз помянув ученых, которые сплошь и рядом изобретали всякую ерунду вместо чего-то по-настоящему стоящего.

Глава третья.

Предсказания и противостояние

Взобравшись на жердочку, петух громогласно объявил о наступлении утра. Юлиус Корпс, пошарив рядом с собой, не обнаружил ничего тяжелого для того, чтобы швырнуть в певуна, и издал страдальческий стон. Кое-как разлепив глаза, потянулся, сел на куче соломы, служившей ему постелью, и зевнул.

Ночевать в курятнике было не самой прекрасной идеей. Вообще, в последние дни соседство с животными становилось какой-то манией Юлиуса, что ему категорически не нравилось. Но отсутствие денег и покровителей диктовали свои условия, потому вчера, забравшись в курятник фермы, расположенный поблизости от города, он разворошил пару гнезд, набрал соломы, чтобы спалось мягче, и взобрался на самую верхотуру, искренне надеясь, что птицы его не потревожат. Так и случилось, но минусы соседства этим не исчерпывались, чему был прямым доказательством давешний петух.

Подхватив торбу, Корпс спустился вниз, беглым взглядом пробежался по насестам, обнаружив пару яиц, которые прихватил с собой. Уходить следовало как можно скорее. Не ровен час, хозяева фермы обнаружат незваного гостя.

«Надо разыскать Гераклида, – напомнил себе Юлиус. – И увидеть обложку».

Последняя мысль вызывала уныние. Другой причины, кроме отчаяния, для вчерашней идеи отдать горе-скульптору свою бесценную книгу, Юлиус не мог найти. Зато ему удалось отыскать Гераклида ровно в том месте, где его вчера и оставили. Свернувшись калачиком и тихонько похрапывая-посвистывая, скульптор лежал на крыльце библиотеки. Поначалу мошеннику даже стало жалко его, но потом Юлиус напомнил себе, что долг каждого уважающего себя гражданина – обеспечить комфортные условия сна для собственной персоны.

Искренне надеясь, что огромное тело скульптора не склонно спросоня молотить кулаками во все стороны, Корпс требовательно толкнул Гераклида.

– Не хочу, – промычал тот.

– А придется, – сочувственно заметил Юлиус и удвоил усилия.

Через пару минут Гераклид все-таки «растолкался» до такой степени, что смог сесть на ступеньках и превратившимися в щелки глазами взирать на мошенника. Вид у него был как у откормленного, но весьма потрепанного барашка. Алый отпечаток от ступеньки на левой щеке дополнял эту эпичную картину.

– Книга, – требовательно произнес Юлиус.

Гераклид кивнул и принялся копаться в складках одежды, выискивая требуемое. Мошенник благосклонно взирал на это и размышлял: не стоит ли привлечь человека искусства для своего мошенничества или хотя бы для уничтожения и унижения Диоса Парокла? После некоторых раздумий Корпс решил, что все же не стоит, а секундой спустя, когда вожделенная книга оказалась перед глазами, Юлиус в своем решении утвердился.

Конечно, рисунок на обложке выполнял свою наипервейшую функцию – привлекал внимание. Если быть более точным – он буквально кричал о том, что здесь, под ним, спрятано нечто страшное. Сочетания голубого, желтого и оранжевого цветов уже сами по себе способны были отпугнуть любого читателя. А ими были изображены изломанные линии, сливающиеся в нечто бесформенно-округлое, напоминавшее вытянутого и завязанного в круг червяка, с клыками в половину собственного размера.

– Что это? – дрожащим голосом спросил Корпс.

– Геракл побеждает химеру, разумеется. Я хотел нарисовать что-нибудь свое, но ты велел перерисовывать.

В голове Юлиуса поначалу пронеслись тысячи идей о том, как следует расправиться с художником, чтобы все музы разом возблагодарили мошенника за проявленное милосердие. Потом захотелось перерисовать самому, но тут же пришла мысль, что может стать и еще хуже, как бы странно это ни звучало. В итоге, Юлиус Корпс решил проявить милосердие. К тому же, ему предстояло слишком много дел, и тратить силы понапрасну не стоило.

– Ну, ладно, – мошенник запихал книжку в торбу. – Мне пора на соревнования оракулов, дружок. Как великий предсказатель, могу сообщить, что я не опоздаю.

– Помнится, ты говорил, что ты скульптор.

– Я в этом разочаровался. Увы, но даже если такие таланты, как ты, не справляются, то мне точно не стоит и пробовать. Желаю тебе всяческих благ, дружок, и спасения от тетушки.

Юлиус резво двинулся в направлении гигантского шатра, поминутно ожидая, что сейчас его настигнет окрик или даже сам Гераклид. Но время шло, расстояние увеличивалось, а ничего не происходило. Не выдержав, мошенник обернулся. Выражение лица художника очень подошло бы брошенному щенку. Поправка: весьма откормленному брошенному щенку.

«Такова жизнь, дружок, – подумал Корпс. – Наши желания не всегда сбываются, иначе я бы уже давно обдуривал людей одним щелчком пальца». Юлиус зашагал прочь, насвистывая под нос задорный мотивчик. Под музыку ему обычно хорошо думалось, а в данный момент требовалось породить название для предсказательной книги, адекватное изображенному на обложке чудовищу. В голову почему-то лезла откровенная муть, местами даже рифмованная. «Тьфу ты, – передернуло мошенника. – От гениального скульптора заразился, что ли?»

«Плотоядные жабы и могучие крабы» – вот самое невинное из именований, так и роившихся в мозгу Юлиуса. Остальные были под стать.

«Червь желтый зубастый, мозг выедающий».

«Как Геракл и химера, только наоборот».

«Книга о предметах из будущего, притом волшебными свойствами обладающих».

Ни одно из этих названий не устраивало Корпса, но в процессе перебора дурацких фраз взор его затуманился и принял нездешнее выражение. Таковое обычно с головой выдает предсказателей, культистов, фанатиков веры, детей богов и потомков богов в тринадцатом поколении, а также оно свойственно мечтателям – в аккурат за мгновение до того, как несчастный попадет под колеса повозки или влетит лбом в фонарный столб. Поэтому регистратор, который записывал жадных до денег провидцев рядом с проходом под сень купола, ни секунды не усомнился в профессиональном праве Юлиуса на состязание.

Двенадцатый, – пробормотал писец, сделал отметку в толстой внушительной тетради и выдал мошеннику номерок на кругляшке из жесткой вощеной кожи. – Ваше имя, будьте добры.

Юлиус рассеянно улыбнулся. Расклад нравился ему все больше и больше. Если у устроителя соревнований достаточно денег, чтобы нанять не просто работника, а работника вежливого, значит, у дела воистину внушительный размах.

Юргелио Корсо.

Сообщите, пожалуйста, откуда вы прибыли?

Центральный римский полис.

Чем дальше заявленное место проживания, тем меньше вероятность нарваться на жертв предыдущих афер. Особенно если ты знаком с тамошним диалектом и способен имитировать правильный акцент. Фальшивое имя в этом плане тоже здорово облегчало жизнь. За последние три года оно дважды спасало Корпса от заключения под стражу, давая ему ту самую лишнюю секунду, которой порою так не хватает для побега менее удачливым прохвостам. Или глупцам, которые светят настоящее имя налево и направо.

И последнее. С помощью чего будете совершать предсказания? Требуются ли вам кишки животных или птиц, нож, инструменты, перья, передвижная горелка или…?

Можете не утруждать себя, – мошенник широко улыбнулся. – Не хотелось бы вас отвлекать лишний раз. У меня с собой специальная книга…

Тогда позвольте, я запишу название.

Название. Крабы, жабы, Гераклы и желтые черви с удвоенной силой ринулись в атаку на мозг Юлиуса, однако он безжалостно отмел их в сторону. В сложившейся ситуации оставалось только выдержать паузу и срочно придумать какое-нибудь не существующее в подсолнечном мире слово, звучащее при этом загадочно и странно, не вызывающее смеха или ненужных ассоциаций.

– Люпусоларий!

– Как-как? Повторите по буквам…

– Лю-пу-со-ла-рий, – размеренно повторил мошенник. – Очень легко запомнить. Ни одной повторяющейся гласной.

– А чем знаменит этот фолиант, позвольте узнать?

– Как, вы не слыхали о… о Франте Ярмолло, самом загадочном из писателей нашего полиса? Он рождал свои тексты в немыслимых муках и метаниях души, скитался по свалкам и помойным ямам, уходил в паломничество в центральную канализацию и вернулся оттуда обновленным. Его работы так просто не достанешь, наборы шрифтов и оттисков давно осели в частных коллекциях, так что в некоторых землях о нем уже и позабыли.

Видимо, пораженный рассказом об авторе, который добывал слова из плевел и мусора, регистратор задумчиво кивнул с открытым ртом и сделал широкий жест рукой, приглашая Юлиуса внутрь.

«Внутрь» – слишком маленькое слово для такого зала», – подумал мошенник и, задрав голову, уставился на высокий потолок. Тот представлял из себя сложную систему переплетающихся дуг и планок, над которыми были закреплены изогнутые листы из блестящего металла. Гильдия кузнецов потрудилась изрядно. Сегодня, должно быть, купол впервые открыли для посещения, потому как Юлиус заметил мелькающие то там, то сям форменные «гефестки» серого цвета с множеством пуговиц и карманов. Как известно, кузнецы, равно как и архитекторы, изобретали и прочие всегда приходят оценить свою работу в первый же день. Некоторые утверждали, что это было прописано в гильдейском уставе, однако Юлиус полагал, что приказ исходит свыше. И дело тут не в традициях, а в заботе о гражданах полиса. Если человек знает, что ему придется гулять под тем же куполом, мостом или балконом, который он только что сам соорудил, ему поневоле придется работать на совесть, чтобы не случился конфуз, и скульптура не рухнула на скульптора в тот самый момент, когда он читает прочувствованную речь на открытии памятника.

Прочувствованная речь, угу, – пробормотал Юлиус и, оторвавшись от созерцания чуда инженерной мысли, стал пристально разглядывать остальных зрителей, коих уже собралось немного. – Мегрида, нам нужна Мегрида. Как бы ее найти, а?

Казалось, легче отыскать верткую форель в лососевом косяке, чем незнакомую женщину в незнакомом месте, однако Корпс уже через пару минут вдохновенно вопил, приложив ладони ко рту рупором:

Мегрида! Мегрида, оро-ро! Подойдите к выходу альфа, вы выиграли зрительскую лотерею, пройдите за призом, драгоценная моя!

Даже самым маленьким ежатам в лесу ясно, что человек теряет львиную долю бдительности, когда ему что-то дарят. Процесс получения бесплатных благ от мира перекрывает все остальные движения души.

Через какой-то десяток минут деньги приятно оттягивали сумку на плече Корпса, а низенькая черноволосая Мегрида любовалась на якобы золотые часы, полученные в качестве приза – если же говорить честно, то оставленные в утешение только что обворованной женщине.

Теперь предстояло самое приятное и неприятное одновременно – разыскать в уборной спрятанный кошель.

Рядом с только что построенным куполом виднелась парочка приземистых строений, в которые пропускали исключительно за плату, но по приближении сразу стало ясно, что строители уборных, если и ходят в собственные творения, то исключительно самыми первыми. Казалось бы, прошло всего лишь несколько часов с момента открытия, а людская толпа уже успела оставить свой след в истории местных санузлов. Следы эти были ножные (на стенах, стульчаках и один даже на потолке), ручные (повсюду) и, безусловно, ароматные (всюду, везде и даже на подходе).

Юлиус поначалу хотел представиться санитарным инспектором и провести ревизию. Чтобы бегали, смотрели в рот и выполняли все, что требуется. Но по здравому размышлению решил, что лишнее внимание в поиске денег, ему ни к чему, а потому внутрь проник, как обычный посетитель.

Проведя около получаса в царстве зеркал и кафеля, Юлиус совсем отчаялся. Кажется, Диос еще не положил деньги или же спрятал их действительно мастерски. Что ж, оставался запасной вариант. Попробовать разыскать врача, чтобы он подтвердил, что зуб у мужчины выпал не только что, а уже достаточно давно. Однако, двинувшись к выходу, Корпс чуть было не столкнулся с приснопамятным Пароклом. Тот, нахмурив брови, продвигался к одной из кабинок.

Отвернув лицо и сделав вид, что он сосредоточенно рассматривает надпись «Гомер живее всех живых», нарисованную черной тушью на стене, Юлиус подождал, пока противник не закончит свои дела. Затем быстро скользнул внутрь, пока кабинку не заняли, обшарил все углы, стараясь не думать о том, что сейчас испытывают его ладони и пальцы, и выудил мешочек с золотом из самого дальнего и грязного угла. С другой стороны, спасизевс, что не из самой выгребной ямы.

«Мало того, что отомщу, так еще и подзаработаю», – улыбнулся мошенник.

Тщательно вымыв руки, Юлиус с огромным облегчением вышел из уборной, вздохнув свежего воздуха. Правда, люди его сторонились, поскольку запах, к которому сам Корпс уже привык, успел за это время пропитать одежду мошенника.

«Даже к лучшему, – подумал тот. – Легче пробиваться сквозь толпу». Соревнования к тому моменту уже начались, и Юлиус пропустил общий парад участников, но, как он рассчитывал, это должно было только добавить ему таинственности.

На сцене чернокожий человек отрезал голову курице и начал бить в барабаны, впав в транс. Предсказатель эмоционально выкрикивал что-то в толпу, но, на его беду, слов было не разобрать. Мало того, очнувшись, чернокожий ничего не помнил из того, что говорил. Со сцены его проводили улюканьем и свистом. А зрители в первых рядах, которых окропило кровью курицы, кидались в неудачника всем, что под руку подвернется, выражая праведное негодование по поводу испачканной одежды.

Потом были возжигания, предсказания по ладони, по форме облаков; мелькнул Диос Парокл, свершивший все свои три предсказания и радостно раскланявшийся. Юлиус заметил, как к нему пробирался мужчина, обнимавшийся с Мегридой. Кажется, он был очень зол на то, что денег ему так и не досталось.

Спустя какое-то время наступил черед и самого Корпса, который блистательно, как ему самому показалось, нарисовал дальнейшие судьбы нескольких людей. Это можно было бы сделать и без книги, уж слишком архетипичны были спрашивающие. Но мошенник не отказывался от своего инструмента, периодически показывая людям обложку, отчего те вздрагивали, а то и вовсе впадали в священный трепет.

Далее пошла длинная череда скучных пророков, предвещавших падение мира и желающих поговорить о судьбах Греции. Несколько раз судьи делали им замечания и прозрачно намекали, что это не философский и уж тем более не политический диспут.

И вот первый тур подошел к концу. Объявили большой перерыв, во время которого на сцене должны были разыграть классический сюжет из истории дельфийского Оракула, а судьи тем временем совещались и выбирали двоих счастливчиков-финалистов.

Юлиус был спокоен и благодушен. Он отметил одно немаловажное обстоятельство, которое отличало его и Диоса Парокла. Оба они предсказывали конкретные ситуации, в отличие от других пророков, которые напускали тумана, ожидая, что каждый увидит в том облаке смыслов свой. Сам Корпс тоже начинал с заумных фраз, но тут же растолковывал их для зрителя, сводя все к простому и понятному. В общем, мошенник питал надежды на попадание в финал. Если же туда вместе с ним попадет и Парокл, то против него всегда можно будет применить то конкретное знание о подлом обмане, которое у Юлиуса имелось.

Прогуливаясь в ожидании вердикта судей, мошенник натолкнулся на Гераклида. Тот, разинув рот, стоял и смотрел на представление актеров. Ни дать ни взять – ребенок на ярмарке.

– Интересно? – полюбопытствовал Юлиус, подходя ближе.

– Ага, – кивнул Гераклид и расплылся в улыбке. – Я всегда хотел стать актером, но мама запретила мне это делать. Сказала, что мое призвание – быть человеком искусства и творить в одиночестве, а не кривляться на потеху толпе.

– Суровая у тебя мамаша, – искренне посочувствовал Корпс, заодно радуясь, что обида скульптора прошла. Все же, говоря по честности, Юлиус поступил с ним не очень хорошо. И даже дважды. Но мошенник утешал себя тем, что преподал парню несколько уроков выживания в этом суровом мире, которые наверняка пригодятся. Особенно если Гераклид не собирается возвращаться под крыло матери.

– Да, она такая, – вздохнул скульптор, и в желудке его ощутимо заурчало. Он покраснел и постарался сделать вид, что ничего не было.

«Зачем я это делаю?» – успел подумать Юлиус, прежде чем вытащил из кармана один из мешочков с украденными драхмами и отсыпал часть монет.

– Держи, это тебе на подкрепление сил.

– Нет-нет, не стоит, после того, как я вас так подвел…

– …не скромничай! Ты мне помог, а я был немного зол с утра. Считай, что это плата за твою работу. Ты ведь всю ночь не спал, а старался и рисовал обложку.

– Пожалуй, это правда, – Гераклид сгреб драхмы и пересчитал. – Думаешь, это нормальная цена за произведение искусства?

– Несомненно, – жестко сказал Юлиус, который уже начал жалеть о своей минутной слабости. – Более чем достаточно.

– На сцену приглашаются Диос Парокл и Юргелио Корсо, – объявил тем временем распорядитель.

«Настоящее имя? Ха! Парень, да ты глупее, чем я думал. Может быть, тебе и удалось меня обставить один раз, но это явная случайность», – Корпс злорадно улыбнулся и повернулся, чтобы попрощаться с Гераклидом, но тот уже пробивался к лоткам с едой.

Зрители встретили появление двух мошенников и, по совместительству, предсказателей, громогласным ревом, который еще более усилился благодаря акустике зала. Корпсу даже показалось, что стены слегка зашатались. Но если такое и было, то гильдия кузнецов могла выдохнуть свободно, ибо здание выдержало.

Помимо званий между мошенниками было еще кое-что общее. Гаденькая улыбочка играла на губах Юлиуса, когда он смотрел на Парокла. И точно такая же, будто зеркально отраженная, была и у Диоса.

«Интересно, что же ты задумал?» – Корпс, продолжая улыбаться, проклинал себя за то, что вчера был слишком усталым, чтобы выяснить, что же прошло за закрытыми окнами в гостинице.

– Последнее состязание, – объявил распорядитель. – Два достойнейших, доказавших свое умение предсказывать будущее, сделают это друг для друга. Они могут пользоваться всем тем, что им понадобится, но не позднее часа результаты предсказаний должны быть на вот этих вот листках, – два листа с гербовым оттиском оказались в руках финалистов. – Чтобы исключить какой-либо подлог, мы поднимем оракулов высоко над землей и изолируем от чьего-либо влияния.

И только тут Юлиус заметил две огромные железные клетки, которые прятались в глубине сцены.

«Ага, – кивнул мошенник. – Конечно-конечно».

Такой поворот дела устраивал Юлиуса полностью. Подумаешь, высоко над землей. Высоты Корпс не боялся, а там вполне можно будет совершить то, что он и так планировал сделать.

«Я напишу твое прошлое, – мстительно подумал Юлиус. – Начиная с аферы с Янусом и заканчивая сегодняшними обманами. А потому предскажу твое будущее: поражение и позор». Еще сильнее улыбнувшись, Корпс поклонился и прошел в клетку, успев уловить некоторое замешательство Парокла. Тот, видимо, не столь хорошо относился к идее быть подвешенным под самым куполом. «Два – ноль, в мою пользу», – Юлиус чувствовал, как радость отмщения наполняет его с головы до ног и едва сдерживался, чтобы не пуститься вприпрыжку.

Клетка оказалась достаточно просторной для того, чтобы даже полулежать в ней. Пока кузнецы поднимали ее вверх, Корпс со знанием дела устраивался поудобнее, будто всю предыдущую жизнь ему только и приходилось готовиться к предсказаниям в этаком «тюремном» интерьере. Надо признаться, что опыт задуривания мозгов окружающим, в то время как сами эти окружающие находились на свободе, а Корпс – за решеткой, у мошенника имелся.

«Итак, предсказанное будущее выглядит тем весомей, чем точнее будет описано прошлое, таящее в себе корни настоящего», – Юлиус написал первую строчку своего оракульского труда и довольно хмыкнул. Первый тур не прошел даром. Чтение отрывков из собственной книги напомнило мошеннику о том, что он силен в убеждении не только словом произносимым, но и написанным. Которое, кстати, имело все шансы превратиться в печатное – устроитель соревнования наверняка будет счастлив распространить в виде книг или хотя бы журналов тексты победителя. «Так что давай, работай, – взбодрил Юлиус сам себя. – У нас в запасе всего час, а деяний Диаса, прошлых и будущих, неизмеримо». И стал записывать, едва поспевая пером за мыслью.

«Может ли негодяй, подло обдуривший доверчивую девочку, иметь иное будущее, нежели позорное изгнание?»

«Каждый вор заслуживает наказания, однако же вор, укравший театральную маску, покусился не просто на товар – он покусился на само искусство!»

«Представьте себе: если кто-то считает себя вправе насмехаться над Богами, представляя их в пародийном, извращенном свете, то не считает ли он себя выше их? И что же тогда он думает об окружающих людях? Плюет на них, презирает, считает пылью под ногами?»

Вот лишь некоторые образцы из убедительного и проникнутого вдохновением документа, который рождался из-под пера Юлиуса. Слова текли на бумагу легко, образы получались яркие и полные обличающих деталей, а если мошенник где и преувеличил, то это исключительно из желания вызвать интерес у слушателей.

И вот наступил торжественный момент. Клетки спустили вниз, и оба новоявленных оракула застыли на сцене. Корпс, довольно ухмыляясь, уступил право первого Диосу Пароклу.

– Этот человек, который стоит рядом со мной, лживое двуличное существо, – начал соперник. Юлиус малость побагровел при этих словах, но сумел сохранить улыбку. – Он не тот, за кого себя выдает. Никакого дара предсказателя не имеет, а всего лишь мошенник. Довольно известный, надо сказать. Его деяния полны злобы и предательства. И я уверяю вас, что сейчас он применит всю свою изворотливость, чтобы очернить меня перед вами.

Диос церемонно поклонился и сделал несколько шагов назад. Юлиус мысленно отдал сопернику должное, но, вместе с тем, заметил, что в словах Парокла нет никакой конкретики. «Три – ноль, – усмехнулся Корпс. – А сейчас станет и того больше».

Продолжая сохранять невозмутимость, великий предсказатель Юргелио Корсо вышел вперед. Собравшиеся встретили его недовольным гулом и свистом. Выпущенный чьей-то рукой персик пролетел совсем рядом со щекой мошенника и ударил в лоб одного из судей, стоявших позади.

Юлиус неожиданно резко поднял правую руку и щелкнул пальцами. Толпа, будто репетировала это неоднократно, замолкла в мгновение ока.

– Итак, предсказанное будущее выглядит тем весомей, чем точнее будет описано прошлое, таящее в себе корни настоящего… – начал Корпс…

Он говорил долго и пространно. Приводил примеры, разыгрывал роли, взывал к справедливости, богам и гласу народа.

– … Если даже этот человек и заслуживает награды, то не поездки в Дельфы, а отдыха. Подальше отсюда, в размышлении о совершенных ошибках! – милостиво закончил он.

Несколько секунд внутри огромного зала царило молчание. Затем толпа взорвалась, требуя расправы, но имя человека, которого она призывала изничтожить, было Диос Парокл, а не Юргелио Корсо и даже не Юлиус Корпс.

– Судьям нужно время на совещание, – пытаясь перекричать этот гвалт, объявил распорядитель в рупор. – А пока оба оракула должны оставаться на своих местах.

Но эти слова были сказаны напрасно. Юлиус и так не собирался никуда уходить, наслаждаясь произведенным эффектом, а Диос, пока толпа обратила свой взор на распорядителя, уже успел улизнуть.

Он пробивался сквозь людей, спасая свою шкуру. Те продолжали ухать и свистеть, но вот задержать преступника было некому. Охранники тоже вязли в этой бушующей людской стихии и никак не могли добраться до Парокла, а он продолжал уходить.

– Мне кажется, это ответ на мои обвинения! – выкрикнул Юлиус. – Вот! Посмотрите, как убегает ложь, столкнувшись с правдой!

Люди поддержали эти слова радостными вскриками. Вряд ли они надеялись увидеть такое представление, когда шли на соревнование эксцентричных чудаков.

– И все равно судьям надо посовещаться! – упорствовал распорядитель в ответ на призывы наградить Корпса, отлить ему статую из золота и навсегда сделать местным оракулом.

Последнее предложение не нравилось самому Юлиусу, которому тут же представилось, как его опять сажают в клетку, подвешивают над куполом и заставляют ежедневно предсказывать будущее. Работка была наверняка прибыльной, но условия казались ужасно стесняющими.

Через несколько минут распорядитель вернулся к своему рупору.

– Судьи приняли решение. Диос Парокл – дисквалифицирован, а его поимкой сейчас занимаются стражники. Проверив информацию Юргелио Корсо, мы пришли к выводу, что она правдива, хотя и не лишена доли поэтичности, однако… – здесь пришлось на несколько минут прерваться из-за нового всплеска бурной радости, заглушавшей даже рупор, – …однако эта информация не очень похожа на предсказание, а скорее на результат расследования. Поэтому судьи предлагают Юргелио Корсо сделать последнее предсказание на сегодня – обозначить будущее распорядителя, то есть меня. Чтобы не затягивать – предсказать надо всего лишь то, что произойдет со мной сегодня вечером и завтра утром. Мы уверены, что для такого оракула, как Юргелио Корсо, это станет всего лишь формальностью.

«А вот я не уверен», – подумал Юлиус, начиная понимать, в какую гадость он вляпался. Требовалось что-то придумать. И срочно. И это что-то должно было удовлетворить и судей, и толпу. Иначе вскоре мошеннику светил путь Парокла – отступление с боем, улюканьем и погубленной репутацией.

– Это очень просто, – начал Корпс, продолжая лихорадочно соображать, обшаривая глазами толпу. – На самом деле вы обычный человек. И предсказать вашу судьбу, мой друг, с легкостью может даже неофит. Ну, к примеру, вот он.

В последний момент знакомое лицо мелькнуло перед глазами Юлиуса и, не успев понять, кто это, мошенник ткнул пальцем.

В Гераклида.

В горе-скульптора, горе-художника, горе-поэта… да что уж там – горе-человека.

Которому сейчас суждено было стать горе-предсказателем.

«Все просто, – убеждал Юлиус сам себя, пока Гераклид пробивался к сцене. – Всучиваешь ему книгу. Он пытается предсказать. Ты думаешь и тянешь время. Если что-то придумается – отбираешь книгу и делаешь, как надо. Если нет – делаешь ноги, пока все отвлеклись. Как-то так».

Скульптор, взобравшись на сцену, сиял, как начищенная пряжка на ремне особо ретивого воина. Корпс торопливо сунул ему книгу и шепнул на ухо: «Тяни время». Но понять, услышан ли приказ, не было никакой возможности. Вокруг шумели, кричали, неистовствовали, а большой округлый Гераклид чуть подпрыгивал, смешно взбрыкивая, и постоянно кланялся.

Юлиус не выдержал и наступил ему на ногу. В ответ на обиженный взгляд мошенник ткнул пальцем в книгу и многозначительно поднял брови.

– Я не совсем случайный человек, – заявил Гераклид. – Я – Гераклид Аквус – приложил руку к созданию этой книги.

«Чего-чего?» – поразился Юлиус. Этот идиот, кажется, считал, что его мазня как-то улучшила прекрасное сочинение Корпса.

– И сейчас я могу сделать предсказание, даже не заглядывая в нее. Уважаемый распорядитель сегодня вечером отправится ко сну. А завтра проснется и позавтракает. А еще вечером закончатся соревнования, и он вздохнет спокойно и устало. В наш просвещенный век люди, которые жертвуют собой ради других, живут в тяготах. Я познал это на себе и думаю, что все благородные мужи нашей страны ведут себя так же.

Гераклид умолк и улыбнулся. Юлиус чувствовал, как капля пота катится у него по спине. Вновь воцарившаяся под куполом тишина была гнетущей и выжидательной. На лице объекта предсказаний застыло недоумение, Аквус торжествующе улыбался. За всем этим Корпс как-то позабыл о намерениях сбежать и очнулся только, когда увидел, что судьи призывают распорядителя.

Однако – противоестественно для самого – себя Юлиус не ринулся прочь. Он остался и смотрел на Гераклида, получавшего свою порцию славы. Помимо воли, Корпс чувствовал, что на лице у него появилось глуповато-простецкое выражение, которое ему очень часто приходилось видеть у других людей, когда те чувствовали, что их обдурили, но не могли понять, в чем именно.

Тем временем распорядитель вышел к публике:

– Судьи посовещались и решили: несмотря на то, что создатель этой книги не сказал ничего сверхнеобычного, он, тем не менее, прав. И совсем не нужно дожидаться вечера, чтобы доказать, что я действительно пойду спать, а утром встану и позавтракаю. Потому победа присуждается Юргелио Корсо и его учителю, который, без сомнения, вовремя пришел на помощь своему ученику…

Распорядитель покосился на Гераклида, а тот гордо вскинул голову и расправив плечи, отчего разом словно бы похудел и помолодел.

Дальнейшие события смешались в один большой ком.

Вот сияющий Гераклид получает из рук распорядителя огромный мешок с драхмами.

Вот толпа с приветственными криками провожает героев на вечерний поезд до Дельф.

Вот Гераклид на прощание читает людям свои дурацкие стихи, потрясает книгой, а затем, с криком: «Это мой вам подарок!» – бросает ее в толпу.

Таким образом, в себя Юлиус пришел только в комфортабельном купе, в котором кроме него и сжимающего мешок с деньгами Гераклида не было никого.

Сразу же, как только мозг начал работать, мошенник отобрал у своего «учителя» мешок; набросился на него с обвинительной речью по поводу потерянной книги; отмел все возражения, что на этой книге была картина Гераклида, которую тот и подарил «своим почитателям»; задумался о произошедшем; ворча и хмурясь, отсчитал примерно треть драхм и вручил скульптору; выругался; попытался вернуть деньги назад, но сам же себя остановил рассуждениями о том, что Гераклид их все же заработал; сунул мешок с монетами под подушку; потребовал у соседа даже не дышать и уж тем более не мешать спать до самого приезда; уснул.

Это был долгий и насыщенный событиями день. И Юлиус был очень рад, что он наконец-то закончился.

Глава четвертая.

Механизмы и магия

– …И улицы там полны цветущих деревьев. Тонкий аромат их волшебен, он проникает в легкие, а затем – и в сердца людей, кои прибыли к ступеням храма, дабы взглянуть сквозь тьму и мрак неизвестности на светлое будущее…

Юлиус приоткрыл глаза, зевнул и потер вагонное стекло. Перед въездом в полис поезд тащился немилосердно медленно. Немилосердно – потому что чем ближе к Дельфам они приближались, тем возвышеннее становился непрекращающийся поэтический бред Гераклида. Вместо того, чтобы спокойно сидеть на месте и смотреть в окно, тот вертелся, подпрыгивал, то и дело пихал Юлиуса локтем и, не смолкая, выдавал все свои познания о городе великих оракулов. Корпс сам себе толком не мог объяснить, почему он еще не задушил оратора подушкой, сохранял видимость спокойствия и даже поддерживал беседу.

– Я, конечно, не знаток медицины, и – уж тем более – не знаток ботаники, дружок Однако путь запаха из человеческих легких в сердце кажется мне невозможным, ну, разве что несчастный паломник был ранен в грудь, и между двумя органами появилась дыра.

– Ты ничего не понимаешь в поэзии!

Гераклид выпятил губу и замолчал. В прошлый раз его хватило на тридцать секунд. В позапрошлый – на полторы минуты. Так что долгого отдыха ушам Юлиуса не светило. Он начинал жалеть, что ночью тайком не сошел на какой-нибудь маленькой станции, где ему уж точно не пришлось бы выслушивать про…

– Оракулов, коих здесь в десять раз больше, чем в любом другом полисе, можно увидеть почти в каждом храме. Одни сидят, склонившись над курильницами, и видят картины грядущего в душистом дыме. Другие, распростершись на мраморном полу перед статуями богов, молят тех о снисхождении и мудрости прозрения. Третьи же тайком выходят в город через тайные двери и бродят по переулкам вслед за солнечными лучами, что чертят путь свой в пыли или утреннем тумане. И полис величественно плывет сквозь время, поддерживаемый ладонями небожителей и лелеемый ими, чтобы люди вечно могли приходить сюда…

– Или приезжать! – поезд дернулся и остановился с протяжным гудком. – Наконец-то!

Юлиус проверил, плотно ли застегнута дорожная торба, пригладил волосы и улыбнулся собственному отражению в стекле:

– Ну что, вперед? Топтать тротуары легендарного города?

– Я еще не закончил… – протянул Гераклид, но послушно встал и двинулся следом за Юлиусом.

Они сошли на высокую платформу.

Часть пассажиров спешила в здание вокзала – самое высокое, которое Юлиус видел в жизни, с огромными квадратными окнами, несколькими широкими входами и большими часами с тремя циферблатами. На одном была разметка из римских цифр, на другом – из арабских, а на третьем – из китайских. Некоторые из прибывших шли вдоль путей, мимо таблички «Выход в полис», и Корпс двинулся за ними.

Когда они миновали высокую серую стену, свернули направо и оказались на привокзальной площади, Гераклид открыл рот и замер, как рыба, вытащенная на берег. А Юлиус почувствовал, что настало мгновение, когда он отыграется за последние несколько часов пути и страдании от переизбытка романтически-описательного бреда.

– Ну, и где же цветущие деревья, дружок? – поинтересовался он, ткнув Гераклида в живот. – Где торжественные процессии жрецов в белых одеждах? Где мраморные плиты и неспешно гуляющие по ним парочки? Где благовония на каждом перекрестке?

Представления Гераклида о Дельфах были архаичными и устаревшими лет на двести. Наверняка, скульптор черпал знания из каких-нибудь старинных фолиантов, повествующих о героических приключениях полуголых героев с огромными клинками, ужасными манерами и туповатым юмором.

А между тем прямо перед новоприбывшими открывалась величественная панорама полиса-механизма. Никакое другое слово тут не подходило. Огромные мосты и величественные виадуки виднелись вдали. Чуть ближе высилась гигантская переплетенная дорожная развязка. Сотни паромобилей двигались по ней неспешно, выстроившись в несколько рядов. На стенах механические зазывалы пытались перекричать друг друга и продемонстрировать всю мощь своих репродукторов. На перекрестках из небольших столбцов выщелкивались пластины с изображением паромобилей или людей – для указания, чья сейчас очередь передвигаться. Чуть дальше, там, где начинался центр города, высились громадные строения, напоминавшие гигантские зеркала. Отражавшееся в них солнце заливало округу мягким оранжевым светом. Да, такой вид устраивал Юлиуса куда больше, чем то, о чем ему последние несколько часов вещал горе-скульптор.

– Это Дельфы? – упавшим голосом спросил Гераклид. – Мы точно вышли на той станции?

– Можешь посмотреть туда и убедиться, – мошенник ткнул пальцем в огромную картину, высившуюся над дорогой.

Там был нарисован немолодой бородатый мужчина в жилетке с огромным количеством карманов, из которых торчали инструменты. Выпуклые очки на кожаном ремешке болтались на шее. Сам мужчина сидел возле гигантской машины со множеством рычажков, кнопок и механических циферблатов. Надпись, сделанная перламутровой краской, гласила: «Дельфийский Оракул использует только арифмометры Толиса. Качество, проверенное временем».

– А мне здесь нравится, – хохотнул Юлиус, глядя на пытающегося прийти в себя Гераклида. – Большой город – большие возможности для больших людей.

– Неужели знаменитый Оракул – это вот он?

– Не гадай. Вполне возможно, что это Толис. В конце концов, скоро ты сам увидишь Оракула. У тебя же официальное приглашение, выигранное в конкурсе. И я решил даже не покушаться на него.

– Зато ты забрал большую часть денег!

– Спокойно! – мошенник выставил руки вперед. – Что такое бренные деньги, если даруется возможность общения с тем, кто сможет предсказать тебе, как именно ты разбогатеешь и обретешь славу?

– Да. Действительно, – на лице Гераклида расплылась такая улыбка, как будто он уже все это сделал, и теперь предстояло лишь вкушать плоды своих трудов.

– Вот видишь, – подмигнул ему Юлиус. – Пойдем скорее, тебя ждут приключения. Я непременно должен проводить…

– Конечно, – перебил его и торжественно кивнул Аквус. – Потом я буду рассказывать всем, что в самый последний момент, перед началом моих подвигов, именно ты поддержал меня своей верой.

– Ээээ… – протянул Корпс. – Пожалуй, да. Так и рассказывай.

Главное сейчас было всерьез заинтересовать Гераклида идеей с Оракулом. Таскать за собой человеческий балласт – весьма обременительное занятие. Причем, как для репутации Юлиуса, так и для его дел. Ну, и конечно, для душевного самочувствия. Иной раз мошенник ловил себя на мысли, что его товарищ мог бы выступать в качестве инструмента изощренных пыток. Для этого просто надо было оставить его наедине с преступником. Или – вот уж точно извращенное коварство! – сковать цепями вместе и отпустить на волю. Тогда Корпс не удивился бы, что преступник поступит как зверь, попавший в капкан, предпочтя пожертвовать рукой, чем таскать с собой говорливый напыщенный груз.

В общем, ради того, чтобы избавиться от Гераклида, Юлиус готов был бы пожертвовать и существенной частью драхм, но догадывался, что это не сработает. Сейчас его спутник был одержим маниакальной идеей, что они с Корпсом друзья, которые друг без друга никуда. Следовало как можно быстрее попытаться увлечь его чем-нибудь другим. Тем более что Аквус, как успел заметить мошенник, был из той породы дураков, которым важно лишь обрисовать небольшую перспективу, а дальнейшее они вообразят сами.

– Чего мы ждем? – нетерпеливо топнул ногой Гераклид и тут же поспешил в одному ему известном направлении, едва ли не подпрыгивая, что смотрелось весьма комично.

– Стой, дружок! – в последний момент Юлиусу удалось тормознуть энтузиаста возле дороги, благодаря чему паромобиль, пронесшийся мимо на большой скорости, его не задел. – Ты что, не видишь, куда идешь?

– Вижу. Туда.

Юлиус вздохнул и заметил, что стоявший рядом столбик выщелкнул гравированную пластинку с идущим человечком.

– Ну, что же, тогда в путь, – заявил мошенник, хватая Гераклида под руку. – Не стоит медлить. Солнце близится к закату, а кто знает, до какого времени принимает Оракул?

– Но ведь меня он может принять и позже. У меня же официальная бумага!

– Конечно-конечно. Но вдруг он будет занят каким-нибудь священным трансом и тебе придется ждать. Разве это дело?

Дотащив до ближайшего перекрестка пыхтящего спутника, Юлиус приметил чуть дальше вывеску, которая обещала посетителю заведения вкусную еду и теплый кров. Самое то, что требуется усталому путнику, каковым Корпс себя и ощущал.

– Ну, а теперь ты вполне сможешь сам найти дорогу.

– Разумеется, – важно кивнул Гераклид. – Ты можешь идти по своим делам.

– Спасизевс! – вдохновенно произнес Юлиус, ничуть не кривя душой. Он чувствовал себя, как раб, отпущенный на свободу.

Гераклид помахал Корпсу рукой и устремился через перекресток. По всей видимости, мысль о встрече с оракулом и о светлом будущем настолько ослепляла его, что он вновь не обратил внимание на дорожный указатель, где изображение идущего человечка как раз сменилось картинкой с паромобилем. Послышался визг тормозов, и Юлиус зажмурился. Мошенник не очень жаловал человечество в принципе, а уж скульптор-предсказатель и вовсе принадлежал с сегодняшнего утра к категории «избавиться срочно и вздохнуть с облегчением», однако это же не повод, чтобы желать ему смерти под колесами, не так ли?

Однако, когда Корпс осторожно приоткрыл один глаз, готовясь увидеть Гераклида Аквуса на дороге в луже крови, обнаружилось, что тот избежал столкновения с бездушной машиной, более того – по всей видимости, даже не заметил грозившей ему опасности. Он все так же уходил прочь, смешно переваливаясь и широко размахивая руками. А на тротуаре дымился паромобиль, водитель которого резко свернул в сторону, чтобы не столкнуться с растяпой. Вокруг начинали собираться зеваки. Юлиус тоже подошел поближе.

Возле стены дома без сознания лежал мужчина.

– Совсем обнаглели, уже и на тротуар на своих телегах полезли…

– Тот шел, никого не трогал, и вдруг – удар…

– Распоясались, и не говорите, скоро по головам будут ездить…

– Его так ударило, что на два метра в сторону отлетел…

Толпа, как это обычно бывает, с удовольствием обсуждала происшествия, без стеснения высказывая при этом все свои мнения по поводу дорожного движения, пешеходов, водителей, тротуаров, машин, указателей и, конечно, властей, которые «неизвестно куда смотрят».

Юлиуса же дельфийские власти волновали куда меньше, чем несчастный, попавший под колеса паромобиля. Во-первых, мошенник чувствовал в произошедшем часть своей вины – ведь именно он отправил Гераклида в «свободное плавание» на этом перекрестке и стал косвенной причиной аварии. Во-вторых, в складках одежды упавшего что-то копошилось. Или кто-то. Корпс растолкал зевак, присел на корточки, протянул руку… и вытащил из-под живота пострадавшего маленького черного крота. Тот недовольно пыхтел, извивался и бил лапками по воздуху.

«Интересный персонаж, – подумал Юлиус, машинально поглаживая крота по спинке. – По крайней мере, не каждый день встретишь на улице человека, который выгуливает крота. Отлично, Гераклид, просто отлично. Благодаря тебе паромобиль лишил питомца любимого хозяина. И кто должен расхлебывать все это? Конечно, господин Корпс, кто же иначе», – Юлиус потрогал запястье упавшего. Оно было теплым, и пульс хорошо прощупывался.

– Кто-нибудь вызвал эскулапов? – мошенник состроил обеспокоенное и строгое выражение лица. По очереди оглядел лица зевак. Те прятали глаза – очевидно, обсуждение происшедшего было гораздо интереснее, чем необходимость предпринимать какие-то действие по спасению пострадавшего.

– Я эскулап, – хрипло проговорил водитель, который до этого, не обращая внимание на зевак, ощупывал свой паромобиль. – Могу осмотреть… эээ, жертву. И отвезти его домой или в больницу, в зависимости от его состояния. А вы…

– Я его приятель, – Юлиус криво улыбнулся и почесал за ухом крота. Тот зарылся мошеннику под локоть и щекотно пихал лапами, как будто пытался прорыть ход через одежду и дальше – под ребра. – И, конечно, поеду с вами, если понадобится.

«А также, когда несчастный очнется, получу с него деньги. В благодарность. За спасение его самого и слепой зверушки, на которую никто, кроме меня, не обратил должного внимания», – мошенник обрадовался этой мысли. Неизвестно откуда взявшееся желание расхлебывать проблемы за Гераклидом его порядком напугало. Показалось даже, что теперь ему самой судьбой велено следовать за скульптором и исправлять его деяния, раз уж он оказался причиной того, что это стихийное бедствие вырвалось из-под опеки мамочки.

– Ну, тогда поехали, приятель, – последнее слово водитель произнес, как ругательство. – Давай своего друга на заднюю лавку. Кстати, ты не знаешь того толстяка,, которому вздумалось перейти дорогу не там, где надо?

– Не имею не малейшего понятия, – невозмутимо соврал Юлиус. – Честно говоря, пока я там стоял и ждал своего приятеля, этот человек рассказывал мне дикие вещи про то, что Дельфы полны благовоний и прогуливающихся жрецов.

– Понаехало провинциалов, – водитель сплюнул.

Они вдвоем с мошенником погрузили пострадавшего в паромобиль. Эскулап быстро ощупал бритую голову мужчины – «так-так-так, всего лишь ушиб, ничего страшного» – раздвинул ему веки, чтобы посмотреть, как зрачки реагируют на свет, удовлетворенно хмыкнул. Повертел бесчувственное тело с боку на бок, провел ладонью по его шее и позвоночнику, с глубокомысленный видом ткнул пальцем в суставы и какие-то энергетические точки.

– Шок, ушиб головы, ободранные локти, порванная в двух местах одежда. Ничего серьезного, с чем стоило бы ехать в больницу и составлять акт о происшествии. Вы согласны?

– Согласен, друг мой, – Юлиус быстро закивал. Появление официальных бумаг обычно означало пропажу возможности заработать, что совсем не прельщало мошенника.

Он решил положиться на мнение виновника аварии – которому тоже ни к чему была огласка происшествия – и уселся в паромобиль со значительным видом.

– И куда ехать?

– Один момент, – Корпс достал из кармана вещи сбитого человека, которые автоматически поменяли своего хозяина – безусловно, лишь до тех пор, пока награда не найдет спасителя. Вычленив десять одинаковых карточек, Корпс передал одну из них водителю, справедливо рассудив, что носить в кармане такое количество чужих визиток не станет никто.

– Леонид Стадис, – водитель хмыкнул. – В неплохом месте живет.

– Разумеется, – кивнул мошенник, не ориентирующийся в Дельфах. – Поехали.

Чем дальше они продвигались, тем больше понимал Юлиус слова водителя. Отъехав от вокзала, паромобиль петлял по узким улочкам с кривыми домишками. Маргиналы всех мастей провожали взглядами проезжавших и злорадно ухмылялись. Мошенник мысленно отметил, что здесь, пожалуй, он сможет найти помощника для какого-нибудь щекотливого дельца, если в том возникнет нужда. Далее они оказались в торговом квартале, заливавшим все вокруг светом вывесок, а под конец свернули в район, где великолепные дома соседствовали с просто прекрасными.

Однако дом, возле которого водитель лихо остановился, не очень походил на другие. Был он скорее функционален, нежели красив, а лужайки вокруг были изрыты мелкими норами.

– Ты резвился? – спросил Юлиус у крота, и тот, будто бы стесняясь, прикрыл мордочку крохотными лапками.

Водитель помог мошеннику дотащить Леонида Стадиса до двери, а после, когда Корпс наконец подобрал подходящий ключ в огромной связке своего «приятеля», они погрузили пострадавшего на кушетку, стоявшую в прихожей.

– Ну вот, – водитель многозначительно кашлянул. – Пожалуй, и все.

– Действительно, – кивнул Юлиус.

– Жалко только, паромобиль пострадал.

– Он, вроде бы, неплохо передвигался.

– Все равно. В мастерской сдерут столько, что мало не покажется.

– Скупердяи! – совершенно искренне возмутился Корпс.

Водитель еще раз многозначительно кашлянул, но и это осталось без внимания мошенника.

– Всего доброго, – буркнул «лихач» и вышел.

– Вот ведь какой, – шепнул Юлиус кроту. – Хотел еще и денег содрать с нас за свою провинность.

Животное в ответ пискнуло и прижалось к мошеннику. Это было столь трогательно, что Юлиус расчувствовался и заранее, не успев еще получить причитающуюся награду, выложил все вещи Леонида на полочку, прибитую неподалеку от кушетки.

– Что вы здесь делаете? – послышался скрипучий голос. – И что случилось с Александром?!

Корпс развернулся и столкнулся лицом к лицу с Леонидом Стадисом, который еще секунду назад лежал на кушетке. Крот вновь радостно пискнул.

– Александр, с тобой все в порядке?

Мужчина резко шагнул к Юлиусу и выхватил крота у него из рук. Погладил. Приподнял, тщательно осмотрел. Тот в ответ мелодично пыхтел и тянулся лапками к хозяину.

– Убирайтесь сейчас же! Иначе я заявлю о незаконном проникновении в частный дом!

– Пожалуйста, – Юлиус пожал плечами, поднял ладони в знак мирных намерений и боком двинулся к двери. Тут самое время было сказать что-то вроде: «А ведь, если бы не я, вы бы так и валялись на тротуаре с разбитой головой…», но мошенник решил воспользоваться более весомым аргументом. Причем не сомневаясь в его действенности. – А ведь, если бы не я, ваш крот потерялся бы. Или его даже затоптали бы на улице. Если бы кто-то менее наблюдательный поднял вас и повез в больницу…

– Стойте, – Леонид поднял руку и ощупал лысый затылок. Поморщился. – В больницу? Что, собственно, произошло?

– Вас сбил паромобиль. Я проходил мимо. Помог погрузить вас и довезти домой. Подобрал Александра, который при падении выбрался из кармана, и захватил с собой.

– Спасизевс, – голос Леонида потеплел. Если слово «потеплел» применимо к скрипучей речи, похожей больше всего на скрипение несмазанных шестерен какого-нибудь большого механизма. – И Александр говорит вам «спасизевс», видите?

В данный момент Александр забился в карман фартука, и наружу торчала только часть спины, покрытой жестким мехом, которая явно никак не могла говорить слова благодарности, хотя бы за неимением рта на ней. Но Юлиус серьезно кивнул в ответ. Людям надо всегда потакать в их маленьких маниях и безумствах.

– Теперь я должен отблагодарить вас, – любитель животных сунул руку себе под мышку, расстегнул незаметный карман и достал оттуда бумажник. – Сколько драхм вы хотели бы получить? Монеты я с собой обычно не ношу, но могу выписать чек. Моя подпись удовлетворит любой банк в Дельфах, не беспокойтесь.

«Вот это деловой подход! – восхитился Юлиус. – Если бы все люди так вели себя, цены бы им не было. Ты – мне, я – тебе. Великолепная схема. Гораздо лучше, чем „спасизевс“, на которое, как известно, не пообедаешь».

При мысли об обеде в животе у мошенника громко заурчало, и он уже было хотел назвать сумму… как взгляд его упал на полку в дальнем углу комнаты, за спиной у Леонида. Она была похожа на витрину в лавочке для юных изобретателей и инженеров, а по количеству представленных экспонатов превосходила, пожалуй, все виденное Юлиусом до этого.

Шестеренки всех размеров, от небольших до огромных, с праздничное блюдо.

Ключи из металлов разного цвета с тремя, четырьмя, пятью бородками.

Светильники из матового, прозрачного, полупрозрачного стекла. Внутри – фитили, горелки, а в одной – зачем-то – проволочная дуга.

И груда коробок, коробочек, прихотливо изогнутые провода, пирамидки, металлические шарики, ножи странной формы, застежки, жестяные руны…

Юлиус в одно мгновение понял, что на обед вполне можно потратить «предсказательные» деньги, а вот такого богатства он может не встретить больше никогда в жизни. Конечно, оставалась возможность вернуться сюда нечестным путем, но мошенник отчего-то не сомневался, что здесь отличные охранные системы против воров, и не хотел их проверять на своей шкуре. Поэтому он сглотнул и, стараясь, чтобы восторг был хорошо заметен в голосе, спросил:

– Мне обязательно брать деньги? Если вы не против, то я бы попросил подарок. Какую-нибудь безделушку. На память.

– Это не безделушки, – Леонид чуть нахмурился, проследив за взглядом Корпса. – Технические поделки – не игрушки и не красивые глупости для украшения интерьера. Каждая из них полезна.

«И этот туда же, – подумал Юлиус и внезапно хорошее настроение его пропало. – Наверное, каждое изобретение причисляет к тем, которые прямо-таки перевернули мир. Гордится, но не радуется». Такие люди очень напоминали Корпсу родителей одаренных детей. Презрение к окружающим и неусыпный контроль над ребенком, чтобы он случайно не принялся играть с другими ребятами и вообще вести себя так, как положено в детстве. А ведь четверть этих «безделушек» вполне годилась на роль отмычек, другая четверть – отличные осветительные приборы, а оставшаяся половина попадала под звание «странного на всякий случай». Уж очень Корпс любил это самое бесполезное странное, особенно за то, что с его помощью всегда удавалось провернуть что-нибудь эдакое, что выходило за рамки обыденности.

– Вы же понимаете, что механика – это сверхсерьезно?

– Если бы я не понимал этого, попросил бы у вас денег.

– Хм, – Стадис наморщил лоб. – Похвальный выбор. Как ты думаешь, он нам подойдет для дела?

– Кто «он»?

– Да я не к вам обращаюсь. Александр, что думаешь?

До настоящего момента Юлиусу казалось, что среди людей с техническим складом ума альтернативно одаренных несколько поменьше, чем среди художников-поэтов. «Не заразил ли меня Гераклид каким-нибудь древним проклятием? – тоскливо подумал мошенник. – Не начнут ли мне теперь встречаться исключительно безумцы? Гермес, прошу тебя, отврати такую напасть. Дурак хуже злодея»

Но крот Александр в ответ на вопрос хозяина вылез из кармана и будто уставился слепыми глазами на своего спасителя. Понюхал воздух. Чихнул. Пискнул. И два раза медленно, даже можно сказать, величественно кивнул.

– Тогда я, пожалуй, приглашу вас отобедать со мной. Надо обсудить небольшое дельце.

– С удовольствием.

Юлиус подумал было, что хозяин пригласит его за стол, но тот махнул рукой в сторону кушетки.

– Садитесь и подождите. Еду еще надо достать из морозильного ларя и разогреть.

– А, спасизевс…

– И не обессудьте. Обеденный стол у меня сейчас занят двигателем.

Леонид с тем же успехом мог признаться в том, что стол занят домиком для родни Александра или статуей Гефеста. Эффект был бы ровно тот же. Юлиуса в этом доме, пожалуй, больше ничего не могло уже удивить. Однако он для себя отметил, что, пожалуй, ошибся в оценке изобретателя. Кое-что для улучшения обычной жизни он сделал. Тот же морозильный ларь, к примеру. Жаль только, что он чересчур громоздок, чтобы носить в торбе.

Тем временем печь издала пронзительный «дзинь», и Леонид, взяв в руки полотенце, достал блюдо. Там, наполняя комнату ароматом, лежал уже подогретый поросенок. Мошенник сглотнул слюну и улыбнулся. Близость еды приводила его в состояние эйфории.

– Итак, – Леонид отрезал себе ногу, а остальное отдал гостю. – Скажите мне, пожалуйста, как вы относитесь к шпионажу?

«Так, приехали, – мысленно вздохнул Корпс. – Ну, конечно, кем же еще мог оказаться этот странный человек с кротом за пазухой и кучей всяких изобретений? Вражеский шпион. Интересно только, на кого он работает? Византийцы? Они уже не у дел. Может быть, германцы? Хотя, те до сих пор не очень привечают цивилизацию. Финикийцы? Но у них-то и армии толком нет…»

Видимо, все эти размышления отразились на лице Юлиуса, потому что Леонид усмехнулся и покачал головой.

– Я говорю о промышленном шпионаже.

– Разумеется, друг мой, – кивнул мошенник. – Я так и подумал.

И еще раз вздохнул. Теперь уже вслух. Кажется, родину продавать не было никакой нужды. Впрочем, вряд ли Юлиус сделал бы это. Дурить глупцов – это вполне нормально, но дурить собственную страну – что-то из ряда вон выходящее.

– Вы когда-нибудь слышали об Ордене Кочегаров?

– Это какой-то профсоюз машинистов?

– Не совсем. С машинистами их тоже кое-что связывает, но все не так просто.

Леонид отложил в сторону тарелку и поднялся. Александр высунулся из своего укрытия, огляделся, подслеповато щурясь, и пискнул. Стадис машинально сунул руку в один из кармашков на поясе и вынул оттуда кусочки сухой смеси. Скармливая их кроту, он принялся вещать скрипучим голосом. У Юлиуса даже возникло ощущение, что он находится внутри плохо смазанного часового механизма.

– Орден Кочегаров несколько столетий назад образован учеными, которые были на вторых ролях. Есть такие завистники, – в этот момент лицо Леонида побледнело. – И эти завистники поначалу руководствовались правильными мыслями. Солнце дает тепло – это внешний огонь. Земля дает тепло – это огонь внутренний. Но есть еще и огонь мысли, который поддерживается топливом – знаниями. Пока понятно?

Юлиус поводил рукой в воздухе, а затем кивнул.

– И вот, эти ученые решили поддерживать огонь мысли. Ибо кто-то это должен делать, а еще – потому что создавать то самое топливо, то есть знания, они были не способны, – в этот момент голос Леонида наполнился желчью.

«Скорее, это не шпионаж, а месть», – решил мошенник.

– Орден Кочегаров встал, так сказать, на стражу устоев и принялся подкидывать новые знания, когда ему казалось, что костер мысли иссяк.

– Вы же говорили, что они не способны их производить?

– Дослушайте сначала!

На мгновение показалось, что Стадис сейчас буквально взорвется. Его перекошенное лицо оказалось прямо перед Корпсом. Отшатнувшись, Юлиус успел заметить, что Александр трется мордочкой о хозяина. По-видимому, лишь благодаря этому Леонид успокоился.

– Прошу прощения, – тон не соответствовал сказанному. – Извини, Александр. В нужный момент они вбрасывают знания. А эти знания они, в свою очередь, похищают у тех, кто слегка опередил свое время, по их мнению. И хуже того, они убивают этих ученых или прячут их от мира на время.

Юлиус недоверчиво хмыкнул. Леонид погрозил ему пальцем, но ничего не сказал. Прошел к своему рабочему столу, вынул из ящика подушку и положил на нее Александра.

– Мне нужно, чтобы вы украли один документ, – сказал он. – Орден называет его «Генеральный план». По слухам, в нем можно найти список тех, кто опередил свое время. Несколько моих хороших знакомых исчезли без следа. Мне бы хотелось разузнать об их судьбе.

– Ну, я, право, не знаю, – протянул Юлиус.

Вся эта история его не очень-то впечатлила. Какие-то кочегары, тайный орден, пропавшие ученые. Отдавало дешевыми, второпях написанными книгами, которые мошенник изредка покупал, а потом читал в поезде и забывал там же. Вместо того, чтобы придумывать новые развлечения, веселиться и беззаботно проводить время, человечество упорно строило теории заговора, чтобы потом с упоением их же и разрушать. Интриги и расследования с претензией на «великое». Юлиус поморщился, будто его накормили долькой лимона.

– Там может оказаться и мое имя, – попробовал зайти Леонид с другой стороны. – А это значит, что вы вновь спасете мне жизнь. Орден не всемогущ, а у меня есть влиятельные друзья, которые помогут спрятаться – знать бы только заранее об опасности. Ведь если со мной что-то случится, что же будет с Александром? Он беспомощен, как младенец. Я воспитываю его с детства, а потому в дикой природе у него нет никаких шансов выжить. Кроме того, я обещаю вам награду. Можно деньгами, а можно, как вы изволили выразиться, безделушками. Так что вы решили?

И тут Юлиус наконец понял, что можно не верить во всю эту чушь, но названный документ действительно существует, и Стадису он очень нужен. А значит, если заполучить его, можно выторговать себе много интересного, полезного и дорогого. Или, кто знает, удастся уговорить ученого подумать над некоторыми проектами, которые бродили у мошенника в голове, но для решения которых ему не хватало знаний и умений.

«И доброе дело сделаю, опять же, – отметил мысленно Корпс, попутно дивясь, откуда у него эта вдруг страсть к добрым делам проснулся. – Точно Гераклид чем-то заразил».

– Ну, если только ради Александра, – протянул Юлиус и тут же получил в ответ восторженное попискивание.

– Он рад, – «перевел» Леонид. – Я – тоже. Вам надо будет отправиться в Афины. Возможно, документ находится там, а возможно, и где-то еще, но о руководителе местной ложи Кочегаров у меня есть информация. Так что вы сможете все разузнать на месте. Мы договорились?

– Конечно, – кивнул Юлиус. – Можете на меня положиться.

Глава пятая.

Откровения и прозрения

Чем крупнее полис, тем больше о нем пишут. Конечно, большинство новостей носят абсолютно внутренний характер, и газеты с ними даже не покидают городских стен, однако если рассматривать заметки о серьезных происшествиях и крупных политических событиях – о них трубят повсеместно.

«Создатель крылатой птицы не справился с управлением и врезался в храм Аполлона. Естествоиспытатель погиб, но драгоценные статуи не пострадали…»

«Взрыв на ткацкой фабрике. Уничтожено несколько самых крупных станков. Работники перепуганы, но живы…»

«Городской совет готовится начать мероприятия по реставрации крупнейших храмов полиса. Общественность планирует выступить против. Обновление святого – не есть ли это святотатство?..»

Юлиус пробежал последнюю газетную страницу и откинулся в мягком кресле. Потянулся. Хрустнул плечами. Он наслаждался каждой минутой дороги. В последнее время у мошенника входило в привычку путешествовать с комфортом: первый класс «Афинского экспресса» – это вам не сцепка между товарными вагонами на окраине мира! Блестящая фурнитура, мебель из темного дерева, вежливый до приторности прислужник… Хотя бы ради этого стоило согласиться на сотрудничество с Леонидом.

С другой стороны, задание выглядело слишком туманным. Взять, к примеру, фигуру руководителя афинской ложи Кочегаров. Информация, собранная Леонидом Стадисом, была скудна: живет недалеко от главной площади, холост, состоит в клубе любителей искусства при обществе аполлонофилов, дружит со многими чиновниками – далее шел список имен – и редко посещает питейные заведения. Даже если предположить, что факты собирались буквально по крупицам, Юлиус не мог не отметить, что сведений было маловато. Либо нанятые сыщики работали из рук вон плохо, либо Колосс Диагорис был весьма скрытным человеком. Что обычно ни в коей мере не свойственно представителям породы газетных писарей, к которым относился Диагорис.

Леонид всучил мошеннику в дорогу увесистую стопку серой бумаги с мелким текстом – в самый раз, чтобы испортить себе зрение, особенно если читать в движущемся вагоне. Юлиус обычно не жаловал газеты, потому что врать он и сам умел виртуозно, а крупицы истины были в статьях столь редки, что их поиски не стоило и тратить время. Однако он послушно просмотрел вырезки, а через несколько часов пути даже увлекся.

Картина складывалась любопытная – писарь кропал заметки, в основном о происшествиях и несчастных случаях, изредка сбиваясь на социальные темы, и почти все несчастья происходили именно с инженерами, механиками, кузнецами… С теми, чья судьба так волновала Леонида Стадиса.

В итоге, еще не ступив на платформу Афинского вокзала, мошенник успел невзлюбить будущую жертву. Ему не нравилось, когда начинали смаковать чужие несчастья, а писарь как раз этим и занимался в своих творениях.

…

«Улица Облачная», как значилось на табличке, по мнению Юлиуса Корпса, должна была называться «Смоговая». Ее, расположившуюся в небольшой низине, облюбовал дым от соседних фабрик. Это сразу же добавило мошеннику нелюбви к треклятому Диагорису, который даже не удосужился выбрать себе жилье поприличней.

Перво-наперво он прогулялся вокруг дома. Поскольку лучшая маскировка – это, как известно, ее полное отсутствие, Юлиус при этом еще делал вид, что потерял собаку.

– Аруна! Аруна, Орк тебя побери! Куда ты запропастилась, негодная девчонка? Ну, подожди, доберусь я до тебя, – кричал мошенник, взмахивая руками и ругаясь сквозь зубы.

Не прошло и пяти минут, как Корпс стал частью местного пейзажа. Все окрестные жители, которым вздумалось поинтересоваться о предмете поиска, тут же были посвящены в историю «несносной и неблагодарной оглоедки», как называл собаку мошенник. Многие советовали, где лучше поискать; некоторые заикались о вознаграждении – таких Юлиус сразу отваживал, сокрушаясь о бедности; одна маленькая девочка даже предложила Корпсу взять нового щенка, потому что «недалеко, возле дома Кириса, собака родила, а собачек слишком много, чтобы прокормить». От последнего предложения мошенник благоразумно отказался, однако к концу поисков сам настолько поверил в существование Аруны, что, вспомнив о первоначальной цели поисков, даже расстроился.

«Сентиментален становлюсь, – с неудовольствием подумал мошенник. – То деятелей науки на путь истинный наставляю, то кротов спасаю. Что это? Старость? Или я повзрослел и уже мысленно готов к тому, чтобы завести кого-нибудь, о ком можно заботиться? Может быть, даже детей…»

От размышлений его отвлек человек, вышедший из патрулируемого Юлиусом дома. Колосс Диагорис – вряд ли это был кто-то другой – не обратил никакого внимания на мошенника и неспешным прогулочным шагом отправился в сторону центральной части города.

«Пора за работу», – скомандовал себе Корпс и, продолжая взывать к пропавшей Аруне, устремился следом за писарем.

Тот шел прямо, не оборачиваясь и не осматриваясь. Изредка здоровался с прохожими. В общем, вел себя, как благонравный гражданин. Но наметанный глаз мошенника выявил в походке и поведении жертвы некий изъян. Будто человек знал нечто такое, что делало его в собственных глазах великим. Теперь Юлиус тоже был уверен в этом и не сомневался, что в ближайшем будущем Диагорис всеми этими знаниями с удовольствием поделится.

В предвкушении от скорого завершения простого дела – и стоило ли ехать так далеко? – мошенник плотоядно усмехнулся, свернул следом за жертвой за угол и не успел удивиться, как его взяли под руки два крепких молодых человека. Да не просто взяли, а развернули и повели в противоположную сторону.

– Позвольте! – возмутился Корпс, пытаясь высвободиться. – Что тут происходит? Должно быть, это какая-то ошибка!

Хотя по тому, как все было гладко проделано, мошеннику было понятно, что никакой ошибки нет. Работали профессионалы, и целью их являлся именно Юлиус.

«Итак, меня куда-то ведут, – мысли скакали в голове Корпса, как Пан и его свита по весне, в то время как мошенника тащили по узким проулкам, крутым лестницам с оббитыми ступенями и по задним дворам. – Ведут – это уже хорошо. Могли бы сразу огреть по голове. Значит, на жизнь и здоровье мое пока не покушаются. Хотя… Бесчувственное тело нести труднее, чем пленника на своих двоих»

Юлиуса передернуло.

Он не испытывал сомнений в том, что «взятие в плен» было напрямую связано с охотой на Диагориса. Ибо несмотря на то, что вели его по лабиринту из маленьких грязных улочек, в котором любой другой уже давно бы заблудился, двигались они в направлении того самого дома, вокруг которого еще полчаса назад мнимый собаковод предавался мнимой печали о мнимо утерянной псине. И остановились в аккурат на знакомом, видимом сквозь щель в заборе заднем дворе, рядом с мусорными жбанами и дворовыми кошками. Те распушили загривки и хвосты и недовольно зашипели в сторону незванных гостей.

– Ты где?

Должно быть именно таким голосом Зевс разговаривает с неугодными оракулами в храмах. Чтобы вздрагивали от неожиданности, благоговели и боялись. Юлиус подпрыгнул от неожиданности, но от благоговения и боязни воздержался.

– Что? – спросил он

– Где ты сейчас находишься, можешь сказать?

– На заднем дворе у Колосса Диагориса.

Нет, таких совпадений просто не бывает. Значит, это не может быть совпадением. Корпс широко улыбнулся и даже ухитрился дружески хлопнуть одного из больших парней по ладони. И только потом медленно поднял глаза. Из чердачного окна выглядывал Лиссей, по прозвищу Фавн, любимый наставник Юлиуса и, по совместительству, самый удачливый вор страны.

– Вот теперь – узнаю, – Лиссей улыбнулся в ответ. – Узнаю и порицаю. Хотя… может, это вовсе не ты, а я взялся за дело, которое мне не по зубам? Настолько не по зубам, что даже ограбление музейного зала с обломком челюсти легендарной Сциллы не поправило бы положение.

– Может быть, ты объяснишь, что происходит?

– Ты всегда схватывал на лету, Юлиус, потому давай я тебе назову слово, а ты мне второе. Идет? Генеральный…

– …план.

– Именно, – Лиссей кивнул. – Я не сомневался, что ты пришел за тем же самым. Так вот, спешу тебе сообщить, его здесь нет. Можешь не сомневаться. Мы с ребятами здесь все переворошили. Есть какие-нибудь идеи?

– Как минимум, одна, – Корпс изобразил на лице саму невинность. – Кто первым достанет, тот его и получит. Честное соревнование, без всяких хитрых маневров.

– И это говоришь мне ты?

– Да, и заметь, снова я говорю это тебе.

Фавн поморщился. Напоминание о том, что последнее соревнование между учителем и учеником он выиграл только благодаря наглому мошенничеству, ему не понравилось. Хотя, справедливости ради, это ведь было состязание в жульничестве.

– У меня есть другое предложение. Поднимайся сюда и потолкуем. Касиус, Летис, на вас – встретить клиента и предупредить нас.

Парни, державшие Юлиуса, исчезли так же быстро, как и появились перед ним. Корпс уважительно присвистнул. На кого бы ни работал Фавн, людей он нашел грамотных. А учитывая, что все свои дела Лиссей чаще всего проворачивал один (и лишь изредка с напарником), значит, он столкнулся с чем-то весьма трудным и нестандартным.

Юлиус Корпс влез в дом через раскрытое окно и аккуратно затворил его за собой, оставив лишь щелку, чтобы в случае чего не тратить лишнее время на отступление. Поднявшись на второй этаж, он подмигнул Фавну, и учитель заключил ученика в объятия, за время которых Юлиус пару раз перехватил руку Лиссея, пытавшуюся исследовать содержимое карманов Корпса.

– Не теряешь хватки, – нисколько не обиделся Фавн.

– А вот ты, похоже, теряешь, – мошенник продемонстрировал учителю часы.

– Оставь на память, – улыбнулся Лиссей. – А теперь слушай: моему клиенту достаточно копии плана. Оригинал можешь забрать себе. При таком раскладе – у нас никаких противоречий. И ничего не может помешать нам работать сообща.

– Пожалуй, что ты прав, – кивнул Юлиус. – И кто такой твой клиент, ты не расскажешь.

– Ну, ведь и ты не расскажешь, кто твой?

– Именно.

– Ладно, пустое. Главное – раздобыть бумажку. Вот-вот вернется хозяин, и нам надо поскорее убраться отсюда. Ума не приложу, где он прячет этот план. Мы обшарили все места, где он бывает. Вот, наконец, добрались до дома – и ничего. Осталось только попытаться обыскать его самого. Но тут надо действовать тонко. Если он начнет подозревать, то предупредит остальных, а значит – генеральный план либо перепрячут, либо станут охранять куда лучше. А скорее всего, и то, и другое.

Пока Фавн говорил, Юлиус меланхолично изучал комнату. Она была вычурна и роскошна. Скрываясь за личиной скромного писаря, Диагорис, тем не менее, смог найти деньги на прекрасный ковер, золотой подсвечник, стол из мореного дуба, большую библиотеку с дорогими изданиями, украшенными позолотой. Нет, этот человек определенно любил роскошь, и вот это и было его слабым местом.

– Мы никуда не уходим, – заявил Юлиус. – Наоборот, мы остаемся.

– Чтобы Диагорис вызвал стражников? Или испугался и сообщил своим? Твои планы всегда отличались некоторой извращенностью, но не до такой же степени, – Лиссей подозрительно посмотрел на Корпса. – Ты недоговариваешь.

– Разумеется, – кивнул мошенник. – Мы остаемся и сами станем этими «своими», которым он все сообщит. Насколько я понял, у них тут глобальная секретность. Мало кто знает всех, особенно в лицо. Выдадим себя за самое высшее начальство и расколем Колосса, как глиняного.

– За такое высшее начальство, которое вообще никто не знает. Отлично, – Фавн похлопал Юлиуса по плечу. – Вполне понятно, что такое начальство появляется в твоем доме, когда ты его не ждешь. И приносит плохие новости.

«О, Гермес, как же приятно работать с понимающим человеком», – думал Корпс, пока они с Лиссеем согласовывали детали. Творить вместе возможно только, если все творцы думают в одном направлении. Нельзя даже представить, чтобы подобный план родился у Юлиуса совместно с каким-нибудь Гераклидом. О, нет. Одинаковые принципы, схожий опыт и понимание людской психологии – вот что объединяло учителя и ученика.

Едва закончили распределение ролей и фраз, как с улицы послышался тихий свист. Фавн напрягся, затем расслабился и подмигнул Юлиусу.

– Пора браться за дело, парень. Учти, второго шанса не будет, так что постарайся сделать все, как следует.

– Ты тоже, мой друг, – хмыкнул Корпс, а затем задумчиво нахмурился. – Слушай, а этот список убитых и убиваемых инженеров, он так важен, что ли, что ты подрядился на это дело, да еще не один, а с командой?

– Список инженеров?!

Юлиус знал своего учителя как отличного актера. Он мог сыграть слепого, глухого, хромого, безрукого или безногого так, что ни один настоящий калека не заподозрил бы подвоха. Мог притвориться богатым бездельником или прижимистым скрягой. Изображать моряка и утонченного поэта. В общем, актерский талант Лиссея был безграничен. Но сейчас в его глазах застыло столь искреннее изумление, что Корпс моментально понял: его крупно обманули.

– Что, я влез в авгиевы конюшни? – сглотнув, поинтересовался он.

– По самую макушку, – кивнул Фавн.

Но отступать было поздно. Судя по приближающимся шагам, Диагорис уже подходил к кабинету. Лиссей подмигнул Юлиусу и скользнул в сторону. На случай, если жертва решит не удивляться и не восхищаться приходом высокоавторитетных персон в скромную обитель столичного журналиста, Фавн сжимал в кармане металлическую трубку. Поднять ее к губам и дунуть – секундное дело, а яд на шипах, которыми стреляло приспособление, зарекомендовал себя как субстанция, годная для усмирения даже бешеных быков и профессиональных бойцов. Что уж говорить о перспективах щуплого домоседа…

– Я ждал этого вопроса!

Не произнесший никакого вопроса, а уж тем более не ожидающий застать чужих в своем доме, Колосс Диагорис застыл на пороге кабинета. Глаза его округлились и стали похожи на две пятидрахмовые монеты.

– Да-да, именно этого, который застыл в твоем взгляде! Ну, что же ты молчишь? Почему не позволяешь словам вырваться наружу и разбить скорлупу молчания? – Юлиус вскинул подбородок и торжественно повел перед собой ладонью, будто милостиво разрешая собеседнику говорить.

Но тот, вместо того чтобы воспользоваться разрешением, прижал руки к груди, кашляя и пытаясь прочистить горло, и стал медленно отступать назад.

«Успеет уйти?» – мошенник вздернул левую бровь и осторожно покосился на учителя.

«Не думаю!» – тот улыбнулся краем рта и пошел в атаку. Когда Фавн решал украсть что-нибудь или просто «пошалить», немногие осмеливались тягаться с ним в этом. Однако когда он начинал спорить или убеждал оппонента в своей правоте… О-о-о, тут ему не было равных.

– Мы ждали вас целых пятнадцать минут – непозволительно много, надо заметить. Обычно вы возвращаетесь с прогулки раньше. И, представьте, не обнаружили кочерги в камине. Более того – мы не нашли и самого камина. А это, знаете ли, тянет уже на неуважение к ордену. Ведь третья максима закрытого кодекса гласит… Или у вас еще не открыт доступ к этому параграфу?

У хозяина дома задергался подбородок. Он открыл и закрыл рот, как вытащенная на берег рыба – дрожащая, растерянная, испуганная рыба, которая думала, что нырнула к себе в подводную пещеру, а оказалась на суше, да еще под взглядами странных незнакомых личностей. Пауза затягивалась, однако Лиссей и не думал помогать оппоненту. Вместо этого он сделал шаг к шкафу с книгами и принялся ритмично стучать костяшками по полке.

– Да-да, – сначала Юлиус чуть-чуть разбавил молчание, потом сделал его еще более невыносимым, покачиваясь на скрипучей половице – с пяток на носки, с носков на пятки…

– Вы…

– Мы посвященные, – Лиссей не дал ему перехватить инициативу в разговоре. – Те, что поддерживают пламя в очаге даже в самые темные ночи, когда никто из членов ордена уже не может подкармливать очаг свежей едой. Те, кто следит за всеми фигурами на этой доске. Те, кто заботится о вас, дает пищу для ума и поводы для размышления. Те, кто написали генеральный…

– План? – судя по голосу, к Диагорису наконец вернулись и мужество, и дух корреспондента, который всегда старается бежать впереди мысли собеседника.

– Молчи! – Фавн приложил длинный палец к губам и зашипел, как змея.

Юлиус повторил его жест:

– Тс-т-тс… Ты же помнишь, что тайна – превыше всего. Хранящие общую тайну – братья. Тайна объединяет нас. Но… ведь и у стен могут быть уши. Ты уверен, что все знаешь о собственном доме? Например, о тайном ходе, через который мы пришли?

– Н-н-нет, – пролепетал Диагорис, но тут же собрался и начал вещать так, будто всю жизнь готовил эту речь. – Конечно же, я не мог думать, что знаю все. Только глупец отвечает на все вопросы с уверенностью, а настоящий философ всегда сомневается. Нет, я не никогда не пытался считать себя истинным знатоком всех вещей. Но я старался. Я честно старался исполнять свой долг, в чем бы он ни заключался!

Колосс замолчал, переводя дух, и в этот момент Лиссей вздернул брови.

– Честно исполнял долг? Стыдись! Что за пафос…

– Откуда вы узнали?!

Вот теперь Диагориса проняло по-настоящему. Он прижал руки к груди и по очереди переводил взгляд с одного мошенника на другого. В глазах затаилось восхищение, смешанное со страхом. Руки поползли вверх, закрыли лицо, и Колосс содрогнулся, будто в конвульсиях.

– Я пропал, – сдавленно прошептал он.

Юлиус понял, что Лиссей сказал что-то не то. Причем такое «не то», которое по счастливой случайности оказалось «тем, что надо». Взглянув на учителя, Корпс понял, что тот лихорадочно соображает, как бы теперь этот случайный успех развить.

– Покайся, – Юлиус протянул руку вперед. – Покайся, Диагорис. Искреннее раскаяние не сможет потушить костер служения, а лишь только разожжет его больше.

– Это все алхимики. Местный представитель Ордена сказал, что там происходит нечто странное. Он хотел проверить план, тщательней изучить его, как бы ни случилось непоправимого. К тому же, там подобный документ куда легче спрятать. Наш человек за всем присмотрит.

– Хм, – нахмурился Лиссей. – Ты позволил себе подобные решения?

– Но я же получил план на хранение, – в свою очередь нахмурился Диагорис, и тут Юлиус понял, что это плохой знак. В этой истории было много такого, о чем они даже не знали, а потому не следовало этого показывать. – К тому же это всего лишь первый экземпляр. Копии спрятаны куда надежней. Вы что, проверяете меня?

– Конечно-конечно, – Корпс кивнул и, достав из торбы мешок с деньгами, бросил его на стол.

От удара ткань треснула, и часть монет раскатилась по деревянной столешнице. Некоторое время в комнате слышался лишь звон металла.

– Истинным кочегарам требуется подбрасывать металл в топку жизни, чтобы огонь разгорался все ярче, – прервал молчание Юлиус.

– Благодарю вас, – Колосс быстро сплел пальцы в замок, вывернул его ладонями вперед, а затем вновь скрестил руки на груди.

Корпс, не ожидавший подобного, не сразу понял, что произошло. Лиссей, в отличие от ученика, быстрее опомнился и повторил движения Диагориса.

– Кто вы такие? – прошипел тот в ответ.

«Неправильно», – понял Юлиус.

Выхватив трубку, Фавн выстрелил дротиком точно в шею Колосса. Тот, схватившись рукой за рану, пошатнулся, попытался ухватиться за спинку стоявшего рядом стула, но в итоге упал вместе с ним. Из кожаной сумки, которую на протяжении всего разговора Диагорис прижимал локтем к боку, выкатились два свитка – с огромными печатями ордена.

Юлиус нервно сглотнул и посмотрел на учителя. Тот не выглядел сильно расстроенным. Подмигнув ученику, он подхватил монетку со стола, подбросил в воздух и поймал, закрыв ладонью.

– Я сделал кое-что не так, – ровным голосом произнес Лиссей. – Но и ты ошибся. Если «орел», то виноват я. «Решка» – ты.

– И что от этого будет зависеть?

– Кто будет все это расхлебывать.

– А второй, стало быть, просто получит в итоге генеральный план или его копию?

– Да, – Фавн улыбнулся. – Правда, хорошее пари?

– Согласен, – Юлиус кивнул. – Только монета у тебя в руках. Это не очень хорошо. Пусть она упадет на пол.

Лиссей хмыкнул и вновь подкинул монету. Теперь ее уже никто не ловил, а потому, не единожды перевернувшись в воздухе, она упала на мягкий ковер. Корпс подался вперед и горько усмехнулся.

– Стало быть, мне придется выкручиваться. Надеюсь, у тебя-то есть план?

– Обижаешь, – Фавн был подозрительно спокоен. Никаких следов буйной радости. Может быть, он рассчитывал проиграть? – Для начала надо будет разобраться с нашим дорогим Диагорисом. Его мы заберем с собой. У меня есть человек, который изучил большинство повадок и привычек. Какое-то время он сможет вполне сносно изображать Колосса, это даст нам лишнее время. А ты, мой друг, отправишься на Пафос. Надеюсь, ты понял, что именно там Диагорис спрятал план? Вижу, что понял. Ты очень понятливый, Юлиус. Поэтому хвалю тебя и порицаю.

– За что? – хмыкнул ученик.

– За доверчивость.

Лиссей вздохнул и поднял с пола монету, после чего перебросил ее Корпсу. Тот поджал губы, покрутил металлический кругляшок в пальцах и выругался. На обеих сторонах была «решка».

А дальше время сжалось, как пружина, и минуты покатились вперед с ужасающей быстротой…

Юлиус, пыхтя и с трудом переводя дыхание, ворвался в библиотеку, благо, она находилась всего в двух кварталах от дома несчастного Колосса, выпросил все имеющиеся в наличии книги о шифрах и кодах, даже бывшие в единственном экземпляре в читальном зале, и покинул храм знаний через подвальное окно с десятком краденых томов. Некоторые из них отличались изрядной толщиной, поэтому к пристани Корпс явился на две минуты позже назначенного времени.

Он оглянулся по сторонам и заметил Лиссея, который махал ему с высокого борта пузатого торгового судна. Когда Юлиус подошел к трапу, Фавн выбежал ему навстречу:

– Давай-давай, быстрее, посудина уже отходит. Листы с шифрами ордена, позаимствованные у Колосса, я положил на столе в твоей каюте. Можешь всю дорогу наслаждаться расшифровкой.

– Я думал… – мошенник опешил. Он, надо признаться, не слишком часто путешествовал по воде и делал это лишь в случае крайней необходимости.

– Думал, что на остров можно доехать поездом? Скажи на милость, ты когда-нибудь видел рельсы среди волн?

– Не иронизируй, Фавн. Конечно, я собирался плыть на корабле. Только сначала рассчитывал хотя бы пообедать на твердой земле. И, как минимум, расспросить тебя подробнее о документе.

– Время не терпит. Нужно как можно быстрее отправляться в путь, пока сообщники Диагориса ничего не поняли. Того, кто в море, сложно выследить – на воде не остается следов, а маршруты торговых судов то и дело меняются. Ставлю сто к одному, что тебя не догонят.

– Хотелось бы верить, что ты уверен в своей ставке.

– Как никогда, – Лиссей сжал плечо Юлиуса и пристально посмотрел ему в глаза. – Ты справишься. Ничего не может вести к успеху лучше, чем горы золота…

– Горы? Ты ничего не путаешь?

– Клянусь крыльями на сандалиях Гермеса, – Фавн с улыбкой приложил ладонь ребром к груди и чуть поклонился. Жест, скрепляющий воровскую клятву, которому вот уже несколько тысячелетий. – Если нам удастся завладеть документом, мы будем буквально купаться в драхмах. Я провожу тебя до пирса на другом краю бухты. Там будет небольшая остановка, корабль загрузится, заодно должны подвезти для тебя провизию, карты, увеличительные стекла – они еще понадобятся для расшифровки бумаг или наблюдений.

«Ишь, как расстарался, – подумал Юлиус, с благодарной улыбкой хлопая учителя по плечу. – Ничего не жалко для чужих рук, которыми решил загрести жар. Ну ладно, дружок, вот будет жар у меня, тогда и потолкуем… С другой стороны, нашел корабль, обо всем договорился… Не пришлось лишний раз волноваться».

Хотя волноваться Юлиусу как раз стоило бы. Пока трап еще не убрали, по нему на корабль пробрался некто, нашел люк, ведущий в грузовой трюм, и свалился туда, охая и яростно ругаясь шепотом. Объектом ругательств выступал некий «проклятый Корпс» и тот факт, что «вечно приходится его выручать».

Глава шестая.

Капитаны и крысы

По деревянному столу, цокая коготками, пробежал облезлый крысенок. Добравшись до хлеба, он приподнялся на задние лапки и деловито ощупал корку усами. Обнюхал. Повертел носом и, вытащив из-под недоеденного бутерброда кусок сыра, принялся тут же его жевать, не обращая внимания на Юлиуса.

– Приятного аппетита, дружок – пробормотал тот и, поднявшись из-за стола, двинулся к иллюминатору.

Вот уже две недели морской пейзаж не менялся. Сине-зеленые волны с белыми барашками, лениво тянущиеся над горизонтом кучевые облака, изредка – паруса или пароходные трубы, иногда – маленькие острова. Правда, мошеннику казалось, что это один и тот же остров, неизменно выныривающий впереди по курсу раз за разом. Пожалуй, Юлиус начал понимать трагедию Одиссея и даже искренне сочувствовал ему, хотя тот и умер тысячи лет назад. Когда путь к цели кажется бесконечной сменой одной и той же картинки в диораме, поневоле начинаешь сомневаться – а движешься ли ты куда-либо вообще?

Между тем, Фавн клялся именем Гермеса и всеми комплектами его крылатых сандалий, что путь мимо Киклад будет самой приятной частью путешествия. Возможно, для пресыщенного суетой старца или томной матроны все действительно так и было бы, но Юлиус уже через пару дней пути взвыл от безделья и невозможности покинуть дурацкое судно. К тому же, торговый корабль со странным названием «Танцующий» был не слишком рассчитан на пассажиров. Мошенник успел дважды расквасить подбородок из-за того, что в крошечную каюту вел узкий коридор с выступами на стенах в самых неожиданных местах. Трижды споткнулся о сваленные на палубе канаты. Получил по затылку, неудачно оказавшись под парусами в тот момент, когда судно меняло галс. И неисчислимое количество раз расстался с содержимым желудка.

В каюте он чувствовал себя лучше, его не так мутило, да и сахарно-приторные виды моря-с-островами – хоть сейчас на рекламные листовки в кассу любого пассажирского пароходства – не так раздражали.

Первое время Юлиусу казалось, что у него есть нужное дело, которое займет все время пути – те самые ключи-шифры, захваченные из сумки Диагориса. Однако… то ли орден Кочегаров изобрел сверхсложный код, то ли украденные из библиотеки книги по дешифровке были написаны профанами. Промучившись два вечера над знаками, загадка которых оказалась ему не по зубам, Юлиус аккуратно сложил потрепанные томики на пол, а ключи – на дно торбы. И занялся дрессировкой крысенка, который повадился приходить в каюту каждое утро после завтрака и выпрашивать крошки со стола. Надо сказать, в искусстве дрессировки мошенник преуспел гораздо больше, чем в изучении тайн ордена.

– Очень предусмотрительно, – размышлял Юлиус, подперев щеку кулаком и разглядывая нового длиннохвостого друга. – Можно сказать, собственный карманный сигнальный гонг. Как только ты побежишь с корабля, я буду знать, что пора делать ноги. Главное, раньше на глаза капитану не попадись, иначе он отправит тебя в незапланированное плаванье.

Краснолицый и громогласный капитан Малыш Биллис, начиная с первого же дня пути, не упускал случая посетовать на проклятых тварей, которые якобы так распоясались, что таскали с камбуза кольца колбас целиком и кочаны капусты. Юлиусу казалось очевидным, что крыса подобное никогда утащить не сможет, но не исключено, что Биллис говорил иносказательно, подразумевая кого-то из членов команды.

– Или монстры какие-нибудь завелись, – поделился с крысом своими соображениями мошенник. – Только очень разборчивые в еде. Капитан говорит, что тащат самое лучшее

Грызун пискнул и сбежал, будто испугавшись речей Юлиуса.

– Земля! – послышался голос смотрящего.

Корпс закатил глаза. Земля. Опять. Вновь ничем не примечательный клочок суши со стадом баранов, неизвестно каким ветром туда занесенным. Наверняка здесь крылись истоки легенд о золотом руне. Баран в лучах заходящего солнца – всего и делов.

Однако к иллюминатору мошенник все же вернулся. И не зря. Земля оказалась большим островом с портом, набитым кораблями – сплошь богато украшенными, как расчетливо подметил Юлиус. Вдобавок, за набережной начиналось поселение, явно не из бедных. Широкие тротуары, отделанные цветным камнем, аккуратно посаженная аллея деревьев. Странные конструкции, взмывающие почти к небесам и раскрашенные пестро и ярко.

Ну, а самой главной новостью, приведшей мошенника в состояние восторга, было то, что корабль направлялся в порт.

– Пусть это будет не просто короткая стоянка, но полноценный отдых, прошу тебя! – взмолился Юлиус.

До этого Малыш Биллис, чей корабль сочетал в себе научный и естественный подход – говоря проще, имел и небольшой паровой двигатель, и мачту с парусами – остановок предпочитал не делать. Когда ветер затихал, матросы спускали паруса и шли кидать уголь в топку. Как только поднимался приличный ветерок, они бросали лопаты и поднимались наверх.

В результате таких манипуляций «Танцующий» шло бодро, практически с постоянной скоростью, но вот желание Юлиуса Корпса постоять на чем-то устойчивом и не шатающемся только усиливалось.

«Можно же попросту узнать!» – хлопнул себя по лбу мошенник, и бросился вон из каюты, сгорая от нетерпения. Именно оно и стало причиной очередной шишки, набитой Юлиусом в тесном коридоре. Не обращая на полученную рану внимания, Корпс выскочил на палубу, схватился за переборку и, стараясь не смотреть на качающуюся воду, продвинулся к капитану.

– Друг мой, что это за место?

– Ты, это, из деревни, что ль? – если сравнивать с обычной манерой разговора, сейчас Малыш Биллис почти шептал, но его рев едва не оставил Юлиуса без слуха.

Вопреки типичному корабельному юмору, Малыш Биллис действительно был невысокого роста. Вот только его красное, будто обваренное лицо, нечеловечески громкий голос, длинные и сильные руки вкупе с бочкообразным телом превращали капитана в самого уважаемого человека на борту. После богов, конечно, хотя в этом Корпс не был уверен полностью.

– Нет, я просто не часто путешествую по морю.

В конце фразы Юлиус характерно сглотнул. Малыш довольно расхохотался, и Корпсу достался «легкий» удар по спине, едва не заставивший его расстаться не только с завтраком, но и с внутренними органами.

– Ничего, парень. Скоро отдохнешь. Это наша промежуточная стоянка. Знаменитый Наксос, вроде как. Не слышал, что ль? Здесь добывают мрамор, из которого сделана половина всех этих статуй в храмах.

Юлиус оценивающе присмотрелся к берегу. Толпы нарядных людей, пестрые крыши домов – амфитеатр над портом, цветущие деревья.

– Хм. В жизни не подумал бы. Не похоже на шахтерский город.

– А рядом с портом ты, это, не увидишь ни одного карьера. Лет тридцать назад сюда пустили регулярный паром, и правитель Наксоса оказался не дурак. Живо смекнул, что повалят туристы, которым надо, что ль, смотреть на эти карьеры? Так что, это, зарыли все разработки на берегу, кроме тех, что покрасивше.

Юлиус слушал внимательно, хотя ему уже не терпелось спуститься на твердую землю. К тому же давно он не был в прибрежных городах, где толпы отдыхающих, золотые пляжи, торговцы с утра до вечера орут-зазывают над грудами фруктов и сувениров, бродячие театры прямо на тротуарах показывают простенькие пьесы, и не протолкнешься от дрессированных собачек, обезьян и попугаев с хозяевами. Мошенник невольно расплылся в улыбке. Двадцать лет назад именно в таком городе он стащил свой первый трофейный кошелек. А еще там были ворованные из садов фрукты, героически отпущенный на свободу из зверинца страшный северный хищник – «медведь», вечно облазивший обгоревший нос, поиски красивых ракушек в прибое…

Малыш Биллис хлопнул Юлиуса по плечу:

– Эй, ты меня слышишь, что ль?

«Ничего себе ностальгия», – удивился и одновременно умилился Корпс. Не услышать капитана, находящегося в полуметре от тебя – чудо почище ушей царя Мидаса. Вот так неожиданно понимаешь, что соскучился по детству гораздо сильнее, чем тебе казалось. И яркие картины из самых дальних уголков памяти оказываются средством более сильным, чем любые затычки для ушей. И не мудрено. Там-то, в прошлом, всё было в первый раз. Настоящие приключения вместо опостылевшей теперь работы.

Между тем Биллис продолжал:

– Швартуемся у края пирса. Иди гуляй, а я уведу корабль на край бухты – там удобней, это, разгружаться. После заката вернемся и подберем тебя. Не опаздывай, что ль.

– Разгружаться?

– Так, это, аттракционы же, – Малыш покрутил ладонью в воздухе, следуя каким-то извилистым траекториям, сложил губы в трубочку и чуть закатил глаза. Однако по лицу Юлиуса было видно, что пантомима не прояснила для него ничего, поэтому Биллис пояснил. – Качели гигантские, самодвижущиеся повозки, копии мобилей. Дети радуются, дамочки визжат, так понятно, что ль?

– Большой механизированный балаган?

– Ага. Здесь это популярно. Народу нравится.

Через час Юлиус мог искренне заявить, что ему аттракционы тоже нравились. Весьма. Зрелище взмывающих ввысь орущих людей так хорошо гипнотизировало зрителей, еще только собирающихся присоединиться к этому веселью, что они напрочь забывали о своих карманах. Мошеннику не особо требовались деньги, но он из любви к искусству стянул пару кошельков и позволил себе погрузиться в атмосферу детства, когда крупная монета уже украдена и попробована на зуб, двери всех лавок открыты для тебя, а возмездие еще и не думало приходить.

Юлиус плотно пообедал, радуясь, что у этой еды нет шанса оказаться за бортом, и лениво отправился на осмотр достопримечательностей. Он оценил десятиметровую статую Диониса, возлежавшую посреди бывшего карьера – ныне он был превращен в храм – купил фляжку сладкого вина и потер блестящий нос мраморного бога. Как гласила висящая рядом табличка: «На удачу».

Затем его внимание привлек паровоз, уменьшенная копия настоящего, который разъезжал по улицам Наксоса и катал туристов всего за две драхмы. Юлиус вскочил на подножку и протянул деньги зазывале.

– Добавьте еще три драхмы, и попадете в пещеру страха!

– Что за пещера страха, дружок?

– Шахта, ведущая в самое сердце острова. Мы проедем по залам, один ужаснее другого, встретим призраков, приведений, услышим голоса богов ночи…

– Ладно, – ностальгия сделала Юлиуса непривычно щедрым. – Пещера так пещера.

Паровоз, поднимая клубы дыма, двинулся вперёд. К сожалению, даже издалека стало понятно, что это не самое популярное место на Наксосе. Пара мусорных куч у входа в пещеру, обветшалая вывеска с выцветшими на солнце буквами, ни толпы, ни торговцев горячими лепешками с начинкой из брынзы..

Слегка притормозив перед входом, состав нырнул внутрь. Тотчас же Юлиус начал кашлять – дым паровоза стелился по потолку и попадал в глаза. «Очень непродуманно, – с раздражением подумал мошенник – Изобретатели, как всегда, о комфорте задумываются в последнюю очередь».

Однако вскоре над головой стало больше пространства, и Корпсу удалось протереть глаза, чтобы наконец сосредоточиться на происходящем вокруг. Нельзя сказать, что это было уж очень захватывающее зрелище, скорее, оно навевало тоску. Но, как говаривал когда-то и сам мошенник, «деньги уплачены, так что получите».

Первым этапом путешествия стали зеркала. Они стояли вдоль стен, нависали под уклоном, лежали на земле, были повернуты к Юлиусу и от него. Со всех них на мошенника смотрел он сам, но слегка измененный. Где-то его лицо почти расплывалось по мутной, явно давно не чищенной поверхности. Где-то он, наоборот, становился тоньше сухого стебля – такая метаморфоза порадовала бы Гераклида, окажись горе-скульптор здесь. Где-то же Корпс превращался в кривоватого уродца, насмешливо взирающего на свой оригинал.

«И это они называют страхом? – огорченно подумал Юлиус. – Определенно, здесь просто не знают настоящих ужасов».

Дальнейшее путешествие только подтвердило эту мысль.

Тряпичные раскрашенные куклы, падающие и зависающие на веревках перед самым лицом. Выскакивающие из-за угла плохо сработанные скелеты. Скрипы и крики, доносившиеся со всех сторон.

Видимо, кого-то это и в самом деле пугало, потому что машинист пару раз оборачивался и посматривал на Корпса. Один раз он даже застал мошенника откровенно зевающим. Должно быть, это произвело сильное впечатление, потому что он виновато пожал плечами и вернулся к управлению паровозом.

«Дилетанты, – думал в это время мошенник. – Сюда бы пару толковых инженеров, одного изобретателя и пяток человек, у которых руки растут, откуда надо… они бы тут живо устроили представление. На дворе уже новая эра, а пугают, как пару столетий назад».

Лишь когда паровоз сделал остановку и высадил своего единственного пассажира в огромной пещере, Юлиус почувствовал просыпающийся интерес.

Полуразрушенные колонны, стершиеся рисунки и следы древних инструментов делали пещеру похожей на храм. Чей именно – становилось понятно, лишь стоило взглянуть на гигантскую статую Аполлона, возвышавшуюся в центре зала. Мраморный бог держал в одной руке маску, причем скульптор изобразил руку в движении, и не было ясно – подносит Аполлон ее к лицу, или же наоборот, убирает. Во второй руке он сжимал лиру.

Величественное лицо бога не содержало и намека на улыбку. Твердый, как и мрамор, из которого он сделан, подбородок, сосредоточенный взгляд и складка на лбу.

«Вот стоит бог, который напряженно смотрит куда-то вдаль, – непривычно пафосно подумал Юлиус. – Он весь во внимании, а потому перестал играть и снял маску. Ну, а что мы видим там, куда направлен взгляд Аполлона? Голую стену со следами древних рисунков». Окончание фразы слегка подбодрило Корпса, который уже было решил, что впал в меланхолию под действием паровозного дыма и дрянного спектакля, которым его пытались напугать.

Подойдя к рассматриваемой Аполлоном стене, Юлиус тщательно вгляделся. Рисунки давно стерлись, и виднелись только нацарапанные обрывки. Игольчатозубая рожа; рука, сжимающая шею маленького человечка; глубокая яма где-то далеко под рожей; колонна с металлической подставкой под факел, которую перевернули набок.

«Ребус какой-то, – решил Корпс. – А я-то надеялся на указания к поиску немыслимой горы сокровищ. Ну, видно, Аполлону не угодно, чтобы я был богатым».

Тем временем машинист закончил разворот. Паровоз вернулся и теперь смотрел в сторону выхода, готовый унести мошенника подальше от этого царства пошлости, скуки и одиночества мраморного бога.

Путешествие в пещеру, показавшееся Корпсу пустой тратой времени, вдобавок изрядно развеяло порыв воодушевления, до того владевший мошенником. К причалу он возвращался, хмурясь и недовольно покусывая губы.

Произошедшее действительно очень напоминало детство. Ты играешь, создаешь собственный мир, населяешь его волшебными или ужасными созданиями, а потом приходят взрослые. Они думают, что ты занимаешься какой-то ерундой, но начинают тебе в ней активно помогать. В результате испорченный их представлениями о прекрасном только что созданный мир летит в Тартар, а ты едва сдерживаешь слезы злости и обиды.

«Да, день безнадежно испорчен, – вздохнул Юлиус. – А теперь опять на корабль, опять качка, опять однообразные пейзажи».

Однако подойдя к причалу, мошенник увидел, что команда почти в полном составе, включая Малыша Биллиса, сходит по трапу, довольно перекрикивая друг друга и потрясая кулаками.

– В чем дело, друзья мои? – изумленно спросил Корпс, когда капитан приблизился. – Мы дальше не плывем?

– Плывем, но завтра. Сегодня будет величайшее представление – «Дрессированный Кракен». Никто из моряков не пропустит, как эта огромная туша будет плясать под чужую дудку. А мы не моряки, что ль?

Малыш Биллис довольно расхохотался, подмигнул Юлиусу и, одарив очередным хлопком по спине, сообщил, что тот, если хочет, может просидеть весь вечер на корабле, но лучше все же посмотреть на представление, ибо «Где еще такое увидишь? О чем, это, внукам рассказывать будешь?»

У мошенника были свои представления о рассказах, которыми следует потчевать невинные умы малолетних Корпсов, но эти представления он оставил при себе, отвлекшись на пробегавшего мимо крысенка. На секунду зверек остановился и пискнул в сторону Юлиуса, а затем помчался дальше. Корпс напрягся. Он слишком часто видел этого крысенка, чтобы не узнать. Может быть, звереныш тоже решил посмотреть на Кракена, а может, решил бросить карьеру моряка и завести себе нормальную норку, но Юлиус больше верил в другое.

Его «карманный сигнальный гонг» сработал.

Пожалуй, другой на месте Корпса закричал бы. Но это значило обратить на себя внимание прохожих. Крик обязательно кто-нибудь подхватит, даже не разобравшись в его причине, а тогда уже недалеко и до паники. Паника в толпе идеально подходит для того, чтобы чистить карманы, но абсолютно не нужна была сейчас, когда требовалось действовать быстро.

Мошенник медленно развернулся и помчался догонять Биллиса и его команду.

– Стойте! – зашипел он, вцепившись в локоть капитана. – С нашего корабля бегут крысы…

Корпс ожидал ухмылок, но интуиция его не подвела. Капитан Биллис прищурился и, понизив голос, спросил:

– Ничего, это, не путаешь?

– Крысенок… Я запомнил его, несколько раз видел на камбузе. Бежал со всех ног, как будто…

Матросы переглянулись. А потом – Юлиус не поверил своим глазам – быстро зашагали обратно. Мошеннику осталось только поспевать следом. Капитан на ходу раздавал указания: «беги на корму», «загляни в кубрик», «проверь спасательную шлюпку», «вы, трое, к парусам». «и мачты не забудьте». Сам же он, когда команда забежала на корабль, остановился перед трапом, несколько раз шумно втянул носом соленый морской воздух, прищурился, огляделся по сторонам и, опустившись на четвереньки, уставился в темную воду.

«Что он надеется там разглядеть?» – Юлиус медлил. С одной стороны, не стоит мешать матросам, которые осматривают корабль, с другой… Если посудина грозит развалиться на куски, или наконец проявила себя неведомая тварь, таскающая с кухни капусту, гораздо безопаснее находиться здесь. Корпс тоже наклонился к воде и услышал громкий плеск.

Волны мерно бились о причал, сложенный из гладких мраморных плит.

Волны.

Стоп.

За секунду до того, как Биллис помчался по трапу с криком: «Сматываем швартовые, отплываем, быстро!». Юлиус уже понял, откуда ветер дует. Точнее, как раз не дует. И вот тогда возникает вопрос: откуда берутся такие гигантские волны при полном штиле?

Корпс вбежал на борт и собирался кубарем скатиться к себе в каюту, как ему сунули в руки подзорную трубу.

– Смотри на воду! Как только заметишь что-нибудь необычное – кричи.

Приказ поражал своей конкретикой. Смотреть на воду, когда ровно половину обзора занимает море, легче легкого. Единственная проблема – куда именно смотреть?

– Вот туда, – из-за плеча высунулась мощная рука и, бесцеремонно ухватив Юлиуса за подбородок, повернула его лицом к южной оконечности бухты. – Откуда волны идут.

Мошенник кивнул и, крепко вцепившись одной рукой в борт, стал всматриваться в густеющие сумерки. Над Наксосом один за другим загорались разноцветные огни, то и дело взлетали ракеты фейерверков, из-за облаков выплывала лимонно-желтая луна. Свет отражался и дробился в глади моря, у Юлиуса рябило в глазах и абсолютно не к месту нестерпимо чесался нос.

«Легче выглядывать черную кошку в черном зале храма Никты», – подумал он… и замер, со свистом втянув воздух. Показалось? Корпс на мгновение опустил трубу, потом снова поднес ее к лицу. Никакой ошибки.

– Там плывет маленький кит. Или большая субмарина.

По воде двигался блестящий влажный горб, в котором отражались фонари и свет из иллюминаторов пришвартованных кораблей.

– Огради нас Посейдон, – капитан тяжело спрыгнул с мостика и побежал на корму. – Заводите быстрее машину, что ль, Сцилла вас раздери. Я сам встану за штурвал.

Пар взметнулся над трубой, с характерным скрежетом поднялась цепь с якорем. Побелевший Биллис застыл, всматриваясь в сторону «кита». На лбу капитана выступил пот. Юлиус почувствовал, что ситуация начинает напрягать и его. Он, конечно, не очень верил обещаниям Фавна, что «на корабле будет быстро и спокойно», но все же рассчитывал, что неприятности ограничатся качкой и скукой.

Тем временем «Танцующий» начал отплывать от пристани. Несколько человек удивленно рассматривали судно, которое еще несколько минут назад спокойно стояло и никуда не собиралось. Затем они тоже заметили высоту волн, заволновались, забегали, засуетились и, в конце концов, случилось то, что непременно должно было случиться.

Кто-то издал истошный крик, и началась паника.

«Ну вот, – с облегчением подумал Корпс. – Теперь они предупреждены».

В принципе, и этого момента идея бросить все, спасаясь самим, не казалась ему кощунственной, но на сердце стало ощутимо легче. Особенно, когда давешний «кит» показался во всей красе, и Юлиус понял, что шансов спастись у них остается очень и очень мало.

Это был не кит, а кракен. И скорее даже – Кракен!

То, что они принимали за горб, оказалось лишь макушкой морского чудовища. Неизвестно, что понадобилось монстру здесь, да еще в это время. Хотел ли покарать собрата, вздумавшего выступать перед людьми; приходился ли ему родственником и собирался спасти; а может, просто был сегодня не в настроении и решил что-нибудь разрушить или уничтожить – все это ничуть не беспокоило мошенника. Мысли Юлиуса были сосредоточены только на одном – выжить!

– Кракен! – запоздало озвучил кто-то то, что уже все поняли.

Мошенник оторвал взгляд от чудовища и повернулся к берегу. Продолжая смотреть сквозь подзорную трубу, он видел: паника нарастала. Люди в спешке хватали все, что подвернется под руку, и бежали от берега. Монстр был хоть и гигантом, но морским. Далеко дотянуться вряд ли сможет. Разрушений будет много, но на суше была возможность спастись, ведь там Пещера Страха! Вместительная, способная надежно укрыть множество людей до того времени, пока монстр не скроется!

Юлиус понял, что только что команда корабля и он в том числе, поступили куда менее разумно, чем крысенок. Тот, по крайней мере, знал, где искать убежище.

«Дорогой Гермес, – мысленно взмолился Корпс. – Мы, конечно, идиоты. А я тем более. Но ведь это не повод, чтобы лишать нас жизни, правда?»

Ответа, разумеется, не последовало, но Кракен таки повернул к берегу. Видимо, происходящее там его волновало больше. А быть может, чудовище понимало, что одинокий кораблик не способен стать равноценной заменой огромному острову. Да и тех же кораблей возле причала хватало. Догонять не нужно, а крушить их – одно удовольствие.

– Кажется, это, обошлось, – вторя мыслям Юлиуса, выдохнул Малыш Биллис. – Ушли от паскуды. Дрессированный, ха! Скорее он нас дрессирует. Вон как мы, это, разбежались.

Корпс улыбнулся, и вновь посмотрел на море. Проморгался, взглянул поверх трубы и истерично расхохотался.

– Дайте ему кто-нибудь выпить! – скомандовал Биллис. – Перепугался не на шутку, что ль?. Если обделался, то штаны пускай меняет сам.

Продолжая хохотать, Юлиус ткнул пальцем в сторону видневшихся вдали огней.

– Пираты, – сумел выдавить он из себя.

– Что?! – Биллис всколыхнулся бочкообразным телом и еще крепче ухватился за штурвал. – Даргурис, проверь!

Веснушчатый моряк выхватил у мошенника трубу и взглянул туда, куда указывал Корпс.

– Все верно, капитан, – произнес он через несколько секунд. – Пираты.

– Орк их побери! Они направляются к нам, что ль?

– Нет, к острову…

– …отлично!

– Но они, кажется, тоже заметили Кракена. Они разворачиваются. Да, капитан, теперь они идут наперерез!

Юлиус почувствовал, что истерика закончилась. Вокруг началось хаотичное движение. Кто-то кричал машинистам, чтобы те поддали пару. Кто-то доставал и проверял оружие – корабль был торговым, но несколько пушек у него имелось. А над всем этим, выкрикивая проклятия и бешено вращая глазами, возвышался Малыш Биллис. Корпсу подумалось, что на месте пиратов он испугался бы одного только вида капитана.

Сняв ремень, Юлиус обвязал себя, затем привязал другой конец к переборке, выглядевшей, по его мнению, надежно, а потом принялся наблюдать за происходящим.

Больше от него ничего не зависело.

Глава седьмая.

Бури и пираты

Как любил говаривать Фавн: «Если не ты играешь первую скрипку, и возможный провал концерта зависит не от тебя, не волнуйся напрасно. Зря потраченные нервы у третьего барабанщика в пятом ряду и драхмы ломаной не стоят».

Юлиус нервно хихикнул. В тот самый момент, когда он извлек из памяти это ценное изречение, чтобы не слишком волноваться перед лицом сущих пустяков вроде кракена и грозных пиратов, на городской набережной в соседней бухте грянул оркестр. Паника пока охватила не весь остров, и часть отдыхающих все еще предвкушала аттракцион «Дрессированный морской ужас», не подозревая, что вскоре им, возможно, предстоит самим стать персонажами представления «Убегающие от монстра людишки».

Пиратский корабль с черными парусами и флагом шел настолько быстро, что Юлиус уже мог различить намалеванное у него на боку название «Смерть Эгея». Капитан на секунду замер, будто растерявшись от приближения врага, но затем с силой крутанул штурвал.

– Мы еще, это, потанцуем!

На руках у Биллиса вздулись жилы, похожи на перекрученные канаты, его и без того красное лицо стало напоминать зарево заката, воспетое поэтами не единожды…

«Любопытно, – подумал мошенник, – как это я в сумерках вдруг начал так хорошо цвета различать? Или… Что-то слишком светло для позднего вечера…»

В небо взметнулось пламя. Кракен, с упоением разрушающий суда, видимо, наткнулся на один из неповоротливых теплоходов с большим запасом топлива. И с командой, один из членов которой безрассудно решил выстрелить в чудовище вблизи от разливающегося по палубе горючего.

Теперь корабли загорались один за другим, как факелы, кракен ухал и нырял, скрываясь от искр и горящих кусков обшивки, отчего волны становились все сильнее. А музыка продолжала сопровождать весь этот ужас.

«У них что, дирижер не только глухой, но и слепой? – на этой мысли Юлиус ахнул и завалился на бок. Корабль резко переменил галс, зарылся носом в волну, потом догнал ее, взлетел на гребень…

– Уходим, – пробормотал Юлиус, поднявшись с третьей попытки и вытирая мокрое лицо. Правда, вытирал он его не менее мокрой рукой, поэтому жест носил скорее психологическую пользу, чем практическую. – Ох, Гермес, неужели уходим?

Высокие волны были на руку беглецам. Капитан Биллис крутил штурвал туда-обратно, корабль носился по водяным «оврагам», то и дело меняя направление, и «Смерть Эгея» отставала все больше.

«Ныряй же, ныряй больше! – подбадривал мошенник кракена, напрочь забыв о морской болезни. Команда работала, как единый слаженный механизм, виртуозно управляясь с парусами и паровой машиной. Биллис, поймав кураж, вел корабль одной рукой, а другой размахивал, будто дирижер или бальный церемониймейстер.

– Танцуем! Покажем, что ль, следующую фигуру? – рычал он и закладывал очередной поворот.

Не успел Юлиус проникнуться осознанием – так вот откуда название корабля! – как над головой мошенника что-то просвистело, и ближайшая мачта с треском рухнула, увлекая за борт стаксель и двух матросов.

«Они зарядили пушку, – пришла в голову Корпсу мысль, опоздав буквально на каких-то десять-пятнадцать секунд. – И теперь они будут стрелять… В нас»

Несколько следующих выстрелов не принесли жертв, но порвали паруса. Это снизило скорость и маневренность корабля, хотя и не намного – все же они шли по большей части на двигателе.

«Интересно, что случится раньше: мы от них оторвемся или они попадут в машинный отсек обездвижив нас или попросту взорвав?» – продолжал размышлять Юлиус под аккомпанемент утихающей музыки и звуки выстрелов.

Но раньше произошло кое-что другое, что не только сулило неизвестность, но и обнадеживало про этом.

– Туман справа по борту! – закричал один из матросов, привлекая внимание капитана.

Справа действительно был туман, однако он словно бы висел в одном месте. Не стелился по воде, не растекался в разные стороны, а просто замер, будто его кто-то ограничивал. Вдобавок, туман был очень густой. Фактически стена, сквозь которую ничего нельзя было различить. На взгляд мошенника, все казалось весьма подозрительным и очень напоминало ловушку. Хотя он до сегодняшнего дня не слышал, чтобы пираты или кто-то еще, кроме богов, мог управлять туманом.

«Ну, а почему бы и нет? – спросил Корпс самого себя. – До сегодняшнего дня ты и не думал, что кракен может напасть на целый остров, однако вон он. Участвует в постановке „Наксос и кракен. Посмертные песнопения“. И активно весьма участвует, между прочим».

Малыш Биллис, продолжая рычать и кричать что-то о «первой позиции, которая всем позициям позиция», направил корабль прямо в туман. Пираты, понимая, что у них остался последний шанс – попробуй-ка пострелять в тумане – палили изо всех орудий, пытаясь не дать преследуемым скрыться, однако не вышло.

«Нырок» в туман походил на переход в иной мир. Еще секунду назад были волны, пальба, кракен, музыка и неприятности, но теперь оказалось, что вселенная состоит из серого плотного воздуха, настолько густого, что вытянутая рука становилась расплывчатой. Никакого шума, никаких волн, только туман.

Вдобавок ко всему этому, Юлиус, который еще недавно был просто мокрым, задрожал от холода. Пронизывающий мороз сгущался вокруг, и слышен был только глухой лязг дрожащих зубов.

– Сохраняем, это, спокойствие! Мы оторвались и скоро выберемся! – раздался крик Билисса, но и он прозвучал тихо, будто капитан был далеко.

«Интересно, и каким же образом мы это сделаем?» – поинтересовался Юлиус мысленно. Учитывая, что корабль перестало раскачивать, он уже хотел было отвязаться, но, подумав, повременил с этим. Обстановка менялась быстро, и вполне возможно, что из тумана они вынырнут в бушующий океан. Улететь за борт от резкого толчка – не та смерть, которую предпочел бы мошенник.

Уверенность в том, что он поступил правильно, окрепла в Корпсе спустя несколько секунд, когда справа от него раздался вскрик, затем звук, напоминающий удар тела о воду. После – все стихло.

– Кто упал? – подал голос Биллис.

Ответом ему было молчание, которое Юлиус встретил с ужасом. Неужели никого, кроме них с капитаном, на корабле не осталось? Но почти тут же команда наперебой заголосила. Из мешанины криков удалось вычленить, что никто ничего не понял.

– Все на месте, что ль? – капитан не унимался. – Ну-ка, это, перекличку.

– Даргурис здесь.

– Кристос на месте.

– Афрос тут…

Матросы выкрикивали свои имена, и когда они закончили, Юлиус тоже выкрикнул свое.

– Отлично, но где Феллос?

– Он был рядом, но что-то его не видно, – подал голос кто-то справа.

– Ну, так, это, поищи его, что ль, болван! Вдруг он переволновался и свалился в обморок прямо в воду.

– Только не Феллос, капитан, – откликнулся голос. – Наверняка просто пугает. Шутки у него дурацкие, так что…

Дальнейшего продолжения не последовало. И крика тоже. Лишь вновь раздался всплеск воды. Юлиус Корпс с тревогой подумал, что теперь пираты представляются ему отличными ребятами, которые, наверняка, ничего плохого не имели в виду. Просто дружески интересовались, все ли в порядке, и от нахлынувшего сострадания палили из пушек.

Сейчас бы Юлиус многое отдал за то, чтобы услышать хоть какой-нибудь привычный, «человеческий» звук. Даже выстрел. От бесполезных попыток вслушиваться в тишину у него звенело в ушах. Причем звон становился все ближе и ближе.

– Мать Гера… – ахнул кто-то.

И будто эхом разнеслось вокруг корабля «ра-ра-ра», туман немного рассеялся… над поверхностью воды показались всадники. Хотя какие в море могут быть всадники?!

«Высокие, – отстранено отметил Юлиус. Его разум временно взял передышку, и осталось только восприятие, которое механически подмечало и складывало на полочки памяти детали нереальной реальности. – Смуглые. С длинными черными волосами, забранными в хвост. За спиной – трезубцы. В руках – охапки водорослей».

Тут один из всадников размахнулся и быстрым движением швырнул свою «охапку» в сторону корабля. В воздухе та развернулась в длинную сине-зеленую ленту, захлестнула шею капитана и дернула того вниз, в море, вслед за нырнувшим в воду наездником.

«Дельфины. Они ездят на дельфинах».

Однако Малыш Биллис не дал застать себя врасплох. Он упал и покатился по палубе, но у самого борта ухитрился перерезать удавку вытащенным из-за голенища ножом.

– Тритоны, – прохрипел он, держась за горло. – Это всего лишь тритоны! Заряжайте пушки, что ль! Огонь! Берегитесь водорослей!

В ответ тритоны хором засмеялись, стукнули пятками по блестящим дельфиньим бокам и заскользили прочь, гортанно перекликаясь.

– Но, капитан…

Безупречный механизм командной работы начал сбоить. Юлиус вмиг почувствовал это. Как неопытный пассажир мобиля, который понятия не имеет о шестеренках и двигателях, но все равно слышит, что мотор барахлит. Матрос, оспаривающий капитанский приказ в такой ситуации – это не то что нонсенс. Это первый шаг на пути к братской морской могиле.

Малыш Биллис наградил матроса таким взглядом, будто это капитан был кракеном, а его подчиненный – несчастным островом.

– Разговоры…

– Капитан, опомнитесь! Тритоны – это всадники из свиты Посейдона! Они никогда не выбираются на поверхность просто так.

– Согласен. Выбираются людей, это, душить и воровать. Ты готов отправиться вслед за Феллосом и Афросом, что ль?

– Нет, но…

– Если не заткнешься и не пойдешь выполнять приказ, я отправлю тебя проверить, как там поживают наши товарищи! – Билис в ярости хряснул кулаком по борту. – Тот, кто напал на корабль – враг! Я заставлю его жалеть о сделанном и о том, что он вообще, это, появился на свет. А уж потом буду с ним разговаривать и выяснять, кто за ним стоит.

– Тихо! – сначала Юлиус подумал, что это матрос продолжает спорить с капитаном.

Но затем послышалось справа и слева:

– Тихо!

– Тихо!

– Тихо!

«По тишине соскучились?.. – Юлиус отвел взгляд от капитана и почувствовал, что язык приклеился к небу. В полуметре от него на борту висела красавица, положив острый подбородок на скрещенные руки, и это не вызывало у нее ни малейших усилий. Дева улыбалась и покачивала головой из стороны в сторону, в такт мелодично позванивали колокольчики, свисающие с сиреневых мочек ее ушей. Заметив, что мошенник смотрит на нее, показала на него пальцем с длинным прозрачным ногтем и звонко хихикнула.

На ее смешок отозвался весь мир. Засмеялось море и покрылось белыми барашками, засмеялся корабли, раскачиваясь и скрипя, и – главное – засмеялся туман и стал быстро рассеиваться. А дева соскользнула с борта и с громким «плюх» скрылась в воде.

– Тихе, что ль? – Биллис глядел на Юлиуса со смесью ужаса и восхищения. – Из главного круга океанид. Покровительница случайностей и совпадений.

– И что, появление кракена, пиратов и этого тумана с тритонами на дельфинах – неслучайно? – Корпс не очень понимал причин такого восторга капитана.

– Как раз, это, именно что – случайно! С чего бы всем напастям разом обрушиться именно на наш корабль? Тихе решила позабавиться.

– Хорошенькие забавы, – мошенник поежился и тут же застыл, как вкопанный. – Капитан, – позвал он ломающимся голосом, – если уж говорить о напастях, то мне кажется, что вот тот корабль за вашей спиной я уже где-то видел.

Малыш Биллис развернулся весьма ловко для своей комплекции. Действительно, к «Танцующему», который в тумане сбавил ход почти до полной остановки, стремительно приближался корабль. Пиратский, если быть точнее. А если внимательно приглядеться к озверевшим лицам самих пиратов, то становилось понятно, что это «Смерть Эгея», которая долго и упорно гналась за Биллисом и его командой. И теперь расплата будет стремительной и безжалостной.

Ветер, слабо колыхавший паруса, не стоило считать за союзника в этом противостоянии. Мотор пиратского корабля выплевывал в воздух клубы дыма, а торговое судно слегка выдыхало пар. Кочегары, попав в туман, были больше озабочены собственной безопасностью, нежели подкидыванием угля. И теперь, даже если им придать еще несколько рук к уже имеющимся, ничего уже не изменить. «Танцующий» не сможет быстро набрать скорость.

Капитан тоже оценил положение. Он подкинул в руке нож, поймал его и ощерился.

– Хватайте все, что есть под рукой. Нам предстоит славная драка, что ль. Кто как, а я живым не сдамся.

Юлиус окинул взглядом происходящее и понял, что мнение Биллиса поддерживают далеко не все матросы. Большинство из них отводили глаза, не пытались вытащить оружие, да и вообще держались с понурым видом, будто хотели в какой-нибудь удобный момент упасть на палубу и притвориться ранеными.

«Мудрецы правы. Как бы ни был силен Арес, но в одиночку войны ему не выиграть», – печально подумал мошенник и прикинул свои шансы. С одной стороны – у него ответственное задание, которое сулит большие прибыли, и уже как минимум ради этого надо постараться остаться в живых. С другой – капитан был весьма искушен в сражениях, а ловкости и силы ему не занимать. Но если завяжется драка, то она разозлит пиратов еще больше. Не исключено, что они попросту убьют всю команду и Юлиуса заодно. И попробуй потом докажи, что ты тихий и мирный, да и почти коллега, к тому же.

Все эти мысли пролетели в голове Корпса в один миг. Он быстро отвязал себя от переборки и намотал ремень на кулак. Медленно шагнув за спину капитана и хорошенько размахнувшись, мошенник ударил Малыша Биллиса в висок. Тот в последний момент что-то почуял и начал разворачиваться, но не успел. Одарив Корпса мутным злобным взглядом, капитан рухнул Юлиусу под ноги. Тот сглотнул, заметив, что Биллис до сих пор сжимает в руке нож – если бы что-то пошло не так, то Корпс обагрил бы палубу своей кровью еще до нашествия пиратов.

Затем мошенник перевел взгляд на застывших в изумлении матросов. По счастью, никто из них не пытался восстановить справедливость или отомстить за капитана. Выразительно посигналив бровями ближайшему из них, Юлиус кивнул в сторону пиратов.

– Мы сдаемся! – все поняв, закричал тот, призывно размахивая руками. – Не убивайте нас!

«Смерть Эгея» подошла на всех парах, лихо развернулась, и суда столкнулись боками с громким хрустом. Пираты быстро перекинули через борт несколько абордажных трапов, а с нижней палубы, из отверстий для пушек, вылетели один за другим три громадных гарпуна и вонзились в дерево.

Палуба под ногами у Юлиуса накренилась. Корабль застонал, будто чувствовал боль от железа под деревянными ребрами и отчаянно не хотел погибать. «Не зря ты сбежал, дружище», – вспомнил Юлиус про крысенка и искренне позавидовал зверенышу. Далекий кракен уже казался вовсе не таким опасным, как пираты, которые озверели от долгой погони.

Капитан обычно покидает корабль последним, но Биллиса утащили на «Смерть Эгея» самым первым, даже не потрудившись связать бесчувственное тело. Юлиуса кольнуло чувство вины, но лишь на секунду. В моменты, когда надо заботиться о собственной шкуре, он становился на редкость толстокожим. Чем она толще, тем легче заботиться.

Пираты быстро избавили сдавшихся матросов от оружия и пинками и угрозами стали перегонять по трапам к себе на корабль. Корпс, не дожидаясь лишнего приглашения, сам быстро перебрался на «Смерть Эгея» и покорно встал в шеренгу пленников.

– Эй, обыщите трюм и нижнюю палубу! Негоже, если там кто-то останется – потонут ведь.

– И нам не достанутся. Будет сделано!

Услышав этот обмен фразами, Юлиус окончательно успокоился – вопрос о сохранении жизни уже не стоял. Значит, можно было спокойно подумать о менее насущных вещах вроде скорого побега.

Но океанида Тихе, по-видимому, не исчерпала еще весь арсенал случайностей и совпадений, предназначенных на сегодня Юлиусу Корпсу, поэтому обдумать побег не удалось.

Сначала на палубу вытолкали отчаянно сопротивляющихся кочегаров, которые не знали о «всеобщем» решении сдаваться. В ходе короткой, но яростной стычки двое из них были тут же зарублены. Что до пиратов, то один полетел за борт, а другой удивленно уставился на кровавые обрубки вместо пальцев на своей правой руке и взвыл, как раненый морской бык.

Последний оставшийся в живых кочегар, яростно отстреливаясь, чуть не попал в голову Юлиусу и снес половину уха стоящему рядом с ним матросу. Однако мошенник даже не успел прийти в ужас от возможной встречи с Хароном, которая была так близка, и толком не обрадовался тому, что избежал ее. К тому времени на палубу «Танцующего» из носового люка выбрались еще два пирата с трофеями, в числе которых была торба Юлиуса. Прибавилась еще одна забота. Сбежать и так не слишком просто, а уж сбежать, забрав предварительно свои вещи, и вовсе невозможно.

«Смотря для кого невозможно…» – подумал Корпс, но не смог развить мысль. Он бросил взгляд на палубу покинутого судна и застонал сквозь сжатые зубы. Зажмурился. Осторожно приоткрыл глаза, надеясь, что увиденное было горячечным бредом, что немудрено после такого дня.

Но видение не исчезло. Из трюма выбирался причитающий на все лады, красный, толстый и испуганный Гераклид.

«Гермес, скажи, вот ОН тут что делает? – мысленно возопил Юлиус. – Он преследует меня? Это наказание богов или галлюцинация от наступившего сумасшествия?»

Тем временем «галлюцинация», с трудом перебравшись по узкому трапу с корабля на корабль, устремилась к мошеннику с обиженным криком и распростертыми объятиями.

– Это все? – спросил Юлиус, подняв глаза к небу.

– Нет, не все, – раздался голос него за спиной.

«Приплыли», – обреченно подумал мошенник.

Глава восьмая.

Пленники и порты

Так уж получалось, что некоторые голоса Юлиус Корпс запоминал разом и на всю жизнь. Некоторые из них были связаны с женщинами и имели оттенок романтики. Иные рисовали приятные картины из прошлого, как, к примеру, голос Фавна. Ну, а некоторые голоса повергали Юлиуса в состояние дикой ярости.

Таким и был голос Диоса Парокла, раздавшийся за спиной.

– Кого я вижу, – продолжал меж тем разглагольствовать «победитель Януса». – Это же великий предсказатель, Юргелио Корсо, он же Юлиус Корпс. Ну, предсказатель, смекаешь, что ждет тебя впереди?

Мошенник повернулся, посмотрел на наглое и ухмыляющееся лицо Диоса и, несмотря на бушевавшую внутри злобу, смолчал. Выражение спокойной уверенности всегда раздражает упивающихся своей силой и положением.

«Буду молчать и бездействовать. Молчаливый и покорный Юлиус Корпс. Зато живой. И здоровый. И продумывающий план мести. Один раз я уже обыграл его, так что смогу сделать это снова», – такие мысли пронеслись в голове мошенника.

– Что такое, боишься? – Парокл усмехнулся и похлопал Юлиуса по плечу. – Я забираю этих двоих!

Он ткнул пальцем в Аквуса и Корпса, еще раз плотоядно улыбнулся и с независимым видом направился куда-то дальше. Вернее – хотел направиться. Потому что теперь уже за спиной Диоса Парокла кто-то заговорил. Юлиусу он был не знаком, но мошенник сразу подумал, что теперь-то уж точно не забудет этот тихий и вкрадчивый голос, похожий на тихий рык хищного зверя.

– Я так понимаю, на этом корабле мое мнение уже не учитывается?

Говоривший стоял слева от Корпса. Скосив глаза, мошеннику удалось рассмотреть его. Невысокий, жилистый и одновременно с тем опасный. Судя по тому, как он держался, по тону и, самое главное, по блеску стальных глаз угадывалось, что убийство для него – привычное дело.

– Это моя часть добычи, смекаешь?! Мы же так и договаривались.

– Мы договаривались, что тебе что-то достанется, – капитан пиратов сухо улыбнулся. – Но я так понимаю, не тебе решать, что именно.

– Но они мне нужны, – теперь от дерзости не осталось и следа.

– Это уже другой разговор. Сколько ты за них дашь?

– Мою часть добычи за этих двоих и их вещи.

– Ты поразительно дерзок, Парокл. Скажи, почему я должен тебя слушать?

– Потому что только я умею подделывать подписи так, чтобы ни у кого не возникало вопросов, – Диос вновь «окреп». – Так что, я нужен, смекаешь?.

– Да, – капитан чуть склонил голову, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. – Ты нужен. Пока еще.

Затем он подошел ближе к Юлиусу и Гераклиду. На секунду мошеннику сделалось страшно до дрожи в ногах.

– Где ваши вещи?

Аквус нахмурился и сунул руки за спину. Тут же последовал резкий удар в живот, горе-скульптор согнулся, выпучив глаза, и открыл рот. «Сам виноват, – подумал мошенник, пытаясь заглушить неизвестно откуда взявшееся чувство вины. – Когда такие люди тебя о чем-то спрашивают – им надо отвечать правильно. Это не рыбешка, вроде Диоса Парокла, а злая и матерая акула».

– Я еще раз повторяю, – тем же спокойным тоном сказал капитан. – Где ваши вещи?

В этот раз даже до твердолобого Гераклида дошло. Все еще пытаясь восстановить дыхание, он вывернул карманы. Капитан придирчиво осмотрел содержимое и забрал деньги. Остальное имущество Аквуса в виде нескольких носовых платков, мятого листка бумаги и огрызка карандаша капитана не заинтересовало. Он повернулся к Юлиусу, и мошенник тут же сказал:

– Вон та торба и вон та стопка книг.

Капитан оскалился, но не ударил. Пробормотал «я так понимаю, худые понятливей толстых» и начал инспектировать вещи Корпса. В итоге весь запас золота осел в пиратских карманах.

– Забирай! – крикнул один из матросов, кидая Пароклу торбу, в которую запихнули платки Гераклида и книги Юлиуса. – Очень ценные вещички!

Пираты дружно заржали, а Диос заскрежетал зубами. Вцепившись в торбу, он развернулся и направился к каютам.

– Эй, а этих-то куда? – окликнул его усеянный татуировками лысый пират.

В принципе, данное описание подходило каждому второму на корабле, но, как заметил Корпс, этот был самый лысый и самый татуированный.

– В трюм, к остальным! Я что, у себя их держать должен?! – сорвался Парокл.

– Кто знает? Вдруг ты решил их сделать домашними зверьками.

И пираты вновь заржали.

«Дегенераты», – тоскливо подумал Юлиус, но вслух, естественно, ничего не сказал.

Зато только отошедший от удара Гераклид не сумел смолчать.

– Что? – возопил он с визгливой интонацией, которая в аккурат приличествовала бы стеснительной девице, получившей оскорбительное предложение на балу. – Да вы… Да я…

Корпс тяжело вздохнул и отвернулся. Через мгновение оскорбленные стенания резко прервались и раздались глухие удары, как будто усердная хозяйка принялась выбивать ковер. Охающий и попискивающий ковер. Потом Юлиуса подхватили под руки и потащили к люку. Несмотря на полученный по дороге подзатыльник и увесистый удар по спине, который буквально скинул его вниз, мошенник был счастлив. Как неудачливый купальщик радуется последним глоткам воздуха, которые хватают его синеющие губы, так и Юлиус наслаждался последними секундами свободы перед тем, как Гераклид вновь привяжется к нему, как женихи к Пенелопе.

Он быстренько огляделся по сторонам, а затем предусмотрительно отошел от люка подальше – что-то заставляло сомневаться в том, что Аквус сумеет спрыгнуть вниз, а не свалиться беспомощной тушей – и принялся ждать.

Гераклид рухнул в трюм.

Сначала неподвижно лежал и стонал.

Потом стал шлепать ладонями по полу и громко жаловаться на «все – до одной – сломанные кости».

Затем просто поплакал.

Через минуту запричитал на все лады об ужасных пиратах.

Еще через две собрался умирать «прямо здесь, под взглядами жесткосердных соратников».

А после того, как Даргурис со сломанным носом и отрубленными фалангами двух пальцев пообещал встать и «сию же секунду прибить эту визжащую крысу», Гераклид вскочил, волшебным образом излечившись от переломов, и в два прыжка оказался за спиной у Юлиуса.

– Меня волнуют всего два вопроса, – проговорил тот, обернувшись и уставившись чудесно излечившегося. – Зачем ты воровал именно капусту? И какой Никты ты потащился следом за мной из Дельф? Жить надоело?

– Э… Это уже три вопроса.

– Третий был риторическим, дубина.

– Ораторская наука никогда мне особо не давалась, но…

– Так, – Юлиус придвинулся совсем близко к лицу Гераклида и ткнул пальцем в его толстый, округлый, заросший неровными кустиками щетины подбородок. – Можешь ответить только на второй вопрос. Но если ты сию секунду не объяснишь мне, чего это вдруг тебе не сиделось у Оракула, я клянусь Гермесом и Одиссеем вместе взятыми, что выброшу тебя вот в этот иллюминатор. Хотя ты слишком толст для него. Ну, ничего, по кускам пролезешь.

– Так Оракул мне и сказал следовать за тобой.

– То есть сказал: «Следуй за Юлиусом, как козел на веревке, не отрываясь ни на шаг?»

– Примерно так. То есть про козла он ничего не сказал. Но про Юлиуса – да. Он назвал твое имя, и приказал спешить. И я сразу же пошел в порт – как мне и было предсказано – и стал ждать тебя.

– Как трогательно, – Юлиус возвел глаза к потолку. Один идиот – это еще куда ни шло. Но когда идиот получает божественную поддержку, дело явно пахнет троянским конем.

Корпс не очень любил ощущать на себе пристальное внимание богов. Он не отказался бы, благоволи ему Гермес или, к примеру, Фортуна, постоянно выручая из всяких бед. Жизнь тогда, правда, потеряла бы остроту – какой интерес рисковать, если точно знаешь, что тебя неминуемо спасут? Однако такая жизнь была бы хоть скучной и пресной, но все же приятной.

Проблема в том, что среди богов, как и среди людей, попадалось множество странных и страшных личностей. А уж их мотивы легко укладывались в огромное множество вариантов, начинающееся с «так захотелось» и заканчивающееся «опасностью для всего мира!»

В общем, ощутив на себе внимание богов или бога, Юлиус Корпс мысленно поежился. А потом повернулся к их посланнику. Причем у мошенника закрадывалась идея, что этот посланник наверняка должен привнести в жизнь Юлиуса смерть и разрушения, чем он уже давно и занимался, пусть и в малых дозах. А эти качества представителя буквально-таки намекали на злонамеренность того или тех, кто его послал.

– Хорошо, – сказал Корпс, закончив размышления. – Оракул приказал, чтобы ты следовал за мной. Что-то еще?

– Сказал, что тебе потребуется моя помощь. Я хотел узнать – какая именно, чтобы лучше подготовиться, но он не ответил. И дальше просто молчал, пока служители не увели меня.

Юлиус вздохнул. Помощь от этого адепта разрушения, неуклюжести, наивности и высокомерия? Да, однажды он помог Корпсу в соревновании предсказателей, но то было исключение, лишь подтверждающее правило. Если в жизни Юлиуса появлялся Гераклид Аквус, то он приводил с собой беду. И не одну, а целую толпу. Любил он их, видимо, и жалел. Сердобольный человек, что ни говори.

Мошенник остро почувствовал, что серьезные размышления вкупе с очередным приступом морской болезни его доконают. Требовалось срочно сменить тему.

– Сосиски и капуста, – сказал Юлиус.

– Что?

– Почему ты крал именно сосиски и капусту? Было море прекрасной еды. То, что кок не уме… – мошенник перехватил гневный взгляд кока, который был под стать минотавру. Даже кольцо в носу имелось. – То, что мой желудок из-за морской болезни стал слабым, не означает, что там ничего больше не было.

– В детстве мне никогда не разрешали есть капусту, – тоскливо пробормотал Гераклид. – Из-за того, что в ней находят детей. Мало ли кого я там съем. А сосиски мне не давали, потому что это еда для плебеев.

– Как трогательно…

Юлиус не знал, куда они плывут и как долго продлится путешествие. Но сейчас он готов был все отдать, лишь бы оно длилось не более секунды. Неизвестно, что будет в будущем, но возможно, их с Гераклидом разделят.

Эта мысль грела Корпса в течение всех десяти дней.

…

Когда ты свободен, десять дней пролетают в одно мгновение и не оставляют в памяти ничего, кроме ощущения радости и беззаботности. Десять дней с Гераклидом Аквусом в тесном и замкнутом пространстве – это кара, похлеще которой Юлиус Корпс еще не встречал.

Посланник Оракула жаловался и стенал. Скрупулезно рассматривал следы от побоев. Рассказывал, что мама непременно его бы отвела к лучшему доктору. Лез со своими мыслями и размышлениями к Юлиусу и команде. Единственный, кого он игнорировал – Биллис. Хмурый капитан после предательства пассажира и молчаливого одобрения команды потускнел. Видимо, такого удара от своих он не ожидал. Уставившись в одну точку, сидел и раскачивался, обхватив кряжистыми руками толстые, как древесные стволы, ноги. Мошенник поначалу опасался расплаты, но ее не последовало. Малыш Биллис даже не посмотрел на него.

Зато на Гераклида посмотрел. Всего секунду, но тому хватило, чтобы побледнеть, очень вежливо извиниться, отойти и провести целый час в молчании. Юлиусу даже захотелось, чтобы его тут же немедленно предали, потому что такой взгляд сейчас был опасней любого оружия. Но предавать было некому.

Только Аквус, везде Аквус, постоянно Аквус. К концу десяти дней путешествия Юлиус знал о горе-скульпторе все. Всю биографию, иделы, устремления. И когда наконец-то наверху раздались оживленные вскрики и послышался шум падающего якоря, мошенник осознал, что Гераклид его больше не раздражает и что он его даже жалеет.

«Он ведь такой несуразный», – подумал Юлиус и удовлетворенно улыбнулся. Видимо, в этом было все дело. Если хочешь проще относиться к надоедливому насекомому, стихийному бедствию или занудному типу – осознай свое превосходство над ним. Когда Юлиуса бесцеремонно тащили за шиворот через люк наверх, он размышлял о том, как можно разжиться деньгами, если представить ценное, только что обретенное знание в виде тайного учения «О спокойствии духа».

Нахлынувшее вдохновение несколько охладил вид Парокла, который с кислой миной переминался около трапа, поджидая пленников. Однако, взглянув на берег за спиной врага, Юлиус на мгновение забыл и о нем самом, и о надоедливом Гераклиде, и даже о необходимости срочно продумывать план побега. Родос оказался просто воплощенными Елисейскими полями, какими их всегда представлял Юлиус Корпс. И главное – не в посмертии, а прямо здесь и сейчас.

Сотни лавочек и лавочников, груды разноцветных товаров и зазывалы, бродячие собаки, кошки и воришки. Горы рыбы, блестящие чешуей на солнце, вино и пиво на разлив. Маленькие «юркие» паланкины, мелькающие в толпе, всадники, повозки и даже огромный ездовой страус. Визг клаксонов, пыхтение паровых труб на мобилях, с трудом прокладывающих путь между торговыми рядами, шипение тормозов. Мешанина из людей, транспорта, гама и суеты.

И лица, какие лица! Обветренные, просоленные, в шрамах и татуировках, с блестящими глазами, кривыми ухмылками, сломанными носами – наверняка в кабацких драках – женские «мордочки», обязательно с хитрым лисьим выражением. Ни одного тупого, постного лица, ни одного глупо раскрытого рта или потерянного взгляда.

Кабаки, воровство, интриги, убийства, ограбления, вино через край и смех до гробовой доски. Таким был Родос – самый известный пиратский порт в Эгейском море.

– А ну, пошел! Или ты к палубе прирос? – грубый толчок в спину вернул Юлиуса с Елисейских полей в бренный мир.

Мошенник состроил придурковато-послушную гримасу и засеменил к Пароклу. Следом за ним двинулся Гераклид, в ужасе шепчущий что-то про «притоны, крыс, антисанитарию и ужасных пиратов, которых тут даже больше, чем на корабле».

С надеждой «сбежать тут же» пришлось распрощаться. Сопровождала Диоса пара головорезов, которые внимательно следили за пленниками. Путь через пристань закончился у приземистого трактира из желтого камня, в трехэтажной пристройке которого располагалась гостиница. Стоило Пароклу кивнуть на пороге, как чернявая девочка подбежала со связкой ключей и что-то зашептала.

– Никого не надо искать, – Диос отодвинул ее в сторону. – Я сам найду их.

Девочка опять тихонько забормотала.

– Надолго, надолго. У меня на все хватит времени.

Парокл суетливо поправил соскальзывающую с плеча торбу и зашагал дальше – к двери, ведущей в жилые комнаты. «Что, тяжела краденая ноша? – очень ехидно, но, к сожалению, мысленно поинтересовался Юлиус, идя следом. – Ничего, скоро ты от нее избавишься. И от меня. Точнее, от нас». Благоприобретенное душевное равновесие давало о себе знать. Мошенник чувствовал, что при случае готов спасать не только себя, но и Гераклида.

Они двинулись по коридору, потом гуськом взобрались по узкой лестнице на третий этаж и по одному зашли в низкую дверь, которую Диас распахнул с ухмылкой, изображая радушного хозяина. Юлиус, натренировавшийся во время плавания уворачиваться от притолок, косяков и переборок, вовремя пригнул голову, а Гераклид, естественно, не вписался в проход с первого раза и обиженно вскрикнул, приложившись лбом.

По всей видимости, пираты не нанимались служить охранниками вечно. В просторной комнате, которую занимал Парокл, а также его хлам, валявшийся в углах, они связали Корпсу и Аквусу руки и ноги, а оставшийся конец веревки примотали к массивному столу. Затем головорезы ушли, пожелав Диосу «выдрессировать зверушек».

– Идиоты! – прошипел тот вслед.

– Я рад, дружок, что ты хоть и подлый, бесчестный, глупый и выскочка, но адекватно оцениваешь себе подобных.

– Заткнись! Если бы не ты, то я бы сейчас был очень богат. И не сидел бы здесь, в этом отвратительнейшем притоне с кучкой моральных дегенератов, смекаешь?

– Сам виноват, нечего было красть мою идею с масками, а затем говорить, что ты якобы поймал двуликого Януса.

Парокл некоторое время смотрел в недоумении, затем засмеялся и хохотал некоторое время, вставляя фразочки вроде «Ну, ты даешь!» или «Да ты серьезно?» Корпс почувствовал себя крайне уязвленным. Кажется, он что-то не так понял, да еще выставил себя дураком.

– Я действительно поймал двуликого Януса, – сказал Парокл, отсмеявшись. – Вернее, мы с ним заключили соглашение. Ну, а большего тебе знать не стоит. Маски, надо же, – он еще раз хохотнул.

– Пусть так, – не сдавался Юлиус. – Но, по крайней мере, ты не будешь отрицать, что собирался подставить меня на соревновании предсказателей?

– Так ведь ты собирался и сделал то же самое. Ты и выиграл, между прочим. Так что, если кому и стоит мстить за это, то мне, смекаешь?

На такое утверждение мошеннику тоже нечего было ответить. За последние несколько минут выяснилось, что у Парокла гораздо больше причин для мести, чем у самого Юлиуса. Вдобавок, у него для этого имелись возможности.

Будто бы подслушав мысли Корпса, Диос взял стул, повернул его спинкой вперед и уселся напротив опершихся на стену пленников. Внимательнейшим образом изучил сначала Юлиуса, а затем Гераклида.

– Мне надо в туалет, – сказал Аквус.

– Заткнись, – беззлобно посоветовал Парокл.

– Мне сильно надо!

Не обращая внимания на Гераклида, Диос открыл торбу и достал оттуда записки с ключами. Цепкий взгляд Юлиуса выхватил какие-то новые символы там, где их не должно было быть.

– Что это? – спросил Парокл.

Юлиус лихорадочно размышлял. Говорить о цели путешествия было нельзя и следовало благодарить Гермеса, что внезапно появившийся Аквус вообще ничего не знал. Можно было не сомневаться, что он проболтается, стоит чуть надавить.

– Это шифр, – продолжал Диос. – Хороший шифр. Очень. Я частично разгадал его, но все равно получается какая-то ерунда. Возможно, если бы я знал, к чему это все, у меня получилось бы лучше. Не желаешь помочь?

Корпс вытянул вперед связанные руки.

– Друг мой, тут веревки перепутались. Хорошо так. Я частично развязал, но получается какая-то ерунда. Не желаешь помочь?

Парокл резко отбросил стул в сторону и ударил пленника ногой по рукам. Вышло не очень сильно, но достаточно больно и обидно. Юлиус тут же пересмотрел свои недавние размышления и решил, что теперь у него вновь есть реальная причина для мести.

– А как ты собираешься нас контролировать? – поинтересовался мошенник, скрипя зубами. – Как кормить? Как приглядывать? Как водить в туалет?

– Мне надо в туалет прямо сейчас, – напомнил о себе Гераклид.

Следующий удар достался посланнику Оракула. Куда более сильный и в лицо, а не по рукам. Гераклид завалился набок и заскулил.

– Терпи, – посоветовал Парокл, и не ясно было, к чему это относилось: к туалету или к боли от удара. – Что же касается тебя и твоих шифров – я все равно выясню. Но советую заговорить, иначе вы сдохнете. От голода и от жажды. Пока не начнете рассказывать – можете даже не рассчитывать на нормальное обращение, смекаете?

Диос замахнулся, но бить не стал, лишь пригрозив кулаком. Поднявшись, он аккуратно сложил бумаги назад в торбу и запихнул ее под кровать. Смерив взглядом пленников, Парокл противно улыбнулся.

– Пойду поем с дальней дороги. И потом непременно посещу одно прекрасное место, в которое так жаждет наш толстощекий друг. Смекаешь?

– Боюсь, что скоро в твоей комнате будешь ужасный запах. Мой друг не собирается сдерживаться, да и я, если приспичит, поддержу его порыв! – крикнул Юлиус на прощанье, но дверь уже захлопнулась, и не ясно было, услышал Парокл или нет.

Мысль мошенника заметалась, как крыса на тонущем корабле. Так, сначала они шли через общий зал, потом… сколько было поворотов? Видел ли он в коридоре хотя бы одно окно? На сколько оборотов ключа была закрыта дверь? Форма этого самого ключа? Готовили ли еду на кухне, когда…?

– Эй, ты что, заснул? – Гераклид ухитрился обползти вокруг ножки стола, протиснувшись между ней и стеной, и уткнулся носом мошеннику в бок. Теперь он здорово напоминал толстого пыхтящего слизня, который выбрал щель в полу не по размерам и застрял. – Ты витаешь в облаках, а надо срочно думать о побеге!

– Ты бы еще громче об этом кричал, – вкрадчиво посоветовал Юлиус.

Его так и подмывало добавить пару слов о том, как вредно прерывать путь мысли того, кто почти совсем… за малым еще не придумал способа спастись, но мошенник сдержался. Фавн неоднократно приводил ему примеры отличных воров и искуснейших интриганов, которые закончили свои дни за решеткой или даже без рук и головы только потому, что затеяли выяснять отношения с сообщниками вместо того, чтобы молча и, главное, быстро выкручиваться из сложной ситуации.

– Дружок, сейчас ты вернешься на прежнее место, и мы синхронно поползем к кровати, – Юлиус никак не мог позволить себе уйти, хотя бы не попытавшись завладеть шифром, который Диас так любезно сумел разгадать, пусть даже и наполовину.

Как и следовало ожидать, с координацией движений у Гераклида было как отлично, только наоборот. К тому же он производил немыслимое количество шума. Охи, ахи, вздохи, взвизги, комментарии в духе «Мне в щеку вонзилась заноза!» или «Куда ты так быстро!», причитания, неуместные восторги по поводу каждого преодоленного сантиметра… Мошенник яростно полз вперед, извиваясь всем телом, и ему чудилось, что «тихого» Аквуса вот-вот кто-нибудь услышит и тогда… Что будет тогда, Юлиус не загадывал.

Юлиус выгнулся буквой мю и носком ботинка нащупал под кроватью свою торбу. Подтолкнул ее поближе. Связанными за спиной руками вытащил оттуда листы бумаги. Запихнул за штаны сзади. Задвинул торбу обратно. И пробормотал:

– А теперь, дружок, быстро возвращаемся обратно.

– Что-о-о?

– Обратно. Только тише, заклинаю тебя!

Но даже заклятие не остановило возмущенный вопль упарившегося Гераклида. Когда через минуту воздух у Аквуса в легких закончился, дверь медленно отворилась, и в проеме возникла рожица давешней чернявой девочки.

– Мальчики, вы тут убиваете друг друга? – громким шепотом поинтересовалась она.

– Насчет нас не беспокойся, моя дорогая, – Юлиус против воли расплылся в улыбке и возблагодарил Гермеса, Фортуну, а вслед за ними всех богов, вместе взятых. – А вот чтобы тебя случайно не убили люди, которым должен денег Диас Парокл, поторопись – он может сбежать и не заплатить по счетам. Во время последнего рейда добычи ему совсем не досталось… А виноватой ты будешь. Что вовремя не доложила. Так что, на твоем месте, я бы запер Парокла в туалете, или где он сейчас сидит…

Девочка смерила Юлиуса недоверчивым взглядом, прищурилась и хлопнула дверью.

– А откуда ты узнал… – начал было Гераклид, но Юлиус прервал его.

– Цыц. План по возвращению на прежнее место отменяется. Теперь есть пара лишних часов, которые мы потратим с толком. Всегда знал, что книги помогут распутать любые узлы.

Мошенник опять потянулся ногой к торбе, где оставались книги. Хвала Олимпу, среди украденных из библиотеки томов был фолиант с медными накладками на корешке, одна из которых погнулась – можно было попробовать перетереть веревки.

Юлиус сдул со лба прядь волос и под холодеющим взглядом Гераклида пробормотал:

– А потом, дружок, мы научимся летать.

Глава девятая.

Опасности и спасения

Корпса чрезвычайно радовала его новоприобретенная способность игнорировать жалобы Гераклида. Если бы не она, то процесс перетирания веревки превратился бы в пытку. А так – подумаешь, постоянное сопение, бухтение, жалобы, взывания к богам и проклятия всему сущему. «Это ничего-ничего», – как любил говаривать Фавн.

Тем не менее, когда с веревками было покончено и пленники начали растирать руки и ноги, восстанавливая кровообращение, Юлиус почувствовал себя значительно лучше. Сказывалась установившаяся тишина.

Видимо, как и всякое умение, способность жалеть Гераклида и сострадать ему нуждалась в постоянной практике и тренировке.

Мошенник достал из штанов помятые расшифровки и спрятал их обратно в торбу. Раз они теперь сбегают цивилизованно, то негоже уподобляться дикарям, да и листы бумаги в штанах – не самое лучшее подспорье, когда требуется быстро бегать и тихо ползти. А именно этим и предстояло заниматься в ближайшем будущем.

Но сначала – спуститься.

– Скажи мне, великий скульптор, непревзойденный художник, талантливый стихоплет и посланник богов, боишься ли ты высоты?

– Разумеется, нет! – фыркнул Гераклид.

– Понятно, дружок, – протянул Юлиус, наблюдая, как кончики ушей Аквуса краснеют. – А то, что врать не хорошо, нас, конечно же, не учили. Ладно, вот тебе материал, сделай из него веревку.

Сунув оторопевшему Гераклиду покрывало и простынь с кровати Парокла, мошенник бегло оглядел комнату. Всегда следует оставлять последнее слово за собой, даже если ты убегаешь.

Стол? Ерунда. В нем ничего не спрячешь. Под кроватью? Там не было ничего, кроме торбы и грязи. Углы? В них слишком много всего, и вряд ли что-то из этого имеет настоящую ценность. Стул? Хм. Слишком аккуратно сделан для такого заведения. И сиденье почти не прогибалось под Диосом, когда тот восседал на нем.

Ругая всех и вся, а в основном самого себя, Юлиус с помощью все того же медного корешка и ногтей содрал обивку со стула. Чутье не подвело мошенника. Внутри, в туго завязанном мешочке – чтобы не шумели – лежали монеты. Судя по весу, около тысячи драхм. Конечно, не сравнить с тем, что украли у самого Корпса пираты, но все же это могло стать неплохим подспорьем в будущем. Особенно если вспомнить, что Юлиус и Гераклид были на острове, полном разбойников, в то время как им надо было оказаться на Кипре.

Помимо денег в стуле еще хранились бумаги с образцами подписей разного рода чиновников, пустые бланки, специальные ручки и прочие «рабочие инструменты» Парокла. Решив ничего не оставлять, Юлиус сгреб все содержимое тайника в торбу.

– Ну вот, теперь порядок, – улыбнулся мошенник. – Парокл, ты – неудачник! Смирись!

Когда Юлиус вновь обратил свое внимание на Гераклида, тот, сияя от гордости, продемонстрировал связанный узел. Естественно неумелый и неуклюжий. По всему было видно, что выдержать он не сможет даже Корпса, не то что упитанного Аквуса.

Ласково улыбаясь, как маленькому ребенку, мошенник взял из рук Гераклида узел и завязал по новой. Дернул несколько раз и удовлетворенно кивнул, отметив попутно, что посланец богов слегка засмущался. Все же эта удивительная «тактика ласки и доброты» давала ощутимые результаты.

– Лезь первым, дружок – скомандовал Юлиус.

– Но почему? – скульптор с опаской выглянул в окно. – Там ведь высоко. Это же третий этаж! Почему именно я должен первым бросаться навстречу опасностям?

– Потому что я буду прикрывать наше отступление. Хотя, ты прав. Пожалуй, эту героическую миссию лучше доверить тебе, дружок. Тебя послали боги, а значит, они наверняка постараются помочь, если в этом возникнет необходимость.

Юлиус двинулся к окну, но тут же оказался отброшен огромным телом Гераклида. Тот, схватившись за связанные простыни, полез вниз. Выглянув наружу, мошенник со вздохом увидал, как горе-скульптор повис, раскачиваясь, на середине. Посмотрев вниз, Аквус замер и больше не двигался.

– Быстрее лезь, – прошипел Корпс. Все-таки иногда приходилось отказываться от ласки и доброты в пользу куда более действенных средств.

– Я боюсь! – почти кричал в панике Гераклид.

– Быстрее, дружок, иначе я попросту отвяжу веревку.

– Ты не посмеешь!

– Если бы ты так сильно не орал…

…Раздался треск, и хрупкая материя попросту порвалась, избавив Аквуса от духовных терзаний. Тот упал с высоты второго этажа, ударившись о землю словно огромный куль. Гулкий звук разнесся по округе.

«Ну вот, влипли», – рассеянно подумал мошенник.

Рефлексы не тратили время на размышления, они спасали Корпсу жизнь, как делали это уже не раз. Перекинув торбу через плечо, Юлиус схватился за остаток простыни. Соскользнул до ее края и, сгруппировавшись, спрыгнул. Приземлился, откатился в сторону, смягчая удар и попутно оценивая обстановку.

Было тихо, лишь из окон выглядывали любопытные. Встав сам и растолкав Гераклида, который стонал от «бездны боли, обрушившейся на израненное тело», мошенник бросился дальше по улице. Удивляться тому, что даже сейчас Аквус умудрялся находить время для метафор, Юлиус не стал. Уже давно понял, что это настолько въелось в спутника, что вытравить никак не получится.

Когда они уже сворачивали за угол, за спиной раздался крик: «Стоять!» Хотя на Родосе и царили весьма свободные нравы, охраннику даже самого бандитского притона не сильно понравится, если постояльцы будут рвать гостиничное имущество, а потом убегать, как будто они и впрямь в чем-то виноваты.

Как нередко говорил Фавн: «День прошел зря, если ты с утра до вечера ни разу не вызвал ни у кого желания за тобой побегать». Если брать во внимание эту сомнительную мудрость, то сегодняшний день уже явно удался. И остальное было бы совсем прекрасно, если бы Корпс представлял, куда бежать. Дорогу в порт мошенник запомнил, но спасаться там сейчас вряд ли стоило. Нужно было дождаться темноты, незаметно проникнуть на корабль, а уже потом, в море, думать о том, как бы сделать так, чтобы оказаться на Кипре, а не на виселице. Пираты и служители закона – в том случае, если обнаруживают кого-то вместе с пиратами – почему-то очень консервативны и однообразны в способах наказания.

Потому, петляя по улочкам, подбадриваемые криками преследователей беглецы пытались найти место, чтобы спрятаться. Повезло еще, что большинство обитателей Родоса не горели желанием лезть в чужие проблемы. Максимум, что досталось Юлиусу и Гераклиду – метко пущенное в спину яблоко, которое, разумеется, попало меж лопаток Аквусу. Это снизило и без того маленькую скорость спутника Корпса, но на них хотя бы не бросались с оружием и сетями.

«У меня есть деньги, – размышлял на бегу Юлиус. – Значит, нас могут спрятать, если мы хорошо заплатим. И довезти до места. Как могут и попросту из-за этих денег убить. Хотя, если вдуматься, нас могут убить буквально из-за всего. Некоторым людям даже повода искать не надо».

Тем временем судьба продолжала подкидывать странные подарки. Едва завернув за очередной угол, Юлиус тут же отпрянул назад, зажал Гераклиду рот и постарался изобразить самое страшное лицо, на какое только был способен. По-видимому, получилось, потому что запыхавшийся скульптор кивнул и с силой сжал губы.

За углом тем временем раздавались голоса. Один из них принадлежал Диосу Пароклу, и теперь в нем не было и доли зазнайства и уверенности. Вторым был пиратский капитан – говорил он спокойно и медленно, будто лениво выплевывая слова.

– Я так понимаю, ты будешь плавать вместе со мной еще два месяца.

– Два месяца? Может, лучше, по счету подписей? Скажем, десять?

– Уговорил. Два месяца и еще сверх того – десять подписей. Я так понимаю, тебе не надоел собственный язык, чтобы ты осмеливался возражать мне. Либо соглашайся на эти условия, либо отдавай долг.

– Я мог бы отдать тебе долг из той добычи, которую ты же и забрал с последнего корабля, смекаешь? – все-таки Парокл был не робкого десятка. На его месте Корпс незамедлительно стал бы опасаться за свой язык. – К тому же, я прекрасно могу подделывать документы, сидя здесь. Просто скажи, какие тебе нужны. Каперские патенты? Липовые квоты на рыбную ловлю? Торговые накладные? Ты получишь их все заранее. Почему бы мне не остаться на Родосе? На твердой земле подписи подделывать гораздо легче и надежнее, чем на корабле.

– И сбежать от меня тоже гораздо легче.

– Зачем сбегать? – прозвучало очень искренне, хотя Юлиус узнал интонацию: он обычно использовал её в моменты самого наглого обмана.

– Не знаю. Но я так понимаю, когда мы спасали тебя от охранников того гигантского предсказательного купола, ты явно не просто гулял в сторону моря.

– Разве можно сравнивать тебя и этих…

Диос осекся, и Юлиус не успел даже заволноваться, как Парокл выскочил из-за угла и оказался нос к носу с ошарашенным Гераклидом, в метре от которого между двумя мусорниками прятался и сам Корпс.

– Ага, – протянул Диос. – Капитан, нам только что улыбнулась удача…

На противоположной стороне переулка показались трактирные охранники. «И не надоело им бегать по жаре!» – раздраженно подумал Юлиус, скривившись от мусорного запаха тухлых креветок и перезрелого инжира.

Кричать им, к сожалению, тоже не надоело.

– Эй! Слышишь, Парокл? Эти парни разломали мебель в твоей комнате!

– Мебель?!! – взвизгнул Диас.

И вот тут детские игры закончились. Это Юлиус Корпс осознал мгновенно, полностью и всей шкурой. Он и до этого очень хорошо понимал Диаса. Даже слишком хорошо. И последними словами ругал себя за то, что неосознанно выпалил «Разве можно сравнивать тебя и этих…» хором с Пароклом, выдав себя и Гераклида. Но когда настоящий мошенник внезапно посреди бела дня узнает, что кто-то покусился на его честно нажитое нечестным трудом добро…

Юлиус бросился на землю и ужом полез между мусорными ящиками. Это спасло его от кинжала, брошенного в спину. Промахнувшись, Диас зарычал, как раненый зверь, и бросился ловить вора. На первых порах того спасали хаотично расставленные ящики, извилистые проходы между ними и худое телосложение, потом – скользкая банановая кожура и гнилые фрукты, на которых очень легко поскользнуться преследователям, если они ослеплены яростью. Однако когда мошенник выскочил на перекресток, вцепился в рукав Гераклиду и вновь потащил его за собой, убегать от погони было уже не столь приятно, как десять минут назад.

Пытаясь запутать преследователей и срезать путь, Юлиус пронесся через крошечный дворик с собаками, чумазыми детьми и сохнущим бельем. Как и следовало ожидать, Гераклид ни разу не пригнулся вовремя, и когда приятели протиснулись в узкую щель между стенами, пробежали по крышам бараков, спрыгнули на улицу ярусом ниже и замерли между широкими досками, наваленными под стенами дома, чтобы перевести дух, голову и плечи толстяка украшали тряпки. Кружевные, полотняные, целые, рваные. Панталоны, юбки и платья. Погоня, судя по крикам и ругательствам, свернула не туда и бегала теперь улицей ниже.

– Вот ты, дружок, и стал вором, – улыбнулся Юлиус, пыхтя и вытирая мокрое лицо краем юбки в крупный горошек. – Обобрал несчастных девиц.

Гераклид немедленно надулся. Однако, вопреки возможным ожиданиям, вовсе не на то, что его назвали вором.

– Смеешься? Неужели ты думаешь, что я не отличу легкомысленное девичье белье от того, что носят зрелые женщины?

– Оу, – Юлиус впервые почувствовал прилив искреннего уважения к Аквусу. – У тебя такой большой опыт? А по твоему виду и, хм, не скажешь… Откуда познания в таком вопросе?

– У моей мамы было много белья. И подруги. Много подруг. Они обсуждали его покрой, цвет, ткани. Как заглаживать складки. Как отпарывать кружева. Как…

Юлиус растерянно глядел на Гераклида. Для себя он в самом страшном сне не мог бы представить такого детства. Мать. Подруги. Юбки. Бесконечные женские разговоры. «Это не трогай, то не ешь…» «Мама отпускает тебя так далеко?» Вместо игры в солдатики – нудные чаепития со взрослыми матронами. Вместо игр во дворе – получение ценных знаний о панталонах. «Интересно, что получилось бы из меня при таком воспитании? Гераклид номер два? – Юлиуса аж передернуло. – Орка с два. Я бы сбежал. Пожалуй, сразу, как только научился ходить. Кстати, к вопросу о беге…»

Он задумчиво потянул за подол юбки.

– Гераклид, сейчас понадобится твой ценнейший опыт. Скажи-ка, нам хватит этих тряпок, чтобы вдвоем переодеться?

И тут Аквус преобразился. Куда подевался жалкий никчемный человечишко? Не иначе как прямо на месте провалился в Тартар, а вместо него поднялся бог моды и красоты.

Он тут же скинул на землю все тряпки. В мгновение ока рассортировал их по ведомым только ему одному параметрам. Во всяком случае, Юлиус видел, что это не цвет, размер или тип одежды. Затем, в порыве острого приступа вдохновения, Гераклид нахмурился, взъерошил волосы, упер руки в боки и нахмурился еще сильней.

Итогом размышлений стала победная улыбка.

– Хватит, – важным тоном сказал Аквус. – Ты будешь невинной куртизанкой, а я твоей служанкой.

– А куртизанки бывают невинными? – поразился Корпс. – И почему, собственно, именно я ей буду, а не, к примеру, ты, дружок?

– Потому что ты – худой, а я – толстый, – вся героичность мигом слетела с лица скульптора.

– Эм, ну некоторые любят женщин в теле, – постарался утешить товарища Юлиус.

– Да дело не в этом. Просто для куртизанки подходят именно те вещи, которые на меня не налезут. А жаль. У меня был бы такой шанс проявить свой актерский талант…

Мошенник ошеломленно покачал головой. Воистину, он никогда не сможет понять этого человека. Кажется, у него в голове действительно был свой персональный Тартар с кучей обитателей, которые дрались за место в черепе Гераклида столь ожесточенно, что травмировали друг друга до потери разума.

Как бы то ни было, но уже через пару минут в переулке стояли две девушки. Одна была жилистой и изящной. Длинные, выше локтя, перчатки скрывали ее тонкие и ловкие пальцы. Плечи девушки были весьма развиты – наверняка она когда-то увлекалась плаванием. Легкое платье подчеркивало аккуратную талию и струилось до самого пола. Выреза не было, но можно было разглядеть под тканью весьма интересные окружности необычной формы. Одна даже была чуть больше другой, что придавало образу некоторую пикантность. Лицо красотки было скрыто под вуалью, прикрепленной к элегантной шляпке.

Вторая девушка была облачена в костюм из блузки и брюк, которые подчеркивали выдающиеся ягодицы, являвшиеся, видимо, компенсацией за относительно небольшой бюст. Руки «толстушки» с нежными пухлыми пальцами постоянно оправляли складки одежды. Шляпка с вуалью такая же, как у подруги. Серый жакет никак не сходился на мягкой перине животика.

Красотки выплыли из переулка и быстрым шагом направились в сторону порта.

Наверняка дамы собирались найти корабль, капитан которого с удовольствием бы устроил столь очаровательным девушкам морскую прогулку. Однако сим мечтам не удалось сбыться. Появившаяся из ниоткуда толпа головорезов, в которой можно было заметить также трактирных охранников, восхищенно заулюкав, преградила дорогу.

– Новенькие девочки-с! – воскликнул один из них, здоровенный верзила, у которого отсутствовала пара зубов, отчего слова вылетали со свистом. – Чур, моя полненькая-с.

«Полненькая-с» задрожала, но промолчала, только еще крепче вцепившись в подружку.

– Ну ты чё, Барагис, худая же явно красивше, – возразили ему из толпы.

– Вот и бери худую-с, – огрызнулся Барагис. – Еще чего не хватало мне, так это мешок костей-с. Что я вам, пес шелудивый-с?

В толпе заржали.

– Идиоты! – воскликнул голос, который, без сомнения, не мог быть знаком обоим красоткам, но который заставил их вздрогнуть. – Даже не удивлен, что вас так легко обмануть!

Расталкивая пиратов, перед двумя девушками появился мужчина, которого в другой обстановке вполне можно было счесть симпатичным. Однако сейчас: разъяренный, помятый, в грязном и порванном в нескольких местах костюме, он был страшен.

– Дамочки, – протянул новоприбывший, гадко усмехаясь. – А нельзя ли мне полюбоваться на вашу чудную походку. Порадуйте меня и друзей. Ну-ка, давайте, пройдитесь немного.

Худая красавица возмущенно хмыкнула, пожала плечами и, пританцовывая, направилась к мужчинам. Она игриво хлопнула по щеке одного, ткнула в живот другого, увернулась от третьего, покачала бедрами, шлепнула грязным веером по паре особо настойчивых рук, в процессе всех этих маневров держась как можно дальше от гадкого субъекта, посмевшего усомниться в качестве женской походки.

Однако ее подруга не была столь решительна. Она переминалась с ноги на ногу и тяжело вздыхала.

– Что же ты стоишь, милашка-с? – крикнул Брагис, желая подбодрить понравившуюся ему девицу.

– Да-да, что же ты стоишь? – вкрадчиво поинтересовался новоприбывший.

Полная девушка сосредоточенно засопела, а потом несколько раз широко открыла и закрыла рот – беззвучно, как рыба.

– Оу, как интересно! Пройтись не может, и говорить у нее тоже не получается. А, может, она что-то скрывает?

– Конечно, скрывает! – за спиной у пиратов появился их капитан, бесцеремонно растолкал парней и, подойдя к толстой красавице, мягко, но твердо взял ее за локоть. – Каждая женщина что-то скрывает. Почему? Я так понимаю, в женщине должна быть тайна, пьяный тритон вас раздери! А вы тут, вместо того, чтобы ловить воров, пристаете к девицам, которых я пригласил опрокинуть пару кружечек и повеселиться! Я жду их, волнуюсь, почему… ммм, Амина и Аполла опаздывают, иду их искать, а тут вы, бездельники. Давайте, ищите дальше. Особенно это касается тебя, Парокл.

И Диосу, который бессильно сжимал-разжимал кулаки и скрежетал зубами, пришлось наблюдать, как капитан уводит вниз по улице красавицу-толстуху с подозрительно неженской походкой и худую вертлявую девицу. Которая не преминула, проходя мимо, ловко сложить фигу и рассеянно помахать ей в воздухе.

– Убью, – прошипел Парокл и хрустнул пальцами так, что чуть не вывихнул себе указательный на правой руке.

Между тем наглая красавица догнала капитана со своей толстой подругой и положила руку ему на пояс.

– Я так понимаю, ты думаешь, что успеешь вытащить у меня пистолет прежде, чем я проломлю тебе башку, но у меня даже хватит времени, чтобы сначала сломать руку твоему жирному другу.

– Не надо! – пискнул Гераклид. – И я не жирный!

– Да-да, – пробормотал Юлиус. – Все мы слышали, что отныне ты «полненький». Чем обязаны, капитан? «Опрокинуть пару кружечек и повеселиться» – приятная версия, но слишком уж неправдоподобная.

– Представь, что тебе нужно подставить кого-то по всем статьям, чтобы он стал твоим должником навсегда или на долгое время. Я так понимаю, ты бы не отказался от возможности выставить его идиотом и при этом избавить от последнего шанса отдать долг. Поэтому, не задавай глупых вопросов. Я спас вас лишь для того, чтобы подложить тухлую морскую свинью Пароклу. И отведу туда, где он точно до вас не доберется.

Будь Юлиус один, он шмыгнул бы в первый попавшийся закоулок. Весь предыдущий жизненный опыт и мудрость нескольких поколений мошенников твердили ему, что подобные случайные удачи весьма похожи на арфу в кустах. Так же нелепо выглядят и грозят усугубиться наличием владельца музыкального инструмента, а то и всего оркестра.

Однако какое-то время все шло хорошо. Так хорошо, что даже на секунду поверилось, будто бы в человеке, чей тон и взгляд внушали ужас, сохранилось нечто благородное. В конце концов, Юлиусу доводилось слышать баллады о морских разбойниках, нападавших на богатых и раздающих деньги бедным. Не на пустом же месте выросли эти истории?

Солнце припекало, и в женских тряпках стало удивительно жарко. Торба, как слишком приметная деталь, осталась где-то там, в переулке. Теперь все имущество было рассовано по складкам одежды. Больше всего Корпса волновала сохранность шифров, не зря же он потратил время и силы, чтобы отобрать их у Парокла.

Тем временем долгий путь по кривым улочкам окончился там, куда беглецы и стремились – в порту. Капитан, все так же крепко придерживая дрожащего Гераклида и демонстрируя милую акулью улыбку Корпсу, привел их к одному из пирсов.

Сначала мошеннику подумалось, что никакого корабля там нет, а стало быть – капитан намеревается попросту пристрелить обоих беглецов, а тела скинуть в воду. Вот уж действительно – спрятать там, где Парокл не найдет. А если и найдет, то ничего не сможет предъявить парочке трупов. Юлиус даже приготовился в случае чего сразу прыгать в воду, чтобы избежать выстрела. Море, конечно, не переплывешь, но всегда можно попробовать где-нибудь скрыться.

Они подошли ближе, и стало видно, что корабль все же есть. Только он был не надводный, а подводный. Над волнами высился открытый люк, во тьме которого мерцали две пары глаз.

– Оно живое! – испуганно вскрикнул Гераклид.

– Ага, конечно. Живое. Двадцать живых и пятьдесят потенциальных трупов, – капитан хмыкнул, и глаза его сверкнули. – Это подводная лодка-таран. Процент выживания экипажа после каждого выезда чрезвычайно низок. Здесь у нас самый сброд, девушки. Ну, и конечно же, пятьдесят рабов. Педали крутить, за двигателем присматривать. Я так понимаю, лодка гибнет чаще не от тарана, а от взрыва двигателя или от кракена, который очень полюбил местные воды.

– Тогда зачем она вам, мой друг? – удивился Юлиус такой недальновидности. Впечатление идиота капитан не производил.

– Надо же куда-то сбрасывать отходы. Весь тот мусор, который остается, еще может послужить. А новую лодку сделать – раз плюнуть.

«Раз плюнуть?» – Корпс похолодел, представив как, кем и из чего может быть сделана подводная лодка.

– Хорошо, и куда она нас повезет? – спросил Гераклид.

– Я так понимаю, куда педали будете крутить, – капитан выхватил пистолет еще раньше, чем Юлиус даже попробовал дернуться в сторону воды. – Не советую прыгать, красавица. Там хватает всякой хищной дряни. Да и стреляю я с лету и не раздумывая. Нырнешь уже трупом, а потом тебя просто раздерут на части.

Корпсу ничего не оставалось, кроме как последовать своевременному совету. На свист капитана из корабля выскочили два матроса. Судя по виду, действительно именно «мусор пиратского общества».

Гыгыкая и норовя ущипнуть, они обыскали «девушек». Очередные деньги Парокла перекочевали к капитану. «Это судьба какая-то», – подумал Юлиус отстранено. По счастью, пираты не обратили внимания на шифры, а это сейчас было самое важное.

– Ну, прощайте, девочки, – помахал рукой довольный пират и оставил на беглецов на попечении матросов, которые тут же загнали «девочек» в подводную лодку.

Внутри было затхло, темно, сыро и отвратительно пахло. Но больше всего Юлиусу не понравился чей-то вкрадчивый голос, который раздался, едва только мошенник появился.

– Ну, это, здравствуй, предатель, вот мы и поквитаемся, что ль.

Глава десятая.

Двигатели и шестеренки

Под ногами хлюпала жижа. Не какая-нибудь морская вода, дождевая лужа или грязь. Жирно блестящая в свете тусклых фонарей субстанция, в которой смешались масло и горючее для двигателей, объедки с камбуза, трудовой пот и слезы. «Куда же без них на рабской галере», – пробормотал Юлиус после того, как Гераклид три часа прорыдал. С одной стороны, мало приятного, когда тебя вытянут по спине жестким канатом, дадут пинка, определят на самую неудобную скамью – неровную и с занозами – и прилюдно объявят изгоем, с которым постесняется заговаривать даже корабельная крыса. С другой стороны, самому Юлиусу намяли бока в углу, пока пираты не отогнали матросов, а Малыш Билли успел на прощание шепнуть: «Это только начало». Продолжением стала половину чурбака вместо скамьи – и крутись, как хочешь.

Но мошенник при этом не унывал. Он пытался устроиться поудобней, чтобы синяки и кровоподтеки ныли поменьше. Вдобавок, хотелось вздремнуть, хотя бы полчаса, но на чурбаке не получалось, а лезть в мерзкопахнущую лужу не было никакого желания. И всё же, ворчал Юлиус больше для порядка.

– Подумаешь, заперты в деревянной посудине под водой и в компании людей, которые меня ненавидят. Подумаешь, тяжелый физический труд. Но ведь живы же! Хотя…

Корпс не мог понять, зачем на полностью механизированной лодке такое количество живой рабочей силы. Когда их вели по коридорам, мошенник успел заметить огромные паровые машины и двигатели, для управления которым хватило бы не пятидесяти рабов, а трех-четырех смотрителей. Лодка была из той породы изобретений, которые оказываются в разы удобней и продуктивней своих предшественников. По какой-то неведомой Юлиусу причине так обычно везло исключительно изобретениям, которые использовались для разрушения. Всё, что использовалось в созидании, было на порядок сложней.

В общем, картинка не складывалась. Это либо значило, что их везут убивать —сложным способом, как говорится, через Гадес в Афины. Либо есть какая-то другая причина, узнав которую можно выбраться из этой передряги.

Рядом с размышляющим Корпсом заунывно, на одной и той же ноте, стонал Гераклид. Причем стонал что-то стихотворное. Юлиуса поначалу это раздражало, но в конце-концов он ухитрился все-таки задремать. Всего лишь на пару минут, пока Гераклид не умудрился слишком далеко вытащить из уключины и уронить себе на колени весло. Скульптор сразу же взвыл, будто получил смертельный удар.

– Слухай, болезный, у тебя мамашу случайно не Сиреной звали? – дружелюбно поинтересовался ближайший к Гераклиду матрос и отвесил ему подзатыльник.

– Нет, скорее, это, Цербером, – предположил Биллис, вслушиваясь в поднявшийся скулеж. – Ты сам-то вообще кто? Мужчина или щенок, что ль?

– Женщина, – прошипел Юлиус, у которого от этого ора раскалывалась голова. – Если судить по одежде, в которой он пришел сюда – точно женщина.

– Тебе лучше заткнуться, – отмахнулся Биллис. – Разговаривать с тобой никто не желает.

– Мой друг, ты ведь разговариваешь…

– …молчать! – скомандовал надсмотрщик. – Прекратить болтовню.

Огромный верзила, которому потолок лодки царапал макушку, бешено завращал одним глазом. Второй прикрывала повязка, и можно было только догадываться – его нет, или же просто такой способ самовыражения, за который верзилу предсказуемо звался Циклопом.

– Ты! – он ткнул пальцев в Юлиуса. – Не хочешь грести – будешь ползать! Собери здесь всю эту грязь!

Циклоп кинул в мошенника тряпку, которую тот сумел перехватить. Однако, отвлекшись на кусок ткани, Корпс пропустил ведро, которое летело следом. Оно ударило мошенника по голове, и со всех сторон раздался радостный гогот.

Почему-то обидней всего было то, что смеялся Гераклид. Казалось бы, его мнение не должно было что-то значить для Юлиуса, но вот поди же. На какой-то момент гнев захлестнул мошенника, лицо перекосило, и захотелось надеть это ведро на голову Гераклиду, чтобы затем отстучать на нём марш римских легионеров. Но Корпс сдержался. Он старался не решать проблемы силой, к тому же, это унижение могло принести пользу в дальнейшем.

Молча, с подчеркнутым достоинством и показным энтузиазмом, мошенник принялся собирать грязь под ногами тряпкой и выливать в ведро. Когда оно наполнилось, Юлиус повернулся к Циклопу.

– А это куда?

– Пей! – заржал тот, но потом нахмурился. – Вон там, в соседнем отсеке есть дыра. Туда и выливай. И чтоб мигом назад!

Провожать мошенника надзиратель не стал. Старые добрые цепи на руках и ногах не были проблемой для Юлиуса – замки-то простые. Но вот что делать потом, спрашивается? Куда можно сбежать с подводной лодки? Давление за стенками такое, что человека тут же расплющит. Да и в случае бунта всегда можно просто закрыть парочку отсеков, и пусть оставшиеся там мучаются от голода и жажды, пока не станут мирными и послушными. Нет уж, пока не возникнет идеи, как распорядиться свободой, не стоит и помышлять о побеге.

Между тем, в соседнем отсеке оказалось еще двое надсмотрщиков. Заметив Юлиуса, они презрительно скривились.

– Еще одна шестеренка нашего главного двигателя, – пробормотал конопатый и рыжеволосый пират.

– И не говори, – подхватил его горбоносый друг. – Совсем старый Харистерос с ума двинул. Превратил лодку в мусорную свалку. И таких же мусорщиков понабрал.

– Вот-вот, – конопатый вздохнул, а затем взгляд его упал на Корпса. – Что уши развесил? Двигай сюда.

Мошенник покорно подошел и тут же получил сильный удар ногой под дых. Юлиус согнулся, выронив ведро, а собранная грязь расплескалась по полу. Надсмотрщики добавили еще пару ударов ногами по ребрам, а затем развернулись и вышли из отсека.

– Точно – падаль и мусор, – пробормотал горбоносый.

– Не доверяю я этим механизмом, люди надежней, – словно передразнил кого-то конопатый и сплюнул. – Убрать за собой не забудь, тварь.

Корпс бессильно шипел от злости, пытаясь восстановить дыхание. Он предполагал, что его будут бить, но все равно не сумел как следует подготовиться. Никакой ловкости не хватит, если два быка топчут проворного лиса. Скованного, ко всему прочему.

Впрочем, мучения были пережиты не зря – кое-что удалось узнать. Капитан, судя по всему, был человеком старой закалки. У лодки имелся двигатель, но использовали людей, потому что боялись, что этот двигатель не выдержат. Возможно, что не зря, ведь пират, который их сюда определил, упоминал, что подобные суда часто тонут.

Но в большей степени Юлиуса занимала возможность сыграть на чужих страхах. Вот только для этого Корпсу понадобится помощь и перемирие с Биллисом.

За этими размышлениями мошенник не заметил, как собрал грязь. Вылив ее в дыру, о которой говорил Циклоп, Юлиус мрачно усмехнулся – у него появился план.

Вернувшись в отсек с рабами, Корпс не пошел на свое место. Шипя от боли в ушибленных коленях и держась за ноющий бок, он прямиком направился к Малышу Биллису. Будь на месте Юлиуса человек, меньше знакомый с побоями и передрягами, он, пожалуй, сначала решил бы отсидеться, помолчать и дождаться, когда капитан отойдет и подобреет. Поймать подходящий момент и лишь тогда заговаривать. Но, когда есть план по спасению себя и соратников, глупо заботиться о целостности собственной шкуры, тем более что она и так уже была изрядно попорчена.

– Капитан, всего один вопрос.

– Никаких…

– Есть ли смысл, вытащив утопающего из воды, снова сталкивать его за борт?

Биллис смерил Юлиуса тяжелым взглядом с головы до ног.

– У тебя, это, совсем ум за разум заплыл, что ль?

– Нет, – мошенник качнулся – взад-вперед. – Мой друг, я бы ни за что не стал обрекать спасенного на смерть. И никто из ваших матросов не стал бы. И капитан Биллис тоже не опустился бы до такого. Так ведь?

– Положим, что так.

Заставь собеседника хоть раз согласиться с твоими словами, и дело наполовину сделано.

– А если сравнить корабли с людьми? Вы не забыли, что я спас «Танцующего» от кракена, вовремя заметив бегущего крысенка? Предлагаю подумать – какой мне смысл губить ваш корабль, если за несколько часов до этого я поспособствовал его спасению? Я не оправдываюсь и не отрицаю своего поступка. Мой друг, я всего лишь предлагаю подумать – может, это было не уничтожение корабля, а спасение команды?

Юлиус подметил, что Биллис открыл было рот, чтобы возразить, но так и не прервал мошенника. Наоборот, махнул рукой, продолжай мол. Поэтому Корпс заторопился, выкладывая все свои соображения:

– Посмотрите, мы здесь вместе, почти в полном составе. А сколько осталось бы в живых после абордажа? И – положа руку на сердце – смогли бы мы выиграть столкновение? Да, мы проиграли, зато мы живы. А пока человек жив, у него всегда есть возможность продолжать бороться…

– Ты не прав! – вот тут Юлиус оказался весьма обескуражен. Он ожидал подобной реплики от любого из матросов, но только не от толстой трюмовой крысы, именуемой Гераклидом. Однако тот поднялся со скамьи, приосанился и продолжил. – Есть вещи абсолютные, и нельзя смотреть на них, сравнивая с другими. Люди говорят, что ты предал их! А предательство не имеет оправданий, если только его мотивом не была возвышенная любовь – а ты на нее не способен, увы, – так вот, оно ставит клеймо на несчастного и…

– У меня сейчас, это, череп расколется, – Биллис угостил Гераклида одним из самых грозных взглядов.

– Вам чего, не ясно? – заорал Циклоп. – Вы чего, совсем охамели, да? Ну-ка быстро хлебальники закрыли свои! И работаем, работаем! Ты, – он ткнул пальцем в Гераклида. – От тебя больше всех шума и никакой пользы. Хватай ведро и тряпку и вперед, работать!

Обиженный Гераклид явно собирался что-то возразить. Но вид бешеного глаза надзирателя, а заодно и его огромных кулаков, быстро отбил всю охоту до разговоров. Аквус уныло схватил тряпку и принялся кое-как возить ее по полу, получая ежесекундные советы от Циклопа, который вознамерился «научить работать руками, а не ртом!».

Юлиус преисполнился к надзирателю уважения. Все прошлые обиды были забыты. А уж если ему удастся действительно хоть как-то повлиять на Гераклида, то Корпс готов был записать Циклопа в мифические герои.

К тому же, отвлекшись на Аквуса, надзиратель дал возможность мошеннику спокойно обсудить все с Биллисом. Юлиус повернулся к капитану, который выглядел задумчивым, и заметил:

– Между тем, мой друг, я собираюсь не отмываться словами, а предложить дело, которое спасет нас из этого плавучего гроба.

– Это хорошо, – кивнул Биллис. – Думаю, в твоих словах что-то есть. Не пойму только на кой ты связался с этим безумцем? – капитан кивком указал на ползающего по полу с тряпкой Гераклида, – Родственник, что ль? Если так – не завидую. Ну ладно, давай, говори, что придумал.

Юлиус Корпс хитро улыбнулся, склонился над ухом экс-капитана Биллиса и начал быстро рассказывать, поминутно оглядываясь на Циклопа. В процессе рассказа капитан то бурчал, что «это невозможно», то задумчиво качал головой, то восклицал «А ведь может сработать, что ль!» и тут же закрывал себе рот широкой ладонью.

В итоге, к тому моменту, когда Гераклид закончил собирать грязь с пола, Юлиус уже сидел на своем месте и изо всех сил старался не дать гаденькой улыбочке появиться на лице. Надзиратель, конечно, не был интеллектуальным дарованием, но чувство самосохранения у подобных личностей развито неплохо. И если рабы вдруг начинают гаденько ухмыляться, то стоит усилить готовность.

Между тем Биллис по цепочке передал указания остальным рабам, среди которых были как члены его бывшей команды, так и матросы с других судов, волей судьбы оказавшиеся в этом огромном подводном гробу. Когда все было готово, оставалось только ждать возвращения Гераклида. Юлиус не сомневался, что свою роль тот сыграет превосходно, даже абсолютно о ней не подозревая.

Так и случилось. Едва только Гераклид показался из соседнего отсека с пустым ведром, как на него тут же набросился Циклоп:

– Ну что, прогулялся? А теперь садись и вперед, работай!

– Я не могу, – трагически возвестил Аквус. – Я устал. Я хочу спать. Я хочу есть. Я хочу в ванну…

– А я хочу, чтобы он заткнулся, – подхватил Юлиус.

– А я хочу танцевать! – заорал Биллис.

И тут же со всех сторон остальные подхватили на разные голоса.

– Хочу нормальных и человеческих условий!

– Требую создание рабского профсоюза!

– Финики! Не могу жить без фиников!

Единственный глаз Циклопа завращался с бешеной скоростью. Надзиратель издал громогласный вопль и подскочил к одному из рабов, которому тут же достался мощный удар в ухо. Тот простонал:

– Хочу иметь возможность врезать в ответ!

Циклоп носился по отсеку и раздавал удары направо и налево, но ничего не помогало. Рабы продолжали требовать и отказывались грести дальше. Пользуясь воцарившейся суматохой, Юлиус ловко вскрыл замок на кандалах отмычкой, которую предусмотрительно сунул в волосы по типу заколки, еще когда «превращался» в женщину. Слава Гермесу, в этот раз пираты много чего не нашли при обыске. Стоило отдать им деньги, как энтузиазм сразу иссяк, и они ограничились лишь формальным осмотром, не заметив отмычки и – слава богам! – шифры.

Выскользнув из отсека, Корпс короткими перебежками от укрытия к укрытию направился к двигателям. Несколько раз приходилось вжиматься между переборок, когда пираты проходили мимо. Один из подслушанных разговоров позволял надеяться, что план работает.

– Этому одноглазому идиоту ничего нельзя доверить, – шипел и брызгал слюной некто со старческим дребезжанием в голосе.

– Вы правы, капитан, – отвечал ему обладатель спокойного тона. – Но, все же, давайте запускать двигатели.

– Рано! Рано, Крайсис. Я должен полностью убедиться, что мы потеряли контроль над машинным отсеком.

– Машинный отсек – это место, где находится двигатель, капитан.

– Ты со мной спорить будешь? Ты?! Пиявка сухопутная, которая только и понимает, что в дурацких шестеренках! Люди – вот наш двигатель! А то, что предлагаешь ты – в любой момент может сломаться или вообще отправить нас всех на воздух!

– Люди – это тоже не более чем дурацкие шестеренки, – все так же спокойно заметил тот, кого называли Крайсис.

Затем двое спорящих отошли слишком далеко и продолжение разговора мошенник уже не услышал. Выждав еще пару секунд, он скользнул дальше.

«Если люди и шестеренки, то эти шестеренки вам поперек горла встанут», – мрачно подумал Корпс.

Наконец запах машинного масла, витавший в воздухе, усилился. Как и увеличилось количество грязи под ногами. Стараясь бесшумно ступать по этой чавкающей жиже, мошенник вступил в святая святых любого корабля – машинный зал.

Двое скучавших механиков сидели к Корпсу спинами. Один что-то рассказывал другому. Должно быть нечто забавное, потому что второй периодически начинал хохотать и хлопать себя по коленям. Во время очередного приступа смеха Юлиус прошмыгнул внутрь зала и спрятался за огромным двигателем. Здесь уже можно было не бояться выдать себя лишним звуком, потому что, даже находясь в спокойном состоянии, машина шипела паром, а внутри раздавалось какое-то мерное постукивание.

«Так-так-так, посмотрим что у нас здесь? – мошенник пристально вгляделся в двигатель. – А что если мы вот здесь немного подкрутим, а вот здесь слегка раскрутим, а?»

Честно говоря, Юлиус не очень разбирался в механизмах. Примерно так же, как Гераклид в поэзии, живописи, театре и прочем. То есть – не разбирался абсолютно. Однако, привыкший находить слабости в людях, а затем их грамотно использовать, мошенник собирался поступить таким же образом и с двигателем.

Он прошелся по механизму с виртуозностью лучшего диверсанта. Нигде не применял грубую силу, полагаясь лишь на свою уверенность, что любая машина – весьма тонкая и чувствительная штука, подобная музыкальному инструменту. И если одна струна фальшивит – это еще можно проигнорировать. Но если фальшивят несколько, то слушать эту какофонию практически невозможно…

В итоге, двигатель на вид ничем не отличался от себя самого пятиминутной давности. И только Юлиус Корпс знал, где и что было изменено. «Надеюсь, я действительно запомнил все, – поежился мошенник от неприятной мысли. – И надеюсь, что я сделал достаточно для отказа механизма, но недостаточно для того, чтобы мы все взлетели на воздух. Лозунг „смерть лучше рабства“, я, пожалуй, оставлю кому-нибудь другому»

Выглянув из-за двигателя, Корпс практически тут же вжался обратно в нишу между ним и стеной. Суровый старик в надменной позе стоял прямо у входа.

– Хватит ржать без дела! – заорал он.

Голос был знаком. Кажется, именно разговор этого человека и некоего Крайсиса Юлиус совсем недавно подслушал. Стало быть, в машинное отделение пожаловал капитан.

– Таки а шо делать-та? – протянул один из механиков с акцентом. – Всю поездку без дела сидим-та. Хоть языки разминаем-та.

– Сейчас будет вам дело, – зловеще пообещал капитан. – Ну-ка, быстро заводи двигатель. А не то нас течением снесет на скалы!

– Будет сделана-та. Шой-то вы сразу кричать и орать-та. Спокойна сказали-та. Мы сделали-та. Ерунда же.

Юлиус меж тем сосредоточился на другом – скалы. «Это очень нехорошо-та. Это надо поторопиться-та. А не то плохо будет-та, – подумал он, копируя акцент механика и стараясь запомнить его, чтобы использовать, когда будет притворяться каким-нибудь деревенщиной.

Парни встали, преувеличенно медленно и с видимой ленцой, один направился к машине у противоположной стены, а другой – к тому самому двигателю, над которым только что потрудился Юлиус. И за которым тот, к слову сказать, до сих пор прятался. Мошенник запоздало подумал, что попадись он сейчас – и план может провалиться. Капитан вряд ли не заподозрит неладное, обнаружив в машинном отделении беглого раба.

Но механик, не глядя, крутанул по очереди три вентиля, подтянул какую-то гайку огромным ключом, звонко стукнул им же по железной махине, проведя рукой в десятке сантиметров от носа скорчившегося Юлиуса, и махнул рукой товарищу. Тот в ответ крикнул: «Запустили!» На этом нелегкий труд работников машинного отделения закончился: они синхронно зевнули и направились обратно в центр зала, намереваясь опять сесть.

– Стойте! – капитан, видимо, не понял этого маневра.

– Шой-то, только запустили, и вдруг останавливать-та?

– Нет, олухи! Я имел в виду не двигатели, а вас! Вы что, не собираетесь следить за ними?

– А чего за ними следить? – в разговор вступил второй механик, основательно и задумчиво ковыряясь при этом в ухе. – Они ж – машины. Включил и забыл. Сама надежность.

Именно в этот момент «сама надежность» по правому борту чихнула, выплюнула струю пара и следом за ней выстрелила тремя гайками. Одна из них за малым не угодила капитану по лбу. Двигатель натужно закашлял. «Как будто подавился», – отстранено заметил Юлиус, в голове которого металась теперь только одна мысль – лишь бы не было взрыва.

Тут подводную лодку тряхнуло, пол встал на дыбы, и Корпс улучил момент, чтобы покинуть излишне опасное место возле двигателя и переползти в дальний угол зала.

– Глушите двигатели! – вопил капитан.

– Откалибруйте машину! – командовал в унисон ему из коридора голос Крайсиса.

– Выродок Никты, ты когда в последний раз узлы проверял? – ругал механик своего товарища, а тот пытался сохранить равновесие на брыкающемся полу и изливал потоки брани, перемежающейся редкими приличными вставками «-та».

Над дверным проемом зажглось красно-желтое табло со словами: «Авария! К выходу». Механики вмиг закончили переругиваться и устремились прочь, бесцеремонно оттолкнув по дороге капитана.

Тот стоял, задрав голову к светящимся буквам, и будто не мог понять, что от него требуется. В коридорах завывала сирена, слышался топот бегущих ног.

«Отлично, просто отлично! – приговаривал Юлиус, потирая ладони. – Убирайтесь быстрее. И не вздумайте заботиться о рабах». Хотя мошенник зря беспокоился. Во-первых, морские разбойники никогда не отличались чрезмерным человеколюбием, а во-вторых, спасательных шлюпок – или что у них тут? деревянные кадки? – никогда на всех не хватало. Радужную картину панического отступления портил только капитан, столбом застывший в дверях.

Юлиус уже начал раздумывать над тем, как именно придется обезвреживать неожиданную помеху и куда ее потом девать, но тут позади капитана вырос Циклоп и протрубил ему в самое ухо:

– Уходим!

– Но лодка…

– Утонет или разобьется о скалы! Остался последний спасательный батискаф, уходим!

– Проклятые железяки! – капитан стукнул кулаком по стене так, что гул от удара был слышен даже сквозь визг и рев неисправного механизма. – Я знал, что им нельзя доверять! Что они погубят корабль! Нет ничего надежней…

Удаляющиеся голоса пропали в каше звуков машинного зала. Юлиус пополз вдоль стены, охая от боли в отбитых ребрах, осторожно высунул голову в коридор и осмотрелся. Пусто.

Теперь ему предстояло самое трудное. Вернуть двигатель в рабочее «состояние-та».

– Ибо скалы, – хмуро пробормотал мошенник, поднялся и, держась за стену, зашагал к машине.

Юлиус крутил вентили и гайки, подтягивал кожаные ремни, переводил какие-то стрелки и горячо надеялся, что в команде Биллиса найдутся умелые лоцманы и механики, которые потом смогут довести лодку, куда требуется. Сам же мошенник чувствовал себя гораздо лучше приспособленным к работе с людьми, а не с шестеренками.

…

– Где карта, Биллис? Мы успеваем? – Юлиус выбрался через узкий люк на верхнюю палубу и встал по ходу движения лодки, крепко вцепившись в перила и щурясь от соленых брызг.

Рулевой недолго ворчал о том, что среди рыб и водорослей вести судно не обучен, ему вторил лоцман – мол, барашки волн над головой вовсе не то, что облака. Поэтому на следующий день после победного избавления от пиратов было решено плыть на поверхности и лишь в случае опасности нырять. Механики хором с кочегарами утверждали, что лодка может погрузиться всего за несколько секунд, и буквально надышаться не могли на мощный и прекрасный машинный зал.

То тут, то там над волнами взлетали гладкие спины дельфинов. Малыш Биллис курил трубку и глядел по сторонам с таким хозяйским видом, будто он был виноградарем, а море – его угодьями, протянувшимися от горизонта до горизонта.

– Карта у крикливого толстяка, – проговорил он, вытащив трубку изо рта. – Его заинтересовали, эти, морские чудовища, нарисованные у подножья Геракловых столбов. Он утверждает, что сам рисовал таких, только раз в десять лучше, что ль. Но и без карты на Кипр мы успеваем завтра, к вечерней заре.

Мошенник кивнул и подумал, что снова придется импровизировать. Причем не в одиночку, а с Гераклидом Аквусом в нагрузку, которого команда наотрез отказалась оставлять на подводной лодке. Не помогли даже искренние и очень лживые уверения Юлиуса в том, что этот нелепый человек, несмотря на всю кажущуюся бесполезность, приносит счастье. «Тебе-то счастье сейчас нужней, – криво усмехнулся кок, до сих пор не простивший Гераклиду воровство еды. – Вот и забирай его с собой».

И вместо того, чтобы по заранее составленному плану втереться в доверие к инспектору по науке, который, по сведениям Фавна, должен сейчас быть на острове и готовить визит к алхимикам, Юлиус будет вынужден действовать топорно и на «авось пегас вывезет». Он попытался прикинуть так и эдак, последовательно примеряя к Гераклиду роли глухонемого ученого из Афин, приехавшего для обмена опытом, слабоумного племянника, прибывшего на остров для возвращения разума, и даже голема, созданного всего год назад, но уже пришедшего в негодность и требующего алхимической калибровки. Но все напрасно. Воображение тут же услужливо предлагало Юлиусу массу возможностей по позорному разоблачению, которыми не преминет воспользоваться толстяк.

Нет. Нужен был план, сразу выносящий Гераклида за скобки. Или хотя бы за пределы алхимической твердыни, которая, по слухам, изобиловала охранниками и ловушками. Просто оставить его в городе? Если поэту с нежной душой и трепетным сердцем не найти занятия, которое выставит его значимым и нужным в собственных глазах – пиши пропало.

С другой стороны… Обрывки плана, закрутившиеся в голове у Юлиуса, напоминали самые незамысловатые, грубые и далекие от истинной эстетики мошенничества его юности. Когда он был еще недостаточно опытен и пресыщен обманным ремеслом.

– Подстеречь его на подходах… Что может быть важнее, чем охранять поверженного врага… Подстрахуемся веревкой… Хорошей веревкой!…

Когда мошенник, бормоча, спускался обратно в люк, ему на мгновение показалось, что над водой раздается шепчущий смех океаниды Тихе. Хотя, возможно, это была просто болтовня дельфинов.

Глава одиннадцатая.

Алхимики и Афродита

В помещении пахло алхимиками. Флер из паров ртути, едких запахов селитры и серы витал в воздухе, и к нему примешивалось еще что-то – неизвестное, но наверняка столь же специфическое и уж точно неприятное.

В помещении виднелись следы деятельности алхимиков. Немытые колбы и реторты; пожженный в нескольких местах широкий деревянный стол; закопченные пол, стены и даже потолок; почти на всех свободных поверхностях пиктограммы, написанные корявым и неразборчивым почерком, и разгадать их шифр не представлялось никакой возможности. Трактаты и книги были разбросаны тут и там, пестря множеством закладок, в роли которых иной раз выступало нечто совсем для этого не приспособленное – к примеру, гвоздь или огромный нож.

В помещении стояли двое алхимиков, переминаясь с ноги на ногу.

Оба в длинных плащах из толстой грубой ткани, сандалиях и выпуклых очках с фиолетовыми стеклами. Один был темноволос, с длинным носом и толстыми губами, у второго – русые волосы и часть правой щеки обожжена. Ростом – почти одинаковы.

– Инспектор? – спросил длинноносый.

Их собеседник, до этого занимавшийся осмотром помещения, меланхолично кивнул. Алхимик продолжил:

– Меня зовут Брацис, я руководитель группы исследований. Это мой помощник – Кроос.

Инспектор поначалу вновь кивнул, в этот раз уже скорее рассеянно, а потом, будто спохватившись, уточнил:

– Группы исследований чего?

– Не понял, инспектор – мотнул головой толстогубый Брацис.

– Что именно вы исследуете?

– Миф об Афродите. Рождение из пены. Многие думают, что это красивая метафора или поэтический оборот, однако мы всерьез рассматриваем возможность создания человека необычных свойств из специальной пены. И тут группа столкнулась с проблемами, ради которых, собственно, вас сюда пригласили. В последнее время, инспектор, волнами на берег выносит мертвых младенцев.

– И?

– Это весьма необычно, разве не так? – подал голос хмурый Кроос.

– Разумеется, мой друг, но хотелось бы больше информации, – инспектор строго посмотрел на русоволосого помощника. – Волны выносят на берег мертвых младенцев. Да, это странно, не спорю. Но, я думаю, дело ведь не ограничивается этим?

– Вы правы, инспектор, – Брацис подал знак молчать, и Кроос еще больше нахмурился. – Помимо этого участились разговоры о том, что вскоре должна родиться и сама Афродита. Что младенцы – суть предвестники ее появления. Только прекрасная женщина и настоящая богиня сможет подняться из пены во всем великолепии, как это рассказываются в легенде. Разумеется, что нигде, кроме как здесь, в Пафосе, этого произойти не может. Подобные разговоры ходят и среди алхимиков.

Ну? И? – инспектор выделил каждое слово. – Что вы хотите от меня? Чтобы я засвидетельствовал этот факт? Чтобы я его опроверг? Чтобы выяснил, кто скрывается за всем этим? Мой друг, я вас не понимаю. Вы рассказываете какие-то байки и до сих пор не сообщили, ради чего я сюда приехал.

В воцарившемся молчании Брацис и Кроос переглянулись.

– В городе пропадают дети, – осторожно сказал Брацис. – А потом их, абсолютно бескровных, выбрасывают волны. Нам кажется, что речь идет не о рождении, а о жертвоприношении. Некто хочет разбудить зло, когда-то успокоенное Посейдоном. По легенде – кровь разбудит зверя, и он будет пытаться получить ее вновь любыми способами, что станет причиной многих разрушений. Мы думаем, дело именно в морском звере, а легенда об Афродите появилась для отвода глаз.

– Надо узнать, кто за этим стоит, – жестко сказал Кроос и рука его дернулась к обожженной щеке. – Пока еще крики последователей Афродиты сильнее, чем горе родителей, но скоро все может поменяться, и тогда начнется паника.

– Понятно, – инспектор скрестил руки на груди и принялся расхаживать по кабинету, что-то бормоча себе под нос.

Гулкий удар об одну из стен напомнил собравшимся, что помещение находится в подземном гроте. Инспектор вопросительно взглянул на Брациса.

– Волноваться не о чем, мы укрепили стены, – заметил тот. – Если, конечно, это не морской зверь.

На последних словах алхимика инспектор усмехнулся, давая понять, что оценил шутку, но почти тут же он вновь нахмурился. Дверь приотворилась, и еще один алхимик, чье лицо было спрятано под защитной маской, подошел и прошептал что-то на ухо Брацису.

– Весьма странно, – заметил тот после небольшой паузы. – Только что к нам явился некий человек, который утверждает, что это он инспектор Лавраниус, которого похитили, связали и отобрали одежду с документами. Правда, ему удалось сбежать. По его словам: здесь разгуливает самозванец.

– Мой друг, вы поверите какому-то оборванцу? Гоните его в шею!

– Нет-нет, – тихо и как-то очень ласково заговорил Кроос. – Нет, инспектор. Я предлагаю вам встретиться с ним и самолично свершить правосудие. Это же ваша обязанность. К тому же, вы ведь наверняка его встречали, раз знаете, что он оборванец.

– Что за вздор?! – вспылил инспектор. – Ведите его сюда, конечно же.

Алхимик в маске, переглянувшись с Брацисом, кивнул и попятился к двери. Но буквально тут же он врезался в косяк с диким грохотом и потерял сознание. Это инспектор с разбега двинул его плечом. Затем, не обращая внимания на двух других алхимиков, выбежал и сгинул в коридоре.

– Он выглядел таким идиотом, что действительно был очень похож, – с сожалением пробормотал Брацис.

– Настоящий профессионал. Но далеко не уйдет, – Кроос, хищно улыбнувшись, выбежал следом за мнимым инспектором.

Однако дважды обежав весь этаж, помощник главного алхимика несколько разуверился в мысли о том, что самозванец не сможет далеко уйти. Тот будто в Аид провалился, даже дыры за собой не оставив. Младшие члены гильдии, которых оторвали от опытов и заставили обыскивать узкие извилистые коридоры, лаборатории и кладовые, медлили и тоскливо косились на оставленные склянки. «Оборванец» инспектор Лавраниус, об одежде для которого так никто и не позаботился, носился туда-сюда, завернувшись в ветхую тряпку, и грозился обрушить все кары небесные на своего обидчика.

В результате поисковых работ были найдены дохлые крысы – два десятка, особо крупного размера, выписанные год назад для опытов специально аж из самих Фив, однако забытые в темном закутке кладовки. Помимо несчастных жертв так и не начавшихся исследований обнаружились два гомункулуса в мутных банках и один, наполовину из своего сосуда выбравшийся, а также кусок серебра величиной с кулак, из-за которого разгорелась нешуточная драка.

И лишь мнимого инспектора найдено не было.

«Ищите-ищите!» – бормотал себе под нос Юлиус, барахтаясь в пыли на холодном полу – в битве с еще тремя алхимиками за приснопамятный кусок серебра. В позаимствованном из чужого шкафчика балахоне и с грязной физиономией, с трудом различимой из-под капюшона, мошенник был слабо узнаваем. Сгорбленная спина и дрожащие по-стариковски руки довершали маскировку. Теперь его и лучший друг не узнал бы.

– Друг… Дай-то Зевс, чтобы не узнал, дружок – пробормотал Юлиус, выскользнув из драки и ужом заползая в кладовку. Несколько мгновений назад ее лично осмотрел Кроос, поэтому можно было надеяться на отдых, пока поиски не зашли на очередной круг. – А то, как пить дать, сдал бы. Ничего поручить нельзя. Лягушка вялая. Сатир безногий. И безрогий, Нокс побери!

Повод злиться был серьёзным. Когда ты из засады метко попадаешь булыжником инспектору по затылку, для верности несколько раз прикладываешь его о камни, оттаскиваешь в укромную пещерку, тщательно связываешь и оставляешь на попечение товарища… в этом случае ты никак не рассчитываешь, что всего через несколько часов жертва появится на пороге лаборатории. Возникает логичный вопрос – куда смотрел Гераклид? И смотрел ли он куда-либо вообще?

– По крайней мере, я здесь, и не собираюсь сдаваться. Изучим карманы – что нам такого хорошего досталось от предыдущего владельца?

В кармане нашлись очки, подобные тем, которые носили почти все остальные алхимики. Юлиус запоздало подумал, что без них он несколько выделялся.

– Очень кстати, – хмыкнул Корпс, водружая очки на переносицу.

Он выглянул из кладовки. Один из алхимиков – по виду настоящий силач – стоял с вожделенным куском серебра и улыбался так, что было видно дырку между зубами. Мошенник вспомнил чужой сильный удар, потом свой ответный по чему-то твердому и хрустящему и украдкой подул на ушибленные костяшки.

Затем Юлиус вышел из кладовки и, пытаясь придать лицу и всей походке выражение крайней озабоченности, шмыгнул в коридор. Надо было продолжать поиски, пользуясь всеобщей суматохой.

Знать бы еще, где искать

Однако очень скоро Юлиус нахмурился, снял очки и протер глаза. Уже собираясь было надеть их вновь, он остановился и обратил внимание на стену. Моргнув пару раз для верности, посмотрел сквозь очки, а затем простым взглядом.

Довольная улыбка расплылась по перепачканному лицу Корпса.

– Так вот вы зачем нужны, милые, – прошептал он и двинулся по правому коридору.

Стрелки, нарисованные на стене специальным составом, который становился видимым только в очках, указывали ясно и прямо – «Архив». Юлиус довольно насвистывал – именно там и должно было обнаружиться искомое. Бюрократы везде одинаковы и предпочитают хранить бумаги – секретные или нет – в одном месте. В этом, если задуматься, был толк – если не знать, где искать, то потратишь на это целую вечность.,

Между тем, коридорам не было конца. Еще несколько лет назад Корпс из чистого интереса пытался найти чертежи подземной обители алхимиков, но натыкался лишь на удивленные взгляды, качание головой и сочувственное цоканье языком. Теперь становились понятны причины такой реакции.

Бесконечные пролеты, кабинеты, повороты. Повсюду шум, голоса, запахи. Заблудиться и запутаться было легче легкого. Все-таки очень вовремя нашлись очки. Не удивительно, что сами алхимики без них практически не ходили.

Пару раз Юлиусу пришлось изображать поиски самого себя, когда он натыкался на встречных алхимиков.

– Вы его не видели? – громко спрашивал Корпс.

– Нет, а ты?

– Конечно, нет! Дитя химеры, как он ускользнул от нас?! – мошенник устремлялся дальше с печатью озабоченности и гнева на лице.

Однако весь этот спектакль, как бы комичен он ни был, со временем стал утомлять. И Юлиус возблагодарил Фортуну, когда стрелки наконец-то закончились рядом с большой надписью «АРХИВ».

Озадаченно почесав подбородок, он на всякий случай снял очки, но надпись исчезла, а вот дверь так и не появилась. Подойдя ближе к стене, Юлиус прислушался. Вроде бы смутные голоса доносились с той стороны.

Между тем мошенник нашарил на стене выемку, затем еще одну, и еще. В какой-то момент все пять пальцев легли в удобные пазы, изрядно изогнувшись при этом. Доверившись чутью, Корпс крутанул механизм вправо, и дверь послушно отъехала вбок, проделав это совершенно бесшумно.

– Очень-очень ненадежно, друзья мои – пробормотал Юлиус, покачал головой и проскочил внутрь, заранее готовясь дать деру или вступить в драку – по обстоятельствам.

Но помещение, похожее на приемную, было пустым. Голоса стали громче, и выяснилось, что архивная канцелярия разделена минимум на две части. За еще одной дверью – совершенно обычной на вид – раздавались два голоса: мужской и женский. Придвинувшись ближе, мошенник прислушался:

– …Что это за шум, Арагунис?

– Ничего страшного, любовь моя. Всего лишь какой-то чудак решил проникнуть внутрь. Теперь его ищут. Наверняка найдут через пару дней где-нибудь умершего от голода, как и многих до него.

– Они могут нас застать!

– Разумеется, нет. Сюда могут прийти только Брацис или Кроос, больше ни у кого нет доступа. А эти двое достаточно умны, чтобы понимать – шпиону сюда не проникнуть.

Если бы Юлиус не боялся выдать себя, он непременно бы облегченно вздохнул, а так пришлось ограничиться мысленной хвалой Гермесу за то, что мошенник украл нужный комплект одежды. Видимо, не все очки показывали дорогу в архив.

– И почему ты в этом балахоне? Разве я не велела выбросить после того опыта с грязью?

– Я его постирал, – начал оправдываться мужчина.

– Не очень-то похоже!

– Второй балахон так и не принесли из чистки, хотя я точно помню, это должны были сделать сегодня.

– Не важно! Чтобы я больше никогда не видела этот мерзкий предмет!

– Да, любовь моя.

Юлиус почувствовал, что ему становится жарко. Пообещав вскорости обязательно возблагодарить всех богов разом – вряд ли ему помогал кто-то один, – он вытер взмокшие ладони о штаны и тут почувствовал: что-то не так.

– И что это мы тут делаем? – прошептал кто-то ему прямо на ухо.

– Тихо, там что-то замышляют, – не растерявшись, Корпс шикнул на незнакомца и знаком велел прислушаться.

Уловка сработала. Неизвестный наклонился ближе и замер. Разговор между тем продолжился и принял неожиданный поворот.

– Арагунис, ты уже рассчитал время моего появления?

– Конечно, Феломена. Еще несколько выброшенных на берег младенцев, и количество наших сторонников станет подавляющим. Они легко задавят жалкий вой, которые подняли оставшиеся без детей. И как только это случится – пробьет твой звездный час. Ты появишься из пены морской и сойдешь на берег, чтобы покорить весь Пафос. Естественно, все будет сопровождаться громом, молнией и прочими чудесами, доступными науке.

– И глупцы падут пред моими коленями и вручат власть над городом. Не стоило смеяться над бедной девочкой и ее мечтами стать Афродитой, потому что эти мечты исполнятся, – в голосе женщины послышалось плохо скрываемое торжество.

– А сейчас я падаю перед твоими коленями.

Корпс ухмыльнулся, представив это зрелище, но долго предаваться фантазиям ему не дали.

– Вот, значит, как, – вкрадчивым шепотом сказал неизвестный рядом с Юлиусом.

Чувство, что он уже где-то слышал этот голос и интонации, посетило мошенника одновременно с воспоминанием о недавно услышанных словах: «Сюда могут прийти только Брацис или Кроос, больше ни у кого нет доступа…»

Непроизвольно сглотнув, Корпс внимательно посмотрел на своего соседа, и тот в это время – надо же было такому произойти – повернулся навстречу.

– Надо немедленно прислать сюда стражу, чтобы схватить этих заговорщиков и все прояснить… постой-ка! Ты же…

Дожидаться, пока Кроос полностью осознает увиденное, мошенник не стал. Схватил алхимика за волосы и ударил головой об дверь. Противник обмяк, а Юлиус бросился бежать, не обращая внимания на беспокойные крики из комнаты, в которой скрывались заговорщики.

Он пробежал прямо, поднялся по узкой лесенке, которая пряталась в темной стенной нише, миновал еще один коридор… Потом затормозил и с досадой хлопнул себя по лбу. Конечно, спасаться самому – первое дело. Но что будет с беднягой Кроосом, когда его неподвижное тело обнаружат заговорщики? Если им достало хладнокровия умерщвлять младенцев, то долго ли протянет на этом свете помощник главного алхимика? Что-то подсказывало Юлиусу – счет этой жизни пошел на минуты.

Скверно. Становиться невольной причиной смерти ученых не входило в его планы.

Мошенник облизал губы, приложил ладонь к стене – и тут же отдернул ее, камень был неприятно склизким. Оглянулся через плечо. Переступил с ноги на ногу.

Сторонний наблюдатель решил бы, что Юлиус колеблется и решает, повернуть назад или нет. Ничего подобного. Вернуться сейчас в архив было бы неоправданно опасным шагом, если бы он совершал такие – даже из благородных побуждений – вряд ли дожил бы до сегодняшнего дня. Нет, Юлиус Корпс придумывал обходной путь.

Ведь он всегда существует. Многие просто ленятся отпускать свой ум бродить по узким тропинкам неочевидных решений, живут по принципу «Пан или пропал», «прямиком на Олимп или Церберу в зубы». Такого рода лень всегда искренне удивляла Юлиуса и делала его жизнь гораздо легче и приятнее. Когда у большинства людей, с коими тебя сталкивает судьба, за пазухой всего два варианта действий, сам чувствуешь себя героем с десятком путей в запасе, вроде хитромудрого Одиссея.

Решение нашлось. Жаль, что из разряда очевидных – но момент был не из таких, когда можно позволить себе быть разборчивым. Юлиус со всех ног устремился в ту сторону, где мелькал свет и слышались голоса алхимиков:

– Сюда, сюда! – кричал он во все горло. – Кроос нашел! Он в архиве! Их много! Враги вооружены!

Таким способом он надеялся одновременно отправить людей на помощь Кроосу и не дать заговорщикам сбежать. Им будет просто трудно покинуть архив и прилегающие помещения, когда туда ринется толпа алхимиков, вконец одуревших от долгих поисков.

– А мы поищем Гераклида, – бормотал Юлиус, семеня с независимым видом к главному выходу из здания гильдии. – Поищем этого олуха с хороводом безумных менад вместо мозгов. А потом уже – вместе, чтобы без сюрпризов – продолжим.

Мимо мошенника пронесся Брацис, напоминающий всем своим видом грозовую тучу, и вслед за ним – здоровенные парни в серых ученических балахонах, которые раньше сидели возле двери.

Путь наружу был свободен.

Глава двенадцатая.

Руины и пещеры

Если выехать из квартала Гильдии алхимиков через основные ворота и отправиться по накатанной пыльной дороге, она очень скоро выведет через крошечные поля, каменистые плато, поросшие душистыми травами, и тенистые виноградные заросли прямиком в порт. Там ночью и днем перекрикиваются матросы, торговцы и чайки, а также пассажиры, желающие срочно попасть на борт и отправиться за край света.

А если выбраться через неприметную калитку, о которой мало кто знает, кроме местных воров и ветеранов городской стражи, то вы окажетесь на узкой тропинке между оливковыми садами. Идите по ней прямо – перебравшись через два невысоких каменных заборчика и перепрыгнув через ручей, выберетесь на мыс. Справа от него – бухта, куда столетия подряд заходят корабли со всего света, и опытный рулевой на спор приведет в порт судно, закрыв глаза в тот момент, когда маяк острова Кипр только покажется на горизонте. Слева от мыса – неровный берег, изрезанный оврагами, покрытый скалами и редкими кустиками травы.

На пути к берегу путешественнику, если он вздумает избрать эту дорогу, повстречаются руины – серые, изъеденные ветром плиты. Место, надо сказать, пользующееся дурной славой, потому как доброй славой руины храма не могут пользоваться по определению. Вдобавок, никто достоверно не сможет рассказать, в честь какого именно бога или богини когда-то была построена сия монументальность.

…

Вблизи развалины производили не такое гнетущее впечатление. Обломки камней, которые еще пока хранили следы барельефов; песок, разбросанный ветром по внутреннему двору; дикие вьюны, тянущиеся по уцелевшим колоннадам; полузатертые символы, чье толкование терялось в веках.

Никаких особых легенд об этом месте не ходило. И даже призраков здесь отродясь не видели. Однако, вздумай кто-нибудь посторонний пройти сейчас мимо руин, он бы долго потом, отпиваясь вином и вытирая взмокший лоб, рассказывал друзьям и родным о страшном сдавленном голосе, который звал Геракла. «Видимо, перепутал меня с ним», – посмеивался бы рассказчик, смыв первый испуг парой стаканов. «А что, я похож!» – восклицал бы он, расправившись с бутылкой. «Надо пойти и разобраться, чего он хочет!!!» – кричал бы новоявленный герой, проваливаясь в пьяный сон.

Однако никто из посторонних не прошел мимо, а потому не мог слышать сдавленный шепот Юлиуса Корпса, который искал, разумеется, не вершителя дюжины подвигов, а всего лишь своего непутевого друга Гераклида.

– Гераклид! – шипел мошенник, высматривая отнюдь не маленькую фигуру товарища, но никого не находил.

Это чрезвычайно нервировало Юлиуса – талант приятеля попадать в неприятности был ему известен. Одна из них – освобождение инспектора – уже случилась, а беда, как известно, не приходит одна, предпочитая прихватить с собой ещё парочку товарок.

– Куда же ты подевался, толстощекий баран, Орк тебя забери! – в сердцах воскликнул Корпс.

И тут же, чуть дальше по дороге к берегу, послышался сдавленный стон. Мошенник выругался, затем непоследовательно возблагодарил всех богов разом, после чего поспешил на помощь.

Гераклид лежал на животе под чахлым кустиком, который пытался прикрыть необъятное, по меркам растения, тело. Стон, услышанный Юлиусом, оказался первым в длинной череде ему подобных. И с каждым из них отчаяние, звучащее в голосе, возрастало.

Корпс дернул за веревки, которыми руки Гераклида были замотаны за спиной, и принялся распутывать узлы. Однако горе-скульптор, не видя, кто сидит на его спине, примется колотить ногами и брыкаться, решив, что вернулся связавший его противник.

– Тихо, дружок, это я, Юлиус, – прохрипел мошенник на ухо другу и как бы невзначай ткнул его ладонью под лопатку.

Гераклид дернулся в последний раз и успокоился. В награду за это он уже через каких-то пять минут лежал на спине, шумно дышал, смотрел в небо и потирал затекшие ладони, чуть всхлипывая.

– Ну, рассказывай, – Корпс присел на песок, поглядывая на товарища.

– Они связали меня и пытали! – если судить по тону, Гераклид сейчас рассказывал о великом подвиге, а не о поражении.

– Какие еще «они»?

– Ну, он. Какая разница?

– Большая, – отрезал Юлиус, которому резко захотелось связать товарища обратно, да ещё и впихнув в рот кляп для верности. – Он – это, полагаю, инспектор. И как же он освободился?

– Я его развязал. Да, не смотри на меня так! Он сказал, что ты пленил его нечестным образом. Ударом камня. Со спины! – Гераклид осуждающе взглянул на друга. – Героям не подобает так поступать.

Юлиус чуть не взвыл в голос от нахлынувшей досады. Развязать пленника только потому, что его не предупредили, что сейчас будут брать в плен и не дали защититься – это очень похоже на Гераклида.

– Я рад, что ты раскаиваешься, – по-своему оценил выражение лица мошенника товарищ. – Я развязал его и сказал, что сейчас возьму в плен по всем правилам. Ведь я же тебе друг, а значит, должен исправлять твои ошибки. Я понимаю, ты очень спешил, а потому не мог сделать все по совести, но мне-то торопиться было некуда. А дальше он повел себя совершенно недостойно! Поистине, люди взывают к благородству, а сами ничего в нем не смыслят. Это в наш-то просвещенный век! В общем, когда я развязал его и отвернулся на долю секунды, чтобы отложить в сторону веревку, он набросился на меня, оглушил, а затем, видимо, связал.

– То есть теперь, дружок, ты понимаешь, что не всегда следует поступать по-геройски?

– Нет. Быть героем надо всегда. Возможно, это была расплата. Ведь ты первый повел себя недостойно.

Под очередным осуждающим взглядом друга Юлиус прикрыл лицо ладонью и вздохнул. Да уж, как любил повторять Фавн – дурость, помноженная на благородство, самое мощное разрушительное орудие!

– Ладно, – сказал мошенник, поразмыслив. – Сейчас вряд ли стоит искать виноватых. Пора отсюда уходить.

– Может быть, чуть позже? – робко спросил Гераклид, изобразив на лице страдания. – У меня все тело болит от этих веревок. Я сейчас не очень ходибелен, да и к тому же перекусить…

Корпс поднял руку, призывая друга помолчать. Тот – хвала Зевсу! – послушался. Сквозь шум прибоя, крики чаек и свист ветра до друзей донесся человеческий голос.

– Скажи-ка, дружок Гераклид, а если ты не ходибелен, может быть, ты бегателен? —поинтересовался Юлиус. – А то, чует мое сердце, что сюда кто-то направляется и явно не для того, чтобы смазать твои раны и накормить досыта.

Пригибаясь почти к самой земле, мошенник пробрался чуть выше по тропе и разглядел неунывающего инспектора Лавраниуса в исподнем, за которым бежали стражники алхимиков в серых масках.

– Орково отродье, – выругался Юлиус.

Уже не скрываясь, он бросился вниз, на бегу всерьез раздумывая, не наподдать ли Гераклиду, чтобы тот понял всю серьезность происходящего, однако тот и сам с небывалой прытью вскочил на ноги и бросился прочь так быстро, что Юлиус с трудом нагнал его. По скорости тот вполне мог дать фору марафонцам.

Позади раздались восторженные крики – Лавраниус разглядел обидчиков. Инспектор оказался не такой уж дурак, раз решил искать злоумышленников там, где его пленили. А может быть, они просто возвращались, чтобы увести Гераклида, ни ожидая встретить здесь кого-либо еще. Не желая, вопреки собственным словам, вести себя по-геройски, Аквус на полном ходу мчался в сторону берега. Мошенник окликнул его и взмахом руки указал в сторону. Там виднелся черный провал пещеры.

«Она просто обязана иметь другие выходы, – убеждал сам себя Корпс. – Состязаться в чистом беге с охранниками и тренированным инспектором – это безумие. Гераклид сейчас бежит, как горный козел, но уже через пару минут начнет тормозить, плакаться, что у него все болит, а то и вообще встанет. Да и сам я, надо признать, не в лучшей форме, а еще этот дурацкий балахон…»

Балахон и в самом деле мешал бежать. Он был чуть великоват Юлиусу, а потому приходилось приподнимать его, держа руками с боков, чтобы ненароком не наступить на подол. Подтверждением же других мыслей Корпса стало то, что, к тому времени, когда они добрались до пещеры, Гераклид уже дышал так, что заглушал прибой.

– Что остановился? Вперед! – скомандовал мошенник, ныряя в пещеру и увлекая за собой друга.

Не успели волны и трех раз набежать на берег, как следом за друзьями под каменную арку вбежал инспектор, издавая победные крики.

По всей видимости, он вырос далеко от побережья. Либо, когда остальные мальчишки убегали играть на берег, оставался дома, помогая отцу или готовясь к занятиям. Потому что каждый, кто в детстве лазил по прибрежным гротам и катакомбам, обдирая коленки и набивая шишки, знает – залетая в пещеру, жизненно необходимо соблюдать несколько простых правил.

Во-первых, сделав пару шагов, обязательно задержаться хотя бы на мгновение, чтобы глаза привыкли к мраку. Иначе можно споткнуться, налететь на стену…. Конечно, все это может случиться и с теми, кто не соблюдает первого правила, но произойдет это хотя бы не так быстро.

Во-вторых, если ты бежишь за кем-то, в пещеру надо красться буквально на цыпочках, задержав дыхание и уговаривая собственное сердце биться как можно тише. Только тогда у тебя есть шанс услышать эхо шагов преследуемого и понять, в какую сторону он удаляется.

В-третьих, заскакивая в темное и незнакомое место, держи руки вытянутыми перед собой! Лучше поцарапанные ладони, чем расквашенный нос.

– Повезло нам, – выдохнул Юлиус, услышав позади звук удара, крик, а затем – град проклятий. Бедный Лавраниус не знал правил обращения с пещерами, зато его запас цветистых ругательств заслуживал искреннего уважения. – Надо, пока он призывает гнев богов на наши головы, успеть подальше уйти.

– Зачем? – Гераклид пыхтел рядом, крепко держась за плечо друга. – Враг повержен…

Юлиуса так и подмывало прочитать пространную лекцию. Что-нибудь в духе: «Этот человек уже единожды был повержен, но именно благодаря твоему приступу идиотского благородства теперь он гонится за нами…» Или: «Мы не первый день знакомы. Скажи, сколько раз твои умозаключения касательно наших противников оказывались справедливыми?» Или даже: «Закрой рот и молча иди за мной, гарпии тебя раздери! Я бы с удовольствием оставил тебя, толстый человекоподобный якорь, если бы не был уверен, что ты раньше времени разболтаешь тайну первому встречному, и вот тогда всем придется действительно жарко…»

Но одной из первых заповедей, которые Фавн вдалбливал своим ученикам, было: «Упаси тебя Гермес произносить речи, когда за тобой гонятся, когда ты спасаешь прекрасную деву и когда ты готовишься вонзить кинжал в горло злейшего врага… Жизнь хитреца, вора или мошенника вообще не предназначена для лишних слов: чем меньше ты будешь болтать, тем больше у тебя шансов дожить до старости. И уж тогда, вечером у камина, ты можешь вдосталь поговорить – за всю предыдущую жизнь». Воистину, если бы этим нехитрым правилам следовали не только воры и пройдохи, но также боги и герои, то последним бы удавалось прожить куда как дольше.

Поэтому Юлиус молча взял Гераклида за запястье и потащил его дальше, ведя пальцами другой руки по стене темного прохода, чтобы не пропустить неожиданный поворот.

Друзьям везло. Пол коридора был до того ровный, что даже Гераклид почти не спотыкался, пока не встречалось ни острых сталагмитов, ни узких мест, где пришлось бы протискиваться. А льющийся сверху из редких трещин свет и вовсе делал побег приятной прогулкой. Даже Юлиус уже собирался замедлить шаги и немого отдохнуть… как откуда-то сзади и слева послышался собачий лай. Инспектор оказался хорошим противником.

Если бы с ним не было Гераклида, Юлиус наверняка попытался бы ввинтиться в первый же узкий лаз, попавшийся на пути, завалить его камнем и продолжать путь в относительной безопасности. Либо занялся бы изучением потолка, нашел место, где сверху свисают корни растений – или, на худой конец, сталагмиты – и попробовал зацепиться за них. Если бы ему удалось продвинуться на пару десятков метров, ни разу не наступив на землю, собакам пришлось бы сложно. Однако эти прекрасные методы решения проблемы никуда не годились, пока рядом был Аквус.

Тот еще даже не понял, какая опасность им грозила.

«Хорошо хоть, что Лавраниус не услышал, в какую сторону мы ушли. Можно радоваться, что за нами гонится не вся свора специально обученных ищеек, а половина. Или треть», – Юлиус считал, что в каждой ситуации следует находить плюсы. Любые обстоятельства легче переносятся, если смотреть на них с радостью. Даже если доля твоей радости не больше виноградинки в сухой неурожайный год.

– Тьфу ты, – Гераклид рядом подпрыгнул на месте. – Тут на полу лужа.

– Глубокая? – Юлиус носил проверенные временем ботинки из провощенной кожи, поэтому обычно не обращал внимания на слякоть под ногами.

– По щиколотку, – судя по плаксивым интонациям в голосе, его друг был расстроен по поводу неожиданной «водной преграды» даже больше, чем после своего неудачного деяния по правильному захвату врага в плен. – Теперь мы промочим ноги. А мама всегда говорила мне, что промочить ноги – самое неприятное! Теперь у нас будет насморк, больное горло…

– Зато, дружок, у нас не будет покусанных пяток и порванных штанов! – мошенник расплылся в улыбке.

Пол в коридоре понижался, вода уже дошла до середины голени – если так пойдет и дальше, собаки потеряют след напрочь. Оставалось только молить Гермеса, чтобы лужа оказалась достаточно большой.

У богов хорошее чувство юмора.

Иногда – слишком хорошее.

Когда через полсотни шагов вода дошла до середины бедра, Гераклид стал артачиться и предлагать вернуться назад, поискать другой коридор, не такой мокрый. А пол все продолжал понижаться. К тому же света не стало совсем, осталась только чернильная темнота, хлюпанье под ногами и осколки эха за спиной, собачий визг, лай и перекликающиеся голоса преследователей.

Юлиус задумчиво сунул руки в карманы балахона. Вдруг там завалялось огниво? Это было бы логично – алхимикам часто требуется огонь во время работы… Но ничего полезного не нашлось, а очки были, к сожалению, абсолютно бесполезны в нерукотворных лабиринтах. Самый подходящий момент для того, чтобы расстроиться, но тут Юлиус замер. Впереди вода как будто блестела.

– Ты это тоже видишь? – дернул мошенника за рукав Гераклид – Вода словно светится…

Юлиус быстро пошел вперед, на втором шаге провалился по пояс, сделал глубокий вдох и сунул голову под воду. Впереди виднелось овальное пятно бледно-зеленого цвета.

– Придется нырять, – сказал Корпс, обернувшись к другу. – Там проход наружу, который больше похож на проплыв, но не в нашей ситуации быть разборчивыми.

– Я не очень люблю плавать, – заметил Гераклид и насупился.

Вдалеке слышались крики преследователей, но с каждой секундой они становились все ближе, а потому Юлиус схватил друга и потянул в воду.

По счастью, Гераклид не сразу сообразил, что происходит, а потому сопротивляться начал, когда они уже успели проплыть достаточное расстояние. Если быть более точным, то греб всего один, таща за собой барахтающуюся ношу, в воде ставшую – хвала Посейдону! – чуть более подъемной.

По несчастью Аквус, позоря свою фамилию, действительно не любил, да и не умел плавать. Мало того, от неожиданности он не успел толком набрать воздуха, а остатки его растратил, когда начал бешено вырываться из рук Корпса.

Но «проплыв» был уже близко, а потому Юлиус надеялся, что они успеют. Мощно отталкиваясь ногами и одной рукой, он приближался к нему, таща в другой руке вертящегося и пускающего пузыри Гераклида, когда его кто-то резко дернул назад. От неожиданности мошенник разжал руку, выпустив друга, и тот заметался, замутив воду настолько, что невозможно было ничего разглядеть дальше собственного носа.

«Да за что мне все это?!» – вопросил Юлиус Корпс у богов, попытавшись схватить Гераклида снова.

Рука нащупала волосы, потянула к себе и тут же резко отдернулась, лишь только перед лицом Юлиуса мелькнул их обладатель, взмахнув рыбьим хвостом. Заостренные уши, огромные глаза на плоском лице и дикая улыбка, демонстрирующая тонкие, как иглы, зубы.

Теперь уже заметался сам мошенник. На мгновение у него мелькнула мысль бросить Гераклида и спасаться самому, тем более что вожделенный свет был уже совсем рядом. Неизвестно, сделал бы он так или нет, но Аквус, словно почуяв опасность, поразительно проворно для начинающего подплыл ближе и, продемонстрировав глаза не меньше, чем у недавнего морского чудовища, первым нырнул в яркое пятно. Юлиус последовал за ним и уже через несколько секунд они с Гераклидом, откашливаясь и выплевывая воду, сидели на камнях.

Отдышавшись, Корпс заметил, что пока наружу выбраться все же не удалось. Водоем находился в круглом гроте, а свет лился из большой трещины на потолке. Оттуда же доносились крики чаек, шум волн и задувал легкий ветерок. Вокруг озерца стояли три колонны, которые поддерживали свод пещеры. Еще одна лежала рядом с водой, разломанная на несколько частей. Юлиус наклонился и внимательно посмотрел под ноги. Пол явно был рукотворным: ровные квадратные плиты из темного и светлого камня. Заброшенный храм, судя по скромным размерам, посвященный какому-то мелкому божеству. Скорее всего, морскому. Воздух здесь был гораздо свежее, чем затхлый пещерный, иглозубая тварь не спешила лезть из озера наружу, а если поискать… Юлиус мечтательно прикрыл глаза. В руинах зачастую можно обнаружить массу интересного! В общем, если закрыть глаза на то, что они по-прежнему окружены каменными стенами, можно было вполне наслаждаться жизнь.

– Ты хотел утопить друга! – простонал Гераклид, сделав интонации настолько обвиняющими, что обладай они хоть какой-нибудь силой, Юлиус должен был умереть на месте.

– Между прочим, я тебя спас, дружок – заметил Корпс. – Ты что, не видел то странное создание с зубами-иголками и рыбьим хвостом?

– Кого?!

Аквус в один прыжок оказался на ногах, а через мгновение уже прижался к самой дальней стенке грота. Откуда столько силы и грации в этом еще недавно усталом и неповоротливом теле – оставалось только гадать.

С опаской глядя на успокоившуюся воду, Гераклид встретился со скептическим взглядом Корпса. Придав лицу выражение невозмутимости, он демонстративно постучал по стенке и прижался к ней ухом.

– Да нет там никого, милый, – раздался похожий на скрип голос.

Беглецы вздрогнули, переглянулись и медленно повернулись в ту сторону, где находился говоривший.

Поначалу Юлиус не смог понять, кто же прячется в храме помимо них. Лишь через минуту ему удалось разглядеть, что из каменной стены торчит сморщенная старушечья голова. Прямо под ней был выступ, который, проявив фантазию, можно было принять за окаменевшее тело.

– Ока… меневшая ба… бабушка, – выдавил из себя Гераклид, зикаясь и постукивая зубами. По-видимому, лимит неожиданных встреч и странных событий на сегодня для него был исчерпан.

– Бабушка. Давно так меня не называли, – в голосе собеседницы прорезались кокетливые нотки. – Да еще и чтоб такой молодой, юный, прямо-таки пышущий здоровьем. Жаль только, жить вам недолго осталось.

Подобные пророчества Юлиусу доводилось слышать не раз. И не два. Да и вообще, давно уже можно было сбиться со счета, сколько раз многочисленные недооракулы пытались предсказать гибель мошенника, а тот с постоянным упорством опровергал их слова. Но еще ни разу это не было сказано так, как сейчас. Сочувственно, абсолютно уверенно и с толикой фатализма в голосе. Отчего-то Юлиус подумал, что некто, вживленный в стену, имеет куда больше прав на подобные слова, чем разного рода стражники и обманутые богачи, которые предрекали ему смерть до этого.

– Почему? – тем не менее спросил он.

– Так вы ж ее младенцами накормили, вот она и проснулась, – казалась, если бы руки были не окаменевшими, то ими непременно всплеснули бы.

– Кто накормил? – упавшим голосом спросил Гераклид. – И, главное, кого накормили?

– Ее, – расплывчато ответила бабушка. – Так что бежать вам надо бы. Так, может, пока и уцелеете. Она еще силу не набрала, на берег не суется.

– И как же бежать? – поинтересовался Юлиус, который старался не дать мозгу осознать то, что он неизбежно вскоре должен был понять.

– Так вон он, выход!

За неимением рук старуха махнула головой, и на противоположной стене Юлиус увидел что-то вроде ступенек, которые вели до самого верха, прямо к трещине в потолке. В том месте она была достаточно широкой, чтобы даже Гераклид попробовал пролезть. Оставался еще, конечно, вопрос о том, как он до этой трещины доползет, но Корпс разумно полагал, что если предложить другу выбор: оставаться здесь со считающей его милым головой старухи или подниматься вместе с Юлиусом… Совершенно понятно, что именно решит Аквус, тем более что в свое время он уже сбежал от одной, считающей его милым старухи, которая приходилась Гераклиду матерью.

Однако именно в этот миг торжества и предвкушения свободы мысль «что-то не так» догнала Корпса со всей своей определенностью. Он попытался осмыслить пару фактов – фиктивное появление Афродиты и настоящее жертвоприношение настоящих же младенцев. Затем к этому прибавились слова алхимиков о том, что где-то здесь спит настоящее зло, которое можно разбудить. А после слова старухи о том, что кого-то разбудили и накормили детьми.

Не нужно было обладать большим интеллектом, чтобы сложить все это вместе. Наверняка даже казавшийся тупоголовым инспектор Лавраниус справился бы, знай он то, что узнал Юлиус Корпс.

Мошенник поднял глаза к потолку и, чувствуя, как под воздействием прохладного ветерка и мокрого балахона приближается простуда, меланхолично поинтересовался:

– Ну, и за что мне это все, а?

Ответом Юлиусу стал мерзкий смешок старухи.

Глава тринадцатая.

Эксперименты и жертвы

– Боги отняли твой разум! – Гераклид сокрушенно покачал головой и взглянул на Юлиуса с такой смесью жалостливого сочувствия и отвращения, как будто тот умер и уже начал разлагаться.

Мошенник и сам не очень понимал, что мешает ему без лишних разговоров выбраться из развалин, не медля ни секунды, направиться в порт и отплыть на ближайшем корабле. Куда угодно. Лишь бы к ночи оказаться подальше от Кипра.

С другой стороны, если он так поступит… Можно ли будет вернуться когда-нибудь на этот благословенный остров? Или морское чудовище, невольно разбуженное глупой самовлюбленной женщиной и алхимиком-предателем, превратит Кипр в руины, а прибрежные скалы будут стенками чаши, которая наполнится кровью местных жителей?

Конечно, безопасно сидеть на другом берегу моря и каждый день читать в газетах о новых жертвах и разрушениях. «Закат Кипра», «Чудовище терзает остров», «Кровавые слезы Афродиты»… – писцы выдумают и не такие красочные названия для своих творений. И Корпсу останется только гадать, все на самом деле настолько плохо, или половина описанных кошмаров – плод излишне живого воображения авторов?

Юлиус ненавидел обладать недостоверной информацией и очень любил оставаться на пике ситуации, если имел шанс повлиять на нее. К тому же, он чувствовал долю ответственности за происходящее – инспектор Лавраниус был послан для расследования именно этого дела, а теперь вместо того, чтобы препятствовать детоубийцам, тратил время и усилия на Юлиуса. Поэтому тот не пожелал внять голосу осторожного разума в устах Гераклида.

– Нет, дружок, мы останемся здесь.

– Зачем? Ты не заболел? Подвергать свою жизнь опасности,…. а главное, не заботиться о жизни собственного друга – это явно вопреки всем законам морали и логики!

– А как же возможность свершить подвиг? – Юлиус усмехнулся. – Как же спасенные жизни людей? Возможность попасть в курс истории за четвертый класс, как раз на те страницы, где помещаются примеры борьбы героев с порождениями Хаоса?

Аквус оттопырил нижнюю губу, украдкой взглянул на старуху и, придвинувшись к Юлиусу поближе, жарко зашептал ему в ухо:

– А вдруг она обманывает? Пытается воспользоваться твоими возвышенными порывами и оставить здесь навсегда?

– Конечно, дружок. Именно поэтому указала нам путь наверх и предложила бежать. Но, если ты так хочешь, давай расспросим ее подробнее.

И, не обращая внимания на Гераклида, который испуганно зашикал и уцепился за край балахона, Юлиус двинулся к говорящей голове.

Вблизи «бабушка» производила более устрашающее впечатление. Место перехода плоти в камень было покрыто струпьями и блестело от жидкой грязи. Улыбка, которая, казалось, прилипла к лицу старухи, обернулась оскалом, будто бы кто-то перетянул кожу в одну сторону. «Камнем защемило», – подумал Корпс и тут же поразился собственному хладнокровию, устыдился его и неожиданно для себя спросил ласково, по-доброму:

– Кто ж тебя так?

– Алхимики, – голова продолжала скалиться. – Я, понимаешь ли, неудачный эксперимент. Редкий образец. У них почти получилось превратить человека в статую. Потом меня вроде как собирались превратить обратно, да только сначала одно не получилось, а потом второе. Так и стою тут. Раз в год сюда новеньких приводят, чтобы показать, что бывает в том случае, если неправильно рассчитаешь количество ингредиентов.

На миг Юлиусу померещилась в поблескивающих полубезумных глазах тоска. Но затем наваждение схлынуло, а старуха вновь рассмеялась.

– Меня-то она тронуть не может. Да и не хочет. Я ведь с ней разговариваю, а то с кем еще? Не с едой же, вроде вас.

– Кто не трогает? – мошенник подался вперед.

Голова многозначительно закатила глаза и промолчала. Затем вновь посмотрела на Юлиуса и подмигнула ему весьма игриво. Будь на ее месте живая дама, Корпс мгновенно подмигнул бы в ответ, но сейчас он вздрогнул и поежился.

– Из воды приходит, в воду уходит. Младенцев пожирает, силу набирает. Кормят на убой, наступает прибой. Время настанет – мстить станет.

Проговорив этот странный стишок несколько раз очень быстро, почти скороговоркой, старуха умолкла и посмотрела на Юлиуса.

Тот отстраненно подумал про существование дурной привычки неумелых оракулов выдавать свои пророчества в неумелых же стихах. Как будто им кажется, что слова, завернутые в рифму, куда весомей. На взгляд Юлиуса Корпса, стихотворные предсказания отдавали дешевым театром, хотя даже там слова лучше друг с другом сочетались, и уж рифма «настанет-станет» вряд ли могла быть озвучена.

– Ты нас не пугай и не стращай. Мы с Юлиусом вдвоем сейчас возьмем и уйдем, – Гераклид победно улыбнулся, а мошенника передернуло.

Он очень надеялся, что Аквус и сумасшедшая каменная бабка не начнут сейчас соревнование поэтов – от плохих Юлиусу становилось дурно, как от несвежей рыбы.

– Никуда мы не уйдем, – сказал он, надеясь тем самым повернуть мысли друга в иное русло. – Останемся здесь и попробуем разобраться, что же происходит в этой обители сумасшедших.

– Вот именно, – проникновенно и тихо сказал Гераклид. – Обитель сумасшедших. Наилучшее место, чтобы помереть молодым и в полном расцвете сил.

Юлиус вздохнул, заметив, что голова после слов Аквуса закивала.

– Скоро уже, – заметила она и тут же испуганно замолчала, словно выдала тайну.

– Не знаю как ты, а я помирать не собираюсь, дружок. Как ты заметил, до сих пор мы спокойно уходили от опасности.

– Спокойно?! – Гераклид завизжал. – Меня связали, истязали бегом, пытались утопить – и это ты называешь «спокойно»?! Я хочу в нормальное место, где нет монстров, где нет ничего странного, где вкусно кормят и есть мягкая постель.

Аквус шумно задышал и покраснел. Глаза сузились и превратились в две тонкие щелочки из которых, казалось, того и гляди полетят молнии, не хуже, чем у Зевса. Словно разъяренный кабан стоял перед Юлиусом, и невозможно было угадать, что он сейчас сделает: бросится на мошенника или же, ощерившись, отступит.

– Хорошо, дружок. Можешь идти.

Корпс отвернулся и сел на мозаику пола, всем своим видом показывая, что разговаривать более не намерен. Что никакого Гераклида Аквуса здесь нет, а дела, предстоящие Юлиусу, требуют куда большего внимания, чем какой-то горе-скульптор, вздумавший поорать.

– То есть как? – опешил Гераклид, и вся его злость, которая готовилась вылезти наружу, куда-то исчезла. – Ты меня просто так бросаешь?

– Я – нет, – Юлиус не оборачивался. – Это ты меня решил бросить. Я тебя не виню. Тебя ожидают куда более важные дела. В мире множество подвигов, которые ты можешь совершить, а я, уж так и быть, попробую разобраться, что здесь происходит. Уверен, что ты самостоятельно сможешь выбраться из грота. Тебе, дружок, и не такое под силу…

– Подожди! – оборвал его Аквус. – То есть ты меня называешь трусом?

– Нет-нет. Ты не трус. Но твоя жизнь, безусловно, настолько ценна, что ей не стоит жертвовать неизвестно где, да еще и в битве неизвестно с кем. Тут ведь даже никакого историка нет, чтобы записать твой подвиг.

Гераклид молчал, а Юлиус внутренне усмехался. Естественно, отпускать друга он не собирался. В одиночестве тот был куда более опасен, чем рядом с мошенником. К счастью, порция лести, сдобренная смирением, оказала благотворное влияние.

– Я могу помочь тебе, – нерешительно заметил Аквус.

– Не стоит, я не хочу тебя утруждать.

– Нет-нет! Я настаиваю. В конце концов, есть и маленькая часть моей вины в том, что мы здесь оказались.

– Маленькая?!

– Думаешь – больше? – с сомнением спросил Гераклид.

– Нет, что ты, дружок. Не маленькая, а мельчайшая.

– Ну, вот я ее и искуплю. И потом, ведь друг не может не спасти друга, – Аквус подошел к Юлиусу и патетично положил руку на плечо. – Вставай, нам нужно подготовиться к битве.

– Я думаю, что лучше все же для начала спрятаться.

– Спрятаться? Но подобает ли героям так поступать? А как же встретить врага в открытом бою, посмотреть в его мерзкие глаза и призвать к ответу за преступления?

Корпс вздохнул. Что называется – от Сциллы к Харибде.

– Нужно провести разведку. Мы еще не знаем, каков наш противник. Ничто не мешает потом выйти из засады и вызвать его на поединок. Пойдём, поищем укрытие.

Юлиус встал и направился у дальней стене грота. Рядом с ней лежали обломки колонн – на худой конец, за каждым мог вполне спрятаться человек. Не самое надежное убежище, но лучше, чем ничего. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что разломанные колонны – лишь первое из убежищ, коих руины предлагали в достатке. Ниши в стене, в которых раньше, по всей видимости, располагались статуи местных божеств. Две арки темных коридоров.

«Отлично», – Юлиус заглянул в один. Оттуда тянуло сыростью, пахло водорослями и тухлой водой. Второй коридор начинался с небольшого порожка, был шире и нравился мошеннику гораздо больше. Он нырнул под арку и двинулся по туннелю, решив исследовать его подробнее. Вдруг сзади раздался смешок. Сдавленный, тихий и донельзя ехидный. Аквус так точно не смог бы.

Юлиус замер. Почему смеется старуха? Просто из вредности? Или ее веселье связано с тем, что мошенник зашел именно в этот коридор?

Он медленно достал из кармана очки алхимиков и водрузил на нос. Ну, конечно.

На стенах виднелись знаки, такие же, как и в здании гильдии. «Да-а, мы бы здорово преуспели, спрятавшись в проходе, который связан с алхимиками. Особенно если учесть, что один из этих самых алхимиков выбрасывает в море младенцев, а другие, во главе с инспектором, хотят нас поймать», – Юлиус развернулся и осторожно пошел назад, старательно обходя знаки-ловушки и вознося благодарность Гермесу за то, что раньше не успел наступить ни на один из них.

– Ты быстро вернулся, – по всему было видно, что Аквус решил принять деятельное участие в поисках убежища. Он устроился на берегу озера – подальше от старушки, подпер щеку кулаком и с волнением следил за другом. – Нашел?

– Нет еще, – Юлиус поправил очки и заглянул в сырой коридор. Ни пентаграмм, ни ловушек, ни знаков. – Тот коридор совсем короткий. Еще там на полу скорпионы. И ядовитые змеи.

Последнее было добавлено, чтобы, ни дай Зевс, наивный герой не ринулся исследовать опасную дорогу. Фантазия у алхимиков хорошая, поэтому ловушки их славились разнообразием самый гадких последствий для здоровья того, кто неосмотрительно наступил на маленький знак сомкнутых фиолетово-красных челюстей. Отравленные иглы и резаки из прочнейших сплавов, в доли секунды выпиливающее в подошве ботинка – а заодно и в ступне – ровнехонькие круглые отверстия, миниатюрные капканы, клей, рычаги, приводящие в действие трубы-оглушалки… В общем, как обычно. Где-где, а в деле защиты и нападения последние достижения техники использовались особенно рьяно.

Оставив Гераклида, который в ужасе уставился на разверстый зев опасного прибежища ядовитых тварей, переваривать полученную информацию, Юлиус зашагал во тьму, ожидая, не засмеется ли мерзкая старуха снова. Но жертва неудачного алхимического эксперимента молчала. Под ногами хлюпала жижа, стены были покрыты толстым слоем слизи, а габариты коридора внушали серьезные опасения в том, что Аквус здесь пролезет. «Без хорошего пинка – точно не пролезет», – подумал Юлиус, однако твердо решил, что появления неприятелей будет ждать именно в этом тоннеле. В лучах скудного света, проникающего едва ли на десяток шагов вглубь коридора, укрытие выглядело отвратительно, а пахло – еще хуже, однако отточенный нюх на укромные убежища говорил мошеннику: вот то, что ты ищешь.

Выбравшись обратно в пещеру, Юлиус несколько мгновений соображал, как заставить друга лезть в вонючий коридор с великолепным шансом вновь промочить ноги, но тут от стены к стене заметалось эхо. Эхо шагов.

У мошенника поначалу пересохло горло – он решил, что это некто идет прямо за ним по пятам, но спустя мгновение понял, что шаги доносятся из прохода с ловушками. Между тем Гераклид, продолжавший скучать у озера, казалось, ничего не слышал.

Сюда! – позвал его Корпс громким шепотом.

А? – откликнулся Аквус громко.

Сюда иди! – повысил голос Юлиус.

Медленно и неохотно Гераклид встал и направился к мошеннику. Тому очень хотелось прикрикнуть на эту черепаху, которая уж точно никогда не убежит от Ахилесса, но Юлиус отлично знал, что стоит только повысить голос – и начнется. Гераклид остановится; Гераклид обидится; Гераклид недовольно покачает головой; Гераклид начнет громко возмущаться и спрашивать, почему это друг относится к нему, как к слуге. Нет, в такой ситуации лучше было потерпеть и помолчать.

– Как тут воня…

Закончить фразу мошенник не дал. Теперь Аквус был уже под рукой, потому можно было этой самой рукой и заткнуть ему рот, пока он не привлек внимание тех, кто приближался по соседнему коридору.

– Тихо, – прошептал на ухо другу Юлиус. – Слушай и смотри.

Гераклид на удивление послушно кивнул и замер. Возможно, что-то в голосе Корпса заставило его поверить, что происходящее серьезно.

Прошло совсем немного времени, как из прохода появилась женщина в очках алхимиков. Сдернув их с изящного носа, она на секунду остановилась на пороге и дала возможность рассмотреть себя.

Длинные вьющиеся волосы черного цвета. Прямая осанка и узкие бедра, что отдельно подчеркивала облегающая туника. Высокий рост придавал тонкой фигуре ощущение воздушности. Казалось, что одна из нимф по неведомой прихоти решила посетить этот старый заброшенный грот.

Однако вряд ли нимфы обладают таким лицом. Его можно было бы назвать красивым, если бы не наполненные ненавистью глаза и тонкие, презрительно поджатые губы. В своей жизни Юлиус Корпс немало повидал подобных лиц, и все их обладатели оказывались порядочными стервозами.

Следом за женщиной появился высокий мужчина, который двигался чуть более суетливо, чем надо. В руках он нес сверток, завернутый в ткань, и покачивал его при движении. Стоило незнакомцу остановиться, как раздалось причмокивание и неразборчивое бормотание.

– Он неправильно держит младенца, – прошептал Гераклид.

Юлиус вздрогнул. «Младенец? Точно!»

– Моя мама всегда говорила, что мужчины держат младенцев неправильно. Они несут их, как вещь. В то время как женщина, даже если у нее нет своих детей, всегда возьмет его, как это необходимо. Потому что у них это в крови.

– Помолчи, дружок, – прервал мошенник лекцию. – Если верить здешней статуе, то жить младенцу осталось недолго.

– Ужас, – благоговейно протянул Аквус, но намерения бежать и спасать ребенка от страшной участи – хвала богам! – не проявил.

Меж тем старуха из камня очень обрадовалась посетителям.

– Ой, а кто это у нас сегодня? Мальчик или девочка? Как зовут? Ну, дайте же мне посмотреть на лялечку, – затараторила она.

– Заткнись! – вскользь бросила женщина и повернулась к спутнику. – Арагунис, почему нельзя выбрасывать их мертвыми?

«Арагунис! – мелькнуло в памяти Корпса воспоминание. – Мужчина, который был за дверью. А женщина, видимо, Феломена».

– Причина смерти должна быть естественной, – Арагунис начал с менторской интонацией, но под взглядом спутницы сбился и заговорил торопливо. – Алхимики могут установить, от чего именно умер младенец. А для нас, как ты понимаешь, важно, чтобы ребенок именно захлебнулся.

– Ладно. Только давай покончим с этим поскорей.

– Хорошо, Феломена.

И Арагунис направился… прямо к тому проходу, в котором прятался мошенник с другом.

Мысли Юлиуса лихорадочно заметались, пытаясь найти выход. Коридор имел выход к морю. Может быть, что-то вроде проплыва, который привел друзей в этот грот. Значит, Арагунис совершенно точно пройдет до конца. И спрятаться на этом пути, насколько понимал Корпс, негде. Прижаться к стене и остаться незамеченным было бы можно, если бы мошенник прятался один, но Гераклид своим присутствием затруднял любые маневры.

«Что же делать? Где же выход?» – спрашивал себя Юлиус.

Меж тем старуха начала посмеиваться. Мерзкое хихиканье переросло в хохот. Мужчина остановился и обернулся к голове.

– В чем дело?

– Теплее, теплее, – выдала старуха и вновь расхохоталась.

Переглянувшись со спутницей, мужчина уже почти подошел к самому коридору, как вдруг снова раздалось эхо шагов. Только в этот раз уже не шли, а бежали.

– Ну, а это кто еще такой? – устало прошептал Корпс и резко поднял указательный палец вверх, предостерегая Гераклида, который собирался что-то ответить. Слова сработали на этот раз быстрее мысли.

«Старею, что ли?» – с ужасом подумал Юлиус. – Или просто слишком много событий на один день?» Из соседнего коридора раздался торжествующий вопль инспектора Лавраниуса.

– Стоять! – судя по хору голосов, инспектор прибыл с неплохим подкреплением.

– Нет, это вы стойте! – для того, чтобы перечить превосходящим силам противника, нужно обладать недюжинной силой духа. Феломена оказалось весьма смелой женщиной. – Еще один шаг, я имею в виду любого из вас, и мой друг перережет младенцу горло! Причем, правитель города будет в ярости, если вы позволите так просто убить его внука!

– Вам и вправду нужна кровь невинного младенца на ваших руках? – тут Юлиус узнал уверенный голос Брациса. – Не боитесь, что на вас натравят гарпий? Даже одной хватит, чтобы превратить остаток вашего существования в вечное страдание. Но я верю, что правитель Валлис не пожалеет денег на разговор со стаей мерзких тварей, лишь бы отомстить похитителям. Так что если хоть волос мальчика упадет с его головы…

– Ни шагу, идиот! – женщина перешла на визг. – Не пугай меня пустыми словами! Какой волос может упасть с лысой головы младенца?

«Она же вам зубы заговаривает, – тоскливо подумал Юлиус. – А вы ее слушаете, вместо того, чтобы броситься вперед всей толпой и схватить сумасшедшую и предателя. Ребенка они вряд ли успеют убить, у алхимика нет с собой оружия, а если его уронить… ничего страшного, всех нас роняли на пол в детстве. Кого-то реже, кого-то чаще…» И мошенник украдкой покосился на Аквуса.

Но инспектор, очевидно, не обладал должным опытом в переговорах, поэтому не командовал атаку. Юлиус уже было прочистил горло, чтобы выкрикнуть сигнал к наступлению, имитируя голос Лавраниуса, но не успел. Из грота донесся громкий плеск, как будто с потолка в озеро сорвалась каменная глыба, женский визг, вздох удивления – и секундой позже отчаянный плач.

Правда, через мгновение и он затих.

Глава четырнадцатая.

Герои и чудовища

– Тщ-тштш, – по пещере расползся шепот. Выскользнул на берег озера, пронесся над головой Феломены, окружил Лавраниуса и алхимиков, погладил по спине похитителя с ребенком на руках и растаял над головами спрятавшихся друзей. – Тихо-тихо, что за плач? Что за слезы? Что за люди? Молчите, первой буду говорить я.

Юлиус понял, что сейчас его не заметят, даже выйди он из тоннеля прогулочным шагом. Поэтому он молча показал кулак Аквусу – в надежде, что тот правильно истолкует этот жест – и скользнул вдоль стены к свету. Нагнулся. Осторожно высунул голову из-за каменного выступа.

– Аид меня забери… – пробормотал Брацис.

Рядом с ним молоденький ученик судорожно сглотнул и стал заваливаться набок, потеряв сознание. Инспектор закашлялся, пытаясь что-то сказать, но слова не желали покидать его горло, отсиживаясь внутри бульканьем и бессильным клекотом. Феломена замерла, как натянутая струна, боясь обернуться.

За ее спиной из воды поднималось нечто. Сначала Юлиус принял это за ожившую массу воды, потом прозрачный кокон рассыпался на брызги, и на берег шагнула она.

Длинные ноги с сильными бедрами выглядели почти по-человечески, если не считать слишком широких коленей. На язык просилось слово «колченогая», но в данном случае оно прозвучало бы слишком грубо. Вульгарно. Материалистично. При всей «тяжести» нижней части тела она казалась не массивной. Скорее, невесомой. Прозрачной. Будто это не плоть из мяса и костей, а водная зыбь, гребень волны, туман над морем в зимнюю ночь. Вздрогнет и уплывет прочь, раздробится на облако мелких брызг.

Юлиус сморгнул. Встряхнул головой. Наваждение было слишком сильным, глаза отказывались верить в то, что они видели. Противоречие между материей и иллюзией было настолько велико, что к горлу подкатывалась тошнота. Начинали дрожать руки, хотелось отвернуться, закрыть глаза и не видеть ничего. Однако взгляд будто примерз к этой твари, она поймала его, как рыбак, на невидимую леску, сотканную страха и любопытства.

Выше талии у нее была голубовато-белая кожа, сквозь которую просвечивали зеленые и синие дорожки вен. Еще выше – покатые плечи, длинная шея и по-детски тонкие ручки. Правда, ладони были непропорционально широкими, как будто к изящным женским запястьям Посейдон ради шутки прикрепил ласты или плавники, отобранные у крупной рыбы. Между пальцами трепетала прозрачная сиреневая кожа.

Мошенник не хотел смотреть ей в лицо. Но пришлось. Ради справедливости стоит заметить, что он сдался предпоследним. Лишь Феломена продолжала стоять к твари спиной, закрыв глаза, и мелко дрожала.

Прозрачные, как тихая заводь, зеленовато-серые глаза. Огромные, навыкате, с продолговатыми зрачками, которые пульсировали, сжимаясь до песчинки и расширяясь до размеров крупного яблока – тогда они заполняли чернотой все пространство между веками и становились похожи на провалы в глубину, откуда не выплыть. Никогда. Спутанные серо-коричневые волосы, больше напоминающие водоросли. Чересчур высокие скулы – четыре скулы, мимоходом отметил Юлиус, по две на каждую щеку, хотя разве это сейчас важно? – и тонюсенький, почти безгубый рот. Массивный подбородок – казалось, он должен был перевешивать, слишком тяжелый для тонкой шеи и изящной головы.

Сквозь одну щеку просвечивала пульсирующая красная слизь. На другой был легкий румянец. Тварь улыбнулась и вновь заговорила.

– Наконец я могу выразить свое почтение, милые человечки, – она ухмыльнулась, и Юлиус увидел десятки мелких игольчатых зубов. «Родственница того страхолюдища из „проплыва“, которого мы встретили по дороге сюда? – подумал он. – Или…?» При мысли о том, что он проплывал в метре от этой твари, мошенника передернуло. Сзади завозился Гераклид.

– К-к-к-к… кто ты? – инспектор наконец совладал со словами.

– Ламия, – тварь мило улыбнулась. – Но если ты, человечек, подашь мне руку и проводишь в город, я позволю называть меня просто Ла. Как песня. Как волна, которая смоет весь город. Весь Кипр. Он слишком долго пробыл наверху. Пора вернуть остров туда, откуда он поднялся. Да, и благодарю за свежую кровь. Она здорово подкрепила мои силы. Кто из вас придумал мне помочь? Ты?

– Ты слишком самонадеянна, – подумать только, нервы у Феломены были покрепче инспекторовых. Фраза получилась с первого раза. – Кто сказал, что младенцы предназначались тебе?

Ламия опешила. Если только морское чудовище может опешить в принципе. Сбоку раздалось мерзкое старушечье хихиканье:

– Ахиллес погнался за одной черепахой, а поймал – обеих! Хи-хи-хи!

«А ты-то куда, дружок? – тоскливо подумал Юлиус, отстраненно наблюдая, как мимо него протискивается Аквус с горящими щеками и пылающим взором. – Окончательно свихнулся, что ли..?»

– Ты прекрасна! – вскричал Гераклид, появляясь из прохода.

Его появление удивило всех. Феломена приподняла правую бровь, Ламия оскалилась в некоем подобии улыбки, Лавраниус пробурчал под нос что-то про «назойливых толстяков» и потер шишку на лбу, а Брацис, Арагунис и охранники удивленно переглянулись.

– Простите, это вы мне? – спросила Феломена.

– Нет, – покачал головой Аквус.

– Может быть, мне? – хмыкнул Лавраниус.

– Нет, не вам. Ей.

Как оказывается, можно очень много сделать лишь одним маленьким жестом. Стоило Гераклиду указать на Ламию, как, не сговариваясь, Лавраниус, Брацис и охранники расхохотались, Арагунис выкатил глаза, а Феломена криво улыбнулась. Сама же виновница смеха вместо того, чтобы быть польщенной, явно рассвирепела.

– Издеваешься? – прошипела она.

«Молю тебя, Гермес, пусть он действительно издевается, – Корпс продолжал взирать со стороны, не собираясь принимать участие в этом столпотворении посреди пещеры. – У бедняги Гераклида, конечно, паршивые стихи, картины, скульптуры, да и, собственно, жизнь; но никогда бы не подумал, что у него все настолько паршиво с чувством прекрасного».

Тем временем смешки смолкли, и воцарилась неловкая тишина. Слышно были только шуршание одежд. И в этом молчании громко и отчетливо снова зазвучал плач проснувшегося ребенка.

Двое среагировали почти молниеносно. Ламия бросилась к державшему младенца Арагунису, а Лавраниус выскочил ей наперерез в стремительном выпаде.

Это была мастерская атака. Юлиус оценил ее по достоинству. Обычно мошенник действовал хитростью и ловкостью, но ему не раз приходилось сталкиваться с противником один на один, да и наблюдать за мастерами боев на мечах тоже доводилось. Все было сделано по науке: без лишних движений, отточено и изящно. У этой атаки были все шансы на успех, если бы инспектору противостоял человек.

Ламия немыслимо извернулась, резким движением дернула руку с мечом, а затем отшвырнула Лавраниуса с такой силой, что он отлетел к стене пещеры. Раздался глухой удар, и инспектор застыл без движения.

Тем временем монстр одним взмахом острых когтей вспорол горло Арагунису. Тот упал, заливая кровью орущего младенца. Феломена отшатнулась в сторону и побледнела. Брацис и часть охранников устремились к Ламии, в то время как остальные нерешительно застыли на месте.

Но больше всего за этот отрезок времени, вместивший в себя множество событий, Юлиуса Корпса напугал не вид крови – это было мерзко, но в какой-то степени привычно. Сам монстр, играючи разделавшийся с двумя людьми, тоже не казался чем-то необычным. Мошенник видел ее лицо, упивающееся чужой болью. Язык, слизывающий капли попавшей на подбородок крови. Горящие глаза, предвкушающие праздник смерти.

И это же выражение зеркально отражалось на округлой физиономии застывшего в восхищении Гераклида. Юлиус никогда не видел друга таким и желал, чтобы больше подобного не повторилось.

«Но для начала тебе следует выжить», – напомнил он себе и приготовился к тому, что вскоре придется вмешаться, потому что схватка приближалась к логическому завершению.

Итогом бойни – а иначе это было трудно назвать – стали еще несколько убитых и раненных охранников, а также схвативший в охапку Феломену и отступивший Брацис. «Не иначе как за подмогой пошел», – подумал Корпс и понадеялся, что та прибудет вовремся.

Тем временем Гераклид вынул из рук мертвого Арагуниса ребенка и торжественно, словно приз, понес Ламии.

– Это тебе, богиня, – Аквус почти светился от счастья.

Монстр, вытирая кровь с лица, обернулся и легким танцующим шагом пошел навстречу дарителю.

– Пропал, – прокаркала старуха, о которой Юлиус уже успел порядком подзабыть.

Это фраза, тонкой подаче которой позавидовал бы любой трагик, повлияла на мошенника причудливым образом.

Вместо того, чтобы напасть на Ламию сзади или, схватив в охапку Гераклида, последовать примеру сбежавших, Юлиус Корпс вышел из укрытия.

– Оставь ребенка в покое! – громко сказал он, и эхо разнесло слова по всей пещере.

Мошенник сам не понимал до конца, к кому именно он обращается – к сошедшему с ума другу или жаждущему крови монстру. В итоге остановились оба и одновременно повернулись к Юлиусу.

«Что я делаю? – подумал Корпс. – Кажется, я заразился от Гераклида. Определенно, это признак надвигающейся старости. Того и гляди, я потребую честного поединка, перестану бить в спины, а все нажитое честным путем буду раздавать беднякам. Фавн, видел бы ты меня сейчас – ни за что бы не узнал своего лучшего ученика».

– Поиграем? – спросила Ламия и оскалилась.

Узнавать, во что именно с ним хотят поиграть, мошеннику не хотелось, но пришлось. Он не увидел никакого знака, не услышал слов, но внезапно Гераклид с силой подбросил сверток с младенцем в воздух.

Не успев подумать, Юлиус уже бежал к противникам, думая лишь о том, что наверняка должен успеть до того, как младенец ударится об пол. Толкнув плечом застывшего с глупой улыбкой на лице Аквуса, Корпс подпрыгнул и, вытянув руки, поймал сверток с ребенком. Малыш не переставал кричать, но ничего с ним не случилось. И хотя, судя по запаху, ребенок успел обмочиться, от этого он вряд ли умрет.

Вскочив, мошенник пробежал несколько шагов, положил младенца на ровный обломок колонны и развернулся. Это случилось весьма вовремя – прямо на него уже мчался улыбающийся Гераклид. И это зрелище, которое в другой момент могло вызвать лишь смех, внушало опасение.

«Хватит церемониться. Потом разберемся!» – скомандовал себе Юлиус. Шагнув чуть влево, подтолкнул и без того не успевающего остановиться друга. Тот споткнулся, пролетел несколько метров и, едва не напоровшись на меч Лавраниуса, врезался в стену неподалеку от инспектора.

Корпс выждал пару секунд, но Гераклид не пошевелился, хотя вроде бы дышал.

«Может быть, мозги на место встанут», – удовлетворенно подумал мошенник и тут же, холодея, осознал, что за всем этим забыл про Ламию.

….монстр обнаружился на том же месте, где и был до этого. Оскалив игольчатую пасть, Ламия оглядывалась вокруг.

– Как прекрасно, – проворковала она. – А скоро так будет везде. Маленькая разминка перед большим сражением. Стоны раненных, остывающие тела убитых, бесчисленные разрушения. И в конце какой-нибудь герой бросит мне вызов, чтобы перед смертью осознать свою никчемность.

– Герои обычно побеждают, иначе их бы так не называли, – заметил Юлиус, размышляя, есть ли у него хоть какой-то шанс.

– Передашь привет Аиду? – Ламия, не дожидаясь ответа, оказалась возле Корпса и схватила его за горло.

Ощущение было такое, будто туман внезапно стал плотным и обернулся вокруг шеи холодным шарфом. Мороз пробежал по всему телу мошенника, а руки безвольно опустились. Вместе с тем Юлиус заметил, что Ламия изменилась. Теперь перед ним стояла прекрасная девушка с кроткой, чуть игривой улыбкой. До невозможности алые губы на бледном лице. Волосы колыхались, словно волны и, кажется, даже был слышен легкий шум прибоя. В загадочных голубо-зеленых глазах плясали искры.

«Она прекрасна. Гераклид был прав!» – Юлиус представил, что сейчас Ламия поцелует его, и почувствовал трепет в груди.

Резкий, как пощечина, вскрик младенца привел мошенника в чувство. Он увидел вытянутые иглы зубов, подбирающиеся к его горлу.

«В такие минуты, – неожиданно отстраненно подумал Корпс, – говорят, что вся жизнь проносится перед глазами. Всегда было интересно, сколько в этом выражении от правды, а сколько от метафоры…»

…

«…это была очень приятная, полная неожиданностей и побед история. Главный герой ее был замечательным человеком, который, без сомнения, достоин куда лучшей участи, чем та, которая постигла его».

Мысль эта посетила сознание Юлиуса сразу же после того, как летопись жизни пронеслась перед глазами. Этой замечательной фразой он собирался закончить повествование. Наверняка, после нее подданные Аида будут рукоплескать и осыпать Корпса комплиментами.

Но, несмотря на столь продолжительные воспоминания, оказалось, что Юлиус еще жив. Ламия по-прежнему держала свои игольчатые зубы возле горла мошенника, по неизвестной причине остановившись в нерешительности.

Рядом всплакнул ребенок. Гераклид бессознательно что-то пробурчал. Ламия чуть встряхнула головой, сбрасывая наваждение.

«Сейчас будет жрать, – понял Корпс. – А ты, значит, дорогой мой и прекрасный Юлиус, решил податься в искусство прямо перед лицом смерти. Безусловно, Аполлон будет гордиться тобой».

И тотчас эта мысль пробудила в голове картину прошлого, на которую мошенник до этого обратил внимания не больше, чем на остальные.

Остров. Огромная пещера страха. Фигура Аполлона, рассматривающая рисунки на стене.

«Игольчатозубая рожа; рука, сжимающая шею маленького человечка; глубокая яма где-то далеко под рожей; колонна с металлической подставкой под факел, которую зачем-то перевернули набок».

Мошенник резко дернул головой в сторону и заметил, что колонна прямо рядом с ним. До нее вполне можно дотянуться рукой. Но сработает ли это?

Ламия резко всхрапнула, Юлиус почувствовал неотвратимость приближающейся смерти, дернулся в сторону и ударил по металлической подставке для факела. Та завалилась на бок. Горло обожгло резкой болью, и тут же раздался скрежет камня, а за ним – громкий крик. Корпс почувствал, что его больше не держат, и постарался – насколько это было возможно – сгруппироваться.

Не получилось.

Резкий удар ребрами о каменный край. Бездна перед глазами. Доносящийся оттуда крик Ламии. Вновь скрежет камня.

Мошенник успел вовремя дернуться в сторону и откатиться. Еще чуть-чуть, и его бы придавило закрывающимися плитами.

Он лежал и смотрел на каменный неровный потолок. Дыхание гулко разносилось по пещере. Юлиусу показалось, что он услышал гадливый и разочарованный смешок смерти.

Однако смеялась вмурованная в стену старуха. Тоненько и пронзительно.

– Герой, – почти визжала она. – Одолел монстра, ну, надо же.

– Замолчи, – Корпс хотел потребовать, но получилась просьба.

Как ни странно, бабка послушалась.

Мошенник встал и огляделся: ребенок все так же лежал на камне, кажется, уснув. Поразительный выдержки и крепости духа малыш. Если бы с Юлиусом происходило нечто подобное, то он наверняка бы кричал, визжал и дрыгал ногами и ручонками. А в царство Морфея еще лет десять боялся бы погружаться – вдруг там прибежище Ламий и прочих отвратительнейших существ?

Пока Корпс размышлял над стойкостью младого поколения, очнулся Гераклид. Он, шатаясь, встал. Огляделся со страхом и затаенной надеждой. По-видимому, не найдя того – а скорее всего «ту» – кого искал, вздохнул и пошатнулся.

– Голова болит, дружок? – поинтересовался Юлиус. – Ничего-ничего. Пускай поболит. Может, шишка большая выскочит. Будет хорошим напоминанием о том, что не следует предавать друга.

– Предавать?! – вскинулся было Аквус, но тут же покраснел. – Да, я – предатель! Детоубийца. Негодяй и опустившийся человек. Мне нет прощения.

На взгляд Юлиуса, это было слишком наигранно. Драма всей жизни Гераклида Аквуса в очередной раз превращалась в третьесортную комедию. Корпс вспомнил, как только что сам собирался выступать перед умершими в подземном царстве, и его передернуло.

«И я туда же, – со злостью подумал мошенник. – Нахватался дурных привычек, как бесплатных угощений на празднестве в честь Олимпийских игр».

Возможно, частично из-за этого Юлиус не продолжил издевательств над Гераклидом, но основной причиной его сдержанности стал шум, раздавшийся со стороны прохода. Кажется, сюда вновь кто-то бежал. И их было много.

Быстро сориентировавшись, мошенник схватил Аквуса и потащил обратно в темноту коридора..

– Куда ты…

– Тихо! Нет, дружок, если ты хочешь еще и предать меня алхимикам, бегущим сюда расправляться с монстром, которого уже нет, тогда говори. Можешь даже кричать и бегать, указывая, где я прячусь. Но если ты притихнешь и будешь делать то, что велят, я буду премного благодарен.

Аквус покорно замолчал. Вид его преисполнился печали и скорби. Все меланхолики мира не смогли бы сейчас превзойти Гераклида в его депрессивной покорности.

Тем временем Юлиус быстро убедился, что младенец находится в безопасности, да еще и там, где не заметить его было бы сложно. Обернувшись к старухе, Юлиус собирался попросить, пригрозить и даже принудить не выдавать их, но та сама заговорщицки подмигнула. Кажется, бабушка была куда более вменяема, чем горе-скульптор, покорно стоявший рядом.

– Сейчас мы спрячемся вот в том углу, – прошептал Корпс, вслушиваясь в нарастающий топот. – Когда вся эта толпа прибежит, бойцы начнут воинственно кричать и подбадривать себя. Тогда мы смешаемся с ними и аккуратно проберемся к выходу. У меня в гильдии осталось одно незавершенное дело, потому стоит воспользоваться неразберихой.

Глава пятнадцатая.

Свитки и коридоры

Все произошло так, как и предсказывал Юлиус. Толпа вооруженных людей, громко топая и бряцая оружием, ворвалась в пещеру. Толкая друг друга, они гудели, как пароходы. Возбужденно переговаривались и недоуменно озирались по сторонам.

Возможно, все выглядело бы иначе, будь среди них настоящие воины, а не просто сброд, вооружившийся чем попало, – мошенник заметил кочергу, табурет и множество других вещей, оказавшихся под рукой. Корпс на секунду представил, что стало бы с этим «войском», встреть они Ламию, и ему стало дурно. Большинство толпившихся в проходе были обязаны Юлиусу жизнью, но, как обычно бывает в подобных случаях, не подозревали об этом, так что предъявить счет было некому.

Алхимики замерли, обозревая открывшееся им зрелище: трупы, оторванные части тела, подсыхающие потеки крови на камнях. Следы расправы над предыдущими соперниками монстра. Стоит отметить, что вбежавшие демонстрировали поразительную стойкость духа – сказывалось то, что большинству из них в процессе экспериментов доводилось видеть и не такое. Та же старуха, вмурованная в стену, смотрелась куда страшней.

– Где она? – наконец спросил кто-то смелый.

– Знать бы вообще: кто она? – поддакнули из толпы.

– Чего ради я бросил свои эксперименты? – возмутился еще один голос.

– Меня не предупреждали об учебной тревоге, – расстроенно пробормотал некто.

Именно этот момент младенец счел подходящим для того, чтобы зарыдать. И разом вся толпа замолчала. Под сводами пещеры разносился плач, а люди стояли и смотрели, не предпринимая ничего. Юлиус Корпс уже начал раздумывать: а не стоит ли вмешаться и хоть как-то намекнуть собравшимся, что неплохо бы успокоить ребенка. Но тут подала голос старуха.

– И чего вы встали? – запричитала она. – Дитя плачет. Может, пеленки намочил; может, замерз на холодном полу; а может, молока хочет. Вы так и будете стоять, что ли?

– Мы не знаем, что делать, – озвучил наконец-то кто-то всеобщую проблему.

– Алхимики! – презрительно фыркнула старуха. – Ученые! Разной дуростью маетесь, а за ребенком ухаживать не умеете! Так, ну-ка бегом подбежали и взяли дитя на руки. Простудится еще ненароком. А ведь внук правителя! Если с ним что случиться, с вами поступят еще хуже, чем вы со мной!

Угроза возымела действие. Тут же по пещере прокатился грохот падающего оружия. От этого младенец заплакал еще громче, и с десяток алхимиков бросилось к нему. Правда, поведение их нельзя было назвать образцово-родительским.

– Пеленки сухие, – отрапортовал один. – Стало быть, мы не можем утверждать, что естественный процесс вывода излишней влаги из организма произошел.

– Я бы не стал с такой уверенностью это говорить, – заметил второй. – Возможно, влага испарилась, но мочевина оставила свой характерный запах, который и раздражает младенца. Принюхайтесь, уважаемый, вы ничего не чувствуете?

– Нет, поверьте, я достаточно часто использовал мочевину в своих опытах и непременно бы ее опознал.

Глядя на это представление, Юлиус покачал головой.

– Алхимики! – повторил он интонации старухи. – Пойдем, дружок Гераклид. Думаю, даже ты справился бы с этим лучше. Ребенок в безопасности, хотя этим людям определенно следует отрываться от своих колб хотя бы иногда. Я даже не уверен, что хоть один из них вообще представляет, как люди появляются на свет!

С этими словами мошенник принялся проталкиваться сквозь неровный строй алхимиков, выставив объемного Аквуса в качестве тарана. Его план работал на все сто: ученые, и по совместительству – храбрые войны, приготовившись ко встрече с неизвестным чудовищем, не ожидали встретить здесь врагов в человеческом обличии, и поэтому не обратили внимания на Юлиуса и Геракида. Очень удобно. Пару десятков «извините», «простите», «можно пройти» и, конечно, коронное «ой, поглядите, а что это там старуха делает?», произнесенные тихим голосом – и друзья оказались около входа в коридор, ведущий, как надеялся мошенник, прямиком в подземелья гильдии.

Юлиус вытащил из кармана алхимические очки и нацепил их на нос. Сидели они криво – из-за погнувшейся оправы, одна из дужек была отломана, а по правому стеклу змеилась трещина, однако функциональность ничуть не утеряли. Придерживая их пальцем, Корпс чуть ли не бегом устремился по указателям, таща за собой тоскующего Гераклида.

Несмотря на то, что путь к обиталищу алхимиков был не самым приятным – к примеру, выбоины в полу и выступы на потолке отнюдь не добавляли скорости и удобства к передвижению, да ещё постоянно приходилось быть начеку, обходя ловушки – Гераклид не заводил вечную песню о тяготах и лишениях. Даже растянувшись во весь рост после встречи с особенно глубокой ямой. Даже набив симметричные шишки над правым и левым глазом. Видимо, глубоко погрузился в рефлексию о своем предательстве. «Или о прекрасной ипостаси Ламии», – подумал мошенник и невольно усмехнулся. Несмотря на то, что смерть только что прошуршала совсем близко, и в лицо Юлиусу вполне ощутимо повеяло ветром с Елисейских полей, привычка относиться ко всему легко и весело брала верх. Или… в последнее время с ним подобное происходило так часто, что уже не осталось сил реагировать должным образом.

Когда пол в коридоре выровнялся, а потолок стал выше, мошенник понял, что они наконец-то выбрались в главные ходы гильдии. Дорога до архива всплыла в памяти, и через несколько минут они уже стояли у потайной двери. Юлиус отворил вход в архив и скользнул внутрь, поманив пальцем Гераклида.

В приемной было пусто, пахло пылью и химией.

«Подумать только. Я был здесь всего полдня назад – сколько часов прошло? шесть, семь, пусть даже десять? – но кажется, будто полжизни миновало», – Юлиус задумчиво замер, оглядываясь по сторонам, но решил не увлекаться философскими рассуждениями. Не время. Он прислонил Гераклида к стене возле двери и устремился на поиски документа. Аквус тем временем съехал на пол, уселся и схватился за голову жестом трагическим, будто Медея, только что убившая своих детей.

Мошенник сдвинул в сторону деревянную створку, разделяющую приемную и собственно хранилище документов, а затем мысленно выругался. Коротко. Чтобы не терять время. Хотя открывшееся зрелище стоило, пожалуй, более красочной фразы, чем банальное «Орк побери!». Полки громоздились до потолка, занимали три стены из четырех и были забиты бумагами, склянками и книгами вперемешку. Мало того, бумаги лежали на столе, на двух стульях и на полу – веером. Юлиус нагнулся и прочитал: «Счет от гильдии инженеров за май…», «Законопроект по защите права алхимиков на вскрытие мертвецов», «Письмо любимой Далиле. Здравствуй, моя нимфочка, пишет тебе…» Да уж, документы здесь были отсортированы из рук вон плохо. Точнее, вообще никак.

В такой ситуации искать генеральный план можно было до второго пришествия титанов. Или – что более вероятно – до прихода в архив какого-нибудь ответственного алхимика, после того как суета вокруг «морского чудовища» прекратится. «Будет очень смешно провалить задание именно на последнем, самом простом отрезке, – подумал Юлиус. – Прорваться через сотни врагов и преград для того, чтобы меня одолели книжные полки».

В зашифрованных бумагах ордена кочегаров упоминалось точное место хранения генерального плана. А также код, с помощью которого будет открыт ларец.

Однако действительность – как это обычно бывает – не совпадала с тем, «как должно быть». В углу архива, под шкафом, и в самом деле виднелся искомый ларец. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что крышка отсутствует, внутри лежат поздравительная карточка и початая бутылка вина, а генерального плана…

– Нет, – выдохнул Юлиус и сжал зубы.

На книжных полках рядом с полуистлевшими бумагами извивались черви. В носу свербело от запаха пыли и тлена. За стеной издевательски вздыхало и ворочалось море. А в соседней комнате начинал горестно подвывать Гераклид.

В такие минуты Корпсу очень часто хотелось думать о прекрасном. Возможно, то была защитная реакция организма на абсолютно неприглядную действительность, которая окружала мошенника; а возможно, внутри Юлиуса прятался поэт. Очень хорошо, надо сказать, прятался. Других вольностей себе не позволял и в подобие Аквуса не превращал, за что ему честь и хвала.

Именно поэтому мошенник мысленно попытался придать этой затхлой пещерной комнате – как же его затиранили эти пещеры за время путешествий! – вид цветущего луга. Черви превратились в бабочек. Горы свитков – в кусты, траву и деревья. Воздух наполнился прекрасным ароматом. Свежий ветер пронесся и придал бодрости. Скулеж Гераклида сменился птичьим пением.

«Хорошо-то как, – подумал Корпс. – Сейчас успокоюсь, наберусь сил и опять искать этот треклятый свиток»,

Однако отдохнуть в полной мере не получилось. Цветущий луг вспучился. Куски дерна полетели в разные стороны, а из образовавшейся дыры выглянул кто-то очень милый, весьма знакомый и прелестно подслеповато щурящийся.

– Александр!

Крот довольно пискнул и тут же попросился к Юлиусу на ручки.

Самонаваждение кончилось, но в воздухе по-прежнему было свежо, а давешние черви куда-то подевались. Мошенник придирчиво изучил лапки крота – они были в сырой земле, но, между тем, никакой дыры в полу не было. Да и под ногами был твердый камень, который так легко не пророешь. Если только у Александра не стальные когти, хотя и с ними все надо еще постараться.

– Что-то тут не так, – пробормотал Корпс, тем не менее радуясь компании зверька.

Тут крот принялся дергать мошенника за одежду и указывать носом в сторону самого большого завала из свитков. Высотой в рост Корпса и шириной в полтора Аквуса, гора свернутой бумаги пугала своей несокрушимостью.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Поискал там?

Александр в ответ довольно пискнул и изобразил лапками некое подобие аплодисментов.

– Ну, раз ты так хочешь…

Конечно, мысль следовать приказаниям – или даже советам – животного могла показаться кому-то другому весьма странной, но Юлиус за последнее время успел столкнуться уже с таким количеством невообразимого, что абсолютно не сомневался в этой идее. К тому же, Александр еще при первой встрече показал себя умным зверьком, да и в его появлении было столько необычного, что Корпс склонялся к мысли: здесь не обошлось без вмешательства провидения. Кто именно выступал в его роли – другой вопрос, но над ним можно будет поразмыслить в иной, куда более спокойной и приятной обстановке.

– Вставай, дружок – позвал Юлиус. – Время разбрасывать свитки.

– Зачем? – уныло поинтересовался Аквус.

– Затем, что так нам советует крот.

Гераклид не высказал по этому поводу никаких замечаний. Корпс даже подумал, что, возможно, переборщил, когда ехидничал по поводу Ламии. Прежний Аквус, хотя и имел множество отрицательных качеств, был более приятен, чем этот покорный и угрюмый, будто только что сбежавший из царства Аида. Видимо, Гераклид просто направил свойственную ему неукротимую энергию на самобичевание. Оставалось только дождаться, пока что-нибудь другое не отвлечет его от этого занятия.

Вдвоем они с Юлиусом быстро раскидали гору свитков и обнаружили на самом дне еще один ларец. Точную копию того, что стоял в углу. Он, в отличие от первого, был заперт.

Корпс машинально подобрал заученный код из зашифрованных трактатов, хотя и заметил, что руки невольно подрагивают. Однако волноваться не было причин. Код подошел, ларец раскрылся, а внутри обнаружился перевязанный свиток. Судя по состоянию бумаги – он был очень и очень старым.

– Отлично, – прошептал мошенник.

Юлиус взял стопку листов и обернул ими искомый свиток. Кто знает, как им придется выбираться и через что пройти. Стоит защитить документ на это время.

– Ну что, пойдемте, друзья мои?

Юлиус махнул Гераклиду в сторону выхода и наклонился к Александру, чтобы подхватить его на руки. Однако крот отчаянно замотал головой и стал пятиться.

– Что такое? – мошенник опешил. – Боишься? Сердишься?

Александр в ответ зашипел – неожиданно громко, даже Гераклид, который уже успел дойти до половины приемной, подпрыгнул на месте и замер. И в наступившей тишине Юлиус услышал шаги в коридоре. Надеяться на то, что идут не в архив… Даже эйфория от нахождения заветного свитка не могла заставить мошенника прийти к такому оптимистичному предположению.

– Аквус! – позвал он громким шепотом. – А ну, быстро сюда!

Тот – хвала богам! – продолжал внутренний курс самоедства, поэтому не стал задавать лишних вопросов и сразу повернул обратно.

Тем временем Александр начал сопеть и активно пихать Юлиуса в щиколотку – по направлению к угловому шкафу. Правда, судя по размерам, туда с трудом поместился бы и сам мошенник, не говоря уже о сопутствующих – Гераклид, крот и свиток, который нежелательно мять. Но Корпс решил отдаться в руки мойр, а точнее, положится на ту часть судьбы, которая оказалась в лапках крота. Причем сделал это мошенник вопреки одному из любимых постулатов Фавна – «никогда и никому не доверяй, кроме самого себя».

Доверие оправдалось полностью. Дернув за ручку, Юлиус распахнул дверь, которая вела не в пыльное деревянное нутро, заваленное бумагами и книгами, а в уже привычную сырую темноту коридора.

Через десять минут после того, как друзья ретировались из архива, к Гераклиду начало возвращаться обычное состояние духа. Сложно сказать, что на него так подействовало – узость коридора, из-за которой приходилось идти, до боли сводя плечи и обдирая локти о стены, или умильное зрелище – Юлиус, нежно прижимающий к себе свиток и Александра, – но у Аквуса снова прорезался голос.

– Тут темно и душно, куда мы идем? А что, если я застряну? Ты хочешь остаться здесь навсегда и умереть от темноты? – в этом месте Юлиус не выдержал и прыснул, крот поддержал его сопением в такт смешкам. – Да скажи же наконец, куда ведет этот коридор?

А ведь и вправду. Мошенник аж притормозил, из-за чего получил в спину чувствительный тычок от не успевшего остановиться Аквуса. Куда они идут? Алхимические очки в этом коридоре бездействовали – на стенах не было ни единого знака – только гроздья то ли светлячков, то ли светящихся камушков висели через каждые два-три метра, освещая дорогу.

– Александр, куда ты нас ведешь? – пробормотал Юлиус и тут же получил ответ.

В стене возникла щель, которая медленно начала расширяться – каменный блок плавно отъезжал в сторону. Когда проем достиг ширины в метр, там появился приземистый силуэт.

– Ну конечно, как мне в голову сразу не пришло, – проговорил Юлиус, опуская крота на землю – тот стал нервничать и рваться к выходу, смешно загребая лапками. – Как же Александр и без хозяина.

….

Корпс всегда считал, что отлично умеет ориентироваться в пространстве. Но сегодня его вера в собственные силы пошатнулась.

Леонид Стадис – хозяин самого умного крота в жизни Юлиуса – вел их такими изворотливыми путями, что чувство направления изменило мошеннику. Мало того, что путь пролегал сквозь темные коридоры, узкие пещеры, загадочные спуски в неизведанные глубины и подъемы на не менее неизведанные возвышенности. Мало того, что все это происходило под землей и ориентироваться по солнцу и звездам не было никакой возможности. Все усложнялось тем, что в некоторых, на первый взгляд, обычных местах, Леонид останавливался, нажимал на неприметный участок стены и открывал секретный проход.

На поверку оказалось, что крепость алхимиков вся пронизана подобными коридорами. И, как понимал Юлиус, не каждому они были известны. Во всяком случае очки, позаимствованные у алхимиков, не распознали ни одного. Оставалось только гадать, где Стадис раздобыл столь подробный план крепости.

Будь такой у Корпса – не пришлось бы выдавать себя за инспектора, спасаться от погони и сражаться с Ламией. С другой стороны, при подобном варианте вероятность того, что монстр все же сожрал бы младенца, была высока, как никогда.

Однако сейчас мысли Юлиуса больше занимал сам Леонид. Ведь Александр оказался в библиотеке в нужное время, да еще и помог им выбраться, а сам ученый подвернулся именно в тот момент, когда было особенно необходимо. Воистину, Фортуна благоволила мошеннику, даря свою любовь и радушие, но одним этим объяснить все происходящее было невозможно.

Тем не менее, за время, прошедшее со встречи, Леонид не проронил ни слова. Из-за этого молчания Корпс даже подумал – не удалил ли ученый себе язык в порыве какой-нибудь естествоиспытательской выдумки?

Гераклид тоже молчал, что Юлиуса устраивало чуть более чем полностью. Тучный любитель странных женщин пыхтел, сопел, горестно вздыхал, но на большее его не хватало. Все силы уходили на движение и попытки не споткнуться. Надо сказать, что в последнем Аквус начал наконец-то делать успехи.

И вот, когда, казалось бы, темнота коридоров стала уже родной, впереди показался просвет. Еще несколько шагов, и перед ними раскинулся грот, наполовину заполненный водой. Изящный кораблик покачивался на волнах и буквально-таки манил усталых путников. Они, естественно, не заставили себя ждать.

Глава шестнадцатая.

Тайное и явное

– Ну, рассказывайте, – сказал Леонид, когда все – даже страдающий от недостатка координации Гераклид – забрались на палубу. – Кое-что я знаю, кое-что видел своими глазами, но предпочту выслушать вашу версию. Да и Александр, думаю, тоже.

– Это было ужасно! – патетически воскликнул Аквус.

– Нет, – Стадис повернулся к Гераклиду. – Прошу вас: помолчите. У вас это очень хорошо получается.

Надувшись от гордости, Аквус замолчал. Юлиус уважительно покосился на ученого, размышляя, удастся ли ему подобный трюк. Леонид требовательно смотрел на него и ждал рассказа.

«Хорошо, – решил мошенник. – Я расскажу, но потом и ты, друг мой, мне кое-что расскажешь». И он довольно сухо поведал о том, как афинский журналист проболтался насчет местоположения свитка, о плавании с капитаном Биллисом и о пиратах, о попытке устранить инспектора и об архиве. «Где, собственно, нас и обнаружил Александр», – закончил Юлиус.

Леонид сосредоточенно кивнул:

– Интересное путешествие. Местами не слишком гладкое, если вспомнить также про морское чудовище и пиратский Родос, однако эти события побочны и не столь важны, так как не приводят нас к решению главного вопроса о генеральном плане.

Юлиус нахмурился. Слежка – отличный метод ведения дел, во всех отношениях отличный, просто мошенник привык к тому, что обычно следит он, а не за ним.

– А…

– Не считаете же вы меня безответственным и легкомысленным? – Стадис вопросительно поднял брови.

– Не считаю. Но был убежден в том, что вы мне доверяете, и дополнительный контроль…

– Не стоит называть мою осведомленность подобным образом. Вы, вот, не стали действовать в одиночку, – Леонид выразительно кивнул в сторону Гераклида, который по-прежнему гордо надувал щеки. – Что же мне мешает иметь несколько проверенных людей, которые всего лишь сообщали мне о ходе операции? При этом, заметьте, абсолютно не вмешиваясь в ваши дела. В то время как вы договорились с Фавном о сотрудничестве, не сказав об этом мне.

– Именно Фавн, друг мой, нашел корабль, без которого я бы до сих пор болтался посреди Эгейского моря на пассажирских посудинах, что останавливаются у каждого островка. Именно…

Леонид усмехнулся:

– Польза очевидна. К тому же, вы не дослушали – я не имею ничего против ваших дел с другими мошенниками, особенно с теми, которые обладают нужными связями и репутацией. Я лишь объясняю, что и сам вводил осведомителей для пользы общего дела. В конце концов, если бы меня не оказалось здесь сегодня, кто знает – нашли бы вы свиток и смогли бы выбраться из архива незамеченными.

– И как же вы здесь оказались? Изобрели машину мгновенного перемещения? Наверное, ещё и зеркало всевиденья, в котором узрели, что мы безуспешно ищем бумаги, после чего решили прилететь сюда с Александром и явились предо мной, как посланник Зевса?

– Вы преувеличиваете способности современной науки. Я отправился в путь, едва узнал о том, что вы захвачены пиратами. Если бы они убили вас или приковали к веслам… На этот случай стоило подстраховаться. Что же касается Александра, то я не знаю, как он оказался у вас, но склонен доверять ему во всем. Он еще никогда не подводил меня и не предавал.

Звучало логично. Леонид говорил весомо, с полной уверенностью в своей правоте. И Юлиус решил сдаться – то есть не поднимать больше вопрос о соглядатаях, однако твердо пообещал себе впредь быть осмотрительнее и регулярно оглядываться по сторонам.

– Тогда у нас осталось всего одно дело. Я отдаю вам свиток, вы мне – соответствующую награду, – тут Юлиус замолчал на мгновение, стараясь, чтобы не прозвучало какое-нибудь неосторожное слово. Тут надо было не продешивить.

– Давайте сначала убедимся, что вы добыли искомую бумагу, а не записку младшему алхимику от старшего – с просьбой вымыть пол в секторе коридоров под буквой «омега».

Корпс пожал плечами, хотя и сам не был до конца уверен, что они действительно нашли то, что хотели – не до проверок было. Поэтому он с показным спокойствием высвободил нужный свиток из вороха других.

Мысль о том, чтобы отдать нажитое таким трудом другому человеку, почему-то вызвала внутри мошенника стойкое неприятие. Он куда более свободно относился к понятию собственности, когда она была чужой. Однако сейчас Юлиус чувствовал, что право владеть этим свитком он «заработал». Потом и кровью. Мошенник вполне мог бы расписывать свои тяготы и лишения, перенесенные ради обладания нужной вещью, подобно работяге, хватившему лишнего в баре и втолковывающему каждому, что его труд, дескать, самый опасный, тяжелый и почетный.

Именно из-за этих причин, а также по давней привычке – видеть и контролировать все, Корпс не передал свиток Леониду, а попросту развернул его прямо на палубе кораблика. Тут же все склонились, в ожидании страшных тайн, секретов и прочего. Даже Александр, попискивая от нетерпения, протиснулся между массивных ног Гераклида.

– Гм-м-м-м, – протянул Юлиус. – Похоже, придется возвращаться.

– Сковав металл, возблагодари жерло вулкана, что позволило тебе это сделать. Брось в него кольцо, чтобы умилостивить и не допустить разрушений, – зачитал Аквус первую строку. – Что это? Кулинарная книга для кузнецов?

– Похоже на то… – по мнению Корпса, после того, как Гераклид озвучил написанное, оно стало выглядеть еще бессмысленней.

– Это шифр, – Стадис, к его чести, не стал смотреть на остальных снисходительно, с укором или даже с презрением, как очень часто позволяют себе делать некоторые люди, которые что-то знают в отличие от других. – Не очень сложный и давно устаревший. Что, кстати, доказывает, что документ древний. Ну, или кто-то попытался сделать так, чтобы он выглядел подобным образом.

– Ясно, – Юлиус кивнул. – И что все это значит?

– Это значит, что тот, кто собирается стать инженером, механиком или даже плавильщиком, обязан заключить с Гефестом соглашение и возносить тому хвальбы. Далее тут расписано и про некоторых других богов. К примеру, про Посейдона: «По зеленым морям, по синим волнам путешествие будет успешным, если помнить будешь, что когда гостя привечают, то хозяина почитают. Он же и вправе выгнать, коли ведешь себя, как свинья, да последнее отдать не готов».

Леонид замолчал. Корпс заметил, что глаза ученого быстро перебегают со строчки на строчку.

– Очень странно, – произнес Стадис, спустя пару минут. – Это возмездный, очень четко прописанный договор. Обязующимся его соблюдать, то есть почитать отдельных богов в ущерб остальным, полагается благословление, помощь и даже технологии, – Леонид покачал головой. – Если это все действительно правда, то какое-то время назад кто-то на Олимпе открыл для себя товарно-денежные отношения.

– Что же странного? – удивился мошенник. – Каждый бог чему-то покровительствует.

– Да. Но не каждый требует за это веровать. Собственно, раньше вообще никто не требовал. Я немало знал изобретателей, которые в положенные праздники приносили жертву всем на Олимпе, но при этом верили они только лишь в себя. Никаких «ты – мне, а я – тебе». Интересно, кому и зачем понадобилось такое? Александр, варианты?

Крот в ответ лишь беспомощно развёл лапками, которыми тут же прикрыл мордочку.

– Так зарождаются банды, – хмыкнул Юлиус. – Ты платишь деньги, а громилы ходят и выполняют твои поручения. Можешь даже почувствовать себя крутым человеком и обязать их одеваться, как ты, и везде прославлять твое имя. А если они отказываются – требуй с них назад то, что заплатил. Люди быстро привыкают к тому, что у них есть деньги или еще какие-нибудь блага, так что желающих выйти из этой банды мало.

Какое-то время они все молчали. Лишь Александр беспокойно ползал по свитку и тихонько попискивал.

– И все же, я не понимаю: почему исчезали мои коллеги? Только из-за того, что они не молились?

– Думаю, друг мой, об этом знают только люди из ордена и сами боги.

– Ну, значит надо пойти и спросить. Делов-то. Мне боги сразу ответили.

Гераклид еще не успел закрыть рот, как взгляды всех присутствующих, включая крота, сконцентрировались на нем.

– Действительно, – медленно произнес Юлиус, чувствуя, как на губах расплывается улыбка. – Ведь наш достойнейший Гераклид Аквус является посланником богов. И если он ничего не преувеличивает, то они общались с ним через Оракула. Правда, так и не удосужились представиться, но это не беда. Все, что нам остается – отправиться в Дельфы и прийти к Оракулу.

В этот момент Александр вдруг развернулся мордочкой к проходу, через который они пришли, и зашипел. Юлиус тут же вспомнил, когда подобное было последний раз. В библиотеке, когда возвращались алхимики. И прежде, чем Леонид успел открыть рот – наверняка, чтобы поинтересоваться: «Александр, что случилось?» – мошенник схватил свиток и спрятал его среди других.

– Что случилось, Александр? – спросил Стадис.

Последующие события наверняка были как-то разнесены во времени, но для Юлиуса Корпса они слились в один большой водоворот.

Вот Александр неожиданно резко развернулся на палубе в направлении выхода из грота. Зашипел еще злобней, чем до этого. Но вместе с тем попятился назад, словно тот, кто там скрывался – очень опасен.

Вот из туннеля, приведшего всю компанию сюда, выбежали алхимики. Их было значительно меньше, чем в пещере с Ламией, но, судя по оружию в руках, здесь как раз собрались те, кто хотя бы умел его держать. Неумех, бессмысленно размахивающих палками и стульями, мешая самим себе и товарищам, не наблюдалось.

Вот из воды выпрыгнула и сама Ламия. С громким звуком приземлилась на палубу и оскалилась. Кораблик покачнулся, и неожиданно Гераклид с громким криком бросился к своей «возлюбленной», растопырив руки. «Обнять хочет, не иначе», – мелькнуло у Юлиуса в голове.

Ну, а дальше все пошло совсем кувырком.

Арбалетный болт впился в доску рядом с Юлиусом.

Гераклид подбежал к Ламии и неожиданно ловко толкнул ее.

Леонид резво нырнул куда-то под палубу.

Алхимики бросились к кораблику, крича и не прекращая арбалетный обстрел, и оставалось возблагодарить богов, что они не додумались захватить пистолеты. Не иначе как опасались обвала от грохота выстрелов.

Юлиус почувствовал, как завибрировала палуба. Кораблик Стадиса оказался что надо. Никаких тебе долгих манипуляций с топкой! Двигатель заурчал, но швартовый канат все еще держал судно на привязи.

Мошенник обернулся к Гераклиду, чтобы позвать на помощь, но у Аквуса хватало своих проблем. Ламия от удара упала, но успела вцепиться когтями в нехуденькую руку горе-художника. И теперь та, кто казалась ранее «самой прекрасной и очаровательной», камнем тянула Гераклида за борт.

– Мама, тетя, Ламия. Женщины неизменно приводят его к гибели, – пробормотал Юлиус, прикидывая, как бы так помочь Аквусу, чтобы не оставить того без руки.

Но Александр успел первым. Крот вцепился в палец Ламии. Та от неожиданности дернулась, освободив Гераклида. По счастью, сам Александр благополучно отлетел в сторону и приземлился на палубу, в то время как монстр рухнул обратно в воду.

Судя по тому, как ловко Ламия перед этим запрыгнула на корабль, – ненадолго.

Тем временем алхимики оказались уже совсем рядом, но их на некоторое время остановило отсутствие веревочной лестницы, которую Стадис благоразумно втянул.

Взгляд Корпса наткнулся на арбалетный болт. Выдернув его, мошенник устремился к швартовому канату. Округлый железный наконечник был не предназначен для того, чтобы пилить им толстую веревку, но ничего другого у Юлиуса не было.

По соседнему канату пополз первый алхимик. Он свесился вниз головой, и столкнуть его не казалось проблемой, но арбалетчики не дремали, а грамотно подстраховывали коллегу. Стоило Корпсу высунуться, как несколько болтов просвистело совсем рядом.

«Интересно, и что будет, когда он доползет?» – подумал мошенник, но выяснять это не хотелось. К тому времени из люка на палубе высунулся Стадис и бросил нож, который проскользил по доскам и остановился у ног Юлиуса. Несколько ударов по канату, и незадачливый ползун с громким криком полетел вниз. Корпс понадеялся, что у того хватит ума отцепиться над водой, а не врезаться в скалу.

Однако сам он уже бежал ко второму канату. Перерезав его, мошенник привстал и едва не упал. Кораблик резко набрал скорость и помчался к светлому пятну, за которым скрывался дивный и прекрасный мир без пещер, алхимиков и иглозубых монстров.

К сожалению, без последних обойтись не удалось.

Ламия вновь выпрыгнула из воды, но, поскольку корабля уже на месте не было, монстр плюхнулся обратно.

«Не догонишь, дамочка», – удовлетворенно улыбнулся Юлиус, но оказался не прав. Если от алхимиков избавиться было очень просто – все-таки они не были воинами в полном смысле этого слова, то Ламия привыкла преследовать свою жертву, нагонять и убивать.

В последнем можно было не сомневаться. Корпс вспомнил игольчатые зубы, руки, сжимающие его шею, и взгляд безумных глаз. Мошенника передернуло.

Кораблик шел очень быстро. Много быстрее, чем знакомые Юлиусу парусные суда. К тому же, вся его конструкция была необычной. К примеру, Корпс так и не смог обнаружить на палубе штурвал. Видно, управлять предлагалось из другого места.

Мошенник нырнул в люк, откуда вылезал Леонид, и сразу все понял. Припав к окулярам – похожие Юлиус видел на подводной лодке пиратов – ученый вел корабль, вращая миниатюрный, кажущийся игрушечным, штурвал. Вдобавок, он еще и постоянно двигал рычаг рядом с собой. Судя по разметке рядом с этим прибором, они уже приблизились к «зоне самовозгорания».

– Как там? – спросил Леонид, не отрываясь от окуляров.

– Она догоняет.

– Ты не дослушал! Как там Александр?

– А, с ним все в порядке.

Юлиус вспомнил, как зверек отлетел от Ламии после спасения Гераклида. Мошеннику тут же стало стыдно, что он не удосужился поинтересоваться самочувствием крота. С учетом того, какая кутерьма происходила на палубе, с ним могло приключиться все, что угодно.

– Хорошо, – Леонид кивнул. – Мы уже почти выбрались из грота, но сейчас придется уменьшить скорость. Здесь очень мелко и скалы. Пока прилив – все нормально, но теперь… Если бы мы не перерубили канаты, то просто не смогли бы преодолеть гребень.

– Уменьшить скорость? Нас догоняет Ламия!

– Если не уменьшим, то догоним скалу. Не факт, что разобьемся насмерть. Скорее всего, разбросает среди обломков, и тогда ваша водная подружка сможет сделать с нами все, что захочет.

– Она не наша, она – Гераклида, – буркнул Юлиус.

– Не имеет значения. Нужно просто не дать ей приблизиться. Посмотри там, – ученый, все так же не отрываясь от окуляров, показал в сторону большого ящика.

Корпс заглянул внутрь и нашел связку предметов, напоминающих свечи. Правда, у них был слишком длинный и мягкий фитиль. Да и на ощупь казалось, что это не воск, а металл.

– Эту вещь я делал по заказу шахтеров. Выдергиваешь шнур и бросаешь. Воспламеняется – мгновенно. Горит даже под водой. Взрыв через пять секунд…, и не советую быть там, где он раздастся.

– Очень хорошо, – Юлиус плотоядно улыбнулся.

Мошенник обычно не любил действовать грубой силой, но в такой ситуации, когда за тобой гонится монстр, которого практически невозможно обмануть, о всяких «любовях» и «нелюбовях» нужно было забыть. Иначе рискуешь, что мир позабудет о тебе.

Выбравшись обратно на палубу, Юлиус заметил, что Ламия уже совсем рядом. Вскоре скорость будет сброшена, и ей ничто не помешает вновь оказаться на палубе, где сейчас расселся Гераклид. Привалившись к борту, он держал на руках Александра. По-видимому, Аквус таким образом выражал своему спасителю благодарность. Иным образом объяснить дурацкое умильное выражение лица не представлялось возможным.

Как бы то ни было, но горе-художник явно не был готов к роли «помощник героя, побеждающего монстра». В общем-то, все как обычно.

Наверное, герою требовалось изобразить что-то патетичное и сказать правильные слова о жизни, вселенной и смысле бытия, но вместо этого Юлиус просто выдернул шнур и кинул «взрывсвечу» навстречу Ламии. Та протянула было руки к неожиданному «подарку», однако в последнюю секунду резко шарахнулась в сторону, плюхнулась в воду, подняв тучу брызг, и нырнула. Раздался прерывистый хриплый вопль и громкое бульканье. До этого момента Юлиус был целиком и полностью уверен в том, что кричать под водой – это утопия. В силу того, что при таком раскладе можно запросто утонуть. Однако Ламия с легкостью опровергла данное заблуждение.

В любой другой ситуации мошенник нашел бы в себе силы удивиться, но не сейчас. Прямо на его глазах опровергался другой принцип мироустройства, гораздо более фундаментальный, чем особенности взаимодействия голосовых связок, воды и распространения звука. «Взрывсвеча», даже погрузившись вслед за чудовищем, продолжала гореть под водой, причем так ярко, что по стенам пещеры метались оранжевые отблески. Одно дело услышать это от другого – пусть даже этот другой является ученым и изобретателем. Другое же – увидеть собственными глазами.

– Красиво… – Гераклид наконец подал голос.

При этом Аквус не вышел из оцепенения – глаза его все еще сохраняли «стеклянное» выражение, не слишком удивительное для взгляда того, кто только что буквально заглянул на Елисейские поля. Причем помогал ему в этом не степенный старичок Харон, провожающий тех, кто уходит в подземный мир в положенный срок, а вздорная Ламия. К тому же не первый раз за сегодня. Есть от чего остекленеть взгляду. Но даже в этом состоянии горе-скульптор нашел в себе силы оценить красоту пейзажа.

«Вот ведь поэтическая душа, – в такие моменты Юлиус, пожалуй, даже не знал – стоит завидовать Гераклиду или посмеяться над ним. – В очередной раз решается наша судьба, а он способен думать о красотах. Жертва муз. Художественная простота. Человек искус…»

Грохнуло так, что Корпс не то чтобы не успел закончить мысль – у него разом вымело из головы все мысли, ударило в лицо брызгами и швырнуло на палубу. Пролетев на спине по скользким доскам, он врезался головой в трубу. Мимо прокатились орущий Гераклид и безуспешно цепляющийся лапками за палубу Александр. А затем в корму ударила волна, закрутила кораблик и бросила его вперед, через скалистый гребень. Днище проскрипело по камням, судно коротко простонало – даже, скорее, выругалось резко, как Ламия несколько мгновений назад – и вылетело на свободную воду, в узкий пролив.

Несмотря на то, что еще не было ясно – оторвались от чудовища или нет. Несмотря на то, что пролив был извилистый и явно сложный для навигации – стены будто сдавливали корабль и угрожающе нависали над ним. Несмотря на всё это, Юлиус больше не дергался – лежал на палубе, раскинув руки, и глядел в узкую полоску неба. По синей «реке» ползли перистые облака и метались чайки, испугавшиеся взрыва. Пахло соленым ветром, горячими камнями и можжевельником.

«Еще мгновение, – думал Корпс, прищурившись. От воды саднило глаза, мокрые ресницы слиплись, нестерпимо чесалась переносица. – Еще чуточку. Сейчас я встану и буду смотреть одним глазом, не преследует ли нас Ламия, а другим – что там с Александром и Гераклидом. Поднимать их на ноги и на лапы одной рукой, а другой – отгонять чудовище. Сейчас-сейчас. Просто мне нужна передышка. Могу я себе позволить затормозить хотя бы на мгновение, раз корабль и так находится под контролем надежного, как фитиль „взрывсвечи“, Леонида?» Из-за кормы раздался отчаянный гортанный крик. «Как же. Ни мгновения, ни чуточки, как всегда», – Юлиус прищурился и вскочил на ноги. Тяжело и неуклюже, шипя от боли в ушибленный коленках, ушибленном локте… проще было сказать, что у него не болело – левое бедро и коленная чашечка. Явная недоработка алхимиков и Ламии.

Та перевалила через скалы вслед за кораблем и пыталась догнать беглецов, однако взрыв не прошел для неё бесследно. Ламия плыла рывками, выдыхая фонтанчики воды и натужные вопли, следом за ней тянулся буро-зеленый след.

– Не догонит, – Юлиус улыбнулся и захромал к барахтающемуся около носового люка Александру. – Хватит с нас чудовищного Пафоса.

Глава семнадцатая.

Песни и гостьи

– Так нечестно. Вы меня не цените. И не слушаете, – Гераклид вздохнул и показательно отвернулся. Плавно, с чувством собственного достоинства и ощущением глубокой обиды.

Возвышенность момента несколько портили клочки кожи, облезающие с его большого носа, в данный момент – красного и блестящего, как помидор.

– То есть, дружок, ты соскучился по Дельфам? – Юлиус вытер пот со лба и зевнул. Солнце прожаривало маленький кораблик сверху донизу, от жары не спасали даже каюты – наоборот, они превратились в самые настоящие печки. – Соскучился по разбитым мечтам о поэтичном и загадочном городе? Не терпится устроить еще пару дорожный происшествий? Или…

– Юлиус, уймитесь. Жарко и противно не одному вам, – Леонид вытащил из-за борта большое ведро и вылил воду в тазик, стоящий у ног. Там отмокал, еле заметно шевеля лапками, несчастный Александр. В черной пушистой шубе ему приходилось хуже всех. – И это не повод убеждать Гераклида неаргументированно.

– И как его можно убеждать по-другому, интересно? – Юлиус не сдавался, скорее от скуки и по инерции, чем из желания поссориться. – На логические доводы он обычно не реагирует; реальные факты, которые не вписываются в его идеальную картину мира, пропускает мимо ушей, а рукоприкладство как метод финального убеждения я пока решил не применять…

– И правильно. Потому что, я ручаюсь, сейчас Гераклид поймет, что Дельфы – не единственный выход.

– Вход! Вход в сложное ментальное состояние, с тем, чтобы общаться с людьми и Богами… И потом, любому ребенку известно, что дельфийский оракул – самый правильный.

– Ну, так мы не дети, – Леонид пожал плечами и сплюнул. – Именно поэтому должны знать, что с богами можно пообщаться и на Крите, который находится не в пример ближе, чем Дельфы. И, кроме того, там сохранилась та самая поэтическую атмосферу древности. Да и алхимиков местные не очень-то жалуют.

– Кажется, я в душе – настоящий критянин, – заметил Юлиус.

– Я, как ни странно, тоже, – Стадис потянулся.

– Ну, тогда мы просто обязаны совершить паломничество на нашу душевную родину! Извини, Гераклид, но ты будешь вынужден нас в этом путешествии сопровождать. Впрочем, дружок, если ты не желаешь, то первый же порт на горизонте с удовольствием распахнет тебе свои объятия.

Взгляд, которым Аквус одарил мошенника, пылал жаром не хуже солнца над головой.

– Как я могу тебя бросить? – патетично вопросил Гераклид. – Как я могу предать богов, которые возложили на меня столь ответственную миссию, как спасение тебя от неприятностей?

Наверное, в этом была виновата жара. Возможно – истощение и сдавшие нервы. Может быть – еще не до конца прошедшая боль во всем теле. Однако Юлиус сорвался.

– Спасать? Упустить инспектора и позволить себя связать – это «спасать»? Впасть в подчинение к Ламии и броситься на меня с кулаками – это тоже «спасать»? Постоянно ныть и нудеть по любому поводу, капризничать и стенать? Ты, дружочек, кажется, совершенно не понимаешь, что без якоря в виде тебя я бы уже давным-давно со всеми делами разобрался! Да еще и с наименьшими потерями.

Гераклид хотел было что-то возразить, но, набрав полный рот воздуха, он всего лишь надулся. Сложил руки на груди и отвернулся.

Александр пискнул и брызнул в сторону Юлиуса водой.

– Что? – удивился тот. – Я не прав?

Мошенник повернулся к Стадису.

– Вот скажите, Леонид: я – не прав?

– Правы, – кивнул Стадис. – Да только что это меняет?

Юлиус, ошарашенный такой логикой, тоже сложил руки на груди и отвернулся.

Какое-то время на палубе царила тишина, нарушаемая лишь плесканием Александра да редкими криками чаек, которые, казалось, сами удивлялись, как это они отважились на полет в подобную жару.

Первым на их появление обратил внимание Леонид, чей ум не был занят мысленным проговариванием «убийственных» аргументов, которые, как это обычно бывает, появились сразу после окончания спора.

– Где-то рядом земля. Чайки не улетают далеко от берега, – пробормотал Стадис задумчиво. – Интересно. Я не помню никакого острова на карте.

– Какая-нибудь мелкая скала, торчащая посреди океана, – буркнул мошенник.

– Да, похоже на то, – Леонид встал и прошелся ближе к носу. – Ее даже уже видно. Но мы должны пройти мимо.

Ученый отвернулся, и в этот момент началась песня без слов.

Незнакомый голос нота за нотой, будто стежками, вышивал мелодию на полотне. Он вплетал в нее крики чаек и шум волн, так, что они казались неотделимы от песни.

Вот к голосу присоединился еще один. Затем еще и еще. И каждый подхватывал мотив, усиливая его. Выглядело все так, будто партия давно отрепетирована и заучена, хотя это было неправдой. Такая красота могла создаваться только здесь и сейчас. Не существовало никакого «до», а уж тем более «после».

– Мы должны подойти ближе, – прошептал Юлиус. – Еще ближе. Я хочу слушать эту мелодию вечно.

– Это прекрасно, – Стадис вытер выступившую слезу. – Прекрасней, чем шум двигателя. Чувственней, чем момент, когда твое изобретение воплощается в жизнь.

– Гармония, – Гераклид полз по палубе в направлении высившейся скалы и продолжал повторять. – Гармония, гармония, гармония…

Даже Александр притих в тазу и лишь барахтал лапками в такт продолжавшей звучать песни без слов.

И корабль тоже был очарован. Палуба мелодично скрипела в такт напевным звукам, ветер низко гудел вдоль борта, а нос… нос поворачивался в сторону скалы. Там волны завихрялись мелкими бурунчиками вокруг острых камней. Будто кто-то варил суп из морской воды, обрывков водорослей, песка, щепок, обломков рей, обрывков парусов….

Юлиус смотрел на приближающийся островок со странным чувством. Он любовался прибоем, был очарован волшебной песней и – хоть Зевс его убей на этом самом месте – не мог понять, почему ему неуютно? Сквозь блаженство и эйфорию – такой мошенник не испытывал с детских лет, с тех самых пор, когда на спор обворовал главу полиса за тридцать секунд – явственно проступала какая-то неудобная мысль. Скреблась изнутри, не давала мечтательно прикрыть глаза и полностью отдаться на волю песни.

Хотя через мгновение Юлиус похвалил себя за то, что не зажмурился от блаженства, как это сделал Стадис. Из-за скалы показались две девушки. Они оперлись на камни и разглядывали приближающийся корабль во все глаза. Прозрачная, чуть синеватая кожа. Белые, как морская пена волосы. Огромные глазищи – и голоса, голоса!,.

– Это они поют, – пробормотал Корпс.

Бывают такие моменты в жизни, когда ты произносишь самые что ни на есть банальные вещи – не потому, что хочешь сказать что-то новое или обогатить знания собеседников об окружающем мире. Нет, ты просто не в силах держать в себе эмоцию и готов поделиться ею с первым встречным. Пусть это даже Гераклид, пускающий слюну.

На мгновение Юлиуса перекосило от ревности и отвращения. Капли слюны на небритом облезлом подбородке нелепого Гераклида портили эстетику момента. Однако стоило отвернуться и вновь посмотреть на прекрасных дев, как очарование вернулось,. благо судно подошло уже совсем близко к скале.

И тут сбоку раздался крик умирающего жирафа. То есть Юлиус, конечно, не знал, как именно кричит умирающий жираф – он это животное видел только два раза в жизни, да и то в детстве, в бродячих зверинцах-цирках… Но в голову ему пришло именно это сравнение.

Потом заскрипело несмазанное колодезное колесо. Заржавевший штурвал.

Закашлял неисправный двигатель.

Завопил осел, которого не кормили вот уже неделю.

Заверещала стая осипших гагар.

А если откинуть бледные образы и сравнения в сторону и взглянуть правде в лицо, то Герклид запел. Не попадая в ноты и в ритм, но компенсируя это громкостью звука, он подхватил песню. Не выдержавший такого издевательства над прекрасным Александр возмущенно запищал и забился в тазу, еще больше усилив диссонанс.

Юлиус уже было занес руку, чтобы отвесить Аквусу затрещину, а еще лучше – скинуть его за борт, прости Посейдон… Но тут неудобная мысль наконец нашла лазейку между сладкими звуками, пропитавшими мозг мошенника, как патока, и разбудила здравый смысл.

Мысль состояла ровно из двух слов. «Сирены» и «разобьемся». Юлиус хлопнул себя по лбу и бросился к люку. Скатился вниз по лестнице и что было сил крутанул маленький штурвал.

Припав к окулярам, мошенник вновь увидел прекрасных дев. Они продолжали петь, но теперь на лицах их появилась растерянность. Корпс даже догадывался, отчего. Вожделенная добыча, подойдя практически вплотную, стремительно разворачивалась. Юлиус в какой-то степени понимал их разочарование, но, несмотря на то, что всегда готов был помочь красивой женщине, сейчас ему этого делать не хотелось.

Едва корабль вернулся на прежний курс – по крайней мере, так показалось Корпсу, – мошенник дернул рычаг, который регулировал скорость, и кое-как удержался на ногах. Судно буквально подпрыгнуло на волнах и понеслось прочь.

Сзади кто-то охнул. Юлиус развернулся и увидел, что Леонид тоже спустился к люку.

– Сбавьте скорость! – закричал ученый.

– Это сирены! Если не убраться подальше, то мы разобьемся, а они нас сожрут!

– Да я понял уже! Сбавьте скорость, двигатель по такой жаре и так перегрелся!

Ученый подобрался ближе и сам дернул рычаг, переводя его на «малый вперед». Корабль замедлился, и Юлиус напряженно вслушался в тишину. Только механические скрипы, мерное урчание двигателя и шум волн. Никаких прекрасных дев и чарующих песен.

– Теперь вы должны пойти и извиниться перед своим другом, – сказал Леонид. – Как бы то ни было, но он только что спас нам жизнь.

– Он этого не хотел, – скривился мошенник. – Он просто отвратительно поет.

– Мне кажется, что мотив сейчас не имеет значения. А вот результат, который выражается в том, что мы живы и в безопасности, – имеет.

Юлиус не мог не признать, что в здесь есть здравое зерно. Если бы не Гераклид, то сейчас мошенник стал бы ужином. Или что там следующее в графике принятия пищи? В любом случае, извиниться действительно стоило.

Вернувшись на палубу, Корпс застал Аквуса на корме. Тот напряженно вглядывался вдаль.

– Прости меня, дружок, – сказал Корпс. – Ты не бесполезен. И хотя, Орк тебя забери, я считаю, что в одиночку справился бы лучше, но именно сейчас и именно здесь, ты спас нас. Возможно, боги были в чем-то правы.

Юлиус замолчал, ожидая бурных вскриков радостей и объятий, сопровождаемых криком «я знал, что мы лучшие друзья!». Может быть, самовосхваления и попыток тут же сложить оду в собственную честь. Но Гераклид Аквус все так же безучастно всматривался вдаль.

– Эй, ты не слышишь? Я извиняюсь, а ты – герой!

В этот раз Гераклид соизволил обернуться. Выражение скорби на его лице смогли бы повторить только самые лучшие актеры современности.

– Я действительно так ужасно пел? – голос Аквуса дрогнул, на глазах выступили слезы.

«Ох, ну почему так всегда? – пробормотал про себя Юлиус. – Почему я всегда должен раскрывать этому человеку-бедствию глаза на его „таланты“? Почему этим не может заняться кто-нибудь другой?»

– Нет, дружок, – Корпс постарался, чтобы это прозвучало как можно честней. – Это была великолепная песня. Настолько великолепная, что мы сразу поняли – ну, зачем нам эти две бабы, которые всего лишь блеют, как овцы? Сирены, тоже мне!.. Да, ты прекрасно пел, можешь не сомневаться!

– Ты меня не обманываешь? – скорбь не уменьшилась, а в глазах появилась еще и подозрительность. – Мне показалось, что тебе понравилась их песня.

– Только до тех пор, пока я не услышал твою!

Юлиус любил ситуации, когда абсолютная правда может трактоваться так, как это желает слышать собеседник. Вроде и не врешь, и говоришь то, что думаешь.

– Я начинаю тебя понимать, – Аквус важно кивнул, до боли напомнив себя в минуты наивысшего самолюбования. Корпс вздохнул. Период вселенской скорби миновал. К счастью или к сожалению – будет видно дальше. – Вот у них не было такого хорошего певца, а потому они сейчас все мертвы.

Мошенник, несмотря на жару, похолодел и быстро взглянул в том направлении, куда указывал палец Гераклида.

В нескольких десятках метров, то появляясь, то исчезая за бурунчиками пены, дрейфовали останки корабля. Судя по ним, это был старомодный парусник – обломки досок и мачты, а также грязно-белое полотнище, цвет которого настолько походил на морскую пену, что если бы не меткий взор Гераклида – следы кораблекрушения остались бы незамеченными.

Казалось бы, ничего удивительного – в море плавают десятки и сотни досок, измочаленных о скалы жадной стихией. За ними никто не гоняется, за исключением жителей бедных каменистых островов, для которых любой обломок дерева на вес золота. Сокровища и ценные вещи, буде таковые имеются на борту, идут на дно первыми, так что никакой практической ценности найденные обломки обычно не представляют.

Если только сбоку, полуприкрытый парусом, не дрейфует плот, на котором виднеется человеческая фигура.

– Молодец, дружок! – воскликнул Юлиус – на этот раз с полной мерой искренности – и хлопнул Гераклида по плечу. – Глуши машину, Леонид! Там человек за бортом!

Через минуту маневренный кораблик уже развернулся и медленно, боком, стал подплывать к обломкам. Стадис, оставив мошенника у руля, склонился над бортом с длинным крюком-гарпуном в руке и примеривался, как бы поудобнее подцепить плот и притянуть его поближе. В рубке рядом с Юлиусом взволнованно пыхтел Александр. А Гераклид разразился очередными бесполезными советами и восклицаниями, параллельно хватаясь поочередно то за борт, то за сердце, чем утвердил в сознании Корпса одну простую истину, которую тот бережно поставил на одну из самых широких полок памяти и поклялся себе никогда не забывать. Истина звучала так: «Крупица полезности в некоторых личностях уравновешивается килограммами пустой болтовни и поводов для раздражения».

– Юлиус! – Леонид с третьей попытки зацепил плот. – Нужно будет слезть вниз, чтобы обвязать беднягу веревкой – иначе наверх не затащим.

Мошенник зафиксировал штурвал, провел ладонью по шерстке на макушке у крота – тот в ответ несколько раз серьезно кивнул: «Иди, мол, а я присмотрю за управлением!» – побежал наверх. Скинул штаны, рубашку и с разбегу прыгнул в голубые волны. Юлиус ждал прохлады и хотя бы временного спасения от жары, однако толща воды слишком хорошо прогрелось под солнцем. Ему показалось, что он погрузился в теплое растительное масло, скользкое, липкое, испортившееся на жаре и оттого с прогорклой вонью.

Источник отвратительного запаха довольно быстро обнаружился – на плоту было не одно тело, а два. На краю, наполовину погрузившись в воду, висел труп сирены. Массивный хвост с зеленой чешуей, длиннопалые руки – с двумя суставами вместо одного локтя, спутанные золотистые волосы. Чудовище явно умерло не от жары – лицо в кровоподтеках со свернутым набок носом, рассыпанные по бревнам плота зеленоватые зубы и окровавленное весло, лежащее тут же рядом, говорили о редкостном мужестве и желании жить того, кто сумел преодолеть очарование лживой песни и оказать достойный прием сирене. Из ее рта тянулся длинный фиолетовый язык с раздвоенном кончиком, а открытые в посмертии глаза смотрели обиженно и удивленно: «Как так? Меня – убивать?»

Вторая жертва кораблекрушения – или, если говорить точнее, героичный и неповторимый победитель монстра – походил на огромную черную кляксу – из-за цвета балахона и сапог. Юлиус, сморщившись, столкнул труп сирены в море, подтянулся на досках плота, подобрался поближе к телу и стащил с головы капюшон с вышитой эмблемой Диониса.

Это была девушка с огромными кругами под глазами, с распухшим языком и исцарапанной щекой, с облезшим от солнечных ожогов носом, с синеватой шеей и воспаленными веками. Из этой жертвы кораблекрушения мог бы получиться великолепный, прямо-таки книжный мертвец, какими их описывают в популярном бульварном чтиве о восставших из Аида. Но не получился – на виске билась синяя жилка, а из горла доносилось еле слышное сипение и хрип.

Юлиус торопливо обвязал жрицу Диониса – в голове мелькнул смутный образ узнавания – веревкой и махнул Леониду «поднимай, мол!». Когда тот уже бережно втаскивал девушку на борт, Гераклид глубокомысленно изрек:

– А вы знаете, что присутствие женщины на корабле – это к несчастью?

– Еще одна погоды не сделает. Дружок, ты уже забыл как тебе идет женская одежда?

Несколько следующих минут были потраченны Гераклидом на возвращение проглоченного от возмущения языка, что дало Леониду и Юлиусу заняться спасением девушки.

– Массаж сердца и искусственное дыхание должны помочь, – подвел итог осмотра ученый, не горя однако желанием приступать к озвученным действиям.

Некоторое время мошенник и Стадис смотрели друг на друга, а потом Леонид пробормотал в сторону: «У меня легкие слабые», – и на том все закончилось. У Юлиуса возникло ощущение, что на этом корабле Гераклид не единственный, кому не везет с женщинами.

Аквус, меж тем, наоборот готовился принять активное участие в операции по спасению. Он разминал руки, тренировал дыхание и пытался где-нибудь срочно раздобыть что-то увлажняющее. А то «из-за жары губы у него пересохли, а делать искусственное дыхание с пересохшими губами – это низко, подло и бесчеловечно по отношению к прекрасной девушке».

«Нет уж, – подумал Корпс, – Этак получится, что у девушки по моей вине может возникнуть вселенское отторжение мужского пола как такового, если первым, что она увидит, очнувшись, будет объемный скульптор-неудачник». Данная мысль вновь породила смутное узнавание, которое из-за жары и волнения так и не оформилось в нечто существенное.

Мошенник решил, что поймать образ он всегда успеет, а пока взял дело в свои руки, а заодно и губы. Не обращая внимание на очередное обиженное выражение лица Гераклида, приставил ладони к груди жрицы Диониса и надавил. Прислушался, затем надавил еще раз; зажал нос девушки пальцами и глубоко вдохнул воздух в ей в рот.

Ресницы затрепетали, жрица открыла глаза и взглянула на своего спасителя, который еще не успел оторвать своих губ от ее…

Звук пощечины разлетелся над водой.

Все застыли, и лишь девушка сноровисто отползла, перекатилась и присела на четвереньки, напряженно вглядываясь в трех странных мужчин и одного крота, которые удивленно смотрели в ответ.

Затем жрица Диониса хриплым иссушенным горлом успела произнести «воды» и вновь потеряла сознание. Надо признать, не без изящества. Юлиус давно заметил, что женщины, когда в том возникает необходимость – а особенно, когда на них смотрят мужчины – проделывают обыденные и даже в чем-то банальные вещи столь грациозно, будто отрабатывали это всю свою жизнь. Хотя, кто его знает? Быть может, этим они и занимаются в тех закрытых школах, в которые не допускают никого из мужчин.

Однако больше всего мошенника занимало не это. Он наконец-то вспомнил, где уже видел эту жрицу.

Глава восемнадцатая.

Прошлое и будущее

В тот раз Юлиус находился в Солониках и в очередной раз испытывал финансовые затруднения, а потому был в поисках способа или же человека, которые смогли бы помочь ему заработать. А лучше – и того, и другого.

Размышлять он предпочел в небольшом, но не лишенном изящества, заведении «Пята Ахилла» – на стенах юмористические картины из жизни древнего героя, а столики – в виде перевернутой человеческой ступни. За одним из них, спиной к Корпсу, сидела фигура в чёрном плаще со знаком Диониса. Помимо нее внутри ещё были хозяин и юноша с тонкими чертами лица, что-то исступленно рисовавший на листе бумаги.

Мошенник заказал стаканчик вина и легкий завтрак, отдав треть имевшейся наличности, после чего с ещё большим энтузиазмом принялся размышлять о том, каким образом можно заработать.

Заедая вино сыром, Корпс между делом поймал брошенный на себя взгляд служительницы Диониса. Недоверчиво хмыкнув, мошенник присмотрелся и понял, что незнакомка довольно мила и приятна на вид. Её нельзя было назвать красавицей или сравнить с богиней, но это была та непосредственная и домашняя красота, которую каждый настоящий мужчина мечтает иметь под боком. Конечно уже после того, как он вдоволь наобжигается с горячими красотками.

Решив, что он ничего не теряет, Юлиус подхватил остатки вина и направился к столику с незнакомкой. Та мило улыбнулась, когда мошенник подошел, и даже подвинулась на скамейке, будто приглашая сесть сразу рядом. Это было заманчиво, но Юлиус предпочитал, чтобы стол выступал преградой на случай, если собеседник внезапно решит перейти от слов к враждебным действиям. Поэтому Корпс уселся напротив, громко поставив кружку перед собой.

Девушка продолжала за ним наблюдать. Сначала она просто внимательно глядела, подперев кулаком подбородок, потом зажмурила правый глаз и покачала головой из стороны в сторону. Задумчиво хмыкнула. Затем наклонилась вперед, почти легла на стол и уставилась на Юлиуса исподлобья и из-под челки.

– Это какой-то ритуал? – мошенник решил, что выдержал достаточную паузу. В конце концов, его не каждый день разглядывали во всех ракурсах симпатичные незнакомые девушки.

Жрица в ответ улыбнулась, потом быстро протянула руку, ухватила его кружку и воровато заглянула внутрь. Скорчила Юлиусу гримасу – то ли презрительную, то ли извиняющуюся – и, закинув голову, вылила в себя остатки чужого вина.

– Если это принятый в здешних местах способ начинать разговор, то я не смогу тебя поддержать. У тебя в кружке ничего не осталось, – Юлиус был несколько обескуражен. Однако девушка была ничуть не расположена поддерживать беседу в рамках логики и отвечать на заданные вопросы.

– Счастье, – жрица подперла щеку ладонью и воззарилась на мошенника влажными глазами. – Муж, дети, куры. Или собаки. А я сижу тут. В плаще. И пью. А может, надо жить?

– То есть пока ты сидишь тут в плаще и пьешь, это не считается жизнью? – Фраза вылетела до того, как Юлиус спохватился, что в этом разговоре на достойный ответ рассчитывать не приходится. Однако девушка парировала гораздо лучше, чем это делали некоторые гораздо более трезвые собеседники.

– Это считается служением. Дионису. А я вот думаю. Может, пожить, как все? То есть как женщина? А то сейчас никакого смысла. Молюсь. Ем. Сплю. Пью.

– Ты думаешь, появление детей, собак и мужа сразу принесет бездну смыслов?

– Ничего ты не понял. Все говорят, что так надо и положено. Вот я и тоскую. Ну, ты понял.

Юлиус не очень разделял чужую тоску по спокойной и счастливой семейной жизни, особенно когда о ней вещают первому попавшемуся собеседнику, дыша винными парами. Однако из вежливости кивнул. Раз. Другой. Третий раз он кивнул гораздо энергичнее и расплылся в улыбке.

– Хочешь, милейшая, я тебе помогу? – проникновенно вымолвил он и попытался накрыть ладонь девушки своей. Жрица от неожиданности спрятала обе руки под стол, смахнув неосторожным движением винную кружку на пол, потом кивнула. – Тогда никуда не уходи, ладно? Сиди здесь, я все придумал! Я даже еще вина тебе закажу, только сиди!

Юлиус бросился сначала к хозяину заведения, лавируя между гигантскими ного-столами, чтобы оплатить заказ и попросить «непременно, непременно задержать девушку, если она вдруг захочет уйти, это очень важно, буквально дело жизни и смерти!». Затем присел рядом с преисполненным одухотворенностью юношей, который продолжал рисовать.

– Дорогой друг, а вы принимаете заказы?

– Заказы? Да. Сейчас календарь вот рисую для знакомого, – Юноша поправил непослушную прядь кудрявых волос.

– Календарь? – Корпс заметил числа внизу листка. – А не могли бы вы оторваться на секундочку буквально и нарисовать портрет вот той вот прекрасной незнакомки. Особого старания я не требую, понимаю, что девушка не профессиональная натурщица, но не помешало бы чуточку приукрасить действительность. Вы меня понимаете?

– О, конечно.

– Ну, тогда приступайте. Я скоро вернусь!

Потом он пронесся к выходу мимо жрицы, подмигнул ей и показал победно сжатый кулак.

Первым делом, выскочив на улицу, Юлиус взглянул на часы – было около часу дня. До того момента, когда рабочие возвратятся с фабрик, времени хватало. Оставалось только потратить его с пользой для дела и, безусловно, для кошелька.

Но для начала предстояли небольшие траты.

Прежде всего Корпс прогулялся по рабочему кварталу, распросил множество людей, применяя поочередно наглость, лесть, дружелюбие и угрозу. Итогом этого вояжа стало обнаружение места, наилучшим образом подходящего для задуманного. Владелец заведения «Тартаровские Тартары», досточтимый Тартар, узнав о том, что благодаря Юлиусу, его сегодня ожидает наплыв посетителей, отказался брать плату за аренду. По здравому размышлению, Корпс понял, что продешевил и ему самому нужно было требовать плату, но момент уже был упущен.

Затем мошенник нашёл небольшую типографию, где за сносные деньги обещали нужное количество листовок. А за символическую плату и деревянную куклу, которая так понравилась хозяйскому сыну, ещё и расклеить их на ближайших улицах. Кукла осталась у Юлиуса после неудавшегося опыта чревовещателя, потому он расстался с ней без сожаления.

После всего этого усталый обладатель почти пустых карманов вернулся в «Пяту Ахилла». Жрица Диониса спала, уткнувшись головой в сложенные на столе руки. Подле неё сидел художник и выстукивал по столу резкий и рваный ритм, а хозяин заведения многозначительно посматривал на всё это и вздыхал. Едва завидев мошенника, юноша потребовал денег за работу. Взглянув на картину, Корпс заплатил, не торгуясь, затем тут же прикрыл холст жилеткой.

Обрадованный платой юноша, подхватив наброски календаря, ретировался, весело насвистывая. Судя по музыкальным упражнениям, он был весьма разносторонним малым.

– Давно она спит? – поинтересовался Юлиус у хозяина.

– С полчаса. Пьяна в лучших традициях своего бога.

– Отлично! Пусть девушка ещё поспит, – сказал мошенник. Через два часа я приведу сюда друга, который бы очень хотел с ней пообщаться. Будьте добры, разбудите её к тому времени и дайте что-нибудь от похмелья.

И, чувствуя, как в груди всё холодеет, Юлиус высыпал на стол остатки финансов. Если хозяина и удивила просьба, то виду он не подал. Многозначительно хмыкнул и вернулся к своим занятиям.

Корпс, между тем, попробовал растолкать девушку, поскольку вспомнил, что надо бы кое-что у неё разузнать.

– Как тебя зовут? – спросил Юлиус, едва жрица приоткрыла глаза.

– Фффф, – прошипела девушка и снова замолкла.

Дальнейшие попытки привести её в чувство не увенчались успехом. Мошенник вздохнул и, подхватив портрет, направился в сторону «Тартаровских Тартаров». По дороге Юлиус с удовольствием отметил, что заказанные листовки уже красуются на стенах домов.

«Спешите! Только сегодня! – гласили красные буквы на ядовито-желтой бумаге. Всем известно, что именно кричащие цвета непреодолимо влекут к себе простой народ, и уж если хочешь собрать толпу – пользуйся тактикой „вырвиглаз“ и не жалей редких личностей с хорошим вкусом. Презрительно отведут глаза да поморщатся – всего-то. – В „Тартаровских Тартарах“ никогда раньше подобного не видели! Приобщись к женской прелести! Взгляни на изображение милейшей из красавиц Греции, королевы грации и любви, – бесплатно! Участие в аукционе за право стать ее мужем – тоже БЕСПЛАТНО! Спешите!»

Твердым шагом Юлиус вошел в двери «Тартаров» и, оглядевшись, удовлетворенно хмыкнул. Почти все столики были заняты, как на подбор – мужчинами без лишних следов интеллекта на лицах. Возможно, не все они пришли по объявлению, но пару желтых клочков бумаги, выглядывающих из карманов и сжатых кулаков, Юлиус разглядел.

Мошенник быстро двинулся к барной стойке, по дороге громко восклицая: «Не толпитесь, занимайте очередь, занимайте очередь!» – хотя сначала никто и не думал толпиться. Но человеческая природа больше всего любит действовать от противного, поэтому вскоре Юлиус обнаружил за собой небольшую группу любопытных. Он повернулся к залу, оперся о стойку, выдержал театральную паузу… и, вытащив из-под жилетки портрет жрицы Диониса, сунул его в лицо ближайшему заинтересованному.

Тот инстинктивно отшатнулся, а потом, ахнув, попытался схватить рисунок. Но Юлиус был начеку, он вовремя отдернул портрет и поднял его над головой.

– Великая и несравненная Эф! Сегодня королева грации и красоты, лишь на день прибывшая в наш скромный город, ищет самого достойного, дабы стать его женой!

– Начальная цена за право стать мужем этой красавицы – пять драхм! – Юлиус помедлил секунду, однако претенденты в супруги мялись и не спешили платить, поэтому он восторженно продолжил. – Не жена, а сплошные плюсы! Во-первых, в детстве ее сравнивали с самой Афродитой!

– Пять драхм? Я заплачу! – владелец заведения то ли проникся красотой портрета, то ли решил подбодрить своих клиентов.

Юлиус, вдохновленный только что придуманной биографией, продолжал:

– Во-вторых, она хозяйственна, как Гера, и ждет своего героя, как Елена! И, раз уж мы говорим о божественном – она жрица Диониса, а значит, никогда не станет пилить мужа за то, что тот пьет – наоборот, поддержит его в этом светлом начинании и сама подольет вина в кружку!

Такой бронебойный аргумент не мог не подействовать.

– Шесть драхм!

– Семь!

– Восемь!..

– Друзья мои, вы уверены, что это достаточная цена для той, которая руководила празднествами в честь Диониса?

На несколько секунд повисло замешательство, но вскоре один из смельчаков поднял руку и громогласно заявил: «Десять!»

– О! Вы только посмотрите на него. Уже через несколько минут он будет купаться в объятиях настоящей нежности..

– Сто! – внезапно раздался голос.

Несмотря на громогласность сказанного, Юлиусу понадобилось время, чтобы разглядеть в толпе собравшихся хилого человечка, которого где-нибудь обязательно сбросили бы со скалы ещё в момент рождения. Мужчина был лыс, стар и мал, но, к удовольствию Корпса, богат. Судя по шепоткам, побежавшим по залу, которые мошенник давно научился фильтровать, то был явно не последний человек на местной фабрике.

В воцарившемся молчании, полном зависти и любопытства, Юлиус отсчитывал:

– Сто драхм, раз!.. Сто драхм, два!.. Сто драхм, три! Давайте поздравим счастливца!

Толпа разродилась жидкими аплодисментами, а сам победитель аукциона, гаденько улыбаясь, протолкался к постаменту.

– Как вас зовут, представьтесь.

– Маркус Онассис.

– Отлично, Маркус, поздравляю. Держите портрет и пойдемте же скорее туда, где несравненная Эф ожидает встречи с вами.

– Да-да, конечно, – Маркус суетливо схватил портрет, затем поочередно вытер ладони рук об штаны и вновь улыбнулся. – Скажите, а вы действительно считаете, что я ей понравлюсь?

– Иначе и быть не может! – отрезал Корпс. – Вы доказали свою состоятельность, героичность и рисковость. К тому же, вы не побоялись вступить в спор со множеством мужчин, явно превосходящих вас в силе!

Последнюю фразу Юлиус нарочно произнес как можно громче, чтобы Онассису досталось побольше злобных и завистливых взглядов. Как частенько говаривал Фавн: «Пока в твоих руках тряпка, которой можно вытирать всё подряд, никаких проблем у тебя не возникнет. Но стоит лишь тряпке вспомнить, что она когда-то давно была прекрасным и дорогим платьем, как она начнет капризничать, и тогда уже жди беды. Потому не стоит давать тряпке вспоминать о своём прошлом».

На всех парусах, придерживая «счастливчика», Юлиус спешил в «Пяту Ахилла». Было бы очень обидно, если бы за это время жрица Диониса куда-то подевалась. Корпс точно знал, что момент, когда с Маркуса можно стребовать деньги, ещё не настал. Однако, когда Юлиус вбежал в знакомый зал с «пяточными столами», выяснилось, что «Эф» никуда не ушла, а всё так же сидела за столом. Судя по бледному лицу, дрожащим рукам и тому, как она судорожно пила из кружки – похмелье во всю наслаждалось своей властью.

Между тем счастливый кандидат в мужья замер посреди зала и растерянно оглядывался по сторонам, не узнавая в помятой жрице Диониса свой аукционный выигрыш. «Нет, а что ты ожидал увидеть? – мысленно пожал плечами Юлиус, быстро подбирая аргументы для финального аккорда мелодрамы, когда любящие сердца должны были соединиться, а их благородный помощник удалиться в закат с карманами, полными презренного металла. – Ты думал, что она здесь будет в соблазнительной позе над столом возвышаться?» Но вслух он, естественно, этого не сказал. Приникнув к уху Маркуса, мошенник доверительно зашептал:

– Очень волнуется перед встречей с вами, друг мой! Видите, как бледно ее лицо? Как дрожат руки? Однако, несмотря на трепет, несравненная Эф – мечта мужчины!

– Это… она?

– Конечно!

Юлиус тащил за собой упирающегося жениха и надеялся, что тот артачится от смущения, а не от праведного гнева, вызванного несоответствием портрета и помятой девицы.

Юлиус пихнул коротышку на скамью рядом с девушкой, сам плюхнулся напротив нее и громко заорал:

– Эй, хозяин, кувшин вина и закуску, что-нибудь повкуснее! У нас сегодня праздник!

– Это какой, позволь спросить? – прошипела девушка, уставившись на Юлиуса исподлобья. Взгляд у нее получился такой тяжелый, что хоть сваи забивай.

Мошенник лишь радостно улыбнулся в ответ и продолжил в том же восторженном духе:

– Милейшая, что до меня, то я всегда полон радости, когда встречаю жрицу Диониса. Моя кормилица любила повторять: «Запомни, Юлий, лучше вина или женщины может быть только женщина с вином!» Вот это – Маркус, и у него сегодня праздник почище, чем у любого в этом трактире. Знаешь, почему?

– Нет.

Жрица покосилась на соседа. Тот улыбнулся ей в ответ, игриво подвигал бровями – в такт с ними двигались еще и оттопыренные уши – и судорожно пригладил три волосины на голове. «Герой, – откомментировал в уме Юлиус. – Любовник. Наш Парис».

– Потому что он всю жизнь мечтал… выпить с тобой!

Девушка фыркнула в кружку и расплескала вино. Хозяин заведения громко засмеялся и зааплодировал. Юлиус тихо, так, чтобы слышал только Маркус, закончил мысль:

– Сначала выпить, а потом и свадьбу играть можно.

Жених обрадовано закивал. Тут как раз подоспел трактирщик с кувшином. Жрица улыбнулась и застенчиво стала двигать глиняную посудину к себе. «Идиллия, как она прекрасна, – подумал Юлиус. – Самое время делать ноги».

Он скользнул вокруг стола и шепнул на ухо Маркусу:

– Быстро. Пока она не видит. Деньги! Я даже расписку брать не буду! Чтобы быстрее скрыться и не нарушать ваше свидание. Кстати, ты ей явно приглянулся.

Коротышка запыхтел и стал шарить по карманам. Девушка подозрительно уставилась на него и чуть отодвинулась в сторону. «Минуту! – взмолился Юлиус. – Гермес, прошу тебя, пусть она просидит тут еще хотя бы минуту, мне хватит!»

Маркус Онассис между тем вытащил горсть монет и сунул ее мошеннику. Тот сомневался, что получил ровно сто драхм, но тщательно пересчитывать их не было ни времени, ни желания. «Самое меньшее – восемьдесят», – решил он, запихивая деньги в карман. Плох тот плут, который не сумеет на ощупь и на вес определить ценность добычи.

– Поздравляю! – он хлопнул жениха по плечу. – И тебя поздравляю! – подмигнул жрице Диониса. – Счастливая жизнь и всё такое – ну, ты поняла.

Потом развернулся и быстро зашагал к выходу. В спину ему не прилетело ни кружки, ни кувшина, и возмущенный ор послышался лишь тогда, когда он уже перебегал улицу. Неплохая фора, при таком раскладе не ушел бы только полный идиот.

Юлиус отродясь не считал себя за такового, поэтому и четверти часа не прошло, как он садился в поезд, уходящий на юг. Оставшиеся от покупки билета сорок драхм приятно грели сердце и нагрудный карман, а в глазах весело отплясывали маленькие церберы. Что ни говори, всегда приятно помогать ближним. Особенно в поисках счастья.

…

Все эти воспоминания пронеслись в голове Юлиуса, пока Леонид бегал за водой, сам мошенник искал нечто похожее на «тень», чтобы перетащить туда жрицу Диониса, а Гераклид стоял возле правого борта и, уперев руки в боки, переваливался с пятки на носок. Мошеннику показалось, что сейчас не самое время для гимнастических упражнений, но, как оказалось, это действие имело сакральный смысл.

Горе-скульптор размышлял.

– Это нечестно, – сказал он в конце концов. – Фактически, именно я спас девушку, а награда досталась тебе!

– Я с удовольствием уступил бы тебе возможность получить пощечину, – огрызнулся Корпс. – Лучше помоги мне.

Вдвоем они перетащили жрицу под слабое подобие навеса, сооруженного из растянутой рубашки Гераклида.

– И все равно, – не сдавался Аквус. – Как только на нашем пути появляется женщина, то она неизменно становится твоей. Хотя нельзя не заметить, что я более приятен на вид и моя искушенность в вопросах обращения с женским полом не знает границ!

– Знает, – отмахнулся Корпс. – Границы лежат между тетушкой, матушкой и их кумушками. Конечно, их роднит с любой девушкой эта буквосочетание «шкой», но не более того.

– Ты мало обо мне знаешь! – уши Гераклида покраснели, как будто за этой фразой скрывались страшные тайны, в чем мошенник сильно сомневался.

– И кроме того, Ламия, мой дорогой друг, досталась как раз тебе!

Аквус в очередной раз за сегодня обиделся и надолго умолк. Юлиусу только это и требовалось. Поразмышляв в установившейся тишине, он решил, что не стоит рассказывать остальным историю «Эф». Она абсолютно не красила самого мошенника, а уж девушку и вовсе выставляла в неприглядном свете.

Тем не менее, из каюты уже спешил Леонид с флягой питьевой воды, а потому никакого плана придумать не удалось. Оставалось лишь импровизировать.

Жрицу Диониса напоили водой, и девушка открыла глаза. Еще раз осмотрев своих спасителей, она остановила взгляд на Юлиусе. Тот поёжился, читая в нём абсолютно неприкрытую ненависть.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнул мошенник, не давая «жертве» опомниться. – Надо же, кого мы только что спасли от смерти! Да это же прекрасная жрица Диониса!

– Это может нам пригодиться, – Стадис потёр подбородок. – Подозреваю, что боги куда охотней разговаривают со своими посвященными, чем с простыми смертными.

– Эй! Кто с кем разговаривает? Вы о чем? – взгляд девушки стал затравленным и испуганным.

– Тебе надо поговорить с твоим богом, – сказал Юлиус.

Таким тоном обычно человеку сообщают о том, в чем его желание не учитывается. Например: «тебе надо идти на работу» или «тебе надо вынести мусор». Можно выполнить, можно не выполнить, можно просто проигнорировать, но решение уже принято, и ты ничего не можешь с этим поделать.

– И о чем это мне с ним разговаривать? – жрица фыркнула. – Я с ним вдоволь наговорилась, когда эти дураки везли меня в объятия смерти. Я их поила! Я им проповедовала! А они? Вместо того, чтобы дружно вступить в армию поклонников Диониса, взяли и отправились на корм сиренам.

– И ты не поленилась лично уничтожить одну из них, чтобы доказать морякам, что они были не правы?

– Двоих. Одна – утонула.

– Утонувшая сирена. Занятно, – Юлиус на секунду задумался. – Слушай, а ты ненавидишь только сирен или всех, кто отвратительно поет?

Оказалось, что «взгляд разгневанной жрицы» с легкостью заменяется «взглядом рассвирепевшего Гераклида».

– Ладно, я не о том, – мошенник откашлялся. – Твой бог тебя не услышал, но мы знаем место, где тебя обязательно услышат! Там находится магическое устройство, позволяющее общаться с богами, когда угодно.

– Что-то складно поешь, – нахмурилась девушка – Практически так же, как в прошлый раз. В какую ещё авантюру ты хочешь меня впутать?

– Так вы знакомы… – с пониманием протянул Гераклид, – Понятно, почему ты не оставил мне шансов…

Юлиус неким шестым чувством уловил, что сейчас прозвучит нечто вроде «шансов прикоснуться к устам прекрасной незнакомки», а потому оборвал Аквуса тычком под ребра. Не обращая внимания на его обиду, он мысленно собрался и бросился в решающую атаку.

– Признаю, милейшая, что в прошлый раз я действительно поступил дурно. Но я руководствовался возвышенными мотивами. Хотел подарить тебе счастье, о котором ты так мечтала. Но не вышло. Потому предлагаю отправиться вместе с нами, чтобы посоветоваться с самим Дионисом. Для нас кое-что узнать, ну и для себя, разумеется. Ну как?

– А у меня есть выбор? – жрица впервые позволила себе улыбнуться. – Я не собираюсь опять болтаться на плоту посреди океана. Не знаю, что ты там плетешь про счастье, но с Дионисом поговорить я бы не отказалась. А уж о чем именно – это я сама решу.

Мошенник постарался, чтобы вздох облегчения прозвучал незаметно.

– Разумеется, – кивнул он. – Кстати, я тогда так и не выяснил, как тебя зовут?

– Флавия Никос. Но вы можете называть меня Фло.

Девушка смутилась, отвела взгляд и принялась чертить на палубе одной ей понятные знаки. Юлиус неожиданно понял, что все вокруг, да и он сам, испытывают умиление.

«Кажется, гармония на корабле восстановлена», – подумал мошенник, хотя опыт ему подсказывал, что если жара не закончится, или они наконец не доберутся до Крита, то уже через пару дней обстановка может накалиться не хуже палубы. Уж слишком странная компания собралась на борту диковинного корабля Стадиса.

Глава девятнадцатая.

Лабиринты и ножи

– Мы готовы заплатить за билет вдвое. Нет, втрое больше.

– Ты читать умеешь? За-кры-то.

– Вчетверо больше! За каждого! – если вспомнить все разы, когда Юлиусу приходилось торговаться, то сейчас он пытался провернуть наименее выгодную для себя сделку.

– Не пущу! – охранник был непреклонен.

– А если мы найдем кого-нибудь из начальства? – Юлиус решил опробовать последний аргумент. – И он окажется сговорчивее? Тебе все равно придется нас пустить, но уже бесплатно.

Охранник насупился и решительно отвернулся. Спина его демонстрировала презрение и непреклонность. Вот уж непреодолимое препятствие – неподкупный стражник.

– Как они смеют пускать в лабиринт лишь несколько недель в году? – Гераклид распалялся так, будто это он потратил последние полчаса на бесполезные уговоры. – Да кто вообще приезжает смотреть на лабиринт зимой?

– Те, кто не выносит запаха от куч гниющего помета и не любит мух, – Стадису удалось одной фразой стащить Аквуса из небесных предолимпийских облаков на многострадальную Землю. – Я надеялся, что охраны не будет – обычно здесь полагаются на крепкие стены, решетку и страх. Видимо, опять нашлись дурачки, которые решили поглядеть на чудовище и попробовали залезть внутрь.

– Ну да, дурачки, вроде нас, – Флавия хохотнула и приложилась к фляге с вином.

«У меня шок, и для душевного спокойствия требуется более плотный контакт с богом, чем обычно», – аргумент, перед которым не устояли ни Стадис, ни Юлиус, тем более что на борту имелся бочонок с молодым вином. «Заначка. Контакты протирать», – смущенно пояснил Леонид, а крот, коротко пофыркивая, кивнул и забил лапками в воздухе, будто желая срочно устроить заплыв в искомой бочке. Мнения Гераклида по этому поводу не спросил никто, в немалой мере из-за того, что тот в очередной раз на всех дулся.

Дулся на Юлиуса, который «отбил девушку у законного спасителя», дулся на Флавию, которая обращала на Гераклида не больше внимания, чем на бортовую качку, и для полноты ощущения дулся на Александра, который из-за жары кусался и злобно сопел. Корпс и жрица Диониса даже поспорили, на кого больше похож обиженный горе-скульптор – на объевшегося баклана (версия Юлиуса) или на молчаливую толстощекую рыбу (версия Флавии).

Однако спор, при всей его занимательности, не приближал к проникновению в лабиринт. Единственный вариант – дождаться, пока стражник сменится. Возможно, его напарник окажется более сговорчив. Какой-нибудь любитель азартных игр, постоянно нуждающийся в деньгах. Или многодетный отец семейства, ищущий возможность подзаработать. В конце концов, всегда можно попробовать уговорить Флавию притвориться восторженной девой, у которой непреодолимая тяга к стражникам, находящимся при исполнении.

Все эти варианты рассматривались мошенником с особой тщательностью, что доказывало серьезность проблемы. Обычно Юлиус не тратил время на размышления и действовал по наитию.

Быстрый взгляд на солнце, застывшее в зените, подсказал Корпсу, что смена стражников если и произойдет, то вечером. Ждать рядом – значило навлечь на себя лишние подозрения.

– Возвращайтесь на корабль, друзья мои – сказал он Леониду.

– Стало быть, вы с нами не идете?

– Надо отвлечься. Эта неудача выбила меня из колеи, так что я немного прогуляюсь, развеюсь и попробую вернуть потерянную легкость рук. И языка. Видимо, все эти морские плавания и погони притупили мое умение.

Едва спутники покинули мошенника, как его внимание привлекла толпа прохожих – там вдруг мелькнула знакомая фигура, причем не из тех, которым рад при случайной встрече. Некто высокий, надменный и безукоризненно одетый – не в пример самому Юлиусу, чья одежда за последнее время выгорела, задубела от соли и местами порвалась.

– Интересно, – протянул мошенник зловещим полушепотом и тут же ринулся с места.

Он отчетливо видел перед собой ненавистный затылок Диоса Парокла, который вновь объявился в самый неподходящий момент. Кажется, двум мошенникам суждено было постоянно сталкиваться, пока один из них не исчезнет.

И Юлиус ни на секунду не сомневался, что Диос собирается посетить лабиринт. У этого человека было чутье – лезть не в свое дело.

«А что у меня за чутье?» – подумал Корпс и резко остановился. Ну, и что с того, что здесь объявился Парокл? Не стоит страдать манией величия: не обязательно он будет лезть в дела Юлиуса. Да и если будет, то опять пострадает сам. У него уже есть подобный опыт.

Зачем надо сломя голову, не разбирая дороги, забыв обо всем и безо всяких адекватных причин бежать, лишь заметив знакомую фигуру?

Это был вопрос, на который мошенник, к своему стыду, не мог ответить.

Вдобавок, остановившись, он обратил внимание на странный факт. Как Юлиус ни старался догнать Парокла, тот все время маячил где-то рядом, но в недосягаемости. Да и сейчас, кажется, его макушка мелькала впереди…

Или нет?

– Привет, – прошептал знакомый голос на ухо, а лезвие ножа прижалось к шее Корпса. – Скучал, наверное?

– Безмерно, друг мой, – отозвался Юлиус безмятежным и радостным голосом матроса, выбравшегося погулять на берег после долгого и утомительного плавания. Странно, но интуиция, которая обычно предупреждала его об опасности – а уж тем более об опасности для жизни! – на этот раз сплоховала.

Парокл ловко подхватил мошенника под руку и потащил к нише в стене дома.

– Неловко, знаешь ли, – бормотал он, – убивать тебя прямо на дороге. Прохожие, конечно, не расстроятся – хлеб и зрелища в цене всегда – но я буду стесняться на публике. Смекаешь? Уж больно момент драматический.

– Драма? Лю… люблю драму, – Флавия, умилительно прижимающая к щеке бутылку красного тосканского, выросла прямо как из под земли. Юлиус хихикнул и чуть было фальшиво не прослезился от умиления. В последний раз он так сильно радовался появлению женщины рядом с собой лет пять назад, когда одна сумасшедшая старуха приняла Корпса за собственного сына и спрятала от погони.

Хватка Парокла чуть ослабла. Он смерил девушку заинтересованным взглядом:

– То есть венки и белые хитоны вам нравятся?

– Ага, – Флавия кивнула и неожиданно покраснела. – Все эти герои древности, великие мужи… не то, что сейчас.

– Боги и герои… Да, я тоже нахожу это прекрасным. Скажите, я мог вас раньше где-нибудь видеть? – Парокл радостно оскалился девушке, продемонстрировав идеально ровные, белые – даже с легкой синевой – зубы.

– Не знаю, как ее, а меня ты видел совсем недавно, – Юлиуса изрядно забавляло то, как разворачивалась ситуация. – И обнимаешь слишком крепко для недолгой разлуки. Понимаю – скучал, волновался, но, может, уже достаточно, друг мой?

Парокл немедленно отпустил мошенника, слегка придав ускорения, отчего Корпс чуть не клюнул носом стену дома напротив. Подавив желание развернуться и врезать Диосу кулаком по носу, Юлиус подозрительно посмотрел на Флавию.

– А ты что здесь делаешь, милейшая? Я же сказал: возвращайтесь на корабль.

– Тут рынок неподалеку, – она потянулась и снова улыбнулась Пароклу. – А рядом с ним – отличный винный магазин. Называется «Кракен и сухопутная крыса». Я всего лишь сделала небольшой крюк, чтобы не давиться той водичкой, что вы предлагали мне всю дорогу. К тому же ты так неожиданно ушел… – тут Флавия – мошенник не поверил своим глазам – мило надула губки.

Она флиртовала? Неужели причиной того, что она отправилась с ними, была влюбленность в Юлиуса? Или, может быть, дело в вине? Правда, не стоило упускать и появление Парокла. Возможно, Флавия хотела привлечь именно его внимание.

«Что же это я, волнуюсь, что ли? – спросил сам себя Корпс и усмехнулся. – Можно подумать, женщины мне глазки не строили. Того и гляди разволнуюсь и начну пыхтеть, как Гераклид».

И всё-таки версия с симпатией к Пароклу была наиболее вероятной. Стоило мошеннику вернуться к разговору, как он услышал:

– Я могу вас проводить. А потом мы найдем столик с видом на море. А вечером, когда зажгутся огни, оркестр будет играть мелодию наших душ, смекаете?

«Их нельзя отпускать вдвоем», – заволновался мошенник. Он вовсе не был против гипотетических стрел купидона, которые могли пронзить сердца Диоса и Флавии. Он даже находил это забавным. Более странную – хотя и весьма гармоничную – пару было трудно представить. Разве что Ламия и Гераклид, но они, как принято говорить, не сошлись характерами. А вот надменный мошенник и жрица Диониса неплохо смотрелись вместе, хотя, если вспомнить представления Флавии о семейной жизни, стоило посочувствовать Пароклу.

Однако сейчас, зная болтливый язык жрицы, Юлиус не сомневался, что Диос вытащит из девушки все, что ей известно. Даже не придется прилагать усилий. Пара комплиментов, и Флавия с удовольствием раскроет свой возраст, вкусовые предпочтения, а также историю первой и, наверняка, безутешной любви, не то что тайну про какой-то там лабиринт и минотавра.

– Думаю, будет лучше, если Флавия пойдет со мной, – сказал Юлиус. – Все-таки нас многое связывает.

Та в ответ зарделась и отхлебнула из бутылки.

«Главное – не перестараться», – подумал Корпс.

– Тогда, я думаю, могу вас поздравить. Очень хорошо смотритесь, – притворно вздохнул Парокл – так мог бы вздыхать тигр, готовясь к прыжку.

Жрица мечтательно улыбнулась.

– Да, сначала – на корабль, потом нас ждут разговоры с богом, а следом – долгожданный покой. Муж, ферма, дети. Корову заведем. Может, гусей или овец. Я пока не решила.

– Корову?!

Юлиус готов был провалиться в Тартар, лишь бы не видеть злорадной ухмылки на лице Диоса.

– Корову, – повторил Парокл вновь. – Ну, надо же. Как чуден и прекрасен мир. Я так и представляю знаменитого мошенника Юлиуса Корпса, который выгоняет на пастбище коров. До меня, конечно, доходили слухи, что он стал большим любителем животных, но чтобы настолько…

Диос расхохотался. Злость Юлиуса вплотную подобралась к критической точке – он почти чувствовал, как из ноздрей вырывается пар.

– Ты никогда не говорил, что тоже хочешь завести корову, – задумчиво пробормотала Флавия. – Мы могли бы выгонять их на одно пастбище.

Корпс редко испытывал столько противоречивых эмоций сразу. Он был благодарен жрице, что она, оказалось, не строила насчет него далеко идущих планов, счастлив, что теперь не нужно притворяться «возлюбленным» Флавии. И еще – негодовал, ведь ему пришлось вытерпеть унижения перед Диосом, и все зря.

– А разве у вас будет не одна корова на двоих? – продолжал упорствовать Парокл.

– Нам пора, поговорим в другой раз, друг мой, – Юлиус подхватил жрицу и приготовился уходить.

Все к одному. Ему сегодня не везет. Самое лучшее – затаиться и дождаться новой улыбки Фортуны. Но от Диоса было не так легко отделаться.

– Нет, куда же вы? Мы можем побеседовать дальше. За поеданием говяжьей вырезки обсудить достоинства коров различных мастей.

– Слушай, – протянула Флавия, непонятно к кому обращаясь. – А может, мы возьмем его с собой к минотавру? Ему ведь тоже нравятся коровы. А, может, быть, ему и Дионис понравится? Ну и потом, ты же сказал, что бог подскажет, где искать мужа, вот и…

– К минотавру?! Потолковать с Дионисом? Искать мужа? Однако… Что еще наобещал тебе этот старый плут?

– Не твое дело. Нам пора. И я – не старый!

Едва сдерживаясь от желания оглушить Флавию, Юлиус тем не менее попытался зажать девушке рот. Это было стратегической ошибкой, потому что жрица сразу цапнула мошенника за палец. Корпс хотя бы возрадовался, что рот у девушки оказался вполне человеческим. Никаких игольчатых зубов.

– Лабиринт минотавра? Вы всерьез собрались туда? – Парокл скептически посмотрел на них. – А как вы собираетесь разбираться с хозяином лабиринта, когда он вас найдет?

– Если найдет, дружочек, – огрызнулся Корпс.

– Нет. Именно – когда. Смекаете? – Диос на миг превратился в умудренного жизнью старика. Но наваждение быстро развеялось, лишь стоило ему презрительно скорчить рожу.

– Мы победили Ламию, – усмехнулся Юлиус. – Минотавр – это не проблема.

– Конечно-конечно. Тогда не возьмете ли вы и меня с собой? Очень уж хочется посмотреть на то, как сражаются герои.

Будь на месте Корпса кто-нибудь другой, возможно, он бы купился. Столько обожания было во взгляде Парокла. Не хватало только скупой мужской слезы и крепкого рукопожатия с молчаливым кивком. Но мошенник прекрасно знал Диоса, да и сам умел в нужный момент поддать пафосу. Бесчестный Парокл выражет свое уважение и напрашивается в помощники? Лишный повод проверить, на месте ли деньги в карманах.

Однако Диос сразу же, будто бы и не было этой минутной слабости, ощерился хитрой улыбкой.

– Кстати, лабиринт сейчас закрыт, а я знаю, где находится еще один вход. Смекаете?

– Нас это не интересует. Не интересует ничего из того, что можешь предложить ты, отродье сирен.

– Твоя мать была сиреной? Я, знаешь ли, убила двух. Надеюсь, среди них не было твоей матери.

Юлиус уже не знал: смеяться ему или плакать. В такой театр абсурда он давно не попадал.

– Старый плут, Корпс, преувеличивает. Я не сын сирены. Просто хочу посмотреть на работу профессионалов, немного подзаработать, ну и, естественно, помочь. Смекаешь? А сейчас мне бы хотелось все-таки поужинать вместе.

– Да я с удовольствием, – стрельнула глазками Флавия и потрясла фляжкой. – Надо торопиться, у меня скоро пересохнет в горле.

– Я этого не допущу, – улыбнулся Парокл. – Позволь, мне бы Юлиуса буквально на пару слов наедине.

– Ох, конечно-конечно. Мужские секреты. Мы с послушницами, помню, тоже постоянно секретничали. Про жрецов, про вина, про обряды…

– Ну вот, и мы посекретничаем, – улыбнулся Парокл и подождал, пока жрица не выйдет из переулка.

Буквально тут же он попытался вновь приставить нож к шее Юлиуса, но мошенник предугадал такой исход. Подсек ноги противнику, вывернул ему руку и уселся сверху.

– Не так быстро, дружочек, – Корпс ликовал. Кажется, Фортуна о нем вспомнила. – И что мне мешает прямо здесь прирезать тебя твоим собственным ножом?

– Думаю, одна хорошенькая девушка, которая будет очень расстроена, если это случится. А учитывая, что она убила двух сирен… я бы, например, не очень хотел сообщить ей безрадостную новость о моей смерти. Смекаешь? Кроме того, я действительно знаю второй вход в лабиринт. Благодаря бумагам, которые расшифровал у тебя. Стоило бы больше внимания уделять древним документам.

– Стоило бы не попадать в руки к пиратам. Кстати, а как ты от них сбежал?

– Ну, едва вы с пухлым другом ушли под ручку с капитаном, я сразу понял, что мои дела плохи. Собрал вещи, влез на первый попавшийся корабль и благополучно прятался до тех пор, пока они не зашли в порт. Кстати, позволишь ответный вопрос? Ты действительно не собираешься жениться на этой жрице?

От удивления Юлиус даже выпустил руку Парокла, но тот не спешил вставать. Лежал на грязной земле в переулке и ждал ответа. Это и тон, каким был задан вопрос, убедили Корпса, что все серьезно.

– Не собираюсь.

– Хорошо. Было бы жалко убивать тебя из-за женщины.

Только сейчас Юлиус заметил, что все это время Диос держал во второй руке миниатюрный арбалет, а наконечник стрелы подозрительно поблескивал так, как обычно блестят стрелы, смазанные ядом.

Парокл поднялся и отряхнулся. После добродушно оскалился и протянул руку.

– Юлиус Корпс, позволь мне помочь вам, – пафосу этой фразы мог позавидовать даже Гераклид

– И зачем это тебе?

– Женщина, деньги. Возможно, немного славы. Раньше выходило так, что побеждал ты. Ну, разве что, с мифическими зверьми я тебя обставил, – Диос не смог сдержать торжествующей усмешки. – Думаю, стоит побыть на одной стороне. Это может принести выгоду обоим.

Юлиус посмотрел на протянутую ладонь, затем на улыбку, вновь на руку и понял, что не верит Пароклу от слова «совсем». Однако какое-то внутреннее чувство заставило его протянуть свою руку в ответ.

– Вот и отлично, – улыбнулся Диос. – Я, с твоего позволения, собираюсь приятно провести вечер, а рано утром, часов в пять, мы отправимся в лабиринт. В это время минотавр крепче всего спит.

С этими словами Парокл ушел и оставил Юлиуса одного.

В темном переулке мошенник еще несколько минут размышлял: не сделал ли он только что саму большую ошибку в своей жизни?

Размышления, однако, были бесплодны.

Глава двадцатая.

Повороты и переговоры

В пять утра, когда Эос еще сладко ворочалась в постели, раздумывая, не наградить ли край неба розовым румянцем, Юлиус прокрался к юго-западному углу лабиринта, вокруг которого громоздились ящики и прилавки городского рынка. Следом бесшумно двигался Леонид – через плечо сумка с инструментами, из торбы на поясе торчит бдительный нос Александра, на ногах мягкие сандалии. Замыкал шествие Гераклид, всю дорогу бубнивший сначала стихи-заклинания против «созданий и тварей Гекаты и Никты», а потом – восхваления розоперстой, златоперстой и просто восхитительной Эос. Когда цвета-определения заканчивались, Гераклид не смущался, а начинал вновь перечислять по кругу.

Парокл и Флавия были уже на месте – обнявшись, сидели на прилавке рядом с гнилыми кочанами капусты. Стоило подойти ближе, как донеслись язвительные комментарии: «тс-с-с», «эй, улитки, вы там скоро?», «слышишь, Гераклид опять шумит» и «быстрее, пора».

Дождавшись, когда маленькая процессия приблизится, Парокл обернулся к стене и последовательно надавил на шесть камней. При известной доле воображения можно было заметить, что они составляют углы фигуры – ключа с тремя бородками. После касания последнего камня тот дрогнул, с тихим скрипом пополз вглубь кладки и провалился вовнутрь, и в стене, казавшейся до того монолитной, открылся узкий проход.

– Опять темные коридоры! – вздохнул-пожаловался Гераклид, протискиваясь сквозь щель.

Юлиус был абсолютно согласен – лабиринты, проходы и повороты в последнее время уже стали надоедать, однако мифические существа предпочитают селиться именно в них, так что оставалось только выдохнуть и двигаться дальше.

У Парокла нашелся крохотный светильник, который давал на удивление ровный желтоватый огонь, а Леонид запалил римскую свечу – это позволило маленькой экспедиции спокойно идти вперед, не опасаясь выступов и неровностей под ногами. А также ловушек, о которых предупреждали еле заметные знаки на стенах и потолке – Юлиус не уставал удивляться тому, как Диос мгновенно их замечает, истолковывает и корректирует маршрут «отряда».

Корпс и сам бы смог все это проделать. Но были еще Гераклид, Флавия и Леонид, которым подобное не под силу. И тут приходилось признать, что присутствие Парокла как нельзя кстати. Избежать ловушки гораздо сложнее, чем выбраться из нее. К тому же, Аквус, кажется, побаивался Диоса и пусть с неизменными вздохами и ахами, но выполнял его команды.

В общем, выходило так, что из Парокла получался куда лучший «командир-проводник», чем из Юлиуса. Можно было разозлиться по этому поводу, но, если по совести, Корпсу, не на что было жаловаться. Он хотел проникнуть в лабиринт? Пожалуйста. Он внутри, стража об этом не узнает, и есть неплохой шанс выбраться обратно живыми.

Стоило признать, Парокл появился как нельзя вовремя. Юлиус даже засомневался: неудачами ли были те повороты судьбы, что в итоге привели мошенника к Диосу?

«Может, он действительно постоянно мне помогает на свой извращенный вкус?» – подумал Юлиус и тут же покачал головой, едва не расхохотавшись от таких мыслей.

Тем временем шедший позади всех Гераклид завопил, что нашел сокровище и принялся отковыривать от стены сверкающий белый камень.

– Идиот, – пробормотал Юлиус, холодея от страшного предчувствия.

– Отродье Химеры! – выкрикнул Диос и бросился к Гераклиду, среагировав раньше других.

Схватив за шкирку упирающегося Аквуса, Парокл в каком-то немыслимом прыжке развернулся и потащил за собой художника, скульптора, поэта, певца и прочее, ныне уподобившегося мешку с мукой. Мешок этот вырывался, кричал и рычал.

Впрочем, Диос тоже не молчал.

– Бегите! Бегите же! – командовал он.

Однако, никто не успел сделать и шага, когда стены в том месте, где сиял камень, схлопнулись с грохотом. И вот это подействовало куда лучше криков Парокла.

До сегодняшнего дня Юлиус Корпс был невысокого мнения о физических способностях своих товарищей. Впрочем, он особо не придавал этому значения, ведь каждый из них был мастером в иной сфере. Инженерия, жречество, глупость… Но сейчас выяснилось, что Леонид еще в форме и великолепно владеет искусством бега, переноса крота и сохранения огня одновременно. Флавия даже на бегу умудряется восхищенно-испуганно «улюлюкать». А Парокл вообще бежал впереди всех, и умудрялся тащить совсем не легкого Гераклида. Порой Юлиусу даже казалось, что у их проводника выросли крылья и отчего-то не на спине, а на ногах.

А позади схлопывались стены. Один кусок за другим. И как исследователи лабиринтов и пещер ни старались, но с каждым разом грохот раздавался все ближе. Диос нырнул в боковой проход, все остальные за ним, и тут же, с неизменным «бум!», от которого уже болела голова, проход завалило. И все смолкло.

Они стояли в кругу света среди тьмы и пытались отдышаться.

– Дружок-отколупыватель, ты не мог бы дышать чуть тише? – взмолился Юлиус спустя минуту. – Ты ведь даже не запыхался, тебя тащили.

– Я тихо дышу, – послышалось сопение Гераклида. – Хотя у меня все тело в синяках от столь неподобающего обращения, но я даже не жалуюсь!

– Еще бы ты жаловался…

– Тихо, – попросил Парокл так встревоженно, что Юлиус решил его послушаться.

В установившейся тишине отчетливо раздавалось хриплое дыхание, с нотками рыка.

Юлиус медленно поднял глаза и уставился на стену перед собой. Там красовалась ярко-красная стрелка, указывающая за угол, и несколько схематичных рисунков, сообщавших о том, что возможность поговорить с богами напрямую близка, как никогда.

– Клубок, мы же забыли взять с собой клубок!

В настороженной тишине это горестное восклицание Гераклида прозвучало так же уместно, как цитата из толкового словаря на смертном одре. Флавия прыснула в кулак, шмыгнула носом… и завопила на такой высокой ноте, что у окружающих вмиг заложило уши.

Из-за поворота, глухо стуча огромными стертыми копытами, вышел минотавр.

Легенды и школьные учебники обещали голову быка и человеческое тело. Легенды и учебники ошибались. В минотавре не было ничего от человека.

Он двигался плавно, с внушительной грацией чудовища, которое осознает свои слабые стороны – тяжеловесность и недостаток скорости – и компенсирует их способностью предугадывать движения жертвы. Волнистая темная шерсть, покрывающая его с головы до ног, почти не отражала свет, и складывалось впечатление, что по лабиринту движется не живое существо, а кусок ночи. Серые копыта, иззубренные по нижнему краю, он ставил на землю так осторожно, будто шел по канату над пропастью. Из широких ноздрей при дыхании вырывались облачка пара. Из полуоткрытой пасти свисала до пола серебристая паутинка слюны. И красные, воспаленные глаза со зрачками вишневого цвета. В них плескалось такое безумие, что у Юлиуса заныло под ложечкой.

Минотавр всхрапнул и целеустремленно двинулся в сторону Гераклида. Флавия, перестав орать, даже нервно хихикнула – со стороны могло показаться, что минотавр услышал последние слова горе-скрульптора про клубок и решил тотчас завладеть этим ценным артефактом.

– Наживка, – усмехнулся Парокл.

– Что?..

– Наживка для быка.

В руках у Аквуса поблескивал камень. Тот самый, «благополучно» отковырянный от стены.

Леонид и Александр синхронно вздохнули, а Гераклид протяжно хрюкнул, будто поросенок, которого тащут на бойню, и совершил, пожалуй, самый разумный поступок в своей жизни – размахнулся и отшвырнул кристалл назад, в завал. Минотавр, будто не мифическое чудище, а обычный игривый щенок, которого натренировали бегать за палкой, пронесся следом за «подачей» и с размаху нырнул в каменную груду.

Пожалуй, вздумай минотавр схватить их всех за руки и устроить зажигательный сиртаки, удивления на лицах собравшихся было бы меньше.

А пока они приходили в себя, чудовище вынырнуло обратно. Каменная крошка очертила силуэт. Вишневые зрачки застилало… блаженство? Юлиус недоуменно смотрел на приближающегося минотавра. Сейчас монстр должен был сокрушить их. Порвать, растерзать…

Но вместо этого из пасти чудовища выпал камешек и запрыгал по камням, пока не остановился возле ног Гераклида.

– Он считает, что это по праву мое, – надменно произнес Аквус. – Мне ведь столько пришлось пережить из-за этого сокровища.

Тучный художник наклонился и подобрал камешек, а затем рука потянулась к карману, видимо, чтобы спрятать добычу, но Юлиус, не отрывавший взгляд от минотавра, заметил, что пелена безумия вновь окутывает зрачки монстра.

– Стой! – прошипел он одновременно с Пароклом. Переглянувшись, мошенники кивнули друг другу.

– Кидай еще раз, дружок– шикнул Корпс. – Давай. Кидай быстрее.

– Зачем? Это моя добыча.

– Затем, что это мы его добыча. Ты хоть раз можешь сделать что-нибудь, не переспрашивая?

– Но…

– Ну!

В этот момент Флавия, стоявшая за скульптором – Юлиус не мог не отметить, что она выбрала самое большое «укрытие» – ткнула Аквуса пальцами под ребра. От неожиданности Гераклид вскрикнул, взмахнул руками и камень вылетел из рук.

Минотавр тут же рванул с места, в то время как пыль с его шкуры разлетелась в разные стороны. Послышался тонкий обиженный чих Александра.

Монстр в прыжке подхватил камень, не успевший далеко улететь, приземлился и вновь выплюнул его под ноги Аквусу. В тусклом свете римской свечи измазанная слюной драгоценность поблескивала и приковывала взгляд.

– Если идти эмпирически, то два одинаковых результата в ответ на одинаковые действия уже позволяют делать некоторые выводы, – заметил Стадис.

– Какие выводы? – Гераклид недоумевал.

Все же некоторые люди имеют поразительную способность задавать глупые вопросы. Наверняка после смерти Аквус будет стоять перед Хароном и со свойственным ему глуповатым выражением лица интересоваться: «Монетку? А зачем? А куда плыть?» и все в таком духе.

Тем не менее, разъяснить Гераклиду суть происходящего требовалось. И по какой-то причине все молчаливо решили предоставить это Корпсу. Мошенник так и чувствовал эту готовую сорваться с языка каждого фразу: «Но ведь это твой друг, разве нет?».

– Он хочет, чтобы ты с ним поиграл, – устало произнес Юлиус. – Побросал камешек. А он тебе будет его приносить. Мы тем временем пообщаемся с Дионисом. Постараемся – очень быстро. Пока минотавр не решит, что лучше он побросает тебя и сам же тебя принесет.

– А ведь можно будет всем сказать, что я его приручил? Да? И про то, что я защищал ваши жизни ценой собственной?. – Юлиусу показалось, что Гераклид ожидал, как после этой фразы торжественно грянет оркестр, и чрезвычайно расстроился, что подобного не случилось. – Только, одна просьба: возьмите мне что-нибудь на память от Диониса. Хотя бы автограф. Все же вы будете общаться с богом. Без меня.

Корпс медленно выдохнул. Автограф? У бога? Кое в чем, пожалуй, Гераклид был гениален. Например, в глупости.

Незаметным образом мысли от Гераклида переместились на минотавра. Юлиус почувствовал, что ему даже жаль монстра. Судя по поведению, перед ним был старый, выживший из ума зверь с остатками разума. «Пожалуй, он имеет некоторое право на то, чтобы сжирать всех тех, кто приходит потыкать в него пальцем и посмеяться», – решил Корпс.

– Я преклоняюсь перед тобой, – сказал Парокл, когда они двинулись дальше маленькими шагами, чтобы не дать минотавру повода решить, что догонять людей куда веселей, чем камешек.

Юлиус внимательно посмотрел на Диоса. Света не хватало, чтобы разглядеть точно, но, вроде бы, на лице соперника-компаньона не было ни следа насмешки.

– Честно, – поднял одну руку вверх Парокл. – Я бы его уже давным-давно убил. Или хотя бы связал. И обязательно кляп. Не понимаю, как ты это выдерживаешь и зачем таскаешь пухлого с собой?

– Он, вроде как, посланник богов.

– Ммм… А ты уверен, что эти боги хотят тебе добра?

Юлиус был не уверен, но в скором времени боги вполне могли ответить ему на этот вопрос. За поворотом, ведущим к сердцу лабиринта, коридор расширился, а в стенах его появились ниши. Перед каждой стояла каменная фигурка. Сначала Юлиус подумал, что это изображения богов, но, приглядевшись повнимательнее, понял, что это искусно вытесанные из разноцветного мрамора звери.

– Жертвенные животные, – восторженно прошептала Флавия и двинулась по коридору покачивающейся походкой, прикасаясь пальцами к голове каждой каменной твари.

Овцы. Быки. Собаки…

Потом мошенник поймал себя на том, что смотрит на повисшую в воздухе баранью шкуру: горящие золотом мелкие завитки, с ювелирной точностью вырезанные на поверхности бежевого авантюрина. Юлиус сморгнул. Помотал головой. Из следующей ниши на него глазел конь с квадратной мордой, вытесанный из окаменелого дерева.

У противоположной стены скучал, ковыряя землю алмазным копытом, белоснежный пегас.

С хрюкающим рокотом бросался на стену вепрь со стальной шкурой.

Сплетясь в огромный клубок, шипели изумрудные змеи.

А Флавия подошла к медному козлу, положила ладонь ему на кончики рогов и запела. Низко, чуть слышным грудным голосом, неразборчиво… Пожалуй, на любом конкурсе певцов ее освистали бы. Но здесь, под низким темным сводом, в окружении то ли каменных фигур, то ли безумного наваждения – Юлиус уже ни в чем точно не был уверен – песня раскатывалась по полу между стенами и тяжело плескалась у ног, как старинное заклинание. Сочиненное еще в те времена, когда был жив Пан.

Медный козел дрогнул под ладонью жрицы, отряхнул с загривка хлопья ржавого металла и резко дернул головой, проткнув рогами указательный и большой пальцы Флавии. Та сдавленно вскрикнула, прервав песню. В наступившей звенящей тишине козел высунул непропорционально длинный язык и слизал алые капли с раненых пальцев.

Через мгновение в нише позади козлиной фигуры выросла багрово-черная фигура. Юлиус почувствовал, что сердце его пропускает удары. Леонид отвернулся к стене, прикрыв ладонью почти незрячие глаза любопытного Александра. И тут…

– Чего это ты так вырядился? Хитон и виноградные листья из моды вышли? – Флавия вопросительно подняла брови домиком и сунула окровавленный палец в рот.

Багровая фигура визгливо расхохоталась:

– Оделся в цвет безумия минотавра. А ты как поживаешь? Уже пробовала местное трехлетнее красное?

– Н-нет, – жрица залилась краской. Как будто ее уличили в немыслимо стыдном деле. – Но теперь – обязательно.

– Приятно помочь людям… – божественная фигура потянулась и уже стала таять в воздухе, когда Флавия выпалила:

– Дионис, сладкий и полусладкий мой, сухой и крепкий, со льдом и с родниковой водой, помоги советом, а?

Тот снова расхохотался:

– Трудно отказать, когда так просят. Чего хотела?

Жрица растерянно оглянулась на остальных, и в тот же момент Леонид сунул ей в руку свиток.

– Бумажку нашла. Расскажи, что такое, – Флавия улыбнулась как можно игривей. – Вдруг что ценное. Во славу там твою или еще что и как.

– Вот оно мне надо, с бумажками возиться, – фыркнул Дионис, покачнулся, но протянул руку.

Свиток лег в ладонь бога и одновременно с тем словно обновился. Потертости исчезли, а буквы засияли по контуру золотистым светом.

– Нашла, что совать, – скривился Дионис и тряхнул ладонью, будто собрался выкинуть злосчастный документ. – Теперь все настроение испорчено. Придется треть подвала опустошить, прежде чем в себя приду. Забери, а лучше – уничтожь, а то все и так уже хуже некуда. Хотя, не получится, пока новый не напишут.

– Кто? – спросили, кажется, одновременно все. Даже Александр что-то пискнул.

– Какая лапочка, – протянул Дионис и расплылся в улыбке. После чего громко рыгнул, ничуть этого не смущаясь, помахал свитком перед собой и двинулся к кроту.

Почесав животному макушку, бог зевнул и окинул собравшихся мутным и ничего не выражающим взглядом.

– Вы кто? – спросил он неожиданно тихо.

Дольше всего взгляд Диониса задержался на Парокле, и тот, неожиданно для всех, подмигнул в ответ. Это произвело ошеломляющий эффект. Бог попятился, запнулся о бронзовых змей и перелетел через них, после чего так и остался лежать.

– Ты чего? – участливо спросил Парокл.

Юлиус был настолько удивлен, что на это «ты» даже не обратил внимания.

– Ничего, – меж тем пролепетал Дионис. – Споткнулся.

– А, ясно. Так что насчет бумажки?

– Ну, так это, составить новый договор, чтобы хотя бы часть богов подписала. Ну, и вот.

Корпсу показалось, что Дионис еще что-то хотел добавить. Какую-то фразу, которая – было такое предчувствие – поставила бы все на свои места, но в этот момент активизировалась Флавия. Жрицу явно не устраивало, что ее бог валяется под ногами ее избранника.

– Ты чего его трогаешь, а? – насупившись, девушка наступала на Диоса. – Ты как обращаешься с великим Дионисом?

– Да ничего я не сделал, – надулся в свою очередь Парокл. – Сначала напиваются, потом спотыкаются, а я, значит, виноватый что ли? Пить меньше надо, смекаешь?

– Пусть бог сам решает, что ему надо, а ты не лезь со своими советами!

– Ах так, значит…

Юлиус расслабился. В самом деле, с чего бы Дионису бояться Диоса? Тот же Корпс, к примеру, нисколько его не боится. А выпить лишнего и потерять координацию – вполне нормально. Это, как выяснилось, даже с богами случается.

Ну, а начавшееся было фантасмагоричное противостояние человека и бога переросло в обычную семейную ссору. Ничего примечательного, хотя сама ссора и являлась опасностью для окружающих, попавших под горячую руку.

Дионис пробормотал: «Я, пожалуй, пойду», – и растаял в воздухе. Мошенник был уверен, что кроме него никто бога не расслышал, ибо как только словесная перепалка закончилась, Диос, Флавия и даже Леонид, который внимательно прислушивался, с недоумением заозирались.

– Он растворился, – сказал Юлиус. – Вернуться не обещал. Конечно, мы можем еще пожертвовать кровь жрицы, но, думаю, Дионис больше не придет.

– Тем не менее, – заметил Стадис. – Кое-какой совет он дал. Можно переписать договор. Но зачем это делать, я не представляю. Умнее – иметь терпение и постараться понять, что же этот договор на самом деле из себя представляет. Я понимаю, зачем он мог понадобиться людям, но для чего он нужен богам? Думаю, что следует спросить у них, но поскольку никакой другой жрицы, кроме последовательницы Диониса, здесь не наблюдается, придется отправляться к Оракулу в Дельфы.

– Но прежде, – наставительно подняла палец вверх Флавия, – надо попробовать местное трехлетнее красное. Это был первый совет.

– Прежде всего нам надо забрать пухлого, пока его не съел рогатый, – фыркнул Парокл. – А уже потом все остальное.

– А тебе это зачем, дружочек? – у Корпса вновь проснулись подозрения. – Ты вроде бы шел за сокровищами. Вон – висит шкура с камнями. Забирай.

– Я еще и шел за женщиной.

– Ее тоже можешь забирать. Вы с ней прекрасно ладите – вот и живите в мире. Детишки там, ферма, опять же. Корову заведете.

– Сарказм не уместен. Я отправляюсь с вами – хочется быть в гуще событий. И не переживай – награду я сам подберу. Ну, и я думаю, ты заметил – сотрудничество со мной приносит немало выгоды.

Сказав это, Парокл подмигнул Юлиусу точно так же, как совсем недавно Дионису. В отличие от бога мошенник не стал пятиться или спотыкаться. Он только вздохнул. По всему выходило, что отделаться от Диоса не получится, так что стоит присмотреться к Пароклу повнимательней. Тот, кто раньше казался обычным, хотя и не без способностей, конкурентом, на деле демонстрировал слишком уж большую сообразительность и догадливость. Определенно, вел свою игру, но победа должна остаться за Корпсом.

Они покинули комнату, полную статуй, и вернулись темный зал. Сияющий так, словно его признали лучшим поэтом Эллады, Гераклид продолжал играть с минотавром. Мошеннику совершенно некстати пришла идея, что они не продумали, как будут выбираться. Вряд ли монстр захочет так просто отпустить тех, кто привнес радость в его унылое существование.

Между тем Аквус был бодр и весел и жаждал общения.

– Ну, как все прошло?

– Замечательно. Дионис пришел, испугался Парокла, и теперь мы направляемся к Оракулу.

– Ты взял мне автограф?

Юлиус постарался взглядом выразить все, что он думает о Гераклиде, автографах и прочей ерунде, но Аквус был непрошибаем:

– Так да или нет?

– Нет.

Мошенник отобрал у друга сверкающую безделушку, за которой следил минотавр. Почти без размаха, но со всей силы, Корпс бросил ее в каменные обломки. По случайности драгоценность нашла щель, подходящую по размерам, и скользнула в нее.

Минотавр взревел. От этого рыка с потолка посыпалась пыль, и Александр, обиженно фыркнув, постарался спрятаться в складках одежды Стадиса. Монстр бросился к каменным обломкам и принялся отшвыривать их в поисках игрушки.

– Отлично, – голос Парокл был наполнен сарказмом, хотя не без доли уважения. – Ты сумел избавить нас от чудовища. Теперь надо будет спасаться в поисках другого выхода, пока минотавр не понял, что ты только что лишил его развлечения.

– Ты же говорил, что знаешь здесь все ходы и выходы, – нахмурилась Флавия.

– Знаю, – Диос поклонился. – Но так приятно напустить драматизма.

Глава двадцать первая.

Исполнители и заказчики

Корабль причалил в порту Дельф, и Юлиус, не дожидаясь, пока на камни набережной опустится трап, как заправский моряк, прыгнул с борта. Получилось не слишком изящно, но мошенник был настолько рад твердой земле под ногами, что смело наплевал на подобные мелочи. С самой высокой мачты. Или паровой трубы.

Он чувствовал такую радость от возвращения на материк, что мог бы потягаться с самим Одиссеем, добравшимся наконец до Пенелопы. Или с его дальним потомком римского происхождения, Улиссом, который повторил тот же финт с десяток лет назад – все газеты потом только и говорили о его кругосветном путешествии, о героизме, беспримерном мужестве и о столкновениях с людоедами, тайфунами и южными льдами.

Каким правильным было отплытие Юлиуса: без огласки, тайно, четкая цель, хорошо продуманный план, понимание перспектив… И каким хаотичным оказался приезд – с толпой дилетантов за плечами, с туманным будущим в виде – подумать только! – разговора с богами и, главное, с опасным ощущением предопределенности.

Юлиус терпеть не мог, когда выпускал из рук нить собственной жизни и переставал чувствовать, что все вокруг зависит лишь от его действий. Как сейчас, например. Последние несколько ночей он просыпался в холодном поту после снов, в которых был щепкой в водовороте судьбы, игрушкой для ветра, волн, Сциллы, Харибды… Да что уж там, самого Посейдона. И вместе с кусочком дерева, раздираемыми стихией, в водоворот попали случайные спутники, друзья, враги, мусор, домыслы, предрассудки – бррр. Юлиус передернул плечами и зашипел на Гераклида, идущего по трапу:

– Ну, что ты там копаешься, дружок? Быстрей!

Прежде, чем тот успел ответить, язвительно засмеялся с палубы Диос.

– Тебя-то что забавляет? – слишком уж часто этот вопрос звучал за последние пару недель – у Корпса с каждым днем все больше чесались руки врезать по противному худому лицу, неизменно кривящемуся в улыбочке.

– Ничего. Просто всегда умилялся, когда пытаются разговаривать с глухими.

– Это я-то глухой? – немедленно возмутился Гераклид.

– Если учесть, что ты редко адекватно воспринимаешь обращенные к тебе слова, мое утверждение перерастает в уверенность.

Надо заметить, единственная черта в личности Парокла, которая сберегла его лицо от кулаков Юлиуса по пути в Дельфы – умение виртуозно затыкать толстого недоскульптора с очень богатым внутренним миром. В моменты особо удачных сцен «укрощения Гераклида» мошенник даже ловил себя на мысли: «Жаль, что Парокл не прибился к нам раньше». И почти сразу бормотал: «Цербер меня!»

– Поездка, я гляжу, вышла удачной? – неожиданно спросил знакомый голос из-за спины, и Юлиус едва не вздрогнул.

Мошенник медленно повернулся, нацепив на лицо улыбку. Фавн ухмылялся так же широко и, несомненно, фальшиво.

Про своего учителя Корпс успел позабыть. А потому, стоило увидеть его, как в голове у мошенника завращались шестеренки мыслей, пытаясь совпасть друг с другом так, чтобы выработать новый план. Фавну ведь тоже нужен был свиток. Вернее, копия. Но на её изготовление уйдёт время, а они слишком торопились.

– Ого, а вот и ты, мой друг, как славно, – проговорил Корпс, чувствуя, что фальши в этой фразе столько же, сколько и в улыбке учителя.

– Собственной персоной, – Фавн отвесил шутливый поклон, и глаза его пробежались по спутникам Юлиуса. – И все же, как прошла поездка? Недавно виделся с Биллисом. Он тебя вспоминал.

– Так с ним все нормально?

– Более чем. Залатал новую лодку и подбил народ на рейд против пиратов. Сказал, что знает, где собирается эта мразь, которую давно пора взять за…

– …Ну, и долго мы тут будем стоять? – Флавия обиженно надула губы. – Трактир – там. Мы – здесь. Я чувствую глобальную несправедливость. Я уже бог знает сколько не была в приличном заведении. И уж поверьте – МОЙ бог это действительно знает!

– Ты наконец-то нашел женщину своей мечты, а, Юлиус? Помню-помню, ты большой оригинал, и я не сомневался, что на банальной красотке не остановишься.

– Это не моя женщина, а… – Корпс взглядом поискал Парокла, но тот куда-то испарился, хотя еще совсем недавно стоял рядом. Потому пришлось заканчивать фразу таким образом, что сам мошенник, услышав подобное, ни за что бы не поверил. – А одного моего знакомого.

– Ясно, – протянул Фавн тоном, содержание доверия в котором стремилось к нулю.

Флавия меж тем рассеянно улыбнулась и повернулась к вожделенному трактиру.

– В общем, я достал документ. Помнится, твой заказчик говорил, что его устроит и копия? Он не сообщил тебе, куда надо доставить бумагу?

– Вот еще! – старый мошенник фыркнул. – Чтобы я за кем-то бегал? Ему надо – он сам меня найдет. К тому же, он сегодня – здесь, а завтра – там.

– Маргиналы, – пробормотал Гераклид. – Анархисты, отрицающие частную собственность и с легкостью заимствующие ее у других, – он резко замолчал, хотя учитель с учеником ожидали продолжения.

– Я такой же, – понурившись заявил Аквус и отправился следом за Флавией.

– Славный малый, – заметил Фавн после паузы. – Я так понимаю, он – философ. И, раз уж мы говорили о чужой женщине, то он – чужой философ?

– Нет, этот, к сожалению мой, – Юлиус нахмурился, одна мысль не давала ему покоя. – И все-таки, почему ты здесь? Признайся, это довольно странно. Я приплываю из далекого и долгого путешествия в другой город и первым делом встречаю тебя.

– Признаюсь, странно. Сам недоумеваю. Я вообще-то решил вчера развеяться. Сел на проходящий поезд. Остановился в Дельфах, решил прогуляться до порта. Казалось бы, что я забыл здесь?

Юлиус нахмурился еще больше. Он окинул взглядом окрестности, выискивая следы засады. Вполне возможно, Фавн все подстроил и сейчас попросту валяет дурака. Как именно учитель узнал, где собирается бросить якорь его ученик, можно прояснить потом. А сейчас нужно глядеть в оба и не дать себя одурачить. Ведь, если вспомнить, из-за этого «одурачить» в плавание отправился именно Корпс.

Гераклид в очередной раз пытался что-то втолковать Флавии. Та заливисто хохотала и махала на художника рукой. До мошенника донеслось «Ой, да ладно», сказанное с неповторимой интонацией.

Леонид с Александром в одной руке и свитком в другой спускался по трапу. Рядом с ним шел Парокл, который… нес дорожные сумки. «Пожалуй, он единственный, кто об этом подумал», – Юлиус почувствовал легкий укол совести.

– Я заберу свиток и скопирую, чтобы отдать заказчику, когда он появится, – Фавн продолжал улыбаться, но цепко следил за Корпсом. Он сделал шаг к ученику, протянул руку… но тот, вместо шага навстречу, синхронно отошел назад.

– Что такое? Я всего лишь хочу скопировать свиток. Мы же так договаривались.

– Почему я сам не могу это сделать? – Юлиус отступил еще на шаг.

Ответная ухмылка Фавна не обещала ничего хорошего.

«Ага, – лихорадочно рассуждал Корпс, прикидывая шансы на успешное отступление без потери свитка. Шансы казались удручающе малыми. – Значит, насчет копии дорогой учитель меня тоже надул».

– Сделку можно считать аннулированной, смекаете?

Юлиус еще никогда не был так рад голосу Парокла. Возможно, именно из-за этой радости смысл фразы дошел до мошенника не сразу.

– А, так вы уже вместе. Что же ты сразу не сказал? – Фавн кивнул Диосу и улыбнулся.

Правый угол рта у старого мошенника подрагивал – увидев это, Юлиус впал в легкую панику. Когда у старого пройдохи, который обычно великолепно себя контролировал, начинался нервный тик, это могло значить одно из двух: либо он настолько зол, что в ближайшие пять минут кто-то из присутствующих отравится на прогулку по Елисейским, либо Фавн очень удивлен.

– Так ты его и не спрашивал, – Парокл подошел к Корпсу и положил тому руку на плечо так, будто они были закадычными друзьями. – К тому же, он ведь не знает о нашем договоре.

– Договоре? – Юлиус усмехнулся – исключительно в качестве самообороны.

Теперь все трое улыбались, как родственники богатого дядюшки на похоронах. Каждый пытается выразить подходящие по случаю чувства, а в голове при этом табуном носятся мысли «сколько он мне оставил?» и «не удастся ли урвать побольше?».

– Когда я просил Фавна раздобыть мне эту бумажку, я и представить себе не мог, что ты решишь добираться до нее столь извилистым путем – через курорты, Кракенов, стада тритонов и шайки пиратов. А когда мы с тобой встретились, глупо было не составить компанию, раз уж ты охотился как раз за тем, что мне самому было нужно.

– Идиллия и гармония, – похлопал в ладоши Фавн. – Однако хотелось бы поинтересоваться все же – с деньгами теперь что? На идиллии далеко не уедешь, и супа из нее не сваришь.

– Если учесть, что формальные условия соблюдены, и документ добыл именно Юлиус… – Парокл задумчиво потянул себя за губу. Потом сложил пальцы в замок и, вывернув ладони, громко хрустнул суставами. – Я отдам тебе двадцать пять тысяч.

– Сорок и сейчас! – Фавн не был бы Фавном, не начни он торговаться.

Юлиус мигом представил себе врата Аида и слюнявого, но весьма опасного цербера, с которым Лиссей делит сферы привратного влияния: «Слушай, собака, может, уберешь лапу? Хоть на ладонь… Да не мою, а свою. Что с того, что твоя больше…. Честно-честно. Кристально честно».

– Тридцать и через два дня, – говоря это, Диос настойчиво тянул Юлиуса в сторону, прочь от причала – к трактиру. Оттуда слышались вскрики Флавии, туда же шел Леонид с Александром под мышкой. – Нам пора. Встретимся у восьмерной шестеренки на вокзальной?

– Идет, – у Фавна опять дрогнул рот. Но теперь Юлиус понимал – это все же удивление. Значит, не так страшно. – В пять. Не опаздывай.

И Лиссей растворился в толпе, а Юлиус с удовольствием накинулся на спутника – благо теперь для этого был отличный повод:

– Что же ты не сказал, что тоже работае… Орк побери, то есть я работаю на тебя?

– А зачем? Так ведь интереснее.

– Интереснее? – у Юлиуса аж дыхание перехватило от возмущения. – Интереснее? А если бы меня, например, пираты убили?… Или рабское судно пошло ко дну? Или…

– Я верю, что ты виртуозно выдумываешь «если бы да кабы», но также при этом я на сто процентов уверен – скука была бы для нашего похода губительней лишних поворотов сюжета. Однако, если ты соскучился по рутине, она тебя ждет. Ты когда-нибудь пытался проникнуть к оракулу в ситуации, когда тебе «не назначено»?

– Софистические рассуждения отлично тебе удаются, дружочек-заказчик, – Корпс криво усмехнулся и вытер испарину со лба. – Но не думаешь ли ты отвлечь меня от следующего, весьма логичного в данной ситуации вопроса – зачем тебе понадобился план?

– Не люблю, когда люди накладывают руку на вещи, истинной ценности которых не представляют. Звучит, может быть, и туманно, зато правда. К тому же, рассказывая об оракуле, я вовсе не пытался отвлечь тебя. Наоборот – предупреждал о реальной угрозе.

«Угрозе, как же…» – подумал Юлиус скептически. В его памяти остался факт, проникновения в святая святых в исполнении Гераклида Аквуса. Уж если чудаковатому скульптору-художнику-поэту удалось сотворить подобное, то для блистательного мошенника все должно было пройти еще легче. Была, правда, маленькая деталь, про которую Юлиус забыл – приглашение на встречу. То самое, которое досталось Гераклиду как предсказателю-победителю. Сейчас такой бумажки у них с собой не было.

…

Час спустя после первой попытки нахрапом прорваться к Оракулу у них было множество документов, но ни один из них не приближал к вожделенному разговору с богом.

Прошение об аудиенции. Приложение к прошению «Анкета». Приложение к прошению «Изложение вопроса». Приложение к прошению «Сведения о доходах». Формуляр «Личные вещи». Анкета «Питомец (грызун)». Специальное приложение «Для жрецов и жриц, которые не могут наладить контакт с богом без помощи оракула».

Не стоит забывать, все это в двух экземплярах…

Гераклид с пеной у рта доказывал служащим, что он – посланник богов. Служащие кивали, доставали новые анкеты «Посланник богов (возвернувшийся за консультацией)» и совали их рассвирепевшему комку жира, в который превратился Аквус.

Флавия пыталась пустить в ход женские чары – улыбающийся монах предложил ей заполнить прошение соискателя на вакансию «Жрица при Оракуле».

Леонид багровел и топал ногами, призывая кары на головы ничтожных «бумажных карликов». Все закончилось тем, что ему пришлось заполнять «предложение об оптимизации», а затем заверять, выстаивая длинные очереди в три разных кабинета.

Юлиус же попробовал подкупить служащего, чтобы их пропустили без очереди. Но получив в ответ квитанцию «о добровольном пожертвовании» и ничего более, мошенник нахмурился и отошел в сторону, предпочитая наблюдать за этой вакханалией издалека.

Диос, меж тем, наслаждался происходящим – на лице расплывалась довольная полу-улыбка, а в глазах горел огонь торжества. Корпс запросто мог представить Парокла руководителем всей этой трагикомедии без счастливой концовки и с длительными антрактами.

– Что-то ты не очень рвешься попасть к Оракулу, дружочек, – произнес мошенник, подходя к сопернику-компаньону-нанимателю.

– Ерунда, – отмахнулся Парокл. – Всего лишь выжидаю момент для жульничества, – Диос улыбнулся. – И ты мне поможешь. Вдвоем эта шутка проделывается куда легче.

Парокл достал из кармана бланк, какие-то оттиски и печати, разложил на скамье для посетителей и принялся колдовать.

Юлиус, поначалу смотревший скептически, спустя какое-то время восхищенно ударил себя ладонью по лбу. Естественно! Как же еще победить властителей бумажек, как не с помощью бумажки?

И вот, склонившись над Диосом, он увидел, как тот старательно выводит последние строчки в «Направлении на гигиеническую обработку помещения, ввиду возможных контактов с вредными духами и угрозой заражения „божественной лихорадкой“, которая смертельна для человека, как создания увечного по сравнению с иными сущностями». Это был шедевр казуистики, который воистину мог стать грозным оружием в руках знающих людей.

«А с ним приятно иметь дело, – задумчиво покивал головой Юлиус. – Если бы не его характер и не условия, при которых мы впервые столкнулись, могли бы стать замечательной командой».

Диос поднялся, смахнул с плеча невидимую пылинку и состроил выражение лица, которое Юлиус определил как исполнительное, придурковатое и донельзя прямолинейное. Как судно с паровым двигателем, у которого заклинило штурвал. Длинное морское путешествие давало о себе знать – сознание исправно выдавало ассоциации корабельной тематики. Не воспользоваться этим было бы просто расточительно.

– Я буду твоим советчиком. Профессионалом из близкой сферы, – сказал Юлиус, почувствовав, что в голове сложился образ. – Специалистом по очищению корабельных помещений: трюмов, кают и кубриков – от крыс и насекомых путем их тщательной обработки содовыми растворами.

После часа общения с сотрудниками оракула подобная формулировка далась Корпсу пугающе легко. Он на секунду задумался, не станет ли и дальше общаться таким образом, но решил, что если и станет, то всегда обратит это умение себе на пользу. А сейчас его занимала идея превратить царившую тут трагикомедию в ярмарочно-балаганное представление.

Подмигнув Юлиусу, Диос выставил перед собой бумагу, как будто она была щитом, защищающим последнего героя Фермопил от превосходящих сил противника, и твердым шагом устремился в бой. Корпс поспевал следом, не забывая при этом изображать раскачивающуюся походку завзятого моряка.

Младший регистратор, очевидно, работал недавно, и мозги его еще не были порабощены властью документов, поэтому бумага на него должного впечатления не произвела.

Однако призванный им помощник начальника приемного покоя немедленно проникся казуистическим изыском и начал было извиняться, хотя и недостаточно искренне. В ответ Диос учинил тихий, но донельзя противный скандал, от которого у Юлиуса заныли зубы: уныло бубнил одно и то же, тыкал пальцем в бумажку, тыкал бумажкой в лицо нерадивым собеседникам, воздевал руки, стучал ладонью по стене, порывался уйти и вернуться со своим начальством, и с начальником Юлиуса, который… И тут рассказ о грозном руководителе морской службы по дезинфекции и устранению грызунов подхватил Корпс, дополнив тихие формальные угрозы Парокла красочными описаниями воображаемого начальства. За основу образа был выбран Биллис в гневе, поэтому речь получилась горячая и внушительная.

В итоге через десять минут мошенников препроводили в главный зал, к центральному треножнику, причем в компании друзей. Те были захвачены с собой «в качестве свидетелей несоблюдения гигиенических норм защиты Оракула от подземных сил и мелкой неклассифицированной скверны».

На огромном железном блюдце с тонкими кривыми ножками сидел жрец нездорового вида, то и дело сморкаясь в кулак и почесывая бледную грудь. Если судить по его унылому взору и выпирающим ребрам, народ в Дельфах вовсе не горел желанием слушать предсказания, платить за это деньги и делать пожертвования.

– Или горел, – пробормотал Юлиус, раздумывая, как быстро вытянуть из проводника божественной мудрости нужную информацию. – Только пока пройдешь все поля этого бумажного Аида, сам десять раз отыщешь ответы на любые, самые заковыристые вопросы.

– Ты абсолютно прав, человече! – и как только Оракул сумел расслышать шепот?

– В чем? – как только мошенник вступил в разговор с богами, служители храма быстро отступили, будто опасаясь услышать что-то, не предназначенное для их ушей, и через пару мгновений в зале не было ни одного форменного хитона с бело-голубой оторочкой,

– У вас под носом находится ответ на все вопросы, но вы не ищете легкого пути. А между тем, могли бы сами уже десять раз обрести знание. И ответы на любые вопросы. Самые, как ты выразился, заковыристые.

Пространно говорить загадками – отличительная черта Оракулов. Если снаружи Дельфы выглядели современным городом новейших технологий, то в храмы предсказателей будущее явно не добралось. Здесь царил дух древней мифической таинственности, который нравился Гераклиду, а у Юлиуса вызывал желание убить всех людей в радиусе десяти метров вокруг. «Под носом», как же.

– Документ у нас и вправду при себе, дорогой друг, – вкрадчиво произнес мошенник, надеясь, что в голосе не слышна сдерживаемая ярость. – И мы его хорошо изучили. Но нам нужны не условия договора, а объяснение – к чему они приводят.

– А Оракул тебе зачем понадобился?

– Чтобы. Поговорить. С богами, – Юлиус уже с трудом сдерживался. – Боги, знаешь ли, не разгуливают по земле в компании смертных.

Ему казалось, что еще секунда, и он будет самозабвенно раскачивать треножник, чтобы скинуть предсказателишку на пол, а потом с наслаждением пинать того ногами… Сказывалось напряжение дня: завершение долгого пути, неожиданная встреча с Фавном, новости о новом статусе Парокла и выматывающая бумажная канитель.

– Постой, человече! – Оракул ухватился обеими руками за край «блюдца» и уставился на Корпса, как на умалишенного. – А с каких это пор Гермес перестал считаться богом? Почему от меня ускользнуло это изменение в пантеоне?

– Гермес?!

Юлиус медленно обернулся к друзьям. Флавия чесала за ухом крота, рассеянно улыбалась и всем своим видом демонстрировала непричастность к вопросу Оракула.

– Я уж точно не Гермес, – пробормотал Леонид. – Если надо, Александр подтвердит.

– Эм… Я тоже не он, – грустно протянул Гераклид. – Хотя… сандалии мне пошли бы.

Потом наступила тишина. Ее нарушало только довольное кротовое сопение и мелодичный свист. Диос, возведя глаза к потолку и сложив губы трубочкой, довольно ловко воспроизводил главную тему из известной галльской оперы «Полет Персея с головой медузы над полем боя».

Молчание затягивалось.

Оракул мерзко хихикнул. Потом еще раз.

– Нет, ну а что? – Диос наконец соизволил оставить оперного Персея в покое и посмотрел на Юлиуса. – Я ведь уже говорил сегодня: так интереснее. Смекаешь?..

Глава двадцать вторая.

Разочарования и объяснения

Юлиус Корпс ощущал себя Сизифом. С таким трудом, практически уже из последних сил, он вкатил камень на гору, но, как оказалось, все было зря.

Нет, камень не сорвался и не покатился вниз, заставляя мошенника бежать, спасая свою шкуру. Но вот достижение превратилось в бесполезное и никому не нужное. Выяснилось, что наверху есть лебедка, с помощью которой этот камень поднимался на раз. А все, что проделал Юлиус, – это так, баловство одно.

Но самое страшное заключалась даже не в этом. Виновник происходящего оказался богом. И не заурядным божком, но тем самым, кому мошенник, подобно тысячам своих собратьев, возносил хвалу и которого почитал больше других. И, более того, все это время Корпс был частью его планов. Шестеренкой в огромном механизме, которая воображает себя центральным маховиком, но даже не подозревает о том, чем на самом деле этот механизм занят.

В общем, на лице Юлиуса, последовательно сменяя друг друга в загадочном хороводе, мелькали то недоумение, то удивление, то радость, то злость, то отчаяние, а то лютая ненависть.

Однако оказалось, что самые яростные чувства бушуют внутри другого человека.

– Ну, за что опять-то, а?! – взорвалась вдруг Флавия. – За что, я вас спрашиваю?!

Под хищным взглядом жрицы наверняка увяли бы цветы, вздумай они здесь оказаться. Хихикающий Оракул примолк; Леонид сделал вид, что занят Александром; Гераклид принялся копаться в карманах; даже Юлиус внезапно почувствовал, что все его переживания ничего не стоят.

И вот, взгляд Флавии упал на Парокла, оказавшегося Гермесом.

– Зачем ты так со мной поступил? – произнесла она тем тоном, который сам собой не предполагает какого-либо ответа на вопрос, ибо его просто отметут.

– Как? – тем не менее переспросил Гермес.

– По-свински! Использовал меня и любовь, что я тебе дарила! Были подозрения,, что ты можешь сбежать, но сейчас… Бог он, видите ли. Какое тебе дело до простой жрицы, да еще Диониса? А ведь у нас могли быть такие прекрасные дети.

– Ну, вообще-то они еще могут быть. Смекаешь?

– И ты думаешь, что они будут расти без отца? Чтобы все обзывали их бастардами и незаконнорожденными?

– Хм, пожалуй, такой судьбы я им не желаю, – несмотря на печальный тон, Гермес не прекращал улыбаться.

По мнению Юлиуса, одно это доказывало, что перед ними стоит бог. Люди не способны долго сохранять спокойствие в подобной ситуации.

– А у нас мог быть такой прекрасный дом. Ферма. Коровы, куры, овцы…

– А с ними что не так?

– Ты хочешь, чтобы я одна со всем управлялась?! – совсем рассвирепела Флавия. – Чтобы ты, значит, там у себя на Олимпе прохлаждался, а я тут, в поте лица…

И тут Гермес доказал, что несмотря на собственную божественность, он знает, как обращаться с человеческими женщинами. В несколько шагов оказавшись рядом с жрицей, Гермес прижал ее к себе и поцеловал. Поначалу Флавия молотила кулаками по его груди, вырывалась, пыталась лягнуть в коленку… но вскоре растаяла в крепких объятиях.

– И все-таки, – слегка откашлявшись, произнес Леонид. – Давайте для начала разберемся, что здесь происходит. Так сказать, соотнесем чертеж и готовое изделие.

…

– Задуматься об этом стоило сразу по окончанию Троянской войны. По крайней мере, такое мнение сложилось после.

Диос… точнее, уже Гермес сидел на скамейке в парке и покачивал скрещенными ногами. Рядом устроилась Флавия – свернулась в клубок, как довольная кошка, и положила голову богу на колени. Жрица быстрее всех оправилась от потрясения и теперь неплохо чувствовала себя в роли подруги небожителя.

Гераклид не переставал таращиться на Гермеса. Являя собой материализацию искреннего восхищения, он будто забыл даже о своей геройской доли в этой истории, и если пытался вставлять в разговор какие-то реплики, то на девяносто процентов они состояли из «ах!» и «неужели».

Александра было не видно и не слышно, Леонид затянул шнурки на сумке с кротом и, поглаживая ее короткими отрывистыми движениями, сверлил бога сосредоточенным взглядом. Он даже будто помолодел, скинув десяток лет, усталость на лице была почти не заметна, разгладились морщины на лбу и вокруг рта.

Юлиус пытался заставить себя быть внимательным, запоминать и тут же анализировать информацию. Ему приходилось делать вид – в первую очередь, перед самим собой – что нервы в порядке, а готовность слушать – на высоте. Благо, пример в лице Леонида сидел рядом.

– Уже тогда стало понятно, что одинаково разрушительно как делить песочницу своими силами, так и играть в шахматы с людьми. После того, как с троянской конягой взяли город, на Олимпе был знатный мордобой, и многие потом щеголяли с фингалами. Да еще с бравадой, будто прыщавые подростки, а не боги. Решили заняться игрой на своем поле, как Одиссей устроил монстрам и нимфам веселую жизнь – не по своей воле, прошу заметить, а из-за козней Посейдона. В итоге все кругом виноватые, половина друг на друга дуется, другая половина – мечтает отомстить. Нужно было навести порядок на Олимпе, но как? Проверенный финт с призывом титанов слишком разрушителен – а главное, людей жаль… Ну, то есть мне, например, было жалко их хитростей и гильдию ленивых кузнецов в Спарте, которая изобрела отмычки, Афине – прогресса, Аполлон носился со статуями… И так далее. У каждого свой интерес. Посейдон пробовал отцовские методы, но в итоге после того, как затонула Атлантида, Зевс применил авторитет и пару молний. И предложил все упорядочить.

– А ссорились-то вы из-за чего? – Флавия задала вопрос, который вертелся у Юлиуса на языке.

– Очевидно, из-за людей. Знаешь, как родители реализуют свои мечты и комплексы через детей, заставляя заниматься игрой на арфе или отдавая в спортивную гимназию, не считаясь с их мнением, так и большинству богов хочется сделать все «как надо». Проблема в том, что у каждого свой вариант «как надо», а человечество, увы, одно. Нужна была система, какой-то договор, который примирил бы всех и дал людям самим выбирать дорогу, по которой они идут. Тогда он и был составлен.

– Ему двадцать пять веков? – благоговейно протянул Гераклид.

– Нет, около двадцати. Все согласились с его существованием и четко прописали пункты только тогда, когда появился молодой наглец, возомнивший себя богом из-за умения ходить по воде и растить на деревьях краюхи хлеба. Аид утверждает, что тот всего лишь сумел пробраться под землю и стащить у Персефоны ее жезл плодородия, а насчет прогулок по морю… сандалии, как у меня, всегда были в моде. Так вот, люди заговорили, что он лучше олимпийцев, потому что в мире с собой, а в пантеоне – вечные ссоры. После этого, как только выгнали нахала в шею на север, за Пиренеи, так и подписали.

– И что, перестали ссориться?

– Ага. Переложили ответственность, – Гермес ухмыльнулся. – На вас. Кому возносишь молитвы, тот и имеет влияние на тебя. Чем больше кузнецов поклоняется Гефесту, тем сильнее бьет его молот.

– Но это же логично, – Леонид пожал плечами. – Кто больше заботиться о людях, тот и вправе считать себя сильным богом.

– Это только на первый взгляд, – бог хитро посмотрел на ученого. – Ведь сейчас на фабриках работает гораздо больше, чем людей искусства. И что получается, только поэтому одни боги лучше других? Несправедливо, ведь это не война, и мы не соревнуемся, у кого армия больше. Да и там умелая горстка храбрецов, всегда может остановить превосходящего в численности противника за счет умения.

– И что же? Надо учитывать, кто искренней и лучше молится? – фыркнул Стадис.

– Конечно, нет. Иной работяга почти всегда опередит актера или того же ученого. Чем больше разума, тем больше и сомнений. Как сказал кто-то из людей: я знаю только то, что ничего не знаю, а другие не знают и этого. Самая главная же проблема в том, что некоторые играют не по правилам. К примеру, Гефест иной раз возьмет и собственное изобретение кому-нибудь подсунет. Да и с чертежами. В прошлые времена он бы просто так не отделался. Запросто разделил бы участь Прометея. А сейчас – все по закону получается.

– Насколько я помню, в договоре прописано, что ничего зазорного в помощи нет. И потом, можно подумать, остальные не вмешиваются.

– Вмешиваются. Например, я, – Гермес улыбнулся. – Но ведь тут еще загвоздка в трактовках договора. Вот, к примеру, человек, который делает театральные маски, – в этот момент бог подмигнул Юлиусу, а тот не смог сдержать нервный смешок. – Этот человек – он кто? Ремесленник или артист? А создатель декораций для театра? Ну, и самое распространенное – вот ученый-изобретатель, который сконструировал новый тип оружия. Он кому поклоняться должен? Гефесту – потому, что все будет сделано на фабрике? Афине – за знания, которыми он воспользовался? Аресу – из-за того, что это оружие будет убивать? Или Аиду, которому изобретение добавит душ в царстве мертвых? Тут все очень тонко, на самом деле. А договор этих тонкостей не учитывает.

– Тебе-то какое дело? – поинтересовался Юлиус, сдержав готовое сорваться «дружочек». – Ты-то как от этого всего зависишь?

– Я? Никак. Мошенники и торговцы никогда не переведутся, – бог поводил в воздухе рукой и, не глядя ни на кого, продолжил. – Нас, на самом деле, много таких. Дионис, Аид, Тихе, Афина, Фортуна, я…

– …так чего же вы хотите? – прервал бога Леонид. – Вас же все устраивает!

– Все так, да не так. Нас лично оно не касается, но мы не хотим революции. Большая война на Олимпе до добра не доведет. Вы же понимаете, что она начнется и в мире смертных. А люди за последнее время поднаторели в искусстве убивать себе подобных. Техники для этого у вас полно.

Это было правдой. Юлиус представил, что может случиться, если сейчас разгорится война. Да не просто война, а настоящая бойня. Каждый будет вынужден выбрать – кому из богов он поклоняется. И это будет похуже гражданской войны, потому что в стороне отсидеться ни у кого не получится.

– Все равно, это не ответ на вопрос «зачем это конкретно вам?» – продолжал напирать Стадис.

– Не зачем. Но и война мне не зачем. Арес был бы счастлив, я не сомневаюсь. Впрочем, Арес как раз на стороне тех, кто за революцию.

– А вы, стало быть, контр-революционеры? – нахмурился Леонид.

– Мы – нет. Контр-революционеры – это Зевс, Артемида, Аполлон и прочие, ставшие почти бесполезными боги. Они не хотят допустить революцию. Но и текущее положение их не устраивает. И эти умные, казалось бы, существа не понимают, что надо сделать.

– А вы, стало быть, понимаете.

– Да. Нужна не революция, нужен скачок. Нужно обложить тех богов, которые пребывают в забвении, новыми обязанностями. Или переиначить смысл старых. Нужно, чтобы все были в равных условиях. По крайней мере – на момент старта. Тогда уже можно будет говорить о том, кто и как заботится о людях.

– И для этого, конечно же, понадобились мы, – Гераклид потянулся, видимо, в надежде, что в этом случае мышцы обозначатся на тучном теле.

– В тебе слишком много самомнения, мой недалекий друг.

– Ты слышал? Гермес назвал меня своим другом! – Аквус пихнул Юлиуса локтем и просиял.

Корпс вздохнул. Художник, как обычно, демонстрировал потрясающую способность слышать только то, что ему хотелось. Однако кое в чем он действительно был прав. Если за дело взялись боги, то зачем им понадобился Юлиус? И не только он. Если вспоминать, что с ними происходило, то становилось ясно – во многих случаях им помогали высшие силы.

– И все же, – подал голос мошенник. – Несмотря на недалекость, дружок-Гераклид прав. Мы зачем-то были необходимы.

– Поначалу нам вообще не было никакого дела до вас, – Гермес пожал плечами, словно извиняясь. – Когда наши судьбы пересеклись в мошенничестве с мифическими чудовищами, это была случайность. Впрочем, я не буду утверждать точно. Все-таки Тихе порой ведет себя очень странно. Я даже иногда сомневаюсь, что она на нашей стороне. Скорее, она на какой-то своей. Возможно, именно благодаря ее влиянию мы и встретились позже, на соревновании предсказателей. Я помню, как ты тогда подсматривал в окно…

– …и ты ничего не сделал?!

– А зачем? Это было весело. К тому же, я старался ничем не выдать себя. Пользоваться божественными способностями – это все равно, что направить в небо маяк и указывать, где я нахожусь. Гефест и его шайка знают, что мне не нравится их идея. Именно поэтому я по большей части обходился тем, что могут и люди. Увлекательно, знаешь ли. Все равно, что связать себе руки и все равно выигрывать в драке.

– Но я тебя обставил.

– Да. Именно этим и заинтересовал.

Юлиус почувствовал, что еще немного, и он зальется краской, как романтичная девица, услышавшая первый неуклюжий комплимент. Именно поэтому мошенник решил сменить тему.

– Ладно, допустим. Но зачем тебе остальные?

– Лично мне – абсолютно незачем, – Гермес тут же ойкнул, получив от Флавии кулаком в живот. – Ну, то есть прекрасная Фло нужна мне вне зависимости от договора и иже с ним. Но можешь мне поверить – я палец о палец не ударил, чтобы обеспечить тебя компанией на скучном и незамысловатом пути к алхимикам и на Крит.

– Но ведь Оракул передал мне волю богов, когда сказал, чтобы я помогал Юлиусу! – это был один из немногих моментов, да что там – пожалуй, единственный, когда Гераклид произнес фразу, которая была уже готова сорваться с языка у мошенника.

– Ты внимательно меня слушаешь? Я. Лично я палец о палец не ударил. За остальных – не поручусь.

– Остальных, – гордость, которая полминуты назад, после похвалы Гермеса, переполняла Юлиуса до краев, вмиг куда-то испарилась. Противно осознавать, что тобой играли, как пешкой, но вдвойне отвратительно понимать, что игроков было несколько, и каждый из них вертел тобой, как хотел. – Кто же из этих «остальных» одарил меня обществом великого поэта и скульптора?

– Думаю, ни кто иной, как такой же великий поэт и скульптор. У Аполлона сейчас не слишком много ярых поклонников, приходится выбирать из того, что есть. Да и с масками в итоге получилось более чем забавно, согласись. Сначала немного комедии, а потом непрерывный катарсис в твоем исполнении.

– Ап… – Юлиус хотел было высказать все замечания, пожелания и предложения, которые накопились у него за время знакомства с Гераклидом, и обратить внимание бога искусства на то, что любые разборки на Олимпе – вовсе не повод для того, чтобы навязывать ни в чем не повинным людям компанию возвышенных идио… но тут заткнулся на полуслове.

Во-первых, помимо незабываемого общества Аквуса, Аполлон обеспечил Корпса средством спасения от Ламии. Пещера страха и прогулочная тележка – тому свидетели.

Во-вторых, нельзя не отметить, что объективно у Юлиуса здорово улучшился характер и стойкость духа – после Гераклида любой компаньон или собеседник казался милым, неконфликтным и сверхадекватным. Отличная школа жизни. Железный доспех для нервных клеток.

Железный доспех.

А он-то здесь каким боком?

– Послушай, ты, вроде, говорил, что Гефест против вас?

– Я бы не сказал, что Кузнец против кого-то. Скорее, он за себя. А в данный момент ситуация такова, что «за себя» означает «старый договор идеален, не вносить никаких изменений – и точка». Сила его таким образом скоро возрастет настолько, что он всерьез вознамерится скинуть Зевса с вершины Олимпа. Что явно противоречит нашим планам.

– Тогда я не очень понимаю, как мы познакомились с Леонидом. Разве что изобретателям покровительствует…

– Конечно, Гефест, кто же еще, – Леонид возмущенно ударил ладонью по колену.

– А что это мы все о людях да о людях? – усмехнулся Гермес. – Думаете, у Александра не может быть собственного веского мнения по поводу?

Из поясной сумки инженера донесся удивленный писк.

– Шучу. На самом деле, это мнение Артемиды. Когда Леонид попал под колеса, кто-то должен был позаботиться о кроте, иначе тот мог и погибнуть под ногами толпы. Почему этим «кем-то» оказался ты, Юлиус… хм, во-первых, я уже говорил о том, что к тебе неровно дышит Тихе, а во-вторых, не будем забывать, что сестра Аполлона довольно часто поддерживает брата в его затеях. Что до Леонида – он оказался втянут в эту историю не из-за чьего-то покровительства, а исключительно по собственному почину. Планы богов и желание человека разобраться в смерти соратников совпали. Так бывает.

– Бывает, – Стадис утвердительно кивнул и хрустнул пальцами. – А что все-таки с пропавшими инженерами? Происки тех богов, кому не нравится преимущество Гефеста?

– Не думаю, что Зевс стал бы марать руки о людей, пусть даже и слишком умных для своего времени, – Гермес рассказывал ровным голосом, будто речь шла о сущих мелочах. Люди, бумаги… какая разница? – Думаю, это ссоры внутри ордена. Вы и без богов великолепно обеспечиваете себя конфликтами.

– Если не возражаете, я подведу итог сказанному, – Стадис прищурился и погладил подбородок. – Существующий договор устраивает тех, у кого заслуженно много последователей, а остальные страдают из-за утраты веса и влияния, так?

– Скорее, из-за того, что старым договором ограничено развитие человечества. Для того, чтобы забраться на следующую ступень прогресса, недостаточно ковать железо, к примеру – нужно и в молниях разбираться… кстати, по словам Зевса – отличный источник энергии. Переписать договор – значит, открыть человечеству новые пути и возможности. Оставить старый – топтаться на месте, отдавая предпочтение давно изученным и надежным, но ужасающе скучным и медленным методам. Ясно?

– Конечно, ясно. Я тут подумал… – сияющий Гераклид рылся по карманам с таким видом, будто, как минимум, по ходу разговора изобрел способ разрешения божественного конфликта и спасения человечества, два в одном. Нашарив смятую бумажку, он протянул ее Гермесу. – … Раз вы забыли о моей просьбе и не раздобыли автограф Диониса, может, ты мне оставишь свою подпись на память?

– Знаешь, Александр, – пробормотал Юлиус, обращаясь к выглянувшему из сумки черному носу, – будь моя воля, я бы сию секунду переписал договор в пользу того, чтобы вместо мыслей о богах люди хотя бы раз в день использовали логику и здравый смысл.

…

Вечером они все, кроме Гермеса, оказались в доме у Леонида. Бог плутовства и торговли отбыл на «разведку местности». Иными словами – отправился искать возможность сделать всем хорошо и сразу. Это, кстати, весьма удивляло Юлиуса, так что он даже не удержался от вопроса:

– Зачем богу мошенничества творить добро, да еще и в таких масштабах?

Гермес ответил на вопрос философски и серьезно, то есть для своего амплуа – абсолютно неубедительно. Разве что последняя его фраза походила на истинную причину происходящего.

– Во-первых это не такое уж и добро. Особенно для тех, кто потеряет часть влияния. Во-вторых, война – что внизу, что на Олимпе – принесет лично мне проблемы, которых хотелось бы избежать. Ну, и в-третьих – это же просто весело. Иногда приятно сделать что-нибудь такое, что от тебя никто не ожидает, и совсем не важно, по какую сторону добра или зла оно располагается.

И вот, пока бог делал то, что от него никто не ожидает, все остальные пытались отдохнуть от безумного путешествия.

Флавия хандрила. Таскалась по огромному дому и сокрушалась. Сначала о том, что, когда придет время отправляться на Олимп и знакомиться с родней избранника, ей нечего будет надеть. Спустя какое-то время уже переживала, что любимый повстречает какую-нибудь «ветреную девку, которая вскружит ему голову, как молодое дельфийское!» Затем начала предаваться самобичеванию из-за того, что усомнилась в любимом, и, всхлипывая, задремала на кухонном диванчике.

Гераклид ходил окрыленный. Мало того, что Гермес назвал его другом – эпитет «недалекий» горе-поэт вычеркнул из памяти – так еще и оставил автограф. И не стоит забывать, что великий Аполлон избрал Аквуса проводником своей воли.

Александр копался во дворе, проверяя свои владения. Кажется, в кротовых норах вздумал поселиться кто-то чужой, но отважный зверек убедил захватчиков, что они не правы.

Леонид, серьезный и мрачный, заперся у себя в кабинете, сказав, что ему надо о многом подумать.

Сам же Юлиус сначала успокаивал одного, затем слушал стенания другой, а после и вовсе чуть было не последовал их примеру. Сперва решил, что может собой гордиться – ведь Гермес признал, что в состязании «равных», мошенник был более искусен. А после сразу же впал в тоску, потому как получалось, что вот пришел бог, посмотрел как на детишек и объяснил «что, зачем и почему». Снисходительно.

Однако пессимистичное настроение быстро приелось Корпсу, и он отправился спать на мягкой кровати, которая – наконец-то! – не покачивалась на морских волнах.

Глава двадцать третья.

Падения и проступки

Мошенник проснулся в поту. Ему снилось, что Гефест, превратившись в гигантского и абсолютно черного кузнеца, держал Корпса за ногу, а под ним бушевал вулкан.

Юлиусу, безусловно, льстило, что его сравнили с Помпеей, но заканчивать свою жизнь подобно древнему городу он был не готов. Мошенник пытался ухватиться за что-нибудь, но не мог пошевелить даже рукой, а потому оставалось бессильно смотреть на ухмыляющуюся тень.

Когда Гефест отпустил Корпса, и тот полетел вниз, Юлиус проснулся. Однако кое-что из сна преследовало его и наяву.

Жара и невозможность пошевелиться.

«Неужели вчера Александр нарыл подземный вулкан, и теперь нас штурмует лава?» – усмехнулся Юлиус, хотя поводов для веселья не было.

Огнем полыхал матрас прямо под мошенником. Полыхал так, будто бы внутри разожгли гигантский костер, и скоро кому-то подадут блюдо под названием. «Корпс, пропеченный до хрустящей корочки». Юлиусу приходилось слышать про людоедов, водившихся в Африке, но до сего дня он полагал, что это всего лишь байки.

Из коридора доносились вопли. Кричал, разумеется, Гераклид, отчаянно и неразборчиво. Заглушая другой голос, который вопрошал:

– Юлиус, ты где? У тебя там все в порядке? Мне срочно нужна помощь!

Флавия. Это уже серьезнее, чем вопли скульптора. Нужно было спешить, а не прохлаждаться в кровати. Точнее – жариться. «Наверняка я похудею в этой сауне. Людоеды весьма непрактичные существа. Будем надеяться, что с Гераклидом они поступили таким же образом, и получится стройный ягненок вместо жирного поросенка», – подумал Юлиус и попробовал выбраться из кокона, в который превратилось одеяло.

Однако сколько мошенник ни пытался сдвинуться с места – ничего не получалось. Одеяло намертво прижало его к кровати, которая с каждой секундой раскалялась так, будто сам Гелиос сидел внутри. Чего, конечно же, быть не могло.

Или могло?

Юлиус уже давно вспотел, но именно сейчас почувствовал, что его начал бить озноб. Что, если боги обо всем узнали? Те самые боги, которые в новом договоре не заинтересованы. И сейчас они медленно, но верно поджаривают Корпса, да и с остальными делают что-то жуткое и невообразимое. Практичней, конечно, прирезать всех спящими, но когда речь идет о богах, заявлять что-то с уверенностью сложно. Может быть, это «интересней», как выражается Гермес?

Мошенник задергался, но одеяло держало плотно. По счастью, Юлиус давно уже завел привычку: спать с маленьким ножичком в правой руке. С трудом переложив его так, чтобы можно было лезвием резать кокон из нитей, Корпс принялся дергать рукой, пытаясь распороть свою «тюрьму».

Еще несколько раз прокричал Гераклид, а затем взвизгнула Флавия. Но к этому времени ладонь Юлиуса уже оказалась на свободе, и дальше дело пошло быстрее. Меньше чем через минуту мошенник выбрался из плена.

Легкий ветерок дельфийских ночей показался ему ледяным. Тело ломило, и в нем словно не осталось ни капли жидкости – вся вышла с потом.

Корпс окинул взглядом комнату и заприметил то, что должен был увидеть еще вчера. Одеяло на кровати имело завязки. Наверняка, чтобы спящий ночью его с себя не сбрасывал. Или чтобы не выпускать теплый воздух, который шел от матраса – неприметный тумблер на боковине кровати был заботливо выкручен в сторону красного, полыхающего огнем человечка. А завязки затянули так, что оставалось гадать, как это мошенник ночью ничего не заметил.

Налицо была попытка убийства, замаскированного под несчастный случай.

В этот момент раздался одновременный рев-визг, и Юлиус Корпс бросился в коридор, пронесся до дверей кухни и замер, оценивая обстановку. Протянутые над полом нити, каждая из которых таила в себе что-нибудь острое и смертоносное, а может быть даже ядовитое. Ловушка простая, но всегда действенная.

Флавия демонстрировала редкую силу духа. Вместо того, чтобы заламывать руки и паниковать, как на ее месте поступила бы среднестатистическая девица, жрица Диониса с перекошенным ртом терла рану на ноге и стреляла глазами по сторонам. При этом она каким-то образом умудрялась балансировать, держась за дверку буфета, и почти подпрыгивала на одной ноге, стоя на мягком диванчике. На мгновение Юлиусу даже показалось, что его появление осталось незамеченным, однако в то же мгновение Флавия проговорила:

– С потолком не получится. По полу я тоже не пройду – профессиональная менада, преисполненная хладнокровия и веры в собственные силы, смогла бы – но я не она.

Мошенник кивнул. А что тут отвечать? Ни убавить, ни прибавить.

– Я уже говорила, что перед лицом смертельной опасности у меня обостряется логическое мышление? И способность к четким формулировкам?

– Сама себя не похвалишь – никто не похвалит, – не сдержался Юлиус. Улыбнулся уголком рта. – Работу логического мышления наблюдаю прямо сейчас, а вот то, что случилось с несчастной сиреной…

– Брось, – Флавия покраснела.

– Именно. Даже после того, как мы ее сбросили с плота, труп все еще продолжал стоять перед глазами. Так что ты справишься и сейчас, точно знаю.

Жрица картинно сложила руки на груди и лучезарно улыбнулась:

– Я даже не успела сказать, зачем позвала тебя. А ты уже все понял.

– Хм… Если честно….

– Поддержка. Знаешь, как много значат какие-нибудь три слова «Флавия, ты сможешь»? Гляди, что я придумала.

Если не можешь использовать пол или потолок, остаются стены. Неважно, что люди не умеют ползать, как мухи – выдвинутые ящики столов и выступы отменно справляются с человеческим весом. Благо, на кухне их полно!

Флавия двинулась к выходу из ловушки без изящества. Рывками, тяжело перекидывая тело с одного выступа на другой, шипя от боли в ноге. Выдвинутые ящики стонали под ее весом.

– Ну вот, я наступила в корицу, – жрица громко фыркнула и незамедлительно продемонстрировала мошеннику коричневую подошву. Удивительно, но даже в свете смертельной опасности женское кокетство нашло повод для проявления. Мошенник начал в чем-то понимать Гермеса.

Тут же из соседней комнаты донесся горестный вопль, взятый в новой тональности.

– Иди-иди, – Флавия махнула рукой на Юлиуса. – Вон, Гераклид уже иззвался..

«Не девочка, а подарок», – подумал Корпс.

Теперь надо было идти и спасать Гераклида. Поверить в то, что Аквус подобно жрице внезапно преобразится и вытащит себя из неприятностей самостоятельно, было решительно невозможно.

Добежав до комнаты Гераклида, Юлиус распахнул дверь, сделал шаг вперед и обомлел. Даже на всякий случай ущипнул себя за щеку.

Ничего не изменилось.

Гераклид Аквус, толстяк, растяпа и заочный победитель в соревновании «неудачник года» походил сейчас на героя, как никогда до этого.

Он стоял перед «морозильным ларем», выставив перед собой правую руку. Ноги скульптора находились на ширине плеч и были слегка согнуты в коленях. Ларь стрелял в толстяка острыми льдинами, одна за другой.

Едва из разверзнутой ледяной пасти вылетел снаряд, как правая рука скульптора подалась назад, прижимаясь к телу, а левая встречным ударом разбила ледышку. Тотчас же Гераклид издал тот самый рев, который Юлиус слышал до этого. Затем вместо льдинки вылетел снежной ком, но тут уже левая рука вернулась на исходную, а правая встретила снаряд в полете. Пар шел от разгоряченного тела Гераклида. Возможно, лед начинал таять, еще даже не долетая до художника..

Правда, во всем этом зрелище было нечто, доводящее его до комичности, как, собственно, и в большинстве действий скульптора.

– Льдинки разбивает, – проворчал мошенник. – А выйти через незапертую дверь, мы, стало быть, не догадались.

Заслышав голос Корпс, Гераклид тут же развернулся с сияющей улыбкой и высохшими дорожками соли на лице. Не то слезы, не то пот.

– Юлиус! Ты пришел, чтобы меня спасти! – завопил Аквус и тут же получил снежным шаром в затылок.

Морозильный ларь не дремал, и ему не было дела до проявлений людской сентиментальности. Более того, он ухитрился задеть льдинкой висок Юлиуса.

Этого мошенник терпеть уже не стал.

Резко упав на колени, он бросил нож, который все еще сжимал в руке. Клинок перевернулся несколько раз в воздухе, ударился об тумблер на морозильном ларе и тотчас же противный гул, идущий от механического чудовища, исчез. Внутри машины погас свет и в комнате стало тихо. За исключением сопения и всхлипываний Гераклида:

– Болит. Сильно.

– Нечего было руки под что попало подставлять, дружок – отозвался мошенник, вставая.

– Да не рука болит. Я, когда падал, коленкой ударился.

«Мда, – подумал Юлиус, – вот и нашлось слабое место. Гераклидова коленка – аналог ахиллесовой пяты. Зачем мне оно только – ума не приложу».

По самолюбию Юлиуса был нанесен очередной удар. Сначала появляется бог, и оказывается, что все проблемы имеют решения, а случайности не случайны. А теперь еще выяснилось, что его спутники способны постоять за себя. Правда, для полноты успеха одному не хватает ума, а второй – уверенности.

– Вы там как, живые? – послышался голос Флавии. – Я вот – почти.

– Мы тоже почти, – ответил Гераклид. – Юлиус – совсем живой, а я почти.

«А где же Леонид? – всплыл вдруг вопрос в голове мошенника. – Что стало с ним? Мы тут такой шум подняли, что он давно уже должен был выйти и посмотреть, что произошло».

Кажется, хоть кого-то все же требовалось спасать.

– Приводите себя в порядок – и за мной, – пробормотал Юлиус, прикидывая, где бы разжиться тяжелым ломом. Ну, или, на худой конец, куском трубы или просто крепкой палкой.

Флавия скривилась и, наклонившись, пощупала щиколотку – та уже успела покраснеть и распухнуть вокруг раны. Судя по отверстиям, это была вилка. Либо миниатюрный трезубец.

– Ты уверен, что нам всем стоит идти куда-то сию секунду? У меня дырка в ноге, а у Гераклида кулаки такие, будто он все утро засовывал их в рот к прожорливым гарпиям. Может, мы подождем тебя здесь и не будем мешать?..

– Ну уж нет, мы не будем разделяться. Пойдем медленно и осторожно! – Юлиус для подтверждения своих слов стукнул кулаком по дверному косяку и в тот же момент разрешил в уме вопрос об оружии.

Длинная отполированная деревяшка была наполовину оторвана от стены – держалась на нескольких погнутых гвоздях. Внизу на ней виднелись вмятины и облезший лак. Это наводило на мысли о том, что «морозильный ларь» не влетел в комнату, где ночевал Гераклид, и не материализовался там по мановению руки какого-нибудь мстительного Гефеста, а проник через дверь. Причем через слишком узкую для себя дверь.

– А может, все-таки…

– Вы что, книг совсем не читали? Или газетную хронику о преступлениях? – тут Юлиус взглянул в недоумевающие лица собеседников, махнул рукой и начал выламывать дверной косяк. – В общем, поверьте на слово, друзья мои. Стоит нам разделиться, как повторится та же истории. Поймают по одному и перебьют, как слепых котят.

– Котят…

– Или щенков! Или барашков! – мошенник с третьего раза отодрал деревяшку и провел ладонью по лицу. Потом рассеянно осмотрел руку. Пот, кровь и грязь. И это после первой за несколько месяцев ночевки на твердой земле в приличном доме! – Так что давайте не тратить время на рассуждения, а сразу придем к главному выводу —я тут главный, я всех спасу, слушайтесь меня, и все будет прекрасно.

После всех потрясений, связанных с осознанием собственной ненужности, Юлиусу срочно требовалось признание.

– Слушаюсь, – промурлыкала Флавия.

– А что это вдруг я должен слу… – опьяненный собственными успехами Гераклид хотел было поспорить с тем, кто тут является всеобщим спасителем и героем, но его прервал громкий стон со второго этажа.

Юлиус приложил палец к губам, и спасательный отряд двинулся на поиски Леонида.

Тот обнаружился в крохотной затемненной комнатушке на втором этаже. Комната была узкая, как кишка, и доверху набита коробками с шестеренками, трубочками, колбами, ретортами. Заглянув туда, Юлиус не сразу заметил ученого – тот лежал далеко от двери, в самом темном углу, в переплетении каких-то рычагов и проводов, и тихо стонал.

– Стадис! – прошипел мошенник.

Никакого эффекта. Инженер был то ли без сознания, то ли в глубоком шоке.

Юлиус стиснул зубы и переступил через порог. Сделал шаг, другой, ожидая в любой момент, что пол начнет проваливаться под ногами, а из стен полетят стрелы. Но ему то ли везло, то ли дом устал делать сюрпризы своим обитателям…

– Орк! Орк побери! – Корпс резко выдохнул и схватился за сердце. Он чуть не упал, наступив на нечто шерстяное, гладкое и живое.

– А-а-александр… – выдохнул Юлиус и со свистом выдохнул сквозь зубы. – Ну, хоть с тобой все в порядке. Не волнуйся, мы сейчас спасем твоего хозяина и…

Крот бешено запыхтел и, ухватив Корпса за сапог, потянул его из комнаты.

– Что, опасность? – мошенник наклонился и попытался погладить крота, но не тут-то было.

Александр не давался в руки. Стоило его схватить, как он тут же начинал извиваться. Отчаянно пищал и старался выгнать Юлиуса и остальных из комнаты. Как будто бы не его хозяин лежал там в проводах без сознания.

«Или не его?» – мошенник попытался вспомнить моменты, когда крот ошибался, но не смог. Да и не обманывал он никогда. Леонид, справедливости ради, тоже ничего плохого Корпсу не сделал, а даже пару раз помог, но доверять милому и обаятельному кроту было легче.

Однако просто так бросать человека – это было не в правилах Юлиуса.

– Я все понимаю, – сказал он Александру. – Что-то не так. Что-то плохое случилось. Я не могу понять что именно, а ты, друг, не можешь внятно объяснить, но, поверь, я буду настороже.

И, знаком велев остальным стоять на месте, Корпс сделал несколько шагов к Стадису, более не обращая внимания на возмущенный и обреченный писк Александра.

Провода, в которых запутался Леонид – не были порваны. Да, они перепутались, но не более того. А некоторые надписи на тумблерах: «морозильный ларь», «подогрев матраса» и прочие – наводили на мысли, что именно отсюда включили все те дьявольские устройства, с которыми пришлось сражаться Юлиусу, Флавии и Гераклиду. И это мог быть либо сам Леонид, либо кто-то другой. Ученый застал его, но не справился с противником, который обездвижил Стадиса, а сам сбежал.

«Сначала проверим плохую версию, – решил Юлиус. – В конце концов, никто не мешает потом извиниться». Мошенник поднял повыше свою импровизированную дубину и сделал еще один шаг к Леониду. Кажется, в писке Александра добавилось ободряющих ноток.

Когда до ученого оставался всего один шаг, тот внезапно и резко открыл глаза.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Беспомощный Леонид и крадущийся с дубинкой Юлиус.

– Лучше по затылку, – сказал Стадис спокойно. – Так, даже если не насмерть, то я долго проваляюсь без сознания.

– Да я, собственно… – протянул ошеломленный Корпс.

– Я могу притвориться, что все еще не пришел в себя, если так будет легче нанести удар.

– Совсем у него от большого ума голова повернулась, – пробормотал Гераклид.

– Тихо ты, ему же больно, – шикнула на него Флавия.

– Мне тоже больно…

– Да, мне больно, – Леонид говорил неожиданно торжественно, словно читая поминальную речь или выступая перед огромной толпой. – Мне больно, потому что меня предали. Да, именно предали! И предательство это совершил лучший, а вернее – единственный друг, который у меня есть.

– Что-то я ничего не понимаю, друг мой, – вздохнул Юлиус. – Слушай, ты вправду хочешь, чтобы я тебя ударил этой деревяшкой, потому что тебя кто-то там предал?

– Не все так просто, – послышался знакомый голос Диоса-Гермеса.

В другое время мошенник бы съехидничал, что тот, как всегда, явился под самый конец, когда трудности уже закончены, но сейчас Юлиус обрадовался тому факту, что пришел хоть кто-то, кто наверняка сможет все объяснить. И сразу после этого Корпс устыдился своей радости – ведь он и так неплохо справлялся сам. А теперь вся слава вновь достанется богу. Как будто ему и без этого ее мало!

– Ты где шлялся? Видишь, что случилось, пока тебя не было? У меня в ноге – дыра!

– Меня ждали дела, несравненная Фло. Но поверь мне, если ты не сможешь ходить – я буду носить тебя на руках.

– Ох, это так мило…

– А что касается нашего друга. Или, вернее будет сказать, уже не друга, то пусть он сам все объяснит. И, на всякий случай напомню, кто-то из философов говорил, что вовремя предать – это не предать, а предвидеть. Так что, достопочтенный Леонид, будьте добры разъяснить, чем вы занимались перед тем, как Александр подстроил так, что вы упали на этот пульт.

– Александр?! – Юлиус, Флавия и Гераклид вскрикнули почти одновременно. Поверить в то, что крот предал своего хозяина, было невозможно.

– Да, Александр, – Леонид сел. Теперь его окровавленное лицо выглядело одухотворенным. – Предательство, которое невозможно забыть. А ведь я просто вершил историю. Боролся за свои права, как мог.

– Какие еще права? – хмыкнула Флавия. – Биться лицом об механизмы?

– Я придумал, как использовать энергию молний для работы механизмов. Я придумал, как управлять ими на расстоянии, что и делал здесь, с помощью этого пульта. Я изобрел то, что вам даже и не снилось. И все это хотят отдать Зевсу. Потому что, видите ли, бог об этом заявил. Конечно, у него больше прав, чем у меня. Вот только я скажу вам, когда боги начинают отбирать изобретения у смертных, то они слабее их. И такие боги нам не нужны.

– Хм, ну, начнем с того, что Зевс начал это все еще до вашего рождения…

– И чего он добился? Где патенты? Где изобретения? Где внедрение в производство? Где это все?!

– Эм… – на мгновение Юлиус почувствовал себя Гераклидом, которому вместо встречи с оракулом предлагают обратиться за предсказанием к железному механизму из разряда «опустите драхму – распечатайте прогноз на день».

Как объяснить, что есть то, что не просто не укладываются в существующее положение вещей, а вообще не может там находиться? Какие аргументы использовать в споре с собеседником, который доказывает, что небо должно быть оранжевым в крапинку – и никаким другим? Как вообще можно говорить с человеком, который долго притворялся здравомыслящим, а потом вдруг неожиданно вышел на такую грань логики, с которой ты в корне не согласен?

Однако дверной косяк в руках и Гермес за спиной ощутимо придавали уверенности, и Юлиус все-таки продолжил:

– Эм, знаешь, уже не друг, богам не пристало заниматься всей этой бумажной канителью. Не кажется ли тебе, что если бы они подходили к своим делам по человеческим меркам, многие чудеса и свершения просто не состоялись бы. Если бы, к примеру, Зевсу пришлось стоять в очереди за предсказанием от премудрой Афины, вместо того, чтобы прямо ее спросить…

– И пришлось бы! Все должно быть по правилам! Кто первый оформил патент, тот и прав! – Леонид выплевывал фразы одна за другой, лицо его багровело, а Корпс недоумевал все больше: куда девался тот спокойный, рассудительный, адекватный инженер, которого он спас из-под колес мобиля всего несколько месяцев назад? – Еще им, новый договор писать! Обойдутся! Право назваться первооткрывателем электричества принадлежит мне!

– Так назваться – это ж еще не бумажка, не доказательство, к которым ты питаешь столь нежную страсть, – в голове Гермеса слышалось неприкрытое ехидство.

Леонид, тяжело дыша, криво улыбнулся:

– Назваться не голословно, а в триста девятнадцатом приложении к старому договору. Гефест меня впишет. Он пообеща…

В этот момент Юлиус решил все-таки последовать совету жертвы и прицельно врезал Леониду по затылку. Тот на полуслове свалился лицом вниз.

– Запрем его здесь? – поинтересовалась Флавия, почесывая горестно пыхтящего Александра по спинке.

– Ни в коем случае, Фло. Отвезем к эскулапам, скажем, что помутился умом и пытался убить себя – видок у него соответствующий, а несколько десятков драхм подтвердят нашу версию. Запирать изобретателя в собственном доме – оставлять за спиной взрывное устройство замедленного действия. Тем более, что теперь Гефесту, скорее всего, известно о наших планах… Интересно, что Стадис успел разболтать? Юлиус, много ли ему было известно?

– Немного, – невольно расплылся в улыбке мошенник. Уж больно ему нравился план финальной схватки с богами – неповторимой простотой и изяществом. – Я и сам не то чтобы очень много придумал. Но на веселый вечер хватит.

Глава двадцать четертая.

Вершины и свершения

– Тяжело, – просипел Гераклид и оглушительно чихнул. Попытался вытереть нос рукавом и уронил бочонок – третий раз за последние пять минут.

– Всем тя…

– Нет, – аргументы не действовали. Скульптору, художнику – да и в целом духовно богатому человеку – было жарко, неудобно и гадко, и эти личные неудобства с лихвой перевешивали командный дух, обязательства и необходимость соблюдать маскировку. – Нет, мне тяжелее! Ты только посмотри на нос! На щеки! И даже шея, а…

Вместо того, чтобы поднимать упавшую ношу, Гераклид страдальчески тыкал себе в лицо:

– Раздражение! Шелушится! Вот, вот и вот!

Флавия громко фыркнула.

Юлиус возвел глаза к небу.

Успешно опробованный на поросенке способ превращения обычного существа в сказочное – при помощи золотой краски и подручных материалов – работал на все сто. Из Юлиуса получился худой сатир с кустами шерсти, торчащими из огромных ушей, глуповатой улыбкой и пританцовывающей походкой. А Гераклид, кожа которого сразу же «заявила» о нежелании мириться с краской, выглядел как сатир-пропойца с красной рожей и припухшими глазками.

Гермес, увидев его в подобном обличии, долго смеялся, да так, что пришлось после успокаивать Аквуса и заверять, что ухахатывался бог обмана над тем, как ловко Гераклид обманет небожителей.

– Наконец-то внутреннее содержимое совпало с внешним, – шепнул Гермес на ухо Юлиусу в тот момент. И добавил, уже для всех. – Маскировка хороша, но любой небожитель, оказавшись рядом, раскусит ее в момент. Хотя… пока вы с этими бочками дотащитесь до вершины, от вас будет вонять, как от самых натуральных козлов – к вам и близко никто не подойдет.

Нельзя сказать, что мошенник полностью поверил, но на всякий случай решил перестраховаться. Неприглядная и в чем-то даже неприятная сторона жизни сатиров была похожа на правду.

– А ну пошевеливайтесь, чего встали!

Флавия, надо сказать, идеально вошла в роль. Как будто всю жизнь правила винным караваном с двумя сатирами-прислужниками. А уж как она обращалась с кнутом… просто сказка!

– Сама бы пошевелилась, – буркнул Гераклид. – Легко тебе там, на телеге. Давай, слезай вниз. Взяла бочонок в руки и пошла, я и сам могу править!

В последнем Корпс изрядно сомневался, но возразить он не успел. Кнут просвистел совсем рядом с Аквусом. Скульптор от удивления и страха упал, бочонок выскользнул из рук, ударился о землю и покатился. С каждым его взлетом падало вниз сердце мошенника, который отчетливо представлял, как доски разбиваются об камень. И отборнейшее вино, взятое у самого Диониса, выливается на землю.

И уж если у Юлиуса такое творилось на душе, то не стоит и говорить, как переменилась в лице Флавия.

– Неповоротливая тупоголовая свинья! – выкрикнула она и принялась размахивать кнутом так, что уши заложило от свиста.

Плеть не попадала по Гераклиду, а всего лишь задевала волосы, но тот каждый раз вскрикивал, словно его стегали по-настоящему. Юлиус понял, что надеяться на скульптора бесполезно – пришлось мошеннику бежать вдогонку за бочонком, который – слава Фортуне! – застыл на одном из пригорков. Возвращаясь назад с тяжеленной ношей, Корпс преисполнился уважения к настоящим сатирам, которые вот так вот и жили из года в год, и одновременно с тем подумал, что ноша мифических существ иной раз бывает очень тяжелой. Как в что ни на есть прямом, так и переносном смысле – постоянно кто-то пытается поймать, убить, вырвать клок шерсти или ещё что-нибудь для своих ритуалов. В общем, быть близко к небожителям получалось накладно, как ни крути.

«И скоро мы будем очень близко», – подумал мошенник, заметив, что до входа осталось всего ничего.

…

«Вход» в обиталище богов выглядел как широкий мраморный порог с резными орнаментами и картинами на исторические темы. Долго разглядывать их мошенник не стал – рядом переминались с ноги на ногу крепкие ребята с ритуальными копьями и вполне неритуальными арбалетами, смотрели парни хмуро и недоверчиво, и оставаться даже лишнюю секунду рядом с ними Юлиусу абсолютно не хотелось. Однако он успел отметить, что автор рисунков знал о прошлом явно больше, чем преподаватели истории в школах.

Например, гарпии, отнимающие повозку у Гелиоса – кто бы мог представить себе такое?

Или Афродита, которая спорит с Венерой в зеркале и явно страдает от раздвоения личности.

Но особенно Юлиуса почему-то порадовал удирающий от лернейской гидры Геракл. Он бежал, смешно размахивая руками, с таким растерянным выражением лица, что становилось ясно – двенадцать подвигов ему дались явно не так просто, как об этом рассказывали официальные источники.

– Ну, и?.. – вопросительно прохрипел Гераклид, озираясь по сторонам.

В ответ Флавия молча показала ему кулак и достала из складок юбки припрятанную там бумагу. Пробежала ее глазами, утвердительно кивнула, закусив губу, и показала хлыстом:

– Нам направо, во-о-он к тем кустам. А дальше будет тропинка.

Аквус возмущенно фыркнул, всем своим видом показывая, что он думает об идее идти дальше и о ситуации в целом, а главное – об Олимпе в частности. В принципе, мошенник его понимал.

Если не знать, что находишься на вершине мира, имелся шанс прохлопать ушами всю торжественность момента. Ибо декорации подкачали. Или их просто не удосужились завезти сюда.

Горное плато выглядело как тысячи подобных ему. Трава, низкорослые деревца, груды булыжников, десятки переплетающихся тропинок и роса под ногами. Самое обычное место. Не верилось, что именно отсюда вершились судьбы Земли. Ничего необычного. Ни грамма возвышенного. Даже воздух – и тот перестал быть разреженным, как на подходах к порогу, и привычно пах цветочной пыльцой, пылью и морем….

Стоп.

Каким еще морем?

Юлиус потряс головой, чтобы разрушить иллюзию.

Сначала ему показалось, что ничего не изменилось. А потом – всего лишь сместилась точка зрения, мир раскрылся под другим углом – и у мошенника захватило дыхание.

Здесь все детали были идеально выверены. Нарисованы, посажены, слеплены так, что казалось, будто ты вернулся в детство. Будто десятки и сотни моментов «где-то я это уже видал, может, во сне?» сложились наконец в мозаику, и ты оказался в месте из собственных грез. Выпуклых и живых в своей обыденности. Обычности. Сон, который можно потрогать рукой. И ты внутри него – всего лишь песчинка.

Будто пропала тяжелая бочка, и перестала ныть стертая пятка, и Юлиус даже на секунду забыл, зачем вообще сюда пожаловал…., но тут винный караван Диониса с тележкой, жрицей и двумя нелепыми сатирами дотопал до кустов. И свернул налево. А потом еще раз налево.

– Ах… – Гераклид выронил бочонок одиннадцатый раз за день, но впервые на него никто не огрызнулся.

Тот из поэтов, кто взахлеб разливается о волшебных олимпийских пирах, о золотом винограде и искристом вине, об амброзии и ее божественном вкусе, об изысканных блюдах и кружевных хрустящих салфетках… тот не подарит своим слушателям и сотой доли великолепия, которое открылось перед «пьяным караваном».

Парящие в воздухе молочно-зеленые огоньки.

Распускающиеся и тут же вянущие цветочные звездочки на длинных лианах.

Столы под лилово-золотистыми скатертями, которые ломились от сладостей. Орехи в меду и розово-медный джем из груш, сваренных в молодом вине. Тушеная дичь – а рядом с ней высокие хрустальные бокалы с переливающимся кармином.

Вместо скучных стен пиршественного зала – перламутровые ленты из невесомой ткани, пляшущие на ветру.

И Они – боги, полубоги и герои. Звонко смеющиеся, хлопающие друг друга по плечу, громко бахвалящиеся своими успехами и с хохотом пересказывающие поражения. Те самые легкомысленные, тщеславные, гордые и веселые, на которых равняются все дети, успев едва выпутаться из пеленок.

Правда, кое-кого все-таки не было. К примеру, Юлиус так и не смог высмотреть Зевса, Афину, Артемиду, Аполлона и еще многих из старых и сильных богов.

Или уже не таких сильных?

– Как будто уже победили и празднуют, – пробормотал Корпс.

– Боги! – благоговейно воскликнул наконец понявший, что это не сон, Гераклид.

– Знатная пирушка, – одобрительно прицокнула языком Флавия.

Найдя распорядителя и оставив его разбираться с вином, жрица смущенно улыбнулась и исчезла в толпе, слегка прихрамывая на еще не до конца зажившую ногу.

– Я, это, тоже погулять схожу.

Все в Аквусе, от поднятых жалобных глаз до кончиков пальцев, на которые он привстал от нетерпения, выражало покорность, смирение и мольбу. В руках художника Корпс заметил скомканный лист бумаги. На лице мошенника засияла довольная улыбка.

– Автографы собирать?

– Ага, – коротко кивнул Гераклид.

Юлиус махнул рукой, и Аквус едва ли не вприпрыжку помчался в гущу богов. По пути он их расталкивал и путанно извинялся, но вся его фигура была пронизана странной для подобного телосложения легкостью.

– Чувствую себя отцом семейства, отпустившим детей на прогулку, – пробормотал Корпс.

– Вот уж про тебя никогда бы не подумал, мальчик – отозвался кто-то неподалеку.

Мошенник обернулся и обмер. Двуликий Янус собственной персоной. Улыбался то одной физиономией, то другой. Наверное, дразнился из-за того, как все получилось в прошлый раз.

– Увидел знакомую краску, решил посмотреть, кто тут, – сказал Янус. – Должен признать, себя ты замаскировал лучше, чем поросенка.

– У поросенка были крылья, – пожал плечами мошенник. Глупо было отрицать, что он не настоящий сатир..

– Я говорю про того поросенка, который сейчас только что умчался вдаль. Согласись, мальчик, никак иначе его назвать нельзя.

Это «мальчик» на удивление не раздражало. Как-то само собой в голове Корпса сложилось, что Янус, которому было несколько тысяч лет, вполне себе мог это позволить. Возможно, он и некоторых богов и героев так называл. С него станется.

– Можно, – тем не менее вступился за друга Юлиус. Право обращаться с Гераклидом так, как он того заслуживает, распространялось только на «своих».

– Ну да ладно, мне все равно.

– Врет, – прокомментировала вторая «личина» Януса. – Не все равно, а наплевать. Но это не важно. Гермеса давно видел?

Мошенник оторопел. Янус своей молодой ипостасью подмигивал ему заговорщицки и глазами показывал что-то вроде: «Мы с тобой взрослые люди, зачем ходить вокруг да около. Ты все прекрасно понимаешь, я все прекрасно понимаю, так неужели мы не сможем договориться?»

– Видел, – уклончиво ответил Юлиус. – Бывало такое.

– Если увидишь еще раз, напомни, что он мне должен.

– Ладно, только не знаю, когда…

– …Ох, да хватит изображать Актеона, замеченого Артемидой, – Янус зевнул и переменил личину. – Я начало и конец – я все знаю. И почему вы здесь – тоже. Не знаю, как вы собираетесь это сделать, но это и ни к чему мне. Я – лицо заинтересованное. Даже два лица. В общем, как увидишь – передай, чтобы и про меня не забыл. Есть одна придумка насчет дверей. Он помнит.

– Какая придумка, – заинтересовался Юлиус.

– Вот, так бы сразу. Хорошая. Самораздвигающиеся двери. Для удобства, – Янус подмигнул мошеннику, а затем зевнул. – Пойду я, мальчик. Скучно здесь.

– Скучно?! – изумился Корпс. – Да разве может быть скучно на пире богов?

– Еще как. Особенно, если они тут постоянно. Здесь и богов-то нет нормальных обычно. Так, полубожки и прочие мифические сущности развлекаются. Те, кто силой наделен, они больше любят внизу время проводить. Говорят, так интересней, – Янус пожал плечами. – Это сейчас еще все пристойно, а вот стемнеет – такая попойка начнется. Хотя сегодня все стараются выглядеть трезвыми. Не иначе кто-то из высших собирается пожаловать.

– Гефест, – пробормотал Корпс.

– Может, и Гефест. А, точно, свита уже здесь. И Посейдон, кажется. И кто-то там еще. Много их сегодня собралось. Впрочем, все равно скучно.

Янус кивнул Юлиусу и отошел в сторону, а мошенник принялся высматривать «небожителей». Одновременно с тем Корпс размышлял, стоит ли доверять словам Януса. Нет, не про Гермеса – здесь, скорее всего, действительно правда. Но вот по поводу «нескончаемой пирушки» мошенника терзали сомнения.

Он слышал, конечно, про общество богатых и ленивых людей, которые жизнь свою проводили в праздных удовольствиях, но что подобное свершается на Олимпе – это было уму непостижимо.

«Им просто скучно, – подумал Корпс. – Вот и развлекаются, кто как может. Одни делают вид, что они люди и никаких „божественных способностей“ у них нет, а другие творят, опять же, среди людей. Электричество Зевса, раздвижные двери Януса – все это из одной торбы. Те, кто считают себя богами, тратят время в праздной неге. А настоящие боги продолжают творить».

И все происходящее тут же предстало перед мошенником в совершенно ином свете. Да, Олимп выглядел, как прекрасный мир родом из детства. Но в этот мир будто приехала дрянная ярмарка. Балаган. Горы мусора из разбитых бочек и огрызков. На луг выгнали пастись коз, которые только и делают, что жрут и гадят. А когда они уйдут – от луга не останется ничего.

Похоже, скачок, о котором говорил Гермес, нужен скорее богам, чем людям.

Юлиус разом погрустнел, но долго это состояние не продлилось. Мошенник увидел в толпе пирующих знакомый лик Тихе. Кажется, богиня улыбнулась ему. «Хороший знак, – подумал он. – Или случайность?» Как будто в ответ на ладонь к нему опустилась цветочная звездочка. Она была соткана из зеленых и белоснежных лепестков напополам со светом, мерцала и переливалась. Полежав несколько секунд, цветок задрожал и распался… на горсть бледных конфетти.

– Балаганное чудо, – усмехнулся Юлиус. – Может, именно такого я и заслуживаю?

Он поднес ладонь к глазам. Разноцветные конфетти блестели и переливались на солнце. Задумавшись на секунду, он слизнул красный кружок. А потом два синих. Кисленькие леденцы щипали язык. Краем глаза Юлиус увидел, как Гераклид пробивается сквозь свиту к Гефесту, и улыбнулся – на этот раз широко и радостно, как в детстве. Как ни крути, мошенник до подъема на Олимп слишком любил ярмарки и балаганы, чтобы сейчас окончательно и презрительно отказываться от этой привязанности. Кому изысканные и высокоморальные радости, а ему предназначена компания бога воров, двуликого кривляки и богини случайностей – правда, по слухам, не она вертела случаем, а случай распоряжался ею, как хотел.

– А теперь, дорогие боги, смотрите – на арене самая знаменитая балаганная труппа современности и ее главный комик – Гераклид! – прошептал Корпс и прищурил глаза. Толстый Аквус как раз отступал от Гефеста, заискивающе глядя ему в глаза, с поклонами, на трясущихся ногах. Вся его фигура выражала крайнюю степень восторга и подобострастия, однако взгляд уже нацелился на следующий объект поклонения – всего в десятке метров Посейдон хлестал вино прямо из горлышка.

– Давай-давай, ловкий наш, – пробормотал Юлдиус голосом сладким, как амброзия, и свистнул с ближайшего столика творожную лепешку.

…

Обратная процессия выглядела уже не столь внушительно. Украдкой помахавший вслед Янус не преминул съязвить про облупившуюся краску и вред чревоугодия, однако Юлиус не купился на провокацию, сдержанно кивнул на прощание и от души дал Гераклиду пинка под зад, чтобы тот двигался быстрее. Желательно, быстрее, чем встречные муравьи и ленивые облака, спящие вокруг обиталища богов.

Особенно движение вниз замедлял лист бумаги, который Гераклид трепетно сжимал в потных ладонях – через каждый шаг его надо было рассматривать, разглаживать, поднимать к лицу и дышать на него. По всей видимости, свернуть в трубочку или – не дай Зевс! – сложить пополам или четвертинкой этот ценный документ было принципиально невозможно.

– Надругательство над божественной ценностью! – возмутился Гераклид, когда Юлиусу надоело возведение листа тонкой шелестящей бумаги в ранг безусловного абсолюта.

Если кто-то и мог в этом мире двигаться медленнее, чем отягощенный счастьем и автографами Аквус, так это Флавия. Героически перепробовав все вина, доставленные на праздник, жрица приобрела бесценный опыт дегустатора, но потеряла всю скорость передвижения.

Юлиус с трудом держал себя в руках, чтобы не подгонять ее колкостями. Или чтобы просто не схватить ее за руку и не тащить за собой. Единственное, что его останавливало – мошенник и сам не мог резво спускаться в мир людей.

Дело в том, что пока Гераклид собирал автографы, а Флавия исполняла свой жреческий долг, Корпс здорово объелся! В конце концов, глупо побывать на божественном пиру и не отведать амброзии. А потом еще и еще.

– Так-так-так, – Гермес, как всегда появился неожиданно, но на редкость вовремя – сгреб Флавию, которая собралась-таки засыпать на ходу, в объятия и подхватил листок, упущенный Гераклидом. – Успешно?

– Более чем, – Юлиус икнул и зачем-то продемонстрировал крылоногому богу горсть золотистых леденцов и деревянную дудку, обвешанную цветными лентами.

Мошенник и его покровитель несколько секунд разглядывали эти ценные ярмарочные сокровища, а потом хором рассмеялись.

Глава двадцать пятая.

Тогда и после

– Думаешь, мне стоит идти? – Юлиус спрашивал седьмой раз подряд. На месте Гермеса еще два раза назад он бы себя просто придушил на месте за трусость и отсутствие любопытства. Что за позор для честного вора!

– Я вот что не пойму, – Гермес сидел на придорожном камне и разглаживал перья – крылышки на сандалиях сильно пообтрепались. – Если бы я не позвал тебя с собой, ты бы сам побежал следом. Разве нет? Больше того, прибежал бы на встречу самый первый, нашел укромное место и оттуда наблюдал бы, давясь смехом от получившегося балагана. Нет?

– Да!

– Тогда хватит вести себя так, будто я тебя на перекресток дорог к Гекате тащу. В полночь. Связанного. Вместо этого стоило бы гордиться. Насколько я помню, за последние четыре тысячи лет никто не осмелился оспаривать желание Зевса видеть кого-то у себя перед троном. Особенно, если этот «кто-то» – парень, ухитрившийся провернуть такое дельце всего за три месяца.

– Да я не…

– Ты, конечно, не специально. По крайней мере, поначалу.

– Я не про то, друг мой, – Юлиус хмыкнул. – Я ведь не один все это провернул. Во многом случайно вышло…

– Как говорит твоя покровительница, Тихе, случайности не случайны. Так что не стоит умалять заслуги. Ты был основным двигателем этой истории. Так сказать, центральной осью, вокруг которой все и вращалось.

Корпс кивнул со смирением и покорностью, но на самом деле внутри разливалось ликование. Разом были позабыты мысли о том, что все вокруг самостоятельны, что заслуг Юлиуса никто не признает и прочее самокопание.

– А остальных брать не будем?

– Нет. Я очень люблю Фло, но, пожалуй, ей надо отдохнуть после вчерашнего. Свою порцию общения с богами она уже получила. А что касается Гераклида, – тут бог скривился, – он сыграл свою роль мастерски, да и я нахожу его забавным, но многие там, наверху, могут не оценить его эмм… манер. К тому же, ты представляешь, как будет разозлен тот же Гефест, узнав его?

– Да уж, представляю, – Корпс улыбнулся, но тут же нахмурился, кое-что вспомнив. – А как же Александр? Без него бы тоже многое не получилось бы.

– Он ушел, – Гермес пожал плечами. – Кажется, он действительно любит своего хозяина, потому что хныкал, пока я не позволил им воссоединиться. Думаю, так будет лучше для обоих. Может быть, наш маленький друг сумеет переубедить Леонида и вернуть ему душевный покой.

Юлиус подумал, что это было бы неплохо. Ученый ему нравился. До тех пор, пока не двинулся по скользкой почве авторских прав на электричество, и не расшиб себе там голову.

Во всех смыслах.

– Есть еще одна причина, по которой я не очень хотел идти, – признался Корпс. – Опять подниматься в гору. Конечно, мы можем поехать на повозке. Или верхом. Но все равно это ужасно утомительно.

Гермес расхохотался. Он смеялся так долго и заливисто, а смех был настолько заразителен, что мошенник и сам не удержался от улыбки.

– Глупость сказал, да? – спросил он, когда Гермес успокоился и только вытирал слезы в уголках глаз.

– Конечно, – кивнул тот. – Бог я или не бог?

После фразы он подмигнул Корпсу, показывая, что вопрос явно риторический.

Воздух вокруг них уплотнился, будто окунули в теплый кисель. Мошенник попробовал пошевелить руками – получилось, но с трудом. Затем по телу пробежала дрожь. Волосы поднялись, будто что-то тянуло их в небо. Послышалось сухое потрескивание.

А затем в один момент, с легким хлопком, все пропало.

– Ух-ты, – прошептал Юлиус, чувствуя, что других слов еще долго не сможет найти. Разве что «ах-ты».

Несколько секунд мошенник висел в пустоте. У нее даже не было цвета – будь вокруг молочный туман или чернильная тьма, глаза чувствовали бы себя гораздо лучше. Взгляд не мог ни за что зацепиться – ни за форму, ни за цвет, поэтому Юлиус почти мгновенно плюнул на любопытство и страсть к познанию, крепко зажмурившись. Здравый смысл подсказывал, что главное «ух-ты» подобных перемещений для смертного заключалось в банальной возможности быстро и безболезненно свихнуться на почве странности внешних обстоятельств.

– Думаешь заумно, как алхимик, – хохотнул за спиной Гермес.

– Я что, вслух это сказал?

– Именно. Держи себя в руках и не путай верх с низом, а мысли – с речью. Мы уже почти прибыли.

И действительно, почти тут же вернулась опора под ногами. Юлиус приоткрыл один глаз и обнаружил, что стоит на полу из черного мрамора с белесыми и перламутровыми прожилками. А вокруг медленно вырастали стены.

Все авторы исторических хроник, когда речь заходила о покоях Зевса, почему-то ограничивались общими словами и туманными обобщениями. Теперь мошенник осознал истинные причины. Зал казался… обыденным. Прямые линии, цвета в серой гамме – ни сногсшибательных украшений, ни пляшущих нимф, ни лазурных водопадов. И разлитая в воздухе звенящая тишина, будто рассыпающаяся каждую секунду на хрустальные осколки и колокольчики. И гул колокола, прозвучавший, как только Юлиус осмелился пошевелиться.

– Это нас приветствуют, – усмехнулся Гермес и повел Корпса к высокой двери из резной кости. – Старина любит показуху и театральные эффекты, этого у него не отнимешь.

– Да уж… – начал было Юлиус и прикусил язык. Первый раз в жизни – не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. До крови и багровых звездочек перед глазами.

Потому что за дверью обнаружился вовсе не благодушный Зевс, ожидающий ловкого мошенника для похвалы с глазу на глаз. Точнее, Громовержец там был, но в дальнем конце комнаты – он сидел за столом, подперев щеку кулаком, и тихонько смеялся. А еще с десяток верховных богов в упор смотрели на Юлиуса так, будто он ворвался без приглашения на званый ужин в дом правителя полиса. Впрочем, примерно так все и было, только «полис» – в сотни тысяч раз значимее.

– Гермес, тебе отказала хваленая скорость? – голос у Зевса был тихий, чуть хриплый, но когда он говорил, дрожали стены и пол под ногами.

– Я стер три пары крыльев на сандалиях, пока выполнял твое поручение, – Гермес сделал всего одно короткое и фактически не уловимое глазом движение, но вмиг оказался рядом с Зевсом, протягивая ему тонкий лист бумаги. – К тому же, не люблю копаться в бумажках.

Как только документ перекочевал в руки Зевса, боги наконец перестали сверлить взглядами несчастного Юлиуса, который готов был уже либо сквозь пол провалиться, и все, как один, посмотрели на Громовержца. Точнее, на договор, который он уложил на стол и победно улыбнулся.

На некоторое время в зале воцарилась тишина. Затем Посейдон – мошенник узнал его по трезубцу и короне – громко зевнул и отвернулся.

– Ну, и что это такое? Какая-то твоя отписка, Зевс? Отречение? – он хохотнул.

– Можно и так сказать, – улыбнулся в свою очередь Громовержец. – Сейчас подпишу, кстати, а то как-то нехорошо получается. Все уже, а я еще нет.

Правитель Олимпа протянул руку к документу. Из указательного пальца выскочила крошечная молния и, как заметил Юлиус, осталась сверкать на листе бумаги.

Боги недовольно зашумели. Корпс видел, как буквально налились кровью глаза Гефеста. Он сделал шаг вперед и что-то шепнул Посейдону. Теперь уже и бог морей смотрел на документ не смешливо, а подозрительно.

Мошенник подумал, что того и гляди прямо здесь начнется драка. По сути, если не считать Гермеса, Зевс находился в одиночестве в окружении врагов, но те, похоже, решили не рисковать. Появившийся из ниоткуда документ с их собственными подписями заставил небожителей быть более осторожными.

– Что это за игры? – спросил Гефест, чеканя каждое слово, как заготовку в своей кузнице.

– Никаких игр, – Зевс вдруг стал серъезным. – Эпоха игр закончилась. Больше никто не будет спокойно сидеть на вершине, пожиная плоды. Нам всем предстоит плодотворно поработать.

– Мы и не сидели, – Кузнец скривился. – Это вы прохлаждались и занимались не пойми чем.

– Все сидели. Просто у одних было преимущество: они пока сидели – получали силу. Согласен. Поначалу вы хорошо поработали, и это принесло свои плоды. Но потом вы поняли, что путь, по которому пошел мир, может не только возвысить вас, но и низвергнуть. И стали всеми силами этому мешать. А после решили взять власть в свои руки, пока можете. Не спорю, момент выбрали очень удачный. Чуть раньше – у самих сил бы не хватило. Чуть позже – не успели бы, – Громовержец пожал плечами. – Но теперь ваша сила будет измеряться не молитвами, а людскими делами. Идеями. Планами. И… впредь не стоит думать, что в противники вам достался никчемный старый бог, который уже ничего не может.

– Это почему же?

Вот теперь Юлиус уверился, что драка будет. Едва ли не синхронно Гефест, Посейдон и остальные сделали шаг вперед. Блеснул в неровном свете трезубец, качнулся молот, мелькнул чей-то кинжал, выскочивший из рукава. Мошенник не был трусом, но сейчас отчаянно осматривал помещение в поисках неприметных местечек, в которых можно было бы пересидеть и подождать, чем все закончится. От него сейчас не было никакого проку.

Зал заволокло тучами. Черными и тяжелыми. Они заполнили все пространство, так что Юлиус ничего не видел перед собой, кроме смутных силуэтов. Волосы знакомо встали дыбом, как будто мошенник вновь куда-то перемещался. Раскат грома прозвучал так внезапно, что Корпс вздрогнул.

А следом за ним, с такой же силой и мощью зазвучал голос Зевса.

– Остановитесь!

Слово прокатилось по всему залу. Отдалось от стен и ударило в голову. Затем оно стихло и единственным оставшимся звуком оказалось легкое потрескивание.

– Договор подписан, – произнес Громовержец уже более спокойно. – И вы сами подписали его. К тому же, в нем есть пункт, что отменить его действие могут только все боги разом. Если хотя бы один будет против – все останется, как было.

– Я не помню, чтобы я его подписывал, – возразил Гефест.

– Но ты узнаешь свою подпись? Или ты хочешь сказать, что это подделка?

Эту фразу Зевс произнес мягко, но смысл, вложенный в нее, мошенник понял сразу. «Уж не хочешь ли ты сказать, что я, повелитель Олимпа, вру тебе?» – вот что подразумевал Зевс.

«Действительно, он не выживший из ума старикан. И не веселый дедушка. Он – Бог! И не стоит об этом забывать», – подумал Юлиус и не смог понять, кому он адресует этот вывод – Гефесту или самому себе.

– Узнаю, – произнес Кузнец. – Хотя, повторюсь, не помню, чтобы я его подписывал. Бумажку принес Гермес, и я не удивлюсь, если здесь сокрыто какое-нибудь мошенничество.

– Ты меня обижаешь, – возмутился тот. – Когда это я опускался до подобного?

Тучи рассеялись, и Юлиус вновь смог рассмотреть присутствующих. Теперь они уже выглядели не так грозно. Кажется, боги были обескуражены. Некоторые – до такой степени, что стали уходить, не прощаясь. На том месте, где за мгновение до этого стоял Посейдон, взметнулась волна и с шипением ушла вниз, сквозь пол, оставив после себя островки пены. Прекраснейшая из бессмертных, Афродита, надула губки и, звонко цокая каблучками, направилась к двери. За ней, тяжело переваливаясь, пошла грузная Деметра, бормоча под нос что-то о нерадивых жрецах. «Молиться надо было лучше, храмы выше и жертвы богаче…» – сумел расслышать Юлиус. Гестия исчезла молча и незаметно.

Что же вы так, – Зевс оперся подбородком о сложенные руки, мягко улыбнулся и вмиг превратился в добродушного старичка, на вид абсолютно безопасного. Похоже на сытого кота, который убил и съел десяток мышей, а после этого прилег отдохнуть на пороге амбара с лоснящейся довольной мордой. – Почему ходите без напутствия? Или хотя бы без признания собственного поражения.

Насчет поражения мы еще посмотрим!

Гефест скрипнул зубами, развернулся и бросился к двери. По пути он в сердцах размахивал молотом направо и налево – так широко и сильно, что Юлиус вдруг обнаружил себя забившимся под стол и прикрывающим голову руками. Ум еще не успел проанализировать опасность, а инстинкт самосохранения уже сделал свое дело.

Вот уж не думал, что последним останется самый вспыльчивый, – проводив взглядом Кузнеца, громовержец уставился на Ареса.

А какой смысл уходить сразу после того, как вспылил? – бог войны провел ногой по полу, чертя дорожку в золе и угольках. – Идеи переворота и прогресса неплохи, если забыть о том, что для нас это поражение. Надоело держать бойцов на мечах, когда давно пора брать в руки пистолеты…

Арес подхватил со стола шлем, украшенный высоким плюмажем, оскалился и тоже ушел. Афина, которую Юлиус до последнего мгновения принимал за статую, наклонилась к Зевсу:

Отец, ты уверен, что их следовало отпустить?

Уверен.

А если они начнут восстание?

Не начнут. Запечатленное слово бога гораздо сильнее его сиюминутных порывов. Тем более, что я верю – со временем они все поймут выгоду. Пусть сила и власть перестанут зависеть от молитв и жертв, зато какой простор для творчества! Для новых изобретений! Для… а специально для Юлиуса я хотел бы сказать пару слов.

У Корпса вмиг пересохло в горле.

А… – оказавшийся за спиной Гермес схватил его за шиворот и выволок из-под стола.

– Здорово ты придумал с автографами. Уж если на чем и играть, так это на нашем самолюбии. Каждому хочется признания.

– Ээээ… Ну, да, – на язык просились лишь отдельные буквы и самые короткие бессмысленные слова.

– И особенно тонким ходом было поручить дело тому, кто не знал о его истинной сути.

– Зато по возвращении меня ждет истерика со стенаниями и причитаниями – «ах, куда исчезли драгоценные подписи богов и их приспешников…» – Юлиус нашел в себе силы поиронизировать и в честь этого даже собрался выдохнуть с облегчением, но не успел.

– Поговорим о твоей судьбе.

Сказано это было спокойно, однако живое воображение мошенника сразу подкинуло ему воспоминания о знаменитых ворах, чьи головы находили на пиках, а тела – в колодцах. После того, как они выполняли задание какого-нибудь важного господина – настолько важного, что ему ни к чему оставлять свидетелей.

– Чего ты хочешь? После всей этой аферы, которую провернули вы с Гермесом, он выпросил у меня отдых до начала нового века. Осталось узнать, чем я могу наградить тебя. Думай и отвечай быстро – я не люблю чувствовать, что должен смертному.

Лишь стоило этим словам прозвучать, как Юлиус Корпс понял, что до этого жил неправильно.

«Никогда не накапливай вещей. Отправляйся в путешествие налегке. Не имей ничего, что тебе не жалко потерять…» – все эти наставления Фавна, ставшие для мошенника принципами, рассыпались в один миг, словно их не было. Для этого оказалось достаточно всего лишь одной фразы «Чего ты хочешь?». Правда, ее задал тот, для кого не было никаких преград, и может быть, именно поэтому в голове Юлиуса вмиг образовалась воронка, втянувшая в себя здравый смысл. Как говорится, слишком хорошо – тоже плохо.

«Что я хочу? Вот так просто взять и сказать? Корабль, как у Леонида… нет! Никаких кораблей, морозильных ларей и прочего. Нужно что-то принципиально новое. Но что? Мне ведь так много всего нужно, у меня ведь никогда ничего толком и не было. Может быть, я хочу красивую, умную и послушную жену? Нет. Я еще не готов. Предугадывать мысли людей, чтобы знать, как их обмануть? Так неинтересно. Чтобы никогда не было ни холодно, ни жарко? Надоест. Свой собственный остров? Вечную жизнь?»

Голова шла кругом. Юлиус переводил взгляд с Гермеса на Зевса, ожидая, что кто-нибудь из них подскажет. Намекнет, где сокрыта выгода. Но один посмеивался, а второй становился все более нетерпеливым.

И вот, когда брови Громовержца из вопросительных превратились в хмурые, мошенник наконец решился.

– Хочу, как он! – выпалил Корпс и ткнул пальцем в Гермеса.

Запоздало вспомнив, что, вроде бы, в приличном обществе – а общество двух богов вряд ли могло считаться неприличным – так не делают, мошенник, смутившись, убрал руку.

Однако слово прозвучало.

– Как он? – Зевс продолжал хмуриться. – Отдохнуть до начала нового века? Что ж, это можно будет устроить.

Лицо Громовержца разгладилось, и он вновь улыбнулся. – Хотя, признаюсь, я ожидал чего-нибудь более сложного.

– Все сложности он создаст себе сам, – хмыкнул Гермес.

– Ну, тогда, думаю, не заскучает. С деталями разберемся позже. А теперь – мне пора.

Зевс многозначительно посмотрел на Юлиуса, но тот не сразу сообразил, что «мне пора» в устах верховного бога означает, что пора как раз им – Корпсу и Гермесу.

Последний раз окинув чертоги Зевса взглядом, мошенник подумал, что, в сущности, как-то все вышло по-скромному. Даже не верилось, что именно сегодня и именно здесь состоялось окончательное падение старой эпохи. Она еще, конечно, будет бороться изо всех сил. Может быть, агония продлиться долго, но, в конечном итоге, все либо приспособится к новым условиям, либо умрет.

От этого даже стало немного грустно.

– Ты как будто сейчас проиграл, – заметил Гермес, пока они шли.

– Что-то вроде того, друг мой, – признался мошенник. – Мне старый мир нравится. А новый… ну, он, наверное, будет замечательным, но я его слабо представляю, чтобы вот прям сейчас радоваться. Да и еще – я не люблю концовки. В завершении истории все уже устали, раздражены, успели множество раз перессориться, хотят побыть подальше друг от друга. Некоторые, конечно, желают остаться вместе, но отдельно от остальных. В общем – представление окончено, зрители расходятся, да и артистам пора снимать маски, смывать грим, разоблачаться и превращаться в обычных людей. Ярмарка закончилась, и балагану пора уезжать.

– Вот как тебя понесло, – уважительно прицокнул языком собеседник, но более ничего не сказал.

Когда тьма во второй раз за сегодняшний день окутала их и у Юлиуса завертелось в глазах, он успел запомнить картинки-настроения, возникшие яркими вспышками.

Монорельсовая дорога, опутывающая весь город и проходящая даже сквозь здания. Переливающееся огнями ожерелье на теле полиса. Шумные улицы, сотни спешащих людей. Не похожие ни на кого из современников Корпса, они торопятся есть, спать, жить, любить. Их одежды, лица, жесты – все это чужое, но в тоже время время в глазах их тот же огонь настоящей жизни, что горит в самом Юлиусе, Флавии, даже в Гераклиде. Мобили диковинной формы – округлые и прижимающиеся к земле – рыскают по улицам. Иногда возникает ощущение, что они даже не касаются поверхности дорог. Возможно, так и есть, потому что мошенник видит и летающие мобили, и плывущие по воде. И даже погружающиеся в толщу земли. Боги едва ли не на равных с людьми живут в этом мире. «Электрокомпания Зевса», «Охранное предприятие Ареса», «Морские перевозки Посейдона», «Театр драмы Аполлона», «Заповедник Артемиды»… – вывески мелькают перед глазами, закрывая одна другую и…

…хлопок. Дом Леонида. Удивленное лицо Гермеса подсказало Юлиусу, что восторг слишком явно написан у него на физиономии.

– Я видел его, новый мир! Когда мы перемещались, картинками-образами.

– Повезло, – едва ли не с завистью прошептал бог. – Мы живем долго, а потому не можем видеть будущего. Только стараемся предугадать.

Мошенник ничего не стал отвечать. Гермес наверняка доживет до этого времени, ну, а что касается Юлиуса – глупо думать, что перемены окажутся такими быстрыми.

– Ладно, хватит о плохом, – бог плутовства подмигнул Корпсу. – Слушай, когда ты говорил об отдыхе, это же не означает, что ты решил завязать? Если мне понадобится человек, чтобы помочь с каким-нибудь дельцем…

– … то ты можешь на меня рассчитывать, – улыбнулся в ответ мошенник.

– Отлично! Передай Фло, что я еще сегодня загляну.

Гермес на прощание кивнул и вновь исчез. А Юлиус принялся размышлять: как убедить Гераклида, что его листок пошел на благое дело, и как объяснить, что за это благое дело Аквусу совсем ничего не положено.

«Надеюсь, его недовольство тоже в итоге останется в старом мире, – ухмыльнулся мошенник. – Хотя что-то мне подсказывает, что некоторые вещи и люди совсем не меняются…»