Пролог

Сентябрь 1815 года

Дорсетшир, Англия

Тот, кто сказал, что добрые дела не остаются безнаказанными, должно быть, хорошо знал Кейт Хиллиард. «Нет, — поправил себя майор, сэр Гарри Лидж, наконец-то добравшийся до большой гостиной особняка Оук-Гроув и обнаруживший упомянутую леди у окна, вершащей правосудие. — Не Хиллиард. Теперь Ситон. Леди Кэтрин Энн Хиллиард Ситон, вдовствующая герцогиня Мертер. Только не ошибитесь. Вдова не являлась воплощением добрых дел. Она была наказанием».

Доброе дело привело Гарри в Оук-Гроув. Ну, если учесть круг собравшихся в роскошной бело-золотой комнате, отчасти доброе, отчасти служебное дело, к которому ни в той ни в другой его части он не был внутренне готов.

Не то чтобы он был не рад присутствовать на свадьбе своего друга Джека. Он был рад. Он даже с удовольствием проводил время с другими «повесами» — гостями Дрейка, собравшимися на празднование, которое длилось неделю. Все они были не только превосходными товарищами, но также лучшими умами, способными противостоять кучке предателей, намеревавшихся свергнуть правительство.

Отсюда служебная часть его визита. Маркус Белден, граф Дрейк, возглавлявший группу агентов, именовавших себя «повесами», посчитал, что свадьба Джека станет идеальным прикрытием для их собрания с целью обсуждения дальнейших действий. К несчастью, собравшиеся привлекли внимание и нежеланного гостя. В окрестностях имения появился Хирург, убийца, наводивший ужас на всю Европу, и как раз во время попытки убить Грейс Хиллиард, большого друга Гарри.

Гарри как раз возвращался после безуспешных поисков этого негодяя, в которых участвовали муж Грейс, Диккан, и Джек Уиндем, граф Грейсчерч. В любое другое время Гарри горел бы нетерпением возобновить поиски. Он потребовал бы собраться в уединенном месте, чтобы обсудить все, что им стало известно об угрозах как короне, так и его друзьям, желательно за сигарами и виски. Но сегодня он думал об одном — будь что будет, как только свадьба закончится, он бросит все и уедет домой.

Словно прочитав мысли Гарри, Кейт повернулась, наблюдая за тем, как он ведет в комнату остальных мужчин.

— Все в сборе, — провозгласила она, не оставляя попыток отобрать серебряную фляжку у улыбавшегося лорда Дрейка. — Маркус не отдает мне мою фляжку. Я жду, что вы примете мою сторону.

Рядом с Гарри засмеялся Диккан Хиллиард.

— Кузина, одно я знаю точно, — приветствовал он ее. — Вы никогда не выпустите из своих ручек то, что имеет для вас ценность.

Запечатлев поцелуй на щечке Кейт, он присоединился к Грейс, сидевшей на обитом золотистой тканью диванчике.

Кейт прежде всего ценит саму себя, с кислой миной размышлял Гарри, останавливаясь в дверном проеме. Где-то рядом разгуливает убийца, Грейс еще не до конца оправилась после того, как ее пытались отравить, а Кейт ссорится из-за фляжки для виски.

— Но каждой девушке полагается иметь собственную фляжку, — говорила она, снова поворачиваясь к своей жертве, ее зеленые глаза задорно блестели.

Предводитель веселой маленькой компании, Маркус, симпатичный блондин, подчеркнуто элегантный, на целый фут возвышался над Кейт, а весил он больше ее на добрых тридцать килограммов.

— Я взамен дам вам другую, — уверял Маркус, отводя от Кейт руку с фляжкой. — Кроме того, спрятанный в ней портрет вам неинтересен. Позвольте мне насладиться его лицезрением. — Придвинувшись, он ухмыльнулся: — Раз вы не позволяете мне лицезреть вас.

Кейт засмеялась и хлопнула его по руке.

— Не смешите меня. Таких больше нет. А надпись! «Разве не сладкий плод — моя первая любовь?» В самом деле. — Она наморщила хорошенький носик. — Если на фляжке действительно изображена Минетта, ее плод сорвали так давно, что он уже сгнил.

Гарри захотелось отшлепать Кейт за ее легкомыслие. Джек с Дикканом отвернулись, их женам явно стало неловко. Женщина, изображенная на миниатюре, была любовницей обоих мужчин и обоих предала.

— О, не знаю, не знаю, Кейт, — не удержался Гарри. — Если вы можете сказать, как давно женщина потеряла свою… свежесть, глядя на ее изображение, вы на той картине выглядели бы как после оспы. Однако любой мужчина в Лондоне скажет вам, что вы выглядите совершенно… цветущей.

Если он ждал, что она смутится, то его постигло разочарование. Кейт засмеялась и захлопала в ладоши.

— Так вы ее видели, Гарри? Расскажите нам.

— Кейт в самом деле позировала обнаженной? — спросила Грейс, которая выглядела куда более обеспокоенной, чем сама Кейт.

— Как в день, когда она появилась на свет.

— Кое-кто действительно обнажался, — возразила Кейт. — Но не я. Мне хотелось увидеть, как меня представляет себе художник. Картина действительно висит в игорном доме?

— Вы хотите сказать, что это мистификация, — не унимался Гарри.

Кейт подняла бровь:

— Вы разочарованы, Гарри?

— Я не вполне верю этому.

Ее улыбка стала двусмысленной.

— Как жаль, что вы никогда не узнаете этого наверняка.

Гарри должен был признать — в картине действительно не было того, что выделяло Кейт среди других. У миниатюрной красавицы с блестящими каштановыми волосами и зелеными кошачьими глазами было тело, которое даже в одежде могло заставить священника нарушить обет безбрачия. Она была воплощенной эротической фантазией, которая только могла появиться у мужчины, и знала это.

Гарри стоял в десяти футах от нее, но его тело не осталось равнодушным: кровь сгустилась и тяжело пульсировала в горле, пенис нетерпеливо подергивался, мышцы напряглись в предвкушении. Зато когда он вместе с другими посетителями Макмерфи смотрел на полотно, изображавшее нежно-розовую, лениво раскинувшуюся Кейт Ситон, он не чувствовал ничего, кроме раздражения.

— Нам нужно вмешаться и заставить их снять картину, — убеждала Грейс Кейт, на ее простодушном лице было написано страдание. — Вы ведь не хотите огорчать вашего брата?

Улыбка Кейт сделалась непривычно мягкой.

— Грейс, мой брат родился огорченным. Еще одно разочарование ничего не изменит. Кроме того, я здесь ни при чем.

Гарри решил — сейчас не время уличать ее во лжи.

— Все это в самом деле дурно, — задумчиво произнесла Кейт. — Мои сестры и братья, по-видимому, оказались лишены знаменитого обаяния Хиллиарда, отчего у них развилась склонность к осуждению. Я предпочитаю смотреть на это как на отклонение, поскольку я, разумеется, воплощение очарования. Как ни странно, и все мои племянницы, и племянники тоже. Когда им удается сбежать от родителей, их общество становится очень приятным.

Кейт ослепительно улыбнулась.

— Но хватит обо мне. Что вам удалось узнать?

С обсуждением картины было покончено.

Невеста Джека, Оливия, повернулась к нему:

— Хирург?

Гарри понял, что она сильно обеспокоена, но пытается скрыть это. Она ведь тоже пострадала от рук убийцы. Невозможно было не заметить узкий красный шрам на ее шее, оставленный ножом Хирурга.

Джек поцеловал ее.

— Я уверен, он уже скрылся. Однако я оставил людей для наблюдения.

Оливия улыбнулась, но в ее глазах осталась прежняя напряженность.

— Мы так и не знаем, зачем он явился сюда.

— Он здесь, чтобы остановить Диккана, — сказала Грейс, нервически дергая рукава своего платья.

Учитывая, что лицо Грейс после чуть не убившего ее отравления все еще сохраняло зеленоватый оттенок, Гарри снисходительно отнесся к ее словам. К тому же Грейс всегда переживала за других, а Диккан был арестован по подозрению в отравлении. Только его положение и вмешательство Джека позволили ему выйти из тюрьмы.

— Ему это не удалось, — поцеловав, уверил ее Диккан. — Все, чего они добились, — то, что я еще более утвердился в решении отыскать чертовы стихи и с их помощью разоблачить «львов».

Дрейк покачал головой:

— Все же очень глупое название для кучки предателей.

— Может быть, и глупое, — сказал Джек, — но они до сих пор на шаг впереди нас. Нам необходимо узнать их планы, иначе им удастся убить Веллингтона.

Все еще стоявшая у окна Кейт сказала с негодованием:

— Они планируют сами занять трон.

— Они планируют посадить на трон принцессу Шарлотту, — поправил Маркус, — и править за нее. Лично я почти готов позволить им это просто для того, чтобы увидеть, как быстро она отделается от них. И я не думаю, что наш бесспорный наследник такой покладистый, каким они его представляют.

— Пожалуй, — произнес Джек, вставая. — В настоящий момент мы ничего не можем сделать. Охрана выставлена, Уайтхолл уведомлен, а у нас свадьба, так давайте веселиться. — Он протянул руку Оливии: — Любовь моя, почему бы нам не заняться друг другом.

По тому, как улыбнулась Оливия, было видно — его слова имели особый, им одним понятный смысл. Взявшись за его руку, она вслед за ним вышла из комнаты, попрощавшись со всеми быстрыми движениями пальцев.

— Прекрасная мысль, — согласился Диккан, наклоняясь, чтобы помочь встать своей все еще не до конца поправившейся жене. — Идем, Грейс. Я отведу тебя наверх, там ты будешь в безопасности, пока мы не найдем его.

Гостиная быстро опустела, и Гарри остался наедине с Кейт.

— Поспешите, — не удержался он от того, чтобы съязвить. — Иначе вы упустите Дрейка.

Она с улыбкой сирены шагнула к нему — ее груди почти коснулись его мундира.

— Ну нет, — успокоила она его, взмахнув направленными на него ресницами. — Дрейк совсем не хочет сбегать.

Гарри боролся с собой, но не мог устоять против исходящего от нее аромата экзотических цветов и ванили. Ее тела. Ее мурлыкающего голоса. Он был так же беззащитен перед ней, как и десять лет назад.

— Очень плохо, Гарри, — сказала она, водя пальчиком по его зеленому мундиру стрелка. — У вас был шанс. А второго не получает никто.

— Поверьте мне, — сквозь зубы проскрежетал Гарри, — одного более чем достаточно.

С застывшей на лице улыбкой Кейт распахнула дверь и скользнула в нее вихрем переливчатых синих цветов. Гарри остался стоять столбом, вытянувшись, как на параде, пока не услышал звонкого постукивания ее каблучков по главной лестнице. Тогда он с тихим стоном опустился на один из диванчиков и уронил голову на руки. Проклятие. Он не мог ей противиться.

Ему, наверное, не следовало приезжать в Оук-Гроув. Он слишком устал, чтобы четко мыслить, и был слишком измучен, чтобы проявить терпение. Шрапнель, засевшая у него под ребрами, продолжала терзать его, ночные кошмары не давали уснуть. Добавить к этому Кейт — и легко впасть в безумие.

Ему надо подняться наверх и лечь. Заснуть он не сможет. Зато сможет лежать и рассматривать херувимов на потолке, выбросив из головы Кейт, убийц и последние десять лет. Если повезет, он сможет некоторое время поразмышлять о том, что станет делать после того, как продаст свой патент офицера.

Эта мысль чуть не заставила его улыбнуться. Дома его ждет мать, жаждущая закормить его до бесчувствия. У него есть куча племянников и племянниц, которых он еще не видел. Он заслужил провести несколько месяцев, слоняясь по дому, прежде чем заняться делом, на этот раз почувствовав себя свободным человеком, которому не надо жить по распорядку и выполнять чужие команды. Отныне он намерен нести ответственность только перед своей записной книжкой, транспортиром и сапогами. Мировые проблемы пусть решают другие.

Гарри не знал, сколько времени просидел, рисуя картины своего будущего, когда услышал этот звук — быстрый, похожий на треск. Первой неясной мыслью было — я знаю этот звук. Второй — что надо бежать. Однако ему понадобилось полдюжины ударов сердца, чтобы связать их.

— Проклятие, — вырвалось у него.

Он вскочил. Боль прострелила бок, он прижал руку к ребрам.

Разумеется, он знал этот звук. Это был выстрел, причем стреляли в доме. Гарри выбежал в коридор, бросился к парадной лестнице, ощущая, как по телу растекается адреналин. Как всегда бывает в ситуациях, требующих немедленных действий, время, казалось, растянулось. Он заметил, как солнечные лучи, льющиеся в окна, превращали пылинки в рой светлячков. Он ощутил слабый запах пчелиного воска и лимона, и его сапоги заскользили по безукоризненно натертому мраморному полу. Послышались крики, топот многих ног.

Он не успел добежать до последней ступеньки, когда раздались новые звуки — кто-то разбил стекло. Потом раздался вскрик. И сразу после него где-то снаружи — глухой удар, вызывающий тошноту.

Черт. Не раздумывая Гарри развернулся и бросился к входной двери.

Шум доносился из удаленной части здания. Он пробежал по лужайке так, словно за ним гналась стая собак. Обогнув угол, он глянул вверх, потом вниз. На половине высоты дома болталась перекошенная белая оконная рама, время от времени ударяясь о кирпич. Стекла в ней не было, последние осколки медленно осыпались на землю. Росшие под окном самшитовые деревца были поломаны, с них, похожие на старые тряпки, свисали два тела.

Гарри подбежал к тому, которое узнал.

— Диккан? Диккан!

Диккан задвигался. Услышав голос Гарри, он сполз на землю и лежал, тяжело дыша. Одного взгляда на другое тело было достаточно, чтобы понять, — человек мертв. Кровавая пена пузырилась на его губах, глаза потускнели и застыли, устремленные в одну точку. До сознания Гарри не сразу дошло, что тело принадлежало не кому-либо, а самому Хирургу. Он был мертв.

Но это подождет. Бросившись на колени, он быстро оценил состояние друга. Царапины, парочка шишек и неестественно повернутая рука. Невероятная удача, если подумать.

— Вы живы, старина? — спросил он.

Диккан слабо улыбнулся:

— Похоже, да. Хирург свалился головой вниз.

Гарри покачал головой:

— Плохо дело.

Он слышал топот людей, бегущих по дому. Диккан, должно быть, услышал его тоже, потому что вдруг сделался словно безумный. Ухватив Гарри за рукав, он попытался подтянуться и встать.

— Гарри. Я думаю, Кейт в опасности.

На миг он замер.

— Кейт? Господи, почему?

— Хирург кое-что сказал: «Стихотворение у шлюхи». Минетта не единственная, кого называли шлюхой. По крайней мере, среди известных мне людей.

Гарри мог бы поклясться, что перестал дышать.

— Она имеет какое-то отношение к этому?

— Думаю, да.

— Тогда ей определенно угрожает опасность, — сказал Гарри, из головы которого не выходила ее самодовольная улыбка. — Если она предательница, я сам ее убью.

Глава 1

Тремя днями позже

Если существовало нечто, что скрашивало жизнь Кейт Ситон, так это свадьбы. Кейт любила свадьбы, особенно если в брак вступали ее добрые друзья. Она любила цветы, торжественную органную музыку и атмосферу сентиментальности. Особенно ей нравилось, что все улыбались друг другу. Каждому человеку следовало бы жениться, чтобы иметь возможность всем улыбаться и встречать улыбки.

Сегодня был как раз такой день. Она присутствовала на свадьбе Оливии и Джека, своих хороших друзей; счастье досталось им нелегко и радовало всех. Когда они давали брачные обеты, Джек казался невероятно красивым и мужественным, а Оливия была такой милой и сияющей чистотой, какой и полагалось быть невесте. Кейт искренне радовалась за них, а позже при первой возможности сбежала.

Натянув перчатки, Кейт вышла из «Эйнджел инн» навстречу пасмурному дню. В Гилфорде, стоявшем на главной дороге, соединяющей Лондон с Портсмутом, как всегда, кипела жизнь. Из двух имевшихся в нем постоялых дворов Кейт всегда выбирала меньший, на Хай-стрит, с его деревянно-кирпичным фасадом и вышколенной прислугой. Всего за двадцать минут здесь можно было поменять лошадей и выпить чаю.

Сегодня все шло не так. Ступив на вымощенный булыжником двор, она не увидела своей кареты. Неподалеку с шумом и криками разгружали почтовую карету.

За ней виднелся двухколесный экипаж. Кейт топнула ногой, ей не терпелось уехать отсюда.

Рядом раздались звуки приглушенного рыдания. Она улыбнулась.

— Би, — мягко упрекнула она свою компаньонку, дотрагиваясь до ее руки. — Никуда не годится плакать после свадьбы, которая состоялась два дня назад.

Если Кейт просто получала удовольствие от свадебного великолепия, то Би целиком погружалась в его атмосферу. Она не переставала плакать с тех пор, как они вошли в крошечную норманнскую церковь, переполненную друзьями и цветами.

— Одиссей и Пенелопа, — туманно отвечала ей подруга, утирая глаза платочком, вышитым по краю пчелками, — Би любила вышивать их везде, где только можно.

— Да, — согласилась Кейт, пожимая ей руку. — Было очень приятно видеть бракосочетание Джека и Оливии после всех тех лет, что они прожили врозь.

— Девоншир, — произнесла Би, глядя на Кейт печальными глазами.

На этот раз Кейт пришлось подумать.

— Девоншир? Герцог Девоншир? Его приглашали?

Би смотрела сердито, что совсем не было свойственно этой высокой элегантной женщине с серебряными волосами.

— Джорджиана.

Кейт нахмурилась, недоумевая, какая связь могла быть между покойной герцогиней Девоншир и новоявленными графом и графиней Грейсчерч. Джорджиану выдали замуж за бесчувственного человека, который держал любовницу и ее детей в одном доме со своей законной семьей. Все, что сделал Джек, — он развелся со своей женой, и ему потребовалось пять лет, чтобы исправить ошибку.

— Несправедливость? — догадалась Кейт.

Би засияла.

— По отношению к кому? — спросила Кейт, наблюдавшая, как толпившиеся во дворе путники и конюхи обменивались взглядами. Ей пришлось признать, что присущий Би необычный способ вести разговор иногда очень утомлял. — К Джеку и Оливии? Как может быть несправедливым то, что они в конце концов счастливы?

На этот раз Би нетерпеливо фыркнула, и Кейт не выдержала.

— О, Би, — сказала она, сожалея, что рост не позволяет ей запечатлеть на щеке ее величественной подруги звучный поцелуй, — как можете вы считать, что жизнь обошлась со мной несправедливо? Чего еще мне желать, если у меня есть деньги, свобода и самая лучшая подруга, чтобы разделить их с ней?

Би засопела.

— Половинка.

— Совсем нет, дорогая. Или вы это о себе? — Она придвинулась ближе и зашептала: — Вы жаждете любви? Может быть, молодого чичисбея, который носил бы вас на руках? Генерал Уиллоби в минуту оказался бы у ваших ног, позволь вы ему это.

Смех Би был больше похож на фырканье, но Кейт распознала боль, спрятанную за весельем. Би считала, что никто не захочет ее, несмотря на ее безупречную родословную и аристократическую внешность. Не только потому, что ей пошел седьмой десяток, но и потому, что несколько лет тому назад она получила ужасную травму головы, в результате которой ее речь настолько нарушилась, что долгое время только Кейт понимала ее.

Но Кейт также знала, что Би, как и она сама, не выносила нежничания. Поэтому она ловко забрала у Би носовой платок и вытерла остатки слез с ее лица.

— Теперь, моя девочка, нам нужно ехать. Ведь это вы предложили посетить завтра поминальную службу по леди Риордан.

Выражение лица Би немедленно сделалось скорбным.

— Бедные овечки.

Кейт кивнула.

— По крайней мере Риордан в конце концов признал правду и объявил о ее смерти. Теперь, может быть, он как-то наладит жизнь детей. — Ее передернуло. — Что может быть ужаснее, чем утонуть?

Из-за угла наконец показалась карета с геральдическим знаком Мертеров на сверкающих черных боках. Лошади были незнакомые — великолепные гнедые, которые, казалось, так и рвались вперед.

— Ваша светлость, — произнес один из мальчиков-форейтеров, с низким поклоном открывая дверь.

Кейт улыбнулась и позволила ему помочь ей сесть в карету.

Только она уселась и повернулась, чтобы помочь Би, как услышала крик, и карета накренилась. Ее отбросило к стенке. Дверь захлопнулась. Кони заржали и сорвались с места, как если бы убегали от пожара.

Разъяренная, Кейт безуспешно пыталась исправить положение. Как они смели настолько неосторожно обращаться с лошадьми? Как посмели оставить Би беспомощно стоять во дворе с протянутой рукой и открытым ртом, все еще ждущую, когда можно будет сесть в карету?

Карета круто развернулась на двух колесах и помчалась через арку. Кейт слышала, как копыта цокали по булыжнику, как камень царапал бока кареты. Кейт слышала крики конюха, погонявшего лошадей, и вдруг осознала, что это не кучер Боб.

Ей не сразу удалось сесть прямо. Она постучала в потолок, чтобы привлечь внимание кучера. Никто не откликнулся. Кучер не сбавил скорость, а погнал лошадей еще быстрее. Карета грохотала по Хай-стрит, упряжь на лошадях позванивала, как рождественские колокольчики. Кейт не была напугана. Она слишком рассердилась, слишком беспокоилась за Би, которую никак нельзя было оставлять одну на постоялом дворе.

— Чтоб ты провалился! — кричала она, толкаясь в окошечко.

Оно оказалось закрыто. Кейт снова застучала в потолок. Карета поехала быстрее, раскачиваясь и лишая ее равновесия.

— Я герцогиня! — вопила она, призывая на помощь титул, чего не любила делать, в надежде привлечь внимание. — Ты знаешь, что с тобой будет, если ты немедленно не остановишься?

Если сказать правду, то ничего бы не было. Ее брат Эдвин, герцог Ливингстон, сказал бы, что она заслужила это. Ее пасынок Освальд, нынешний герцог Мертер, был бы только доволен. Их отношения всегда оставляли желать лучшего. Но ей нужно попытаться что-то сделать. Ей нужно вернуться к Би.

Карета еще раз сделала рискованный поворот, а потом покатила прямо на что-то, по предположению Кейт, являвшееся ограждением. Она едва успела ухватиться за ремень, чтобы не упасть. Она чувствовала себя так, словно ее избили, и прикидывала, сколько еще ей предстоит пережить, прежде чем идиот, гнавший лошадей, наконец остановит их.

Это соображение заставило ее задуматься. Кто этот идиот? Когда он остановится? Почему он не обращает внимания на ее сигналы? Почему не сбавил скорость, проезжая по городу с его оживленными улицами? Кейт не слышала окриков и боялась за пешеходов. Она попыталась отдернуть шторки, но те не сдвинулись с места. Раздался треск, кто-то закричал — она сжалась.

— Вы сошли с ума? — выкрикнула она, снова барабаня по потолку. — Остановитесь!

Может быть, это похищение? Она ведь богата. Но кому придет в голову, что найдется человек, который заплатит, чтобы вернуть ее?

— Вы меня слышали? — кричала она. — Я сказала, что я герцогиня. Богатая герцогиня! — На этом можно сыграть. — Дайте мне сойти, и я заплачу вдвое больше того, что заплатят вам. А если вы отвезете меня к моему брату герцогу, я заплачу втрое!

Не успела она выкрикнуть это, как похолодела.

Ее брат.

Боже. Эдвин. Он много лет угрожал упрятать ее куда-нибудь за то, что она, по его мнению, вела себя недостойно Хиллиардов. Неужели он видел ту картину? Неужели все это связано с ней?

Кейт решила не паниковать. Она отказывалась верить, что брат смог бы заточить ее за поступок, которого она не совершала. Когда она увидит его, она так ему и скажет.

Хотя лучше бы ей совсем не встречаться с ним. Ей надо найти выход прежде, чем он совершит что-нибудь непоправимое.

Карета ехала слишком быстро. Кейт держалась за ремень, но ее все равно кидало из стороны в сторону. Если она попытается спрыгнуть, то скорее всего разобьется. Она громко засмеялась. В жизни есть вещи пострашнее, чем разбитая голова, и эта маленькая прогулка чревата многими из них. Она выпрыгнет, и будь что будет.

Набрав в грудь воздуха, она перекрестилась и взялась за ручку двери.

Ручка не поддалась. Она попыталась повернуть ее, подергала. Бесполезно. Двери были каким-то образом заблокированы. Решив, что можно по крайней мере привлечь внимание прохожих, она снова попыталась отодвинуть кожаные шторки — и обнаружила, что те прибиты гвоздями. Она и в самом деле оказалась в заточении.

Только теперь она начала понимать, насколько безнадежным было ее положение. Проклятый Эдвин.

Ей надо как-то связаться с Дикканом. Он вступится за нее. Он по крайней мере сможет пригрозить ее брату всеобщим порицанием, а Эдвин не переносил таких вещей.

Диккан где-то в тридцати милях отсюда хоронит отца. Слишком далеко, рассчитывать на быстрое спасение не приходится. К тому же Диккан слишком потрясен внезапной смертью отца, чтобы озаботиться проблемами Кейт.

Ей следовало быть умнее. Раньше она не попадала в такие переделки. Почему сейчас?

— Пожалуйста, — громким шепотом произнесла она, зная, что ее мольба не будет услышана.

На постоялом дворе люди только начинали осознавать — что-то случилось. Конюхи привыкли видеть кареты, выезжавшие на дорогу через эту каменную арку. Целое поколение молодых щеголей отказывалось покидать постоялый двор иначе, чем под аркой. Поэтому очевидцы происшествия не слишком удивились, увидев пожилую леди, стоявшую в большом недоумении с открытом ртом и издававшую невнятные бессмысленные звуки. Похоже, молодая леди, с которой она разговаривала, уехала, оборвав разговор. Даже тем, кто не отличался сообразительностью, было ясно, что старушка не совсем в своем уме.

Прохожие неодобрительно смотрели, как старая леди заметалась с криками: «Сабинянки!» — все еще протягивая руку в сторону уехавшей кареты.

Но когда она начала петь, все замерли и не сводили с нее глаз.

— Трэшер, сюда! — пела она, откинув голову и раскинув руки. — Трэшер, сюда! Леди Кейт. За ней! Она в карете! За ней. Трэшер, сюда!

И словно во всем этом был какой-то смысл, внезапно из-за угла от конюшен выбежал нелепый человечек в малиновой, с золотом, ливрее и бросился к старой леди.

— Я говорю — туда! — пела старая женщина, указывая рукой в сторону улицы, на которой только что исчезла карета. — Четверка гнедых, незнакомый кучер. За ними, Трэшер, ступай!

Эта сцена никого не оставила равнодушным. А тощенький, угловатый мальчишка, ни секунду не помедлив, помахал старушке и помчался вслед карете, как заяц, в которого выстрелили из ружья. Что до старой леди, она осталась стоять как стояла, слезы текли по ее щекам. Люди, остановившиеся послушать пение, покачали головами и разошлись по своим делам.

Кейт лихорадочно обшаривала карету. Не для того, чтобы бежать; она знала, что карета очень прочная, в ней трудно проделать брешь. Она искала оружие. Надежды найти его почти не было, попытка стоила ей новых синяков, ведь ее бросало ее из стороны в сторону, но она упорно обдирала подушки и боковые стенки салона, разрывала все, что можно, пока внутренность кареты не стала выглядеть так, как если бы внутри бушевало обезумевшее животное.

Разница небольшая, думала она, впадая в еще большую ярость от того, что ей не удалось для собственной защиты вооружиться ржавой пружиной. Все, на что она могла рассчитывать, — три шляпные булавки и туфли. С другой стороны, она не раз весьма результативно использовала шляпные булавки.

Если бы только ей удалось проделать отверстие и увидеть дневной свет. Карета, казалось, сомкнулась над ней, лучи солнца не проникали внутрь, остались только сумрак и скорость.

«Ублюдок», — повторяла про себя Кейт, хотя из всех оскорблений, которые она могла бы обрушить на голову брата, это было самым несправедливым. Эдвин по праву был герцогом Ливингстоном, обладателем всех титулов и привилегий, рожденным для «земляничных листьев»^[1].

Он совсем не походил на их отца, который был хорошим герцогом, заботившимся о своих людях и щедрым к своему окружению. Его искренне оплакивали, когда он умер. Когда его сменил Эдвин, Кейт быстро поняла, что отныне во всем будет много показного и никакой искренности.

Беда заключалась в том, что у него была власть. А это означало, что в качестве главы семьи он имел право распоряжаться ее жизнью.

Должно быть, она в конце концов задремала, пристроив голову на раскуроченное сиденье. А когда проснулась, было совсем темно. Она сразу поняла, что ее пробудило изменение скорости. Карета замедлила ход, они поворачивали.

Неужели Эдвин привез ее в замок Мурхейвен? Неужели у него хватит наглости тащить ее в дом, отбивающуюся и вопящую? Если это Мурхейвен, тогда Диккан рядом. Здесь хоронят его отца.

Закрыв глаза, как если бы это помогало переносить темноту, Кейт обдумывала свое положение. Ей была ненавистна сама мысль о том, чтобы отдать свою судьбу в чужие руки. Особенно в руки мужчины. В прошлом это ничем хорошим не кончалось. Но Диккану можно доверять. Он выступит против Эдвина, даже если это будет стоить ему положения в обществе.

Карета остановилась. Звякнула сбруя на лошадях. Кейт услышала мужские голоса и скрип досок — это кучер спрыгнул с сиденья. Сверху донесся голодный крик ворона.

А потом все смолкло. Никакой суеты. Никаких голосов. Никто не появился с объяснениями. Это был отличный ход, спланированный, чтобы усилить ее ужас. Если учесть, как темно было в карете, план удался.

Ну, будь она проклята, если покажет Эдвину, как она напугана. Пусть желудок ее был готов взбунтоваться, Кейт отряхнула одежду и поправила прическу. Затолкав конский волос обратно в подушки, насколько это было возможно, она села прямо в центре сиденья и сложила руки на коленях — герцогиня, приехавшая с визитом. За исключением того, что в руке у нее были зажаты большие, очень острые шляпные булавки.

Она уселась как раз вовремя. Дверь распахнулась, ей протягивал руку простецкого вида рыжеволосый мужчина в старом мундире стрелка.

— Хорошо бы вы вышли, мэм.

— Не мэм, — заявила Кейт, принимая величественную позу. — Ваша светлость. А если вы тронете меня, вам достанется.

Он захохотал. Кейт не двинулась с места.

— Тогда действуй, Фрэнк, — крикнул второй мужчина, которого Кейт не видела. — Вытащи старушку оттуда.

Фрэнк вздохнул и сунулся внутрь. Кейт глубоко вонзила булавку в руку мужчины.

— Господи! — взвизгнул Фрэнк, отпрянув. — Зачем вам понадобилось делать это?

Кейт не потрудилась ответить. Она просто смотрела перед собой.

— Можете сказать моему брату, чтобы он сам пришел забрать меня отсюда.

Он не ответил, стараясь держаться вне пределов досягаемости. Кейт ударила снова. Он взвыл. Его товарищ засмеялся.

— Ничего личного, — уверила его Кейт. — Просто я считаю, что мужчина должен сам делать за себя грязную работу. А теперь ступайте за Эдвином.

Фрэнк покачал головой, как если бы Кейт была не в своем уме.

— Ему это не понравится. — Однако закрыл дверь.

Кейт не хотела, чтобы этот человек понял, как часто у нее бьется сердце и что только сила воли удерживает ее внутри кареты. Она хотела бежать. Но знала, что не сделает и четырех шагов. Поэтому и сидела в разгромленном салоне как королева, которой вот-вот должны подать чай.

Вдруг дверь кареты распахнулась снова. Кейт с трудом удержалась, чтобы не вскочить. Она не сразу смогла заговорить. Только смотрела, пораженная новым предательством. Только не он, думала она. Неужели опять.

— Гарри, — лениво протянула она, надеясь, что он не поймет, насколько ей плохо. — Мне это не чудится?

Гарри Лидж взял на себя труд заглянуть внутрь кареты и обозреть тот кошмар, который она сотворила.

— Что, черт возьми, вы здесь делали?

Кейт не взглянула на него.

— Немного поработала над интерьером. Вы же знаете, как быстро мне все надоедает.

Он подал ей руку:

— Выходите.

Кейт не шелохнулась. Ей не нравилось, что его волосы были цвета потускневшего золота, а глаза даже в полумраке — небесно-синими. Гарри превратился в сильного, зрелого мужчину, сурового мужчину, который вышел из войн с меньшим количеством шрамов, чем большинство. Он больше не был мальчиком, которого она когда-то знала, и это было заметно не только по морщинкам, веером расходившимся из уголков его глаз. Это было заметно по непоколебимости его позы, по нетерпеливой резкости его поступков.

Но может быть, он вел себя так только по отношению к ней.

— Мне что-то не хочется, — сказала она ему. — Не раньше, чем вы объяснитесь. Вы что, стали работать на Эдвина? Я надеюсь, он заплатит вам за мое похищение не меньше, чем мой отец заплатил вам за то, чтобы вы отступились от меня.

Его лицо стало холоднее, насколько это было возможно.

— Вы здесь не для того, чтобы задавать вопросы, ваша светлость. Вам придется отвечать на них. А теперь выходите, пока я не выволок вас отсюда.

— Идите к черту, Гарри.

Он промолчал. С быстротой, на которую она не успела среагировать, он сунулся в карету и выдернул ее из салона. Когда она пронзительно закричала и стала сопротивляться, Гарри перекинул ее через плечо и повернул к зданию, которое темным силуэтом возвышалось в темноте. Кейт подняла руку, намереваясь вонзить булавку ему в спину. Не удалось. С совершенно невозмутимым лицом он развернул ее, но не дал встать на ноги, крепко обхватил ее сжатые пальцы своими, отчего булавки впились ей в ладонь. Она инстинктивно разжала пальцы.

— Негодяй, — взвизгнула она, ее ладонь кровоточила и болела. — Отпустите меня!

Гарри не посчитал нужным отвечать, просто снова перекинул ее через плечо, издав натужный звук, словно она весила невероятно много, и зашагал по ступеням в дом.

Кейт задыхалась от ярости.

— Остановитесь! Не будьте посмешищем!

Он даже не замедлил шаг.

— Помолчите, Кейт.

Она хотела ответить, но в том положении, в котором она оказалась, ей было трудно дышать. Она сопротивлялась, но без всякого успеха. Гарри втащил ее в дом, поднялся по мрачным, грязноватым лестницам прямо в еще более мрачную спальню и плюхнул на кровать. Она вскочила с нее, словно матрас полыхал в огне.

Это не был Мурхейвен. Это было совсем незнакомое место; комната выглядела так, словно никто не жил здесь целую вечность. Внезапно она испугалась.

— Гарри, когда это вы начали выполнять приказы Эдвина? — требовательно спросила она, оправляя платье здоровой рукой. — Вы попали в беду или хотите продвинуться выше?

— Я не работаю на Эдвина, — произнес он голосом, холодным как лед. — Я работаю на правительство. И мне предстоит сомнительное удовольствие удерживать вас здесь, пока вы не ответите на некоторые вопросы. Где он, Кейт?

Ее руки безвольно повисли. Она, как ребенок, заморгала глазами.

— На правительство? Наше правительство? — Она засмеялась и рассердилась на себя за то, что смех прозвучал визгливо. — Не морочьте мне голову, Гарри.

Он угрожающе шагнул ближе, его суровое лицо, словно вырезанное из гранита, его зеленый мундир стрелка обескураживали.

— О, думаю, вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Прежде чем умереть, Хирург сказал нам. Вы связаны со «львами». Это так, Кейт? Этот стишок при вас? Потому что, если это так, мы найдем его.

— Стишок? — повторила она, неловко пытаясь отодвинуться от него, в результате чего колени у нее подогнулись, и она упала спиной на кровать. — Вы имеете в виду те стихи, в поисках которых мы обыскали все, что могли? Я правильно вас поняла?

Гарри только наклонил голову.

— У меня нет вашего чертового стишка, — выпалила Кейт, чувствуя себя совершенно измученной. На нее обрушилось второе предательство. — Вы поверили Хирургу? Человеку, чьим любимым занятием было вырезать стихотворные строчки на лбу своих жертв? Вы сумасшедший?

— Не настолько сумасшедший, чтобы снова поверить вашим словам.

Гарри пошел к двери, и Кейт с большим трудом удержалась от того, чтобы не броситься к нему и умолять не запирать ее здесь. В этой комнате она едва могла дышать. Стоит только убрать свечу, как в углах начнут сгущаться тени, а потом наступит мрак.

— Не надо.

Все, что она смогла сказать.

Гарри остановился, его бровь презрительно поползла вверх, но она больше не сказала ни слова.

— Что? — спросил он. — И никаких цитат? Ничего на латыни, греческом, немецком, Кейт? Что случилось? Здесь нет невежественных сельских мальчиков, на которых можно произвести впечатление?

Кейт снова заморгала. Разве та игра не нравилась ему так же, как и ей? Однажды они провели несколько часов, поддразнивая друг друга малоизвестными цитатами и замысловатыми проклятиями на стольких языках, сколько к тому времени смогли выучить.

Она покачала головой:

— Я не вижу здесь никого, на кого мне хотелось бы произвести впечатление.

Она больше не узнавала Гарри. Она знала его когда-то как открытого, беззаботного сына земли с мозгами, слишком хорошо устроенными, чтобы заниматься возделыванием полей. Когда-то она любила его со всей страстью, свойственной первой любви. Она видела в нем героя, который спасет ее от судьбы, уготованной ей ее отцом.

Но Гарри не спас ее. Он ее предал. И за последние десять лет превратился в безжалостного, лишенного чувства юмора, уязвленного человека.

— А теперь, ваша светлость, — сказал он, как будто подтверждая ее мысли, голосом резким, как лезвие бритвы, — вы можете облегчить себе жизнь или затруднить ее. Ваш багаж обыщут. Если мы не найдем в нем то, что нам нужно, тогда подвергнут обыску вас. Вы можете пойти нам навстречу или не делать этого. — Он пожал плечами. — А до тех пор считайте себя моей пленницей.

— Я вам уже все сказала, — повторила она, поднимаясь на ноги с видом страдающей Марии, королевы шотландцев. — А теперь не будьте глупцом и отпустите меня. Мне надо вернуться к Би.

Кейт разозлилась на себя, услышав в своем голосе нотки мольбы. Во всяком случае, это помогло ей собраться с духом и спустить ноги на пол, чтобы оказаться лицом к лицу с разъяренным чужим человеком, которого когда-то она так хорошо знала или думала, что знает.

Гарри пожал плечами и повернулся к двери:

— Нет.

— Вы не понимаете, — сказала она, делая шаг к нему. — Би нельзя оставлять одну. Она слабая женщина. Она изведется от беспокойства обо мне.

— Обойдемся без мелодрамы, Кейт. Она осталась с вашими людьми. Ничего с ней не случится.

— Жестокость бывает не только физической, майор.

— Вы не покинете этот дом, пока я не получу то, что мне нужно. У вас на руке кровь, герцогиня. Вам не мешало бы заняться рукой. И подумать о последствиях вашей собственной жестокости.

Кейт сцепила руки.

— Диккан убьет вас.

Он остановился, его взгляд остался непреклонным.

— Это Диккан попросил меня действовать.

— Не говорите глупостей.

Диккан никогда бы не пошел на это. Он никогда бы не стал угрожать ей заточением. Он знал… нет, поняла она, нет. Только Би знала. Но Би здесь не было.

Кейт вернулась к действительности как раз в тот момент, когда Гарри уже стоял в дверях. Она схватила его за рукав.

— Черт с вами, по крайней мере, сообщите Би.

— Я сказал вам, — произнес он голосом холодным, как молчание. — Отдайте мне те стишки, и мы посмотрим.

Ее снова охватила безнадежность.

— Вы будете мучить пожилую женщину, чтобы наказать меня?

На этот раз он, похоже, не смог сдержаться. Гарри развернулся и пошел на нее, пока она не оказалась прижата спиной к выцветшей, облезлой стене. Он теснил ее своим телом, наваливался на нее с бешенством в глазах.

— Не я несу ответственность за разные делишки, — рявкнул он. — Я определенно не предавал интересы своей страны.

— А вы сразу же решили, что предательница я?

Кейт дрожала, холод полз по ее спине. Ей инстинктивно хотелось сжаться, обхватить себя руками. Но она знала, что от этого будет только хуже. И она держалась.

— Да, — зло прорычал он, стоя слишком близко. — Именно так.

Кейт не могла двинуться с места. Он нависал над ней, нагревая воздух между ними. Ей хотелось плюнуть в него, рассмеяться и уйти. Но пусть она была загнана в угол, как дикое животное, и ее тело вдруг заявило о себе. Оно не хотело двигаться, не хотело бороться. Оно начало размягчаться, раскрываться, оно хотело — чувство, давно забытое ею.

Даже если она не хотела Гарри, ее тело хотело. Оно помнило, как она жаждала окунуться в его запах — смесь запахов лошадей, кожи и мыла. Кейт вспомнила, как он прикасался к ней с неприкрытым восторгом первооткрывателя. Как она доверилась бесхитростным синим глазам настолько, что предложила ему свою девственность.

Только мгновение длилось это ощущение эйфории, затем Кейт тут же вспомнила, чем это все закончилось, и ей пришлось бороться с желанием свернуться в клубочек и спрятаться. От этого она еще больше рассердилась.

Должно быть, она обнаружила свою мимолетную слабость, потому что Гарри вдруг как-то по-волчьи оскалился.

— Хотя, — пробормотал он, склоняясь ниже, слишком низко, — может быть, вы хотите, чтобы я сам нашел его? Мне поискать? Может быть, мне стоит раздевать вас, пока я не увижу каждый дюйм вашей кожи, которую вы обнажали для той картины? Может быть, мне обыскать вас, убедиться, что там внутри, где тепло и влажно, ничего не спрятано?

Кейт лишилась возможности соображать. Она не смогла бы сказать, было ли это бешенство, страх или возбуждение, потому что соски ее затвердели от его слов, а по животу разлилось тепло. Она не могла дышать — придвинувшись, Гарри лишил ее остатков воздуха.

— Я могу это сделать, — шептал он, почти дотрагиваясь губами до ее уха. — Все, что мне нужно сделать, — поцеловать вас, как раз вот здесь, за ушком. И тогда вы позволите мне все. Разве не так, Кейт?

Он вынул шпильку из ее волос, высвободив тяжелые пряди. Кейт вздрогнула, на нее обрушились воспоминания. Ей снова пятнадцать лет, она на пороге превращения из ребенка в женщину. Трепещущая от любопытства, ожидания чуда, от желания. В первый раз за десять лет к ней вернулось то чувство предвкушения, лишившее ее самообладания.

— Или вам больше понравится, если не смотреть? — шептал он на ухо. — Уверен, это не будет трудно. Из того, что я слышал, вам это нравится больше всего.

Тут Гарри совершил ошибку. Он повел себя так, словно имел на это право, словно она никогда и не думала защищать себя.

Он одной рукой обхватил ее горло. Не сжимал, просто держал ее так. Это было уже слишком. Кейт почувствовала где-то у ребер знакомое биение крыльев ужаса. Она не могла бежать.

Она сделала единственное, что могла: с силой вогнала колено точно туда, куда метила.

Глава 2

Гарри промчался по трем лестничным пролетам, прежде чем его совсем скрутило. Убедившись, что его никто не видит, он прислонился к стене, согнулся, закрыв глаза, обхватив руками колени, и издал долгий низкий стон.

У него не было права так вести себя с Кейт. Если бы он смог отдохнуть, он не сделал бы такой ошибки. Надо было предоставить Фрэнку заниматься ею, а самому держаться на расстоянии, таковы и были его первоначальные намерения. Это уберегло бы его не только от душевных страданий, но и от нестерпимой боли в паху.

Валяясь на изрытом снарядами поле в Бельгии среди стонущих людей и жутко всхрапывающих лошадей, Гарри обещал себе больше не участвовать в событиях мирового значения. Больше никаких стрелковых полков, никаких особых заданий, которые он выполнял в течение последних десяти лет.

Однако он снова очутился не там, где хотел. И все из-за Кейт.

При этом Гарри оправдывал ее поведение. Он никогда не обходился с женщиной так скверно. Он хотел только немного нажать на нее, заставить потерять осмотрительность. Но стоило ему подойти к ней ближе, как все его с трудом обретенное самообладание улетучилось. Одного ее благоухания оказалось достаточно для этого.

Таково оказалось действие ее духов, странно будоражащей смеси жасмина и ванили, и запаха свежести, исходящего от ее волос. Его тело помнило эти запахи, как будто он держал ее в своих руках только неделю назад, словно все измены и ложь, годы, проведенные врозь, никогда не существовали. Его тело знать ничего не хотело об измене. Оно хотело ее так же, как всегда. Лежащей на кровати с раздвинутыми ногами, с устремленными на него глазами, увлажненными желанием. Дочь герцога, предлагающая себя обыкновенному мистеру Гарри Лиджу.

Он больше не был обыкновенным мистером Лиджем. Теперь он майор, сэр Гарри Лидж, возведенный в рыцарское достоинство за храбрость, друг Веллингтона и Ротшильда. Сын сквайра, посмевший полюбить дочь герцога, пошел далеко. Но Кейт все еще оставалась дочерью герцога. А он утратил вкус к дочерям герцогов десять лет тому назад.

Хотя, по-видимому, это не так. Даже мучаясь от боли, Гарри не переставал желать ее. Даже лишившись иллюзий, донельзя разъяренный, он не мог выкинуть из памяти, как удивленно она вздыхала, когда он трогал ее, какой бархатно-мягкой была ее кожа, когда они прижимались друг к другу, бедро к бедру, живот к животу, какими округлыми были соблазнительные груди, прижатые к его груди.

И ее глаза. Зеленые, как трава, с маленькими желтыми крапинками, которые загорались, когда она возбуждалась, и туманились, когда они целовались и отдыхали. Глаза были в ней самым прекрасным, они менялись, в них все время жили эмоции, напоминая ему о вересковых пустошах с бегущими над ними облаками. Хватит с него этих глаз, которые по желанию могли пробуждать в нем и гнев, и ликование.

Когда-то он был таким простодушным.

Кейт и поля сражений изменили его. Теперь единственное, во что верил Гарри, — это надежность хорошо продуманного фундамента, удобство удачно встроенных лестниц и правильно размещенных окон и прочность крыши. В красоту архитектуры.

Он криво улыбнулся. Еще он верил в вожделение. Разве он сам не пример тому? Он мог бы поклясться, что Кейт тоже возбудилась. Он чувствовал это; ее тело притягивалось к его телу, как металл к магниту. Не важно, что было раньше, что могло случиться позже, в этот момент она хотела его так же сильно, как он — ее. По крайней мере, это не изменилось.

Гарри вздохнул и распрямился. Ему нужно быть осторожнее. Хладнокровнее. Если не хочет, чтобы «львы» ускользнули от него.

Он просто очень устал. А Кейт оставалась все той же Кейт. Эти дни покажутся ему очень долгими.

— Не хотите ли ненадолго прилечь, майор? — услышал он рядом.

Гарри поднял глаза и с удивлением увидел своего вестового, стоявшего в каких-нибудь четырех футах от него со свечой в руках, явно на пути в библиотеку.

— Спасибо, Мадж. Боюсь, сейчас не время.

— Я присмотрю вместо вас, сэр, — настаивал мальчик.

Однажды во время походов на континенте Гарри пришлось видеть картину Боттичелли, на которой был изображен ангел. Если бы он не знал, что это не так, он мог бы поклясться, что тот самый ангел сейчас стоял перед ним: юный, гибкий прекрасный мальчик с вьющимися каштановыми волосами и влажными карими глазами, невинными, как у младенца. Слишком красивый, чтобы бросить его без всякой защиты в стрелковый полк.

Выпрямившись, насколько это было возможно, Гарри прошел в комнату, которую его люди окрестили штабом.

— У нас много дел, Мадж. Давай займемся ими.

— Пожалуйста, сэр, — произнес Мадж, следуя за ним. — Скажите мне, что мы не останемся здесь надолго.

Мадж явно уже побывал в этой комнате. Ставни были открыты, так что внутрь проникал слабый лунный свет. Однако он не мог скрыть царивших в ней запустения и убогости.

— Прости, Мадж, — сказал Гарри, расстегивая пряжку седельного вьюка, лежавшего на дубовом столе. — Нам придется на какое-то время здесь задержаться. Мистер Хиллиард уверил меня, что в этом доме давно никто не живет, так что никому не придет в голову искать нас здесь.

Мадж осмотрел помещение своими огромными глазами, как если бы он был христианским мучеником, обозревающим Колизей.

— Ну что же, тем лучше, сэр…

Гарри не винил мальчика. Библиотека была такой же запущенной и мрачной, как и все остальное в доме. Комната, когда-то обитая дубовыми панелями, с кессонным потолком и стрельчатыми окнами, лишилась книг, превратилась в темное, пропахшее плесенью помещение с облезлыми стенами, на которых виднелись следы от потеков воды. Гарри не мог поверить, что дядя Диккана жил здесь еще четыре года назад. Понадобились бы десятилетия, чтобы довести дом до такого плачевного состояния.

Он только мельком видел дом снаружи и не нашел ничего заслуживающего внимания: плохо сочетающиеся крылья были кое-как объединены в некое средневековое аббатство. Желтоватый котсуолдский камень и красный кирпич, непонятный серый булыжник — все с пятнами, как на одежде нищего. Однако при всем при том костяк был надежным. Гарри сожалел, что все это оставили разрушаться.

Усадьба скорее всего никогда не была хороша, но с некоторыми усилиями ее можно было бы привести в приличное состояние. Ему не повредило бы занять свой ум чем-нибудь помимо пленницы.

Гарри подумал о фурии, запертой в спальне, и вздохнул. Он чувствовал, что все свое время ему придется проводить в попытках перехитрить маленькую герцогиню.

— Сколько здесь спален, которые не протекают? — спросил он и, взяв у Маджа свечу, прошел к камину.

Мадж вздохнул.

— Одна.

Которая была отдана Кейт.

— Ладно, тогда отнеси несколько скаток в любую сухую комнату на первом этаже. Есть здесь какие-нибудь припасы и кто-нибудь из слуг?

— Нет, сэр, — уныло ответил Мадж. — В кладовой только мыши и пыль. Филлипс пошел посмотреть, что в конюшне.

Гарри опустился на колени и поднес свечу к зиявшему отверстию под каминной полкой.

— Нам приходилось ночевать и в худших местах. — Однако и там в трубах была тяга. В отличие от этого.

Свеча замигала и погасла.

— То было на войне, — сказал мальчик. — Сэр.

— У Шредер есть деньги, — напомнил Гарри мальчику. — Прикиньте, где ближайший город, и закупите провизии. Если спросят, отвечайте, что мы подумываем купить эту усадьбу, чтобы приспособить ее под охотничий домик.

Маджа уже не было видно.

— Шредер здесь, — донесся из темноты женский голос, жестко, как в немецком, произносивший согласные.

Гарри поднял голову и увидел входившую в комнату полногрудую блондинку.

Красотка, одетая во что-то серо-коричневое, заулыбалась.

— Должна признать, предыдущее место мне нравилось больше.

Гарри зажег свечу.

— Вы будете горничной при герцогине.

— Учитывая, кто эта герцогиня, я бы предпочла скрести котлы в Челси.

— Вы осмотрели ее багаж?

Вынув носовой платок, Шредер вытерла шаткий стул, стоявший напротив письменного стола, за которым сидел Гарри, и уселась на него с таким видом, словно находилась в гостиной.

— Ничего… ну, если не считать множества возмутительных предметов туалета, перьев, которых хватило бы набить матрас, и нескольких руководств по выращиванию тюльпанов… Не могу предположить, что дьявольский план, в котором она принимает участие, заключается в захвате рынка тюльпанов.

— Тюльпаны? — спросил Гарри, как если бы это могло прояснить дело.

Барбара только плечами пожала.

— И еще вот что, — сказала она, бросая на стол чистый белый носовой платок. — Обратите внимание, на нем вышита эмблема Наполеона.

На миг его сердце учащенно забилось. Но когда он поднял платок, то понял, что Барбара ошибается.

— У него золотые пчелы, — сказал он, дотрагиваясь до платка. — Эти же черные с желтым.

Шредер пожала плечами.

— Так сказала и герцогиня. Ее компаньонка любит вышивать этих насекомых везде, где только можно, на дамском белье и любом полотне. Имя ее компаньонки — леди Би Ситон, она золовка герцогини, если этому можно верить.

— Нам нужно обыскать ее саму, — сказал Гарри, на миг отдавшись ощущению скользящей мягкости батиста под своими пальцами.

Шредер подняла бровь:

— Эту миссию вы оставляете старшему по званию?

Гарри уронил платок.

— А Диккан уверил меня, что у вас хорошие манеры и вы послушны.

Она рассмеялась приятным горловым смехом.

— Он, должно быть, думал о своей лошади… — Когда Гарри промолчал, Барбара вздохнула: — Неужели вы хотите посягнуть на неприкосновенность герцогини?

— У нас нет выбора. Вы одна работаете на Диккана. Как вы думаете, он мог бы обвинить свою кузину в предательстве, если бы не был уверен?

— Насколько я слышала, обвинять ее стали со слов Хирурга, а Диккан просто боится за нее. Не ее. Звучит несколько менее… зловеще.

Гарри посмотрел в открытое окно.

— Поверьте мне, герцогиня способна на все. Она аморальна, эгоистична и имеет обыкновение манипулировать людьми. Вы сбережете уйму времени и сил, если сразу приступите к делу. Теперь, пожалуйста, предложите ей переодеться и наблюдайте за ней, пока она будет это де^лать.

— Вы хотите, чтобы я обыскала ее?

— Я бы хотел, чтобы вы нашли этот стишок. Ничего больше.

С долгим страдальческим вздохом Барбара заставила себя встать.

— Не очень-то мне это нравится.

Гарри ответил ей усталой улыбкой.

— Если бы это было легко, зачем бы я посылал за вами?

В первый раз в своей жизни Кейт жаждала полной темноты. Может быть, в полной тьме она смогла бы избежать узнавания. Но у нее была свеча. Она давала достаточно света, чтобы разглядеть темные углы.

Это был Уоррен-Холл. Развалившийся монстр, уродовавший сельский пейзаж в окрестностях Мальборо, служил домом некоему Филберту Амброзиусу Хиллиарду Уоррену, пока он не скончался четыре года тому назад. Кейт сидела на стуле с прямой спинкой посередине хозяйской спальни, мрачной комнаты, со стены которой смотрел на нее еще более мрачный Филберт, изможденный старик в плохо подогнанном парике. Она узнала его, потому что после смерти старого джентльмена приезжала сюда вместе с человеком, кому это все было завещано. С кузеном Дикканом.

Гарри не лгал. Диккан знает, где она. На самом деле это он отдал ее в руки Гарри.

Никто не спешит спасти ее из этого мрака. Никто не спешит сюда, чтобы спасти ее от Гарри. Кейт придвинула к себе ветхий старый столик и вернула свечу на грязное щербатое блюдце.

Где-то краешком мозга Кейт, услышав поворот ключа в двери, осознала, что прошло не более двух часов. Одновременно ей казалось, будто она целую вечность сидит здесь и смотрит на мигающую свечу.

Когда от нового источника света в комнате посветлело, она была близка к тому, чтобы зарыдать в голос.

— Ваша светлость. — В дверях стояла женщина. — Я пришла, чтобы помочь вам переодеться.

Прежде чем взглянуть на вошедшую, Кейт медленно набрала в грудь воздуха. Не было смысла предаваться отчаянию. Она узнала вошедшую — высокую, хорошо сложенную женщину с синими глазами и белокурыми волосами, которые непостижимым образом блестели в свете, обрисовывавшем ее силуэт.

— Шредер, это вы? — улыбнулась Кейт. Пламя свечи заметалось от притока свежего воздуха. Кейт бросила на свечу быстрый взгляд — убедиться, что с ней все в порядке, и снова повернулась к посетительнице. — Вы работаете на моего кузена Диккана. Шпионите для него.

Кейт услышала шуршание юбок — Шредер опустилась в поклоне.

— Я помогаю ему в его изысканиях, — согласилась женщина. — Кроме того, я прекрасная горничная. Сэр Гарри попросил меня послужить вам, пока вы его гостья.

Отвернувшись к своей свече, Кейт чуть не рассмеялась.

— Пожалуйста, Шредер. Если вы хотите изображать горничную, постарайтесь не прибегать к таким абсурдным эвфемизмам. Я не гостья, и мы обе знаем это.

— Да, мэм.

— Если вы здесь, значит, это правда. Диккан замешан в этой комедии.

— Он предоставил дом.

Кейт кивнула, как если бы поняла.

Шредер колебалась.

— Как вы себя чувствуете, ваша светлость? Вы кажетесь несколько…

— Раздраженной? Не обращайте внимания. Похоже, похищения вынуждают меня раздражаться.

— Такое случалось и раньше?

— Нет, но когда мой брат Эдвин услышит об успехе Диккана, я уверена, он воспользуется его идеей.

Шредер сделала шаг к ней. Кейт не шевельнулась.

— Могу я помочь вам переодеться? Мужчины принесут ваш багаж.

Кейт заговорила чарующим тоном:

— Ничего личного, Шредер. Но если вы дотронетесь до меня, вы месяц будете хромать. Что вы можете сделать для меня, так это принести свечей. Эта уже догорает. Или скажите Гарри, чтобы открыли окно.

В следующие десять минут Шредер пыталась убедить Кейт, что она совершает ошибку. Кейт ее не слушала, она смотрела, как догорает свеча. По доносившимся извне звукам она поняла, что по лестнице тащат ее багаж. Шаги раздались уже наверху, а потом стало тихо. Шредер стояла у дверей, как воительница.

— Мне жаль, — сказала она, и в ее голосе слышалось искреннее сожаление, — но я ничего не смогу для вас сделать, если вы не согласитесь сотрудничать.

Кейт следовало бы знать, что Гарри придумает какое-нибудь утонченное мучительство. Ей казалось, что на голове у нее крысиное гнездо. Хотелось почистить зубы. Но она не собиралась обнажаться перед кем бы то ни было, особенно если об этом просил Гарри.

Отвернувшись к свече, Кейт кивнула:

— Понимаю. Вашей вины в этом нет. Скажите Гарри, что если он хочет видеть меня обнаженной, ему надо заслужить это, как любому другому.

Вздохнув, Шредер повернулась, чтобы уйти.

— Шредер, — вдруг спросила Кейт, — у вас есть имя?

Шредер остановилась.

— Барбара, ваша светлость.

Кейт кивнула.

— Вы не будете возражать, если я стану называть вас так? Ненавижу формальности.

Шредер ответила не сразу.

— Почту за честь, ваша светлость.

— Кейт, — сказала Кейт, на миг отрывая глаза от свечи, чтобы встретиться с растерянным взглядом горничной. — Или леди Кейт. И никогда ваша светлость.

Смутившись, Шредер быстро присела в поклоне и открыла дверь.

— Я буду вам очень признательна за свечи, пожалуйста, Барбара, — только и сказала Кейт. Она была недовольна, что ее голос снова стал жалобным, а ее руки, Лежащие на коленях, дрожали. — Который сейчас час?

Шредер обернулась.

— Немного за полночь.

Кейт чуть не застонала. Предстояло продержаться еще по крайней мере пять часов.

— Спасибо. — Что еще она могла сказать? Барбара ничего не могла поделать с темнотой.

— Все идет не так, — с ходу заявила Шредер, найдя Гарри в кухне, где он кипятил чай.

— Многое идет не так, — согласился Гарри, не подняв головы. — Вы обыскали ее?

— Она не шелохнулась. Ни разу. Она с трудом отрывала взгляд от свечи, чтобы взглянуть на меня, как если бы свеча была единственным, что она могла видеть. Возможно, она боится быть запертой или оставаться в темноте?

Держа в одной руке котелок, кружку в другой, Гарри поднял на нее глаза.

— Откуда мне знать?

Шредер достала чашку для себя и обтерла ее юбкой.

— Говорю вам. С ней что-то не так. Нельзя ли по крайней мере открыть окно?

— И дать ей бежать?

— Это третий этаж, майор. Она не птица.

Он налил Шредер чаю.

— Она ведьма. Мы проснемся — а она исчезла вместе со своим багажом и нашими лошадьми. Нет.

— Тогда снабдите ее свечами.

— Она может получить свечи. Даже канделябры. После того, как разденется.

— Вы хотите сказать — после того, как я обыщу ее одежду.

Гарри дернул головой.

— Когда мы найдем те стихи.

— А если нет?

Гарри грохнул котелком о стол, пролив воду.

— Шредер, не делайте из меня героя мелодрамы. Она герцогиня, но не сказочная принцесса. Пожалуйста. Обыщите ее.

Кейт не знала, сколько прошло времени, свеча догорала, растекалась лужицей, и она всерьез подумывала о том, чтобы попробовать ногтями открыть ставни. Ей нужен был свет. Стены сжимались вокруг нее, темнота сгущалась. Ее ждали кошмары.

Она так сосредоточилась на созерцании крошечного огонька, что не услышала, как в замке повернулся ключ. Внезапно она поняла, что вокруг посветлело.

— Я не монстр, — произнес Гарри от дверей.

Кейт не понимала, каких слов он ждет от нее. Она вообще не знала, в состоянии ли говорить. Пот скопился у нее под мышками и между грудями, отчего кожа зудела еще больше.

Он вошел в комнату, его сапоги громко стучали по полу.

— В какую игру вы играете, Кейт?

— Это вы, Гарри, играете в какую-то игру. Почему бы вам не сказать мне в какую?

Она понимала, что лучше его не дразнить, но не могла удержаться. Когда-то давно они, словно дуэлянты, сражались, обмениваясь словесными ударами при обсуждении всего на свете, от астрологии до архитектуры, и смеялись, наслаждаясь игрой ума. С тех пор вот уже долгое время колкости, которыми они обменивались, не содержали ничего, кроме яда.

— Пожалуйста, Кейт, — сказал он, как ей показалось, почти искренне, — у меня нет выбора.

Гарри подошел так близко, что она ощутила исходивший от него запах свежего воздуха и кожи. Она чуть не закрыла глаза от наслаждения — это были запахи свободы, лета и надежды. Оторвавшись от свечи, она вгляделась в его лицо.

И впервые осознала, что он выглядит ужасно: суровые линии прорезали утомленное, озабоченное лицо, словно его что-то тяготило.

— Каждый делает свой выбор, Гарри, — напомнила она ему. — Вы могли бы поверить мне, а не гнусному убийце.

— А вы могли бы помочь нам узнать, почему он выдвинул такое обвинение.

— Я была бы счастлива, если бы вам требовалось именно это. На самом деле вам хочется видеть меня униженной, а я не в настроении доставлять вам такое удовольствие.

— Хирург признался перед смертью, — обвинял Гарри. — Он сказал, что стихи у вас. Что вы замешаны в этом. Диккан передал это мне.

Кейт пожала плечами и перевела глаза на свечу.

— Хирург солгал.

Гарри не двинулся с места. Он молчал. Но Кейт могла бы поклясться, что ощущает его недоверие.

Прекрасно. Пусть думает что хочет. Он всегда был таким.

— Раз вам так нравится эта комната, — произнес Гарри, — вы останетесь в ней, пока не захотите помочь нам.

Кейт надеялась, что он не заметил, как по ней пробежала дрожь.

— Чем дольше вы продержите меня здесь, тем больше вероятность, что я захочу рассказать про это всему Лондону.

— Вы окажетесь в центре скандала.

Кейт засмеялась, радуясь, что смех вышел холодным и резким.

— Полноте, Гарри! Я и есть скандал. Я — та женщина, на которую мамаши показывают пальцами, когда хотят дать знать своим цыпляткам, как не надо себя вести.

— Не пытайтесь уверить меня, что с вами обошлись несправедливо. Вы сами решили жить так, как вы живете.

— Разумеется. Только к вашей жизни моя больше не имеет никакого отношения.

Теперь засмеялся Гарри.

— Как будто я хотел бы иного. Я намереваюсь продать патент и уехать домой. Я десять лет ждал этого. Десять лет я жил с одной лишь мыслью — продержаться достаточно долго, чтобы выбраться из всего этого, взять лишь то, что уместится в походном мешке, и отправиться странствовать по свету. Одному. Чтобы не было ни командиров, ни врагов, ни лживых и властных женщин, которые стали бы препятствовать моему желанию делать то, что я хочу, — для разнообразия. Вы заставляете меня ждать, Кейт. Это не очень умно.

И снова, как если бы он ничего не мог поделать с собой, Гарри приблизился к ней, подошел так близко, что она почувствовала исходившее от него тепло; его дыхание едва не обжигало ей кожу. Он стоял так долго, не касаясь ее, не двигаясь, не говоря ни слова. И ее захлестнули ощущения, воспоминания, напрасные надежды юности.

На миг, долгий, блаженный миг, она забыла о свече и мраке и долгих часах до наступления рассвета. О враждебности Гарри и невыполнимой задаче, которую он поставил перед ней. Только на миг она оживила в памяти совершеннейшее наслаждение, которое способно давать тело. Наслаждение, которое она знала тем далеким летом, пока ей не пришлось поумнеть.

Потом Гарри отступил назад, и связь оборвалась. Кейт остро ощутила это. В промозглой комнате вдруг стало еще холоднее и темнее, чем было раньше. Вся ее прошлая жизнь обрушилась на нее, и она вспомнила, кто она. Какая она. И какой никогда не была.

— Ваша свеча догорела, — вымолвил Гарри. — Хотите другую?

Она гордилась собой. Даже движением век она не выдала своего отчаяния.

— Вы хотите сказать, если я помогу вам, вы поможете мне?

Она не могла ошибиться — он скрипнул зубами.

— Я даю вам время до полудня, — сказал он, и она услышала смущение в его голосе. — Если вы не будете сотрудничать, боюсь, я перестану церемониться.

Словно запнувшись, огонек свечи метнулся от движений Гарри, скакнул и потух.

«Не оставляйте меня в темноте», — почти молила Кейт. Но она не произнесла этого вслух. Она больше никого не будет умолять. Никогда. Она переживет темноту, как всегда.

Когда свеча угасла, Гарри чуть помедлил, потом пошел к двери и распахнул ее.

— Мадж! — рявкнул он, как если бы находился в военном лагере. — Свечи!

Его голос дрогнул, и Кейт знала, что он испытывал то же, что и она.

Немного. Но все же что-то.

— Как вы считаете, она скрылась? — спросил спокойный голос.

Мужчина, стоявший перед письменным столом, провел ладонями по коротко стриженным волосам.

— Кто-то похитил ее.

Его собеседник не удивился.

— Похитил ее? Как карманные часы?

Он опустился в кресло с прямой спинкой, уставился на турецкий ковер под своими ногами.

— Мы ждали у «Эйнджел инн», как было договорено. Мы собирались перехватить ее карету, когда она будет пересекать холмы. Но… — Он пожал плечами и поднял глаза. — Кто-то опередил нас.

— И вы не организовали погоню?

— Мои люди все еще ищут. Я решил, что обязан уведомить вас.

— И я благодарен вам. Вы поступили мудро, приехав во время похорон. Вас не возьмут на заметку. — Сухая улыбка перерезала острые черты лица говорившего. — Полагаю, вы уже получили свою порцию соболезнований в связи со смертью вашей жены.

Молодой человек вздрогнул.

— Мои дети…

— Поймут, я обещаю. В конце концов, вы просто сделали то, что вам надлежало сделать. Мы не смогли бы продвинуться дальше без вас. — Палец постучал по кожаному верху пресс-папье. — Однако я опасаюсь, что эта неудача задержит все.

Молодой человек встал и поправил жилет.

— Мы найдем ее.

Едва он успел выйти из комнаты, как книжные полки пришли в движение, обнаружив потайную дверь. В комнату вошла очень красивая женщина с золотисто-рыжими волосами, большими синими глазами и великолепной фигурой.

— Очень плохо, что вам приходится полагаться на таких людей, — сказала она явно с французским акцентом. — Я могла бы позаботиться о вашей герцогине, если бы мне позволили.

— Вы непременно получите свой шанс, Мими.

Мими налила в два стакана бренди и села в освободившееся кресло.

— Вы обещали, — сказала она, протягивая ему стакан. — Я должна покончить с этим. С тех пор как убили Хирурга, я не имела возможности развлечься.

Ее соотечественник взял бренди и пригубил его. Рыжей девке совсем не нужно знать, как она ему противна. Ничего не поделаешь, необходимость есть необходимость.

— Боюсь, мы не сможем ждать, пока вы разделаетесь с герцогиней. Однако когда это будет сделано, почему бы вам немножко не развлечься. Разве вам не хочется пойти по стопам Хирурга и вырезать что-нибудь интересное?

Рыжеволосая пришла в полный восторг.

— О да. Мими это понравится.

И словно бы не в силах ждать, она полезла под юбку, вытащила ужасного вида кривой нож и подняла его так, что лезвие засверкало в лучах упавшего на него света.

— Ее ножичку одиноко.

— Прекрасно. У меня есть послание для герцогини Мертер.

О да, превосходное послание. Не одна Мими вдруг задрожала от удовольствия.

Глава 3

— Мадж, — сокрушенно произнесла Кейт, положив руку на плечо мальчика. — Зачем вам армия? Вы бы лучше перешли на работу ко мне.

Широко раскрытые глаза мальчика моргнули, как если бы перед ним возникло видение. Кейт не удивилась. Она не вернула себе чемоданы, она не сменила одежду, однако у нее появились свечи. Какое это было облегчение, а Мадж — просто красавчик. Что означало — ей было приятно немножко пофлиртовать за завтраком, который он только что принес. В конце концов, это Мадж спас ее.

О, конечно, принести свечи приказал Гарри, но Мадж принес не менее дюжины. Первым побуждением Кейт было расставить их повсюду и сразу зажечь, чтобы не осталось ни одной тени. Но она понимала, что это глупо. Гарри мог с той же легкостью забрать их. Так что она зажгла две, а остальные решила припрятать там, где Гарри не найдет их.

Хорошо, что уже наступил рассвет, а следом и день. Не то чтобы она могла видеть это. Но она чувствовала это всем существом, словно в ней сидели внутренние часы, которые будили ее и загоняли монстров в темные углы. Свет пузырился в ее крови, делая ее беспечной. Свобода, даже иллюзия свободы, разливалась по телу, как чудесное снадобье.

— Мадж невосприимчив к вашим чарам, Кейт, — сказал Гарри от дверей.

Она решила не замечать его. Все внимание она обрушила на невероятно красивого вестового, который рассматривал ее, словно она была экзотическим существом, подобного которому он никогда не видел.

— Сколько вам лет, Мадж?

Мальчик пожал плечами, зеленый мундир стрелка странно смотрелся на его плечах.

— Точно не знаю, мэм. Двадцать?

Она кивнула, ослепив его явно Неискренней улыбкой.

— Хороший возраст. Возраст, когда надо удивляться. Делать открытия. Вам бы понравилось у меня, Мадж. Вы узнали бы много интересных людей. Увидели много интересных мест. Занялись бы интересными делами.

Она знала, что ей не следует мучить мальчика подобным образом. Он не был ровней. Гарри другое дело, но она его явно раздражала. Чем больше он хмурился, тем безрассуднее она становилась.

— Вот, к примеру, — сказала она, наклоняясь к Маджу, — вы знаете, что мне недавно досталось от самой Джозефины Бонапарт? Ну, не от нее лично, бедняжки. Она умерла прежде, чем я имела счастье познакомиться с ней, что я считаю трагедией. — Она вздохнула, хорошо зная, что при этом происходит с ее лифом. — Подумать только, какими секретами мы могли бы делиться, ведь она — возлюбленная самого ненасытного правителя нашего времени, а я…

Засмеявшись, она подняла брови. Мадж улыбался, и его улыбка казалась отчужденной. Мадж в самом деле оставался равнодушным. Кейт это только радовало. Мальчик ей нравился.

— Остановитесь, — предупредил ее Гарри.

Теперь она улыбалась ему.

— Вам неинтересно, Гарри? После стольких усилий? Вы ведь исчезли на долгие годы, чтобы укрепить мою репутацию, по крайней мере в ваших собственных глазах.

Кейт не двигалась, не отворачивалась от мужчины, который заставил ее повзрослеть.

— Я приобрела это из ее вещей, — бодро продолжила она. — Из вещей Джозефины. На аукционе. Я ухватила настоящее сокровище. Псише. — Снова повернувшись к Маджу, она наклонилась к нему, как если бы делилась секретом. — Вы знаете, что это, Мадж?

Мадж покачал головой, у него был довольный вид человека, которому оказано доверие.

— Может, вы скажете мне, мэм.

Она улыбнулась и заговорила загадочно.

— Псише, — сказала она, понизив голос и взмахнув руками в воздухе, — это такое овальное зеркало на подставке. Высокое… овальное зеркало. Необычность его в том, что в нем я могу видеть себя всю… — Она поводила руками внизу, обрисовывая свои контуры, все еще продолжая улыбаться. — Всю сразу. Безобразие, вы не находите? Я держу его в своем будуаре.

— Мадж, — оборвал ее Гарри.

Мальчик вздрогнул и повернулся к нему, как если бы вспомнив о его присутствии.

— Ты раздобыл еды?

Мадж моргнул.

— Да, сэр.

Гарри кивнул.

— Тогда как насчет того, чтобы поесть? Мужчины проголодались.

Мадж кивнул, повернулся к Кейт и очень неловко поклонился ей, отчего она почувствовала к нему еще большее расположение.

— Ваша… светлость.

Она протянула ему руку, словно он был виконтом, приезжавшим с утренним визитом.

— Было приятно познакомиться. Не позволяйте Гарри запугивать вас, мой дорогой. Он не так страшен, как кажется.

Дотронувшись до ее пальцев, мальчишка широко улыбнулся ей. И убежал.

Гарри подождал, когда Мадж скроется из виду, и только тогда шагнул в комнату.

— Боюсь, вы зря тратите на него силы, — сказал он, прислоняясь к косяку двери с безмятежным видом. — Он не ваш тип.

— Не мой тип? — возразила Кейт, высоко поднимая брови. — Вы в самом деле считаете, что может существовать мужчина не моего типа? Должно быть, я теряю силу.

— Он солдат армии короля, и его товарищи вряд ли будут хорошо относиться к нему, услышав, как к нему обращаются «дорогой».

Кейт подошла к закрытому ставнями окну, как будто могла видеть сквозь него.

— Как случилось, что Мадж оказался в армии?

— Это было в Ботани-Бей. Его поймали, когда он воровал хлеб.

Такие вещи давно уже не удивляли Кейт.

— Гарри, вы ведь взяли его под свое крыло. — Она снова повернулась к нему. — Почему? Из альтруизма? Не уверена, что он идет вам.

— Я оставляю его для тех, кто этого заслуживает. Мадж совсем не умеет лгать. — Выпрямившись, он одарил ее сухой улыбкой. — Уже почти полдень. Так вы решили сотрудничать, или это по-прежнему затруднительно для вас?

— О… — Кейт сделала вид, что обдумывает вопрос. — Пожалуй, затруднительно.

Гарри смотрел на нее, явно стараясь не выйти из себя. Кейт задержала дыхание, не зная, чего ждать. Ей хотелось вцепиться в него и сдирать с него кожу за все оскорбления, за то, какие предположения он делал. Ей хотелось прошмыгнуть мимо него и убежать.

Гарри покачал головой.

— Не манипулируйте мною, Кейт. Я не в настроении.

Она улыбнулась.

— Господи. Если похищение вашей заклятой врагини не привело вас в хорошее расположение духа, боюсь, Гарри, вы утратили способность радоваться. В таком случае хорошо, что две ваши помолвки ничем не кончились, как вы считаете? Подумайте, что за жизнь была бы у бедняжек. Особенно… у леди Поппи, не так ли?

Едва закончив, Кейт тут же пожалела о сказанном. Она увидела, как побелели его губы, и обхватила себя руками.

Когда он шагнул к ней, от страха по спине у нее пробежали мурашки.

— Вы хотите вывести меня из себя?

— Разве?

Его глаза, эти мягкие небесно-голубые глаза, сделались горячими, как пламя.

Гарри стоял так близко, что Кейт могла чувствовать его дыхание на своей щеке.

— Вы хотите, чтобы я отобрал его у вас? — спросил он. — Таковы ваши вкусы, приобретенные за прошедшие годы? Может быть, вы хотите, чтобы я властвовал над вами? Связал вас, взялся за стек? Я знаю, есть женщины, которым нравится, когда им причиняют боль, стегая по попке. Как насчет этого, Кейт? Вы этого хотите?

Комната вдруг стала ледяной, Кейт перестала дышать. Кровь отлила от ее лица, комната пошла кругом.

— Спасибо, Гарри, — сумела выговорить она, внешне оставаясь совершенно спокойной. — Наконец-то вы заставили меня радоваться тому, что я не убежала с вами.

Гарри отступил, как если бы она ударила его.

— Черт, Кейт, я обрадовался в тот же день.

Поспешно выйдя, он захлопнул за собой дверь. Кейт опустилась на стул, ее колени дрожали. Единственное, что утешало ее, — она видела, как дрожала его рука, когда он, уходя, взялся за ручку двери.

Она долго не двигалась с места, в голове шумело. Гарри был прав. Она зашла слишком далеко и получила по заслугам. Она поднесла к глазам свои руки — они тоже дрожали, вот только она не знала отчего. От гнева? Страха, желания? Как ей узнать это, как отделить одно от другого?

Ей надо бежать. Безумное противоборство между ними будет только усиливаться. Ей нечего ответить на его вопросы, а он, судя по всему, не может ответить на ее. Он определенно не смог бы сказать ей, почему кто-то думает, будто она связана с чертовыми «львами». Он будет выводить ее из себя, возбуждать ее, и это плохо кончится. А в ее жизни и так хватает всяких бед.

Прерывисто вздохнув, Кейт положила локти на стол и уронила на них голову. До сих пор она позволяла Гарри брать верх. Пора покончить с этим. Ей надо выбраться отсюда, и она станет единственной, кому это удастся.

Прежде всего она спрятала свечи и кремень. Как голодный ребенок, которому дали поесть, она не могла поверить, что получит еще. Приподняв доску рядом с сероватым ковром, она засунула под нее свои запасы и передвинула стол так, что эта доска оказалась под ним. После этого она обыскала комнату в надежде найти какие-нибудь инструменты, оружие или просто уязвимые места.

Гарри хорошо подготовился. Кровать была подвешена на веревках, ящики комода не содержали ничего, кроме пыли. И хотя удар деревянным ящиком по голове мог бы удивить его и даже поранить, этим его не остановишь. На кровати не было простыней, только драная парча цвета зеленого гороха, которая, судя по виду, могла бы порваться от одного взгляда на нее. Не было даже зеркала, которое можно разбить.

Дюйм за дюймом Кейт исследовала окружающее пространство. Она не надеялась преуспеть; Гарри слишком основательный человек, чтобы допустить такое. Так что она еще больше удивилась, когда через полчаса нашла то, что ей требовалось.

Ставни. Их забили гвоздями, но петли, если постараться, можно было выдернуть из стены. Нужно только расшатать их, и тогда она сможет бежать. Остается только надеяться, что Гарри не срубил плющ, который с давних пор обвивал старые каменные стены.

Теперь план. Нужно подождать до глубокой ночи, когда ее стражи утратят бдительность. Чего Гарри не знает, так это что ее собственный загородный дом, Исткорт-Холл, находится не далее чем в десяти милях отсюда. Если она доберется до Мальборо, то сможет сесть в карету до Бата и вскоре окажется дома, В самом худшем случае дойдет пешком.

А пока что ей делать?

Отряхнув и расправив юбки, Кейт устроилась на шатком стуле и задумалась, ковыряя кусочки мягкого воска. Ей следует дать себя обыскать. Она давно поняла это. Но сначала она слишком запаниковала, чтобы все обдумать, а потом слишком рассердилась. Теперь ее даже забавляла мысль о том, что Гарри будет обыскивать ее.

Почему бы и нет? — думала Кейт, смакуя острый вкус благородного негодования. Почему бы не продержаться достаточно долго, чтобы заставить его раздеть ее? Почему бы не стоять перед ним, негодующей и молчаливой, наблюдая, как его охватывает стыд? Пусть Гарри выглядит негодяем. Пусть другие выказывают ему презрение за то, что он делал. В тот миг, когда они заметят его возбуждение, они поймут истинную цену его альтруизма.

Кейт потратила слишком много времени на такие размышления. Но она никак не могла расстаться со своими фантазиями о том, как с майора, сэра Гарри Лиджа, героя войны с Наполеоном на Пиренейском полуострове, в конце концов будет сбита спесь.

Поднявшись, Кейт заходила по комнате. Нет, она не сделает этого. Не потому, что не хочет сделать ему больно. Она хотела бы, особенно после того, как он себя повел. Но после всего, через что ей пришлось пройти, она не желала снова оказаться в положении жертвы, даже чтобы получить удовлетворение от унижения Гарри. Она просто не позволит причинить ей боль.

Она позволит обыскать себя Барбаре. По какой-то причине Кейт доверяла многознающей улыбке этой женщины и ее спокойной силе. Если Кейт правильно поняла, после обыска она получит свой багаж. Под фальшдном у нее были припрятаны деньги, которые могли сильно облегчить ей возвращение домой.

И когда кто-то отодвинул запор на двери, и дверь открылась, Кейт уже снисходительно поджидала посетителя, словно находилась в своем салоне и принимала визиты.

Барбара, войдя, улыбнулась извиняющейся улыбкой.

— Мне жаль беспокоить вас, ваша… леди Кейт, — начала она на этот раз с заметным акцентом.

— Барбара, наконец-то, — сказала Кейт, вставая. — Если вы принесете мои вещи и закроете дверь, мы покончим с этим.

Она явно удивила Барбару: в первый момент та смотрела на нее, не двигаясь с места, с руками, сцепленными на талии.

— И найдите что-нибудь вроде ширмы, пожалуйста.

Шредер нахмурилась.

— Но, леди Кейт…

Кейт подняла бровь.

— Это мое условие, Барбара. Неужели вы предпочитаете повалить герцогиню на пол, просто чтобы увидеть ее сиськи?

Шредер учтиво изобразила смущение.

— Я получила указания… полностью раздеть вас, ваша… леди Кейт. На тот случай, если вы прячете что-нибудь под одеждой.

Кейт оглядела свое платье.

— Где? Что, по-вашему, я могла сделать? Вытатуировать строчки на своем животе?

Шредер не шелохнулась. Стоя перед Кейт, она казалась непреклонной. Но поскольку она возглавляла группу слуг, обученных Дикканом собирать информацию, Кейт надеялась, что эта женщина достаточно компетентна, чтобы увидеть преимущества компромисса.

— Пожалуйста, — настаивала Кейт. — Я бы хотела покончить с этим раньше, чем сюда снова ворвется Гарри.

Барбара, похоже, была согласна с Кейт, потому что после некоторого колебания она присела в поклоне, улыбнулась и отвернулась к двери.

Кейт понадобилось всего несколько минут, чтобы переодеться, ее дорожное платье сразу же унесли для осмотра.

— Вы удовлетворены? — спросила она, заплетая косу.

— Это не я… — Барбара запнулась и помотала головой, как если бы она для себя уже проиграла спор. — Да, леди Кейт, — продолжила она, быстро присев в поклоне. — Благодарю вас. Не хотите ли выпить чаю?

Кейт кивнула.

— За содействие положена награда? Да, если подумать, я совсем не прочь. Я почти умираю от голода.

Барбара снова не сумела скрыть удивления. Может быть, она ожидала, что Кейт продолжит вести свою войну. В конце концов, ничего не найдя, Гарри не отпустит Кейт домой. Что не могли знать ни Гарри, ни Барбара, Кейт уже собралась домой. Ей следовало подкрепиться перед дорогой.

— Да, миледи.

Еще раз присев, Барбара вышла.

Оставшись одна, Кейт не стала терять времени. Она открыла свой сундук и вынула его содержимое. Деньги лежали на месте. Этого никто не должен был знать. Как и того, что через пять минут они будут спрятаны под половицей там же, где и свечи. В первый раз после безумной поездки в карете у Кейт появилась надежда.

Ничего. Разве что обрывок корпии. Гарри так методично и тщательно проверял одежду Кейт, словно изучал план битвы. Он прощупал каждый дюйм материи, от ярко-желтого твида ее дорожного платья до шелковых чулок и батиста ее нижней рубашки. Мадж предложил свою помощь, но Гарри рявкнул на него, и мальчик ретировался. Если бы обнаружились доказательства ее причастности к преступлению, он хотел быть единственным свидетелем этого. Он хотел быть тем самым человеком, который помашет ими перед лицом Кейт, чтобы на этот раз она не посмела ничего отрицать. Ну и что из того, что одежда еще хранила тепло ее тела, что от нее исходил слабый запах ее духов. Он просто выполнял свою работу.

При этом он не мог не отметить, каким тонким был материал, каким приятным на ощупь. Его пальцы просвечивали через ткань ее рубашки, которая, как он знал, только недавно облегала тело Кейт. Но он помнил, какой равнодушной когда-то она была к дорогой одежде. И как правило, носила платья, доставшиеся ей от сестер, которые никогда не были ей впору, да еще оказывались сильно потрепанными, поскольку Кейт перелезала в них через заборы и сидела на чем попало, когда удила рыбу. Когда он спросил ее, почему у нее нет лучшего гардероба, она вызывающе улыбнулась ему и сказала: «Зачем? Я хожу в этом», — как если бы ее слова все объясняли.

Гарри всегда считал, что она поступала так из чувства противоречия. И скорее всего не ошибался. В багаже герцогини не было подержанных вещей.

Должно быть, герцог приучил ее следовать нормам поведения и морали, предположил Гарри. Надо сказать, Кейт и без того никогда не была вульгарной. Всякий раз, когда Гарри видел ее на публике, ее наряд оказывался не слишком ярким, не слишком смелым, не слишком открытым. Ее дорожное платье было тому примером: сшитое из мягкой шерсти ярко-лимонного цвета, оно прекрасно облегало ее фигуру.

Забавно. Гарри предполагал, что ее нижнее платье окажется куда более смелым. Как и все прочие, он слышал о легионах любовников Кейт. Женщина, готовая завлечь мужчину в свою постель, несомненно, вырядится в шелка и атлас, затейливо вышитый и легко соскальзывающий в нужный момент. Его любовницы одевались именно так.

На рубашке Кейт пониже бретелек были вышиты только две пчелы. Причем рубашка была не шелковой. Что это за материя? Из нее были и носовые платки. Мягкая, как шепот, достаточно прозрачная, чтобы получить представление о том, что под ней. Но… без всяких украшений. Практичная. Не такую рубашку, по его представлениям, должна была носить известная своей сумасбродностью герцогиня.

Сколько мужчин проводили ладонями по этой рубашке? — спрашивал себя Гарри. Сколько спускали ее с плеч и бросали на пол, торопясь добраться до ее тела?

Выругавшись, он отшвырнул ее одежду, как если бы она была в огне. Хорошо бы иметь время подумать, решить, что делать дальше. У него болело в паху, глаза словно засыпал песок, а почва под ногами казалась шаткой.

Что бы между ними ни происходило в прошлом, он никогда бы не согласился присоединиться к веренице жаждущих попасть в ее спальню. И все же он здесь, ласкает ее одежду, словно она на ней, и потеет, как толстяк в паровой бане.

— Если только вы не хотите вскрыть ее, словно труп, — раздался от дверей голос Шредер, — я могу гарантировать, что леди Кейт ничего не прячет на своем теле.

Гарри сидел в библиотеке за тщательно вытертым столом, с которого подобно водопаду из солнечного света ниспадало платье Кейт. Он не мог оторвать от него глаз, загипнотизированный связанной с ним загадкой.

— Майор? — окликнула его Шредер. — Что дальше?

Гарри очнулся от своих мыслей.

— Подождем, что скажет Диккан.

— Вы сейчас же пошлете к нему?

Гарри проследил направление взгляда Шредер и понял, что снова пропускает через свои пальцы облачко батиста. Гарри быстро собрал его в кучку и швырнул на стол, где его и подхватила Шредер.

— Взгляните, закончил ли Фрэнк на конюшне.

— А как быть с герцогиней?

Гарри откинулся на стуле.

— А в чем дело?

Шредер откинула голову назад, ее руки были заняты одеждой Кейт.

— Мы ничего не нашли. Почему бы нам не отпустить ее?

— Потому что я не доверяю ей.

Гарри отвернулся от нее и отошел к окну.

— Я столько раз сталкивался с герцогиней в сложных ситуациях, что знаю, чего от нее можно ожидать. Она манипулирует всеми, кто ее окружает, и это доставляет ей удовольствие. Я не удивлюсь, если она присоединилась к ним просто для развлечения.

— Она совершила какое-нибудь преступление?

Гарри вздохнул. Как было бы хорошо, если бы Шредер была стрелком, который выполняет приказы, не задавая вопросов.

— Я дважды был помолвлен, — наконец признался он, глядя в окно, как если бы мог видеть через глубоко въевшуюся в стекло грязь. — Она добилась, чтобы обе помолвки были разорваны.

— Герцогиня? — спросила Шредер с явным недоверием. — Расстроила ваши помолвки?

Гарри все еще видел бешенство в больших голубых глазах леди Поппи Посте, когда она швырнула ему кольцо. У него не было возможности оправдаться.

— Да, — заявил он.

— Почему?

Какого черта ему копаться в своем прошлом? Шредер не обязательно знать подробности его личной жизни, чтобы выполнять его указания.

— Вы должны выполнять свою работу, не так ли?

— Да. Я помогаю вам узнать, почему Хирург упомянул имя леди Кейт в связи с теми стихами. Мне хотелось бы понять, мы заперли ее, потому что она представляет опасность для короны или потому что вам хочется отомстить ей.

Гарри не сразу нашелся с ответом.

— Мы заперли леди Кейт, чтобы обеспечить всем безопасность, пока мы не поймем, что происходит. Это все, что вам надо знать, и больше, чем я обычно сообщаю прислуге.

Барбара закивала.

— Вот как… Но видите ли, я не прислуга. Мистер Хиллиард должен был сказать вам это.

— Тогда кто вы?

Шредер улыбнулась, и Гарри внезапно был поражен спокойной уверенностью, которую ему следовало заметить раньше.

— Я та, которая очень хорошо умеет делать порученное дело. А теперь я снова спрошу вас. Поскольку мы сейчас находимся в ожидании, почему бы мне не попробовать разговорить ее?

Гарри продолжал рассматривать ее.

— Что думает о вас Дрейк?

— Граф? — Барбара пожала плечами. — Представления не имею. Мы никогда не встречались. Я работаю исключительно на мистера Хиллиарда.

Поразмыслив, Гарри кивнул.

— Диккан говорит, у вас превосходное чутье. Проверьте его на Кейт.

Не сказав больше ни слова, Шредер вышла, оставив Гарри с неприятным чувством, что она права. Он хотел отомстить. Он хотел сбить спесь с Кейт Хиллиард. Вернуться к той Кейт, какой она была до того, как добавила титул герцогини к своему имени и стала недосягаемой. До того, как она предала его.

— Мадж! — крикнул он, зная, что вестовой всегда где-то поблизости. — Я отойду.

Взяв альбом для зарисовок и угольный карандаш, он вышел.

— Вы в самом деле не знаете, что имел в виду Хирург, когда сказал, что вы замешаны в этом? — спросила Барбара.

Кейт сидела на шатком стульчике и теребила один из носовых платочков, вышитых Би. Барбара возвратилась несколько минут назад, чтобы в мягкой манере за чаем расспросить ее все о том же.

— В самом деле не знаю.

Что ж, у Кейт по крайней мере появилось занятие. До темноты, когда можно будет бежать, еще долгие часы.

Барбара мужественно сидела на кровати, словно не замечая облачка пыли, поднявшейся, когда она садилась, и пауков, танцевавших над ее головой.

— Но майор Лидж сказал, что на прошлой неделе вы были на той свадьбе, где убили Хирурга.

— Разумеется, я там была. Это самая замечательная свадьба из всех, на которых мне довелось присутствовать. Барбара, любому можно приписать знакомство с убийцей, хотя бы из желания обеспечить ему дурную славу. Но если Хирург заявил, что я замешана в чем-то, он, видимо, бредил.

— Он утверждал, будто стихи у вас.

— А мы доказали, что нет.

— У вас, леди Кейт, множество знакомых. Вы могли бы знать кого-нибудь из «львов»?

— Я, Барбара, знаю всех, а это означает — вероятность очень велика. Но до сих пор никто из них не предложил мне помочь ему всадить нож в спину Принни^[2].

Кейт замолчала, глядя на колеблющееся пламя; она устала напрягать свой изнуренный мозг, чтобы вспомнить, не слышала ли она чего-нибудь подозрительного. Затем она покачала головой:

— Нет. Из того немногого, что я знаю о «львах», — они очень консервативны; им важнее всего порядок. Нетрудно догадаться, что такого рода людей в моем доме не встретишь. Я собираю тех, которые получают удовольствие от того, что слывут людьми скандального поведения, но только по той причине, что они поддерживают художников, литераторов и тому подобную публику. А людей, подобных Байрону, гораздо больше интересует независимость греков, чем мятежи британцев. — Кейт улыбнулась. — Я полагаю, все дело в гораздо более романтичных костюмах.

Барбара кивнула:

— Да. Мои агентки высказывали такие предположения.

Кейт не смогла удержаться от ухмылки:

— Вы в самом деле руководите целой армией прислуги, которая шпионит для короны?

— Именно так. — Барбара в первый раз искренне улыбнулась. — Эта превосходная идея принадлежит Дик… мистеру Хиллиарду. В конце концов, прислуга узнает все, что происходит в доме, раньше всех других. Остается только собрать немного фактов и сообщить правительству имена тех, кого оно ищет.

— Но вы ведь не прислуга.

Улыбка Барбары стала загадочной.

— Конечно, прислуга. Я прекрасная горничная.

Что означало — остального Кейт знать не полагалось.

— Тогда расскажите мне, что вам известно. Может быть, то новое, что я узнаю, подстегнет мою память.

Барбара покачала головой:

— Мне известно не намного больше вашего, миледи. Конечно, я знала некоторых, чьи имена были названы. Некоторых, кого вы не назвали, и никого из тех, кто часто бывал у вас. Я, конечно, понимаю, что они по большей части аристократы, считающие, что страна нуждается в возвращении правительства прошлого столетия я что принцесса Шарлотта на троне соответствовала бы их целям. Только три-четыре человека в руководстве «львов» знают все. Остальные, как я понимаю, разбиты на небольшие… группы, члены которых предположительно не знают друг друга, разве что имеют опознавательный знак…

— Хотя бы строки, взятые из стихотворения. Да. Понимаю.

Кейт была вознаграждена еще одним кивком.

— Арестов еще не было, хотя известно, что граф и графиня Торнтон сбежали на континент вместе с Джеффри Смайтом, который работал с ними. Я знаю, что мистер Хиллиард потратил уйму времени, пытаясь проникнуть в среду «львов», хотя мы до сих пор не знаем, преуспел ли он в этом. И еще я знаю, что его отец, епископ, был убит после того, как признался в соучастии. Из того, что оказалось в моем распоряжении, я поняла, что его задачей было — когда придет время, подготовить палату лордов к принятию нужных решений.

Кейт задумчиво кивнула.

— Если кто-нибудь и считал, что сам он больше заслуживает управлять страной, чем наш король и парламент, то эго определенно был мой дядя Ивлин. Я испытываю чувство облегчения, что он не дожил до того, чтобы быть схваченным и четвертованным.

— Если хотите правду, я так не думаю, — сказала Барбара. — Преступники стоят слишком высоко. Вы можете представить себе, что случится, если придется проверять множество аристократов на предмет измены.

Кейт подняла глаза к потолку.

— Что вы хотите сказать? Вы считаете, что они просто… исчезнут?

Шредер глазом не моргнула.

Кейт теперь задумалась уже не о побеге.

— Как вы считаете, это «львы» застрелили моего дядю или люди из правительства?

— Я думаю, этого мы не узнаем никогда.

Кейт медленно втянула в себя воздух.

— Кажется, мне следует благодарить Гарри за то, что он похитил меня. Не сомневаюсь, что он мог бы застрелить меня и покончить с этим.

Барбара просидела еще час, но ни одна из женщин не узнала ничего нового. По крайней мере Кейт не оставалась одна. Она оказалась права — время тянулось, как дорога в пустыне, испытывая ее терпение и самообладание. Когда дом затих и смолкли голоса, она переоделась в свое самое практичное платье из темно-синего кашемира. К несчастью, она не подумала взять на свадьбу туфли для прогулок, так что пришлось обойтись самыми крепкими домашними туфлями, которые у нее нашлись. Кейт еще подождала, пока не затихли все голоса, и не прекратилось всякое движение вне дома. В стенах что-то шуршало, в углах раздавались загадочные скрипы, но Кейт знала, что они вызваны древностью стен и долгим отсутствием должного ухода. Она подождала еще полчаса и решила, что пора действовать.

Она как раз собиралась подняться с места, как услышала совершенно необъяснимый звук. Словно кто-то стучал в ставни. На высоте трех этажей от земли.

Кейт замерла, сердце готово было выскочить из груди. Стук повторился. Она вскочила.

— Кто там? — шепнула она.

В ответ она услышала знакомый говорок кокни.

— А кто вы думаете, ваша светлость?

— Трэшер!

Не мешкая, Кейт ухватилась за ставень и дернула. Скрежет петель мог бы разбудить мертвого. Она остановилась, закрыла глаза и прислушалась. Не услышав никакого движения, она продолжила.

Потребовалось лишь два хороших рывка, чтобы выдернуть петли из стены. Сдвинув всю конструкцию в сторону, она освободила окно и подняла его на несколько дюймов.

Над подоконником обнаружилась взъерошенная светлая голова.

— Это ты, — шепнула Кейт, глупо улыбаясь и протягивая руку. — Что ты здесь делаешь?

Оттолкнув руку помощи, Трэшер, как акробат, перекатился через подоконник и почти бесшумно приземлился.

— А как вы думаете? — спросил он, ухмыляясь ей с пола. — Спасаю вас.

Кейт не остановило его смущение. Она поставила тощего юного негодника на ноги и обняла, чуть не задушив.

— Чертенок. Как ты посмел рисковать своей жизнью, взбираясь по этой стене?

— Какой риск? — запротестовал Трэшер, выдираясь из ее рук, чтобы избежать поцелуя. — С этим плющом? Господи, да это все равно что взбираться на холмик, что очень хорошо, ибо вниз мы спустимся тем же путем.

Сказав это, он размотал веревку, которой была обмотана его грудь, и начал привязывать ее к большой кровати с четырьмя столбиками.

Кейт сияла, радость распирала ее.

— Вообще-то ты застал меня за подготовкой к побегу. — Собрав вещи, она набросила поверх платья накидку и взяла перчатки. — Как ты меня нашел?

— Не смешите меня, — пробормотал Трэшер, не поднимая головы от своего занятия. — Я вас не терял. У того парня, что гнал лошадей, волосья красные, как жилет бегуна.

— Волосы, Трэшер.

Он поднял на нее глаза и ухмыльнулся.

— Волосы, — поправился он, проверяя, надежно ли привязана веревка. — Никогда не видел таких ярко-рыжих волос. Очень легко было проследить. Я пристроился на задке кареты, так и ехал.

— Ты здесь не один, да? — спросила она.

Трэшер хрипло рассмеялся.

— Нет. Я побывал в вашем доме и привез других.

— Других? — спросила она, бросая тревожный взгляд в окно.

Он помахал в сторону темных деревьев.

— Мистер Финни, — сказал он. — У повара крепкие руки. Его нельзя было не взять. Сказал, у него есть подходящий нож.

Кейт готова была расхохотаться. Ее дворецкий, ее грум, ее повар, все вооруженные и готовые прийти ей на помощь. А еще она боялась заплакать.

— Как там леди Би? — спросила она, помогая Трэшеру привязывать веревку.

— Кучер Боб отвез ее обратно в Лэннон.

В первый раз с тех пор, как ее бросили в карету, Кейт вздохнула с облегчением.

— Слава Богу. С ней в самом деле все в порядке?

Мальчишка ухмылялся, скалил зубы, сверкал большими карими глазами.

— Она была не в себе. Чуть ли за сковородку не хваталась. Мистер Финни едва успокоил ее. Сказал, что ей надо оставаться в Лэнноне, говорить всем, будто вы болеете и лежите в постели, чтобы никто не знал, что вас увезли.

Кейт кивнула, довольная. Это был единственный способ удержать Би от безрассудных и небезопасных для нее поступков. Финни заслуживает повышения.

Трэшер на цыпочках подошел к окну и перебросил через подоконник веревку.

— Кто вас увез, ваше почтенство?

— Это долгая история, Трэшер. Мы поговорим, когда будем дома.

Он подергал за веревку. Тяжелая кровать не двинулась с места.

— По плющу удобно слезать. А если что — хватайтесь за веревку.

Кейт кивнула.

— Ты первый.

Его худенькое личико сложилось в свирепую гримасу.

— Не смешите меня.

— Трэшер, я не начну спускаться, пока ты не будешь стоять на земле. И если меня схватят, я хочу, чтобы ты убежал, слышишь меня? Тебе придется вернуться к остальным.

Он бросил быстрый оценивающий взгляд на окно.

— Только потому, что тогда мы сможем снова вернуться за вами.

Трэшер перемахнул через подоконник и исчез. Оставшись одна, Кейт перевела дыхание. Она не боялась спускаться. В свое время ей не раз приходилось убегать подобным образом. Она боялась за своих друзей. Если Гарри схватит их, одному Богу известно, чем это кончится.

Она выглянула и увидела, что Трэшер почти на половине пути вниз. Хорошо, что окна были темными. Дом спал. Сделав глубокий вздох, Кейт перекинула ногу через подоконник.

Спуск показался ей очень длинным. Когда она достигла земли, колени у нее дрожали, пальцы болели. Но медлить было нельзя. Едва ступив на мягкую землю клумбы, она побежала за Трэшером.

Но не успела Кейт пробежать и несколько метров, как услышала позади шаги. Она побежала быстрее. Она еще успела увидеть Трэшера, исчезавшего среди деревьев, и подхватила юбки, чтобы увеличить шаги. Что-то налетело на нее и толкнуло на землю. Она знала, кто это был, еще до того, как он заговорил.

— Мне следовало сказать вам, — пробормотал Гарри ей в ухо, — я не сплю.

Глава 4

Гарри показалось, что он упал не на мягкое тело Кейт, а на ножи, его ребра хрустнули. Но он не собирался признаваться ей в этом. Она не преминула бы воспользоваться преимуществом.

— Очень предсказуемо, — сказал он, стараясь говорить так, чтобы не выдать острую боль в груди. — Я ожидал большего.

Растянувшись на ее спине, он схватил ее раскинутые руки и удерживал их, ожидая, что она начнет бороться с ним. Когда она осталась неподвижной, он какое-то время прислушивался в темноте, оценивая ситуацию. Кейт спустилась по восточной стене и направлялась к лесу за лугом. Ему повезло, что он услышал ее, увидеть ее он мог, только пробежав вдоль фасада аббатства и завернув за угол.

Краем глаза он уловил какое-то движение среди деревьев. Наверняка ее юный сообщник. У маленького негодника быстрые ноги. Все равно. Гарри знал, кто это. Он видел сорванца, пристроившегося на запятках кареты Кейт.

— Так, — весело обратился он к своей пленнице, — теперь, Кейт, вы за спасением обращаетесь к детям? В чем дело? В округе нет дамских угодников?

Он пытался игнорировать приятное давление ее округлых ягодиц на его пах, женственные извивы ее слишком роскошных форм под ним. Она почти сумела сбежать, и он винил себя за то, что не предусмотрел такой возможности.

— Что? — спрашивал он. — Никаких извинений? Никакой мольбы о милосердии или предложения обсудить условия?

Вдруг он понял — что-то идет не так. Кейт была слишком спокойной. Сначала она вздрогнула, но потом оставалась неподвижной, хотя и тяжело, прихрапывая, дышала, однако он почти не слышал ее дыхания из-за порывов ветра.

Ничто не мешало ей дышать. Он не сильно налегал на нее. Но она почему-то не отбивалась, даже не осыпала его проклятиями до девятого колена. Она была неестественно неподвижна и уткнулась лбом в землю.

Он не мог сильно ударить ее, никак не мог.

— Кейт?

Молчание. Гарри отстранился, чтобы освободить для нее больше пространства, и перевернул ее на спину. Она не была без сознания. Ее глаза были открыты.

— Прекратите это, Кейт, — сказал он ей, на всякий случай удерживая ее руки.

Она не ответила. Даже не взглянула на него. Ее словно бы здесь не было. Она просто… лежала, глядя за него невидящими глазами. Странный холодок пробежал по спине Гарри. Взяв обе ее ладошки в одну руку, второй он похлопал по ее щеке.

— Кейт.

Она начинала пугать его. Кейт никогда не была такой тихой. Такой неподвижной.

— Кейт, отвечайте мне, или я приму меры.

Гарри знал, что не использовал силу. Он дремал в библиотеке, когда его разбудил царапающий звук за стеной. Он не сразу стряхнул с себя оцепенение. Но это не извиняет то, что он сделал потом, пусть его и начинало охватывать отчаяние, — ему в голову пришел только один способ добиться ее немедленной реакции. Он поцеловал ее.

Сначала он только дотронулся до ее губ, чуть нажал. Потом легко поводил ими. Она не сопротивлялась. Она мучила его.

Он прижался к ее губам сильнее, провел рукой по ее горлу, чуть прикусил ее нижнюю губу, провел языком между ее губами, приник к ним.

Хотел бы он сказать, что при этом оставался равнодушным. Хотел бы он, чтобы его память тут же не воскресила сладкие моменты. Такие, которые мужчине следует беречь в сердце, чтобы сохранять стойкость среди зла и насилия, с которыми он сталкивается в этом мире.

То лето было последней порой его неискушенности, когда он еще верил, что мир принадлежит ему, когда он верил, что Кейт любит его. Когда он еще надеялся, что она свяжет с ним свою судьбу.

Воспоминания стоили ему потери контроля. Гарри не сразу осознал, что поглаживает и ласкает ее, делая все, чтобы зажечь в ней огонь. Ее губы стали мягче, ее тело начало двигаться, сначала неуверенно, словно оно позабыло чувственные дуэли, которые когда-то происходили между ними.

Облегчение и благодарность затопили его. С Кейт все было в порядке. Он выпустил ее руки и взял в ладони ее лицо. Он чувствовал, как трепещет ее сердце — как у колибри. Он был в опасности — и знал это.

И тогда она укусила его.

Он в ярости отпрянул.

— Черт! За что?

Гарри дотронулся до своей нижней губы — на ней была кровь.

Что ж, по крайней мере, он убедился в одном. Кейт не сдалась. Ее глаза были холодны, как смерть, зрачки стали такими огромными, что глаза почти перестали быть зелеными.

— Вы еще спрашиваете?

— Вам это нравилось не меньше, чем мне! Не говорите, что это не так.

— Я не собираюсь разговаривать с вами, скажу лишь одно — слезьте с меня.

— Почему? — спросил Гарри, вдруг рассердившись. — С вами побывал каждый второй мужчина Европы. Почему не я?

Гарри слышал слова, выходившие из его рта, и понимал, что говорит отвратительные, ужасные вещи. Он видел, как ее лицо сделалось пепельно-бледным, и ему стало стыдно. Но внезапно внутри его стал разрастаться гнев, и, кажется, он был не в силах справиться с ним.

— Вы мне должны, — проскрежетал он, снова хватая ее за руки.

Кейт хрипло засмеялась.

— Единственное, что я вам должна, — это попасть шляпной булавкой в глаз.

Гарри никак не мог справиться с дыханием. Он все еще был возбужден, все еще весь захвачен ощущением мягкости под собой. Он чувствовал ее тугие соски. Он слышал ее быстрое трудное дыхание. И он знал, как бешено колотится ее сердце. Она также возбудилась, как и он. И она пренебрегла им.

Внезапно Гарри охватило негодование. Из-за нее он провел десять лет, переходя от одного поля сражения к другому. Он видел ужасные зверства, был ранен, чуть не умер и до сих пор носит в своей груди напоминание о последней битве. А она? Возглавляла навозную кучу общества. Богатая сука, защищенная титулом. Его трясло от желания сделать ей больно. Заставить ее сожалеть о каждом обещании, которое она дала ему и не исполнила. За каждое причиненное страдание.

— Надеюсь, вы не будете отрицать, что неравнодушны ко мне, — обвинял он, наблюдая, как ее зрачки расширились еще больше. — Я слишком хорошо вас знаю. Почему бы не сделать ваше заточение более приятным?

Она, наверное, побледнела бы еще больше, если бы это было возможным.

— Я надеюсь, вы не считаете, что оказываете мне любезность.

— Я предлагаю вам многое. Разве у меня меньше прав, чем у других, в конце концов получить то, что мне было обещано?

— О, теперь я вижу, — сказала Кейт, глядя в сторону. — Вы о своих правах.

— Почему бы и нет?

Она моргнула.

— У мужчин множество прав, не так ли? У них есть права на их дом, их лошадь, их землю, их женщину, их детей. Они имеют право владеть, управлять, наказывать. — Ее взгляд был как удар, он чувствовал вкус ее презрения. — Ну а у женщины, Гарри, есть только одно право, и это право порой произносить «нет». Нет, Гарри.

Произнеся это, она отвернула голову и словно окаменела.

Гарри вдруг с новой силой ощутил темноту и холод ночи, словно она забрала весь свет. Он услышал, как залаяла собака, как в доме хлопнула дверь. Кейт неподвижно лежала под ним, ее глаза смотрели в никуда.

Его охватило чувство вины. Он слышал, как дрожал ее голос, и знал — что бы она ни сделала ему, что бы, как он считал, она ни украла, это не имело значения. Она не заслуживала такого пренебрежения. Ни одна женщина не заслуживала.

Зажмурившись, он скатился с нее. Кейт лежала распростертой на траве, юбки сбились вокруг ее бедер, накидка сдвинулась и лишь наполовину прикрывала ее платье. Улучив момент, он прикрыл ей лодыжки и расправил накидку. Он уже вставал на ноги, когда ее накидка сдвинулась, обнаружив прореху в ее платье, через которую выглядывала грудь. Гарри похолодел. Не грудь произвела на него такое действие. А то, что было на ней, круглое, как монетка, диаметром примерно в дюйм, чуть выше соска.

— Это татуировка? — требовательно спросил он, не зная, чего в его голосе больше, удивления или ярости от того, что она обезобразила свои прекрасные груди.

Совершенные, полные, молочно-белые. Безвозвратно изуродованные.

Его слова произвели совсем непонятное действие. Кейт вдруг свернулась калачиком, завернулась в накидку.

— Да, — произнесла она бесцветным голосом, пряча голову, как еж. — Это татуировка.

Гарри был сбит с толку. Он ожидал, что она ответит с вызовом или продемонстрирует равнодушие. Она же выглядела пристыженной. У нее был такой вид, словно ей хотелось исчезнуть.

— Что это за татуировка? — вдруг забеспокоился он.

Кейт поднялась на ноги и отвернулась, чтобы запахнуть накидку. Голова у нее была опущена, длинная шея казалась трогательно уязвимой.

— Знать про это, — сказала она, обходя его, — у вас нет права.

— Кейт, — запротестовал Гарри, протягивая ей руку.

Но она увернулась и пошла к дому. Он шел следом, намереваясь поймать ее. Ему надо знать, что это за татуировка.

Он нагнал ее, когда они обходили клумбы у южного угла здания. Крепко схватив за руку, он повернул ее к себе. Кейт присела, закрыла лицо рукой, как если бы защищалась от удара.

Гарри замер, ему стало не по себе. Он знал эту реакцию. Он тысячи раз наблюдал ее в сценах насилия — человек съеживался, принимая характерную защитную позу. Кейт бросила на него быстрый, странно вызывающий взгляд. Потом повернулась и бросилась бежать в лес.

— Кейт, постойте!

Гарри потребовалось шесть шагов, чтобы нагнать ее. Он хотел схватить ее за руку. Вместо этого он поймал ее за платье, которое порвалось. Кейт взвизгнула, ударила его по руке. Поздно. Его рука коснулась темного красного пятна на ее груди. Это не была татуировка.

— Позвольте мне взглянуть, — потребовал он.

Кейт снова попыталась бежать, но он обхватил ее за талию и крепко держал. Она вырывалась, как дикая кошка, молотила руками, кусалась, царапалась. Гарри видел, что она испытывает жгучий стыд, но не мог отпустить ее, пока не узнает, что это.

Он увидел. Он отпустил ее.

— Это не татуировка.

Гарри сжал руки, ему стало жарко.

Кейт стояла перед ним, белая, дрожащая, с выбившимися из прически волосами, прикрывая руками грудь, поскольку ее платье было разорвано. Даже в слабом свете звезд он видел, как блестели слезы в ее глазах, и знал, что она не позволит им пролиться.

— Нет, Гарри, это не татуировка. Теперь вы уже закончили?

Он безотчетно придвинулся. Она отступила.

— Кейт, это… — Он слабо махнул рукой в сторону ужасного пятна. Красное, возвышавшееся над поверхностью кожи пятно было безупречно круглым изображением герба. — Это клеймо!

Она вскинула голову, и он увидел, каким хрупким был ее вызов. Это потрясло его.

— Да, Гарри, — сказала она. — Клеймо.

— Но как?

— Вы не узнаете? — Она отвернула ткань, чтобы он мог лучше рассмотреть. Ему не требовалось этого. Он ощущал выпуклости рисунка на кончиках своих пальцев. — Это герб Мертеров.

Гарри моргнул. По нему пробежала дрожь, стало трудно дышать.

— Мертер? Ваш муж?

— Да, Гарри. Мой муж. Он хотел, чтобы я знала, кому принадлежу.

— Но почему?

Какое-то время Кейт молча смотрела на него. Потом мрачно улыбнулась:

— Потому что у него было право.

Гарри не знал, сколько времени он простоял так, с руками, выставленными вперед, как у боксера, с болью в груди. Он-то думал, что привык к злу. Он думал, что видел все. Но пока он стоял здесь, ему пришло в голову, что необычная пчелка, которую леди Би вышивала на рубашках Кейт, располагалась как раз так, чтобы прикрыть клеймо. Но пчелы было две, по одной на каждой груди.

Господи. Ему стало плохо.

— Майор? — Мадж явно находился у входа в дом. — Вам надо немедленно подойти сюда!

Держась за ребра, Гарри побрел к дому. Не была ли Шредер права? Пусть в этом не было логики, но мужество, которое Кейт только что проявила, поколебало его уверенность в том, что она могла продаться.

Он торопливо завернул за угол и впереди себя увидел Кейт, подходившую к двери. Он не мог бы сказать, испытал ли он облегчение или нет. Он не знал, как теперь смотреть ей в лицо.

— Сюда! — кричал высокий молодой голос.

Гарри поднял глаза и увидел несколько мужчин, столпившихся у главного входа. Он не мог поверить своим глазам. Ливрейный грум снова был здесь, он на цыпочках разгуливал по портику в окружении трех соратников.

— Нельзя терять время! — Мальчик пальцем тыкал в грудь Маджа. — Впусти нас!

Кейт уже заметила их и бежала к ним.

— Трэшер! Я ведь велела тебе убежать!

— Стой на месте! — крикнул Гарри мальчику и ускорил шаг.

Трэшер увидел Кейт и отчаянно замахал ей.

— Идите в дом! — кричал он, явно обращаясь к Кейт. — Беда! За вами послали плохого человека!

— Я не плохой, — запротестовал Гарри, не сводя взгляда с Кейт.

Они были метрах в десяти от двери.

— Не вы! — вопил Трэшер. — Аксман Билли! Он наступает нам на пятки!

Услышав это имя, Кейт замерла, посмотрела в сторону темнеющего леса.

— Аксман Билли? Снова?

— Он хочет убить вас, вашу светлость! А после этого он собирается убить леди Би!

Гарри бросился к Кейт:

— Вы знаете кого-то с таким именем?

— Однажды он поджег мой дом в Брюсселе. — Она снова побежала. — Нам надо ехать в Лондон.

Держась за ребра, Гарри последовал за ней.

— Вы знакомы с весьма интересными личностями.

Кейт повернулась, чтобы ответить, но тут над ее головой что-то свистнуло, сверху брызнули камушки. Стреляли явно со стороны леса. Гарри подпрыгнул и во второй раз уложил Кейт на землю.

Он не знал, как ему удалось пережить это. Его грудь чуть не развалилась на части.

— Вы, Кейт, в самом деле обладаете способностью… досаждать людям, — проворчал он. — Чем вы насолили Аксману Билли?

— Боюсь… — задыхалась она, извиваясь под ним, — меня не представили этому джентльмену.

Гарри услышал топот множества бегущих ног, потом один из друзей Кейт потянул его вверх; помогая встать на ноги. Прежде чем он успел запротестовать, откуда-то возник здоровяк, который легко, как большой сверток, поднял Кейт и побежал с ней в портик.

Прогремел еще один выстрел. Гарри инстинктивно присел, но стрелок метил не в него. Трэшер не лгал. Еще одна пуля застряла в камне чуть выше головы Кейт. Мадж провел Кейт и ее компанию через входную дубовую дверь. Гарри последовал за ним — еще одна пуля пролетела мимо его груди. В холле на мраморном столике уже стояли зажженные фонари и было разложено его личное оружие. Он ожидал, что Мадж первым делом закроет за ними тяжелую дверь. Но вестовой снова нырнул в темноту ночи.

— Иди сюда, дурень! — выругался Гарри. — У них пистолеты.

Мадж кивнул, все еще вглядываясь в темноту:

— Да, сэр.

Неожиданно мальчишка быстрым движением вытащил из рукава нож и со свистом послал его прямо в темноту. Гарри услышал приглушенный крик где-то у переросшего куста в первой линии живой изгороди. Мадж удовлетворенно кивнул и захлопнул дверь.

Стоявшая рядом с Гарри Кейт смотрела на Маджа, разинув рот.

— Ну, Мадж, — произнесла она с натянутой улыбкой. — У вас обнаружился неожиданный талант.

Мадж слегка поклонился ей.

— С пистолетом у меня получается не так хорошо, мэм.

Кейт усмехнулась.

— Вам надо показать мне, как это делается.

— Не успеете вы сделать это, — предупредил Гарри, — как окажетесь на линии огня. — Он решил, что самое время взять все в свои руки. — Где все?

— Проверяют окна и двери, — сказал Мадж, зажигая еще один фонарь. — Собирают оружие и припасы.

— Хорошо.

Разумеется, хорошего было мало. Этот дом оказался ловушкой, дюжины комнат, множество окон.

— Мадж, не пропусти каких-нибудь сюрпризов. Нам надо готовиться к неприятностям.

Мадж взял пистолет и пошел в большой холл.

— Уже иду, майор.

— Нам надо вернуться к Би, — сказала Кейт, трогая за руки окруживших ее людей, составляющих очень пеструю компанию.

— Легче просто убить здесь Аксмана Билли, — сказал Гарри. — Я полагаю, он как-то связан с «львами»? Или у вас есть еще другие враги, о которых мне следует знать?

— Мы не поладили с Аксманом, когда прятали Джека Грейсчерча в Брюсселе, — сказала она, положив ладонь на рукав здоровяка, который принес ее. — Я всегда считала, что он работает на «львов».

Гарри потер то место на груди, где не прекращалась боль.

— Похоже, Кейт, он последовал за вами в Англию. Я правильно догадался, что эти… джентльмены защищают вас?

Кейт ослепительно улыбнулась мужчинам, которые окружали ее.

— Именно. Вы знаете Трэшера, а это мой дворецкий Финни… — Мужчина с бычьей шеей, похожий на бывшего борца-призера, держал на плече охотничье ружье. — Мой повар, Морис. — Худенький маленький человечек с глазами навыкате и импозантными усами имел за поясом пару кавалерийских пистолетов. — И мой конюх.

Это был тот самый здоровяк, который внес Кейт внутрь: высокий, округлый, безмятежный, с лунообразным лицом и бесцветной улыбкой. Все они были готовы защищать свою герцогиню.

— Преданность подчиненных достойна похвалы, — сказал Гарри.

— Рад, что вы так считаете, — буркнул Финни, дворецкий, с неудовольствием глядя на порванное платье Кейт. — Потому что если мы обнаружим, что кто-то обидел нашу леди, мы должным образом позаботимся о нем. Никто из нас не побоится немного перестараться.

— Мы обсудим это позднее, вы и я, — сказал Гарри. — Но сейчас нам надо разобраться с Аксманом Билли. Вряд ли вы знаете, как он нашел нас.

Ему ответил Финни:

— Нам очень жаль, ваша светлость. Мы думаем, Билли со своей шайкой проследили за нами.

— Сколько их? — спросил Гарри.

— Восемь. — Финни пожал плечами. — Или десять. Все вооружены.

Гарри кивнул.

— Судя по характеру стрельбы, по крайней мере один из них — стрелок.

— Плохо, что я попал не в него, — пробурчал Мадж из другой комнаты. — Посрамил девяносто пятый гвардейский.

Гарри осмотрел людей Кейт.

— Вы сказали, что они хотят убить леди Кейт. Не похитить ее?

Трэшер покачал головой:

— Нет. Слышал своими ушами. «Как бы там ни было, — произнес он, подражая кому-то, — убедитесь, что она мертва. Об остальном позаботимся позже».

«Львы» убивали своих и раньше, Гарри знал это. По крайней мере, восемь вооруженных людей прятались в темноте, намереваясь убить Кейт. Гарри должен предотвратить это. Нужен план действий.

Он стал припоминать расположение помещений в здании, на осмотр которого потратил целый день. Изначально принадлежавшее монахам-цистерцианцам строение в целом представляло собой квадрат вокруг центрального дворика; кухни и кладовые находились в западном крыле, на севере — руины старой церкви, жилые комнаты — на востоке, а большой холл, некогда служивший трапезной, занимал почти всю южную часть.

Каменные стены — это хорошо, толстые деревянные двери явно были прочными. Они уже выдержали не одно нападение. Что еще лучше — на втором этаже были закрытые ставнями балконы, их легко приспособить для стрельбы по нападающим.

Одному Богу известно, как ему нужны все те преимущества, которые он смог отыскать. Людей у него, может быть, и больше, только вот четверо из них имели дело только с лошадьми.

Он услышал шаги на лестнице. Из-за угла появилась Шредер в сопровождении четырех мужчин, нагруженных пистолетами.

— Майор, они засели вон в тех кустах, — сообщил Фрэнк, его оранжевые волосы были странно яркими в сумраке. — Видел их из окон. Они скоро окружат дом.

Пистолеты раздали всем, свой пистолет Гарри сразу сунул за ремень.

— Это все оружие, которое у нас есть?

— В кухне полно ножей, — отозвался Мадж с ленивой улыбкой.

— Прихвати их.

Встав в дверях в парадный холл, Гарри оценил обстановку. Здание было трехэтажным, со сводчатым готическим потолком и рядами стрельчатых окон. Вид на подъездную аллею хорошо просматривался, Гарри заметил тени, движущиеся среди листвы.

— Принесите сюда все припасы, — сказал он. — Потом разделитесь, половина остается внизу, половина поднимается на балконы. Если они ворвутся внутрь, мы продолжим обороняться.

— О, они ворвутся, — сказал Трэшер, прыгая с одной ноги на другую. — Гнусный народишко. Гроза Севен-Дайалс.

Гарри увидел, что Шредер пытается вручить ружье Кейт, и остановил ее.

— Нет, — сказал он Кейт, забирая у нее оружие, — в первую очередь нам надо позаботиться о вашей безопасности. — Потом обратился к Фрэнку: — А вы найдите для ее светлости безопасное место. В винных подвалах. — Он указал на западную дверь. — Лучше там.

— Почему я? — запротестовал большой рыжий человек, отступая назад. — Она втыкала в меня булавки.

Кейт пыталась вырвать руку у Гарри.

— Вы не смеете!

— Не возражайте, — скрипнул зубами Гарри. — Идите.

— Нет! — выкрикнула она странно тоненьким голосом. — Я могу помогать!

Гарри подтолкнул ее к Фрэнку, который инстинктивно удержал ее.

— Кейт, у нас нет времени. Им нужны именно вы.

Какого черта он чувствует себя таким виноватым?

Так надо. Она должна остаться жива.

Кейт повернулась к своим слугам, явно ожидая помощи.

— Идите с ним, леди Кейт, — сказал Финни, который выглядел еще более удрученным, чем хозяйка. — Мы придем за вами, как только все закончится, и поедем за леди Би.

Остальные ее люди остались стоять на своих местах.

У нее вырвалось что-то похожее на рыдание.

— Вы уволены, Финни.

Он не двинулся с места.

— Да, мэм.

Предательство слуг, казалось, сломило ее сопротивление. Когда Фрэнк уводил ее, она казалась несчастным, покинутым ребенком. Боже, думал Гарри. Неужели он никогда не освободится от всего этого.

— Фрэнк, возьмите фонарь! — крикнул он.

Стараясь не обращать внимания на упиравшуюся Кейт, Гарри схватился за пистолет.

— Ко мне! — крикнул он своим людям.

Не успели они собраться вокруг него, как вдруг разлетелось окно. Все сгрудились, чтобы увидеть фонарь, разбившийся о каменный пол большого холла, разбрызгивающий вокруг себя масло и огонь.

— Нам следовало бы сказать вам, — сказал Финни, забегая вместе со всеми в холл. — Билли питает особую склонность к огню.

Едва они успели затоптать пламя, как разбилось другое окно — с теми же результатами. Красные и оранжевые языки лизали высокие стены, освещая ночь. Гобелены слева от большого камина занялись пламенем, издавая свистящий звук.

— Сорвите их и бросьте в камин, — скомандовал Гарри. — Здесь сплошь камень. Огонь нам не опасен. Опаснее ружья снаружи. Найдите окно. Я иду на балкон. Половина идет со мной.

Гарри направился было к лестнице, когда увидел, что Финни стоит на коленях перед Трэшером, положив руки на плечи мальчика.

— Давай, парень. Ее светлость нуждается в твоей помощи.

Глаза Трэшера, широко открытые и словно остекленевшие, не отрывались от пламени, лизавшего стены шагах в пятнадцати от него. Голова у него тряслась, губы беззвучно шевелились.

Гарри видел такое раньше.

— Трэшер! — рявкнул он. — Ты умеешь заряжать?

Мальчик очнулся. На его измученном лице появилась дрожащая улыбка.

— Не боись, я в порядке.

Гарри осклабился.

— Возьми у Шредер порох и дробь. Нам надо действовать.

Но мальчишка стоял как вкопанный, языки пламени играли в его неподвижных глазах.

— Быстро!

Голос Гарри загремел, как на параде.

На этот раз сработало. Мальчик еще дрожал, но позволил Финни подтолкнуть себя к лестнице. Рядом с ними взорвалось еще одно окно, дав новую вспышку пламени. Дым клубами поднялся к высокой крыше, но худшее, что сделал огонь, — позволил увидеть их стрелкам, окружившим дом.

— Так, друзья, — крикнул Гарри. — Каждый выбирает себе место. Никто не высовывается наружу.

Он последовал собственным указаниям, перепрыгивая через две ступеньки. Когда он добрался до галереи, там уже был Джордж с лунообразным лицом, который тут же кулаком разбил окно. Повар Морис хлопнул здоровяка по спине и передал ему охотничье ружье.

— Вы уверены, что это имеет смысл? — спросил Гарри.

Морис ухмыльнулся, показав золотой зуб:

— Он знает, как стрелять.

Гарри кивнул.

— Стреляйте, когда они подойдут ближе.

Поощрение Джорджу явно не требовалось. Гарри не успел закончить свою речь, как большой человек выстрелил. Гарри услышал приглушенное проклятие и треск кустов. Обернувшись, чтобы передать Трэшеру ружье, Джордж широко улыбнулся Гарри.

Выбрав себе окно, Гарри разбил его прикладом. Наконец-то он почувствовал прилив адреналина. Его мозг прояснился, время словно замедлилось. Он снова был в сражении. Ночь разрывали звуки ружейных и пистолетных выстрелов, позади него Трэшер непрерывно перезаряжал оружие. Увидев на лужайке движущуюся тень, Гарри выстрелил и передал ружье назад.

Гарри брал из рук Трэшера перезаряженное ружье, когда по лестнице, громыхая, взбежал Фрэнк.

— Сэр, — крикнул он, бросаясь к Гарри. — Мальчишка.

Гарри взглянул туда, где Трэшер дрожащими руками совал в ружье шомпол. Фрэнк немного успокоился.

— Ее светлость беспокоится. Она сказала, что Трэшер перестает соображать, когда видит огонь. Потерял в огне всю семью.

Гарри передал ему ружье и занял прежнюю позицию.

— Вы уверены, что герцогиня в безопасности?

Фрэнк взял ружье и проверил его.

— Как сами здания, сэр. Никто не найдет ее.

Гарри перестал дышать. Ночь вокруг него была живой, наполненной шипением и треском распространявшегося огня и отрывистыми звуками выстрелов. Но Гарри не думал об этом. Он думал только о Кейт, запертой в винном подвале, в самом темном и сыром месте во всем доме.

Вокруг со звоном рушились стекла. Гарри различил выстрел из кремниевого мушкета и треск разбитого стекла справа от себя. Затем увидел человека, стремительно перебегавшего лужайку. Гремели выстрелы, но атакующий благополучно перебежал к дому и перемахнул через окно. За ним по пятам следовал второй.

Вдруг он услышал словно бы всхрап и возглас: «Черт!»

Гарри обернулся и увидел, как Финни отступил за укрытие и схватился за шею. Через щели вырывались клубы дыма, и Гарри прикидывал, как долго выдержит деревянный пол. Теперь или никогда.

— Что ж, пора, — сказал он, поднимаясь на ноги. — С меня хватит. Пусть эти скоты узнают, с кем имеют дело.

И со всей своей разношерстной командой, недружно разразившейся воинственными криками, он ринулся в бой.

Глава 5

Оглядывая побоище, происходившее в большом холле, Гарри понял: Диккан был прав. Кто-то охотился на Кейт, и нападавшим было все равно, кто встанет на их пути. От обуглившихся обломков поднимались ленивые спирали дыма. Осколки стекол покрывали пол, под старыми голландскими гобеленами угадывались очертания мертвых тел.

Фрэнк был убит. Финни ранен. Он сидел, прислонясь к стене, прижимая к шее тампон, а повар Кейт, Морис, готовил повязку. Трэшер суетился вокруг, помогая Маджу собирать отстрелявшее оружие и припасы, но Гарри видел, что и ему досталось — он обжег руку, когда помогал Фрэнку сбрасывать вниз горящие гобелены, чтобы не загорелась крыша.

Гарри по достоинству оценил маленького бесенка. Он сумел справиться со страхом лучше, чем половина мужчин, которых Гарри приходилось вести за собой. Когда-нибудь он станет отличным солдатом.

— Шестеро убитых, — подходя, произнесла Шредер, закалывая выбившиеся волосы.

Она была перемазана в саже и выглядела уставшей, ее платье на плече было порвано, на юбке осталась кровь Фрэнка. Она показала на неряшливые бугры под гобеленами:

— Двое внутри, остальные снаружи.

Гарри потер шею. Грудь снова болела. Глаза жгло, к ногам словно привязали по гире. А Фрэнк погиб. Фрэнк, надежный Фрэнк, которому Гарри дважды доверил Кейт. Если бы Гарри уже не принял решение покончить с этим безумием, он бы сделал это сейчас. За свою жизнь он похоронил немало хороших парней.

Встало солнце, его лучи, падая на осколки стекла, превращали их в драгоценные камни, сверкавшие среди всеобщего беспорядка.

— Трэшер, ты уверен, что их было не меньше восьми? — спросил Гарри.

Мальчик поднял глаза от ружей, которые он расставлял вдоль стены.

— Я насчитал десять. Только Аксмана здесь нет. — Мальчик потряс черной от сажи головой. — А он не из тех парней, которые легко отступают.

Гарри вздохнул:

— Я так и думал. Нам надо выбираться отсюда.

— Нам надо к леди Би, — настаивал Финни.

Один из людей Гарри заметил:

— За переезды отвечал Фрэнк.

А Фрэнк лежал, накрытый голландским полотном.

— Господи… — забеспокоился Трэшер. — Мы с Джорджем все сделаем. Наша работа, разве не так?

— Если у нас еще есть лошади. Паркер, — сказал Гарри, обращаясь к одному из своих людей, — идите с ними. Мадж, собери все, что нужно. Нам надо уйти раньше, чем Аксман произведет перегруппировку.

— Как насчет ее светлости? — спросил Финни.

У Гарри упало сердце. Черт, Кейт.

— Я схожу за ней, — предложила Шредер.

Ему не следовало расслабляться. Нельзя было упускать ее из виду. Но невозможно помнить все сразу.

— Она ждет в винном погребе, — сказал он, проходя туда, где лежал Фрэнк.

Стараясь не смотреть на разбитое лицо Фрэнка, он откинул полотно и порылся в карманах мертвого, отыскивая ключи.

— Выведите ее, — велел он Шредер, бросая ей ключи. И повернулся к остальным: — Приготовьтесь к отходу. Я не думаю, что наши преследователи вернутся раньше середины дня, однако будьте настороже.

Ко времени, когда Шредер приведет Кейт, Гарри собирался уже сидеть в седле и ждать рядом с нагруженной каретой. Однако не успел он выйти из главного холла, как услышал ее громкий голос.

— …Не то чтобы я не ценила здешнее общество. Но в следующий раз пусть они сами остаются со своими кошмарами.

Кейт ворвалась в холл на середине фразы, как ракета с горящим запалом. Гарри мог бы поклясться, что видит летящие от нее искры. Однако фонарь, который был у нее в руке, не горел.

— Вы знаете, как холодно там внизу? — наступала она, как если бы отчитывала опоздавшего любовника. — Я могла бы умереть от холода раньше, чем вы обо мне вспомнили. Передайте Фрэнку, что его никогда не пригласят в Исткорт на Рождество. Вообще-то никто из вас не будет приглашен.

Гарри чуть не улыбнулся, но вдруг понял, что Кейт идет за ним, не узнавая его. Она ступала, отряхивая юбку, как если бы та была испачкана.

— Остановитесь, — сказал ей он.

Она, казалось, не слышала.

Шредер вошла в комнату вслед за Кейт и направилась прямо к Гарри.

— Я не уверена, что ее можно прямо сейчас сажать в карету, — тихо сказала она.

— Почему?

Он взглянул на Кейт, которая не замедлила шаги.

Шредер покачала головой.

— Как-то случилось, что фонарь потух. К тому времени, когда я открыла дверь, она разговаривала с кем-то.

— С кем?

Барбара нахмурилась.

— Кажется, с… мертвыми солдатами.

У Гарри упало сердце.

— Не отходите от нее.

— Я стараюсь. Она меня не замечает.

Черт. В конце концов, он не может игнорировать Кейт. Передав собранные им ружья Шредер, Гарри шагнул к Кейт.

— С вами все в порядке? — спросил он и пошел рядом с ней.

Она не повернулась к нему.

— Я решила переделать свой городской дом, — говорила она и, обходя холл, быстро выглядывала из каждого окна. Ее голос звучал как чистые переливчатые струи водопада. — Как раз сейчас у меня достаточно времени, чтобы заняться декором. Лучше всего египетский стиль, не так ли? Я считаю, что крокодильи ножки неоправданно быстро вышли из моды. В конце концов, мебель предназначена не только для того, чтобы на ней сидеть. Пусть такие ножки пугают кошек и детей. Они того заслуживают. Только подумайте, моя семья никогда не навещала меня. Может быть, если у меня появится один-два саркофага, дети вынудят своих родителей поехать к тете Кейт, чтобы поиграть там в прятки. — Не замедляя шагов, она покачала головой. — Нет, из этого вряд ли что-нибудь выйдет. Надеюсь, моя самая младшая племянница в следующем году начнет выезжать. Должна заметить, что иметь братьев и сестер значительно старше себя и племянников своего же возраста весьма неприятно. Вам известно, как неловко бывает во время представлений? «Привет, это мой племянник Перси, он держал меня на руках, когда меня крестили».

Гарри поймал ее как раз в тот момент, когда она чуть было не споткнулась о Фрэнка.

— Кейт, остановитесь! — внушал он ей, беря ее за руку. — Вам надо остановиться.

Она даже не взглянула на него.

— Нет, я так не думаю. Я считаю, мне пора домой. Надо узнать, как там Би. И купить ткань для занавесок. Золотистую. Можно фиолетовую. В полоску.

Кейт продолжала вырываться. Забрав у нее фонарь и поставив его на пол, Гарри стянул с себя куртку для верховой езды и надел на нее. Она покачала головой:

— Нет, только не коричневый. От него я становлюсь землистой. Может быть, иссиня-черный. Или бутылочно-зеленый. В бутылочно-зеленом я чувствую себя сибариткой.

— Если вы не остановитесь, — сказал он резким голосом, — мне придется поцеловать вас. Если это не поможет, я вас отшлепаю.

Она по-прежнему старалась высвободиться. Дыхание вырывалось у нее со странными хрипами.

— Кейт, мне очень жаль. Я должен был позаботиться о вашей безопасности. Я не хотел, чтобы вы оказались в темноте.

Гарри ощутил, как по ней пробежала дрожь. Она наконец остановилась и пристально вгляделась в него, хотя он уже был не рад этому. Ее глаза были безрадостными, как смерть.

— В самом деле? И куда, как вы думаете, он отвел меня? В теплицу?

— У меня не было выбора. Если Аксман Билли действительно работает на «львов», его нападение лишь укрепляет меня в мысли, что вам что-то известно.

Кейт размахнулась, чтобы ударить его, но он в последнюю минуту схватил ее за запястье.

— Дурные манеры, старушка.

Эти его слова вызвали бурную реакцию.

— Дурные манеры? Боже мой, Гарри, попытайтесь сказать что-нибудь пооригинальнее. Я уже сто раз объясняла вам: я не изменница. Причем объясняла разными способами, разве только не спела под аккомпанемент арфы. На этот раз с меня хватит. Я не буду разговаривать с вами. И не собираюсь помогать вам разыскивать эти чертовы стихи. Я не буду переживать, если Принни придется жить в монастыре на Крите, чтобы его не убили. Меня не заботит, если парламент разгонят, а драгоценности короны окажутся фальшивками. С меня хватит.

— И вы пожертвуете леди Би только из-за того, что почувствовали себя оскорбленной? — спросил он. — Вы не помните, ей ведь тоже угрожали?

Это был удар ниже пояса; Гарри знал это. Но у него не было времени на уговоры. Однако ему не доставило удовольствия видеть, как побелело ее лицо. Он страдал, слыша ее хриплое дыхание, больше похожее на рыдание.

— Негодяй.

Гарри пожал плечами:

— Пусть так. Но если это нападение что-то значит, оно должно было бы убедить вас — мы здесь не в игрушки играем. Настоящие изменники не остановятся ни перед чем, чтобы помешать вам, и сейчас только я один пытаюсь предотвратить это.

Кейт опустила голову. Он знал, что ее бьет озноб. Ему хотелось прижать ее к себе, как он поступил бы с любым обиженным ребенком, погладить, успокоить и пообещать, что все будет хорошо. Однако если бы он попытался, она накинулась бы на него.

— Я полагаю, все целы? — спросила Кейт слабым голосом.

В этот момент Гарри признался себе, что он действительно негодяй. Не потому, что подталкивал ее к определенным действиям. А потому что наказывал ее за то, что она не делала. За последние десять лет он видел множество лицемеров, предателей, трусов и преступников всех мастей. И гордился тем, что сразу же распознавал лжеца. И всегда был справедлив. А теперь он позволил старой обиде повлиять на его решение.

Пусть Кейт и предала его десять лет тому назад. Но сейчас она не лгала: ее реакция была для этого слишком непосредственной. Она и в самом деле не знала, почему за ней охотились изменники. Она не была связана с «львами». Она всего-навсего пыталась попасть домой к своей подруге.

Поскольку Гарри медлил с ответом, Кейт подняла на него глаза, и Гарри стало еще хуже. В ее потемневших глазах он увидел скорбь, потерянность, ужас.

— Финни ранен, — сказал он, сцепив пальцы, чтобы удержаться от желания притянуть ее к себе. — Ваш повар перевязал его сразу после того, как разделался с преступником ножом для мяса. Трэшер теперь относится к нему с почтением, хотя и считал его раньше напыщенным паршивцем.

Кейт осмотрелась, выискивая глазами своих людей, ее глаза блестели от слез.

— А Аксман Билли?

Гарри надеялся, что она задаст этот вопрос, когда они уже будут в пути.

— Шестеро из его людей остались здесь.

Кейт резко остановилась, вскинула голову.

— Вы хотите сказать, что он скрылся?

Гарри вздохнул.

— Трэшер не опознал его среди мертвых.

Казалось, она побелела еще больше.

— Боже мой. Би. Мы должны ехать.

— Сначала я должен найти безопасное место для вас. Потом я привезу Би.

Кейт снова вскинулась на него разъяренной львицей.

— Вы не слушаете меня. Мы едем к Би.

— У вас нет выхода. Я не позволю ему схватить вас.

Ее глаза стали жесткими — Гарри не видел их такими.

— Когда я говорю вам, верьте мне, Гарри. Теперь меня очень трудно испугать. Если вы не засадите меня снова в ту дыру, вам не удастся остановить меня.

Гарри покачал головой, но в глубине души он был восхищен.

— Господи, не могу дождаться, когда передам вас Дрейку.

Он, наверное, затронул какую-то струну. Вдруг вернулась Кейт-соблазнительница, со знойным, исполненным неги и надменности взглядом.

— Как и я, — сказала она. — Он гораздо… покладистей.

Гарри рассердился.

— Здесь некого соблазнять, — сказал он.

Кейт лучезарно улыбнулась и величественно прошествовала туда, где собрались ее люди.

Слава Богу, думал Гарри, глядя, как гордо она выступает, слава Богу, что она не виновата. Если бы она действительно была связана с «львами», к Рождеству Принни твердил бы утреннюю молитву в Греции.

Идя к Финни, Кейт выбирала путь как можно ближе к окнам. Солнце уже стояло высоко; ей необходимо было почувствовать его лучи на своем лице. Ей надо было насытиться ими, особенно после последнего непостижимого разговора с Гарри. Он видел слишком много.

Ей пора перестать думать о Гарри и обращать на него внимание. Надо держать себя в руках. Иначе Гарри подчинит ее себе, а этого она не вынесет.

Но это было тяжело. Мысли у нее разбегались, в груди поднималась паника. Ей казалось — стоит ей на секунду остановиться, и Би погибнет.

Она шла туда, где со смущенным выражением лица сидел окровавленный Финни, ее гулкие шаги еще больше нагнетали тоску. Там же были Трэшер, Морис и Джордж — получивший ожоги, со следами крови, но целый. Она в первый раз с облегчением вздохнула.

— Судя по вашему виду, в моем подвале было куда лучше. Никто из вас не заслуживает того, чтобы в таком виде путешествовать в моей карете.

Трэшер повернулся к ней с наглой ухмылкой:

— Господи, ваша милость. Посмотрели бы вы на других парней. Их легче похоронить.

— Как вы, Джордж? — спросила она, беря его за руку и улыбаясь ему.

Джордж засиял:

— Хорошо, Кейт, Хорошо.

Она закивала.

— Вот и прекрасно. Я очень расстроилась, что мне не позволили взять ружье.

— Вы умеете стрелять? — поразилась Шредер, оказавшаяся рядом.

Кейт одарила ее широкой улыбкой.

— Меня научила дочь генерала. А теперь Мадж собирается добавить к моему арсеналу еще и столовые ножи. Я в восторге.

Ее сердце дрогнуло, когда она увидела, в каком виде рукав у Трэшера.

— Трэшер, — горячо заговорила она, показывая на обгорелый бархат его некогда нарядной малиновой, с золотом, униформы. — Я не держу у себя на службе тех, кто отказывается заботиться о себе. Морис, осмотрите его.

Трэшер сделался красным как свекла.

— Да, ваша милость.

— Я бы хотела поблагодарить каждого из вас за то, что вы пришли мне на помощь. Вы заслужили мою вечную благодарность… ну, кроме Фрэнка. Ему предстоит расплачиваться за то, что он решил, будто пустой винный подвал — подходящее место для герцогини.

Произнося свою речь, она оглядывалась.

— А где Фрэнк? Я решила простить его. В конце концов, это Гарри приказал ему. Его я и накажу.

Она заметила, что головы всех повернулись к Гарри, как если бы все ждали, что он скажет. Потом они посмотрели туда, где на полу лежали три продолговатых предмета. Кейт тоже посмотрела туда. Она замолчала, сердце у нее замерло. С одного из них соскользнул кусок покрывала, из-под которого торчал клок оранжевых волос.

О…

Она долго не могла заговорить. Еще один призрак будет являться ей по ночам.

— Сообщите мне, как найти семью Фрэнка, — попросила она, не отрывая глаз от неопрятного куля, трудно различимого среди нагромождения обломков.

— Может быть, когда мы найдем более безопасное убежище, — сказал Гарри. — А сейчас карета готова. Нам надо ехать, пока еще можно.

— Леди Кейт, ваш сундук упакован, — вмешалась Барбара.

Кейт пошла за ней.

— Меня не волнует сундук. Обещайте поехать с нами к Би.

Гарри попытался остановить ее.

— Я сказал вам, Кейт…

— Трэшер, — сказала она, не глядя на Гарри, — Аксман Билли угрожал Би?

Трэшер энергично кивнул:

— Сам слышал.

— Я тоже слышал, — признался Финни. — Он говорил, что после того, как убьют вас, возьмутся за нее.

Только теперь Кейт по-настоящему взглянула в лицо своей беде.

— Это значит — разговоры окончены.

Она повернулась, взметнув вихрь голубого кашемира, и вышла из дома.

Глава 6

До Мейфэра они добрались за четырнадцать часов. Путь дался бы им легче, если бы они останавливались на тех постоялых дворах, на которые обычно заезжала Кейт по дороге в Исткорт и обратно, но она вынуждена была согласиться с Гарри, что это небезопасно. Так что лошади были похуже и меняли их медленнее, зато поездка обошлась без происшествий.

Когда они свернули за угол на Керзон-стрит, Кейт чуть не лопалась от усилий держаться спокойно. Она не спала — не смогла сомкнуть глаз. От темноты у нее начинала кружиться голова, особенно в тесном пространстве кареты. Она не ела, потому что была слишком возбуждена. У нее не хватало сил даже гневаться. Оставалось только чувство вины перед Фрэнком, который изо всех сил старался быть добрым, и грызущее ее беспокойство за Би, отчего мили казались бесконечными. Ее мучило, что, сама того не зная, она подвергла свою дорогую подругу реальной опасности.

С того самого момента, когда Гарри сообщил ей причину ее похищения, Кейт считала, что он ошибается. Она была уверена — Хирург, зная, что его игра проиграна, сознательно солгал, чтобы отвлечь внимание от настоящего преступника. Но Аксман Билли охотился за ней. Если бы Гарри не увез ее так стремительно, она могла бы уже быть мертвой. Это означало… Это означало — она должна что-то знать. Только вот Кейт не догадывалась, что именно.

Она не солгала Барбаре. Она действительно знала всех в обществе, и тех, с которыми хотела водить знакомство, и тех, с которыми предпочла бы видеться как можно реже.

Но никто из них не шептал секреты ей на ушко… ну, секреты такого толка. Ее дядя Ивлин действительно признавался в принадлежности к «львам», но она не помнила, когда последний раз виделась с ним. Как и другие члены ее семьи, дядя Ивлин не одобрял ее поведения.

И при ней, разумеется, не было никаких загадочных стихов. Может быть, они находились в ее доме на Керзон-стрит? Что, если кто-нибудь из посещавших ее спрятал их у нее, решив, что надежнее держать их в доме, далеком от политики?

Гарри надеется, что она отыщет их. А Кейт даже не знала, с чего начинать. В ее воображении возникла Би, безмятежно сидевшая в маленькой гостиной для утренних приемов, где ей так нравилось вышивать шмелей на наволочках, а к ней подкрадывался убийца.

Когда они наконец-то проехал и мимо незатейливого фасада ее дома из красного кирпича, Кейт тяжело опустилась на свое место. Она поняла, что боялась увидеть картину разрушений, подобную той, которую теперь являло принадлежавшее Диккану старое аббатство.

В сгущавшихся сумерках дом казался мирным. Из веерообразного окна над дверью и окон фасада струился свет. Несколько повозок прогромыхали мимо, показался случайный прохожий. Однако большинство обитателей улицы сидели по своим домам.

Повернув на Кларджес, карета подкатила к конюшням на задах дома и остановилась. Подбежал Трэшер, чтобы придержать лошадей. С тощей серой лошади, взятой напрокат на почтовой станции, спрыгнул Гарри — лошадь повернула голову и попыталась укусить его.

— Ждите здесь.

И, не сказав больше ни слова, он быстро прошел через ворота в крошечный садик Кейт. Она потеряла его из виду, но мысленно представляла его путь. Направо была библиотека, а ступеньки вели вниз в кухню. Она решила дать ему пять минут, а потом, с разрешения или нет, самой отправиться в дом.

В конце концов появился Мадж, распахнул дверь кареты и опустил подножку.

— Он помахал, что можно идти.

Взявшись за руку Маджа, Кейт приподняла юбку и сошла на мостовую. И бросилась туда, куда ушел Гарри. Открыв дверь в кухню, Кейт нашла в ней двух служанок, которые резали овощи.

— Леди Би, — немедленно обратилась она к ним.

Одна из молоденьких служанок догадалась показать на дверь, обитую зеленым сукном:

— В своей гостиной, леди Кейт. Леди Кейт, ваш брат…

Ее брат может подождать. Приподняв юбки, она поднялась по черной лестнице на первый этаж и по холлу — в Желтую комнату. Би находилась там, как всегда, аккуратная, в сером платье из мериносовой шерсти с отделкой из светлого кружева, с маленькими круглыми очками на кончике носа, а в руках мелькала непременная желтая нить.

Рядом с Би стоял Гарри, но Кейт видела только свою дорогую Би, улыбавшуюся так, словно Кейт вернулась из морского путешествия. Би выглядела совершенно обычно. Можно было подумать, что никакие треволнения ее не коснулись. Однако Кейт видела результаты рукоделия своей подруги. Шмель — а Би могла бы безукоризненно вышить его и во сне — больше походил на желто-черный вихрь, а руки у ее старой подруги тряслись.

Кейт опустилась перед ней на колени и взяла ее за руки.

— Моя дорогая, как видите, я отказалась оставаться вдали от вас. Как вы отнесетесь к небольшому приключению?

Слезы застилали глаза Би, она отняла одну руку, чтобы провести ею по волосам Кейт.

— Тайны Удольфо^[3]?

Кейт хихикнула.

— Увы, нет. Ничего столь же романтичного, как привидения или таинственные монахи. На самом деле всего лишь «львы». Но они, кажется, наступают нам на пятки и считают, будто у меня есть чертово стихотворение, которое они разыскивают.

Би вскинула голову, отчего сделалась похожа на элегантного воробья.

— Обман?

— Клянусь, моя дорогая, я ничего не прячу. Но вы должны помочь мне разгадать эту загадку. Признаюсь, я в полной растерянности. Как бы там ни было, мы не можем оставаться здесь.

Би кивнула, похлопала Кейт по щеке и собрала свое рукоделие.

— Охота на лис.

— Так и есть, — согласилась Кейт, поднимаясь с пола. — Нам надо спрятаться в норе. У меня нет желания оказаться в ловушке, когда на нас снова нападут. Я бы предпочла не браться за оружие. Хотя и собираюсь научиться ловко бросать ножи.

Кейт побежала наверх, чтобы собрать кое-какие вещи, — Гарри шел следом. Горничная Кейт собрала вещи Би, которая оставалась внизу с Барбарой. Джордж и Трэшер выводили лошадей, а Морис отправился на кухню, чтобы запастись в дорогу едой. Паркер и Мадж тем временем следили, не приближаются ли преследователи.

— Мы ведь уже погрузили ваш багаж, — запротестовал Гарри, останавливаясь в дверях ее будуара.

— Там все непрактичное, — возразила Кейт, бросая в дорожную сумку полусапожки. — Затруднительно бежать, спасая свою жизнь, в туфельках из шелка, кожи и кружев.

Она спешила, отбирая практичные обувь и платья, белье и плащи. Увлекшись, она не видела, куда смотрит Гарри.

— Так вот оно какое, — задумчиво проговорил он.

Она не потрудилась оторваться от своего занятия.

— Что вы сказали?

— Зеркало псише.

Кейт подняла глаза — и увидела его отражение в полный рост в своем знаменитом зеркале. Гарри смотрел на ее отражение. Она заулыбалась, зная, что он ждет этого.

— Подхлестывает воображение, не правда ли?

Он уставился на свое собственное изображение.

— Я не уверен.

Когда через пять минут Кейт закрыла свою сумку, Гарри все еще стоял на том же месте, глядя в зеркало. Она не могла понять, что он нашел в нем интересного.

— Вы готовы?

Он, казалось, очнулся.

— Да.

Взяв у нее дорожную сумку, он открыл дверь. Кейт пошла вслед за ним в холл. Вдруг внизу началась какая-то суматоха. Гарри остановился, преградив ей путь.

— Ее светлости нет дома.

Финни произнес эти слова с самым большим достоинством, на которое был способен.

— Не говорите ерунды, — последовал ответ. — Она, разумеется, дома. Я послал человека пронаблюдать за домом. А теперь пропустите меня. Я ее брат, герцог.

Кейт посмотрела вниз. Эдвин? Здесь? В любое другое время она посмеялась бы над его пристрастием непременно напоминать всем, что он герцог, как если бы он признавал собственное несоответствие титулу. Но сегодня в его голосе ей слышалось что-то зловещее. Слишком многое произошло за последние несколько дней; ей казалось, новых неожиданностей она не выдержит.

— Не хотите ли, чтобы мы препроводили его отсюда? — с натянутой усмешкой спросил Гарри.

— И были повешенными за покушение на лорда Англии? Сам по себе Эдвин не так уж плох, если бы не раздутое чувство собственного достоинства.

Из-за лестницы выглянул Финни:

— Что мне делать? С ним два констебля.

Кейт похолодела. Констебли? Плохо дело. Она еще не пришла в себя после пребывания в подвале.

— Он напугает Би, — сказала она, клонясь к перилам. — Мне надо к ней.

Гарри схватил ее за руку:

— Подождите. Вы не можете пойти туда. Мы не знаем, почему он здесь. Он может оказаться…

На этот раз Кейт улыбнулась.

— «Львом»? Бросьте, Гарри. Вы знаете Эдвина. У него ума не хватит для конспирации.

Не переставая улыбаться, Кейт спустилась по лестнице в салон, где рядом с Би маячил Эдвин, и вид у него был неловкий, как у методиста, повстречавшегося с готтентотом. Кейт обычно нравилось наблюдать за ними, поскольку Би получала удовольствие, смущая герцога. Однако сегодня у Би был вид загнанного в угол кролика, она не спускала глаз с двух здоровяков, которые встали по сторонам двери в салон.

Кейт едва удостоила их взглядом.

— Эдвин, какой сюрприз. Вы застали меня и Би как раз в тот момент, когда мы собирались выезжать.

Эдвин повернулся так стремительно, словно Кейт напала на него из засады. Он даже не снял шляпу. Хотя такому высокопоставленному человеку, каким являлся Эдвин, надлежало быть великодушнее, сердечнее. Обычно Эдвин чем-то напоминал моль. Однако сегодня у него был прекрасный цвет лица. Он выглядел… вдохновленным.

Казалось, он не сразу понял, что Кейт не одна. Ее окружали сильные мужчины. Мадж и Паркер заняли позицию возле людей Эдвина, а Финни стоял в дверях. Позади него виднелись Шредер и Трэшер.

— Кто вы, черт побери? — потребовал он ответа, отступая назад.

Он напоминал кота, хвост которого попал под кресло-качалку.

— А, — спокойно произнес Гарри голосом, в котором чувствовалась привычка командовать, — вы не помните меня. — После этого он поклонился: — Гарри Лидж.

Эдвин поправил очки.

— Лидж? Господи. Вы не собираетесь снова ввязаться в это?

— Ввязаться во что? — небрежно спросил Гарри, прислоняясь к каминной доске.

Эдвин не собирался отвечать.

— Отступитесь. Я здесь, чтобы встретиться со своей сестрой.

— А эти джентльмены?

Гарри указал на двоих у двери.

— Вас это не касается.

В салоне вдруг стало тесно, потому что в него вошли сопровождающие Эдвина и люди Кейт. Кейт стало трудно дышать, словно вошедшие лишили ее воздуха. Если бы не Би, она бы просто убежала.

— Не слишком ли ты усердствуешь, Эдвин? — спросила Кейт, почувствовав, как нарастает напряжение. — Слишком даже для тебя. Я что, в прошлый раз нечаянно прихватила с собой фамильные рубины?

— Это личное дело, Кейт. Я настаиваю, чтобы эти люди ушли.

Она сложила руки, отказываясь сесть, что принуждало остальных тоже оставаться на ногах.

— А я настаиваю, чтобы они остались. Говори, что тебе нужно. Я спешу.

Эдвин оценил враждебность окружения и ретировался на полшага в сторону своих спутников.

— Вы не оставили мне выбора, — в своей обычной манере пробубнил он под нос. — Вы думали, что я не узнаю?

Кейт вздохнула.

— Мне было бы легче ответить тебе, если бы я знала, о чем ты говоришь.

Эдвин заморгал, как если бы она направила ему в глаза сильный свет. Она прекрасно понимала, что лучше не противоречить ему. Но тут она ничего не могла поделать.

— Картина, — наконец сказал он. — Я предупреждал тебя.

Кейт подняла бровь:

— Какая картина?

— Нам нужно спешить, — прошептал один из сопровождения Эдвина, беспокойно оглядывая толпу. — Не хотите показать ей?

Эдвин злобно взглянул на него. Однако полез в карман пальто и вынул бумагу, явно являвшуюся официальным документом.

— Я не знаю, что еще я могу сделать, Кейт, — сказал он. — Я испробовал все, чтобы прекратить твои безобразия. Но мой отец был прав. В тебе сидит дьявол. Мне следовало запереть тебя, как это делал он, прежде чем ты зашла так далеко.

Кейт похолодела. Эдвин вознамерился использовать ту злополучную картину в качестве доказательства необходимости надзора за ней.

— Что зашло слишком далеко, Эдвин? Меня даже не было в городе.

Он продолжал, словно не слышал ее:

— Все, что я сделал, — дал судье увидеть эту пародию на тебя. Одного взгляда было достаточно — он согласился, что мой долг как главы семейства изолировать тебя подобающим образом, чтобы остановить твое безумство.

— Изолировать? — Ей стало трудно дышать. Ей стало трудно думать. У нее появилось ужасное чувство, что она плавится и замерзает одновременно. — У тебя нет права.

— У меня все права. Я глава семьи. Я несу ответственность за твою безопасность. Более того, я несу ответственность перед своими детьми, перед честью Хиллиардов, которой ты угрожаешь. Так что мне пришлось самому позаботиться о том, чтобы остановить тебя.

— Что я говорила тебе, Би? — спросила Кейт, прилагая все усилия, чтобы оставаться невозмутимой. — Vasa vana plurium sonant.

И не могла удержаться от того, чтобы не привести перевод: пустые горшки производят больше шума.

Би насмешливо улыбнулась. Гарри поперхнулся смешком. Что до Эдвина, то его реакция была предсказуемой.

— Что? Что ты сказала? Я думал, Мертер излечил тебя от привычки изрекать латинскую чепуху.

Кейт старалась удержать безмятежную улыбку на своем лице.

— По-видимому, у меня рецидив.

— Ну, не волнуйся, — сказал Эдвин. — С этим теперь покончено. Ты думаешь, что очень умная. Ты в самом деле считала, что тебе сойдет это с рук — позволить нарисовать себя голой?

— Но, Эдвин, никто не рисовал меня голой. А даже если бы и так, насколько я знаю, это не запрещено законом.

— Правильно, однако этого достаточно, чтобы доказать, что ты не можешь самостоятельно вести свои дела.

И вдруг в один миг пришла ясность.

— Тебя не волнует нравственность твоих детей, ты лицемер, — бросила она ему в лицо. — Все дело в Исткорте.

Эдвин покрылся безобразными пятнами.

— Чушь.

— Не лги, Эдвин. У тебя это плохо получается. Ты никогда не мог простить нашу мать за то, что она постаралась, чтобы я унаследовала Исткорт. Ты никогда не мог простить отцу, что я получила его обратно после смерти моего мужа. Ты хочешь сам владеть им.

— Нет! Но всякий видит — ты не знаешь, что с ним делать. Кто, скажите на милость, использует пастбище для выращивания цветов?

— Ты, конечно, не видел нашу бухгалтерию?

— Выращивание цветов? — произнес Гарри сзади нее. — Вот откуда эти брошюры о тюльпанах.

— Это абсурд! — визжал Эдвин. — И теперь я его остановил. Здесь у меня бумаги.

Кейт смотрела на них как на ядовитую змею. Он не просто уничтожал ее. Он уничтожал Исткорт. Би взяла ее за руку, но она почти не заметила этого. У двери Трэшер и Джордж сделали движение, готовые защищать ее, но Гарри сделал им знак остановиться.

— Вы не можете изолировать ее, — сказал Гарри Эдвину. — Даже вы.

Эдвин повернулся, окинул его взглядом.

— Я могу все. И я сделаю все, чтобы спасти свою семью.

Кейт задыхалась.

— Тебе не кажется, что твоя репутация пострадает, если ты отправишь герцогиню в Бедлам?

— Не говори глупостей, — выпалил Эдвин. — Я никогда не позволю, чтобы с тобой плохо обращались. Есть прекрасные частные заведения. Ты можешь поехать добровольно, или тебя повезут эти мужчины.

— Убирайтесь отсюда, — внезапно загремел Гарри, становясь между ней и Эдвином.

— Как вы смеете, Лидж, вмешиваться в частное дело? — возмутился Эдвин.

— Смею, потому что это грубая ошибка в отправлении правосудия.

Эдвин фыркнул.

— Она не будет арестована. Но для ее же блага Кейт следует защитить… от нее самой. В конце концов, пресловутая картина может стать всего лишь ее первым вопиющим поступком.

— Чушь, — загремел Гарри. — Я прекрасно знаю, что картина написана не с вашей сестры. Кто-то заплатил второразрядному художнику, чтобы он пририсовал ее лицо к чьему-то там телу.

— Вы видели картину? — потребовал ответа Эдвин, тыкая Гарри в грудь свернутой в трубку бумагой. — Если вы ее видели, вы не можете утверждать, что это не она.

— Конечно, могу. И могу доказать это.

У Кейт шумело в ушах. Она за кого-то держалась, но не осознавала за кого. Однако услышала, как Би рядом с ней издала слабый стон. Нет, Гарри, нет. Даже в такой ситуации.

— Как? — завопил Эдвин, его глаза широко раскрылись. — Как вы можете доказать это?

Кейт снова закрыла глаза. Она не хотела смотреть. Она не могла слышать, как Гарри выбалтывает правду. Ей хотелось свернуться в клубочек и спрятаться. Ей, странное дело, хотелось плакать. Она не плакала с того дня рождения, когда ей исполнилось шестнадцать лет.

— Я так понимаю, вы сообщаете мне, что вы видели мою сестру без одежды, — брызгал слюной Эдвин, и в его голосе было больше ликования, чем злости. — И это означает, что она даже не ограничилась мужчинами своего круга. Она теперь развлекается с простыми солдатами. Все, что вы сделали, — вы подкрепили вердикт о ее безумии.

— Развлекается? — запротестовал Гарри, нависая над Эдвином, как ястреб. — Я ни с кем не развлекался. Я женился на ней.

Глава 7

Гарри слышал слова, исходящие из собственного рта, и не верил своим ушам. Что он делает? В любое другое время он мог бы продумать лучшую защиту. Но он был измучен, обескуражен, и единственное, что пришло ему в голову, — у мужа больше прав, чем у брата, даже если брат — герцог Ливингстон.

— Что за нелепость, Лидж, — презрительно заговорил герцог. — Даже Кейт не могла пасть так низко, чтобы выйти замуж за второго сына сквайра.

— Сына сквайра, который стал баронетом, — поправил его Гарри, взгляд которого стал стальным. — Который возведен в рыцарское достоинство за исключительную храбрость в сражении. Говорили, я уничтожил тридцать человек. Я не помню. В то время я… был как безумный.

Он испытал удовлетворение, увидев, что Эдвин сглотнул, а констебли нервно переглянулись.

— Это ложь, — взвизгнул Эдвин.

— Что я баронет? Ну, вы можете спросить принца Уэльского, поскольку именно он удостоил меня такой чести. Что Кейт вышла за меня замуж? Почему бы вам не спросить у нее?

«Пожалуйста, Кейт, — мысленно просил Гарри, — не возражай мне». Он бросил на нее предупреждающий взгляд, но она осталась безучастна к нему. Глаза у нее были пустыми, словно стеклянными.

Герцог рассвирепел.

— Я не позволю этого.

— Вы не можете запретить ей. Это не ваше дело. — Гарри взял Кейт за руку — рука оказалась холодной и влажной на ощупь. — Она совершеннолетняя и независимая. Она не нуждается в вашем согласии.

— Где ее кольцо?

— У ювелира, он подгоняет его по размеру. Я привез его из Испании.

— А брачное свидетельство?

Гарри попытался принять скучающий вид.

— В отличие от героев романов, печатающихся в «Минерве пресс», я, ваша светлость, не ношу с собой в кармане брачное свидетельство на случай, если оно вдруг понадобится.

Эдвин фыркнул.

— Вы, Лидж, женаты на ней не больше, чем я. Это вы не имеете никакого отношения к делу. — Он повернулся к Кейт: — Нравится вам или нет, но вы поедете с нами.

Однако Кейт никак не реагировала. Гарри стало не по себе. Она была слишком притихшей. Такой, как тогда, когда он посадил ее в подвал, измученной и безжизненной. Он рассердился на нее. Он испугался.

— Кейт.

Он взял ее другую руку.

Финни и Мадж переминались у дверей, переглядывались, ожидая знака от Гарри. Трэшер примеривался к бюсту Афины, стоявшему в шкафу у двери. Констебли неотрывно смотрели на герцога.

— Ваша светлость, отвезите ее в дом Ливингстонов, — предложил Гарри. — Я привезу вам туда свидетельство о браке.

Эдвин презрительно улыбнулся.

— Не испытывайте мое терпение. Вы — последний человек, который мог бы стать ее мужем. А теперь убирайтесь с моей дороги прежде, чем вам придется пожинать последствия.

Герцог схватил Кейт за руку. Дальнейшее произошло очень быстро. Би подскочила, чтобы вмешаться. Герцог споткнулся о ее ноги и толкнул ее. Слуги Кейт напирали сзади и вопили, что свидетельствовало о готовности на все. Мужчины приготовились защищать Кейт и спасать Би. Кейт оттолкнула брата, чтобы помочь Би. Ее брат с красным лицом бросился к ней и толкнул с такой силой, что Кейт отлетела и стукнулась спиной о камин.

Перед глазами Гарри возникла красная пелена; в ушах стоял рев, которого он не слышал со времен Ватерлоо. Последнее, что он помнил, — это как его руки сомкнулись на горле герцога, и он не мог перестать сжимать его.

— Нет! — услышал он крик Кейт. — Гарри, остановитесь!

Лицо герцога сделалось багровым; глаза стали вылезать из орбит. Гарри не мог отпустить эту костлявую, бившуюся под его руками шею, даже когда герцог начал издавать булькающие звуки. И только когда на его запястья легли маленькие руки, он осознал, что делает.

— Гарри, нет, — сказала Кейт, и ее голос был невыносимо жалобным.

Содрогнувшись, Гарри разжал пальцы. Герцог, дрожа и хрипя, опрокинулся на ковер.

— Я увижу, как вас повесят за это! — пискнул Ливингстон, прижимая руки к опухшему горлу.

Кейт чуть дольше задержала руку на Гарри. Он потряс головой и сдержанно улыбнулся.

Тогда Кейт оставила его и опустилась рядом с леди Би, свернувшейся у ее ног.

— Милая моя, отважная Би, — бормотала она, притягивая старую женщину к себе. — Вы сильно ударились?

Гарри помог Кейт отвести леди Би на кушетку. Старая леди попыталась улыбнуться, но Гарри видел, как у нее под глазом наливается синяк.

— Скользко, — произнесла она дрожащим голосом.

— Выведите ее отсюда! — приказал Ливингстон констеблям, которые расставляли по местам мебель.

— У вашей сестры есть друзья, — сказал Гарри, становясь рядом с Кейт. — Мы не позволим забрать ее.

Один из констеблей шагнул вперед.

— Я сожалею, — сказал он, — но у нас нет выбора. Мы заберем ее. Таков закон.

Неповоротливые от испытываемой ими неловкости, они с обеих сторон двинулись к Кейт.

— Забирайте и Лиджа, — настаивал Ливингстон, — за нападение на пэра.

Странно, Кейт, повернувшаяся к Гарри в этот момент — он мог бы поклясться, — была той девочкой, которую он когда-то любил, с блестящими от нахлынувших чувств глазами и открытым сердцем. Но прошел миг — она качала головой и улыбалась, и ее улыбка была порочна, как мир.

— Пусть будет так, Гарри, — сказала она, вставая. — Vir prudens non contra ventum mingit^[4].

— Что? — вскричал Эдвин, протискиваясь вперед. — Что ты сказала? К черту!

— Я сказала, что иду с вами, — ответила она брату. Гарри не мог поверить, но она отряхнула помятое платье и поправила волосы, как если бы готовилась ехать с визитами. — Но только если ты не станешь выдвигать абсурдное обвинение против Гарри.

— Как бы не так!

Кейт встала перед ним — королева перед глупцом.

— Ты согласишься, если не хочешь, чтобы весь Лондон говорил о том, как ты напал на старую женщину, чтобы иметь возможность заточить свою сестру. — Не дожидаясь, когда он начнет бесноваться, она повернулась к Гарри: — Пожалуйста, Гарри. Позаботьтесь о Би. Ее нельзя оставлять одну. И не забудьте о моих слугах.

— Мы сами позаботимся о себе, — объявил Финни, голос у него подозрительно дрогнул.

Леди Би схватила руку Кейт. Она рыдала.

Опустившись на кушетку, Кейт обняла свою плачущую подругу.

— Ну, Би, — шептала она прерывающимся от нежности голосом, — я ведь не Мария Антуанетта. Не плачьте. Все будет хорошо.

Последний раз поцеловав подругу в посиневшую щеку, она поднялась.

— Гарри, позаботьтесь, чтобы с Би ничего не случилось.

Он кивнул, неожиданно разозлившись и чувствуя себя неуверенно.

— Я обещаю.

Когда Кейт повернулась к брату, ничто не изменилось в ее лице. Оно было тусклым и безжизненным, и Гарри не вынес этого. Он сделал то единственное, что мог. Он привлек ее к себе и поцеловал. И на миг все непонятным образом куда-то исчезло: брат Кейт, «львы» и желание мстить. Осталась только Кейт. Податливая, мягкая, чувственная, она снова была в его руках, голова у нее немного откинулась назад, губы мягко раскрылись навстречу его губам, ладони покоились на его груди.

Прошлое и настоящее встретились, соединились, и Гарри снова был в их горной долине, где деревья нашептывали свои секреты, а внизу бежала река. Она была девочкой, а он ее героем, таким высоким, сильным, уверенным.

Кто-то кашлянул и развеял чары.

Оторвавшись от Кейт, Гарри заглянул в ее полные тревоги глаза.

— Я обещаю, — повторил он и на прощание поцеловал ее в лоб.

Не говоря ни слова, Кейт взяла накидку из огромных рук Финни и последовала за своим братом к двери. Все это уже было. Он уже прощался с ней раньше с мучительным долгим поцелуем. Обещал ей, совсем как сейчас, что спасет ее. И не спас.

Что бы случилось, если бы он выполнил обещание? У нее не было бы тех ужасных шрамов на груди? Был бы он счастлив, несмотря на ее ложь? Или оба они стали еще более несчастными?

Нет. Он знал тогда, знал и теперь. Он не мог сделать то, о чем она просила. Сейчас может. И сделает это. Если не для нее, то для спасения страны, которое, возможно, зависит от нее.

Леди Би зарыдала.

— Моя девочка, моя девочка. Персефона.

Гарри чувствовал себя ужасно. Он обнял старую женщину. Она плакала, положив голову на его плечо.

— Мы вызволим ее, — горячо обещал он, похлопывая старую леди по спине.

— Что сказала леди Кейт на латыни? — спросил Мадж. — Почему дала себя увести?

— Она сказала мне, что глупо писать против ветра. — Гарри сдерживал непривычные угрызения совести. — Нам придется приняться за это дело с другой стороны.

Он оглядел приведенную в беспорядок комнату. Ему требовалась помощь, причем немедленно.

— Мадж? Ты отвечаешь за сохранность дома. Финни? Мне нужен кто-то, кто доставил бы сюда подругу леди Кейт Грейс Хиллиард, чтобы она побыла с леди Би, Последний раз я видел ее в Оук-Гроув в Суссексе. Шредер? Присмотрите за леди Би, пока не приедет Грейс.

— А я? — спросил Трэшер.

— Ты будешь при мне, — сказал Гарри, уже выходя из комнаты.

— Как это — вы ничего не можете сделать? — часом позже наступал Гарри на Маркуса Дрейка в библиотеке его городского дома на Чарлз-стрит.

Гарри понимал, что ему следовало бы проявлять больше осторожности, встречаясь с Дрейком. Но у Гарри не было времени осторожничать. Выбор у него был небольшой — или настоять, чтобы Дрейк пришел к нему, или самому идти к Дрейку. Так что пока люди Кейт сторожили ее дом, он, как воришка, проник в дом Дрейка.

— Я хочу сказать, что правительство ничего не может сделать. — Налив себе и Гарри виски, Дрейк протянул Гарри стакан и опустился в коричневое кожаное кресло. — Это семейное дело, Гарри, — сказал он, придерживая стакан на ноге, положенной на другую ногу. — К нам это не имеет никакого отношения.

Гарри нетерпеливо мерил шагами темный индийский ковер. С тех пор как Кейт вышла из своего дома, в голове его, казалось, тикали часы, отсчитывая секунды.

— Это, конечно же, имеет к нам отношение, — возразил он. — Вы в самом деле считаете простым совпадением то, что ее брат заявился в тот самый день, когда ее пытались убить?

— Вполне возможно. Вы же знаете, Ливингстон давно угрожал ей. И зачем «львам» сажать ее под охрану?

— Вам не кажется, что так легче всего покончить с любым? Черт, старина. Кто говорит, что они обязательно должны убить ее? Они могут просто подождать, когда она сойдет с ума. Нужно только позаботиться об этом.

— Немного мелодраматично, вам не кажется? — спросил Дрейк. — Вы в самом деле думаете, что герцог Ливингстон является одним из «львов»?

Гарри снова принялся мерить комнату шагами.

— Может быть, кто-нибудь подсказал ему, как подчинить себе сестру, он так и сделал. Но Кейт не вынесет этого, Маркус. Вы не видели, что с ней стало после того, как ее заперли в подвале.

Боже, если Кейт узнает, сколько всего он рассказал Дрейку, она вполне может испробовать на нем один из ножей Маджа. Ну и пусть. Как еще заставить Дрейка понять, что медлить нельзя?

— В последнее время появились очень неплохие заведения для душевнобольных, — напомнил ему Дрейк.

Гарри рассмеялся.

— Вы считаете герцога Ливингстона человеком доброжелательным и предусмотрительным?

— Не совсем. Нет. Но боюсь, что у правительства нет возможности вмешаться. Прежде всего это наведет на след «повес». Если мы вмешаемся в то, что является исключительным правом государства, мы не сможем остаться незамеченными. Второе, герцог, нравится ли нам это или нет, очень могущественный человек.

Гарри остановился у глобуса.

— Тогда что мы можем сделать?

Не отрывая глаз от Гарри, Маркус глотнул виски.

— Учитывая, что вы раньше говорили о ней, на этот раз вы очень обеспокоены.

— Она просила меня позаботиться о леди Би Ситон. Не хотите ли вы заняться этим?

— Ну уж нет! Я не понимаю ни единого слова из того, что говорит эта женщина.

— Еще труднее ее понять, когда она рыдает.

Дрейк принялся рассматривать свое виски.

— Кейт в самом деле не позировала для той картины?

— Нет, не позировала. Я сумею доказать это, но пойду на это, только если положение станет безвыходным.

— Как вы думаете, это «львы» заказали картину?

Гарри толкнул глобус, заставив его вращаться.

— Кто знает? Если учесть, что герцог всегда жаждал заполучить ее загородное имение, то «львам» представилась прекрасная возможность убрать ее чужими руками и ничем не выдать себя. — Он смотрел на мелькавшие названия стран на вращающемся глобусе. — Маркус, я не думаю, что у нее есть что-то, что им нужно. Я думаю — ей что-то известно и они не хотят, чтобы это стало известно другим.

Маркус поднял на него глаза:

— Что?

Гарри покачал головой:

— Я не знаю, что именно, и она сама не знает этого. Я только знаю, что если мы не сможем быстро вызволить ее, будет уже поздно.

— Кейт очень крепкая девочка.

Гарри смотрел на вращавшийся глобус.

— Я в этом не уверен.

Гарри начал подозревать правду, когда увидел клеймо. Когда он стоял перед тем зеркалом — псише — в ее будуаре, подозрение перешло в ужасную уверенность. Как она и похвалялась, зеркало было достаточно высоким и широким, чтобы, проходя мимо, она могла видеть себя в нем полностью. Прекрасная возможность насладиться собственной красотой и показать ее окружающим. Но за все время, пока она находилась в комнате, она ни разу не взглянула в него. Казалось, она намеренно избегала этого.

Глядя, как Кейт носится по комнате, Гарри понял, что зеркало было несбывшейся мечтой. Как и вся ее жизнь. Он видел, как она отреагировала, когда он заметил клеймо на ее груди. Она почувствовала себя униженной и оскорбленной. Если она не хотела, чтобы Гарри увидел его, если она избегала случайно поймать его отражение в зеркале, как бы она посмела показывать свои шрамы каждому второму человеку в Британии?

А если бы она решилась, разве это не сделалось бы предметом сплетен? Не нашлось бы мужчины, который в течение месяцев не пережевывал бы эту маленькую пикантность. «Отвратительно, знаете ли. Прямо над прекрасными грудками, там, где вы не можете не заметить их. Варварство. Меня затошнило».

Ни один мужчина не видел их. Ни один не дотрагивался до нее. Кейт сотворила миф о том, будто она самая неразборчивая в связях женщина в Лондоне. Гарри подозревал, что в действительности она могла быть самой непорочной.

Как-то раз в разгаре битвы при Саламанке под Гарри убили лошадь. Она перекатилась над ним со своими копытами, головой и седлом. Он остался лежать на спине среди мертвых, уставясь в небо и пытаясь вспомнить, как дышать. Сейчас у него было похожее состояние. Он был повержен, смят, пытался вспомнить, как думать. Если он настолько ошибался в Кейт, будучи уверенным в ее любви к наслаждениям, в чем еще он мог ошибаться относительно ее?

— Вы правы, знаете ли, — произнес Дрейк в свойственной ему медлительной, вялой манере. — Единственный выход — женитьба. Вы готовы пожертвовать своим будущим ради ее освобождения?

Нет. Свое будущее он представлял себе совсем по-другому, в нем не было места изнеженной герцогине. В нем никому не было места, кроме него самого.

Гарри одним глотком осушил свой стакан. Перед его глазами весело вращался глобус, континенты и океаны сливались в одно целое.

— Наверняка существует другой выход.

Его не было. Он знал это с того самого момента, как открыл рот в салоне герцога. Гарри схватил стакан Дрейка и мигом покончил и с его содержимым.

Дрейк, казалось, не заметил этого.

— Женитьба будет вам выгодна. — Откинувшись назад, Маркус скрестил ноги. — У Кейт очень небольшое состояние, вы знаете. Но достаточное, чтобы позволить вам уйти с военной службы. Я знаю, вы хотите этого.

— Мне не нужны ее деньги. После того как вы устроили мне знакомство с Ротшильдами, я не нуждался в чьих-либо деньгах. — Гарри взглянул на улыбающегося собеседника. — Почему бы вам самому не жениться на ней?

Дрейк хмыкнул:

— Господи, нет. Я вообще не собираюсь жениться. Кроме того, не я открыто добивался ее, не так ли?

Да, думал Гарри. Это был он. И теперь все сводилось к тому, чтобы довести дело до конца. Он подошел к столику с напитками у окна и снова наполнил стаканы. Ему хватило обходительности отнести один Дрейку.

— Первым делом, — сказал Дрейк, поднимаясь со стаканом в руках и проходя, чтобы сесть за свой письменный стол, — нам нужно специальное разрешение, датированное по крайней мере неделей назад.

Вынув ручку и бумагу, он принялся писать.

Гарри потер переносицу.

— В конце концов, вы все же решили помочь.

Дрейк посмотрел на него с загадочной улыбкой.

— Я надеялся, что вы предложите такой вариант и мне не придется настаивать. Нам в самом деле необходимо узнать, что ей известно, а этого не случится, если ее брат добьется своего.

— А я уж как рад, что смогу помочь.

— Лучше вы, чем Аксман Билли. — С улыбкой покачав головой, Дрейк вернулся к своему письму. — Она вела очень колоритный образ жизни.

Гарри плюхнулся в кресло. Господи. Он и в самом деле собрался жениться. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Я правильно понял — вы знаете Аксмана.

— Он преследовал Грейсчерча, когда тот был в Брюсселе. Ловкий дьявол. Нам так и не удалось схватить его.

Гарри очень надеялся, что поступил правильно, отправив Трэшера выслеживать негодяя в районе Севен-Дайале.

— А что насчет разрешения? Полагаю, вам знакомы какие-нибудь добрые души в кентерберийских канцеляриях, способные на лжесвидетельства?

Дрейк подумал.

— По счастью, да. Один из секретарей… он помогает нам при случае.

Гарри оживился.

— Бог мой. Один из «повес» Дрейка — викарий?

Едва заметная улыбка тронула губы Дрейка.

— Он предпочитает считать себя помощником. — Сложив письмо, Дрейк посыпал его песком и запечатал, после чего взял другой лист бумаги. — Теперь помимо разрешения вам понадобится парочка верных друзей, чтобы поддержать вас, когда вы поедете встречаться с ее братом и вызволять ее оттуда, где она окажется. Я, к сожалению, уже связан другими обязательствами.

— Каких друзей?

Улыбка Дрейка стала шире.

— Я думаю, Чаффи. Никому не придет в голову сомневаться в словах Чаффи. А для некоторого устрашения, скажем, Фергюсон.

Гарри удивился:

— Фергюсон? Господи, Маркус. Мне не нужен человек, который примется размахивать клеймором в герцогской гостиной.

— Я скажу ему, чтобы он вел себя спокойно. Он нужен из-за своего объема и роста.

— И по той причине, что при взгляде на него сразу становится ясно — он в любую минуту может впасть в бешенство.

— Именно.

Возможно, это был идеальный план. Чаффи Уайлд, простодушный и дружелюбный, как щенок спаниеля, коротенький и плотный, всегда улыбающийся и всегда в поисках своих очков, был полной противоположностью Йена Фергюсона. Йен Фергюсон, здоровенный шотландец, которому в детстве пришлось очень несладко, неожиданно унаследовал титул английского графа. Это не избавило его от акцента, не уменьшило презрение к щеголям-англичанам и неуемную жизнерадостность. Слава Богу, что одним из немногих людей, которых он уважал, был Веллингтон.

Когда Дрейк закончил писать, Гарри вернулся на свое место у глобуса. Глобус почти прекратил вращаться, перед глазами Гарри медленно проплыл африканский континент. На нем Гарри рассмотрел города Каир и Александрию, потом Иерусалим и Константинополь. Города, которые он намеревался изучать после того, как Наполеон будет разбит и откроются дороги. Кошмары последних десяти лет ему удавалось преодолевать, бродя по горячим белым улицам, производя замеры, изучая, впитывая отголоски древности. Гарри представлял себе, как будет бродить по базарам, сидеть, скрестив ноги, в маленьких кофейнях и беседовать со стариками об истории этих мест. Он хотел бы вернуться в ой Индию, чтобы искать там затерянные города, трогать пальцами высеченные на камне узоры и взбираться на высокие горы, чтобы наслаждаться благословенной тишиной в украшенных флажками храмах. А потом, набравшись опыта, он вернулся бы в Англию и спроектировал здания, в которых однажды поселился бы кто-нибудь, кто нашел бы в них гармонию и изящество.

Неужели своим импульсивным поступком он лишил себя всего этого? Как ему теперь устроить свою жизнь? Есть ли у него выбор?

Позади него открылась дверь, вошел лакей, чтобы взять написанные Дрейком бумаги.

— Это должно занять некоторое время, — произнес Дрейк, когда дверь снова закрылась.

Гарри не отрывал глаз от глобуса.

— Не думаю, что оно у нас есть.

— Вы в самом деле считаете, что Кейт будет страдать там, куда ее поместили? Почему вы так уверены в этом?

Гарри вспомнил ужасные шрамы на ее идеальных грудях, о хрупкой раковине, которую она соорудила для защиты мягкой сердцевины. Он подумал о женщинах, которых знал, и о том, через что им пришлось пройти. Если Мертер был таким чудовищем, что заклеймил собственную жену, он наверняка не остановился на этом.

Но Гарри не имел права открыть Дрейку секреты, которые Кейт так тщательно скрывала.

— Да, я думаю, что она страдает, страдает так, как мы и представить себе не можем. И не важно, что она сделала мне или кому-нибудь еще, она не заслуживает этого.

— Но что она сделала? Вы никогда не говорили об этом. — Дрейк вернулся к своему стакану и в свое кресло. — Разумеется, помимо того, что она, как я слышал, расстроила ваши помолвки. Но я не верю, что вы действительно сожалели о потере любой из этих глупышек.

Первой реакцией Гарри было отрицать, что имело место нечто большее. Он никому не рассказал правду, кроме отца Кейт. Было странно осознавать, что вторым человеком, которому он должен был довериться, оказался Маркус Дрейк. Дрейк никогда не был его близким другом. Дрейк учился в Итоне. Гарри неохотно приняли в Рагби. Дрейк сидел в палате лордов. Гарри маршировал в 95-м стрелковом.

Но это Дрейк изменил жизнь Г арри, дал ему первый шанс подняться выше солдата. Представил его Дрейку Йен Фергюсон, тогда капитан Королевского хайлендского полка. Дрейк взял его в «повесы». Он предоставил Гарри возможность расширить свои горизонты, доверил ему информацию, золото и чужие жизни.

На протяжении всех лет их знакомства Дрейк ни разу не предал его, никогда не солгал ему. Более того, Дрейк не раз защищал его, когда его слово подвергали сомнению. Гарри серьезно относился к таким проявлениям верности.

Кроме того, Гарри чувствовал, что ему нужно знать чье- то объективное мнение. В первый раз за почти десять лет у него появились сомнения относительно того, что же на самом деле произошло.

Он прошел к окну.

— Вы знали отца Кейт?

— Старого герцога? Знал. Он был большим другом моего отца. Я очень любил его.

Гарри кивнул.

— Я восхищался им. Им и герцогиней, обоими. Моя семья жила поблизости от Мурхейвена. Мой отец был сквайром. Земли у него было немного, но он умело с ней обращался. Каждую пятницу он играл с герцогом в шахматы. Герцогиня была из тех женщин, которые на дни рождения приглашала всех соседских детей, невзирая на положение их родителей.

Было нетрудно воскресить в памяти солнце, смех, веселую суматоху и прелестную маленькую женщину в центре всего этого, как спокойное светило, наблюдавшее за обращением планет. Герцог улыбался ей, он словно оживал в излучаемом ею сиянии.

— Был некий проект канала, в который герцог вложил деньги. Он убедил моего отца сделать то же самое. Когда проект провалился, герцог потерял значительную сумму. Мой отец потерял почти все. — Его веселый шумный краснолицый отец. — Стресс убил его. Мой брат занял его место, но прошли годы, прежде чем мы оправились. Все это время герцог поддерживал нас. Он сказал, что раз он уговорил моего отца участвовать в этом рискованном предприятии, это меньшее, что он может сделать. Он позаботился, чтобы мальчики учились, а девочки получили приданое. И каждую пятницу он приглашал меня в замок играть в шахматы. — Он улыбнулся. — Большинство самых важных жизненных уроков я получил во время игры в шахматы.

— Я не знал.

— Он никогда не давал нам почувствовать себя людьми низшего сорта и никогда не лгал нам. Даже чтобы защитить собственную репутацию. И он очень любил свою семью. — Гарри глотнул виски и задумался над второй частью своего рассказа. — Вы знали Кейт, когда она была девочкой?

— Я практически не знал ее, пока она не овдовела.

Гарри кивнул, внимательно глядя на Пиккадилли, запруженную телегами, повозками и сверкающими экипажами. Однако в своем воображении он видел долину Мурхейвена.

— Я, конечно, знал ее брата и сестер. Но Кейт была поздним ребенком, герцогиня умерла при родах. — Гарри пожал плечами. — Я, конечно, знал о ней. Но Кейт не показывалась, когда я был там, так что я не встречал ее, пока ей не исполнилось пятнадцать лет.

Гарри потер глаза; внезапно он почувствовал себя старым, оглянувшись на то лето, когда все еще было возможно. Когда он считал, что сможет перевернуть мир и положить его к ногам этой девочки с блестящими глазами и умненькой головкой. Когда он думал, что в дочери герцога нашел родственную душу.

— Вы были любовниками? — спросил Дрейк.

— Нет. Я был единственным, кто…

Гарри остановился, ему стало неловко. Кейт хотела этого. Она плакала, когда он остановился. Считанные секунды отделяли их от соития. Он настоял на воздержании, он слишком уважал ее.

— Нет. Во всяком случае, однажды Кейт прибежала ко мне и была сама не своя. Умоляла меня бежать с ней. Она сказала, что ей надо скрыться от отца. От того, что он решил сделать с ней.

— Ее отец?

Гарри кивнул.

— Он всегда казался несколько отстраненным по отношению к ней, герцогиня умерла, рожая ее. Герцог так никогда и не оправился после ее смерти. Но я знал, что он никогда не стал бы сознательно заставлять Кейт страдать. Однако она настаивала, что это так. Что он собрался выдать ее замуж за опасного человека и только я могу спасти ее.

— И что вы?

Гарри снова вспоминал те дни, теперь он сомневался.

— Я пошел к ее отцу. Я считал, что она могла неправильно понять его намерения.

— Что он сделал?

Гарри покачал головой.

— Он поблагодарил меня за то, что я пришел к нему. Сказал мне, что ему следовало вмешаться до того, как я стал жертвой его дочери. Казалось… что у него разбито сердце.

Гарри все еще видел старого герцога с его прекрасной выправкой и львиной гривой волос, которые поседели за одну ночь, когда умерла его жена. У него были печальные, невыносимо печальные глаза и еще более печальная улыбка.

— Он сказал мне, что Кейт не такая, какой я ее себе представляю. Что она не заслуживает такого хорошего мужчину, как я. Когда я запротестовал, он сказал… — Гарри перевел дыхание, он хотел быстрее покончить с этой частью рассказа. — Он сказал, что не может рассказать мне всего. Будто она просила меня бежать с ней, чтобы избежать последствий своего поведения. Он сказал, что она забеременела, возможно, от одного из грумов, некоего Джорджа, к которому бегала. Ее жених был в ярости, когда узнал об этом.

— Мертер? Но он все равно женился на ней.

Гарри пожал плечами.

— Герцог уверял, что Мертер любит ее. Что раз у него уже есть наследники, это не имеет большого значения. Он считал, что замужество… поможет ей.

Гарри вспомнил про клеймо и почувствовал, как по его спине пробежал холодок.

— А вы? — спросил Дрейк.

Гарри горько засмеялся.

— Герцог сказал, что ему жаль меня, что я ни в чем не виноват. Он купил мне патент офицера в пятьдесят второй и обеспечил мой отъезд.

— А ребенок?

— Выкидыш.

— И вы не спросили Кейт, правда ли это?

Гарри повернулся к Дрейку и ответил вопросом на вопрос:

— Зачем бы я стал спрашивать? Если ее отец говорил правду, она просто солгала бы мне. А мне нужно было верить ее отцу, иначе все, чему я научился, оказалось бы ничего не стоящим. Понимаете? Я знал Кейт только два месяца. А герцога я знал всю свою жизнь.

Теперь поднялся на ноги Дрейк. Он прошел к столику с бутылками и налил себе еще виски.

— Да, — сказал он и подошел, чтобы налить Гарри. — Я понимаю. Почему же вы изменили свое мнение?

Гарри взял виски и сделал большой глоток.

— Я не уверен, что изменил его. Я все еще не могу поверить, что ее отец убеждал меня в том, чего не было. Ему не нужно было лгать мне, чтобы выпроводить меня из страны. Вам прекрасно известно, что в его власти было просто выпороть меня и передать в руки вербовщиков за то, что я засматривался на его дочь. И не важно, сколько раз он играл со мной в шахматы.

— А сейчас вы доверяете Кейт?

Гарри смотрел вниз на улицу и видел, что начал накрапывать дождь.

— Я не знаю.

— Вы все еще любите ее.

Гарри улыбнулся, как если бы все его тело не напряглось при этих словах.

— Я был бы идиотом, если бы продолжал любить ее.

Прошло немало времени, в течение которого слышался только отдаленный шум от проезжавшего транспорта и тиканье часов в корпусе из красного дерева на каминной полке. Когда налетал ветер, окна слегка дребезжали да где-то в глубине дома хлопала дверь. В этой комнате и произошло неизбежное.

— Гарри, я затрудняюсь сказать, святой вы или глупец, — наконец произнес Дрейк. — Но я помогу вам жениться.

Гарри залпом проглотил свое виски.

— Кажется, пришло время писать против ветра.

Подготовка к спасению Кейт заняла всю ночь. К тому времени, когда Гарри наконец-то встретился с ее братом, он был голоден, измучен и едва держался на ногах.

Ливингстон-Хаус стоял на Гросвенор-сквер, элегантный белый дом с четырьмя пролетами и узорными чугунными ограждениями балконов и окон. Однако когда Гарри вошел внутрь, впечатление элегантности исчезло. Если бы существовал декор в египетском стиле, пугающий детей, то это он и был.

Дело было не только в том, что мебель украшали ножки в виде лап аллигаторов, змеиные головы и странные собаки с вытянутыми туловищами. Похоже, герцогиня скупила в Мейфэре все до одной египетские кушетки, стулья и столики и разместила их под лесом пальм, словно в каирском гетто. Гарри даже подозревал, что в каком-нибудь углу стояла витрина с мумией.

Когда он наконец-то пробрался в комнату, где герцог с герцогиней вкушали завтрак, он чуть было не сорвал свою миссию, с трудом удержавшись от того, чтобы не рассмеяться в лицо женщине. Герцогиня Ливингстон ему не понравилась сразу. Это была тощая холодная блондинка, нос которой, казалось, всегда был направлен вверх, а в глазах плескалась синь русских озер. Поддерживаемый Чаффи Уайлдом, Йеном Фергюсоном и его преподобием лордом Джошуа Уилтоном, Гарри поклонился герцогине и герцогу, который выглядел забитым кроликом.

— Что вы хотите, Лидж? — вскричал Ливингстон, вскакивая с ножом и маффином в руках. — Я сказал, что нас нет дома.

— Я сказал, что приду, — заявил Гарри.

Вперед вышел Чаффи:

— Уверен, вы не сможете простить себе, если будете удерживать законного мужа вашей сестры вдали от нее, — произнес он с широкой улыбкой, как если бы не мог вообразить, что герцог не в восторге от их появления.

Поднимаясь со своего места подобно мстительной Медее, герцогиня посмотрела на Чаффи так, словно он запачкал грязью ее ковры.

— А вам какое до этого дело, сэр?

— Я подумал, что вам может понадобиться правильный свидетель, — сказал он.

— Безупречный, — поправил Гарри.

Чаффи просто сиял.

— Без единого пятнышка.

Вдруг герцог сделал шаг назад. Если внезапная бледность о чем-то свидетельствовала, то скорее всего он заметил Фергюсона.

— Кто вы, черт побери, — взвизгнул он.

Реакцию герцога можно было понять, поскольку Йен был выше Гарри на полдюжины дюймов и был одет в мундир Королевского хайлендского полка — красную куртку и черно-синий килт, а под мышкой держал меховой кивер. Длинные всклокоченные рыжие волосы придавали ему вид, внушавший страх многим храбрецам. Особенно когда он улыбался, как вот сейчас.

Они все же уговорили его не брать с собой клеймор.

— Не утруждайте себя догадками, леди, — лениво тянул Фергюсон. — Я здесь, чтобы гарантировать, что мы уйдем с маленькой герцогиней. — Увидев, как побледнела хозяйка, он захохотал: — С другой маленькой герцогиней, не с вами. Той самой, которая пригласила меня на свою свадьбу.

— Вам надлежит обращаться ко мне «ваша светлость», — потребовал Ливингстон.

Йен покачал головой:

— Я обращаюсь так только к самому Старому Носачу^[5]. Ибо он храбрый воин. А вы?

Похлопав Йена по руке, словно он был школяром, вмешался Чаффи — пока не пролилась кровь.

— Йен Фергюсон, виконт Брент, — представил он. — Еще один неоспоримый свидетель, чтобы вы знали. Мы подумали — одного может быть мало, чтобы уверить вас, что Лидж говорит правду. — Чаффи прищурился. — Хотя я никогда не слышал, чтобы он хоть единожды солгал…

— Чаффи, — буркнул Гарри.

Чаффи радостно улыбнулся и поправил очки на носу.

— Хорошо. Йен, хочу представить вас Эдвину и Глинис Ливингстон, герцогу и герцогине Ливингстон. Брату леди Кейт. — Не давая Фергюсону возможности сказать что-нибудь оскорбительное, он продолжал: — Ваша светлость, Лидж женился на леди Кейт сразу после того, как Грейсчерч заново женился на своей миссис. Там были все друзья, вы же знаете.

Сунув руку в карман своего красновато-коричневого, с золотом, жилета, он достал официального вида бумагу с таким видом, словно проделывал фокус.

— Вот, смотрите. Вот вам доказательство. Важно для вас.

Гарри чуть не засмеялся при виде ярости на надменных лицах. Однако Чаффи не дал им открыть рот:

— С нами даже наш друг Джошуа, который скажет свое слово. Лорд Джошуа Уилтон. — Он показал на третьего члена группы. — Герцог в своем роде. Но вы знаете это, не правда ли?

— Его преподобие Джошуа Уилтон, — мягко поправило духовное лицо, отвешивая идеальный поклон, — ваши светлости. Рад видеть вас, как всегда.

И герцог, и герцогиня сделались некрасиво багровыми. У них не было причин сомневаться ни в профессии Уилтона, ни в достоверности сообщаемого. Не потому, что на Уилтоне был пасторский воротник и крест на груди. Высокий и поджарый, он выглядел как аскет. Если бы Гарри не слышал, как Уилтон хохотал от того, что предстоит произвести впечатление на отвратительных герцога и герцогиню Ливингстонов, он бы подумал, что Уилтон ни разу не улыбнулся за всю свою жизнь.

Герцогиня расфыркалась при виде документа.

— Откуда мы знаем, что это?..

Уилтон принял оскорбленный вид. Чаффи захохотал.

— Непостижимо, мэм, даже у самой королевы не хватило бы наглости назвать Уилтона лжецом. А она не спускает ложь и своим сыновьям. Вот. — Он подал ей бумагу. — Смотрите сами. Здесь стоит мое имя, а также имя подруги леди Кейт, леди Би. Славная старая леди, не правда ли?

На самом деле леди Би сначала отказывалась ставить свою подпись. Только объединенными усилиями Гарри, Грейс Хиллиард и дворецкого Финни удалось переубедить ее.

— Где леди Кейт? — спросил Гарри, не в силах стоять спокойно.

Ливингстон поднял глаза к потолку.

— Я думаю, мой адвокат сможет проверить все это.

Уилтон вытянулся во весь свой немалый рост и нахмурился.

— Я искренне надеюсь, ваша светлость, что вы не посчитаете необходимым подвергать сомнению мое слово.

Лицо Ливингстона помрачнело еще больше. Его жена оставалась непоколебимой. У Гарри возникло странное чувство, будто она негодовала куда больше, чем ее муж.

— Наша сестра, ваше преподобие, нуждалась в помощи, — сказала герцогиня, крепко сцепив руки поверх серовато-розовых юбок. — Вы, конечно же, понимаете нашу… обеспокоенность, когда человек, требующий ее освобождения, является одновременно тем же самым… лицом, которое нападало на герцога, исполнявшего свой долг.

— Но это лицо — ее муж, — невозмутимо напомнил ей Уилтон. — Вы должны были знать, что нарушаете его права.

Права. Гарри с горечью думал о том, что сказала бы об этом Кейт.

— А теперь… — сказал он, теряя терпение. — Где она?

Глава 8

Место не производило плохого впечатления. Особняк в стиле Палладио из известняка, увитый плющом, с тремя рядами окон и покатыми лужайками, больница Ричмонд-Хиллс выглядела так, как если бы раньше была чьим-то имением. Помещения для совместного препровождения времени были чистыми, в них стоял сильный запах дезинфицирующего средства и воска, которым натерли пол. На столах стояли цветы, на окнах висели тюлевые занавески, персонал носил чистые белые фартуки. Управляющий, доктор Уэйли, говорил как образованный человек и носил печатку с красно-белой розой Тюдоров, точь-в-точь такой, как нарисованная на вывеске снаружи, что навело Гарри на мысли о древнем роде.

Он внимательно прочитал бумагу, врученную ему Гарри.

— Я не думаю…

— Не думайте, — предложил Гарри. — Просто отведите нас к ней. Как вы видите из этих бумаг, она теперь леди Кэтрин Лидж. Что делает меня… — он шагнул ближе с кривой улыбкой, которая заставила Уэйли отступить назад, — самым несчастным человеком в мире.

Он почувствовал предупреждающее прикосновение на своей руке, поднял глаза и увидел Йена Фергюсона, который улыбался доктору.

— О, он пропустит нас внутрь, — пообещал огромный шотландец непреклонным голосом.

Беспокойно переводя глаза с Гарри на Йена, Уэйли заметался, звяканье ключей в его руке действовало Гарри на нервы. Жестом отклонив помощь других служителей, Уэйли зашагал к запертой двери и после короткой возни открыл ее. Гарри напрягся, не зная, чего ожидать.

Еще больше цветов. Больше тюлевых занавесок и чистеньких коридоров с персидскими коврами на деревянных полах. Удобные стулья и бесшумные служащие. Похоже на отель для дипломатов.

Единственное, что выдавало другое назначение этого места, было то, что женщины, одетые в простые голубые платья, бесцельно бродили по холлу и даже не подняли глаз, услышав, что дверь открылась. Казалось, они не заметили трех вошедших мужчин, а Гарри не мог себе представить, чтобы кто-либо не обратил внимания на Йена.

— Всегда считал, что моим женщинам следовало бы быть потише, — пробормотал великан-шотландец, тряхнув косматой головой. — А сейчас я так не думаю.

Гарри не нравилось здесь все больше. Ненатуральная тишина действовала на его и без того натянутые нервы. Но он все равно почувствовал некоторое облегчение. Насколько ужасно показалось здесь Кейт? Пожалуй, ей могла не понравиться расцветка ковров. Все же здесь совсем не так, как в винном подвале, в который они затолкали ее.

— Я знаю, мне не нужно спрашивать у вас, надлежащим ли образом вы заботились о ней, — сказал он доктору.

— О, у нас прекрасный уход, сэр… хм, Гарри. Сегодня ей уже лучше.

Гарри остановил маленького человечка в середине холла.

— Лучше?

Уэйли кивнул, взял ключи в ладони.

— О да. Она была… расстроена от того, что оказалась здесь прошлой ночью. Такое часто случается. — Кивнув в сторону остальных присутствующих в зале, он улыбнулся. — Но как вы видите, все наши леди очень счастливы здесь. После того как мы убедили леди Кейт, что сотрудничество сделает ее пребывание здесь гораздо комфортабельнее, она успокоилась.

Гарри смотрел на женщин, которые не замечали его, на этих бледных привидений в голубом, и боролся с ознобом.

Он повернулся на лязг ключей. Уэйли остановился у выходящей в холл двери и открывал ее.

— Запирание — чисто стандартная процедура в первые два дня. После этого, если она не будет создавать проблем, она сможет спокойно ходить везде.

— Больше не будет, — сказал Гарри. — Она поедет домой.

Комната, куда Гарри наконец попал, была залита сереньким светом дня, сочившимся через одно окно с тюлевыми занавесками. Здесь лежал еще один толстый ковер на полу и стояла приятная, пусть и незатейливая мебель. На кровати лежало ярко-желтое одеяло. Кейт не спала, она сидела в кресле у окна, прибранная, чистенькая, в таком же, как у всех, голубом платье.

— Вот вы где, — улыбнулся Гарри.

Она не пошевелилась. Гарри почувствовал, как холодные щупальца страха охватывают его. Подойдя, он опустился рядом с ней на колени.

— Кейт?

Он забыл, какой маленькой она была, едва ли больше пяти футов ростом. Она сидела совершенно прямо, спина ее не касалась кресла, руки лежали на коленях, ноги едва касались пола, глаза смотрели в одну точку на коленях. Ее поза была самой неудобной, которую Гарри мог бы вообразить. И все же она не шевелилась, как ребенок, которого обязали сидеть прямо, пока не вернется родитель.

Гарри никогда не видел ее такой тихой, это пугало. Кейт даже не заметила его присутствия. Словно кто-то похитил ее, оставив вместо нее набитую тряпками куклу. Он взял ее руки в свои и почувствовал, какие они вялые и холодные.

— Что вы с ней сделали? — гневно обернулся он к Уэйли.

Уэйли оскорбился.

— Ничего особенного. Конечно, нам пришлось изолировать ее. Она попыталась укусить служительницу, которая собиралась искупать ее. Но мы разъяснили ей, что ее выпустят и без того, если она будет вести себя цивилизованно. Леди, вы знаете, без общения не могут. Они не пропустят ни одной сплетни. Постепенно они приходят к пониманию.

Он улыбался. Этот ублюдок улыбался.

Гарри на миг закрыл глаза.

— Вы ее изолировали. Там, куда вы ее поместили, были окна?

— Дать пациенту шанс поранить себя? Конечно, нет. В той комнате не было ничего, что бы представляло опасность.

Кейт пришлось пробыть в доме для душевнобольных по крайней мере двенадцать часов. Сколько же времени она провела в темноте? Гарри не стал утруждать себя тем, чтобы выбить из доктора его бесполезную жизнь. Он подхватил Кейт на руки, думая только о том, какая она холодная и слабенькая. Слишком слабенькая.

Кейт не реагировала. Ее зрачки не сужались. Она просто лежала в руках Гарри, ни разу не моргнув и не издав ни звука.

— Бедная крошка, — шепнул Йен, хватая с кровати покрывало и накрывая ее им.

— Идем отсюда, моя маленькая, — тихо говорил Гарри, идя к двери. — Нам пора уходить.

Не теряя времени, он вынес ее из здания и уселся вместе с ней в карете рядом с Чаффи.

— Куда? — спросил Йен, просовывая голову в дверь.

— К ней. Ей нужно видеть Би.

Сидевший напротив него Чаффи кивнул:

— Нигде не отдохнешь так, как в собственной постели.

— Ей нужно другое, — возразил Гарри.

Молчаливая ноша в его руках лишала его присутствия духа. Сейчас он отдал бы все, чтобы она негодующе на него набросилась.

Кейт не знала, когда начала возвращаться к жизни. Сперва в голове у нее все пугалось. Время, казалось, потекло вспять, ей снова было пятнадцать лет. Она была в их долине с Гарри; все полнилось солнечным светом и прелестью улыбки ее кавалера. Больше всего она любила это — лежать в его руках у ручья и смотреть, как распускаются тугие зеленые почки на дубе, ощущать успокаивающий ритм биения сердца Гарри под своей щекой, вдыхать душистый аромат цветов и знать, что этот аромат всегда будет приводить ее сюда.

Гарри считал ее безнадежно романтичной. Говорил, что, лежа в траве без шляпки, она рискует заполучить веснушки, а потом счастливым голосом объяснял, как солнечный свет преобразуется в пятнышки. Кейт это не волновало. Воздух, солнце — она наслаждалась всем этим, как обжора наслаждается едой на празднике.

Кроме того, Гарри что-то шептал ей на ухо. Кейт не могла расслышать слов, но знала — он говорит ей, что любит ее. Она еще немного продлила удовольствие от ощущения уюта в его руках, потом высвободила руку, дотронулась до его мужественного лица и шепнула:

— Sic itur ad astra. Так идут к звездам. — И она верила в это. — Гарри, — лепетала она, уютнее устраиваясь на его груди, — поцелуй меня.

Она не могла понять, почему Гарри требуется поощрение. Он не двигался, как если бы не знал, как поступить.

— Гарри, пожалуйста.

Наклонившись над ней, придерживая ее личико большой жесткой рукой, Гарри коснулся ее губ. Его губы были такими мягкими, его дыхание — быстрым и свежим, как бриз. Он отдал предпочтение ее нижней губе, посасывал ее, как если бы это была конфета, вкус которой он хотел ощутить. Его пальцы царапали ей кожу, вызывая озноб. Его тело, странно холодное и неподвижное, начинало таять, теплеть, накаляться. Это было странно незнакомое ощущение, словно бы забытое за давностью времени.

Кейт хотела большего. Она хотела протянуть руку, но рука оказалась очень тяжелой. Она сама ощущала себя очень тяжелой, напряженной, как если бы она упала с лошади или слишком долго бежала. Думать об этом не хотелось. Если думать, все замечательное, что она ощущает, сразу исчезнет.

Однако это было неизбежно. Ей нужно видеть его. Но даже когда она открыла глаза, Кейт знала, что это ошибка. Деревья были не там, где раньше, а где же дуб? Вокруг только кирпичные стены и вспышка света на оконном стекле от падающих на него лучей. Никаких лесных цветов. Весна давно миновала. Розы увяли, листья на платанах пожелтели и медленно слетали на землю на фоне грязноватого городского неба. Кейт заморгала, готовая спрятаться, только вот ей надо было увидеть Гарри.

Но он тоже изменился. Лицо, склонившееся над ней, принадлежало человеку намного старше, мощнее, худощавее, с морщинками у глаз и висков, которые хорошо были видны на солнце.

Сердце у Кейт бешено застучало; паника мешала дышать. Нет, решила она, это явно не Гарри. Еще одна иллюзия. Еще одно желание, оставившее только горечь. Надо снова погрузиться в себя, где спокойно и безопасно. Она закрыла глаза.

— О, не надо, нельзя, — услышала она голос этого постаревшего Гарри, и он потряс ее. Он потряс ее сильнее. — Возвращайся сюда, Кейт, мой котеночек. Поговори со мной.

Она знала, что это действительно Гарри. Никто другой никогда не называл ее так, и никому не сошло бы это с рук.

— Откройте глаза, Кейт. Вы в безопасности. Вы дома.

Она ничего не сказала на это. Она боялась. Что, если это неправда? Что, если она поднимет глаза и не увидит ничего, кроме прочных белых стен? Она не хотела возвращаться из безопасности собственного молчания. Она просто не могла больше рисковать.

— Кейт, — отрывисто сказал Гарри, — вы пугаете леди Би.

Имя подействовало, как поднесенный к носу флакон с нюхательной солью.

— Где она?

Неужели это ее голос? Такой неуверенный, словно заржавевший?

— Сидит в библиотеке, ждет вас. Но я решил, что вам сначала нужно побыть на солнце. Теперь откройте глаза. Время идет, нас ждут дела.

— Вы на самом деле здесь? — спросила она, все еще прячась за опущенными веками.

— На самом деле. Вам лучше?

Кейт чуть не рассмеялась. Она еще слышала заунывное бормотание в своей голове. И еще какой-то голос. Она вслушалась, но он пропал, остался в углах дома для душевнобольных. По какой-то причине этот голос преследовал ее, как если бы ей следовало запомнить его.

Нет. Ей ничего не надо помнить о том месте. Ей надо упрятать память о нем как можно глубже — как она делала всегда.

— Я чувствую себя прекрасно, — сказала она, как если бы так и думала. — Прекрасно.

— Где вы были только что?

— Там, где я была в безопасности, — зашептала она, снова испугавшись.

— Я думал, что вы постараетесь не спать и быть начеку, — сказал Гарри, отчего-то испытывая боль. — Чтобы быть готовой пуститься в дорогу.

Кейт открыла глаза.

— Зачем?

Он нахмурился.

— Я сказал вам, что приеду.

— Вы уже говорили мне это раньше.

Она сказала это без всякого злого умысла. Просто это была правда. Но Гарри похолодел. Он долго не мог пошевельнуться, лицо его стало каменным.

— Вы не ожидали, что вам удастся выбраться оттуда?

— Нет. И как я могла ожидать? На мою защиту могла бы стать Би, все мои люди. Но кто станет слушать путаные слова старой женщины и прислугу, большую часть которой я спасла от тюрьмы?

— Разве нет ни одного человека, на которого вы могли бы положиться?

Она засмеялась, как если бы Гарри сказал что-то забавное.

— Господи, нет. Я поняла это давно.

— Понимаю.

Его голос был сдержанным и сухим, и Кейт услышала в нем облегчение. Видит Бог, он не хотел, чтобы она рассчитывала на него. Никто не хотел.

И прежде чем Гарри произнес еще что-то, Кейт спустила ноги и села прямо. Оказалось, она сидела на чугунной скамье в своем саду, все еще одетая в серовато-голубое платье из дома для душевнобольных. Она чувствовала запах того места, это не был запах цветов и свежего воздуха. Так пахли безумие, ярость и отчаяние. Снова шепот, на краю памяти: «Вы должны выслушать…»

— Мне нужно переодеться, — сказала Кейт, дрожащими пальцами дергая за лиф.

Кожа у нее снова зудела, волосы словно окунули в масло, ей казалось, будто она распадается на части. Она рассматривала свои дрожащие пальцы, как если бы не узнавала их.

— Вы переоденетесь, — пообещал Гарри, помогая ей сесть. — Только сначала нам нужно немного поговорить.

Кейт потрогала яркое желтое покрывало, которым кто- то укутал ее.

— Поговорить. Нет, я не хочу говорить. Я хочу принять ванну.

Ей необходимо было вернуть себе самообладание и закутаться в него, как в шубку. Ей нужно вспомнить тот голос.

Нет, она не будет вспоминать его.

Может быть, гадала она, так чувствовал себя Джек Грейсчерч, память которого без конца отказывала ему? Но нет, решила она. Джек не мог вспомнить. А она не хотела.

— Вы должны присутствовать, Кейт, — сказал Гарри, вставая. — Мы составили план.

Она засмеялась.

— Вот что мне больше всего нравится в «повесах». Дайте им час и коробку сигар, и они выйдут из кабинета, готовые сражаться при Ватерлоо. О каком плане идет речь?

— Как спасти вас от вашего брата.

Кейт почувствовала — что-то накренилось внутри ее, словно в неустойчивую чашку влили свинец. Зная, что кажется безумной, она захихикала.

— Мой брат. Вы. «Львы». Гарри, я не знаю другой женщины, которую бы так настойчиво преследовало множество людей. Наверное, мне пора уехать в деревню и заняться вязанием шарфов для бедных. Может быть, это вызовет всеобщее умиротворение и обеспечит мне место на небесах.

— Сомневаюсь. Кейт, вас надо защищать, на этот раз вы нуждаетесь в помощи.

Она кивнула:

— Я думала об этом. О том, почему я стала мишенью. — Она принялась рассматривать одеяло, расправлять его на коленях, как если бы это помогало ей приводить в порядок мысли. Как если бы ее движения могли заново перечертить линию ее жизни. — Я много думала над этим, Гарри. Но я представления не имею, что от меня понадобилось «львам».

— Я знаю.

Кейт подняла голову и взглянула на него.

— Вы знаете?

Гарри выглядел таким смущенным, как ей и представлялось.

— Шредер поверила вам, а мне известно, что у нее безупречное чутье.

Ей хотелось смеяться. Какой-то абсурд, в самом деле. Почему она чувствует облегчение от того, что он в конце концов поверил ей? Это смутило ее и развязало язык.

— Прекрасно. Но я могу помочь узнать, в чем дело. У меня большой круг знакомств. Я могу побеседовать с каждым из знакомых в вашем присутствии с тем, чтобы вы сами сделали вывод, не является ли что-то в нашем разговоре подозрительным. И дядя Хиллиард. Мы уже знаем, что он «лев». Почему бы мне не помочь вам обыскать его дом? Он никогда не любил меня, но его слуги были ко мне куда снисходительнее. Я знаю, они впустят нас в дом.

— Диккан уже организовал там поиски.

Кейт одобрительно закивала:

— О. Очень хорошо. Это замечательно. А что насчет дядюшкиной конторы в Слоу? Это совсем рядом с Лондоном, там могла происходить большая часть встреч, вам не кажется? Мы с Би там бывали… — Внезапно она вскинулась, схватила Гарри за руку. — Боже! Би. Она цела? Никто не причинил ей вреда?

Она уже была на ногах и поворачивала к дому, когда Гарри поймал ее за руку.

— Кейт. Она в доме. С ней все в порядке. Понимаете?

Би действительно была в доме, с бледным мятым лицом она стояла у окна библиотеки, зажав в кулачке носовой платок. Сердце у Кейт сжалось.

— Я должна пойти к ней.

Гарри отказался отпустить ее.

— Сначала надо уладить другое. Я поставил людей следить, не появится ли Аксман Билли. Никому не удастся проскочить незаметно. Но вам все еще угрожает ваш брат.

Кейт задрожала. Гарри прав. Эдвин не будет сидеть спокойно, зная, что она вышла из-под его контроля. Может быть, им с Би лучше уехать. На континент или в Вест-Индию. Или передать Исткорт деревне — просто чтобы до него не дотянулись руки Эдвина, а затем они с Би смогут исчезнуть…

— Кейт, — сказал Гарри, поворачивая к ней лицо, — вам нужен муж.

Она отпрянула, словно ее ударили.

— Что? О нет, спасибо. У меня уже был один. У нас не сложилось.

— С этим вам не придется иметь дело. Вы должны будете только взять его имя, и ваш брат потеряет право распоряжаться вами.

Кейт засмеялась, паника сжимала ей грудь.

— Чье имя? Ваше?

Гарри не улыбнулся.

— Так я сказал вашему брату.

Кейт попыталась отодвинуться подальше.

— Не будьте смешным. Никто не поставит вам в вину такое нелепое заявление. Я уж точно не собираюсь требовать от вас такой жертвы.

— Зато я требую, — возразил он со свирепым видом. — Для меня это дело чести.

Кейт охватил ужас.

— О, этого не может быть. Вам ни к чему оказаться привязанным ко мне на всю жизнь. Вы сами говорили мне. Вы хотите быть свободным. Это разрушит ваши планы.

Она взглянула на него в тот самый момент, когда в его глазах мелькнул голодный блеск, мелькнул — и пропал.

— В действительности не совсем так. Вы будете жить своей жизнью. Я своей.

Она затрясла головой:

— Я все равно буду вашей собственностью. Нет, спасибо, Гарри. Меня вполне устраивает самой отвечать за свои поступки. — Она перевела дух, подождала, пока сердце перестанет совершать скачки. — Нет, нам надо придумать что-нибудь другое. Ко мне благоволит Принни.

— Он задолжал вашему брату несколько тысяч фунтов.

— Архиепископ Кентерберийский — мой кузен. Он заступится.

— Если дело идет о крещении и причастии. Но не в канцлерском суде, в котором ваш брат добивается передачи ему вашего имущества.

Кейт поднялась на шатких ногах, колени у нее подгибались. Гарри хотел прийти на помощь, но она оттолкнула его и схватилась за спинку скамейки. Она подхватила одеяло как раз в тот момент, когда оно чуть было не сползло на землю.

— Я подам на Эдвина в суд, — сказала она, делая несколько неверных шагов по дорожке.

Ей очень не нравилось, что у нее сильно дрожали руки, что она шла так, словно ей было восемьдесят. Если ей предстояло оказаться в заточении, как бы ни называлось заведение, куда ее поместят, она должна быть сильной.

— У вас нет времени, — сказал Гарри с сочувствием. — Вам не показалось подозрительным, что ваш брат появился сразу же после попытки убить вас?

Кейт остановилась, гравий хрустнул под ее ногами.

— Вы считаете, что он «лев», потому что он пытался отправить меня в заточение? — Она засмеялась. — Гарри, он хотел избавиться от меня с тех пор, как я упустила свору его гончих, мне тогда было шесть лет. Ничего нового.

— А картина? Кто-то нарисовал эту картину и позаботился, чтобы ваш брат увидел ее. Я думаю, кто-то очень хорошо знал, что он использует ее как повод отправить вас туда, откуда о вас никогда не долетело бы никаких вестей. Ваш брат воздерживается от попыток немедленно возвратить вас в Ричмонд-Хиллс по единственной причине — он думает, что вы уже замужем.

Кейт открыла рот, но тут же закрыла его, не зная, что сказать. Гарри прав. Она может навсегда исчезнуть в том ужасном сумасшедшем доме, став жертвой зависти и жадности Эдвина.

На миг она снова оказалась в темноте, снова слышала тот шепот, ощущала надвигающийся страх. «Они никогда не выпустят нас». Они и не выпустили бы.

И все же она покачала головой.

— Я уже доверилась вам. — Ее голос был непозволительно резок. — Спасибо, но нет. Я не выйду за вас замуж.

— Но вы уже замужем за мной, — сказал он, становясь перед ней. — По крайней мере так написано в специальном разрешении, на котором Джош Уилтон и Чаффи Уайлд поставили дату бракосочетания Оливии и Джека Грейсчерч. Они сейчас в передней гостиной вместе с Йеном Фергюсоном.

Сердце у Кейт замерло, она боролась с новой волной страха.

— Они видели меня?

— Они помогли мне вызволить вас оттуда.

Кейт обхватила себя руками и качалась вперед-назад, стыд обрушился на нее. Слишком много всего. Она не могла смотреть на Гарри. Не могла смотреть ни на одного из них. Она не была уверена, что после всего случившегося когда-нибудь сможет сделать шаг из своей гостиной.

— Пожалуйста, — сказала она, качая головой. — Я не могу говорить об этом, пока… не приду в себя.

«Стану прежней, по крайней мере для себя».

— Грейс проводит вас к ванне, — сказал Гарри. — Она приехала, чтобы побыть с Би. О других не тревожьтесь. Они понимают.

— Нет! — Кейт чувствовала себя совершенно униженной и ненавидела Гарри за это. — Они не понимают. Я не хочу, чтобы они понимали.

— Они были очень добры к вам.

— Мне все равно. — Кейт дрожала. — Меня нельзя принудить выйти замуж.

Его ответ был спокойным и суровым.

— Тогда вы вернетесь в дом для душевнобольных.

Беспомощность.

В горле у Кейт стояли слезы. Она прижала к глазам ладони, не давая им пролиться.

— Вы негодяй, вам это известно?

Голос Гарри, когда он смог заговорить, звучал ровно.

— Мне это нравится не больше, чем вам.

У нее больше не было сил. Она снова опустилась на скамью.

— У вас в самом деле есть разрешение на брак?

— Со всеми подписями. — Быстрая ухмылка осветила его лицо. — Кстати, вы знаете, что Финни прекрасно копирует вашу подпись?

— Разумеется, знаю. Я сама его научила. — Кейт подняла на него глаза, умолять было выше ее сил. — У нас есть разрешение. Этого наверняка достаточно. Зачем дальше ломать комедию?

Гарри покачал головой.

— Джошуа Уилтон — достойный человек. Он проставил на разрешении на брак другую дату только потому, что считал — брак действительно состоится. Вы представляете себе, чем он рискует?

Кейт вздохнула.

— Знаю. И будьте вы прокляты, я не могу подвести его.

Оценивая свои действия, Кейт подумала, что ей следовало бы реагировать гораздо более бурно. Она могла бы биться в судорогах, впасть в ярость. Это у нее получалось хорошо. Однако сейчас у нее не было слез, она сползала в немую темноту шока. Все вокруг стало серым.

— Вы не можете просто взять меня, — настаивал Гарри. — Вам придется принять всю мою семью. Вам они всегда нравились. Вы вечно торчали на кухне, разговаривая с моей матушкой, или бегали вокруг, играя с малышами.

Он замолчал, как бы давая Кейт время соблазниться идиллической картиной. Она часто навещала дом Гарри в Грейндже; у него была настоящая семья, в ней ссорились из-за пустяков, смеялись, обнимались, часто одновременно. Кейт ощущала себя попрошайкой, которой позволили побыть на празднике, а она была не в силах уйти. Воспоминаний об этом доме зачастую было достаточно, чтобы продержаться следующий день.

— Вы в самом деле не захотите дать матушке возможность баловать вас? — спросил Гарри. — Вы же знаете, она была бы на верху блаженства.

Кейт на миг закрыла глаза, эта мысль кружила ей голову. Но она знала, что в действительности Гарри не хочет этого. Она уверилась в этом, взглянув на его лицо — по нему, как облака по полуденному небу, пробегали противоречивые эмоции: беспокойство, сожаление, неуверенность, обида, покорность. И она ни в малейшей степени не винила его. Он рисковал больше всех. Он отказывался от всего. Гарри, который во всем не знал меры, и в преданности, и в гневе, и в радости. Который излучал чувственность, и силу, и способность подчинять.

Который заслуживал большего, не важно, что он сделал с ней.

— Нет, — сказала она, теснее закутываясь в покрывало. — Я не пойду на это.

Гарри напрягся, словно она оскорбила его.

— Мы уже сделали это, Кейт.

Она не могла смотреть на него. Она отвернулась — и увидела озабоченное лицо Би. Да, Би. Меньше всего Кейт хотелось бы предать Би. Если она не выйдет замуж за Гарри, она оставит Би одну, беззащитную перед жестоким миром. Как она может оставить своего лучшего друга в таком положении? Но разве Би согласится участвовать в этом мошенничестве?

— Я не стану… — «Посмотри на небо. Оно бесконечно, распахнуто, безгрешно». — Я не стану спать с вами, Гарри. — Ее руки стали влажными от одной только мысли. — Я не стану спать ни с одним мужчиной.

— Я не виню вас, — в конце концов, сказал он, и его голос был тихим и спокойным. — Обещаю, я не жду от вас ничего до тех пор, пока вы не будете готовы.

Кейт взглянула на него, потрясенная пониманием в его глазах. Стыд и чувство вины усилились.

— Но я как раз об этом, — возразила она и повернулась, чтобы видеть, как нервно стиснута его челюсть. — Я никогда не буду готова.

Однако его голос остался тихим.

— Я думаю, вы ошибаетесь.

— Вы не знаете…

— О, пожалуй, знаю. — Сидя рядом с ней, он взял в ладони ее лицо. Он, казалось, не заметил, что она инстинктивно подалась назад, уклоняясь от прикосновения его пальцев. — Кейт, я не невинный младенец. Мне кажется, я знаю, что произошло с вами. Этот монстр мучил вас и продолжает мучить. Но я думаю… — Он большим пальцем провел по ее щеке, и, как всегда, ее тело отозвалось. — Это не изменилось. Не имеет значения, какие чувства мы испытываем к друг другу, между нами всегда существовало притяжение. — Его улыбка вышла кривой. — Может быть, если мы вспомним, как замечательно все могло бы быть, это станет началом.

Кейт затрепетала от незнакомого чувства тепла, охватившего ее. Ее лоно, сухое и запустевшее, казалось, смягчилось, а ведь она давно потеряла всякую надежду на это. Если бы она была другим человеком, она могла бы вообразить, что время вернулось на десять лет назад. Что вместе с желанием она может возвратить ожидание чуда и надежду, которые исходили из пальцев Гарри.

Но она уже не была той девочкой. На нее нахлынули отвращение и ужас. Она оттолкнула его с такой силой, что чуть не сбросила со скамейки.

— Нет. — Кейт презирала себя за то, что не могла справиться с дыханием. — Никогда.

Гарри поднял бровь:

— Но почему?

Его глаза оставались широко раскрытыми. Кейт видела, как бугрились его брюки. Страх побежал по ее венам, заставил ее вскочить.

Она не желала плакать.

— Потому что когда вы заставляете меня чувствовать это, я вспоминаю, как вы когда-то довели меня до такого состояния, что я была готова отдать вам все… — Кейт сжала кулачки с такой силой, что подумала — сейчас пойдет кровь. — А вы оставили меня, чтобы Мертер довел дело до конца.

Гарри стоял, словно пораженный молнией.

Кейт не могла взглянуть ему в лицо. Подобрав одеяло, она пошла прочь.

— Я не могу, Гарри. Не могу.

Она была уже возле двери, когда он заговорил.

— Значит, этого не будет, — с трудом сказал он. — Но обеты вы произнесете.

К тому времени, когда Кейт и Гарри встали перед Джошуа Уилтоном в ее передней гостиной, Кейт была на пределе. Она приняла ванну, напудрилась, завилась, затянулась в корсет и теперь предстала в обманчиво простом шелковом платье лазурного цвета с серебряными желудями, украшающими подол и рукава. Она держала наскоро собранный букет из синих астр и белых гвоздик, который позабавил ее, поскольку на языке цветов они означали невинность и утонченность. Солнечные лучи, отражаясь от зеркал, придавали теплый оттенок бледно-зеленому шелку обивки стен. У окна спокойно сидела Грейс Хиллиард, ее простое лицо казалось невозмутимым. Слуги Кейт неловко расселись на наспех собранных стульях.

Би в сером муаровом платье заняла свое место позади Кейт, на голове у нее была хорошенькая кружевная шляпка, на беспокойных кистях рук — митенки. Гарри стоял как на параде, британский офицер 95-го стрелкового полка с кивером под мышкой и в сверкающих сапогах. Кейт подумала, что никогда еще не видела его таким красивым; однако она не собиралась говорить ему об этом. Ибо слишком многим пожертвовала, согласившись на этот брак.

Свидетель жениха, Чаффи Уайлд, предпочел табачно-коричневый и желто-коричневый цвета, его жилет был разрисован попугаями и пальмами. Чаффи, как всегда, улыбался; его очки сползли на середину носа.

Позади него, как бы не вполне доверяя способности Чаффи выполнить задачу, стоял Йен Фергюсон, килт развевался вокруг его колен, под мышкой он держал меховой кивер. Даже Мадж облачился в мундир стрелка, хотя в нем он смотрелся странно, словно молодой бог попытался надеть современную одежду. Горничные, казалось, ничего не имели против.

Единственно, кто отсутствовал в этой торопливо собравшейся группе людей, — это Барбара, которая уехала, стоило появиться собственной камеристке Кейт. Кейт хотела бы оставить Барбару у себя, зная, что ей будет не хватать этой незаурядной женщины.

Облаченный в торопливо приведенную в порядок ризу, с требником в изящных руках, Джошуа Уилтон занял свое место перед камином в стиле Адама. Выглядел он несколько скованно. В романах, издаваемых в типографии «Минерва пресс», свадьбы обычно сопровождались либо пением птиц и радугой, либо ужасной грозой, предвещавшей опасность. На этот раз никаких зловещих предзнаменований не было, слышались только звуки, производимые соседями, возвращавшимися домой, да повар Кейт, Морис, пару раз хлюпнул носом.

Когда-нибудь, думала Кейт, слушая, как Джошуа нараспев произносит ветхие поэтические слова, которые она поклялась никогда не произносить снова, она сравнит эту свадьбу с предыдущей и посмеется.

— Повторяйте за мной, — сказал Джошуа Гарри, и Кейт вернулась к реальности. — Я, Генри Филлип Брайс, беру тебя, Кэтрин Энн…

— Долорес.

Джошуа моргнул.

— Простите?

Гарри удивленно взглянул на Кейт:

— Что?

Она принужденно улыбнулась.

— Я думала, вы знаете. Мое имя Долорес Кэтрин Энн. Вы так написали в разрешении?

Все переглянулись.

— Нет.

Кейт не знала, радоваться ей или огорчаться.

— Это не может привести к аннулированию брака?

Джошуа улыбнулся.

— Виноват. Все остальное мы сделали правильно. Брак действителен.

— Ваше имя Долорес^[6]? — спросил Кейт Гарри, тоже удивленный. — Ваш отец назвал вас «печаль»?

— Да, он был безутешен. В конце концов, я убила его жену.

— Нет! — крикнула Би.

Кейт улыбнулась подруге.

— Конечно, так и было. Я, разумеется, не намеревалась делать этого. Но кажется, настояла на своем. Я хотела появиться на свет, несмотря ни на что.

— Это лучше обсудить в другое время, — сказала Грейс со своего места.

Кейт благодарно улыбнулась подруге.

— Да, конечно, — сказала она, бросая быстрый взгляд на Гарри. — Если что-то делать, то делать быстро.

Гарри только сильнее вытянулся. Все повернулись к его преподобию.

— Повторяйте за мной, — сказал он. — Я, Генри Филлип Брайс, беру тебя, Долорес Кэтрин Энн…

Кейт выдержала всю службу и осталась спокойной, даже когда Гарри надел на ее палец красивое золотое колечко филигранной работы. «Прекрасно, — думала она. — Мы закончили. Теперь я могу сбежать».

Конечно, это было не так-то легко. Едва Джошуа закончил службу с весьма неутешительным утверждением, что соединенное Богом никогда не может быть разделено, как Кейт услышала, как позади нее задвигалась Би.

«Нет. О нет, Би, — думала она, поворачиваясь к подруге. — Не сейчас».

Но глаза у Би были закрыты. И прежде чем Кейт смогла запротестовать, Би запела.

В комнате установилась гробовая тишина. Джошуа замер в изумлении при божественных звуках голоса Би, заполнившего все пространство. У Йена отвалилась челюсть. Морис рыдал. Кейт сразу узнала, что выбрала Би, и тоже закрыла глаза. О Боже. Она выбрала песню на слова Томаса Мура «Клятва уже дана».

Последний звук замер вдалеке, и воцарилось молчание, глубокое, почти болезненное. Сидевший у окна Мадж не стирал слез, струившихся по его щекам. Кейт слышала, как сморкался Морис. Бедная Би, услышав это, открыла глаза и беспокойно осмотрелась. У Кейт перехватило дыхание, она обняла подругу.

— Что бы я делала без вас? — шепнула она. — Мне следовало бы просить вас спеть на моей первой свадьбе.

Би засмеялась сквозь слезы.

— «Внизу между мертвецами», — сказала она.

Кейт еще раз сжала ее руки в своих и засмеялась в ответ.

— Да, это больше подходит.

Кейт дрожала, к горлу подступала тошнота — так она была измучена.

— Ну-с, — сказала она с лучезарной улыбкой, — спасибо всем за помощь. Я знаю — вы все согласитесь со мной, если я выражу радость по поводу того, что все закончилось. Теперь, кажется, я смогу немного поспать.

Увы, никто не сдвинулся с места.

— Вы не сказали ей? — услышала она позади себя.

Она повернулась и увидела входившего в комнату Дрейка.

— Сказали ей что? — резко спросила Кейт.

Увидев хмурое лицо Гарри, она упала духом.

— У меня не было возможности поговорить с ней наедине, — сказал он.

Кейт почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Боже милостивый, что еще не так?

— Спасибо всем за то, что пришли на нашу свадьбу, — сказала она, глядя на Гарри. — А теперь не могли бы вы оставить нас с Гарри на минутку вдвоем?

Ее слух и хорошо разбирались в интонациях ее голоса, они улетучились с такой скоростью, словно над ними обваливался потолок. Друзья Гарри, верно интерпретировав их поспешность, удалились следом. Остались только Би и Грейс. И Дрейк, который подошел со свертком бумаг — судя по всему, это были официальные бумаги.

— Мои поздравления, Кейт, — поцеловал он ее в щечку. — Сожалею, что пропустил церемонию.

Кейт отстранилась, уставившись на бумаги.

— У вас, насколько я могу судить, были деда.

— Один из моих друзей сообщил мне, что в канцлерском суде подспудно ведется какая-то работа. — Он поднял бумаги. — Ваш брат посвящает ей очень много времени. И ваш пасынок.

Кейт заморгала, уверенная, что она все еще во власти ночных кошмаров.

— Мой пасынок? Освальд?

— Дрейк прислал записку как раз перед церемонией, — сказал Гарри, беря Кейт за руку.

Если бы у нее было больше здравого смысла, она оттолкнула бы ее.

— Что вы должны были сообщить мне, Гарри?

Он кашлянул, скрывая неловкость.

— Все продолжается.

— Что?

— Это не конец.

Он посмотрел на Грейс, словно призывая ее на помощь себе.

Грейс скрестила руки и хранила молчание. В конце концов, отложив свой кивер, он взял Кейт за другую руку, как если бы это помогло ей понять.

— Разрешения на брак недостаточно, — сказал он, словно возвещая о смерти. — И церемонии тоже.

Она не сразу нашла нужные слова.

— Что вы хотите сказать, Гарри?

Ответил Дрейк.

— Ваши брат и пасынок подали на вас в суд, обвинив в неспособности управлять вашим имуществом, — сказал он, беря ее за запястье.

Кейт покачала головой.

— Разве мы только что не положили конец этой проблеме?

Дрейк взял ее за другое запястье.

— Ваш брат обвиняет вас с Гарри в мошенничестве. Он заявляет, что брак является не чем иным, как попыткой Гарри завладеть вашими деньгами.

— Он явно не терял времени. — Покачав головой, она вздохнула. — Что же нам делать?

Дрейк пожал плечами.

— Убедите весь свет, что вы с Гарри без ума друг от друга.

Глава 9

Кейт подумала, что гроза все же прогремела. Пожалуй, возникни у нее предчувствия, она смогла бы предупредить катастрофу.

— Маркус, я искренне надеюсь, — сказала она, и ее голос непростительно задрожал, — что это результат вашего увлечения готическими романами. Если это так, должна сказать, что я ожидала от вас большего. — Она повернулась к своему подозрительно молчаливому мужу. — Вы знали об этом?

— Не все. Я сконцентрировал внимание на прямых угрозах вам.

Кейт не спускала с него проницательного взгляда.

— Их что, много?

— Нет. Только Аксман Билли. Об этом вы можете не беспокоиться.

Кейт боролась с приступом ярости.

— Не беспокоиться? Разумеется, я не беспокоюсь. Грейс, как вы думаете, у меня есть причина для беспокойства?

Грейс, неприязненно слушавшая, как все мужчины уверяли их, что Кейт не о чем беспокоиться, мудро хранила молчание.

Гарри вспыхнул.

— Я занимаюсь этим, Кейт. Вам остается сконцентрироваться на опасности со стороны вашей семьи.

— Но вы уезжаете, — запротестовала Кейт. — Вы десять лет ждали этого.

— Мир останется все тем же и через месяц.

— Мы с Гарри приняли меры, чтобы защитить ваше состояние, — уверил ее Дрейк.

Еще один удар. Ее состояние. Больше не ее. Гарри не дал ей времени подумать об этом, и вот она замужем, назад пути нет.

— И очень недурное поместье, — добавила Кейт, не сумев избежать горьких ноток в голосе. — Вы забыли спросить, Гарри, но сегодня у вас очень удачный день.

Гарри отмахнулся от ее обвинения:

— Мне не нужны ваши деньги. Вот ваша семья — другое дело.

— Они вновь подали иск в канцлерский суд с намерением доказать вашу неправомочность, несмотря на ваш брак с Гарри, — сказал Дрейк.

Кейт чувствовала, что бледнеет.

— Тогда какого черта мы тратили время на весь этот фарс?

Гарри впился в нее глазами.

— Потому что это не фарс. Все, что нам надо, — доказать, что наш брак настоящий, только так мы их остановим. Если мы докажем это, иск можно будет оспорить.

— Единственный способ доказать это, Гарри, — пригласить в нашу спальню патронесс «Олмака». — Она огляделась, паника не отпускала ее. — Но у меня нет желания заходить так далеко.

— Вам не нужно демонстрировать такую… основательность, — сказал Дрейк с подозрительной улыбкой. — Просто смотрите на него на публике с любовью и разговаривайте так, как если бы у вас были давние отношения.

Как у них все просто. Кейт искала какие-то аргументы, но не находила, ее мозг отказывался работать.

— Вы думаете? Я хочу сказать — не могу себе представить, что, даже при большом желании лишить меня всего, Освальд и Эдвин могли бы действовать сообща.

— Исткорт, — выговорила Би, ломая пальцы.

Одного этого слова оказалось достаточно, чтобы у Кейт подогнулись коленки и она опустилась на стул.

— Исткорт. Конечно. — Она в ужасе терла виски. — Эдвин сделает все, чтобы получить его обратно. Даже объединится с Освальдом. — Она безрадостно засмеялась. — У него, должно быть, случился припадок, когда он понял, что теперь поместье в ваших руках.

Кейт любила Исткорт. Все ее тяжкие труды, привязанности и… да, черт возьми, любовь. И все зря. Как нелепо, что единственная компенсация за шесть лет ада теперь превращается в петлю, которая удушит ее.

— Я сказал вам, — выпалил Гарри, — мне не нужно ничего вашего.

— Это не имеет значения, — возразила Кейт. — Все мое теперь ваше. Со всеми преимуществами и проблемами. Наслаждайтесь этим, Гарри.

Она увидела его лицо и ждала удара. Однако он не пошевелился.

— Вы в самом деле думаете, что я хочу завладеть всем, включая и вашу свободу? — запальчиво крикнул Гарри. — Вы сошли с ума? Сейчас я мог бы быть в Париже, делать наброски и пить шампанское! А не нянчиться со взбалмошной девчонкой, которую больше страшит возможность лишиться чего-нибудь из своего имущества, а не опасность, угрожающая ее друзьям и стране!

Она не заплачет. Ни за что. Гарри не поймет, как бы она ни пыталась объяснить. У него никогда не забирали ничего только на том основании, что он мужчина.

— Хорошо, — спокойно сказала она. — Спасибо за разъяснение. Теперь мне не придется долго гадать, каким вам видится наш брак. — Расправив юбки, Кейт приняла позу подчеркнутого достоинства. — У нас есть шанс стать более преданными друг другу, чем Абеляр и Элоиза. По крайней мере до того, как я куплю вам билет на пакетбот, следующий от Дувра до Кале. И еще я ненавижу вести себя как взбалмошное дитя, но мне необходимо поспать.

У него был по меньшей мере разочарованный вид.

— Прекрасно, — холодно кивнул Гарри. — Мы с Дрейком позаботимся обо всем.

Кейт резко остановилась и вздохнула.

— Позаботитесь о чем?

— О безопасности. Мы заменим ваших людей нашими, чтобы на то короткое время, которое мы здесь пробудем, обеспечить надежную охрану. Тем временем можно будет отвезти вас в безопасное место, раз уж мы поклялись в нашей неумирающей любви.

Кейт долго молча стояла на месте. Потом, переведя глаза с Гарри на подозрительно тихого Дрейка, который все еще стоял в дверях, покачала головой.

— Нет, — сказала она, задыхаясь от негодования. — Вы этого не сделаете.

Теперь удивился Гарри:

— Не сделаете чего?

— Ничего из перечисленного, а прежде всего не поменяете моих людей на чужаков.

Гарри попытался улыбнуться:

— Вы все еще считаете Маджа чужаком?

Кейт выпрямилась, теперь перед ним была герцогиня. Голова у нее начала болеть, в правый висок словно вонзался маленький ножик.

— Это мой дом, Гарри. Вы не можете прийти и начать все делать по-своему.

— Но это не так, — возразил он. — Защищать вас — моя обязанность, и я буду делать то, что я обязан делать.

— Я подписала отказ от своих прав, — предупредила Кейт усталым голосом, — но если вы собираетесь действовать, не ставя меня в известность и без моего согласия, я, Гарри, заставлю вас заплатить за это.

— Он только хочет защитить вас, — сказал Дрейк.

— Замолчите, Маркус, — одновременно сказали они оба, не отрывая глаз друг от друга.

— Что бы вы обо мне ни думали, — продолжала Кейт, — не смейте оскорблять моих людей, отодвигая их в сторону. И черт возьми, не оскорбляйте меня тем же самым.

Гарри обхватил руками голову.

— Вы еще не поняли? Есть люди, которые хотят изолировать вас, и люди, которые хотят убить вас. И это разные люди. Вы не можете знать, кому доверять!

Кейт засмеялась, хотя ей было страшно.

— Вы в самом деле думаете, что я не могу доверять Финни, Морису или Джорджу? Не будьте ослом, Гарри.

— Чудесно, — рявкнул он. — Будь по-вашему. Но предоставьте мне делать ту работу, которую мне поручили сделать.

С этого момента Гарри делал именно то, чего Кейт более всего боялась. Он взялся руководить всем. Он не стучал кулаком, не размахивал стеком, как Мертер, но когда он собрал ее людей в большой гостиной, чтобы проинструктировать их о новых мерах по обеспечению безопасности, ни у кого не возникало сомнений, что Гарри приходилось водить людей в сражение. Он действовал быстро, организованно и по-своему безжалостно.

Решив участвовать в этом собрании, Кейт села рядом с ним и попыталась убедить себя, что тем самым поддерживает свой авторитет. Однако ее все больше охватывало чувство потери. Вокруг ничего не изменилось. Стены гостиной все так же были затянуты светло-зеленым шелком; ее окружала все та же чиппендейловская мебель с китайскими мотивами, с золотистыми подушками и ажурной резьбой по дереву; гостиную украшали все те же картины Дж. Констебля и Каналетто, которых она очень любила. Ее люди не спускали с нее глаз, как если бы уверяли себя в том, что все в порядке, а Трэшер сидел у ее ног на случай, если он ей понадобится.

Кейт гадала, как скоро Гарри начнет все менять. Сначала уберет стул, потому что тот гремит по полу, потом заменит картины на свои собственные или переделает в кабинет маленькую столовую для завтраков. Вместо тюльпанов он посеет рожь, знакомые лица постепенно исчезнут, появятся чужие, пока у нее снова не останется ничего своего, только депрессия и страх.

Ее банкир больше не будет встречаться с ней. Управляющий поместьем станет приходить со своими проблемами к Гарри. Ее слуги будут обращаться к нему за указаниями и искать его покровительства. Гарри, естественно, будет выполнять свои обязанности. Он станет заботиться о ней. Он станет заботиться обо всем, не давая себе отчета, что обкрадывает ее, лишает единственного, чего она всегда хотела. Возможности самой управлять своей жизнью.

А после того как он сделает это, он отправится бродить по свету. И будет возвращаться неведомо когда только для того, чтобы уехать снова. Она не вынесет такой жизни.

Как если бы услышав мысли Кейт, Би придвинулась к ней и взяла ее за руку. Кейт легонько пожала скрюченные пальцы и улыбнулась подруге. Голова у нее, казалось, разделилась на две. Мир вокруг стал расплывчатым, водянистым, как если бы она прислушивалась к тому, что происходило на дне озера. Ей нужно побыть одной. Ей нужно походить по дому, осмотреть его, словно она могла защитить все свое; так кот метит забор, чтобы другие убрались с его территории.

Только котом, которого она хотела бы заставить убраться, был теперь ее муж.

— Вы не против этого, Кейт?

Она подняла глаза, моргнула.

— Простите?

Все взгляды обратились на нее. Гарри, закончив речь, стоял спиной к камину, заложив руки за спину, слегка подавшись вперед, как будто он намеревался прокладывать себе путь среди противников. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы Кейт лишилась последних сил.

— Предлагаемые мной меры предосторожности, — сказал он напряженным голосом, — они приемлемы?

Она осторожно кивнула:

— Да, благодарю вас. — По крайней мере он не тронул ее слуг. — Я уверена, что при необходимости мы пересмотрим их. Malum est concilium quad matori no potest. Плохо то решение, которое нельзя изменить.

Гарри вздохнул.

— Кейт…

У нее совсем не оставалось сил, но она поднялась на ноги.

— Спасибо за то, что вы включили меня в ваш план. Теперь мы закончили. Я надеюсь, теперь-то я смогу добраться до своей кровати?

Сразу же встали и Грейс с Би, а за ними все остальные. Трэшер вскочил, как пружинка, и важно подставил ей свой локоть. Это было все, на что Кейт могла рассчитывать, чтобы сохранить душевное равновесие. Она так устала, что руки у нее снова стали дрожать. Кивнув собравшимся слугам, она оперлась на Трэшера и вслед за Би и Грейс вышла из комнаты.

Кейт знала, что Гарри идет следом, вероятно, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Это ее не радовало. Дойдя до лестницы, она остановилась. Хотела она этого или нет, ей предстояло сделать одну вещь.

— Гарри?

Он быстро подошел и склонился над ней.

— Да?

Это отняло у нее остатки внутреннего равновесия, но она подняла на него глаза — и увидела на его лице крупными буквами написанное беспокойство. И улыбнулась.

— Вы спасли меня. Спасибо.

Гарри удивился, но улыбнулся в ответ.

— Это доставило мне удовольствие.

Кейт расстроило вовсе не то, что Гарри поднял ее руку для поцелуя. Просто он выглядел таким же печальным и потерянным, как она сама. И с этим она ничего не могла поделать.

Грейс Хиллиард была обязана жизнью леди Кейт Ситон. По крайней мере так она считала. После сражения при Ватерлоо Кейт взяла ее к себе, помогла похоронить ее отца, вместе с ней ухаживала за ранеными и подготовила ее к новой жизни. Кейт никогда не давила, не подавляла, не требовала благодарности. Она оставалась рядом с подругой и в короткие бурные недели замужества Грейс.

Грейс хотела для Кейт самого лучшего и считала, что Гарри Лидж как раз такой человек, который может предложить все это. Грейс знала Гарри большую часть своей жизни. Он был храбрым, преданным, он был добр к маленьким девочкам и забавлял их. Но он никогда не ладил с Кейт, а Кейт всегда демонстрировала презрение к нему.

Грейс всем сердцем желала, чтобы два ее лучших друга понравились друг другу. Но она знала лучше других, что желания такого рода часто оказываются напрасными. Нужно смотреть на вещи трезво. А реальность такова, что эти двое, которые не выносили друг друга, поженились. И единственная поддержка, которую Грейс могла оказать подруге, — это довести ее до кровати.

— Твоя помощь нужна мне, ибо когда я выгляжу удрученной, это увеличивает вину Гарри, — сказала Кейт слабым голосом. Когда они поднимались по лестнице, глаза у нее закрывались.

— Прекрасная мысль, — сказала Грейс, видя, что Гарри не двинулся. — Он выглядит совершенно убитым.

Кейт чуть кивнула:

— Тогда я довольна.

Кейт выглядела так, что Грейс решила — она вот-вот свалится. То, что Кейт нуждалась в помощи, представлялось ей чем-то противоестественным. Она была явлением природы, а не потворствующей своим желаниям королевой общества.

Когда они подошли к апартаментам Кейт, Трэшер занял место снаружи, точно опасаясь, что за ними по лестнице крадется Аксман Билли. Грейс и Би вслед за Кейт вошли внутрь, чтобы помочь Кейт раздеться. Би, укладывая Кейт, объяснялась скорее крылатыми фразами, чем словами. Бивенс, камеристка Кейт, едва глянув на белое лицо своей госпожи, опередив Грейс, бросилась на кухню, чтобы приготовить один из знаменитых питательных отваров по рецепту Би. Грейс удивилась. Поскольку по давным-давно установленному правилу только Бивенс позволялось входить в спальню.

Только когда Грейс стала помогать Кейт раздеваться, она поняла почему. Они снимали с Кейт нижнюю юбку, когда Би бросила на Грейс предупреждающий взгляд. Грейс вопросительно подняла бровь. Снова повернувшись к Кейт, она поняла, в чем дело.

За годы, которые Грейс провела с отцом в армии, она видела много насилия, в том числе по отношению к женщинам. Но когда она помогала снимать с Кейт ночную рубашку, ей бросились в глаза такие жуткие шрамы, что она чуть не вскрикнула. Кто мог так обращаться с Кейт?

Она, конечно, ничего не сказала. Она помогла Кейт надеть лимонно-желтую ночную рубашку и подождала, пока Би причешет густые волосы Кейт цвета красного дерева, прежде чем оставить подругу между прохладными простынями на опрятной кровати с балдахином на четырех столбиках. Бивенс заставила Кейт выпить отвар и положила ей на лоб тряпочку, смоченную в лавандовом масле.

Если бы это была любая другая женщина, Грейс задернула бы занавески, чтобы создать полумрак. Но в доме Кейт занавески никогда не задергивались, а свечи никогда не стояли незажженными. Кейт утверждала, что свет действует на нее целительнее, чем вся настойка опия, сколько ее ни есть в городе. Грейс впервые задумалась, нет ли другой причины, заставлявшей Кейт избегать темноты.

— Наконец-то, — произнесла Кейт угасающим голосом из-под душистого одеяла, — я на самом деле оказалась в роли леди. Должна ли я развлекать вас своими жалобами и призвать доктора, чтобы он дал мне лекарство?

Прибирая комнату, Грейс улыбалась.

— Так-то лучше, — сказала она. — В какой-то момент я испугалась за вас. Будете спать?

— Да, раз уж светит солнце, — ответила Кейт. — Иначе вам пришлось бы сидеть у моей кровати и читать мне назидательные религиозные трактаты.

Би недовольно запыхтела.

— Еретичка.

— Конечно, нет, — пробурчала Кейт. — Я снова замужняя женщина и должна знать свое место.

— Раз вы вышли замуж за Гарри, — сказала Грейс, — ваше место будет там, где вы захотите.

Кейт приподняла уголок одеяла.

— Страстная защита.

Грейс покраснела.

— Я знаю Гарри с десяти лет. Он мне как брат.

Кейт откинула одеяло дальше.

— Я знаю его столько же, и у меня о нем совсем другое мнение.

— Тогда хорошо, что замуж за него вышли вы, а не я.

Кейт чуть улыбнулась.

— Я и предположить не могла, что окажусь за ним замужем.

— Он хороший человек, — запротестовала Грейс, не в силах отказаться от своего заступничества.

— Должно быть, раз он заслужил вашу преданность.

Грейс порывалась спросить, отчего Гарри лишился доверия Кейт. Проведя столько времени с Кейт, она знала — за мелочным противодействием Кейт обеим помолвкам Гарри кроется что-то большее. Между ними должна была произойти ужасная ссора.

Кейт словно услышала ее мысли.

— Наше неприязненное отношение друг к другу имеет глубокие корни, — сказала она. — Наверное, теперь это выглядит по-детски. Мне тогда было только пятнадцать лет. — Она улыбнулась — это было бледное подобие знаменитой ослепительной улыбки Кейт Ситон. — Но я отплатила ему. Это была одна из моих лучших проделок.

Грейс взглянула на Би, та пожала плечами.

— И что это была за проделка?

Ответила Кейт:

— Стоило шепнуть продуманное слово в нужное ухо, и две невесты пересмотрели свои взгляды на выбор мужа. Все очень просто.

Грейс покачала головой.

— Что-то очень уж просто, если это все, что потребовалось.

— Я всегда так считала. Однако допускаю, что Гарри мог думать иначе. — Она пожала плечами. — Что уж теперь. У нас впереди целая жизнь, чтобы выяснить это.

Грейс услышала нотки покорности в голосе подруги и огорчилась. Она переживала за них обоих. Если бы только Кейт и Гарри смогли преодолеть накопленные обиды. Они поженились; этого уже не изменить. Но нужно, чтобы этот брак стал настоящим. Грейс отдала бы за это каждый шиллинг и каждый акр земли, которые у нее были.

Грейс вздрогнула, почувствовав руку Би на своем плече. Она подняла глаза и увидела, что Кейт уже спит, лежа на боку и поджав ноги, как ребенок. У нее появилось абсурдное желание поцеловать Кейт в лоб, вызвавшее у нее улыбку. Попытайся она, Кейт дала бы ей оплеуху. Так что она по знаку Би собралась уходить.

Взгляд Грейс упал на окно. Она замерла, сердце у нее бешено застучало. Там, за окном, у конюшен она увидела человека. Она узнала его. Он несколько дней следил за ее домом, точь-в-точь как сейчас.

Одет он был по-другому. Когда он бродил вокруг ее дома, у него был вид разыскивающего кого-то аристократа — дорогой костюм, блестящий цилиндр. Сегодня он вырядился деревенским парнем в фетровой шляпе с широкими полями. Она все равно узнала бы везде его долговязую фигуру и вихляющую походку. В последний раз она видела его у своего дома в день, когда ее отравили.

Не успела Грейс отвернуться, как он выпрямился. И церемонно поклонился, дав понять, что тоже увидел ее. С бьющимся сердцем она побежала искать Гарри.

По счастью, Гарри ждал их внизу у лестницы.

— Что-то случилось? — озабоченно спросил он.

Грейс схватила его за руку.

— Гарри, у конюшен какой-то человек следит за домом. Я узнала его. Не думаю, что он работает на вас.

Гарри не медлил ни секунды.

— Мадж! — заорал он и побежал в глубь дома.

Мадж возник из ниоткуда, бросил Гарри пистолет и пошел за ним во двор.

Когда Гарри вернулся, Грейс в Желтой гостиной поила чаем перепуганную Би. Гарри подошел к ним.

— Ничего, — сказал он. — Вы уверены, что узнали его?

— Как и он меня, — подтвердила Грейс. Ставя на поднос заварной чайник севрского фарфора, она подняла на Гарри глаза. — Кейт в опасности, да?

Гарри подошел к столику с напитками, налил себе виски.

— В самой реальной. Вот почему мне нужна ваша помощь. Помогите мне удержать ее в этом доме, здесь мы сможем защитить ее. Ей нельзя разъезжать повсюду, как если бы все было в порядке. Меня она не послушает.

Грейс не удержалась от улыбки.

— Ваши таланты, Гарри, увы, не в области дипломатии.

Он залпом выпил виски и отставил стакан.

— Вот почему я прошу об этом вас. У меня свои задачи.

Грейс заметила, как по его лицу пробежала судорога. Хорошо знакомая со стоицизмом солдат, она присмотрелась — и с огорчением увидела, как он бледен.

— Единственная задача у вас сейчас, Гарри, — лечь в постель. Вы выглядите ужасно. Где вас ранило?

Он усмехнулся.

— Ватерлоо. Во мне сидит порядком шрапнели, и время от времени она без предупреждения дает о себе знать. — Он покачал головой. — Не волнуйтесь. Со мной все в порядке. Как только я закончу с этим, сразу поеду домой, чтобы моя матушка откормила меня.

— Она будет рада Кейт?

Этот вопрос озадачил его. Гарри отвел взгляд, стал смотреть в окно, словно видел в нем свою семью.

— Я не знаю. Она винит Кейт в том, что я оказался в армии.

— А теперь будет винить в том, что вы снова откажетесь от путешествий? Вряд ли вы изменили свои намерения.

Гарри мечтал о путешествиях столько времени, сколько она его знала. В его глазах она уловила неуверенность, даже что-то похожее на вину. Он покачал головой:

— Нет. Не изменил.

Как бы в ответ Би вдруг встала.

— Договор, — сказала она.

Гарри уставился на Би.

— Она хочет поговорить с вами, — сказала Грейс. — Так что садитесь.

Гарри бросил на Грейс нетерпеливый взгляд, но подчинился и помог Би снова опуститься на диванчик. Это дало Би время оформить свои мысли.

— Фарфор, — наконец сказала она, лицо ее скривилось от напряжения. — Человек… тонкий… фарфор.

Грейс чувствовала, как смягчается ее сердце. Она видела замешательство Гарри.

— Я думаю, — сказала она, — леди Би пытается сказать вам, что Кейт очень хрупкая, совсем не такая, какой ее считают большинство людей. Она просит вас быть с ней мягче.

Гарри выглядел оскорбленным.

— Хорошо, конечно.

Би выше вскинула голову, ее рот сложился в гримасу недоверия. И Гарри, которого Грейс видела отражавшим кавалерийскую атаку и прорывавшимся на двадцать миль в тыл противника, чтобы спасти товарища, спасовал перед спокойным скептицизмом пожилой женщины.

Подавшись вперед, он накрыл своей ладонью руку Би.

— Ни одна женщина никогда не пострадала от моей руки, — уверил он старушку. — Леди Кейт теперь моя жена. У нас могут возникать споры. Но я всегда буду защищать ее и соблюдать ее интересы.

Леди Би тревожно закивала.

— Королева Бесс, — сказала она. — Нуждается… королевство.

Теперь нахмурилась Грейс. Она научилась понимать леди Би. Однако на этот раз она не знала, что сказать. Бедный Гарри был совершенно сбит с толку.

Леди Би негодовала, она обвела рукой комнату:

— Владенья.

По какой-то причине это сработало. Грейс вспомнила шрамы на коже Кейт, то, как она вела себя в пресыщенном светском обществе, как со спокойной уверенностью управляла своими слугами, которых остереглось бы большинство женщин ее круга.

— Мне кажется, Би просит вас предоставить Кейт больше возможностей, — сказала Грейс, внимательно наблюдая за встревоженной старой леди. — Брак Кейт был… неудачным.

— Из того, что я знаю, — выпалил он, — я бы сказал, он был совершенным кошмаром.

Выходит, он знает про шрамы, решила Грейс.

— Окружающие видят одну Кейт, — задумчиво сказала Грейс Гарри. — А есть другая, которой вы не знаете. Вы не знаете, что она создала все своими руками. Герцог Мертер выжимал из Исткорта все до последнего цента. Кейт превратила поместье в настоящую достопримечательность. Она ввела много новшеств, которые помогают ее людям успешно вести хозяйство. Что до прислуги, вы их видели. Кто еще взял бы их на работу? Но они умрут за нее.

— Прекрасно, — сдался Гарри. — Она заслуживает уважения.

— Но теперь вы полностью контролируете все, понимаете? После той жизни, которую она вела, ей это покажется невыносимым.

Гарри переводил взгляд с Грейс на Би и обратно.

— Но с этим я ничего не могу поделать. Таков закон.

Би разволновалась.

— Дьявол ссылается на Библию в своих целях.

Гарри удивленно моргнул. Грейс заулыбалась. Это было понятно без ее помощи.

— Я не могу с чистой совестью отказаться от мер по обеспечению безопасности, — сказал Гарри. — Что до женитьбы, обещаю — сделаю все, что могу.

Би снова всмотрелась в его лицо. Должно быть, она увидела, что хотела, потому что в конце концов улыбнулась.

Гарри вздохнул.

— Я знаю, вам это далось нелегко, леди Би, — сказал он. — Вот почему ваше пение так много значило для меня. Я никогда не забуду ваш дар.

Взяв ее руку, он поцеловал ее.

Би залилась краской.

— Вы останетесь с нами, да? — спросил он старую женщину. — Не могу представить, как Кейт сможет обходиться без вас.

В глазах Би стояли слезы.

— Третий лишний.

Гарри нахмурился.

— Вы не третий лишний. Вы семья.

Наступило недолгое молчание, но в заключение она похлопала Гарри по руке.

— Семья.

Еще раз сжав руку Би, он поднялся.

— А вы, Грейс? Не могли бы вы побыть с Кейт еще немного, чтобы помочь ей не раздражаться из-за необходимых сейчас ограничений?

Грейс подумала о работе, которую она начала в своем доме в Лонгбридже, о своих людях, брошенных в спешке. Но потом она вспомнила, какая тишина устанавливается в доме после захода солнца. Как там пусто. И о том, сколько для нее сделала Кейт.

— Я буду только рада.

Он кивнул:

— Спасибо вам обеим. Думаю, вы не прочь отдохнуть. Только сделайте мне одолжение. Обещайте, что ни одна из вас не выйдет из дома до моего возвращения.

Скажите Маджу, если снова увидите вашего знакомого. И никто, кроме Финни, не должен подходить к выходной двери.

— Конечно. — Грейс помогла Би встать. — А вы, Гарри? Что вы собираетесь сейчас делать?

— Я? — Его улыбка на этот раз была мрачной. — Кажется, пришло время встретиться с одним человеком и убрать оскорбительную картину из его клуба.

Маджу не потребовалось много времени, чтобы помочь Гарри превратиться из армейского офицера в светского прожигателя жизни; вместо зеленого мундира на нем теперь были синий фрак и светло-серые панталоны, шелковый жилет с кармашком для часов. Насколько важна внешность, Гарри понял, когда выполнял специальное задание Веллингтона и Скоуэлла на континенте.

Через пятнадцать минут он вышел из своей комнаты с намерением покинуть дом. Но каким-то непостижимым образом ноги привели его в конец холла к дверям, за которыми была Кейт. Ей так досталось за последние несколько дней. Он хотел убедиться, что с ней все в порядке.

Апартаменты хозяев занимали заднюю часть дома, две соединяющиеся спальни с гостиной между ними. То, что и в гостиной, и в каждой спальне имелись двери, выходящие в холл, было и хорошо, и плохо. Первое, что сделал Гарри, — проверил, заперты ли хотя бы двери, ведущие в спальни. После этого проскользнул в гостиную и увидел в ней сидевшую у окна камеристку с шитьем.

— Могу я помочь вам, сэр? — спросила она, вставая.

Гарри показал на закрытую дверь в спальню Кейт:

— Как она?

Бивенс, как ни странно, смотрела в окно.

— Заснула.

Гарри кивнул. Он подошел к двери в спальню и взялся за ручку.

Дверь оказалась заперта.

— В чем дело? — требовательно спросил он.

Бивенс, начавшая жизнь явно не с должности горничной, встала между ним и дверью.

— Ее светлость не любит, когда ее беспокоят, — сказала она.

— Вы не можете запирать ее снаружи, — запротестовал он.

— Я и не запирала. Она заперла меня здесь.

Он осмотрелся, как если бы мог найти ответ в углах.

— Но это абсурд. А если с ней что-нибудь случится? Наверняка есть другой вход.

Глаза Бивенс остановились на секретере в углу.

— У вас есть ключ, — сказал он и протянул руку. — Дайте мне. Мне нужно убедиться, что с вашей хозяйкой все в порядке.

Бивенс, как наседка, выставила вперед грудь.

— С моей леди не случится ничего, о чем бы я не знала.

Гарри не удосужился ответить ей. Он держал свою руку вытянутой, пока Бивенс с видом крайнего неудовольствия не достала ключ и не передала его Гарри.

— Она не знает, что у меня есть ключ, — сказала камеристка. — Я вхожу к ней через будуар.

Она произнесла «бу-у- дуайр».

Так что Гарри, пройдя мимо ненавистного ему зеркала, вошел в спальню.

В первый раз он оказался в святая святых. И удивился. Другие комнаты в доме Кейт были с большим вкусом оформлены в светлых гонах. Даже в будуаре преобладали голубые и серебристые цвета. Однако центр святилища представлял собой пышный розарий. Занавески и покрывала были из теплого, цвета заходящего солнца, ситца. Стены и ковры были мягких, уютных оттенков зеленого и розового, с добавлением красного и белого. В низких вазах теснились, свешиваясь с краев, свежие розы, наполняя воздух тонким ароматом. Причудливое убежище. Больше похожее на комнату юной девушки, чем на обиталище искусительницы.

Дисгармонию вносила кровать с пологом на четырех столбиках. Она стояла не в центре, как обычно, а у дальней стены. Он не понял почему, пока не посмотрел на Кейт, лежавшую на боку спиной к стене.

Гарри, сам того не замечая, двинулся к ней и оказался у края кровати. Боже, думал он, чувствуя боль в груди, как может она выглядеть такой маленькой? Такой юной? Волосы Кейт были заплетены в косу, на розовой щеке лежали выбившиеся прядки. Ресницы были длинными и черными, рот ярким и свежим. Ей можно было бы дать пятнадцать лет, если бы не нахмуренный лоб и стиснутые руки. Она лежала в защитной позе и спала, как если бы набиралась сил для борьбы; это новой болью отозвалось в груди Гарри.

Он никогда не предполагал, что у него появится потребность защищать Кейт. Он никогда не думал, что она настолько слаба и уязвима, чтобы нуждаться в нем. Кейт всегда состояла из острых углов и колючек, в ней не было стремления утешать и поддерживать мужчину. И вдруг его осенило, что под внешней несгибаемостью она прячет опасно мягкое сердце.

Ему нестерпимо захотелось разбудить ее. Чтобы получить ответы на вопросы, которые крутились у него в мозгу, как листья в водопаде. Он все еще слышал ее голос, полный презрения. «Вы оставили Мертеру закончить это». Не могла же она иметь в виду, что она была девственницей, когда стала женой Мертера. Знать, какой была ее жизнь в замужестве, уже было тяжело. Но если она имела в виду…

Нет. Ее отец дал слово, а единственным человеком, которому Гарри доверял больше, был его собственный отец.

В конце концов, это было не важно. Важно было, что он только что обещал защищать и уважать ее. Хранить ей верность.

О Боже! Что он наделал? Только сейчас он до конца осознал все последствия. Он женился на женщине, которой не верил. На женщине, которая предала его не один раз. Да еще сказала, что никогда не пустит его в свою постель.

И все же, глядя на нее, одиноко спавшую в огромной кровати, Гарри впервые понял, что она будет нуждаться в нем. Не в его сильной руке, но в его терпении, поддержке, здравом смысле. А как он сможет помогать ей, находясь на расстоянии в полмира от нее?

Но разве он мог остаться? У него никогда не будет большой, шумной семьи, которую он смутно рисовал в своем воображении. Его дом будет тихим, населенным только тиканьем часов и почти неслышными шагами слуг. Его ночи будут холодными.

У его родителей было все: смех, гнев, горе, привязанность. Ни один человек, проведший более пяти минут в их шумном доме, не мог не заметить, что Большой Джим и Нэнси Лидж не отходили далеко друг от друга. Гарри хотел бы такую же семью для себя. Если он не сможет смягчить Кейт, его шансы на это будут потеряны с самого начала.

Однако вначале ему надо решить, стоит ли пытаться.

За окном прозвенел церковный колокол. Замолкали птицы, последняя цветочница мелодично призывала купить у нее фиалки. Быстро темнело, Гарри пора было приниматься за дело. Но он продолжал стоять, глядя на женщину, которую когда-то любил, думая о том, что будет с ними обоими.

Глава 10

Кейт могла бы поклясться, что ее разбудил голос. «Они никогда не выпустят нас…»

Она осмотрелась, почти ожидая увидеть женщину, которой принадлежал голос, хотя она слышала его в доме для душевнобольных. Но в комнате никого не оказалось. За окном было темно. Внутренние часы сказали Кейт, что полночь давно миновала. Должно быть, приходила Бивенс, потому что все канделябры горели, от язычков пламени на стены ложились подвижные тени, похожие на те, которые оставляют солнечные лучи, проникая через листву молоденьких деревьев. По крайней мере так казалось Кейт.

На улице стояла тишина, легкий ветерок колебал занавески. Все как обычно. Но сердце у нее стучало, во рту стоял металлический привкус страха. Она ненавидела такие внезапные пробуждения, когда еще не отступили ночные кошмары, а до утра было далеко. Кроме того, она помнила сон, который ее разбудил. Она узнала голос, мучивший ее. Знала, кому он принадлежит. Оставалось только поверить в это.

И доказать это. А если не получится, это станет ее обратным билетом в тихую белую комнату.

«Я знаю, это звучит нелепо, но вы помните леди Риордан? Молодую милую виконтессу, которая прошлым летом утонула в проливе Солент? Вы знаете ее. Поминальная служба была в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. Плачущие дети, море черного крепа… Странно, но два дня тому назад она сидела рядом со мной в белой комнате в Ричмонд-Холле».

Еще ужаснее, если леди Риордан являлась женой одного из «львов», который заточил ее, чтобы она его не выдала.

Леди Риордан. Господи, если это правда, ее собственный муж заточил ее там, сказав всем, что она умерла, даже двум ее детям. Кейт встречала лорда Риордана. Он казался приятным человеком. Не очень интересным, но смелым. Неужели он и в самом деле ничтожный предатель?

Может быть, она ошибается. Ее мозг изнурен. Ей стало холодно от одной мысли об этом. Но если она хочет сообщить о своих подозрениях Гарри, то должна чем-то подтвердить их. Ей надо попытаться вспомнить все, что удастся.

Она пыталась, по доброй воле мысленно вернувшись в тот фальшиво приветливый дом. Но ее память скользила по поверхности, как дождь по крыше, не в силах сосредоточиться на чем-либо. Вспоминались расплывчатые фигуры, вспышки отчаяния, жесткая хватка констеблей, когда они вынуждали ее подниматься по ступеням в тот безобидный на вид сельский дом. Нестройные звуки шаркающих шагов, звяканье ключей, шепот, отовсюду шепот. Отвратительное мыло, нетерпеливые руки и грубые голоса, когда ее терли, как уличного оборванца. Удовлетворение от того, что она вонзает зубы в мясистую руку.

Кейт даже улыбнулась, но тут же задрожала при одном воспоминании о той совершенно белой комнате. Глухой стук закрывающейся двери. Она не в силах больше вспоминать, даже чтобы найти ответы.

Надо разбудить Гарри. Она должна рассказать ему все это, пусть и рискуя встретить заботливый, полный сочувствия взгляд. Кейт потерла глаза, пытаясь унять панику. Черт. Почему это должен быть Гарри?

У нее нет выбора. Кейт села, потом выбралась из кровати и надела халат. Ее тело болело в самых странных местах, как если бы ее сбросили с лестницы. Она все еще чувствовала себя опустошенной от усталости, но знала, что больше не сможет заснуть.

Завязав пояс, она отперла дверь и вышла. Она была в коридоре, когда вдруг задумалась, где мог спать Гарри. Надо спросить у одного из мужчин, охраняющих дом, решила она. Она уже повернула к главной лестнице, когда ее остановила тень, мелькнувшая по стене.

Она скосила глаза.

— Мадж?

Мальчик повернул голову. Он сидел на полу напротив второй двери в хозяйские апартаменты, обхватив руками колени.

— Миледи, — приветствовал он ее, пытаясь встать.

— Сидите, — приказала она, подходя. — Разве вам не нашли комнату?

Он все же продолжал вставать, пока не навис высоко над ней. От его улыбки перехватывало дыхание.

— Конечно, нашли, мэм. Я… сторожу.

Она услышал стон. Слабый, жалобный. Потом мужской голос, говоривший быстро, с напором. Голоса доносились из спальни, соседствующей с ее собственной в хозяйских апартаментах.

— Что происходит? — требовательно спросила она, поворачиваясь к двери.

Она уже бралась за ручку двери, когда Мадж поймал ее руку.

— Пожалуйста, мэм. Не надо. Он только что уснул.

Она смотрела на Маджа так, как если бы он был сумасшедшим. Сердце у нее оглушительно стучало.

— Кто? Гарри? Это Гарри в хозяйской спальне? — Она возмутилась. — Я не хочу, чтобы он спал в соседней спальне.

Гарри продолжал говорить, отрывисто, сердито, как если бы отдавал команды.

Мадж встал на ее пути.

— Если вы разбудите его, он уже не сможет заснуть.

Кейт перестала тянуть его к двери.

— Он спит?

— Наверное, в первый раз за последнюю неделю.

— Но с кем он говорит?

— Со своими людьми. Я думаю, ему снится редут под Сьюдад-Родриго.

Эти слова ледяными шипами вонзились в грудь Кейт. Кошмары. Гарри снились кошмары. Он принес свои призраки в ее дом. Ее снова пробрала внутренняя дрожь.

— А если разбудить его? — спросила она.

— Будет только хуже.

— Тогда что вы здесь делаете?

Мадж опустил голову, заложил руки за спину.

— Просто смотрю, чтобы ничего… не случилось.

Кейт поняла, что он и раньше охранял Гарри. Ей стало интересно, знал ли Гарри об этом.

— Я ценю это, Мадж, — сказала она, похлопав его по руке. — Но мне нужно поговорить с ним. Я должна сообщить ему нечто важное.

Или засвидетельствовать, что она теряет рассудок.

Мадж посмотрел на дверь, за которой Гарри кричал кому-то, чтобы те не отставали, не отставали, черт возьми. В его голосе были такие отчаяние и усталость, словно он уже знал, что обращается к мертвым.

— Я вот что подумала, — сказала она, стискивая руки. — Вы не могли бы передать записку лорду Дрейку? Он не хуже разберется с этим.

Мадж явно почувствовал облегчение.

— Я могу передать.

Кейт знала — нужно дождаться утра, когда реальность приобретет четкие формы. Но ее терзало предчувствие, что нельзя терять времени. Поэтому она вернулась в свою маленькую гостиную и быстро написала записку Дрейку.

— Спасибо, Мадж, — сказала она, выходя, чтобы передать ему листок бумаги.

Он все еще смотрел на дверь.

— Я не люблю оставлять его одного.

Кейт помахала ему рукой.

— Я останусь.

Мадж нахмурился.

— Мне надо позвать сюда кого-нибудь.

— Кого-то, кто прошел вместе с ним через его кошмары?

Судя по лицу Маджа, он не собирался сдаваться.

— Поскольку скорее всего я несу ответственность по крайней мере за несколько его кошмаров, — продолжила Кейт, трогая его за рукав, — останусь я. Идите, пока он не проснулся и не нашел меня здесь.

Мадж неохотно положил бумагу в карман и ушел. Кейт села на один из стоявших в холле стульев. Она уже жалела о том, что поторопилась. В холле было сумрачно. Пусть горели все свечи в настенных светильниках, тени, казалось, двигались и вздрагивали в унисон с подъемами и спадами голоса Гарри. Ей не хотелось слушать его. Ей не хотелось думать, что в душе у него сидела боль, которая прорывалась в темноте. Ненавидеть сильного и уверенного в себе Гарри было куда легче.

До нее донесся еще один стон, показавшийся ей особенно жутким в мерцающем свете. В нем было такое отчаяние, что Кейт невольно встала и подошла к двери. Она постояла рядом, нерешительно потянулась к дверной ручке и, казалось, целую вечность боролась с желанием войти. Она знала, что входить нельзя. Разве Мадж не сказал ей об этом?

Побуждение было слишком велико. Ей нужно было соизмерить кошмары Гарри со своими собственными. И одновременно убедиться, что Гарри действительно страдает. Она открыла дверь и вошла.

Едва оказавшись внутри, Кейт поняла, что сделала ошибку. Господи, ноги ее приросли к полу. Он, голый, распластался на кровати, как если бы долго бежал и упал, изнуренный, похожий на статую из слоновой кости.

У Кейт перехватило дыхание. Она не двигалась. Мальчик, которого она любила, был тощим, как гончая. Сейчас она видела тело мужчины. У него были широкие, мощные плечи, твердая грудь, длинные, лишенные жира бедра атлета. И, рассекая грудь надвое, вниз тянулась завораживающая полоска волос, по которой она когда-то провела пальцами. Глаза ее неудержимо тянуло вниз. Прямо к дьявольскому пучку волос там, где соединялись ноги.

Увидев его пенис, Кейт не могла отвести от него взгляд. Даже бездействующий, он впечатлял своими размерами. Когда-нибудь она потрогает его, подразнит, чтобы он отозвался, просто чтобы увидеть, получится ли у нее. Она пыталась представить, что она при этом почувствует. На самом деле она уже чувствовала это когда-то. Это может принести ей огромное наслаждение, невероятную радость. Сейчас же это представлялось змеей, ударяющей без предупреждения. Откуда ей было знать, что нечто столь маленькое может причинять такую боль?

Ну, думала она, неизбежно сравнивая Гарри с бывшим мужем, не такое маленькое. Но способное причинить страдания любой женщине, которая будет так глупа, что подойдет слитком близко. Особенно, думала она, снова вздрагивая, если учесть силу, живущую в этом теле, его мощь.

Ей нужно уйти. Уйти и оставить Гарри его снам. Надо бы укрыть его. В комнате было прохладно, но Кейт видела блестящие капельки пота на его груди. Одеяла сбились ниже бедер, однако ей не хотелось беспокоить его.

Она наконец смогла отвернуться. Но краем глаза заметила что-то еще и остановилась. Да, сомнений не было.

Шрамы. Не один, целая дюжина, они были разбросаны по телу Гарри, как дороги, по которым ему пришлось пройти. Длинный бугристый шрам на правом плече, множество неровных бугорков и впадин, которые, как решила Кейт, могла оставить шрапнель. След на бедре оставила пуля, на предплечье были следы ожога. Господи, думала она, дрожа от ночного холода, как он остался жив? Она помогала ухаживать за ранеными после сражения при Ватерлоо и знала, чего ему стоили такие раны.

Как странно, думала она, подавленная свидетельством его страданий. Она никогда не задумывалась, какой жизнью жил Гарри последние десять лет. Кейт знала, что его больше нет в Мурхейвене; этого было достаточно. Какой бы ни была его жизнь, она была лучше, чем ее. Теперь она уже не была в этом уверена.

Словно напоминая ей, что не все его раны были физическими, Гарри снова заметался, его ладони раскрывались и сжимались, ноги тоже подергивались.

— Вперед, храбрецы! Ну же!

Стон, рот широко открыт, лицо искажено, рука вытянута. Кейт не выдержала. Она подошла и взяла его за руку.

— Нет, Гарри, все хорошо. Вы справились. Ваш отряд отличился.

Господи, что она делает? Какое ей дело до Гарри и тем более до его кошмаров.

— Нет… нет, они смяты!

— Не останавливайтесь, — говорила она то, что слышала от него раньше. — Не останавливайтесь; вы прорветесь.

По сокращению мышц и отрывистому дыханию она чувствовала, что он снова переживает атаку.

— Все позади, — шептала она, проводя пальцами по его лбу. — Видите, Гарри? Армия подошла. Можно отдохнуть.

Он с такой силой сжал ее руку, что пальцам стало больно, но его тело расслабилось. Кейт вздохнула с облегчением. Может быть, теперь он будет спать.

«О, Гарри, — думала она, чувствуя, как в горле стоит ком, глядя на когда-то любимые черты, — у меня достаточно своих кошмаров. Я не хочу еще и ваших».

Однако судьба сыграла с ними злую шутку, и теперь она связана с этим человеком на всю оставшуюся жизнь. С человеком, который предал ее так подло, что она до сих пор не может смотреть на него без желания сделать ему больно. С человеком, который рискует своей жизнью, чтобы спасти ее, хотя, кажется, тоже не выносит ее.

Ее замужество вынуждало ее полагаться на человека, который собирался как можно скорее покинуть ее. Черт его побери. Черт побери их обоих за то, что произошло с ними. Она была так счастлива… ладно, просто довольна. Да. Довольна. Собой, Би и своими людьми в Исткорт-Холле, где она вводила всякие новшества. Она была свободной в первый раз в своей жизни. Она жила, как хотела, без вмешательства, доминирования или пренебрежения со стороны мужчин. А сейчас, за какие-то дни, даже часы, все это пошло прахом.

Кейт попыталась осторожно отнять свою руку у Гарри, но он, казалось, не хотел отпускать ее. Свободной рукой откинув со лба выбившиеся волосы, Кейт притянула ближе стул и села. Может быть, если она посидит несколько минут, он отпустит ее руку.

Она удивилась тому, что прошедшие годы ничего не изменили. Ощущение было таким же острым, как в дни их юности. Сидя рядом с Гарри, держа его за руку, Кейт чувствовала, как внутри ее образуется мощная спираль, сладкий, горячий поток, который распространяется по ее коже и согревает живот. Она не могла поверить, что ее тело помнило. Что оно тоскует, даже по Гарри. Особенно по Гарри.

И дело не в том, что он был потрясающим мужчиной. Красота давно приняла суровые формы, подбородок, щеки и лоб были высушены ветрами, солнце изрезало их морщинками.

К счастью, его глаза были закрыты, иначе ей не было бы спасения. Кейт так любила эти глаза. Однажды она видела, как в них отражалось небо, невозможная, бесконечная вечность. Она жила, чтобы видеть, как эти глаза бледнеют от голода, как в них искрится смех, когда они перебрасываются туманными изречениями древних авторов. Она любила видеть, как в них отражается его быстрый, пытливый ум.

Может быть, Гарри прав? Может быть, есть способ соединить их жизни? Даже после того, что он сделал? Что она сделала? Хватит ли у нее мужества? Ее сердце уже замирало, но от страха или от предвкушения? Гарри сказал, что поможет ей преодолеть то, что случилось. Он сумеет вернуть ей непередаваемую свободу наслаждения, отделить ее от боли.

С ним Кейт начинала верить, что может стать другой, не только несчастной девочкой, которая убила самую любимую всеми в округе женщину. Она начала верить, что ее отец ошибался и она заслуживает большего, чем уединения и безмолвия.

И неизбежно ей вспомнился ужасный конец. Ее последний день с Гарри в их убежище: безумный, с неловкими прикосновениями, с трудно подбираемыми словами; она умоляла его поверить ей. Спасти ее. И уверилась, что все будет хорошо, потому что Гарри обещал. Даже если он не сделал ее своей, он успокоил ее. Он будет бороться за нее.

Но когда той ночью она выскользнула в наполненный шорохами, залитый лунным светом сад, там ее ждал отец.

— Я знал, что наступит день, когда ты дойдешь до этого, — сказал он, и его унылый взгляд сделался еще более унылым. — Но зачем тебе понадобилось марать еще и честного мальчика?

Кейт потрясла головой. Так не пойдет. Воспоминания ничего не решат. Они только снова загонят ее в тоску, оставят дрожащей и холодной. Надо забыть об этом.

Она попробовала высвободить руку. На этот раз ей это удалось. Вскочив, она побежала к двери.

Слишком поздно. Она еще возилась с ручкой, когда услышала его голос, неуверенный и сонный.

— Кейт?

— Спите, Гарри, — сказала она, не обернувшись. — Все хорошо.

— Что, черт возьми, вы здесь делаете?

— Ухожу.

— Кейт, — сказал он, возясь с простынями, — подождите.

Она не стала ждать.

Гарри ничего не понимал. Его грудь была в огне, голова раскалывалась. Он мог бы поклясться, что слышал пальбу из пушек и голос Кейт, побуждавший его идти на приступ. Пальбу из пушек можно было легко объяснить. После Ватерлоо он слышал ее каждую ночь. Но голос Кейт?

— Стойте! — крикнул он и скатился с кровати.

Он даже не подумал о том, чтобы прикрыться простыней. Он не мог дать Кейт уйти. Она уже открывала дверь, когда он захлопнул ее.

— Кейт, — сказал он, хватая ее за руку.

Он увидел, как она инстинктивно пригнулась, и резко остановился.

— Кейт. — Гарри постарался, чтобы в его голосе не было гневных ноток. Нельзя, чтобы она подумала, будто он сердится. — Мне очень жаль. Я не хотел напугать вас. Просто хочу знать, что вы здесь делали.

Она не желала взглянуть на него.

— Вам что-то снилось. Больше я не сделаю такой ошибки.

Он не мог не улыбнуться. Только Кейт могла сердито говорить о собственной доброте.

— Я тронут вашим вниманием. Эти сны уже стали привычными. Они не терзают меня.

Кейт посмотрела через плечо, и Гарри поразило, какими большими были ее глаза, какой молоденькой она выглядела с этой косой, упавшей на плечо.

— Как это возможно? — спросила она.

Он пожал плечами:

— Они связаны с моей профессией. У вас свои кошмары.

Кейт отвела глаза.

— Разве они бывают не у всех?

— Мне кажется, не такие, как у вас.

Гарри прикинул, который мог быть час. Только начинали петь ранние птицы, значит, перевалило за четыре. Он проспал всего около пяти часов, мысли его путались, а исходившее от Кейт экзотическое благоухание лишало его выдержки, еще немного — и это стало бы очевидным. Ему срочно нужен халат.

— Пустите меня, Гарри, — сказала она, отталкивая его руку.

Отпустить? Сейчас она была немного мягче, нерешительнее. Может быть, это шанс начать разрушать ее защиту? Хочет ли он этого? Хочет ли по-настоящему рисковать тем, что снова станет ее жертвой?

Он не знал. Но у него появилось необъяснимое чувство, что если сейчас упустит шанс смягчить ее, другого никогда не представится.

— Вернитесь и прилягте, — просил он. — Сейчас прохладно.

— Нет! — Она показала на его быстро зябнувшее тело. — И не вот так.

Гарри с ухмылкой оглядел свою наготу.

— Это ведь не может быть помехой? — Он дотянулся до халата и завернулся в него. — Просто полежите там, где тепло. Это все. Честное слово джентльмена.

Ее смех прозвучал очень резко. Гарри рассердился, ее смех пробудил старые обиды. Как она смеет? Она что, не понимает, как по-джентльменски он держит себя с ней?

Он открыл дверь.

— Вы вольны уйти в любое время, — сказал он. — Но до того, как мы предстанем перед остальным миром, нам надо поговорить.

Кейт вперила в него взгляд так, словно никогда раньше не слышала слово «поговорить».

— Зачем?

Гарри пожал плечами:

— Чтобы понять, сможем ли мы когда-нибудь снова ладить друг с другом. Возможно, мы научимся симпатизировать друг другу и найдем другое решение. Как бы там ни было, нам нужно научиться доверять друг другу, или наш брак обернется адом.

На этот раз Кейт засмеялась еще громче.

— Я не очень расположена доверять, Гарри.

Гарри рассердился, потому что ее слова прозвучали как обвинение. Однако набрасываться на нее не было смысла.

— Но мне показалось, что вы начинаете доверять мне.

Она застыла, как оскорбленная девственница.

— Vestigia nulla retrorsum^[7].

Он хохотнул.

— Как раз такой случай. Вы думаете, что обратно дороги нет, но если я прав, последние десять лет вам не приходилось пользоваться плодами вашего довольно необычного образования. Однако вы снова цитируете Гомера.

Гарри немедленно раскаялся в своем легкомыслии, потому что краски сошли с ее лица, она отшатнулась. Он попытался притянуть ее ближе, но она оттолкнула его, как если бы он ударил ее.

— Что он сделал, Кейт? — спросил Гарри. — Как ваш муж убедил вас отказаться от латыни?

Кейт сумела освободить руку из его хватки, но не ушла.

— Это не ваше дело.

— Я не согласен. Если мы хотим получить шанс, это и мое дело.

Она выстрелила в него язвительным взглядом:

— Ваше право?

Его снова охватило чувство, что ему нужно удержать ее.

— Нет. Вы преподали мне урок. Но как я могу узнать, как мне жить с вами, если я не знаю, чего мне нельзя касаться?

Она казалась пораженной.

— Жить со мной? Вы хотите жить со мной?

Язвительность в ее голосе заставила его ответить.

— А как иначе? Я прихвачу ваши деньги и убегу с ними?

Кейт холодно выгнула бровь:

— Вы в самом деле планируете обосноваться в глостерширском поместье и выращивать цветы?

Гарри понимал, что его неуверенность не шла ему на пользу. Конечно, не это он планировал. Но до обсуждения планов было еще далеко.

— Нам надо с чего-то начать.

Она оценивающе посмотрела на его плохо прикрытое тело.

— Почему бы нам не начать с того, что вы вернетесь в кровать? Остальное оставим до утра.

— Нет. Прямо сейчас. Утром вы снова будете в доспехах. — Усмехнувшись, Гарри потрогал ее косу. — Вам нужно чаще ходить с косой. Вы становитесь похожи на ту девочку из замка, которую я знал.

Кейт застыла, ноздри ее раздувались.

— Вы очень ошибаетесь, если думаете, что я такой и осталась, — сказала она холодным голосом. — Той девочки давным-давно нет. Она была непростительно наивной.

Гарри чуть не рассмеялся. Если и было слово, которое меньше всего подходило к описанию Кейт, так это «наивная». Но ему необходимо было найти такое место, где он мог бы поговорить с ней. Быстро схватив ее за руки, он потянул ее к кровати.

Ее глаза сделались еще больше.

— Вы не собираетесь…

— Кейт, у меня замерзли ноги. Пожалуйста. Клянусь над пудингом с коринкой моей матушки, я не трону вас. Просто не хочу свалиться с лихорадкой в свою брачную ночь.

— Но брачной ночи не будет, — возразила она.

— Никакой брачной ночи любой здоровый мужчина, конечно, не признает. — Мягко, но настойчиво он тянул ее от двери. — Идите сюда.

Бросив быстрый взгляд в окно, чтобы убедиться, что только его люди сторожат пространство за конюшнями, Гарри подталкивал ее дальше. Он сам не понял, как сумел уложить Кейт в постель рядом с собой. Теперь они лежали, натянув одеяла до подбородка, как близнецы в коляске.

— Ну как? Ведь хорошо?

Он становился твердым от их совместного тепла.

Она лежала застывшая, вытянув руки вдоль тела.

— Надеюсь, вы не ждете, что я засну. Я не могу спать в темноте.

— И прекрасно. — Гарри пожал плечами, старательно не двигаясь с места. — Я вообще не засыпаю.

— Я убедилась в этом. Велите Маджу не сидеть под вашей дверью. Он тоже совсем не спит, — раздраженно сказала она.

— Я говорил. Это ничего не изменило.

Они некоторое время полежали рядом, и вдруг Кейт вздохнула.

— Мне нравился пудинг с коринкой, который пекла ваша мама.

Гарри надеялся, что она не заметила, какое облегчение он испытал.

— Она получила за него приз на ярмарке графства.

Снова последовало молчание, на этот раз оно длилось меньше.

— Она здорова? Я больше никогда не возвращалась туда.

— Она процветает. С тех пор как я последний раз видел ее, она, наверное, раздалась еще на дюжину килограммов. Она теперь готовит для всех своих внуков.

Он почувствовал, как Кейт повернула голову.

— Внуки… о, ну да. Конечно, все повзрослели.

— Все, кроме Кэрри. Она надеется на кого-то получше, чем Перси Кливер.

Кейт тихонько засмеялась.

— Сын мельника? Передайте, если ей нужен чемпион, я буду рада помочь. Перси весил больше вашей матушки, когда ему было десять лет.

— Скажете ей сами, когда встретитесь с ней. Вы ведь не считаете, что я могу жениться и не похвастаться вами?

Гарри почувствовал, как она сжалась, и захотел дотронуться до ее руки.

— Кейт, я не могу лишить мою мать удовольствия видеть меня женатым человеком.

Кейт не ответила. Гарри вспоминал время, когда она заглядывала в кухонную дверь, как если бы не могла жить без крепких объятий его матери. Он часто задумывался, что дочь герцога нашла в их безалаберном доме у мельничного пруда. Позднее он недоумевал, как она могла так легко отказаться от всего ради того, чтобы наскоро покувыркаться с грумом.

— Почему вы не сказали мне, Кейт? — спросил Гарри прежде, чем смог придержать свой язык.

Она взглянула в его сторону:

— Не сказала вам что?

Он перевел дыхание. Он не мог поверить, что начал этот разговор. Но он многие годы хотел знать это. Ему нужно было понять это прежде, чем сделать следующий шаг и решить, каким должен стать их брак.

— Ребенок, Кейт. Почему вы ничего не сказали мне о ребенке?

Он ничего не мог с собой поделать. Он смотрел ей в глаза и ожидал увидеть в них неуверенность, вину, гнев. Может быть, негодование из-за того, что ее заставили вспомнить о злодеянии, которое она совершила.

Кейт была в недоумении.

— О каком ребенке?

Ему захотелось потрясти ее.

— Пожалуйста, Кейт. Пришло время сказать друг другу правду. Вы хотели, чтобы я женился на вас тем летом, чтобы ребенок Джорджа не был незаконнорожденным.

Он хотел видеть ее реакцию. И она снова удивила его. Она не дала ему пощечину, не отпрянула, не залилась слезами, как если бы они могли смыть его гнев, вызванный ее старыми грехами. Она только моргала, глядя на него, как если бы он говорил что-то бессмысленное.

— Какой Джордж?

Глава 11

Гарри подавил вспыхнувший гнев. Он сел, повернулся к ней.

— Я устал играть в эту игру, Кейт. Если вы не хотите говорить об этом сейчас, так и скажите мне.

Она продолжала смотреть на него, как если бы он говорил на хинди.

— Я ничего не имею против нашего разговора, Гарри. Я просто не могу понять, о чем это вы.

Ее слова заставили его вскочить с кровати. Повернувшись к ней боком, он протянул руку:

— Идите сюда.

Она вздрогнула.

— Идти куда?

— Я не могу сражаться с вами, когда вы лежите.

Она отодвинулась назад.

— Сражаться? Я не хочу сражаться.

— Тогда обсуждать. Выяснить, наконец.

Потеряв терпение, Гарри подхватил ее вместе с одеялом и усадил в одно из кресел.

— Начинайте. Я после вас, — предупредил он.

Чтобы немного успокоиться, он нагнулся и разворошил огонь в камине.

Кейт воспользовалась этим, чтобы вскочить и попытаться убежать.

Гарри поймал ее и толкнул обратно в кресло.

— Я сказал вам сидеть, — выпалил он, склоняясь над ней. — Я понимаю, Кейт. В самом деле понимаю. Вы были в отчаянном положении. Я вас не виню. Я только хочу понять.

— Понять что?

Кейт заводила его в тупик. Он бы понял отрицание. Он бы понял совершеннейшую выдумку. Но странное выражение разочарования в глазах Кейт подтолкнуло его к тому, чтобы засомневаться в своих предположениях.

— Почему на самом деле вы умоляли меня жениться на вас, Кейт? — спросил он, садясь напротив нее.

— Я знаю это очень хорошо. Я любила вас. А мой отец хотел выдать меня замуж за Мертера.

— А как же Джордж?

— Джордж? Какой Джордж?

Гарри изо всех сил старался не сорваться.

— У вас был грум по имени Джордж.

— Ну да, разуме… — В ее глазах отразились смятение, гнев. — О Господи, — выдохнула она. — Вы сказали — ребенок Джорджа?

Вдруг она показалась ему невероятно хрупкой, больно обиженной чем-то, чего он не мог даже понять, и это лишало его сил.

— Боюсь, вам придется объяснить это мне, Гарри, — сказала она, и ее голос стад опасно высоким. — Простыми словами. Почему, как вы считаете, я просила вас жениться на мне?

Гарри вздохнул.

— Зачем притворяться, Кейт. Ваш отец рассказал мне.

— Рассказал вам… что?

Гарри встал и заходил возле камина. Ему ужасно не хотелось говорить это напрямик.

— Он признался, что вы были неразборчивы. Что вели беспорядочную жизнь.

— Неразборчива. — Она безрадостно засмеялась. — Вы, конечно, поверили ему. В конце концов, вы-то уж лазали мне под юбки.

— Не будьте грубой.

У нее не хватало дыхания.

— Грубой? Вы только что назвали меня потаскухой.

— Ваш отец назвал вас…

Гарри запнулся, увидев нарастающее страдание в ее глазах.

— Что еще он сказал? — спросила она глухим голосом.

Гарри отвернулся, не в силах смотреть ей в лицо.

— Он сказал, что с вами было… не все в порядке. Что вы были неуправляемы. Это так? — Он глянул через плечо и увидел, что она смотрит на огонь. — Неуправляемы. Пожалуйста. Я хочу понять. Я знал вас только одно лето.

Кейт снова засмеялась, на этот раз звуки ее смеха были похожи на скрежет.

— О, Гарри. Теперь вы хотите понять. Вам не пришло в голову просто спросить меня еще тогда? — Кейт перебирала бахрому на конце одеяла, неотрывно глядя на свои пальцы. — Неуправляемая. — Она вздохнула. — Откуда мне было знать? Не думаю, что я была неуправляемой, но, в конце концов, разве мне судить? Я помню, я всегда старалась убежать, чтобы увидеть отца. И каждый раз мои няньки и учительницы получали выговор, так что могу представить, что они чувствовали. Но отец оставлял наказание им. Нянечка Додд предпочитала библиотеку. Она заставляла меня стоять с книгами на голове. Это мисс Фрейзер, учительница, додумалась до «норы»^[8].

Гарри посмотрел на нее:

— «Нора»?

Она неприязненно взглянула на него:

— Да. В библиотеке.

Он сел в кресло рядом с ее креслом.

— Вас закрывали в «норе»?

Кейт пожала плечами, подтянула одеяло выше.

— Когда Фрейзер поняла, что мое пребывание в библиотеке только помогает мне учить латинский, она решила, что «нора» — идея получше. Не так много книг.

Гарри видел, что она дрожит, и чувствовал себя ужасно.

— Я думал, это был ваш муж…

Кейт подняла на него глаза:

— Кто поспособствовал моему особому отношению к темноте? О нет. Хотя он с радостью воспользовался открывшимися возможностями.

— Но ваш отец…

Кейт снова смотрела вниз.

— Я уверена, он не знал об этом.

Гарри никогда бы не назвал Кейт Хиллиард уязвимой, ранимой. Однако он представил себе одинокую, напуганную маленькую девочку — и ему стало больно за нее. Он вспомнил, как в первый раз увидел ее, крадущуюся на задворках Грейнджа, неуверенную, пугливую, как молодой олененок. Тогда он подумал, что это одна из сироток из находившегося неподалеку работного дома.

Она продолжала, как если бы Гарри вообще не было в комнате:

— В конце концов я поняла, что мой отец просто не хочет видеть меня. Однажды я спросила его почему. — Она продолжала быстрыми движениями перебирать бахрому. — Это был единственный раз, когда мой отец ударил меня.

Гарри казалось, что тем летом он повстречал эльфа: распущенные волосы, запачканные юбки, глаза, искрящиеся смекалкой и озорством. У нее была такая проказливая, сияющая улыбка.

— Вы казались такой счастливой, — сказал он. — Такой бесстрашной.

Кейт бросила на него быстрый взгляд, потом снова стала смотреть на огонь.

— Я и была. Что заставило вас думать, что у меня был ребенок от Джорджа? — спросила она, не поднимая глаз.

Гарри подошел к окну и смотрел в пустую темноту.

— Ваш отец сказал мне. Он сказал, вы все лето бегали к Джорджу и неизбежное произошло. Что он был только… последним.

Мрачный, жутковатый хохот вырвался из нее.

— И мой отец поклялся в этом?

— Конечно. Почему бы еще, как вы думаете, я поверил ему?

Повернувшись, он увидел, что Кейт качает головой.

— Разумеется, — сказала она очень спокойным голосом, глядя в никуда. — Почему бы еще?

Гарри простоял так несколько долгих минут, но она не произнесла больше ни слова.

— Кейт?

Она не ответила, она его вообще не замечала. Она продолжала качать головой, глаза у нее были яркими и прозрачными, лицо странным образом вытянулось, как если бы состояло из одних костей, обтянутых кожей. Но когда он подошел к ней, она отодвинулась, крепко сцепив лежащие на коленях руки. Она была похожа на брошенного ребенка.

Он склонился к ней.

— Кейт.

Она неожиданно встала.

— Надевайте ваши штаны, Гарри.

Он стоял, совершенно сбитый с толку.

— Мои штаны?

— Мне нужно показать вам кое-что.

— Кейт, сейчас четыре часа утра.

— Самое время.

И, ничего не прибавив, она развернулась и направилась в свою спальню. Оставшись один, Гарри подумал и оделся.

Он встретился с Кейт через пять минут у двери в свою комнату.

— Что теперь?

Она не ответила. Одетая в темно-коричневое платье и плащ, с заколотой вокруг головы косой, Кейт не останавливаясь пошла по холлу и дальше через темный дом во двор, потом повела его к конюшням — Гарри увидел свет, услышал, как насвистывает один из грумов. Кейт открыла дверь и вошла внутрь конюшни.

Рассеянно улыбаясь кланявшимся слугам, она пошла в глубину конюшни, где кто-то разговаривал с лошадью. Когда они подошли ближе, Гарри узнал здоровенного простоватого парня, который помогал им отбиваться от «львов». Он был выше Гарри на добрых четыре дюйма, а Кейт рядом с ним казалась просто крошечной.

— Смотрите-ка, Кейт, — сказал он с широкой ухмылкой, снимая шляпу.

Она взяла здоровяка за руку, и он улыбнулся так, как если бы она принесла с собой солнце. Шляпу он держал в другой руке, прижимая ее к сердцу. Все его движения были замедленными и неуклюжими, в его поведении было много детского.

— Гарри, — сказала Кейт, — я хочу познакомить вас с Джорджем. — Она ослепительно улыбнулась своему спутнику. — Джордж — мой кузен.

У Гарри было такое чувство, словно его ударили обухом по голове. О Боже! Это Джордж?

— Не может быть, — запротестовал он. — Вы бы никогда…

— Да, — сказала Кейт насмешливо. — Я бы никогда. Джордж, это мой друг Гарри.

Джордж радостно закивал.

— Я помогал ему спасать вас, да?

Она подарила своему кузену еще одну их самых замечательных улыбок, которые Гарри когда-либо видел.

— Конечно. Не знаю, что бы я делала без вас, Джордж.

Джордж залился румянцем.

— А я без вас, Кейт.

— Мы уходим, чтобы не мешать вам работать, хорошо? — сказала она, похлопав его по руке.

Джордж наклонился, чтобы Кейт поцеловала его в щеку, и смотрел, как она уходила. Гарри пошел следом, он ничего не понимал.

— Мать Джорджа была одной из коровниц в замке, — быстро заговорила Кейт. — Брат моего отца Уилл везде срывал удовольствие. — Она быстро глянула назад через плечо. — Джорджу всегда было лучше всего с лошадьми.

Гарри онемел. У него было чувство, что за эти последние пять минут Кейт выдернула землю у него из-под ног. Ее отец солгал. Не просто солгал, а выдумал самое ужасное обвинение в адрес собственной дочери.

Но почему? Если бы это был отец Диккана, брат герцога, Гарри мог бы понять. Епископ был недалеким, несчастливым, снисходительно взиравшим на окружающих человеком, считавшим себя вправе контролировать других. Герцог Ливингстон был не таков. Благородный, щедрый и заботливый глава семейства, он умело хозяйствовал на своих землях и не забывал о нуждах самого последнего работника. Он числился в палате лордов, был членом тайного совета. Все, что он делал, он делал спокойно, без помпезности, что обличало в нем великого человека.

Тогда как он мог оклеветать Кейт, если только она в самом деле не заслуживала его оценки?

Гарри зашел в тупик.

— Он не мог лгать, — настаивал Гарри. — Он никогда не лгал.

Потому что если он солгал, тогда не лгала Кейт. Мертер забрал ее невинность. А Гарри обрек ее на это.

— Господи, Кейт. Я всю жизнь почитал вашего отца!

Кейт остановилась у двери на кухню.

— А меня вы знали только несколько недель, — язвительно произнесла она.

Гарри обшарил ее лицо в поисках правды и увидел ее. Все, чему он верил, что питало его гнев, рассыпалось в прах.

— Все произошло так быстро. Я был околдован вами. Я подумал, вы, должно быть, ослепили меня.

— Ну, — сказала она, отворачиваясь, — по крайней мере, вы в результате получили офицерский чин.

Гарри положил руку на ее плечо.

— Вы думаете, я хотел этого? Да? Разве я когда-нибудь говорил о желании пойти в армию?

На этот раз утратила уверенность Кейт.

— Моя сестра Френсис говорила, вы очень радовались. Расхаживали перед соседями в форме и хвастались удачей.

— Как еще я мог убедить свою мать, что меня не вышлют из страны в наказание за то, что я поднял глаза слишком высоко? Я не мог оставаться там. Вы это знаете. Ваш отец просто дал мне возможность найти место в жизни где- то еще.

— Но вы так и не ушли из армии, — возразила она.

— У меня обнаружились способности, — выпалил Гарри, зная, как некрасиво это прозвучало. — Пока ваш отец был жив, у меня не было другого выхода. Он мог легко сжить со свету всю нашу семью за то, что у меня хватило безрассудства ухаживать за вами.

— А после?

На этот раз он пожал плечами.

— Я не мог уйти, не закончив дела.

Она долго стояла молча.

Десять лет. Десять лет, украденных в один миг, человеком, который, как считал Гарри, никогда не причинил вреда ни одной живой душе. Это не умещалось у Гарри в голове. Его трясло. А ведь это не его обрекли на кошмарный брак, не его били и держали в темноте.

Боже. Разве можно возместить Кейт то, что она потеряла?

— Почему? — твердил он, все еще находясь в шоке. — Почему ваш отец так обошелся с вами?

Кейт не пошевелилась.

— Если вы это узнаете, пожалуйста, известите меня.

Она произнесла это как-то отрешенно, вдруг ощутив себя совершенно одинокой. Гарри не мог выдержать этого. Было невыносимо думать, что в эти минуты испытывала она. Отец, которого она обожала, незаслуженно обвинил ее в постыдных грехах. А мальчик, которого она полюбила, поверил ему.

Не сводивший с нее глаз, Гарри видел, как на его глазах она распрямлялась, как становилась упругой и твердой ее походка. Не было слез, воплей или проклятий, которых можно было бы ожидать от любого человеческого существа после открытий, сделанных этой ночью. Только не от Кейт. Прямо на глазах Гарри она снова исчезла за прочным, непроницаемым фасадом, который выстроила, защищая себя.

Гарри не мог позволить ей спрятаться за него. Это сделало бы ее еще более хрупкой и еще более жесткой. Если внутри скопится груз предательства, скорби и гнева, он будет терзать ее, пока не разрушит. Гарри никогда не простит себе, если позволит этому случиться. Надо найти способ избавить ее от скорби.

Он знал, что Кейт будет сражаться с ним. Ему повезет, если она не искалечит его. Но это была цена, которую он был согласен платить. Прежде чем она смогла сбежать, он притянул ее к себе. И прежде чем сумела излить на него гнев, сверкавший в ее глазах, поцеловал ее.

Глава 12

Это произошло мгновенно. Виной тому была не обычная искра, проскочившая между ними, а что-то более нежное, мягкое. Что-то, что связывало их. Кейт так идеально примостилась у его сердца, ее тело было таким мягким и податливым, ее волосы струились, как шелк. Когда-то она пахла летними цветами и солнечным светом. Теперь от нее исходил аромат экзотических цветов. Ее рот, широкий, смеющийся, чувственный и язвительный, поглотил его, и Гарри утонул в нем, не издав ни звука.

Сейчас, здесь, глубокой ночью, когда темнота только-только начала отступать на горизонте, он мог бы поклясться, что слышит, как бегут ручьи по их маленькой долине. Он почти чувствовал тепло солнечных лучей на своих плечах, хотя до рассвета было еще далеко. Он наклонялся, его тело вжималось в Кейт, как если бы он хотел в нем раствориться.

На все это потребовалась секунда. В следующую секунду Кейт уже отбивалась. Хотя Гарри и ожидал отпора, его удивила ее свирепость. Кейт колотила его коленями и локтями, затем пустила в ход ногти. Она брыкалась и пиналась; она визжала, как дикая кошка. Не от страха, не в панике — Гарри хорошо знал, какие звуки сопровождают эти чувства. Она была в гневе. В отчаянии. Так прорывалась боль за все, что с ней сделали.

Гарри удерживал ее. Не силой; у Кейт никогда не будет синяков в его руках. Он просто пережидал ее ярость, надеясь, что когда она выдохнется, то поймет: его руки — защита от страха и боли, а не капкан, порождающий их.

Он не знал, как долго она сопротивлялась. Знал только, что утром будет в синяках. Он удерживал ее осторожно и твердо, лаская ее рот от уголков к середине, поцелуй за поцелуем, массируя губами и языком. Кейт была словно одной большой раной, и ему хотелось унять эту боль. Смягчал ее, обольщая, — одна рука на ее талии, другая поддерживает голову — он ждал.

Гарри знал, что рискует; она может возненавидеть его и никогда больше не подпустить близко. Но он не мог дать ей замкнуться в ее безрадостной раковине. Она должна знать, что больше не будет одинокой.

Он чувствовал, как понемногу ее сопротивление слабеет, силы иссякают, протест сходит на нет. Он чувствовал, как ее губы становятся мягче, приоткрываются, совсем немного, но достаточно, чтобы послужить приглашением. Он чувствовал, как в ней рождается дрожь, захватывает мышцу за мышцей, кость за костью и ее самоконтроль начинает разрушаться. И наконец-то, наконец он почувствовал вкус слез на своих губах, и Кейт зарыдала.

Только тогда он выпустил ее губы. Очень осторожно Гарри прижал ее лицо к своей груди и держал так. Он не сказал ни слова; слова были бы лишними. Он держал ее, потому что все ее тело сотрясалось от рыданий. Он держал ее, и десять лет боли, ненависти и страха выходили из нее и улетучивались. Он держал ее, потому что она оплакивала все то, чего ее лишили, заставив страдать. Он потерял ее когда-то. И не мог упустить ее на этот раз.

Кейт словно скатилась к подножию холма и готовилась подняться снова. Постепенно она успокаивалась. Гарри физически ощущал, как она восстанавливала свою крепость, блок за блоком, выпрямлялась, возвращала себе силу, осанку и достоинство. Он знал, что у него осталось совсем немного времени, чтобы утешать и ободрять ее, прежде чем они почувствуют неловкость, и он наслаждался каждым драгоценным мигом. Завитком волос на ее щеке, слезами, которые увлажняли его шею, необоримой гордостью, которая поддерживала ее, когда все остальное было потеряно. Гарри вдруг осознал, что глубоко в его горле рождаются какие-то звуки, как у матери, успокаивающей больно ударившегося ребенка. Он гладил шелковые пряди ее волос. Вдыхал ее необыкновенный аромат и надеялся, что его тепло согревает ее.

Гарри держал бы ее в своих объятиях, даже если бы он не знал ее. Ему и раньше приходилось прижимать к себе горюющих женщин. Но снова держать в своих руках Кейт после того, что между ними произошло, и что они потеряли, стало и честью, и тяжкой ношей. Это было привилегией, которой — он знал — удостаивались очень немногие. Если она больше никогда не позволит ему подойти к себе так близко, ему придется довольствоваться и этим.

И прежде чем он был готов отпустить ее, Кейт вырвалась из его рук.

— Я должна просить вас извинить меня, — сказала она из гордости, вытирая лицо дрожащими пальцами. — Я не из тех, кто льет слезы.

Гарри не мог не улыбнуться, глядя на ее опухшее, заплаканное лицо.

— Est quaedam Here voluptas. В плаче есть что-то от наслаждения.

Она неожиданно рассмеялась.

— Теперь Овидий? Ну, он ошибался. В плаче нет наслаждения. Только тяжелая голова, опухшие глаза и совершенно отвратительная необходимость воспользоваться носовым платком. Теперь придется неделю прикладывать к глазам кружочки огурцов.

— Не получится, — возразил Гарри, убирая влажный завиток волос ей за ухо. — Вам придется показаться на публике, дабы убедить всех, что мы неразлучны.

Раньше Гарри был бы обижен ее недовольной гримасой.

— Не сегодня, — сказала она, оправляя юбки все еще дрожащими руками. — Пожалуй, после всего случившегося я имею право на день передышки.

Гарри снова улыбнулся, он был даже рад услышать едкие нотки в ее голосе.

— Я совершенно с вами согласен. Купить вам несколько готических романов для изучения?

Кейт содрогнулась.

— Они отвратительны. Все эти привидения, монахи и слабые женщины. Мне самой следует написать роман. Его героиня не будет ждать, когда герой спасет ее. На героев нельзя полагаться. — Она остановилась, закрыла глаза. — Извините, Гарри. Плохая привычка все крушить.

Гарри взял руку Кейт и поцеловал ее.

— Но они действительно ненадежны. По крайней мере, были все годы, пока вы так замечательно заботились о себе и Би.

Кейт покачала головой:

— Вы не сказали бы так, если бы видели меня пять лет назад.

— Вы выжили, — настаивал он. — Вы смеялись последней.

Кейт вздернула голову, улыбнулась, довольная.

— Пожалуй, да. Мертер мертв, а я все еще герцогиня и дочь герцога, а этого более чем достаточно. В конце концов, я заняла более высокое положение, чем жена моего брата Глинис, что приводит ее в ярость. Каждый раз, когда я вхожу в обеденный зал прежде ее, я почти слышу, как в голове у нее лопаются сосуды.

Кейт говорила уже лучше, но ее голос все еще звучал монотонно, как камертон. Гарри чувствовал, что она напряжена, как струна, даже не касаясь ее. Он просто не мог оставить ее в таком состоянии. Он взял в ладони ее лицо. Кейт инстинктивно напряглась, попыталась отстраниться.

— Ш-ш, — зашептал он. — Я собираюсь поцеловать вас. Обещаю, что с этого момента всегда буду предупреждать вас, что собираюсь сделать.

— Что, если я не захочу, чтобы вы делали это?

Ее зрачки расширились. Дыхание участилось. Гарри улыбнулся.

— Тогда вы сообщите мне, и мы обсудим это. Я никогда не заставлю вас делать то, что вам не нравится или что пугает вас, Кейт. Но если мы собираемся продемонстрировать, как счастливы в браке, нам по крайней мере нужно выглядеть так, словно нам хорошо вместе. Чем больше я буду прикасаться к вам, тем лучше мы справимся с задачей. Если вы позволите мне просто целовать вас время от времени, вы привыкнете к этому.

Кейт издала что-то похожее на фырканье.

— Я не столь уверена в успехе, как вы.

Гарри улыбнулся, большими пальцами смахивая ее слезы.

— Вам и не нужно. Вам нужно просто закрывать глаза.

Кейт задрожала сильнее; на миг она забыла об ужасе, которым были пронизаны ее воспоминания. И затем отважно сделала глубокий вдох, закрыла глаза и подняла к нему лицо.

Гарри был покорен этим проявлением храбрости. Два дня назад он не поверил бы, что такое может случиться. Наклонившись, он приблизил губы к ее губам, легко коснулся их, ее век, ее носа. Он жаждал продолжать, жаждал целовать крепче, жаждал поцелуев более теплых, более интимных.

Теперь дрожь сотрясала уже его тело. Оно не привыкло к ограничениям. Он хотел ее со всей стремительно нарастающей страстью голодного мужчины. Но знал, что должен остановиться. Напоследок поцеловав ее лоб, он выпрямился и уронил руки. И обрадовался, когда она чуть качнулась к нему, как бы сожалея о потере. А когда Кейт открыла глаза, Гарри с облегчением увидел в них неуверенное изумление.

— Еще очень рано, — сказал он. — Не хотите ли вернуться в мою комнату, чтобы еще отдохнуть?

Кейт сразу же покачала головой.

— Может быть, завтра или послезавтра.

На прощание он поцеловал ее в бровь.

Кейт казалось, что она раскалывается на тысячи кусков. Эмоции, которым она годами не позволяла брать верх, бурлили в ней, не давали дышать. Обида, гнев, стыд и, странное дело, облегчение после того, как выяснилось, что Гарри не был таким уж безрассудным. Неужели Гарри действительно обнимал ее? И она позволила ему? Неужели ей показалось, будто после жестокого шторма она уцелела и наконец добралась до дома?

Она не знала. Не желала знать. Ей хотелось скорее добраться до своей спальни, где она могла остаться одна. Где никто не мог видеть, чего ей стоила эта ночь, и заподозрить, какой вихрь чувств она подняла.

Так что когда Гарри открыл дверь кухни, она проскользнула мимо сонной служанки, разжигавшей огонь, и заторопилась в жилую часть дома. Слава Богу, Гарри отпустил ее одну.

Холл, как всегда, был хорошо освещен. В этот ранний час по нему еще продолжали бродить тени. Поэтому она побежала вверх по лестнице несколько быстрее, чем обычно. Ей хотелось оказаться там прежде, чем кто-нибудь остановит ее.

Едва поставив ногу на предпоследнюю ступеньку, она поняла, что с лестницей что-то не так. Ее ноге не на что было опереться. Она не сумела сохранить равновесие, ее нога взметнулась вверх и опрокинула ее назад.

Краешком глаза она увидела метнувшуюся на верху лестницы тень, но у нее не было возможности узнать, кто это был. Она с визгом упала на спину и покатилась вниз.

Глава 13

— Господи, Кейт! Поговорите со мной!

О, она уже раскаивалась в том, что сделала и чем так разозлила Мертера. У нее было такое чувство, словно она упала с… ох.

Кейт открыла глаза и обнаружила, что лежит в коридоре на мраморном полу. Над ней склонились разные головы. Потолок с кремовой ротондой и стеклянным люком начинал светлеть. Ее голова лежала на коленях у Гарри, и она болела.

— Финни, — сказала она, удивляясь, как слабо раздавался ее голос, — найдите маляров. Краска на карнизе начала отваливаться.

Кейт еще смутно воспринимала происходящее. Ее тело не отошло от шока, не решило, где будет болеть. Ужас последних секунд, расплывчатая картина того, что случилось, еще не подступили вплотную. Ей было хорошо известно, как это происходит, чтобы удивляться, и это помогло ей говорить спокойно, пока она не приготовится к неизбежному.

Гарри отрывисто хохотнул.

— Вы напугали меня до смерти! Можете двигаться?

Она сделала попытку — и пробудила миллион нервных окончаний.

— Гарри, я уверена — что-то неладное со ступеньками.

— Быть не может, — уверил он ее. — Вы слишком торопились и оступились.

Кейт покачала головой и тут же раскаялась в этом.

— Нет. На второй ступеньке сверху что-то скользкое. Жир. Я думаю, именно поэтому падение было таким стремительным.

Кейт осторожно повернула голову.

— Пусть никто не поднимается по тем ступенькам, пока их не проверят.

Финни выпрямился.

— Я сам сделаю это.

У Кейт появилось подозрение, что в его глазах стояли слезы.

— Со мной все хорошо, Финни. Хотя у меня и появятся синяки на самых чувствительных местах.

Финни осторожно пошел вверх по лестнице, остальные слуги возбужденно переговаривались. Кейт чувствовала себя униженной. Они, бедные, наверное, думают, что потеряют место и источник существования. Гарри стал проверять, целы ли у Кейт руки-ноги, что должно было бы вызвать у нее негодование, особенно когда он дотрагивался там, где было больно. Однако, непонятно почему, ей было приятно видеть панику на его лице.

— Со мной в самом деле все хорошо, — уверяла она его, прислушиваясь к собственным ощущениям. — У меня будут синяки, но только там, где их не видно. Мне, похоже, дьявольски везет. По крайней мере, так всегда говорит Эдвин.

Гарри все не мог успокоиться.

— Как вы могли сделать такую глупость?

— Я здесь ни при чем. — Кейт вспомнила, и у нее перехватило дыхание. Она инстинктивно посмотрела туда, где Финни склонился над той самой второй ступенькой, но вокруг, конечно же, никого не было. — Гарри, кто-то был наверху, когда я упала. Я видела тень.

Гарри собирался отрицать это, когда Финни, вернувшись, сообщил:

— Здесь большая лужа из жира, как если бы кто-то опрокинул сковородку.

Как и можно было предположить, Морис возмутился.

— С кухни Мориса не может пропасть жир! — запротестовал он, размахивая одним из своих самых больших ножей. — Он не пользуется жиром!

Но Кейт смотрела на Гарри, который, судя по его лицу, пришел к тому же заключению, что и она сама. В ее доме был человек, который хотел, чтобы кто-то упал с лестницы. Возможно, этому человеку она и Гарри доверяли.

— Уходим, — сказал Гарри довольно бодро, поднимая ее на руки. — Вам нужно в кровать и доктора, а мы отмоем лестницу.

— Я могу идти, — говорила она, обхватывая шею Гарри ободранной рукой. — Я не хочу пугать своих людей.

— Слишком поздно, — услышала она и, оглядевшись, увидела белое как мел лицо Трэшера.

Он разбивал ей сердце, этот малыш.

— Не пускай сюда гробовщика, Трэшер. Он не понадобится. — Кейт сверкнула озорной улыбкой. — Кроме того, он всегда много запрашивает.

Она не была уверена, что мальчику стало намного легче. После той жизни, которую он вел, трудно было рассчитывать на это. Ей следовало быстрее уединиться, прежде чем она всех перепугает.

«Послешоковая тряска», как она называла это состояние, уже началась. Смирившись с неизбежным, она положила голову на плечо Гарри.

— Осторожнее на той ступеньке.

— Он проник в дом! — крикнул Гарри, склоняясь над письменным столом Дрейка. — Он в доме!

— Вы уверены? — спросил Дрейк. — Это не был несчастный случай?

Гарри стукнул кулаком по столу.

— Я уверен. Кейт чуть было не погибла, а все ваши люди не остановили убийцу, и он пробрался в мой дом! Ведь я говорил вам о человеке, которого видела Грейс.

— Говорил, — подтвердил Йен Фергюсон, вольготно развалившийся в кресле. — Я сам слышал.

— И я, — сказал Чаффи, стоявший у окна и считавший проезжающие парные двухколесные экипажи. — Я слышал, как вы сказали, что займетесь этим. И не сделали.

Дрейк криво улыбнулся.

— Мои люди подозревали дворецкого.

Йен оглушительно захохотал.

— Финни? Ну, старик, хотел бы я быть рядом, когда вы скажете ему это.

— Ну, вас не будет рядом, — миролюбиво сказал Дрейк. — Утром вы отправитесь во Францию.

Йен бурно вздохнул. Гарри повернулся к нему:

— Во Францию?

Йен разозлился.

— Должно быть, они решили, что только я могу защитить большого человека.

Чаффи поперхнулся смехом.

— Человека, который больше тебя?

Йен сердито посмотрел на него.

— Веллингтона, болван.

Гарри нахмурился.

— Тогда кто же будет помогать мне беречь мою Кейт?

— Вашу Кейт? — отпарировал Дрейк сухим голосом.

На этот раз Гарри зло уставился на него.

— Это вашими стараниями мы поженились. Вам следовало бы испытывать удовлетворение от того, что я пытаюсь привыкнуть к новому положению.

Гарри не собирался делиться своими переживаниями, которые Кейт пробудила в нем прошлой ночью. Ее рыдания что-то прорвали в нем, давно зарубцевавшаяся рана кровоточила снова. То, что ей опять грозила опасность, было непереносимо.

— Я удовлетворен уже тем, что вы не убили друг друга, — признался Дрейк. — По тому, что вы здесь и вопите мне в ухо, могу я считать, что леди не сильно пострадала в результате падения?

Гарри нервно провел ладонями по волосам.

— Откуда мне знать? С этой женщиной вы ни в чем не можете быть уверены. — Если он правильно понял леди Би, Кейт привыкла к избиениям, после которых оказывалась не в лучшем состоянии, чем этим утром, что совсем доконало его. Но этого никому знать не следует.

Дрейк достал толстую папку.

— В действительности я уже многое сделал. У меня здесь истории всех нанятых Кейт слуг.

— Спорю, это интересное чтение, — оживился Чаффи.

Дрейк бросил на него сердитый взгляд.

— Как роман Филдинга. Причина, по которой мы следили за дворецким, — он попал к Кейт прямо из Ньюгейта. Его повесили за убийство.

— Раз он разгуливает здесь, выходит, они плохо сделали свою работу, — сказал Йен.

— Также работал в цирке у Тима — предсказывал будущее, изображал получеловека-полуобезьяну…

Чаффи засмеялся.

— Вот откуда я его знаю. Получалось у него убедительно.

Дрейк снова нахмурился.

— Он еще и боксер. Хотите узнать о ее шеф-поваре?

Гарри сгреб папку.

— Нет. Вспомните. Я сражался рядом с этими людьми, и они были не хуже солдат, с которыми я воевал десять лет. Этот человек не из ее слуг, Узнайте, кто он. Не думаю, что вам повезет больше, чем мне, и вы найдете Аксмана Билли.

Дрейк покачал головой.

— Ваш Трэшер — лучшая ищейка в Севен-Дайалсе, а он пришел ни с чем. Мы усилим наблюдение за домом и не успокоимся, пока нам не повезет.

Следующие пятнадцать минут четверо мужчин обменивались идеями о том, как обезопасить Кейт, и Гарри почувствовал некоторое облегчение.

Дрейк, должно быть, заметил его растущее нетерпение, поскольку отложил в сторону ручку и встал.

— Я уверен, джентльмены, что Гарри благодарен нам за наши усилия. Но теперь, как мне кажется, он хочет вернуться к своей жене.

Кейт ненавидела лежать в постели. Ненавидела безделье. Ненавидела, когда у нее что-нибудь болело. И больше всего она ненавидела гадать почему. Не почему ей помогли упасть с лестницы. Это было понятно. Она представляла угрозу для кого-то, и они пытались остановить ее.

У нее болело все, она дрожала, тошнота подступала к горлу — шок продолжал мучить ее. Но все это было ей знакомо. От Мертера ей доставалось и хуже — после неудачной ночи, проведенной за картами. Но она никогда не ложилась в постель, не важно, чего ей это стоило. Она отказывалась признавать, что Мертер мог настолько сильно ранить ее.

Сегодня все происходило иначе. Ее ушибы не были опасными. Гораздо более печальным было ее эмоциональное состояние. Внезапно Кейт стало мучить непростительное желание оплакать все то, что случилось с ней десять лет назад. Убийце, присутствующему в доме, не мешало бы воспользоваться этим.

Ей следовало бы поразиться тому, что Гарри рассказал о ее отце. Испытать шок. Кейт же ошеломило то, что в действительности она совсем не удивилась. Ею овладела печаль. Ей было страшно и стыдно.

Зачем отец сказал это? Что она сделала такого, чтобы заслужить обвинение в распутстве в свои пятнадцать лет? Сколько Кейт ни пыталась, не могла припомнить проступка, который бы настолько настроил отца против нее. Она запомнила бы его, поскольку после этого ее жизнь сразу переменилась бы. Но в ее жизни не происходило никаких перемен. С тех пор как она помнила себя, все оставалось неизменным. Повар баловал ее, Джордж обнимал ее, но в целом для остальных она как бы не существовала. Как если бы ее остерегались, но никто никогда не сказал почему.

Она изо всех сил пыталась пробиться через невидимую стену, особенно к отцу. Оставляла для него длинные письма, старательно рисовала картинки. Собирала воробьиные гнезда. Связывала полевые цветы в маленькие букетики и криво вышивала на образцах для рукоделия слова «Чти отца своего и матерь свою». Он никогда не дал знать, получал ли он все это.

Тетя Мод говорила ей, что отец не хочет ее видеть, поскольку она очень похожа на свою мать, которую убила. Но Кейт не верила этому. Как отец мог знать, что она — копия матери, ведь он не знал ее мать, когда той было девять лет.

Кейт всегда подозревала, что было что-то еще. Какой-то дефект, различимый только при тесном общении. Другой причины, по которой всеми уважаемый человек, ее отец, судя по всему, не любил ее, она не могла придумать. Может быть, в ней было что-то, что отталкивало хороших людей, а плохих обращало в монстров? Неужели Мертер был тем, кого она заслуживала? У нее никогда не хватало храбрости спросить.

Нет, неправда. Дважды Кейт не смиряла свою гордость. Первый раз, когда ее призвали к ответу после того, как она назвала свою сестру глупой старой ведьмой. Она стояла перед большим дубовым письменным столом отца, руки за спиной, хорошая девочка с отмытым лицом и волосами, аккуратно перевязанными сзади лентой гро-гро. Она не знала, радоваться ли тому, что она встретилась с отцом, или ужасаться его недовольством.

— Долорес Кэтрин, — сказал он, едва взглянув на нее. — Ваши сестры — взрослые женщины, у них есть свои семьи. Они заслуживают уважения.

— Но Френсис говорит, будто вы ненавидите меня, — сказала его одиннадцатилетняя дочь и задрожала. — Она сказала, что все ненавидят меня.

Да, так и было, думала она, оглядываясь назад. Непроизвольное подергивание, мимолетная гримаса, словно от сильного неприязненного чувства. Продолжительное, напряженное молчание.

— Чепуха.

Кейт не помнила, испугалась ли она тогда или расправила плечи.

— Почему она говорит так?

Но отец сказал ей, что разговор закончен, и она ничего не узнала.

Когда она во второй раз спросила его, он ударил ее по щеке.

Кейт понимала, что непозволительно расчувствовалась. Ее отец был уже четыре года как мертв. И уже не ответит. Вдруг она почувствовала себя маленькой, ничтожной и одинокой и не знала, что с этим делать. «Беспомощная, — пронеслось у нее в голове, как если бы она сидела в темноте. — Никчемная».

Неразборчивая. Слава Богу, Джордж никогда не поймет, в чем любимый им дядя обвинил его.

И Гарри. Господи, что она делает с ним? Зачем продолжает негодовать, ведь он ни в чем не виноват? У него не было ни единого шанса, ведь ее собственный отец обвинил ее.

Гарри сказал, что когда-то любил ее. Но он знал ее только шесть недель. Что произойдет, если он будет вынужден жить с ней долгие годы? Хватит ли у нее мужества день за днем ждать, не поведет ли он себя как ее отец? Или ей лучше сразу отослать его и освободить их обоих?

Черт. Она опять плачет. Она ненавидит плакать. Это бессмысленное занятие, полезное только для подталкивания джентльменов к поездкам в «Рэнделл и Бридж». Хотя Гарри не из тех джентльменов, которые часто посещают ювелиров. Он дарит ей кое-что другое. Не драгоценности. Сильные руки и молчаливую поддержку. То, что она определила как душевный покой.

Ожившие воспоминания побудили ее подняться с кровати. Когда Кейт встала, оказалось, что ее дыхание, вырываясь, причиняет ей боль. Это не остановило ее. Ей необходимо походить и подумать. Над тем, что произошло ночью.

Гарри был таким добрым, таким понимающим. Он держал ее в руках, как будто был ее убежищем в бурю. Кейт, конечно, видела, как обнимались в семье Гарри. Они не могли пройти мимо без того, чтобы не похлопать, приобнять, поцеловать, — особенно если кто-то ушибся, грустил или был напуган. Она наблюдала их эмоциональную щедрость, как бродяга, тянувшийся к теплу.

Но она не знала, как понимать его заботу. Не знала, почему Гарри делал это. Подаренное ей тепло тревожило ее больше, чем худшие побои Мертера.

Черт. Снова слезы. Подойдя к туалетному столику, Кейт взяла носовой платок и вытерла глаза. Надо думать о чем-нибудь другом. О том, что поддается пониманию. На что можно повлиять. В конце концов, Гарри может уехать и забрать свои объятия с собой. Ей придется найти способ жить одной. Она должна всячески способствовать тому, чтобы «львы» предстали перед правосудием, тогда Гарри сможет уйти. Потому что если ему придется задержаться, она привыкнет полагаться на него, а этого не должно произойти.

Глава 14

Кейт стояла у окна и прикидывала, кто из ее знакомых мог быть связан со «львами», когда дверь открылась и послышались узнаваемые шаги Бивенс. Камеристка не потрудилась ступать потише, чтобы не обеспокоить якобы больную. Кейт улыбнулась про себя. Бивенс отлично исполняла свою миссию.

Войдя в комнату так, словно не происходило ничего особенного, она вынула вечерний наряд.

— Вы собираетесь сидеть здесь всю неделю или дадите горничным войти сюда и навести порядок?

Бивенс была единственным человеком, который работал у Кейт еще при Мертере. Она досконально знала, как Кейт ведет себя, когда ей плохо.

Не отрывая глаз от сада в каплях дождя, Кейт улыбалась.

— Собираюсь сидеть.

Камеристка недовольно запыхтела.

— Не говорите глупостей. Лежать, чтобы выглядеть загадочной, — это не для вас. Вы знаете, это вас раздражает.

Бивенс явно заметила, что Кейт плакала.

— Бивенс, — выговорила ей Кейт, радуясь, что камеристка пробилась через стену ее отчуждения, — вы прекрасно знаете, что я никогда не раздражаюсь. Это было бы слишком обыкновенно.

— Кроме того, вы пугаете леди Би, а Трэшер не отходит от верхней площадки лестницы на случай, если вы снова поскользнетесь.

Кейт повернулась к ней:

— Я думала, он охотится за Аксманом.

Бивенс только плечами пожала.

— Вода для ванны уже греется, вот ваша одежда. Вы будете есть за обедом, или мисс Грейс, леди Би и мне придется засовывать в вас еду ложкой наподобие того, как, по рассказам мисс Грейс, они кормили ужасных огромных змей в Индии.

— Очаровательная картинка.

— Выбирать вам. Я приготовила порошок от головной боли и холодные тряпочки для глаз, — продолжала Бивенс, как если бы это было привычным делом, — когда-то так оно и было.

— Я поем здесь, — сказала Кейт, потягиваясь, чтобы размять конечности.

— Вы будете есть как христианка за столом со своими друзьями. Мисс Грейс нуждается в вашем внимании после того, что ей пришлось вытерпеть вместе с остальными гостями этим утром. Она хочет поговорить с вами о человеке, который показался ей подозрительным, потому что он наблюдал за домом.

Кейт снова вернулась к созерцанию бледного рассвета.

— О чем вы говорите?

За окном она не видела никого, кроме Джорджа, прислонившегося к стене конюшни и что-то жующего — наверное, яблоко.

Бивенс достала одну из лучших юбок Кейт, встряхнула ее.

— Я говорю о том, что никто из нас не может выйти из дома из-за страха быть убитым. Дом кишит вооруженными людьми, еще недавно воевавшими, а несколько друзей майора тем временем разоряют вашу библиотеку.

Кейт с ужасом представила картину — на полу валяются книги, ветер шевелит их страницы, а ее личная корреспонденция, случайно сброшенная, летает по дому, словно конфетти.

— А что майор? — спросила она, подходя к двери, ведущей в холл.

— Этого я не знаю. Он весь день то появлялся, то исчезал. Он что-то оставил для вас. В вашем будуаре. Сказал, это умилостивительная жертва.

Кейт с отсутствующим видом кивнула:

— Я взгляну позже.

Бивенс рассмеялась:

— Вам не потребуется много времени для рассмотрения. Верьте мне.

Бивенс знала, как заставить Кейт что-то сделать. Она не могла не заинтересоваться чем-то загадочным. Завернувшись в халат, она выглянула в коридор. Там, приткнувшись к противоположной стене, скрестив руки, сидел Трэшер со свирепым выражением лица.

— Сделай мне одолжение, — сказала она. — Сходи и посмотри, как там эти люди обращаются с моими книгами, не портят ли их.

Трэшер вскочил на ноги.

— Но что, если…

— Если понадобится, Бивенс поможет мне спуститься по лестнице. Я обещаю.

Этого было достаточно. Трэшер ринулся вниз по ступенькам, а Кейт медленно поковыляла в будуар. Все было спокойно. Тусклое солнце отражалось в псише, за каминной решеткой весело потрескивал огонь. Но Кейт этого не замечала. Подарок Гарри невозможно было не увидеть сразу.

Она ничего не могла с собой поделать. Вообще-то, подумала она, подходя ближе, чтобы лучше рассмотреть картину, ей следовало бы оскорбиться. Одно дело пририсовать ее голову к чужому телу, но что бы так… Груди у этой женщины были как булки, бедра как окорока. Кейт оглядела себя, чтобы убедиться, что ее собственные груди куда привлекательнее, крепче и прекрасной формы, с гораздо большими сосками.

Однако настоящим оскорблением было то, что кто бы ни заказывал эту гадость, он заказал ее второсортному художнику. Как кому-то могло прийти в голову, что она позволит увековечить себя жалкому любителю, оставалось за пределами ее понимания.

— Вы повесите ее в библиотеке? — услышала она и, повернувшись, увидела Гарри, стоявшего в дверях.

Кейт задохнулась. На нем был костюм в табачно-коричневых и кремовых тонах, сапоги для верховой езды идеально начищены, волосы цвета пшеницы растрепались на ветру, в руках у него был стек. Гарри выглядел образцовым «повесой». Кейт нелепо смутилась, как если бы он увидел ее обнаженной. Как ей разговаривать с ним, когда она знает, что он видел это безобразие?

Кейт почувствовала некоторое облегчение, заметив такую же неуверенность в глазах Гарри.

— Вы сошли с ума? — весело возразила она, игнорируя непривычное чувство. — Это необходимо сжечь. Я не желаю, чтобы кто-нибудь считал, будто я выгляжу именно так.

— Я думаю, на это и был расчет у того, кто доставил ее Макмерфи.

— Так вы забрали ее, Гарри? Я вам благодарна. Мне ненавистна мысль, что кто-нибудь посчитает меня полностью лишенной вкуса.

Гарри взорвался смехом, и это удивило ее, пока она не увидела направление его взгляда. Только тогда она осознала, что Бивенс подала ей пурпурный халат, украшенный перьями марабу. Перья подрагивали по всей его длине. Этот наряд она всегда надевала, когда была в синяках.

Выпрямившись во весь свой рост, она окинула Гарри высокомерным взглядом.

— Должна сообщить вам, что это — последняя мода, — с вызовом заявила она. — Я могу быть экстравагантной. Но только с соблюдением хорошего вкуса.

Улыбка Гарри была заразительной.

— Спасибо за объяснение. Насчет картины согласен. К сожалению, нам придется подождать, пока ваш брат перестанет представлять для нас угрозу, только после этого мы сможем избавиться от нее. Картина — основное вещественное доказательство наличия сговора.

Кейт насупилась.

— Она может подождать на чердаке вместе с другими ненужными вещами.

Прежде чем отвернуться от картины, Кейт рассмотрела, как художник изобразил обнаженное тело. Забавно, но на нем не было никаких отметин. Единственно в этом отношении картина превосходила натуру.

— Вам удалось узнать, как она попала в игорный дом?

— От художника, сказал Макмерфи. Нам не удалось разыскать его.

— Наверняка прячется от критиков. Я скажу Финни, чтобы он унес это страшилище. А сейчас мне пора одеваться.

Гарри выпрямился.

— Как вы себя чувствуете? Би сказала, вы целый день провели в постели.

Кейт подняла на него глаза, боясь, что он подойдет. После всего случившегося она не вынесла бы чью-то жалость.

— Отлично. Если бы я не провела в постели хотя бы несколько часов, изобразив достаточную слабость, Би посчитала бы себя обманутой. Она никогда не волнуется из-за пустяков.

— Прекрасно.

Гарри замолчал. Кейт испытывала неловкость, а это не годилось. Она не знала, как вести себя с этим новым Гарри теперь, когда он больше не заслуживал ее презрения. Боже, значит ли это, что она должна извиниться перед ним за расстроенные помолвки?

— Хорошо, — сказала она, чувствуя себя глупо. — Пожалуй, я пойду.

— Подождите, — сказал Гарри, оттесняя ее от двери. — Вам надо знать, какие решения мы приняли, чтобы обеспечить вашу безопасность.

Кейт замерла.

— Да?

— Мы пробудем в городе три дня. Затем мы поедем в охотничий домик Дрейка, где вас будут охранять.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, мы не поедем. Вы можете ехать, я не против, но я должна вернуться в Исткорт.

— Там мы не сможем гарантировать вам безопасность.

— Не говорите глупости. Мои люди защитят меня даже ценой своей жизни.

— Один из ваших людей пытался сломать вам шею.

Кейт напряглась.

— Это не был один из моих людей, и вы знаете это. С тех пор как я была пятнадцатилетней глупышкой, прошло много времени, Гарри. Я знаю, что делаю.

— Если бы вы знали, вы предоставили бы это профессионалам. Не спорьте, Кейт. Я делаю то, что лучше для вас.

Она вздернула подбородок.

— Забавно. Именно такие слова произнес мой отец, когда отдавал меня Мертеру.

Кейт увидела, как задвигалась челюсть Гарри, как он старался сохранить спокойствие, и инстинктивно приготовилась к столкновению.

— Я просто хочу, чтобы вы были в безопасности, — сказал он, снова выводя ее из равновесия. — Вам следует также знать, что я запретил запирать вашу дверь.

Кейт круто развернулась, готовая протестовать, но Гарри опередил ее:

— Выслушайте меня, черт возьми, хоть один раз. Это неразумно. Если что-то случится в вашей комнате, у меня не будет времени ломать дверь.

Она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на дверь в его гардеробную.

— Я все еще не совсем понимаю, как вы пришли к решению обосноваться там.

— Я ваш муж. Кроме того, после нападения на вас я понял, что любая другая комната находится слишком далеко.

Очень дельное объяснение, но Кейт все же не могла не почувствовать горечи от того, с какой легкостью он начинал контролировать ее жизнь.

— Понимаю.

Она сделала движение, чтобы уйти, но Гарри удержал ее за руку. Кейт инстинктивно отшатнулась в сторону, выставив руку для защиты. Он немедленно отпустил ее и отступил назад.

— Черт, — прошипела Кейт, от неловкости ей стало жарко. Отвернувшись, она принялась расправлять юбки, как будто это могло успокоить ее учащенно забившееся сердце. — Гарри, я приношу извинения. Похоже, ко мне вернулась привычка, от которой, как мне казалось, я давным-давно избавилась.

Кейт чувствовала себя униженной, сердилась, и это еще больше угнетало ее. Она поклялась не показывать слабости, а сама в течение нескольких дней вернулась к привычке принимать защитную позу.

— Вас не должно удивлять, что вы несколько несдержанны, — сказал он, пряча руки в карманах, как бы показывая, что не собирается навязываться ей. — Любая другая женщина давно бы билась в истерике.

Она взяла за правило в таких случаях выше задирать нос.

— Не говорите глупостей. Истерики портят внешность, потворствуют худшим качествам и в конечном счете бессмысленны.

Как и следовало ожидать, Гарри засмеялся.

— Я хочу, чтобы вы знали, — сказал он, и на его лице вдруг появилось выражение неуверенности. — Если я не посчитаю, что вы в опасности, я никогда не открою дверь без вашего разрешения. Только вы сможете принять такое решение. Не я.

Его слова проникали в ее сердце, отчего ей вдруг стало трудно дышать. Кейт моргнула, уверенная, что неправильно поняла его.

— Выходит, если я никогда не открою дверь, это вас устроит.

Гарри многозначительно улыбнулся.

— Я бы не зашел так далеко, чтобы сказать — меня это устраивает. Но я попытаюсь.

Кейт не сводила с него глаз, не зная, верить ли ему.

— Спасибо, Гарри. Это для меня главное.

— Что меня пугает. — Слегка наклонив голову, он улыбнулся медленной улыбкой. — Я должен предупредить вас, что оставляю за собой право попытаться изменить ваши намерения.

Кейт покраснела.

— Почему? Вы знаете, что я не…

Гарри взял ее за руку.

— Вы никогда не узнаете этого наверняка, если не попытаетесь.

— Я пойму, что… — Господи, она не могла поверить, какой неопытной она себя почувствовала. — Что вы неизбежно найдете себе утешение на стороне.

Гарри не замедлил с ответом:

— Посмотрим, что у нас получится. Однако вам следует знать, что настанет день, когда я захочу детей, семью, такую, как у моих родителей. — Он пожал плечами. — Я не уверен, что готов отказаться от этого намерения.

Кейт не знала, что ответить. Его слова вызвали у нее панику, страх, зависть и, удивительно, желание. Она хотела того же, что и он. Но это была мечта, от которой она отказалась много лет назад. Она не представляла, как воскресить ее. Она отдернула руку, как если бы хотела оградить себя от своих желаний, и сразу почувствовала свое одиночество.

— Хорошо, — сказал он, как если бы предыдущего разговора не было. — У меня назначена встреча в Хорсгардзе^[9], после этого я повидаюсь с некоторыми своими друзьями. Я увижу вас завтра?

Кейт улыбнулась.

— Поскольку это мой приемный день, не вижу, каким образом вы сможете избежать встречи.

Он кивнул.

— Пусть Финни всегда будет под рукой.

И, не добавив ни слова, поцеловал ее.

На этот раз Кейт ожидала этого. Когда он потянулся к ней, она не отстранилась. Когда он положил руки так, чтобы поднять к себе ее лицо, она встретила его взгляд. А после того как он поцеловал ее, быстро и ласково скользнув по губам, не отпрянула. Она никогда не испытывала такого тревожного, трепетного чувства, с которым он оставил ее, никогда еще так не билось ее сердце. Она, конечно же, не призналась себе, что ничего не имела бы против еще одного поцелуя.

— Видите? — сказал Гарри. — Не так уж плохо.

Прошло минут двадцать, а Кейт все еще была во взбудораженном состоянии. Бивенс только что надела на нее персиковое, с зеленым, платье-тунику, когда раздался быстрый стук в дверь. Кейт сразу узнала этот стук.

— Входи, Трэшер! — крикнула она, оправляя юбки, пока Бивенс завязывала ленты.

Дверь распахнулась, Трэшер заспешил к ней, вид у него был непривычно серьезный.

— Парни, которые разбросали книги в вашей библиотеке, сейчас едят, там другая смена. Они принесли с собой вот это.

И с замысловатыми движениями, которым он явно научился у Чаффи, мальчик расшаркался и вручил ей сложенную бумагу.

Кейт с улыбкой приняла ее.

— Когда-нибудь из тебя выйдет хороший дворецкий, Трэшер.

Мальчик, почти такого же роста, как Кейт, засопел.

— Если бы. Я больше гожусь для карет.

Прежде чем она смогла ответить, он исчез. Кейт развернула письмо и увидела подпись Дрейка.

«Письмо получено. Мы ищем. Пожалуйста, поставьте в известность Лиджа».

Кейт уставилась на эти слова, как если бы они были зашифрованы. Письмо?

Господи. За всем, что происходило, она забыла о поручении, которое дала Маджу накануне вечером. Бедная леди Риордан.

«Поставьте в известность Лиджа». О нет. Сейчас, когда она думала об этом, ей хотелось предоставить Дрейку решать судьбу леди Риордан. Он не стал бы переживать, если бы Кейт сочли сумасшедшей. Кейт не знала, как поведет себя Гарри.

Она повернулась к двери и остановилась. Она все еще чувствовала себя слишком слабой, чтобы говорить с ним об этом. Плохо уже то, что по ее телу разливалось желание, оно начинало гореть от одного его присутствия в комнате. Хотелось снова оказаться в кольце его рук, хотелось, чтобы он защитил ее от боли. Кейт не хотела выходить за него замуж; она ни за кого не хотела выходить замуж. Однако начинала тосковать, когда он уходил.

Что будет, если Гарри решит, что она на самом деле сошла с ума? Кто-нибудь наверняка выскажет такое предположение. Может быть, все обернется не так уж плохо.

— Вы идете или нет? — вопрошала Бивенс с бриллиантами в руках.

Сделав глубокий вдох, Кейт прошла через будуар к спальне Гарри. Стукнув один раз, она открыла дверь в его гардеробную. И замерла. Перед ней стоял Гарри — полуобнаженный.

Глава 15

Она видела его обнаженным и раньше, думала Кейт. Конечно.

Но тогда он лежал на спине. Спал. Сейчас его ноги были напряжены, как если бы он стоял на палубе парусника, его мышцы были в движении.

На нем были только форменные брюки, одна рука была у него над головой, другой, в которой была тряпочка, он тер у себя под мышкой. Ей следовало бы прийти в замешательство. В конце концов, она вошла без разрешения. Но каким-то образом вид воды, стекавшей по его ребрам, этой сильной поднятой руки и обнаженного, покрытого легкими волосками широкого торса, проник в самую ее глубину, в колени, в кровь, которая бросилась ей в лицо.

Господи! Она не могла оторвать от него глаз. Она не могла дышать. Все, о чем она могла думать, — о том, что он обещал соблазнить ее, увлечь в свою постель.

— Когда я приглашал вас, — в конце концов заговорил Гарри, — я не ожидал, что вы так быстро поймаете меня на слове.

Кейт покачала головой:

— Я… я…

Когда он медленно опустил руку вдоль туловища, она наконец увидела, какой озорной была его улыбка. Она заметила, что Гарри не вытерся, на коже оставалось мыло, и ей вдруг захотелось схватить полотенце и самой сделать это. Она чувствовала, каким хриплым стало его дыхание. Или это она так задышала?

Гарри схватил полотенце и вытерся.

— Извините, Кейт. Что вы хотели?

Она кашлянула. Ей пришлось сцепить пальцы, чтобы удержаться и не дотронуться до него.

— Прошу прощения. Мне следовало… хм…

— Вы постучались.

— …подождать.

Кейт могла бы поклясться, что кожа у нее завибрировала; она могла слышать свой пульс, а ее груди, казалось, приподнялись под шелком платья. Она вдруг стала чувствительной ко всему. У нее появилось необъяснимое желание потереться о грудь Гарри, как кошка, которая хочет, чтобы ее погладили за ушками, и это испугало ее.

— Кейт?

— Хмм?

— Мне необходимо этим вечером быть в Хорсгардзе, — сказал он, хватая рубашку и надевая ее через голову, — а я не могу поехать, пока не оденусь. Может ваше дело обождать?

Кейт подумала, что, может быть, им вообще не стоит говорить об этом, тогда у него никогда не будет причины смотреть на нее с жалостью.

Она никогда не простит себе, если проявит трусость.

— Нет, — сказала она, выпрямляясь. — Боюсь, не может.

Сообщить Дрейку о своих подозрениях было легко. Может быть, ей тоже написать Гарри записку? Чтобы он прочитал ее в Хорсгардзе. Или в Неаполе. Не поднимая глаз, она прошла в его спальню и опустилась в одно из кресел у потрескивающего огня. Изумленный Гарри последовал ее примеру.

Она не отрывала глаз от перьев, которые колыхались вокруг ее запястий.

— Дрейк просил меня сообщить вам содержание письма, которое я отправила ему с Маджем прошлой ночью.

Гарри оглянулся на дверь.

— Мадж ничего не сказал мне.

— Я думаю, Маркус попросил его об этом. — Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вдох. — Кое-что случилось… в том доме, для лишившихся рассудка. Я кое-что слышала. Женщина, которая жила в комнате рядом.

— Вы знаете, кто она?

Кейт сумела улыбнуться.

— Ну, в этом-то все и дело. Видите ли, я уверена, что в том доме слышала голос леди Памелы Риордан. Но леди Риордан к тому времени шесть месяцев как была мертва. Утонула в море.

Гарри долго оставался неподвижным. Казалось, он изучал статуэтки на каминной полке.

— Вы уверены?

— Нет. Как это может быть? Но я знала ее голос. Мы вместе состояли в нескольких комитетах, и, я клянусь, это была она. Она утверждала, что она леди Риордан и что ее поместили в комнату, где ее никто не найдет. Она повторяла, что не надеется на освобождение.

Кейт проглотила комок в горле, с ужасом вспоминая тихий унылый голос.

— Она сказала, кто поместил ее туда?

Кейт подняла глаза, готовя себя к тому, чтобы увидеть в глазах Гарри приговор себе — заключение, что она ненормальная.

— Ее муж. Он принадлежит к «львам».

— Она сказала это?

Кейт пожала плечами.

— Она обещала Ричарду — так зовут ее мужа, — что, если он не лишит ее детей, она ни слова не скажет против «львов».

Гарри так долго молчал, что Кейт уже совсем не знала, что думать. Ее охватил ужас. Вдруг они начнут проверять и не найдут ничего, кроме призраков, живущих в ее голове? Не наступит ли очередь Гарри запереть ее где-нибудь?

— Как вы думаете, она — единственная жена, которую убрали подальше? — наконец спросил Гарри.

Кейт моргнула. Эта мысль не приходила ей в голову.

— Не знаю.

— Известно ли вам о других загадочных смертях жен из общества?

Ну, это Кейт знала. Би любила посещать заупокойные службы почти так же, как свадьбы.

— Салли, баронесса Санборн. Умерла от оспы. Мисс Милдред Уивер-Фрай. Упала с лестницы. — Она задумалась, но больше никого не вспомнила. — Я спрошу у Би.

Гарри уже качал головой.

— Санборн? Он помощник министра финансов. Вы сообщили Маркусу?

Она пожала плечами:

— Нет. Только о Памеле. Мне и в голову не приходило, что могут быть другие.

Поднявшись на ноги, он взял свой мундир.

— Я бы сказал Маркусу. Боже, если эти женщины живы, они могут стать бесценными источниками информации.

Кейт подняла голову.

— Вы мне верите?

Гарри смутился.

— Не знаю. Я точно знаю, что нельзя отвергать такую вероятность. Если это правда… — Он покачал головой. — Это открывает немыслимые возможности.

— А если нет?

Он провел рукой по ее щеке.

— Тогда нет.

На этот раз Кейт вся ушла в ожидание. Когда он поставил ее на ноги, она чуть не сбежала. Но он не дал ей шанса. Его губы были мягкими, а поцелуй крепким. Кейт ощутила вкус кофе и мяты. От него исходил запах свежего белья, кожи и мужчины. Она боролась с потоком непривычных чувств, которые угрожали затопить ее.

Когда Гарри отпустил ее, Кейт поразила внимательность его взгляда.

— Ночные кошмары всего лишь ночные кошмары.

Она была потрясена тем, что он так небрежно произнес это.

— Как насчет того, чтобы немного поделиться теплом этой ночью? — спросил он. — Может быть, нас обоих меньше будут мучить кошмары.

Это было так соблазнительно. Так хорошо ощущать себя в его руках. Со временем ей это должно понравиться.

И ей будет еще хуже, когда она лишится этого.

В конце концов, у нее хватило храбрости только на то, чтобы пообещать подумать над этим. Гарри поцеловал ее в лоб и проводил в будуар. Она осталась там с пробудившимся, беспокойным телом, с низкопробной картиной, которая напоминала ей о том, что она потеряла, и с приглашением сделать первый осторожный шаг навстречу.

Дверь паба «Черная кошка», находившегося на улочке неподалеку от церкви Святого Мартина, распахнулась, и из нее вышел человек. Паб этот ничем не отличался от других в районе Севен-Дайалс, в нем так же торговали подержанными тряпками и овощами, а бедняки имели обыкновение выражать пожелания большим пальцем. Среднего роста, незначительной внешности мужчина был одет в плохо сочетавшиеся друг с другом предметы одежды, по-видимому, снятые с его жертв: коричневую потрепанную куртку, грязный изумрудно-зеленый жилет и совершенно новую жесткую касторовую шляпу. Он насвистывал, как если бы у него не было никаких забот, а его глаза безостановочно обшаривали грязную людную улицу. Едва он успел вынуть из кармана блестящие золотые часы и открыть крышку, как к нему подлетела рыжая красотка.

— Ah, bonsoir, — защебетала она, улыбаясь. — Вы ведь месье Мишель, oui?

Митчелл насторожился, его глаза раскрылись.

— Я тебя знаю, душка?

Она с заговорщической улыбкой взяла его за руку и повела в сторону.

— Мне известно от Les Lions, что вы и ваш друг должны убить герцогиню Мертер. И у вас хватило смелости проникнуть в ее дом и поспособствовать ее быстрому спуску с лестницы.

Быстро посмотрев по сторонам, Митчелл осклабился.

— Никогда не думал, что попаду туда. Билли сказал, вроде я должен сделать так, как будто это несчастный случай, я так и сделал.

Остановившись в переулке, красотка нежным пальчиком пробежала по переду его ярко-зеленого жилета.

— Мм… да. Очень смело. Как жаль, что она не умерла. Les Lions попросили, чтобы я, Мими, послала весточку Билли о вашей смелой, но, увы, провалившейся попытке.

Она подняла на него взгляд, белки ее глаз слегка поблескивали. Митчелл улыбался так широко, что забыл защититься. Когда он решил бежать, его горло оказалось перерезанным от уха до уха, а его новая шляпа валялась в луже крови. Чтобы вырезать на лбу цитату, Мими понадобилось только пять минут.

На следующий день Гарри в библиотеке разговаривал с Трэшером, когда в дверь просунулась голова Финни.

— Извините, майор. Вы хотели знать. У нас гости.

Черт. Открыв часы, он увидел, что был час дня. Гарри хотел поговорить с Кейт до собрания «повес», которое Дрейк назначил на три часа. Похоже, вместо этого ему придется пить чай с дамами из общества.

— Уже иду.

— Постойте, — запротестовал Трэшер, показывая на свою малиновую, с золотом, ливрею. — Вы не можете бросить меня так. Я специально нарядился, чтобы поговорить с вами. Еще и затрещину получил ни за что.

— Все так. Но леди Кейт нарядилась куда лучше. Так что давай быстро. Что ты знаешь?

Трэшер поскреб свою почти белую голову.

— Ладно. Я не нашел никаких следов Аксмана Билли. Если он не заснул навек, то лег на дно.

Гарри кивнул. Это соответствовало информации, которой располагал Дрейк.

— Выражаю благодарность.

Он уже поднимался, когда мальчишка добавил:

— Но это не все!

Гарри прислонился бедром к столу.

— Что еще? Тогда побыстрей.

— Ну, об Аксмане не слыхать, но о двух его молодчиках поговаривают. Их убили в Дайалсе, обоим перерезали горло от уха до уха.

Гарри пожал плечами:

— Не удивительно для Дайалса.

— Речь о том, что этих двух последние пару дней видели слонявшимися поблизости. И есть одна жуткая вещь. У них на коже вырезаны слова.

Гарри распрямился. Дрожь предчувствия пробежала по его спине.

— Слова? Какие слова?

— Мартин Два Пальца, который работает на лоточника Чарли, сказал что-то вроде… — Трэшер наморщил лоб, все его веснушчатое лицо напряглось. — «Амбиции следует делать из какого-то там материала».

— Твердого. Амбиции должны иметь под собой твердую основу. Цитата из Шекспира. Но это невозможно. Это Хирург вырезал цитаты на коже жертв. А Хирург мертв. Мартин не придумал?

— Надпись была.

Гарри потер лоб. Появился новый игрок, и Гарри не имел представления, кто бы это мог быть.

— Ты думаешь, они пробрались сюда?

Трэшер пожал плечами.

— Митчелл-мышь слыл самым ловким домушником в своем районе. По мне, он мог бы пробраться в Виндзор и слямзить корону, если бы захотел.

Гарри кивнул.

— Мне нужно, чтобы ты доставил письмо лорду Дрейку. Чтобы ни одна живая душа не знала.

Трэшер нахмурился:

— Не учите ученого.

Гарри быстро написал записку, сложил ее, запечатал.

— Я знаю, тебе не нужно напоминать, чтобы ты был осторожнее. Если с тобой что-нибудь случится, леди Кейт сдерет с меня шкуру.

— Так и есть. — Мальчишка хмыкнул. — Я ей нравлюсь больше, чем вы.

После того как Трэшер убежал, Гарри задержался на минуту, чтобы еще раз осмотреть свой новый наряд: вишневый сюртук, желто-коричневые панталоны и сапоги для верховой езды. Он долгие годы не снимал зеленого мундира стрелка и теперь чувствовал себя некомфортно в костюме от «Уэстон и Хоуби». Но это была его новая форма, предназначенная для того, чтобы замаскироваться среди верхушки общества.

У него там были друзья. Люди, которых он знал по армии, и некоторые из «повес». Когда ты вынужден доверять другому свою жизнь, классовые различия размываются. Сейчас он приготовился ступить на вражескую территорию, где к нему отнесутся пренебрежительно, как к выскочке, женившемуся на неровне. Если он останется среди этих людей, ему придется сносить намеренные оскорбления, вести ежедневную битву с мелочными аристократами, которые будут получать удовольствие, намекая Кейт, как ей не повезло с замужеством.

А он сам хотел жениться? На ней? Не лучше ли ему уехать прежде, чем она привыкнет к нему? Или ему надо похитить ее и на первом судне увезти из Англии? Может ли его мечта осуществиться, вместив еще и жену?

Жена. Гарри покачал головой. Когда он начал думать о Кейт как о жене? Когда она рыдала в его руках? Он почувствовал себя защитником. Обнаружил, что хочет помириться с той девочкой, которая оставляла букетики на письменном столе своего отца, ненужные ему.

Но Кейт уже не была той девочкой. Она стала сильнее, проницательнее, осторожнее, как дикая лиса, живущая в ожидании нападения гончих. У нее, как и у него, были свои шрамы, которые никогда не исчезнут. Но не слишком ли она изменилась, чтобы можно было восстановить их отношения? Стоило ли ради нее пожертвовать своим будущим, которое он планировал для себя все последние десять лет?

Почему ее отец выдвинул против нее такие ужасные обвинения? В ней было что-то такое, чего он боялся? И почему, недоумевал Гарри, он сам за все эти годы не поставил Кейт в известность об этих обвинениях? Каким болваном он был. Это не такая ошибка, которую можно исправить. Все, что он может сделать сейчас, — вести себя как любящий муж.

Гарри услышал голоса женщин задолго до того, как дошел до Китайской гостиной, в которой Кейт устраивала приемы.

Стоявший в холле Финни, руки которого в белых перчатках напоминали окорока, наморщил рыхлое, расплывшееся лицо.

— Хотите, чтобы я объявил вас?

Гарри нахмурился.

— О Боже, нет. Заметили что-нибудь необычное сегодня?

— Спокойно, как в борделе в воскресенье.

Гарри кивнул.

— Я жду нескольких гостей, которые придут с черного хода. Они соберутся в библиотеке. Сообщите Маджу и проследите, чтобы вокруг не было лишних глаз.

Он вкратце рассказал Финни то, что узнал, и подождал, пока тот не отправился в кухню, чтобы оповестить слуг.

После этого, сделав глубокий вдох, повернулся к двери.

Стоя в нерешительности у двери, Гарри видел в зеркале, что происходило в комнате. Кейт, сидя на красном диване, угощала чаем трех женщин, которые оделись так, чтобы произвести впечатление: высокие шляпки с перьями, вычурные платья пастельных тонов. А Кейт снова заковала себя в доспехи. Она надела одно из своих знаменитых платьев — с высоким воротником, утопавшим в кружевном облаке, и длинными рукавами, скрывавшими синяки. Высоко убранные волосы были перевязаны подобранной в тон лентой, и это делало ее похожей на дебютантку на ярмарке невест. Кивая и щебеча, излучая сияние, она передавала блюдо с маленькими пирожными.

Гарри знал — ему надо войти, но он не мог отвести от нее глаз. Что-то в ее беззаботной улыбке пронзило его. Он мог бы поклясться — никто в обществе и не подозревал, что прячется за беззаботностью и элегантностью Кейт.

Да, но она не должна сражаться в одиночку. Последний раз одернув сюртук, Гарри ринулся в бой.

— Моя дорогая, прошу прощения за опоздание, — с улыбкой произнес он, входя в комнату. — Маркус Дрейк вызвал меня и моего Красавчика на соревнование с его Буцефалом, и это заняло больше времени, чем мы ожидали.

Ему показалось, что Кейт чуть вздрогнула при его появлении. Она не ожидала его прихода? Не обеспокоившись присутствием трех дам, расположившихся в чиппендейловских креслах вокруг чайного столика, он приник к ее руке долгим поцелуем.

— Вот как. Спасибо, Гарри, — ответила Кейт с веселой улыбкой, быстро беря себя в руки. — Для женского самолюбия всегда утешительно знать, что жена на втором месте после лошади.

Он с ухмылкой встретил ее понимающий взгляд.

— Нет, нет. Я сделал это для вас. Вы достаточно жертвовали ради меня. Я никому не мог позволить думать, что вы вышли замуж не только за коммонера^[10], но также за труса. Поэтому и обскакал его вчистую.

Кейт удивленно засмеялась.

— Замечательно, Гарри. Вы сразу поставили меня на место.

— Где Грейс и леди Би?

— Навещают пациентов Грейс в армейском госпитале. Я думаю, Би заставила их вынимать носовые платки, а Грейс купила ром.

Гарри слышал, как одна из дам фыркнула, и подмигнул жене.

— Дары для души и тела, — поправил он ее. — А теперь не представите ли вы меня вашим подругам?

— С радостью. — Она улыбнулась. — Гарри, имели вы удовольствие встречаться с леди Джерси, леди Сефтон и миссис Драммонд-Баррелл?

«Боже, — подумал он, поворачиваясь к трем сидящим женщинам. — Всемогущие патронессы «Олмака». Большие кошки пришли поохотиться».

Настало время пустить в ход его заржавевшее обаяние.

— Конечно, я знаю, кто вы и какое место занимаете в обществе, — сказал он, по очереди склоняясь над их руками. — Но боюсь, я больше времени проводил в кают-компаниях, чем в бальных залах. Я никогда не мог надеяться быть представленным вам.

— Разумеется, — фыркнула миссис Драммонд-Баррелл.

Гарри взглянул на Кейт, опасаясь, что она уязвлена. И удивился, когда Кейт разрядила обстановку, засмеявшись.

— Клементина, пожалуйста. Он не отступал перед атакой французской кавалерии. Вам вряд ли удастся его запугать.

— Говорите за себя, — нашелся Гарри и заработал улыбки двух других леди.

— Мы как раз обсуждали вашу романтическую женитьбу, — сказала леди Джерси, при этом на ее лице было написано жадное нетерпение. — Она была такой неожиданной.

Похоже, они собирались перейти прямо к делу. Хорошо, что Кейт нашлась что сказать.

— Нам потребовалось на это только десять лет, — произнесла она. — Гарри и я росли вместе.

— Детская любовь? — спросила леди Сефтон. — Удивительно, как ваш отец позволил это.

Гарри скрипнул зубами. Кейт радостно улыбалась.

— Не так романтично. Мы переругивались, как это бывает между братьями и сестрами. И только недавно начали понимать свои истинные чувства.

— Вы наверняка удивили вашу невестку, — вступила миссис Драммонд-Баррелл, лицо которой выразило крайнее неодобрение.

Кейт подняла бровь:

— Глинис? Что она может сказать по этому поводу?

Миссис Драммонд-Баррелл не терпела, когда ей противоречили.

— Вашему брату герцогу наверняка было что сказать.

Вперед выдвинулась леди Джерси:

— Глинис говорит, что если раньше вы доводили его до изнеможения своим поведением, то брак с простым солдатом просто вышел за пределы их понимания.

— Бедная Глинис, — протянула Кейт, к большому удовольствию ее гостий. — Она не выносит неожиданностей.

— Если ей не нравится ваше поведение, она может оставаться дома, — сказал Гарри и отправился налить себе чего-нибудь покрепче, чтобы воспрянуть духом. Многие стрелки, которых он знал, были не столь смертоносны. — Я нахожу это забавным.

Кейт бросила на него взгляд, ясно свидетельствовавший, что она в этом сомневалась. Гарри решил улыбаться и был удивлен удовольствием, которое испытал, когда она ухмыльнулась в ответ.

— Может быть, вам следует встретиться с ней лицом к лицу, — предложила леди Джерси, что получилось у нее слегка топорно. — В нейтральном месте. Например, в «Олмаке».

Кейт громко рассмеялась:

— Вы, Салли, могли бы предложить что-нибудь получше. Я искренне сомневаюсь, чтобы Гарри заинтересовался возможностью стать развлечением для ваших гостей. Он человек занятой.

Патронессы широко заулыбались в ответ, подтверждая высокое мастерство Кейт.

Две другие женщины повернулись к Гарри.

— Конечно. У вас ведь теперь есть новые владения, требующие внимания, не так ли? — мягко спросила леди Сефтон. — Не значит ли это, что вы намереваетесь распродать их?

Гарри отставил с вой стакан.

— Не знаю, — сказал он, потому что не мог сказать того, что думал: «Вы трое хотите склонить меня к этому». — Мы еще не обсуждали этого.

— Мы несколько увлеклись… другими занятиями, — сказала Кейт.

Гарри обернулся и увидел, что ее улыбка становится все более нервной, и надеялся — она понимает, что он помогает ей. Никто не должен был знать, как в действительности обстояло дело. Он бросил на нее взгляд, полный вожделения, как если бы даже в этот момент наслаждался воспоминаниями, не подлежавшими разглашению. Удивительно, но Кейт покраснела.

Заметил это явно не он один.

— Тогда все замечательно, — радостно объявила леди Джерси. — Любой, кто может заставить покраснеть герцогиню Мертер, в состоянии развлекать нас по средам. Приходите с ней, конечно.

Гарри удивился, увидев, как смягчилось лицо Кейт, как на нем появилось выражение гордости.

— Не хочется поправлять вас, Салли, — сказала она, не отрывая от него глаз, — но герцогиня Мертер уже не будет ходить никуда. Будет ходить леди Лидж.

Всего несколько слов, на них можно было бы не обратить внимания. Но по какой-то причине Гарри почувствовал — произошло что-то очень важное. Дело было сделано. Он настолько остро почувствовал перемену, что не до конца осознал — они с Кейт одержали первую победу над ее братом.

Леди Сефтон захихикала.

— Бедная Глинис, — сказала она. — Она везде утверждает, будто ваша женитьба ненастоящая. Боюсь, она очень огорчится.

— Огорчится? — возразила леди Джерси со скрипучим смехом. — Она будет в бешенстве. Предлагаю следующий визит нанести ей.

Отставив свою чашку, она встала, клюнула Кейт в щечку и повела своих пособниц к двери.

Оставшись одни, Гарри и Кейт одновременно взглянули друг на друга и расхохотались.

— Значит ли это, что мы выиграли первый раунд? — спросил он.

Кейт вытерла глаза, на которых выступили слезы.

— Я бы назвала это скорее провокацией. — Помахав ему рукой, она бодро вскочила на ноги. — На сегодня я освобождаю вас, майор, от дальнейших обязанностей.

Гарри нахмурился:

— Как ваши ушибы, очень больно?

Кейт улыбнулась.

— Синяки из красных и фиолетовых становятся зелеными и желтыми. Я сейчас как палитра художника. А ваши раны?

Он пожал плечами:

— Все хорошо.

— Что означает — они болят все время, поэтому нет смысла говорить об этом?

Гарри с удовольствием отметил веселые искры в ее глазах.

— Именно. Теперь вы знаете, как обращаться с ранами старого солдата, полученными на войне. Игнорировать их.

Они собрались уходить, когда появился Финни, несколько взволнованный.

— Посетители с ящиками, ваша светлость.

Он едва успел отойти в сторону, как появилась процессия «повес» во главе с Дрейком, каждый из них нес большой ящик, накрытый крышкой.

— Мы ожидали вас? — спросила Кейт, поднимая бровь.

— Не приносящих даров, — уверил ее Дрейк, с облегчением опуская у окна свой ящик.

— Кейт, — сказал Гарри, глядя, как остальные следуют его примеру, — вы знаете Чаффи и Дрейка. Полагаю, вы также знаете Кита Брэкстона, Алекса Найта и Боу Драммонда. Я не имею представления, что они принесли. Могу предположить — они понимают, что только на несколько минут разошлись с патронессами «Олмака».

Кейт выглядела несколько озадаченной.

— Меняете штаб-квартиру, джентльмены? Вы бы могли по крайней мере поставить меня в известность. Я бы сменила обивку на креслах.

Чаффи расплылся в широкой детской улыбке.

— Простите за вторжение, — сказал он, тяжело дыша и вытирая руки носовым платком. — Это идея Дрейка. Он сказал, что вы хотите помочь.

— Скажите мне, какая помощь вам нужна, — сказал Гарри, усаживая Кейт на диван. — И мы подумаем, что можем сделать.

— Не надо глупостей, Гарри, — сказала она, расправляя свои юбки. — Я сгораю от желания помочь. Финни! — позвала она, хотя того не было у двери. — Хорошего виски!

Ответа не последовало, но к тому времени, когда мужчины расселись, Финни уже обносил их виски, после чего подошел к Кейт.

— Это Диккан, — объявил Дрейк, подаваясь вперед. — Он засел в деревне.

— Ну его-то здесь не будет, — запротестовал Гарри. — У нас уже гостит его жена.

Кейт наступила ему на ногу:

— Уймитесь, Гарри.

Дрейк показал на ящики, загромоздившие комнату:

— Это вещи его отца из Слау. Так как сам Диккан не может прибыть сюда и разобрать их, мы понадеялись, что это сделаете вы, Кейт. Мы все поверхностно осмотрели, но не нашли ничего интересного. — Он пожал плечами. — Хотя мы не знаем, что интересовало лорда Ивлина.

Гарри почти стонал.

— Почему бы вам не отвезти было это все в ваш охотничий домик к тому времени, когда мы там появимся?

Теперь ему никогда не найти для Кейт безопасное место.

Дрейк уже качал головой.

— Диккан далеко. Нам нужно, чтобы вы оставались здесь, пока не разберетесь с этим. Мы пришлем дополнительных помощников.

Кейт сразу же забыла про свое виски и поднялась.

— Замечательно. Это будет нетрудно. Особенно если учесть, что других дел у меня нет.

— А как же ваше намерение через два дня поехать в Исткорт? — спросил Гарри.

— Вы несправедливы, — запротестовала Кейт, разглядывая ящики, явно огорченная. — К тому времени я закончу. Мой дядя был человеком педантичным. Это станет развлечением!

Она, конечно, ошиблась. Это стало кошмаром.

Глава 16

Большая часть того, что Кейт узнала, нисколько не удивило ее. Дядя Хиллиард был методичным, педантичным и непереносимо скучным. Такими же были его проповеди, которые он поделил на обычные, воскресные и особые — о моральном падении. Его любимой была проповедь о возмездии за разврат на Рождество. Гарри оказался очень полезен, не меньше, чем Грейс и Би, которые распаковывали ящики и сортировали извлеченное из них, складывая в отдельные стопки проповеди, счета, корреспонденцию, относившуюся к богослужениям, корреспонденцию личного характера, большая часть которой была такой же занудной, как и его проповеди. В какой-то момент, когда Кейт водила пальцем по перечню заказанных дядей канцелярских принадлежностей, она услышала, как охнула Грейс.

— Вы нашли те стихи? — с надеждой спросила Кейт, ее бедное тело болело даже тогда, когда она просто прислонялась к обеденному столу, на котором они разложили вещи.

Грейс вскинула голову.

— Хм. Нет. Это… Ну, это… личная переписка.

Заглянув в добрые серые глаза Грейс и увидев в них страдание, Кейт встревожилась.

— Почему бы вам не позволить мне взглянуть на это? — спросил Гарри, намереваясь перехватить бумаги.

Кейт опередила его. Она протянула руку, и Грейс неохотно подала ей пачку писем.

Одно было уже открыто. Оно было от дяди Хиллиарда к отцу Кейт. Стоило ей взглянуть на приветствие, как у нее сжалось сердце.

«…это единственный способ сдерживать такую мерзкую девчонку, как она. Отдай ее в руки правильного мужчины, который даст ей понять, кто она такая».

Так это дядя Хиллиард отыскал Мертера. Он рекомендовал его ее отцу и тем решил ее судьбу.

— Злобный старый лицемер, — услышала Кейт и, взглянув, увидела, что презрительные слова вырвались у миролюбивой Грейс, которая выглядела сейчас более разъяренной, чем когда бы то ни было.

Однако Кейт знала, что зловредный старый скупец старался расстроить брак Диккана и Грейс.

Кейт встала, чтобы обнять Грейс, но Грейс опередила ее, обхватив Кейт руками. Несколько дней тому назад Кейт взъярилась бы, как дикая кошка. Но, обнимаясь с подругой, она уже знала, что Гарри держал ее в объятиях и она не умерла. Ей даже понравилось, очень понравилось, она хотела придумать что-нибудь, чтобы это повторилось.

— Ему повезло, что он мертв, — произнес Гарри позади нее. — Или я заколол бы его, как свинью.

Кейт улыбнулась ему и Би, которая в расстройстве нервно комкала носовой платок.

— Он для меня ничего не значит. Как я могу принимать к сердцу отношение к себе желчного старика? Все остальные меня любят. — Она ослепила их улыбкой, которая далась ей нелегко. — Я знаю, потому что я спрашивала.

Она твердо верила в это, пока не нашла ответное письмо отца, соглашавшегося с братом.

Кейт запретила себе думать о переписке между ее отцом и его братом в течение дня. Она все время была занята исполнением обычных обязанностей и осмотром вещей епископа. Но каждое слово ее дяди, написанное на бумаге, тяжким грузом ложилось на ее сердце. Остальные письма ее отца содержали вежливые расспросы и сообщения о семейных делах. После их прочтения она почувствовала себя еще более далекой от всех них, чем когда-либо раньше. Отец никогда больше не упомянул ее имени. Ни разу. Упоминал ее только в интенсивной переписке в связи с ее помолвкой. Даже тогда он называл ее «она». Как если бы Кейт была недостаточно реальной, чтобы начертать ее имя.

Может быть, так и было. Может быть, слуги оказались более проницательными, чем она думала, когда называли ее призраком замка.

После такого напоминания о том, чего можно ожидать от любого мужчины, она решила держаться подальше от Гарри. Ведь даже когда она просто сидела рядом с ним, у нее появлялись смущавшие ее ощущения, к которым, как она думала, она еще была не готова. Воспоминания о поцелуях обрывали самые привычные мысли, а в спокойном состоянии Кейт удивлялась, насколько защищенной она чувствовала себя в его руках. Она никогда не испытывала ничего подобного за всю свою жизнь. Это было как убежище в бурю, только буря бушевала внутри ее. Ей всегда приходилось держать себя в строгих рамках, и она почти поверила, что больше не может испытывать сильных чувств.

Очевидно, что это не так, и это должно было бы ужасать ее. Но Гарри был рядом, чтобы защитить ее. Только вот как он может защитить ее от себя самого? Она боялась искать ответы. Сердилась и грустила, пребывала в растерянности и не знала, как распутать этот клубок, не признав место Гарри в своей жизни. Потому что если бы она признала его, то начала бы задумываться, когда он отправится в свои путешествия.

Кейт обдумывала предложение Гарри спать с ним. Просто спать, чтобы его руки обнимали ее, защищая от фантомных кулаков. Как бы сильно она ни желала этого, она не решалась довериться ему. Так что она лежала, прижавшись к стенке, с сухими глазами, с подозрением глядя на соединявшую спальни дверь, не исключая вероятности того, что Гарри ворвется к ней с тем, чтобы потребовать реализации своих прав. Она знала, что это невозможно, но мрак диктовал свое. А где-то в глубине своего малодушного сердца она почти желала этого. Это освободило бы ее от принятия решения и привело бы его в ее кровать, и он мог бы обнимать ее всю ночь напролет.

Но Гарри был джентльменом. Он не пришел.

Он не пришел и на следующую ночь. Кейт снова не спала. Она пыталась. Она закрывала глаза только затем, чтобы открывать их снова и снова, переходя из дома для душевнобольных в спальню герцога, от одного кошмара к другому, наихудшему: она стоит, вся сжавшись, перед письменным столом своего отца, пока тот рассказывает своему брату, какое она отвратительное существо.

Кейт не издавала ни звука; она давно научилась этому, и высокой ценой. Но ей хотелось, чтобы Гарри услышал крики о помощи, раздававшиеся в ее голове, и пришел утешить ее. Ей хотелось самым непостижимым образом, чтобы он спровоцировал ее. А Гарри держал свое слово, хотя она слышала душераздирающие стоны, доносившиеся из его комнаты.

На третью ночь она не могла отвлечься от мысли, что им обоим легче было бы объединить усилия. Тогда Гарри смог бы немного поспать. Когда она была с ним, ему удалось отдохнуть. Может быть, она снова поможет ему.

Проснувшись в третий раз — задыхавшаяся, с сильно колотившимся сердцем, — она решила, что пришло ее время помочь Гарри. Сердце скакало в ее груди, тени тянулись к ней, грозя ухватить ее за ноги, когда она открывала дверь, соединявшую их комнаты, и входила внутрь. Оказавшись в гардеробной, она замерла. Гарри притащил в маленькую комнату кресло и сидел в нем в домашних брюках и рубашке: его волосы были взъерошены, усы придавали больше суровости его подбородку, рядом стояла свеча.

На коленях у него лежал открытый альбом с набросками. Кейт стало интересно, что он рисовал. И тут она заметила, как он смотрит на альбом. В его взгляде сквозило страстное желание. Страдание. Она поняла, что Гарри рассматривал набросок будущей жизни, которую планировал для себя с самого детства. А она, возможно, уже лишила его этого будущего.

Кейт уже была готова незаметно удалиться, когда он поднял голову, и она почувствовала себя еще хуже. Потому что на миг в его глазах осталось выражение такого отчаяния, что оно бритвой полоснуло ее по сердцу.

— Извините, — сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти.

Гарри вскочил, уронив альбом на пол.

— Нет. Не уходите.

От его руки исходило тепло; словно бы искры летели от его ладоней и пальцев. Но она уже увидела слишком многое. Гарри Лидж никогда не станет счастлив, выращивая цветы в Глостершире. Его сердце всегда будет стремиться в дальние страны.

— Что с вами, Кейт? — спросил он.

Она чуть было не покачала головой.

— Я застала вас врасплох, — призналась она. Глубоко вздохнув, она повернулась к нему и увидела, что в его глазах больше нет страдания. — Что вы здесь делаете?

Гарри неуверенно улыбнулся.

— Пытался набраться храбрости постучать в вашу дверь.

Кейт замерла.

— Почему?

Он махнул рукой в направлении ее спальни.

— Я был здесь, слышал ваши стоны, понял — вам снятся кошмары, и не мог выносить это.

Она не сразу смогла ответить, в горле встал комок. Было видно, что он действительно беспокоился.

— Я тоже слышала вас, — призналась Кейт, подавленная тем, что ее голос дрожал, пристыженная, что не собирается оставить его в покое даже после того, что прочитала в его глазах. — Глупо мучиться поодиночке.

Когда он взглянул на нее, она увидела, что призраки, населявшие его сны, не менее страшны, чем ее призраки.

— Как насчет того, чтобы добавить света?

Они улеглись рядом, не касаясь друг друга. Гарри этого было явно недостаточно, потому что через нескольких минут он придвинулся, прижал ее к своей груди и обнял. Ее первым побуждением было вырваться. Он удерживал ее. Кейт испугалась, что не сможет дышать, прижатая так тесно.

— Ш-ш-ш, — шептал Гарри ей на ушко, осторожно поглаживая ее руку. — Теперь моя очередь позаботиться о вас.

Кейт попыталась оттолкнуть его, уверенная, что ей ненавистны такие вещи.

— Не надо, не надо. Вы мне не нравитесь.

— Разумеется, нравлюсь. Но если и нет, не имеет значения. Я не уйду.

Кейт знала, что скорее всего делает ему больно, но не могла расслабиться. Она не хочет. Она не желает привыкать к таким вещам. Пусть ей тепло, уютно и приятно прижиматься щекой к его груди и всю ночь слушать биение его сердца. Но ведь ей должно быть ненавистно все это.

Паники не было. Ей приснились по крайней мере два кошмара. Но каждый раз, когда она просыпалась, ее не поглощали темнота и холод, ласковая рука успокаивала ее, тихий голос шептал, что она может спать, что она в безопасности.

Удивительно, но Кейт засыпала. Она заснула даже после того, как кошмар настиг Гарри и он чуть было не вышвырнул ее из кровати, пытаясь пробиться к своим людям.

— У вас получилось, — проникновенно шептала она, поглаживая его грудь. — Они спасены.

Наутро никто из них и слова не сказал об этом, они разошлись по своим комнатам, чтобы одеться. Но Кейт знала, что ночью по невысказанной договоренности она вернется.

Кейт вернулась, все еще считая, что поступает глупо, по- детски, раз ей понадобилась сильная рука. Но кровать Гарри оказалась пуста. Она не знала, как быть. Без него оставаться в его комнате не имело смысла. Но после вчерашней ночи очень не хотелось оставаться наедине со своими кошмарами. Не то чтобы ей требовалась помощь Гарри. Но куда легче, когда кто-то был рядом.

Кейт колебалась, стоя в дверях, и тут заметила лежащий на ночном столике альбом с его зарисовками. У нее не было права. Даже когда они были совсем юными, Гарри прятал свои работы. Но ей было необходимо увидеть, с чем она соперничала. Бросив вороватый взгляд в сторону двери, ведущей в холл, она села на кровать и открыла альбом.

Кейт улыбнулась. Здесь был Гарри, которого она помнила, — зарисовывавший старые церкви и кафедральные соборы, укрепленные замки и ветхий фермерский дом с соломенной крышей, улицу в Брюсселе со странными ступенчатыми крышами. Причем все рисунки методично снабжались пометками с указанием стиля, функций и соответствия традициям. Был здесь и набросок замка Угумон^[11], еще до сражения, собрание строений из красного кирпича, окруженное высокими белыми стенами.

Дальше последовали более экзотические места. Богато украшенные храмы и просто дома, разбросанные, словно букеты, среди буйства листвы. Грязные хижины и челноки грубой работы. Пыльные улицы, заполненные темнокожими людьми в белом, что-то доказывающими друг другу с помощью жестов, и благородно обветшавший канал в Венеции. Все это передавалось точно и сильно; простыми линиями выражались мощь, великолепие, восторг.

А потом Кейт наткнулась на страницу, которую лучше ей было бы не видеть. Рисунок был сделан торопливо, грубо, по памяти. Кейт приходилось видеть последствия битвы, но только после ее окончания, когда на поле хозяйничала смерть. Гарри нарисовал разгар сражения: лошади, вставшие на дыбы, дым, изломанные фигуры людей с разинутыми в агонии ртами, широко открытыми глазами в последний миг перед смертью. Ей казалось, будто она слышит звуки царившего хаоса: грохот пушек, крики, вопли, стоны. Лязг металла. Она ощущала запах дыма, затоптанной травы, особый запах смерти.

Она перевернула этот лист, потом еще и еще — дальше шли такие же сцены. Картины кровавой бойни, страданий, разрушения следовали одна за другой, как если бы Гарри хотел как можно быстрее убрать из своей памяти ужасы, которым он был свидетель.

Кейт вдруг ясно, словно в слепящем свете молнии, увидела улицы Брюсселя в те дни после Ватерлоо: тысячи раненых и мертвых, заполнивших улицы, скверы и полевые госпитали, в которых отпиленные конечности бросали, как поленья, и они лежали жуткими кучами. Кейт задрожала, вспомнив мальчиков, умолявших о помощи, о поддержке, об облегчении, которых она не могла дать.

Обороняясь от этих сцен, она зажмурилась. Гарри десять лет проходил через это. Как он выжил?

Она, конечно, знала. Его секрет заключался в тех, первых зарисовках, где порядок, красота и тишина. Мечты, для которых она представляла угрозу.

— Бог создал ад для любопытных, — услышала она и подняла голову.

В дверях стоял Гарри, на нем были только брюки и рубашка, ничего больше. Растрепанные волосы, небесно-голубые глаза — он был похож на заблудившегося ангела.

Кейт покачала головой.

— Святой Августин прав. Я прошу прощения. — Однако она не закрыла альбом. — Я не имела права.

Гарри сложил руки на груди.

— Вы никогда не извинялись за то, что украдкой заглядывали в мой альбом.

— Раньше вы никогда не рисовали ничего подобного.

Кейт всмотрелась в картину, на которой несколько мужчин отстреливались с крыши охваченного огнем здания. У них — она знала это — не было шансов остаться в живых.

— Можно допустить, что ваши ночные кошмары похожи на вот это?

— Очень похожи.

Кейт листала альбом, пока не нашла наброски, на которых вновь царил порядок.

— А об этом ваши мечты.

Она хотела бы ошибиться, но его реакция была однозначной. Глаза выдали его, и ее словно ножом полоснуло по сердцу.

— Гарри…

Но она не знала, что сказать, как взглянуть в глаза тому, что ей снова предстоит быть покинутой. А если не покинутой, то представляющей препятствие.

— Давайте не будем заглядывать так далеко в будущее, — сказал Гарри прежде, чем она могла бы извиниться или, хуже того, заплакать. — Давайте будем радоваться тому, что мы поладили лучше, чем могли надеяться. — Он отбросил волосы с ее лица. — В конце концов, кто-то другой в страхе завопил бы, услышав звуки, которые мы с вами издаем по ночам.

Приблизив к себе ее лицо, он быстро поцеловал ее в губы. Неожиданно по спине Кейт пробежал трепет узнавания. Как странно. В этот момент она почувствовала, что Гарри ей ближе, чем любой другой человек в ее жизни. Он прав. Они связаны не только болью и ночными кошмарами, но и тем, что оба выстояли. Она не могла поверить, но впервые за десять лет почувствовала настоящую привязанность к Гарри Лиджу, привязанность, родившуюся в противоборстве. Он сражался открыто, а она — в глубинах своего существа.

— Хорошо, — сказала она, — что вы не храпите. Я должна буду выдворить Бивенс из своей гардеробной. Женщины храпят, как медведь во время спячки.

В этот момент им с Гарри стало очень спокойно вместе, они легли в постель и уснули.

Глава 17

На следующий день Гарри и Кейт сделали перерыв в скучном изучении жизни ее дяди, с тем чтобы пройти через скуку составления бумаг по распоряжению имуществом в связи с заключением брака. Когда наконец адвокаты, почесывая в недоумении затылки, покинули своих несговорчивых клиентов, Гарри наполнил две рюмки мадерой и устроился на диване рядом с женой. Она выглядела грустной, немного отстраненной. Что неудивительно. Адвокаты долго составляли перечень того, что больше не являлось ее имуществом.

Гарри как-то не думал об этом раньше, но Кейт оказалась права. Ей оставалось лишь оплакивать свои потери. Гарри приберег некоторые средства для утешения, но сейчас он мог только попытаться поднять ей настроение.

— Вы, мадам, полны сюрпризов, — сказал он, поднимая рюмку за успешность ее начинаний.

Цветы оказались более прибыльными, чем он думал. Она продавала тюльпаны далеко — в Ирландию.

— Я? — возразила Кейт, чокаясь с ним. — Не думаю, что у меня есть доли во всем, от алмазных копий до паровых машин. — Вскинув голову, она отпила глоток. — Не надейтесь, что будете время от времени получать образцы.

Его рука легла на ее плечо.

— Разумеется, так и будет. Хотя зачем вам паровые машины…

Кейт шутливо хлопнула его по груди.

— Паровая машина едва ли подойдет к моему новому бальному платью из золотистой ткани. Которое, между прочим, я собираюсь надеть на завтрашний бал у Хэмптонов.

Гарри скривился.

— Вы ждете, что я поеду на бал?

— От нас ждут, что мы будем танцевать.

— Я умею танцевать, — возразил он. — Веллингтон настоял. Я просто думал, что, поскольку я больше не в армии, мне уже не придется изображать галантного кавалера на балах.

Кейт повернулась к нему:

— Это так неприятно?

Гарри вспомнил обо всех своих планах, о тех, которые давно и тщательно обдумал, о тех, которые поклялся осуществить среди безумия сражения. Кейт прошлой ночью видела его рисунки, но не знала всего. В мечтах он оказывался один там, где мог наслаждаться тишиной, где не было людей, полагавшихся на него, и тех, за кого он должен был отвечать. Где кровавые картины сражения могли бы раствориться в воздухе пустынных залов заброшенных зданий. Танцы, которые он предполагал увидеть, не имели ничего общего с вальсом.

— Я допускаю, что могу привыкнуть к этому, танцуя с хорошенькой женщиной, — увильнул он от ответа. Взглянув на Кейт, он понял, что ему не удалось одурачить ее.

— Очень скоро, — сказала она, как если бы прочитала его мысли, — нам придется обсудить наше будущее.

— Да, конечно. — «Но не сейчас, — хотелось ему сказать. — Сейчас позвольте мне наслаждаться неожиданным, удивительным образом наступившим покоем. Дайте мне больше времени, чтобы вытащить жену из пугающего мрака».

— Когда вы рисовали в воображении картину будущих путешествий, — сказала она, сделав глоток вина, — вы видели рядом с собой жену?

— На самом деле, — Гарри укрепил себя глотком вина, она заслужила правду, — нет.

Она помолчала.

— В ваших помолвках обнаруживается больше смысла. Я еще сильнее довольна тем, что вмешалась. Иначе те две девушки остались бы чахнуть.

Гарри не знал, как он оказался втянутым в этот разговор.

— В отличие от вас?

— Чахнуть, — сказала она, величественно подняв бровь, — это не для меня.

Гарри заулыбался.

— Мне это хорошо известно, Кейт.

Она долго сидела, попивая вино, глядя в окно, за которым тянулся хмурый день. Гарри знал, что нужно прекратить этот разговор, увести его в сторону от опасного направления. Однако что-то мешало ему открыть рот.

— Тогда вы должны сделать это, — вдруг сказала она, все еще глядя в окно.

Он притих.

— Что сделать, Кейт?

— Оказаться как можно дальше от ночных кошмаров. Ходить по далеким дорогам и изучать величественные города и вечные сооружения. Дайте себе второй шанс осуществить вашу мечту.

Гарри стало трудно дышать. Даже голова закружилась. Она предлагала ему все, чего он когда-либо хотел. Ему следовало бы поцеловать ее, вскочить и убраться вон. Вместо этого он выдавил из себя улыбку.

— Может быть, мы вначале найдем предателей? Я чувствую, что не стану героем, если оставлю вас на убой просто потому, что мне не терпится зарисовать базар. Я бы отказался от этого даже случись что-нибудь с Веллингтоном…

Кейт повернулась к нему, в раздумье наморщила лоб.

— Но разве вы не видите? Всегда будет что-то. Правительство, я или Исткорт или… Ну, не знаю. Однажды вы обнаружите, что шанс упущен. Я не вынесу этого.

Гарри вскинул голову:

— В самом деле?

Вид у Кейт был возмущенный, как если бы она не могла поверить, что он сомневается в ее словах.

— В самом деле.

Он снова должен был выбирать. А он не мог.

— Вот что я скажу вам. После того как вы окажетесь в безопасности, я пересмотрю свои планы. Особенно если вы так хотите выкинуть меня вон. — Гарри потер виски. — Я не стал бы вас винить. Я ни черта не понимаю в тюльпанах.

Кейт опустила голову, испытывая непривычную неуверенность.

— Я уверена, вам лучше не оставаться со мной.

Отставив свою рюмку, Гарри повернулся к ней.

— Может быть, и так, — сказал он, беря ее пальцами за подбородок. — Но я бы хотел получить возможность убедиться в этом.

Глаза у нее сделались огромными и блестящими. В них застыло странное выражение, как если бы она долгое время задерживала дыхание. Он не знал, что так задело его, было ли это выражение привязанности или отчаянная попытка сопротивления. Он поцеловал ее в шею. Она вскочила.

— Ш-ш-ш, — произнес он, удерживая ее. — Я практикуюсь.

— Вы слишком… фамильярны, — запротестовала она охрипшим голосом, вдруг успокоившись.

Ему самому вдруг стало трудно дышать. Он ощущал запах франжипана, как если бы она провела духами по горлу. Чувствовал слабый вкус соли на ее коже. Шелковые прядки ее волос касались его щеки. И вдруг его тело словно решило отбросить десять лет самоограничения.

— Гарри…

Он уткнулся в ее плечо.

— Хотите остановить меня?

— О… это нечестно.

Он улыбнулся. Его тело, игнорируя все доводы рассудка, не желало проявлять такт, терпение, контролировать себя, оно возбуждалось, твердело. Это было бесполезно, он знал. Но не мог не надеяться. Кейт выгнула шею, совсем немножко, как если бы воевала с собственным телом.

— Расслабьтесь, — учил он.

Гарри забрал у нее рюмку, поставил на стол. Но не сел рядом, а позволил своей руке осторожно провести по прекрасным выпуклостям ее грудей, наблюдая, как поднимаются и опускаются его пальцы. Он слышал ее трудное дыхание, видел, как затвердели ее соски и обрисовались под муслином платья. Боже, ему хотелось прижаться к ним губами, потрогать их языком. Хотелось пососать их, пока она не вскрикнет. Но он ограничился тем, что легонько поводил пальцами, медленно, чтобы не испугать ее.

— Вы не против? — спросил он. — Поскольку нам предстоит танцевать, я полагаю, мы будем… прикасаться друг к другу.

— Прикасаться… — Ее глаза закрывались, голова клонилась на его руку. — Да. Понимаю.

Гарри не собирался заходить далеко. Он не знал, насколько она позволит ему продвинуться. Сердце его гулко стучало в груди, пах раздирала боль. Вечером ему придется долго принимать холодную ванну.

Наклонившись, стараясь не дышать из страха спугнуть ее, он приложил губы к округлости ее груди. Ее реакция была мгновенной. Кейт, задыхаясь, стала извиваться, отталкивать его. Он мгновенно понял. Но продолжал удерживать ее. Он слышал вырывающееся у нее хриплое дыхание, видел, каким диким стал ее взгляд. Гарри знал, что не от испуга. Ее сжигал стыд. Она была унижена. Он слишком приблизился к ее ужасным шрамам.

Он знал, что может сделать только одно. Высвободив одну руку, он спустил рукав с ее плеча. Она дернулась, взглянула на него глазами большими, как блюдца. Он посмотрел вниз, на безобразный рисунок, выжженный на ее молочно-белой груди — волка с разинутой в рыке пастью, — и ему снова захотелось убить ее мужа. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не произнести проклятие. Вместо этого он склонился над ней и снова прижался губами к ее груди, на этот раз к тому месту, где было клеймо.

Кейт замерла. Он поцеловал другую ее грудь и почувствовал, как внутри ее рождается рыдание.

— Вы никогда не были прекраснее, Кейт, — сказал он. — Я чудом удерживаюсь от того, чтобы не дать воли рукам.

Она не произнесла ни слова, но Гарри почувствовал, как она сжалась. Он снова поцеловал ее — в ямочку на шее. Она немного расслабилась. Он взял ее руку в свою и удерживал, пробуя на вкус ее обнаженную кожу. Один поцелуй, потом другой. Потом он провел языком по этой мягкой, атласной коже, отчего его пенис стал твердым и болезненным. Гарри лизнул ее грудь, потом легонько подул, пока не увидел гусиную кожу, пока ее пульс не начал ускоряться, а дыхание стало поверхностным, пока ее глаза полностью не закрылись, и она доверилась ему настолько, что продолжала спокойно лежать на его руке.

Он содрогался от усилий контролировать себя. Умирал от надежды. Он помнил маленькую эротическую стайку веснушек на ее правой груди. Гарри хотелось увидеть их, хотелось увидеть, был ли ее сосок все еще темно-розовым, достаточно длинным, чтобы трогать его языком. Он хотел обхватить ее за талию и погрузить пальцы в ее влажное, тесное тепло. Хотел пробудить в ней страсть, которая — он знал — дремала подо льдом ее страха.

Он не мог. Не сейчас. Нельзя, если он хочет, чтобы она доверяла ему, а это вдруг стало важнее, чем исходившие от нее горячие волны возбуждения. Это было важнее, чем удовольствие, облегчение и покой. Вдруг он осознал, что еще не исполнил своих обязательств. Эти обязательства вполне могли убить его, но оно того стоило, если он сможет раскрепостить ее.

Гарри долго смотрел на ее прекрасное лицо, сейчас раскрасневшееся и смягченное возбуждением. Он склонился над ней — она ощущала его дыхание на своей щеке. Легко, так легко, что она могла решить — это всего лишь ее воображение, он коснулся ее губ своими.

— Открой их для меня, Кейт, — мягко скомандовал он.

Она открыла глаза. Зрачки у нее стали огромными, почти поглотившими весеннюю зелень ее глаз. Гарри увидел в них страх и голод. Он знал, что она борется со своими страхами, и решил помочь. Он легко поцеловал ее в уголок рта. Она инстинктивно повернула к нему голову. Следующий поцелуй был крепче, он обвел контур ее губ своими, нажимая сильнее, наслаждаясь их вкусом. Затем тихонько потянул зубами ее нижнюю губу и пососал ее.

Теперь гулко стучало ее сердце; он не знал — от страха или возбуждения. Он надеялся, что от возбуждения. И решил проверить это — скользнул языком по ее губам, увлажняя их, наслаждаясь их вкусом, осторожно, настойчиво, умоляя впустить. И когда он подумал, что больше не сможет вздохнуть, Кейт приоткрыла губы.

Возбуждение полностью завладело его телом. Его сердце стучало теперь так же, как ее сердце, и обгоняло его. Боже, а ведь это был всего-навсего поцелуй. Гарри не помнил, когда последний раз он так долго просто целовался. Но этот рот был особенный. Сломить его защиту было триумфом.

Он медленно наклонился назад вместе с ней так, что она полулежала на нем. Повернув голову, чтобы крепче прильнуть к ее рту, он передвинул руку, чтобы можно было пропускать пальцы через шелк ее волос, другой рукой он придерживал ее лицо, и осторожно, как бабочка, собирающая нектар, его язык скользнул внутрь ее рта и разбойничал там.

Гарри почувствовал, как ее руки задвигались, как если бы она хотела оттолкнуть его. Он не остановился, обшаривая горячие глубины ее рта. Он ощущал вкус вина и лимона, вдыхал ее удивленные вздохи. Он старался контролировать себя на случай, если она захочет остановить его. Но ее руки, на какой-то момент метавшиеся между ними, улеглись на его груди, словно она нашла равновесие. Ее тело начинало таять на нем, хотя он почти слышал, как ее инстинкты кричат об опасности.

Это досталось ему невероятно трудно, труднее, чем любое дело в его жизни, но Гарри сдержал свою страсть. А ведь его тело кричало, что ему нужно больше, его пальцы жаждали прикасаться к ее груди, животу, стройным, сильным ногам, его сердце стучало в предвкушении кульминации. Даже когда он почувствовал, что ее язык отвечает ему, он начал отступать, смягчать свой напор. Поглаживая ее по волосам, проведя по щеке, осыпая поцелуями ее лоб, закрытые глаза, ухо, горло, он потихоньку отстранился от нее.

Когда он привлек ее голову к своему плечу и просто обнимал ее, она протестующе захныкала. Он чувствовал, как ее тело дрожит от страсти, которую он возбудил. Как бы ему хотелось продолжить. Но было еще рано. Кейт еще не готова, ее воспоминания еще слишком неотступны. Надо постепенно завоевывать ее, пока она не начнет доверять ему, пока не забудется ужасный опыт, приобретенный с ее первым мужем.

— Простите, — шепнула она разрывающим душу голоском, совсем как девочка.

Гарри приблизил к себе ее лицо.

— За исключением тех случаев, когда вы застрелите мою лошадь или приведете в негодность мои сапоги для верховой езды, я надеюсь никогда больше не услышать этого слова. Вы поняли?

Ее улыбка была немного беспомощной. Гарри проигнорировал это. Он не мог отвести глаз от ее припухших губ.

— Вам, должно быть, тяжело, — сказала она.

Гарри засмеялся:

— Вы представления не имеете. Но для вас важнее привыкнуть к близости. У нас впереди бесконечно много времени, Кейт.

Не успел он произнести это, как пожалел о сказанном. Они не пришли к какому-то решению. Чем больше он сближался с Кейт, тем туманнее виделись ему пыльные дороги, по которым он собирался пройти, и это лишало его мужества.

Но его все равно обрадовал юмор в ее глазах.

— Нет, Гарри, наше время не бесконечно. Однажды вы неизбежно утратите силы.

Он поцеловал ее в нос.

— Пусть так. У нас только шестьдесят лет или около того.

Он передвинулся, и от этого его пенис пришел в соприкосновение с ее животом. Она вздрогнула, потом посмотрела вниз.

— Подождите, — сказала она, высвобождаясь из его объятий. — Я могу позаботиться о нем.

— Позаботиться о чем?

Но ее пальчики были уже на кармане его брюк. Гарри чуть язык не проглотил.

— Что, черт возьми, вы делаете?

Теперь он сидел. Кейт опустилась на колени между его ногами, в глазах ее читалось любопытство.

— Он твердый, как камень. Я помогу ему.

Гарри схватил ее за пальцы:

— Перестаньте.

Она попыталась освободиться.

— Но это то, что я могу сделать.

Тело Гарри молило его согласиться. Его мужское достоинство угрожало порвать брюки, сердце было готово выскочить из груди. А она смотрела на него, как если бы он был ковриком, которого нужно вытрясти.

— Этого я не делаю, — сказал он ей, стараясь не замечать, как трясутся его руки. — Только не так.

Кейт огляделась:

— Тогда как? В доме нет других женщин, кроме служанок, а если вы попытаетесь облегчить себя с одной из них, я вас зарежу.

— Кейт…

— Вы можете справиться с этим самостоятельно, но я знаю, что это неприятно.

Гарри не мог позволить ей продолжать. Вскочив, он поставил ее на ноги и обнял ее.

— Кейт, — сказал он, — конечно, мне бы понравилось, если бы вы… закончили это. Мне это нравится. Но не вот так. Только если вы захотите этого.

Кейт моргнула, как если бы он говорил на иностранном языке.

— Для этого не потребуется много времени.

Гарри засмеялся. Он действительно засмеялся.

— Не потребуется, потому что этого не будет.

Она сконфузилась.

— Но если вы не получите облегчения, это повредит вам.

— Кто сказал вам это?

— Вы сами.

Он чувствовал, что краснеет.

— Ну, я не учил вас этому, — запротестовал он, показывая туда, где она недавно стояла на коленях.

Теперь засмеялась она, только Гарри было не до смеха.

— Разумеется, нет. Учил меня Мертер. Он предпочитал такой способ. Должна сказать, — сказала она, и тени заволокли ее глаза, — и я тоже. Но с вами, Гарри, это будет гораздо легче. В конце концов, вы моетесь.

Гарри видел по ее глазам, что ею овладевают воспоминания, и ему захотелось разбить что-нибудь вдребезги.

— Почему вы не укусили его?

Кейт побледнела и села.

— Потому что он отомстил бы.

Гарри сел рядом с ней. Он не мог вообразить ничего ужаснее, чем беспросветное одиночество в ее глазах. Она выглядела такой юной, лишенной хрупкого панциря, который носила на публике. Под ним она оставалась уязвимой и подозрительной.

— Он мог бы покалечить вас, — сказал Гарри.

Она пожала плечами:

— Слуги. Би. — Она прерывисто вздохнула. — Бедная Би. Она так пострадала из-за меня.

Кейт снова удивила его.

— Би?

Она взглянула на него.

— Как по-вашему, за что она получила такую травму? Она пыталась остановить Мертера, и он столкнул ее с мраморной лестницы. — Ее улыбка была мрачной. — Я всегда считала высшей справедливостью, что он умер, свалившись с той же лестницы.

— Его столкнули?

— Жаль, что нет. Он был пьян и потерял равновесие.

По живости ее голоса Гарри почувствовал, что она что-то недоговаривает. Может быть, Мертер встретил свою судьбу, пытаясь покалечить Кейт. Но она не стала рассказывать дальше. Она только потерла глаза рукой, которая немного дрожала.

— Итак, вы отказываетесь принимать мое предложение?

— К сожалению, да. Особенно если отсутствует взаимность. — Гарри улыбался. — А вам никто не делал этого?

Теперь Кейт смотрела на него так, словно он ударил ее.

— Мне… — Каким-то образом ее глаза стали еще больше. — О Боже. Вы серьезно?

Гарри покачал головой.

— Кейт, вам предстоит многому научиться. — Он не удержался и поцеловал кончик ее маленького носика. — Я обещаю, что мы исследуем процесс занятий любовью, если вы захотите. Но только в том месте, где мы сможем по-настоящему наслаждаться, и у нас будет много времени. И только когда вы придете первой.

Она тяжело сглотнула.

— Женщинам это нравится?

— Вы не поверите мне, но я гарантирую, что вам понравится.

Кейт долго сидела с отсутствующим взглядом, как если бы представляла себе процесс. В конце концов она покачала головой.

— Гарри, вы настоящий просветитель.

— Пытаюсь быть, — сказал он и снова притянул ее к себе. — А теперь вернемся к уроку номер один. Поцелуйте меня, леди Лидж. Я думаю, мне нужна практика.

Кейт тоже плохо спала этой ночью. Гарри отказался засыпать без щедрого обмена поцелуями, которые оказались более возбуждающими, когда она лежала в его руках. Она не подозревала, что язык может быть таким искусным. Но Гарри, казалось, обладал удивительными талантами, которые заставляли ее хихикать; она ни разу не вздохнула до того, как он поцелуями закрыл ей глаза и пожелал спокойной ночи.

Кейт долго лежала в его объятиях и улыбалась, глядя на мерцающие свечи и думая, как удивительно, что она может улыбаться при мысли об интимных отношениях. Секс. Физическая близость. Она отодвигала от себя эти слова долгие годы, потому что они не годились для описания того, что происходило в ее доме. Она начинала надеяться, что больше это ей не понадобится.

Она уже засыпала, когда кто-то робко постучал в дверь. Гарри напрягся:

— Кто?

Кейт открыла глаза и увидела открывающего дверь Маджа, он был в заплатанных старых рубашке и брюках, волосы у него на голове стояли дыбом. Его явно только что разбудили.

— Простите, сэр. Вы нужны внизу. Неотложное дело.

Гарри вскочил так стремительно, что Кейт в растерянности подумала — он забыл, что она рядом. Но, хватая одежду, он поцеловал ее в лоб.

— Оставайтесь здесь.

Когда Мадж закрыл за ними дверь, Кейт зарылась в подушки. Она прислушалась, пытаясь понять, что происходит, но ничего не услышала, только внизу хлопнула входная дверь.

Гарри не возвратился. Прошло еще полчаса, его не было. Кейт выбралась из кровати, надела халат и домашние туфли и сошла вниз.

Она обнаружила его в передней гостиной, в которой обычно принимала визитеров. Только одна свеча горела рядом с ним, в комнате было холодно. И темно. Когда Кейт вошла внутрь, ее охватила дрожь, словно она ночью пробиралась через вересковую пустошь. Слишком много теней.

— Гарри? Что случилось?

Он рывком поднял голову, глаза его лихорадочно блестели. Кейт не колеблясь подошла к столику с напитками и налила ему виски. Он, кажется, не заметил ее возвращения, пока она не подала ему стакан.

— Теперь, — сказала она, усаживаясь рядом с ним, — что случилось?

На этот раз он посмотрел на нее. И покачал головой.

— Это касается Фергюсона.

— Йена? — Кейт взяла его за руку. — Что с ним?

— Я не знаю. Официальное сообщение не может быть правдой. Я не могу в это поверить.

— О чем вы говорите?

Гарри моргнул.

— Я знаю Йена много лет. Сражался рядом с ним. Он не раз спасал меня, когда считалось, что со мной уже покончено. Я не знаю более благородного человека.

Ей стало страшно.

— Гарри. Что случилось с Йеном?

— Он мертв.

Кейт сжала его руку. Этот великолепный, неистовый шотландец — мертв?

— Как?

Когда Гарри поднял на нее глаза, в них было мучительное потрясение.

— Он был застрелен при попытке убить герцога Веллингтона.

Глава 18

Гарри произнес эти слова, но он им не верил. Он думал о сумасшедшем шотландце, который схватился с братом Кейт, в развевающемся килте, с глазами, горящими маниакальной энергией. Он вспоминал о последней бутылке, распитой ими вместе после Катр-Бра. Йен выпил с каждым из присутствующих, потом забрался на стол. Размахивая шашкой над своей рыжей головой, словно шотландский берсерк^[12], он заорал песню «Шотландцы, пролившие свою кровь»^[13], а затем потребовал, чтобы все в комнате встали, и произнес тост за Веллингтона: «Единственный шельмец, у которого хватило мозгов вытащить нас из Ватерлоо».

— Что случилось? — спросила Кейт. — Герцог жив?

Гарри вздрогнул, он почти забыл, что Кейт рядом.

— Он не пострадал. Судя по всему, Йена остановили вовремя. Все как-то запутано. Это случилось ночью. Они были в море, на пути домой. Веллингтон вышел на палубу покурить. Произошел обмен выстрелами. Считается, между Йеном и двумя матросами. — Гарри взглянул на стакан в своей руке, не совсем представляя, как она попала к нему. — Йен был застрелен и упал за борт. Его не нашли.

— Тогда он, может быть, жив.

Гарри покачал головой:

— Его убили выстрелом в сердце.

Кейт сжала его руку.

— Выпейте, Гарри.

Он сделал глоток. Он был рад, что Кейт не стала выражать сочувствие. Он бы не вынес этого.

— Я потерял всех друзей. Боже, одно Ватерлоо отобрало очень многих, все были прекрасными людьми. Но эта потеря самая тяжелая. — Гарри покачал головой, шок был так силен, что он не мог до конца осмыслить факты. — Клянусь, Йен был лучшим из нас.

Какая несправедливость. Йен вернулся домой. Ему уже не должны были угрожать опасности. Опрокинув стакан в рот, Гарри дал виски обжечь ему внутренности.

— Чем я могу помочь? — спросила Кейт, не отпуская его руки.

Гарри покачал головой.

— Вы не знаете замешанных в это людей. Я должен убедить их, что они ошибаются. Йен не мог сделать этого. Я должен, по крайней мере, послать кого-нибудь искать его тело, и я должен уведомить его семью.

— Где его искали? — спросила Кейт.

— Они приближались к Портсмуту.

— Почему бы вам самому не отправиться на поиски? Вам надо знать наверняка.

Гарри моргнул, вид у него стал растерянным.

— Вы же знаете, что я не могу.

Кейт улыбнулась.

— Меня охраняют лучше, чем королевское семейство, — сказала она. — И мне есть чем заняться. Господи, я еще даже не разобрала счета дяди Хиллиарда за галантерею.

Он поцеловал ей руку.

— Спасибо, Кейт, но я не могу. Мне нужно поехать в министерство внутренних дел. Йен — не единственная новость. Прошлой ночью был убит один из помощников министра, а его офисы и дом ограблены.

Он вдруг понял, что не говорил Кейт об этом убийстве. Он не хотел снова пугать ее, ее ноша и так уже была тяжела. Но нельзя держать ее в неведении о новой опасности.

— Кейт, вам следует знать — у него было перерезано горло.

Глаза у нее широко открылись.

— О…

— А на теле была вырезана цитата.

Кейт побледнела, хотя внешне осталась спокойной.

— Но Хирург мертв. Я сама видела его.

— Он явно обучил кого-то своему искусству. Кейт, нам надо быть еще более осторожными. Я хочу, чтобы вы оставались здесь.

Она уже отрицательно качала головой.

— Как долго? Если я буду сидеть в доме, люди начнут думать, что вы принудили меня к браку. Нужно, чтобы меня видели радостной. Нужно, чтобы люди видели, как вам хорошо со мной.

Гарри готов был засмеяться. Как он мог изображать счастливого молодожена? Он тер глаза, ему хотелось снова забраться в кровать с Кейт. Лежать, обнимая ее всю ночь и не переходя к дальнейшему, было сущим адом, но это отвлекло бы его мозг от остального. А ему нужно было на какое-то время отодвинуть мысли о Йене. Пока он все равно не мог начать действовать. Он даже не мог отправить друга в тот призрачный мир небытия, где спрятал других своих товарищей, которые не вернулись домой. Сначала ему надо узнать, что произошло в действительности.

— Идемте, Гарри, — сказала она бесстрастным голосом. — Вам надо поспать.

Даже когда она помогала ему встать на ноги, он отрицательно мотал головой.

— Мне надо быть…

— Вы уверены, что Йен мертв?

Он кивнул.

— Если вы не будете спать, это вернет его?

Гарри не знал, как у нее это получилось, но она помогла ему раздеться, даже помогла снять сапоги, отослав Маджа в его собственную постель, а затем, шепча что-то нежное, уложила в мягкую постель и обняла его. Гарри почувствовал ее слезы, упавшие на его шею, и она позволила ему обнять ее.

Он лежал, окутанный ее теплом, и чувствовал, как что-то в нем расслабляется, какая-то давно натянутая струна. Что-то, что защищало его от боли. Он не хотел терять это. Он не хотел чувствовать себя неуверенным и слабым. Он вообще не хотел ничего чувствовать, но было поздно.

— Я могу сообщить вам одну хорошую новость, — сказал он.

Она не шелохнулась.

— Какую же?

Проведя рукой по ее волосам, Гарри улыбнулся.

— Вы не сумасшедшая.

Она подняла голову.

— Леди Риордан?

— Она там, где вы сказали. Одна из женщин, работающих на Диккана, сумела получить место в доме для душевнобольных.

— Ее не освободили?

Гарри услышал в ее голосе отголоски старого страха, и ему захотелось успокоить ее.

— Я не знаю, что планирует сделать правительство.

Кейт содрогнулась.

— Бедняжка.

Гарри притянул ее в свои объятия.

— Если бы не вы, у нее не было бы шанса.

Кейт положила голову ему на грудь, как если бы это было совершенно естественно для нее, и Гарри уткнулся лицом в ее волосы.

— Еще одна новость, — сказал он, чувствуя себя еще хуже, чем прежде.

Она кивнула, не подняв головы.

— На Веллингтона покушались, — сказала она спокойно. — Так что вы ошиблись. «Львам» не потребовались никакие стихи, чтобы начать действовать.

— Если они в состоянии напасть на герцога, тогда кто знает, что они еще в состоянии сделать? У нас мало времени.

«И до сих пор не ясно, — думал он в нависшем над ними молчании, — почему они хотят убить Кейт».

Весь следующий день Кейт была сама не своя. Гарри отбыл в Хорсгардз, а она без устали разбирала ящики, набитые всякой мелочью.

Гарри надо было в Портсмут. Ему необходимо было защитить память друга, но пока Кейт оставалась в опасности, он не мог уехать. А единственное, чем она могла помочь ему, — это рыться в жизни мертвого человека. Она уже возненавидела это занятие, поскольку чем дальше, тем более бесполезным оно ей представлялось. Ничего интересного в ящиках не обнаруживалось. Кроме того, у нее оказалось слишком много времени на раздумья, а думала она только о Гарри.

Гарри изменял ее жизнь. Мало-помалу, внося в нее мелкие детали, совершенно несвойственные ей. Поцелуи, которые теперь стали повседневностью и не предварялись предупреждениями. Разногласия, которые не предполагали размахивание кулаками, пинки и холодное отчуждение. Смех. Господи, разве она когда-нибудь ожидала, что в браке найдется место смеху? И спокойное мужество мужчины, который держал свои ночные кошмары в альбоме для зарисовок и каждое утро вставал, чтобы без колебаний встретиться с действительностью.

Поднимаясь вечером вслед за Грейс и Би по ступеням в бальный зал Хэмптонов, Кейт улыбалась, и рука ее лежала на рукаве Гарри. Она удивилась чувству гордости, которое испытала, глядя на него, такого великолепного в черном вечернем костюме. Би, оценив его с математической точностью повязанный шейный платок и тщательно причесанные волосы пшеничного цвета, назвала Гарри Браммелом. А Грейс сказала, что, хотя ей всегда будет больше нравиться его зеленый мундир стрелка, штатская одежда прекрасно сидит на нем. Кейт не могла не согласиться. Она только хотела, чтобы его глаза перестали быть грустными.

— Кейт, замужество идет вам на пользу, — приветствовала ее леди Хэмптон, протягивая к ней руки. — Вы так и сияете.

Кейт коротко засмеялась и взяла протянутые ей руки.

— Не говорите глупости, Клер. Это все персиковое платье. В наряде такого цвета я всегда выгляжу здоровее.

Она и в самом деле в тот вечер ощущала себя прелестной, что было еще одним открытием. Кейт не помнила, чтобы у нее когда-либо возникало подобное чувство, и это еще больше беспокоило ее.

Обычно любое новое платье служило ей поводом для некоторого вызова. Однако в этом платье она чувствовала себя нежнее и моложе. Восхитительно мягкая шелковая туника, надетая на чехол бледно-желтого цвета, создавала обманчивое впечатление простоты и была украшена только прозрачными каменьями по низкому лифу. Жемчужина и плюмаж из перьев белой цапли в волосах довершали ее наряд.

— А это ваш новый муж? — спросила Клер.

Кейт повернулась к Гарри:

— Клер, могу я представить вам майора сэра Гарри Лиджа? Гарри, это моя подруга из Комитета вдов военных, леди Клер Хэмптон.

Клер, светленькая пышечка, которая ставила себе в заслугу шестерых детей и три замужества, наклонила голову и улыбнулась.

— Надеюсь, вы ни в чем не уступаете ей, сэр.

— Не думаю, что кто-нибудь может сравниться с ней, леди Хэмптон, я могу рассчитывать только на то, чтобы не слишком отставать.

Едва они дошли до главного зала, как заиграла музыка. Огромный зал был бело-голубым, эти же цвета доминировали во всем доме. Когда они устроились в креслах, Гарри взял с Грейс и Би обещание, что они будут танцевать с ним. Кейт видела, как к Би направился генерал Уиллоби, и поняла, что ее подруге не будет скучно. Обернувшись к Гарри, она обнаружила, что у больших канделябров выстроились ее собственные поклонники.

— Не сегодня, джентльмены, — сказал Гарри, прежде чем Кейт успела протянуть им свою бальную книжечку. Он отнял у нее книжечку и аккуратно разорвал на две части. — Завтра или послезавтра вы можете попытаться. Но в наш первый бал я как муж заявляю о своих исключительных правах.

Один из наиболее преданных чичисбеев, совсем молодой человек по имени Томми, уставился на Гарри через дорогой монокль, подобранный в тон серебряному шитью его синего бархатного костюма.

— Не стоит сидеть у жены в кармане, старина.

Гарри ответил мальчишке волчьим оскалом.

— Не сомневаюсь, что эта шутка родилась у тех, кто никогда не ступал на поле битвы.

Кейт чуть не захохотала, увидев, как мальчишка выпучил глаза.

— Томми, — утешила она поклонника, дотронувшись до его рукава, — не принимайте это всерьез. Он скорее всего через час, ну, чуть больше, выдохнется и сходит за новой книжечкой.

Не дожидаясь ответа Томми, Гарри закружил Кейт в вальсе. Она была приятно удивлена. Гарри действительно умел танцевать. Очень хорошо умел танцевать, если судить по тому, насколько спокойно она чувствовала себя в его руках. Любой другой мужчина стал бы пикироваться с ней, пытаясь или соблазнить, или разузнать, кого она пытается соблазнить. Или, как Томми, избрал бы распространенное времяпрепровождение, восторженно кидая свое сердце к ногам пользующейся определенной славой женщины.

Гарри танцевал с ней все танцы подряд, а в перерывах не отходил от нее. Было совершенно очевидно, что ее семья уже начала военные действия против нее, ибо многие поворачивались к ним спинами, когда они проходили мимо. Были и такие из прежних приверженцев, которые ограничивались тем, что вместо улыбок сухо кивали при встрече. «Повесы», а их было немало, разумеется, вели себя так, словно ничего не произошло.

За себя Кейт не переживала. Она приходила в ярость из-за Гарри, который стоил больше, чем подавляющее большинство присутствующих на балу. Каждый раз, когда язвительная матрона надменно поднимала бровь, глянув в его направлении, он напрягался, как бы инстинктивно защищаясь от удара.

— Как замечательно получается у вас, Гарри, — сказала она, возвращая улыбку юной леди Финстер, — отделять зерно от плевел.

— Вы как-то не так смотрите — у меня такое чувство, что плевел здесь я.

— Чепуха. Если бы вас отбрил человек, который воевал под Ватерлоо, это было бы неприятно. А что касается остальных, нам предстоит тщательно пересмотреть список моих обычных гостей.

Кейт обрадовало то, что друзья, о потере которых она сожалела бы, остались на ее стороне. Поскольку остальные ее не интересовали, все складывалось наилучшим образом. Ее поклонники, конечно же, остались ей верны. К счастью, Гарри хорошо понимал их место, особенно совсем зеленых юнцов, которые кружили вокруг нее нерешительной стайкой.

Снова раздались звуки вальса. Гарри увлек ее танцевать, и она почувствовала, как ее уносит в небеса.

Музыка звучала все сладостнее, из безопасного кольца рук Гарри комната представлялась Кейт калейдоскопом красок и огней. «К этому можно привыкнуть», — думала она.

— Гарри, вы себя недооцениваете, — сказала она, блаженно закрывая глаза. — У вас настоящий талант. Я настаиваю, чтобы вы танцевали вальс только со мной.

— Это единственное, что вы хотели бы зарезервировать для себя? — шепнул он, наклоняясь к ее уху.

Она чуть не споткнулась.

— Простите?

Открыв глаза, Кейт увидела, что он двусмысленно улыбается.

— Я подумал, — сказал Гарри, — и решил, что пора дать вам новый урок.

Кейт почувствовала, как в горле встает ком.

— Урок?

Невозможно было ошибиться, отчего так затуманились его глаза.

— Мысль об этом не покидает меня целый день. Я продумываю, как вернуть вам способность испытывать наслаждение. Мне кажется, на первом уроке мы будем изучать грудь. Груди — это удивительно чувствительные части тела.

Кейт тяжело сглотнула.

— А вот я сейчас думала, как замечательно танцевать, когда никто не пытается соблазнить меня.

Гарри мягко улыбнулся.

— Я никогда не буду соблазнять вас. Я подожду, когда вы станете равноправным партнером.

— Зачем? — возразила Кейт, чувствуя себя загнанной в угол. — Допустим, я начну наслаждаться этим. И что? Вы отправитесь в дальние страны, а я останусь здесь тосковать? Я сказала вам, Гарри. Тосковать — это не для меня.

— Неужели все так ужасно? — спросил он, явно стараясь казаться беззаботным. Вопрос прозвучал печально. — А как насчет этого?

Гарри куснул мочку ее уха.

Кейт чуть было не потеряла равновесие — и это в центре танцзала.

— Прекратите!

К ним повернулись головы. Гарри коротко засмеялся.

— Улыбайтесь.

Она заулыбалась. Удивительно, но для этого не потребовалось усилий. Что-то пенилось в ее груди, что-то легкое и радостное, как если бы их недавняя пикировка преобразовалась в свет. Она вспомнила, что когда-то давно она знала это чувство. Непонятно было, что с ним делать сейчас.

— Вы помните свои ощущения, когда я лизнул ваш сосок? — спросил Гарри, впиваясь в нее взглядом.

Кейт споткнулась о его ногу. Ее соски затвердели от одних его слов.

— А когда я взял вас за грудь и приблизил ее к своим губам? Помните?

Она кивнула, хотя не была уверена.

— Вам всегда это нравилось, Кейт. По крайней мере, я так считаю. Вы издавали самые сладостные рычащие звуки.

Смущающее тепло стало разливаться по ее животу и между ног. Кейт это не нравилось; она не хотела, чтобы ей это нравилось. Она ненавидела напрасно надеяться.

— Пожалуйста, — взмолилась она, ее улыбка больше походила на оскал. — Не издевайтесь надо мной здесь.

Гарри удивился:

— Издеваться над вами? Господи, вы считаете, что я издеваюсь?

— А что мне остается думать?

У него был такой изумленный вид, что ей захотелось плакать.

— Все очень просто. Я хочу наконец-то заняться любовью с моей Кэти.

Она уже отрицательно мотала головой.

— Я сказала вам, Гарри. Я больше не та девочка. От нее ничего не осталось.

Гарри промолчал, просто закружил ее в танце так, словно рядом никого больше не было. Постепенно он вернулся к прежнему ритму движений и сжал ее руку.

— Кейт, вы слишком сильная, чтобы позволить ему лишить вас страстности.

Она рывком подняла голову и увидела прямой вызов в его синих, как небо, глазах. Музыка смолкла, они остановились лицом к лицу в середине бального зала. Сердце бешено билось в груди Кейт, колени стали ватными. Она боялась, что поведение Гарри вызвано желанием отвлечься. Она слишком подняла планку, высоко будет падать.

— Я не объект для благотворительности.

— Может быть, вы предпочтете быть моим страстным увлечением?

Его слова засели в ее груди.

Для него это наверняка способ отвлечься от мыслей о друге. Но когда они вернулись домой и Гарри отослал Бивенс, чтобы самому сыграть роль камеристки, Кейт не смогла возразить. От страха или возбуждения у нее останавливалось дыхание? Неужели она стала доверять Гарри настолько, чтобы снова лечь с ним в постель? Кейт посмотрела на кровать, застеленную веселеньким чинцем, и задрожала.

— Вы смотрите на кровать, как если бы это был жертвенник, а вы — очередная жертва, — сказал Гарри, чуть улыбнувшись.

Он снял фрак. Свой жилет он расстегивал так, словно привык это делать в ее присутствии.

Кейт деланно рассмеялась.

— Я примерно так себя и чувствую.

Гарри застыл, его пальцы замерли на пуговицах.

— Тогда скажите мне, чего вы хотите.

Она была готова просить его уйти, но, взглянув на него, увидела отчаяние в его глазах. Жажду, которая была ей слишком хорошо знакома. Гарри, который долгие годы мечтал сбежать, в этот момент больше всего на свете хотел, чтобы она, Кейт, пришла в его объятия и нашла в них успокоение, безопасность и понимание.

Она могла отступить. Гарри дал ей такую возможность. Она могла бы превратить все в шутку и сбежать. Но она видела, что смерть Йена все еще мучила его. Слышала, как страстно Гарри выступает в защиту своего друга, даже зная, что все напрасно. Это ужасно — быть вынужденным защищать дружбу, рожденную в пылу сражения, перед людьми, которые ничего не знают о грохоте пушечных залпов, о том, что испытывает человек во время атаки. Каково это — быть единственным, кто верит в человека, несмотря на факты? Каково оказаться в положении, когда тебе никто не верит?

Гарри нуждается в ней.

Кейт надеялась, что у нее хватит стойкости согласиться на то, чего хотел Гарри. Она молила о том, чтобы вынести неизбежную боль.

— Мои груди? — спросила она, и ее голос прозвучат непростительно жалко. — И только?

Она видела, как дрожь пробежала по его телу, ужасно было ощущать, что она причиняет ему страдания. Она раскрыла объятия, и он шагнул в них.

— Ну, — добавил он, прижавшись головой к ее голове, — еще ваши плечи. И горло… и, уж конечно, ваши ушки. Мне нравятся ваши ушки…

Удивительно, но ей захотелось улыбнуться.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я…

— Да. Уверен. Не буду вам лгать. Последние десять лет я совсем не был монахом. Я давал и получал наслаждение, громадное наслаждение.

Теперь задрожала Кейт.

— Ия считаю, это значит, — продолжил Гарри, поднимая к себе ее лицо, — что вам пора меня нагонять.

Это было уж слишком. Сделав глубокий вдох, Кейт подняла голову. Она не произнесла ни слова. Она не знала, что сказать.

Улыбка Гарри избавила ее от трусости. Кейт держалась, когда он взял ее на руки, отнес на диван у камина и посадил к себе на колени. Когда его руки сомкнулись вокруг нее, она запаниковала. Но он просто хотел развязать ленточки сзади на ее платье и на корсете. Когда он поцеловал ее в плечо, голова у нее пошла кругом.

Он наклонится и легонько тронул зубами ее ухо.

— Будет гораздо приятнее, если вы начнете дышать.

Кейт хихикнула — тоненько, еле слышно. Ей нужно было закрыть глаза; у нее было чувство, словно она балансирует на большой высоте. Но если она закроет глаза, то не будет готова к сюрпризам. К неожиданностям, пусть даже она могла бы поклясться, что Гарри не сделает ей больно. Срабатывали защитные инстинкты, от которых нельзя избавиться так просто, как от одежды.

Она смотрела, как Гарри снимал с нее лиф, спускал с плеч и дальше вниз по ее рукам. Когда после этого он притянул ее к себе, чтобы заняться ее шемизеткой, она запаниковала. Она не любила, когда ее долго не отпускали. Но когда он поцеловал ее долгим, восхитительным поцелуем, она перестала сопротивляться. Снова подняв голову, Кейт обнаружила, что ее платье спущено до талии, а ее груди открыты ночному воздуху.

Она, конечно, видела два выжженных клейма. Она хотела отвернуть голову. Но Гарри поцеловал их. А потом стал целовать ее горло, ее плечи, за ухом. Губы Гарри рождали озноб и жар и солнечный свет. Кейт уже не могла выносить этого и обрадовалась, когда его руки притянули ее к нему.

«О, — думала она, сердце у нее стучало, — я запомню это». Восхитительное прикосновение его усов к ее нежной коже. Эротический озноб, когда язык прикасался к прохладной от ночного воздуха коже. Почти болезненное возбуждение, когда твердели соски, наливались груди от того, что его дыхание, его язык и губы пропутешествовали по изгибам ее груди, а затем медленно, сводя с ума, начали кругами приближаться к ее соску.

Она чуть не завопила. Пожалуйста! Сейчас! Но сдержалась. Запустила руку в его волосы и притянула ближе его голову, его тепло, его чуткий язык. А потом, о да, здесь, его язык… круги… он лижет ее сосок, берет его в рот. Разве было ей так сладко раньше? Так пронзительно блаженно?

Молнии разрывали ее тело; искры внедрялись в кончики ее пальцев, глубоко проникали в нее — в живот, между ног, туда, где — Гарри уверил ее — ей понравится ощущать его язык. У нее не получалось держать колени вместе. Они, казалось, хотели открыться, а ее тело начало извиваться в его руках. Она услышала жалобные звуки и поняла, что сама издавала их.

Гарри оставил одну грудь и перешел к другой. Он поглаживал и мял ее своей большой жесткой рукой. Другой рукой он удерживал Кейт, он улыбался, глядя в ее глаза, зрачки его расширились от возбуждения, стали такими большими, что синева исчезла.

— Вы позволите мне двинуться дальше, Кейт? — спросил он, положив руку на ее лодыжку. — Я хочу, чтобы вы запомнили, какое наслаждение вы можете испытывать.

Она не могла протестовать. Тело ее трепетало, сердце отчаянно билось, она горела в огне, она хотела. Она хотела, а он давал ей это. Медленно, чтобы не испугать ее, Гарри просунул руку под юбки, его ладонь двинулась вверх по ее ноге, колену, нежной коже внутренней стороны бедра и оставалась там ровно столько времени, чтобы ей захотелось вскрикнуть. Она стала горячей и влажной, она умирала от жажды его прикосновений. Это было все равно что стоять на краю пропасти. Кейт позволила ногам раздвинуться, и Гарри вознаградил ее. Лаская ртом ее грудь, он пальцами раздвинул влажные курчавые волосы, скользнул внутрь, и ей показалось, что она умирает. Кейт задыхалась, лихорадочно хваталась за него, тянула с него рубашку, чтобы можно было ощущать его кожу, водила руками по его груди, обхватывала его спину, гладила его руки. Она искала успокоения в его силе, восторгалась тем, как он прекрасен. Хотела разделить с ним эту безумную, уносящую вихрем страсть.

Кейт не могла больше терпеть. Ее тело жаждало облегчения от наслаждения, переходившего в боль, освобождения от неизвестности. Гарри мучил ее, его пальцы двигались вглубь и обратно, совершали круговые движения, сжимали.

Он мучил ее шершавыми прикосновениями языка.

— Пожалуйста, — всхлипнула она. — О, пожалуйста.

— Доверьтесь мне, Кейт, — шептал он. — Отдайтесь мне. Доверьтесь мне.

Она ни о чем не думала. Она вся ушла в ощущения. Она готовила себя к тому моменту, когда Гарри надвинется на нее и заслонит свет. Когда боль вернется.

— Расслабьтесь, — повторял он снова и снова. — Расслабьтесь и наслаждайтесь.

Она пыталась. Она пыталась, она согревала свои руки на его животе и укрепляла себя, хватаясь за его широкую спину, пытаясь пустить в ход все защитные средства. И наконец, когда она уже отказалась от надежды, когда почти оттолкнула Гарри, готовая бежать, спрятаться, остаться одной, чтобы не оказаться лицом к лицу со своим провалом, это случилось. Молнии, исходившие от его пальцев, его рта и искусного языка, сворачивались в ней, внутри что-то нарастало, раскалялось, как огненная лава, забирало дыхание, сердце, рассудок, пока вся она не засветилась, запульсировала, разбухла, пока не вскрикнула в нетерпении, а Гарри засмеялся.

Вдруг, словно его смех оказался спусковым курком, ее тело распалось, превратилось в свет, звуки, краски и музыку. Волны пробегали по ней, доходили до кончиков пальцев, вытесняли воздух из легких, расплавляя тело и преобразовывая его во что-то совершенно другое. Нечто мягкое, податливое и горячее.

Кейт засмеялась и никак не могла остановиться, даже когда по щекам покатились слезы, а Гарри крепко прижал ее к себе и назвал своей храброй девочкой и засмеялся с ней, как если бы они вместе только что скатились с крутого холма. Она обняла его, зная — только что она вошла в дверь, которую один только Гарри мог открыть для нее.

Все изменилось, когда она поняла, каким мощным было давление его пениса. Должно быть, это будет больно. Она не могла позволить, чтобы так все закончилось. Это было несправедливо. Гарри подарил ей чудо. Она по меньшей мере должна оказать ему услугу.

Но одна мысль об этом лишила ее дыхания. Пенящаяся радость, живущая в ее теле, потускнела.

Гарри сразу заметил это.

— Что такое?

Она почувствовала, как слезы потекли по ее щекам.

— Было замечательно. Но ведь это вам следует принести… облегчение. Не мне.

Гарри крепче обнял ее.

— Я не могу придумать ничего более утешительного, чем чувствовать, как вы таете в моих руках. Я обещаю. Будет и остальное, Кейт. Но сегодня еще рано. Я проведу вас гораздо дальше, чем сегодня.

Она покачала головой:

— Это несправедливо.

Она не знала, усмирила ее или разъярила мягкая улыбка, появившаяся на лице Гарри.

— Вам будет хорошо?

Она замерла.

— Конечно, — сказала она, понимая, что так надо было сказать.

Он засмеялся.

— Я отказываюсь предаваться любви с женщиной, которая не получает от этого удовольствия.

Кейт взглянула на его вздыбленные штаны.

— Гарри, вы представляетесь мне слишком учтивым рыцарем, который противится собственному благу.

Он засмеялся и поставил ее на ноги.

— В кровать, юная леди. Завтра у нас напряженный день.

Но Кейт не могла спать. Она знала, что Гарри все еще болезненно возбужден, даже после того, как они забрались в кровать и он пристроил ее у своего плеча. Она начинала понимать, что Гарри скорее будет ждать вечно, чем решится напугать ее. А она не может допустить этого. Она должна быть храброй.

Кейт взглянула на него и увидела, что его глаза закрыты. Но она знала, что он не спит. Его сердце все еще учащенно билось, а грудь оставалась липкой от пота. Он не сможет уснуть, пока не получит облегчения. Кейт поразилась, осознав, что сама хочет принести ему облегчение. Пока они лежат рядом.

Прежде чем она сумела убедить себя отказаться от этого, она протянула руку и положила ладонь туда, где бугрились его брюки, в которых по его настоянию он ложился в постель.

Гарри подскочил.

— Что за…

Он хотел отодвинуть ее, но она отталкивала его руку.

— Пожалуйста, Гарри. Не запрещайте мне. Я хочу этого.

Его пальцы теперь лежали поверх ее пальцев. Кейт чувствовала, как шевелится его пенис и продолжает увеличиваться под ее ладонью.

— Вы уверены?

Она начала водить рукой вверх-вниз, измеряя длину.

— О да.

Она дрожала и знала, что он ощущает это. Ее пальцы были холодными. Но то, что она держала его в своей руке, давало непривычное ощущение власти. Она была главной. Она могла сделать ему приятно или больно. Это зависело от нее.

Она взялась за первую пуговицу на его брюках и расстегнула ее.

— Вы надеваете брюки, чтобы не пугать меня вашим… мм…

— Достоинством.

В голосе Гарри прозвучал знакомый юмор.

— Именно.

Вторая и третья пуговицы были расстегнуты. Гарри застонал — это ободрило ее. Все еще дрожа, Кейт расстегнула брюки. Он удобно лег в ее руку, горячий и твердый, бархатный и гладкий одновременно. Живой. На пульсирующем кончике в форме сливы дрожала капля жидкости. Ее пальцы сами собой задвигались и скользнули к его основанию. Она была заворожена непривычной тяжестью, происходящей в нем жизнью.

Это был не Мертер. Она никогда не смогла бы ошибиться.

Она почувствовала, каким хриплым стало дыхание у Гарри, как он напрягся, как его сердце застучало чаще.

— Как вы? — спросила Кейт и хихикнула.

— А вы?

Он тоже хохотнул, но его голос был напряженным, как и его тело.

Она просунула руку глубже, под мошонку и почувствовала, насколько она тверда и полна жизненных сил. Кейт обследовала ее контуры — дыхание у Гарри прервалось. Так, значит… все зависит от нее.

Кейт немного изменила позу, освободила другую руку, взяла в нее его пенис и медленно стала водить по нему, тогда как другая ее рука оставалась на мошонке. Она сжимала и разжимала мошонку, пока не услышала его стон. Пока ее собственное тело не начало отзываться на то, что происходило с ним. Ей захотелось наклониться и лизнуть там. Но она лизнула его грудь. Она провела языком вокруг его соска и с удовольствием заметила, как он сморщился. А когда Гарри начал гладить ее, она остановила его.

— Нет, — сказала она, — теперь моя очередь.

Гарри тихонько засмеялся. А она вдруг поняла, как приятно доставлять наслаждение тому, кто не требует наслаждения, но заслуживает его. Кейт закрыла глаза, смакуя звуки, издаваемые Гарри, вкус соли на его коже, запах мужчины и мускус возбуждения. Она сильнее сжала пальцы и двигала ими, улыбаясь, когда тело Гарри выгибалось, а в его горле рождались гортанные стоны удовольствия, пока наконец он не кончил прямо в ее руку.

Поняв, что он освободился, Кейт улыбнулась и поцеловала его в грудь.

— Гарри, — призналась она немного позже, лежа рядом с ним и положив руку ему на сердце, — спасибо вам. Я думаю, этой ночью вы изменили мою жизнь.

Гарри прижался к ней головой.

— Я знаю, что вы изменили мою.

На следующий день Кейт уже после полудня смертельно устала от изучения дядюшкиной жизни. Это занятие не только задерживало отъезд в Исткорт, но и представлялось совершенно бесполезным. Другого такого зануду, наверное, невозможно сыскать, думала она, откладывая папку с увещевательными письмами, на этот раз к аристократам по поводу недопустимости урезания церковной десятины. Слова «пример моего славного герцогского рода» мелькали в них чаще, чем «искренне ваш».

Гарри трудился рядом с ней. На другом конце длинного стола Грейс укладывала в ящики все, что они уже просмотрели, и разговаривала с Би, которая в углу вышивала на скатерти пчелок. Кейт могла бы посчитать эту сцену не лишенной очарования, если бы не беспокойство, что они окружены врагами.

Еще одна проблема заключалась в том, что она не знала, куда бы хотела отправиться, будь у нее возможность. В парк или в кровать. Ее тело еще покалывало от воспоминаний. Каждый раз, когда она просматривала скучное письмо или еще более скучную проповедь, перед ней вставало лицо Гарри в момент наивысшего экстаза. Ее собственное тело узнало силу своего желания и радостно откликалось в ответ.

Все было удивительным. Таким новым, что перехватывало дыхание. Как будто она только сошла с корабля и шагнула в мир, в существование которого не верила. Не будет ли слишком банально сказать, что все краски стали ярче? Звуки мелодичнее? Каждая черточка лица Гарри еще более неотразимой?

Да, думала она, улыбаясь сама себе. Несомненно. С этим ничего не поделаешь. Она это чувствует.

— Поразительно, — сказала она, переворачивая письмо к оступившемуся духовному лицу, — дядя Хиллиард обладал потрясающим талантом даже грех делать скучным. — Неудивительно, что Диккан сбежал.

Гарри ухмыльнулся:

— Я рад, что вы сказали это. Я не переставал думать о том, как мне повезло, что я никогда не жил в его доме. Пусть наш дом не был великолепным, вы не станете отрицать, что он был славным.

Кейт засмеялась, а потом задумалась.

— Хаос. Вот что я запомнила. Совершеннейший хаос. — И еще — в нем всегда звучал смех. — Хотя должна признать, что когда я обустраивалась в Исткорте, я кое-что позаимствовала у вашей матери. По большей части кое-что из устройства кухни.

Она отложила в сторону еще одну папку. Гарри поднял на нее глаза.

— Расскажите мне об Исткорте.

Кейт помолчала, прервала работу, не убирая руку с ящика.

— Мне кажется, он вам понравится. Усадьба старая, построенная без четкого плана, все там теплое и желтое, из котсуолдского камня; мансардные окна, небольшой сад. Когда я увидела ее, я почувствовала, что в первый раз в жизни пришла домой.

Кейт помнила все до мелочей, как в первый раз вышла из кареты и подняла глаза на дом, неопрятный, приветливый и безобразный, как старенькая бабушка, и подумала — наконец-то. Это был один из немногих случаев, когда она позволила себе заплакать.

— Неудивительно, что вы так яростно его защищаете.

Она наградила его сияющей улыбкой.

— Эдвин не представляет, во что он ввязался. Исткорт для меня все.

Только произнеся эти слова, Кейт поняла, что это уже не так. Она хотела, чтобы Гарри увидел ее дом, хотела, чтобы он полюбил его так же, как она. В первый раз в жизни она захотела, чтобы мужчина разделил с ней дом, и испугалась своего желания.

Но не столь сильно, как выражения его лица: он словно натолкнулся на стену. Кейт вдруг стало страшно, хотя она не могла бы сказать почему.

— Расскажите мне, куда вы собираетесь отправиться, — вырвалось у нее.

Гарри поднял голову, и она успела заметить промелькнувшую в его глазах вспышку вины. Она испугалась, что Исткорт никогда не станет ему домом.

— Я начал бы с Европы, — сказал он, возвращаясь к работе, как если бы не мог напрямую рассказать ей о своих мечтах, которые, он боялся, становятся все более нереальными. — Лиссабон, Порту, Мадрид, Саламанка. Я хочу для разнообразия побродить по городам, не побывавшим в осаде. Хочу попасть в Париж, Прагу, Рим. Интересной для изучения архитектуры много. Она создавалась столетиями. А после я хотел бы изучать магометанскую архитектуру и Индию.

Кейт чувствовала, как его слова камнями падают ей на сердце. Гарри говорил о дальних странах так, как она об Исткорте. Мечтательно и увлеченно. Она долго не могла даже взглянуть на него. Не поднимала глаз от ящика и думала о том, смогла ли бы путешествовать вместе с ним. Захотелось ли бы ей этого так же сильно, как ему. Понравится ли ей ожидать, что предстанет взору за следующим поворотом, впитывать душевное волнение Гарри, видя, что он смотрит на Пантеон так, как развратник смотрит на красивую женщину.

Но мысль об этом испугала Кейт. Она только обрела дом, сделала его совершенно таким, как хотела. Как она сможет покинуть его? Где почувствует себя в безопасности? И как же Би, Трэшер, Финни?

— А дальше что? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал буднично. — Вы планируете серьезно заниматься проектированием и строительством?

Гарри замер с папкой в руке.

— Да, я надеюсь на это. Джон Нэш видел кое-что из моих работ и предложил мне место. Он работает над проектом Риджент-стрит.

Кейт чуть было не обнаружила свою заинтересованность. «Прекрасно, — хотелось ей сказать. — Оставайтесь здесь, работайте над проектами. Стройте ваш новый мир, живя в Исткорте». Она ужаснулась тому, как ей вдруг захотелось этого.

На дне ящика, который она разбирала, обнаружилась маленькая шкатулочка для драгоценностей. Неужели у дяди Хиллиарда была любовница, которую он скрывал от тети? Тайные встречи в пасторском доме, может быть, маленький домик в Челси?

Но, открыв шкатулку, Кейт не обнаружила в ней ничего, кроме булавок для галстука. Ей следовало бы знать. Дядя Хиллиард никогда не стал бы тратить деньги на что-нибудь еще. Кейт рассмотрела каждую булавку. Топаз, оникс, корабль с алмазом на носу, копирующий украшение на гербовом щите Ливингстонов, большой сердоликовый кабошон, похожий на печатку. Может быть, копия печатки Ливингстонов для второго сына, завидующего положению своего брата?

Чтобы убедиться в этом, Кейт вскочила и побежала в библиотеку, где у нее лежало увеличительное стекло.

— Вы что-то нашли? — спросил ее Гарри, когда она вернулась.

— Наверняка нет, — уверила она его, усаживаясь в свое кресло и беря в руки булавку. — Мне просто любопытно, что…

Она навела стекло на сердолик. И почувствовала, как руки покрылись гусиной кожей. Роза Тюдоров. Где она недавно видела розу Тюдоров? А вокруг нее шла надпись.

Non omnis moriar. Гусиной кожи стало больше. Кейт знала это изречение. Почему она знала его? «Нет, весь я не умру». Но это неверно. И все же — откуда оно ей известно?

Гарри взглянул из-за плеча.

— Украшение фамильного герба?

— Нет. На нашем гербе парусник и надпись: Audere semper. «Всегда отважен».

Она подняла повыше булавку и стекло, чтобы он посмотрел.

— Но я знаю это. Я видела этот рисунок и знаю это выражение, но они были не вместе. Где же…

Гарри склонился над булавкой. Вдруг он перестал дышать.

— Господи! — в тот же миг задохнулась Кейт.

— Больница Ричмонд-Хиллс, — сказал он. — У управляющего на кольце была роза Тюдоров. А цитата верная, Кейт. Это Гораций.

Она потрясла головой:

— Нет, то есть да, но она откуда-то еще. Стихотворение.

Ее глаза расширились, сердце заколотилось, она схватила руку Гарри.

— Гарри, мне кажется, мы нашли то стихотворение.

Глава 19

Они уложили вещи, чтобы наконец-то ехать в Исткорт. Заехал Дрейк, забрал булавку. Грейс заявила, что ей тоже пора домой. Кейт пыталась остановить ее; она не хотела, чтобы Грейс ехала в пустой дом, считая, что ей лучше оставаться в окружении друзей. Но Грейс боялась столкнуться с Дикканом прежде, чем будет готова к этому, и Кейт слишком хорошо понимала ее. Так что к тому времени, когда они обычно садились пить чай, Кейт и Би простились с подругой, на прощание поцеловав ее и усадив в карету Мертера, в которой она и отправилась домой.

Кейт была рада, что ей некогда думать об этом и о том, что произойдет, когда они с Би покажут Гарри его новый дом. Полюбит ли его Гарри? Или возненавидит и захочет как можно скорее покинуть? Сможет ли она жить в Исткорте без него?

Прежде чем уехать, им оставалось по приглашению Чаффи побывать в театре. Молодая актриса, выступавшая под псевдонимом Мардрин, дебютировала в мелодраме «Обещания возлюбленного». Гарри принял приглашение, не спросив согласия Кейт, что огорчило ее, хотя она была не прочь отвлечься и посмотреть мелодраму, где страдает кто-то еще.

Теперь Гарри мог заняться «львами», не опасаясь за нее, но через месяц в канцлерском суде должно было состояться слушание по ее делу, и это не давало Кейт покоя. Они с Гарри встретились с адвокатом, а тот встретился с сыщиком в надежде откопать какой-нибудь компромат на родственников Кейт. Кейт предстояло просто появиться на судебном заседании и удержаться от того, чтобы не плюнуть там в брата.

Верный обещанию преодолеть страх Кейт, Гарри провел предшествующую ночь, расширяя ее познания в области чувственных удовольствий, в результате чего она напряглась еще больше. Она не могла лгать и призналась, что ее смущает устроенный им пир чувственности.

Он проводил часы, пробуждая ее тело способами, которых она не могла и вообразить, щедро балуя ее своим вниманием. Было чудесно открывать заново радость, когда-то ей знакомую, и она с готовностью возвращала Гарри удовольствие, которое он дарил ей.

Одно мешало ее полному удовлетворению. Они все еще не перешагнули последней черты. Не то чтобы Кейт до сих пор не была уверена, что хочет этого. Учитывая, насколько лучше он был устроен, чем Мертер, она не могла представить, как Гарри сможет соединиться с ней, не разорвав ее на части. Она не могла вообразить, как мужчина, привыкший командовать, может быть внимателен и осторожен во время соития.

И не знала, как попросить его о большем, особенно если учесть, что каждый раз, когда он нависал над ней, она паниковала как последняя трусиха и предлагала принести ему удовлетворение испытанным способом.

…По крайней мере, думала она, когда поднималась по великолепной лестнице, опираясь на руку Чаффи, у нее появился шанс разузнать кое-что у друзей Гарри.

— Есть ли какие-нибудь новости об Йене Фергюсоне? — тихо спросила она, чтобы слышал только Чаффи.

Доброе лицо Чаффи страдальчески сморщилось, он поправил сползшие очки.

— Ужасно. Не могу понять. Замечательный парень.

— Могла ли произойти ошибка?

— Надеюсь на это. Плохо для сестер Фергюсона, даже если его не назовут предателем. Хорошие девушки, как я слышал. Не заслуживают такого.

Кейт внимательно посмотрела на него:

Он пожал плечами:

— Им некуда деться. Все достается кузену. Они не ладят.

Кейт кивнула:

— Я постараюсь съездить к ним.

Улыбка у Чаффи была ангельской.

— Вы правильно мыслите, леди Кейт. Я съездил бы сам, но я не представлен им. А сейчас не время. И пока Гарри, как терьер, носится по Хорсгардзу, мы сможем немного их подбодрить. Но у меня есть вопрос. О тех стишках.

Кейт посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Впрочем, толпа устремилась в зал, торопясь занять места и, пока не поднялся занавес, позлословить о ближних.

— Их и розу Тюдоров уже нашли в обнаруженной переписке. Епископ явно был главой группы.

Чаффи, нахмурившись, кивнул.

— Почему они считали, будто стихи у вас?

Хороший вопрос.

— Не знаю. Думаю, они посчитали, что я знала о них, и я действительно знала. Не могу точно сказать откуда. Это одна из причин, по которой мы возвращаемся в Исткорт. Там у меня библиотека. Здесь только небольшая ее часть.

Чаффи вытаращил на нее глаза:

— У вас есть еще книги?

Чаффи был среди тех помощников Гарри, которые обыскивали библиотеку. Кейт поневоле усмехнулась:

— Вам повезло, что мы не заставили вас просматривать их все.

Пьеса оказалась не так хороша, как ожидалось. Время от времени «повесы» заглядывали в ложу засвидетельствовать почтение. Кейт радовало, что они приехали поддержать Гарри. Этим вечером они лишний раз укрепили ее чувство защищенности, особенно когда с удовольствием взяли на себя роль аудитории для ее свиты, которая надоедала ей больше, чем обычно.

К третьему антракту у нее разболелась голова, как она считала, от избытка терпения — от необходимости держать язык за зубами в разговорах с исполненными благими намерениями знакомыми. Особенно с ее поклонниками-юнцами. Решив вдохнуть свежего воздуха, Кейт взяла за руку Гарри и вслед за Чаффи и Би вышла в фойе выпить шампанского.

Вдруг Би неблаговоспитанно воскликнула:

— На судне! Право руля!

Гарри огляделся. Кейт вздохнула:

— Это было неизбежно.

— Что неизбежно? — спросил Гарри, глядя теперь на Би, которая снова погрузилась в благородное молчание.

Кейт осмотрелась.

— Мои родственники.

Чаффи кивнул:

— Конечно. Герцогский парусник. Хорошо сказано, леди Би.

Глинис бросилась им наперерез, как фрегат, преследующий линейный корабль.

— Как вы смеете?

Кейт вздохнула.

— Добрый вечер, Глинис. Как приятно вас встретить.

У ее невестки был такой вид, как будто она вот-вот взорвется, ее фарфоровые щеки горели туберкулезным румянцем, опущенные по бокам руки сжимались в кулаки.

— Вам здесь нечего делать, и вы это знаете. Как вы посмели выставить напоказ это… существо?

Кейт игнорировала выпад.

— Полагаю, вы встречались с моим мужем, майором сэром Гарри Лиджем. Гарри, могу я представить вам Глинис, герцогиню Ливингстон. Я признаю родственников, но не хочу, чтобы с Глинис случился припадок в театре. О, а вот и вы, Эдвин, — сказала она брату, который стоял позади жены. — Вам надо говорить громче, или никто вас не заметит.

Кейт повернулась к Гарри, как если бы сообщала секрет.

— Склонитесь к ее руке, Гарри. Только не лизните. Это не принято.

Она увидела, что Гарри старается не улыбнуться.

— Очень рад, ваша светлость.

— Вас действительно не волнует, на кого вы ополчились? — произнесла Глинис, не сводя глаз с Кейт. — Я не удивилась бы, если бы вы явились с единственной целью — разрушить помолвку Элспет.

Кейт подняла бровь:

— Малышка Элспет? Боже, как летит время. Я надеюсь, вам нравится ее жених.

— Это не может вас интересовать. А почему на вас эти изумруды?

Кейт не удивилась вопросу. В самом деле, она в первый раз надела этот гарнитур, поскольку адвокат семьи оставил его ей, но Кейт не была уверена, что это не вызовет негодования. Хотя после того, что она узнала о своем отце, она не могла понять, почему он оставил гарнитур ей. Украшения принадлежали ее матери, в гарнитур входили браслеты, сережки, ожерелье и диадема с изумрудами и жемчугом, которой она украсила свою высокую прическу.

— Ну, — сказала она, наслаждаясь воинственным огнем в глазах Глинис, — не думаю, чтобы к этому платью подошли бы рубины.

Если бы это было возможным, Глинис разъярилась бы еще больше.

— Эти изумруды принадлежат герцогине, и вы знаете это. Эдвин, как она завладела ими?

Кейт ждала, что скажет брат.

— Ну, ее…

— Нет-нет, — запротестовала Кейт, вдруг развеселившись. — Позволь мне, Эдвин. Видите ли, Глинис, Эдвин, отсылая их, по-видимому, не решился сказать вам, что отец оставил их мне в своем завещании.

— Отослал их адвокат, — выпалил Эдвин, — и это мама…

Он замолчал, лицо его покраснело. Кейт тоже молчала.

Ее мать. Так что изумруды ей оставила она. И она позаботилась, чтобы Кейт получила Исткорт.

— Разумеется, — сказала Кейт, твердо решив, что не поддастся слабости и не заплачет в присутствии брата. — Видите, Глинис? Вам следовало бы знать. Если бы это зависело от Эдвина, я бы никогда не увидела их. Как неудачно, что адвокат отца оказался педантичным. Но хватит об этом злосчастном ожерелье. Расскажите мне об Элспет.

Глинис не шутила.

— Вам сейчас полагалось сидеть в сумасшедшем доме. Вам надлежит быть там, где вы не могли бы и дальше унижать вашу семью.

Кейт хотела ответить, но ее заслонил собой Гарри. Он не сделал никакого угрожающего жеста, но от звуков его тихого голоса по спине Кейт пробежала дрожь.

— Мне кажется, это ее семья делает все, чтобы унизить себя. Вам повезло — моя жена благороднее, чем вы. Будь моя воля, я изобличил бы вас.

— Изобличил нас? — взвился Эдвин. — В чем? В том, что я защищаю свою семью? Как вы смеете?

— Как вы смеете? — отвечал Гарри. — Считается, что мужчина обязан защищать свою сестру, а не терроризировать ее. Слава Богу, вы уже никогда не сможете распоряжаться ею.

Лицо Глинис стало почти багровым.

— Вы угрожаете нам? Кто вы такой, как вы думаете?

Полностью сраженная холодным огнем, полыхавшим в синих глазах Гарри, когда он вступился за нее, Кейт широко улыбнулась:

— Ну, он мой муж. А я, Глинис, дочь герцога и вдова герцога. Что означает, если мне не изменяет память, на одного герцога больше, чем у вас.

Она знала, что ей не следовало говорить этого. Глинис была чрезвычайно чувствительна к тому факту, что ее отец являлся всего лишь баронетом. Кейт готова была извиниться, особенно когда Глинис начала брызгать слюной, войдя в такой раж, что Кейт подумала — она может перейти к физическому насилию.

— Ваш отец!.. — завизжала она.

Но прежде чем она продолжила, Эдвин схватил ее за руку.

— Скандалить с ней ниже вашего достоинства, дорогая. Идемте. Мы, конечно же, найдем более приятную компанию.

Эдвин словно дернул за какую-то струну в Глинис. Она внезапно остановилась, выпрямилась, взглянув на Кейт так, словно та была мышкой, пойманной в буфетной.

— Вы правы, Ливингстон. У меня есть множество более важных занятий, чем обуздывать алчность вашей сестры. Скоро ее ждет заслуженное наказание, и я с нетерпением этого жду.

Глинис развернулась и величаво зашагала прочь. Кейт все еще смотрела ей вслед, когда услышала, как кто-то присвистнул.

— Жена вашего брата, представляется мне, очень часто пребывает с багровой физиономией, — задумчиво произнес Чаффи.

— Гарпия, — высказалась Би.

— Они действительно не ровня Гарри, — согласилась Кейт и притянула к себе мужа для сочного поцелуя, заставив его ухмыльнуться.

Кейт могла бы решить, что на сегодня уже завершила общение с родственниками, если бы часом позже, когда они с Гарри вместе со всеми устремились к выходу, она не была атакована во второй раз. Когда она повернулась к Чаффи, чтобы поблагодарить его за вечер, неизвестно откуда к ней бросилось облако белого муслина и почти белых волос.

— Тетя Кейт! Как я рада, что вы здесь. Вы, конечно, слышали об Адаме. Вы должны встретиться с ним. Вы тоже, леди Би. О, вы, должно быть, майор. — Зеленые глаза девушки весело блестели, она улыбнулась Гарри. — О вас много говорят. Идемте!

И прежде чем Кейт смогла запротестовать, ее племянница Элспет, смеясь, потянула их в коридор. Оглянувшись, чтобы убедиться, что Гарри идет следом, Кейт слушала бессвязный монолог Элспет о ее помолвке, женихе и планах, связанных со свадьбой.

— Мама устраивает уик-энд для обоих семейств, чтобы познакомиться, и, признаюсь, это ужасает меня. — Она наклонилась ближе и прошептала: — Леди Чатем сущий дракон. Моя мама в сравнении с ней просто голубка, клянусь.

Кейт засмеялась.

— Не позволяй ей услышать такие слова, — предупредила она. — Ты скользишь по тонкому льду, водя компанию со мной. Если она застанет тебя со мной, нас обеих сварят в масле.

Кейт не могла понять. Ее собственный отец обожал ее брата и сестер, а они превратились в людей с дурными характерами, неприветливых, особенно по отношению к ней. Зато у Эдвина и Глинис непостижимым образом выросли две очаровательные дочери и прекрасный сын, которых она безмерно любила. Правда, у них была добрейшая няня.

— А теперь, тетя Кейт, вот вам Адам. Я настаиваю, чтобы вы обожали его.

Кейт уже улыбалась, когда ее представили достопочтенному Адаму Торну, долговязому, неуклюжему рыжему молодому человеку с открытым лицом. Он поклонился, с улыбкой глядя сверху вниз на крошечную Элспет, словно вылепленную из сахара.

— Ваша светлость, — начал он, беря руку Кейт.

Кейт нахмурилась.

Элспет хихикнула.

— Адам, моя тетя снова вышла замуж. Теперь она леди Лидж. — Элспет снова придвинулась к Кейт. — Хорошо сработано. Мои родители чуть не лопнули от злости, узнав об этом. Я не видела их такими с тех пор, как моего брата Майкла шантажировала его любовница.

Кейт снова заулыбалась.

— Уймись, несносный ребенок. Ты не должна так говорить о своих родителях. Не тебе их сердить. Это моя задача.

— И никто не сделает это лучше, — согласилась девушка, ни секунды не стоя спокойно. — Приходите на наш уикэнд, тетя Кейт. Без вас будет смертельно скучно.

Кейт понимающе посмотрела на нее.

— Так ты хочешь принести меня в жертву на семейный алтарь, только чтобы тебе не было скучно?

Элспет поморгала большими зелеными глазами.

— Ну да. Потому что когда мне скучно, я становлюсь подвержена непреодолимым импульсам.

Кейт не знала, как Гарри относится к их рассуждениям, пока не услышала его смех.

— Определенно родственная душа моей Кейт.

Представление прошло без происшествий, и Кейт обнаружила, что завидует влюбленной паре.

— Послушайте, вы оба, — сказала она, беря их за руки, — если вам потребуется сбежать во время этого безобразия, вы знаете, где я живу. Я и слова не скажу ни одному из ваших родителей.

Элспет захихикала.

— Смогу я увидеть ту безнравственную картину?

— Ну уж нет, — смеясь, сказала Кейт. — Я на ней совершеннейшее пугало. А теперь убирайтесь, пока твоя мать не обнаружила нас за составлением заговора против нее.

Несколькими минутами позже Гарри провел Кейт через толпу на улицу.

— Я очень рад, что ваша мама позаботилась, чтобы вам достались ее изумруды, — сказал он низким голосом.

Кейт взглянула на него — он улыбался одними глазами.

— Что? Почему?

— Ваша мама была святой. Доброй, щедрой и веселой, радовавшейся жизни, всему, что ее окружало. Как-нибудь я расскажу вам о ее летних праздниках для соседских ребятишек. Она плохо играла в крикет. Она все время смеялась, и все обожали ее.

Кейт подняла бровь, потрясенная.

— Мне кажется, вы были неравнодушны к моей матери, сэр.

— Боготворил ее всем своим сердцем четырехлетнего ребенка.

Кейт наклонила голову набок, у нее упало сердце.

— Почему вы вспомнили о ней сейчас?

Улыбка Гарри стала шире.

— Вы очень похожи на нее.

— О да, — согласилась Кейт. — Я действительно ее копия.

Но он покачал головой и улыбнулся.

— Я не о внешности.

Кейт замедлила шаг и остановилась среди теснившей их толпы, слова Гарри засели в ее груди. Ее глаза горели, защитная броня была поколеблена. Он казался таким искренним, таким близким. Как он мог прийти к такому выводу? Она ужасно вела себя с ним, создавая стену вокруг себя и изо всех сил пытаясь держать его на расстоянии.

— Гарри, — сказала она, откашливаясь, чтобы избавиться от кома в горле, — относительно ваших помолвок…

Вдруг рядом с Кейт кто-то вскрикнул и навалился на нее. Она шагнула назад, споткнулась, беспомощно замахала руками среди колыхнувшейся толпы. Она испугалась, что упадет под проезжавшие экипажи. Однако Гарри был уже рядом, и она оказалась в кольце его рук. Он спотыкался, что-то бормотал, ей показалось, что он напряжен и делает усилие над собой. Позади него молодая торговка высоко подбросила яркий апельсин, послав его смеющемуся щеголю, и исчезла. Затем толпа снова сомкнулась.

— С вами все в порядке, Гарри? — спросила Кейт, отряхивая платье.

— Ребра, — отрывисто сказал он. — Наверно, неудачно повернулся.

Кейт огляделась в поисках Би и Чаффи, оттесненных толпой. Их нигде не было видно.

— Гарри, — сказала она, — вы высокий. Вы видите Чаффи?

Чтобы сохранить равновесие, она положила руку на рукав Гарри и поднялась на цыпочки. Гарри качнуло, он снова споткнулся. Кейт взглянула на него и встретила странный взгляд. Что-то было не так. Одежда Гарри была влажной. Она убрала руку и взглянула на белую лайковую перчатку.

— Господи, Гарри. У вас кровь.

Он уставился на перчатку, на которой расползались пятна.

— Черт, — пробормотал он, и колени у него подогнулись.

Кейт не завизжала. Она не терпела визг. Она громко закричала:

— Чаффи! Дрейк! Брэкстон! Би! На помощь!

Она не знала, почему она звала их всех, скорее всего потому, что они весь вечер оставались поблизости. Они возникли из толпы внезапно, как в балете.

— Гарри плохо! — выкрикнула она, опускаясь на колени, чтобы поддержать его. — Он ранен!

Би опустилась с другой стороны от Гарри.

— То, что я вижу, — это от кинжала?

— Она права, — ошеломленно сказал Гарри, опускаясь на траву. — Я думаю… меня ударили кинжалом.

— Дайте мне бренди! — крикнула Кейт мужчинам.

Она инстинктивно порылась в кармане своего плаща, но вспомнила, что у нее больше нет фляжки. Ее забрал Дрейк на свадьбе Оливии.

— Вы же не собираетесь раздевать меня прямо посередине улицы, чтобы полить им колотую рану, — сказал Гарри слабеющим голосом.

Чувствуя, как он все тяжелее наваливается на нее, Кейт боролась с приступом паники.

— Не говорите чепухи, — бормотала она. — Бренди для меня. Я заболеваю при виде человека, который безнадежно портит хорошую одежду, валяясь в грязи. И почему я позволила Дрейку забрать мою фляжку? Чаффи! Найдите карету!

— Я не видел, кто ударил его кинжалом, — оправдывался Брэкстон. — Клянусь. Я находился рядом, следил, чтобы никто не напал на леди Кейт.

— Кого-то порезали? — спросили из толпы.

Кейт не слышала ответа. Вокруг раздались крики, люди в замешательстве напирали и толкались, спеша удалиться от места, где произошло нападение. «Повесы» окружили Гарри и Кейт, чтобы оградить их от толпы. От сюрреалистического света газовых ламп на лица ложились жутковатые, колеблющиеся тени, тусклый блеск ювелирных украшений добавлял мрачности к общей картине. Чаффи бешено размахивал руками, а Би все бросала Кейт вышитые пчелками платочки, которые летали по воздуху, как гигантские снежинки. Гарри уверял всех, что с ним все хорошо, даже когда его голос слабел, а лицо продолжало бледнеть. А Кейт, прижимавшая комок снежно-белых платочков к порезу на спине его редингота, вдруг замерла с отсутствующим лицом. Кто- то сунул ей в руку серебряную, с инкрустацией, фляжку, и она уставилась на нее, словно вспоминая что-то.

— Господи, — выдохнула она. — Я ошибалась. Все это время у нас были те самые строчки из стихов.

Глава 20

Ничего серьезного, настаивал Гарри даже тогда, когда его общими усилиями отнесли в спальню. Финни, встретивший их у входа, послал за доктором, а Мадж уже поджидал в комнате Гарри с горячей водой. Кейт сразу принялась развязывать шейный платок, и не остановилась, пока в ее руках не остались его окровавленные фрак, жилет и рубашка.

— Колотая рана, старина, — произнес Дрейк, наклоняясь над спиной Гарри. — Чертовски близко к легкому. Можете дышать?

— Я же говорю с вами.

Но он хрипел каждый раз, когда пытался передвинуться. Дрейк был прав. Еще какой-нибудь дюйм — и смерть была бы неизбежна. Его рубашка и жилет пропитались кровью, а аккуратный порез под ребрами все еще продолжал кровоточить. Кейт два месяца ухаживала за ранеными после Ватерлоо. Но никогда еще ей не было так плохо, так не кружилась голова, как при виде кровоточившей спины Гарри.

— Лягте, Гарри, — сказала она, стоя перед ним. — Не качайтесь, у меня от этого кружится голова.

— Вы ведь не собираетесь оплакивать меня? — произнес он со слабой улыбкой. — Мадж ранил меня сильнее, когда брил.

— Было дело, майор, — согласился Мадж с тем же спокойствием, с каким промывал рану. — Чуть не лишил вас носа, сэр, на утро после того, как вы всю ночь играли у полковника в карты. Вы на ногах не держались.

Мальчик говорил ровным голосом, а в глазах его были такие боль и страх, как если бы ранили его самого.

«Плохо», — подумала Кейт, стараясь избавиться от внутренней дрожи. Это никуда не годится. Она не хотела всю жизнь бояться за Гарри. Не хотела постоянно трепетать от страха при виде его страданий.

— Мне это не кажется забавным, джентльмены, — заявила она, стаскивая с рук запачканные в крови перчатки и кидая их в угол. — Нам нужны другие развлечения.

Вслед за перчатками последовали серьги и браслеты. Кейт едва заметила, что Бивенс убрала их в комод. Она помогала Маджу повернуть Гарри на бок.

— Гарри, — спросила она, опускаясь на колени, чтобы можно было взять его за руку и заглянуть в глаза, — вы постараетесь не умереть, пока я буду надевать платье, более подходящее для операции?

Он был смертельно бледен, но скривился в улыбке.

— Вот что я скажу вам, моя милая. У меня нет намерения улизнуть на тот свет. И я не хочу, чтобы вы переодевались. Я очень привязался к этому золотистому платью.

Кейт нахмурилась.

— Этот цвет совсем не сочетается с цветом крови. Ведите себя прилично. Я сейчас вернусь.

Она уже шла в свою комнату, когда он остановил ее.

— Кейт?

Она обернулась.

— Вы действительно знаете, где те стихи?

— Да. Знаю.

Все вдруг обратились к ней.

— И где же они, черт возьми? — вскинулся Дрейк.

Кейт жестко улыбнулась.

— У вас.

И вышла за дверь.

Гарри ненавидел неустойчивое, трудноопределимое состояние, возникающее после ранения. Не боль — к ней он привык, даже когда она начинала усиливаться и становилась пронизывающей: Так всегда бывало при колотых ранах. Поначалу все, что вы чувствуете, — это внезапный шок, ощущение, что в вашей защите пробита брешь. Должны пройти минуты, пока нервы не обнаружат, что же случилось. И тогда рана начинает гореть, каждый вдох дается в мучениях. Особенно когда Мадж прикладывал к ране что-то ощущаемое как гравий, чтобы остановить кровотечение.

Гарри смущало чувство собственной беспомощности, но он радовался, что уже лежит. Было бы унизительно свалиться без сознания на руках у жены. Как это похоже на Кейт — ошеломить всех и выйти из комнаты, как выходит актриса в конце сцены.

— Кейт! — завопил Дрейк, бросаясь за ней. — Подождите!

— Возьметесь за ручку двери, старина, — рыкнул Гарри, — и я заставлю Чаффи стереть вас в порошок.

Чаффи примирительно кивнул.

— Придется. Это неприлично. Леди дезабилье.

Дрейк кругами ходил по комнате.

— Вы слышали ее? Что она имела в виду?

— Я уверен, что она вспомнит не раньше, чем переоденется.

— Говорит, что оно у нас, — напомнил Чаффи Дрейку, подходя к камину, чтобы поворошить угли и сильнее разжечь огонь. — Не думаю, что вы помните, куда мы его дели.

— Не будьте ослом, Чафф. — Дрейк резко сел. — Если бы я знал, где оно, я бы не крутился здесь вокруг леди Катастрофы.

— Поосторожнее с прозвищами, — предупредил Гарри, испытывая замешательство от того, что не может сосредоточиться.

Он мог только лежать и смотреть на дверь в комнату Кейт, ожидая, когда появится или она, или доктор.

— Опять-таки сотру в порошок, — предупредил Дрейка Чаффи.

Тот только улыбнулся.

— Кто-нибудь видел что-то? — спросил Кит Брэкстон. — Клянусь, я не спускал глаз с окружения, толпа выглядела совершенно нормально. Никаких подозрительных движений, никаких шныряющих воришек.

— Кто-то должен был быть, — задумчиво сказал Чаффи. — В конце концов, кто-то едва не заколол Гарри.

— Но кто? — не успокаивался Кит, наклоняясь к камину.

— Девушка с апельсинами, — неожиданно раздался голос от двери.

Гарри увидел, как в дверь впорхнула Кейт. На ней было на редкость практичное серое платье и большой поварской фартук, которые странным образом дополнялись диадемой, — у нее не нашлось времени вынуть ее из высокой прически.

— Что за девушка с апельсинами? — оживился Дрейк, переставая ходить по комнате.

Кейт остановилась, склонив голову набок и уперев руки в бока.

— Меня сбили с ног. Гарри подхватил меня как раз в тот момент, когда на него налетела девушка. Вы видели, как она бросила апельсин парню в толпе?

Чаффи радостно закивал головой.

— Приятный цвет. — Он увидел ухмылки и покраснел. — Оранжевый.

Кейт кивнула и тыльной стороной кисти проверила лоб Гарри.

— Я думаю, у нее и был кинжал.

Гарри отдался ощущению прохладного прикосновения ее кожи. Никогда еще прикосновение не было таким приятным.

— Почему убийца выбрал Гарри? — спросил Чаффи.

Глаза Кейт сказали Гарри, что она понимает, в чем дело, и ему захотелось обнять ее. Она сейчас казалась такой хрупкой.

— Не думаю, что его целью был я, — сказал он. — Я оказался на пути.

Кейт долго не поднимала на него глаз. Господи, неужели она чувствует себя виноватой?

— Кейт, она промахнулась.

— А как же кинжал? — возразил Чаффи. — Разве это не почерк Хирурга?

— Похоже, на смену ему пришел другой, — протянул Кит.

— А это не могла быть женщина? — спросила Кейт.

Все переглянулись.

— Какого цвета у нее волосы? — поинтересовался Дрейк.

— Светлые, — быстро ответил Чаффи. — Глаза не видел. Она смеялась. Подумал, что она флиртует. — Он втянул голову в плечи. — Мне жаль.

Гарри не сдержался. Он засмеялся, потому что не мог придумать ничего другого.

— Вы абсолютно… правы, Чаффи. Она флиртует.

Дрейк оторопел.

— Минетта?

— Женщина, которую делили между собой половина «повес»? — Кейт остановилась, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, лишив такой возможности Гарри. Она показалась ему совсем юной. — Да, — наконец произнесла она, открывая глаза. — Очень может быть. У нее точно груди как гранаты.

Дрек заморгал:

— Что?

Она отмахнулась от него:

— Сейчас мне важнее заняться Гарри. Мадж, — сказала она, — достань что-нибудь подложить под него. Он зальет кровью отличную кровать. Кит, попросите Финни передать повару — пора начинать готовить, и пусть он позаботится о крепких напитках. Похоже, они нам понадобятся.

— Мне-то уж наверняка, — не без труда выговорил Гарри.

— Утром в моей гостиной будет полно любопытствующих, пытающих выведать что-нибудь у Би.

— Вы собираетесь подвергнуть Би такому испытанию?

Кейт отмахнулась:

— Ничто другое ей не нравится больше, чем осаживать всех их. Те, кто понимает, останутся. Остальные уйдут и оставят нас в покое.

— А вы?

— А я, разумеется, останусь здесь, чтобы ложка за ложкой вливать бульон в рот моего раненого героя. — Кейт не пошевелилась, ни разу не отвела от него взгляд, отчего у него закружилась голова. — Так и быть. Завтра мы не поедем в Исткорт.

Если бы это было возможно, Гарри почувствовал бы себя еще хуже.

— Мне жаль.

Кейт просияла улыбкой.

— Дрейк, вы были на редкость терпеливы. Мне рассказать вам о стихах?

Гарри слышал, как Дрейк заерзал, сдерживаясь.

— Очень прошу вас.

Кейт все еще не отрывала глаз от Гарри, отчего с его сердцем происходило что-то странное. С его другим органом тоже происходили бы определенные изменения, если бы в нем осталось хоть немного больше крови. В последние дни он был таким паинькой: терпеливым, понимающим, щедрым. К черту все эго! Он делал все, чтобы Кейт расслабилась, не пугалась телесного соединения, только после этого собираясь перейти к следующему этапу. Он лишал себя всего, чего желал с изумляющей его самого силой. Он хотел, чтобы она раскрылась навстречу его желаниям, хотел обладать ею безраздельно. Он хотел огня и страсти.

Но каждый раз, когда Гарри замечал первые проблески ужаса в ее глазах, он отступал. Он продолжал отступать, хотя это доводило его до сумасшествия. Он хотел ее. Хотел ее всю.

А сейчас из-за Минетты ему придется ждать еще дольше.

— Гарри?

Он очнулся, обнаружив, что отвлекся. Одного вида проницательных зеленых глаз было достаточно, чтобы его тело напрягалось, хотя это не сулило ему ничего хорошего. Не теперь. Наверное, должно будет пройти много дней. Вот не повезло, черт побери.

— Да, Кейт. Я хочу знать, что вы собираетесь сказать Дрейку.

Она улыбнулась и повернулась к Дрейку.

— «Разве не сладкий плод — моя первая любовь?»

В течение минуты в комнате стояла тишина. Слова были знакомы; Гарри где-то слышал их. Он почти видел их. Он также видел чудесный изгиб груди Кейт, и ему хотелось взять ее в рот.

Он моргнул. Кашлянул. Совсем не время для этого. Надо думать о другом.

— Черт, — вдруг вскочил Чаффи. — Фляжка Грейсчерча. Та красотка.

Улыбка Кейт показывала, что он понял правильно.

— Да, Чаффи. Эта строчка — «Разве не сладкий плод — моя первая любовь» — была на миниатюре, спрятанной на фляжке Джека. Портрет женщины, которая была любовницей и Джека Грейсчерча, и Диккана. Вездесущей Минетты. Дрейк угощался из этой фляжки у Джека с Оливией в Оук-Гроув.

Быстро поцеловав Гарри, Кейт встала и исчезла из его поля зрения.

— Эй! — запротестовал он, остро ощущая ее отсутствие.

— Тсс, — услышал он позади себя. — Я хочу помочь. Не отвлекайте меня.

И без лишних слов Кейт сменила Маджа, который прижимал к спине Гарри давящую повязку, и надавила на нее со всей силы.

— Ох! — вырвалось у Гарри, по его спине пробежала новая волна боли.

— Тсс, мой мальчик, — сказала она преувеличенно бодрым голосом. — Вы ведь не хотите, чтобы ваши друзья решили, что вы какой-нибудь слабак?

— Мне все равно, что подумают мои друзья. Мне больно!

Кейт поцеловала его в плечо и почти отвлекла его.

— Лучше?

Гарри недовольно запыхтел.

— Для начала.

— Но что это значит? — настаивал Дрейк.

— Эта строчка? — спросил Чаффи. — Она должна что-то значить?

— Вы уверены, что на фляжке не было других слов? — сказал Дрейк.

— Других я не видела, — отозвалась Кейт. — Но эти запомнила.

— А что с булавкой епископа? — спросил Дрейк. — Это ошибочный след?

Кейт покачала головой:

— Нет-нет. Я думаю, это части одного стихотворения. Господи, где же я его видела?! Потому что эти строки не следуют одна за другой, а несколько разделены.

— Откуда вы знаете?

Она пожала плечами:

— Может быть, пойму, если еще раз увижу. Где фляжка?

— Я передал ее барону Тереку, — сказал Дрейк. — Он хотел, чтобы его парни взглянули на нее.

Гарри услышал, как к дому подъехала карета. Наверняка доктор. Гарри ненавидел докторов почти так же, как ненавидел оказываться их пациентом. Не раз он избежал ампутации только потому, что отказывался спать. Эти ребята сразу же готовы были что-то отрезать. Последний раз его спас Йен Фергюсон, который прогнал хирургов, издав шотландский боевой клич, после чего медицинская палатка опустела.

В памяти Гарри мелькнуло что-то связанное с Йеном. Фляжка.

— Черт, — выдохнул он. — Йен.

— О чем это вы? — спросил Дрейк.

— Когда вы передали барону фляжку?

Дрейк подумал.

— Точно не помню. На прошлой неделе.

— И сразу же после этого произошло покушение на Веллингтона, — вмешалась Кейт.

Гарри кивнул и тут же раскаялся в этом — боль в спине усилилась настолько, что хотелось взвыть.

— Именно.

— Вы же не думаете, что Терек имеет к этому какое-то отношение? — запротестовал Дрейк.

— Он что, человек правительства? — спросила Кейт.

— Официально я не могу подтвердить этого, — сказал Дрейк.

— Я могу, — сказал Гарри. — Правительству стало известно, что искомое стихотворение, как нам сказали, как-то связано с инициированием атаки на Веллингтона, и вдруг на него было совершено покушение.

Наступило гробовое молчание. Все были в шоке.

— Нет, — воспротивился Дрейк. — Невозможно.

— Что вы думаете, Гарри? — спросила Кейт, наклоняясь над ним.

Это казалось невероятным. Терек слыл спокойным, деятельным и основательным человеком с хорошим чувством юмора. Гарри знал, что этот человек был связующим звеном между правительством и какой-то теневой организацией. Во время работы на Сковилла Гарри как-то пришлось представлять ему отчет, и тот произвел на него впечатление человека холодного, собранного, консервативного и с аналитическим складом ума. Но чтобы он принадлежал к «львам»? Гарри не мог себе этого представить.

— Узнайте, кому он отдал фляжку, — предложил Гарри.

— Можно просто попросить вернуть ее, — добавил Чаффи. — Посмотреть, что из этого выйдет.

На том обсуждение и окончилось, поскольку Финни открыл дверь, чтобы впустить Би и широкоплечего юношу с большими руками и живыми глазами. Гарри только мельком увидел его, ибо тот сразу оказался за его спиной.

— У вас здесь целая аудитория, ваша светлость.

— Майк! — Кейт приветствовала его как старого друга. — Очень рада, что вас удалось разыскать. Едва мой муж выехал в свет, как получил нож в спину.

— Только не еще один бездельник из вашей свиты, — запротестовал Гарри.

— Господи, нет, — сказал доктор и громко засмеялся, просто загрохотал. — Я помогаю в сиротском приюте.

Гарри попытался заглянуть за свою спину.

— В сиротском приюте?

Он поймал ухмылку Кейт.

— Нам с Би ведь нужно чем-то заниматься в зимнее время, когда тюльпаны не требуют забот. Доктор Майкл О’Рурк, познакомьтесь с майором сэром Гарри Лиджем.

— Очень рад, майор. Гвардия?

— Девяносто пятый.

— О, ему досталось, что хорошо видно на его дорожной карте. Не удивлюсь, если окажется, что вы побывали в моей палатке. Держите его за руку, Кейт. Он нервирует меня.

— Только ничего не отрезайте, — предупредил Гарри.

Доктор рассмеялся. Гарри изо всех сил старался не дергаться, но он был живым человеком. Кейт обошла кругом и взяла его руку в свою. Лучше бы она этого не делала. Ее рука была холодной и влажной, от этого у него появилось чувство вины. Она боялась. У его Кейт слишком часто возникали причины для страха. Она не сводила с него глаз, как если бы уравновешивала его боль. Тогда он подмигнул ей.

— Хорошие новости и плохие новости, майор, — сказал доктор, выпрямляясь. — Ничего важного не задето, но вы потеряли слишком много крови. Я вынужден открыть рану немного шире и прижечь.

Кейт побледнела. Гарри крепче сжал ее руку.

— Это необходимо? — спросила она таким дрожащим голосом, которого ему еще не приходилось слышать.

Гарри не слышал ответа. Видя, как она побледнела еще больше, он еще раз с силой сжал ее руку.

— Выйдите, — велел он. — Мадж поможет доктору. Вы ступайте к Би. Мне уже приходилось вынести это. Но не вам. Я бы предпочел не поднимать вас с пола.

Ее смех был мрачным и наводил на мысль о ночных кошмарах.

— Я уже говорила вам раньше, Гарри. Больше я не допущу, чтобы меня выставляли вон. Я остаюсь.

— Нет. — Чаффи схватил ее за руку и дернул. — Мужчине не нравится, когда любимая женщина наблюдает, как он визжит. А Гарри, похоже, будет визжать, как резаная свинья.

— Как свинья? — рассердился Гарри. — Нельзя было сказать хотя бы «как кабан»?

Гарри застонал. Кейт пыталась вырваться от Чаффи. Чаффи, по-детски улыбаясь, выдворил Кейт и Би за дверь, и Дрейк тут же запер ее.

— Жаль, что у меня не было такого парня на Мон-Сен- Жан^[14], — размышлял вслух О’Рурк. — Тогда я мог бы избавляться от офицеров. А теперь приступим, майор. Надеюсь, у нас есть бренди? Он вам понадобится.

Гарри закрыл глаза. Хотел бы он быть одним из тех неженок, которые, чуть что, теряют сознание.

Кейт ненавидела сдаваться. При звуке поворачиваемого ключа она чуть не бросилась к двери, ведущей в холл. Но, увидев слонявшихся по комнате Би и Бивенс, поняла, что ее все равно не пустят к Гарри.

— Давайте используем это время, чтобы обдумать все известное нам о том стишке, — снимая очки, предложил Чаффи.

— Не переносите вида операций, Чафф?

Тот яростно замотал головой.

— Слабый желудок.

Кейт ничем не могла помочь. Она чмокнула его в щеку.

— Вы хороший друг.

И тут же услышала приглушенный крик, донесшийся из комнаты Гарри. Она инстинктивно бросилась в том направлении, но ее снова остановил Чаффи.

— Видели все эти шрамы? — спросил он, надевая очки. — Ему уже приходилось выносить это.

Кейт с отсутствующим видом кивнула. За дверью снова стало тихо. Все позади? Он… умер?

Ее ноги подломились, и она опустилась в кресло.

Он не оставит ее.

Конечно, оставит. Он сбежит и пойдет бродить по свету, как обещал. Ей нужно помнить то, в чем она так долго себя убеждала: единственный человек, на которого она может положиться, — это она сама. Не важно, что она любит Гарри всем сердцем. Не важно, что он самый лучший человек на свете. Наступит время, когда он уйдет, предоставит ей самой о себе заботиться. Ей надо привыкать к этому уже сейчас.

— Каталог, — сказала Би, присаживаясь рядом.

Кейт недоуменно моргнула. «Не сейчас, — хотелось ей сказать. — Оставьте меня одну». Она все еще напряженно ждала, не послышатся ли снова стоны из соседней комнаты, но надеялась, что с Гарри все в порядке.

Би нетерпеливо похлопала ее по руке.

— Каталог сонетов.

Каталог сонетов. О чем это она?

— Вы имеете в виду стихи? — спросил Чаффи, вытирая пот со лба.

Би кивнула, а Кейт взволновалась.

— Вы узнали нужные строчки?

Старая женщина покачала головой. Кейт завела глаза, напрягая память. «Разве не сладкий плод — моя первая любовь? Нет, весь я не умру». Неверно. Порядок не тот, чего-то не хватает.

— Моя библиотека достойна герцогства, — сказала Би, явно что-то задумавшая.

— Это из «Бури», — предположил Чаффи.

— Библиотека, — эхом отозвалась Кейт. — Конечно. Пойдемте. Бивенс, если меня спросят, скажите, куда мы пошли.

— А куда мы идем? — спросил Чаффи, когда Кейт открыла дверь.

— В библиотеку, — сказала она. — Здесь я храню все книги, которые прочитала за последние пять лет. Сначала нам надо проверить их.

Вместо того чтобы сразу пойти вниз, Кейт не удержалась и двинулась в другом направлении в надежде узнать что-нибудь.

— Я не буду заходить внутрь, — обещала она Би. — Я только хочу…

Она услышала это прежде, чем увидела. Сделав шаг в пустую спальню, нашла там Маджа, которого рвало над ночным горшком.

— С ним все хорошо?

Мадж молча кивнул.

— А с вами?

Он скривил рот.

— Никак не привыкну.

И тогда Кейт поняла, что причина, по которой Мадж не проявлял к ней интереса, заключалась в том, что он любил другого человека. Маджу приходилось хуже, чем ей.

— Он знает?

Глаза Маджа сделались огромными, он побледнел. Но отрицательно покачал головой:

— Гарри не такой… как я. Я понимаю это. — Прерывисто вздохнув, Мадж поднялся на ноги. — Вы отошлете меня?

— Только если вы попросите. Трудно любить кого-то, когда знаешь, что он никогда не полюбит тебя так же. Я знаю.

Ну разве не смешно? Это маленькое происшествие с Маджем открыло ей, что она никогда не переставала любить Гарри и, что бы ни случилось, будет любить его до самой смерти.

И единственный, кто понимал это, был невероятно красивый мальчик с печальными глазами.

— Ладно, Мадж, — неуверенно улыбнулась Кейт. — Пусть все будет как прежде.

На миг боль в печальных глазах мальчика стала невыносимой. Потом он кивнул, улыбнулся, и его улыбка была искренней. Кейт крепко обняла его и тут же отпустила и отвернулась.

— Можно мне войти? — спросила она.

— Не стоит. Доктор дал ему настойку опия и бренди.

Кейт улыбнулась.

— Тогда займусь своими делами. Но потом никто не заставит меня отойти от него.

— Да, мэм.

Что ей теперь делать? — гадала она, идя вниз по лестнице. Будет ли ей легче жить с Гарри или труднее? Обернется ли его доброта благословением или свежими ранами? Хватит ли у нее мужества, каким обладает Мадж, чтобы жить в тени Гарри и скрывать, что он на самом деле значит для нее? Сколько раз она сможет провожать его, не угаснув душой? Старая рана уже открывается, кровоточит, шрам, который за долгие годы должен был зарасти, не зарос. Стоило Гарри оказаться раненным, как она снова превратилась в ту самую пятнадцатилетнюю девочку, которая упорно хотела быть счастливой, и ее счастье зависело от него. Он страдал — и она утратила душевное равновесие, хладнокровие, забыла про свои планы.

Кейт ненавидела это. Она много потрудилась, чтобы стать свободной, чтобы не позволять себе эмоций, которые держали бы ее в рабстве. А за эти дни, проведенные с Гарри, все пошло прахом.

Ей лучше уехать, взять с собой Би и бежать в Исткорт, там она снова сможет самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Ей нужно самой предложить Г арри свободу, прежде чем он попросит об этом, и отпустить его исследовать большой мир. Она должна это сделать, черт побери.

Но Кейт знала, что не сможет. Проходя мимо Финни, она попросила позвать ее, как только Гарри проснется, и отправилась в библиотеку для продолжения поисков, инстинктивно чувствуя, что ищет иголку не в том стоге сена.

В окнах убежища для потерявших рассудок не было света. Надзирательница восточного крыла, хорошо знавшая привычки своих пациентов, немного подремала, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей. Заметить, что она спит, было почти невозможно, ибо спала она, сидя за столом с совершенно прямой спиной.

Однако и ее привычки кое-кому были известны, поэтому женская фигура бесшумно проскользнула за ее спиной.

Женщину, одетую в серую униформу с кружевным воротником, которую носили работники скорбного дома, ранее здесь никто не видел. У нее были светлые волосы, выделявшиеся в полумраке, пышная фигура выпирала из позаимствованной униформы. В руках она сжимала связку ключей. Она была в ботинках на резиновой подошве и точно знала, куда идти. Ей требовалась четвертая дверь справа.

Блондинка бесшумно открыла тщательно вымытую с мылом дверь, опустилась на колени перед низкой кроватью с ярко-желтым лоскутным одеялом и только после этого стала чуть менее осторожной. Быстро взглянув на лежавшую под одеялом женщину, щедро наделенную выпуклостями, она кивнула. Они похожи. После этого ее ладонь легко легла на рот леди Риордан.

— Тсс, — зашептала она. — Лежите спокойно. Я здесь, чтобы помочь вам.

Обитательница убежища сразу проснулась, глаза ее в темноте комнаты казались огромными.

— Все хорошо, — сказала леди в сером. — Меня зовут Шредер. Я помогу вам бежать.

Леди Риордан удивленно ахнула.

— Мой муж? — спросила она чуть слышно, когда Шредер убрала руку с ее губ.

Шредер чуть покачала головой:

— Леди Кейт. Она рассказала о вас тем людям, которые хотят остановить «львов».

Леди Риордан заколебалась.

— Вы шотландка.

— Как я вижу, меня выдает акцент.

Леди Риордан отодвинулась.

— Я не предам своего мужа.

— Мы не просим вас об этом. Но вам известны другие?

Она тревожно кивнула.

— Они поместили сюда и леди Санберн.

— Мы знаем. Вы готовы бежать?

Хорошенькая молодая женщина беспокойно огляделась, как если бы нуждалась в помощи.

— Но как вы выведете меня отсюда, чтобы никто не увидел?

— Не я, — сказала Шредер, поднимаясь с пола. — Вы сделаете все сама.

— Но как? — спросила узница, выбираясь из кровати.

Улыбаясь, Шредер начала расстегивать пуговицы на своей форме.

Глава 21

Просмотр книг в библиотеке занял у Кейт три дня. Не только потому, что книг было много, так как они долгое время составляли ее единственное утешение. Просто с того момента, как Майк О’Рурк встретился с ней, чтобы сообщить свое заключение о состоянии Гарри, у нее не было свободных и двух часов подряд.

— Стойкий человек ваш муж, — сказал Майк. — Ему многое пришлось перенести.

Кейт подала ему рюмку с мадерой и села напротив него, изо всех сил стараясь оставаться спокойной. С тех пор как ее выпроводили из комнаты Гарри, она едва дышала.

— Он выздоровеет?

Майк отпил глоток вина, задумался.

— Есть две проблемы. Потеря крови и лихорадка. Если он справится с ними, то выздоровеет. Хорошо бы знать, не задето ли легкое. Почке тоже потребуется время, чтобы восстановиться.

Теперь Кейт поняла, зачем Маджу понадобился ночной горшок.

— Вы истинный луч солнца, Майк.

Он пожал плечами.

— Вы хотите, чтобы я вас обманывал?

— Я хочу, чтобы вы сказали мне, что делать.

Он сказал. В следующие три дня Кейт исполняла его указания. Когда у Гарри поднималась температура, она поила его отварами ивовой коры и ячменя. Если температура не снижалась, она протирала его холодной водой. Когда он бредил и пытался встать, чтобы найти своих людей, они с Маджем уговаривали его лечь. А когда он все же сумел оттолкнуть их и упал, отчего рана снова открылась, Кейт помогла Майку снова зашить ее.

Приходила Би, умоляла ее поспать. Дрейк требовал, чтобы Кейт искала стихотворение. Повар уговаривал поесть укрепляющего супчика и нежных пирожных. А Гарри просил оставить его одного.

Она не могла. Как бы странно это ни звучало, ранение крепче привязало ее к нему. Кейт пыталась было пойти погулять по саду, но тут же оказалась наверху, выжимающей тряпочку и вытирающей пот с тела Гарри. Она упрашивала его поесть и забывала поесть сама. Она наблюдала за его зрачками, непрерывно двигавшимися под неплотно прикрытыми веками, когда он заново переживал старые сражения и звал мертвых товарищей; она держала его руку, когда он метался во сне. А когда на третий день он проснулся с глазами более ясными, чем прежде, она начала препираться с ним, стараясь зажечь искры противоречия в его глазах, ведь это означало бы, что у него прибавилось сил.

— Что вы хотите сказать тем, что читали «Науку любви», — недовольно произнес Гарри, осторожно отправляя в рот ложку за ложкой принесенного поваром супа. — Кто это позволил вам читать Овидия?

Кейт, расхаживая по комнате, рассмеялась.

— Не говорите глупостей, Гарри. Я считаю, что каждую девушку нужно обязать читать Овидия. Он не только раскрывает секреты того, как мужчины обольщают женщин, но также учит женщин наслаждаться жизнью, которую они ведут. «Радуйтесь, пока можно, пока вы в расцвете лет». Я воспринимаю это как совет лично мне.

Гарри бросил на нее сердитый взгляд, но Кейт видела, что он притворяется.

— Я воспринимаю это как сигнал тревоги, — заявил он. — У мужчин есть небольшие преимущества в этом мире. Нам не нужен Овидий, чтобы постигнуть науку любви.

Небольшие преимущества? Гарри сошел с ума? У них все преимущества. Хорошо, что она заметила искорки юмора, пляшущие в его глазах.

— Бедные мужчины, — с издевкой произнесла Кейт. — У них нет ничего, кроме закона, собственности, силы и оружия. Женщины, с другой стороны, обладают интеллектом, хитростью и грудями. — Она ухмыльнулась. — В этом наборе груди по некоторой причине имеют непропорционально большой вес.

Гарри со стоном закрыл глаза.

— Нечестно, — запротестовал он. — Не теперь, когда я такой слабый.

Слабый, подумала Кейт, чуть не фыркнув вслух. Как может слабый человек выглядеть таким неотразимым? Пусть бледный и небритый, он все равно выглядел сильным, на его голых руках при каждом движении играли мышцы, его живот был плоским, его твердую грудь покрывали золотистые волоски. Повязка не уменьшала его мощи, а шрамы — его красоты.

Вот что было нечестно. Кейт напрягала все силы, чтобы обезопасить себя. И все же ее тело жаждало его. Даже когда она расхаживала по спальне, как бы не замечая его обнаженной груди, ее сердце билось сильнее, ее взгляд сам собой возвращался к нему. Ей хотелось запустить пальцы в его растрепанные волосы, обвить его ноги своими, положить голову ему на грудь. Ей хотелось… ей хотелось большего, но она не знала, как сказать об этом. Она, пользовавшаяся дурной славой леди Кейт, не знала, как попросить своего мужа спать с ней. Овидий сказал бы, что нужно использовать все доступные женщинам уловки: обольщать взглядами, голосом, притворной скромностью.

— С другой стороны, — бодро продолжала Кейт, — на протяжении большей части поэмы Овидий дает советы мужчинам, и только треть ее предназначена для женщин. Интересно, он хотел соблюсти мужской приоритет или же думал, что мы не нуждаемся во многих советах?

Гарри тихонько засмеялся.

— Я уверен, что у каждого из нас свое мнение по этому вопросу. Что заставило вас обратиться к Овидию? Определенно не мои недавние эротические опыты.

— Я искала в библиотеке стихи, в которых могли бы оказаться известные нам строки.

— И ничего не нашли?

— Пока нет. Осталась еще секция, которой я займусь после того, как вы закончите есть. Финни и Мадж пока снимают для меня книги. Все в доме трудятся не покладая рук.

— У вас слишком большая библиотека для женщины, — авторитетно произнес Гарри, бросая на нее хитрый взгляд.

Кейт швырнула в него полотенце. Он поймал его в воздухе и застонал от боли.

— Не думайте, что я буду извиняться, — сказала она, зная, что он видит тревогу в ее глазах. — Вы это заслужили.

— Это вы дали Маджу книгу «Права женщин»?

Кейт ухмыльнулась.

— Он очень смышленый мальчик. А книжка совсем маленькая.

Гарри хмыкнул.

— Книжка-то маленькая, но набитая идеями.

— Вам она не нравится?

Он наклонил голову набок.

— Это проверка, не так ли?

— Да. Я считаю Мэри Уолстонкрафт гениальной.

Гарри нахмурился.

— Как и моя мама. Она заставила всех нас прочитать ее. — Уголок его рта пополз вверх. — Хотя она не одобряла некоторые поступки Мэри Уолстонкрафт.

— Гениям позволительно быть не такими, как все, — важно произнесла Кейт.

— Пусть так. — Гарри недовольно уставился на пустую тарелку. — Обычный смертный, то есть я, надеется и впредь получать регулярное питание. Мне нужен хороший сочный бифштекс.

Кейт подошла забрать поднос.

— Может быть, завтра.

Не успела она отойти, как он схватил ее за запястье.

— Этой ночью поспите со мной.

Кейт замерла, ее руки были заняты подносом.

— Не знаю, хорошая ли это идея.

Глаза Гарри были такими синими, такими глубокими. Она могла бы утонуть в этих глазах.

— Мне вас не хватает, — тихо сказал он. — Вы избавляете меня от кошмаров.

Ей следовало бы отступить и отказать ему. Но в его глазах она увидела нечто такое, что изменило ее решение. Хуже того, это побудило ее сделать непростительный шаг.

— При одном условии.

Нет, нельзя. Ведь когда он снова покинет ее, ей будет еще больнее.

— Все, что угодно.

Кейт отвела глаза, сердце вдруг часто забилось.

— Когда у вас… прибавится сил, — сказала она непростительно жалким голосом, — вы не должны будете избегать своих обязанностей и… закончите начатое.

Гарри молчал. Кейт могла бы поклясться, что он слышит, как бьется ее сердце. Оно стучало так громко, словно готово было выскочить из груди. Она не была уверена, что дышит. Не знала, каких слов ждет от него. Теперь, когда она произнесла то, что произнесла, она больше не была уверена в том, чего хочет. В руках Гарри она испытывала необыкновенную радость, но рядом таился страх, который не проявлял себя, пока Гарри не совершал неверного шага, — и радость пропадала.

— Вы уверены? — наконец спросил он, крепче сжимая ее запястье.

Кейт засмеялась.

— Не думаю, что есть нечто, в чем я была бы уверена. Но я не могу больше ждать. Страх все нарастает, а одновременно растет и неудовлетворенность от того, что… Я просто с ума схожу. Я хочу того, что вы обещали мне десять лет назад.

Она в изумлении смотрела, как он закрыл глаза.

— Гарри?

— Я не уверен, что смогу сдержать себя, — сказал он, открывая глаза, в которых было столько жара, что он угрожал опалить Кейт. — Я постараюсь быть терпеливым и нежным. Но… — Он пожал плечами. — У меня предчувствие, что наше соединение будет катастрофическим.

Кейт задрожала от этих слов.

— Вы обещаете не бить меня?

Гарри в полном замешательстве отдернул руку.

— Господи, за кого вы меня принимаете?

Она не успокоилась.

— Ваше слово. Никаких стеков, кулаков и ног. Никаких… — она задохнулась, — веревок.

Гарри застыл. Потом снова взял ее за руку и вздохнул.

— Придет день, — сказал он, — и я смогу доказать вам, как приятно бывает полностью отдаться партнеру. Однако как я уже обещал, не раньше, чем вы будете готовы. И… для этого не требуются стеки, кулаки, ноги или веревки.

Между ними внезапно словно ударила молния. Кейт почувствовала, как от одних его слов затвердели ее груди и ослабли колени.

— И вы научите меня…

Гарри радостно улыбнулся.

— Для меня будет большой привилегией и удовольствием продолжить доказывать вам, каким прекрасным и отзывчивым может быть ваше тело. — Он поднял ее руку и поцеловал. — Особенно, — добавил он, — когда ласкаешь его языком.

В конце концов, Гарри тоже обратился к Овидию. Одна фраза повторялась часто. «Существует тысяча способов делать это». Ему нужно было остановиться на таком, который не вызвал бы паники у Кейт. Кейт страшилась того, что кто- то другой будет властвовать над ней, а еще страшилась боли. Значит, оставалось позволить повелевать ей самой.

Начиналось все бесхитростно. Кейт закончила поиски в библиотеке и пришла к нему в кровать встревоженная и подавленная. Гарри предварительно долго нежился в ванне, смывая следы травмы и болезни, чтобы Кейт перестала колебаться.

Ему хотелось быть как можно нежнее со своей храброй девочкой. Ей слишком досталось, сначала от отца, потом от мужа. А между вклинился зеленый мальчишка, считавший себя гораздо более искушенным в житейских делах, чем был на самом деле, и который ранил ее больше всех. Этот мальчишка задолжал ей счастье. Задолжал ей удовольствия. Кейт нужно узнать, что не каждый мужчина похож на Мертера.

Поэтому он приветствовал ее в постели с распахнутыми объятиями. Он уже достаточно возбудился, когда ее колено скользнуло по его бедру. И сразу же его пенис поднялся, пульсирующий и готовый действовать. Моля о том, чтобы сохранять контроль над собой, чтобы новый опыт принес Кейт только радость, он принялся ласкать ее. Ее кожа была мягкой, волосы — шелковыми. Гарри немедленно распустил косу и погрузил пальцы в замечательно пахнувшие пряди.

— Где вы берете такие духи? — спросил он. — Они пахнут тропическими островами.

Кейт подняла голову, чтобы поцеловать его.

— Вам нравится аромат? Это мое специальное мыло.

Он поднес к носу прядку и вдохнул запах.

— Я бы узнал вас в темноте.

Тропические острова, буйство дождевых лесов, экзотические особняки индийских раджей, яркие краски, полы с горами шелковых подушек, белые муслиновые занавески, колышимые вечерним бризом. Однажды он возьмет ее туда, чтобы она разделила с ним все это.

— Мне тоже нравится ваш запах, — уверила она его, водя по его груди пальчиками, прикосновения которых рождали молнии, пронизывающие его насквозь.

Гарри, уткнувшись в ее волосы, проворчал:

— Я не могу чем-то пахнуть.

— Не может быть. — Словно желая доказать это, она зарылась носиком в его шею и глубоко вдохнула, отчего ему стало еще труднее сдерживать себя. — Пахнет лошадьми, и свежим воздухом, и… и… мужчиной.

Гарри нашел ее грудь: округлую, твердую, не вмещавшуюся в его ладони, вызывавшую желание взять ее в рот. Он никак не мог отпустить ее.

— Я надеялся, что смыл с себя запахи. Я провел в ванне уйму времени.

Он почувствовал, как она улыбается.

— Я знаю. Я терпеливо ждала. А вы в самом деле пахнете мужчиной. Если бы не пахли, отчего бы я так возбуждалась?

Она потягивалась, изгибалась, впечатывалась в его руку, шелк ее ночной рубашки скользил вверх-вниз по роскошному изгибу. Это было восхитительное ощущение. Первое, что он сделал, — он через голову стянул с нее рубашку.

— О, как хорошо, — хихикнула она. — Теперь вы.

— Нет…

Он не успел закончить. Ее нежные пальчики уже возились с завязками его панталон — с предсказуемыми результатами. Гарри ощутил, как на груди выступил пот. Ночной воздух ощущался как эротический поцелуй.

Он притянул к себе ее личико.

— Откройся для меня, Кейт, — шепнул он, натянутый как тетива. — Не бойся меня.

Она дрожала; ее глаза были огромными, зрачки черными, как ночь. Гарри не мог отвести от них взгляд. Он любил эти глаза. Он любил то, что читал в них: острый ум, яростную неукротимость, тонкий юмор, неординарность. Зеленые, как у кошки, с желтыми искорками, они, казалось, светились в темноте. Он не мог устоять перед ними.

Гарри поцеловал ее губы так, что они приоткрылись, и наклонил голову, чтобы их губы слились столь же идеально, как их тела. Посасывая, покусывая ее полную нижнюю губу, он не забывал и о верхней, он полностью отдался наслаждению поцелуями, как какой-нибудь сибарит в своем гареме. У нее был вкус вина и меда, и он насыщался ими.

Целуя, Гарри ласкал ее полные груди, ее длинные соски, которые мгновенно реагировали на движения его жаждущих пальцев. Он переместил руку на талию и пальцем обследовал маленькую ямочку ее пупка. Он поводил ладонью по бедрам и обхватил упругие полукружия ее ягодиц, притянув их к своему боку. Близко, но не настолько, чтобы слиться с ними.

Она была горячей, влажной и более обольстительной, чем искуснейшая гурия, и он не знал, как долго еще сможет удерживаться. А в голове звучало ее дразнящее «закончить». Господи, как он хотел закончить. Он воображал, как вонзается в нее, глубоко, и плотно, и влажно. Как она закидывает голову, и он видит изгиб ее шеи, омываемый лунным светом. Как он берет в рот одну из ее напрягшихся грудей и сосет ее, а она вскрикивает от наслаждения.

Он задыхался, его тело жаждало освобождения. Ему нестерпимо хотелось прижаться к ней, потому что его пенис уже начинал действовать самостоятельно, тереться о деликатные изгибы, скрывавшие главный приз.

— Пожалуйста, — задыхалась Кейт, извиваясь, как танцовщица в эротическом танце. — Пожалуйста…

Гарри воспринял этот шепот как команду и раздвинул ей колени, проведя по ее ноге от икры до колена и дальше — до мягкого белого бедра, все это время отмечая, как ее дыхание становится все более хриплым и разорванным — как и его. И вот он здесь, горячий, как огонь, скользкий, как грех, уже дрожащий от возбуждения. Кейт задыхалась и издавала жалобные звуки, ее тело находилось в непрестанном движении, пока наконец она не предъявила права на него.

Гарри оставалось ждать. Кейт первой должна почувствовать удовлетворение. Может быть, если она будет очень сильно возбуждена, страх не овладеет ее.

— Кейт, я хочу, чтобы ты была наверху.

Ее движения замедлились.

— Ты хочешь, чтобы я… что?

Гарри ухмыльнулся, его руки уже лежали на ее бедрах.

— Это легко. И насколько я знаю, очень приятно.

Прежде чем она смогла запротестовать, он легко поднял ее, надеясь, что она не станет разоблачать его ложь насчет слабости.

Если бы его попросили назвать основную отличительную особенность Кейт, он бы назвал способность быстро обучаться.

— Так? — спросила она, обхватывая его пальчиками и располагая у входа.

— Боже, да. — Он едва мог дышать. — Теперь скачи на мне.

— Что?..

Прежде чем из нее вырвался вопрос, он сжал ее бедра и потянул ее вниз. Каждая мышца в его теле прочувствовала внезапное тепло, когда он оказался внутри. Его член содрогался и заполнял ее. Он мог бы поклясться, что чуть не потерял сознание от наслаждения. Взглянув на нее вверх, он увидел удивление в ее глазах.

— Скачи, — объяснял он. — Как на лошади.

Кейт опустила голову, ловя его взгляд, как если бы она все еще была не уверена в готовности разделить ощущения, которые явно начинали нарастать в ее теле. Гарри показалось, что на ее глазах заблестели слезы, а потом она уронила голову, и ее волосы защекотали его грудь.

— Кейт, — умолял он, — пожалуйста.

И тогда он увидел это: ее улыбку. Удивленную, радостную, смущенную, как если бы она никогда не испытывала ничего подобного. И как Гарри понял, действительно не испытывала. Удивление все нарастало, как огонь, который распространился внутри ее, и вдруг она начала двигаться. Сначала неуверенно, держа руки на его груди. Вперед-назад, примеряясь к нему внутри себя, оценивая наслаждение от толчков. Уверившись, она осмелела, и вскоре Гарри подумал, что он сейчас умрет от наслаждения. Когда их глаза встретились, на ее губах играла восторженная улыбка.

Гарри обхватил ее за плечи и притянул ближе к себе. Теперь он двигался в ритме с ней, ласкал ее языком, а она доставляла ему удовольствие своими вскрикиваниями и содроганиями, от которых он начал терять представление о действительности.

Он не отрывался от ее губ, пока она не откинулась назад. Лунный свет омывал ее шею, она снова и снова вскрикивала, тело ее трепетало, глаза широко раскрылись. Она едва начала расслабляться, когда Гарри последовал за ней, его тело растворялось в бесконечном наслаждении, он ударял в края ее лона, снова и снова освобождаясь, пока не осталось ни сил, ни неудовлетворенности. И он долго лежал, обнимая Кейт, отдыхавшую на его груди, так что он мог ощущать, как постепенно становится тише стук ее сердца.

— Так вот из-за чего все эти страсти, — пробормотала она.

Гарри хотел сказать ей, как ему жаль, что им потребовалось так много времени для того, чтобы это произошло, но ему не хотелось портить замечательный момент их соединения. Он хотел сказать ей, что повзрослевшая Кейт стала бесконечно более неотразимой, чем Кейт пятнадцатилетняя, гораздо более интересной и такой храброй, что он склоняет перед ней голову. Он хотел сказать ей, что хотел бы только из-за нее остаться в Англии и выращивать тюльпаны. Но не знает, сможет ли. Он даже не знает, хочет ли она этого. После того, что ей пришлось перенести, она заслужила все, чего хочет. И он обнимал ее, прижимал к своему сердцу и прислушивался к ее дыханию.

— И куда мы отправимся после этого? — спросила его она, обнаруживая большую храбрость, чем он.

— Куда хотела бы ты?

Кейт тихонько засмеялась, и он ощутил ее смех в своей груди.

— Я хочу повторить это снова.

Он улыбнулся. Его жезл уже подавал сигналы о своем полном согласии.

— Не хотите ли попробовать в кресле?

Кейт подняла голову, ее глаза расширились.

— В самом деле?

Гарри улыбнулся и снова зарылся в ее волосы.

— Вы разве не читали «Науку любви»? «Существует тысяча способов делать это».

Ее глаза стали еще больше, она снова была той юной девушкой, балансировавшей на краю открытия.

— Он это имел в виду? Ну и ну!

Гарри не мог удержаться от смеха.

— Подождите, я покажу вам некоторые из тех книг, которые я привез из Индии.

В ту ночь они соединялись еще три раза: один раз — в кресле, один — на ковре и один раз — в ванне. Гарри ликовал. Его переполняла нежность к жене, которая после перенесенных надругательств могла бы никогда не оправиться от травмы, но сумела преодолеть собственные страхи и в конце концов узнала, какое наслаждение могут разделять мужчина и женщина.

Прежде чем забрезжил рассвет, Кейт подтвердила растущее доверие тем, что позволила ему задуть свечи. Когда темнота обступила их, Кейт, устроившись у груди Гарри, шепнула: «Я люблю вас». Гарри, потрясенный, погрузился в сон, так и не решив, что ему ответить.

В ту ночь Кейт совсем не спала. Гарри подарил ей чудо, и она набралась смелости, чтобы сказать ему правду.

«Я люблю вас», — прошептала она.

Она убеждала себя, что Гарри не ответил, поскольку заснул прежде, чем она заговорила. Хотя она почувствовала, как его тело инстинктивно напряглось, когда она произнесла эти слова.

Ей следовало бы поумнеть. Если Гарри десять лет тому назад не любил ее настолько, чтобы бросить вызов ее отцу, как мог он вдруг полюбить ее сейчас? Он был добр, терпелив и более щедр, чем Кейт могла вообразить. Он освободил ее от одной из худших тюрем, и она всегда будет любить его за это. Но ведь это не означает, что он вдруг захочет надеть тапочки и поселиться в Исткорте.

Она нежилась в сладком блаженстве, пронизывавшем ее тело, лелеяла воспоминания о нежных ласках, поцелуях, удивительном ощущении наполненности, подаренных ей Гарри. Никакой боли, только радость обладания, страсть, восторг. Ей хотелось петь, кружиться от радости свободы.

Сейчас этого было достаточно. После того, что Гарри дал ей, меньшее, что она могла для него сделать, — дать ему свободу. Ей надо отступиться, пусть он в одиночестве и тишине пройдет долгие мили, которые, как он думает, излечат его от кошмаров. Но она всегда будет желать, чтобы он предпочел ее.

Когда на следующее утро Гарри выскользнул из кровати, Кейт получила удовольствие от вида его сильного, гибкого тела. Она позволила себе вспоминать, как обнимала его, как ощущала его между своих бедер, внутри себя. Какое-то время она боролась со слезами, сердясь на себя за слабость. А потом, не зная, как справляться со своими эмоциями, поднялась и встретила новый день.

Первое, что она сделала, — надела свое самое яркое домашнее платье из струящегося красного шелка, расшитого золотыми нитями. После того как Гарри уехал по своим делам, она вернулась к изучению ящиков с дядиным добром, позже позавтракала с Би и занялась просмотром последних поэтических сборников в библиотеке.

Потребовалось не более часа, чтобы признать поражение.

— Не здесь, — сказала она, опускаясь на стул с томиком Уильяма Блейка «Песни невинности» в руке. — И что дальше?

Би оторвала глаза от сонетов Шекспира.

— В книжном магазине Хэтчарда.

Кейт вздохнула.

— Я не верю, что у Хэтчарда есть книга, которой нет у меня. — Она обвела глазами комнату. — Здесь все поэты, которых я читала.

— Всегда?

— Разу… — Кейт подняла глаза, застигнутая новой мыслью. Озираясь, она больше не видела библиотеку. Она углубилась в прошлое. — Здесь поэты, которых я собрала за последние пять лет, — задумчиво продолжала она. — А до этого…

Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. И это помогло. Темнота. Она вдруг отчетливо увидела ее, как если бы только что снова спрятала ее в маленькую нишу в «норе», рядом с украденной свечкой, которая, вполне возможно, все еще лежит там.

— Я знаю, — потрясенно произнесла она. — Я знаю, где искать.

Би не выглядела удивленной.

— Мурхейвен?

Кейт кивнула, все еще оставаясь в темноте, склонившись над своим украденным сокровищем. Она чувствовала себя мятежницей, брошенной в тюремную камеру и скрывавшей в ней своего рода запретный плод. Интересно, там ли еще эта книга? Другие дети наверняка обнаружили ее тайник.

— Я обычно прятала книжки в «норе» для священников, — сказала она Би. — Ту книжку я нашла запрятанной на полке за… да, за «Жизнью Эпикура» Гассенди. — Она засмеялась. — Никто, кроме меня, не читал на латыни, вот почему, подумалось мне, кто-то решил, что это самое безопасное место. Это была книжечка стихотворений одного из моих предков, в красивом переплете красно-коричневой кожи с золотым тиснением. Уильям Маршалл Хиллиард. Всего было три экземпляра, спрятанные так, чтобы они не попались на глаза женщинам и детям.

— Что-то радикальное?

— Господи, нет. Непристойное. Дайте подумать. — Она склонила голову набок, стараясь припомнить текст. — Название было что-то вроде «Могила добродетели», взятое из поэмы Марвелла. Кажется, у Марвелла было так: «Видишь ту редко посещаемую пещеру? То убежище? Храм любви. Могилу добродетели». Не совсем подходящее чтение для тринадцатилетней девочки. Отвратительные стихи, но щекочущие нервы. — Она ухмыльнулась. — Это я о моем предке. Не о Марвелле. Его стихи превосходны и щекочут нервы.

— Смысл?

— Сейчас? — Кейт покачала головой. — Я не знаю.

Она замерла, погрузившись в воспоминания, испытывая смесь страха, горечи и тайного триумфа. Эта книжка помогла ей освободиться. Она дала ей выжить, не важно, что с ней сделали, она все же может победить.

— Не думаю, что эта книжечка есть еще у кого-нибудь, кроме Хиллиардов. Дядя Хиллиард мог случайно наткнуться на нее. Какой бы невразумительной она ни была, возможно, кто-то решил, что она идеально подходит для кода.

— Секрет, — сказала Би.

— Именно. Кто еще мог додуматься до этого, кроме другого Хиллиарда? Нужно, чтобы Диккан поискал — нет ли экземпляра в его поместье. Я могу поехать к нему. Гарри не узнает.

Кейт, должно быть, сказала что-то лишнее. Би подняла бровь:

— Поссорились?

Кейт моргнула.

— С кем? С Гарри? Нет. Совершенное удовлетворение.

Би фыркнула, как лошадь. Кейт поднялась и поставила на место «Песни невинности». Разве не понятно? Она не сможет в ближайшее время попасть в Исткорт, но, возможно, окажется в Мурхейвене, последнем месте, в которое ей хотелось бы попасть.

И вдруг ее осенило. Если она права, если вот она, разгадка головоломки, тогда конец поискам. Если стихи, которые они искали, будут найдены, у «львов» не будет причины желать ее смерти. Она будет в безопасности. А Гарри сможет отправиться путешествовать.

Кейт замерла. Закрыла глаза, приложила ладонь к груди, словно этим можно было умерить боль. Гарри не может взять и уйти. Не сейчас. Она только что нашла его. Она любит его. Нуждается в нем.

Это ничего не меняет. Ему необходимо уйти, и у нее нет права становиться на его пути. Это было бы несправедливо, нельзя так поступить с ним. Но вдруг ей показалось, что она не в силах пережить это.

— Кейт? — Голос Би прозвучал слабо и тревожно.

Кейт встряхнула головой и открыла глаза. Би нуждалась в улыбке, и она улыбнулась ей.

— Благодарение Богу, — сказала она, — я верю, что мы в конце концов вернем себе наш дом.

Ее дом, который внезапно показался пустым. Ох, зачем она настояла на том, чтобы они перешли последний рубеж в занятиях любовью? Все стало гораздо хуже.

Нетерпеливо тряхнув головой, Кейт прошла к письменному столу. Она успела написать записку Дрейку, когда хлопнула входная дверь, и послышались возбужденные голоса, подозрительно похожие на голоса Брэкстона и Чаффи.

— Мне нужна помощь для вашего хозяина! — ревел Кит.

Кейт вскочила и побежала к двери.

— Черт, — выпалила она, стараясь не слишком пугаться, — что теперь?

Глава 22

К тому времени, когда она была в состоянии заговорить о своем открытии, прошло два часа, и в спальне Гарри снова появился Майк О’Рурк.

— Что вы имеете в виду, говоря, что он упал с лошади? — требовала Кейт ответа у Кита. — Гарри держится в седле лучше, чем Грейс.

Слабым голосом ответил сам Гарри, Майкл в это время ощупывал его грудь.

— Ничего удивительного. Бо испугалась чего-то.

— Эта лошадь просто сбесилась, прямо посередине Гайд-парка. Ударила Гарри о дерево, — сказал Кит.

Кейт терла лоб. По тому, как выглядел Гарри, когда его пронесли вверх по лестнице, было видно, что ему предстоит отлеживаться немало дней. А это означало, что ей нельзя сообщить ему о своем открытии. Если единственный сохранившийся экземпляр «Могилы добродетели» заперт в «норе» священника, теперь только она знает, как его найти. А с Гарри станется снова взобраться на чертову лошадь и поехать в Гемпшир.

Эта мысль ужасала ее.

Часом позже Майк подтвердил ее опасения.

— У него сломаны по крайней мере два ребра. Помимо того, что все мои предшествующие усилия пошли насмарку, у него еще и сотрясение мозга. Ему нельзя будет вставать, по крайней мере, неделю.

Единственное, что могла сделать Кейт, — это послать за Дрейком, который появился как-то уж очень быстро.

— Рассказывайте, — сказал он, когда она вошла в Китайскую гостиную и застала его нервно расхаживающим по комнате.

— О чем именно? — парировала она. — О продолжающихся несчастьях Гарри или моем озарении?

— Насчет Гарри я уже знаю. Кто-то засунул под его седло большую иглу, вероятно, в парке. Так что о стихе?

Но Кейт целиком ушла в размышления о том, что случилось с Гарри.

— Почему хотели убить его? — спросила она, направляясь к двери. — Ведь они охотились за мной!

Дрейк перехватил ее и провел к дивану.

— Гарри оберегал вас. Разделяй и властвуй — принцип, известный еще до римлян. Теперь, пожалуйста, расскажите мне о стихе.

Кейт села, все еще думая о другом. О том, что она правильно решила дистанцироваться от Гарри. Иначе ей еще труднее будет переносить подстерегающие его опасности. Она непрерывно жила бы в состоянии паники.

— Кейт?

Она подняла глаза и вздрогнула, обнаружив, что ее ладонь лежит поверх ее неистово бьющегося сердца.

— Да, конечно.

Она быстро рассказала о «Могиле добродетели». Дрейк выслушал ее с невозмутимым видом, не отводя глаз от камина.

— Вы уверены, что именно оттуда взята известная нам строчка?

Кейт кивнула.

— Не понимаю, как я сразу не узнала ее. На фляжке она немного искажена. Там написано «Разве не сладкий плод — моя первая любовь?» В книжке немного иначе: «Разве не сладок первый плод, моя любовь?» Я думала, что это ошибка. Но вторая цитата тоже искажена. «Нет, весь я не умру» заменено на «я не умру совсем», я не помню все стихотворение. — Она ухмыльнулась. — Помню только наиболее двусмысленные куплеты. Цитата на фляжке, между прочим, взята из моих любимых. «Разве не сладок первый плод, моя любовь, сорванный моей собственной рукой?»

— И вы считаете, что ваш дядя-епископ использовал эти строки в своих целях?

Кейт пожала плечами:

— Совпадение в любом случае поразительное. Книжка хранилась в доме, где он провел детство, и я очень сомневаюсь, что о ней знало много людей.

Дрейк вздохнул.

— Я скажу Диккану, чтобы он проверил. В просмотренных вами вещах вы ее, конечно, не нашли?

Кейт покачала головой.

— Поверьте. Я бы вспомнила.

— Я не думаю, что она все еще в Мурхейвене. Если Диккан не нашел ее в вещах своего отца…

— Если Глинис не трогала убежище священника, есть шанс, что она там. — Кейт старалась казаться спокойной. — В конце концов, я собираюсь поехать в замок Мурхейвен по случаю помолвки моей племянницы. Вот Глинис обрадуется.

Дрейк взял ее руку.

— Мы сделаем все, чтобы защитить вас, Кейт.

Она улыбнулась. Он не может защитить ее от ее собственных кошмаров.

— Не беспокойтесь. Я все сделаю. Только ничего не говорите Гарри. Сейчас он не в том состоянии, чтобы позволить ему знать это.

Дрейк сжал ее пальцы.

— Мы сделаем все, что в наших силах. — Уже уходя, он с улыбкой сказал: — Небольшая хорошая новость для вас. Леди Риордан в безопасности.

Кейт вскинула голову:

— Где?

Он покачал головой:

— В безопасности. Она благодарит вас от всего сердца. Мы тоже.

— Как вам удалось вызволить ее, не насторожив их?

Дрейк поскучнел.

— Ее место заняла другая.

Сердце у Кейт дрогнуло. Она догадалась, кто это мог быть. Леди Риордан была полногрудой блондинкой.

— Тогда нам надо поторопиться с поисками. Были ли там другие жены? Из тех, кого считают умершими?

Он с мрачным видом отвел взгляд.

— Одна. Совершенно на законном основании. Управляющий сказал, что роза Тюдоров перешла к ним от прежних владельцев дома. Она не несет никакого особого смысла.

— Вы не поверили.

— Не поверили. Но в деле замешаны влиятельные лица. Нам приходится действовать осторожно.

Кейт горько засмеялась:

— Каким прекрасным местом они обзавелись, чтобы прятать мешающих им женщин. Трусы.

На этот раз Кейт была рада, что в прежней жизни ей долгое время приходилось притворяться. Это помогло ей хранить секрет от Гарри и прятать страх при виде его новых ран.

— Гарри, у вас появились дурные привычки, — сказала она при виде новых кровоподтеков на его хмуром лице. — Неужели мне придется нанимать вам няню?

— Я пытался заставить этих женщин вернуть мне мои штаны, — ворчал он, зло глядя на Чаффи и Кита, которые устроились у окна с его собственным бренди.

— Будем счастливы сделать это, — уверил его Чаффи, — как только вы сможете встать, чтобы натянуть их.

Кейт покончила с их Перепалкой, забрав брюки, которые висели, перекинутые через спинку кресла.

— Нет уж, вам, мой дружок, придется отдыхать.

Хорошо хоть, что доктор О’Рурк предписал ему есть бифштексы, хотя даже они не улучшили настроение Гарри. Несомненно, думала Кейт, причина кроется в том, что он оставался заключенным в собственном доме, где нельзя избежать общества жены.

Как она допустила, чтобы ей стало настолько больно? Она ведь сильная. Она столько вынесла, и вот теперь позволить капельке счастья придавить ее, опустить ниже некуда? Она притворилась спокойной и болтала с друзьями Гарри, пока Мадж не вернулся с едой.

Каково ему, гадала она, постоянно быть так близко к Гарри и знать, что все напрасно? Как он может так мучить себя, день за днем, год за годом, зная, что у него нет надежды?

Она не сможет. Она не станет. Однако когда Гарри неохотно предложил пообедать с ним, она согласилась и следующий час провела, мучая себя, в его обществе.

Ситуация стала невыносимой, когда позднее она захотела убедиться, что он хорошо устроен на ночь. Он поймал ее руку, на его лице было написано сожаление.

— Вы не собирались стать моим ординарцем, — сказал он. — Мне очень жаль.

— Я собралась стать вашей женой, — ответила она, — что предполагает все виды трудов.

— Что с вами?

Кейт не выдержала. Она заглянула в его глаза, ища в них скрытый смысл. Но он, казалось, просто проявлял внимание.

— Немного устала от всех тревог, — призналась она, пожав плечами. — Но это пройдет. Поспите.

Гарри, казалось, не в силах был выпустить ее руку. Кейт задержала дыхание, ожидая, что он скажет нечто самое важное. Он сказал, но не то, на что она надеялась.

— Сегодня я продал свой патент офицера, — сказал он.

Она моргнула. «Началось, — подумала она. — Он вот-вот скажет мне, что, как только встанет на ноги, отправится в Стамбул».

— А как же Мадж? Он тоже теперь не в армии?

Гарри деликатно улыбнулся.

— Я устроил так, что он сможет выбрать занятие себе по вкусу. Он заслужил это, вам не кажется?

Теперь она видела свою ошибку. Она надеялась, что Гарри был так щедр и предан ей, потому что начинал любить ее. На самом деле он просто щедрый человек. Ей хотелось завыть.

— Я не думаю, что он годится для армии, — сказала она вместо этого.

— Согласен с вами. Мужчинам, подобным Маджу, плохо в армии.

Кейт подняла бровь.

— Вам это, конечно, известно.

Но знал ли он, что был тем, кого Мадж любил?

— Поэтому я и забрал его к себе. Мадж хороший парень. Не его вина, что он…

— Любит мужчину.

Гарри вскинул голову, выражение его лица было самым благодушным. Он не знал. Бедный Мадж. Они оба бедные, ждущие от Гарри знаков, которых никогда не будет.

— Гарри, — сказала она, глядя вниз, туда, где лежала его большая твердая рука, так нежно удерживающая ее руки, — Дрейк считает, что нашел те стихи. Скоро он сообщит нам подробности. Вы знаете, что это означает?

Кейт подняла глаза, но он молчал. В темных глазах была неуверенность, совсем не свойственная Гарри.

Она вздохнула.

— Я знаю, что вам хочется скорее оказаться в дороге. Как только у Дрейка окажутся на руках все факты, нам нужно будет обсудить, как жить дальше.

— Что вы…

Кейт покачала головой:

— Не сейчас. Мы оба измучены. Но я хочу, чтобы вы знали — прошлой ночью вы действительно освободили меня. Меньшее, что я могу, — сделать то же самое для вас. — Высвободив руку, она наклонилась и поцеловала его, пожелав доброй ночи.

— Кейт…

Она не оглянулась. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы.

Гарри смотрел вслед удалявшейся Кейт, пытаясь понять, что произошло. Она в самом деле предложила ему уйти?

Не в силах отвести взгляд от соединяющей их спальни двери, Гарри размышлял о последних нескольких днях. Он припоминал блаженные часы, проведенные за обучением Кейт чудесам ее собственного тела, и его израненное тело наполнялось желанием. Он снова хотел ее. Он постоянно хотел ее. Он хотел помочь ей вспомнить радость любовного соединения.

Но он думал не только о радостях разделенного ложа. Если он останется, он обречет себя на заточение в созданной собственными руками тюрьме. Он привяжет себя к Кейт, Би, семье, Исткорту и Англии и в конце концов забудет о своей мечте.

От одной мысли об этом ему стало плохо. Такое будущее тянуло его вниз, обязанности камнями ворочались в его груди. Он годами носил эти камни, командовал своими солдатами, убивал врагов, лгал, писал письма скорбящим родителям. Он непомерно устал от такой ноши.

Но с Кейт все будет гораздо хуже. Он вспомнил, что сказала о Кейт леди Би. «Тонкий фарфор». Сильная женщина и вместе с тем очень ранимая. Женщина на пороге открытия. Он хочет такой ответственности? Уводить ее шаг за шагом от насилия и пренебрежения, которые сформировали ее? Смягчать неизбежную душевную боль и защищать от разочарований?

Этот груз был другим: слаще, острее, смертельнее. Груз не ответственности, но потребности. Или желания. Кейт уже начала укореняться в его душе. Если он позволит ей привязать его к себе, он никогда не сможет забыть ее или отодвинуть в сторону, как наполовину прочитанную книгу. Он никогда уже не останется самим собой.

Но так ли это на самом деле? Действительно ли он превратится в пленника? Не сможет найти реальной цели и свободы рядом с ней? Нельзя отрицать тот факт, что Исткорт был особенным местом. Когда он просмотрел бухгалтерские книги, то почти физически ощутил жизнь, кипевшую в имении. Она возродила его и всех его обитателей для этой жизни. Несомненно, в Исткорте и для него найдется где применить свои способности.

Строительство. Хозяйственные постройки. Гарри мысленно видел теплицы, открытые, наполненные воздухом, неподвластные колебаниям погоды. Он видел…

Пыльные дороги. Тишина. Покой.

Она, несомненно, украдет у него тишину. Она уже поколебала его покой. Но что, если он попросит ее пройти по этим далеким дорогам вместе с ним?

Почему он не подумал об этом раньше? Захочет ли она отправиться в Индию? Или в Грецию, или на Цейлон, или, может быть, когда-нибудь в Японию, где, как он слышал, дома делают из бумаги? Бросит ли она дом, над процветанием которого столько потрудилась, чтобы просто бродяжничать с ним? Ему следовало бы раньше спросить ее об этом. Ему следовало ответить на ее признание в любви вопросом: «Насколько сильно?»

Кейт права. Им нужно сесть рядышком и подумать о будущем. Надо найти компромисс, который позволит сохранить их брак — брак двух очень разных людей. Он соблазнит ее мечтами о парусниках и экзотических землях.

Дрейк вернулся через два дня. Кейт убедилась, что Гарри еще спит. Ей совсем не хотелось, чтобы он узнал о том, что она собиралась сделать. Он бы попытался последовать за ней, а сил у него еще совсем не было.

— Позавтракаете? — спросила она Дрейка, когда Финни провел его к ней. — Мы с Би как раз собирались завтракать.

Дрейк колебался, глядя на Би, его неуверенность была легко объяснима.

— Маркус, — увещевала его Кейт, — если вы не доверяете Би, вам с таким же успехом следует держать свои секреты подальше от себя.

Криво усмехнувшись, Дрейк сел. Кейт подождала, пока он не подкрепится как следует яйцами пашот, а потом заговорила:

— Диккан не нашел книжечку, да?

Дрейк налил в чай сливок.

— Он все еще ищет. Если она была у его отца, то он ее прятал. Не такая это книжка, чтобы ее увидела жена, особенно если вы епископ.

Кейт улыбнулась.

— Епископ всегда был чрезвычайно озабочен своей репутацией. Что заставляет меня недоумевать, почему для кода он выбрал именно эту книжку.

Дрейк пожал плечами:

— Могу предположить, из-за ее редкости. Он должен был быть совершенно уверен, что ни у кого нет такой же.

— Было еще два экземпляра, — напомнила ему Кейт.

— Это позволяет надеяться, что остался один для вас.

Кейт посмотрела на яйца и окорок, которые автоматически положила себе на тарелку, и поняла, что аппетит пропал. Она собиралась сделать то, что поклялась никогда не делать. Она собиралась поехать в Мурхейвен. Скоро же она позабыла свои клятвы.

— Ну, — сказала она, кладя на стол салфетку, — я велю Бивенс уложить вещи. Какая удача, что именно в этот уикэнд Элспет устраивает свой праздник.

Би тоже отложила салфетку.

— Дуэт, — произнесла она намеренно ровным голосом.

— О нет, — запротестовала Кейт. — Я не прошу вас ехать со мной. — Она повернулась к Дрейку: — Би заставляет Глинис чувствовать себя некомфортно. Глинис не может переступить через тот факт, что хотя Би «не может поддерживать светскую беседу», она все же сестра герцога. Этот факт в очень жестко устроенном мире Глинис невозможно проигнорировать.

— Ехать куда? — услышала она от дверей, и сердце у нее упало.

Гарри, гладко выбритый, опрятный, одетый в бутылочно-зеленый сюртук и брюки цвета буйволовой кожи, стоял в дверях, и на лице у него был написан протест.

— Доброе утро, дорогой, — сказала Кейт. — Финни, еще одну тарелку, пожалуйста.

— К черту тарелку, — резко возразил Гарри и, хромая, подошел к ним. — Вы не едете в Мурхейвен. Я не позволю вам этого.

Би нетактично фыркнула. Дрейк уставился в свою чашку. Кейт боролась с приступом негодования, вызванным тоном, которым это было сказано.

— Мы просто обдумываем варианты. Маркус сейчас все расскажет вам. А пока нам с Би нужно кое-что закончить.

— Вы не проведете меня, Кейт. Я говорю «нет».

— Я единственная могу сделать это, — сказала она. — Особенно если книжка в «норе» священника.

— Нет. В Мурхейвен поеду я.

Его слова могли бы прозвучать весомее, если бы не его вид.

— А если вас застанут в библиотеке посреди ночи, как вы объясните это?

— Как вы найдете «нору»?

— Вы расскажете мне, где она.

— В стене, примыкающей к Розовому салону. Надо нажать в определенном месте полки.

— В каком? И не очень понятно насчет стены.

Кейт пожала плечами:

— Я не совсем уверена. Я всегда плохо ориентировалась, особенно в тех местах, где мне не нравилось. Я надеюсь, что Глинис ничего не меняла в планировке с тех пор, как я была там в последний раз.

— И вы собирались просто вести поиски, пока кто-нибудь не схватит вас за руку?

— У меня по крайней мере есть причина разгуливать по дому в неподходящее время. Я жила там. Можно предположить, что у меня ностальгия.

Кейт прибегла к обману и настойке опия. Она уселась в фаэтон вместе с Би, якобы отправляясь взглянуть на печи для сиротского приюта. Чего Гарри не знал, так это что за утлом их ждал Джордж, чтобы пересадить в дорожную карету. Финни добавил в утренний чай Гарри немного настойки опия, так что Кейт надеялась, что пройдет часа четыре, прежде чем он обнаружит ее отсутствие, а она в это врет будет уже далеко на пути в Мурхейвен. Она даже оставила записку.

«Гарри, вы знаете, что вам нельзя рисковать и дальше. Я же рискую только тем, что пострадает моя гордость, но мне приходилось переносить гораздо худшее, чем колкости Глинис. Со мной едут Джордж, Трэшер и Би, Дрейк едет следом и будет поблизости. Я вернусь домой не позже чем через три дня. Пожалуйста, поправляйтесь.

P.S. Не вините Финни. Это была моя идея».

Глава 23

Кейт и Би проехали через ворота Мурхейвена на следующий день как раз к вечернему чаю — перед их глазами вставал суровый замок у подножия меловых холмов.

Замок словно принадлежал к вересковым пустошам одного из готических романов миссис Радклиф, хотя представлял собой серую, неприветливую громаду в форме прямоугольника. Хиллиарды явно были больше заинтересованы в том, чтобы соседи боялись их, а не завидовали.

Внутри все, конечно, было иначе. Семейство ревниво накидывалось на любого вошедшего в моду оформителя интерьеров. Последним, кого запомнила Кейт, был Роберт Адам с его неоклассическими гирляндами и медальонами, превращавшими унылые прямоугольные комнаты в ювелирные шкатулки. У нее не было уверенности, что Глинис осталась верна мастеру восемнадцатого века, а это означало, что найти «нору» священника будет непросто. Кейт не обманывала Гарри. Она не умела ориентироваться в пространстве, зато она помнила декор и стену библиотеки, примыкавшую к Розовой комнате.

Что ж, думала Кейт, берясь за сумочку и муфту, Гарри или будет ждать ее возвращения с книжкой, или уже сядет на корабль, идущий к Цейлону.

— Поезжайте к конюшням, Джордж, — приказала она, когда они въехали на подъездную аллею. — Мне пора выходить на сцену.

Глядя на мрачный фасад замка, в котором она выросла, Кейт чувствовала, как прежние боль и страдания сгущаются вокруг нее, словно удушливый дым. Она почти ждала, что из огромных дубовых дверей выйдет ее отец — с глазами, мягкими, как печаль, с блестевшими на солнце белыми волосами.

— Вы никогда не покинете меня, ведь правда, Би? — порывисто спросила Кейт, глядя туда, где она испытала так много горя.

Ей нужны были утешение и поддержка, не честность. Но Би была предельно честной.

— Неизбежно.

Кейт бросилась к ней.

— Только не вы.

Би подняла руку, обтянутую тонкой, как бумага, кожей, и потрепала Кейт по щеке.

— Любите Гарри.

Кейт на миг онемела. Она смогла только кивнуть, в горле у нее стояли слезы.

Прежде чем Би смогла ответить, Джордж открыл дверь и опустил подножку. Подобрав юбки, Кейт вышла.

— Думаю, нам в гостиную. В это время гости скорее всего собрались за чаем.

Би тихонько засмеялась, поправляя свою элегантную камберлендскую шляпку кремового цвета. «Улюлю!» — воскликнула она, это было ее любимое выражение восторга во время помолвок. Кейт тоже засмеялась и сжала ей руку, надеясь, что в ее голосе не слышна паника, которая наваливалась на нее.

Как она и надеялась, день оказался не по сезону теплым, и застекленная створчатая дверь в гостиную была распахнута, из нее доносились женские голоса, похожие на птичье щебетание. Кейт прикинула, что в просторной комнате, прежде оклеенной обоями в красных маках, разместилось не меньше двадцати женщин. Сейчас солнечные лучи отражались от стен, нестерпимо сияющих золотом. Подойдя ближе, Кейт увидела золото повсюду: темное золото, светлое золото, золотистая парча, как если бы гостиная принадлежала царю Мидасу. О Боже! Что сотворила Глинис с некогда веселой гостиной?

Кейт глазами искала свою невестку и Элспет — единственных людей, реакция которых ее заботила. Она надеялась, что Элспет ей обрадуется и что Глинис не выкинет ее из дома без промедления. По воинственному выражению лица Би было очевидно, что подруга разделяет ее опасения.

— Ах, — пропела Кейт, переступив через порог и стягивая перчатки, — вот где она. Дорогая Элспет. Я приехала, как ты и просила.

Ее появление было встречено гробовым молчанием, за которым последовала какофония звуков.

— Тетя Кейт! — взвизгнула Элспет, бросаясь к ней. — Вы приехали!

Прежде чем девушка оказалась в ее объятиях, Кейт успела заметить, что волосы Элспет слишком сильно завиты, а розовое платье слишком вычурно, его явно выбирала мать Элспет.

— Конечно, я приехала, — отвечала она, крепко обнимая племянницу. — Как я могу отказать одной из моих самых любимых девочек в мире? Боже, — сказала она, держа Элспет за спину. — Кто одевал вас, принцесса Каролина? Дорогая девочка, ты создана для чистых линий и благородных красок, особенно теперь, когда ты выходишь замуж. А сейчас ты похожа на безумную куклу.

Элспет хихикнула. За ее спиной с каменным выражением лица стояла Глинис.

— Элспет, тебе следует выбирать слова, обращаясь к своей тете, — выпалила она, щелкнув челюстями. — Иначе ты сделаешь из нее ирландскую прачку. Она — ваша светлость.

Кейт усмехнулась:

— На самом деле нет, Глинис. Вспомни. Я исправила эту ошибку.

— В самом деле, Долорес Кэтрин, — запротестовала Глинис. — Вы говорите это в присутствии сестры вашего мужа.

Расстегивая ярко-красное пальто, Кейт засмеялась.

— Не будьте смешной. Би прекрасно знает, каким образцом совершенства был ее брат. Правда, Би?

Би издала неприличный звук, который развеселил Элспет еще больше, чем Кейт.

— Содом и Гоморра, — выговорила она.

— В действительности это, должно быть, единственный порок, который не практиковал Мертер.

— Здесь невинные уши, — вспылила Глинис.

— Не говорите ерунды, — сказала Кейт. — Элспет выходит замуж. Ей нужно кое-что знать.

— Учить должны отец и мать.

— Позволь мне сказать Уиггинзу, чтобы он приготовил комнаты, — умоляла Элспет.

Кейт, помогавшая раздеться Би, подняла на племянницу глаза.

— Разрешите взглянуть, как здесь идут дела, мои дорогие. Я знаю — Би не прочь выпить чаю. Нельзя ли устроить это?

Поскольку Элспет была куда более леди, чем ее мать, она немедленно подвела Кейт и Би к гостьям, чтобы представить их. Кейт могла бы безошибочно сказать, кто из них принадлежал к друзьям Элспет, а кто — к друзьям ее матери по их реакции, которая варьировалась от удовольствия до холодного неприятия.

— Боже, Глинис, — произнесла Кейт, принимая поданную ей фарфоровую чашку работы Споуда, — у вас большие перемены в обстановке.

— Я переделала все комнаты, — сообщила Глинис. — Прежнее убранство устарело.

— Да, Гарри говорил мне, что дом Ливингстонов теперь полон крокодилов. Гарри их ненавидит, потому что один из них откусил ногу у его друга.

Кейт занялась с Элспет — обсуждала ее гардероб, когда Би вдруг отставила свою чашку.

— Река Иордан.

Как они и договаривались, Кейт последовала ее примеру и поднялась.

— Конечно, дорогая. Я провожу вас.

— К реке Иордан? — спросила леди Бромуэлл, недоуменно подняв брови.

Кейт улыбнулась.

— По необходимости. Би никогда не тратит лишних слов.

— Я слышала, что она идиотка, — шепнула леди Бромуэлл соседке.

Медленно повернувшись, Кейт уперлась в женщину самым леденящим взглядом из арсенала высокомерной герцогини и с удовлетворением отметила, что та побледнела.

— Нет, дорогуша. Я вынуждена сказать, что единственная идиотка в этой комнате — та, которая не смогла придержать свой змеиный язык.

— Истинно так, — вскакивая, сказала Элспет к явному замешательству матери. — Я слышала рассказ о том, что случилось с леди Би. Она героиня. Правда, тетя Кейт?

Кейт молчаливо извинилась перед Би, которая не терпела оказываться в центре подобного внимания.

— Конечно. К сожалению, это сделало ее мишенью для оскорбительных замечаний со стороны дурно воспитанных особ. Хотя меня, дочь и жену герцога, — продолжила Кейт, — не волнует высказывание дочери… кто вы, дорогая? А, поняла. Разбогатевшего владельца магазина. Идемте, Би, — сказала она, беря подругу за руку. — Мне нужно глотнуть свежего воздуха. Глинис, надеюсь, вы не переделали это помещение под бильярдную или что-нибудь в этом роде?

План состоял в том, что, пока Би будет отсутствовать по нужде, Кейт обыщет библиотеку. Отыскав книгу, она оставит ее под огромным письменным столом, откуда ее заберет Би. Никто не заподозрит Би в воровстве, особенно в воровстве книжки дурно написанных эротических стихов. Кейт не была уверена, что Глинис не обыщет ее багаж в поисках похищенных безделушек.

Увы, план не сработал. Впервые в жизни Кейт оказалось, что библиотекой кто-то пользуется. Она обнаружила там жениха Элспет, Адама, который сидел в кожаном кресле, уткнувшись носом в книжку. Кейт пришлось остаться на ночь, хотя ей очень не хотелось этого.

Пребывание в Мурхейвене оказалось кошмаром, как Кейт и ожидала. Когда Эдвин обнаружил ее в своей гостиной, у него сделался такой вид, словно его вот-вот хватит апоплексический удар. Однако Кейт знала, что они с Глинис ничего не могли сделать, кроме как включить ее в число гостей на празднестве, которое представляло собой скучнейший обед с последующими тремя часами трудно выносимого музицирования, в котором подвизались многочисленные дочери гостей.

Кейт уже подумывала, не швырнуть ли ей вазу, чтобы положить этому конец, когда Элспет поступила тактичнее, попросив разрешения аккомпанировать Би на фортепьяно. У всех сразу открылись рты. Они не закрывались добрый час после того, как Би блистательно исполнила «Плач Дидоны» из оперы Перселла. Поскольку после этого невозможно было слушать что-то другое, вечер закончился.

Би легла, изнуренная своим выступлением. Это устраивало Кейт. Было бы трудно объяснить присутствие старой леди в предрассветные часы в совсем неподходящем месте. Переодевшись в теплое кашемировое платье, Кейт ждала в своей мрачноватого вида гостевой комнате, когда разойдутся мужчины. Дом затих. Когда старые часы в длинном корпусе, стоящие внизу лестницы, пробили два раза, Кейт выскользнула из своей спальни.

Дом погрузился в темноту. Но в коридорах на хорошо рассчитанных расстояниях друг от друга горели ночные светильники. Так что Кейт видела, куда идти. Когда-то давно она часто разгуливала по этим коридорам. Библиотека находилась на первом этаже, всего через две двери от главной лестницы. А в ней была «нора» священника, ждавшая ее возвращения.

Глинис, конечно, сделала такой ремонт в прилегающих комнатах, что их нельзя было узнать. Даже на редкость изысканные потолки по проекту Адама были закрашены, чтобы воспроизвести египетское небо. Кейт помрачнела. Неужели ее брат не мог жениться на женщине, имеющей хоть капельку вкуса?

Хорошо, что библиотека осталась прежней. Четыре одинаковые стены в полках, забитых книгами, которые никто не читал. Кейт остановилась в дверях со свечой в руках, вдыхая знакомые запахи кожи, бумаги и клея, которые она любила и ненавидела одновременно. Ее епитимья и ее спасение души. Казалось, стоит присмотреться — и она увидит болезненно чистенькую маленькую девочку, склонившуюся над книжкой в темном углу. Ее запас наполовину обгоревших свечей все еще хранится в разделе путешествий.

Прерывисто втянув в себя воздух, Кейт осмотрелась. Прежде чем она потеряет мужество, ей надо отыскать передвижную лестницу и приставить ее где нужно, моля, чтобы за Эпикуром все еще лежал искомый экземпляр.

Эпикур оказался там, где она его помнила, на второй полке сверху. Но пространство за ним было пустым. Дядя Хиллиард позаботился об этом.

Что ж, думала она, прислоняясь головой к лестнице, придется проверить, остался ли на месте экземпляр, который она спрятала в «норе».

Ей потребовался почти час, чтобы найти потайную дверь. К этому времени ее ладони стали потными, сердце часто билось.

И вдруг — клик! Стена разошлась. Выплыло облачко пыли, повеяло затхлостью. Боже, она ненавидела этот запах. Надеясь, что она не заболеет, Кейт потянула на себя дверь и наклонилась, чтобы протиснуться внутрь; пламя ее свечи опасно заколебалось. Пятно света двинулось по стене бледной змейкой, скользившей по неровному камню.

Поставив свечу, Кейт поводила руками по холодному камню, пока не нащупала один, знакомый. Она потянула. Раздался скрежещущий звук, камень сдвинулся. Ее бедное сердце отчаянно стучало о ребра. Все было так знакомо, каждое движение вызывало множество воспоминаний.

В конце концов, камень легко повернулся. За ним оказался маленький жестяный ящичек с огрызками свечек и кремнем, а рядом — маленькая стопка книг. «Том Джонс», «Естественная история» Плиния и — вот она. «Могила добродетели». Кейт улыбнулась. Она забыла подзаголовок: «Поклонение у алтаря Гименея». Она даже не понимала множество намеков; она только знала, что они были греховными.

Открыв книжечку наугад, она улыбнулась.

«Теперь я ложусь на спину. Она садится мне на лицо…»

Оказывается, книжка на самом деле была совершенно непристойной. Кейт хотела бы выложить ее перед своим высокоморальным дядюшкой и спросить, зачем она ему понадобилась. Усмехнувшись своим мыслям, Кейт выбралась из «норы» и положила книжку туда, где ее должна была найти Би. Затем вернулась в «нору» за свечкой. Она уже выходила, когда почувствовала приток воздуха.

— Ну-ну, выходит, слухи были верными.

Кейт обернулась и увидела стоявшую сразу за дверью «норы» Глинис, все еще одетую в вечернее платье из голубоватого льдистого шелка, со свечой в руках.

— Господи, Глинис, — выдохнула Кейт, прижав руку к груди. — Вы меня испугали. Сожалею, если причинила беспокойство. Я просто встречалась здесь с призраками прошлого.

— Я всегда знала, что вы ненормальная. Но признаюсь, не ожидала, что вы ночью будете рыскать по моему дому. Хотя и благодарна вам за то, что вы отыскали «нору». Нам это не удалось.

Кейт пожала плечами, моля Бога, чтобы Глинис не видела, как она прятала книжку.

— Я не была уверена, что найду ее.

Глинис поставила свечу на стол.

— Вы превратились в низменное существо. Мне не следовало бы удивляться. Ваш отец много лет назад предупреждал меня, что так и будет.

Казалось, вдруг не стало воздуха.

— Мой отец?

— Разумеется. Мне предстояло выйти замуж за Эдвина. Я должна была понять, кто вы такая.

Кейт ничего не понимала. Понять — что?

— Как мило с вашей стороны. Теперь, если вы извините меня, я собираюсь взять несколько книжек в кровать — для легкого чтения.

— Вы нашли ее?

Кейт почувствовала, как волосы встают на ее голове.

— Что?

— Не испытывайте моего терпения. «Могила добродетели». Вы здесь, потому что вы узнали стихи.

Вдруг в руке Глинис оказался карманный пистолет. Кейт смотрела на него так, как если бы он уже выстрелил.

У Глинис было оружие. И она не шутила. В ее голосе звучал металл, она была явно раздражена, одна бровь у нее надменно поднялась вверх.

— Вы удивлены?

Кейт издала хриплый смешок.

— Конечно, удивлена. — Она могла понять участие епископа в заговоре. Но Глинис? — Эдвин тоже…

— Не говорите ерунды. Эдвин видит только то, что у него под носом. А теперь не будем терять времени. Если вы нашли книжку, отдайте ее мне. — Она поднимала руку с пистолетом, пока его дуло не оказалось направленным прямо в лоб Кейт. — Иначе я застрелю вас, возьму ее и оставлю вас гнить здесь.

«Спокойнее, — подумала Кейт. — Би возьмет книжку».

— Мне кажется, нам обеим не повезло, — сказала она, поднимая две другие книги так, чтобы Глинис могла видеть их названия. — Нужной книжки здесь нет.

Глинис нахмурилась.

— Я вам не верю. Если вы отступитесь от нее сейчас, худшее, что вас ожидает, — вы проведете недолгое время в очень приличном доме для помешанных. Как только правительство сменится, вы больше не будете представлять для нас угрозу. Дядя Хиллиард взял с нас обещание, что если не будет другого выхода, мы будем таким образом укрощать длинные языки.

Как леди Риордан. Ну, для удивления еще будет время. Дядя Хиллиард все же следовал некоторым христианским заповедям.

Кейт выжала из себя смешок.

— Но герцогиня не может просто взять и исчезнуть. И уж конечно — дочь одного из наиболее известных герцогов в Англии.

Непонятно, Глинис начала улыбаться.

— Видите ли, вы упустили из виду одну интересную деталь. Я могу сделать так, чтобы вы исчезли. Более того, когда я скажу им, почему вы исчезли так неожиданно, я скажу им правду.

По спине Кейт пробежала холодная волна. В глазах Глинис стоял триумф, как если бы настал момент, которого она ждала годами.

— Какую правду? Что я пыталась остановить вас и предотвратить убийство Веллингтона?

Глинис, довольная, улыбалась.

— Вы в самом деле не знаете? В конце концов, знают ваши брат и сестры. Отец Эдвина нарушил обещание, он предупредил меня.

— Вы все еще ничего не говорите мне, Глинис.

Глинис продолжалась улыбаться, и у Кейт появилось ужасное чувство, что эта женщина медлит, чтобы получить наибольшее удовольствие.

— Он отдал вас Мертеру, — сказала Глинис, — поскольку Мертер обещал не подпускать вас к семье. Но Мертер умер. Теперь эта обязанность легла на Эдвина и меня.

Глинис злорадствовала. Кейт вдруг испугалась этого злорадства больше, чем пистолета. Она знала, что ей придется спросить. Не может не спросить.

— Думаете, я поверю, что мой отец не хотел видеть собственную дочь? Для него не было ничего важнее, чем угодить Хиллиарду?

— Вот мы и подошли к самой сути, — заявила Глинис. — После всех этих лет, в течение которых я мирилась с вашим высокомерием, я могу сказать вам правду. Правду, которую ваша мать просила вашего отца хранить в тайне от всех, даже от вас. — На лице ее появилось выражение удовлетворения. — Вы не принадлежите к роду Хиллиардов. Вы всего-навсего незаконнорожденная.

Кейт была ошеломлена.

— Вы утверждаете, что моя мать изменяла своему мужу? Как вы смеете?

Она инстинктивно шагнула вперед.

Глинис подняла пистолет.

— Я ни в чем ее не обвиняю, кроме того, что она защищала вас, у нее было слишком доброе сердце. Вы могли быть женой герцога, но вы никогда не были дочерью герцога. Вы ничего более, как плод греха, порождение насилия и подлости.

Кейт покачала головой, у нее не было слов.

— Что вы имеете в виду? — Она почти не услышала собственный голос.

— Вашу мать изнасиловали. Вот что я имею в виду. Неизвестный изнасиловал ее и сделал ей ребенка. Который убил ее. Ваш отец ненавидел вас с момента вашего зачатия и до последнего дня своей жизни.

Кейт застыла. Необъятная пустота разверзлась внутри ее, переворачивая мир. Конечно. Теперь все приобретало смысл. Отчуждение, молчание, оскорбления. Бесконечная печаль в глазах ее отца, которая, казалось, усиливалась при виде ее.

Дело не в том, что он не замечал ее. Он хотел, чтобы ее вообще никогда не было на свете.

Мысли путались. Она не могла сдвинуться с места. Глинис захлопнула дверь. Слабый огонек свечи задрожал и погас. Темнота обступила Кейт, она стояла в одиночестве, с ней была только страшная правда.

Глава 24

Гарри был в ярости. О чем думала Кейт, отправляясь в гадючье гнездо, которое считала своей семьей? И без него? Когда он проснулся, день клонился к вечеру, с ее отъезда прошло уже много времени. Его не оставляло растущее чувство беспокойства. Что-то шло не так, а ему не за что было ухватиться. Гарри был старым воякой и доверял своей интуиции. Ему надо как можно скорей ехать в Гемпшир.

Единственная уступка, которую он сделал своему измученному телу, — он решил воспользоваться легким экипажем Чаффи. В сопровождении Чаффи и Кита Брэкстона он ехал всю ночь. Его спутники безостановочно играли в карты. Он смотрел в окно, и с каждой милей его страхи росли.

Когда через пятнадцать часов они въехали на постоялый двор «Старина Джордж», Гарри был в самом плачевном состоянии. Его тело, казалось, разваливалось на части, но он ожидал этого. Он не мог преодолеть предчувствие, что у него не осталось времени. Ему следовало ехать прямо к замку, чтобы встретиться с Кейт, но Чаффи и Кит убедили его сначала увидеться с Дрейком — пока они будут менять лошадей. Учитывая, что Гарри был готов вбить зубы Дрейка ему в горло за одобрение им безумного плана, он посчитал это прекрасным решением.

Он понял, что ошибался, когда, с трудом выбравшись из экипажа, услышал голоса, доносящиеся из чисто выбеленного постоялого двора. Один из голосов явно принадлежал Дрейку. Гарри боялся, что второй был голос Трэшера.

— Вы прекрасно знаете, что моя леди никуда не уезжала! — кричал мальчишка. — И уж особенно с Джорджем. Случилось что-то плохое. Я говорю вам.

Гарри побежал.

— Нет… нет… нет!

Черт. Это голос леди Би.

— Гарри, помедленней, — умолял Кит, бросаясь за ним.

Гарри нашел Дрейка в гостиной, отбивавшимся от Би, Трэшера и Бивенс, лица которых были одно краснее другого.

— Я не могу… — размахивая руками, протестовал необычно возбужденный Дрейк.

Наверное, потому, что Би держала его одной рукой и трясла, как крысу.

— Нет! — выкрикивала она со слезами на глазах.

В другой руке она держала маленькую книжицу в кожаном переплете, которую Дрейк безуспешно пытался забрать у нее.

— Где Кейт? — потребовал ответа Гарри, с трудом пытаясь восстановить дыхание.

Все обернулись к нему.

— Исчезла! — с рыданием в голосе крикнул Трэшер, опередив других. — Просто… исчезла! Когда мы утром проснулись, эта старая калоша сказала, что леди Кейт посреди ночи уехала куда-то с Джорджем. Этого не может быть! Они что- то сделали с ней, ясное дело!

Гарри сдержал воинственный пыл.

— Дрейк?

Дрейк нахмурился.

— Гарри, вам еще рано заниматься всем этим. Сядьте и давайте поговорим.

Гарри прервал его:

— Где она?

Дрейк вздохнул:

— Я не знаю. Последний раз ее видели ночью, когда она удалилась на отдых. После этого никто ее не видел. Я был в замке, чтобы выяснить обстоятельства. Если мы все присядем, я расскажу, что мне удалось узнать.

Похожий на аккуратный бочонок хозяин постоялого двора в старомодном парике подошел, чтобы предложить напитки, — леди Би только отмахнулась от него. Гарри тревожился все больше. Стараясь дышать осторожно, чтобы не усиливать боль, он усадил Би в кресло.

— Би, — сказал он, садясь рядом с ней, — вы знаете, где она?

Старая леди с трудом разлепила глаза:

— Нет… нет…

— Возьмите у нее книжку, — тихо пробормотал Дрейк.

Бросив на притихшего Дрейка такой взгляд, который мог бы превратить его в камень, Би опустила книжку за свой лиф. В другое время Гарри засмеялся бы, но он не засмеялся.

— Как все было? — потребовал он ответа у своего начальника.

Дрейк провел рукой по волосам.

— Я бы не поверил, если бы Би не принесла книжку. Но план, разработанный Кейт, сработал великолепно. Она нашла книжку, оставила ее под столом в библиотеке, чтобы Би забрала ее оттуда. А потом, где-то среди ночи, судя по всему, она приказала Джорджу увезти ее.

— Быть этого не может, — брызгал слюной Трэшер. — Полная ерунда. Она никуда бы не поехала без меня и леди Би.

— Могла и уехать, — возразил Дрейк с видом раскаяния. — Если узнала нечто такое, что ее очень расстроило. В доме уже говорят об этом. — Он мельком глянул на свои руки. — Кажется, Кейт не дочь герцога Ливингстона.

Гарри вскочил:

— Кто это сказал? Я убью его. Герцогиня была самой добродетельной женщиной во всем Гемпшире. Она никогда бы…

Вид у Дрейка стал еще более унылым.

— Это было изнасилование. Они думают, это был проходивший мимо солдат, который застал ее в саду. Нынешний герцог сказал, что все в семье знали это, но герцогиня умолила герцога не говорить никому, особенно Кейт. Кейт не виновата, и ее мать не хотела, чтобы ребенок нес груз вины.

В ушах Гарри шумело, в горле стоял ком, голова кружилась.

— Кейт узнала?

Дрейк кивнул:

— Прошлой ночью. Герцогиня сказала — она ужасно себя чувствует, призналась, что сказала лишнее во время ссоры. Кроме этого, она знает лишь то, что в выехавшей карете сидела Кейт, а кучером был Джордж.

Би плюнула.

— Гиена.

Гарри одобрительно взглянул на нее.

— Что говорит старший конюх?

Дрейк пожал плечами:

— Он спал. Проснулся, когда услышал стук колес удаляющейся кареты.

«Он может не любить меня, но он никогда не забывает, что я дочь герцога». Слова Кейт не выходили у Гарри из головы. На этом держалась ее гордость. Не важно, как с ней обходились всю ее жизнь, она знала, кем она была. Одним ударом ее лишили даже этого.

Незаконнорожденная. Дочь насильника.

— Они лгут.

— Нет, — сказал Дрейк. — У них есть письмо герцогини. — Он потер лоб. — Надо придумать способ попасть внутрь, а не ждать здесь.

Би, сидевшая рядом с Гарри, начала рыдать. Трэшер стоял, сцепив пальцы, слезы текли по его щекам. Лицо Бивенс стало пепельным. У Дрейка был больной вид.

— Почему ты думаешь, что Кейт не могла уехать? — спросил Гарри у Трэшера.

— Потому что не могла! — настаивал Трэшер, вытирая рукавами щеки. — Она обещала. И разве она оставила бы леди Би одну с этой сукой?

Трэшер был прав. Не важно, что происходило с Кейт в эти последние недели, ее первые мысли были о Би. Как бы она ни была потрясена, в каком бы ни была смятении, она никогда бы не оставила Би. Соскользнув со своего стула, Гарри опустился перед ней на колени. Она вдруг постарела, ее кожа обвисла, руки дрожали. Гарри испугался за нее.

— Би, — произнес он насколько мог мягче, поскольку ему хотелось крушить все вокруг, — вам что-нибудь известно?

Стараясь успокоиться, но все еще сотрясаясь от рыданий, она кивнула.

— Нет… она.

Ее снова сотрясло рыдание, лицо мучительно искривилось.

— Тс, — успокаивал ее Гарри. — Все хорошо. Скажите как сможете.

Она еще раз неистово кивнула, потом закрыла глаза и схватилась за него, как если бы боялась упасть. Гарри старался проявлять терпение и ждал, но вдруг остро почувствовал, что люди Кейт правы. Она в беде, и только Би знала, что произошло.

Старая женщина вдруг открыла глаза и вся подобралась, глядя в глаза Гарри решительными серыми глазами. А потом запела:

— Я знаю, что они похитили мою Кейт, в темноте, ночью. Когда все спали, они заставили ее сесть в карету и увезли. Я знаю, они повезли ее в дом для скорбных умом и взяли Джорджа, потому что он мог быть за кучера. Но на этот раз не он погонял лошадей. Я видела, я видела кучера. Но это не был Джордж. Это дело рук чудовищной Глинис и ее дворецкого, не герцога, он спал. Проехали мимо моего окна в темноте.

Гарри готов был засмеяться от радости.

— Они знали, что вы видели их?

Би кивнула.

— Они сказали, что я не смогу рассказать это…

Гарри поцеловал ее.

— Нашу первую девочку мы назовем в вашу честь, — пообещал он. — Дрейк? Я еду в замок.

Дрейк заморгал.

— Но Би только что сказала, что она не в замке.

— Би видела карету. Не Кейт. Кроме того, Глинис должна ответить на некоторые вопросы.

— Я думаю, мы сбережем время, если поедем сразу в дом для душевнобольных.

— Это потом.

— Леди Глинис, — сказал Чаффи, когда они все поднялись, чтобы уйти, — темная лошадка. Кто бы знал?

— Могу я получить книжку? — спросил Дрейк у Би.

Би сурово посмотрела на него, но засунула руку в лиф, вынула книжку и отдала Дрейку. Дрейк сразу принялся листать ее.

— Вот, — сказал он. — Кейт была права. Некоторые слова в стихотворении переставлены. Хотел бы я знать почему.

— Вероятно, это меняет положение кодовых слов, — сказал Гарри, помогая Би подняться и обнимая ее.

Она снова покачала головой.

— Иерархия.

Они все обернулись к ней.

— Господи, — выдохнул он, переводя глаза на книжечку. — Так и должно быть. Читаю следующий куплет: «Непревзойденно твое искусство, темное искусство твое, женщина». И… да. «Я не умру совсем». На булавке епископа были слова «Нет, весь я не умру». Что, если у каждого заговорщика есть стихотворные строчки, с помощью которых он представляется тем, кому передает указания? И у них есть некие опознавательные знаки, например, изображение розы? — Вдруг его осенило. — О Боже, Кейт была права. У нас есть две строчки. Мне надо кое-что вернуть.

— Тереку? — Чаффи покачал головой. — Вряд ли это разумно. Все еще ничего не могу сказать о Йене.

Дрейк продолжал листать книжечку.

— У меня появилась еще одна мысль.

— После того как мы найдем Кейт, — сказал Гарри.

Через десять минут он уже переступил порог огромных дубовых дверей замка. Гарри знал, что удачи не будет. Он не ощущал здесь присутствия Кейт. Странно, как это раньше не приходило ему в голову, но он всегда мог сказать, где она была, неизвестная энергия связывала их надежнее всяких других уз. Сейчас он не чувствовал ее; он ощущал только огромную пустоту. Хуже того, его появление вызвало новую волну разговоров среди присутствующих. Кейт, узнав, что она хуже, чем никто, предпочла сбежать, чтобы не оказаться предметом насмешек и презрения. Тот факт, что муж разыскивал ее, заставил всех матрон согласиться с этим.

Единственным человеком, которого, судя по всему, расстраивало страдание Кейт, была ее племянница Элспет, которая бросала на свою мать такие взгляды, как если бы та персонально руководила падением Кейт. Это внушило Гарри надежду. Он лишний раз понял, что Кейт безошибочно оценивала людей.

Когда они добрались до дома для душевнобольных в Ричмонде, Гарри стало совсем худо. Только отчаянная тревога за Кейт удерживала его на ногах.

Но Кейт там не оказалось. Они прошли по всему зданию, словно варвары во время разграбления Рима, оставив после себя разбуженных визжащих, напуганных пациентов и разгневанный персонал, но никаких следов Кейт они не нашли. Гарри был как безумный.

— Я возвращаюсь, чтобы поговорить с герцогиней, — мрачно заявил он.

Дрейк схватил его за руку:

— Не надо. Есть другой вариант.

Они отвезли Би в Лондон, а затем Гарри в сопровождении Дрейка и Кита Брэкстона отправились в аккуратный домик вблизи Харроу, где их приветствовала очень бледная, нервического вида, женщина, одетая в траур, которую Дрейк представил как леди Риордан.

— Существует ли другой дом душевнобольных? — спросил ее Гарри еще до того, как они сели.

Она съежилась, словно ее ударили.

— Я не… я не буду свидетельствовать против моего мужа. У него мои дети.

Дрейк взял ее руку.

— Вам не придется свидетельствовать против него. Но леди, которая помогла вам, увезли, и мы не знаем, где она.

Если это было возможно, леди Риордан побледнела еще больше.

— Я не знаю, — сказала она, истощая терпение Гарри. — Думаю, что есть. Они сказали, что тот, в который поместили меня, был… наградой.

— Вы знаете его название? Где он находится?

Она покачала головой.

— На юге. Возле моря. Это все, что я знаю.

Гарри хотелось выть от бессилия. Каждую зря потраченную минуту Кейт проводила в темноте, без единой дружеской души рядом, наедине с ужасным открытием. Слишком сильное испытание даже для Кейт, вряд ли она могла выдержать его и остаться прежней.

Бедная девочка. Она так много страдала, а он снова не уберег ее. Он должен найти ее и сделать для нее все, что может.

Кейт не знала, где она находилась. Прежде чем связать ей руки и бросить на пол ее собственной кареты, одна из служанок Глинис влила ей в рот настойку опия. Они ехали всю ночь.

К тому времени, когда они закрыли ее в комнате, где никто не мог ее слышать, она была измучена, чувствовала себя больной и находилась в полном смятении. Кейт услышала, как в двери повернулся ключ, и открыла глаза — темнота стояла такая, что она не смогла даже различить контуры двери. Было темно и холодно, пахло затхлостью. Кейт подумала, что ее темница находится под землей, может быть, у реки.

— Джордж? — позвала она, пытаясь подняться.

Мир накренился и закачался, больше не привязанный к горизонту и сторонам света. Желудок Кейт болезненно сжался. Ей нужно отыскать ночной горшок.

— Джордж, вы здесь?

Ответа не было. Она кричала, стучала в дверь — никто не шел. Она вообще не услышала ни одного звука, ничего не смогла рассмотреть и начинала думать, не ошиблась ли. Может быть, это не убежище для душевнобольных, а могила?

Ей надо выбраться отсюда. Ей надо защитить Джорджа. Надо вернуться к Би.

Надо найти Гарри. Чтобы очутиться в кольце его рук, увидеть тепло в его голубых, как небо, глазах. Поблагодарить его за то, что он вернул ее к жизни, когда она находилась на грани безумия. Даже если он не хочет этого знать, ей надо сказать ему, что она его любит.

«Пожалуйста, Гарри, — мысленно говорила она. — Найди меня. Я ошибалась. Мне не следовало ничего таить от тебя. У нас было мало времени, а я так люблю тебя. Мне нужна твоя сила, твой практицизм, твое терпение. Я не хочу просто выжить. Я хочу жить, и я хочу жить на этом свете с тобой».

Глава 25

Гарри не мог отыскать ее. Он перестал спать. Он не мог есть, он не мог ждать. Через пять дней напрасных поисков к нему заявился барон Терек, он спрашивал, что Гарри знает о пресловутой книжке. Гарри пинком выставил ничтожного чиновника из дома. К черту книжку. Пусть перебьют хоть всех государственных деятелей Британии, ему все равно. Он не мог найти Кейт, а барон отказался приставить пистолет к голове герцогини Ливингстон, чтобы узнать, где она.

Би была безутешна. Обеспокоенный этим, Гарри написал Грейс и умолял ее приехать и позаботиться о старой женщине. Трэшер часами слонялся по притонам и борделям в надежде выудить какую-нибудь информацию. «Повесы» обшаривали сельскую местность. Работающие на Диккана женщины прощупывали слуг, а Мадж вел наблюдение за домом для душевнобольных — нет ли там подозрительной активности.

Что до Гарри, то он проверял каждый след, его отчаяние росло час от часу, он совсем исхудал и стал невыносимым. Даже повар Кейт Марсель перестал есть то, что сам и готовил. Он обходил рынки, отслеживая большие закупки, которые могли бы стать ключом к обнаружению тайного убежища.

На десятый день терпение Гарри окончательно лопнуло, и он кинулся на штурм дома Ливингстонов. Но семейства в нем не оказалось. Игнорируя протесты своих израненных ребер и головы, он снова поехал в Мурхейвен. Он был на половине пути, когда услышал за собой топот копыт. Он обернулся — с пистолетом в руке, готовый палить в любого, кто попробует остановить его — и увидел, что за ним следуют все слуги Кейт и все они вооружены.

Это не помогло. Ливингстоны уехали из Мурхейвена в неизвестном направлении, оставив несколько слуг, которые обвиняли леди Кейт в том, что она опозорила семью, спровоцировав постыдное разоблачение. Они не могли воспрепятствовать Гарри, который учинил разгром в библиотеке в попытке найти «нору» священника.

Когда дверь, в конце концов, издала щелчок и открылась, обнаружив квадрат темноты, все сделалось еще хуже. Гарри думал о девочке, запертой в этом каменном мешке, неотступно думающей о том, почему ее отец не может полюбить ее. Он упал на колени и зарыдал.

«Вернись ко мне, — молил он, обхватив голову руками. — Темнота стала теперь кошмаром и для меня. Днем не лучше. Я слышу твой голос и ловлю в воздухе твой аромат. Но тебя нет, и я не могу вынести этого».

Когда Гарри в конце концов вышел из холодного, пустого дома, его уже ждали Трэшер и Финни. Трэшер помог Гарри сесть в седло, и они снова отправились в путь. Когда он захотел объехать все частные дома для душевнобольных в пределах пятидесяти миль, они молча последовали за ним.

Но он не позволил им и дальше сопровождать его. Он отослал их домой. А потом, не зная, что делать дальше, поехал в Исткорт.

Стоило ему увидеть особняк, как он уже знал, что сделал ошибку. Все становилось еще хуже. Дом, как и говорила Кейт, был прочным и уютным, не лишенным очарования. Старый дом с фронтоном, не выдержанный ни в каком стиле, с большим садом, сквозь который был почти не виден желтый, как масло, фасад. Но что поразило Гарри, когда он оказался в начале подъездной аллеи, так это чувство, что дом ему знаком.

За исключением цвета камня, Исткорт можно было принять за его собственный дом. Гарри казалось — стоит шагнуть в дверь, и он окажется в хаотическом, сумасшедшем мире знакомых комнат, где Кейт оспаривала греческих философов и выпрашивала испеченные его матерью булочки и домашнее печенье.

«Эта женщина разбивает мне сердце», — думал он, стараясь не свалиться с лошади. Как может мужчина не полюбить такую женщину? Каким идиотом он был, когда считал, что тишина лучше, чем живая жизнь с ее заботами, Кейт с ее юмором, доверием и способностью отстоять свое достоинство. Господи, какая сильная натура!

Только сейчас, глядя на дом, который она построила из воспоминаний и пристрастий, он осознал, насколько неукротимым был ее дух. Избиваемая, заклейменная, покинутая, запертая в темноту, она все равно создавала свой мир, в котором не было места мерзостям и негодяям, исковеркавшим ее жизнь.

И одному жалкому бывшему майору.

Он так любил ее. Почему он не признавал этого? Почему у него в отличие от Кейт не хватило храбрости, чтобы сказать ей это?

Он скажет. Как только он вернет ее, он скажет ей. И будет говорить до конца их дней, не важно, где они проживут их. Это больше не имеет значения. Пока с ним будет его Кейт.

Гарри вернулся в Лондон и оказался в центре самого большого скандала десятилетия. Если Глинис и не сделала ничего больше, она постаралась, чтобы история с исчезновением Кейт широко обсуждалась в обществе. Она с наслаждением мстила.

Так прошли две бесконечные недели. Гарри перестал спать. Если он пытался заснуть, то ему являлась Кейт. Юная Кейт с глазами, полными надежды, вглядывающаяся в окружающий мир, пусть она и знала, что ее ожидает «нора» священника. Зрелая Кейт — блестящая сталь, закаленная в огне бед. Кейт, которая боролась со своими кошмарами, облегчая кошмары других.

И каждый раз, когда он до рассвета лежал с открытыми глазами и слезы бежали по его щекам, тяжесть ноши становилась все тяжелее и тяжелее.

«Я люблю тебя, Кейт, — повторял он снова и снова. — Вернись ко мне».

Кейт уже не было двадцать один день, когда к Гарри явилась Элспет Хиллиард. Он как раз вернулся из очередного объезда подозрительных мест, когда мрачный Финни встретил его у дверей со словами: «К вам с визитом леди Элспет, так она назвалась».

Гарри писал ей бесчисленное число раз. Он подозревал, что его послания или перехватывались, или игнорировались. Впервые за много дней у него появился лучик надежды. Он поспешил в Китайскую гостиную. Гостья сидела там, не откидывая с головы капюшон накидки, словно боялась, что кто-нибудь из слуг узнает ее.

— У тети Кейт очень тонкий вкус, вам не кажется? — спросила она, и вид у нее был такой, словно дотронься до нее — и она рассыплется.

Гарри забыл, какая она еще юная.

— Я не могу отыскать ее, — прямо сказал он.

Элспет кивнула:

— Я знаю. Я слышала, как мама сказала, что она получила то, что заслужила. Но это неправда! — Она вдруг оказалась на ногах, сцепила пальцы. — Она не сбежала. В любом случае то была не ее вина.

— Да, — согласился Гарри, снова усаживая ее. — Не ее вина.

Элспет молча сидела, сцепив лежащие на коленях руки, слезы стояли в ее больших зеленых глазах, так похожих на глаза Кейт. Гарри сидел напротив и ждал. Кейт любила эту девушку, значит, у нее имелись на то основания. Гарри молил Бога, чтобы гостья пошла до конца. Трудно пойти против собственной семьи.

— Что вы хотели рассказать мне? — мягко спросил Гарри.

Элспет вскинула голову, и он увидел, как множество противоречивых чувств отразились на тонком личике. Бедная девочка. Раздираемая между преданностью родителям и необходимостью поступить правильно по отношению к своей тете.

Она снова опустила голову. Когда она заговорила, ее голос был таким слабым, что Гарри наклонился к ней, чтобы расслышать ее слова.

— В то утро пропала не одна тетя Кейт, — сказала она. — Пропал и кучер Том. Когда на прошлой неделе он встретил нас в Дувре, он вскользь упомянул о короткой поездке в Чатем. — Она подняла на него глаза. — Среди наших гостей не было никого из Чатема.

— Вы задумались над этим. Что насторожило вас при упоминании о Чатеме?

Глаза у Элспет стали огромными, она покачала головой, отчего запрыгали кудряшки в ее прическе.

Придвинувшись ближе, Гарри взял ее руку.

— Вы знаете, куда ваш отец заключил вашу тетю Кейт несколько недель тому назад?

Элспет отдернула руку.

— Не говорите чепухи. Зачем ему это?

— Я думаю, вы знаете, — сказал Гарри и замолчал, давая ей время подумать.

— Ее появление на свет было обременительно для всех. Но она не исчезла.

Элспет сидела уже очень долго. Гарри хотелось встряхнуть ее. Но он знал, чего этот визит может стоить ей. Она уже показала свой характер одним фактом появления здесь. В конце концов, это ее тетя, которая заслужила ее доверие.

— Много лет тому назад в Чатем была отослана наша двоюродная бабушка Агнес, — сказала девушка. — Она убила дядю Чарлза.

Гарри с трудом усидел на месте.

— Вы знаете, как называлось то заведение?

— Мои родители не могли сделать этого, — настаивала она. — Не могли.

Гарри не получил ответа, несмотря на то что слезы полились по ее щекам.

— Если я помогу вам, — прошептала Элспет, — они никогда не простят меня.

Гарри обвил ее руку своей и держал так.

— Вы знаете, Элспет?

Она помолчала.

— Роза, — наконец прошептала она несчастным голосом. — Они называют его Розой Тюдоров.

Настала очередь Гарри качать головой. Боже. Как он мог забыть? Он осторожно поднял к себе лицо девушки.

— Может быть, ее там нет. Я дам вам знать.

— Как можно скорее.

Это был первый реальный луч надежды. Гарри не хотел оставлять девушку одну в таком состоянии и препоручил ее заботам Грейс и Би. После чего, едва смея надеяться, он призвал к себе Кита Брэкстона и Алекса Найта, и они поскакали в Чатем. Прошло три недели. Ему не давала покоя мысль, что могло быть слишком поздно.

Глава 26

Они добрались до Чатема ко времени вечернего чая. День был серым, в воздухе висели мельчайшие частицы влаги, слабый ветерок понижал температуру. Здание из серого камня, стоявшее у реки, вполне могло быть переделанным из пакгауза. Но это не был дом для душевнобольных. Вывеска на стене гласила: «Работный дом Розы».

Гарри упал духом. Хуже большинства убежищ для душевнобольных, работный дом был переполнен больными, отчаявшимися бедняками, несчастными сумасшедшими и всякими сомнительными личностями. У Гарри сжалось сердце. Ее не могли поместить в такое место. Но если ее здесь не было, то где же ее искать?

Внутри оказалось еще хуже. Они даже не потрудились покрасить стены. Стены были такими же серыми, как обитатели, слонявшиеся по переполненным палатам. Свет едва проникал через высокие грязные окна. Отвратительно пахло вареной капустой. Плакали младенцы, в их жалобном плаче слышалась полная безнадежность. Кто-то выл. И все это, прислонясь к стене, созерцал огромный мужчина в сюртуке.

Гарри не собирался демонстрировать любезность. Он сунул пистолет под подбородок одной из матрон и потребовал, чтобы она отвела их к Кейт. Та заскулила, но поклялась, что не слышала этого имени. Тогда Гарри запер весь обслуживающий персонал в кабинете и повел свою команду обыскивать дом.

— Кейт! Кейт! Ответь мне!

Каждая минута, проведенная в этом месте, лишала его выдержки. Где она? Почему не отвечает на его зов?

Он уже готов был отказаться от дальнейших поисков, когда услышал возглас Кита Брэкстона. В маленькой задней комнате он обнаружил запертого Джорджа. Худой, грязный, с выражением потерянности на лице, Джордж не сразу узнал Трэшера, который не переставал изрыгать проклятия, разглядев старого знакомца.

— Джордж, где герцогиня? — приступил с вопросами Трэшер. — Джордж, ты должен сказать нам!

Джордж долгое время просто смотрел на мальчишку, он словно пытался вспомнить, как это — говорить. Когда он начал отрицательно мотать головой, у Гарри уже не было сил.

Но вслед за этим — о чудо — Джордж улыбнулся.

— Эй, Трэшер. Вы пришли, чтобы забрать нас, меня и Кейт?

Все замерли.

Джордж пожал плечами:

— Не знаю. Барнз говорит, она в таком месте, где никто не найдет ее. Чтобы она была в безопасности, говорит он. Это хорошо, да? Но я хочу домой, Трэшер. Я хочу, чтобы Кейт поехала с нами домой.

Гарри был уже за дверью. Он знал, кто такой Барнз, — скользкий человек со змеиными глазками и нервически подвижными руками, который был заперт вместе с остальными служащими. Гарри не стал тратить времени зря. Он распахнул дверь кабинета с такой силой, что она грохнулась о стену. После чего он подошел к Барнзу и сунул свой пистолет ему под нос.

— Веди меня к ней, — сказал он. — Немедленно.

Гарри только раз в жизни был в таком состоянии. Это было, когда он понял, что английская армия делала с женщинами Бадахоса после осады. В тот день он без сожаления застрелил нескольких человек из своей же команды. Барнз, должно быть, понял, что он готов повторить это сегодня. Но, вытаращив глаза от страха, он все равно качал головой.

— Ее здесь нет, — твердил он. — У нас только большой парень, потому что он может много работать. Она была бы занозой в заднице.

Страх сжимал горло Гарри.

— Куда ее дели?

— Я не знаю, и это правда! Никто не знает!

Нет, только не это. Он не может потерпеть крах. Не теперь, когда она нуждается в нем. Он обыскал все здание, как вражеское гнездо. Он запугал служащих и обитателей. Если бы Чаффи не удержал его, он бы вытряс информацию из детей.

— Где же она?

Они стояли на засыпанном галечником дворе и не видели ничего, кроме сорняков на пустыре, тянувшемся до самой реки. Обыскивать больше было нечего.

— Может быть, стоит вернуться? — предложил Кит. — За помощью.

— Нет. Она здесь. Она должна быть здесь.

— Она в самом деле здесь, — проскрежетал голос сзади.

Гарри развернулся и увидел какое-то чучело, стоявшее метрах в трех от него.

— Где? Где она? — наступал на него Гарри.

Человек отскочил, поднял руки вверх.

— Она сказала, вы заплатите, я хочу получить свои деньги.

Гарри схватил человечка за горло.

— Ты получишь петлю на шею, если не отведешь нас к ней.

Маленький человечек отбивался от Гарри.

— Тебе она нужна, и ты ее получишь. С меня хватит. Женщины никогда не закрывают рот. «Найди Гарри. Найди Гарри. Скажи ему, что я здесь», — передразнивал он грубым голосом.

Гарри опустил его на землю.

— Двигайся, живо.

Они никогда бы не нашли ее. Дверь оказалась в кладовой, раздвижная стенка была замаскирована полками. Открыв дверь, Гарри долгий миг просто смотрел в открывшуюся перед ним темноту.

Он должен войти. Он прочистил горло, вытер о штаны влажные руки. Набрал в грудь воздуха. «Пожалуйста, Бог. Пожалуйста. Пусть в этих прекрасных глазах останется свет. Пусть она будет здесь».

Стоящий сзади него Кит положил руку ему на плечо:

— Гарри?

Это было самое трудное в его жизни, но он шагнул в темноту.

Дальше оказались ступеньки, ведущие вниз. Пролет и еще половина пролета — воздух становился более холодным, более сырым, плотным от плесени и миазмов. Гарри мечтал, чтобы в его руках оказалось горло герцогини Ливингстон. Он бы придушил ее, как цыпленка. Господи, как Кейт могла выжить здесь?

Гарри открыл рот, чтобы позвать ее, когда услышал женский голос, то поднимавшийся до высоких нот, то сникавший, разносившийся эхом от влажных стен.

«Я говорила тебе, Берт, если ты просто приведешь кого-то на помощь, я заплачу тебе столько, что тебе никогда больше не придется работать на этих мерзких людей. Я уверена, Гарри выхлопочет тебе жалованье от правительства. У тебя есть важные сведения о «львах», которые нужны правительству. Берт?.. Берт? Хорошо. Меня бросил еще один мужчина. Давно пора знать. Они все одинаковые. Они остаются с тобой, пока у тебя короткие платья и шампанское. Попроси их что-то сделать, и их уж нет…»

Прежде чем Гарри отомкнул замок, все уже улыбались. Ему хотелось смеяться, кричать.

— Кейт? — позвал он, не узнавая собственного голоса.

Заскрежетал поворачиваемый в замке ключ, раздался щелчок — дверь открылась. На миг внутри установилась тишина.

— Гарри, если ты только в моей голове, уходи. А лучше — ступай за настоящим Гарри. Я здесь уже теряю терпение.

У него задрожали руки. Он открыл рот, но не мог произнести ни слова. Он бросился в дверь.

Кейт сидела на стуле, как и в прошлый раз. Но на этот раз она совсем не была потерянной. Она подалась вперед, руки на коленях, ноги расставлены, как если бы готовилась прыгнуть. Ее волосы были спутанными и тусклыми, но она явно старалась уложить их аккуратнее.

Гарри почувствовал, как слезы наполнили его глаза и потекли по щекам. В ее глазах он увидел настороженность и изумление.

— Я здесь, Кейт, — сказал он и широко раскрыл руки.

Она мигом оказалась в его руках.

— Ты в самом деле здесь! — заплакала она, пряча лицо у его шеи. — Гарри, неужели ты здесь?!

У Гарри появилось удивительное чувство, что он нашел свой дом.

— Ты так хорошо пахнешь, — радовалась она. — Но я думаю, все пахнет лучше, чем эта комната. — Отодвинувшись, она застенчиво улыбнулась ему. — Я старалась держать ее в чистоте. Ты бы удивился, узнав, как редко в этом заведении можно увидеть хороший кусок мыла. Привет, Кит, Чаффи. Трэшер, ты снова вырастаешь из своей униформы.

Кейт стала совсем легкой. Он мог бы пересчитать ее ребра. Ее волосы напоминали крысиное гнездо, и невозможно было не заметить, что она давно не мылась. Гарри было все равно. Никогда он не держал в своих руках более драгоценную ношу.

Он взял в ладони ее лицо.

— Скажи мне, что с тобой все в порядке.

Кейт улыбнулась — Гарри никогда не видел более сияющей улыбки.

— Я кое-что узнала, Гарри. Ты был прав: мне надо быть готовой ко всему. — Глаза ее расширились, она неуверенно продолжила: — Гарри, ты плачешь.

Он с такой силой стиснул ее, что чуть не задушил. Он чувствовал, как бьется ее сердце. Ему нужно было слышать ее голос.

— Кейт. Помнишь, помнишь, как ты сказала, что любишь меня?

Она замерла, боясь упустить что-то важное.

— Да, конечно. Помню.

Гарри услышал позади себя шаркающие шаги.

— Ну… уф, я подожду во дворе, — крикнул им Чаффи.

Гарри не слышал его. Он был поглощен ощущением Кейт у себя на руках. Все страхи, колебания, нерешительность исчезли. Она находилась там, где ей надлежало быть. Не важно, сколько они проживут и чем будут заниматься, важно только то, что они будут делать это вместе.

— Кейт, я был глупцом. Я боялся. Меня так долго преследовали кошмары, что я не понял, когда меня посетило чудесное сновидение. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. Я продам свои инструменты и займусь тюльпанами. Я отпишу Исткорт тебе и отправлюсь путешествовать. Я сделаю все, что ты захочешь, если только ты тоже любишь меня.

Он услышал странные звуки и не знал, смеется она или плачет.

Кажется, она и смеялась, и плакала. Откинув голову, Кейт смотрела на него так, словно он был утренним солнышком. Потом рукой вытерла слезы.

— В последнее время я много думала о путешествиях. Я хотела бы увидеть Индию. И Венецию, и Америку, и Португалию. Но я не могу просто бросить все, забыв про свои обязанности.

— Как ты относишься к тому, чтобы вместе обдумать это?

Гарри мучительно ждал ответа. Он знал, что согласится на все, что она захочет. Ему нельзя без нее, ему нужен ее юмор, ее храбрость, ее поразительная способность избавлять от ночных кошмаров. А ей нужна его сила, его постоянство, его забота.

Он уже не мог выносить ее сомнений.

— Прости меня, — сказал он. — На этот раз я так старался отыскать тебя.

— Я знаю. Я не сомневалась, что ты будешь искать меня. — Вдруг в ее голосе появилась неуверенность. — Кем бы я ни была, я знаю, ты больше никогда не нарушил бы слово, которое дал мне.

— Что ты хочешь сказать? — яростно оборвал он ее. — Ты моя жена. Моя любовь. Моя героиня.

Когда она заговорила, в ее голосе звучали сомнение и дерзость одновременно.

— Гарри, я незаконнорожденная.

Ему захотелось взвыть от боли за нее. Но он знал, что для нее это был бы самых худший вариант. Так что он поцеловал ее в лоб, глаза, нос.

— Ты возродила Исткорт, основала приют для сирот и дала приют самым подозрительным оборванцам, каких я когда-либо встречал. Разве что-нибудь из этого изменилось?

Не отрывая от него глаз, Кейт покачала головой, ее глаза оставались широко распахнутыми, в них еще оставалось сомнение.

— Такой я и полюбил тебя, — сказал он, — тебя, а не твое происхождение. Я знаю, с обществом возникнут проблемы. Но с тобой мне хорошо и без него.

Ее смех прозвучал резко.

— К черту общество. Я смотрю на это как на способ определить, кто мой настоящий друг, а кто нет.

Он прислонился лбом к ее лбу.

— Я прошел проверку?

Мягкая открытая улыбка стала ответом.

— О да. Отвези меня домой, Гарри.

Поздно вечером, когда остальные обитатели дома уже улеглись, Гарри и Кейт, усталые, лежали, обняв друг друга.

— Погаси свечи, Гарри, — попросила она. — Пришло время для нового эксперимента.

Гарри поцеловал ее в лоб. От нее исходил запах, похожий на франжипан.

— Какого эксперимента?

Кейт провела пальцами по его груди, отчего появилось восхитительное ощущение жара.

— Если я скажу тебе, что ни о чем не могу думать, кроме как о путешествии вместе с тобой, ну, может быть, еще о том, как мы будем растить наших детей здесь, в Исткорте, ты будешь любить меня сейчас в темноте?

Это предложение оказало мгновенное действие на его мужское достоинство. Потеревшись щекой о ее щеку, Гарри поднялся, чтобы погасить свечи в канделябре. Комната погрузилась в темноту.

Гарри ничего не видел, но он чувствовал Кейт. Слышал биение ее сердца и ощущал исходившее от нее тепло. Он знал, что она улыбается; он хотел, чтобы она смеялась. Чтобы вздыхала, и хихикала, и стонала, чтобы ее тело трепетало в предвкушении, а потом содрогалось в оргазме. Гарри взял ее за грудь и обнаружил, что в темноте это еще более восхитительно.

— Мне кажется, нам следует практиковать это, — пробормотал он, наклоняясь и целуя ее. — Есть что-то очень соблазнительное в любовных занятиях в темноте.

Кейт выгнулась навстречу.

— Прекрасная мысль. А какие еще позы советовал Овидий?

Эпилог

Венеция

Двумя годами позже

Кейт знала, что никогда не устанет от Италии. Стоял октябрь, однако ветерок, шевеливший муслиновые занавески, был теплым. Воздух наполнился запахами моря, цветов, пряностей. Из открытого окна доносились всплески воды от проплывающих мимо гондол. Иногда кто-нибудь из гондольеров пел, и приятное пение добавляло красок в мягкое очарование ночи.

Кейт лежала в кровати с балдахином в дорогом номере, оформленном в зеленых и золотистых тонах. Комната освещалась люстрой из муранского стекла, розовые, зеленые и белые подвески красиво спускались с потолка. Одетая в неглиже, которое вызвало бы негодование ее мужа, она читала Байрона и ждала возвращения Гарри после встречи с архитектором дожа.

Кейт никак не могла привыкнуть к красоте этой страны и дружелюбию ее жителей. Венеция оказалась пригрезившейся фантазией. Она дремала на воде, похожая на расплывшийся свадебный торт. Разрушающаяся, причудливая, медленно опускающаяся в море, Венеция была самым романтическим городом из всех виденных ею.

Кейт улыбнулась, вспомнив о соглашении с Дикканом. Исткорт стал их домом. Гарри теперь даже конструировал теплицы для выращивания цветов. Но без их совместных путешествий муж захандрил бы. Ему необходимы были здешние виды и звуки точно так же, как ей — земля Исткорта. Его глаза загорались при виде каждого интересного здания. Голубая мечеть в Константинополе привела его в полный восторг.

Тем не менее, лето им придется провести в Англии. Крошечные дети плохие путешественники. Кроме того, им надо быть на свадьбе Элспет. Бедной девушке пришлось отложить свадьбу, чтобы оплакать свою мать, ставшую жертвой несчастного случая на охоте. Кейт понимала, что ей пристало бы опечалиться. Никто не должен умирать в таком молодом возрасте. Но в действительности она почувствовала облегчение. Ей невыносима была мысль, что после суда ее семья стала бы пользоваться дурной славой. Даже Эдвин, каким бы несносным он ни был, не заслуживал такой участи — иметь жену-предательницу.

Кейт радовалась, что все плохое осталось позади. Единственный кошмар еще преследовал ее — она просыпалась в холодном поту от страха, что все еще находится в заточении. Но, слава Богу, каждый раз она ощущала руки Гарри, а его голос успокаивал ее.

Кейт удивило, насколько ей понравилось путешествовать. Европа, и Левант, и пронизанные солнцем Карибские острова. Однако больше всего ей понравилась Индия. Она не только полюбила страну, у нее там осталось что-то дорогое ее сердцу. Ее милая Грейс и ее любимый кузен Диккан нашли дорогу друг к другу, и Кейт с Гарри навестили их, помогли обустроиться на новом месте — Диккана перевели на дипломатическую службу в Калькутту.

Кейт скучала по ним, но знала, что будет их навещать. Диккан хотел, чтобы его дети знали своих сестер и братьев. Кейт пыталась напомнить ему, что они не являются кровными родственниками, но тщетно. Так что они оставались кузеном и кузиной. Кейт и Гарри были желанными гостями в Калькутте, их ждали в гости с малышами на руках.

Что касается Би, то эта почтенная леди за последние два года стала невероятно смелой. Разве кому-нибудь могло прийти в голову, что она будет совершенно счастлива, покачиваясь на спине верблюда в Каире или кружа по запруженным людьми улицам Калькутты во время праздника огней? Ее известность в качестве эксцентричной особы грозила затмить известность Кейт.

Кто-то робко поскребся в дверь. Кейт удивилась.

— Войдите!

Она не смогла удержаться от улыбки. Вошел Мадж — одетый в обычную для Индии белую одежду и в сопровождении высокого, болезненно худого итальянца с влажными черными глазами и рябым лицом. На лицах обоих было написано бессмысленное обожание, которое Кейт видела на лице Элспет, когда та смотрела на своего жениха.

Мадж уже спрашивал, нельзя ли будет его новому другу Тони присоединиться к ним, когда они будут уезжать. Кейт с готовностью согласилась. Для нее было облегчением увидеть, что Мадж нашел свое счастье. Она хотела, чтобы он нашел кого-нибудь, кто любил бы его.

— Синьора, — с поклоном приветствовал ее юный итальянец, — у вас есть все, что нужно на ночь?

— Кроме моего мужа. Вы не видели его?

— Он здесь, — произнес Гарри, возникший позади них. — Мадж, позаботься о гондоле на девять часов. Мы едем в Сиену.

Глядя на мужа, одежда которого состояла только из свободных брюк и льняной рубашки, Кейт откинулась на подушки.

— Нам надо уезжать? Мне нравится здесь.

Гарри ухмыльнулся.

— Би хочет купить винодельню.

Кейт засмеялась.

— Она купит. Ну, винодельню, по крайней мере, нельзя доставить в Исткорт. У наших людей достаточно хлопот с пантерой.

Пока Гарри, улыбаясь уже по-другому, шел к ней по гулкому мраморному полу, молодые люди испарились из комнаты. Она этого не заметила. Она была слишком занята созерцанием света, окружающего Гарри. За время путешествия его волосы выцвели, стали почти белыми, а его кожа потемнела.

— Гарри, ты, должно быть, перегрелся, — сказала она, забрасывая руки за голову. — Мне кажется, тебе пора отдохнуть.

Нетрудно представить, что на это сказал Гарри. Его глаза потемнели. Предвкушая дальнейшее, Кейт тоже улыбалась чувственной улыбкой.

— Буду счастлив, — сказал он, склоняясь над ней. — После того как поприветствую поросеночка. Позаботься там о себе, паренек. Ты знаешь, какова твоя мамочка.

Кейт шутливо стукнула его по голове.

— Мой ребенок любит меня.

Гарри поцеловал ее.

— Я тоже. — Он стянул с себя рубашку. — Не говори мне, что тебе холодно, — сказал он.

Кейт невозмутимо наблюдала за ним. В конце концов, это ее право. Гарри принадлежал ей; он часто повторял ей это, и она верила ему. Она доверяла ему. Она хотела его.

Чувственно, как кобра, поднимающаяся при звуках флейты, Кейт встала на колени, взялась за подол платья из мягкого золотистого шелка и начала стягивать его. Она услышала, как у Гарри перехватило дыхание. Она не отрывала взгляд от его тела. Живот, грудь, руки, шея. Боже, как она любила его шею. Она могла бы целыми днями исследовать языком, как она пульсирует.

Она с удовольствием пронаблюдала игру его мышц, когда он поднял руки, чтобы сбросить рубашку, и не отвела глаз от того места, где бугрились его брюки. Ей никогда не надоедало видеть, как он хочет ее. Ей никогда не надоедало соблазнять его. С той первой ночи, когда Гарри овладел ею в темноте, шепча нежные слова, она забыла о страхах. Темнота стала очень уютной, а ее шрамы теперь стали предметом гордости. Она выстояла. Они оба выстояли. И в награду они дарили друг другу любовь и заботу.

— Нет-нет, — поддразнивала она его, — я не уверена, что ты уже достаточно остыл, Гарри. Эти брюки, должно быть, тесны тебе.

Гарри задышал чаще. Его руки лежали на поясе у застежки. Сердце Кейт набирало скорость и посылало кровь быстрее течь по жилам. Она шире расставила ноги, чтобы почувствовать, как воздух охлаждает сок, который начал собираться между ее ногами.

— Иди сюда, — горловым голосом произнес он.

Прежде, когда она еще не узнала Гарри снова, она бы рванулась прочь. Больше никто не говорил Кейт, что ей надлежит делать. Это было до того, как Гарри научил ее радости давать и получать. Соблазнять и бросать вызов. Она медленно встала и молча пошла по мраморному полу. Приблизилась к нему настолько, что ее груди уперлись в его грудь. Оказавшись в таком положении, она расстегнула его брюки и запустила руки внутрь.

Ее окатила горячая волна, она дрожала от нетерпения. Она знала, что ее руки дрожали. С улыбкой, древней, как грех, она наклонилась и положила подушку у ног Гарри. Потом, спуская с него брюки, она опускалась вместе с ними, пока не оказалась перед ним на коленях.

Она втянула в себя воздух. Было что-то первобытное в запахе возбужденного мужчины, особенно Гарри. Соль и мускус, мощь и грация. Кейт наклонилась и потерлась щекой о его пенис. Он дернулся, тяжело дыша. Она хихикнула.

— Ты же хочешь, чтобы я делала это? — спросила она.

Вот поэтому она любила делать это. Потому что Гарри никогда не ожидал этого. И был благодарен.

— Только если ты позволишь мне отплатить той же монетой.

Кейт могла бы поклясться, что внутри у нее все таяло. Она могла бы поклясться, что уже чувствует шершавый язык Гарри и чудесный атлас его губ на своей самой нежной плоти. Она наслаждалась его стонами, тем, как выгибалось его тело, как его руки погружались в ее волосы и все сильнее притягивали ее к себе.

— Ты убьешь меня, — стонал он, откидывая голову назад.

Она окинула его взглядом, мышцы и сухожилия, все великолепное тело, — его глаза были закрыты, губы сжаты. Она получала удовольствие от ощущения своей власти все время, пока стояла перед ним на коленях. Еще больше ей нравилось достигать точки, когда он больше не мог выдержать. Он внезапно отпрянул, поднял ее и бросил на кровать с такой силой, что она подскочила. Издав горловой звук, Гарри взобрался на нее, раздвинул ее колени и вошел в нее.

Кейт почувствовала себя раздавленной, избитой, захваченной врасплох. Она посмотрела вверх, увидела жестокую необходимость на лице Гарри и вступила в бой. Она отказывалась легко уступить ему. Она обхватила руками его ягодицы и потянула к себе. Она упиралась ногами в кровать и приподнималась, впечатываясь в него с той же силой, с которой он входил в нее, пока ее тело не стало скользким, голос высоким и неистовым.

— О Боже, я люблю тебя, — простонал он в ее ухо.

Кейт положила голову ему на грудь, туда, где стучало его сердце.

— Я тоже люблю тебя.

Она улыбалась, насыщенная. Он нуждался в ней. Любил ее. Хотел ее. И она, воскресшая из темноты, хотела его столь же неистово. Столь же нежно. Сгустились сумерки, она обвилась вокруг Гарри и лежала, засыпая.

Sic itur ad astra.

Таков путь к звездам. 

1

«Земляничные листья» — титул герцога (по эмблеме в виде земляничных листьев на герцогской короне).

2

Прозвище принца-регента.

3

Имеется в виду роман Анны Радклиф «Тайны Удольфского замка».

4

Мудрый муж не станет мочиться против ветра (лат.).

5

Старый Носач — прозвище герцога Веллингтона.

6

Maria de los Dolores (исп.) — Дева Мария Печалей.

7

Никаких следов обратно (лат.).

8

«Нора», убежище священника — потайная комната в церкви или в замке, где укрывались католические священники во время преследования католиков.

9

Здание в Лондоне; по традиции там несут караульную службу гвардейцы Королевского конногвардейского полка.

10

Нетитулованное лицо (в отличие от пэра).

11

Атакой французов на замок Угумон началось сражение при Ватерлоо.

12

Древнескандинавский воин, отличавшийся невероятной яростью в бою.

13

Патриотическая песня шотландцев на слова Р. Бернса.

14

Сражением при Мон-Сен-Жан французы называли битву при Ватерлоо.