Книга: Спин связующий



Спин связующий

Спин связующий


Спин связующий


Сергей Панченко

 

 

 

 

Спин связующий

Пространство времени


«Хроники Времени» книга 8


Поток времени – это поток Творящей Живы. Источающий её свободно перемещается в пространстве времени. Стань им.


Балаклея

Издательский дом «Балдрук»

2013


ББК 84 (4Укр) - 44

П-16


ПАНЧЕНКО С. Е СПИН СВЯЗУЮЩИЙ.Издательский дом «Балдрук», 2013 г. — 164с.

 

isbn 978-966-------

ISBN 978-966-2138-26-9


Восьмая книга цикла «Хроники Времени»

Метагалактике, как любому организму, присущи обменные процессы, только происходят они и воспринимаются иной мерой. Через спин связующий вихрь времени из своей меры и скоростей  перетекает в пространство, постепенно замедляя вращательное движение, переводя его в движение поступательное, доводит до скоростей, соответствующих мере пространства. А отработанный материал выходит из пространства через так называемые черные дыры. Весь этот процесс мы воспринимаем как поток событий. Входя в различные течения этого потока, герои книги оказываются втянутыми во внутреннюю игру пространственно-временного континуума. Но, самое главное, им открывается знание договора-соглашения между пространством и временем, становятся известны постулаты времени.


ISBN 978-966-2138-26-9


ББК 84 (4Укр) - 44


Панченко С. 2013

 

от автора


Для того чтобы выйти на путь развития интеллектуальных и иже с ним способностей, необходимо осознать данную нам реальность как условия развития внешние и внутренние. Ведь никто не будет отрицать, что разные люди в одинаковых условиях добиваются разных результатов – это следствие различия наработок и использования внутренних ресурсов. Но, с другой стороны, итог деятельности одного и того же человека в разных условиях тоже различен – это результат действия внешних факторов. Остановимся на понятии дома как сфере неких условий жизни, причём, по возможности, всеобъемлющих и благоприятных, и создадим два образа.

Первый образ – это образ Дома Матери, внешней природной среды обитания человека. Природа-Мать. Естество жизни. Культура бытия. Физическая, биологическая, проявленная, воспринимаемая органами чувств среда обитания физического тела человека, а также эмоционально-чувственная, ментальная среда и весь наработанный опыт жизни в ней. Сфера внешней жизнедеятельности. Но во Вселенной всё так же, как и в обычной жизни: у вселенского человека существует не только Мать, но и Отец, и условия отцовские складываются в Доме Отца. Вот теперь не мешало бы вспомнить философские категории: сознание и бытие, возможность и действительность, форма и содержание...

Второй образ – Дом Отца, внутренняя природная среда обитания естества человека, дающая возможность внутреннего развития частей человека, которыми он выражает Отца. К ним как раз относятся Разум, Интеллект, Сознание, Соображение, Душа, и сам Образ Отца, и Ум, и Сердце, и ещё много явленных Отцом качеств и способностей, данных человеку в развитие. Точно так же, как мы не можем отрицать внешних условий и факторов развития, мы не можем отрицать и наличие внутренних частей, поскольку видим результат их деятельности.

Почему же тогда столько споров об отношении бытия и сознания, о существовании тонкого мира? Всё зависит только от ракурса взгляда. Например, человек разумный с позиции Дома Отца – это тот, кто смог выразить собой Разум как качество Отца, а с позиции Дома Матери – наработал это качество эволюционным развитием. И, действительно, нужно было наработать такую глубину восприятия, тонкость различения, применимость качества в физическом выражении, когда начинают стираться грани между двумя подходами. Произнесите фразу: «Одухотворение материи» и различите проживание: это дух вошёл в материю или материя разродилась духом, или это результат их совместной деятельности, или материя, сама являясь творением Отца, изначально была потенциализирована на одухотворение?

Это важный момент, поскольку оставаясь во внешнем восприятии, в признании только материнского пути развития, мы не сможем войти в четвёртую мерность, глубину, и преобладающая часть данных нам возможностей останется неиспользованной, неразвитой, вернее, она будет развиваться только материнским путём. Хотите знать, какая часть? Хотите получить хоть примерное различение возможностей? Это возможности одномерной линии по сравнению с плоскостью, это возможности двумерной плоскости по сравнению с объёмом, точно так же, как возможности трёхмерного объёма по сравнению с четырёхмерностью. Вы скажете, а как же наше трёхмерное пространство? Правильно! Это всего лишь проекция большей мерности, жизни иных масштабов. И мы многомерность не воспринимаем только потому, что неспособны менять точку зрения, не можем оторваться от линейности действий, от плоскостных или поверхностных суждений, от объёмных привязок. Чтобы войти в многомерность, надо потрудиться. Чтобы быстрее войти, надо развиваться гармонично условиями и Дома Матери, и Дома Отца. Человек – это Подобие Отца в единстве с Образом Отца. А теперь активируйте сознание и проживите: не иметь подобия – это всего лишь быть бесподобным, вроде даже и неплохо, но как-то неопределённо; а вот не иметь образа – быть безобразным, проживается болезненно. Это и есть болезнь, распознать которую можно только самим Образом Отца, если стяжать его у Отца в Доме Отца. Именно с этого момента начинается иной образ развития, появляется полнота жизни. Надо разорвать порочный круг: не делаю, потому что не понимаю зачем, а не понимаю зачем, потому что ни разу не сделал, не прожил, не увидел отличия. Сознание человека может изменить его бытие, но Матери приходится усложнять бытие, чтобы воздействовать на сознание. Возможности вполне потенциально достаточны, чтобы изменять действительность, но обычно только доведённая до абсурда действительность подвигает нас на поиск новых возможностей. Постоянный поиск новых форм – это ещё и скрытый за этим поиск нового содержания.

На этом можно завершить формирование образа Дома и дать поработать интеллекту, разуму, сознанию, соображению. Самое радостное во всём этом, что Путь развития давно намечен Отцом, и всё лишь в свободе воли человека. Здесь уже никто никого не вправе тянуть за шиворот. Каждый сам избирает время и маршрут, по которому движется. Стучите, и вам отворится, просите, и вам дано будет!

«Спин связующий» – это увлекательное путешествие условиями двух Домов, в котором у героев книги нарабатывается, развивается способность более глубокого проживания, видения, восприятия процессов жизни, жизни не сироты, а человека из полноценной семьи, где есть и Отец, и Мать. Всё остальное – просто мелочи жизни.

Я благодарен всем, кто в мире видимом и в мире, видимом ещё не всеми, помогал мне в работе над книгой. Я благодарен Отцу за мир, в котором живу, благодарен Владыкам Кут Хуми Фаинь, ведущим меня, за помощь в прохождении Пути...

Сергей Панченко

 

 


Часть 1


Выбор


– К сожалению, нет возможности восстановить всю картину полностью, поскольку не все её фрагменты сохранились, но и даже то, что осталось, весьма впечатляет, – показавшись в дверях, произнёс толстячок, видимо, заканчивая с кем-то разговор, и поправил очки. Затем он закрыл за собой дверь, прошёл к креслу, уселся в него, поднял правую руку, выпрямил указательный палец определённо вверх и продолжил:

– Забудьте всё, о чём вам говорили раньше. Забудьте о тех, кто вам говорил. Забудьте о себе, о своих суждениях и планах, устремлениях и ограничениях. Даже имена вам надо выбрать себе новые, которые будут соответствовать заданию. Мне самому предстоит проделать то же самое. Ваша группа уже не существует здесь, о ней ещё не знают там, а моя задача подготовить вас к переправе. Пожалуй, начнем с деконцентрации и назовём этот процесс перетеканием в растворённость. Да, вынужден, но без какого-либо даже намёка на насмешку или прочие неприятные нотки, предупредить вас или, вернее, поставить в известность, что из пяти предшествующих групп до экзаменационного момента добрались только два человека. Так что знакомиться пока не будем. И, кстати, может быть, я выгляжу не совсем совершенным, зато я пока единственный такого рода проводник.

Предоставление свободы самовыражения телу, как особой реальности, позволяет установить...

– Быть «за» не так уж плохо. Согласен? – какое-то время она смотрела, не мигая, сквозь него, потом сфокусировала взгляд на нём и продолжила, – ничего умнее не придумали, как назвать это деконцентрацией. Назвали бы плавающим восприятием или рассеянным вниманием. Ты, кстати, выбрал уже себе имя?

– Выбрав имя, становишься избранным, именитым, или именным?

– Так ты против или за? – переспросила она, не обращая внимания на его словоблудие.

Илиаз... Заили, – пытался подобрать он имя.

– Не подбирай, само придёт, само тебя выберет...

С группой происходило что-то странное. Часть её, а именно та, которая сидела неподвижно и пыталась войти в особое состояние, стала прозрачно-призрачной и, в конце концов, растворилась. Остались только те, кто обменивался, казалось бы, ничего не значащими фразами, как эти двое, пытавшиеся подобрать имена...

– Всё, что осталось от группы? – произнёс толстячок, когда снова зашёл и, поправив очки, добавил:

– Восемь на втором – это не самый плохой результат. Итак, «где двое во имя моё...». Вот вы, двое, добравшиеся до первого экзамена, если вы сейчас исправитесь и завершите поиск имени своего, вы пройдёте дальше, и мы начнём знакомиться.

– Да, надо было сразу определиться, что во имя Отца, который предстаёт Образом и несёт Истину. Обрис, – представилась она.

– Хорошо, Обрис, а второй?

«Всё было похоже на какой-то виртуальный спектакль, но группа уменьшилась вполне реально, а досмотреть действо до конца хотелось бы», – подумал он, и, не заботясь о последствиях, произнёс:

– За образом идёт слово, Слово Отца. И Словом Его разворачивается жизнь. Пусть будет Слоот, – выбрал он.

– Слоот и Обрис, хорошо, теперь вы оба соответствуете первому условию и продолжаете свой путь. Ваше новое задание: выбрать между Вселенной и Универсумом, пока я займусь остальными.

Пространство свернулось клубочком и покатилось, разворачиваясь нитью, нитью рассуждений, по которой они шли вдвоём, пока ещё в пустоте.

– «Обрис» – это ты хорошо придумала, – радовался продолжению Слоот, – знаешь, ведь каждый новый проект поначалу кажется диким, а потом ничего, обрастает смыслами и становится вполне цивилизованным. Теперь надо постараться забыть свои прежние имена и привыкнуть к этим, специальным.

– Не о том думаешь, Слоот. В новом задании возникнет очередная дверь, сквозь которую предстоит пройти, пока ещё на пути «не знаю, куда», – озабоченно произнесла она.

– Что там выбирать, если в последних Стандартах Вселенной и в помине нет, а Универсум есть, – продолжал радоваться Слоот, – к тому же Вселенная – она, материя, а Универсум – он, огонь.

– Глупый ты какой-то мне попался, надо было кого другого в напарники разговорить, – тоже пошутила она.

– Хорошо, давай серьёзно. Вселенную человечеству преподнесли, когда главой соответствующего отдела кто был? А! То-то и оно. А потом оказалось, что через это хорошее слово вселения-подселения могут происходить да всё больше в одностороннем порядке. Ведь не случайно Вещая Селена – лунная богиня. В общем, лично я против того, чтобы в меня кто-то мог вселяться. Другое дело Универсум: вроде, тот же самый космический объект, но звучит как союз или уния веры с умом, опять же: универсальной материей. И, вдобавок, это слово содержит в себе принцип компактификации, как и человечество: че-ство или цивилизация: ц-ия.

– Согласна. Универсум вообще в две буквы компактифицируется: У-м.

– Вижу, всего две пары сумели определиться, – произнёс толстячок, когда снова зашёл в класс, – ну, да это и хорошо, всё равно, только две задачи перед нами поставлено. Однако же, кому-то придётся идти без проводника.

Далее он начал описывать условия и возможные трудности предстоящей работы.

«Зачем всё это? – думал Слоот, – всё равно наверху всё уже решили, взвесили, состыковали, стабилизировали. А что, ведь у них время течёт по-другому. Нет, риск, как всегда, есть, но кроется он совсем не в тех...».

– Эй, прибыли, включайся, – Обрис похлопала перед самым его носом в ладоши, – думаешь, мне хотелось всё выслушивать?

Серебристый костюм практически сливался с кожей её лица. Ресницы то и дело смыкались и размыкались, при этом между ними возникало силовое поле множеством нитей.

– Садись и считай, что тебе повезло. В трёх предложениях ты узнаешь обо всём, что говорилось целых три часа. Итак, мы находимся на своеобразной планете, которая только-только осваивается. Её параметры ещё очень долго будут вводиться в комфортный для человека диапазон условий, и тогда состоится массовое заселение. А сейчас тем, кто здесь работает, приходится терпеть массу неудобств как внешних, так и внутренних. Всё, три предложения закончились, – Обрис весело посмотрела на недоумевающего Слоота и поменяла тему разговора, – тебе серебристый цвет очень идёт. Ты какую практику проходишь по программе? Или ты уже служащий? А, может, сотрудник?

– Кажется, «Пассионарность Престола Причин Самореализации», – ответил Слоот на первый вопрос. – А какое это имеет значение?

– Самое прямое, – уверила Обрис, – поскольку я прохожу «Безмолвие Веры Синтеза Знаний и Силы», то мы с тобой попали. И как мне раньше-то в голову не пришло спросить? Всё из-за дурацкой деконцентрации.

– Ты что, боишься восьмеричной растяжки, что ли? Так зато получим максимум возможности.

– Это тебе с пятой позиции так всё видится, – не разделяла его оптимизма Обрис, – вот проживёшь пару аматических трансформаций, тогда по-другому заговоришь.

На них опустился Зал Осуществления и Реализации. Сразу же проявилась вся команда: человек сорок. Наступило безмолвие. В центре проявился Мастер.

– Команда сборная. Это обусловлено сжатыми сроками и отсутствием специалистов соответствующего класса, что в свою очередь предвещает большой отсев. Ваша форма – тоже вынужденная необходимость. Многим она привычна, но многие чувствуют в ней себя ограниченно. Зато она позволяет применить вполне высокотехнологичные разработки, некоторые из которых тоже экспериментальные. Завтра у вас будет день свободного самоопределения, который позволит распределить всех по секторам работ в последующем. А сегодня обустраивайтесь и отдыхайте в главном корпусе. Номер комнаты указан у каждого на рукаве костюма. Завтра в семь вечера общий сбор здесь же.

Мастер вышел. Слоот посмотрел на свой рукав. Обрис тоже. Там значилось: 5-12.

Когда Обрис и Слоот вошли в свой номер, там уже было два человека. Один из них молчал, откинувшись в кресле, второй что-то говорил. Обернувшись к вошедшим, он представился:


Болтун-находка


– Бона. Присаживайтесь, нам надо многое обсудить, чтобы завтра не попасть впросак. Кстати, предлагаю быть предельно откровенными. Это сэкономит и время, и все составляющие потенциала, данного нам в пользование. Я уже не первый раз в подобном участвую и могу поделиться своим опытом. Всё не совсем так просто, как может показаться на первый взгляд.

Обрис и Слоот заняли два соседних кресла и вели себя, как зрители на спектакле одного актёра: в диалог не вступали. Боне как раз это и надо было. Он спокойно разыгрывал свой сценарий один.

– Так вот, мастер скуп на слова, поэтому и не уточнил, что под формой подразумевается многое: и человеческая форма, и защитный костюм, и модифицированная кожа, и форма развития событий тоже.

Вот, например, знаете ли вы, что людей здесь чуть больше половины? Остальные только преображены в человеческую форму. Но разумны, скорее всего, все, иначе совсем жёстко получилось бы. В одном номере обычно селят близкие виды, поэтому здесь можете расслабиться. А вот завтра, на открытой местности, понадобится максимальная концентрация. Хоть человеческая форма многое обуславливает, но акцентуации будут различные, вплоть до патологий. Нет, завтра, конечно, те, кто не сумеет удержать себя в форме, отсеются. Но не факт, что естественный отбор с целью ускорения и повышения компетентности тоже не запрограммирован. В прошлый раз мы одной трети не досчитались после дня самоопределения.

– Я только одного сообразить не могу, – продолжал Бона, – раньше мне всегда отказывали, когда я Делс хотел взять напарницей, а то вдруг сами рекомендовали. Представляете? Одномерку – и на восьмую ступень сложности! И дело даже не в том, что трудно ей будет, ведь я рядом, но восемь форм восприятия за такой короткий срок осилить практически невозможно. Ведь она проективно всё воспринимает, не сами события даже, а как бы их след. Не последствия, не малую вариативность, не отражение! Ей и имя поэтому такое утвердили по моей просьбе.

Я уже и так, и так пытался раскрутить, ухватить нить замысла. Ну, вот, к примеру, может, с ней проще что-то отследить будет? Или для неё не такие опасные последствия могут быть? Ведь какую-то цель они преследуют? Волнуюсь я: вдруг не услежу.



Хотел просить вас мне помочь, втроём всё же сподручнее оберегать. А я вам всем, чем могу. Любую информацию, любые, самые последние разработки. Хотите, расскажу про серебрение кожи, и по каким параметрам эта техника может дать сбой в надёжности? Ведь всё имеет свои пределы, свой рабочий диапазон, который определяется естественностью взаимодействия с природой. А какая здесь природа? Правильно, никакой. И все, кому ни лень, через день начнут с ней экспериментировать, считая, что их точка зрения самая правильная.

Вы скажете: «А как же командность, иерархичность, целесообразность и прочие гарантии безопасности?» – то-то и оно, что это всё будет после того, как мы отработаем их в конкретности к данной планете на данном же этапе. Мы или, вернее, на нас определится точка отсчёта во многом. Потому и столько степеней защиты на этом этапе.

Вот вы думаете, что я болтун? Правильно думаете. Я не просто болтун, я болтун-находка, и имя себе специально такое взял, основываясь на опыте прошлых экспедиций.

Я ведь вам сразу сказал, что чем в большем количестве вопросов мы сумеем сейчас определиться, тем с более высокой отметки завтра стартуем. Хорошо бы опередить неблагонадёжных на дистанцию достаточную.

Вам надо сменить имена, пока вы их не озвучили. Так вы получите преимущество, о ценности которого скоро узнаете сами. Это не будет обман, ведь вам говорили всё забыть, даже свои имена? Вижу по глазам: говорили. Значит, вы следуете инструкции. И если при переходе была утечка информации, сменив имя, вы тем самым упредите возможное несанкционированное проникновение.

«Бона много повидал и многое готов вспомнить, потому что это в его интересах», – так могла бы сказать Делси, но переход для неё был труден, и она набирается сил. Пожалуй, это небольшое изменение в имени ускорит её продвижение к многомерности. И, к тому же, имя Делси – более открыто и мелодично, чем Делс. А это важно во взаимоотношениях в день самоопределения. Вы потом это сами оцените. Своё имя я намеренно менять не буду: возьму удар на себя. Я его настолько изучил и разработал, что представляю собой многоуровневую западню для недоброжелателей.

Помню, как-то были мы на раскручиваемой планете. Ничто, казалось бы, не предвещало перенапряжения: всего лишь третье универсумное ускорение, приложенное к определяющему материю спину. Но! Неожиданно сработал эффект перехода на внешний поиск.

Бона посмотрел на Слоота, заподозрив, что тот ничего не понимает. Однако тому хватило миллисекундной паузы, чтобы стереть со своего лица недоумение. Вот и первая выгода серебрения – задержка чувственных эманаций.

– Да, – продолжил Бона, – ты убедился, что только что мы поддались этому самому эффекту и переключились на внешнее. Казалось бы, ничего особенного в этом нет, но то лишь в обстановке нашего уединения, в условиях единения. Завтра на открытой местности всё совсем по-другому будет выглядеть. Так вот, возвращаясь к спину. Если его рассматривать не просто как первый огнеобраз, а ещё и как условие для возникновения огнеобраза второго, то получится интересная картинка. Спин физический, как самый маломерный и приторможенный, представляет собой некий след посещения временем пространства. Это как первое событие, совместное бытие, без которого пространство спит, свёрнутое в ноль-мерность. Оно невидимо.

Спин времени, как вихрь играющий, проникает в него изнутри и мгновенно выскакивает за пределы. Но стоит ему чуть замешкаться, как ноль-пространство выворачивается наизнанку и становится пространством бесконечным. Спин времени от неожиданности, не видя выхода, сворачивается в тор, замыкается на самого себя и самооплодотворяется, я бы так это назвал, превращаясь в частицу. Это первый переход и предпосылка возникновения пространства второго огнеобраза. Частица еще не определяема, когда её пытаются зафиксировать в пространстве и времени одновременно, но по отдельности уже воспринимаема в обеих мерах.

А дальше всё идёт по нарастающей: пространство реагирует включённостью второго порядка, возникает второе поле, и вторичные взаимодействия начинают связывать время новыми узами. Долгая история, но в итоге возникает атом. Причём, заметь, время этому сопротивляется, и первые частицы живут совсем ничего, первые атомы тут же расщепляются. Пространство и время начинают тяжбу за материю и растягивают её между собой. Начинается расширение пространства столь стремительное, что внешне напоминает взрыв. Время втягивается в тяжбу и замедляется, становясь веществом. Как-то так.

Бона снова посмотрел на Слоота, а тот словно замер, и даже серебристая маска не могла скрыть его изумления.

– Вижу, ты заинтересовался вопросом, – остался доволен своим наблюдением Бона, – моя напарница просыпается, и теперь тебе трудно будет скрыть что-либо. На твоём лице будут оставаться следы твоих эмоций, твоих мыслей. Нет, они и раньше, до этого, оставались на очень короткое время, просто я теперь буду иметь возможность их отслеживать.

– Но и я вроде как не один, – Слоот посмотрел на Обрис, удивляясь тому, как сам только теперь вспомнил о ней.

– Тебя еще нет, – возразил Бона, – тебя не регистрирует пространство, пока ты не представился ему. И вокруг тебя не формируются условия. А без условий регистрации напарница твоя так и будет стоять там в ожидании проявленности. Она пока виртуальна здесь.

– Делси, – представилась проснувшаяся напарница болтуна-находки, и Слооту показалось, что всё, о чём говорит Бона, может оказаться правдой. Обрис спала, это было весьма странно, на неё совсем не похоже.

– Бона, ты, как всегда, всё преувеличиваешь, – продолжила Делси, – твой след был таким явным, что я легко по нему перешла, как по мостику.

– Я же торопился и не спешил одновременно, следуя принципу неопределённости. Наш партнёр, кажется, тоже не спешит определяться и даже пропустил тебя вперёд. Он спит ещё, а думает, что пребывает наяву.

– Да, я видела его на переправе. У него слишком большой багаж, и он не знает, как его перетащить сюда, – мило улыбалась Делси.

– Видишь, Бона, оказывается, я просто джентльмен, – тянул время Слоот, – а может, это только там?

– Джентльмен – это качество такое или имя? – поймал его на слове Бона.

– Открытость, говоришь? Да, пожалуйста! Эмилем меня зовут. Между прочим, я и есть сама неопределённость, даже для себя. И поговорить, и удар на себя принять тоже могу, если в том смысл какой будет. А ты вроде со смыслом говоришь, стало быть, не вижу причин тебе не доверять. Да и вообще у меня мыслей таких не было. Любопытно будет завтра посмотреть, насколько ты прав. Ведь то был твой прошлый опыт, такой же багаж, как и мой, а может, и просто фантазии. Иначе противоречие возникает: почему ты со своим багажом прошёл, а я застрял на переправе?

– Ты не застрял, Эмиль, ты замешкался, излишне долго не можешь определиться: сам ты, вы вдвоём или нас четверо.


Обстоятельность

– Вот это совсем другое дело, а то всё вокруг да около ходим, – согласился Эмиль, – как бы там ни было, разделённость ещё никому не помогла в ответственном деле. А подготовиться надо обстоятельно. Не на прогулку прибыли. Надо много вложить, чтобы много получить.

Кстати, заметили, что если пять-двенадцать прочитать как пятьсот двенадцать, то получится вершина единства или устойчивое всеединство?

– А ведь у тебя неплохая подготовка, Эмиль, раз ты сразу вышел и на должное восприятие ситуации, и на след уходящего. Но я с самого начала именно об этом говорил, только думал, что очевидным оно для тебя станет только завтра. Вдруг уходящим окажешься ты сам?

Обрис осторожно приоткрыла глаза и оценила обстановку: всё было в пределах допустимого. Тогда она поднялась с кресла и стала рядом с Эмилем.

– И кто есть кто в нашем номере программы? – обратилась она ко всем. Затем взяла Эмиля за плечо и уже конкретно ему задала следующий вопрос:

– Ты изменил имя или тебя подменили, пока я спала?

– Как ты догадалась?

– Зачем же мне гадать, если на переправе всё зафиксировано. Сначала прошёл болтун, затем след в след его вторая половина. А уж за сим промчался дух без веры, вернее, эманации его. Мне ничего не оставалось, как этой Верою предстать. Тогда и пропустили. Вот, стало быть, стою я за тобой и думаю: а не ошиблась ли в своих расчетах? – её руки плавно переместились на его шею.

– Да верю я, Вера, просто я и переправы-то никакой не заметил. Как вошёл, как в кресло сел, так и слушаю этого болтуна. Надо же мне было убедиться, что он по делу говорит. Тем более что тема сложная: время, пространство, огнеобразы. Никогда раньше не представлял, что они между собой связаны взаимным сотворением. Спин времени порождает частицу, становясь ею. А уж она поле вокруг себя, пространство вмещения потенциала возможностей создаёт.

– Тоже мне, открытие сделал! Частицы являются проявлением устойчивости вихреобразных полей, атомы – некой взаимосвязанностью частиц, молекулы – слиянностью атомов, элементы – единением молекул... Дальше перечислять? Как наверху, так и внизу, только индивидуальность выражения, масштабы, восприятие иное, – Вера ослабила свою хватку, и Эмиль, облегчённо вздохнув, произнёс так, будто его только что осенило:

– А давайте представим нашу команду-молекулу вариативной моделью четырёхвекторного реагирования! Тогда к завтрашнему дню мы будем во всеоружии.

– Это как две оси координат? Ось Вербона и ось Делсэмиль? – отследила его мысль Делси.

– Зачем же так прямолинейно. Выберем слово, например, «подарок». Разобьём его на части и возьмём в разработку, пытаясь верить, эманировать, отслеживать и находить.

– Согласись, Эмиль: Делси нет равных в отслеживании. Расслабься, надо допустить тему, и она сама проявится, – Бона довольно улыбался, – свобода воли распространяется и на неё, только в её же собственном пространстве. Не воспринимай себя отстающим. Темы часто меняются и расстановка сил тоже. Чем пластичнее будет наш союз, тем выше скорость прохождения уровней.

– Что за прохождение и почему большая скорость предпочтительней? – поинтересовалась Вера.

– Всё очень просто, – не замедлил с ответом Бона, – есть числитель и есть знаменатель. В знаменателе у нас что? Правильно: время! А в числителе то, что числится, например, пространственная координата, его представительница, так сказать. Тогда скорость пространственного перемещения будет или прироста, или расширения. Если же в числителе трёхвектор, то это уже можно представить, как объём. Объём знаний, объём возможностей или просто информации. Это уже не одномерки. Поэтому результат мы будем иметь в виде развития, эволюционирования или потенциализации каких-то возможностей.

– Но давай для начала вернёмся к одномеркам, как ты выразился, к пространственным скоростям, к позиции взаимодействия пространства и времени. Ведь они выступают и как союзники здесь, и как соперники, – поддержал тему разговора Эмиль. – Наверняка у каждого из них есть какая-то своя тактика, своя стратегия?

– О! – обрадовался Бона, – увидели, как тема сама проявилась. Мы ей стали интересны своим стремлением к обстоятельности подготовки. Она как женщина или материя: и хочет открыться, и не даётся слабому. Причём, заметьте: ментально слабому! Думаете, я настолько грамотный, что вот так сходу раскрою все детали? Здесь работа группы нужна!

– Ты хитрец, Бона, хотя и пытаешься предстать бесхитростным, – вставила своё замечание Делси, – линия твоих рассуждений легко отслеживается в её целеполагании. Например, первичность знаменателя, ибо он не может быть равным нулю, а числитель может.

– Это в твоей линейности, Делси, есть что-то невозможное, – возразил Бона. – Будут другие мнения?

– Вернёмся к тактике, для начала видимой, – предложил Эмиль, – пространство повязано числом, поэтому и вынуждено быть в числителе. Но оно численностью же и пытается надавить на время, вводя две, три, а затем четыре координаты, оно отрывается от линейности, плоскостности и даже объёмности, входя в глубину меры и виртуальность.

– Многомерность и есть его тактика, хочешь сказать? – подытожила вопросом Вера. – А чем же отвечает время?

– Время действует совсем по-другому. Оно свою меру порядком называет. Первый порядок скоростью, второй ускорением, третий, не знаю, но, похоже, что он выводит на управление устойчивостью системы.

– А, по-моему, вы сильно предвзято ко всему отнеслись, а не обстоятельно, – заметила Делси, – тема-то ушла.

– Просто мы переходим на то, что нам уже известно, и пытаемся оперировать этим в чистоте, – согласился Эмиль, – отсекаем ту самую многомерную возможность, обрекая её на виртуальность. А ей хочется реальности.

– Вот, вот, – подтвердила Вера, – реализацию урезаем до самореализации. Безмолвием не увенчиваем синтез мысли.

– Мне кажется, это сложный вариант, – пытался возражать Бона, – к тому же, он будет означать очередное отключение и, по всей видимости, ещё одну переправу. Считаете, мы готовы?

– Лучше уж на этой волне, чем на пенной пустышке, – проронила последней Делси, и наступила тишина.

Каждый в своём кресле... каждый в своих мыслях... каждый в своих накоплениях... со своей позиции...

Присоединимся к Эмилю.

«Пора вспоминать то, что просили забыть при переходе, – подумал Эмиль, – итак, Отец дал мне возможность получить образование, наделил правами и обязанностями по полной программе. Но материя инертна, то есть для той вышестоящей работы, к которой каждого изъявившего свою волю подвигают Владыки, надо ещё состояться. Даже Отец соответствующую свою Ипостась развернул, проявил. А где можно состояться, как не в конкретике? И вот тут самое узкое место перехода. В материи каждый разворачивается своими собственными усилиями. Владыки только рекомендуют или не рекомендуют. Огонь или возрастает качественно и количественно, или теряется, расходуется. А есть ещё и Синтез. Тут уже совсем иные возможности.

На стратегический вопрос: «Даст ли данная экспедиция возможность повысить компетенцию, развить части и разработаться по присутствиям?» - ответ был положительный. А вот каким образом этого достичь, уже вопрос тактический. Не будешь же по каждому поводу тревожить Вышестоящих, надо и самому ответственность нарабатывать, учиться жить воссоединённо. Только каждый раз с новым окружением работать приходится. Видимо, доля его такая – скользить».

Додумать не дали. Пришёл посыльный и обрадовал:

– Мастер вызывает, мираклево, всех, – и ушёл.

– А ведь мог и просто перед фактом поставить, так нет же: всё по свободе воли, – заметил Бона, – все слышали посыльного, а то, может, кто подумал, что померещилось?

Эмиль не обращал на нового партнёра внимания. Мастер. Вспомнил, какой он, представил лицо, посмотрел в глаза... сначала смутно, потом всё более проявлено. Как всегда, позже всех...

Мастер ждал. Когда все друг друга чётко увидели и устойчиво закрепились, пригласил идти за собой.

– Не обращайте внимания на всякие условности, здесь много чего ещё не отстроено. Некому прописывать программы. Отец хочет, чтобы хоть половина из вас остались исполнять. Но по контракту и тридцати процентов не набирается. Остальные или массовка, или, вот, как вы – по обмену, временно, так сказать. И как раз среди таких самая высокая компетентность встречается. Поэтому сразу скажу: работа будет одна из самых сложных, вербовать будут на каждом шагу, методы и способы удержания – целое управление создано, лишь бы результат был. И это при всех соблюдениях стандартов, законов и положений. Умных – на глупости подстерегать будут, компетентных – ловить на некомпетентности, добросовестных – уличать в халатности. И всё честно, открыто. Главная цель – заключение контракта долгосрочного. Напугал? Это я роль репетирую к вечернему спектаклю. Никто на вашу свободу не посягает: скорости не те. Разве что тормознёте, и на отрицательном ускорении...

– Вот ваша дверь, – не окончил он мысль, – там третья переправа. Видите ли, предписано доставить в личном сопровождении. Кто-то незарегистрированный тут шалит. Взрослым, понятно, фиолетово, а дети пугаются. Лечи потом от заикания.

Он пропустил четвёрку вперёд и закрыл за ними дверь.

Третья переправа


– Кто-нибудь из сказанного хоть что-нибудь понял? – поинтересовалась Делси.

– Он же честно во всём сознался, – ответила ей Вера, – все и всяческим способом получили предписание нас задерживать, мило улыбаясь при этом.

– Вы же знаете: каждый человек совершенен перед Отцом на данный момент, – заметил Эмиль.

– Да, вот только умалчивается, кого и где Отец считает человеком при всей множественности вариантов, при этом обязательно ли совершенствоваться, то есть держать путь к Отцу, и что означает «данный момент» – непрерывность, дискретность или момент фиксации? – заметил Бона.

– Дикость какая-то – столько идти пешком. Неужели мы так далеко от цивилизации? – проявила нетерпение Вера.



– Быстрее всего, что таким способом нам пытаются включить иное восприятие, – предположил Эмиль. – А ходить совсем необязательно, мы ведь в креслах сидим.

Выход был мгновенный.

– Это ж надо, так войти в погружение, что даже оторваться от реальности. Предлагаю продолжить внутреннюю работу, а то скоро обещанное утро, или переправа, или то и другое, – зевнул Бона и закрыл глаза.

Эмиль продолжил свои размышления:

«... переправа на пути. Так ведь сами пути, и подбор команд на пути, и различные переключения типа переправ – это компетенция Иерархии! Значит, всё под контролем, Эмми-Слоот. А ведь Бона явно помнит об этом. То-то он такой спокойный», – растворившись в успокоенности, Эмиль тоже задремал.

Ему снился спин связующий, спин времени, связующий собою пространство. И это пространство становилось материей. А, может, наоборот: материя окружала себя пространством, отвоёвывая его у времени. Или, нет... Ему снился спин связующий, спин времени, связующий собою меру пространства. И эта мера становилась материей осознающей и тем проявляющей своё пространство. И саму меру материя уже видела, как своё свойство. Эдакая спинозность всего, перевывернутость.

... В классе было всего десять обучающихся. Всего – это к тому, что из-за этого ответ держать приходилось чаще.

– Не надо бояться казать свою глупость, – говорил ведущий занятия, – этим вы веселите остальных, позволяете им расслабляться, входить в спонтанность, очищать споры своих скорлуп, и тем хоть когда-никогда чувствовать, что это кожа, оболочка, мембрана между миром внешним и миром внутренним. А это разные зоны Диапа.

Назови три основные переправы-преображения, на которые должна решиться Чистота, чтобы иметь возможность совершать глупость, – ведущий заглянул Эмилю прямо в глаза, чем разогнал в его голове все мысли. Вообще-то, имелась в виду скорость, а не нагоняй, но вышло, как вышло.

– Так то – огонь, дух, свет и энергия.

– Это четыре потенциала, уровня, своеобразия пути, возможности накоплений, всё, что угодно, но не то, о чём я спрашиваю. А то находится где-то между, рядом и связует всё, и всё собою пронизывает, и никуда от него не деться.

– Тогда – время, пространство, материя, – поправился Эмиль. – Переправа-переход временная, пространственная и материальная.

– Это такое торможение, что потом никакая глупость уже не пугает: всё равно обратный переход планируется другими и осуществляется преодолениями. Махонькая такая загогулинка – спин называется, и все усилия на его обуздание, – согласился ведущий. – И что, и кто, чему, кому мешает или помогает в этом деле?

Ответить решилась самая мелкая из присутствующих:

– И помогает, и мешает всему приятие вос как возможных событий или как Воли Отца Совершенства.

– Вот, такой же и спин: махонький, и непонятно, как и зачем проникает в ему несвойственное, как и каждый из здесь присутствующих. Потому вас и собрали вместе, что по отдельности следить за каждым надоело, – признался ведущий. – Одно большое недоразумение лучше, чем десять маленьких. Вы мне лучше скажите, какая переправа вас больше всего интересует, с неё и начнём наш путь.

– Третья, – вырвалось у Эмиля.

– Хорошо, тогда придётся разрабатывать опыт «риц» по части записей накопленных возможностей, если таковые, конечно же, имеются, – предупредил ведущий.

– Накопить или записать? – переспросил Эмиль.

– Нет, уже проявить и применить, – переответил ведущий. – Внимание на экран: Серебряная Планета – одна из самых противных экзаменационных программ. Вопрос: зачем серебрят биологические оболочки экзаменуемых, прочему их группируют по четыре и что происходит с одиночками?

– Это зависит от того, какие процессы нас интересуют, – заметил Эмиль, – связанные с событиями или явлениями...

– Хорошо, тогда предваряющий вопрос: чем различаются между собой события и явления, – уточнил задание учитель, и, чтобы пресечь дальнейшие поправки, добавил, – работаем самостоятельно, можно использовать виртуальную литературу. Ответ должен быть осязаем.

Аудитория как-то сама по себе выпала из сознания присутствующих в ней, оставив взамен компактное рабочее место, состоящее из письменного стола, кресла и книжной полки, на которой красовалась всего одна книга. Название  её немного удивило Эмиля и даже много заинтересовало. Озаглавлена она была так: «Мои накопления по интересующему вопросу в мифологемах». Эмиль перевернул страницу: «Углубляясь в глубину, все мы движемся ко дну», «На поверхности предмета не содержится ответа».

– Хотелось бы чего-нибудь посерьёзнее, – произнёс в задумчивости Эмиль и увидел очередной проявившийся текст, вызвал на поверхность страницы размышление, как ему это представилось. Название книги вдруг изменилось на «Трактат о переходах третьего порядка».

«Явление есть результат воспользования вневременно-временной переправой, и представляет собой переход объекта из небытия в бытие, полагает целенаправленное действие, осуществляемое носителем целеполагания, решающего проявить себя, а также наличие визированного состояния в момент явления.

В то же время, и событие есть воспользование, но уже временно-пространственной переправой, предполагает переход из бытия в небытие и представляет собой акт оформленной содержательно реализации намерений во взаимодействии нескольких объектов.

В этой связи следует различать переход как проявление и переход как совершение, переход в пространстве времени или во времени пространства, чему и посвящён настоящий трактат. Многое при его прочтении удивительным образом становится на свои места. Например, то, что совершенствование относится только ко второму переходу, а проявление на втором переходе распадается на совершенное и совершённое».

Текст прервался одновременно с тем, как застыло движение мыслей в голове Эмиля.

«Чего застрял, зачем вызывал?» – появился текст, выявив нетерпеливый нрав книги, затем он запульсировал и растаял.

– Соображаю, стоит ли углубляться в твои причудливые трактовки, – произнёс вполне серьёзно Эмиль, – нет ли в них какого подвоха?

«Есть подвохи и немало: всё до самого финала состоит из них одних. Без усилий путь немыслим, так выходим или спим?»

Текст снова начал пульсировать и пропал.

– Хочешь сказать, что мы ещё не идём? Или хочешь, чтобы я принял решение остановиться? А как же: «промедление смерти подобно»? – пытался выяснить Эмиль.

«Проявление воли твоей должно быть осознанным, иначе нас ждут неудачи. Ведь мы вдвоём будем переправляться. И если ты не осилишь архитектонику ментальных конструкций, всё, что мы логически выстроим, рухнет».

– Уж не передумал ли ты быть моим проводником? – удивился Эмиль.

«Вызов принят, – запульсировал текст, – пристегните ремни безопасности».

Пространство кабинета развернулось своей открытостью и застыло в неопределённости то ли событийной, то ли проявленной. Надо было выбирать.

«Это похоже на принцип неопределённости, – подумал Эмиль, – то есть мы потому и бессильны в отношениях со временем, что фиксированы пространственно. И мы не можем воздействовать на происходящее временнό, так как всё время заняты воздействием прострáнственно...»

Это и есть ошибка в твоих суждениях, – прогрохотало в пространстве, – выбор твой жалок...

Что-то обрушилось в непосредственной близости от Эмиля и подняло облако пыли, переводя внешние проживания в переживания внутренние. Возможно, всё сопровождалось потерей сознания именно в той реальности, где была точка его фиксации. Удар пришёлся по лицу. Эмиль открыл глаза. Все четверо по-прежнему сидели в креслах. Вера подождала, пока взгляд Эмиля станет осознанным, и прояснила ситуацию:

– Извини, пришлось шлёпнуть по щеке, на слова ты не реагировал, а времени у нас мало. Мы никак не можем сорганизоваться командно.

– Предлагаю активизироваться по-серьёзному, – предложил Бона, – а то нас растянут поодиночке, вот как Эмиля пытались утянуть.

– Ты хочешь сказать, что за нами не только следят, но нас уже преследуют? – спросила Делси.

– Я хочу сказать, что сюрпризов и неожиданностей нам приготовлено немало, лишь бы сбить с толку. Давайте всётаки войдём в сопряжение с пространством, мерностью, временем и всеми управителями той материи, с которой нам предстоит работать, чтобы они на нас адекватно реагировали, помогали в работе и не воспринимали, как пришлых, независимо от того, кем мы сюда приглашены. Потому что, если между ними существуют разногласия, они просто снесут нас в утиль, ещё до того, как мы сумеем сориентироваться на местности.

– А ты настаиваешь на реальной отработке? – уточнил Эмиль, – виртуально никак не получится?

– Не знаю, не знаю. Виртуальность ведь – это, наоборот, жёсткая физическая привязка. Я предпочитаю всё воспринимать, как реальность, и не стесняться входить в неё, какой бы странной она ни казалась поначалу.

– Практику сонастройки делаем в любом случае. По крайней мере, о своих намерениях заявить надо, – согласилась Вера, –  Пусть идёт дополнительно простройка условий внутренне. Не всё же внешне-событийно проживать, надо и в какое-то управление входить. Хотя бы пытаться.

– Тогда пожалуйте ваши предложения по пунктам, – снова взял инициативу в свои руки Бона.


Глубина взгляда


– Несмотря на то, что каждый из нас в выражении своём предполагает активную позитивность и просветлённую праведность, устремляясь вглубь, нам  нельзя не понимать, что цельность бόльшего масштаба иной реальностью своей иные будет открывать детали, преобразуясь нами, нас же и преобразуя. Достаточно ли накоплений духа? – поинтересовалась Делси.

– Экую сложность ты произнесла, – удивился Эмиль, – а если всё гораздо проще выглядит? Основное действие – синтез. Для синтеза нужны составляющие. Чем больше этих составляющих, чем сильнее они не похожи друг на друга, тем большая вариативность возможна.

Вот нас сюда собрали, для того чтобы произвести обмен, зародить в пространстве новые возможности. Пространство сначала присматривается: «А чьи они будут»? Если мы пространственны, то нас можно поглотить, а если временны, то способны произвести возмущение, и с нами надо быть повнимательнее. Смотрите, сколько мы здесь, а всё в пути, как будто просеивают нас через сито, подгоняют под какието стандарты. Перекидывают с места на место, переправы какие-то устраивают, готовят.

– Это ты проще сказал? – рассмеялась Вера, – последнее слово самое простое. Мы тоже, когда какое-то вещество хотим включить в свой обмен, предварительно готовим его, и всё больше очищая да придавая температурной обработке. И что при этом происходит? Всё наносное убирается, а то и внутренние связи перестраиваются.

– Хорошо, а посеребрили нас тогда зачем? – спросила Делси.

– Это мы со временем тоже выясним, – уверил Бона, – должно же это серебро выводиться из организма, если оно нам несвойственно. Всё равно всё будет отстроено по компетенции каждого из нас, по знаниям и по посвящениям соответственно.

– А значит, как следствие, надо искать знаки оных, возможно, в первую очередь по тому, что вдохновляет, в чём есть потребность, что для нас притягательно, – отследила мысль Делси.

– Точно, точно, ведь подобное притягивает подобное, – подхватил Эмиль, – вот она, магнитность, как работает, вот где глубина сокрыта! Зачем долго мучиться и искать, когда оно само наружу рвётся с мольбой: «Хочу, хочу».

– Смотри, как бы тебе твою хочуху любопытствующую не укоротили, – предупредил Бона.

– Так ведь я по делу хочу, – уточнил Эмиль, – в пространстве прошвырнуться, во времени зафиксироваться или, наоборот, поди это желание разбери.

– А никто и не держит, – удивилась ему Вера, – дверь как раз за тобой. Можешь изменить ситуацию и окажешься за той дверью!

Эмиль обернулся. И, правда, там была дверь. За ней должен был быть коридор и множество других дверей. Интересно проверить. Он молча встал, преодолевая что-то или делая вызов, подошёл к двери, не оглядываясь, дёрнул за ручку и шагнул. Коридора там не оказалось, а был большой зал. Вернее, он вначале был не очень большой. Но вопреки его, Эмиля, желанию, или по мере активизации его в попытке зафиксировать размеры помещения, оно всячески пыталось в меру эту не поместиться. Пол трескался, разрушался, прорастал травой и прочей растительностью, под куполом появлялась дымка и скрывала его, подымаясь всё выше и выше. Появилось ощущение вращения, а вместе с ним пришло головокружение. Даже на поверхности удержаться было сложно: она всё время меняла угол своего наклона.

– Смотри, какой занятный экземплярчик, – услышал Эмиль чёткую речь и сразу же оказался в сетке. Затем – в тёмном ограниченном пространстве и забылся...

– Как думаешь, пригоден для исследований или нет? – спросил один из находившихся за стеклянной перегородкой.

– Судя по взгляду, вполне разумный экземпляр, – высказал своё мнение второй, – прямо сейчас и проверим.

Он надел какой-то пояс, и Эмилю показалось, что вверх и вниз от него проскочили искорки, вызванные силовым полем.

– Никак не привыкну к процедуре перенастройки, – произнёс экспериментатор и зашёл за перегородку. Второй остался вне отчуждённого пространства.

– Как чувствуешь себя, ущербный? – обратился первый к Эмилю и сел напротив него в кресло.

– Вообще-то, не очень уютно, – признался Эмиль, – меня словно что-то пытается вывернуть наизнанку, прорываясь изнутри, и всё время кто-то взбалтывает, ухватив снаружи.

– Ещё бы, твоя искусственная пигментация быстро теряет нормативные свойства. Ты скоро будешь не в состоянии отражать... в общем, среда для тебя станет агрессивной и начнёт ускоренно тебя расщеплять. Так что некоторое время тебе лучше пожить в лаборатории, раз твоя кожа отвергает серебрение.

– А дальше что? – пытался выяснить свои перспективы Эмиль.

– А дальше? – задумался экспериментатор, – хочешь, скажу по секрету?

Он придвинулся ближе, и его защитное поле вдавило Эмиля в кресло.

– Ах, да, совсем забыл, – отодвинулся экспериментатор, – я выдвинул идею, хоть все и считают её бредовой, но вот такие редкие экземпляры, как ты, потому испытывают трудность в адаптации, что имеют ущербный перенос массы тела. То есть ты – засланный инопланетянин, хотя можешь и не знать этого. Нет, конечно же, и наши местные могут дойти до такого состояния вследствие нарушения обмена, вызванного чрезмерной, длительной интоксикацией, но у них при этом поражаются тонкие тела и тоже становятся ущербными, а у тебя с этим всё в порядке. Если подпишешь согласие на эксперимент, я попытаюсь тебе помочь. Если откажешься – попадёшь в обычную клинику, и тебя начнут восстанавливать, а попросту если сказать, то перетягивать твою физику, пытаясь достичь стопроцентной фиксации, что для тебя будет означать... ну, ты сам понимаешь.

– Фисо, твоя бредовая идея, даже безнадёжно больными не может быть воспринята адекватно, – улыбнулся из-за переборки второй, и Эмиль понял – это его шанс.

– Фи-со – вполне философски подобранное имя, – произнёс Эмиль, – но ты понимаешь, что исследования наши будут взаимными, ведь неизбежен обмен эманациями, взаимное привыкание, адаптация, коррекция сфер, полей, форм и, как следствие, невозможность вернуться в исходное состояние. Как бы тебя самого потом не сдали на опыты.

– Всё претерпевает изменения, а за патологию можно любую акцентуацию или повышенный интерес выдать. Зато какое расширение горизонта, вернее, даже, углубление взгляда может произойти! Стало быть, испытуемая сторона даёт согласие на эксперимент? – подытожил он.

– И как же будет называться эксперимент? – Эмиль понял, что ему не отвертеться от опытов.

– «Особенности изменения восприятия, вызванные отторжением защитного механизма оболочки тела, и включение цефалофагетозной защиты», – Фисо пристально посмотрел на подопытного.

– Я бы предложил отмежеваться от околоклеточных ограничений и пойти вглубь темы, – неожиданно выдал Эмиль, – к самому истоку. Например: «Спинсвязующий эффект в защитном механизме цефеиданских цефалоидов».

– Забираю все свои слова обратно, – проник за переборку второй экспериментатор, даже не удосужившись надеть защитный пояс, – бери меня в компаньоны, Фисо. Видишь, я настолько доверился твоей теории, что даже ущербностью не боюсь заразиться. Если это хоть на йоту продвинет мои изыскания на предмет пространственной договорённости с Цефейским Союзом, я готов на любые издержки.

– Лаар, а может, это обычный местный душевно заразный деградирующий элемент? – поддел его Фисо.

– Нет, я вижу в его эманациях остаточные эффекты взаимодействия с Яудой, – возразил Лаар, – уверен, что тебе понадобится помощь в случае излишней деформации сфер. В этом наш подопечный может оказаться прав!

– Видишь, Лаар, когда дело коснулось твоих интересов, ты даже готов изменить статус испытуемого на подопечного. Прагматичность твоя так и рвётся наружу, – укорил его напарник.

– Просто это естественный шаг в последовательности углубления эксперимента. К тому же, у нас тогда будут совсем другие параметры допуска и другой надзор, – доказывал свою дальновидность Лаар.

– Но ведь ты говорил, что время упущено, и ничто уже не реанимирует твой проект, разве что подготовленная группа. А где её взять? Ладно, твоё дело. И снова всё тот же вопрос, – соглашаясь на предложение Лаара, произнёс Фисо, – согласен ли ты, Эмиль, на двойную опеку и двойной адаптационный курс на весь период до выяснения принципиальной возможности твоего пребывания на нашей планете?

Затем он повернулся к напарнику и спросил у него:

– Согласен ли ты, Лаар, предоставить обоснование и план-график работ в инспектирующие органы, а также взять на себя все обязательства по соответствующей графе допуска? – получив оба согласия, он добавил ещё, – вот так всегда: инициируешь работу, а когда выясняется, что она стоящая, сам же и оказываешься не у дел.

– Почему же, насколько я понял, Фисо, тебя интересует астробиофизический аспект, а твоего напарника вопрос антропоастромиграционный? – снова удивил своей сообразительностью Эмиль, – Но ведь вы потому в паре работаете, что ваши сферы интересов могут быть совмещены. Мои интересы близки вашим и даже больше, чем вы думаете. Я пытаюсь отследить пространственно-временные вывертыши через спинсвязующие переходы. Когда вы узнаете, что это такое, воодушевитесь ещё больше!


Спин-восприятие


Оба экспериментатора покинули изолятор, немного повозились с пультом управления и удалились. Зато Эмилю стало намного легче: головокружение прекратилось, и вестибулярный аппарат стабилизировал-таки телесную позиционность в незнакомом ему поле. Он решил прилечь и неудобно оперся на руку, почувствовав боль...

– Ты чего ступаешь, не глядя, – сердилась Вера, – если бы не Боня, не удержала бы. Еле выдернули тебя вдвоём.

– Не Боня, а Бона, – поправил её тот, и, обращаясь к Эмилю, добавил, – правило номер три: командная работа имеет приоритет и защищена законом «Где двое во Имя Моё...». Индивидуальная работа – это хорошо, но в командном сложении.

– Если команда – это приказ, а командир – приказчик, то это не для меня, – перебил Эмиль, недовольно потирая руку, – а что, за дверью, действительно, пропасть? Мне показалось, что там зал, только он начал быстро трансформироваться, и потолок ушёл вверх.

– Если бы ты под ноги смотрел, то увидел бы, что и пол уходит вниз, – прокомментировала Вера ситуацию.

– Но я много успел увидеть и даже кое о чём договорился, – не соглашался Эмиль.

– Значит, в чём-то твоё соглашение оказалось беспочвенным, хотя поначалу могло привлекать своей, так сказать, неограниченностью сверху, – предложила вариант Делси.

– Да подождите вы наседать на него! Будем считать, что он выступил в роли парламентёра. Ведь ничего страшного не произошло, – вклинился в разговор Бона, – можно сказать, что там его готовы принять с руками и ногами. Только, вот, действительно, стоит ли отрываться от коллектива? Кстати, никто тобой не командует, просто в команде возможно распределение обязанностей и доступно то, чего невозможно свершить одиночке, каким бы супергероем он ни был.

– Ладно, согласен на примирение, тем более что места в открывшемся проекте хватит всем, – успокоился Эмиль.

– Это как одолжение? – поинтересовалась Вера, – или предложение о сотрудничестве? Или для тебя две головы – это своего рода уродство, которым страдают дицефалы Цефеи?

Эмиль медленно повернул голову и посмотрел на свою напарницу, будто увидел её впервые:

– Откуда тебе известны такие подробности?

– Да так, была одна просьба на инструктаже, который некоторые проспали: «выяснить причины столь пристального внимания к заповедному пространству».

– Почему заповедному и кем? – спросил Бона.

– Да потому, что это спорный эксперимент, как двухядерный компьютер. Проверяется, возможно ли ускоренное развитие антропа при физиологическом разделении двух функционально равных его систем. Второй вариант, который отрабатывается – это совмещённый, или двуполушарно одноголовый цефалоид, третий – целосферный, а четвёртый – вообще децефальное развитие, – спокойно ответила Вера. – Кстати, ты к какому типу относишься?

Бона покраснел и ответил вопросом на вопрос:

– А ты?

Все переглянулись между собой: форма-то у всех одинаковая, пойди, узнай, что там, на глубокой физике. Кто ж тебя туда пустит, называется.

– Ладно, всё имеет место быть, что имеет быт, – примирительно произнёс Эмиль.

– И заметь, ведь всё происходящее лишь следствие твоих необдуманных, вернее, некомандных действий, – укорила его Делси, – теперь каждый будет на другого смотреть, как на потенциального червя в человеческом обличии. Предложи действительно приемлемый вариант взаимодействия при таком раскладе, иначе нам не справиться с задачей.

– Вот оно как, получается, – сообразил Эмиль, – давайте полагаться на устроителей нашей экзаменационной работы. Если я сюда с Верой пришёл, значит, верой нас наделили всех. Если эманации присущи Вере, то они присущи и всем остальным. Если наш запас слов неисчерпаем, и при этом мы способны отслеживать их воздействие, то мы действительно сильны командно. Просто всё очень быстро развёртывается, даже ещё не начавшись, и это даёт все основания полагать, что мы получаем неимоверное ускорение в самом начале.

– Буквально получается, что мы идём в запредельную скорость, – осенило Делси, – то есть в следующую проявленность меры пространства, а может, и времени.

– И в чём же наше преимущество, наработанное к завтрашнему дню?! – радостно подхватил Бона, – да в том, что мы сложились, как команда! Даже эманациями мы предварили события и просканировали пространство. Осталось только всем вместе подумать, что это нам даёт!

– В таком случае, – продолжил Эмиль, – это что же получается? Если вы меня выдернули из ниоткуда, а я там успел много чего воспринять, то произошло это в условиях пространства бόльшей мерности и, соответственно, скорости восприятия. И пространство то для этого – естественно, есть пустота эфирная, следующий ряд огнеобразный. Смотри, как интересно получается! Тогда вам не помешает знать, что там со мной произошло.

В общем, состыковался я с двумя местными учёными-экспериментаторами и обнаружил пересечение интересов, допускающее совместную работу. Все формальности они берутся уладить, воспользовавшись своим статусом и секретностью разработок в астро-био-запредельных областях. И, кстати, их Цефейский Союз интересует, – Эмиль посмотрел на Веру.

– Да считала я информацию, не знаю с чего или с кого, быстрее всего, вынес ты её оттуда, – рассмеялась она, поняв его намёк.

– Верю, хотя и неожиданно такое слышать, согласись, – принял её пояснение Эмиль.

– Хорошо, – нетерпеливо вклинился в разговор Бона, – направление работы нам предположительно известно. На этом мы выигрываем. Теперь ещё бы с инструментарием определиться и с нашей внутренней задачей – тогда бы мы вовсе были мало зависимы от обстоятельств. Только степень реализации и вариативность исполнения в компетентности выбора. Чего-то не достаёт в головоломке, хоть самому прыгай в пустоту.

Делси взглянула на него вопросительно.

– Да шучу я, шучу, – признался Бона, – одна надежда: на тебя, – посмотрел он пристально на напарницу.

– Инструментарий, говоришь, – пронизала она его взглядом, затем так же пробуравила глазами Эмиля и сообщила тому, – ты потерял в своём блеске. Может это иметь какое-то значение?

– Да, я совсем забыл сказать, что это связано с параметрами местными, под которые нас подогнали искусственно, но не совершенно. Среда быстро снимает этот маскарад. И с этим что-то ещё связано важное.

– Вспоминай, вспоминай, – попросила Вера, – кроме твоих воспоминаний мы ничего не знаем о своём будущем. Может, переход какой-то огнеобразный, ведь из одной мерности в другую как-никак переправляемся?

– Им известно о неполном переносе массы. Значит, они воспринимают и принимают портальность, иномерность, межпространственный перенос, стало быть, соблюдают законы соответствующие. И ещё они уверены, что мы полностью зависим от них в том плане, что можем находиться только в стерильной среде лаборатории. Да, и, как большой секрет, один из них произнёс тему своей разработки: «Особенности изменения восприятия, вызванные отторжением защитного механизма оболочки тела, и включение цефалофагетозной защиты», – Эмиль, ожидая ещё вопросов, посмотрел на присутствующих. – Я в этом ничего не вижу полезного.

– Всё зависит от того, как смотреть, – задумался Бона, – а что, если вывернуть наизнанку? Что, если эту цефалофагетозную защиту можно-таки включить изменением восприятия? Ведь восприятие – это сонастройка, в какой-то мере, отношение к внешнему миру, и, значит, отношение внешнего мира к воспринимающему. Давайте отойдём от линейности. Что, если, например, невидимую часть сделать видимой, а видимую – невидимой? Или активировать внутреннюю зеркальность взамен зеркальности внешней? А что, это уже идея! Ведь даже вышестоящие представители зачастую зеркалят нижестоящих при встрече, и это – как защитный механизм для малых же, во избежание запредельности несоответствия восприятий. Что, если среда заставила эволюционировать сознательных выразителей своих, принуждая к материальной зеркальности, дабы замедлить процесс роста возможностей высшего порядка, и теперь шантажирует этим? А они не понимают всего и считают это вполне корректным взаимоотношением со средой. Всех же, кто пытается хоть как-то изменить ситуацию, считают ущербными и изолируют.

– Тебе дай волю, Бона, и ты можешь сочинить целую эпопею борьбы добра со злом, – перебила его Делси, – давайте попробуем другие версии усмотреть. Эмиль, что ты там насчёт спина говорил?

– Что же я мог говорить? – попытался вспомнить Эмиль.

– Ну, например, что спин первоначально является представителем времени, который инспектирует ноль-пространства, но в силу своего любопытства иногда застревает в них, если они успевают вывернуться, перейдя в бесконечность. И тогда начинает расти грубая материя, кристаллизуя спин-восприятие, замедляя и матеря его при этом за чрезмерную скорость, – улыбнулась Вера.

– Это ты у Делси научилась считывать информационные следы, а у Боны рассказывать на этом основании целые истории. Один только я ничего ещё у вас не перенял, хотя кое-что всё же могу, – вспомнил вдруг Эмиль, – я таки сумел отследить самого себя, вспомнил: еще разговор шёл о том, что непременно происходит «коррекция сфер, полей, форм и, как следствие, невозможность вернуться в исходное состояние». Вернее, это я заметил, а они согласились. И ещё, они не были слишком против моей идеи решения вопроса через «спинсвязующий эффект в защитном механизме цефеиданских цефалоидов».


На учёбе у своих...


– Вот, видите, сколько полезной информации удалось извлечь из нечаянного выпадения в никуда, – подытожил Бона, – теперь можно поразмышлять самостоятельно, и мы получим четырёхопорную основу защиты на завтра.

– Ты хоть сам можешь объяснить, что это такое? – поинтересовался Эмиль.

– Не-а, – мечтательно признался Бона, – но я попрошусь на учёбу к своим... всё равно я уже, как «выжатый лимон»: пользы никакой, а выкинуть жалко.

Эмиль тоже чувствовал усталость, как и остальные. Никто не задумывался над тем, почему состояние это было естественным при перевёртывании страницы на ту, которая называется «День завтрашний». А усталость большей мерой объяснялась сжатием времени, которое они пытались уместить в дне сегодняшнем. Но «на учёбу к своим...», Эмиль тоже попроситься успел, засыпая. При этом в голове обосновалась фраза: «Неизбежность может быть улётна...».

И снова он осознал себя сидящим в классе.

– Вся сложность обучения заключается в том, что объяснять можно только известными символами, знаками, образами. Необычность даётся только как элемент второго порядка, как производная или как расплывчатый фон. В том же показе – это фиксация внимания на необычном соединении частей целого, на запоминающемся новизной восприятии, на умении смотреть по-другому на одну и ту же вещь в различные моменты времени, – толстячок посмотрел на Эмиля и поправил пенсне, – вот, например...

В это время стёклышко сверкнуло и отвлекло от мыслей, которые безвозвратно ускользнули в невидимые кладовые многоуровневой памяти. Только пенистая поверхность, покрывающая смешиваемые алхимиками жидкости. Он попытаться вспомнить что-то ещё. Возникла картинка с размазанным по ней светилом, скала, море и человек с папкой в руках. Связи между ними никакой, как всегда...

Сетка накрыла всех четверых сразу.

– Смотри, какой улов, – послышался знакомый Эмилю голос, – мажет, удастся отобрать пригодный материал?

Дальше всё опять поплыло...

– Как думаешь, кто из них пригоден для исследований? – спросил один из находившихся за стеклянной перегородкой.

– Не уверен, что кто-то хотя бы два слова связать может, – ответил второй.

Эмиль посмотрел по сторонам: все четверо сидели как будто в тех же креслах, только при матовом свете и во всём белом. Ужасно кружилась голова, выворачивало наизнанку.

– Фисо, если тебя ещё интересует астробиофизический аспект и возможность ускорить твои разработки, то подойди, пожалуйста, к пульту и настрой поле на щадящие параметры, а то так противно чувствовать себя вывертышем, – Эмиль поднял голову и посмотрел через стеклянную перегородку. – А, и ты, Лаар, здесь?

Оба экспериментатора, застыли, разинув рты, и пытались сообразить, в чём дело.

– Говорил я тебе, Фисо, что доиграешься ты со своими поисками материала, сам станешь материалом закрытого дела, – первым оправился от шока Лаар.

– Как вы мне надоели своими вечными спорами, – сделал вид, что злится Эмиль, – именно ты, Лаар, и был инициатором дела, а не Фисо. Только под твою программу было дано добро на эксперимент, вернее, будет дано.

Эмиль играл, делая вид, что понимает их озабоченность, и продолжил чуть более жёстко:

– Говорила Яуда, что на вашу сообразительность нельзя рассчитывать. Я специально чуть раньше вернулся во времени и не один, а с командой, чтобы помочь вам упредить ситуацию с открытием порта. Имеете возможность изменить ход истории сегодня, если вовремя избавите меня от нудотворного воздействия своей аппаратуры.

– Веришь в эти сказки? По твоей ведь части, – спросил Лаар своего напарника, и, обращаясь к Эмилю, произнёс ожидаемое ним, – и на что же такое я мог отреагировать в прошлый раз, как ты говоришь? Что, по-твоему, меня могло заинтересовать?

– Спинсвязующий эффект в защитном механизме цефеиданских цефалоидов, – выпалил Эмиль хорошо запомнившуюся фразу.

– Допускаю, – согласился Лаар. Затем он надел защитный пояс и зашёл за переборку.

Фисо на всякий случай подошёл к пульту и изменил параметры поля в боксе. Сразу стало легче, и Эмиль приготовился ко второму раунду.

Он закрыл глаза, и, не глядя на Лаара, произнёс:

– Только будем действовать по первой договорённости, нравится тебе это или нет. С этой минуты делаем вид, что видимся впервые. Ведём себя подобающе и не предпринимаем попыток подставить друг друга или воспользоваться преимуществами своего положения. Пусть всё идёт естественным образом.

– Это в связи с чем мы могли о таком договариваться?

– В связи с тем, что ты попросил устроить тебе фору во времени, во-первых, и дать возможность удостовериться, что спин связующий позволяет выйти за временные рамки реальности, во-вторых, и провести эксперимент с достаточным количеством участников для легитимности результатов – это, в-третьих. Ты говорил, что тебе нужна подготовленная группа, хотя бы из четырёх человек.

– Об этом я никому не говорил, даже Фисо, по крайней мере, о количестве – точно, – начал сомневаться Лаар.

– Ладно, выбирай одно из двух: или я всё выдумал, угадал, или мы уже встречались в будущем. Ты же сам говорил, что только такой переход приемлем для переселения, – продолжал импровизировать Эмиль.

– Такого я точно не говорил, – рассмеялся Лаар, потом задумался и добавил, – хотя, если с вашей помощью мне это удастся, в будущем, может, и скажу.

– Послушай, Фисо, – обратился он к напарнику, – беру свои слова обратно, возможно, твои поиски, так же, как и разработки, не лишены смысла. Ты же понимаешь, что результата сможешь достичь, только в условиях моих полномочий и при изменении статуса испытуемых на подопечных. Будут совсем другие параметры допуска и другой надзор. Да что я говорю, опять, наверно, повторяюсь, и наш подопечный, скрывающий своё имя, может это подтвердить. Хотя у меня есть совершенно секретная информация о некоем Слооте, имеющем сверхсекретную миссию и такие же засекреченные способности. Уж не он ли это? Самое неприятное в этом то, что я не знаю такого ответа, который бы полностью убедил меня в обратном.

Эмиля спасло только то, что он почти дремал. Почти – ровно настолько, чтобы затормозить с реакцией на произнесённое имя и в то же время найти верное решение:

– В прошлый раз для Фисо моё имя не было секретом, и, по-моему, оно звучало по-другому.

Фисо зашёл за переборку, и, пристально посмотрев на вновь испекаемого подопечного, подтвердил:

– Если верить печати переправы, то его зовут Эмиль.

– Ладно, просто хотелось проверить подозрение, – согласился Лаар, – Эмиль, так Эмиль. Будь здесь, а лучше – начинай работу. Времени требуется больше, чем мы имеем, поэтому желательно поскорее найти выход из создавшейся ситуации.

Лаар замолчал, видимо, перешёл на внутренний диалог, поднялся и вышел. Фисо занял его место. Некоторое время он молчал, затем произнёс:

– Сейчас мы начнём что-то обсуждать, о чём-то говорить, потом вернётся Лаар, может, даже не один. Неважно, в любом случае от нас потребуют практические результаты, реальность получения которых закладывается в самом начале. Если верить первоисточнику, то во многом, или даже в основном, это зависит от лабильности убеждений.

Здесь первое противоречие: с одной стороны – требуется подвижность, с другой – возникает неустойчивость, вызываемая постоянными изменениями. И, в общем-то, понятное решение или условие достижения равновесия – это непрерывность движения, балансировка состояний.

Второй вехой на пути преодоления становятся взаимоотношения, распределение прав и обязанностей по компетентности, иерархичность. С одной стороны, это отказ от личных амбиций, с другой – сохранение собственного достоинства и работа со многими неизвестными, доверие в синтезе с адекватным оцениванием своих и чужих возможностей. И это порождает первое усилие, направленное на различение внутреннего и внешнего, на язык просто просится: «водораздела», нечто пока ещё конкретно-неконкретное. И здесь мы уже плаваем с рекомендациями.

А дальше – ещё сложнее. Начинается познание таинства восприятия. Надо, разделяясь, оставаться в единстве. Необходимо достижение состояния некой неотчуждённости для удержания равновесия внутреннего и внешнего. Внутренняя близость, проживание целостности при погружении в себя, и, вместе с тем, сохранение различённости. Здесь вообще полный завал.

И вот таких ступенек главного существует множество. Причём, идёт постоянная их компактификация. И каждый раз постигаемое должно быть равновелико уже постигнутому. Уму непостижимое спиралевидное восхождение. Честно говоря, я даже не знаю, с чего начинать.

– Ты, конечно же, прав, Фисо, – решил ответить на все вопросы сразу Эмиль, – всё, что ты говоришь, имеет место быть. Но вместе с тем или в месте том существует и некая целесообразность, причём, многоуровневая: вышестоящая, своевременная, ситуативная, доступная пониманию.

Есть допустимый диапазон любых параметров материи, который ограничивается запредельной необратимостью, за которой либо взрыв, либо чёрная дыра, либо ещё какой-то недоступный восприятию переход.

– Материя и Огонь, Пространство и Время, – мечтательно произнесла Делси, – всегда хотела стать равновеликой им, бессмертной.

– Это команда, с которой мы должны свершить события, равновеликие Вселенскому Бытию? – посмотрел на Эмиля Фисо.

– Вот именно, – подтвердил тот, – именно так и будет, ибо нас не воспримут всерьёз, а мы проявим собою... нет, мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы дать проявиться через нас и нами... как бы так сформулировать, чтобы выйти в начало пути обозначенного?

Эмиль замешкался. Что-то произошло, что-то не состыковалось...

– Ладно, – Фисо будто оправился от минутной слабости и оценивающе провёл пронизывающим взглядом по присутствующим, – что-то я усомнился в легитимности данного собрания. Уж слишком всё обволакивает.

Он поднялся и поспешно вышел за переборку.

– Вы не те, за кого себя выдаёте. И пока нет иного решения, вы мои подопытные, – он подошёл к пульту управления и изменил параметры поля.


Спин-сопряженность


Тошнотворное выворачивание и разбалансированность всех систем организма лишь частично описывают то состояние, которое за этим последовало...

Эмиль уже в который раз отмечал про себя, что осознанно переходит в иное, вот только понимание того, что этому предшествует и соответственно, к чему надо устремляться, при этом не переносилось. Стало быть, пользы от такого осознания пока было мало.

Он стоял определённо многоприсутственно или, по крайней мере, многопланово, хотя и не в синтезе. Отчуждённость как она есть, обращённая на своего носителя, была беспощадна и бессмысленна.

...Вот он идёт по широкой улице, идёт неуклюже, об него то и дело все спотыкаются, толкают, чего-то требуют. Но ведь у него ничего нет, нет даже сил идти. Он садится прямо, где есть... Его сметает мусороуборочная машина, больно впивается множеством шипов...

...Нет, он стоит посреди пустыни. Одиноко и твёрдо, словно только что сделал свой выбор. Ветер бросает очередную порцию мелких песчинок. Серебристости почти не осталось. Он помнит, что это конец пути во плоти. Без защитной оболочки она, плоть эта – ничто.

Эмиль поднял беззащитную руку. Мягкая пористая кожа, мелкие волосинки – это всё его собственные, вернее, данные ему в управление клеточки, слипшиеся, спаянные какой-то неимоверной общей целью существования. И он среди них и в каждой из них...

– Не пойму, к чему такое сопротивление? – удивлённо произнёс спасатель, – это живое существо вопреки всем законам сохранения пытается сгноить себя. И это при всём разнообразии возможностей предлагаемого обмена.

Он посмотрел на Эмиля и, уже обращаясь к нему, продолжил:

– Тебе, как новенькому, могу прочесть лекцию по непреложности законов развития. Хочешь?

– Хочу, – утвердил Эмиль.

– Тогда становись рядом и грузи отходы на транспортёр, а заодно, слушай.

Самый первый закон – закон спиновой сопряженности. Ничего сложного в нём ты не усмотришь, даже если сильно будешь стараться. Пряжа – это такое соединенное множество первичных завитушек, некое витиё в квадрате, а может, в кубе. Пространственные модели вещества в виде спинчиков с удовлетворённым их желанием быть свёрнутыми, закрученными. Причём, они сами же сцепляются друг с другом, по собственной воле. А в перспективе всё выглядит, как нить. И обладает такая конструкция способностью искусственного удержания разделённых элементов, сопрягая их пространственно. В определённом диапазоне она позволяет выравнивать скорости и решать некоторые другие разногласия.

– Да, но ведь это насильственное решение, связывание против воли, – заметил Эмиль, бросая очередную порцию отходов на ленту.

Сила – это внутренняя направленность, усилие, волевое проявление. Приставка «на» означает внешнее, которое при определённых преобразованиях можно представить как управляемое внутренним. И это есть необходимое условие движения к неотчуждённости и к бόльшей цельности, в которой всё воспринимается, как внутреннее.

– Ну и причём тут спин и его сопряжение? – не понял Эмиль.

– Придётся пояснение своё начать с предыстории, раз ты такой туго восприимчивый, – совсем не расстроился спасатель, – правда, это звучит несколько мифологично, но зато проще воспринимается в своей аксиоматичности.

Представь себе обездвиженную ограниченность безжизненную, застывшую пустоту бесконечности сросшуюся. Проживи её и скажи, что ты ощутил при этом?

Эмиль ничего не ощутил, но представил возможную безысходность, и состояние тошнотворного выворачивания вдруг напомнило о предшествующих событиях.

– Вообще-то, такая пытка обездвижением может привести к сбросу фиксации привязки к действительности и переходу в иное состояние, – представил он.

– Во! Как раз оно, – обрадовался спасатель, – желание вывернуться находит свою реализацию в искривлении пространства восприятия. И это искривление становится той независимой единицей движения и поиска, которую невозможно связать и обездвижить! Это её суть – несвязуемое самодвижущееся начало. Другими словами, Само-движущее Пространство-зарождающее Истино-образующее Начало-время. Или сокращённо СПИН. Неистребимый неутомимый исследователь всего сущего – спин-восприятие! Познавательный процесс, формирующий субъективную картину мира и носитель этого процесса – шедевр жизни! Заметь, что вторые слова, входящие в пары, тоже имеют смысл и дают зов (движут, дополняют, действуют...)

Эмоциональная подача истории постепенно начала растапливать отчужденно-инфантильное безразличие Эмиля, зарождать в глубине его сознания некий интерес. Работа продвигалась быстро. Освобождённая от завалов территория тотчас же прорастала зеленью, наполнялась благоуханием и шорохом естественных обитателей.

– Приятно видеть результаты совместной работы, – проронил спасатель, – особенно, когда достигается гармония саморегуляции. Представляешь, в этой части пространства поселились программы изолирующей отчуждённости и запустили процесс дегенерации собственного пространства. Ладно, об этом потом. Так на чём мы остановились?

– На том, что появился живчик-спин, – напомнил Эмиль.

– Ах, да, поначалу он ничего о себе не знал, кроме того, конечно, что является движением сущим, началом и бесконечностью одновременно. Пространство зарождалось в нём самом. И он был его временем, и оно, это пространство, выворачивалось наизнанку и становилось бесконечным, несущим в себе своего породителя.

– Как это, – удивился Эмиль – был и сущим, и не сущим одновременно?

– Вообще-то, находясь внутри этого бытия-небытия, всего его объять поначалу невозможно. Это пределы от микро-масштаба, начинающегося со спина движение-образующего, вернее, пространство-образующего движения, до чёрной дыры пространство-поглощающей, движение завершающей. И всё это лишь спин третьего порядка, жизнь самосущая, самопознающая и саморазвивающаяся.

– Так в чём же практическая польза от такого мифического знания? – пытался понять Эмиль.

– А в том, что частью этого всего есть всё, что ограниченно себя частично в нём воспринимает. А дар его и состоит в развёртывании сознания до уровня всецельности свободного перетекания во всём и вся!

– И достигнуть этого возможно? – не поверил Эмиль.

– Об этом я и собирался тебе поведать, – с сожалением произнёс спасатель, – да камень преткновения неверием ты породил. Придётся вычищать и эти многомерные завалы. Послушай тогда рассказ о следующем этапе истории развития спин-сопряжённого пространства бытия...

Тошнотворная вывороченность таки достигла своего предела. Сознание снесло и удивлённое рассматривание естественной телесной свежести своей руки – тоже, и многотысячность участников спасательных работ, и зелень... полной грудью... опьяняющего аромата... природы естества...

Эмиль вздрогнул и открыл глаза. Все четверо сидели в тех же креслах, а за переборкой совещались местные: двое, уже знакомых Эмилю, и трое новых, определённо врéменных, инспектирующих. Один из троих спросил:

– И вы утверждаете, что произвольно выбранная группа обречённых на распад, ущербных, беззащитных, способна насущные вопросы для всей цивилизации решать?

– Вопрос не в том, вернее, в том не так поставлен, – спокойно возразил Лаар, – готовность внешне оценённая – лишь видимость того. Цель вашего посещения достигнута: вы увидели реальность существования группы, убедились в полной безопасности вашей и отсутствии прямых угроз с её стороны. А в детали глубинные и секретные я вас посвящать не намерен, поскольку ни времени, ни компетентности вашей не достаточно для достижения позитивных результатов в данном познавательном процессе. Посему завершайте свои формальности и не мешайте работать.

– И вы готовы всецело положиться на этих двух алхимиков сомнительной науки? – обратился один из трёх к группе испытуемых, даже не заходя за переборку, и далее безжалостно констатировал, – хотя, в вашем положении, пожалуй, и разницы-то нет, кому довериться или не доверяться вовсе.

– Не всегда всё так, как видится предубеждённым взглядом, – парировал Эмиль, – и выход, если он иском на входе, порой не предсказуемый в исходе!

– Я поражён лишь тем, насколько вы поражены болезнью, – отстранился от переборки второй из трёх, – но если оптимизм ваш смысловым раскрытием заразен и если может быть к пространству применён, в чём сомневаюсь я, а то не был бы так уверен в безопасности своей... Хотя согласие всех четверых необходимо.

Всё четверо по очереди кивнули в знак своего согласия на участие в экспериментальных разработках.

– Ну, что же, – констатировал первый из трёх, – тогда вполне официально вы передаётесь на попечение этих двух учёных. Со всеми правами, обязанностями и прочими следствиями заключённого договора они вас ознакомят.

Инспектора покинули лабораторию...


Часть 2


Формальности работы


Фисо отодвинул переборку и зашёл в экспериментальный бокс. Лаар проследовал за ним.

– Как вы? Еще не передумали возложить свои головы на алтарь науки? – поинтересовался Фисо, – хотя отступать поздно. Договор не предполагает своего расторжения по инициативе как одной, так и обеих сторон.

Теперь нам необходимо сложить мыслеобразы нашей деятельности. Общий, каждого, поэтапный, вариативный и прочие, и представить всё премьер-совету для согласования со всеми стратегическими разработками по ним. Сообщество имеет право знать, чего от нас можно ожидать. Надо предоставить все предполагаемые и оценочные выкладки, соотношение лабораторных, полигонных, резервационных или запредельных испытаний, всех масштабов, смет, технических и прочих вложений. И что, может быть, самое важное, философско-мировоззренческое обоснование.

– Вот к чему ведёт спешка, – усмехнулся, осуждая самого себя, Лаар, – а ведь всё это обычно делается заранее. Сейчас окажется, что у нас совершенно в разных направлениях идущие планы, и все во всём, и вся несовместимы.

Он подошёл к столу, привычным движением раздвинул его многофункциональную поверхность, образовав шесть локальных рабочих мест перед каждым участником первого совместного заседания.

– Начнём, пожалуй, с философии, вернее, даже с границ её возможных допущений. В целях объективности и экономии времени говорить будем по очереди, не перебивая друг друга, лаконично и предельно просто. Желательно по существу, без «ну», «давай» и «я так думаю», – упредил он все вопросы.

Эмиль хотел начать, но в голове крутилось «хорошо», «тогда» и прочий мусор, и это показалось ему смешным, заставило улыбнуться.

– Каждый человек на данный момент времени совершенен перед Отцом, – вдруг произнесла Вера.

– Каждый человек является частичкой Отца и един с ним этой самой частичкой, – добавила Делси.

– Пространство, время, вещественное и невещественное проявления жизни Отца, Огонь Его и Материя, а также их взаимопроникаемость и сочетаемость формируют соответствующее восприятие и восприятием же воспринимаются, – вставил Фисо.

– Восприятие фиксируется в точке перетекания огня в материю и связано со скоростью этого перетекания, что обуславливает взаимосвязь состояния пространственно-временного континуума и материального оформления самого восприятия сопряженностью отношений О/М ↔ В/П, из чего следует, что пространственно-временным перемещением можно управлять, преобразуя огненную материю, то есть регулируя восприятие, – углубил обсуждение Лаар.

– Простота истины обуславливается выражением ею синтеза внутренних накоплений частей человека вовне, – наконец вставил свои соображения или познания Эмиль, и все посмотрели на Бону.

Тот выпрямился в кресле, подчёркивая важность момента, и попытался, как ему показалось, всех примирить в устремлении каждого чем-то блеснуть перед другими.

– Равностность и неравенство как результат развития, достижения многочастности, многоприсутственности, многопроявленности и самой жизни, и человека, как двух взаимозависимых начал есть лишь часть условий взрастания и совершенствования.

– Да, философски и лаконично получилось, а вот с доступностью осознания, простотой – не очень, – подвёл первый итог Лаар. – Может, изменить установочные данные?

– Всенепременно изменить, упростить, разложить по полочкам, систематизировать, но главное, мотивировать и нацелить, чтобы сузить границы поиска, – поддержал Бона.

– Не совсем ясно, какие границы, но сократить – это правильно, – согласился Лаар, – сокращаем до одного слова, которое и будет аспектом разработки каждого.

Немного подумав, он добавил:

– Можно с кратким обоснованием, чтобы не терять времени на следующий круг.

– Вера, – улыбнулась, произнеся своё имя, напарница Эмиля, – ибо по вере каждого дано ему будет.

– Восприятие, – довольно посмотрел на остальных Эмиль, – ибо в Доме Отца всё зависит от восприятия. А для межмерностных переходов это просто вопрос жизни и смерти, бытия и небытия.

– Следование, – предложила свой вариант Делси, – ибо пути содержат все формы и всю конкретику бытия.

– Творение, – выбрал Бона, – ибо есть оно выразимостью процесса материализации замысла.

Фисо не спешил. Он не понимал, как из множества важного можно выбрать только одно. Ему хотелось и формы жизни, и всеединство законов, и безграничность возможностей, и... «Но как же тогда «всё во всём», – думал он и понимал, что не в состоянии что-либо выбрать.

– Состоятельность, – наконец произнёс он и уточнил, – как состояние быть способным выбирать, систематизировать, исполнять, реализовывать, проявлять.

– Развитие, – завершил круг Лаар, – ибо это открытость времени, пространству и оправданность бытия их самих. Пусть это будет некая стратегия, которая постепенно облечётся в приемлемую форму. Меня заинтересовал один вопрос. Какое такое жизненно важное или смертоносное значение имеется в восприятии?

Он посмотрел на Эмиля, и тот не замедлил с ответом:

– Я знал, что тебя это заинтересует, ведь ты хочешь сократить путь перехода, воспользовавшись временным тоннелем. Как тебе известно, при переходе в каждую следующую мерность скорость света удваивается. Это эффективно можно использовать для сокращения времени перемещения. Но именно восприятие является связующим и гарантийным звеном сохранности материи при переходе. Если ты прошёл точку удвоения, а восприятие не перестроилось, то твоё внутреннее время потекло в два раза быстрее, и материя сохранилась. Перешёл ещё раз с тем же эффектом, и биологические часы пошли быстрее вчетверо.

– Теперь несложно догадаться, откуда берутся долгожители, – удивлённо произнесла Делси, – это же надо! Так просто: перевёл своё восприятие на уровень выше, и твои биологические часы замедлились. Чем дальше смог делегировать своё восприятие, тем бессмертнее становишься. Я имею в виду внутренние возможности организма.

– Хотите сказать, что разгадка совсем близка к выходу на поверхность? – заинтересовался уже и Фисо.

– Ага, – довольно улыбнулся Эмиль, – уже и твоя тема задета! Может, всё-таки поспешите завершить все формальности согласований, чтобы мы перешли в стационарный, стабильный режим работы?

– Сейчас попробую сформулировать тему, – Лаар сосредоточился, прищурился, и было видно, что его мысль вошла в эволюционную спираль повышения качества.

Процесс завершился, и результат был выдан на-гора:

– «Жизнеобеспечивающие функции восприятия в синтезе пространственно-временных переходов» – под такую тему мы получим целый ряд льгот и преимуществ, доступов и обеспечений. Так что дело остаётся за малым: сохранность ваших жизней будет напрямую зависеть от степени заинтересованности совета в восстановлении стабильности протекания цивилизационных процессов. Пока я буду убеждать тех, ты, Фисо, активируешь этих, – кивнул он благорасположенно в сторону группы, – так что у тебя есть фора во времени. Постарайся сделать её существенной, чтобы не смотреть на меня потом голодным взглядом.

Лаар вышел, а Фисо расслабился.

– Ох, уж эти военные: никогда и ни в чём не могут уступить без укола.

– Почему военные? – обеспокоилась Делси, – нас что, направят в район боевых действий?

– Нет, конечно, – заверил Фисо, – воинство и стражи – это элита. Вас туда не допустят, по крайней мере, в ближайшее время. Меня сейчас волнует как раз обратное: насколько возможно всё-таки избежать силовых действий. Ведь явно такие вопросы возникают при проявлении слабости и означают милосердную зачистку болезных, дабы не заражали других. Исполнители – это уже отработка иных неадекватностей. Надо найти выход. Итак, что у нас вышло из слов? Следование творению восприятием веры состоятельности развития в какой-то интерпретации. Сложно, и рано о чём-либо судить, но три пары слов явно имеют стабильные и устойчивые связи. Возможные следы нашего творчества, восприятие веры или вера в восприятие, и состоятельность наших надежд на развитие. Чётко три пары, и катастрофическое отсутствие времени. Надеюсь, вы не будете возражать против этого?


Вера и восприятие


– Что скажете? – обратился Фисо к присутствующим.

– Надо изменить формат работы, – предложил Эмиль, – мне не совсем понятны разговоры о времени как о чём-то фатальном или безжалостном, катастрофическом.

Давайте скажем, что оно нам дорого, что с ним надо считаться и ни в коем случае ним не надо манипулировать.

– Надо верить в свои возможности и оптимальность условий, даваемых нам в соприкосновение в каждый момент времени. Их просто надо должным образом принять, – поддержала Вера.

– Совершить бы или сотворить какой-нибудь переход! – предложил Бона.

– Чтобы наследить в другом месте, или чтобы следа нашего здесь не осталось? – поинтересовалась с наивным выражением лица Делси.

– Я слышал, ты достаточно состоятелен, чтобы обратиться в службу спасения? – Фисо посмотрел на Эмиля с явной надеждой на помощь.

– Это произошло случайно, – признался Эмиль, – и то только в неестественных вибрациях твоей аппаратуры. Ещё неясно, когда её надо включать, когда выключать...

– Надо верить, – настаивала Вера.

– ...и кому выключать, – по инерции закончил фразу Эмиль.

– Правильная постановка вопроса. Другого случая может не представится, – согласился Фисо.

Он подошёл к пульту, произвёл какую-то манипуляцию и вернулся на своё место.

– Сейчас будут тебе соответствующие условия, – обрадовал он Эмиля, – а выключит Лаар, когда вернётся. Надеюсь, нам хватит времени?

– Сам не знаешь, на что идёшь, – проворчал Эмиль ещё до того, как его вывернуло и освободило от всех тревог...

Спасатель посмотрел на Эмиля и словно продолжил:

– Тебе так понравилась лекция, что ты привёл новеньких? Продолжить лекцию по непреложности законов развития? Хотите?

– Хотим, – утвердил Эмиль за всех на правах бывалого.

– Тогда становитесь вряд и грузите отходы на эскалатор, а заодно, слушайте, – стандартно произнёс спасатель и вдруг проявил удивительную память. – Мы начали говорить о первом законе – законе спиновой сопряженности. Дошли до силы как внутренней направленности и проявлении волевого усилия, и здесь мы можем проделать другой путь, чтобы не утомлять повторением, тем более что есть активатор переключения: ваша Вера.

Эмиль, наконец, заметил следы некоего движения невдалеке от себя и по эманациям определил, что это его партнёры, его команда. Затем увидел и их телесную проявленность.

– Итак, вера – это волевое естество реализации абсолюта. Опять воля первична, ибо вера есть условие предпринятия соответствующего действия по достижению того, во что веришь, а действие требует волевого приложения.

– Что-то не складывается очерёдность, – перебил его Эмиль.

– Ну, как же, – пустился терпеливо объяснять спасатель, – если бы не существовало действия, на что бы реагировала вера, если бы не было воли, чем бы запускалось действие? Вера – это внешний отклик на внутреннее естества разумение. Именно она заполняет кажущуюся пустоту, стягивая на себя внутреннюю наполненность, давая работу службе восприятия, в которой ты состоишь.

Спасатель приостановил своё выступление и ещё раз просканировал Эмиля.

– Ну да, точно: линия эманации восприятия веры. Лучше не перебивайте, а то работы себе сами добавляете.

Эмиль постепенно начал соображать, что к чему, и уже думал, как это можно использовать в сложившейся ситуации. Спасатель неожиданным образом подсказал идею:

– Жалко, что вы искусственно перенесённые, а то мы могли бы произвести полноценный обмен. Тем более что вопросы нерешённые есть и у нас.

– Так если вы являетесь заинтересованной стороной, то паритет сохраняется.

– Да, беру свои слова о том, что ты туго восприимчивый, обратно, – вдруг засуетился спасатель, – просто у тебя иное восприятие.

– А что значит: искусственно перенесённые? – неожиданно присоединился к разговору Фисо.

– Вы сейчас все сами заведёте себя в безвыходную ситуацию, – с нескрываемым сожалением произнёс спасатель. – Лучше молчите, я всё сам объясню.

Искусственно – то и значит, что не по своей воле пришли сюда, а по нижестоящему принуждению. Могу предположить, что ваша материальная, нижестоящая составляющая под воздействием несвойственных ей технически активированных вибраций вошла в резонирующее возбуждение, переключив восприятие вышестоящей части на наш диапазон. Наша служба спасения – это волонтёры, которые идут впереди службы стражников и помогают оступившимся осознать что-то и тем переработать свои не совсем адекватные накопления.

Как только мусор ваш вами же и будет убран, вы снова станете свободными в перемещении. Вопрос останется лишь в активации отправившей вас стороны. Как только искусственные раздражители отключат, вы совершите обратный переход. Этим вы ограничены в свободе выбора.

Если всё затягивается, или вы своими вопросами вываливаете всё больше и больше мусора, наступает момент критического оседания, и стражники берутся за свою работу. Сейчас критическая точка как никогда близко. Вопрос веры. Если вы мне пообещаете, что всё закончится благополучно (вопрос вашего восприятия), и если мои напарники так же воспримут всё правильно и тоже поверят, то может состояться некий обмен, и последует творчество. Странно, никогда раньше это пространство не допускало так много допущений. Нет времени всё объяснять, давайте придём к согласию на уровне проживания веры.

Спасатель подал какой-то знак, и к ним приблизилось ещё двое волонтёров.

– Вы можете сослужить службу, о которой так много мечтали. Вы знаете, о чём я говорю. Вот этим двоим нужна ваша помощь, а нам, возможно, помочь могут только они.

Волонтёры молча подошли к Эмилю и Фисо, в считанные секунды убрали их мусор. Затем сняли свои бирки и перевесили на гостей. Спасатель взял обоих чужаков за руки и медленно повёл прочь. Появился стражник.

– Вы такие же спамы, как и эти вирусы, – ухмыльнулся он, – единственное отличие, так это ваш иммунитет, которого, кстати, можно легко лишиться неправомерными действиями.

– Не трогай их. Они убрали за собой, и время их потекло, значит, их очень скоро заберут, – тихо ответил спасатель.

– Или сами развеются, – поправил стражник, – и тогда тебе придётся убирать это согласно договору.

Но он не успел ещё договорить, как пространство словно вывернулось, унося с собой тех пятерых.

Эмиль и Фисо оба видели, как это произошло, но каждый реагировал по-своему. Для Фисо такая трансформация была чем-то невероятным и фантастичным. Он дважды прошёл через пространственно-временную точку, равнозначную в его восприятии смерти.

Смена мерности, – вмешался в ход его мыслей своей репликой Эмиль, – здесь есть два вариативных момента, что невообразимая удача в таких делах.

И после удивлённого взгляда Фисо добавил:

– Там перекрываемое «ме» и лишние «на» и «нос». Ещё, если тебя интересует, произошла ли смена восприятия, отвечу: однозначно. Так что не переживай: теперь времени у нас предостаточно. А то, что ты оторвался от своей реальности, так это просто супертренинг для восприятия. Тебе ещё повезло, что я рядом, а мне когда-то довелось самому познавать тонкости мира тонкого...


...Лаар, вернувшись с хорошими новостями для Фисо, его самого не обнаружил и по мере осознания ситуации начал терять свой телесный блеск. Его защитная серебристость быстро тускнела.

Аппарат полевой активации был включен. За столом в рабочем отсеке сидело пятеро, но самых главных среди них не было: ни Фисо, ни того, с кем был заключён договор. Вместо них сидело два существа, по-другому не назовёшь, слегка отличающихся формой, вернее, пропорциями и цветом, от привычных. Все пятеро были в анабиозе. Лаар хотел вызвать стражу, но передумал: ситуация явно не отвечала требованиям безопасности, которую он обещал. Раскрыть её означало прекратить эксперимент. Он резко нажал на кнопку выхода и...


Баланс приятия


– Вот так всегда! Представляешь!? – Ощутив на себе дикий взгляд агонизирующего в бессилии Лаара, Бона мгновенно встроился в новую реальность и принялся комментировать то, чего сам военный воспринять не мог. Он небрежно махнул рукой. – А, эти? Это и есть безопасность работы наших там. Представляешь, твоему Фисо пришла идея: раз ты ему оставил мало времени, то почему бы его не приостановить или не растянуть слегка? Так он и нас же с собой хотел прихватить. Мало того, для безопасности и простоты обмена оставил здесь эквивалент массы своей и Эмиля. Просил передать, чтобы ты их берёг, как зеницу ока. На них настроен код обратного перехода. Я тоже хотел бы пошустрить там, но Фисо сказал, что чем больше масса эквивалента, тем сложнее осуществлять балансировку.

Болтовня Боны не столько разъясняла ситуацию, сколько мешала Лаару соображать. Но из ступора всё-таки вывела.

– Помолчи ты, расходный материал, – выдавил он, наконец, – если окажется, что это была попытка похищения, я сотру тебя в порошок, помещу в синтезатор, доведу до полного распада и из свободных частиц синтезирую Фисо заново. Но это уже будет дубликат. Ему нельзя будет полностью довериться. Так что молись и исполняйся веры, очищайся, дабы пройти процедуру безболезненно.

Первоначальная злость Лаара прошла и унесла с собой ощущение бессилия. В рабочий отсек он заходить не стал, уселся за пульт управления и принялся что-то изучать. Затем посмотрел на Бону и властно произнёс:

– Теперь можешь говорить, но не что попало, а отвечая на вопросы. Вопрос первый: что это за гуманоиды и куда подевался Фисо?

– Многоуважаемый Лаар, – пытался стабилизировать баланс приятия Бона, – могу ли я озвучить столь секретную информацию при посторонних?

– Информация твоя такая же виртуальная, как и ты сам. Выкладывай всё, а реальные решения принимать буду я. И постарайся максимально насытить время отсутствия Фисо, чтобы у меня хватило терпения дождаться его самого.

– Но ведь именно ты, Лаар, выбрал слово «развитие». Вот Фисо, видимо, и решился на развитие своей состоятельности. Ладно, по существу развития событий. Следи, пожалуйста, за ходом мысли.

N-пространство имеет n-мерность, n-время и все прочие n-параметры. При переходе в N+1-пространство всё удваивается, причём, и буквально, и нелинейно. Если тут у тебя одна жизнь – там две. Если тут у тебя один порядок – там два. И так во всём, но при условии, что твоё восприятие адаптировалось. Единственная неприятность: время течёт вдвое быстрей. Есть второй вариант: меняется твоё восприятие, происходит нивелирование раздвоенности, и ты воспринимаешь всё, как одно-единственное. Тогда ты перестаёшь существовать здесь...


...Фисо ухватился за последнюю фразу Эмиля:

– Так ты говоришь, что мне повезло? Ещё вчера мы с тобой не были знакомы. А сегодня ты – это всё, что у меня осталось из прошлой жизни.

– Её остаточное явление, ты хочешь сказать?

– Последнее явление, – уточнил Фисо предлагаемый Эмилем сценарий развития событий.

– Я знаю, чего ты не можешь воспринять, как данность, – продолжил Эмиль, – слушай меня внимательно и запоминай, а лучше, сразу вникай. Специально говорю медленно для заторможенных. У тебя на груди висит иммунал. Не костяшка, не кусочек кожи, не значочек, а иммунный алгоритмизатор. Ты волонтёр. Даже стражники к тебе не цепляются. Ты в школе учился когда-нибудь, или у вас другое освоение подуровней восприятия принято?

– Ты имеешь в виду «Дом Образования»? Так это сакральная программа эталонизации – самоактивирующая, самонастраивающая и саморазвивающая. Её все проходят. Главное-то ведь в том, что потом каждому приходится жизнью своею всё проживать, нарабатывать, различать.

– Я понял тебя, Фисо, вам до сих пор делают самопрививку на самозамедление самостоятельности и самоусечение самодостаточности, – рассмеялся Эмиль.

– А что смешного-то, я не понял, – так же весело произнёс Фисо.

– Действительно, ничего весёлого, когда программа техники безопасности превалирует над самим предметом пользования, – согласился Эмиль. – Это  вирусная программа замедления развития и оттягивания во времени осознания, а, следовательно, и проявления эффекта состоятельности, к чему ты неравнодушен.

– Мне невероятно повезло, – перебил диалог пришельцев спасатель, – моё сознание начинает пробуждаться от ваших речей, но нас ждут. Я уже отправил сообщение о том, что диво свершилось, и нам удалось войти в сопряжение. К сожалению, баланс приятия действительно неустойчив, а времени так мало. Давайте поспешим. Транспорт ждёт.

Они сели в аппарат обтекаемой формы, который неизвестно откуда появился, и ощутили настоящий комфорт передвижения. Жалко только, что всё быстро закончилось. Вышли на площадке перед зданием.

Большое многофункциональное сооружение из искусственного материала было таких размеров, что легко могло вместить в себя целый город.

– Это действительно центр города, – поймал их захватывающие эманации спасатель. – И мы сейчас пройдём в самый его центр и, вдобавок, окажемся в центре внимания.

– Что я тебе говорил, – обратился Эмиль к Фисо, – вот ещё одно подтверждение: центрозначимость, формируемая центральной образующей силой. Опять число пятнадцать, как и в случае с иммунитетом.

– Это что, действительно, так важно? – удивился Фисо. – Я понял, ты хочешь, чтобы я напрягался и вспоминал все эталоны. Но ведь системность вариативна, цифры изменчивы, точки отсчёта текучи.

– Да нет, отчего же, – усмехался Эмиль, – сейчас всё самообразуется, мы же в самоцентрируемой точке пространства находимся.

Последний переход был преодолён.

Чашеобразный зал с линзовидной трибуной, если можно так выразиться, в центре. «Волонтёров» провели прямо туда. Войдя в линзу, они оказались в уютной комнате с круглым столом в центре и тремя креслами вокруг него. Посредине стола был закреплён шар, похожий на мыльный пузырь. Сели. Конференция началась. Мыльный пузырь оказался и экраном, и кинокамерой одновременно. На нём высвечивался весь зал, а изображение троих выступающих он передавал на внешнюю линзу. В общем, каждый видел выступающего, обращённым к себе, а остальных, как фон.

– Обмен произведён и, по моим оценкам, достаточно мощный, – начал выступление спасатель. – Всё под самым носом у стражников, а они ничего даже не заподозрили. Уровень насыщенности позволит нам удерживать баланс приятия несколько часов. Затем необходимо будет произвести обратный переброс. Но потенциал обмена настолько велик, что отработки хватит на многие годы. Сейчас сами убедитесь. Предлагаю самопроизвольный вариант, поскольку в обменном материале присутствует самопрограммируемое начало. Но самое центровое то, что есть программа воссоединённого приятия.

– И что это означает для нас? – поинтересовался Фисо, в котором начала просыпаться исследовательская жилка.

– А вот это и есть ядро процесса, центр управления пространственно-временным континуумом. За ядром находится фильтр-цитоплазма, который включает программу адаптивности. И всё. Дальше каналы, линии, пути сообщения и потребитель, перерабатывающий продукт во вторичный уровень, соответствующий приятию окружающей среды. Затем включение во всеобщий обменный потенциал, и пульс цивилизации приходит в норму. А внешние и их стражники думают, что все периферийные процессы саморегулируются, самопреподносятся им на блюдечке с зеленоватой каёмочкой. Плесень близорукая, – спасатель понял, что говорит лишнее, и замолчал.

Зато активировался Эмиль.

– Послушай, Фисо, здесь всё ясно и понятно. Мы с тобой вроде как инъекция или самоинъекция иммунной системы колоссального организма системного или галактического порядка. Скоро идентифицируют нас и отправят в место взаимодействия с каким-нибудь вирусом такого же громадного порядка, как и сама система. Тогда придётся повоевать. А пока мы в центре внимания, давай закончим разговор по поводу воспитания и образования. Им, насколько я понял, всё равно, на какой разговор медитировать. Они будут накладывать его на своё восприятие, как примочку, и ждать оздоровительных эффектов. Самое интересное, что по законам Отца обмен занимает одно из центральных мест. Вот они сейчас слово «центральный» услышат, и для них это будет, как бальзам на душу.

– Ладно, ладно, – поспешил с ответом Фисо, – будь, пожалуйста, немного почтительнее в гостях, а то мало ли что. Напомни мне, на чём мы остановились или чего хотим достичь.

– Мы остановились на том, что ты совершенно не понимаешь или не воспринимаешь тех образовательных процессов, которыми тебя пытаются довести до зрелости, спелости, полезности, называй это как хочешь. Только любое вложение предполагает отдачу. Так вот: баланс приятия и неприятия зависит от многих факторов – и от сферы обмена, и от диапазона толерантности, и от потенциала вариативной изменчивости. И показателей тому море: есть приятие – тебе приятно, нет – и у тебя неприятности. Есть межличностное приятие, и вы приятели, а нет, и – неприятели. Всё в слове отражается определённым образом. Скажешь «неприятель» и можешь отследить, чем вызвано неприятие, а скажешь «враг», и образ врага сотворит между вами овраг-пропасть. И ни перейти его, ни увидеть, чем он обусловлен.

– Как у тебя всё к образу сводится легко, – заметил Фисо.

– Учиться надо было устремлённо и настойчиво, – завёлся Эмиль. – Конечно, образ, а что же ещё? Вот, смотри: есть Образ Отца, есть Огонь Его и Синтез. Огонь вершит материю, а Синтез оперирует огнём.

– И что?

– А то, что Отца Образ физичность определяет, Огня Образ – тот самый набор огнеобразов, которыми все уровни организации материи отстраиваются. А синтезобраз – это та часть, которая свободно может во всех мирах действовать, проявленность огнеобразную воспринимать, возможно, и управлять ею. Вот явился ты в гости сюда, не запылился, не задохнулся, не растворился, а всё, думаешь, почему? Да потому, что синтезобразом ходишь, а не телом. И ничего тебе не угрожает. Снесёт, если что, на безопасный уровень, выкинет, наконец, в собственно телом фиксируемое пространство – и бывай здоров. Тебе даже не надо тащиться в место перехода, в ту аномальную зону, откуда нас привезли, потому что аномалия эта самая именно в тебе живёт-присутствует. Ты и есть точка перехода.


Соглашение


– Я, конечно, не со всем, тобою сказанным, могу согласиться, но что-то в этом есть. Выходит, я своим миром в их мир прорастаю, усталости и дискомфорта не ощущаю, потому что нечем, а так всё соображаю, потому что синтезобраз активен? В чём же тогда практическая польза от всего этого?

– Польза в том, что опыт ты получаешь и пользоваться ним сможешь, если воспринимаемое в свой мир перенесёшь.

– Так, а сложность, собственно, в чём? – допытывался Фисо.

– В различии скоростей, в том числе и восприятия. Только многоприсутственное действие даёт наибольший шанс приятия информации, то есть, если запись ведётся. Воспроизводится она потом, если включать умеешь, и восстанавливается вся картина постепенно. Вот, скажем, помнишь ты место какое-то из своего прошлого. Был ты там, действия какие-то производил, эмоционировал, мыслил о чём-то – вот и зафиксировалось. Но видишь ты потом это как внутреннюю фотографию или киноплёнку. Чаще покадрово.

А вот, представь, поучаствовал ты в событиях другой временной скорости. Для твоей физики это мгновенно, и в следующее мгновение это уже как воспоминание о прошлом существует. А ты мучаешься, почему так неясно видишь, да ещё и сурдоперевод ущербный. Образы приходится сутями из мерности в мерность перетягивать и уже затем смыслами заново заполнять, что, ой, как сложно в ограниченности меньшей мерности. А из смыслов уже мысли рождаются.

– Как-то мы с тобой вдвоём общаемся, Эмиль, – заметил Фисо, – а местные участия не принимают. Что же мы отсюда вынесем в обмен на откровения свои?

– Видишь ли, Фисо, ты сейчас не просто эманируешь знания, опыт, эмоции – ты опустошаешься, и в образовавшиеся ниши втекает дух, втекают идеи и прочее, прочее, но уже местного разлива. Ты ещё, погоди, окажешься дома, и попрёт оно из тебя, поскольку не в силах будет противостоять закону потребности и необходимости обмена.

– Согласен, нет смысла ему сейчас высовываться, если оно как раз только засовывается, – Фисо задумался.

– Вы не закончили по поводу Отца и Образа Его, – нарушил тишину спасатель.

Скажи, пожалуйста, один из многих, – повернулся к нему Эмиль, – ты как себя осознаёшь и как себя воспринимаешь? В конкретике бесчисленного множества рядов какими качествами ты достойно обладаешь? На что твой ум всецело устремлён? Душа чем занимается, ты знаешь? Или вовсю открыться норовишь во внешнюю среду и ею наполняешь свои, что явны, что потайны закрома?

Вместо ответа Эмилю спасатель обратился к форуму:

– Ну, что я говорил!? Какого качества инъекция возможна? На что направим?

– На то, в чём Сила.

– На то, что сами мы не можем одолеть.

– Предъявим, как достигнутое нами?

– По крайней мере – принятое и включённое в своё...

– На самый, на передний край борьбы за выживание...

– Я и не сомневался, что вы меня поддержите, – довольно произнёс спасатель, отвечая на все реплики, и посмотрел как-то странно на Эмиля с Фисо, – вот так вот: доверяется вам самое сокровенное и самое ответственное. Доверие безумное или вера отчаянная. Работать будете из ядра. Да что слова: в безмолвии всё видится иначе...

Спасатель вышел за пределы линзы в зал. Мыльный пузырь начал расти и своим миром преобразил содержимое линзы, включая двоих новопризванных воинов Иммунала...

Невероятных размеров тень заставила Эмиля посмотреть вверх. Пузырь, в котором они с Фисо находились, чётких очертаний уже не имел, он уходил в пространство переливами плотности и живости, будто перетекая изнутри наружу. Сверху на них с огромной скоростью летел огромный орёл. Войдя в соприкосновение со сферой, он начал трансформироваться, уменьшаться, очеловечиваться и, наконец, приземлился удивлённым, ободранным, кривошеим с орлиноподобным лицом существом человеческого вида.

– Жалкие жертвы обстоятельств, – проговорил он отрывисто и с сарказмом, – зачем вы согласились им помогать, ведь вы же не их жалкого рода. Я прав? Зачем вам представлять их в этих бессмысленных переговорах, лишь отодвигающих неминуемый финал? Ни последствий, ни трудностей исполнения договора вы не ощутите, не увидите.

– Можно подумать, твоя роль завиднее, – скептически ответил Эмиль, – чем своими суждениями обмениваться будем, давай лучше излагай по существу дела. Человек из тебя совсем никудышный. Воплощался бы уже в реале, пока не поздно, пока не отстал безнадёжно. Не так уж много, небось, таких как ты, осталось, способных трансформацию переносить? Или я не воспринимаю чего-то?

Фисо смотрел на Эмиля и не понимал, о чём тот говорит и к чему клонит. А посланник неба тем временем освоился с новым своим состоянием и стал более естественным.

– Всё так, – ответил он, – вот только сроки вышли давно для тех, кого вы представляете. Возможно ли так ускориться, чтобы переправы вовремя достичь? Предписание имею вопросы задавать жёстко и времени на раздумье не давать. Сфера ваша истощена: мыльный пузырь просто. На то только, чтобы меня принять, половину сил своих истратила.

– Только давай вот без этих твоих устрашений, – предупредил Эмиль, – сейчас скажешь, что иссякнет она, и вновь орлом предстанешь тут, а мы мышками какими-то беззащитными. Не переоценивай своей перспективы и не недооценивай нашей.

Фисо снова посмотрел вопросительно, но промолчал.

– Будь по-вашему, – посланник не стал больше распинаться о своём превосходстве и перешёл к вопросам, – перигей или апогей выберете для коррекции?

– Апогей, – ответил сразу Эмиль.

– Почему?

– Сам сказал, что мало времени, значит, в перигелии планета находится и переходит в другое пространство. А коррекцию можно осуществить, только находясь в апогее, – рассмеялся Эмиль. – Поздно тормозить, когда врежешься.

– И откуда ты такой взялся? – удивился посланник.

– Три переправы прошёл, дважды спасателям помогал расчищать завалы, один раз в пузырь полез и то только для того, чтобы с ощипанным орлом поговорить, – продолжал шутить Эмиль.

– Ощипанным, говоришь? – обиделся посланец, – тогда уточни, будь добр, сколько сил у орла неощипанного есть?

– У нормального-то? Обычно пять, если сил-то, – рассмеялся простоте вопроса Эмиль. – Ему даже звезда пятиконечной кажется. Из-за его ограниченности только пять эмоций получили максимальное развитие в человеке, пять органов чувств начали формироваться. Стоило пыжиться?

Не только посланец, но и Фисо не понимал, откуда ответы у Эмиля берутся. Но поединок продолжался.

– Тогда назови, будь добр, и пять основных задач, которые решить орлу предписано было, – посланник с вызовом смотрел на Эмиля.

– Ну, как же, – не задержался с ответом Эмиль, – наработать сосредоточение и отделить его от рассеянности. И задачу эту орёл решал вместе с существами, живущими на земле, правда, странным образом разделив обязанности в отработке среды и оточения.

Научиться смотреть не только вниз, но и вверх. Здесь орёл тоже нарабатывал вместе с наземно существующими своеобразно: в борьбе за существование.

Научиться жертвовать и принимать в жертву всё, даже саму жизнь. Здесь тоже без комментариев. Ниже стоящее, равно же как и ниже бегущее, всегда питали вышестоящее или выше летящее.

Осознать значение силы как таковой, её проявления всякого: от диких сил природы, стихий разных, сознательных сил представителей царств жизни до высших сил. В сопоставлении же со своими силами выйти на различение внешнего и внутреннего их проявления.

В итоге выйти на Законы Мена. Ведь за всё в жизни надо отдавать что-то взамен, всё развивается благодаря обменным процессам. Благодаря ним идут всякие изменения.

Посланник уже не слушал Эмиля, он смотрел, как менялось пространство вокруг. Переливы плотности и цвета мыльного пузыря насыщались яркостью проявлений, а его жизненная сила впитывала в себя силу среды, с которой соприкасалась, и всё росла, росла. Пути для возврата уже не было, и бывший орёл заговорил совсем по-другому.

– Ты, конечно, несколько размыто обрисовал задачи и их сферы проявления, но в целом что-то подобное выразил. Поскольку я уполномочен заключить соглашение, я готов воспользоваться своими полномочиями и дать шанс на выявление позитива из негатива тем, кого ты вызвался защищать. Им, если можно так сказать, повезло.

Дымка незаметно затянула всё вокруг и так же незаметно растаяла, только уже внутри линзы, в которой стояли трое.

Такое произошло впервые. Обычно орёл принимал жертву и благосклонно продлевал время жизни остальным. Теперь же он принёс в жертву себя, пускай даже, часть себя, и соглашение будет подписано на других основаниях.

Эмиля и Фисо сопровождал всё тот же спасатель.

– Мне разрешили воспользоваться пространственными преобразователями, – восторженно произнёс он, – вот, всего-навсего шлем. Надеваете на голову и выбираете цель перемещения. Правда, без подготовки ещё никто ими воспользоваться не сумел. Хотите попробовать?


Укрощение пространства


Эмиль надел шлем и ощутил нечто необычное. Восприятие его оказалось полностью разбалансировано. Внешний мир воспринимался эманируемым изнутри и представлялся вполне податливым к преобразованию. В нём появилась масса бестелесных существ, сновавших туда-сюда и занимавшихся непонятно чем, и ещё больше непонятно, зачем. Они собирались группами и отрабатывали эмоциональные состояния: то воздыхали, то радовались, то удивлялись и при этом пытались добиться отклика, видимых изменений со стороны пространства вещей.

Перед лицом Эмиля кто-то помахал рукой, пытаясь привлечь к себе внимание. Ноги его самого не касались земли, а в голове гудело.

«Цель», – вспомнил Эмиль и посмотрел вперёд. На горизонте виднелся валун.

«Вполне подходящая цель», – подумал он и напрягся. Через мгновение валун был уже под ним. Пара таких преобразований, и Эмиль оказался в аномальной зоне конхоидального перехода, снял шлем и глубоко вдохнул. Ничего не ощутил, значит, по-прежнему находился в виртуальном режиме.

Ждать пришлось недолго, вскоре появились Фисо и спасатель.

– Впервые вижу, чтобы новичок без подсказок осуществил перемещение в автономном режиме, – признался спасатель, – портал активирован, так что вы скоро уйдёте. Не знаю, как вас благодарить за оказанное содействие.

– Зато я знаю, – уверенно произнёс Эмиль, – раз уж мы помогли вам как-то образумить ваше прошлое и снять затягивающуюся петлю с вашей шеи, поделитесь своими секретами с Фисо в отношении будущего. Я знаю, он давно ищет формулу конхоидального перехода, а вы ею успешно пользуетесь.

Оба в недоумении посмотрели на Эмиля и почти одновременно произнесли:

– Об этом никто не может знать, кроме посвящённых...

– Вот я вас и посвятил взаимно в ваши тайны.

– Хорошо, раз я обещал, тем более что вы уходите, да и сам принцип почти открывается названием своим, – проговорил с расстановкой акцентов спасатель. – Весь секрет кроется в восприятии, в том, как в N-мерном пространстве выглядит кривая с мерностью N+1. Конхоида, как четырёхмерная кривая в трёхмерном пространстве, очень удобна и вполне подходит для активации восприятия. Она имеет форму раковины. Секрет лишь в сопряжении формы и звучания, в звучании формы или форме звучания. Достаточно сделать плоскую модель и поработать с песком, чтобы выйти на формулу сопряжения. Следующий шаг за выбором пропорций и точки приложения. Большего я сказать не могу. Для настоящего специалиста этого должно быть достаточно, – заверил спасатель.

Да больше он сказать бы и не успел, поскольку пространство портала активировалось и криво усмехнулось. В следующее мгновение на месте Фисо и Эмиля уже стояли волонтёры-обменники. Именно в это мгновение они и осознали, что всё для них закончилось благополучно.

Эволюция планетарной жизни плавно перешла на следующий виток. Вся избыточная сила возбуждённых стихий ушла на внеочередную активацию портала...

Лаар отвлёкся на показания прибора. Ему показалось на мгновение, что стрелка перескочила через ноль, чего в принципе не могло быть, поскольку означало бы, что пространство вывернулось наизнанку.

«Сделало глоток звучания иного», – пронеслось в его голове, и он вздрогнул, отстранился от пульта, посмотрел за переборку. Все пятеро были на месте... все, только вместо зелёных там снова сидели Фисо и Эмиль.

Фисо поднялся и направился к своему напарнику.

– Надеюсь, я не сильно задержал твои испытания, Лаар. Сразу хочу упредить все нарекания: мне удалось получить недостающие звенья моих исследований, даже более того, практически поучаствовать в нескольких экстремальных ситуациях, так что группа в твоём полном распоряжении.

Не проронив больше ни звука, он удалился.

– Вот, значит, как, – раздосадовано произнёс Лаар, – сразу появились секреты и индивидуализированные наработки, а то, что я места себе не находил, чуть не позеленел весь, так это мои проблемы, оказывается.

– Ладно, – решил он поменять объект своего внимания и хищно посмотрел на Эмиля, – значит, объяснять всё будешь ты, как соучастник предательских похождений. Потом будем решать, успешно или не очень проведён эксперимент.

– А отпуск или отгул разве не предусмотрен? – удивлённо произнёс Эмиль.

– Да будет тебе известно, что кривая интенсивности съёма информации при межмерностном переходе резко падает первые несколько минут. Так что будь добр, не спеши выходить из своего состояния и быстро отвечай на вопросы.

Какие моменты осознания или восприятия, связанные с экспериментом, ты можешь зафиксировать прямо сейчас?

– Могу сказать, что массовое перемещение, о котором вы мечтаете, малоперспективно, потому как маловероятно в выбранном вами направлении. Времени на согласование уйдёт больше, чем сам выигрыш во времени будет. К тому же вы относитесь к различной мере материи и вряд ли уживётесь. А вот технический обмен возможен. Обмен идей, принципов и концепций возможен.

Видел, как рванул Фисо? И это, всего лишь получив намёк на последовательность разработки формулы перехода. Хотя это больше твоя тема. Ему-то биоадаптация нужна! Быстрее всего, его вдохновило само осознание, что работа проделывается не зря. Ведь переходы возможны, раз он сам в них поучаствовал. Возможна и вариативность. Думаю, он нашёл недостающие параметры и побежал делать новые расчеты. Вот увидишь, Фисо скоро вернётся и захочет повторить эксперимент с целью получения уже более конкретных элементов или недостающих звеньев.

А в твоей собственной концепции разве не имеется вопросов, требующих проверки и уточнения? Ведь неизвестно, сколько ваш портал ещё будет активен. Дерзай, а то упустишь время!

– Ты хочешь знать, не выжил ли я из ума настолько, чтобы нырнуть в никуда?

– Но ведь ты именно к этому и стремился! Или это всё пустые разговоры были для получения финансирования и прочих привилегий? – Эмиль сам не понимал, зачем дразнит Лаара, но остановиться не мог.

– Ты даже не удосужился сформулировать принцип работы портала, – колебался Лаар.

– Назовём это «конхоидальным скольжением», и что изменится? Ведь полномасштабного переноса вещества нет. Есть только тонкоматериальный переход. Значит, какие-то параметры ещё сокрыты, не доступны пониманию. Не зная твоих наработок, я не смогу ничем тебе помочь. Не принимая самоличного участия в переходе, ты не сможешь определить точки сопряжения, стало быть, не войдёшь в поток пространства-времени. Чтобы управлять системой, надо хотя бы частично выходить за её пределы временнό или пространственно.

– Всё, что ты говоришь, мне понятно. В моей концепции время и пространство никогда не проявляются одновременно. Но, исходя из принципа неопределённости, любое из них имеет границы стабильности. Вышестоящее управляет нижестоящим. Нельзя управлять временем, не переведя его в пространственную активацию, то есть не войдя в более высокую меру по отношению к нему. И не надо питать иллюзий на этот счёт. Именно время и будет всему этому мешать, направлять по ложному следу, по пути пространственному. Но если уловить переход и связать воедино две меры, управление окажется возможным.

Лаар задумался и сформулировал очередной вопрос:

– Скажи, по-твоему, возможна синтез-активация сопряженных мерою пространств на этой твоей конхоиде?

– Вопрос, конечно, интересный, – согласился Эмиль, – только специально его мы не отслеживали и таких расчетов не делали. Можем попробовать с твоим участием проделать.

– То-то и оно, что слишком уж всё неопределённо, – готовился принять решение Лаар. – С одной стороны, вы благополучно вернулись, и это обнадёживает, с другой – иные параметры исследований могут привести к иным результатам. И что, вместо меня здесь тоже будет находиться какой-нибудь зелёный уродец?

– Сам ведь сказал, что параметры будут иными, значит, и ход событий возможен иной. Кардинально иной!

– Уменьшить коэффициент, уменьшить коэффициент, – бормотал Лаар, – с шести пятых до восьми седьмых! Рискованно, но по принципу неопределённости, чем ближе к пятьдесят на пятьдесят, тем естественней.

Он посмотрел на группу.

– Вот ты, Делси, кажется? Нет, ты, болтун, иди сюда.

Бона вышел за переборку.

– Смотри, – показал ему Лаар, – вот это основной элемент стабилизатора. Делает скачок во времени на минус пять секунд. Это кнопка выхода. Это датчик запредельности параметров. Если он зашкалит, жмёшь эту и до истечения пяти секунд эту. А вот это кнопка запуска. Всё запомнил? Кому доверять приходится! И всё – ради науки.

Лаар вошёл в экспериментальное пространство, сел на место Боны и произнёс:

– Жми на кнопку «пуск».


Пятьдесят на пятьдесят


Вместо выворачивания Эмиль ощутил поначалу некое скручивание и вытягивание. Затем внутри него что-то начало взрываться, распадаться... без боли... надо было сделать выбор, за какой частью себя следовать... Опять этот мыльный пузырь. На этот раз его оболочка была вполне чётко представлена, и отделяла она два пространства, совершенно различной природы. За пузырём находилось двое. Это были Лаар и Эмиль. Внутри – тоже двое и тоже они, Лаар и Эмиль.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил тот, что внутри.

– Это какой-то сбой программы, – уверенно ответил Эмиль, – всё твой принцип неопределённости. Мог бы выбрать иную парадигму за основу. Вот, смотри.

Эмиль сложил руки вместе, потом развёл их, будто растягивая что-то нереально тонкое, как мыльный пузырь. Внутри этого маленького пространства, тонкоотделённого от всего остального, появились два человечка.

– Вот, смотри, – повторил Эмиль, – это я и ты.

Лаар не поверил, напряг зрение, приблизился:

– И правда, а как же те? – он посмотрел за пределы своего окружения и не обнаружил ограничений, – это что же получается, мы перетекли вовне?

– Только сознанием, напарник, и притом осуществив окончательный выбор, – Эмиль сделал непроизвольно-произвольное движение и стряхнул остатки мыльной субстанции со своей руки.

Вокруг всё напоминало о далёком прошлом, неопределённом, наивном, чистом. Йодистая насыщенность оформляла стерильную приторность восприятия и больше напрягала, чем успокаивала.

– Не переживай ты за свою кожу, – понял причину нервозности напарника Эмиль, – обмен с окружающим миром должен идти постоянно. Среда должна улавливать все тонкости наших эманаций и подстраиваться под них, иначе, лишённая программных установок, она прорастёт бессмысленностью, хаосом и зачахнет в своей собственной неразличимости. Это вы своим серебрением лишили свою планету будущего, отгородившись от неё, а эта планета пока наивно чиста.

– Ты собираешься меня учить? – Лаар перенёс напряжение в другую сферу, и она мгновенно среагировала. Рядом с ними появились стражники:

– Как думаешь, что делают эти двое в декларационной, заповедной зоне? – спросил один воин другого.

– Надо бы их вывести за пределы и там уже поговорить, – предложил второй.

– Это вам просто так кажется, что ситуация в вашей компетенции, в действительности же всё обстоит иначе, – вмешался в разговор Эмиль. – Лучше вызовите сюда спасателя.

Уверенный тон Эмиля возымел своё действие, и стражники ретировались. Нависло утомительное затишье неопределённости – грань естества и искусственности. Обстановку разрядил спасатель, возникший ниоткуда:

– Всё-таки хорошо, что мы настояли изменить статус этой территории: хоть и маленькая, но была надежда, что вы появитесь вновь, – улыбнулся он Эмилю, – что самое интересное – как раз вовремя. Вскоре здесь соберётся группа волонтёров времени. Всех их интересует феномен преображения пустыни, к тому же локальный, оазисный. Здесь не только воздействие недр земных, поднятие подземных вод, наверняка, решающую роль сыграли эманации иного рода. Не так ли?

Лаар не знал, о чём идёт речь, но видя, как легко Эмиль вступил в контакт с местными, решил пока не вмешиваться.

Вскоре на лужайке, окруженной невысокой растительностью, собралась небольшая группа волонтёров духа.

– Как видите, знамение было расшифровано нами верно, и время, и место выбраны правильно. Представляю вам человека, ставшего катализатором процессов активации многого. Даже оазис в пустыне начал сотворяться после его предыдущего посещения. И напрасно почти никто не верил в возможность продолжения наших взаимодействий.

– Время решило завязать двойной узел, для надёжности, – прокомментировала одна из собравшихся, дав радостному настроению всех выразиться вовне.

– Не буду фиксировать тему, форма её наверняка уже витает в пространстве, определяясь в деталях, а сразу предоставлю слово гостям, – спасатель жестом указал на Эмиля.

– Все вопросы к Лаару, – делегировал слово Эмиль, – только благодаря его многолетним разработкам и техническому обеспечению наша встреча стала возможной.

– Разве техника является решающим фактором в таких делах? Каково твоё мнение, Ла-а-р, – протяжно произнесла всё та же активистка.

Лаар был рад оказаться в центре внимания, но его технократичный взгляд явно не вязался своей угловатостью с ситуацией. Ему пришлось напрячься:

– Точка встречи, очевидно, предполагает обоюдное движение. И техники в том числе... – Он посмотрел на Эмиля, ожидая поддержки. Для него было необычно состояние бессилия при всей, казалось бы, его привычной самоуверенности. Комок неизвестности затягивал в мыльный пузырь... Хотелось оставаться снаружи.

Эмиль уловил момент и не дал ему сгуститься:

Лаар немногословен иногда, но мысль его достойна быть немного приоткрыта, ведь техники развитие вовне всенепременно отражается на технике развития внутри, и грань меж ними, как портал в прозрении единства существа двух устремлённых к месту встречи...

Его определённо-неопределённая манера изложения расширила границы представляемого по возможностям полёта мысли каждого.

Скажите, – вопрошала всё та же представительница волонтёров, – коль всё так просто в понимании, и много так произнесённых прорицателями принципов, основ, законов бытия, то почему же всё по-прежнему бездвижно, не рвётся ввысь спираль развития вонзиться, а позволяет вновь всему скатиться, пасть на постылые круги своя?

Есть чистота материала, эталоны мер, но не всегда находится способный мысли дать возможность уловить аналог видимому в непроявленном, найти пример, – Лаар снова потерял нить путеводную и посмотрел на Эмиля.

– Для путника немаловажна верность выбора пути, а для пути – возможность выбора создать, – начал неопределённо Эмиль, – идёт обмен между двумя взаимно проникающими зависимо-свободными средами, и важно понимать, между какими. Здесь два равновеликих в принципе Пути Начала.

– А если на каком-то примере, как ваш спутник предлагал? – не удовлетворялась ответом активистка.

Ан и Эн – два потаённых имени двух принципов, сошедшихся в одном Пути, собой подвижность порождая и порождая ограниченность её, – предложил, будто интригуя неопределённостью, Эмиль.

– Так расскажи, коль начал, – не выдержал даже Лаар.

– Расскажи, расскажи, – присоединились остальные.

Позволит ли отпущенное время и концентрация пространственных витков пронизывающих, спин-связующих моментов? – дальше разыгрывал действо Эмиль. – Давайте вместе создадим портал для тонкостей входящих откровений... своим единством Сущему Началу... достоинством приятия крупиц рассеянных фрагментов истин... иных масштабов... непроявленного бытия...

Пространство, словно поощряя это «расскажи», раздвинуло границы допустимости, затихло, расслоилось, развязалось, отпустилось. Отпущенному времени невольно потакая, оно бы и само не отказалось послушать откровения свои...

Оазис, конечно же, хоть и был порождён ношением портальности, но сам не предполагал, что может быть насыщен таким иммунитетом. Казалось, были прекращены любые отношения с внешним миром. Местом его дислокации, как сказал бы Лаар, была космическая неопределённость.


Космическая неопределённость


Эмиль сам не ожидал, что окажется на игровом поле такого масштаба. Но отступать было поздно. Никто не тянул его за язык, хотя – не факт.

В ту пору зарождения, вернее, пробуждения, пронизывания Жѝвой Бытия пространственных пустот сил неоформленного заполнения зеркальности для сути женской отражения Материя просила у Отца, – вошёл в поток Эмиль. Группа последовала за ним, не отставая, всё по пути разглядывая с немалым любопытством, детали всякие проживая во всевозможных частностях своих.

Поскольку соответствовало Плану, чтоб Образу подобно было всё, к тому же меру всякую являло, то и указ Отцом был изречён: «Зеркальность – принцип неотъемлемый для Бытия»и точка. Тогда же первою взялась Вода явить того закона Образ. И всякий кто входил в неё, тот ею поглощался, а выходил – был виден сам перед собой, зеркально: здесь, и под водой. Рукою проводил, и видел массу искажений, тем вспоминая про закон второй: «Покой – иллюзия, а множество движений, потребность в них и выбор направлений то явь, которою наполнен Путь, а без него не мудрено застыть, заснуть...»

Вся группа окуналась, проходя Космические Воды, Рожденье Свыше проходя, рождение иной природы... глоток на выходе безмерности свободы...

А Эмиль продолжал:

Тогда же родилось, различною природой наделённых, в противоречиях иного разделённых, два принципа, стремящихся то всё происходящее собой явить, то скрыть, то вдруг в движении едином слить, то в хладости покоя позабыть. Возможно, что погоня та за внешним бытием или желание побыть в себе таят ещё иного свойства времени сверхскоростное что-то?

Так вот, их звали Эн и Ан, как мы в начале самом говорили. И оба Путь желая предварить, они насытили собою две тропы – модели малые того пути, забыв, что малостью великое питая, великость пробуждают этим в нём. Ведь малым принцип ни один быть не желает.

Возник тогда Антропный принцип жизни вития, воспламеняющий собою всё, и принцип равновесной остановки, тепла оттока, роста Энтропии, такой простой, такой изящный, но всё же вечно холодящий...

Хлад вечности на мгновение ввёл всех в оцепенение, потом ослабил хватку, отторг группу и выдавил её обратно в оазис.

– Разве бывает осознание процессов такого масштаба личностно явимо? – не поверила активная соседка спасателя.

– Бывает, – зачем-то уверил Эмиль, – только нас, малявок, туда не допускают. Разве что группой, да в игре, под руководством, да под защитой, да сквозь призму. А так всё больше требуют исполнения согласно уровню восприятия. Вот ты, например, само любопытство олицетворяющая собою, как воспринимаешь увиденное?

– Очень даже отчётливо представляю, – не задержалась с ответом волонтёр, – Ан – внутри, Эн – снаружи. Как внешние условия существования и внутренние условия развития.

– Очень как-то приземлённо, обыденно, серо, – расстроился Эмиль.

– Так это вначале только, – не согласилась волонтёр, – а дальше всё глубже да масштабнее. Не усваиваешь связь с окружающей средой – и у тебя идёт рост энтропии, рост негативных процессов внутри, что ведёт к деградации, отчуждённости, эгоизму. А следом и мельчание твоё для космоса, свёртывание программ взаимодействия, видовая смерть, переход в меньшую меру бытия. Наверное, принцип Эн поставил высоченную планку преодоления, так что не всякий, принципом Ан инициированный, может её преодолеть. Это ли не космическая масштабность требуемых качеств, усилий, скоростей?

Спасатель посмотрел на гостей и увидел, что требуются пояснения:

– Дело в том, что её тоже зовут Эн, и она защитила диссертацию по вопросам пограничных активаций состоятельности человека как принципиально важного участника Вселенского Бытия. А тут Эмиль с таким близким и в самую цель предметом рассмотрения.

– А то космическое существо не женского ли рода случайно? – поинтересовался кто-то из группы.

Все рассмеялись.

– Да, соскользнули мы с гребня волны, – констатировал Эмиль, – и неизвестно, когда следующая волна накатит. А состояние предвывернутости напоминает...

Эмиль не успел закончить фразу: Бона нажал на кнопку...

Лаар некоторое время смотрел прямо перед собой, потом встал и прошёлся по лаборатории.

– Затягивающе, предостерегающе, познавательно, увлекающе, но пока ничего практичного в этом не усматриваю. Сновидение с личным участием в то время, когда тело твоё совершенно беззащитно и рискует здесь. Не находишь, сказочник? – обратился он к Эмилю.

– Совершенно верно, – согласился Эмиль, – но только всё это из-за аппаратной зависимости. Я вот, например, даже не знаю, в скольких мирах сейчас проявлен, и везде сознаю себя и действую самостоятельно. А ваша аппаратура не даёт отделиться части сознания, выталкивает его целиком из этого мира, создаёт ограниченность во времени и массу других неудобств.

– Так если ты в нескольких местах фиксируешься, а в одно всё связать не можешь, что толку в той параллельности? Уж лучше последовательное проживание.

– Не скажи, – возразил Эмиль, – я, например, заметил одну интересную деталь и уже даже перестал ей удивляться. Понимаешь, когда я неожиданно умею или знаю что-то, чего не проходил, чему не обучался, то, стало быть, в ином пространстве иная часть моя для всех меня-нас постаралась, и вместе мы взросли. Количество таких прозрений непременно должно и качество своё явить, позволить нам единым быть во всепроявленном и многомерном бытии, где мы живём: и я, и ты...

– Ты что же, хочешь мою идею напрочь зарубить?! Кому нужны будут порталы и переходы, если все во всём и везде проявлены будут? – вполне серьёзно разволновался Лаар.

– Есть много ниже обитающих миров и множество, ещё нам недоступных, выше, – Эмиль замыслился, – ведь можно будет расширением заняться диапазона жизни по мирам, а можно углубиться в новое, что, несомненно, выявится вслед за осуществлённым переходом.

– Я же говорил, что это затягивает, – повторил своё наблюдение Лаар и остановил взгляд на Вере с Делси, – они что, спят? Почему их не было рядом с нами там?

– А может, они где-то в совсем другом там, и это нас рядом с ними не было, – возразил Эмиль.

– Так разбуди их и узнаем.

– А что, если они чем-то там связаны, что, если мы сейчас определим их состояние, и окажется, что это не сон, не забытье, а кома, что тогда делать с произведённой фиксацией будем? Может, оставим неопределённость в покое, не будем её ставить перед непереносимым для неё выбором? – здраво размышлял Эмиль.

За ширмой появился Фисо: радостный, воодушевлённый и явно с какими-то намерениями.

– А что, уже Лаар подопытный, а Бона экспериментатор? – удивился он.

– Да нет, просто немного свободы ему не помешает, – уклончиво ответил Лаар и тоже вышел за переборку. – Тут такое дело, вернее, вопрос возник, есть выбор: остановить и расспросить или догнать и посмотреть. Как думаешь, что эффективнее? Только не хотелось бы Эмиля одного отправлять, – предварил он зарождающийся ответ Фисо, – раз уж смотреть, то лучше своими глазами.

– Я так понимаю, ты имеешь ввиду – моими? – рассмеялся Фисо, – а самому слабо?

– Только что оттуда, – не выдержал и похвастал Лаар, – ещё не систематизировал результаты первого погружения.

– Зато я уже произвёл перезагрузку.

Фисо удивился услышанному и обрадовался одновременно. Он хлопнул Лаара по плечу, прошёл и сел за стол рядом с Эмилем.

Лаар подошёл к пульту, почесал макушку, что-то сообразил, поменял в настройках и нажал кнопку...

То ли это вошло в привычку, то ли адаптация завершилась, но Эмиль ничего не почувствовал.


Поединок


– Детский сад, честное слово, – возмущалась Вера, – почему я должна играть в эти глупые игры?

Рядом с ней вышагивал коротконогий, с длинным туловищем гуманоид, размахивая руками.

– Такие правила, – уговаривал он, – если тебе не хватает последовательности, или ты с трудом что-то отслеживаешь, а твоя соучастница вторжения ни во что не хочет верить, то мы в этом не виноваты. Приметы точно указывают на точку начала маршрута. Только тогда включится обратный отсчёт, и только если вы воссоединитесь к его завершению, вы сможете покинуть декларационную зону.

– Но ведь декларационная зона предполагает неприкосновенность, насколько я понимаю? – спорила Вера.

– Условно – да, а безусловно – нет, – возражал коротконогий, – никто не утверждал, что это правило действует отдельно от остальных. Только комплексно. Ваше посещение должно что-то дать нам, иначе данностью будете считаться вы. А в технике путешествий мы разбираемся. Вместе явились, вместе и покинуть должны, иначе может случиться непоправимое.

Они остановились возле дерева с экзотическими плодами. Коротконогий поднял руку, и ветка наклонилась, вложила в его руку плод. Разломив его пополам, коротконогий предложил половину гостье. Вера отказалась.

Гуманоид неожиданно отпрянул в сторону и сделал стирающее движение рукой. Пейзаж изменился, деревья стали непроходимой стеной.

– Терпеть не могу, когда за мной наблюдают без моего на то согласия, – произнёс он возмущённо и обернулся в ту сторону, где находились Эмиль и Фисо, протянув руку вперёд, как будто бросая вызов.

Глаза его были так смешно вжаты в круглые отверстия между век, что Эмиль рассмеялся.

– Послушай, ты, чучело огородное, правда, прекращай свои игры. Мы пришли за своими, – примирительно произнёс он и подтолкнул Фисо вперёд, чтобы вывести его из оцепенения, добавив при этом, – ты что, поверил в его грозность? Да брось ты, это всё напускное. Нет, если ты хочешь с ним поиграть, то без вариантов: можешь подыгрывать ему в самого себя надувательстве.

– Тогда у меня вопрос, – гуманоид выпрямился, расслабился, натянул на себя важность, – говорят, что внешние условия отличаются от условий внутренних. Я вполне с этим согласен. Но тогда как же с условиями обмена? Нет в них полноценности? Каналы засорены или у кранов малая пропускная способность?

– Ты, случаем, не в водоканале работаешь? – искренне поинтересовался Эмиль.

– Не спеши грубить представителю власти, – напрягся коротконогий, – не ровён час... да, кстати, какой диапазон расхожести даёт бытие времени однопространственное?

– Это уже второй вопрос? – переспросил Эмиль, – тогда давай сразу и третий, последний.

– Почему последний? – удивился гуманоид.

– Отвечаю в произвольном порядке, это моё эксклюзивное право гостя, – предупредил Эмиль.

– Последний, потому что больше не принимается. Причём, заметь, ты сам выбрал вопрос, чем заключил соглашение. А это в декларационной зоне обязательно. К тому же, я сомневаюсь, что ты довёл до наших друзей это приятное обстоятельство. Далее ответ на второй вопрос. Однопространственная расхожесть равна одновременной схожести, но с противоположным знаком. Запомни это.

Гуманоид стоял, глупо моргая. При этом его глаза выпятились на излишнее расстояние и сделали его ещё меньше похожим на человека.

– Итак, первый вопрос твой кажется наиболее интересным. Закон обмена не предполагает неразборчивости и безграничной тупости. Ты имеешь право осуществлять обмен только с тем, что тебя привлекает. Это соответствует и естественному отбору, и свободе выбора, и индивидуальности формирования внутренних качеств.

Привязанность к достигнутому ограничивает горизонт воспринимаемого так же, как привычка идти одинаково делает тебя уязвимым к неожиданностям пути. Соображение по накатанному развивает узость мышления и формирует недопущение новых взаимодействий. При этом происходит затухание огненности выражаемого, тускнеет взгляд, становится затхлым дух. Жизнь видится беспросветной, действия становятся пассивными, в основном – только под воздействием внешних раздражителей, которые раздражают всё больше и больше. В результате застой существующего, отсутствие деятельности и, вот здесь то, к чему предыдущее было лишь пояснением: происходит рост энтропии до критической однородности пространства-материи. В общем, такая себе пылетуманность полубытия. Антроп становится питекантропом, затем обезьяной или просто овощем, и происходит полная зачистка отбросов эволюции.

Вот ты как раз на этом пути. У тебя внутри вакуум. Ты становишься средой обитания даже для своих растений-благодетелей. Они восходят тобою или на тебе.

Эмиль провёл рукой, будто стирая всё, и пейзаж податливо изменился. Прямо перед ними стояли Делси и Вера. Чуть дальше ползал таракан, смешно перебирая короткими ножками.

– Что-то не так? – спросила Делси, – а я и не впадала в безысходность, знала, что по следу можно меня найти.

– Жми на кнопку, Фисо, пора, – настоятельно произнёс Эмиль.

Фисо рассмеялся и придавил пальцем пустоту перед собой. Пространство расслоилось, перемешалось, вспенилось, расслабилось и отпустило...

В лаборатории раздался дружный смех.

– И что это было, Эмиль? – поинтересовался Фисо вполне серьёзно.

– Вам лучше не знать, – заверил Эмиль, – а если серьёзно, то наш иммунитет даёт брешь, раз мы угодили в пространство-фаг. Разложение на исходные составляющие для него сущий пустяк. Хорошо, что оно захотело поиграть и вовремя не сообразило изменить правила игры. Считайте, что из чёрной дыры сами себя за волосы вытянули.

– Да брось ты, – не хотел верить Фисо, – тогда как же там столько продержались Делси и Вера?

– А вот эту загадку нам ещё предстоит разрешить, – снова серьёзно ответил Эмиль, – ведь если мы на окраине Вселенной, то стоит попробовать изменить тактику переходов. Я почему-то не ощущаю себя готовым ко входу в начало следующей манвантары. Не дорос я до таких масштабов ни действий, ни восприятия, ни ответственности в принятии решений.

– Как всегда шутишь, – легонько толкнула его Вера, – такие события готовность несут в самих себе, каждому по его восприятию, даже тараканам.

Все рассмеялись. Но каждый о чём-то задумался.


Часть 3


Какие уж тут шутки


Какое-то время все молчали, затем Фисо вздохнул и произнёс:

– Какие уж тут шутки. Только появился шанс заняться настоящими исследованиями, и сразу же оказалось, что воспользоваться ним не так-то просто.

– Где-то нарушено равновесие, – предположил Эмиль, – если мы потеряем иммунитет чистоты, и среда перестанет нас оберегать... Боюсь, мы к такому ещё не готовы.

– Что за паника на корабле, – вступил в диалог Лаар, – кто-то против боевых действий?

– Ты можешь себе представить всё многообразие возможного безобразия? – не сдавался Эмиль. – Лично я пас. Вывешиваю белый флаг и возвращаюсь на исходную позицию. Этот маршрут попахивает тупиковостью ветви своего развития. Не хочу быть бесславно забытым потомками.

– Значит, нам предстоит расставание? – уточнил Фисо.

– Вы уже получили достаточно материала для самостоятельного завершения эксперимента. А быть подопытным кроликом я не намерен. Уверен, при желании вы найдёте себе достаточно достойных кандидатов бессребреников. Но, главное, думаю, вы уже осознали: именно ваше стремление к увеличению отражательной способности привело вас на край, за которым начинается дорога в никуда.

– Не слушайте его, – перебила Вера, – ему просто надо восстановить силы после стольких, практически непрерывных экспериментов. У него нервный срыв, истощение. Ему надо выспаться, погреться на солнышке, поплескаться в воде, снять с себя излишнее напряжение ответственности, продезинфицировать своё сознание, может, ещё что-то.

– Вот вам и первые результаты, – продолжила в её поддержку Делси, – нельзя перегружать безотчётно или безмерно любого из команды, даже самого опытного. Предлагаю поработать восстановительными методиками, можно в сочетании с выездом на природу.

Эмиль, видимо, улавливая долю здравого смысла во всём, что говорилось, расслабился и попытался сделать практику чистки. Он хорошо знал её эффективность, но делал редко! Надо просить прощение за своё упрямство.

– Вообще-то, чтобы прорваться в неизвестное,  необходимо достичь соответствующей ему концентрации. А какая концентрация без перенапряжения? Любое творчество есть акт перенапряжения, и со стороны воспринимается, как порыв, прорыв или взрыв, – не согласился Бона, – лучше временно сменить сферу деятельности, но напряжение сбавлять никак нельзя.

– Вот и я так думаю, – поддержал Лаар, – честно говоря, я уже готов был подключить вашу группу к проекту, но без Эмиля, без основного носителя идей, это не имеет смысла.

– Давай, пробуй, подключай, – заинтересовался предложением Эмиль, – я уже практически отдохнул. Вдруг и правда, проект заслуживает внимания?

– В проекте много тем не имеют даже концептуальных разработок, не то, что конкретно-технологических. Нам нужны генераторы идей с нестандартными запредельными показателями вариативности восприятия.

– Говори проще, – улыбнулся, вспомнив свою учёбу Эмиль, – вам нужны гиды. И в какой же сфере деятельности вам нужны гиды?

– Ну, хотя бы в области временнόго варьирования. Как быстро восстановиться после больших нагрузок? Как двадцатичетырёхчасовой цикл с тридцатидвухразрядным стандартом согласовать? Как повысить коэффициент полезности активной временной составляющей при фиксированной суточной цикличности?

– И что, совсем нет никаких вариантов или наработок? – не спешил с ответом Эмиль.

– Почему же нет, – подключился Фисо, – был проект удлинения суток за счёт встречного вращения объекта, но он показал лишь накопление усталости и неконтролируемые срывы индивидуального порядка. Поэтому предложение о замедлении вращения планеты сразу не подходит, к тому же, появятся побочные гравитационные эффекты.

– Радикальный план, – согласился Эмиль, – но этого и не требуется. Достаточно просто войти в глубину вопроса.

Он оторвался, наконец, от спинки кресла и совершенно серьёзно произнёс:

– Законы мерности – это не просто закономерности, это следствие стандартов. Равновесие! Оно заложено во всём. Вот ты говоришь: двадцать четыре часа, и одну треть из них отводить под сон приходится. А ты по-другому взгляни: огонь и материя должны быть в равновесии?

– Должны, наверное, – согласился Лаар, – хочешь сказать, что вообще двенадцать часов спать положено?

– Ты на верном пути! – обрадовался Эмиль, – шестнадцать на шестнадцать – равновесие. Только в огне время вдвое быстрее течёт минимально. Вот и выходит, что для материи, для физики шестнадцать компактифицируется в восемь, и получается всего двадцать четыре: шестнадцать бодрствования и восемь сна. Но двоичный компакт времени – это только первый уровень. А на втором – четверичный, на третьем – восьмеричный и так далее. Вот и выходит, что если вам необходимо восемнадцать часов бодрствования, то отдых должен проходить три часа на первом уровне и три на втором. Тогда шесть плюс двенадцать уравновесят восемнадцать. Разбалансировки не будет происходить. Доведёте до восьмого уровня, вообще, восемь минут останется. Но это только по ясности понимания, допустим, и еще какой-то процент огня надо отводить на компенсацию других составляющих и нестыковок с физиологией, наподобие декомпрессии. Всё надо экспериментальным путём отслеживать. Думаю, что процентов десять-пятнадцать придётся уступать в любом случае.

Фисо посмотрел на Лаара:

– А что, это вполне допустимо и объясняет различную степень выносливости. Я понимаю, о чём идёт речь, и готов разработать программу исследований. Но боюсь, что по многим вопросам потребуются консультации. Например, методики перевода на различный уровень, качество восстановленной живительной силы, прогнозируемость, доступность. Нужна действительно концептуальная разработка, парадигмальная.

– А какие ещё темы требуют нестандартного восприятия? – поинтересовался Эмиль.

– Чем больше будете знать, там меньше вариантов отказаться от сотрудничества у вас останется, – предупредил Лаар.

– Да, ладно, фантазировать можно сколько угодно – без соответствующих ключевых моментов фантазии ценности не представляют, – махнул рукой Бона.

– Например, что касаемо принципа перемещения или конструкции аппарата, так тут любая деталь может оказаться ключевой, – не согласился Лаар.

– Да этих принципов можно сотню предложить, – продолжал спорить Эмиль, – хотите, прямо сейчас один придумаю. Скажем, не надо строить корабль, не надо отрывать тонкие тела от физических, и вообще, можно участвовать в проекте всей цивилизацией. Пойдёт такой вариант?

– Тоже мне глобалист нашёлся¸ – не поверил в реальность предложенного даже Бона, – всё всегда начинается с единичных случаев. Затем происходит привыкание пространства к тому, что такое в нём может происходить, не разрушая его. И только после этого оно, это самое пространство, согласовав, видимо, всё со временем, получив печать своевременности данного явления, эманирует, испускает призывные флюиды к повторению единичного в массовом варианте.

– Ну, ты и закрутил, – рассмеялась Делси, – тебя надо было в начале процесса сотворения пространственно-временной коалиции, который привёл к образованию соответствующего континуума, запустить в качестве катализатора, все спины завернулись бы в торы и сразу перешли бы в состояние частиц.

– Кстати, это очень близко к условиям возникновения закона цикличности, или принципа прогрессивного удвоения, – поддакнул Эмиль.

– Понесло, поехало, – определила ситуацию Вера, – либо вы перейдёте к какой-то системности, либо попадёте как раз в сети своего континуума, в его центр,  тину-болото.

– Но хотя бы завершить предложения по предлагаемому можно? – поинтересовался Фисо.

– Учёный, он и есть учёный, – обрадовался Эмиль, – сразу уловил суть ответа на свой вопрос. Когда спин, свернувшись, увидел себя сзади, то осознал, что надо либо поглощать себя, либо растворяться в себе, либо становиться своей средой, неопределённо внешней, либо внутренней. Он увидел начало начала, явление явления, причину причины, отрицание отрицания, как результат единичности акта вития своего или развития. И понял он тогда, что процесс рождения начинается с процесса умирания и наоборот. И что друг без друга они не существуют.

– А, знаете, у меня тоже есть продолжение истории, – решил завершить предложение и Бона, – осознанное спином не прошло незамеченным для родившегося при этом пространства. Оно вдруг осознало, что необязательно держаться за своё содержимое, боясь его разрушения, можно смотреть вперёд, а не назад, и перестать страдать своей вторичностью по отношению ко времени, представ временем для пространства следующего формата. Тогда-то пространство и приняло в себя закон отрицания отрицания, увидев в нём возможность своего перерождения.


Неслыханная дерзость


Лаар слушал всё с неописуемым внутренним восторгом и внешней маской безразличия. Его надежды могут-таки оправдаться. Эта группа нестандартных индивидуумов способна не только генерировать идеи, быть гидами, но и открывать новые законы, объясняющие, стимулирующие, обеспечивающие существование путей реализации, выдавать методологические и технологические принципы в качестве фундамента своим идеям. И даже идея глобального перелёта ему уже не казалась чистой фантазией.

– Так что там насчёт корабля, не требующего затрат на своё строительство и способного вместить целую цивилизацию? – спросил он.

– А мы уже переходим к системности или ещё можно яркими вкраплениями ментальных самородков обойтись? – вопросом на вопрос ответил Эмиль.

– Я так полагаю, что вам это будет вменено в обязанность, – сделал заключение Лаар, – а рутинную работу по матричному согласованию можно поручить другим, тем более, если все они этим будут пользоваться.

– Резонно, – согласился Эмиль, – тогда проект должен превосходить все существующие представления о возможном, все рамки допустимого. Скажем так: кораблём будет вся планета – это раз. Потребуется альтернативный источник энергии или управляемая сила соответствующего масштаба – это два, система регуляции условий жизнеобеспечения, равноценная той, которую создаёт Солнце – это три. То есть теплица-колыбель человечества должна стать передвижной коляской.

– Очень образно, и главное, всё так просто! – улыбнулась Вера. – А самое главное – сколько можно идти на поводу каких-то звёзд, бесконечных протяжённостей пространства и односторонних соглашений со временем!? Пора показать, кто есть кто!

– Не стоит иронизировать, – возразил Эмиль, – я могу предложить как схему всех этапов работ, так и пути решения противоречий и нестыковок в сознании любого оппонента.

– Смелое заявление, – дал оценку Фисо, – но ты ведь понимаешь всю ответственность, все масштабы затрат, в том числе и времени? То есть ты отдаёшь себе отчёт и готов подписать длительное соглашение, практически до полного завершения проекта? И где гарантии твоей благонадёжности и состоятельности?

– Вот это уже интересный вопрос, – согласился Эмиль, – проект такого масштаба потребует соответствующего масштаба во всём. Нам придётся разговаривать языком соответствия. Тогда можно спросить у спина, как оно: быть одновременно и внешними условиями своего существования, и внутренними условиями развития?

– Всё-таки ты настаиваешь на том факте, что время – это всего лишь внутренние условия развития пространства, а пространство – это внешние условия существования времени? – задумчиво произнёс Фисо. – И с чего же мы начнём свои разработки?

– Начнём с насыщения пространства проявлением нужных нам качеств, – Эмиль, минуя всякие формальности, пустился формировать временнýю петлю с необходимыми параметрами, – давайте уподобимся пространственно-временному континууму и одновременно спин-связующему началу, представив их двумя состояниями некой реальности. При этом кто-то должен отслеживать их настроение или устроение, кто-то регулировать баланс достоверности и вероятности, кто-то быть в состоянии непредвзятости, не привязанности и болтать, что ни попадя, в то же время будучи восприимчивым ко всякого рода изменениям, а ктото всё это отправлять на систематизацию. Думаю, роли распределять не придётся. И так всё ясно.

– А ты чем будешь заниматься? – поинтересовался Лаар.

– А я буду точкой перетекания из невообразимого в образы, из нереального в бытие, буду объектом исследования и субъектом исследователя.

Подобие, к которому ты призываешь то схожесть внешняя, устройство или внутренняя суть? – приступила к своим обязанностям Делси, – и одновременность двух состояний – то два в одном или иной имеет смысл?

– А Эмиль теперь не может говорить, – рассмеялся Бона, – он делегировал эту функцию мне.

– Какова вероятность того, что наших познаний и наших представлений о вселенной достаточно, чтобы начать оперировать её составляющими? – поинтересовалась в свою очередь Вера, и все посмотрели на Эмиля с нескрываемым интересом: «Что же будет дальше?»

Эмиль начал входить в свою роль. Его части одна за другой сливались, растворялись, синтезировались с пространственно-временным континуумом. Образ Отца, Слово Отца, Душа... Интеллект, Трансвизор... Сознание... Зерцало... Его огромность, масштабность отдаляла его от остальных и в то же время связывала, притягивала.

– Свобода воли каждому человеку дарована Отцом, – неожиданно произнёс он, – даровано и в мире быть, и миром. Уподобление, согласитесь, влечёт за собой и образованность, как два в одном. А недоступность в оперировании вселенскими масштабами – лишь видимость, создаваемая трёхмерной ограниченностью.

Введите четвёртую меру, которою меняется всякий порядок, и вы сможете менять не только порядок вещей, но и порядок величин, и порядок очерёдности, и порядок вероятности. Любой физик найдёт, что на этой оси примирятся все разбежности макро- и микромира.

Но сколько бы мы не офизичивали мерности, ни одна из них не оживит вселенную. Для этого потребуется рождение её свыше, принятие образа наравне с подобием.

Вот вам и первая задача: законы подобия, законы для вещей уже насытили пространство соответствующими качествами, и нельзя допустить, чтобы они всецело преобладали.

Надо насытить пространство законами образования, законами для образа. Только такая насыщенность позволит Человеку выйти на равностный диалог с Вселенной.

Эмиль словно что-то осознал и вдруг совершенно однозначно заявил:

– Что нам мешает проявить законы образа? Ведь нам известен Образ Отца, известны его частности, изначальности. Вселенная так же, как и Отец, как и Человек, устроена: законы одни, надо только событийные параллели провести. Издержки лучевого образования мешают, меридианного.

Законы частностей

– Эмиль, ты представляешь, какая это непомерная работа, – произнесла взволновано Делси, – множество цивилизаций, сменяя одна другую, добивались понимания лишь сути и природы вещей, а ты хочешь суть и природу оживляющей всё субстанции враз открыть?

– Предположим не враз, предположим частично, ведь никто не требует абсолютизации. Вариативность – неотъемлемое условие деятельности интеллекта. Пусть это будет частным случаем частного восприятия законов частностей.

– Ну что ж, давайте наболтаем всё, что нам известно о первой частности, – весело приступил к своей работе Бона, – я убеждён, что это будет сделать просто. Что значит непредубеждённость? Способность убеждения законно применять, не забегая наперёд с оценками, предвзятостью и возведением суждения в ранг абсолюта? А может, это недоверие пространству, его желанию условия создать кому-то, для претворения намеченного им же? А кто подумал, сложно ли ему, пространству этому, одновременно поддерживать условиями то, что существует, притом, что новому готовить в глубине возможность претворения? Какие мысли, чувства или противоречия его терзают!?

– Это ты о пространстве, Бона? – Делси посмотрела с недоверием.

– Взяла, сбила с настроя, – раздосадовался Болтун.

– А если рассматривать предубеждения не только как неприятие, как сопротивление новому, неизвестному, а с позиции предшествования убеждению, как основанное на существующем мифе мировосприятие? – предложила Вера.

– Тогда можно будет отследить некоторые моменты его структурности, – продолжила Делси, – вот, смотрите, что получается: статичность пространства – это одномоментная фиксация состояния проявленной в нём однозначности, воспринимаемой в виде вещества, а динамическая его составляющая – это способность или скорость перехода в новое, следующее состояние. Здесь явное взаимодействие пространства и времени, ведь скорость – это отношение пространственной меры к мере времени!

– Здесь ты ничего нового не сказала. Ещё вспомни, что всё зависит от восприятия, всё относительно, всё не совсем реально, – зацепился Бона.

– Не спорьте, – вмешался Эмиль, – надо сузить восприятие, направить его на конкретное явление, раскрыть его содержание и добраться до формы. Только так можно выйти на формулу, на закон.

– Обозначим кандидатов, участников соглашения, и выясним отношения между ними, – предложила Вера.

– Время – раз, пространство – два, восприятие – три...

Скорость восхождения прямо пропорциональна способности осознания состояния причинно-следственных связей, желанию обновления и обратно пропорциональна привязке к уже осознанному, что может быть обусловлено недостаточной энергопотенциальной насыщенностью. То есть всё, как и в обычном движении: должно быть средство передвижения, цель, путь, мотивация, силы и всё прочее.

– Но мы таким длинным определением столько параметров притянем, что никакая формула не выдержит той нагрузки. Надо выбрать основное, – заметила Делси.

– То есть представить непредубеждённость как открытость новому, основанную не только на устойчивости в состоянии предшествующем, но и на видении перспективы будущего развития?

– Вот почему я всё время говорю, что нужна структура, матрица, критерии, что-то настолько локальное и понятное, что вполне естественно могло бы сложить образ представляемого.

– Но структура, или матрица, уже просматривается, – заметил Фисо, – во-первых, в направленности от прошлого к будущему, во-вторых, от материи к огню и, в-третьих, от статичности к динамичности. Вообще-то, у нас был когда-то специалист по глобализации в решении таких вопросов. Никто не знал, как он это делал, а сам он говорил, что читает книгу Ильменя, написавшего невидимую книгу договоров между пространством и временем.

– Значит, не такая она и невидимая, раз он её читал, – заметила Делси.

– Да выдумки всё это, – отмахнулся Лаар, – просто Фисо считает, что многие проблемы были бы решены, если бы появился очередной Чтец книги Циклов.

– Знающий вооружён, – возразил Эмиль, – мало ли какие причуды у вашего хранителя Хроник Жизни. Если бы ещё узнать код доступа, или...

Эмиль закрыл глаза и начал что-то шептать, сначала тихо, затем всё громче и громче...

– ... неуловимости волнений, себя способных изливать и в мир действительный являть как функцию, как предикат. Язык невиданно богат во множественности ращений условий для возникновений фрактальной меры выражений...

Какое-то время он говорил неразборчиво, затем снова вполне понятно:

– ... но выбор не определён, пока течёт свободно время! Зачем вам знания Ильменя? Осмысленности тяжко бремя! Закономерный результат случайных факторов скопленья галактик многих: в миг прельщенья свободный выбор совершить, из отношений мир сошить. Его скроить, чтоб по размеру без предварительных примерок?!

...достойно множеству примером своей конкретности… нельзя предвидеть следствия, нельзя...

Эмиль какое-то время шевелил ещё губами, затем открыл глаза и, удивляясь больше, чем удивляя, сообщил:

– Надо было сразу сказать, что существует возможность взаимодействия с Хранителем Договора, большой книги циклов Ильменя и вариативности Обмена. Но хранитель поставил условия: всякий раз приходить с одним чётко сформулированным вопросом, уметь держать огонь соответствия требуемой глубине. Каждый следующий вопрос предварять синтез-отчётом о применённом знании, не пытаться перетянуть в маломерность многомерные формы вещей, брать только их суть, осмыслять их содержание, так как когда они без формы, то становятся текучими, неощутимыми в буквальном смысле.

– Хочешь сказать, что у него информация обменная? – спросила Делси, – и чем вы обменялись в этот раз? Только неразборчивыми размышлениями о неуловимости условий и невозможной конкретности?

– Вообще-то, я видел совершенно чёткий образ того, за чем пришёл, по крайней мере, мне так думалось. Хотя образ тот и пришлось облекать в словесную форму, что оказалось весьма сложным, но думаю, мы разберёмся, – Эмиль почесал затылок и продолжил, – хранитель предложил мне несколько форм взаимодействия, обзывая их не совсем понятными словами. Пришлось выбирать по изящности и экзотичности звучания.

– И какую же форму ты выбрал? – не терпелось узнать результат Боне.

Предикативную форму, – медленно произнёс Эмиль, – Хранитель мне объяснил даже, что это означает. Я должен прийти с чётким образом предмета к уяснению подлежащего и получить предикат, сказуемое, которое соотносится с этим подлежащим и выражает его действия, свойства, состояния. Почти точно сформулировал. Там это выглядело по-другому: я нарисовал картину, воссоздал образ и увидел его ожившим, в движении, во временном перетекании естественной его неопределённости.

– Получается какая-то невероятная игра слов, в которую трудно поверить, – заметила Вера, – с одной стороны, договор, предмет договора, его образ и явление жизни, связанное с этим образом. А с другой стороны, предложение, в котором есть подлежащее и сказуемое. Прямо-таки двусоставное предложение. Договор и предложение.

– Как ты всё чётко уловила, – удивился Эмиль, – хранитель так и сказал, что опыта у меня маловато, поэтому предикативности вполне достаточно. Но по мере наработки способности мыслеобразования можно будет перейти к более сложным формам предложения-договора.

– Всё, дело приобрело, наконец, должный уровень проявления, – заключил Лаар. – Тебе, Фисо, сильно везёт: все твои даже самые невероятные чаяния и бредовые идеи начинают сбываться. Нет, это же надо! Мало того, что вопреки здравому смыслу, ты создал из «ущербных» дееспособную команду, мало того, что сумел оправдаться в перерасходе ресурсов на создание лаборатории и доказал-таки возможность межуровневых переходов сознания, так теперь ещё и Чтеца нашёл. Невероятное везение!

– Можно подумать, что ты сам не рад этому, – улыбнулся Фисо, – теперь твоя очередь напрягаться. Ведь научные институты и проблемные лаборатории понадобятся гораздо раньше, чем мы могли себе предположить. Вот, сейчас эти «ущербные», как ты их обзываешь, сформулируют первый предикат-закон, и надо будет думать, что с этим делать.

– На этот счёт можешь не беспокоиться. Весь научный потенциал, который в своё время был придан Чтецу, законсервирован и ждёт только команды. Не один ты был преисполнен надежды и занимал позицию веры.


Синтез-образ и синтез-отчёт


– Прямо-таки оправиться не может от необходимости признания успехов других, – обратился за поддержкой к группе Фисо, когда Лаар отправился решать дела внешние, – я рад, что наша внутренняя работа имеет ощутимое выражение вовне. Это вселяет надежду на то, что не придётся много и долго доказывать, что мы именно те, за кого себя выдаём. А что касаемо отчётной стороны, обязательной для осуществления миссии Чтеца, так это даже к лучшему: будет что предъявить и внешним. Согласны со мной?

– Только давай, Фисо, договоримся: ты не будешь нас напрягать сверх наших сил, – ответил за всех Бона, – меня лично устраивает положение наше, как группы свободной генерации идей. Творчество такого рода по мне.

– Давайте, генерируйте, – не стал возражать Фисо, – только чем удобоваримее будет результат, тем меньше к вам будет вопросов. Я даже готов идти заниматься вопросами вашего комфортного проживания и работы, предоставив вам на некоторое время свободу в обсуждении. Хотелось бы по приходу иметь конкретный результат.

С этими словами Фисо тоже удалился, а четвёрка гидов на какое-то время погрузилась в тишину.

Первым заговорил Бона:

– Вот, смотрю я на всё происходящее и думаю: «Тем ли я занимаюсь, на верном ли пути нахожусь, есть ли более подходящий вариант осуществления моей миссии?».

– Ты думаешь, вот так просто хлопнешь в ладоши и окажешься в Зале Осуществления и Реализации, или где-то на лекции у толстяка, или ещё дальше или ближе от исходной точки отправления? Ты-то хоть сам помнишь, кто ты и откуда прибыл изначально? – поинтересовался Эмиль.

– Будь спокоен, дружище, с самоидентификацией у меня всё в порядке. И никому ни при каких обстоятельствах я не поведаю, кто я на самом деле, точно так же, как и все остальные, иначе мы станем уязвимы.

– Думаете, я не знаю, как это происходит? – подключилась к диалогу Делси, – я отследила однажды всю цепочку. Заходишь в кабинет для тестирования, садишься или ложишься у неприметного такого аппаратика и проваливаешься. А дальше всё зависит от глубины или уровня перехода, который включается по компетенции. Хуже всего, когда оторвут тебя от всего и проверяют только один параметр на чистоту восприятия. Ничего не соображаешь, входишь полностью в стандартно моделируемый образ, идёшь несколько лет, бывает, из последних сил, а потом раз – и просыпаешься всё у того же аппаратика через несколько минут по нормальному времени. А оператор так наивно у тебя спрашивает: не устал ли, много ли запомнил и всё такое. И не знаешь, кто из вас в большем неведении.

– Ты что же, всегда помнишь, где и как пребываешь в те несколько минут-лет? – поинтересовался Эмиль.

– С некоторых пор, как научилась осознано входить в погружение, помню всё. Сложного ничего нет, главное, чтобы внешние условия существования не обгоняли внутренние условия развития. Как только соскальзываешь на колесо сансары, считай всё! Не уследишь. Забылся, завертелся, перевоплотился. Ты – не ты.

– Тогда надо поторопиться с первыми выводами по материалу, добытому Чтецом, – напомнила всем Вера.

– Так-то оно так, но начинать всегда сложно, – засуетился Бона, что на него было не похоже, – давайте попробуем восстановить всю картину событий.

– Намекаешь на то, что начинать мне? – понял Эмиль, – да, пожалуйста, только не обещаю припомнить всех тонкостей, уж больно своеобразен был показ. Пытаюсь расшифровать ассоциацию и ничего лучше не могу придумать, как атомарную модель. Можете представить себе вещество, состоящее из молекул сложных? Всякие там составные части, связи между ними, только это процессы и явления, образы и предметы, связанные законами отношений между ними?!

– Но ведь ты успел на конкретное предложение выйти? – поинтересовалась Вера, – нас ведь непредубеждённость интересовала, насколько я помню?

– Мне тогда казалось, что успел.

– Так и давай конкретно вспоминай по делу, а не вообще.

– По делу, так по делу, – Эмиль пытался что-то вспомнить, и это явно было не просто...

Престол – не стол, а Синтезобраз в ту пору был, как детский образ: и восприимчив, и раним. И Время, ткавшее причины, смеялось весело над ним:

– Скажи мне, назови причину, но лишь достойную по чину, чтоб «странности» позволить «про» к себе приставить. Все одно, ведь ей во всём не разобраться, да мало ли что может статься, когда проявится вдруг «всё», когда значимым станет случай, ведь восприятие текуче, а тут фиксация нужна, во множестве, а не одна?

– Но коль такое сможет статься, тебе не надобно гоняться уж будет в поисках причин. Пространству предложи ты чин, достойный равенством с тобой, а странность назови игрою воображения его. И так, всего лишь за мгновенье, взамен получишь поклоненье, источник множества причин для ткани вечной, лишь за чин, – ей синтезобраз отвечает.

– И ты мне можешь подыграть, и той причиною предстать, явить собой тот самый образ, которому нужна кровать, и дом, и поле, и природа, и утварь всяческого рода? Ты понимаешь? Глас народа, которому не отказать!

И Время, сделав странный знак, само собой вильнуло так и, ухватив концом начало, Пространством множества предстало, само исчезнув...

– Как-то так, – произнесло вослед пространство, – в текучести нет постоянства, согласен, малый?

– Как-то так. Не убеждён, но понимаю: бывает всё...

Эмиль вернулся своим восприятием из ниоткуда и, посмотрев по сторонам, произнёс:

– Попался-таки в плен парень, опутали его по рукам и ногам собственной же убеждённостью.

– Кто попался? – переспросил Бона.

– Да кто: парень этот. А время-то пространством обернулось, вроде как в себя ввинтилось.

Но я запомнил всё. Пространство – это всего лишь оформленное время, а предубеждённость – это попытка его остановить вопреки его же природе текучести. Чем больше пытаешься, тем медленнее продвигаешься сам, тем дальше от истинной свободы. Выпадаешь в осадок, так сказать.

– С тобой, Эмиль, просто невозможно разговаривать, – рассердилась Делси, – вместо того, чтобы всё прояснить, ты больше и больше запутываешь всех. Говори прямо: убеждённость нужна, чтобы ощущать твёрдую почву под ногами. Это некая основательность, а вот предубеждённость – это привязанность к своим убеждениям, неприятие нового и ограниченность восприятия. Восприятие же – это и картина мира, и способ её написания, и степень погружённости в неё.

– Вторая нашлась: просто предел простоты, – рассмеялся Бона, – лично мне кажется, что в один прекрасный момент мы были очень близко от простоты откровения, но с каждой минутой всё больше и больше запутываемся в этой простоте.

– Согласен, – поддержал его Эмиль, – такое впечатление, что мозги просто вынесли и отправили в пустоту.

Вера подошла, взяла Эмиля за плечи и шутя произнесла:

– Я понимаю тебя, Чтец. Ты ещё не восстановил все свои навыки, и тебе не достаёт этого опыта, вера твоя не имеет достаточного основания, принципов и мечется между познанным и непознанным. Сердце твоё чует, что путь где-то здесь, рядом, но разум отказывается различать на новом уровне восприятия. Ты прошёл уже первую половину пути, и глаза твои увидели текст. Теперь настало время пройти вторую половину, и на этом участке твой разум должен услышать твоё сердце...

Бона и Делси удивлённо смотрели на разыгрывающееся действо, а Эмиль закрыл глаза и обрёл безмолвие внутри, что дало ему возможность выразиться вовне:

Предубеждённость – это застывшая убеждённость, материнское качество, рождённое необходимостью сохранения достигнутого, и само по себе оно похоже на паутину внешне и покой внутренне. Только в соединении с иерархичностью это качество способно отпустить восприятие и преобразиться в непредубеждённость. Мать не может отпустить своё дитя, пока оно не способно сделать выбор, сделать первые шаги в сторону Отца. Только проверенное на иерархичность убеждение может явить качество непредубеждённости...

Эмиль открыл глаза и смотрел прямо перед собой.

– Мне кажется, я готов сформулировать первый закон, хотя его выражение сильно отличается от того, что я предполагал вначале, – произнёс он.

– Чтец никогда не отправлялся в путешествие один, – подтвердил закономерность развития событий незаметно подошедший Фисо, – его сопровождали три помощника. Но никто никогда не видел, как это происходило. Неизменен был только результат – своевременно полученные знания.

– Послушай, уважаемый, – не выдержал Бона, – почему бы не предоставить сразу всю информацию, касающуюся нашей миссии?

– Каждый шаг Чтеца непредсказуем, и не было ни одного случая, чтобы это было связано с уже известным. Так что я могу только делиться знанием по тому, что открывается, – спокойно ответил Фисо. – Вам отведён целый минигородок этого центра. Готов вас туда провести.


Матрица вопроса


Особого приглашения не потребовалось, все вскочили, как по команде.

– Неужели паутина реальности ослабила свою хватку или в игру включились новые силы? – поинтересовался, как бы между прочим, Бона.

– Может, и подключились, – неопределённо ответил Фисо, – только мы об этом вряд ли узнаем, ведь действовать они, как правило, предпочитают чужими руками, а то и чужими головами. Пойди, разберись тут.

– Что да, то да, – согласился Эмиль, – у каждого свой путь, своё предназначение, и никто не может видеть всей картины целиком, потому что любое целое открывается как часть большего. Даже осознание непрерывности или всевозрастающего масштаба не даёт основания полагать, что за этим нет чего-то ещё недоступного в восприятии сейчас.

Вскоре они пришли в отведённую им часть центра. Оставив группу в мини конференц-зале, Фисо удалился, а четверица, усевшись в кресла, расставленные по кругу в центре зала, продолжила обсуждение.

– Мне кажется, что мы использовали не все возможности, именно поэтому наши суждения обрывочны и субъективны, – предположил Бона.

– Ясное дело, – рассмеялась Делси, – только объективность ничуть не станет проявленнее от ещё одного мнения, разве что взъерошится.

– Отличная метафора, – глубокомысленно начал Эмиль, – в связи с этим есть предложение: надо кому-то войти в искомый образ и высказаться изнутри.

Бона понял, что пришёл его звёздный час. Поднялся с кресла, обошёл всех по кругу, взъерошил демонстративно волосы и вновь уселся в кресло...

Преднедовывернутость вся моя – то не от скудости сказительности языка, а отражённость сути, мной несомой, заложенная преднамеренно во мне.

Чтоб убедить других, да и себя, заставить верить, не насилуя при том, во множестве различий и деталей представить надо миф, картину объективную, и в том как раз не вижу недостатка, как в форме, так и в образности слов. В ином причина беспокойства: осознаваемые связи, причинно-следственные вязи не расширяют кругозор, а затуманивают взор предвзятой ценностью себя.

И вот скажу я вам, друзья, был найден выход: это я. Как спотыкаемость на глади, как какофония в эстраде, как побуждённость отрицать, ни всё во всём, ни дать – ни взять, стремление уравновесить, загладить и накуролесить, начальный тот потенциал, который импульс первый дал договорённости Начал. И вот я их изобретенье, и коль хотите вы значенье моё нехитрое познать, вам сферы мысли надо взять, встряхнуть, одна в другую вставить и всё в безмолвии оставить.

Вы помните: когда-то Время, собой в пространность перейдя, просило малое дитя себя исследовать помочь, используя причинный синтез. Частички-крохи бросив прочь, создавши образ, превозмочь своей текучести не в силах, оно, как начало отсчёт, так до сих пор: течёт... течёт... Незримым став, явив пространство, с его призывом к постоянству, всеупрощенью, тине, чванству, просило посмотреть меня, как песни слушает дитя, те, что поёт природа Мать, чтобы начальный импульс дать, чтоб подтолкнуть его к Отцу.

Ещё никто тогда не знал, какой во мне потенциал законов, мерностей, развитий, сложений, чувств, идей. Вдохните мою проявленную суть, она не даст в пути уснуть. Иерархичность, совершенство, организованность, блаженство... служение и мастерство... и всё во мне...

Бона замолчал, погрузился настолько глубоко в образ, что потерял связь с реальностью самого себя. Но его никто не тормошил. Незавершённая картина, эмоционально представленная ним, легко дописывалась в воображении каждого, а усталость, накопленная плотностью событий последних дней-часов-лет, пойди их разбери, довершили начатый процесс убаюкивания индивидуализацией сновидений. Эмиль не был исключением...

Он присутствовал при сборке пирамиды, которой занимался Сио, так звали дитя-синтезобраз. В основании той пирамиды находился огромный диск, который медленно вращался. Вернее, не было ещё никакой пирамиды, было мелькание неопределённости вокруг диска.

Разве не должно быть наоборот? – удивился Эмиль, – по-моему, всё вокруг должно быть фиксированным, а лепёшка эта вращаться. Хотя нет, лепёшка тоже должна быть фиксирована.

Да тише ты, и без тебя возмущений хватает, – цыкнул на него Сио, – это центр, ядро, хотя и плоское. В объёме оно должно облекаться в сферы иного восприятия, но тогда будет свёрнута ось, а так её можно привинтить на место.

Понятно, – серьёзно произнёс Эмиль, – ось – это мера, причём мера превентивная, а значит, и привентивная. И что же надо предупредить?

Надо и врождённую прагматичность предупредить, и убедить в необходимости дополнения. Естественно, это усложнит предложение, но зато повысит уровень обозначенности, стало быть, и значимости объекта, – Сио понял, что от Эмиля так просто не избавиться: уж слишком он любопытен. Проще объяснять, чем отгонять.

Эмиль же, услышав о предложении и осознав двоякость смысла высказываний, заинтересовался ещё больше.

Так в чём собственно состоит задача на данный момент? Это и есть та хлебная крошка, которую оставило Время, и ею надо как-то примениться?

Сио не мог не заметить излишней осведомлённости непрошеного гостя, но помня, что всё имеет своё простое объяснение, отвечал, не вдаваясь в расспросы.

Видишь ли, липучка, стабильность основания – это просто видимость. Как только ты начнёшь к нему приближаться, оно безмерно растечётся, станет вязким и прилипнет ещё хуже, чем это делаешь ты. Тогда все силы уйдут на то, чтобы от него оторваться. Хотя у меня появилась идея, – Сио воспрял духом, – справиться с большой липучестью может помочь липучесть малая, то есть ты.

Как это? – удивился Эмиль.

Вот ось пирамиды, – Сио взял в руки светящийся штырь и показал его Эмилю, – представь, что твоя задача состоит в том, чтобы воткнуть его в центр этого блина, как ты говоришь.

Проткнуть, как острогой камбалу? – удивился Эмиль и потянулся к штырю, высматривая при этом центр диска. Но рука его застыла в незавершённости действия, диск вдруг завертелся и начал расплываться, а пространство вокруг остановилось, представ бесконечной объёмной картиной взаимосвязанных причудливых форм.

В это время Сио, не глядя на диск, с разворота неожиданно воткнул шест прямо в его середину. Основание пирамиды со светящейся осью было готово.

Оно рассчитывало поймать тебя на фиксированном восприятии, а поймалось само, зафиксировавшись на тебе, – рассмеялся Сио, – теперь вся его непредсказуемость будет истекать не в основание, а в ось.

И сказ болезненный его преобразится в сказ иной, в сказание, сказительность, предикатив, – сделал вывод Эмиль.

Слушай, откуда ты взялся, помощничек такой осведомлённый и своевременный? Уж не проверить ли тебя на своевременную совместимость? – произнёс Сио и пристально посмотрел на потерявшегося Эмиля.

А как же пирамида, как смысловая вязь, как поэтапность обучения, как обретение жизни ощущения, как компетентность, творчество? – Эмиль вдруг ощутил свою неустойчивость, его понесло, и он понял, что первоначальная версия вязкой растекаемости коснулась-таки его. Сио начал отдаляться, и возможность поучаствовать в пирамидостроении также исчезла за горизонтом...

Эмиль вздрогнул и открыл глаза. Трое попутчиков этого его необычного путешествия-экзамена ещё не пришли в себя. Они сладко спали, и Эмиль решил обследовать Центр один.


Недостроенная пирамида


Из мини-конференцзала, в котором они находились, можно было выйти через две двери. Одна дверь, та, через которую они вошли, была пошире, а другая – поуже. Нею и решил воспользоваться Эмиль. Надпись на этой двери не очень объясняла, что за ней, хотя несла вполне определённую смысловую нагрузку: «Мысли Чтеца».

«Что значит: «Мысли Чтеца», – размышлял Эмиль, двигаясь по коридору в расширяющуюся пустоту, – понавыдумывают всяких несуразиц, а ты сиди, голову ломай».

Споткнувшись обо что-то, стоявшее на полу, он нащупал кресло и присел в него, продолжая свои размышления:

«Мрачно как-то здесь и не сильно соответствует назначению Центра в моём понимании. Должен же быть где-то выключатель, светильник. Ещё этот Сио – ничего себе дитя: больше меня ростом, проверку решил он мне устроить».

Рука Эмиля нащупала на стенке выключатель и машинально щёлкнула его клавишей. Зажёгся яркий свет, ослепив на мгновение глаза, и до обрывочного сознания дошло, что, продолжая идти впотьмах, он наткнулся на дверь, легко открыл её и так же легко попал туда, не знаю куда. Привыкание не заняло много времени. Эмиль обнаружил себя таки сидящим в кресле напротив совершенно такого же кресла, в котором сидел Сио. Но это там, в кресле, а тут он вернулся в исходную точку раздвоенности и так же пристально посмотрел на Сио. Тот улыбнулся и обратился с предложением повысить сложность взаимодействия:

– Плыл да не сплыл, выходит, липучка. Это означает только одно – ты такой же синтезобраз, как и я. Только ты начинающий Чтец, хотя и прошёл этапы подготовки индикта знаков и скользящего в пространстве. Тем лучше, и наш поединок не будет смотреться, как избиение младенца. Я ведь свидетель заключения договора и являюсь носителем свойств текучести предикат-законов. А ты постоянно то спотыкаешься, то вязнешь, то растекаешься в пути во всякой невозможности идти.

– Ничего, мне и тут хорошо, я посижу пока, – ответил Эмиль, вытягивая свое восприятие с места сборки пирамиды.

– Но мы всё время должны быть на площадке и продолжать сборку, обсуждая и оттачивая детали здесь, а иногда и проверяя на всяких моделях стыкуемость частей.

– Что ты меня не то уговариваешь, не то отговариваешь, – потребовал определённости Эмиль.

– Ладно, не буду, – сосредоточился на проекте пирамиды Сио, – смотри, она растёт, как будто бы сужаясь кверху, и в то же время расширяясь каждый раз, когда деталь конструкции ложится, и всё лишь только по тому, каким манером принимать. Модель проста, а вот в реальности всё выглядит иначе. Эй, ты где, ущербный?

– Я здесь, где и положено мне быть, у основания стою твоей нелепой пирамиды, – зафиксировался Эмиль на площадке и потёк в глубину вопроса, перелистывая одну матрицу за другой, – потенциал, заложенный в неё, был запакован в основании, и в столп войдя, как огненная нить, готовностью проникся на каждом уровне творения являть себя.

– Я не могу покинуть этот мир, пока не выстрою вот эту пирамиду. Мне жаль, что выглядит она нелепо, некрасиво в твоих глазах, – Сио снова попытался заглянуть в глаза Эмиля, но тот сосредоточился на пирамиде. Тогда строитель продолжил, – на первый взгляд всё просто. Как только принцип, правило, закон сложится, так следом и деталь конструкции ложится, вот только еле уловимо это всё.

– Ты просто времени подвластен больше. Пространство, потешаясь над тобой, в душе своей испытывает боль несовершенства, вызванного этим, – начал свои рассуждения Эмиль, – а это значит, что ты прав. Тебе немного не хватает связок мыслей, чтобы гармонию увидеть существа вопроса.

– Ты что же обучать меня собрался в вопросах договора двух начал? – удивился Сио.

А Эмиль, не обращая внимания на его слова, продолжал:

– Здесь лингвою пропитано текучей настолько всё, что места лексе нет...

– Сказать ты хочешь, что язык, хотя и есть текучее единство, во времени живущее, но всё ж нуждается в словесном разделении на единицы выразимости его?

– Вот именно: локальные ячейки, с возможностью осознанной перестановки их и в них, и клей связующий, как смысловая масса. Тогда возможность глубины не только от поверхности поможет оторваться, но и укажет многие пути различий, тонкостей и прочей красоты.

Эмиль ещё не закончил свои размышления, а Сио уже видел цельность рисуемой им картины и делал попытку описать ее по-своему:

– Когда основа пирамиды засияла потенциальностью оси своей, я думал в этом «всё», но оказалось мало. И вижу я, как льётся всё, а выразить словами не могу. И вот приходишь ты и говоришь, что всё предельно просто, что принципы различны, но дополненностью обладают, и тем всему во всём принадлежат, – Сио сиял внутренним светом, а Эмиль услышал ещё одну подсказку.

– Неотчуждённость дополнением души – вот третья деталь в основании, – заключил он, – тогда первая, возможно, непредубеждённость существительностью образа. А вторая – иерархичность местоимением слова... Нет, что-то не клеится.

– Что, и ты добрался до бессмыслицы? – заметил Сио, – я о том и говорю, что невозможно бесконечно вдаваться в детали: выпадаешь из контекста, скатываешься в статику препинания, теряешь своевременность.

– Как же тогда твоё строительство? – недоумевал Эмиль.

– То-то и оно, а ты думал: «пришёл, увидел, победил»? Тут иной подход нужен. В том и ценность непредубеждённости, что увидел, осознал, отпустил. И осело оно в физичности ровно настолько, насколько своевременно. И не тебе решать, чего и сколько запоминать или извлекать из памяти. Забылось – значит, ушло на задний план. Нет нужной концентрации, количества: не те это слова, если теряются, если одни междометия за собой оставляют.

Не передумал ещё помогать в строительстве пирамиды мироздания? Ведь это и не материя с её инертностью-рассыпчатостью, и не огонь с его эманациями-истеканием, а некое соединяющее их программное обеспечение, как путь, как средство, форм и связей образование.

– Постой, постой, ты только что сказал, что существует третья сила в предикат-договорах? –уточнял Эмиль.

– Конечно, существует, – удивился его непониманию Сио, – сила та определяет восприятие и ним же формируется.

– И проникает в содержание, и занимается оформлением его? – продолжал добиваться ясности понимания Эмиль.

– Ты не можешь ни на шаг отойти от остова, боишься затеряться в расплывчатости, запутаться в вариативности. Говорил же я, что слабоват ты ещё для наших дел. Копаться в частностях – вот твой удел! – рассмеялся Сио.

– Что значит: копаться? Я разобраться хочу...

– А я собраться, – смеялся Сио.

– Определиться...

– А я раствориться, слиться...

– С тобой невозможно разговаривать, – утвердил Эмиль и оказался снова в коридоре, всё при том же тусклом свете лампочки. Тусклом, только относительно тех светоизлияний, которые были на площадке. Эмиль пошёл обратно в зал.

Друзья-напарники уже не спали, ждали его возвращения.

– Мы так и думали, что ты за той дверью, – встретил его Бона, – там есть что-то необычное?

– Возможно, – неопределённо ответил Эмиль, – только я не уверен, что смогу правильно этим воспользоваться. Где же обещанный минигородок для полноценной жизни учёных? Или для бестелесности стандарты тоже бестелесны?

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Делси.

– А то и имею в виду, что всё здесь виртуально, и умозрительностью всё отстраивается, только мы ущербны в своём умении применяться этим.

– Так кто мешает нам учиться? – удивилась Вера.

– Мешает привязанность к тому факту, что всё происходит без нашего в том участия или того осознания. Предубеждение в материальности всего, потребительский взгляд, инертность восприятия, – подбирал слова Эмиль.

– Всё ясно, – сообразил Бона, – ты явно приобрёл весьма неутешительный опыт и пытаешься его передать другим. Ты убеждён, что это надо делать?

– Да вовсе нет, просто по инерции...

– Вот и я о том...


Восстановление


Наступило молчание. Правда, ненадолго.

– Мне кажется, что в этом приветливом месте нам лучше держаться вместе, – нарушил молчание Эмиль, – по всей видимости, активировались третьи силы и ищут пути подхода. Защитная оболочка едва выдерживает.

– Интересно, помню, когда входили в новые условия, всегда стяжали новый образ, рождение свыше на новую плоть проявленную. А если условия новые не совсем нравятся, тогда что делать? – Делси тоже искала выход из сложившейся ситуации. Помочь ей вызвался Бона.

– Ещё совсем недавно все радели за быстрое развитие, преображение, а теперь что? Желание тормозить? Скорость кажется нам на грани допустимого, или масштаб восприятия перестал соответствовать? – он подошёл к той самой двери, из-за которой вернулся Эмиль, и прочёл вслух, – «Мысли Чтеца». Имеется в виду читающий эту надпись или определённый род занятий, статус? Как думаете?

– Думаю, что подходить к ней надо творчески, с позиции веры и ума одновременно, – предложила свой вариант Делси. – Вот ты, Эмиль, о чём бы подумал, если бы тебе надо было снова войти в эту дверь?

– Сейчас я думаю: «Хорошо бы получить объяснение происходящему», – честно признался Эмиль.

– Разве это мысль, достойная Чтеца? – удивилась Делси, – разве не ты сам должен определиться с ответом на этот вопрос и принять на себя ответственность если не за всё, то хотя бы за часть происходящего?

– А, по-моему, так очень своевременная мысль, – не согласилась с ней Вера, – главное, что это мысль Чтеца.

– Но здесь нет ни предписаний, ни ограничений особых, значит, в эту дверь могут входить все? – сделал вывод Бона.

– Давайте попробуем, – предложил Эмиль. Решившись войти во второй раз, он подошёл, отодвинул Бону и, к своему удивлению, вошёл в небольшую комнату. Остальные вошли за ним.

– Разумная мысль, только выглядит она странно, пятнисто-неопределённо, – заметила Делси.

Стены, пол, потолок комнаты действительно выглядели странно. Они были сделаны из материала непонятного происхождения, непонятного цвета и свойств. Мелкие, средние, крупные точки-пятнышки разных цветов невозможно было зафиксировать как нечто однородное. Ежесекундно внимание формировало то один, то другой рисунок в зависимости от внутренних побуждений. Вглядываясь в детали этих картинок, каждый непременно обнаруживал их трансформацию в нечто иное. Любое воображение получало своё подтверждение.

Эмиль двинулся к одной из стен и обнаружил отсутствие её плоскостного выражения. Она вдруг оказалась объёмной, затем четырёхмерной частью его существа, или он стал её частью, многоголосой, многоформно представленной, самой себе отвечающей, доказывающей что-то и показывающей.

– О чём можно говорить, когда и так всё понятно! Всё во всём – это же так просто!

– Если вообще, то да, – перетекло его сознание в собеседника, – а вот, если в конкретности, то вопрос: чем лучше зафиксироваться: громадной, недостижимой туманностью звёздной или мелкой, неуловимой всепроникаемостью нейтринной, или юркой вездесущей вертлявостью спиновой?

– Ты же сам знаешь ответ: всеперетекаемостью неопределённой. Вот ты здесь – и это твоя точка отсчёта, вот ты галактика – и это твоя неохватная телесность, а вот ты – сама протяженность пространственная, и всё из тебя развёртывается вовне или свертывается вовнутрь.

– Да, но ведь это текучесть волнующая временного происхождения, условно существующая...

– Ничего подобного, наоборот, безусловно живущая, сама условия порождающая...

– Это если в сторону развёртывания идти или в сторону свёртывания? Ладно, не отвечай, – Эмиль попытался зафиксировать некую определённость и обрёл светящуюся телесность, состоящую из множества искорок, попробовал поработать кистью руки, ощутил требуемое для этого усилие и закрыл глаза, радуясь стабильности формы.

– Меня конкретный вопрос интересует, и хотелось бы получить такой же конкретный ответ, если это возможно: «Какова природа Сио?»

– Синтезатор образов, конечно, парень занятный, внимания заслуживающий, – согласился собеседник, и Эмиль понял, что произошли изменения. Он открыл глаза и увидел говорившего прямо перед собой.

– Что есть материя, по-твоему? – продолжал собеседник, слегка улыбаясь, – конкретность форм, соединённых вязью взаимных обязательств естества, фрагмент мозаики одномоментных приятий множества как цельность бытия или условие для частных сознаваний непостижимости в пределах явных мер всего того, что скрытно пребывает в пластах иного, например?

– Мне больше нравится материя как образ стыкуемых гармоний меж собой, простёртых в бесконечность пребываний необходимостью всё множество явить, которое насытилось идеей быть, – неожиданно выдал Эмиль, и его самобытное устремление продлило фиксацию общения.

– Природа Сио, например, овладевает вязью, пытаясь ухватить любые связи, которым соответствует та суть, что содержѝтся в формах яси, и вытянуть пытается на свет ещё не видимое, вот тебе ответ, – продолжил собеседник.

– Так он творит, являя новый синтез возможностей всеформного огня, или восстановить пытается тот образ, который есть уже, был раньше, был всегда? – допытывался Эмиль.

– Он, как и ты, внутри меняясь, перетекает внешнею средой, и взором внешним всё воспринимает таким, как есть, вне формы той, которая уже привычна, и той, которой вовсе нет, и той, которая ещё не проявлялась. За ним идущим остаётся просто конструкции в бытийность составлять вариативности готовых форм. Вполне посильная работа

Но и не только: есть другие, которые раскручивая всё, проверку делают на прочность вязи, узорность, стиль, созвучность, красоту. А есть, которые то всё воспринимают как цельность данную, весну или грозу, весёлый праздник, небо, день, ненастье, огромность, серость, скорость, на ветру развеянные лепестки тюльпанов, или любовь. И всю безмерность ту иные возвращают в первозданность, иные отпускают в пустоту, иные попросту её не замечают.

– Одно мне ясно, – сделал вывод Эмиль, – чем быстрее идёшь, тем меньше замечаешь, что происходит вокруг тебя. И есть выбор: остановиться, всё разглядеть и отстать или пойти ещё быстрее, и тогда предшествующая неясность покажется мелкой, обыденной и смешной по сравнению с неясностью новой. Всё время одно и то же: впереди неясно, сзади неинтересно. В чём же правда жизни?

Глобальность и размытость вопроса снова привела в движение невидимые часы, и всё завертелось. На Эмиля смотрело пространство, недоумевающее мелочности его вопроса. Оно словно противопоставляло ему свои масштабы: то затягивало его в точку, то вытягивало в бесконечность, и так до тех пор, пока ему не стало всё безразлично, всё во всём одно и то же, хотя и представлявшееся различным. Единённость, оказывается, всегда скрывалась внутри и пребывала в состоянии независимости, а внешняя сторона всегда была вынуждена терпеть управление собой.

«Отсутствие самостоятельности в принятии решений или невозможность их осуществления ввиду противоречий, спрятанных в глубине», – подумал Эмиль и, не обращая внимания на множественность различных восприятий, будто у него такое же множество глаз, как и объектов предоставляемых рассмотрению, устремил все их в глубину. Неважно, из какой позиции, неважно, под каким углом зрения, главное – в глубину. И неожиданно упёрся в стенку, потрогал её рукой, стал рассматривать.

Множество точек, пятнышек различного размера и цвета пупырышками покрывали всю плоскость стены. Сознание не придавало этому особого значения.

– Ну и что? – произнёс Эмиль. Голос его был приглушён.

– Вот и я говорю, – отозвался сзади Бона, – мысли у тебя какие-то комнатные, серые и в пупырышку. Честно говоря, я ожидал большего.

Эмиль обернулся. Его товарищи стояли посреди комнаты и явно ждали каких-то объяснений. Быстрее всего, они вообще ничего не проживали, ничего не видели, нигде, даже мыслями своими, не побывали. Это развеселило Эмиля, и он произнёс:

– А что вы хотели?! Это же мои мысли, мне они и открылись. Главное, я понял одно: никто ничего нам давать не собирается, а уж запихивать насильно и подавно. Все хотят чего-то из нас вытянуть.

Предлагаю завершить миссию, отыскать все переправы, через которые мы прошли, и вернуться в исходную точку. Иначе я просто объявлю забастовку, сяду и буду сидеть.

– Ага, – продолжил Бона, – войдёшь в нулевую развёртку времени, и начнутся твои мытарства по стране называемой «нигде, ничто, никак». Неужели ты думаешь, что континуум тебя так просто отпустит? Поразмысли своими мозгами: кто ты и кто он? Нет, надо искать согласительный вариант, взаимовыгодный.

– Это если искать внешний выход из ситуации, – возразила Вера, – но ведь есть и альтернативный вариант.

Она посмотрела на Эмиля странным взглядом, будто буравя его, и продолжила.


Продолжение


– Думаешь, я не видела, как ты подошёл к стенке, будто она живая, поглаживал её, будто просил ответить на свой вопрос, просил пропустить тебя в иное бытие. И вроде всё у тебя получалось поначалу. Мне даже показалось, что ты начал растворяться в этой пупырчатой стене. Я поверила в такую возможность и спросила: «А как же мы?». Тогда ты вздрогнул и потерял невидимую другим структуру состояния небытия, вывалился в надоевшее тебе бытие и глазам своим не поверил: живое общение оказалось не разумным бытием, а глупым битием о глухую стенку. Ты думал, твои мысли никто не увидит, никто не распознает?

Неожиданное заявление или даже признание Веры произвело невидимую перестройку пространства, и в нём приоткрылось, распаковалось произошедшее не так давно.

– А, так это был не сон, не мимолётное видение, – прозрел Бона, – теперь я чётко помню, что это было наяву. И как я всё забыл так быстро?

– Видимо, сознание твоё, как слоёный пирог: состоит из множества твёрдых верований и проживаний, соединённых или, наоборот, разъединённых кремоподобной массой, перебивающей весь вкус своею томлёностью, – вошла в иные воспоминания Делси.

– Не было никакого пирога, – возразил Бона, – были бесконечные конусы скользких пространств, по которым непременно соскальзываешь в одну точку, независимо от места пребывания до того. И что самое интересное: ведь в предшествующем восприятии предыдущей мерности плоскость эта была объёмом, в котором происходили множественные события. Но когда наступала некая наполненность событиями, происходил сброс в плоскость, в линейное движение, в точку, компактификация всего опыта и перевод его в некий код, по которому начинали разворачиваться события в следующем пространстве. И так раз за разом, раз за разом. Что самое интересное: в точке вроде бы все они собираются вместе, а пока всё вспомнаешь, всё исполняешь, оказываешься неизвестно где и идёшь неизвестно куда, удаляясь от точки и осознавая, что весь секрет в ней.

– А ты не пробовал дойти до другого края игрового поля? – поинтересовалась Делси.

– Так в том-то и дело, что частичная осознаваемость не даёт возможности принятия достойного решения.

– Достойное решение, достойное решение, – произнесла в задумчивости Делси, – это где-то на уровне задач, а надо было искать выход, выбираться на уровень цели.

– Точно, поиск перехода из материальности в огненность, выход из зависимости, из предубеждений, из связанного состояния. Переход в состояние связующего, – пытался сообразить что-то Эмиль и не смог, – да ну вас, опять пытаетесь повысить напряжение. Всё, у меня сбой программы. Я аннигилирующий вещество инородный элемент противоположной направленности.

– Направленности чего? – спросила Вера.

– Всего возникающего, – уточнил, не задумываясь, Эмиль.

– Так тогда ты и есть уравновешивающий элемент, внесистемный, но связанный с ней необходимостью некой стабилизирующей гармонизации иного порядка: из другого конуса, так сказать, – заметил Бона. – Всё равно не выйдет уединиться, всё равно будешь частью системы, только с меньшей степенью свободы.

– По-твоему, чем больше сам себя загружаешь, тем больше имеешь свободы? – удивился Эмиль, – для тебя увеличение нагрузки равносильно освобождению?

– Ну, конечно же, – подтвердил Бона, – иначе не может быть перехода в иное качество. Только перегрузка, срыв, вернее, отрыв от привязок и вылет в новое. Не успел осмотреться – уже привязался к новому: опять требуется перегрузка, и всё – по новой. Вон, космонавты только через перегрузки и преодолевают планетарное притяжение.

– То из-за нежелания принять иные ракурсы восприятия, неверие в иные возможности, например, отключение гравитационной составляющей, перевод организма на иные привязки, раз он не может без них. Вышел в вихревые потоки, произвёл перенастройку в сознании, представил, что ты не часть планетарного начала, а, например, галактического, и потянулся к центру галактики, и корабль за собой потянул, и биологию перестроил на иной обмен, – возражал Эмиль.

– Тебя послушать, так ты такой самостоятельный, что из любого своего пребывания или осознания можешь перестроиться в другое, – заметила несоответствие Вера.

– Вот и я о том же, – обрадовался Эмиль, – именно это я и предлагаю: написать формулу отрыва, перенастроить на неё пространство, войти в соответствующее взаимодействие – и прощай материальная зависимость.

– Ты думаешь, в огне другие законы действуют? – возразил Бона, – забыл: «как наверху, так и внизу»!

– Это писали те, кто наверху, им и виднее, как это работает в конкретике, – сопротивлялся Эмиль, – а снизу всё совсем по-другому выглядит. Сам ведь говорил: из объёма в плоскость, из плоскости в линию, из линии в точку. Почему же не наоборот?

– Потому что вверх идти труднее, нет накатанной дороги, силы гравитации в другую сторону тянут, воздуха не хватает, – признался Бона.

– А всё почему? Да потому, что простых правил не соблюдаешь. Хочешь быть бόльшим – стань частью его, проживи разницу, прими его стандарты, законы, ведь ему же сверху видней! Поверь в то, что бόльшее признаёт тебя равным себе – выйдешь на равенство сначала огненностью, а следом и материальностью. Потом уже и соответствиями различными займёшься, и совершенством, и отточенностью, когда увидишь, в чём она состоит. А может, и не увидишь, может, только следствия будут указывать, насколько правильно идёшь. На каждом уровне свои ведь преодоления!

– Тогда давайте вспоминать, с чего всё началось и как всё завертелось, чтобы понять, к чему мы пришли и куда путь держим, – предложил Эмиль.

– Наконец-то пришли хоть к какому-то согласию, хоть к какому-то единству, – обрадовалась Вера, – осталась самая малость: вспомнить и осуществить.

– К сожалению, нет возможности восстановить всю картину полностью, поскольку не все её фрагменты сохранились, но и даже то, что осталось, весьма впечатляет, – вспомнил Эмиль первую фразу толстячка и обрадовался, – мы пройдём по своему же следу, несколько меняя ракурс взгляда. Получится обычный взгляд: с фокусным расстоянием и перспективой. Вот эту-то перспективу мы и запрограммируем, и осуществим.

– Нам намеренно говорили всё забыть. А что, если это было необходимо для того, чтобы протиснуться в игольное ушко, что, если действительно пришло время вспомнить всё, и, не будучи предвзятыми, поскольку путь-то мы уже прошли, осмотреться по сторонам, – поддержала его замысел Вера.

– Тогда становится понятным и оправданным рывок вперёд, если осмотрительность идёт следом, – заметила Делси, – а что, если это одновременная программа, только разнесённая по разным мерностям, и именно теперь пришла своевременность её соединения.

– Вообще-то, это были мои мысли, – вступил в диалог Бона, – хотя, может, это и есть процесс концентрации в противовес деконцентрации и растворённости.

– Точно, в поддержку слиянности должна прийти организованность, а ещё лучше – системность, – согласился Эмиль, – вот, например, серебристый костюм, который дополнился вкраплениями серебра в кожу, воспринимался нами, как некая защита, а ведь всю эту конструкцию можно представить и как своеобразную оболочку сэндвичную, противостоящую не только излучениям, но и полям некоторым. Надо выяснить, как это связано именно с восьмой степенью сложности и возможностью эманировать.

– А ещё: огнеобразную картину надо бы уяснить. Есть во всех этих отношениях какой-то подтекст нераспознанный, но весьма важный.

– А ещё...


Часть 4


Из небытия в бытие


Долгая дорога из небытия в бытие была восстановлена в памяти очень быстро. Но по прошествии времени было уже трудно отличить событие от осознания, реальное от виртуального, точно так же, как нельзя было предположить, какие препятствия могут ещё возникнуть на пути, радоваться им или огорчаться.

– Многое могло бы рассказать пространство, не будь оно связано обязательствами перед временем, – направился в глубину вопроса Эмиль. – Спин времени, оказывается, как вихрь играющий, проникает в него изнутри и мгновенно выскакивает за пределы.

Почему именно такую картину нам нарисовали, почему, например, не компактифицировать всё ещё больше? Допустим, представить спин как то, в чём всё! Тогда, если восприятие его направлено на внешнюю бесконечность, он кажется себе крохотным и беззащитным, начинает сворачиваться, места себе не находит, входит в неопределённость, превращается в возбудителя всех движений и напряжений.

А вот если он обращает вовнутрь свой взгляд, то видит бесконечность внутри себя и представляется себе огромным, уверенным, всеохватным. Начинает там всё упорядочивать, организовывать по подобию того, что видит снаружи.

И, с одной стороны, ему интересно подсмотреть, как же там вне его, а с другой стороны, занимаясь внутренней организацией, он сознаёт, что сам изменяет условия существования снаружи.

– Это что ты сейчас, доклад готовишь для научной конференции? – поинтересовалась Вера.

– Нет, это я откручиваю стрелки часов на исходную позицию, – ответил Эмиль, – я от своего решения не отступаю, хотя и предоставляю событиям право развиваться вариативно, с минимальным напряжением. Я ещё не готов к поединку с регуляторами процессов энтропии.

– А зря, – рассмеялся Бона, – ведь если мы пойдём вспять, то все и эти процессы будем проходить против течения. Надо быть ко всему готовыми. Вспомни, какие профессиональные навыки надо иметь, чтобы легко и свободно перемещаться во всей этой неохватности. Сколько там работает разных управителей! И каждый будет отстаивать чистоту сферы своей ответственности, сколько там регуляторов прав, вершителей судеб, управителей света, повелителей времени, мировых держителей, владык жизни, явителей воли, аннигиляционных аматиков! И каждый из них может оказаться на нашем пути. Но самое интересное, что не все из них правильно это воспримут, я даже уверен, что большинство сочтёт, что мы возникли на их пути, как препятствие. Ну, и сам понимаешь, придётся выяснять отношения.

– Не всё так безнадёжно, как ты рисуешь, – возразил Эмиль, – слова «бесконечность», «многомерность», «вечность» ведь не предназначены для того, чтобы запугивать, а, наоборот, чтобы дать понять: всё имеет место быть. Понимаешь, места всем хватает. Только иногда ограниченность создаёт скопления, а иногда это просто акт, предшествующий синтезу и компактификации.

– Не хочешь ли ты сказать, что звёздные скопления – это следствие ограниченности? – решила уточнить Вера.

– А почему бы и нет, ведь это материальные скопления, ограниченные мерностью, скоростью преображения, инертностью, невозможностью занимать одно и то же место пространства в одно и то же время. Понятие мерности для них – как хомут на шее: что имеешь, то и несёшь.

Эмиль внимательно отслеживал все темы разговора и пытался найти в каждом вопросе новый ракурс взгляда.

– Хочешь сказать, что мы сильно отличаемся от них в этом плане? – поинтересовалась Делси. – Нет, теоретически я знаю, верю и там всё такое, а вот практически, где та точка отсчёта, за которой проживается свобода, а ещё лучше, где она явно существует?

– Примерно на восьмом уровне, где мы и находимся, – напомнил Эмиль, – только если проникся принципами аматичности и овладел соответствующими технологиями.

– Вот и я о том же, – согласилась Делси со своими же мыслями.

– Пора возвращаться, а то вы мне столько всякого напихаете в мой мысленакопительный резервуар, пока я Чтец, что мне долго потом придётся очищаться от этого, – вспомнил Эмиль, где они находятся.

– Смотри-ка, ты ещё способен шутить, значит, шансы на успех растут, – обрадовалась Вера.

Эмиль, а за ним и все остальные, покинули странную серо-пятнистую комнату и, не останавливаясь, направились ко второй двери.

– О, я думаю всем интересно, что же будет дальше, – взялся Эмиль за ручку... и ничего не произошло. Дверь оказалась запертой.

– Что, нафантазировали да не учли сиюпроявленных реалий? – расстроилась Делси.

– Нет, это такой манёвр, – быстро сориентировался Эмиль, – наш путь из небытия в бытие гораздо прозаичнее, ведь там моя комната, комната, управляемая моими мыслями или отвечающая на них, и я уже созрел для того, чтобы замкнуть круг. Нет необходимости в том, чтобы мыкаться по закоулкам неизвестности. Не буду напрягать саму комнату, но там, с противоположной стороны её, нами осталась незамеченной ещё одна дверь. Именно она и есть искомый нами выход, возврат в ту исходную точку, где ждёт нас толстяк. Не будем искушать судьбу и наивно утверждать, что именно здесь замыкается круг. Оставим место для вариативности и неопределённости, но, вот, что именно эта комната является портом или порталом, точно не противоречит её названию.

– И то, что ты являешься ключом этого портала или начальником порта, тоже не противоречит, – подтвердил всеобщую уверенность Бона. Прошу, – указал он жестом на дверь.

– Значит, время пришло, – вздохнул Эмиль и вошёл первым. Пройдя в конец комнаты, он, как и ожидал, обнаружил там дверь, вернее, увидел её причудливые очертания в хаосе точек-пупырышек. Без твёрдой уверенности никогда бы не определил, где надо нажать. Уверенность переросла в веру (волевое естество реализации условий), как условие того, что иначе и быть не могло...

Коридор выглядел тоже иначе, чем всё предыдущее их местопребывание.

«Натурально-материальное», – отметил про себя Эмиль, подойдя к «натуральной» двери, и взялся за «натуральную» ручку...

Толстячок сидел за преподавательским столом и нервно смотрел на часы.

– Никогда бы не поверил, что можно за три часа пройти всю дистанцию без единого стирания памяти, а потом полчаса тупо не видеть последней двери. Хорошо, хоть придумали историю с порталом-портом. Сами себя доубедили, – оправдательно произнёс он, – рассаживайтесь, будем подводить итоги. Итак, с кого начнём? Пожалуй, с той части, которая большую часть времени пробыла в тени. Так будет справедливо. Первый вопрос будет такой: «На каком присутствии происходили события, соответственно, какова мерность пространства, глубина прохождения, какие допущены неточности, получены сведения, знания или опыт»? Для начала хватит. Делси, тебе слово.

– Почему Делси, если я Людмила?

– Потому что если не подтвердишь прохождение, пойдёшь на повторный круг. Отвечай коротко и по существу.

– Даже не даётся времени подумать? – удивился Бона.

– У вас было три часа времени на проработку материала с экспериментальным отслеживанием. В конце-то концов, вы на технологическом отделении завершаете своё образование или на машиностроительном? Здесь, сейчас, спонтанно, многоприсутственно, огненно – это ваше состояние, не обязательно постоянное, но в любой момент времени активируемое.


Усечённое восприятие


– Я всегда готова к ответу, – сдержано произнесла Делси. Было непонятно, с какой стороны ждать подвоха.

– Мы особо-то и не были нигде, – начала она отвечать, – на нас спустился Зал Осуществления и Реализации и он всё за нас сделал: ввёл в условия восьмого присутствия, одиннадцатой мерности, всячески оберегал нас от излишних взаимодействий и практически чуть ли не тепличные условия создал. Только благодаря удивительной способности некоторых говорунов попадать в самые невероятные ситуации мы прошли через ряд волнительных моментов.

– Я же просил коротко, – напомнил толстячок.

– Я и так коротко, – заверила Делси. – Так вот, поначалу мы занимались разборками выяснения отношений между пространством и временем, а когда, наконец, сообразили, что время находится в знаменателе, то следом же всплыло и следующее обстоятельство, что оно всякий раз перетекает в числитель при переходе в более высокую мерность, уступая место своему преемнику с большей степенью свободы. И так оно, то важно знаменует собой всё, то просто числится во всём.

Поначалу это казалось развлечением, но потом целый ряд событий показал, что в споре этом или спорте нет места для других. Поясню: когда одно перетекает в другое, объявляется всеобщий аврал, и спокойная жизнь заканчивается: материя должна следовать через переправу по условиям договора между этими двумя, которые внесены в реестр континуума. Кто не успел, называется, тот опоздал.

– Ну, и что же в этом плохого? – поинтересовался толстячок. – Вот сейчас, если сможешь подвести под это какую-нибудь идею, пусть даже бредовую, считай, что экзамен сдала.

– Да, пожалуйста, – обрадовалась Делси, – дело в том, что инертность материи была учтена континуумом своеобразно: в виде обнуления или сброса на позицию ниже, всего-то одним правилом: «Каждый новый уровень начинается на ступеньку выше». А это означает: то, что было на земле – оказывается под землёю, то, что было на небесах – опускается на землю. Или другой вариант: представитель растительного царства проявляется в царстве минералов, представитель животного царства – в царстве растений, представитель человеческого царства – в царстве животных. Таким образом, с одной стороны, каждый представитель должен вернуться на свой уровень эволюционно, то есть, нарабатывая соответствующие качества, а, с другой стороны, вначале, нарабатывая эти качества, он всё-таки пользуется не вполне адекватными своими привязанностями-накоплениями. Особенно диким и несправедливым это кажется в отношении человека.

– Да, но ведь зато гуманно, и большинство, рано или поздно, успешно проходит этот путь, – возразил толстячок.

– Но всякого рода неадекватные порождения таким образом появляются и весьма усложняют жизнь остальным.

– Ну, что же, для твоего уровня весьма достойное открытие, хотя, посмотрев на себя, ты можешь быть уверена, что для многих – это благо и даже стимул в наработке усилий преодоления, ответственности, глубины восприятия и прочего. Вот, скажи, хотела бы ты перейти в более низкую форму существования, но с большим потенциалом возможностей. По глазам вижу, что нет. Стало быть, в твоей идее что-то не учтено, и она в корне неверна, а значит – бредова. И мне кажется, что ты знала об этом заранее, просто тебе лень было напрягать части для выискивания чего-то более достойного. Но раз обещал, обещание сдержу: экзамен ты сдала. Сделаю выводы, и следующему претенденту придётся не так легко, как тебе. Все-таки правильную тактику я выбрал, начав с самого слабого. Итак, Делси представила нам некоторые трудности, то ли тепличного эксперимента, то ли усечённого восприятия, я так и не понял. Поэтому вопрос следующему отвечающему: «Какие варианты усечения восприятия существуют и как они преодолеваются»? Причём, это только первый вопрос. Отвечать будет Вера, хоть это для неё и несложно, но надеюсь, даст мне возможность сформулировать настоящие вопросы для двух следующих умников.

– Восприятие является одним из основных инструментов Дома, поскольку напрямую касается условий и скорости их преобразования, а, стало быть, имеет выход, как на огонь, так и на материю, связывает их.

– Мы же не в начальной школе, где нужна заученная теория. Веские факты, аргументы, примеры, синяки преодолений, пожалуйста.

– Хорошо, – собралась с духом Вера, сообразила, что произошло, и возожглась глубже, – восприятие селективно по своей природе, оно и есть та основа спирали развития, от жесткости или упругости которой зависят две основные функции развития – устойчивость и непрерывность, хотя и скорость тоже, тогда выходит – три. Восприятие многоопорно и практически опирается на все частности. Поэтому для живого естества бытия является аналогом нервной системы.

Толстячок сразу же уловил что-то необычное в излагаемом: идею и даже не одну, и даже не бредовую, но прерывать ответ не спешил. И Вера продолжала:

– К тому же, восприятие имеет субъективно-объективную выраженность, ярко окрашивает весь свой путь, побуждая, активируя, включая в этот творческий процесс всё, с чем соприкасается. Оно само является отправным пунктом множества процессов, матричным таксономистом, или, лучше сказать, проявителем того, что нуждается в закреплении. Единственное его слабое место – ярко выраженный внешний интерес, из чего следует, что должно существовать нечто уравновешивающее его внутри.

Так вот, наши исследования, хоть и были, в некоторой степени, тепличными, но всё же имели вполне проявленные выражения, достаточные для того, чтобы сделать несколько открытий или даже получить пару откровений.

– Всё, достаточно, достаточно, ты подтвердила свой высокий статус и приготовила массу ловушек своим последователям, напарникам. Ставлю тебе отличную оценку и перехожу к самому приятному моменту.

Толстяк потёр руки и обратился к двум оставшимся претендентам на успешную сдачу экзамена.

– Я насчитал порядка дюжины инновационных тем, в каждой из которых не меньше чем по дюжине стόящих идей, и вам сейчас в перекрёстном варианте ответа придётся их проявить, сформулировать, разъяснить, если потребуется, или опровергнуть, если получится. На всё про всё у вас час. В случае, если ваш словесный демарш иссякнет раньше, вы пойдёте на повторный круг, не наказания ради, нет, ни в коем случае, просто по горячим следам надо будет всё восстановить в деталях и записать свой бесценный опыт для возможности пользования другими. Причём, помните: не все полноценно развиваются двумя Домами. Для однодомных тоже должен быть предложен путь в лоно естества своего.

– Ничего себе задачка поставлена, – вырвалось у Боны, – не то чтобы дух захватывает, – он вдруг осознал, что первым вступил в полемику, и должен что-то выдать, – но радует возможностью исполнения такой высокой миссии. Для чело, для человека, для человечества... На гребне волны…

Монолог явно затягивался, и пришлось использовать первое, что оказалось в жерновах сфер мысли:

– Вот у меня вопрос имеется: «Возможно ль примирить непримирённых и доселе двух представителей, чертою разделённых, различною природой наделённых, вы поняли: частицу и волну»?

Вопрос, конечно, интересный: и своевременный, и дельный, и уместный, и множество подходов у него, – мгновенно начал отвечать Эмиль, – и нет таких, чтоб веско представали приемлемо для каждой стороны. Но не напрасно ведь старались мы, когда с опасностью для жизни рисковали: из самых из глубин крупицы доставали бесценных истин...

Преподаватель не смог так долго удерживаться на столь хлипком основании и выпал из глубины восприятия, чем был явно недоволен, но молчал. А Эмиль этого и добивался: нет радости в том, чтобы кто-то ходил по пятам.

– Всё намного прозаичнее, – вдруг перешёл он на другой манер преподнесения материала, – и намного глубже, чем кажется на первый взгляд. Вот только хватит ли двенадцати вариантов для примирения столь долго противоборствующих выразителей суть одного и того же явления.


Попытка примирения


Итак, попытка примирения первая.

Когда Отцу себя явить пришло неизречённо, он осознал: «Я Есмь Отец Неизречённый», и, множеством в себе воспламенённый, искал он образ, как себя явить.

Когда же был развёрнут безупречный и явный Путь к тому – предстал Отец Предвечный и Синтез Вечности тогда собой явил, а поспешив ослабить ноши бремя, взволнованно явил собою время.

Волнение, всевышне обозримо, Отцу всё показало выразимо, и Синтез Выразимости явил Отец Всевышний, время наделив той самой функцией волнения – волны.

Так появилось первое пространство, пространство времени...

– Что значит: пространство времени, – удивился толстяк.

– А то, что это была единая среда явления всех качеств, всех Ипостасей Изначального Отца, – пояснил Эмиль, – и это первая предпосылка к примирению континуума в себе самом.

Перехожу к попытке номер два.

Во множестве волнений однородных, единородных, я бы так сказал, Творец, Теург, Ману и Вседержитель для Жизни Путь готовили, Начáл искали Синтез, тот, ещё начальный, который бы процессы развивал. И вызвался то сделать Предначальный Отец.

И Время разделяя на инь и ян, Он, вечность сознавая, предзнал: не будет в разделённом постоянства, но вечная игра ян-времени и инь-пространства.

– Что значит: вечная игра? – удивился экзаменатор.

– А то и значит, что это вторая предпосылка примирения, – рассмеялся Эмиль, – игра всех примиряет, и континуум не исключение.

– И что же дальше? – в один голос спросили все.

– Тогда попытка номер три, – радостно, беззаботно произнёс Эмиль, будто читал всё с листа бумаги:

– И ясно, что для многих проявлений фиксаций частностей и скорости течений всегда во всём не будет доставать. И что же делать, как в себя вобрать и в то же время выявить свой гений? Ответ один: лишись предубеждений, и равновесно всё тогда пойдёт, иначе не перенести волнений. Не смерть, а смену мерности и мнений, позиций, качеств, свойств и всех умений со временем пространство обретёт. И счастлив тот, кто примет, кто поймёт...

– Почему-то я уже счастлив, хоть и не совсем понимаю, – признался толстяк.

– А это потому, что твоих сфер коснулось Время и примирительно потёрлось о них своими сферами за то только, что ты стал быть к нему неравнодушен. Твоё волнение сродни его волнению, и это третье условие примирения – не привязываться к определённым временным местам, по жизни плыть, как по волне, движенья радость жизнью ощущая. Привязок бойся! И это третья предпосылка примирения частиц пространства и волны времени.

– Ты действительно назовёшь двенадцать вариантов предпосылок примирения? – поинтересовалась Вера.

– Но ведь двенадцать – родное тебе число, почему бы и не удружить, – улыбнулся Эмиль. – Ладно, слушайте дальше, пока я в Синтезе, пока в Потоке.

Четвёрочка, пора, наверно, Сио привлечь нам к развернувшейся игре. Ячейки сфер и чаша накоплений, как чёткость форм, изменчивость течений, как образ сотворённого уже и сотворяемого в синтезе движений, деталей, частностей, условий и всего, что было, есть и будет. Одного он будет избавляться, словно грязи, того, что неподатливо для вязи, проверок не прошедшего, того, чему нет места в будущем. Его полёт свободный, без границ пространства, без времени невидимых границ, среди боёв, упрёков, пересуд – с настырным постоянством вечный поиск, ментальный бесконечный, тяжкий труд.

– И какой же вердикт? – нетерпеливо произнёс Бона.

Предпосылка примирения четвёртая: пример работы синтезобраза, для которого ни пространственные, ни временные мерности не существуют как нечто отделённое друг от друга. Одно есть продолжение другого. Они не существуют по отдельности.

– Дружба всегда побеждает? – переспросила Делси.

– Всенепременно, везде и всегда, – рассмеялся Эмиль. – Итак, пятый раунд поединка за воссоединение. Кто же придёт на помощь в этот раз?

Пора искать сердечных примирений, но чувствую я зов из тех видений, в которых проявлялся братец спин. Связующий миры он смог один поведать правду: нет ведь разделений. Частица – это просто часть волны, свернувшаяся в тор своим движеньем, а он всецело служит им, двоим. Он смотрит вне себя и видит время, в себя взглянув – пространство видит в том предвечном озарении творенья, запечатлённом, всевозможном, всеодном, с тех пор до сих, и до, и после, вечно... его перетеканье бесконечно, и род занятий неопределён...

– Это что означает? – удивился преподаватель.

– А это и означает, что существует пятая предпосылка снятия вопроса с повестки дня. Ведь есть такой уровень рассмотрения, где явно видно перетекание времени в пространство и наоборот, где нет различий между частицей и волной, а есть различное звучание вития жизни. И ему, спину связующему, с его позиций это чётко видно, осязаемо и не требует специальных доказательств.

– А что по поводу рода занятий? – поинтересовался Бона.

– А это уже совсем другая история, которую придётся рассказать тебе, если останется время, – рассмеялся Эмиль.

– Лучше бы не осталось, – попросил его напарник.

– Не отвлекайтесь, – остановил их переговоры толстяк, – время и так работает на вас.

– Это в знак благодарности за то, что мы работаем на него, – заметил Эмиль, – но история ещё далеко на этом не закончилась. Мы подошли только к шестому пункту, шестой предпосылке примирения. И тут я просто не могу не предоставить слово интеллекту, тем более что он пользуется плодами работы синтезобраза, так почему бы ему не постараться подтвердить его правоту?

– Давай уже, не тяни. Я просил: чётко и лаконично, – напомнил экзаменатор.

– Не припоминаю такого, наоборот, была просьба излагать доступно пониманию всех. Вот я и стараюсь, – пояснил Эмиль. – Итак, предпосылка шестая.

Пора, мой друг, пора, судьба вершится! В процессе этом заняты они, им некогда, без них, увы, не сбыться ни чаяньям, ни снам. Увы, увы... И кто сказал: «Между собой не схожи», ведь всё у них всегда во всём сродни. Проходят дни, события, но всё же... нет мыслей дельных, все пусты они.

– Что-то хромает твой интеллект, – рассмеялся, предвкушая возможность неверной ставки на интеллект, толстяк.

– Просто ему нужен разогрев, – успокоил его Эмиль, – он слишком ценит обращённое к себе внимание. Продолжим. Иерархично сознаю и понимаю: пространство – часть его, и в нём всё то, что познано, что пройдено. И всё, что эта часть хранит – несокрушимо, твёрдо, как гранит. Она привязана к нему, их неразрывны узы. Оно – для всех его частей, его все части – для него, они вдвоём растят своих детей, и оба лишь для одного покладисты и терпеливы. Их отношения известны...

Тайм аут, – произнёс Эмиль и расслабился.

– Что, неужели сдаёшься и добровольно идёшь на повторный круг? – удивился толстяк.

– Ещё чего, – вновь собрался Эмиль, – это вы просто посмотрели, насколько сложно интеллекту, когда он впадает в свою самость. Ведь ему трудно с чего-то начать, ему нужен разряд, молния, всплеск, максимальная концентрация внимания на чём-то конкретном. Ему надо определить исходную позицию, ячейку. Вы думаете, первые пять позиций выявились без его участия? Как бы, не так! Просто там он был простым работником, а здесь его назначили главным. Вот и снесло его огнём ответственности. Придётся помочь, задать тему. Можно даже двумя словами. Любую. Вот, например, «инь и ян». Сейчас его взорвёт изнутри, и включится вариативность, успевай только складировать.

Эмиль сделал паузу в несколько секунд, может, даже намеренно, но прорыв таки состоялся, и его понесло:

– Представляете время, разделённое на инь и ян! Ведь по закону «всё во всём» к нему это тоже применимо! Ян-время вытекает из Огня, тогда как Инь-пространство из Материи. И как любое ОМ, они живут в союзе, в единстве процессов встречных, дополнений всевозможных. Вот, например, Пространство-инь не терпит искажений, уродств и прочих нарушений, но с удовольствием локальность проявляет и всячески вниманье привлекает, то формами, то блесками, того, чем создано и что собой вмещает, материей своей. А Время-ян огнём и духом пышет, оно невидимо, но сознаёт всё, слышит.

Безумны те, кто время убивает, ведь этим временем и жизнь их просто тает. Нет, лучше время всё-таки беречь, и Инь, и Ян использовать для встреч, обменов, построений, для наработки качеств, новых свойств и проявлений. Возможность многих наших обретений дана единством общим функций их на фоне частных разделений...

Эмилю пришла очередная мысль, и он задался вопросом:

– А что, если войдя в единство времени пространства-инь возможно перетечь в пространство ян-времени? Магнит всегда диполярен. Так же и Материя не живёт монопольно, не существует без Огня. Есть лишь единство Огнематерии. Вот и время с пространством представляют собой дипольную среду обитания и развития материи путём перетекания её во временнόе, значит, огненное состояние. Поэтому и время однонаправленно, и масса материи всевозростающа, и развитие есть не что иное, как обеспечиваемый огнём и духом процесс, обусловленный этой направленностью.

А прошлое времени всегда пространственно представлено и материально. Потому и не воспринимается как время с позиции пространства. Попасть в прошлое можно, только перейдя в состояние времени, войдя в его собственное пространство.

– Всё, моя способность удерживать весь объём произведённых вариаций исчерпала свой лимит наполнения, – пожаловался Бона, – как по мне, так ответ уже исчерпывающ. Черпай из него, не перечерпаешь.

– Тогда хотелось бы услышать интеллектуальное резюме, – настаивал экзаменатор.

– Сколько душе угодно, – готов был рассыпаться в новых излияниях Эмиль, – шестая предпосылка: по закону «всё во всём» пространство несёт в себе выраженность временнýю, так же, как и времявыраженность пространственную, и рано или поздно они сливаются вновь в единстве выражений.

Седьмая предпосылка – как полюсы магнита, они в едино слиты и видимым различием своим несут потенциала разность, которая, как движущая сила, всё пробуждает к жизни, тайною своей стремление во всём рождая к познанию её в себе.

Восьмая предпосылка тоже явлена, и вот она: без пространства у времени нет прошлого, так же как без времени у пространства нет будущего. Могу напомнить, почему.

– Не надо, – остановил его экзаменатор, – уже вспомнил и уже верю, что еще четыре предпосылки ты легко представишь. Фух, даже меня в поток затянуло.

Признаю, экзамен ты выдержал без особого напряжения, хотя и притворялся пару раз, что тяжело тебе. Теперь ты вне игры. Остался лишь один участник ещё не сдававший экзамен, и вопрос ему уже был задан. Только надо бы припомнить. Вот пусть сам он и припоминает.


Приходится припоминать


– Да, и ещё одно есть правило, или стандарт, или закон, не помню, короче, все пройдут, только если пройдёт последний, а иначе – всем путёвка на повтор, – толстяк таки достал самый неожиданный свой крючок, на который подвесил всех.

– Ну, что ж, придётся всё и всем припоминать, – начал осознавать всю меру своей ответственности Бона, – как что, так я крайний! Не знаю, радоваться или огорчаться даже. Так, говоришь, вопрос ты задал мне?

Он посмотрел, прищурившись, на Эмиля и, выдержав паузу, как бы достигая нужного напряжения, продолжил:

Спин смотрит из себя и видит время, в себя взглянув – пространство видит в том, предвечном озарении творенья, запечатлённом всевозможном, всеодном, с тех пор, до сих, и до, и после, вечно. Его перетеканье бесконечно, и род занятий неопределён... Это ты, философствуя так о спине связующем, изливался. А мне, выходит, теперь надо определить род его занятий. Хорошенькое дело, – Бона вздохнул и задумался, ещё раз посмотрел на Эмиля, потом на Веру, на Делси, и предложил, – а, может, на переподготовку?

– Дошутишься, – предупредила его Делси, лучше не трать попусту время, начинай.

– Он смотрит внутрь себя и видит всё пространство, вовне же видит времени следы, – начал Бона, – а должно быть наоборот: огонь, а значит, и время, истекающее из огня, должны быть внутри. Следовательно, он и есть портал перетекания времени вовне, или, возможно, даже тот крепёж, на котором происходит выворачивание наизнанку перед Отцом, когда всё внутреннее становится внешним. Возможно, это один из вариантов рода его занятий.

Поищем другой. Спин, как первый огнеобраз, как пионер, первооткрывающий новое пространство, как самурай, закрывающий собою кого-то более важного. Тогда он должен быть самым стойким, самым стабильным, стражником, останавливающим принцип неопределённости на пороге из микромира, обладать и свойствами времени, и свойствами материи. Он стражник.

Неопределённость не может пройти через него, она поглощается им. И в мире нашем всё в большинстве своём определено. Значит, спин ещё и организатор своего рода.

Похоже, это достойное занятие для неуловимого начала материи: отвечать за стабильность восприятия. Тогда он ещё и стабилизатор.

Пойдём дальше, вернее, вернёмся в его принадлежность к огнеобразам. Он первый огнеобраз. Это подтверждает законность предположения, что он прародительностью материи обладает, и это настолько важно, что выделяется в специфическую функцию. Другие частности, пускай даже более сложные, а может, и равнозначные, но иной природы, отведены другим огнеобразам.

Стало быть, существуют критерии, по которым можно эти функции определить, или, наоборот, сам он являет собою эти критерии, тогда и собратья его, более высокого ранга, тоже являют собою критерии, но уже свои. Какой-то генофонд проявляется, а не набор огнеобразов. Носитель критериев отдельного фонда, хранитель их.

– Как-то ты совсем по-другому излагаешь свои версии, без особых рывков, акцентов, – заметил толстяк.

– А это он пытается сознанием взять, перетекает из состояния в состояние и описывает, – объяснила Делси, – да ещё, наверно, полями, а не потоками, вот всё размытым и представляется. Если бы Эмиль начал четырёхвекторно описывать континуумные преобразования, событийным языком, у него тоже получилось бы размыто, но по-другому.

– И много ты можешь так описывать? – обратился экзаменатор к Боне.

– Вообще-то, я медленно картинку разворачиваю, так что на пару часов точно хватит, а если будет мало, войду в описание систем спин-образований, перейду к обменным взаимодействиям, синглетным и триплетным состояниям. Рассмотрю прямой, коллективный и косвенный обмен, перейду на момент импульса элементарных частиц, формирование полей тороидальными вихрями...

– Что-то мне подсказывает, что этого делать не стоит, – сдался, наконец, толстяк, – скажи-ка лучше, ведь ты и сам до этого не предполагал, что у спина может быть такая многофункциональная деятельность? Ну, завихрение да и завихрение себе. Были бы все группы так подготовлены, можно было бы аспирантуру закончить заочно: задавай интересующую тебя тему и внимательно слушай, вникай. Насколько всё-таки интереснее работать на вашем отделении! Всё, экзамен сдан. Только вынужден вас расстроить: не говорил об этом раньше никому, поскольку все уходили на второй круг. Вот вам первым сообщаю, что за первым экзаменом следует второй, правда, не знаю какой: это секрет. Не в счёт экзамена, а интереса ради, ответьте на один вопрос, думаю, вам будет это несложно. Увлёкся я не так давно релятивистской механикой и дошёл до одного момента: любая частица может обладать двумя видами углового момента: орбитальным угловым моментом и спином. В отличие от орбитального углового момента, который порождается движением частицы в пространстве, спин является внутренней, исключительно квантовой характеристикой. Теперь я понимаю, что у частицы есть внешний, пространственный угловой момент и внутренний, временнόй. А вот следующее разъясните. Если представить частицу, например электрон, как вращающийся шарик, а спин, как момент, связанный с этим вращением, то оказывается, что поперечная скорость движения оболочки частицы должна быть выше скорости света, что недопустимо с позиции релятивизма. Вопрос не очень сложный, но всё-таки хотелось бы получить ответ в вариативности.

– Здесь и будет несколько вариантов рассмотрения, – успокоил его Эмиль, – во-первых, ограниченность позиции релятивизма. Вряд ли она учитывает многомерность реального мира и уж тем более тот конкретный факт, что с увеличением мерности пространства, скорость света в нём возрастает в два раза на каждую дополнительную мерность. На эфире – в два раза, на астрале – в четыре и так далее. Так что частицы те быстрые осуществляют или переход с физики бόльшей мерности в нашу физику, или участвуют в процессах многоприсутственных, требующих соответственного к ним подхода.

Во-вторых, возможно фиксируется лишь вращение внешней оболочки, и возможно этих оболочек несколько, и они скрывают, адаптируют супермерностное состояние ядра, способного перемещаться между пространствами разной мерности, сбрасывая или добавляя соответствующие оболочки. В момент перехода, когда ещё не надета очередная из них, фиксируется предшествующая, с параметрами предыдущего пространства. Я слышал, что к нам залетают ядра из пятнадцати-двадцати мерности. Соответственно и спиновый момент их – порядка двадцати. Но вряд ли кто сейчас сообразит, почему это происходит. Для этого должна быть разработана многомерная временнáя теория на основе цветовой, звуковой струнной, или иной частично-волновой идеи. Главное, увидеть соотносимость частицы и волны.

В-третьих, возможно именно насыщенностью такими частицами формируется константа восприятия времени. Чем больше насыщенность, тем быстрее воспринимается временнόе перемещение. Как следствие, многие говорят об ускорении времени, а о том, что должен существовать механизм, позволяющий это производить, регистрировать или даже просто воспринимать, говорят немногие.

Но, быстрее всего, речь идёт о механизме перевода пространства в следующее мерностное состояние – это, в-четвёртых. Представляете, какие силы должны быть и масштабы для этого задействованы? Возможно, вскоре и появится теория согласований и даст момент импульса осознания, и ускорит процесс, и снизит инертную составляющую его, но это тайна тайн. Что-то происходит при потере атомом электрона, что-то происходит при потере ядром нейтрона или протона, а что-то происходит при потере спин-оболочки или при нарушении дипольного равновесия. Одно ясно: есть бытовое восприятие времени, и есть его изначальная суть, с соответствующими характеристиками, записанными в огнеобразах, но не воспринимаемых обыденным, трёхмерным взглядом.

– Приятно было с вами поработать, – экзаменатор встал, давая понять, что у него больше вопросов нет, – скоро здесь должна проявиться следующая группа, а вам туда.


Адаптация восприятия


«Туда» оказалось совсем рядом: следующая по коридору дверь, за которой был уже не класс, и даже не кабинет, а что-то похожее на уютную гостиную. Здесь даже были окна, которые выходили на улицу. А там протекала обычная жизнь. Машины, прохожие, зеваки и торопыги.

Пасмурно.

– Что, соскучились по обыденности? – появилась неожиданно Елизавета Михайловна, – уже немного осталось: практику вы прошли успешно, первыми. Теперь предстоит выяснить, насколько сместилось ваше восприятие, каков его диапазон, какой интенсивности и длительности требуется адаптация. Теоретически всё должно плавно перетечь в реальность естественным путём. Закон монадического соответствия: любая монада, какие бы переходы она не осуществляла, непременно удерживает свой физический диапазон в границах диапазона матричного или материнского. Но всякое бывает. Вдруг вы выходили за допустимые пределы? Тогда, согласно межгалактическому договору, вы будете переведены в соответствующую галактическую матрицу. И это уже не наша компетенция.

По глазам вижу: все меня понимаете, это уже хорошо.

Мы не проходили специально тему восприятия, поэтому вам придётся из общих соображений и общей подготовки развернуть наиболее полный ответ на вопросы, которые будут возникать в ходе обсуждения. В произвольном порядке. У меня всё. Итогом будет или ваш выход, или мой уход. Что раньше произойдёт, то и произойдёт.

– Должно быть множество подходов к развёртыванию восприятия самого восприятия, – предположил Эмиль, – давайте начнём с нескольких очевидных и простых, чтобы перейти потом к сложным. ОМ-восприятие, как отражённое восприятие ОМ, то есть огнематерии, базируется на диполярности пространства, вытекающего из дипольности развёртываемой в нём материи. Две основные отправные точки. Первая: восприятие материальное, Домом Матери, природо-естествознанием, соответственно с минимальной мерной характеристикой, физично, поверхностно, внешне. Вторая: восприятие огненное, Домом Отца, его стандартами, с максимально доступной мерой, в синтезе физического и тонкого мира, мира духа и огненного мира, глубинно, внутренне.

Первое восприятие обычно связывают с физиологическими процессами и ограничениями в диапазоне работы органов восприятия, то есть субъективных характеристик, а также характеристик воспринимаемого объекта, будь то явление, предмет или его характеристика. Поэтому такое восприятие называется субъективно-объективным.

Второе восприятие имеет внутреннюю природу, многомерно и ограничено лишь развитостью частей и их близостью к эталонному выражению Частей Отца, и эти ограничения внутренне же преодолеваются в процессе разработки и совершенствования.

– При этом глубина восприятия Домом Отца автоматически становится качественно иным инструментом при каждом акте своего роста, – добавил Бона.

– И что даёт такая констатация фактов в реальной жизни? – поинтересовалась Делси.

– Хороший вопрос, потому что на него имеется не менее хороший ответ, – предостерегающе произнёс Эмиль. – Две диаметрально разведённых точки отсчёта дают возможность, основываясь на законах всё во всём и как вверху, так и внизу, не только осуществлять перенос принципов, форм и прочих матриц на весь возможный диапазон воспринимаемого, но и постоянно расширять этот диапазон.

Теперь, что касается реальной жизни. Такой подход прямо указывает на то, что нет ничего невозможного. Есть или недоступное на данном этапе развития, или не соответствующее намерению целого, частью которого является конкретная ситуация, или наличие сопряженных элементов. В любом случае нет тупиковых ветвей развития.

– Итак, первый вывод: восприятие огнематериальное, или ом-восприятие – многоуровневая система развития, превышающая все возможные самоопределения постоянным преодолением их форм и границ. Это открытая система.

Вот, например, внешнее восприятие осуществляется по подобию, то есть срабатывает закон зеркала, отражения. Ему на помощь приходит восприятие внутреннее, основанное на Образе Отца и всех Его частностях, изначальностях. Все их принципы автоматически включают соответствующие возможности, показывают пути преодоления. В конечном счёте, восприятие Образа Отца перерастает по мере разработки частностей в Образ Отца Восприятия и переходит во внешние возможности осуществления. То же самое с восприятием Слова Отца или Души.

– Это означает, что материнское восприятие перестаёт довлеть своей ограниченностью, оставляя за собой функции операционные, расширяющие горизонтальные возможности, а непосильный подъём вверх получает всесильную руку помощи, – подключился Бона. – Остаётся только наработать навыки внутренне-внешнего переключения или синтеза соответствующих условий.

Но, с другой стороны, всевозможные наработки внешнего восприятия, с соответствующими сенсорными фильтрами, порогами, стимулами, схемами, стереотипами, форматами – это готовый план запуска механизмов внутренних. Ведь точно так же, как внешним восприятием формируется картина внешнего мира и условия существования в нём, так и условия Дома Отца могут быть проявлены и изменены восприятием внутренним.

– Даже древние знали значение восприятия и описывали его как всесильный механизм в руках намерения, который позволяет входить в непрерывный поток потенциализации, высвобождаемой из воли энергии в результате сонастройки внутренних и внешних полей.

Если в соотнесении со Словом Отца Восприятия, то это настроенность на Слово Отца, внешне выражаемое настроением.

Никто не будет возражать, что от настроения зависит и работоспособность, и радость восприятия жизни, и способность к допущению в свою жизнь, а затем и реализации идей. Это всё функции восприятия.

Следовательно, если войти в восприятие частностей Слова Отца, можно выйти на стройное управление своим настроением!

– Что-то мне подсказывает, что Образ Отца Восприятия тесно завязан на непредубеждённость, точно так же, как Слово Отца Восприятия связано с иерархичностью, – влилась в обсуждение Вера, – а самым первым препятствием на пути развития Души Восприятия окажется отчуждённость.

Елизавета Михайловна слушала молча. Она понимала, что обсуждение давно уже вышло за пределы обыденности, понимала, что никакая адаптация этой группе не нужна. Но она и видела, что не стоит лишать их возможности выговориться и расставить некоторые акценты, жизненно важные и, вместе с тем, такие, которые в иных условиях пришлось бы искать долгие годы. Считанные минуты и долгие годы.

Наступила пауза раздумий, однако, не долгая.

– Ом-восприятие имеет множественную матрицу развёртывания, но оно не может быть единственной системой отсчёта. Должно быть ещё хотя бы несколько равновеликих ему, возможно, не столь явных, – поднапряг себя Эмиль, – скажем, спин-восприятие, как элементарное, впрочем, разнообразное, или разноогнеобразное сотворение, и сотворяемое им восприятие, сопровождающее акт творения.

– Ну-ка, ну-ка, поясни, – максимально сконцентрировала своё внимание Делси.

– Спасибо, сам знаю, что требуется пояснение, – охладил её пыл Эмиль. – Надо взять некий внешний объект за основу и преобразить замеченные в нём особенности внешние во внутренние. Только не поток частей и частностей, а нечто другое, какую-то иную основу.

– Ведь Основ-то много, – раскручивал сам себя Эмиль, – вот я и предлагаю в созвучии прошлого экзамена, в отличие от частей, частиц, взять волну, витие, как некую цельность, позволяющую найти иную систему координат. Может, даже концентрическую, временнýю, импульсную. Здесь и волны вероятности могут проявиться, и всякие невероятности, и волнительная жажда нового получить утоление, и проективность возникнуть иного порядка, и масштаб иной.

– И к законам частностей могут присоединиться законы развёртывания или распаковки и концентрации. Надо выйти из стабильности, связки прошлого состояния, произнеся что-то экстраординарное, – предложила Делси.

– Легко, – подхватил идею Бона, – Если представить себе каплю, вытянутую и завёрнутую в тор, то можно обнаружить точку сингулярности, требующую дзенового разрешения. Но если проткнуть «хвостом голову», то можно получить самую простую модель мира. Множественный акт, соотношение бесконечно малого и бесконечно большого. Интересно, что бесконечность предстаёт в данном случае лишь результатом нулевого восприятия. Из этой модели, двигаясь охватом, следует: нельзя объять необъятное, всё повторяется иным масштабом... Вывел? – поинтересовался болтун.

– Голову опустошил, это точно, – рассмеялась Делси.


Пульсары восприятия


Волну обновления подхватил на новом её витке Эмиль:

– Вот, точно, звёзды есть такие: пульсары. Опять же пульс у человека, пульс времени, частоты всякие, вибрации. Возможно, это необычно, не физично, но кто знает, может, как раз эфирно или метагалактично. Ведь должно же что-то появляться новое со сменой меры, зачем сразу привязываться к привычному? Вот вам и проверка на непредубеждённость, и поиск иерархичности, и неотчуждённость в отношении к устремлению жажды нового выявиться вовне.

– Сюда еще можно добавить чередование фокусировки и расфокусировки, концентрации и деконцентрации. Здесь и принципы обмена, и эманации, – подхватил Бона, – в общем, всё, что может ускользнуть от матричного восприятия. Что в этой системе замечательно, так это то, что пульсар привлекает к себе внимание. Это вызов, которым напитывается восприятие и активируется на поиск нового.

Может, импульс, полученный таким вызовом, в сочетании с явной невозможностью приблизить разгадку как раз и заставляет глубже взглянуть на то, что находится рядом?!

– Это материнский посыл, а отцовский предлагает ещё устремлённее пойти вглубь. Мне кажется, что мы дошли до уровня видимости ограничений рациональности. Дальше начинается иррациональность. То есть проживание должно опережать понимание. Отдаться верою в поток текучей Живы, пойти по следу от шагов, ещё не сделанных, на звук, ещё не изданный.

– По-моему, достаточно указанного акцента. Надо дать всему пройти нулевой этап развития, – предложила Вера.

– Да, но тогда встаёт вопрос: «Возможен ли ещё вариант, выходящий хоть чем-то за пределы двух, уже обозначенных?» – задалась вопросом Делси.

– Мне кажется, что на этом уровне развития его заметить сложно, – наконец заговорила Елизавета Михайловна, – вы и так идёте достаточно быстро. Расшифровка просто-таки не поспевает осуществлять свою фиксацию во множестве пульсаций откровений, вами получаемых. А ведь только применённое знание и засчитывается, и становится действенным, проявляется действительностью. Когда я зашла, вы смотрели в окно, взгляните ещё раз и скажите, произошли ли там какие изменения?

Все подошли к окну. За короткое время жизнь улицы действительно изменилась, насытилась красками, избавилась от серости, в ней появились радостные нотки. Сознание отчётливо фиксировало это, и даже не надо было отмечать конкретные детали.

– Стало намного ярче, развиднелось что ли, – осторожно произнёс Бона.

– Это хорошо, – обрадовалась Елена Михайловна, – мы долго думали, как поступать с группами, возвращающимися из неизвестности, и решили, что лучше всего предоставлять их самим себе. Вашим экзаменом было то, что происходило там, а успешной сдачей экзаменов стало само возвращение в здравии и заряженности духа. Оставалось только дождаться деконцентрации, чтобы не опасаться за последствия несоответствия разных реальностей. Тогда мы и пригласили научного работника, который горел желанием заниматься физикой неизвестного, и сказали, чтобы он не задавал своих вопросов, а исходил только из сказанного вами и просто слушал ровно столько, сколько в состоянии будет вместить. Материала для обработки ему хватит на несколько лет вперёд. Мне же оставалось лишь вернуть ваше восприятие в обычный режим. Так что всё прошло просто великолепно. Жизнь теперь не будет угнетать вас своей серостью, а вы не будете разрушать её своей импульсивностью. Последний штрих вам предстоит сделать в этой самой обычной жизни. Мы, опять-таки, не знаем, какой. Завтра в это же время придёте и расскажете – это ваше домашнее задание, а там видно будет. Эмиль, если идёшь со мной, то пойдём.

Всё равно сброс был слишком резкий. Наступило опустошение, граничащее с апатией. Возникло некое разделение между бытием внешним, происходившим как на замедленном воспроизведении, и бытием внутренним, пульсирующим в такт сердцу и не спешащим отпускать восприятие на волю.

– Что, не хочется возвращаться? – поинтересовалась Елизавета Михайловна, – так, может, пойдёшь домой, а к нам заглянешь завтра?

– Вы же сами знаете, что одному не будет лучше, – ответил Эмиль, – а что, вся эта обычная жизнь была только вчера, а не месяц или год назад?

– Ваши тела не покидали эту землю, точно могу сказать. Какими телами и где вы пользовались, сказать не могу. Может, после обработки отчётов, а может, после сравнения с отчётами других групп, тоже не могу сказать. Само же погружение длилось часа два.

Всю оставшуюся часть пути Эмиль пытался восстановить различные детали своей жизни...

Яна увидела, как мать осторожно проталкивает Эмиля вперёд, и поняла: опять что-то произошло.

– Вот, вручаю тебе это полуинопланетное существо в целости и сохранности, Яна, – подтвердила её опасения Елизавета Михайловна, – хоть временнόе отслоение и не очень большое (по нашим оценкам пару недель, а может, месяцев), но, сама понимаешь, первопроходческий вариант всегда сложен, пока организм научается впитывать это и контролировать последствия. Зато остальным будет проще. Думаю, что и нас с тобой и всё, что было даже вчера, он воспринимает, как в тумане или через призму расстояния туда и оттуда. Давай, специалист по сопряжениям, восстанавливай свою драгоценность.

– Будь спокойна, – улыбнулась Яна, – всё исправлю, даже если для этого что-то сломать придётся.

Эмиль не мог пока вставить ни слова, но чувствовал, что внутри него что-то происходило: то ли оттаивало, то ли согревалось, то ли разгоралось. Одно было бесспорно: происходило это в пульсирующем варианте.

– Ну, привет, что ли, пришелец, – обратилась Яна уже к Эмилю, – много за собой ненужных связей притянул на этот раз? Наверное, опять всё серо, всё уныло видится. «Унылая пора, очей очарованье» – это о тебе и твоём восприятии, когда ты возвращаешься из очередного задания. Прошлый раз, помнишь, как Алим сказал: «И вот вам «в сём» вселенском гражданине магнитность есть неведомая та, которая песчинку задевает и звёзд скопление. На смене манвантар работа состоит его в обмене времён, материи, сознаний и пространств» – это тоже о тебе. Надеюсь, на этот раз твоя работа была не менее плодотворна? А то когда ты так успешно на диспуте выступил, тобой многие заинтересовались. Нежелательно опускать планку.

– Всё уже, всё, нормальный я, немного заряженный, правда, но нормальный, и тоже рад тебя видеть, Яна, – наконец протиснул в эфир приветственную фразу Эмиль.

– Тогда пойдём в комнату.

Яна усадила его на диван, внимательно посмотрела в глаза, затем медленно, как бы шутя, произнесла:

– Нет, ещё маленький тест на сохранность памяти, а вдруг ты – это не ты вовсе. Вопрос: «Когда метафоры и тропы его пустили в мир иной, как знать, какие катастрофы он избежал, слиясь с игрой?»

– Метафизическая фора позволила сойти с тропы непримиримости и спора, когда без всяких важных честв, от несущественных количеств и внешних, видимых различий ум первый оторваться смог, – серьёзно ответил Эмиль.

– Значит, помнишь, а как мы познакомились, помнишь?

– Ты пыталась сделать из меня генератор условий, – рассмеялся Эмиль, – и, мне кажется, у тебя это получилось.

– Вот видишь, значит, я одна могу больше сделать, чем целый институт, – Яна присела рядом, – я всегда знала, что ты – хорошее вложение для моих технологий. Чем будем фиксировать в этот раз твои наработки: семинаром, диспутом или игрой? Просто мне надо знать, скольких участников привлекать и на когда назначать мероприятие.

– А это обязательно? – изобразил усталость Эмиль.

– Извини, скользящий, дружба – дружбой, а служба – службой. Концентрат, он такой особенностью обладает: он либо перераспределяется между посвященными в его суть, а потом уже эманирует в пространство многими источниками, либо начинает пульсировать и растворяться в пространстве из самого первоисточника своих накоплений. Всё равно он рассеивается до уровня сонастраиваемости, только с большими или меньшими потерями. Ты ведь не хочешь, чтобы пропал зря твой скорбный труд?

– Если всё обстоит именно так, то, пребывая в неизбежности выбора, я предпочёл бы игру, – определился Эмиль.

– В таком случае, достаточно будет и шести человек, – заключила Яна. – Два-три часа тебе хватит на то, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть? Тогда я делаю рассылку участникам игры. Надеюсь, их снова ожидают сегодня и насыщенная работа, и сюрпризы. А ты заодно подумай, чем удивлять будешь тех, кого удивить трудно.


Никуда от неё не деться


Через три часа ровно раздался звонок в дверь. Яна открыла.

Алим, Мила, Алина и Яуда по очереди прошли в комнату и поздоровались с Эмилем. Алим приложил палец к губам и сел напротив напарника.

Ей, как всегда, известно больше нас, – произнёс он, – вот так с наскоку не определить, в какие дали предстоит отплыть, чтобы вернуть своё, родное. Кто первым что-то может предложить?

Эмиль не мог сообразить, почему так издалека заходит Алим и какого предложения ждёт, но поскольку именно он, Эмиль, был источником, то и источать надо было на всех уровнях. Поэтому он решил предлагать первым.

Не думаю, что ведомы законы, которые никто не мог явить из тех, кто не был там, тогда, как те, кто были, и те уже успели всё забыть.

Так, может, не о чем теперь и волноваться, раз никому не суждено тому достаться, раз и предмета обладаний вовсе нет? – решил уточнить Алим.

Но путь известен мне, который пройден мною, его, играючи, я вновь бы мог пройти. Мне б только игровое поле, и понимание, и спутника в пути, – сделал небольшое допущение Эмиль.

– Вот, видишь, вовсе всё не безнадёжно, – проявила понимание Яна, – за понимание не переживай, мы тебе коллективное понимание устроим.

– О полях вообще смешно говорить, – добавила Яуда, – всё вокруг напичкано ими. Выбирай – не хочу. В чём вопрос?

В пространстве появилась пульсация интереса, будто подтверждая: «В чём вопрос?»

Вопрос в согласии на соблюдение условий и правил выборе, в модели естестве. Здесь два участника, и стороны должно быть в модель заложено, по крайней мере, равновесно, тоже две, – пояснил Алим.

– Это то, о чём я думаю? – решила уточнить Яуда. – Мы все вместе – это одна сторона, а вторая – это она, Игра?

Пространство запульсировало ещё сильнее, а Яуда чуть не свалилась со стула, посмотрела по сторонам, пересела на диван, рядом с Эмилем.

– Я что-то не то сказала? – спросила она.

– Да всё ты правильно сказала, просто вариант интересный предлагается, – ответил Алим, – Игра хочет иметь физического выразителя. Только кто же согласится на такое, когда правила ещё не установлены?

– А что, тот, кто согласится, будет вне правил? – продолжала выяснять, в чём сложность, Яуда.

– Наоборот, он будет главным участником со стороны Игры в торгах за условия, – пояснил Алим.

– Так тогда и я могу, если вы все не возражаете, ведь это же игра? – удивилась Яуда.

– В том то и дело, что это Игра, и мы с нею уже играли, – рассмеялся Эмиль, – и даже ты с нею играла и, по-моему, тоже на Её стороне. Разве не помнишь?

Сказав это, он посмотрел на Алима и понял, что тот имел в виду, когда прижимал палец к губам: Игра уже давно выбрала себе выразителя и лишь искала пути его легализации. Она решила перенести своё поле на физику. Чем же вызвана такая фора? Ах, да: «Метафизическая фора позволила сойти с тропы непримиримости и спора...».

Неужели еще с самого его прихода к Яне Игра уже строила свои дальновидные планы!? Вероятно, произойдёт что-то невероятное.

– Ну и отлично, – вошёл с ним в сопряженное состояние Алим, – мы это уже проходили у Алекса, когда наши игроки были в обеих командах. Рисую диспозицию: раз поле физическое, то и условия должны нести физичность плюс равноправность. Игре это уже известно, как «чаепитие с игрой». Тему избирает носитель источника. Итогом должно стать не меньше, чем открытие или откровение – тогда будет сохранён источник и даже приумножен на количество присутствующих. Сейчас хозяюшка обеспечит нас чаем, и начнём. Эмиль, давай сюда сервиз на шесть персон.

Из всех далёких проживаний, в одном мне не хватило знаний, чтобы на месте уяснить, но для Игры готов на кон внести я предикат-закон.

Произнесённое возымело действие. Внутри каждого игрока пошла пульсация, а внешне все они замерли. Эмиль посмотрел на Яуду, которая сидела по часовой стрелке от него, и отпил глоток чая. Была её очередь говорить, и она это сразу поняла.

Игра со временем в физическом пространстве: вопросов множество: текучесть, постоянство, или созвучие, или возможность жить, с ответом не хотелось бы спешить.

Далее говорили по очереди Мила, Алина и Алим.

Я думаю, важна определённость, когда известен круг объектов, лиц не нужно сочинять историй, выслушивать десятки небылиц, выискивая в них крупицу правды.

А то ещё когда нагонят жути, то в тёмной комнате, то где-то за углом, то в мире, где остановилось время, то временá, когда покрыто льдом от края и до края всё пространство, а, в общем, я не против постоянства, но только, чтоб комфортно было в нём.

– Куда-то манит скрытая возможность или открытая, я что-то не пойму. Хоть макромир, хоть микро, только сложность: а где же простота, в толк не возьму?

Закрученность спирали была какой-то искусственной, это чувствовали все, но каждый понимал, что первый виток самый сложный и непонятный, главное откроется, как всегда, неожиданно. Поэтому Яна пошла наперерез течению:

Бессвязно всё и примитивно-дико, как будто мы бессильны в суете и вечно уступаем некой силе, чем делаем сильней её вдвойне, – она посмотрела на Эмиля, отпила глоток чая и добавила, – ну, извини, запутывала, как могла.

– Это хорошо, – спокойно ответил Эмиль, – главное, идти впереди и не оглядываться. Я вот тоже подумал: ведь если капля, упавшая на сковородку, шипит, словно змея, значит, капля эта – вода, а сковородка раскалена.

– Что бы это значило? – ничего не поняла Яуда и насторожилась.

– А то и значит, что каждое явление становится понятным, когда знаешь, какие законы происходящим в нём управляют, – предположила Мила.

– Или насколько ты способен происходящее воспринимать, – добавила Алина.

– Или из множества факторов можешь выбрать только те, которые первого порядка для этого явления, не блуждая по частностям второстепенных, – высказался Алим.

– Что точно, то точно, – подытожила Яна, – законы – это главное связующее звено любых явлений, и никуда от них не деться, разве что подпасть под действие других. А разница в чём? По-моему, никакой.

Яуда начинала подозревать, что её водят за нос, но ждала. Знала, что ловушки расставляет тот, кто ведёт, а, вот, как стать ведущим в этом круговороте, понять не могла.

Эмиль тоже ждал. Ждал, пока пульсация внутри него войдёт в некий резонанс и, кажется, дождался:

– Вы правильно заметили, что время и пространство давно и терпеливо ждут, когда ж откроется секрет и станет явным и доступным их тяжёлый труд. Записывая всё в Книгу Циклов и осознавая, что нет в ней ни начала, ни конца, они всечасно и повсеместно искали и призывали способного разорвать тот круг Чтеца.

– Потенциал, который в своё время был придан Чтецу, законсервирован и ждёт только команды, так говорил Лаар, – вырвалось у Яуды.

– Интересно, а наша команда могла бы справиться с такой задачей? – спросила Мила.

– Ты предлагаешь двоякое прочтение слова использовать как импульс к развёртыванию событий? – в свою очередь поинтересовалась Алина.

– Посох может не только помочь преодолеть болото, но и змеёй обернуться, а то и неуловимым спином, – отошёл от вопросительности Алим.

– Осталось только Чтеца найти и спин связующим звеном сделать между небытием и бытием, – уточнила задачу Яна. – Видать, не дождутся труженики своего спасителя.

– Отчего же, – возразил Эмиль, – Чтец перед вами. А я-то думаю, что за незавершённость меня всё время преследует? А оказывается: всё перетекло в физическое присутствие настолько масштабно, что даже Игра не удержалась в своих привычных владениях, тоже захотела физические проживания испытать.


Чтец Книги Циклов


– Говоришь, потенциал придан Чтецу и ждёт только команды? И команда в сборе, и страница нужная открыта, чего же мы тогда ждём? Правила? Так есть одно, самое простое: если дано тебе – открывай рот, а слова вложены будут! Озаглавим открытую страницу, как и было вначале заявлено: предикат-законы, а там видно будет.

Эмиль посмотрел на напарника, и тот одобряюще кивнул.

– Предикат-закон устанавливает стандарт образования законов, предваряет истечение законов каталогом внесения их. Ведь надо же куда-то записывать, – удивлённо произнёс Эмиль и продолжил, – поскольку законы писал континуум для себя в себе, то они так и начинаются:

Каждый закон должен учитывать и отражать в своей формулировке интересы обеих договаривающихся сторон континуума: времени и пространства. Это основной закон.

Следствие первое: каждая точка пространства, именуемая местом или местоположением, имеет свою своевременность, а каждая точка времени, называемая мигом или мгновением, имеет свою уместность.

Следствие второе: соблюдение закона требует равновесного состояния континуума, ибо избыток пространства будет порождать недостаток времени, а избыток времени выявлять недостаток пространства.

Следствие третье: несоблюдение закона одной из сторон равносильно утверждению, что устойчивая связь, или закономерность, выявленная в одном месте, не будет работать в другом, и точно так же, законное в один момент может оказаться незаконным в момент следующий.

Следствие четвёртое: для полноты описания предмета и связей его рекомендуется слить воедино точку (равно как и интервал) времени пребывания его с точкой (равно как и объёмом) пространства, им занимаемым, в одну точку континуума (любого масштаба или размера) и назвать её событием (четырёх или более векторно развивающимся).

Следствие пятое: любое движение события в пространстве и времени определить как развитие события.

Следствие шестое: локализация события определяется от точки нулевого или несущественного для обеих сторон движения в нём до прекращения или несущественности движения опять же с точки зрения обеих сторон.

Следствие седьмое: одностороннее движение в событии требует компенсационных затрат в пользу второго участника.

Следствие восьмое: соблюдение основного закона гарантирует состоятельность любому частному закону. Несоблюдение – рано или поздно в том или ином варианте выявит его несостоятельность. Другими словами: «Любой закон, претендующий на состоятельность в континууме, должен исполнять основной закон».

Следствие девятое: всякое событие есть совместное проживание сторон континуума и, соответственно тому, воспринимается в проживании того, кто его фиксирует.

Следствие десятое: основной закон обеспечивает стабильность существования континуума и использует все возможные механизмы для обеспечения этой стабильности.

Следствие одиннадцатое: во избежание всякого рода несанкционированных попыток нарушения равновесия и других искажений должна существовать надлежащая охрана в виде спина связующего, наделённого всеми функциями стража закона, ограждённая от доступа к нему самому принципом неопределённости, который не допускает возможности одновременной фиксации обоих определённых законом параметров.

Следствие двенадцатое: для равновесия или равноправия сторон спин связующий помещается строго на грани раздела.

Следствие тринадцатое: для всеохватности основного закона страж должен присутствовать во всех событийных процессах, в том числе и образовании материи, а также быть наделён честью исполнения своих функций...

Эмиль вдруг остановился в своём излиянии.

– Что, это и всё? – удивилась Яуда, но по мере осознания, что за этим всё стоит, выражение лица её начало меняться, а цвет кожи бледнеть.

– Нет, – нарушил последовательность обсуждения Эмиль, – просто я пролистал книгу: там очень много страниц, и каждая из них исписана мелким почерком. Но самое главное, что всё проявленное необходимо «перевести в осознанное командой к исполнению». Вот только я не успел в мелькании уловить, где стоит акцент. В другом месте тоже написано «исполняется командой».

– Перевести в осознанное «командой к исполнению» – это означает: просто дать команду, – предложила Алина.

– Или перевести в осознанное командой «к исполнению», тогда мы должны это осознать, чтобы произошло исполнение, – выразил второй вариант Алим.

– Произошло нарушение очерёдности, – заметила Яуда, – а это означает штрафные санкции, насколько я понимаю.

– Понимаешь-то ты, может, и правильно, только, вот, определить придётся теперь, состоятельны ли твои притязания на правоту, выполняется ли закон? Готова сразу доказательно ответить, или сомнения берут верх?

Яуда была в явной растерянности. С одной стороны, её подструнивала Игра, а, с другой стороны, она не могла понять, во что это выльется. Возникало внутреннее напряжение. На выручку пришёл Эмиль:

– Можно, конечно, представить и по-другому: как то, что ты не дождалась своей очереди или просто испугалась напирающего на твои устои предикат-закона. Предлагаю в качестве примирительных действий перейти к обсуждению хотя бы того небольшого объёмчика, который оказался лишь первой страницей кодекса предикат-закона.

Яуда не смогла представить альтернативного варианта продолжения игры и согласилась на перемирие.

– Полагаю, Чтец имеет привилегии в Игре, раз у неё не нашлось возражений, – улыбнулся Алим.

– Тогда начнём примирительный раунд, – решил не растягивать паузу Эмиль, – хотя не знаю даже, как к нему приступить. Отсюда всё видится по-другому. Надо учиться быстро переключать своё восприятие. Начну, пожалуй, с замечаний по формулировке самого закона. Первое замечание: требование закона обязывает учёт интересов двух, но не ограничивает прав и интересов третьих сторон. И это есть тема для размышлений. Приписка указывает, что это – основной закон. Означает ли это, что есть и другие предикат-законы, или что этот закон является основой всех остальных? Тогда остальное – лишь следствия. Если вменяется в обязанность учитывать и отражать интересы, то должен существовать реестр интересов или какие-то на то указания, посылы, прочее.

– Точно так же можно задаться вопросом, почему разделены понятия места и местоположения, мига и мгновения? Не следует ли это понимать как наполненность или отсутствие такового? И не выведет ли это на предназначенность континуума, опять же, его задач и интересов? – включилась в обсуждение Яуда.

– Но точно так же можно и по второму следствию задаться вопросом: а какова обеспечиваемость у требовательности, каковы пределы допустимых отклонений и вариаций, ведь абсолютного жёсткого пятьдесят на пятьдесят быть не может, ведь в чём тогда вариативность или игра? Каковы критерии и степени свободы у избыточности или недостаточности? – сформулировала свой вопрос Мила.

– Тогда посмотрим на третье следствие и увидим, что вообще-то возможно локальное существование законов. Такое допущение даёт основание полагать, что всё зависит от чего-то третьего, например, соразмерности, масштабности, точки зрения, избирательности, – сказала своё слово Алина.

– Что же тогда говорить о четвёртом следствии? – начал Алим, – по-моему, это полнейшая революция в восприятии, да и не только. Вот, смотрите, берём, значит, ручку, подносим её к глазам и позиционируем её не как предмет, а как событие... Самое интересное, что никакие понимания здесь больше не участвуют безраздельно, включается проживание.

Он сделал паузу и продолжил:

– Или, к примеру, берём яблоко и смотрим на него как на событие. Проживаете разницу по сравнению с обычным восприятием? Колоссально! Какие там качества, какие там свойства – сразу включаются процессы, смысловые нагрузки, разряды, сути просто сами просятся на поверхность! А если сам человек представлен как событие? По-моему, трудно переоценить масштаб значимости текстов соглашений из Книги Циклов.

– Ай да чтец! – Яна тоже ликовала, – не буду отставать от остальных, но мне кажется, что надо просто брать и фиксировать всё на каких-нибудь носителях информации. Вдруг это всё начнёт стираться из памяти? Как всё оригинально: развитие событий – это всего лишь перемещение в континууме. Хотя тут явно не хватает участников событий. Тогда вообще картина будет полная. Что, если всё-таки выписать по максимуму все эти следствия и заложить их хотя бы в уже существующие компьютерные программы. Мне просто не терпится сделать это.

Эмиль не особо разделял радость других, он, наверное, пытался осознать, какой за этим последует труд. Но одно всё-таки решил напомнить всем:

– А помните правило, по которому результатом совместной работы будет распределение источника света между всеми участниками работы? Представляете, что вам придётся ощутить, когда из вас тоже польётся – и ни конца, ни края, а вокруг масса потребителей, и все кричат: дай, дай, хочу, хочу? Ладно, шучу. Так на чём мы остановились? Следствия шестое и седьмое связаны предупреждением сложностей с однопорядковыми действиями, например, если объект заброшен в пространстве, он перестаёт быть событийным и разрушается. Возможно, к этим же следствиям относятся и энтропийные процессы. Трудно сразу так увидеть. Но всё, что не совсем ясно сразу, уточняется в других следствиях, а, возможно, за следствиями идут какие-нибудь постулаты, частные законы и ещё много чего. Неужели меня теперь заездит институтское начальство?

– Вот как раз восьмое следствие и поможет тебе разобраться в том, состоятелен ты или нет, – пошутила Яуда.

При этом лицо её прояснилось, стало открытым и приветливым. Стало ясно, что с Игрой что-то происходит. Тем временем продолжила Мила:

– А я рада, что мне досталось девятое следствие, – призналась она, – всякое событие есть совместное проживание. Это во всех отношениях правильно. Здесь и неотчуждённость, и социальность, и сопереживаемость, и основное: синтез-восприятие мира как внутреннего, так и внешнего. Проживание! Вся полнота жизни предлагается тебе в ощущения в непознаваемых ранее ракурсах, тонкостях и глубинах. Наконец-таки включился настоящий процесс пробуждения, преображения, воскрешения!

– Получается, что мне досталось воинство, стража, лезвие бритвы, неопределённость, – начала Алина, – не пойму, вроде все уже много чего перечислили, а начинаешь очередное следствие рассматривать и видишь, что охват его неописуем. Или это потому уже, что не пониманием берём, а проживанием? Или действительно сами начинаем источать бесконечность и вечность? Интересно, как это воспримут другие?

– Мне тоже интересно, – согласился Алим, – это просто какое-то суперзадание было у Эмиля и его группы. А вот скажи, когда вы вернулись, то уже знали, что произошло или произойдёт?

– Не-а, – признался Эмиль, – там всё было отрывками да перескоками, никак не удавалось зафиксироваться на каком-то присутствии или событии. Ужасная усталость и неопределённость! Ну, а здесь... Здесь какая-то серость и скука показалась, пока Елизавета Михайловна не объяснила, что всё это издержки восприятия и необходимость наработки его быстрой перестройки. А потом, вот, Яна и вы все подтвердили, что серость была просто пеленой. Знаете, какое проживание мне сейчас ещё пришло!

Игра, как событие-то, не случайно вышла на физику, видимо, она завершила свою миссию: нашла Чтеца и привела его к Книге Циклов из Хроник Времени, познакомила со Спином связующим, неутомимым работником, стражем и миротворцем в одном лице...


И это только начало        25.01.2013

 

 

 

Содержание

от автора 4

Часть 1 7

Выбор 7

Болтун-находка 11

Обстоятельность 16

Третья переправа 21

Глубина взгляда 27

Спин-восприятие 32

На учёбе у своих... 37

Спин-сопряженность 43

Часть 2 49

Формальности работы 49

Вера и восприятие 53

Баланс приятия 58

Соглашение 64

Укрощение пространства 69

Пятьдесят на пятьдесят 73

Космическая неопределённость 78

Поединок 82

Часть 3 87

Какие уж тут шутки 87

Неслыханная дерзость 92

Законы частностей 95

Синтез-образ и синтез-отчёт 100

Матрица вопроса 105

Недостроенная пирамида 109

Восстановление 114

Продолжение 118

Часть 4 124

Из небытия в бытие 124

Усечённое восприятие 128

Попытка примирения 132

Приходится припоминать 138

Адаптация восприятия 142

Пульсары восприятия 147

Никуда от неё не деться 152

Чтец Книги Циклов 156

Литературно-художественное издание

Панченко Сергей Евгеньевич

[email protected]


СПИН СВЯЗУЮЩИЙ

Пространство времени


Цикл «Хроники Времени» книга 8


Редактор Юркова Н

Корректура Панченко В.

Обложка Сыромятникова Е.


Подписано к печати 8.04.2013. Формат 60х84/16. Усл.-печ.л. 10,2.  Бумага офсетная. Гарнитура Times New Roman. Печать офсетная. Заказ № 504-2. Тираж  200 экз.


Издание и печать – Издательский дом «Балдрук»64200 Харьковская обл., г. Балаклея,ул. Октябрьская, 14. Тел. (05749) 2-05-83, 2-05-59. Е-mail:[email protected]


Свидетельство о внесении субъекта издательскогшо дела в Государственный реестр издателей и распространителей издательской продукции ДК №2472 от 26.04.2006


Літературно-художнє видання

Панченко Сергій Євгенійович


СПІН СПОЛУЧНИЙ

Простор часу


книга восьма


Редактор Юркова Н.

Коректура Панченко В.

Обкладинка Сиром’ятникова Є.


Підписано до друку 8.04.2013. Формат 60х84/16. Умовн.-друк.арк. 10,2 Папір фсетний. Гарнітура Times New Roman. Друк офсетний. Замовлення №.504-2 Тираж 200 екз.


Видавництво та друк – Видавничий дім "Балдрук"64200 Харківська обл.м. Балаклія,

вул. Жовтнева, 14. Тел. (05749) 2-05-83, 2-05-59.

Свідоцтво про внесення суб’єкта видавничої справи до Державного реєстру видавців і  розповсюджувачів видавничої продукції ДК №2472 от 26.04.2006


на главную | моя полка | | Спин связующий |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 5
Средний рейтинг 4.6 из 5



Оцените эту книгу