Артем Рыбаков

Переиграть войну! Пенталогия

Название: Переиграть войну! Пенталогия

Автор: Рыбаков Артем

Издательство: Самиздат

Страниц: 1146

Год: 2013

Формат: fb2

АННОТАЦИЯ

Прорвав линию времени и оказавшись в 1941 году, наши современники, ветераны Афгана и Чечни, берутся перекраивать историю и меняют ход Великой Отечественной войны!

Артем Рыбаков

ПЕРЕИГРАТЬ ВОЙНУ!

ПРОЛОГ

…Ветки хлещут по лицу, рядом загнанно хрипит Люк. Совершенно ненужный сейчас автомат колотит по спине. Изпод камуфлированной банданы одна за другой стекают капли пота. Вытереть их я не могу – руки заняты. Пятнадцать минут дикой гонки по кустам и оврагам с раненым товарищем на руках. Успеем? Успеем!

…Сейчас все какимнибудь спортом увлекаются. Как любят журналисты писать – «экстремальным». Кто в «челленджах» гоняет, кто с парашютом в горах прыгает… А я – в страйкбол играю. Есть такое увлечение у «менеджеров среднего звена». Это игра в «войнушку» для взрослых. Оружие – точные копии настоящего, но пластиковыми шариками стреляет. В ларьках китайские «пестики» видели? Вот такое же оружие, только раз в тридцать дороже. По весу от настоящего почти не отличается, а уж по виду… Ну, и играют люди по всему свету в войну. Нет, не пейнтбол это – тут дух немного другой. Никакой краски, все на честность. Свои «пули» сам считаешь. Из защиты – только очки. Ну, это все техника, а в хобби этом для меня главное – люди. Вот и у нас – команда. (Да, игра эта в основном командная. Иногда и «пятьсот на пятьсот» рубимся, со штабами, укреплениями и техникой.) Нормальная у нас команда, самая что ни на есть менеджерская: два майора, капитан, три «старших», а вот сержантов (ну куда в армии без них?) – только трое. Естественно, все «бывшие». Хотя зудит у всех. А что? Приятно в выходные по кустам да лесам пошататься да в хорошей компании у костра посидеть.

«Головка» команды у нас знатная – майор армейской «спецуры» (с опытом БД), и «альфонстрюкач»^[1] из первого, легендарного состава. Не стареют душой ветераны! А другие команды нам завидуют черной завистью. Хотя «по жизни» – все бизнесмены или наемные, так скажем, работники… Дизайнеров много. Я вот командую отделением «директоров». На десять человек личного состава у меня приходится пять артдиректоров и два режиссера (поанглийски так и будет – director). Играем вместе уже лет семь, если не больше.

Командир наш както сказал: «А что, весело! Имитация действий спецназа силами стройбата из студентовдистрофиков». А еще один хороший человек сказал, что это – «самое хаотичное и несуразное собрание людей в военной форме». Ну да не о том речь…

Игры у нас разные бывают – и маленькие, когда человек пятьдесятсто на полигоне шарятся, и большие – от трех сотен до бесконечности. (Ну, про бесконечность я, конечно, загнул, но «маневры» на полторы тысячи участников я помню.) Играем в основном дома, но и в «командировки» тоже ездим. В Питер там, Киев или даже за границу. Ах да, совсем забыл упомянуть, что в этой игре редко когда победители бывают. Нет, конечно, ктото может кричать: «Наши взяли водокачку!» – но я лично считаю, что масштабы не те. Не то что «битва за домик паромщика», а скорее «драка в песочнице за совочек».

А в последнее время полюбили наши ездить на «игрушки» в братскую Белоруссию. Там какаято большая шишка усмотрела в нашем развлечении «большой потенциал в молодежнопатриотическом» смысле и страйкболистам дали зеленый свет. И полигоны армейские, на которых мудохаться не надо, отрывая траншеи и оборудуя огневые точки, и технику разнообразную для большего фана подгоняют. И вообще…

Ну, поехали мы на «Дороги Афгана». Это игра такая, по мотивам десятилетней резни, так сказать. А поскольку Минск – это не Бронницы, то и поехать смогли далеко не все из команды, а только семь человек.

Приехали в Минск, похмелились пивом местным, а тут и автобус до полигона подали. Лепота!

Приехали, во вводные вчитались… Надо сказать, что патриотическая направленность белорусов на вводные отпечаток наложила: все команды, кто в советском или российском «комке» «выступает», те, естественно, за ОКСВА^[2] играют. Ну а «натовские ренегаты» – за «духов». Парень из наших, Люк у него позывной (во времена оны три года «за речкой» оттрубил в разведке ВДВ), как приехал, так, перевозбудившись, на базар помчался – барашка покупать. Как он нам сказал: «Это что же за „дух“, если от него курдючным салом не воняет?» Ну а остальные члены «банды» стали к «войне» готовиться.

Пока мы Люка с бараном ждем, я вам представлю всех участников дебоша.

Командиры наши:

ШураРаз, позывной – «Фермер». Майорармеец в отставке. Любит нас «строить», и мы ему за это благодарны. Не дает он, знаете ли, действу окончательно в пикник превратиться. Именно его стараниями у нас и не принято действовать в экипировке «паркетного» страйкера: два магазина на триста шариков и шоколадка в кармане плюс кэмелбэк с пивом за спиной. Таскаем и веревки, и шанцевый инструмент, и паек на три дня. Прозвище получил за основательный подход и спокойную рассудительность. Терпеть не может бардак и разгильдяйство.

ШураДва, позывной – «Бродяга», виртуоз и ас «мочилова в сортире». С пистолетом – Бог. Но старость – она, конечно, не радость. Поэтому мы его золотые руки и бриллиантовую голову используем не только как подставку для каски. Он у нас больше по управляемым МВЗ да радиоборьбе. Ну, еще и как кладезь «маленьких советов» и «домашних заготовок». Прозвище получил еще «там», лет двадцать назад.

ШураТри, он же Люк (не, не тот, что в канализацию ведет, а который Скайуокер). Капитан из вэдэвэшной разведки. Как по кустам поползать и «языка» привести – это к нему. Вот только страйкболисты в плен плохо сдаются – «смерть» здесь игрушечная, так что они в «рэмбов» до последнего играют, а методы «непосредственного физического воздействия» правилами запрещены.

Серега. Среди страйкбольной кодлы известен как Док. Наше все! И пошутить, и закопать. В миру – скромный КМНстоматолог. После того как в его «нежных, но цепких лапах» перебывало полкоманды, носит почетное звание «наш Менгеле». Хотя «зубнюк» действительно классный. Вечное хобби – военнополевая хирургия. Балагур и весельчак, хотя юмор иногда специфический, с отчетливым душком прозекторской.

Вано. Откликается на погоняло «Казачина». Весел и рукаст. Мастер изготовления похлебки из требухи и взрывателей. Буквально на каждом выезде презентует команде новую «цацку» натяжного, нажимного или еще какого действия. В свободное от «войны» время снимает документальное кино.

Алик. Он же «Дохлая башка» (от официального позывного «Totenkopf»). Один из немногих в команде германофилов. Слегка знает немецкий. Надежный товарищ. Как лирическое отступление, скажу, что команда наша «моделирует» бундесвер. Ну, нравятся нам эти мелкие пятнышки, нравятся! Да и германец всегда противником серьезным был, не то что пиндосы какие. Полным прозвищем мы его обычно не называем, используя сокращенную версию «Тотен».

Игорь Пак, по прозвищу… Да зачем ему с такой фамилией прозвище? Разве что Ким Ир Сеном называть… Человек он у нас в команде новый. Если честно, он официально еще не в команде, так – неофит. Годик на птичьих правах побегает, мы к нему за это время присмотримся и вердикт вынесем – гож он нам или негож. Вообщето мы с Игорем вместе работаем, он раньше в пейнтбол серьезно играл, но услышал както раз в курилке мои рассказы и загорелся! Пока, правда, от пейнтбольных замашек не отошел: все ему побегатьпострелять охота, да и без судей на поле некомфортно себя чувствует. Слышал я, как он коллегам про свой выезд с нами рассказывал: «Идем вчетвером в патруле… Ну, Антоха, я и еще парочка парней из команды… Тут в кустах затрещало чтото, я поворачиваюсь на звук, а когда назад развернулся, вижу – а я в поле один стою. Наших – как не бывало! А из травы ктото зло так шипит: „Ложись… Ложись…“ Как и когда они все заныкались, я даже не заметил!»

Ну и ваш покорный слуга. Зовут меня Антон, а позывной – «Искусник» или «Арт». Изначально прозвище было гораздо длиннее, но в процессе радиопереговоров редуцировалось до одного слога. Натура я тонко чувствующая, к рефлексии склонная. Музыку, опять же, классическую люблю. Но прозвали меня так не за это, а за любовь к другим искусствам, боевыми именуемым. Ножики всяческие люблю до дрожи. Особенно камрадам нравится, что я ножики из резины плотной, правилами разрешенные, кидаю направо и налево, а когда супостат вопить начинает, что, дескать, «плашмя ударило» или «ручкой стукнуло», в руке у меня железный появляется и, отправившись в недолгий полет к какомунибудь ближайшему дереву, всегда втыкается. Док говорит, что я владею «искусством убеждения». Срочку я оттянул в славных погранвойсках, но ни ордена, ни даже медали завалящей не добыл. Скажу честно, я даже нарушителя живого ни разу не видел (ну, не считать же ту толпу в пять сотен турок, что тогда через пропускной пункт в девяносто первом ломанулись, за нарушителей? Нам так и сказали: «Это не нарушители! Огня не открывать!» И отмахивались мы тем, что под руку подвернулось. Я лично – скребком, которым мостовую ото льда чистят). В обычной жизни занимаюсь тем же, чем и Казачина, то есть развлекаю народ движущимися картинками.

Прочитав про нас, таких веселых, читатель с чистым сердцем может сказать: «Вот дебилы великовозрастные, в войнушку не наигравшиеся. В Чечню чего не поедете?» Понимая всю степень читательского негодования, тем не менее отвечу: «А оно нам надо? Что мы там забыли?» Три Шуры кровянки своей «за нашу Советскую Родину» пролили немало. И своей, и чужой. Я на Кавказе поскакал еще при Союзе. А Казачина из Ставрополья, из станицы, что на берегу Терека стояла. Почему, вы спросите, стояла? Так не живут там люди больше. Пожгли ее еще до первой чеченской. Ванька както рассказал, как они с отцом и односельчанами из карабинов отстреливались, пока бабы с детишками, погрузившись в тракторные прицепы, в райцентр эвакуировались. Ну, хватит о грустном, тем более что со двора, где уже минут десять как не слышно жалобного блеяния барашка, доносятся гораздо более заманчивые звуки:

– «Ахашени»? Шура, об чем спич? Наливай, конечно!

Ну, я побежал…

ГЛАВА 1

Согласно вводным для этой игры наша доблестная банда «бундесмоджахедов», совместно с «ваххабитмаринами» и «Третьим ее величества Пуштунским полком», должна была всячески мешать доблестным советским войскам путем перехвата караванов. И стало нам слегка грустно… Это у нас в Подмосковье или где под Питером страйкбольный караван представляет собой цепочку людей, уныло тащащих мешки или ящики с «ценным грузом» (обычно песком) по пересеченной местности. А тут ктото из администрации Батьки поднял трубочку, и на полигон пригнали полтора десятка новеньких армейских «МАЗов» и пяток бэтээров для сопровождения. А мы, значит, всю эту машинерию отлавливай? При том что гранатометов во всей страйкбольной тусовке едва пять штук наберется. Да и то эти самопальные «шайтантрубы» имеют эффективную дальность метров двадцать, не больше. Конечно, если сравнивать с дальностью боя «приводов» (это мы так наши автоматы на электрической тяге называем), то неплохо. Но для отлова колонны – маловато будет. Хотя, и это не может не радовать, фугасы использовать разрешили.

Надо сказать, что для игры нам выделили нехилый «пятачок» шесть на семь километров северозападнее Минска. Вменяемых дорог там всего три, но и перекрыть их силами ста с небольшим человек – задачка еще та, тем более что в конвое меньше трех десятков рыл обычно не ездит. Игра должна была начаться завтра в девять часов утра, поэтому мы решили, как Ленин говорил: «Воевать – так повоенному». То есть: доесть барашка и допить дефицитное у нас грузинское вино, затем собраться и выдвинуться в отведенный нам район, где и заночевать, освобождаясь от груза цивилизации, а рано поутру провести вдумчивую рекогносцировку. Тем более что наше присутствие на общем построении было необязательным, а связь с организаторами можно и по рации поддерживать. Сказано – сделано!

* * *

Ушагали мы километра на три от палаточного городка и встали на ночевку. Тенты натянули, лапником и травой замаскировали. «Нычки» для припасов выкопали. Костерок в ямке по всем правилам развели. Минут сорок потрындели, добивая запасы красного сухого, и на боковую.

Ночью, вопреки всем прогнозам синоптиков, разразилась нешуточная гроза. Молнии сверкали так, что спросонья я подумал, что лагерь наш стоит в гигантском генераторе Ван де Граафа.^[3] Сухая, песчаная почва и грамотно натянутые тенты спасли нас от капитального промокания, да и дождь был, в общемто, не слишком сильным, чего нельзя сказать о сопровождавших непогоду «спецэффектах». Мне иногда казалось, что молнии попадают прямо в наш лагерь!

В шесть утра все, как молодцыогурцы, повскакивали, умылись в ручейке, что крайне удачно неподалеку протекал, и засели «коварство сочинять». Тут командир и говорит нам с Люком:

– Вот что, гады вы наши ползучие. Давайтека смотайтесь до дороги. Она вот здесь, метрах в восьмистах, – и пальцем на карте показал. – Прикиньте там хрен к носу, кроки составьте…

В этот момент из палатки вылез Бродяга:

– От ведь раздолбаи! Договаривались же, что в полседьмого на связь выйдем!

– А ты на какой частоте их теребишь? – спросил я.

– Как оговорено, на четыреста сорок пять два нуля…

– Ну, значит, не проснулись еще. Саш, это же не армия, а страйкбол. Полчаса туда, полчаса сюда. Сам, что ли, не знаешь?

– Так, с этим мы сами разберемся, – прервал нас Фермер. – На какой с вами вязаться?

А мы только год как перешли на чудесные японские «ВертексСтандарты». Для наших забав – лучше не придумаешь. Любительская трехдиапазонка, причем с двумя приемниками. По любому лесу на пять километров достает. Сканершманер. Но самое удобное – это, конечно, два канала. На один мы обычно вешаем общекомандную связь, на второй – связь внутри отделения или группы. Лепота! И для связи с «союзниками» хорошо.

– Давай, чтобы нищебродов отсечь, двести двадцать и три пятерки. (Переводя с нашего жаргона – частота 220.555 МГц. Работа в этом диапазоне стала возможна после того, как знакомые Бродяги, «умельцы в штатском», с нашими рациями немного поколдовали. Даже обычные «вертексы» в этом диапазоне не работают, не говоря уже про более дешевые рации, которыми оснащено большинство игроков. С гражданским СиБи^[4] диапазоном (27 МГц) и частотами отечественных экстренных служб тоже пересечения нет).

– Лады.

Цапнув по паре угольков из кострища для наведения «утренней красоты» на наших уже слегка небритых физиономиях, мы с Люком потыгдымили по утреннему лесу. А Пак за нами увязался, в смысле, пришлось его с собой прихватить, поскольку он мой «подшефный» и я должен его в командном духе воспитывать. Ах как люблю я такие прогулочки! Тихонечко идешь себе по просыпающемуся лесу. В руках – верная «Г3» в варианте карабина. На морде – соответствующее серьезности момента выражение. Глазками шустро шевелишь: под ноги – вперед, под ноги – вперед. Бодрит!

Минут за двадцать доскакали мы до чудненького пригорка метрах в пятидесяти от пыльной грунтовки (хотя на карте обозначена сия колея была как дорога с твердым покрытием). Для засады пригорочек далековато был, а вот для наблюдения – самое то. Дорогу метров на пятьсот в каждую сторону видать. Тут изза леса донеслось какоето баханье, типа канонады. Ну да бульбаши это любят: в том году они такой салют со спецэффектами заделали – мы еле спаслись. Ну, это какими отморозками надо быть, чтобы по игровой территории раскидать канистры с бензином и присобачить к ним по сто граммов тротила? Часть народу об этом предупредить забыли. Мы тогда в домик один вошли, ну, «почистили» его, и тут один из наших увидел такую вот сюрпризину в дальней комнате… Как мы бежали! Сайгак по сравнению с нами – черепаха! Самое смешное, что неведомый (к сожалению!) кудесник рванул этот «подарочек» примерно через минуту после того, как последний из наших покинул дом. Хаха три раза!

Люк ползал пока по обочинам, прикидывая, как было приказано, «хрен к носу», а я, с комфортом расположившись под кусточком и прикрывшись от комаров и докучливых глаз любимым шарфомсеткой, обозревал окрестности в пентаксовский восьмикратник. Пак же с умным видом шатался по кустам. Впрочем, про умный вид его я для красного словца приплел. Он в балаклаве почти все время ходит: пунктик у него – боится, что шарик на лице следы оставит. Изза леса донеслось отдаленное стрекотание «ураловских» движков (в молодости я немного тусовался с доморощенными байкерами, так что звук ирбитского «оппозитника» мне знаком). Переведя взгляд в сторону мотоциклов, я остолбенел… Торопливо нащупав тангенту, я прошипел:

– Люк, ныкайся. Тут фигня нездоровая.

– Что там? – раздалось в наушнике.

– Ты будешь смеяться, но как в анекдоте: «война и немцы».

– Не понял тебя, – раздалось в наушнике.

– Сань, дозор на мотоциклах, но странный какойто, на страйкболистов совершенно непохожи… Ты там заховайся и посмотри что да как…

Нет, Белоруссия, конечно, страна богатая на сюрпризы, но, на мой непросвещенный взгляд, чтото многовато они антикварной техники на полигон вывезли. Я насчитал четыре «семьдесятпятых» «БМВ» с колясками, два «Цюндаппа» KS600 с их крайне характерной рамой и еще пяток незнакомых мне легких мотоциклов – то ли NSU, то ли еще какаято экзотика… Причем на колясках двух тяжелых мотоциклов я заметил самые настоящие «эмгачи», и это не киношная лажа, а честные «тридцатьчетвертые». А приглядевшись, я разглядел в бинокль в руках одного из колясочников ErmaEMP,^[5] с весьма характерной деревянной рукоятью в передней части цевья. Все страньше и страньше… Честно скажу, оружие я люблю и разбираюсь в нем, но ни одного такого зверя я вживую не видел, только на картинках. А тут у массовки из кино… Пусть даже у реконструкторов прожженных… Таких машиненпистолей и в Музее Вооруженных сил четыре штуки, да и то – в запасниках, мне друг, там работавший, говорил. Поясню для незнакомых с темой: представьте себе, вы видите человека, одетого в костюм, стоящий «страшные тыщи», сидящим на чемто явно украденном из музея и держащим в руках нечто, что и в музеяхто далеко не всех есть. И, самое главное, делающим это привычно! Но находитесь вы не в музее или на выставке, а в белорусском лесу – то мои чувства станут вам понятнее. Ну, как если бы, пойдя порыбачить на деревенский пруд, вы встретили там мужика, использующего бриллиантовые подвески вместо блесны.

Нажав тангенту, в виде кольца надетую на указательный палец левой руки, я скороговоркой зашипел в рацию:

– Люк, здесь Арт. Лежи тихо, слушай. Чтото мне все это очень не нравится.

В голову лезли всякие обрывки из ставших в последнее время весьма популярными книг в жанре альтернативной истории. Но вроде автобусы с громоздкой аппаратурой мимо не проезжали и костров под пятисоткилограммовыми авиабомбами мы не разводили… Хотя гроза вчера и была нешуточная…

Вытащив из подсумка рацию, я переключился на основной командный канал:

– Арт в канале, вызываю Фермера.

– Фермер в канале, слушаю тебя.

– Командир, тут какието непонятки странные. Мы жалом еще поводим и минут через пятнадцать в вашу сторону выдвигаемся.

И надо же такому случиться, что в это самое мгновение из лесочка, находящегося метрах в трехстах по ту сторону дороги, выехала машина. Шепнув в рацию «отбой», я навел бинокль на грузовичок. «Ешкин кот! – пронеслось в голове. – Полуторка, причем довоенная. Тентованная. Это что, слет антикваров всея СНГ»?

Мотоциклисты как по команде (а может, и была команда?) остановились, не доехав до моего пригорочка метров двести. Очень грамотно растянувшись вдоль обочины, они внезапно начали садить из обоих пулеметов по грузовику!

«Мать твою! Это что же такое?!» В полном вселенском афиге я зачемто посмотрел в бинокль на грузовик. Дыры в лобовом, измочаленные борта, пробитый и спустивший передний скат – все это говорило мне, что стреляют тут не пластиковыми шариками! Водитель грузовика тряпичной куклой висел на руле, однако дверь кабины с противоположной от немцев стороны была распахнута…

– Тош, что за херня? – раздалось у меня в ухе.

Вернувшись на групповой канал, я ответил:

– Ты все равно не поверишь, Саня. Давай ноги в руки и на карачках ко мне. Пора сваливать.

Через пару минут кусты чуть ниже по склону зашуршали, и оттуда, действительно на четвереньках, выбрался Люк. Бодро шевеля всеми четырьмя конечностями, он взобрался на холмик.

– Что тут у нас?

– Немцы. Стреляют. Понастоящему стреляют. Вон, на полуторку глянь, – сказал я, протягивая ему бинокль.

– Это что ж такое, мля… – шепотом выматерился он.

– У меня несколько версий – одна хреновей другой.

– Ну?

– Кино снимают, но камер не видно…

– Дальше?!

– Или провал во времени.

– Или? – Саня с недоверием посмотрел на меня.

– Или прибалтийские нацики решили напасть на Белоруссию! Хотя, может, и «буратины» какиенибудь грибочков объелись…

Сомнения в моей психической полноценности явственно отразились на лице Люка. Но, не сказав ничего, он поднял к глазам бинокль, вглядываясь в происходящее на дороге.

– Да, оружие у них настоящее, гильзы в песке блестят, – пробормотал он. – Вот что, Тоха, давай пойдем к нашим. А ты точно уверен, что кино не снимают?

И только я собрался сказать, что кинокамер и прочей киношной машинерии чтото не видно, как меня прервали самым беспардонным образом. Игорь, не знаю, что он там себе думал, но вылез на дорогу и направился к «реконструкторам». Как и почти всякий новичок, он страдал повышенным любопытством и еще не научился сначала прятаться, а уж потом рассматривать. Черт, сколько раз я ему говорил, что спрашивать «Ты кто?» лучше всего, когда ты лежишь сзади в кустах, и ствол твоего «автомата» уже направлен на интервьюируемого! Я нажал тангенту, собираясь дать Паку команду спрятаться, как вспомнил, что у него своей рации пока нет и перед игрой он получает «алинку» из командных запасов. Пока я в замешательстве думал, что же ему крикнуть, Пак весело прошагал по дороге с десяток метров. В этот момент «реконструкторы» заметили фигуру в камуфляже, и большинство повернулось к новому действующему лицу… Вдруг на коляске одного из тяжелых мотоциклов запульсировалзагрохотал пулемет, и поперек дороги, метрах в двух за спиной Игоря, взметнулись фонтанчики пыли! Игорь сложился пополам и метнулся в кусты, прижимая руки к животу.

– Саня, давай за ним, – бросил я в рацию, вскочив и припустив вниз с холмика.

Внезапно по кустам с нашей стороны дороги прошла еще одна пулеметная очередь. Сверху на меня упала пара веток, сбитых шара… «Какими, к едрене фене, шарами!» – Выматерившись про себя, я рухнул на четвереньки и, как был, «на четырех костях» продолжил свой путь к Паку.

Игоря я нашел метрах в пятнадцати от холмика, он сидел, привалившись спиной к тонкой березке, и прижимал руки к животу.

– Игорь, что с тобой? – запаленно спросил я.

– Тош, что у них за тюнинга? Так дали, я чуть из ботинок не вылетел! – довольно спокойно ответил он.

Выражения его лица я под балаклавой не видел.

– Так, Игорек, подожди, я посмотрю, что там у тебя, – сказал я, как завороженный глядя на кровь, сочащуюся между пальцев Игоря.

В этот момент к нам из кустов выскочил Люк. С первого взгляда оценив ситуацию, он вытащил из подсумка перевязочный пакет и сел рядом с нами.

– Так, боец, похоже, сильно тебя шарахнуло, вон, даже кожу порвало, – спокойно сказал Саня. – Давай повязку наложу, чтобы хрень какая не попала…

На дороге взревели мотоциклы.

– Тох, а это кто там на дороге? Что у придурков за привода? С семидесяти метров даже кожу пробило… – бодро начал Пак.

– Игорек, с отморозками мы разберемся! – начал успокаивать его Люк, расстегивая разгрузку и камуфляж.

– Сань, а что это у меня спина мокрая? – вдруг спросил Игорь.

Люк молча задрал пропитанную кровью футболку, и я увидел аккуратную черную дырочку немного левее и выше пупка. При каждом вдохе из нее вытекало немного крови. «Амбец! Надо прямо сейчас „Скорую“ вызывать, иначе не довезут», – было первыми моими мыслями.

– Арт вызывает Фермера! Саша, ответь! – забормотал я в рацию, пока Люк накладывал тампоны.

– Фермер в канале. Что у вас? В непонятках разобрались?

– Саша, Санечка! Пака подстрелили. Вызывайте на аварийной частоте «Скорую»… – горячо зашептал я, стараясь, чтобы смысл сказанного мной не дошел до Игоря.

– Как подстрелили? Вы чего там куритето? – грозно спросил командир.

– Саша. Слушай меня внимательно, – я начал говорить медленно и четко. – У Пака пулевое ранение в живот. Сквозное. Это не шутки! – снова сорвался я.

– Понял тебя! – голос Фермера стал сух и деловит. – Несите его сюда. Стоп. Вы же у шоссе. Оставайтесь там. Док к вам сейчас выходит. Сделает, что сможет, а мы вызываем врачей. Как придете – расскажешь подробно.

– Саша, нам нельзя здесь оставаться. Здесь не… те, кто его подстрелил.

– Давайте.

Незамеченные немцами, мы подняли на руки Игоря, спустились с холма и, словно лоси в пору гона, снося все на своем пути, понеслись к лагерю.

* * *

В лагере нас встретила непривычная тишина. Мы дотащили Игоря к тенту, под которым Док уже разложил свои инструменты.

– Серег, тут такое дело… – начал было я, но повелительный взмах руки нашего врача показал, что в данный момент это лишнее.

– Ну, докладывайте, – встретил нас с Люком командир.

– Саш, а что со «Скорой»?

– Аварийный канал пустой. Я Казачину еще двадцать минут назад гонцом к базовому лагерю послал.

Изпод медицинского тента донесся громкий крик, полный боли. Лицо Фермера перекосила кривая гримаса:

– Куда его?

– В живот навылет.

– Дробь?

– Нет. Из пулемета.

Брови Саши взлетели вверх.

– Да, командир. Из «эмгача», – подтвердил мои слова Люк. – Мы вначале подумали, что это реконструкторы или киношники, но они у нас на глазах машину расстреляли. Мы заныкались на всякий случай, а Игорь на дорогу вылез и к ним пошел… – Было видно, что Люку тяжело рассказывать, и я продолжил за него:

– У Пака рации не было. Я и забыл, что он ее не взял. Пока прочухались и собрались его позвать… Короче, одна очередь – и все.

– Да откуда здесь пулеметчики эти сраные?! – загрохотал Фермер. – Да я этим бульбашам!

– Командир, это были немцы.

– Какие такие немцы?

– Обыкновенные. Фашистские. Вермахт.

– Что?

– Можешь мне верить или не верить, но похоже, что мы провалились во времени и сейчас на дворе одна тысяча девятьсот сорок первый год. Можешь хоть у Люка спросить, если мне не веришь.

– Но это же фантастика какаято!

Слово взял Люк:

– Насчет провалов во времени я не уверен, я в этом не Копенгаген. Но стволы у них не игрушечные, уж можешь мне поверить!

К нам подошел Док, вытиравший окровавленные руки спиртовыми салфетками:

– Короче, так, парни, если мы его не доставим в больницу в течение часа, то Паку кирдык. Как врач говорю. Все, что я мог сделать, я сделал, но его надо оперировать. А я не имею права делать операцию в таких условиях.

Фермер задумчиво почесал затылок, посмотрел на Дока. Потом – на нас с Люком… Но сказать ничего не успел, поскольку заголосила его рация, которую он в лагере использовал без гарнитуры:

– Казачина вызывает Фермера. Дядя Саша, ответь!

– Фермер в канале, слушаю тебя.

– Дядя Саша! – Голос Ивана, слегка искаженный динамиком, был взволнован. – Дядя Саша, базы нет. Как понял, базы нет!

– Спокойней, Ваня, а что есть?

– Ничего нет. Ни плаца, ни асфальтовых дорожек, ни палаток. Дот, у которого вчера знамя поднимали, помнишь?

– Да.

– У меня такое ощущение, что его вчера только взорвали. И… – тут из динамика послышался всхлип, – я туда заглянул… А там мертвые… Наши, красноармейцы!

– Понял тебя, Ваня. Давай. Сопли подбери и возвращайся. Да иди аккуратнее, не напорись, смотри, ни на кого. Отбой.

– Саш, – глядя ему в глаза, начал я, – собери всех…

Когда ребята расселись вокруг нас, я обвел друзей взглядом и, глубоко вздохнув, начал:

– Вы, конечно, можете меня положить на вязки и колоть галоперидолом, но, похоже, мы провалились во времени. В сорок первый год.

Все в недоумении уставились на меня, а Док пробормотал:

– Это как в той книжке, что ты мне давал? Как ее – «Пытки и разврат»?

Шутка повисла в воздухе…

– «Попытка возврата», – поправил Дока интеллигентный Тотен.

– Тох, а ты грибов никаких не ел? – участливо поинтересовался Бродяга.

– Короче! – я повысил голос. – Там, на дороге, причем, прошу отметить, грунтовой, а не асфальтированной, тусуются два отделения немцев. С ног до головы одетых в такой антиквариат, что любой из «22го полка»^[6] продаст за него последнюю почку. И эти самые «реконструкторы» у меня на глазах расстреляли из пулеметов нашу, советскую полуторку. И Игоря ранили. Да и за лесом я слышал канонаду.

В разговор вступил Бродяга:

– Я сканер немного погонял. Ни на одной частоте выше «сотки» ничего нет.

Командир посмотрел на меня и спросил:

– Какие варианты? Ты говорил, что читал про такое…

– Сань, так то – фантастика была…

– Я в жизни с такой фантастикой сталкивался, куда там Стругацким. Так что давай, шевели мозгой!

– Ну, если по аналогии… Док, принеси мне мой рюкзачок, будь другом… Так вот, я бы порекомендовал Бродяге пройтись сканером по длинным волнам, а Тотену послушать немецкий. С оружием у нас голяк полный, если холодняка не считать, – добавил я, вытаскивая из принесенного Доком рюкзака свой любимый кукри.^[7]

– Вот, – Бродяга вытащил из кобуры свой эксклюзивный резинострельный «стечкин».

– Да уж, против «эмгачей», «эмпэх» и «каров» – самое то! – саркастически усмехнулся Люк.

– Особенно если учесть, что мы в районе бывшего Минского УРа, – добавил я.

– Короче, слушай мою команду! Ближайшие полчаса Бродяга и Тотен шерстят эфир. Ты, Тоша, выдавливаешь из мозга все, что нам может пригодиться. Люк – в дозор. А Чапай – думать будет. Разойдись! Док, ты останься!

Со своего места я не слышал, что говорил командир врачу, но видел, что Серега в нерешительности помотал головой, затем еще раз и, наконец, сокрушенно пожав плечами, кивнул.

Я поднялся, собираясь отойти в кусты поразмыслить, но голос командира остановил меня:

– Тош, погоди. Ты должен помочь Доку, он сейчас будет Игорю операцию делать.

– Где? Здесь?! – От неожиданности я даже присел на корточки.

– Да, здесь, в лесу. У Пака другой надежды нет. «Скорой», сам знаешь, не будет.

– Хорошо.

Много я видел хирургических операций, но такую – в первый раз. Несколько светодиодников, прикрученных к палке, заменяли «люстру» операционной. Вместо стола – расстеленный на «пенках» тент. Да и я с Люком на «сестричек» никак не тянули. Про стерилизацию я и не говорю. Руки мы с Серегой, конечно, вымыли водкой, и даже йодная настойка нашлась, но в основном мы надеялись на стерильные перчатки и последующую обработку раны.

Перед началом операции, пока мы с Доком «мылись», удалось даже провести минибрифинг.

– Ты какую анестезию делать будешь? – спросил я Дока.

– Выбор, если честно, у нас небогат. Могу и промедол в вену.

– Ты и промедол взял?

Док в ответ кивнул.

– А как состояние будем контролировать под общимто?

– Люка пульс считать попросим… Хотя, наверное, ты прав… будем под местным резать… Через четверть часа у него такие боли начнутся, что… – И он махнул рукой.

Что и как мы делали, я, пожалуй, и не вспомню… Помню только, как замерло время, и лишь тяжелая капля пота медленномедленно ползла по лбу Сереги, а я промакиваю ее, чтоб в глаза не лезла… Помню свои руки, по плечи перемазанные кровью… Помню, как тампонами, сделанными из индпакетов, я пытался собирать кровь… Лучше не помнить… Но забыть не могу…

Очнулся я, когда Серый сказал:

– Теперь все. Дальше – только молиться! – И Серега стал сдирать с рук окровавленные перчатки.

– Я тебе не сильно мешал? – вяло поинтересовался я, просто так, чтобы только не молчать.

– Все путем, Тоха. Все путем. Эй, закурить ктонибудь дайте! – крикнул он ребятам.

…А я сидел и смотрел, как «пляшет» сигарета в его пальцах.

…Через час Игорь умер.

РАЗВЕДСВОДКА № 18 К22.00 4.7.41.

ШТАБ ЗАПФРОНТА

Смоленск

Карта 500 000

ГЛАВА 2

– Что предложишь? – начал разговор командир.

– Ну, пока со временем не определимся, я не знаю. Хотя, по моим ощущениям, мы – на войне! И сейчас – сорок первый год!

– Что на войне, это я уже понял. Но с чего ты решил, что мы в сорок первом?

– Немец больно наглый, но и непуганый. И по местности. Здесь до сорок четвертого больше боев не было. Сорок первый или сорок четвертый – других вариантов я не вижу.

– Допустим.

– Надо до позиций прогуляться – оружие поискать. Флажки с комка немецкие спороть…

– О! Погодь… – И Александр обернулся к остальным: – Слушай мою команду! Флажки бундесовские и нашлепки спороть и сдать мне.

Он опять посмотрел на меня. Кивком предложил продолжить…

– Надо решить, что делать будем.

– А мы что в настоящий момент делаем?

– Нет, я в глобальном смысле. Через фронт нам нельзя – за шпионов на раз сойдем. Если только партизанить до подхода наших.

– Так это надолго все?

– Сань, то ж я бы знал, – с некоторой обреченностью ответил я. – Кстати, может, мосты заминируем?

– Чем? Калом, что ли?

– Снаряды на позициях поищем, а взрыватели у нас есть.

– Тош, ты что, воевать решил?

– А что, как вариант… Да и за Игоря… сам понимаешь, спросить надо.

Саша отвел глаза, а потом достал из кармана фляжку:

– Глотни и успокойся. Это приказ!

– Кстати, Сань, у нас еды на трое суток, максимум – на пять, если совсем пояса затянуть, то неделю продержимся…

– Тош, я вот чего думаю, давай выясним, где мы и когда мы, а уж потом фибрами души трепетать будем… А то сейчас себе мозг выносить разными предположениями бессмысленно.

– Мужики, сюда давайте! – раздался негромкий крик от тента, под которым колдовал со своей электроникой Бродяга. Он щелкнул какимто тумблером, и из крохотного динамика отчетливо донеслось:

– «В течение ночи с девятого на десятое июля существенных изменений на фронте не произошло. Наша авиация в течение дня сосредоточенными ударами уничтожала мотомеханизированные части противника, атаковала авиацию противника на его аэродромах и бомбила Плоешти. По уточненным данным, нашей авиацией в течение прошедших суток уничтожено в воздушных боях и на земле сто семьдесят девять самолетов противника».

– Пипец, приплыли! – сказал ктото из стоящих за спиной, а меня пробил холодный пот.

– Саш, приглуши эту бодягу, – сказал командир. – Ну, что делать будем, дорогие? – продолжил он, обводя взглядом поникших друзей. – Тоха предлагает воевать до сорок четвертого… Да он сам обрисует ситуацию. Давай, историк!

У меня внезапно запершило в горле. Я попытался вздохнуть и зашелся в приступе странного кашля. Добрый Док немедленно «похлопал» меня по спине.

– Мужики, – начал я, – вариантов у нас, в принципе, немного… Я к немцам служить не пойду, а через фронт пробиваться – шансов мало, да и на той стороне нам почти стопроцентный каюк. Мы же здесь, в этом времени – как дети малые. Я Сане предложил партизанить… – В этот момент я наткнулся на остановившийся взгляд Тотена.

– Алик, ты чего? – Я легонько тронул его за плечо.

– А? Что? – встрепенулся он. – Я про Мишку и Маринку задумался. Как они там без меня будут?

И все замерли. Каждый думал о своих. У командира сын уже взрослый, институт скоро заканчивает, а на лето на работу серьезную устроился, потому и не поехал с нами. У Бродяги – три дочки и сын. У Дока – дочка маленькая. У Люка – тоже. И моему Пашке – только два годика исполнится… Екарный бабай! Вот они стоят, мои друзья, настоящие, без дураков, друзья. Надежные взрослые мужики. Кормильцы. Надежа и опора своих семей, которые остались гдето там – шесть десятков лет тому вперед! И глухая тоска пробивается через сведенные скулы Дока, кривую полугримасуполуухмылку Люка, светится в печальных аидских глазах Бродяги и тяжелыми каплями собирается в уголках глаз Тотена. Я понял, что горло мое опять свела непонятная судорога. Очень захотелось броситься под тент, зарыться с головой в спальник и заплакать от подступившей из ниоткуда тоски.

Вдруг всплывшие в голове воспоминания заставили меня встряхнуться:

– Какое число сегодня? Десятое, так они сказали?

– Да, верно, – ответил мне Казак.

– Два дня назад наши сдали Минск, – упавшим голосом сказал я.

– Что? Этото тут при чем? – переспросил Фермер.

– Повторяю, два дня назад, восьмого, немцы окончательно зачистили минскую группировку наших. Мы – в глубоком тылу немцев. Те, кого мы с Люком поутру встретили, – скорее всего, из разведбата какойнибудь дивизии второго эшелона. Да, и еще. Не спрашивайте меня, когда все это закончится. Я – не знаю!

В разговор вступил Бродяга:

– Если отряд делать, то база нужна. Здесь, в Белоруссии, должны оставаться партизанские базы с закладками.

– Должныто они должны, но ты координаты их знаешь? – возразил Фермер. – Нет? Вот и нечего умничать.

– Саш, а у тебя из стволья что с собой? – спросил я Бродягу, больше чтобы отвлечь его от грубого тона командира.

– «Маузер», «парабеллум» и «кар» снайперский.

– О, то, что нужно!

Друзья непонимающе уставились на меня.

– Ну, оружието нам нужно?

– Да, – за всех ответил Док.

– А как мы его возьмем? А с этими игрушками можно на понт когонибудь взять, пока нормальным не разживемся.

– И много ты пластмассой этой напонтуешь? – спросил Док.

– Серег, прикинь, ты водила в какомнибудь тритыщипервом автобате дивизии третьей волны. Остановился на обочине поссать. И тут на тебя из кустов вылазят трое леших и целятся из «люгера» и винтаря. Ты бы метаться начал?

– Я – скорее всего… Хотя хрен меня знает, – честно признался Док – может, и заметался бы.

– Вот! Но в ножи, конечно, надежнее. Хотя я еще ни разу спокойно людей не резал. Знаю как, тренировался, а вот в реале…

– А в операционной? – не унимался Док.

– Ох, Менгеле ты наш. Это же не то совсем.

– Вы еще про слезинку ребенка вспомните, интеллигенты хреновы! – зло бросил Казачина. – Вон, на месте базового лагеря – братская могила! И Пака вспомните… – И он до хруста сжал кулаки.

Всетаки пластичность психики – великая вещь! Может, оттого, что я неоднократно прокручивал в голове сюжеты любимых книг и фильмов и до пальцевых судорог спорил с коллегами по интернетовским форумам, посвященным альтернативной истории, но говорить обо всех этих странностях у меня получалось с известной долей убедительности.

Командир наш, уложив в голове всю несуразицу ситуации, вновь взялся за дело:

– Так, всем отсоединить аккумы от приводов – они нам для питания раций пригодятся и для подрывов. Оптику и коллиматоры снять. Все оружие, не соответствующее времени, упаковать и в нычку!

– Командир, нам и глушаки могут пригодиться, – пришла мне в голову светлая мысль.

– Верно, особенно с твоего «сокома» – он поправильному сделан. Так, Тоха, говоришь, у дороги машину расстреляли? – поддержал меня Бродяга.

– Так точно.

– Давай вместе с Люком и Тотеном туда, может, там чем поживиться удастся.

– Понял. Оставайтесь на приеме. Бродяга! Я «люгер» возьму?

– Бери. И «стечкина» не забудь – пригодится.

И мы пошли…

ГЛАВА 3

Ориентируясь по приметам (головным шел Люк), мы вышли к памятному холмику. Убедившись, что дорога пустынна, поднялись на него и замаскировались.

– Давай думать, как на ту сторону нам попасть, – предложил я Люку.

– А что тут думать? Метров на пятьдесят влево, под насыпью, водопропускная труба есть, я проверял.

– Алик, слушай внимательно! Мы оставим тебя здесь. Наблюдаешь за окрестностями! Внимательно! Десять счетов смотришь вправо, затем медленно оглядываешь противоположную сторону… И опушку того леса, и поле… Затем – десять счетов левую сторону. Затем – в обратную сторону. Перерыв – тридцать счетов. Во время него слушаешь и смотришь просто глазами. Просто скользи взглядом по миру. Понял?

– Да, а зачем так сложно?

– Тщательность, но без рутины. К тому же у твоего бинокля поле зрения узковато. Распухший «театральник». Ну, мы пошли…

Перебравшись по водопропускной трубе («Ох, где же вы, роскошные бетонные трубы современности?») на противоположную сторону, мы двинулись по влажной ложбине в направлении «газика». Где на четвереньках, а где просто пригнувшись, мы довольно споро преодолели триста метров. Остановившись метрах в двадцати от машины, внимательно осмотрели ближнюю к нам опушку. Затем броском добежали до полуторки.

С водителем все было ясно – два входных отверстия в левом боку. Пока Люк, присев на колено, смотрел по сторонам, я заглянул в кабину. Есть! Вот он, мой сладкий. Короткий мосинский карабин висел в зажиме на стенке кабины. Аккуратно отцепив водителя от руля, я опустил тело на землю. Забравшись в кабину, выдернул карабин из крепления и приоткрыл затвор. Ура! Протянул карабин Люку:

– У водилы подсумки на поясе. И нагрудный карман проверь. Документы, тосе… – Тут мой взгляд зацепился за командирскую сумку, сиротливо валявшуюся на полу со стороны пассажира. Трофей, однако. Подняв сумку, надел ее через плечо:

– Люк, давай кузов проверим!

И, нажав тангенту:

– Тотен, Арт в канале. У нас – все путем. Бди. Как понял?

– Тотен в канале, у меня – тихо. Отбой.

(«Ох, сколько мы в свое время бились в команде, нарабатывая процедуру радиообмена. Однако ж „неплохо для лоха“ выходит!»).

Кузов был завален какимито тюками и папками. Перевалившись через борт, я, перерезав связывающую папки бечевку, наугад открыл одну из них. «Опаньки! Дело! Уголовное!» Пересмотрев еще пару папок, вывесился за борт:

– Люк, эта машина – райотдела милиции.

– И что?

– Здесь сейф есть, – упомянул я еще одну находку, – и пишущая машинка!

– А онато нам на кой?

– Ну, она нам, может быть, и ни к чему, а вот в сейфе бланки документов должны быть. Паспорта, справки всякие…

В этот момент из кустов раздалось: «Стой! Руки вверх!».

Поскольку я лежал грудью на борту, мне ничего не оставалось, как, придерживаясь за борт, кувыркнуться вперед, надеясь, что мой копчик переживет встречу с родной землей. Приземлился удачно – первыми земли коснулись ноги. Распластавшись на пыльной траве, я торопливо откатился под машину. Люка нигде не было видно, а в кустах я мельком заметил грязнобелое пятно. Точно мент – белая летняя гимнастерка и синие бриджи, а на голове – синесерая фуражка с васильковым околышем. У гэбэшников белыми должны быть и штаны, и фуражка. Повернувшись на левый бок, я вытянул из нагрудных ножен любимый «сог», затем, сам не понимая зачем, – «парабеллум» Бродяги.

– Я сказал: «Руки вверх»! И выходи по одному! – Еще немного, и голос говорившего «даст петуха»!

Наушник зашептал голосом Люка:

– Тоша, вылезай. Я его сделаю. А то мы здесь отсвечиваем, как чирей на жопе.

Как мне не хотелось вылезать, боже ж ты мой! Спрятав «люгер» сзади за ремень, я, каркнув «погоди, не стреляй», полез изпод машины.

Он вышел из кустов. Ну, точно, дурачок! Он, что же, думал, я здесь один? В ухе послышалось: «Я его взял». Глядя на оторопевшего сержанта милиции, я подумал: «Да уж, он удивился больше, чем я». Несколько секунд мы стояли, замерев и разглядывая друг друга. Молоденький сержант с лейтенантскими «кубарями»^[8] на грязной, коегде порванной белой форме и ваш покорный слуга в образе диверсанта конца века – удобный «бундесовый» комок в мелкие зеленосерокрасные пятнышки (его прообраз будет создан только в сорок третьем), разгрузочный жилет со множеством подсумков (на заказ, под себя шил!) с привязанными «лохматушками», слегка небритая рожа в разводах угля, на голову поверх «флековой» банданы накинут шарфсетка, ниспадающий на плечи, на бедре пустая «тактическая» кобура. Картина «Встреча двух эпох»!

Чтото пауза затянулась… Похоже, сержант до этого не рассмотрел, кто же это в подведомственном имуществе копается. Думал, уголовники или дезертиры какие.

«А может, прессануть его? – мелькнула мысль. – Как там в „веселые девяностые“ говорили? „На базаре съехать“. Тем более что Люк прикрывает».

Набравшись наглости, но не забывая, что «наган» в руке у сержанта – настоящий, я собрался с духом и командным голосом гаркнул:

– Сержант! Ко мне!

Тот машинально сделал два шага ко мне. Я решил развить успех:

– Старший лейтенант госбезопасности Садовский! Спецгруппа Особого отдела! Ваши документы! – А в голове пульсировало: «О боже! Что за херь я несу!»

Сержант в замешательстве слегка опустил ствол «нагана». Потом, видимо, сомневаясь, посмотрел на меня и, запинаясь, произнес:

– Сержант госбезопасности Дымов. Ваши документы! – Но прозвучало это совсем неубедительно, а наоборот – испуганно.

Левой рукой демонстративно потянувшись к нагрудному карману (там и вправду я ношу паспорт, удостоверение и права), я качнулся влево и, взяв на контроль «наган» правой, завернулся гэбэшнику за спину. Подбив коленей, левой захват за шею – и «наган» у меня в руке, а сержант повис на ослабевших ногах, удерживаемый от падения моими пальцами на кадыке и стволом «нагана» у своего правого глаза.

– Старший лейтенант Серов, – позвал я Люка, – доложите обстановку!

– Все путем, он один, – донеслось откудато из травы.

– Ну что, сержант, поговорим?

Ответ сержанта получился несколько неуверенный:

– Дда.

Хотя не знаю, как бы я отвечал с дулом «нагана» у виска.

– Давай, садись у заднего борта. На колени! Ноги скрести сзади… Так, а теперь задницей на них садись!

По лицу этого сопляка было видно, что он ничего не понимает.

– Ну что ж, начнем, помолясь. – Услышав последнее слово, сержант вздрогнул.

– Сидеть! – зарычал я на него. – Откуда же ты, глупый, улепетывал с бумажками своими?

Лицо его закаменело, и он ожег меня взглядом:

– Ничего не скажу тебе, гадина фашистская!

– Сержант, ты не понял? Мы – свои! А уж за меры предосторожности я у тебя прощения потом попрошу. Якши?

– Что? – переспросил он.

– Это – «хорошо» потатарски. Но мы отвлеклись… Так откуда и куда вы следовали, товарищ сержант?

– И… из Заславля выехал, еще неделю назад… А тут немцы прорвались… Все время по лесам прятались… Щелоков, шофер наш, предложил пальбу переждать, а уж потом, как стихнет, до своих добираться…

– А откуда вы выскочили и почему немцев не видели?

– Там дорога лесная на смолокурню ведет… Мы на ней прятались… А как на поле выехали – нам солнце в глаза… – Я посмотрел на дорогу, действительно, хотя прошло около двух часов, солнце еще низко висело над «нашим» лесом, отчего, смотря на дорогу, приходилось щуриться. Между тем сержант продолжал:

– Ну а как стрелять начали, так в Щелокова сразу и попали, а я успел выскочить с другой стороны… Потом немцы зачемто по лесу с другой стороны дороги стрелять начали, а я и спрятался в кустах… А как стихло, так я и к машине пошел… Я сумку свою с документами забыл… – И он покосился на командирскую сумку, висевшую у меня на шее.

– Тебя как зватьто? – Я начал испытывать уважение к этому пацану – ему было страшно, его единственного попутчика убили, но он все равно вернулся…

– Але… Алексей, товарищ старший лейтенант.

– Что в машине? Ну, кроме картотеки и дел? – поинтересовался я.

Он начал было отвечать, но закашлялся…

Я достал из чехла, висевшего сзади на поясе, флягу и бросил ему. «Черт, она же пластиковая!» – подумал я, но было поздно пить боржоми. Непривычная легкость фляги не смутила Алексея. Торопливо отвернув крышку, он начал жадно пить. Выхлебав примерно половину содержимого, он с сожалением завернул крышку.

– А у вас курить нету, товарищ старший лейтенант? А то я пять дней ничего не курил… – И он просительно уставился на меня.

– Конечно, минутку. – Я машинально полез в карман, но на полпути остановил руку. «Там же у меня „Данхилл“ лежит!» Подумав еще пару мгновений, я достал одну сигарету и, быстрым движением оторвав фильтр и спрятав его между пальцами, протянул сигарету сержанту. Потом как будто чтото щелкнуло у меня в голове, я взял сигарету в рот, прикурил ее, спрятав зажигалку в ладонях, и снова протянул Алексею. Тот торопливо взял ее, с наслаждением затянулся и блаженно прикрыл глаза. «Эк его повело!» – подумал я, но чтото мне подсказывало, что бдительность снижать рановато.

Алексей открыл глаза и сказал:

– Какой табак у вас хороший, товарищ старший лейтенант. Мягкий и ароматный. Я такого никогда не пробовал. Фабрики Урицкого?

В этот момент в ухе у меня заголосило:

– Тоха, это Тотен, справа немцы. Мотоциклы!

Мы сидели в тени полуторки, так что сразу заметить с дороги нас было трудновато.

– Так, сержант, мухой в кузов и замри там. На дороге немцы! – прошипел я, откатываясь в сторону.

На мгновение Алексей замер, но, довольно быстро сообразив, что к чему, с трудом встал (ага, не зря я его так сажал – через пять минут ноги у непривычного человека затекают так, что только держись) и полез в кузов.

– Тотен, Арт в канале.

– На связи.

– Докладывай обо всех перемещениях. Мне солнце в глаза бьет.

– Колонна идет. Впереди – мотоциклисты, за ними – броневик, дальше – грузовики. Много.

– Понял тебя. Отбой. Люк, ты где?

– От машины метров тридцать левее и полста – тебе за спину. Под кустом.

– Понял тебя. Без команды не стреляй.

Интересно, если сержант меня слышит, какие мысли у него в голове бродят?

А колонна все шла и шла… Я насчитал уже пятнадцать грузовиков с пехотой… А учитывая, что это были трехтонки, в каждую из которых влезает по два отделения немцев, то мимо нас проезжал как минимум батальон…

На солнышке нам пришлось проваляться почти два часа. Я лежал и зачемто считал: восемьдесят четыре грузовика с пехотой, две батареи противотанковых «колотушек», минометчики, какието части обеспечения. Ну точно, полк. Потрепанный только. А может, и нет, штаты немецкой пехоты я помнил, честно говоря, не очень. Когда вдалеке показался хвост колонны, я с облегчением вздохнул. Как оказалось – напрасно. Внезапно один из мотоциклов арьергарда притормозил на обочине.

– Тотен, Арт в канале. Что там?

– Здесь Тотен. Гадят, сволочи.

В бинокль я разглядел мотоцикл с коляской, у которого скучал рослый унтер. Тут я заметил, что два его кореша, видимо, сделав то, для чего они спустились в придорожную канаву, вылезли не обратно на дорогу, а на поле. По их жестикуляции мне стало понятно, что один предлагает посмотреть нашу машинку. Вот веселото! Я нажал тангенту:

– Люк, здесь Арт. Сможешь, если что, снять дятла на дороге?

– Не вопрос. Тут всегото метров двести пятьдесят.

– Чудненько, но давай решать – ноги сделаем или попробуем стволами разжиться?

– Я бы рискнул.

– Я тоже. Попробую накоротке из «нагана» их пострелять. Как начну – снимай унтера.

Черт, чуть не забыл этого Дымова предупредить. Я трагически зашептал:

– Алексей, к грузовику идут немцы. Двое. Мы будем их брать. Сиди тихо. – А в ответ ничего. Ну и ладно, есть дела поважнее. На всякий случай я потянулся проверить, как вытаскивается нож из ножен, но вспомнил, что «сог» я оставил под машиной. Пришлось лезть за спину за «камилуссом». Зачем, спросите вы? А я считаю, что нож и пистолет лучше, чем просто пистолет или просто нож. Минуты, прошедшие до того момента, как немцы подошли на полсотни метров, показались мне часами. Внезапно вспотели ладони. Двигаясь очень медленно, я положил нож и пистолет на землю и так же медленно вытер ладони о штаны. Колени ходили ходуном. Тонкая противная струйка пота проползла вдоль позвоночника. «Ну же, гады, ну же…» Потом пришла другая мысль: «Ну зачем ТЕБЕ это? Героем себя почувствовал? Пусть этим профи занимались бы – Фермер, Бродяга или тот же Люк».

Веселые голоса немцев приближались… Вот они остановились у левого переднего колеса – точно с противоположной стороны машины от меня. Глубокий быстрый вдох. Медленный выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Так. Один полез в кабину, а другой, я вижу со своей позиции, пинает тело несчастного Щелокова. Выдох. И я быстро перекатываюсь под машиной. Выпускаю из руки «наган» и хватаю «сог»… Вдох… Еще один перекат… Выдоооох… Я, вставая, бью немца правой рукой в живот… Сто двадцать миллиметров нержавеющей стали, практически без сопротивления, входят в тело. Дернув его на себя, так, чтобы он пролетел к кузову, всаживаю второй нож в почку тому, кто ковыряется в кабине… Его выгибает, и я вижу широко раскрытый в беззвучном крике рот… Выстрел… Гдето на периферии моего поля зрения падает на дороге немецкий унтер.

Время опять потекло с нормальной скоростью. Немец, выдернутый мною из кабины, падает на тело водителя. Чуть поодаль хрипит и бьется в конвульсиях другой. Резко и внезапно меня скручивает приступ тошноты… Когда я, сплюнув тягучую желчь, поднимаюсь с колен, ко мне подбегает Люк. Он чтото говорит… Не понимаю… Мотаю головой, силясь понять…

– …силен ты! Фермер мне говорил, но я не верил… Я и глазом моргнуть не успел… – Тут он останавливается, внимательно смотрит мне в лицо.

– Первые, да? – участливо кладет руку мне на плечо, в другой руке – фляжка. – На, Тоша, глотни!

Машинально делаю глоток. «Оппапа!» – глоток «Степного бальзама», опалив огнем горло, скользнул по пищеводу и гранатой взорвался в пустом желудке. Я сел на землю, тупо глядя перед собой. Поднял голову:

– Сань, стволы собери. И проверь там этого… В кузове.

Через пять минут все сделано. Немцы оттащены в кусты совместными усилиями Люка и милиционера. Мы стали богаче на два немецких карабина, аж целых три гранатытолкушки и «ТТ», найденный у одного из фрицев. К нашему счастью, одинокий выстрел, похоже, никто не услышал. Время делать ноги.

– Сержант! Ключи от сейфа у вас есть? – спрашиваю Дымова.

– Да, товарищ старший лейтенант, а зачем они вам? – спрашивает он с изрядным пиететом. Похоже, скорость, с которой я «упорол» двух рослых немцев, произвела на него впечатление. Правда, как я блевал, он не видел.

– Забрать из сейфа документы, печати и бланки.

– Но зачем, точнее, почему только это? А как же дела?

– На весь этот хлам у нас сейчас ни времени, ни сил нет. А насчет остального… Ты же не хочешь, чтобы немецкие диверсанты с подлинными документами у нас в тылу шлялись? – подворачивается на язык правдоподобное объяснение. – Со штампами твоего райотдела и на подлинных бланках!

Больше ничего объяснять не надо. Метнувшись в кузов, он недолго звякает там ключами и буквально через пару минут спрыгивает, держа в руках плотно набитый сидор.

– Тотен, доложи обстановку! – связываюсь я с нашим наблюдателем.

– Все пучком, командир! – И уже совсем другим тоном добавляет: – Тоша, ты как?

Всетаки заботливый он у нас.

– Нормуль, Алик. Бди! Мы идем.

Подошедший Люк протягивает мне один из «маузеров». Потом задумчиво смотрит на полуторку:

– Палить будем?

– Зачем? Только себя выдавать. Ходу мужики, ходу.

Сайгаками добежав до дороги, мы засовываем тушку унтера в коляску мотоцикла. Горло у него пробито пулей Люка. С «полпинка» запустив мотоцикл («БМВ Р12» – солидная вещь!), коекак съезжаю с дороги в кусты. Совместными усилиями вытолкав транспортное средство из кювета, мы откатываем его метров на пятнадцать от дороги. Передав карабин Тотену, нагло присваиваю унтерский МП38. Машинка неплохо мне знакома: тяжела как зараза, но если нормально ухаживать – не подводит. К тому же как ее разбирать, я знаю. Знакомые питерские «поисковики» в свое время научили. Невзирая на грустный взгляд сержанта, говорю непонятное для него: «Нет, пулемет я вам не дам» – и наш героический отряд скрывается в лесу.

ГЛАВА 4

Идем по лесу, петляя, как заяц при поносе. Сделав знак Люку сторожить Дымова, немного отстаю и докладываю командиру про наши приключения. Спрашиваю, можно ли привести чужого на стоянку. Командир не против, тем более что у нас есть спец по допросам без применения силы – Бродяга, какникак, почти три десятка лет в «конторе» оттянул. Догнав своих, пошел рядом с сержантом.

– Алексей, а почему ты сержантом ГБ представился? Ты же из милиции?

– Да напугать я вас хотел. На диверсантов или дезертиров это должно было подействовать! – смущенно отвечает Дымов.

– Ну, ты диверсов за идиотов не держи… Околышто у тебя синий! Думаешь, немцы в нашей форме не разбираются?

– Товарищ старший лейтенант, я не подумал, некогда было… А кстати, что это у вас за форма такая?

– Секретная, для действий в лесах.

– А?

– Может, тебе прямую линию с Генеральным комиссаром, чтобы он тебе наши полномочия подтвердил? («Уф, кажись, понял, что не по чину ему вопросы мне задавать»).

Немного обогнав группу, я первым прибежал в лагерь.

– Саня, короче, это мент местный, парень вроде нормальный, но пусть его Бродяга «поколет»…

– Угум.

– Я – для него старший лейтенант ГБ, ты – майор. Остальные – тоже офиц… тьфу ты, командиры.

– Понятно. А ты чего бледный такой?

Тут только я понял, как же я устал за это короткое летнее утро.

– Слушай, иди перекуси и под тент ложись – поспи пару часиков. Я разрешаю. – Голос Саши так и сочится заботой.

– Слушаюсь, товарищ командир! – пробормотал я и на ватных ногах побрел к своему «шалашу».

Уже проваливаясь в сон, я слышал доносившееся издалека: «Майор госбезопасности Куропаткин! Докладывайте, товарищ старший лейтенант!..».

* * *

Проснулся я часа через два. Снилась мне всякая чушь про войну, немцев и переносы во времени. Однажды, когда за выходной я посмотрел все четыре части «Крепкого орешка», мне тоже всю ночь снилось, что я заложников в одно рыло освобождаю. Помню, проснулся, судорожно передергивая затвор на «ксюхе».^[9] Жена тогда смеялась до слез. Ох, поиграем, домой приеду, и пойдем мы с Пашкой в зоопарк, давно ему обещал, но все никак не складывалось чтото. С этими радужными мыслями я полез изпод тента и шарахнулся головой обо чтото твердое. Твердое не перенесло столь наглой атаки и свалилось на меня. «Хм, „маузер“… Бродягин, что ль?» – подумал я, и тут мой взгляд уперся в характерный ствол МП38, торчащий изпод моего спальника. «Что за…?» – пронеслось у меня в голове, и в тот же момент из кустов вышел молодой парень, оправлявший белую гимнастерку, которую, как я помнил, до войны носили милиционеры.

– Проснулись, товарищ старший лейтенант? – весело поприветствовал он меня.

Действительно, на последних сборах, до которых я доехал в девяносто седьмом году, мне присвоили это звание, но какого черта?! Значит, не приснилась мне вся эта фантасмагория! И в зоопарк с сыном через три дня я не пойду… И вообще, неизвестно, буду ли я жив через эти три дня… Вот уж хрен! Буду!

Через час, вернув Дымову «наган» и отправив его в дозор, командир созвал Большой военный совет.

– Ну что, ребята, что делатьто будем? – начал он, обводя всех тяжелым, измученным взглядом. Даже наш несгибаемый Александр Николаевич, ветеран многих никем и никому не объявленных войн, попал в ситуацию, в которой он не знал что делать. Нет в уставе и специнструкциях разделов «Действия диверсионноразведывательной группы в тылу врага в семидесятилетнем отрыве от своих войск». Нету!

Первым слово дали Казачине как самому младшему, и к тому же у него был наименьший стаж в команде.

– Честно скажу, мужики, я пока не знаю, что сказать… Какие у нас варианты есть?

– Тогда давайте Тоху послушаем, как самого в этих альтернативностях и историчностях подкованного, – предложил Алик.

– Тоша, рассказывай! – попросил командир.

«Ну что все я да я? Мне бы нажраться и забыться… У меня сын маленький и жена молодая там остались… Знал бы, кто такую подляну устроил, – даже нож бы не доставал, так бы своими редкими зубами и загрыз!» – вот с таким винегретом в голове я и начал свою «эпохальную» речь.

– Обрисую всю глубину нашего анального падения, – усмехнувшись, начал я. Как говорит один из моих лучших друзей: «Он и на своих похоронах будет шутить… Чтобы народу скучно не было». – Начнем по порядку. Первое – будет ли возврат – нам неизвестно. Второе – привязан ли он к конкретному месту – мы не знаем. Третье – связан он с кемнибудь из нас – непонятно.

Что же нам известно? Нам известно, что мы – в начале июля одна тысяча девятьсот сорок первого года. Мы знаем, что советские войска – почти в двух сотнях километров на восток, за Березиной. Да и то они недолго там продержатся.

– Ну, последнее, до настоящего момента, было известно только тебе, – буркнул Док.

– Командиру и Бродяге с Люком – тоже. Они в училище должны были проходить… – парировал я.

– Тош, это когда было. Тридцать лет назад… – ответил любимый командир, – да и девками окрестными я тогда был больше озабочен, чем тонкостями оперативного искусства. Так что ты у нас теперь основной справочник.

– Ага, не хрен шкафами с книгами было хвастать! – подсластил пилюлю Док.

– Ладно, проехали, – весьма покладисто согласился я. – С вопросом «Кто виноват?» мы почти разобрались. Переходим к другому классическому вопросу – «Что делать?». Вот тут у нас широчайший выбор вариантов. Первый – сидеть на месте и ждать, что все само образуется. Правда, еды у нас на три дня и немцы вокруг. Да и через три месяца станет несколько прохладно.

Вариант второй. Активно врастать в окружающую действительность. Возможен подвариант: врастать, но регулярно являться на это место, в надежде, что перенесет обратно. Или неактивно врастать и проверять. Можно голосовать! Кто за первый вариант – прошу поднять руки!

Как хорошо, что друзья у меня – реалисты. Перспективы прожить неопределенный промежуток времени в лесу, в центре охваченной самой страшной из войн страны, они оценивали правильно, поэтому ни одной руки я не увидел.

– Что ж, переходим ко второму варианту. Активное врастание – это прорыв на ту сторону или создание партизанского отряда. Но можно и в полицаи пойти…

– Так, марсианину больше не наливать! – откомментировал мои последние слова Док. – Я так понимаю, хер официр шутит так плоско?

– Правильно, Сережа, понимаешь. Но я должен обрисовать все варианты. На ту сторону нам нельзя – у нас, кроме усов, лап и хвоста, других документов нет. Пока. Но можно нарисовать. Правда, как бы ни приукрашивали родную страну патриотические историки, шансов встать у нас лицом к грязной кирпичной стенке – несколько больше пятидесяти процентов. А я с такими шансами за стол не сажусь.

А вот в партизанском варианте смысла, на мой взгляд, больше. Зарекомендовать себя, обрасти легендой – и угу!

Бродяга откашлялся и взял слово:

– Ну, тема понятная нам и близкая. Только зачем ты пареньку этому – ментенышу – про спецгруппу НКВД наплел? Он же теперь на нас как на богов смотрит, разве что не уверен – мы сейчас пойдем Гитлера убивать или до завтра подождем… Особенно после того, как ты тех двух фрицев в ножи взял.

Поскольку, как потом выяснилось, о моих геройских похождениях Люк с Тотеном рассказали только Фермеру и Бродяге, остальные с некоторым недоумением уставились на ШуруДва.

– Непоняяял… Какие ножи? – Док был явно удивлен. Конечно, одно дело трындеть вечерком у костра, обсуждая собственную крутизну, или флудить на форумах в Интернете, и совсем другое – внезапно узнать, что сегодня рано поутру твой друг зарезал двух человек, после чего спокойно устроил себе сиесту. Я его гдето понимаю… Я, честно говоря, сам от себя охреневаю.

– А ты думаешь, откуда у нас карабины взялись? Из сельпо? Или они в здешних лесах сами через мох пробиваются? – осадил Серегу командир. – Тоха и Люк сегодня по холодку пробежались и трех немцев завалили. Но к делу это сейчас отношения не имеет. Продолжайте, товарищ старший лейтенант.

– Саш, а что так официально? – удивился я.

– Не понимаешь? А пусть все привыкают. Я – майор ГБ, ты – старший лейтенант, Люк и Шура – летехи… Хотя для Бродяги такое звание – это несерьезно… Капитаном будешь?

– Ну, поармейски – это подпол… Пойдет, как раз мое.

– Далее. Тотен и Казачина – сержанты. Ну а Док – ты кто у нас по военноучетному столу?

– Старший лейтенант медицинской службы.

– Значит, будешь капитаном, – заключил щедрый Фермер.

– Военврач третьего ранга, – поправил его я.

– Нехай третьего. Итак, на чем мы остановились?

– На партизанщине, Саша. Поскольку некоторые из нас обладают недюжинными познаниями в таком благодарном деле, как диверсии и саботаж… – я кивнул в сторону отцовкомандиров, – то создание инструкторского центра было бы весьма кошерным делом. Вопрос в том, как нам нарыть полномочия из центра и где найти партизан.

– На последнее мы можем сержанта этого напрячь. Я его уже вербанул… – лениво протянул Бродяга.

Хм, немудрено, майор (а по выходе в запас и подполковник) из «Альфы» с тридцатилетней выслугой и сопливый сержант из райотдела. Вы бы на кого ставки делали?

– Пока же предлагаю перенести операционную базу на смолокурню. Она тут в паре километров. И потренироваться на кошечках.

– Это в каком смысле? – спросил командир.

– Устроить пару диверсий на дорогах и наведаться в село за жрачкой. Пока немцы все не вымели и полицаев не организовали. Тем более что части народа надо пообтесаться.

Сказано – сделано! Великая всетаки вещь – дисциплина! Есть цель, есть приказ, и переживания и рефлексии посланы куда подальше… Плакать будем позже… Ох будем…

* * *

Пока готовился обед и собирались вещи, я подошел к Бродяге с целью выяснить некоторую несуразность, смущавшую меня.

– Шур, а Шур, слушай, а ты не узнавал у мента нашего, что это он в одиночку по лесам с архивом мотался?

– Да ему предписание мобилизационное пришло, а его на отделе бросили. Щенок он еще. Я его поспрошал плотненько. Дескать, не много ли на себя, сержант, берете. Ну, он и хрупнул. Говорит, мол, в удостоверении «НКВД» написано, а в тонкости мало кто лез. Не до них было. Они же в «котле», почитай, две недели сидели. А начальство ноги сделало. Не все, конечно. Пацанчик чуть не плакал, когда рассказывал. Сквозь людей, суки, на машинах уезжали. Да только немцы к тому моменту уже многие дороги перекрыли и фальшивые блокпосты поставили для отлова советскопартийных руководителей. Да и наши с такими бегунками сильно не церемонились.

– Понятненько. А как тебе мальчик показался?

– Сосунок, но с характером. Он в органы по комсомольскому набору попал. Образованный – семилетку закончил. А его – из Питера да в Мухосранск. Сержантом в райотдел. Правда, как я понял, он парнишка толковый. Ну, будем посмотреть.

– Ну, сержант – это здесь командирское звание и знаки различия лейтенантские, так что не все так печально для него было. До войны, конечно. А сейчас, если его поймают, даже в лагерь военнопленных не повезут – либо на месте пристрелят, либо «колоть» будут не подетски.

* * *

Через полчаса, когда дастархан был накрыт, а шмотки упакованы, сержанта сменил отобедавший Казачина, а Дымов был усажен «поснедать чем бог послал».

– Давай, Леша, рубай в темпе! – подбодрил его Док.

– Что? – не понял Дымов. – Что вы сказали, товарищ… – Он замялся, не зная как назвать неизвестного ему пока собеседника…

– Военврач третьего ранга, – без запинки оттарабанил Серега.

– Я не понял, товарищ военврач третьего ранга…

– Я рекомендовал вам, товарищ сержант, немедленно приступить к приему пищи и делать это с максимально возможной для вашей физической кондиции скоростью! (Да уж, нашему Доку палец в рот не клади!).

– Понял вас, товарищ военврач третьего ранга!

– Нуну, ты уж не тянись так, сержант, – вступил в разговор я, – нам еще бог весть сколько по лесам ползать. О, кстати, надо товарищу сержанту позывной придумать!

– «Колбаса», – задумчиво глядя в небо, сказал Док.

– Но почему? – опешил сержант.

– По ассоциации, – с той же серьезной миной протянул Сергей. – Но можно и покрасивше – «Краковский», к примеру. Или «Зельц»! О, точно! И на немецкий похоже.

Так и стал сержант Алексей Дымов бойцом нашего отряда с позывным «Зельц».

ГЛАВА 5

Увешанные рюкзаками и баулами, потянулись мы в лес. Главной проблемой на ближайшее время представлялось нам пересечение дороги, а ну как снова полк какой по ней поедет?

Я предложил перекинуть часть вещей на мотоцикл и дальше двинуться налегке. Предложение прошло на ура. Люк завел мотоцикл, накинул на себя найденный в коляске немецкий мотоплащ и вместе с Зельцем и четырьмя баулами укатил к смолокурне. Для повышения огневой мощи я отдал ему свой автомат. Дорога была пустынна, и проблем с переходом на другую сторону у нас не возникло. Когда наш отряд проходил мимо достопамятной мне полуторки, командир внезапно остановился и спросил:

– А заводить машину не пробовали?

– Нет, не догадались. Да и зачем она нам в лесу.

– Я не про лес, а про подлянку немцам подумал. А если подогнать ее на обочину и подорвать бак, когда какаянибудь колонна мимо пойдет? Или машина…

И с этими словами Александр залез в кабину и начал там чегото делать. Немного повозившись, высунулся из окна наружу:

– Не выходит!

– «Кривым стартером» она заводится, у полуторки вроде электрического не было, – со знанием дела посоветовал Бродяга.

После короткого, но бурного секса, участниками которого были длинная ручка, двигатель производства Горьковского автозавода и Казачина, мотор запустить удалось.

– Командир, два колеса пробиты… – начал было я.

– Ну и хрен бы с ними, – донеслось из кабины, – нам только две сотни метров проехать.

Машина дернулась и заглохла, густой мат донесся из кабины.

– Что там, не работает? – спросил Бродяга.

– Да я, дуболом старый, со сцеплением не справился! Отвык от антиквариата, – ответил наш командир, давая Казачине отмашку продолжать эротические игрища. После еще одной «пятиминутки» и отбитых пальцев на левой руке Ваня запустил движок.

Дергаясь и скрежеща передачами, полуторка, словно больной ДЦП,^[10] двинулась к дороге.

Бродяга повернулся к остальным:

– А ну, живо на опушку и прикрывать нас!

– Э нет, Шура, – ответил я, – связист ты у нас, а с минированием и Казачина справится. Ваня! Ноги в руки и за командиром марш!

Создание «детской неожиданности» заняло у Фермера с Казаком минут десять, не больше. Как ребята рассказали потом, они открыли капот, пробили в нескольких местах бензобак и запустили туда один из наших электровоспламенителей, прикрепленный к могучей петарде. До кучи, найдя в кузове пару замасленных курток и распустив их ножами на тряпки, они щедро полили кучу тряпья маслом из найденной там же банки (хорошим водилой был покойный Щелоков!). Гораздо дольше они провозились с прокладкой провода. Глядя на то, как они медленно отходят по полю к ближайшим кустам, я весь извертелся. Немцы могли появиться в любую минуту. Наконец в наушнике раздалось:

– Фермер в канале. Мы залегли.

Связавшись с Люком, Бродяга выяснил, что те уже добрались до смолокурни и что там чисто.

– Разгружайся и возвращайся назад за остальным барахлом. Только до поля пару сотен метров не доезжай, – распорядился заместитель командира.

Томительно потянулись минуты ожидания. Приняв решение не класть все яйца в одну корзину, Бродяга отправил на новую базу не только все наше барахло, но и Алика с Люком и Доком. После чего обратился ко мне:

– Тош, а давайка мы влево метров на сто сместимся. Если что, пальбой отвлечем внимание от мужиков, а они кустами отползут. И на дорогу к смолокурне фрицев явно не наведем. Если что, оторвемся по лесу.

Я с сомнением посмотрел на Сашу. Мне тридцать пять, и я три раза в неделю плотно тренируюсь, а ему пятьдесят два, большая семья и сидячая работа.

– Точно оторвемся?

– Будь спок!

«Ну, спок так спок», – подумал я.

Потратив минут десять на поиск новых позиций, мы приготовились ждать. Мне нашлась чудная норка под кривоватой раздвоенной сосной (причем между корнями там была чудесная естественная амбразура!), а Бродяга отошел метров на десять в глубь леса и устроился для стрельбы с колена за упавшей трухлявой березой. Спустя тридцать семь минут (на этот раз я засек время по часам) на дороге показались немцы. Традиционное охранение на мотоциклах, за ними опять грузовики и легковушки. В бинокль я хорошо видел расслабленных солдат, гордо восседавших в кузовах. «Похоже, какоето штабное подразделение – никто пешком не идет», – подумал я. Еще раз внимательно осмотрев колонну, я тронул пальцем тангенту:

– Арт вызывает Фермера.

– Фермер в канале, – прошипел наушник.

– Командир, девятая машина – радиостанция, десятая – штабной автобус.

– Понял тебя. Отбой.

Да, нам повезло – как выяснилось много позже, это ехал штаб пехотного полка.

Головной дозор проскочил приткнувшуюся на обочине полуторку, даже не снизив скорости. Да и ехала колонна медленно, по нашим меркам, едва ли быстрее двадцати километров в час. Раздолбанная полуторка подозрений ни у кого не вызвала. Ну еще бы, сколько за последние две недели они видели таких машин на обочинах пыльных русских дорог!

Когда автобус поравнялся с разбитой машиной, мы с Бродягой увидели, как кабина грузовика скрылась в дымнооранжевом облаке взрыва, зацепившем и автобус. Когда дым поднялся вверх, стало заметно, что автобус охватило пламя…

Что тут началось! Ехавший за автобусом легкий броневик остановился, его башенка завертелась, солдаты горохом посыпались из грузовиков, часть из них бросилась в кювет, где и залегла. Как мне удалось рассмотреть в бинокль сквозь дым и пламя, подрыв был удачным. По летней жаре часть окон в автобусе была открыта, и выброшенный нашей «хлопушкой» горящий бензин попал внутрь. Судя по тому, что пламя полыхало не только на внешних панелях кузова, но и отдельные языки вырывались изнутри автобуса, ехавшим в нем штабным должно было порядком достаться. Жаль только, что осколочный эффект был практически нулевой. Как бонус мы получили горящую полуторку, в кузове которой медленно разгорались уголовные дела и архивы.

Немцы пока не стреляли, казалось, что они не очень понимали, что произошло. Взрыв, но никто не стреляет, с другой стороны, мина получилась какаято слишком избирательная. Включив микрофон, я тихонечко спросил:

– Фермер, здесь Арт. Вы как?

Через несколько томительных секунд хриплый голос ответил:

– Нормально. Ползем.

– Если что, мы с Артом отвлечем их на себя, – вступил в разговор Бродяга.

Через десять минут, показавшихся мне вечностью, командир снова вышел на связь:

– Фермер в канале. Мы уползли уже на полсотни метров. Как понял, прием.

– Понял тебя хорошо. Мы наблюдаем. Отбой.

Суета на дороге приняла более организованный характер: подбежавшие медики оказывали раненым пассажирам автобуса первую помощь, солдаты уже не толпились на обочине, а растянулись по периметру, но ввиду отсутствия явного противника от дороги не уходили.

Мы уже собирались сниматься, как неподалеку от памятного по утренним событиям пригорка началась какаято непонятная суета.

– Арт, Бродяга в канале. Что это они там задвигались, не видишь?

И тут до меня дошло!

– Бродяга, Арт в канале. Это они унтера, которого Люк с утра подстрелил, нашли.

И точно, на дорогу вынесли тело. Одновременно с этим большинство солдат, «пасших» поле, стали перебираться на другую сторону дороги, а броневичок дал несколько длинных очередей по кустам.

Нажав тангенту, я сказал Бродяге:

– Похоже, пора сниматься с якоря.

– А никого подстрелить не хочешь? – ответил тот.

– Нет, я не снайпер, а винтовку эту вообще первый раз в руках держу. И кто говорил, что главный принцип диверсанта: «Тихо пришли – тихо ушли» и «да не было тут никого». Так что пошли потихоньку!

В разговор включился командир:

– Фермер Арту и Бродяге. Сваливайте! Как поняли, сваливайте.

И мы хором ответили:

– Поняли тебя хорошо. Отбой.

ГЛАВА 6

Не буду подробно описывать, как мы добирались до смолокурни. Единственное, что запомнилось, – это бормотание Бродяги:

– А провода они утянули или нет? А то ведь найдут – прочесывать начнут… Писец котенку тогда…

Пройдя метров восемьсот по еле видимой в траве дороге (судя по всему, здесь в последние несколько месяцев ездили мало), мы были перехвачены сидевшими в секрете Тотеном и Доком. Они сообщили нам, что командир с Казачиной опередили нас буквально на четверть часа и, скорее всего, уже пьют чай на базе.

Так называемая смолокурня представляла собой группу из трех сараев разного размера и двух солидных каменных смолокурен, разместившихся на большой поляне размером примерно пятьдесят на пятьдесят метров. Здоровенная куча бревен и сосновых пней возвышалась на противоположной от дороги стороне поляны. Запахи смолы и скипидара густо висели в воздухе.

Наши разместились в одном из сараев, где люди, работавшие на смолокурне, устроили чтото вроде «комнаты отдыха»: грубо сколоченный стол, три лавки и фабричная чугунная печка с плитой были отгорожены от остального помещения щелястой дощатой перегородкой. В большом помещении был, повидимому, склад для инструмента. На стене я заметил пару ржавых топоров и пил, висящих на деревянных крюках. В углу стояло несколько деревянных бочек, испускающих одуряющий аромат скипидара. Подняв крышку на одной из них, я обнаружил, что она полна старой, уже помутневшей, живицей.^[11] Изза перегородки выглянул Фермер:

– Тоха, хорош там лазать. Иди сюда – поговорить надо.

– Секунду, Сань. Я только посмотрю.

– Да на фига тебе эта вонялка?

– Эх, товарищ майор, товарищ майор! А огневые фугасы мы из чего делать будем? О, а вот и скипидарчик! – сказал я, найдя в углу стеклянную бутыль литров на двадцать пять – тридцать, до половины заполненную желтоватой густой жидкостью. Скорее всего, качественный продукт со смолокурни вывезли, а этот был или попорчен смолой, или использовался для собственных надобностей – например для разжигания смолокурен.

– Вот тебе неймется, а! Товарищ старший лейтенант, а ну иди сюда!

– Всевсевсе! Уже идуидуиду. – И я отвесил командиру шутовской поклон в стиле куртуазного восемнадцатого века. Правда, я совсем забыл про маузеровский карабин, висевший у меня на плече. Во время поклона эта железяка не преминула сползти с плеча и грохнуться на землю. Командир непроизвольно зажмурился.

– Не боись, командир! Он на предохранителе! – Но по лицу Сани я понял, что могу дошутиться до выволочки, поэтому смиренно пошел за загородку.

Кроме Бродяги, командира и Вани там сидел и наш милицейский сержант. На столе, кроме некоторого количества еды и фляжки с коньяком, я заметил карту и планшет.

– Ты присаживайся, Антон, – несколько официальным тоном сказал СашаРаз.

– А что так серьезно? – спросил я.

– Так и дело у нас серьезное. Первую операцию отметить надо!

– А остальные?

– Они службу несут.

– А Люк где? – поинтересовался я.

– На чердаке в большом сарае.

– Я ему кронштейн и прицел со своего «кара» отдал, он там снайперку мастырит, – добавил Бродяга.

Мне подвинули маленький металлический стаканчик, мужики подняли свои…

– Ну, за победу! – сказал командир.

– За победу! – негромко, но слаженно откликнулись мы.

Через пять минут, немного подкрепившись и по знаку командира отодвинув тарелки с остатками «однозаразовой» лапши, мы склонились над развернутой Саней картой.

– Так. Дымов!

– Я, товарищ майор!

– Во время совещания разрешаю не вскакивать и каблуками не щелкать, – буркнул командир.

– Простите, не понял, товарищ майор?

– Во время совещания разрешаю не использовать обращение по званию. Как в старое время говорили – «без чинов».

– Да, понял. А вы и старое время помните, товарищ командир? – изумился Дымов.

– А что, я так молодо выгляжу? – нашелся Саша. – Да и положено мне. Так, хватит лирики и исторических отступлений! Скажика мне, Алексей Дымов, ты, когда в Заславле служил, по району много ездил?

– Много, но недолго. Я ведь всего как полгода назад сюда переведен был.

– Хреново. Ну а с местными надежными людьми контакты какиенибудь остались?

– Как не быть. Вот начальника МТС местной хорошо знаю, из Совета местного несколько человек…

– А они не эвакуировались?

– Начальник МТС – точно нет. У них в последнее время танки ремонтировали, так Василь Сергеич на станции все время пропадал. Ну а потом немцы прорвались, и уж точно не до того ему стало.

– А он в самом городе живет?

– Раньше – да. А сейчас – не думаю. Может, на хуторе каком или в деревне. В город ему сейчас, наверное, нельзя.

– Так, посмотри на карту эту и покажи на ней, какие ты хутора поблизости знаешь. – И командир собрался протянуть Дымову свою карту.

– Погоди, командир! – отвлек я на себя внимание. – Пусть на словах расскажет, там обозначения секретные, а у сержанта допуска нет! (Ну еще бы, Саша собирался показать Алексею карту, напечатанную в 1996 году! На ней огромное Заславское водохранилище, Минск раза в три больше, чем он есть сейчас. Вокруг города – окружная дорога, а тот проселок, на котором мы немцев подорвали, на карте изображен как асфальтированная дорога).

– Дорога, у которой нашу полуторку перехватили, ведет из Колониц в Ааронову Слободу и потом выходит на шоссе Радошковичи – Городок Семков. Водитель мой, Щелоков, он все дороги в районе хорошо знал, потому и предложил пробиваться на северовосток от Заславля, а не к Минску. А хуторов да и деревень в округе полнымполно. Западнее нас две деревни немаленькие находятся – Куты и Новинки.

– Ну что, командир? Может, на шоссе завтра наведаемся? – спросил Бродяга.

– И что мы там делать будем? По кюветам гадить, чтоб враги окна от вони открыть не могли? – зло ответил Фермер.

– Разведку проведем… – уже менее уверенно сказал Бродяга.

– А передавать инфо кому будем, марсианам? У нас связь есть?

– Будет. – СашаДва понял, что несколько увлекся и условия у нас несколько отличаются от тех, в которых он привык «работать» в свое время.

Я обратился к командиру:

– Товарищ майор, вам сержант Дымов сейчас не нужен? А то у меня для него работа есть…

– Нет, не нужен, – ответил Фермер, бросив взгляд на планшет с картами, – а что за работа?

– Справки об освобождении рисовать!

Все, кроме Бродяги, изумленно уставились на меня.

– А что такое? Нам документы прикрытия нужны? Нужны! А что может быть лучше для мотания по здешним деревням, чем хорошая, качественная справка об освобождении?

– Поясни? – спросил СашаРаз, а Бродяга, давно просекший фишку, лишь улыбнулся краешком рта и подмигнул мне.

– Элементарно, Ватсон! Фото в справке нет, прописки нет, статью можно «нарисовать» такую, что хоть сразу в полицаи подавайся. А главное… А главное, это то, что немцы ее проверить не смогут! Архивто райотдела, которым справка выдана, – вон, у дороги догорает!

– Молодец! От лица командования объявляю благодарность!

Я встал по стойке «смирно» и тихо сказал:

– Служу трудовому народу!

Озадачив Алексея и оставив ему в помощь Казачину, я предложил товарищам командирам сходить пройтись по другим сараям на предмет инвентаризации доставшегося нам имущества. Когда мы вошли в большой сарай, я накинулся на командира:

– Саш, ты думаешь, что творишь? У тебя на карте водохранилище нарисовано, которое только в пятидесятых построят. Да и Минск сам на себя не похож ни разу. А уж про надпись «Республика Беларусь» я вообще говорить не буду!

– Спокойней, товарищ старший лейтенант… – Было видно, что Саня задумался. – Я еще не научился шифроваться от своих.

– Ты что, предлагаешь ему все рассказать?

– Нет.

– Ну вот и фильтруй, что говоришь! Ты еще «товарищи офицеры» скажи…

– А что тут такого? Не «господа» же…

– А то, что слово «офицер» только через два года в обиход введут, вместе с погонами.

– Точно… Я и забыл.

– Кхмм. Я не помешаю? – вмешался свесившийся с чердака Люк.

– Нет, конечно. Как прицел? – ответил ему командир.

– Прицел встал нормально, но пристреливать нужно.

– Вот завтра и пристреляешь, когда за продуктами пойдете.

– А кто пойдет? – озаботился подбором Люк.

– Ты с Казачиной и Тоха с Тотеном. Пойдете парами к разным деревням. А мы втроем, то есть вчетвером, будем базу организовывать.

– Здесь нельзя базу делать – от дороги близко, да и объект хозяйственного значения. Рано или поздно немцы сюда придут.

– Ну, значит, не здесь, а в лес уйдем. А жратва у нас заканчивается, хорошо, что хоть курева много взяли.

Что интересно, я обратил внимание, что мои друзья, да и я сам, стали меньше курить. Точнее, стали делать это значительно реже. Если на обычной игре любая передышка – и народ лезет по карманам в поисках пачки и зажигалки (вплоть до того, что народ курит в карауле и засаде!), то здесь наоборот. Как выдается свободная минутка – люди просто лежат или сидят, смотря в небо или бездумно жуют травинку. Видно, попытки уложить в голове случившееся с нами так всех занимают, что даже никотиновая зависимость отступила на второй план. Мне так просто некогда курить. И если в родной Москве я к обеду высаживал полпачки, то за сегодняшнее утро (хотя какое, к черту, утро?! Уже четверть четвертого!) я выкурил всего четыре сигареты.

– Ага, и снаряды поискать нужно, а то у нас взрывчатки вообще нет, да и детонаторов, и ДэШа…

– И патронов, и гранат… – подключился я к монологу Бродяги, – и документов, и полномочий… Да вообще ни хрена у нас нет!

– А вот это ты зря, Антон, – перебил меня командир. – Головы у нас есть, и сила духа присутствует. Посмотри хоть на сержанта этого – пацан пацаном, на нашем фоне – как младенец грудной, однако же к машине своей вернулся, хоть его и из пулеметов причесали. Так что если у нас нашим помочь хоть чутьчуть получится… Долги отдавать надо. Стране… И народу.

ГЛАВА 7

А вечером у нас случилась неожиданная (хотя кому как…) встреча.

В десять часов настала наша с Тотеном пора заступать в караул. Большинство мужиков, намаявшись за день, уже отрабатывали «взаимодействие щеки с подушкой», и только Бродяга, забравшись на чердак большого сарая и занавесив оконце плащом, возился со своим радиооборудованием. Отправив Тотена караулить подходы со стороны дороги, я направился в противоположную сторону, где еще засветло приглядел себе несколько неплохих «нычек». С комфортом устроившись в яме, находившейся под корнями старой ели, я приготовился бдить. На всякий случай еще раз оглядел окрестности, делая в памяти отметки о местных ориентирах, – когда стемнеет окончательно, мне будет проще возвращаться на базу. С расстояния в сотню метров смолокурня выглядела необитаемой. Примерно полчаса я боролся со скукой и комарами, хотя надо отдать должное производителям бытовой химии, репеллент пока помогал. Но вот «комариный звон» меня весьма раздражал. Аккуратно раздавив пальцем (какие хлопки? Мы – в засаде!) очередное кровососущее чудовище, я услышал неподалеку как будто бы голоса. Вечер был умеренно ветреный, поэтому вначале мне показалось, что это шелестят листья. Но поскольку навыки ночных «скрадывалок» за годы игры в страйк у меня только развились, то я замер, весь обратившись в слух, длинно и медленно дыша ртом (иногда свист собственного заложенного носа может заглушить внешние звуки). Через несколько минут бормотание послышалось снова.

Нажав тангенту два раза, я тихо сказал в микрофон:

– Внимание всем, Арт в канале. У нас гости.

Ответом мне были два сдвоенных щелчка ПиТиТишкой, что означало, что Тотен и Бродяга меня слышали и поняли. Я снял «эмпеху» с предохранителя и аккуратно, чтобы не произвести лишнего шума, взвел затвор. «Нутес, кто это у нас в ночи гуляет?» – подумал я. С равной долей вероятности это могли быть как местные крестьяне, пришедшие сюда поживиться скипидарчиком или смолой, так и заплутавшие в лесу немцы. Хотя последнее – это вряд ли.

Спустя еще минут десять неизвестные приблизились настолько, что я смог разобрать отдельные слова. «Тихо вроде», «темно» и тому подобное. При этом ночные гуляки старались говорить шепотом, но выходило это у них, скажем честно, не очень.

Наконец они прошли мимо меня. Разделял нас какойто жалкий десяток метров, и я, буде такая надобность, мог легко снять их одной очередью. Четверо мужчин, говорящих порусски… На фоне еще светлого на востоке неба на одном из чужаков я разглядел фуражку… А у двух других над плечами болтались какието палки. «Да это же окруженцы! – понял я. – И винтовки на плечах висят». Шли они сторожко, но не особо таясь. Назад, насколько я мог судить, они не обернулись ни разу. Выждав еще несколько минут и отпустив «гостей» метров на пятьдесят, я накинул на голову капюшон, чтобы приглушить звуки, и вызвал командира:

– Здесь Арт, пришли четверо. Похоже, окруженцы. При стволах. Сейчас между мной и вами.

– Понял тебя, Тоха. Работаем «мышеловку», – прошелестел наушник.

«Мышеловку» мы иногда применяли на наших играх. Суть приема в следующем: дватри бойца изображают из себя полных лохов (шумят, курят, сидят спиной к противнику с оружием в положении «ахренегознаетгдемойавтомат»), в то время как остальные, тщательно замаскировавшись или обойдя противника с тыла, готовятся пленить или уничтожить врага. Обычно мы применяем этот прием против маленьких, в трипять человек, групп. «Работать сыром» – то еще развлечение… Тут важно вовремя упасть и прикинуться ветошью, иначе нахватаешь не только от врага, но и от своих. В этот раз «сыром» пришлось «поработать» Казачине и Дымову. Для антуража им дали игрушечные «парабеллум» и карабин, порекомендовав не геройствовать, а по команде прятаться под стол.

За то время, пока ночные гости дошли до сараев, парни успели даже свечку на столе зажечь.

Согласно приказу командира я страховал наших с тыла. Вот окруженцы сгруппировались у двери сарая, стараясь через щели рассмотреть, что же там происходит внутри. Тихий возглас: «Пошли!» Распахнув дверь, они заскакивают внутрь… Грохот и мат – это добрый Люк перегородил проход, разместив на уровне колена приличных размеров слегу. И сразу вслед за криками сарай как будто вспыхивает изнутри – это ребята осветили непрошеных гостей двумя тактическими фонарями по сто сорок люмен каждый. «Мышеловка» захлопнулась. По приказу Фермера на посту меня сменил Док, и я пошел поглядеть, кого же это мы поймали… Когда я вошел в «наш» сарай, то увидел вполне ожидаемую картину – четыре человека сидели на коленях с руками, сцепленными за головами, а вокруг стояли, наведя на них стволы, Люк, Бродяга и Фермер. Причем, судя по зажмуренным глазам и мотания головами, нормальное зрение к нашим пленным пока еще не вернулось. Ну еще бы, представьте: идете вы по ночному лесу, напряженно вглядываетесь в темноту, спичка вам костром кажется, и тут вам в рожу прожектором светят. Могу поспорить – «зайчики» в глазах еще минут двадцать скакать будут.

– Старшой, заходи, – поприветствовал меня Фермер, – гляди, каких фруктов поймали.

Фрукты были как фрукты – артиллерийский лейтенант, сержант тех же войск и два бойца непонятной принадлежности. «Наган» командира и «СВТ» одного из бойцов уже были нагло экспроприированы Фермером и Люком, в то время как короткий артиллерийский карабин был за ненадобностью отброшен в сторону.

– Товарищ майор, разрешите доложить! – несколько официально начал я. – Больше в лесу никого нет!

Судя по тому, как разгладилось лицо лейтенанта, в лесу на самом деле еще ктото прятался. Я сделал зарубочку на память, ведь если общение пойдет не понашему, то придется тех, в лесу, зачищать. Попрежнему щурясь от бьющего в глаза света, артиллерист заговорил:

– Назовите себя!

«Да, наглый, как танк!» – подумал я. Похоже, что наш командир был того же мнения.

– Лейтенант, а вы не забываетесь? – холодно поинтересовался Саша. – Вроде это мы вас в плен взяли, или я чтото пропустил? – И тут же резко, каркающим голосом добавил: – Фамилия?! Часть?!

Летеха вздрогнул как от удара и попытался привстать, но Люк тут же упер ствол «эсвэтешки» ему точно в центр лба, и лейтенант обреченно осел.

Тут в нашу «домашнюю заготовку» совершенно неожиданно вмешался Дымов. Выбравшись изпод стола, он обратился к Фермеру:

– Товарищ майор госбезопасности, но ведь это свои, наши… Советские бойцы!

Ледяным тоном Шура осадил доброхота:

– Свои в это время дома сидят, теле… – Он осекся. – Устав на ночь учат!

И продолжил допрос:

– Ваши документы, лейтенант!

Тот, видимо поняв, что цацкаться с ним не будут, но и услышав, что пленили его свои, пусть и суровые энкавэдэшники, качнув головой, ответил:

– Тут они, в нагрудном кармане.

Люк, передав мне винтовку, ловко вытащил из указанного кармана командирское удостоверение и передал его Фермеру.

– Так, Сотников Сергей Степанович, двадцать второго года рождения… командир отделения ПТО 134го ОПУЛБ… Ну и где же ваше отделение, товарищ лейтенант?

– Да вот оно и есть, – мотнул головой пленный, имея в виду своих коллег по плену.

– Товарищ лейтенант, – обратился наш командир к Люку, – документы сержанта достаньте!

Вытащив из нагрудного кармана сержанта серую красноармейскую книжку, Люк протянул ее командиру.

– Так, Несвидов Емельян Васильевич, одна тысяча девятьсот шестого… Из старослужащих или мобилизованный? – спросил Саша сержанта.

– Старослужащий, – буркнул тот.

– …командир орудия отделения ПТО 134го ОПУЛБ… – продолжил чтение командир. – Так, бойцов отведите в большой сарай… И поесть им захватите, а мы с начсоставом пока побеседуем… – принял он соломоново решение. – Лейтенант, вы можете встать. И вы, сержант, – тоже. Нет, оружие мы вам пока не вернем, – остановил он сержанта потянувшегося было за своим карабином.

– Товарищ майор госбезопасности, там, в лесу, еще наши остались, – внезапно сообщил лейтенант.

– И сколько там «еще ваших»? – поинтересовался Фермер.

– Трое. Но двое из них раненые.

– Так, Казачина и Дымов, вы – идете с… сержантом. Ты, Ваня, кликни военврача, и вперед – за ранеными… Товарищ старший лейтенант – это уже мне, – смените военврача на посту.

Еще через сорок минут суеты, перемещений и хлопот все окруженцы были размещены на постой в большом сарае, где Док и занялся ранеными. Перед тем как сменить нашего медика на посту, я рекомендовал ему не светить перед окруженцами иновременными приблудами, а постараться оказать первую помощь и плотнее заняться целительством уже завтра поутру, на что Серега, как истинный последователь Гиппократа, послал меня далеко и надолго.

Еще через полчаса ко мне на пост пришел Иван и сообщил, что командование желает видеть меня в штабе, где сейчас проходит беседа с командиром артиллеристов.

ГЛАВА 8

Из разговора с молоденьким, только весной прибывшим из училища лейтенантом и старым, опытным сержантом мы узнали, что набредшие на нас семь человек – это остатки гарнизона одного из узлов Минского укрепрайона. Летеха (с помощью сержанта, конечно) командовал двухорудийным капониром, что стоял у шоссе в районе села Лумшино, примерно в десяти километрах к северовостоку от Заславля. Когда немцы начали ликвидацию «котла», артиллеристы успешно отбили первые атаки и даже, по их словам, подбили два танка, но потом части немногочисленного пехотного заполнения из 100й стрелковой дивизии отошли, и гарнизоны капонира и двух ближайших пулеметных дотов оказались предоставлены самим себе. Без связи и с весьма ограниченным запасом еды они отбивали атаки немцев еще три дня, но когда у них на глазах немецкие саперы один за другим подорвали два дота, расположенные примерно в километре по левому флангу, лейтенант Сотников принял решение прорываться к своим. Десять дней назад, когда они, подорвав оборудование дотов и спрятав на болоте два «максима» и одну «сорокапятку», вышли на прорыв, их было двадцать семь человек. К своим вышло семеро.

– Вы, товарищ майор, дайте команду доставить нас в Минск. Вы поймите, я не в тыл рвусь. Я знаю, артиллеристов сейчас не хватает! Особенно противотанкистов. А у нас опыт есть! Товарищ майор госбезопасности…

На лицо Фермера мне было больно смотреть.

– Вы, лейтенант, успокойтесь… – медленно и горько сказал он. – Но в Минск я вас отправить не могу. Немцы взяли его двадцать восьмого июня, а два дня назад ликвидировали остатки оборонявших город наших войск. Мы прибыли сюда по заданию командования для организации действий партизанских отрядов…

В этот момент Сотников, неверяще смотревший на нашего Сашу, заплакал… Заплакал помальчишески, навзрыд, вытирая глаза грязными кулаками… Мы остолбенели.

Саня откашлялся, а потом протянул Сотникову свою флягу:

– На, выпей, лейтенант. А потом спать иди. Это приказ.

Артиллерист схватил флягу и сделал здоровенный глоток. Ух, еж твою… Глаза у него полезли из орбит, слезы брызнули с новой силой, он разевал рот, как рыба, выброшенная на берег. Из жалости я сунул ему в руку стакан с водой. Я на вас бы посмотрел, если бы вы напиток «Специальный» так маханули. Это командир не подумал. В «Специальном» 64 градуса будет и травок разных много, поэтому во рту крепость не ощущается, но для непривычного горла – кошмар.

Поняв, что разговора сегодня не получится, командир сказал сакраментальное:

– По команде «Отбой!» наступает темное время суток! – И добавил свою любимую предотбойную присказку: – Кто последний спать ложится – тот дурак и гасит свет!

ГЛАВА 9

Взгляд со стороны. Бродяга.^[12]

Я не великий спец по научной части и не берусь объяснить, что такое с нами со всеми произошло. Только что были там, вдруг бац! – и мы лежим в кустах и смотрим на давно прошедшие события как их непосредственные участники. Как это вышло? А кто ж сейчас разберет? Легче от этого уж точно не будет. «Попала нога в колесо – пищи, а беги». Что произошло, потом думать будем, сейчас другие вопросы есть, поважнее.

Строго говоря, положение неважное. Реального боевого опыта у всей нашей группы не так уж и много. Фермер, Люк и у меня чуток. Причем у меня он крайне специфический, можно сказать, что и не боевой вовсе. Спецоперации – это все же не фронтовой опыт. Нет, быстро завалить двоихтроих в сшибке я и сейчас могу, даже и из чужого ствола или вовсе без него. Но тут несколько другие вещи надобны. Втроем с Фермером и Люком я бы и вовсе не задумывался, прошли бы куда надо и как надо. Тихо и без шума. Вопрос только, куда идти. Но вот такой сборной командой… Ребята молодцы, вписались в обстановку ровно, без особенных нервов и соплей, а ведь это все всерьез, тут пули не пластиковые. Да и первая кровь… это тоже не сахар, знаете ли. Артмолодец, я бы и сам в его годы лучше не сработал. Казачина все воспринял как должное, Док так и вовсе будто и не уходил отсюда никогда. Что тут, что в Подмосковье, свое дело знает добре. Для него пациент – он и в Африке пациент. Тотен же, как в руки реальный ствол взял, так вроде и подрос чуток, посерьезнел, подобрался както. Да ладно, друг друга знаем не первый год, тут все болееменее ясно. Игоря, конечно, жалко – по глупости, считай, нарвался. Да ведь нарываются всегда не по уму.

А вот окруженцы эти… Мент, ладно, он не пуганный еще всерьез. Озадаченный, растерянный – это есть. Зато страха в глазах нет, не успели его еще всерьез напугать. Один, может, и сгинул бы по дурости, а тут почувствовал за спиной поддержку, воспрял. Не бросили нас, помнят, вон, бойцов каких прислали! Для него майор госбезопасности фигура более чем серьезная. Начальником районного управления небось у него капитан был? Так что, когда я ему намекнул, что мы тут не просто погулять вышли и абы кого с собой брать не будем, он только что на цыпочки не встал.

– Цени доверие! – говорю. – Сам понимаешь, время нынче суровое, не всем верить можно. А ты, как сотрудник НКВД, знающий местные условия, должен оказать помощь спецгруппе.

Ну и все, поплыл парень. Бланков не было, я бы у него еще и подписку взял о неразглашении. Так что, когда Фермер Сотникова обрабатывал, он уже всеми силами помочь пытался. В меру своего разумения, конечно. А вот сам Сотников и бойцы его… Нет, воеватьто они будут, но вот есть в них какойто надлом, усталость. Куража нет, да и откуда ему быть? Да и воеватьто они будут по БУПу, а какой он был в 1941м? Работы с ними будет… лучше и не думать сейчас.

Ладно, что мы имеем на настоящий момент?

Начну с себя.

Честно признать, бегун или ползун из меня сейчас не тот, что лет двадцать назад. Учтем. Значит, бегать не надо. Да и ползать далеко – тоже ни к чему. Вывод – работаем издаля. Или тихо. Вопрос – чем? Снайперка у нас одна (и та – условная) у Люка. Значит, отпадает, ему тоже чемто работать надо. Остаются короткостволы. «ТТ» я уже разобрал, посмотрел – обычный ствол, не хуже и не лучше других. Для короткой сшибки, как на смолокурне, пойдет, для серьезной работы надо искать чтото другое. Ну, вот разве что к «нагану» глушак от «Сокома» присобачить? Барабан точно отработаем, это уже коечто. Мент, молодец, запасся патронами к «нагану». Так что десятка полтора патронов я у него реквизирую, ему еще штук двадцать останется. «Лезерман» с собой, займемся делом, все равно пока по дороге работать нельзя.

…Часа через два можно было уже критически посмотреть на плоды рук своих. Глушак на «наган» подогнал, правда, стрелять из него теперь только в упор, мушки нет, целиться не выйдет. Ладно, это не снайперская винтовка, сойдет. Два магазина патронов к «ТТ» я переснарядил нагановскими пулями. Это уже интереснее, далеко стрелять тоже не выйдет, зато на короткой дистанции такой вот гибрид свалит клиента независимо от места попадания. Хоть в плечо, хоть в пятку – все едино, более не боец. Значит, можно не выцеливать его так уж тщательно. Выигрываем в скорости стрельбы – это уже неплохо.

Ножи. «Стрела» у меня и у Фермера. Хороший нож, летает нормально. Мало их. Есть еще нож как раз для сшибки. Кидать нельзя, чем отмахиваться буду? Надо думать… Хотя, если Антона потрясти… У него с собой на выездах меньше пятишести ножей никогда не бывает. Больной он в этом вопросе.

Мин нормальных нет. Пара немецких «колотушек». Негусто, но и это – божий дар.

Связь и прочие технические фокусы?

Ну, хоть тут мы противнику не уступаем. А то и превосходим во многом.

Голова?

А вот это – уже серьезный козырь…

ГЛАВА 10

Утром меня разбудили голоса, доносящиеся снаружи. Спал я в большом сарае на чердаке, бок о бок с Бродягой, который наотрез отказался уходить от своих любимых радиоигрушек.

Подобравшись на четвереньках к слуховому оконцу, в котором даже стекла не было, я выглянул во двор. У большой бочки умывались Люк, Казачина и хмурый, невыспавшийся Док, а чуть поодаль толпились четверо вчерашних окруженцев. Интересно, что двое из них, совершеннейшие щеглы лет по девятнадцать, заинтересованно разглядывали «наших», но не знали, как завязать разговор, а вот двое бойцов постарше (явно четвертый десяток разменяли служивые) настороженно присели в тенечке у забора. На лбу одного из них лиловела здоровенная шишка, которую я разглядел, даже несмотря на разделявшие нас метров двадцать. «Да, крепко его вчера приложили!» – подумал я и стал спускаться с чердака.

Подойдя к нашим, я первым делом поинтересовался у Дока, как там раненые?

– Ничего особо страшного, но они без должного ухода по лесам сколько мотались? Так что им отдых нужен и питание здоровое.

– Ну, насчет питания, это мы как раз сегодня придумывать будем…

Я угостил Дока сигаретой.

– А ты как, намучился ночью?

– Да не, фигня. Просто нам похорошему госпиталь разворачивать надо. А то сколько таких еще будет. А у меня и бинтовто с гулькин хрен.

– Все будет путем, Серег! – постарался успокоить я нашего медика. – И лекарства, и перевязочные материалы добудем. Складов неоприходованных вокруг сколько!

Один из сидевших у забора бойцов встал и подошел ко мне:

– Товарищ… командир… Табачком не угостите? А то неделю, почитай, без курева… – сказал он, просительно глядя на нас.

Док сунул руку в карман штанов, собираясь достать оттуда пачку сигарет. Я остановил его, положив руку на плечо:

– Конечно, товарищ боец. А обращаться ко мне можно по званию – товарищ старший лейтенант. – И подумав, добавил: – Госбезопасности.

После чего достал из пачки сигарету, у которой я еще вчера заранее обрезал фильтр, и протянул солдату:

– А товарищ ваш, что же, не курит?

– Курит, отчего же, но он скромный у нас. Да и страшно ему, что вы из ГУГБ. Вон как его вчера отделали, а он из бывших «врагов народа», – добавил он вполголоса.

– Товарищ боец, подойдите сюда, пожалуйста! – обратился я к «ушибленному».

Тот с видимой неохотой поднялся и подошел ко мне:

– Рядовой Трошин, товарищ командир!

Я протянул ему сигарету:

– Вы на нас не обижайтесь, товарищ Трошин. Сами должны понимать, время военное, ночь. И потом, вас же не зарезали…

Трошин угрюмо посмотрел на меня, видимо раздумывая, как бы повежливее от меня отвязаться.

– Вы кем до войны были, товарищ боец?

– Военным.

– Кем именно? В каких войсках служили? Звание?

– А с чего вы решили, что я не рядовой, гражданин… – Он замялся, не зная, как ко мне обратиться.

– Не гражданин, а «товарищ старший лейтенант госбезопасности». Не в тюрьме вроде находимся.

– А вамто что за дело, товарищ старший лейтенант?

– Хотелось бы знать, с кем в ближайшее время воевать вместе придется.

Док, заинтересованно слушавший наш диалог, вдруг протянул Трошину руку:

– Военврач третьего ранга Кураев. Можно просто Сергей! – А когда тот удивленно пожал ему руку, добавил: – Вы со старшим лейтенантом Окуневым лучше не спорьте, а то он обидчивый очень – может для симметрии вам и второй глаз подбить! – И, подмигнув обалдевшему Трошину, заливисто расхохотался.

«Ну и шуточки у вас, товарищ КМН третьего ранга», – подумал я и в ответ на подобное представление быстро нажал на точку в основании Сережкиной шеи. Тот взвыл и отскочил на пару метров:

– Вот видите, товарищ Трошин, даже мне достается! – корча рожи, сказал Док. – Так что вы с ним поласковее будьте! Со всей, так сказать, нежностью…. Все, ухожу, ухожу, ухожу… К тому же меня там ранбольные уже зовут. И грудастые медсестры…

Однако своей выходкой наш доморощенный психолог таки разрядил обстановку. С обалделым видом и кривоватой улыбкой Трошин смотрел, как наш штатный «клоун» уходит в сарай.

– Так всетаки, товарищ Трошин, вы кем были? – продолжил я нашу прерванную беседу.

– Майором я был, комдивом.

– И что за дивизион был?

– Гаубичный.

– И когда же вас разжаловали в рядовые?

– А следствие начали, так и разжаловали.

– В каком году?

– В тридцать девятом.

– А почему не посадили?

– А то уж вам лучше знать, товарищ старший лейтенант госбезопасности, – и он выделил последнее слово голосом.

– Вас как зовут, боец Трошин?

– Вячеславом Сергеевичем.

– А меня – Антоном Олеговичем, так что будем знакомы, Вячеслав Сергеевич. И вы это – не дуйтесь как мышь на крупу. Сейчас не дуться, а воевать надо.

– Ага, вы навоюете, тото у вас бойцы толпами вокруг ходят и оружие грудами свалено… – И он вызывающе посмотрел на меня.

– И оружие будет, и бойцы. А что до умения, так мы вчера впятером неплохо штаб немецкого полка пощипали. И без своих потерь. А вы чем похвастаетесь?

– А мы стояли до конца!

– …и оставили свой пост без приказа. – Я понимал, что хамлю, но чтото майоросолдат борзеть начал. – И, кстати, для вас у меня работенка есть.

От моей вставки Трошин сбился и потерял напор.

– Возьмите остальных бойцов и соберите по сараям весь металлический мусор: обручи от бочек и кадушек, гвозди, в общем, все, что найдете.

– А это еще зачем? – опешил Трошин.

– Вам термин «готовый поражающий элемент» знаком, товарищ бывший майор? Если да, то выполняйте!

– А если нет? – Похоже, Трошин, поняв, что я «добрый», решил покачать права.

– А если «нет», то все равно выполняйте.

Неизвестно, сколько бы мы препирались, но в распахнувшуюся дверь «штабного» сарая выглянул командир и гаркнул:

– Внимание, у нас гости! Старший лейтенант, ко мне. А вы – за оружием в сарай! Быстро!

Поправив автомат, я подбежал к Саше.

– Так, Тотен с поста доложил, что к нам завернули две машины: какойто «предок „Круппа“» и «Блиц». На машинах маркировка… – Он заглянул в листок бумаги: – «ПИ Абт 173». Тотен сказал, ты можешь знать, кто это такие.

– Отдельный саперный батальон.

– И что им здесь могло понадобиться.

– Как что? Скипидар, конечно. Как скоро они здесь будут?

– Тотен сказал, минут пятнадцать у нас есть.

– Будем брать?

– А у нас выхода нет. Часть народа в разгоне, да и раненые у нас. Люк!

– Да, командир? – отозвался Люк, выходя изза сарая.

– Бери снайперку и в кусты. Так, артиллеристы, – обратил он внимание на окруженцев, с карабинами в руках вышедших из сарая, – прячьтесь за дровами и, как мы начнем, долбите немцев. Только не высовывайтесь!

Потом он повернулся ко мне:

– Как думаешь, сколько там народу может быть?

– От пяти до двадцати. В «Круппа» человек шесть влезает, а в «Блиц» и двадцать поместится, но хабарто они должны кудато грузить.

– Тогда ты с автоматом отсечешь их с тыла. Гранату возьми.

– На фиг, машины жалко.

– Нашел о чем жалеть.

– Ты только Тотена с поста не снимай, мало ли что.

– Не учи отца…

– Понял, командир. Разрешите идти?

– Давай, Тоха. Ты – наша главная огневая мощь.

Метнувшись в кусты, я выбрал позицию с тем расчетом, чтобы оказаться сзади от остановившихся машин. Краем глаза заметил Бродягу, который с двумя пистолетами в руках скрылся за сараем, что стоял ближе всего ко въезду на смолокурню. Фермер, невзирая на его почти двухметровый рост, бесследно растворился в зарослях.

Потянулись минуты ожидания. Наконец я услышал негромкий рокот моторов. Тотен не ошибся – впереди действительно ехал «предок „Круппа“» – многофункциональный армейский автомобиль L2 с очень необычным покатым капотом. В машине, не считая водителя, сидело еще пятеро. «Ну, Бродяге это – секунд на пять работы с двухто рук», – подумал я.

«А вот сколько гадов в „Блице“?» – На наше несчастье, легкий грузовик был тентованным.

Головная машина въехала на территорию смолокурни и остановилась почти точно напротив «штабного» сарая. Радостно переговариваясь, немцы вылезли и стали оглядываться. «Блиц» как раз затормозил, останавливаясь позади «Круппа». К сожалению, он закрыл от меня двух немцев. «Ну и фиг с ними, у меня другие заботы», – подумал я, поднимая к плечу «эмпэху», поскольку именно в этот момент изпод тента высунулись две пары рук и стали возиться с замками заднего борта. Нажав большим пальцем левой руки тангенту, я сказал в рацию:

– Здесь Арт. Я начинаю! – И двумя короткими очередями снял немцев, возившихся с замками. Практически в этот же момент за машинами часто захлопал «ТТ». Я перенес огонь в глубь кузова, целясь по верхнему краю борта. На смолокурне три раза выстрелили из винтовки. Тремя короткими очередями добив магазин, я поменял позицию, перекатившись через дорогу… В пару секунд поменяв магазин и взяв на прицел кузов «Опеля», я замер. Метрах в пяти от меня зашевелились кусты, и я, скосив глаза, увидел командира. Жестами он показал мне, что собирается «прогуляться» до грузовика. Ответным жестом я показал, что понял, и приготовился страховать его.

Согнувшись, Саня шустро преодолел несколько метров. И «крюком» забросил внутрь дымящуюся гранату, сопроводив это действие криком: «Гранатен!». Я вжал голову в плечи, ожидая взрыва. В кузове ктото панически закричал, и практически одновременно с громким хлопком нашей страйкбольной гранаты в облаке шариков через борт выпрыгнул немецкий солдат. Быстрый шаг, и от удара прикладом немец рухнул на землю.

Сноровисто связав немца куском шнура, командир повернулся ко мне:

– Ну что, посмотрим, что нам бог послал?

– А то! – ответил я.

Кроме трупов пяти немецких солдат, подстреленных мной, в кузове бог послал нам несколько комплектов шанцевого инструмента, немного взрывчатки и – самое ценное – подрывное оборудование. Свалив тела на землю, мы с Сашей собрали стволы покойных и пошли посмотреть, что есть «вкусненького» в «Круппе».

Когда мы обошли грузовик, то застали следующую сценку: Бродяга деловито и, скажем так, не очень гуманно шмонал немцев, а ошалелые окруженцы стояли в сторонке, судорожно сжимая в побелевших от напряжения кулаках свои короткие карабины. На лобовом стекле грузовика, прямо напротив места водителя, белела аккуратная дырочка – явно Люк свою снайперку опробовал. Заметив среди окруженцев эксмайора, я кивнул ему:

– Боец Трошин, возьмите еще двоих и разгрузите грузовик! И поаккуратнее: там взрывчатка! – скомандовал я.

Похоже, что Трошин, невзирая на долгую службу, никогда не видел, как за примерно минуту три человека уничтожают отделение противника, и тем более не видел, как один человек за пять секунд убивает шесть человек, стреляя из пистолетов с обеих рук. Поэтому солдатмайор беспрекословно бросился выполнять мое распоряжение, поминутно уважительно косясь на нас.

– Так, Шура, – обратился Фермер к Бродяге, – давай на пару с Казачиной оприходуйте вражеское имущество, а мы пока машины в тенек отгоним.

Технический уровень доставшегося мне «Круппа» значительно превосходил таковой у полуторки.

По крайней мере, электростартер у него был. Помучившись немного с тугим сцеплением, я с грехом пополам отогнал вездеход за сарай, где и принялся внимательно обыскивать трофей. Особенно меня порадовали офицерский планшет с крупномасштабной картой, найденный между сиденьями, и три круга домашней колбасы, которые я нашел в одном из ранцев, притороченных к борту машины. Сграбастав все скольконибудь ценное, я распихал добычу по ранцам и поволок в «штабной сарай».

В «предбаннике», где мы так удачно повязали окруженцев, я обнаружил пленного немца. Похоже, наш командир решил особенно не церемониться, поэтому фриц был подвешен на крюке, вбитом в стену. О нет, никакого анимэшного садизма! Просто наши зацепили веревку, связывавшую руки пленного, за крюк, так чтобы тот едва касался пола мысками своих сапог. Выражение лица, насколько я смог разглядеть под повязкой, удерживающей кляп, было далеко не радужное. Печаль, недоумение и тоска светились в глазах ефрейтора. Я его гдето понимал: резковат переход от герояпобедителя к тушке, подвешенной на крюке. Так и катарсис словить можно.

Вежливо постучавшись в перегородку, я заглянул в «командный отсек». Командир и Бродяга сидели с одной стороны стола, удивленноиспуганный Сотников – с другой. Между ними высилась груда разнообразной взрывоопасной фигни, извлеченной из кузова грузовика…

– О, товарищ старлей к нам пожаловал, – радостно сказал ШураДва, – сейчас с переводом нам поможет.

– Нашел чего? – поинтересовался командир.

Я поставил все три ранца рядом со столом и протянул ему карту:

– Вот, я быстренько глянул. Хотя бы понятно, в чьей полосе мы «танцевать» будем.

– А не все ли вам равно, кого резать и взрывать? – поинтересовался артиллерист.

– Конечно, нет. Есть цели стратегические, оперативные и тактические, – лекторским тоном начал Бродяга…

– Но о первых двух типах вам, товарищ лейтенант, – голосом выделил звание Сотникова Фермер, – знать не положено!

Лейтенант обиженно замолчал, но, видимо вспомнив, что все остальные в комнате, кроме него, старшие командиры, выдохнул и огрызаться не стал.

Бродяга протянул мне несколько коробок и, показав жестом, что, «мол, посмотри, что там», вместе с командиром углубился в изучение карты. Спустя пару минут оба начальника оторвались от этого увлекательного занятия:

– Да, говорила мне мама: «Учи иностранные языки, сынок. В жизни пригодится!» – сокрушенно проговорил СашаРаз. – А тут, блин, сплошные немецкие сокращения.

– Давай я посмотрю, – предложил я.

– А ты с коробками разобрался? – поинтересовался Бродяга.

– Да, в этой – обычные детонаторы, – сказал я, протягивая ему две коробки. – Видишь, так и написано: Sprengkapsel № 8.^[13] Если мне мой маразм не изменяет, они и «аммиачку» «завести» могут. Плавленый тол – точно раскочегарят. А это – электровоспламенители, но у нас своих вроде хватает.

Взяв карту, я попытался разобраться с непривычными немецкими обозначениями.

– О, мужики, а тут смолокурня наша отмечена. Карандашом. И сноска на полях – «Teerbrennerei».^[14]

– Это что такое? – спросил Фермер.

– А Аллах его знает! О, а в скобочках пометка – «Terpentin». Уже яснее – это – «скипидар» понемецки.

– Извините, товарищ старший лейтенант, а почему вы сейчас Аллаха упомянули? – влез в разговор Сотников.

– А мы с товарищем майором еще со Средней Азии вместе, вот и привыкли – там это быстро прилипает, – нашелся я. Всетаки тренированность в интеллигентских диспутах – великая вещь!

– Так, лирика – потом! Что ты еще там вычитал? – спросил командир.

– Судя по карте, мы уже во втором эшелоне немцев. Если исходить из тех сокращений, что я разобрал, то вокруг куча штабов и тыловых подразделений, типа саперов, артиллеристов, отдельных транспортных частей и немного пехоты.

– А подвижные соединения где?

– Уже за Березиной, дырки в нашей обороне нащупывают под Витебском и Оршей.

– Так, тылы – это самый цимес! – вступил Бродяга. – Нам бы групп пять толковых организовать – так половину Белоруссии перекроем.

Сотников с сомнением посмотрел на него:

– Что, лейтенант, не веришь? А ведь нам – только шоссейки перекрыть. Ну, и для профилактики – железку.

– Но почему?

– У немцев колея другая, и подвижного состава не хватает. Перегружать приходится.

Я вгляделся в карту:

– Здесь есть несколько мостов: у Боубли, Прудища и Аароновой Слободы, если их взорвать, то на недельку шоссе от Рогово на Минск мы заблокируем. Если я правильно определился, мы сейчас здесь, – я ткнул пальцем в карту, – между Колоницами и Кутой. А это значит, что это самое шоссе проходит чуть югозападнее «нашего» леса. Далее, мост у Прудищ является ответвлением шоссе на Заславль. Так?

Командиры, внимательно следившие за моим пальцем, согласно кивнули.

– А потом я предлагаю пошалить на трассе, идущей от Радошковичей на восток. Если получится, то сможем создать некоторые проблемы с переброской войск и снабжения к Березине. И еще, я считаю, что надо определиться, остаются ли уровцы с нами или идут на соединение к фронту. Вы что скажете, лейтенант?

Фермер задумчиво посмотрел на Сотникова, потом на меня:

– Ты, Антон, иди пока, а мы с товарищем лейтенантом побеседуем.

Выйдя на «двор», я обнаружил, что окруженцы, видимо, уверовав в наши боевые качества и почувствовав себя в полной безопасности, с комфортом расположились на солнышке и предаются, как писали в старину, «томной неге». «Непорядок!» – подумал я, к тому же для реализации одной идеи, пришедшей мне на ум буквально десять минут назад, требовались рабочие руки.

– Сержант Несвидов!

– Я!

– Отберите еще двоих. У меня есть для вас задание.

– Понял, товарищ старший лейтенант.

К моему удивлению, он выбрал Трошина, хотя, казалось бы, мог дать отдохнуть пожилому, по армейским меркам, бойцу, и одного из молодых.

– Так, товарищи, первая часть задания не очень приятная – надо раздеть немцев. И рассортировать их форму. Без следов пуль и пятен крови отложите в сторону. Остальное отнесете к штабу. Задача ясна?

– Да. – По лицам всех троих было видно, что мое предложение их не радует.

– Боец Трошин, вы собрали металлические обломки?

– Нет. Так немцы же приехали…

– Сержант, придется изменить наши планы. Боец Трошин будет выполнять другую работу… А я ему помогу.

Отправив Трошина копаться в сараях, я пошел к «Опелю» в раздумьях, как его можно каннибализировать. И первое, что я увидел, были противогрязевые цепи, закрепленные на бортах машины. «Вот и славно, трампампам…» Притащив цепи к сараю, я помог Трошину с поисками металлического хлама, заодно собрав валяющиеся в траве гильзы. Вся эта суета заняла около получаса. Сержант и бойцы как раз закончили обдирать немцев и подошли к «штабу» с охапками окровавленного сукна.

– Так, боец… Хотя нет, тут двое нужны. Вы двое, – я ткнул рукой в «молодых», – принесите из сарая кадушку с «живицей».

– С чем?

– Городской, что ли? – спросил я.

– Да. Из Москвы.

– Это хорошо, земляк, значит. Сержант, покажите им кадушку, – это уже Несвидову.

Когда бойцы под чутким руководством сержанта притащили не такую уж и легкую кадушку, я взял один из «попорченных» мундиров и расстелил его на траве.

– Так, лейте смолу на него. Тонкой струей.

Когда смола тонким слоем покрыла сукно, я остановил бойцов. Трошин задумчиво глядел на все эти непонятные манипуляции. Взяв пару горстей ржавых гроздей, я высыпал их на смолу, а потом добавил и все собранные гильзы. «Хм, маловато будет», – подумал я.

В этот момент Трошин, видимо, решил, что с него хватит:

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а зачем все это?

– Это, товарищ Трошин, осколочная матрица.

– Что?

Я добавил еще металлических обломков, после чего сложил мундир пополам, так, чтобы смола и металл остались внутри. Повернувшись к бывшему майору, сказал:

– Смола немного подсохнет, и матрица будет готова.

– Да, но зачем?

– Накладываем получившийся пакет на любой заряд взрывчатки и… Дальше рассказывать надо?

– Нет, не надо, – ответил эксмайор, рассматривая меня с какимто новым выражением на лице.

– Да, кстати, оторвите у мундиров рукава – они для накладных зарядов подойдут. И пуговицы спорите – как шрапнель будут! – Подумав, я усмехнулся. – А представьте, найдут они немецкого солдата с немецкой пуговицей во лбу. Сюрреализм, да и только!

Все рассмеялись, а Трошин посмотрел на меня с еще более удивленным видом. Наверное, я его «сюрреализмом» так зацепил.

Подождав, пока бойцы отсмеются, я направил двоих за кадушками, а сержанта – за взрывчаткой.

Когда четыре единицы бочкотары были доставлены, я велел рядовым проделать отверстия в днищах кадушек, причем точно по центру:

– А как это сделать, вам расскажет боец Трошин, он в тригонометрии дока!

Тут один из солдат, принесших деревянную тару, спросил:

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а там немец на стене висит, вы что с ним делать будете?

– «Выпотрошим».

На лице бойца явственно отразился испуг.

– Тьфу ты, это жаргон такой, разведывательный. «Выпотрошим» означает, что мы его допросим в быстром темпе.

– А, тогда понятно… – неуверенно протянул боец.

Очень удачно в этот момент на дороге показался Тотен, только что сменившийся с поста. Увидев меня, он радостно замахал рукой. Когда Алик подошел к нам, то сразу же начал расспрашивать, как прошел бой.

– Нормально. Они и дернуться не успели. Всех положили, кроме одного. И ты нам нужен. Сейчас допрашивать будем.

Заглянув в «штаб», я попросил Бродягу продолжить изготовление фугасов, а сам вместе с Фермером и Тотеном пошел за выгородку к немцу. Тот попрежнему висел на крюке, правда, судя по тому, как его скособочило, мышцы спины у него уже болели не подетски.

– Guten Tag,^[15] – поздоровался вежливый Тотен.

«Он бы ему еще располагаться поудобнее предложил», – подумал я.

Немец презрительно посмотрел на нас. Ну еще бы, ведь в плен он попал по чистой случайности, хитрые азиатские недочеловеки обманули арийца.

– Sprechen sie Russisch?^[16] – начал Тотен.

Ответом была презрительная улыбка.

– Woher kommen Sie?^[17]

Та же реакция.

– Тох, объясни клиенту, что он неправ! – Похоже, командиру быстро надоело хамство пленного.

– Грубо или больно?

– Больно.

Подойдя к пленному, я хлестко, с оттягом, расслабленной кистью ударил немца по ребрам. Он взвыл и попытался брыкнуть меня ногами, чем еще больше усилил боль в напряженных межреберных мышцах. Глухо охнув, он повис на крюке. Кивком предложив Тотену продолжать, я отошел на пару шагов.

– Woher kommen Sie? Nennen Sie das Dorf, die Stadt?^[18]

Немец продолжал молчать.

Еще один хлест по ребрам. Вой.

В задумчивости отойдя на пару шагов и разглядывая немца, я машинально начал напевать одну из своих любимых песенок:

Пленный вздрогнул и пристально уставился на меня. Не знаю, что он там подумал, наверное, решил, что я кровавый маньяк.

– Алик, переведи оберпионеру Штрауссу, что это гестаповцы приезжали к нам, в НКВД, на стажировку, а не мы к ним… – Я решил еще немного подавить на пленного без применения физического насилия.

Алик послушно перевел.

– Кстати, герр Штраусс, а вы знаете, какое у этого милого переводчика прозвище среди своих? Переводи, Алик, не тормози. Тотенкопф!

Тотен поперхнулся, а Фермер в углу неопределенно хмыкнул, скорее всего, он несколько обалдел от моего творческого подхода.

– Итак, вы будете отвечать, Штраусс, или предпочтете, чтобы в письме вашим родным было написано: «К сожалению, голову вашего сына мы так и не нашли… А тело было опознано по прибитому к грудной клетке большим ржавым гвоздем жетону»? – «О боже, что же я несу!» – возникла в голове мысль.

Но после перевода последней фразы немец открыл рот и «запел». Алик только и успевал переводить. «Да, надо учить немецкий, а то вообще ни черта не понимаю, – пронеслось в голове, – а то английский – в совершенстве, поиспански – могу читать и худобедно объясняться, а понемецки – только понимать отдельные слова. Да и то, разборчиво напечатанные».

Далее, чтобы не утомлять читателя иностранным языком, приведу уже перевод беседы:

– Мы приехали из Zaslavl.

– С какой целью?

– Нашему сто семьдесят третьему отдельному саперному батальону приказали привести в порядок Старую Дорогу (шоссе Молодечно – Минск). Местные жители сообщили, что здесь мы можем достать Terpentin.^[20] (Тотен не знал этого слова, но я, как химикорганик по первому образованию, знал.) Он нам нужен для проведения покрасочных работ. Лейтенант Баер, он ехал в первой машине, для охраны взял с собой все наше отделение. Мы также должны были установить возможность использования этой смолокурни для нужд наших войск.

– Когда в части ожидают вашего возвращения?

– Не раньше восемнадцати нольноль.

Я бросил взгляд на часы, стрелки показывали половину второго.

– Какие еще ваши подразделения находятся в командировках? – Я поймал вопросительный взгляд командира и сделал ему успокаивающий жест рукой. Мол, все в порядке.

– Господин офицер, я всего лишь солдат… – Казалось, что этот долговязый немец сейчас заплачет.

– Sie lugen! Antworten!^[21] – гаркнул я, использовав почти весь свой небогатый словарный запас.

Немец вздрогнул и продолжил:

– Я не знаю, господин офицер, я правда не знаю! Я только слышал от приятеля из второго взвода, что завтра они должны поехать в поселок Boubli, чтобы подлатать там мост. Он говорил, что его немного повредили во время наступления – местами сожгли настил, а потом повреждений добавили проходящие колонны. И еще он говорил, что они там будут осматривать бетонные укрепления русских.

Я бросил выразительный взгляд на Фермера.

– Как зовут командира этого взвода?

– Оберлейтенант Бронски.

Повернувшись к командиру, я спросил:

– Саш, вы еще его потеребите, а то я чтото подустал, да и в деревню собираться надо, за хавчиком.

– Да, конечно, иди. Неплохо у тебя вышло для первого раза.

На дворе Бродяга заканчивал доделывать фугасы. Увидев меня, он махнул рукой, подзывая:

– Тоша, ну как там успехи?

– Все путем. Раскололся. Но вот связанных бить не могу, не мое это.

– «Надо, Федя. Надо!» – процитировал Бродяга старую комедию.

– Да знаю, что надо, но воротит. Но я его и так уболтал. Да, чуть не забыл, как ты думаешь, в чем мне в деревню пойти? В «камке», я думаю, не стоит.

– Точно, не стоит. О, я, когда с рацией возился, на чердаке хламиду холщовую нашел. Она немного смолой заляпана, так я думал как растопку использовать. Сходи возьми.

В сарае я встретил Люка, который, следуя старому солдатскому правилу, отдыхал – пока можно.

– Ну что там слышно? – поинтересовался он.

– Немца разговорили.

– И что сказал интересного?

– До вечера их не хватятся.

– Эт хорошо. Эт приятно. Работать когда будем?

– Я думаю, вечерком. Сначала с окруженцами вопрос решить нужно.

– А чего там решать. Их обучить мальца, и в бой.

– Не все так просто. Они по уставу партизанить могут только в самыхрассамых случаях.

– Дикие люди – дети гор!

Определенно мои друзья – большие поклонники Гайдая.

– А ты что делать собираешься? – продолжил Люк.

– В деревню с Казачиной пойдем. За хавчиком. Вот только на что менять – ума не приложу.

– А на это! – В руках у Люка появились старомодные наручные часы.

– Откуда дровишки?

– Да еще вчера, когда тех немцев прятал, – с документами отжал. Не с ДжиШоком же на руке рассекать.

– Верно. Угости сигаретой, я свои в штабе оставил.

Мы закурили Санин «Беломор». Не удивляйтесь, он всегда его на выезды берет. Привычка такая у человека.

– Ты как себя чувствуешь? – вдруг спросил Люк. – Не кошмарит?

– Нет. А что, должно?

– Вообщето да… У нас с командирами всетаки опыт какойникакой есть, а вот вы…

– Знаешь, Саня… Если честно, я пока не очень въехал. Иной раз мозгом понимаю, что это не игра ни разу, а вот не страшно пока. И немцы зарезанные ночью пока не приходили.

– Повезло. Мне мой первый «дух» года три снился… Ну, поживем – увидим…

Потом я искал упомянутую Бродягой «хламиду». Нашел. Да, если это – «немного смолой запачкано», то я – Дэн Сяопин! Ну, ничего, издалека, может, за крестьянина сойду. Поменяв куртку на это «нечто», я задумался о штанах. Мои понтовые «немецкоспецурные» брюки плохо гармонировали с остальным нарядом. О, есть идея! У меня в бауле треники лежат. «Пумовские», темносиние. Так, и ботинки на кроссовки махнуть надо.

Когда я вышел из «радиосарая» и направился к «штабу», где лежали мои баул и рюкзак, меня перехватил эксмайор:

– Товарищ старший лейтенант, можно вас на минуту.

– Да, слушаю вас, Вячеслав Сергеевич.

Он удивленно поднял брови, видимо, не ожидал, что я запомнил его имяотчество.

– Товарищ старший лейтенант, можно мне с вами остаться?

– В смысле?

– Лейтенант Сотников провел с нами беседу. Он приказал идти на прорыв. Говорит, что устав обязывает.

– Ну, так идите, я что, вам запрещаю?

– Я хотел бы остаться с вашей группой.

– Почему?

– Видите ли, товарищ старший лейтенант…

– А давайте без козыряния, лады?

– Видите ли, Антон Олегович, я в армии – всю жизнь. Но то, что я увидел этим утром, меня очень удивило. Не перебивайте меня, пожалуйста. Поймите, мы готовились к войне много лет. И что, спросите вы? А вот то! Две недели – и Минск сдали. По моим расчетам, немцы, если они такой же темп сохранили, уже должны к Смоленску подходить. Я видел, как мы воевали. Да, героизм, да – стойкость. На наших глазах батальон шестьдесят четвертой дивизии в контратаку ходил. Их подняли на пулеметы на трехстах метрах. Так они и ста шагов не пробежали – немцы половину выкосили. А вечером они снова в атаку пошли. И снова с большого расстояния в полный рост. А как рядовые у нас стреляют, я знаю не понаслышке, да и вы, я думаю, тоже.

А то, что вы сегодня мне с утра показали, – это чтото невероятное. Уж поверьте, я в армии – пятнадцать лет. Три человека за минуту расправились с отделением! Я лежал с остальными за бревнами, так мы по разу из винтовок пальнули, да и то когда вы уже все закончили. Вы воевать умеете! И я хочу воевать вместе с вами!

– Так, Вячеслав Сергеевич, эти вопросы решаю не я, а командир, но я ему передам вашу просьбу. Да, у меня для вас еще одно задание есть.

– Какое же?

– Вы наверняка знаете расположение окружных артскладов, так?

– Раньше знал, но я уже два года как рядовой, к тому же я раньше в Киевском военном округе служил.

– Не надо кокетничать! Я не думаю, что вы пропускали такую информацию мимо ушей. Так что, пока я в деревню, вы вспомните и доложите капитану или майору. Договорились?

– Да.

ГЛАВА 11

Пока я переодевался и докладывал командиру о «брожении умов», к нам присоединился Бродяга. Послушав немного о разброде и шатаниях, он хмыкнул и изрек:

– Майоргаубичник? Да полезный персонаж, почему бы его не оставить. Вот только проверить его надо! А то вдруг он нас немцам сдать хочет?

– А на фига ему это?

– Советской властью он сильно обижен. Где, говоришь, он лямку до этого тянул?

– По словам сержанта, в КОВО.

– Ага, значит, скорее всего, из «тухачевцев», хотя, может, и что другое с ним случилось.

– А это ты с чего взял? – вмешался в разговор Фермер.

– Саш, у нас с тобой «заточка» разная. Вас, армейцев, все эти тонкости не касались, а я и в комендатурах послужил, и на курсы «повышения кривофикакции» ездил. Так что об этом могу с уверенностью говорить. Скорее всего, он не из «преторианцев», иначе давно в овраге бы гнил… Ладно, я к нему присмотрюсь.

В дверь сарая постучали.

– Входите, открыто! – крикнул Фермер, а Бродяга, сделав мне знак приготовиться, достал из кобуры «ТТ».

Но напрасно мы так волновались – это был лейтенант Сотников. Странно было только то, что он не стал заходить внутрь, а переминался с ноги на ногу у порога.

– Что случилось, лейтенант? – сурово спросил командир.

– Товарищ майор госбезопасности, мы собираемся уходить, и я хотел бы с вами об этом поговорить.

– Мы уже разговаривали об этом, лейтенант!

Наверное, я чтото пропустил, так как не очень понимал, к чему весь этот разговор.

– Мои бойцы хотят тоже спросить вас о сложившейся ситуации.

– Ну, пойдем поговорим… Товарищ капитан, и вы, товарищ старший лейтенант, пойдемте со мной.

Выходя вслед за двумя Сашами из сарая, я только подумал: «К чему такая официальность?» – Но, увидев собравшихся перед сараем окруженцев, решил оставить рефлексии на потом.

– Слушаю вас, товарищи бойцы, – сказал Фермер.

Вперед выступил сержант Несвидов.

– Товарищ майор госбезопасности, – со значением начал он, – нам товарищ лейтенант дал приказ идти на прорыв.

– И что? Он ваш командир.

– Но многие из нас хотят остаться с вашей группой.

«Вот как, уже многие?» – подумал я.

– И что вас смущает, сержант. Оставайтесь.

– Но лейтенант, ссылаясь на устав, говорит, что это – воинское преступление. Дезертирство.

– Тут лейтенант Сотников немного заблуждается. Вы же не домой собрались и не в ближайшее женское общежитие. Оставшиеся с нами после рассмотрения кандидатур и проверки будут приняты в Особую разведывательнодиверсионную группу госбезопасности. – Саша говорил веско, тяжело, как будто чеканя слова из тяжелой звонкой бронзы. – Легко не будет никому: ни тем, кто решит пробиваться к своим, ни тем, кто решит остаться.

В беседу вступил Сотников, его ломающийся юный голос разительно контрастировал с хриплым баритоном Фермера:

– Товарищи бойцы, ну как вы не понимаете?! Фронт нуждается в вас, артиллеристах. Мы обязаны пробиваться к своим. Они недалеко! А эти неизвестные люди… Да вы даже документы их не видели…

– Ну ты и сука! – проговорил ктото в заднем ряду. По моим ощущениям, это был Трошин.

Услышав эту сентенцию, лейтенант поперхнулся и растерянно начал вглядываться в своих бойцов, рука его при этом потянулась к кобуре.

– Кто?! Кто это сказал?! – Ломающийся тенорок летехи был полон гнева.

– Ну, я! – Как я и предполагал, это был бывший майор.

– Да я… Да я тебя расстреляю! «Троцкист», сволочь, «враг народа»!

– Да и стреляй! Только погоди, я в сторонку отойду, чтобы мужиков не забрызгало… – И Трошин действительно сделал несколько шагов в сторону.

– А ну! Отставить! Смиррна! – даже не сказал, а проревел Фермер. Да так, что не только окруженцы, но и мы непроизвольно свели пятки и развели носки, а сами вытянулись в струнку.

– Лейтенант! Какое. Вы. Имеете. Право. В присутствии старшего по званию заниматься самосудом? Радоваться надо, что бойцы ваши в бой рвутся. Да, кстати… Вы обстановку на сегодняшний день знаете? Ну, в смысле – куда вам пробиваться надо будет? Нет? Товарищ старший лейтенант госбезопасности, – обратился он ко мне, – доложите товарищам обстановку!

«О черт! Что же там у нас»? – Я начал судорожно вспоминать сражения и даты. Потом плюнул и, после получившейся «мхатовской паузы», начал говорить:

– Согласно данным радиоперехватов, а также допроса пленного, в настоящее время наши войска обороняются на линии Витебск – Орша – Могилев – Бобруйск… – Ктото из бойцов охнул. – Значительные силы Западного фронта отступили в леса между Борисовым и Лепелем, и борьба с ними возложена на пехотные подразделения второго эшелона Группы армий «Центр». Вкратце примерно так. То есть до линии фронта отсюда – чтото около двухсот километров.

Окруженцы ошарашенно молчали. А наш командир продолжал:

– Карты у вас нет, компаса нет! А если бы и были, то не уверен, что вы ими умеете пользоваться. Ну, может быть, кроме него, – и Саша кивнул в сторону стоявшего поодаль Трошина.

– Продовольствия у вас нет, патронов – на четверть часа нормального боя. На руках – двое раненых. И вы собираетесь пройти две сотни километров по вражеским тылам. Просто пройти, не вступая в бои, не нанося немцам вреда? Так пи… идите, скатертью дорога!

Сотников приободренно вскинул голову, но Фермер продолжал:

– Только есть еще одно «но»! Вы встречались с нашей группой, видели наши лица, а гарантий, что вы не попадете в плен к немцам и не «расколетесь» при допросе, у меня нет.

– Вы! Вы что, не доверяете нам, советским людям? – взвился Сотников.

– Нет, если бы не доверял, то оружие бы вам не оставил. Кстати, товарищ лейтенант, что говорит устав про субординацию и единоначалие?

Лейтенант совсем сник Командир откашлялся:

– Слушай мою команду! Кто хочет остаться с группой – два шага вперед!

Вперед не шагнул только один – тот самый молодой москвич, с которым я разговаривал утром.

Фермер оглядел пятерых новых бойцов нашего отряда:

– Сержант, ко мне!

Внимательно посмотрев ему в глаза, Саша продолжил:

– Распределите дежурства для бойцов. Мне нужен еще один пост с того направления, по которому вы вчера вышли на нас.

– Слушаюсь, товарищ майор госбезопасности! Отделение! Ко мне!

– Сержант, отведите людей в большой сарай.

Когда артиллеристы скрылись в сарае, Фермер подошел к лейтенанту:

– Вот что, Сотников, до темноты я вас не отпущу. Вопервых, надо вам хоть скольконибудь еды с собой дать. Вовторых, дорогу вы по свету не пересечете. И втретьих, отпускать вас, пока группа не готова к передислокации, было бы верхом глупости. Так что побудете пока тут.

После чего повернулся и, позвав нас с Бродягой взмахом руки, скрылся в «штабе».

На коротком военном совете с участием Фермера, Бродяги, меня и Люка, был составлен план действий на остаток дня.

1. Я и Тотен идем в деревню Куты за провиантом.

2. Люк, Казак и Бродяга едут на мотоцикле для минирования шоссе фугасами. Точнее, едут Люк и фугасы, а два взрывника топают пешком.

3. За время нашего отсутствия командир вместе с Доком, Дымовым и окруженцами готовятся к переносу базы на другое место с использованием двух автомашин. Как сказал командир: «На колесах нас никто не ждет. Они окруженцев по лесам отлавливать будут».

ГЛАВА 12

За продуктами мы с Аликом вышли около трех часов дня. Согласно карте деревня находилась примерно в полутора километрах, если считать по прямой, от нашего лагеря. Вот только на пути располагалось приличных размеров болото. Через топь мне лезть совершенно не хотелось, поэтому мы отмахали около двух кэмэ. Сорок минут ходьбы по лесу здорово подняли мне настроение, порядком подпорченное разборкой с лейтенантом.

Когда до деревни, по моим прикидкам, оставалось полкилометра, мы устроили с Тотеном маленькое совещание. Надо сказать, что у нас в команде Тотен – боец моего отделения, и мы с ним частенько хаживали в дозоры и патрули, так что понимаем друг друга если и не с полуслова, то уж с пары слов – точно.

– Алик, в деревню я пойду один, это не обсуждается. Ты страхуешь меня с опушки. Если заметишь немцев – стреляй в воздух один раз и отходи метров на сто в лес.

– Погоди, Тоша, а ты что же, без оружия пойдешь?

– Ну почему же без оружия, – ответил я, демонстрируя маленький складной нож, который как раз в этот момент прятал в кроссовке.

– Да ты что? С ножом против автоматов? – не унимался Алик.

– Да ты пойми, я не воевать туда иду, а разведывать и торговать. Все будет путем.

Надо, пожалуй, описать мой внешний вид: холщовая безразмерная рубаха, густо заляпанная смолой, просторные черные тренировочные штаны и черные же «тактические» кроссовки. На спине у меня висел полупустой «сидор», позаимствованный у одного из артиллеристов, а в руках я держал приличных размеров палку. Никакого гражданского головного убора, кроме кожаной кепки, невесть как оказавшейся в рюкзаке у Дока, для меня не нашлось, поэтому мне казалось, что моему прикиду вполне мог позавидовать клоун из цирка на Цветном бульваре.

Я с беспечным видом шел к селу, а в голове моей вертелось: «А ведь это только второй день „нашей“ войны! Но события всего лишь недельной давности кажутся такими далекими, а проблемы – мелкими. Увижу ли я жену и сына? Кто все это нам устроил? А я ведь людей убил!» И снова по кругу: «Как там мои? Кто и зачем нам такую подляну сделал? Справимся ли? Да и вообще, получится ли у нас пережить эту войну?». Так, занимаясь самокопанием, я и дошел до деревни. Село было не то чтобы крупным, но солидным. Гавкали собаки, изредка доносилось мычание коровы. Идиллическую картину портил только сгоревший остов грузовика на обочине дороги да торчащие в поле станины лафета противотанковой пушки. Однако на первый взгляд никаких войск в деревне не было. Добравшись до крайнего дома, я с приветливой улыбкой постучал в калитку:

– Эй, хозяева! Есть кто?

Грубый мужской голос изза забора спросил:

– Кто такой? Чаго табе?

– Беженец я. Еды бы купить у вас хотел.

– А на кой нам гроши твае?

– Ну, может, на часы сменяете чегонито?

– Не. Гадинники нам без нужды.

Пройдя с таким же результатом еще три дома, я уже начал было сомневаться в успехе моей миссии.

Но тут у большого дома, стоящего почти в самом центре деревни, мне повезло.

– Часы? – В голосе послышалась заинтересованность. – А ну покажь!

Отчегото этот говор мне показался несколько отличающимся от всех, что я слышал в деревне. Хотя здесь же еще Союз – поперемешались все, и хозяин этого дома вполне мог быть откуданибудь с Вологодчины или из Подмосковья.

– Как же я вам их покажу? Вы за забором стоите.

– А ты их сюда перекинь.

«Ха, нашел дурака. Гранату я бы тебе, куркулю, перекинул», – подумал я, но ничего такого, конечно, не сказал.

– А вдруг обманете… Нет, не перекину.

– Тогда держи их в руке, я щаз калитку приоткрою и посмотрю.

Держа часы в левой руке, я приготовился долго ждать. Но калитка распахнулась на удивление быстро… И в грудь мне уперлись стволы охотничьего ружья. Скосив глаза, я увидел взведенные курки.

– Э, хозяин, что за шутки? – начал было я, рассматривая коренастого селянина лет сорока, как раз и державшего меня на прицеле.

– Так времято сейчас военное. Нутка, покаж часики!

Я медленно помахал рукой с зажатыми часами.

– И чего за них хочешь?

– Хлеба, ну и картошки в сидор насыпать.

– Это можно. Вон, клеть видишь? – И суровый крестьянин кивнул головой в сторону сарая, стоявшего в глубине двора.

– Вижу.

– Вот и шагай туда. Да не балуй, а то стрельну! – Голос говорившего был совсем не угрожающим, а скорее ленивым.

Конвоируемый «пейзанином», я поплелся к сараю. Когда до сарая оставалась пара метров, мой конвоир сказал:

– Так, часики на землю положи, а сам в сарай иди, там в глубине ларь стоит – насыплешь себе в сидор картопли, сколько влезет.

ГЛАВА 13

Взгляд со стороны. Тотен.^[22]

Ну что же, вот оно. Теперь все понастоящему. Никаких тебе криков «Попал!». Если попадут, убьют к чертовой матери. И никаких идиотизмов вроде: «Император защитит»… – Мысли роились, наскакивая друг на друга. «Интересно, как там драгоценная моя? И Мишка? Увижу ли их еще?»

В голове творился форменный бардак. До этого момента думать было особо некогда, а теперь, во время этой «прогулки» до деревни, мысли как будто ктото выпустил на волю, и они, словно дикие пчелы, устроили настоящий хаос в голове. Вспомнив принцип «мысли пачкают мозги», он попытался их унять, сконцентрировавшись на рутине: «Спокойно, с пятки на носок… веточка… обходим, смотрим вправо. Кусты шевелятся? Показалось…». Через некоторое время таких самоувещеваний голова несколько прочистилась, и мысли уже можно было хоть както внятно структурировать.

«Как сюда попали – непонятно. Дырки во времени и прочая научная и не очень фантастика? Да, пожалуй, и неважно уже. Карты сданы, и придется играть тем, что на руках. А на руках у нас сорок первый год. Жесть… Одно успокаивает: вокруг ребята, которые могут научить буквально всему, лишь бы первую стычку свою пережить. Выжить – вот и все, что нужно. А дальше времени вагон: будет возможность и стрельбу подтянуть, и азы рукопашки освоить. Хорошо еще, здоровьем своим вовремя озаботился, и физуха теперь в болееменее пристойном состоянии. Так что шансы есть, и неплохие».

Идти с немецким карабином по лесу было непривычно – слишком длинный. Постоянно приходилось смотреть, чтобы не зацепиться за ветку стволом или прикладом. Это не современные (хотя что теперь значит «современное»?) автоматы, легкие и, главное, короткие. С привычной игрушечной «G36»^[23] или «М4»^[24] он мог пройти бог знает сколько километров, а потом еще и действовать болееменее эффективно. А теперь «мышечную память» придется загрузить еще и немецкой винтовкой. Тяжесть – это ерунда, да и распределен вес очень грамотно, «кар» – все же удобное и прикладистое оружие. Длинный вот только, собака, придется к этому привыкать, но еще неизвестно, что лучше, «кар» или «МП38», который «по ощущениям» тяжелее.

«Надо будет на досуге научиться правильно вскидывать винтовку, а то не зря командир ругался на то, что у „привода“ вообще нет отдачи. Да и Тоха с Люком только презрительно хмыкали, когда видели когонибудь из страйкболистов, палящего из „калаша“ с одной руки. Боже мой, сколько же всего нужно освоить!

Пострелять из „девяностовосьмого“ „в жизни“ както не пришлось. Из „мосинки“ стрелял, даже собратьразобрать могу. Может, стоило взять ее? Впрочем, будем надеяться, занимательное ежевечернее чтение не пройдет даром: Колян „Берсерк“ столько книг по оружейке подогнал в свое время – читать не перечитать. Хорошо, что былое увлечение „германщиной“ сказалось, и книжки по „девяносто восьмому“ и „тридцать четвертому“ были изучены первыми и внимательно. С „эмгачем“ и так все понятно, а с „каром“ разбираться придется».

Хрусть!

«Бл… под ноги… внимательнее… Теперь каждая минута – учеба, каждая секунда! Внимательно… Это у ребят от двух до двадцати лет военной службы с участием, у тебя только те несколько лет, что ты – „солдат выходного дня“.

Приятно, конечно, когда Шура говорит, что я достиг состояния „чуткий воин“, но шаромет – одно, а настоящий лес – совсем иное…

„Внимательно… Выжить – вот и вся твоя задача на сегодняшний день. Выжить, а дальше уже будем разбираться, как возвращаться – „своим ходом, год за годом“ (интересно, откуда эта цитата? Забыл…) или переносом каким“. Мысли пачкают мозги, так что смотрим по сторонам и перестаем думать, пора смотреть, слушать и чувствовать».

И он обратился в слух, зрение и обоняние.

ГЛАВА 14

Когда я зашел в сарай, вглядываясь в царивший там полумрак, дверь за мной с противным скрипом захлопнулась. «Вот попал!» – пронеслось у меня в голове. Спустя пару мгновений я понял, что в сарае я не один – в дальнем углу ктото встал с соломы, покрывавшей земляной пол.

– Эй, хозяин, ты чего? – громко спросил я, пиная дверь. – Выпусти!

– Посиди пока, служивый! – донеслось изза двери.

Я примерился, собираясь попробовать вынести дверь ударом ноги.

– Не советую, мы пробовали. А эта сволочь обещала жаканом через дверь стрельнуть, если шуметь будем… – раздалось у меня за спиной. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Скрывавшийся в полумраке собеседник между тем продолжал:

– Ну, будем знакомиться?

Однако в этот момент мой пленитель заорал комуто во дворе:

– Семка, етить тебя налево! Где ты? А ну полезай на клеть да маши хосподам официрам. А то в клети уже пятеро спойматых.

Из темноты ко мне вышли трое в военной форме. Правда, выглядели они похуже, чем «наши» окруженцы. У одного был синяк вполлица, а шею другого украшала повязка из грязнущего бинта. В петлицах третьего я разглядел три треугольника, причем, судя по отсутствию других эмблем, он был из пехоты.

– Так знакомиться будем? – повторил старший сержант.

– Можно и познакомиться.

В этот момент человек, до этого сидевший в дальнем углу, встал и сделал несколько шагов ко мне.

«Опа!» – мелькнула у меня в голове мысль, когда в луче солнца, пробивающегося сквозь щель в стене, грозно сверкнула рубиновая шпала, а на порванной и закопченной синей фуражке увидел такой знакомый по книгам малиновый околыш.

– Кто вы такой? – грозно спросил незнакомец.

«Да, серьезно тебя звезданули!» – подумал я, заметив темносиние круги вокруг глаз, хорошо заметные даже в полумраке сарая.

– Вы бы присели, товарищ лейтенант госбезопасности, а то у вас, наверное, голова кружится, – машинально сказал я гэбэшнику.

– Вы что, врач?

– Нет, но в травмах разбираюсь, – ответил я.

Какаято мысль вертелась в мозгу, не давая сосредоточиться…

– Это как? – спросил чекист.

– Вам лучше ответить! – вступил в разговор пехотный сержант.

«Лучше… Лучше… Лу… Каких таких „официров“ звал хозяин этого зиндана?» Тут я вспомнил великолепный фильм, который я любил в детстве, но потом много лет не пересматривал. Там тоже куркулистый хуторянин заманивал красноармейцев, запирал их в погребе и флагом вызывал бандитов. Вот зачем наш «гостеприимный» хозяин посылал какогото Семена на крышу сарая! А в плен мне очень не хотелось.

– Товарищи военные, вы можете называть меня Василием…

– Что? – слегка удивился сержант.

– Извините меня, конечно, но вам действительно так важно знать, как меня зовут?

«О господи, времято уходит, а они тут обмен визитками хотят устроить!».

– Что значит «Василий»? А документы какиенибудь у вас есть? – проговорил гэбэшник.

«Его сейчас стошнит, а он допросы тут ведет… Гвозди бы делать из этих людей! И забивать по самую шляпку…».

– Нет, документов у меня нет. А у вас?

«Ой, побьют тебя сейчас, языкастый!».

– Да что вы себе позволяете? – Это снова сержант.

– Вы меня еще раз извините, но, по моим прикидкам, в деревне минут через десять, максимум – двадцать, будут немцы.

Вы можете спросить меня, с чего я это взял? Ну, размахивание флагом видно примерно с километра, а машина или мотоцикл даже по местным раздолбанным дорогам проедет это расстояние минут за десять. Накинем еще минут пять на сборы. И пять – на непредвиденные обстоятельства.

Сержант дернулся ко мне:

– А ты откуда знаешь?

– Когда меня в сарай заталкивали, слышал, как куркуль этот когото просил сигнал какимто «официрам» подать. И упоминал, что пятеро уже тут. Вас тут четверо, соответственно я – пятый.

– С чего ты взял, что он немцам сигнал подает? – спросил боец с подбитым глазом.

– А кому, повашему?

– Может, заградотряду нашему?

– А товарищ лейтенант госбезопасности в этом сарае просто в тенечке отдыхает?

Тут голос подал сам энкавэдэшник:

– Что вы предлагаете… товарищ Василий?

«Хороший знак. Хотя бы на пять минут они перестанут меня допрашивать».

– Все зависит от того, сколько немцев за нами приедет. Если их человек пять, можем и справиться.

– У них оружие.

– А может, стену выломаем? – спросил я.

– Не получится, мы здесь уже второй день сидим… – подключился к конструктивному разговору сержант.

– А тут палок никаких нет, сарай всетаки?

– Каких палок? – не понял вначале лейтенант.

– Да все равно каких – хоть больших, хоть маленьких.

– Вот здесь ручка от «литовки» есть… товарищ, – подал голос молчавший до этого момента солдат с забинтованной шеей.

– А я думал, вы говорить не можете! – удивился я. – Давайте ручку сюда.

– Не, говорить могу, у меня ожог – масло горячее плеснуло, – сказал боец и протянул мне прямую палку чуть больше метра длиной.

– То, что надо, – сказал я, садясь и доставая из кроссовка нож.

В десяток движений заточив конец палки до остроты чертежного карандаша, я протянул палку сержанту:

– Как у вас со штыковым боем, сержант?

– Отлично! – ответил тот, вертя в руках палку.

– Ну и замечательно! На один «коротким коли» этого инструмента хватит. Товарищи, кто с ножом обращаться умеет?

– Я! – К моему удивлению, это откликнулся гэбэшник.

Хотя чему я удивляюсь: тупые неумехи среди них, конечно, встречались, но большинство службу знало.

– А силто хватит, товарищ лейтенант?

– На пару ударов хватит.

Я подошел к стене и, действуя ножом, отколол от доски две щепки длиной в пару ладоней и шириной примерно в три пальца. Быстро заточил не только острие, но и кромки ножом. Потом отхватил половину рукава своей хламиды и разрезал тряпку на две части. В этот момент в отдалении раздался одиночный винтовочный выстрел.

«О, я был прав! А Алик – молодец, бдит, выберусь из этой заварухи – надо будет проставиться! Какой „проставиться“? Ты выберись сначала!» – Все эти мысли за секунду пронеслись в моей голове.

Я протянул нож лейтенанту.

– А вы с чем? – спросил он.

– А вот с этим, – ответил я, сноровисто обматывая тряпками «рукояти» деревянных «кинжалов».

– И что мы будем делать с палками против винтовок? – поинтересовался «ушибленный».

– Диспозиция у нас будет такая. – Я заметил, что энкавэдэшник удивленно поднял бровь. Он, наверное, принимал меня за уголовника, хотя какая сейчас разница?

– …вы, товарищ лейтенант, спрячетесь в солому справа от двери и после команды будете бить по ногам ближайшего. Вы, сержант, вставайте слева от двери и, как только мы завалим ближайших, выскакиваете и демонстрируете изумленной публике свои великолепные навыки штыкового боя.

– Какой публике? – изумился сержант.

«Так, отставить смехуечки!» – приказал я сам себе.

– Вы, товарищ сержант, главное, навыки продемонстрируйте, а публику я вам найду. А вам, товарищи, – я повернулся к двум бойцам, еще не охваченным моей бурной болтливостью, – придется спрятаться.

– Где?

– Да где хотите, главное, чтобы, когда они войдут, вас не было видно в первые несколько мгновений.

ГЛАВА 15

Взгляд со стороны. Тотен.^[25]

Проводив взглядом удаляющегося Антона, Тотен осмотрелся. Не увидев достойного местечка для наблюдательного поста и решив подобраться поближе к деревне, он сместился на пару сотен метров вдоль опушки в сторону села. Там обнаружилась небольшая ямка, прикрытая кустарником. Алик распластался по дну ямы, выставив винтовку в сторону дороги. Аккуратно обломав ветки, загораживающие обзор, Тотен принял позицию для стрельбы лежа и остался удовлетворен результатом: позиция была скрыта кустами и в то же время с нее открывался обзор на ближайшие пару домов и дорогу, подходящую к селу.

По дороге шел Антон. Со стороны он выглядел беззаботным, но Тотену было понятно, что Арт уже успел осмотреться и проанализировать обстановку.

Отложив винтовку, Алик вытащил из кармана часы. Электронные, с подсветкой, секундомером и прочими «приблудами», а потому снятые с руки во избежание недоразумений. Впрочем, сейчас не до временных несоответствий. Нажав на пару кнопок, он запустил секундомер и надел часы на руку. Снова взял винтовку, прикинул расстояние и выставил прицел.

Тотен видел, как Антон подошел к первому дому. Безрезультатно. Со вторым домом тоже неудачно. Третье домовладение с позиции Алика почти не было видно. Угол забора да пара садовых деревьев – вот и все, что доступно. Ни калитки, ни, собственно, дома. Антон пропал из виду, и это Тотена сильно напрягало. «Как можно страховать, если „объект“ не виден? Черт!». Алик решил подойти ближе. Если Антона не пустят еще в пару домов, его будет видно на улице.

Тотен встал и снова двинулся к селу вдоль опушки. Пройдя шагов пятьдесят, он понял бесполезность затеи. Опушка поворачивала, изза чего поле зрения сужалось еще более. Вдруг на забор пятого, если считать от этого конца деревни, дома вскочил какойто «гарный хлопец» и принялся размахивать светлой тряпкой. Помахав около минуты, он нацепил ее на длинную палку и закрепил получившееся «знамя» на заборе. «Мать трулялять! – подумал Тотен. – Похоже, мы вляпались в историю». Он вскинул винтовку, прицелился. Пока мушку с целиком совмещал, хлопец уже спрыгнул с забора (видимо, там какоето строение за ним). «Да, не быть мне чемпионом по практической стрельбе в ближайшее время», – грустно улыбнулся Тотен и снова принялся искать местечко для засады. Упав под ближайшим пеньком, Алик бросил взгляд на часы: до контрольного времени оставалась пара минут. Тотен вытянул правую руку вперед, пальцы подрагивали. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдоховвыдохов. Напряжение немного отступило, руки перестали дрожать. Взгляд на часы. Время. Решив не тратить патрон понапрасну, Алик приглядел дерево, сел, прицелился, выстрелил. Пуля вошла ниже дупла, в которое он метил. «Нужно будет чуть повыше брать», – подумал Тотен, снова поворачиваясь в сторону дороги. «Уходить на сто метров в глубь леса, ага. А тот хлопец, наверное, пчел подманивал, Копатыч недобитый. Сейчас прилетят пчелки». Мысли неслись вскачь, тело начала пробивать легкая дрожь, смесь страха и возбуждения. «Если Тоху запалили и этот пенек деревенский сигналил гансам, то хреново дело. Махал он в мою сторону, значит, и поедут оттуда. Стало быть, сваливать отсюда резона нет. Заберут и повезут обратно». Через тринадцать минут в отдалении послышался шум мотора, и на дороге показался мотоцикл. Трое немцев. «Если сниму водилу на обратном пути, у Тохи будет время свалить. Он быстрый, сможет».

Мотор заглушили почти сразу, как только мотоцикл скрылся из виду. «Точно, за Тохой приехали», – подумал Тотен, не вдаваясь в детали, почему за одним парнем пригнали целый патруль.

Уровень адреналина в крови зашкаливал. Держать себя в руках становилось все труднее. Пот, струившийся по лбу, начал заливать глаза. И тут в деревне послышались выстрелы. Громкий хлопок «гладкого» и пара коротких очередей. «Похоже, наши сопротивлялись, но не долго», – пришла в голову траурная мысль. Тотен решил задержаться, надеясь непонятно на что. Все же мнение о друге и вера в его умения были настолько высоки, что просто «похоронить» его Алик не мог. «Если я чего решил, то выпью обязательно…» – вспомнилась строчка из Высоцкого. Вжавшись в землю, Тотен внимательно смотрел на околицу, до боли в суставах сжимая карабин.

Вот снова затарахтел мотоциклетный мотор.

Затвор передернут, патрон в патроннике, палец на предохранительной скобе. «Давайте, голубчики!». Сначала в поле зрения появилась пара бойцов в форме Красной армии, а затем – мотоцикл. Значит, не зря ждал! «План прежний, снимаю водилу, а дальше – „Император защитит“».^[26] Вдохвыдох. Задержав дыхание, Тотен положил палец на спусковой крючок. Внезапно мотоцикл свернул к лесу, прямо на него. Мотоциклистов закрыли бойцы РККА. «Мать!» Стрелять «через» бойцов Тотен не мог, боялся попасть в своих. «Влево, уходи влево, потом стреляй и снова влево и в лес!». Рывком поднявшись, Тотен пробежал метров сорок, развернулся, присел на колено и, едва прицелясь, выстрелил. Мимо! Черт! Уже дернувшись отходить, Тотен с удивлением увидел, что красноармейцы, вместо того чтобы разбегаться в разные стороны, залегли. «Они что, с ума посходили?!» – только успел подумать Алик, как услышал, что ктото зовет его по имени.

ГЛАВА 16

На улице послышался шум приближающегося мотоцикла.

«По нашу душу вороны прилетели… А что, мотоцикл – это есть гуд!» – Подумал я, приникая к щели в двери.

«Представитель мелкобуржуазной прослойки» выскочил на двор и пинками погнал пресловутого Семена открывать ворота.

«Ойейей!» – только и подумал я, когда на двор въехал мотоцикл с тремя гордо восседающими на нем вояками, поблескивающими бляхами фельджандармерии. Насколько я помнил, эти типы были чемто вроде нашего ОМОНа – въедливыми и грубыми служаками. Только если наши «правоохранители» возникшие проблемы решали с помощью армейских ботинок сорок последнего размера, то эти не скромничали, стреляя в каждого, кто им не нравился. Из прочитанного я помнил также, что полевая жандармерия начала «профилактические» расстрелы практически сразу после начала войны, когда и партизанто еще в помине не было. Эти в сарай не полезут, куркуля, скорее всего, пошлют.

Согласно своему первоначальному замыслу я планировал спрятаться над дверью, но приходилось играть на чистой импровизации.

– Так, план меняется! Я выйду первым, ты, лейтенант, валишь этого борова, а ты, пехота, вылетай вслед за мной. Можешь никого не обижать, но отвлеки их. Лады? – В спешке я забыл обо всей вежливости.

Когда заскрипел засов двери, я стоял примерно в метре от выхода, всем своим видом демонстрируя смирение и готовность к сотрудничеству.

Как я и думал, первым в проем заглянул «радушный» хозяин:

– А ну! Вылазь, сволота.

– А? Что?

– Вылазь, говорю!

– Дада, конечно…

Что происходит внутри сарая, этот гад видеть не мог, так как яркое солнце, уже сильно склонившееся к западу, светило аккурат ему в глаза.

– Вы поесть принесли?

– Ща тебя покормят, убогий! А ну вылазь, кому сказал.

Потирая правую щеку, я выбрался на улицу. Немцы стояли равнобедренным треугольником, основанием которого служил сарай. Продолжая изображать студента консерватории, заблудившегося в славном городе Люберцы году этак в восемьдесят шестом, я сделал пару неуверенных шагов по направлению к воротам.

– Ком, ком, – подбодрил меня низкорослый унтер, стоявший слева от меня.

«Так, у всех троих – автоматы. Ну да, это же жандармерия, им положено. Ух ты!» – Это я заметил, что у немца, стоявшего точно напротив сарая, на плече висит «ППД».

У меня за спиной раздались вопли куркуля:

– А ну следующий вылазь! – орал он как потерпевший, вглядываясь в полумрак сарая.

И тут я оступился. Точнее, так показалось немцам. На самом деле я, хитро подвернув стопу, начал «падать» в направлении того фрица, что стоял прямо передо мной. При правильном исполнении этого трюка у жертвы должно создаться впечатление, что я упаду плашмя. Вполне естественно, что фриц сопроводил предполагаемую траекторию моего падения стволом автомата.

Я же, оттолкнувшись ногами и сгруппировавшись в воздухе, сделал длинный кувырок и, крикнув «Бей!», оказался слева и чуть позади немца. Вставая, я развернулся. Моя правая ладонь подбила локоть одноименной руки противника, еще больше направляя ствол пистолетапулемета в землю, а левая, в которой была зажата деревянная «заноза», совершила рубящее движение сверху вниз. Березовый «кинжал» вошел в основание шеи фашиста сантиметров на пять, не меньше.

Из сарая раздался воющий крик куркуля и сдвоенный выстрел гладкостволки.

Двое немцев оказались в положении буриданова осла. Провожая меня взглядами (и стволами), они невольно отвлеклись от сарая, но вбитая войной привычка реагировать на стрельбу сработала против них. Когда «кулацкий недобиток», получив ножом в пах, саданул от боли из обоих стволов кудато в полумрак сарая, оба фельджандарма присели и повернулись в сторону хорошо знакомой угрозы. Это позволило мне сдернуть «ППД» с плеча «моего» клиента и, упершись ему в спину, толкнуть дергающуюся тушку на того из немцев, что стоял справа от входа. Уж чточто, а толкать я умею. По странному стечению обстоятельств в зале, где я иногда провожу вечера, физически развивая подрастающее поколение, я – самый легкий. А когда три раза в неделю кидаешь и толкаешь молодых людей, превосходящих тебя массой килограммов на двадцать – двадцать пять, это весьма способствует выработке правильной техники. Немец пролетел два метра и обрушился на своего еще невредимого сослуживца. Пока они барахтались на земле, я успел передернуть затвор «Дегтярева», проверяя, заряжен ли автомат, и короткой очередью срезать последнего стоящего на ногах фрица.

Из двери, подобно маленькому самуму, вылетел пехотный сержант – как раз вовремя, чтобы увидеть, как я, вскинув к плечу «ППД», двумя короткими очередями довершаю разгром противника.

Осознав, что пока мне помощь не требуется, он развернулся и врезал палкой по затылку стоящему на коленях «кулаку». Воющие причитания стихли, и вражина повалился ничком.

– Товарищи бойцы, выходите… – крикнул я в сторону сарая.

Тут мой взгляд упал на молодого парня, пытающегося спрятаться за поленницей, что стояла в глубине двора. Проанализировав ситуацию, я понял, кто это:

– Семен, куда это ты собрался?

Парень замер и скосил глаза в мою сторону.

– Идика, мой сладкий, сюда, – ласковоугрожающе позвал я его.

Из сарая показались окруженцы, несущие на руках лейтенантагэбэшника.

– Бойцы, сажайте товарища лейтенанта в коляску. Сержант, да брось ты палкуто! Вон автомат лежит.

Пехотинец быстро бросил бесполезный уже кол и метнулся к застреленному мной немцу. Я же принялся освобождать тела «сладкой парочки» от оружия, амуниции и документов. Пока я, сидя на корточках, обшаривал карманы жандармов, сержант вооружился и подошел ко мне.

– Товарищ… – он замялся.

– Старший лейтенант госбезопасности, – помог я ему.

Брови у сержанта взлетели вверх, а рот слегка приоткрылся.

– Товварищ старший лейтенант…

– Потом, сержант, потом. Пока давайте быстро к воротам – и покараульте там. А то, не ровен час, еще немцы на стрельбу подтянутся. Да, и приклад у автомата откиньте – так стрелять удобнее. – И я показал, где нужно нажать, чтобы совершить требуемое действие.

Увидев, что бойцы уже усадили лейтенанта в коляску, я подозвал их к себе.

– Так, вот оружие для вас, – сказал я, протягивая немецкий пистолетпулемет тому, у которого была обожжена шея. – И давайте вместе с этим кулацким подручным, – я кивнул в сторону Семена, молча стоявшего чуть в стороне, – за продуктами. Тащите все, что найдете.

– А мне оружие дадите? – спросил тот, что с подбитым глазом.

– У хозяина нашего «гостеприимного» двустволку возьмите. Патроны – в карманах, скорее всего. Как возьмете – идите на помощь к товарищу сержанту. Ясно?

– Да! Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Мне хотелось, конечно, покопаться в барахле загадочного куркуля, но времени было мало, а проблем – много. Поэтому я не поддался жажде наживы, а пошел пообщаться с «коллегой». Тот сидел в коляске и вид имел крайне бледный.

– Ну что, товарищ лейтенант, как самочувствие?

– Гад этот по голове врезал. Кулаком. Блевать хочу – сил нет.

– Ну, так блюйте себе на здоровье. Только постарайтесь коляску не запачкать, – миролюбиво сказал я, протягивая ему кобуру с «тридцать восьмым» «вальтером», снятую мной с тела одного из немцев.

Лейтенант вцепился в кобуру, как утопающий в веревку с берега. Потом поднял на меня глаза:

– А вы кто на самом деле, товарищ Василий?

– Боюсь, что на рассказ об этом у нас совершенно нет времени, лейтенант… – сказал я и пошел к дому, из которого как раз выходили, волоча объемистые мешки, «паленый» и Семен.

– Там еще чего осталось? – спросил я у «паленого».

– Да, еще один мешок собрали. В горнице на столе стоит.

Я повернулся к Семену:

– Ну а ты, подкулачник («и откуда только слово это вспомнилось»), жить хочешь?

– Та, дядьку.

– Куда хозяин твой оружие, что у военных забрал, дел?

– Леворверт у сенцах на палице лежит. А винтари он у дровах заховал.

Я повернулся к «паленому»:

– Найдите стволы – пригодятся.

Войдя в сени, я действительно обнаружил на полке кобуру с «ТТ». Там же я нашел большую деревянную шкатулку, в которой лежали «мои» часы и небольшая пачка советских купюр, напомнивших мне своими гигантскими размерами салфетки «клинекс». Забрав все это с собой, я заскочил в горницу. Схватив со стола мешок, я уж было собирался покинуть негостеприимный дом, но заметил большую бутыль, стоявшую в шкафчике. Действуя по принципу «Нам теперь все гоже!», я открыл шкафчик и свернул с бутылки пробку. Керосин! Первой мыслью было шваркнуть бутылку об пол да и запалить хату, но осторожность взяла верх. Немцы могли не обратить внимания на стрельбу, длившуюся буквально пару десятков секунд, а вот на ни с того ни с сего загоревшуюся хату, скорее всего, отреагируют.

Выйдя на двор, я окинул взглядом «героическое войско». Судя по тому, что сержант у ворот не подавал сигналов тревоги, немцы пока не озаботились посылкой подмоги, да и вообще пока не встревожились. Боец вместе с Семеном доставал из разваленной поленницы две «мосинки» и ремни с патронными подсумками.

Я сгрузил бутыль и мешок на коляску, попросив лейтенанта крепко держать сосуд.

Свистом и жестами я собрал участников мероприятия к мотоциклу.

– Так, начнем с противника… Семка, я бы на твоем месте тут не задерживался. Три дохлых фельджандарма – это расстрел на месте! Так что заховай тела и бери руки в ноги. Родственники поблизости есть? – Тот кивнул.

– Вы что же, хотите отпустить врага советской власти?! – взвился лейтенант.

– А что делать? Таковы обстоятельства.

– Ты!.. Вы!..

– Товарищ лейтенант, давайте внутрипартийными дискуссиями займемся позже. Хотя бы в лесу! – злым голосом полуответилполуприказал я. – Так, бойцы, слушай мою команду! Мы с товарищем лейтенантом едем на мотоцикле, а вам придется пешочком пройтись. Ну что, поехали? – И я топнул по кикстартеру.

ГЛАВА 17

Когда ребята отправились за «довольствием», группа «террористовнадомников», как их окрестил Док, все возилась с размещением «фугасов бочковых, ни разу не разливных». Семь кадушек никак не хотели влезать в мотоциклетную коляску. Мучения длились до тех пор, пока к делу не подключился Бродяга. «Опыт – сын ошибок трудных!» – говаривал во времена оны великий поэт. Поэтому, с пару минут поморщив лоб, старый чекист вспомнил, где на этом мотике находится замок багажника. После успешной погрузки необходимого имущества мотоцикл стал напоминать транспортное средство кустаряодиночки из какогонибудь Вьетнама.

К удивлению участников «минирейда», лесная дорога хоть и выглядела заброшенной, но была в относительно нормальном состоянии. Очевидно, ею пользовались не один десяток лет и так укатали тележными колесами, что должен был пройти не один год, прежде чем корни деревьев превратят ее в еле заметную тропку. Под легкое урчание хорошо отлаженного «оппозитника» команда бодро двигалась по направлению к шоссе. Примерно через полчаса группа достигла опушки леса. В два бинокля Бродяга и Люк начали изучать обстановку, то и дело сверяясь с картой, на которую они перед выходом аккуратно перенесли информацию с трофейной немецкой.

– Похоже, мы вышли напротив вот этого поселка. – Люк ткнул в карту. – Как его? «Новинки»! Видишь высотку слева? Это не вот эта? «268,3»?

– Очень похожа, – ответил Бродяга. – А хуторовто сколько тут! Как до шоссе добираться будем?

– Тут километра полторадва, можно внаглую, верхом, – предложил бывший капитан.

– Ага, узнаю «десантуру» по наглости. А если на какомнибудь хуторе немцы тусуются?

– Так каски наденем и метров с трехсот за своих сойдем. Кто приглядываться будет? Типа свои, за медком мотались.

Бродяга задумался… Секунд через тридцать, обдумав и, видимо, взвесив все «за» и «против», он изрек:

– А что, может и получиться! Только нас трое, придется ездить в деревенском стиле. Казачина, на подножке коляски устоишь?

– Думаю, да.

– Тогда наводим макияж, и поехали.

Наглость города берет. Правда, не всегда, а лишь при точном расчете. Пока мотоцикл пылил по полевой дороге, наши герои промокли насквозь от нервного пота. Иногда мотоцикл останавливался, и, пока один из троицы делал вид, что справляет естественные надобности, двое других напряженно наблюдали за окрестностями. К счастью для диверсантов, большинство хуторов, располагавшихся между лесом и шоссе, были разрушены во время недавних боев, а ожидать того, что оккупанты будут ночевать на пепелище, – это уже верх паранойи.

Не доехав до шоссейки с полкилометра, подрывники свернули в небольшую рощу.

Замаскировав мотоцикл в кустах и оставив Казачину сторожить имущество, Бродяга и Люк осторожно двинулись в направлении дороги. Невзирая на то что солнце уже клонилось к закату, со стороны шоссе доносился постоянный гул машин.

«Подкрепления перебрасывают», – подумал Бродяга.

Люк, очевидно, пришел к такому же мнению, поскольку знаками показал, что неплохо бы прилечь и посовещаться. Когда наши герои удобно устроились под здоровенным кустом лещины, Люк, приблизив свою голову к голове Бродяги, полушепотом спросил:

– Ну что, Сань, будем ночи дожидаться?

– Не думаю, у нас же направленные, их и на расстоянии ставить можно.

– Тогда давай утра дождемся, а часиков в пять и поставим.

– Предложение хорошее, надо только с командиром посоветоваться. Давай так сделаем: ты пока сползаешь к дороге – точки присмотришь, я вернусь к Ване и оттуда свяжусь с Фермером.

– Хорошо.

Когда Люк скрылся в листве, Бродяга медленно пошел к тому месту, где они оставили Казачину и фугасы.

«Да, староват я уже по буеракам ползать, – думал Александр, – „полтинник“ – это вам не „четвертак“, и даже не „сороковник“. Хорошо, что ребята молодые – все как на подбор: и с мозгами, и не дохлые, и сила воли имеется. А уж премудрость боевая на войне на раз впитывается. Если первый бой переживешь. Антошка, вон, пережил, так что одним „тертым калачом“ в нашей компании больше стало».

Невзирая на разницу в возрасте и остроте зрения, Бродяга увидел Казачину раньше, чем тот его. Присев за деревом, старый служака тихо шипяще присвистнул. Заметив, что Иван повернул голову в его сторону, Александр вышел изза дерева.

– Вань, мне с командиром связаться надо, так что ты кругом поползай – посторожи.

– Конечно, сделаю. А Люк где?

– Пополз посмотреть, куда фугасы ставить будем. Там на шоссейке народу, как у «Черкизона» в субботу.

Когда Казачина скрылся в кустах, старый чекист нажал тангенту:

– Бродяга Фермеру, прием. – Через несколько секунд в наушнике раздалось:

– Фермер в канале, слушаю тебя.

– Командир, на тропинке от муравьев не продохнуть. Хотим начать укладку кирпича, как соловьи умолкнут. Как понял? – Привычка никогда не говорить в открытом канале прямым текстом въелась у ШурыДва, что называется, в плоть и кровь.

– Понял тебя хорошо. А что, керосинка комнату плохо освещает?

– Плохо не плохо, а у нас впереди – электрификация всей страны.

– Тогда танцуй, как умеешь!

– А что, салокопы пришли?

– Нет, пока в песочнице.

– Роджер. Овер.

– Отбой.^[27]

ГЛАВА 18

Когда двигатель завелся, к Антону подскочил сержантпехотинец и, вскинув руку к пилотке, доложил:

– Товарищ старший лейтенант, группа к движению готова! – Я же краем глаза заметил, как встрепенулся в коляске настоящий лейтенант госбезопасности.

– Так, товарищ сержант, порядок движения следующий: вы с одним бойцом двигаетесь впереди, а мы с товарищем лейтенантом и еще кемнибудь – на мотоцикле, чуть поотстав… И автомат держите вертикально вдоль тела – издалека не так заметно будет, что вы вооружены. Кстати, совсем забыл. Принесите мне каски убитых.

Сержант пошел за касками, а я был подвергнут пристальному рассматриванию со стороны энкавэдэшника. Потом он спросил:

– И каких же это войск вы старший лейтенант, «товарищ Василий»? – причем его голос явственно заключил мое имя в кавычки.

– А вы как думаете, коллега?

– Вопросы здесь задаю я!

«А вот это уже банальность неумная, товарищ лейтенант госбезопасности», – подумал я и продолжил:

– Чтобы задавать вопросы, надо на это право иметь… Вы сколько дней в сарае «отдыхали»? Два? Три?

Похоже, мой вопрос несколько смутил его.

– Так что пока не мешайте, тем более что у вас сильное сотрясение мозга. Это я вам как специалист говорю.

– Вы специалист по мозговым болезням?

– Нет, по головным болям…

Но нашу «веселую» пикировку пришлось прекратить, поскольку сержант принес каски немцев. Быстро надев шлем на голову, я отцепил притороченную сзади седла скатку мотоциклетного плаща и надел его на себя:

– А вы что же шлем не надеваете, лейтенант? – пришлось мне поторопить гэбэшника.

– А зачем он мне нужен?

– А затем, что если в радиусе километра от этого места есть вражеские наблюдатели, а они есть, я уверен, то эти самые наблюдатели должны увидеть трех немецких солдат на мотоцикле, конвоирующих русских пленных, а не толпу не пойми кого верхом на краденом транспорте. Понятно? – И, подозвав бойца с забинтованной шеей, велел ему садиться за мной.

Когда мы выехали из деревни, было уже четверть седьмого вечера. Проехав еще немного по дороге, я дал команду свернуть в лес.

«Интересно, где же мне Тотена искать?» – вертелась в голове мысль.

Когда до деревьев оставалось всего ничего, на опушке левее нас раздался выстрел из немецкого карабина, и пуля с визгом пролетела примерно в метре над моей головой.

«О, потеряшка нашелся!» – радостно подумал я, сваливаясь на всякий случай с мотоцикла.

Бойцы залегли, выставив стволы в направлении угрозы.

«Я вроде чуть дальше от деревни Тотена оставлял. Блин, а если это не он? Хотя немец с такого расстояния вряд ли промазал бы».

И, приподнявшись, я крикнул:

– Тотен!

Несколько мгновений тишины стоили мне немало нервных клеток. Наконец из леса донеслось:

– Я!

– Это ты наш танк подбил? – совершенно некстати вспомнился мне старый анекдот.

– Антон, да я это, я!

– Вставайте, товарищи, это свои, – констатировал я, поднимаясь с земли.

Окруженцы еще немного повалялись, затем, недоверчиво оглядываясь по сторонам, тоже встали.

– Алик, сиди там, мы сейчас подойдем! – крикнул я Тотену.

Спустя пару минут наша честная компания уже скрылась в кустах. Навстречу мне радостно бросился Алик.

– Спокойно, товарищ сержант госбезопасности! – сказал я, уворачиваясь от дружеских объятий.

– Тоша, ты что? – удивился Тотен.

– Товарищ сержант, какой вам был дан приказ? – грозно спросил я.

Алик виновато посмотрел на меня:

– Дать сигнал выстрелом и отойти в глубь леса не меньше чем на сто метров…

– Почему не выполнил?

– Так там же немцы были…

– А если бы их взвод был и они решили бы посмотреть, что там за стрелок такой храбрый завелся?

– Я бы оторвался от них… – Правда, уверенности я в его голосе не услышал.

– Ладно, сейчас не время. Но на базе жди воспитательной беседы от командира.

– Слушаюсь!

– Ну что, товарищи, – начал я, поворачиваясь к окруженцам.

Однако при взгляде на них понял, что конструктивного разговора в ближайшие пару минут не получится, бойцы стояли, ошалело разглядывая Алика (а там было на что посмотреть: даже в начале двадцать первого века нечасто можно встретить человека, носящего полный комплект, выпущенный фирмой «Тасманиан Тайгер» для немецкого спецназа KSK), а вот гэбэшный летеха вырубился. То ли растрясли мы его бедную голову, то ли от волнений отключился.

«Ладно, с лейтенантом потом поговорим, а сейчас надо ноги делать. А то, боюсь, мы своими „половецкими плясками“ уже половину немцев в округе переполошили», – подумал я и продолжил свое «обращение к народу»:

– Товарищи, у вас сейчас есть два пути: пойти с нами или продолжить движение к фронту.

– А где сейчас фронт, товарищ старший лейтенант? – задал вопрос сержант.

– В районе Орши.

– Где? – Выражение, появившееся на его лице, сильно напомнило мне то, что я уже видел на лицах «наших» окруженцев сегодня утром. «Может, в следующий раз надо поаккуратнее такие вещи говорить?» – пришло мне в голову.

– А вы сами откуда идете?

– Товарищ лейтенант, насколько я знаю, – из Ломжи. А мы – изпод Гродно.

– Откуда? – Теперь настала моя очередь пучить глаза от удивления. Ну еще бы, Ломжа находится километров на триста западнее Минска, если не на четыреста, да и Гродно – тоже не близкий свет.

– Мы из пятьдесят шестой стрелковой, – сказал сержант.

– Ну, товарищи, вы и даете! – только и мог сказать я.

– Что «даем»? – переспросил сержант.

– Молодцы вы! Но об этом – потом поговорим. А сейчас вам отдохнуть надо. Так что последнее усилие – и вы будете в безопасности.

И мы поехали.

ГЛАВА 19

Отправив ребят на задания, Фермер занялся текущими хлопотами по сбору лагеря. Одной из основных проблем было то, что давать современные рации кому бы то ни было, кроме своих, Саша не хотел. Поэтому в засаду на дороге пришлось отправить Дока. При других раскладах бывший подполковник спецназа ни за что бы не отправил единственного в группе медика в дозор. Но окруженцы доверия у него пока не вызывали, и, тяжело вздохнув, Саша рискнул. Слава богу, что бывший командир артиллеристов сидел смирно и бузить не пытался. А пока бойцы Красной армии под командой сержанта грузили лично упакованные командиром баулы и рюкзаки в грузовик и «предок „Круппа“».

Примерно через полтора часа после ухода на связь вышел Бродяга и сообщил, что, по его мнению, шоссе минировать лучше утром. Пришлось с ним согласиться. Но с этой точки надо уходить как можно быстрее. Саперов должны хватиться примерно через час, и вряд ли на их поиски немцы поедут на ночь глядя, но все же весь двадцатилетний военный опыт Александра восставал против такого явного нарушения одного из основных правил диверсионной деятельности.

«Всетаки игрушки наши меня расхолодили: невыполнение приказа – это не повод к расстрелу, а обыденность; бойцу, заснувшему на посту, грозит не тюрьма, а максимум дружеское внушение в непарламентских выражениях и прочие либеральноразгильдяйские заскоки. А ребята у меня хорошие, надежные. Но многие из них никогда крови не лили, ни своей, ни чужой. И даже не дрались ни разу понастоящему, как тот же Алик. Хотя Антон вот сподобился. Надо с ним по душам поговорить будет, когда вернутся. А то вдруг у парня планку сорвет?»

Тут его окликнул Дымов:

– Товарищ майор, а с немцами что будем делать?

«Да, именно так надо вопрос ставить: „Что со всеми этими немцами, пришедшими на нашу землю, делатьто будем?“ Думал ли ты, майор Куропаткин, что когданибудь попадешь на ту, самую страшную и кровавую Великую Отечественную? В школе – да, в училище, когда разбирали на примерах операции партизан и диверсантов – да, а вот после, когда повзрослел, и война из романтического приключения стала работой, кровавой, грязной, но обыденной? Нет, не помню. Узнать бы, кто так пошутил, с чего нас, расслабившихся и ожиревших, перебросило сюда, в пекло?».

– Трупы оттащите в поленницу – сожжем, когда уходить будем. А живого… – и Фермер сделал характерный жест рукой у горла, – а потом – туда же.

В небе послышалось басовитое гудение, и Александр, подняв глаза, увидел высоко, километрах в трех, большую группу самолетов, медленно ползущих на восток.

«Немцы. Эх, аэродром бы пошерстить… Но как? Нет взрывчатки, оружия, карт, подготовленных людей… Практически ничего нет, даже еды. Но ведь они, – он посмотрел на окруженцев, отдыхавших, сидя на бревне, – наши предки, тоже ничего этого не имели! И не умели, по большому счету, тоже ничего из того, что знаешь и умеешь ты, майор. Так что выбора у нас нет – будем драться! Будем.»

И самозваный майор госбезопасности пошел к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.

ГЛАВА 20

Ехали мы недолго. Через несколько десятков метров я понял, что мотоцикл дальше не пройдет, и, остановившись, сообщил товарищам бойцам, что халява кончилась.

– Товарищ сержант, – обратился я к Тотену «на новый лад», – мачетку давай.

Взяв «Кершо Оуткаст»,^[28] который сам же Алику и подарил год назад (или шестьдесят семь лет вперед?), я быстро вырубил несколько шестов, после чего с помощью сержантапехотинца сделал из двух слег и мотоциклетного плаща носилки для так и не пришедшего в себя энкавэдэшника. Из трех палок я соорудил чтото вроде шалаша над мотоциклом и замаскировал «минигараж» зеленью. Как ни жалко мне было бросать технику, а выхода другого не было. В путь мы выдвинулись в следующем порядке: ваш покорный слуга, навьюченный немецким барахлом и мешком с продуктами – впереди, в качестве передового дозора, за мной – Тотен, нагруженный еще одним мешком с едой и тремя винтовками, следом бойцы на носилках несли лейтенанта. Замыкал колонну сержант, нагруженный мешком и остальным оружием. Медленно и печально шагали мы по лесу. Примерно через час после начала нашего марша с Аликом по рации связался Фермер. Свистом подозвав меня, Тотен протянул мне гарнитуру.

– Арт в канале. Слушаю тебя, Фермер.

– Как ваши дела, Тоха?

– Ковыляем потихонечку. Провизией запаслись. В деревне напоролись на немцев. Ведем с собой четверых окруженцев.

– Как напоролись?

– Долго рассказывать. Лучше – лично.

– Шумели сильно?

– Не очень, но пострелять пришлось.

– Что за окруженцы?

– С границы идут. Один из них – лейтенант ГБ.

– Докапывался?

– Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.

– Когда рассчитываете прибыть?

– По моим прикидкам – минут через сорок, может быть – через час.

– Понял тебя. Отбой.

Еще минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.

– Так, Алик, давай сюда воду! – скомандовал я.

Тотен протянул мне свою флягу.

– Товарищи бойцы, – обратился я к окружением, – ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков – и все.

Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:

– У тебя шоколад остался?

Он молча протянул мне плитку «Ritter Sport'a». Незаметно для окруженцев я сорвал обертку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.

– Что это, товарищ старший лейтенант? – спросил сержант.

– Шоколад. Ешьте мелкими кусочками и обязательно запивайте водой.

– Но здесь четыре куска, а нас – только трое?

– Лейтенанту тоже надо дать.

– Но он же без сознания?!

– Сейчас приведем его в чувство, – ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.

Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на его верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.

– Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?

– Что? Где я? – И рука летехи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Чтото мне в этом движении показалось странным.

«Хм, а резвый гэбэшникто! – подумал я. – Хорошо, что я еще, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».

– Вы у своих, – мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, – мы идем к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды – подкрепитесь.

Я встал и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст и рукой указал на землю рядом с собой:

– Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.

– Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант… – ответил тот, садясь рядом.

– Вас как зовут?

– Сержант Юрин.

– А по имени?

– Коля… то есть Николай.

– А я – Окунев Антон.

– Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

– Николай, оставь, ладно? Мы же уже познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.

– Слушаюсь.

– А скажика мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?

– Нет, только в сарае том встретились. Два дня назад.

– А откуда знаешь, что он из Ломжи?

– Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела шестой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?

– Нет, просто интересуюсь. А ты про дивизию эту откуда знаешь?

– Да знакомого както встретил в Белостоке, он как раз кавалерист. Сказал, как сейчас помню, что их дивизия в Ломже расположена… Точнее, была она там до войны…

– Понятно. Спасибо, что сказал. Ну ладно, хватит лясы точить. Пора нам, а то до темноты дойти не успеем.

Когда мы с сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:

– Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете?

Тот утвердительно кивнул.

– Ну и отлично. Еще две минуты отдыха, и вперед.

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, – спросил боец с подбитым глазом.

– Сейчас посмотрю… – Уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую – с обрезанными фильтрами.

Алик все понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:

– Только трофейные есть.

– Ничего, и такие пойдут.

Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».

– Товарищ старший лейтенант или как вас там? – внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».

«Ну, еж твою!» – только и подумал я, покосившись через плечо.

Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой «ППД» висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.

– В чем дело, лейтенант? – как можно более спокойно спросил я.

– Предъявите ваши документы!

– Лейтенант, ты совсем на голову больной или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?

– Я еще раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать моею властью.

Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришел бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с оружием остальных к дереву, от которого сидел на расстоянии двух метров.

– Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать второго числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали? – решил я использовать свое послезнание.

Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал, что называется, переть буром:

– Молчишь? А в сарае что восстание не организовал? Голова болела? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.

– Я еще раз требую…

– А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!

– Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно дайте документы!

– Щаз, разбежался об стену… – Ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев вытягивая из кобуры «ТТ», мне не оставалось.

– Немедленно положите автомат на землю! – решил сменить пластинку лейтенант.

«Так, если я начну снимать с плеча „ППД“, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить „ТТ“, да и завалить этого зануду? Так свой он – жалко. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».

За спиной у меня послышался какойто шорох, затем – невнятный возглас и напоследок, звук глухого удара, как будто стукнули деревяшкой об деревяшку. Затем я услышал шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.

– Сержант, ты что, с дуба рухнул?

– Нет, товарищ старший лейтенант.

– Так что ж ты старшего по званию – прикладом?

– А вражина он!

– Да с чего вы взяли, сержант? – Я попытался перейти на официальный тон.

– Что он нам стволом грозил? Да и форма у него подозрительно чистая! Вон, даже подшива белеет! На нас посмотрите, товарищ старший лейтенант, вон, обтрепанные все. До меня только сейчас дошло!

«Щелк!» – И кусочки головоломки встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он якобы очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятамреконструкторам при съемке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли как режиссера. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев обычно реконструируешь, но нашито носили кобуру на боку, а вот фрицы – на животе».

Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался!» – стучало у меня в голове. Был один надежный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашел удостоверение.

– Тотен, фонарик! Живо!

В ярком свете диодного фонарика я торопливо листал страницы. «Саукстас Герман Янович. Лейтенант. ГУГБ НКВД» – пока все верно. Так, «выдано 18 октября 1939 г.». Проведя пальцем по скрепкам, я облегченно выдохнул.

– Немец он, – сказал я, поднимая голову.

– А как вы узнали, товарищ старший лейтенант?

– Вот, сам посмотри. Удостоверение он, судя по «легенде», почти два года в кармане таскает, края обтрепались и обложка потерта, а скрепки не заржавели. Нам перед заброской как раз про эту особенность рассказывали… – решил я придать убедительности своим словам.

– Но удостоверение ведь действительно потрепано?

– Есть такие спецы, Николай, они тебе за два дня что хочешь в надлежащий вид приведут.

– Понятно. Тото мне показалось, что он порусски както не так говорил.

– Поэтому он и прибалтом записан, а может, и на самом деле – латыш или эстонец, а может, фольксдойч какой. Но это лирика. Алик, шнурок давай.

В этот момент я краем глаза заметил быстрое смазанное движение. Единственное, что я успел сделать, – это поднять правое плечо и немного пригнуть голову, поэтому сапог лжегэбэшника попал мне не в голову, а как раз в поднятое плечо. От удара оно онемело, и я выронил пистолет, а сам опрокинулся на бок. Гад сноровисто сграбастал «ТТ» и направил его на меня…

– АААААА, твоюююю… – раздался рев Тотена.

Немец отреагировал на новую угрозу выстрелом. Алик запнулся на бегу, но всетаки сделал еще два шага и обрушил приклад «маузера» на грудную клетку противника. Противный хруст и бульканье… Извернувшись, я изо всех сил ударил немца ногой в голову. Снова послышался хруст. Я встаю на четвереньки и, не обращая внимания на немца, рвусь к Алику, оседающему на землю.

– Тотен! Алик? Куда? Куда он попал?

– Все нормально, Тоха… – слабым голосом отвечает мой друг.

– Твою мать! Алик, куда он попал?

– Нога, правая.

Я кладу друга на спину и в ярком белом свете «диодника» вижу входное отверстие на бедре.

«Господи, только бы артерию не задело!» – почемуто думаю я в этот момент.

– Сержант, там под деревом «сбруи» немецкие лежат. Тащи их сюда! – ору я, сдавливая бедро выше раны.

– А вы чего встали? – Это уже рядовым, в полных непонятках застывшим у своих деревьев.

– Ты! – Я кивком показываю на того, что с обожженной шеей. – Иди сюда! Держать будешь.

– Алик, аптечка у тебя в каком подсумке?

– Там, в «трехдневнике», на спине.

С помощью бойца приподняв Тотена, я достаю из «транспортного» подсумка пакет с аптечкой.

«Спасибо тебе, Док!» – думаю я. Ведь в отличие от многих других команд, где и аптечекто у многих нет, а если и есть, то кроме панадола и ношпы в них ничего не найдешь, наш медик реально комплектует аптечки нужными средствами первой помощи. Достав из пакета шприцтюбик с противошоковым, я через штаны ставлю Алику укол. Бледность медленно уходит с лица друга.

– Тох, только штаны не режьте, где я новые тут достану?

– Поговори у меня, барахольщик.

Однако, прислушавшись к просьбе друга, штаны ему расстегиваю и приспускаю их ниже коленей. Подношу фонарик к ране и внимательно ее осматриваю.

«Так, кровь не фонтанирует. Это хорошо, значит, артерия не задета! Хотя, стоп. Может и внутреннее кровотечение быть. Рана „слепая“ – выходного отверстия нет. Может, в кость попало?» Аккуратно ощупываю ногу Тотена. Тот морщится, но не кричит.

«Вроде кости целы. Но почему? С трех метров пуля „ТТ“ должна была или пройти навылет, или, если она застряла внутри, попасть в кость. Ничего не понимаю!»

Сержант протягивает мне немецкий ремень. Перетягиваю ногу выше раны, затем, присыпав стрептоцидом входное отверстие и наложив тампон, туго бинтую бедро индпакетом. Ух! Вот это весело мы погуляли!

– Ну, товарищ сержант госбезопасности, с боевым крещением вас! Разрешаю выпить двадцать грамм! – пытаюсь приободрить Алика. – И спасибо тебе!

– Служу… трудовому народу! – полушепотом отвечает Тотен.

В разговор вступает Юрин:

– Товарищ старший лейтенант, а с этим гадом что делать будем? Надо бы его связать.

И тут меня разбирает нервный хохот… Захлебываясь и повизгивая, я с трудом отвечаю сержанту:

– Хахаха… Ну ты… Хаха… и шутник, Коля… Ик… Трупы связывать… Хаха… Может, ты их коллекционируешь? Хахаха!

Положение спасает Алик, который буквально вставляет мне в рот горлышко своей фляжки. Поперхнувшись коньяком, я замолкаю.

Просидев в молчании еще около минуты, я встал и, зачемто отряхнув колени, сделал два шага к телу «шпионского энкавэдэшника». Мда… Вот это мы постарались… Кровь изо рта шпиона уже течь перестала, но «фанеру» Алик ему явно проломил аж до лопаток. А я своим ударом, похоже, не только раздробил ему висок, но и сломал шею, поскольку голова покойного склонилась к плечу под весьма интересным углом. Наклонившись, я попробовал оторвать петлицы. Крепко пришито. Достав складник, я срезал их ножом. Подобрал фуражку. «Новенькая совсем! Верх обтрепан, а вот изнутри – как будто вчера из ателье…» – отметил я краем сознания. Все молча следили за моими манипуляциями. Наконец я подобрал с земли тотеновский карабин. «А вот и разгадка!» – При ударе кусок приклада откололся, но аккуратное входное отверстие от тэтэшной пули было заметно – трещина, расколовшая приклад, прошла как раз через эту дырку. Я протянул «маузер» Алику:

– Вот ему спасибо скажи! Почти защитил.

Потоптавшись немного вокруг тела, я попросил Николая помочь оттащить труп подальше. Спрятав тело под кустом метрах в десяти от нашего стойбища и коекак закидав его дерном, мы вернулись к остальным.

– Алик, который сейчас час?

– Двенадцать минут девятого, – ответил он, мельком взглянув на часы.

«Так. На связь мы выходили в девятнадцать сорок семь – это я помню точно. На привал, соответственно встали около пяти минут девятого. Еще минут пять мы пилиели и разговоры разговаривали. Блинский на фиг. Это что же, около двух минут вся кутерьма длилась, получается?!»

Однако на повестке дня у нас стоял другой вопрос, гораздо более важный, нежели размышления о времени и его особенностях. После ранения Тотен вряд ли сможет самостоятельно идти, а уж тем более – нести груз.

– Так, – обратился я к бойцам моего маленького отряда, – давайтека все барахло в одну кучу кладите.

Меньше чем через минуту передо мной высилась солидная куча «хабара». «Эх, логистика бы грамотного сюда!» – мелькнула и торопливо спряталась в глубинах сознания крамольная мысль.

Итак: раненый Тотен, три приличных мешка с едой и керосином, пять винтовок, если считать охотничье ружье за винтовку, три автомата. И на все на это – четыре человека. Охохо!

Взяв из кучи карабин, частично прикрывший Алика от пули, я, работая затвором, достал три оставшихся патрона, а затем выщелкнул и сам затвор. После чего отбросил «маузер» в сторону.

«Уже на пять килограммов легче», – попробовал я пошутить сам с собой.

Конечно, для скорости передвижения стоило бы понести Тотена на носилках, но тогда весь остальной груз пришлось бы нести нам с сержантом. Хотя… Вот оно! Подобрав носилки, я с помощью так и не пригодившегося для связывания шнура быстро переконфигурировал их в волокушу.

– Товарищи бойцы, раненого будем тащить по очереди. Вы, – я указал рукой на бойца с подбитым глазом, – первый. Кстати, а как вас зовут?

– Красноармеец Терещенко, товарищ старший лейтенант.

– А вас? – Я обратился к «обожженному».

– Красноармеец Дроздов. Вячеслав.

– Вы следующий, красноармеец Дроздов.

Навьючившись, мы тронулись в путь.

ГЛАВА 21

Как это ни странно, до смолокурни мы добрались без приключений. Когда, по моим расчетам, идти осталось минут десять, я связался по рации с Фермером и попросил его прислать хотя бы пару людей в подмогу. Двухчасовое блуждание по лесу порядком вымотало всех членов моего отряда.

Фермер встретил нас около штаба. Увидев Тотена на носилках, он вопросительно посмотрел на меня, а затем крикнул в сторону большого сарая:

– Док, а ну давай пулей сюда!

Серега не заставил себя ждать, и вскоре он вместе с Тотеном, которого несли «наши» окруженцы, и ранеными новичками скрылся в своих владениях.

Я вытянулся перед Сашей и доложил:

– Товарищ майор госбезопасности, группа с задания вернулась. Задание выполнено. Во время выполнения задания уничтожено четыре солдата противника и один пособник врага. Захвачен мотоцикл. Свои потери – один раненый.

– Живые вернулись – и то хорошо. Пойдем в штаб.

– Товарищ майор, это – я показал на Николая, – сержант Юрин, командир окруженцев, что я привел. Они с боями прошли около трехсот километров, аж от самого Гродно.

– Молодец, сержант. Объявляю благодарность.

Николай вытянулся по стойке «смирно» и ответил:

– Служу трудовому народу.

– А теперь отдыхать идите, сержант. Несвидов!

– Я, товарищ майор! – «нарисовался» сержантартиллерист.

– Коллегу на отдых определите. Да, там продукты принесли, сообразите насчет питания.

– Слушаюсь, товарищ майор.

– А мы пошли, потолкуем… – Это Саша уже мне.

Когда мы вошли в штаб, командир указал мне рукой на лавку и спросил:

– Как же вы так напоролись?

– Саш, это уже потом, после разговора с тобой. Энкавэдэшник подсадным оказался, то ли фольксдойче, то ли литовец, то ли еще сука какая. Всю дорогу под контуженого косил, а потом арестовать меня пытался.

– А как ты понял, что он не наш?

– Он кобуру на животе искал, а наши на боку пистолет носят, говорил немного неправильно, но это на происхождение списать можно было. Ну и классика – старая ксива с нержавеющими скрепками.

– Да, помню чтото такое. Еды вы много принесли…

– Не особо – на неделю, правда, без учета новичков, зато три автомата взяли и два винтаря, а вот тотеновский «маузер» пришлось выбросить. И, Саш, надо бы окруженцев научить немецкими «сбруями» пользоваться. Это стопудово удобней, чем все на ремне таскать.

– Научим. Не это, Тоша, сейчас главное. Ты немного по округе пробежался, что про обстановку скажешь?

– Тесно тут. Лесок этот крошечный, а вокруг деревень понатыкано. А ребята вернулись? Чтото я их не видел.

– Они с утра шоссейку минировать будут. Так Бродяга решил.

– На фига? Нам сейчас отсюда уходить надо. Мы, по моим ощущениям, сильно наследили. Немцев, что в селе завалили, точно хватятся – они из полевой жандармерии.

– Твои предложения?

Я посмотрел на лежащую на столе карту:

– В порядке бреда хотел предложить рвануть завтра с утра или даже прямо сейчас на машинах на север. Можно через Колоницы, а затем – на северовосток. Можно вслед за ребятами к шоссе выйти. Я так понимаю, что они гдето здесь? – И я пальцем показал район на карте.

– Да, как я понял, в этом леске у Новинки.

– И по шоссе, под видом саперов, к мосту у Боублей и рвануть его, – продолжил я. – А потом уходить северовосточнее.

– Не очень нагло?

– А я фельджандармов на бляхи обул. Останавливать колонну саперов в сопровождении фельджандармерии вряд ли будут. Окруженцев просто бросать не хочется. Хотя ты командир, ты решаешь.

– Да, одни мы бы ушли пешком. А что за обозначения тут на карте?

– Так, Рогово – «отдельный охранный батальон». Ну, это понятно – «узел» на шоссе. Лумшино – «запасный пехотный полк». Радошковичи – целый букет частей. Саш, обстановка быстро меняется, они войска к Березине гонят.

– Ладно, иди отдыхай. А я тут покумекаю, что к чему.

Перед тем как идти спать, я заглянул в «хозяйство» Дока – проведать Алика. Наш медикус сидел на чурбаке и задумчиво копался в своем «чемодане».

– Серега, привет!

– Здорово!

– Как Алик?

– Нормально. Пулю я вытащил. Она всего в трех сантиметрах в мякоти засела. Издалека стреляли?

– Нет, в упор практически. Она приклад винтовки сначала пробила, а потом только в ногу попала.

– Тогда понятно… Выпить хочешь?

– Давай, а лучше – закусить.

– А нету… Хотя, постой. – И он протянул мне пук соломы. Да, Док в своем репертуаре!

– Спасибо, я по овсяному полю сегодня гулял.

– Тогда на – гематогеном закуси. – И он действительно протянул мне ломтик гематогена.

Выпив глоток коньяку из его фляжки, я с удовольствием закусил «медикаментом», после чего сел рядом с Доком и с наслаждением закурил. По жилам растекалось тепло от коньяка, табачный дым был ароматен. От всей этой нехитрой военнополевой роскоши я расслабился и незаметно для себя заснул.

– …му?

– А? Что? – Я проснулся.

– Я спросил: «Почему это случилось с нами»? – повторил Док.

– Если бы я знал, Серега, если бы я знал… И ведь ни минуты сегодня не было – сесть и подумать.

– Везет тебя, Тоха. А я целый день только про это и думаю. Как с утра постреляли немцев, так и думаю. Они ведь настоящие…

– Кто?

– Немцы. Я специально трупы осматривал. Это не муляжи, не электронная симуляция. Запах не подделаешь…

– Серег, не кисни, а? Образуется все.

– Ты вот чего мне скажи… Вот ты и вчера, и сегодня людей убивал, так? И что, нигде ничего не шелохнулось? Фибры души не затрепетали? – Несмотря на шутливость оборотов, голос Дока был абсолютно серьезен.

– Честно говоря – нет. Серег, я не маньяк и не извращенец, но ситуация такая, что либо мы – их, либо они – нас. Другого не дано.

– Но ты же знаешь, что мы все равно победим! За карму свою не боишься?

– Не боюсь. А ты книжки с фотографиями из Бухенвальда или Хатыни почаще вспоминай и тоже за карму бояться перестанешь…

– Ладно, вояка, не буду. Э, да ты носом клюешь. Давай иди, там, в углу, мой спальник лежит.

– А ты? – заплетающимся языком спросил я.

– А мне – еще перевязку Алику делать, да и остальных посмотреть надо. Завтра же выдвигаемся.

– Может, и сегодня.

Ответа Дока я уже не слышал, провалившись в глубокий и вязкий сон.

* * *

ГЛАВА 22

– Тоха, вставай! Да вставай же ты! – Ктото тряс меня за плечо.

– А? Что? Сколько времени? – Я проснулся с ощущением, что безнадежно проспал на работу и жена возмущенно будит меня.

Попытавшись вскочить с кровати, я запутался в спальном мешке и чуть не грохнулся оземь.

– Тох, ты что? Приснилось что? – Голос Дока вернул меня к действительности.

Я мгновенно вспомнил: я – на войне! Не на игрушечной, «страйкбольной», а на самой настоящей – Великой Отечественной. Вот уже второй день.

– Серег, я в поряде! Просто со сна попутал мальца… Думал, на работу пора. Чуть Машей тебя не назвал.

– А, понятно… – протянул друг. – Там тебя командир зовет. Сказал – скоро выступаем. Велел раненых к транспортировке готовить.

Выбежав из «госпитального» сарая, в котором меня сморил сон, я торопливо умылся у бочки с дождевой водой и пошел в «штаб».

– А, проснулся? – поприветствовал меня Фермер.

– Ага.

– На, перекуси. Ребята приготовили, пока ты спал. – С этими словами он пододвинул ко мне миску, в которой лежало несколько кусков сала, три вареных картофелины и кусок домашней колбасы.

– Ну, и чай, конечно, – добавил Саша, доставая откудато изпод стола закопченный железный чайник. – А пока ты кишки массируешь, мы поговорим.

– Угум. В смысле «Так точно, товарищ командир»! – ответил я с набитым ртом. – За такое угощенье – я вся ваша!

– Антон, кончай паясничать! Или у тебя пара гвоздей всетаки вывалилась и шифер заскользил к карнизу? – Лицо командира выражало нешуточную озабоченность.

– Не, командир, я – в полном порядке! Просто характер такой! Сам же знаешь.

– А, я и забыл за всеми этими скачками, думал, ты действительно «того». Такое случается… Сам видел неоднократно. А штатного мозгоправа у нас, к сожалению, нет. Ладно, лирику – побоку. Помнишь, о чем мы разговаривали?

Я немного поморщил лоб и утвердительно кивнул.

– В голову чтонибудь пришло по поводу того моста?

– Даже если и пришло, то варианта, по большому счету, у нас всего два: работать тихо или громко.

– Поясни?

– А что пояснятьто? Или налет, или тихий подход к объекту. А поскольку мы систему обороны объекта все одно не знаем, то планы сейчас строить – это то же, что пердеть в газопровод с целью увеличения валютной выручки государства…

Саня хмыкнул.

– А мы даже не знаем, что там за мост, – продолжил я.

– Я на карте посмотрел. Хорошо, что нам саперы попались. Вот, посмотри, здесь пометка. – И он протянул мне карту.

Вчитавшись в рукописные пометки, а точнее, с трудом разобравшись в них, я ответил:

– Ну, если я правильно понял, то мост деревянный, трехпролетный, класс грузоподъемности – «тридцать тонн».

– Я примерно то же самое понял, только с пролетами не разобрался, – подтвердил мои догадки командир.

– Жечь его, если я правильно понимаю, бессмысленно? Точнее – трудно. Если он на тридцать тонн рассчитан, то и бревна там – толстенные.

– Правильно понимаешь, там опоры подрывать надо.

– А взрывчатки нам хватит?

– Я посчитал: если парутройку фугасов разобрать – то да.

– Ну, так чего же мы ждем?

– Тебя.

– То есть?

– Ты же у нас по этому времени спец… Кстати, а с рукавами от мундиров ты хорошо придумал. Пока ты тут массу давил, я бойцам поручение дал – хорошие накладные заряды получились.

– Да какой я спец! Так, немного почитал тамсям…

– Не прибедняйся.

– Есть не прибедняться!

– Через полчаса выступаем. Ты «Круппа» вести сможешь?

– Уже водил.

– Точно, я и забыл.

– Сань, а давай опознавашки сделаем. Белые повязки на левую руку.

– Точно, сейчас у Дока бинты возьмем…

– Командир, бинты здесь дефицит. Я думаю, может, гимнастерку милицейскую на полосы порежем?

– А он в чем ходить будет?

– Я ему могу одну из своих курток дать, все равно у меня их три.

– Давно пора, а то он своей белой хламидой рано или поздно всех немцев в округе к нам соберет.

Разыскав Дымова, я с грехом пополам совершил «чейндж». Сержантолейтенант тут же попробовал прицепить свои «кубари» к воротнику бундесовской куртки. Пришлось попенять на нарушение формы одежды:

– Вы, товарищ сержант, каким местом думаете? Мало того, что знаки различия неподходящие к униформе цепляете, так и еще правила нарушаете!

– Какие правила?

– Вы у когонибудь из нашей группы знаки различия видели?

– Нет.

– А документы мы комунибудь показывали?

– Нет.

– А как вы думаете, товарищ сержант милиции, почему?

– Ну, вы секретные очень, вон у вас техника какая, и подготовка – тоже огого!

– Ответ неправильный. Мы – диверсионная группа в тылу врага. И если противник случайно увидит когонибудь из нашей группы, он не должен знать, кто это перед ним. Именно поэтому я в деревню в гражданской одежде ходил. И для этого нам бланки твои нужны.

– Ну а почему вы тогда друг друга при всех по званиям называете?

– Так то – при своих. Мы – воинское подразделение, а не банда какаянибудь. Понял, сержант?

– Да, понял, товарищ старший лейтенант.

Быстренько изведя гимнастерку Дымова на лоскуты, я раздал их всем присутствующим на «базе».

За всеми этими мелкими хлопотами полчаса пролетели незаметно. По команде Фермера все бойцы построились во «дворе». Саша встал перед строем и заговорил:

– Товарищи, оперативная обстановка требует, чтобы мы как можно скорее покинули это место. И именно поэтому я не могу отпустить лейтенанта Сотникова прямо сейчас. Через короткое время нам предстоит бой с немецкофашистскими захватчиками, так что сразу скажу: тот, кто не готов идти в бой, – шаг назад!

Все стоящие в строю остались на месте. Обведя собравшихся пристальным взглядом, Саша продолжил:

– Все, я вижу, согласные… А раз так, то вы будете исполнять приказы членов группы так, как если бы они исходили от самого Господа Бога… А для неверующих – от наркома обороны. Ясно?

Раздался голос сержанта Несвидова:

– А что делатьто будем, товарищ майор госбезопасности?

– Обо всем узнаете на месте, – ответил командир. И уже мне:

– Товарищ старший лейтенант, с вами поедут «новички» и сержант Дымов.

– Есть.

ГЛАВА 23

Пока мы тащились по «секретной» лесной дороге, я уговорил окруженцев надеть для маскировки немецкие каски.

– Вы, товарищи бойцы, сказки в детстве слушали?

– Было дело, но при чем здесь это, товарищ старший лейтенант? – ответил за всех сержант Юрин.

– А при том! На немецкой машине и в немецких касках мы будем сейчас, как под шапкойневидимкой. Любой из врагов, кто случайно нас увидит, подумает: «Вот наши саперы едут кудато по своей надобности» – и продолжит заниматься своими делами. Понятно?

– А если ктонибудь поближе подойдет?

– Тутто ему крандец и наступит! – пресек я разгорающуюся дискуссию.

До Новинок мы добрались без приключений, если не считать таковым езду со светомаскировочными фарами по лесной заброшенной дороге в тылу врага.

Наши подрывники подали сигнал зеленым фонариком из кустов, так что и с поиском наших проблем не было.

Прервав наши радостные «обнимашки», командир открыл военный совет «племени»:

– Судя по тому, что выяснил сегодня Антон, оставаться в этом районе мы не можем, поэтому сегодня поутру мы будем прорываться севернее. Но в качестве прощального привета мы должны подорвать мост у Боублей.

– А шоссе минировать не будем? – поинтересовался Бродяга.

– Нет, поставите только один фугас на растяжке, как страховку от незваных гостей. Да, Шура, я там у тебя в баулах пошуровал, ты уж извини. «Ночничок» нам сегодня понадобится.

Прибор ночного видения у Бродяги был самым крутым в команде. Если большинство вполне удовлетворяли устройства второго поколения, то технически развитый Шура был обладателем машинки поколения «Три Плюс», со всякими примочками типа антизасветки, окуляра переменной кратности и прочим.

– Конечно, но ты сказал, что мы утром пойдем на прорыв…

– Да, в четыре утра отработаем на мосту и покатим себе восвояси.

– Ясно. А нам какие еще поручения будут?

– Сейчас один идет ставить фугас на шоссе, а остальные будут разбирать два или три фугаса, нам для подрыва моста взрывчатки не хватает. Кстати, Шура, проверь, я правильно посчитал? – И командир протянул Бродяге листок с формулами.

Тот, включив фонарик, углубился в расчеты.

В разговор вступил Люк:

– Командир, давай, я с Ваней схожу, для прикрытия.

– Да, иди. Я думаю, с разборкой Бродяга и один управится.

После «летучки» я отправился реорганизовывать боевое охранение на современный лад, одновременно объясняя Дымову, Сотникову и Несвидову, почему это надо делать так, а не иначе.

– Вы расставили бойцов поодиночке. Сколько между ними дистанция?

– Пятнадцать метров, – ответил мне Несвидов.

– А лучше бы их положить парами. В паре дистанция пять метров, между парами – тридцатьсорок.

– Почему?

– Один боец заснуть может, да и в ножи его взять несложно. А в паре они друг друга страховать будут.

– Но на сорока метрах ночью в лесу ничего не видно! – попытался возразить Сотников.

– А видеть ничего и не надо. Надо – слушать! У товарища лейтенанта, ну того, что на минирование сейчас ушел, – пояснил я, – есть специальный снайперский костюм, он его сам делал. Так вот, могу вас заверить, вы его в этом костюме и днем на двадцати метрах не увидите.

– Это что, шапканевидимка из сказки? – усомнился Несвидов.

– Нет, немного мешковины и мочала да пара метров рыболовной сети, – объяснил я.

– Да не может того быть!

– Сержант, я с вами спорить не буду – утром сами увидите.

Люк и Казачина управились за двадцать минут, еще минут десять мы потратили на сборы, так что колонна наша двинулась в направлении Боублей в пятнадцать минут четвертого.

ГЛАВА 24

Когда до моста, по нашим прикидкам, оставалось километра полтора, мы остановились.

Командир, Бродяга, Люк и я направились на рекогносцировку. Обойдя поселок огородами, мы принялись рассматривать в ПНВ позиции немцев у моста, Фермер спросил меня:

– Я два пулеметных гнезда заметил, как думаешь, сколько народу при них может быть?

– Однодва отделения, они пока непуганые в тылу.

– В принципе, можно и налетом их взять, – предложил Бродяга. – Вот только как на тот берег перебраться?

Тут мне в голову пришла интересная мысль:

– А если колонной просто подъехать? Впереди на мотоцикле – трое в прикидах фельджандармов: и внимание отвлекают от основной группы, и на тот берег без проблем перебраться можно.

– У немцев в отделении сколько человек? – спросил Фермер.

– Десять.

– И кто у нас такой Рэмбо?

– А можно и техническое превосходство использовать. Предположим, в мотоцикле Люк, Тотен и я. Алик понемецки отбрехивается на первом посту. Да и на втором – тоже. На том берегу мы с Саней соскакиваем и валим ножами часовых, а Тотен с «ППД» нас поддерживает. Если же они попрут, мы врубим фонари – и их ослепим, и Тотену мишени подсветим. Ну а вы в пятнадцать рыл с десятком немцев справитесь.

– А не очень нагло? – спросил Фермер.

– Командир, я понимаю, что лучше бы потихому мостик подорвать, но для этого полежать полдня рядышком надо, подходы наметить. А потом полночи к нему, мостику этому, ползти. А у нас, как ты сам понимаешь, времени практически нет.

– Ну что ж, попробуем сыграть «с листа». Идите переодевайтесь.

Нацепив на себя немецкую форму и повесив на шеи фельджандармские горжетки, мы с Тотеном забрались на мотоцикл и стали ждать Люка. Через минуту он вынырнул из темноты и, окинув нас взглядом, сказал:

– Вы на чучела похожи, а не на представителей полевой жандармерии. Противогазные коробки мотоциклисты на грудь вешают, а не попехотному – на задницу! Вообразите лучше, как на кочках они по раме громыхать будут.

Я забыл упомянуть, что Люк в свободное время занимается исторической реконструкцией, да не абы кого, а немецких парашютистов времен Второй мировой, так что мы, не кочевряжась, последовали ценным указаниям товарища.

Не забыв повязать на руки белые опознавательные повязки, мы уже собирались отправляться в путь, когда к нам подошел Бродяга.

– Антон, на, возьми, – сказал он, протягивая мне «наган» с приделанным к нему глушителем. – Я, пока мы в кустиках отдыхали, немного «сокомовский» глушак доработал. Не скажу, что идеально вышло, но звук глушит неплохо.

– Спасибо! – Подумав немного, я отцепил от пояса кобуру с «вальтером», который я забрал на хуторе, и протянул Бродяге. – А это – алаверды.

* * *

Ну, вот и все, жребий брошен, и наш Рубикон ждет нас! Полтора километра, что отделяли нас от моста, мы проехали минут за десять. Можно было бы и быстрее, но командир решил не рисковать. Я отдал, как и планировалось, свой «ППД» Тотену, а сам повесил на шею немецкий автомат, «наган» с глушителем удалось пристроить в набедренную кобуру, оставшуюся от страйкбольного «Сокома»,^[29] ну и два ножа – это как водится. За спиной у меня сидел Люк, также вооруженный «тридцать восьмым», для страховки ему отдали и две немецкие гранаты.

Вот впереди показался предмостный пост – все как по учебнику: «грибок» у полосатого шлагбаума, правда не закрытого, чуть поодаль, метрах в десяти, – небольшая караулка и самое главное – пулеметное гнездо, сложенное из мешков с песком и нескольких бревен. Как мы выяснили во время рекогносцировки, мост находился не в самом селе, а метрах в двухстах к северу от Боублей, а дальше, чуть в стороне от шоссе, находилась деревня Мацки и в ней, судя по обозначениям на трофейной карте, и располагалась охранная рота. Так что подкрепление к противнику могло подойти сразу с двух сторон.

От грибка отделилась фигура, плохо различимая в скудном свете фары, закрытой светомаскировочным колпаком, и несколько раз взмахнула жезлом со светоотражающим «блюдцем» на конце. Мы начали притормаживать.

– Эй, камрад! – понемецки окликнул часового Тотен. – Вы саперов из 173го ждете?

– Да, еще вчера обещали приехать. Настил на мосту ни к черту, того и гляди развалится.

– Мы их сопровождаем. Вон они – сзади тащатся. В селе есть где остановиться? – Мы уже в трех метрах от часового.

– Да, там полно свободных домов, многие русские убежали на восток.

– Спасибо, камрад.

Я отпускаю тормоз и собираюсь добавить газу.

– Постой.

Я напрягаюсь и опускаю руку к кобуре. Мотоцикл еле ползет на первой передаче.

– Чего тебе?

– Передай Эрику на том берегу, что он проспорил и с него пять сигарет.

Выдыхаю. А Тотен интересуется:

– О чем спорили?

– Он сказал, что до шести утра никто здесь не проедет.

– Тогда с тебя – одна сигарета, ведь мы помогли тебе выиграть пари.

Немец рассмеялся:

– Да уж, с вами, ребятами из полевой жандармерии, шутить не стоит. Своего никогда не упустите. Утром заходи за своей долей.

Я добавил газа, и мы медленно покатили по мосту. Настил, раздолбанный гусеницами и колесами тяжелых грузовиков, легонько поскрипывал. Теперь было понятно, зачем вызывали саперов – мостик явно не был построен с расчетом на проход пары дивизий в день.

Люк тронул меня за плечо:

– А часовой на другой берег сигнал дал – два раза мигнул синим фонарем.

– А ты что хотел, «орднунг». Ну, нам это на руку.

До противоположного берега нашей тройке оставалось метров десять, когда наши грузовики остановились перед мостом.

«Интересно, кто и, самое главное, как будет отвлекать часового болтовней, пока мы не успокоим немцев на этом берегу?» – подумал я.

Однако времени на рефлексии уже не оставалось – к нам шел «местный» часовой. Пора было начинать утренний концерт в стиле «хеви метал».

Затормозив буквально в метре от часового, мы с Люком спрыгнули с мотоцикла.

– Эрик? – спросил из коляски Тотен.

– Да, это я, – ответил часовой.

– Ефрейтор с того берега передает тебе, что ты проиграл.

– Да, я по… – Нож Люка входит в солнечное сплетение немца. А я вытаскиваю «наган» из кобуры и два раза стреляю в пулеметчика.

«Хм, а Саня не обманул!» – Выстрелы получились как громкие хлопки ладонью.

На секунду замерев, мы прислушиваемся. Вроде все спокойно. Повернувшись к другому берегу, я один раз мигаю «тактическим» фонариком. Понеслась душа в рай!

С того берега доносится приглушенный вскрик. Если бы я не прислушивался, то, скорее всего, и не услышал бы его.

Ночную тишину разорвала очередь из автомата, а вслед за ней грянули несколько винтовочных выстрелов. Дверь «нашей» караулки распахнулась, и наружу выскочил рослый немец. В одной руке у него был карабин, а в другой он держал каску, которую собирался надеть на голову. Проблема была в том, что следом за ним был еще один. Вскинув «наган», я выстрелил во второго и практически сразу после выстрела с подшагом ударил ногой в колено первому. Задний фриц опрокинулся назад, а передний кубарем покатился по земле. Сверху на него напрыгнул Люк и ударил его ножом. В проеме двери показались стволы двух винтовок.

– Алик, давай! – заорал я, бросаясь на землю.

Тотен врубил свой «тактик». Луч белого света мощностью в сто люмен ударил в проем. Немцы замерли, как зайцы, попавшие на лесной дороге в свет фар «уазика». Две короткие очереди «ППД» опрокинули их на землю.

Положив на землю «наган», я вытащил изпод себя автомат и привстал на одно колено. Досчитав до трех, рыбкой прыгнул на другую сторону от двери. В караулке бахнул «маузер», но я слишком быстро промелькнул в проеме для того, чтобы стрелок мог нормально прицелиться.

«Слева сидит», – определил я по вспышке положение стрелка.

Однако соваться в проем мне совершенно не хотелось. Заметив, что Люк заходит с другой от двери стороны, я показал ему на свою каску, затем ткнул пальцем в проем. Как приятно работать с людьми, понимающими тебя по движению пальца! Сашка зацепил карабин одного из немцев, и, надев на ствол каску, выставил ее в проем. Выстрел! Каска, звеня, покатилась по земле. Рухнув поперек дверного проема, я дал короткую очередь. Аллес!

– Люк, помоги Алику до пулемета добраться! А ты, Тотен, фонарь гаси и из коляски вылезай.

Пока ребята добирались до пулеметного гнезда и разворачивали «машинку», я залез в караулку, где, нацепив налобный фонарик, занялся мародерством. Шесть маузеровских винтовок («Странно, убитых только пять, ну да ладно»), «парабеллум», ящик гранат, в народе «колотушками» называемых, несколько коробок с продпайком («Ура, ура!»), «сбруи», котелки…

Когда я вытаскивал на улицу очередную порцию «нажитого непосильным трудом», то увидел, как на мосту разворачивается сценка из какогонибудь голливудского боевика категории «Б». «Опель» и «Крупп» выехали на мост и остановились каждый над одним из быков. Ребята (по силуэтам я узнал Казачину, Дока и Бродягу, да и сам командир принял в этом участие), надев альпинистские подвесные системы и зацепив карабинами веревки за поручни на бортах грузовиков, практически синхронно соскользнули вниз и сноровисто начали крепить заряды на бревнах опор. В отличие от тех мостов, к которым я привык в своем времени, опоры этого представляли собой не столбы, торчащие из дна реки, а выглядели как ажурные многоугольные срубы, сложенные из не очень толстых бревен. Судя по доносившимся командам, наши ветераны тоже давно не сталкивались с подобными конструкциями, поэтому им приходилось вносить матерные корректировки по ходу минирования.

«Наши» окруженцы бодро мародерствовали на противоположном берегу, периодически подтаскивая добычу к кузову «Опеля». Вот двое из них, нагруженные пулеметом и коробками с лентами, двинулись на нашу сторону. «Давно пора! – подумал я. – Если в деревне стоит хотя бы взвод, нам может не поздоровиться!».

ГЛАВА 25

Взгляд со стороны. Бродяга.^[30]

– Отряд! Стройся! – негромко, но внушительно скомандовал Фермер. Все наше разномастное воинство быстро вытянулось в цепочку около машин.

– Равняйсь! Смирно!

Все затихли.

– Вольно! Слушай приказ! Грузовик – Казачина за рулем, Док в кузов с ранеными бойцами. Идет замыкающим. Сотников!

– Я!

– Четырех бойцов в кузов – на помощь военврачу. Их задача – прикрыть раненых.

– Есть!

– С остальными – в «ублюдка» (таким нелестным прозвищем Фермер окрестил «предок „Круппа“»), каски надеть, плащпалатки немецкие – тоже. Поведу я сам. В случае боя ваша задача – подавить пулемет. Это главное. Остальным займемся мы. Вопросы?

– Нет.

– Исполнять!

– Капитан! – Это уже мне. – Подойди.

Я подошел.

– Твой часовой у «грибка», справишься?

– Не вопрос.

– По возможности – тихо.

– Попробую.

– Возьмешь кого?

– Да Дымова и возьму, пускай привыкает. Мы в грузовике поедем, пусть Ваня стукнет в стенку кабины, когда у поста будем.

– Договорились.

Я подошел к машинам.

– Зельц! – Тишина. – Дымов, блин!

– Здесь я, товарищ капитан госбезопасности! – Сержант подскочил, сжимая в руках трехлинейку.

– Со мной пойдешь.

– Куда?

– Слону под муда! Работать будем. Твоя задача – спину мне прикрыть в случае чего. Идешь сзади, слева, на два шага вбок и на три шага сзади. Контролируешь все, что от меня слева и сзади.

– Так это, товарищ капитан, мне бы «наган» мой…

– Ты у нас снайпер? Ночью с полсотни метров в голову немцу из «нагана» попадешь?

– Нет…

– Так и на хрена тебе «наган»? Винтовка надежнее будет.

Я критически осмотрел сержанта. Синие галифе, белая фуражка.

– Фуражку – в кузов. На, возьми, – я протянул ему «балаклаву»,^[31] показал, как ее надеть и быстро раскатать. Достал из трехдневника камуфляжное пончо.

– Сверху наденешь. Винтовку под накидку спрячь, в случае чего сбоку руки повысовываешь и работай. Стрелять только в случае непосредственной угрозы, когда меня начнут явственно и очевидно убивать. Кого на землю свалю – прикладом по чану.

– ?

– По башке.

– Понял.

Мы быстро запрыгнули в кузов. Впереди затарахтел мотоцикл. Двинулись…

Я огляделся. Док, сидя на полу спиной к кабине, поглаживал руками винтовку, лица не видно – тоже «балаклаву» надел. Кстати, да, пора и мне. Вытащив из кармана черный платок, я привычно намотал на голове чалму и заправил под нее конец платка. Теперь и у меня видны только глаза. Расстегнул клапана и проверил, легко ли выходят из кобур пистолеты. Нож и так под рукой. Дымов сжался у борта, такое впечатление, что и не дышит даже.

Скрип тормозов и стук в стенку! Пора!

Толкаю Дымова и перемахиваю через борт. Слышу, как Дымов тяжело прыгает на землю сзади, а в кузове защелкали затворы винтовок.

«Грибок»! Где он, падла? Вон он, слева.

Так, а где часовой? Не видно, но должен быть у шлагбаума. Тихонечко, вприсядочку, в сторонку от машин, теперь вперед…

Вот он! Стоит, машет жезлом. «Ублюдка» тормозит?! Так кто ж ему там отвечать будет, Фермер понемецки кроме «хенде хох» и «Гитлер капут» вряд ли что скажет!

Как это у римлян? «Фестина ленте»? Торопись медленно? Чтобы не слышно было.

А медленно и не выходит, он уже около борта! Чтото говорит. Отвечают ему или нет, не слышу. Еще бы пяток метров… Опять говорит, уже тоном выше, недоволен чемто. Чем, блин?! Отступил на шаг, рука к винтовке ползет… Все! Работаем! Ннна! «Стрела» рыбкой вылетела из руки. Есть! Не окривел еще… Чтото простонав, часовой валится навзничь. Жив еще! Сверху на него рушится Фермер, ну теперь уж точно кирдык.

Оклик! Слева, изпод «грибка»! Так он не один тут? Блин! Туда!

Словно подтверждая это, под грибком мелькнула вспышка, и пулеметная очередь прошлась гдето в районе шлагбаума.

Бах! Бах! С «ублюдка» ударили выстрелы. Черт, еще свои подстрелят!

Бзынь! А вот это уже у меня над ухом. Дымов постарался, и куда, интересно, он стрелял? Но нет худа без добра, вспышка выстрела слегка подсветила стрелка. «ТТ» дважды дернулся в руке. Хорош! Спекся! Видно было, как его крутануло на месте и опрокинуло. Подбегаю с пистолетами в обеих руках, лежит, добавки не просит. Полплеча как не было.

Бах! Бух!

Так, это уже на том берегу. Топот ног, это через мост мчится Фермер с подмогой, но, похоже, все. Вон, фонарь, это точно наши, тут таких нет. Слепили…

– Дымов! Цел?

– Так точно, товарищ капитан!

– Давай, часового осмотри, нож мой забери и в машинах проверь – не зацепило ли кого?

«Так, а это у нас что за тип? Погоны с просветами, унтер? Черт, не силен я в немецких знаках различия…».

Пулемет – отлично, автомат – это добре, так, подсумок с магазинами – тоже хорошо. Кобура. «А тут у нас что? Опаньки, вот это сюрприз! Унтерто заслуженный, падла! Был…»

В кобуре у него «ВИС35», «машинка» серьезная и хорошо знакомая, у меня такой трофейный был. Тот же люгеровский патрон, две сотни метров прицельного боя, мягкий плавный спуск, красота! Я его еще ТАМ ценил, холил и лелеял. На двести метров мы, ясен пень, стрелять не будем, но он и вблизи очень даже неплох. «Вальтер» мне Арт подогнал, так что два нормальных ствола для работы накоротке теперь есть. Так..

– Дымов!

– Я!

– Лейтенант где? Сотников?

– Здесь он.

Топот ног, и они оба подбежали ко мне. За спиной у Дымова торчали две винтовки. В левой руке он держал «Стрелу».

– Держите. – Я передал Дымову автомат с подсумками, «Стрелу» же, обтерев о мундир немца, убрал в ножны.

– Лейтенант, держи! – Я протянул ему его же собственный «наган». – Возвращаю. Хороший ствол, теперь пусть хозяину послужит.

Сотников покосился на унтера, впечатлило…

– Что там, в машинах, зацепило кого?

– Да колесо вроде пробило, а так нет. Целы все.

– Добро, лейтенант, собирайте людей, осмотритесь тут. Только быстро, времени нет. Пулемет оприходуйте.

Сотников козырнул и пошел к дороге.

– Товарищ капитан! – Это снова Дымов.

– Ну, говори.

– Я это, когда стрелял…

– Ну?

– Рано?

– Да как тебе сказать… – В ушах еще звенело от его выстрела. – В целом правильно. Он ведь мог у дороги такую кашу устроить.

У моста раздался свист.

– О, вот и командир. Пошли, Зельц, пора уже отсюда ноги делать.

ГЛАВА 26

Невзирая на непривычность конструкции моста, когда я вышел из караулки со следующей охапкой добычи, установка зарядов была закончена. Заметив, что двое из «группы поддержки» расположились с пулеметом прямо на мостовом настиле, я направился к ним.

«Ба, знакомые все лица!» – подумал я, узнав эксмайора и «карманного мента».

– Что же вы, товарищ Трошин, так неграмотно пулемет поставили? Сместитесь метров на пять в сторону, вон, какой хороший бугорок виднеется! – И я рукой показал направление.

Тот покосился на меня, но, ничего не сказав, встал и, подхватив пулемет, потрусил в указанном направлении.

– Внимание! – раздался за моей спиной голос Люка. – Похоже, у нас «гости»!

Я метнулся к мотоциклу и подхватил лежащий в коляске «ППД» (начальная скорость выше, траектория настильнее, для перестрелки на дальней дистанции получше немца будет, да и семь десятков патронов в магазине, какникак), после чего залег за «караулкой», контролируя наш левый фланг. Сигнал по рации нашим я подать не мог, поскольку через мост ехал, не надев гарнитуру и не включив рацию, не желая демаскировать себя перед немцами, сторожившими мост; однако, я уверен, Люк это уже сделал.

– Тоха, рацию включи, – крикнул он мне.

– А гады где? – Тут только я заметил, что Саня наблюдает за окрестностями в «совиные глазки».

– Еще метров двести. Они только из деревни вышли.

Воспользовавшись паузой, я достал из подсумка рацию, включил ее и, сняв каску, надел гарнитуру.

Два раза «щелкнув» тангентой, я сказал:

– Арт в канале. Я теперь на связи.

– Арт, ответь Фермеру. Что там у вас?

– «Гости» идут, сколькопока непонятно. А вы что там копаетесь?

– Да старый и опытный склад досок нашел, теперь там со спичками балуется.

– Стойте! Пожар же нас подсветит! – Но в этот момент на другом берегу уже начал разгораться огонек.

– Да вашу Машу!

– Люк в канале. До «гостей» – сто пятьдесят метров! Насчитал больше двух десятков.

– Фермер в канале. Подпускайте метров на шестьдесятвосемьдесят и мочите.

– Понял тебя! – почти хором откликнулись Люк, Тотен и я.

– Люк, давай отсчет дистанции! Тотен, целься в середину силуэта. Прицел – на «сотню».

– Сделано… – ответил Алик.

– Дистанция «сто», – подхватил Люк.

«А ведь это – наш первый настоящий бой! Не засада, не попытка вывернуться из критической ситуации, а первое осознанное столкновение с противником! И что самое необычное – я совершенно не волнуюсь. Нет, от выброса адреналина меня „потряхивает“, конечно. Но коленки друг об друга не стучат, в ушах басовые барабаны не бухают… Странно…»

И тут загрохотал пулемет Трошина, выпустив длинную, в полленты, очередь.

«Ой, бля! У нихто рации нет, а голосом мы их предупредить забыли».

– Люк, дистанция?

– Девяносто пять по дальномеру.

На дороге замелькали огоньки винтовочных выстрелов, а через десяток секунд к ним добавилась пульсирующая вспышка пулемета.

– Алик, пройдись по стрелкам. Только короткими. Целься на палец ниже вспышек. – Это в рацию Тотену.

Вдох, длинный выдох… «Посадив» огонек вражеского пулемета на мушку, даю две короткие.

Откатываюсь за караулку.

– Ты его загасил! – слышу голос Люка в наушнике.

Пламя на том берегу разгорается все сильнее, ярко освещая весь пятачок перед мостом…

– Трошин, Дымов! Как вы там? – ору я что есть мочи.

– Ранен Трошин! – еле слышно доносится ответ.

«Ешкин кот!»

Осторожно выглядываю изза угла. Количество вспышек на дороге явно уменьшилось.

– Урррраааа!!!

«Это еще что такое?» – пытаюсь понять я.

По мосту в рост бегут человек пять. Оживает пулемет на дороге, правда, теперь его оттащили, похоже, в один из кюветов. Двое из бойцов, бегущих по мосту, спотыкаются и падают. Нехорошо так, как куклы. Стиснув зубы и матерясь про себя, начинаю снова выцеливать пулеметчика. Вдохвыдох, вдохвыдох. Когда я последний раз стрелял из такого агрегата на стрельбище (там, правда, был «ППШ»), то уверенно попадал первой очередью в сигаретную пачку на полсотни метров. У «ППД» кучность должна быть похуже изза отсутствия компенсатора, но «попитка – не питка», как говаривал один исторический деятель мину… тьфу, ты… нашего времени.

Автомат вздрагивает в злой, короткой, на три патрона очереди. Так, немного сместить точку прицеливания… Еще одна очередь… Несколько пуль бьют в стену караулки… Это немецкие стрелки пытаются достать гада, не дающего спокойно работать их пулеметчику.

По пехотинцам щедро отрабатывает пулемет Тотена. Слышу за спиной топот.

– Тоха, это я. Фланг им сейчас загну, – полукричитполушепчет Люк и скрывается в предрассветной мгле.

Спустя несколько бесконечно долгих минут?… мгновений? слева слышатся отрывистые очереди люковского «эмпэшника». Пользуясь наличием у него ПНВ, Саня на выбор отстреливает немцев.

Взрыкивает мотор «Круппа», и фары, с которых сняли светомаскировочные шторки, освещают дорогу. Несколько пригнувшихся фигур пытаются, отстреливаясь, отступить к деревне, но пулемет Алика и автомат Люка валят их на землю.

Затем была лихорадочная погрузка оружия и других трофеев в грузовики, скоростное «штопанье» Доком Трошина – в кузове «Опеля», при свете фонариков. Бывшему майору повезло, пуля попала в спину по касательной и, отрикошетив от лопатки, вылетела наружу, раскроив, правда, как ножом, мышцы и кожу.

Тела двух погибших на мосту бойцов мы взяли с собой: это был тот молодой москвич, что собирался с Сотниковым идти к фронту, и окруженец с разбитым лицом, которого я вытащил из сарая. Лейтенанту Сотникову, который поднял бойцов в идиотскую контратаку на пулемет, Фермер чуть не разбил лицо. Правда, подержав сопляка «за лацканы» и матерно высказав в глаза все, что он думает по поводу таких командиров, Саша несколько поостыл и пообещал разобраться сразу, как время появится.

Мост мы подорвали, как только колонна была готова к движению. Фейерверк был знатный!

А с учетом того, что Бродяга спалил весь запас пиломатериалов, приготовленных для ремонта моста, можно смело рассчитывать на то, что немцы здесь провозятся как минимум дватри дня.

Рогово мы очень удачно объехали по проселку и, смешавшись с потоком немецких машин, нескончаемой чередой прущих на восток, проехали по шоссе еще несколько километров, после чего свернули с трассы на одну из небольших дорог, идущих на север, и остановились в лесу в паре километров от шоссе.

Как там великий русский поэтлейтенант написал: «…тогда считать мы стали раны, товарищей считать…».

Расположившись на дневку, мы устроили разбор полетов, совмещенный с подсчетом трофеев.

– Ну что же, товарищи, – начал командир, – домашние заготовки реализуем на «четырепять», а как только начинаем импровизировать, лоховство так и прет! Саня, – обратился он к Бродяге, – ну еж твою медь! Что мешало дрова запалить на три минуты позже? План перевыполнить хотел? А в нашем нелегком деле перевыполнение плана – это трупы лишние, и хорошо, если чужие!

– Теперь ты, товарищ старший лейтенант! – Это он уже мне. – Сработали великолепно, даже не ожидал! Но долбоносиков кто контролировать будет, Пушкин? Дернись этот горепулеметчик на двадцать секунд раньше, и немцы бы просто оттянулись в деревню, связались бы с гарнизоном в Рогово, и все! Аллес капут!

– А вы, товарищ лейтенант? – Это уже Люку. – У вас же опыт, подготовка! Проконтролировать действия более молодого и горячего товарища впадлу было? К остальным у меня претензий нет. Кроме…

Саша стремительно поворачивается к Сотникову:

– «Мы бились, бились, пока на хер не разбились!» Это – ваш принцип, товарищ лейтенант? Какого… длинного и деревянного вы в атаку пошли? Подсвеченные со спины пожаром на окопавшегося противника? Изза таких тупых «инициативников» мы сейчас под Смоленском деремся, а не под Варшавой. Бля, у вас в училище что, пришедшим на занятия по тактике стакан в самом начале наливали – для памяти? Или, наоборот – в задницу пользовали? И никто в силу этого туда не ходил?

Уж чточто, а «фитиль вставлять» командир умеет!

– Товарищ начальник штаба! – Это он Бродяге. – Выдайте лейтенанту Сотникову бумагу, и пусть он «похоронки» напишет, а потом перед строем зачитает. С выражением. И если ктонибудь после этой декламации не проникнется, будет переписывать. До результата! Всем все ясно?

– Так точно, товарищ майор государственной безопасности! – хором грянули мы.

– Теперь к добыче. Кто у нас трофеями занимался?

– Я, – встал с места Казачина.

– Молодец, хозяйственный ты наш. Доложи!

– В ходе последней акции мы захватили тридцать две винтовки с бэка, три пулемета: два «тридцатьчетвертых» и один ручник..

– «ЗеБэ двадцать шесть», его клон британцы аж до восьмидесятых использовали, – откомментировал я с места.

– Угу. Три автомата с БК, тридцать четыре ручные гранаты, пять пистолетов, полевой телефон, продовольственные пайки…

– Сводку в письменной форме мне позже предоставишь. Сейчас всем есть и отдыхать. Люк и Антон – на вас посты. Заодно и «пешмергу»^[32] нашу поучите. Все свободны!

Пока я ходил переодеваться в более привычный камуфляж, ребята собрались в кружок и о чемто разговаривали. Последнее, что я видел, перед тем как закопаться в свой баул, был Фермер, подошедший к кружку «попаданцев».

ГЛАВА 27

Взгляд со стороны. Бродяга.^[33]

Отойдя в сторону, я присел на подножку грузовика.

Напряжение последних часов схлынуло, и както вдруг резко мышцы налились тяжестью. Поспать бы… Чуток позже надо будет обязательно прихватить часика тричетыре. Сейчас один хрен, сразу не усну, пока не отпустит.

А пока… Достав пистолеты, я принялся, чисто автоматически, за разборку и чистку. За этим занятием и застал меня подошедший Люк.

– Не помешаю?

– Да ладно тебе…

Он присел рядом.

– И здесь оторвал? – кивнул он на «ВИС».

– Да, повезло, немец заслуженный оказался. Такие стволы они не всем подряд выдавали.

– «Курица» есть?

– А то ж… – повернул я пистолет боком, чтобы Люк разглядел клеймо немецкой военной приемки.

Мы помолчали.

Закончив чистку, я убрал пистолеты.

– Какие мысли? – Люк кивнул на солдат, которые занимались постройкой шалаша.

– Грустные. Да и самто я тоже хорош. Дернул меня черт эти доски палить. Чего проще – бензином полить и при отходе зажечь. И полил ведь! Минуту бы обождать!

– Да кто ж его знал, лейтенанта?! Что в лобешник на пулемет попрет?

– Угу, заднимто умом мы все – крутые профи и Александры Македонские. Надо было с ним Зельца рядом оставить – этот вроде посообразительнее будет.

– Будешь натаскивать?

– Ну, с когото ж надо начинать, а этот и грамотный, да и логично это, ежели вперед глянуть. Пусть среди нас хотя бы один реальный представитель НКВД будет. Когданикогда, а со своими, может, и пересечемся, и что тогда? Какие сказки расскажем?

– Резонно.

– Тыто как? Со снайперкой работать будешь или с МГ? У тебя вроде неплохо в свое время получалось.

– Ну, это уж как Фермер решит.

– Сколько там к ним патронов прихватили?

– По восемь сотен на ствол – как положено.

– Да, пулеметчиком у них точно не абхаз был.

Люк хмыкнул.

– Да уж, не утруждался мужик.

Неслышно ступая по траве, подошел Док, присел на корточки.

– Чего не спите?

– А самто?

– Вот не спится чтото…

– Аналогично.

– Может, перекусим чуток, тогда и сон придет.

– Лучше грамм по двадцать «Специального» капни, это вернее отпустит.

– Добро, только поберечь его надо, где ж мы тут корней нароем?

– У меня в сумке еще бутылка чистого корня^[34] лежит, возьми. Для твоих целей нужнее.

– Это есть гут! – Док аж привстал. – Запас карман не тянет. Тем более такой…

– Чего не спим? – Это уже Фермер подошел. – Отдельный приказ каждому давать? Подкрепленный средствами физического воздействия?

– Саш, да тут сразу не уснуть. Самто как?

– Каккак… Каком кверху. Сам не видишь, что ли?

– Саш, – это уже Люк, – мы тут Дока на «Специальный» разводим, грамм по двадцать на лицо, ты как?

– Добро. Один заход, и всем, кроме Люка и Арта, мордой в подушку. Уяснили?

– Есть, командир!

ГЛАВА 28

Когда же, переодевшись, я вылез изза крупповского внедорожника, то единственным из наших, оставшихся на виду, был Люк.

«Хм, наверное, командир всех разогнал», – сообразил я и махнул рукой Люку, приглашая его на запланированную инспекцию.

Когда мы проходили мимо шалаша, построенного для ночевки окруженцами, из него выглянул Трошин и окликнул меня:

– Товарищ старший лейтенант, у вас найдется для меня минута времени?

– Да, конечно. В чем дело, товарищ Трошин?

– Вы, товарищ старший лейтенант, извините меня за то, что я раньше, чем нужно, стрелять начал… Я слышал, вам за это от командира попало…

– Товарищ Трошин, что вы как в детском саду? «Извините, Марь Ванна, я больше в штанишки какать не буду… Я заигрался…» – изобразил я детское лепетание. – Вы же кадровый военный! Моя недоработка была, мне за нее и отвечать.

– Товарищ Окунев, но ведь я неправильно место выбрал…

– Ну и что, вы же не пулеметчик. И потом, я вас все равно в другое место отправил. Так что не переживайте.

– Товарищ старший лейтенант, я пулемет хотел почистить, вы, случайно, не знаете, как его разбирать?

– По этому поводу вам лучше побеспокоить товарища Тотена… – Увидев непонимание на лице Трошина, я добавил: – Сержанта Демина… Ну, это тот член нашей группы, которого вчера в ногу ранили. Он в немецких пулеметах хорошо разбирается.

– Спасибо, товарищ старший лейтенант.

– Не за что…

Лишив, таким образом, Тотена двадцати минут заслуженного отдыха, я отправился догонять Люка, утопавшего вперед метров на десять.

– Что этот «лишенец» хотел? – поинтересовался Саня, когда я его догнал.

– Да переживает, не упорол ли у моста косяк…

– Упорол… – флегматично обронил Саша.

– Какой? – спросил я в недоумении.

– Заставил командира напрягать мозг.

– Ты что, шутишь, что ли?

– Ни разу…

– Не понимаю…

– Видишь ли, Тоха, он виноват в том, что выбрал для пулемета своего наихудшую на тот момент позицию, чем заставил тебя отвлекаться на вытаскивание его задницы из… проблем. Далее, он не спросил про дистанцию открытия огня. Да если бы у нас в группе там, «за речкой», такое случилось, он бы в торец выхватил без разговоров. А ты с ним беседы на «вы» ведешь. Дрессировать их нужно. И вас, кстати, тоже… А то мы все на «игрушках» расслабились, а некоторые и не напрягались никогда! Ты, часом, не помнишь, что перед войной в Красной армии с подготовкой личного состава было?

– Помню, как раз перед поездкой сюда интересную статью читал.

– И что там написано было?

– Отчеты интересные были. Наркомата обороны. Если коротко, то хреново с подготовкой было. Стреляли мало, перемещениями практически никто не занимался, командиры бухали… Да чего говорить – много проблем было…

– Вот видишь. Как думаешь, сможем научить за неделю? Не всему, конечно, но чтоб хоть под ногами несильно мешали?

– Всему, конечно, нет, но коечто показать можем. А там – жизнь научит…

– Тох, я вот что придумал. Может, предложим командиру засаду на большом шоссе устроить.

– Обалдел? Нас просто затопчут! Знаешь, какой там поток войск.

– А мы по принципу: «плюнул в харю – и беги». Прикол про «плюс один патрон» знаешь?

– Это когда каждый последующий стрелок стреляет на один патрон больше, а предыдущий ноги делает?

– Верно. А на «коротком плече» пулемет будет работать.

– А что? Может, и получится! Надо только Фермера уболтать.

На этой бравурной ноте мы быстро проверили посты и убыли под заботливо натянутый для нас тент, отрабатывать «взаимодействие щеки с подушкой», благо что до нашей смены оставалось еще целых четыре часа.

ГЛАВА 29

К моему глубочайшему сожалению, нормально поспать мне так и не пришлось, часа через полтора меня разбудил сержант Несвидов.

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, проснитесь! – раздался у меня над ухом трагический шепот.

– А? Что? – спросонья пробормотал я.

– Товарищ старший лейтенант, лейтенант Сотников пропал!

– А, Несвидов, это ты… Как пропал?! Погоди, я сейчас вылезу…

– Мы посты проверяли, и, вы знаете, я сам не понял, когда его рядом не оказалось.

– Так, притормози… – сказал я, потирая лицо (всетаки в последние три дня со сном у меня было плоховато), – сейчас до командира дойдем и разберемся.

– А может, не надо? – грустно спросил Несвидов.

– Надо!

Фермера мы нашли под одним из тентов – он спал, положив голову на карту.

– Товарищ командир, у нас, похоже, проблемы, – негромко позвал я Сашу.

Командир оторвал голову от своей импровизированной подушки:

– А, Тоха, это ты… Что за проблемы? – И Саша широко зевнул.

– Сотников пропал.

– Чего?!

– Вот, Несвидов расскажет…

Сержант повторил свою историю.

– Нда, ну не дурак, а? Давай, буди Люка, и с сержантом по следу пройдитесь.

– Далеко пройтись?

– Пару километров хватит. Черт, только на отдых встали, а теперь опять линять отсюда!

– Товарищ майор госбезопасности, а зачем «линять»? – не понял Несвидов.

– А потому что если этого сопляка героического поймают хотя бы в радиусе пяти километров от нашей лежки, то есть нехилый шанс на появление «гостей». Так, давайте быстро в погоню.

Растолкав Люка, мы отправились на поиски лейтенанта. Головным шел Несвидов, я – за ним, а Люк составлял наш арьергард. Вдруг из кустов раздался голос:

– Стой. Семнадцать.

– Стою. Четыре… – ответил я за всех.

«О, молодцы, прониклись системой!» – порадовался я.

Во время развода постов я объяснил окруженцам систему числовых паролей. Паролем назначается какоенибудь число. Запрашивающий называет произвольное число, а отвечающий – число, составляющее в сумме с запросом числопароль. Весьма эффективная система, только в уме считать быстро надо.

– Юрин, ты, что ли?

– Я, товарищ старший лейтенант.

– Как обстановка?

– Тихо все. Только вот… – Он немного замялся.

– Что такое?

– Там, – он показал рукой на северозапад, – вороны каркали. Громко так…

– Давно?

– С полчаса прошло…

– А расстояние не определил?

– Ну… примерно метров триста, может, полкилометра.

– Понятно. Ну что, товарищи, пошли посмотрим.

Люк молча кивнул, а Несвидов пока права голоса не имел.

Пройдя метров четыреста в указанном направлении, мы увидели впереди просвет между деревьями. Оставив Несвидова прикрывать тылы, мы с Люком аккуратно стали пробираться вперед. Спустя пять минут нашим глазам открылась печальная картина: на довольно большой поляне некоторое время назад остановилась наша часть, судя по нескольким орудийным лафетам и зарядным ящикам – артиллерийская батарея. Тутто их немцы и накрыли. Авиацией или артиллерией – из кустов мы разобрать не могли, но крупные воронки чернели по всей поляне. Вся она была усеяна телами погибших солдат. Виднелись и лошадиные трупы.

– Теперь понятно, откуда вороны, – пробормотал Люк. – Похоже, что летеха их спугнул случайно, а может, и гонял. С убитых. С него станется, романтика. Давай Сане доложим.

– А Сотникова ловить?

– Он здесь прошел минут сорок как. И направление мог выбрать любое. Я считаю, что на него охотиться – дело, конечно, не дохлое, но хлопотное, а главное – не очень нужное.

Я связался с Фермером и обрисовал ситуацию.

– Артиллеристы – это хорошо! А лейтенант… Да и хрен бы с ним, с тем лейтенантом. А вы там осмотритесь пока, я сейчас еще людей вам пришлю.

* * *

ГЛАВА 30

Запах от трупов, пролежавших на летней жаре больше недели, на поляне стоял такой, что аж глаза слезились, так что пришлось нам соорудить себе из платков маски.

Бродя по поляне и периодически консультируясь с Несвидовым, мы определили, что здесь, скорее всего, разгромили батарею дивизионок. Мы насчитали три искромсанных осколками дивизионные пушки «Ф22», а вот одна пушка выглядела практически неповрежденной. Но самое ценное – мы нашли три целых передка со снарядами.

– Хохо, вот и тротильчик! – радостно потирая руки, сказал Люк.

Однако, к нашему большому сожалению, в зарядных ящиках оказалась только шрапнель.

– Сержант! А что, теперь положено так? – спросил я.

– Да нет, конечно, и шрапнель должна быть, и гранаты – тоже.

– А тут что за херня?

– Может, им такие выдали?

Люк тихо выматерился.

– Да, и я того же мнения… – поддержал я товарища.

– Ну и на хрен они нам нужны? – поинтересовался бывший десантник. – В них же, если мне память не изменяет, только порох.

– Мда, действительно. – Но тут мне в голову пришла интересная идея, высказать которую я не успел, поскольку на поляне показались наши командиры в сопровождении Трошина и еще одного окруженцаартиллериста, имени которого я не знал.

– Ну что тут у вас? – спросил Фермер, подходя к нашей небольшой группе.

– Шрапнель тут, никому на хрен не нужная, – ответил Люк. – Хотя, вон, у Тохи идея какаято появилась.

– Что придумал? – Это уже мне.

– Секундочку, командир. Маленькая консультация нужна. Вячеслав, – окликнул я Трошина, – подойдите сюда.

– Да, товарищ старший лейтенант.

– Вячеслав, вы, случаем, не знаете, шрапнельный выстрел разобрать сложно?

– Антон, да зачем эту древность разбиратьто? – удивился Фермер.

– А представь себе: достаем из снаряда пули, в гильзу – двойной заряд пороха. Досыпаем доверху пулями и инициируем электроспособом. Минипушка получится. Если пули метров на двадцать полетят, а они должны, то расставляем эти «пушечки» вдоль шоссе. И – пожалуйте ужинать!

– А что, идейка толковая, – поддержал меня Бродяга. – К тому же выхода у нас все равно нет. Ну, так как, майор, – обратился старым званием к Трошину Бродяга, – выстрел разобрать сложно?

– Если ключ есть – то не очень.

– Так вперед, ключ искать! – скомандовал Фермер. – А вы, – это он уже нам с Люком, – оружие собирайте и документы.

– Саш, а может, похороним? – спросил я.

Тот обвел поляну взглядом:

– Тош, я понимаю, но здесь, на глаз, как минимум – полсотни убитых. А нас, если ты не забыл, пятнадцать, и из этих пятнадцати – четверо ранены. Давай сначала первоочередные задачи решать.

ГЛАВА 31

В конце концов Фермер принял решение о перебазировании отряда на эту поляну. Понимая, что отоспаться можно будет и позже, все работали как проклятые. Трошин с Несвидовым, как наиболее подкованные в артиллерийских премудростях, выкручивали из снарядов трубки, а раненые бойцы под руководством Бродяги и с помощью Казачины разбирали патроны и потрошили снаряды. Я, Люк и Зельц собирали по всей поляне карабины погибших артиллеристов и прочее снаряжение и относили все это в тенечек, где командир лично разбирался с этими завалами армейского имущества. Одной из наиболее ценных находок стала командирская «эмка», обнаруженная нами в подлеске. Судя по пробоинам, ее посекло осколками, когда на ней пытались скрыться в лесу от обстрела. Но, судя по всему, ее пассажирам повезло. Правда, не всем. На заднем сиденье мы нашли тело артиллерийского подполковника. В найденном при нем планшете, к нашей бесконечной радости, обнаружился комплект карт Белоруссии.

– Вот это подарок! – обрадовался Люк.

– Ага. Слушай, надо подполковника этого похоронить почеловечески. В благодарность.

Забрав документы и знаки различия, мы отнесли тело офицера в небольшую воронку, Люк отодрал от какогото ящика кусок жести, и я, сверяясь с командирским удостоверением, нацарапал на металле ножом:

И после того, как мы засыпали тело землей, воткнул этот импровизированный обелиск в ногах у покойного.

За этим занятием нас и застал командир. Он молча постоял, думая о чемто своем, а потом сказал:

– Знаешь, Антон, а, наверное, ты прав! Похороним всех! А то что же, им непогребенными до скончания века так лежать?

На время оставив все прочие дела, мы подтаскивали тела к воронкам, как могли, сортировали их. Проверяли карманы, искали медальоны. Узнав имя и звание, вырезали их на жести. Минут через пятнадцать к нам присоединились и все остальные, кроме часовых и раненых. Да и то, Тотен, невзирая на раненую ногу, вызвался вырезать надписи на металле.

За три с лишним часа мы похоронили всех. Шестьдесят восемь человек. И только сорок два имени. Когда последняя, восемнадцатая по счету могила была засыпана, я присел на остатки снарядного ящика и, с трудом подняв натруженную руку, вытер пот со лба. Рядом присел Фермер.

Примерно за час до заката, когда обессилевшие бойцы расползлись по шалашам и навесам, командир снова созвал нас на совет.

– Поработали мы все сегодня на твердую пятерку, мужики! Объявляю нам всем благодарность. Теперь подобьем бабки. Саш, – обратился он к Бродяге, – сколько фугасов сделали?

– Тридцать один, да и то остановились потому, что работа тонкая, а все замотались до того, что глаза слипаются и руки дрожат.

– Молодцы! А сколько такой фугас по площади накрывает? – сказал командир.

– А кто ж его знает? Я такие никогда не делал…

– Так, может, испытаем? – предложил я.

– В смысле?

– Досок вокруг хватает. В землю навтыкаем, как мишени, и рванем один. А у нас тридцать останется… Круглое число.

– А силыто есть? С досками возиться? – поинтересовался Фермер.

– Ради красивого фейерверка я готов пострадать, – отшутился я.

– Ну, пошли. Пострадаем еще маленько.

Пока Бродяга с Ваней устанавливали фугас, мы вчетвером установили пару десятков мишеней на поляне, воспользовавшись для разметки сектора люковским лазерным дальномером.

Бродяга дает отмашку. Мы залегли в одной из воронок. Негромкий взрыв – и свист, и визг шрапнельных пуль над поляной. На противоположной опушке (от нас метров тридцатьсорок) – рукотворная осень. Кружатся в воздухе сорванные листья, с шорохом падают на землю срезанные ветки.

Гильзу развернуло «цветочком». Бродяга задумчиво трогает эту металлическую икебану ботинком:

– «Бинтовать» надо. Для надежности.

– Чем «бинтовать»? – спрашивает Казачина.

– Проволокой. Но можно и палки веревкой приматывать.

Мы идем осматривать мишени. Результат впечатляет. Пробоины в досках даже на расстоянии в тридцать метров – ровные и аккуратные. Осматриваем деревья на опушке – некоторые пули почти пробили десятисантиметровые стволы. Другие – глубоко застряли в более толстых деревьях.

Спрашиваю у Казачины:

– Вань, а по сколько пуль в фугас клали?

– Сотни три, может, четыре, мы точно не считали.

– А пыж делали?

– Конечно! Из кожи седельной вырезали и еще тряпки добавили.

Результат всем нравится, вот только сектор узковат – на глазок, градусов пятнадцать.

В голову опять лезут рационализаторские мысли, которые я озвучиваю, что называется, по месту:

– Мужики, а если часть фугасов на деревьях закрепить с наклоном вниз? И подрывать в два захода? После первого немцы залечь должны, а тут их сверху приголубит! Как вам идея?

– А что, неплохо! – высказывается командир.

Бродяга тоже одобрительно качает головой. Потом вносит свое рацпредложение:

– Только заряды эти надо ставить с директрисой не перпендикулярной дороге, а под углом к ней. Тогда глубина поражения больше будет.

– Ну что же, инструмент для работы на дорогах у нас теперь есть, – резюмирует командир.

Вернувшись под «командирский» тент (он, кстати, единственный, под которым можно сидеть, не скрючившись в три погибели), мы продолжаем «производственное совещание».

– Так, теперь – о добыче, – продолжает Фермер. – На поляне найдено и оприходовано… тридцать шесть карабинов, около полутора тысяч патронов к ним, «Дегтярев» ручной и к нему аж четыре диска, четыре «нагана» и немного гранат. Я предлагаю часть оружия спрятать, не тащить же все это с собой.

Да уж, нашей огневой мощи можно только позавидовать: на пятнадцать человек – четыре пулемета и шесть пистолетовпулеметов да по пять гранат на брата.

– Кстати, Серега, как там раненые? – задал я Доку давно интересовавший меня вопрос.

– Нормально. Тотен, сам видишь, хромает потихоньку. Трошину только перевязки регулярные нужны. А артиллеристам я бы еще денек отдыха порекомендовал дать.

Посовещавшись, мы решили дать себе небольшую передышку, а именно: провести назавтра занятия с личным составом, разведать окружающую местность, а на диверсию выдвинуться только вечером.

Ночь прошла на удивление спокойно, и, отстояв свои два часа на посту, причем мне досталось самое собачье время – с четырех до шести утра, остаток времени до подъема я провел в состоянии крепкого, здорового сна.

ГЛАВА 32

Взгляд со стороны. Бродяга^[39]

– Пахать тебе, не перепахать! – Кулак Фермера грохнул по столу… и я проснулся.

«Во, блин! И приснится же такое! – подумал я. – Однако вставать все равно уже пора, вон, вокруг народ уже вовсю работает».

Выбравшись из спальника, я скатал его и, засунув в чехол, пристегнул к баулу. У изголовья чьято заботливая рука оставила вскрытую банку мясных консервов и пачку галет. Фляга с водой висела на поясе, так что вопрос с перекусом можно было считать решенным. Так что минут через десять я был уже вполне боеспособен и окончательно проснулся.

Неподалеку от костра, обложившись трофейным хабаром, сидел Иван и чтото записывал в блокнот.

– Проснулся? Это есть гут, я уж и сам тебя будить собирался.

– А что за вопрос?

– Держи. – Он пододвинул мне «МП38» и подсумок с магазинами. – Фермер распорядился тебе выдать.

– Емуто отнес чегонибудь?

– То же самое.

– Пистолет тоже? – Зная «любовь» Фермера к пистолетам, поинтересовался я.

– Да. «Парабеллум» выбрал, какой получше.

– И куда он посоветовал его тебе засунуть?

– Никуда, молча взял.

Да, чтото, видать, сдвинулось в природе. Обычно Саня это оружие не любит, только «бесшумки» терпит, и то по необходимости, но как раз ихто у нас и нет. Ладно, надо пойти и доложиться, уж у него небось давно для меня какаято очередная придумка заготовлена.

Погруженный в созерцание карты, Фермер был к разговору не расположен. Около него на свернутом брезенте полулежал Тотен и просматривал ворох трофейных документов.

– У тебя что, дел нет? Так я найду.

– Дымова хотел малость поднатаскать.

– Отчего малостьто? Давай, грузи его по полной.

– Так мы отойдем поглубже в лес, чтоб выстрелов не слышно было?

– Давай, только не увлекайся, ты мне попозже нужен будешь.

Дымов отыскался сразу, они вместе с Трошиным увлеченно «доламывали» пулемет. Увидев меня, он дернулся вскочить.

– Вольно, – присел я рядом. – Как успехи?

– Получается уже, только вот пружина под стволом, ее как снимать?

– Никак, родной. Вот как раз этого делать и не нужно, потом назад не засунешь. Ладно, завязывай на этом (у Дымова удивленно взлетели вверх брови) и пошли со мной.

Шагая к вещам, я еще раз оглядел его. Да, чтото с ним делать надо, для начала переодеть. А то вид уж больно странный. Сверху флек, снизу синие галифе, на голове – фуражка… Ну, с брюками я ему, пожалуй, помогу, комплекцией он поскромнее, чем я будет, но ничего, сойдет. Даже лучше, форма на нем мешком повиснет, и будет он менее заметен. Отыскав в бауле запасные камуфляжные штаны, я уж собирался ему их передать, но тут взгляд зацепился за лейбл. Мало того, что надпись понемецки, так еще и год изготовления указан – «1998». Во, где попадаловото!

– Куртку снимай и давай сюда.

– Что так, товарищ капитан госбезопасности?

– Давайдавай, в темпе.

За пару минут, орудуя «Сталкером», я безжалостно спорол с куртки и брюк все лейбаки.

– Держи. Теперь одевайся. Брюки в сапоги не заправляй. Нет, портупею не надевай. Вон, у костра товарищ сержант госбезопасности сидит, возьми у него «сбрую» трофейную, скажи – я распорядился.

– Интересный у вас нож, товарищ капитан госбезопасности. Посмотреть можно?

Ага, как же! Ну, щит и меч с эмблемой «А» он еще переварит, благо основато знакомая – у ГУГБ такая эмблема на рукавах, только без буквы. А вот надпись «Ассоциация ветеранов спецподразделения антитеррора „Альфа“» я как ему объясню? Террор тут пока только красный и белый был, в Гражданскую, стало быть, антитеррор чей будет? Только махновский… Кстати, и у Фермера, и у меня на «Стрелах» то же самое написано.

– Потом все посмотришь и попробуешь, пока дуй к сержанту нашему, одевайся. С оружием у тебя что?

– Товарищ майор госбезопасности мне сказал автомат оставить. Тот, что вы мне вчера ночью отдали.

– Добро, одевайся и жди меня там.

Вернувшись к Фермеру, я выложил перед ним споротые лейблы и высказал свои соображения по ножам.

– Охренеть, теперь еще и это. Ладно, этикетки спорем, это ты вовремя усек. А без нормальных ножей нам фигово будет, не со штыками же в руках к часовым подползать?

– Помозгуем, может, и изобретем чегонибудь.

– А чего мозговатьто, Тоху потрясем – уж парочка у него в заначке есть.

– Верно, запамятовал я…

Преображенный Дымов мне когото напоминал. Во всяком случае, держался он в форме уверенно, нигде ничего не висело и не топорщилось. Вместо фуражки на нем было кепи, выданное Казачиной, видимо, из своих запасов.

– Ну вот, на человека стал похож. Раз ты теперь в группе, то и выглядеть должен соответственно. Вооружайся, и потопали.

Топать пришлось недалеко. Подходящий овраг отыскался метрах в восьмистах от лагеря. Глубокий, темный и сырой. Самое то…

– Так, сержант, для начала учимся ходить.

– Как?

– Ножками, родной, ножками. Нука, пройдись вон до тех кустиков и назад. Автомат в руки, противник – везде, так что будь наготове.

Дымов добросовестно прошкандыбал туда и обратно.

– А укрытия по пути зачем? Вон камень, тут ямка, здесь вот дерево поваленное, чего мимо идем? Я ж сказал: кругом противник, жить надоело? Еще разок.

…Через час куртку Дымова можно было выжимать.

– Абзац. Садись, передохни.

– Товарищ капитан госбезопасности, я все понимаю, надо уметь ходить, прятаться тоже надо, а стрелять когда будем?

– Зачем?

– Ну…

– В лесу тебя видно максимум метров за сто, да и то если прятаться не будешь. Противника тоже. Сможешь попасть в него с такой дистанции из незнакомого оружия?

– Вряд ли.

– Тото же. Значит, что? Надо подойти ближе и работать наверняка! На, держи. – Я вытащил из «вальтера» магазин и, передернув затвор, кинул пистолет Дымову.

– Повернись спиной и медленно считай до тридцати. Потом можешь обернуться и искать меня. Увидел – жми на курок, я тебе честно признаюсь, если ты в меня попадешь.

«Так, завертелся. Ищет меня, ведь за тридцать секунд далеко убежать можно. Идет, ищет. Молодец, ямы обходит стороной, а посмотреть, что в них? В кусты не лезем, чегойто так, поцарапаться боимся? Ну, хоть по открытому месту не идет и то хлеб. Ладно, пора и мне двигать».

Осторожно шагая в такт Дымову, я подошел к нему сзади и, хлопнув по плечу, присел.

– А!

Дымов резко развернулся, над моей головой мелькнула рука с пистолетом, и вслед за этим ее обладатель полетел кубарем в кусты.

– Ну, удалось выстрелить?

– Нет.

– Ну и на хрена тебе тогда ствол?

– Товарищ капитан госбезопасности, а где вы былито?

– Вон там стоял.

– А я думал…

– Ты не только думал, родной, ты еще и слушал. И слышал, как вон там сучок треснул, потому туда и пошел, так?

– Так.

– А то, что я его отсюда кинуть мог, не подумал?

– …

– Господи, сколько ж с вами всеми еще ковырятьсято придется, аж помыслить тяжко. Ладно, садись, передохни.

– Товарищ капитан госбезопасности, я вот давно спросить хотел…

– Ну?

– Вот у вас слова всякие проскакивают уголовные, сейчас вот Бога помянули. Но вы же чекист и коммунист, как так может быть?

– Тебе сколько лет, милок?

– Девятнадцать, товарищ капитан госбезопасности.

– А мне – пятьдесят два! Вот и прикинь, когда я родился и с кем только за это время не общался. И что, потвоему, легко все это из памяти выбросить так, сразу? Тем более что я в любой компашке за своего сойти уметь должен. Работа такая.

– Так вы и в Гражданскую воевали?

И что ему сказать? Историю Гражданской я помню не так чтобы очень хорошо, а ну как ляпну чегото странное, с общепринятой здесь точки зрения?

– Задел краем. У меня больше другие сражения были, тут уже, внутри, всевозможных гадов отлавливали (это уже ближе к истине, хоть краснеть не буду).

– А… товарищ майор?

– Осназ, слышал? – Судя по побелевшему лицу Дымова, это словосочетание ему было знакомо.

– Вот и делай выводы. Вообще, другой на твоем месте излишних вопросов бы не задавал. С тобой и так целый подполковник, ежели по обычным войскам считать, персонально работает. Цени! И учти, кому много дано, с того много и спросится. Ты думаешь, в спецгруппу попал, так теперь птица великого полета, на других свысока смотреть могу?

– Да нет, товарищ капитан госбезопасности, я же…

– Ты же, мы же… На майора посмотри, он что, от важности надулся? На других ребят тоже – обычные все люди, без выпендрежа и гонора. Ни у кого во лбу от осознания собственной важности звезда не сияет. Мотай на ус, что они скажут, тут тебя таким вещам более учить некому (это уж точно, еще лет десять как минимум). Старший лейтенант, вон, по ножевому бою спец, Люк – тот вообще на все руки мастер, особенно по действиям в тылу врага. Тотен про немцев столько знает, что хоть энциклопедию пиши, вон, и говорит на их вражеской мове, как прирожденный фриц. Казак – взрывник и вообще диверсант.

– А почему вы его так называете странно?

– Чего странного?

– Ну, то Казачина, то Казак?

– Алексей, а тебя мама как называла?

– Алешей… – слегка удивился Зельц. – Но при чем тут это?

– А друзья во дворе – Лешкой, а в паспорте «Алексей» написано, так кто ты? «Алексей», «Лешка» или «Алешенька»?

– А военврач? Он что, тоже диверсант?

– А каким, ты думаешь, должен быть врач в спецгруппе? Он тебе и в противоположную сторону путевку выпишет без задержки. Тут у каждого (ну, это уж я приврал!) – личное кладбище с половину футбольного поля.

Обалдевший Дымов прикинул в уме масштабы, и ему явно стало не по себе.

– Ладно. На сегодня все, пора и в лагерь.

ГЛАВА 33

Завтрак был великолепен! Казачине и Несвидову удалось невозможное: каша из горохового концентрата, позаимствованного из немецких пайков, сдобренная салом и какимито специями, была вкусна до невозможности. Хотя, может быть, мой желудок уже переключился в режим экстремального существования. Надо сказать, что я в обычной жизни – тот еще гурман. Люблю вкусно и полезно покушать, а от недоброкачественных продуктов у меня моментально расстраивается желудок Но в походах и на «играх», это если не вспоминать об армейской службе, перевариваю даже гвозди.

В дополнение к каше каждому были выданы по паре галет с куском домашней колбасы и по кружке горячего чая с сахаром. Глядя на изумленные лица бывших окруженцев, я подумал: «А ведь то, что для нас обыденность, для них – роскошь, о которой они за последнюю неделю успели забыть!».

Пока я наслаждался десертом в виде чая и сигареты, ко мне подсел Трошин, также державший в руке кружку с чаем, а в другой руке – пачку трофейных сигарет.

– Товарищ старший лейтенант, я хотел бы с вами поговорить.

– Вячеслав, ну что ты как на плацу. В неофициальной обстановке ко мне можно и по имени, а можно и по позывному.

– Я как раз о позывных хотел вас спросить.

– Да ты присаживайся… – И я показал ему на «пенку» рядом с собой.

– Антон, я хотел вас спросить, а почему у милиционера нашего уже есть позывной, а больше вы никому его не дали.

– Заслужил, значит.

– Но, как я понял, он не сразу с вашей группой был. Так ведь?

– Так. Но, понимаешь ли, майор… – я заметил, что от упоминания его старого звания лицо Трошина закаменело, однако продолжил как ни в чем не бывало: – Позывной – это как знак отличия, принадлежности к некоей касте, что ли.

– То есть вы хотите сказать – «не для всех»?

– Вроде того.

– А как мне можно это заслужить?

– Даже не знаю, что тебе, Вячеслав, ответить. Наверное, только делом. Но можно и наоборот, хотя, я думаю, позывной «Трепло» или «Балаболка» тебя не обрадует.

– Это точно! Антон, а вы не могли бы мне рассказать, как правильно позицию выбирать и вообще… А то я слышал, как Зельц про занятия с капитаном рассказывал…

– Не надо бежать впереди паровоза. Вот сейчас поедим, а потом у нас занятия запланированы. Там и увидишь. Да и себя показать сможешь. Плечото как, не болит?

– Да почти уже зажило. Мне товарищ военврач сказал, что еще пару дней – и все будет в полном порядке.

Минут через пятнадцать, дав личному составу как следует усвоить пищу, Фермер собрал всех, кроме двух часовых, под деревьями. Причем при построении разделил присутствующих на равные группы: в одну вошли «попаданцы» и Зельц, в другую – все остальные.

– Ну что, товарищи военные, посмотрим, из какого вы теста сделаны! Задача у вас будет простая: вот эти вот граждане, – кивок в нашу сторону, – будут наступать на вас вон от той опушки. – И он показал на противоположный конец поляны.

– В руках у вас будут винтовки без патронов. Перезаряжайте и стреляйте, как только поймаете в прицел противника. Надеюсь на вашу честность. Задача ясна?

– Да, – хором ответили «испытуемые».

Затем Саша отозвал нас в сторонку.

– Атаковать будете втроем. Пойдут: Люк, Арт и Док.

Тотен было встрепенулся, выражая всем своим видом готовность немедленно защитить честь мундира, но, вспомнив о своей раненой ноге, так ничего и не сказал.

– Ну а мы с тобой, – это уже Бродяге, – поработаем Госприемкой. Все ясно?

– Да куда уж яснее! – ответил за нас троих Люк.

ГЛАВА 34

Вспоминает гвардии полковник Трошин B. C.

«…Мы тогда здорово удивились: „Как это втроем атаковать по открытому месту шестерых окопавшихся“?

Мы с Несвидовым залегли в одной из воронок, остальные тоже попрятались кто куда. Я затвор карабина заранее передернул. „Ну, – думаю, – посмотрим, какие вы, товарищи чекисты, страшные“.

Тут командир в свисток дунул – сигнал к атаке подал.

Я в опушку пристально вглядываюсь – противника ищу. Смотрю, вроде чтото за деревьями мелькнуло. Целюсь.

Тут один из них вскочил, но совсем не там, где я ожидал, а метрах в пяти впереди, уже на поляне. Вскочил и вперед бросился. Я его стволом сопровождаю. Дыхание задержал, и только я крючок спусковой потянул, как он раз – и исчез! А я уже курок спустил. Слышу, рядом ударники защелкали – ребята тоже не успели, значит.

Чертыхнулся я про себя и за затвор берусь. Тут гляжу – еще один, как заяц, бежит. Я затвор закрыл, приложился – а нету его. Стрелять не в кого.

Думаю: „Вы хитры, но мы тоже не дурачки деревенские!“ И возвращаю ствол в то место, где первый залег. Сейчас он вскочит – а я тут как тут.

И действительно вскочил! Только совсем не там, а метра на три ближе и чуть в стороне.

„Что за черт?!“ – думаю.

Ну да ладно, народу на нашей стороне хватает – решил я третьего караулить. Он, как я думал, не такой ловкий, раз сразу вперед не метнулся. И начинаю пристально следить за опушкой.

Краем глаза заметил, как ктото еще на поле метнулсяперекатился. Только я не углядел, первый это или второй был. Опять ударники защелкали. Но по моим ощущениям – впустую.

Минуты две мы так в прятки играли, вдруг слышу, рядом ктото покашливает. Вначале я подумал, что это сержант наш, но потом вспомнил, что Несвидов от меня по другую руку лежит. Повернулся я, винтовку на себя потянул… Смотрю, а метрах в пяти от меня как будто кусок дерна поднялся, и на меня дуло автомата смотрит.

Встал я, как оговорено было. А он – это лейтенантразведчик был – траву отбросил и нам в тыл колобком покатился. Несвидов дернулся, на меня вставшего смотрит. А лейтенант на колено привстал и затвор с боевого взвода спустил, а у „ППД“ он громко так лязгает. Ну, Несвидов все и понял – тоже руки в гору потянул.

А когда мы из воронки вылезали, то увидели, как они остальных добивали. Старший лейтенант Окунев, тутто я уже рассмотрел, метался, что твой сазан в речке. Он к воронке, где двое „наших“ сидело, подобрался и совсем ребят замотал. Высунется – они винтари вскинут, а он опять заляжет, но затвором щелкнуть не забудет. Минуты полторы он их мучил, а потом вскочил и мимо них в тыл пробежал, а ребята как раз перезаряжались. Вот так вот нас умуразуму учили!».

ГЛАВА 35

После нас с сольным концертом выступил Бродяга, внеся в неокрепшие умы предков еще больше сумбура.

Бродяга. Взгляд сбоку.^[40]

Слегка обалдевшие от полученного урока, «наши» окруженцы выстроились на поляне.

– Ну? – спросил Фермер. – Вопросы есть?

– Товарищ майор госбезопасности, – это Несвидов. – А где же так учат? И почему нас так не готовили?

– Хороший вопрос. Учат так в подразделениях специального назначения. Учат долго и трудно. И не всем эта наука дается одинаково. Капитан, сколько лет у тебя первоначальная подготовка была?

– Три года.

– Сколько народу через группу прошло?

– Сто десять человек.

– И сколько до конца обучения дошло?

– Одиннадцать.

– И сколько лет ты сам всем этим занимаешься, если с обучением считать?

– Четверть века уже.

Окруженцы подавленно молчали.

– Вы носыто раньше времени не вешайте, – ободрил их Фермер. – Тут ведь какие еще особенности есть? Бойца спецподразделения сначала учат таким вот премудростям, а уж потом только по специальности готовят… Ну, там взрывником или снайпером, артиллерийское дело или связь. На все это время нужно. А у вас уже специальности есть. Из меня вот артиллерист почти никакой, а из вас, товарищ Трошин?

– Так, товарищ майор госбезопасности, я ж этой наукой сколько лет занимался!

– Ну, значит, не так много и осталось. Ходить, лежать, в цель точно попадать. А основные ваши умения при вас уже есть. А уж ходить и стрелять мы вас научим, не беспокойтесь.

Народ слегка приободрился.

– Если еще вопросы есть, спрашивайте.

– Товарищ капитан госбезопасности, – это уже ко мне. – А вот вы с двумя пистолетами ходите, это зачем? Автомат ведь лучше?

– Лучше. Но далеко не всегда. Смотрите.

Я выщелкнул из пистолетов магазины и проверил, не остались ли патроны в патронниках…

– Разбейтеська на две группы и разойдитесь подальше, метров на двадцать. Туда… и вон туда… И так, чтобы не напротив стояли. Да, так встаньте, чтоб друг другу не мешать.

Бойцы выполнили мои указания.

– Вот я сейчас вроде как не вижу вас никого, по тропинке этой иду… и вдруг – опа! Гости дорогие! Могу я сейчас по вам из автомата по всем сразу стрелять?

– Нет, ну как же! Не одни, так другие вас и подстрелят, – ответил за всех сержант Несвидов.

– Ну, смотрите внимательно, на кого ствол смотреть будет. А заодно и попробуйте меня на мушку взять.

Так… Приготовились… Они все настороже, руки напряжены, какойто каверзы ждут. Правильно, между прочим, ждут. Не может, по их понятиям, человек с пистолетом на нескольких противников в лобешник попереть. Уйти, да, может и должен, вот они уже и прикинули, куда я побегу и как. Хотя они лесную сшибку видели, так что внутренне готовы уже. Так, Несвидов уже к кустам сместился, значит, чтоб я туда не ускакал, правильно мыслит, молодец! Зельц настороже, уже чует чтото. Ну, с тебя и начнем…

Кувырок влево! Стволы дернулись – поздно! Левый ствол! Один, второй… Правый, один, этот присел, Зельц, правильно! А так? Есть, милок… Вперед, нырок, встал вразножку, направо, назад, завелись, а бегатьто зачем, есть один… еще… этак вас надолго не хватит… ффууу… все… Староват я уже для таких фокусов…

– Ну как? Кто в меня попал? – Бойцы смущенно пожимают плечами…

– А я вам куда целился?

– В лоб, похоже… – Это Зельц («А глазато горят! Азарт попер, завелся!»). – Ну и я вроде вам в ногу…

– Вроде или попал?

– Не попал.

– Но мог! Опасно ты стоял, я тебя первого мочить наладился, но ты, молодец, верткий оказался, сразу не вышло. Так что, видите для чего два ствола? Почему я между вами катнулся?

– Так мы стрелять так не очень могли, друг в друга попасть можно.

– Ну а мне все едино, в кого – все враги.

– Вот так и вы должны уметь! – Фермер прошелся перед бойцами. – А уж прочим фокусам, как оружие у врага отобрать, задавить его в кустах тихо – это уж товарищи командиры вам подробно все в свое время покажут. Вы и сами спрашивайте, если неясно что, не стесняйтесь.

ГЛАВА 36

Когда Фермер дал команду разойтись, ко мне подошли Дымов и сержант Коля.

– Товарищ старший лейтенант, – начал Зельц, – мне вот товарищ Юрин сказал, что вы трех немцев, вооруженных автоматами, в рукопашной убили. Не покажете, как вы это сделали?

– Ну, пойдем, покажу… Хотя… Товарищ майор, – это я уже Саше крикнул, – разрешите провести с новичками занятие по рукопашке?

– Валяй! Только не покалечь никого…

– Да я легонечко.

Собрав народ вокруг себя, я посадил всех в круг.

– Если есть вопросы, лучше задавайте их сейчас, чтобы потом не отвлекаться.

Руку поднял один из артиллеристов, чью фамилию я не знал.

– Да, что вы хотели узнать, боец?

– Товарищ старший лейтенант, а зачем нам рукопашному бою учиться, ведь винтовки же есть и пулеметы?

– Для начала неплохо бы представиться.

– Боец Кудряшов, товарищ старший лейтенант.

– Поздно. Отныне ваш позывной – «Дед Никто»!

Тот с недоверием посмотрел на меня, пытаясь сообразить, что все это значит. Однако среди участников семинара были и люди, уже начавшие, что называется, «въезжать» в наш специфический для данного времени юмор. – Дымов и Трошин сидели, улыбаясь.

– Итак, отвечу на ваш вопрос. Рукопашный бой учит в первую очередь двигаться. Перемещаться. Как ударить и чем ударить – это уже дело десятое. Вовторых, оружие можно потерять, его у вас могут отобрать, оно может, в конце концов, сломаться.

Теперь о движении. Если вы контролируете свое тело, то и любой предмет, контактирующий с телом, вы тоже контролируете. Сержант Юрин!

– Я!

– Дайте мне карабин!

Взяв карабин, я проверил, нет ли в нем патронов. Затем я поднял Юрина на ноги и, попросив его взять еще один карабин, поставил на точку, противоположную той, где сидел Дед Никто.

– Курсант Кудряшов, встаньте!

Тот нехотя встал. А я повесил карабин на правое плечо и продолжил:

– Представьте, что вы меня встретили в лесу и решили задержать. Причем я был настолько невнимателен, что позволил одному из вас зайти себе за спину. Как видите, оружие у меня на плече, а у вас – в руках. Что я могу, повашему, сделать?

– Нууу, – протянул Кудряшов, – винтовку с плеча снять?

– Верно. Но это можно сделать поразному. Можно так…

Я продемонстрировал уставной способ – «за ремень».

– А можно так.

Качнувшись назад, я взялся за шейку приклада и крутанул винтовку вокруг плеча так, что конец ствола пролетел в паре сантиметров от лица Юрина, заставив того в испуге отшатнуться. Сам же я парой мелких, семенящих шагов сместился в сторону, так что в конце трюка ствол карабина артиллериста смотрел на опешившего сержанта, а мой ствол целил точно в грудь Кудряшова.

– Эк вы ловкото, – одобрительно крякнул Несвидов.

Надо сказать, что подобное скидывание «мосинки» я нарабатывал еще в своем времени, благо, на охоту я езжу и разрешение на нарезной ствол имею. Мне этот трюк показал один егерь во время охоты на Енисее. А ему, как он сказал, показал его дедказак.

– Сам понимаешь, если правильно делать, у тебя синяк под глазом будет… – Это я Юрину.

– Итак, я всего лишь сделал три шага и два раза двинул рукой, а из проблемной ситуации выкрутился!

– Ну а еще чтонибудь? – раздался голос когото из зрителей.

На этот раз я вызвал поассистировать мне Зельца и Дроздова – того окруженца, что с подбитым глазом сидел в сарае.

– Новая вводная. Предположим, вашим соратникам удалось меня обезоружить, а вам надо меня препроводить, ну, допустим, в дверь.

Я жестами попросил зрителей раздвинуться на пару метров.

– Вот дверь. – И я указал на разрыв.

– А ну пошел! – И Дроздов пихнул меня винтовкой.

«Ох, паря, не знаешь ты, что такое туйшоу из тайцзицюань!» – подумал я, присаживаясь и мягко «подправляя» направление толчка. Споткнувшись о меня, боец полетел вперед, но, дернув за ствол его карабина, я изменил траекторию его полета так, что он врезался в Дымова, и они оба рухнули на не успевшего отскочить Юрина. Пока они атлетически барахтались в партере, я перехватил карабин поудобнее и два раза передернул затвор.

– Надеюсь, что демонстрация вам понравилась. А теперь пойдемте учиться. Кстати, кувыркаться все умеют? Нет? Сейчас научимся.

Но тут другой артиллерист поднял руку, явно собираясь задать мне вопрос.

– Да. Вы чтото хотели спросить?

Тот вскочил на ноги и, вытянувшись, сказал:

– Ефрейтор Чернов! – И, заметив, что я одобрительно кивнул, он продолжил: – Товарищ старший лейтенант, а я вот боксом занимался. Сможете меня одолеть?

«Ну ни фига себе заявочки! – мелькнуло у меня в голове. – Хотя, если он мастер спорта или чемпион какой, то противник может оказаться непростой». Много лет занимаясь рукомашествами и не забывая о дрыгоножествах, к боксерам я относился весьма уважительно, ведь, в отличие от «гимнастических эстетов» и «астральных каратистов», во множестве расплодившихся в залах и секциях восточных единоборств, боксеры не слова говорили, а делали дело.

– Отчего ж не попробовать… Только вот правила спортивные я соблюдать не буду.

– Да и не надо! – И он повел внушительной ширины плечами.

«Так, стойка понашим временам архаичная – руки низковато держит – на уровне груди… Тяжелее меня килограммов на десятьпятнадцать… Чуть выше ростом… И лет на пятнадцать моложе…» – Я в темпе «прокачал» своего противника.

Чернов сближается со мной, сделав три быстрых приставных шага, и «стреляет» в голову прямым с левой.

«Мда, а вот тактика у тебя, дружок, чисто спортивная…» – И я быстро сажусь пятой точкой на землю. Внешне небыстрым движением не бью, а скорее толкаю двумя вытянутыми пальцами правой руки его левую ногу чуть выше колена. Нога «складывается», и боксер рушится на спину.

Я поднимаюсь на ноги. Публика в недоумении.

Чернов снова на ногах. Показывает прямой в голову и… он хотел меня поймать «крюком с задней», то есть дождаться моего ухода от фальшивой атаки и, мощно рванувшись вперед, «припечатать» боковым. Но вместо уверток и уходов я просто отскочил назад. Далеко, почти на метр. Правда, перед этим я нежно взял кулак его передней руки двумя руками… И немного повернул. Так что сейчас боксер лежит мордой в землю, а его левая рука, натянутая, как струна, позволяет мне контролировать любое его движение.

– Достаточно? – спрашиваю я его. – Или бог троицу любит? – И отпускаю его руку.

Он встает и, потирая зудящую руку, принимает боевую стойку.

«Упорный, но еще глупый», – думаю я и громко и протяжно ору. Чтото вроде «Уууууааааиииииии!!!»

Чернов вздрагивает от неожиданности, и я с короткого подшага пинаю его в центр груди. Но, памятуя о данном командиру обещании, исполняю не «пинокпроткнутьнасквозь», а более гуманный «пинокзакинутьмешокподальше». Ножки боксера отделяются от земли, и он улетает за пределы круга зрителей.

Я церемонно кланяюсь побежденному и обвожу присутствующих особым, «значительным» взглядом.

– Еще желающие силушкой помериться есть?

Желающих почемуто не нашлось. И мы пошли бегать, прыгать и кувыркаться.

ГЛАВА 37

Взгляд сбоку. Бродяга.^[41]

Мы с Фермером сидели на поваленном дереве и смотрели, как Антон на поляне показывает бойцам некоторые фокусы из своего богатого арсенала.

– Времени нет. – Фермер хрустнул суставами пальцев. – Сколько еще мы тут с ними провозимся? Нет, натаскатьто их до болееменее приличного состояния мы, может, и сумеем. Если немцы не помешают. И еды хватит…

– Есть соображения?

– Ну, какие тут, на хрен, соображения? Фронт далеко и с каждым днем все дальше. Связи ни с кем не имеем, планов противника не знаем. Ну сам посмотри – нас всегото десятка два, и то если раненых считать. Ну, оружием, слава Аллаху, разжились, патроны на дватри часа нормального боя есть, фугасы вот, гранаты. И что? Что мы с такой сборной солянкой сотворить РЕАЛЬНО можем? Ну, взорвем еще пару мостов, колонны пощиплем… Рано или поздно немцам это остобрыднет, подгонят они полк, обложат лес… Дальше продолжать?

– Не надо. – Тактику немцев по этой войне я помнил, и энтузиазма мне это тоже не прибавило. – Совсем в лесу сидеть – тоже не в кайф. Неделю, ну, дней десять мы на этих запасах продержимся, заодно и народ поднатаскаем. Есть одна мысль…

– Колись.

– Кузнецова помнишь?

– Это которого же?

– Того самого, который Герой. Николая Ивановича.

– Ну, помню. И что?

– Чем он сам и его отряд занимались?

– Ну… Разведкой они занимались.

– Ну, разведчики из нас, без связито, как из дерьма пуля. Нароем чего, куда деватьто нарытое?

– Ты мне загадки не говори, к делу давай.

– А помимо всего прочего, занимался наш дорогой Николай Иванович индивидуальным террором. И нехило в этом преуспел!

– Ну да, как я сразу не допер! Кого первого мочить будем? Сразу фюрера или уж всетаки с Гудериана начнем? Так сказать, по старшинству? Как с младшего по званию?

– Ты не смейся, я ведь серьезно говорю. Кузнецов вообще втроем работал, ну, агентура ему сведения подгоняла какиеникакие. И то, сколько он генералов завалил и каких?

– И сколько?

– Троих убил, одного тяжело ранил, а одного так вообще – украл. Я уж про прочих молчу, а их тоже нехило набралось.

– Ну, так его же и поймали в конце концов.

– Погиб он при задержании. Но я вот что имею в виду. Сколько у него ребят было? Трое, с ним вместе. И опыта такого, как у нас, не было вообще. Я уж про технику вообще молчу.

– У нас! Это ты у нас террорист, а мы честные спецназовцы.

– Да? И скажи на милость, чем твои действия от террора отличаются? Особливо на войне? Люк в Афган по турпутевке ездил здоровье поправлять? А ты там гидом подрабатывал?

– …

– Тото же. Ты не забывай, я еще в советское время членов Политбюро охранял, так что как охрану ставить и как ее проходить, помню еще. И как и в какой стране это поставлено сейчас и тогда – тоже. А если еще и группу прикрытия и разведки профессиональную подготовить, вон, хоть бы и из них… Боевую группу – это уже из наших. Арта, вон, Люка – в ударную группировку, мы с Казаком инженерное прикрытие соорудим и на отходе поработаем. Да и сам еще, может, на что сгожусь, еще не совсем одряхлел.

– Да уж, ты пожалуй, одряхлеешь! Но вообще мысль дельная, подумаем…

ГЛАВА 38

Пока я прохаживался между занимающимися, контролируя и давая советы, Фермер и Бродяга уединились под «командирским» навесом и о чемто спорят. «А чего гадать. Надо будет, сами донесут „судьбоносные решения“». Хотя о судьбе нашей задуматься стоило. Ну, сколько мы еще так проскачем, без кола без двора? Неделю? Две? С тесного пятачка у Минска мы вроде вырвались, теперь неплохо бы вдумчиво засесть за карту и определяться с районом и образом действий. Да уж с районом… Буквально с утра вспомнил чтото важное, связанное с Минском, а сейчас из головы вылетело… Ничего, вспомню…

Я услышал, что меня ктото окликнул по имени:

– …Антон, Антон! Ты что, оглох, что ли?

Поворачиваюсь. Ба, да это же Казачина! «Главвсехнахренподрывтрест» собственной персоной.

– Да, Ваня. Что случилось?

– Отойдем на минутку, разговор есть.

– Секунду… Так, всем отдыхать пять минут. Советую лечь на спину, а ноги разместить так, чтобы они выше головы были. И не курить!

Отойдя на пяток метров, мы уселись на теплую землю.

– Ну, с чем пожаловал?

– Тох, ты только не обижайся, но я вчера схитрил.

– ?

– Ну, когда фугас испытывали.

– И в чем же хитрость была?

– Я пороха не досыпал. Точнее, оставил только треть от нормального заряда.

– А почему?

– Гильзу на полном в пыль разнесет, и на трети заряда видел, как ее разворотило.

– Так на что мне обижатьсято? Ты же для дела. Кстати, а если заряд прикапывать, как, эффективнее будет?

– Да. Точно эффективнее.

Я почесал затылок, а потом выдал нагора еще одну «гениальную» идею:

– Вань, а я придумал, как нам электровоспламенители сэкономить. Только ты не отвергай ее сразу. Обдумай, ладно?

– Ну, давай, высказывай!

Я подобрал щепочку и начал чертить:

– Вот, смотри… Берем несколько наших зарядов и заклиниваем их в бревне… Или зажимаем между двумя бревнами. Это поможет от преждевременного разрыва?

– Может и помочь. Смотря чем зажимать будем…

– Веревочной скруткой. Или проволокой. Дальше слушай. Вот здесь крепим электровоспламенитель, а от него делаем дорожки из смеси смолы и пороха. Его у нас, как я понимаю, теперь – хоть на зиму заготавливай?

– Интересная идея. Пойду проверю. Может и сработать.

– А ты вообще зачем подходил?

– Так, извиниться хотел.

Я уставился на Казачину:

– Извиниться? Ну ты, брат, даешь! Но спасибо! Мне приятно.

– Да не за что… Тош, я еще тебя попросить хотел…

– Ну?

– Ты меня отдельно не поучишь? – Я вспомнил, что еще там , в нашем времени Ваня собирался прийти, поучиться, но все както у него не складывалось.

– Вань, о чем разговор? Конечно, поучу.

– А то знаешь, хочется соответствовать высокому званию советского «сверхдиверсанта»… – И Ванька лукаво улыбнулся.

Я дружески ткнул его кулаком в плечо:

– Заметано. Через неделю будешь кирпичную стену с одного удара разваливать. Головой. Причем независимо от твоего согласия.

Отсмеявшись, мы разошлись по своим делам: я – к своим «баранам», а Казачина пошел экспериментировать со смолой и порохом.

* * *

Погоняв «курсантов» еще с полчасика, я объявил об окончании занятия. В быстром темпе выдал персональные рекомендации каждому и, довольный собой, направился к командиру с целью получения дальнейших указаний.

Идя по полю, я обратил внимание, что неприятный запах, в самом начале чуть не вырубивший нас, стал менее заметным, хотя, может, мы просто привыкли к нему. А может, то, что мы похоронили погибших, позволило лесному ветерку немного «проветрить» поляну? Размышления о запахах натолкнули меня на мысль, что неплохо бы устроить баннопрачечный день, а то вот уже четверо суток – это с учетом поездки в Минск на поезде и подготовки к игре, – без душа и ванны! И тут я вспомнил то важное, что забыл утром…

«Гиммлер! Твою мать! Через месяц в Минск приедет Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС будет инспектировать лагерь военнопленных и минское гетто!» – Я читал об этом в какойто книге за несколько месяцев до приснопамятной поездки в Минск.

Как ужаленный я рванул к командиру.

– Как позанимались? Не сильно бойца помял?

– Саш, не время. Это позже… Я что вспомнилто! Четырнадцатого, а может, и пятнадцатого августа в Минск приедет Гиммлер!

Саня даже рот раскрыл от неожиданности.

– Бродяга, ко мне! – закрыв рот, рявкнул он. Всетаки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать!

ШураДва нарисовался буквально через пару минут.

– Так, – взял быка за рога Фермер, – ты представляешь, что этот разгильдяй начитанный только что вспомнил?

– Нет, откуда?

– В Минск. Приедет. Гиммлер! – раздельно произнес командир.

– Еп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря!

И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:

– Когда? На сколько?

– То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… – неуверенно ответил я. – Он там какуюто айнзацкомманду инспектировать должен…

– Месяц на подготовку. Нормально.

Фермер задумчиво поскреб заросший подбородок, а потом произнес:

– Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом делаем крюк и идем на Минск.

– А зачем диверсиито на шоссе устраивать? – не понял я.

– А мы возможных «кураторов» отвлечем, – пояснил Бродяга.

– Да какие, на фиг, «кураторы»?! Кто о нас знает? Кому мы тут нужны?

– Ты, Тоха, немцев не недооценивай! Они педанты еще те. Это пока за нас не взялись, поскольку мы – «чокнутая бабуся».^[42] Но будь уверен, если мы маху дадим, прилетит нам столько, что и поднять не сможем.

ГЛАВА 39

Появившаяся перед нами цель и пугала, и манила одновременно. С одной стороны, Генрих Гиммлер однозначно заслуживал смерти, ведь концлагеря уже работали, а наших советских людей расстреливали на обочинах дорог. К тому же гибель третьего, а то и второго человека в реальной иерархии рейха могла заставить припадочного фюрера заметаться и наделать кучу ошибок, вроде отзыва частей с фронта для чистки тылов.

С другой стороны, были, как это ни странно, аргументы и против: маниакальное упорство, с которым Гиммлер создавал боевые части СС, лишало вермахт довольно значительной части качественных призывников, а вооружение этих частей «второсортицей» разгружало оружейные заводы Германии для производства оружия «первой», так сказать, очереди.

Хотя, побоку экономику, за одно только введение «газенвагенов» и приказ о перепрофилировании части лагерей из концентрационных в «лагеря смерти» эту тварь на куски порезать надо.

«Так, что я помню об этом визите?» – задал я сам себе главный вопрос. «Практически ничего!» – тут же пришел ответ от сознания. Но при этом мне вспомнилась одна нехитрая методика по активизации подсознания, которую я частенько применяю, когда потеряю какуюнибудь вещь дома. Смысл в том, чтобы не сосредотачиваться на поисках предмета, а позволить разуму «скользить» от одной вещи к другой. То есть вместо лихорадочного перерывания книжных шкафов и тумбочек я спокойно брожу по квартире и позволяю телу делать неосознанные движения. Обычно через пять минут руки сами открывают нужную дверцу или, приподняв какуюнибудь газету, находят ту самую вещь. Аналогично, когда ктонибудь из моих друзей при метании в мишень теряет в густом подлеске нож, я вместо судорожного вытаптывания травы просто иду в направлении броска и, как бы машинально, поднимаю «потеряшку» с земли. Конечно, потом, при анализе, я понимаю, что здесь вот веточка была надломлена, а здесь на коре след от отскочившего ножа остался, но картинка обычно возникает сама собой, не разбиваясь на детали. Эта методика, которую мне «показал» один из моих наставников, здорово выручала меня, когда я учился на химфаке одного из вузов – сложные формулы органических соединений я запоминал целиком, а не вычерчивал, высунув язык и скрипя мозгами.

Вот и здесь, я присел в тенечке и бездумно уставился на бегущие в небе облака…

«Минский… аэродром… Кубе…» – всплыло в голове через какоето время. Потом появилось еще несколько слов: «Юбилейная площадь», «гетто», «сто тысяч»…

Вскочив, я направился на поиски Дымова. Сержанта я нашел сидящим под «оружейным» тентом в компании Алика и Трошина. Совместными усилиями они пытались разобрать чешский ручной пулемет. И, судя по количеству деталей, лежащих на коврике, и отсутствию мата, получалось это у них неплохо.

– Зельц, дело к тебе есть, да и к тебе, Вячеслав, – тоже… – начал я без лишних предисловий.

Дымов попытался вскочить прямо под тентом, так что чуть не сорвал его с растяжек. «Да, здорово его Бродяга „накачал“!» – подумал я и продолжил:

– Вы, друзья мои, как, в Минске хорошо ориентируетесь?

– Не очень. Бывал пару раз, – ответил Зельц.

– А ты? – повторно поинтересовался я у Трошина.

Тот задумчиво посмотрел на меня. Потом ответил:

– В тридцать шестом почти месяц прожил. Мы тогда приезжали опытом обмениваться. Ну, и после, перед самой войной уже, – неделю.

– Великолепно! То есть город знаешь?

– Ну, не так чтобы очень хорошо… – замялся он.

– Район Оперного театра знаешь?

– Если новое здание, то видел как раз перед войной. Его ведь только в тридцать девятом построили.

– А какое от этого театра расстояние до аэродрома?

– До Минского центрального или еще какого?

– Центрального.

– Километра четыре.

– Так, хорошо. А Коммунистическую улицу и площадь Свободы знаешь?

– Да, конечно.

– Ну и чудненько! – И, весело насвистывая, я отправился к командиру, оставив боевых товарищей в некотором недоумении.

Увидев мою лучезарную физиономию, Фермер удивленно приподнял брови:

– Что за счастье? Что за радость?

– Да вот, выдавил из собственного мозга немного информации по объекту…

– Так, давай делись… свеженадавленным… – В чем в чем, а в чувстве юмора нашему командиру отказать нельзя.

– Для начала я точно вспомнил дату. Этот хорек прилетит в Минск четырнадцатого августа…

– Хорошо, жизнь стала значительно легче. А уедет когда?

– Вечером пятнадцатого, но программа у гада будет весьма насыщенной.

– Стоп. Погоди… Товарищ капитан, пулей ко мне! – позвал Саша Бродягу.

Пока начштаба слезал со своей «радиоелки», как метко назвал Док то гнездо, что соорудили для нужд связи, я успел покурить «командирских с фильтром» (так сам Саша обзывал любимый им «Русский стиль», пачки которого, в силу их ярко выраженного «старорежимного» декора, он никогда после переноса не доставал из кармана.).

– А Люк где? – спросил я.

– Неймется ему. К шоссе ушел. На разведку. И сержанта пехотного с собой забрал. Сказал, посмотрит, каков тот в деле.

– Правильно, Юрин – парень дельный…

Тут к нам, наконец, подошел ШураДва, и мы занялись прожектерством.

– Давай, Антон, продолжай делиться воспоминаниями из будущего, – подбодрил меня Фермер.

– Из того, что вспомнил: Гиммлер прилетит вместе со своим начштаба Вольфом. Помните, его в «Мгновениях» Лановой еще играл? В Минске их будет встречать бригаденфюрер СС Артур Небе, глава одной из первых айнзацкомманд и активный участник «окончательного решения еврейского вопроса», и всякая более мелкая сошка в чинах от майора и выше. Потом они поедут в резиденцию гауляйтера Кубе, историю его ликвидации в сорок третьем вы должны были изучать, верно?

Мужики утвердительно кивнули.

– То есть тот еще фрукт. Далее, у «объекта» будет большая «культурная» программа – с посещением музеев, гетто, массовыми расстрелами и прочей инферналией…

– Чем? – переспросил Фермер.

– Чтото имеющее отношение к аду, – пояснил Бродяга, одна из дочерей которого была активным готом.

– А, понял… – протянул Саня. – Но попрошу в армии больше такими словами не выражаться!

– Мне представляется, что лучше всего подловить всю группу по дороге от аэродрома до резиденции. В городе нам будет работать очень сложно. Да и маршруты короткие, а в гетто мы вообще войти не сможем, как и в лагерь для военнопленных.

– А далеко им ехать от аэродрома? – спросил Бродяга.

– Три, может, четыре километра, я у Трошина спросил. Он, оказывается, до войны в Минске почти месяц жил.

– Ну, и я там частенько бывал, – сказал Фермер.

– Саш, ау! Его после нашего наступления в сорок четвертом практически заново строить пришлось. Если мне мой склероз не изменяет, процентов двадцать довоенной постройки сохранилось.

– Да, тут ты прав. Но где старый аэродром находится, я помню. Недалеко от вокзала, так?

– Вроде да…

– Так дело не пойдет. Пойду Зельца и Трошина озадачу – будем плансхему рисовать. А вот еще, как вы думаете, не пора ли майору бывшему позывной дать? – выступил с пачкой деловых предложений наш начштаба.

– Вполне, – согласился я.

– Ну, вот ты и подумай, какой ему позывной дать! – покомандирски перевел на меня стрелки Фермер. – Ладно, отставить лирику! Подлавливать, как я понимаю, надо будет фугасами?

– Ага, Тоха как раз идейку здравую мне предложил: сеть фугасов разного типа с подрывом по радио.

– По радио? Идея интересная. А как с реализацией?

– Так у нас пара «Алинок»^[43] запасных есть. Ну а схему мы с Ваней сделаем, будь уверен.

– Значит, дело за зарядами в основном?

– Да. «Шрапнельки» сегоднязавтра опробуем, тогда и будет ясно, подойдут они или нет, – ответил Бродяга. – Но взрывчатка нормальная нам все равно нужна.

– Будем искать! Тоха, ты сейчас чтонибудь важное будешь делать? – Я отрицательно помотал головой. – Ну, так возьми пяток бойцов и по лесу этому прогуляйтесь, авось, найдете что полезное: снаряды, гранаты, может, и бомба какая попадется. Заодно погоняй их там на предмет хождения по лесу.

– Разрешите выполнять, товарыш командыр? – с нарочитым «среднеазиатским» акцентом спросил я.

– Иди уж… А будешь кривляться, назначу замполитомзатейником – в свободное от службы время клубом заведовать и политинформации проводить! – шутливо пригрозил Саша.

– И будет у нас как у всех нормальных частей – двоеначалие! – оставил я за собой последнее слово.

ГЛАВА 40

Самое смешное, что взрывчатку мы таки нашли. Правда, для этого нам пришлось пройти весь лес насквозь. Примерно в километре от нашей стоянки, в поле, на другом берегу речушки, чье название никто из нас не знал, мы увидели несколько танков. Поначалу Трошин порывался рвануть к ним бегом, по прямой, но я успел осадить его, схватив за штанину.

– Боец, туда посмотри! – И я показал рукой в направлении на «один час».

По шоссе, находившемуся от нас примерно в двух километрах, нескончаемой чередой двигались войска: маршевые колонны, грузовики, мотоциклы, легковушки, виднелась даже парочка танков.

Оставив трех бойцов в кустах на берегу, мы с Трошиным поползли к ближайшему танку. С трехсот метров эта «тридцатьчетверка» выглядела практически неповрежденной, в отличие от соседнего с ней БТ7, развороченная башня которого валялась в нескольких метрах от машины.

Триста метров попластунски – это вам не по Тверской субботним вечером гулять, доложу я вам! Соответственно до танка мы добирались почти полчаса. Однако наши страдания были вознаграждены сторицей! Не знаю почему, но в танке был практически полный боекомплект – при свете налобного фонарика я насчитал целых шестьдесят семь снарядов.

– Вячеслав, посмотри по маркировке, много тут осколочнофугасных? – попросил я Трошина.

– Сорок шесть, – ответил тот через пару минут.

– Ты не помнишь, сколько в них взрывчатки?

– А тебе… то есть вам зачем?

– Да ладно тебе, будем отныне на «ты»… Вне строя, конечно… Выплавлять будем.

– Как «выплавлять»? – не понял он.

– Обыкновенно. Так сколько взрывчаткито?

– От полкило до восьмиста грамм. Это от конкретного типа снаряда зависит.

– Так, возьмем среднее – шестьсот грамм, – принялся я вслух считать, – умножить на сорок шесть…

– Двадцать семь тысяч шестьсот… – практически мгновенно ответил Трошин.

– Ну, ты, блин, и кал… арифмометр, – изумился я. – О! Все! Слава, отныне твой позывной – «Бухгалтер»!

– Что?

– Для тех, кто в танке, – скаламбурил я, – повторяю: «Отныне твой позывной у нас в группе – „Бухгалтер“!» Почему не слышу криков радости и восторга?

– Слушай, Антон, у тебя что, нервов вообще нет? Веселишься все время!

– А что, если бы я слезу пускал по каждому поводу, со мной было бы приятнее общаться? Ты вот лучше думай, как нам все это добро до дому переть?

– А что тут думать? Сейчас ребят позовем, и, пока мы остальные танки осматривать будем, они через нижний люк их на землю выложат. Часа за два управятся. А потом, как стемнеет, все на базу, – он употребил наше словцо, – и отнесем. Вот только это около пяти центнеров выходит, так что придется в несколько заходов.

– Молодец! Хвалю за проявленную смекалку. Так давай: ты – за бойцами, а я тут посижу, понаблюдаю.

* * *

Проводив взглядом бодро ускакавшего Антона, «старики» продолжили разговор.

– Шур, а скажи честно, не страшно тебе? – спросил Фермер.

– Сань, а что боятьсято? Сам знаешь, наше дело солдатское, а суку эту, Гиммлера… Заодно станем почетными гражданами государства Израиль…

– Выто все время скачете, дела делаете, а я вот сижу на одном месте, и мысли всякие в голову лезут… А тут Гиммлер этот еще… Это же было уже все, и батя мой гдето взводом своим сейчас командует. Чудно… Я вот привыкнуть никак не могу. Да и историческая фигура Гиммлер этот…

– Ты что, предлагаешь мне тебе команду подать? Чтото типа «Майор Куропаткин, отставить рефлексию!»? Не выйдет, Саша. Ты что же, думаешь, меня все это не волнует? Волнует, а куда деваться? Попала нога в колесо…

Фермер тряхнул головой и, как будто отдав себе ту самую команду «Отставить рефлексии!», другим, деловым тоном сказал:

– Шур, ты ваших «конторских» всяко лучше меня знаешь, как думаешь, не пора на связь с Большой землей выходить?

– Я думаю – пора. Я с вечера, кстати весьма, озаботился… На, взгляни. – И он протянул Фермеру толстую тетрадь в черном дерматиновом переплете.

Тот открыл ее и прочитал надпись, аккуратно, крупными буквами сделанную на первой странице:

«Журнал боевых действий группы специального назначения „Рысь“».

На следующих двух страницах каллиграфическим почерком были изложены героические деяния двух (всего лишь двух!) минувших дней. С подробным указанием потерь противника, трофеев и собственных (а куда деваться?) потерь.

Командир вернул тетрадь Бродяге:

– Это ты правильно.

– А то!

– Ты как думаешь на связь выходить?

– Пойду, послушаю, на коротких волнах, может, поймаю чего. Просто так, с бухтыбарахты сеансы связи не получаются. Блин, как не вовремя дятел этот сбежал!

– Ты про Сотникова?

– Про него, молокососа…

– Ну, сбег и сбег… Чего уж теперь?

– Да я записку правильную хотел ему с собой дать. В нужном стиле, так сказать… А и хрен бы с ним, тут ты прав. Ладно, пойду я на «елку».

– Давай. А я посижу, прикину хрен к носу…

Посидев под «штабным» тентом еще десяток минут, Александр решил найти себе какоенибудь занятие. Это кабинетные ученые и рефлексирующие интеллигенты могут думать, спокойно сидя в кресле, а для человека, большую часть жизни проведшего «в поле», такая бездеятельность была непривычна.

– Несвидов!

– Я, товарищ майор! – Сержант откликнулся практически сразу.

– Пойдемка, сержант, «эмочку» посмотрим… Вдруг она на ходу…

– Пойдемте, товарищ майор.

– Ты инструменты из грузовика прихвати, вдруг пригодятся.

* * *

Пока Бухгалтер ходил за пивом… то есть за подмогой, я начал потихоньку разгружать танк: выкладывал снаряды на землю через эвакуационный люк, а затем откатывал их в сторону. Ворочать восьмикилограммовые унитары, свесившись вниз головой, было занятием несколько утомительным, поэтому за пятнадцать минут я выгрузил только четыре снаряда. Правы были классики, говоря о том, что специализация – ключ к эффективности производства! Так что я решил немного передохнуть, а заодно и понаблюдать за местностью.

«Интересно, почему же этот танк целехонький стоит и даже со снарядами? – думал я, разглядывая поле сквозь мутноватое стекло командирского перископа. – Пробоин нет. Все люки, кроме днищевого, закрыты. Снаряды не истрачены. Прям какойто „Летучий голландец“ белорусских полей!»

Поскольку ничего существенного в мое поле зрения пока не попало, я решил доложить командованию об успехе поисковой экспедиции. К некоторому моему удивлению, на вызов ответил не Фермер, а Казачина:

– Казачина в канале. Что хотел, Арт?

– Фермера дай!

– Обожди минутку, его еще изпод машины достать надо.

– Откуда? Вы чем там занимаетесь? – заволновался я.

– Все в порядке. Он от скуки решил «эмку» отремонтировать.

– Ладно, понял. Тогда не тревожь его. Передай только, что эклеры с начинкой мы нашли. Сорок шесть. Как понял?

– Понял тебя хорошо. Эклеры с начинкой. Сорок шесть. Дальше?

– Мы от вас на «ОдинКа» в направлении на «два часа». Нужна помощь в разгрузке. Как понял?

– Понял хорошо. Да не переживай, я записываю.

– Ну и славно. Отбой.

После разговора я выгрузил еще два снаряда и снова занялся наблюдениями. Взглянув в правый боковой перископ, я заметил группу людей, пригнувшись, идущих к танку на расстоянии какихнибудь пяти десятков метров.

«Ну что за беспечность! Так и на танке ктонибудь подъедет, а я, замечтавшись, и не замечу. Хотя обзорность в „тридцатьчетверке“ и вправду не ахти, книжки не врали», – подумал я и на всякий пожарный взвел «ППД».

Но при ближайшем рассмотрении подходившие оказались нашими бойцами, так что можно было расслабиться. Открыв верхний люк, я окликнул ребят:

– Эй, славяне! Что это мы идем, а не ползем?

Бойцы залегли, а потом послышался ответ Бухгалтера:

– Изза гребня холма нас с шоссе не видно. Я когда назад полз – проверил. Виден кусок у кромки леса и вершина холма. А так – быстрее.

– Понятненько. Давайте сюда. Двое – под танк, двое – внутрь. А мы с тобой пошли к вершине сползаем – за окрестностями понаблюдаем. Потом поменяемся. Нам, главное, снаряды из танка вытащить.

– Товарищ старший, то есть Арт, а как мы их тащить будем? В руках неудобно, только по два нести можно.

– А вон, на корме, чехол брезентовый. Раскатаем, десяток снарядов уложим и оттащим к кустам. Ты, главное, взрыватели из них выверни.

– Здравая идея. Так, может, я с бойцами останусь и буду сразу взрыватели вытаскивать?

– Хорошо. Как первый десяток готов будет – свистни.

С первым десятком снарядов, учитывая уже вытащенные мной шесть, мужики управились буквально за пять минут – я толькотолько успел добраться до «бэтэшки», подбитой на вершине холма. Трошин тихонько свистнул, но я знаками показал, чтобы они продолжили разгрузку.

Внезапно изза гребня холма донеслись голоса, и я залег за подбитым танком. Повернувшись к «тридцатьчетверке», я замахал рукой, показывая Трошину, что нужно спрятаться. Слава и еще один боец исчезли за корпусом танка.

«Странные какието голоса – писклявые…» – подумал я, прислушавшись.

– …дядько Пилип сказав, шо тот не помацаный, а етот, вишь, как разнесло… – сумел я разобрать слова.

По какомуто наитию я полез в нарукавный карман, куда положил «шпалы», снятые с тела подполковникаартиллериста. Достав две, я складным ножом торопливо проколол дырки в лацканах своей камуфляжной куртки и вставил «шпалы». Осторожно выглянув изза танка, я увидел двух пацанов, бредущих по полю. Один из них, тот, что постарше (на вид ему было лет десять), поучал второго – явного дошколенка:

– Дядько Пилип шо казав? У рэчки! А мы яшцэ не дайшли.

– Сашка, я стамиуся! – канючил второй. – Пачакай, одпачнем!

Подумав немного, я тихонько свистнул, привлекая внимание. Ребятишки остановились и стали оглядываться по сторонам.

– Эй, пацаны, давайте сюда! – позвал я их и помахал рукой.

– Ой, Сашка, хто ета? – Младший дернул за рукав старшего.

– Не бойтесь, я свой, советский. – Я постарался успокоить малышей.

– Кали советский, тады бумагу пакажь! – грозно сказал Сашка, загораживая собой мелкого.

Я большим пальцем показал на свои знаки различия.

– Ух ты! – сказал старший и тут же спросил: – А вы ад немца хаваетесь?

После чего приблизился ко мне шагов на пять.

– Не то чтобы прячемся, но опасаемся. Как у вас, немцы в деревне есть? – и я рукой показал на видневшуюся километрах в полутора деревушку.

– Не, у нас няма. В Косачах есть трошки, а у нас – тольки старасту уцтвярдзили.

– А как ваша веска (припомнил я характерное слово) называется? И что за староста у вас?

– Та Воуковщына называется. А дядька Пилип – ен добрый. Ен раней милицыянерам працавау, а зараз – старостой, – ответил Сашка.

– Дядька командир, а вы тут трапку бальшую не бачили? – вступил в разговор младший. – А то нас дядька послал ее прынести, а мы ходим, ходим…

– Цыть, ты, казяука, не бачишь, я с товарищем командиром размауляю!

– Так, ребята, давайте сюда. Посидим, поговорим… – И я приглашающе махнул рукой.

Пока ребята поднимались к «моему» танку, я успел помахать Бухгалтеру и показать ему, чтобы он подошел ко мне.

Когда ребята сели рядом со мной, я нашарил в кармане штанов пакетик с продуктовым НЗ и, открыв его, не вынимая из кармана, набрал полную горсть «вкусняшки». Надо сказать, что я предпочитаю в качестве «экстренной подпитки» таскать смесь сухофруктов и орехов. Протянув руку с лакомством детям, я предложил:

– Угощайтесь.

Ребята подумали пару мгновений, а затем сложили ладошки «горсточкой», и я щедро отсыпал каждому ореховофруктовой смеси. Младший сначала задумчиво разглядывал незнакомую субстанцию в руках, а потом высыпал все в подол рубахи и, выбрав из кучки кусок сушеного ананаса, отправил его в рот. На лице его появилась умильная улыбка, и он торопливо запихнул в рот примерно полгорсти невиданного угощения.

– Шашка, вку… шно вельми, – не переставая жевать, сказал он.

У меня защемило сердце – уж больно этот белобрысый малец был похож на моего Пашку.

Старший не заставил себя долго упрашивать и тоже принялся за угощение. В этот момент к нам и подошел Трошин.

– Здорово, хлопцы! – поприветствовал он ребятишек, а мне кивнул головой: «Кто такие, мол?»

– Вот, боец Трошин, ребята местные, до брезента охочие. Их дядька Филипп прислал, – коротко обрисовал я ситуацию. – А дядька Филипп – большой человек, староста.

Пацаны, продолжая увлеченно жевать, согласно закивали головами.

– А как бой здесь был, вы, ребята, видели? – спросил Бухгалтер.

– Угум… Я бачиу, – откликнулся старший. – А Михася мамка в погреб загнала, ен малой ишо.

– Ну, и что же ты видел? – Это уже я.

– Тому скора три тыдни як. Германы па той дарозе, – и он махнул рукой в сторону шоссе, – перли. А наши танки аккурат ад вески нашей паехали. Тольки германы хитрые были, яны у лесе гарматы понаставили. Почти усих папалили. Дядька Пилип сюды ходил, кулямет прынес – я бачыу, як ен яго у дровы заховал. А нас, вось, за трапкой якойто послал.

– Трапку мы вам, конечно, отдадим. Только она тяжелая очень. Не дотащите, – ответил я.

– Нее, мы с Михасем сильные. Я, вон, з самих Углян книги домой прынес, коли у школу пашел!

Поскольку я не знал, где эти самые Угляны находятся, то только и мог, что понимающе покачать головой. Однако тут мне пришла в голову хитрая идея.

– Ребята, а что, если мы сами вам тряпку принесем? Да и с дядькой Пилипом познакомиться нам охота. Вы говорите, он милиционером был?

– Да. Был. Тольки у нас рашили германам пра то не гаварыть.

– Так передайте Пилипу, что мы вечерком заглянем. Тряпку принесем.

– А может, ему записку напишем? – предложил Трошин.

– Верно, сейчас и напишем.

– Дядька командыр, а у вас ласункау больше няма? – спросил младший, облизывая ладони.

По контексту догадавшись, о чем он спрашивает, я снова полез в карман:

– Подставляйте руки!

Отойдя на пару метров от ребятишек, мы с Трошиным присели на землю и принялись обсуждать «послание диверсантов милицейскому старосте».

– Слушай, Антон, а зачем нам вообще с ним встречаться? – спросил меня Бухгалтер.

– А жрать тебе, Слава, каждый день хочется или только по средам? – парировал я.

– Так можно же просто прийти и взять.

– Ага, так они тебе и отдадут. У них, между прочим, пулеметы уже имеются. И не думаю, что они ими пользоваться не умеют… Да и дружить с ними надо, а не реквизициями заниматься. Лучше думай, что мы им предложить можем?

– Оружие? Патроны?

– Керосин! – осенило меня. – Керосина у нас литров пять есть. Еще котелки, ложки и прочую утварь, что от батарейцев погибших осталась.

– И немецкие тоже можем отдать.

– Не можем! – отрезал я.

– Почему это?

– Если у них это барахло кто из фашистов или полицаев увидит – крестьянам может сильно не поздоровиться. Немцы имущество свое собирают гораздо активнее, чем наше.

Слава смущенно почесал затылок, как видно, проблемы крестьянства его до сего момента не волновали.

– Колеса… – задумчиво предложил он.

– Что «колеса»? – настала моя очередь удивляться.

– Мы можем предложить им на обмен колеса от передков и пушек. Они в хозяйстве всегда нужны.

– Вот видишь, что значит направить умного человека на правильный путь! Сразу идеи хорошие появляются. А поскольку «Бухгалтер» у нас ты, то тебе и писать. – С этими словами я протянул ему огрызок карандаша и листок из блокнота.

Трошин покорно разложил листок на колене и приготовился писать, но потом, почемуто замявшись, спросил:

– Антон, а что такое Росгосстрах?

Я чуть не подпрыгнул, но потом понял, что он прочитал «шапку» на листочке, вырванном мной из промоблокнота, который я таскал в кармане разгрузки.

– Российское государственное страховое общество, вон, видишь, и орел двуглавый. Это нам выдавали из старых запасов, чтобы противника путать. В каком здании главное управление нашей «конторы» сидит, знаешь? – филигранно, как показалось мне, выкрутился я из сложной ситуации.

– Нет, не знаю, – честно ответил Трошин. – Меня только в Киеве допрашивали.

– Извини, что напомнил, – я почувствовал себя несколько неловко. – Так вот, при царе в «нашем» здании располагалось страховое общество «Россия», вот и остались запасы.

– А, тогда понятно.

– Но ты всетаки «шапку» оторви, – посоветовал я ему.

Оставив Трошина заниматься эпистолярным жанром, я вернулся к мальчишкам.

– Ребята, а как у дядьки Пилипа фамилия?

– Нэущэнко, – ответил Сашко и добавил: – А вы у яком звании, таварыщ командир?

– А с чего ты взял, что я командир?

– Дык, вон яка добрая форма у вас. И этот, друга, вас слухаецца. По всему видать, шо вы командир. А вы от германа тикаете али не?

– Что? – не понял я.

– Ну, вы уходите или германа бить будете?

– Бить будем! – И, повернувшись к Трошину, громко сказал: – Фамилия старосты Неущенко.

Слава кивнул головой, давая понять, что услышал меня.

– Да, и еще добавь, что если он согласен на встречу, пусть на заборе повесит две белые тряпки. В метре друг от друга.

Трошин быстро сделал приписку и отдал бумажку мне.

– Мощно и содержательно. Но в то же время – ни о чем. Ты просто мастер написания коммерческих предложений! – сказал я Трошину.

– Чтото не так? – спросил он.

– Да нет, это я тебя так хвалю, – успокоил я его.

Хитрым образом сложив записку, так, что она превратилась в крошечный пакетик размером с почтовую марку, я протянул ее старшему мальчишке.

– Вот, передайте дядьке Пилипу. Кстати, а как его дом выглядит?

– Дак, ен чацверты ад ваколицы!

– От чего?

– Ну, ад края вески.

– От околицы, что ли?

– Да.

– А от какой?

– Ад той, што в сторону Скнаревичей. – И, не рассчитывая на мою сообразительность, мальчик показал рукой.

– Спасибо вам, хлопчики. Если вечером придем, с меня – гостинец!

– Ой, дзякую вам, дядька командир! – сказал младший.

И ребятишки весело зашагали по направлению к селу.

– Арт, а ты уверен, что этот староста нас немцам не сдаст? – спросил Трошин.

– Нет, не уверен. Но ребята, чем мы здесь занимаемся, не видели. Так что, даже если и сдаст, то ловить нас будут в деревне. Он же подумает, что мы окруженцы простые. А мы на машине приедем. Да с подстраховкой. Но первую партию снарядов уже к речке тащить надо. И кладите сразу двадцать штук. Все равно волочь легче, чем нести.

Пока бойцы в темпе вытаскивали снаряды, а Бухгалтер сноровисто выкручивал взрыватели, я снова попытался связаться с командиром:

– Арт в канале. Фермер – ответь! – И так – раз десять.

Наконец я услышал в наушнике:

– Фермер в канале. Слушаю тебя.

– Закентовались с местными. Тот, кто здесь мазу держит, – бывший мент. Откликается на погоняло Филипп Неущенко. Узнай у Зельца, он с ним лямку вместе не тянул?

– Узнаю. О чем договорилисьто?

– Хотим барахло на хавчик махнуть. Мы на семь вечера стрелу забили. Я думаю, если на «ублюдке» подвалить, то и товар доставим, и «эклеры» без гемора вывезем. Как понял?

– А если он сдаст? Тогда, как я понимаю, «ублюдок» прикрытием послужит?

– Так точно.

– Понял. Что везти?

– Бутыль с керосином, пары три колес от орудийных передков, мелочи нашей до кучи: котелки, ложки, ремни.

– Где «точка»?

– «Картинка» у тебя под рукой?

– Да.

– Из «кустов» «тропинка» должна выходить от вас «на час», от нас – «на восемь». Мы на объект от «экватора» выйдем. Заодно и проконтролируем. И Зельца с ксивой в обязалово пошли.

– Да уж разберусь какнибудь… Кстати, я «эмку» на колеса поставил.

– Поздравляю! Все, мне еще тяжести таскать, отбой.

– Отбой.

Спустившись с гребня холма, я помог мужикам вытаскивать снаряды, а заодно и нашел в боевом отделении пару полных магазинов для ДТ, неизвестно почему ускользнувших из загребущих рук «дядьки Пилипа».

Оставшиеся до времени «Ч» два часа мы провели, комфортно расположившись в кустах, что росли метрах в трехстах от деревни. Не служба, а сказка: мы подкрепились немецкими сухими пайками и вели наблюдение, разделившись на пары, так, что всем удалось даже по полчасика вздремнуть.

Примерно в шесть часов на заборе четвертого от дальнего конца деревни дома появились два белых полотенца.

ГЛАВА 41

Бродяга. Взгляд сбоку.^[44]

«Потом на машинах они поедут…» – Слова Арта продолжали звучать у меня в голове.

«На машинах…»

Понятно, что свой автомобиль Гиммлер в самолете не привезет, чай, не на «Боинге» летит.

Значит, встречать его будут машины из местного гаража. Учитывая ранг визитера, это уж точно не «Опель» будет.

Любимая машина гитлеровской верхушки – «Хорьх». Как это писалось в наставлении для американских парашютистовдиверсантов в 1944м? «Если вы увидите „Хорьх“ – стреляйте сразу, в девяноста девяти случаях из ста вы уничтожите важную птицу».

Что еще может быть? «Майбах»? Ну, может быть…

Не суть. Сколько этих машин в городе? Навряд ли много. Десяток, ну полторадва. И все. Обслуживают они исключительно шишек, значит, и гараж у них, скорее всего, один на всех. Время визита мы знаем. Перед встречей машины проверят и подготовят к выезду. Так… На аэродром они приедут заранее. Но, повсякому, не менее чем за полчасачас. Стартуют они из охраняемого гаража, так что их, скорее всего, на предмет закладок в пути и на аэродроме проверять уже не будут. Эта проверка будет вечером накануне, после подготовки. Проникнуть в гараж? Надо посмотреть. Охрана, степень укрепленности. Сигнализации там нет – не изобрели еще, а даже если и придумали гденибудь, то в массы эта идея еще не пошла. Собаки? Вряд ли, если только у патруля.

Хорошо… залезли, что дальше? Куда мину совать? В машину гауляйтера он не сядет, будет своя. Какая – надо смотреть по степени оттопыренности авто и по тщательности подготовки. Отдельный пост? Вполне вероятно – значит, и отдельный бокс. Теплее!

Так…

Ладно, допустим, что с гаражом облом. Охрана бдительная, стена толстая, да мало ли что еще. Все равно смотреть на него надо, будем знать, какие машины и в каком количестве отправились за гостем. Значит, один человек с рацией и в гражданке – туда. Еще один – на подходе к месту встречи. К нему в напарники еще один – с миной. Колонна прошла – мину на дорогу. Такую же парочку уже после «точки рандеву». С той же задачей. Это на случай отхода назад или прорыва уцелевших вперед. По пулемету им придать для страховки. Мало ли, не пришибет его взрывом, тогда что? Тогда в госпиталь, вот на этот случай ребята на дорогу сюрпризов и насуют. Санитарку они ждать не будут, повезут на уцелевшем транспорте, так что тут грех на душу не возьмем. Так, а госпиталь у нас где? Офицерский. Ибо в солдатский его точно не повезут. Туда еще парочку ребят, на кратчайшую дорогу. С той же экипировкой. Точку эту минируем, пулеметы после стрельбы бросаем, не до них.

Так, значит, нужны несколько комплектов гражданской одежды или… немецкая форма? Язык? Черт, не помню, были у немцев в начале войны чешские и словацкие части или нет? В сорок втором точно были, а сейчас? А у них форма своя и где ее взять? Отпало… жаль.

Добровольцы? Хиви! Это прокатит. Были они уже? Надо у Арта спросить, сам уже и не помню. Документы? Ну, тут проще. Муравейников в округе тьма, у Казачины в трофеях я самописку видел. Тотен понемецки напишет все, что надо. Полицаи. Эти точно в городе есть, на вторых ролях. Тихонько задавить парочку, вот и форма. Документы – ох, скажет мне Тотен пару ласковых слов… потом. Когда все кончится.

Время! Вот главная проблема! Город изучить надо, мины поставить, да и просто сделать, наконец. Ставить можно заранее, о направленных, а уж тем более совмещенных зарядах тут еще никто не знает. Проверять будут дорогу, ну, кусты, обочины. Кюветы будут смотреть там, где они есть. Дальше пяти метров от дороги не отойдут. Значит, смотрим, что проверяют, и следом ставим. Ну вот, уже скелет операции и вырисовывается понемногу…

ГЛАВА 42

Примерно за полчаса до назначенного времени пастух пригнал в деревню стадо. Подтолкнув локтем Бухгалтера, я, памятуя о летних каникулах в деревне, сказал:

– Давай, в четыре глаза смотрим. У них сейчас кутерьма начнется.

– Какая кутерьма?

– Коров по дворам разбирать будут. И если там, паче чаяния, немцы есть, они тоже вылезут – за свежим молочком.

В два бинокля, а Трошин не расставался с великолепным цейсовским артиллерийским биноклем, найденным им на поляне, мы пристально вглядывались в происходящее в селе. От этого увлекательного занятия меня отвлек голос в наушнике:

– Бродяга – Арту. Бродяга – Арту. Как погода? Как облачность?

– Арт в канале. Ясно и сухо. Ветер – умеренный.

– Понял тебя. Проконсультируй братаакробата, с неба свалившегося. – И в канале появился Люк.

– Здесь Люк. Арт, где у вас кондитерская?

– А ты где нарисовался?

– На тропинке, ползу за «ублюдком» с большим чемоданом.

– Как из кустов вылезешь, поворачивай в сторону Афгана, – припомнив прошлое Сашки, дал я ему оригинальную наводку. – А там тебя девки у пруда уже ждать будут.

– Понял тебя. Биндюжники будут? – спросил Люк о возможной помощи при погрузке.

– Да.

– Отбой.

– Отбой.

Повернувшись к Славе, я стал раздавать указания:

– Так, Бухгалтер, бери двух бойцов, и назад, к снарядам. Там сейчас ребята на «Опеле» подъедут, их навести надо.

– Антон, а можно я с тобой останусь?

– Боец Трошин, с каких это пор приказы в армии обсуждаются? – сволочным голосом поинтересовался я. Но потом примирительно добавил: – В этомто и основная трудность нашей службы. Так мы все – Саши да Тоши и прозвища смешные, но приказ есть приказ. Так что исполняйте, товарищ Бухгалтер!

Трошин козырнул и, не говоря ни слова, забрал бойцов, и они осторожно поползли в направлении «полевого склада». Мы же с Дедом Никто приготовились страховать наших. На дороге со стороны леса показалось несколько машин. «Так, „Крупп“ и „Опель“ – это понятно… О, да они при полном параде решили поехать!» – подумал я, разглядев в бинокль еще и «эмку». Особенно меня порадовал самопальный номер, прикрепленный к правому переднему крылу: «WH2008» – гласила надпись, сделанная псевдоготическим шрифтом. «Хорошо, хоть не „ДМБ91“!» – только и мог подумать я, дивясь креативности своих друзей.

Поскольку наша колонна двигалась довольно быстро, нам с Кудряшовым следовало поторопится. Где на четвереньках, а где и просто пригнувшись, мы двинулись к дому старосты. До забора оставалось какихнибудь полсотни метров, когда заполошно выскочившая из дома женщина бегом метнулась к забору и торопливо сняла полотенца.

«А это – хороший знак! – подумал я. – Староста узнал, что в деревню едут немцы, и отменил встречу! Надо нашим сообщить».

– Бродяга, Арт в канале, – нажав тангенту, вызвал я начштаба.

– Слушаю тебя.

– Клиент снял «маячок», вы его спугнули.

– Молодец дед! Только он за себя боится или нас палить не хочет?

– А я откуда знаю? Отбой.

– Погоди, вы где сейчас?

– До сортира клиента нам – два плевка да три прыжка.

– Окидоки. Отбой.

Мои соратники появились в деревне с помпезностью Киркорова, приехавшего на концерт в Нижний Тагил. Когда «ублюдок» остановился у дома старосты, из него высыпали четверо бойцов и споро (видать, командиры заставили репетировать несколько раз), под крики Тотена, восседавшего в обнимку с пулеметом в заднем отсеке «Круппа», взяли под контроль улицу. Из подъехавшей «эмки» важно вылез Бродяга в немецком мундире с лейтенантскими погонами и в сопровождении Зельца направился к воротам.

Я повернулся к Кудряшову:

– Дед, а Дед, ты свистеть умеешь?

– Конечно! – обиделся он.

– Значит, так, слушай мою команду! Ты лежишь здесь и контролируешь подходы со стороны поля и той стороны села. Вот тебе бинокль. – Я протянул ему свой «Никон». – Если увидишь чтонибудь странное – даешь сигнал, два свистка. Понял?

– Так точно! – Чувствуется, нахватаются мужики от нас «старорежимностей»…

Перемахнув через забор, я занял позицию за одним из сараев как раз в тот момент, когда хозяин дома вышел из сеней и направился открывать ворота. Распахнув одну из створок ворот, он сделал приглашающий жест и тут застыл, уставившись во все глаза на Дымова.

«Неужто узнал?» – промелькнула в моей голове мысль.

Между тем Неущенко в явном замешательстве попятился назад, а Бродяга и Зельц как ни в чем не бывало вошли во двор. От сарая до них было метров десять, да и говорили они вполголоса, так что обмен любезностями я пропустил. Пора было вступать в игру.

Высунувшись изза сарая, я помахал рукой Шуре и расслабленной походкой жителя эти мест направился к «высоким договаривающимся сторонам».

Староста обратил внимание на то, что его странные гости смотрят ему кудато за спину, и развернулся в мою сторону. Я увидел, как его нижняя челюсть устремилась к земле. Ну еще бы! У него на дворе одновременно и немецкий лейтенант, стоящий в обнимку с его бывшим сослуживцем из райотдела, и советский диверсант, с ухмылкой гуляющий по его двору, как по своему собственному. Причем никто ни в кого не стреляет, банальностей, вроде «хендэ хох» или «Рус, здавайса!», не кричит. Все тихомирно, я бы сказал, посемейному. Чтобы немного успокоить хозяина, я приветливо улыбнулся и сказал:

– Ну что, дядько Пилип, брезентто в хозяйстве пригодится?

Поняв, что еще немного, и от непоняток нашего старосту хватит кондрашка, Шура аккуратно взял его за локоток и тихо сказал:

– Может, в хату пойдем?

Староста вздохнул и пробормотал:

– И то верно… Прошу в хату, гости дорогие…

Я первый вошел в сени. За мной – хозяин, а мои товарищи чуть подзадержались – Бродяга отдавал распоряжения, как нести службу.

В большой светлой комнате я увидел молодую, лет двадцати пяти, женщину, что стояла у печи и нервно мяла в руках подол передника.

– Вечер добрый, хозяйка! – поприветствовал я ее.

– И вам – добрый! – несколько нервно ответила она. Странно, но ставшего привычным за сегодняшний день белорусского акцента я в ее речи не заметил. – Садитесь, угощайтесь! – И она сделала приглашающий жест в сторону накрытого стола.

– Спасибо за приглашение, но остальных гостей подождать надо, – ответил я, оглядывая комнату.

«Так, икон нету, значит, Филипп – комсомолец или коммунист. Хотя нет, для комсомольца староват, лет тридцать пять ему. В комнате чисто и, учитывая „горку“, полную тарелок и чашек, – даже богато по нынешнимто временам. Хозяйственный Филипп мужик – видно по всему».

– Вы бы, товарищ майор, – обратился ко мне Неущенко, – проходили. Располагались.

«Да, быстро он в себя пришел! Видно, не просто так в старосты пошел», – подумал я.

– Только после вас, дорогой Филипп… Как по батюшке вас?

– Христофорыч.

– …дорогой Филипп Христофорыч… – закончил я, слегка офигев от такого хитрого имени.

Пока мы «крутили политесы», в комнату вошли и остальные участники «тайной вечери». Увидевшая их хозяйка удивилась, но не сильно. Хотя, на мой взгляд, сочетание немецкой формы на Бродяге и камуфляжа на Зельце выглядело довольно странно. Хозяин же посмотрел на Дымова, а затем шагнул ему навстречу:

– Ну, здравствуй, Алексей! – И протянул руку для рукопожатия.

«Мда, а быстро мужик соображает! Просек, что немецкая форма – для маскировки. Хотя, может, я и ошибаюсь».

– И тебе не хворать, Филипп! – ответил Дымов, пожимая протянутую руку.

– А друзейтоварищей своих не представишь, а, Алексей? А то мне както неудобно – гости пришли, а как зватьвеличать, я и не знаю… – Что удивительно, но и в речи Неущенко акцент был малозаметен.

– Это това…

– Мы сами представимся, – перебил его Бродяга.

– Я – капитан Заславский, а это, – и он показал на меня, – майор Таривердиев.

«Вот что значит опыт! – подумал я. – Шура и „шпалы“ мои срисовал, и псевдонимы мгновенно придумал!»

– Прошу товарищей командиров к столу, – церемонно произнес староста. И, садясь вместе с нами за стол, спросил у Дымова: – А ты, Алексей, сержант или уже нет?

– Сержант, сержант, – успокоил хозяина Бродяга. – Мы к вам, Филипп Христофорович, вот по какому делу… Хотим обменять койкакие товары на продовольствие.

– Да я уж понял, чай, грамотный. Одного не могу понять, товарищ капитан, а почему вы ко мне обратились?

Но старого опытного чекиста на мякине не проведешь! Шура пристально посмотрел в глаза Христофорычу и медленно и веско произнес:

– Вы, наверное, пароля ждете? Так не будет пароля, не успели его нам сообщить.

«Оппа! Выходит, Бродяга его уже „прокачал“ и понял, что Неущенко специально оставлен в тылу у немцев!» – это единственное, что я смог понять из всей этой сцены. Правда, многое в поведении Христофорыча весьма удачно укладывалось в эту версию: и скорость, с которой он сориентировался в обстановке, и то, что он не забыл снять «маячок» при появлении в деревне немцев, и его спокойствие в общении с нами.

– Ну, значит, вы меня не знаете и я вас не знаю… – спокойно ответил хозяин.

– Филипп Христофорыч, да ты что! – вскочил с лавки Зельц. – Мы же свои!

– Сержант, остыньте! – не сказал, а именно приказал Бродяга.

Зельц осел, как будто он был надувной игрушкой и из него выпустили воздух.

– Жаль, очень жаль… – тихо произнес Шура. – Ну что ж, значит, не судьба… Кстати, Филипп Христофорыч, вы поляну в лесочке этом знаете?

– Как не знать… А что такое?

– На ее юговосточном краю, метрах в трех от сосны, вершина которой раздваивается, вы, если вдруг понадобится, найдете двадцать карабинов с БК.

– Да зачем они мне, товарищ капитан? Я – человек мирный.

Мне показалось или эти двое играли в какуюто непонятную мне словесную игру, вроде буриме?

– Ну что же, товарищи, я думаю, нам пора… – сказал Бродяга, вылезая изза стола.

– Что же, вы даже не повечеряете? – спросил Неущенко.

– Некогда нам. Дела. Сами понимать должны…

– Да я понимаю.

Но когда мы уже стояли в дверях, он обронил как бы невзначай:

– А что на обменто привезли?

Бродяга ответил так, как будто он не общался с подпольщиком в тылу врага, а разговаривал с соседом по даче:

– Керосину литров пять, колес тележных три пары, брезенту немного, котелков штук тридцать.

– Ну, так оставьте, что вам их назад тащитьто?

Дымов даже рот открыл от подобного предложения, но Бродяга спокойно ответил:

– А какой нам с этого гешефт?

Хозяин долго, секунд десять, смотрел в лицо Саше, а потом медленно и раздельно произнес:

– Немцы. Никогда. Ничего. Не меняют. Они просто берут. И евреев среди них нет! – И уже совсем другим, я бы сказал, извиняющимся тоном добавил: – Так что прошу меня извинить, товарищ капитан, что сразу своих не признал.

* * *

ГЛАВА 43

После того как лед недоверия был растоплен, мы чудно провели время в гостях у старосты. «Чудно» в данном случае не значит «весело и беззаботно», педант скорее сказал бы «плодотворно». Быстренько перекусив вареной картошкой с салом, мы отправили Зельца разбираться с товаром, а сами с хозяином расположились за столом и продолжили общение.

Филипп оказался мужиком хватким и рассудительным, а юмор его был изящен и своеобразен:

– А скажитека мне, товарищи командиры, не вы ли на Старом шоссе мостик случайно поломали?

Изобразив на лице оскорбленную невинность, Бродяга ответил:

– Да как вы могли такое только подумать, Филипп Христофорыч? Мы же приличные люди!

– Ну не вы так не вы… А то вчера поутру гонец из комендатуры приехал, взмыленный – что твой цыган после кражи… И строгонастрого наказал, что, буде я замечу колонну из двух грузовиков и мотоциклета, так сразу гонца засылал в Рогово, в комендатуру ихнюю.

– И что же, видели вы такую колонну?

– Не, не видел… – И он подмигнул мне.

«Ага, – подумал я, – похоже, что „Опель“ он тоже срисовал».

А вслух я поддержал эту «игру в поддавки»:

– Да, кстати, Филипп Христофорыч, похоже, я нашел то, что вы обронили…

– И что же это я такое обронил? – несколько удивленно спросил Неущенко.

– А вот это! – сказал я и протянул ему магазин от ДТ, который достал из «транспортного» подсумка на спине.

Глаза Христофорыча лукаво сверкнули, как будто он хотел сказать: «Я непрост, но и вы, видать, не лыком шиты».

– Ой, спасибо вам, товарищ Таривердиев, – («Надо же, влет фамилию запомнил», – удивился я про себя), – а то с возрастом память меня подводит все чаще и чаще…

– Филипп Христофорыч, – посерьезнев, прервал нашу беседу Бродяга, – а у нас к вам еще одно дело есть. На настоящий момент, пожалуй, самое важное.

– Это какое же? – также став серьезным, спросил староста.

– Связь.

– От чего няма, того няма.

– Да мы и не просим. Только есть коекакая информация, которую нужно срочно переправить туда . – Саша голосом выделил последнее слово.

– А вы мне передайте, а я в лесу сороке какой расскажу…

– А вдруг сороке ворона дорогу перебежит? – поинтересовался Бродяга.

– Ну, сорокто в наших краях много. Не одна, так другая…

– Товарищ майор, расскажите новости для сорок, – обратился ко мне Бродяга.

«Черт, а почему я? – спохватился я. – Хотя, да, я же экспертом по обстановке числюсь. Вот Шура и переводит стрелки на меня, как на самого знающего».

И я попытался в темпе вспомнить самые важные моменты. Неущенко же, истолковав мое молчание посвоему, сказал:

– Да вы, товарищ Таривердиев, не сомневайтесь, сороки у нас быстрые.

Глубоко вздохнув, я начал излагать:

– Самое срочное – это прорыв Второй танковой группы под командованием Гудериана на юг через Могилев на Смоленск. Пусть… сороки учтут, что многие болота и ручьи изза жары пересохли. А с какой скоростью немецкие мотомехчасти двигаются, там уже должны бы понять. Третья танковая группа Гота будет охватывать Смоленск с севера, через Витебск… – Я принялся вспоминать книгу, написанную самим генералом Готом, которую читал лет пять назад.

Пока я задумчиво молчал, Неущенко спросил:

– А это данные надежные? – И посмотрел на Бродягу.

– Надежные, надежнее не бывает! Давай, Антон, продолжай…

– Танковые корпуса группы Гота будут действовать раздельно: тридцать девятый – в направлении Витебска и после – Ярцево, а пятьдесят седьмой – в направлении Полоцк – Невель.

С выходом Гудериана и Гота к Смоленску дальнейшее давление на наши войска на московском направлении будет осуществляться пехотными соединениями Группы армий «Центр», а танковые группы будут переброшены на периферию: третья – в направлении на Ленинград через Лугу, а вторая – на юг, с охватом Киева через Гомель.

Вот както так, – закончил я свое сольное выступление.

За столом воцарилось тягостное молчание. Потом Филипп покачал головой и спросил:

– А силы точно известны?

– Этим мы и будем заниматься… – ответил Бродяга. – Да вот беда – рация есть, а ни позывные, ни сетку нам не успели дать.

Христофорыч почесал затылок.

– Мда… Вы назавтра прийти сможете? Вечерком?

– А может, через тайник какой? – предложил Шура.

– Тогда так решим… Вы же со стороны Нового двора, через мост ехали, так?

– Верно.

– Перед мостом, по левую руку, если на нашу веску смотреть, есть старая ива. На стороне, обращенной к реке, на ней есть дупло. Завтра в восемь вечера проверьте его.

– Договорились.

И мы засобирались в дорогу.

Уже в дверях Бродяга остановился и сказал старосте:

– Да, и если несложно, передайте привет Илье Григорьевичу и скажите, что его великолепную идею с колесом мы постараемся творчески развить. И Павлу Анатольевичу – низкий поклон.

ГЛАВА 44

Результатом «встречи на высшем сельском уровне», как пошутил Тотен, было то, что едой наш небольшой отряд был теперь обеспечен как минимум на неделю, и это – без учета уже имевшихся у нас запасов! А наша «маневренная хозгруппа» под руководством опытного Люка не только вывезла все снаряды, но и разжилась почти полутора сотнями литров бензина, найденного в одном из подбитых танков. К счастью, по бортам «блица» хозяйственными предыдущими владельцами были закреплены канистры, так что проблем с транспортировкой «богачества» не возникло. Уходили мы от села, как приходили, разными дорогами, причем моя группа контролировала подходы к деревне еще минут сорок после того, как наши машины скрылись в лесу.

Когда в начале десятого мы вернулись в лагерь, то я был немедленно вызван в штаб. На этот раз это был не «большой военный совет в лагере команчей», а нормальное «производственное совещание». Выслушав наши доклады, Фермер записал чтото себе в блокнот, а потом сказал:

– Молодцы! Поработали все сегодня неплохо, но предстоит еще попыхтеть.

– А что такое? – поинтересовался Бродяга.

– Ну, пока вы там сало и бимбер потребляли и за колхозницами бегали, я тут головой думал.

– Ну и что надумал? – спросил Бродяга.

– Ноги нам делать отсюда надо, вот что! Так что слушай мой приказ. Провести передислокацию отряда вот в этот район. – И Фермер, положив на стол трофейную карту, карандашом очертил крупный лесной массив километрах в пяти к северу от той рощи, где мы находились. – Начало движения – двадцать три нольноль. Так что готовьтесь. Еще какиенибудь новости есть?

Я поднял руку:

– Я Трошину позывной дал.

– Какой?

– Бухгалтер.

– А что так?

– В уме считает быстро – артиллерист…

– Ну и добре.

Мы действительно засиделись на одном месте, а с учетом того, что нам еще предстояло выплавлять взрывчатку из снарядов и тренировать новых членов отряда, следовало подыскать местечко потише и подальше от магистральных дорог. Массив, выбранный командиром, был большим, местами заболоченным, лесом, раскинувшимся между деревнями Дмитрево и Малые Бесяды, на площади в пару десятков квадратных километров.

«А что, – подумал я, – весьма удобно – и до шоссе, на котором мы планировали провести пару диверсий, недалеко, и уйти есть куда. Да и до заветного дупла завтра недалеко ехать». Хотя, если честно, в успех оперативной игры Бродяги я не сильно верил.

К моему удивлению, за прошедшие три дня наша группа успела обрасти таким количеством барахла, что нашему зампотылу в лице Казачины пришлось изрядно постараться, чтобы разместить все «нажитое непосильным трудом» в транспорте.

Поскольку собирать мне, кроме личных вещей, было особо нечего, то я стал помогать Бродяге ликвидировать следы нашего присутствия. Не все, конечно, а те, что могли указывать на некоторую специфичность нашей «гопкомпании». Ведь понятно, что обычные окруженцы не стали бы строить радиопомост, да и кучки металлических опилок, оставшиеся после потрошения снарядов, тоже следовало спрятать. Пока мы, подсвечивая себе фонариками, занимались хозработами, я спросил у Александра:

– Слушай, а что ты, когда Старинову и Судоплатову приветы передавал, не сказал от кого?

– Понимаешь, Тоша, я вначале хотел сказать, что привет от «Фермера», но в последний момент вспомнил, что этот позывной был у генерала Скоблина.

– А это кто такой?

– Из белых, но в тридцатые работал на ГПУ – НКВД – помогал при похищении генерала Миллера.

– Это начальник РОВСа который?

– Да.

– Тогда палево было бы.

– Скоблин при невыясненных обстоятельствах исчез в тридцать седьмом.

– Что значит «исчез»?

– Кто говорил, что его НКВД ликвидировало, Судоплатов писал, что Скоблин погиб во время бомбежки в Испании, а некоторые – что он бежал в Америку.

– Тады ой!

– Но поиграть на этом можно, обдумать только все как следует надо.

– Ну, там видно будет. К дуплу пойдешь?

– А кто еще сможет?

– Верно, но мы с Люком тебя прикроем.

– Я на это надеюсь.

Потом Шура опустился на четвереньки и при свете двух фонарей еще раз осмотрел землю:

– А, все равно найдут, если будут посерьезному искать… – И, встав, отряхнул колени.

ГЛАВА 45

Пять километров до новой базы наша колонна проехала за два часа. Неплохой результат, если учитывать, что мы ехали ночью, по совершенно незнакомой местности, а дорожные указатели здесь появятся лет через тридцать, никак не раньше. Люк с Тотеном и Зельцем ехали впереди колонны на мотоцикле, я вел «ублюдка», в котором, расположившись на тюках с имуществом и выставив на каждую сторону по пулемету, разместились Дед Никто и Бухгалтер. За мной ехали на «эмке» командир вместе с Бродягой, а замыкал колонну «Опель», за рулем которого гордо восседал ефрейтор Чернов.

Проехав Волковщину и Скнаревичи, мы повернули на север и вскоре доехали до хутора Дмитрево, за которым и начинался интересовавший нас лес. Самое смешное, что в этом лесу тоже была смолокурня, о чем свидетельствовала надпись «Смола» на советской карте.

Лес встретил нас звоном комаров. Ну еще бы, если судить по карте, здесь вокруг сплошные болота. Но почва под ногами была сухая, поэтому, проехав по дороге еще сотню метров в глубь леса, мы свернули с нее и встали лагерем метрах в тридцати от дороги, резонно посчитав, что шанс встретить в такое время в этом месте немцев весьма невелик. По расписанию мне опять досталась смена с четырех до шести, поэтому, натянув свой тент с одной стороны «Круппа», я залез под него, и, занавесившись с другой стороны своим сетчатым шарфом, нырнул в спальник и мгновенно уснул. Засыпая, я почемуто думал о том, что вот, бывало, в Москве один комар в комнате своим пищанием уснуть не дает, а здесь, в белорусских болотах, в окружении мириадов этих тварей мне… все… равно.

* * *

В четыре часа утра меня разбудил Слава, и я, отстояв свою двухчасовую «собачью вахту», пошел всех будить. Подняв народ на ноги, мы вместе с Люком, вооружившись «нашей» картой, оседлали мотоцикл и отправились на поиски смолокурни. Минут через пятнадцать искомый объект был обнаружен. Связавшись с Фермером, я сообщил об успехе поисков, и мы остались на объекте ждать подхода основных сил.

Эта смолокурня довольно сильно отличалась от первой – вместо солидных сараев здесь были несколько навесоввремянок и одна избушка. Но намто не пофиг? Главное, что здесь есть в запасе много дров и место для всего нашего автопарка. И немцы докучать не будут.

Через полчаса подъехали остальные, и работа закипела. Бухгалтер со своими коллегамиартиллеристами под одним из навесов разбирали унитары, подготавливая снаряды для выплавки взрывчатки, Люк же с сержантом Юриным и Дроздовым ушли заготавливать жерди и колья. Бродяга с Казаком и вашим покорным слугой напряженно морщили лбы, пытаясь придумать, как бы половчее извлечь столь нужную нам взрывчатку, и желательно без человеческих жертв. Главной проблемой было отсутствие у нас термометра, поэтому приходилось прикидывать, как сделать «паровую баню». Я задумчиво посмотрел на сделанный из бутового камня фундамент смолокурни, размышляя, не может ли он какнибудь пригодиться нам в нелегком диверсионном деле.

– …равномерно и несильно нагревать, иначе выгорит… – услышал я слова Казака.

– Что ты сказал? – переспросил я.

– Надо равномерно нагревать снаряды, и не выше ста градусов, а у нас только котелки и одна бочка есть.

– А если снаряды в смолокурне подвесить кверху ногами и аккуратно греть, ну, как смолье греют? И на выходе в ведро собирать?

– Не понял? – удивился Бродяга. – Ты это о чем?

– Ну, смолу они здесь так делают – в этот бак набивают смолистые деревяшки, обкладывают снаружи дровами и греют, а вот из этой трубы, – я показал рукой, – смола вытекает. Надо только внутри эту железку от смолы очистить. Самое простое, на мой взгляд, – выжечь.

– Ну вот, а ты молчал, пока мы тут себе мозг взрывали! – взвился Казачина.

– Цыц! – прикрикнул на него Бродяга. – Он не молчал, а вспоминал!

В конце концов, после чистки смолокурни и пары часов экспериментов первая, пробная партия боеприпасов отправилась на «переплавку».

«Шаманские пляски с бубном», «чернокнижники за работой» и даже «Трус, Балбес и Бывалый наносят ответный удар» – все эти шуточки наших боевых товарищей здорово раздражали, но вопреки их скепсису уже через четверть часа в жестяном ведре мы собрали первые три килограмма тола. Мы с нашими пиротехниками даже пожалели, что не загрузили в «перегонный куб» больше снарядов. Потом мы охлаждали и чистили «котел». Потом загружали и обрабатывали следующую партию снарядов…

К полудню наша команда уже переработала сорок снарядов из имевшихся сорока шести, и у нас закончилась тара для тола, так что мы с Иваном отправились отдохнуть, а Бродяга засел с Фермером за обсуждение оперативных вопросов.

Правда, отдых у нас получился странный – буквально через десять минут меня отыскал Док и попросил поточить ему скальпели. Я достал из своего баула набор точильных камней и принялся за работу. Видя это, и Казачина решил, как он сам выразился, «потренировать мелкую моторику» и стал возиться со взрывателями, извлеченными нашими артиллеристами из снарядов.

– А не боишься? Чай, не петарды китайские потрошишь… – спросил я Ваню, глядя, с каким энтузиазмом он ковыряет взрыватель микроскопической отверточкой.

– Неа, я у Трошина еще вчера проконсультировался, – невозмутимо ответил пиротехник.

– Нуну… – только и сказал я, на всякий случай отодвигаясь от него подальше.

Но предаваться созидательному труду на лоне природы мне пришлось недолго, стоило мне поточить доковские инструменты и приняться за свои личные ножи, как меня вызвали к командиру.

– Давай, Тоха, присаживайся, – пригласил он и протянул мне… бутерброд с салом.

– С чего такая щедрость?

– Это не щедрость, а премия за отлично усвоенный в юности материал! – с важным видом сказал Саша. – Ладно, шутки в сторону… Ты что про обстановку на фронте сказать можешь? Вспомнил чего?

«Ну вот, не дают распрямить извилины…» – подумал я, а вслух ответил:

– Я ошибся, когда окруженцам байки рассказывал, – фронт сейчас уже не у Борисова, а у Орши и Витебска, и нам бы, похорошему, неплохо активизироваться на коммуникациях.

– Вот об этом я и хотел поговорить. Шура считает, – кивок в сторону Бродяги, – что связника нашего подставлять пока не стоит, и поэтому диверсию с фугасами, которую мы вчера планировали, стоит отложить или провести в другом месте.

– Так, а что ты придумал вместо нее?

– Вот, смотри. – И Фермер развернул карту. – Здесь, на подходах к Острошицкому Городку, – целая сеть рек и речушек. Соответственно и мостов хватает. Если мы рванем хотя бы вот эти три – у Пильницы, на парутройку дней шоссе заблокируем. Немцы их, конечно, быстро починят, но пробка на шоссе будет, а это то, что доктор прописал, тем более что рокадное шоссе мы из строя тоже вывели.

– Идея хорошая, но вот хватит ли нам взрывчатки?

– А сколько ее у нас сейчас?

– На глазок – килограммов тридцать.

– Негусто.

– Ну, и немецкой – килограммов восемь осталось.

– Все равно это проблемы не решает.

– Из всего, что я помню, – здесь вроде сотая и шестьдесят четвертая стрелковые дивизии сражались, но их быстро немцы с позиций сбили, так что можно поискать еще, а заодно и мосты разведать.

– А откуда ты это знаешь? Ну, я имею в виду, что вплоть до дивизий?

– Статью в свое время в Интернете нашел, когда заинтересовался, отчего Минск так быстро взяли. Шестьдесят четвертая, если мне память не изменяет, аккурат там располагалась, где мы вначале по лесам ползали, у Боублей, а вот сотая – восточнее и чуть южнее. – И я показал на карте примерный район боев.

– Ну, может, что у местных узнаем. – И, повернувшись, он спросил у Бродяги: – Как думаешь, Зельца можно по селам послать?

– Одного – вряд ли, силовое прикрытие нужно.

– А с Тохой и Люком?

– А к дуплу кто пойдет? – парировал Бродяга.

– Мда, проблемка… Давай так сейчас ребята поедят, а потом скоренько по округе пробегутся. К дуплу нам все равно раньше восьми вечера соваться не с руки…

– Я хотел заранее залечь и понаблюдать.

– Ну и отправляйся с кемнибудь из новичков. А с нами по рации свяжетесь.

– Наверное, так и придется сделать, – нехотя согласился Бродяга.

– Понял? Сейчас у тебя – час дообеденного сна, а потом – в бой! Так что слушай мою команду! На боковую – шагом марш!

– Яволь, херр коммандер…

Уже уходя к себе под тент, я услышал, как Бродяга тихо спросил:

– А не загонишь ребят, командир?

ГЛАВА 46

Подкрепившись роскошным – два блюда и чай – обедом, мы с Зельцем и Люком явились «пред светлы» очи командира для получения боевой задачи.

– Так, орлы, – обратился к нам Фермер, – судя по карте, от нас до шоссе семь камэ по прямой, а до интересующих нас мостов – еще шесть по трассе, но по ней вы однозначно не пойдете. Так?

– Естественно, – ответил Люк – Я вижу два варианта: на мотоцикле, закосив под немцев, и пешком по кустам. Первый – быстрее, второй, соответственно, безопаснее.

– А мне кажется, что на мотоцикле – не менее безопасно. Сейчас ведь окруженцев ловят, а на свои патрули они вряд ли стойку делать будут… – высказал я свое мнение.

– А на пулю от окруженцев нарваться не боишься? – поинтересовался командир.

– Зубов бояться – «Орбит» не жевать! – жизнерадостно ответил я, но потом, уже серьезно, добавил: – С теми же шансами можно на облаву напороться. Или на тех же окруженцев. А пятнадцать километров в один конец топать по болотам – это мы только завтра к вечеру вернемся.

– Резонно, – согласился Фермер. – Ну а если на немцев наткнетесь, как выкручиваться будете, без языкато?

– А нам только запас в пару сотен метров и нужен. В логово лезть не будем.

– Пожалуй, ты прав, – поддержал меня Люк и, посмотрев на карту, добавил: – Вот если через Шепели поедем, дорогу километров на пять сократим, так что к вечеру можем и обернуться.

– На том и порешим, – сказал командир, – а связь через Бродягу держать будем, «семерка» туда не добьет.

На сборы мы потратили минут пятнадцать, не больше. Люк взял с собой снайперку, я – верный «ППД», а Зельцу пришлось вооружиться маузеровским карабином. Вполне естественно, что у каждого был и пистолет, и нож. У нас с Люком – «тэтэшники», а Дымов щеголял «наганом» с приделанным к нему ПБСом. Правда, щеголял он недолго – по вежливой, хотя и слегка матерной просьбе Люка глушитель Зельцу пришлось снять и спрятать в карман.

После напутствия командира мы оседлали «биммер» и покинули нашу «смолобазу». «Похоже, это начинает входить в привычку…» – думал я, любуясь окрестными пейзажами. Любоваться, правда, было особо нечем: мы ехали по разбитой лесной дороге по обычному сосновому лесу, мало чем отличавшемуся от подмосковного. Зельц попробовал было завязать разговор, но Люк вел мотоцикл, а я, попробовав отвечать, чуть не прикусил язык на очередной рытвине. Так, в молчании, мы проехали около километра и выехали из леса. Впереди лежала какаято деревенька. Я, держась одной рукой за ручку и стараясь не вылететь из седла (всетаки Люк ехал слишком резво для этой дороги, а может, я отвык от езды на мотоцикле без задней подвески), достал изза пазухи карту и попробовал прочитать название. Безуспешно. Тогда я хлопнул Люка по плечу, прося остановиться.

– Что случилось? – затормозив, спросил Саня.

– К местности привязаться надо.

– Давай.

«Так, какаято паутина из дорог, дорожек и тропинок..» – думал я, водя пальцем по карте и пытаясь соотнести ориентиры на местности со значками на карте.

– Ну как, определился? – поторопил меня Люк.

– Ага. Вон, впереди изза рощи домики виднеются, это – Заречье. Значит, нам туда, в сторону Жуковки, а там уже шоссейка в нужную нам сторону.

– А может, направо свернем, вот, видишь, здесь проселок обозначен от Вязовщины на Шепели. Поспокойней будет… – предложил Люк.

– Согласен. Давай направо, я проселок не заметил.

Четыре километра прыжков по буеракам, и впереди показалось крупное село.

– Это и есть Шепели! – повернувшись, сказал мне Люк.

– Тормози.

На шоссе, проходящем через село и находившемся от нас метрах в шестистах, я заметил несколько машин и подвод.

– А оживленненько тут. Будем на шоссе вылезать? – спросил я у Люка.

– Давайтека изобразите какуюнибудь пантомиму, а я пока понаблюдаю, – попросил он нас с Зельцем, доставая бинокль.

– Ну что, сержант, помаленькому не хочешь? – спросил я Дымова, слезая с мотоцикла.

– Что вы спросили, товарищ старший лейтенант? – не понял тот.

– Я говорю, с мотоцикла слезай и писай на обочину!

– А я не хочу.

– Ну что ты за человек такой, Дымов? Стране и партии от тебя такая малость нужна, а ты уперся… – продолжал я подтрунивать над несчастным, ничего не понимающим Зельцем.

– Тох, отстань от человека! Не видишь, он смущается? – спас бывшего милиционера от растерзания сердобольный Люк.

«А сам, вон, смех еле сдерживает!» – подумал я, но от Зельца отстал.

Присев на корточки, я тоже достал бинокль и стал изучать окрестности.

– Сань, третий дом справа в ближней линии – во дворе грузовик.

– Ага. А во втором, в этой же линии, белья многовато на заборе сохнет. Надо полагать, большая постирушка у солдат рейха.

– Посты на въездах есть?

– Неа. По крайней мере, на ближнем я ничего не вижу, – откликнулся Люк И спросил меня: – Рискнем?

Я бросил взгляд на карту:

– Не будем, Шепели объехать можно. И вообще – по шоссе стремновато ехать.

– Согласен.

Проскакав с километр по полю, мы подъехали к деревне, обозначенной на карте как «Лысовичи». На первый взгляд немцев в деревне не было. Надо сказать, что я был в немецком мотоплаще, надетом прямо поверх камуфляжа и разгрузки, а вот мои спутники щеголяли в немецких мундирах. И у всех троих на шеях висели нагрудные знаки фельджандармерии.

Пока мотоцикл медленно катил по главной и, честно говоря, единственной улице деревни, я с интересом посматривал вокруг. Мы уже почти проехали всю деревню, когда нас окликнули.

– Пан официр! Пан официр! – крикнул нам немолодой мужчина, выглянувший изза забора.

Я снова похлопал Саню по плечу, давая команду остановиться. Видя, что мы услышали его, мужик вышел из калитки, неся в руках крынку.

– Дзякую, пан официр, за вызваленне ад камунистав! – улыбаясь, крикнул он нам, протягивая крынку. – Молочком не хочаце?

Краем глаза я заметил, как перекосилось лицо Дымова, и успел успокаивающе положить правую руку на его плечо.

А Люк слез с мотоцикла и, улыбаясь так искренне, что хоть сейчас во МХАТ на сцену, поздоровался:

– What a fu***ing bastard! I want to kill you!^[45]

Пейзанин повторил свое предложение:

– Молочком не хочаце?

– О, млеко? Йа, йа. Зер гут! – ответил Люк, забирая из рук у крестьянина крынку и отпивая. – О, дас ист фантастиш! Try it Tony!^[46]

Пришлось мне тоже пригубить. Молоко было восхитительно на вкус, но, передавая крынку Дымову, я ощущал во рту непонятную горечь.

А еще я очень боялся, что у Дымова не выдержат нервы и он учудит чтонибудь этакое. И чтото смущало меня в окружающей обстановке. Но вот что именно, я понять не мог.

Тут на противоположном конце деревни показалась телега, на которой восседало четверо вооруженных мужчин, одетых, что называется, с бору по сосенке.

– Luke, we've got a problem!^[47] – привлек я внимание Саши, стоявшего к новым действующим лицам спиной и потому не видевшего их.

Отойдя чуть в сторону, я скинул с плеча и взял на изготовку автомат. Винтовка Люка стремительно перекочевала изза спины в его руки. Зельц, правда, слегка замешкался, не зная, то ли доставать «наган», то ли вытягивать из коляски мотоцикла винтовку.

– Holen Sie sich das Pistole!^[48] – пришел я на помощь «молодому». Всю фразу он, конечно, не понял, но слово «пистоле» стало подсказкой.

Люк же, покосившись на меня и убедившись, что я его страхую, сделал шаг навстречу подъезжавшим и повелительно вскинул руку:

– Halt! Zeigen Sie mir Ihre Papiere!^[49]

«Хм, похоже, он взял у Тотена пару уроков!» – подумал я, не отрывая взгляда от приближающейся подводы. У мужчины, правившего лошадью, изза плеча торчали стволы охотничьего ружья, а сидевший рядом с ним держал в руках обрез «мосинки». Остальные были вооружены охотничьими двустволками.

После команды Люка возница натянул вожжи, подвода остановилась, и мужик с обрезом спрыгнул. Сделав несколько шагов нам навстречу, он крикнул: «Хутен таг, пан официр!» и, повернувшись к нам боком, показал рукой на белую повязку на своей левой руке.

«Polizei» и «БНС» было написано на ней в две строки.

«А вот и пресловутые полицаи! Быстренько мужички подсуетились – и трех недель, как наших отсюда выбили, не прошло…» – подивился я.

– Zeigen Sie mir Ihre Papiere! – Люк повторил свое требование.

– Конечно, конечно! Минуточку, пан официр! – заторопился «обрезоносец» и полез за пазуху.

Я вскинул автомат к плечу.

– Нихт непакоицца, пан официр! – видно было, что полицай не очень уверен, что я не выстрелю.

Кончиками пальцев он вытащил из кармана какуюто бумажку и с опаской протянул ее Люку. Тот развернул ее, и мельком просмотрев, одобрительно сказал: «Gut!».^[50]

Полицаи сразу повеселели. «Ну да, у нас же горжетки фельджандармов, а от этих парней и природные немцы, бывалочи, страдали, не то что какието полицаи из унтерменшей», – подумал я и вернул автомат на плечо. Правда, повесил я его так, чтобы при нужде, не напрягаясь, полоснуть очередью по сидящим в телеге.

– Што, дзядзька Астап, дапамагаеш новай улады? – окликнул мужика, подавшего нам молоко, один из сидящих в телеге – средних лет хмырь с лицом, покрытым оспинами.

– Помогаю.

– А з бальшавиков никога не бачыв? – продолжил общение полицай.

– Та никага, уцякли усе… – По тону было понятно, что «дядька Остап» не сильно жалует вопрошавшего.

«Пора нам покидать этот праздник жизни, а то еще проколемся на чемнибудь. Или у Зельца нервы не выдержат». – Я заметил, как побелели костяшки руки, которой сержант сжимал «наган».

– Luke komm! Los geht's,^[51] – позвал я Саню.

Сделав ручкой полицаям, я сел на мотоцикл, а Саня запустил движок.

Когда деревня осталась метрах в ста за спиной, Саня остановил мотоцикл и сказал, обращаясь к Дымову:

– Сержант, ты револьверто спрячь.

– Сволочи! Предатели! Почему вы их…

Бац! – оглушительная пощечина прервала его.

– Оттого, что у нас – другое задание. А если тебе нервы не позволяют, то давай, слезай! И топай обратно в лагерь.

– Но ведь они… Да… – похоже, что Зельц сам не знает, что же там «они»…

– Кстати, Антон, ты ничего странного у этого крестьянина не заметил? – обратился Люк ко мне.

– Чтото такое было, но я не могу сформулировать.

– Бинты окровавленные у него на заборе, вот что!

– Точно! Думаешь, дед прячет кого?

– Скорее всего…

– Получается, мы деда отмазали от полицаев?

– Выходит, что так.

– Надо будет этого Остапа проверить на обратной дороге.

– Не загадывай.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился ко мне Дымов, – это что же, мы так и будем от всякой сволочи прятаться?

– Слушай сюда, сержант, – опередил меня Люк, – ты думаешь, когда мы там… «за речкой», в засаде лежа, видели, как ду… басмачи пленным глотки резали, нам легко было? Ну, постреляли бы мы их, но главари ушли бы! Это война, сержант, и не всегда она простая и честная!

Дымов от такого напора сник, но потом взял себя в руки:

– Слушаюсь, товарищ лейтенант госбезопасности!

– Вот и отлично… – устало проговорил Люк. Как мне показалось, ему самому очень не хотелось отпускать полицаев живыми.

– Кстати, Антон, а ты не в курсе, что это за БНС такое?

– Белорусская народная самозащита, если меня память не подводит. Полицаи обыкновенные. Хотя вроде они на польских территориях еще до войны резвились.

– Ну, ничего, мы еще с ними пообщаемся! – угрожающе произнес Саша и, обращаясь уже к Зельцу, добавил: – Это я тебе, сержант, обещаю.

* * *

…Удачно выскочив на шоссе, идущее на юг, мы без особых проблем проехали около пяти километров. Впереди показалось крупное село, которое мы опознали как Лусково. Уже за километр от села стало понятно, что оно занято противником: многочисленные машины и мотоциклы стояли у домов, сновали курьеры конные и моторизованные, группа солдат устроила постирушку в речке, протекающей у села.

Наклонившись к Люку, я спросил:

– Что, попробуем проехать в стиле «Улыбаемся и машем» или развернемся и двинем в объезд?

– Похоже, что там не меньше, чем батальон квартирует! – крикнул в ответ Люк и, притормозив, пошел на разворот.

Тремя километрами раньше мы видели проселочную дорогу, уходившую в нужном нам направлении. Я помахал рукой водителю немецкого грузовика, ехавшего в сторону Лусково, удивленно наблюдавшему за странными маневрами «гаишников». Я бы тоже удивился: вначале обгоняют тебя, несясь на скорости в полсотни километров в час по разбитой дороге, а потом, не доехав до крупного села, разворачиваются и метеором уносятся в обратную сторону. Будем надеяться, что вселенская нелюбовь водителей к «инспекторам дорожного движения», какую бы они ни носили форму, заставит немецкого водилу только покрутить пальцем у виска и не задумываться над странностями нашего поведения.

Сделав крюк в десяток километров, мы наконец приблизились к цели нашего путешествия. Судя по ориентирам, сейчас наша команда была у деревеньки со смешным названием Стаховщина: сразу после нее дорога, по которой мы ехали, сворачивала на запад и выходила на то самое большое шоссе, мост на котором мы собирались взорвать. До объекта было меньше километра, и Люк, поглядывая в бинокль, начал зарисовывать подходы и систему охраны. Мы же с Зельцем изображали бурную деятельность по ремонту нашего транспортного средства. Возня в прорезиненном мотоплаще привела к тому, что я взмок так, как будто посидел в парилке. Упарившись, я окликнул Сашу:

– Эй, геноссе, ты скоро там?

– Потерпи пару минут… – не отвлекаясь от рисования, пробурчал он.

И действительно, не прошло и пяти минут, как он спрятал блокнот в нагрудный карман и вернулся к мотоциклу.

– Ну, что высмотрел? – спросил я его.

– А то ты сам не видел? – вопросом на вопрос ответил Люк.

Я тоже рассматривал мост в бинокль, но, конечно, не так тщательно, как Сашка.

– Судя по всему, наши трюки у Боублей их не насторожили. Те же два поста, подходы по берегу колючкой не огорожены…

– Сколько войск по шоссе прет, видел?

– Много, и что?

– А то, что здесь на шару проскочить не получится, вот что!

– Подползем, а то и подплывем тихонечко, как диверсантам и положено, – оптимистично предложил я.

– Проблема в том, что у нас замедлителей нет, а рвать его без замедления – это самоубийство, а не акция.

– Ну, ребята чтонибудь придумают…

Бросив последний взгляд на запруженное колоннами шоссе, мы, быстренько посовещавшись, решили ехать параллельно ему, рассчитывая выбраться на местную дорогу, пересекавшую реку Вяча у села Мочаны.

Еще несколько километров, переправа вброд у разрушенного бомбой моста, и мы в Мочанах. Как выяснилось, на тот берег Вячи моста нет, но ходит паром, а переправа охраняется местными полицейскими. Понадеявшись на свое знание языка и внушительный внешний вид, мы подъехали к дому паромщика.

На звук мотора из домика выбрался сам Харон местного разлива – чуть сутуловатый мужик лет тридцати пяти, с помятым лицом какогото нездорового, желтоватого цвета. Торопливо стащив с головы кепку, он прижал ее к груди и затараторил:

– Ой, господа официры, доброго вам дня. На тот берег вам? А бумага е? Папирен, я говорю…

«От те нате, пропуск нужен. Интересно, право слово». Я слез с мотоцикла и, достав из кармана зольдбух покойного ефрейтора, чей автомат висел у меня на плече, взмахнул им в воздухе, произнеся:

– Фельджандармери! Шнелле, шнелле!^[52]

Видимо, этот хмырь уже знал, чем занимаются жандармы, поэтому он не стал задавать лишних вопросов и пошел поднимать слегу, служившую шлагбаумом при въезде на паром. Походка у него была странная, какаято развинченная, что в сочетании с его обликом сильно пьющего механизатора давало специфический визуальный эффект. Почемуто мне на ум пришел старый анекдот про «да какой же ты гей?», но момент был совершенно не подходящий для воспоминаний, поэтому я махнул Люку рукой, предлагая ему загонять мотоцикл на паром.

Река, а это была Вяча, в этом месте разливалась и была шириной метров двадцать пять – тридцать, с сильно заболоченными берегами, поэтому здесь и поставили паром, вытаскивать телеги и машины из топкой грязи местным жителям, как видно, было не с руки.

Паромщик начал вращать рукоять лебедки, изредка бросая в нашу сторону хмурые взгляды. «Как я тебя понимаю, мужик, таскать паром с похмела – не лучшее времяпрепровождение…» – Я закурил и, подойдя к хлипкому ограждению, бездумно уставился на бегущую за бортом воду. До моего слуха донеслось бормотание паромщика:

«…падла ментовская. Раньше жизни не было, и тут снова… Штоб вам всем пусто было!»

Продолжая курить, я со скучающим видом «мазанул» взглядом по паромщику. Вот это да! Такой ненависти во взгляде я давненько не видел. Похмельный хмырь только что дырку в нашем сержанте не прожег! «Он его узнал! – пронеслось у меня в голове. – Ну да, походка его странная… Он что же, из этих? Вот это да! Что делать теперь будем?» – как в калейдоскопе сменяла одна мысль другую. Швырнув окурок за борт, я с ленцой подошел к Люку и лениво, через губу произнес поанглийски:

– Man, this fagot knows our cop! We're in a big trouble!^[53]

И шепотом добавил для Дымова, уже порусски:

– Леха, сиди спокойно… Этот хмырь тебя срисовал! Посмотри аккуратненько, без паники, может, и ты его узнаешь?

До противоположного берега оставалось метров пять, когда к существующей проблеме добавилась еще одна – на дороге, сбегавшей к реке, показался такой же, как у нас, «БМВ» с коляской. И у троих восседавших на нем немцев тоже были горжетки полевой жандармерии!

«…» – на протяжении секунд пяти в моей голове не возникло ни одной цензурной мысли. Я хлопнул Люка по плечу и сказал, нет, прошипел:

– Саня, что делать будем?

– Валить всех! Паромщик – твой! – И Сашка, подхватив свою винтовку, опустился на одно колено, прячась от немцев за мотоциклом.

На секунду замешкавшись, я сделал шаг по направлению к паромщику«уголку», однако тот, непонятным мне образом поняв, что ничего хорошего его не ждет, заверещал: «Памагите! Панове официры!» – и сиганул в реку. Немцы на берегу, услышав крик и заметив фонтан брызг, остановили мотоцикл, заинтересовавшись происходящими на пароме безобразиями. К счастью, день уже клонился к вечеру, и солнце било немцам в глаза, так что ничего внятного они пока не рассмотрели.

– Люк, у них пулемет! – крикнул я, заметив торчащий из коляски характерный кожух.

– Вижу! Не ори под руку… – спокойно ответил Саша.

– Зельц, давай к лебедке! Едем назад.

– Не пори горячку, от пулемета мы не убежим… Лучше поддержи огоньком… – Вот что значит опыт! У меня адреналин только что из ушей не тек, а Люк спокойно выцеливал немцев.

– Поехали! – И хлесткий выстрел «маузера» поставил точку в разговоре.

Я вскинул автомат к плечу и дал две короткие очереди в сторону мотоцикла. Никуда я, естественно, не попал, да и не ставил я перед собой такой задачи. Прижать немцев! Вот что я должен сейчас сделать. Дать возможность Сашке спокойно стрелять, вот и все! Еще один выстрел из карабина, и немец, сидевший за рулем, завалился на убитого пулеметчика. Третий попытался спрыгнуть с мотоцикла, но зацепился ногой, и пуля ударила его в спину.

– Зельц, крути давай! – крикнул Люк Дымову, так и не успевшему выбраться из коляски.

Я метнулся к лебедке и принялся остервенело крутить рукоять. Минута – и паром ткнулся в берег. Пока Дымов с Люком аккуратно сгружали наш мотоцикл, я бегом поднялся на кручу. Люк сработал на все сто – ни одного живого противника на этом берегу у нас не было.

Мне пришла в голову интересная, как мне показалось, идея. Отцепив застрявшую ногу немца, я свалил труп на землю. Так, теперь черед водилы – немного повозившись, мне удалось перевалить его в коляску поверх пулеметчика. Тут и наши поднялись по дороге.

– Ты чего возишься? Садись давай и поедем!

– Поедем на двух мотоциклах, может, запутаем…

Я наклонился к трупу немца и вытащил из нагрудного кармана зольдбух и еще какието бумажки, затем снял с шеи убитого медальон. Вот что странно, до того как началась пальба, мои колени тряслись, как у человека, танцующего чарльстон, а сейчас я, удивляясь самому себе, действовал быстро, спокойно и уверенно. Сунув документы убитого за пазуху, я скинул с плеча «ППД» и дал короткую очередь в затылок трупа. Какието теплые капли упали мне на лицо… «Что это, дождь, что ли, начался? – подумал я. Провел рукой по лицу. На ладони – кровь и еще какието неаппетитные ошметки. – Мозги?» – стараясь не обращать внимания на тошноту, вдруг подступившую к горлу, я полез в седло.

– Скоро ты там?.. – Выстрел на том берегу реки прервал Сашу.

Несколько вооруженных человек бежали к переправе, а из воды как раз выбирался паромщик, о котором в суматохе боя мы совсем забыли.

– Саня, уходите на север, я прикрою!

– Хрен тебе! Вместе поедем!

– Этот урка узнал Зельца, я его из пулемета попробую достать.

– Лучше из гаубицы… – хмыкнул Люк, скидывая винтовку. – Езжай давай!

Паромщика и наших преследователей разделяло всего несколько шагов, когда карабин в руках Люка веско рявкнул. Паромщик повалился ничком, а наши преследователи поспешно залегли.

– А теперь – ходу! – И Люк закинул снайперку за спину.

Как мы неслись! Если бы еще неделю назад ктонибудь сказал, что я буду нестись по разбитой песчаной дороге на незнакомом мотоцикле со скоростью полсотни километров в час и при этом посматривать по сторонам – я бы не поверил. Минут за десять мы доехали, да что там доехали – долетели, поскольку мотоцикл иногда совершал такие прыжки на ухабах, что я с трудом удерживался в седле, до следующей крупной деревни. Чуть снизив скорость, мы проследовали дальше на север, все больше, отрываясь от возможной погони. А еще километра через три дорога закончилась, упершись в проселок, идущий с запада на восток.

Я притормозил рядом с Люком, который уже доставал из кармана карту.

– Тох, не мешай. Лучше немца поправь, а то последнего потеряешь, – отмахнулся от меня Люк.

Действительно, во время нашей гонки один из трупов свалился с коляски и теперь волочился за ней. Сглотнув внезапно ставшую густой слюну, я подошел, чтобы погрузить тело обратно. Лучше бы я этого не делал! Я не знаю, сколько этот немец волочился за мотоциклом по дороге, но зрелище было настолько неаппетитным, что пришлось срочно избавляться от остатков обеда.

Утерев рот рукавом, я отцепил немца от коляски и осторожно, стараясь не испачкаться, полез к нему в нагрудный карман за документами. Бесполезно, вся верхняя часть мундира так пропиталась кровью, густо замешанной с дорожной пылью, что страницы зольдбуха слиплись. Ну и черт с ним! Сняв с трупа ремень, я притянул им пулемет к коляске.

– Арт, кончай там фигней страдать, иди сюда! – окликнул меня Люк.

Зельц, посмотрев за моими манипуляциями, в этот момент тоже избавлялся от обеда на обочине, так что мы смогли быстро переговорить без посторонних.

– Ты как? – участливо спросил Саня.

«У меня дежавю?» – подумал я и ответил:

– Все хорошо, там просто такой фарш получился… Что просто «ой!».

– Я потому и спрашиваю… Точно оклемался?

– Точно, точно…

– Тогда смотри сюда! – И он показал мне на карте планируемый маршрут. – Нам самое главное через вот эту речку перебраться, а там уже не сложно будет.

– В Приселках переправимся? – спросил я, вглядевшись в карту.

– А это на месте видно будет. Ну что, по коням?

– Ага. Только потом в роще какойнибудь притормозим, я от немца избавлюсь.

– Ни за что! Вот, товарища сержанта попросим его разделать на жаркое, и будет всему отряду приварок! – скорчив кровожадную гримасу, пошутил Люк.

Подошедший к нам Дымов посмотрел на нас ошалелыми глазами, но, заметив, что мы улыбаемся, робко улыбнулся в ответ. А через минуту мы уже втроем хохотали во все горло.

* * *

ГЛАВА 47

Взгляд сбоку. Бродяга.^[54]

Проводив Арта с ребятами, начали собираться в путьдорогу и мы.

– Кого возьмешь? – Это Фермер.

– А что, выбор есть? Тотен пока не ходок, Иван на хозяйстве. Дока возьму. Трошина с пулеметом для подстраховки. Да я и один бы тихо сходил.

– Ага! Дай тебе волю, ты в одиночку чертте куда усвистишь! Нет уж. Пойду я, Док, Трошин. Казачина в лагере за старшего останется. Ты к тайнику, мы – в прикрытии.

– Тебето это за каким рожном?

– Ответ на месте лучше писать или вы еще разок пробежитесь?

– А надо будет писать?

– Это смотря что в послании будет.

– Уел. Молчу.

– Вово. Собирайся.

Сборы не заняли много времени, и вскорости наша группа выстроилась около «эмки». В последний момент Фермер приставил к Трошину вторым номером Несвидова, и теперь нас было пятеро, вместе с Фермером.

– Попрыгали!

Окруженцы удивленно посмотрели на нас, подпрыгивающих на месте.

Фермер крякнул и коротко и убедительно пояснил им смысл своей команды. Минут пять они потратили на подгонку снаряжения и теперь были готовы выступать. Как мы в «эмку» влезли, с двумято пулеметами, ума не приложу.

До места доехали минут за двадцать. Проскочив мост, свернули в лес и замаскировали наши «колеса» ветками. Наскоро осмотревшись, двинулись дальше уже пешком.

Вот и условленное место.

– Бухгалтер, – повернулся к Трошину Фермер, – группу кустов видишь ниже по течению?

– Вон те, товарищ майор?

– Точно. Дуй со вторым номером туда. Задача – прикрыть фланговым огнем товарища капитана. Если с дороги или еще откуда будут сюрпризы или встречающие какие появятся – отсечешь их огнем. Не увлекаться! Бродяга в лес – и вы туда же. Войну на этой позиции выиграть не получится… Пока Бродяга работать по цели не начнет – вы молчите. Понял?

– Так точно!

– Исполнять!

– Док! Твоя задача – через дорогу, вон там, в низине, перейти и на вон ту горку залезть…

– Ту, что напротив нас и левее?

– Точно. Смотришь, если что – по связи предупредишь. Стрелять только в крайнем случае. До места дойдешь – два щелчка. В случае чего – сбор у машины.

– Понял! – И Док скользнул в кусты.

Мы остались вдвоем.

– Ждем пока. – Фермер приложил к глазам бинокль. – Как пойдешь?

– С реки. Форма у меня есть, только я погоны на солдатские заменю, дабы уж совсем в глаза не бросалось.

– А с реки почему?

– Так с моста поворот русла не просматривается, видно только, что там к реке съезд. Вполне ктото и остановиться мог.

– Хм… Ну, лады, давай так. Я тогда тут залягу, прикрою если что. Отходить куда будешь?

– Туда же.

Я спустился к реке, в темпе заменил погоны. Автомат пристроил у пня, «вальтер» в карман, кобуру с «ВИСом» передвинул на немецкий манер. Загнал патроны в патронники и, взяв в руки котелок, полез наверх, к дороге.

Так, вот и дорога под ногами. Машин нет, хорошо. Где наше дерево? А вот оно, дупло, как раз на меня и смотрит. Что у нас тут? Ага, пакет. Берем его, берем. Теперь назад, к речке…

Здрасте! За спиной послышался рев мотора. Один? Нет, два. Кого там черти несут?

«Опель»? Издалека, похоже. И отечественная «полуторка». В кузове люди, сколькоотсюда не разобрать. Ладно, у нас тут свои дела, идем, не торопимся. Вы в свою степь, а мы в свою.

– Гефрайтер! Комм хир! – Это кто там такой языкастый? Офицер.

Машина остановилась, и коренастый и мордатый гауптман выглядывает из двери. Рукой машет. Дорогу ему, что ли, показать? Это мы можем. Только вряд ли ему она понравится. Эх, Тотена бы сюда! Он бы этого немца, может, и уговорил не приставать к занятым людям…

Так, а в грузовике у нас кто? Полицаи, вон и повязки на рукавах. На взгляд – явно больше десятка. А в легковушке офицер, водитель, еще кто там? Да в кабине грузовика трое. Невесело. Гранат у меня с собой нет, автомат у пенька. Зато руки заняты, котелок несу. Значит, с их точки зрения, – не опасен. Я подошел к машине и остановился метрах в трех. Наклонился, чтобы поставить котелок. При этом повернулся к машине правым боком. Левая рука скользнула в карман… Начали!

Поворот левым боком – «вальтер» работает по цели! А правая рука уже «ВИС» тянет. Офицер дернулся было – да поздно… Аж фуражка покатилась, полголовы как не бывало! Водитель – тоже в ауте. Еще пару пуль внутрь салона.

Теперь правый ствол! Лобовое стекло грузовика покрылось пулевыми пробоинами! Хорошо! По борту ему, так, ребятки, попрятались. Пора и ноги делать.

Я кубарем скатился в кювет, и над моей головой густо засвистели пули пулеметной очереди. Трошин! Вовремя.

Бежим к реке! Метров тридцать я преодолел относительно спокойно – прижатые пулеметным огнем, полицаи не подавали признаков жизни. Потом там ктото заорал, и мне вслед грохнул нестройный залп. Очухались, касатики… Наш пулеметчик тут же выказал свое неудовольствие таким поведением, и грузовик осел на пробитых скатах. Часть врагов принялась палить по позиции Бухгалтера, но без энтузиазма и, похоже, не высовываясь изза машины. Нуну, много вы так настреляете…

А вот это уже хуже – человек пять, прикрываясь от огня грузовиком, пересекли дорогу и бросились за мной. Что у них там в ручонках? Винтовки? Плохо, могут и достать. «ВИС» выплюнул оставшиеся в магазине патроны. Ага, залегли, когото я даже и достал. Бежимбежим. Вон и пенек заветный уже виден.

Ввжих! Это над головой, и довольно близко – пристрелялись, черти полосатые! Ладно, вон и ложбинка подходящая. Нырнув в нее, я сменил магазины в пистолетах. Ну и где вы, «гости дорогие»? Вот они, совсем рядом. Трошин их здесь уже не видит, что, безусловно, плохо. Интересно, видит ли их Док?

Дадада! Длинная очередь. Первые трое кубарем покатились по земле. Фермер! Вон он – мелькнул в кустах справа. Хорошо как подошелто, даже я не заметил! Оставшаяся парочка полицаев нервно завертела головами, причем один из них стоял както перекособочившись. А, так это тебя я достал? Нука еще разок! Они оба развернулись в мою сторону и вскинули винтовки. Автомат Фермера рыкнул еще раз. Всё, точнее – все…

Так, а на дороге что? Филиал преисподней. Бухгалтер, увидев, что я отошел к реке, тоже перестал стрелять и со вторым номером ломанулся к лесу. Оставшиеся полицаи дружно вскочили… и тут их «приласкал» Док. Нежный он у нас… Не завидую оставшимся…

* * *

ГЛАВА 48

Отмахав около двадцати километров по проселкам, мы вернулись к Лысовичам, той деревне, где дед Остап поил нас молоком. Остановившись на обочине, мы устроили короткое совещание.

– Сань, я предлагаю не возвращаться той же дорогой. К чему нам лишний раз тропинку натаптывать? Вот через эти деревни прекрасно объедем. – И я показал на карте возможный маршрут.

– Товарищ Арт, – неожиданно вмешался Дымов, – а вы же хотели этого Остапа проверить… Неужели не будем?

– А нужно ли это сейчас? – ответил ему Люк. – У нас у самих хвост дымится, а у него раненые. Вспомни бинты! Думаешь, они просто так на плетне висели? У нас самих на пятнадцать человек – четверо раненых.

– Товарищи, а вдруг им наша помощь нужна?!

– Ты, Зельц, демагогию тут не разводи! – прикрикнул на сержанта Люк. – Нам самим задание выполнять надо, а раненые – это обуза. Ты не поверишь, наверное, но бывало, что раненые сами себя убивали, чтобы группе на задании не мешать.

– Как так? – опешил Дымов.

– А так! Группе сто километров по горам пройти надо и приказ выполнить, а на хвосте… басмачи сидят… И оставались ребята раненые с пулеметом и парой гранат… А то и со скалы прыгали… Повсякому бывало… А ты предлагаешь нам самим себе создать проблемы! Могу напомнить, если ты, сержант, забыл, их у нас и так – выше крыши… Короче, вот товарищ старший лейтенант у нас старший, пусть он и решает! – изящно, с каламбуром, перевел на меня стрелки Сашка.

«„Мать, мать, мать“, – привычно отозвалось эхо» – единственное, что пришло мне в тот момент на ум.

– Сержант Дымов, – сухим официальным тоном обратился я к возмутителю спокойствия, – вы можете обосновать необходимость посещения деревни? Коротко, в пятьдесять слов?

– Э, я… Нам… – замямлил Зельц.

– Я жду… – поторопил я Алексея. Почестному, мне, сам не знаю почему, очень не хотелось возвращаться в деревню. Интуиция это была, «чувство задницы» ли, но вот волосы у меня на спине дыбом вставали от мысли о поездке в Лысовичи.

– Мы замаскированы под немцев, и нас не узнают, а от окруженцев мы можем узнать, где взять взрывчатку! – совершенно неожиданно для меня Зельц разразился чеканной фразой.

– Молодец, хоть и в заявку не уложился, – сказал Люк и с усмешкой посмотрел на меня. – Ну что, старшой, поехали…

– Нет. Вы едете, я страхую с заднего двора. Саня, ощущения у меня самые нехорошие, так что всем табуном не попремся.

– Тогда давай я со снайперкой из кустов прикрою.

– Нет. Я все уже сказал.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!

«Ну чего он меня подкалывать взялся, а?» – только и подумал я, глядя на то, как Люк, отдав мне честь, заводит мотоцикл.

* * *

* * *

ГЛАВА 49

Как я помнил, дом дядьки Остапа был пятым или шестым с левой стороны, поэтому, обогнав на дороге Люка с Зельцем, я повернул перед самой деревней в сторону мостика через мелкую речушку, названия которой даже не было на карте. Закатив мотоцикл под мост, я поднялся назад на дорогу, дал отмашку Люку, а сам бегом двинулся вдоль берега к дому Остапа.

От моста до крайнего дома было метров сто пятьдесят, которые я преодолел минут за пять. Мы же договорились с Люком, что после отмашки он даст мне запас в десять. Согнувшись, быстро шел вдоль заборов. Сплошных заборов, к которым я привык в своем времени, тут не было – изгороди из жердей да стены сараев. У пятого дома мне пришлось остановиться, спрятавшись за сараем, поскольку я услышал доносившиеся изза сарая голоса нескольких мужчин:

– … от тварь!

– Да ладно тебе, Гриня, его еще в комендатуру свезти надо…

Звук глухого удара.

– Ниче, довезем… А сдохнет – невелика бяда.

Еще удар.

– Глянь, там старый пес не сдох?

На въезде в деревню послышался звук мотоциклетного движка. Я торопливо полез в карман и вытащил рацию. Быстро вставил в ухо наушник и, нажав на тангенту, зашептал:

– Арт в канале. Люк, ответь!

Тишина.

– Арт вызывает Люка! Люк, ответь!

Тишина в эфире. «Да что же это такое? Он что, рацию забыл включить?»

– Люк, ответь Арту. Прием!

В наушнике – тишина, а звук мотоцикла уже метрах в тридцати.

«Люк… твою за ногу! Что же делатьто?» Судя по звукам за забором, во дворе у дядьки Остапа – трое или четверо полицаев. Как они стоят и чем вооружены, я не знаю. Сколько всего врагов в деревне – тоже. Как задницей чувствовал, что ничем хорошим этот визит не кончится! Но ребят выручать надо.

Аккуратно выглядываю изза угла. Вижу троих мужиков в гражданском с уже знакомыми белыми повязками на рукавах. Точно – полицаи. В траве у их ног виден лежащий человек. Скорее всего, это на нем Гриня отрабатывал удары. Все трое смотрят в сторону улицы, тамто забор глухой, и они не видят, кто едет. До ближайшего – метров семь, не меньше… Я убираю голову за сарай и аккуратно снимаю «ППД» с предохранителя.

– Хайль Гитлэр, пан официр! – приглушенно доносится с улицы. – А мы комуняк злавилы! Што… – Вопрос прерывается нечеловеческим, звериным ревом, и я слышу выстрел из «нагана».

«Дымов! За ногу тебя и об забор!»

Выныриваю изза сарая. Один из полицаев сдернул с плеча двустволку, а второй уже стоит на изготовку с обрезом. «А где же третий?» Резко выдохнув, «сажаю» того, что с двустволкой, на мушку и плавно нажимаю на спусковой крючок. С такого расстояния не промахнулся бы и слепой. Полицай выгибается дугой – пули попали ему кудато в область таза. Я быстро перевожу ствол на второго. Еще одна очередь. Готов!

Внезапно сбоку, в моей «мертвой зоне», раздаются два слитных выстрела из охотничьего ружья. На меня сыплется древесная труха. «А вот и третий!» – И я откатываюсь назад за сарай.

«Черт, ну не дурак я? Ему же сейчас перезаряжаться… Теперь не успею», – молнией проносится в голове. Из дома доносятся заполошные крики. Слышится звон разбиваемого стекла, и гулко бахает выстрел из винтовки. «Ладно, Люк с ними разберется, а у меня свои проблемы имеются», – думаю я, отползая еще дальше за сарай. Обострившимся изза мощного вброса адреналина слухом даже не слышу, а скорее улавливаю за сараем щелчки взводимых курков.

Бах! Бах!

«Картечь, не иначе, – отмечаю я, увидев дырки, появившиеся на задней стенке сарая. – Теперь пора!» – вскакиваю и рывком бросаюсь вперед, вскидывая к плечу автомат…

«Твою, в богаааа…» – Мои ноги запутываются в полах немецкого мотоциклетного плаща, и я кубарем выкатываюсь изза угла сарая.

Грохнулся я так, что в глазах потемнело, а в шее чтото хрустнуло! Автомат отлетел в сторону, причем по закону вселенской подлости – на ту сторону изгороди. Как при замедленном показе в кино вижу, как полицай, тот самый, с оспинами, который днем разговаривал с дядькой Остапом, вскидывает к плечу ружье… Единственное, что я успеваю сделать, – что есть силы толкнуться руками в попытке откатиться. Очередной дуплет перебивает нижнюю перекладину изгороди, и пара картечин попадает мне в бедро… Аааа, больното как! К невероятному моему везению, сразу за забором начинается откос, сбегающий к реке, поэтому, перекатившись, я исчез из поля зрения противника. С трудом остановив вращение и превозмогая боль в бедре, я заполошно пытаюсь вытащить «ТТ» из набедренной кобуры. Пола треклятого плаща обмоталась вокруг моей правой ноги и прижала кобуру. «Как умирать не хочется!» – всплывает из глубины сознания гадкая, размягчающая мышцы и сокрушающая волю мысль. «Ну уж нет, мы еще повоюем!» – Я практически оторвал плотную прорезиненную полу плаща, но пистолет достал. Тут я понял, что не помню, есть ли патрон в патроннике! Как это вылетело у меня из головы – ума не приложу. Судорожно передергиваю затвор как раз в тот момент, когда на гребне появляется полицай. Ружье – у плеча, на лице – хищное выражение охотника, подкараулившего ценную дичь. Тут он замечает пистолет в моей руке. Глаза его расширяются… Побелевший палец тянет спусковой крючок… «ТТ» в моей руке дергается… Первая пуля попадает в локоть его левой руки, и сноп картечи очередного дуплета улетает кудато в сторону реки. Еще выстрел… Пуля пробивает шею полицая… Еще выстрел… Темное отверстие появляется на щеке противника… Все…

Так, теперь – ревизия собственных повреждений. Аккуратно ощупываю левое бедро – одна картечина навылет прошла через мышцу, а вот другая… другая застряла в верхней трети бедра. «Ну что, рискнем слабым здоровьем, товарищ псевдостарший лейтенант?» Откинув полы плаща, приспускаю пропитанные кровью штаны. Надо торопиться, пока в крови бурлит адреналин! Спасибо Доку, что, невзирая на игрушечность наших забав, к комплектации аптечек он подходил серьезно. В пластиковом пакете, что каждый член команды таскает в одном из подсумков, – все, что может понадобиться, и даже немного больше. Педантичный Сережа вдобавок ко всему и заставляет ежегодно обновлять аптечки, закупая медикаменты по оптовым ценам. В бауле у меня, кстати, валяются аптечки прошлого и позапрошлого сезонов… Не выбрасывать же, все одно, не на горбу их таскаю. Так, вот стерильная салфетка, вот йод… Аккуратно, шипя от боли, вытираю кровь вокруг раны. Теперь – стрептоцид. «Что делать будем, когда все это богатство израсходуем?» – приходит в голову неуместная сейчас и крайне неприятная мысль.

Частая стрельба на подворье отвлекает. «Быстрее давай! Ребятам помочь надо!» – подгоняю сам себя.

Заглотив две таблетки кетанова, приступаю к операции. «Тоже мне – Сенкевич недоделанный!» Картечина вроде неглубоко… «Нежнее, еще нежнее… Ой, мляяя!» Подцепив концом клинка складного ножа деформировавшийся свинцовый шарик, вытаскиваю его из раны. Аж в глазах потемнело! Накладываю тампоны и туго перебинтовываю бедро. Натягиваю штаны. Остальное – потом! Загоняю в пистолет свежий магазин… Кто знает, что там наверху? Стиснув зубы и стараясь не охать, когда переношу вес на раненую конечность, лезу по косогору.

О, вот и мой «ППД», странно, почему этот тип не подобрал мою «машинку», а так и попер с двустволкой? На заднем дворе – никого, но со стороны дома, выходящей на улицу, только что донеслись какието крики и грохнул винтовочный выстрел. Перевалившись через нижнюю, перебитую выстрелом перекладину изгороди, подбираю автомат и ковыляю в сторону дома. Люк, конечно, боец крутой, но автомат может серьезно помочь.

Замечаю, что человек, которого до нашего появления обрабатывали полицаи, пошевелился.

– Эй, ты кто? – окликнул я невезучего.

В ответ – только невнятное мычание. «Хм, а что это на нас надето? Какаято заляпанная кровью и землей хламида серомышиного цвета. Неужто немец? Хотя сейчас – это неважно. Важно ребятам подсобить».

– Арт, ты где там? – доносится до меня изза дома.

«Люк или Зельц?»

– Тут я, окружаю гадов! – кричу в ответ.

– Ага, гранату в окно давай!

«Какую гранату? Он что, ошалел?» – думаю я, шкандыбая, другого слова подобрать не могу, вдоль глухой стены дома.

– Эй, начальник! – А этот голос мне незнаком, если только Дымов в ударном темпе не спился за последние пять минут. – Давай, дашь на дашь! Я эту курву целой отпущу, а вы меня со двора?

«Хохо, это кто там такой хваткий? Судя по голосу и речевым оборотам, урка, в полицаи подавшийся… И кого это он там так неласково величает?»

– Начальник, я спросил! А где ответ? У, твою… – Реплика прерывается криком. Женским или детским.

Вот это пат! Нет, не технический, психологический. И уважать себя не будешь, если отпустишь гада, а если невиновные погибнут – то тем более!

«Так, что у нас тут?» – внимательно оглядываю дом.

Дом как дом. Большой. Примерно в таком я както провел половину лета, отдыхая у двоюродной бабки в Тверской области. Я находился на хозяйственном дворе, если смотреть на дом с улицы – то с правой стороны. Вокруг – сараи, поленницы. В дальнем углу – курятник. Вход с сенями – с противоположной стороны дома. На эту сторону выходит только маленькое окно то ли кладовки, то ли чулана. С простреленной ногой я туда точно не влезу. Задняя стена – глухая.

«Интересно, почему Саня не отвечает? Варианты просчитывает? А если мы вот так поступим?»

С максимально возможной для моей хромой ноги скоростью я дошел до угла дома и осторожно выглянул на улицу. Вон Зельц притаился в тени забора… Так, а где Люк? Ага, он затаился в палисаднике, сразу и не разглядишь! Тихим свистом я привлек его внимание. Затем жестом показал себе на ухо и похлопал себя по нагрудному карману. Даже с этого расстояния я увидел, как перекосилось его лицо. Саня молитвенно сложил руки и быстро полез в карман за рацией. Достал. Разглядывает. Сокрушенно качает головой, а потом жестами показывает мне, что связь – йок! Весело!

«Интересно, – думаю, – а чего они стрелять начали? Ведь Дымов точно первый начал из „нагана“ шмалять, даже „глушак“ не прикрутил, торопыга».

И тут мой взгляд зацепился за то, что я вначале принял за кучу тряпья, валяющуюся на земле. «Да это же дядько Остап! Вон и памятный мне по первой встрече картуз валяется в пыли. Это кто же его, наши или всетаки полицаи?»

Люк, привлекая мое внимание, покачал рукой, согнутой в локте. Хочет, видать, жестами пообщаться. Это мы могем.

Спрашиваю его: сколько противников и чем они вооружены?

– Один. Винтовка и, возможно, пистолет, – отвечает Люк.

– Сколько заложников и кто они?

– Двое или трое. Одна женщина и дети.

«Вот это кисло, понастоящему кисло! Еще минут тридцать провозимся, и от немцев тут будет не продохнуть, но и уходить, оставив за спиной вооруженного полицая, мы не можем. Даже до мотоцикла не дойдем – он нас из окна перестреляет. Мотоцикл бросить нельзя, там шмоток иновременных много осталось. Да, дилемма!»

Жестами показываю Люку, что есть идея.

– Какая? – спрашивает он.

Показываю, что хочу проползти вдоль дома, а они, демонстративно уходя, должны выманить полицая из дома, а я его сработаю.

Жестом показав, что он понял меня, Люк крикнул в сторону дома:

– Эй, мужик, а как ты уходить будешь?

А я пополз вдоль дома.

Из глубины комнаты донесся все тот же сипатый голос:

– А вы сей момент винтари и пистоли покидаете и вдоль улицы пойдете себе…

– Ага, разбежался один такой об стену! – Это Люк.

– Чего? – не понял сипатый.

А я все ползу и ползу… Левая нога мозжит, пот лицо заливает, а я ползу. Стоп!

А ведь гадто этот – от меня метрах в двух, не дальше, сипит. То есть я сейчас – аккурат под тем окном, у которого он стоит. Помахав рукой Люку, я показал ему, чтобы он продолжал забалтывать противника.

– А того! Где гарантия, что ты по нам не выстрелишь?

– Чего? Не боись, не стрельну!

«Ага, стоит в простенке, прямо у стены», – определил я.

– Давай так, я сяду на мотоцикл и уеду, а напарник мой покараулит, чтобы ты глупостями не занимался.

Я нежно кладу автомат на землю и вытягиваю из кобуры «ТТ». Взвожу курок «Черт, понять бы еще, где заложница эта?»

– Не, начальник, плохо ты торгуешься! Я этой девке мозги сейчас вышибу, чтоб ты думал быстрее…

«Да он же время тянет в расчете, что на стрельбу немцы среагируют!» – осеняет меня.

Пытаюсь сесть на корточки. Изза раны левая нога слушается плохо, но пока держит. Так, подоконник метрах в полутора от земли.

Внезапно в доме бахает винтовочный выстрел, и раздается истошный женский визг.

«Вот гад!» – Я выпрямляю обе ноги.

– Не зассал, началь…

Бах! Пуля входит полицаю под подбородок. Ох, не зря я в свое время настрелял в МП8^[55] себе второй разряд…

– Зельц, пулей сюда! – ору я.

Из палисадника, как медведь из малины, выламывается Люк. Оба бегут к дому, а я сползаю по стене.

Люк, чуть не снеся дверь, забегает в сени. Зельц останавливается передо мной:

– Товарищ старший лейтенант, Антон, что с вами?

– Да ногу немного зацепило.

– Я… я сейчас перевяжу вас.

– Не надо. Я уже сам справился. Ты лучше на двор сходи, там мужик какойто валяется. Вроде живой был.

Подобрав «ППД», я оперся о стену и встал. «Надо посмотреть, кто там такой продвинутый был, что заложников догадался взять…»

С некоторым трудом – адреналин из крови уже улетучился, я дохромал до сеней и, взобравшись на крыльцо, вошел в дом.

В большой, когдато чисто убранной комнате я увидел Люка, бормочущего чтото успокаивающее молодой, лет двадцати, не больше, девчонке, которая сидела на полу у русской печи, обнимая двух мальчишек лет пяти. На печке я заметил следы от пулевых попаданий. Застреленный мной полицай лежал на полу, вытянувшись во весь рост. Рядом валялся обрез трехлинейки.

«Мда, дядя, желание покуражиться сыграло с тобой злую шутку. Если бы ты не жахнул в печь, желая поторопить Люка, может, и был бы у тебя шанс опередить меня. И уж точно, ты бы от окна не отвлекся», – подумал я, усаживаясь на лавку.

– Сань, слышь, а чего вы пальбу открыли? – задал я Люку давно волновавший меня вопрос. – И что с рацией твоей?

– А, я сам дурак. Аккумулятор посадил. Видимо, забыл ночью выключить. А со стрельбой… Это у Зельца нервы не выдержали. Падлы эти, – кивок в сторону трупа, – дядьку… Ну, что нас молоком поутру угощал – к стене колышками прибили. А он – мужик пожилой уже был, вот у него сердце от боли не выдержало.

Чтото ухнуло у меня в груди.

– За что его так? – просипел я не хуже, чем застреленный мной полицай.

– Это я виновата… – всхлипывая, сказала вдруг девушка. – Дура яааааа….

– Так, гражданочка, давайте без рыданий! – попытался вернуть разговор в конструктивное русло Саша.

– Яааааа, бинты постиралаааа и на забор повесилаааа… – захлебываясь слезами, проговорила девчонка. – Дядькоооо Остап увидел и пошел их снимать, а тууут немцы в деревнююю приехалиии… Вот он и пошел их молокооо… угощааать…

– Так, девонька, плакать позже будешь, а сейчас по порядку рассказывай! – прикрикнул я на нее.

Странно, но то, что я повысил голос, подействовало, а может, это немецкий плащ мне солидности добавил, однако девушка вытерла глаза и продолжила свой рассказ уже более внятно:

– Немцы уехали, но тут как раз эти гады приехали, – и она показала рукой на труп полицая. – А Федька ко мне давно уже приставал… Еще до войны начал, когда я к дядьке Остапу на каникулы приезжала.

– С этим понятно… – прервал я ее, – а бинтыто откуда взялись?

– Так у нас в сарае лейтенант раненый отлеживался. Танкист он.

«Так вот почему форма серая…» – понял я…

Стукнула входная дверь, и в сенях послышались шаги. «Зельц, скорее всего. Чтото быстро он…»

– Товарищ лейтенант, помогите мне, пожалуйста! – донеслось из «деревенской прихожей».

Люк, не задавая лишних вопросов, встал и вышел в сени. Вскоре они внесли в комнату высокого молодого парня, одетого в замызганную и изорванную серую гимнастерку и темносерые бриджи. Лицо его «украшала» богатая коллекция синяков и ссадин. Левый глаз заплыл так, что было непонятно, видит ли он им вообще. Кисть и предплечье его левой руки были замотаны тряпками, а на черных петлицах действительно красовалось по два «кубаря».

– Давай его на лавку положим, – предложил Люк Дымову.

– Лучше – на пол, – вмешался я. – На полу просторнее и падать некуда.

– Ты бы, Антон, чем шутить – сбегал бы да мотоцикл во двор загнал.

– Извини, дорогой… Бегать мне сейчас – ну совершенно не с руки… Точнее – не с ноги.

– Это почему же? – странно, что Люк не заметил, что я хромаю.

– Дядя – пифпаф, ножка – бобо! – жизнерадостно, насколько смог, пояснил я. – Так что, товарищ лейтенант, сами за транспортом… идите. А еще лучше, если ты сбегаешь и пригонишь мой мотоцикл, а я пока танкиста обихожу.

Немного полюбовавшись на удивленную Сашкину физиономию, я отлепился от лавки и похромал к лежавшему на полу танкисту.

– Ну, блин… Партизан хренов. Ты так бодро под окнами скакал, что я и не заметил…

– Не заметил – это хорошо. Но за моим байком ты всетаки сбегай.

Осмотрев руку танкиста и поняв, что имеет место перелом лучевой и локтевой костей, а также сильный ушиб мягких тканей кисти, я перешел к осмотру головы.

«Так, вроде ничего страшного – поверхностные рассечения. Выглядит страшно, но совершенно неопасно», – думал я, аккуратно ощупывая голову пациента. Попутно я продолжал «опрос местного населения»:

– Гражданочка, а как давно командир у вас?

– Две недели, как его дядька… (всхлип) Остап, (еще один всхлип) за речкой нашел. Товарищ командир без памяти был. Неделю почти в себя не приходил.

«Странно, рана пустяковая, а без памяти… Может, контузило его? Или сотрясение?»

– А вас, девушка, как зовут?

– Лида.

– Вы комсомолка?

– Да, товарищ… – Тут она присмотрелась ко мне повнимательней и осеклась.

Ее можно было понять, встреть я фотографию себя нынешнего неделю назад гденибудь на просторах Интернета, ни за что не определил бы, кто на картинке изображен! Немецкий мотоциклетный плащ, измазанный грязью и кровью, изпод него выглядывают непонятные пятнистые штаны. Немецкую каску я оставил в коляске мотоцикла, а советскую пилотку потерял во время всех этих скачек, поэтому моя голова была украшена прямотаки колтуном из мокрых и припорошенных уличной пылью волос. Добавим к этому трехдневную небритость и нездоровый блеск глаз, и образ «маньяка – грозы пионерских лагерей» готов.

– Старший лейтенант… – успокаиваю я Лиду.

– А… каких войск? – не успокаивается комсомолка.

– Третьей, имени взятия Берлина, партизанской бригады!

«Ну вот что ты, дорогой, опять несешь, а?» – говорит мой внутренний голос, а я, отбив наступление любознательной студентки, продолжаю игру в вопросы и ответы. (Вы спросите, а как я догадался, что она – студентка? «Элементарно, Ватсон!» Она же сама сказала, что уже не первый год приезжает к дядьке на каникулы, а барышня – далеко не школьница, лет двадцать на вид).

– А как лечили командира?

– Дядька Остап руку ему в лубки положил, да эти мрази… – снова кивок в сторону покойника, – их сорвали. Из рожка отваром куриным кормили. Что мы еще сделатьто могли?

– Все правильно вы делали, Лида. Не волнуйтесь. Зельц, воды принеси – умоем лейтенанта. А потом на двор сходи – лубки найти надо.

В процессе умывания танкист очнулся. Разлепив неподбитый глаз, он уставился на меня, а потом, зашипев чтото грозное, попытался вскочить. «Прям дите малое», – подумал я, прижимая отощавшую тушку танкиста к полу.

– Спокойно, лейтенант… Свои здесь, свои…

– Аа… а кто вы? – тяжело дыша, спросил он.

Ну что ему было ответить? Не правду же…

– Разведка мы, партизанская. Сидеть можешь?

– Да.

В этот момент Дымов как раз принес лубки.

– Сержант, давай в охранение, а то сидим тут, как не знаю кто. Лида, это чьи дети? Ваши?

От подобного предположения комсомолка возмущенно вскинулась, но, видимо, осознав, что сейчас не время и не место для кокетства, ответила:

– Это тети Марьяны сыновья, они в гости к нам часто приходят.

– А кто такая тетя Марьяна? Где живет?

– В том конце деревни…

Уф, одной заботой меньше. Как представил, что придется тащить в лес детей, так чуть не расплакался. Ну, куда бы мы их дели?

– Лида, вам придется тоже перебраться к тетке Марьяне.

– Нет, я с вами к партизанам пойду. Я за ранеными ухаживать могу. И нормы БГТО я в нашей группе лучше всех сдала.

– Все это хорошо, но вам придется остаться! Это не обсуждается!

Комсомолка всхлипнула. «Вот только женской истерики нам не хватало!»

– Лида, у меня к вам задание как к комсомолке и сознательной советской девушке… – добавил я в голос «значительности».

– Слушаю вас, товарищ старший лейтенант! – О, совсем другое дело! Вон, как глаза вспыхнули!

– Вы сейчас отведете мальчишек к матери, а потом вернетесь сюда, и мы подробно обговорим ваше задание. Вам понятно? – кивок в ответ. – Так выполняйте, товарищ комсомолка!

Проводив взглядом девушку, уводившую ребятишек, я повернулся к танкисту:

– Как зовутто тебя, лейтенант?

– Федор Скороспелый.

– На чем катался и в какой части воевал?

– Я из разведбата шестьдесят четвертой стрелковой. Взводом командовал. Мы западнее Козеково контратаковали, там меня и ранило.

– Это на поле севернее шоссе?

– Да, там. А вы откуда знаете?

– Видели мы ваши танки. А ранило тебя как?

– Я к прицелу наклонился, потом удар, и очнулся я только здесь, в деревне.

– Ты ведь на «тридцатьчетверке» ездил, лейтенант?

– Да. А как вы узнали?

– Похоже, это тебя через броню так приложило. Значит – прямое попадание в башню. Если бы ты на БТ или «двадцать шестом» был, то сгорел бы, контуженыйто. А скажи мне, лейтенант, почему вы не стреляли? И откуда в разведбате «Т34» взялся?

Он вскинулся, но затем сник:

– А вы откуда про это знаете, товарищ старший лейтенант?

– Мы снаряды ваши из танка вытаскивали. Бэка у вас почти полный остался.

– «Тридцатьчетверку» нам на замену передали, мне, как командируотличнику, и поручили на ней воевать. А у нас после пятого выстрела накатник сломался, вот и не стреляли… А танк совсем новый был, только с эшелона сгрузили… Ну, мы и вперед выскочили – бэтэшки прикрывать от противотанкистов… Кто же знал, что у немцев две батареи уже в лесу стоят, прямо нам во фланг нацелившись? А вы, выходит, там были?

– Три дня назад.

– Больше никого не встретили?

– До того поля отсюда по прямой – километров пять будет, если не больше. Ушли ваши на восток, если и выжил кто. Хотя что это я, выжил – это точно! Тебя сюда ведь ктото доволок.

– Товарищ старший лейтенант, а фронт где сейчас?

– Не хотел тебя расстраивать, но придется. Далеко фронт – под Оршей и Витебском. Такто…

«Ну вот кто меня за язык тянет, а?» – в который раз подумал я, заметив, что эти новости совершенно не обрадовали танкиста.

– А вы из партизан, товарищ старший лейтенант, или к фронту пробиваетесь? – спросил меня танкист.

«А ничего себе выдержка у парня!» – отметил я про себя, а вслух сказал:

– Партизаним помаленьку.

– А мне с вами можно?

– Тебе бы отлежаться, лейтенант, но сейчас у нас другого выхода нет, так что собирайся.

За окном послышался звук приближающегося мотоцикла, и через минуту под окнами Люк припарковал моего стального коня. Я помог встать танкисту, а затем встал и сам. Нога болела, но уже не так сильно, и ходить, сильно прихрамывая, я мог. Сорвав с руки полицая повязку и подобрав обрез, я сунул повязку в карман, а обрез протянул Скороспелому:

– Держи. Какоеникакое, а оружие.

После чего, поддерживая друг друга, мы вышли на улицу.

Зельц как раз заканчивал грузить двустволки полицаев в коляску «моего» мотоцикла.

– Леш, погоди. В коляску лейтенанта посадим, а ружья он в руках повезет. Ты документы у гадов забрал?

– Да. Вот еще что у них в карманах нашел. – И он протянул мне картуз одного из полицаев.

Советские деньги, золотые украшения, авторучка и двое часов…

– А ты что думал, они немцам просто так, из идейности служить пошли? Шваль, она – везде шваль. Не удивлюсь, если они из твоего подотчетного контингента. Может, и наколки есть…

– Я могу посмотреть.

– Вот еще, время на них тратить!

– Эй, старшой, похоже, это – по твою душу… – окликнул меня Люк, показав рукой в дальний конец улицы.

«Черт, не успели!» – подумал я, увидев бегущую к нам Лиду.

Люк вопросительно посмотрел на меня.

– Ну, чего ты смотришь? Не в лес же ее с собой брать? Сейчас чтонибудь придумаю, – пояснил я боевому товарищу. – Да, кстати, а рацию ты включил?

Саня кивнул.

– Ну, и прекрасно. Ждите нас у моста, там холмик рядом есть, помнишь?

Еще один кивок, и мотоцикл сорвался с места…

«Меньше народу – больше кислороду!» – думал я, глядя вслед удаляющимся товарищам.

– Товарищ командииир! – закричала девушка, когда до нас было метров двадцать. – Подождите меня!

«Тьфу, дура… Еще бы по званию обратилась… Деревенские – они не глухие ни разу. И не немые».

Я замахал руками, показывая ей, что неплохо бы помолчать. Видимо, моя жестикуляция была весьма выразительна, так как комсомолка замолчала, только припустила быстрее. Ну, точно – с ГТО у нее все в порядке. Впрочем, как и с фигурой… «Отставить плотское!» – скомандовал я сам себе и нацепил на лицо «постное» выражение.

– Тха… тха… тхаварищ командир, а как же я? – спросила, запыхавшись, Лида, когда подбежала к нам.

– А у вас, Лидия, будет свое задание, особое. Вы только мне на вопрос один ответьте: вас в деревне хорошо знают?

– Да. Моя мама здесь родилась и выросла. Она – дядьки Остапа сестра младшая.

– А где сейчас ваша мать?

– Она в Минске осталась, я собиралась в начале августа домой возвращаться, а тут война. Так что про то, где мама сейчас, я ничего не знаю.

– Как считаете, сельчане вас немцам не выдадут, если вы пока в деревне останетесь?

– Нет, что вы! Как вы только такое о них подумать могли?

– Я – мог. Повашему получается, что те выродки, которые сейчас во дворе валяются, – не из этого села…

Она потупилась:

– Из этого… но это ничего не значит! Федька – ну этот, которого вы в доме застрелили, он вообще – уголовник. Три года за кражу отсидел, да и остальные – не лучше! А сельчане меня с детства знают и ни за что не выдадут.

– А чем мама твоя в Минске занималась?

– Она врачом в депо железнодорожном работает.

«Полезное знакомство! Надо теле… адрес взять!»

– А как твою маму в городе разыскать, чтобы весточку от тебя передать при случае? Где вы жили?

– Ой, у вас бумага и карандаш есть, товарищ старший лейтенант? Давайте, я нарисую! И адрес напишу!

Достав из подсумка письменные принадлежности, я вырвал из блокнота листок и, помня о конфузе, приключившемся со мной у танка, оборвал росгосстраховскую «шапку».

– На, пиши!

– Я и нарисую, чтобы вы не плутали. – И Лида, присев на корточки, стала увлеченно черкать на листочке, положенном на колено.

«Надо было ей планшет дать», – подумал я, с трудом отрывая взгляд от девичьего декольте.

– Вот, товарищ командир! – И она протянула мне густо исписанный листок. – Я там, на обороте, маме записку написала, что со мной все хорошо. Вы же передадите?

– Обязательно передадим! – горячо заверил я ее.

– А какое мне задание вы дать хотели?

– Слушай внимательно! Эту неделю будешь жить – тише воды, ниже травы! Потом аккуратно. Еще раз повторяю – аккуратно, запоминай, какие немецкие части в округе стоят или по шоссе проходят. Раз в неделю записывай свои наблюдения на бумаге. Карандашом, да не химическим, а простым. Затем сделай из этой бумаги кораблик и отправь его вниз по этой вот речке. – Я показал рукой в сторону речкипереплюйки. – Донесения отправляй обязательно в разные дни недели, но ровно в пять часов вечера. Запомнила?

– Да! Могу повторить слово в слово!

– Повтори!

Выслушав ответ девушки, я добавил:

– И очень прошу, не лезь, куда не надо. Про части узнавай своими глазами и ушами, но с расспросами никуда не лезь. Увидела – хорошо. Не увидела – и не надо. Побереги себя.

– Хорошо, товарищ лейтенант. А может, вы всетаки меня с собой возьмете?

– Никаких «может», – я заглянул в записку. – Боец Лидия Рогозина, вы приказ командования поняли?

– Да.

– Ну, так выполняйте.

И, сунув в руки девушке мешочек с советскими купюрами, найденный у полицаев, я ударил по кикстартеру.

* * *

ГЛАВА 50

Резво пролетев мост и деревню, стоявшую на противоположном берегу реки, мы поехали по проселочной дороге в сторону видневшегося в паре километров «нашего» леса. Вот и знакомая дорога, по которой мы вчера добирались до нашей новой базы. Я посигналил Люку и махнул рукой, предлагая ему остановиться. Достал из кармана рацию:

– Арт в канале. Вызываю Фермера.

Секунд через тридцать мне ответили:

– Арт, Казачина в канале. Фермер по делам отъехал. Что хотел?

– Казачина, мы минутах в десяти ходу от вас, едем с гостями.

– Понял тебя. Пятнадцать.

– Спасибо. Отбой.

– Отбой.

Так что, когда примерно через километр грозный голос из кустов рявкнул:

«Стой, стреляю! Семь!» – я спокойно ответил «восемь», помахал секрету рукой, и мы покатили дальше.

На базе мы узнали, что вся «начальственная гопкомпания» укатила на встречу к тайнику, да еще и Дока с собой прихватили, так что в лагере из «наших» оставались лишь Ваня и Алик.

Получив в руки по миске с ужином, мы вчетвером расположились под тентом. Первые минут пять все сосредоточенно шевелили челюстями, но когда мы перешли к чаю, танкист виноватым голосом спросил, нет ли у нас табачку.

– Конечно, есть, – откликнулся Люк, протянув ему «беломорину».

Федор понюхал папиросу, подобно тому, как тонкий ценитель проверяет аромат сигары, затем попытался разобрать, что написано на мундштуке. Но уже вечерело, и прочитать мелкую надпись в сумраке, царившем под тентом, он не сумел.

– Фабрика «Ява», Москва, – подсказал ему Люк, – извини, фабрики Урицкого не было… – добавил он таким тоном, будто отбегал к ларьку за папиросами.

Танкист оценил и тон ответа, и качество папиросы, улыбнувшись в ответ.

– А чай у вас небось индийский? Уж больно вкусен…

– Нет, цейлонский… – ответил я, вспомнив, что сегодня с утра Тотен отдал на общие нужды свою пачку цейлонского «Ахмада».

– Хорошо живут партизаны… – с непонятной интонацией протянул лейтенант.

– А что тебе не по нраву, лейтенант? – с некоторой опасной ленцой в голосе спросил Саня.

– Снабжение у вас хорошее, форма немецкая…

– …а не шпионы или предатели ли мы? – закончил за него Люк.

«Чтото не нравятся мне такие заходы», – подумал я, а вслух спросил:

– А ты обрез, пока мы ехали, проверил?

– Да, – с некоторым вызовом, но явно не понимая, к чему я клоню, ответил танкист.

– Ну и как, все работает… патроны настоящие? – продолжал я гнуть свою линию.

– Да…

– Вот и ответь мне, лейтенант, на два вопроса… Стали бы мы давать тебе ствол с патронами, если бы были немцами? И второе – зачем нам было убивать тех полицаев, если они тебя уже заловили и к нам везти собирались? Ты пока подумай, а я схожу пройдусь.

Стоило мне только вылезти изпод тента, как ко мне подошел Тотен, ждавший, когда мы закончим ужинать:

– Тош, пойдем, совет твой нужен.

– Ну, пойдем…

По дороге, заметив, что я хромаю, Алик поинтересовался, что у меня с ногой.

– Не переживай, это я для симметрии с тобой пару картечин в левую ногу словил… Если в обнимку будем гулять, очень удобно из стороны в сторону качаться будет…

Однако Алик юмора не оценил и сказал, что немедленно нужно связаться по рации с Доком, для консультации.

– Тотен, окстись! Какие консультации? Они куда уехали?

– К той деревне, где мы продукты меняли. А что?

– Дотуда – километров семь, если мне память не изменяет, и они на боевом задании. И потом, я все уже давно перевязал и рану нормально обработал, так что не нервничай… Лады?

– Ну, хорошо… Не буду… Но пулюто достать надо!

– Не пулю, а картечь… И достал я ее уже…

– Как достал?

– Ножом выковырял… Ладно, хватит о моих ляжках! О чем посоветоваться хотел?

– Да мы с Казачиной сегодня полдня здесь за старших были, ну, я и хотел, чтоб ты мне про несение службы рассказал, на будущее.

– А то ты сам не знаешь… Уставные обороты пока не в ходу, слово «офицер» забудь как страшный сон, а что до уставов здешних, так я и сам в них ни в зуб ногой. Главное – поувереннее! Не мямли. Тебя командир назначил – ты и командуй в меру своего разумения.

– Ну, я ведь и не знаю ничего особо…

– Вот видишь, интеллигентские рефлексии из тебя поперли… Ты в команде сколько, семь лет или восемь?

– Семь с половиной…

– И все время – вместе с Фермером, так? Вот и копируй его уверенность. Даже если каждый твой год приравнять к трем месяцам армейской службы, уже огого сколько набегает. Вон, на шпиона того как ты бросился… Ни на секунду не замешкался! Спасибо, кстати!

– Да ладно, я в тот момент только и думал, как бы успеть его вырубить раньше, чем он тебя убьет.

– Вот видишь, а ты «рефлексия, рефлексия»… А уж в лагере все проще простого – найди каждому занятие и почивай на лаврах!

Мы поговорили в таком духе еще минут десять, и в конце концов Алик, умиротворенный и простимулированный, отправился проверять посты.

«Ничего, перемелется – мука будет!» – отметил я про себя и пошел к тенту, под которым обретался Казачина. Была у меня, знаете ли, одна задумка.

* * *

Ваня, утомленный хозяйственными хлопотами, сидел под тентом и, попивая чаек, ковырял при свете налобного фонарика какуюто железку.

– Привет, ИванРазрушитель!

– И тебе не хворать, АнтонВарвар! С чем пожаловал, головорез ты наш? – За что люблю Ваньку, так это за чувство юмора и быструю реакцию.

– Мысля одна в голову пришла…

– Одна? Гони ее, иначе – соскучится однато…

– Ты не хохми, а ответь серьезно – как у нас с замедлителями?

– А никак! Нету их у нас… Старый предлагал из аккумулятора и часов наручных замастырить, но аккум мне жалко, да и часов подходящих всего двое…

– Это – не здорово, мы с ребятами на мостик сегодня посмотрели. Там замедление на полчаса как минимум нужно, в противном случае – фиг уйдешь.

– Ну а что я, рожу замедлитель, что ли?

– А ты с запалами Ковешникова разобрался? Сильно они от УЗРГМов отличаются?

– Не, не сильно… Как я понял, там основное отличие внутри спрятано.

– Это хорошо. Смотри, какая мне задумка нарисовалась…

И я, воспользовавшись блокнотом и ручкой, объяснил ему, как с помощью крышки от консервной банки, шнурка и нескольких мелких деталей сделать замедлитель. Иван почесал затылок:

– А может и сработать!

– Не может, а точно сработает. Это я наставление по диверсионным действиям вспомнил одно… Только там принцип обратный был – банка становилась легче и в конце рычаг предохранительный освобождала.

– Ясно. Сейчас пойду на кострище покопаюсь. Видел я там пару банок. Ну а с утра к ручейку сходим – испытаем. А может, к этому делу немецкий терочный приспособим?

– Не пойдет! Там же вода будет, а он сырости очень боится. Да и рывок у терочного резкий должен быть.

– Точно, запамятовал я.

На рации Казачины замигал огонек вызова.

– Кто бы это мог быть? Да, Казачина в канале, – он молча выслушал сообщение.

– Арт здесь, дать тебе его? На, это командир… – добавил он, протягивая мне рацию и гарнитуру.

– Арт в канале. Слушаю тебя.

– Мы на бундесов подлинных напоролись. Сейчас возвращаемся кругалями, так что скоро не ждите, – услышал я в наушнике голос Фермера. – Как в отпуск съездили?

– Неплохо, но могло бы и получше обслуживание быть. Аквапарк там хороший, шумный. С туристами пару раз поцапались.

– Серьезно?

– У меня прыщ вскочил, а так – не очень…

– Большой прыщто?

– Нет, скоро лопнет.

– Понял тебя. – В голосе Саши я услышал некоторое беспокойство.

Ну еще бы – две группы уходят в противоположных направлениях и обе напарываются. Хорошо, что между местами стычек расстояние во много километров, и немцам будет не очень легко связать эти события.

– Мы вас ждем, и… – я жестами спросил у Казака про пароль, – и одиннадцать. Как понял меня? Одиннадцать.

– Понял тебя хорошо. Отбой.

В ожидании ребят я решил заняться личной гигиеной, но устроить БПД^[56] не удалось, меня отыскал неугомонный Ваня и сообщил, что пару моих задумок он воплотил в металле и что мне, как автору, необходимо присутствовать при испытаниях. Ну что тут поделаешь? Пришлось идти.

Систему «водяная мельница» после пары минут возни мы забраковали как сырую и недоведенную, а вот конструкция из консервной банки и снарядной гильзы сработала на «пять», четко выдернув чеку из запала, предохранительный рычаг которого был предусмотрительно замотан проволокой.

– Только как замедление регулировать? – озвучил сомнения Казачина.

– Док вернется, я у него катетер от капельницы выпрошу, – ответил я.

– Блин, а я даже и не подумал про это… Уже прикинул, как сечение отверстия рассчитывать.

– Ты тоже молодец – вон, сразу гильзу взял, а я бы банку нужного объема подбирал до второго пришествия.

В результате мы пришли к мнению, что древние философы были правы, говоря о преимуществе двух голов над одной. Победу разума над обстоятельствами мы решили отметить кружечкой чая, тем более что в лесу уже изрядно стемнело и продолжать эксперименты с взрывоопасными предметами было не с руки.

Пока мы шли через темный лагерь к Ваниному тенту, я услышал негромкий, но весьма эмоциональный разговор.

– …а кто они такие, ты, сержант, не выяснял? Или покормили, напоили, и тебе хорошо?!

– Ну, вы, товарищ лейтенант, и скажете тоже… Наши, советские люди. А бойцы какие! Вот у них еды у самих в обрез было, так поделились, не зажилили. Стали бы враги так делать?

– А главный у них кто? Старлейт этот?

– Нет, что вы, товарищ майор госбезопасности, Александр Викторович – командир отменный и человек очень хороший!

– Сержант, а ты не путаешь, точно – майор госбезопасности?

Притянув за рукав Ивана к себе, я прошептал:

– Пойдем! Похоже, что Несвидова надо от этого сверхлюбознательного танкиста спасать. А что, везет мне на контуженных шпионов…

Ваня кивнул головой, соглашаясь…

– Сержант Несвидов, ко мне! – негромко скомандовал я.

Под тентом завозились, и спустя несколько секунд оттуда вылез сержант.

– Я, товарищ старший лейтенант!

– Емельян, – посвойски обратился я к нему, – скоро командиры вернутся, покормить бы их как следует…

– Сделаем, о чем разговор…

– Ну и отлично. А вам, товарищ лейтенант, – обратился я к танкисту, – поспать не мешало. Или вам персональная команда «отбой» требуется?

– А кто вы такой, чтобы мне команды отдавать? – с вызовом сказал танкист.

– Для начала, я – тот, кто спас вас сегодня от повешения. За шею. Это, насколько я знаю, не очень больно, но сильно неприятно. Ну а вовторых, я – старше вас по званию и должности, и мы находимся в расположении нашей части, а не на посиделках на даче. Так что выполняйте, товарищ лейтенант.

Скороспелов еще пару мгновений усваивал информацию, затем буркнул «есть» и скрылся под тентом.

Покончив с этим делом, я похромал к своему спальному месту, решив дожидаться ребят в горизонтальном положении.

* * *

Проснулся я оттого, что ктото аккуратно тряс меня за плечо:

– Антон… Антон…

– А? Что? Немцы? – вскинулся я.

– Тщ, тихо, это я, Док.

– А, Серега… Вы уже вернулись? – Я посмотрел на часы. Флюоресцирующие стрелки показывали половину двенадцатого, следовательно, я проспал больше чем полтора часа.

– Вернулись. Давай, ногу свою показывай! Мне Тотен наябедничал, что тебя подстрелили. А потом тебя Фермер с Бродягой ждут.

– А Люк уже там?

– Нет, командир велел дать вам поспать, так что его мы разбудим, как только с твоей ногой закончим.

Осмотрев раны и похвалив меня за грамотные действия, Сережа еще раз обработал рану антибиотиком и забинтовал ногу.

– Док, у меня к тебе просьба есть.

– Чтонибудь вроде «не режьте мне ногу, не надо, не надо, я буду летать»?

– Ответ неверный. Катетер для капельницы нужен. С регулятором.

– На фига он тебе?

– Для подрывных дел.

– С отдачей?

– Нет, мы из него замедлитель сделаем.

– Охохо… Ну раз надо, значит – надо.

– И еще, мы там окруженца притащили…

– Что, еще одного?

– Ага, посмотришь парня?

– А что у него?

– Рука сломана и контузия или сотряс.

– И как я без томографа определю? Сам знаешь, сотрясение фиг продиагностируешь… Точнее – фиг докажешь, что это не сотряс…

– Да ладно тебе, нам же не больничный выписывать. Посмотри своим медицинским оком – он и вправду ушибленный или косит?

Закончив медицинские процедуры, мы вместе разбудили Люка, после чего Саша и я отправились к командованию, а Док – к танкисту.

– О, вот и гонщики наши пришли, – радостно поприветствовал нас Фермер. – Ну как покатались? Э, Тоша, а что это ты скособочимшись?

– А то ты не знаешь?

– Нет, так что случилось?

– Поймал пару картечин в ляжку от полицая одного…

– Это я отчасти виноват! – вступился за меня Люк. – У меня рация села, вот и не скоординировали действия.

– Бывает… Как самочувствието?

– Канкан танцевать не могу, но в целом – неплохо. А вы как съездили?

– Тоже неплохо, хорошо даже, но аккурат после выемки тайника на немцев с полицаями напоролись. Но об этом – потом, сейчас рассказывайте про объект.

Мы подробно рассказали про наши приключения. Люк продемонстрировал свои зарисовки.

– Что в другую сторону уехали и кругом вернулись – это вы молодцы! – похвалил нас Бродяга. – А вот в деревне лопухнулись. Полицаев надо было тихо уработать! А девку чего оставили? Она нам в Минске бы пригодилась.

– А то я не знаю, как ты к женщинам в команде относишься! – попытался оправдаться я.

– Я к женщинамбойцам так отношусь, а не к связным и санитаркам!

– Так ее в любой момент забрать из деревни сможем.

– В любой – не сможем! Через парутройку часов будем ноги отсюда делать.

– А что за спешка?

– А в СД не дураки работают и не слепые. Через деньдругой поймут, что это жужу неспроста. Так уж у нас выходит, что весьма характерно работаем. Сопоставят, мальца покумекают и поймут, что в их зоне ответственности ктото весьма ловкий и нестандартный работает. Транспорт у нас, опять же, а его в кусты не спрячешь и на спине не унесешь. Будем считать, что выход на нашу группу – это вопрос времени! – веско сказал Бродяга.

– Что с мостом делать будем? – спросил я.

– Взрывать! Вот, смотрите сюда, – и командир развернул карту. – Колонной. Не прячась, проходим по этому шоссе и пересекаем трассу Радошковичи – Слобода. Сворачиваем вот здесь на проселок и уходим двумя группами на минирование. Одна работает тот мост, что вы разведали, вторая – вот этот, у Паперни.

– Но мы же, что там и как, не знаем? – удивился Люк.

– Пока первая группа до моста будет добираться, с тобою во главе, кстати, мы проведем доразведку. И очень хорошо, что вы с Ваней насчет замедлителей сообразили. У Бродяги была мысль мобильники приспособить, но ночью без паяльника и инструментов это сложновато сделать будет.

– А вы как, связь с Центром наладили? – поинтересовался я.

– Требуют личной встречи, но хоть частоты для связи дали, – вместо командира ответил мне ШураДва.

– А как же мы на встречу выйдем, если из этого района уходим?

– Будем думать. Кто же знал, что в Белоруссии с лесами так плохо. Небось сам по книжкам помнишь: «Форест, форест, форест. Ви аре ин зе миддле оф зе форест. „Вериз зе вэй то зе Москоу?“ – фашистская гадина аскед…» – процитировал Бродяга старый анекдот.

– О, кстати, о гадинах! – вспомнил я. – Шур, ты с танкистом не побеседуешь, а то чтото он слишком любознательный, хоть и головой стукнутый. Его Док как раз сейчас осматривает.

– Посмотрим, побеседуем.

– Ну, вот и решили. Еще раз: Тоха – ты, как раненый, идешь сейчас спать. Полтора часа. Ты, Люк, – тоже. Потом комплектуете заряды и пакуете их в рюкзаки. Я как раз обсчитаю первый мост, благо чертежик есть. Ты, Шура, – говоришь с окруженцем. Общее построение – в два ровно. Все понятно?

– Да.

– Выполняйте.

* * *

ГЛАВА 51

Бродяга. Взгляд сбоку.^[57]

Отойдя от Фермера, я направился к Доку. Он, по своеобычной манере шутить, как раз объяснял своему новому пациенту мрачные перспективы его дальнейшего существования без его, Дока, помощи и поддержки. Да уж, умеет Серега повысить настроение, нечего сказать. И ведь с самым серьезным лицом говорит, сам поневоле поверишь.

– Ну, что тут у вас? – поинтересовался я, присаживаясь рядышком.

– Всего понемногу, – ответил Док. – Но организм крепкий, жить будет.

– Плохо, но недолго?

– А это – уж как планида сложится. – Док всегда отличался завидным оптимизмом и словоохотливостью. – И плохо может быть, и недолго, а может и подругому выйти. Ну, моя работа закончена, пойду ребят гляну.

Собрав свой инструментарий, Док неторопливо удалился.

– Да, повезло вам, товарищ лейтенант, в хорошие руки попали. Док у нас специалист серьезный.

– Не уверен.

– В чем, простите? В том, что он специалист, или в том, что руки у него хорошие?

– Да, за доктора – спасибо, он действительно врач неплохой. Только я не его руки имел в виду.

– Да? А чьи же тогда? Вы, случайно, не товарища старшего лейтенанта имеете в виду? Чем же он вам не понравился?

– Простите, но я и вас не знаю совсем, отчего ж мне с вами откровенничать?

– А придется, товарищ лейтенант. Посмотритека сюда…

И я протянул ему свой «проездной» – пенсионное удостоверение, выписанное в свое время по линии МВД. Некоторые не соответствующие времени особенности текста были прикрыты (как бы случайно) карточкойзаместителем на получение табельного оружия. Это тоже имело свой смысл – на печати были слова – «Комитет государственной безопасности по г. Москве и Московской области», причем слово «Комитет» было мною предварительно слегка смазано и практически не читалось.

Все это в свое время производило хорошее впечатление на сотрудников ДПС и ППС. Были основания думать, что и здесь это может пригодиться. В пенсионном удостоверении пришлось аккуратно обрезать «лишние» детали на фото так, что там осталось только лицо и воротник форменной рубашки. Понятно, что никакой проверки спецами (да и просто внимательными людьми) этот документ не выдержит (да и не было в то время ТАКИХ документов), но на неподготовленного человека, да еще и не при очень хорошем освещении впечатление должно произвести.

– Главное управление внутренних дел города Москвы. Майор… – лейтенант бледнел на глазах. – Товарищ майор…

– ЗДЕСЬ у меня другое звание. Капитан госбезопасности. Я думаю, вы понимаете, почему я не предъявил вам другое удостоверение личности? Номер личного оружия видели?

– Да, товарищ ма… капитан госбезопасности.

– Полюбуйтесь. – Из подмышечной кобуры вынырнул «стечкин». – Номер соответствует?

– Да.

– Лицо на фото – на оригинал похоже?

– Похоже.

– Можно считать, что мое представление вам состоялось. Теперь позвольте ваши документы.

– У меня их нет, товарищ капитан госбезопасности. Полицаи отобрали…

– Тогда на каком основании вы представляетесь лейтенантом? И откуда я могу знать, что вы действительно Федор Скороспелый? Мне теперь что – в немецкую полицию обратиться, дабы они удостоверили вашу личность?

– Так вот же форма, товарищ капитан госбезопасности! Вот и петлицы…

– У нас на половине отряда – форма, похожая на немецкую, – так мы что ж теперь – немцы?

Вопрос поставил лейтенанта в тупик. Он явно запутался.

«Погоди, то ли еще будет!» – злорадно подумал я.

– Хорошо. Примем ваши слова на веру. Возможно, вы – действительно тот, кем называетесь. Тогда – вопрос по существу. Каким образом вы оставили противнику военную технику? Да еще в практически исправном состоянии?

– Нам накатник пробило! И стрелять мы не могли…

– Из пушки – возможно. А пулеметы? Тамто что пробило? Да и передвигаться танк мог вполне. Почему вы не использовали эти возможности?

– Не знаю, товарищ капитан госбезопасности! Я сознание потерял!

– И так, без сознания, в деревню пришли? В десяти километрах от места боя?

Лейтенант аж взмок. Аргументов в свою защиту у него явно не было.

– Так меня же полицаи били!

– И при этом ничего серьезного не повредили? Внешне – согласен, выглядит впечатляюще. А вот наш врач говорит, что для жизни ничего опасного нет. Как же так?

– Так не успели они…

– А может – не захотели? Мало ли какие цели могут быть у врагов советской власти? Мы тут давно работаем, немцы про нас знают, вот и решили в отряд своего агента заслать. Может такое быть?

– Может, конечно…

– Вот я и спрашиваю вас, гражданин Скороспелый, что вы хотите добровольно сообщить органам госбезопасности?

Все… Лейтенант готов. Рот открывает, а слов нету. Не думал, милок, что его подозрения ТАК легко на него же и обернуть можно.

– Я так вижу, гражданин Скороспелый, что говорить вам сейчас затруднительно? Голова болит или еще что мешает?

– Я… мне…

– Подумать надо?

– Да…

– Хорошо, подумайте. Мне спешить некуда. А чтобы вам легче думалось, эта штучка (я поднял с земли обрез) пусть пока у меня полежит. Заодно и у старшего лейтенанта поинтересуюсь, что это он оружие непроверенным людям дает? Бдительность утратил или еще что тут есть? Товарищ Несвидов!

– Я, товарищ капитан госбезопасности!

– Тут вот товарищу лейтенанту нездоровится. Вы уж побудьте с ним рядышком. Проследите, чтоб хуже не стало, чтобы не ходил куданибудь в одиночку. А то ведь голова – предмет темный, науке непонятный. Вдруг да поведет товарища лейтенанта куданибудь не в ту сторону ? Так и до беды недалеко…

ГЛАВА 52

Несмотря на то что поспал всего ничего, проснулся я бодрым, видимо, сказалась привычка к ночным сменам и скользящему графику. Включив немецкий «квадратный» фонарик и повесив его на пуговицы полевой куртки, я пошел к ручью умыться. Лагерь был уже на ногах, то тут то там мелькали силуэты бойцов, скупо подсвеченные «налобниками» или такими же, как и у меня, трофейными немецкими фонарями.

– Товарищ старший лейтенант… – окликнул меня ктото.

– Да? – ответил я, вглядываясь в темноту.

– Это Несвидов, товарищ старший лейтенант. Здесь мы.

– А, сержант… Что у вас?

– Вот товарищ капитан приказал танкиста вашего стеречь, а он, как сурок, спит, а мне собирать имущество надо.

– Не дрейфь, сержант, поможем твоему горю. Дед Никто! – громко позвал я.

– Здесь я! – Кудряшов откликнулся метрах в десяти.

– Ко мне!

– Да, товарищ старший лейтенант, слушаю, – сказал боец, подходя к нам.

– Дед, ты вещи собрал?

– Да. Если честно, то у меня и вещейто нет.

– Это не важно сейчас. Смени сержанта на посту, ему имущество командное паковать надо.

Решив административную проблему, я похромал дальше. Пять минут на личную гигиену – и я уже «лечу» к Люку, готовить заряды.

Пока мы возились со взрывчаткой, Саня успел мне рассказать про приключения наших у тайника.

– Да, а могли ведь и серьезно напороться, вечно Бродяга обостряет, – закончил Люк свой рассказ.

Я согласился с ним, поскольку еще по нашим игрушечным войнам знал, что ШураДва – натура увлекающаяся и может превратить простую разведывательную вылазку в операцию по тотальному уничтожению противника.

* * *

«Изъятие ценного свидетеля», как обозвал операцию Бродяга, прошло, что называется, без сучка без задоринки. Колонна остановилась за деревней, а мы с Зельцем прошлись по крайним домам. Дом Марьяны оказался третьим с краю. Минут пять ушло на уговоры хозяйки и еще пять – на то, чтобы объяснить Лиде, что задание отменяется и мы забираем ее с собой.

Порядок движения был следующим: впереди, метрах в пятидесяти, на мотоцикле ехали Люк и Тотен, за ними – «ублюдок», за рулем которого сидел я, и «эмка», которой рулил Фермер. Грузовик доверили вести Казачине, а замыкал колонну еще один мотоцикл, на котором ехали Бродяга и Зельц. Всех, у кого не было немецкой формы, спрятали в кузове «Опеля».

На шоссе мы выехали в четверть третьего, и десять километров, отделявших нас от моста, проехали минут за сорок, так что, когда впереди показалось шоссе, запруженное войсками, на моих часах было почти три.

Операция нам предстояла непростая – пересечь шоссе, по которому, невзирая на ночное время, двигался сплошной поток войск, и не вызвать при этом тревоги у регулировщиков из полевой жандармерии. Почти весь день Тотен потратил, возясь с трофейными документами, и теперь на наших машинах были нарисованы не тактические знаки отдельного саперного батальона, а эмблемы охранного батальона, расквартированного восточнее Минска, как раз в том направлении, куда мы и держали путь.

Десять минут, которые мы ждали разрешающего сигнала от регулировщика, показались мне годом. Все это время я думал о том, что если чтото вдруг пойдет не так, то шансов вырваться отсюда у нас практически нет. Впереди – дорога, забитая противником, сзади – деревня, в каждом доме которой стояло как минимум отделение.

Наконец, жандарм дал нам отмашку выезжать на шоссе. Я выдохнул сквозь сжатые зубы и воткнул передачу. Пока мы медленно тащились по Радошковическому шоссе, я с интересом смотрел по сторонам – ну когда еще увижу немцев в естественной среде обитания и не через прицел! Вот мерно шагают пехотные колонны. Лица солдат сосредоточенны и угрюмы. Я их понимаю: ночной марш, когда видишь только спину впереди идущего камрада да проезжают мимо машины, слепящие тебя светом фар, – вещь утомительная. И шагать так еще долгие и долгие километры. «Ну ничего, мы устроим вам нежданный привал!» – злорадно подумал я, но тут же одернул сам себя, вспомнив, что не стоит говорить «гоп!», не перепрыгнув забора.

Через километр мы добрались до большой развилки, и основная масса немцев повернула на восток, в сторону Острошицкого Городка, мы же поехали прямо на юг. Говоря «основная масса», я имею в виду то, что и на юг, в направлении тылов правого фланга Группы армий «Центр», двигалось, кроме нас, довольно много машин. Еще километр, и мы сворачиваем с шоссе в поля. Вот и небольшая деревня, вытянувшаяся вдоль реки. Если мы не ошиблись – это и есть наша ближайшая цель.

Встав табором в стороне от дороги, проводим быструю рокировку – Люк и Казачина подсаживаются в мою машину, и мы малым ходом двигаемся к деревне.

Спрятав «Крупп» в небольшой рощице, метрах в двухстах от околицы, мы вытаскиваем из машины снаряжение и навьючиваемся. Получилось вполне себе терпимо – килограммов по двадцать на брата. Теперь нам надо в темпе пройти около трех километров, да еще и через реку переправиться.

Нажимаю на тангенту:

– Арт в канале. Мы в игре!

– Понял тебя, ни пуха, – отвечает мне Фермер.

– К черту.

* * *

Прокравшись через деревню, мы, не замеченные ни одной живой душой, переправились на другой берег по никем не охраняемому броду и потрусили на север. Раненая нога сильно уменьшила мою подвижность, так что ребятам приходилось останавливаться и ждать меня. Когда до объекта оставалось метров триста, мы легли на землю, и Саня достал ПНВ.

– Ага, все – как и днем… по отделению с каждой стороны, и патрулей на берегу нет… – сказал он после пятиминутного разглядывания моста. – На, сам посмотри, может, заметишь еще чего.

Однако и я ничего необычного не заметил, и мы аккуратно двинулись в сторону моста.

Двести метров… Сто… Пятьдесят… Сели на корточки… Наблюдаем… Часовые, успокоенные присутствием такого количества своих, службу несут исправно, но без огонька – смотрят больше на проезжающие мимо машины, чем по сторонам. Ну а даже если и обводят окрестности взглядом, помогает это мало – узкие лучи, вырывающиеся изпод светомаскировочных крышек фар, слепят не хуже прожектора. Посидев немного и еще раз проверив расположение вражеских постов, Люк первым уходит в темноту. Выждав две минуты по часам, отправляюсь вслед за ним. Еще через две минуты за мной пойдет Казачина.

Полсотни метров до моста мы преодолели за десять минут. Грохот от проезжающих наверху машин под мостом стоит такой, что кажется, даже заори ктонибудь из нас в голос – на мосту и не услышат! Но кричать нам незачем, поэтому мы спокойно закрепляем на опорах заряды. По два «рукава» на каждую сваю и по небольшому заряду между подкосами и продольной балкой. Для того чтобы разместить последние, строим «живую пирамиду». Так, готово – треть дела сделана!

Теперь бенефис Казачины! Примотав запал Ковешникова к балке, он притягивает к нему зиптаями^[58] отрезки детонирующего шнура, а потом разводит шнур по зарядам. Я в это время, зачерпнув воды в гильзу и наполнив консервную банку, подвешиваю наш «замедлитель» к подкосу рядом с зарядом. Хочется, чтобы его при взрыве разнесло на мелкие кусочки – пусть немцы голову поломают. Через десять минут все готово!

Ваня хлопает меня по плечу, и я отхожу в сторону. Он, опустив внутрь палец, проверяет уровень воды в снарядной гильзе, после чего, присев, отливает немного воды на землю – слишком ранний взрыв нам не нужен! Потом он приоткрывает капельницу и молча считает капли, падающие ему на ладонь. Регулирует капельницу… Прикрепляет гильзу к свае… Поворачивается ко мне и делает жест, как будто отталкивает чтото от себя. Пора делать ноги!

Подхожу к Люку и трогаю его за плечо. Когда Саня поворачивается – делаю жест себе за спину, он понимающе кивает.

Назад мы ползем попластунски. Да еще Казачина задержался, оставляя пару сюрпризов для тех, кто будет ремонтировать мост, так что, когда мы скрываемся в роще, восточная сторона неба уже алеет.

Связываюсь с Тотеном:

– Арт в канале. Тотен, ответь!

– Здесь Тотен. Что у вас?

– Мышка в норке. Будет дело через круг.

– Понял тебя. Ждем.

Через рощу мы бежим, а нога у меня болит все сильнее, но стараюсь не подавать вида – нам еще перебираться через брод, а в деревне могут быть немцы, так что мы должны поспеть до рассвета.

«Уф, успели!» – думаю я, когда спустя двадцать минут мы добегаем до «Круппа» и я в изнеможении опускаюсь на землю.

– Что такое? Нога? – спрашивает Люк.

– Да, побаливает немного, но сейчас в машине отойдет.

Достаю рацию:

– Арт в канале. Мы – на роликах!

– Фермер в канале. Понял тебя. Здесь шумно очень, катитесь колбаской по Малой Спасской.

Это значит, что нам предстоит воспользоваться запасным маршрутом через Реченицу – Боровцы и Новую Малиновку. «Интересно, а свадьбу там давно играли?» – совершенно некстати приходит мне в голову. Люк садится за руль и заводит мотор.

Когда мы подъезжали к Боровцам, издалека до нас донесся приглушенный расстоянием грохот мощного взрыва…

* * *

ГЛАВА 53

С основной группой мы встретились у местечка с романтическим названием Новая Малиновка. У них все тоже срослось лучше некуда – мостик взлетел в воздух.

– Ну что, товарищи командиры, – начал Фермер, доставая из планшета карту, – за десять минут решим, куда будем двигаться дальше?

– А то ты не определился еще? – ответил за всех Люк.

– Может, и определился, но умных людей тоже послушать надо… Тох, может, ты что помнишь?

– Командир, я вроде все сказал еще вчера…

– Ну, вдруг тебя инъекция свинца простимулировала?

«Хм, а ведь верно, пока я отдыхал, чтото такое вспомнилось… Но что? Думай! Шевели извилинами! Ничего…»

– Саш, вроде чтото бродит в голове, а отловить не могу…

– Жаль… Значит, так, сейчас мы выскочим на шоссе, ведущее к Заславлю…

– Как на Заславль? – удивился Тотен. – Мы же оттуда два дня как уехали!

– А вот так! Здесь восточнее вообще спрятаться негде – сплошные торфоразработки и совхозы, и к фронту ближе. А искать нас будут или севернее, где леса, или восточнее – ближе к фронту. А мы на запад пойдем, не забыли, какая у нас цель?

– Тут забудешь, пожалуй… – за всех ответил Люк.

– Все, дискуссия закончена. Пять минут – покурить и оправиться!

Я подошел к Бродяге:

– Шура, а что со связью?

– Ну, мы получили список частот и расписание сеансов вместе с шифром, но Центр настаивает на личной встрече… Саня еще и поэтому от Радошковичей далеко уходить не хочет. Там наша единственная связь на сегодняшний день…

* * *

ГЛАВА 54

«Заславль. 28 км» – гласил дорожный указатель у первого на нашем пути перекрестка. Ну что такое тридцать километров в современных условиях? Полчаса езды на машине. До Заславля же нам пришлось добираться четыре с половиной часа! Около шести утра навстречу нам попалась первая войсковая колонна, изза которой нам пришлось прижаться к правой обочине и простоять так почти полчаса. Затем колонны пошли сплошной чередой. «Быстро они сообразили перенаправить войска в обход!» – подивился я скорости реакции немецкого командования.

Самое обидное, что сейчас мы с дороги свернуть не могли: южнее была обширная зона болот, а единственная дорога на север приводила нас в тот же район, где мы начали нашу военную эпопею. Оставалось только стиснуть зубы и прорываться на запад.

Во время очередной вынужденной стоянки командир позвал к своей машине Тотена и Люка и о чемто принялся с ними шептаться. После примерно пяти минут эмоционального, судя по активной жестикуляции, обсуждения Тотен и Люк полезли в кузов «блица». Минут через десять ребята вылезли назад, уже обряженные в ставшие за последние пару дней привычными костюмы фельджандармов. Выбравшись из машины, я направился к командиру, уж очень мне было интересно, чего они там понапридумывали! Подойдя почти вплотную и повернувшись так, чтобы мой вопрос был не слышен идущим по дороге немцам, я спросил:

– Что задумал, командир?

– Наглость пора включать! Мы кто, по легенде? Часть охраны тыла, так? Вот и поедем сейчас с мигалками и сиренами ловить нехороших злыдней, что мосты тут портят. Понял?

– Понял. Через город думаешь прорываться?

– Что я, больной, что ли? Узнает какойнибудь сапер родной транспорт, и «ага»! Так что с юга город объедем.

Ребята как раз оседлали свой мотоцикл и дали отмашку остальным грузиться по машинам. Подойдя к своей машине, я обратил внимание на Трошина, который сидел на заднем сиденье и со злой гримасой разглядывал проходившие мимо немецкие колонны. Забравшись на водительское место, я бросил ему через плечо:

– Бухгалтер, лицо попроще сделай!

Он вздрогнул и вопросительно посмотрел на меня.

– С такой физиономией, как у тебя, хорошо в штыковую ходить, а не по тылам диверсиями заниматься.

Тут один из проходивших мимо солдат крикнул мне чтото понемецки…

«Так, „камерад“, „гибен мир“, „сигаретте“, „кригскамерад“. Сигареты стреляет, что ли?» – подумал я, и уж совсем было собрался бросить немцу пачку трофейных, в которой еще оставалось четыре сигареты, как вспомнил, что у немцев подобная щедрость не принята. Вытащив одну сигарету, я показал ее пехотинцу и сделал приглашающий жест рукой. Немец метнулся из колонны как раз в тот момент, когда я запустил мотор, так что сигарету он взял у меня из руки практически на ходу.

– Битте, камрад! – пробурчал я, надеясь, что за шумом мотора мой жуткий акцент не вызовет особых подозрений.

Но, как видимо, мысль о русских диверсантах, одетых, как немцы, и разъезжающих на немецкой машине в глубоком тылу не пришла в голову этому немецкому солдату, поэтому он просто улыбнулся мне и, крикнув «Данке, геноссе!», зашагал дальше.

«Ух, пронесло!» – подумал я, втыкая первую.

– Ну, ты и силен, Антон, – странным голосом сказал Трошин. – Я бы так не смог…

– А что ты о наших нелегалах скажешь, что по двадцать лет в Германии живут? Учись, майор, или нам не по пути!

* * *

«Трюк с мигалкой» вполне удался – даже регулировщики, прислушавшись к крикам Тотена о том, что, дескать, маневренная группа едет ловить нехороших русских диверсантов, давали нам «зеленую улицу». Перед самым Заславлем мы повернули на север и, доехав до Прудянской слободы, вырвались «на волю в пампасы», то есть принялись кататься по проселкам и тропинкам, постепенно продвигаясь все дальше на запад. Около часа дня в районе местечка со странным названием Швали мы перевалили через железную дорогу Радошковичи – Заславль – Минск и, оставив на память о себе пару «сочных» подарков, повернули на югозапад.

Около трех дня колонна встала на дневку в небольшой роще у деревеньки Моньки. Народ высыпал из машин.

– Да уж, десять часов без гидроусилителя и автомата могут и убить! – сказал ВаняКазак, потягиваясь.

Я был с ним целиком и полностью согласен – моя левая, раненая нога налилась свинцом после всех этих упражнений с тугим сцеплением, да так, что мне пришлось со стоном сесть на землю, едва я выбрался из машины. Фермер оценил вымотанность личного состава и дал команду отдыхать, поставив старшими над дозорами Дока и Бухгалтера. Когда из кузова вылез «подконвойный» танкист, то он был отправлен на кухню к Несвидову. Лиду пока тоже определили на кухню.

Еще раз оглядев бравое, но уставшее воинство, Фермер обратился к нам:

– Ближайшие сутки будем отдыхать! Спать, есть, новичков тренировать. И думать, как дальше жить будем. А то мне не нравится, что четыре дня мы как усранные зайцы по лесам носимся и работаем только «на шару». Водителям разрешаю «отбиться» на один час, пока обед не будет готов.

– Так у нас не водителей из команды – только Док и Тотен, остальные рулили… – ответил командиру Люк.

– Вот всем и спать!

– А ты сам? – спросил я у Саши.

– И я – тоже!

– Командир, а можно я Емеле обед готовить помогу? – спросил Казачина.

– Какому, на хрен, Емеле? – не понял Фермер.

– Ну, Несвидову, сержанту. Он же Емельян…

– От же ж, при таком имени и позывного не надо… – почесал затылок наш командир. – А помогать не разрешаю! Отбиться всем! – И он начал доставать из рюкзака «пенку» и спальник.

Расстелив все это под ближайшим деревом, Саша демонстративно возлег на коврик и сказал свое любимое присловье:

– Кто последний спать ложится – тот дурак и гасит свет! – После чего накинул на голову шарфсетку и заснул.

* * *

Просыпался я тяжело, так, что даже пришлось Тотену применить секретный прием «кружка воды на голову». Потирая глаза, никак не желавшие открываться, я сел:

– Алик, ну что за пещерное варварство, лить живому человеку воду на голову? Вот сейчас я проснусь… и комуто придется побегать по кустам!

– Ничего личного! Я просто выполнял приказ! Она сама ко мне пришла! – скороговоркой выпалил Тотен, отскакивая в сторону. – И вообще! Ты жрать хочешь?

– Хочу. Чем там нас травить будут? – спросил я, вставая. Но, к немалому моему изумлению, тело, а точнее, левая нога отказалась мне повиноваться, и я грохнулся на землю.

– Твою в бога, в душу… – обиженно сказал я, глядя на предавшую меня конечность.

С лица Алика сползла глумливая ухмылка:

– Тох, что такое?

– Не слушается чтото.

– Я Дока сейчас позову…

– Не надо, похоже, я ногу просто отлежал… – И я сделал еще одну попытку встать.

И снова безуспешно. Нога была как деревянная, а при попытке перенести вес на нее бедро простреливала острая боль.

– Да что же это за фигня такая?!

– Тош, посиди, а? Я Дока сейчас приведу. И не спорь! Пожалуйста… – И Алик побежал за Серегой.

Через пару минут около меня уже суетился Док, бесцеремонно приказавший мне стянуть штаны.

– Да, друг мой… Радуйся, что мы Бороду с собой не взяли, а то он бы тебе рану вылечил… – протянул Сережа, аккуратно ощупывая мое бедро.

Надо сказать, что шутка про раненую ногу родилась у нас в команде после просмотра фильма про испанских миротворцев в Боснии. Там один из героев, не имея возможности (а может, и желания) спасти изпод обстрела раненную в ногу подругусолдата, просто задушил ее. Мы в свое время просто обалдели от такого «общеевропейского гуманитарного подхода», и вот уже много лет участливо спрашиваем пострадавшего сокомандника: «Что, в ногу ранили?»

– Чтото серьезное, Док? – поинтересовался подошедший командир.

– Если честно, то да. Воспаление. Пока – не сильное. И нагноение.

– Да как так? – удивился я. – Сам же рану обрабатывал, а ты смотрел и сказал, что все в порядке.

– Сказал. Но я же не знал, что ты на долгие пешие прогулки настроился. Да и десять часов за рулем – тоже не подарок. Знал бы, что так получится, – сам бы вместо тебя за руль сел.

– Так делатьто что будешь? – спросил Фермер.

– Чистить, что же еще? Командир, посторожи этого хромоногого, пока я за инструментом схожу.

– Конечно!

Пока Серега ходил за «Ужасно Большой Полевой Аптечкой», больше напоминающей чемодан средних размеров, Фермер достал свою «командирскопремиальную» фляжку и протянул ее мне.

– Глотни!

Я сделал большой глоток коньяку.

– Еще.

– Сань, да тут меньше половины осталось…

– Пей, я сказал!

Еще глоток. В голове приятно зашумело. «Ох, черт! Меня же сейчас развезет!» – подумал я, вспомнив, что нормально ел часов пятнадцать назад.

– Сань, ты меня споить хоошеш? – заплетающимся языком спросил я командира.

– Ага! Давай еще глоточек за победу над Германией!

В результате к приходу Дока я не то что «экзистенциальный» сказать не мог, а и, пожалуй, «метрополитен» для меня стало слишком сложным словом.

– О, я гляжу, пациент готов! – радостно сказал Док, принюхавшись. – Но для страховки – еще и таблеточку примите, уважаемый, – добавил он, протягивая мне таблетку.

– Што ето?

– Цикутоцианид – что же еще! Шучу. Кетанов. Запьешь? – И он снова протянул мне командирскую фляжку.

– А… Ик… га.

Что конкретно делал Серега с моей ногой, я не помню. Было больно. Потом – еще больнее. Потом мне стало тепло и хорошо, и я заснул.

ГЛАВА 55

Проснулся я от непреодолимого желания сходить в туалет, когда вокруг было уже темно. С трудом, изза гудящей головы и накатывавшей тошноты, поднявшись на ноги, я сделал пару шагов по направлению к ближайшим кустам и только тут обратил внимание, что нога практически меня не беспокоит! Рана легонько ныла, но нога не «подламывалась» сама по себе. Еще бы и голова не болела…

– Как самочувствие, Антон? – окликнул меня ктото.

– А? Кто это?

– Это я, Вячеслав.

– Трошин?

– Да.

– Слав, не в службу, а в дружбу, водички принеси. Пить хочется, аж жуть!

Пока Бухгалтер ходил за водой, я сделал все свои дела и вернулся к спальному месту. Тут и Трошин водички принес. Выхлебав котелок холодной, вкуснейшей воды, я ощутил жуткий голод.

– Слав, а пожрать ничего нет?

Трошин хлопнул себя по лбу:

– Тебе же две порции оставили! Сейчас принесу, посиди пока.

Не знаю, с голодухи это было или как, но холодная пшенная каша с тушенкой показалась мне фантастически вкусной.

– Ты как себя чувствуешь? – еще раз спросил Трошин, когда я, отставив в сторону котелок, блаженно вытянулся на «пенке».

– Сейчас – очень хорошо! – честно ответил я.

– А я уже волноваться начал. Ты же за всю дорогу ни слова про ногу свою не сказал…

– Да не до того както было. На нервах всю дорогу… Сам понимаешь.

– Я и говорю – дурак я, что не заметил. Надо было тебя подменить…

Мы закурили.

– Антон, а что мы дальше делать собираемся?

– В каком смысле?

– Понимаешь, я, пока мы ехали, подумал: а ведь все, что вы или, вернее, мы сделали пока, – это не более чем импровизация.

Я поперхнулся табачным дымом:

– То есть?

– Ну, у вас нет оружия и взрывчатки и, главное, нет связи.

– Ты думай, что говоришь! – «Интересно, а если ему правду сказать – поверит или нет? Нет, не буду пока».

А вслух я продолжил:

– Понимаешь, Слава, нас в такой спешке забрасывали, и все, кроме секретных и специальных средств, мы должны были получить в Минске. Но никто не ожидал, что немцы так быстро кольцо замкнут, так что мы прилетели в Минск, а из него уже прорывались самостоятельно. И контакты наши на республиканский УНГБ были нацелены. Я имею в виду – обеспечение и поддержка.

– Понятно. А что мы на одном месте кружим?

– Поясни, что ты имеешь в виду?

– Ну, я же не дурак и карту читать умею. Мы около Минска крутимся, хотя могли бы без проблем уйти на север, а потом вернуться. У нас какойто объект тут?

– Если честно, то да. Гиммлер.

– Кто? – не понял Вячеслав.

– Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС.

– Кто? – Казалось, что глаза Трошина могут выскочить из орбит, так широко он их раскрыл от удивления.

– А ты думал, на что такая группа, как наша, нацелена может быть? На подрыв деревянных мостиков?

Бывший майор явно охренел от нашей скромности – около минуты он беззвучно шевелил губами, не решаясь ничего сказать. Потом, собрав волю в кулак, спросил:

– А с вами можно?

– А ты и так с нами. Но должен тебе сказать – в плен ты теперь права попадать не имеешь. Уж извини.

– Да я понимаю, не маленький… Товарищ старший лейтенант госбезопасности, – обратился Трошин ко мне, – могу я вам задать один важный вопрос?

Чемто именно эта нерешительность, с которой бывший майор спрашивал, заставила меня напрячься:

– Да, Вячеслав, слушаю тебя.

– Понимаете, – говоря это, он мялся и подбирал слова, – я всетаки в Красной армии уже больше десяти лет. И многое повидал. Приходилось и с осназом общаться, но вот только такого, как в вашей группе, не видел ни разу.

– И что тебя смущает? Подготовка? Или еще что?

– Да нет, то есть и подготовка тоже. Понимаешь, Антон, есть у меня ощущение, что вы какието другие, не такие, как осназовцы, с которыми я общался. У вас не только подготовка и приемы своеобразные, но и разговоры какието необычные, а про тактику я и не говорю. Я просто до встречи с вами не представлял, что ктото может сознательно в одиночку на взвод НАПАДАТЬ! А снаряжения, как у вас, я вообще в жизни не видел!

– Эх, знал бы ты, Слава, сколько ты еще в своей жизни не видел… – ответил я и с грустью в голосе добавил: – Да и не увидишь, скорее всего.

Вячеслав изобразил на лице непонимание.

– Понимаешь, мы не просто разведывательнодиверсионная группа. Мы… группа специального назначения.

– Не понимаю… А осназ – это «особого назначения», и что? – сказал и посмотрел мне в глаза.

В этом взгляде не было недоверия, в нем было непонимание. Примерно как у ребенка, который видит сложный и непонятный механизм, но никак не может сообразить, как и почему все это работает. Вроде и не должно, а работает.

Я помолчал несколько секунд, а затем, оглядевшись по сторонам, положил руку Трошину на плечо и произнес:

– Слава, я же тебе уже рассказал про наше основное задание…

– Да.

– Ну так вот, – я понизил голос до трагического шепота. – Нашу группу готовили в строжайшей секретности еще задолго до войны. И действовать мы должны были не здесь, а ТАМ .

Трошин смотрел на меня и, казалось, даже не дышал. Мне было заметно, что он действительно понимает важность момента. Понимает то, что сейчас его приобщают к чемуто очень серьезному и очень важному. Приоткрывают перед ним завесу секретности и таинственности, тем самым признавая в нем если не равного себе, то достойного это услышать.

– Мы первая и единственная группа нового образца. Такая, которой в нашей стране больше нет, – я глубоко вздохнул и продолжил: – И, может, больше в ближайшие лет десять не будет. Нас готовили для заброски в Англию или САСШ. Поэтому и снаряжение у нас такое необычное, чтобы если вдруг даже погибнет кто или захватят враги вещи, человека или оружие, то не смогли бы они догадаться, кто мы и откуда. Ты смеяться будешь – у нас даже носки и трусы не такие. Закупали для нас все за границей. И одежду на заказ шили. Что уж там говорить про рации и прочее. Язык английский почти все знают в совершенстве. Только вот Алик – по немецкому специалист. Повезло нам с ним. Его для работы на территории Германии готовили, а мы вот шли с «английским уклоном». Нас должны были туда в конце лета забросить, да вот война началась с немцами. Пока то, пока се, а фашисты уже к Минску подошли. Вот тут про нашу группу и вспомнили. Собрали всех, кто под рукой был, засунули в самолет и отправили сюда. То, что при нас – это, так сказать, личное оборудование. А остальное, штатное для осназа, снаряжение, пароли, продукты мы должны были в городе получить. Только вот пока прочухались наши командиры в Москве, немцы уже Минск взяли. Основное задание насчет Гиммлера нам два дня как по рации передали.

Понимаешь, тут какое дело. Рация наша коротковолновая, принимать сообщения может, а вот сетку для обратной связи нам не дали – в Англии этим другие люди заниматься должны были. Чуть ли не через объявления в газетах шифровки отсылать. А без сетки нас никто и не послушает. Перемудрили, понимаешь, с секретностью. Мол, запеленгует передачу противник и вычислит местонахождение группы. Так что задание на уничтожение Гиммлера мы получили, а теперь вот думаем, как выполнять будем.

– Товарищ старший лейтенант, а вы там, за границей, были?

– Бывал.

– И как там?

– Да как тебе сказать, – я пожал плечами, – дороги лучше, а народ другой. Не скажу, лучше или хуже. Совсем другой. Большинство тех же англичан для тебя ну как марсиане, что ли, будут. С виду вроде и хороший человек, а поступает непонятно…

– А жизнь там какая?

– Разная. Я лозунгами говорить не привык, сам понимаешь. Чтото получше, чем у нас устроено, а чтото – не приведи Господь…

– Антон, а ты что же, верующий? – внезапно спросил Вячеслав.

– С чего ты взял?

– Ну, Бога иногда поминаешь. Очень странно – командир из госбезопасности, и верующий.

– А ты не путай религию и веру.

– А это разве не одно и то же?

– Нет. Это – совершенно разные вещи! Будет время – подискутируем на эту тему, обещаю.

– Значит, вашу группу в Англию забросить хотели, – уже сам для себя повторил Трошин.

– Теперь, Слава, – посмотрел я в глаза бывшему майору, – слушай сюда. Если ты хоть слово кому скажешь – извини, но я сам твой язык отрежу. Голыми руками оторву, и хорошо, если не вместе головой.

– Антон, я не подведу! – тихо и торжественно сказал Вячеслав.

* * *

ГЛАВА 56

После утренней побудки я нашел Фермера и рассказал о ночном разговоре. Командир было собрался устроить мне разнос за нарушение режима секретности, но сделал скидку на мое невменяемое состояние и сменил гнев на милость. После чего позвал Бродягу, и они минут пятнадцать о чемто шушукались в «штабе».

А сразу после завтрака командир построил весь отряд, причем разделил всех присутствующих на две группы – членов нашей команды и всех остальных и обратился к окруженцам с короткой, но прочувствованной речью:

– Товарищи бойцы и командиры, возможно, у многих из вас есть вопросы к представителям нашей группы. Предлагаю задать их сейчас, а не шептаться по углам. При возникновении какихлибо вопросов в дальнейшем прошу обращаться к комиссару отряда, капитану госбезопасности товарищу Бродяге, – и он указал рукой на Шуру.

– Товарищ полковник, – Несвидов обратился к Саше, используя армейское звание, – какие могут быть у нас вопросы? Вы – секретная группа! Нас выручили и к делу приставили, так что же нам роптатьто?

Судя по реакции бойцов, сержант говорил от лица большинства. «Мутный» танкист, так грамотно обработанный старым опером, молча переминался с ноги на ногу.

Бухгалтер же стоял с видом значительным и понимающим, но с репликами не лез.

Тут руку поднял боец Кудряшов, он же – Дед Никто:

– Товарищ майор госбезопасности, а нас вы рациями пользоваться научите?

– А зачем это вам, боец? – вопросом на вопрос ответил Фермер.

– Ну… На всякий случай… Если вдруг радиста… с радистом что случится… – замялся Кудряшов.

– Я потому с вами и разговоры разговариваю, чтобы не случилось этого «всякого случая». Чтобы не поперся никто в деревню молочка попить, или, там, девку пощупать, или еще какую глупость не учинили. Ясно?

– Да! – нестройно ответили окруженцы.

– Тогда объявляю распорядок дня! В девять нольноль – занятия по стрелковой подготовке. Ответственный – товарищ капитан, – кивок в сторону Бродяги. – В десять тридцать занятия по рукопашному бою. Ответственный – товарищ старший лейтенант, – это уже мне. С полудня и до тринадцати нольноль – занятия по минновзрывному делу. Старший – товарищ сержант госбезопасности, – кивок в сторону Казачины… У вас есть пятнадцать минут личного времени. Разойдись!

Когда окруженцы отправились восвояси, командир собрал всех членов команды в кружок и рассказал о придуманной мною легенде. Бродяга добавил несколько комментариев, потом мы немного поспорили о том, нужно ли посвящать когонибудь в наше иновременное происхождение, и решили, что пока не стоит умножать сущности.

Потом все разошлись по своим делам, а меня Фермер оставил на «поговорить».

– Как считаешь, «съел» Бухгалтер дезу или как?

– Я думаю, что «съел», и потом – участие в таком мероприятии для него – отличный шанс реабилитироваться за прошлое. Так что при смешении личного и общественного должен хороший результат получиться. Да и неглупый он мужик.

– Ну, я еще Шуре поручил его как следует прощупать и подписку взять. А для тебя на ближайшую неделю, если не считать занятий по рукопашке, задание одно – вспоминать. Что хочешь делай – водку пей, комсомолку соблазняй, на дереве вниз головой виси, но постарайся вспомнить максимум информации. Понял?

– Да, Саш, понял, – ответил я, но потом, желая разрядить обстановку добавил: – Ну, давай коньяк, и я к комсомолке пошел – будем на дереве вместе вниз головой висеть! – За что тут же получил от командира подзатыльник!

* * *

За почти два часа, прошедшие до «моей» тренировки, я так ничего внятного не вспомнил, зато хорошо завтрак усвоил и даже подремал минут пятнадцать. Так что к занятиям я приступил свежий и относительно бодрый.

На небольшой прогалине выстроились в шеренгу не только почти все окруженцы, но и Док с Казачиной.

– Ну что же, товарищи, приступим! – И я машинально поклонился ученикам.

Глаза некоторых, например сержанта Коли Юрина, удивленно округлились. Чтобы пресечь ненужные кривотолки, я откомментировал:

– Сержант Юрин, что вы на меня так вылупились?

– А поклонились вы нам зачем, товарищ старший лейтенант?

– В странах Дальнего Востока так принято. Кланяясь, я показываю мое уважение к вам и благодарю за то, что выбрали меня своим учителем. Вы же должны поклониться в ответ.

Сержант, а за ним и остальные молча поклонились.

Начал я с короткой, минут на пятнадцать, разминки, во время которой показал бойцам, как разминаться без лишних движений: стоя, сидя и даже лежа.

Затем я продемонстрировал два простейших освобождения от захвата руки и прямой удар кулаком.

«Гусиная лапка» была воспринята легко, а вот с «вращением локтя наружу» пришлось помучиться. Для правильного и эффективного выполнения этой техники необходима согласованная работа рук и ног, а у моих сегодняшних учеников с этим было плоховато.

– Сержант, – обратился я к Несвидову, который, пыхтя, пытался выкрутить руку Доку, – вы косить умеете?

– Да, товарищ старший лейтенант, – ответил запыхавшийся Емельян.

– Представь себе, сержант, что тебе косить надо только руками…

– Как это?

– Без скручивания корпуса и шагов. – И я показал, как придется косить Несвидову. – Ну и много ты так накосишь?

– Дак, с мышкин… хвостик.

– А здесь почему корпус и ноги не используешь? Вот смотри. – И я продемонстрировал на Доке, как нужно правильно выполнять прием. Несмотря на то что Серега весит килограммов на двадцать больше меня, его ножки оторвались от земли, и он улетел метра на полтора.

– Осторожней ты, шаолиньский монах! – провыл Серега, поднимаясь с земли. – Вот ранят тебя в следующий раз, посмотрю, как ты завоешь, когда я поломанными тобой руками буду у тебя в ляжке ковыряться.

– Извини, доктор, я же мягко.

– Мягко, но больно… Чуть руку не оторвал! – И Док демонстративно потер правую руку.

– Емельян, вы поняли? – обратился я к Несвидову, не обращая внимания на фальшиво ноющего Дока.

– А помедленнее можно, товарищ старший лейтенант? А то вроде чтото такое уловил, но…

– Тогда на тебе покажу.

Когда я скрутил сержанту руку, тот напрягся и попытался сохранить равновесие. «Здоровый мужик! На натурпродуктах вырос, да еще в деревне!» – подумал я, а вслух сказал:

– Видишь, одними руками даже у меня не выходит! А теперь добавим ноги… – И я сделал маленький шажок левой и перенес на нее вес тела. Взвыв, Несвидов, крутанулся в воздухе и мешком рухнул на землю.

– Понял теперь? – Я протянул руку, помогая ему встать.

– Ага.

Когда показанные приемы были повторены раз по пятьдесят, настала пора для более сложных действий – связок «атаказащитаконтратака». Вот тутто «ученики» и взвыли. Минут через пять у половины от ударов оппонентов распухли и покраснели носы. «Торопятся, голубчики».

– Так, снизили темп! Чернов, ну что ты лупишь, как будто на чемпионате Союза в финале? Спокойней! Кудряшов! Денис! Ты куда смотришь? Ну кто же глаза при атаке закрывает?!

Под такие подбадривающие окрики отработка приняла хоть скольконибудь упорядоченный характер.

– Товарищ старший лейтенант, можно вас? – окликнул меня Юрин.

– Что «можно»? Ударить? Говори четче!

– Подойдите, пожалуйста.

Когда я подошел, партнер Юрина, Сомов, один из тех молодых артиллеристов, что присоединились к нам еще на первой смолокурне, нерешительно переминался с ноги на ногу, щеголяя расквашенным носом и исподлобья глядя на нас.

– Вот, товарищ старший лейтенант, полюбуйтесь… – начал сержант. – Пока он нападал, все было еще болееменее, а как я начал – так полный кавардак выходит! Как ни ударю – так все время ему в нос попадаю. Он что, специально его подставляет?

– Вас Петр, кажется, зовут? – обратился я к Сомову.

– Да, – буркнул он.

– Что такое с вами?

– Не могу понять, тащ старший лейтенант, что делать. Вы вроде все понятно объяснили, а я смотрю на то, как тащ сержант бьет, и не понимаю, чего мне делатьто надо. Ну, точно баран на новые ворота.

– Сомов, а ты комаров когданибудь ловил? – сменив тональность, огорошил я его вопросом.

– Че?

– Я говорю, комаров когданибудь ловил? Не бил, а ловил… Ну, в детстве там?

– Да.

– Вот и представь, что рука товарища сержанта – это комар, которого поймать нужно и лапки оторвать.

Я попросил Юрина ударить и показал, как ловят «комара».

– Вот так, боец. Попробуй. И не сдавайся так быстро – аналогии придумывай.

– Что придумывать?

– Примеры. Вроде как я сейчас тебе объяснил…

Юрин заинтересовался:

– А вот руку мы когда выкручиваем, так там движение навроде того, когда белье мокрое выжимаешь, так?

– Да, верно подметил. Если так к вопросу подходить – многие вещи проще получаться будут. Ну, как будто ты не руку ломаешь, а палку сухую, не от удушения уходишь, а через окошко маленькое пролезаешь… Художественно к вопросу подходить надо.

Я отошел в сторонку и присел на бревнышко, всетаки раненая нога давала о себе знать. «Как баран на новые ворота» – отчегото эта фраза засела в голове. «Как баран… как баран… бараны, барашки… Барановичи… А при чем здесь Барановичи, а? Да ни при чем… Из Барановичей в Слуцк. Что за хрень? А Слуцк откуда взялся? Из Барановичей в Слуцк. Из Барановичей в Слуцк» – завертелось в моей голове на мотив детской песенки «Учат в школе, учат в школе, учат в школе!».

Внезапно я понял, что напеваю на этот мотив следующую песенку:

* * *

Вспоминает гвардии полковник Трошин B. C.

Чему еще учили? Драться учили… На совесть. Инструктором у нас старший лейтенант госбезопасности Окунев был. Мы с Антоном сдружились даже. Он мужик веселый был. Помню, как он постоянно нас подкалывал и передразнивал, когда ктонибудь, вместо того чтобы делом заниматься, болтал или не выходило у кого, но не по неумению, а изза невнимательности или лени.

Перемещения у меня както не получались, так он подошел, шаг этот хитрый показал. А потом смешно раскорячился и спрашивает:

– Как я делал, видел? А так ты шагаешь.

И не поверите, я все свои ошибки сразу увидел. Он просто каждую ошибку чуть выпятил. Совсем чутьчуть, но они сразу заметны стали. Если у тебя нога вихляется, то у него трястись будет так, будто чарльстон он танцует. Ты руку выше, чем надо поднял, – он в пионерский салют свою стойку превратит.

Сразу как первая после нашего прорыва тренировка закончилась, один из наших, Кудряшов его фамилия, насел на тренера с вопросом, каких таких монахов военврач в начале тренировки поминал. Ну и объяснил Антон. Доходчиво. Дескать, был в Китае такой монастырь их, восточный, где монахи не только поклоны били, но и приемы борьбы всякие придумывали и оттачивали. И коечто из придуманного теми монахами показал. Упор лежа принял и давай отжимания делать, на одной руке да на трех всего пальцах. Потом встал и спрашивает: а что, дескать, с горлом вашим будет, если я такими пальчиками за него возьмусь? Мы и призадумались. А он нас подбодрил, сказав, что на него равняться не надо, поскольку он всю жизнь умения свои совершенствует и до смерти этим заниматься будет, а у нас задача попроще – хоть чемунибудь научиться.

А Денис, Кудряшов то есть, не унялся и спросил, как почтение такое к монахам может у советского командира быть. Дескать, мракобесы они все, и мы не зря религию отбросили.

А Антон на него пристально посмотрел и спросил, что он, боец Кудряшов, про Пересвета и Ослябю думает. А тот замялся и ответил, что не знает, кто такой Пересвет этот, и про Ослябю тоже, мол, не слыхал. Ну, тут уж Окунев и выдал ему на орехи, минут пять говорил. Лекцию прочитал по истории Отечества. Мы даже заслушались. А потом на часы посмотрел, чертыхнулся и погнал нас на занятия по взрывному делу.

ГЛАВА 57

Разогнав ученичков, я промочил пересохшее горло водой из фляги и похромал к командиру. Информация, вытащенная мной из подкорки, была так горяча, что мне казалось, что мозг мой закипит и паром сорвет крышку черепа. Не зря же в касках вентиляционные отверстия предусмотрены, я полагаю – как раз для таких случаев.

Фермера я застал возящимся с какимито бумагами. Ну да, командирская доля, она такая – хорошо, что у нас еще бухгалтерию вести не надо…

– Ну что, вспомнил чтонибудь или так, на коньячок зашел? – поприветствовал меня командир.

– Саш, вспомнил, и много интересного, между прочим…

– Рассказывай!

– Читал я в свое время книжку одну, – начал я издалека, – написал ее личный массажист, а точнее – мануальный терапевт Гиммлера. Спина у гада сильно болела, а тот у китайца учился…

– Ну, прям как ты! – подколол меня Саша.

– Ага. Я потому ее и прочитал в свое время. Еще бы – роль мануального терапевта в истории! Хоть и переведена она была плохо, а может, и написана хреново… Но не в этом дело! Понимаешь, он в Минск не прилетел и не на бронепоезде приехал!

– Неужели пешком пришел?

– Нет. Гиммлер прилетит четырнадцатого августа на аэродром в Барановичи и около четырех вечера поедет в Минск на машине.

– Вот так так! Так это же замечательно! А как поедет? – спросил Саня, доставая карту.

– Через Слуцк.

– Ага, вот смотри, – сказал Фермер, водя пальцем по карте, – тут сплошные леса. Засаду на раздва сделать можно…

– А почему у Барановичей не устроить?

– А там что у нас?

– Аэродром военный, больше не помню ничего.

– Вот сам и ответил, – сказал Саша, шурша картами. – Блин, а листа с Барановичами тут нет…

– В смысле?

– Ну, остальные карты есть, а Барановичей – нет.

– А мелкомасштабная есть?

– Да, вот, – ответил он, выкладывая лист на импровизированный стол.

Я посмотрел на карту:

– Интересно, а зачем он через Слуцк поперся, когда через Дзержинск ближе и быстрее и трасса есть?

– А я откуда знаю?

Я еще внимательнее принялся рассматривать карту, вчитываясь в названия… Потом хлопнул себя по лбу:

– Ну конечно! Лесной массив видишь к северу от трассы?

– Да, и что?

– А то, что это – Налибокская пуща. Там сейчас то ли десять, то ли все двадцать наших дивизий в окружении бьются. Вот они и решили рейхсфюрера по безопасным местам провезти.

– Надеюсь, что с нашей помощью они безопасными для него не будут! – зло сказал Саня. – Спасибо, что вспомнил! Кстати, а комсомолку ты с дерева снял?

Я непонимающе посмотрел на него… Потом до меня дошло, и мы рассмеялись… На звук нашего гогота откудато изза кустов вынырнул Бродяга.

– Что, опять КВН вспомнили? – поинтересовался он.

– Нет… хаха… Гиммлера… – сквозь смех ответил ему Фермер.

– И комсомолку… – добавил я.

Минуты за три мы объяснили Шуре причину веселья, и он, хмыкнув пару раз, углубился в карту. Потом достал курвиметр и стал чтото вымерять.

– Прикидываешь, как туда добираться?

– Угу. Шестьдесят камэ получается. Вот если этими лесами проехать… – И он показал предполагаемый маршрут на карте.

– Не получится. Тоха говорит, там две армии наших в окружении сейчас плюс те, кто их в кольце держат. В открытую поедем. Дней через пять, когда шум поутихнет.

– Понятно. Я вот чего думаю. В колонне будет не менее четырехпяти машин… – сказал Бродяга.

– И по бэтээру или броневику в голове и хвосте колонны, и солдатня на грузовиках, – добавил я.

– При скоростях порядка восьмидесяти километров в час дистанция между машинами будет метров по пятнадцать.

– Если не больше, а дозор вообще в сотне метров впереди будет ехать, – подключился Фермер. – Э, а откуда ты взял восемьдесят камэ? Ты что, дорог здешних не видел? Сорок, ну, пятьдесят верст в час – максимум!

– И верно. Извини, от наших реалий плясал… – почесал затылок Бродяга. – Но все равно, в полсотни метров не уложимся, надо большую площадь накрыть. Тогда ставим четыре заряда с разносом по пятьдесятшестьдесят метров. Два крайних – тяжелые направленные фугасы. Котел литров на двадцать обклеиваем тротилом и засыпаем железом. Закрываем крышкой и ставим на попа. Наводим на дорогу, по центру. Головным и замыкающим машинам – одномоментный кирдык. Как ахнет этот заряд метров на восемьдесят с гарантией!

– Тох, а броня у немецких «броников» какая? – перебил размышления Бродяги Фермер.

– У «ганомага» – миллиметров десять, может, чуть больше. Короче, несерьезно. А вот у броневика и двадцать может быть.

– Все равно для «птички» – как бумага, – резюмировал Саша. – Продолжай, Шура.

Бродяга кивнул и продолжил размышлять вслух:

– На удалении пятидесяти метров от них ставим еще два заряда – это уже обычные фугасы. Как раз центр колонны и накроем. Вдоль дороги «монки»^[59] поставим.

– Хороший вариант получается. Надежный… – согласился Фермер.

– … «Монки» – тут есть один рабочий вариант. Там же столбы телеграфные стоят? А у них сначала двутавровая балка в землю вбивается, а уж потом к ней бревно проволокой прикручено. Не всегда, но часто так бывает. Столбы около дороги. Выпиливаем ночью бревно, уносим. Столб не упадет, его другое бревно держит, да и отпиливаем мы не все. В темпе распускаем бревно вдоль, выбираем середину, туда и кладем тротил. По всей длине, килограммов пять. Сверху гвозди, гайки, что хошь. Получается «псевдомонка» длиной метра полтора. Ставим бревно на место. Металлическая балка сзади сформирует направление снопа осколков.

– Эээ, Саш, фантазию прикрути – коптит! – перебил я Бродягу. – Столбы здесь пока бревнами крепят, с рельсами в стране напряженка. Да и зачем так изгаляться, если у нас тридцать «монок» из снарядов сделано?

– Точно. Чтото меня занесло слегка… – признал Бродяга и продолжил: – Наблюдение ведем издали, оптикой, оттуда и команду на подрыв даем. Метров со ста есть шанс уйти целыми, даже можно, наоборот, на помощь побежать. Вряд ли в этом бардаке будут смотреть на тех, кто помогает. А под шумок можно чтото и спереть или, наоборот, – оставить. Или добить особо живучих. Для этой цели можно и захваченный грузовик использовать. Тут, правда, может вырасти нехилая связка между пропавшими саперами и покушением. А там и мост припомнят. В общем, на уши встанут быстро.

– Группу контроля сделаем обязательно! – ответил Фермер. – Интересно, сколько у него сопровождения будет?

– На пару взводов и десяток пулеметов я бы заложился… – ответил я.

– Вполне. От роты в обычной засаде можно отбиться и прорваться – тоже. Но вот то, что мы двести метров дороги в пыль разнесем, – на это они рассчитывать не могут. Шур, я так понимаю, что нам около центнера тротила надо?

– Правильно понимаешь. Лучше, конечно, полтора.

– А у нас сколько есть?

– Килограммов десять осталось. Хотя за счет уже имеющихся шрапнелей килограммов тридцать мы сэкономили.

– Все равно взрывчатку искать надо. С завтрашнего дня аккуратно по округе ползать начнем. Радиусами. Может, на склад какой наткнемся. Или батарею приблудную…

– И про котлы тоже не забывай, – напомнил Бродяга.

– Черт, ну что мешало на смолокурне открутить?!

– Ну, сам знаешь присловье про прикуп. Радоваться надо, что в Минск лезть не придется! – успокоил командира Шура. – А котел в деревне найти можно.

– Или люк какой от танка приспособить… – в порядке бреда добавил я.

– А это мысль. Главное, чтобы по форме подошел. А вес не сильно важен. Точнее – чем тяжелее, тем лучше.

Оставив командиров дальше ломать головы над планом, я отправился на поиски Дока. Перевязку сделать, ну и поболтать «за жисть».

По дороге я увидел, что Трошин и еще трое бойцов занимаются какимито слесарными работами. Подойдя поближе, я понял, что они, заклинив штыки от «мосинок» в колоде, ножовкой отпиливают трубки, которыми штык надевается на дуло. «Бродяга припахал, любит он эти „иголки“», – подумал я и собирался пройти мимо, но Бухгалтер окликнул меня:

– О, Антон! Как нога?

– Нормально. Хромаю потихонечку.

– Слушай, а зачем мы этим занимаемся?

Я подхватил с чурбака три готовых «обрезка» и последовательно метнул их: первый – классическим хлестом от плеча, второй – наотмашь, а третий – броском снизу. Бывшие штыки образовали на сосне, росшей метрах в четырех от импровизированной мастерской, равнобедренный треугольник размером примерно с ладонь взрослого человека.

– А вот за этим! Пилите, Шура, пилите, они золотые! – закончил я фразой из классического произведения.

Вячеслав, похоже, «Золотого теленка» читал, поскольку усмехнулся и подбодрил остальных:

– Ну, что рты пооткрывали? Давайте дальше пилить, а потом товарищ старший лейтенант нас научит железками кидаться.

– Конечно, научу, – заверил я их. – Только с тремя возиться неудобно, вы их в траве в первые пять минут потеряете и всю тренировку искать потом будете. Нужно не меньше чем два десятка.

– Так у нас всего двадцать пять штыков.

– Ну, вот и пилите. Потом покажу, как хвосты из шнура вязать.

Серега был найден мной на небольшой поляночке. Как человек, командованием не припаханный, наш Авиценна с комфортом расположился на куске брезента и принимал солнечные ванны. С винтовкой, пистолетом и комсомолкой. Именно в таком порядке, поскольку винтовка лежала у него под боком, кобура с пистолетом, прикрепленная к разгрузке, лежала в полуметре от него, а Лида сидела на краешке брезента примерно в полутора метрах. Когда я подошел, Док самозабвенно ездил комсомолке по ушам.

– …видите ли, Лида, мне, как человеку, тонко понимающему прекрасное, всегда было интересно, отчего же женщины, особенно такие молодые и красивые, как вы, иногда пренебрегают косметикой? Ведь умелое использование современных достижений в области косметологии…

– Эй, Док, тут ботокс не толкнешь – спросу нету! – бесцеремонно прервал я Серегу. – Не хочешь ли полюбоваться на мускулистое мужское бееедро? – последние слова я произнес наигранножеманно.

– Тьфу на тебя, протиивный! – в том же тоне ответил Док. – Развели педерастию в команде! – Но, видимо, вспомнив, что рядом присутствует человек, совершенно незнакомый с нашим казарменноинтеллигентским юмором, поменял тональность:

– Лилия, тьфу, Лидия, не могли бы вы погулять минут десять, пока я буду товарища страшного лейтенанта пользовать… – Проглоченные последние слова явно указывали на то, что Серега хотел грубо пошутить, но в последнюю секунду одумался.

– Но, товарищ военврач третьего ранга, вы же обещали мне показать, как за ранеными ухаживать! – В голосе Лиды послышалась нешуточная обида.

– Что, эскулап, съел? – язвительно спросил я. – Давай, обучай молодое поколение!

Я приспустил штаны, и Сергей сноровисто смотал бинт с ноги. Рана выглядела неплохо, воспаление практически прошло, и, как заверил меня Серега, если все пойдет в том же духе – недельки через две я смогу нормально ходить. По мнению Дока, причиной воспаления стали мелкие частицы дерева и свинца, оставшиеся в ране после того, как я сам вытащил картечину. Если бы не последовавшее за этим многочасовое ралли, ничего бы страшного не случилось, но изза нагрузки и микрочастиц рана воспалилась, и я был в полушаге от гангрены.

– Пугаешь, что ли? – спросил я, посмотрев на Дока.

– Ни разу, – совершенно серьезно ответил он. – Это там, на… полигоне после травмы или ранения – сразу покой, «Скорая» и больница. А здесь любая фигня может к серьезным последствиям привести. Такто! – И он принялся бинтовать мою ногу.

Поблагодарив Дока и натянув штаны, я отправился на поиски Тотена, с которым хотел договориться об уроках немецкого. Этот пробел в образовании здорово огорчал меня.

ГЛАВА 58

Взгляд со стороны. Бродяга.^[60]

Пользуясь образовавшимся перерывом в обсуждении навалившихся проблем, я поспешил отыскать Казачину. Он нашелся не сразу, пришлось немного побегать по стоянке, тыркаясь под тенты, пока я не залез в кузов грузовика, где и обнаружил его, занятого бесконечным процессом инвентаризации.

– Салют! Я пришел к тебе с приветом…

– Утюгом и пистолетом… – проворчал Ваня, не отрываясь от дела. – Колись, чего надо?

– А просто так я прийти не мог?

– Ты – нет. Раз пришел – чегото от меня надо.

– А еще говорят, что должность ума не прибавляет! Она его даже и развивает в нужную сторону!

– Она не только ум развивает, но и профессиональное чутье. И оно мне сейчас подсказывает, что у тебя появились корыстные мысли относительно отрядного имущества.

– Угадал! Есть, и много.

– За что мне такие несчастья?! И одной твоей мысли бывает слишком уж до фига, а тут – несколько. Говори, злодей.

– Мысля первая. Фиксируй.

– Ну?

– Надо нам Антонову девушку одеть «как надо».

– Это как же? И, кстати, она вроде не его… А ничья…

– Молодая красивая девушка ничья быть не может – это нарушение законов природы! – наставительно сказал я.

– Ах, вот ты какой философ и бабский угодник… – ухмыльнулся Ваня.

– Я понимаю, что у тебя на уме, но у нас тут сейчас обратный процесс нарисовался, но посуди сам, ежели мы ее сейчас в населенку не наладим (а чтото мне подсказывает, что это у нас не получится), то в своем платьице она долго по лесам не наскачет. Резюме – надо форму ей подогнать.

– У меня что тут – швейное ателье?

– Нет. Но некоторое количество формы у нас есть, да и бундесового для нее не жалко… Организуй бойцов, ее саму припаши. Тебя учить надо?

– Не надо. Но «флек» не дам – для дела не хватает, а тут для красоты! Но чтонибудь придумаю, считай, что эту проблему ты на меня спихнул.

– Вторую тоже. Из танков инструмент натаскали?

– Да.

– Железа коекакого набрали, от пушек ты чегото там отвинтил, я видел.

– Ну и?

– Турель на грузовик свинтим? Пулеметов хватит. А такого сюрприза от нас ТУТ еще никто не ждет. Нам вскорости, может, придется экстренно коекого свинцом по максимуму засыпать. Так данный девайс очень даже в тему будет.

– Одиночку?

– Спарку. Из двух МГ.

– Я вам тут что, и «швец, и жнец, и всем немцам… трандец»? Не только ателье, но слесарная мастерская? – взвился Иван.

– Тш. Спокойней… Я же не прямо сейчас ее из тебя выбиваю? Покумекай… Может, и срастется чего…

– Ладно, подумаю… – недовольно буркнул Казачина.

– Ну вот, а ты говоришь – злодей! Не злодей – а генератор идей! – попытался я поднять ему настроение. Да, еще ремни немецкие, может, тоже пора бойцам на подвес отдать? Посмотри на Зельца. Слепил коекак РПС из немецких ремней, так и на человека стал похож.

– Саш, ты только из берлоги вылез? Уже три дня все, кто при деле, с немецкими системами ходят. Тоха еще на первой смолокурне это предложил, а на поляне той всем и раздали.

– Извини. Зарапортовался… На этом – финиш.

ГЛАВА 59

Следующие четыре дня были для меня, скажем прямо, скучными. Ребята мотались по окрестностям в поисках взрывчатки, как «зайцы дюраселл», я же сидел в лагере. Тренировал бойцов, возился с железками, отсыпался и пытался учить немецкий.

…Надо сказать, что шестнадцатого числа вечером состоялся первый сеанс связи с Большой землей. Ничего конкретного нам не передали, а вся радиограмма после расшифровки выглядела так:

Прочитав это послание, Фермер выматерился и посмотрел на Бродягу:

– Они что, издеваются? Какая, к чертям собачьим, встреча? С кем?

– Да что ты завелся? Встреча, скорее всего, с местным резидентом, – попытался успокоить командира Шура.

– И как мы на эту встречу пойдем?

– А зачем нам ходить? Инфо мы и так сливать можем, а в объятия к своим предшественникам я, честно говоря, не рвусь. Даже если справки, подписанные самим Гиммлером, о том, что мы не немцы, принесем – кишки все равно вытащат.

– Тох, Люк, а вы как думаете?

– Я бы на ту сторону не торопился… – ответил Люк. – Мы и здесь дел наделать успеем.

– Я бы тоже без козырей соответствующих за линию фронта не рвался, – согласился я с Люком.

– А с тебя, Антон, спрос особый. Мозгом работай, вспоминай. Благо, пока это у тебя неплохо получается. Норматив – страница в день.

– Сань, а если не вспомнится? – взмолился я. – К тому же согласно некоторым фантастическим теориям мы уже поменяли историю.

– И каким же образом?

– Ну, считай, на пару дней уже сорвали подвоз подкреплений… – не очень уверенно сказал я. – А в преддверии битвы за Смоленск это может серьезно сыграть…

– Ты себя слышишь? – прервал меня командир. – Тебе напомнить, сколько это сражение шло? Три месяца. А ты говоришь – «на два дня»!

– А зачем же мы тогда мосты взрывали? – спросил присутствовавший здесь Тотен.

– Потому что подругому нельзя! – отрезал Фермер. – Если бы мы их не взорвали, я бы себя перестал уважать. Хоть чемто помогли нашим. Может, лишний полк от немцев оторвется.

– Так что же мы делать должны, если и это – малость незначительная? – спросил я.

– Делать – что можем. И не считаться… Даже если твои сведения, Тоха, они подтвердят через месяц. Уже на фронте легче будет. Те три десятка немцев и полицаев…

– Обижаешь, командир… – перебил его Бродяга, – по моим подсчетам – полсотни, и это – без учета последних диверсий.

– Ну, пусть – полсотни. Но они до фронта не доехали, а на их место новых из Германии везти надо. Так что нос не вешаем и работаем дальше. Приказ понятен?

Вот согласно этому приказу я и маялся бездельем на базе. На этот раз я дежурил в радиопалатке, гоняя сканер, поскольку Бродяга вместе с командиром выехали «в поля» – группа Люка нашла там чтото интересное. А я, как «хромой увечный», считался командованием пока неспособным к длительным походам, да и вспоминать о войне в комфортных условиях охраняемого лагеря удобнее. К тому же в обязанности дежурного входила зарядка многочисленных аккумуляторов – дело, не только требующее некоторой квалификации, но и в наших условиях, скажем просто, секретное.

У товарища Бродяги с собой было хитрое устройство – зарядное устройство на солнечных батареях. При некоторой сноровке оно подсоединялось к имевшимся у нас «зарядкам» и для радиостанций, и для аккумуляторов от наших игрушечных автоматов. Во время одного из совещаний было решено, что они ни за что не должны попасть в руки немцев – Дениц^[61] бы до потолка от радости подпрыгнул. Получить в руки аккумулятор размером с две пачки папирос, выдающий нагора двенадцать вольт и емкостью в три амперчаса, – да у немцев появлялся нехилый шанс войну еще на годикдругой затянуть после модернизации своих подлодок с помощью таких аккумуляторов! Вот и приходилось мне теперь следить за тем, чтобы панель с элементами солнечной батареи особо не затенялась. Правда, в таком режиме мощности устройства хватает только для зарядки слабых батарей для раций, но мощные аккумы для «приводов» у нас пока были, что называется, «под завязку». Ну а при нужде и их зарядить не проблема – только движок у «Круппа» или «Опеля» завести.

Вскоре после обеда ко мне подошел Бухгалтер:

– Антон, не возражаешь, если я с тобой посижу?

– Возражаю. Только снаружи.

– Ну, снаружи так снаружи.

Я добавил громкости и вышел из палатки. Усевшись в паре метров от нее на бревнышко, я достал из кармана пачку немецких сигарет и поманил Трошина.

– Ты, Вячеслав, не обижайся, но нельзя тебе туда.

– Да я понимаю… А ты ничего не пропустишь, пока куришь тут?

– Услышу…

Мы молча закурили.

– Слав, я вот чего тебя спросить хотел, – начал я.

– Да?

– Ты ж майором был, так?

– Да.

– А как рядовым оказался?

– Может, не будем об этом? – просяще сказал Трошин.

– Отчего же? Хочется знать, кто мне спину прикрывать завтра будет…

– Ну… – замялся Вячеслав.

– Смелее, – подбодрил я его, – я же не справку запрашиваю с тем, чтобы тебя тиранить, а полюдски предлагаю поговорить.

– Понимаешь, Антон, когда вся эта бодяга с заговорами и предателями у нас в округе завертелась… – он шумно откашлялся, – я перетрусил.

– А чего испугался?

– Ну… я Якира лично знал…

– И что? Его многие знали…

– Короче, перетрусил я. Меня для беседы к вам приглашали.

– Для беседы или на допрос?

– Для беседы, дескать, имеете что сообщить, товарищ майор…

– И чего страшного в этом?

– Сейчас, конечно, уже не так воспринимаю, а тогда… Запил я…

– А вот это ты зря! В бутылке не спрячешься и от беды ею не закроешься!

– Тебе легко говорить! – с обидой сказал, почти крикнул Вячеслав.

– Да, мне – легко… – спокойно ответил я. – А дальше что?

– Покуролесил я сильно, несколько раз за пьяные драки в милиции оказывался… А потом разжаловали меня… Сначала в старшие лейтенанты… А я не одумался, а когда спохватился – уже поздно было… В сержантах я оказался.

– Так отчего ты рядовой сейчас?

– Это уже три месяца назад, весной. К нам нового комиссара в дивизион прислали, из партпризыва. Не поверишь, дуб – дубом, но с таким гонором… Он до этого какимто там секретарем был.

– И ты снова залетел? – закончил я за него.

– Ну да, но ты не думай, я с весны сорокового – ни капли в рот не беру.

– Верю. А с комиссаром о чем поцапался?

– А он речугу нам на позициях во время полковых учений говорил. И для убедительности кулаком по панораме долбил. Я ему и сказал, чтобы не портил ценное имущество. А он – на дыбы! Вкатали мне… За дискредитацию…

ГЛАВА 60

Взгляд со стороны. Тотен.

Вот уже четвертый день мы носились по окрестностям, пытаясь раздобыть взрывчатку. Тотен понимал, что старшим поисковой группы он стал только потому, что Антона подстрелили и он сейчас не ходок. Вот уже почти пять лет они играют с Артом в паре, и Алик привык к своему старшому. Но ничего не поделаешь, приходится теперь думать и делать за себя «и за того парня».

Замаскировав мотоцикл в кустах, они вместе с Зельцем и одним из окруженцев, Сомовым, пешком прочесывали очередной лесок, расположенный примерно в семи километрах к северу от базы. Когда командир с Бродягой объясняли задачу, они специально упирали на то, что он, Алик, ни на минуту не должен забывать, что группа действует во вражеском тылу. «Опасайся всех! Немцев, окруженцев, селян. Про первых – сам понимаешь, вторые по тебе жахнут из всех стволов, поскольку ты одет в странную форму, ну а селяне… А зачем им знать, что тут ктото шарится?» – так говорил Фермер еще какихто два часа назад на инструктаже. И Тотен старался оправдать.

Самое смешное, что он понимал, что это – тренировка, но она – и боевое задание. И он обязан его выполнить. А найдут они чтонибудь или нет – это как карта ляжет… Вот ребята из группы Казачины притащили вчера несколько отрезков колючей проволоки, найденных ими на месте старой границы. Три года провисели они на поломанных кемто столбах, а сейчас пригодились – Ваня их пустит в дело. А группа Люка смотала два дня назад почти сотню метров телеграфного провода со столбов у шоссе. Правда, они далеко ходили, почти на два десятка километров к югу.

Вот впереди показалась опушка, по знаку бойцы присели и двинулись вперед, перебегая от дерева к дереву. «Так, впереди – болото», – подумал Тотен, рассмотрев видневшиеся впереди, на открытом пространстве, заросли тростника и осоки. «Что это? Ага, вот это место. Начало реки Уши. Исток, так сказать», – думал Алик, водя пальцем по карте.

Сомов, доползший до самой опушки, вдруг приподнялся и замахал рукой, подзывая остальных к себе. Тотен и Зельц, согнувшись, пробежали разделявшие их с дозорным два десятка метров и залегли за соседними деревьями.

– Что там? – зачемто шепотом спросил Тотен.

– Там самолет. Большой, товарищ сержант госбезопасности.

Взглянув в направлении, куда показывал Сомов, Алик разглядел большое серебристое крыло, торчавшее из камышей. «Хрена себе! Может, там бомбы?» – подумал он радостно, но следующая мысль была: странно, а где камуфляж? Может, он и не военный совсем? А потом вспомнил, что многие самолеты в начале войны летали вообще без камуфляжной окраски.

– Товарищ Тотен, пойдемте посмотрим… – предложил Дымов.

– Ага, пойдем. Только вот что… Сомов, полезайте на эту вот сосну, и если что увидите – свистите.

Боец с сомнением посмотрел на указанное ему дерево, ветки которого начинались примерно в метре над его головой.

Алик вспомнил, что ему рассказывал и показывал Арт:

– Ремень через ветку перекинь, подтянись и залезай.

– Какой ремень? – не понял Сомов.

– От винтовки.

С помощью ремня боец быстро взобрался на дерево, и Тотен передал ему снизу винтовку.

Дымов достал из кобуры «наган», а сам Алик взвел затвор «эмпэхи». Медленно они начали пробираться через заросли тростника по направлению к самолету. Уже через пяток шагов под ногами захлюпало, а еще через десять – они брели по колено в воде, с трудом вытаскивая ноги из топкого ила. И хоть самолет лежал в какихнибудь пятидесяти метрах от берега, добирались они до него не меньше чем десять минут.

Передняя часть бомбардировщика вместе с носовой «теплицей» погрузилась в воду примерно на метр, а левое крыло было обломано почти у двигателя. Цепочки рваных отверстий на верхней части фюзеляжа и верхней поверхности крыла, разбитые пулями фонари кормового стрелка и пилота, – все это говорило, что самолет упал тут не сам по себе.

– Зельц, что за машина, не знаешь? – полушепотом спросил Алик.

– Бомбардировщик. Наш, – зачемто добавил Дымов, хотя большая красная звезда на фюзеляже не оставляла сомнений в государственной принадлежности самолета, а размеры и два мотора говорили, что перед ними явно не истребитель.

– Ценное замечание. Зельц, обойди его со стороны носа. И осторожней, там может быть глубоко.

Дымов двинулся вперед, прощупывая дорогу перед собой длинной палкой, и уже через парутройку шагов погрузился в воду по грудь.

– Зельц, стой. Давай со стороны хвоста обойдем. Тут, похоже, помельче.

Обогнув машину с другой стороны, они увидели, что правый мотор самолета прострелен, а на когдато блестящей алюминиевой обшивке толстым слоем лежала копоть.

– Похоже, ему один двигатель разнесли, вот он на вынужденную и пошел. Удачно, надо сказать: машина не загорелась и села относительно мягко, – сказал Тотен. – Нука, подсади меня.

Закинув автомат за спину, Алик с помощью Дымова вскарабкался на крыло, вывозившись при этом в саже. Первое, что он увидел, была голова пилота, склонившаяся на приборную панель.

– Тотен, а как ты думаешь, давно они тут приземлились? – перейдя на «ты», спросил снизу бывший милиционер.

– Судя по тому, что следов на берегу не видно и трава поднялась, – с неделю, не меньше, – с умным видом ответил Алик, а сам попенял себе за менторский тон: «Тоже мне, Чингачгукпотравечитающий выискался!»

– Ого, а ШКАСто на месте! – воскликнул он, заметив торчащий из фонаря воздушного стрелка ствол.

– Что не сняли? – не понял или не расслышал Дымов.

– Пулемет авиационный. Знаешь, какой у него темп стрельбы?

– Нет, откуда?

– Тысяча восемьсот выстрелов в минуту! Почти в четыре раза больше, чем у «максима»! – щегольнул Тотен своими познаниями.

– Ого! Вот это машина! – изумился Дымов. – А снять его можно?

– Можно, но у нас сейчас инструментов нет. Знаешь что? Мы сейчас одну вещь проверим, а потом наших с грузовиком вызовем. Тут много чем поживиться можно. Одного бензина несколько сотен литров! И какого! Авиационного.

После чего Алик пролез по фюзеляжу к кабине штурманабомбардира. Носовой обтекатель был смят ударом об землю, а верхний люк был открыт. «Похоже, что штурман выпрыгнул», – подумал Алик. Заглянув внутрь, он увидел, что кабина до половины заполнена водой, да так, что разобрать, что там с носовой турелью, было невозможно. «Интересно, а бомбы они сбросить успели? Ладно! Пулеметы и бензин стоят того, чтобы вызвать ребят с грузовиком».

* * *

Мы еще немного поболтали с Трошиным, когда из палатки донесся голос Алика, сильно искаженный динамиком рации:

– Тотен вызывает базу. Тотен вызывает базу.

Метнувшись в палатку, я схватил гарнитуру:

– Арт в канале. Слушаю тебя, Тотен.

– Арт, у нас интересная находка. Бомбардировщик, средний. Похоже, конфеты на месте, есть даже огненная вода, ну и пилы с воздушным приводом на месте.

– Здорово. Давай наводку.

– Девяносто дваноль восемь, юговосток. У лужи. Мы на стреме. Встретим.

– Понял тебя! – Я торопливо записал координаты. – Чтонибудь еще?

– Прилетайте на «молнии» – конфет много, и инструмент захватите.

– Овер.

– Роджер. Овер.

Сменив частоту, я связался с командиром и вкратце обрисовал ему ситуацию. Получив добро на вывоз всего ценного с самолета, я кликнул бойцов, и, оставив в лагере троих часовых, мы принялись освобождать грузовик от всего лишнего. Закидав в кузов все канистры, что у нас были, мы впятером выехали на встречу с Аликом. Хорошо, что Казачина оказался в этот момент на базе – ковыряться самостоятельно с такими вещами, как настоящие авиабомбы, мне не очень хотелось.

Казалось бы, семь километров – невеликое расстояние, но на дорогу мы потратили около часа. Пришлось объезжать несколько деревень и пробираться по лесам, да и в чистом поле не особенно разгонишься. Так что с Аликом мы встретились только около четырех часов вечера. Примерно с километра он начал наводить нас по рации, так что на место мы вышли достаточно точно.

Увидев самолет, я понял, что передо мной СБ. Слишком много я в свое время прочитал книг по истории войны, чтобы перепутать. Но вот назвать модификацию или вспомнить какиенибудь тонкости я не смог – не специалист и не фанат. Помнил я только, что взлетный вес у этого бомбардировщика гдето в районе восьми тонн и скорость была порядка четырехсот километров в час, отчего и считался он в конце тридцатых машиной скоростной. «Странно, в мемуарах жаловались, что СБ легко загорались, а этот, вон, даже с горящим мотором сел – и ничего. Хотя, возможно, помогло то, что упал он на заболоченную пойму реки». Консоли обоих крыльев были обломаны. Попросив бойцов подсадить меня, я забрался на центроплан, где и обнаружил лючки бензобака. Немного повозившись, мне удалось открыть крышку, и в нос ударил резкий запах бензина. Я просунул в бак заборный шланг ручного насоса, правда, пришлось заранее надеть удлинитель, поскольку имевшийся у нас немецкий насос был предназначен для бочек. Несколько движений рукоятью, и из выходного шланга в подставленную канистру потек бензин. «Повезло, что при ударе бак не пробило! А то бы сгорел самолет на фиг», – подумал я. Остановившись, я начал отдавать команды.

– Сомов, залезай сюда! Качай. Вы трое отнесете канистры, как заполнятся, к грузовику и мотоциклу и перелейте топливо в баки. Трошин!

– Да?

– Ты с пулеметом заляг на берегу, через час тебя сменим. Тотен, ты – в карауле за старшего! Ваня, – позвал я Казачину, – бери инструмент и залезай сюда – будем турели с боезапасом снимать. Заодно прикинем, как в бомбоотсек залезть.

После получения приказаний народ зашевелился, и работа пошла значительно веселее. Пятнадцать минут возни с гаечными ключами – и вот мы уже спускаем на веревках верхнюю турель вместе с пулеметом. Конечно, можно было снять только пулемет, благо он на шкворне крепится, но ведь турель можно на грузовик поставить или на «ублюдка»! Позвав наверх Дымова и поручив ему выгружать ленты, мы с Ваней лезем к штурманской кабине. Мда, здесь придется повозиться!

Иван залезает внутрь и, скрючившись, пытается отворачивать болты, которыми носовая турель крепится к самолету.

– Вань, пулеметы вначале сними.

Он возится под водой и в конце концов вытаскивает один пулемет. Глядя на погнутый ствол, я морщусь. Нехило его носом приложило, хорошо, что штурман выпрыгнул…

Пока он возился внизу, я позвал пару бойцов, чтобы они помогли мне вытащить тела пилота и стрелка. Затем мы отнесли погибших на берег и, выкопав неглубокую могилу, похоронили. В песчаную почву под двумя соснами воткнули кусок дюраля с красной звездой, вырубленный топором из обшивки. Внутри звезды ножом я нацарапал фамилии и звания летчиков.

Потом мне пришлось лезть в штурманскую кабину, сменять Казачину… Тесно, мокро и грязно. Я машинально постучал гаечным ключом по остеклению… «Черт, это же оргстекло!»

– Ваня, скажи, чтобы топор принесли, будем фонарь рубить.

– Зачем?

– Он из оргстекла. Нам пригодится, да и кабину обдирать так проще будет.

Так, совместными усилиями через час мы сняли с самолета все четыре ШКАСа с турелями, два из них, правда, годны были только на запчасти, примерно тысячу патронов и слили около ста пятидесяти литров бензина. В кузов «Опеля» также отправились несколько листов дюраля и мешок, набитый оргстеклом. Его я предложил взять, вспомнив о популярности этого материала у советских туристов как средства розжига костров в сырую погоду, да и для оборудования землянок к зиме тоже пригодится. В крайнем случае, на рукоятки ножей пустим. Но к главному – бомбам – мы так и не подобрались. Нет, кнопку сброса и рычаг открытия бомболюка я нашел, но самолет лежал на брюхе, и створки люка открыться не могли.

– Слушай, Арт, а может, мы его грузовиком на берег вытащим? – предложил Зельц.

– Вытащим, и что дальше? Он же все равно на брюхе лежать будет. Хотя…

Подобрав с земли топор, я подошел к самолету. Взмах – и топор пробивает тонкую дюралевую обшивку. Еще один удар – и я, отгибая кусок дюраля, заглядываю в бомбоотсек. Вот они! Шесть крупных бомб, вертикально стоящих в передней части отсека. Если мне память не изменяет, то это – «сотки», то есть фугасные авиабомбы весом в центнер. Более крупные калибры на СБ подвешивали горизонтально или на внешних замках. В каждом «поросеночке» – не меньше чем по тридцать килограммов взрывчатки, а то и по пятьдесят. Ура, товарищи!

Ко мне подошел Трошин, минут пятнадцать как сменившийся с поста:

– Ну что, есть?

– Ага. Только вот как их достать?

– А что тут думатьто? Бревном подпираем крыло вот здесь, где оно в фюзеляж переходит. Заваливаем весь самолет на правую сторону, выламываем створки люка и по одной достаем бомбы.

– Тут же заболоченная почва, бревно сразу в нее уйдет.

– А мы бревна подложим и настил какойнибудь сообразим.

– Умный ты, Слава, аж жуть! Но, к сожалению, в армии инициатива наказуема, так что давай, командуй. А мы, обезьянки, посмотрим.

– А обезьяны тут при чем? – не понял Трошин.

– Это присловье такое. Короче – выполняйте вашу задумку, боец Трошин, а партия вас не забудет!

Вячеслав хмыкнул и отправился отдавать приказания. Я же вылез на берег и, устроившись под сосной, решил немного передохнуть.

«Так, проблему с взрывчаткой мы, считай, решили… Пулеметов у нас – даже больше, чем надо. Еще пару дней на изготовление всяких взрывных девайсов – и можно в путь отправляться», – размышлял я, наблюдая за суетой возле самолета.

«Интересно, а штурман с этого СБ до наших дошел? Большое спасибо им за такой ценный подгон!»

Бойцы постелили на топкую землю гать, сделанную из нескольких бревен, и положили сверху несколько кусков дюраля, с помощью лома и какойто материи оторванные от фюзеляжа, и, уперев в импровизированную подставку бревно, заводили его под крыло бомбера. Готово! Сомов, взяв кувалду, начал аккуратно подбивать бревно. Ррраз! Рраз! Самолет ощутимо накренился на правую сторону, а из воды показалась створка бомболюка. «Вот черт! Забыл совсем…»

– Бухгалтер! Погодите! – крикнул я вниз.

– Да. Что случилось?

– Не торопитесь. Надо люк открыть из кабины штурмана, тогда легче его выломать будет. Там рукоять есть. Зельц?!

– Здесь я!

– Полезай в кабину, там штурвальчик такой есть, над ним «Люк» написано. Крути его против часовой стрелки. Понял?

– Да. Уже лезу!

С трудом вскарабкавшись по перекошенному крылу с обратной стороны, Дымов скрылся в раскуроченной кабине штурмана. Спустя некоторое время створка бомболюка вздрогнула и начала открываться, но потом, видимо, уперлась в грунт и остановилась.

– Мужики, давай еще! – скомандовал я Сомову и Трошину. – Алик, иди на ту сторону – скажешь, когда крыло с той стороны упрется, – это уже Тотену.

Еще пара минут, и бомболюк открылся! Правда, выход его был отклонен от вертикальной плоскости градусов на тридцать, ну да ничего – будет проще бомбы контролировать.

Подхватив заготовленные бойцами слеги, я спустился к самолету.

– Так, Сомов, ты контролируй это бревно – не дай бог, поедет или сломается! А ты, Слава, пойдем со мной – слегами бревна подопрем.

Однако у Трошина была другая идея: он предложил сделать чтото вроде крана, с помощью которого и предполагалось опускать бомбы на землю. Три слеги, установленные пирамидой, пара скоб, кусок стального троса и моток динамической веревки из наших запасов – и «кран» готов.

– Ну что, майор, – назвал я Бухгалтера старым званием, – уверен?

– Уверен! Мы так стволы на гаубицах меняли, а они потяжелее, чем эти чушки будут.

– Понятно… Но створку все равно отломать надо – мешать будет.

Ломать створку мы, правда, не стали, а аккуратно отвернули крепления (метизы в нашем деле пригодятся!), после чего вплотную приступили к выгрузке боезапаса.

Вначале Казачина вывернул хвостовой взрыватель из крайней бомбы, и мы с Бухгалтером обвязали ее веревкой. Затем прицепили «авоську» карабином к петле на стальном тросе и, расцепив замок, начали осторожно опускать стокилограммового «поросенка» на створку люка, лежащую на земле. Ваня начал выкручивать головной взрыватель. Оппа! Расцепив карабин и дождавшись, когда Казачина закончит, три бойца впряглись в бомбу и с легкими матерками потащили ее на берег.

– Антон, а мы сейчас будем выплавлять взрывчатку? – поинтересовался Трошин.

– Нет, на базу отвезем, а завтра определим, в какой бомбе какая, и тогда уж приступим… – В принципе, в начале войны еще не началась вся эта чехарда со взрывчаткой, характерная для более позднего периода, когда в бомбы пихали все, что угодно, лишь бы оно взрывалось, но рисковать понапрасну мне не хотелось.

– Понятно…

За час, вымотавшись до полного изумления, мы вытащили на берег все шесть бомб.

Кроме вооружения и бензина нашей добычей стали несколько приборов, вроде датчиков температуры масла двигателей и самолетных часов. Рацию снимать не стали, поскольку при взгляде на ее покореженную переднюю панель было сразу ясно, что лампы посадку не пережили.

Некоторые проблемы возникли при перетаскивании бомб к грузовику. Подъехать ближе чем на сто пятьдесят метров к самолету не получилось изза довольно густо росших по опушке деревьев и рельефа, поэтому первую бомбу бойцы несли на слегах, продев одну палку в бугель, а вторую просунув сквозь перья стабилизатора. Ну и уломались же они! Пришлось нам немного напрячь серое вещество, после чего из пары выломанных стрингеров и листа дюраля были сделаны «санки», на которых и таскали остальные бомбы. Была идея даже буксировать эту волокушу за мотоциклом, но после недолгих раздумий решили не рисковать. Пока бойцы волокли последнюю бомбу, мы с Казачиной и Тотеном сидели на берегу, прикрывая отход. Внезапно Ваня стукнул себя по лбу:

– Тоха, я дурак. Там же лампочки должны быть!

– Ты чего? Какие такие лампочки? Перетрудился, что ль?

– Приборы чемто подсвечиваться должны. А из лампочек маленьких знаешь какие электровоспламенители получатся?! Пару минут подождите, я пулей сбегаю!

Отказывать зараженному энтузиазмом Ивану я не стал, только выразительно посмотрел на часы:

– Даю пятнадцать минут. Я тут посторожу. – И, повернувшись к Тотену, сказал: – Алик, ты к машинам иди – подождете нас на опушке. Если что – рация у меня включена. Давай!

Проводив взглядом спину Алика, я прилег под куст и, накинув на себя развернутый шарфсетку, достал из кармана командирское удостоверение погибшего пилота и открыл его.

«Семенов Сергей Аполлинарьевич, капитан, 121 – сбап», – прочитал я еще раз.

«Спасибо тебе, капитан, что дотянул до этого болота, что самолет твой не взорвался и не разломился, раскидав бомбы по болотине. Мы за тебя отомстим, ты не сомневайся!» – думал я, разглядывая фотографию молодого, лет двадцати пяти, военлета, чей боевой путь закончился всего на второй неделе войны. Тут мое внимание привлекли странные звуки, доносившиеся откудато изза моей спины. Я прислушался. Из кустов, что росли в низинке метрах в пятидесяти по левую руку от меня, доносилось какоето бормотание… «…бубубу… бубубу… ар… бубубу… ой».

* * *

* * *

«Интересно, кто это к нам „в гости“ пожаловал?» – подумал я, нажимая на тангенту.

– Ваня, Арт в канале. К нам «гости», заныкайся там. – И тут же продолжил: – Тотен, Арт в канале. Отходите, как и договаривались.

В ответ – сдвоенные щелчки тангенты – ребята меня отлично поняли.

Я аккуратно взвел затвор «ППД», вглядываясь в кусты. «О, вон ветка против ветра колыхнулась! А вон там мелькнуло чтото вроде винтовки. Ветки же не растут строго горизонтально, так?» – Мой мозг беспристрастно фиксировал и анализировал информацию.

На немцев это не было похоже. «Что лучше, подождать и посмотреть или обойти незваных гостей с тыла? Благо я могу отползти за кусты и пройти под берегом немного в сторону…»

Решил подождать развития событий. Через пару минут из кустов показалась голова мужчины. Незнакомец внимательно осмотрел раскуроченный самолет, берег и заросли тростника. Повернулся и сказал, обращаясь к комуто:

– Уехали, товарищ батальонный комиссар. Похоже, мародерствовали тут, гады.

«Окруженцы – это точно! – подумал я. – Батальонный комиссар… это же чтото вроде майора по политчасти?»

В это время из кустов вышло шесть человек. «Да, с оружием у них негусто, – подумал я, – на шестерых – три винтовки и „наган“. Вот только что намто делать? Лишние рты нам ни к чему, как и объяснения. Своих бы приблудных переварить!» Даже с расстояния в три десятка метров я видел, как окруженцы устало покачиваются и насколько замызгана и истрепана их форма.

Окруженцы тем временем нерешительно топтались на берегу, разглядывая раскуроченный нами самолет. Я же аккуратно нажал на тангенту и зашептал в рацию:

– Тотен, Арт в канале. Давай в нашу сторону на мотике – попробуем окруженцев спугнуть. И Зельца с собой захвати!

Два щелчка, и в отдалении затарахтел, приближаясь, мотоциклетный движок.

– Ваня, это Арт. Сиди и не высовывайся.

Когда звук мотора приблизился метров на сто, окруженцы занервничали – четверо бросились назад к кустам. Однако комиссар и тот боец, что выглядывал из зарослей, остались на месте и даже приготовили свое оружие.

«Ого, надоело, видать, прятаться. Или еще что? – только и подумал я, глядя на эти приготовления. – Испугать не получилось, попробуем договориться…»

– Тотен, стой. Дальше пешком подходите. Мотор пока не глуши. Ваня, готовься поддержать меня со своего места.

– Что, стрелять по ним будем? – В голосе Казачины сквозило нешуточное удивление.

– Конечно, нет. Будем убеждать силой оружия.

– Здесь Тотен, – раздалось у меня в наушнике, – мы в тридцати метрах за тобой. Вижу твои ботинки.

Видимо, боец с винтовкой услышал переговоры, поскольку вскинул ствол к плечу и встал на изготовку, повернувшись в нашу сторону.

Хуху… Ну а мы – конем!

– Ваня, шумни там!

Со стороны самолета до меня донесся звук двойного удара металла о металл. Оба окруженца стремительно развернулись в сторону новой угрозы. Теперь мой черед!

Приложив ладони рупором ко рту и направив звук немного в сторону, я крикнул:

– Эй, военные! Без шуточек! Оружие на землю.

Теперь они развернулись в сторону леса.

– Я же сказал – оружие на землю! – и я высунулся из кустов и направил на них ствол автомата.

Надо сказать, что последние пару дней в качестве головного убора я ношу советскую пилотку. Вы спросите меня, почему? Отвечу. По здравому размышлению пилотка – более подходящий для контактов с местным населением головной убор, нежели бундесверовская кепка и тем более тропическая панама. Поэтому почти всегда на выходы мы берем с собой пилотки. Красная звездочка сразу показывает нашу принадлежность и упрощает общение.

– Вы кто? – задал комиссар странный, на мой взгляд, вопрос, но «наган», правда, опустил.

– Дед Пихто! – ответил я в рифму. – В настоящий момент это – не важно. К самолету вам лучше не подходить, он – заминирован. Вы предупредите своих людей, что стрелять не надо. На вас сейчас как минимум шесть стволов смотрят, – блефанул я, вставая в полный рост. Нас разделяло едва три десятка метров, причем я стоял несколько выше окруженцев.

– Вы кто? – спокойно повторил свой вопрос батальонный комиссар.

– Старший лейтенант госбезопасности Шацкий, – в очередной раз соврал я. – А вы кто?

– Я – батальонный комиссар Санин, прорываемся к фронту.

– Ну, если прорываетесь, то поможем, чем сможем. – И, опустив автомат, я двинулся к ним.

– Предъявите документы, товарищ старший лейтенант! – завел было уже знакомую мне песню комиссар.

– Вы, товарищ комиссар, слишком много от меня требуете… Не забыли, мы в тылу врага?

Комиссар оказался мужиком умным и в дискуссию вступать не стал.

– Много вас прорывается? – спросил я, остановившись в паре метров от них с таким расчетом, чтобы не оказаться на директрисе у Тотена или Казачины.

– Двенадцать человек.

– А мы только шестерых видели…

– Остальные отдыхают, а мы вот за продуктами в деревню собрались… – устало ответил батальонный.

– Это вы зря, все ближние деревни – бывшие польские, я бы не советовал вам туда ходить. Кстати, давно вы из кольца вырвались?

– Четыре дня назад. Вышло почти полсотни, но часть отстала, так что нас теперь всего двенадцать. А вы кто? В смысле: «Что здесь делаете»?

– Воюем. Но давайте лучше про вас поговорим. Карта у вас есть?

– Чего нету, того нету.

Тут мне в голову пришла интересная идея. Извинившись, я вернулся к кустам, в которых устроил засаду. Повернувшись к лесу, я быстро сказал в рацию:

– Тотен, сгоняй Зельца за «дегтярем», и диски пусть прихватит! Если там еда какая есть – пусть тоже несет. Поможем военным. – И, подхватив с земли немецкий ранец, в который я упаковал личные вещи летчиков, я вернулся к комиссару.

– Значит, так, товарищ батальонный комиссар, вот вам карта! – И я протянул ему планшет с авиационной картой. – Здесь в ранце – два летных пайка. Могу и пистолеты вам отдать, но лучше подождите немного, вам сейчас ручной пулемет принесут. Если он вам нужен, конечно?

На лице комиссара явственно проступило изумление. Он откашлялся и спросил:

– А с чего такая щедрость, товарищ старший лейтенант?

Я ответил в том смысле, что им сейчас все эти вещи нужнее.

– Да, и последнее… Вы как к фронту идти собирались?

– Я думаю, что у Минска перейдем на ту сторону.

– Пожалуй, я вас огорчу. Фронт сейчас у Орши и Витебска. Но, судя по всему, наши там прочно встали… – подсластил я горькую пилюлю.

– Да что вы говорите, старший лейтенант!

– Я бы посоветовал вам не коверкать мое звание, которое, между прочим, равно вашему… И дослушать меня до конца! – оборвал я комиссара. – Давайте сюда карту – покажу, куда и как вам лучше идти.

Определенно, мне попался весьма вменяемый политработник, поскольку этот Санин не стал со мной спорить, а достал карту.

Я нарисовал на карте известные мне места дислокации немецких частей и маршрут, обходящий Радошковичи и Рогово с севера.

– Вот от этого шоссе держитесь подальше, мы несколько дней назад взорвали на нем мосты… – не преминул похвастаться я, – и теперь здесь полно вражеских войск.

– Мосты взорвали? – Комиссар с уважением посмотрел на меня.

– Ага. И на шоссе, и в окрестностях…

– Вы москвич? – внезапно спросил Санин.

– Да, а что?

– Ничего, просто говор у вас характерный. Вы где живете?

– А это сейчас важно?

– Нет, конечно… Я просто сам с Остоженки.

– Ну, а я – с Триумфальной.

– Почти соседи… – со вздохом сказал комиссар.

– Ну вы скажете тоже – «соседи»?! – «искренне» удивился я. «Неужто на такой фигне меня поймать хочет?» – Почитай, другой конец Москвы!

– Да для меня сейчас даже человек из Мытищ или Люберец будет как парень с соседнего двора…

– Понимаю…

В моем наушнике раздался голос Тотена:

– Тоха, мы подходим. Я еще пару винтовок немецких захватил.

Вместо ответа я приглашающе помахал рукой, повернувшись в сторону леса. Спустя несколько мгновений изза деревьев показались Зельц и Сомов, нагруженные оружием и припасами.

– Вот все – чем можем.

– А может, вы с нами пойдете? – спросил вдруг комиссар.

– Нет, у нас своя работа – партизанскую борьбу в тылу врага вести.

– Постойте… Какую борьбу?

– Партизанскую, как в восемьсот двенадцатом году. Двадцать девятого числа Совнарком и ЦК выпустили директиву советским и партийным организациям. Я думаю, что вам, как командиру и политработнику, следует знать… – Тут я заметил, что ефрейтор, который так храбро остался на открытой местности вместе с комиссаром, очень внимательно прислушивается к тому, что я говорю, поэтому, прервавшись, я поинтересовался у Санина: – А ничего, что ефрейтор слушает?

– Томилину можно. Он – коммунист!

– Тогда ладно… – согласился я. – В общем, в пятом пункте этой директивы призывают к организации в тылу у врага партизанских отрядов и диверсионных групп с целью действий на коммуникациях противника и уничтожения его личного состава и материальных средств. Правда, как мне кажется, на райкомы и обкомы надежда маленькая – отряды, конечно, организуют, но вот как они воевать будут… Вы, кстати, из каких войск?

– Ято? Из пехоты, а какое это имеет сейчас значение?

– Ну, может, вы решите отряд организовать? Или примкнете к какомунибудь отряду…

– Нет, товарищ старший лейтенант госбезопасности, мы к фронту пойдем. Там обстрелянные люди сейчас нужнее.

Мои бойцы уже подошли, но не решались прервать нашу беседу. Санин окинул взглядом принесенные богатства, а затем помахал рукой своим, прятавшимся в кустах. Из зарослей выбрались четверо сильно обтрепанных бойцов.

– Так, товарищ батальонный комиссар, вот вам ручной пулемет с четырьмя полными дисками, две немецкие винтовки с бэка. Еды немного. Ну а маршрут я вам нарисовал и описал. И еще пара советов – опасайтесь дорог… Шоссе вообще лучше вам переходить ночью и через водопропускные трубы… Немцы уже организовали в этих местах вспомогательную полицию из всякого сброда: уголовников, антисоветчиков, много среди них и прибалтов, предатели тоже попадаются… Так что, заслышав русскую речь, не спешите навстречу. Для отдыха встаньте вот в этих лесных массивах между Ушой и Вязынкой, там и оружием можно разжиться, что после боев осталось. И… Удачи вам!

Повернувшись к самолету, я крикнул:

– Иван! Хорош возиться, пора идти!

* * *

ГЛАВА 61

Взгляд со стороны. Фермер.

«Вот уже и неделя прошла с того момента, как мы здесь воюем. И неплохо воюем, надо признать…» – думал Саша, сидя на заднем сиденье «Круппа». Вот и сейчас Люк принес в клювике информацию о полевом складе ГСМ, весьма удачно расположенном в пятнадцати километрах к югозападу от базы. Въедливый десантник не только установил, где этот склад находится, но и «сползал» к нему, и «срисовал» систему охраны. Конечно, нападать на объект, охраняемый ротой, наличными силами было бы глупо, но на коротком совещании было найдено решение.

Ни один профессиональный военный не любит использовать «самопал», но за неимением гербовой, как известно, пишут на простой. Устройство, за полчаса сварганенное самими Фермером и Бродягой, что называется, на коленке, позволяло шарахнуть метров на сто пятью обычными «лимонками». И вот сейчас они ехали маленькой колонной, чтобы провести последнюю, как надеялся Саша, диверсию в этом районе.

«Что интересно, – продолжал размышлять Куропаткин, – как поразному мои ребята включились в процесс. Тоха ладно, с ним все понятно, он – шебутной, как говорится, по жизни… Но кто бы подумал, что тихий, интеллигентный Тотен, находившийся всегда как бы в тени своих более активных и шумных друзей, окажется тем самым „стойким оловянным солдатиком“, которых так любят командиры? Вон, даже ранение не убавило энтузиазма Алика! Казачина держится пока неплохо, но, кажется, немного удручен своим зачислением в старшины. Надо будет хозработы на когонибудь из окруженцев переложить, а Ваню по профилю использовать… А вот с Доком не все ясно: во время боя у тайника держался он хорошо. И стрелял метко, но всетаки он представитель очень мирной профессии… Так что хочешь не хочешь, а по возвращении надо будет с ребятами со всеми поговорить».

По обыкновению спрятав и замаскировав транспорт в небольшой роще, они выдвинулись к складу в пешем порядке.

С опушки открывался прекрасный вид на склад: шесть здоровенных металлических цистерн, несколько бензовозов, сотни бочек с бензином, целые поля канистр, суетящиеся немцы. Судя по некоторым деталям, например полустационарным цистернам, этот склад был подготовлен еще нашими войсками, но был захвачен немцами.

От опушки до изгороди склада было как минимум полкилометра. Но даже невооруженным глазом можно было рассмотреть несколько пулеметных гнезд, оборудованных на периметре, и патрули, проходившие на некотором удалении от него.

– Ну что, Шура, тряхнем стариной? – спросил Фермер, обращаясь к Бродяге.

– Слушай, может, ночи дождемся, и тогда уж ножками? – Было заметно, что ползать попластунски Бродяге не очень хочется.

– Надо сейчас, и если ты не готов, то мы с Люком отлично сами справимся.

– Готов я, готов. Просто пачкаться не хочется.

Не сказать, что «старикиразбойники» рыдали, преодолевая открытое пространство ползком, но вымотались сильно. Да еще и накидкигилли эти… из травы и мочала… Маскируют великолепно, но если под ними начинаешь двигаться, да еще на солнце – минут через десять думаешь, что в «Сандунах» отдыхаешь, на верхней полке. Спрятавшись от нескромных тевтонских взглядов за большим кустом, что рос метрах в семидесяти от периметра, три Саши достали складные лопатки и принялись за работу. Пока двое копают, один наблюдает за окрестностями.

…Вот «медленно и печально» выкопана узкая яма, глубиной почти в метр и длиной – примерно столько же… Хорошо еще, что почва тут «легкая», песчаная. Был бы суглинок или, не дай бог, памятные Люку по Афгану «камушки» – пару часов бы точно промучились.

…Вот длинная стальная труба опущена в яму и установлена под нужным углом. Пока Люк и Фермер засыпают трубу землей, Бродяга возится с тяжелым автомобильным аккумулятором и прилаживает к нему самодельный таймер, сделанный из наручных часов.

Еще раз все проверив, Фермер принялся ножом аккуратно срезать ветки с куста – не приведи господь, вылетающие гранаты зацепятся – тогда вся работа насмарку.

– Сань, какое замедление выставлять? – спрашивает Бродяга.

Фермер посмотрел на часы:

– Так, сейчас у нас четырнадцать двадцать семь… Десять часов выставляй, аккурат после полуночи побудку устроим.

– Сюрприз оставить?

– Оставляй.

Обратная дорога к лесу показалась Александру в два раза длиннее…

* * *

В лагере нас уже ждали вернувшиеся с операции командиры. Судя по их довольным лицам, бяку немцам они сделали нехилую.

– Товарищ майор, что учудилито? – спросил я Фермера.

– Склад ГСМ долбанули…

– Это вы молодцы. А что зарева на полнеба не видать?

– Так он не сейчас взорвется, а ночью… А у вас что? А то, смотрю, а на базе только три калеки и говорят: «Товарищ старшой всех на отхожий промысел погнал…»

– А мы, товарищ командир, бомбы нашли.

– Иди ты?!

– Ага, шесть «соточек». И два ШКАСа с патронами! – добавил я. – Это Тотен самолет в болоте нашел.

– Молодцом! Ну, пойдем перекусим, и подробно все расскажете.

Обед в результате превратился в отчетное собрание. После рассказов, кто, где и кого, командир и Бродяга взяли паузу на прием пищи и обдумывание. К моменту, когда личный состав приступил к десерту (чай и сигареты), наши самые опытные и авторитетные товарищи уже не только определились с дальнейшими планами, но и оформили их в «Боевой приказ».

– Значит, так… – начал Фермер. – «Коты», слушай сюда!

Все присутствующие изобразили на лицах вежливое внимание.

– За прошедшую неделю мы, товарищи, проделали неплохую работу: жирку поднакопили… – Ктото «в заднем ряду», скорее всего Док, недоверчиво хмыкнул. – С новыми бойцами немного сработались. В обстановку немного вросли. Теперь про ближайшие планы…

Завтра с утра будем перебазироваться на новое место, причем не всем кагалом, а группами. Вы, товарищ капитан, – обратился он к Бродяге, – вместе с Люком и… И, пожалуй, все – метнетесь на десяток километров севернее и передадите вот эти данные. – Саша достал из сумки десяток тетрадных листов, исписанных моим кривым почерком, – в Центр.

Я поднял руку и спросил:

– А с бомбами что делать будем?

– Вопрос хороший и своевременный. А мы с тобой и Ваней завтра как раз и прикинем хрен к носу, что с ними делать. Там снаряжение какое, тротил или аматол?

– Не знаю, если честно…

– Вот с утра и проверим и, соответственно, решим, что и как. Остальные будут готовиться к передислокации. Задачи ясны?

Все кивнули, и только Бродяга спросил:

– Это что же, мне сейчас садиться шифровать?

– Да, дорогой, именно! – «порадовал» его командир. – До темноты еще часа три.

– Саш, а что нам с бомбами до утра тянуть? – спросил Казачина. – Давай сейчас займемся.

– Верно. Остальным – паковаться и в «восемь нульнуль» быть готовыми к переезду. Тотен и Док помогают новичкам. Все. Разойдись!

* * *

* * *

Артем Рыбаков

Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера

Переиграть войну – 2

Артем Рыбаков

Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера

Вступление

«Господи, ну и пекло!» – думал я, вытирая ручейки пота, стекающие по лицу изпод раскаленного солнцем стального шлема. «Каково же ребятамто? Я, по крайней мере, киркой не машу и землю в носилках не таскаю…»

Встав с чурбака, на который присел отдохнуть, я повесил автомат на плечо и пошел к миниатюрной палатке из двух немецких плащнакидок, которую мы соорудили на обочине шоссе.

– Kamerad! – крикнул с проехавшего в этот момент мимо меня грузовика долговязый и конопатый обергефрайтер.

Я знаками показал, что не расслышал, он рассмеялся и помахал мне рукой.

…Вот уже третий день мы ударно ремонтируем отрезок шоссе между Валярянами и Гацуком. Почти полтора десятка крупных воронок, о мелких ямах я и не говорю, засыпаны землей и утрамбованы, кучи обломков и мусора сброшены в кюветы! И все это сделали две дюжины человек! Мы с Тотеном, к сожалению, выключены из этой феерии добровольного труда, наша задача – с важным видом прохаживаться вокруг и покрикивать, ну и иногда вступать в переговоры с представителями местных властей. За сегодня Алик уже три раза объяснял важным проверяющим в невысоких чинах, кто мы и что здесь делаем. Гдето я понимаю всех этих гауптманов и оберлейтенантов: хвост им накрутили, а зачем и почему – не объяснили. Правда, в расспросах они особо не усердствуют – пятнистые куртки и характерные руны на наших петлицах к особым расспросам не располагают. В отличие от них мы знаем: завтра, если Судьба будет к нам благосклонна, по этой дороге проедет он !

Глава 1

Из дневника генералоберста Гальдера

«19 июля 1941 года. 28й день войны

Обстановка на фронте:

Группа армий «Юг»: Действия командования группы армий «Юг» скованы ожиданием предстоящего наступления 26й русской армии, что было установлено из перехваченного по радио приказа противника. Согласно этому приказу в наступлении должны участвовать два корпуса в составе шести стрелковых и двух кавалерийских дивизий. Три из этих дивизий, повидимому, переброшены из Литвы, остальные (6й стрелковый корпус) с начала войны действовали на Украине. Плохая погода, удерживающаяся в течение продолжительного времени, сильно замедляет передвижение войск группы армий «Юг». Кроме того, ожидающееся наступление крупных сил противника, возможно, замедлит или сделает совершенно невозможным нанесение охватывающего удара 1й танковой группой.

Группа армий «Центр»: Сообщение о захваченном русском приказе, из которого явствует, что русское командование стремится фланговыми контрударами отрезать наши танковые соединения от пехоты. Теоретически эта идея хороша, но осуществление ее на практике возможно лишь при наличии численного превосходства и превосходства в оперативном руководстве. Против наших войск, я думаю, эта идея неприменима, тем более что наши пехотные корпуса энергично подтягивают ся за танковыми соединениями. На южном фланге группы армий «Центр» продолжает ощущаться давление противника.

Группа армий «Север»: Никаких существенных изменений. Появление на фронте московского батальона охраны промышленных предприятий свидетельствует о том, что связь между Москвой и Ленинградом еще существует. В оперативном отношении для нас желательно, чтобы связь противника между Москвой и районом озера Ильмень была прервана. Меня все в большей степени начинает беспокоить вопрос о том, не появились ли уже на фронте группы армий «Север» авангарды [158] группировки противника, сосредотачивающейся в районе Бологое, Ржев, что в конечном итоге вынудит войска правого крыла группы армий «Север» наступать через северную часть Валдайской возвышенности.

Вследствие пассивности противника операции наших войск в Эстонии успешно развиваются. Угроза кризиса исчезает.

Командование военноморских сил считает, что противник, почувствовав слабость и пассивность нашего флота на Балтийском море, усилит активность своего флота. В связи с этим следует ожидать увеличения опасности для плавания наших судов по морскому пути в Либаву и Виндаву. Между тем эти порты в высшей степени необходимы нам для подвоза снабжения.

Воздушная разведка не дала никаких существенных результатов вследствие продолжавшейся плохой погоды.

Генерал Буле:

1. План выполнения танковой программы фюрера (осенняя реорганизация сухопутных войск), предложенный командующим армией резерва:

А. Танковые дивизии. План формирования танковых дивизий в основном не вызывает возражений. Объединение мотоциклетнострелковых батальонов с отрядами бронемашин не должно привести к тому, чтобы эти подразделения превратились в обычную пехоту. Они должны остаться органом ра зведки. В дивизиях сокращенного состава потребность в автоколоннах будет значительно меньшей.

Б. Моторизованные дивизии. Предложенная организация пехотных батальонов сводит почти на нет роль командира батальона в руководстве боевыми действиями, так как он теряет возможность создания ударной группы. Все приданное вооружение, предназначенное для усиления ударной группы, сосредотачивается по этому плану организации в ротах. Я могу согласиться на сокращение дивизионной артиллерии (сокращение состава дивизионов до двух легких батарей в каждом) лишь как на вынужденную меру, которая позволит избежать недопустимого ослабления артиллерии РГК при формировании артиллерийских частей для новых дивизий… В дальнейшем артиллерийские дивизионы следует снова довести до нормального трехбатарейного состава.

В. Части РГК. Артиллерийские части. Придется еще не раз отстаивать необходимость создания достаточного количества артиллерии РГК как могучего средства ведения боя. Нам нужны и дивизионы АИР, и штабы командующих артиллерией. Крылатые словечки о том, что современная война ведется, мол, не артиллерией, а танками, являются ошибочными и приносят вред.

Инженерносаперные части. Мысль о передаче 17 из 20 имеющихся саперных батальонов РГК во вновь формируемые дивизии следует назвать абсурдной. Война моторов, которую мы сейчас ведем, сделала саперные батальоны еще более необходимыми, чем когдалибо. Потребность в саперных батальонах для новых дивизий должна быть покрыта за счет моторизованных саперных рот пехотных дивизий, подлежащих расформированию.

Железнодорожносаперные части. Их количество следует увеличить. Если программа организации сухопутных сил имеет целью обеспечить выполнение задачи по овладению обширными территориями, то железнодорожносаперные части должны составлять существенную часть этой программы.

Служба подвоза снабжения. Путем централизации транспортных средств можно организовать подвоз лучше и экономнее.

Осадная артиллерия может быть свернута (сокращена), но только после захвата Гибралтара. Она поглощает слишком большое количество тягачей и автомашин.

2. Группа Балька – для проверки и выработки новых штатов (военного времени) частей и подразделений с целью их сокращения до минимума, необходимого для ведения войны. Эту организацию следует создать при командующем армией резерва при содействии генерального штаба.

Генерал Вагнер (генералквартирмейстер):

А. Требования рейхсмаршала (Геринга) об охране запасов в оперативных районах. В пределах возможного эти требования с нашей стороны уже выполнены.

Б. Новые границы тылового района группы армий «Центр». (Передняя) граница тылового района группы армий «Центр» проходит в основном по Западной Двине и Днепру до Гомеля. Граница тылового района группы армий «Юг» будет в дальнейшем также перенесена на Днепр.

В. Требование штаба группы армий «Север» о выде лении транспортных средств для переброски 93й пехотной дивизии следует отклонить.

Г. В Ригу морским путем прибыло с первым караваном транспортов 900 тонн и со вторым – 2000 тонн грузов (предметы снабжения).

Д. Положение со снабжением:

Группа армий «Юг»: Очень большой расход горючего. За последнее время захвачены лишь небольшие запасы горючего у противника. Изза крайне плохи х дорог количество грузов, перебрасываемых транспортными колоннами большой грузоподъемности, уменьшилось на 50 %. Несмотря на это снабжение войск осуществляется бесперебойно.

Группа армий «Центр»: В результате энергичных мер и тесного взаимодействия между Бенчем и железнодорожным директором, направленным сюда Герке, напряженность положения начинает ослабевать. Положение на транспорте улучшилось. Небольшие трофеи. Однако действия диверсионных групп противника вызывают некоторые опасения.

Группа армий «Север»: Переброски войск (93я пехотная дивизия) ежедневно отнимают три эшелона. Несмотря на это транспорта вполне достаточно.

Кинцель (отдел «Иностранные армии – Восток»): организация командования на русском фронте (с севера на юг).

Штаб СевероЗападного фронта (Ворошилов): 8, 27, 11, 22я армии. Еще неясно, входит ли 22я армия в состав СевероЗападного или Западного фронта. Первое – более вероятно. Очень важно точно установить этот факт, чтобы иметь прави льную оперативную оценку района Бологое, Ржев.

Штаб Западного фронта (Тимошенко): 19, 20, 13 и 21я армии. Во втором эшелоне находится, повидимому, штаб 4й армии, который прежде находился в Белостокском мешке и, очевидно, был оттуда переброшен в тыл.

Штаб ЮгоЗападного фронта (Буденный): 5, 26, 6 и 12я армии.

Штаб Южного фронта (?): 18 (?), 2, 9я армии. Су ществование этого фронта представляется мне сомнительным. Возможно, речь идет о штабе командующего Одесским военным округом. Если бы здесь действительно была создана новая крупная руководящая инстанция, нам наверняка было бы точно известно имя ее руководителя, как стали известны имена трех вышеупомянутых маршалов.

18я и 9я армии выявлены только средствами радиоразведки, и нигде не было отмечено их появление на фронте. Если они и существуют в действительности, то, очевидно, являются руководящими инстанциями, выполняющими задачи береговой обороны или какието особые задачи.

Тома, назначенный на должность командира 17й танковой дивизии, явился перед отбытием на фронт».

* * *

С бомбами мы разобрались достаточно быстро – командир взял пробы из каждой и сказал, что в четырех находится чистый тротил, а две снаряжены амматолом, выплавлять который – себе дороже.

– Так их что, выкинуть, что ли? – спросил вертевшийся поблизости Алик.

– Я те выкину, олигарх проклятый! – шутливо замахнулся на него Казачина. – Это же готовые фугасы, только стабилизаторы снять.

– Отставить хиханьки! Вы, технологи мои дорогие, скажите, как взрывчатку плавить будем, смолокурни под рукой нет, а «сотка» – это вам не снаряд трехдюймовый, – прервал нас Фермер.

– Ну, пока по самолету лазали, я датчики температуры масла с двигателя открутил… – скромно признался Казачина. – Так что температуру выдержать – теперь не проблема. А вот с нагревом придется помучиться…

– Нам сколько градусов нужно? Больше восьмидесяти, но меньше ста, так ведь? Самое простое, на мой взгляд, найти деревенскую баню – и все.

– Ну, ты и… как вы там говорите? Креативщик, вот! – порадовался моей смекалке Саша и добавил: – Заодно и помоемся, кстати! Вы, калеки хромоногие, берите инструмент и снимайте стабилизаторы с этих двух «чушек», ну и барахло свое соберите.

И Саня ушел в штаб, как я понимаю, помогать Бродяге готовить сообщение для Центра.

К некоторому моему удивлению, все сборы заняли у нас не больше часа, видимо, у всех членов нашего небольшого отряда уже выработалась привычка к скоростной передислокации.

И на общем построении в десять вечера, когда Фермер объявлял о ближайших задачах, на лицах многих бойцов было заметно нетерпение: «Дескать, почему завтра, почему не прямо сейчас?»

Конечно же, Саша как опытный командир заметил этот настрой, поэтому и внес некоторые коррективы в наши планы:

– Выдвигаемся в шесть утра двумя группами. Контрольное время встречи – семнадцать нольноль, место – в лесу восточнее Лукашей. Всем все понятно? Тогда разойдись! Зель… Дымов и Трошин – ко мне.

Что там командир говорил нашим героям, мне было, конечно, интересно, но хорошо выспаться перед дальней дорогой – важнее. Поэтому я спокойно отправился к «своей» машине, где и улегся спать, тем более что в караул мне надо было только в два. «Похоже, необходимо Сане намекнуть, что по ночам и окруженцы должны дежурить, а не только «люди из будущего», а то мы так долго не протянем…» – засыпая, подумал я.

* * *

На маршруте наша колонна двигалась в ставшем уже привычным за последнюю пару недель порядке: впереди на мотоцикле ехали Тотен и Дед Никто, за ними двигался мой «крупп», прозванный нашими окруженцами «тачанкой» (кроме несуразной внешности, этому способствовало то, что на него ставили обычно сразу два пулемета), затем командирская «эмка», и замыкал колонну «Опель», ведомый Иваном.

Первые километры мы проехали без каких бы то ни было приключений и, довольно быстро добравшись до шоссе, двинулись по нему на восток. Несмотря на ранний час, поток немцев был плотным, но к нам, слава богу, никто не цеплялся.

Вскоре мы соскочили на дорогу, ведущую на юг, и буквально через километр напоролись на засаду – какието отмороженные окруженцы пару раз жахнули по колонне из винтовок. Нет, это, безусловно, отрадно, что «весь советский народ единой стеной…», но, честное слово, было бы обидно получить пулю от своих. Но, то ли мы выглядели достаточно грозно, то ли у них задора не хватило, больше они на нас не покушались.

Дальнейший путь к точке рандеву прошел так гладко, что практически всю дорогу мы с Трошиным провели в светской беседе…

– Антон, вот объясни мне, с чего, если в распоряжении наших органов имеются такие хваткие и ловкие парни, как вы, мы войну эту просрали?

– Ты, говори, да не заговаривайся, товарищ бывший майор, – поддел я его. – Войну мы еще даже не начали проигрывать. Как учит нас история…

– Ой, вот только не надо… – скривился Слава.

– А что «не надо»? Наполеон тоже, если мне память не изменяет, хорошо поначалу попер. И что? Здесь неподалеку чуть коньки не отбросил.

– Что? – не понял моего эвфемизма Трошин.

– Переправу через Березину помнишь? Был хороший шанс императора всей Европы к ногтю прижать, вот что!

– Ну, ты на историюто не кивай, у нас ситуация другая.

– Чем это она другая? Коекто пустоголовый подготовку войск через одно место вел, да и вообще…

– Что – вообще? И кто у нас пустоголовый?

– Да в кого ни ткни, от уровня корпуса и выше. Вот, ты дивизионом командовал, так? И что, доволен был, как у тебя солдатики с техникой обращались…

– У меня – хорошо стреляли, скажу честно, не хвастаясь. И вот что… Как тебя с такими словечками в наркомате вашем вообще держали?

– С какими словечками?

– Ну, к примеру, «солдатики», прям не старлейт гэбэшный, а штабротмистр какойнибудь…

– А от меня никто речи на митингах произносить не требовал, бошки сносить – это да, а уж кому и что говорить, то начальство решало.

– Знаешь, Антон, мне иногда кажется, что вы с Марса прилетели!

От такого заявления я даже опешил. Хорошо еще, что тащились мы со скоростью, по моим понятиям, мизерной, а то бы от удивления я куданибудь не туда зарулил! Отдышавшись, я спросил:

– С чего так?

– Чины у вас высокие, да и бойцы вы великолепные, но иногда мне кажется, что вы вообще никого не боитесь – ни Бога, ни черта, ни даже генерального комиссара госбезопасности! – довольно едко пошутил Трошин. – Независимость в вас иногда прямтаки вызывающая проскальзывает.

– Ну, ты скажешь тоже… Про первых двух персонажей не знаю – в религии я не силен, а товарищ Берия далеко, и до нас ему дела нет, пока ошибок не наделаем. Да и нельзя в напряжении все время быть – нервы полопаются. Как там, «нам песня строить и жить помогает…» – довольно фальшиво пропел я.

– Такто оно так, но уж очень заметно временами…

Чтобы соскочить со скользкой темы, я поинтересовался:

– Слава, вот ты мужик видный, майором, опять же, был, а что женой не обзавелся?

Трошин ненадолго задумался…

– Да, если почестному, то не успел както… А может, и не встретил свою, как в старых романах писали, вторую половину… – и, в свою очередь, попробовал «соскочить»: – Я все спросить тебя, Антон, хотел, а сколько тебе лет?

– Тридцать шесть, – машинально ответил я.

– Ни за что бы столько не дал! – изумился он.

– Да у нас больше «четвертака» не дают – прокурор не позволяет… – отшутился я.

– Нет, правда, я думал, тебе тридцать едва исполнилось, очень ты молодо выглядишь для возраста своего… – и добавил: – и для звания.

– Методики есть восточные, тайные, ну, а кроме этого, я никогда не читаю перед обедом газет! – процитировал я литературного персонажа.

Но Вячеслав, похоже, Булгакова не читал, потому что посмотрел на меня недоумевающее:

– А газеты тут при чем?

– А чтобы не расстраиваться…

Вот за такими вот разговорами мы и добрались до назначенного места.

* * *

Взгляд со стороны. Бродяга ^[62].

«Все надо сделать быстро!» – так сказал Саня, провожая нас. Да я и сам это понимаю, служба пеленгации у немцев поставлена будь здоров. Минут через несколько они будут уже в курсе, что работает «чужая» станция. А через десять – определят примерный квадрат. Плохо то, что передавать надо много, а на ключе я давненько не работал – не нужно это было в последнее время както. Так что играть будем по нотам и с подстраховкой. Ну, и коекакие домашние заготовки с использованием техники будущего использую, как без этогото?

На место прибыли часиков в шесть, в расчете на то, что фрицы спросонья не такими расторопными будут. Для сеанса мы с Саней выбрали точку километрах в двадцати к северу от нашей нынешней базы – места не очень населенные, но дорожная сеть густая (бывшая польская приграничная зона какникак). Так что в случае неприятностей нам есть куда сматываться.

Уже на месте мы с Люком подыскали приличных размеров сарай (а может, это был амбар или рига какаянибудь – не знаю, не силен я в сельском хозяйстве), где и развернули рацию. Правда, перед этим полчаса лазили по округе, оставляя «подарки» для незваных гостей. А то, что они явятся, – это к бабке не ходи.

Наконец я, отправив Люка в дозор, уселся за рацию и начал передачу. Хорошо еще, что заранее записал сообщение «морзянкой», а то бы точно до вечера провозился с непривычки. И ведь когда под – рукой нет электронных «приблуд», элементарные, казалось бы, вещи стали сложными. Нехитрое устройство, с которым передача сообщения азбукой Морзе ничем не отличается от обычного интернетчата, вместе с ноутбуком осталось в базовом лагере в багажнике моей машины, так что пыхти давай, Сергеич. Набивай мозоли на пальцах. Надо будет покумекать, как приспособить «наладонник» для этих целей… С шифрованием он здорово помог.

Да и Антон тоже хорош – материал копилкопил, а мне теперь отдувайся.

…В общем, на передачу всей заготовленной информации у меня ушло четыре часа тридцать семь минут и сорок две секунды – непростительно много! Но жалеть будем потом, а сейчас ноги в руки!

Свернув рацию и засунув ее, благо размеры позволяли, в обычный немецкий ранец, я активизировал «подарки» в доме и крикнул Сане, чтоб он заводил таратайку.

– Поздно уже! Вон смотри! – И он указал мне рукой в сторону дороги.

Гости… Пяток мотоциклов и два грузовика. Ну, последние проблем особых не доставят, оторвемся, если очень припрет. А вот мотоциклы – плохо. Скорость у них такая же, как у нас, да еще и пяток пулеметов в спину. Порежут нас на мелкий винегрет, и не мяукнем.

– Что делать будем? – скидывая с плеча снайперку, поинтересовался Люк. – Пешком попрем?

– Не вариант… Если у них собаки есть – точняк крышка. Так что, твоя основная цель – немецкие четвероногие друзья. Таратайка где?

– Вон там, в кустах стоит. А что?

– Ничего, пускай там и дальше стоит. Бугорок справа видишь?

– Вижу.

– Твоя позиция там и будет. В первую голову режешь собак, если они есть. Потом – офицеры с унтерами. Да чего тебе объяснятьто? Ученый и так… Свистну один раз – отходишь к таратайке, заводишь и ждешь меня. Два свистка – двигай ко мне. Уходим в сторону, откуда немцы прибыли.

– Чем свистетьто будешь? В два пальца?

– Фермер свистком поделился. Как чувствовал! Вот что значит боевой опыт! Это я, старый злодей, всю дорогу с такими же, как сам, и бодался, а он солдат, у него чутье на такие переделки. До взрыва не стреляй, да и потом обожди, пусть немцы первыми начнут.

– А начнут?

– Не сомневайся. Начнут, как по нотам.

Отправив Люка на позицию, я перебежками вышел во фланг возможному направлению развертывания немцев и прикинулся ветошью. Подъехав ближе, грузовики остановились, и из них посыпались солдаты. Мотоциклы разделились. Два остались возле грузовиков, еще два разъехались метров на сто в обе стороны и взяли строение под перекрестный огонь. Еще один остался в тылу, перед грузовиками, и заглушил мотор.

Немцы выстроились в цепь и по команде офицера двинулись вперед. «Где у них собаки? Ага, вот она, на правом фланге. Одна? Похоже… Негусто, значит, у них с этим делом. Так, идут они хорошо, метров через двадцать как раз и «подарок» будет. Подождем…» – думал я, скидывая с плеча автомат и расстегивая клапаны на кобурах. Дождик собирается – так это вообще красота, следы наши потом хрен найдешь! А немцы в накидки укутались, промокнуть боятся, что ли, цивилизаторы чертовы?

Бух! «Подарок» сработал чуть раньше, видимо, я неверно рассчитал расстояние. Цепь мгновенно залегла. Со своего места я заметил, что троих или четверых всетаки зацепило. Огня немцы не открыли, молодцы, опытные ребятки. Выдержка есть, это хорошо. Как это там говорилось? «Служи по уставу – завоюешь честь и славу»? Ну, вот и посмотрим, как у них с уставной дисциплиной? Со знанием уставов у немцев оказалось все в порядке. По команде офицера из цепи приподнялось несколько человек – саперы. Точно, вон они щупы свинчивают. Прощупывая впереди себя землю, они осторожно двинулись вперед.

Ближайший ко мне сапер находился всего метрах в двадцати. Старается парень, вон, аж губу закусил. По сторонам почти и не смотрит, тычет щупом в землю. Нуну, с таким же успехом он мог с собой сразу домовину тащить. Против Казаковой растяжки щуп – слабое утешение. Не знают тут еще такого метода минирования. Точнее, знают, но без тонкостей. С точки зрения местных, надо быть полным параноиком, чтобы обратить внимание на небольшую корягу. А ведь мы не зря наши «монки» из снарядных гильз корой обклеили. Да и зеленую леску толщиной в три десятых миллиметра в траве заметить – дело дохлое. На твое счастье, парень, нету их больше на твоем пути. Одна всего и была. Хотя это еще как посмотреть, кому из нас больше повезло. Мне почемуто кажется, что тут выиграл не ты… Вот большой куст на секунду скрыл сапера от своих… Рраз! И пиленый штык от трехлинейки черной молнией («Не напрасно мы их в масле сварили, ох не напрасно!» – мелькнула в голове мысль.) вылетел из моей руки. Сапер ничком ткнулся в землю. И через секундудругую он уже снова двинулся вперед, усердно работая щупом. Вернее, это так показалось немцам. Подобрать щуп и винтовку и засунуть труп под куст – дел на пару секунд, а накидки у меня и у немцев одинаковые. Трава густая, ног моих они не видят. Так что не заметят, что сапер в ботинках, а не в сапогах. Еще пяток метров и можно начинать. Так, пора уже…

Бух! Это уже в середине строя. Еще один «подарочек». Бросив на землю щуп, я вскинул трофейную винтовку и высадил всю обойму в овин. После чего рухнул на землю с невнятными воплями. Цепь поддержала меня дружным огнем. Так что встречный выстрел люковской снайперки прошел на этом фоне почти незамеченным. С моего места собаки я не видел, но не сомневался, что она свое уже отбегала. Тем временем цепь перебежками продвигалась вперед и вскоре уже поравнялась со мной. Чуть приподнявшись, я метнул влево гранату и снова уткнулся головой в землю. Бух! Новая порция криков и команд.

«Надо же! Жив еще офицер! Или он там не один такой голосистый?»

Топот ног! Уткнувшись головой в кусты, я громко застонал. Что увидят подбегающие немцы? Раненого сапера, вон и щуп рядышком из земли торчит. Форму не видно – накидка мешает, ноги скрывает высокая и густая трава, на голове каска… Точно, повелительный возглас, и ко мне затопали две пары ног. Будут перевязывать на месте или в тыл поволокут? Последнее вероятнее всего – всетаки вокруг открытая местность, зачем им под пули подставляться…

Я угадал правильно – меня подхватили под руки и кудато потащили. Быстро ногами шевелят, огня боятся. Правильно, ребятки, несите меня отсюда подальше. Там еще гдето один «подарок» остался, пора бы уже и ему…

Бух! «Носильщики» дружно рухнули на землю. Весьма неловко, так что один при этом напоролся на нож. Прям как в старом анекдоте: «Представляете, он поскользнулся – и прямо на нож! Сорок дэва раза, э?!»

Второй было дернулся. Пришлось заехать ему локтем в кадык. Орать он после этого не мог, а через секундудругую уже тоже того… успокоился. Приподнявшись над землей, я дважды свистнул. От бугорка, где залег Люк, метнулась фигурка. Ага! Тем временем немцы, прикрывая друг друга огнем, добралисьтаки до сарая. Метнув в приоткрытую дверь гранату, дождались разрыва и бросились внутрь. Я поспешно вжался в землю.

Хренак! Земля дрогнула! Взрывная волна пронеслась над головой, осыпав меня щепками, пучками соломы и еще какойто дрянью. Чтото я переборщил со взрывчаткой, ее и так у нас не очень много. Можно было бы и сэкономить. Приподнявшись, я снова свистнул пару раз. Топот ног, и Люк, переводя дыхание, свалился рядом со мной.

– Ты как?

– Порядок. Собаку заземлил. Офицера и унтера одного, сильно горластого – тоже. Куда двигаем?

– Обожди, сейчас немцы своих раненых потащат к машинам. Мы одного из этих подхватим и тоже, вместе с немцами, за пулеметы пройдем. А там уже и до нашей таратайки недалече.

– Так, может быть, лучше еще один грузовик прихватизируем? Мотоцикл немцы могут и не найти, а нам грузовик очень даже к месту будет… – предложил Саня.

– А не нахлобучит нас Фермер за самоуправство? Хотя… Мысль вообщето верная. Нужен нам грузовик. Хабарато до фига и больше, на машины уже и не влазит весь. Добро! Работаем грузовик.

Подхватив под руки одного из «носильщиков», мы поволокли его к грузовикам. Люк нахлобучил его каску и выглядел заправским гансом. Проходя мимо мотоцикла, он даже чтото крикнул немцам, махнув рукой в сторону леса. Я мгновенно покрылся холодным потом, и свободная рука потянулась к пистолету. Однако немцы отреагировали сдержанно, лишь пулеметчик кивнул головой.

– Что ты ему сказалто?

– Чтобы смотрел на те кусты внимательнее.

– Так и ты у нас немецкий знаешь? Что ж молчалто?

– Только пару расхожих фраз. На реконструкции пришлось с одним знатоком пообщаться, когда клип снимали. Там и выучил.

– Ты хоть на будущее предупреждай, а то я уж собрался и их валить до кучи.

Подойдя к грузовику, Люк стукнул рукой по борту. Из кювета выскочил водитель с карабином в руках и бросился открывать задний борт. Поднявшись в кузов, он протянул руки, подхватывая нашу ношу. Подав тело немца в кузов, Люк запрыгнул туда же. К машине уже подбегало еще человек шесть, тащивших раненых. Обойдя машину, я залез в кабину и сел за руль. Взведенный автомат положил на колени. Слышно было, как в кузове топочут водитель вместе с Люком, принимая раненых. Так, похоже, что все. Немцы побежали назад. Всех принесли? Сдается мне, что так. Я стукнул рукой в стенку кабины. В ответ донесся сдавленный писк и хрипение. Через несколько секунд Люк уже ввалился в кабину.

– Ну как?

– Поехали. Водила беспокоить не будет.

Вырулив на дорогу, я дал газу, и уже метров через триста наша машина скрылась за поворотом. Еще пара километров – и мы поняли, что погони не будет. Свернув с дороги в лес, я остановил машину. В темпе выгрузив раненых немцев и «отарив» их так, что как минимум полчаса «сладкого» сна на лоне природы им было обеспечено, мы рванули на трофейном грузовике домой.

* * *

Москва, ул. Дзержинского.

20 июля 1941. 14.31

Высокий, с красивым, мужественным лицом, капитан госбезопасности постучал в дверь кабинета:

– Разрешите, товарищ старший майор?

– Входите, Борис Михайлович. Что у вас?

– Пришла шифровка от «Странников». – И он протянул пачку листов молодому генералу, вышедшему к нему на встречу изза стола.

– Эк они… Настрочили…

– Да. Передача длилась больше четырех с половиной часов.

– Угум… – Генерал внимательно просматривал листы шифрограммы. – Так, вот эти данные проверить немедленно! – И он протянул лист капитану.

Тот прочитал заголовок и ответил:

– Уже дано задание авиации, но, товарищ старший майор, сами понимаете, этот район немцы прикрывают с воздуха весьма серьезно, наши могут и не прорваться.

– Агентура?

– Запросы будут переданы во время ближайших сеансов связи.

– Так, это что? «Рекомендации»… Так… Немедленно проверить и передать в войска Западного… да на все фронты!

– Сделаем!

– Чтонибудь по этим «Странникам» еще раскопали?

– Да, но…

– Что мнетесь, как гимназистка?

– Товарищ старший майор, помните сообщение агента о том, что в конце беседы фигуранты приветы передавали…

– Да, чтото такое помню. Кому передавали, выяснили?

– Так точно. Полковнику Старинову и…

– Ну?!

– И вам, Павел Анатольевич…

* * *

«Начальнику штаба 3й танковой группы полковнику фон Хюнерсдорфу.

Срочно. Секретно.

Согласно докладам штабов 7й, 12й и 20й танковых дивизий, противник применяет новую тактику для борьбы с нашими танковыми подразделениями.

В последнее время участились случаи нападения на танковые подразделения, маневрирующие в нашем ближнем тылу. Небольшие (5–20 человек) подразделения противника обстреливают наши танки из ручного оружия, используя бронебойные и зажигательные пули. В силу того что изза сложностей со снабжением большинство танков перевозит на броне топливо в канистрах, подобные атаки наносят нашим войскам большой урон. При повреждении канистр танк, как правило, загорается и после пожара требует капитального заводского ремонта.

За последние 2 дня танковые подразделения упомяну тых дивизий потеряли от подобных атак 14 танков и 3 бронемашины. Из них 6 танков и 2 бронемашины восстановлению не подлежат.

27 июля 1941 года

Начальник оперативного отдела 3й танковой группы оберстлейтенант Карл Вагнер»

* * *

«Генералоберсту Гудериану

Срочно. Секретно.

Докладываю, что в течение последних пяти дней войска противника активизировали борьбу с нашими подвижными соединениями, причем отмечены случаи нападения в оперативном тылу танковых дивизий при переброске войск и техники по – рокадным дорогам. Командиры подразделений отмечают изменившуюся тактику противника. Небольшие группы просачиваются в наш тыл и обстреливают колонны на марше, применяя зажигат ельные пули, изза чего отмечены случаи возгорания топлива, перевозимого на бронетехнике в канистрах. Как правило, при возгорании топлива загорается и сама боевая машина. Отмечается также то, что нападающие не принимают прямого боя и сразу после обстрела скрываются в лесах. В некоторых подразделениях для противодействия подобным нападениям вынуждены применять тактику сопровождения танковых колонн спешенной пехотой, что значительно снижает маневренные возможности подразделений.

Всего в результате подобной активности противника в 3, 4, 10 и 17й танковых дивизиях потеряно 33 единицы бронетехники, из них 25 – безвозвратно.

2 августа 1941 года

Начальник штаба 2й танковой группы

оберстлейтенант фон Либенштайн»

Глава 2

…Километров через пять мы свернули с шоссе на местную дорогу и через пару километров въехали в большой лесной массив. Дорога была пустой, поэтому, не мудрствуя, мы нашли подходящий съезд и углубились на пару сотен метров в чащу. По команде Фермера я заглушил двигатель и вылез из машины.

– Так, Несвидов – тенты натяните! Тотен и Юрин – на вас охранение! – начал командовать Саша. – Арт, Казачина, Зельц – ко мне!

– Ну что, Слава, иди подмогни сержанту, – бросил я через плечо Трошину.

– А может, я лучше…

– Что лучше, то командир придумает! – осадил я его. – А пока помоги Несвидову.

Когда я подошел, Фермер уже развернул на капоте «эмки» карту:

– Значит, так, мальчикизайчики, вы сейчас пробежитесь по окрестностям и посмотрите, что вокруг и как? – сказал он, обращаясь к Ивану и Алексею. – Нам вообщето вот в этот квадрат надо, – и он показал на карте точку, расположенную в том же массиве, но километрах в трех к югу, – но, как мне кажется, в Старом Селе немцы квартируют, а нам пока светиться не след. Так что основная задача для вас – проверить, сможем ли мы по лесу вот здесь проехать. Через сколько выйти сможете? – спросил он Казачину.

– Минут через десять будем готовы! – молодцевато ответил Ваня.

– Выполняйте!

Как только ребята ускакали к грузовику, Саша повернулся ко мне:

– Что скажешь, Бухгалтер в разведку гож?

– Ну, мужик он вроде надежный, но вот выправка его может нас подвести… Тут ктонибудь с менее военным видом нужен.

– Ага, а с кем готов по хуторам пробежаться?

– Кудряшова могу взять, вид у него охломонистый – за вояку не примут. Правда, насчет «пробежаться» – это ты погорячился, командир. Если только «торопливо прохромать».

– Это Дед Никто?

– Ага.

– Сойдет.

– А что искать?

– Обстановку вокруг посмотри. Ну, и баньку… Вот, видишь, – и он показал карандашом на карте, – вдоль всего этого леса хутора раскиданы, так что есть где развернуться.

– А вдруг они немцами обжиты?

– Не думаю. Если внимательно на карту посмотришь – это единственный крупный лес в округе, а вокруг села сплошняком идут. Нечего здесь немцам делать. Мы с Аликом пару дней назад посидели над трофейной картой – точку для базы выбирали. Так вот, мы сейчас километрах в десятидвадцати к востоку от внешнего кольца тех фрицев, что окруженцев в Налибокской пуще держали. Да и то по большей части одни тыловики остались, а основная масса боевых частей уже давно к Смоленску укатила. Место, конечно, не самое спокойное, но и наглости такой они могут не ожидать. Кстати, похоже, что те, кого вы у самолета встретили, как раз из пущи этой прорвались. На бане можешь не заморачиваться, но обстановку я знать должен. Так что – ноги в руки, и вперед.

– Яволь, герр коммандер! – Я вытянулся по стойке смирно и уже было совсем собрался уходить, как мне в голову пришла одна идея: – Саш, а зачем нам в «гражданку» переодеваться? Давай мы с Бухгалтером так в немецком и пойдем! А то, сам прикинь, два мужика, причем один из них – хромой, шарятся по лесу в нескольких километрах от кольца окружения – да нас запалят вмиг. А так получится, что мы вроде в патруле…

– Да, пожалуй, ты прав. Но двое для патруля жидковато будет. Возьмешь кроме Трошина еще пару человек., того же Кудряшова, к примеру.

– А машины кто охранять будет?

– Не переживай, справимся.

Позвав кроме Славы еще Кудряшова, Юрина и двоих окруженцев, вытащенных мною в свое время из сарая – боксера Чернова и Сомова, я приказал им переодеться в немецкую форму и построиться через десять минут около «Опеля».

Сделав знак Трошину взять с собой пулемет, я проверил свое оружие и заменил батарею в рации на свежую. В полдвенадцатого бойцы построились у грузовика, и я, встав напротив, начал доводить до них боевую задачу:

– Сейчас мы пойдем в разведывательное патрулирование. Главное – идти незаметно! Наблюдаем издалека, ни в кого не стреляем, ничего не взрываем. – Тут я обратил внимание на странную конструкцию, надетую на сержанта Юрина, больше всего это было похоже на корявую разгрузку, слепленную на коленке из немецких ремней и подсумков. – Николай! А это что на тебе?

– Разгрузочный жилет, товарищ старший лейтенант! – бодро ответил он. – Как у вас! Мне сержант Несвидов пошил.

– Ну и как, удобно? – слегка опешив, только и спросил я.

– Не знаю, товарищ старший лейтенант. Я первый раз ее надел.

– У кого еще такое… произведение искусства есть? – почемуто мне подумалось, что Юрин должен быть не одинок в своей тяге к прогрессу.

Еще трое подняли руки.

– Ну, так надевайте, надо же проверить, чего там старшина наш скомстралил? Даю пять минут на переодевание. Бегом, арш! Остальным отдыхать.

Пока мужики меняли сбруи, я метнулся к командиру.

– Что стряслось? – поинтересовался у меня – Саша.

– Да ничего страшного, просто бойцы наши себе разгрузок понаделали.

– Каких разгрузок? – не понял сначала он.

– Ну, как у нас.

– И как, получилось?

– Отправил сейчас переодеваться, в патруле проверим.

– А откуда они их взяли?

– Несвидов пошил.

– Интересненько… Ну, вы идите, а я с ним беседу проведу. Надо же рекомендации опытного пользователя дать. И барахольщика нашего привлеку, – добавил Фермер, имея в виду Тотена – нашего главного специалиста и коллекционера тактического снаряжения. – Да, как только выйдете на опушку, свяжись со мной.

– Хорошо.

* * *

За полчаса, двигаясь параллельно дороге, мы дошли до опушки. Я залез на высокую сосну и в бинокль осмотрел окрестности. На севере, километрах в двухтрех, проходило крупное шоссе, по которому ехали утром. Меньше чем в полукилометре от нас я увидел деревню, точнее, крупный хутор, а в полутора километрах по правую руку от него – еще один. То тут, то там в полях виднелись разнообразные хозяйственные постройки. Да уж, местность для диверсантов самая неподходящая. На дороге, проходящей несколько южнее, я заметил столб пыли, поднимавшийся за какойто машиной. Я поменял кратность, чтобы получше рассмотреть. Открытая легковушка. А это у нас что? Офицер на заднем сиденье – высокая тулья фуражки, погон с витым серебряным шнуром, звание, правда, на таком расстоянии рассмотреть не удалось. На передних сиденьях – водила и какойто нижний чин в фуражке. «Чего это они без охраны? Совсем обнаглели!» – подумал я, включая рацию.

– Фермер, Арт в канале.

– На связи, Арт. Что у вас?

– Тут людно. И тут объект подходящий нарисовался.

– Какой?

В этот момент машина свернула с дороги и въехала в деревню.

– Шишка средней величины, то ли комбат, то ли комроты. И всего два «оловянных» в охране.

– Далеко от вас? – мгновенно прорубил фишку командир.

– Километра полтора, на фазенде.

– Что за фазенда? Бундеса там есть?

– Если и есть, то отсюда не видно. Ну что, даешь добро на захват?

– Поближе подойдите. Рассмотрите, что там и как. Если, кроме объектов, никого рядом нет, то добро даю. Постарайтесь взять чисто. Как понял?

– Понял тебя, хорошо. Овер.

Спустившись с дерева, я объяснил бойцам задачу, и мы аккуратно двинулись через поле к хутору. От куста к кусту, от канавы к канаве, километр в час – нормальная скорость. Судя по тому, насколько обильно поле было «заминировано» скотиной – на одном из хуторов должны были держать весьма крупное стадо.

Спрятавшись в амбаре (А может, и овине? Ну, не разбираюсь я в таких тонкостях!), стоявшем в паре сотен метров от хутора, мы принялись наблюдать…

«Ага, машина стоит у дома, и водила ковыряется под капотом… Значит, офицер сюда надолго заглянул», – подумал я, глядя в бинокль. Больше немцев на хуторе я не заметил и со спокойной совестью вызвал по рации командира.

– Фермер в канале, – откликнулся он. – Что нового?

– Мы рядом с фазендой, «болванов» трое. Или, по крайней мере, другие прячутся.

– Тихо сработать получится?

– Попробуем.

– Вы не пробуйте, а делайте! Как вообще там обстановка?

– Сельская идиллия – тишина, и только мухи жужжат. На тропинке, правда, оживленно.

– На какой?

– Да на той, что мы поутру топтали.

– Понял. Маякни, как работать начнете!

– Конечно. Отбой.

Спустившись с чердака, я собрал бойцов для инструктажа:

– Бухгалтер и Чернов, вы идете со мною в дом – будем офицера вязать. Ты, Николай, – это уже Юрину, – вместе с Сомовым страхуете нас на улице и упаковываете водилу.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился ко мне Трошин, – а подойдем мы к ним как?

– Мы втроем скрытненько сейчас выдвинемся к дому – заодно и разведаем, после чего дадим отмашку Юрину и Сомову. Они пойдут открыто и зайдут со стороны ворот.

– А немцы не переполошатся? – спросил Юрин.

– А форма на вас какая? Так что не дрейфь, пехота, прорвемся! Кстати, пока мы ползти будем, вы по окрестностям посматривайте, а то, не ровен час, еще немцы объявятся… – и с этими словами я протянул ему свой бинокль.

– Хм, легкий какой! – изумился Коля и попробовал прочитать надпись: – «Никон»?^[63] А это немецкий, что ли?

– Сержант, – я перешел на официальный тон, – это сейчас так важно, где сделан бинокль?

– Нет, конечно, товарищ старший лейтенант! Извините!

Я хотел уже было попросить бойцов попрыгать, но вовремя вспомнил, что снаряжение у них не подогнано, и просто спросил:

– Все готовы?

И, увидев утвердительные кивки, сделал приглашающий жест в сторону двери сарая:

– Тогда пошли.

* * *

Только мы добрались до сараев, по широкой дуге раскинувшихся вокруг хутора, как на улице послышались громкие голоса.

– Вот, помяни мои слова, толку не будет из всей этой затеи! – говорила одна женщина.

– Да ладно тебе, Дарья! Может, и не хуже старой власти будет. Житьто надо!

Судя по всему, вышли спорщицы как раз из того дома, около которого был припаркован немецкий автомобиль.

«Это что же, он местное население там принимает?» – мелькнула у меня догадка. Тронув за плечо Вячеслава, я знаками показал, чтобы он прошел вперед и выяснил обстановку с другой стороны… Слава кивнул и двинулся вперед. В этот момент на дворе громко хлопнула дверь и раздался мужской голос:

– К пяти вечера, бабы! Чтоб как штык!

– Да поняли мы, поняли… – донеслось издалека.

Снова хлопнула дверь, и на дворе все стихло, только водительнемец негромко позвякивал какимито железками. Трошин помахал рукой, привлекая мое внимание, а затем жестами показал, что двое гражданских движутся в направлении от нас. Причем гражданские – лица женского пола. Остроумный жест, с помощью которого Слава донес до меня эту информацию, вызвал у Чернова смешок, но я немедленно пресек раздолбайство, ткнув его пальцем в ребра и показав кулак.

Жестами же я дал команду бойцам перелезть через забор.

Незамеченными мы проскочили к дому и двинулись вдоль глухой стены. Я выглянул изза угла. Водила как раз полез под машину, сжимая в руке гаечный ключ. «Хороший ты механик, наверное!» – подумал я, а сам дотронулся до плеча Чернова, после чего ткнул пальцем в сторону немца и сделал движение, как будто бил когото крюком в челюсть. Василий понятливо кивнул и, пригнувшись так, чтобы не отсвечивать в окнах, метнулся вперед. Я же вытащил из нарукавных ножен метательную «иглу», сделанную из штыка, и приготовился страховать его.

С водителем Чернов обошелся без затей – выволок того за ноги изпод машины и парой мощных крюков вырубил болезного. Судя по звукам, долетевшим до меня, второй раз можно было и не бить – челюсть у немца наверняка теперь сломана.

Мы с Трошиным проскользнули к крыльцу. Я жестом попросил Славу подсадить меня и осторожно заглянул в окно. В большой светлой горнице находились трое: давешний офицер сидел за столом вместе с немецким унтером и чтото втирал стоящему перед ним понурому мужичку лет пятидесяти. Судя по тому, как шевелились губы у сидящих за столом, унтер был тут за переводчика.

Жестами я распределил бойцов по позициям, дал отмашку Юрину и, встав слева от входной двери, вежливо постучал. Спустя десяток секунд за дверью послышались шаги, и недовольный мужской голос сказал:

– Марьяшка, я же сказал в пять!

Дверь распахнулась. На пороге стоял мужик, которого я видел в комнате. Заблокировав его правую руку своей левой, я резко пробил в солнечное сплетение, после чего рывком сдернул его с крыльца прямо в надежные объятия Чернова. Сам же, вскинув автомат, вломился в комнату.

Картина «Не ждали!» – офицер читает какуюто бумагу, а вот унтер в изумлении уставился на меня. Два шага, и приклад ППД сносит унтера с лавки. Изящный пируэт – и внушительный дырчатый кожух моего ствола замирает в двадцати сантиметрах от лица офицера.

– Halt! – вкрадчиво говорю я. – Hände hoch!^[64]

Немец покладисто тянет руки в гору. Ого, на погонах звезд нет, один витой шнур – майор. А вот какие войска – я понять не могу, в цветах я не силен.

– Name? Titel?^[65]

– Ich bin Intendanturrat Wolfgang Zoeyr.

«Интендантуррат? Что за зверь?» – задумался я, но быстро сообразил, что это, должно быть, интендант в чине майора. Ребята как раз втащили в комнату вырубленного на крыльце мужика.

– Боксер, – обратился я к Чернову, – свяжи унтера и приведи его в чувство. Будем с господином майором беседовать. А ты, Слава, мужичка пока спеленай.

– Уже, Арт.

При звуках русской речи интендант встрепенулся. Интересно, это его так наша форма запутала? Он что же думал, его родная германская полиция арестовывать пришла? Хотя про русских диверсантов я бы на его месте тоже не сообразил.

– Stehen auf!^[66] – И я сопроводил приказ движением автомата.

Немец встал изза стола, и я быстро вытащил из кобуры на его поясе пистолет. «Хм, «Вальтер ПП», – определил я модель, – офицер явно не строевик – ствол в самый раз для интенданта».

– Gehen Sie auf die Wand! – Я рукой показал, к какой именно стене немец должен пройти.

– Wer seid ihr? Und was wollt ihr?^[67] – подал голос пленный.

– Halt den Mund! Hände hinter den Kopf!^[68] – порекомендовал я ему.

Когда он выполнилтаки мои приказания, я достал из кармана кусок шнура и быстро связал ему руки, после чего вышел в сени и связался с командиром:

– Арт вызывает Фермера!

– Фермер в канале.

– Взяли.

– Кто?

– Интендант об одной звезде и двух просветах, с ним унтерпереводчик и водила.

– Что они там делали?

– Пока не знаю, может, с Тотеном подъедете, и здесь допросим?

– Нет, уходите оттуда.

– Колеса брать?

– Какие?

– «Опель» легковой.

– Бери, пригодится.

Вдруг за дверью я снова услышал женские голоса:

– Пан солдат, у меня вопрос к старосте есть. Пропустите?

«Какой еще солдат?» – вначале не понял я, но потом сообразил, что местные обращаются к Юрину или к комуто еще из его группы. «Не дай бог, они порусски отвечать начнут! Блин, там же водила валяется!» – подумал я, быстро открывая дверь на – улицу.

Две крестьянки, одна лет тридцати пяти – сорока, другая помоложе, стояли около машины и жестами пытались объяснить Юрину, что им очень надо пройти в дом. На лице сержанта явственно отразилось смятение чувств: с одной стороны, он понимал, что в дом их пускать не следует, с другой – он не понимал, как объяснить, что проход воспрещен, и при этом не раскрыть себя. Надо было срочно спасать боевого товарища!

– Verboten! Nicht ходит! Abend приходит! – подняв руку в запрещающем жесте и коверкая русские слова, я пошел навстречу колхозницам.

– Пан офицер, так коровы уже готовы… – начала старшая.

– Nicht verstehen… – ответил я и добавил: – Стоят тут! – после чего поднялся на крыльцо и вошел в дом.

Интенданта ребята уже усадили на пол, предварительно завязав ему рот полотенцем, унтер был упакован аналогичным образом, а вот староста так и валялся на полу около печки.

– Так, Боксер, приведика господина старосту в чувство.

Чернов кивнул и, зачерпнув ковш воды из ведра, стоявшего у двери, окатил мужика. Тот дернулся и заворочался, приходя в себя.

– Ну что, человек божий, обшитый кожей, ответишь на пару вопросиков? – спросил я, усаживаясь на табурет напротив старосты.

– Кхе, тьфу… – невразумительно ответил он.

– Чтото неконструктивный диалог у нас получается… – констатировал я и спросил: – Может, по ребрам добавить? Для повышения коммуникабельности…

– Нет, что вы хотите… господин офицер? – судя по всему, мужик решил подстраховаться, приняв во внимание то, что мы были одеты в немецкую форму.

– А может, мы не господа вовсе, а наоборот – самые что ни на есть товарищи?

– А мне поровну, что господа, что товарищи. Все одно – власть. – Похоже, что мои «шибко вумные» слова произвели на мужика впечатление.

– А расскажи нам, о чем вы с майором тут сговаривались, а?

– Дак это… он за снабжение войск отвечает… Приехал насчет заготовки мяса там, еще чего…

– И много у вас мяса?

– Дак стадо же у нас здеся совхозное. Тут на хуторе и в Головках почитай больше ста голов.

– Вот как? – Я изобразил на лице заинтересованность. – И о чем сговорились?

– Ну, он собрался машину свою за теринаром послать, ихним, немецким.

– А бабы чего пришли?

– Какие бабы? – не понял он.

– Там, на дворе. Молодка и еще одна – постарше. Тебя требуют. Если ты, конечно, староста?

– От дуры! Я же их на ферму послал, приготовить все… – и он в сердцах сплюнул на пол.

Внезапно он поднял на меня глаза и спросил:

– Так вы, господинтоварищ, откуда будете?

– Ты действительно хочешь это знать? – с некоторой угрозой в голосе спросил я. – А такую пословицу «Меньше знаешь – крепче спишь» знаешь?

Староста кивнул. Внезапно мне расхотелось ломать комедию, изображая из себя не пойми кого:

– Эй, дядя, ты до войны кем былто?

– Скотником здесь, на ферме, работал.

– А чего это тебя немцы старостой назначили?

– Так из раскулаченных я, гражданин начальник, – определил для себя мой статус староста.

– А что это ты меня так величаешь?

– А то я человека из органов не видал? Так что говорите, гражданин начальник, что вам от меня надо… – с какойто усталой обреченностью сказал мужик.

– Мне? От тебя? – на несколько мгновений я задумался, но затем пришло решение: – Тебя как зватьвеличать, староста?

– Семен Акимович.

– Вот что, Семен Акимович, у тебя родственники или знакомцы хорошие в округе имеются?

– Да.

– А у баб твоих?

– А как же…

– Тогда слушай приказ. За сегодня и завтра отгони и раздай весь скот, какой сможешь, по дворам к своякам и знакомцам. А лучше – сразу в лесу спрячь.

От услышанного Акимыч даже рот открыл. Потом, сглотнув, спросил:

– Это как же, гражданин начальник? Раздатьто?

– А вот так! Тебе немец этот что сказал? – Я кивнул в сторону сидевшего на полу интенданта. – Что вы должны содержать скот в порядке и выполнять план по сдаче мяса и молока военной администрации? – вспомнил я прочитанные в свое время книги.

– Да, так и сказал… – удивленно подтвердил мою догадку староста.

– А людям раздавать запретил, так?

– Точно так.

– Значит, вы скот должны кормить сами, лечить, а мясо сдавать… Ну и какой вам в этом смысл? Траты одни. А к зиме, когда жрать нечего станет, что делать будете? Подумай об этом, Акимыч. Ты человек, я гляжу, поживший, что к чему сам сообразить можешь…

– А если спросят, где скот? Что тогда делатьто мне? – похоже, предложенная мной идея старосте понравилась, и он начал продумывать способы ее реализации.

– Так бумаги и потеряться могут… Где они хранятся?

– Дак в правлении совхоза, в Старом.

– На вашем месте я бы так не переживал по этому поводу. Всегда можете сказать, что большевики скот увели.

– А когда наши вернутся, ведь спросят, где стадо совхозное?

Мне стало даже радостно оттого, что этот, по нынешним временам, «враг советской власти» сказал «когда наши вернутся», а не «если Советы вернутся». Я даже подмигнул ему:

– Ну, поговорку «Война все спишет!» ты, Семен Акимович, слышал, наверное. Но чтобы у тебя совесть спокойна была, мы тебе расписку напишем.

И я достал из нагрудного кармана сложенный чистый бланк Заславльского райотдела милиции, один из нескольких, что я таскал с собой на всякий случай. Цапнув со стола авторучку майора, вполне себе приличный, кстати, агрегат – «Монблан» с золотым пером, я собрался было написать расписку, но остановился.

– Семен Акимович, а фамилия ваша какая?

– Соломин моя фамилия.

– Спасибо, – ответил я и быстро написал несколько строк, после чего протянул листок старосте. Тот прочитал и, хитро прищурившись, спросил:

– А почему тут написано «сорок пять голов», – он покосился на расписку, – товарищ сержант милиции Дымов?

– А так правдивее… – честно ответил я. – Кто же поверит, что мы стадо в сто голов по немецким тылам гнали?

– Ага… А с немцем вы что делать будете, граж… товарищ сержант?

– Не переживай, Акимыч, тут не оставим и за овином не бросим. Но и ты, уж сам понимаешь, ничего не видел, ничего не слышал. В смысле: «Да, был. Да, стадо осмотрел. Да, все пять буренок. Потом – уехал. А куда и зачем – это мне, сирому, неведомо…» Смекаешь?

– Как не смекать… – и Акимыч криво усмехнулся. – Себя под молотки подводить не будем, и бабам все объясню…

– Кстати, о бабах, – вспомнил я, – они там тебя во дворе дожидаются. Так что давай, выйди к народу, расчисти нам пространство.

Он поднялся и направился к двери, а я, сделав Трошину знак следовать за ним, занялся бумагами майора. Секунд через двадцать я понял, что моего знания немецкого тут явно не хватит, и просто засунул их обратно в пижонистый кожаный портфель, стоявший на лавке.

– Так, сержант, – обратился я к Чернову, – унтера дотащишь до машины? Или в чувство приведем – пусть своими ножками топает?

Юрий окинул взглядом бездыханную тушку переводчика и сделал жест, что, мол, не беспокойся, командир, донесу.

Через открытую дверь со двора доносились голоса старосты и женщин, но слова я не разбирал, да и Бухгалтер, если что, подал бы сигнал. Через пару минут или около того староста и Трошин вернулись в комнату.

– Сделали все в лучшем виде, – весело доложил староста, а Трошин за его спиной в подтверждение кивнул. – Вопрос у меня к вам есть, товарищ сержант милиции… – и он несколько замялся.

– Спрашивайте, товарищ Соломин, не стесняйтесь, – подбодрил я Акимыча.

– Я тут, это, подумал… Может, вам продукты какие нужны или там еще чего?

– От помощи не откажемся, Степан Акимович. Нам любая подмога в радость, – не стал жеманничать я.

– Так это… Мы мигом… Все зараз сделаем! – засуетился староста. – Вы бойца вашего со мной только пошлите, а то мне не донести одному.

– Бухгалтер, скажи Юрину, чтоб со старостой сходил… Да не один, пусть Сомова с собой захватит.

Когда Чернов, неся в охапку спеленатого унтера, вышел из дома вслед за старостой, я подошел к пленному интенданту.

– Stehen auf! – продолжил я эксплуатацию своего небогатого словарного запаса.

Немец неуклюже встал, яростно сверкая глазами, изпод полотенца, закрывавшего рот, доносилось гневное мычание.

«Узнать, чего он хочет, или нет?» – подумал я, но по здравом размышлении рот пленному развязывать не стал.

– Komm!^[69] – И я показал стволом автомата направление движения.

Фриц снова чтото промычал, похоже, не собираясь выполнять приказание, так что пришлось придать ему ускорение, слегка пнув по ноге чуть выше обреза щегольских сапог. Скривившись от боли, он понуро захромал к выходу.

– Бухгалтер, прими клиента! – крикнул я Трошину, торопливо собирая со стола оставшиеся бумаги немцев.

Через минуту я уже был на улице, где мне предстояло решить классическую задачу про переправу волка, козла и капусты, поскольку все присутствующие в машину явно не помещались.

– Так, я сяду за руль, унтера положите сзади на пол, майор с Бухгалтером на заднее сиденье.

– А водителя куда денем? – спросил Дед Никто.

– В багажник.

– То есть? – Глаза у Кудряшова стали, что называется, «по полтиннику».

– То и есть! Засунь его в багажник, только руки свяжи.

Однако, к чести Дениса, приказ обсуждать он не стал и, немного повозившись с замком, засунул до сих пор пребывающего в бессознательном состоянии водителя в багажник.

Спустя несколько минут вернулись и бойцы, ходившие за провизией. Три внушительных мешка – да, староста не поскупился! Хотя как знать, три мешка за несколько десятков коров – может, мы и продешевили…

– Так, товарищи, – обратился я к бойцам, – мы с Бухгалтером выдвигаемся на машине, а вы – аккуратно пешочком. Ясно?

– Так точно, – ответил за всех Юрин.

– Товарищ сержант, а с зерном что нам делать? – внезапно спросил староста.

– С каким зерном? – не понял я.

– Так тут, в Головках, амбары совхозные стоят… – пояснил Акимыч.

– Ну, так раздайте населению…

– Не можно, немцы там полицейских в охрану поставили.

– И что, ты предлагаешь нам амбары штурмом взять?

– Ну да! Вона вас сколько, а их там трое от силы…

«Вот ведь ушлый дядька, настоящий хозяйственный крестьянин!» – восхитился я про себя Акимычем.

– Товарищ командир, ну что вам стоит… – продолжал канючить староста.

– Значит, так, слушай меня внимательно, Степан Акимыч. Мы помозгуем, как вам и в этом деле помочь, но ничего не обещаю. А ты с коровами вопрос пока реши. Да и с транспортом… А то, как зерно вывозить будете, это же вам не коровы – само не пойдет. А вечерком мы с тобой свяжемся. Понял?

– Понял. А вы основательный мущщина, товарищ сержант, обо всем сообразили!

Тут я вспомнил об одной вещи:

– Кстати, Акимыч, а МТС^[70] в округе есть гденибудь?

– Есть, как не быть. Аккурат в Новом Дворе станция.

– Это где?

– А ежели по большаку, что через Старое Село ехать вдоль по речке, так в Новый Двор и приедете. Станция там и на наш совхоз, и на Михайловский работала.

– Спасибо. Ну, так до вечера тогда?

– До свиданьица, товарищ сержант! – прочувствованно попрощался со мной староста.

* * *

…Когда Антон сообщил по рации о наличии в окрестностях ценного «языка», первой мыслью Александра было желание дать приказ не высовываться и вернуться на базу. Опасение, что ребята могут напортачить и при этом «спалить» место дислокации, было так сильно, что Фермер еле сдержался.

«Блин, что я, так и буду нянькой?! – одернул он себя. – Ну, везет Тохе на приключения, значит, надо это использовать. Иной раз разведгруппы неделями по тылам вражеским ползают в поисках такого «вкусного» «языка», а тут, раз – и на матрас!» И Саша просто спросил:

– Тихо сработать получится?

– Попробуем, – было ему ответом.

– Вы не пробуйте, а делайте! Как вообще там обстановка?

Дав разрешение на операцию, Фермер успокоился и сел, что называется, «ждать у моря погоды». Но, поскольку пассивное безделье было не свойственно его натуре, он уже через несколько минут позвал к себе Тотена и Несвидова, дабы разобраться, чего же там сержант понапридумывал в плане снаряжения.

– Ну, Емельян, рассказывай, как ты докатился до жизни такой? – начал командир.

– Товарищ майор госбезопасности, так хотелось же как лучше, – с виноватым видом ответил сержант. – У вас вон какие удобные раз… разгрузки! – запнулся он на непривычном слове. – Так чего же ребятам не попробовать?

– А что втайне? Посоветовались бы с более опытными…

– Так чего изза мелочи вас от важных проблем отвлекать?

– Эх, сержант, не мелочи это… Или вы нам не доверяете? – огорошил Саша вопросом Несвидова.

– Не! Что вы, товарищ майор! Как это «не доверяете»? – ошеломленно спросил старый служака. – Это… Я ж понимаю, что вон, сколько на вас свалилось: и задания командования выполнять, и нас диверсионной науке учить, и о снабжении заботиться!

– Ну, ладно, проехали… Давай, доставай свой шедевр.

– Ага. Вот, – и Емельян протянул Фермеру самопальную «разгрузку», предназначенную, как определил Александр по внешнему виду подсумков, для автоматчика с МП38.

Повертев ее в руках и несколько раз открыв и закрыв подсумки, он отдал изделие Тотену:

– На, прикинь на себя, а то на мой рост подгонять долго.

Алик быстро скинул с себя «фирму» и надел «самопал». Повертелся, попробовал достать магазин из подсумка…

– Не, фигня, командир. Подсумки должны быть под углом закреплены или, в крайнем случае, горизонтально, а иначе магазин быстро хрен достанешь – слишком длинный. Или подсумки на груди крепить, как у «лифчика»^[71].

– Понял, Емельян? Ты бы раньше посоветовался, глядишь, и перешивать сейчас не пришлось.

Несвидов сокрушенно почесал затылок.

– Так точно, товарищ майор.

– Ну а для человека с винтовкой есть чего?

– А как же! – и сержант достал из объемистого вещмешка еще одно изделие.

Александр окинул взглядом топорщащуюся подсумками «сбрую»:

– И сколько патронов в нее умещается?

– Мы считали – на сто восемьдесят! – с гордостью сказал Емельян.

– Ну и на фига столько? Ты подумай – это сколько же затвор дергать надо? Вот эти верхние снимите, и подумай насчет подсумков для гранат – это важнее, чем лишние патроны… Короче, – и Александр обратился уже к Тотену, – давай вместе с сержантом займись всем этим самостроком, пока время есть.

– Слушаюсь! – козырнул Алик.

Как раз в этот момент из динамика рации раздалось:

– Арт вызывает Фермера!

Александр взмахом руки отпустил подчиненных и ответил:

– Фермер в канале.

* * *

Когда мы выехали с хутора на проселок, я, пребывая в отличном расположении духа, стал напевать себе под нос какуюто песенку. А что мне было не петьто? «Языков» взяли, немцам бяку сделали, машину надыбали да еще и съестными припасами разжились – как там КарабасБарабас говорил: «Это просто праздник какойто!» Правда, я не обратил бы на это никакого внимания, если бы Трошин, ехавший вместе с пленными сзади, громко не спросил меня:

– Антон, а что это ты поешь?

– Извини, что оскорбил твой музыкальный слух своим скрипучим голосом! – отшутился я.

– Нет, моему слуху после гаубиц ничего не страшно, а вот офицер чтото нервничает.

Я задумался и воспроизвел уже в полный голос то, что напевал:

Büses Erwachen ^[72]

«Черт, любовь к немецкому «металлу» меня когданибудь под монастырь подведет!» – только и подумал я, обернувшись и увидев испуганные глаза немецкого интенданта. Правда, игру в гляделки практически тут же пришлось прекратить, так как машина влетела колесом в рытвину, да так, что руль чуть не вырвало у меня из рук.

– Хорошо, петь не буду! – бросил я через плечо. – Хотя, может, у него абсолютный музыкальный слух, вот и нервничает, когда я фальшивлю.

Спустя некоторое время, когда мы уже въехали в лес и, свернув в чащу, остановились, Слава вылез из машины и сказал:

– А я и не знал, что ты так хорошо немецкий знаешь. Вон, даже песни поешь…

– Чтобы песни петь – язык необязательно знать. Ритм, слова… Я даже не всегда понимаю, о чем пою.

– Как это так? – удивился Трошин.

– Элементарно! То есть о чем пою, примерно представляю, но чтобы художественно на бумаге изложить да чтоб на стихи похоже получилось – тут, брат, талант нужон.

– А, – понимающе протянул он.

– Ладно, хорош лясы точить, сейчас наших предупрежу, а ты давай «пешеходов» иди встречай.

Разделившись, мы двинулись каждый в свою сторону: я поехал к базе, а Слава скрылся в лесу.

Когда я был метрах в ста от предполагаемого местонахождения базы, из кустов донеслось:

– Стой! Двадцать восемь.

Я притормозил, хотя и так тащился с поистине черепашьей скоростью и ответил:

– Двенадцать.

– Проезжайте, товарищ старший лейтенант, – ответили мне из кустов и добавили уже вдогон: – Поздравляем с «языком»!

Командир вышел изза грузовика, как только я заглушил мотор. Подошел и, не дав мне даже начать рапорт, радостно приобнял за плечи:

– Молодец, Тоха! На ловца и зверь бежит!

– Сань, а мы еще и продуктов привезли…

– Это тоже хорошо… Пойдем, что ли, твоего интенданта поспрошаем?

– Вы с Аликом идите, я то вам зачем? А пока вы там майора будете плющить, я его переводчика попытаю. Время заодно сэкономим.

– Неплохая мысль, только вот список вопросов давай согласуем, – одобрил мою идею командир. – Еще какиенибудь идеи есть, чтоб потом не отвлекаться?

– Ага, я с местным старостой скорешился. Договорились, что он совхозное стадо с ферм угонит и людям раздаст.

– Хм, наш пострел везде поспел? – с непонятным выражением на лице пробормотал Саня. – Еще чтонибудь?

– А староста предложил налет на элеватор сделать – его только пара полицаев сторожит.

– Ну, и на кой нам это? Только светиться зазря!

– Так намто опасности практически никакой – все одно сегодня вечером отсюда ноги сделаем.

– А польза какая?

– Много от этого пользы. Сам посуди: немцев без зерна оставим – это раз, народу от голода пухнуть не дадим – это два, пару полицаев к ногтю – это три…

– Стойстойстой… Развоевался тут, понимаешь. Вот мужиков дождемся и тогда решим. Иди, пока продукты Емельяну сдай.

Поскольку мешки с продуктами мы разместили на переднем сиденье машины, то вытащить унтерапереводчика, не выполнив приказ командира, было сложновато. К моей удаче, мимо проходил лейтенант Скороспелый с охапкой сушняка.

– Товарищ лейтенант, – окликнул я его, – вы не на кухню, часом?

– Да, туда.

– Будьте добры, приведите сюда сержанта Несвидова.

Через пару минут лейтенант вернулся вместе с Емельяном.

– Товарищ сержант, принимайте продукты! – весело поприветствовал я нашего старшину.

– И что там, товарищ старший лейтенант? – невзирая на все больше входящие в обиход «боевые прозвища», Несвидов строго придерживался в общении с нами устава.

– Не знаю, времени заглядывать не было…

Емельян укоризненно покачал головой:

– Товарищ лейтенант, помогите донести, пожалуйста! – попросил он контуженого танкиста.

– Отставить! – вмешался я. – Вы, лейтенант, лучше пока пленных посторожите, а я сержанту помогу, а то, насколько я помню, вам еще напрягаться вредно… – и с этими словами я подхватил один из мешков.

Когда мы дошли до кухни, Емельян развязал тесемку и вывалил содержимое первого мешка на расстеленный брезент.

Неплохо, однако! Староста расщедрился на пару кусков окорока, или бекона, завернутых в промасленную бумагу и испускающих одуряющий аромат, несколько кругов домашней колбасы и здоровенный, граммов на восемьсот, кусок сливочного масла. Наш старшина даже присвистнул, увидев это богатство.

– Это вы знатно поторговали, товарищ старший лейтенант! На что сменяли? – теперь в его голосе сквозило нешуточное уважение.

– На стадо в полсотни голов…

– А где ж вы стадото добыли?

Вдаваться в подробности продуктовофинансовой махинации мне сейчас не хотелось, поэтому я ответил просто:

– Извини, Емельян, времени сейчас совершенно нет. Вечерком расскажу, лады? – и пошел к машине, в которой томились мои «языки».

* * *

Москва. Улица Дзержинского.

20 июля 1941 года. 14.33

– Вы действительно в этом уверены, Борис Михайлович?

– Да, Павел Анатольевич.

– Присаживайтесь, поговорим. – И старший майор указал рукой на один из стульев.

В свою очередь сев в кресло, он продолжил:

– А на чем основывается ваша уверенность?

– Понимаете, Павел Анатольевич, когда вы мне поручили заняться этим делом, то первое, над чем я стал думать, это то, зачем они передавали комуто привет?

– И?

– Единственное непротиворечивое решение – это была замена пароля…

– Допустим… – и старший майор внимательно посмотрел на собеседника, – но на основании каких фактов вы сделали выводы о моей и Старинова причастности?

– Вот смотрите, Павел Анатольевич, – и капитан, спросив взглядом разрешение, придвинул к себе лист бумаги и карандаш. – Первое – они очень четко и грамотно вышли на нашего резидента. Второе, как показал резидент – человек, кстати, чья надежность не вызывает сомнения, – фигуранты – русские по национальности и обладают большим опытом оперативной работы, а также весьма серьезными боевыми навыками.

– Ну, это могут быть люди и из белой контрразведки или разведки… – неопределенно хмыкнул хозяин кабинета.

– Вряд ли. Кроме возраста, напомню, что личный состав группы, по крайней мере большинство, – люди молодые, до тридцати, еще в словесных портретах резидент указал на некоторые особенности… – он открыл свою папку и, достав лист бумаги, прочитал: «Во время разговора младший по возрасту, «майор Таривердиев» в нервном волнении выстукивал пальцами на столе какуюто мелодию, в которой я впоследствии узнал Марш Буденного». – И капитан торжествующе посмотрел на Судоплатова.

* * *

Подхватив пленного унтера, я совсем уже было собрался удалиться «под сень струй», но вспомнил про запертого в машине немецкого водилу. «Хорошо, что летеху не отпустил…» – подумал я и открыл багажник легковушки. Нда, судя по тому, как внутренняя обшивка была перепачкана кровью, путешествие для пленного комфортным не было. «Ну, уж извини, дороги у нас тут такие!» – и с этой мыслью я выволок мычащего чтото на своем языке немца на свет божий.

– Лейтенант, назначаю вас ответственным за этого пленного. Умойте, руки на время развяжите, чтоб не отсохли… – похоже, вид живого человека, забытого в багажнике машины, произвел на Скороспелого сильное впечатление, поскольку на мои слова он не реагировал.

– Лейтенант!!! – пришлось мне рявкнуть.

– А! Да! Слушаюсь, товарищ старший лейтенант госбезопасности… Что?

Пришлось повторить инструкции. Но, уходя, танкист нетнет, да и оборачивался и смотрел на багажник машины, как бы сопоставляя в уме размеры багажника и тащившегося перед ним человека.

Я же потрепал по щеке давно очухавшегося унтерофицера:

– Ну, пойдем, болезный, поговорим… – и придал ему ускорение, потянув за ухо вверх.

– Ньет, вы не имеет права! Это есть насилие над военнопленный! – внезапно заголосил он.

– Это против общечеловеческих ценностей? – мрачно спросил я, потрясенный говорливостью пленного. – Или не нравится, что унтерменш руки распускает?

– Ja! Да! Чекистский выродок, ты должен выражайт уважение к мой статус…

Бац! Короткий прямой в грудину выбил из говоруна дыхание и сбил его с ног. Наступив ему сапогом на руку, я сунул ствол ППД прямо в нос и прошипел:

– А знаешь что, падла? Чтото мне совершенно не хочется с тобой говорить… Ну совсем не хочется… – какаято темная и душная волна затопила меня. Я чувствовал, как то ли от гнева, то ли от прилива адреналина полыхают мои щеки. Я почувствовал, что хочу убить эту тварь! Причем не выстрелить, а удавить своими собственными руками!

Прорычав:

– Ну, лови! – я отбросил в сторону автомат и, уцепившись за лацканы кителя, вздернул фрица на ноги.

– Права тебе?

Три быстрых прямых в голову.

– Красный крест?

Серия по ребрам.

Придерживая гада «за манишку», заношу правую руку, собираясь пробить от души.

– Старший лейтенант! Отставить!!! – ревет ктото за моей спиной.

Поворачиваю голову. Саня. Делаю успокаивающий жест, что, мол, только разик стукну.

– Отставить! Тоха, ты что?!

В голове проясняется. Я отталкиваю от себя унтера, который мешком валится на траву.

«Боже, вот стыдобато!» – думаю я, глядя на командира.

Однако внешне Саша, в отличие от остальных («Ого, сколько народу на визги немца набежало! Тут и Несвидов, и Скороспелый, да и ребята из моей группы уже вернулись»), совершенно спокоен.

– Иди сюда, товарищ старший лейтенант. И оружие подбери… Ибо не фиг!

Я выполняю приказ и встаю перед командиром по стойке «смирно». «Вот мне сейчас прилетит, так прилетит!» – думаю.

Но, вопреки моим ожиданиям, Саня как будто не обращает на меня никакого внимания.

– Сержант, – это Юрину, – поднимите этого… – и он показывает рукой на тушку унтера. – Умойте и к доктору отволоките, – кивок в сторону Дока.

Я стою как оплеванный. Командир обводит взглядом собравшихся, цыкает зубом:

– А вы что собрались? Концерт увидели? Или кино кто обещал показать? Работы нету? Так я найду… – И внезапно рявкает: – Разойдись!

Народ так и брызнул в стороны – похоже, что даже те, у кого особых дел не было и не предвиделось, предпочли исчезнуть с командирских глаз.

– Пойдем, Антон, поговорим…

Я понуро поплелся за Сашей. Подойдя к навесу, закрытому по периметру немецкими плащпалатками, он отодвинул загородку и сделал приглашающий жест рукой. Я молча влез внутрь. «Хм, а уютнененько командир устроился…» – ни с того ни с сего подумал я, оглядев окружающую обстановку. Перед командирским тентом, натянутым на высоких, метра два, шестах, была организована своеобразная «веранда», огороженная со всех сторон плащпалатками. Внутри стояло сиденье, снятое с «круппа», и импровизированный столик из дощатого щита и пары чурбаков. У одной стены на коленях стоял интендант, привязанный к тонкому деревцу, а напротив него сидел на полотняной табуретке Тотен. Когда мы вошли, Алик чтото записывал на листе бумаги. Подняв голову, он спросил:

– Что там у вас за хай?

– Да вот дружок твой разбушевался чтото, – ответил командир. – Антон, ты на пеночку присаживайся, в ногах, говорят, правды нет. И руки, кстати, вытри… – и он протянул мне вытащенный из кармана кусок белого полотна.

Я посмотрел на свои руки – вся тыльная сторона правой кисти была перемазана уже начавшей подсыхать кровью, да и на левой руке тоже пара пятен имелась.

– Спасибо, – ответил я и начал оттирать кровь.

– Кого это ты так отделал? – поинтересовался Алик.

– Переводчика пленного… – буркнул я себе под нос.

Командир уселся в кресло, вытянул свои длинные ноги и уставился мне в переносицу. Неуютное, знаете ли, ощущение, когда тебе переносицу взглядом сверлят!

– Сань, честное слово, не знаю, с чего я так сорвался… – начал было я, но командир прервал:

– А я – знаю! До тебя только сейчас дошло, что вокруг не игрушки! Ненависть поперла… Вот ты и излил ее, как тебе удобнее. Думаю, Док на твоем месте скальпелем бы махать начал… О, хорошо, что вспомнил! Алик, сбегай, Серегу позови. Пусть придет, как освободится. И набор «Чикчик» пусть захватит.

Когда Тотен ушел, Саша продолжил:

– Я не за то осуждаю, что тебе планку снесло, а за то, что при всех ты себе волю дал. Ты же командир, пример для многих из ребят. Что он тебе такогото сказал, а?

– Про права военнопленных заверещал и Женевской конвенцией стращал. Ну, и презрением, как «недочеловека» окатил, куда же без этого…

– Понятно… – задумчиво сказал Саша, – А сейчас что на душе?

– Стыдно мне…

– Это хорошо, что стыдно… Может, впредь волю своим чувствам давать не будешь, ты теперь – лицо «морально ответственное». Держи зверя, Тоха! – с жаром добавил он.

– Я постараюсь, командир.

– Э нет, брат, надо не стараться, а держать… Иначе как тебе доверятьто? И еще… Вечером перед сном – сто граммов крепкого в обязалово. Понял?

– Так у меня же печень, забыл?

– Ну, тогда… эти медитации твои, а то нервы сгорят к чертям собачьим.

В этот момент послышались голоса приближающихся Сереги и Алика.

– А набор вы по назначению использовать будете или так – попугать? – спросил я, уходя от больной темы.

«Набор «Чикчик» – такое прозвище дали в команде походному хирургическому набору, что Док возил с собой. Правда, изза специфики своих будней, ну и по приколу, Серега напихал туда довольно много чисто стоматологических инструментов, коими пугал иногда людей несведущих. Помню, на одной из игр он долго стращал «пленного», потрясая мундштуком для проведения искусственного дыхания «рот в рот» и сопровождая свои пляски следующим текстом: «Это – Гобразная анальная трубка для введения в прямую кишку кипятка или горячего чая, как минимум, с пятнадцатью кусочками сахара!»

– Там видно будет, – ушел от прямого ответа Саша. – Ты сегодня ни в каких допросах участия принимать не будешь. Хватит! Иди, Ваню смени. Считай, это тебе наряд в караул за невыдержанность.

– Есть! Разрешите выполнять? – Я встал.

– Разрешаю. Идите, товарищ старший лейтенант!

* * *

Было уже около трех пополудни, когда я, проверяя секрет у дороги, услышал в наушнике:

– Бродяга – «Котам», прием!

– Арт в канале, – радостно ответил я.

– Здесь Бродяга, идем по нитке от того места, где раки зимуют, проехали путь к свободе.

Я понял, что ничего не понял. Буркнув:

– Подожди, с БэБэ свяжусь, – и стал вызывать командира.

Надо сказать, что на нашем внутреннем жаргоне «БэБэ» – это сокращение от «Биг Босс», то есть командир.

– Фермер, ответь Арту! Фермер, ответь Арту! – и так раз двадцать.

«Дозваниваться» до Саши пришлось минут пять, не меньше. Наконец он ответил:

– В канале! Что стряслось?

– Старый на связь вышел, но я ничего не понял. Они сейчас в зоне досягаемости.

И я услышал вопрос Фермера, обращенный к Бродяге:

– Вы где?

Бродяга повторил свою белиберду.

– Обожди, в бумажках посмотрю…

После минутного молчания в наушнике раздалось:

– Твою мать! Вы что раньше на связь выйти не могли? Вы поворот проехали!

– Извини. Тут вообщето кругом немцы, так что по рации особенно не поболтаешь…

– Черт с этим! Вы давно Свободу проехали?

– Да с километр уже… – протянул Бродяга.

– Значит, так… Километра через четыре, сразу после леска будет поворот на пять часов по основной сетке. Тропинка узкая, будьте внимательны, не пропустите… Еще пара шагов по ней – и пересечетесь с другой. По этой один шаг направо. В кустах вас встретят. Как понял?

– Понял хорошо. На подлете свистну. Отбой.

После этого содержательного разговора я поднял двух бойцов, лежавших в секрете, и мы выдвинулись поближе к дороге. Выбрав позицию метрах в двадцати, мы залегли.

Примерно через полчаса Бродяга вышел на связь и сообщил, что он въехал в лес. По моим прикидкам, их мотоцикл должен был поравняться с нами минут через десятьпятнадцать. Контрольное время уже давно вышло, когда я увидел ползущий по дороге грузовик. В легкой панике я нажал тангенту и спросил:

– Бродяга, здесь Арт! Бундеса на грузовике мимо вас не проезжали? И где вы, черт возьми?

– Спокойно, Тоха. Это мы. Сейчас остановимся, – и со смешком добавил бессмертную фразу из старого фильма: – Махнулись не глядя!

Блин! Сашины заходы меня когданибудь до инфаркта доведут! Если немцы раньше не угрохают, конечно… Ну что, скажите, пожалуйста, мешало ему сообщить, что они не на трех колесах теперь, а на четырех, а? А то ведь могли и гранату под колеса получить!

Примерно в таком духе я и высказался, когда грузовик съехал в лес и из кабины вылезли довольные собой и жизнью мужики.

– Тсс! – приложил палец к своим губам Люк. – Ну что ты собачишься? Забыли, чесслово, забыли.

А Шура, не обращая на мое ворчание никакого внимания, уже давал «цеу» бойцам:

– Так, вон те ветки… Дада, еловые, взяли и бегом к дороге – следы, где мы съехали в лес, разметите. Да не халтурьте – метров на двадцать в ту сторону, откуда мы приехали, пройдитесь, – и повернулся ко мне. – Ну что ты, Тоха? Не рад нас видеть?

– Рад, – буркнул я, – оттого в два раза обиднее было бы засандалить вам гранату в машину…

– Ну, прости нас, грешных… – и Шура состроил на лице жалостливую мину.

– Ладно, проехали. Как сеанс? Чего так долго? Что за колеса? – высыпал я на них порцию вопросов.

– Неплохо, но можно было и лучше… – неопределенно ответил Бродяга, а Люк саркастически хмыкнул.

– Четыре часа колупались, ну… нас и зажали. Пришлось уходить с шумом и песнями, а заодно и транспортом разжились.

– А что фрицы?

– Точно не считали, но с десяток поцарапали основательно, а четверых – так даже до крови. Ладно, давай архаровцев своих зови, а то они дорогу аж до Минска подметут. По дороге к базе подробнее расскажу.

– Я не могу. Я – в карауле. Так что вы двигайте, а мы еще посторожим.

«Начальнику сектора IV Е5

штурмбаннфюреру СС

и криминальдиректору

Вальтеру Кубицки.

Срочно. Секретно.

За истекшие четверо суток в зоне ответственности моей команды активности, которую можно отнести к группе «Медведь», отмечено не было.

Из нескольких эпизодов диверсионной и прочей подрывной деятельности противника, имевших место в последние дни, хочу отметить следующие:

1. Диверсия и нападение на патруль севернее Радошковичей.

2. Зафиксированную радиостанцию противника югозападнее д. Гойжево.

3. Взрыв склада нефтепродуктов южнее Ракова.

Наибольший интерес с точки зрения поисков группы «Медведь» представляет фиксация и попытка захвата действующей радиостанции противника. При попытке захвата имело место боевое столкновение с силами противника. Рацию и радиста захватить не удалось.

Примерно в 6 часов 12 минут утра контрольный пункт пеленгации и контроля эфира Абверштелле 311 зафиксировал выход в эфир новой радиостанции противника с неизвестными позывными. На определение примерных координат ушло около 20 минут, что соответствует нормативам. После чего сотрудники Абвера сообщили по телефону в нашу айнзацкоманду и в отдел гехеймефельдполицай 9й армии. Одновременно с этим были задействованы передвижные пеленгаторы для уточнения координат.

Поскольку первоначальные координаты радиостанции находились в зоне нахождения окруженных частей русских, то дежурный сотрудник ГФП не отреагировал своевременно – первая команда на захват радиостанции была отдана около 8 часов утра.

Наша служба отреагировала своевременно, но в силу того что большинство сотрудников и приданных подразделений в настоящее время находятся в поиске на местности, то на согласование вопроса о предоставлении армейским командованием необходимого наряда сил и средств ушло около получаса.

Учитывая то обстоятельство, что в результате недавних диверсий все дороги, ведущие из Минска в нужном направлении, запружены нашими войсками и колоннами снабжения, а у мостов и переправ стоят многокилометровые заторы, наша группа столкнулась с большими трудностями при выдвижении в район действия. Поэтому в 8.42 минуты я связался с нашим подразделением в Радошковичах (ближайшим крупным н/п. в районе выхода радиостанции в эфир) и отдал приказ на захват радиостанции шарфюреру Зоммелю, посоветовав при этом задействовать также и сотрудников ГФП. К этому времени пункты пеленгации сообщили уточненные координаты радиостанции, которая все еще продолжала передачу.

Шарфюрер Зоммель во главе приданого стрелкового взвода выехал в указанный район из Радошковичей в 9 часов 07 минут. Также в этот район убыла и оперативная группа ГФП в составе 12 человек, возглавляемая фельдполицайсекретарем Фильшем.

Изза упоминавшихся выше проблем с движением и удаленности района от Радошковичей группы прибыли на место в 10.17.

Прибыв на место, обе группы приступили к прочесыванию лесного массива и осмотру расположенных на местности хозяйственных построек. Буквально через несколько минут группы попали в засаду, организованную силами как минимум взвода. Причем противник произвел предварительное минирование местности. Поскольку и шарфюрер Зоммель, и фельдполицайсекретарь Фильш во время нападения погибли, то я основываюсь на рапорте заместителя Фильша фельдполицайассистанта Буша. (Копия рапорта прилагается.)

Он оценивает засаду как «очень хорошо организованную», а минирование местности – «виртуозным». Так, при взрыве фугаса, оставленного в одной из хозяйственных построек противником, погибли 3 военнослужащих и были ранены 2 военнослужащих и один сотрудник ГФП.

Во время боестолкновения часть сил противник направил на захват автотранспортных средств оперативных групп. Несмотря на то что эта попытка была отбита с большими потерями для противника, русским удалось захватить один из грузовиков, предназначенный для транспортировки раненых, и скрыться на нем. Как свидетельствуют все очевидцы, грузовик скрылся в глубине лесного массива, являющегося частью так называемой Налибокской пущи, где сейчас в окружении находятся около 20 дивизий противника. В силу этого преследовать похитителей не представлялось возможным, тем более что наши сотрудники и так находились под сильным огневым воздействием противника.

На основании вышеизложенных фактов могу предположить, что зафиксированная рация имеет отношение к окруженной группировке войск русских. И была использована для организации прорыва кольца окружения. В пользу этой версии также говорят следующие факты:

1. Группа «Медведь» до этого не использовала радиосвязь.

2. Район выхода в эфир находится в зоне возможного действия окруженных частей противника, а предположение, что группа, выполняющая специальное задание, подвергнет себя риску попасть под зачистку при ликвидации «котла», весьма спорно.

3. Низкая квалификация радиста. Согласно анализу, проведенному специалистами СД и абвера, радист не очень уверенно работает на ключе, что указывает на его неопытность. (Заключение экспертов и записи передачи прилагаются.)

4. Длительность передачи. 4 часа 37 минут 42 секунды – зафиксированное время передачи. Для профессионалов это недопустимо много.

О других эпизодах.

Диверсия на мосту и нападение на патрульную группу 70го охранного полка севернее Радошковичей по почерку совершенно не похожи на действия группы «Медведь». Из рапорта командира патрульной группы фельдфебеля Мойзера (копия прилагается) очевидно, что диверсия совершена скорее всего военнослужащими РККА, прорывающимися из окружения. Недостаточность вооружения, как и примитивность средств совершения диверсии, ясно указывают на это.

Взрыв на полевом складе горючесмазочных материалов можно объяснить множеством причин, начиная от халатности персонала и заканчивая диверсионными «закладками» русских. К тому же изза продолжающегося до сих пор пожара следственные действия на складе не проводились.

Основным же пунктом, не позволяющим приписать вышеприведенные эпизоды к действиям одной РДГ противника, является то, что все три эпизода произошли с крайне небольшим разрывом по времени, но на значительном удалении друг от друга.

1. Взрыв и пожар на складе ГСМ – 0.20 19 июля в 5 километрах западнее Ракова.

2. Работа радиостанции и засада на группу захвата – 6.00–11.00 того же дня в 20 километрах западнее Радошковичей.

3. Диверсия на мосту – примерно 20.00 19 июля в 4 километрах севернее Радошковичей.

То есть между крайними точками – более 50 километров и очень маловероятно, что это расстояние можно преодолеть за 20 часов, скрытно перемещаясь в зоне дислокации наших войск, подготавливая и совершая при этом диверсии.

20.07.1941 г.

Начальник оперативной группы YYY

оберштурмфюрер СС Бойке»

Глава 3

Москва, улица Дзержинского, дом 2.

20 июля 1941. 15.10

– Борис Михайлович, безусловно, ваша версия заслуживает пристального внимания, но до тех пор, пока мы не получим подтверждение из других источников – это только разговоры. Кстати, когда следующий сеанс связи со «Странниками»?

– Послезавтра вечером.

– Они запрашивали места расположения военных складов уровня выше дивизионного, как считаете, стоит им передавать такую информацию?

– Отчего же нет? Даже если это, паче нашего чаяния, немцы, то вреда все одно – никакого. А если все же наши, то может весьма интересное дело выгореть…

– Значит, к послезавтрему соберите данные и передайте. Еще один вопрос, – и старший майор зашелестел листами. – Вот: «Согласно штатным расписаниям одна немецкая дивизия равна 1,5–1,75 дивизии РККА». Что это значит? Отправьте запрос.

– Слушаюсь, товарищ старший майор.

– Можете идти.

* * *

Сменившись с поста, я торопливо, всухомятку, отобедал. Как сокрушенно сказал Несвидов, подавая мне несколько бутербродов с салом и колбасой:

– Товарищ майор огонь разводить не велел, а на примусах ваших, – имея в виду туристические газовые горелки, имевшиеся у нас в количестве четырех штук, – такую ораву накормить – хлопотно.

Употребив вкуснейшие натурпродукты и запив их холодным чаем, я направился к «штабу», разузнать планы командования. Уже метров с пяти я услышал, как командиры о чемто спорят, поэтому я издалека спросил:

– Товарищ майор, к вам можно?

– Да. Заходи.

На давешней «веранде» собралась практически вся верхушка группы: Саша, Фермер, Люк и Тотен. Никого из пленных я не увидел и поэтому сразу же спросил:

– А майор с прочими где? Неужто в расход пустили?

Командир досадливо махнул рукой в сторону Алика:

– Нет еще. Вон, кореш твой против, предлагает для махинаций всяких его использовать. Хорошо, что ты пришел, – сейчас нам про старосту твоего подробно расскажешь. Что там с колхозником этим про зерно придумали?

Я повторил предложение Акимыча.

– Ну, что скажете? – спросил Фермер собравшихся.

Люк пожал плечами, дескать: «мне все равно», а вот Бродяга потер заросшую щеку и разразился речью:

– А что? Можно интересную комбинацию провернуть… Только полицаев мы трогать не будем. Пустим поиски по ложному следу, да и мозги местным немцам серьезно припудрим.

– Это как? – поинтересовался командир.

– А так. Через пару часов приедем на машинах трофейных, а старосту попросим подводы подогнать и изымем по расписке зерно.

– Да на хрена нам это зерно сдалось? – раздраженно спросил ШураРаз.

– Сань, тут не в зерне дело… Вот прикинь – в районе пропал довольно крупный чин, что немцы делать будут? Правильно – лес прочесывать. А оно нам надо? А так смотри: днем коровам хвосты крутил, вечером зерно выгребал, так что тут он, рядом. Может, где на хуторе загулял с селянками? При любом раскладе фору нам в сутки выцыганим. Да и бумажками старосту этого прикроем.

– Хмм, а бумажки кто писатьто будет, ты, что ли?

– Тотен, – и, повернувшись к Алику, Бродяга спросил: – Сможешь на смеси немецкого с тарабарским русским на бланке ксиву состряпать?

– Именно что «состряпать»… На большее, боюсь, меня не хватит, – ответил тот.

– Извините, что сокрушаю ваши мечты, – прервал я их, – но для начала надо убедиться, что у старосты есть на чем товар вывозить, а то ему же еще коров надо кудато деть. То, что я предложил с зерном, пока – не более чем смутная идея. Может, я и поторопился.

– Вот, уже более разумный подход, – одобрил меня Фермер, – а то прилетел, глаза горят… Вперед, вперед… А тут все взвесить надо.

– Ага, а пленный что сказал?

– Если ты про майора, то – много всякого. И бумаги у него интересные в портфеле нашлись.

– Это набор так помог?

– И набор тоже… Знаешь, сколько немцев с нами соседствуют?

– Откуда, командир?

– Взвод в Старом Селе…

– А может, мы их… того? – перебил я командира.

– Ты дослушай вначале, торопыга! – разозлился Саша. – И пехотная дивизия в десяти километрах, а это значит, что немцы здесь практически в каждой деревне стоят! А ты – «того», «того»…

– Точно, мы, когда к вам ехали – видели, – подтвердил слова командира Люк.

– А что здесь дивизии делатьто? – опешил я.

– Как «что»? Окружение держат, ну и зачистками занимаются.

Услышанное меня весьма огорчило, но я все равно задал давно волновавший меня вопрос:

– А интендант тоже из этой дивизии?

– Нет, он начальник какогото там отдела в службе снабжения девятой армии, – вместо командира ответил мне Тотен. – Короче, шляется по округе и думает, чем бы зольдатиков накормить.

– То есть он неместный? И соответственно его не скоро хватятся?

– Вроде того…

Полученная информация требовала времени на усвоение, и я закурил, усевшись потурецки в углу.

– О, Сань, гляди, очередное коварство замысливает! – подначил меня Люк, обращаясь непонятно к кому, поскольку в штабе присутствовали все три Саши, если считать и его самого.

Я буркнул чтото типа «отстаньте» и, не обращая внимания на смешки соратников, продолжил свои размышления. «Так, а ведь Бродяга прав… Нам не шуметь надо, а немцев путать и пугать до потери пульса. Чтобы у них сложилось ощущение полной нелогичности того, что мы делаем. Вот одинокий взвод стоит в стороне от торных дорог, но его никто и пальцем не тронул, а вот штаб дивизии – весь защищенный такой, но в нем одни мертвые… И тишинаааа».

Я поделился своей идей с товарищами.

После нескольких секунд обдумывания Люк хмыкнул: «Ну вот, я же говорил!» – и показал мне большой палец, Бродяга одобрительно покачал головой, а вот командир глубоко задумался.

Пару минут, что ребята, перешучиваясь, обсуждали мою идею, Саша молчал, потом сплюнул на землю:

– А ну, ша! – скомандовал он негромко. – Идея правильная, но подготовки требует. Ты уже поел? – спросил он меня и после утвердительного кивка продолжил: – Тогда вместе с Бухгалтером – на мотоцикл – и в деревню. Выясните у старосты, готов он к акции сегодня, или лучше на завтра перенесем. Ты, – командир мотнул головой в сторону Люка, – берешь пару бойцов порезвее – и к Старому Селу: посмотрите, как соседи наши гансоватые живут. Ну а мы с тобой, – это уже Бродяге, – планированием займемся. Всем все понятно? Тогда разбежались.

Уходя на поиски Трошина, я услышал, как Саня просит Тотена привести пленного майора.

* * *

«Похоже, это уже стало традицией, – думал я, когда мы со Славой неспешно ехали на мотоцикле к хутору, – Саня явно меня с Трошиным «спаривает». Хотя партнер из Славы не самый плохой: сообразительный, въедливый, да и опыта ему не занимать. Мне есть чему поучиться, тем более что я в реалиях местных ни в зуб ногой».

Мы уже выехали из леса, когда впереди на дороге я увидел нескольких коров.

– Что за черт? – ругнулся за моей спиной Трошин и, держась за рукоять, встал на подножках, – Антон, я ни одного человека не вижу.

– Наверное, погонщик звук мотора услышал и спрятался, – сообразил я. – Круто им Акимыч хвосты накрутил, вон, как прокола опасаются.

– Акимыч – это староста местный, да?

– Так точно.

Пока мы соображали, что к чему, расстояние до коров сократилось до какойто сотни метров. Я собрался было объехать министадо, но заметил, что обочины в этом месте, как назло, отсутствуют, а придорожные канавы глубоки. Остановив мотоцикл, я вполголоса спросил напарника:

– Слав, что делать будем?

Тот молча соскочил с «железного коня» и с решительным видом направился к животным.

– Sprechen Sie Deutsch!^[73] – крикнул я ему в спину, подумав о том, что если он начнет гонять буренок родными матюками, то вся наша конспирация пойдет псу под хвост.

Слава же, отмахнувшись от меня, как от докучливой мухи, сунул в рот пальцы и свистнул.

«Ешкин кот!» – хоть нас и разделяло больше десяти метров, мощь его свиста впечатляла!

Коровы были, как видно, того же мнения, так как они рванули с места в галоп, и вскоре только клубы пыли оседали на том месте, где несколько мгновений назад толклись шесть буренок.

«Силен!» – только и подумал я. Нет, свистеть, конечно, я умел, но вот так: сильно и резко, переходя в сверлящий мозг ультразвук – нет. И только я собрался сказать герою о произведенном на меня впечатлении, как взгляд мой случайно зацепился за валяющийся на левой обочине картуз. Я слез с мотоцикла и рукой показал Трошину на находку.

Слава мгновенно развернулся в сторону предполагаемой угрозы, вскидывая к груди автомат.

– Reg dich nicht auf!^[74] – успокоил я его понемецки.

Возможно, он не понял слов, но понял смысл, поскольку несколько расслабился, хоть автомат и не опустил. Я же, продолжая игры в конспирацию, громко рявкнул:

– Halt! Zurück!^[75]

И, словно по моей команде, в высокой траве чтото зашуршало. Ухмыльнувшись и подмигнув Трошину, я, намеренно коверкая язык, крикнул:

– Стоят! Стреляйт!

В траве ктото ойкнул, и метрах в тридцати от нас поднялась невысокая фигура.

«Мальчишка, что ли, стадо гнал?» – подумал я и скомандовал:

– Komm her! Суда! – сопроводив команду недвусмысленным жестом.

Тут слышу, Слава мне шепчет:

– Антон, кажись, девка…

Пригляделся, и верно – хоть на погонщике и надета хламида какаято, но абрис фигуры уж больно характерный…

– И что? – говорю. – Отпустим, что ли? Так легенда посыплется… Давай, хоть до деревни отконвоируем.

Через минуту «кавказская пленница» выбралась на дорогу. «А ничего так!» – отметил я про себя. Даже заношенный донельзя пиджак, несуразные штаны и перепачканное пылью лицо не могли скрыть недетской привлекательности «пастушка». Слава стоял с идиотской улыбкой, рассматривая это диво дивное.

– Idiot! Setzen Sie sich auf das Motorrad!^[76] – вывел я его из состояния прострации и поманил нашего «пленника». – Komm her! Суда.

А ведь страшно девчонке, волосы, очевидно, до этого спрятанные под картузом, растрепались и теперь непослушными прядями обрамляли красивое, с очень правильными чертами лицо. Прямой, почти греческий нос (почти – это потому, что на мой вкус, у античных богинь носы великоваты), плотно сжатые губы – красотка, ну что тут скажешь!

– Setzen Sie sich auf dem Beiwagen! – И я рукой показал на коляску. – Schnell!^[77]

То ли девушка понимала немецкий, а может, мои жесты были достаточно красноречивы, но мою команду она выполнила правильно и, понурившись, направилась к коляске.

– Bitte! – И Слава протянул ей потерянный картуз.

«Вот что галантность с людями творит! Даже понемецки заговорил», – подумал я, садясь в седло.

* * *

Всю дорогу до села нам с Вячеславом пришлось молчать, причем если Трошин беззастенчиво пялился на девушку, я себе такого позволить не мог – дорога была та еще. Поэтому, въезжая на двор к Акимычу, я испытал нешуточное облегчение.

На звук мотора на крыльцо вышел хозяин и «повелитель окрестных земель». Судя по его несколько заморенному виду, побегать ему пришлось изрядно. Но для себя старался, не для дяди. Вначале, не разобравшись, он скорчил скорбную мину, явно готовясь вешать немцам на уши «лапшу домашнего приготовления», но, узнав меня, посветлел лицом и с радостной улыбкой поспешил навстречу.

Опасаясь, подобно Штирлицу, провала, я приложил палец к губам, предлагая старосте потерпеть с разговорами до того момента, как мы останемся одни. Однако, как известно, умного учить – только портить…

– Доброго вам вечера, господа офицеры! – лучезарно улыбаясь, начал староста. – Племяшку мою встретили? Ой, спасибо, что до дому подвезли!

Судя по лицу «племяшки», подобное поведение Акимыча ей было не по нраву.

– Nicht verstehen, – подыграл я старосте. – Wer ist sie?^[78] – И я, соскочив с мотоцикла, показал рукой на «пленницу».

– Я ж и говорю – племяшка моя. Аусвайс в доме. Папирен в доме. Комм, комм, – и он сделал приглашающий жест в сторону хаты, не преминув при этом заговорщицки подмигнуть.

– Buchhalter, bleib hier!^[79] – приказал я Трошину, а сам направился вслед за старостой.

Войдя в дом, я уж было собрался начать разговор, но заметил в комнате одну из тех женщин, что видел тут утром.

– Вы Танькуто не стесняйтесь, товарищ сержант… – пришел мне на выручку Акимыч. – Она знает… – и добавил, обращаясь уже к женщине: – Давай, еще две тарелки на стол ставь и на двор сходи, Маринкудуру в сарай отведи, чтоб все, как взаправду, было.

– А что ж в сарай, Акимыч? – всплеснула руками Татьяна.

– А шоб наука дуре была… Комсомолия безмозглая! Ни украсть, ни убежать… Да и поговорить нам помущщински надо.

Тарелки появились на столе, словно по волшебству, а уже секунд через десять, не больше, за Татьяной захлопнулась входная дверь.

– Вы присаживайтесь, товарищ сержант, повечеряем.

Я не заставил себя долго упрашивать.

– А? – и я вопросительно посмотрел на дверь.

– За Татьяну не бойтесь – кременьбаба! Да и интерес у нее личный.

– Какой же? – спросил я, подвигая к себе тарелку с салом, и сделал знак вошедшему в этот момент Трошину, чтобы тот присоединялся к трапезе.

– Дак у нее мужто большой чин в Красной Армии. Комиссар дивизии цельной! Так что, прячу я ее. Да вот, вишь, дочка подвела ее. Одно слово – городская.

– Понятно… – сказал я с набитым ртом. – Семен Акимыч, а ты сам, похоже, нездешний. Откуда будешь?

– По говору узнали? Ну да, ну да… Я еще поутру понял, что вы человек серьезный…

– Ты давай, дифирамбы мне не пой, а отвечай, – прервал я старосту.

– Изпод Звенигорода я… – ответил он. – Как в тридцать шестом освободился с поселения, так, сами понимаете…

Ну да, поражение в правах… Понятно, что в родные места ему возврата не было.

– А что в Сибирито не остался?

– Климат не понравился… – нехотя буркнул Акимыч и постарался перевести разговор на другую тему. – Вы по делу ко мне приехали или так, на огонек заглянули?

– Ох, и хитер ты, господин с т а р о с т а… – я голосом выделил последнее слово, – по делу, конечно. Как там буренки поживают?

– Хорошо поживают, кабы не безрукие некоторые.

Надо сказать, что меня весьма заинтересовала манера Акимыча без запинки произносить «вумные» слова и при этом уснащать свою речь всякими «кабы» и «дык». Непрост Соломин, ох непрост!

– А что безрукие? – внезапно спросил сосредоточенно жевавший до этого момента Трошин.

Семен Акимыч внимательно посмотрел на Славу, будто оценивая, имеет ли смысл отвечать не пойми кому, и, видимо, удовлетворившись увиденным, сказал:

– Ну, три десятка мы уже пристроили. В ночи еще за десятком издаля придут. А этих Маринка должна была в Богиновку отвести, да вот не справилась, косорукая.

Судя по выражению лица, Слава был в корне не согласен с такой оценкой нашей пленницы.

– Вы как ее споймали? – между тем продолжал староста.

– Да она, как мотоцикл услышала, стадо бросила и в поле спряталась, да кепку на дороге обронила, – развернуто объяснил я.

– Тьфу ты нуты… комсомолия…

– Ладно, не о том сейчас речь, Акимыч, – перебил я старосту. – Я про зерно буду речь вести.

– Про зерно? Я весь во внимании.

– Налет мы устраивать не будем… – медленно и, как мне казалось, веско, сказал я. Лицо старосты оставалось спокойным, только уголок рта дрогнул.

– Мы с вами поступим тоньше и хитрее… – брови моего визави вопросительно поднялись. – Я не думаю, что у вас достаточно транспорта для вывоза всего зерна, поэтому мы напишем вам накладные от лица немецкого командования. Как вам идея?

Семен Акимыч кашлянул… Затем хмыкнул. Почесал в задумчивости нос. И наконец ответил:

– Хитро придумано, товарищ сержант. А вот позвольте спросить, мне самому с полицейскими общаться придется? – речь его с каждой новой фразой становилась все культурней и культурней.

– Ну, прикрытие мы вам обеспечим. И, скажем так, силовую поддержку – тоже.

– Однако вы тонко играете… – и он замялся, пытаясь вспомнить, как меня зовут.

«Ну да, я же ему утром не представился!» – сообразил я и подсказал:

– Алексей Игнатьевич…

– Ну да, Алексей Игнатьевич, а на документы ваши я могу взглянуть?

Тут внезапно его перебил Трошин:

– Отец, мне кажется, ты не совсем понимаешь, зачем мы к тебе пришли? Ты не на базаре и не батраков нанимаешь!

Акимыч пристально посмотрел Бухгалтеру в глаза:

– Все я понимаю… Но это я здесь останусь шеей и головой рисковать, а вы – фьють и нету! Так что гарантии мне нужны.

Ситуация складывалась патовая, можно было, конечно, сгонять за дымовским удостоверением, но это – потеря темпа, да и идти на поводу у старосты не хотелось. Надо было брать быка за рога.

– Семен Акимович, у вас в гимназии по истории какая оценка была?

– С чего это вы взяли…

– Давайте не будем друг другу голову морочить! – перебил я его. – Вы все правильно обрисовали и поняли. Мы можем сейчас просто встать и, громко разговаривая порусски, просто уехать. Так? И кому в таком случае будет солоно? Я думаю, что не нам… Однако, если вы не обратили внимание, мы предпочли с вами договориться, а не давить сразу доку€ментами, – я нарочно исковеркал слово, – и стволами. Так что давайте сотрудничать… А ваше прошлое мне, по правде говоря, совершенно не интересно…

Староста тяжело вздохнул, посмотрел на свои руки, затем на меня. Вздохнул еще раз:

– Я согласен. Банкуйте.

«Хм, сдается мне, что кроме гимназии у него за плечами еще и военное училище»… – не совсем к месту подумал я.

– Вы пока, Семен Акимович, с транспортом определитесь, ну и со скотом партию доиграйте. Ведь, прежде чем к абриколям^[80] переходить, клапштос освоить неплохо бы. Так? – решил проверить я свои догадки. Если память мне не изменяет, царские офицеры бильярд любили и понимали.

В ответ на мою тираду Акимыч неожиданно улыбнулся и сказал:

– А интересно с вами было бы сыграть, товарищ сержант!

– После победы сыграем!

Староста кивнул и спросил:

– Так когда вас снова ждать?

– Деньдва, – ответил я, как мы договаривались с командиром и Бродягой.

Перед нашим отъездом на хутор верхушка отряда посовещалась в узком кругу и решила немного подождать с «острыми» акциями, тем более что у нас имелось еще несколько дел в округе, причем дел – требовавших тишины и покоя.

– Ну и хорошо, у нас времени больше на подготовку будет… – и совершенно неожиданно добавил: – А Маринку с собой не заберете?

У Трошина даже челюсть от удивления отпала, да и я, признаться, немного опешил:

– То есть?

– А то и есть – возьмите ее в отряд. А то пропадет девка тут. Понимаешь, сержант, – спина у нее не гнется, непривычна она спину гнуть и кланяться. Как есть пропадет…

– Ну… Акимыч, мы же – боевая группа… Нам женщина – только помеха…

Соломин пристально посмотрел мне в глаза:

– Алексей… Игнатьевич, вот ответь мне, старому, ты по званию кто?

– Как кто? Сержант НКВД, – ответил я в соответствии с легендой.

– Сержант – это же вроде унтера постарому, верно?

– Да.

– А вот непохож ты на унтера – образованный больно.

– Если на армейские звания переводить – это старший лейтенант, ну а на «старые деньги» – штабс…

– Да хоть прапорщик! Все одно – офицер… командир то есть… Забери Маринку!

– А куда я ее денуто?!

– Да ты не сомневайся, она и санитаркой может быть, и стрелять умеет. Сам посуди – дочь офицера!

– Какого офицера? – не понял я.

– Она же Татьяны дочь, и отец у нее соответственно полковник, то есть полковой комиссар Евграшин. Сам подумай, что немцы с ней сделают, если прознают?

– Ну, прямтаки…

– Ты что, думаешь, я не знаю? – перебил меня Соломин. – Да нам на второй день они приказ зачитывали. Собрали всех в Старом у правления и так и сказали, чтобы комиссаров и комиссарских прихвостней выдавали, ну и жидов – тоже.

Тут в разговор, сверкая взором, вступил Трошин:

– Ан… Алексей, давай возьмем! Верно же староста говорит!

– Боец Трошин… – начал я, но, поняв, что на официозе тут не «съедешь», поменял тональность: – Слава, сам понимать должен – не я тут решаю. Была бы моя воля – женский комсомольский батальон сформировал бы… И тебя командиром поставил! – напоследок подколол я разошедшегося Бухгалтера.

Слава замолчал, но продолжил сверлить меня взглядом.

– А вы, Семен Акимович, не волнуйтесь, я командованию передам свои соображения. Ну а вы пока к акции готовьтесь. – И я полез изза стола.

«От Советского Информбюро

Вечернее сообщение 20 июля

В течение 20 июля продолжались напряженные бои на ПСКОВСКОМ, ПОЛОЦКОНЕВЕЛЬСКОМ, СМОЛЕНСКОМ И НОВОГРАДВОЛЫНСКОМ направлениях. Какихлибо существенных изменений в положении войск на фронте не произошло.

В тылу немецких войск развернулись успешные действия партизан. Партизанские отряды наносят противнику серьезные потери.

Несмотря на неблагоприятные условия погоды, наша авиация продолжала действовать по уничтожению мотомехчастей противника и его авиации. По неполным данным, в течение первой половины дня 20 июля сбито в воздушных боях и уничтожено на аэродромах 25 самолетов противника.

В Балтийском море наша авиация потопила один миноносец противника» .

Глава 4

«Из мемуаров генералоберста Гудериана

…Русские продолжали контратаки на Смоленск в районе расположения XXIV танкового корпуса; под Ельней разворачивалось новое контрнаступление. Наша подступающая пехота подходила к Днепру. Гот пытался окружить крупные силы противника северовосточнее Смоленска. Для успешного завершения этой задачи он запросил от 2й танковой группы помощи наступления по направлению к Дорогобужу.

…Все соединения XLVI танкового корпуса вели бои с противником и были, таким образом, связаны, по крайней мере, на текущий момент. Однако было расценено, что в течение нескольких ближайших дней, в связи с подходом пехотных частей, присутствие 18й танковой в излучине Днепра под Гусином станет необязательным, а я еще ранее предвидел, что в случае принятия такого решения возникнет надобность послать дивизию на смену полку «Великая Германия», чтобы дать XLVI танковому корпусу возможность оказать решительную поддержку Готу».

Мой доклад у командования восторга не вызвал, ШураРаз так и сказал:

– На фига пыжился староста этот, если не готов ни хрена?

И, несмотря на мои возражения, что это – задел на будущее, наработка контактов и прочая подготовительная работа, сказал, чтобы я в ближайшие пару суток своими прожектами его не беспокоил. Мол, и так дел много.

После командирской отповеди вопрос о приеме в отряд Марины я, ясное дело, даже не поднимал. О чем и сказал Трошину, поджидавшему меня у «нашего» грузовика.

– Как же так, Антон? Ведь комсомолкуто взяли?

– Что, так девчонка понравилась? – подколол я боевого товарища и очень удивился, когда услышал в ответ:

– Да, сильно!

– Вот это да, Слава! Влюбился, что ли?

– Антон, ну как ты не понимаешь?! – с жаром ответил Трошин. – Ведь староста этот, Акимыч, он прав был – пропадет девчонка! Она такая красивая… И гордая! Ты видел? Такая – ни за что спину перед немцами гнуть не станет! И прятаться не будет!

– Тщтщ, – постарался успокоить я его. – Да, девчонка – замечательная и все такое… Но сам посуди, в лес ее тащить смысл имеет? Мы тут что, на пикнике? Или на рыбалку выехали? Товарищ майор прав! Вот станешь командиром сам – бери к себе в отряд кого хочешь!

Трошин надулся и, не говоря ни слова, пошел восвояси. Я же направился в сторону «медпункта».

Помещение для Дока соорудили по образу и подобию «штаба», разница была в только чуть более низком потолке – поскольку Серега, в отличие от двухметрового командира, росту среднего, да и большинство манипуляций с ранбольными предпочитает производить сидя, а не стоя.

Уже метров с десяти я услышал Дока, вещавшего чтото хорошо поставленным лекциями голосом. Подойдя ближе, я разобрал слова:

– … таким образом, первая и главная задача при оказании первой доврачебной помощи – остановить кровотечение и постараться провести профилактику шокового состояния. Если есть возможность, прежде чем эвакуировать пострадавшего, постарайтесь определить характер ранения…

«Интересно, кого это он там учит с такой серьезностью? Неужто Лидочку охмуряет?» – подумал я и вежливо «постучался»:

– Товарищ военврач, разрешите поприсутствовать на лекции? – и отодвинул полог в проходе.

«Ба! Вот это да!» К моему удивлению, на занятиях присутствовала не только Лидочка, но и Юрин с Несвидовым и пара бойцов. Серега скорчил недовольную мину:

– Товарищ старший лейтенант, обождите, пока я закончу… И вообще – я сегодня только по записи принимаю.

– А где у вас регистратура находится? Или можно в порядке живой очереди? За наличные?

Сергей хитро подмигнул, сохраняя при этом недовольное выражение лица, и ответил:

– Через четверть часа зайдите, за товарищем будете, – и показал рукой на Несвидова. Тот всполошился, не понимая, при чем тут он.

– Что вы, что вы, товарищ военврач, я не настаиваю, – шутливо извинился я и поторопился покинуть медпункт – всетаки люди делом занимаются, а я просто заглянул к Сереже поболтать.

У Казачины меня тоже ждал облом – Ваня колдовал над какимито микроскопическими, но явно опасными приблудами, поскольку, когда я заглянул к нему под тент, он говорил ассистировавшему ему Кудряшову:

– Вот, Денис, смотри, если эта пластинка сдвинется – глазам моим писец придет.

Дед Никто кивнул в ответ с очень серьезным видом и еще крепче сжал фонарик, которым освещал складной столик. Надо сказать, что за последнюю неделю «наши» окруженцы уже малость пообвыкли и иной раз сами вставляли в разговор некоторые нехарактерные для этого времени словечки и обороты.

Я тихонечко закрыл полог и потопал себе восвояси. «Вот, что за черт! Даже поговорить не с кем!» – подумал я, вспомнив, что Алик сейчас трудится переводчиком на очередном туре допросного марафона. Можно, конечно, было отправиться на боковую, но на часах еще не было и девяти вечера, да и не устал я пока. Осознание собственной временной ненужности так меня огорчило, что я даже слегка испугался. Но, покопавшись немного в себе, я решил, что это всетаки последствия утреннего нервного срыва. Видно, действительно нервишки за последнюю неделю порядком поистрепались. «Решено, сегодня у меня – выходной!» – постановил я и, достав из рюкзака плоскую бутылку с коньяком, «залег на матрас», то есть удобно устроился под тентом, натянутым у «круппа». Пригубив пару раз армянского, я вытянулся на спальном мешке и закурил. В голову лезли всякие невеселые мысли вроде того, что «везение наше скоро кончится, и вот тогда…». Или о том, что наши булавочные уколы по большому счету ничего не изменят… И прочая разная депрессивная хрень… Чтобы отвлечься от скорбных дум, я глубоко затянулся, закрыл глаза и постарался вспомнить чтонибудь хорошее.

«Вот я вернулся после ночной смены домой, а сынишка встречает меня, стоя в своей кроватке… Улыбается, машет руками… Чтото лепечет… Вот мы с командой отмечаем Новый год в ирландском пабе… – Ребята все веселые, смеются, чтото кричат… Я потянулся поручкаться с только что пришедшим товарищем и зацепил рукой свечку… Ой, больното как!»

Открыв глаза, я затряс обожженной рукой – оказалось, что я задремал и сигарета, дотлев, обожгла мне пальцы. Такой сон обломался! Чертыхнувшись, я вылез изпод навеса.

– Антон, ты чего там ругаешься? – откудато сверху раздался голос Трошина.

– Да вот – нет мне в жизни счастья! Даже поспать в холодке не получается… – объяснил я ему.

Слава свесился с машины, на которой сидел:

– Это у тебя счастья нету? А мне что тогда говорить? Вы только послушайте про этого «несчастного»: командир госбезопасности, весь обласканный властями предержащими, красавец и умница…

– Э, ты чего распелся? Я тебе все равно не дам! – грубой шуткой оборвал я дифирамбы в свой адрес.

– Чего не дашь? – не понял Трошин.

– А ничего не дам! Хотя… Могу в ухо дать от всей души… Хочешь?

Славка опасливо спрятался за бортом, и оттуда донеслось его издевательское бормотание:

– Дерется как бог, но все время не по делу…

– Или ты прекратишь, или я тебе гранату кину! Не трепи мне нервы, я – психический!

Правда, что удивительно, от беззлобного подтрунивания Славы на душе существенно полегчало.

– А ты чего там расселся? – спросил я его. – Поспал бы?

– А я про девушку ту, Марину, все думаю. Как думаешь, может, мне Александра Викторовича за нее попросить?

– Слав, ты точно влюбился! Все признаки налицо…

Даже в полумраке вечернего леса было видно, как потемнели его щеки. Он отвернулся.

– Да не знаю я, честное слово! Сам не могу понять, что со мной происходит?!

– Ну, если по симптомам судить, то только одно – то самое бредис влюбленис. Не веришь? Можешь сам у военврача спросить – он тебе то же самое скажет.

Но поболтать о любви нам не удалось – запыхавшийся Кудряшов позвал меня к командиру.

* * *

В штабе меня встретили радушно: Бродяга молча протянул кружку с ароматным чаем, а Фермер пару секунд разглядывал меня, затем сказал:

– Все, Тоха, кончились игрушки… Начинаем работать как взрослые!

– А что, мы детством всю эту неделю страдали? – спросил я.

– Так точно, детством. Никакого планирования… Так – беспорядочные, хоть и болезненные, укусы. Мы с Шурой тут помозговали, – кивок в сторону Бродяги, – и накидали программку…

– А от меня что требуется? Ну, кроме четкого выполнения программы?

– Инициатива и консультации исторические! Вообщето мы с товарищем чекистом считаем, что уже пора создавать отряд нормальный. Как базу и прикрытие… Как считаешь, майор наш командование потянет?

– Тебя военная сторона интересует или человеческая?

– Про военную я и сам знаю, человеческая, конечно. Ты же с ним почти все время трешься…

– Потянет. Он – чуткий, да и опыта ему не занимать, тем более что за последние пару недель он инициативности и нешаблонности от нас нахватался по самое не балуйся…

– Ну и прекрасно, а то нам уже давно, помнишь, как в рекламе говорили? «Пора выйти из тени!» – и Шура весело подмигнул мне.

– А с планом познакомите?

– А как же! Только давай сначала на хутор смотаемся… Хочется нам на старосту твоего поближе посмотреть. А уж по результатам и план дошлифуем. А сейчас… Давай, поднимай Бухгалтера, Кудряшова и Юрина. И подготовьте интендантский тарантас.

– Слушаюсь, товарищ майор!

* * *

Третий раз за сутки подъезжая к хутору, я терзал себя размышлениями о том, что же там такое «недетское» придумали наши командиры: «Вроде воюем мы, по меркам сорок первого года, неплохо. Связь с нашими наладили. Немцам, как можем, пакостим. Чего ещето?»

Остановив мотоцикл перед воротами Акимыча, я требовательно бибикнул. Как по мановению волшебной палочки створки распахнулись, и сам хозяин вышел нам навстречу. Зарулив на двор, я выключил движок и, отправив Славу с Кудряшовым сторожить подходы к хутору, с удовольствием стал наблюдать за встречей «высокого начальства».

Первым с водительского места выбрался Бродяга, обряженный в форму немецкого унтерофицера. Обойдя машину, он предупредительно открыл дверь пассажира и отступил на пару шагов в сторону. Наш командир был великолепен! Встав во весь свой немаленький рост, он вышел… нет, тут это слово не подходит! Он выдвинулся из машины! Правда, с учетом того, что немец подходящих габаритов нам пока не попался, Шура был одет в простой мотоциклетный плащ, с прицепленными к нему майорскими погонами, но выправка кадрового военного вкупе с внушительными габаритами создавали необходимый образ высокого армейского начальства. Даже то, что изпод плаща выглядывали камуфляжные штаны и высокие шнурованные бутсы вместо сапог, нисколько не смущало командира. Небрежно козырнув старосте, Саша сделал приглашающий жест в сторону дома.

Слегка обалдевший Семен Акимович вздрогнул и бросился к дому, стараясь опередить важного гостя. Следом за ними пошел и Бродяга.

Я же, нажав на тангенту, проверил связь с выносным постом:

– Арт вызывает Бухгалтера.

Спустя несколько секунд (ну еще бы, как пользоваться «Алинкой» Славе объяснили, дай бог, полчаса назад) послышался ответ:

– Бухгалтер в канале. Все в норме.

Успокоенный, я пошел в дом.

Первое, что я заметил, было то, с каким подчеркнутым вниманием Акимыч слушал нашего командира. Только что по стойке «смирно» не стоял!

– Вы, товарищ Соломин, хорошенько все обдумайте. Я вас не тороплю. Пяти минут хватит? – вещал Шура.

– Так точно, гос… товарищ майор! – и Акимыч действительно вытянулся по стойке «смирно»

– Вольно, товарищ… – и Саша вопросительно посмотрел на старосту.

– Поручик Изюмского гусарского генерала Дорохова полка! – с некоторым вызовом отрапортовал Акимыч.

– Ну а я, – и Фермер на секунду задумался, – полковник Куропаткин, это – если по армейской табели считать. Командир партизанского отряда. Вы присаживайтесь… поручик. Разговор долгим будет.

– Это что же, советская власть по стопам Дениса Васильевича решила пойти? – спросил староста, присаживаясь на лавку. – Полковников партизанами назначает…

– И что в этом плохого? Войнато Отечественная… – ответил за командира Бродяга. – Да и Гражданскую вспомнить можно.

– А вы, стал быть, комиссар?

– Это для вас пока не важно, – ушел ШураДва от прямого ответа. – Вы меня не стесняйтесь, говорите смело.

– Стал быть, не комиссар – чекист… Или гэпэу?

– Вы, Степан Акимович, лучше бы не моей ведомственной принадлежностью интересовались, а о деле думали, а то три минуты уже прошли… – осадил Бродяга старого (хотя это как посмотреть!) вояку.

– А чего времято тянуть? Согласен я!

– Вот так, прямо и согласны? – переспросил Фермер. – Даже если мы вас попросим немецкую комендатуру заминировать?

– А что же… И на это согласен! – рубанул староста. – Ежели уж вы, красноперые, полковника Давыдова вспомнили да войну Отечественной назвали, стало быть – дело швах. А про тех скудоумных, что думают, дескать, германец свободу нам дать пришел – мы тут с вами говорить не будем. Уж я германцев и в четырнадцатом, и в восемнадцатом повидал, будьте покойны! Так что не за вас воевать буду да не за политику какую. За Россию!

– Ну, вы, господин поручик, и развоевались, право слово… – развел руками командир. – А насчет минирования я пошутил. И помоложе найдутся.

– А вы насчет возраста не начинайте, гос… товарищ полковник! Чекист ваш, – в третьем лице упомянул Акимыч Бродягу, – не сильно моложе меня, раба Божьего будет, а по лесам как молодой скачет. Знать не от хорошей жизни… Так что и я сгожусь…

Тут я заметил, что так и стою у входной двери, увлеченный разговором.

– Вы нам на вашем месте нужнее! – отрезал командир. – С транспортом вопрос решили?

Акимыч (хотя правильнее было бы сказать – поручик Соломин, так изменился за несколько минут староста!) замялся. Потом прочистил горло:

– Гхм, только три подводы готовы. Больше не успели, товарищ полковник.

– Это сколько на них зерна влезет? Тонна? Больше?

– Пудов по сорок на каждую, – ответил староста

– Это почти две тонны, товарищ командир, – быстро сосчитал я в уме.

– Ну, еще тоннудругую в грузовик… А сколько в зернохранилище всего?

– Точно не скажу, но центнеров шестьдесятсемьдесят должно быть, если не растащили.

– Ну и не будем жадничать. Вам сколько времени нужно, чтобы транспорт подготовить?

– Так ведь ночь уже на дворе… – начал было Соломин.

– Стало быть, до утра отложим? Так?

– Полчаса, товарищ полковник! Через полчаса все будет готово!

Внезапно в наушнике у меня зашипели помехи, и искаженный голос Трошина произнес:

– … ас гости.

– Внимание! К нам, похоже, немцы едут! – громко прервал я говоривших, и тут же Трошину: – Бухгалтер, Арт в канале! Подробности давай! И тангенту вначале нажимай, а потом говори!

После небольшой паузы в наушнике раздалось:

– Здесь Трошин. На южной дороге – две или три машины. Двигаются в нашем направлении. Как понял? Прием.

– Понял тебя хорошо. Точно к нам?

– Едут от леса, пока непонятно, свернут на хутор или нет…

– Понял тебя. Наблюдай.

Я быстро пересказал полученное сообщение командирам.

– Черт! Как не вовремя! – выругался Фермер. – Сколько там народу может быть?

– Может, пять человек, а может – и взвод, – немедленно ответил я.

– Да, как только узнать – сколько их там? Капитан, – обратился командир к Бродяге, – «глушак» у тебя с собой?

Тот кивнул. Командир же на пару секунд задумался.

– Командир, а может, тишком уйдем? – спросил я.

– А как он, – кивок в сторону старосты, – будет объяснять, откуда у него на дворе интендантская машина взялась?

– Тоха, спроси – сколько до противника?

Я выполнил приказание и запросил Трошина.

– Семьсот, может, шестьсот метров, – ответил Слава.

– Степан Акимович, нам потребуется ваша помощь.

– Слушаюсь, господин полковник!

– Как только мы уедем, будьте готовы рассказывать противнику, что это давешний интендант уехал. Куда да зачем – это вам неведомо. Ясно?

– Антон, – обратился Саня ко мне, – ты с ребятами прикрываешь наш отход. Но не высовывайтесь. Нам важнее сейчас скрытность, чем пара перерезанных глоток! – и, повернувшись к Бродяге, приказал: – Пошли, капитан! Ты на мотоцикле, я – на машине.

Уже в дверях Бродяга, все это время чтото негромко говоривший Соломину, достал из нагрудного кармана какойто сложенный вчетверо листок бумаги и протянул его старосте.

На улице командир сразу сел в легковушку, а Бродяга оседлал мотоцикл. Пара секунд – и они практически синхронно запустили движки и выехали со двора. Я же связался с Трошиным:

– Бухгалтер, Арт в канале! Бугры отчалили, мы – прикрываем. Сиди спокойно и не высовывайся! Да, а где ты сейчас находишься?

– Арт, здесь Бухгалтер. Не понял тебя. Я у второго большого сарая к югу от дома.

«Да, Славу надо еще подучить, как кодировать переговоры по радио…» – и с этой мыслью я перелез через забор.

* * *

Ночные гости подъехали к дому старосты только минут через пятнадцать, когда командиры наши уже почти доехали до леса, а я уже встретился с Трошиным и Кудряшовым, и мы втроем уютно расположились вокруг объекта. Время уже было к полуночи, так что заметить нас, лежавших в высокой траве в тени хозяйственных построек метрах в двадцатитридцати от забора, без прибора ночного видения было проблематично. Немцы приехали на двух грузовиках, но во двор заезжать не стали, остановившись на единственной короткой улице хутора. Несколько человек вылезли из машин и требовательно постучали в ворота Акимыча. За те несколько минут, что отделяли наш уход от прибытия немцев, хитрый староста не только запер ворота, но и успел вернуться в дом. Чтото ворча себе под нос, он подошел к воротам и громко спросил:

– Кто там?

Негромкий ответ на немецком я не разобрал. Затем у ворот на несколько десятков секунд зажегся фонарик – очевидно, немцы проверяли у Акимыча документы. Потом послышался шум открываемых створок.

«Ага, на постой определились!» – догадался я. Изза темноты определить точное количество приехавших было сложно, но, судя по голосам и шуму, было их около десятка.

Возня на подворье продолжалась около четверти часа, наконец, выставив двух часовых и отправив старосту в погреб за едой, немцы несколько угомонились. Из открытого окна избы доносились голоса, бряканье кухонной утвари и посуды. Изредка – раскаты смеха.

Акимыч возился с замком на двери одного из сараев метрах в пятнадцати от того места, где я лежал. Вдруг сквозь приглушенные матюки и ворчание я разобрал, что староста обращается ко мне:

– Сержант, а сержант… Ты здесь? Семеро их… Семеро… Я в сараюшке спать лягу. Прогнали, ироды! Мать их за ногу и об забор!

– Тссс, Акимыч, здесь мы… – тихо, так, чтобы не слышали часовые, успокоил я его. – Ты в этом сарае спать будешь? Если да, то потерпи немного – через несколько минут поговорим, – и я пополз в темноту.

Удалившись от дома метров на сто, я связался по рации с командиром и обрисовал ситуацию. Возможность разжиться парой грузовиков и пощипать немцев раззадорила Фермера, и после недолгих размышлений он велел нам ждать подмогу, а пока более подробно разведать обстановку.

* * *

Через сорок минут к нам подтянулся сам командир в сопровождении Люка и Тотена. Посовещавшись пару минут и предупредив по рации Трошина, мы поползли к дому.

Часового у машин снял лично командир – провел, так сказать, мастеркласс. Несмотря на его внушительные габариты, никто даже не заметил, как Саша подобрался к фрицу. Чуть слышное шуршание – и вот Фермер уже выходит изза грузовика, демонстративно отряхивая ладони.

Люк «исполнил» часового на крыльце. Дождавшись, когда скучающий солдат остановится у угла дома, Саня напрыгнул на него и, зажав ладонью рот, вогнал нож под подбородок.

Пока мы ждали подмогу, я ухитрился переговорить с Акимычем и узнал, что двери в доме хорошо смазаны, а вот половицы, особенно в комнате, скрипят.

«Штурмовая» тройка собралась у крыльца. Фермер подает команду, легонько хлопнув меня по плечу. Распахиваю дверь, и Люк с командиром проскальзывают внутрь. Теперь уже Люк открывает дверь, а мы с командиром входим в комнату.

В лунном свете вижу двух немцев, спящих на полу метрах в полутора от двери. Еще двое расположились на лавках, а один – занял кровать хозяина дома. Явно командир.

Фермер жестами показал, чтобы я занялся лежащими на полу, а Люк – парой на лавках.

Как только половица скрипнула под ногами метнувшегося мимо меня Люка, я подскочил к спящим и от души «пробил пенальти» их головами. Со стороны Люка донеслись приглушенные хрипы и весьма неприятные булькающие звуки. Развернувшись, я увидел, как командир стаскивает с кровати немца и глушит его своим немаленьким кулаком.

Все, дело сделано!

Я вышел на крыльцо:

– Парни, хорош прятаться! Давайте сюда! Да, и Семена Акимовича позовите!

Окинув взглядом окрестности, я собрался вернуться в дом, но тут открылась дверь и выглянувший Фермер спросил:

– Тох, а почему ты их всего лишь вырубил, а не уделал вчистую?

От неожиданности вопроса я даже растерялся.

– Ну, зато форма кровью не испачкалась… – брякнул я первую пришедшую в голову отмазку.

– Угу, а в следующий раз что, поцелуями взасос их душить будешь? Давай, «чистодел», заходи.

В доме все было вполне пристойно: трое пленных аккуратно лежали в одном углу, а убитые – в другом.

– Давай, раздевай их побыстрому, – приказал мне Фермер.

– Зачем? – удивился я.

– Точно! Это же у «твоих» шкурка не попорчена… Их и раздевай!

Пока я, матерясь про себя, ворочал немаленьких фрицев, стаскивая с них форму, в дом пришел староста.

– Ну что, поручик, вот и транспорт теперь есть, – поприветствовал его наш командир, – к утру грузчики… в штатском подтянутся, тогда и поедем за хлебом.

Соломин шутку, по вполне понятным причинам, не понял, но успех нашей маленькой операции оценил и даже решил нас подбодрить:

– А, товарищ командир, может, ребятам того… за успех?

– Нини, мы – на работе не пьем! – ухмыляясь, ответил ему Фермер. – Вот все дела сделаем, тогда – конечно…

Акимыч понимающе кивнул:

– Да я так… А, может быть, поесть?

– Семен Акимович, помилосердствуйте, – а я и не знал, что командир так выражаться может! – давайте вначале дело доделаем!

– Ну, дело так дело…

* * *

В шестом часу утра подтянулись остальные бойцы. По задумке командира мы должны были приехать к амбару всемером, припахать полицаев на погрузку и, нагрузив свежезахваченные грузовики зерном, отбыть на машиннотракторную станцию, где и спрятать похищенное в укромном месте.

Пленных, как и трупы, на «круппе» увез Бродяга, сказав, что он придумал интересную комбинацию, а участвовавшие в «ночном разбое» разместились в грузовиках и пригнанном Казачиной кабриолете.

Соломин поехал с нами. Вопервых, полицаи его знали, да и по протоколу передача подотчетного имущества должна была проходить по всем правилам. Так что Акимыч уселся на переднем сиденье кабриолета рядом с Тотеном, а Фермер так и изображал важную персону, вольготно разместившись в одиночку сзади.

По взмаху руки командира наша маленькая колонна тронулась в путь.

Ехать было всего ничего, и уже через четверть часа мы добрались до места. Мы подъехали к воротам зернохранилища, когда из какойто дощатой будки нарисовался заспанный субъект, обряженный в потертый серый пиджак, коричневые шерстяные брюки и давно не чищенные сапоги. Судя по лицу, его вчерашний отход ко сну не обошелся без четвертинки первача, а то и без поллитры. Однако на плече его висел мосинский карабин, а ремень оттягивали магазинные подсумки.

Судорожно потирая лицо, охранник силился понять, что это за столпотворение с утра пораньше.

Ясность внес Акимыч, споро выскочивший из машины:

– Васька, ирод! Опять вчера нажрались?! Что ж вы меня перед большими людьми позорите?! Урою! – и повернувшись к Фермеру, продолжил: – Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! Мигом в чувство их приведу!

Тотен залопотал понемецки, изображая из себя переводчика.

– Gut! Sehr gut! – старательно произнес командир.

– Карашо! Но надо быстро! – вольно перевел Тотен.

– Где Антип? Дрыхнет? – продолжил «прессовать» полицая староста.

Тот, мающийся похмельем, явно был ошарашен всей этой кутерьмой. Мы, уже вылезшие из машин, откровенно потешались над недотепой.

– А грузить зерно кто будет? Или, может, мне господина майора попросить? Дескать, извиняйте, господин майор, сторожа в зюзю нажратые, так что, пожалте, сами мешки таскать?!

Васька в ответ блеял чтото сокрушенное, но разобрать детали изза дружного гогота ребят было сложно. Акимыч дал сторожу подзатыльник и приказал отпереть ворота.

На шум изза амбара показался второй сторож. Судя по его виду, он только что проснулся, причем спал он в более комфортных условиях, поскольку был весь облеплен соломой. «В ригу^[81] залез, что ли?» – подумал я.

Однако ситуацию он просек весьма быстро и даже попытался продемонстрировать выправку, валко промаршировав в направлении высокого начальства. Люк с Тотеном снова зашлись от хохота. И даже командир слегка улыбнулся, до того потешно выглядели потуги Антипа. С грацией пьяного и давно сломанного роботаандроида он поприветствовал Фермера, вскинув руку к козырьку плисового картуза, после чего скосился на старосту:

– Семен Акимович, позволь доложить? – и, получив разрешение в виде кивка, продолжил: – А чего нам надрыватьсято? Вона, палонныя погрузят.

– Какие такие пленные? – судя по выражению лица, Акимыч слышал об этом в первый раз.

– Так вчера мудровские троих комиссарских злавилы. В Старое вяли, да у нас пакинули. Усе роуна, да нас господа немцы должнцы прыехаць.

Староста повернулся к Фермеру и, увидев, что тот кивнул, ответил:

– Ну, давай вяди своих пленных.

* * *

Минут через десять Антип действительно привел троих красноармейцев – седого мужика лет сорока и двух парней лет двадцати пяти, с изможденными, осунувшимися лицами.

Пока один полицай возился со здоровенным, действительно «амбарным» замком, а другой – ходил за подневольными грузчиками, мы успели провести экспресссовещание.

Я сразу спросил Сашу, действительно ли он собирается «припахать» пленных, на что получил ответ, что, дескать, если совсем доходяги, то припряжет полицаев. А так – легенда, мать ее, обязывает…

Внимательно оглядев пленников, Фермер наклонился к Тотену и чтото прошептал ему на ухо.

– Господин майор говорит, что вас хорошо покормят, но вы должны хорошо работайт! А вы, – и Тотен уставился на полицаев, – за свою провинность будете им помогайт! Это есть приказ!

Три доходяги и два похмельных хмыря – это, доложу вам, не лучшая бригада для погрузки пяти тонн зерна. Поэтому нам тоже пришлось впрячься. Причем основная нагрузка легла на меня и Люка, так как Тотен, щеголявший фельдфебельскими погонами, изображал из себя большого начальника, а наши «окруженцы» были сосланы в охранение. А то, не ровен час, уронив на ногу мешок, скажут «Твою мать!» вместо «Scheiße!», и вся конспирация к черту полетит.

Фермер с Трошиным обеспечивали дальнее охранение.

В общем, проваландались мы почти до обеда, к концу пленные еле ноги волочили, так что даже не обрадовались обильному обеду, привезенному нам старостой. Глядя на то, как изможденные бойцы с трудом шевелят руками, макая белый хлеб в молоко, Акимыч только головой покачал и обратился ко мне:

– Герр унтер, а разгружать вы их тоже заставите?

Идея показалась мне здравой, ведь так появлялась возможность практически легально умыкнуть наших из рук настоящих немцев. Я изобразил на лице непонимание и позвал Тотена:

– Toten, komm zu mir!^[82]

Перекинувшись с Аликом парой фраз на тарабарсконемецком, мы разыграли мизансцену «разговор через переводчика», после чего Акимыч подошел к пленным:

– Вы передохните, мужики, мальца. А потом с господами поедете – там поработаете…

– Чтото ты добры сення, дядько Семен! – откомментировал это один из полицаев, отдыхавших в сторонке, я не разобрал который из двух.

– Кому дядька, а кому господин бургомистр! – отрезал Акимыч. – А еду отработать надобно… Не вас же, дураков, с поста снимать…

Наскоро перекусив, мы засобирались в дорогу. Тотен скомандовал пленным залезать в первый грузовик, а я отошел в сторонку и, связавшись по рации с командиром, доложил, что мы готовы к движению.

– Как в лес въедете, метрах в двухстах будет прогалина слева по ходу движения. Там встанете и остальных подождете. Как понял меня? – спросил Фермер.

– Понял тебя хорошо. Минут через десять выдвигаемся.

– Понял. Отбой.

Когда я подошел к своему грузовику, меня перехватил один из полицаев, Василь:

– Пан официр, цыгареткой не разодолжите? – и пояснил свою просьбу интернациональным жестом.

– Zigaretten? Ja? – переспросил я и достал из кармана пачку трофейных сигарет «Juno». Полицай радостно закивал головой:

– Дада, пан официр.

Я щелчком выбил из пачки сигарету и протянул ему. «Эх, дать бы тебе в ухо, да конспирация не позволяет, мать ее так…»

– Vorwдrts, Tony! Vorwärts! – а это Тотен высунулся из кабины второго грузовика и подгоняет меня. Махнув ему рукой, я забрался в кабину и запустил мотор.

* * *

Стоило нам остановиться в условленном месте, как буквально пару минут спустя к нам подъехали командир вместе со Славой.

– Так, Тоха, – обратился Саша ко мне, – давай быстро ножками к лагерю – там «ублюдка» вести некому.

– А этот кто поведет?

– Вячеслав справится – тут дорога нормальная, а там по лесу надо ехать, и быстро. И рацию достань и включи.

– Есть. Разрешите выполнять, тащ майор?

– Действуй.

До стоянки я добежал минут за пятнадцать, что означало, что рана моя уже зажила. Встретивший меня Бродяга, не тратя времени на лишние разговоры, махнул рукой в сторону «круппа». Тут я обратил внимание, что у грузовика, захваченного двумя Сашами после радиосеанса, никого нет, и двигатель его не работает.

– Шур, а этот что, бросим?

Бродяга кивнул и сделал неопределенный жест, мол, «сам видишь, хоть и обидно до слез».

Спустя еще полчаса мы присоединились к остальным.

«Начальнику штаба 9й Армии

генералмайору Холидту

От начальника 18й команды ГФП

гауптмана фон Зальцбурга

Срочно. Секретно

Расследование, проведенное по заявке оберквартермайстера оберста Лонзеева в связи с исчезновением чиновника Службы продовольственного снабжения Армии интендантуррата Зоера, показало, что 19го и 20го числа сего месяца были последними днями, когда его ктолибо видел. В эти дни он занимался сбором и инвентаризацией запасов продовольствия в районе юговосточнее города Раков, что подтверждено документами, обнаруженными у бургомистров некоторых населенных пунктов. Его автомобиль также был неоднократно замечен постами полевой жандармерии и полевых частей в указанном районе. Так 20го июля он был замечен солдатами подразделения, дислоцированного в Старом С еле. По словам свидетелей, машина майора сопровождала колонну грузовиков.

Этими же числами датированы и расписки, полученные несколькими местными бургомистрами. Согласно этим записям, Зоер изъял у местного населения свыше 5 тонн зерна, несколько сот килограммов мясных и молочных продуктов и 45 голов крупного рогатого скота, однако на склады армии, в мясницкие взводы и на полевые пекарни эти продукты так и не поступили.

Точное местонахождение интендантуррата в настоящий момент установить не удалось.

Поскольку одновременно с исчезновением интендантуррата Зоера зафиксирована пропажа зонде рфюрера Клотце, состоявшего при Зоере переводчиком, и унтерофицера Баума (водитель интендантуррата), а также шести военнослужащих из 174го взвода снабжения, то, вероятно, он был захвачен в плен или убит остатками разбитых частей Советов.

25.07.1941

Гауптман фон Зальцбург»

Глава 5

До тракторной станции мы добрались около трех часов дня, и нам сразу пришлось развить бурную деятельность, благо немцев ни на МТС, ни в соседних деревнях и хуторах не было. Скорее всего скорость, с которой они выбили наши войска из Белоруссии, тут сыграла против педантичного немецкого характера. Ничем другим объяснить то, что немцы пока не прибрали к рукам такой лакомый кусочек, каким оказалась эта машиннотракторная станция, нельзя. Открытая, по словам Соломина, в тридцать восьмом, она была оборудована по последнему слову советской техники. Мы даже ацетиленовую сварку нашли! А вот с транспортом нам повезло не очень – во дворе были только раздолбанный «ЗиС5» и колесный трактор без колес. Но уж чегочего, а машин у нас и так хватает!

Правда, заняться производственной деятельностью сразу не получилось. Сначала пришлось провести операции прикрытия.

– Так, Несвидов, немцев давай вон в тот сарай! – скомандовал Фермер.

– Слушаюсь, товарищ майор!

– Товарищ старший лейтенант, идите сюда, – позвал меня командир. – Как думаешь, пленные наши выдержат разгрузочный марафон?

– Боюсь, вряд ли, замотаны сильно.

– Ну, ладно, давай их пока под замок посадим.

– А где зерно разгружать будем? – поинтересовался я. – Здесь, что ли?

– Нет, – и командир достал карту. – Вот смотри, здесь в овраге староста нам нычку приготовил, – и он показал точку километрах в полутора к югу от МТС.

– Кого можно с собой взять?

– Всех, кроме Дока, Бродяги и Тотена.

– Ладно, я тогда новеньких припашу.

* * *

Полчаса спустя мы были уже на месте. «Нычка» представляла собой ответвление большого оврага с дном, на котором лежали доски, поверх которых был расстелен брезент. «Разгружать – не загружать!» – это старое присловье грузчиков подтвердилось и на этот раз. Поставив машины на краю оврага, мы принялись сбрасывать мешки с зерном вниз. Нам сильно повезло, что зерно уже было расфасовано в мешки, хотя, как мне кажется, если бы оно было россыпью, Фермер просто бы не стал проводить операцию.

Сто двадцать мешков на восемь человек – плевое дело, особенно если вспомнить некоторые подработки студенческих времен. Десять минут на маскировку, двадцать минут на обратную дорогу – и вот мы уже подъезжаем к нашей новой базе.

У ворот нас встретил сам командир.

– Молодцы, быстро управились! Трошин! Караулы на тебе! А ты, Тоха, давай за мной, – скомандовал он вполголоса, увлекая меня к двухэтажному зданию конторы.

«Да уж! Не в пример комфортнее у нас теперь штаб!»

Пройдя через пару дверей, мы оказались в большой комнате, где, судя по многочисленным столам, раньше располагалось управление этой станции. В дальнем углу Бродяга о чемто негромко беседовал со старшим по возрасту пленным.

– Товарищ капитан, – громко позвал его ШураРаз, – вам пора в дорогу!

Бродяга махнул рукой, дескать, еще пару минут.

Командир расположился за одним из столов и показал мне на стул рядом с собой. Когда я сел, Саша облокотился на стол и спросил:

– Ну, готов ударно потрудиться на благо Родины?

– А что, есть сомнения? – вопросом на вопрос ответил я.

– Ну, может, устал за сегодня… Или неохота?

– Саш, ты чего?

– Потом объясню… Короче, давай прикинь, как в здешних условиях взрывчатку из бомб достать, а я пока коекакие чертежи нарисую. Кровь из носу, нам через день отсюда сваливать надо, а то место больно стремное, и то, что немцы сюда еще не добрались, – чистая везуха.

– Сделаем, командир! А Саню куда посылаешь?

– Не Саню, а Сань… Надо тень на плетень навести, чтобы у гансов ум за разум зашел. Позже задумку расскажу, а пока взрывчатка – вот твое главное задание.

Во дворе я встретил Скороспелого, того самого контуженого и бдительного лейтенантатанкиста, понуро шедшего с ведром воды. Выражение лица – кислое, явно вечный наряд по кухне не предел его мечтаний.

– О, товарищ лейтенант, как голова – не беспокоит?

Он остановился так резко, что даже воду расплескал. Потом поставил ведро на землю и буквально бросился на меня:

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, ну почему вы мне все еще не доверяете? – с излишней, на мой циничный взгляд, горячностью начал он. – Как вы не понимаете, что мне перед бойцами стыдно?! Я же командир, а дальше кухни не посылают! Неужели это все, на что я годен? – Казалось, что он сейчас расплачется от обиды.

Хотя я его гдето даже понимал…

– Спокойнее, товарищ Скороспелый… Есть у меня для вас дело, – постарался я успокоить танкиста. – Как раз по вашей, технической части.

Он замер, внимательно слушая меня.

– Значит, так, вы сейчас пойдете к сержанту Несвидову и скажете, что от работ по кухне я вас освободил. Хватит с него и Лидочки. А потом возьмете троих бойцов и организуете разгрузку бомб с грузовика. Где, я вам скажу через пятнадцать минут. – И, оставив обалдевшего летеху стоять посреди двора, я направился к приземистому производственному корпусу.

Вдруг у забора я заметил некую металлическую конструкцию, показавшуюся мне смутно знакомой.

«Ну, точно, это он – котел для битума! – Последний раз я видел подобное устройство лет десять назад, когда знакомые строили дачу. – Надо прикинуть, вдруг и для выплавки тола подойдет», – подумал я, устремляясь к металлическому ящику на больших колесах и с топочной дверцей внизу корпуса. Достав из кармана моток шнура, я начал обмерять битумоварку.

Отсутствие рулетки огорчало, поскольку нельзя было просто записать цифры на бумажку и просто сравнить результаты измерений, но я справился. Пришлось использовать несколько шнурков, на которых я узелками отмечал размеры бомб и котла. Можно было, конечно, мерить пальцами или ладонями, но веревочками, на мой взгляд, быстрее и проще. «Сотки» очень удачно помещались в котел, и еще место для достаточного количества воды оставалось. Теперь – только придумать, как аккуратно подвешивать бомбу в котле и забрать у Казачины температурные датчики, что он скрутил с бомбардировщика.

Ну, системой подвеса я Скороспелого озадачу, тем более что на технической станции должен был быть какойнибудь механизм для снятия двигателей с машин. Настроение мое существенно улучшилось, и я, весь такой радостный, пошел в штаб доложить о решении очередной задачи. Тут взгляд мой упал на стоявший в углу двора «ЗиС». «А вот и дрова для печки! – подумал я, глядя на раскуроченный кузов. – Если расколоть доски, то получатся очень удобные чурочки».

Из одного из зданий как раз вышел лейтенант в сопровождении двух бойцов, Чернова и Зотова. Я замахал рукой, подзывая их к себе.

– Лейтенант, чтото маловато людей вы с собой взяли… – начал я, когда они подошли. – Меньше чем вчетвером там делать нечего, бомбыто по центнеру весом.

Танкист смутился:

– Я тоже помочь могу…

– Можете, – перебил я его, – но головой, а не руками… Точнее – рукой. Возьмите еще Кудряшова и Юрина, если только они не в карауле. И поищите в мастерской кран или лебедку.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!

– Ну а вы, бойцы, пока товарищ лейтенант за подмогой будет ходить, раскурочьте кузов того грузовика. На дрова. Топоры и лом я на пожарном щите за углом видел.

В дверях штаба меня чуть не затоптали Бродяга с Люком. На мой вопрос о том, что за спешка, они ничего внятного не ответили, только руками замахали, «мол, не до тебя сейчас».

Ну и не надо, я – не обидчивый.

Войдя к командиру, я доложил, что, по моим прикидкам, тол можно будет начать выплавлять примерно через час. Саша кивнул, а затем спросил:

– С пленными пообщаться не желаешь?

– С какими?

– С нашими, советскими.

– Зачем?

– Народу не хватает. Через час, считай, все наши при деле будут, на посты некого посылать…

– То есть?

– Смотри. Оба Шуры и Дед Никто сейчас на операцию едут. Тотен попрежнему над документами сидит… Ты, я, Ваня и как минимум пара бойцов взрывчаткой заниматься будут…

– Я танкиста еще припахал…

– Хорошо! Но все равно мало. Немцев ктото сторожить должен, бытовухой заниматься… А мы здесь – как пупырь на голой заднице. Так что охрана полюбому нужна! Давай, там комнатка маленькая есть – иди, сейчас тебе первого приведут…

– А Шура с одним уже переговорил вроде?

– Так еще двое осталось – работы на час!

– Ага, тогда дай мне минут двадцать, я пойду танкиста проконтролирую и вернусь.

– Действуй!

Взгляд со стороны. Бродяга

Это хорошо, что Саня с самодеятельностью и штурмовщиной решил закончить! Импровизация хороша, когда планом качественным подкреплена.

И поэтому, собираясь совершить «маленькое коварство», был я спокоен. Основной проблемой сейчас было то, что трупы убитых ночью фрицев уже начинали попахивать: еще пара часов – и завоняют во всю мочь на летнейто жаре. Поэтому спешить нам надо.

О, а вот и помощь – боксер наш с еще одним бойцом примериваются, как половчее курочить полуразобранную «трехтонку».

– Чернов!

– Да, товарищ капитан.

– Три доски нам оторвите!

– Минутку, тащ капитан…

Матерные возгласы, хруст дерева – и на землю летят подходящие доски.

Тьфу, а пылищито подняли!

– Сань, помоги!

Приладив доски к кузову одного из «зерновых» грузовиков мы загнали мотоцикл внутрь.

Затем, снова припахав пару человек, как я понял, из антоновой команды, занялись погрузкой мертвых и еще живых немцев в грузовики. С мертвыми проблем не было, сложили рядком в кузове, рогожей прикрыли – и все в ажуре. А вот с живыми пришлось повозиться. Перевязали их заново, кляпы обновили и посадили за принайтовленный мотоцикл. А с ними Кудряшова – охранять.

Потом мы с Люком загрузили «подарки» и выехали со двора.

Блин, теперь, не дай бог, нас обстреляют!

Головную машину вел Люк, я же пристроился ему в хвост, и мы, сделав небольшой крюк и переправившись бродом через реку, неспешно покатили прямо на запад.

Проселки были пустынны, только гдето через полчаса мы обогнали крестьянскую телегу, да еще минут через двадцать после этого уже нас обогнал одинокий немец на мотоцикле.

Но мы особо и не прятались, еще на базе проложили маршрут таким образом, чтобы проехать как минимум через десяток хуторов и деревенек. Расчет наш с Фермером был на то, что вряд ли в этих мелких деревушках есть немецкие гарнизоны или комендатуры, а вот то, что наши машины видело немало народу – это точно.

В одной из рощиц останавливаемся и быстро, но аккуратно прикапываем под кустами тела тех гансов, которых Тоха вчера пожалел. Он там слюнтяйничал, а Люку работы сегодня прибавилось! Надо будет с ним беседу провести, в дополнение к командирскому пистону.

Наконец спустя почти два часа мы прибыли к цели нашего путешествия – роще возле деревни с сочным названием Мятежи. Ну, мятеж – не мятеж, а шухер мы точно устроим!

– Саня, давай! – говорю в рацию.

Люк резко, так, что задние колеса грузовика заносит, тормозит. Я также вдавливаю до упора педаль тормоза.

А дальше – в темпе за дело: наперво по доскам сгрузили наше трехколесное транспортное средство на обочину, тут уж мастерство Сашки в обращении с мотоциклом пригодилось.

А потом занялись, собственно, главным делом.

Люк и Дед Никто, морщась от запаха, красиво рассаживали трупы в кабинах, я возился со всякими весьма небезопасными штуковинами.

По полной канистре между тентом и кабиной. Готово!

Теперь прикрутить к каждой по немецкой «толкушке». Готово!

Теперь привязать к каждой гранате отрезок дэша и соединить их с толовыми шашками, положенными на бензобак каждого из грузовиков.

Ага, теперь полоснуть ножом по брезенту, так, чтобы при взрыве гранаты горящее топливо плеснуло в кузов. А теперь – рассыпать из мешка зерно по полу.

Прыжком соскакиваю на обочину – нечего лишние следы на пыльной дороге оставлять!

Денис уже сварганил, как и было оговорено, метелку на длинной палке и теперь, стоя на обочине, разметает следы.

Саня отъезжает на мотоцикле назад по дороге на сотню метров, Денис продолжает свою пыльную работу.

Ох, не зря говорят, что хуже нет – ждать и догонять! Шанс на то, что ктото поедет по этой, богом забытой дороге, мал, но меня слегка «потряхивает». Старею, наверное.

Ребята возвращаются.

Отходим в кусты. Ну! С богом!

Люк расстреливает полмагазина ППД по кабинам, а Дед Никто, перебегая с места на место, с упоением попеременно передергивает затворы двух советских карабинов. Одна обойма, вторая, третья.

– Хорош! – гаркаю им и, дождавшись, когда они залегли, дергаю две бечевки, что все это время я держал в руках. Теперь можно и мне залечь…

Гулко бахают взрывы, и грузовики скрываются в огненнодымных клубах. Все по науке!

– Ходу, мужики! Ходу! – и мы «хромым галопом» бежим по кустам в сторону мотоцикла.

Первая часть Марлезонского балета закончилась.

* * *

– Ну, где мои пациенты? – спросил я командира, вернувшись в штаб.

– Расслабься, я передумал! С ними Слава сейчас занимается – ему полезней будет.

– Вот так вот? Чувствую, подсидит он меня… – сделав «лицо трагического дебила», констатировал я.

– Ага, сам понимаешь – аппаратные игры, новые кадры… – шутливо, в тон мне, ответил Александр. – Как там с технической оснасткой дела обстоят?

– Все в порядке, через полчаса можно начинать первую плавку.

– И сколько она по времени займет?

Я почесал в задумчивости затылок:

– Ну… С точностью до минуты я не скажу… Гдето часа полтора, не меньше. Правда, можно ускорить немного.

– Говори.

– Я прикинул, если не дожидаться полного расплавления тротила, а сливать уже «потекший», то можно несколько ускорить процесс.

– Понятно. Но вот еще одна проблемка нарисовалась – тара.

– В смысле?

– Я Несвидова напряг провести инвентаризацию, так вот, ящиков, куда можно отлить тротил, у нас почти нет, можно, конечно, сколотить их из досок, но, сам понимаешь – лишний геморрой. Хотя вот от письменных столов можно взять…

Я на несколько секунд задумался…

– Саш, нет никакой проблемы! Нужен только кусок брезента и длинные гвозди…

– Объясни.

– Это называется «мягкая форма». Можно взять не гвозди, а тонкие прутки. Смотри: берем доску, кладем на нее брезент, вбиваем квадратом четыре гвоздя… – и я с помощью взятого с конторского стола листа бумаги объяснил, что и как надо делать.

– Хитро и просто одновременно. А главное – можно произвольно размеры менять. Так и сделаем для первой бомбы, чтобы запас чистой взрывчатки был. Иди плавкой займись, а я пока с железками буду возиться.

…Хорошо, когда у диверсанта есть производственная база! Бойцы не тягали бомбы на руках, а воспользовались подкатными тележками. Да и выплавлять тротил в специальной печке проще, чем в лесу на костре.

Уже через полчаса вода в котле закипела, а еще минут через двадцать температурный датчик показал, что тротил в бомбе прогрелся до 80 градусов. Выждав для верности еще пару минут, я скомандовал:

– Поднимай!

Несколько поворотов рукояти лебедки, и бомба, подвешенная на цепях, показалась из бака.

Док и Казачина аккуратно подводят ее к тому месту, где на полу лежат приготовленные мной формы.

– Давайте! Наклоняйте! – И тротил тонкой струйкой потек в форму.

– Хорош! – И ребята возвращают бомбу в вертикальное положение.

– Следующая!

Через пять минут бомба возвращается в котел.

В дальнем углу мастерской тоже кипит работа – два бойца под руководством командира сворачивают из найденной на станции жести кумулятивные конусы, рубят зубилом какието полосы металла. А сам Саша, дав руководящие указания, берет в руки кувалду и начинает обрабатывать какуюто невидимую мне железку. Да так, что от звона и грохота мы с трудом слышим друг друга.

Спустя некоторое время, Дока и Казачину сменили бывшие окруженцы, Петр Сомов и Василий Зотов. Примерно через час, когда командир перестал стучать по железу, меня сменил Док. Через час мы снова поменялись. Всего же до девяти вечера мы успели обработать три бомбы.

…Выйдя на улицу, я с удивлением заметил, что у нас гости. У штаба стояла телега, запряженная некрупной гнедой, а на телеге сидела Марина.

«Интересные дела! Это она сама приехала или к нам господин бургомистр пожаловал?» – подумал я, направляясь к бочке в углу двора.

Умывшись, я побрел в штаб. Все тело ломило с непривычки, и очень хотелось прилечь гденибудь в тихом уголке. Хотя, если прикинуть, что сегодня я только тем и занимался, что таскал мешки с зерном, а вместо послеобеденного отдыха тягал взрывоопасное железо, то в моем состоянии не было ничего странного. Даже есть не хотелось – так я вымотался.

А Акимыч действительно заглянул на огонек!

– Ну, проверить, как мы спрятали зерно… – как шепотом объяснил мне Трошин.

На лице боевого товарища блуждала мечтательная улыбка. «Ну, конечно, любовь всей жизни снова увидел!» – сообразил я. Всетаки реакции «местных» мне, испорченному цинизмом конца двадцатого века, казались немного наивными.

Кроме всего прочего Соломин привез всяких деревенских вкусностей, включая вареную картошку и даже большую миску драчены, чем несколько уязвил нашего завхоза. Хорошо, что командир сразу сказал Несвидову, а то мог некоторый «неудобняк» выйти – Емельян бы приготовил ужин, а тут – домашние разносолы!

Большинство из присутствующих уже поели, и я, взяв миску с едой, отправился в один из углов комнаты, где была расстелена моя «пенка». Проходя мимо старосты, я поинтересовался:

– Семен Акимыч, а что это племянница ваша во дворе в одиночестве сидит?

Акимыч смутился и пробормотал чтото вроде того, что негоже девке тереться там, где взрослые дяди свои дела решают, но потом встал, оторвал задницу от стула и сходил за Мариной. Глядя на расплывшегося в блаженной улыбке Славу Трошина, я решил, что война, конечно, войной, но не стоит стоять на пути у высоких чувств.

Я уже доедал свой паек, когда в комнату вошел Тотен, несший в руках… гитару! Он подошел к командиру и чтото негромко сказал ему. Саша встал и, извинившись перед Соломиным, вышел из комнаты. Алик же цапнул со стола кусок копченого мяса и, оглядевшись, пошел в мой угол.

– Ну, как трудовая вахта? – спросил он, сев рядом.

– Ударным трудом встречают трудящиеся праздник Великого Октября! Центнер тротила – как с куста!

– Впечатляет! А я, гляди, чего в одной из комнат нашел! – и он показал мне инструмент.

– Ага… здорово… – вяло порадовался я. – А куда Саню дернул?

– Ребята вернулись: Старый, Люк и этот… Дед Никто. Грузовичок пригнали…

– Что, еще один?

– Нет, тот, что мы в лесу оставили. Может, сыграешь? – и он покосился на гитару.

– Неа, – протянул я, – неохота. Алик, я подремлю мальца, ладно? Чтото умаялся.

Друг мой кивнул и спросил:

– Может, тебе еще чаю принести?

– Давай.

Но чая я так и не дождался…

…Разбудил меня негромкий разговор.

– …это ты здорово придумал – передачу на мобилу записать.

– А то!

Я открыл глаза. В метре от меня сидели командир и Бродяга. Комната была еле освещена скудным светом керосиновой лампы, стоявшей на столе. Вокруг вповалку спали и мои однокомандники, и «местные».

– Что? Долго я спал? – спросил я, потягиваясь

– О, проснулся, труженик невидимого фронта… то есть тыла, – добродушно поприветствовал меня Фермер. – Не беспокойся – ничего важного ты не пропустил. Да, кстати, в караул ты сегодня не пойдешь.

– Плавить дальше будем?

– Да, часа через тричетыре, пусть ребята пока отдохнут.

– То есть у нас сейчас «личное время»?

– Да.

– Тогда схожу морду умою.

– Иди…

Солнце уже село, но западная сторона неба еще светлела. В этом призрачном свете я разглядел силуэты двух людей, сидевших на телеге в углу двора. Я уже совсем было собрался окликнуть их, когда понял, кто это. «Выходит, Акимыч оставилтаки «племяшку» с нами. Интересно, а как он Фермера уговорил?» Однако побеспокоить парочку я не решился и тихо прошел к бочке.

…Когда я вернулся в дом, большинство спавших уже проснулись. Командир поманил меня:

– Значит, так, мы с Шурой пойдем с шифровкой разбираться, до часу ночи – для всех присутствующих – личное время. Ты – дежурный, так что рацию не забудь включить.

Я бросил взгляд на часы – 22.43. «Угу, значит, пару часиков можно подремать вполглаза…»

Я прошел в «свой» угол и прилег на «пенку». Но по непонятной для меня причине сон не шел. Мышцы ломило, конечно, но голова была свежей. Я задумчиво взял принесенную Аликом гитару. Инструмент был ручной работы, особенно впечатлили – меня жильные струны, в наше время – вещь диковинная и доступная только серьезным профессионалам, да и то, если они эстеты. Что меня удивило, гитара была шестиструнной, а не обычной для этого времени семистрункой. Я нежно провел по струнам, проверяя строй.

– Может, сыграешь чегонибудь? – раздалось справа.

Я повернул голову. Алик выбрался изпод спальника и теперь тер глаза.

– Разбудил? – спросил я.

– Нет. Сам проснулся. Сыграй, а? Сто лет, кажется, музыку не слушал… – добавил он.

– Не стоит, мужиков разбудим…

– А и правда, сыграйте, товарищ старший лейтенант, – раздался голос из противоположного угла комнаты. Я повернулся и увидел, что это наш «завхоз». Никогда бы не подумал, что Несвидов такой поклонник музыки! – Все одно, ребятам скоро вставать, а с песней – оно веселей.

Я пробежался пальцами по струнам. Гитара звучала очень хорошо, сочно. Для разминки я сыграл еще несколько арпеджио. Затем выдал баховскую сарабанду (она же – Сюита для флейты до минор в девичестве) в переложении Сеговии. Когда я закончил играть, в комнате воцарилась тишина, хотя я видел, что проснулись уже все. Надо сказать, что в подростковом возрасте я сильно увлекался гитарой и даже ходил в музыкальную студию, но потом, поняв, что великим гитаристом мне не стать, оставил серьезные занятия, только иногда разучивая пьесы, что называется, для себя.

Алик несколько раз беззвучно свел ладони, изображая бурные аплодисменты, а Несвидов покачав головой, сказал:

– Здорово! Ловко вы, товарищ старший лейтенант! А еще можно?

Следующим было «Адажио» Альбинони. Теперь мне тихонько хлопали все. На эти странные звуки из дальней комнаты выглянул командир. По выражению его лица, скрывавшегося в полумраке, я не мог понять, нравится ли ему этот импровизированный концерт, но Саша разрешил мои сомнения, махнув рукой, мол, продолжай.

И я продолжил – поиграл немного вариации известных блюзовых мелодий, внимательно следя за реакцией зрителей. Несмотря на непривычную стилистику, музыка народу нравилась. В середине одной из композиций в дверь проскользнули Трошин и Марина. Постояв немного у входа, они затем устроились на подоконнике.

Доиграв блюз, я сделал паузу. Входная дверь опять открылась – на пороге появился Казачина. Он обвел всех присутствующих взглядом и, широко улыбнувшись, спросил:

– Надеюсь, концерт еще не закончился? А то я обижусь…

Ну, как ему было отказать? И я выдал Венгерский танец номер 5 Брамса, правда, в конце отошел от классического стиля, добавив немного народных интонаций. Ваня показал мне большой палец и сел в «первом ряду».

А потом, сам не знаю почему, я взял несколько аккордов и, вопреки своему обыкновению (голос у меня не очень, к тому же пением я никогда серьезно не занимался), не запел, а скорее начал ритмично читать:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома.

Снова между нами города,

Взлетные огни аэродромов.

Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь, на неизведанном пути,

Ждут замысловатые сюжеты.

Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни… довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось.

Я покосился на Алика – он сидел, подперев рукой щеку, и, судя по отсутствующему выражению лица, был далеко. Гдето там… Дома… И неунывающему Казачине тоже взгрустнулось – сидит, уткнув взгляд в пол.

«Да, зря я, наверное, этот концерт затеял? Вот песню допою – и баста!»

Ты поверь, что здесь издалека

Многое теряется из виду,

Тают грозовые облака,

Кажутся нелепыми обиды.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы.

Я заметил, что к остальным слушателям присоединились и наши командиры. Бродяга тихо стоит, глядя в окно и повернувшись ко всем спиной. Невежливо, но пусть его… А вот Фермер молча показал мне большой палец.

И забыть попрежнему нельзя

Все, что мы когдато не допели,

Милые усталые глаза,

Синие московские метели.

Снова между нами города,

Жизнь нас разлучает, как и прежде,

В небе незнакомая звезда

Светит, словно памятник надежде.

С последним аккордом изза одного из столов высунулся Зельц, которого я почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:

– Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?

За спиной у него хрюкнул в кулак ШураРаз. Надо полагать – пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения текст вполне соответствовал. Странно, что «у нас» никому в голову эта идея не приходила.

– Можно сказать и так… – попытался выкрутиться я.

– А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, – продолжил свою наивную атаку Дымов, – так же здорово играл, как вы!

«Интересно, что это за испанец?» – напряг я извилины, а вслух спросил:

– А как этого человека звали?

– Андре… Андреас Сегония вроде…

– Сеговия? «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» – вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.

– Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! – восторженно воскликнул Дымов.

Тут настал мой черед засмеяться в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке! – что я и озвучил, объясняя свое веселье.

– Посмеялись, и будя! – вступил в разговор командир. – И вообще, хватит развлекаться, работать пора!

– Товарищ майор, еще одну песню! Да! Пожалуйста! – нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.

– Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…

Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам и начал новую – песню:

Я вышел ростом и лицом –

Спасибо матери с отцом,

С людьми в ладу – не понукал,

не помыкал,

Спины не гнул – прямым ходил,

Я в ус не дул и жил как жил,

И голове своей руками помогал…

Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:

Но был донос и был навет –

Кругом пятьсот и наших нет,

Был кабинет с табличкой «Время уважай»,

Там прямо без соли едят,

Там штемпель ставят наугад,

Кладут в конверт – и посылают за Можай.

На многих лицах появилось недоуменное выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!

Потом – зачет, потом – домой

С тремя годами за спиной,

Висят года на мне – ни бросить, ни продать.

Но на начальника попал,

Который бойко вербовал,

И за Урал машины стал перегонять.

Пришлось немного скостить срок, чтобы уложиться во временные рамки, но, думаю, Владимир Семенович на меня бы не обиделся:

Дорога, а в дороге – «МАЗ»,

Который по уши увяз,

В кабине – тьма, напарник третий

час молчит,

Хоть бы кричал, аж зло берет

Назад пятьсот, пятьсот вперед,

А он – зубами «Танец с саблями» стучит!

«Черт! Какой, к едрене фене, «МАЗ»? И завода такого еще нет! Да и Хачатурян свой балет только через год напишет!» – но отступать уже поздно, и в следующих строфах я заменил «МАЗ» «ЗиСом».

…Конец простой: пришел тягач,

И там был трос, и там был врач,

И «ЗиС» попал, куда положено ему,

И он пришел – трясется весь…

А там – опять далекий рейс,

Я зла не помню – я опять с собой

его возьму…

На несколько мгновений в комнате воцарилась гулкая тишина, а потом народ взорвался аплодисментами. Несвидов даже в два пальца свистнул от избытка чувств. Но что меня удивило больше всего, так это то, что мои сокомандники из будущего выражали восторг наравне с «местными», слышавшими эту песню в первый раз. Ну, это явно не мои вокальные данные их впечатлили. Дело в песне – это точно…

– Все! Концерт закончен! – скомандовал Саша. – Десять минут – покурить и оправиться. А затем – за работу! – А когда я, направляясь в мастерскую, проходил мимо него, сказал мне в спину: – А гитару ты береги! Она нам не меньше автоматов пригодится…

Вспоминает гвардии полковник Трошин В.С.

…Только мы перебрались на ту МТС и обустроились, как вызвал меня Александр Викторович, командир наш тогдашний. Пришел я к нему в штаб, что в конторе станционной организовали, а он мне сразу:

– Присаживайся, Вячеслав… – и на стул напротив себя рукой показал. – Есть у нас для тебя задание. Важное…

Я обрадовался, как ребенок, честное слово… Товарищ майор – он командир был – дай боже всякому такого командира. Бойцы группы за ним, как за каменной стеной, были. И подбодрит, когда надо, ну и отругает, если есть за что. Очень за с в о и х переживал, но без телячьих нежностей. Поэтому всем видом своим я постарался показать, что весь во внимании.

– Решили мы, Вячеслав, еще один отряд организовать. С тобою во главе.

Я чуть на стуле не подпрыгнул! Но сдержался и спрашиваю:

– Как же так? А вы, товарищ майор госбезопасности, что, нами командовать не будете больше?

– Буду, куда я денусьто? – отвечает. – Но и нынешнее положение меня не устраивает. Того и гляди, в табор цыганский превратимся и по ярмаркам кочевать начнем… – и усмехнулся невесело. – А нам дело делать надо!

– Ну, а если не справлюсь? Вас подведу? – отвечаю.

– Так вопрос никто и не ставит… Нет теперь для тебя такого слова «не справлюсь»! Да и не посылает тебя никто прямо сейчас в бой. Но сам посуди – люди приходят и будут приходить, а в группу мы их принять не можем. Сам понимаешь, да и Антон тебе должен был объяснить. Так что будете нашей базой, ну и подмогой…

Я приободрился, конечно, после таких слов, а сам спрашиваю:

– А кого в отряд мой отдать планируете?

– Этого пока не скажу… А первых с в о и х, – я помню, как он выделил голосом «своих», – бойцов ты сейчас себе сам подберешь. Давай, с теми тремя пленными, что мы у амбара освободили, побеседуй и реши, что с ними делать. В отряд принять и воспитывать или отпустить на все четыре стороны.

– Товарищ майор госбезопасности, – взмолился я, – я же не обучен этим премудростям… Может, товарищ капитан…

– Не может! – как ножом отрезал командир. – У него другие дела имеются. Но первую беседу вы с ним вместе проведете. Заодно и поучишься. И потом, ты же не пацан желторотый, дивизионом командовал. Старший командир… В людях разбираться должен… А если нет – то грош тебе как командиру цена. И будем другого кого искать.

Хоть и мандражировал я, а делать нечего – приказ есть приказ. И доверие товарищей из группы оправдать очень хотелось.

Глава 6

Утро после ночной «стахановской вахты» было немного томным. Полночи «моя» бригада выплавляла остатки тротила и выколупывала аммотол из авиабомб, а «бригада командира» продолжала возню со всякими железяками, причем в ход пошла даже ацетиленовая горелка. Как я понял, Фермер сделал некоторое количество противоднищевых кумулятивных мин вроде ПТМ3^[83], использовав в качестве кумулятивного желоба стальной уголок. За ночь все упахались по самое не могу! А на утро был запланирован еще и переезд на новое место.

Меня Саша разбудил в половине девятого и приказал быть готовым к погрузочноразгрузочным работам не позднее чем через полчаса.

– Я Акимыча отправил покататься по окрестностям, так что через час он вернется, и тогда уж отправимся, – пояснил он, когда мы вышли на улицу и оба направились к умывальнику.

– А вы с Бродягой уже и место выбрали?

– Да, но не для нас… – загадочно ответил командир.

Заинтригованный, я продолжил свои расспросы, не забывая при этом заниматься личной гигиеной:

– Не понял… Я то ли спросонья не въезжаю, то ли паров каких вчера надышался…

– А общего инструктажа подождать не хочешь?

– Неа, не хочу…

– Нахал ты, Тоха, – добродушно сказал Саша и вдруг вылил мне на голову ковш холодной воды, – который незаметно наполнил из стоявшей рядом – бочки!

– Уахха! Тьфу, черт!

На некоторое время моя речевая функция была нарушена, и командир продолжил:

– Ладно, сделаю снисхождение… Поскольку ты мокрый и… жалкий какойто! – и он рассмеялся.

Да уж, нашел время шутить! Хорошо, что сейчас лето.

– Ну, посмеялись, и хватит… Передислоцироваться будет базовый отряд, а не группа. А то барахла у нас уже столько – мама не горюй! И народу неподготовленного – больше половины. Так что… Помнишь, как в том мультике? «А мы уйдем на север!»

Я кивнул в ответ.

– Так вот, новый отряд будет базироваться в Налибокской пуще, а мы пока пошустрим в округе.

– А кто с нами останется? Я имею в виду – из окруженцев?

– Пока – Кудряшов, Чернов и Юрин. Заодно и поднатаскаем.

– А Слава, в смысле – Трошин?

– Он командиром нового отряда будет. И, пока место они не оборудуют для базы, на «работу» он ходить не будет.

– То есть ты хочешь сказать, что сейчас мы всем кагалом попремся на… сорок километров к северу, а потом часть народа будет возвращаться назад?

– Нет, в лес поедет одна часть, а другая останется в этом районе и будет заниматься делом…

– А если в дороге на немцев напорются?

– Часть команды пойдет в сопровождение. Ты, Тотен, Люк и я. Шура и Док – останутся здесь… То есть не на станции, но неподалеку. Так что давай, собирай манатки!

В результате диспозиция у нас получилась такая – ребята, погрузив в «блиц» большую часть взрывчатки и приготовленных сюрпризов отправились на юг, где и должны были дожидаться в условленном месте нашего возвращения, а мы двинули на север, в сторону Ракова.

* * *

Первыми должны были ехать Люк на мотоцикле и Тотен на кабриолете, выступавшие в роли нашей разведки. Следом, отстав от них метров на триста, выдвигалась основная группа на «ублюдке» и том грузовике, что захватили Бродяга с Люком во время первого радиосеанса. Когда погрузка закончилась, я поинтересовался у командира, как мы собираемся перевозить пленного немецкого майора. Саша поморщился:

– Никак. Кончился майор…

Тут к нам подбежал Юрин и сообщил, что на дороге показалась подвода старосты. Я в очередной раз подивился точному расчету нашего командира.

– Готовность – пять минут! – громко скомандовал Фермер.

Бойцы бросились занимать места в машинах, ктото завел мотор одного из грузовиков, Док в голос звал сержанта Несвидова – в общем, обычная предотъездная суета… В одном из углов двора, теперь уже у варварски раскуроченного «ЗиСа», я заметил понурых Славу и Марину.

«И когда они теперь снова встретятся? Да и пересекутся ли их пути снова вообще?» – грустно подумал я.

– Товарищ капитан, можно вас! – позвал Бродягу командир.

– Ну что, с богом? – спросил тот, подойдя.

– Погоди. Ты когда интендантские машины отгонял, все, как договаривались, сделал?

– Обижаешь, начальник! – скорчил жалостливую мину Бродяга. – И повязочку где надо повесил, и вещдоков по кустам сыпанул. Они там с каждым новым слоем себе мозги вывернут. Это – если в первый слой не поверят.

– Это хорошо. И у меня к тебе одна только просьба осталась – не лезь в каждую бочку затычкой, ладно?

– Да. Постараюсь.

Они обнялись, потом Бродяга хлопнул меня по плечу и зашагал к своей машине.

* * *

Как сообщил нам Акимыч, немцев в Старом Селе прибавилось – на постой встала целая рота, так что мы очень вовремя покидали наше пристанище. Чтобы не дразнить гусей, Фермер в последнюю минуту решил изменить маршрут.

Саша кликнул Люка и Трошина, и вчетвером мы склонились над картой, которую командир развернул на капоте кабриолета:

– Саня, ты с капитаном вот в этом районе ездил, так? – и, увидев, что Люк кивнул, Фермер продолжил: – Как там, гансов много?

– Не особо… На дорогах мало кого встречали.

– Значит, двинемся вот так, – и палец командира медленно заскользил по карте, намечая новый маршрут.

Люк и я наносили его на свои карты.

– Товарищ майор, – внезапно сказал Трошин, – а не обойти ли нам Раков с запада? Вот здесь – через Выгоничи… – и он показал на карте.

– Какие твои резоны?

«Хм, а чего это Саня с ним советуется, да еще так подробно?» – до этого ничего такого я не замечал.

– Вопервых, вот здесь, – и палец Славы снова уперся в карту, – бывшая погранзона, где населенных пунктов значительно меньше, чем в других местах. А если таковые и имеются, то они… Как бы это сказать? Во! Хозяйственно не развиты и немцев пока мало интересуют. Так?

– Резонно, – согласился с этим доводом командир. – Еще?

– Вовторых, – уверенно продолжил Слава, – вот эти дороги, – его палец снова заскользил по карте, – проходят через лесные массивы, и, значит, спрятаться нам там будет легче.

– А вот это спорно… – возразил Фермер.

«Да что тут у них, командноштабные учения, что ли? Ничего не понимаю!»

– Отчего же? С одной стороны, да, действительно, наша колонна заметнее, чем в непрерывном потоке войск, но с другой – внешняя маскировка у нас на уровне, а вот документов немецких у нас нет, да и языка многие просто не знают, – продолжил свои объяснения Слава.

– Молодец, все правильно обрисовал! – похвалил его Люк.

«Так это они его проверяют! – дошло до меня. – Экзамен, так сказать, на тактическую зрелость и диверсионное мышление!»

– Ну, значит, так и «сыграем», – подвел итог Фермер. – Через две минуты – по коням! А я пойду, последний обход сделаю… – и с этими словами он направился к зданию мастерских. За ним пошел и Трошин, чтото горячо объясняя на ходу. Что именно, я не расслышал, но, судя по жестикуляции и выражению лиц, речь велась скорее всего о судьбе Марины.

* * *

За время пути ничего экстраординарного не случилось, так, пару раз встречали одиночные немецкие машины. Через пять с небольшим часов мы наконец добрались до шоссе, подходившего к Ракову с запада. Судя по карте, мы находились сейчас на восточном краю Налибокской пущи, и, наверное, в силу близости этого огромного лесного массива движение по дороге было вялым. За те полчаса, что мы, замаскировав транспорт в зарослях, наблюдали за трассой в бинокли, по ней прошло, хорошо если десяток машин. Да и то это были две небольшие колонны. Был еще один момент, на который обратил наше внимание Люк, – за все время по дороге не проехало ни одной крестьянской подводы, и не прошел никто из местных жителей! Более чем странно, особенно учитывая то, что пока мы выдвигались в этот район, местные жители нам попадались весьма часто.

– Так, Саня и Тоха… Возьмите по паре ребят и пробегитесь по окрестностям. В конце концов, запас времени у нас есть. Ты, Антон, работаешь в районе моста – других вариантов перебраться через Ислочь у нас практически нет. А ты, Саня, аккуратно работаешь вдоль шоссе и проверяешь вот эти три деревушки, – и командир показал районы на карте.

…С собой я взял Юрина и Кудряшова. Конечно, с большим удовольствием я пошел бы со Славой, но его новый статус не позволял мне сделать это.

До моста мы добрались гдето за полчаса.

«Ого! Похоже, у нас проблемы!» – подумал я, вооружившись биноклем и разглядывая из кустов мост.

Несмотря на то что место было глухое – даже деревушки у переправы не было, мост охраняли весьма серьезно. В оптику я насчитал никак не меньше взвода немцев, да еще и пару минометов срисовал. К тому же сразу за шоссе у моста начинался густой лес, и о том, сколько там народу может прятаться, приходилось только догадываться. А подобраться поближе было сложно – нас и мост разделяла река с ее высокими и обрывистыми берегами, а брод, к которому вела натоптанная тропа, располагался в прямой видимости от немецкого поста.

Выйдя на связь, я обрисовал Фермеру ситуацию.

– Хреново дело… Так… Полежите там еще часок… И это прикинь, что они сторожат? Туда, оттуда или просто место? Понял?

– Понял тебя. Но придется поближе подобраться – от нас до моста метров триста.

– Хорошо. Действуй. Отбой.

Я достал из кармана карту.

– Так, Кудряшов, слушай приказ! Ты остаешься здесь и наблюдаешь за мостом и дорогой. Вот тебе бумага и карандаш – будешь фиксировать в с е, – я голосом выделил это слово, – что увидишь. На бинокль. Если на дороге никого не будет, постарайся зарисовать расположение постов охраны. Задание ясно?

– Так точно.

– И не бойся, мы скоро вернемся. Тут еще один мост в трех километрах западнее есть.

Я снова вызвал Фермера и сообщил ему о своем решении, но командир приказал мне оставаться на месте, поскольку, по его мнению, проще было перенаправить к тому мосту группу Люка. Что и было сделано, благо мы все «сидели» на одной частоте.

Пришлось мне отменить свой приказ и самому заняться рисованием.

…Минут через двадцать, когда все видимые позиции противника уже были зарисованы и мы уже заскучали, на дороге показалась небольшая колонна. Три мотоцикла и четыре крытых грузовика медленно ползли к мосту со стороны Ракова.

«Кого это черти несут?» – спросил я сам себя и поднес к глазам бинокль. Особенно меня интересовало, как «гости» будут взаимодействовать с охраной.

– Люк вызывает Фермера! – внезапно раздалось в наушнике.

– Фермер на связи!

– Командир, осмотрели три деревни. Одна, та, что к нам поближе – Пережиры называется, забита немцами. Мы туда не лазали, но в оптику все внимательно рассмотрели. Около роты там тусуется, самое малое – два взвода. А вот две другие деревни вообще пустые. Ни одного человека! Мы в эту, как ее… – Саня, видимо, разглядывал карту, – Ляскувку зашли тишком, так там даже собак нет. И пара домов сожжена. Как понял?

– Понял тебе хорошо. Как мост увидите – выйди на связь! Хотя чует мое сердце, и он тоже под охраной.

Пока шли все эти разговоры, колонна доползла до моста. Мотоциклы остановились перед небольшой будочкой, а из кабины головного грузовика вылез какойто тип в фуражке. Я поднес к глазам бинокль.

«Что за черт?!» На мужике был камуфляж! Быстро поменяв увеличение на восьмикратное, я стал пристально вглядываться в происходящее.

Вот он подходит к посту и в ответ на козыряние часового вскидывает руку в нацистском салюте. Потом протягивает караульному какието бумаги. Тот быстро просматривает их и вытягивается по стойке «смирно», а «камуфляжный» с важным видом уходит к машине. Минута – и колонна въезжает на мост. Что интересно, два мотоцикла так и остались около него. Возможно, они просто сопровождали грузовики до места.

«Итак, что мы имеем? «Камок», если мне память не изменяет, у немцев в начале войны носили только эсэсовцы. Они же, кстати, почти никогда не использовали традиционное воинское приветствие, заменяя его партийным… То есть только что в охраняемую зону проехало, если судить по размеру грузовиков, не меньше двух взводов эсэсманов. Херовенько, особенно если вспомнить сообщение Люка о пустых деревнях. А не рано? Вроде партизан в округе еще нет, если только нас не учитывать».

Я нажал тангенту:

– Фермер, ответь Арту!

– В канале.

– Командир, здесь эсэсовцы, проехали на четырех грузовиках. Машины тентованые – точно людей сосчитать не удалось, но никак не меньше полусотни.

– Как определил?

– Грузовики трехосные, скорее всего – пятитонки. Прикинь, сколько в каждую солдат влезет.

– Так, ждем доклада от Сани.

– Понял. Отбой!

Пока мы лежали, глядя на реку и пустую дорогу, я вспомнил забавную историю, приключившуюся с неделю назад.

…Это случилось еще до того, как мы нашли бомбардировщик. Както утром, когда я хромал по направлению к ручью, меня окликнул Тотен.

– Тох, постой! Дело есть. На миллион рублей!

– Ну?

Алик захромал рядом.

– Бритву одолжи. А то скоро на моджахеда буду похож, – буркнул мой друг. – Я в зеркало сегодня глянул – чуть от страха не обоссался.

И действительно – лицо нашего жгучего брюнета украшала неопрятная клочковатая бородка.

– А ты что, с собой не взял?

– Да я никогда не беру. У меня до пяти дней щетина нормально выглядит, и борода у меня плохо растет.

– Я вижу…

– Ну, а мы же всего на три дня ехали… Кто ж знал, что оно так выйдет… – и голос Алика дрогнул.

Я задумался.

– Понимаешь, у меня только один станок остался… Я, считай, с «батарейной поляны» немецкой опаской бреюсь. А станок берегу на всякий случай. Ну, там если быстро побриться надо будет…

– «Опаской»? А откуда умеешь?

– Отец научил в свое время. Да и ножом я тоже бриться умею – сам знаешь.

– Точно, я даже потом дома попробовал. Тем шведским ножом, что у тебя тогда купил.

– «Мурой»?

– Ага. Только она вроде «Мора»… – сказал Тотен с некоторым сомнением.

– Это написано так, а читается, как «у».

– А… Но бритва складная, как ее держать?

Я вытащил из набедренного кармана бритвенный прибор, взятый среди трофеев еще на мосту у Боублей, и достал из него золингеновскую «опаску».

– Вот так держи! – сказал я, открыв бритву.

– Ага, понятно… А попробовать сейчас можно будет?

– Конечно, пока я умываться буду – брейся себе на здоровье.

– …есте, моста нет! – оторвал меня от воспоминаний голос Люка, раздавшийся в наушнике.

– Люк, не понял тебя! – откликнулся Фермер.

– Повторяю. Мы на месте – в ста метрах от точки. Моста нет – разрушен. Подходы заминированы.

«Ни хрена себе! Куда же это мы вляпались? Похоже, что немцы заблокировали этот район…»

– Про мины с чего решил? – спросил командир.

– С этой стороны плакаты стоят, а подходы к мосту и броду все в ямках. Я метров с пятидесяти разглядывал в оптику – усики «лягушек» засек.

Фермер сочно выматерился. Я его понимал – мы сами загнали себя в ловушку.

– Так, Саня, оставь бойцов наблюдать, а сам сюда вали. Ты, Тоха, – тоже. Через сорок минут жду обоих у машин.

Проинструктировав бойцов, я взял ноги в руки и был у машин уже через четверть часа, а вот Саню пришлось ждать не сорок минут, а все девяносто.

…Глядя на серое, какоето осунувшееся лицо товарища, мы слушали его рассказ:

– Блядь, я перед уходом решил эту деревеньку проверить… Как ее? Козаки… Пустая она, так я получше хотел разобраться. В общем, все они там… Все… Я, как ближе подошел, так запах учуял… Только не сразу понял, откуда он мне знаком… Два дома и сарай большой… Все вокруг утоптано… Барахло какоето валяется… – казалось, что слова с огромным трудом проходят через Санино горло, что он прилагает огромные усилия, чтобы заставить себя говорить. И тут я понял, что суровый Люк, побывавший в свое время «за речкой» да и в девяностые не на печи лежавший, с трудом сдерживает слезы!

Я сидел, не понимая, о чем он говорит. «Кто такие эти «все»? И чего это он так расчувствовался?»

– Я… – Люк мотнул головой, словно отгонял докучливую муху, – я… человек шестьдесят там… Из них детей… двадцать… Я не считал… Не смог… Я запаха не выдержал… – и он шмыгнул носом.

От внезапного понимания того, о чем рассказывал Саша, по моей спине будто жидкий азот потек! Холодная волна прошла вдоль позвоночника, голова стала легкой, а грудь сдавил металлический обруч. Лицо и плечи свело судорогой… «Нет, как так? Что? Какие каратели? Партизан же еще нет!» – словно рой безумных пчел вился у меня в голове.

Да, я видел фильмы про войну и читал книги, но все это было гдето там, далеко. Осознание же того, что вот здесь, рядом, в какойто паре километров от меня лежат обугленные тела десятков людей, убитых просто так, оттого, что лень было возиться с переселением, заставляло кулаки сжиматься до хруста в суставах.

– Саш, отпусти, я их ночью…

– Нет, – перебил меня командир, – нам «язык» нужен. Я сам пойду. Сколько, говоришь, у моста?

– Около трех десятков насчитали.

– И эсэсовцев около роты… – задумчиво произнес Саша. Потом подумал несколько секунд и продолжил: – Вы двое и Ваня сейчас собирайтесь, пойдем мины снимать. На этом пятачке нас выщемить – как два пальца об асфальт… А ночью я с «молодыми» погулять схожу.

Лицо его было бесстрастно, но я с командиром уже восемь лет, потому и заметил, что, несмотря на внешнюю невозмутимость, внутри у него кипят те же ярость и ненависть, что переполняли сейчас меня.

– Товарищ майор, можно я с вами пойду? – подал голос Трошин.

– Нет, нельзя. Останешься за старшего. Шомпола приготовьте.

– Командир, надо Алика с собой взять, вдруг поймаем кого… – сказал Люк. – Там на месте и расспросим.

Да, не позавидую я тому немцу, которого Люк сегодня «поймает», а тем более расспрашивать начнет!

…На все сборы мы потратили минут десять, не больше. Про уничтоженную деревню решили пока никому не говорить, чтобы не нагнетать обстановку.

До оставленных в дозоре бойцов мы дошли сравнительно быстро, благо идти было недалеко. Я посмотрел на часы. 18.33 – это значит, что у нас есть почти три часа до того момента, когда стемнеет так, что работать с минами будет невозможно.

– Тоха, ты – со мной, а Ваня – с Шурой, – распорядился командир. – Тотен, ты с бойцами в дозоре.

Мы все, кроме окруженцев и Фермера, были одеты в немецкую форму, так что маскировка была обеспечена.

– Какие здесь мины? – спросил командир у – Люка.

– «Тридцать пятые». «Лягушки»^[84].

– Блин, только на картинках видел. Ктонибудь с ними сталкивался?

– Я. На «копе». Инструкции по разминированию читал. Но не разряжал ни разу. Мы их сразу подрывали, – ответил Люк.

– Мне бы на взрыватель посмотреть… – сказал Казачина. – А там разберусь…

Люк почесал затылок, пытаясь вспомнить, потом его лицо посветлело:

– Так, если три усика торчат – это нажимной, «Зет 35», а если струна в стороны – это «ЗетЗет 35».

– Бечевка на обрыв или на вытяжку? – спросил Фермер.

– На вытяжку. Могла и «терка»^[85] на ранних стоять. Потом стали аналог нашего МУВа^[86] ставить.

– «Терка» – это хорошо! Водичкой полить можно, да и бечевку перерезать проще, чем струну, – обрадовался Казачина.

– Замедление на вышибной – секунды четыре, – добавил Люк.

– Ну, поползли! – скомандовал Фермер.

…Несколько раз нам во время наших игр приходилось проводить «разминирование». То есть все было посерьезному: минное поле, которое надо было пройти для зачета, невидимые, невесомые ниточки натяжных «взрывателей», хитроумно установленные под дерном замыкатели, холодный пот, сбегающий вдоль позвоночника. Только здесь в случае ошибки в нас полетят не пластмассовые шарики, выброшенные петардой, а стальные шайбы, и заряд их метнет раз в сто более мощный.

Все разы, что нам попадались «мины», я был вторым номером у командира: инструмент подать, флажком «мину» пометить, вытащить «раненого», если сценарием это предусмотрено. Подрывались мы два раза и, несмотря на игрушечность процесса, ничего хорошего об этих случаях я вспомнить не могу…

Первое движение шомполом параллельно земле, затем вверх. Бечевки нет.

Теперь Саша аккуратно втыкает щуп в землю под острым углом. Еще раз. Еще. И еще… И еще. Звяканье. Есть мина!

Он аккуратно раздвигает траву, из которой торчат тройные усики нажимного взрывателя, и ложится рядом с миной. Моя задача теперь – в случае срабатывания вышибного заряда мины упасть сверху на Сашу, закрывая его своим телом. В качестве призрачной страховки у меня на спине висит рюкзак с вложенным в него небольшим металлическим листом. Еще обнадеживает тот факт, что готовые осколки должны разлететься параллельно земле. Правда, все понимают, что в случае подрыва мгновенно всполошатся немецкие посты на обоих берегах реки, и тогда нас будут искать…

– Булавку!

Я вкладываю в его ладонь обычную английскую булавку. Саша аккуратно вставляет ее во взрыватель.

Внимательно осмотрев мину еще раз, Саша после секундной задержки начинает по миллиметру выкручивать взрыватель. Я обратился в слух, ведь чем раньше я услышу хлопок сработавшего детонатора, тем больше у меня будет времени, чтобы среагировать.

«Пять секунд… семь… двенадцать», – непонятно зачем я считаю про себя.

Есть! Взрыватель в руке у Фермера. Он передает его мне. Я заворачиваю его в лоскут ткани и прячу в висящую на боку коробку от немецкого противогаза.

Саша продвигается вперед на метр. Я же аккуратно ножом выкапываю мину.

Ползем дальше…

Следующая мина была тоже с нажимным взрывателем.

Затем была хитрая – с «тройником». Командир вначале перекусил кусачками две растяжки, а затем вывернул переходник из мины…

…За два часа наша пара сняла семь мин.

* * *

«Начальнику Спецкоманды 772 гауптштурмфюреру Вернеру

Срочно. Секретно

30 июля сего года возглавляемая мной группа была вызвана на место происшествия в поселке Новый Двор.

При попытке введения в эксплуатацию станции технического обслуживания автотранспорта произошел взрыв мин, заложенных противником при отступлении. В результате было убито 17 и ранено 12 человек личного состава 172й отдельной ремонтной роты.

Как установил экспертвзрывотехник КриПо ^[87] Коль, противником была подготовлена группа фугасов, приводившаяся в действие механизмом, срабатывавшим при попытке использовать оборудование станции, причем срабатывали мины не только внутри помещения станции, но и во дворе. Поражающее действие фугасов было усилено за счет использования большого количества металлических фрагментов (шрапнельные пули, металлические обломки, метизы), помещенных в контейнеры, присоединенные к зарядам взрывчатки. При взрыве также произошло возгорание легковоспламенимых жидкостей (бензина, моторного масла, красок), хранившихся в помещении станции.

Криминальассистантом Колем также обнаружены остатки невзорвавшегося тринитротолуола на полу и стенах ремонтного помещения. Часть фугасов была снаряжена артиллерийским порохом.

К сожалению, изза гибели большинства свидетелей не представляется возможным установить, что именно послужило причиной инициации взрывной сети.

Как уже упоминалось выше, часть фугасов направленного осколочного действия (4 штуки) была установлена во дворе таким образом, что при подрыве их зоны поражения перекрывались. 2 фугаса были изготовлены из гильз артиллерийских снарядов калибра 7,6см, имеющих наибольшее распространение у противника и снаряжены свинцовыми пулями, 2 других – были изготовлены из дерева и снаряжены металлическими обломками, гравием и гайками.

Время минирования установить не удалось, но, очевидно, оно было проведено еще до отступления Советов. Как показал опрос военнослужащих 86й учебной роты, расквартированной в селе Старое Село в 6 километрах к северозападу от места происшествия, в течение нескольких дней на станции базировалось какоето небольшое подразделение сухопутных войск с большим количеством автотранспорта (свидетели неоднократно фиксировали проезды грузовых и легковых автомашин), вероятно – транспортная автоколонна или часть снабжения. В пользу этой версии говорит тот факт, что, по сообщению бургомистра одной из деревень, в данной местности проводились заготовки продуктов подразделением 174го взвода снабжения под командованием интендантуррата Зоера. (Копии документов, подтверждающих реквизицию продуктов, прилагаются.) Запрос на установление принадлежности подразделения направлен в местную комендатуру и в штаб 2й армии.

Возможно, при обнаружении военнослужащих этого подразделения у следователей появится возм ожность определить, каким оборудованием станции они пользовались, и соответственно прояснить картину происшествия.

Расследование осложняется тем, что 28 июля в данной местности был сильный дождь, отчего многие следы утрачены.

30.07.1941

Унтерштурмфюрер СС Липпих»

* * *

«Начальнику 9й группы Тайной

полевой полиции гауптману Броеру.

Рапорт

Сообщаю вам, что сегодня, 1 августа 1941 года, в 13.15 моторизированным патрулем под моим – началом на дороге в лесном массиве около деревни Метежи обнаружены две грузовые автомашины «Опельблитц», приписанные к 174му взводу снабжения. В кабинах и кузове обнаружены тела 6 военнослужащих данного подразделения. (Имена и принадлежность установлены по личным жетонам. Тела сильно обгорели, и, судя по косвенным признакам, военнослужащие были убиты как минимум за неделю до обнаружения. Вследствие этого, опознание тел будет сопряжено с большими трудностями.)

При осмотре места события выяснилось, что транспортные средства подверглись обстрелу из ручного оружия, а затем были подорваны ручными гранатами.

Гильзы, обнаруженные на месте преступления, принадлежат образцам ручного оружия, состоящим на вооружении Красной Армии. При первичном осмотре места происшествия удалось установить, что нападавших было как минимум пятеро.

При осмотре установлено, что для подрыва автомашин были использованы штатные гранаты Германских вооруженных сил образца 24го года. (Найдены фрагменты деревянных рукояток и фарфоровые шарикинаконечники.)

В 100 метрах от места нападения старшим стрелком Мютценбергером была обнаружена нарукавная повязка сотрудника вспомогательной местной полиции, висевшая на ветке дерева. Месторасположение и состояние повязки позволяют предположи ть, что она зацепилась за сухую ветку при быстром перемещении.

В кузове обоих грузовиков обнаружены обгоревшие остатки зерен пшеницы.

Начальник мотопатруля

полевой жандармерии

фельдфебель Хартман

1.08.41. г.»

Глава 7

Москва, ул. Дзержинского. 21 июля 1941

– Павел Анатольевич, разрешите?

– Да, конечно, Борис Михайлович. Судя по вашему лицу, появилась какаято информация по «Странникам».

– Да. Состоялся еще один радиосеанс, и к тому же пришли ответы от «Клеста» и «Сотника».

– Начнем с сеанса, – и Судоплатов показал капитану на стул рядом с собой.

Маклярский сел и положил на стол папку:

– Сеанс прошел штатно: «Странники» ответили на вызов, приняли радиограмму и подтвердили прием. Но, Павел Анатольевич, есть проблема…

– Какая?

– Шифр им давали резервный, достаточно простой. В расчете на радиоигру. Есть большая вероятность, что немцы его расколют.

– Мне кажется, что это пока не проблема, Борис Михайлович… Мы все равно пока не определились с этой группой. Что там с подтверждениями?

– «Клест» подтверждает, что на магистральных дорогах севернее и северовосточнее Минска в период с десятого по пятнадцатое июля произошло несколько диверсий. В результате возникла огромная «пробка». Противник попытался перебросить войска по рокадным дорогам, но и они сейчас запружены войсками. В окрестностях города усилены меры безопасности. В частности, – капитан достал из папки лист бумаги и прочитал: – «…В радиусе 50 километров удвоены все посты на дорожных сооружениях, сокращены интервалы между патрулями на дорогах.

По сведениям от агентуры, часть войсковых подразделений привлечена к охране коммуникаций. Так, из подслушанного агентом разговора двух немецких солдат стало известно, что из 114го и 118го пехотных полков, следовавших через Минск в направлении Борисов – Орша, изъято по одной пехотной роте, привлеченных к охране объектов в городе».

– Интересная информация. То есть получается, что группа в пятнадцать человек не только замедлила передислокацию нескольких дивизий на несколько дней, но и несколько ослабила прибывающие на фронт части, так? Надо будет наркому привести как пример эффективной работы… Сколько там, в немецком полку, этих рот?

– Если стрелковых, то – двенадцать, – ответил капитан.

– Угу… Продолжайте, Борис Михайлович…

– Теперь перейдем к «Сотнику». Это – наш маршрутник. Он сегодня подтвердил информацию об усилении охраны объектов тыла в район Минска.

– Летчики?

– Пока без результата.

* * *

В лесу уже стемнело, когда мы, тяжело нагруженные снятыми минами, вернулись на стоянку.

Наскоро перекусив всухомятку, так как огонь разводить Фермер перед уходом запретил, а осторожный Несвидов даже газовую горелку зажечь не решился, мы собрались на совещание.

В этот раз состав участников был расширен: кроме постоянных участников – членов команды присутствовали Трошин с Дымовым.

– Значит, так, мужики, – начал командир, – чувствую, в этих краях какаято чехарда нехорошая вертится. И эсэсовцы злобствуют не по погоде.

Я сразу не понял, но потом до меня дошло, что Саша имеет в виду: партизан еще вроде нет, а деревни уже вырезают. Поэтому я потянул вверх руку, собираясь выступить. Саша кивнул.

– Так, приказ «О комиссарах» уже в войска дойти должен был, да и директива Гиммлера «О неполноценных расах». А приказ «О применении военной подсудности в районе Барбаросса» вообще в мае вышел.

– Ты давай остальным поясни, – перевел на меня стрелки Саша, – а то некоторые товарищи, я вижу, ни сном ни духом.

– Если коротко, то приказ «О комиссарах» обязует всех немецких военнослужащих рассматривать политработников и представителей НКВД как военных преступников и уничтожать, если они попадают в плен, директива Гиммлера – вообще нечто! Я даже кусок наизусть заучил: «…Если население с национальной точки зрения враждебно, а в расовом и человеческом настроении неполноценно или даже, как это бывает в местах среди болот, состоит из осевших там преступников, которые, возможно, – это слово я выделил голосом, – поддерживают партизан, то все они подлежат расстрелу».

Трошин даже присвистнул тихонько, а у Зельца от возмущения рот раскрылся.

– Ну а третий приказ начальника ОКВ^[88] Кейтеля, говорит о том, что враждебные действия гражданских лиц против вермахта не подлежат рассмотрению никаким судом и наказание одно – расстрел. Вот и крестьяне эти, – я кивнул в сторону – леса, – убираться из деревни не хотели, мешали операции по отлову окруженцев, то есть совершали действия враждебные… – У меня внезапно сдавило горло, потому что, пока я объяснял все это ребятам, меня самого проняло.

– Вот так, товарищи, – закончил за меня Фермер. – То есть с кем имеем дело, вам понятно.

– Да они же не люди! – воскликнул Зельц.

– Люди, люди… Ты же документы трофейные видел. Все, как у людей – фотокарточки, письма… – одернул его Трошин. – А вот убивать я… мы их будем, как собак бешеных!

– Чтобы убивать и самим не пропасть, надо с умом подходить, а не кипеть яростью благородной! – но никто из местных каламбура Фермера не понял.

– Командир, а ты обратил внимание, как мины они поставили? – вступил в разговор Люк.

– Ну? От деревни к реке. И что?

– То, что они от той стороны оборону держать собрались, а мы на этой…

– Молодец! Тогда, от второго блокпоста к деревне связь телефонная должна идти! И те, кто внутри периметра, через этот мост ни за что не поедут… – на лету схватил идею Фермер.

– Товарищ майор, – учитывая присутствие «чужих», Тотен обратился к командиру официально, – вы что, хотите бесшумно взвод немцев положить? – в голосе Алика сквозило некоторое сомнение.

– Зачем «бесшумно»? Класть будем шумно и весело, но с умом. Сейчас перерыв на полчаса. Нет, на час. Потом снова думать будем. Антон, подойди.

Когда все, кроме меня и Люка, разошлись, Саша подошел ко мне вплотную и, пристально посмотрев на меня, спросил:

– Ты приказы эти на самом деле помнишь или из головы выдумал, для моральной стимуляции?

– Все – правда. Сам в свое время обалдел, когда читал, вот и запомнил почти дословно.

– Угу… Ты как? Сильно замотан?

– Ну, отдохнуть бы не мешало. А что?

– Ну что ты, как еврей, вопросом на вопрос, а?

– Так что нужно? – спорить и балагурить отчегото расхотелось.

– В разведку вас рано с утра пошлю. Двумя группами. Старшими пойдете вы, – и он поочередно посмотрел в глаза мне и Люку. – Ты, Антон, вместе с Зельцем будете работать в «гражданке», а Саня с остальными будут вас страховать из леса.

– А Зельц нам зачем? – удивился я.

– А он у нас единственный представитель власти. С документами, это подтверждающими. Теперь смотрите сюда, – и Фермер развернул карту. – Вот, видите, деревни практически сплошняком идут вдоль реки. Если бы я был на месте… этих, – и лицо его перекосила брезгливая гримаса, – то вначале я бы обеспечил внешний периметр, а уж потом начал зачищать зону безопасности. Глубоко в лес они соваться не будут – силы не те. А внешний периметр они делать уже начали.

– Так ты всетаки решил в лес прорываться? – спросил Люк.

– Именно так, с нашим обозом на главную цель выходить – чистейшей воды идиотизм, – отрезал командир.

– Ну а кошмарить гадов нам можно? – задал еще один вопрос наш разведчик.

– Это можно, но так, чтобы ни одна падла вас не засекла.

– Типа шел солдат, упал, друзья перевернули, а в голове дырка? – уточнил Люк.

– Ага! Все. Теперь вам – спать. Подъем в полпятого.

Глава 8

«Вечернее сообщение Совинфорбюро от 22 июля

В течение 22 июля наши войска вели большие бои на ПЕТРОЗАВОДСКОМ, ПОРХОВСКОМ, СМОЛЕНСКОМ и ЖИТОМИРСКОМ направлениях. Существенных изменений в положении войск на фронтах не произошло.

Наша авиация за 22 июля сбила 87 самолетов противника. Потери советской авиации – 14 самолетов».

ДОКЛАД ВОЕННОГО СОВЕТА ЗАПАДНОГО НАПРАВЛЕНИЯ СТАВКЕ ВЕРХОВНОГО КОМАНДОВАНИЯ О БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯХ

ВОЙСК ЗАПАДНОГО ФРОНТА В РАЙОНЕ

СМОЛЕНСК, ЕЛЬНЯ, ЯРЦЕВО

(22 июля 1941 г.)

Копия:

Товарищу Сталину

Жукову

ДОКЛАДЫВАЕМ:

Первое . В Смоленске седьмой день идет ожесточенный бой. Наши части на утро 22 июля занимают северную часть города, вокзал на северозападе, сортировочную станцию и аэродром в северовосточной части. По показаниям прибывших вчера пленных, город завален трупами немцев. Наши части понесли также большие потери. Фактически остались и сражаются неполные 127 и 152 сд. Противник у Ярцево не ликвидирован; 101 тд под Ярцево до утра 22 июля решающего успеха не имела.

Рокоссовский сегодня предпринял обход с флангов и тыла, но контратакой немцев вынужден отвести свой правый фланг на восточный берег р. Вопь, удерживая 38 сд тетдепон у Ярцево.

Второе . Ст. Ельня на жел. дор. Смоленск, Сухиничи занимает неприятель. 19 сд 24 армии сегодня утром в районе Ельни перешли в наступление и к 9 часам охватили противника одним полком с севера и двумя полками с юга. Идет бой за овладение Ельня.

107 сд отбила трехкратную атаку севернее Ельня с большими потерями противника.

Третье . Великие Луки – идет бой на подступах, инициатива у нас, противник обороняется и вчера отошел на 3–5 км от города.

Четвертое . Могилев – все атаки противника в течение 10 дней отбиты, город удерживается нашими войсками; имеет круговую оборону и защищается силами двух дивизий. Трудности заключаются в подвозе боеприпасов. Командующему 21 А дан приказ, 102 сд и 105 сд, действующими на ст. Быхов, соединиться с Могилевом и тем создать большую устойчивость. Боеприпасы даем самолетами.

Положение остальных направлениях доложено Генштабу сводкой.

Заняты обеспечением основной задачи.

Последние данные авиации: усиленное движение танков и машин противника с северозапада через Велиж на Демидов, Ярцево и с запада – на Починок, Ельня, прикрываемых самолетами.

Просим усилить фронт авиацией. Фронт, не считая новых групп, имеет 87 истребителей и 189 бомбардировщиков, всего 276 машин.

Сегодня районе Духовщина, Ярцево, Щучье появились новые истребители противника, обладающие большой скоростью, позволяющей до 3 раз атаковывать наши ПЕ2. Предположительно это Хейнкель112.

С. Тимошенко

Б. Шапошников

«Если так пойдет дальше, – думал я, пробираясь вслед за Люком через густой подлесок, – то придется, как тому медведю, отсыпаться зимой!»

Шесть часов в сутки – это максимум, который мне удавалось поспать за последнюю неделю. Добавим сюда постоянные физические нагрузки, нервотрепку и ранение – так что ничего удивительного, что вчера вечером мне пришлось снова укоротить брючный ремень. Если перед поездкой я весил ровно восемьдесят кило, то сейчас – хорошо, если семьдесят. Впору было значок нацепить: «Хочешь похудеть – спроси меня, как!»

Но, несмотря на все «тяготы и лишения», настроение у меня было приподнятым. Очень уж хотелось перестать прятаться и подложить эсэсманам вооот такееенную свинью…

…К реке мы вышли метрах в восьмистах выше разрушенного моста по течению. Поле и небольшой лесок на той стороне скрывал густой утренний туман. Пройдя под берегом, мы вышли к мосту. Тут выяснилось, что, очень кстати для нас, немцы мост на самом деле не разрушили, а, понадеявшись на мины, только своротили настил, так что на ту сторону нам удалось перебраться, даже не намокнув.

Первым на противоположный берег перешел я и, спрятавшись под кустом, внимательно вслушался (туман был плотный, так что на оптику надежды было мало). Ничего. Только тихо плескалась, обтекая сваи моста, река. Я три раза нажал тангенту.

Спустя пять минут, показавшихся мне вечностью, сзади послышались осторожные шаги, и затем – глухой удар подошв о землю. «Первый прошел», – подумал я, проводив взглядом силуэт, метнувшийся к кустам на другой стороне дороги.

На разведку мы вышли впятером: Люк, Зельц, Кудряшов, Чернов и ваш покорный слуга.

Люк перешел реку последним.

Согласно плану, разработанному Фермером, нам необходимо было пройти почти пятнадцать километров на северозапад, к крупной деревне Доры. По мнению командира, немцы должны были организовать там временную базу. Так что нам следовало поторопиться…

…Было уже четверть одиннадцатого, когда мы остановились на опушке небольшого лесочка километрах в трех от нужной деревни. Люк как старший группы направил бойцов понаблюдать за Дорами и дорогой, связывавшей село с соседним, Слободой.

– Ну что, давайте, переодевайтесь, – скомандовал он.

Я достал из рюкзака небольшой сверток с гражданской одеждой, которой нас снабдил Акимыч. Пара минут, и я стал выглядеть, как заправский полицай! Потрепанный серый пиджак, мешковатые шерстяные штаны, кепка, на ногах – поношенные, но крепкие яловые сапоги. Дымов провозился чуть дольше, но теперь и он щеголял в похожем наряде.

– Сань, мне кажется, что лучше начать с соседней деревни, а вы пока понаблюдаете за этими.

– Ты Есьмановцы имеешь в виду? – спросил Люк, разглядывая карту.

– Да, вот эту – за лесом. Шансов нарваться на эсэс меньше, а обстановку в округе выясним.

– Согласен. Рацию возьмешь?

– Да, но в деревню без нее пойду. Спрячу гденибудь за околицей.

– Стволы?

– «Вальтер». Он маленький.

– Ну, – он тяжело вздохнул, – присядем на дорожку…

– Да мы и так вроде на земле сидим…

– Это присловье такое.

Несколько мгновений мы посидели молча, затем Люк встал. Вслед за ним поднялись и мы с Алексеем.

* * *

Как всегда, провожая ребят на задание, Александр нервничал сильнее, чем если бы ему самому предстояло ползать по тылам врага. Два десятка лет войн, пусть и маленьких, но настоящих, – это тот опыт, который не заменишь никакими знаниями… И, если за Люка Фермер был спокоен, то изза Антона, а тем более за ставшего за последние пару недель своим Дымова сердце нетнет, да и прихватывало…

«Тьфу ты, так седым до «полтинника» стану! – подумал Александр. – Надо чемнибудь себя занять… таким… эдаким…»

…Общий подъем объявили в семь – через два часа после ухода разведчиков. Почти все это время Александр провозился с немецкими минами, пытаясь разобраться в их устройстве. Накрывшись тентом, чтобы не выдать себя бликом фонаря, Фермер включил светодиодную лампу, достал инструменты и приступил к работе.

В очередной раз, столкнувшись с плодами «сумрачного тевтонского гения», он подивился тому, как можно простые вещи сделать сложно. «Да, два взрывателя – лучше, чем один, но трито куда?! – думал он, разглядывая «тройник», вывернутый из немецкой мины. – Да к тому же – нажимной. А вот чека на вытяжном – получше, чем у МУВа. Универсальнее…»

Он аккуратно взял в руки мину: «Так, эта гайка прижимает крышку, а вот эти три винта ее и фиксируют…»

Минута – и крышка снята. После непродолжительной возни Саша вытащил из внутренних каналов детонаторы. «Три детонатора на обычную противопехотку?! Неудивительно, что они войну проиграли! На одну мину три взрывателя и три детонатора! Ну, я думаю, что и с одним детонатором работать будет как надо…» – и он положил два «лишних» детонатора в небольшую коробку, выложенную изнутри тряпкой.

До момента, когда все встали, Александр обработал подобным образом пять мин.

* * *

К деревне мы с Зельцем подходили осторожно, прокравшись через заросли кустарника, густо росшего вдоль берега небольшой речки, что протекала почти у околицы, к небольшому леску, что виднелся с северной стороны. В одном месте берег был густо истоптан копытами и повсюду валялись коровьи лепешки, но ни одной свежей я не заметил. Минут двадцать мы рассматривали в бинокль внешне безжизненную большую, домов в пятьдесят, деревню. Наконец я решился:

– Люк, Арт в канале. Что у тебя? – спросил я в рацию.

– Я ничего странного не вижу, – с того момента, как мы пошли к деревне, Саша внимательнейшим образом наблюдал за окрестностями в оптический прицел своей винтовки.

– Тогда мы пошли!

– Ни пуха…

– К черту!

Я разгреб песок под приметной корягой и, завернув в полиэтиленовый пакет рацию, зажигалку из будущего и гелевую авторучку, сунул сверток в получившуюся нишу.

– Ты чтонибудь оставлять будешь? – спросил я, покосившись в сторону Дымова.

Он отрицательно мотнул головой.

– Тогда пошли! – и я присыпал тайник песком.

…Деревня встретила нас странной, какойто неживой тишиной. Нет, звуки, конечно, присутствовали: скрипел, поворачиваясь по ветру, на крыше одного из домов железный флюгер, гдето изредка стучали ставни, раскачиваемые порывами ветра… Но не раздавалось людских голосов, не мычали коровы и не лаяли собаки, то есть не было всех тех звуков, что составляют постоянный шумовой фон, к которому за две прошедшие недели я успел привыкнуть. Ощущение какойто неправильности не покидало меня. И одновременно с этим в глубине души поселился страх. Больше всего в этот момент я страшился того, что найду чтонибудь похожее на то, что вчера обнаружил в такой же пустой деревне Люк.

Зельц толкнул калитку и вошел во двор одного из домов, третьего или четвертого с краю. Никого. Оглядев двор, он направился к крыльцу. Пришлось последовать за ним. Чтобы придать себе уверенности, я вытащил «вальтер», который спрятал сзади за поясом.

Через пару минут в дверь выглянул Дымов:

– Никого. Судя по всему, уходили в спешке. Даже продукты коекакие остались.

Сам не зная почему, я спросил:

– А дети в семье были?

– Нет. А при чем здесь это?

Я наконец сформулировал ответ и больше для себя, нежели отвечая Алексею, сказал:

– Люди обычно первым делом о детях заботятся… По вещам можно понять, что случилось…

Леша понимающе кивнул, и мы направились к следующему дому.

Пока Дымов осматривал жилище внутри, я решил немного осмотреться на подворье.

Ближайшая небольшая постройка, оказавшаяся курятником, была пуста. Я уж было направился к большому сараю, стоявшему в глубине двора, но, сделав несколько шагов, осознал какуюто неправильность в окружающей обстановке. В траве вдоль забора змеился телефонный провод!

Я проследил за ним взглядом и заметил, что он исчезает на чердаке соседнего с этим дома. Нет, проложили его аккуратно – с первого взгляда не заметишь, но, очевидно, ветер сдул его с крыши, да и я специально всматривался, так что заметил раскачивающийся на вису отрезок.

«Приплыли!» – было первой мыслью. На несколько мгновений я впал в ступор, так как первым позывом было метнуться куданибудь в укрытие, вторым – выручать Дымова, а третьим было осознание того, что уйти просто так нам не дадут.

Но первый порыв прошел, и я начал думать более позитивно, благо коекакие домашние заготовки у нас были.

Ленивой, даже можно сказать нарочито ленивой, походкой я направился к дому. Медленно поднялся на крыльцо и зашел внутрь.

– О, Антон, смотри, здесь тоже детей не было, – начал Зельц.

– Тихо, не шебуршись! – прервал я его. – В деревне – немцы. Я наблюдательный пункт с телефоном засек. Думаю, минут через десятьпятнадцать нас брать будут.

Леша остолбенел на мгновение, затем рванулся к выходу. Я еле успел поймать его за локоть:

– Поздняк метаться – к лесу нам просто так уйти не дадут. Я думаю – там засада! – отрывисто бросил я ему. – Спрячь свое удостоверение гденибудь здесь в доме… – и я, нагнувшись, вытащил изза голенища сапога сверток с заготовленой «липой».

Так получилось, что аусвайсы полицаев, убитых нами в той деревне, где мы забрали Лидию, были без фотографий, и Бродяга во время пребывания на МТС немного поработал над ними, так что сейчас у меня был документ на имя Захара Стополова 1908 года рождения, сотрудника местной вспомогательной полиции. Был сей документ выдан комендатурой Логойска две недели назад.

Дымов же стал Лександром Пройтой, восемнадцатого года рождения, и тоже – сотрудником вспомогательной полиции.

– Так. Леша, повязку пока не доставай, и… – я на секунду задумался, оглядывая комнату, – как документы спрячешь, ходики со стены сними, – и я показал на настенные часы с боем.

– Ээ… – Дымов на некоторое время потерял дар речи.

– Ну, должно же быть какоето оправдание, почему мы оказались так далеко от родных мест. Так хоть сразу в расход не пустят… А там выкрутимся. Ну, чего застыл?! – прикрикнул я на него.

– Есть! – Алексей, похоже, пришел в себя.

– И говор свой интеллигентный изврати какнибудь, я тебя прошу, – добавил я.

…Когда мы вышли из дома, нагруженные двумя мешками с небогатым скарбом, нас уже поджидали. Стоило мне сделать несколько шагов, как изза забора раздалась команда:

– Halt! Hände hoch!^[89]

Я послушно выронил мешок и потянул руки вверх. Скосив глаза, я увидел двух солдат, держащих нас на прицеле.

– Nicht schießen… – как можно жалостливее попросил я. – Wir sind von der Hilfspolizei!^[90] – добавил я, безбожно коверкая немецкие слова.

Вдалеке послышался шум мотора. «А вот и начальство гадское приехало!» – подумал я и покосился на Дымова.

– Kopf nicht umdrehen!^[91] – раздалось изза забора, и мне пришлось замереть.

Наконец в клубах пыли показалась открытая легковая машина военного образца, а за ней – грузовик, все тот же вездесущий «Блиц». «Недоджип» остановился, и с переднего места выбрался немец. «Ого, вот это горилла!» – в этом эсэсовце было под два метра росту и сильно больше центнера – весу.

Вылезший вслед за ним офицер казался подростком, хотя на все сто соответствовал «арийскому стандарту» – атлетичный блондин, выше меня сантиметров на пятьсемь. Оба были одеты в камуфлированные мелкими пятнышками парки. В открытом вороте офицера я увидел петлицу с тремя «кубиками». «Унтерштурмфюрер – поармейски лейтенант», – вспомнил я.

Однако первыми в ворота вошли два выбравшихся из грузовика автоматчика и немедленно взяли нас с Зельцем на прицел, причем встали ребятишки весьма грамотно – так, чтобы фрицы за забором не попали на директрису.

– Wer seid ihr?^[92] – лениво спросил «зазаборных» старший эсэсовец, остановившись метрах в трех от нас.

– Sie behaupten, dass sie von der Hilfspolizei sind^[93], – ответил тот, что скомандовал мне поднять руки.

– Es ist interessant, – протянул офицер и сделал жест какомуто гражданскому, стоявшему у него за спиной. – Habt ihr die Papiere?

– Документы у вас есть? Кто вы? Шпионы? Комиссары? – голос переводчика был резким и неприятным.

– Да… то есть нет, господин начальник. – я постарался сыграть смятение. – Туточки они – в кармане, – и я пальцем показал на нагрудный карман пиджака.

Эсэсовец выслушал перевод, брезгливо скривился и скомандовал:

– Brunner, prüfe sie mal durch!^[94]

Изза его спины вышел еще один эсэсовец, с одним «кубиком» и полоской в петлице, одетый в обычную серую форму, и приблизился к нам с Дымовым. Первым делом он вытащил из моего кармана аусвайс и, сделав несколько шагов, отдал его офицеру. Затем он повторил ту же операцию с Зельцем. Я думал, что после предъявления документов немцы расслабятся, но автоматчики продолжали держать нас на прицеле, да и «зазаборные» – тоже. А с учетом того, что из грузовика вылезло никак не меньше десятка вражеских солдат – рыпаться пока было рановато.

Унтерштурмфюрер развернул наши бумаги и стал придирчиво их рассматривать, затем чтото негромко спросил у переводчика:

– Как вы оказались в этом районе? – перевел он вопрос.

– Так это… – я изобразил смущение, – тут нам сказалы деревенек пустых много. Ну, мы и решылы вещичек какихнито собрать… – и я кивнул на наши мешки.

Переводчик разразился длинной фразой понемецки, я же прислушивался, стараясь уловить знакомые слова. «Так, «мarodeurs» – это и без перевода понятно.

По знаку офицера тот же самый немец, что забрал наши документы, подошел к моему мешку и, распустив завязки, стал копаться в нем. «Нуну, исследуй, много ты там найдешь», – подумал я, но виду не подал, продолжая стоять с дебильногрустным выражением на лице.

Главный эсэсман снова чтото негромко сказал переводчику:

– Что вы делай так далеко от ваш город?

– Так, мы это… Нас на пожар… Да, приказ был – пожар тушить, – удачно вспомнил я про взорванный командиром склад горючего. – А потом нас это… Ну, тех, которые в лесу прячутся, послали ловить… Ну, мы с Лександром и надумали в деревню каку€ заглянуть… Еды там или вещичек посмотреть…

После того как эсэсовец выслушал перевод, он повернулся к громиле и чтото быстро ему сказал. Пара слов мне сильно не понравились – если мой слух меня не подвел, Deserteure – это «дезертир», а «Raubmцrder» – было похоже одновременно и на «robber»^[95], и на «murder»^[96].

Здоровенный немец осмотрел меня с ног до головы и чтото быстро ответил офицеру. Из всей фразы я разобрал только «rasiert»^[97] и «wohlgenährten Schweinen»^[98], да и то, понял я их потому, что первое слово я запомнил, когда я учил Тотена бриться «опаской», а прилагательное «откормленный» попалось мне в свое время в какойто немецкой песне, и по непонятной причине так и засело в памяти. Дело начинало попахивать керосином, поэтому, собрав все свои языковые навыки в кулак, я сказал:

– Herr Untersturmführer, Ich habe eine wichtige Information!^[99] – причем скорее всего благодаря группе «Рамштайн» вместо классического немецкого «ихь» я произнес южногерманское «ишь».

Оба офицера удивленно посмотрели на меня, а переводчик от неожиданности даже рот приоткрыл. «Наверное, с хорошим произношением сказал», – совершенно не к месту подумал я и продолжил:

– Information ist geheim und dringend!^[100]

Громила и командир переглянулись, затем унтерштурмфюрер спросил:

– Wer sind Sie?

– Кто вы? – машинально перевел толмач.

– Diese Information ist nicht für alle^[101].

Гориллоподобный немец пару секунд сверлил меня крайне неприятным взглядом, а затем, покосившись на унтера, что так и стоял с моим мешком в руках, скомандовал:

– Durchsucht ihn!^[102]

Я послушно поднял руки еще выше. Немец тщательно обхлопал меня, затем достал из одного бокового кармана пиджака скомканную повязку полицая, а из другого – пачку понтовых «офицерских» сигарет «Memphis» и коробок немецких спичек. Показал находки главному. Тот махнул рукой, брось сюда, мол. Шарфюрер завернул курительные принадлежности в повязку и кинул своему командиру. Поймав сверток, унтерштурмфюрер внимательно осмотрел и повязку, и ее содержимое, затем достал из пачки одну сигарету, понюхал ее, после чего передал мои вещи «горилле». Шарфюрер тем временем обыскал Дымова, правда, у того сигарет в карманах не было, а была тоненькая пачка советских денег, перочинный ножик и маленькая иконка, которую по моей просьбе Леха сунул в карман еще в доме, сняв с полочки в «красном» углу. Дымовское барахло унтер не бросил, а просто отнес начальству.

Эсэсовский лейтенант чтото негромко сказал ему, после чего шарфюрер махнул рукой солдатам, стоявшим позади офицеров:

– Poltzen, Humrov! Durchsucht das Haus!^[103]

Два солдата сорвались с места и, пробежав рысцой несколько метров, скрылись в доме.

Те пять минут, что они там возились, во дворе стояла тишина. Я напряженно прикидывал возможные варианты:

«Так, вариант самый плохой – мы этим фрицам по барабану, так что они нас сейчас просто прислонят к стенке, и все… Тогда единственное, что остается – постараться подороже продать свою жизнь.

Вариант второй: мы их заинтересовали, но не сильно, тогда они просто погрузят нас в машину, чтобы разобраться позже. Тут основная надежда на Люка и ребят. Могут попробовать освободить нас.

Ну и третий вариант – мы такие интересные и загадочные, что допрашивать нас будут прямо тут, в доме. Для того и солдат внутрь послали. Ну, на ограниченном пространстве мои шансы на победу в рукопашной сильно возрастают, особенно с учетом маленьких сюрпризов, что я в доме оставил. Хотя «горилла» эта… Как бы его половчее уделать?»

– Herr Untersturmführer, im Haus wurde nichts verdöchtiges gefunden!^[104] – прервал мои раздумья голос солдата, высунувшегося из двери дома.

– Geht ins Haus! – скомандовал нам главный эсэсовец.

Поднимаясь по ступенькам на крыльцо, я заметил, как громила забрал у одного из солдат автомат и пошел вслед за нами. «Ура, клюнули!» – возликовал я. Теперь требовалось реализовать еще одну мою задумку…

Когда мы впятером вошли в комнату, где все еще оставался один из солдат, я повернулся к унтерштурмфюреру и, покосившись на Дымова, попросил:

– Ich müchte Sie bitten, dass er nicht anwesend beim Gespröch sein wird, bitte^[105], – опять вместо «ихь» у меня получилось шипящее «ишь». Ну что за напасть! – Ein «C»!^[106] – Я очень удачно вспомнил кодовое слово, про которое читал в книгах о войне.

Эсэсовец на мгновение задумался, а затем скомандовал обоим солдатам:

– Ihr beide bleibt auf dem Posten im Vorzimmer. Und nehmt ihn mit^[107]. – И показал рукой на Зельца.

Когда солдат подтолкнул Алексея к выходу, тот вздрогнул и удивленно посмотрел на меня. «Ну же, Леха, договаривались ведь, что я играю первую скрипку! Что ты телишься?» – однако никакого знака я подать не мог, поскольку оба эсэсмана пристально следили за мной.

Наконец до Зельца дошло, что пауза несколько подзатянулась, и он понуро вышел в сени.

– Was wollen Sie mitteilen? Und wer sind Sie? Bitte, erzöhlen Sie keine Geschichten Über die Hilfspolizei!^[108]

– Ich bin aus dem Abwehcommando 1B^[109]. – Пришлось пустить в ход домашнюю заготовку, снова удачно вспомнив название подразделения немецкой разведки, имевшее радиопозывной «Сатурн» и о котором было написано несколько книг и даже кино сняли.

– Wer ist Ihr Befehlsinhaber?^[110]

– Wally Erste, – мой ответ последовал незамедлительно.

Может показаться странным, почему я так распинался перед лейтенантом, но задумка моя была в том, что офицер из СД, а немец был именно оттуда, о чем говорил ромбик с соответствующими литерами на его рукаве, обязан хоть немного ориентироваться в структуре «соседей».

– Sie sind aber kein Deutscher^[111], – внезапно сказал унтерштурмфюрер.

– Ja, ich bin Volksdeutscher. Ich brauche einen Dolmetscher^[112].

Офицер кивнул и сказал, обращаясь к «горилле»:

– Guenther, ruf Byslov bitte.

Гигантшарфюрер вышел из комнаты, но в дверном проеме немедленно показался один из солдат с винтовкой наготове.

«Ага, похоже, ты, мужик, клюнул!» – злорадно подумал я и попытался немного раздвинуть границы дозволенного:

– Darf ich mich hinsetzen?^[113] – Фраза из туристического разговорника вылетела чисто автоматически.

– Ja, setzen Sie sich hin^[114]. – И он, показав мне рукой на стул, обошел стол вокруг и встал на противоположной стороне.

«Молодец, умный ганс!» – теперь мне, чтобы добраться до эсэсовца, пришлось бы перелезать через стол или обходить его, так что у него появлялся запас по времени.

Я сел, незаметно сдвинув стул поближе к столу, и спросил:

– Haben Sie eine Landkarte?^[115]

– Ja, – ответил мой собеседник, но в планшет не полез, очевидно, ожидая прихода переводчика.

Ждать пришлось недолго – через пару минут звероподобный унтер вернулся в сопровождении господина Быслова (если я все правильно понял). Пока они входили и занимали свои места, я исхитрился придвинуться к столу еще сантиметров на пять.

– Nun, Sie behaupten, dass Sie ein Mitarbeiter der Abwehr sind?^[116] – спросил унтерштурмфюрер.

– Ja, – ответил я, даже раньше того, как переводчик перевел вопрос. – Ich bin ein Abwehragent.

– Gut. Warum haben Sie einen Polizeiausweis?^[117] – и этот вопрос я понял без переводчика и ответил на него насколько можно быстро (мне требовалось убедить оппонентов, что немецкий я знаю лучше, чем на самом деле!)

– Ich habe einen Ausweis als Tarnung gekriegt, das ist wohl besser als ein sowjetischer Pass^[118].

– Was sind Ihre Einsatzgebiete und Befehle?^[119]

И снова я ответил быстрее, чем среагировал переводчик:

– Ich kann auf der Karte zeigen^[120].

Вот теперь эсэсовец полез в планшет за картой, а я смог незаметно дотянуться до своей заначки – «иглы» из штыка, которую я прикрепил снизу к столешнице.

Унтерштурмфюрер расстелил карту на столе и сделал приглашающий жест. Громила Гюнтер, видимо, страхуясь от возможных неприятностей, сместился ближе ко мне, причем свой автомат он перевесил за спину. Ход более чем правильный, поскольку таким образом он убирал оружие из зоны моего доступа, а представить, что такой задохлик, как я, может голыми руками справиться с ним, его паранойя не позволяла.

«Ну вот, фигуры расставлены на доске – теперь можно играть! Один против троих – повеселимся, однако!» – с бесшабашной решимостью подумал я.

Теперь оставалось только придумать какойнибудь трюк, способный повергнуть противника в замешательство. «Думай, думай!» – мысленно подгонял я себя.

– Also, zu welchem Zweck befinden Sie sich in diesem Gebiet?^[121] – в голосе унтерштурмфюрера начинало проскальзовать раздражение.

«Не отвлекайся, вспоминай! Ну, что это за часть может быть? Так, деревни уничтожают, с партизанами борются… Командиры – из СС, но командуют обычными солдатами, ведь у приехавших на грузовике немцев петлицы обычные, пехотные… Неужто айнзацкоманда? Да, точно! Так, кто у нас в Белоруссии резвился? Хоть бы одну зацепку… В Минске с Гиммлером кто будет встречаться? БахЗалевски и Небе… Небе командовал айнзацгруппой «Б». А там какие были подразделения? Думай! Думай! Вроде «Б» была единственной айнзацкомандой, в составе которой сразу были зондеркоманды… Ну да! Седьмая, восьмая и девятая… Есть!»

Глубоко вздохнув, я спросил:

– Herr Untersturmführer, und Sie aus der Siebten oder Achten Sonderkommando?^[122] – сам не знаю, почему, про «девятую» команду я не спросил.

– Wir sind von dem Siebten…^[123] – машинально ответил эсэсовец и перевел взгляд, как я понял, на громилу.

И в тот же момент я оттолкнулся ногами и начал падать назад вместе со стулом. Спинка стула оперлась на ноги стоявшего у меня за спиной немца, и он машинально схватился за нее. Я, полулежа на стуле, быстро, но плавно выбросил правую руку, вогнав заточку в средостение «гориллы». Затем резко согнулся в поясе, так, что мое туловище приняло вертикальное положение, и, выдернув за веревочный хвостик «иглу», метнул ее в офицера.

«Не зря я всю прошедшую неделю к этим «иголкам» привыкал!» – удовлетворенно подумал я, увидев, что увесистая четырехгранная металка почти полностью вошла в шею эсэсовца в паре сантиметров выше ворота форменной рубашки.

Я соскочил со стула на левую сторону, оказавшись между эсэсовцемверзилой и замершим в ступоре переводчиком. Ребром левой ладони я рубанул по затылку скрючившегося громилы и напрыгнул на переводчика. Четыре быстрых удара в грудь – и я, придерживая господина Быслова «за манишку», аккуратно сажаю его на пол. После чего успеваю даже поймать за ремень верзилу Гюнтера до того, как он рухнул вместе со стулом.

Теперь надо разобраться с солдатами, что сторожат в сенях Дымова. Но первым делом надо вооружиться. Я подобрал автомат Гюнтера, который оказался бергмановским МП35, затем быстро обогнул стол и вытащил из кобуры все еще хрипевшего унтерштурмфюрера пистолет. «Ого, «Браунинг Хай Пауэр»! Серьезная машина!» Покойный явно знал толк в короткостволе. Особенно приятным в нашей ситуации становился тринадцатизарядный магазин.

«Интересно, а что это сторожа до сих пор не прибежали? – внезапно пришла мне в голову мысль. – Неужели я так тихо сработал? Хотя, может быть, они привычны к тому, что господа офицеры когонибудь при разговоре кулаками стимулируют. У покойного Гюнтера телосложение более чем подходящее».

Я медленно досчитал до десяти. Ничего.

«Как там их зовут? Полтцен вроде… Ну, начнем благословясь…» – и, обойдя стол, я встал слева от двери.

– Poltzen, komm her! Schnell!^[124] – гаркнул я.

Дверь распахнулась, и влетевший в комнату солдат споткнулся об аккуратно подставленную мною ногу. Удар массивным деревянным прикладом автомата по затылку – и одним противником стало меньше!

За спиной раздались звуки непонятной возни. Разворачиваюсь… А на порог комнаты плашмя рушится еще один немец. Несмотря на удивление, я хладнокровно пинаю его в висок. «Мда, а был бы в каске – был бы цел».

– Леш, это ты его подсек?

– Да.

– Руки свободны?

– Да.

– Дверь входную запри… – Адреналин схлынул, и на меня наваливается вялость.

Присаживаюсь на лавку у стены и плескаю в лицо несколько раз водой из деревянной кадки, стоящей тут же, в углу. Хоть дух переведу, пока никто не видит. Насмерть бить людей руками – то еще развлечение, а я на героя кинобоевика не тяну ни физически, ни тем более морально.

В сенях слышна негромкая возня.

– Зельц, ты чего там?

– Лавку поперек прохода ставлю. Щеколда больно хлипкая.

– А, – протянул я, – ну ставь, ставь…

Спустя минуту Дымов вошел в комнату, я как раз шарил рукой в кадушке с водой, пытаясь нащупать спрятанный там «вальтер».

– Леш, вон того пузанчика свяжи, он живой должен быть. Как справишься – сюда возвращайся, дверь сторожить. А мне подумать надо.

Дымов быстро снял ремень с одного из вырубленных солдат и направился к переводчику.

Я же воспользовался паузой, чтобы хорошенько обмозговать ситуацию.

«Так, мы внутри, вооружены и свободны. Это все – актив. Вокруг дома десяток солдат, и еще неизвестно, сколько прячутся по кустам и в пустых домах – это пассив… – принялся я, что называется, «подбивать бабки». – Люк рядом – это плюс, но связи с ним нет – это, естественно, минус. Вариантов у нас немного: прорываться с боем или, попробовав обмануть немцев, тишком смыться. Хотелось бы, конечно, и «языка» с собой захватить, но тут не до жиру, самим бы уцелеть».

Алексей как раз закончил с пленным и присел рядом со мной:

– Ну, что надумали, товарищ старший лейтенант?

– Пока ничего, осмотреться надо, – и я направился к окну.

Аккуратно выглянув изза ситцевой занавесочки в цветочек, я оглядел двор. У ворот стояло четверо немцев и, судя по жестикуляции, вели «разговор за жизнь». Это могло означать как то, что они беспечны и ничего не опасаются, но также и то, что они надеются на сильные внешние посты. Знать бы еще, что именно… «О, а машины они так никуда не убрали! – отметил я для себя. – И, вполне возможно, что это именно беспечность, могут считать, что раз двоих поймали, остальные сюда не придут. А ведь грузовик в центре села виден издалека и выдает засаду».

Я отошел от окна и принялся обыскивать командира эсэсовцев: стащил с него камуфлированную куртку, снял мундир и выгреб все из карманов. Немного подумал и надел на себя и китель, и куртку. Пришлось впору. «Данке, как говорится, шен, майне херрен!» – пошутил я про себя. Дымов от двери молча наблюдал за моими манипуляциями.

– Что смотришь? Солдатам по башке еще по разику дай, а то они с минуты на минуту очухаются. И документы с барахлом забери.

Тут я вспомнил детские годы, когда летом меня иногда отправляли к многочисленным бабушкам в деревню. Я прошелся по комнате, внимательно разглядывая дощатый потолок. Одно место в дальнем углу показалось мне подходящим. Принеся стул и встав на него, я дотянулся до потолка и сильно ударил по доскам. Одна из них вылетела из пазов, открыв проход на чердак. За несколько секунд я убрал остальные и, подтянувшись, оказался наверху.

Крыша была крыта дранкой, и я без особых проблем проделал в ней отверстие. Соседний дом, в котором располагались немецкие наблюдатели, был как на ладони.

«А вы явно расслабились, парни», – подумал я, заметив в чердачном окне силуэт. Когда мы, лежа в кустах, наблюдали за деревней, подобной халатности со стороны противника я не заметил. Тут меня осенило! Свесившись в люк, я спросил:

– Зельц, нигде зеркала не видишь?

– Вон, на стенке висит, – последовал ответ.

– Сними и подай сюда. У солдат нашел чегонибудь интересного?

– Одна граната, но она непонятная какаято, я таких никогда не видел.

– И ее сюда давай, посмотрю, что это за загадка такая…

Ждать пришлось недолго, сначала в люке появилось небольшое, сантиметров двадцать на пятнадцать, зеркало, а когда я забрал его, то Дымов протянул мне небольшой стальной цилиндр, опоясанный металлической лентой с кольцом предохранительной чеки на боку.

– Это М34, ударного действия. Нечасто встречается, но неплохая, – успокоил я Алексея. – Пока я тут рекогносцировкой заниматься буду, ты бы переоделся, что ли? С солдата мундир сними. И еще… Бугая эсэсовского раздень и вещи его в узел свяжи – пригодятся… – Все эти распоряжения я давал больше для того, чтобы успокоить Дымова да и самого себя. Ну не поддаваться же паническим мыслям вроде «Мы пропали!» или «Хрен мы отсюда выберемся!»?

…Взяв в руки зеркало, я подошел к маленькому слуховому окошку, смотревшему в сторону того леса, где мы распрощались с Люком. Поймав луч солнца, я пустил солнечный зайчик. И еще. И еще… Две длинные вспышки… Длинная, короткая, длинная… Три коротких и длинная… Две короткие… короткая, две длинные…

МЫ ЖИВЫ! МЫ ЖИВЫ!

Спустя пару минут в поле я заметил две вспышки!

«Саня тут!» – внутренне возликовал я.

ПОЙДЕМ НА ПРОРЫВ, ПОДДЕРЖИ ПО НЕОБХОДИМОСТИ! – для верности я повторил передачу три раза.

Снова две ответные вспышки.

Время, отпущенное нам, стремительно уходило, а внятного плана у меня все еще не было.

«Итак, что мы имеем? Три окна выходят на улицу, где сейчас тусуются человек десять немцев… Одно окошко выходит на другую сторону, во двор, там за забором начинается поле, на котором Люк замаскировался… К югу от нас дом с НП^[125], а за ним, метрах в ста, лес, в котором прячется неизвестно сколько немцев. Северное направление – вообще не вариант, там поле и дорога, а до ближайшего укрытия – километра полтора. Мда… Ситуация…»

– Зельц, сколько у нас патронов?

«Если патронов хватит, можно, конечно, попробовать немцев перебить… Нет, это из области фантастики, нас двое, ну, с учетом Люка – трое, а их взвод!»

– Больше сотни винтовочных, один магазин к автомату, «вальтер» с двумя магазинами у этого здорового и еще одна граната в сапоге у часового была.

– Угу. Понял. «Прорыв – точно не вариант».

Я еще раз обвел взглядом комнату, подошел к окну, выходившему во двор.

«А что, если…» – прикинул я расстояние до забора и хозпостроек, выстроившихся в ряд вдоль него, потом бросился в «парадную» часть комнаты. Распахнул дверцы небольшой горки. «Нет, не то… Так, а это что за бутыль? Ура! Масло. Подсолнечное».

– Ты чего? – удивился моей порывистости Дымов.

– Придумал, как нам отсюда уйти! – весело ответил я. – Лампу сними!

– Зачем?

Я сделал пару глубоких вдохов и выдохов, успокаиваясь:

– Слушай сюда. Там, сзади, есть окно, выходящее во двор. Ты вылезаешь наружу, я передаю тебе «языка», и ты медленно и печально ползешь с ним к ближайшему сараю. Заползаешь между сараем и забором и ждешь меня там. Понятно?

Глаза Зельца округлились:

– А вы, то есть ты? Я тебя не брошу!

– Со мной все будет хорошо, не переживай. Должен же ктото отступление прикрыть? Так что давай, лампу сними и керосином пол полей! А потом еще и маслом из этой бутыли… – Тут в одном из ящиков, которые я осматривал во время разговора, заметил две толстенные свечи. – И свечу одну на пол искроши. Керосином вот здесь, у входа, плесни. Ну, пойду тонкой работой заниматься!

«Гранаты у нас двух типов: с терочным и с ударным взрывателями. Для ловушки обе не очень подходят… Значит, будем импровизировать…»

Пока голова была занята раздумьями, руки делали свою работу, то есть аккуратно открывали окошко.

«Все тихо!» – я осторожно выглянул наружу. Старая яблоня очень удачно закрывала заднюю сторону дома от глаз немцев, сидевших на НП, да и заросли крапивы вдоль забора внушали уважение, так что шансы на удачный побег уже не казались мне такими призрачными. Теперь главное – точный расчет по времени. Ну и наглость, конечно…

– Антон, товарищ старший лейтенант, а может, ну его, этого немца? – сказал Дымов, когда я вернулся в «переднюю». – Нам бы самим выбраться.

– Это ты прав, пожалуй… Ну, тогда убей его, чтобы не мешался…

Алексей замер, ошарашенный таким предложением.

Если честно, то, невзирая на все, виденное мной за прошедшие две недели, мысль о спокойном убийстве связанного человека попрежнему претила моим моральным принципам. Одно дело – в бою или часового, там, снять, но вот перерезать горло связанному… Увольте!

Тут Дымов мотнул головой, словно человек, решившийся на прыжок в холодную воду, схватил со стола лежавший там немецкий штык и с перекосившимся лицом бросился к немцупереводчику, лежащему на полу. Я даже рта не успел открыть, как он всадил клинок в шею пленного! Потом он схватился за голову и сел рядом с убитым.

«Ну я и дурак! У него же сейчас истерика случиться может!»

Я метнулся к кадке с водой и, зачерпнув полный ковшик, подошел к Леше:

– На, воды выпей!

Тот вначале промычал чтото невнятное, но потом протянул руку и, схватив ковш, начал жадно пить.

– А я и не знал, что это так тяжело… – произнес он, допив. – А ты ведь, когда мы только встретились, двоих сразу убил… Все, я уже очухался!

Я не стал рассказывать Алексею про свои моральные терзания, вот выберемся, тогда в жилетки друг другу и поплачем.

– Леш, все будет в порядке. Бери «вальтер» и полезай в окошко, – и я протянул ему лежащий на столе пистолет громилы. – Только не стреляй ни в коем случае, по крайней мере, пока я не скажу. Ну, с богом!

Я помог ему спуститься из окна, передал сверток с «честно наворованным» и дождался, пока он доползет до зарослей крапивы.

… – Alarm! Alarm! – заорал я, что было мочи, и два раза выстрелил из маленького «вальтера» в лежавших на полу солдат. Затем бросил пистолет на стол и, подхватив автомат, тщательно прицелился и дал две очереди по солдатам, стоявшим у ворот. Двое рухнули, а остальные залегли. Тут же входная дверь задрожала от мощного удара. Отложив автомат, я снял с предохранителя маузеровский карабин и выстрелил через дверь. Ответом мне был стон и выкрик «Scheiße!»^[126]. «Минус три», – удовлетворенно подумал я и снова переключился на автомат.

Два солдата, видимо, посчитав, что внимание обороняющихся отвлечено на дверь, рванули через двор. Одного я снял из автомата, а вот второй проскочил в «мертвую зону». Лежавшие у ворот немцы открыли частый огонь по окнам. Пришлось броситься на пол. В дверь снова сильно ударили. Я выпустил туда остаток магазина и отбросил бесполезный пистолетпулемет. За дверью уже выли на два голоса. «Порядок!»

Я цапнул со стола карабин и начал отползать в глубь комнаты. У входной двери раздался винтовочный выстрел. Пуля, пробив дверь, попала в горку с посудой, наполнив комнату стеклянным звоном. «Ну, еще разочек!» – подбодрил я сам себя, привставая на колено.

Один из немцев, приободренный мощной огневой поддержкой товарищей, встал, собираясь рвануть к дому. Я аккуратно посадил его на мушку. Выстрел! Немец мешком валится, едва войдя в калитку. «А теперь фейерверк!» – перебравшись в глубь комнаты, так чтобы от окон меня прикрывала печь, и встав на колени, я поджег кусок бересты, который пару минут назад взял из кучи растопки именно для этой цели. Дождавшись, когда береста разгорится, бросил ее в «переднюю». Досчитав до пяти, выглянул изза печки – все шло по плану! Весело, выбрасывая колечки копоти, горел керосин, шкворча и разбрасывая огненные капли, занялось масло. Медленно таяли кусочки свечи. «Скоро здесь будет понастоящему жарко!» – подумал я и тут заметил забытый мной на столе маленький «вальтер». Внезапно мне стало очень жаль этот ладный пистолет, который и в мое время пользовался немалой, несмотря на восьмидесятилетний возраст, популярностью. Я уж совсем собрался метнуться к столу, но тут немцы, видимо, устав ждать, решили начать игру посерьезному!

На окна обрушился настоящий свинцовый ливень, а входную дверь прошила длинная, патронов в двадцать, очередь. Рой пуль ударился в горку, добив остатки посуды, а от одной – расселась, звонко тренькнув, поллитровка, стоявшая на верху шкафа. Поток какойто жидкости заструился по горке, и вся она окуталась рыжим пламенем! «А вот и керосин, что я не нашел! Ходу!» – скомандовал я сам себе и рванул к окну.

…Выпрыгнув из окна, я прислушался к тому, как за углом немцы выламывают входную дверь, засунул «браунинг» за ремень и, достав изза голенища сапога немецкую «толкушку», в два движения свернул колпачок на конце рукояти. Дернув за шнурок, я отправил гранату в окно и «рыбкой» метнулся к зарослям крапивы. Через несколько секунд в доме рвануло, да так, что по крапиве прошелся поток мелкой стеклянной крошки.

– ScheiЯe! – услышал я возглас метрах в двадцати от себя, потом там же помянули черта, разнообразных свиней и перешли на совсем уж непонятный мне народный фольклор. «Вот и подмога из леса пожаловала! – смекнул я, ужом вворачиваясь поглубже в крапиву. – А ведь выскочи я из дома на минуту позже – точно бы угодил к ним в лапы!»

Пожар между тем разгорелся не на шутку. Выбитые взрывом окна открыли путь дополнительному кислороду, и сейчас языки пламени вырывались из окна на метр, не меньше. Трещала, разгораясь, дранка на крыше. «Погостили, пора и честь знать», – медленномедленно, по паре сантиметров в минуту я пополз сторону того места, где должен был ждать меня Дымов.

* * *

«Командиру айнзацгруппы Б группенфюреру СС и генераллейтенанту полиции Артуру Небе

От командира зондеркоманды 7b штурмбаннфюрера СС Гюнтера Рауша.

Секретно.

Доношу до вашего сведения об инциденте, произошедшем в моей команде 22 июля сего года.

Одна из подкоманд под руководством унтерштурмфюрера СС Дайне выполняла задание по санации местности в районе севернее Ивенец. По показаниям членов группы, засадой, оставленной в одной из деревень, были задержаны двое неизвестных мужчин. Одному из задержанных было около 30, а другому – 20–25 лет. (Словесные портреты прилагаются.) Как говорят свидетели, при проверке документов у них были обнаружены удостоверения сотрудников местной Вспомогательной полиции, а при проверке личных вещей – предметы, присвоенные этими лицами в пустующих домах деревни. Унтерштурмфюрер Дайне обратил внимание шарфюрера Зоблинки на военную выправку этих людей. В этот момент старший из задержанных обратился к нему понемецки и сказал, что желает сообщить важные сведения. После этого оба задержанных были препровождены в один из домов для допроса. Помещение перед этим был обыскано стрелками Полтценом и Умровым из 84го отдельного охранного батальона, входившими в состав с ил усиления. Один из свидетелей (шарфюрер Брюннер) указал также, что задержанный говорил с южногерманским акцентом, но при этом несколько неправильно строил предложения и допускал другие ошибки. (В настоящий момент шарфюрер находится в госпитале без сознания изза тяжелого ранения, так что более точными подробностями мы не располагаем.)

Вместе с задержанными в дом прошли унтерштурмфюрер СС Дайне, шарфюрер Зоблинка, переводчик зондерфюрер Быслов и уже упоминавшиеся выше рядовые Полтцен и Умров.

Примерно после 10 минут с начала допроса из дома донеслись призывы о помощи, после чего по сотрудникам зондеркоманды из окна был открыт огонь из автоматического оружия (убито 3 военнослужащих и ранено 2), что скорее всего означало, что преступникам удалось вступить в борьбу с допрашивавшими и какимто образом завладеть оружием. Несколько раз сотрудники зондеркоманды предпринимали попытку ворваться внутрь дома, но преступники отбивали эти атаки. Подавив плотным ружейным огнем, с помощью прибывшего подкрепления, сопротивление бандитов, сотрудники зондеркоманды разрушили входную дверь, но бандиты предварительно полив пол и стены горючей жидкостью, подорвали гранатами себя и всех, присутствовавших в доме. Изза начавшегося сильного пожара и отсутствия в деревне необходимых средств борьбы с огнем вынести тела унтерштурмфюрера Дайне, шарфюрера Зоблинки, переводчика Быслова, рядовых Полтцена и Умрова, а также преступников не удалось.

Всего же в результате инцидента 1 офицер погиб, 2 унтерофицера погибли и один тяжело ранен, 5 рядовых погибли, 2 ранены и один пропал без вести.

Прошу прислать группу экспертов КриПо для проведения расследования происшествия.

23 июля 1941

Командир зондеркоманды 7b

штурмбаннфюрер СС Гюнтер Рауш»

Глава 9

Москва, улица Дзержинского, дом 2.

22.07.1941, 21.30

… – уже две недели, как создана ваша Особая группа, товарищ Судоплатов, – голос говорившего звучал раздраженно, – и какими результатами вы можете похвастаться? Положение на фронтах очень тяжелое, сами знаете. Понимаю, что сил и средств у вас не столько, сколько хотелось бы, но результаты нужны уже сейчас.

– Товарищ Генеральный комиссар, мы делаем все возможное…

– Ну, и какими резултатамы вы можэте похвастаться? – акцент в речи наркома стал явственнее.

Начальник Особой группы на секунду замолчал, но потом, видимо, приняв какоето важное решение, продолжил:

– Одной из наших групп в результате нескольких диверсий удалось существенно задержать переброску вражеских подкреплений на Западном направлении…

– Товарыщ Судоплатов, – голос Берии несколько смягчился, – будьте конкретнее. Все эти общие слова – «существенно», «сильно» – давайте оставим для председателей колхозов. Вы – военный человек!

– Данные еще уточняются, товарищ Генеральный комиссар, но, по предварительным сведениям, на неделю задержана переброска трехчетырех пехотных дивизий в район Смоленска, и севернее Минска изза заторов практически остановлено движение немецких колонн снабжения на восток… – Нарком молча слушал. Ободренный, старший майор продолжил: – Также одной из наших групп собраны и переданы в Центр весьма важные сведения оперативного и тактического характера.

– Ну вот, а вы говорите, что нет успехов! Сведения подтверждены?

– Идет проверка, но часть информации уже подтверждена из других источников.

– Хорошо. Кто командир группы?

Судоплатов замялся.

– Смелее, что вы, как красна дэвица, мнетес? – В голосе Берии снова проступило раздражение.

– Мы не знаем, товарищ Генеральный комиссар.

* * *

…Немец сам себя выдал. Запахом. То ли ветер в нашу сторону подул, а может, это у меня обоняние за последние пару недель улучшилось, но, когда мы с Дымовым осторожно пробирались через густой лес, обходя позиции немецкой засады, я внезапно учуял запах фекалий. Человеческих. Подняв согнутую в локте руку, подал Алексею сигнал. Он присел и принялся сторожко вертеть головой по сторонам. Я же начал медленно поворачивать голову из стороны в сторону, глубоко дыша через нос.

«Почудилось или нет? От деревни запах долететь не может – тут добрых полкилометра, да и до немцев метров двести, не меньше… Значит – это гдето рядом. Неужели ктото сильно брезгливый так далеко по естественной надобности отошел?» Охотничий инстинкт внезапно пересилил чувство самосохранения, да и наш удачный побег прибавил пару пунктов к моей самооценке.

…Если честно – от горящего дома мы еле уползли, хорошо, что немцы, шедшие на подмогу со стороны поля, услышав взрыв и увидев разгорающийся пожар, решили, что спешить уже никуда не надо и сгрудились во дворе дома с НП. А ведь крапива, в которой мы прятались, от жара уже пожухла! Еще немного – и мы бы лежали меж сухих стеблей и сморщившихся листьев, готовых вспыхнуть от прилетевшего с пожарища уголька, а то и просто от раскаленного воздуха. Но все сложилось для нас удачно, и после пяти минут «коленнолоктевого галопа», как я назвал про себя этот способ перемещения, мы уже были за три дома от исходной точки.

В изнеможении раскинувшись под густым кустом черной смородины, мы с Зельцем перевели дух.

– Ну, Антон, поздравляю! – несмотря на хриплое дыхание, Лешка улыбался во все тридцать два зуба.

– С чем? – оптимизма товарища я не разделял.

– Ну… ведь немцев сколько накрошили! И живы!

– Будь они чуть менее лопушистыми – хрен бы мы вырвались! – экономя дыхание, сквозь зубы ответил я ему. – А засаду они очень грамотно поставили. Если бы я провод случайно не заметил и мы подготовиться не успели – могли и головы сложить.

Улыбка сползла с лица Дымова:

– Ты хочешь сказать, что нам просто повезло?

– Ну, и умения выкручиваться из проблем я не отрицаю… – протянул я. – Ладно, потом поговорим… Документы твои при тебе? – Кивок в ответ.

– Ты отдохнул? – Еще один кивок.

– Тогда – вперед, а то Люк там извелся, поди…

…Лесную засаду мы засекли издалека. Потому что знали, где примерно искать. Интересно, что первым пулеметный ствол, торчавший изпод корней кривой сосны засек не я, а ползший вторым Дымов. Он дотронулся до моего плеча и молча показал рукой в нужном направлении. Конечно, учитывая, что часть немцев ломанулась штурмовать дом и обеспечивать ближнее оцепление, в лесу их оставалось немного, но рисковать не стоило. И мы обошли место возможной засады по широкой дуге.

Все эти воспоминания всплыли в моей голове, пока я принюхивался, ловя не самый приятный на свете запах. Наконец я засек засранца в секторе между «девятью» и «десятью» и поманил Зельца.

– Немец до ветру отошел. От нас метрах в двадцати, – прошептал я, приблизив лицо к лицу товарища. – Вон там! – и я рукой показал направление.

Зельц встрепенулся и изобразил пантомиму о том, что, дескать, он готов взять на себя нелегкое дело захвата врага. Я в том же стиле ответил, что и сам справлюсь.

…«Эк тебя, болезный, прихватило! – подумал я, разглядывая из кустов сидящего в «позе орла» эсэсмана. – Молочка сырого попил, что ли?» Судя по некоторым малоаппетитным признакам, этот ганс заседал тут минут двадцать, никак не меньше!

«Так, если я не потерял ориентировку – этот деятель сейчас сидит как раз между мной и засадой, и соответственно у меня есть два варианта: налететь со спины, пока он занят своим «грязным делом», или устроить засаду на обратном пути». Выбрал я самый быстрый и простой вариант – морщась от долетающего смрада, подобрался, прячась за деревьями, метра на три, а затем бросился вперед и аккуратно пробил ногой в голову немца. Ганс, как был со спущенными штанами, так и улетел вперед метра на полтора, где и затих. Я быстро проверил пульс. «Жив, засранец!» – радостно подумал я и поманил рукой Зельца, страховавшего меня из кустов.

Связав оглушенного немца и натянув на него штаны, мы поволокли «языка» в чащу. Метров через триста, не меньше, присели отдохнуть.

– Леша, сейчас я тебя оставлю. Поволочешь этого красавца вон в ту сторону, а я пока за захоронкой своей сбегаю. Понял?

– Да.

– Только особо не усердствуй, лучше будет, если ты гденибудь метрах в двадцати от опушки спрячешься. Это если, конечно, ты этого бугая дотащишь.

…До спрятанной рации я добрался без каких бы то ни было проблем, вот только голову всю сломал, пытаясь вспомнить, каким частям принадлежит цвет петлиц у захваченного нами немца. «Ваффенфарбе^[127] у него желтый. Кто это? Блин, никогда во всей этой фанаберии милитаристической не разбирался! Эмблемы и номера – это еще куда ни шло, но все эти «цвета бедра испуганной нимфы в косую клеточку»! Вернусь, зольдбух посмотрю», – размышляя в таком ключе, я добрался до памятной коряги и выкопал рацию. Уф, теперь и Люка можно успокоить:

– Арт вызывает Люка!

– Твою мать, Тоха! Живой?!

– Да, Саня, мы оба в порядке. И с прибытком. Ты где лежишь?

– На краю поля, с той же стороны, где и был.

– Что видишь?

– А ты сам где?

– На пляже в оборотке от тебя.

– Ну, так посмотри сам.

«Точно, до деревни тут всего ничего», – подумал я, осторожно выглядывая изза берегового откоса.

Горел не только подожженный нами дом, но и стоявшие рядом сараи! Немцы, насколько я рассмотрел в бинокль, с огнем не боролись, а просто оттянулись подальше от пожара. Особой суеты я не заметил, так что на ближайшие полчасачас о них можно забыть.

– Люк, мы вокруг к тебе выйдем – на опушке пулеметная точка. На пятьсот восточнее овраг есть – там и встретимся.

– Понял тебя. Отбой.

…Зельца я нашел неподалеку от опушки – он не стал напрягаться и тащить немца, а как только тот очухался, поставил его на ноги и поволок на поводке. Меня Алексей заметил метров с пятидесяти и привлек внимание тихим свистом.

– Как там товарищ лейтенант? – первым делом поинтересовался Дымов.

– Все путем. Назначили точку встречи, так что пойдем.

Леша дернул немца за связанные впереди руки, побуждая встать. Тот зло сверкнул глазами и чтото промычал. Ну да, мы ведь ему рот забинтовали, точнее – сделали маску из его же собственного кителя. Носом дышать он мог, а вот через плотную ткань не особо и покричишь.

– Погоди, я зольдбух у него посмотрю, вдруг важная птица…

Немец замычал сильнее, а затем внезапно пнул Зельца в колено и бросился бежать! Пришлось броситься вдогонку. Метров через двадцать я настиг «быстроногого ганса» и сделал подножку. Эсэсовец кубарем покатился по земле, ломая своим телом мелкие кусты. Дав пленному пару подзатыльников, я схватил его за ухо и поволок обратно. Немец сучил ножками, верещал, но послушно шел за мной.

Дымов сидел на земле, растирая колено.

– Что, сильно попал?

– Сейчас узнаю, – и он попробовал встать.

Получилось.

– Пройдись! – попросил я его.

Алексей прихрамывал, но шагал довольно бодро.

– Ну и замечательно! – я посмотрел на немца и добавил понемецки: – Aufstehen!^[128]

Фриц дернулся и попробовал встать, но с глухим мычанием повалился назад.

– Антон, похоже, у него с ногой чтото, – подсказал мне Дымов.

– Сам вижу, не слепой! – огрызнулся я и, присев рядом с пленным, принялся ощупывать его нижние конечности.

Когда я покрутил его левой стопой, немец взвыл, и его выгнуло дугой.

– Черт, похоже, вывих! Как его теперь к нашим вести?

– Руки на плечи и понесем, – предложил Дымов.

– Ага, а он нас пинать будет. Сам видел, какой буйный!

Тут мне в голову пришла одна идея:

– Так, Зельц, посторожи его, а я пока в лес сбегаю.

– Зачем?

– Слегу выломаю, – и пояснил, увидев удивление на лице товарища: – Знаешь, как охотники кабанов таскают? Лапки связали, палку потолще продели, на плечи положили – и вперед!

В лесу я выбрал подходящее деревце и, немного попыхтев, срубил его немецким штыком. «А было бы кукри с собой – срубил бы одним ударом!» – подумал я, на ходу очищая ствол от веток.

Связав ноги немца одним из трофейных ремней, мы «нанизали» его на палку и, положив ее на плечи, отправились в путь.

…Немец оказался парнем нелегким, весом почти под центнер, и, когда мы свернули в чащу и двинулись вдоль оврага, пришлось останавливаться на отдых через каждые двеститриста шагов. Вдобавок у него опять начались проблемы с кишечником, что, как можно понять, настроение нам совсем не подняло. Вот так – воняя и спотыкаясь, мы прошли уже метров четыреста вдоль оврага, как из кустов раздался окрик:

– Стой! Хенде хэх!

Я матерно высказал свое отношение к происходящему. А вы бы как отреагировали на такой насыщенный неприятностями денек? Из кустов в ответ на мою сложносочиненную тираду послышалось неразборчивое бормотание, в котором я улавливал лишь отдельные слова: «лается, как собака», «бдительность», «батальонный». Судя по лексике, это были наши, советские.

– Ты рукито подыми! – раздалось уже значительно ближе.

– А этого что, бросить? Так ушибется ведь…

– Ноно, разговорчики! – прикрикнул невидимка.

Я скосил глаза. Из кустов на меня смотрели три винтовочных ствола.

– Семенов! Обыщи их! – раздалось из дальних кустов.

– Ну точно, Леха, как в присказке – «из огня да в полымя»! – весело сказал я, обращаясь к Дымову.

– Я сказал, отставить разговорчики! – снова негромко прикрикнул на меня загадочный Семенов, выходя из кустов.

Крепкий кряжистый мужик прошел через довольно густой подлесок, как нож сквозь масло, да так, что ни один сучок не треснул. Впрочем, учитывая, что на воротнике данного субъекта красовались зеленые петлицы с тремя треугольниками^[129], ничего удивительного в этом не было.

Закинув винтовку за спину, он вытащил у меня из кобуры «браунинг», затем избавил Дымова от «вальтера».

– Товарищ батальонный комиссар, они, похоже, от страха обделались, – сказал он, отойдя в сторону на пару метров и взяв нас на прицел.

Из кустов вышел пожилой, лет пятидесяти, мужчина с двумя «шпалами» на черных петлицах и большими красными звездами на рукавах^[130].

– Кто такие? – грозно спросил он, разглядывая нас через толстые стекла смешных очков«велосипедов».

– Партизаны мы, – сделав «лицо попроще», ответил я. – Вот немца в плен взяли.

– Документы есть? – снова спросил комиссар, забирая у Семенова наши стволы.

Повертел в руках, хмыкнул, затем свирепо уставился на меня:

– А пистолетикито немецкие!

– Товарищ комиссар, можно мы пленного на землю положим? Тяжело. А документы у нас есть, вы не сомневайтесь.

– Кладите. Только без глупостей!

Как нарочно, в наушнике, вставленном в мое левое ухо, раздался голос Люка:

– Тоха, я вас вижу. Что за хмыри?

Входя в лес, я надел тангенту на палец, пропустив провод через рукав, так что теперь смог устроить для Люка маленький радиоспектакль.

– Алексей, давай опустим этого кабанчика вонючего, а потом покажи товарищу комиссару доку€менты… – я нарочно исковеркал слово «простонародным» ударением.

– Ага, понял, – услышал я в наушнике. – Сейчас я их обойду!

Я снял с плеча «вертел», на котором висел немец, и, опуская ношу на землю, подмигнул напарнику. Зельц все понял правильно и молча потянулся ко внутреннему карману.

– А ну, не балуй! – послышался окрик пограничника.

– Сержант, да ты же сам нас обыскал! – «искренне» возмутился я, поводя плечами, чтобы проверить, на месте ли метательная «игла», висевшая у меня между лопаток. «Вернусь, надо будет Лиду поблагодарить, за то, что чехол сшила и рукоятку шнуром оплела, – решил я для себя. – Букет нарву!»

– Давайте, что там у вас! – требовательно протянул руку комиссар.

– Вот, – и Дымов, сделав шажок немного в сторону, отдал свое удостоверение.

«Ох, не зря с тобой Бродяга занимался, не зря!»

Алексей, помня науку старого опера, после передачи документов не остался стоять на месте, а маленьким шажком сместился еще больше в сторону, уходя с линии обстрела засады.

– Так, «оперуполномоченный Заславльского горотдела милиции ГУ РККМ БССР», – вслух прочитал комиссар. – А не далеко вы от своего города забрались?

«Он что, дурак или издевается?» – только и подумал я, услышав подобное заявление.

– А вы, товарищ батальонный комиссар, не далеко от места постоянной дислокации оказались? Или это вы так наступаете? – вырвалось у меня.

На круглом и скуластом лице политработника заходили желваки, и он выпалил:

– Что ты сказал, гадина?! – и потянулся к кобуре нагана.

Зачем, я так и не понял, поскольку у грозного политбойца в руках и так было аж два пистолета – мой и Зельца. Пришлось уворачиваться от излишне нервного комиссара. И пистолеты я у него отобрал, одновременно прикрывшись его телом от засады и направив руку с зажатым в ней «браунингом» на пограничника. Хорошо еще, что пистолет я нес в положении «cocked’n’locked»^[131], как говорят американцы, то есть с патроном в патроннике, взведенным курком и поставленным на предохранитель. И как только пистолет оказался в моей руке, предохранитель я немедленно выключил. Погранец как человек опытный с одного взгляда оценил мой «заход» и стоял не дергаясь.

Комиссар, возможно, и побрыкался бы, но в его подмышку упирался жесткий и некомфортный ствол «тридцать восьмого» «вальтера». В боевых свойствах которого я был совершенно не уверен. Нет, П38 – машинка, безусловно, хорошая, и даже с самовзводом. Но вот в наличии патрона в стволе я был не уверен и использовал пистолет как инструмент запугивания и «боевой акупунктуры», давя на одну очень болезненную точку, расположенную именно под мышкой.

«Совсем я сегодня задолбался! Оттого и реагирую так резко. Может – мягче надо, нежнее?» – мысленно корил я себя, включая тангенту. Хорошо, что оборудование у меня было свое, что называется, притертое. Так тангента, надетая на указательный палец левой руки, совершенно не мешала мне стрелять и драться, к тому же ее можно было включить, просто прижав палец посильнее к рамке пистолета.

– Саша, танцуем! – воззвал я к прячущемуся в кустах Люку.

Через пару секунд поодаль захрустели ветки, а затем строгий Сашин голос спросил:

– Ну что, военные, будем глазки строить или руки поднимать?

Комиссар, с которым я продолжал обниматься, задергался, и мне пришлось посильнее надавить стволом «вальтера» на болевую точку. Ветеран политических баталий охнул и притих.

– Леша, забери у товарища «наган», – попросил я Дымова.

Пока милиционер выполнял мою команду, Люк, угрожая немецким «эмпешником», выгнал из кустов на прогалину трех бойцов.

– Ну что, товарищ батальонный, может, поговорим без экзальтации? – спросил я.

– Ладно, – голосом, хриплым от сдерживаемого гнева, ответил мой визави.

– А вы, товарищ старший сержант, – обратился я к пограничнику, – будьте так добры, ручки за головой в «замок» сцепите! А то знаю я вас, резких.

Погранец в ответ криво усмехнулся, мол, кто бы про резкость говорил, но приказ выполнил.

Я, продолжая держать обоих на мушке, отошел на пару шагов и попросил:

– Сядьте на землю!

Не то чтобы была большая вероятность, что они на меня нападут, но порядок надо соблюдать. Когда приказание было выполнено (а что еще им оставалось делать?), я обратился к комиссару: