Раздел: Повести и романы

Летопись последнего Крестового похода (не детская сказка)

2006-02-26

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

«Кто сражается с чудовищем,

тому следует остерегаться,

чтобы самому при этом не стать чудовищем.

И если долго смотришь в бездну,

то бездна тоже смотрит в тебя».

Ф. Ницше

Глава I

Луна вскарабкалась на верхушки елок, села на них, умостив свою пышную задницу на острые пики, и бесцеремонно уставилась на серебряный пруд.

Пруд спать не собирался. Старый филин расположился на низкой ветке, тяжело и часто ухал, будто объевшись несвежих мышей, лупал по сторонам глазами-прожекторами, с шумом распускал крылья и раскачивал ветку. Лягушачий оркестр разучивал новую песню, в пару тысяч голосов расквакивая ее на все лады. Бесстыжие русалки, хохоча, выпрыгивали из воды, блестя в свете луны спелыми грудями, кувыркались в воздухе, словно молодые дельфины, и с плеском шлепались назад. Где-то чуть поодаль заунывно молился старый волк, обращая свои жалобы вездесущей луне, а луна все так же равнодушно пялилась на пруд.

Леший сидел на самом берегу, погрузив ноги по щиколотку в воду. Локтями Леший уперся в колени, а на ладони уместил обвисшие щеки. Он смотрел прямо перед собой, время от времени производил жуткие гортанные упражнения, перекрывая жабье музыцирование, выдерживал паузу и выплевывал смачный ком. Потом безразлично наблюдал, как концентрические круги шатают лунную дорожку. Лешему было две тысячи лет, на них он и выглядел.

Одна из русалок вынырнула чуть поодаль и принялась что-то радостно пищать подругам. Все они тут же скрылись под водой, а спустя минуту появились опять, держа над головами в своих худеньких ручонках, разбухший труп. Находку они отбуксировали к берегу, усадили в зарослях камыша и принялись фотографироваться, принимая возле утопленника всевозможные позы.

Фотоаппарат прудовые бестии нашли пару дней назад на берегу и с тех пор с ним не расставались. Тот факт, что в нем уже наверняка закончилась пленка, никак на них не действовал, ибо они все равно не знали, что с ней делать. Аккумуляторы еще не сели, и блеск вспышки действовал на них завораживающе. Этого им было достаточно.

Труп был мужского происхождения, но утопленником не являлся, потому как прямехонько посреди лба имел аккуратное кругленькое отверстие диаметром в сантиметр. Еще труп имел глаза, застывшие в созерцании неизбежности, аккуратные усики с вплетенными нитками тины и когда-то дорогой костюм.

Одна из русалок умудрилась вскарабкаться на колени покойного, уперев сосок несчастному в щеку, и с деланной нежностью на бесстыжей физиономии прислонилась щекой к зализанному затылку, чем вызвала очередной взрыв хохота подружек и быстрое щелканье фотоаппарата.

Леший покосился на них, покачал головой.

— Эй! — прикрикнул он. — Покладіть де було! — Леший не любил вспышку.

— Діти…— пробурчал он себе под нос. — По триста–чотириста років кожній, а ума не на копійку…

— Что ты там бормочешь, старый? — осведомилась ведьма, доковыляв до края берега.

— Та нічого… Так собі…

Старуха крякнула и опустилась на бревно рядом с Лешим.

— Что, решил ноги помыть? Смотри рыба подохнет! — ведьма часто и скрипуче заикала — засмеялась, наверное.

— Шоб в тебе, Яга, язик відсох! За день наморююсь, ноги гудуть. В воду окунаю — трохи легше. Зрозуміло?

— Да понятно, Леша, понятно… У самой спина не разгибается. Только беленой и спасаюсь. Три раза в день и один мухомор после обеда.

— Тричі на день — це занадто. Ти так собі усі мозги повисушуєш.

— Кому они сейчас нужны, мои мозги?.. Это раньше через день путник захаживал. Кому совет, кому помощь, кому зелье требовалось — мозгами шевелить нужно было. А теперяча… Последний путник лет пять назад явился, да и тот заблукал просто. Молодежь нынче не та пошла. Никто никуда не ходит, ничего не хочет, в чудеса не верит…

— Да-а…— согласился Леший и покосился на русалок.

— Вон, внучка моя, к примеру, — продолжала старуха. — Двадцать четвертый год пошел. Мужика ей надобно — остервенела совсем. Орет по всяким пустякам, беснуется. А где его взять то, мужика? Я сейчас со своей спиной и в ступу не влезу, не то, что на метлу.

Леший неопределенно пожал плечами. Его не очень беспокоили женские проблемы.

Черт уныло смотрел на закопченный казан. Тот висел на ржавой треноге над горстью тлеющих углей. Угли давали слабое алое освещение, а в казане лениво булькал смоляной бульон.

Черт кинул в казан соли, взял деревянную ложку, неторопливо перемешал, зачерпнул мутной жижи вместе с толстой улиткой, поднес ко рту, понюхал. Пахло не очень. Черт пошевелил ноздрями, поморщился, подул на ложку и отправил ее содержимое в рот. Равнодушно пережевал, хрустнув улиткиным панцирем, потом сел на каменную скамью, шумно выдохнул и обхватил голову копытами. Он уже не помнил, когда в последний раз насыщался отменным отваром из грешника.

— Что-то не так с этим миром, — вслух подумал Черт. — Либо грешники перевелись вообще (что не постижимо!), либо они каким-то образом попадают прямиком Туда.

Удел Черта было первое Смоляное очищение, дальше они все равно попадали туда. Но в этом случае у Черта оставался прекраснейший наваристый бульон и удовольствие от работы.

Первое время, когда грешники стали попадать ему все реже, Черт не задумывался над происходящим. Не задумывался по двум причинам: во-первых, подобные размышления могли быть опасны, а во-вторых, мышление вообще не было его сильной стороной. Черт был задуман как простой исполнитель несложной работы: поймать грешника, выварить из него полезные элементы (витамины, минералы, остатки благочестивых намерений) и переправить куда следует. Этим он и довольствовался.

К тому же, его работа носила еще один, юридический, аспект: во время варки (а это примерно неделя), могли всплыть какие-нибудь неучтенные факторы, и грешник имел возможность вернуться назад (если, конечно, позволяла психика). Это было редкостью (за триста–четыреста лет такое случалось раза три), но все же случалось, и Черт был горд собой, так как считал себя последним шансом для несчастного. Но даже если никаких изменений в отработанную процедуру не поступало, Черт все равно был доволен, потому как всю неделю ел досыта и вкусно, и имел приятнейшее общество в лице вывариваемого субъекта.

— Славные были деньки…— печально вздохнул Черт.

Но последние лет двадцать все изменилось — грешники пропали вовсе. Из их отряда Первых Поборцев, коих было тринадцать на данный участок, остался только он один. Кто был удачливее, испросил какой-нибудь должности поближе к Низу, а кому не повезло, отправились в город, дабы вместе с Белой Горячкой являться алкоголикам. Не стоит их строго судить — хоть какое-то разнообразие.

Черт тоже подавал рапорты о переводе, но был он из простых чертей, знакомых и родственников среди сколько-нибудь значимых чиновников не имел, а стало быть, надеяться ему было не на что. Всего один раз он получил сухую отписку, на том дело и кончилось. Было даже время, когда Черт, отчаявшись окончательно, тоже решил перебраться в город, но, попав в компанию двенадцати агрессивно настроенных и изрядно выпивших юных безгрешников, избавленных от чувства юмора и воображения, решил что сие занятие не для него. Его уделали так, что он начал сомневаться в своей неумираемости. Черт решил сидеть на старом месте и не высовываться. Так он и сидел, пожирая ни в чем не повинных улиток и гусениц, и прогоняя назойливые мысли. Первое время гнать мысли у него получалось, но со временем это занятие давалось ему все труднее и труднее. А потом настал момент, когда не думать он уже не мог.

А мысли у него были следующие.

Грешники перевестись не могли. Это значило бы, что Небо опустилось на землю, то бишь расширилось до пределов земли, а сие невозможно, потому как земля — нейтральная территория, и претендовать на нее — значит, открыто объявить войну. Нет, небесные на это не пойдут, они терпеть не могут крови. Стало быть, остается второе… Грешники попадают прямехонько туда, а это возможно только в одном случае — они заключают контракт непосредственно с Князем, или его приближенными!

Раньше это было редкостью, и о каждом таком инциденте весть разлеталась мгновенно. Их можно было по копытам сосчитать. Но если сейчас это стало нормой, значит, Его армия набирает необычайную силу! Черт не знал почему, но эта мысль его до смерти пугала.

— Боже, спаси их души!.. — вдруг к ужасу для самого себя произнес Черт.

Эти слова он услышал от одного из грешников, который медленно отдавал концы в его казане, и тогда над ними вдоволь посмеялся. Но сейчас ему было не до смеху — он испуганно оглянулся, желая удостовериться, что стены не услыхали того богохульства, потом вдруг заорал и треснул со всей силы копытом о стену. Если бы он мог умереть, он сделал бы это сию минуту.

Черт упер копыта в рога и заревел, словно раненый бегемот. Из зеленых лупатых глаз без ресниц текли слезы размером с воробьиные яйца, а из поросячьего носа жидкая слизь. Он трясся от рыданий и никак не мог остановиться.

— Мне… нужен… пси… хиатр… — промеж рыданий выдавил из себя Черт.

Иван открыл глаза. Голова трещала и грозила лопнуть с минуты на минуту. Луна пробивалась сквозь ветки и резала зрение. Он зажмурился и прикрыл глаза ладонью. Лучше не стало. Желудочный сок вскипел и толкнул в горло спазмы. Иван кое-как перевернулся на живот, приподнялся на руках и принялся неистово извергать из себя желто-зеленую зловонную жидкость. Покончив с этим, он почувствовал некоторое облегчение, отполз в сторону и, все еще тяжело дыша и обливаясь потом, уселся посреди травы. Он посидел так немного, восстанавливая дыхание, потом полез в карман пиджака за носовым платком. Платка на месте не оказалось. Немного удивившись, он принялся методично обшаривать все карманы. Все что он нашел, это абсолютно пустой бумажник и десять рублей мелочью.

— Клауфелин! — со злостью процедил Иван. — Как я сразу не допер?! Вот сука!

Иван замолчал и принялся восстанавливать картину произошедших с ним событий.

Сначала был Адгиз. Вот он смотрит так внимательно и протягивает ему, Ивану, стопочку зеленых.

— Ну да, — согласился Иван с воспоминаниями. — Этот абрек одолжил мне деньги. Под проценты, разумеется.

Потом ресторан отеля «Кавказ». Там две знакомые физиономии — Толик с квадратной челюстью и Габот с редкими зубами. Завтра он бы вложил эти чертовы баксы в эти чертовы… как там их?.. железяки! Бурголовки МГТ-УАУ 190,5, а после завтра получил бы прибыль в двести процентов. Раздал бы наконец долги… Черт, верное же было дело! Но то завтра, а сегодня хотелось отметить это мероприятие, и пару сотен зеленых можно было смело спустить. Он посидел с приятелями, неплохо выпил и собирался уже уходить.

— Я собирался уже уходить, — твердо сказал Иван.

У него было хорошее настроение, потому что все шло так, как ему хотелось, и жизнь, наконец, должна к нему повернуться лицом, а не как обычно задницей. Иван расплатился с официантом и дал десять баксов на чай. И тут купюра замедлила свое падение на поднос профессионально улыбающегося официанта, потому что там дальше он увидел ее глаза. Черные как антрацит, гипнотизирующие, они смотрели толи на падающую купюру, толи на него. Аккуратный чуть вздернутый носик, пухлые губки, тронутые улыбкой и густые каштановые локоны, ниспадающие на голые плечи.

Иван задержался еще на пять минут, потом еще на двадцать, потом на еще час.

Кларисса — она так представилась. Она была профессионалкой, теперь это понятно.

— Я — последний идиот! — сокрушался Иван. — Но надо отдать должное — девка, что надо!

Иван не был последним идиотом, и будь он немного трезвее, ему удалось бы раскусить ее трюки. Достаточно было спросить бармена — они всех знают, тем более, женский пол.

— А может, он в доле? — задал себе вопрос Иван и тут же опроверг эту мысль, — исключено. Они знают правила — здоровье дороже. А она залетная. Наверняка уже в другом городе…

Иван тоже знал правила: спросить бармена, проанализировать ответ. Этого было бы достаточно даже для пьяных мозгов Ивана. Он этого не сделал. А дальше… Милая болтовня. Ей вино, ему коньяк. Зачем, спрашивается, она предлагала выпить вина на брудершафт? Потому что, добавь она клауфелин в коньяк, он рухнул бы сразу. А потом, когда он уже еле держался на ногах и думал, на кой черт он мешал коньяк с вином, вместо того чтобы думать, что он обычно намного крепче, она сказала: «Эй, ты что? Ты перебрал? Это ничего, бывает… Ты мне и такой нравишься». И потом: «Поехали к тебе». Если бы она сказала «ко мне», Иван бы засомневался. Профи, ничего не скажешь. Он опять расплатился, снова дал на чай, и этот ее взгляд, скользнувший по его набухшему бумажнику… И то, что она вызвала такси по телефону. Какого черта по телефону — их у выхода полно! Но это теперь все прозрачно, а тогда она обняла его за талию и повела к выходу. Такси он уже не помнил.

— Все выгребла, сука, — почти спокойно сказал Иван. — Оставила червонец мелочью на автобус… Даже носовой платок забрала. Зачем интересно? Как трофей на память?

Картина восстановилась в голове окончательно. Иван отрешенно смотрел на эту картину и не мог понять, почему его не убили. Если бы его убили, все было бы проще…

— У меня нет ни этих чертовых железяк, ни этих чертовых денег! Я в полном дерьме! — вдруг заорал Иван, потом покосился на смердящую лужицу и добавил уже спокойнее, — во всех смыслах… Черт бы меня побрал!

Черта словно ударило током. Он вмиг прекратил реветь и оглянулся по сторонам.

— Неужто?.. — дрожащим голосом спросил он себя.

Поверить в это он не мог, но надежда уже вспыхнула в его черной душонке ослепительной молнией, и Черт быстро размазав по волосатой физиономии копытами сопли и слезы, кинулся к стене. По дороге он зацепил треногу и опрокинул казан, залив пол черной дымящейся жижей, но даже не обратил на это внимание.

У стены Черт замер. Он стоял так некоторое время, навострив уши и раздувая ноздри, пытаясь определить верное направление, наконец, вычислил, и полез вверх, разгребая перед собой грунт, словно десять кротов, сговорившихся работать бригадой.

— Я жив и с этим надо что-то делать, — сказал Иван и печально вздохнул. — Деньги я брал на неделю. Значит в субботу их надо отдать… А отдавать нечем.

Перед глазами Ивана вдруг отчетливо проявилась картина. Такая живая и реальная, что он подивился своей способности к образному мышлению. В этой картине посреди пустого склада стоял железный стул, к которому был привязан Иван, к которому неторопливо подходил Адгиз, который очень недобро смотрел на Ивана. В правой руке Адгиз держал огромный кинжал, стреляющий искрами от одинокой лампочки, а в левой, почему-то, молоток. На складе не было ни окон не дверей. Там, ближе к противоположной стене, в тени вырисовывались молчаливые фигуры таких же Адгизов. Иван обливался потом и знал что сейчас его разрежут на несколько Иванов поменьше, а потом каждому маленькому Ивану настучат молотком по голове…

Иван тряхнул головой, прогоняя непрогоняемое.

— В субботу…— повторил он. — А сейчас то какой день?

Иван посмотрел на левое запястье. Часы, по всей видимости, были там же, где и носовой платок.

— Сколько я тут валяюсь, хотелось бы знать…

Надо было что-то предпринимать. Иван попытался встать, и это ему удалось. Ободренный, он решил выяснить свое местоположение и возможность возвращения в город. Последнее казалось проблематичным — вокруг плотной стеной стояли ели, а оттуда, со стороны луны, еле слышно доносилось кваканье.

— И куда это меня Леший занес? — спросил у леса Иван.

Леший недовольно поморщился и оглянулся.

— Что там, Леша? — осведомилась ведьма.

— Та кликнув хтось.

— Кто?

— Та я звідкі знаю?! Заблукали, може…

— Хлопец? Дивчина?

Леший покосился на ведьму, ответил с улыбкой.

— Хлопець.

— Леша, ну-ка напрягись! — оживилась старуха. — Давай, надо найти его!

— Кого?

— Та хлопца этого! — взорвалась старуха.

— Щас усе кину і побіжу шукати! — в тон ей ответил Леший.

— Ну Леша, — тут же сменила пластинку ведьма. — Ну пожалуйста! Ты же знаешь, он мне до зарезу нужен.

— Яга, нікуди я не піду! Тобі як сбреде шось у голову, то краще вмерти! Надо тобі — іди сама.

— Та как же я пойду сама? Он же тебя позвал!

— Він мене не звав. Він мене кликнув.

— Ну хорошо, не звал. Но у меня ж нету пеленгатора, ты ж знаешь!

— Він у тебе був колись. Треба меншь бєлєни їсти.

— Леша, хватит бухтеть, — примирительно сказала старуха, а потом вкрадчиво добавила, — между прочим, конопля дозревает. Ты, кажется, пробу хотел снять?

Леший хмыкнул, но промолчал.

— А урожай нынче хороший, — продолжила ведьма, почуяв правильное направление. — Тебе бы на пол года хватило.

Леший снял щеки с ладоней и посмотрел на старуху.

— Шо, усе віддашь?

— Усе, усе! — заверила Яга. — Мне она не к чему, я больше грибочки...

— Горазд, — наконец сказал Леший, грузно поднялся и повернулся к пруду задом.

— Пішли, — сказал он и побрел прямо сквозь кустарник шиповника.

Ведьма поспешно заковыляла следом.

Луна поднялась выше, и теперь Иван мог лучше рассмотреть свое местоположение. Оказалось, что находится он на малюсенькой поляне, умощенной густой и мягкой травой, но дальше все так же стояли ели, и абсолютно было не ясно в какой стороне город. Блуждать всю ночь напролет по дремучему лесу не было никакого смысла, тем более, что чувствовал себя Иван еще достаточно скверно. Посему, он снял пиджак, скатал его в рулончик, и растянулся на траве, положив эту импровизированную подушку под голову. Ночь была теплой, и уснул Иван практически сразу. А спустя еще мгновение приснилось ему, что в нескольких метрах от него, как раз под плямой блевотины, зашевелилась земля, набухла эдаким муравейником, и вдруг рассыпалась, предоставив Ивану на обозрение волосатую физиономию с большими зелеными глазами без ресниц, ушами осла, поросячьим носом и небольшими рогами.

— Что это за мерзость? — спросила физиономия, косясь на сгустки блевотины, свисающие с кончика его правого уха.

— Это блевотина, — ответил Иван. Он знал, что спит, и не удивился.

— В самом деле? — спросила физиономия.

— Ага.

— Хм-м… Хорошо…

Рогатая голова начала подниматься выше, появилась пара лап, с копытами на концах, потом туловище, вторая пара лап и, наконец, хвост с пушистой кисточкой. Существо сильно смахивало на осла, только естественно держалось на задних конечностях, и еще эти метаморфозы с головой. На шее существо имело черную бабочку, в данный момент изрядно перепачканную черноземом.

— Черт меня возьми! — оторопело произнес Иван. Он еще никогда не видел столь странных снов. — Черт, ни больше ни меньше!

— Собственной персоной! — гордо ответствовало существо. Желто-зеленый сгустки качнулись на его ухе, он покосился на них, снял копытом, потом вытер копыто об траву, зачем-то понюхал, даже лизнул, мелко сплюнул и продолжил, — кстати, я здесь как раз для этого.

— Для чего, «для этого»? — не понял Иван.

— Для того, что вы только что сказали.

— А что я такого сказал?

— Вы сказали: Черт вас возьми, — терпеливо объяснил Черт.

— А-а… Ну, это же метафора, вы же понимаете! — Ивана все это начало веселить.

— Нет, не понимаю! — отрезал Черт. — Вы произнесли формулу. В купе с вашими грехами, этого достаточно. Скажу вам больше — будь вы безгрешны, формула бы не сработала. Таков закон.

Иван продолжал думать что спит, но как-то стало ему в этом сне не уютно.

— Каковы же мои грехи? — осторожно спросил он.

— Откуда я знаю?! — взорвался Черт. — Учет грехов не моя работа. Но будьте покойны — в должный момент вы непременно о них узнаете. А теперь, будьте любезны, пройдите со мной. Советую вам не сопротивляться. Так, для информации: с лошадью на плечах я свободно пробегаю несколько верст, так что в случае сопротивления, буду вынужден применить силу.

Последние слова Черт произнес с мрачной решимостью, и Иван вдруг понял, что никакой это не сон. Что вляпался он в дерьмо, по сравнению с которым кинжал Адгиза сущий пустяк. И ждет его казан с кипящей смолой, а может и еще чего похуже. Иван покрылся холодным потом. Надо было срочно что-то предпринять, но что именно — никак не приходило Ивану в голову. На мысль подорваться и нестись куда глаза глядят, ослабленный отравлением организм отвечал мелкой дрожью, — смыться Иван не надеялся.

«Ну почему они меня не убили!»

— Разумеется, я пройду с вами, — сказал Иван, переведя себя в сидячее положение и стараясь подавить вибрацию в голосе. Иван не был пугливым человеком, но он никогда не сталкивался с опасностью подобного рода. Все, что ему оставалось, это надеяться на нежданное чудо, а потому он решил тянуть время, — а вдруг вышла ошибка и я… безгрешен. Кто тогда ответит за такое нарушение?

— Рожденный во грехе, не может быть безгрешным, — все тем же формальным тоном ответил Черт, потом добавил, слегка смягчившись, — честно говоря, раньше этот грех был чисто символический, и его почти никогда не учитывали…

— А что изменилось? — Ивану показалось, что он нашел лазейку.

— Все! — рявкнул Черт. — Сейчас нет формальных грехов! Но могу вас заверить, пока я буду вас обрабатывать, а это около недели, — Иван почувствовал, как по спине пробежался холодок и рубашка прилипла к телу, — будут проведены дополнительные проверки, и если они докажут вашу… э-э… э-э…— Черт никогда не осмеливался на людях говорить это слово. Не стал и сейчас, — вас вернут назад.

— А вдруг будет поздно!

— Сударь, мы зря тратим время! — прорычал Черт. Он уже вдыхал аромат булькающего греховного бульона. Какая разница? Виноваты все. Все во грехе! Один больше, другой меньше — что с того? Правда, чем больше грехов у очищаемого, тем наваристее бульон, но тут не до жиру — сойдет и жидкая похлебка!

— Значит, все… — упавшим голосом пробормотал Иван, и Черт даже пожалел бедолагу. Но долг есть долг. То есть, долг сейчас и поможет Черту есть.

— Все! — отрезал он.

— Я почему-то думал, что смерть приходит в виде женщины в длинном балахоне и с косой в руках, — отрешенно произнес Иван.

— Ну ты, брат, даешь! — вдруг развеселился Черт.

«Я тебе не брат, свиная морда! — вдруг со злостью подумал Иван. — Тоже мне вестник смерти выискался! Мы еще посмотрим, какую ты там лошадь на плечах носил! Я, бля, на улицах дрался — это тебе не лошадь!»

— Смерть с косой, — тем временем продолжал Черт, — это для массовых процедур. Война там, эпидемия, еще что… Они профи, конечно, чего говорить, поэтому меньше, чем с тремя дюжинами не работают. Но есть там и минусы — от них, даже ежели попал случайно, выбраться невозможно. Сам понимаешь — поток, конвейер. Гвоздь в голову, два в ладони — следующий. Они не разбираются. Но у нас еще будет достаточно времени поговорить на эти и другие темы…

Где-то в стороне вдруг хрустнула ветка. Черт оборвал себя на полуслове и резко повернул голову. Иван тоже посмотрел в том направлении. Из-за тени деревьев выступили две фигуры и остановились на освещенном луной пятачке.

Первая фигура была одета в камуфляжные шорты с оттопыренными карманами, из которых торчали худые коротенькие ноги. Ноги заканчивались ступнями, и хотя трава отчасти скрывала их, было понятно, что по размерам они близки к водолазным ластам. Выше одежды существо имело обрюзгшее пузо, узловатые плечи с длинными и тонкими, словно веревки, руками, и широкими ладонями. Украшало сие великолепие лысая голова с влажными немигающими глазами и огромным слюнявым ртом.

Рядом с этим безобразием стояла худющая старушенция. Вся в длинном черном балахоне до пят, но с откинутым капюшоном. Ее волосы были толи не мыты, толи имели несколько оттенков седины — от грязно-серого до молочного (разглядеть точнее в лунном свете у Ивана не получалось). Еще у нее было узкое и очень морщинистое лицо, причем морщины лежали в самых разных направлениях, так что определить по ним характер их обладателя было невозможно. Помимо морщин на лице старухи имелись тонкие губы, нос, смахивающий на лезвие и черные внимательные глаза.

Черт быстро оценил ситуацию. В следующее мгновение он уже стоял за спиной Ивана, одной лапой сжимая ему горло, а второй заломив руку. Хватка была железной.

— Он мой! — прошипел Черт из-за плеча Ивана, и тот почувствовал запах гнили из его пасти. — Про-о-о-ч-ч-чь!..

— Не рановато ли ты вылез, черномазый? — спокойно спросила старуха. — Неужто улитки закончились?

Раньше черти никогда не ввязывались в подобные переделки. Леших и ведьм уважали и побаивались все, вплоть до самого Низа. Они были свободными художниками, в войну между Небом и Адом не лезли, хотя считались весомой силой. К тому же заботились о флоре и фауне планеты, что было выгодно обеим сторонам. Так что Черт знал — за подобную выходку его по голове не погладят. Но отступать было некуда — позади оставалось только отчаянье.

— Не отдам! — прошипел Черт и попятился назад, увлекая за собой Ивана.

Леший поднял было руку, но ведьма остановила его. Она смотрела на Ивана.

Иван вдруг понял, что ему необходимо сейчас что-то предпринять. И немедленно. Он собрал все силы, резко вывернулся и заорал прямо в вонючую пасть:

— Изыди, нечисть!

Черт ахнул и отскочил назад. Иван бросился в противоположную сторону, споткнулся и растянулся у самых ног ведьмы.

— Ху-у-у-ма-та! — в тоже мгновение взревел Леший, и из земли юркими змеями выскочили древесные корни и вмиг затянулись вокруг нижних копыт Черта. Тот беспомощно задергался, потерял равновесие и, жалко хрюкнув, грохнулся на спину. Леший неспешно подошел, ухватил левой рукой Черта за рог и без усилий поставил на ноги. Черт скулил и пытался отодрать эту лапищу от своей головы, но это ему никак не удавалось. Леший тем временем размахнулся правой и отвесил несчастному глухую оплеуху. Черт потерял ориентацию, а после второй и сознание. Леший отпустил бедолагу и тот, словно подушка, осел на землю.

— Зовсім осатанів, — констатировал Леший.

— Брось его, Леша, — сказала старуха. — Он, ведать, грибов переел.

— Яга, коли це було, шоб чєрті на рожон лізли? — Леший посмотрел на бездыханное тело. Ему хотелось врезать еще разочек и он жалел, что Черт отключился так быстро.

— А ты молодец, сообразительный, — похвалила старуха Ивана. Тот оторопело таращился на Лешего, пытаясь хоть немного присмирить в своей голове растревоженные мысли. Иван перевел взгляд на старуху и с некоторым удивлением обнаружил, что морщины на ее лице расплылись в добродушную искреннюю улыбку.

— Только второй раз такой номер с ним не пройдет, — продолжила старуха. — Тебя звать то как?

— Иваном, — ответил Иван.

— Иваном! — оживилась старуха. — У тебя и братья, имеются? Старшие?

— Целых два, — подтвердил Иван старухины предположения, продолжил, — оба преуспевающие и уважаемые люди. Один сейчас в Лондоне, другой в Питере… а я в лесу и со мной черт знает что твориться…

— Советую тебе Черта больше не упоминать, — нравоучительно изрекла старуха и добавила, — ну что, пошли?

— Куда? — осторожно спросил Иван. Эти двое не вызывали у него страха, но все же происходящее было достаточно странным. — Вы, вообще, кто?

— Меня Ягой зовут, — тут же ответила старуха. — А это Леший.

— Леший… — повторил уже ничему не удивляющийся Иван. — А ты баба Яга.

— Точно. Ну пойдем уже.

— Так куда идем то? — опять спросил Иван.

— Домой ко мне, куда же еще. Тебе, вон, отдохнуть надобно, поесть, подлечиться малость. Я отсюда вижу, что кишки тебе какой-то гадостью прополоскали. Так и язву недолго заработать. И потом тут тебе оставаться нельзя. Сам видел, черти совсем совесть потеряли.

Иван на секунду задумался. В сущности, почему бы и нет? Кто ему даст эти чер… хреновы деньги? Где он их возьмет? Не банк же грабить! Нельзя ему в город. И тут нельзя. Значит, надо идти.

— А з цим шо робить? — спросил Леший, нависая над Чертом мрачной тучей. Тот по-прежнему не подавал признаков жизни.

— Да брось его, Леша, — отозвалась старуха. — Оклемается, может уразумеет ошибку.

Леший с сомнением посмотрел на ведьму.

— Уразуміє? — переспросил он. Лешему не очень то в это верилось, но убить Черта он все равно не мог — не убиваемые они, твари.

— Горазд, — наконец согласился Леший.

— Ну идем уже! — нетерпеливо проскрипела старуха и Иван услышал в ее голосе сварливые нотки. Это ему не очень понравилось, но ведьма уже ухватила Ивана под руку и тащила в глубь леса. Леший плелся сзади.

«Ну и чер… ну и хрен с ним!» — со смирением подумал Иван.

Глава II

Полуторачасовой переход по лесу не лучшим образом сказался на организме Ивана. Его опять начало поташнивать, голова кружилась и если бы не железная рука ведьмы, он бы свалился с ног еще на пол пути. Иван смутно помнил, как вдруг выглянул из-за деревьев контур избушки, потом жестковатый, но все же такой уютный матрас, чьи-то цепкие пальцы, расстегивающие пуговицы его рубашки, несколько глотков чего-то теплого и горького, и провал без сновидений.

Черту пришлось выгнуться колесом, чтобы достать до пут, в которые его сковал Леший. В такой позе, уткнувшись щекой в собственный анус и изредка тоскливо похрюкивая, он и провел остаток ночи.

Только под самое утро он перегрыз последний корень, разогнулся и с тихим проклятием опрокинулся на спину. Спина вдоль позвоночника жутко ныла. Черт закрыл в блаженстве глаза и расслабил зудящие десна, сквозь которые тут же вывалился горячий язык с каплей густой свисающей пены.

Тем временем утро вступало в полное владение, и солнце вот-вот должно было показаться над частоколом леса. Нужно было уматывать, но Черт не мог пошевелить ни одной конечностью. Он полежал еще пару минут, потом собрал последние силы, кое-как перевернулся на брюхо и пополз в сторону разрытой ямы. У самого края он замер, оглянулся на восток, где из-за верхушек елей в открытое небо втыкались золотые лучи, перевел дыхание, потом мрачно прошипел: «Мы еще посмотрим…», и полез вниз.

В тоже мгновение солнце показалось над лесом, успев лизнуть Черта по хвосту утренним лучом, из-под земли послышался вялый вскрик боли и усталости.

Что-то давило Ивану на грудь, выдавливало из него сон. Просыпаться не хотелось, во сне было так уютно и комфортно, но тяжесть на ребрах никак не отпускала. К тому же что-то щекотало Ивана по носу и щеке. Иван вяло поднял руку, чтобы отмахнуть насекомое, и хотел было уже перевернуться на бок и подремать еще, когда услышал голос.

— Ну, вставай уже. Пять часов вечера, сколько дрыхнуть можно?

Иван открыл глаза и дернулся от неожиданности. Прямо перед своим лицом он узрел огромную кошачью физиономию, — котяра лежал у Ивана на груди, шевелил усами, и внимательно смотрела Ивану в глаза. Был он пепельно-пушист, спину украшали темно-серые поперечные полосы, и имел огромный распушенный хвост, который в данную минуту лениво описывал полукруг сначала по часовой стрелке, потом в обратную сторону. Животное, по крайней мере, в два раза превосходило по размерам все виданные доселе Иваном экземпляры.

— Тьфу ты, хренотень… — облегченно сказал Иван и повел глазами по комнате. Там никого больше не было.

— Проснулся, — констатировала кошачья физиономия, придвинулась ближе и принялась обнюхивать лицо оторопелого Ивана.

— Ты… говоришь? — наконец спросил Иван. Он боялся пошевелиться.

— А ты не веришь собственным ушам? — кот разинул пасть, вывалив оттуда длинный розовый язык, провел им, словно наждаком, по щеке Ивана и состроил гримасу. Иван мог поклясться, что он улыбается.

— А тебя… случайно… не Бегемотом зовут? — спросил Иван осторожно. Он понемногу успокаивался.

Кот недовольно поморщился, чуть отвернулся и сказал тихо:

— Никогда ему это не прощу.

— Что? — не расслышал Иван.

— Ничего, это я Михаилу Афанасьевичу... — И добавил невозмутимо, — рад, что ты знаешь классику. Филипп — вот мое имя.

— Понятно… А что ты делаешь?

— Проверяю твое самочувствие.

— В каком смысле?

— В прямом. Ты что, не знаешь, что болезнь пахнет?

— И как у меня самочувствие?

— Скажи спасибо бабуле, уже лучше.

— Филипп, мне будет еще лучше, если ты с меня слезешь.

— Как скажешь.

Кот отодвинул физиономию, встал на все четыре лапы, потянулся и тяжело спрыгнул на пол.

Иван откинул одеяло и обнаружил, себя в одних трусах. Синие хлопчатобумажные трусы в черных квадратиках. Он с облегчением отметил, что это его трусы, остальной одежды видно не было. Иван машинально скользнул взглядом по левому запястью — часы не появились.

— Сколько, ты говоришь, времени? — спросил он кота, и вдруг удивился, как быстро он привык к факту говорящего животного.

— Начало шестого, — ответил Филипп и добавил через секунду, — твое шмотье в стирке, одевай это.

«Этим» был домашний мужской халат в светло-зеленую и коричневую полоску, аккуратно сложенный на табурете. Под табуретом стояли тапки. Расцветка халата намекала на узбекские мотивы, и Иван машинально спросил себя, откуда в лесу мог взяться узбекский халат, но потом решил, что это далеко не самый важный вопрос, на который стоит искать ответ, и выбросил из головы.

Иван надел халат, завязал поясок, воткнул ноги в тапки и подошел к окну.

Ставни были раскрыты, в окно вливалось густо-оранжевое вечернее солнце и упиралось в стену. Иван снял щеколду и открыл форточку. Вместе с запахом хвои внутрь ворвался аромат свежеиспеченного хлеба и жареного мяса. Желудок призывно заурчал.

— Васька кулинарит, — прокомментировал кот.

Иван оглянулся на него, потом опять посмотрел в окно.

В этом направлении деревья расступались метров на сорок, открывая узкую тропинку сквозь густую изумрудную траву, уводящую вниз к извилине сверкающей речушки. Речушка выскакивала из-за мишуры ив, извивалась на малюсеньком песчаном пятачке и так же внезапно исчезала. На другом берегу стоял и тихо разговаривал лес.

Иван толкнул скрипнувшую дверь и вышел наружу. Кот вышел следом.

— А где же куриные ножки? — спросил Иван у Филиппа, огладываясь на избу. Та прочно стояла на земле, и поворачиваться ни задом, ни передом не собиралась.

— Хорошая шутка! — одобрил кот и улыбнулся.

— Что, проснулся? — послышался девичий голос.

Иван повернулся на голос.

Метрах в двадцати к реке плотно вгруз в землю приземистый сруб баньки. Слева и чуть в стороне от избушки располагался небольшой навес, укрывающий от солнца грубый деревянный стол, две лавки по бокам и кирпичную печь с двухметровой трубой. Из трубы лениво струился сизый дымок и тут же таял в июльском воздухе, а на печи стояла огромная чугунная сковорода и мерно шкварчала аппетитными кусочками. Возле печи Иван и обнаружил молодую особу в юбке до колен и белой блузке с расшитыми разноцветными нитками манжетами и воротником. У девушки были черные, как смоль, волосы, уплетенные в толстую косу и перевязанную алой лентой, такие же черные брови и длинные ресницы над большими зелеными глазами. Она стояла к Ивану в профиль, перемешивая содержимое сковороды деревянной лопаткой и слегка повернув к нему лицо.

— Я Иван, — представился он.

— Я знаю, — сказала девушка и отвернулась к сковороде.

Кот толкнул Ивана в ногу, привлекая к себе внимание, потом многозначительно зажмурил один глаз. Иван улыбнулся и подмигнул ему в ответ. Животное начинало ему нравиться.

На столе под навесом лежали пять пустых грубых тарелок глиняного происхождения, и еще несколько с разнообразными салатами. Посреди стола стоял и манил золотистыми краями свежевыпеченный каравай. Возле каждой пустой тарелки находилась деревянная ложка и глиняная кружка. Завершал этот натюрморт высокий глечик с молоком и чавун с дымящейся картошкой.

Кот подошел к лавке, проворно влез на нее, а потом и на стол, понюхал первый попавшийся салат, поморщился, прошелся вдоль стола, вытянул шею и втянул ноздрями запах из сковороды.

— Обалдеть! — сказал он облизнувшись. — Биточки из лосятины! Это же надо! Что, Васек, высокие гости?

Девушка обернулась, и Иван заметил, как легкий румянец залил ей щеки.

— Во-первых: это не биточки! — резко ответила она коту. — А во-вторых: тебе сколько раз говорить, чтобы ты с ногами на стол не залазил! Ну-ка, брысь со стола! — она замахнулась на кота лопаткой.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Филипп и спрыгнул на пол. — Подумаешь, не биточки. Лосятины мы все равно сто лет не ели. Все эти тупые куропатки да утки безмозглые. Я от них сам тупеть начал… И потом, что это за «брысь»? Я тебе что, пес безродный?!

— Пасть закрой! — гаркнула на кота юное созданье.

— Я все понял, удаляюсь, — торжественно произнес кот, действительно удаляясь от стола.

Доковыляв до Ивана, он поднял морду и риторически спросил:

— Видал?

Иван кивнул и улыбнулся. Ему захотелось почесать кота за ухом, но он не знал, не обидит ли это Филиппа. Вместо этого Иван присел возле кота и тихо, чтобы не слышала девушка, спросил:

— Слушай, Филипп, кто эта молодая особа?

— Здрасте! — нарочито громко ответствовал кот, состроив не лице гримасу возмущения. — Василиса это. Внучка бабули нашей. Прошу любить и жаловать! Василис, ты почемутошки гостю не представилась? Ась?

Девушка стрельнула в Ивана глазами, но промолчала. Филипп некоторое время любовался обоими, переводя с Ивана на Василису и обратно свою усатую морду, потом пробурчал себе под нос что-то вроде: «А-а… люди… все у них должно быть сложно…», и побрел назад к лавке.

— Садись, сейчас ужинать будем, — наконец сказала Василиса Ивану, потом ловко подцепила сковороду непонятно откуда взявшимися щипцами и переместила ее на стол.

— Я схожу к реке, умоюсь.

— Ну, деревня! У нас умывальник есть, — она бросила на Ивана взгляд и снова отвернулась к столу, зачем-то переставляя посуду.

Иван посмотрел на умывальник. К ветке березы куском бечевки был привязан длинный и узкий кувшин. К стволу был приделан откол зеркала неправильной формы. Там же размещалась маленькая полочка, удерживающая на себе кусок хозяйственного мыла.

Иван улыбнулся, но комментировать не стал.

— Иди, умывайся быстрее, — поторопил Ивана Филипп. Он уже сидел на лавке, — а то бабуля уже возвращается.

Иван побрызгал себе в лицо водой, поискал глазами полотенце, не нашел, оглянулся на точеный профиль Василисы, хотел было спросить, но передумал и, в конце концов, вытерся подолом халата.

«Бабуля» доковыляла до избы, поставила в тени корзину, полную всяких трав и кореньев, подошла к столу и села напротив Ивана.

— Ну? — спросила она. — Как самочувствице?

— Спасибо, намного лучше.

— Ну и славно. Ты познакомился уже с Василисой? — ведьма перевела взгляд на внучку, но та даже не обернулась.

— Да.

— Познакомился он уже, познакомился, — нетерпеливо перебил Филипп. — Бабуль, чего ждем то? В животе урчит.

— У тебя всегда там урчит, — вставила шпильку Василиса.

— Хороший аппетит — признак здоровья, — парировал кот.

— Или глистов…

— Ну хватит вам, — оборвала их старуха. — Лешего ждем. Сейчас будет.

— Начинается! — завозмущался Филипп. — Когда вы меня овсянкой да перловой кашей морили, так никто в гости не заявлялся! А на лосятину сейчас пол леса припрется!

— Послушайте, — обратился Иван к старухе, как только кот умолк на секунду, — я очень благодарен вам за то, что вы делаете для меня, но отплатить мне нечем. И вполне может так случиться, что и не будет…

— Ваня, — перебила его ведьма и пренебрежительно махнула рукой. Кот повернул к Ивану морду и состроил озадаченную физиономию. Василиса бросила на Ивана взгляд, ее губы тронула улыбка.

— Вы там в городе совсем на деньгах помешались, — продолжила старуха. — В этом смысле нам от тебя ничего не нужно. А то, что может нам понадобиться, у тебя есть всегда.

— Иван, ты всегда такой? — осведомился кот.

— Какой? — не понял Иван. Он думал над тем, что же от него может понадобиться.

— Занудный!

— Надеюсь, что нет. Просто я немного сбит с толку. Мне еще не доводилось находиться в компании говорящего кота и… и …

— И двух ведьм, — закончила за него Василиса.

Иван повернул голову и встретился с ней взглядом. Ее глаза стреляли искрами толи заходящего солнца, толи, словно сильно наэлектризованный металл внутренней бешеной энергией, губы широко и слегка насмешливо улыбались. Иван в своей жизни повидал много женских глаз, но эти вызывали у него чувство беспокойства. Причину того явления он объяснить не мог, и это беспокоило его еще сильнее.

— Отдыхай, Иван, пока, сил набирайся, — примирительно сказала старуха. — Ежели что, Филиппа спрашивай. Он хоть и много мяукает, но иногда попадает. — Кот фыркнул и с деланной обидой отвернулся. — А вот и Леший.

Леший грузно брел по тропинке, неся на своих плечах молодого оленя. Животное вело себя тихо, только время от времени тяжело приподнимало голову и пыталось осмотреться.

Старуха секунду наблюдала приближение Лешего, потом поднялась и скрылась в избе. Василиса схватила ведро и убежала к реке.

— Что это? — спросил Иван Филиппа.

— Леший с оленем, — ответил кот.

— Ну, это то видно. Зачем он сюда его несет? С охоты, что ли?

— С какой охоты! Раненый олень, не видно, что ли? Мы едим, конечно, оленину (не все ж на бабулиных грибах сидеть) но только тех, кто сам разбился, или от ран помер.

— А куропаток и уток? — вспомнил Иван Филипповы причитания.

— А ты знаешь, сколько их развелось? Популяцию контролировать надо. Ты думаешь, чем бабуля с Лешим в лесу занимаются?

— Контролируют популяцию куропаток…

— Ну слава богу! Наконец-то включил соображалку! Контролируют. И не только куропаток. Вообще все, что есть в лесу, все контролируют.

— Неужели можно контролировать весь лес?

— В плане контроля видов, конечно можно. Никто, ведь, и не говорит, что у них под учетом каждая травинка. Хотя, в принципе, и это возможно… А вообще, Иван, ты будешь поражен, узнав сколько всего на самом деле можно…

Тем временем Леший подошел к дому, и Иван поднялся ему навстречу.

— Помочь? — спросил он Лешего.

— Не треба, — ответил тот, потом аккуратно снял с плеч животное и положил его на землю. Задняя ляжка зияла рваной раной и кровоточила.

Василиса вынырнула из-за плеча Ивана, поставила на землю ведро, опустилась на колени у головы оленя и стала что-то нараспев тихонько нашептывать раненому прямо в ухо. Старуха тем временем помяла в руках пучок какой-то травы, кряхтя, присела и легонько поводила этим пучком по ране. Потом зачерпнула рукой из банки желто-коричневой мази и тщательно замазала. Животное даже не дернулось. Василиса обменялась с ведьмой взглядами, потом взяла тряпку, обмакнула в ведро и обтерла рану, сполоснула тряпку и обтерла еще раз. Олень лежал совершенно неподвижно.

— Он что?.. — Иван хотел сказать «сдох», но после увиденного это слово как-то не ложилось на язык.

— Какой там! — ответил из-за стола Филипп. — Завтра будет скакать как новый.

— Спит он, — пояснила старуха. — Рана не глубокая, завтра уже встанет.

— Ане-е-сте-е-зи-и-я! — растягивая слово, просмаковал кот. — Ну, что, операция окончена? Можно, наконец, поесть?

— Да, садитесь за стол, — сказала старуха, вытирая руки о передник.

Все разместились за столом. Василиса принялась раскладывать по тарелкам картошку и мясо.

— Вась, только вот этого дерьма мне не ложи, — Филипп указал лапой на миску с салатом. — У меня изжога от гусенец.

Иван внимательно посмотрел на салат. Василиса едва заметно улыбнулась.

— А мне можно побольше, — сказал Иван, надеясь, что правильно понял их розыгрыш.

Леший подошел к столу, собрался сесть, увидел Филиппа, задержался на секунду и пошел в обход стола. Кот вжал голову в плечи, пригнул уши, и внимательно наблюдал за его приближением. Леший подошел к Филиппу, ухватил его двумя пальзцами за загривок и поднял на уровень своей головы. Филипп поджал задние лапы и хвост.

— Ну шо, котяча морда? — улыбаясь во весь свой огромный рот, спросил Леший. — Як справи?

— Та горазд, горазд справи! — мяукнул Филипп на украинском в ответ. — Поклади мене на місце!

— А де твоє місце?

— Ось тут, на лавці!

— А як не покладу, то шо тоді?

— А тогда я напьюсь воды и ночью обосу всю коноплю, которую бабуля тебе обещала! — Филипп вернул себе прежнюю национальность. — Накуришься тогда, бульдозер зеленый!

Леший захохотал и опустил кота на место. Филипп сверкнул в него глазами и отвернулся к тарелке.

— Ну а в тебе як справи? — спросил Леший Ивана, переступая через лавку и усаживаясь рядом с ним. Иван подумал, что Леший и его сейчас поднимет за загривок, но тот не стал.

— Спасибо, вроде не плохо, — ответил он.

— Ну і горазд. Яга, ти шо, гостям і по сто грам не нальєшь?

— Твои сто грамм — наши пол ведра! — вставил Филипп, но Леший на него даже не посмотрел.

Ведьма молча достала из-под стола приличных размеров бутылку зеленого стекла и мерно набулькала всем по чашкам. Причем посудина Лешего была наполнена почти до краев, а Ивана и Василисы на треть. Филиппу досталось еще меньше, но он не возражал.

— Ну, шоб не боліли, — произнес Леший тост, чокнулся с Иваном и в один глоток проглотил содержимое двухсотграммовой посудины.

— Я пью ваше здоровье! — чопорно продекламировал Филипп, подмигнул Ивану, потом проворно наклонил к себе лапами чашку, засунул туда свою морду, насколько это позволяли размеры, и пару раз зачерпнул языком.

Иван вздохнул и выпил. Настойка была достаточно крепкой, но пилась легко и мягко. Иван секунду смаковал аромат, оставшийся во рту, потом почувствовал, как по желудку растекается тепло.

— Здорово! — воскликнул он, обращаясь к бабуле.

— Понравилось? — спросила та, улыбнувшись.

— Еще бы! Да такую выпивку за большие деньги еще поискать надо!

— Да-а… — согласился Филипп. Он подцепил когтем кусочек парующего мяса, шумно на него подул и отправил в рот. — В чем в чем… а самогоне… бабуля понимает, — продолжил он промеж аппетитного чавканья.

Иван вдруг вспомнил, что дико хочет есть. Он взял ложку и уверенно воткнул в подозрительное блюдо. Салат напоминал кальмаров с грузинской зеленью под майонезом. Иван подумал было, откуда в лесу кальмары, но потом плюнул и зачерпнул еще. Вкусно и точка!

— Ну шо? — задал Леший риторический вопрос. Он безразлично ковырялся в картошке.

Старуха посмотрела на него, потом молча взяла бутылку и переставила ближе к Лешему.

— Отож, — прокомментировал Леший и разлил по второй.

Иван посмотрел на чашку, потом на старуху. Он понятие не имел, в каком состоянии его здоровье, и стоит ли ему пить еще. Леший перехватил его взгляд и улыбнулся.

— Ну шо ти, Іване! Хіба можно жінку слухати у мужській справі?

Иван вдруг почувствовал, что Василиса смотрит на него. Он повернул к ней лицо и увидел бездну за ее огромными, немигающими, смеющимися, сверкающими, рыдающими, издевающимися, умоляющими глазами…

— Ваня! — резко мяукнул Филипп. — Мы вас ждем’с!

Иван моргнул и перевел взгляд на Филиппа. Потом кивнул, чокнулся и выпил. У него было чувство, что его только что вырвали за волосы из глубокого колодца. Настойка застряла в горле, и он чуть не поперхнулся. Старуха внимательно на него посмотрела, потом перевела взгляд на внучку. Взгляд не обещал ничего хорошего. Василиса моргнула, чуть тряхнула головой, то ли соглашаясь с бабулей, то ли прогоняя наваждение, и опустила глаза в свою тарелку.

Иван попробовал закусить, но есть уже не хотелось. Он засунул в рот кусок лосятины, долго жевал и кое-как проглотил. Ему казалось, что он голый посреди людной площади — ничто не могло укрыться от этого взгляда.

«На кой… все это нужно?» — спросил он себя и вдруг услышал.

— …главное понимать, что тебе нужно. В этом все дело. Вот когда я, например, голодный, я абсолютно точно знаю, что я голодный. Мало того, я знаю, что именно я хочу съесть. В этом мое преимущество — я всегда точно знаю, чего хочу. — Филипп держал в правой лапе кусок мяса и мерно разглагольствовал.

Иван вдруг понял, что разговор идет уже некоторое время, начало которого он пропустил.

— Твій котячій розум може інколи родити цікаві думки, — ответил коту Леший. Он говорил серьезно. — Но не забувай, шо ти кіт. Як і кожнiй тварюці, тобі легше зрозуміти свої інстинти.

Иван собрался с духом и посмотрел на Василису, но та не поднимала от тарелки глаз.

— А як же, — продолжал Филипп. — Мои инстинкты ко мне ближе, чем, скажем, инстинкты людей к своим хозяевам. Люди очень долго убивали в себе понимание собственных инстинктов и, в конце концов, сильно в этом преуспели. Они абсолютно не понимают себя самих.

— А ты понимаешь людей? — спросил его Иван, сделав ударение на слове «ты». Он вовсе не хотел встревать в спор, но голос Филиппа действовал достаточно раздражающе, чтобы от него можно было просто отмахнуться.

На секунду воцарила тишина. Иван поднял глаза и посмотрел на окружающих. Все, кроме Василисы, смотрели на него.

«Можно подумать, что я пернул за столом в высоком обществе! — пронеслась ирония в Ивановой голове. — Я здесь, и я им нужен, а потому к че… к такой-то матери чувство такта! Тем более что я все рано не знаю, в чем оно у них выражается!»

Алкоголь растворялся в крови Ивана, прогоняя внутреннюю скованность, и он продолжил уже более спокойно:

— Но, наверное, Филипп, дело не в том, что хочешь ты, а в том, чего хотят от тебя.

Теперь даже Василиса смотрела на него. Иван почти спокойно посмотрел ей в глаза, и на какое-то мгновение ему почудилось, что за ее взглядом прячется легкий испуг.

Иван выдержал паузу и, улыбнувшись, продолжил:

— Ребята, я, между прочим, самый, что ни на есть человек!

Леший чуть откинулся назад и, слегка повернув голову и прищурив глаза, смотрел на Ивана. На его непомерных губах блуждала едва заметная улыбка. Чувствовалось, что от происходящего он получал удовольствие.

— Ваня, ты понимаешь, где очутился? — спросила старуха. Она говорила спокойно, но Иван почувствовал в ее голосе напряжение.

Иван положил ложку и посмотрел на ведьму. Это все начинало действовать ему на нервы.

— Вот что… — с расстановкой начал он, — еще ночью я ломал голову, почему меня не убили? И здесь Филипп, наверное, прав. Потому как ночью я хотел быть мертвым с одной стороны, а с другой не хотел. Я не такой специалист в инстинктах, как Филипп но, наверное, это они и были — инстинкты. Они и не хотели, чтобы я помер. Но это другая история — сознание способно к саморазрушению. Человек разумный изначально способен на самоубийство… Но это не про меня. В конечном счете, я рад, что жив.

— Ваня, да я вовсе не хотел тебя обидеть! — произнес Филипп, разведя в стороны лапы.

— Да я и не обиделся, — ответил Иван и улыбнулся коту. Он вдруг понял, что держит ситуацию в своих руках, и это добавило ему бодрости и чувства уверенности в себе. — Давайте, лучше, Алексей, не знаю как вас по батюшке, выпьем! — обратился он к Лешему и пододвинул в его сторону свою чашку.

— Не було в мене батька, тому кликай як тобі заманеться, — ответил Леший, разливая по третьей.

Иван выпил, на этот раз не поперхнувшись, и даже нормально закусил. Филипп посербал из чашки, понюхал салат и сказал, обратившись к Ивану?

— Все-таки сложные вы создания, люди…

— С этим я соглашусь, — ответил Иван.

— Ты, Ваня, говоришь о разуме, о сознании… — неторопливо начала старуха, пристально глядя на Ивана, — но даже во всех ваших религиозных книгах сквозит одно — разум это наказание. Именно так вы и ушли от своего бога.

Стиль разговора старухи изменился кардинально. В один миг ведьма стала профессором теологии, читающим лекцию студенту-первокурснику. Ивана это насторожило.

— Если вы имеете в виду Библию, то там ничего такого не сказано, — осторожно ответил он.

Иван не мог похвастаться глубоким пониманием христианства. Все, что он знал, сводилось к случайно просмотренным телепередачам или прочитанным статьям в рядовых газетах, а там ничего подобного не говорилось.

— Тебе надо, чтобы об этом было написано словами? — ровно продолжила ведьма. — Конечно, этого ты не найдешь, потому что все это писали люди, уже отмеченные печатью проклятия — сознанием. Все они, даже самые праведные, на тот момент уже были разумны. Но все равно это просматривается во всех трактатах о Боге. Тебе никогда не казалось странным, что буквально во всех религиях вера противопоставлена разуму?

— Что же, мне сделать лоботомию, чтобы прийти к богу? Иван никак не мог понять, куда клонит старуха.

— Хирургия здесь бессильна. Тут нужна вера.

У Ивана окончательно пропал аппетит. Он положил ложку и отодвинул тарелку.

— Вы хотите сказать, что люди начали думать, и за это бог от них отвернулся?

— Нет, я хочу сказать, что люди отвернулись от Бога, и за это он наделил их разумом.

— Вы говорите об этом так уверенно, будто присутствовали при этом лично, — заметил Иван с легкой иронией.

— Так оно и было.

Старуха продолжала смотреть на Ивана, но ему показалось, что она его не видит. Такой взгляд бывает у людей, которые уходят глубоко в себя. Иван посмотрел на всех по очереди. Ему очень хотелось, чтобы это была шутка, но никто не улыбался. Он вдруг понял, что это не спор — ведьма втолковывает ему мысль, которую он никак не может осознать. Иван почувствовал себя школьником, пытающимся рассказать домашнее задание, которое он не учил. Ему стало неудобно за мысль, будто он держал ситуацию в своих руках.

— И как же мне к нему прийти? — смиренно спросил он скорее самого себя. Иван помнил, что задавал себе этот вопрос ни один раз, особенно когда было дерьмово, но никогда не пытался на него ответить.

— Это будет сложный путь, — после паузы ответила старуха. — Но пройти его можно… по крайней мере, кое-кто проходил… — она выдержала еще одну паузу и продолжила, и каждое ее слово, внешне спокойное и ничем не приметное, обрело вдруг многопудовую тяжесть и обрушилось на сознание Ивана:

— Нужно Убить Дракона и Спасти Принцессу.

Иван облизнул пересохшие губы и с усилием оторвал от старухи взгляд.

— Аминь! — мяукнул Филипп и наклонил к себе чашку.

Глава III

Той ночью Иван долго не мог уснуть. Он долго ворочался, потом таки встал и как был в одних трусах вышел во двор.

Ночь была теплой и тихой. Луна аппетитной половиной масляного блина висела над лесом. Негромко шлепала и плескалась река. Ветер не трогал ни травинку, ни ветку. Звезды спелыми яблоками белого налива рассыпаны по черному бархату неба…

Иван вспомнил, что не курил уже вечность. Ему дико захотелось курить, но сигарет не было. Он сел на ступеньку и оперся спиной о дверной косяк.

— Ва-а-ня-я… — послышался девичий голос из глубины леса. Зов был тихим, еле слышным, будто зовущий звал его откуда-то издалека.

Иван посмотрел по сторонам, пытаясь выяснить направление.

— Ва-а-ня-я!.. — повторилось чуть отчетливее.

Голос казался знакомым, но он никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. Иван встал, сделал два шага в сторону леса, остановился.

— Кто здесь? — спросил он у леса. Лес тихо хрустнул веткой, потом печально вздохнул. Иван мог поклясться, что знает этот вздох.

Что-то темное, шелестя о траву, пронеслось мимо его ног, резко остановилось у первого дерева, ощетинилось, подняло хвост трубой и дико зашипело. Иван даже отшатнулся от неожиданности.

— Тебе не стоит гулять одному по лесу ночью, — вдруг услышал он за спиной.

Иван резко обернулся. В дверном проеме стояла Василиса и пристально на него смотрела. В свете луны ее лицо казалось неестественно былым, а глаза светились зеленым пламенем. В легкой ночной сорочке до пят она скорее походила на приведение.

Иван услышал собственное сердце — оно стучало как ревун-колокол. Как-то вдруг он осознал, что до смерти боится эту юную принцессу леса. Боится ее внутренней энергии. Боится больше Адгиза с его бригадой ножатых головорезов, всех житейских проблем, и даже Черт со своим казаном отодвигался на задний план.

— Ну, бля… — тихо выругался он.

Пронесшийся мгновение назад предмет, вернулся, задрал голову и произнес голосом ворчливого Филиппа:

— Ваня! Кончай дурака валять! Я же не могу тебя всю ночь караулить!

— А что это было-то? — спросил его Иван.

— Я, знаете ли, не успел выяснить! — с издевкой мяукнул кот. — И в подобных ситуациях советую тебе такие вещи не выяснять!

— Как мне ваши тайны надоели! — раздраженно сказал Иван. — Все намеки, да недомолвки!

Филипп секунду смотрел на него, потом сказал спокойно:

— Тебе поспать надо, — повернулся и неторопливо скрылся в доме.

Иван постоял еще немного, оглянулся на лес, подошел к порогу, сел на ступеньку и обхватил голову руками.

— Да не могу уснуть… — выдавил он из себя запоздалый ответ.

Потом вдруг вспомнил, что сидит к Василисе спиной, вскочил, обернулся, но девушки там уже не было. Он смотрел некоторое время в опустевший дверной проем, потом услышал легкий шорох травы, обернулся и увидел, как Василиса неторопливо спускается к реке. Ее стан, почти недвижимый, словно застывшее облако легкого дыма, плыло над землей.

Иван смотрел ей в след, пока она не скрылась из виду, потом вернулся в свою комнату, закрыл дверь, хотел было запереть, но щеколды не оказалось.

— Да не бойся ты, — спокойно сказал Филипп, но в гробовой тишине дома его голос прозвучал, как выстрел.

Иван дернулся, понял, что это кот, выругался:

— Вот дерьмо! Когда все это только кончится?!

— Шутишь? Все только начинается…

Иван не хотел больше ничего. Он не хотел ничего знать, он не хотел ничего слышать, он отказывался что-либо понимать. Он хотел лечь и чтобы никто его не трогал.

Иван подошел к кровати, отдернул одеяло, повалился на постель и закрыл голову подушкой.

— Иван, пойми, мы ж на твоей стороне… — начал кот.

— Хватит! — резко оборвал его Иван. — Давай спать.

Филипп ничего больше не сказал. Иван подумал, что кот обиделся, но ему было плевать. Он глубоко подышал, восстанавливая дыхание, понемногу успокоился, и, наконец, тревожно уснул.

Ему снился лес. Бесконечный, мрачный, запутанный, внезапно открытый светлыми полянами и веселыми тропами, снова темный, без просветов неба, без солнца, опять светлый и добрый. Лес несся Ивану навстречу то с невероятной скоростью, то замедлялся до пешеходного шага. А потом лес исчез и появился мрачный, холодный замок с одной единственной, теряющейся в высоте, башней. Иван шел по ступеням этой башни, и на каждой лестничной площадке открывались двери, и соседи говорили ему: «Иван?..», — будто удивлялись его появлению, или: «Ваня-я!..»,— будто о чем-то просили. А Иван все подымался и подымался и никак не мог дойти до своего этажа. Но потом ступеньки закончились, он открыл дверь избушки и вошел в свой дом. Посреди комнаты прямо на полу в длинной ночной сорочке до пят сидела Наташа и что-то негромко говорила. Она сидела точно так, как и должна была сидеть. Именно так она сидела в последний раз… Иван подошел чуть ближе и услышал ее голос: «…убей… убей, Иван… Убей дракона, Иван! Убей дракона!!!»

Иван открыл глаза и резко сел. Теперь он точно знал, кому принадлежал голос, звавший этой ночью его из леса.

— Проклятая ведьма! — мрачно процедил он сквозь зубы.

Филипп приподнял голову, некоторое время таращился на Ивана заспанными глазами, сладко зевнул и опять спрятал морду в передних лапах. Уже через секунду он тихонько похрапывал.

Иван посмотрел на кота, потом встал, надел халат засунул ноги в тапки, и вышел во двор.

Над лесом висела и светилась легкая дымка. Где-то в глубине тарахтел сумасшедший дятел, пересвистывались стрижи, заливался жаворонок, в траве под ногами стрекотали кузнечики. Иван поднял голову и узрел стаю гусей, плавно и низко описывающих дугу над избушкой. Все было хорошо. Кроме голоса Наташи.

Иван прошел вдоль стены и заглянул за угол избы. Василиса стояла на коленях и, тихо улыбаясь, смотрела, как олень слизывает что-то с ее ладоней. На ней была уже привычная белая блузка и длинная юбка.

Иван рассматривал ее секунду, потом сделал глубокий вдох и уверенно направился к ней.

— Может, ты все-таки объяснишь, что все это значит! — резко начал он на ходу. Олень отпрыгнул от девушки на пару метров и напряженно замер, он не сводил с Ивана испуганных глаз. — Или ты скажешь, что это не твои трюки!

Старуха услышала Ивана, подошла к окну и в один глаз выглянула наружу.

Василиса повела головой, мгновение смотрела на Ивана, потом встала.

— Иди, — сказала она оленю. Тот недоверчиво на нее посмотрел, потом сделал шаг в сторону леса.

— Иди, иди, — подбодрила его Василиса. — Придешь потом, если захочешь.

Животное развернулось и неуверенно скрылось в лесу. Девушка повернулась к Ивану, сложила руки на груди.

— Почему ты кричишь? — спросила она спокойно. — Ты напугал оленя.

— Почему я кричу?! Потому что уверен — все это твои ведьмины трюки! Или ты хочешь сказать, что все это мой черт?! Откуда это он, интересно, узнал про Наташу?! Да еще и говорил ее голосом!

— Про Наташу? — переспросила Василиса. Она потупила взор, но спустя секунду снова смотрела Ивану в глаза. — А кто это?

— Не твое дело!!! — взорвался Иван.

Василиса как-то робко пожала плечами, снова опустила глаза.

— А почему ты думаешь, что я могу это, а твои недруги нет? — печально спросила она.

Иван на секунду задумался. В самом деле, почему? Просто это было первое, что пришло ему в голову… А почему, собственно, нет?

— А почему, собственно, нет?!

Девушка подняла на Ивана глаза. Ее взор опечалился, но Иван этого не замечал — его собственный взгляд заливала ярость.

— Этой ночью, — начала Василиса. Ее голос слегка дрожал. — Ты мог погибнуть…

— Скажите пожалуйста! Вы спасли мне жизнь! Как это любезно с вашей стороны! Уже второй раз подряд! А на кой хрен вам понадобилась моя жизнь?! А?! Молчишь?! Вот что я тебе скажу: я думаю, что все это ты, а может и твоя бабуля тоже! Что вы от меня тут все скрываете?!

Василиса закрыла лицо руками и вдруг заплакала. Иван ожидал все что угодно, только не это. Плачущая Василиса была такой живой, обычной, настоящей. В ней ничего не осталось от ведьмовской таинственности, силы и превосходства. Иван вдруг понял, что сорится не с тем человеком. Он враз остыл.

— Ну что, блин, за хренотень, — выдавил он из себя досаду.

— Эх, Ваня… — промеж слез сказала Василиса, повернулась и убежала.

«Я круглый дурак!» — подумал Иван. Он был опустошен и вымотан.

Старуха смотрела на одиноко стоящего Ивана еще некоторое время, потом отошла от окна, улыбнулась и поковыляла наружу.

— Что, Иван, буйну голову повесил? — спросила она бодро.

Иван оглянулся на нее, потом сел на траву и обхватил голову руками.

— Ах, бабушка. По-моему я только что не за что обидел вашу внучку.

— Ну еже ли понял, то уже добро. Не кручинься, она не злопамятная. Токма извиниться придется.

— Извиниться… — эхом повторил Иван.

— Пустяки… Ладно, разбирайся сам, мне пора.

Ведьма закинула за плечи котомку и направилась в лес.

— Через час-другой вернусь, тогда и позавтракаем, — бросила она через плечо. — Рано еще.

Иван машинально кивнул.

Филипп подошел к Ивану со спины, обошел его, взгромоздил передние лапы ему на колени и заглянул прямо в лицо.

— Ваня, — нравоучительно начал он. — Если ты по утрам будешь так орать, мы на месяц без дичи останемся. Ты ж всех куропаток распугал!

Иван очнулся и сфокусировал взгляд на котячьей физиономии.

— Филипп, — обратился он к коту, — я ничего не понимаю в этом мире. Все, что здесь происходит, все эти странные вещи, которые тут у вас творятся — я их не понимаю. Не могу постичь!

— А в своем мире ты все понимал?

— Конечно.

— Подумай хорошо. Подумай, и ты со мной согласишься. Ты так же не понимал и свой мир. Просто ты в нем родился, в нем вырос, поэтому он тебе привычен. Вот и все.

Иван задумался. Ему вдруг вспомнилась газетная статья, которую он читал месяц назад. Какой-то там Мишин или Гришин вломился в соседнюю квартиру и попытался изнасиловать жену соседа. А когда на крики прибежал муж, этот придурок схватил кухонный нож и вогнал несчастному в глаз. Потом разделся до гола, завернулся в простыню, вылез на крышу и сиганул с девятого этажа. Кот был прав — Иван не понимал и свой собственный мир тоже.

— Ну вот… — тихо произнес Иван. — Ты меня убедил. А из этого следует, что мне нечего делать ни тут, ни там. В этом мире меня хотят заарканить в пекло, а в том просто насадить на железный крючок. И что, блин, делать?

— Ты меня спрашиваешь, или себя?

— А ты знаешь ответ?

— У меня есть мнение, а ты как хочешь, так его и расценивай.

— Давай, — согласился Иван.

— Во-первых: всем надоевшая, но не потерявшая своей актуальности банальность — никто не обещал, что жить будет легко. Во-вторых: когда ты, в отличие от всего человечества, вываливаешься за пределы обычной, так сказать нормальной, жизни (как это произошло с тобой), ты по неволе приобретаешь иной угол зрения. Ты обязан переосмыслить все каноны, которыми тебя напичкал твой мир, иначе ты свихнешься, или издохнешь.

— Хорошенькая перспектива.

— Не унывай раньше времени. Бабуля же сказала, пройти эту дорогу можно. К тому же мы тебе помогаем.

— А почему вы мне помогаете? Зачем я вам нужен?!

— Ну, мне ты нужен, потому что с тобой не соскучишься. Разнообразие, опять же. К нам уже давненько никто не захаживал. Зачем ты нужен бабуле и Василисе, это ты у них спроси. А Лешему ты как собутыльник приглянулся, наверное.

— Ясно… Значит, все что мне осталось, это тупо идти своей дорогой. Убить дракона и спасти принцессу. Что это значит?

— На этот вопрос, Ваня, ты сам должен ответить. Скажу честно, я не знаю. Но, наверное, у каждого есть дракон, которого надо убить, и есть принцесса, которая ждет, что ее спасут. И тут, Ваня, тупо идти не получится. Придется, наконец, включать соображалку. Размахивая одним мечом, далеко не уйдешь.

— Каждая женщина ждет, что ее спасут, но кто из них принцесса? Кто из них моя принцесса?

Кот отпустил колени Ивана и принялся неспешно перед ним прохаживаться из стороны в сторону, при этом, не спуская с собеседника глаз и мерно разглагольствуя.

— Видишь, Иван, все не так уж плохо — ты начинаешь помаленьку шевелить извилинами. Конечно, это всего лишь первые неопытные шажки, и до момента, когда ты развернешь на полную мощность весь потенциал своего интеллекта далековато…

— Филипп! — оборвал его Иван. — Расскажи лучше, что произошло сегодня ночью?

— Может быть, это был Черт, а может еще кто. Мы ж не знаем всех твоих недругов.

— Да причем тут черт! Я же Наташин голос слышал!

— А ты что, хотел, чтобы Черт тебя брачной песней носорога звал? Ты бы полез среди ночи в лес на рев носорога? Ась? Очнись, Иван! Это же Черт! Это не козел с поросячьим носом! Откуда, говоришь, он про твою как там ее… Наташу знает? Да он про нее не знает. Достаточно того, что знаешь ты. Ты что-то там видел, что-то слышал. А на самом деле, кроме тебя никто этого больше не видел и не слышал, потому что предназначалось это только тебе. Он расставляет ловушки — ты в них лезешь. Все просто. Пройдет немало времени, прежде чем ты научишься задницей чуять опасность. Так что, пока доверяй нашим.

Иван пытался осмыслить услышанное, но это у него не очень получалось. Он шумно выдохнул, с грустью подумал, что сигарета сейчас бы пришлась, как никогда кстати, потом встал и посмотрел на кота долгим внимательным взглядом.

— Ты что, Ваня, забыл, как я выгляжу? — спросил Филипп.

— Ладно, — сказал Иван, — мало что я понял из твоих объяснений, но раз ничего больше нету… — он отвернулся от кота и посмотрел на избу, потом на обеденный стол под навесом.

— Она у реки, — мяукнул Филипп. — Иди. Токма не ори так больше, а то мы еще и без рыбы останемся.

Иван оглянулся на кота, кивнул, тяжело вздохнул и побрел в указанном направлении.

Василиса сидела на берегу у самой воды. Она услышала шаги и обернулась. Иван подошел, опустился рядом

— Ты прости меня, дурня, — начал он. — Неверно я карты разложил. Пойми, последние два дня у меня вся жизнь с ног на голову. Никакие нервы не выдержат…

Василиса повела головой. Ее волосы соскользнули с плеч и стекли на грудь. Они струились и в лучах утреннего солнца брызгали искрами. Девушка уже не плакала, но ее глаза сверкали от еще не высохших слез, словно два наполированных изумруда. Она подобрала юбку до колен и опустила ступни в воду.

— Ты гадаешь на картах? — спросила она тихо.

— Нет. Я только в покер.

— В покер?

— Ну-у… игра такая.

— А-а… Иван, а почему ты подумал, что это я устроила?

— Не знаю, — честно сознался он. — Это было первое, что пришло мне в голову.

— В голову ничего не приходит просто так. Раз ты решил, что это я, значит, где-то внутри тебя были причины так думать.

Иван смотрел на ее губы. Они плавно двигались, выпуская на волю мягкий шелестящий голос, похожий на шорох луговых трав, когда ветер запускает в них, словно в волосы, свои пальцы. «…не приходит просто так…» Стройные загорелые икры, коленка из-под подола юбки, которую она придерживает рукой… «…где-то внутри…» Ивану трудно было сосредоточиться на смысле, его завораживал голос.

— Я… я не знаю… — наконец сказал он. — Я никогда не разбирался в психологии. А ты бы могла?

— Да, — Василиса кивнула и чуть заметно улыбнулась. — Но я этого не делала. Так в чем причина? Почему ты решил, что это я?

Она чуть повернула к Ивану лицо и скосила на него глаза.

«…но я этого… не… делала… этого… делала…» Она поворачивает голову… плавно, плавно… ее шея — сама грация… «…так в чем причина?..» «…причина…» …голос, словно шорох травы, словно шепот вечернего леса «…в чем?..»

— Причи… на, — медленно повторил Иван и не узнал собственный голос. Его голосовые связки, словно самонастраивающийся музыкальный инструмент, подстраивали тембр и ритмику слов под чье-то соло. — Причина… в том, что я… тебя… боюсь…

Где-то вокруг плыла и растворялась мысль, отголосок чего-то тревожного. Иван попытался сконцентрироваться и вдруг понял, что его голова абсолютно пуста. Там не было ни единой мысли. Вернее, мысли были, но витали они где-то снаружи, неспешно просачиваясь сквозь Иванову голову, оставляя там только тихое эхо. «…очнись…» «…причина…» «…зачем я это… сказал?..» «…я… этого… не… делала…» «..что-то… не… так…» «…не делала…» «…делала…»

— Боишься…— прошептала она.

Ее улыбка стала чуть шире, ее ладонь соскользнула с колена, ненароком подобрав подол еще выше, и медленно понеслась к лицу Ивана. Глаза Ивана видели, как ее рука приближается. Пальцы стройные, с ровно обрезанными ногтями, без всякого маникюра становились ближе, ближе, заскользили по щетине Ивана, оставляя на щеке тепло, словно от прикосновения чего-то родного и доброго.

— Не стоит…

Ее глаза росли, увеличивались. За их границей зеленного пламени стоял и переливался самоцветами целый мир. Нужно было только пересечь эту грань. И запах ландыша… «…ландыши уже отцвели…» Эта грань все приближалась, она уже загораживала все видимое… и ландыш… и мягкое прикосновение к губам… «…ты… меня… хочешь…» «…это чья… мысль…» «…ландыши откуда… ландыши отцвели…» «…это моя… мысль...» «…моя мысль!»

Иван тряхнул головой и непонимающе оглянулся по сторонам. Василиса отпрянула и напряженно замерла. Она смотрела на Ивана широко раскрытыми глазами.

Филипп, приподняв голову над густой травой, наблюдал за происходящим.

— Мд-а…— тихонько мяукнул он. Больше ничего интересного не случится. — Он пригнулся, понюхал травинку, попробовал на вкус, сплюнул. — Гадость, — заключил он и пошаркал к дому.

Иван вдруг понял, что весь дрожит, как бывает после сильного перенапряжения. Он посмотрел на свои ладони — пальцы мелко тряслись и блестели от пота. Он чувствовал себя жутко уставшим.

«Хорошо, — подумал он. — Я с этим справился».

Он опустил руки и посмотрел на Василису.

— Послушай, — его голос слегка дрожал, но Иван чувствовал внутри себя твердое спокойствие. — Ты… красивая девочка. Очень…Особенно, когда оставляешь свои ведьмовские штучки. И если ты хочешь, чтобы у нас были какие-либо отношения, будь со мной обычным человеком. Чтобы мои кишки не тряслись от мысли, что после поцелуя, меня поразит молния.

Василиса ничего не ответила. Иван поднимается и, немного шатаясь, пошел к избе. Девушка сидела неподвижно еще некоторое время, потом резко встала, ее глаза пылали холодной решимостью. Она сбросила с себя одежду, разбежалась и прыгнула в воду. Через пару минут пошли пузыри, потом вода вспенилась и забурлила, но быстро затихла. А еще через минуту над поверхностью показалась голова Василисы. Она оглянулась по сторонам и поплыла к берегу. В одной руке она держала что-то, смахивающее на ком материи. Это что-то отливало серебром и пускало по течению тонюсенькие алые струйки.

Филипп сидел на лавке и смотрел на приблежающегося Иван.

— Как дела, Ваня? — невинно осведомился он. — Все в порядке?

— Все замечательно, — ответил Иван, проходя мимо Филиппа. — пойду подремлю, а то рано еще.

— Эй, Иван! — отсутствие собеседника Филиппа не устраивало. Он спрыгнул с лавки и побежал следом. — Ну что ты, в самом деле! Она же женщина, ты должен это учитывать!

— Я и учел, — Иван остановился у порога и посмотрел под ноги. Там стоял и, задрав усатую морду, смотрел на Ивана кот. — Филипп, в самом деле, все нормально. Можно я посплю еще?

— Можно, конечно, — немного разочаровано разрешил кот, и тут же добавил бодро, — Хочешь, я тебе почитаю, чтобы спалось лучше?

Иван хохотнул, покачал головой и открыл дверь.

— Ну нет, так нет. Тебя на завтрак будить?

— Нет, — ответил Иван уже в дверях. — Я болен и у меня постельный режим. Так бабуля сказала. Ждите меня к обеду.

Дверь за Иваном захлопнулась.

— Ждите меня к обеду! — передразнил Филипп. — Вот такие мы деловые!

Он оглянулся на тропинку, убегающую к реке, потом на закрытую дверь, спросил себя задумчиво:

— Пойти, что ли, порыбачить? — Постоял еще немного, размышляя над тем, стоит или не стоит идти удить рыбу, потом решил, что сходить к реке надо, ибо Василисы уже нет давно.

Он неторопливо прошествовал по тропинке и через минуту увидел Василису, идущую ему навстречу. Кот замер и уставился на серебристый сверток в ее руках.

— Мать честная! — тихо выругался он и побежал девушке навстречу.

— Вась, ты что наделала? — тревожно спросил он, добежав до ее ног и задрав голову.

— Тихо, — на ходу бросила Василиса. — Не твое дело.

— Что значит не мое дело! — возмутился кот, семеня с ней рядом. — Ты ж всю рыбу распугала! Я ж порыбачить хотел!

— Иди на Кривой Лог рыбачить.

— Сума сошла?! До него четыре версты!

— Слушай. Отстать, а!

— Я то отстану но, по-моему, у тебя не все в порядке. Я же вижу, что у тебя проблемы. Знаешь, у любого бывает ситуация, когда нужно выговориться.

— Мне это не нужно.

— Лучше бы это было тебе нужно! Лучше уж выговориться, чем вытворять такое! Ни бабуле, ни Лешему это не понравится!

Василиса резко остановилась и посмотрела на кота.

— Если хочешь мне помочь, — тихо, но решительно сказала она, — держи свою пасть закрытой!

Она открыла дверь и скрылась в доме.

Филипп вздохнул тяжело, отвернулся от двери, задрал голову и тоном заправского оратора продекламировал:

— Методы, используемые женщиной для достижения своей цели, могут повергнуть в трепет само исчадие ада, ибо женщина достигающая — суть чудовище!

Филипп помолчал немного, наслаждаясь изяществом сказанного, потом добавил:

— Далее следуют аплодисменты, переходящие в бурные овации. И еще раз на бис: женщина, добывающая мужчину — чудовище!

Он клацнул языком, довольно облизнулся и, задрав трубой хвост, важно пошаркал к реке. Дойдя до спуска, откуда была видна вся река, Филипп остановился и долго смотрел на сверкающую гладь.

— А я так хотел порыбачить! — раздосадовано мяукнул он.

Глава IV

Иван проспал сном праведника до самого обеда. Проснувшись, он почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Он сбросил одеяло и резво спрыгнул с кровати. Надевая халат, Иван услышал голос Лешего, подошел к окну и выглянул наружу.

— Іван де? — спросил Леший Филиппа. Тот возлежал на пороге, играл хвостом и смотрел снизу-вверх на Лешего.

— Барин спят, — важно ответил он. — Велели не беспокоить.

Иван улыбнулся и вышел наружу.

— Привіт, Іване, — поздоровался с ним Леший.

— О! Проснулись!

— День добрый.

— Шо в тебе за справи на після обід?

— Да вроде ничего особенного, — Иван пожал плечами. — А что?

— Я тобі дещо хотів показати.

— А что именно?

— Побачіш, — Леший отвернулся и пошел к столу.

Иван посмотрел на Филиппа и вопросительно поднял брови.

— Ты не пожалеешь, — ответил кот. — Но на всякий случай я пойду тоже. А пока, иди умывай физиономию и садись за стол. Да, и вот еще что, — добавил он, когда Иван уже дошел до умывальника, — если бы ты проспал на пол часа дольше, клянусь, я бы не оставил тебе ни одного кусочка лосятины. Я в младенчестве столько не дрых, сколько ты сейчас!

Иван умылся, поискал полотенце, которого по-прежнему не было, вытерся подолом халата и подошел к столу. Василиса мешала в сковороде мясо, Леший неторопливо резал хлеб.

— Василиса, — обратился Иван к девушке, — а нельзя там полотенце повесить?

Она обернулась, чуть задержала на Иване взгляд, хотела что-то сказать, но передумала, коротко кивнула и снова отвернулась к сковороде.

Филипп запрыгнул на лавку и принялся изучать содержимое стола. Он неторопливо переводил взгляд с одной тарелки на другую, недовольно морщился и хмыкал. Потом в поле его зрения оказалась огромная лапища Лешего, удерживающая каравай. Кот секунду на нее смотрел, потом произнес возмущенно:

— Кто такими ломтями хлеб нарезает?! Он же ни в один рот, кроме твоего, не влезет!

— А от ми і спробуємо один шмат запхати тобі у ротяку! — Леший положил нож и взял отрез хлеба.

— Ладно, ладно… — тут же сменил тон Филипп и немного переместился по лавке подальше от Лешего.

— А где бабуля? — спросил он.

— Ее на обед не будет, — ответила Василиса. — У лосей мор пошел.

— Вот дерьмо! — прокомментировал кот.

Леший достал из-под стола бутылку и, никого не спрашивая, разлил по стаканам самогон. Иван чокнулся с ним, чуть пригубил и поставил назад. Пить ему не хотелось.

— Я не буду, — сказал Филипп, — у меня был тяжелый день.

— День еще не закончился, — сказал Иван.

— Это у тебя он только начался, — тут же съязвил кот.

Иван пододвинул к себе тарелку, добавил туда всяких салатов и с аппетитом поел. Потом выпил кружку молока, облизнул губы и отодвинул пустую тарелку.

— Спасибо, — сказал он, глядя на Василису. Девушка обернулась и молча кивнула.

— Я все, — продолжил Иван, обращаясь уже к Лешему.

— Я тоже, — вставил Филипп.

— Ну і гаразд, — ответил Леший. — Пішли.

— А далеко идти? — спросил Иван. — А то в халате по лесу как-то несподручно.

— Твоя одежда лежит возле кровати, — сказала Василиса.

— Хорошо. Я пойду переоденусь.

Иван вернулся через пару минут. Брюки и рубашка были отутюжены до блеска, туфли сияли.

— Ваня, ты похож на последнего пижона, — оценил Филипп и скорчил кислую физиономию.

— Весь мой гардероб остался за тридевять земель. Думаешь, мне приятно в костюме по лесу разгуливать?

— Ну все! — отрезал Леший. — Пішли.

Они шли часа полтора. Тропинки не было, Леший вел их прямо через лес. Филипп семенил рядом, тяжело перебирался через поваленные стволы, подныривал под низкими ветками, а когда уставал, бесцеремонно запрыгивал Ивану на плечи, чуть не сбивая того с ног. Большую часть дороги он и проехал верхом на Иване, не переставая бурчать в адрес Лешего всевозможные замечания и упреки.

— Что, нельзя было стадо оленей пару раз пустить, чтобы тропу натоптали?… Да и сам уже давно бы хоть бревна с дороги поубирал, не у всех же такая проходимость!.. Ты бы еще нас на Черную топь повел, вот была бы прогулочка по бурелому! Восемнадцать верст безмозглого пешкодрала!…

Наконец деревья расступились, и Иван узрел прямо перед собой громадную гранитную плиту, выпирающую из земли неправильной пирамидой метров на двадцать. В поперечнике скала имела метров шестьдесят, а в длину ее рассмотреть не удавалось — она терялась в ветках густо стоящих деревьев. Солнце лежало на скальной породе ослепительными пятнами, а в тени из-под грязно-пепельных зигзагов трещин торчал густо-зеленый мох.

— Прийшли, — сказал Леший и направился в обход скалы

У куста можжевельника он остановился, присел, ухватил куст за ветки у основания корня и с некоторым усилием поднял. Куст отделился от земли вместе с куском породы полтора метра в диаметре и в метр толщиной, открывая аккуратный вход в подземелье с крутыми ступенями.

Иван заглянул внутрь, оттуда пахло теплом и машинным маслом, потом перевел взгляд на руку Лешего, все еще держащую можжевеловый куст. Земля не осыпалась с кореньев, и теперь Иван заметил, что объяты они корзиной, сваренной из металлических прутьев.

— Лихая маскировка! — ободрил он.

Леший кивнул, поставил аккуратно куст на землю и полез вниз. Иван с котом на плече последовал за ним.

Ступеньки опускались метра на три в полный мрак. Иван сделал шаг в темноте и остановился, ожидая, когда адаптируются глаза. Но уже через пару секунд Леший чиркнул кремнием и, с легким хлопком, вспыхнуло пламя факела. Леший протянул факел Ивану, отвернулся и уверенно пошлепал босыми ногами по каменному полу дальше, вглубь узкого коридора. Иван, чуть пригнувшись и освещая себе дорогу факелом, двинулся следом.

— Пониже, Ваня, пониже, — мяукнул Филипп. — Я ушами потолок цепляю.

Коридор был не длинный и заканчивался тяжелой дубовой дверью. Леший открыл ее и все трое проследовали внутрь. В помещении было немного светлее, в самом центре стояла еще горячая печь и едва заметно излучала алое свечение, в темноте проступали очертания неясных предметов. Леший забрал у Ивана факел и пошел вдоль стены, зажигая висящие на стене факела. Через минуту света было достаточно.

Помещение было вырублено прямо в скале, имело круглую форму метров пятнадцать в диаметре и представляло собой не что иное, как кузню. Печь, теперь четко различимая, располагалась посредине. С одной стороны торчали съежившиеся меха, а с другой примостилась толстая каменная труба, упирающаяся прямо в потолок. Иван рассматривал ее некоторое время. Несмотря на то, что помещение казалось замкнутым, Иван ощущал на лице движение свежего воздуха, да и пламя факелов немного подрагивало. С вентиляцией тут все было в порядке.

Возле печи стоял грубый деревянный ящик, пару метров длиной, наполненный темно-бурыми неровными булыжниками с редкими вкраплениями искр. «Руда», — догадался Иван. Чуть поодаль виднелся чан с густой спокойной жидкостью, по всей видимостью с маслом.

Рядом с печью устроилась массивная наковальня. Тихо, головой вниз, стоял, облокотившись о край наковальни, тяжелый молот. Там же лежала пара молотков разной значимости. Вдоль стены тяжело давили в пол три станка одному богу известно, чем приводимые в движение. Иван скользнул по ним взглядом, не пытаясь разбираться в технических деталях и предназначении. Далее, за станками, стоял объемистый контейнер, наполненный углем. Из контейнера торчал черенок лопаты. За угольным контейнером виднелся верстак с тяжелыми тисками и еще одними поменьше. А дальше один за другим шли стеллажи с инструментами и ящики с заготовками.

— Алексей батькович, так вы кузнец! — удивился Иван.

— Ага. Пішли.

Леший подошел к одному из стеллажей, ухватил его за край и потянул на себя. Стеллаж тревожно скрипнул, чуть накренился, и Иван уже подумал, что он сейчас опрокинется, но тот вдруг легко поплыл, влекомый лапищей Лешего, открывая проход в следующее помещение. Там было так же темно, как и в коридоре. Леший скрылся в проеме, там что-то скрипнуло, а через мгновение в пол ударил толстый сноп солнечного света. Иван зажмурил от неожиданности глаза, отметив про себя, что ставни, очевидно, так же хорошо замаскированы, как и вход, а когда снова открыл глаза и оглянулся, остолбенел от неожиданности. Он вошел и огляделся. Помещение, как и кузня, также имело круглую форму. Вдоль всей стены стояли резные дубовые стеллажи, а на них расположились и сверкали на солнце самые разнообразные представители холодного оружия. Ножи, клинки, штыки, кортики, кинжалы, сабли, палаши, мечи…

— Мать честная… — тихо промолвил Иван.

Леший довольно улыбнулся.

— Хобби у него такое, — объяснил невозмутимый Филипп. — Заняться ж больше нечем! Нет, чтобы бабуле крышу нержавейкой перекрыть, так все свои ножички клепает…

— Замовкни, котячій дурень. Шо ти в цьому розумієшь? — добродушно произнес Леший.

Иван молча смотрел. Стеллажей с мечами было целых девять. Здесь были представители всех времен и народов. Короткие гладиусы римских легионеров, тяжелые двуручные великаны эпохи средневековья, изящные сильно изогнутые восточные ятаганы и многие другие, чье происхождение и эпоху Иван не знал.

— Это ж самурайский меч! — восторженно произнес Иван, проводя пальцем по черным ножнам.

— Угу, — кивнул Леший.

— Настоящий?

Леший хмыкнул.

— Східні майстри давно зрозуміли, шо справжня і ефективна зброя не обовїязково повинна бути важкою, — размеренно начал Леший. — Вони шукали метал, який буде однаково легко різати і шолк і залізо, а сам меч

буде легким як перо. Вони знайшли технологію того металу і я знайшов його теж. Якшо ти маєшь на увазі, чи є тут мечі, які виготували ті японські майстри, то відповім шо є. Три. Останні зробленні мною. Ти не зможешь

відрізнити мій меч від «справжніх», як ти кажешь, японських, бо мечі такого класу мають свою душу і своє

життя. Не ти вибираешь меч — він вибере тебе.

Леший отошел в сторону и откуда-то из-за стеллажа выудил бутыль вина литров на десять, два стакана, оглянулся на Филиппа, достал еще маленькую рюмку и разлил вино по посуде.

— Цьому вину двадцять років, — прокомментировал он свой напиток и протянул Ивану стакан. Перед Филипп прямо на пол поставил рюмку. Вино густо и ароматно пахло.

Иван отхлебнул немного, не отрывая взгляда от оружия.

— Чудесное вино, — сказал он.

Филипп посербал из рюмки, чмакнул языком, подошел к стелажу и провел когтем по сияющей стали клинка. Металл еле слышно запел.

— Слушай, Леший, — сказал он, повернув к кузнецу свою физиономию, — а не сделал бы ты мне кинжальчик, такой, чтоб как раз в лапу, и ножны на спину? А то последнее время меня даже утки не бояться.

— А шо, твоя балакучість вже не зброя? — Леший улыбнулся.

— Я ж серьезно! Вон сколько всего для людей понаделал, а для котов ничегошеньки!

— Подивимось, — закончил тему Леший и повернулся к Ивану. — Ну, чого чекаєшь?

— А что? — не понял Иван.

— Бери меч.

Иван посмотрел на Филиппа, потом опять на Лешего.

— Вы хотите отдать мне меч? — наконец спросил он.

— А для чого я тебе сюди привів? Давай, починай.

— Начинать что? — опять не понял Иван.

— Да выбирать начинай! — не выдержал Филипп. — Меч начинай выбирать! Какой же ты рыцарь без меча!

Иван посмотрел на кота, потом опять на высокие стеллажи, шумно выдохнул, отдал Лешему недопитый стакан и подошел ближе.

Прямо перед ним на уровне плеч возлежал огромный, под два метра, самурайский меч в ножнах, обтянутых черной матовой кожей. Иван взял его двумя руками, снял.

— Японці звали такі мечі таті, — начал объяснять Леший. — Вони були дуже росповсюдженні у Японіі десть приблизно у тисяча п’ятсотих роках. То була епоха великих війн і були потрібні мечі, які б пробивали доспехи воінів та відсікали ноги бойовим коням. Тому їх робили великими і важкими. Ті мечі ділились на бойові і церемоніальні. Різнились тільки тім, шо церемоніальні мали багате вбранство сайа — ножнів, та рукоятi. Цуба таких мечей теж мала велике значення, вона вироблялась, як правило, із дорогого металу і мала замисловаті візерунки. З такими мечами ніколи не ходили на війну. Для того були бойові мечі, без багатого вбранства. Як цей.

Иван некоторое время рассматривал меч.

— Нет, — сказал он. Иван прикинул, что если этот меч будет висеть у него за спиной, то над головой он будет торчать больше, чем на пол метра. — Слишком большой.

Леший допил свой стакан и чмокнул губами. Он не комментировал.

Иван положил меч на место и взял другой, покороче. Этот был почти ровный, с еле заметным изгибом. Ножны обтягивала плотная белая ткань, а рукоятка была оплетена белым шелковым шнуром. Вдоль ножен посредине ровненьким рядочком располагались серебряные ромбики. Цуба меча также отливал серебром. На этом же стеллаже находился еще один меч, полная копия первого, только короче раза в три.

Иван оглянулся на Лешего, ожидая разъяснений.

— Класична пара дайсьо, — пояснил Леший. — Тисяча шессоті — тисяча семісоті роки. Епоха великих війн скінчилась, мечі полегшали і покоротшали. Їх потреба обмежелась дуелями, де було потрібно велике майстерство кожного дуелянта. Такі мечи вироблялись набагато довше і мали гарну якість. З’являеться малий меч — брат великого. Їх називають катана і сето. Малий меч був постійним спутником свого хозяіна. Навіть коли хозяін клав катана на катанакаке — спеціальну стойку для мечей, сето залишався з ним. І якшо самурай робив собі сепуку, робив він це мечом сето. Потім з’являться ще деякі пари мечей малий-великий, з різними

формами та розмірами, але назва дайсьо, як пари мечей залишилась і по сей день. Ці мечі і є та технологія, про яку я тобі казав.

Иван взял меч и обнажил лезвие. Металл брызнул жидким светом, резанул по глазам. Иван положил ножны на место, взялся двумя руками за рукоятку и повернул меч вертикально. Лезвие отразило его глаз, нос и половину губ. Иван оглянулся по сторонам, проверяя, не заденет ли он кого-нибудь, потом медленно повел мечом наискось сверху вниз, имитируя удар.

— Шу-у-у-у... — тихо разошелся воздух.

Иван вернул меч в прежнее положение, а затем повторил удар, только теперь вложил в него всю силу.

— Жду-ук! — треснуло пространство.

Иван еле удержал оружие. Совсем чуть-чуть и оно врезалось бы в пол.

— Полегше, полегше... — пробубнил Леший.

— Странно, — сказал Иван, рассматривая лезвие. — Мне показалось, что при ударе масса меча увеличилась... Я еле смог его удержать.

— Сейчас Леший скажет, что это именно меч и хотел рубануть, а ты, Ваня, тут не причем! — важно заметил Филипп.

Леший неопределенно пожал плечами, промолчал.

— Мне именно так и показалось, — сказал Иван, опустив глаза на Филиппа. — Нет. Это не для меня. Не люблю вещи, которые норовят делать что-то сами.

Иван вложил меч в ножны и положил его на место. Он постоял еще немного возле стеллажа, потом перешел к следующему и внимательно просмотрел его от низа до верха. Его взгляд остановился на втором ряду снизу. Там тихо и скромно лежал катана, по размерам и форме такой же, как и предыдущий. Сето рядом не было.

Иван уже хотел было взять его, но вдруг перевел взгляд выше — там, в темно-коричневых кожаных ножнах, покоился неприметный меч совсем другой эпохи и географии. Гарда представляла из себя стальной матовый цилиндр сантиметров шесть–семь в диаметре и с палец толщиной, без резьбы и чеканки, но с серебряной отделкой по краю. Рукоять была достаточно длинной, так, что за нее можно было взяться двумя руками. Поверхность рукояти обтягивал темно-коричневый кожаный шнур. Завершало эту композицию навершие в виде серебряной сферы размерами чуть больше мячика для пинг-понга.

— Тоже мне вкус! — мяукнул Филипп.

— Я его не на продажу беру, — парировал Иван.

Леший улыбнулся и отхлебнул из Иванового стакана.

Иван взял этот меч и вынул из ножен. Обоюдоострый клинок чуть сужался к концу, и заканчивался пиком в форме винтовочной пули. По центру лезвие имело широкие долы, почти на всю длину клинка. Поверхность устилал легкий, едва различимый узор, похожий на узор мрамора.

— У цього меча є і’мя — Свагор, — заметил Леший.

— Бог–кузнец? — вдруг вспомнил Иван и оглянулся на Лешего. Тот одобрительно кивнул.

— Цей меч далекий родич зброї, яка була у дружинників армії Нєвского, — пояснил Леший. — Далекий, тому що ті мечи робили під одну руку, та і якість сталі була не дуже гарною.

Иван положил ножны на стойку и проделал с мечом те же упражнения, что и с предыдущим. Потом рассмотрел его внимательно со всех сторон, и повторил удары, вкладывая всю силу. Меч вел себя как продолжение руки. Он был послушен, легок и изящен, но при этом чувствовалось, что остановить его невозможно — любая преграда будет рассечена, разрушена.

Иван еще некоторое время поупражнялся с ним, потом помолчал, сказал наконец:

— Я думаю, вот этот.

— Гаразд, — тут же отозвался Леший. — Хай буде цей.

Иван вопросительно поднял брови.

— Зрозумій, Іване, — начал разъяснять Леший, — ніхто, і я у тім чіслі, не зможе вибрати для тебе меч. У моїх руках оцей самий меч буде вести себе зовсім не так, як у твоїх. Так шо... ти вибрав меч, він вибрав тебе. Оце і все. Вип’ємо за гарний початок, та йдемо звідси.

Леший опять набулькал в стаканы и протянул один Ивану. Иван спрятал меч в ножны, взял стакан, чокнулся.

— Но... — начался он нерешительно, — я не большой мастак в фехтовании.

— Я буду тебе вчити, — отозвался Леший. — Трішки. Покажу головне, а далі сам. В житті навчишся. Жити схочешь — навчишся.

— Хорошенькая школа! — съязвил Филипп. — Либо тебя поимеют, либо правильно двигай мечом!

— Я чую котячу морду, яка сьогодні багато балакає! — рявкнул на него Леший и кот попятился в противоположную от кузнечных дел мастера сторону. — Ну шо, пішли?

Они выбрались наружу и той же дорогой пошли назад.

Иван завязал ножны за спиной. Он почти не чувствовал присутствия меча, только что-то, похожее на спокойствие, вливалось в него через спину, будто в одно мгновение он превратился в чемпиона мира по боксу и стал на порядок меньше опасаться всякой швали на ночных улицах.

Глава V

Иван стоял босыми ногами в густой траве. Он держал меч обеими руками перед собой. Его глаза были закрыты.

— Головне, — наставлял Леший, — відчути свого ворога. Махати навкруги мечем багато ума не треба. Ти повинен знати, де твій ворог, як він рухається, його настрій. Слухай свій меч, він тобі допоможе. Відкинь розум і почуття. Спочатку, ти повинен відчути шо діється навколо. Вірь своїм почуттям. Але викинути розум зовсім — теж не діло. Коли ворога буде забагато, треба буде ввімкнути тактику. Але цьому я тебе вчити не буду, це виходить за рамки нашого курсу... Ще раз кажу: відчуй свій меч, хай він стане твоїм восьмим почуттям, хай він буде твоею третію рукою. Відчуй ворога, відчуй друга, відчуй меч і він сам вдарить куди треба...

Иван вложил меч в ножны и стер ладонью пот со лба. Был вечер. Солнце садилось за лесом, отдавая последние лучи густого света.

— Умаялся? — поинтересовался Филипп. Все два часа, пока Иван махал мечом, пытаясь «відчути ворога», кот лежал на бревне, лениво отмахивал хвостом насекомых и в один глаз наблюдал за Ивановым фехтованием. Леший и старуха сидели за столом и о чем-то тихо разговаривали. Василиса, опустившись на колени, перебирала горку растений и кореньев.

— В брюках неудобно, — пожаловался Иван.

Василиса подняла голову, едва заметно кивнула. Иван подошел к Филиппу, сел рядом.

— Слушай, — спросил он кота в пол голоса, — а почему Леший на украинском разговаривает?

— Потому что говорить на испанском, китайском или хинди ему бабуля запретила, — также тихо ответил Филипп, покосившись на Лешего.

— А что, он знает все эти языки? — удивленно, но все также тихо, спросил Иван, тоже покосившись на сутулую спину Лешего.

— Знает, — ответил Филипп и кивнул себе в подтверждение. — И не только эти.

— Ничего себе!.. А почему он не говорит на русском?

— Для выпендрежу! — язвительно мяукнул кот и состроил брезгливую физиономию. Потом продолжил уже спокойно:

— Вообще, Леший — тип уникальный. Когда живешь две тысячи лет, поневоле начнешь заниматься то тем, то сем… иначе спятишь со скуки. Ты подожди, он тебе еще свою библиотеку покажет. Правда, от последней толку мало — там на русском языке книг почти нету.

— Да-а-а… — протянул Иван, размышляя о том, как же бывает обманчива внешность. Потом спросил:

— Ну а бабуля?

— Что бабуля? — не понял Филипп.

— У нее тоже сотня профессий?

— Нет. — Филипп отрицательно покачал головой. — Когда занимаешься профессионально магией, на остальное времени уже не остается.

— Она сказала тогда, за столом… что присутствовала при… изгнании людей из рая. Помнишь?

Филипп недовольно поморщился, его усы ощетинились и стали дыбом.

— Помню, — наконец мяукнул он.

— Что это значит?

— Я тебе могу рассказать только сплетни, которые по лесу ходят.

— Давай.

Филипп тяжело вздохнул и начал:

— Перед тем как слепить твоего брата, Ваня, господь сотворил ангелов.

— Ангелов? — переспросил Иван.

— Как же, Ваня, с тобой тяжело разговаривать! Ангелов! Точь-в-точь как ты, только голые и с белыми крыльями. Слыхал о таких?

— Слыхал…

— Так вот. Однажды случилось то, чего господь не планировал. Один из ангелов, а точнее женщина-ангел…

— А что, есть и ангелы-мужчины? — перебил его Иван.

— Здрасте! А как они, по-твоему, размножаются? Почкованием?

— Хм…

— Так вот. Одна женщина-ангел, слишком долго наблюдавшая за людьми (на тот момент их было уже предостаточно) влюбилась, что говориться по уши, в обыкновенного смертного парня. Некоторое время они благополучно скрывали свои отношения. А мужик тот… В общем мужик и мужик. Во все века и времена только членом и думает. Ему то что? Молодая баба, сама лезет, а крылья — это ерунда, их сложить можно. Нагуляла она от него дитятю. Они хоть и ангелы, но суть строения организма с вами сходна. Так вот, пузо не спрячешь — все видно. Господь посмотрел на все это так печально, забрал у нее крылья да и отправил на землю за живностью присматривать… — Филипп помолчал, неопределенно глядя в пространство перед собой, потом продолжил:

— То, что она родила, человеком назвать было нельзя. Ангелом тем более. Это… созданье не имело половых признаков, зато имело голову с огромными глазами без век, и без единой волосины, а ладони и ступни смахивали на весла… А мужик тот совсем с крыши спрыгнул. Решил, раз он спал с самим ангелом, стало быть, и сам он почти того... Богом помазанный. Надел белую одежду и пошел по миру людей уму разуму учить. Так и ходил, пока его к кресту гвоздями не прибили…

Иван слушал кота разинув рот. Потом боязливо покосился на ведьму и Лешего.

— Но лично я во все это не верю! — вдруг уверенно заявил Филипп и посмотрел Ивану прямо в глаза.

Иван долго молчал, потом произнес задумчиво:

— Стало быть, если она была ангелом, то видела изгнание людей из рая…

— Хорошая работа мысли! — похвалил Филипп.

— Но если Леший сын, а Василиса внучка…

— Да Васька только по возрасту внучка, — перебил Филипп, — даже скорее сильно-сильно пра-пра-правнучка. А по родству у них никаких связей нету.

— Так откуда она взялась?

Филипп неопределенно подвигал бровями.

— Может с родителями по грибы пришла, да заблудилась, может еще что… Не знаю точно, как-то не интересно было.

— Да-а-а… — потянул Иван. — Дела… Ну а ты?

— Что я?

— Ты откуда взялся, такой мудрый и говорящий?

— А-а! Мой род уходит корнями в древний Египет, и еще дальше. Насколько мне известно, зачинательница нашего рода была сама Бастет.

— То есть ты у нас божественных кровей?

— Само собой! — Филипп растянул физиономию в блаженной улыбке.

Солнце уже село и на поляну быстро наползали сумерки.

— Иван, — позвала старуха, — Давайте к столу.

— Ага, — отозвался Иван. — Я мигом. Ополоснусь только.

Спустя десять минут он уже сидел за столом рядом с Лешим и уплетал тушеную фасоль. Филипп вяло жевал, морщился и все повторял, что фасоль он терпеть не может. Леший и ведьма изредка говорили о лосях, о травах, и о том, что нужно сделать в первую очередь, что во вторую…

Ужин прошел спокойно и быстро.

Ложась спать, Иван поставил в голове кровати меч, растянулся во весь рост, сладко зевнул.

«Рыцарь, блин… — подумал он, — надо же!.. ангел…»

Свагор был близко, Иван ощущал его присутствие каждой клеткой своего тела. Он вселял уверенность и спокойствие. Он вселял силу, словно это был не оточенная полоса металла, но сильный, надежный и верный друг.

«Рыцарь… влюбленный ангел… падший…», — думал Иван, проваливаясь в глубокий сон.

Черт долго смотрел на притихшую в ночи избу. Он отчетливо ощущал за бревенчатым срубом спящего Ивана. Его Ивана! Его жертву, которая все еще живет и здравствует, вместо того, чтобы булькать и материться в его котле! Ноздри Черта раздувались, словно кузнечные меха, глаза слезились от напряжения. Он чуял его за стеной бревенчатого сруба, и все, что ему хотелось, это ворваться внутрь, схватить и тащить, тащить вниз, к котлу!.. Но промеж той мании вплеталось что-то еще, что-то связанное с Иваном железной цепью. Черт долго напрягал свое зрение и чутье, пока, наконец, не понял, что же это такое. В тоже мгновение он отшатнулся, вытаращив горящие очи, потом тяжело опустился на землю и упер передние копыта в рога.

— Ночь всемогущая!.. — тихо простонал он. — Это же меч! Они делают из него Рыцаря…

Черт посидел еще немного, придавленный тяжелыми размышлениями, потом грузно опустился на колени и принялся неохотно разгребать перед собой землю.

Добравшись до своей коморки, он постучал копытами, стряхивая с них землю, потом опустился на колени, раздул под казаном еле тлеющие угли и зажег лучину. Огонь неизбежностью пробежался по его потухшим глазам. Он притулил лучину к стене и начал вспоминать, где же у него хранятся письменные принадлежности, наконец, вспомнил, достал, обмакнул перо в чернила и вывел каллиграфическим почерком: «Донесение повышенной важности», потом вздохнул и надолго задумался.

Когда донесение было готово, он перечитал его еще раз, свернул в трубочку, обмакнул копыто в вязкую смолу и скрепил, словно печатью. Потом грузно поднялся, подошел к стене, постоял нерешительно, вздохнул, открыл крышку пневмопочты и отпустил туда послание.

Ждать пришлось недолго. Где-то за стеной с тихим шорохом прошелся по трубе воздух и тут же из незакрытого отверстия выскочил белый рулончик и упал Черту под ноги. Черт поднял его, затаил дыхание, развернул. Посреди листа было выведена всего одна фраза: «явиться самолично НЕМЕБЛЯ!», и подпись: «Вульф».

Черт уронил послание и закрыл глаза.

«Вляпался…» — подумал он… и исчез.

Уже через мгновение он стоял в комнате со стенами, обтянутыми алой драпировкой. Посреди помещения располагался крепкий дубовый стол с аккуратно расставленными канцелярскими атрибутами и стопочкой исписанной бумаги. Из-за стола выглядывала спинка широкого кресла черной кожи, а за ним, в дальней стене, находился уютный каминчик. В камине лениво плескалось пламя, бросая на стены алые отсветы.

Облокотившись правым плечом о парапет этого самого каминчика, стоял и внимательно смотрел на Черта господин Вульф.

Господин Вульф был одет в черный атласный костюм, черную рубашку с алой бабочкой, черные носки и обут черные лакированные туфли. Левая рука господина Вульфа держала коньячный бокал, в котором посреди кубиков льда остывала красно-бурая кровь. Лицо господина Вульфа было спокойно, только верхняя губа чуть вздернулась в раздраженном оскале, обнажив великолепный белый клык.

— Э-э-э… — многозначительно начал господин Вульф и оскал с одного клыка переместился на другой. Потом он опустил взгляд на ладонь своей правой руки. Там с великой готовностью его глазам представало донесение. Господин Вульф некоторое время смотрел на него, потом поднял глаза на Черта.

— Тут, уважаемый, — произнес он, — говориться, что с момента, когда вы впервые столкнулись с… э-э-э… объектом, и моментом, когда у объекта появился… э-э-э… появилось оружие, прошло некоторое время. А точнее семь дней. Можно полюбопытствовать, чем же вы были заняты все это время?

Господин Вульф отхлебнул крови и поставил стакан на парапетик камина.

— Я-я… — промямлил Черт. Ему казалось, что он подавился, пытаясь проглотить ежа. — П… простите…

«Вляпался!» — в ужасе подумал он.

— Вляпался?! — вдруг взревел господин Вульф. — Молчать!!!

В ту же секунду его атласный костюм трансформировался в густую лоснящуюся шерсть, лицо вытянулось в волчью морду, глаза блеснули желтой роговицей, зрачки сузились в тонкие вертикальные полосы. Оборотень упал на все четыре лапы, в одно мгновение перемахнул стол, схватил Черта за горло и оторвал от пола, словно молодого ягненка.

— Молчать!!! — прорычал господин Вульф прямо с сопливый пятак Черта.

Черт трепыхался в лапах господина Вульфа и чувствовал, как его сознание лишается информации. Вся история с Иваном, во всех подробностях и мелочах, вытекала из его головы и впитывалась оборотнем. Когда последний штрих покинул голову Черта, господин Вульф разжал лапы и клацнул пастью. С его губы сорвался и ляпнулся на пол сгусток жидкой пены.

— Дерьмо!!! Поросячья морда!!! Недоделок!!! — шипел господин Вульф, превратившись в огромную летучую мышь и с дикой скоростью кружа по комнате. — Ты что себе возомнил?! Сначала на ведьму полез, потом Рыцаря прозевал!

Оборотень вдруг резко затормозил возле камина, пламя дернулось, будто хотело сбежать, опустился на пол и превратился опять в человека.

— Твои мелочные потребности в пище, негодяй, будут стоить нам серьезных энергетических затрат, — почти спокойно произнес он. — Да, у нас сейчас нет нехватки грешных душ, но это не значит, что их энергию мы можем расходовать внепланово! Когда проблема с… э-э-э… Иваном будет устранена, твоя скотская морда получит по заслугам. А сейчас проваливай.

— Я!.. я… — начал было Черт. Он хотел сказать, что может попытаться сам решить проблему, пусть только господин Вульф даст ему один единственный шанс, но задние конечности у него подкашивались, передние дрожали, а слова все также отказывались пролазить сквозь горло.

— Ты! Возвращаешься на свое рабочее место и продолжаешь вести наблюдение! — отрезал господин Вульф. — Этим делом отныне занимаются… э-э-э… более квалифицированные ведомства. А сейчас исчезни! НЕМЕБЛЯ!

И он исчез.

Черт долго еще сидел в своей конуре, пытаясь собраться с мыслями. Потом решил выбраться на часок наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, но, прислушавшись к сырой тверди, передумал — там, над толщей земли, занимался горячий рассвет.

Глава VI

Проснувшись, Иван обнаружил Филиппа, спящего на его одежде. Иван аккуратно переместил кота на кровать, тот приоткрыл один глаз и недовольно хрюкнул, а сам собрался одеть штаны. Но поверх штанов лежали просторные шорты, сшитые из серого льняного полотна с шелковым шнуром вместо пояса. Иван одел их, покрутил головой, рассматривая себя со всех сторон, потом завязал шнурок.

— Сидят, как будто она с твоей задницы мерки снимала, — прокомментировал Филипп.

— Да, сидят хорошо, — согласился Иван, взял меч и пошел наружу.

— Странные создания эти женщины, — догнал его голос Филиппа уже у порога. — Ты на нее орешь, а она тебе трусы шьет…

Иван оглянулся, но кот уже закрыл глаза и умостил морду меж передних лап.

— Это не трусы, — ответил Иван улыбнувшись. — Это шорты.

Василисы нигде не было видно. Иван поискал ее глазами, потом решил, что сможет поблагодарить ее позже, и пошел к реке. Он с удовольствием искупался, выскочил из воды свежий и бодрый, прищурился на утреннее солнце, надел шорты, подобрал меч и пошел назад к избе. С мокрых волос падали капли и стекали по плечам прохладными струйками.

«Я несу на плечах часть реки», — подумал Иван и улыбнулся. Сама фраза казалась ему забавной, но потом он подумал, что такие обороты ему не свойственны. Он остановился, оглянулся на реку, потом сел на траву и долго смотрел на сверкающую гладь.

«На моих плечах река», — подумал он снова уже без улыбки.

Он не мог понять, откуда взялась эта фраза, и почему она его тревожит. Небольшой каламбур, предназначение которого вызвать улыбку, имел второй и главный смысл, понять который Иван не мог. Он опустил глаза на меч. Пальцы крепко, но без напряжения сжимали рукоять. Иван сидел неподвижно еще некоторое время, потом обнажил лезвие. Сталь брызнула бликами, словно речная гладь.

«Это и есть река», — подумал Иван.

Он встал, вытянул перед собой меч и закрыл глаза.

— Река во мне… — тихо сказал он.

Леший подошел к бане, сел на колоду, и долго молча смотрел, как Иван выписывает в воздухе мечом замысловатые узоры. Лезвие то искрилось на солнце, то пропадало из поля видимости. Леший наблюдал за Иваном минут двадцать, но тот так и не обратил на него внимания, потом встал и неторопливо вернулся к столу.

— Коли він почав? — спросил он у Василисы.

— Да как проснулся, так и «почав», — мяукнул кот. — Глаза продрать не успел и за меч сразу. Вась, ты ему в трусы буйной травы вшила? Я ему орал-орал, а он даже ухом не ведет.

Леший посмотрел на кота, потом перевел взгляд на реку. Ивана видно не было, только слышался приглушенный голос меча, рассекающий воздух.

— Это не трусы, — ответила девушка, — это шорты.

— Йому трава не потрібна, — сказал Леший, — він і так хлопець гарячий.

— Какая разница! — возмутился Филипп, спрыгнул с лавки и неторопливо направился в сторону реки, дабы еще раз полюбоваться Иваном.

— Трусы – не трусы… — бурчал он на ходу. — Прыгает там по траве, словно тушканчик умалишенный… ни слова – ни полслова… довели парня до бородавок в мозгу…

Старая ведьма молча смотрела в пустую чашку, о чем-то размышляя. Потом сказала:

— Он слишком торопится.

— В нього не має часу, — ответил Леший, не оглядываясь на старуху.

— Время есть всегда, — возразила старуха.

Василиса их молча слушала.

— Але він цього не знає, — Леший наконец повернулся и посмотрел ведьме в глаза.

— До тех пор, пока он не поймет всего, в его душе будет жить буря, — продолжила ведьма. — Он может разрушить даже то, что разрушать не стоит. Ну и конечно, он может погибнуть сам.

Леший чуть опустил голову и криво усмехнулся.

— У деякому розумінні він вже вмер.

— Я не про это, — отмахнулась старуха.

— Яга, коли ми його знайшли, тобі від нього треба було зовсім не багато. — Василиса потупила глаза. — Він людина. Усі люди помирають, але не всі помирають однаково. Оце і головне. Якщо він завтра схоче йти, я його тримати не буду.

— Нет! — вскрикнула Василиса.

Старуха тяжело повернула голову и печально воззрилась на внучку. Девушка упала на лавку и спрятала лицо в ладони. Потом что-то тихо прошептала, убрала руки и продолжила уже спокойнее:

— Ему рано уходить. Он еще многого не умеет.

Леший растянул физиономию в улыбке.

— Та нікуди він завтра і не піде. Не переживай. Але с тебе не станеться, якщо і сама повчиш його чому-небудь.

Василиса помолчала, осмысливая услышанное, потом кивнула, встала и скрылась в избе. Она чувствовала, что взрослым нужно обсудить что-то наедине.

Леший проводил ее глазами до дверей, потом повернулся к старухе.

— Він тут вже тиждень, але щось в них не кліється.

— Да откуда тебе знать, как оно быть должно! — съязвила старуха. — У самого вон и любить то нечем!

Леший недовольно поморщился. Тема любви казалась ему простой и ясной, но вот отношения к этому вопросу людей, по непонятным причинам всегда обрастала неоправданной сложностью. Зачем люди стремились запутать свои отношения, Леший понять не мог, а потому и спорить на эту тему не любил. Ведьма, тем временем, продолжила:

— И потом, как же это, по-твоему, должно быть? Она же мужика в последний раз видела, когда ей два года было!

— Яга. Є він, є вона. А все останнє — це те, що зветься людською натурою — не можуть вони, шоб було просто.

— А оно и не может быть просто. И никогда не будет просто.

Леший чмокнул губами. Сколько он знал ведьму, столько они об этом спорили. Но сейчас его интересовало другое, и он вернул прежнюю тему.

— Шоб зрозуміти все, йому потрібні роки, якщо тiльки ти не знаєш якусь швидку програму навчання.

— Нету никакой программы обучения. Ни обычной, ни ускоренной. Вся его теперешняя жизнь и есть наука. И начинается она тогда, когда до него это доходит. Вот в этом мы можем ему пособить.

Леший долго смотрел на нее, потом повернулся к реке. Там у бани на дубовой колоде прыгал ощетинившийся Филипп, должно быть что-то орал Ивану. Леший тяжело вздохнул и повернулся к старухе.

— Зараз це дуже ризиковано. Він тільки-тільки взяв меч.

— Он вышел на свой путь и должен уразуметь это. И если это на самом деле так, то жизнь себя ждать не заставит. Нам надо только не вмешиваться.

— Не вмішуватись?! Цей хлопець вибрав меч, який я робив двадцять два роки! Цей меч може розмовляти і слухати, співати і плакати! Двадцять хвилин назад ти казала, шо він занадто поспішає!

— А ты говорил, что главное, как человек умирает.

Леший замолчал. Он вдруг понял, что случись чего, Ивана ему будет не хватать.

«Але яке це має значення?..» — с грустью подумал он.

— Гаразд, — наконец сказал он. — Але ми повинні контролювати ситуацію.

Ведьма чуть заметно улыбнулась, кивнула.

— Одного не могу докумекать, — сказала она сквозь улыбку. — Толи ты к хлопцу привязался, толи лапищи свои о Чертей давно не чесал?

— Та ну на тебе... — рассеянно ответил Леший.

Иван открыл глаза и увидел тонкую линию лезвия. Он держал меч двумя руками перед собой и абсолютно не понимал, что же такое с ним приключилось. Он осторожно вложил меч в ножны и закинул его за спину. Руки едва заметно дрожали.

— Ваня! Ваня!! Очнулся?! Ну слава богу! С тобой все в порядке?! Сколько лап? Быстро скажи сколько лап?!

Иван оглянулся на голос, и узрел там Филиппа. Кот сидел на колоде с задранной вверх лапой.

— Одна лапа, — ответил Иван. — Чего ты орешь то?

— А когтей сколько?! Сколько когтей?!

— Все так же пять, я надеюсь — мне отсюда не видно.

— Ну хоть размышляешь логично… Чего я ору? Да потому что переживаю за твою психику! Время то уже обеденное, а ты как проснулся, так и бегаешь со своим мечом, словно тебя осы в задницу покусали!

— Обеденное? — переспросил Иван и оглянулся на солнце. Светило уже перевалило зенит.

— Обеденное-обеденное, — заверил кот. — Если тебе на рассудок свой наплевать, то хоть желудок мой пожалей.

— Странно… — тихо произнес Иван. Он не мог понять, как четыре часа к ряду смог заниматься фехтованием и не заметить этого. Правда в теле присутствовала легкая усталость, но и то совсем чуть-чуть. А ведь после такой тренировки он должен был свалиться с ног.

— Ну! — не терпелось Филиппу. — Чего мы на этот раз ждем?

— Да, — сказал Иван. — Я иду. Я, пожалуй, даже проголодался слегка…

Он повернулся и пошел в сторону избы.

— Барин исхотели жрать сию минуту!!! — заорал Филипп во всю глотку. — А кто ослушается, получит двадцать розг моченных по жопе!!!

Иван оглянулся на Филиппа и рассмеялся. Он уже поднялся по тропинке и видел, как на рев Филиппа оглянулся Леший, потом открылось в избе окно, оттуда выглянула Василиса, улыбнулась и скрылась опять. Кот спрыгнул с колоды и догнал Ивана.

— Слушай, Филипп, — спросил его на ходу Иван. — Как у тебя получается с таким энтузиазмом пороть несусветную чушь?

Кот недовольно фыркнул, потом важно ответствовал:

— Сама природа говорит через меня языком мудрости!

— Да уж… Как-нибудь дашь мне пару уроков риторики.

— Это ценное знание и просто так я его направо налево не раздаю. Вот когда пойму, что ты достойный ученик и надежный продолжатель традиций…

— Как с барином разговариваешь, холоп! — рыкнул на Филиппа Иван и кот от неожиданности отпрыгнул в сторону, секунду непонимающе рассматривал Ивана, потом широко улыбнулся.

— Мое присутствие не проходит даром, — гордо сказал он. — Так и быть, буду учить тебя уму-розуму. Только одно правило — на учителя не орать!

— Ладно, — согласился Иван.

Они зашли под навес, Иван поздоровался и сел за стол рядом с Лешим.

— Як справи? — спросил тот.

Иван немного подумал, ответил задумчиво:

— Не знаю… Я не заметил, как пролетело время… я вообще не понял, что произошло…

— Ти відчув меч і трохи з ним порозмовляв, — сказал Леший, — на Сході це зветься медiтація.

— Ничего себе немного… — рассеяно заметил Иван. — Четыре часа.

— Хлопче, час не має значення. Це могли бути і чотири доби, і чотири роки.

— И… — продолжил Иван. — Я себя замечательно чувствую… будто снял одежду и понял, что она была слишком тяжелая и слишком грязная, чтобы ее носить.

Леший едва заметно кивнул. Ведьма молчала.

— Усе гаразд, — успокоил Леший Ивана.

Скрипнули двери избы, на пороге появилась Василиса, направилась к столу.

— Ты уже закончил свои упражнения? — спросила она Ивана, приблизившись.

Иван оглянулся на голос, все еще раздумывая над своим состоянием. Наконец понял, что вопрос был задан ему, повернул к ней лицо, отметил, что девушка в хорошем настроении.

— Да. Кстати, спасибо огромное за шорты, — сказа Иван.

— Пожалуйста, — щебетнула девушка и принялась насыпать обед.

Леших смерил ее взглядом, потом посмотрел на ведьму. Та улыбалась одними глазами.

Весь обед Леший рассказывал про японскую традицию приготовления чая. Он опускался в глубокие философские корни того явления, и Ивану иногда было трудно проследить нить его разглагольствований, потому как некоторые термины не переводились с украинского у него в голове автоматически. Пару раз Иван переспросил, но Леший не очень то был настроен объяснять, потому Иван оставил желание понять все и слушал в пол уха. Между тем, Леший не забывал наливать себе в чашку самогон и, никого не дожидаясь, опрокидывать. Никто больше пить не хотел, а потому не возражал. Закончил свой монолог Леший высказыванием, что чай в лесу не растет, а потому ритуал неосуществим, ибо заваривать чай и заваривать мяту — суть разные вещи.

— Можешь попробовать заварить канаплю, — вставил Филипп. Леший посмотрел на него как на клопа, которого брезгуешь раздавить.

Разговор прервался на минуту, Иван выпил чашку кваса, поблагодарил хозяйку, та ответила улыбкой и легким поклоном головы, и оглянулся на баню. Ему пришла в голову мысль, что за неделю своего пребывания тут, он еще не разу не парился.

— А почему мы баню не топим? — спросил он.

— Потому что ты дров не нарубил, — тут же ответил Филипп.

— Ну-у, это не проблема, — сказал Иван, подымаясь.

— Зачекай трохи, — сказал Леший. — Дров нарубаєш пізніше, а зараз... — Леший поднялся, и Иван увидел в его руках меч. — Я тебе трохи повчу. Пішли.

Они спустились к реке и стали напротив друг друга.

— Я покажу тобі деякі прийоми, які ти мусиш робити кожен день по тисячу разів. Їх не так багато. Будь уважен...

К дровам Иван добрался только к вечеру. Он чувствовал себя уставшим, но все же расколол не одну колоду, так что получилась приличная куча. Растопить баню ему помогла старуха, и уже через часик банька была готова. Иван разделся, брызнул на раскаленные камни кваса и забрался в парилку.

— Иди, попарь его как следует, — сказала ведьма Лешему. — А то он завтра от подушки голову не оторвет.

Леший крякну, грузно поднялся и пошел в баню. Через минуту оттуда донеслись Ивановы крики и стоны.

— Он же его до смерти замордует! — тревожно произнес Филипп, поглядывая на баню.

— Ничего, — ответила старуха. — Это на пользу. Зато завтра будет, как огурчик.

Господин Вульф стоял, широко расставив ноги и сцепив за спиной ладони в замок. Его взгляд пронизывал толщу густых ветвей и шарил по поляне. Он уже обследовал во всех подробностях баньку, из трубы которой еще сочился дымок, навес над обеденным столом, и теперь изучал избу.

Спустя пару минут двери избы открылись, и на пороге в одних трусах появился Иван. За его спиной недвусмысленно торчала рукоять меча. Верхняя губа господина Вульфа едва заметно дернулась. Оборотень замер на секунду, потом чуть вытянул шею и глубоко втянул воздух раздувшимися ноздрями, — господин Вульф хотел запомнить запах человека.

Иван потянулся, разведя в стороны руки, потом сделал вперед два быстрых шага, прыгнул, сделал в воздухе сальто, выхватил меч и, приземлившись, рубанул им воздух. Потом встал, рассмеялся, закинул за спину меч и вернулся к избе. Из дверного проема показалась недовольная усатая физиономия, что-то пробурчала и скрылась, пропуская Ивана внутрь. Но прежде чем переступить порог, Иван задержался, пошарил глазами по сторонам и, наконец, пристально посмотрел в сторону господина Вульфа. затем тряхнул, вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

— Мда-а-а…— констатировал господин Вульф. — Надо полагать… э-э-э… это и есть он. Что ж… Хоро-ош.

Оборотень помолчал минуту, о чем-то размышляя, потом повернулся к избе спиной и скрестил руки на груди. Перед ним сидели неподвижно, словно каменные изваяния, три огромных лохматых вожака волчьих стай, и смотрели на господина Вульфа в три пары сверкающе-желтых преданных глаз. Справа и чуть в стороне стоял на четвереньках и вытягивал в сторону господина Вульфа свою сопливую морду Черт. На нем господин Вульф и остановил свой взгляд.

— А что это, уважаемый, там за морда в двери мелькнула?

— Это Филипп. Кот. Старухино подпевало! С людьми на их языке разговаривает. Выродок како-то!..

— Ясно, — остановил его господин Вульф и пренебрежительно махнул рукой. Со стороны кота он угрозы не видел, а потому продолжать эту тему желания не имел.

— Итак, господа, — обратился он уже к своим волчьим подданным. — Надеюсь, ситуация вам… э-э-э… ясна. Герман, вы разрабатываете план отвлечения ведьмы старшей, Лешего и ведьмы младшей. Отсутствие оных должно начаться в двадцать два ноль ноль, чтобы отряды захвата имели время на подготовку и… э-э-э… маневры, и продолжаться в течении… э-э-э… минимум шести часов.

Левый вожак кивнул, облизнулся и снова замер.

— Гётте и Штерн, — обратился господин Вульф к двум оставшимся. — Вам поручается разработать план захвата. Важным моментом является… э-э-э… определение необходимого минимума штурмовиков. Вполне очевидно, что… э-э-э… объект уже достаточно подготовлен, и парой волчьих пастей его не напугаешь, но с другой стороны мы не можем… э-э-э… привлекать к этой операции излишнее внимание. Все ясно?

— Господин Вульф, — хрипло произнес вожак сидящий в центре. — Фактор кота учитывать?

— Нет, — ответил господин Вульф. — Я не думаю, что он может быть опасен. Но его смерть может вызвать у нас лишние проблемы. Нейтрализуйте… э-э-э… одержимое животное без крови. Этого будет достаточно.

Волк, задавший вопрос, понимающе кивнул.

— Еще вопросы есть? — спросил господин Вульф после паузы. Три черных тени едва заметно покачали головами. — Замечательно. На изучении территории у вас время до пяти утра. Опосля, жду вас с докладами, наблюдениями и… э-э-э… мнениями. Разойтись!

Волки бесшумно растворились среди леса.

— А-а… мне что делать? — растерянно промямлил Черт. Он был подавлен той рассудительностью и организованностью, с какой господин Вульф готовил операцию. Черту хотелось как-то поучаствовать в этом грандиозном действе, хотя он с трудом представлял, какую роль ему могут доверить.

— Не мешаться под ногами! — прошипел господин Вульф, оттолкнулся от земли, взмахнул крыльями и растворился в ночи — черное в черном.

Глава VII

Ивана разбудили странные звуки. Он протер глаза и осмотрелся. Филиппа в комнате не было, что само по себе было довольно неожиданно. Иван встал, оделся, захватил меч и вышел наружу.

Едва переступив порог, он увидел следующую картину: метрах в двадцати спиной и чуть боком стоял на задних лапах Филипп, покачивал из стороны в сторону задницей и балансировал хвостом. Его передние лапы были разведены в стороны, а сам он чуть пригнулся, будто готовился к прыжку. Ко всему прочему он что-то воинственно шипел. К его спине двумя ремешками был прикреплен чехольчик черной кожи. В следующую секунду Филипп с диким ревом закинул за спину правую лапу, ловко выудил из чехольчика нож и метнул его в дубовую колоду. Метательный снаряд мелькнул на солнце искрой и воткнулся в дерево. Филипп неторопливо опустился на все четыре лапы и медленно оглянулся на Ивана.

— Видал? — важно спросил он. — Зовите меня отныне Чингачгук — поубиваю всех нахрен!

Иван улыбнулся и поаплодировал Филиппу.

— Іди подивись, куди ніж устряв, Чінгачгук — вбити не жалко! — Леший сидел под навесом, наблюдал за котом и улыбался во все свою огромную физиономию.

— Достигающие вершины славы всегда имеют вокруг себя толпы завистников! — веско ответствовал Филипп, но за ножом все же пошел.

— Мать твою! — рявкнул кот, дочапав до своей мишени.

Леший захохотал во все горло — нож торчал рукояткой в трещине колоды.

— Ну ничего… бывают оплошности… — Филипп кое-как выудил кинжал, проворно засунул его в чехол на спине и вернулся на исходную позицию.

— Вы таки сделали ему нож? — спросил Иван кузнечных дел мастера, опустившись на скамью рядом с ним.

— Угу, — ответил тот, наблюдая за Филиппом. — Тільки толку з цього не має ніякого. Сам бачиш.

— Дайте время! — твердо заверил Филипп. — Я вам пятнадцать из десяти выбью.

Леший махнул рукой, типа делай что хочешь, только под ногами не болтайся, и повернулся к Ивану.

— Ну шо? Пішли i ми позаймаємось?

Иван кивнул и поднялся.

Леший тренировал Ивана до самого обеда. Под конец Иван так разошелся, что таки достал своего учителя по шее. Если бы на мечах не было ножен, Иван отрубил бы ему голову. Леший снял с плеча меч Ивана и потер на шее жирную гематому.

— Зовсім не погано, — сказал он.

— О блин… — Иван в некотором замешательстве опустил меч. — Я не хотел так сильно. Я вам ничего не сломал?

— Не переживай. Усе гаразд...

В следующую секунду меч Лешего описал дугу и опустился Ивану на голову. Иван поздно отреагировал и не успел блокировать или увернуться. Удар был сильным. В глазах у него потемнело и поплыли концентрические круги, но он не упал. Иван сделал два шага назад и поднял меч. Зрение еще не восстановилось, поэтому он зажмурил глаза и отдался на волю ощущений. А потом… время стало тягучим и вязким, оно вдруг потеряло стремительность и последовательность. Иван чувствовал меч противника, медленно двигающийся ему навстречу в колющем ударе. Иван знал, куда направлен удар и какой он силы. Ему некогда было задумываться над этим новым для него ощущением и опытом, все, что ему оставалось — просто принять их, как данность. Он выдержал паузу в тысячу лет, без усилия и внезапности отклонился влево с разворотом и, прежде чем меч противника поравнялся с его грудью, своим собственным рубанул Лешего по голове.

Иван открыл глаза и увидел счастливую улыбку на огромных губах своего учителя. Тот стоял, опираясь двумя руками о меч, а из его правого уха лениво стекала алая струйка.

«Ничего себе, потренировались…» — пронеслось в голове Ивана.

— Ну шо, хлопче, — сказал Леший. — Зараз я за тебе не хвилююсь. Ти вже можеш битися, навіть коли тобі повиколюють очі. Далі тренуватися будеш сам, більшому я тебе навчити не можу.

Иван кивнул. Голова трещала, и он туго соображал. Он потрогал шишку на голове, та оказалась размером с яйцо, поморщился, потом посмотрел на свои пальцы, они были в крови.

— Не хвилюйся, — утешил его Леший, который на собственные раны вообще не обращал внимания. — Це лічіться в п’ять хвилин. Ходімо до річки умиємось та підемо обідати.

Леший направился к реке, Иван послушно поплелся следом. Дойдя до воды, Леший как был в шортах вошел в воду по пояс, скоро умылся, вернулся на берег, подобрал свой меч и ушел к столу. Иван задержался. Вода несла приятную прохладу, поглощала напряжение и усталость. Даже гул в голове заметно стих. Иван полежал в воде у берега немного, потом неторопливо доплыл до противоположного берега и назад, и только потом вышел из воды.

Иван уже поравнялся с баней, когда из-за колоды выпрыгнул Филипп и перегородил ему дорогу. Кот стоял на задних лапах, а в передней правой держал кинжал, направленный острием на Ивана. Филипп был настроен воинственно.

— Ты зашел на чужую территорию, бледнолицый, — мрачно произнес он. — Эдак можно и скальп потерять!

Иван улыбнулся, потом выхватил из-за спины свой меч и направил острием в сторону Филиппа.

— Как думаешь, мне понравится отбивная из свежеубиенного кота?

Филипп тут же спрятал кинжал в ножны и сменил тон.

— Ну ты того… не заговаривайся, а то еще беду накличешь. А вообще надо отметить, что благодаря моим усилиям, ты уже кое-что из себя представляешь. Вот меня уже не испугался, а это, между прочим, прогресс — я ж тут самый крутой! Меня даже Леший побаивается!

Иван засмеялся, убрал мечи и пошел к столу.

— Смотри, как бы Леший этого не услышал, — посоветовал он Филиппу.

— Да я ж не громко… — в пол голоса ответил тот, семеня следом.

Василиса подошла к столу, начала было расставлять тарелки, потом задержала взгляд на Иване, некоторое время в недоумении рассматривала его голову, потом перевела взгляд на Лешего.

— Чем вы там занимались?! — сердито начала она. — Вы же покалечили друг друга! Бабушка! Что это за тренировки такие?!

— Та годі тобі, раскудахталась, — беззлобно обронил Леший.

— Заметь, Вась, — вставил Филипп. — Не Леший покалечил Ивана, а они друг друга! Наш Иван о-го-го! Растет!

— Принеси морянку, — спокойно распорядилась старая ведьма. — Та, которая на бычьих корнях.

Девушка убежала за лекарством, а старуха обвела обоих фехтовальщиков, словно нашкодивших мальчишек, тяжелым взглядом и вдруг приглушенно засмеялась.

— Мужики они и есть мужики… — только и сказала, потом взяла тарелки и принялась наливать в них борщ.

Василиса вернулась с маленькой баночкой, заполненной густо-коричневой жидкостью и отрезом чистой материи. Обработала мужчинам раны и села за стол напротив Ивана.

— Бабуль, а на второе что? — спросил Филипп, брезгливо заглядывая в тарелку с борщем Лешего.

— Каша.

— Щи да каша — пища ваша, — убитым голосом продекламировал он, сделав ударение на местоимении «ваша». — Ну что ж теперь делать, брат, мужайся… Жри кашу, не умирать же с голоду…

— Филипп, ты начал разговаривать сам с собой, — сказала Василиса, улыбнувшись. — Может у тебя проблемы? Может тебе выговориться надо?

— Краще не треба, — заметил Леший.

— Конечно, я разговариваю сам с собой! Ты же со мной практически не разговариваешь! И потом, как тут с ума не сойти?! Я ж кот! А коты не едят пе-е-ервое! Думаешь, мне доставляет удовольствие смотреть, как вы с аппетитом борщ хлебаете, в то время когда я кашей давлюсь! — Филипп даже фыркнул от негодования.

— На, и заткнись, — миролюбиво сказала старуха, и поставила перед Филиппом чашку сметаны.

— Другое дело! — уже веселее мяукнул Филипп, вылил сметану в кашу и засунул следом свою морду.

Некоторое время все молча ели, потом старуха положила ложку и сказала:

— Завтра будет дождь.

— Да? — спросил Иван.

— Сильный? — поинтересовалась Василиса.

— Зачем? — мяукнул Филипп.

— Сильный, — ответила ведьма. — Это не я. Гроза идет. — Потом помолчала, подняла глаза на Лешего, спросила, — Как он?

Леший размышлял некоторое время, потом кивнул головой.

— Він здужає.

Иван ничего не понял из этого разговора. Он посмотрел на всех по очереди, но все сосредоточили внимание на своих тарелках, и никто ничего не объяснял. Старуха и Леший неспешно продолжали трапезу, Филипп нарочито громко чавкал кашу со сметаной, а Василиса подперла голову рукой, так что ладонь скрывала от Ивана ее лицо, и равнодушно ковырялась ложкой в борще. Иван догадался, что она нервничает.

Послеобеденное время до самого вечера прошло в какой-то суматохе. Леший без всяких объяснений ушел в лес. Бабуля с внучкой занялись ревизией своих снадобий и всевозможных яств, для этого они вытащили на божий свет несколько корзин и один сундук. Филипп точил свой кинжал, и после каждых двух-трех шорканий лезвия о наждачный камень проверял его остроту когтем.

Иван не мог понять, зачем перед дождем, даже очень сильным, надо проверять и готовить лекарства. Потом махнул рукой и пошел к реке тренироваться. Все равно его помощь никому не требовалась.

Закончил он, когда солнце село за горизонт. Иван посмотрел на небо и увидел, что оно затягивается тучами. С запада дул прохладный и влажный ветер. Лес нервно колыхался под натиском ветра, тревожно гудел. Быстро сгущались сумерки.

«Да-а, — подумал Иван. — Бабуля была права, будет дождь…»

Он разделся и нырнул в воду.

Челюсть Лешего отвисла, он с оторопью и негодованием провожал Василису взглядом. Девушка спускалась по тропинке к реке, на ней было коротенькое сверкающее платье.

Ведьма вцепилась Лешему в плечо, сказала с нажимом:

— Спокойно, Леша. Я в реку бобрового жиру налью. Отрастет у твоей русалки чешуя краше прежней.

— Ось це ваша любов?! — с нажимом произнес Леший.

— Ах, Леша… — ответила старуха печально. — Иногда любовь и не на такое вытворяет…

Леший недовольно хмыкнул, но комментировать не стал.

Проделав свой обычный купальный моцион, Иван собрался уже возвращаться к избе, но вдруг замер от неожиданности.

На берегу стояла Василиса. На ней было коротенькое платье на бретельках, едва скрывающее грудь. Несмотря на то, что лес уже окутывал сумрак, платье переливалось серебром, будто сделано было из тысяч новеньких монет, и сидело на девушке идеально, повторяя все изгибы стройного тела.

— Тебе не нравится? — спросила Василиса, неверно истолковав замешательство Ивана.

— Да нет, что ты! Я просто обалдел, — ответил Иван искренне.

«Ни хрена себе девочка созрела!» — пронеслось у него в голове.

Василиса чуть заметно улыбнулась и протянула ему полотенце. Иван вышел на берег, взял полотенце, вытер лицо. Его трусы недвусмысленно оттопыривались. Василиса заинтересованно и без стеснения рассматривала сей феномен мужского вожделения. Иван опустил глаза на свое хозяйство, отметил, что в общем то с приятелем согласен, бросил полотенце, подошел вплотную к Василисе и провел пальцем по бретельке платья с плеча на грудь. Василиса оторвалась от зрелища торчащих трусов и подняла на него глаза.

— Ты это для меня сделала? — спросил он, ведя пальцем по сверкающей ткани.

— Да, — еле слышно ответила она.

Иван привлек ее к себе.

«Филипп, наверное, подсматривает откуда-нибудь из кустов, — подумал он. — Ну и хрен и ним».

— А ты уверена? — спросил Иван.

Девушка закинула руки ему на шею и потянулась губами. Иван впился в них, потом снял с плеч бретельках и платье, словно змея, стекло с тела девушки и осталось под ногами лужицей жидкого серебра. Иван поднял Василису на руки и положил прямо на песок, чуть отстранился и пробежал взглядом по всему телу.

— Ты — само совершенство!

Василиса улыбнулась и потянула его за руку.

— Иди ко мне.

К избе они возвращались, когда было уже совсем темно.

— Может, ты будешь спать со мной? — спросил Иван.

— Зачем? — не поняла Василиса.

— Ну-у… Мужчина и женщина, когда живут вместе, спят в одной постели.

Василиса вопросительно подняла на него глаза.

— Нам может захотеться заняться этим еще, — наконец объяснил Иван.

— А-а… — девушка улыбнулась. — Понятно. Конечно, мы будем спать вместе.

Иван улыбнулся и открыл дверь.

Филипп разинул пасть и во все глаза таращился, как Иван и Василиса раздеваются до гола и укладываются в постель. Потом кот немного пришел в себя, запрыгнул на стул у головы кровати и прямо в лицо им сказал:

— Вы хоть бы меня спросили, хочу я на весь этот срам смотреть, или нет?!

Василиса улыбаясь смотрела на кота.

— Ну и как, — спросил Иван. — Хочешь, или нет?

— Нет! — отрезал Филипп. — У реки что, не накувыркались? Бесстыжие людские созданья! Нет больше моих сил смотреть на это безобразие!

Филипп спрыгнул со стула и вышел из комнаты. Иван с Василисой переглянулись и прыснули со смеха. Потом девушка умостилась на плече Ивана и тут же уснула. Иван лежал еще некоторое время, глядя в потолок и пытаясь проанализировать события дня, потом накопленная за день усталость дала о себе знать, он закрыл глаза и начал погружаться в сон. Уже почти уснув, он услышал, как ветер принес с запада первые раскаты грома.

Глава VIII

Иван проснулся от ощущения, что чего-то не хватает. Он привстал на локтях и обвел заспанным взглядом комнату, потом вспомнил вчерашний вечер, отметил, что ни Василисы, ни Филиппа в комнате нет, откинулся на кровать и блаженно улыбнулся. Все было замечательно… если бы не погода.

За окном мелко и противно моросил дождь. Совсем не хотелось вылезать из теплой постели и выходить под эту промозглую массу, но спать Иван уже не хотелось. Он бодро откинул одеяло и спрыгнул с кровати.

Василиса хлопотала у печи. Иван подошел и обнял ее сзади за талию.

— Привет, — сказал он.

Девушка оглянулась, на ее губах была улыбка. Она чмокнула Ивана в губы и снова отвернулась к печи.

— А где все? — спросил Иван, усаживаясь на лавку.

— Лешего со вчера не было. Бабушка будет скоро. А Филипп где-то здесь носится. Ушел охотится на куропаток, обещал, что на обед мы будем есть дичь.

— Ясно… Бабуля была права, погода испортилась.

Василиса промолчала. Она стояла к Ивану спиной, и он не видел ее лицо, но заметил, как она едва заметно передернула плечами.

— Ты нервничаешь? — спросил он.

Девушка оглянулась, секунду смотрела на Ивана, потом села напротив и отвела глаза в сторону.

— Я… я не знаю… — ответила наконец. — Я чувствую… что-то должно произойти.

— Что-то? — переспросил Иван.

— Я не знаю, что именно. Что-то не хорошее.

— Да ладно тебе, — беззаботно сказал Иван. — Что тут может нехорошего произойти?

Он наклонился над столом и накрыл ее ладонь своей.

— Ты не понял, — сказала девушка. — Это что-то должно произойти с тобой… — она подняла глаза и пристально посмотрела на Ивана. — Ты ничего странного не замечал в последнее время?

Иван пожал плечами.

— Да вроде ничего особенного, — ответил он уже не так беспечно.

— Подумай хорошо, — настаивала Василиса. — Может мелочь какая… все, что угодно.

Иван задумался. Он вспомнил, что два дня назад вечером, почти ночью, у него возникло ощущение, будто кто-то пристально его разглядывал из лесу. Но было это недолго, и он вскоре выкинул это из головы. Василиса выжидающе смотрела на Ивана, но тот так ничего и не произнес, потом сказала:

— Ваня, запомни. У нас тут мелочей не бывает. Доверяй своим чувствам. Если что-то почувствуешь, заметишь, обращай на это внимание. Опасность пахнет, смерть — смрадит за версту. Если будешь доверять своим чувствам, ты почуешь их раньше, чем они тебя…

Их отвлек шорох травы. Иван оглянулся и узрел приближающегося Филиппа. Тот тащился по мокрой траве, волоча в зубах трофейную куропатку. В брюхе убиенной птицы торчал Филиппов кинжал. Кот смахивал на чучело, его шерсть слиплась от влаги и грязи и пестрела гнилыми листьями и колючими плодами репейника. Хвост стал тоньше в три раза и оброс снизу бахромой из слипшихся висюлек.

Пока Василиса с Иваном рассматривали сие зрелище, Филипп доковылял до лавки, тяжело на нее взобрался и положил на стол разодранную птицу.

— Ху-у-у-ух, — тяжело выдохнул он, потом оглянулся на Ивана, некоторое время его рассматривал, так и не дождался аплодисментов, и перевел взгляд на Василису. Девушка готова была прыснуть со смеху, да и Иван не сдерживал улыбку.

— Чего уставились? — проворчал Филипп. — Кормилец пришел! Вась, к обеду что б дичь была, я кашу сегодня видеть не желаю!

Девушка не выдержала и рассмеялась.

— Да уж, кормилец! — сквозь смех вставила она. — Мы без тебя с голоду умираем!

— Что-то ты повеселела больно! — едко заметил кот. — Спалось, небось, хорошо?

— Эй! — окрикнул Филиппа Иван. — Ты себя со стороны видел?

— А чего? Я со всех сторон хорош!

— Пошли к реке, я тебя искупаю, а то в таком виде ты мне еще ночью приснишься. — Иван встал и направился к реке.

— Подумаешь, пара травинок в усах застряла, — проворчал Филипп, но все же спрыгнул с лавки и засеменил за Иваном. — Ты бы на себя посмотрел, когда тебя бабуля с Лешим приволокли. Ты ж был воплощением ужаса! А сейчас вон какой деловой! Купать меня будет! Я что тебе щенок слепой?! Я и сам искупаться могу…

Как только они отошли от навеса метров пятьдесят, Филипп забежал чуть вперед и задрал на Ивана голову.

— Ну давай, рассказывай! — начал он возбужденно. — Как все было то? Как она? А? Бабенка, что надо, верно?

Иван опустил на него глаза и ответил, улыбнувшись:

— Филипп, джентльмены никогда… — и сделал паузу.

— Что никогда? — завозмущался Филипп. — Не трахаются что ли? Ты мне байки тут не три! Видал я таких джентльменов! Педиками зовутся! И ты туда же, что ли?

— Джентльмены никогда не обсуждают свои отношения с женщинами, — терпеливо объяснил Иван.

— А я и не собираюсь обсуждать. Я собираюсь выслушать историю этих твоих отношений. И потом, причем тут какие-то джентльмены? Мы ж в лесу, мы ж не в Лондоне! Обсуждать он не будет! Я так тебе все рассказываю!.. Ну скажи, ведь клевая телочка, а? Я бы сам на нее запал, будь она кошечкой. Но вот ведь, блин, родили ее человеком…

— Филипп, — оборвал его Иван, остановившись у самой воды. — Мы пришли. Давай, я сниму с тебя твои доспехи и лезь в реку.

Кот убито посмотрел на Ивана, молча дал снять с себя ножны и медленно зашел в воду у самого берега. Он постоял так немного, рассматривая, как дождь мелко ощетинивает реку тысячами разрывных капель, потом повернул к Ивану озабоченную морду, произнес:

— Ты знаешь, как раз хотел тебе сказать… Эта идея мне не очень нравится. И потом, я неплохо сию процедуру проделываю языком. Ты вот, например, хорошо работаешь языком?.. — Филипп уже почти состроил ехидную гримасу, но Иван схватил его за шиворот и окунул в воду по самую голову. Филипп фыркал, плевался и крыл отборным матом, а Иван смеялся и растирал свободной рукой его шерсть.

— Твою мать! — орал Филипп.— Это же, блин, подло! Ты ж мне нож в спину вогнал! Я ж тебя другом считал, а ты меня в реке топишь!..

— Уймись, все уже почти…

Наконец Иван вытащил кота из воды и опустил на землю. Филипп вытряс из шерсти воду и обиженно уставился на Ивана.

— Да ладно тебе, — примирительно сказал Иван. — Беги к избе, пусть Василиса вытрет тебя как следует.

Филипп не шелохнулся.

— Иди, дурень. Простынешь ведь. Сам видишь, какая погода.

Филипп постоял еще немного насупившись, потом взял в зубы свою сбрую и медленно побрел к избе. Иван проводил его взглядом, потом отвернулся к реке и достал меч.

Леший появился только на ужин, о чем-то в пол голоса переговорил с бабулей и все остальное время трапезы молчал и почти ничего не ел. Филипп, чистый и пушистый громко и аппетитно чавкал куропачью грудинку и довольно на всех озирался.

— Отныне, — высокомерно начал он, — в нашем меню частенько будет свежая дичь!

Леший тяжело на него посмотрел, но комментировать не стал. Потом вдруг произнес:

— Треба йти.

— Куда? — спросил Иван.

— Кому надо идти? — спросил Филипп.

Василиса метнула взгляд на Лешего, потом на старуху.

— Стадо лосей с обрыва сорвалось, — объяснила ведьма. — На Сером Яру. Втроем сходим. Я, Леша и Василиса.

— Твою мать! — раздосадовано выругался Филипп и даже выплюнул на тарелку кусок мяса.

— Семь верст… — выдохнула девушка, переведя тревожный взгляд на Ивана.

Даже Филипп понял причину её беспокойства.

— Да ладно тебе, Вась, — начал он беззаботно, — ничего с твоим Иваном не случится. Не бойся, я за ним присмотрю.

Василису такой веский аргумент не убедил. Она посмотрела на старуху, ища взглядом у нее поддержку.

— Пойдем втроем, — ровно повторила ведьма. — Все будет хорошо.

— Может, мне с вами сходить? — осторожно спросил Иван. Он видел, что Василиса не хочет оставлять его тут одного, но причину этого понять не мог.

«Я же не маленький мальчик! — подумал он слегка раздраженно. — Меня, что, и одного оставить уже нельзя?»

— Может, помочь там надо будет? — продолжил Иван вопрос.

— Ні, Іване, — ответил Леший. — Не треба. Ми впораємось.

Леший долго и пристально смотрел Ивану прямо в глаза, как будто в последний раз пытался что-то оценить и взвесить, так что Ивану, в конце концов, стало неуютно.

— Ну, ладно, — сказал он и пожал плечами.

До конца ужина никто не проронил больше ни слова. Потом старуха, Легший и Василиса быстро собрались и торопливо ушли.

Глава IX

С наступлением ночи дождь не прекратился. Где-то за мутным небом пряталась луна, но определить ее местонахождение было невозможно. Даже близстоящие деревья едва очерчивались неясным контуром.

Иван не знал, зачем он вышел из избы и мокнет под дождем. Что-то смутное тревожило его, и он хотел понять, что же именно.

— Вань, — очень тихо сказал Филипп. Он подошел неслышно, но Иван почувствовал его приближение.

— Угу, — так же тихо ответил Иван.

— Что-то мне тут не нравится…

Иван опустил голову и посмотрел на кота. Филипп приподнялся на задних лапах и вытянул шею в сторону ближайшей границы леса. Его усы тревожно подрагивали. Иван проследил его взгляд, но ничего не увидел. Тем не менее, его беспокойство усилилось.

«Верь своим ощущениям, и ты почувствуешь опасность раньше, чем она тебя», — вспомнил он наставления Василисы.

Иван внимательно обвел взглядом лес, но там по-прежнему не было ничего подозрительного. Он уже хотел было сказать Филиппу что-то ироничное, но в следующее мгновение, словно порыв ледяного ветра, в его сердце вспыхнуло ощущение врага. В эту секунду Иван понял, что значит запах опасности, запах, о котором ему говорила юная ведьма. Иван выхватил меч, Филипп дико зашипел, лес замелькал прыгающими парными желто огоньками.

— Хреновы кровососы! — прорычал Филипп, размахивая перед собой кинжалом, словно заправский фехтовальщик. — Сюда! Сюда! Сучьи выродки! Я вам глазки то повыкалываю!

Иван оглянулся. С противоположной стороны желтые огоньки уже выскочили на поляну. Безмолвные черные тени неслись прямо на Ивана. Отсюда их было, по меньшей мере, в два раза больше.

— Филипп, мы окружены, — спокойно сказал Иван. — Давай, спина к спине.

— Не переживай, — мрачно ответил кот. — У меня все под контролем.

В следующее мгновение он с диким шипением прыгнул прямо в несущуюся на него оскаленную пасть. Волк не ожидал такого поворота событий, чуть замешкал, решил увернуться, и это стало его ошибкой. Филипп вогнал когти левой лапы ему в нос, а правой идеально точным ударом воткнул нож прямо в сияющий глаз. Зверь взвыл от боли и мотнул головой, чтобы избавиться от нападающего, но Филипп, продолжая по инерции движение вперед, вцепился зубами несчастному в ухо, залетел ему за спину и рванул на себя когти, торчащие в носу зверя. Кожа разошлась в четыре борозды почти до глаз.

Василиса встрепенулась, ошалело оглянулась по сторонам. В ее глазах плясал дикий огонь. Ведьма и Леший стояли к ней спиной и молча смотрели в сторону дома, хотя до него было семь верст и разглядеть что-то сквозь толщу леса все равно было невозможно.

— Бабушка! — вскрикнула девушка.

— Оставайся здесь, — ровно сказала ведьма. — Лосей спасать надо. Мы с Лешим сходим.

— Нет! — задохнулась Василиса. — Я тоже пойду!

Старуха медленно повернулась и повторила тоном, не терпящим возражений:

— Оставайся здесь, — и потом уже Лешему. — Пошли.

Василиса села и закрыла лицо руками. Ее пальцы мелко дрожали.

Атака Филиппа протекала всего мгновение, и наблюдал ее Иван краем глаза. Сам он стоял, широко расставив ноги и занеся меч. На него прыгнули сразу три оборотня. Один целился в ноги, а двое других в грудь. Иван прыгнул вверх и чуть в сторону. В ту же секунду его меч с тихим шелестом отрезал верхнюю челюсть вместе с черепной коробкой первому и вспорол бок второму. Иван приземлился раньше, чем конвульсирующие трупы упали ему под ноги. Третий волк успел развернуться и вцепился Ивану в ногу. Меч Ивана сделал еще одно движение, и оскаленная пасть осталась торчать в его икре, а отделенное тело все еще стояло на четырех лапах. Иван схватил его за хвост и, размахнув над собой словно палицей, швырнул в нападающих.

За его спиной молчаливый Филипп висел на ухе мечущегося зверя. Его лапы с выпущенными когтями были расставлены в разные стороны, а в одной, к тому же находился кинжал. Кот втыкал его во все, что проносится мимо. На своей стороне он окончательно смял атакующих.

Стая чуть отступила и перестроилась. Иван ухватил за ухо торчащую в его ноге голову, сдернул и поднял над головой. Волки полукольцом медленно приближались. В неясном освещении их зубы поблескивали, очерчивая оскал. Иван швырнул в них голову, взял меч в обе руки и закрыл глаза. Он не чувствовал боли, он был спокоен и уравновешен. Ему казалось, что он спит и в этом сне он непобедим…

Черт боязливо выглядывал из-за сосны. В двух метрах впереди стоял, нервно дергался и зло шипел господин Вульф. Черт понимал, что господину Вульфу лучше не попадаться под руку, но смыться он не мог — зрелище битвы настолько ошеломило его, что он не мог сдвинуться с места. Четвертая волна нападения отхлынула от Ивана, словно вода от каменного утеса, оставив на земле у ног Рыцаря еще несколько искромсанных трупов. Из тридцати специально отобранных, сильных, не знающих поражения солдат Ночи осталось уже тринадцать. Господин Вульф сыпал проклятия и брызгал слюной. Он уже послал за подкреплением, но было ясно, что пока оно прибудет, от нападающих ничего не останется.

Черт боялся сознаться, но в глубине души он радовался такому повороту событий. Самоуверенность и надменность господина Вульфа потерпела полнейший и безоговорочный крах.

«Это вам не над бедным чертом издеваться, — тихонько подумал он, стараясь, чтобы господин Вульф не услышал его мысли. — Это же Рыцарь!..»

Черт, вдруг понял, что проникся к Ивану глубоким уважением. К Ивану и к его странному напарнику.

«Он гоняет их, словно мышей! — неосторожно подумал Черт о Филиппе. — Ночь всемогущая, как такое возможно?!»

Господин Вульф вдруг резко обернулся. Его лицо было перекошено, клыки сверкали.

— Что ты там сказал, крысиный выкидыш?! — в следующее мгновение цепкие пальцы господина Вульфа сжали горло Черта до самого хребта, выдавив из пасти несчастного вялый язык. — Кот гоняет моих воинов, словно мышей?!!

— Господин Вульф… — еле слышно прохрипел Черт, указав копытом через плечо оборотня. — Иван… Рыцарь… последних… того… уделывает…

Господин Вульф оглянулся и разжал пальцы. Черт шлепнулся на землю и жадно глотнул воздух. На поляне Иван разрубил последнего оборотня. Филипп, наконец, отпустил ухо своей жертвы и спрыгнул на землю. Освобожденный оборотень метнулся в лес.

— Эй, мешок с дерьмом! — орал ему вдогонку Филипп. — Я с тобой еще не закончил!

Господин Вульф посмотрел на часы.

— Ладно… — мрачно процедил он. — Десять секунд… Без передышек… Ему не простоять еще час…

В следующее мгновение перед господином Вульфом возник скулящий оборотень с разорванным носом. Господин Вульф с презрением и ненавистью воззрился на сие убожество, потом громко прочистил горло и смачно плюнул прямо в разорванную пасть. Животное взвыло и заметалось, его голова вспыхнула голубым пламенем и стала бугриться, плавиться. Господин Вульф отфутболил его, словно резиновый мячик, а сам вернул взгляд на поляну.

— Да-а-а-а! — злорадно зашипел он.

На поляну с севера медленно и тихо вышла и замерла в ожидании приказа новая стая. Весь лес кишел ее желтыми глазами.

— Он ранен, — сказала ведьма, вглядываясь в сумрак поляны.

— Я бачу, — в пол голоса ответил Леший.

— Он хорошо справился, — продолжила невозмутимо старуха.

— Він зможе ще, але з нього досить, — тут же отозвался Леший. — Він вже доказав, що я не зря віддав йому меч.

Ведьма повернула лицо к Лешему и чуть заметно улыбнулась.

— Хорошо, — согласилась она.

— Взя-я-ять!!! — зарычал приказом господин Вульф.

Стая, как один, оскалила пасти и приготовилась к прыжку. Иван чуть присел на правую ногу и сильнее сжал рукоятку. Филипп выставил вперед правую лапу с нацеленным на врага кинжалом.

— Я зараз як возьму!!! — прогремел над лесом бас Лешего.

И вслед стало очень тихо. Краем сознания Иван отметил, что дождь больше не идет. То, что вода не лилась ему на голову и за шиворот, не привлекло его внимание, но теперь шуршание капель о траву прикратилось, и это он заметил. Почти тут же небо проредело и на поляну обрушился ослепительный сноп света полной луны.

Леший и ведьма вышли на полняу и замерли в пятидесяти метрах от поля боя. Их появление мгновенно изменило соотношение сил, словно с правого фланга выехала танковая дивизия (что было недалеко от правды, поскольку Леший держал в руках трехметровый ствол дуба, заканчивающийся обломаными корнями) — стая попятилась задом в лес, молча скалясь то на Ивана, то на ведьму и Лешего.

— Спокойно, Леший, — важно проворчал Филипп. — У нас все под контролем.

От бешенства господин Вульф готов был откусить собственный член. Все его естество тряслось и требовало выхода дикой энергии. Сначала он вогнал в блищайшее дерево свои зубы и в миг перегрыз пол ствола. Потом, вдруг о чем-то вспомнив, оглянулся на Черта, выплюнул сочные опилки и отвесил несчастному такой хук, что бедный Черт сделал в воздухе двойное сальто, упал головой вперед, зарывшись глубоко в землю рогами и со всего маха обнял промежностью дерево.

Господин Вульф бросил еще раз ненавистный взгляд на ведьму и Лешего, потом на Ивана, фыркнул, прошипел что-то неразборчивое, и, взмахнув крыльями, скрылся из виду.

Появление ведьмы и Лешего вернуло Ивана к реальности. Он кое-как вложил меч в ножны и сдела пару шагов им навстречу. Подсознательно он понимал, что ко всему происходящему ведьма и Леший имеют прямое отношение, но в данный момент разбираться в деталях было выше его сил — голова кружилась, и он чувствовал, что до дома сам не дойдет.

— Шо, обосрались?!! — орал Филипп, стоя на задних лапах и обращаясь к лесу. — Мы вам еще такое устроим! Затрахаетесь говно за собой слизывать!!!

Иван чуть заметно улыбнулся. Филипп оказался на высоте. Не то, чтобы Иван в нем сомневался, просто такого никто от кота никак не ожидал.

«А, может, и ожидали… раз оставили его со мной…» — подумал Иван, а потом его сознание накрылось легкой тюлью и он мягко осел на траву.

— Ваня! Ваня! — тут же бросился к нему Филипп. — Ты чего это? А?

— Крови много потерял, — сказала подходя старуха. — Ничего страшного. Оклемается.

Леший бросил свою дубину, поднял Ивана на руки и понес в дом.

— Бабуль, а бабуль, — беспокоился рядом Филипп. — Эта ж тварюка его за ногу цапнула. Как бы заразы не вышло...

— Ты, Филипп, хоть и рядом был, — ответила старуха, — а толком ничего и не узрел... Если б зараза его взять могла, она его бы уже взяла.

— И то верно, — согласился кот. — И то верно...

Глава X

Ночью у Ивана был жар. Он метался в холодном поту, и если бы ведьма его не держала, свалился бы с кровати.

Ему снилась кромешная ночь. Тягучая и бездонная, наполненная неясными тенями и призраками. Иван оглядывался по сторонам и везде видел, чувствовал зло. Он рубил пустоту налево и направо, но меч не встречал сопротивления — призраки рассеивались и тут же появлялись снова. Это тянулось вечность и, в конце концов, Иван понял, что оружие тут бессильно. «Махати навкруги мечем багато ума не треба. Ти повинен знати де твій ворог», — сказал ему во сне Леший. Иван медленно опустил оружие. «Где мой враг?» Призраки кружили повсюду. Исчезали и внезапно появлялись, высвечивая контуры то неясно очерченных оскалов волков-оборотней, то размытые лики перекошенных лиц близких и родных ему людей. И те и другие несли ужас. «Кто мой враг?!» Иван чувствовал, как страх заполняет его душу. Он не мог воевать с демонами, потому что не понимал, кто из них друг, а кто враг, и потому что не знал, как над мини можно одержать победу. Ивана захлестывала волна отчаянья. «Бабушка! Бабушка!!! Как?! Как воевать с демонами?!» От бессилия Иван хотел кричать и плакать. Рыданья сотрясали его грудь. Он хотел спрятаться, зажмуриться, закрыться. Уткнуться лицом в что-нибудь теплое и доброе, и чтобы прошел, наконец, этот кошмар… этот кошмар… этот кошмар… «Где мой враг?!» Демоны были повсюду и нигде. Отчаянье переполнило душу и брызнуло через край. Иван вцепился пальцами в голову и зарычал, словно раненный зверь. Он хотел разодрать свой мозг, свое сознание, он был готов умереть: «Что?! Что мне делать?!»

Старуха нагнулась над мечущимся Иваном и тихо сказала в самое ухо:

— Убей дракона, Иван.

И в черных глубинах своего тревожного сна Иван услышал бледную мысль, всего лишь слабую искру, но такую отчетливую на фоне бездонной пропасти, что невозможно было не обратить на не внимание. Иван схватился за этот огонек, все его истерзанное естество желало ответа… И ответ пришел, и принес успокоение: «Дракон во мне…»

На рассвете Василиса тихо вошла и села рядом со старухой. У нее были растрепаны волосы и круги под глазами. Старуха подняла на нее глаза, улыбнулась и погладила внучку по голове.

— С ним все в порядке, — сказала ведьма. — Иди поспи немного. Ты устала.

— Он кричал… — тихо сказала Василиса.

— Это был кризис. Сейчас ему лучше. А к вечеру и вовсе оклемается.

Василиса молча смотрела на Ивана, потом протянула руку и погладила его по щеке.

— Он такой… беззащитный, — сказала она. С уголка ее глаза скатилась и застыла на щеке одинокая слеза.

Старуха решила, что сентиментальности достаточно.

— Он мужчина. Он воин, — ровно произнесла она. — И потом он намного сильнее, чем кажется. Поверь мне, я повидала здоровенных мужиков, которые и не от такого ломались. А сейчас ступай. Нечего тут сопли разводить.

Девушка слабо кивнула, встала и так же тихо вышла.

«Что есть жизнь, если не война с демонами?» — подумал Иван, открывая глаза. В комнате никого не было. За стенами стоял летний полдень. Иван скинул одеяло и обнаружил повязку на левой ноге. Он пошевелил пальцами, отметил, что боли почти нет, и опустил ноги на пол. Потом надел шорты, взял меч и вышел наружу.

— Вот он наш герой! — огласил Филипп. — Иди сюда, дружище! Иди, иди, садись! Что-то ты раскис после вчерашнего, только к обеду выполз.

Василиса оглянулась, ее глаза засветились, она бросила черпак на стол и побежала Ивану навстречу. Леший оглянулся на старуху, та широко улыбалась.

— Иван, — выдохнула девушка, прижавшись к нему всем телом.

— Вась, ты ж из него последние силы выдавишь! — возмутился Филипп. — Он же до стола не дойдет!

— Ну чего ты, — ответил Иван, гладя девушку по голове. — Все же нормально.

Девушка, словно ребенка, повела Ивана за руку к столу и усадила на лавку.

— Как лоси? — поинтересовался Иван.

— Две трети удалось спасти, — Филипп опять опередил всех с ответом. — Васька свое дело знает. Ну а остальные… Зато лосятиной запасемся.

Иван оглянулся на него и, улыбнувшись, сказал:

— Филипп, вчера ты был просто неподражаем!

— Хм-м! — довольно хмыкнул кот, потом ответил важно, — если бы ты не махал с такой скоростью мечом, я бы успел больше. Ты ж мне никого не оставил!

— Как видишь, махал недостаточно быстро, — Иван кивнул на свою перевязанную ногу. — И потом, если бы бабушка и Леший не появились, у тебя бы было большо-о-о-е поле деятельности.

— Да ладно тебе! — Филипп запрыгнул на стол, поднялся на задних лапах и выпятил грудь. — Да мы всех положили бы! Подумаешь, жменя облезлых щенят!

Иван рассмеялся. Леший смотрел на Филиппа, прищурив правый глаз и добродушно улыбаясь.

— Годі тобі, — сказал он коту дружелюбно. — Сідай на лавку, зараз їсти будемо.

Филипп важно обвел всех взглядом и неторопливо спрыгнул на скамью. Василиса поставила перед ним тарелку, полную дымящихся котлет и почесала за ухом.

— Эй–эй! — прикрикнул на нее Филипп. — Я этих телячьих нежностей не люблю! — потом зажмурил глаза, наклонился над тарелкой и с наслаждением втянул ноздрями горячий мясной пар.

— Вот это по-царски! Вот это я понимаю дань героям! — прокомментировал он, после чего открыл во всю ширь свою пасть и насадил ее на котлету.

Леший поставил разлил по чашкам самогон.

— За шо випьемо? — спросил он, обращаясь к Ивану.

Иван поднял чашку, задумался на секунду, ответил, заглянув Лешему в глаза:

— Я так понимаю, за то, что я прошел испытание... Или не прошел?

Леший спокойно выдержал взгляд Ивана, потом кивнул, чокнулся.

«Наверное, это да», — подумал Иван, и отглотнул самогона. Следом отправил в рот достал малюсенький соленый огурчик, аппетитно хрустнул.

— Рассказывай, Иван, — обратилась к нему старуха.

— Что рассказывать?

— Все. Что думаешь, что понял.

Иван прожевал огурец и откусил котлету. Ему и самому хотелось бы знать, что же такое он понял. Минувшие сутки свалились на него целым градом нового знания, которое было не просто упорядочить и разложить по полочкам разума. И все же, с одной мыслью Иван смог управиться. Точнее, Иван с этой мыслью сегодня проснулся.

— Я понял, что зло победить невозможно... — начал он осторожно. — Потому что, убивая его в других, возрождаешь в себе.

Филипп проглотил кусок котлеты и продекламировал:

— Если слишком долго рубить дракона, то сам становишься драконом. Не помню откуда, но в тему.

Леший одобрительно кивнул Филиппу.

— Или потому, что зло не существует, — спокойно вернула ведьма тему разговора.

— Возможно, — согласился Иван. — Кстати о драконах... Мне кажется, я знаю, где его искать.

— О, — произнесла ведьма.

Иван отметил, что стало очень тихо. Он оглянулся, Василиса смотрела на него напряженно, старуха спокойно, Леший с каплей грусти... даже Филипп перестал жевать, но котлету изо рта не выпускал.

— Да, — продолжил Иван, — и поэтому мне пора вернуться в город.

Василиса уронила тарелку.

До вызова на ковер у господина Вульфа были целые сутки. Он проанализировал все в деталях и со всех сторон, но так и не смог понять, где прокололся. План был хорош, и должен был сработать, но он не сработал, и это заставляло господина Вульфа нервничать больше, чем возможные карьерные проблемы. Подобные неудачи в практике господина Вульфа были крайне редки, и каждую из них он переносил очень болезненно. Неудачи заставляли господина Вульфа сомневаться в собственном профессионализме, а сомнения мешали мыслить логично и трезво, что в свою очередь теоретически снова могла привести к неудаче.

Двуликий не спешил начать беседу, он ходил вокруг господина Вульфа кругами и молчал. Рука Двуликого нежно касалась кожаной драпировки дивана, затем кресла, покрытия стола ярко-красного клена, кованной подставки канделябра о трех свечах, круглого черно-белого журнального столика с символами инь и янь на всю поверхность, делала в воздухе легкое па и снова опускалось на драпировку дивана.

— Что ж, милый Вульф, — наконец начал Двуликий, — должен вам сообщить, что данные события заинтересовали самые Низы.

У господина Вульфа дернулась верхняя губа. Двуликий чуть заметно улыбнулся.

— Господин Янус, — начал Вульф, — я хочу кое-что объяснить.

— Прошу вас, — разрешил Двуликий.

— Операция э-э-э… подготовленная мной, должна была...

— Достаточно, — перебил его Двуликий и замер перед собеседником. Его голова стала полупрозрачной и раздвоилась. Одна смотрела на господина Вульфа равнодушно, другая с легкой улыбкой. Затем улыбающаяся голова продолжила:

— Вы не можете понять, почему ваша операция потерпела полнейший крах, не так ли?

Господин Вульф утвердительно кивнул. Двуликий раздвоился полностью. Спокойная его копия сделал шаг назад, присела на край стола и скрестила на груди руки. Немигающие глаза без ресниц и бровей проникали до самого дна мутной души господина Вульфа. Вторая часть Двуликого заложила руки за спину и продолжила ходьбу кругами.

— Все просто, милый Вульф, — продолжил пешеходный господин Янус, — несмотря на то, что мы одобрили данную акцию, мы ожидали примерно таких результатов.

— Но-о!.. Я не понимаю! — вспылил господин Вульф, мысль о том, что его использовали в какой-то политической игре, приводила его в бешенство. — Погибло два отряда моих лучших солдат!

— Возьмите себя в руки! — резко приказал Двуликий, сидящий на столе.

— На самом деле, это не вы планировали операцию, — продолжил второй господин Янус, — вернее не совсем вы. Вам следовало бы внимательнее изучить досье на ведьму. Вас не удивил тот факт, что их появление произошло в самый ответственный момент?

— Да, разумеется... — ответил господин Вульф, потирая лоб. До него начал доходить смысл слов Двуликого. — Вы хотите сказать, что ведьма знала о готовящейся операции?

— Не совсем. Она понимала, что мы это сделаем. Она раскусила суть отвлекающих маневров, она знала, кого надо оставить с Иваном, а кого увести. Другими словами, она и ее... Леший полностью контролировали ситуацию.

Господин Вульф был поражен. Он оглянулся на сидящую копию Двуликого, как бы прося объяснения, ничего от него не услышал и снова вернул взгляд на говорившего Януса.

— Но-о... — начал господин Вульф немного придя в себя, — в таком случае, почему вы дали э-э-э… санкцию?

— Потому что, мой милый Вульф, так же как и старуха, хотели знать, что собой представляет Иван.

— Он — Рыцарь, — осторожно ответил господин Вульф.

— М-м-м-да-а... — согласился Двуликий. — И в этом все дело.

— В этом все дело?

Двуликий вернулся к себе сидящему, слился воедино и уставился на господина Вульфа взглядом глубокого пренебрежения.

— Да, именно в этом. Потому что Рыцари не появлялись уже несколько столетий, кретин вы эдакий.

Господин Вульф проглотил ком в горле и решил молчать, но Двуликий продолжал пристально рассматривать его своими выпуклыми немигающими глазами и, в конце концов, господина Вульфа начало раздражать, что к нему относятся, словно к насекомому.

— Господин Янус, мое дело э-э-э… полевые операции. Я никогда не занимался политикой. Будьте добры, объясните мне, что все это значит!

— Охотно, — губы Двуликого тронула легкая улыбка. — Естественно, Рыцари наши враги, и это аксиома. Но-о... Пожалуй, следует начать немного издалека... Вы знаете, что за последние две тысячи лет нам пришлось увеличить штат учетчиков, которые когда-то были вербовщиками, в тридцать тысяч раз?

— Да. Население людей растет.

— Но не в тридцать тысяч раз. Заполучить душу смертного сейчас не представляется сколько-нибудь сложной задачей. Каждый третий на поверхности сам хочет ее продать. Из оставшихся большая половина грешат так, что им и не нужно продавать свои души — они и так наши клиенты. Всего пол процента людей стараются жить в мире с собой, и то получается далеко не у всех.

— Разве это плохо? — не понял господин Вульф.

— Закон сохранения энергии гласит: энергетическая ценность души обратно пропорциональна желанию хозяина с нею расстаться. Миф о наших неисчерпаемых запасах энергии, всего лишь пропаганда. Мы собираем ее по крупицам, потому что заполучить сильную сопротивляющуюся душу не представляется возможным — их почти не осталось. Наши отряды первых поборцев перестали иметь смысл, до них просто не доходит дело. Потому мы их переквалифицировали в учетчиков, чтобы хоть чем-то занять.

— Ночь всемогущая! — ошарашено произнес господин Вульф.

— Мы хотели слишком много и сразу, и мы ошиблись, — продолжил господин Янус. — Мы нарушили баланс, и теперь с каждым днем мы медленно проигрываем.

Господину Вульфу казалось, что его прибили гвоздями к полу. Он не знал, что и думать. Если бы подобную ересь он услышал от какого-нибудь пьяного демона, господин Вульф, не задумываясь, раскроил бы еретику череп и благополучно забыл бы инцидент. Но сейчас он слышал это от Двуликого — особы, приближенной к самим Низам!

— Разумеется, вы понимаете, что это конфиденциальная информация? — строго спросил Двуликий.

Господин Вульф поспешно кивнул.

— Но-о… — наконец сказал он, — при чем тут Иван?

— У людей давно не было героя. Мы надеемся, что он сможет пробудить в них ненавистные нам тенденции. Нельзя собирать урожай, не засеяв поле.

— Но ведь э-э-э… этот урожай могут собрать и небесные…

— М-м-м-да-а... — согласился Двуликий. — Вот здесь, милый Вульф, мы с вами и не должны оплошать. Тут надо быть очень и очень бдительным. Но имейте в виду — это общий курс. Предвидится много неучтенных обстоятельств, так что действовать придется творчески.

— Стало быть, никаких операций в лесу больше не проводить?

— Вы правильно поняли. По данным наших аналитиков, скоро Иван вернется в город, а это жутко неприятное место. Я бы даже сказал, что у нас тут спокойнее.

— Следовательно, на ближайшее время наша задача только наблюдать? — заключил господин Вульф.

— И докладывать во всех подробностях. Кстати, вы упоминали Черта... Я думаю, разумно будет его привлечь. Он знаком с ситуацией во всех деталях, а в лесу ему все равно делать нечего.

Господин Вульф собрался было возразить, что у него имеются более подготовленные кадры, но Двуликий его опередил:

— Разумеется, ограничивать полномасштабную операцию одним неподготовленным Чертом попросту опасно. Ивана, в конце концов, могут просто убить. Это недозволительно. Если даже наш долгосрочный план не принесет результатов, мы должны будем успеть заполучить душу Ивана и души его семьи.

— Простите? — не понял господин Вульф.

— Внучка ведьмы родит ему дочь. Так что готовьте отряды наблюдения так, как вы считаете нужным. И не волнуйтесь о расходах.

Господин Вульф понимающе кивнул.

— Если у вас нет вопросов, милый Вульф, вы свободны.

Господин Вульф откланялся и вышел вон.

— Хорошо, — наконец сказала старуха, и Василиса бросила на нее взгляд, который больше смахивал на выстрел дуплетом из двустволки. Но ведьма не обращала на внучку внимания, продолжила. — Три дня. Тебе надо набраться сил. Через три дня можешь идти.

Иван кивнул. Леший опрокинул в себя содержимое чашки и поставил ее на стол. Он молча смотрел прямо перед собой. Василиса тихо опустилась на край лавки и положила на стол руки. Она еле сдерживала слезы. Иван поднял на нее глаза и выругался про себя. Филипп обвел всех взглядом, пожал плечами и вернул морду к тарелке. Там оставалась всего одна котлета. Он зацепил ее когтем и поднес ко рту.

— А чего вы не кушаете? — спросил он окружающих. — Ешьте, время есть. Через три дня же только уходим.

Иван повернул голову и уставился на Филиппа.

— Что? — после паузы спросил он кота.

— Что «что»? — переспросил тот. — Леший, а почему ты мне не наливаешь?

Леший молча поднял бутыль и булькнул сразу пол чашки.

— Ого! — прокомментировал Филипп, — я ж напьюсь... — потом наклонил к себе чашку и засунул туда язык.

— Что значит «уходим»? — снова спросил Иван.

— Уходим, значит уходим, — ответил кот, не отрываясь от чашки. — Ногами. Ты ногами и я лапами... по земле. Топ-топ ножками, чап-чап лапками…

— Ты что, со мной собрался?! Ты хоть представляешь себе, что такое город?!

Филипп вытащил из чашки свою морду, облизнул усы и широко ухмыльнулся.

— И что такое твой город? Собрался меня пугать городскими крысами, которые дерьмо на помойках жрут? Я — кот, Ваня, очнись! Да и потом, ты ж без меня, словно дитя малое! Бабуль, ну как я могу его одного оставить? Этого несмышленыша беззащитного! За ним же глаз да глаз нужен!

— Ступай, — разрешила ведьма и слегка кивнула головой.

Иван пожал плечами.

«В конце концов, почему бы и нет? — подумал он. — Действительно, чем таким Филиппа напугать можно?»

— И потом, — продолжил Филипп, — я в душе путешественник, тут мне досмерти надоело... да и кошек нету...

Иван улыбнулся. Заметив это, Филипп возмутился:

— Но, но! Для меня всегда сначала дело! А потом уже удовольствие.

Леший встал, сгреб со стола емкость с самогоном, положил руку Ивану на плечо.

— Ходімо, хлопче, у баню. Попаримось.

— Неплохая мысль, — согласился Иван и тоже поднялся.

— Париться можно и без самогона, — заметил Филипп.

Леший оглянулся на кота, налил ему до краев, но бутыль не оставил. Филипп заворожено смотрел некоторое время на колыхающуюся поверхность густо-коричневой жидкости, потом промолвил в полголоса «Эх, входи пьянь в тело…», наклонился над чашкой, опустил туда язык и, словно маленькой помпой, в один присест высосал половину. Потом посмотрел на Василису осоловевшими глазами, отрыгнул, блаженно улыбнулся, кое-как залез на стол, чуть не перевернув чашку, и улегся прямо среди тарелок, разбросав во все стороны лапы. Уже через секунду он смачно храпел.

— Бабушка, — тихо позвала Василиса. — Я… у меня будет ребенок.

— Я знаю, — спокойно ответила старуха. — Ты женщина и должна рожать детей.

— Но…

— Он все равно уйдет, — оборвала ее ведьма. — Он должен. Это его путь. Если ты ему скажешь, это его не остановит, но уйдет он с тяжелым сердцем, а это может ему навредить.

Девушка спрятала лицо в ладони и заплакала. Старуха опустила руку ей наголову и провела по волосам. Ее лицо собралось в печальную улыбку, словно она вспомнила что-то далекое и грустное.

— Нельзя любить без боли, — ласково сказала она. — Не кручинься, вернется он… А сейчас ступай отдохни, не спала вон всю ночь.

Василиса всхлипнула, обняла старуху и вышла из-за стола. Филипп открыл один глаз и уставился им на ведьму. От его пьяного храпа не осталось и следа.

— Да-а-а-а… — протянул он. — Ситуация… А откуда она знаете, что она того? Времени то прошло всего пару дней.

— Это знать не надо, она это чует, и я чую.

Филипп немного помолчал, потом спросил:

— Яга, на кой черт тебе все это надо?

— Герои оставляют в своих детях благородную кровь, — ответила старуха, потом помолчала и продолжила, — присматривай там за ним. В городе будет очень скверно.

— Я знаю, — серьезно ответил кот. — Я знаю…

Иван долго не мог уснуть. Рядом, прижавшись к нему, беспокойно спала Василиса. Иван смотрел в потолок и пытался понять, что же такое с ним происходит. Он не боялся вернуться в город. Он не боялся Адгиза, Черта, оборотней или самого Дьявола. Иван больше не боялся смерти. «Может быть, потому что я умер?», — спросил он себя, и эта мысль не казалась ему сумасшедшей. Все, чем был Иван раньше, — его мировоззрение, какие-то жизненные устои, каноны — векторы праведного и лихого, все поблекло и потеряло очертания. «А стало бы грош им цена, потому как все они фальшь и самообман». Все, что у него оставалось, это сознание, только на него он мог полагаться. «Я свихнусь за три дня… делать только то, что имеет смысл, в чем есть целесообразность — я никогда так не умел и научусь ли?» «Господь покарал вас тем, что дал разум», — вспомнил он слова старухи. Она говорила о вере, но веры не было. «Где и как ее искать? В чем? Город… там мои ответы?»

Город… он казался таким далеким и нереальным, словно не был Иван в нем несколько лет, и все те годы даже не вспоминал, и вспоминать не хотел. Из памяти поднялись картины прошлого, все до мельчайших подробностей с самого детства. Школа, друзья по двору, драки на дискотеках, пьяные гульбища ресторанов, смерть отца, квартира — то, что он считал своим домом… и ничто его не волновало, не трогало. Даже Наташа. Иван смотрел на свою жизнь со стороны, как на совершенно бесполезный предмет. Эта жизнь была ему не нужна. И он не знал, нужны ли ему жизни других людей. Иван понял, чего он боялся. Он боялся себя.

Глава XI

— Что там? — тихо спросил Филипп у самого уха Ивана.

— Ты мне пиджак порвешь, — так же тихо ответил Иван, всматриваясь в ночь.

Пара тусклых фонарей мерно раскачивалась на столбах, елозя по мраку пустынной улицы пятнами света. Не было ни души. Филипп сидел у Ивана на плече и выглядывал поверх головы.

— Его все равно менять пора. Так что там?

— Вроде тихо… Пошли. Только слезь с меня. Кот сидящий на голове человека, да еще таких размеров, очень привлекает внимание.

Филипп молча спрыгнул на землю. Иван вышел из-за дерева и прогулочным шагом направился вдоль улицы. Он старался идти ближе к заборам, чтобы оставаться в тени.

— Иван, — в пол голоса позвал Филипп, семеня следом, — каковы наши действия?

— Добраться до моей квартиры. Только вот топать туда нам придется до утра, если ничего не придумаем.

— А как же хваленные транспортные коммуникации — артерии города?

— Ночью от них мало толку. И денег у нас нету. На тачке за час бы доехали.

— Может, угоним? — серьезно спросил Филипп.

— А ты знаешь, как это делается?

— Я думал, ты знаешь.

Иван промолчал.

— Ну, тогда обчистим кого-нибудь…— продолжил тихонько размышлять Филипп.

— Я не грабить вернулся, — ответил ему Иван. — Ладно, помолчи.

Они прошли два квартала по частному сектору, и вышли к небольшой роще. Деревья кольцом опоясывали рельсы, на которых тихо дремал трамвай. В первом вагоне горел свет, второй такого сервиса не предоставлял. В обоих была открыта первая дверь. Иван оглянулся по сторонам и тенью проскользнул внутрь второго. Филипп не отставал.

— И когда отчалит эта штуковина? — тихо спросил Филипп.

— А кто его знает. Может через пять минут, а может через час. Можешь поспать.

Иван облокотился головой о перегородку окна и закрыл глаза.

— Ну уж нет! Я спать в такой обстановке не могу, — в пол голоса возмутился Филипп, но все же запрыгнул Ивану на колени и свернулся колбаской. — Я чую кого-то…

— Это город, Филипп. Тут на каждом углу полно всякой срани.

— Возможно, возможно… — ответил Филипп, внимательно озираясь по сторонам.

Десять минут спустя трамвай вдруг дернулся и, лениво набирая скорость, покатился по рельсам. Через сорок минут Иван и Филипп сошли на станции «Мостовая» и оказались на тротуаре широко проспекта. Движение было довольно оживленным, не смотря на ночное время. Машины носились в обе стороны в несколько рядов. Проспект уводил на север, заползал на высокий и длинный мост, под которым лежала западная ветка железной дороги, и терялся в слабо очерченных зданиях промышленного района.

— Нам туда, — сказал Иван и пошел в сторону моста.

— Ужасное место, — заметил Филипп, догоняя Ивана. — Мрачно и суматошно. Как вы тут можете жить?

— Я тут не живу, — ответил Иван.

— Но ведь раньше жил.

— Раньше… Раньше тут жил не я…

До самого конца моста им не встретился ни один пешеход. Небо затянулось тучами, и если бы не огни проспекта, было бы абсолютно темно. Мост заканчивался перекрестком с четырьмя светофорами, три из которых не работали, а последний безразлично смотрел в пустоту немигающим желтым глазом.

— С некоторых пор желтые огни вызывают у меня дурные воспоминания, — поделился своим ощущением Иван.

Филипп понимающе кивнул.

— Знаешь, — продолжил Иван, всматриваясь в перекресток, — Василиса говорила, что жизнь наполнена символами и знаками. Только надо уметь их замечать.

— Ты что-то почуял? — тревожно спросил Филипп и на всякий случай оглянулся по сторонам.

— Да нет… Просто… вон те светофоры. Три не работают, а четвертый горит желтым фонарем…

— Ну-у? И что? Только не говори, что ты разгадал сакральный смысл того фонаря.

— Нет, не разгадал… И какой от них смысл, от этих знаков, если все равно не понимаешь, что они означают?

— По крайней мере, ты уже обращаешь на них внимание... А вообще, я тебе тут не советчик. Васька — она ж ведьма! Она и должна во всем этом разбираться. Надо было слушать ее внимательнее. А как по мне, то лучшего знака, чем запах жареного мяса нету! И сейчас этот знак мне бы очень понравился. Мы ж не ели уже двенадцать часов!

— Доберемся поедим.

Светофор вдруг моргнул пару раз и переключился на зеленый. Иван задумчиво рассматривал его некоторое время, потом глубоко вздохнул и сделал уверенный шаг в направлении, которое указывал зеленый глаз.

Они миновали квартал, обошли стороной густо освещенную авто заправку и свернули на неширокую разбитую дорогу, ведущую на северо-восток. Тротуаров дорога не имела. С левой стороны густой кустарник и старые липы высовывали свои ветки прямо на проезжую часть. А за ними, метрах в пятидесяти начинались ветхие пятиэтажки.

Друзья прошли по этой дороге совсем немного, когда за спинами раздался визг тормозов. Иван обернулся и прижался к кустам. По дороге, сильно виляя и прыгая на ухабах, несся легковой автомобиль. В следующее мгновение машину резко бросило в сторону, она заскрипела кузовом о ветки, потом вывернула, попала колесом в выбоину, звонко ударилась днищем, чуть выровнялась вдоль дороги и резко встала. Из машины доносилась ругань вперемешку с рыданиями.

Иван оглянулся на Филиппа, сказал «идем» и направился к машине.

— Проклятье! Ублюдок! Ублюдок!! Мразь! Ненавижу!!! — кричала женщина, и била руками по рулевому колесу.

Иван подошел и постучал костяшкой пальца по стеклу. Дверь тут же распахнулась.

— Тебе какого хрена надо?! — набросилась женщина на Ивана.

Ее волосы были растрепаны, тушь растеклась, губы дрожали. На вид ей было лет тридцать пять.

— С вами все в порядке? — спросил Иван.

— В порядке?! Я что, похожа на ту, у которой все в порядке?! — ее глаза, мокрые от слез, излучали необузданную агрессию, готовую обрушиться на первого встречного.

Иван решил, что сам он не справится, а потому надо подключать Филиппа, обаяние которого вне конкуренции.

— Вы любите животных?

— Каких еще животных?! При чем тут животные?! Что ты городишь?! У меня!..

— Котов, — спокойно пояснил Иван, бесцеремонно оборвав набирающий обороты поток неприязни. — Вы сейчас не в состоянии управлять автомобилем. Я бы мог вас отвести, но я не один, со мной кот.

Женщина оборвала себя на полуслове, потом смысл сказанного просочился в ее сознание, и она опустила взгляд на Филиппа, сидевшего у ног Ивана.

— Господи… — почти спокойно сказала она. — Какой огромный! Чем вы его кормите?

— Ну что вы, сударыня, я бы разорился, — ответил Иван с улыбкой, — он сам себя кормит. Филипп, представься даме.

Кот поднялся на задних лапах и со всей присущей ему важностью отвесил глубокий поклон.

— Боже!.. — изумленно выдохнула женщина, потом слегка кивнула в ответ и поспешно представилась, — Наташа.

«Наташа…Еще один знак?» — пронеслось у Ивана в голове.

— Меня Иваном зовут, — представился он в свою очередь.

— Он что у вас, дрессированный? — спросила женщина, с некоторым усилием оторвав взгляд от Филиппа.

Кот недовольно фыркнул. Наташа с опаской на него покосилась.

— Нет, — ответил Иван. — Просто он очень-очень умный. Намного умнее большей половины жителей этого города.

Физиономия Филиппа растянулась в довольной улыбке.

— Уж точно умнее моего мужа, — лицо Наташи снова помрачнело.

— Наташа, вам в таком состоянии лучше не садиться за руль, — перебил ее мысли Иван.

— Да нет, я в порядке, — ответила она. — Уже прошло… почти. Может вас самих надо подбросить?

— Спасибо. Нам это не помешает, правда, Филипп?

— Угу, — ответил тот и кивнул в знак согласия.

Наташа оторопело воззрилась на Филиппа, потом повернулась снова к Ивану.

— Он что… разговаривает? — осторожно спросила она.

Иван выдержал паузу, потом сказал «да», подождал немного, глядя, как недоумение растет на лице женщины, и улыбнулся. Наташа вдруг звонко рассмеялась.

— У вас странное чувство юмора, — сказала она. — А что это за палка у вас из-за спины торчит?

— Меч.

— Меч?

— Да. Я вернулся в город воевать со злом.

Наташа пожала плечами.

— Надеюсь, у вас получится… Вы очень странная парочка… ладно, садитесь, поедем.

Иван открыл заднюю дверь, пропустил внутрь Филиппа, снял со спины оружие, положил его возле кота, обошел машину и сел на переднее сиденье.

— Куда вас? — спросила Наташа, рассматривая себя в зеркало косметички. — Господи!.. — оценила она увиденное, потом достала носовой платок и принялась вытирать размазанную тушь.

— На площадь Покинутых.

— А, знаю.

Женщина завела двигатель и уставилась на безлюдную дорогу.

— А где мы находимся? — растеряно спросила она.

— Эта дорога выведет на Московский проспект. Вы не помните, как тут оказались?

Наташа осторожно повела машину, стараясь объезжать колдобины.

— Не представляю, как меня сюда занесло. Я… я просто села и завела мотор.

— Может, расскажете, что с вами приключилось?

Женщина достала из сумочки пачку сигарет, закурила. Потом протянула пачку Ивану. Он достал одну, подкурил, закашлял.

— Не курил уже тысячу лет, — пояснил он. — А что за сигареты? Я таких раньше не видел.

— Да они уже сто лет в каждом магазине продаются.

— Вот как? Странно…

Иван поднес сигарету к губам, хотел сделать еще одну затяжку, потом чуть отстранил, посмотрел внимательно на тлеющий кончик, вздохнул и выбросил в окно.

— Бросаю, — пояснил он. — Так что, расскажите?

Женщина помолчала немного, ответила:

— Муж… Шестнадцать лет прожили. Он и раньше погуливал, я знаю… Делала вид, что ничего не происходит, а как иначе?… Двое детей. Старшему шестнадцать. Кому я с ними нужна буду?.. Дура старая! А сегодня он эту суку домой притащил! Трахал ее на нашей постели! Ну и не стерпела я…

Женщина замолчала. Иван выдержал паузу, потом спокойно спросил:

— Вы его убили?

Наташа покосилась на него, опять затянулась.

— Нет, — ответила, наконец.

Иван кивнул.

— А надо было, — добавила женщина.

— Нет, — возразил Иван. — Не надо.

Минут десять они ехали молча. Потом Наташа посмотрела на Ивана, о чем-то размышляя, спросила:

— И что мне теперь, по-вашему, делать?

«Убить дракона и спасти принца», — с легкой иронией подумал Иван, а вслух сказал:

— Если вы можете и хотите простить мужа, то надо так и сделать. А если нет, то развестись и начать новую жизнь. Вы еще достаточно молоды и привлекательны. Вы обязательно найдете достойного человека.

— Развестись… Я еще не встречала нормального мужика, который бы взял в жены тридцатишестилетнюю дуру с двумя детьми!

«Никто и не обещал, будет легко!» — вспомнил Иван Филипповы наставления и оглянулся на кота. Тот молча слушал их разговор.

— Поверьте, Наташа, есть мужчины, которые думают иначе. Но главное, чтобы вы думали иначе. До тех пор, пока вы уверены, что это невозможно, это и будет невозможно.

— Не знаю… — Наташа отрицательно покачала головой. — Нельзя же просто так взять и полностью поменять свои взгляды на жизнь!

— Почему же просто так? Произошло событие, которое уже поменяло вашу жизнь, а вы никак не хотите этого признать. Ваша жизнь уже сделала поворот, она уже изменилась. И нет смысла размышлять, хорошо это или плохо. Нужно принять все как есть, и двигаться дальше… Кстати, есть еще одно решение вашей проблемы, — Иван пристально посмотрел женщине в глаза, продолжил, — можно замотаться в белую простыню и броситься с девятого этажа.

Наташа нервно хохотнула.

— А зачем заматываться в белую простынь?

— Для эффекта.

— Нет, самоубийство не для меня. Мне это и в голову не приходило… Вы хотели удостовериться, что я этого не сделаю? — догадалась она.

Иван кивнул.

— А вам не все равно?

— Вашим детям будет не все равно.

— А вам? Именно вам? — настаивала женщина.

— Как бы вам это сказать… Мне не все равно, но это не то, что люди обычно под этим подразумевают. Если бы вы строили свою жизнь изначально так, чтобы, в конце концов, покончить с собой, в этом был бы смысл. Страшный и непонятный для окружающих, но он все равно бы был. Но в вашей ситуации это будет обычной слабостью. Страхом. Бегством. Это неправильно, а в мире и так полно неправильных вещей.

Наташа помолчала, обдумывая услышанное.

— Я не очень вас понимаю, — сказала она чуть позже.

«Я и сам то не очень понимаю», — подумал Иван, но вслух решил это не говорить.

— Ну, а вы сами? — спросила Наташа. — У вас все в порядке?

— У меня море проблем, — Иван улыбнулся. — Больших и жирных проблем.

— Судя по вашей улыбке, они вас не очень беспокоят.

— У меня настолько серьезные проблемы, что бояться их уже нет смысла. Вообще, бояться проблем глупо.

— Угу, — подтвердил Филипп. Наташа оглянулась на него, потом вернула взгляд на Ивана.

— Знаете, — продолжила она, — вы похожи на странствующего монаха. Ну те… которые с Тибета.

— А вы их встречали? — Иван рассмеялся. Наташа тоже улыбнулась.

— Нет. По телевизору…

— Я не монах.

— А кто?

— Он Рыцарь, — подал голос Филипп с заднего сидения.

Наташа резко оглянулась, потом бросила взгляд на Ивана, потом снова на кота. Машина вильнула в сторону и выскочила на встречную полосу.

— Наташа, следите за дорогой, — спокойно посоветовал Иван.

Женщина выровняла машину и снова посмотрела на Ивана.

— Там, откуда мы пришли, меня называют Рыцарь, — продолжил Иван.

Наташа еще раз осторожно оглянулась на Филиппа, встретилась взглядом с его хитрющими глазами и, немного успокоившись, вернулась к проезжей части.

— А что это значит — рыцарь? — спросила она.

— Это значит, что я должен бороться со злом.

— Мечом?! В наше то время?

— Что поделать, Наташа. Иногда нелепые методы самые действенные.

— Наверное, вы правы. Что ж, мне бы очень хотелось, что бы у вас получилось. Вот и ваша площадь. Где вас высадить?

— Можно прямо здесь.

Женщина остановила машину и посмотрела на Ивана. Он понял ее взгляд.

— У вас есть друзья? — спросил он. — Вам сейчас не стоит ехать домой. Переночуйте у друзей, или в гостинице, в крайнем случае. Выспитесь, отдохнёте, и решение само придет к вам.

Иван вышел из машины, открыл заднюю дверь, взял меч. Филипп поставил передние лапы на сиденье водителя, вытянул шею и лизнул Наташу в щеку. Женщина оглянулась и озадачено уставилась на кота. Филипп подмигнул ей правым глазом, улыбнулся и выпрыгнул из машины. Секунду Наташа не двигалась, потом поспешно открыла дверь.

— Иван, — позвала она, потом расстегнула сумочку, пошарила там, выудила блокнот и ручку, что-то написала, вырвала лист и протянула Ивану.

— Это мой сотовый. Звоните, если что-то понадобится… Я… Я вам очень благодарна…

Иван взял лист, ответил:

— Я вам тоже. Прощайте.

Глава XII

— Иван, — тихо позвал Филипп. — Ты не перегнул палку?

— Ты о чем? — в пол голоса спросил тот.

Иван стоял, запрокинув голову, и рассматривал темные окна седьмого этажа.

— Я про Наташу. Мне кажется, ты ей про нас лишнего наговорил.

Иван опустил голову и посмотрел на Филиппа.

— Не переживай, — сказал он. — У нее неровное перенапряжение. Завтра она проснется и будет уверена, что мы ей померещились. И потом… Люди почти никогда не верят правде.

— Тогда ладно… Как ты собираешься попасть внутрь?

— Как-то я потерял ключи, и пришлось ломать дверь. С тех пор всегда держал запасной комплект у товарища. Он живет здесь же, на пятом этаже.

— Понятно. Поздновато для визитов.

— Ничего, потерпит.

Взявшись за ручку двери, Иван вдруг замер и резко оглянулся. Откуда-то из противоположной подворотни доносилось присутствие нечисти, и Иван чувствовал это. Филипп зашипел, его шесть вздыбилась.

— Чую зловонный дух! — мрачно процедил он.

Черт быстро попятился назад, спешно маскируя свои эмоции.

«Непростительная оплошность, подобрался слишком стремительно, и слишком расслабил мысли! Если господин Вульф узнает, от меня останется мокрое пятно!»

Черт развернулся и, что было духу, понесся по ночной улице.

«Господин Вульф свое дело знает, — с уважением думал он на ходу. — Так и сказал: жди объект у его дома, потому как вести его через весь город опасно и не… це… нецеле… сообразно…»

Преодолев за минуту пол километра, Черт остановился, перевел дух, снял с шеи сотовый телефон и набрал номер.

— Господин Вульф, — доложил он шепотом, — Иван только что вошел в подъезд своего дома.

— Отлично. Продолжай наблюдение, — послышалось в ответ.

— Вроде прошло, — сказал Иван, все еще всматриваясь в темень площади.

— Да, смылось, — согласился Филипп.

— Ну тогда пошли, нечего время терять.

Они тихо прошмыгнули в подъезд и поднялись до пятого этажа. Иван остановился у двери и два раза нажал на звонок. Подождал минуту и нажал еще два раза. За дверью послышалась возня, потом дверной глазок зажегся включившимся в квартире светом.

— Кто там?! — донесся недовольный голос.

— Игорь, это Иван. Открой, мне ключи нужны.

В квартире стало тихо, потом щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину натянувшейся цепочки.

— Да не бойся! Я это, — снова сказал Иван.

В дверном проеме показалось небритое худое лицо. Игорь смотрел на Ивана как на приведение.

— Мне ключи от квартиры нужны. Дай мне их, да я пойду.

— Иван… — не то спросил, не то испугался Игорь. Его голос нервно вибрировал. — Слушай… — начал было он, и снова замолчал. — Сейчас, — наконец выдавил из себя сосед и захлопнул дверь.

— Какой-то он перепуганный, — заметил Филипп.

Иван пожал плечами.

Ждать пришлось минут пять. Наконец дверь открылась, и озадаченное лицо соседа снова уставилось на Ивана. Казалось, Игорь хочет удостовериться, что это именно Иван собственной персоной, а не материализовавшийся из воздуха призрак. Потом нерешительно протянул сквозь дверной проем связку ключей.

— Я тут ни при чем, — хрипло выдавил из себя сосед. Его рука мелко дрожала. — Это твои проблемы.

— Да что с тобой? — удивился Иван, но ключи уже упали ему в ладонь, а дверь захлопнулась.

— Не нравится мне этот парень, — прокомментировал Филипп.

— Да и хрен с ним. Пошли.

Друзья поднялись еще два этажа и остановились у двери, обшитой темно-красным кленом. Иван вдруг услышал, как колотится его сердце.

— Ты чего? — спросил Филипп.

— Не знаю, — сознался Иван. Он и сам не мог понять причину своего беспокойства. Он постоял минуту, успокаиваясь, потом открыл дверь и осторожно вошел внутрь.

— Свет включать не будем, — сказал он.

— Ладно, — согласился Филипп. — Где харчи?

— На кухне, в холодильнике.

Филипп отправился на поиски провизии. Иван медленно вошел в комнату, под ногой что-то хрустнуло. Он подошел к кровати и сел на нее, потом лег на спину и раскинул руки.

«Будто не было меня тут три года…», — подумалось ему.

Иван лежал и не мог отделаться от ощущения, что это не его дом. Сколько раз он возвращался в эту квартиру, проходил в комнату и вот так падал на кровать? И всегда он знал и чувствовал, что вернулся домой. Он знал свою квартиру во всех мелочах и подробностях. Он мог встать среди ночи и, не включая свет, дойти до холодильника, чтобы взять бутылку воды, и не наткнуться на дверной косяк или забытый посреди коридора табурет. Но сейчас было по-другому. Исчезло ощущение защищенности и уюта. Будто вернулся Иван домой из долгой командировки и увидел, что квартира его принадлежит другим хозяевам. И хоть и не было никаких других хозяев, это чувство вызывало тревогу.

— Ну и бардак! — донеслось из кухни, и чуть позже возмущенно, — я это жрать не буду!

Иван вернул себя в сидячее положение и огляделся. Глаза к этому времени адаптировались к слабому освещению, вяло вливающемуся сквозь не зашторенное окно от городских огней, и увиденное озадачило Ивана. Комната была перевернута вверх дном. Содержимое всех выдвижных ящиков стола и книжного шкафа равномерно устилало пол. Сами ящики валялись тут же. Книги кучами громоздились под полками. Торшер валялся, и, очевидно, был разбит. Телевизор зиял дырой разбитого кинескопа.

Иван рассматривал это безобразие некоторое время, потом встал и пошел на кухню. Пол коридора и кухни был засыпан битой посудой.

— Что тут? — спросил Иван.

— Твоя хваленая жратва не пригодна для употребления, — недовольно проворчал Филипп.

Холодильник был включен в розетку, но не работал. Из его открытой двери исходил плотный запах гнили.

Иван захлопнул дверцу и посмотрел на Филиппа.

— Квартиру перерыли, это понятно. Перевернули все вверх дном. Адгиз надеялся хоть что-то найти. Но вот холодильник — это странно… За неделю такое не могло случиться.

— Больше, — сказал Филипп.

— Что больше?

— Больше, чем неделя.

— Ну больше… — Иван вдруг замер и прислушался. Потом подбежал к окну и в один глаз выглянул наружу.

— А вот и они, — сказал он спокойно. — Всего то двое… не уважают.

— Кто «они»? — спросил Филипп и вытащил из-за спины кинжал.

— Адгизы.

Иван наблюдал, как из машины вышли люди, огляделись по сторонам и направились к подъезду.

— А как они узнали о твоем появлении? — спросил Филипп.

— Подсказали…

Иван быстрым шагом вышел в коридор, присел на корточки, постучал костяшкой пальцев по паркетинам, определил, достал меч и подковырнул одну из деревяшек. Под ней оказалась небольшое углубление, на дне которого лежал тугой рулончик. Иван спрятал рулончик в карман, потом стал спиной к стене у входной двери и поднял меч. Он смотрел на дверь.

— Филипп, — тихо позвал он, — оставайся на кухне. Возьмешь первого. Я займусь вторым. Только давай без резни.

— Понял, — ответил кот.

Иван чувствовал врага каждой клеткой своего тела. Первый поднялся на шестой этаж, замер на секунду и двинулся дальше. Второй отставал на лестничный пролет. Вот они собрались у двери Ивана, выдержали секундную паузу, затем первый тихонько открыл дверь и направил в темный коридор ствол пистолета. Второй тихо переступил порог и пошел вдоль стены.

Иван видел, как человек медленно проходит мимо, целясь стволом в сторону комнаты, и как показался ствол пистолета первого.

А потом Иван молнией мелькнул за спину последнего, и пока тот разворачивался, отвесил ему кулаком в висок. Раздался приглушенный хлопок, потом вскрик «Бля-а-т!», еще один хлопок, дикое шипение Филиппа, крик боли и звук упавшего на пол железного предмета.

— Стоять, мразь! — рыкнул Филипп, но Иван с разбега уже всадил бандиту ногой в живой, а потом рукояткой меча по затылку.

— Порядок, — оценил Филипп.

— Сторожи, я поищу, чем можно их связать. Свет, кстати, можно теперь и включить.

Иван клацнул выключателем и зажмурился на мгновение. Потом закрыл дверь, ухватил за ноги неподвижное тело, перетащил в центр коридора и оставил рядом с его напарником. Затем прошел в комнату, пошарил глазами, узрел торшер, поднял его и отодрал провод. Вернулся в коридор и связал обоим руки.

— Ты зачем ему руку вспорол? — спросил он Филиппа, рассматривая свои окровавленные ладони.

— Всего то в сухожилье пырнул.

— Филипп, я же просил без крови.

— Мне, наверное, надо было его вежливо попросить свою пукалку оставить, да? — съязвил кот.

— Ладно. Я приму душ и переоденусь. Все равно они в отключке минут пятнадцать будут.

Филипп кивком головы дал свое согласие и занялся чисткой оружия. Он тщательно вытер кинжал о штанину одного из лежащих, спрятал в наспинный чехольчик, потом забрался на неподвижное тело, понюхал щетину, поморщился и спрыгнул назад.

— Что ж они так воняют? — спросил он сам себя.

Иван вышел из ванны полностью голый, держа в левой руке меч, а в правой грязную одежду. Прошлепал в комнату, порылся в шкафу и разбросанных вещах, нашел пару носков, трусы, темно-синие брюки, серую футболку и черный джинсовый пиджак, надел все это и вернулся в коридор. Воины по-прежнему не шевелились. Иван подошел в шкафу с верхней одеждой, выудил оттуда высокие ботинки на шнурках, обулся. Потом закинул за спину меч и надел сверху длинный черный плащ.

— Тебе только очков не хватает, — заметил Филипп.

— Каких очков? — не понял Иван.

— Солнцезащитных.

Иван принес из кухни табурет, поставил его перед распластанными бандитами, сел. Те начали подавать признаки жизни. Воин, получивший удар в висок открыл глаза и узрел прямо перед собой Ивана.

— Да ты хоть понэмаеш?!.. — начал было он.

— Заткнись, — спокойно сказал ему Иван.

Филипп в один прыжок долетел до очнувшегося, выхватил кинжал и вставил лезвие в волосатую ноздрю. Острие кинжала чуть выпучило кожу носа изнутри.

— Бояться! — приказал Филипп.

Воин от неожиданности дернулся, лезвие мягко вспороло ноздрю.

— Будет шуметь, разрежь его на шесть частей, — разрешил Иван.

— Всенепременно, — мрачно заверил кот.

Воин боялся даже дышать. В его глазах застыл первобытный страх.

— Совсем другое дело, — продолжил Иван удовлетворенно. — Что-то твой босс не звонит. Неужели ему не интересно, что тут, да как?..

Второй воин застонал, заворочался, потом перевернулся на спину.

— Абдул… — позвал он, потом посмотрел на своего товарища, узрел Филиппа с кинжалом в лапе, нацеленным на глаз Абдула и оцепенел.

— Нэчистая сила!.. — еле слышно выдавил из себя.

— Лежи тихо, — посоветовал ему Иван. — А то эта нечистая сила тебя на шашлык замаринует… О! Вот и босс объявился…

Из кармана Абдула послышалась трель сотового телефона.

— Не напрягайся, — сказал Иван хозяину телефона, — я подойду.

Иван выудил телефон из куртки Абдула, нажал кнопку и поднес к уху. Секунду слушал, потом сказа:

— Адгиз, не волнуйся так. Все в порядке. И бандиты твои тут. Хочешь их услышать?.. — Иван приложил трубку к уху Абдула, — поздоровайся с папочкой.

— Адгиз… — прохрипел тот. Кровь тоненькой струйкой стекала из его разрезанной ноздри на губы и терялась в щетине подбородка.

— Достаточно, — сказал Иван и вернул телефон к своему уху. — Как видишь живы, и даже разговаривают… Ты все еще злишься из-за денег? Не надо, пожалей нервы. Денег у меня все равно нету, и не будет, так что отдавать я их тебе не собираюсь… Адгиз, я вернулся в город не для того, чтобы напороться на твой кинжал, а чтобы тебя насадить на свой. Поэтому слушай меня внимательно. На первый раз я отпущу твоих головорезов но, начиная с завтрашнего утра, я буду их умерщвлять без предупреждения, а потом и до тебя доберусь. Видишь ли, ты являешься в некоторой степени олицетворением зла, а я с недавних пор пытаюсь с этим говном бороться. Поэтому если хочешь жить, кушать шашлык и пить «Дербент», завязывай со своим бизнесом и возвращайся к жизни нормальных людей. Утром я позвоню, и ты скажешь мне свое решение.

Иван спрятал телефон в свой карман и посмотрел на Абдула. Тот смотрел на Ивана, как на привидение.

— Абдул, если я тебе еще раз увижу, порублю в капусту. Ключи. Ключи от машины.

Бандит поспешно покосился на карман своей куртки. Иван забрал ключи, подобрал с пола пистолеты, сходил на кухню, вытер их полотенцем, сложил в пакет и вернулся в коридор.

— Пошли, — сказал он Филиппу.

Дойдя до пятого этажа, Иван стукнул в дверь и громко сказал:

— Не бойся Игорь, я на тебя зла не держу.

Уже на третьем этаже его догнал не то вздох, не то всхлип:

— Иван…

Они вышли из подъезда, подошли к машине. Это была серая слегка потрепанная Toyota. Иван сложил на заднем сиденье меч и пакет, пропустил Филиппа, сел за руль и завел двигатель.

— Зачем ты забрал эти железяки? — спросил Филипп, указывая лапой на пакет.

— Выброшу в реку. Если выкинуть в мусорный контейнер, бомжи найдут их, и за энное количество водки оружие вернется на улицу.

— Куда мы сейчас?

— Ужинать… или завтракать. Как тебе больше нравится?

— Мне нравится ужинать, завтракать и обедать за одно. Наконец-то что-то хорошее за последние сутки!.. А ты знаешь, где можно поесть задарма? Насколько мне известно, у вас тут просто так ничего не дают.

— Нет, таких мест я не знаю. Да и не нужно. — Иван достал из кармана рулончик и показал Филиппу. — Тут не много, но пару недель протянем. Так, откладывал понемногу на черный день…

— Это другое дело… Иван, зачем мы этих придурков отпустил? Они ж про нас все расскажут.

— Да. Расскажут. Потому и отпустил. Словам их не поверят, но поверят страху в глазах. Этот народ чует страх. Пока Адгиз будет все это переваривать, у нас будет время передохнуть. Я так думаю, что до следующего утра нас никто искать не будет, потом придется и тачку бросить. А то они могут с дуру в ментовку о пропаже заявить.

— Хм, — фыркнул Филипп. — Я то думал, что тебя придется с ложечки кормить, а ты тут на пять ходов вперед рассчитываешь!

Иван улыбнулся.

— Филипп, этот мир мне привычен, помнишь? — сказал он. — Я в нем родился, я в нем вырос, я кое-чего о нем знаю.

— Поня-а-атно, — протянул кот. — Долго еще ехать? А то мой желудок скукожился в маленькую козью какашку.

— Терпи. Скоро уже.

Они свернули под светящимся кубом в виде пачки West в переулок, проехали еще минут пять, и оказались на набережной.

Иван остановил машину, забрал пакет, вылез, подошел к невысокой ограде, и, размахнувшись, запустил в темную воду. Река негромко чавкнула и поглотила. Иван стоял еще минуту, всматриваясь в слабо очерченный контур берега. Река дышала влагой и легкой прохладой. Иван всей грудью втягивал этот воздух, насыщался им.

— Иван, ты чего там застрял? — донесся из машины недовольный голос.

— Иду.

Спустя двадцать минут они были на северной окраине города. В ста метрах впереди стоял светофор, разделяющий объездную трассу. По ней изредка проносились машины. Слева от дороги возвышался огромный бело-синий рекламный щит. Два галогенных фонаря высвечивали на его поверхности огромную бутылку минеральной воды и проявляющуюся в пене пузырей надпись Aqua minerale.

«Вода, — подумал Иван. — Хороший знак».

С правой стороны располагалось приземистое одноэтажное строение с покатой крышей и бревенчатыми стенами. Вывеска вяло светилась несколькими лампочками, вынося на обозрение облупившуюся надпись «кафе Волна». Два окна из шести тускло горели. Перед входом стояли шесть пластиковых столиков со стульями, укрытых тряпичными зонтами. Обычное придорожное кафе, меню которого не превышает десяток блюд, зато они есть в наличие круглые сутки и стоят копейки.

Иван, не раздумывая, вошел внутрь. В помещении не было ни души. Иван подошел к освещенной барной стойке и постучал костяшкой пальцев по столешнице. Никакой реакции. Иван постучал еще. Наконец послышался шорох тапочек, звон упавшей кастрюли и тихое ругательство. Дверь за барной стойкой открылась и следом показалась женщина с заспанным лицом.

— Здравствуйте, — обратился к ней Иван. — Девушка, мы очень долго в дороге, накормите нас, пожалуйста.

«Девушке» было лет сорок пять. «Валентина», значилось на бейджике, прикрепленном чуть выше левой груди. Она посмотрела равнодушно на Ивана, потом пошарила глазами по сторонам.

— А с кем вы? — наконец спросила она.

— Я с другом. Он здесь, — Иван кивнул на сидящего у его ног Филиппа.

Валентина перегнулась через стойку и уставилась на сидящего кота.

— Мы котов не обслуживаем, — недовольно произнесла она.

— Вам и не придется, — ответил Иван и положил на стойку двадцатидолларовую купюру. — Я сам его обслужу. Накормите нас, а сдачу оставьте себе.

Валентина пожала плечами, произнесла, прикрывая ладонью зевок:

— Что будете заказывать?

— Что-нибудь горячее, где мяса побольше, а еще пару салатов оливье и два стакана сметаны.

Иван выбрал столик у окна, сел. Филипп устроился напротив. Женщина принесла большой поднос, поставила перед Иваном пиалушку с салатом и стакан сметаны, нерешительно посмотрела на Филиппа.

— Это… для него? — спросила она у Ивана, кивнув на оставшиеся на подносе порции.

— Да. Не переживайте, он очень воспитанный.

Женщина поставила перед котом салат и сметану. Филипп тут же наклонился и засунул морду в посудину с оливье. Потом вернул пиалушку на место, ухватил двумя лапами стакан, приподнял и влил в раскрытую пасть добрый глоток сметаны. Поставил стакан на стол и снова принялся за салат.

— О господи… — тихо выдохнула женщина. — Он…

— Да, он умеет культурно кушать, — перебил ее Иван. — Когда там горячее будет?

— А? Да, да. Сейчас… — женщина зажала поднос подмышкой, и поспешно удалилась.

— Не можешь ты не рисонуться, да? — сказал Иван улыбнувшись.

Филипп поднял морду от пиалушки и растянулся в довольной улыбке. Трапеза возвращала ему хорошее расположение духа.

— А зачем? — задал он риторический вопрос и снова погрузил голову в посудину с салатом.

Когда пришла Валентина, и тарелки и стаканы уже были пусты. Женщина поставила на стол две глубоких миски с пловом и корзинку нарезанного хлеба.

— Он все это съест? — спросила она у Ивана.

— Возможно, придется брать добавку.

— Он же просто великан какой-то! — женщине не хотелось уходить. Она с восхищением смотрела, как Филипп выискивает среди риса кусочки баранины, цепляет их когтем и отправляет в рот. — Я обожаю кошек! — Филипп недовольно поморщился. — А что у него на спине?

— Это его рюкзачок, — пояснил Иван. — Он любит носить в нем разные штучки.

— А можно его погладить? — Филипп фыркнул, женщина ойкнула.

— Не советую. Он этого терпеть не может.

— Я сейчас, — сказала Валентина и убежала. Через минуту она вернулась и поставила перед Филиппом тарелку с парой жареных карасей.

— Это от меня, — продолжила она, обращаясь к Ивану. — Платить не нужно.

— Спасибо, — сказал Иван. — Филипп, поблагодари даму.

Филипп поднялся на задние лапы, прижал переднюю правую к груди и отвесил важный поклон. Женщина отшатнулась.

— Господи… — ошарашено произнесла она, потом достала из передника бело-зеленную купюру и положила перед Иваном на стол.

— Вот… возьмите… мне никто не поверит… Приходите еще. Днем. Мы вас всегда накормим по первому классу… бесплатно.

Филипп состроил довольную гримасу и принялся за рыбу. В плове он уже выел все мясо.

— Спасибо, — сказал Иван с улыбкой. — Мы очень заняты, но если получится, непременно заедем еще. У вас превосходный плов.

— Мы всегда мясо только свежее берем, — затараторила Валентина. — Котлеты по-киевски, телятина с черносливом, домашние голубцы, перец фаршированный… — Филипп оторвался от карасей и заинтересованно прислушался, — курица гриль и даже раки бывают…

— Чудесно, чудесно, — остановил ее Иван. — Мы обязательно заглянем к вам еще. А сейчас не могли бы вы собрать нам покушать в дорогу? Подойдет все, что есть: хлеб, колбаса, сыр, помидоры.

— Конечно.

— Ну и славно, — Иван поднял со стола купюру и засуну Валентине назад в передник. — Возьмите все же деньги. Мы и так вас сильно беспокоим.

Женщина постояла немного, сказала «ага», кивнула и отошла от столика.

— Ты пользуешься популярностью, — сказал Иван Филиппу. — Нам с тобой можно в цирке выступать.

— Угу, — ответил Филипп промеж чавканья.

Иван доел плов и отодвинул тарелку.

— Заканчивай, нам ехать пора, — сказал он.

Филипп запихал в рот последний кусок рыбы, прожевал и облизнул усы.

Валентина проводила их до дверей, вручила пакет с провизией, постояла нерешительно, сказала «до свидания» и даже подняла руку. Иван помахал ей в ответ и сел в машину. Филипп умастился на переднем сиденье, смачно срыгнул, потом разинул пасть в сладком зевке.

— О-о-ой, наконец-то… — блаженно протянул он. — Сейчас бы соснуть часиков эдак двенадцать.

— Да, поспать нужно, — согласился Иван, заводя двигатель, — но сначала нужно найти укромное местечко.

— Ну, ты ищи, а я спать начинаю. Я думаю, тебе это плевое дело можно доверить, — заявил Филипп, свернулся калачиком и тут же уснул.

Иван вывел машину на объездную, и вел ее минут двадцать вдоль густой посадки, потом свернул на грунтовую дорогу и проехал по ней еще километров пять. Дорога вывела к березовой роще, опоясанной с одной стороны изогнутой речушкой. Иван заглушил двигатель, откинул назад сидение и закрыл глаза. Через мгновение он уже крепко спал.

Глава XIII

Филипп проснулся часов в двенадцать. Потаращился заспанными глазами сквозь окна автомобиля по сторонам, увидел Ивана, сидящего возле реки, потом перебрался на заднее сиденье, засунул морду в пакет с провизией, отъел по доброму куску сыра и колбасы, вернулся на свое место и снова уснул.

Второй раз он проснулся к вечеру. Вокруг тихо шелестели березы, с юга доносился гомон города.

Филипп спустился к берегу, поморщился на сверкающую под солнце воду, широко зевнул и окликнул Ивана.

— Эй, как наши дела?

Иван стоял голый по пояс в воде и выписывал в воздухе узоры мечом. Услыхав Филиппа, он опустил меч и ответил:

— Нормально. Утром звонил Адгизу. В общем, моим речам он не внял.

— Ясно. Никто и не надеялся.

— Ага.

— Ну, и каковы наши планы?

— Дождаться вечера. Нужна информация. Надо разыскать одного человека, который поможет нам восполнить эти пробелы.

— То есть, до вечера отдыхаем?

— Да.

— Ну, тогда пошли есть.

— Ладно, — согласился Иван. — Я сейчас.

Иван выглядывал из-за угла на ярко освещенный проспект. Было начало первого ночи, и в этом переулке стоял полный мрак. За спиной Ивана располагался железный мусорный контейнер, на котором сидел Филипп и поверх головы Ивана также выглядывал из-за угла.

Противоположная сторона проспекта переливалась яркими огнями дорогих магазинов. С этой стороны правее переулка находился пятизвездочный отель «Кавказ», первый этаж которого полностью занимал ресторан. Оттуда доносилась восточная музыка.

Друзья сидели в засаде уже полтора часа, и Филипп неоднократно подавал признаки раздражения и нетерпения.

— Может, его там вообще нету, — недовольно ворчал он, — а мы торчим тут, дожидаясь не знамо чего…

— Тут он, — отвечал Иван. — Он каждый вечер тут.

По широким ступеням отеля спустился худой мужчина и остановился на тротуаре. Потом, видно о чем-то вспомнив, оглянулся на стеклянные двери, махнул рукой, достал сигарету, подкурил и направился в сторону переулка.

— Вот он. Прямо к нам идет, — тихо сказал Иван. — Отлить, наверное, хочет. Пропустим его.

Человек свернул в переулок, прошел шагов двадцать и остановился у глухой стены. Дернул молнию и через секунду вздохнул с облегчением.

— Что, Габот, пиво наружу проситься? — спросил Иван, выйдя из-за мусорного контейнера, и отрезая преследуемому путь к бегству.

Габот дернулся, чертыхнулся, сигарета выскочила у него изо рта, он чертыхнулся еще раз и уставился на темный силуэт.

— Кто там? Не вижу ничего! — заявил он.

— Тут Иван. Помнишь такого?

— Какой еще Иван? — недовольно спросил Габот, заправляя штаны, но потом вдруг понял и добавил изменившимся голосом, — Иван?..

— Он самый. Иди сюда, нам поговорить надо.

Оторопелый Габот осторожно подошел и замер метрах в трех от Ивана.

— Так значит… — начал он и осекся. — Ты… жив?

— Живее не бывает.

— Господи…

— Что, страшно выгляжу?

— В общем да. Ты похож на Блэйда.

— Это чем же? Цветом кожи?

— Нет, — Габот нервно хохотнул. — Просто ходишь весь в плаще до пят с мечом за спиной…

— А откуда ты знаешь, что это меч?

— Ну как… слухи ходят…

Иван в один шаг допрыгнул до Габота и схватил его за шею.

— Что-то чересчур быстро твои слухи ходят, — мрачно произнес Иван, пристально глядя в глаза старому приятелю.

— Иван!.. Ну ты что!..

— Кто сказал?!

— Да Адгиза люди и сказали! Отпусти, задушишь ведь!

Иван разжал пальцы, Габот поспешно отошел назад, восстанавливая дыхание, продолжил:

— Ну знаю я кое-кого из них, что теперь? Да и потом, они такой бред несли несусветный, что вся братва до сих пор над ними ржет. Говорили, что ты с нечистой силой спелся. Типа ходит с тобой какая-то тварь говорящая!..

Филипп спрыгнул с мусорного контейнера, выхватил кинжал, зашипел и направил оружие в сторону Габота. Огни проспекта искрой промелькнули по лезвию. Габот вскрикнул, и упал на задницу, ошалело таращась на кота.

— Это не тварь, — серьезно сказал Иван. — Это монах воинствующего ордена. Еще раз назовешь его так, и он отрежет тебе яйца. А если не справится, — Филипп недовольно хмыкнул, — я помогу. Так что будь с ним повежливее.

— Боже… — едва слышно произнес Габот.

— Мне нужна информация, — продолжил Иван. — Адгиз меня в тот же вечер вычислил. Что-то быстро для его неповоротливой агентуры. Чего я тут не знаю?

— Иван, — начал Габот, его голос вибрировал, — столько времени прошло, многое уже не так…

— Да две недели всего прошло! Какое, нахрен, время?

— Не знаю ничего насчет твоих недель, — осторожно продолжил Габот, — но похоронили мы тебя три года назад…

Иван вдруг почувствовал, что падает в глубокий–преглубокий колодец.

— Три года назад, — повторил Габот. — Ты на кладбище был? Шестой сектор, номер не помню. Рядом с отцом твоим.

Иван молчал пол минуты, потом спросил ровным голосом:

— Как я умер?

— Кто его знает. Тебя нашли в лесу какие-то грибники. В груди была дыра шириной с ладонь. Потом менты фото твое по ящику показали, чтобы личность установить... Ну, мы брата твоего из Питера вызвали, да похоронили…

— А брат? — перебил его Иван.

— Что брат?

— Он отдал Адгизу мой долг?

Габот замешкался, потом ответил неохотно:

— Нет. То есть Адгиз не стал брать с него денег.

— Ясно. Положение брата куда важнее денег… А теперь появился я, как чё… хрен из табакерки, и брат может с крючка спрыгнуть. Одним этим уже мешаю.

— Вроде того…

— Свободен, — сказал Иван, чувствуя огромную усталость.

— Иван… — начал было Габот.

— Проваливай! Если понадобишься, я тебя найду.

Габот помешкал секунду, потом боком протиснулся по стенке, и исчез за углом дома.

— Филипп, — отрешенно произнес Иван, — что все это значит?

— Время, штука странная, — спокойно ответил кот.

— Поехали, — вдруг решительно сказал Иван.

— Куда?

— На кладбище.

За всю дорогу Иван не проронил ни слова. Филипп тоже молчал, чувствуя, что сейчас к Ивану с пустыми разговорами лучше не лезть.

«Это какой-то бред, — мусолил Иван свои мрачные мысли, — если я умер, то почему живу? Почему вижу и общаюсь с живыми? Если я дух, то почему живые меня видят и разговаривают со мной?.. А с другой стороны: Леший, ведьмы, черти, Филипп опять же — разве нормальный живой человек может находиться в такой… обстановке?..»

Отыскать могилу было не сложно. После смерти отца Иван часто приходил на кладбище, и запомнил эту дорогу на всю жизнь. От кладбищенских ворот он мог дойти до нее с закрытыми глазами. Он приходил, садился на скамейку и понимал, что отца ему очень не хватает. Со временем это чувство притупилось, почти стерлось, осталось только слабый отголосок тоски.

Сейчас, рядом с могилой родителя располагалась еще одна, его собственная. Крест над погостом отсутствовал, вместо него из земли торчала черная мраморная плита. Изображение на железной дощечке было серьезным и даже грустным. «Боголюбов Иван Васильевич», — светились в лунном свете серебряные буквы. Там же находились даты рождения и смерти.

— Не долго ты пожил, — заметил Филипп.

Иван промолчал. Он смотрел на свое изображение и никак не мог понять, откуда они взяли эту фотографию. Такую фотографию Иван не помнил.

— Ты будешь выкапывать гроб? — беззаботно осведомился Филипп.

Иван очнулся от своих мыслей, посмотрел на кота, ответил:

— Нет, Зачем? За три года от тела вряд ли что осталось. Да и потом, не очень мне охота смотреть на свои останки.

Филипп понимающе кивнул.

— У нас мало времени, — сказал Иван, отворачиваясь от могилы. — Сейчас сюда прибудут гости. Надо выбрать место, где мы их встретим.

Филипп оживился.

— Я ничего не чую, — сказал он, догоняя Ивана. — Ты уверен?

— На сто процентов. Габот сказал, что многое переменилось, и знал про меч. Сейчас он работает на Адгиза — это ясно как божий день. А стало быть, прямиком кинулся докладывать патрону. Так что явятся, не переживай.

— А мы готовы?

— Да. Рано или поздно, это бы случилось. А кладбище очень подходящее для нас место…

Иван остановился возле гранитного монумента двухметровой высоты и огляделся.

— Филипп, они будут идти с запада. Пару человек могут отправить в обход, те обойдут кладбище и зайдут с севера. Там есть, где спрятаться и напасть неожиданно. Дуй туда и не пропусти ублюдков.

— Не переживай, — заверил Филипп и скрылся в темноте.

— Вот они, — тихо сказал Иван, рассматривая три пары фар, мелькающие сквозь паутину веток.

Он достал меч и спрятался за монументом.

Черт всматривался в кромешную темень. Луну затянуло тучами, так что толку от нее было мало. Черт находился за километр от кладбища, и это сводило способности его зрения в полный нуль, но ближе приближаться было опасно — Иван и Филипп враз почуяли бы присутствие нечистой силы. Но Черту не обязателен был визуальный контакт, за последнее время он так изучил Ивана, что чувствовал за пять верст не только его присутствие, но даже настроение Рыцаря. В эту самую минуту Черт ощущал, что Иван приготовился к битве.

Он схватил болтавшийся на шее телефон и торопливо настучал номер.

— У аппарата! — рявкнул господин Вульф.

— Господин Вульф, докладываю, Иван готовится к битве.

— Соотношение сил?

— Э-э… — Черт оглянулся на кладбище, — противников одиннадцать…

— Хорошо. Оставайся на месте и продолжай наблюдение. Сейчас прибудут «быровцы».

— Слушаюсь.

«Ого! — подумал Черт, — ребята из «быстрого реагирования»! Как все серьезно!»

Спустя мгновение совсем близко послышался приглушенный шелест рассекаемого крыльями воздуха. Черт задрал голову и напряг все свое чутье, чтобы на фоне угольного неба различить четыре огромные тени. Вороны описывали над наблюдателем плавную дугу. Вожак качнул крылом, Черт отдал честь, и вся стая развернулась в сторону кладбища.

Иван шарил глазами по небу. Он был уверен, что над его головой кружит что-то темное и злое, но рассмотреть ничего не удавалось.

«Вороньё! — вдруг догадался Иван. — Чуют, сволочи, что смерть промеж крестов ходит…»

Но размышлять над этим у Ивана времени не было — угроза, которая была на земле, быстро приближалась. Иван осторожно выглянул и насчитал десять фонарей. Бандиты перемещались короткими перебежками, тыкая узкими лучами света и стволами пистолетов за каждое надгробие. Они рассредоточились и прочесывали широкую территорию, медленно приближаясь к могиле Ивана.

— Слушайте, — сказал Иван громко, и его голос тяжелым эхом разнесся над кладбищем. — Я никого не хочу убивать! Просто разворачивайтесь и уходите!

Лучи сфокусировались на точке, откуда прозвучал голос. Никто из бандитов уходить не собирался.

«Что ж, я предупредил, теперь пеняйте на себя…» — подумал Иван.

Первый воин упал почти бесшумно. Он друг выронил фонарь, согнулся, опустился на колени и плавно завалился на бок. Свет фонаря светил ему прямо в лицо, и застывшие глаза выражали озабоченность и удивление.

— Эй, ты чего? — окликнул его товарищ, но ответа не получил.

Бандит нервно огляделся, с опаской подошел к лежащему напарнику, присел, перевернул на спину.

— Матерь божья! Он ту!.. — вскрикнул воин и захлебнулся.

Воин успел вскочить и нажать на курок, но пуля ушла в небо, а в следующую мгновение его голова отделилась от тела и тяжело упала на землю. Следом за головой на землю гулко бухнулось все остальное. Звякнуло стекло, погас фонарь. Лучи заметались, обшаривая окрестности, но все бандиты остались на своих местах.

«Не паникуют, — подумал Иван. — Ну ничего, до этого не далеко…»

И тут с севера донесся вопль. Филипп сидел на спине бандита, вцепившись когтями левой лапы в небритую щеку, а правой быстро и точно вгонял кинжал в горло противника. Воин хрипел и метался, а его напарник смотрел на это и не мог пошевелиться. Только спустя несколько долгих секунд бандит поборол оцепенение, разглядел на плечах напарника некое существо и выстрелил, почти не целясь. Пуля попала его товарищу в правый глаз, сию минуту прекратив мучения последнего. Филипп тенью скользнул в темноту, чтобы через секунду появиться за спиной стрелявшего и всадить кинжал ему в печень. Бандит взвыл от боли и ужаса, покачнулся, выронил фонарь, и принялся расстреливать обойму во все стороны.

— Боже!

— Нэчистая сила! Я же говорил!..

— Заткнись!

— Что, черт побери, там происходит?!

«Будьте покойны, мы о вас позаботимся», — с улыбкой подумал Черт.

В сумятице происходящего Иван быстро преодолел расстояние до ближайшего врага и полосонул его по позвоночнику. Второму отрубил голову вместе с плечом и рукой. Третьему проткнул сердце.

Воин с пробитой печенью, расстреляв все патроны, свалился на землю, скрючился и только тихо скулил. Филипп приблизился и сказал тихонько бандиту в самое ухо:

— Ты умрешь через пятнадцать минут. Попроси у своего бога прощение за то, что ничего в этой жизни не сделал хорошего и подыхаешь, как бродячая собака.

Воин с ужасом смотрел на Филиппа, потом закрыл глаза и в самом деле начал что-то неразборчивое шептать.

Оставшиеся бандиты сгруппировались, выстроившись в треугольник спинами друг к другу, и медленно отступали. Они наперебой выкрикивали ругательства и нервные угрозы. Иван чувствовал, что бойцы на пределе и готовы взорваться в любую минуту. Иван поднял с земли камень, размахнулся посильнее и кинул в бандитов. Тут же послышался вскрик, троица распалась, лучи фонарей бешено задергались. Следом у самых ног противников вынырнул из темноты Филипп, пырнул кинжалом первому попавшемуся в сухожилие чуть выше туфля и исчез так же быстро, как и появился. Воин взвыл, упал на колено и начал палить во все стороны. Это была последняя капля — его товарищи тоже принялись расстреливать в темноту свои патроны.

А потом враз стало тихо. Иван выждал минуту, потом вышел из-за укрытия, и направился в сторону бандитов. Те лежали на земле и не подавали признаков жизни.

— Как тебе это нравится? — послышался невозмутимый голос Филиппа. — Они перестреляли друг друга!

Иван склонился над трупами. В небе, сделав последний неторопливый круг, четыре тени взяли курс на север.

— Вот этот еще шевелится, — доложил Филипп, указывая кинжалом на тяжело дышащего бандита.

— Ему недолго осталось, — отозвался Иван, рассматривая раненого. — Две пули в животе. Чтобы выжить, ему нужно чудо, а он в чудеса не верит. Ладно, пошли. У машин должен остаться один, а может и два человека.

Габот сидел на корточках, прислонившись спиной к автомобилю, и сжимал мокрыми ладонями рукоятку пистолета. Он отчетливо слышал крики и выстрелы, но больше всего его подкосила наступившая после этого тишина. Эта тишина не предвещала ничего хорошего. Габот понимал что, скорее всего, из десяти человек никого не осталось, и что Иван сейчас явится сюда лично. Это наполняло его душу трепетом и ужасом. Он вытер лоб рукавом, выглянул из-за капота, пробежался глазами по сумрачному кладбищу, и так же быстро вернулся на место. Напряжение становилось невыносимым. От происходящего веяло каким-то потусторонним холодом, и Габот проклинал себя за то, что бросился докладывать о разговоре с Иваном.

«Дурак я, идиот! — носилось в голове Габота запоздалое раскаянье. — Надо было сворачиваться и ноги уносить подальше от города! Надо смываться, пока не поздно!..»

Он снова выглянул, пошарил глазами по кладбищу, надеясь рассмотреть хоть что-то, ничего не разглядел, и схватился за ручку двери автомобиля.

— Не торопись, Габот. И брось пушку, — словно выстрел раздалось за его спиной. Габот чертыхнулся и выронил пистолет.

— Зря ты так часто нечистую силу поминаешь.

— И… ван, — начал Габот запинаясь, — слушай, мы ж с тобой раньше… раньше не разлей вода были…

— Вода здесь не при чем.

— Ну да… Мы ж не воду с тобой пили, — не понял Габот.

Иван смотрел в испуганное лицо Габота и чувствовал внутри себя огромную пустоту.

«Господи, — думал он устало, — я изрубил на винегрет пять человек и не чувствую абсолютно ничего. Кем я становлюсь?.. Драконом?..»

— Проваливай Габот, я не буду тебя убивать, — сказал он спокойно. Тот недоверчиво таращился на Ивана, не смея поверить в свое счастье. — И знай, я тебя отпускаю не потому что когда-то пил с тобой за одним столом. Считай, что ты получил шанс начать все с начала. А если ты этим шансом не воспользуешься, второго я тебе не дам.

Филипп запрыгнул на капот машины, прошелся по нему и толкнул Габота лапой в спину.

— Ну вали уже, чего ждешь! — рявкнул кот, Габот подпрыгнув от неожиданности, чертыхнулся и припустил со всех ног.

Иван вложил меч в ножны и открыл дверь автомобиля, но прежде чем сесть оглянулся на кладбище. Ночная темень редела предутренним сумраком. Словно невесомые духи, над землей проявлялись очертания крестов, надгробий и монументов. Иван сел за руль и захлопнул дверь.

— Поехали, Филипп, надо отдохнуть, — сказал он.

— Ты не будешь собирать оружие?

— Нет, милиция утром о нем позаботится.

Иван завел двигатель и развернул машину.

Глава XIV

Господин Вульф прибывал в спокойном расположении духа. Он знал, что все идет по плану, и это придавало ему уверенности в себе. Да и господин Янус был настроен благосклонно.

— Присаживайтесь, — Двуликий указал Вульфу на кресло, а сам опустился на диван, затем плавно повел рукой, приглашая собеседника к разговору. — Итак, милый Вульф, как я понимаю, наши дела идут хорошо?

— Совершенно верно, господин Янус, — с готовностью отозвался оборотень. — Час назад у Ивана состоялась первая э-э-э… серьезная битва, из которой он вышел победителем!

— Слишком пафосно, вы не находите? — Двуликий улыбнулся. — Наверняка Иван изрубил их словно слепых щенят в маленькие аппетитные кусочки, не так ли?

— Вообще-то да… — господин Вульф смущенно улыбнулся. — Но все же он сражался против одиннадцати человек, вооруженных э-э-э… огнестрельным оружием.

— Согласен. А что же его оруженосец?

— Вы кота имеете в виду? Должен признать, что это опасное животное, — с тенью досады произнес господин Вульф. — Он… не глупый, ловкий, хорошо обращается с холодным оружием и отчаянно отважный — настоящий воин, как ни печально э-э-э… это признавать. Из десяти противников на его счету трое! Потрясающий результат для такого э-э-э… невзрачного существа.

— Видите, милый Вульф, как обманчива бывает внешность? — Двуликий вдруг резко раздвоился. Первая его половина продолжала благосклонно улыбаться оборотню, а вторая оскалилась частоколом выпирающих острых зубов, сквозь которые просачивалась кровавая пена. В следующую секунду господин Янус вернул себя в единое тело, и как ни в чем не бывало, лучезарно улыбнулся собеседнику.

— Да уж… — отозвался господин Вульф, чувствуя некоторый дискомфорт. — Особенно, если этих внешностей э-э-э… несколько…

— Я веду к тому, милый Вульф, что когда наступит момент, вы должны уделить оруженосцу Ивана должное внимание.

— Я понимаю, — господин Вульф кивнул, затем продолжил неуверенно. — У меня есть кое-какие соображения...

— Ну, смелее, — подбодрил его Двуликий.

— Соображения следующие. Пока людской род прослышит о Рыцаре и его подвигах, пройдет немало времени. Если мы позволим просочиться э-э-э… кое-какой информации в печатную периодику города, дело пойдет быстрее…

— Весьма здраво! — радостно вскрикнул Двуликий и даже хлопнул в ладоши. — Милый Вульф, вы вовсе не такой уж тупой солдафон, каким всегда казались!

Господин Вульф сглотнул подступивший к горлу ком. Двуликий откровенно смеялся.

— Не обижайтесь, вы же не в первой сталкиваетесь с моим чувством юмора, — примирительно произнес Двуликий. — Ваша мысль действительно правильная, только мы до нее додумались раньше и уже проработали. У нас готов материал на двадцать сенсационных статей. Целый сериал, так сказать. В данный момент первая из них печатается во всех центральных газетах города. Утром люди ее увидят на передовице.

— Вот как… — слегка раздосадовано произнес оборотень.

— Мало того, работники местных телеканалов прибудут на поле битвы сегодня утром, разумеется, раньше правоохранительных органов. Об этом мы побеспокоились тоже. И репортажи, которые они сделают, будут отображать события в выгодном для нас свете. А именно, будет сделан акцент, что убитые были далеко не идеальные граждане, не чтившие ни Уголовного кодекса, ни Господа Бога, так что таинственный незнакомец совершил правосудие, на которое правоохранительные органы никак не могут отважиться. Смертные любят, когда кто-то в одиночку борется со злом, и съедят такой материал до последней крошки. Так же будут сделаны намеки, что таинственный незнакомец не остановится на достигнутом. Ну и так далее и тому подобное.

— Но-о… Господин Янус, с другой стороны э-э-э… это все усложняет. Ведь правоохранительные органы не будут сидеть без дела.

— Мы надавим на кое-какие рычаги, чтобы их действия не были слишком активны. И потом, Иван же работает им на руку — внутри себя каждый из них будет ему благодарен. С врагами общества Иван делает то, что они хотят сделать сами, но не могут из-за предрассудков человеческой морали и собственной трусости.

Господин Вульф понимающе кивнул. Двуликий встал и подошел к журнальному столику. В самом центре на пересечении линий «инь» и «янь» стояла наполовину полная бутылка темно-коричневого матового стекла, а по бокам два пузатых коньячных бокала. Господин Янус жестом пригласил Вульфа выпить, и тот после легкого замешательства согласился.

— Но вы правы, ситуация усложнится, — продолжил Двуликий, протягивая оборотню бокал. По комнате расплылся коньячный дух. — Иначе и быть не может. В данной ситуации мы выступаем в роли катализатора, ускорителя процесса. Это приведет к тому, что, возможно, уже завтра одни будут считать Ивана героем, а другие своим заклятым врагом. Потому ситуация будет только накаляться, следовательно надо усилить бдительность и внимание.

Господин Вульф поднес бокал к губам.

— Вульф, вы меня слушаете?

— Конечно, господин Янус. Я все понял.

— Хорошо. В таком случае, если у вас нет вопросов, закончим на этом.

Оборотень замер с бокалом у губ, вздохнул, вернул его на столик и откланялся.

— Ваня, ты чего делаешь? — тревожно спросил Филипп, глядя, как Иван уперся в багажник автомобиля, и медленно сталкивает машину с берега. Через секунду машина поддалась и, плавно скатившись, нырнула в реку.

— Машина слишком заметна, — пояснил Иван. — Наша ситуация усложняется. Теперь нас будут искать очень тщательно. Так что, Филипп, мы с тобой тут в последний раз. Завтра придется менять укрытие. Так будет надежнее.

— Как скажешь. Думаешь, они облаву устроят?

— Это не самый плохой для нас вариант. Но, боюсь, облавы пока не будет. Адгиз оставит ее напоследок, как крайнюю меру. Когда впадет в полное отчаянье.

— За нами пойдет одиночка? — догадался Филипп.

Иван утвердительно кивнул.

— На кладбище было много шума, и еще больше будет сегодня днем из-за газет и телевиденья. Адгизу такая реклама не нужна. Он вызовет чистильщика.

— Только не говори мне, что мы не справимся с каким-то грязным мокрушником! — Филипп выхватил нож и сделал выпад. — Ху! И он похож на заготовку для отбивной!

— Не стоит недооценивать врага, — ответил Иван с улыбкой. — Ты у нас хоть и самый лучший в мире фехтовальщик, и сам д’Артаньян, глядя на тебя, локти кусает, но эдак можно и утонуть в лучах собственной славы.

— Ой, Ваня, не начинай! — заныл Филипп. — Что ты такой занудный?! Мы с тобой час назад так кости поразмяли, можно и порадоваться немного!

— Ты, как всегда был на высоте, — похвалил Иван кота.

— Кто бы сомневался! Слушай, я есть хочу и спать. У нас там кое-что оставалось из припасов, давай-ка это доедим, и завалимся спать.

— Согласен. До ночи надо отдохнуть, ночь будет тяжелая.

Сергей Леонидович Таль был очень раздосадован оперативностью журналистов. Первым делом он приказал оцепить всю территорию кладбища и вытеснить оттуда репортеров. Те возмущались, продолжали стрелять вспышками фотоаппаратов, но все же отошли за ограждение.

Сергей Леонидович был следователем по уголовным делам, имел возраст тридцать восемь лет и чин капитана. Невысокого роста, худощавый, жилистый, с холодным взглядом и худыми скулами, он больше походил на профессионального спортсмена-велосипедиста, чем на стража закона. Но коллеги и подчиненные не заблуждались на его счет. Девять лет назад господин Таль потерял жену. Бандиты устроили перестрелку на улице среди бела дня, и случайная пуля угодила ей в шею. Первую помощь никто не оказал, и она скончалась через двадцать минут, захлебнувшись собственной кровью. К тому времени чета Таль уже два года состояла в законном браке и месяцев через пять ждала ребенка.

Сергей Леонидович не бросил работу, не начал пить, и не искал успокоение в религии. Весь смысл его жизни свелся к одному — к мести. За девять следующих лет он отправил за решетку добрую сотню преступников, а шесть человек так и вовсе прямиком на тот свет. После каждого такого «задержания» в рапортах капитана Таля значилось либо «самооборона», либо «оказал вооруженное сопротивление при попытке ареста… вынужден был открыть огонь на поражение», и начальство по большему счету закрывало глаза на то, что убитые преступники имели переломы и внутренние кровоизлияния. Но два раза случилось так, что убитыми «при попытке задержания» оказывались влиятельные люди в бандитском мире, адвокаты которых из кожи вон лезли, дабы обвинить капитана в превышении полномочий. Все это мешало карьерному росту Леонида Сергеевича, на что последнему, в общем-то, было плевать. За девять последних лет Сергей Леонидович заработал всего одну звездочку на погоны, два пулевых ранения, одно ножевое и тысячи угроз, как от всевозможных преступных кланов, так и от начальства.

— Донской! — крикнул капитан Таль. — Почему репортеры появились тут раньше нас? Выяснить! И если кто-то из них тронул руками что-нибудь, я ему эти руки лично переломаю!

— Понял!

— Ефимов! Где судмедэксперты?!

— Я лично звонил, товарищ капитан. Обещали появиться с минуты на минуту.

— Они появятся, когда репортеры уже статьи напечатают… — недовольно проворчал капитан Таль и внимательно огляделся. В десяти метрах от него лежал труп разрубленный практически пополам. Сергей Леонидович подошел к нему, присел на корточки.

— Батулин! — позвал он. — Иди сюда.

Лейтенант тут же подбежал.

— Да, товарищ капитан.

— Саша, найди карту кладбища и нарисуй на ней местоположение всех трупов. Действуй. Пока ты это не сделаешь, мы не сможем убрать ни один труп. Мне нужна цельная картина преступления.

— Товарищ капитан, карту, возможно, не удастся найти, — Сергей Леонидович поджал губы, и лейтенант поспешно продолжил, — но я смогу, при необходимости, сам ее нарисовать. То есть примерный план с размерами.

— Хорошо, — согласился капитан. — Если карту не найдешь, нарисуй сам. Мне будет достаточно указать расстояния, точные пропорции не требуются. Только давай быстрее.

— Есть!

— Донской! Ну что там?

— Сергей Леонидович, — помощник подбежал и присел на корточки рядом с капитаном. — Репортеры прибыли всего на десять минут раньше нас. Кто-то услышал выстрелы и позвонил одному из них. Да и потом, это ж такой народ — задницей чуют… Руками никто ничего не трогал, клятвенно заверяют, но я велел всех обыскать.

— Правильно.

— Наследили только…

— Что думаешь по этому поводу? — капитан кивнул на разрубленный труп.

— Ужас. Словно его на циркулярной пиле распилили.

— Нет. Слишком ровный срез. Очень острое и тяжелое холодное оружие.

— Я таких ран еще не видел, — признался Донской.

— Я тоже. Я думаю, что это… меч.

Донской удивленно поднял брови, но капитан не стал пояснять.

— Володя, — продолжил он. — Личности убитых установили?

— Занимаемся. Но уже и так понятно, что это головорезы Адгиза.

По губам Сергея Леонидовича пробежала тень улыбки.

— Все? — спросил он.

— Точно смогу ответить через час-два.

— Хорошо, работай.

— Товарищ капитан, прибыли эксперты, — доложил Ефимов.

— Хорошо. Они знают, что делать. А ты осмотри автомобили. Проверь следы от колес. Вполне возможно, что машин было больше. Потом профильтруй население — возможно, кто-то видел, как машины подъезжали. Если одна из них уехала, очень бы хотелось знать ее номер.

— Есть!

Сергей Леонидович поднялся и заложил руки за спину.

«Господи, — подумал он с налетом благоговейного трепета, — десять трупов изрублены мечом! Что тут, черт возьми, произошло?!»

Господин Гусаров имел неопределенный возраст в промежутке от тридцати до сорока лет. Его внешность не имела примечательных черт, — такой себе обычный гражданин, один из тех, на кого не обращают внимания, а если и обращают, то уже через минуту забывают о его существовании навсегда.

Вот и в этом кафе господину Гусарову пришлось два раза напомнить официанту о своем заказе, прежде чем он таки получил свое пиво. Гусаров не испытывал дискомфорта по поводу своей незаметности, напротив, с его образом жизни подобная маскировка была полезна и даже необходима. Так что господин Гусаров не обижался на официантов, кассирш, дворецких, и весь прочий пласт обслуживающего персонала, полагая, что это неизбежные издержки его профессии. А профессия у господина Гусарова была ответственная — он убивал людей.

Гусаров сидел за столиком летнего кафе, неторопливо потягивал полпинтовую запотевшую бутылочку светлого Holsten’а и читал утренние новости. Время было обеденное, и свободных мест в кафе не было. Даже к столику, за которым сидел Гусаров, вежливо попросив разрешения, подсел грузный гражданин в плотном коричневом пиджаке. Гражданин кушал картофель «фри», сочный бифштекс и салат из помидоров и не подымал от тарелки глаз, при этом обильно потел, но пиджак не снимал.

Июльское солнце палило беспощадно. Гусаров был облачен в бежевую летнюю рубашку с коротким рукавом, светло-кофейный тонюсенький костюм, и обут в коричневые мокасины. Он не чувствовал сильного дискомфорта от жары, но холодное пиво все же поглощалось его организмом с особым удовольствием.

Заголовок передовицы кричал: «Смерть среди крестов». Автором являлся некий Николай Аклепов.

Гусаров отглотнул пивной прохлады и углубился в текст. «Сегодня утром на кладбище города правоохранительными органами было обнаружено десять трупов. Сам по себе этот факт не вызывает удивления — в наше время передел сферы влияния между мафиозными группировками стал, как это не печально, практически нормой. Случалось, что в войнах между кланами гибло и больше людей. Поражает другое — почти все участники драмы были изрублены на куски. Судмедэксперты утверждают, что это было тяжелое и очень острое холодное оружие. Возможно… меч? Исключение составляют четыре трупа, которые, по предварительному анализу баллистиков, перестреляли сами себя …»

— Хм, интересно… — в пол голоса произнес Гусаров.

Господин в плотном пиджаке поднял на него взгляд и даже перестал жевать.

— Вы что-то сказали? — спросил он.

Гусаров в свою очередь поднял глаза на соседа по столику, потом повернул к нему газету передовицей.

— Вы это читали? — спросил он.

— А… Да, я что-то слышал. Бандиты перебили друг друга на кладбище. — Господин с облегчением вернулся к трапезе. Было видно, что тема мафиозных разборок его не очень интересует.

Гусаров несколько секунд пристально рассматривал собеседника, потом продолжил:

— Да, но никто из них не использует для этого меч.

Сосед по столику неопределенно пожал плечами, сказал равнодушно:

— Среди их брата извращенцев хватает…

Гусаров не стал навязывать разговор. Вместо этого он развернул к себе газету и дочитал статью до конца. Затем откинулся на спинку кресла, отглотнул пива.

«Очень, очень интересно, — размышлял он. — Заключение баллистиков слишком быстры. Не могли они так скоро провести экспертизу и дать официальную информацию в газеты. Следовательно, этот пункт Аклепов додумал сам. Или он был свидетелем. А может ему кто-то подсказал… Надо повидаться с этим журналистом… Хотя, в его виденье есть рациональное зерно: шесть из десяти убиты холодным оружием, причем убиты хладнокровно и мастерски. При таком раскладе, остальные вполне могли запаниковать и начать палить куда придется, — вполне могли перестрелять друг друга… — Гусаров вдруг почувствовал беспокойство. Будто кто-то стоял за спиной и пристально смотрел ему в затылок. Он оглянулся по сторонам, пошарил глазами по окнам соседних домов и крышам, но ничего подозрительного не заметил. Немного успокоился, и продолжил размышления. — Но более интересно другое — раны нанесенные холодным оружием сильно разнятся… Одни очень смахивают на меч, другие напоминают короткий кинжал. Разумеется, можно предположить, что он был вооружен мечом и кинжалом, но скорее всего их было двое, потому что трупы с кинжальными ранениями обнаружены в другом конце кладбища… а, следовательно, действовали они согласованно… То есть, наши ребята — профессионалы. И все же, самое странное не в этом… Человек, или пусть два человека, которые с мечами в руках идут против банды головорезов, вооруженных пистолетами — ни дать, ни взять, сюжет голливудского фильма. В жизни так не бывает. В реальной жизни все намного проще — какой бы ты не был крутой, только высунься и тебя кончат. Так что же тут, черт возьми, происходит!..»

Гусаров пребывал в глубоком размышлении минут пять, потом решил, что надо все трезво взвесить в спокойной обстановке, встал, прихватил газету, расплатился и покинул площадку летнего кафе. Грузный гражданин в плотном коричневом пиджаке перестал жевать, проводил Гусарова скользящим взглядом, дождался, когда тот сядет в подъехавшее такси, выплюнул на тарелку непрожеванный помидор, достал телефон и набрал номер.

— Я нашел его, — сказал он.

— И? — послышалось в ответ.

— Он профи, только слишком человек.

— Ясно. Он под контролем?

— Да.

— Замечательно. Конец связи.

Вернувшись домой, Гусаров прошел в кабинет, и сел за рабочий стол. Окно располагалось справа, и дневной свет, рассеиваясь шторой, равномерно заполнял помещение. У противоположной от стола стены находился книжный стеллаж, от пола до потолка заставленный книгами. Гусаров бросил на столешницу газету и непроизвольно почесал локтем левый бок. Там, под пиджаком, в кожаной кобуре, лежала и холодила ребра «Beretta 92F». Гусаров достал пистолет и положил поверх газеты, — оружие придавило статью о кладбищенском побоище. Гусаров привык доверять своим инстинктам, и сейчас чувствовал, что в его новом задании от огнестрельного оружия будет не много толку. Он убрал Berett'у в ящик стола, потом откинулся на спинку кресла и, пытаясь сосредоточиться, сконцентрировал внимание на корешке книги. Книга, на которую он смотрел, принадлежала перу японского автора Мураками и называлась «Хроники заводной птицы», имела толстый белый корешок с нарисованной желтой компьютерной мышью. Гусаров смотрел на нее целую минуту, потом перевел взгляд левее. Там, на катанакаке, в черных барханных ножнах покоился великолепный тати, который по всем документам проходил как сувенир, хотя на самом деле таковым не являлся.

— Меч, говоришь… — тихо произнес Гусаров. — Хорошо, пусть будет меч…

Уже к обеду капитан Таль отчетливо представлял себе картину преступления. Ночью вооруженные люди прибыли на кладбище на трех машинах. Две из них остались, третья исчезла. Сомнений по поводу того, кто уехал на автомобиле, у капитана Таля не возникало. О пропаже автомобиля никто не заявлял.

«Ну, это и понятно, — думал Сергей Леонидович. — У Адгиза сейчас есть более серьезные проблемы, чем пропавшая тачка».

Далее: прибывшие начали прочесывать территорию кладбища, об этом говорило расположение трупов. Лейтенант Батулин так и не нашел карту, хоть и перерыл архивы муниципалитета, потому нарисовал подробный план самостоятельно, чем выказал не дюжие топографические способности, потому как на схеме очень подробно значились расстояния, пропорции и даже позы трупов были соблюдены.

«Молодец, парень», — мысленно похвалил его Сергей Леонидович.

Из схемы следовало, что люди Адгиза кого-то искали. А этот кто-то был готов к встрече, сидел в засаде и ждал их появления.

«Этот таинственный кто-то, видать сильно насолил Адгизу, — размышлял капитан Таль, — надо будет разузнать, насчет врагов Адгиза. Хотя, та еще задачка — врагов у нашего Адгиза море…»

Судмедэксперты подтвердили догадку капитана, что глубокие ровные раны нанесены тяжелым острым оружием, и меч им кажется более всего подходящим для подобного. Сергей Леонидович отправил одного из экспертов в музей, дабы он проанализировал экземпляры холодного оружия более тщательно и дал точную оценку, каким именно оружием подобные телесные повреждения могли быть нанесены. Личности убитых были установлены — все они относились к преступной группировке Адгиза.

«Это похоже на сведение счетов, — думал Сергей Леонидович. — Месть? Кому же так сильно Адгиз наступил на горло?»

Меч, как орудие убийства, вызывал недоумение у Сергея Леонидовича, но на этом странности преступления не заканчивались. Два трупа располагались на северной стороне кладбища, и имели не такие широкие раны. Узкие и аккуратные, они больше походили на следы от ударов кинжала. Это наводило капитана на мысль, что тех, кто устроил бойню, было двое. Но и это было еще не все — ни в одном пистолете не осталось ни одного патрона. Все обоймы были расстреляны полностью.

Сергей Леонидович смотрел на схему кладбища и силился понять, как два человека, вооруженных холодным оружием, могли довести до истерики десяток бандитов с огнестрельным оружием.

«Под конец они просто палили во все стороны, не мудрено, что перестреляли друг друга… Но что могло так их напугать?»

Этот вопрос нес смутную тревогу, словно Сергей Леонидович чувствовал, что ответ, если он сможет его найти, окажется очень сложным, и возможно, пугающим. И еще, что-то такое крутилось в голове капитана Таля, какое-то размытое воспоминание. Где-то в жизни Сергея Леонидовича уже всплывал меч, но он никак не мог вспомнить, где именно.

— Сергей Леонидович, — позвал Донской, заглянув в кабинет.

— Что там?

— Вам это будет интересно, — Донской подошел к столу капитана, положил перед ним газету и тыкнул пальцем с заголовок статьи. «Смерть среди крестов», — значилось там.

Капитан взял ее, быстро пробежал глазами первый абзац, в недоумении поднял на Донского глаза, хотел было что-то сказать, но передумал, вернул глаза к статье и дочитал все до конца.

— Володенька, — тихо сказал капитан Таль, не поднимая глаз от газеты, — откуда репортер может знать результаты экспертизы балистиков, если я их сам получил только двадцать минут назад?

— Я сам в шоке, товарищ капитан… Потому и принес вам газету.

— А я тебе скажу, откуда он может знать… — продолжил Сергей Леонидович, переводя взгляд на подчиненного.

— Репортер был свидетелем! — догадался Донской.

— А может и участником… — задумчиво продолжил капитан Таль. — А может, информацию он получил заранее… В любом случае это объясняет столь скорое появление репортеров на кладбище.

— Точно!

— Володя, Володенька, мне нужен этот репортер! Аклепов. Николай Аклепов. Дуй в редакцию, и без репортера не возвращайся!

— Отставить! — вдруг донесся плотный бас от двери.

Капитан Таль поднялся из-за стола, Донской вытянулся по стойке смирно.

— Товарищ полковник, — произнес капитан.

— Донской, свободен, — небрежно бросил полковник, приближаясь к столу капитана.

— Есть, — отозвался тот и поспешно покинул кабинет.

— Что нового, Сергей Леонидович? — спросил полковник, присев на край стола. — Вольно, садись.

Капитан Таль опустился на стул. Он внимательно смотрел на полковника.

— Да вот, анализирую информацию по резне на кладбище, Валентин Анатольевич, — ответил он.

Полковник выудил из кармана сигарету, неторопливо подкурил.

— У тебя сейчас сколько дел, Сергей? — спросил он, выпустив густую струю.

— Три, товарищ полковник.

— Три… Вот эти три своих дела доводи до ума в первую очередь.

— Но…

— Не перебивай, капитан. — Полковник уперся в Сергея Леонидовича тяжелым взглядом. — Я не советоваться с тобой пришел. Разборки между бандами дело интересное, но почти никогда не раскрываемое. А у нас процент раскрытых дел и так упал за последний год. Так что завтра я жду от тебя доклад по делу грабежу с убийством в автомагазине. Я понятно изъясняюсь?

— Понятно, товарищ полковник, — ровно ответил капитан Таль.

— Вот и замечательно.

Полковник встал со стола и направился к выходу. У самой двери задержался, оглянулся, пристально посмотрел капитану в глаза, добавил:

— Сергей, и давай без самодеятельности, — открыл дверь и вышел.

Капитан Таль выждал пять минут, потом встал, прихватил газету и прошел в соседний кабинет. Донской сидел за столом и внимательно смотрел на шефа. Капитан молча показал ему газету, потом указал глазами на дверь. Донской кивнул, поспешно поднялся и вышел. Сергей Леонидович вздохнул, сложил газету вчетверо, спрятал в карман и вернулся на рабочее место. Потом поднял телефонную трубку, набрал номер и, дождавшись ответа, сказал:

— Батулин, вот что мне нужно. Подними архивы нераскрытых дел за последние пять лет, и принеси мне все, где в качестве орудия убийства фигурирует меч. Я думаю, таких будет не много.

Вечерело. Филипп проснулся, сладко зевнул, потянулся, и направился к реке, поскольку оттуда доносились всплески воды. Иван, плыл на спине, громко ударяя руками о воду.

— Да-а, — в пол голоса произнес Филипп. — Здесь рыбы уже не наловишь…

Он почесал себе бок и опустил зад на траву, в ожидании, когда Иван закончит моцион. Спустя пять минут Иван вышел из воды, оделся и сел рядом с Филиппом.

— Сейчас, небось, скажешь, что не плохо было бы поесть? — спросил Иван.

— Тоже мне телепат! — фыркнул кот. — Разумеется, я хочу есть. Что тут странного?

— В городе перекусим.

Филипп посмотрел на него внимательно, спросил:

— Ты чего такой мрачный?

— Я почти не спал, — ответил Иван после паузы. — Не мог уснуть.

— Из-за последней драки?

Иван кивнул.

— Это же люди были, Филипп, понимаешь? Живые люди. Я убил их и… не чувствую сожаления. Какая-то пустота заполняет меня.

— Тебе придется с этим смириться. Пойми, справедливости не существует. Есть только светлые и темные помыслы. Но даже светлые помыслы, как правило, осуществляются темными деяниями.

— Цель оправдывает средства? — Иван печально улыбнулся.

— Всегда, — твердо заверил Филипп и кивнул себе в подтверждение. — Как бы люди не хотели уйти от этого лозунга, потому как он противоречит их морали, за тысячи лет существования они не отодвинулись от него ни на аршин. В мире, который себе построили люди, от этого закона избавиться не удастся, потому как это правило их мир и определяет. Но есть кое-что еще — в других мирах, как например в нашем, тоже самое. Так что успокойся и прими все как есть.

— Твои слова, Филипп, прям бальзам на душу, — серьезно сказал Иван.

— Разумеется, — кот, довольный собой, улыбнулся. — Я же твой духовный гуру! Ты думаешь, почему бабуля меня с тобой отпустила? Чтобы я свою кровожадность насытил?

Иван перевел взгляд на Филиппа, улыбнулся.

— Чтобы ты учил меня уму-розуму.

— Вот именно! Ты, Иван, хоть и большой уже, а ведь дурень дурнем!

Иван недовольно хмыкнул.

— И это тебя, на самом деле спасает.

— Это как же?! — удивился Иван.

— Да вот так! Если бы ты был профессором математики, то спятил бы в тот самый момент, как увидал Черта. Ты бы не смог принять своими мозгами мир, в котором такое возможно. Тем более свыкнуться с ним. Психологически ты проделал над собой огромную работу, которая далеко не всем по плесу, но эта работа еще не окончена. И вот эти твои переживания — явный признак того, что расслабляться рано.

— Филипп, я человек. Но я убиваю людей и чувствую, что меня это не трогает. Следовательно, самое главное мое человеческое — пропадает, уходит, растворяется…

Иван тяжело вздохнул.

— Иван, дурень ты эдакий, ты уже не человек!

— А кто же я тогда?

— Трудно дать определение… Скажем так, ты некое человекоподобное существо, — Филипп растянул рот в улыбку, наслаждаясь произнесенным каламбуром.

Иван хмыкнул. Ответ его не удовлетворил.

— Вот расскажи мне, Иван, про одну твою проблему, — продолжил Филипп, чувствуя, что глубинная мощь его реплик не вызывают в собеседнике должного отклика.

— Что именно?

— Про Наташу. Ты ее столько раз вспоминал, что там у тебя с ней произошло?

Иван помолчал, потом неторопливо начал:

— Мы с ней долго встречались. Года два. А потом я решил, что это не те отношения, которые мне нужны на всю жизнь. Расстались, одним словом. Она не искала со мной встречи, не звонила, и вообще… никак не пыталась попасть мне на глаза. Я радовался, что все так хорошо закончилось, потому что знал — она меня любила, чего про себя сказать не могу… А потом, месяца через три, от общих наших знакомых я вдруг узнал, что она села на героин. Я был в шоке. Но ее по-прежнему не было видно, а я не пытался ее разыскать. А спустя еще пару месяцев, я как-то возвращаюсь домой, дверь не заперта, она сидит в легоньком платье на полу, страшная, под глазами круги, губы синие, уделанная, и с такой мольбой на меня смотрит…

Иван замолчал. Филипп выждал паузу но, так и не дождавшись продолжения, спросил:

— И что ты сделал?

— Что?.. Положил ее на плечо, отнес в машину и отвез домой. Забрал ключи, чтобы больше не приходила. Они у нее остались еще с тех времен… А потом целый месяц собирался найти клинику для наркоманов. Но только собирался, ничего при этом не делал. Так и не собрался, а Наташи потом не стало. Передоза…

— Ясно. И теперь ты тащишь на себе крест вины, — сделал вывод Филипп. — Мученичество это называется. Знаешь, Ваня, все эти придурки, эти тупые наследники Сизифа, которые тащат всю жизнь на себе глыбы своих грехов, и при этом каждый уверен, что его грех уникален и намного страшнее, чем тоже дерьмо у его соседа. В глубине души они даже гордятся этим и думают, что пережитое делает их выше остальных, дает им цель в жизни — потому как это ж целая миссия! Но правда в том, что все они умрут, ничего в этой жизни не сделав, и ничего не успев понять. Ты же не один из них, верно?

— Уже нет, — задумчиво ответил Иван. — Раньше да. Знаешь, тяжести на плечах я не ощущал, но было такое чувство, будто носишь в кармане сдохшую крысу, которую вытряхнуть из одежды невозможно. Потому я зашил этот карман и не пытался даже туда заглянуть. Вот так и с памятью — отгородил от своей жизни кусок воспоминаний и не заглядывал в них. Но сейчас заглянул, и не почувствовал ни омерзения, ни стыда, ни грусти — ничего. Просто отрывок истории. Такой же, как другие.

— Это, Иван, говорит о том, что ты на верном пути. Так что выше голову, дружище! У нас с тобой впереди еще тысячи подвигов великих!

Иван посмотрел на Филиппа с улыбкой.

— Ну так не будем время зря тратить, ратных дел ты наш мастер. Тем более что если замешкаем, то твой желудок скукожится в маленькую козью какашку.

— Уже начал, — недовольно проворчал Филипп.

Иван поднялся и посмотрел в сторону города. Вечерние сумерки уже кутали крыши легким пуховым пледом.

Глава XV

Сергей Леонидович глянул на часы, недовольно поморщился, помассировал пальцами веки, закрыл толстую папку с документами, спрятал ее в стол, встал, потянулся.

Донцов из редакции вернулся ни с чем. Мало того, помощник понятия не имел где искать журналиста. Аклепов общался с редакцией посредством электронной почты, и никто его никогда в глаза не видел. Ситуация с репортером раздосадовала Сергея Леонидовича, но совсем не удивила. Никогда еще в практике капитана не было дел, которые решались быстро и просто.

«Пойду-ка я домой и хорошенько высплюсь», — решил Сергей Леонидович, но прежде чем покинуть здание ОВД решил заглянуть к эксперту по холодному оружию, которого сегодня утром отправлял в музей. Так, на всякий случай.

Эксперт оказался на месте, сидел за столом в своей просторной лаборатории, пил крепкий чай и изучал небольшую фотографию.

— Жена не ждет? — обратился к нему Сергей Леонидович.

— Уехала к теще с детьми, — отозвался тот. — На неделю.

— Ясно. Ну что там с мечом у нас, Арсений? Прояснилось что-нибудь?

Эксперт развернул изучаемую фотографию к Сергею Леонидовичу. На ней сверкал лезвием и позолотой отделки великолепный представитель холодного оружия. Рукоять меча была оплетена коричневым кожаным шнуром и завершалась серебряным шаровидным навершием, богато украшенным золотым узором. Такой же орнамент оплетал цилиндрическую серебряную гарду. Широкое, отполированное до зеркального блеска лезвие, имело три дола и заканчивалось острым кинжальным носом. Капитан Таль отметил, что таким мечом одинаково легко наносить как рубящие, так и колющие раны.

— Красавец! — не удержался Сергей Леонидович. — Это… он?

— Именно этот экземпляр здание музея не покидал уже несколько лет. Но размеры, форма и масса соответствуют типу оружия, которым были нанесены те раны. Хотя, есть и неувязка…

— Что именно?

— Видите ли, Сергей Леонидович, этот меч, — Арсений кивнул на фотографию, — он одноручный. В правой руке дружинник держал меч, в левой щит. Чтобы одним ударом перерубить человека пополам, как в нашем случае, там, где от шеи до подмышки грудь разрублена одним ударом…

— Я понял, — остановил его капитан Таль, — наш парень силен, как бык. Илья Муромец, черти бы его побрали.

— Да, но не обязательно. Вы же не думаете, что помимо меча он таскает с собой и щит? То есть вторая его рука свободна. А это значит, что и меч у него может быть двуручный, стало быть, лезвие и рукоять могут быть длиннее, чем на древнерусских прототипах. Я к тому, что меч нашего парня уникален, и если вы его найдете, идентифицировать его будет не сложно.

— Понял, хорошо. Ну а этот? — капитан указал на фотографию, — расскажи мне про этот меч, Арсений.

— Это представитель десятивековой давности. Такими мечами вооружались дружинники русского войска. У начальства мечи были дороже — чеканка, отделка золотом, но форма лезвия была та же самая. Понимаете, Сергей Леонидович, в чем дело… Чтобы разрубить мечом подряд несколько человеческих тел, этот меч должен быть очень острым и прочным. В наше время массового производства подобного оружия не существует. За ненадобностью. Имеются, конечно, умельцы, которые делают холодное оружие высокого качества в своих домашних кузнях, но все они, как правило, специализируются на ножах, максимум кинжалах. Мечи если и делают, то только на заказ коллекционерам. Я хочу сказать, что качество таких мечей вряд ли соответствует тому, что мы с вами наблюдаем. Ведь проверить в реальном бою свои изделия эти мастера не могут.

— Погоди, — перебил его капитан Таль. — Ты хочешь сказать, что меч, которым наш парень уложил несколько человек, был сделан много веков назад?

— Я бы этому не удивился, — Арсений пожал плечами. — Тысячу лет назад качество холодного оружия было уже на достаточно высоком уровне. Сначала индийский вудс — сталь такая, у нас больше известная, как булат, потом дамасская сталь… традиции холодного оружия были сильны и на Руси в то время. В частности, был такой легендарный кузнец Людота Коваль. Такие мечи делались годами и даже десятилетиями. Представляете, сколько бы сейчас стоил такой меч, возьмись какой-нибудь мастер его изготовить в наше время? Да и потом, такой шедевр трудно утаить — я бы наверняка о нем слышал.

— Наверняка — не тот термин, который мы можем себе позволить. Все же проверь оружейников нашего времени, — капитан Таль сделал ударение на последние два слова. — Вдруг что-нибудь всплывет.

— Хорошо, — Арсений кивнул.

— Ну а с кинжалом что?

— Лезвие десять сантиметров, шириной два с половиной, обоюдоострое. Края разрезов тканей очень ровные, следовательно, наточен, как бритва. Очень похоже на охотничий кинжал, коих полно в оружейных и подарочных магазинах.

— И здесь тупик…

— Удары, нанесенные кинжалом не очень глубоки, — продолжил Арсений задумчиво, — но хирургически точны — у одного потерпевшего вспороты вены на шее, у другого проткнута печень, у третьего перерезано сухожилье на ноге — этот парень знает анатомию.

Сергей Леонидович тяжело вздохнул.

— Это меня и настораживает, — задумчиво произнес он. — Два хладнокровных профессионала, которые разгуливают по городу с мечом и кинжалом в руках… Чего можно от них ожидать?

Арсений неопределенно развел руками.

— То-то и оно, — закончил капитан, потом взял со стола фотография меча. — Я возьму это?

Эксперт кивнул. Они помолчали еще минуту, обдумывая каждый свое, потом капитан попрощался и направился к выходу. Уже у самой двери его догнали слова эксперта, Арсений говорил так, будто размышлял вслух:

— Благородный меч призван бороться со злом… нет причин думать, что от этого меча будут гибнуть ни в чем не повинные граждане.

Капитан оглянулся и пристально посмотрел на эксперта.

— Хорошо бы, — ответил он наконец, хотя и сам уже где-то внутри был уверен, что подобного опасаться не стоит.

Мужчина в плотном коричневом пиджаке сидел на скамейке и внимательно осматривал улицу, время от времени поглядывая на свои наручные часы. Наконец, он заметил парнишку лет десяти, который неторопливо брел по тротуару и корчил рожи своему отражению в витринах всех подряд магазинов.

Время катилось к вечеру. Солнце уже скрылось за верхушками западных многоэтажек, но вечерний сумрак только-только подступал. Мужчина резво поднялся и направился к мальчику.

— Эй, парень, — обратился он дружелюбно. Мальчик оглянулся и недоверчиво уставился на мужчину.

— Вам чего? — осторожно спросил он.

— Хочешь заработать пятьдесят рублей? — мужчина достал из кармана купюру в подтверждение своих слов.

Парнишка помолчал, размышляя над услышанным, поинтересовался:

— А чего делать надо?

— Минут через десять тут появится человек в черном плаще. С ним будет огромный кот. Я хочу, чтобы ты их сфотографировал. — Мужчина достал из кармана пиджака маленькую цифровую камеру. — С фотоаппаратом не сложно управляться. Я тебе сейчас покажу…

— А сами чего? — перебил его мальчик.

— Я не могу.

— Вы шпион? — серьезно спросил парнишка.

Мужчина засмеялся.

— Вроде того, — ответил он, не чувствуя подвоха.

— Двести рублей, — уверено заявил парнишка.

— Ого! Не многовато будет?

— Тогда сами фотографируйте, — с напускным безразличием ответствовал малец и даже отвернулся.

— Мда-а… рыночные отношения… — пробубнил мужчина и добавил. — Хорошо, получишь двести рублей, когда принесешь мне назад фотоаппарат. Я буду ждать тебя за тем углом.

Мальчик взял камеру и хитро прищурился.

— И не думай меня надуть! — вдруг грозно произнес мужчина. — Тебя зовут Федя и живешь ты на Скворцова, дом тридцать шесть, квартира пятнадцать. Так что и не помышляй улизнуть с камерой!

Мальчик с оторопью уставился на незнакомца.

— Откуда вы знаете? — спросил он наконец.

— Работа такая. Все, я жду тебя с фотоаппаратом и снятыми кадрами.

Незнакомец развернулся и через минуту исчез за поворотом.

Смеркалось. Иван остановился и оглянулся по сторонам. Вдоль тротуара тянулись разноцветные витрины уже закрытых магазинов, а через дорогу располагалось невзрачное кафе. Пластиковые столики и кресла громоздились неровными стопками в углу, женщина в красном фартуке неторопливо подметала площадку, вымощенную узорной плиткой, но само кафе еще работало — окна светились, и из дверей доносилась негромкая музыка.

— Эй, дядя! — вдруг услышал Иван справа от себя детский голос.

Иван оглянулся, и в ту же секунду его ослепила вспышка. Он чуть было не выхватил меч, но внутренне чувствовал, что опасности нет, и вмиг успокоился. В трех метрах от него стоял парнишка и улыбался поверх фотоаппарата.

— Зачем ты меня фотографируешь? — спросил Иван.

— У вас клевый прикид! — возвестил малец, а потом щелкнул еще, на этот раз Филиппа.

— Еще немного и нас будут приглашать позировать фотографам дорогих журналов, — произнес кот, глядя как юный фотограф что есть духу уносится вглубь улицы.

— Нам только этого не хватало, — ответил Иван. — Ладно, пошли, пока кафе не закрылось.

В кафе был занят только один столик в дальнем углу. За ним сидели юноша и девушка, неторопливо пили вино, улыбались друг другу и о чем-то беседовали в пол голоса. Официантка — моложавая женщина, выглядела уставшей и безразличной. Она, не обращая никакого внимания на Филиппа, приняла заказ и молча принесла еду. Минуту назад бармен убавил громкость музыки, и сейчас в помещении было почти тихо.

Филипп запихивал в рот последнюю котлету, когда в кафе ввалились три подвыпивших мужчины. Все они были коротко стрижены, имели массивные подбородки и блекло-синие татуировки, выглядывающие у кого из-под ворота рубашки, у кого из-под коротких рукавов рубашек.

— Водки пузырь! — возвестил первый.

— И три пива разливных! — добавил второй.

— И живо! — снова первый. — Мы тут до осени торчать не собираемся!

Два других одобрительно загыгыкали такой шутке. Бармен с опаской покосился на них и принялся наливать в бокалы пиво.

— Что это за клоуны? — спросил Филипп, с интересом рассматривая новых посетителей.

— Как тебе сказать, — ответил Иван, так же рассматривая гостей. — Особи мужского пола, в возрасте лет тридцати, приблатненные, наглые, без нравственного воспитания и идеологической подоплеки. Возможно, оттянувшие по короткому сроку за воровство или мелкое хулиганство, а потому уверенные, что они чуть ли не Алькопоне, и все им изначально обязаны. Быдло, одним словом.

Официантка поставила на столик троицы графин водки и три рюмки.

— Закусывать будете чем-нибудь? — спросила она.

— А если мы тобой… залижем, сладкая? — произнес один, потом схватил официантку за юбку и потянул к себе.

Девушка вскрикнула, выдернула юбку и убежала. За столиком раздался взрыв хохота.

— Я бы ей вдул! — нарочито громко сказал второй, опрокидывая в себя содержимое рюмки.

— Ты бы и козе вдул! — сказал третий.

— Ты, бля, фильтруй!

— Может выколоть им глазки? — нежно так спросил Филипп.

— Если до этого дойдет, то почему нет? — Иван пожал плечами. — Но для того, чтобы их поставить на место, как правило, достаточно простой демонстрации силы. Одному двинешь как следует, и остальные успокаиваются.

— А вон там крошка тоже ничего! — продолжил бандит, рассматривая девушку за дальним столиком. — Может, попросить ее стриптиз станцевать, а?

Молодой человек, сидевший с девушкой, вскочил. Его глаза гневно сияли. Девушка что-то ему быстро говорила в пол голоса, и тянула за руку, но он не обращал внимания.

«Парень молодец, — подумал Иван. — Храбрый, но они его забьют до смерти».

— Смотри-ка, фраерок нарисовался!

— А ты хули вылупился?! — вдруг заорал желающий стриптиза, узрев, что Иван не отводит от него взгляда.

— Давно в цирке не был! — так же громко ответил Иван. — Вот клоунами и любуюсь!

Стало очень тихо. Парень от неожиданности даже плюхнулся назад на стул и перевел взгляд на Ивана. Официантка охнула и попятилась за стойку бара. Троица переглянулась, потом один из них сказал, подымаясь:

— Тут, я смотрю, у нас прыщ вскочил. Так мы сейчас его выда…

Говоривший оборвал себя на полу слове, потому что Иван выпрыгнул из-за стола и словно ветер понесся в его сторону. Десять метров, разделяющие их столы Иван преодолел в пару секунд. На последних метрах Иван запрыгнул на стол, оказавшийся на его пути, и со всего маха двинул оторопевшему воину ботинком в голову. Любитель стриптиза отлетел на пару метров, завалив по дороге кресло с сидящим товарищем. Иван приземлился за спиной оставшегося за столом воина, схватил его за шею и три раза гупнул головой об дубовую столешницу. Потом повернул к себе расквашенную физиономию, убедился, что воин уже не дееспособный и выпустил. Тот мягко сполз под стол. Третий, наконец, выбрался из под товарища, неуклюже поднялся, немного отошел назад, освобождая себе пространство для маневров, и достал из кармана нож-бабочку.

— Сейчас я на твоем лбу напишу свое имя, засранец, — процедил он.

— У него нож! — вскрикнула официантка.

Иван оглянулся на нее, потом посмотрел на Филиппа.

— Нож? Ты видел, Филипп, у него нож! — произнес Иван с деланным испугом.

Филипп запрыгнул на стол и захохотал. Воин попятился, на его лице проявилась борьба ярости и страха.

— Разве это нож? — задал Иван риторический вопрос, потом одним движением выхватил из-за спины меч и поднял над головой. — Вот нож.

Воин смотрел в глаза Ивану и животным чутьем ощущал, что тот, не задумываясь, разрубит его пополам. Он бросил оружие на пол и поднял руки. Иван опустил меч и обратился к бармену:

— Сколько они вам должны?

Тот сглотнул и ответил:

— Триста рублей.

— Слышал? — обратился Иван к застывшему воину. Филипп стоял перед бандитом на задних лапах и многозначительно водил острием кинжала в области паха.

— Может, отрезать ему яйца? — размышлял вслух Филипп. — Я тут подумал, не начать ли мне коллекционировать засушенные яйца уродов? Сделаю из них ожерелье, по типу индейцев сиу. У них скальпы были высушенные, а у меня яйца будут на шнурке. И на каждом таком экспонате буду писать имя кастрата. Тебя как зовут?

Воин трясущимися руками достал из кармана джинсов деньги и бросил их на стол. Говорить он не мог.

— А теперь забирай своих придурков и вали отсюда, — мрачно произнес Иван, вкладывая меч в ножны. — Филипп, отпусти его, а то нам самим придется их выкидывать. Не хочется руки марать.

Филипп цыкнул на воина, состроил на морде оскал и в один прыжок вернул себя на стол. Бандит схватил лежащего товарища и потащил к выходу.

— Господи!.. — тихо выдохнула официантка. У нее дрожал подбородок. — Вы… ваш кот…

— Он не мой, сударыня. Филипп последний хранитель наследия фараонов, и история его теряется где-то в древнем Египте. Разве вы не знали, как египтяне относились к кошкам? Для них это были божественные создания, и факт говорящего кота никого из них не удивлял.

Филипп разлегся на столе, подперев голову лапой, и обмахивался хвостом, словно веером. Он был само воплощение царственности и величия. Воин с опаской вошел в помещение, взвалил на плечи второго товарища и понес его на улицу. Иван проводил его пристальным взглядом.

— Почему вы не вызываете милицию, когда такие придурки являются? — спросил Иван бармена.

Тот немного пришел в себя. Он неопределенно пожал плечами, потом ответил:

— Мы хозяину не раз говорили, но он ничего не делает. Я думаю, он платит им.

— Ясно. Ладно, рассчитайте нас.

— Ну что вы! — воскликнула официантка, потом перевела взгляд на бармена, тот поспешно кивнул. — Ничего не надо! За счет заведения…

— Ну что ж, спасибо. Идем, Филипп.

— Погодите! — вдруг вскрикнул юноша из-за дальнего столика. Все это время он изумленно таращился то на Ивана, то на Филиппа.

Юноша порывисто поднялся, схватил девушку за руку и потащил к барной стойке.

— Я хотел сказать… спасибо, — он немного смутился и оглянулся на свою спутницу. Девушке на вид было лет пятнадцать-шестнадцать. Она часто моргала и, видно, не очень то понимала, что происходит.

Иван кивнул им.

— А ты храбрый, парень. Только безрассудный. В следующий раз, прежде чем лезть в драку, сто раз все обдумай. Твоей девушке не понравилось бы, если бы тебя избили до полу смерти.

— Но… я же не мог такое стерпеть!

— Я и не говорю, что надо было терпеть, я говорю, что надо было подумать.

Юноша кивнул.

— Я… — продолжил он тут же, — я знаю кто вы! Мне мама рассказывала. Я подумал, что у нее крыша поехала от горя. Ну, когда они с отцом разошлись… Вы Иван, да? Маму Натальей зовут.

— Помнишь Наташу? — Иван оглянулся на Филиппа.

— Ага, милая женщина, — отозвался тот. — Избавила нас от необходимости топать всю ночь пешком.

— Я ее помню, — сказал Иван юноше. — Передавай ей привет. Как она?

— Передам, обязательно. Вроде оправилась. Я бы даже сказал, что как-то быстро оправилась… Я думаю, что у нее роман… — юноша оборвал себя на полуслове, решив, что как-то много говорит постороннему человеку.

Иван улыбнулся.

— Может, зайдете к нам как-нибудь в гости? — вдруг спросил юноша, и сам испугался такой наглости.

— А у вас кошка есть? — послышался невозмутимый вопрос Филиппа.

Иван засмеялся.

— Есть, Маркиза… — растерянно произнес парень, но потом вдруг понял, что имеет в виду Филипп, и слегка покраснев, продолжил. — Господи, но она же меньше вас в четыре раза!

— Ну и что, — спокойно продолжал Филипп. — Она что, девственница?

Парень и вовсе залился краской.

— Да нет, окатилась пол года назад…

— Не переживай, не лопнет! — заверил Филипп.

Эта фраза в конец разрядила обстановку. Бармен тихонько засмеялся, официантка улыбнулась.

— Не обращай внимания, — успокоил юношу Иван. — Это у него такое чувство юмора. Ладно, спасибо за предложение, а сейчас нам пора.

Филипп спрыгнул со стола и направился к выходу вслед за Иваном.

— Удачи вам, — попрощался бармен.

Иван оглянулся у самых дверей, кивнул.

— И вам, — ответил он.

— Господи, — в пол голоса произнесла официантка, когда Иван скрылся за дверью. — Вы видели когда-нибудь такое?.. Кот с ножом в руке… то есть в лапе. И разговаривает, как в сказке про кота в сапогах. А мужчина! Он… Он!..

— Он Рыцарь, — закончил за нее юноша.

— В каком смысле? — не понял бармен.

— Мама так сказала… Странствующий монах, который борется со злом. Я тогда подумал, что мама умом тронулась, но сейчас я вижу, что все это не сказка… Какая-то не детская сказка…

— Я помолюсь за него, — сказала официантка.

— Думаю, самое время помолиться за себя, — задумчиво произнес юноша, и сам удивился этой фразе. Он помолчал, обдумывая высказанную мысль, потом продолжил, — когда кто-то приходит спасть наши души, это значит, что мир по уши увяз в черной трясине…

На улице стояла махровая ночь. Бездонно-черное небо было богато на урожай спелых звезд. На улице не было ни души.

Иван с Филиппом успели удалиться от кафе на километр, когда Иван друг замер и оглянулся.

— Что там? — спросил Филипп.

— Гости.

— Адгиз?

— Не думаю… не уверен.

Вдалеке мелькнули фары автомобиля.

— Филипп, займи позицию. Прикроешь фланг.

— Понял, — отозвался тот и скрылся за кирпичной колонной парадной группы магазина.

Через минуту в трех метрах от Ивана остановилась черная «Волга». За ней следом припарковалась «десятка». Обе машины не глушили двигатели. Задняя дверца «Волги» открылась, и на улицу выбрался мужчина в кожаном пиджаке поверх белой футболки.

— Залазь, — сказал он Ивану тоном, не терпящим возражения. — Босс хочет с тобой поговорить.

— Меня вполне устраивает разговор на тротуаре, — спокойно ответил Иван.

Мужчина взялся за подол пиджака и чуть отвел его в сторону. На фоне белой футболки отчетливо различалась черная рукоять пистолета, торчащая из светло-коричневой кобуры. На Ивана это не произвело впечатление.

— А ты, придурок, уверен, что успеешь его достать, прежде чем я отрублю тебе руку по самое плечо? — спокойно так спросил Иван.

Бандит замешкал, он явно не ожидал такого ответа. На его лице забегали желваки.

— Оставь, Коля, — послышалось из машины. — Я выйду.

С противоположной стороны открылась задняя дверь, следом показался мужчина лет сорока в белом костюме. Он неторопливо обошел машину и остановился перед Иваном. Коля стоял у него за спиной.

— Кто ты, боец? — спросил мужчина в белом. У него было спокойное лицо и холодный острый взгляд.

— Родители Иваном нарекли. А ты?

— Я Веня, слыхал о таком?

— Нет. Мне что-то это должно говорить?

— В этом районе это всем о чем-то говорит. И никто со мной так не разговаривает. Иначе, в миг языков лишаются.

— Не страшно. К тому же, я слышал, что сейчас весь город под Адгизом. — Иван вложил в слова оттенок удивления.

Лицо Вени окаменело.

— Ты работаешь на Адгиза? — спросил он ровно. Коля быстро оглянулся по сторонам.

— К счастью нет. Я работаю на себя.

Коля облегченно вздохнул.

— Ты странный парень, Иван, — продолжил Веня, подкуривая сигарету. — За три секунды уложил двух моих людей, а третий до сих пор заикается, сыт в ботинки и уверяет, что столкнулся с нечистой силой. Мне любопытно, чем таким можно было его напугать?

— Если бы он на самом деле узрел нечистую силу, то не только бы ссался в ботинки, но еще бы и срался в штаны. А люди твои получили по заслугам, потому как вели себя, как свиньи.

Веня понимающе кивнул.

— Да, многим из них не хватает воспитанности. Но они и сами не пытаются расти в этом направлении.

— И потом, такими уродами легче управлять, верно? — Иван вопросительно поднял брови.

— Ты не глупый парень, Иван. К тому же отличный боец. Но причина, почему ты до сих пор жив не в этом, — Веня сделал паузу, рассматривая невозмутимое лицо Ивана. — Резня на кладбище твоих рук дело? Десять человек Адгиза, никто не уцелел. Адгиз, очевидно, в ярости.

— Ему есть, отчего волноваться.

— Значит, твоя работа. Великолепная работа, должен признать.

Иван промолчал, Веня продолжил:

— Дело в следующем, Адгиз мне мешает. Если мы объединим усилия, нам легче его будет достать. Что скажешь?

Иван выдержал паузу, ответил спокойно:

— Веня, а поначалу ты производил впечатление человека с мозгами, — Веня замер, Коля достал пистолет. Лицо Ивана выражало пренебрежение. — Посмотри на себя. Ты же мелкий бандит. Собираешь дань с кафешек, может, приторговываешь наркотой и проститутками. И ты хочешь, чтобы я заключил с тобой союз? Я уберу Адгиза, но не для того, чтобы ты, мразь, занял его место. А для того, чтобы избавить город от такой нечисти, как вы!

Веня ошеломленно смотрел на Ивана, было видно, что такого в свой адрес он отродясь не слышал. Немного придя в себя, он выплюнул окурок, развернулся и хлопнул Колю по плечу. В следующую секунду Иван упал на тротуар и покатился под ноги противника. Пуля ударила в стену дома напротив, вторая в тротуарную плитку. Третья так и не покинула ствол. Коля вдруг замер, пистолет выпал из его рук, он опустил глаза на грудь и с ужасом смотрел, как алое пятно расползается по белой материи. Через секунду Коля упал на колени и завалился лицом вперед. Веня не растерялся — с проворством профессионального боксера он нанес удар с правой, но Иван успел увернуться, кулак только скользнул по подбородку. Иван воткнул колено противнику в живот, сделал шаг назад и с размаха отфутболил голову согнутого пополам Вени на тротуар. Тот откинулся на спину и затих. В ту же секунду открылись все двери автомобилей. Иван метнулся к ближайшей и проткнул окно двери вместе с выбирающимся бандитом. Следом Иван запрыгнул на крышу «Волги» животом и прочертил в воздухе мечом горизонтальную дугу. Шея первого бандита взорвалась алым фонтаном, он выронил пистолет и, харкая пеной, упал возле машины. Голова второго отвалилась и, запрокинувшись назад, повисла на неразрезанной коже. Из вскрытых вен фонтаном била кровь. Воин еще стоял так мгновение, потом его ноги подломились, и он рухнул на асфальт. Иван скатился по крыше автомобиля на капот, и в ту же секунду одна за другой три пули прошили крышу. Стрелял водитель. Иван, почти не целясь, воткнул меч сквозь лобовое стекло. Лезвие вошло в бандиту грудь и пришпилило его к креслу. Водитель вскрикнул, но следом из его рта хлынула кровь, он зашелся кашлем, заляпав лобовое стекло алыми пятнами, и замер.

С бандитами, выбравшимися из «десятки», Филипп уже разобрался. Один лежал на тротуаре и вместо правого глаза у него был бурый волдырь. Второй валялся на проезжей части и еще дергал ногами, сжимая ладонями проткнутое горло. Третий бросил пистолет, как только увидел кота с кинжалом в лапе, и исчез в неизвестном направлении. Четвертый бандит — водитель обхватил голову руками и тихо скулил. Иван открыл дверь «десятки» и некоторое время рассматривал скрючившегося водителя, потом сказал:

— Посмотри мне в глаза. Не бойся, я не буду тебя убивать. Посмотри мне в глаза.

Тот, повинуясь, убрал руки с головы и, словно побитая собака, жалобно покосился на Ивана.

— Вали отсюда, — сказал Иван. — У тебя есть шанс начать все с начала. Если я тебя еще раз увижу в подобной компании — вырежу сердце.

Иван захлопнул дверь и минуту смотрел, как «десятка», зацепив «Волгу», разворачивается и уносится по ночной улице. Иван проводил ее взглядом, потом вернулся к Вене. Тот уже пришел в себя, но рядом находился Филипп, который острием кинжала слегка давил Вене в шею. Из-под лезвия проступила капля крови, видно Веня уже пытался встать. Филипп смотрел прямо в глаза бандита, и его зрачки были сужены в черные полосочки. Веня не шевелился.

— Что, Веня, не рассчитывал на такой поворот событий, верно? — спросил Иван, присаживаясь на корточки рядом с бандитом.

— Что ты хочешь, Иван? Денег? — спокойно спросил Веня. — У меня есть деньги. Сколько тебе надо?

— Эх, Веня, Веня. Взрослый человек, а так туго соображаешь. Зачем мне твои поганые деньги?

Веня скосил на Ивана глаза, в его взгляде не было страха, но он понимал, что его жизнь приближается к завершению.

— Я тебя недооценил, — сказал он спокойно. — Ты на самом деле сумасшедший искатель справедливости. Робин Гуд, твою мать. Ты живешь так, как будто все на самом деле можно изменить.

— Нет, Веня, я живу так, как будто можно изменить себя. Я даю тебе пол минуты, если ты хочешь помолиться или о чем-нибудь подумать перед смертью.

— И что? Ты вот так вот просто возьмешь и кончишь меня?

— Да, — уверил его Иван. — Ты не тот, человек, который может измениться. Отпущу я тебя, и ты снова соберешь свору головорезов.

— Иван, ты демон.

Иван встал.

— Поверь мне, Веня, демоны другие.

Он поднял меч и воткнул Вене в грудь.

Черт с улыбкой удовлетворения набрал номер.

Глава XVI

Капитан Таль подскочил от телефонного звонка, словно от выстрела. Он выпрыгнул из постели и начал одеваться раньше, чем снял трубку.

— Капитан Таль слушает. Да… Понял… Буду через пятнадцать минут.

Сергей Леонидович проверил обойму, вогнал ее назад в пистолет, засунул оружие в кобуру под пиджаком, оглянулся на    будильник — тот показывал 04:13, отметил про себя, что поспать по-человечески опять не получилось, кинул в рот две подушечки Stimorol и спешно покинул квартиру. По-человечески поспать капитану не удавалось уже несколько лет.

Донской был на месте. Его лицо выражало крайнее недоумение, к тому же лейтенант постоянно зевал и часто моргал.

Посреди дороги стояла черная «Волга». Все двери были распахнуты настежь. Водитель откинулся на спинку кресла и стеклянными глазами смотрел в потолок. На его груди красовалось бурое пятно, в центре которого зияла дыра с ладонь шириной. Вокруг машины, на проезжей части и на тротуаре в лужах крови лежали еще семь трупов.

«Где же я видел такую рану?» — пытался вспомнить капитан Таль, рассматривая труп водителя с продырявленной грудью. Вспомнить не удавалось.

Спереди и сзади от «Волги» расположились патрульные машины ППС. Милиционеры отдали капитану честь, и отошли по дороге в обе стороны метров на двдцать, организовав тем самым живой заслон.

— А это же Веня! — удивленно произнес Сергей Леонидович, присев на корточки у трупа в белом костюме. Грудь несчастного разрывалась глубокой дырой. — Ах, Веня, Веня… не захотел в тюрьму, сейчас бы еще своими ногами ходил…

— Товарищ капитан, — позвал Донской.

— Что, Володя? — ответил Сергей Леонидович, рассматривая застывшее лицо бандита, которого он уже не раз арестовывал. У Вени были хорошие адвокаты, и стоило дойти делу до суда, Веню непременно оправдывали.

— Свидетель… — пробубнил Донской.

— Что свидетель? — капитан Таль резко оглянулся. — Есть свидетель?

— Так точно. Женщина. Она и позвонила…

— Где она?

— Дома. Ждет.

— Веди, — капитан Таль резко поднялся.

— Зоркина Валентина Аркадьевна, — подымаясь по ступеням, рассказывал Донской. — Сорок восемь лет. Живет с мужем. Зовут мужа Василий Константинович. Он ничего не видел. Когда жена его разбудила, все уже закончилось. Дети взрослые, живут отдельно. У нее артрит, спит плохо. Услыхала выстрелы, выглянула в окно, позвонила в милицию. Все.

Лейтенант стукнул пару раз в приоткрытую дверь, следом открыл, переступил порог.

— Валентина Аркадьевна, — позвал он. — Это снова я, лейтенант Донской. Мы вас еще побеспокоим немного, хорошо?

— Проходите на кухню, жена там, — встретил их в коридоре пожилой мужчина в старом мужском халате.

Женщина сидела за кухонным столиком и медленно мешала ложечкой в стакане чая. Она неподвижно смотрела прямо в стол.

— Здравствуйте, Валентина Аркадьевна, — обратился к ней капитан. — Я капитан Таль, зовут меня Сергей Леонидович. Расскажите мне все, что вы видели.

— Здравствуйте, — отозвалась женщина, оглянувшись на вошедших. — Хотите чаю? Вася, сделай, пожалуйста, гостям чайку. Присаживайтесь.

— Не откажусь, — ответил капитан, опускаясь на табурет напротив хозяйки.

Мужчина молча поставил на плиту чайник.

— Я видела их совсем чуть-чуть. Все так быстро… я понять то толком ничего не успела, — начала Валентина Аркадьевна. — Когда я выглянула, они стояли над тем… который в белом, потом ушли.

— Их было двое? Можете их описать?

Женщина кивнула, потом подперла щеку кулаком, в котором была зажата серебряная цепочка. Валентина Аркадьевна что-то сжимала в ладони.

— Мужчина. Молодой. Я лица не видела, но держится прямо… с такой выправкой. Я даже подумала, что он военный. Весь в черном. Плащ, наверное. Длинный, до самой земли.

Женщина перевела взгляд на окно. Там утро растворяло ночную темень предрассветным сумраком. Василий Константинович вручил офицерам по чашке горячего чая.

— А второй? — спросил капитан, отглотнув обжигающей жидкости. Чай был крепкий, но не вкусный.

— Второй огромный… — отозвалась женщина, и тут же смолкла, потом продолжила, — то есть, маленький совсем…

— Валентина Аркадьевна, я что-то не понял, — капитан поставил чашку на стол и внимательно посмотрел на собеседницу. — Так огромный, или нет?

— Нет, что вы. Маленький совсем. По пояс мужчине тому где-то. А больше я ничего и не разглядела. Пятый этаж, да и зрение уже не то, что раньше… И ушли они сразу…

Сергей Леонидович некоторое время пристально смотрел на женщину, но та отвернулась к окну и задумчиво смотрела куда-то в даль.

— Хорошо, — наконец нарушил молчание капитан. — Может вы заметили что-то интересное, особенное?

Валентина Аркадьевна повернула голову и посмотрела капитану в глаза.

— У него… у мужчины в черном, у него… меч. Он держал его двумя руками, потом закинул за спину.

— Такой? — капитан Таль достал из внутреннего кармана фотографию.

Женщина приняла фотографию обеими руками, и Сергей Леонидович увидел, что в ладони у нее серебряный крестик.

— Да, похож, — сказала она, помолчала немного и вдруг спросила, — Скажите, Сергей Леонидович, те люди… которые там лежат, они ведь были плохие, да?

— Праведниками их назвать трудно, — вставил Донской.

Капитан оглянулся и придавил подчиненного взглядом. Лейтенант опустил глаза.

— Вы верите в бога, Сергей Леонидович? — вдруг спросила женщина. Она по прежнему внимательно смотрела капитану в лицо.

— Сначала я верю в закон и справедливость, — осторожно ответил капитан Таль и поднялся. — Спасибо за содействие и за чай, нам пора.

Он протянул руку, чтобы забрать со стола фотографию. Женщина накрыла его ладонь своей, капитан поднял на нее глаза.

— Господь карает грешников! — с воодушевлением произнесла Валентина Аркадьевна. — Иногда карает странным и жестоким образом, но само орудие Его правосудия разве может отвечать за те деяния?.. Истинная справедливость может быть только Господня!..

— Валя! — оборвал ее супруг. — Прекрати. Люди здесь по делу, они не в церковь пришли на исповедь!

Женщина стушевалась.

— Да… — робко произнесла она. — Извините.

— Не обращайте на нее внимания, — произнес Василий Константинович, провожая гостей. — Она во всем видит божий промысел.

Капитан Таль остановился в дверях, оглянулся на старика.

— А вы? — спросил он, — что вы об этом думаете?

Василий Константинович спокойно выдержал взгляд капитана, ответил:

— Я думаю, что в городе стало на несколько засранцев меньше. И еще я думаю, что люди часто путают справедливость и… месть. Удачи вам, капитан.

Сергей Леонидович едва заметно кивнул и вышел.

— Странная женщина, — произнес Донской, спускаясь по лестнице.

Капитан молчал. Он не мог отделаться от ощущения внутреннего дискомфорта. Словно кто-то невидимый засунул руку ему в грудь и ущипнул за сердце.

— Когда я с ней разговаривал, я не заметил этой набожности, — продолжил лейтенант.

— Дело не набожности, — отозвался капитан.

— А в чем?

— И муж и жена Зоркины считают, что наши таинственные каратели делают доброе дело. По большому счету они не хотят, чтобы мы их нашли.

— О!

— Может быть, по этому она нам не рассказала про второго, — задумчиво добавил капитан. — Сначала огромный, потом маленький… Все это очень странно.

— Ну, ее послушать, так это могли быть и ангелы! — Донской хмыкнул.

— Кто знает, —серьезно ответил капитан Таль. — Кто знает…

— Где ты это взял? — спросил Филипп, прищурив правый глав. Только что он узрел кусок хозяйственного мыла в руке Ивана. — И, главное, что ты собираешься с этим делать?

Иван широко улыбнулся и погрозил куском мыла Филиппу.

— У нас сегодня большая стирка, — сообщил он. — Взял… да прихватил в туалете кафе.

— Боже, Ваня, ты опустился до мелкого воровства! — Филипп театрально схватился лапами за голову. — Еще немного и ты начнешь тырить мелочь по карманам пассажиров трамвая!

Иван, лучезарно улыбаясь, подступал к Филиппу. Тот, почуяв неладное, снял лапы с головы и попятился задом.

— Ну, в общем, не такой уж и великий грех — уворованный кусок мыла, если подумать. Чего уж там, ну не было возможности купить, верно?..

— Фили-и-ипп, — позвал Иван. — Пора мыться!

— Еще чего удумал! — Филипп продолжал пятиться назад.

— Посмотри на себя, я уже забыл, какого цвета у тебя шерсть. Языком ты будешь три дня это дерьмо вылизывать.

Филипп остановился и недовольно оглядел себя со всех сторон. Шерсть висела грязными сосульками, а местами засохла бурой коркой. Потом тяжело вздохнул, сказал со смирением:

— Да уж… Ну что ж, изверг, делай свое черное дело…

Иван снял с него ножны, поднял и зашел по колено в пруд. Потом опустил Филиппа полностью в воду, так чтобы только голова оставалась на поверхности, и принялся втирать мыло в шерсть. Филипп зажмурился и только недовольно фыркал.

— Ну вот и все, — пять минут спустя сказал Иван. — Совсем другое дело. Иди, обсохни на солнце.

Иван снял с себя всю одежду, бросил в воду и начал тщательно намыливать. Стирка заняла у него почти час, потом он развесил одежду на ветках дерева, а сам завалился в траву, нащупал рядом меч и почти сразу уснул.

Господин Гусаров купил свежую газету и, вернувшись домой, приступил к ее изучению.

«Снова этот Аклепов», — думал он, рассматривая фотографию Ивана на передовице.

Весь вчерашний день господин Гусаров потратил на поиски загадочного репортера, но так ничего толком и не выяснил. То есть, он узнал от главного редактора, что никто ни разу в жизни Аклепова в глаза не видел, что материал Аклепов присылает по электронной почте, что статьи у него профессиональные и всегда имеют высокий рейтинг читаемости, что печатают они его давно, и что гонорары перечисляют на счета в банке, которые Аклепов указывает в письмах. Счета всегда разные. Все эти сведения господин Гусаров тщательно проверил — они полностью соответствовали действительности.

Справочники и базы данных так же не дали никакого результата, хотя рассчитывать на них и не стоило — репортер наверняка использовал псевдонимы.

Помимо всего прочего, господин Гусаров выяснил, что этим Аклеповым интересуется уголовный розыск. Главный редактор проболтался, что сотрудник из органов уже посещал его, и задавал практически те же самые вопросы. Это позволило господину Гусарову укрепиться в уверенности, что источником информации Аклепова милиция не является.

Господин Гусаров сидел за столом, смотрел на газету, и понятия не имел, где и как искать Аклепова.

«Странный журналист, — думал господин Гусаров. — Какой-то прям несуществующий… Зачем ему так тщательно прятаться? От кого?»

Никогда еще в практике господина Гусарова не было случая, когда невозможно найти человека. Богатые политики и бизнесмены, которые чувствовали свое шаткое положение, тратили кучу денег на то, чтобы стать невидимками, но к ним всегда оставались лазейки. Не проходило и трех дней, как всплывала информация, помогавшая достать цель. В случае с Аклеповым, невидимость репортера была непроницаемой стеной.

Господин Гусаров безрезультатно размышлял над этим пол часа, и пришел к выводу, что разгадать эту загадку на данном этапе работы не представляется возможным. Гусаров вздохнул, взял в руки газету и продолжил чтение.

«Торжество справедливости.

…милиция должна быть благодарна этому человеку, потому что за последние несколько дней преступность на улицах города упала в два раза. Такого показателя стражи порядка не могли добиться последние десять лет. Вглядитесь в лицо этого человека. Его зовут Иван, он само воплощение мудрости, силы и справедливости. Он, не задумываясь, становится на защиту слабых. Его единственная цель — очистить город от нечисти, сделать нашу с вами жизнь светлее и лучше. Кто же он? Спросите себя, и вы поймете, что ответ уже есть в вашем сердце. Ответ вы уже знаете, мне не нужно его вам говорить…»

— Проклятье! — тихо процедил господин Гусаров. — Мне только героя не хватало! Прям, второе пришествие!

Он бросил газету на стол и задумался.

«Все резко усложняется. Чертов Аклепов сознательно рекламирует образ героя — это ясно, как божий день. Но зачем? Возможно, он работает на Ивана. Тогда все снова возвращается к Аклепову, которого невозможно достать… М-м-да, самого Ивана достать легче — побродить ночью по трущобам, там, где сброда побольше. Неделю–две, наверняка, в конце концов, наткнешься… И все же, что может связывать этих людей?..»

Господин Гусаров просидел за столом еще час, но так и не додумался ни до одной причины, которая могла бы связывать Ивана и Аклепова. Он плюнул, и решил оставить пока репортера в покое и заняться поисками Ивана.

— Мы все о нем знает, — говорил Двуликий, прохаживаясь по комнате. Он не предложил господину Вульфу присесть, из чего тот сделал вывод, что аудиенция будет недолгой. — Бывший военный офицер морской разведки, отлично владеет огнестрельным оружием. После отставки восемь лет провел на востоке, точнее в Японии, изучая забытое искусство самураев владения мечом. Назвать его безыдейным нельзя. Вместе с боевыми навыками, он впитал кое-что из их кодекса чести, что делает его почти «хорошим парнем», если, конечно, не учитывать то факт, что он зарабатывает на жизнь убийством.

— То есть, он э-э-э… достаточно опасен? — спросил господин Вульф.

— Очень. Он профессионал, и даже те, кто его нанимают, стараются держаться от него подальше.

— Почему бы его просто не устранить?

— Потому что, милый Вульф, у нас, наконец, появился достойный Ивану противник. Говоря откровенно, исход этой дуэли мне не ясен. Все из-за этих проклятых японских предубеждений о чести! Гусаров непредсказуем, по большому счету. Но наши аналитики уверены, что Иван останется жив.

Господин Вульф передернул плечами. Он не любил неясности.

— Эта дуэль важна, и она скоро состоится, — продолжил господин Янус. — Она укрепит растущие в массах уважение и страх к Ивану. Но неопределенность ситуации заставляет меня нервничать.

Двуликий остановился и пристально посмотрел в глаза оборотню.

— Я понимаю, — сказал тот и покивал головой.

— Будьте на чеку, господин Вульф, — тоном приказа произнес Двуликий. — В критической ситуации вы должны вмешаться. Мы не можем потерять Ивана, для этого он еще слишком мало сделал. Даже если поединок сложится не в пользу нашего Рыцаря, сам Иван должен остаться жив.

— Я понял, господин Янус.

— Ну тогда, милый Вульф, выполняйте.

Господин Вульф поклонился и вышел.

Капитан Таль подавил зевок и поморщился. Отчет по делу грабежа в австомагазине был закончен, но это заняло у него несколько длиннющих часов и отняло остатки бодрствования.

Он встал, потянулся, выглянул в соседний кабинет, застал там за чаепитием Донского, отправил его за свежей газетой, а сам пошел в туалет, дабы холодной водой прогнать назойливую сонливость.

Когда капитан вернулся на свое рабочее место, Донского был уже там. Лейтенант стоял, опершись о стол начальника, и изучал передовицу газеты. Вся его поза выражала озабоченность.

— Товарищ капитан, — Донской поднял глаза на Сергея Леонидовича. — Тот же самый репортер… Тут… бред какой-то…

Капитан Таль принял из рук лейтенанта газету, сел за стол и положил ее перед собой.

Торжество справедливости — кричал жирный заголовок.

«Черт!» — выругался про себя Сергей Леонидович. Ему вдруг почудилось, что между словом «торжество» и словом «справедливости» не хватает одного слова. В сознании отчетливо всплыло лицо пожилой женщины, сжимающей серебряный крестик в ладони. Сергей Леонидович сглотнул и приступил к чтению.

Через пять минут, два раза перечитав статью, капитан Таль поднял на подчиненного глаза.

— Ну и я о том же… — растерянно произнес лейтенант. — Кот… говорящий… Бред сплошной…

Сергей Леонидович минуту молча размышлял, потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В этой позе он пребывал целую минуту.

— А знаешь, что нам не рассказала Валентина Аркадьевна? — вдруг сказал капитан, открыв глаза и уставившись на лейтенанта. — Второй был огромным… котом! Он огромный по отношению к любой кошке, и маленький по отношению к человеку. Вот что она хотела сказать, но передумала, иначе мы бы подумали, что она тронулась головой.

— Товарищ капитан, вы серьезно? — осторожно спросил Донской. — Этого же не может быть!

— Чего не может быть, Володя? — устало произнес капитан Таль, выдержал небольшую паузу и продолжил с нажимом, — человек по имени Иван разгуливает по городу с мечом в руках и рубит бандитов налево и направо — если в нашей жизни это возможно, то я не удивлюсь, что его товарищ огромный кот с кинжалом в руках! То есть в лапах! А еще вот что мне скажи: может быть так, что неизвестный репортер знает о происходящем в сто раз больше, чем сотрудники уголовного розыска?! А может быть так, что репортера те самые сотрудники не могут найти?!!

Последнюю фразу капитан Таль практически прокричал.

— Товарищ капитан… — обескуражено промямлил Донской. Он очень редко видел начальника в таком состоянии.

Сергей Леонидович враз остыл.

— Володя, ты в бога веришь? — спросил он очень тихо.

— Что? — не расслышал Донской.

— Не важно… Володя, я думаю, что эта парочка не остановится на достигнутом. Разумеется, я не верю в то, что по городу разгуливает кот с ножом в руке… то есть в лапе. Скорее всего, все как-то прояснится. Важно то, что мы их можем взять. Эти двое, кто бы они не были — да хоть сами дьяволы! — они застряли костью в горле у Адгиза. Следовательно, он будет их искать. Нам надо держать его людей в поле зрения, только так мы сможем выйти на эту странную парочку.

— Товарищ капитан, у нас столько сотрудников не сыщется…

— Значит, придется поработать головой, лейтенант.

Донской помялся, хотел было что-то возразить, но капитан смотрел на него мрачным, тяжелым взглядом, и лейтенант передумал. Донской глубоко вздохнул, коротко кивнул и вышел из кабинета.

Сергей Леонидович спрятал лицо в ладонях и помассировал пальцами закрытые глаза.

«Ну и что, Иван, — подумалось Сергею Леонидовичу, — ты несешь нам истинную справедливость?..»

— Ваня, тебе не кажется, что мы как-то отошли от осторожности? — спросил Филипп, равнодушно озираясь по сторонам.

Они разместились на деревянной скамейке. С противоположной стороны неширокой дороги высоким редким забором стоял ряд тополей, а за ними возвышались жилые пятиэтажки. С этой стороны расположился маленький парк — квадрат земли площадью с баскетбольное поле был устелен жидкой травкой и засажен редкими липами. По контуру и поперек площадка пересекалась бетонными дорожками с нечастыми скамейками. Метров за тридцать на лавочке сидела пожилая пара, и время от времени посматривала в сторону Ивана.

— Раньше из-за угла выглядывали, прежде чем выползти, а сейчас сидим у всех на виду, и типа так и надо, — продолжил свою мысль Филипп.

Иван, откинувшись на спинку скамейки, изучал, забытую кет-то газету.

— Прятаться уже без толку, — сказал он вдруг. — Нас теперь каждая собака знает.

Он повернул газету к Филиппу. На первой полосе красовались две фотографии. Одна Ивана, вторая Филиппа.

— Ух ты! Да мы с тобой знамениты! — восторженно вскричал Филипп, потом недовольно поморщился и продолжил с раздражением, — проклятье! Ты посмотри, как я вышел! Я же похож на пьяного обрюзгшего барса!

Иван даже не улыбнулся, он пытался вспомнить, где именно видел эту фотографию. И он вспомнил… надгробный камень на своей могиле.

— О господи… — тихо произнес он.

— Что? Что такое? — встревожился Филипп.

Иван посмотрел на Филиппа и постучал пальцем по газете, сказал задумчиво:

— Эта самое фото украшает мой надгробный камень. А этот снимок сделал вчера мальчишка. Как он мог попасть туда, если его еще не было?

— Ваня, метафизика времени для меня по-прежнему темный лес, — беззаботно объяснил Филипп. — Стоит признать, что такие метаморфозы возможны, верно?

— Знаешь, Филипп, иногда мне кажется, что ты морочишь мне голову, — с некоторой угрозой в голосе произнес Иван. — Может, покопаешься в своей шести тысячелетней памяти и найдешь там парочку ответов?

— Хм! Давай без нажима, ладно? — Филипп вложил в свои слова деланную обиду. — Ненавижу, когда на меня давят.

— Никто на тебя не давит. Я прошу объяснить, хоть что-то!

Филипп удовлетворился словами Ивана, и вернул прежний беззаботный тон:

— Ладно. Ты когда-нибудь слышал выражение «река времени»?

— Ну слышал. Только это мне ни о чем не говорило. Я в поэзии никогда силен не был.

— Ни о чем не говорило, потому что ты, Ваня, раньше балбесом был. А сейчас ты взрослая мужская особь с мечом в руках. Давай, поработай извилинами. Неужели ни одной мысли?!

Иван помолчал, потом сказал задумчиво:

— Может… течение?

Филипп неторопливо растянул морду в блаженной улыбке.

— Я знал… я знал, что мои уроки не пройдут даром! Вот она эволюция — на глазах у изумленной публики балбес превращается в разумное существо!

Пожилая пара на другой скамейке снова внимательно на них посмотрела.

— Ну хватит уже, — остановил его Иван. — Объясни, лучше дальше.

— А чего? Лимит разумности выбрал? Сам дальше никак? — Филипп устало вздохнул. — Ну ладно, и так не плохо для начала. Слушай. Время, действительно имеет течение, но это не то понятие, которое вы вкладываете в направление времени. Течение — это чуть ли не самое главное свойство времени. Проведи аналогию с рекой, и многое тебе станет понятно.

— Погоди! — вдруг прервал его Иван. — То есть ты хочешь сказать, что течение может иметь разную скорость?

— Браво, Ваня, брависсимо! Именно! Мало того, в реке может быть несколько течений. И самое интересное, что некоторые из них могут останавливаться, а то и вовсе поворачивать вспять…

— А берег?

Филипп оборвал себя на полуслове и секунду внимательно рассматривал Ивана, потом продолжил, вкладывая в монолог неописуемое изумление:

— Господи, Ваня!.. Темп, с которым раскручиваются извилины в твоей башке, начинает меня пугать. С таким ускорением тебе через неделю можно будет садиться писать докторскую диссертацию!.. Ну да не важно. Берег… Мда, берег действительно существует…

— Это мир, в который я попал? Твой мир? Мир Лешего и бабушки?

— Нет, — неторопливо ответил Филипп. — Наши миры — это разные течения в реке времени. Течения часто пересекают друг друга, а порой и смешиваются. Это не частый, но… перманентный процесс. И именно это мы с тобой и наблюдаем. Говоря проще, наше течение обогнало течение твоего мира, а потом слилось с ним снова. Это не очень сложно. А берег… Там ничего нет. Там нет даже времени.

— И… что же там есть?

Филипп пожал плечами.

— Очевидно, там вечность.

— Кто-нибудь выходил на… берег?

— Да, — Филипп кивнул, — некоторые Рыцари ходили. А некоторые даже возвращались.

— Кто, например?

— Например, я… — Иван засмеялся, но Филипп был невозмутим. — А ты думал, что я скажу Дон Хуан?

— Если ты выходил на берег, то почему не знаешь, что там?

— Наверное, потому, что нет таких слов в языке, которыми можно передать тебе хоть частицу вечности.

Иван заглянул Филиппу в глаза, и от сарказма Ивана не осталось и следа. Он видел спокойный невозмутимый кошачий взгляд, и сердцем чувствовал, что сказанное Филиппом никак нельзя отнести к его обычной болтовне и неподражаемому чувству юмора.

«Филипп был на берегу!» — думал Иван, не в силах отвести взгляд от товарища.

Из состояния задумчивости Ивана вывела пожилая пара. Мужчина и женщина осторожно приблизились и остановились у лавочки, на которой расположились друзья.

— Извините, — робко обратился мужчина к Ивану. На вид старику было лет шестьдесят. У него были седые волосы и добрые глаза. — Вы, ведь, Иван?

Женщина выглядела немного моложе, да и одежда казалась опрятнее и новее. Она держалась за руку спутника. Иван утвердительно кивнул.

— Мы читали о вас в газете, — продолжил старик. — Знаете, я хотел сказать, что мы с женой, — он легонько похлопал женщину по ладони, — долго прожили, и много чего повидали. Почти ничему не удивляемся. Вот там написано, что Филипп, — мужчина перевел взгляд на кота, — умеет разговаривать…

— Справедливое утверждение, — подал голос Филипп. — Не стану с ним спорить.

Мужчина замолчал на секунду, женщина чуть удивленно улыбнулась.

— Я же, говорила, что нам не послышалось, — тихонько обратилась она к мужу.

— Да, он и впрямь умеет разговаривать, — спокойно продолжил старик. — Значит, и все остальное, что там написано правда…

Старик сделал паузу и посмотрел Ивану в глаза, ожидая от него подтверждения своих слов. Но Иван молчал, и мужчина продолжил:

— Мы живем тут недалеко, и последние лет десять по вечерам и тем более по ночам ходить по этим улицам было опасно. А сегодня мы вышли подышать воздухом, и знаем, что ничего с нами не случиться. Так было когда-то, когда мы строили социализм, и заря коммунизма, казалось, не за горами. Наверное, в этом мире иначе нельзя навести порядок, поэтому я вас не осуждаю. Я имею в виду то, как вы это делаете… Когда на улицах свободно продают наркотики, а в подворотне могут ударить ножом в спину, я не имею права осуждать вас…

Ивану было неловко. Слова, которые говорил старик, взгляд пожилой женщины, переполненный благодарностью, и даже то, что они стояли, а он сидел — все это его конфузило.

— Понимаете, — сказал Иван, — в газете преподносят нас, как героев, но на самом деле это не совсем так…

— Иван, — мягко, но уверенно перебил его старик. — Мы видим в вас свою правду, а большего нам и не нужно. Спасибо вам.

Женщина подошла ближе и взяла руку Ивана в свои маленькие сухие ладони.

— Храни вас господь, — тихо сказала она.

— Окна нашей квартиры вон там, — старик указал рукой в сторону дома. — Мы не богаты, но всегда сможем вас накормить и устроить ночлег. Двери нашего дома для вас открыты.

Старик повернулся к Филиппу и протянул ему руку. Растроганный кот протянул в ответ лапу и дал ее потрясти.

— Ты становишься народным героем, — очень серьезно сказал Филипп, когда пожилая чета удалились.

— И ты тоже, Филипп. И ты тоже… — ответил Иван, провожая чету взглядом.

Глава XVII

— Ты, уверен, что он там? — очень тихо спросил Филипп, всматриваясь в ночной сумрак.— Я чую кого-то, но не уверен, что это враг.

Молодой месяц прятался за густыми облаками, изредка показываясь ослепительной кромкой, и тут же прятался снова.

— Уверен. Это он. Филипп двигайся вдоль правой стены так, чтобы тебя никто не видел. У него может быть пистолет, или два пистолета, или даже автомат, так что если попадешься ему на глаза — тебе крышка.

Филипп понимающе кивнул и растворился в темноте. Иван стоял посреди узенькой улочки и пытался почувствовать точное местонахождение притаившегося в засаде человека. Неизвестный ждал его где-то там впереди, метров за сто, и ни единым движением или шорохом не выдавал своего присутствия. Иван осторожно направился вперед.

С каждым шагом присутствие врага ощущалось все сильнее и сильнее. Иван чувствовал настроение человека — тот был спокоен и сосредоточен. С востока подул ветер. Сначала не сильно, но быстро окреп и тихо загудел в крышах домов.

Каждый шаг Иван делал с большой осторожностью. Он готов был выхватить меч в любую секунду. Улица была тиха и пустынна, но Иван не доверял этой обманчивой безопасности, где-то там впереди скрывалась опасность, величину которой Иван пока полностью определить не мог. Он прошел еще метров двадцать и вдруг замер — рядом с человеком он почувствовал что-то еще… Что-то, излучающее холодную решимость. Не человеческую. Так излучать может только сталь. Иван сделал еще десять шагов и снова остановился.

— Эй, с мечом, выходи, — во весь голос позвал Иван.

Последнее облако отошло в сторону, и месяц засиял над городом, словно неоновый прожектор.

Господин Гусаров был слегка раздосадован тем, что Иван так легко его вычислил, но на самообладание Гусарова это не повлияло. Он вышел на середину улицы и остановился напротив Ивана. В руках поперек груди, словно ружье, господин Гусаров держал тати в черных ножнах.

— Как ты узнал про меч? — спокойно спросил он.

Филипп медленно высунул из темноты свою физиономию и пристально уставился на незнакомца. Его глаза горели как два желто-зеленых фонарика. Господин Гусаров скосил на него взгляд, отметил, что животное заняло стратегически верную позицию, и подумал о пистолете.

— Если бы ты купил его в магазине сувениров, я бы никогда его не почувствовал. Но у тебя настоящий меч, а такое оружие излучает, — объяснил Иван.

Господин Гусаров промолчал. Он пристально рассматривал Ивана, и чувствовал колоссальную уверенность в сердце своего противника. Иван без труда распознал засаду, догадался про меч, кот, занявший выгодную позицию… Гусаров понимал, что происходящее очень сильно вываливается за рамки обычной действительности. Его, Гусарова, действительности. Эти различия были настолько огромны, что он, профессионал, плюнул на все правила, на отработанные им же методы, и решил действовать, полагаясь лишь на чутье и инстинкты.

— Ты очень странный человек, Иван, — сказал господин Гусаров. — Глядя на то, что ты вытворяешь, можно подумать, что снимают кино. Только вот камеры отсутствуют, и убитые больше не поднимаются.

— Я должен с тобой обсудить суть моих поступков? — Иван сложил руки на груди и так же внимательно рассматривал противника.

— Нет, я не о том. Мои клиенты всегда заслуживали смерти. Это теневые политики, дельцы от грязного бизнеса, откровенные бандиты. Они истребляют помаленьку друг друга, пока не подрастает очередное поколение мрази, и я им в этом помогаю. Но ты — ты другое дело, ты идешь по городу, словно комбайн, и косишь их рядами, словно сухую траву. Не мудрено, что они считают тебя своим проклятьем. Зачем тебе это надо?

— Ответ настолько банален и очевиден, что ты его не замечаешь, — Иван усмехнулся. — Простая фраза «борьба со злом» тебе ни о чем не говорит, верно?

Господин Гусаров молчал целую минуту. Он не мог понять, издевается Иван над ним, или действительно все так глупо.

— Ты не похож на идиота, Иван, — наконец нарушил тишину Гусаров. — А именно так все и выглядит. Ты всерьез хочешь изменить порядок вещей? Тот порядок, который испокон веков существует в нашем мире. Ты что, новый мессия? Может быть, в следующей газете появится твое обращение к народу, с призывом покаяться?

— До такого я не додумался, — ответил Иван с улыбкой. — Но обращения не будет. Говоря откровенно, мне плевать на твою веру, и на веру каждого отдельного человека в этом городе, да и во всем мире. Я сам не верующий человек, если на то пошло. Я знающий, а это разные вещи.

Господин Гусаров некоторое время пытался вникнуть в смысл сказанного Иваном, но так ни до чего не додумался.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — произнес он задумчиво. — Наверняка, у тебя есть какая-то философия, или там религия, вникнув в которую, можно будет понять суть твоих действий. —Гусаров сделал паузу. — Но ты был со мной откровенен, и я буду тоже. Мне будет жаль тебя убивать.

Иван достал меч, господин Гусаров обнажил свой. Филипп выдвинулся сильнее и приготовился к прыжку. Иван посмотрел на кота и отрицательно покачал головой. Кот состроил недовольную гримасу, но все же попятился задом и скрылся в тени дома.

Господин Гусаров поднял меч над головой и помчался на Ивана.

— Началось, — выдохнул Черт в трубку сотового телефона.

— Хорошо, — послышался голос господина Вульфа. — Следи.

Уже через минуту Иван понял, что противник намного лучше владеет мечом. Одиночка был изящен, молниеносен и целеустремлен. Его удары были точны и рациональны, реакция поражала. Ивану пришлось сжать в кулак всю концентрацию, и полностью положиться на чутье — управлять мечом, используя только сознание в этом поединке было равноценно самоубийству.

Отдельные всплески звона стали слились в режущую по ушам мелодию.

Гусаров не понимал, что происходит. Он видел, что реакция Ивана слабее его собственной. Он видел, что его удары на доли секунды быстрее Ивановых и, тем не менее, Иван не пропустил ни одного. В самый последний миг, когда казалось, что меч должен достичь цели, Иван каким-то чудом уворачивался, или успевал парировать мечом.

Иван почуял тень недоумения противника, и тут же сделал выпад в колющем ударе. Он целился в грудь. Одиночка легко увернулся, меч ушел в пустоту. Но Иван не перешел в оборону, он оттолкнулся ногой и выбросил вверх и вперед локоть. Господин Гусаров получил удар в скулу и чуть не свалился на землю но, сделав несколько быстрых шагов от центра боя, восстановил равновесие и снова повернулся к противнику лицом. Его скулу украшал бардовый рубец. Они медленно двинулись по кругу, направляя друг на друга мечи и восстанавливая дыхание.

— Где ты взял этот меч, Иван? — спросил господин Гусаров. — Это же оружие дружинников Александра Невского. Хотя нет, у них мечи были одноручные. И еще: у тебя странная техника, Иван. Кто твой учитель?

— Леший, — очень серьезно ответил Иван. — Он же и меч сработал. Кстати, рекомендую, отличный мастер.

Господин Гусаров хмыкнул.

— Все шутишь… Неужели ничуть не боязно? Ведь смерть за спиной стоит.

— Она уже давно за мной по пятам ходит. Я привык.

— Значит, смерть нас не беспокоит… Что ж, продолжим.

— Изволь…

Они бросились друг на друга. Гусаров проделал серию молниеносных выпадов, но Иван кружил вокруг него, словно юла, не давая мечу противника достичь цели. Так продолжалось пять минут. Господин Гусаров отчаянно атаковал, Иван оборонялся…

Гусаров ударил сверху, но Иван прочувствовал этот удар, поднял над головой меч для отражения, и одновременно с этим впечатал противнику ногой в грудь. Гусаров отлетел на два метра, упал на спину, но тут же поднялся.

— А ты не очень то разборчив в средствах, — сказал он Ивану, восстанавливая дыхание.

— Это у меня от учителя, — пояснил Иван. — Леший в таких делах парень беспринципный.

Филипп подтвердил слова Ивана кивком головы.

— Опять твое странное чувство юмора… Знаешь, Иван, ты великолепно владеешь мечом. Победить такого противника, как ты будет для меня честью…

— Это японский бред, к тому же двухсотлетней давности, — перебил его Иван. — Кодекс чести и все такое. Я тебе другое скажу. Ты не кажешься мне злом в том виде, каким я его себе вижу. В этом поединке я лишь обороняюсь, цели тебя убить, у меня нет. Если хочешь прекратить это, просто вложи меч в ножны и уходи.

— Не могу, Иван. Ты уж прости…

— Ну, как знаешь.

— Почему не слышу доклада?! — прорычал господин Вульф.

— Так ведь… бой еще идет… — ответил в трубку Черт.

— Что-о-о-о-о?! — взревел господин Вульф. — Пятнадцать минут идет поединок, а противник Ивана все еще жив?!

— Так… точно… — промямлил перепуганный Черт.

— Вмешаться! НЕМЕБЛЯ!!!

Черт ударом копыта выбил канализационный люк, выбрался на ночную улицу и, что было сил, припустил в сторону, откуда доносился звон металла. Следом за ним неслась стая из шести крысиных самцов, каждый из которых по размерам догонял Филиппа.

— Стой! — вдруг закричал Иван и в один прыжок отскочил от Гусарова на три метра.

Филипп вздыбился и дико зашипел. Господин Гусаров направил на него меч, но тот не обращал на Гусарова никакого внимания. Филипп стоял на задних лапах, держал в лапе кинжал, шипел и смотрел в глубину улицы.

— Что за?... — озадаченно произнес господин Гусаров, чувствуя, что ситуация принимает совершенно непонятный для него оборот.

— Назад! Все назад! — крикнул Иван. Филипп быстро попятился задом.

Господин Гусаров повернулся к Ивану, ожидая разъяснений, но с места не сдвинулся.

— Отходи! Повернись!!!

Господин Гусаров последовал совету Ивана. Он оглянулся и окаменел.

В метре от него стояло странное существо, и дышало господину Гусарову в лицо могильным холодом. Огромные крысы медленно обошли господина Гусарова и отгородили его полукругом от Ивана и Филиппа. Меч выпал из рук Гусарова и жалобно звякнул об асфальт. Гусарова сковало оцепенение, он не мог пошевелиться. Черт проворно заломил ему руку, и развернул к себе спиной.

Черт испытывал неописуемое счастье. В кои веки ему доверили непосредственное участие в операции, да и еще волею судеб, играть чуть ли не главную роль! Он почти любил Ивана, ведь это благодаря нему существование Черта снова обретала какой-то смысл. Он даже подумал, что случись ему отдать свою жизнь за этого человека, он незадумываясь сделает это… Черту казалось, что это как-то объединяет их с Иваном, создает между ними некую ментальную связь… Он с улыбкой смотрел на Ивана и даже хотел было ему подмигнуть…

— Отпусти его, скотская рожа, — очень мрачно произнес Иван. — Он вам не нужен. Вам нужен я.

— Ошибаетесь, господин Рыцарь, — улыбка сползла с морды Черта, от счастья осталось горький осадок разочарования. — У меня был четкий приказ насчет этого… — Черт скосил глаза на господина Гусарова, который потихоньку приходил в себя, — субъекта. Так что лучше вам, господин Рыцарь, не вмешиваться…

Он попятился назад, увлекая за собой Гусарова. Иван прыгнул вперед, и в ту же секунду крысы кинулись ему наперерез. Двоих он разрубил в воздухе, третьей занялся Филипп, четвертую Иван отфутболил ногой, но пятая успела вцепиться ему в плечо. Через секунду Иван избавился от висящей на нем крысы, но проткнутое острыми зубами плечо дико ныло. Филипп добил оставшуюся крысу, а потом проверил валяющиеся трупы на предмет присутствия в них жизни, и только убедившись, что все мертвы, облегченно вздохнул.

— Ненавижу этих выродков, — мрачно произнес он. — Самые уродливые твари на всей планете…

Иван поднял глаза, Черт все еще пятился. За время короткого поединка он успел отойти метра на четыре. Иван поднял над головой меч и сделал шаг в его сторону.

— Последний раз говорю, отпусти!

Филипп юркнул вдоль стены и отрезал Черту путь к отступлению.

Черт был в замешательстве. Он прекрасно знал, что вступать в бой с Иваном попросту нельзя. Мало того, что Иван превратит его в фарш, так потом и господин Вульф его по голове не погладит. Но и не выполнить приказ, он не мог — это ломало на корню слабые надежды на карьерный рост, плюс опять же, неминуемое наказание от господина Вульфа.

И тут прозвучал выстрел. Черт пошатнулся и ослабил хватку. Следом прогремели еще два выстрела подряд, Черт выпустил господина Гусарова полностью и с удивлением уставился на свою грудь. Там, в области сердца зияли чернотой три дыры. Господин Гусаров воспользовался замешательством — он кувыркнулся вперед, схватил в кувырке свой меч, резво поднялся на ноги рядом с Иваном и направил лезвие в сторону Черта. В правой руке он все еще держал пистолет. Глаза господина Гусарова светились безумной решимостью. Филипп вмиг оценил изменения, оставил тылы Черта и уже секунду спустя стоял по правую руку от Ивана, направляя на Черта свое оружие.

— Давайте закончим с ним, — бесцветным голосом произнес господин Гусаров.

Последняя дыра в груди Черта затянулась, он поднял глаза и увидел три лезвия и один ствол пистолета, направленные в его сторону. Черт больше не хотел размышлять над ситуацией, и думать, как спасти возможную карьеру. Он повернулся и, словно реактивный снаряд, полетел по улице.

— Нам его не догнать, — признал Иван.

— Не так то просто с ним покончить, — сказал Филипп. — Для этого надо разрубить его частей на двенадцать и каждую отдельно сжечь.

— Или растворить в кислоте, — добавил Иван. Он вложил меч в ножны и повернулся лицом к господину Гусарову, сказал спокойно, — все еще хочешь продолжать поединок?

Господин Гусаров вдруг почувствовал огромную усталость, к тому же его била мелкая дрожь. Он, пошатываясь, подошел к дому и сел на тротуар, прислонившись спиной к стене.

— Теперь я понимаю, почему ты разгуливаешь с мечом… — задумчиво произнес он, вспоминая, как затягивались раны на груди Черта. — Эту нечисть пулей не взять…

Иван промолчал.

— С таким вот, значит, злом ты пытаешься бороться… — все так же задумчиво продолжил господин Гусаров, — да уж, после такого, банда придурков с пистолетами покажется игрой в песочнице…

Господин Гусаров помолчал немного, потом собрался с духом и спросил:

— Он приходил… за мной?

Иван утвердительно кивнул.

— Ты спас мне… душу.

— Мы попытались спасти твое тело, — ответил Иван. — А душу тебе самому еще предстоит спасти.

Господин Гусаров понимающе кивнул.

— Я твой должник, Иван, — твердо сказал он.

— Опять эти твои японские заморочки, — Иван махнул рукой. — Брось. Позаботься лучше о себе.

— Твой брат здесь, — вдруг сменил тему Гусаров. Иван замер. — Тот, который из Питера. Если хочешь, я организую тебе с ним встречу.

— Нет, — ответил Иван после паузы. — Скажи ему, чтобы уезжал. Скажи, что проблема с Адгизом решена. И еще скажи ему, что… я умер.

Гусаров кивнул.

— Прощай, — бросил ему Иван, и повернулся к Гусарову спиной.

— Погоди, ответь на один вопрос. Просто профессиональное любопытство. Кто такой Аклепов?

Иван оглянулся, пожал плечами.

— Журналист, который пишет про нас с Филиппом статьи. Больше я ничего не знаю.

Иван кивнул Филиппу и они исчезли во мраке ночной улицы.

Глава XVIII

— Я нашел глину! — радостно возвестил Филипп.

Иван лежал голый в пруду по самую шею. Солнце обещало показаться с минуты на минуту, и Иван смотрел на восток, ожидая его появления.

— Какую еще глину? — спросил он.

Плечо кровоточило и ныло.

— Лечебную, — отозвался Филипп. — Синюю лечебную глину. Меня бабуля научила. Сейчас замажем твою дырку, и к вечеру будешь, как новый!

— Хорошо бы…

Филипп чапал на задних лапах по воде у самого берега и держал в передних сгусток полужидкой грязи, вперемешку с травой и прудовым илом. Дошел до Ивана и подмигнул. Тот скосил на «лекарство» глаза и секунду пристально его рассматривал.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Иван, впрочем, не очень обеспокоено.

— Не переживай! Все будет в лучшем виде!

Филипп с размаха ляпнул глину Ивану на плечо, заставив того тихо вскрикнуть, и принялся втирать в рану грязь.

— Филипп, — сквозь зубы произнес Иван. — Полегче!

— Терпи, терпи, — отозвался кот с улыбкой. — Помнишь, как ты меня в реке топил?

— Не будь такой скотиной.

— Шучу. Надо признать, что у этих тварей острые зубы. Если бы она вцепилась тебе в горло, глина бы уже не помогла.

— Филипп, мне показалось, что они не хотели меня убивать. То есть, вроде как у них задача была просто нас отпугнуть. Они в самом деле хотели забрать одиночку.

Филипп закончил врачевание, убедился, что кровь не идет, и деловито сполоснул в воде лапы.

— Да, надо признать, что ситуация довольно странная… Выходит так, что эти твари, были на нашей стороне.

— Филипп! — повысил голос Иван.

— Ну что Филипп-Филипп! — раздраженно ответил кот. — Ну не знаю я!

— Ладно, давай пораскинем мозгами… — Иван пошевелил рукой и с удивлением отметил, что боль стала значительно слабее. — Итак, в самый разгар поединка, выползает нечисть, и хватает одиночку. Зачем? Чтобы не дать ему со мной сразиться? Неужели они там переживают за исход боя?

— Хм, интересная мысль… — задумчиво вставил Филипп.

— А если так, то им важно, чтобы я оставался жив. Но зачем им это?

Филипп молчал некоторое время, затем ответил тихо:

— Затем, Ваня, что ты Рыцарь, и твоя душа многого стоит.

— То есть, если я помру на поле боя в честном поединке, они не смогут заполучить мою душу?

Филипп утвердительно кивнул.

Из-за леса показался ослепительный край светила. Вода вспыхнула бликами.

— Думаю, именно в этом и дело. Хотя все может быть намного сложнее, — продолжил Филипп после паузы.

— Это проясняет ситуацию. До моей души им, как до Китая пешком. Но ясно другое, когда мы закончим с Адгизом, наступит их очередь. Верно, мой боевой товарищ?

— Вернее не бывает, — очень серьезно подтвердил Филипп.

Иван поразмышлял над этим еще несколько минут, но усталость и боль в плече сказывались — Иван чувствовал слабость, и его клонило в сон.

— Все, — наконец сказал он, закрыв глаза. — Я сплю.

— Что, прямо здесь? В воде?

— Да, вода меня лечит…

— Я предвидел, что в своей глупости ваш Черт, милый Вульф, сделает именно то, что нужно, и ничего другого, — произнес Двуликий, выслушав доклад.

Господин Вульф сглотнул. Он понял, что эта «глупость» так же адресована и ему.

— Но, теперь Гусаров э-э-э… знает, — как можно ровнее произнес он.

— Это не важно, — отмахнулся Двуликий. — Со своими японскими предрассудками, ему это знание только навредит. И, причем, очень скоро. Его вполне можно выпустить из поля зрения… Сейчас меня интересует другое.

Двуликий замер перед сидящим на диване господином Вульфом и уставился на него немигающими глазами.

— Что же именно? — не выдержал господин Вульф.

— По-прежнему Иван, — ответил Двуликий, отвернулся от господина Вульфа и продолжил свою прогулку вокруг комнаты.

— Иван поймет, что мы пытались ему помочь. То есть, что мы хотели повлиять на исход боя в его пользу, — продолжил Двуликий.

— Разве это не раскрывает наши карты? — с тревогой спросил господин Вульф.

— Отчасти. Но изменить ход событий ему уже не под силу. И потом, это только добавит ему ненависти в наш адрес, а на данном этапе событий, это играет нам на руку. Он станет злее, он раскромсает еще не один десяток головорезов. И когда придет очередь главного поединка, он будет вымотан этой ненавистью.

— Господин Янус, но Иван может э-э-э… не додуматься, — попытался возразить господин Вульф.

— В таком случае, милый Вульф, эту мысль ему подскажет Филипп, — тут же отозвался Двуликий.

— Филипп?! — искреннее удивился господин Вульф.

— Да. А что вас удивляет?

Двуликий выдержал паузу, затем продолжил.

— После нашего с вами разговора об этом странном существе, он все никак не шел у меня из головы. Я поднял архивы за последнюю тысячу лет, и нашел некоторые интересные детали…

Двуликий прервал себя, и в размышлении сделал целый круг по комнате.

— Господин Янус, — не выдержал заинтригованный Вульф. — Что же вы нашли?

Двуликий остановился возле журнального столика, поднял пузатый бокал и пригубил коньячку. Продолжил, наконец:

— Тысячу лет назад Рыцарей тяжело было контролировать. Наши агентурные сети были далеки от совершенства. Любой придурок, дотронувшийся до стен Иерусалима, мог взять в руки кусок заточенного металла и устроить крестовый поход. Не мудрено, что в таком бардаке многие истинные Рыцари оставались незамеченными для наших агентов. А некоторые ни с того, ни с сего и вовсе бесследно исчезали.

Двуликий прервал себя и снова поднес бокал к губам. Господин Вульф отглотнул из своего, слегка поморщился — он не очень любил коньяк. Но сейчас его заботило другое — господин Вульф все не мог взять в толк, куда клонит Двуликий. То, о чем говорил господин Янус, было всем известно, и никаким историческим открытием не являлось.

— Суть моих поисков была в другом, — угадал мысли оборотня Двуликий. — Я искал факты говорящих животных. Первый такой факт датируется тысяча двести шестидесятым годом и относится к говорящему слону в Индии. Точнее на острове Шри-Ланка. Записи скудны, и указывают на это событие, как на акт божественного проявления. Учитывая отношение индусов к этому животному, ничего странного в таком описании нет. Сто лет спустя бенгальский тигр заговорил с людьми. На что туземцы побросали копья и принесли ему в жертву юную особу, которую тот не тронул. В тысяча шестьсот восьмидесятом испанец, чье имя кануло в лету, записал со слов старого ацтека историю о говорящем орле. Индеец поведал, что птица имела веселый нрав, и вела себя совсем не агрессивно, но в случае опасности, становилась просто машиной убийства. Индейцы боготворили орла. Они считали, что это сам Кецалькоатлем… — Двуликий заметил недоумение на лице господина Вульфа, печально вздохнул, но объяснять не стал.

— Подобных историй я насчитал двенадцать, — продолжил он, — и все они тянутся друг за другом в хронологическом порядке, при этом отслеживается траектория перемещения, которая ведет ни больше ни меньше — к лесу ведьмы.

Оборотень был поражен. Он молчал целую минуту, потом сказал:

— Вы хотите сказать, что Филипп… маг?.. Но удел магов… мудрость…

— Да, удел магов и ведьм — мудрость, — согласился Двуликий. — Я не зря начал с Рыцарей восьмисотлетней давности. В то время многие Рыцари практиковали магические школы, и некоторые достигали кое-каких результатов.

— Хрен редьки не слаще! — возмутился господин Вульф. — Рыцарь, который стал э-э-э… магом, а потом исчез, и проявлялся в истории говорящими э-э-э… ипостасями, теперь разгуливает рядом с Иваном! Это же в корне меняет ситуацию!

— Милый Вульф, это совсем не меняет ситуацию. Если бы Филипп стал полноценным магом, он бы так и оставался для нас вне поля досягаемости. Мы бы, скорее всего, вообще о нем ничего бы не знали. Но он им не стал. Ему открылись некоторые тайны вечности, которые он смог использовать, но он так и остался Рыцарем. Именно по этому он сейчас с Иваном. Он застрял на том уровне своего магического развития, которое успел освоить. По большому счету, он застрял в своей истории восьмисотлетней давности, и уже никогда из нее не выберется. Да, он нам не нужен, но его почти невозможно уничтожить — частицей знаний он все же обладает.

— Разве он не может передать их Ивану?

— Нет. Чтобы передать такие знания, надо их полностью понимать, а он на это не способен… Потому вывод следующий: Филипп не может быть для нас опасен, в глобальном понимание опасности, но при этом остается очень полезен для Ивана.

— Но это не значит, что его действия надо оставить без контроля, — после паузы добавил Двуликий, многозначительно подняв брови.

— Я понял, — господин Вульф кивнул.

Двуликий залпом допил коньяк и поставил бокал на стол.

— Готовьте широкомасштабную операцию, Вульф, — тоном приказа произнес Двуликий. — Очень скоро негодяев в городе не останется, и Иван обратит свой взор в нашу сторону. К этому моменту его миссию можно будет считать оконченной. Настроения людского племени, поднятые действиями Ивана, претерпели уже заметные изменения. Дальше мы сможем раздуть их самостоятельно.

Господин Вульф коротко поклонился и вышел вон.

— Разрешите, товарищ капитан? — в открывшуюся дверь просунулась голова лейтенанта Батулина.

— Что у тебя, Игорь?

— Нашел одно дело, где орудием убийства является меч.

— Давай его сюда.

Лейтенант подошел к столу и передал шефу папку. Капитан Таль раскрыл ее и уставился на фотографию. От увиденного Сергей Леонидович испытал легкий шок.

— Я еще не все дела просмотрел, товарищ капитан. За последние два года осталось...

— Игорь, — перебил его капитан, не поднимая от фотографии глаз. — Ты уже нашел все, что мне нужно. Спасибо, молодец. Все, иди работай.

Лейтенант покинул кабинет. Капитан Таль достал из ящика стола газету, на которой был изображен Иван и положил рядом с фотографией. Это был один и тот же снимок.

Следующий час Сергей Леонидович внимательно изучал материалы дела. Труп был обнаружен в лесу грибниками… Причина смерти: проникающее ножевое ранение в грудную клетку. Орудие убийства: очень острое холодное оружие с широким и длинным лезвием кинжальной формы, скорее всего меч… Потерпевший, мужчина в возрасте тридцати лет, Боголюбов Иван Васильевич… Убийство не раскрыто. Дело вел другой следователь, поэтому капитан Таль не мог сразу вспомнить, где он раньше слышал про меч. И было все это три года назад.

Сергей Леонидович откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и помассировал пальцами веки. Он пытался понять, что ему давала эта новая информация.

«Если Иван жив, то кто лежит в его могиле? И лежит ли там кто-нибудь? — размышлял капитан Таль. —Надо делать эксгумацию. А если ее сделать, то начальство поймет, что я все еще занимаюсь резней на кладбище, а заодно и заколотым Веней, и вдует мне по полной программе. Что же делать то?.. Да и черт с ним! Не привыкать».

Капитан Таль снял трубку и набрал номер.

— Донской, зайди.

Лейтенант появился через минуту, капитан поманил его рукой, и когда лейтенант приблизился, сказал:

— Володя, подготовь документы на эксгумацию, и найди для комиссии пару не болтливых судмедэкспертов. Еще, вот тебе адрес брата покойного, надо заручиться его согласием. Самое главное — мы должны выкопать труп и провести экспертизу раньше, чем об этом узнает наше начальство.

— Но, товарищ капитан…

— Не переживай. Я вас прикрою. Действуй, Володя, все надо сделать как можно быстрее.

Батулин кивнул, поднялся и вышел.

Иван проснулся с исчезающим ощущением прикосновения пальцев к щеке. Нежных пальцев, таких знакомых, ласковых. Он помнил сон, ему снилась Василиса, она колдовала над его раной, а когда закончила, заглянула ему в глаза, улыбнулась, тихо выдохнула «милый» и провела пальцами по его щеке. Сон растаял вместе с ее улыбкой.

Солнце опускалось за кромку западного горизонта. Иван провел ладонью по щеке, все еще помнящей прикосновение Василисы, но нашел только грубую щетину. Вода тихо плескалась ему в грудь.

Плечо почти не болело. Иван скосил на него глаза, некоторое время рассматривал засохшую корку грязи, потом отколупал ее, и без удивления отметил, что от раны остался едва заметный шрам.

— Ты чего-то дрых нынче больше обычного, — поздоровался Филипп.

— Мне снилась Василиса, — ответил Иван.

— О-о… — тихо произнес Филипп и замолчал.

— Что значит это «о»? — спросил Иван, выбираясь из воды.

— Ты о ней вспомнил…

— Да я о ней не забывал.

Иван неторопливо оделся.

— Не хочешь об этом говорить? — беззаботно спросил Филипп, наблюдая движение веточки в легком течении пруда.

— Почему нет… На самом деле я думаю о ней часто.

— Что именно, если не секрет?

— Да ничего особенного… — Иван пожал плечами. — Вспоминаю ее волосы, глаза, улыбку… Вспоминаю, как она шептала что-то оленю в ухо, и как проворно мешала мясо в сковороде… и как сильно прижималась ко мне… Обычные сентиментальные сопли, одним словом, — Иван грустно улыбнулся.

— Ты ее любишь? — невозмутимо вопросил Филипп.

Иван задумался.

— Не знаю, — наконец признался он. — Даже не знаю…

Филипп повернулся и посмотрел Ивану в глаза, выдержал паузу, потом продолжил в размышлении:

— Видишь ли, Иван, с любовью есть одна проблема — того, кого любишь, почти невозможно защитить.

Слова Филиппа несли тревогу. Иван смотрел на товарища, и думал, что понимает, о чем тот ему говорит. Раньше Иван не задумывался над тем, что с Василисой может произойти что-то ужасное. Но стоило этой мысли сконцентрироваться в голове Ивана, и он осознал, что действительно боится потерять Василису. И стало быть, он ее… любит? Выходило, что так. Чувство тревоги осело в душе Ивана холодным туманом и уже не растворялось.

Иван оглянулся в сторону леса и долго смотрел на далекую стену деревьев, потом опустил глаза на Филиппа, сказал:

— Мы вернемся туда. Очень скоро.

Филипп промолчал.

Глава XIX

Иван стоял посреди оживленной улицы и смотрел на огромный пёстрый щит. До него было два квартала, но плакат был настолько большой, что все детали рекламы моторного масла отчетливо просматривались. Солнце садилось быстро, и густая тень медленно ползла по плакату снизу верх.

— Чего там? — спросил Филипп.

— Плакат… Еще вчера там была реклама водных очистительных фильтров, а сегодня его сменили.

— О-о… думаешь, плохой знак?

— Хуже не бывает. Мы с тобой засвечены на этой улице. Ходили тут тысячу раз. Адгиз вполне мог устроить засаду.

— Что будем делать, полководец?

— Пойдем в обход. Зайдем с юга-запада и посмотрим, что нам приготовили.

Они свернули в боковую улочку и быстро направились в глубь города.

Донской влетел в кабинет Сергея Леонидовича.

— Товарищ капитан! — жадно глотая воздух, выдохнул он. — Восемь машин… Восемь машин людей Адгиза… покинули его резиденцию в Борках и направились в город!

— Спокойно, Володя, — ровно произнес капитан Таль. — Куда они направились?

— Пока неизвестно. Выясняем.

— Володя, выясни это немедленно!

— Уже занимаюсь. Четыре группы задействовал.

— Я жду адрес! Володенька, я жду этот чертов адрес!

— Я понял, товарищ капитан.

— Вот и хорошо. Занимайся. — Капитан проводил лейтенанта взглядом до дверей, потом закрыл глаза и помассировал пальцами веки.

Спустя пол часа Иван с Филиппом выбрались на крышу пятиэтажки. Отсюда плакат располагался всего в сотне метров на северо-восток. Иван подполз к парапету и выглянул вниз. Вся улица отлично просматривалась. Филипп тоже выглянул из-за парапета, но потом его внимание привлекла сиамская кошка, которая сидела в стороне и дикими глазами таращилась на незваных гостей. Филипп подмигнул ей, потом задрал трубой хвост и царской походкой направился в ее сторону. Кошка зашипела, и в одно мгновение запрыгнула на лифтовую шахту. Сидела там, не спуская с Филиппа переполненных ужаса глаз, и тихо монотонно выла. Филипп подошел к лифтовой шахте и задрал голову.

— Эй, детка… — жизнерадостно начал он. — Ах, да! Мяу-у, мур-р-р, мур-р-р…

Кошка широко разинула пасть и зашипела.

— Тупая дура! — заключил Филипп и вернулся к Ивану. — Ты видел? Деревенщина неотесанная!

— Тихо, — оборвал его Иван.

— Что там?

— Ждут нас. Хорошее место для засады выбрали. Я насчитал пятнадцать человек, — Иван замолчал, пытаясь почувствовать врага за стенами, потом продолжил, — и столько же внутри помещений. Здесь два бара по обе стороны улицы. Они, скорее всего, меняются через какое-то время — половина внутри, половина снаружи.

— Прям выставочный зал тупой мускулатуры, — прокомментировал Филипп, рассматривая широкие плечи верзил, попивающих кофе за пластиковыми столиками.

Чуть поодаль, в глубину улицы, сидел на скамейке молодой человек в черном кожаном пиджаке поверх черной футболки. Его глаза закрывали узкие зеркальные очки. Парень держал в руках журнал и время от времени внимательно оглядывался по сторонам.

— Видишь Нео? — Иван указал на молодого человека.

— Кого? — не понял Филипп.

— Не важно. Видишь того парня? Это дозорный. Высматривает нас с тобой.

— Ясно.

— Машины расставили елочкой, всего восемь… — продолжал наблюдение Иван. — Может быть больше, чем тридцать, хотя вряд ли. Восемь водителей. Все должны сидеть поблизости от машин. При таком расположении они в три секунды перекроют всю дорогу. Умно… Нам бы снайпера вон на ту крышу…

— Меня беспокоит, что драка будет на открытой улице, — высказал опасение Филипп. — Может пострадать население.

— Дождемся сумрака. Никто из простых смертных не остановится тут попить кофе, когда за столиками сидит эта компания, — ответил Иван задумчиво. — Через час людей на улицах и вовсе не будет. Но, все же ты прав — риск остается…

— Так что делать то будем?

— Есть у меня одна мыслишка. Войдем в бар через кухню и в первую очередь выведем персонал. В баре и устроим драку, заманивая их всех внутрь.

— Отличная мысль, на кухне можно перекусить! — Филипп выразил на физиономии полную готовность последовать плану.

Иван посмотрел на него и покачал головой.

— Господи, Филипп, нас через час могут в решето превратить, а ты про еду думаешь.

— Тем более — умирать сытым значительно приятнее!

— Ладно, тише. Сидим и наблюдаем.

На улице появился человек в плотном коричневом пиджаке. Макушку гражданина украшала жирная проплешина. Человек завернул за оградку кафе и, не обращая никакого внимания на взгляды бандитов, уселся за крайний столик. Человеку было лет сорок-сорок пять. Он подкурил сигарету, взял кружку пива, которую ему принес официант, неспешно отхлебнул. Человек выглядел совершенно спокойным, он курил, пил пиво и казалось, был погружен в собственные мысли.

— Филипп, — озадаченно позвал Иван, — что-то не так с этим товарищем… не могу понять, что именно. Он не с ними, это точно, но…

— От него пахнет нечистью, — закончил Филипп.

— Точно! Но как-то странно пахнет…

— Ваня, так пахнут люди, которые продали душу.

— Твою мать! Какого хрена ему тут надо?.. Он может быть наблюдателем от Низов?

— Вполне, — заверил Филипп и кивнул, немного помолчал, добавил. — А может и не быть.

Иван постарался успокоиться и попытался почувствовать настроение человека. Уже через секунду Иван увидел, как человек поднял голову и скользнул по их укрытию взглядом. В следующее мгновение человек продолжал курить, пить пиво и смотреть перед собой. Иван с Филиппом переглянулись. Они оба почувствовали послание, переданное им человеком. Оно гласило: «Я друг».

— Ни хрена себе!.. — тихонько удивился Филипп.

— На поле появилась еще одна фигура, — начал размышлять Иван. — Никому не известная фигура, которая утверждает, что стоит на нашей стороне. Ну и что, верить ему?

— В обычной ситуации, я бы не стал. Но после того как Черт защищал тебя от одиночки, я уже ничему не удивляюсь. Если на данном этапе наши цели совпадают, почему не воспользоваться?

— Пожалуй, ты прав. Не похоже на операцию Низов, верно? Те действуют с размахом и шиком, а тут всего один человек, который к тому же не полноценный их подданный. Ладно, считаем его пока другом. Что нам это дает? Он не очень-то смахивает на бойца. Я бы сказал, что он в состоянии взять на себя одного, или двух противников. Как считаешь?

— Чтобы не рисковать, давай остановимся на этой цифре. Если он вырубит того громилу, — Филипп указал лапой, — это будет более чем достаточно.

Иван кивнул.

Человек за дальним столиком заказал еще кружку пива.

В своем укрытии друзья провели час. Иван ни на минуту не прекращал наблюдение. Сумрак заметно сгустился, улица опустела, только посетители двух баров никуда не собирались уходить — они также сидели за столиками и заказывали новые порции кофе и иногда бутерброды. Спиртное никто не брал.

— Иван, — позвал Филипп, но тот уже и сам почувствовал какое-то изменение и принялся шарить глазами по сторонам.

— Вон, смотри, — тихо сказал Филипп и указал лапой на крышу соседнего дома.

Там медленно открылся люк, потом показалась голова, полностью замотанная в черное. Голова внимательно осмотрелась, следом появились руки и грудь. Человек легко выбрался наружу, но во весь рост не поднимался. Он мягко закрыл люк и пополз к парапету. За его спиной болтался длинный узкий пенал.

— Ваня, это… он? — удивленно произнес Филипп.

— Да, — тихо и спокойно ответил Иван. — Это наш одиночка.

— Какого хрена ему надо?

— Видимо, пришел отдавать долг.

Одиночка выглянул из-за парапета и долго рассматривал крышу дома напротив, наконец, заметил макушку Ивана, медленно поднял руку ладонью вперед. Иван кивнул, господин Гусаров кивнул в ответ, затем расчехлил пенал и очень осторожно высунул из-за парапета ствол.

— Теперь у нас есть снайпер, — сказал Иван.

— А парень ведь совсем рехнулся, верно? — прокомментировал Филипп.

— Возможно, но отговорить его нам не удастся.

— Да и хрен и с ним, — согласился Филипп равнодушно.

— Пора, пожалуй.

Иван поднял руку, чтобы Гусаров его заметил, и показал жестом, что они спускаются. Господин Гусаров кивнул и прильнул к окуляру оптического прицела. С его позиции простреливалось две трети территории обоих кафе.

Господин Гусаров смотрел сквозь оптический прицел на лысину заинтересовавшего его человека. Гусаров имел прекрасную память на лица, и помнил, что видел этого субъекта пару дней назад. Кажется, в каком-то кафе…

«Странные совпадения, — думал он. — Какого черта ему тут надо? Сидит так, будто собрался жрать пиво всю ночь…»

Вариант, в котором этот человек работал на Адгиза, господин Гусаров отбросил сразу — многих людей Адгиза он знал в лицо, да и типаж человека сильно разнился с сидящими в кафе бандитами. Господин Гусаров поразмышлял над этим несколько минут, потом ему пришла в голову мысль, что этот человек, возможно, работает на Ивана. Гусаров повернул голову и посмотрел на крышу соседнего дома. Там Иван показывал ему жестом, что они спускаются. Одиночка кивнул в ответ и снова прильнул к окуляру прицела. Человек с залысиной смотрел прямо ему в глаза, затем едва заметным движением человек указал кружкой пива на себя, потом на ближайший к нему столик.

«Точно, человек Ивана, — прогнал все сомнения господин Гусаров. — Берет на себя один столик. Что ж, отлично…»

Иван осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Неосвещенное подсобное помещение и следующая дверь уже в кухню. Из-за нее доносилось шкварчание мяса на сковороде и мелкий стук ножа по деревянной доске. Иван открыл эту дверь, прошел вдоль стены и дотронулся до плеча повара. Тот стоял к Ивану спиной, склонившись над столом и мелко рубил морковь.

— Верка, опять твои дурацкие шуточки, — недовольно произнес повар, не отрываясь от дела. — А если бы я себе по пальцам рубанул?

— Верки здесь нет, — тихо сказал Иван, повар резко обернулся.

Поваром оказался молодой мужчина с худощавым лицом и живыми глазами. Иван прижал палец к губам, призывая к тишине.

— Ты… Иван?!

— Да. Я очень тебя прошу разговаривать, как можно тише.

— Господи! — прошептал повар. Он выглядел обалдевшим. — Ты на самом деле… существуешь!

— Да, существую. Слушай, посетители вашего заведения бандиты.

— Я заметил, — повар скривил губы и покосился на дверь, ведущую в зал.

— Они ждут меня, и будут сидеть тут сутками, пока меня не получат.

— Вот уроды!

— Сколько персонала в баре?

— Так… сейчас четыре со мной. Бармен, Саша официант и Верка… посудомойка.

— Тебя как зовут?

— Толик, — поспешно представился повар и протянул руку.

Иван пожал повару руку, продолжил:

— Толик, мне надо, чтобы ты всех своих очень незаметно вывел через заднюю дверь, и увел отсюда как можно дальше. Сейчас тут будет жарко.

Повар несколько секунд рассматривал Ивана, потом кивнул.

— Я все сделаю! — заверил он.

— Я на тебя надеюсь, Толик, — веско произнес Иван. — Бандиты сейчас начнут умирать, и я не хочу, чтобы они прихватили с собой кого-то еще.

— О Господи! Иван! Я все сделаю! — заверил Толик возбужденно. Его глаза горели. — Не сомневайся!

— Отлично. Но это еще не все. Надо вывести людей и из бара напротив. Ты знаешь там кого-нибудь из персонала?

— Да, я знаю повара. Валю… Я понял, я выведу их тоже.

— На тебя никто не обратит внимания, только старайся вести себя как можно естественнее.

Толик сглотнул, закивал головой.

— Можешь на меня положиться, — заверил он.

— Хорошо. Начинай. У тебя есть пятнадцать минут.

Толик открыл дверь, ведущую в бар, и крикнул:

— Саша, ну где ты там? Забирай хот-доги.

Иван вернулся в подсобку и затаился в темном углу.

— Товарищ капитан! — заорал Донской на весь кабинет. — Есть адрес!

Сергей Леонидович тут же поднялся и направился к выходу.

— Ефимов, Батулин, за мной! — бросил он подчиненным, проходя сквозь смежный кабинет. — Донской, бери двоих и во вторую машину. Живо!

— Господин Вульф, начинается, — тихонько доложил Черт. — Иван проводит э… эв…

— Эвакуацию, — закончил за него господин Вульф. — Хорошо. Наблюдай. И не вздумай ничего предпринимать без моего приказа!

— Слушаюсь! Есть… одно обстоятельство…

— Что еще?

— Присутствует индивид…

— Вытащи язык из жопы и доложи по все форме! — рявкнул телефон.

— Да, господин Вульф! Слушаюсь. В кафе помимо противников Ивана находится человек, который мне не известен. Он… он наш.

— Что-о-о-о?! — вскипел господин Вульф, но тут же успокоился и продолжил с легким злорадством. — Ах, вот оно что. Ну что ж, пусть будет так… Приказ тот же: наблюдать и без команды не лезть!

— Слушаюсь, господин Вульф.

«Пора», — подумал Иван и указал глазами Филиппу на дверной проем, ведущий к тыловой стороне барной стойки и дальше в зал.

Филипп кивнул и направился вдоль стены к двери выхода, стараясь не покидать тень.

Мужчина в плотном коричневом пиджаке вдруг встал, выплюнул окурок, в один глоток допил пиво и уверенно направился к ближайшему столику. За ним расположились два бандита, один спокойно наблюдал приближение Аклепова, второй сидел спиной и ничего не видел. Аклепов подошел уже на расстояние метра, когда сидевший спиной почувствовал неладное и стал оборачиваться. Пивная кружка опустилась ему на голову, брызнув стеклом и кровью. Люди за другими столами, как по команде, вскочили с мест. Некоторые уже держали оружие.

Гусаров мягко спустил курок, бандита, бежавшего к Аклепову резко развернуло, он выронил пистолет и завалился на товарища.

В руке господина Аклепова невесть откуда взялся боевой нож с вороненым лезвием. Бандит с разбитой головой мягко уткнулся лицом в стол, второй после легкого замешательства полез пятерней под пиджак. Аклепов всадил нож в шею неподвижного бандита и спокойно посмотрел на второго.

«Парень всерьез решил умереть…» — подумал господин Гусаров, имея в виду человека в плотном коричневом пиджаке.

В следующую секунду он три раза подряд нажал на курок. Выстрелы заставили сидящих в помещении бандитов сорваться с мест и, путаясь в стульях и переворачивая столы, кинуться наружу. Никто из них не ожидал, что атака придет с фланга. Иван вклинился в самую середину, махая мечом со скоростью вертолетного винта. Три человека упали прежде, чем успели осознать, что же с ними произошло. Двое, успевших добраться до выхода, оглянулись в замешательстве. Филиппу было этого достаточно — одному он всадил нож в пах, и когда тот согнулся пополам, запрыгнул ему на спину и воткнул лезвие второму в ухо.

Мужчина в плотном пиджаке ударил бандита ножом в грудь одновременно с выстрелом. Мужчина чуть заметно дернулся, потом вырвал нож и ударил еще раз. Бандит так и не поднялся из-за стола. Он безвольно опустил руку с пистолетом, из края его губ выскочила темная струйка, и он уронил голову на грудь.

Через дорогу посыпался град пуль. Бандиты прятались за машинами и палили по стенам кафе. Они выбили уже все стекла и нашпиговали свинцом единственного, остававшегося на ногах, своего же товарища. Господин в плотном пиджаке с ножом в руках сделал два шага в их сторону, потом споткнулся и завалился на тротуар. Гусаров перевел огонь на второе кафе. Одного за другим он выбил четверых, пока бандиты не осознали, что по ним ведут прицельный снайперский огонь и не отошли в укрытие. Гусаров закинул винтовку за спину и спешно покинул место дислокации. Иван разрубил последнего противника и, подойдя к двери выхода, осторожно выглянул наружу.

Летняя площадка кафе укрывалась трупами.

— А наш парень, того… почти закончился, — сказал Филипп, глядя на неподвижное тело человека в плотном коричневом пиджаке.

Иван тоже смотрел на совершенно незнакомого ему человека, который ни с того ни с сего вздумал влезть в эпицентр боя и тут же погибнуть. Но размышлять на эту тему не было времени. Иван перевел взгляд на стены кафе напротив и закрыл глаза.

— Они на нервах, но особенно не паникуют, — сказал он секунду спустя. — Понимают, что сидеть внутри нельзя… Они будут прорываться к машинам.

— Сколько их осталось?

— Одиннадцать.

— Когда?

— Прямо сейчас.

Фонари летней площадки кафе погасли. Спустя минуту, прячась в сгущающейся темноте, из-за двери показалась осторожная тень. Бандит быстро осмотрелся и бросился к ближайшей машине, упал на тротуар у двери и замер. Через секунду он открыл дверь автомобиля и заполз внутрь. Еще одна тень мелькнула к другой машине. Как только двигатели завелись, к автомобилям бросились остальные. В ту же секунду раздались выстрелы. Господин Гусаров вел одиночный прицельный огонь, прячась за углом дома. Он успел уложить троих, прежде чем остальные забрались в машины. Еще через секунду автомобили, дико рыча, исчезли во мраке ночной улицы.

Иван вышел из-за укрытия, осмотрелся, потом подошел к человеку в плотном пиджаке, присел на корточки, аккуратно перевернул его на спину. Человек был еще жив. Он медленно повернул голову и посмотрел на Ивана.

— Кто ты? — спросил Иван. — Зачем полез в драку?

— Аклепов, — выдохнул человек. — Спасал… душу. Иван… я ее… продал…

Аклепову было трудно говорить, но он выглядел спокойным, как выглядит человек готовый принять неизбежное. Он приподнял руку, и когда Иван ее пожал, притянул его и положил ладонь Ивана себе на лоб. То, что Аклепов хотел рассказать, потекло по руке Ивана прямо в сознание. Уже через минуту Иван знал всю историю.

Это случилось десять лет назад. Из-за женщины. Он любил ее безумно, и готов был совершенно на все, чтобы добиться ее расположения. Но она и близко его не подпускала, а потом и вовсе вышла замуж за человека, которого Аклепов презирал. И вот когда Аклепов был на самом пике отчаянья, появился человек, смахивающий на страхового агента, и предложил сделку. Аклепов согласился, потому что, во-первых: не воспринимал это всерьез, во-вторых: даже маленькая иллюзия возможного счастья несла облегчение, а в-третьих: ему казалось, что терять уже нечего. Он уколол палец и подписал бумагу своей кровью. Женщина ушла от мужа и стала его любовницей, а потом и женой, а Аклепов все чаще и чаще стал получать разного рода задания репортерского плана. Все это было не очень обременительно, пока не случилось то, что случилось. Однажды прогуливаясь по западному мосту через железнодорожную трассу, жена не сказав ни слова, бросилась под грохочущий внизу поезд…

— Иван… — Аклепов, вцепился в рукав плаща Ивана, — заключая сделку с совестью… всегда… терпишь поражение. Я знаю… мне не попасть… в рай… но, возможно, мой поступок… зачтется… И еще… Рыцарь, благослови… меня.

— Иди с миром, божий человек, — произнес Иван первое, что пришло ему в голову, потому что никогда раньше никого не благословлял и понятия не имел, что там говорить надо.

Пальцы Аклепова ослабли, рука ударилась об асфальт. Тихо подошел Гусаров. Иван оглянулся на него, сказал не громко:

— Ты хотел знать, кто такой Аклепов. Вот он.

— Пуля в грудь, две в живот. Странно, что он так долго протянул, — задумчиво сказал Гусаров. — Он нам здорово помог, но сейчас надо уносить ноги. Я знаю, куда они поехали.

Иван провел пальцами по векам Аклепова, сказал про себя «прощай», и поднялся.

Глава XX

Двуликий стоял неподвижно и пристально смотрел в глаза господину Вульфу. В помещении было сумрачно, только настенный канделябр тихо светился тремя горящими свечами. По лицу Двуликого волнами пробегали сине-зеленные полосы.

Вульф знал, что формально его действия верны, следовательно, придраться не к чему, но кара Двуликого могла обрушиться на него, невзирая на это. Двуликий был в ярости, и это вызывало у господина Вульфа маленькое сладкое злорадство и большой черный страх.

— Вы же не дали мне инструкций насчет э-э-э… этого Аклепова, — наконец извиняющимся тоном произнес господин Вульф.

Двуликий молчал еще минуту, потом очень ровно сказал:

— Помнится, я предупреждал вас, что действовать придется творчески. Очевидно, либо вы меня не внимательно слушали, либо по каким-то причинам сознательно проигнорировали мои рекомендации. В обоих случаях это говорит о том, что вы, возможно, не соответствуете занимаемой должности.

У оборотня передернулось лицо.

— Но господин Янус!.. — начал было Вульф.

— Заткнись!!! — вдруг взревел Двуликий. — Ты очень скоро сообразил, что Аклепов мой агент… был. И я скажу тебе, очень ценный агент, талантливый. Мы потеряли его из-за твоего бездействия! Потеряли глупо и нерационально!

— Господин Янус, но он сам искал смерти…

— И ты позволил этому случиться!

Полосы на лице Двуликого исчезли, его кожа стала матово белой, а глаза черными, как антрацит. Он пожевал губами, сложил на груди руки и медленно двинулся вдоль комнаты.

— Ваше мелкое злорадство, господин Вульф, — уже спокойнее продолжил Двуликий, — не позволяет вам увидеть всю картину в целом. А картина эта такова: Аклепов совершил акт самопожертвования, и мало того, что мы потеряли ценного агента, так мы еще лишились его души. То есть мы ее заполучили все равно, но поступок Аклепова свел энергетическую ценность своей души практически к нулю. И это не самое страшное. Он успел написать и сдать в редакцию свою последнюю статью. В данный момент она уже печатается, и утром ее прочитают жители города. Эта статья называется «Сколько стоит твоя душа?», и в ней мелькают такие фразы, как: «Бесполезно ждать конца света, потому что он происходит постоянно со времен грехопадения», «Все прекрасно знают, насколько коррумпированы структуры власти, но истинные корни той коррупции для многих остаются неизвестны», «Не ждите, что Иван спасет ваши души — никто кроме вас самих сделать это не в состоянии»! И все в таком духе.

Двуликий замолчал. Господин Вульф выдержал паузу, потом осторожно спросил:

— Но-о… насколько я понял, сама по себе статья ведь не противоречит нашему курсу?..

— Вульф, кретин вы эдакий, статья противоречит нашему курсу полностью! Вы не понимаете психологию людей, а она такова: подвиги героя вызывают в душах людей резонанс, люди тянутся за эталоном и хотят быть на него похожи, но если им тыкать в лицо, что они дерьмо и жизнь их — суть никчемное прозябание, они ополчаются на автора подобных высказываний и не более. Аклепов это понимал, говоря проще, он сознательно сломал нам всю пропаганду!

— О! — тихо удивился господин Вульф, немного помолчал, потом спросил осторожно, — а разве мы не может изъять тираж статьи?

— Поздно. Слишком много нейтральных людей знают о ней. Мы не можем устранить такое количество невинного народа так, чтобы это не вызвало интереса у Небесных. А это нам совсем ни к чему.

— И-и… что же делать?

Двуликий замер и пристально посмотрел на господина Вульфа.

— Принимать решительные меры, пока хоть что-то еще можно извлечь из ситуации, — наконец ответил Двуликий. — Мне нужны все: Иван, его жена и маленькая принцесса.

Господин Вульф проглотил ком в горле.

— Иван… с ним понятно, — сказал господин Вульф, — но Василиса и ее дочь… как же ведьма и Леший?

— Они могущественны, но не всесильны, — отрезал Двуликий. — Это, в конце концов, ваша работа, Вульф. Сделайте так, чтобы они не смогли вмешаться. И вот еще что, я настаиваю, чтобы эти операции вы возглавили лично. Нам ошибки и промахи больше не нужны!

— Может быть… — осторожно предложил господин Вульф, — вызовем даму с косой?

Двуликий сложил губы в презрительной ухмылке.

— Где ваша профессиональная гордость, Вульф? — произнес он пренебрежительно, выдержал паузу, потом добавил, — к тому же у нее сейчас работы хватает на ближнем востоке. Так что берите свою задницу в свои руки и тащите ее в город.

— Слушаюсь, господин Янус.

— Выполняйте!

Господин Вульф поклонился и исчез.

Гусаров уверенно вел машину по ночному городу.

— Если Адгиз у себя в Борках соберет всех, там может быть человек шестьдесят, — рассказывал он Ивану. — У него за городом трехэтажный особняк, сигнализация и системы наблюдения — камеры каждые двадцать метров и внутри и по периметру забора. Во дворе свора доберманов. У охраны стволы вплоть до автоматов.

Иван едва заметно кивнул.

— Филипп проберется через крышу и отвлечет их внимание, — рассеяно ответил он.

— Что-то не так? — спросил господин Гусаров, покосившись на Ивана.

Иван ответил не сразу, он сидел и прислушивался к своим ощущениям.

— Как тебя зовут? — вдруг спросил Иван.

— Семён.

— Семён… Я чую беду, Семён, — тихо произнес Иван.

Гусаров снова посмотрел на него.

— Ну да, будет жарко…

— Я не про это, — прервал его Иван и оглянулся я на Филиппа. Тот сидел на заднем сиденье и внимательно смотрел на Ивана. — Ты чуешь что-нибудь?

Филипп помолчал немного, потом ответил неторопливо:

— Иван, как бы искусно ты не обращался с мечом, предотвратить некоторые события тебе не по силам.

— О чем он говорит? — спросил Гусаров Ивана.

— О том, что все мы умрем.

Гусаров неопределенно пожал плечами.

— Какая бы ни была красивая сказка, рано или поздно она заканчивается, а следом приходит реальность. А в реальности смерть уносит жизни, и никто уже не возвращается… — задумчиво продолжил Иван. — Ты боишься умереть, Семен?

— Я об этом не думаю. В моем представлении главное как ты умираешь, потому как рано или поздно умирают все.

— Ну да, бусидо, верно? — подал голос Филипп. — Просто честь, идея даже не нужна.

— Любая идея — иллюзия. Я не революционер, чтобы умирать за иллюзии, — ответил господин Гусаров. — Ты не очень то приемлешь восточные мировоззрения, да? Но даже в европейских умах рождались подобные мысли. Старик Фридрих, например, как-то сказал: суть существования мужчины уйти на войну и там погибнуть. Разве это не тоже самое?

— Ты умалчиваешь о второй половине этого высказывания, — невозмутимо ответил Филипп. — Суть существования женщины ждать мужчину и лить по нему слезы. И именно эта вторая половина наполняет смыслом первую. Тебя кто-нибудь ждет, Семён?

Гусаров неопределенно качнул головой. Толи его никто не ждал, толи для него это не имело значения. Он ответил:

— Я просто возвращаю долг.

— А меня ждут… — сказал Иван. — Меня ждут, и беда близко…

— Ближе, чем ты думаешь, — заверил Филипп. — Так что надо торопиться.

— Да. Надо заканчивать быстрее и возвращаться.

Гусаров остановил машину.

Капитан Таль стоял посреди дороги между двумя барами и, медленно поворачиваясь, обозревал последствия резни. Трупы были повсюду. Лужи крови покрывали летние площадки кафе и стекали с тротуаров на проезжую часть.

«Черт, — думал капитан, — прямо поле брани. Как какое-нибудь Бородино, или Ледовое побоище…»

— Володя, — позвал он.

Лейтенант неуверенно подошел.

— Скорую вызвали, экспертов тоже, — доложил он глухо. — Господи, такого я еще не видел…

— Сколько?

— Двадцать два… Господи! Двадцать два трупа!

— Ефимов! — крикнул Сергей Леонидович. — Выясни насчет персонала обоих кафе.

— Есть.

— Бакулин, что у тебя?

— Те, что снаружи убиты огнестрельным оружием. Те, что внутри — все тот же меч и кинжал. Живых нет. Стрелявший, скорее всего, сидел на той крыше, потом спустился и вел огонь из-за того дома. Либо за домом находился еще один снайпер. Это предварительное заключение, товарищ капитан. Точнее пока сказать не могу.

«Значит, у нашего Ивана появился помощник, — отрешенно подумал капитан Таль. — А мы… мы опоздали… Мы опять опоздали…»

И вдруг с какой-то твердой уверенностью Сергей Леонидович осознал, что он никогда не догонит Ивана. Что арестовать Рыцаря, как о нем пишет в газете таинственный Н. Аклепов, попросту невозможно, хотя теперь капитан Таль знал, где его искать.

— Володя, — обратился он к подчиненному. — Твой человек у резиденции Адгиза все еще на месте?

— Так точно.

— Отпусти его. А мы… Мы с тобой его сменим.

Лейтенант озадаченно посмотрел на капитана, потом достал рацию.

— Ефимов, — позвал капитан. — Я с Донцовым уезжаю. Заканчивайте тут без нас.

— Понял.

— Если выяснишь что-нибудь полезное, сразу свяжись со мной. Поехали Володя, у нас намечается интересная ночь. Убийственно интересная.

На фоне ночной густоты особняк выглядел, словно сияющий пароход. Весь периметр забора и само здание освещали галогенные прожекторы. Снопы белого света прочерчивали пространство двора во всех направлениях.

— Когда начнется переполох, — объяснял Иван свой план одиночке, — на территории останется минимум людей. Мне надо, чтобы ты снял их.

Гусаров кивнул.

Во дворе было восемь человек. Двое стояли у парадной двери, остальные ходили вдоль периметра забора.

— Я залезу на то дерево, оттуда мне будет виден почти весь двор, — сказал Гусаров. — Когда ты войдешь в здание, я займу позицию уже во дворе. Ты про собак не забыл?

— Помню. Я займусь ими.

— Хорошо. Я пошел.

Спустя пятнадцать минут раздался взрыв. Два окна третьего этажа брызнули осколками стекла, следом сквозь оконные проемы повалил густой белый дым. Охрана, циркулирующая у забора, подтянулись ко входу, трое зашли внутрь, остальные оглядывались по сторонам, сопровождая свой взгляд стволами автоматов. Спустя секунду один за другим прозвучали четыре приглушенных хлопка. Четверо охранников упали, оставшийся выстрелил короткой очередью, но в следующий момент его откинуло, он выронил оружие и медленно сполз по стене. Иван в один прыжок перемахнул забор, откатился за куст и огляделся. На третьем этаже из комнаты с выбитыми окнами раздавалась ругань и возня.

Иван достал меч и короткими перебежками, прячась за кустами и деревьями, направился к центральному входу. Спустя десять секунд он увидел собак. Они медленно вышли из-за дома и уставились на Ивана.

— Спокойно, мальчики, — тихо сказал Иван, в упор рассматривая псов. — Спокойно... Я вас не трону. Уходите…

Доберманы попятились, пряча глаза и ворочая головой, жалобно заскулили.

— Вот и молодцы.

В следующие десять секунд Иван преодолел оставшееся расстояние до двери, и приложил к стене ухо. Изнутри доносилась едва различимая суета. Иван медленно протянул руку и дернул на себя дверь. В ту же секунду наружу вырвался ураган выстрелов. Пули рвали дверное полотно, крошили камень откосов. Иван не шевелился, все свое чутье он обратил внутрь помещения. Там было восемь человек, и в каждом из них Иван чувствовал страх и отчаянье. То отчаянье, которое заставляет людей драться до конца.

— Если кто-то хочет уйти, я его не трону, — сказал Иван громко. — Просто бросайте оружие и уходите!

В ответ последовала тишина. Она длилась несколько секунд, Иван прямо видел, как бандиты затравленно переглядываются. Следом раздались щелчки перезаряжающихся автоматов.

«Что ж… Это ваш выбор», — подумал Иван.

Он выждал несколько секунд, потом перевел взгляд на дерево, где прятался Гусаров, и указал ему рукой на окно. Через секунду пуля разбила стекло, а Иван прильнул к стене, пытаясь определить, что происходит внутри. Два человека бросились проверять комнату, где только что звякнуло стекло, остальные крутили головами, не зная, откуда ждать угрозу. По ступеням с третьего этажа спускалось еще двенадцать воинов. Ждать дальше было нельзя. Иван крепче сжал меч и в прыжке вкатился внутрь. В туже секунду Гусаров открыл огонь по всем уцелевшим окнам. Звон бьющегося стекла дезориентировал бандитов. Это дало Ивану каплю преимущества. Он носился среди противников словно молния, не позволяя себе больше одного удара мечом на человека. Не раздалось ни одного выстрела — бандиты падали раньше, чем успевали сообразить, что же именно происходит.

Иван больше не ощущал происходящее, как обычный жизненный процесс. Он больше не ощущал смену событий, как обычный человек. Он превратился в машину, некое существо, единственной целью которого было найти и уничтожить врага. Он чувствовал противника за стеной, в других комнатах, на кухне, в подвалах. Он чувствовал их настроения, эмоции и желания. Все до мельчайшего оттенка, даже то, что они еще не оформили в конкретную мысль, о чем только хотели подумать, что собирались сделать. Его мозг принимал информацию от всех органов чувств сразу и инстинкта хищника в первую очередь, анализировал ее и тут же посылал импульсы мускулам. Те сокращались с невероятной скорость, меч рассекал воздух, и противники падали, словно срубленные деревья. Шесть человек упали в холле, два в комнате по соседству, двенадцать услали лестницу на второй этаж, восемь в коридоре второго этажа…

Иван чуял надвигающуюся беду. Она толкала его вперед, он чувствовал, он знал, что должен успеть, и эти бандиты были ему преградой. Он не воевал, он преодолевал барьер, устранял помеху, которая мешала ему броситься на встречу чему-то страшному, неотвратимому и решающему. И самое ужасное — беда должна была случиться не с ним, но с близкими ему людьми, и это заставляло его мышцы сокращаться еще быстрее…

Господин Гусаров тенью прошмыгнул в коридор. Окинул беглым взглядом трупы, отметил про себя, что Иван — не человек, а машина уничтожения, и медленно двинулся вверх по лестнице. Он нашел Ивана на третьем этаже. Тот стоял, прислонившись спиной к стене, его ладони, покрытые пятнами крови, покоились на рукояти меча, упертого острием в пол. Глаза Ивана были закрыты, но он не выглядел уставшим или решившим передохнуть, — его дыхание было ровным, а лицо, почти черное от крови поверженных врагов, ничего не выражало. Филипп сидел рядом, держа в лапе окровавленный кинжал, и внимательно осматривая коридор по обе стороны. Его шерсть слиплась в бурые сосульки, но в полумраке помещения было не понятно ранен он, или это чужая кровь. Филипп едва заметно кивнул одиночке и перевел взгляд в противоположную сторону коридора.

— Все в порядке? — тихо спросил Иван, не открывая глаз.

— Вроде да… — ответил господин Гусаров немного озадаченный поведением Ивана.

— Хорошо… Там большой холл, что-то типа конференц-зала, — Иван кивнул в сторону двери. — Они там все. Те, кто остался. Двадцать один человек. Ствол на каждые пол метра.

— И… что мы будем делать?

— Просто войдем… — Иван открыл глаза, и господин Гусаров отшатнулся. На него смотрели глаза не человека. На скользко-белых яблоках зияли черными дырами два зрачка. В этих глазах не было жизни. В них была одна смерть… — Семён, уходи. — Иван моргнул и его взгляд стал обычным, зрачки сузились до нормальных размеров, и все потустороннее ушло, испарилось. — Ты сделал больше, чем должен был, даже по твоим законам чести. Просто разворачивайся и уходи.

Господин Гусаров немигая смотрел в глаза Ивану и думал, что лучшей смерти, чем рядом с таким самураем ему никогда не сыскать. И еще он думал, что Иван силен не тем, что мастерски владеет мечом, а своей идеей, которую ему, Гусарову, до конца не понять, хоть проживи еще три сотни лет. И еще он думал, что какова бы не была та идея, Иван идет против настоящего зла, исконного, первоприродного. А стало быть, не зря его называют Рыцарь…

«Если бы он был царем, я бы служил ему всю свою жизнь…» — подумал господин Гусаров, приходя в недоумение от собственной мысли.

И еще теперь господин Гусаров знал, что здесь рядом с Иваном он находится не потому, что этого требовала его честь, или законы бусидо, которым он так долго следовал, а потому что Иван и его странный товарищ, наконец, давали ему настоящий смыл существования, тот смысл, который он никогда бы не смог найти самостоятельно. Господин Гусаров всегда был готов умереть, отстаивая честь, но рядом с Иваном он готов был на большее…

— Я остаюсь, — твердо сказал он и проверил обойму своей Беретты.

Иван смотрел на него несколько секунд, потом кивнул.

— Ладно, ты свое решение принял, — сказал он ровно. — Ну что ж… все готовы? Филипп, гаси свет…

Как только освещение померкло, Иван проскользнул внутрь. Филипп исчез вслед за ним. Господин Гусаров, чуть замешкал, но когда из-за стены донесся первый вскрик, он ворвался внутрь. В ту же секунду застрекотали автоматы. Очереди высвечивали неясные контуры, выхватывали на доли секунды перекошенные от ужаса небритые лица, вырывали из стен фонтанчики штукатурки, резали по ушам. Гусаров ориентировался по этим вспышкам, наводил ствол пистолета и плавно спускал курок. Он не был уверен на сто процентов, что его выстрелы достигают цели, но там, куда он стрелял, автоматы замолкали, и Гусаров переводил ствол на следующую цель.

Иван замер всего на одно мгновение, когда понял, что в этой комнате угрозы больше нет. Он прыгнул к двери, ведущей в дальнее помещение, распахнул ее и тут же отошел в сторону. Сквозь дверной проем вместе с плотным потоком света, с глухим треском пронеслись семь быстрых пуль. Кто-то тихо вскрикнул, потом послышался звук перезаряжаемого оружия. Иван влетел в комнату в тот самый миг, когда Адгиз подымал пистолет. Семь патронов в обойме были готовы к использованию и просто ждали возможности освободить пулю от гильзы и принести смерть. Ствол поднимался, из него плавно вытекала и тянулась вверх тонкая сизая струйка. Адгиз смотрел в глаза бегущему на него Ивану и понимал, что не успеет… Иван опустил меч сверху вниз, разрубив голову Адгиза, словно спелый арбуз. Тот стоял еще одно мгновение, потом сделал шаг назад и завалился на спину. Его голова ударилась об пол, и из разрубленных половинок вывалилась светло серая масса. Адгиз дергался в конвульсиях, а его освобожденный мозг тихо тонул в расплывающейся луже крови.

Иван стоял неподвижно над телом до тех пор, пока к нему не подошел Филипп.

— Иван, — тихо позвал тот, — одиночка умирает.

Иван перевел взгляд на Филиппа, потом тряхнул головой и оглянулся.

— Включи там свет, — тихо попросил он и медленно двинулся из комнаты.

Гусаров лежал на спине и хватал ртом воздух. При каждом выдохе из уголков его рта вырывалась струйки алой пены. Он был бледен, дрожал, и его лоб покрывала испарина.

— Так вот… — прошептал он, когда Иван присел рядом с ним на корточки.

Иван расстегнул на нем жилет и с пол минуты изучал раны. У Гусарова было прострелено на вылет легкое и пробита печень.

— Что, дело дрянь? — спросил Семён сквозь грудное сипение.

Иван едва заметно кивнул.

— Ну и… ладно… — Гусаров попытался улыбнуться, и его лицо перекосило в гримасу, потом схватил трясущейся рукой Ивана за рукав и начал возбужденно, — Иван… я знаю… Ты сильный… мудрый, беспощадный и… справедливый … ты — дракон!.. Пусть… твои боги… тебе помогут…

Иван смотрел в лицо умирающему и не знал, что ему на это ответить.

— А сейчас… оставь меня… мне надо… приготовиться…

Иван поднялся. Филипп положил лапу на лоб господина Гусарова, произнес тихо:

— Будь покоен, брат. Валькирии придут за тобой. Твое место среди великих воинов.

Семён скосил на Филиппа глаза, кивнул ему, потом перевел взгляд на Ивана, сказал еле слышно:

— Я знаю… меня ждет ад… но ты ведь туда… придешь, да? Когда ты там… будешь… можешь на меня… рассчитывать… А сейчас… уходите… идите…

Иван поднялся.

— Прощай, Семен, — сказал он.

— Прощайте…

Глава XXI

— Иван, прежде чем мы покинем этот мавзолей геройски павших ублюдков, я должен тебе кое-что рассказать, — очень серьезно произнес Филипп.

— У нас нет времени, — ответил Иван, спускаясь по ступеням.

— У тебя времени уже и не будет. Остановись и послушай. Это важно.

Иван оглянулся на Филиппа, тяжело вздохнул, опустился на ступеньку лестницы.

— Ну?

Филипп притулил задницу рядом с Иваном, пошевелил усами, начал наконец:

— Помнишь, я тебе говорил, что мой род проистекает из древнего Египта?

Иван кивнул.

— Так вот — трёп это. Родился я самым что ни на есть человеком. И случилось это в Иерусалиме, в год, когда Годфруа Булонский отдал богу душу. Он и был моим папашей. За год до своей смерти этот крестоносец обрюхатил красивую, но бедную арабскую дуру, коей была моя маманя. Никакого наследства он мне не оставил, матушка только меч сберегла. Вот с этим мечом в возрасте пятнадцати лет я и пошел по миру добро защищать. Но суть не в этом. Спустя десять лет скитаний в одном из ущелий Ассамских гор я повстречал старого мудреца, который называл сам себя Мадхва. Дед был настолько древний, что и сам не знал, сколько ему лет. Я осел у него на четыре года, изучая премудрости медитаций и всяких мантр. Но помимо тех упражнений, старик рассказывал мне всякую космогоническую чушь, разобраться в которой было не под силу моим извилинам. К тому же я вполне серьезно допускал, что у старика местами откровенный маразм проступает. Когда я впервые вывалился на берег, я чуть с ума не спятил от ужаса, но так и не удосужился вникнуть в суть мировоззрения старца. К сожалению. Ну, теперь уже поздно слюни пускать. Так и получилось, что я научился кое-каким магическим приёмам, совершенно не понимая механизма их работы. А потом, когда буйные туземцы Цейлона нашпиговали меня тупыми копьями, пришлось спешно покинуть тело. Понимаешь, на берегу можно сидеть неограниченно долго, потому что времени там нет. Кажется, что ты задумался всего на секунду, а в одном из течений может пройти пятьдесят лет. Когда туземцы глумились над моим телом, я сидел на берегу не долго — моя психика была на взводе, потому я вывалился назад в первое, что подвернулось — в слона.

Филипп сделал паузу, Иван пристально смотрел ему в глаза.

— Я думал, ты меня уже ничем не удивишь, — сказал Иван, впрочем, не слишком удивленно.

— С тех пор кем я только не был, — продолжил Филипп. — Бенгальским тигром, шимпанзе, медведем, бегемотом, орлом даже, и еще кучей всякой живности.

— Почему не человеком?

— Как-то не этично у разумного существа отнимать ни с того ни с сего тело, не кажется?.. В каких частях планеты я только не побывал, пока не повстречал ведьму с Лешим в вашем лесу.

— Я понял, — сказал Иван после паузы. — Они не могут тебя убить, ты это хотел сказать?

Филипп кивнул.

— Что ж, замечательно, — сказал Иван, подымаясь. — А теперь пошли.

«И сегодня они это сделают», — вдруг дошел до Ивана подтекст Филиппового рассказа. Он замер и пристально посмотрел на кота, но Филипп смотрел в другую сторону и подыматься не собирался.

— Это еще не все, — сказал кот, потом перевел взгляд на Ивана и заглянул ему в глаза. — Там, прошло уже три года, а это значит, что твоя дочь умеет ходить, а может и говорит уже.

Иван оторопел.

— Какая дочь? Чья дочь?! — наконец обрел он дар речи.

— Василиса родила тебе дочь. Маленькую принцессу…

Не говоря больше ни слова, Иван скорым шагом направился к выходу.

Господин Вульф стоял посреди дороги, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Его плечи покрывал длинный плащ, завязанный через плечо шелковым шнурком. Из-под подола плаща выглядывали и стреляли бликами носки лакированных сапог.

Господин Вульф любил ощущение надвигающейся битвы. Это чувство будоражило в нем кровь, просветляло сознание, предвещало усладу насилия. В приказе черным по красному было написано: доставить Рыцаря в штаб, и только при невозможности осуществления оного — уничтожить. Но Вульф прекрасно понимал, что доставить Ивана живого к месту назначения невозможно, и даже проверить такой вариант господин Вульф не собирался. К тому же Филипп по-прежнему представлял из себя серьезную угрозу, с которой приходилось считаться.

Капитан Таль медленно поднимался по ступеням особняка, аккуратно переступая трупы. Коридор второго этажа был пустой, и Сергей Леонидович, бегло окинув его взглядом, поднялся на третий этаж. Створки двери в конференц-зал выглядели, как решето. Было понятно, что изнутри палили сразу из нескольких стволов. Сергей Леонидович зашел внутрь и остановился.

— Товарищ капитан, — послышался запаханный голос Донского из коридора.

— Тут я.

Лейтенант вошел в помещение и замер.

— О господи… и тут… — тихо произнес он.

— Что у нас, Володя?

— Живых нет. За домом только собак обнаружил… Забились в углу и скулят. Напуганы чем-то…

Капитан Таль пересек помещение, вошел в дальнюю комнату и присел возле трупа с рассеченной головой.

— С Адгизом покончено… — констатировал он отрешенно. — Вызывай... кого-нибудь…

— Ага… — лейтенант стоял позади Сергея Леонидовича и широко раскрытыми глазами смотрел на раскроенный череп. — Господи… он же голову, словно арбуз вскрыл…

Капитан Таль поднялся, отошел в дальний угол комнаты, тяжело опустился в кресло.

— Володя, дай сигарету, — попросил он.

— Вы же не курите…

— Дай.

Капитан Таль вдыхал едкий дым дешевой сигареты, и думал, что Иван не от мира сего. Он думал, что Иван попросту не может быть соплеменником человечества. И не потому, что рядом с ним разгуливает кот с кинжалом в лапах, а сам он вытворяет совершенно невозможные и ужасные для человека вещи. Нет, не поэтому. Капитан Таль убивал людей. Убивал бандитов, преступников, которые заслуживали смерти. Разум капитана Таля, его совесть и мораль позволяли ему это делать. Но дело было вовсе не в конфликтах совести и закона, которому капитан Таль служил. Дело было в том, что после каждого акта возмездия, после каждого убийства очередного мерзавца, Сергей Леонидович ощущал опустошенность. Что-то обрывалось у него внутри, вырывало с корнем очередной якорь, и душа медленно погружалась в черную бездну.

Как-то на улице беззубая старуха протянула Сергею Леонидовичу одрябшую ладонь. Она сказала: «Помоги чем можешь, добрый человек», и Сергей Леонидович шарахнулся в сторону. Потом вернулся, дал старухе купюру и спешно ушел. Да, капитан Таль знал — слово «добро» с ним больше не связано. Это слово больше не имело в его существовании никакого смысла. Оно осталось отголоском, отблеском того Сергея, который существовал много лет назад, теперь совершенно незнакомого и чужого человека. Случайная пуля оборвала жизнь женщины, которую он любил больше жизни. Спасаясь от боли и ужаса утраты, он погрузился в трясину ненависти и желания возмездия. И боль действительно уходила. Каждый раз, когда он отправлял к праотцам очередного преступника, боль притуплялась, но на ее место не приходило спокойствие и, тем более, умиротворенность. Только пустота… Сергей Леонидович вдруг четко осознал, что все последние девять лет он отчаянно путал справедливость и месть.

Пепел истлевшей сигареты упал капитану на колено.

— Сергей Леонидович, вы в порядке?.. — озадаченно спросил Донской.

Капитан поднял на подчиненного глаза, потом перевел взгляд на фильтр, зажатый между пальцами. Тот уже не дымился.

«Десятки изрубленных трупов… — думалось Сергею Леонидовичу. — Мне понадобился весь этот ужас, чтобы, наконец, понять себя самого. Даже не понять, а набраться смелости сказать себе правду… Там, где я пытался сделать пару робких шагов, Иван идет размашисто и уверенно, не оглядываясь назад, не задумываясь, куда ведет этот путь, и правильно ли то, что он делает. В какие же глубины отчаяния и боли должен был опуститься этот человек, что стать способным на такое?!»

Капитан Таль неподвижно сидел в кресле, смотрел сквозь лейтенанта, вгоняя того в ощущение сильного дискомфорта, и крепнул в уверенности, что ни одному существу на земле не дано вынести столько отчаяния. Если только это существо не имеет связи на небе… или под землей…

Луна светила Ивану в спину с силой галогенного прожектора. Было абсолютно тихо, звуки вязли в пространстве, рассеивались без остатка, без отголосков эха. В этой кромешной тишине Иван не мог различить даже звука собственных шагов.

Иван прислушивался к себе и понимал, что такое же безграничное и вязкое ничто заполняет его душу. Ему казалось, что он проваливается внутрь себя, словно в бездонную пропасть, медленно и плавно опускается все ниже и ниже, но никак и не может достичь дна.

«Это смерть, или отчаянье?»

Иван остановился и посмотрел на Филиппа.

— Я ничего не слышу… — сказал он, но слова растаяли раньше, чем Иван закрыл рот.

Филипп понимающе кивнул.

«Звуков нет. Так бывает, когда время сильно замедляет ход», — направил он Ивану мысль.

«Мы что, можем общаться мыслями?»

«Всегда могли, просто это было не нужно».

«Ясно».

«Иван, нечисть повсюду. Со всех сторон».

«Я знаю».

В пятидесяти шагах дальше по дороге стоял и смотрел на Ивана господин Вульф. Луна светила оборотню прямо в лицо, рисуя на бледной коже узкие черные прорези глаз, острый как лезвие нос, перекошенные в ухмылке губы.

Серо-матовая в свете луны дорога и стоящий на ней, словно телеграфный столб, монументальный воин Низов — это было единственное, что осталось от призрачной реальности, что возможно было донести до сознания через зрительный образ. Больше ничего. Все забрала, все потушила махрово-черная ночь.

«Меня зовут Вульф», — направил господин Вульф Ивану мысленное послание.

«Да хоть тюлень», — равнодушно отозвался тот.

«Э-э… Твоя жена и дочь у нас, Рыцарь, — продолжил господин Вульф с легким замешательством. — С ними ничего не случится, если ты э-э… сдашь оружие и проследуешь со мной».

«Похищение людей — тягчайшее преступление», — очень спокойно ответил Иван. Он не был удивлен. Беда была неизбежна, и она случилась. Иван был готов услышать что-то подобное.

«Позвонишь в милицию? Вызовешь ОМОН? Или э-э-э… обратишься в отдел борьбы с терроризмом?» — лицо господина Вульфа приняло выражение надменного превосходства, мысль приобрела былую твердость.

Иван достал меч и направил острее в сторону господина Вульфа.

«Лучше сразу к Небесным, но неохота их такой ерундой беспокоить», — мрачно ответствовал Иван.

Верхняя губа господина Вульфа дернулась, он резко откинул плаща и поднял руки.

«Взя-а-а-а-а-ть!»

В ту же секунду тьма со всех сторон зашевелилась тысячами угловатых крыльев.

«А-а! мышки-кровососы!» — пронеслась в пространстве радостная мысль Филиппа.

Иван рубил перед собой, сверху, сзади, слева и справа. Меч увязал в густом, словно тесто, пространстве, но Иван не позволял себе расслабиться и вкладывал в оружие всю силу, всего себя.

«Моя дочь!..»

Двигаясь с неимоверной скоростью, Свагор создавал смертоносный барьер, соприкасаясь с которым нечисть превращалась в клаптики изрубленной плоти и в то же мгновение разлеталась в стороны, возвращалась в ночь. Отовсюду черные воды тысяч кровососов стекались к Ивану, накатывались волна за волной, бросались очертя голову и просачивались в лазейки но, достигнув границы дозволенного той мясорубки, брызгали в стороны липкой сукровицей и парующей плотью ложились Ивану под ноги.

«Моя дочь, моя принцесса!..»

Безмолвное пространство наполнялось сладковатым запахом остывающих тел, становясь еще гуще и еще молчаливее. Свагор выскакивал то тут то там из черной массы всего на мгновение, вспыхивал жидким серебром и снова исчезал…

«А мышата того… закончились», — вдруг услышал Иван мысль Филиппа и следом понял, что атака прекратилось. Он медленно оглянулся по сторонам.

Холмы темных крылатых телец плотно укрывали дорогу на несколько метров вокруг. Иван выбрался из этого месива на чистый участок дороги и оглянулся на Филиппа. Тот ковылял следом, расшвыривая лапами трупы летучих мышей, попадающиеся ему на пути. Левая передняя лапа безвольно висела вдоль тела.

«Ты ранен?» — спросил Иван.

«Ерунда. Царапина».

Филипп подошел к Ивану, и устало оперся кинжалом о землю.

«Это еще не конец…» — послышалась мысль Филиппа.

Иван оглянулся на Вульфа — тот по-прежнему возвышался над дорогой, словно мраморная колонна. Лицо оборотня выражало злорадство и удовольствие.

«Вот они…»

Со всех сторон тьма запрыгала бледно-желтыми огоньками.

«Что ж, Рыцарь, пора э-э-э… заканчивать!» — с издевкой подумал господин Вульф.

Следом его лицо дернулась, вытягивая вперед нижнюю челюсть, из-под губ показались матово-белые клыки. Зрачки вспыхнули холодным желтым пламенем. Кисти рук удлинились, покрылись густой шерстью, а холенные ногти вытянулись в трехдюймовые кинжалы. Оборотень присел на задние лапы и вдруг, словно распрямившаяся тугая пружина, метнулся к Ивану. В то же мгновение волчьи стаи кинулись в атаку.

«Я тебя прикрою. Мочи упыря!» — пронеслась решительная мысль Филиппа.

Из разинутой пасти оборотня промеж клыков свисал узкий и скользкий язык. Вульф летел на Ивана, вытянув вперед кинжалы левой лапы и замахиваясь для удара когтями-ножами другой. Его глаза, желто-оранжевые, с зрачками сужеными в точки, светили, словно шахтерские фонари. Иван увернулся от удара, и тут же снизу верх вспорол мечом воздух. Острый нос Свагора чиркнул грудь оборотня, разрезал шнур плаща. Вульф отпрыгнул назад, косой порез на его груди затягивался на глазах. Плащ, словно, огромное черное перо, медленно опускался на землю. За спиной Ивана Филипп рвал и резал волчьи шкуры.

Оборотень выказывал реакцию чемпиона мира по фехтованию. Он ловко уворачивался от Ивановых выпадов, а его когти мелькали со скоростью, не меньшей, чем удары Свагора. Иван дрался с остервенением раненного тигра. Он готов был выпрыгнуть из собственной кожи, если бы это дало ему хоть каплю преимущества. Но чтобы он не делал, баланс сил оставался прежним. Что-то висело над сознанием Ивана, застилая ему восприятие, не позволяя почувствовать врага каждой частичкой своего тела.

«Василиса…»

Было по-прежнему безумно тихо. Динамика происходящего не стыковалась с этой всепоглощающей тишиной, не укладывалась в сознании, шла с ним в разрез. Тишина давила так, что звенело в ушах.

«Моя дочь… в лапах нечисти!.. Бо-о-же-е!!!»

И вдруг Иван осознал, что каждая клетка его тела, весь он от кончиков пальцев ног до последней волосинки на голове насыщен отчаяньем. Этим черным, густым и дурманящим чувством. Больше ничего не было, ничего не осталось. Иван смотрел в себя и видел кипящий и лопающийся вязкими пузырями ужас, и понимал — все, что когда-то определяло его, как человека, как представителя людской расы, исчезает. Перекошенный рот заорал немым воплем, Иван поднял меч и бросился на оборотня. Невесть откуда взялись резервные силы, зрение обострилось, чутье прыгнуло в гору. Зрачки его глаз сузились в крохотные точки, а роговицы вспыхнули желто-оранжевым светом…

Четыре кинжала в одно движение располосовали плащ и пиджак, вскрыли кожу до самых ребер, но в то же мгновение Свагор опустился оборотню на плечо, отрубив руку, словно сухую ветку. Вульф застыл всего на мгновение, его рука отвалилась и гулко ударила о землю, подняв облачко серой пыли, но этого было достаточно — Свагор вошел оборотню в грудь и Иван почувствовал, как в лезвие отдаются последние удары сердца. Господин Вульф висел на мече, его лицо вернуло себе человеческое обличие, и с изумлением смотрел в глаза Рыцаря. Иван выдернул меч и рубанул оборотня по шее.

В туже секунду, с мягким толчком в грудь, в сердце, в сознание, вернулось время. Голова оборотня глухо стукнулась о землю, тяжело осело тело.

Черта трясло, как от сильного озноба. Он прятался за одиноким деревом и широко раскрытыми глазами следил за битвой. Его челюсть предательски отвисла, горло пересохло, уши прижались к голове... И когда меч Ивана отрубил господину Вульфу голову, Черт не выдержал — он развернулся и что было мочи, припустил в сторону леса.

Иван медленно обернулся. Он чувствовал колоссальную усталость. Его руки дрожали, он едва держал меч. В глазах плыли красные пятна.

Черная масса волчьих трупов тлела, испуская едкую копоть. Ветер подхватывал пепел и уносил в ночь. Не было никого, от нечисти не осталось и следа.

Филипп лежал на дороге в десяти метрах от Ивана. Его шея была разодрана в клочья, по спине шли черные борозды. Кожаные ножны превратились в лохмотья. Передняя правая лапа сжимала окровавленный кинжал. Иван медленно подошел, опустился на колени. Он смотрел на разорванное тело Филиппа и ничего не чувствовал, только с его глаз, обычных человеческих глаз, неторопливо текли крупные слезы, капая на землю, они прожигали грунт.

Глава XXII

От ворот особняка дорога с идеальным асфальтовым покрытием убегала метров на пятьдесят, потом сворачивала на восток в сторону города. На этом изгибе к ней примыкала проселочная неприметная колея, ведущая на северо-запад в сторону леса.

Капитан Таль стоял на развилке и всматривался в предутренний сумрак. Зорька обещала скоро проклюнуться, и очертания деревьев и контуры проселочной дороги медленно проявлялись в предутреннем сумраке. Что-то привлекало внимание Сергея Леонидовича. Толи контуры какого-то предмета, толи натренированная за долгие годы интуиция указывала направление поиска.

— Товарищ капитан, — обратился Донской. — Утро уже скоро… Может, поедем?..

— Нет, — ответил капитан Таль. — Давай-ка прогуляемся. Утренний воздух полезен для здоровья.

Лейтенант посопел, но возражать не стал. Капитан Таль уверенно направился по проселочной дороге.

Рация запищала вызовом, Сергей Леонидович поднес ее к уху, отозвался:

— Таль на связи. Что там?

— Товарищ капитан, это Ефимов. Вы вроде интересовались журналистом по имени Николай Аклепов?

— Да. Что с ним?

— Тут он. Вернее его труп.

— Убит мечом?

— Нет. Огнестрельные ранения. Одна пуля в грудь, две в живот. Думаю, его застрелили люди Адгиза, потому что стреляли скорее всего из пистолета. А один выстрел так вообще в упор. От винтовки пуля прошла бы навылет.

— Понял. Хорошо. Потом разберемся. Конец связи.

— Журналиста больше нет, — задумчиво прокомментировал Донской, — если не найдем Ивана, по этому делу не останется никаких зацепок.

— Верно, Володя, — отозвался Сергей Леонидович, хотел было добавить, что Ивана они не найдут никогда, потому что он уже три года, как лежит в могиле, но передумал.

Минут через пять они нашли Филиппа. Вокруг в диаметре метров тридцати землю покрывал плотный слой сажи.

— Господи… — выдохнул Донской. — Это же!.. Так это что же?.. Правда?!

Капитан Таль присел на корточки возле истерзанного животного. В правой лапе Филиппа все еще был зажат кинжал. Сергей Леонидович осторожно освободил оружие, поднес к лицу. Лезвие покрывали черные пятна.

— Лезвие десять сантиметров, шириной два с половиной, обоюдоострое. Наточен, как бритва, — абсолютно спокойно констатировал капитан Таль. — Интересная рукоять, сделана специально под кошачью лапу.

Донской не знал, что и сказать. Он не мог понять, как его начальник в данной ситуации может спокойно рассуждать об оружии.

— Товарищ капитан… — с дрожью в голосе произнес лейтенант. — Я это, — он указал рукой на кинжал, — трогать не буду!

— Успокойся, Володя. Что тебе может сделать мертвый кот? — капитан Таль повернул голову к лейтенанту и улыбнулся.

— Я… Господи… Что делать то?! — почти с отчаяньем выкрикнул он.

— Для начала успокоиться, лейтенант, — жестко произнес капитан Таль. — Истерик мне только не хватало.

— Я… Да, извините. Все уже…

— Вот и славно. А теперь, Володя, слушай меня внимательно. Ты не видел кота, не видел кинжала, и вообще ты сюда не ходил, — капитан Таль выудил из кармана носовой платок, аккуратно завернул в него оружие и осторожно спрятал во внутренний карман, продолжил, — и даже если тебя спросит жена в постели, батюшка на отпущении грехов, или ты сам после стакана водки задашь себе этот вопрос — ответ может быть только один: не было такого в твоей жизни! В противном случае, нас отстранят от работы и упрячут в лечебницу для душевнобольных. Все ясно, лейтенант?

— Так точно, товарищ капитан, — Донской неуверенно указал пальцем на грудь Сергей Леонидовича. — Но… ведь улика…

— Какая улика, лейтенант? — холодно спросил капитан Таль, пристальна глядя в глаза подчиненного. — Мерещится что-то?

— Да… так точно… — Донской опустил глаза, — от переутомления, показалось просто…   

— Ничего, Володя. Отдохнем. Все уже закончилось. Возьмешь неделю отпуска, полечишь нервы. Сегодня же и возьмешь.

— Закончилось? — удивился Донской.

Сергей Леонидович кивнул.

— Мы не найдем Ивана, — сказал он, всматриваясь в далекую стену леса. — Я думаю, он ушел. Навсегда ушел. А Филиппа надо похоронить. Жил, как человек, боролся, как человек, стало быть, и похоронить его надо, как человека. Иди и принеси лопату. И вот еще что, Володя. Эксгумацию можешь не готовить. Не будем мы тревожить прах божьего человека, грех это. Да и надобности больше нет.

Капитан Таль сидел перед маленьким погостом, курил дешевую сигарету лейтенанта, щурился на вставшее солнце и думал, что в городе первым делом надо будет купить нормальных сигарет.

Перед самым рассветом поднялся ветер и в пять минут развеял черную муку с дороги. Никаких следов не осталось, словно и не было ничего никогда.

— Сергей Леонидович, — тихо позвал Донской. Лейтенант выглядел выжатым и поникшим. — Что дальше то будет?

— Ничего особенного, Володя. Про Ивана скоро забудут, в нашей с тобой работе будет некоторое время тихо, но потом подросшие подонки снова начнут делить между собой власть, торговать наркотой, оружием и проститутками. Все вернется к тому, с чего началось. Всегда возвращается.

— Неужели нельзя удержать то, что уже есть? Мы же можем что-то сделать!

— Да, — согласился капитан Таль и кивнул. — Мы можем сделать крест на могилу Филиппа, этим я сегодня и займусь…

Лейтенант озадачено посмотрел на капитана, спросил удивленно:

— И это… что? Поможет уберечь город от преступности?

— Нет, Володя, от преступности это не убережет. Это поможет мне… А преступность мы с тобой будем давить, как тараканов. Жестоко давить. Потому что, Володя, это уже не просто наша работа, это наша с тобой миссия.

Капитан Таль положил руку на сердце. Там, под пиджаком лежал и грел сердце странный, пугающий, но невероятно мощный талисман. Сергей Леонидович ощущал оружие Филиппа каждой клеткой своего тела, словно был это не кинжал, а маленький реактор, который излучал легкую вибрацию, выплескивал какие-то таинственные волны. Капитан Таль начинал понимать, что такое благородный Меч.

— Вот так то, Володя. И никак иначе.

Сергей Леонидович поднялся и посмотрел в сторону города. На горизонте солнце высвечивало крыши многоэтажек, окна верхних этажей стреляли ослепительным светом. А над теми крышами, словно огромные парусники, по синему небу плыли ватно-белые облака.

«Наши суденышки неумолимо несет в прошлое, и нам уже никогда не стать такими, как прежде, — вдруг вспомнилось Сергею Леонидовичу, когда-то прочитанная фраза. — Надо перечитать Фицжеральда…»

Иван еле держался на ногах. Разорванная грудь горела адским пламенем. В голове пульсировала тупая боль, в сердце кипело кислота отчаянья. Иван не видел, куда идет — его затуманенный взор скользил по сторонам, ничего не замечая. Ноги сами несли его в нужном направлении.

Иван вышел к поляне, когда солнце уже село за горизонт. Над лесом сгущались сумерки. Он не мог заблудиться — его ноги слишком хорошо знали дорогу домой. Вот и тропинка все также убегает к реке, и река тихо плещется о берег под бахромой ив… Только изба пропала. А так же баня, и навес, и даже умывальник. Ничего этого не было, как будто и не было никогда. Сознание Ивана отказывалось принимать эти факты. Сознанию требовался отдых, хотя бы маленькая передышка.

Иван доковылял до реки, и как был в одежде, упал в воду. Он лежал на спине у берега и чувствовал, как текучая прохлада уносит усталость, как его рассудок из тысячи мельчайших осколков собирается воедино, как возвращается возможность мыслить.

«Один…» — это была первая мысль, которая обрела осязаемую форму.

Следом Иван понял, что весь день, пока он шел через лес, с того самого момента, когда увидел разорванное тело Филиппа, он хотел, он жаждал одного — встречи с ведьмой и Лешим. Последние крохи надежды взывали к этому. Иван нуждался в их помощи, в их совете, в их защите… И вот он дошел, и понял, что река времени непредсказуема и своенравна — она сыграла с Иваном злую шутку. Самую злую, которая только случалась в его жизни.

— Бабушка, Леший, зачем вы оставили меня?!

Но ответа не было, лес безмолвствовал, а значит, не было больше места для надежды, попросту не на кого надеяться, и ждать помощи было равносильно самоубийству. Вода тихо плескалась Ивану в подбородок. Словно нежные прохладные пальцы гладили его щеки, успокаивали, жалели.

«Моя дочь… ее еще можно спасти», — Иван не знал, откуда взялась эта уверенность, но он и не пытался найти ее истоки. Он просто знал, и этого ему было достаточно. А потом, словно шорох ветра в верхушках деревьев, сразу со всех сторон лес донес до него печальный зов:

— Ва-а-ня-я… — голос был девичий. До боли знакомый. Голос Василисы.

Иван поднялся, постоял немного, прислушиваясь к лесу, осторожно вернулся на поляну. Она вышла из-за дерева, замерла. На ней, как и прежде, была темная юбка до колен и ослепительно белая блузка, расшитая пестрыми кружевами. Густые черные волосы мягко колыхались в порывах ветра. Все было то же самое, кроме одного — от Василисы пахло нечистью.

— Ты вернулся… — грустно произнесла она.

— Да… Я... я опоздал… Прости…

— Ну что ты!.. — она протянула руку и сделала шаг к Ивану.

Больше всего на свете Иван хотел сжать в объятьях свою жену, почувствовать тепло ее тела, вдохнуть запах ее волос, несущих аромат луговых трав и цветов, впиться в горячие губы. Только сейчас Иван понял, как он ее любит… любил… любит… Иван достал меч. Остатки света уходящего дня голубой молнией прошлись по лезвию. Острие смотрело Василисе в грудь.

— Ваня, это же я… — растеряно произнесла Василиса.

— Не подходи, — ком застрял у Ивана в горле, ему было трудно говорить. Свагор в его руке мелко дрожал.

— Ты… ты хочешь меня убить?

— Нет… не хочу… Но ты больше не жена мне, ты… больше не человек…

Василиса сделала еще один шаг к Ивану.

— Да… убей…

— Зачем?! Зачем ты это сделала?! Боже!!! Ты продала душу — ты же проклята! Проклята!!! — грудь Ивана сотрясали сухие удары.

— Ваня, у них наша дочь, — еще один шаг. В глазах Василисы стояли слезы.

— Я знаю…

— Прости, прости, прости, прости!!! — Свагор уперся Василисе в грудь. — Я не смогла защитить ее… я назвала ее Леля… она… она — настоящая принцесса, — огромные глаза Василисы смотрели Ивану в саму душу, слезы стекали по щекам и капали с подбородка. — Я знала, что они обманут, но… я так хотела ее уберечь!

Там, где острие Свагора проткнуло блузку, просочилось и расползлось на белом бурое пятнышко.

— Я знаю, ты спасешь ее, — сказала Василиса. — А я… Нет мне места, ни на земле, ни на небе…

Слеза сорвалась с подбородка Василисы и упала на холодное лезвие меча. И Свагор отозвался тихим печальным звоном, похожим на голос колокола в далеком монастыре, отпевающего души усопших.

— Ты вернулся, а значит, ты все исправишь. Я так боялась, что ты не вернешься… Теперь я могу уйти спокойно…

Иван молчал. Он знал, что должен что-то сказать, обязан что-то сделать, но оцепенение сковало его тело, он не мог пошевелить даже пальцем, не мог выдавить из себя ни одного слова. Василиса смотрела в глаза мужа долгую минуту, потом тихо сказала:

— Прощай, милый, я всегда буду любить тебя…

Она толкнула себя навстречу мечу, и Свагор мягко, почти нежно, погрузился в ее тело и вышел со спины. Василиса смотрела в глаза Ивану еще целую вечность. В ее взгляде не было боли, только тоска. Словно то были глаза самой печали. Потом ее взор потускнел, голова запрокинулась назад, волосы мягко стекли с плеч и заструились к земле. Крик переполнил грудь Ивана и вырвался наружу. И казалось, весь лес притих и съежился, ужасаясь отчаянья, переполнившего тот вопль. Иван выдернул меч, бросил его на землю и подхватил Василису на руки.

— Я спасу нашу дочь… верь мне… — тихо сказал он.

Иван долго стоял неподвижно и ничего не замечал вокруг. Мир, который рушился у него на глазах уже не однократно, на этот раз самоуничтожился навсегда. Все что осталось от этой реальности — обрывки каких-то бессмысленных воспоминаний, пепел когда-то сильных чувств и эмоций — все это стало липким студнем, грязью и мусором, заполняющим его естество. Он всматривался внутрь себя и себя же не находил. Его, Ивана, не существовало. Ему казалось, что он — всего лишь чей-то странный сон, персонаж сюрреалистического романа, забавной и страшной сказки, в которой ему уготовлен чудовищный конец.

— Ну вот и все… — безжизненно произнес Иван. — Пора убить дракона…

Он положил Василису на траву, поцеловал ее застывшие губы, неспешно оглянулся. Лес изменился. Плотная пушистая зелень елей и сосен проредела ржавыми пятнами обожженных берез. Осень плеснула на лес кислотой, и березы — эти утонченные модницы, пострадали больше всего. Лес ржавел. С севера подул ветер, сорвал с берез истлевшие платья, закрутил метель бледно бурой листвы. Ветер насытил пространство сыростью и принес намек на скорые холода. Но это не беспокоило Ивана. Его больше ничего не беспокоило. Иван поднял меч.

— Ты настоящий друг, Свагор, — сказал он мечу, тот молча слушал. — Сделай для меня последнее доброе дело.

Иван повернул меч острием к груди и проткнул свое сердце.

Леший застыл над телом Ивана. Он смотрел в остекленевшие глаза Рыцаря и видел там пустоту.

— Треба… сховати… — сказал он с запинкой, в его глазах стояли слезы.

— Нет, — ведьма отрицательно покачала головой. — Пусть его похоронят в городе, там, где он родился. Я выведу на него кого-нибудь.

Леший кивнул, потом осторожно вытащил из груди Ивана меч, поднял Василису и, не разбирая дороги, побрел в чащу.

Черт таращился на мертвого Ивана, боязливо выглядывая из-за дерева. Все его тело мелко дрожало. Он не мог поверить в случившееся, его естество отказывалось принять смерть Ивана, как бесспорный факт. Ведьма оглянулась и придавила Черта пристальным взглядом.

— Я ничего… — промямлил тот. — Я… — и вдруг не выдержал и заревел навзрыд.

Ведьма едва заметно кивнула, потом опустилась на колени, бережно провела ладонью Ивану по лицу, закрыла глаза и тихо запела, раскачиваясь из стороны в сторону, словно ветка ивы от ветра . И весь лес подхватил ее песню, усилил и вторил эхом, наполняя воздух глубокой скорбью:

«Разыдись темно, 

Разгорись добро, 

Засверкай светло, 

Яри ясное, 

Солнце красное. 

Стани-стань доли, 

Яко Род вели. 

Стани-стань доли, 

С неба до земли…»

Черт брел задумчиво по лесу, неся в душе глубокую печаль, и думал, что теперь знает, чем скрасить бесцельность своего существования. В тот самый момент, когда он увидел меч, торчащий в груди Ивана, он осознал, что именно должен сделать. Дело колоссальной важности, которое наполнит его жизнь смыслом, а его самого сделает причастным к величайшему событию истории — последнему крестовому походу.

Глава XXIII

Что-то мелькало вокруг. Иллюминация из ярчайшего света и черных теней сменялась разноцветными размазанными узорами, все сплеталось, распадалось и рассеивалось, чтобы в следующее мгновение вспыхнуть снова. Было абсолютно тихо. Ничто не издавало звуков, только само пространство тихо пело странно знакомым голосом:

«Зашуми моря светло-пенные, 

Шелести дубы вековечные…»

Калейдоскоп разноцветных пятен, стал приобретать зрительные формы. Сверкающая мозаика вдруг померкла, оформилась в колыхающиеся кроны деревьев, окружила со всех сторон бесконечным, мрачным и запутанным лесом. А голос не умолкал, но становился все тише и тише, и все меньше и меньше было в нем узнаваемого:

«Засверкай мечи разудалые, 

Расплодися землица боярая…»

Лес летел навстречу, становился все темнее, внезапно открывался светлыми полянами и веселыми тропами, снова мрачнел, прятал небо, укрывал солнце, опять вспыхивал солнечными проплешинами. А потом лес исчез и там дальше и намного ниже появился мрачный и холодный массив Города, и посреди него высокий замок с одной единственной, теряющейся в высоте, башней. Город быстро приближался, и вот уже понеслись навстречу улицы и дома — мерзкие серые строения, похожие на огромных жутких животных. Их стены мелко вибрировали и раскачивались, черные проемы окон то расползались в бездонные пропасти, то захлопывались, словно голодные рты. А между тех домов-чудовищ стояли застывшие в бесцельном путешествии сотни, тысячи потерянных пешеходов.

Слова уже были едва различимы. Они скорее угадывались, чем слышались, а потом и вовсе стихли:

«Всполыми огня искрозарье

Да творите славу преогромную…»

А потом стадо домов вдруг расступилось, движение оборвалось, асфальт перетек в мощеную булыжником площадь, и прямо перед глазами Ивана вырос огромный каменный колосс замка, теряющийся вершинной в облачной дымке. Над горизонтом грузно висело тяжелое светило, занимая четверть небосклона, бледно-оранжевое, как глаз оборотня, едва теплое. Солнце влипло в густо-серую массу неба, и казалось, только вязкость пространства не дает ему свалиться за горизонт. Легкая тюль перистых облаков укрывала пик башни, не давая взору увидеть ее истинные размеры, но Иван и так знал, что башня бесконечна…

Над воротами висели огромные часы. На черном циферблате сверкали серебром цифры и стрелки. Секундная крутилась с невероятной скоростью, минутная шла чуть медленнее, но в обратную сторону, и только часовая застыла на неизменных 18:00, словно направляющий знак, указывая на вход. И когда на этом числе все стрелки слились в одну линию, часы остановились, а створки дубовых ворот грузно дернулись и поползли в стороны. Но, пройдя половину пути, они вдруг замерли, а затем отвалились друг за другом от ржавых петель и, подняв под собой фонтан каменной крошки, исчезли под землей. А следом вся площадь, дома и весь Город, осели, осыпались в бездонный провал, и только под ногами Ивана все еще оставался узкий каменный перешеек. Иван стоял на нем, смотрел в бездонную пропасть, и на самом дне ее видел такое же бледно-желтое, как желток остывшей яичницы, солнце, и грязно-серое небо.

Пройдя по каменному мосту, Иван вошел в замок.

Тысячи винтовых лестниц убегали ввысь. Они сплетались между собой, изгибались под невозможными углами, сходились и разлетались в стороны, даже завязывались в узлы. Они двигались, закручивались в спирали, превращались в фрактальные узоры, становились гипнотическим наваждением, от которого кружилась голова и начинало поташнивать. Иван куда-то шел, но было совершенно невозможно определить, толи он поднимается по ступеням, то ли лестницы-змеи просачиваются сквозь него.

Вся жизнь Ивана, словно разорвавшийся на миллионы осколков зеркальный шар, сейчас возвращалась в странной и пугающей последовательности.

Иван видел остекленевшие глаза Филиппа и лапу, так и не выпустившую кинжал. Видел себя двадцатилетнего, рассматривающего в зеркальном отражении свою злость и расквашенный нос. Потом Василису в искрящемся платье, ее глаза — страстные, нежные и чуть боязливые. Следом матово-белое лицо отца, и чувство пустоты и утраты. Снова Филиппа, грязного и мокрого, с куропаткой в зубах. Пьяную морду Габота. Старую ведьму, с взором, тяжелым, как христианская совесть. Наташу с дрожащими пальцами, затуманенным взглядом, черными кругами под глазами. Аклепова, распластанного на тротуаре. Восьмилетнего пацана — школьного товарища с ногой, раскроенной до кости ржавым прутом. Слезы на щеках Василисы. Лешего с огромным поленом в руках. Одиночку, хватающего воздух пересохшими губами. Веню с проткнутой грудью. Опять Василису, другую, нечистую. Адгиза в луже собственной крови. Пасть Черта, несущую могильную вонь. Свагора в груди Василисы. Свагора на полке мечей. Свое фото на собственной могиле…

Все это походило на отдельные части нелепой головоломки, разрозненные кусочки жуткой и отталкивающей картины, расколотой на части и рассыпанной пазлами по сознанию. И как бы Иван не хотел отделиться от этой жизни, сделать вид, что она принадлежит не ему, а кому-то другому, сделать это было невозможно — ребус требовал решения. Иван продолжал подниматься и собирать осколки своей истории. Надменный оскал на лице оборотня. Взгляд Василисы, от которого мутнеет сознание. Слова ведьмы, тяжелые, как гири: убить дракона и спасти принцессу. Свагор, рассекающий голову Адгиза. Журналист, с последними вздохами просящий благословления. Последние слова одиночки: ты дракон, Иван. Филипп, погибший, но не побежденный. Недоумение в глазах оборотня. Тоска и боль в глазах Василисы. Свагор, направленный острием в его грудь… И потом, когда очередной осколок оказался ощущением холодной стали в легких, все вдруг стало на свои места, собралось в цельную картину. Иван смотрел на себя самого, смотрел на меч, торчащий между ребер, и понимал, что нет во вселенной места, где эта реальность, реальность, которую он в данный момент видит и ощущает, могла бы существовать. Не было леса, не было Города, не было даже этого замка. Был только он сам. Падение внутрь себя завершилось. Черный туннель бездонного колодца, в который он проваливался медленно всю свою жизнь и в который летел очертя голову последние несколько недель, наконец, закончился. Иван достиг самого дна.

«Моя душа — это бесконечные лабиринты подземных катакомб. Мне не хватило жизни, чтобы пройти их полностью…»

Эта мысль подводила черту, давала оценку всей прожитой жизни сразу, и тем самым несла колоссальную всепоглощающую тоску. Неземную, нечеловеческую, она раздавила Ивана, размазала. Если бы у Ивана были колени, он бы упал на них. Если бы у него были глаза, он рыдал бы навзрыд.

«Это и есть тот самый страшный суд?…»

— Господь самокритичен, уважаемый Рыцарь. Такими он создал и вас.

Иван оглянулся. От замка и лестниц не осталось следа. Он стоял посреди бескрайней каменной пустыни, а сверху давило кровавое небо. Солнца не было, но в тяжелой небесной массе блуждали светлые всполохи, натыкались друг на друга, взрывались ослепительными вспышками и многорукими молниями вонзались в иссушенный камень пустыни. И тогда все становилось черно-белым, но уже через мгновение снова возвращалась кровь.

Перед Иваном стоял и улыбался господин в пестрой накидке до самых пят. Его череп был совершенно лыс. Ни волос, ни бровей, даже ресницы отсутствовали. Острый нос, длинные худые губы, и желтые зрачки в черной роговице — все это делало его похожим на ящерицу, на какую-то древнюю рептилию.

— Вы, уважаемый, таки добрались до нас самолично, — констатировал Двуликий. — Весьма кстати.

— У тебя есть имя, нечисть? — спросил Иван.

— Зовите меня Янус.

— Хорошо. Пусть будет Анус, — улыбка на лице Двуликого поблекла.

— Мда-а… Все же хамство — неотделимая часть человечества, — спокойно произнес Двуликий. — Что ж, перейдем к делу, господин Рыцарь. Как вам наверняка известно, душа вашей дочери у нас.

— Известно, тритон, известно. Чего тебе надобно?

— Сущий пустяк — вашу душу.

Иван секунду рассматривал немигающие глаза напротив, потом сказал задумчиво:

— Я вот думаю, Анус, мое тело осталось где-то там, на лесной поляне, в том, другом мире. В том теле торчит меч, и оно не дышит и не шевелится. А в этом мире что-то осталось от меня, и это что-то в данный момент разговаривает с тобой. Это что-то и есть моя душа? Вот это что-то тебе и нужно?

— Да, — последовал лаконичный ответ.

— И где гарантии? А то я, знаешь ли, не очень доверяю ящерицам.

— Мда-а… Вот что я вам скажу, милый Иван, — господин Янус был сама любезность. — Как бы это не хотели вывернуть люди, мы всегда буквально выполняем свою часть контракта. То, что ваша супруга не удосужилась изучить текст документа и поразмышлять над ним (а там явно говорилось, что мы обязуемся вернуть тело вашей дочери), вовсе не значит, что мы ее обманули. Мы вернули тело, как и обещали. Мы оставили себе ее душу, потому что о ней в контракте не было сказано ни слова. Мы не можем отвечать за людскую тупость.

— Да ты, Анус, совсем, меня за кретина держишь! Похитил мою дочь, потом ее же моей жене и продал, да еще и не всю, а только кусочек. Жена моя на себя руки наложила. И после этого, имеешь наглость утверждать, что ведешь сделки честно?!

Лицо Двуликого застыло.

— Вот мои условия, — продолжил Иван. — Ты вернешь то, что забрал, а я за это не буду тебя изничтожать. Моя душа, разумеется, останется при мне. То есть в себе самой.

Двуликий молчал несколько секунд, потом его губы растянулись в улыбку, произнес неторопливо:

— Ну, разумеется, что же еще мог ответить Рыцарь? Но боюсь, уважаемый, вы недопонимаете, где находитесь, и что это значит.

Иван оглянулся по сторонам. Сплошная рана неба по-прежнему цедила кровь на беззащитный камень.

— Ничего особенного, — ответил Иван. — Твой ад не так уж и впечатляет. Я видел вещи пострашнее.

— Ты их еще увидишь. Вернее почувствуешь, — ласково произнес Двуликий, но потом его лицо застыло и он добавил очень жестко, — когда душу твоей дочери кинут в топку реактора, а ты сам будешь заперт в этом мире на веки вечные. Ты бесспорно силен, но для Князя ты просто жалкая букашка!

— Реактора? В топку? — Иван начал кое-что понимать. Утилизатор душ, который существовал всегда, как необходимый элемент циркуляции энергии. Его создали те же, кто создал и все остальное. Эдакая селекция энергетических зародышей, которых производят пачками, затем бросают в мир, и смотрят, какая прорастет и даст плоды. Все остальные души, заблудшие, не проросшие — мусор, подлежащий уничтожению. Структура мироустройства открылась перед Иваном четкой и понятной схемой, во всех деталях и подробностях. «Отдели зерна от плевел…» Именно так все и было, до тех пор, пока команда реактора не решила стать самостоятельной силой. Они попросту перестали отдавать Небесным энергию сожженных душ, оборвав тем самым цикл, посягнув на основы мироздания. Князя не существует, как индивидуальной единицы. Князь — это система, в центре которого реактор. Чем больше душ сжигают в топке, тем система сильнее и стабильнее. Но беда в том, что, не возвращая энергию Небесным, Князь обрекает и себя — на Земле все меньше и меньше рождается людей с высоким потенциалом божественного, источник энергии истощается. Иван улыбнулся, он понял, в чем слабость Низов, — в их обреченности.

Двуликий с тревогой наблюдал за выражением лица Рыцаря.

«Стало быть, весь мой крестовый поход, — думал Иван, — не более чем война с самим собой. И таким он и должен быть. Уничтожить реактор невозможно, потому как он — суть противовес божественному. Нарушишь равновесие — и мир развалится на куски. Уже разваливается. Странно, но выходит, что атеисты также правы, как и верующие. Для кого бога нет — для того его и нет. Хотя это и не имеет значения — в топку попадают и те и другие. Тут никого не интересует фанатичный огонь в глазах или рассудительный материализм. Тут всех заботит другое — проросла ли твоя душа, пустила ли молодые сильные побеги, или сгнила и покрылась плесенью обыденности. Все, что сделали для меня бабушка, Леший, Филипп и Василиса, — на самом деле они делали не для меня, и даже не для себя, они пытались восстановит равновесие, вернуть гармонию. А значит, мой крестовый поход — попытка поднять волну энергии, растревожить уснувшую веру в душах людей, потому что эти души необходимы как Верхам, так и Низам. Поэтому-то нечисть меня и не трогала в городе — они выжидали, надеясь после собрать урожай сильных и спелых людских душ… Так вот хрен тебе тритоновая рожа!».

Волнение на лице Двуликого росло.

«А я сам?.. Я потерял тело, оставил его гнить на лесной поляне, но что получил взамен? Я вырвался из одного лабиринта, чтобы попасть в другой. Я так и не нашел то, ради чего пошел на это безумие — я не нашел веру… Мой крестовый поход против нечестии, обернулся походом против себя. И что?.. Смог я пройти этот путь? Наверное, все таки, смог, но остался один завершающий шаг. Иначе смерть Аклепова, Гусарова, Филиппа окажется трагичной нелепицей. Господи, Филипп — как мне не хватает твоего юмора и отчаянной храбрости… И Василиса, моя милая несчастная девочка… Ее любовь и ее жертва — все это не должно — не может быть напрасным! Так что если моей душе уготовлена топка, — да не все ли равно! Я слишком много потерял, чтобы пытаться что-то спасти. Да, мне не разрушить систему, но кое-чью поганую сущность я разложу на кванты, даже если при этом сам рассеюсь по вселенной!»

И тут Иван отчетливо вспомнил незатейливую мелодию, и слова:

«Разыдись темно,

Разгорись добро,

Засверкай светло, 

Яри ясное…»

— Солнце красное, — нараспев произнес Иван, — Стани-стань доли,  яко Род вели. Стани-стань доли,  с неба до земли…

Двуликий отшатнулся. Его глаза чуть ли не вылезли из орбит. Иван приготовился к атаке. Он не знал, что конкретно должен сделать. Он просто хотел броситься навстречу, смести, развеять, размазать нечисть по этому кровавому пейзажу! Он… Двуликий поднял руку, останавливая Ивана. Лицо господина Януса было серым.

— Не спеши, — устало произнес Двуликий, потом помолчал, продолжил, — Ты великий воин, Иван. Я отпущу твою дочь. А ты убирайся отсюда, здесь тебе делать нечего.

Господин Янус развернулся и быстрым шагом направился прочь. Его накидка развивалась от встречного ветра. Двуликий быстро набирал скорость, а вскоре и вовсе исчез из виду.

Победа пришла неожиданно. Без единого удара, без единого движения. Иван стоял, опустошенный, и думал, что такой простой и такой сложной победы у него еще никогда не было. Он знал — Двуликий его не обманет. Не в этот раз.

Кровавое небо стало светлеть, перетекать в розовое, потом в бирюзовое. Каменная поверхность зашевелилась зеленью, взросли и зашумели кронами на ветру стройные березы. В небольшой низине сквозь землю проступила зеркальная гладь озера. Небо окончательно насытилось синевой, над горизонтом взошло и залило окрестности сияющим медом ослепительно-желтое солнце.

Иван чувствовал, как насыщается сиянием. Становится солнечным светом, бликами на глади озера, теплом на березовых листьях. И весь мир сиял вместе с ним, сверкал и искрился. И было в этом необычайное спокойствие и умиротворенность. А потом формы растаяли, и остались только эти сияющие сущности — чистые души мира, сплетенные в величайшую мозаику, из которой соткана ткань вселенной.

***

Девчушка открыла глаза, зеленые, не по-детски умные, и уставилась на старуху.

— Бабушка, — позвала она тихонько.

Ведьма резко оглянулась, потом подбежала к кровати, схватила ребенка, прижала к груди.

— Леля, Лечека! — радовалась она сквозь слезы. — Он смог! Твой отец — он спас тебя!

Старуха выскочила из избы.

— Леша, Филипп! — закричала она. — Она вернулась! Он спас свою дочь!

Леший тут же встал из-за стола и, широко улыбаясь во весь свой огромный рот, подошел к старухе, отобрал у нее ребенка и поднял на вытянутых руках. Девчушка заливалась звонким смехом.

— Никто и не сомневался, что наш Иван дело до конца доведет, — важно произнес огромный старый бобер. — Я ж его всему научил — разве можно было в нем сомневаться?!

Филипп откусил пол морковки и принялся громко хрустеть.

— Странно… — сказал он задумчиво, — почему меня от мяса воротит?..

До самого вечера над поляной разносился детский смех, гулкое похохатывание Лешего, скрипучие причитания старухи и важные нравоучительные замечания Филиппа.

Черт долго сидел у себя в конуре, собираясь с мыслями. Он был сосредоточен. Ни одна деталь не должна была остаться неучтенной или забытой. И когда он понял, что вся картина отчетливо и в мельчайших подробностях воссоздалась у него в голове, он встал, раздул лучину, достал писчий набор, обмакнул перо в чернила и каллиграфическим почерком вывел на чистом листе:

Летопись последнего крестового похода.