ПРОЛОГ

Она что было сил старалась сдержать потуги. Ей так хотелось удержать свое дитя в себе как можно дольше. Она еще не готова была расстаться с ним. Но тело отказывалось повиноваться ее воле. Схватки начались вчера вечером, и с тех пор ее почти непрерывно терзала чудовищная, ни с чем не сравнимая боль, ставшая еще одной каплей в чаше страданий, испитой ею за последние несколько месяцев… Казалось, ни одно живое существо не в силах вынести подобных мук, однако боль внезапно стала еще сильнее, и к ней присоединились самопроизвольные сокращения мышц живота.

Тело выталкивало ее ребенка в мир, в жизнь, в вечную разлуку с матерью… Стоявшая подле нее молоденькая повитуха наклонила голову и сжала тонкими пальцами щиколотки ее согнутых в коленях ног.

В комнате, освещенной лишь слабым огнем крохотной печурки, царил полумрак. Ночную тьму за окном сменил едва занимавшийся тускло-серый рассвет. От невыносимой боли и отчаяния сознание ее затуманилось, и ей стало казаться, что это он своей волей заставил ее дитя появиться на свет именно теперь, когда весь городок погружен в предутренний сон, чтобы никто никогда не узнал о случившемся. Пятно позора, который она навлекла на Норвич Нотч, будет самым тщательным образом уничтожено, и городок проснется таким же безупречно чистым, каким был всегда.

Новый приступ боли сотряс ее измученное тело, и на сей раз она не смогла сдержать протяжный, жалобный крик, прорезавший тишину едва занимавшегося утра. Когда боль немного ослабла, она принялась жадно хватать ртом воздух. Кругом царило такое глубокое безмолвие, что даже звук ее тяжелого прерывистого дыхания казался слишком громким. Она горько усмехнулась про себя, подумав, что гораздо более подходящим фоном для столь скандального события, как рождение ее несчастного ребенка, послужил бы бушующий ураган или, на худой конец, проливной дождь из тех, что зачастую обрушиваются на Нью-Гемпшир в конце марта. Ах, если бы и вправду нынешней ночью разразился ливень! Он размыл бы все дороги, все подступы к городку, и никто не смог бы добраться до нее. Тогда ей удалось бы хоть ненадолго удержать при себе свое дитя…

Но над городом занималось удивительно тихое, безмятежное утро, прохладный воздух был сух и недвижим, и в этом словно нарочитом спокойствии ей чудилась зловещая насмешка над ее безысходным горем.

Живот ее снова напрягся, и все тело охватила невыносимая боль, которая, как ей казалось, свила все ее внутренности в тугую спираль, с каждым витком сжимавшуюся все сильнее. Ей мучительно захотелось вложить ослабевшие пальцы в чью-нибудь добрую, участливую руку, ощутить сострадание к себе, любовь и заботу. Но, зная, что это невозможно, она вцепилась обеими руками в скомканную простыню и стиснула зубы, чтобы удержать рвавшийся из груди крик боли и отчаяния.

– Тужьтесь сильнее, – раздался словно откуда-то издалека звонкий голос шестнадцатилетней девушки, дочки местной повитухи, на которую была возложена обязанность помочь появиться на свет этому презренному, заранее отвергнутому городом ребенку.

– Тужьтесь! – взволнованно повторила она. – Сильнее! Еще, еще! Я уже вижу головку ребенка!

Она же, напротив, старалась сдержать потуги. Ведь ребенок, который пока еще находился в ее теле, был единственным, что ей удалось создать. Но, едва появившись на свет, он будет отнят у нее. Как знать, может быть, ему это тоже известно. Возможно, он именно к этому и стремится, раз ему так не терпится увидеть свет Божий и разлучиться с ней. Но разве можно осуждать его за это? Ведь она ничего, кроме своей любви, не может и никогда не сможет ему дать, а разве одной любви достаточно, чтобы накормить и одеть малыша? Так что ребенок лишь выиграет оттого, что расстанется с ней. Поэтому она и согласилась отдать его чужим людям. Но, о Боже, чего ей это стоило!

От боли, снова завладевшей ее телом, из ее головы улетучились все мысли, кроме одной – что она умирает.

Она вцепилась побелевшими пальцами в край ветхой простыни и забилась в агонии. Однако в следующее мгновение, когда боль ненадолго отпустила ее, она испытала острое разочарование – смерть, которую она призывала, не пожелала избавить ее от мучений. Она осталась жива, дрожащая от непосильного напряжения, истекающая потом, мучимая болью и горечью невосполнимой утраты.

При следующей потуге она инстинктивно прижала ноги к животу и напряглась.

– Правильно! – одобрительно воскликнула молоденькая повитуха. – Еще немного… О-о-оп! Вот и все! Слава Богу!

Ребенок все же покинул ее измученное, покрытое липким потом тело, однако это, усилив ее тоску и отчаяние, не избавило ее от физических страданий. Она по-прежнему чувствовала боль и тяжесть в животе. Услыхав тоненький, жалобный крик младенца, она попыталась посмотреть на него и приподняла голову, но ей мешал живот, не опавший после родов и по-прежнему вздымавшийся горбом. Ослабевшие руки не повиновались ей, и попытка приподняться на локтях также ни к чему не привела.

– Это девочка? – выкрикнула она, бессильно опускаясь на свое ложе. – Я хотела девочку!

– Вам надо еще немного потужиться, – произнесла девушка вместо ответа.

Она снова напряглась и почувствовала, как тело ее освободилось от последа.

– Покажи мне моего ребенка! – взмолилась она шепотом. – Я хочу увидеть ребенка!

Словно в ответ на эти слова, младенец в ногах кровати принялся громко кричать. Этот звук заставил ее сердце сжаться от боли и тоски. Если бы ребенок оказался мертворожденным, она пережила бы это легче, чем вынужденную разлуку и полное неведение о его дальнейшей судьбе.

– Я хочу увидеть моего ребенка!

Девушка промолчала. Она склонилась над младенцем и что-то делала с ним там, в ногах кровати. Она намеренно не отвечала ей.

– Ну пожалуйста!

– Но ведь они же запретили это!

– Это мой ребенок!

– Так ведь вы же согласились!

– Я хочу увидеть его хотя бы один раз!

Юная повитуха снова умолкла и склонилась над ребенком.

– Пожалуйста!

– Но он сказал, что этого нельзя!

– Но он ведь об этом не узнает. Только на одну минутку!

Она снова попыталась приподняться, но младенец лежал уже спеленутый в корзине подле очага, и она, так и не увидев его, опять опустилась на жесткий матрас. У нее больше не было сил бороться, и она была вынуждена примириться со своим поражением. Она чувствовала себя слишком слабой и измученной и бесконечно, безнадежно усталой. Все девять долгих месяцев она пыталась сопротивляться творимому над ней насилию и лишь теперь осознала, насколько неравной была эта борьба. Они все время говорили ей, что в ее возрасте поздно иметь детей, и сейчас она готова была этому поверить. Силы ее иссякли. Она покорилась неизбежному.

Она закрыла глаза и покорно позволила смыть со своего тела кровь и пот. Она так устала и ослабела, что не могла даже плакать, и слезы, заструившиеся было из-под ее опущенных век, иссякли сами собой. Она хорошо знала, что должно было случиться в самое ближайшее время. Все было организовано заранее. С минуты на минуту сюда придет адвокат.

Молодая повитуха ловко и умело натянула на нее чистую рубаху и укрыла ее одеялом до самого подбородка, но эта забота о ее физическом благополучии лишь усилила тоску и безысходность, охватившие ее душу. Будущее не сулило ей ничего хорошего, и она знала, что не в силах будет вынести отчаяния и одиночества, отныне ставших ее уделом.

Внезапно она почувствовала, что пружинный матрас качнулся, и, приоткрыв глаза, увидела возле себя завернутого в пеленки младенца.

– Только не говорите никому! – взволнованно прошептала девушка, отступая назад и пряча руки за спину.

Дрожащей рукой она откинула край пеленки, прикрывавший маленькое личико, при виде которого у нее перехватило дыхание. Такого красивого ребенка могло создать лишь чье-то прихотливое воображение! Нежная шелковистая кожа, большие, серьезные, широко расставленные глаза, маленький вздернутый носик и крошечный ротик, формой и цветом напоминающий розовый бутон… Девочка была восхитительна! Увидев ребенка, она ни на секунду не усомнилась, что это девочка. Из глаз ее снова полились слезы, но на сей раз они не иссякли так быстро, как прежде. Малышка безусловно взяла все самое лучшее от своих родителей, и мать больше не сомневалась в том, что приняла правильное решение. Такой ребенок не должен жить в ветхой хижине, питаться чем придется и ходить в обносках. А главное, она не может допустить, чтобы этот сказочный эльф подвергался насмешкам и унижению со стороны жителей их городка. О нет! Пусть уделом малышки станут покой, достаток и любовь!

Она прижала крошечное тельце к своей груди и нежно поцеловала выпуклый лобик. Тело ее содрогнулось от долго сдерживаемых рыданий, и она не услышала, как кто-то негромко постучал в дверь условным стуком.

Девушка протянула руки к ребенку:

– Он здесь!

– Нет! О нет! – Она заслонила ребенка головой и руками, защищая от посторонних не столько девочку, сколько себя. Без ребенка она была никем. Жизнь ее теряла всякий смысл.

– Пожалуйста! – испуганно зашептала девушка, пытаясь осторожно вынуть крошечный сверток из рук матери. – Вы же знаете, что нам пора!

Нам! Ее дочь, едва родившись, уже безраздельно принадлежит кому-то другому! В данную минуту судьбой ее распоряжается молоденькая повитуха, потом та вручит ее адвокату, который передаст ее поверенному приемных родителей, а уже от него девочка попадет к ним. Этот план, давным-давно созревший в его голове, будет неукоснительно, пункт за пунктом, приведен в действие. И горе тому, кто попытался бы помешать его выполнению! Такому смельчаку пришлось бы испытать на себе всю силу его гнева! А уж она-то хорошо знала, на что способен этот упрямый, жестокий и властный человек, обладавший немалыми деньгами и колоссальными связями.

Однако слово свое он держать умел. Он пригрозил, что она пожалеет о своем решении выносить и родить это дитя. И видит Бог, он осуществил свою угрозу. И она ни минуты не сомневалась, что он выполнит свое обещание передать ребенка на воспитание достойным, обеспеченным людям.

Она нежно прижалась щекой к теплому лбу ребенка:

– Пусть тебе повезет, малышка!

– Отдайте ее мне!

– Пробейся наверх! Стань богатой и независимой, чтобы никто не смел тобой помыкать! Прошу тебя! Ради меня, детка!

– Пожалуйста! – молила девушка. – Пора!

– Я так люблю тебя! – Всхлипнув, она еще теснее прижала младенца к груди, но в эту минуту снова раздался нетерпеливый и более громкий стук в дверь. Она вздрогнула и широко раскрыла полные ужаса глаза. Жизнь ее кончилась. Беззвучно молясь о том, чтобы судьба обошлась с ее дочерью милосерднее, чем с ней самой, она передала крошечный сверток девушке и отвернулась к стене, чтобы не видеть дальнейшего.

Дверь отворилась. Послышались негромкие голоса, шелест одежд и скрип плетеной корзинки, осторожные шаги, затем дверь снова негромко хлопнула, и она поняла, что осталась одна. Снова одна, как и большую часть своей неудавшейся жизни. Но если прежде ей всегда казалось, что впереди ее ждет что-то хорошее, то теперь ее лишили этой надежды, отняв у нее дочь.

Она исступленно, отчаянно завыла, но этот жуткий звук внезапно оборвался, сменившись недоуменным молчанием, ибо она почувствовала, что ее живот и поясницу свело судорогой боли. От удивления и страха она широко раскрыла глаза и стала напряженно прислушиваться к своим ощущениям. Второй приступ острой боли, последовавший за первым, не застал ее врасплох. Во время третьего она начала догадываться, что с ней происходит, и четвертый явился лишь подтверждением ее догадки. Помощи ждать было неоткуда, и она осталась один на один с жуткой, нечеловеческой болью…

Март 1995 года

ГЛАВА I

Сидя в роскошном бархатном кресле для двоих, принесенном в библиотеку по особому случаю, Челси Кейн изучала членов семейства своей матери: голубоглазых, светловолосых, с крючковатыми носами людей, и решила, что из какой бы семьи она ни происходила, это все равно лучше, чем принадлежать к роду Махлеров. Ей была омерзительна надменность и жадность, которую она видела перед собой. Едва похоронив Эбби, они торопились разделить ее наследство.

Что же касалось самой Челси, то она хотела сейчас лишь одного – снова увидеть Эбби живой. Но Эбби ушла навсегда. Склонив голову, Челси слушала шепот январского ветра за окном, сквозь который до нее доносились приглушенные голоса Махлеров. Она услышала, как щелкнули карманные часы отца и как зашелестели бумаги на столе. В какой-то момент ее взгляд остановился на ковре. Это был изысканно-утонченный, исполненный в бледно-голубых и коричневых тонах Айбуссон.

"Когда я смотрю на него, я будто вижу твоего отца", – часто говорила ей Эбби в своей неподражаемо жизнерадостной английской манере. И Кевин, конечно, в самом деле был таким – элегантным и изысканным. Кто знает, может, и Кевин дорожил этим ковром, потому что тот напоминал ему Эбби. Он никогда не говорил об этом. Внешне он был очень сдержан. Даже и сейчас Челси, посмотрев на него, увидела, что выражение его лица было таким же темным и мрачным, как и костюм, который он носил. Хотя оба они сидели рядом, он замкнулся от нее в какой-то своей особой печали. Прошло уже пять дней, как Эбби не стало.

Челси захотелось прижаться к нему и взять его за руку, но она не решилась на это. Она чувствовала себя лишней в его горе. Он мог позволить ей разделить его, а мог и не позволить. Неуверенная в себе, она не рискнула получить отказ.

Наконец Грехем Фритц, адвокат и поверенный в делах Эбби, приступил к чтению завещания:

– Оглашается последняя воля Эбигейл Махлер Кейн…

Челси перестала слушать. Эти слова беспомощно возвращали ее к тому, что было еще слишком свежо в памяти: строгий, с резьбой гроб, последние напутствия священника и дюжины желтых роз, которые должны были выглядеть ослепительно прекрасными, но казались заурядными и ужасно печальными. Челси не хотелось, чтобы завещание оглашалось так скоро, но Грехем поддался давлению Махлеров, которые приехали в Балтимор издалека и не хотели возвращаться к этому еще раз. Кевин не спорил. Он редко противоречил Махлерам. Это вовсе не говорило о его слабохарактерности: нет, он был исключительно одаренной личностью. Работа, доступная немногим, отнимала у него почти все силы, и на противоборство клану его уже не хватало.

Эбби видела это. Она понимала людей и сострадала им, как никто другой. Перед Челси пронеслись картины ее прошлого. Она вспомнила, как Эбби купала ее в солевых ваннах Эпсома, когда она заболела ветрянкой, как заказала целую гору любимого Челси вишневого мороженого, когда ей поставили зубную пластинку, как она увлеченно рассылала копии всем знакомым, когда рисунок Челси получил первый приз на художественном конкурсе, как она бранила ее за то, что Челси дважды проколола себе уши.

Позже, когда Эбби все сильнее и сильнее стала страдать от хронического полиомиелита, Челси смогла отблагодарить ее за все, и уже теперь Челси купала ее, ухаживала за ней, хвалила и ругала ее. И она была рада этому. Эбби дала ей так много. Иметь такую возможность уже само по себе было подарком для Челси, ведь обе они знали, что времени оставалось очень мало.

– …этот дом и дом в Ньюпорте я завещаю своему супругу Кевину Кейну вместе с…

Дома, автомобили, акции и облигации. Кевин не нуждался в них. Он был преуспевающим нейрохирургом, имевшим высокий оклад в больнице, и, кроме того, выгодная частная практика приносила ему дополнительные доходы. Он лично оплачивал ежедневные расходы Челси. Эбби брала на себя заботу об остальном, и это вызывало резкое недовольство клана. Братья и сестры Эбби считали, что Челси не должна достаться часть собственности Махлеров, ведь она им чужая. Но Эбби настояла, чтобы Челси, как ее дочь, имела равные права с любым из Махлеров. Так оно и вышло, по крайней мере формально. Выделенная Челси собственность, управляемая по доверенности, приносила ей доход, достаточный для безбедной жизни, даже если бы она решила совсем не работать.

Челси была архитектором. В свои тридцать шесть лет она являлась одним из трех партнеров в фирме, получавшей выгодные подряды по всему Восточному побережью. Более того, она лично вложила деньги в некоторые из тщательно отобранных проектов, что гарантировало ей стабильный доход. Она могла зарабатывать достаточно, чтобы не нуждаться ни в чьей помощи.

Ее никогда особо не волновал вопрос о накоплении имущества. И по этой причине, возможно, она почти не слушала того, о чем читал Грехем. Она ничего не хотела наследовать матери, так же как не хотела верить в смерть Эбби, чего нельзя было сказать о ее дядьях и тетках. Пытаясь казаться скучающими, они сидели, с тщательной небрежностью сложив руки на коленях, и с видимым безразличием следили за Грехемом. И только напряжение их длинных носов и постоянно настороженные голубые глаза выдавали их волнение.

– …моему брату Малькольму Махлеру я оставляю… Малькольму досталась яхта, Майклу – «паккард», Элизабет – две чистокровки, Анне – доходный дом. Но они все еще ждали чего-то.

– …что касается рубинов…

Рубины. Только теперь Челси поняла, чего они ждали, нет, не потому, что им не хватало драгоценностей, или яхт, или автомобилей, или лошадей, – дело было совсем в другом. Даже Челси, которой никогда не пришло бы в голову носить их, понимала ценность рубинов. Они принадлежали семейству на протяжении жизни уже шести поколений и по традиции переходили от старшей дочери к старшей дочери.

Эбби была старшей дочерью, а Челси ее единственным ребенком. Но – приемным…

– "Я уделила этому вопросу больше внимания, чем остальным, – читал Грехем, – и решила разделить рубины в следующем порядке: моя сестра Элизабет наследует серьги, Анна – браслет, моя дочь Челси – перстень".

Элизабет вскочила с кресла:

– Нет, это ошибка! Если старшая дочь не имеет дочери, то все полностью переходит ко второй дочери в семье.

– У рубинов должен быть только один владелец. – Анна была не менее возмущена. – Как она вообще смогла додуматься до этого?!

– Она, вероятно, была не в себе, – заметил Малькольм, вежливо сомневаясь в законности завещания.

– Или же кто-нибудь повлиял на нее, – предположил Майкл, смягчая обвинение.

– В семье всегда было принято, чтобы рубины оставались в одних руках, – настаивала Элизабет. – Все камни должны перейти ко мне.

Кевин сделал чуть заметное движение, достаточное для того, чтобы привлечь общее внимание. Голосом, в котором чувствовалась глубокая печаль и в то же время удивительная твердость, он сказал:

– Все рубины должны перейти к Челси. Она – старшая дочь старшей дочери.

– Но она не родная дочь Эбби, – заспорила Элизабет. – В ней нет наших генов, она не сможет передать их по наследству. В самом деле, взгляните на нее. Она же деловая женщина. У нее не будет ребенка. Даже если бы она и была нашей крови…

Челси бесшумно встала и выскользнула за дверь: у нее больше не хватало сил выносить слова Элизабет. Больше, чем кого-либо другого, ее мучил тот факт, что в ней не было крови Махлеров. Много лет она пыталась выяснить хоть что-нибудь о своем происхождении. Но Кевин отказывался обсуждать этот вопрос, а Эбби была слишком больна, чтобы Челси осмелилась досаждать ей этим. Эбби была матерью для нее во всех отношениях, с ее смертью Челси чувствовала себя потерянной, лишенной опоры, утратившей самое дорогое в жизни.

Несмотря на слабое здоровье, Эбби безумно любила Челси и уделяла ей массу времени и сил. Много раз Челси хотелось сказать, что она не стоит таких забот, но, глядя на Эбби, Челси понимала, что ни за что на свете не смогла бы огорчить ее. Челси очень повезло с семьей, куда она попала ребенком. Дом Кейнов был тихой гаванью, в которой царила атмосфера любви и спокойствия, для Челси это было счастливое место.

И все же ее мучили сомнения. Челси хотела знать, почему именно ее удочерили Кейны, почему Эбби не имела своих собственных детей, как и при каких обстоятельствах ее удочерили. Она хотела знать, где родилась, кто ее родители и почему они ее бросили.

Однажды Эбби, тщательно подбирая слова, объяснила, что паралич не позволил ей иметь детей, а они с Кевином так хотели ребенка! Счастье улыбнулось им, и они нашли девочку, которая нуждалась в заботе и ласке. Удочерение было совершенно в глубокой тайне, с соблюдением всех формальностей. Эбби больше не хотела ничего рассказывать, и Кевин был согласен с ней. "Ты – Кейн, – всегда говорил он Челси, – не имеет значения, откуда ты, если ты знаешь, кем являешься сейчас".

Челси подошла к большому зеркалу в позолоченной раме, которое висело над консолью в холле. Она была так же хорошо сложена, как и все Махлеры, и одевалась с безукоризненным вкусом, но на этом сходство заканчивалось. В отличие от Махлеров, у Челси были зеленые глаза и великолепные каштановые волосы, которые заставляли женщин Махлер просто сгорать от зависти, когда они видели их уложенными. По милости дорожного происшествия, в которое Челси попала в семнадцать лет, ее прежде вздернутый носик стал маленьким и прямым после хирургического вмешательства, а благодаря стоматологическому приспособлению, которое она носила для коррекции, ее подбородок, который иначе мог оказаться скошенным, выглядел теперь в полном соответствии с чертами ее лица. Было бы ложной скромностью отрицать, что Челси привлекательна, и она вполне осознавала это. Челси прошла долгий путь от необузданной длинноволосой девчонки-хиппи с диковатыми глазами до женщины, которой по праву гордилась Эбби.

Теперь Эбби не стало, а ее родственники грызлись в библиотеке из-за семейных рубинов. Челси чувствовала себя лишней. И если бы не Кевин, она ушла бы из дома. Но она не могла оставить его одного. Он был сломлен. После многих лет ожидания смерти Эбби, он теперь не мог примириться со свершившимся фактом. Челси могла винить его в непонимании по отношению к себе. В вопросе с ее удочерением он проявлял упрямство и скрытность. Но его всепоглощающая и безудержная любовь к Эбби заставляла Челси многое ему прощать.

Двери библиотеки открылись, выпуская Элизабет и Анну.

– Мы будем бороться, ты знаешь, – предупредила Элизабет, проходя мимо Челси.

– Перстень должен остаться в семье, – сказала Анна, доставая из шкафа меха.

Без лишнего слова, без малейшего жеста сожаления, ободрения или прощания, они вышли. Входные двери едва успели закрыться, как вошли Майкл и Малькольм. Челси подала им их пальто.

– Ты хорошо справилась, Челси, – сказал Малькольм, поправляя шляпу.

Она молча стояла, опустив руки.

– Боюсь, я была не очень внимательна.

Теперь они были для нее еще менее интересны, чем раньше.

– Напрасно. Эбигейл превратила тебя в богатую женщину.

– Я была богатой женщиной и до того, как она умерла.

– Благодаря Махлерам, – сквозь зубы сказал Майкл, натягивая черные водительские перчатки. – Элизабет и Анна расстроены, и, если честно, я не виню их в этом. Перстень стоит больших денег. Тебе не нужны деньги, и перстень тебе не нужен. Он даже близко не представляет той ценности для тебя, какую имеет для нас. – Он поднял на нее свои голубые махлеровские глаза. – Если ты хоть вполовину такая, какой тебя видела Эбби, ты отдашь перстень нам. Это было бы справедливо.

Челси вспомнились вечера, которые устраивала ее мать. Иногда к ним приезжали Махлеры. Они производили огромное впечатление на ее друзей. Им они казались сливками общества, водившими компанию с принцами и герцогами, разъезжавшими по знаменитым столицам мира и говорившими на королевском английском. Но Челси никогда не была в восторге от их элегантных манер, под которыми скрывались низменные побуждения.

Сначала она хотела возразить им, выразить возмущение, но в конце концов почувствовала, что у нее просто не было сил на пререкания, тем более по поводу наследства, когда все вещи кругом, казалось, еще хранили живое прикосновение рук Эбби.

– Сейчас я не могу думать об этом. Только не сейчас! – сказала Челси.

– Если дело лишь в том, чтобы оценить перстень, – заметил Малькольм, – то это уже сделано. У Грехема есть все необходимые бумаги.

– Дело в том, что мы только что похоронили Эбби. И мне нужно время.

– Не откладывай этот вопрос надолго. Девочки подадут в суд, если ты не отдашь перстень добровольно.

Челси подняла руку и пробормотала:

– Нет, не сейчас, – и вышла на кухню.

Не успела она облокотиться о стеллаж с громоздившимися на нем медными сковородами, как дверь с шумом распахнулась и появился Грехем.

– Ах, Челси! – вздохнул он. – Я боялся, что не увижу тебя.

Грехем нравился Челси. Ровесник ее родителей, он стал их семейным адвокатом после смерти своего отца. Она привыкла к нему за долгие годы.

Обхватив себя руками за плечи, Челси бросила на него умоляющий взгляд:

– Неужели и ты будешь мучить меня, Грехем? Нельзя было оглашать последнюю волю мамы, когда ее могила еще не остыла, но ругаться из-за наследства – просто отвратительно. Они хотели этого, что ж, – они своего добились, но я не хочу даже упоминать о завещании, думать об этом или что-то предпринимать до тех пор, пока не похороню ее для себя. – Она махнула рукой в сторону входной двери. – Они собираются улететь домой, будто бы в их жизни ничего не изменилось. Наверное, так оно и есть для них, но не для меня. И мне нет дела до наследства, что бы там я ни наследовала, становлюсь ли я богаче на столько-то и столько. Я отказываюсь оценивать жизнь моей мамы в долларах и центах.

– Я здесь не за этим, – сказал Грехем и достал конверт из внутреннего кармана своего пиджака. – Это для тебя.

Челси опасливо взглянула на старый, потертый конверт.

– Если это старый биржевой сертификат, то он мне не нужен, – сказала она, хотя конверт выглядел совсем не как официальное письмо.

Он был небольшой, неопределенного вида, и даже оттуда, где она стояла, Челси увидела, что на нем отсутствует обратный адрес.

– Возьми, – настаивал Грехем, поднося конверт к лицу Челси. – Эбби хотела, чтобы он был у тебя.

– Она написала это в своем завещании?

– Нет, это было сказано лично мне, а теперь и тебе.

Заинтересовавшись, Челси взяла конверт и сразу ощутила его тяжесть. Внутри находилось что-то весомое. Она повертела его в руках, затем стала изучать адрес. Нечеткие буквы в начале были забрызганы чернилами, но все же она смогла разобрать имя своей матери. Остальную надпись прочесть было еще труднее.

– Конверт был отдан на хранение моему отцу, – помог ей Грехем. – Здесь адрес его фирмы. Он был тем лицом, которое представляло интересы твоих приемных родителей.

Челси знала об этом, но неожиданность замечания Грехема испугала ее. Сердце ее екнуло и учащенно забилось. Ее взгляд остановился на почтовом штемпеле.

– 8 ноября 1959 года, Норич Нотч, Нью-Гемпшир, – прочитала она.

– Норвич, – поправил Грехем.

– Я родилась там?

– Да.

Она была потрясена. Желание узнать о месте своего рождения стало ее потребностью, такой же, как и празднование дней рождения каждый март. Неожиданно простой конец ее терзаний – задать вопрос и получить ответ – ошеломил ее. Норвич Нотч. Она держала конверт в своих руках, как будто это было что-то очень хрупкое, боясь перевернуть его и открыть.

С порога комнаты послышался голос Кевина:

– Что здесь происходит, Грехем?

Грехем перевел взгляд с лица Челси на конверт в молчаливом ожидании. Она судорожно глотнула, перевернула конверт, открыла его и извлекла сверток тонкой оберточной бумаги, который был таким же потрепанным, как и сам конверт. Он выглядел так, как будто его сворачивали и разворачивали много раз. Аккуратно положив на стойку, она развернула его. Внутри на изношенной ленточке, которая когда-то была красной, но давно уже потеряла свою былую нарядность, был прикреплен потускневший серебряный ключ. Да, подумала она, это ключ. Верхняя его часть напоминала миниатюрную лиру, которую было удобно держать в руке, а бородка, представлявшая собой тонкую трубочку без зубчиков, была длиной почти с большой палец Челси.

Челси вспомнила о метрономе, который стоял на рояле в гостиной ее родителей. Метроном был ее Немезидой долгие годы изнурительной учебы игре на рояле. Он заводился ключом с такой же гладкой бородкой.

Озадаченная, она взглянула на Грехема:

– Кто послал это?

Он пожал плечами и покачал головой.

– Это ключ?

– Эбби так думала, но она никогда не была уверена. Его прислали, когда тебе было пять лет. – Специально для Кевина он добавил извиняющимся тоном: – Так как он был адресован Эбби, моему отцу не оставалось ничего другого, как передать его ей.

– У него не было оснований поступить иначе, – вступилась Челси, заметив взгляд Грехема.

Глядя на отца, стоявшего в дверях, она подумала, что, несмотря на его печальные глаза и горе, свалившееся ему на плечи, весь его облик выражал силу и достоинство.

– Неужели не было? – возразил Кевин.

Его отношение к этому вопросу не менялось с годами, и то, что Челси уже стала взрослой, и даже смерть Эбби не могли повлиять на него.

– Мы взяли тебя, когда тебе было только восемь часов от роду. Мы растили и любили тебя. Твоя мать не хотела знать, откуда ты. Ей не нужно было этого знать. Это просто ничего не значило и не значит сейчас. Все, чем ты сейчас являешься, пришло от нас.

Челси знала, что это неправда. У нее не было ни такой чистокровной махлеровской внешности, ни ямочки на подбородке, как у Кевина, ни таких тонких губ и румянца на щеках. Все Махлеры и Кейны были музыкальны, она была лишена слуха.

Но она не собиралась спорить с Кевином. Предположение, что Челси попытается найти своих настоящих родителей, всегда пугало Кевина, тем более сейчас. Ему было тяжело. Так же, как и ей. И его отстраненность еще больше угнетала ее. Она не могла вынести мысли о том, что он мог стать от нее еще дальше.

Но и ключ она не могла проигнорировать. Положив его на ладонь, она погладила его пальцем.

– Кто мог послать его? – спросила она опять.

– Эбби никогда не знала, она получила его так же, как и ты сейчас.

Отложив ключ, Челси разгладила оберточную бумагу и осмотрела ее со всех сторон. Таким же образом она осмотрела еще раз и конверт. На нем не было ничего, кроме надписи на лицевой стороне.

– Должна же здесь быть какая-нибудь записка.

– Она говорила, что ничего не было.

– Но она также говорила, что не знала, где я родилась, – выпалила Челси. То, что Эбби лгала ей, неприятно поразило ее. Еще хуже было то, что Кевин, может быть, знал все с самого начала.

Она посмотрела ему в глаза:

– Ты что-нибудь знал об этом?

Он отрицательно покачал головой. Излишняя подчеркнутость этого жеста выдавала его гнев.

– Если бы я знал, я не допустил бы этого. Ей и так хватало забот в жизни, чтобы еще беспокоиться о ключе.

Чувствуя глубокую печаль, Челси произнесла:

– Ей бы не пришлось тревожиться о нем, если бы она отдала его мне.

– Если бы она сделала это, ты бы уехала.

– Из-за ключа? Но я даже не знаю, что он должен открывать.

– Ты бы не смогла удержаться, чтобы не выяснить это, – сердито сказал Кевин. – Когда тебя что-нибудь интересует, тебя невозможно остановить. – Его голос смягчился. – Именно этим всегда так восхищалась твоя мать. Ты была такая энергичная, какой она всегда хотела быть.

Челси удивилась:

– Мама была самая энергичная из всех нас. Кевин, будто не слышал ее, продолжал:

– Эбби думала совсем по-другому. Она была скована своей семьей, так же как своими костылями, тогда как ты была свободной. Ты жила так, как хотелось жить ей. Ты хотела от жизни вызовов и не пропустила ни одного. Она любила тебя, отчаянную девчонку, как она любила только чемпионаты по плаванию в клубе. – Его губы скривились, а язык стал заплетаться. – Вот почему она так боялась за ключ. Она понимала, что ничто не остановило бы тебя, если бы ты узнала про него и попыталась найти своих пропавших родителей, которым ты была не нужна с самого начала.

– Несправедливо, – прошептала Челси, чувствуя комок в горле. Она с болью взглянула на Кевина и подумала, что он тоже боится того, что двое других людей займут его и Эбби место в ее сердце. Но ее мучила и другая мысль. Меньше всего она хотела верить в то, что попала в дом Кейнов благодаря тому, что аборты в то время были запрещены.

Разглядывая ключ в своей руке, она мягко сказала:

– Я бы никуда не побежала. Как я могла причинить вам боль? Вы мои родители. И так будет всегда.

Но она так хотела знать о тех, других! Челси трудно было говорить об этом. Она сомневалась, что кто-нибудь, кроме такого же приемыша, как она, смог бы понять ее, почувствовать, что значит быть отвергнутым сразу после рождения, что значит чувствовать постоянный холодок в семейном кругу и что значит думать о себе как о неполноценном человеке. Но сейчас было не время выплескивать свои эмоции.

Она осторожно положила ключ в оберточную бумагу и аккуратно завернула его, как это, наверное, не раз делала Эбби. Вложив сверток обратно в конверт, она положила его в карман своего шелкового платья.

– Ты прав, это неважно сейчас, – сказала она Кевину. Специально для него она повернулась к Грехему и, как много раз делала Эбби, приветливо и непринужденно произнесла: – Повар готовит невероятно вкусного тушеного цыпленка. Надеюсь, вы присоединитесь к нам?

Кевин хорошо знал Челси. Она была человеком дела. Имея посредственный диплом Принстонского университета, она смогла добиться устройства на работу в Департаменте архитектуры и буквально сделала себя сама. Когда она спроектировала свое первое задание, получилась оригинальная высотная конструкция, какой еще не было в Балтиморе. Она представила чертежи одному из ведущих строительных подрядиков, пообещав дополнительно детально разобрать план, если он согласится купить проект и возьмется за него. Когда она стала одним из трех партнеров в новой строительной компании, она разработала проект многоквартирного жилого дома и разослала собственноручно написанные рекламные послания всем перспективным клиентам, которых она смогла найти в своей адресной книге. А поскольку она хорошо знала деловые связи отца и матери, книга эта была внушительной.

Теперь ее вызовом стал потускневший серебряный ключ. Поначалу она хотела забыть о нем. Какое-то время после смерти Эбби она чувствовала отчуждение Кевина, может быть из-за ключа. И все-таки о нем невозможно было забыть. Челси постоянно ощущала его присутствие, куда бы она его ни прятала.

Название Норвич Нотч также стало казаться ей хорошо знакомым. Или какая-то мистическая сила связывала ее с местом рождения, гадала она, или она уже столько раз произносила его про себя, что оно теперь постоянно вертелось у нее в голове. Из атласа она узнала, что этот город с населением в тысячу сто человек находится на юго-западной оконечности Нью-Гемпшира. Но как она ни старалась, ничего другого о нем ей отыскать не удалось. Она нашла упоминание о нем в телефонном справочнике Кин-Питербурга. Среди прочих значились: деловой центр Норвич Нотч, церковь конгрегации Норвич Нотч и больница с таким же названием. В каждом из этих мест могла оказаться информация о ее рождении. Кроме этого, она прочла все крупные статьи, касающиеся усыновления, опубликованные за последние годы. Она знала о специальной службе. Официальный розыск велся в течение всех 90-х годов. Обмен информацией между родителями и оставленными детьми увеличивался год от года. Официальный прием детей был теперь распространенным явлением.

Челси могла снять трубку и позвонить. Она могла полететь в Бостон и поехать на север или из Манчестера на запад. Если бы она захотела, то могла бы добраться туда прямо из Балтимора. Но она была пока не готова проделать все это. Не так скоро после смерти Эбби. И она помнила о чувствительности Кевина. Не сразу Норвич Нотч должен был войти в ее жизнь. Ей требовалось время все осознать.

Тем временем ключ стал для нее старым другом. Она разглядывала его, изучала ночь за ночью в течение недели, потом купила баночку полировочной пасты и, стараясь не испачкать обтрепанную ленточку, смазала ею каждый миниатюрный выступ у ключа. С такой же аккуратностью она отполировала и протерла его.

Очищенный ключ оказался удивительно красивой вещью. Его причудливые витиеватые формы казались Челси совершенными. Хотя тонкую бородку, выступающую из мундштука, местами покрывали царапины, другая же часть, похожая на лиру, была в отличном состоянии. Поглаживая выступ подушечкой большого пальца, она представляла себе маленького джинна, появляющегося в клубах дыма и рассказывающего ей обо всем, о чем бы она ни пожелала. Но никто не появлялся, и она по-прежнему оставалась наедине с ключом.

У нее было столько вопросов, столько вопросов, и главный из них – кто мог послать ей ключ и зачем? Тридцать два года – длительный срок. Многих не стало. Все изменилось. И снова она задавалась вопросом: что было важнее для ее поисков – ключ или почтовый штемпель? Норвич Нотч – так знакомо. Название города звучало по-провинциальному очаровательно. Но он мог оказаться всего лишь каким-нибудь захолустьем. Она не была уверена, хотелось ли ей узнать наверняка, она не была уверена, сможет ли она устоять, чтобы не узнать это.

Между тем соблазн рос. Чем больше она изучала ключ, тем больше он интриговал ее, но не совершенством своих форм, а следами царапин. Ключом пользовались, и пользовались люди, имеющие к ней отношение. Будто ребенок, она воображала себе множество разных ситуаций. Ее настоящие родители были бедны, но любили друг друга. Или они были подростками, юными и слишком неопытными, чтобы заботиться о ней. Или ее отец был женат на ком-то еще, но был безнадежно влюблен в ее мать. Или ее родители были женаты и уже имели семерых детей и не имели достаточно средств на содержание восьмого ребенка. Последний вариант нравился Челси больше всего. Идея иметь родного брата или сестру или даже семерых братьев и сестер захватывала ее. Она всегда хотела брата или сестру и всегда умоляла об этом Эбби. Она понимала, что для женщины с больными ногами и слабым здоровьем и одного ребенка было много, но продолжала надеяться. Она замечала, что между братом и сестрой существует нечто большее, чем просто между друзьями. Челси выросла среди множества друзей, но это были только друзья. Иногда она особенно остро чувствовала свое одиночество.

В такие дни чаще всего она обращалась к Карлу.

ГЛАВА II

– Пожалуйста, большую пиццу «Пеперони» с двойным сыром, зеленым перцем, грибами и луком, – заказал Карл Харпер по телефону.

Челси бросила благодарный взгляд в ответ на ободряющую улыбку Карла, всепонимающего, всезнающего старины Карла.

Она чувствовала себя опустошенной. Они вернулись в офис после затянувшегося открытия Центра здоровья, проект которого разработала Челси. Обычно в таких случаях она справлялась сама, но сейчас, когда все еще было слишком свежо в ее памяти, у нее не было для этого достаточно сил. Карл примчался, готовый поддержать ее в любую минуту, и, хотя все прошло нормально, она была рада, что он приехал.

Он был старым и самым близким другом Челси. Их отцы вместе учились в медицинском колледже в 50-е годы, и с тех пор они дружили семьями. Сколько помнила себя Челси, Харперы проводили лето в Ньюпорте, в доме, расположенном в двух кварталах от них. Челси и Карл были одного возраста, оба жили одиноко и как будто дополняли друг друга. Она была импульсивна, он – практичен; Челси легко шла на риск – Карл все время осторожничал. Они хорошо уравновешивали друг друга.

Челси вспомнила, что до десятилетнего возраста она была уверена в том, что, когда вырастет, выйдет замуж за Карла. Потом, когда она стала подростком, эта мысль перестала ее увлекать, уступив место «Битлз», вегетарианству и половому созреванию. И все это время с ней был Карл, смотревший на мир ее глазами. Она всегда находила в нем друга, в котором нуждалась.

Они были партнерами в фирме, которую вместе организовали. Карл занимался технической стороной проектов. Он одинаково хорошо разбирался как в вопросах финансирования, так и в архитектуре и как никто другой подходил Челси в качестве партнера. В фирме он преимущественно занимался проталкиванием проектов, их конкурентоспособностью и следил за тем, чтобы они своевременно печатались в архитектурном журнале. Челси же была их душой и вдохновителем.

Но сегодня она чувствовала себя совершенно разбитой. У нее был тяжелый день, она ездила с одной деловой встречи на другую, пытаясь наверстать упущенное за неделю траура по Эбби. Возвращение к прежнему ритму жизни оказалось делом нелегким.

– Двадцать минут, – сказал Карл, вешая трубку. – Подождешь?

– Конечно. Можешь ли ты оказать мне одну услугу?

Карл с готовностью поднял брови.

– Позвони папе, спроси, как он. Сегодня первый вечер, когда меня не было с ним, – попросила Челси.

Он позвонил. Разговор был недолгим и спокойным, как у двух старых друзей. Повесив трубку, Карл сказал Челси:

– Твой отец, наверное, зайдет к моим родителям. В больнице все в порядке. Он рад, что ты со мной.

Челси улыбнулась:

– По-моему, он устал от моей компании. Как ни странно, все же это было хорошее время. Он столько рассказал мне. Вспоминал о том времени, когда мама еще не была больна, чего я никак не ожидала от него. Он обычно все держит в себе.

Карл встал позади ее кресла:

– Как и ты в последнее время.

Он стал массировать ее плечи, чтобы снять напряжение.

– Тебе было очень тяжело?

– Да. Мне не хватает ее.

– Все будет хорошо.

– Я знаю, но папе тяжелее, чем мне. Я боюсь за него. Я постоянно думаю, как поддержать его.

– Он нуждался в тебе, и ты сделала все, что в твоих силах.

– Мне бы тоже хотелось так думать.

Как это часто теперь происходило с ней, она погрузилась в свои воспоминания. Кевин был занятым человеком, но он никогда не забывал ласково улыбнуться ей и время от времени что-нибудь подарить. Работа отнимала у него много сил, а дома его главной заботой была Эбби. Вот почему в эти тяжелые дни Челси особенно ценила возможность разделить его мысли и чувства.

– Наверное, мы провели вместе больше времени за последнюю неделю, чем за весь год, и все же я знаю, что не могу заменить ему маму. Ему нужна она, а не я. – Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, чтобы Карлу было удобнее массировать. – Мммм. У тебя хорошо получается. – Она глубоко вздохнула, стараясь расслабиться еще больше. – Карл?

– Хм-м?

– Как ты думаешь, будет ли переоборудована "Хант-Омни"?

В последнее время стало известно, что гостиницу собираются продавать. Из нее мог бы получиться неплохой жилой дом, требовались лишь небольшие изменения. Работа могла бы оказаться интересной для Челси.

– Похоже, что так. Я говорил с Джоном Бейкером. Он знает тех, кто хочет ее купить. И знает, что мы заинтересованы.

Челси никогда раньше не занималась подобными проектами. Это было как раз то, что нужно. По мере того как боль утраты смягчалась, она стала чувствовать пустоту внутри себя. Работа поглощала все ее мысли и помогла бы ей отвлечься. Челси поймала руки Карда и пожала их. Затем, встав с кресла, достала небольшой сверток.

– Что это? – спросил Карл, подходя ближе.

Она развернула сверток и положила на свою ладонь ключ.

– О, – взяв ключ, он повертел его в руках, – от чего он?

– Мой ювелир, – Челси успела заехать к нему между деловыми встречами, – сказал, что он от музыкальной шкатулки.

Карл продолжал изучать ключ, рассматривая его с разных сторон.

– Как он попал к тебе?

– Мама поручила Грехему передать его мне. Его прислали из Норвич Нотча, маленького городка в Нью-Гемпшире. Я родилась там.

Карл удивленно взглянул на нее:

– Как ты узнала?

Ему было известно, что Челси не родная дочь в семье Кейнов, он знал также, что это мучило ее. Но Челси догадывалась, что Карл, как и Кевин, не придавал этому вопросу особого значения.

– Название города было указано на почтовом штемпеле. Грехем подтвердил это. Его отец оформлял удочерение.

– Хм, Норвич Нотч? Она кивнула.

– Почему это звучит так знакомо?

– И для тебя тоже? – Ее глаза блеснули. – Я столько раз произносила его, что мне стало казаться, будто я придумала это сама.

– Норвич Нотч.

Карл задумался. Челси видела, как он перебирает в уме все, что могло бы напомнить ему название города. Наконец он нахмурился и покачал головой:

– Ничего не приходит на ум. Где это в Нью-Гемпшире?

– Где-то на юго-западе.

– А, – сказал он, – тогда все ясно. Мы проезжали мимо него по дороге на север, куда ездили кататься на лыжах. Мы, должно быть, видели дорожный указатель.

Дорожных указателей Челси не помнила, но чувствовала, что он прав. Карл обладал хорошей памятью, и, потом, его предположение было не лишено смысла. Так или иначе, название города ей тоже показалось знакомым.

– Ты знаешь, кто послал его? – спросил Карл.

Она пожала плечами.

– Ни обратного адреса, ни записки?

– Ничего. Только штемпель на конверте, который ма так часто открывала и закрывала, что он совсем истрепался.

Последнее обстоятельство особенно волновало Челси. Ей так хотелось узнать, почему ключ не давал покоя Эбби.

Конечно же, она не могла допустить и мысли, что Челси бросит их. Эбби никогда не сомневалась в любви Челси. Скорее всего, думала Челси, ключ беспокоил маму оттого, что она не знала, как к нему отнесется Кевин.

Карл вернул ключ Челси.

– Что ты будешь с ним делать?

– Пока еще не знаю, но надеюсь, он поможет мне выяснить, кто я. Я не вправе упускать такую возможность.

– А что говорит Кевин?

Челси указала вниз большим пальцем и увидела, что Карл задумался. Он подошел к окну, где шестью этажами ниже жила в ночных огнях улица.

– Ты не можешь сбросить его со счетов, Челс. Если бы ты оказалась на его месте… Он только что потерял Эбби. Он боится потерять и тебя.

– Это то же самое, когда отец боится потерять свою дочь, выдавая ее замуж. Нет, Карл, не надо качать головой, это то же самое. Он – мой отец. Он им и останется, независимо от того, кем окажутся мои родители. Все дело в том, что они меня бросили, а он подобрал. И я всегда буду благодарна ему за это. – Челси говорила искренне, но тем не менее она не считала, что должна слепо во всем подчиняться отцу. Она никогда никому не подчинялась слепо. – Что плохого в том, что я хочу узнать об обстоятельствах своего рождения? Дети все время спрашивают об этом своих родителей. Ты же сам знаешь.

– Может быть, ты и права.

– Конечно права. Родители рассказывают о твоем рождении как о чудесном сюрпризе и вспоминают эту историю с радостью, хотя тогда твое появление на свет произвело небольшую панику. Это самая интересная на свете история, Карл, и все дело в том, что ты свою уже знаешь. Я бы хотела узнать свою.

– Она может разочаровать тебя.

Челси предвидела такую возможность. Не раз и не два во сне ей мерещились ужасные кошмары. Ее отец – убийца, мать – проститутка, сестры и братья – идиоты. Но могло оказаться и так, что они не захотели бы даже слышать о ней, а Челси больше всего боялась быть отвергнутой во второй раз.

– Возможно, – сказала она. – Но я все же буду знать правду. Я смогу принять ее, осознать и свыкнуться с ней. А сейчас я чувствую себя обделенной. Я не могу дать новую жизнь, не зная, чьим продолжением являюсь.

– Ты говоришь о замужестве и детях, – немного помолчав, сказал Карл.

Она поймала его взгляд, вздохнула и улыбнулась:

– Может быть.

– Конечно, ты говоришь именно об этом. Это же так понятно. Ты никогда не была замужем, никогда не имела детей, но у тебя могло бы быть все.

– У меня не было времени.

– О'кей, – уступил Карл, – ты говоришь, у тебя не было времени, но сейчас оно появилось. Фирма уже зарекомендовала себя. Дела идут лучше год от года. Наши проекты приносят прибыль. Ты могла бы немного отдохнуть, проводя время в семье или работая в домашней студии, когда малыш спит. Тебе тридцать семь лет. Ты не станешь моложе.

– Как и ты, Карл, но я что-то не вижу, чтобы ты торопился обзавестись семьей. Кстати, как поживает Хейли?

Адвокат Хейли Смарт работала в офисе, расположенном двумя этажами ниже. Предприимчивая и энергичная, она была сущим динамитом в суде.

Он поморщился:

– Она чересчур современна для меня.

– Не говори так, она совершенство.

– Когда я с ней, меня будто по голове чем-то ударили. Челси лукаво улыбнулась:

– Это страсть, друг мой.

– Нет, это возраст. И потом, Хейли – не ты. Молчание нарушил звонок – привезли пиццу. Так как рабочий день для всех уже закончился, им пришлось самим идти вниз. Спускаясь по лестнице, Карл обнял Челси за талию.

– Я люблю тебя с того момента, когда мне стукнуло два года, – сказал он. – Ты мой самый лучший друг в мире. Как я могу жениться на Хейли, когда у меня есть ты?

– А у вас был разговор об этом? – удивилась Челси. Она не думала, что у них все зайдет так далеко.

– Она говорила о браке, – уточнил Карл.

Это удивило Челси еще больше. Хейли всегда производила на нее впечатление женщины, которая ждет последней минуты, пока еще не поздно выйти замуж. В свои двадцать девять она еще имела время. Ее карьера только начиналась.

– Она считает себя, – Карл поморщился, как будто съел что-то кислое, – способной делать в жизни все, что ей заблагорассудится, то есть быть женой, юристом и матерью одновременно. Жить такой жизнью – значит нянчиться с ребенком в зале судебных заседаний. – Челси рассмеялась. – Да, она мне так и сказала, – продолжал Карл. – У нее уже все распланировано. Она будет носить свою мантию и вдохновенно выступать в роли удачливого адвоката, ну только иногда ей придется прерывать заседания, чтобы покормить ребенка. Такое сочетание кажется ей просто неотразимым. Она уверена, что все присяжные будут танцевать вокруг нее на цыпочках.

Они вошли в приемную, которая отделялась перегородкой от чертежной комнаты. Челси сама выполнила дизайн помещения, высокие потолки которого создавали дополнительное пространство, а свет, проникавший через множество окон, смягчал грубую киноварь обожженного кирпича. Удобная мебель, отделанная стеклом и хромом, была не лишена художественного вкуса, и сейчас отблески ночного города приглушенно отражались на ней, причудливо играя повсюду.

Карл расплатился за пиццу. Они поднялись обратно в кабинет Челси.

Она не могла забыть слова Карла. Она действительно чувствовала себя неустроенной. Все это время Карл принадлежал ей, хотя они и не жили вместе.

– Ты любишь Хейли?

Он убрал разбросанные по столу чертежи и поставил пиццу.

– Я люблю тебя.

– Ты серьезно?

– Да, – ответил Карл и, не глядя в ее сторону, отправился в свой собственный кабинет. Через несколько минут он вернулся с пачкой салфеток в руке. – Мне хорошо с тобой, Челс. Когда я с другими женщинами, мне кажется, что я предаю тебя.

– Ты не должен так думать. Мы не женаты.

– И может быть, зря.

Он произнес это с такой ужасающей серьезностью, что Челси даже немного испугалась. Затем он взял кусок пиццы и все испортил. Начинка соскользнула и упала обратно в коробку. Карл аккуратно соскреб ее, положил обратно и, свернув пиццу пополам, попытался откусить еще раз.

Челси взяла кусочек поменьше. Она пыталась понять, к чему клонит Карл, когда он сказал:

– Я много думал об этом с тех пор, как умерла Эбби. Когда теряешь кого-то близкого, начинаешь понимать, что все мы смертны, и задумываешься о том, как много нужно успеть в жизни. Нам обоим по тридцать семь. Мы оба свободны, может быть, потому что имеем друг друга. Почему бы нам не оформить наши отношения официально?

Слова Карла застали Челси врасплох. Она отложила пиццу и слабым голосом спросила:

– Это предложение?

– Я думаю, что да.

– Ты должен не думать, – сорвалась она, почувствовав неожиданное раздражение из-за того, что не знала, как реагировать на слова Карла. – Ты должен быть уверен. – Внезапная мысль пришла ей в голову: – Это тебе посоветовали родители?

– Они обожают тебя.

– Я тоже обожаю их, но это не повод для женитьбы.

На его лице появилась жалкая улыбка.

– А меня ты не обожаешь?

Что-то шевельнулось в сердце Челси.

– Конечно, я обожаю тебя, но не знаю, люблю ли я тебя, как и не знаю, любишь ли ты меня. Мы никогда не думали об этом.

Карл всегда был рядом. Она никогда не представляла его в романтической роли, а тем более – в роли любовника. Не то чтобы это было невозможно, просто она никогда всерьез не задумывалась над этим.

– Мы можем попробовать, – сказал он, – и посмотреть, что из этого получится.

Она обняла его:

– О Карл, я не могу сейчас думать о замужестве. Я все еще думаю о маме. И потом, ключ. Ты должен понять: если я узнаю, кто я, то смогу определиться, стоит ли мне выходить замуж и иметь детей. Бог знает, какие генетические дефекты скрыты во мне.

– Это не важно для меня.

– Но мне важно знать, кто я.

– Но почему бы нам не попытаться? Мы так близки. Мне кажется, мы останемся в долгу друг перед другом, если не попробуем стать еще ближе.

– Эй, ребята, – послышался голос Мелиссы Ку, незаметно появившейся в комнате, – а я-то думала, мы договорились, что на работе никаких телячьих нежностей.

Все так же обнимая Карла, Челси непринужденно рассмеялась. Ей так хотелось побыть с Карлом наедине, и все же она была рада приходу Мелиссы. К Карлу она испытывала особенное чувство. Даже с Мелиссой, чья эксцентричность порой приводила ее в восторг и с которой они вместе учились в архитектурной школе, у нее не было таких отношений, как с ним.

Челси знала Мелиссу около десяти лет, и она была ее лучшей подругой, но близость с Карлом была совсем другая. Он был как брат. Вся ее жизнь была связана с ним.

Наверное, он был прав. Они просто не предполагали, что могли бы увлечься друг другом, и это совсем не означало, что такого не могло случиться. А может быть, у них просто не было времени. Возможно, она и согласится на его предложение, – в конце концов, это было бы естественно.

Тем не менее Челси театрально наградила Карла легкой пощечиной и повернулась к Мелиссе:

– А ты что здесь делаешь так поздно?

Мелисса была такая тоненькая и хрупкая, что иногда казалась изможденной. Острые черты ее лица всегда выражали ехидную усмешку, если она не улыбалась застенчиво, что так шло ей. Именно такой усмешкой Мелисса встретила взгляд Челси:

– Я была в баре с Питером Шерром. Мы получили заказ от "Дата Майл".

Теперь уже Челси улыбнулась ей. "Дата Майл" крупный частный банк данных, недавно ставший публичным, строил новые отделения в Балтиморе, Атланте и Денвере. Мелисса работала над их архитектурным решением, и Челси знала, что проект был необычным для информационных центров.

– Отлично!

– Определенно выгодная сделка, – предсказал Карл.

– Надеюсь, – вздохнула Мелисса, – ведь мы потеряли "Акрон Арену".

Челси перестала улыбаться:

– Потеряли?

– Неофициально. Но говорят, что "Бейкер, Виллз и Крок" уже запасаются шампанским, значит, у них появилась какая-то информация. Я думаю, что завтра нам позвонят. – Ее взгляд остановился на серебряном ключе. – Ой, а это что такое?

Она взяла его с кофейного столика и повертела в руках. Челси вкратце рассказала, что ей было известно о нем. Когда она дошла до Норвич Нотча, Мелисса задумалась и сказала:

– По-моему, я уже где-то слышала название этого города.

– Когда мне показалось то же самое, я подумала, что в этом виновато мое воображение. Когда название показалось знакомым Карлу, я решила, что это случайность. Но теперь оно кажется знакомым и тебе, Мелисса, и я уже не знаю, что и подумать. Где же мы все могли слышать его?

– По пути на горнолыжную базу, – настаивал Карл.

Челси покачала головой:

– Мелисса не катается на лыжах. Попробуй Нью-Гемпшир. Мы что-нибудь делали в Нью-Гемпшире?

– Жилой дом в Портсмуте, спортивный центр в Синапи и ледяные скульптуры на зимнем фестивале в Дортмуте, – перечислила Мелисса, – но Гановер – не Норвич Нотч. Может быть, Пейтон-Плейс, это ведь в Нью-Гемпшире, да?

– Извини, дорогуша, Пейтон-Плейс здесь ни при чем, – сказал Карл.

– И что-то ведь должно быть связано с Норвич Нотчем, – она подошла к чертежному столу и отщипнула кусочек пиццы. – Норвич Нотч… Мы знаем кого-нибудь из Норвич Нотча?

– Уместный вопрос, – Челси вздохнула, – если не считать, что все мои родственники могут жить там. Мать, отец, сестры, братья, тетки, дядья – список может быть бесконечным. Они все так и стоят перед моими глазами.

– Норвич Нотч, – прошептала Мелисса и подняла голову. – Дайте мне время, я должна вспомнить.

Так как все они были архитекторами, Челси полагала, что все трое могли услышать название города только в связи с их общей работой. Поэтому на следующее утро она тщательно пересмотрела все свои деловые бумаги в поисках хотя бы малейшего упоминания о Норвич Нотче. Ничего не обнаружив, она позвонила своему другу, с которым работала, когда фирмы "Харпер, Кейн и Ку" еще не существовало. Он тоже ничем не смог ей помочь. Тогда она связалась с профессором из Принстона, с которым поддерживала отношения со студенческих лет. Но и это ничего не дало.

Челси уже не терпелось разрешить эту загадку. Она и двое ее коллег слышали о Норвич Нотче. Чувствуя, что уже не может думать ни о чем другом, она достала свою записную книжку, открыла на странице, где находились номера телефонов в Норвич Нотче и, стараясь быть уверенной, набрала номер секретаря Городского управления.

Через пару минут она уже знала ответ. Челси вешала трубку, когда вошла Мелисса, размахивая папкой из картотеки:

– Арт-центр в Вентворте. Не в Нью-Гемпшире. В Мэне.

Она запнулась, когда из дверей послышался голос Карла:

– Я вспомнил. "Харпер, Кейн и Ку" исполнилось чуть больше чем полгода. Мы вели переговоры с Арт-центром на побережье в штате Мэн.

– Вентворт, – подсказала Мелисса.

– Точно, – произнес Карл с удовлетворением и посмотрел на Челси. – Нам была нужна работа, и мы не торговались, но они были несговорчивы. Им нужен был камень.

– Гранит, – уточнила Челси и откинулась на спинку кресла. Ее сердце бешено колотилось. – Он в шесть раз прочнее мрамора и тяжелый, как железо. Он не разрушается под воздействием морского воздуха, и именно поэтому они заказали его. Мы договорились, что гранит будет с серо-зеленым оттенком, который вписался бы в окружающий пейзаж. Составляя смету, мы обзвонили десятки фирм, импортный гранит был слишком дорогой, и мы решили, что местный камень вполне подойдет. – Челси перевела дыхание. – Одной из компаний, в которую мы обратились, но впоследствии отказались от ее услуг, была каменоломня в Норвич Нотче, Нью-Гемпшир.

ГЛАВА III

В начале февраля Челси позвонил Майкл Махлер. Самый циничный из братьев, но всегда очень вежливый, он поинтересовался, решила ли она, что будет делать с перстнем.

Конечно же, она решила; то, что было дорого Эбби, было дорого и ей. Из всего набора рубинов мама больше всего любила носить именно перстень. И теперь для Челси это так много значило, что она не задумываясь ответила:

– Перстень принадлежал моей матери. Она хотела, чтобы он остался у меня.

– Значит, ты его не отдашь?

– Я не могу этого сделать.

– Послушай, Челси, – Майкл заговорил в своей обычной манере, – она совершенно не осознавала перед смертью, что делала. Неужели ты допускаешь, что она была в здравом рассудке, когда решила разбить набор, который является семейной реликвией уже столько поколений?

У Челси на этот счет не было никаких сомнений.

– Она оставалась в ясной памяти до самого конца, и поверь, Майкл, мне известно намного больше, чем тебе. Ты приехал только на похороны, а мы с отцом были с ней все ее последние недели.

– И конечно, незаконно повлияли на ее решение.

– Мы заботились о ней, делали все, чтобы облегчить ее последние дни. Она оставалась в здравом рассудке и ясной памяти. Множество людей может подтвердить это.

– Сейчас это не имеет никакого значения, – перебил ее Майкл. – Подумай, подумай хорошенько. Рубины дополняют друг друга. Они должны остаться в одних руках.

Но слова Майкла не произвели на Челси никакого впечатления. Она была спокойна. После смерти Эбби Махлеры стали от нее еще дальше. Ее отношения с ними, и прежде более чем натянутые, теперь совсем прекратились. Правда, иногда она чувствовала неприятный осадок в душе. Семейные корни всегда имели для нее огромное значение. Только в них произошли изменения: как представлялось Челси, теперь они включали Эбби, Кевина и тех, кто бы там ни существовал в прошлом или настоящем, в Норвич Нотче. Махлеры были не в счет.

– Мать никогда не носила рубины вместе, – заметила Челси. – У нее был слишком хороший вкус. Как Элизабет или Анна собираются это делать, откровенно говоря, выше моего понимания.

– Что они будут делать с рубинами – решать им, – в голосе Майкла появились металлические нотки, – но мы все хотим, чтобы набор остался в семье.

– Согласна. Именно поэтому перстень останется у меня. Со временем я смогу передать его своей старшей дочери.

– Но твоя дочь будет такой же Махлер, как и ты.

– Она будет Махлер по закону, как и я, – сказала Челси. – У меня есть все необходимые документы, Майкл. Ни один суд не сможет опротестовать их. Но если тебе захочется, можешь попробовать. Грехем – отличный адвокат, и поверь мне, Майкл, у тебя нет ни единого шанса выиграть дело.

Грехем подтвердил это. Он предполагал, что следующим шагом Махлеров будет попытка предложить ей деньги за перстень.

– Но будь осторожна, они никогда не дадут настоящей цены, – предупредил он, – похоже, это для них дело принципа.

У Челси тоже были свои принципы.

– Пусть предложат хоть в десять раз больше, чем он стоит на самом деле, я буду такой же упрямой, как и они, – поклялась она.

Грехем скрестил руки на груди:

– Здесь мы имеем налицо наглядное свидетельство того, что некоторые черты характера гораздо легче приобретаются, чем передаются по наследству.

– Или свидетельство того, что один из моих родителей или они оба были упрямы от природы, что затем благополучно передалось и мне.

– Вот уж это мне неизвестно.

– Так же, как и мне, Грехем, поэтому я и хотела тебя увидеть.

Если бы вопрос заключался только в законности завещания, то она могла бы просто позвонить ему по телефону.

– Что тебе известно о моем удочерении? Отец ничего не говорит мне, но я уже не маленькая девочка и имею право все знать.

– А почему это вдруг стало так важно для тебя?

– Потому что моя мать мертва. Потому что она передала мне ключ. Потому что ее семейство не устает повторять, что я не такая, как они, и я хочу знать, кто же я есть на самом деле.

Грехем, казалось, взвешивал все «за» и «против», наконец через минуту он ответил:

– Я знаю не так уж и много. Удочерение проводилось в частном порядке. Дело было закрыто и сдано в архив.

Но Челси точно знала одно: закрытые дела можно открыть, а сданные в архив получить обратно. Она, конечно, могла бы попросить Грехема поискать документы для нее, но это поставило бы его в неловкое положение перед Кевином и вызвало бы новую волну еще не утихшей боли в сердце отца. Она могла подождать. К тому же имелись другие источники информации, более безопасные.

– Почему мои родители не обратились в агентство? Грехем, нахмурившись, посмотрел на свои руки:

– Я думаю – хочу подчеркнуть, именно я так думаю, – что из-за своей болезни Эбби была далеко не идеальной кандидатурой на роль приемной матери. Возможно, они обращались в агентство, но им там отказали.

Да, вполне возможно, хоть и глупо – Челси всегда помнила, какой прекрасной матерью была для нее Эбби, – но возможно.

Возможно также, они не обратились в агентство по другой причине. Кевин не любил, когда вмешивались в его личную жизнь. Он четко разграничивал окружающих его людей на друзей, знакомых и коллег. Челси не раз в этом убеждалась. Отец мог пригласить на ужин в клубе гостей, которые только там узнавали, что Эбби была калекой. Он также никогда не афишировал и тот факт, что Челси – их приемная дочь. Даже в официальном сообщении, которое он разослал после появления Челси, не было и намека на ее удочерение. Она понимала, что Кевин хотел оформить дело без огласки и как можно быстрее. И этому как нельзя лучше способствовал выбранный им способ.

– Итак, они обратились к твоему отцу, – сказала она. – Как он это устроил? Он специально подыскивал ребенка или у него уже кто-то был на примете?

– Я думаю, и то и другое, – заключил Грехем. – Он навел справки, и один из его коллег посоветовал ему обратиться к юристу из Норвич Нотча.

– Ты знаешь его?

– Нет.

– Может, он до сих пор работает в Норвич Нотче?

– Сомневаюсь. Я даже не знаю, жив ли он сейчас.

– У тебя сохранился архив твоего отца?

– Кое-что осталось, но не то, что интересует тебя. После его смерти я просматривал все бумаги и не обнаружил никаких документов по удочерению.

– А может, они были под другим названием? Грехем покачал головой:

– Нет, Челси. Все, что находилось в архиве, я тщательно изучил. Твоих документов там не было.

И все-таки они там были, подумалось Челси. Ни один юрист не выбросит свои бумаги. Причину надо искать в Кевине – документы наверняка не давали ему покоя, пока он их не уничтожил. Но Челси не отчаивалась. Существовали и другие возможности получить нужную информацию.

– Значит, ты ничего не знаешь о моих настоящих родителях. А что тебе известно о Норвич Нотче? Ты знаешь, что там добывают гранит?

Когда Грехем в недоумении покачал головой, она продолжила:

– Несколько лет назад мы искали камень и получили от компании "Плам Гранит" предложение. Их расценки нас, мягко говоря, не устроили. Гранит был отличного качества, но, к сожалению, необработанный. Его еще нужно было обтесать и отшлифовать, что означало дополнительные расходы.

– Похоже, они не очень заботятся о своих клиентах. Не удивляюсь, если они уже прогорели.

– Вряд ли, – сказала Челси. – "Плам Гранит" – крупнейший работодатель в городе.

И ей как архитектору мог снова понадобиться камень. Отличный повод. Она могла бы поехать в Норвич Нотч, Нью-Гемпшир, для осмотра гранита. Архитекторы часто так поступают, чтобы в любой момент иметь все необходимое под рукой.

Грехем понимающе улыбнулся.

– Я не собираюсь туда ехать, – сказала она.

– А почему бы и не съездить?

Она поправила ремень сумочки на своем плече и поднялась, собираясь уходить:

– По той же причине, по которой я не наняла частного детектива.

– Я уже давно хотел спросить тебя об этом. Ты ведь могла бы себе такое позволить.

– В смысле денег – да. Но дело не в них. Я еще не готова.

Грехем вспомнил, как Кевин говорил, что Челси сама привыкла решать свои проблемы.

– Ты все равно поедешь туда.

– Возможно, – Челси нахмурила брови и пожала плечами, – но не сейчас.

Она направилась к двери:

– Мне надо разобраться в себе. Временами, как сегодня после звонка Майкла, у меня появляется непреодолимое желание узнать, кто я. Тогда я забываю обо всех страхах. Я показываю ключ ювелиру, или звоню в Городское управление Норвич Нотча, или пристаю к тебе с вопросами. Этого хватает мне ненадолго, но я успокаиваюсь. – Челси уже не испытывала той острой необходимости выяснить все, которая привела ее в офис Грехема. – Мне хотелось узнать, какой информацией ты располагаешь. Теперь я знаю.

Кевин опаздывал, что было совсем на него не похоже. Обычно он был пунктуален. Если операция назначалась на семь утра, то минута в минуту он появлялся в операционной в полной готовности приступить к работе. Если он говорил, что вернется домой в восемь, то ровно в восемь и ни секундой позже он появлялся в дверях.

Челси была дочерью своего отца. Если деловая встреча с заказчиком назначалась на десять часов, то ровно в десять она представляла проект в офисе. Если ее приглашали на вечеринку в шесть вечера, то хозяева встречали ее на пороге ровно в шесть. Друзья подшучивали над ней. Они предупреждали, что она не сможет долго жить в обществе людей, если не научится опаздывать. Но Челси мало заботилась о своем положении в обществе. Она принадлежала к нему настолько, насколько сама того желала. Социальная карьера не входила в список ее приоритетов.

Кевин Кейн занимал в этом списке одно из первых мест. Челси не жила с ним в большом загородном доме с тех пор, как закончила архитектурную школу восемь лет назад, а еще раньше, благодаря Махлерам, перестала получать от него деньги. Но она все еще нуждалась в его отцовской поддержке, в его любови и одобрении.

Их близость восстанавливалась урывками в течение долгих недель со дня смерти Эбби. И в этом не было вины Челси, просто Кевину требовалось время, чтобы прийти в себя. Он загрузил себя работой так, что даже Челси чувствовала чрезмерность таких нагрузок для шестидесятивосьмилетнего человека. Приходя домой, Кевин с головой уходил в свои журналы. Когда она звонила ему, ей казалось, что между ними растет отчужденность, сквозь которую ей все труднее и труднее было пробиваться. Поэтому она стала ужинать с ним каждый вечер. Встречаясь с ним, она могла быстрее возвратить его к жизни.

Челси взглянула на часы. Отец опаздывал уже на десять минут. Она совершенно точно помнила, что они договаривались встретиться в четверг в гостиной кантри-клуба ровно в семь вечера. Она приехала даже раньше.

– Желаете выпить чего-нибудь, пока не пришел доктор Кейн?

Челси посмотрела на официанта, одетого в униформу, который неслышно подошел к столику:

– Э… да, пожалуй. Мне как обычно, Норман. И для моего отца тоже. Он должен сейчас подойти.

Произнося это вслух, она почувствовала себя спокойнее. Холодный февральский вечер обволакивал окно липкой темнотой, сквозь которую яростно прорывались косые струи дождя. Челси представила себе, как его машину заносит на скользкой дороге или, избегая встречной, она врезается в дерево или переворачивается на повороте.

Он был далеко не молод, и он был всем, что у нее осталось. Мысль о том, что с ним могло что-нибудь случиться, угнетала ее.

В такие времена, когда она боялась за него, ей вспоминался Норвич Нотч и те родные люди, которые, может быть, там жили.

Спустя некоторое время он показался в дверях, и Челси с облегчением поднялась ему навстречу.

– Извини, что так получилось. – Улыбаясь, Челси обняла его и поцеловала в щеку. – Я заставил тебя беспокоиться, моя девочка, – сказал Кевин, целуя ее в ответ. – Я позвонил тебе в офис, хотел предупредить, что задержусь, но ты уже ушла.

– Все в порядке?

– Да, у меня затянулась консультация. – Он усадил ее на софу и сел рядом. – А где Карл? Вышел в туалет?

– Нет, он играет в сквош. Что-то дрогнуло в лице Кевина.

– Мне казалось, он присоединится к нам.

– Он всегда играет в сквош по четвергам, – объяснила Челси, чувствуя себя несчастной.

После смерти Эбби у Кевина осталось так мало радостей в этой жизни, и, как поняла Челси, для отца Карл значил даже больше, чем она предполагала.

– Он выступает за лигу. Они рассчитывали на него сегодня.

– Я тоже на него сегодня рассчитывал.

– Но ты ничего не сказал о нем.

– Я думал, это и не нужно. Мне кажется, что вы всегда и везде вместе. – Кевин потянулся за своим виски. Сделав большой глоток, он поудобнее устроился на софе.

Челси держала свой бокал в обеих руках, пытаясь определить, был ли отец раздражен или просто устал. Через минуту она спросила:

– Ты расстроился?

– Из-за того, что ты проводишь столько времени с Карлом? Ничуть. Карл мне как сын. Я был бы только рад, если бы вы поженились. И Том, и Сесил тоже. Знаешь, как раз вчера Том спрашивал меня об этом. Он пытался выяснить, известно ли мне что-то, чего он не знает. Я сказал, что ты уже взрослая и это не мое дело. – Он взглянул на Челси в поисках поддержки. – Может быть, я не прав, я ведь твой отец. – Челси вдруг увидела, какой он беспомощный. – Ты уже не ребенок, но для меня ты по-прежнему моя любимая дочурка. Как дела у Карла?

Как было заведено у них раньше, Кевин всегда интересовался ее работой, оставляя душевные дела для Эбби. В том, как он не мог найти себе место сейчас, было что-то трогательное и в то же время печальное. Больше всего на свете Челси хотелось теперь, чтобы мама была опять с ними.

– Мы… – она подыскивала нужные слова, не желая, чтобы отец неправильно ее понял, – пытаемся разобраться в наших отношениях.

– А я-то думал, что вы давно уже разобрались, – заметил он. – Вы же старые друзья. Вот уже пять лет, как у вас своя фирма.

– Но мы думали о наших отношениях в другом смысле.

– Ты говоришь о работе? Челси грустно улыбнулась:

– Неужели не понятно?

– У меня нет времени ходить вокруг да около, как и у тебя, малышка. Если ты хочешь иметь детей, то должна поторопиться.

– У меня еще есть время.

– Не так уж и много, если ты хочешь иметь здоровых детей. Риск увеличивается с каждым годом.

Неожиданно для себя – может быть, потому, что постоянно думала об этом – Челси сказала:

– Риск от возраста может быть минимальным при хорошем предродовом уходе, но есть еще и другой риск. Я ничего не знаю о своей наследственности.

Лицо Кевина помрачнело.

– С ней все в порядке. Я проверял.

– Как проверял?

– Спросил.

Челси поджала губы. Одно дело документы, а ни к чему не обязывающее «спросил» – совсем другое.

– Ты думаешь, что доведенные до отчаяния люди, не знающие, куда пристроить ребенка, обязательно говорят правду?

– Он сказал правду. Он знал, что за обман ему пришлось бы заплатить слишком дорого.

– Кому – ему?

Кевин раздумывал несколько секунд.

– Вальтеру Фритцу.

"Оставь это", – говорила одна Челси, но другая, более сильная Челси знала, что уже не остановится. Ей вспомнились те документы, которых так и не увидел Грехем, и теперь она была уверена, что Кевин знал гораздо больше.

Челси пристально смотрела в свой бокал. Светлое вино вспыхивало и искрилось, пока его поверхность не стала ровной, как зеркало.

– Ты прав. Если я собираюсь завести детей, мне нельзя медлить, но какая-то часть меня противится этому. Как я смогу быть хорошей матерью, если я не знаю, кто я?

– Ты знаешь, кто ты. Ты прекрасный человек, и воспитала тебя самая лучшая из матерей.

Челси предприняла еще одну попытку:

– И все же я чувствую себя неполноценной.

– Ты не будешь чувствовать себя так, если у тебя будет хороший муж и дюжина чудных детишек, – сказал он ободряющим тоном. – Ты забудешь обо всем, что тебя волнует сейчас, и поймешь, что страхи твои были напрасны. Ты станешь полноценной женщиной. И Карл будет счастлив. Том, Сесил и я – все мы будем счастливы, как и Эбби, если бы она была жива. Я знаю, она хотела, чтобы ты вышла замуж за Карла.

– Так нечестно, – с трудом произнесла Челси, словно какая-то боль сдавила ей горло.

– Честно. Это просто здравый смысл. Вы с Карлом – идеальная пара. Не знаю, чего ты еще ждешь.

Кевин видел мир в черно-белых тонах, он не усложнял жизнь. Другие оттенки были трудно уловимы для него, – возможно, работа в больнице сделала его таким. Кто-то должен принимать решения: проводить анализы или не проводить, назначить операцию или не назначить.

Они видели мир по-разному. Челси различала оттенки. Где-то далеко, как будто на дне пропасти, Челси видела множество людей, чья кровь текла и в ней, только она никак не могла рассмотреть их лиц.

Но Кевин не мог этого понять. Его лицо стало еще более мрачным.

Пытаясь развеять его тяжелые мысли, она сказала:

– Может быть, все так и получится. Может быть, мы действительно идеальная пара. И тогда, возможно, мы устроим роскошную свадьбу с умопомрачительным белым платьем, трехэтажным тортом и с шампанским, которого хватит, чтобы затопить весь клуб.

Морщины на лбу Кевина разгладились.

Он поднял свой бокал в молчаливом тосте одобрения.

– Но только с одним условием, – сказала та, другая Челси. – Ты должен помочь мне. Ты должен посмотреть правде в глаза. Ты должен поставить себя на мое место. Будь то правильно или неправильно, хорошо или плохо – это касается меня. Если тебе известно больше об обстоятельствах моего рождения, то я бы хотела услышать все.

Кевин опять потянулся за своим виски, который он только что поставил на стол. Когда на дне бокала остались только кубики льда, он медленно поставил его на подлокотник софы. Почувствовав, что алкоголь прибавил ему смелости, он посмотрел ей в глаза:

– Я ничего не знаю и не хотел знать. Ты была нашей с самого начала. Мы взяли тебя с кровати, на которой ты родилась, и с того дня ты стала нашей дочерью. Я не хотел, чтобы кто-то пришел за тобой, и потому я лично проследил за уничтожением всех записей.

Челси поперхнулась:

– Все записи?

Она могла поверить, что бумаги из архива Вальтера Фритца ей уже никогда не придется увидеть, но она надеялась, что сохранились другие документы.

Кевин кивнул головой, и, к своему ужасу, она поверила ему.

– И судебные свидетельства? – спросила она слабым голосом.

– Все!

– Но как?

– Взятка.

– О папа!

– Это касается только меня, – сказал он, возвращая ее слова. – Будь то правильно или неправильно. Хорошо или плохо. Ты моя дочь. Я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты строила воздушные замки и страдала от этого.

– Это не воздушные замки, – запротестовала Челси. – Это тени, и они будут преследовать меня, пока я не смогу разглядеть их достаточно ясно.

Она старалась убедить себя, что он солгал ей:

– Должно же хоть что-то остаться в Норвич Нотче. В больнице наверняка сохранились записи.

– Ты родилась в частном доме.

– Там должен был быть доктор.

– Тебя принимала повитуха, и ей хорошо заплатили за молчание.

– Я заплачу ей больше, – сказала Челси первое, что пришло ей на ум, и тут же пожалела о своих словах.

Кевин сразу же стал словно чужим. Он поднял голову и расправил плечи. Казалось, какая-то тень мелькнула в его глазах:

– Мне бы не хотелось, чтобы ты это делала, – сказал он с усилием.

– Я хочу знать, – прошептала она, не уверенная, что напугало ее больше – его внезапная отчужденность или то, как ожесточенно он обрывал любую ниточку, по которой она могла выбраться из мучительной неизвестности. – Ты поступаешь несправедливо. Там моя кровь, моя генеалогия. Я взрослый человек. Я имею право знать, кто я.

– Можно подумать, до сих пор тебя лишали этого права. Но, ради Бога, тогда что означали все твои прежние выходки?

– Я хотела знать. Я постоянно думала об этом. Он тяжело вздохнул и покачал головой:

– Знаешь, Челси, каждый день на моих глазах умирают люди, и это зрелище не из приятных. Я вижу людей, готовых отдать все, чтобы быть счастливыми и здоровыми, как ты. Но тебе этого мало. – Он взглянул на нее так, словно видел ее впервые. – Чего тебе не хватает?

Она не ответила. Она просто не могла. В ее горле застрял комок, а сердце болезненно сжалось. Кроме того, она уж все ему сказала.

Как будто прочитав ее мысль, Кевин резко поднялся с софы:

– После всего, что мы сделали для тебя, после всего, что мы разделили с тобой, твоя навязчивая идея узнать о кучке абсолютно чужих для тебя людей – это плевок в душу. Эбби не заслужила его, Челси, так же как и я.

Со слезами на глазах она умоляюще протянула к нему руку:

– Ты ничего не понял.

Он открыл и закрыл свои карманные часы, не взглянув на циферблат:

– Пожалуй, я откажусь от ужина. Я не очень голоден. Она хотела извиниться, но он уже повернулся и пошел к выходу.

Челси чувствовала себя опустошенной. С того самого вечера, как они расстались с Кевином, как будто что-то оборвалось у нее в душе. Она знала, что он хотел наказать ее и что он был неправ. Она также знала, что должна сказать ему об этом, и она бы так и сделала, если бы Кевин не был ее отцом. Она боялась еще больше увеличить разрыв между ними.

Карл, казалось, был послан ей самим Богом. Он не только поддерживал связь с Кевином, но и, как никто другой, мог утешить ее. Почти все свое свободное время они проводили вместе и были близки как никогда. Правда, разговор о женитьбе больше не возникал. Они еще не были готовы к любви.

– Сексуальные отношения, – сказала Челси Сидре Саперштейн, обдумывая, с какой стороны ей подступиться к этому вопросу.

Сидра была психотерапевтом. Они познакомились в клубе здоровья и вот уже пять лет вместе занимались бегом. За это время они стали настоящими друзьями. Их жизни больше никак не пересекались – ни общих друзей, ни любовников, ни профессиональных интересов, – им было легко откровенно делиться друг с другом своими чувствами.

Одетые в одинаковые спортивные костюмы, с волосами, забранными в пучки, которые дружно подпрыгивали в такт их движениям, они бежали вдоль утренней, еще безлюдной улицы, перебрасываясь короткими фразами.

– Я не девственница, – продолжала Челси. – Как и он. Иногда секс в радость. Иногда нет. Когда нет – плохо. Ты же знаешь.

– Почему бы тебе не попробовать? Челси тысячу раз задавала себе этот вопрос.

– Карл мне как брат. Мне кажется, у меня с ним ничего не получится.

– Он заводит тебя?

– Не знаю. Еще не разобралась.

– А когда он целует тебя?

– Мне приятно.

– Только и всего?

– Между нами нет безумной страсти. Он сказал, что может подождать. – Челси помолчала, вспоминая его слова. – Но он тоже нервничает. Он хочет, чтобы у нас все получилось.

– Здесь есть скрытая мотивация. Тебе не кажется? Сидра была большим знатоком скрытых мотиваций.

– Но ты лучше попробуй, Челс. Черт побери, ты права – сексуальные отношения. Если они не складываются – ты нарываешься на неприятности. Мы с Джеффом поэтому и разошлись.

Они обсуждали подробности ее совместной жизни с Джеффом почти каждое утро, когда Сидре было необходимо дать выход своему гневу. Причиной их развода была сексуальная несовместимость.

– Он хотел этого, а я нет. Я думала, что со временем все изменится. Ничего не изменилось. Тебе этого хочется или не хочется.

– Ну а если не хочется?

– Значит, ты теряешь время зря. Есть много других мужчин. Или можешь попробовать один раз со мной.

– Ненавижу такие пробы. Я хочу, чтобы у нас все получилось с Карлом.

Сидра ухмыльнулась:

– Тогда попробуй, – может быть, Карл превзойдет все твои ожидания. И ты увидишь, что напрасно себя сдерживала.

Но Челси не торопила события, в этом ей очень помогала работа. "Харпер, Кейн и Ку" была на подъеме. Она лично завершила разработку дизайна библиотеки в Делавере и сейчас занималась дизайном центра здоровья, клуба фигурного катания и здания страховой компании. Одновременно она следила за выполнением двух новых проектов.

Настоящее чувство поглощает тебя всего так, что ты уже не можешь ни о чем думать. Сейчас Челси просто не имела возможности отдаться такому чувству, и Карл понимал ее состояние.

Чего он никак не мог понять – так это зачем Челси собиралась лететь на север смотреть гранит.

– Мне необходимо взглянуть на белый гранит. Я думаю о дизайне здания страховой компании, – попыталась она объяснить ему. – Ты же знаешь, как трудно бывает найти подходящий материал.

– Я также знаю, – сказал Карл, сидя на углу ее стола, – что есть местные представители всех крупных компаний, добывающих гранит. Они будут счастливы показать тебе образцы.

– Мне не нужен образец. Я хочу взглянуть на настоящий камень.

– Скажи лучше, что хочешь взглянуть на Норвич Нотч, который ты записала вместе с "Плам Гранит" и номером телефона у себя в ежедневнике. Что ты собираешься там делать? Выйти на центральную площадь и крикнуть: "Эй, я здесь! Никто не хочет меня встретить?!"

– Конечно нет.

– Тогда что?

Она подняла на него глаза и посмотрела на него с полным пренебрежением. Если он думал, что их дружба давала ему право диктовать, что она должна делать, а чего не должна, то он глубоко ошибался. Она была свободным агентом и полноправным партнером в фирме. Она могла поехать куда и когда угодно, не объясняясь с ним.

Но она не стала с ним спорить, так же как и отрицать, что имелась еще одна причина для поездки.

– Я хотела бы посмотреть на город. Просто посмотреть. Компания разрабатывает жилу белого гранита, и у нас нет их представителя с образцами. Я не собираюсь ничего узнавать о себе. И не собираюсь никого спрашивать. Это совершенно не входит в мои планы.

– А планы страховой компании насчет проекта еще совсем неопределенные. Они не сказали, что хотят заказать гранит для отделки. Ты не боишься перестараться?

Челси устало вздохнула:

– По-моему, нам стоит отдохнуть.

Карл продолжал постукивать треугольником о стол. Когда молчание стало невыносимым, она повернулась к нему и в порыве откровенности воскликнула:

– Мы должны что-то делать, Карл. Мы становились все ближе и ближе. Затем замерли на месте. Что случилось?

Он промолчал. Ей показалось, что он растерян и раздражен без причины, так же как и она сама. Она хотела, чтобы он умолял ее остаться, клялся, что умрет от любви, даже если не увидит ее три или четыре дня. Она хотела, чтобы он безумно желал ее. Именно этого ей хотелось больше всего – и он наверняка знал об этом, если, конечно, он ее вообще знал.

Треугольник наконец застыл в его руках так, что его острая вершина напоминала горный пик, вздымавшийся между ними.

– Может быть, нам нужно больше времени?

Она вздохнула, разочарованная, но где-то в глубине души понимая, что хочет от него слишком многого:

– Может быть.

– Трудно думать одно, а потом сразу другое.

Внезапно у Челси в голове промелькнула мысль, что любовь не должна требовать таких усилий, что они придумывают ее себе сами. Может быть, они хотят любви и страстей и детей больше, чем друг друга. В любом случае она правильно сделала, что собиралась лететь на север.

Ей действительно нужно было время – время, чтобы все обдумать, и только время могло показать, насколько глубоким может быть ее чувство к Карлу.

ГЛАВА IV

В конце марта в Норвич Нотче стояла сырая погода. Почерневшие от времени сугробы, возвышавшиеся вдоль дорог, медленно оседали, оставляя глубокие лужи в колеях. Земля постепенно оттаивала. Редкие машины, проезжая по улицам города, оставляли грязные следы на мокром асфальте. В минуты затишья в отяжелевшем от влаги воздухе слышался шум ручьев, стремительно несущихся вниз с горы Акатук и ближе к городу мутными потоками впадающих в реку Нотч.

Припарковывая машину около городского сквера, Челси слышала, как барабанят капли дождя по крыше ее автомобиля, как мерно работают дворники и как глухо бьется ее сердце. Челси выключила двигатель. Из Балтимора в Бостон она прилетела утренним рейсом, а затем, взяв машину внаем, поехала на север. И хотя весь маршрут был изучен по карте, она с замиранием сердца встречала каждый поворот, ожидая обнаружить за ним Норвич Нотч. В нетерпении она проезжала встречавшиеся ей города, похожие друг на друга своими выбеленными, с остроконечными крышами церквами, запотевшими окнами придорожных кафе, низкими изгородями из камня, которые, казалось, нескончаемо тянулись вдоль всего ее пути. Челси почувствовала, как машина прибавила скорости, когда она миновала Стотервиль, последний перед Норвич Нотчем городок. Теперь лил дождь, было холодно, и наконец она была здесь.

Она родилась в этом городе. Где-то на одной из узких улиц, начинавшихся от городской площади, стоял тот самый дом, и хотя она не была уверена, существуют ли дом и улица до сих пор, эта мысль поразила ее. Когда-то мать Челси, вынашивая ее, прогуливалась по старым кварталам, проходила мимо треугольного сквера и отдыхала на массивных деревянных скамьях в центре, рассматривая витрину "Универсального магазина Фарра".

Челси представила на минуту, что один из ее настоящих родителей мог бы сейчас проходить мимо ее машины. Она уже стала вглядываться в дождь, стараясь заметить кого-нибудь, кто мог соответствовать по возрасту ее родителям. Но никто не появился, хотя, подумала Челси, если подождать еще немного, такое вполне могло бы случиться.

Однако в ее планы не входило просидеть целый день в машине. Если кто-нибудь из ее родителей до сих пор жив, если конечно, то они давно ее забыли. С того времени, когда Эбби прислали ключ, никто больше не давал о себе знать. Челси была деловой женщиной, и сейчас ее привели сюда в первую очередь профессиональные интересы. Было бы слишком романтично, если бы кто-нибудь признал в ней свою потерянную дочь. Так не бывает в жизни, подумала Челси.

Переведя дыхание, она выскользнула из машины и, натянув плащ на голову, быстро побежала к магазину. Челси совсем не подумала о погоде, собираясь в поездку. Ей нужен был зонт.

Когда она открывала дверь, мелодично прозвенел колокольчик. Перекинув плащ через руку, Челси поправила волосы, тяжелой волной упавшие на ее плечи. Перед поездкой она сменила свою деловую прическу на более скромную. Здесь была провинция. Люди здесь были проще. Ей не хотелось привлекать к себе внимание. По той же причине Челси надела короткую юбку, свитер и широкую фланелевую куртку. Она производила впечатление серьезной и спокойной женщины, но никак не могла справиться со своим волнением. Она и сама не знала, что хотела найти в этом городе.

В смущении Челси осмотрелась вокруг. Молодая женщина с ребенком на руках перебирала пучки салата у прилавка. Две другие женщины – мать и дочь, догадалась Челси по тому, как они были похожи друг на друга – выбирали букет из засушенных цветов, стоявших в плетеных корзинках. Пожилой лысоватый мужчина в пенсне читал краткую сводку новостей у газетной стойки, объявление над которой зазывало всех желающих на праздничный обед с танцами – первого апреля в местной церкви.

Челси облегченно вздохнула. Никто не подходил к ней, а люди, которых она видела, были покупателями и занимались своими делами. Она могла побродить по магазину, не привлекая внимания продавцов. Ей нужно было время освоиться. Ей хотелось также узнать что-нибудь о городе. С этой мыслью Челси стала не торопясь разглядывать товары на стеллажах.

Первым ей бросилось в глаза то, что у жителей Норвич Нотча был широкий выбор продуктов питания. В дополнение к зелени мясной прилавок предлагал все – от котлет из печени ягненка и цыплячьих грудок без костей до филе из телячьих боков с мраморными прожилками. Здесь были бри, камамбер и гаварти с укропом. Другие стеллажи были переполнены самыми разнообразными упаковками, баночками с консервированными фруктами и пластиковыми бутылками с минеральной водой. А там, где Челси не рассчитывала увидеть ничего, кроме "Максвелл Хауз кофе", она в замешательстве обнаружила дюжину различных сортов кофе в зернах, засыпанных в отдельные ящики.

Также несомненно было и то, что жителям Норвич Нотча нравились красивые вещи. Полки были уставлены вытканными домашними ковриками всевозможных расцветок, ярко расписанной посудой, резными разделочными досками и целым семейством кофейных кружек, не говоря уже о плетеных корзинках с засушенными цветами, из которых две покупательницы вот уже четверть часа старательно подбирали букет. Они взглянули на нее, как показалось Челси, с любопытством. Она улыбнулась им в ответ и, стараясь выглядеть как можно более невинно, перешла в другой ряд.

Здесь были шерстяные шапки, варежки и шарфы, внизу лежали стопки хлопковых колготок, кофточек и носков. Люди в Норвич Нотче предпочитали натуральные ткани, как и сама Челси. И хотя вещи отличались высоким качеством, стоили они совсем недорого.

Возвращаясь, Челси остановилась между выставкой кулинарных книг Норвич Нотча и полкой, на которой расположились пузатые баночки с наклеенными вручную этикетками, наполненные кленовым сиропом местного производства.

Челси была приятно удивлена и смущена в то же время. Она ожидала увидеть дешевый захолустный магазинчик с залежавшимися на полках продуктами, покрытыми слоем пыли. Магазин Фарра преподнес ей сюрприз.

К ней приблизилась женщина. Она была немного ниже Челси и выглядела на год или два старше. Челси решила так, потому что кожа на ее лице выглядела гладкой. Но по виду ее неопределенного цвета волос, завязанных в жесткий пучок, по юбке и блузке, выглядевших почти неряшливо, ей можно было дать гораздо больше лет.

Она работала в магазине. Ее карие глаза, почти такие же светлые, как зеленые глаза Челси, светились доброжелательностью и вниманием. Челси даже почудилась мелькнувшая в них робость.

– Я ищу зонтик, – сказала Челси, озираясь. – По-моему, я где-то видела их.

Мягким жестом указав дорогу, женщина провела ее к стеллажу, который находился двумя рядами дальше. В неглубокой вазе веером расположились зонты. Челси, жизнь которой проходила в сити, среди них сразу приглянулся складной, он как раз поместился бы в ее сумочке. Но она тут же поняла нелепость своего выбора. Хрупкий зонтик, который ей сразу понравился, совсем не подходил для здешнего климата. Ей нужно было что-нибудь более прочное, способное служить защитой не только от легкой измороси по пути к ожидающему такси. Жизнь людей в Норвич Нотче была простая, несмотря на филе из телячьих боков, кофейные зерна "Моха Джава" и сыр "Субенхара".

"Это север", – подумала Челси, испытав мимолетное удовлетворение, промелькнувшее так быстро, что она могла бы и не заметить его, если бы оно не приходило в последнее время так редко. Пусть даже ее чувство было смутным и неясным, она знала, что, появившись однажды, оно вернется к ней снова. В нем было что-то таинственное и обещающее, как и в маленьком серебряном ключе, который она не взяла с собой, потому что не собиралась пока ничего выяснять. Ее поездка была деловой, ей хотелось осмотреться и, может быть, решить, как лучше всего действовать дальше.

Она выбрала зонт в цветочек. Он был не в ее вкусе – цветочки располагались маленькими группками и выглядели немного слащаво, – зато легкая и прочная деревянная ручка показалась Челси очень удобной. Она отдала зонт женщине и достала кошелек из кармана.

Проходя к кассе, Челси поравнялась с газетной стойкой, где все еще стоял пожилой мужчина, читая все ту же газету. Скорее всего когда он прочтет все, что ему нужно, он просто вернет газету на место и выйдет из магазина. В Балтиморе такое представить было трудно. Здесь же это выглядело вполне естественно. Челси находила даже привлекательной такую старомодность.

По привычке она взяла местную газету и положила ее рядом с зонтиком перед кассой. Затем, поддавшись внезапному порыву, вернулась к полке с кленовым сиропом, взяла одну баночку и заодно захватила кулинарную книгу.

– Любите готовить?

На нее глядел мужчина с выцветшими глазами. Судя по одежде, он тоже работал в магазине. Среднего роста и крепкого телосложения, он был блондином с типичными американскими чертами лица и неотразимой улыбкой. Будь Челси неравнодушна к блондинам, он мог бы показаться ей интересным, но ей нравились высокие темпераментные брюнеты, или по крайней мере она так считала.

– У меня не очень хорошо выходит, – призналась она, – но я люблю эксперименты.

Челси покупала кулинарные книги в самых разных местах. Ей было любопытно узнавать новые рецепты, даже если она не собиралась их использовать.

– Вы выбрали самую лучшую книгу. Ее составляли все наши женщины. Многие рецепты передавались из поколения в поколение. Как, например, в моей семье. Мы – Фарры, если вы обратили внимание на вывеску. Здесь рецепты Фарров, рецепты Джемиссонов и Пламов. Семейные рецепты всегда самые оригинальные. – Он внимательно изучал Челси, не переставая болтать о секретах местной кухни. – Проезжаете мимо? – спросил он неожиданно.

– Я здесь по делам.

– Тогда вы или архитектор, или дизайнер. Челси насмешливо посмотрела на него.

– У нас тут только одна компания – "Плам Гранит", в которую приезжают люди с вашей внешностью, и вы точно не строитель. – Он еще раз окинул Челси оценивающим взглядом, забирая сироп из ее рук: – Да, на строителя вы точно не похожи. Вы издалека?

Не зная, как ему ответить, она, поколебавшись, сказала:

– Из Балтимора.

– Архитектор или дизайнер? – не отставал он.

– Архитектор. – Она уложила книгу в сумочку. После того как сироп занял свое место рядом с книгой, она улыбнулась женщине, терпеливо ожидавшей, когда Челси возьмет чек.

– Вам обязательно понравится сироп, – не унимался мужчина. Он прислонился к прилавку рядом с Челси. – Его делают у нас.

– Я заметила, – показала она на этикетку.

– На самом деле это не совсем верно. Его делают не у нас, а в Стоттервиле, но это техническая сторона дела. Кленовые посадки – как раз посредине между двумя городами, а сахарный завод находится в Стоттервиле, поэтому считается, что они делают сироп. Видели когда-нибудь, как варят настоящий сироп?

Челси сосредоточенно посмотрела на кассовый аппарат:

– Нет, не приходилось.

– Обязательно посмотрите. Очень интересный процесс. Пока вы здесь, вы могли бы взглянуть. Как долго, вы сказали, пробудете здесь?

– Я скоро уезжаю, – ответила она вежливо.

– Сок уже начали собирать. Вы могли бы съездить посмотреть.

Он потянулся и с такой неожиданностью хлопнул женщину по руке, что Челси даже подпрыгнула. С такой же внезапностью его тон сменился с услужливого на требовательный:

– Принеси книгу о сахарном производстве, Донна. Она, может быть, захочет купить ее.

– Нет, нет, – запротестовала Челси вслед удаляющейся Донне. – Нет никакой необходимости, у меня очень мало времени для чтения.

Но было уже поздно: Донна скрылась среди стеллажей. Провожая ее взглядом, Челси увидела мать и дочь, которые стояли рядом и молчаливо наблюдали всю сцену. Пожилой мужчина в пенсне обернулся и тоже посмотрел на нее.

Хозяин магазина махнул рукой в ту сторону, куда пошла Донна:

– Вы должны извинить мою жену. Она работает в магазине с того дня, как мы поженились, а это уже четырнадцать лет, но так и не научилась угадывать желания покупателей. – Он легонько постучал по голове: – Она чуточку медлительна.

Его жена?! Челси, ошеломленная его презрительной усмешкой, почти понимала, почему Донна была такой молчаливой. Просто стыдно! Челси хотела бы сказать ей все, что она думает о ее муже.

– Извините меня, – сказала она и поспешила за Донной. Челси нашла ее в самом дальнем углу магазина, который пропустила при осмотре. Та перебирала стопку книг, пытаясь найти ту самую, о которой ей говорил муж.

– Не стоит беспокоиться, – сказала Челси, дотронувшись до ее плеча. – У меня дома целый шкаф непрочитанных книг. Я и так не успеваю их читать.

Она посмотрела вокруг. Кроме книг, скорее всего местного издательства, здесь были различные кустарные изделия: набивные тряпичные куклы, фигурные свечи и обтянутые шелком блокноты.

Челси достала обшитый бархатом ободок из корзины – тоже весь в цветочках, на этот раз они даже понравились Челси – и примерила себе:

– Я всегда ношу такие дома. Как, мне идет?

Глаза Донны засветились одобрением. Ее лицо, как будто помолодело. Челси примерила ободок Донне:

– Вы должны его носить. – Песочный оттенок ободка очень подходил по цвету к ее волосам. – Выглядит просто невероятно. Чудесная вещь. У вас длинные волосы?

Донна провела рукой примерно на уровне своих плеч.

– Они вьются? – спросила Челси, увидев непокорные завитки, выбившиеся из пучка.

Донна печально кивнула. Тогда Челси сказала:

– Я боролась с этим много лет. Я перепробовала все возможное: жесткую укладку, промывание в концентрированном апельсиновом соке, я сушила их, расчесывая гребешком из слоновой кости, и даже утюжила. Только несколько лет назад я сдалась. – Она вытащила из корзины два других ободка и отдала Донне: – Я беру все три.

Они возвратились к кассе. Колокольчик в дверях зазвенел, провожая мать с дочерью. Муж Донны со злостью захлопнул кассовый аппарат:

– Я уже стал думать, что ты отправилась на обед. Защищая Донну, Челси произнесла:

– Она показывала мне товары, которые я не заметила. Ваши ободки – просто прелесть. – Челси перевела взгляд на свой кошелек.

Расплатившись, она поинтересовалась:

– Кстати, вы не подскажете, где здесь можно быстро перекусить?

В "Плам Гранит" ее ждали в час дня. Сейчас было уже четверть первого, а у нее не было ни крошки во рту с самого утра.

– Недалеко есть закусочная, – произнес дрожащим голосом пожилой человек.

Он стоял неподалеку, засунув костлявые руки в карманы, забыв про свою газету. В его глазах читалось любопытство, какое было и у матери с дочерью.

Челси решила, что зайти в закусочную сейчас совсем не помешало бы.

– Правда?

– Да, – продолжал он, – только сейчас она закрыта.

– О?!

– Но открывается по вечерам. По пятницам там готовят отменную рыбу.

– А, – кивнула она.

– Сходите в гостиницу, – предложил ей муж Донны. – Если вы спросите Шелби и скажете, что от меня и что страшно спешите, она вас обслужит в один момент. – Он подмигнул: – Мы с ней друзья.

Затем протянул Челси руку и представился:

– Между прочим, Мэтью Фарр. А вы?..

Долю секунды Челси колебалась. Она представила, что, услышав ее имя, они застынут, раскрыв рты от удивления. Внезапно все поймут – кто она. Она представила, как сверкнет молния и раздастся оглушительный раскат грома, когда ничего не ожидавший Норвич Нотч узнает о возвращении своей блудной дочери.

Но если они не узнали ее с самого начала, то что может сказать им ее имя?

Немного смущенная из-за своей глупой фантазии, она пожала его руку и произнесла:

– Челси Кейн. – Затем с улыбкой обратилась к Донне: – Большое спасибо за помощь. Вы мне очень помогли.

Подхватив сумочку с покупками, она выскользнула за дверь, держа зонтик наготове.

Гостиница Норвич Нотча находилась напротив магазина Фарра в дальнем конце треугольной площади. Оставив все покупки, кроме зонта, в машине, Челси решила обойти вокруг сквера. Она еще раз миновала магазин, потом здание Исторического общества Норвич Нотча, почту и библиотеку. Все дома были кирпичными и напоминали казармы. Одни из них были построены еще до Гражданской войны, другие – во времена Федерации. На каждом висели аккуратные вывески. В самом углу сквера, окруженная соснами, возвышалась церковь конгрегации. Здесь проходили и городские собрания, как гласила небольшая табличка на фасаде.

Поднявшись по широким гранитным ступеням, Челси открыла тяжелые двойные двери и вошла внутрь. Почерневшие балки под высокими потолками распространяли аромат старого дерева и мускуса. Все стены в притворе были буквально заклеены объявлениями. В одних сообщалось о событиях церковной жизни: репетициях хора, религиозных праздниках и все том же праздничном обеде с танцами первого апреля. В других говорилось о светских делах – бойскауты распространяли подписку на журналы, собирая деньги для поездки в Вашингтон; межгородская баскетбольная лига проводила серию повторных матчей; городская больница развернула кампанию по сбору донорской крови. Большинство объявлений было посвящено городскому собранию. Заседания открывались со следующей недели и должны были проходить каждый вечер, начиная с понедельника, и "до тех пор, пока каждый из внесенных в повестку вопросов не будет поднят, рассмотрен и решен в порядке, определенном председателем собрания мистером Эмери Фарром", прочла Челси и с любопытством посмотрела на список вопросов. Предлагалось обсудить: покупку оборудования для нового фонтана на школьной площадке, приобретение брандспойта для пожарного ведомства и самодвижущейся газонокосилки для городского комитета по благоустройству дорог. Среди прочих значились вопросы: о совместных предприятиях с ближайшими городами и штатами, об утилизации отходов и изменении режима работы городской свалки, а также о запрещении использования жевательного табака во время игр Малой лиги. Норвич Нотч был серьезным городом, поняла Челси. Тысяча сто его жителей имели целую гору проблем.

Спускаясь по ступеням, она окинула взглядом весь городок. В солнечную погоду, утопая в зелени и цветах, он, должно быть, выглядел как чудесный уголок. Под завесой дождя все казалось унылым и серым, но Челси помнила, какой сюрприз преподнес ей магазин Фарра. А сколько необычного скрывалось за другими дверьми!

Проходя по другой стороне сквера, Челси миновала банк, здание городского суда, на верхних этажах которого располагалась парикмахерская, затем прошла мимо булочной и остановилась напротив гостиницы. Немного поколебавшись, она решила не обедать. Времени у нее почти не оставалось. И потом, ей уже не так хотелось есть. Чувство голода сменилось желанием увидеть что-нибудь еще.

Она уже собиралась подойти к своей машине, когда вылетевший из боковой улицы мотоцикл чуть не сбил ее. На мгновение потеряв равновесие, Челси отшатнулась к обочине и сделала шаг назад. Мотоциклист, одетый в длинную черную куртку и закрытый шлем, резко сбавил скорость и оглянулся на нее, продолжая медленно ехать. Он обогнул угол сквера и стал приближаться с противоположной стороны. Судя по тому, как поворачивался его шлем, мотоциклист наблюдал за ней. Челси была не из тех, кого могли напугать сорвиголовы на мотоциклах. Она достаточно повидала их в сити и не сочла нужным обращать на него особое внимание. Она уже доставала ключи, когда мотоциклист, объехав вокруг сквера, остановился в нескольких метрах от нее.

Подняв щиток шлема, он спросил:

– Челси Кейн?

Челси оказалась в невыгодном положении: ей были видны только его глаза и нос.

– Допустим.

Шлем скрывал половину его лица, из-за чего резкий голос слышался приглушенно.

– Ты рано.

– Кто вы?

Она предположила, что он мог быть служащим гранитной компании, который знал о назначенной с ней встрече. Но такая мысль показалась ей неправдоподобной. Простой рабочий не мог знать ее имени, и вряд ли кто-нибудь из правления компании стал бы разъезжать по городу на «кавасаки». Или стал бы? Челси привыкла иметь дело с крупными городскими компаниями, опыта работы с небольшими предприятиями у нее не было.

– Имя – Хантер Лав, – сказал он. – Я работаю на папашу. Ты заблудилась?

– Нет, я просто осматривала город.

– Здесь не на что смотреть, кроме камня.

– Здесь есть на что посмотреть. Я хочу поездить по городу. Моя встреча назначена на час дня.

– Далеко ты на ней не уедешь, – он кивнул головой в сторону ее машины.

– Я выберу дорогу получше.

– Не много таких здесь найдется. Ты точно не доберешься туда к часу дня, – он посмотрел ей в глаза уверенно и даже дерзко. – Если хочешь прокатиться, садись сзади.

Челси отрицательно покачала головой:

– Спасибо, как-нибудь в другой раз. У меня неподходящая одежда.

– Испугалась?

Челси язвительно усмехнулась:

– Только не за твою жизнь. Я каталась и не на таких мотоциклах. Я справлялась с машинами помощнее твоей. Но у меня здесь другие дела.

Ничуть не смутившись, он сказал:

– Скорее всего уедешь отсюда ни с чем.

– В самом деле?

– У компании проблемы.

– Какие проблемы?

– Денежные.

Учитывая, что многие компании разорились в последнее время, в этом не было ничего необычного. Ее только поразила откровенность его ответа.

– Правда?

– Точно. Сводить концы с концами становится все труднее. Джемиссон не собирается давать нам новый заем, а старик продолжает работать так же, как сотню лет назад. Он никогда толком не знал, как управлять компанией, не угробив дело ко всем чертям.

Слова Хантера Лава производили убедительное впечатление.

– Зачем ты мне рассказываешь об этом?

Он небрежно пожал плечами:

– Подумал, что тебе лучше сразу узнать.

– А что сказал бы он, если бы услышал все, что ты сейчас говорил?

Она увидела, как изменились его глаза, но было не разобрать, улыбается он или о чем-то задумался.

– Он бы сказал то же самое, что говорит последние тридцать лет: "Ты ни на что не годен, Хантер Лав. Ты просто тупица. Сам удивляюсь, почему я до сих пор терплю тебя". Но он никогда не отделается от меня. За ним должок, и я беру все, до чего могу дотянуться.

Щелкнув щитком шлема, он дал полный газ и, подняв фонтан грязи, который мог обрушиться на Челси, стой она чуть поближе, скрылся так же внезапно, как и появился.

Свернув на узкую улицу в восточной части города, Челси подъехала к дому номер девяносто семь. Если бы не маленькая табличка справа от двери: "Компания Плам Гранит", она подумала бы, что ошиблась адресом. Для самого крупного предприятия в городе могли бы подыскать более внушительную табличку, мелькнуло у нее в голове.

Офис занимал маленький одноэтажный дом с шиферной крышей и выбеленными стенами. Под непрекращающимся дождем он выглядел совсем сиротливо. Справа и слева от двери с треугольным фронтоном располагалось по окну. Сбоку к офису примыкал, немного выступая, длинный гараж. В его глубине виднелся грязный, выкрашенный в серый цвет грузовик с грязно-белой надписью через весь кузов, маленький "форд эскорт" и новенький "чеви блайзер". За грузовиком, видимый только наполовину, стоял мотоцикл Хантера Лава.

Челси припарковала машину недалеко от офиса подле ровно подстриженных кустов белой акации. Рядом были посажены клены, березы, кусты черемухи, за ними виднелись сосны, которые выглядели уставшими от долгой зимы и вдобавок ко всему промокшими. Застегивая замки сумочки, Челси выбралась из машины и, раскрыв зонтик, направилась к дому, стараясь не попасть в грязь. Звонка нигде не было видно, и она постучала в дверь, прежде чем войти.

Приемной служила маленькая комната, казавшаяся еще меньше из-за двух стоящих рядом стульев, кондиционера, трех шкафов для бумаг, железной вешалки на ножке, отрывных календарей и рекламных проспектов, наклеенных во множестве по всем стенам. Посреди комнаты возвышался большой железный стол. За ним сидела миловидная женщина с выкрашенными в ярко-рыжий цвет волосами, очень бледной кожей и настороженными глазами, смотревшими на Челси с таким же любопытством, как у людей в магазине Фарра. Челси догадалась, что в данном случае любопытство могло быть усилено словами Хантера Лава.

Она представилась коротко и профессионально:

– У меня назначена встреча с мистером Пламом. Женщина кивнула. Подняв телефонную трубку, она нажала кнопку и сказала громким голосом:

– Здесь мисс Кейн, мистер Плам.

Из глубины комнаты, расположенной слева от стола секретаря, донесся грубый голос:

– Впустите ее.

У Челси возникло сильное подозрение, что внутренняя связь не работала или ее вообще не существовало. Это подтверждало бедственное положение фирмы, о котором предупреждал Хантер Лав.

Еще не переступив через порог, она услышала эхо собственных шагов. В отличие от приемной, кабинет был на удивление просторным. Здесь стояли два кресла с прямыми спинками, небольшая этажерка и строгий деревянный стол. На столе стоял телефон и лежали набитые бумагами скоросшиватели. Стены были увешаны пожелтевшими фотографиями в дешевых черных рамках, которые Челси рассмотрела бы поближе, будь она одна в комнате. Но она была не одна. В кабинете ее ожидали трое мужчин. Лишь один из них был достаточно пожилым, чтобы оказаться Оливером Пламом.

Она посмотрела на него:

– Мистер Плам?

Челси еще никогда не встречала человека такой суровой наружности. Его жидкие, гладко зачесанные назад седые волосы открывали и без того огромный лоб. Прямые тонкие губы подчеркивали властное выражение лица.

Кресло под ним протяжно скрипнуло, когда он распрямил свое туловище, засунул руки за подтяжки и уставился на нее.

Челси решила не подавать руки.

– Челси Кейн. Я приехала посмотреть белый гранит, который предлагает ваша компания.

– Зачем он вам? – спросил он твердым, как сталь, что было необычно для человека его лет, голосом, который к тому же звучал на удивление неприветливо для хозяина предприятия, нуждающегося в заказах.

– Я занимаюсь проектом здания страховой компании.

– Именно вы?

– Да, но я не единственный владелец фирмы.

– Мудреное название с тремя именами.

– Мудреное? Не знаю. Но мы неплохо работаем.

– Насколько неплохо?

– У нас много заказов, и они становятся все крупнее.

– А ваши доходы?

– Растут. Но я приехала к вам не для того, чтобы обсуждать такие вопросы, – сказала она. – Гранит нужен нам для работы. Мы постоянно ищем новых поставщиков.

– Ничего нового насчет "Плам Гранит", – отрезал Оливер. – Мы тут с 1810-го года, уже семь поколений. Было время, когда мы брали гранит из шести каменоломен одновременно в трех разных штатах. У нас нет ничего нового, и вы знаете это. Один раз вы уже хотели купить у нас камень, но потом что-то раздумали.

Надо было отдать должное его хорошей памяти.

– Не совсем так, мистер Плам. Дело в том, что цена вашего гранита была слишком высокой с самого начала.

– Вы думаете сейчас она ниже?

Из той части комнаты, окна которой выходили на улицу, раздалось пренебрежительное восклицание.

Оливер Плам повернулся к одному из двух мужчин:

– У тебя есть что сказать?

– Да. У нас самый лучший гранит в округе, и нам нужны заказы. Не завышай слишком цену. Если ей так нравится этот камень, мы можем поторговаться.

Это был Хантер Лав. Она узнала его по голосу. Челси никак не ожидала увидеть перед собой мужчину приблизительно ее возраста, тогда он казался ей моложе, но, возможно, его старило суровое выражение лица. У него были карие глаза и довольно длинные волосы, спутавшиеся во время езды в шлеме, что придавало ему воинственный вид. Впечатление усиливала золотая серьга, болтавшаяся в ухе. Он носил далеко не новые, но опрятные джинсы и черную рубашку. Челси подумала, что со своими шестью футами роста он чувствует себя неловко перед Оливером, но в напористости он ничем не уступал ему.

– Мы не можем позволить себе торговаться, – зарычал Оливер.

– Мы не можем позволить себе не торговаться, – зарычал Хантер Лав в ответ.

– Снизим цену – потеряем деньги.

– Оставим ее такой же – потеряем работу.

– Мы не можем работать задарма.

– Никто нас и не заставляет.

Челси решила вмешаться:

– Вся проблема в том, что гранит должен быть обтесан и отшлифован. Почему вы этим не занимаетесь сами?

– Большие расходы, – веско сказал Оливер. Он опять наклонился в кресле и снова уставился на нее.

– Иногда, – заметила Челси, – нужно потратить деньги, чтобы сделать деньги.

– Если у вас нет ничего с самого начала, вам нечего будет и потратить.

– Вы можете взять заем.

Оливер покачал головой:

– Джордж не даст его. Правительство крепко взяло его в оборот за все такие вот займы.

– Джордж? – переспросила Челси.

– Джемиссон, – сказал Хантер. – Как раз его банк в центре города.

– Он единственный банкир в городе?

– В самую точку.

– Почему бы вам не обратиться в другой банк?

– Хороший вопрос, правда не новый, – Хантер бросил взгляд на Оливера.

– "Плам Гранит" сотрудничает только с Джемиссоном, – заявил Оливер, – так оно было, так оно и будет.

– Значит, пойдем ко дну вместе.

– Никто не пойдет ко дну. Норвич Нотч тверд, как скала.

– О да!

– Потому что мы – одно целое. – Оливер повернулся всем своим телом к Хантеру и прочел небольшую лекцию: – Есть три семейства, на которых держится весь этот город, – Фарры, Джемиссоны и Пламы. Все остальные или работают на Пламов, или хранят деньги у Джемиссонов, или покупают у Фарров. Так было всегда. В этом процветание и стабильность и все прочие вещи, которым тебя учили в Бог знает какой школе, только ты был чересчур занят, засовывая побрякушку себе в ухо. Думал, она поможет тебе лучше слышать? Ты ни на что не годен, Хантер Лав. Ты просто тупица. Сам удивляюсь, почему я еще терплю тебя.

Челси уже были знакомы эти слова, и она ждала, что скажет Хантер Лав в ответ. Но, вопреки ее ожиданиям, он, облокотившись на подоконник и скрестив руки на груди, скрывал едва заметную улыбку. Вспоминая его слова об Оливере Пламе, Челси стала подозревать, что Хантер испытывал удовлетворение, когда старик выходил из себя. Прав ли был Хантер, она не могла сказать, не узнав больше.

Челси вдруг стало ясно, что она здесь просто попусту тратит время. Весь этот разговор совершенно сбил ее с толку. Она приехала сюда, чтобы взглянуть на гранит, а не вмешиваться в обсуждение дел фирмы. Она демонстративно взглянула на часы:

– Я очень сожалею, джентльмены, но если мне в ближайшее время не удастся посмотреть на белый гранит, я буду вынуждена уехать. Меня ждут в других местах.

– В каких таких местах? – спросил Оливер раздраженным голосом, разворачиваясь от Хантера к Челси.

У нее не было секретов:

– "Тосси и Амхерст", а также «Питерсен» в Конкорде.

– У Тосси нет гранита.

– Я знаю. Он специализируется на разработке щебенки, которую мы также часто используем. Я бы не стала ехать в такую даль только из-за встречи с вами.

Конечно, у нее были собственные интересы в Норвич Нотче, но жизнь не ограничивалась ими. К вечеру она планировала попасть в Вискассет, на побережье в Мэне. Челси хотела увидеться со своей давней подругой по колледжу.

– Занятая леди, – проворчал Оливер. – Проводите ее, Джадд, – сказал он, махнув рукой, словно не мог видеть ее ни секундой дольше.

Челси взглянула на Хантера, она чувствовала, что между ними возникла какая-то необъяснимая связь. Затем она повернулась к третьему из находившихся в кабинете человеку – и забыла об остальных.

– Джадд Стриттер, – откуда-то издалека донеслись до Челси хриплые раскаты голоса Оливера, – моя правая рука. Он проводит вас в каменоломню.

За все это время Джадд Стриттер, сидевший в кресле напротив этажерки, не проронил ни слова. Он медленно поднялся и шагнул ей навстречу. Ростом он был выше Оливера, и во всей его фигуре чувствовалась скрытая сила, которой недоставало Хантеру. Темные густые волосы, даже непричесанные, выглядели живописно. Одетый в мокрые до колен джинсы, голубую рабочую куртку и в грязные ботинки, он, казалось, только что вернулся из карьера, но в его облике не было заметно усталости. Он подошел к ней и протянул руку, оказавшуюся твердой и мозолистой. Но сильнее всего Челси поразили его глаза. Черные, глубокие, они, казалось, видели ее насквозь. На секунду Челси забыла, зачем пришла сюда.

Собираясь в Норвич Нотч, она ждала глубокого внутреннего озарения, и вот теперь оно пришло к ней, но совсем не так, как она ожидала. Джадд Стриттер, несомненно, был самым привлекательным из всех мужчин, которых ей доводилось встречать в своей жизни. Не то чтобы он был самым красивым или элегантным, но во всем его облике сквозило что-то необъяснимо манящее, влекущее и… ошеломляющее.

ГЛАВА V

Челси не планировала звонить Карлу в продолжение всей своей поездки. Перерыв в отношениях должен был помочь им разобраться в своих чувствах.

Затем она стала волноваться – случись что-нибудь с Кевином, Карл не смог бы ее найти. Ей также хотелось услышать его голос – привычный и успокаивающий, как всегда дружески поддерживающий. Голос Карла помог бы ей снова обрести уверенность, утраченную за время, проведенное с Джаддом Стриттером.

Она подождала, пока домашний телефон Карла не прозвонил десять раз, положила трубку и набрала номер офиса. Если бы он задержался там за работой, то обязательно включил бы автоответчик. Было девять вечера. В девять тридцать она еще раз позвонила, и еще раз в десять. Без десяти одиннадцать он наконец поднял трубку.

– Карл, – облегченно вздохнула она, – ты в порядке?

– Привет, Челс. Что случилось?

– Я беспокоилась. Звоню тебе уже с девяти вечера.

– Я играл в сквош. Ты же сказала, что не будешь звонить.

– Да, я знаю. Я только хотела сказать, что пока задержусь здесь в Норвич Нотче и поеду к Глиниссам только завтра.

Карл помолчал, затем поинтересовался:

– Что тебя там задерживает?

– На самом деле я уже уехала, но потом вернулась. Меня ждали у "Тосси и Питерсена", а здесь был такой дождь, что я не смогла хорошенько рассмотреть их гранит. Погода должна проясниться к утру. Перед тем как уехать на побережье, я хочу еще раз все осмотреть. Удивительно, но они работают и в такую погоду. Везде сплошная грязь. Все кругом мокрое и скользкое. Видимо, их может остановить только сильный мороз, и то потому только, что гранит перестает нормально колоться.

– Ты что-нибудь почувствовала, да? – без всякой паузы спросил Карл.

Она вспомнила о Джадде Стриттере – о том, как что-то дрожало в ней, когда она сидела с ним в кабине грузовика, шла с ним в контору, перепрыгивала с камня на камень, пробираясь к огромным гранитным блокам. Все это было пустой выдумкой. Какой-то глупой фантазией.

Карл, конечно, спрашивал о ее реакции на Норвич Нотч.

– Не знаю, – ответила Челси, стараясь казаться безразличной, – трудно почувствовать что-нибудь в таком сыром месте.

Город чем-то притягивал ее, но чем, она пока еще не могла сказать.

– Какой он еще, кроме того что сырой?

– Маленький, тихий. Здесь есть превосходный универсальный магазин. Я сейчас в гостинице, в центре города. Смотрю на улицу. Гостинице уже двести лет. Тебе она бы понравилась. В ней полно темного дерева и старой мебели. – Она оглянулась вокруг, гостиница оказалась такой же щедрой на сюрпризы, как и магазин Фарра. – Комнаты отделаны несколько лет назад. Моя – с голубыми обоями в цветочек и большими занавесками, тоже в цветочек. Здесь, кажется, все в городе в маленьких цветочках. Кровать очень высокая с большим пологом, еще с колониальных времен, как и вся мебель. Есть сундук для одеял и стол-бюро с откидывающейся крышкой. Есть даже зеркало в подвижной раме.

– Звучит неплохо.

– Ага.

– А что люди? Кто-нибудь показался знакомым?

– Конечно нет.

– Они глазели на тебя?

– Только потому, что я здесь новый человек. Я ужинала в ресторане на первом этаже и надела широкие брюки вместо обычной юбки. По-моему, я выглядела вызывающе.

Карл рассмеялся в трубку:

– Что там с гранитом?

– Все нормально. Насколько я могу судить, камень подойдет. Завтра смогу разглядеть его получше. Собираюсь еще заехать в Нашуа, там завод, шлифующий гранит, который поступает к ним отсюда. Цвет, похоже, тот самый, который я искала, но мне нужно убедиться. Белый с серой искрой подойдет, хуже, если камень окажется с розовой искрой.

– А цена?

– Можно договориться, им нужна работа.

– Они могут поставить нужное количество камня вовремя?

– Я не уверена. Они сильно отстали в смысле оборудования и технологий.

– Ты думаешь, они свернут дело?

Если они и закроются, то окажутся не первыми, подумала Челси, вспоминая разговор с официанткой, обслуживавшей ее за ужином, – девушкой по имени Дженни, которой на вид было не больше девятнадцати лет и которая, рассказывая о чем-нибудь, имела привычку округлять глаза для выразительности.

Челси слушала ее весь вечер и теперь молила Бога, чтобы Дженни не работала в утреннюю смену: Челси с трудом просыпалась по утрам, и, чтобы прийти в себя, ей требовалось две чашки кофе и одиночество.

Ужин – совсем другое дело, она с интересом выслушала болтовню девушки и сейчас рассказывала Карлу:

– За последние пять лет в штате закрылись две компании, добывающие камень, так что у "Плам Гранит" фактически не осталось конкурентов. Их дела могли бы быть гораздо лучше, если бы они умели заключать контракты. К сожалению, владелец фирмы – сварливый старый чудак, отправляющий большинство клиентов ни с чем.

– Но не тебя.

– У меня столько же шансов за, сколько и против.

– Так же как и выяснить, кто твои настоящие родители.

Челси могла поклясться, что уловила нотки сарказма в его негромком голосе. Чувствовала ли она себя хоть немного виноватой? Она не хотела лгать себе, поэтому ответила:

– Да, именно так.

– Ты спрашивала о них?

Челси проезжала сегодня мимо городской больницы. Даже если она родилась в частном доме, как утверждал Кевин, то существовала вероятность того, что ее мать могла показываться доктору перед родами или после.

Больница, построенная в викторианском стиле, располагалась в западной части города за мостом. Челси остановилась перед ней, постояла, а затем уехала. Она также записала имена всех пяти адвокатов в городе, но ни одному не позвонила.

– Я уже говорила тебе, Карл. Я приехала не за этим.

– Перестань, Челс, это же я.

– Я приехала не за этим.

– Я готов биться об заклад, тебе понравится гранит.

– Скорее, я стану его ненавидеть, – выпалила она. – Эти ребята из "Плам Гранит" и не собираются меня удерживать. По всем правилам будет справедливо, если я откажусь от их гранита.

Странно, но ее гнев исчез, уступив место ее обычному интересу к Норвич Нотчу.

Если бы они стали использовать городской гранит, то у нее всегда была бы причина возвратиться сюда и выяснить все до конца.

– Если цвет подойдет, мы можем еще подумать.

– Даже если компания наполовину развалилась?

– Нет. Но я хотела бы все знать наверняка. Поэтому, будь добр, позвони Бобу Махони. – Боб Махони помог им организовать "Харпер, Кейн и Ку". – Он сможет раздобыть любую интересующую нас информацию о "Плам Гранит".

Боб Махони имел также солидный опыт как специалист, выкупающий фирмы у прежних владельцев, о чем Карл прекрасно знал.

– Ты же не думаешь об этом серьезно? – примирительно произнес Карл.

– Да, пока не узнаю о них все.

– Даже если так, мы не можем купить гранитную компанию.

Здесь Карл ошибся. Ему не следовало говорить этого Челси, которая считала, что в жизни нет ничего невозможного.

– А почему бы и нет?

– Потому что мы ничего не знаем о горных разработках.

– Мы ничего не знали о футболе, пока не спроектировали стадион. Мы до сих пор получаем прибыль от проекта, Карл.

– Но гранит?!

– Как раз по нашей линии. Мы работаем с ним постоянно. Ты только вспомни, сколько сделок мы заключили для наших клиентов.

– Ага, которые вытащат из наших карманов последний цент, если мы станем поставщиками, но это к делу не относится. Ты сама сказала, что у них устаревшее оборудование. Ты хоть представляешь, сколько потребуется денег на его модернизацию?

– Пока не знаю. Я бы хотела, чтобы Боб выяснил и это тоже.

– А может, сначала он должен выяснить, продается компания или нет?

– И это тоже.

– Ты неподражаема, – вздохнул Карл.

– Я тоже люблю тебя, бэби, – усмехнулась Челси.

– Ты неподражаема в своих странных идеях. Мы никогда не вкладывали деньги в захолустном Нью-Гемпшире.

– Мы вкладывали их в гораздо худших местах, – напомнила она добродушным тоном. – Нам не обязательно жить здесь, чтобы владеть компанией.

– Мы никогда не вкладывали деньги в гранитные компании.

– А почему бы нам и не попробовать? – Челси перестала улыбаться. – Ты потому так упираешься, что она в Норвич Нотче? Может быть, это место пугает тебя так же, как и моего отца?

– Нет, просто я считаю неразумным такое вложение денег.

– Как ты можешь говорить заранее, не зная фактов?

– Эти факты будут стоить нам денег.

– Я заплачу сама.

– Но зачем? – недоумевал Карл.

Челси и сама не знала зачем. Она не представляла, что будет делать с гранитной компанией. Она не представляла также, что делать дальше в Норвич Нотче. Она знала только, что город ее чем-то притягивал, и мысль о материальной связи с ним успокаивала.

Здесь жили разные люди, одни ей нравились, другие – не очень, но все они отличались от тех, кого Челси привыкла встречать в Балтиморе. Если бы она стала собственником гранитной компании, то смогла бы узнать этих людей лучше. Со временем она смогла бы показать серебряный ключ на потертой ленточке. Может, кто-нибудь узнал бы его.

И еще одна мысль долго не давала Челси заснуть, после того как она, пообещав Карлу не спешить и пожелав ему спокойной ночи, положила трубку. Если бы компания принадлежала ей, то она стала бы главным работодателем в городе, что само по себе означало большую власть. Модернизировав компанию, она привела бы город к новой эпохе процветания в его истории и стала бы местным героем.

Это было бы настоящим поворотом в судьбе ребенка, брошенного когда-то неизвестными родителями. Она смогла бы тогда узнать всю правду и поступить с ней так, как ей заблагорассудится. В конце концов, она могла бы просто прибыльно продать компанию и, не задумываясь больше ни над чем, уйти, даже не оглянувшись.

К середине апреля Боб Махони собрал необходимую информацию. "Плам Гранит" пока еще не находился на грани полного разорения, но доходы за последние десять лет оставались на прежнем уровне. По словам Боба Махони, компания могла бы оказаться в более трудном положении, если бы не высокое качество гранита и не своевременное исполнение поступивших заказов.

– Значит, у компании нет долгов? – спросила Челси, неторопливо прогуливаясь с Бобом вдоль набережной.

Карл не пожелал присутствовать на встрече. Со времени ее возвращения их отношения неизбежно заходили в тупик, когда дело касалось Норвич Нотча. Карл не мог понять, она не могла объяснить, что заставляет ее интересоваться компанией "Плам Гранит".

Но у нее были на то причины, иначе она бы не шла сейчас с Бобом по набережной, стараясь не пропустить ни слова.

– У компании есть долги, – сказал он, – но только местному банку. Оливер Плам – ультраконсервативный тип. Он не обратится в другой банк, и это, возможно, нам на руку. Их долг не так велик, но банкир Джемиссон тоже консервативен. Он не даст Пламу новый кредит, и у того возникнут крупные неприятности в оплате счетов, если он в ближайшее время что-нибудь не предпримет.

– Что именно?

Боб пожал плечами:

– У него небогатая фантазия. Он начнет с увольнений.

Челси сразу представила себе родителей, которые отказались от нее, потому что один из них или, скорее, оба остались без работы.

– Должен же быть другой выход.

– Без денег его нет. Парень сам загнал себя в угол. Ему нужно новое оборудование и мощности. Он должен искать заказчиков, а не ждать, когда клиент сам постучится в его дверь. Насколько я понял, у них вполне профессиональная команда. Все дело в нем. Он продолжает работать по-старому, не желая обращаться за кредитом в другие банки.

– Сколько нужно, чтобы закупить новое оборудование и наладить дело? – спросила Челси, искоса взглянув на Боба. Ясный, солнечный день был полон обещаний. В такие дни, подумала она, должны сбываться все желания.

Боб достал из кармана своей куртки листок бумаги, развернул и протянул его Челси:

– Это черновая смета.

Она взглянула на нижнюю строчку, сумма была большой, но доступной для нее.

– Что говорит твой источник о потенциальных возможностях такой компании?

– Он считает их достаточно высокими. Если быть осторожным, дело начнет приносить прибыль. Доход может быть очень солидным, – разумеется, если улыбнется удача.

Челси понравились слова Боба, но тут же у нее возник главный вопрос:

– А Оливер Плам? Захочет ли он продать компанию? Боб почесал голову:

– Вопрос не из простых. Компания принадлежит Пламам уже много поколений. Она является их гордостью. Даже гордостью всего города. Но у Оливера четыре дочери, все замужем, и никто из мужей никак не связан с семейной компанией. По существу, у Оливера Плама нет наследника.

– Почему одна из дочерей не может унаследовать дело?

– Женщины не занимаются такими делами в Норвич Нотче.

– Но почему?

– У них патриархальное общество. Женщины везде и во всем следуют за своими мужьями.

Челси не стала высказывать все, что думала по этому поводу. Пройдя немного, она сказала:

– Предположим, я захотела купить компанию. С чего мне начать? Поскольку фирма не акционерное общество, то нет и тех, у кого выкупать акции. Есть только Оливер Плам. Как его можно заставить продать компанию?

– Для начала мы спросим его напрямую. Это было бы самое простое решение. Ему известно, что компания в беде, и он пока еще не выжил из ума.

– А если он откажет?

– Нам останется лишь спросить себя, стоит ли прилагать усилия, чтобы изменить его решение.

– Стоит. – Чем больше она думала о компании, тем больше убеждалась в правильности своего шага. – Я знаю, что смогу изменить положение дел в фирме. У меня есть деньги, Боб. И я знаю, как заставить их работать.

– Как? Ты же архитектор, а не предприниматель.

– У меня есть связи. Я могу добыть таких заказчиков, которые Оливеру Пламу и не снились. И добыть их, не отходя от телефона. Вот и все. Ты подумай, сколько архитекторов, которых я знаю, заинтересованы в высококачественном граните. И не только архитекторы. А тебе известно, что памятники войны, национальные мемориалы и административные здания делают из гранита? Ты знаешь, сколько у меня знакомых конгрессменов?

Челси должна была благодарить за это своих родителей. Правда, Кевин пришел бы в ярость, узнай он, что Челси собирается использовать его связи для своих дел в Норвич Нотче. Но с другой стороны, Эбби сама захотела, чтобы Челси узнала о месте своего рождения. И кто мог, наконец, поставить ей в вину то, что она собирается превратить полуразвалившуюся компанию в доходный бизнес?

– Как же твоя собственная работа? – спросил Боб.

– Я успею и там, и там.

Не говорил ли Карл то же самое, когда приводил все за и против в их разговоре о браке и детях?

– И все же, если Оливер Плам откажется от нашего предложения, что мы будем делать?

Боб укоризненно взглянул на нее:

– Попросим его еще раз.

– Но если он опять не согласится?

– Мы поблагодарим его за внимание и удалимся. Но Челси не собиралась останавливаться на полпути.

– Что если мне любой ценой необходимо добиться участия в управлении компанией?

Челси мало заботило, что Карл мог назвать это навязчивой идеей. Ей нужно было только одно – купить "Плам Гранит".

– Ну давай, Боб, – упрашивала она. – Это ведь твоя работа. Что мы должны будем делать, если Оливер Плам упрется?

Боб вздохнул и усиленно засопел:

– Мы могли бы пойти на компромисс. Посмотрели бы, что к чему. Попробовали бы склонить его на нашу сторону.

– Каким образом?

– Например, оставить его фамилию в названии фирмы. Выкупить ее полностью и позволить Оливеру Пламу стать почетным президентом с высоким окладом на n-ное количество лет. Или заплатить ему и назначить процент с дохода. Есть много вариантов.

– А если он все же откажется?

Боб остановился и в упор посмотрел на Челси:

– Тогда мы оставим их в покое. И это все, что я могу тебе сказать, Челси. Я знаю, у тебя есть какие-то особые интересы к компании. Мне они неизвестны. Это твое дело и твои деньги, которые ты собираешься заплатить им и платишь мне. Но я – не Дон-Кихот. Если после всего он откажет, здесь уже ничего не поделаешь. Я не стану сражаться с ветряными мельницами. Тебе просто придется найти другого парня, способного дать выход твоему энтузиазму.

Свернув листок со сметой, она спрятала его в карман, затем пожала ему руку и улыбнулась:

– Оливер Плам продаст компанию. У меня есть предчувствие. Ты можешь не сомневаться, он будет у тебя в руках.

Помолчав секунду, Челси сжала свои пальцы в кулак, смутно ожидая чего-то. Потом глубоко вздохнула и спросила:

– Итак, Боб, когда ты начнешь переговоры?

– Он крутой парень. – Челси разговаривала с Сидрой, когда они спустя две недели совершали свою утреннюю пробежку. – Первый раз он просто повесил трубку. Второй раз сказал «нет» и повесил трубку. Третий раз он сказал «нет», затем выслушал предложение Боба и повесил трубку.

– Мило.

– Но дело движется. На следующей неделе мы собираемся туда вместе с Бобом.

– Он хочет поговорить?

– Я думаю, нет. Скорее послушать. Но это уже кое-что.

– А как Карл к этому относится? Челси рукавом смахнула капли пота со лба:

– Пока никак. Я не тороплю события. Все еще очень неопределенно.

– Но он знает, что вы собираетесь в Норвич Нотч?

– Да, и приблизительно знает зачем. Мы не обсуждали детали. Он избегает разговоров.

– Что с ним происходит?

Челси много раз спрашивала себя, в чем причина плохого настроения Карла. Он очень изменился с тех пор, как она приехала из Норвич Нотча. Челси не могла поверить, что его мрачность связана с ее поездкой. Карл стал замкнутым и на все вопросы отвечал, что у него все в порядке. Она чувствовала себя ужасно. Она не хотела причинять ему боль, но и не понимала, почему ее интерес к Норвич Нотчу мог раздражать его, когда сделка обещала быть очень выгодной. – Может быть, все дело в моем отце, – сказала Челси, находя единственное объяснение. – Он относится к моему отцу так же, как к своему, и очень уважает его.

– А твой отец не одобряет всю эту затею?

– Не особенно.

Они завернули за угол и разделились, чтобы обогнуть ряд мусорных баков. Когда они вновь оказались вместе, Челси сказала:

– На самом деле Норвич Нотч как камень на его душе. Очень тяжелый камень.

– Это знак!

– Может быть, – согласилась Челси.

– Зачем ты ему обо всем рассказываешь?

– Не я, а Карл.

– Черт возьми, а зачем это Карлу?

– Он говорит, что пытается спасти меня.

– Муча твоего отца?!

– Скорее настраивая его против меня. Но когда я сказала об этом Карлу, он и слушать не захотел. Он сказал, что отец любит меня, так же как и он, они оба хотят видеть меня счастливой, а Норвич Нотч принесет несчастье.

– Звучит как попытка скрыть истинный мотив.

– Какой мотив?

– Ревность. Им нужна твоя привязанность и любовь. Они не хотят делить тебя с твоим прошлым.

Челси понимала, что в словах Сидры была правда, ее терзали сомнения. Она не хотела огорчать отца, она не хотела огорчать Карла. Но отказать себе в своем желании тоже не могла, как бы эгоистично оно ни выглядело. Только Норвич Нотч мог помочь ей разобраться в себе, разрешить загадку, волновавшую ее всю жизнь. В свои тридцать семь лет Челси не хотела упустить такой шанс.

В таком настроении, не афишируя, но и не скрывая свой отъезд, Челси присоединилась к Бобу для встречи с Оливером Пламом в Норвич Нотче. Было первое мая. Весна приходила в Нью-Гемпшир позже, чем в более южные штаты: почки на деревьях только начинали раскрываться. В городском сквере уже зацвели тюльпаны и рододендроны; кусты кизила и андромеды, усыпанные цветами, сливались в бледно-лиловые, розовые с белым волны, качающиеся под ласковыми лучами солнца.

Боб вел арендованную машину, а Челси глядела по сторонам, стараясь ничего не пропустить. На балконах кругом появились ящики с цветами, на фасадах многих домов развевались национальные флаги, а на других – просто разноцветные флажки.

Улица, на которой располагался офис "Плам Гранит", выглядела так же пестро. Повсюду на газонах выбивалась молодая трава, белые акации плавно качались в теплом воздухе, и сосны вытягивали свои ветви к майскому солнцу. В дверях гаража стояли «эскорт» и «блайзер». Мотоцикла Хантера Лава не было, как и грузовика Джадда Стриттера.

В глубине души Челси испытала разочарование. Она заранее догадывалась, что Джадда не будет на встрече. Их переговоры с Оливером носили весьма частный характер. И все же в самом дальнем уголке своего сердца она чувствовала, как хотелось ей снова увидеть Джадда, пусть даже на мгновение. Только на одно мгновение, которого было бы достаточно, чтобы разбудить все ее фантазии. Джадд Стриттер, несомненно, был самым удивительным мужчиной из всех встретившихся ей в жизни.

Отбросив эту мысль, она сосредоточилась на встрече с Оливером. Рядом с ним стоял его собственный юрист, человек по имени Иеремия Уипп, слишком молодой, как с первого взгляда решила Челси, для адвоката, который мог участвовать в ее удочерении.

Как только они сели, Челси и Боб – в кресла с прямыми спинками, Иеремия – в складное кресло, принесенное из соседнего офиса, Оливер начал:

– Я не продам. Вы можете предлагать все, что угодно, но если вам нечего больше сказать, то вы тратите время зря. Я не продам, и точка.

На его лице появилась свирепая гримаса, которая, судя по всему, была его обычным выражением. Боб сохранял хладнокровие.

– Да, мистер Плам, вы уже говорили нам об этом. Мы даже были немного удивлены, когда вы пригласили нас на встречу.

– Я не приглашал вас. Вы сами себя пригласили.

– Но вы не сказали "нет".

– Ваше время – ваши деньги. Если вы хотите тратить его впустую, это ваше дело.

– Мы так не думаем. Тратить время впустую – значит сидеть и ждать, пока компания окончательно разорится. Все идет к этому, вы и сами знаете. Поэтому вы сейчас и слушаете нас.

– Я еще ничего не услышал, – проворчал Оливер, находя, по-видимому, происходящее забавным.

По правде сказать, чем больше Челси слушала Оливера, тем больше он напоминал ей карикатуру. Со своей яйцевидной головой, тонкой линией губ, костлявым носом и гладкими, зачесанными назад седыми волосами, он выглядел как заядлый янки, истерически боящийся перемен.

Пока Боб терпеливо повторял свои доводы в пользу продажи компании, Челси стала разглядывать фотографии, висевшие на стенах. Большинство из них отображало вехи становления компании. Черно-белые снимки были очень старыми; исподлобья глядящие рабочие, один мрачнее другого, устаревшие технические приспособления и другие детали указывали на их по меньшей мере столетнюю давность. На одном несколько окоченевших людей уныло смотрели с гранитной глыбы, обвязанной веревками, соединенных с блоками. На другом выстроившаяся в ряд группа рабочих старательно позировала перед огромным доисторическим бульдозером. На третьей был запечатлен сам карьер. В его огромных серых бороздах люди выглядели чуть больше муравьев.

Изучение фотографии было прервано голосом Оливера:

– Мы не мешаем вам, мисс?

Челси пристально посмотрела на него, на мгновение ей стало неловко – замечание было справедливым, но затем она произнесла без извинений:

– Я любуюсь вашими фотографиями. Действительно, глядя на них, чувствуешь привкус времени. Кто управлял компанией до вас?

– Мой старший брат, три года, пока его не переехал грузовик. И не надо говорить, как вы сожалеете. Это произошло пятьдесят лет назад. Я давно забыл, как он выглядел.

Челси задумалась, был ли Оливер Плам грустным исключением из человеческого рода или он просто врал ей. Более грубого человека она еще не встречала.

– Кто управлял фирмой до него?

– Мой отец. И его отец до него. А перед этим – его дядя. У вас еще есть вопросы?

– Да. Кто будет управлять компанией после вас? Его рот скривился в подобие улыбки.

– Как раз это мы и обсуждали. Если бы мисс не была так занята осмотром достопримечательностей, то не стала бы задавать таких вопросов.

Челси закинула ногу на ногу и обхватила колено руками:

– Я вся внимание, мистер Плам. Продолжайте. Оливер по-прежнему сидел неподвижно, уставившись на нее. Тогда она повернулась к Бобу и, вопросительно подняв брови, поинтересовалась:

– Так кто же будет управлять компанией? Я прослушала.

– Я хочу знать, в чем ваш интерес, – перебил Оливер.

Челси показала на себя:

– Мой?

Не дрогнув ни одним мускулом, Оливер выдержал ее взгляд. Челси подумала, что если бы он знал, кто она и зачем находится здесь, то говорил бы с ней совсем по-другому.

– Прибыль. В чем еще может быть мой интерес?

– Я не знаю, потому и спрашиваю. Но сдается мне, что прибыль намного легче получить в каком-нибудь другом месте.

– Мне нравится гранит.

Оливер фыркнул:

– Что вы знаете о граните? Вы – художник.

– Архитектор.

– Нет никакой разницы. У вас нет понятия о бизнесе.

– Полагаю, что я знаю столько же, сколько и вы.

– И про добычу камня? Вы знаете столько же и об этом? Вы знаете, как обращаться с краном? Или как работать с бурильной установкой? Вы знаете, как спускаться в шахту на сотню футов вниз, не сломав себе шею? Вы знаете, что такое собачья захватка? Вы знаете, что такое линейчатый клин? Когда-нибудь ощущали на себе жар факела с десятифутовым пламенем?

Но Челси не так легко было смутить.

– Я не собираюсь сама работать в каменоломнях.

– А я работаю там, – прогудел он.

– У хорошего управляющего есть для этого другие люди. И у вас они есть. Чего вам не хватает, так это денег и связей. У меня есть и то, и другое.

– А я говорю, все это ерунда. И не надо рассказывать о прибыли. Даже если бы я пошел на ваши условия, что совершенно исключено, вы бы не получили никакого дохода еще много лет.

– Один год. Я могу изменить ситуацию за один год.

– Чушь!

– И за этот год, – продолжала Челси, – я смогу организовать рабочих мест больше, чем есть в компании сейчас. Если вам дорог Норвич Нотч, вы должны прислушаться к моим словам. Не захотите принять наше предложение, и через год от компании "Плам Гранит" останется в лучшем случае одно название. Ни работы, ни рабочих, ни денег для города. Проиграют все. Продадите компанию мне – все только выиграют. У вас появятся средства, у жителей Норвич Нотча тоже заведутся деньги в карманах и на счетах в банке, что, естественно, обрадует вашего банкира. А "Плам Гранит" опять встанет на ноги.

– Для этого потребуется больше чем один год. Челси покачала головой:

– Один год.

Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи:

– Убирайтесь. Вас никто не звал. Вы ничего не получите.

Челси почувствовала, как что-то кольнуло ее в самое сердце, словно его грубые слова отозвались эхом того дня, когда от нее отказались в первые же часы после рождения. Но, не позволив себе поддаться нахлынувшей слабости, она сжала ручки кресла и постаралась успокоиться.

В комнате повисла тишина. Челси не отрываясь смотрела на Оливера, он, не отрываясь, – на нее. Челси прокляла бы себя, отведи она сейчас взгляд. У Оливера Плама не было монополии на упрямство, в этом она была ему достойным соперником. Ей нужен был "Плам Гранит", и больше она знать ничего не хотела.

Прокашлявшись, Иеремия Уипп осторожно взглянул на Оливера, затем – на Боба.

– Мы могли бы найти взаимопонимание, – сказал он вкрадчивым голосом, – не секрет, что "Плам Гранит" нуждается в деньгах.

– Компания ни в чем не нуждается! – рявкнул Оливер. Иеремия бросил на него нервный взгляд, неуверенно протянул руку в его сторону, но тут же опустил ее и снова посмотрел на Боба:

– Сейчас мой клиент не готов продать фирму. Она принадлежала его семье долгое время. В ней весь смысл его жизни.

Челси не понравилось, что Иеремия обращался к Бобу, тогда как деньги предлагала она.

– Он мог бы оставить дела и прекрасно жить на средства, полученные от продажи компании.

– Я не собираюсь оставлять дела.

– Сколько вам лет? – спросила Челси.

– Должны сами знать, если выполнили домашнюю работу.

– Я знаю, сколько лет компании, и я собираюсь купить именно ее, а не вас.

– Ну а я выполнил свою домашнюю работу. Я знаю, сколько вам лет, из какой вы семьи и из какого фонда появились ваши деньги. Теперь они не дают вам покоя, и вы решили поиграть с нами. Но я не тот человек, мисс.

– Никто не играет с вами, – мягко произнесла Челси.

Если бы Оливер Плам повнимательнее делал свою домашнюю работу, то он бы не стал обвинять Челси ни в чем подобном. Да и откуда он мог узнать то, чего не было в документах и что стало одной из главных причин появления Челси в Норвич Нотче.

– Если я вкладываю деньги, то я знаю, куда их вкладываю. "Плам Гранит" – не первая и не последняя компания в моем списке. Если бы я инвестировала только безнадежных банкротов, от моего фонда ничего бы не осталось.

– Вы суете нос не в свое дело. Вам нужны сталь и стекло, гранит теперь никого не интересует.

Будь у Челси другая профессия, она бы поверила ему, но, как архитектор, она знала всю кухню современного дизайна изнутри. Она могла безошибочно предсказать, что будет пользоваться спросом через несколько лет.

– Вот здесь вы ошибаетесь. Мы возвращаемся к традиционализму. Гранит опять станет популярным, и не только как облицовочный материал для зданий. Все больше людей хотят отделать им свои ванные комнаты и кухни.

– Это мелочи, и никакой прибыли.

– Вы очень сильно отстали от жизни. – Она уже поняла, что за человек был Оливер Плам. – Вы хоть приблизительно представляете, сколько людей готовы заплатить за гранитные раковины в своих кухнях? Или какая может быть прибыль от продажи гранита для ванных комнат в дорогие отели? В каждом отдельном случае такие партии гранита стоят недорого, но вместе они принесут солидную прибыль. Продолжайте ворочать своими неотесанными глыбами и продавать их по дешевке. А кто-нибудь другой в это время будет их колоть, шлифовать и класть себе денежки в карман. Возможно, вы отлично знаете, как добывать камень, но как бизнесмен вы – ничто.

Оливер вздрогнул и убрал локти со стола:

– У вас острый язычок.

– И к тому же есть голова на плечах. Вы видите, мистер Плам, с такими качествами я могу превратить дело в доходный бизнес.

– В цирковое представление, – заорал Оливер. – Мне нужны деньги, а не вы.

– Без меня вы не получите денег. Я ключ к успеху.

– А я ключ к граниту. Без Плама во главе компании все развалится.

– Похоже, что все развалится как раз с Пламом во главе, – сказала Челси.

Хотя Оливер годился ей в отцы, она была уверена, что с такой непрошибаемой головой он не поймет ее иронии.

– Все дело в том, что вы никогда не сумеете работать в той компании, которой станет "Плам Гранит".

– Оши-бае-тесь, мисс. Все дело в том, что в той компании просто не будет работы для моих людей.

– Один год, – сказала Челси, откинувшись назад, – и ваша компания станет процветающей.

Оливер тоже откинулся назад, но продолжал впиваться в нее глазами:

– Вы сами себя-то не обманываете?

– Нисколько.

– Это случайно не из ваших детских фантазий, когда вас кормили с серебряной ложечки?

– Вполне возможно.

– И что это за имя такое – "Челси"? – поинтересовался вдруг Оливер.

– Такое имя дали мне родители, – не моргнув глазом, ответила Челси.

– Такие имена здесь не очень-то любят.

– Вы меня имеете в виду?

– Если вы собираетесь болтаться здесь, то вас.

– Я не собираюсь здесь болтаться. Я собираюсь превратить компанию в доходное предприятие.

Убежденная в том, что Оливер Плам – один из самых неприятных типов, которых ей приходилось встречать в жизни, и чувствуя, как ее убеждение начинает граничить с отвращением, Челси посмотрела на часы:

– Моему адвокату и мне необходимо как можно скорее оказаться в Балтиморе. – Она взглянула на Иеремию Уиппа: – "Плам Гранит" нужны деньги, которые есть у меня. У нас наконец состоится серьезный разговор или нет?

ГЛАВА VI

– Партнерство? – переспросил Карл, когда Челси вечером того же дня рассказала ему о предложении Иеремии.

– Я займусь сбытом и дам деньги на модернизацию оборудования. Их дело – вовремя поставлять гранит, – объяснила она. – На таких условиях мы будем работать один год. Через год та сторона, что не сможет выполнить условия договора, должна продать свою часть бизнеса партнеру.

Карл только что вернулся из сквош-клуба и не успел переодеться, но даже в своей широкой футболке и спортивных штанах он выглядел как всегда подтянутым. Она никогда не видела его другим, это было у него в крови, подумала Челси, ей нравилось, что Карл в любое время мог переключаться на дела.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь "не сможет выполнить условия договора"? – спросил он настороженно.

– Я сказала, что смогу обеспечить столько заказов, что у них не хватит камня. Они не поверили.

– Это что, спор? Кто выиграет, тот получит компанию?

– Выкупит компанию, – уточнила она.

Челси не была наивной дурочкой в финансовых делах. Хотя временами она с безразличием относилась к своим доходам, но за расходами следила всегда строго и сейчас не собиралась выбрасывать деньги на ветер, даже из-за Норвич Нотча.

– Оливер не хочет продавать компанию ни на каких условиях. Если я не смогу выполнить свои обязательства, он останется владельцем "Плам Гранит".

– В таком случае как он будет рассчитываться с тобой?

– Одно из двух: или он возьмет кредит за пределами штата, или найдет третье лицо, которое выкупит мою часть дела.

Как представлялось Челси, в течение долгого года она сможет многое узнать о городе и тайне своего рождения. В конце концов, через год она просто может умыть руки и оставить Норвич Нотч в покое.

– Дело обещает быть выгодным. Одно время компания процветала. Нам обоим известно, что спрос на гранит опять растет. Чтобы возродить компанию, нужны связи, которые есть у меня.

– Какие связи? Ты – архитектор. И что будет с "Харпер, Кейн и Ку"?

– С "Харпер, Кейн и Ку" все в порядке. Я не намерена оставлять фирму. Несколько часов в неделю, потраченных на другое дело, не повлияют на ход моей собственной работы.

– Несколько часов? – В глазах Карла появилась печаль. – Челси, то, о чем ты говоришь, займет больше чем несколько часов в неделю. Ты же хочешь взяться за сбыт продукции растущего предприятия. Компании для этого создают специальные отделы с огромным количеством штатных сотрудников.

Челси не видела здесь никаких проблем. По сравнению с другими "Плам Гранит" была небольшой компанией. От самой Челси требовалось только вовремя связаться по телефону с заказчиком.

– Ты говорил когда-то, будто дела у нас пошли так хорошо, что у меня хватило бы времени и на мужа, и на ребенка. В чем же разница?

– Ты не видишь разницы? Разница в том, что муж и ребенок – это твоя семья. Они – те люди, которые дарят тебе подарки на день рождения или Рождество. Они – те, кто гордится твоими успехами, а ты радуешься их успехам. Они – те, кто любит тебя. Боже мой, как ты можешь сравнивать это с гранитной компанией?!

Челси почувствовала себя беспомощной. Все, что говорил Карл, имело смысл, он всегда очень трезво относился к жизни.

И все же другая Челси отказывалась прислушаться к его словам и, не желая ничего знать, отчаянно стремилась в Норвич Нотч.

– О Карл! – взмолилась Челси. – Это нельзя сравнивать. Ты совсем не понимаешь меня. Предложение Оливера – это шанс, а ты говоришь совсем о другом.

Карл повернулся, чтобы уйти, но, сделав несколько шагов, остановился на ступенях в фойе.

Положив руку на колонну, он пристально посмотрел на Челси и сказал:

– Может, человеческое счастье для тебя – иллюзия?

– Зачем ты так?

– Ты заставляешь меня так говорить. Ты провела половину своей жизни с человеком и допускаешь, что так будет и дальше, но жизнь не всегда складывается как нам хочется и часто бывает несправедливой. Может быть, семейное счастье, поцелуи, подарки ко дню рождения затем и существуют, чтобы мы не чувствовали себя одиноко, если, конечно, что-нибудь другое не заполнит нашу жизнь.

– О Карл! – Челси готова была разрыдаться, не находя нужных слов.

Карл был дорогим и близким ей человеком, но насколько дорогим и близким? Челси подумала о любовном треугольнике, в который неожиданно попали она, Карл и Норвич Нотч. Иногда ее сердце принадлежало только Карлу, а временами, когда Карл казался ей жестоким и ревнивым, она отвергала его. Меньше всего на свете Челси хотела причинить ему боль. Он был ее самым лучшим другом во всем мире.

Она подошла к нему, встала за его спиной и тихо сказала:

– Я должна довести дело до конца, иначе не смогу двигаться дальше.

– В каком направлении? Кем ты станешь после всех своих дел в этом городе?

– Я стану собой, – она почесала его спину так, как он любил, – и буду знать себя лучше.

– А что мне прикажешь делать все это время?

– Потерпи.

У Карла вырвался легкий стон. Она повернула его к себе, положила руки ему на плечи и поцеловала в губы.

– Я люблю тебя, Карл.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

– Я люблю тебя, – повторила она. – Все, что происходит в Норвич Нотче, не должно тревожить тебя.

Глаза Карла все так же выражали сомнение. Тогда она обняла его за шею и поцеловала еще раз. Наконец она почувствовала, что Карл отвечает ей.

Потом он вздохнул:

– Ты не должна бросать меня одного.

– Меня не было всего один день.

– С шести утра и до десяти вечера. Слишком долго. Мне хорошо, когда ты рядом.

После убедительного совета Оливера убираться ко всем чертям ей было особенно приятно слышать слова Карла. Кто, кроме него, мог с такой нежностью прикасаться к ней?

Челси поцеловала его еще раз. Он погладил ее волосы и поцеловал в ответ. Она видела, как внутри него разгорается огонь, его руки ласкали все ее тело. Она, не сопротивляясь, отдалась горячим, дурманящим волнам. Ему было знакомо ее тело, а ей – прикосновения его рук. Все правильно, сказала она себе, это давно должно было случиться.

Он увлек ее в спальню и раздел. Близость между двумя любящими друг друга людьми – что могло быть естественнее? Только им пришлось, может быть, слишком долго ждать ее.

Она повторяла себе снова и снова, пока он целовал и ласкал ее: "Это правильно, это хорошо, это нормально", целуя и лаская его в ответ. Когда он вошел в нее, она подумала о том, как долго они знают друг друга, как переплелись их жизни, как их родители мечтали, чтобы они были вместе. Карл был энергичен. Она гладила его тело, его руки, его напряженную спину. Когда он обессилел, она улыбнулась ему в плечо.

Челси не испытала полного удовлетворения, но когда Карл предложил ей продолжить, она покачала головой и сказала:

– В следующий раз.

У Челси был очень эмоционально насыщенный день. Она чувствовала себя усталой, но сон еще долго не приходил к ней.

Все следующие дни Челси часто задумывалась над тем, что произошло между ней и Карлом. Ее не мучила совесть, Челси не считала, что они совершили нечто аморальное. Все было прекрасно.

Как раз в этом и заключалась проблема. Секс, который казался «прекрасным», не был захватывающим. Такая любовь не заставляла краснеть, и от воспоминания о ней не замирало сердце. О таких объятиях не хотелось шептаться с утра за завтраком, и, конечно же, они не могли бы укрепить их пошатнувшиеся в последнее время взаимоотношения. Ей не хотелось бы испытать подобное еще раз.

Челси не знала, как ей поступить. "Выходи замуж за Карла", – шептал слабый внутренний голос. Этого хотели и Кевин, и Том, и Сесил Харпер, и сам Карл.

Но хотела ли этого она? Между ними не было настоящей любви. Семья, ребенок и заботливый Карл в роли мужа – все это казалось заманчивым, но перспектива провести с ним всю оставшуюся жизнь ужасала Челси. Карл нравился ей, но только и всего.

Пока Челси разбиралась в своих переживаниях, Боб Махони и Иеремия Уипп оформили ее партнерство с Оливером Пламом. Партнерство требовало времени и денег, и ей нужны были твердые гарантии. В противном случае она просто не подписала бы договор. Когда все уже было почти улажено, позвонил Кевин и пригласил ее на ужин. Челси с радостью согласилась, ей была дорога малейшая возможность восстановить их прежние взаимоотношения.

Он поцеловал ее и спросил, как идут дела. Челси воспрянула духом: все было так, как в прежние времена, когда Эбби была еще жива. Затем Кевин сказал, что продал дом, и радость ее померкла.

– Какой мне был смысл оставаться в нем одному? – пояснил он. – Зачем мне занимать столько места?

Челси не могла поверить, что теперь их дом принадлежал другим людям. Она любила дом своего детства, как любила его Эбби.

– Но это же наш родной, тихий и уютный дом!

– Это был наш дом, когда ты и мама жили в нем, а теперь это просто место, которое требует больших расходов, – сказал Кевин, причем его логика ужасно напоминала логику Карла. – Да и я почти не жил там последнее время.

Челси знала об этом. Кевин постоянно находился в разъездах, а с тех пор, как они в доме жили все вместе, прошли годы. Но все же это был их родной дом, дом ее детства. Она не могла даже вообразить кого-нибудь чужого в его стенах.

– Его купил помощник сенатора, переезжающий сюда из Чикаго. У него шестеро детей и достаточно денег для того, чтобы дом не остался без присмотра.

Слова Кевина не принесли ей облегчения. Чувство потери было горьким. Он мог бы предупредить ее заранее, мог поделиться своими планами. Ведь он – ее отец, и это – их дом.

– Все вышло очень удачно. Могло бы пройти еще несколько лет, пока нам не предложили бы такую сумму. Между прочим, все деньги – твои.

Челси отшатнулась:

– Мне они не нужны.

– Не отказывай мне, – настаивал Кевин. – Дом принадлежал твоей матери.

– И она оставила его тебе, – сказала Челси. – Все вырученные деньги принадлежат тебе. Я не хочу их.

– Почему ты злишься?

– Я не злюсь. Мне грустно. Я любила наш дом.

– Не настолько, чтобы остаться в нем.

– Я уже не маленькая девочка. Я не могу жить с родителями.

– Все верно. И теперь, когда одного из них уже нет, кто, по-твоему, должен занимать все эти пятнадцать комнат? Ты ведь даже не спрашивала о нем в последнее время.

Челси аккуратно разглаживала салфетку на своих коленях, избегая взгляда отца. Она не могла объяснить себе, почему так расстроилась: ведь это действительно был обыкновенный дом и она не так уж часто приезжала туда за последние годы.

– Я решил уйти из больницы в конце года, – сказал Кевин.

Во второй раз с начала ужина Челси почувствовала себя ошеломленной.

Кевин грустно улыбнулся:

– Ты и не предполагала, что когда-нибудь я стану старым? Мне шестьдесят восемь, Челси. В моих руках нет прежней твердости. Мои ассистенты часто выполняют за меня почти всю работу. Я хочу быть честным перед собой и принял решение уйти. В больнице есть люди, достойные занять мое место.

Челси молчала, пытаясь осознать его слова.

– Я не могу себе представить тебя без твоей работы, как и приходящим ночевать в другой дом.

Кевин потряс лед в бокале и одним глотком выпил остаток скотча.

– Времена меняются. Жизнь не стоит на месте. Мне повезло во многом. У меня хорошее здоровье. Мне предложили прочесть цикл лекций, я побываю в замечательных местах, встречу интересных людей, отдохну, наконец. Может быть, мне тогда будет не так больно вспоминать об Эбби.

"А как же я? – хотела спросить Челси. – Разве ты не будешь скучать по мне?" Она вспомнила, что сама только что ответила на свой вопрос. Она была уже не маленькой девочкой. У нее была своя жизнь, у Кевина – своя, она видела, что Кевин смирился с этим. Он выглядел сильно постаревшим. Совсем не таким, каким она его помнила во время болезни Эбби.

– Я совсем потеряю тебя, если ты будешь уезжать надолго, – печально произнесла Челси.

– У тебя хватает забот. У тебя ведь есть Карл. Челси опять опустила глаза. Ей надо было сказать отцу все с самого начала.

– Я не уверена, что у меня с ним что-нибудь получится.

– Почему? – спросил Кевин, в его голосе впервые за весь вечер послышалось уже знакомое ей раздражение.

Челси представила себе Кевина в операционной, аккуратно зашивающего разорванную ткань своей жизни. Но как только он заканчивал, шов снова и снова расходился.

– Не знаю. Мне кажется, у нас не получится. Ничего определенного, просто предчувствие.

– Я считал, вы давно живете вместе.

– Нет.

Они каждый день виделись на работе и часто ужинали вместе. Но на той первой ночи все и закончилось.

– Бога ради, что опять случилось? – сердито спросил Кевин.

Она видела, как растет его раздражение. Кроме того, известия об уходе с работы и продаже дома так неожиданно свалились на нее, что Челси не выдержала:

– Я не люблю Карла. По крайней мере люблю не так, чтобы выйти за него замуж. Он тоже меня так не любит. Мы пытались, хотели найти в наших отношениях то, чего не было. Ни твои, ни Тома или Сесил слова или желания здесь не могут ничего изменить.

Лицо Кевина налилось краской.

– Ты обвиняешь нас?

– Нет, но я знаю, что вы все хотели нашего брака. Может быть, поэтому мы так долго разбирались в наших отношениях. – Она устало вздохнула. – Между нами ничего нет и не было. – Потом, успокоившись, она не без иронии заметила: – Нам остается только признаться в этом друг другу.

Кевин сердито смотрел мимо нее.

– Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за Карла лишь для того, чтобы стать замужней женщиной? – спросила она в отчаянии. – Мы оба очень быстро разочаруемся.

– Неправда, вы подходящая пара.

– Совсем не такая пара, как вы с мамой. Я хочу такой же любви, какая была у вас. Разве это так уж плохо?

Но Кевин не слушал. Ее комплимент мог порадовать его в другое время, но только не сейчас. Он ушел в себя, поглощенный одной мыслью.

– Все хорошо, но тебе уже не двадцать два года, а тридцать семь. Твои возможности ограничены. Карл – один из немногих порядочных мужчин, которые еще не женились и не имеют детей. – Кевин замолчал и укоризненно посмотрел на Челси. – Если бы у тебя были дети, ты бы смогла жить в старом доме. Мне кажется, я и продал его, потому что в глубине души знал, что тебе он никогда не потребуется. Ты слишком занята собой. И теперь еще твоя новая выдумка с этим городом в Нью-Гемпшире. Если тебе так нужен дом, почему бы не присмотреть что-нибудь подходящее там?

Чувствуя, как сжалось ее горло, Челси умоляюще прошептала:

– Мне не нужен дом в Нью-Гемпшире. Давай не будем ссориться из-за этого, папа.

– В этом вся беда, Челси. Поэтому у тебя ничего не получается с Карлом. Ты стала одержимой этим городом.

– Неправда, – затрясла головой Челси.

– Ты покупаешь там дело.

– Скорее вкладываю деньги в дело.

– Которое не стоит выеденного яйца, как я понял со слов Карла. Он сказал мне, что ты теперь только об этом и говоришь.

– Все совсем не так, – запротестовала Челси. – Я специально стараюсь не разговаривать с Карлом на эту тему. Не понимаю, зачем он солгал тебе. – Она прикоснулась к его руке: – Я всего лишь вкладываю деньги. Карл не захотел присоединиться ко мне. И я не могу его заставить. Договор заключен только на год. Я никогда прежде не занималась таким бизнесом, и мне он интересен так же, как и тебе будет интересна твоя новая жизнь после ухода из больницы.

– У тебя есть профессия.

– Мне хочется большего.

– Тебе всегда чего-то не хватало. В этом-то вся и беда.

– Может, ты и прав. Значит, я такая, и если после стольких лет Карл решил, что это ему во мне не нравится, то это его трудности.

– И твои тоже. Ты теряешь время. Она затрясла головой:

– У меня все нормально, все нормально. Кевин посмотрел на нее с такой грустью, что ей захотелось заплакать, вздохнул и сказал:

– Мне бы хотелось этому поверить, но я переживаю за тебя, Челси.

– Не надо. Пожалуйста. Я в порядке.

– Если бы твоя мать была жива, все было бы совсем по-другому.

– У меня все нормально, правда. Мне нравится моя работа и все, чем я занимаюсь. Жаль, что я не могу объяснить тебе это.

Очень многое изменилось между ними после смерти Эбби. Возможно, многое она выдумала сама. Как и в случае с Махлерами, Эбби была связующим звеном между ней и отцом. Звено исчезло, и отец перестал понимать дочь. Челси подозревала, что Кевин нарочно отгораживался от всего, что напоминало ему Эбби, включая и ее.

Она вдруг почувствовала себя одинокой, брошенной и никому не нужной.

Следующим утром Челси, как обычно, встретилась с Сидрой. Они бежали по дождливой неуютной улице, и на сердце у Челси было так же тоскливо и неуютно.

– Он предлагал мне взять деньги за дом, как будто давал взятку за свою свободу. Я отказалась от денег, сказала, чтобы он оставил их себе. Тогда он сказал, что отдаст деньги Махлерам. И он знал, что я этого не вынесла бы.

Сидра хихикнула, поправив на бегу свою вымокшую бейсбольную кепку.

– Я разве не говорила тебе, что они хотели выкупить у меня перстень? – спросила Челси. – Предлагали огромную сумму.

– Ну а ты?

– Ни за что. Это ведь мамин перстень. Если бы у меня так же, как у них, не было ничего святого, то я бы купила гранитную компанию на их деньги. Они получили бы хорошую пощечину, когда узнали бы, что я родилась там.

Сидра ухмыльнулась:

– Похоже на сюжет из книги.

– Но они не получат перстень. Для меня он бесценен.

– Думаешь, они успокоятся?

– Хотелось бы верить, но…

Челси не успела договорить – проезжавшая мимо машина обдала их с ног до головы грязью из лужи. Сидра показала ей палец вдогонку и выругалась. Челси вытирала грязь с лица.

– Вот гад! – Сидра продолжала поносить исчезнувший автомобиль.

Челси сжала ее мокрую руку:

– Он уже уехал. Не сбивай дыхание.

– Даже не остановился, чтобы извиниться!

Челси поправила хвостик волос, выбившийся из-под ее кепки, стряхнув с него дождевую воду.

– Может, он даже не заметил, что натворил.

– Нельзя все прощать.

– Нельзя, но глупо тратить свои нервы на ничтожество, которое сидело в машине, когда в жизни происходят вещи поважнее. Знаешь, Сидра, в последние дни я вся как на иголках. Видишь? – Челси указала пальцем на свой подбородок. – Я уже забыла, когда последний раз у меня были прыщи.

Сидра подошла ближе:

– Не вижу никаких прыщей.

– Поверь, они там есть.

– Ты сама их себе придумываешь.

– А просыпаться по пять раз за ночь – тоже моя выдумка? У меня задерживаются месячные.

Челси кивнула в сторону дороги и побежала вперед. Сидра пристроилась рядом.

– Я тоже часто просыпаюсь по ночам. Лежу с закрытыми глазами, готовая отдать все на свете, чтобы обнять большого, горячего и сильного мужчину, а когда я понимаю, что обнимать мне некого, то хуже моей тоски и придумать ничего нельзя. Это просто ад.

Челси вспомнила о Джадде Стриттере и уже собралась рассказать о нем Сидре, но вовремя спохватилась. Чем больше она думала о нем, тем больше он казался ей глупой выдумкой.

– А ты о чем думаешь, просыпаясь среди ночи? – спросила Сидра.

– О Карле, о библиотеке, которую проектирую, о Норвич Нотче. Об отце и маме, о доме. О "Плам Гранит". И о ключе, конечно. Я сказала тебе, что показывала его эксперту?

Сидра с любопытством посмотрела на нее:

– Узнала что-нибудь новое?

– Она сказала, что ключ уникальный и, по всей вероятности, сделан в Италии.

– Дай объявление, – спустя несколько минут посоветовала Сидра.

– Хм?

– Объявление в местной газете. Может, кто-нибудь и откликнется.

Челси уже рассматривала такую возможность. Не все, разумеется, читают местные газеты от первой до последней страницы. Но ведь есть ежемесячные издания и специальные журналы для тех, кто ищет своих близких или хочет продать разные диковинки. Ее ключ безусловно, был диковинкой.

– Челси?

– Хм?

– Я о другом.

– О чем другом?

– О твоих месячных. На сколько дней они задерживаются?

Челси сконцентрировала свое внимание на том, как шлепают ее кроссовки по мокрому асфальту.

– На несколько дней.

– О, это ерунда.

Ерунда, если не считать, что у Челси никогда не было задержек, тем более не на день или два, а на целую неделю. Она не раз проверяла по календарю, считая и пересчитывая дни, пытаясь убедить себя, что ошиблась. Но ошибки быть не могло.

– Тебя это беспокоит? – спросила Сидра.

– Да нет, в общем. Столько дел навалилось, а тут еще и это, – ответила Челси, чувствуя на себе взгляд Сидры.

– Ты беспокоишься. – Сидра уже не спрашивала. – Думаешь, ты беременна?

Челси вспомнила не-такую-уж-и-восхитительную ночь с Карлом. Она почти не придавала ей значения – такое у них случилось всего лишь один раз. И хотя начало месяца было подходящим сроком для зачатия, она не могла поверить, что забеременела. Но Челси понимала, что задержка не была простой случайностью после того, как она провела единственную ночь с мужчиной за последние три года.

– Я не знаю, – наконец сказала она и сама поняла, что допускает такую возможность.

– Ну наконец-то вы решились. – Сидра сбилась с дыхания от возбуждения. – Черт побери, почему ты мне сразу не сказала?

– Потому что, черт побери, это не твое дело.

Сидра сразу умолкла.

– Эй, прости меня. – Челси подбежала ближе и дотронулась до ее руки. – Я слегка нервничаю в последнее время.

Немного помолчав, Сидра смягчилась:

– По-моему, ты не в восторге от него.

– Ты угадала.

– Я знала, что так и будет. Ты тоже знала, потому и ждала так долго, можешь мне поверить.

Челси согласно кивнула.

– Ты ведь не собираешься выходить за него?

– Нет.

– Даже если беременна?

– Нет.

Выйти замуж из-за ребенка было бы еще большей нелепостью, чем выйти замуж по настоятельным просьбам родителей.

– Челс?

– Хм?

– А как вы?..

Не сбавляя темпа, Челси стряхнула воду с рукавов своей ветровки.

– Не спрашивай.

– Ты никак не предохранялась?

Челси красноречиво посмотрела на нее:

– Ты на редкость проницательна.

Тот самый слабый голос внутри Челси, который мучил ее всю прошедшую неделю, вполне мог оказаться голосом Сидры.

– Мы не договаривались заранее, все получилось само собой, – сказала Челси резко. – Мы не были готовы.

– Вы же взрослые люди!

– Даже взрослые люди иногда срываются.

Сидра согласилась.

– Что ты теперь собираешься делать?

– Я не думаю, что беременна.

– Почему бы тебе не сдать анализы?

Они свернули на свою улицу, приближаясь к клубу здоровья.

– Потому что я не думаю, что беременна.

– Сколько тебе потребуется времени, чтобы убедиться в этом?

– Подожду еще один день.

– А потом?

– Потом начну беспокоиться.

К первому июня договор с "Плам Гранит" лежал на столе у Боба Махони. Оливер Плам, озабоченный получением обещанных денег, уже подписал все бумаги. Оставалась только подпись Челси.

Она не торопилась, и причиной был не Карл или Кевин, а ее собственная неуверенность.

Челси была беременна, что и подтвердил ее врач. Внешне она пока никак не изменилась, но, когда она думала, что внутри у нее живет маленький ребеночек, ее голова шла кругом.

Она не знала, как ей быть с Карлом. И она не знала, как ей быть с Норвич Нотчем. Беременность не входила в ее планы.

Об аборте не могло быть и речи. Челси сама была приемным ребенком, и мысль о том, что она может оборвать еще не начавшуюся жизнь, приводила ее в ужас. Несмотря на все свои душевные терзания, она все яснее понимала, что хочет иметь ребенка. Еще недавно ей и в голову не пришла бы такая мысль. Более безвыходное положение и представить себе было трудно – теперь она отчетливо сознавала, что не любит Карла, – и все же она хотела ребенка. Он был плоть от ее плоти. Она хотела его.

– Если ты хочешь ребенка, какого дьявола ты тут разбегалась? – спросила Сидра, останавливаясь.

Челси тоже остановилась.

– Доктор мне разрешил. Правда. Я его спрашивала.

– Ты случайно ничего не перепутала? – скептически взглянула на нее Сидра.

– Я хочу этого ребенка и не собираюсь как-нибудь навредить ему. Но мне нужно бегать, я заряжаюсь энергией на целый день.

Челси кивнула в сторону дороги и побежала вперед. Через квартал Сидра восстановила дыхание и мечтательно произнесла:

– Ребеночек, вот так так.

Челси понимала Сидру. Все эти годы, когда у ее друзей росли дети, она была для них деловой женщиной, «тетенькой», которая приносила подарки, учила рисовать, щекотала животики, а потом уходила. Челси не могла представить себя с малышом на руках.

– Трудно поверить, да?

– Очень.

– Но я смогу. Я смогу воспитать его. У меня хватит средств, и работа этому не помеха.

– А гранитная компания и все остальное?

– Я справлюсь.

– Что они подумают, когда твой живот уже нельзя будет скрыть?

– Подумают, что я беременна.

– Ты же знаешь, что я имею в виду. Насколько я поняла, там люди с весьма консервативными взглядами.

– Ну тогда они будут шокированы. В свое время ее настоящая мать могла шокировать их тем же, подумала Челси. История повторяется точь-в-точь.

– Твой отец тоже будет шокирован.

– И да, и нет. – Челси уже много раз представляла себе реакцию Кевина. – Он будет разочарован, но он знает, что я способна преподносить всякие сюрпризы, и поэтому он отнесется к этой новости спокойно. А когда он узнает, что ребенок от Карла, наверное, даже злиться не будет. Но когда я скажу ему, что не собираюсь замуж…

Ее голос дрогнул. У Кевина может случиться сердечный приступ, но как бы ей ни было жалко его, здесь она ничего не могла изменить. Брак с Карлом связал бы ее по рукам и ногам. Казалось бы, то же самое она должна чувствовать и по отношению к ребенку, но у нее не было такого чувства. Ребенок будет ее, она сможет взять его с собой, куда бы ни пошла, чем бы ни занималась. В этом отношении Челси была похожа на Хейли Смарт.

– А что ты скажешь Карлу? – спросила Сидра.

– Что замуж за него не выйду.

– А если он захочет ребенка?

– Он сможет его видеть.

– Ну а если он будет настаивать на совместной опеке?

– Он сможет видеть его столько, сколько пожелает.

– Но это не совсем то же самое.

– Я не соглашусь на совместную опеку, – заявила Челси. – Ребенок будет только мой.

– У тебя ведь не было родственников?

– Не-а.

Сидра бежала рядом.

– Здесь есть скрытая мотивация.

– Да?

– Все мои коллеги назвали бы это феноменом "бессознательного Я". Ты захотела стать беременной подсознательно.

Гипотеза была весьма интересная, но Челси не верила в нее, хотя исключить ее полностью не могла. Она очень быстро освоилась в новой для себя ситуации и уже нисколько не расстраивалась из-за беременности.

– А как ты посоветуешь мне поступить?

– Я считаю, тебе стоит как можно скорее поговорить с Карлом, по возможности используя все свое красноречие.

Встретив утром Карла, Челси первым делом поинтересовалась, не могли бы они сходить поужинать куда-нибудь после работы.

– Ничего не получится, – ответил он. – Сегодня вечером у меня назначена встреча с Дж. Д. Хендерсоном. Не знаю, насколько она затянется, мне бы не хотелось его торопить. Он один из тех клиентов, которые не скупятся на затраты.

Он уже упоминал об этой встрече раньше, но Челси совсем забыла о ней. Будь у нее другой характер, она бы предложила позавтракать вместе. Но Челси и в лучшие времена не была расположена к серьезным беседам по утрам, тем более сейчас.

– Тогда завтра вечером?

– Договорились.

Так было решено, или, во всяком случае, она так считала. Весь день у нее все валилось из рук, Челси не могла больше ни о чем думать – ей нужно было все рассказать Карлу. Она знала, что Карл вернется в офис после встречи с Хендерсоном, он всегда возвращался и делал для себя пометки, чтобы не забыть даже мельчайших деталей делового разговора. Она отправилась туда к девяти вечера, надеясь застать его за работой или, если он еще не пришел, подождать его.

Еще в середине холла она заметила свет в его кабинете.

В предчувствии нелегкого разговора сердце ее гулко забилось. Она тихо подошла к его двери и в ужасе остановилась на пороге. В комнате находились Карл и Хейли, причем оба были почти совсем раздеты.

Потрясенная, она попятилась, но Карл заметил ее.

– О Господи! – услышала она и, вся сжавшись, прислонилась к стене в коридоре.

До нее доносились приглушенные ругательства, звуки торопливых движений, затем Карл выскочил из кабинета и застыл на месте, увидев ее. Его наспех застегнутая рубашка не была заправлена в брюки, лицо покрылось красными пятнами.

За все годы их дружбы Челси никогда не видела его таким. Карл был совершенно чужим, и это поразило ее еще больше.

Он поднял руки, ожидая, что она накинется на него. Но этого не произошло, и он опустил их и беспомощно пожал плечами. Его глаза молили о прощении.

– Крыса, – прошептала Челси, чувствуя себя преданной, – ты просто крыса!

Он нервно оглянулся в сторону кабинета, снова повернулся к ней лицом и сунул руки в карманы брюк.

Она почувствовала, как засосало у нее под ложечкой.

– И как долго вы… – запнулась она, проглотив комок в горле.

– Недолго, ты же знала об этом.

– Я думала, у вас все закончилось.

– Почти закончилось.

Почти. Она вспомнила их ночь и ощутила, как подступает к ее горлу приступ тошноты.

– Как ты это объяснишь мне?

– Я всегда говорил, что она мне не подходит. Но с тобой всегда не хватало чего-то такого, что было у нее.

Челси как будто получила удар в живот. Не имело значения, что она собиралась сказать Карлу. Не имело значения, что она не хотела выходить за него замуж, так же как и то, что всякий разговор с ним терял теперь смысл. Она еще любила Карла как друга. И в ней жил его ребенок. Подумав о том, что он встречался с другой женщиной в то же самое время, когда они впервые стали близки, Челси почувствовала себя облитой грязью.

Повернувшись, она пробежала почти половину холла, но около приемной поняла, что было бы глупо поддаваться своим эмоциям в такой ситуации. Правда была на ее стороне. Все это время, когда они пытались разобраться в своих отношениях, она была верна ему. Теперь, после всего что она увидела, у Карла не могло быть никакого права на ребенка.

Он подбежал и остановился позади нее:

– Прости, Челс. Я, правда, жалею, что все так вышло. Я не хотел сделать тебе больно.

Она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Я не хотел, – настаивал он. – Поверь, я нисколько не обманывал тебя, когда говорил о нашем браке тогда, после смерти Эбби, и в эти последние месяцы. Я люблю тебя, Челси, но ты была права, помнишь, когда сказала в первый раз, что, может, между нами и не было никогда настоящей любви. Тогда я не согласился с тобой потому, что, черт возьми, у нас было столько причин, чтобы пожениться. Они и сейчас есть, но среди них нет самой главной.

Челси прекрасно понимала, о чем говорил Карл, но продолжала молчать. Карл изворачивался перед ней, чувствуя свою вину. Правда, так беспощадно обнажившаяся перед ней, тем не менее принесла ей странное удовлетворение.

Удовлетворение начало исчезать, когда она увидела, что Карлу тоже больно.

– Очень долго я совсем не встречался с Хейли. Потом у нас с тобой все как-то разладилось, что-то мешало нам решить все до конца в наших отношениях. Ты уехала в Норвич Нотч. Ты поехала туда потому, что знала – что-то было не в порядке между нами. По той же самой причине и я стал вновь встречаться с Хейли.

– Ты говорил, что она слишком необычна для тебя.

– Да, необычна, – он замолчал, и Челси чуть не вскрикнула, когда тень идиотской улыбки промелькнула на его лице, – но это так захватывает.

Челси вспомнила, как Карл говорил ей, что его будто по голове ударили, когда он находился рядом с Хейли, и как она предположила, что это была страсть. Она не стала напоминать ему об этом, теперь у нее было в избытке доказательств. Именно страсти не было между ней и Карлом. Той страсти, которую он нашел с Хейли. По правде сказать, она не могла винить его в этом.

– Я хотел сказать тебе сразу, Челс, но все не находил подходящего времени. Я постоянно чувствовал давление со стороны моих родителей, со стороны Кевина, и даже я сам старался убедить себя, что должен жениться на тебе. Я хотел рассказать тебе о Хейли еще в прошлом месяце, когда ты вернулась из Норвич Нотча, но ты начала целовать меня, и я подумал, что, может быть, между нами все пойдет на лад.

Получалось, что Челси сама затащила его в постель, когда на уме у него была одна Хейли.

– Почему ты не остановил меня? – крикнула Челси в замешательстве, чувствуя себя совершенной дурой.

– Потому что я тоже этого хотел, – крикнул он в ответ. – Ты – привлекательная женщина, и у меня не возникло никаких проблем с тобой. Но тебе не понравилось, да и я сам, кроме физического удовлетворения, ничего не получил. У нас с тобой не было интереса, что ли, – он махнул рукой, подыскивая нужные слова, – эмоциональной полноты, возбуждения наконец. Или я не прав? – спросил он тоном человека, который знает ответ и хочет услышать от собеседника лишь подтверждение своих слов.

– Ты прав, Карл, – тихо сказала Челси.

– Ну вот, а с Хейли у меня все совсем по-другому. Извини, конечно, если тебе неприятно слышать мои слова, но мы должны хоть раз быть честными до конца. Мы никогда не подходили друг другу. Ты совсем иначе смотришь на семью и детей, но когда ты по-настоящему задумаешься об этом, легко найдешь кого-нибудь и получше меня. Где бы ты ни появлялась, на тебя все обращают внимание. Тебе нужно будет только намекнуть, и тебя завалят предложениями. А между тем ты можешь разыскивать своих родственников, если, конечно, это так необходимо для тебя. Знаешь, я женюсь на Хейли. – Из всех его сумбурных признаний Челси услышала только последнюю фразу. Она не почувствовали ни боли, ни даже злости. Как ни странно, ей стало легче. – Я еще ничего не сказал своим родителям, – продолжал Карл, – теперь, когда тебе все известно, я скажу им. Хейли, разумеется, не ты. Они ведь и слышать не хотят ни о ком, кроме тебя. Но у них нет выбора. У Хейли будет ребенок от меня.

– Хейли беременна?

– Предположительно, да, – сказал он с гордостью. – Еще рано обращаться к врачу, но она уже сделала домашний тест. Если мы поженимся в эту субботу, никто ничего не заподозрит.

Челси еще раз судорожно вздохнула, ей не хватало воздуха.

– А если она вовсе не беременна? Что если это просто ловушка?

Его гордость сменилась негодованием:

– О какой ловушке ты говоришь?! Она любит меня. Как ты вообще могла так подумать о ней?!

Внезапно Челси пришла в ярость:

– Я могу думать как угодно, в зависимости от обстоятельств. Что, по-твоему, я сейчас должна думать? Что ты прыгал из ее кровати в мою или из моей – в ее, а потом обратно?

Мысль об этом больно кольнула ее сердце, она не хотела верить, что Карл способен на такое.

– Когда я был с тобой, я ни разу не встречался с Хейли. Все началось лишь после того, когда я окончательно понял, что мы разные люди.

Челси была благодарна Карлу хотя бы за его откровенность, но силы совсем оставили ее. Она прислонилась к стене.

– С тобой все в порядке? – спросил Карл заботливо, но сейчас ей было не до его дружеского участия. Челси была выбита из колеи, так же как после смерти матери, только теперь ей не на кого было опереться. Кевин продал дом и собирался уехать неизвестно куда после ухода из больницы. Карл хотел жениться на Хейли.

– Челси?

Она кивнула.

– Я беспокоюсь за тебя.

Челси постаралась улыбнуться.

– Мы ведь по-прежнему друзья, да?

Она опять кивнула.

– И деловые партнеры, – добавил он. – Ты всегда можешь рассчитывать на меня, Челс. Всю вину перед родителями я возьму на себя. Они любили тебя и всегда будут любить.

Челси почувствовала пустоту внутри себя, такую внезапную и безысходную, что постаралась крепче сжать свои руки.

– Я… Мне нужно домой, – сказала она. Оттолкнувшись от стены, она направилась к лифту.

– Увидимся утром? – нервно спросил Карл. Челси, не оглядываясь, кивнула и махнула рукой. Она ощущала себя разбитой и смертельно уставшей. Она хотела только добраться до дома и лечь спать.

На следующий день Челси проснулась только в десять утра. Не торопясь выпив на кухне свои обычные две чашки кофе, она решила, что бросит эту привычку. Она приняла душ, оделась и отправилась в офис Боба Махони. В полдень она подписала все необходимые бумаги и стала партнером в компании "Плам Гранит". К часу дня она уже была в своем кабинете в офисе "Харпер, Кейн и Ку", обзванивая клиентов и приводя в порядок бумаги и мысли.

В пять вечера она вернулась домой с двумя переполненными документацией портфелями, тремя набитыми до отказа папками для бумаг и целой кипой банковских счетов. В шесть часов утра Челси сидела в своей машине, направляясь на север, в Норвич Нотч.

ГЛАВА VII

Донна Фарр стояла у витрины магазина и раскладывала соломенные шляпки. Мэтью куда-то вышел, и она могла спокойно наблюдать, как из припаркованного у дальней стороны сквера новенького зеленого «ягуара» минуту назад вышла Челси Кейн.

Донна не могла ошибиться. Прошло почти три месяца с тех пор, когда она видела ее в последний раз. В тот дождливый мартовский день ее лицо хорошо запомнилось Донне. В нем было что-то особенное, она и сейчас почувствовала это. На Челси было элегантное желтое платье, которое очень шло к ее стройной фигуре и гармонировало по цвету с ее волосами. На солнце они выглядели не каштановыми, а скорее рыжими с оттенком красного дерева.

Да, Челси была красивой женщиной, но красивые люди и раньше приезжали в Норвич Нотч, и в самом городе тоже можно было встретить красивых людей. Челси же была не просто красивой, но обаятельной и даже изысканной женщиной, с прирожденным чувством собственного достоинства.

Челси была еще и богатой женщиной. Донна могла догадаться об этом в марте по ее одежде, но когда Челси вернулась в Норвич Нотч в мае со своим юристом, чтобы купить гранитную компанию, никаких сомнений у Донны не осталось.

Она знала со слов Оливера, что Челси предложила умопомрачительную сумму, но он отказался. "Плам Гранит" была его душой и сердцем, за это Донна, третья из четырех дочерей Оливера, знавшая, пожалуй, лучше всех характер своего отца, могла поручиться не раздумывая. Одним из самых ярких воспоминаний ее детства были воскресные прогулки в карьер всей семьей. У рабочих был выходной день, и никто не мешал им слушать пространные объяснения отца, перепрыгивая с ним с глыбы на глыбу. Он рассказывал о том, что было сделано за неделю, как нужно пользоваться инструментом, и начинал кричать, когда им становилось скучно.

Оливер относился к карьеру, как большинство людей относится к церкви, и, как настоящий священнослужитель, требовал от детей благоговения и послушания.

Оливер добился своего: из всех его дочерей только самая младшая, Дженни, ослушалась отца и сбежала из дома в конце 60-х с кантри-гитаристом по имени Рик. Позже они поженились, купили дом в Тенафлай в Нью-Джерси и обзавелись двумя детьми. Рик впоследствии стал преуспевающим дантистом, но Оливер так и не простил Дженни.

Другая сестра Донны, Джаннет, которая была на пять лет старше ее, вышла замуж за Никорри Пулмана – юриста, занимавшего видное положение в правительстве штата. Сьюзан, третья сестра Донны, была моложе ее на три года. Ее муж, Тревор Болл, происходил из старейшей семьи города.

Самым удачным из всех Оливер считал брак Донны с Мэтью Фарром. Он говорил, что их союз породнил две самые влиятельные семьи в городе, а по меркам Норвич Нотча Фарры действительно считались влиятельными людьми. Главным почтмейстером в городе был один из Фарров. В соответствии с традицией самый старый мужчина из рода Фарров назначался председателем городского собрания, а вся городская благотворительность поддерживалась усилиями женщин Фарров.

И наконец, владельцами единственного магазина в Норвич Нотче, существовавшего с 1808 года, были все те же Фарры. Всякий житель города мог считаться достойным уважения только в том случае, если он покупал все необходимое для жизни у Фарров.

Донна Плам считалась ровней Фаррам, правда только теоретически. У нее был недостаток, который никогда не встречался ни у Пламов, ни у Фарров. Если бы Мэтью не исполнилось уже тридцать пять лет ко времени их свадьбы, то он, наверное, никогда и не взглянул бы на нее. Со своей франтоватой внешностью и известной фамилией он тогда был самым привлекательным холостяком в Норвич Нотче. Родители же хотели скорее женить его, и Донна, которой в то время исполнилось двадцать восемь, оказалась самой подходящей кандидатурой.

Донне следовало гордиться фамилией Фарр. Она напоминала себе об этом по нескольку раз на день.

Дочь Оливера Плама и жена Мэтью Фарра, она была неотъемлемой частью города, что само по себе вызывало уважение, убеждала себя Донна.

В жизни важны традиции и порядок, без них она не представляла себе Норвич Нотча. И даже поэтому Оливер никогда бы не продал компанию.

Норвич Нотч не мог существовать без "Плам Гранит", а "Плам Гранит" – без Пламов. Невозможно было допустить и мысли, что компания попадет в руки чужака.

Оливер постарался сузить круг лиц, знавших о его сделке с Челси Кейн, но все равно по городу поползли тревожные слухи.

Весть о том, что Оливер Плам продал часть компании, быстро распространилась в Норвич Нотче и была встречена горожанами более чем прохладно.

Никто не знал, что из себя представляет Челси Кейн, она была лицом посторонним и к тому же женщиной, а значит, вдвойне не заслуживала доверия.

Глядя на Челси, похожую на случайно заехавшую в Норвич Нотч королеву, Донна размышляла, примет или не примет ее город. Она была слишком необычной, слишком выделялась из толпы. В Норвич Нотче женщинам такое не прощалось. Женщины города должны были радовать своих родителей, ублажать своих мужей и нянчить детишек. Такая участь устраивала их на протяжении уже двух веков.

Донна вздрогнула, когда почувствовала, как чья-то рука коснулась ее.

Резко повернувшись, она увидела Нолана Маккоя. Ее глаза вспыхнули, а лицо на мгновение осветилось радостью, но она тотчас же стала озираться. Убедившись, что в магазине никого нет, Донна вопросительно посмотрела на Нолана.

– Смотрю, все ли в порядке, – сказал он, стараясь, чтобы по губам ей было легко понять смысл слов.

Нолан был шофером полиции, одним из двух офицеров этой службы в городе. Восемь лет назад его наняли вместо предшественника, который, перебрав лишнего, не справился с управлением машины и рухнул в овраг с высоты тридцать футов. Нолан знал всех в Норвич Нотче. Его уважали и любили, но он по-прежнему оставался чужаком, так уж было заведено в городе. Донна знала людей, которые прожили здесь в два раза дольше Нолана и все еще не считались своими среди горожан. Положение в городском табеле о рангах нужно было завоевывать кровью и потом в течение долгих и долгих лет.

До встречи с Ноланом Донну мало беспокоила судьба чужаков, но, впервые увидев его, она почувствовала, как что-то тронуло ее душу. Скорее всего, как догадывалась Донна, его одиночество. Родители Маккоя жили в Нью-Мексико, в Монтане у него был брат, а в Канзасе он оставил свою бывшую жену и двух дочерей. Нолан всегда говорил, что кого ему не хватает, так это его дочек, но Донна думала иначе. Она по себе знала, что такое одиночество, и безошибочно могла отыскать его следы на лицах других людей. Вот почему она использовала любую возможность, чтобы пригласить Нолана в дом, но сделать это ей удавалось не часто. Мэтью, как и его отец, ревностно соблюдал традиции, а по традиции список приглашенных на Рождество, или праздничный новогодний ужин, или День Благодарения не изменялся. Нолан Маккой в этом списке не значился. Для Фарров он был немногим больше чем простой сезонный наемник.

Маккой все свое время посвящал работе, что тоже очень нравилось Донне. Его отношение к службе было более чем серьезным, ведь именно на нем лежала ответственность за мир и спокойствие в городе.

У Нолана были также самые добрые глаза из всех, которые Донне приходилось видеть за свою жизнь. Он не был красавцем, в его волосах пробивалась преждевременная седина, черты его лица были грубыми, шея – короткой, но когда он смотрел на Донну, он действительно смотрел на нее. Он видел перед собой не дочь Оливера Плама, не жену Мэтью Фарра или мать Джози Фарра – он видел ее. Под его взглядом Донна чувствовала себя женщиной.

Ни разу за всю их совместную жизнь Мэтью не посмотрел на нее так.

– Все в порядке? – спросил Нолан, погладив ее пальцы.

Она улыбнулась. Он держал ее руку, чтобы она не могла ответить ему знаками. Ему нравилось, когда она разговаривала. Она же не любила говорить, но его прикосновение всегда вселяло в нее какое-то особенное, теплое чувство. Молча она пожала плечами, на секунду повернула голову в сторону сквера, а затем посмотрела на его губы.

– Челси Кейн, – подтвердил он. – Она остановилась в гостинице. Твой отец считает, что она у нас долго не задержится. Он сказал, что она может оставаться здесь, пока с ней ее чековая книжка. – Донна подняла брови. – Он не может заставить ее уехать. Только не говори ему об этом. Он с самого утра не в настроении.

Донна догадывалась почему. Меньше всего на свете отец желал стать партнером в собственной компании.

В это время из-за здания суда выбежала охотничья собака Джадда Стриттера и, увидев Челси, понеслась через весь сквер к ней. Ткнувшись носом в ее руки, пес радостно завилял хвостом. Челси потрепала его по лохматой спине и почесала за ухом. Пес блаженно вытянул морду, и тогда Челси почесала ему шею. Рядом с ней собака выглядела породистой, подумала Донна. Ей очень нравились золотисто-каштановые волосы, ухоженная кожа и гибкая фигура Челси.

И снова Донна почувствовала к ней симпатию. Представляла ли она себе, в какой город попала? Если она думала, что может приобрести здесь влияние, став партнером в "Плам Гранит", то глубоко ошибалась. Никто не мог купить положение в Норвич Нотче. Никто не мог достигнуть его без согласия отцов города, и одним из этих отцов был Оливер Плам. Он являлся членом Городского управления и одной из самых влиятельных фигур в Комитете развития и планирования бюджета. Челси пришлось бы несладко, вздумай она перечить Оливеру в отношении всего, что касалось внутренней жизни города.

Она почувствовала, как сотрясается от смеха грудь Нолана. Он указал в сторону сквера:

– Смотри, как Бак разгулялся. Могу спорить, Джадду за ним не угнаться.

Джадд Стриттер нравился Донне. Они вместе выросли. Сколько она помнила, он всегда был добр к ней. Потом он уехал в другой город и поступил в колледж, по окончании которого остался там работать. Вернулся Джадд мрачным и совсем чужим. Он мог быть лучшим мастером у Оливера, но Нолан был прав: в отличие от своей собаки Джадд не был общительным.

Нолан легонько прикоснулся к щеке Донны:

– Мне пора уходить. Зайду попозже.

Он нежно прикоснулся пальцем к ее губам, и на секунду она затаила дыхание. Затем он пожал ей на прощание руку и направился вдоль стеллажей к выходу. Она почувствовала, как хлопнула входная дверь, и хотя не могла услышать шум его машины, живо представила всю картину. Вот он выходит из магазина, открывает дверцу, садится, захлопнув ее за собой, дает полный газ и скрывается в одной из боковых улиц. Донне всегда становилось грустно в такую минуту.

Она утешала себя мыслью о его возвращении. Нолан заезжал к ней, как только ему выдавалась такая возможность. Правда, он редко заставал ее одну в магазине, но когда это происходило, Донне было особенно приятно видеть его. Ей нравилось быть рядом с ним. Когда она касалась его плеча, то чувствовала себя защищенной, как бы нелепо это ни звучало. Ведь Норвич Нотч был самым уютным и спокойным местом на свете. Город заботился о своих жителях, и в первую очередь о таких, как Донна. Если кто-нибудь и был в безопасности, так это она.

В безопасности. Да, в полной безопасности.

Она вздохнула и отвернулась от витрины.

На окне второго этажа здания, в котором располагался городской суд, полукругом была выведена надпись: "Парикмахерская Зи". Из него двое представительного вида мужчин обозревали центральный городской сквер. Оба седые, в застегнутых наглухо рубашках с короткими рукавами, в темных брюках на подтяжках, обутые в полуботинки, они хранили на лицах стоическое выражение.

Со стороны могло показаться, что их отрешенность объясняется умиротворяющим видом, открывающимся из окна. Джадд Стриттер не был сторонним наблюдателем. Он знал больше. Эти люди были обеспокоены поворотом событий в жизни Норвич Нотча. Об этом говорили их размеренные движения, сжатые губы и неестественно спокойные интонации голосов. Они были раздражены, и не на шутку. Оливер Плам, даже не посоветовавшись с ними, продал половину компании, что само по себе было неслыханным событием. То, что Оливер являлся хозяином "Плам Гранит", не имело никакого значения. Жизнь города была неразрывно связана с судьбой компании. Такие решения должны были приниматься отцами города совместно, так было заведено со дня его основания. Фарр не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Пламом, Плам не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Фарром и т. д. Так было всегда.

– Странная особа, – произнес Эмери Фарр.

В старомодном пенсне, с белыми, как снег, волосами и румянцем на щеках, он напоминал доброго Санта-Клауса. Но сейчас он выглядел очень злым.

Джордж Джемиссон, чей ежик жестких седых волос отливал платиной, казался еще злее.

– У нее на лбу написано, что она из сити.

– Лучше бы она там и оставалась.

– Тогда она не смогла бы развлекаться у нас. Она для этого и приехала. Ты посмотри на ее автомобиль. Должно быть, чувствует себя очень важной.

Джадд подумал, что же это за автомобиль, когда Эмери сказал:

– Интересно, что она будет делать с ним зимой. Она же перевернется здесь на первом повороте.

– Хорошо бы, – заметил Джордж.

– Погоди радоваться. Вот увидишь, она потребует, чтобы мы сыпали больше песка на улицах.

– Пусть требует что угодно. Нам совсем не обязательно ее слушать.

– Ради бога, Джордж, нельзя же ее игнорировать. Не забывай – она владеет половиной компании.

– А кто в этом виноват?

Оба джентльмена одновременно обернулись и посмотрели на сидящего в кресле Оливера, лицо которого было наполовину покрыто пеной для бритья. Визит в парикмахерскую был частью ежедневного ритуала для отцов города. Каждое утро в девять они встречались здесь, чтобы почитать газеты, выпить чашечку кофе, обсудить события городской жизни, поочередно усаживаясь в старенькое кожаное кресло парикмахера. Все это время на окне висела табличка с надписью: «Открыто», но никто в городе не отважился бы заглянуть в парикмахерскую раньше одиннадцати часов.

Джадд, который зашел сюда по просьбе Оливера, тоже был исключением, но думал сейчас не об этом. Почтенная троица забавляла его своей перебранкой, и, кроме того, Оливер мог назначить ему встречу и в гораздо менее приятном месте. Запах крема для бритья, смешанный с ароматом кофе, горячие лучи солнца, жужжащий вентилятор в форточке возвращали его во времена почти забытого детства. Джадд вспоминал, как он держался за сильную руку отца, поднимаясь по высоким ступеням лестницы, как отец подсаживал его в огромное кресло и подмигивал ему в зеркале. Теперь кресло уже не казалось ему таким большим, а ступени высокими, и он давно уже перестал держаться за руку отца, но вспоминать об этом было приятно.

Настоящее имя Зи было Антонио Поззи. Отец Оливера выговаривал его итальянскую фамилию на английский манер, и прозвище закрепилось за ним с тех далеких времен, а стриг Антонио уже сорок пять лет. Тот факт, что за все эти годы Зи так и не выучился правильному английскому, нисколько не волновал ни Оливера, ни Джорджа, ни Эмери. Никто из них и не хотел, чтобы Зи разговаривал. Он просто аккуратно выполнял свою работу, почти не отличаясь от настенных часов, с точностью отбивающих каждые полчаса.

– Дрянная экономика, – наконец ответил Оливер, почти не раскрывая рта, в то время как Зи скоблил его левую щеку.

– "Дрянная экономика", – передразнил его Джордж. – Затем добавил резким тоном: – Никакая экономика нас не возьмет. Норвич Нотч тверд, как скала, всегда был и будет таким. Тебе нужно было подождать, Олли. Посоветоваться с нами, подумать прежде, чем откалывать такие штучки. – Джордж отвернулся и, сузив глаза, посмотрел на сквер. – А ты бросился сломя голову за первым попавшимся долларом, и теперь мы должны смотреть в рот этой размалеванной девице. Мы бы сами могли поправить дела в компании, не так ли, Джадд?

Джадд прислонился к стене:

– Ребята слушаются меня, я всегда могу договориться с ними.

– Ты бы сначала лучше взглянул на нее, – посоветовал Эмери.

Джадд уже успел посмотреть на нее. В тот самый день, когда она впервые приехала в Нотч, он мог не торопясь рассмотреть ее. С тех пор она не выходила у него из головы.

– Ну и платье, – поморщился Джордж. – У нас никто не носит ничего подобного. И что она себе воображает?

Эмери чихнул.

– Не знает еще, что здесь можно, а чего нельзя. Что хорошо для сити, плохо для нас. Ты, Джадд, жил в сити, мог бы объяснить ей разницу. Еще лучше, если это сделает Олли, ведь он сам ее сюда притащил.

– На кой черт мне нужно учить ее чему-то? – раздался голос Оливера. – Я использую ее деньги, чтобы мой бизнес стал таким же, как раньше.

Джордж взялся за подтяжки, ослабляя их на животе:

– Ей незачем здесь сидеть, поднимая твой бизнес.

– Ты не напомнишь мне, Олли, – встрял Эмери, – если я правильно тебя понял, она может выполнять свою часть работы в Балтиморе. Так что же она делает здесь?

Оливер даже хрюкнул:

– Я почем знаю?!

– Ты же с ней работаешь, – сказал Эмери.

– Мой юрист работает с ней.

Эмери не сдавался:

– Ну а как долго она здесь пробудет?

– Иди и спроси ее сам.

– Мне незачем ее спрашивать, ты ее партнер.

– Это не значит, что я ее нянька.

– А ты как хотел? Она твой партнер, ты отвечаешь за нее. Ты должен сказать ей, чтобы она убиралась отсюда.

– Иди и скажи ей это сам, – заявил в ответ Оливер.

– Пусть тогда Джадд с ней поговорит. – Эмери бросил взгляд в сторону Джадда.

Джадд ничего не ответил. Он был мастером у Оливера вот уже девять лет. Постепенно все управление компаний, кроме финансовых вопросов, Оливер взвалил на его плечи. Джадд нанимал и увольнял, поощрял и наказывал, назначал на должности и обучал обращению с техникой, ремонтировал оборудование и договаривался с клиентами, и еще ему приходилось постоянно помнить о Хантере.

Джадд выполнял всю черную работу в "Плам Гранит". Ему было нетрудно сказать Челси Кейн, чтобы она уезжала из города, но это было бы глупо. Компания нуждалась в ее деньгах и связях. Как бы неприятно это ни было даже для Джадда, она располагала как раз тем, чего так недоставало "Плам Гранит".

Нужно отдать должное Оливеру: подписав договор, он поступил дальновидно. Джадду оставалось только правильно организовать добычу гранита, чтобы Челси Кейн не справилась с условиями контракта и через год исчезла из Норвич Нотча.

– Ты скажешь ей, Джадд? – спросил Джордж.

– Не сейчас. – Джадд не боялся ни Джорджа, ни Эмери, ни даже Оливера. Никто не мог бы заменить его в "Плам Гранит", и они это понимали. – Не раньше, чем мы используем все преимущества договора.

Эмери вытащил из кармана большой носовой платок и стал протирать им линзы своего пенсне.

– Она принесет несчастье. В этот раз ты всех нас подставил, Олли.

– Никого я не подставлял.

– Ты продал ей половину компании, – взвизгнул Джордж.

– Я ничего не продавал, – огрызнулся Оливер. – Она вложила деньги в компанию, потому что ты не давал мне больше ни цента.

– Не моя вина, что Федеральная комиссия стала трясти все банки.

– А кто виноват в том, что ты раздавал дутые займы?

– А кто виноват в том, что ты развалил свое дело? Кто виноват, что ты исчерпал уже все свои кредиты?

– Ты это называешь кредитами?!

– А кто называет их дутыми займами?!

– Подожди немного, я расплачусь с тобой до единого цента.

– Что бы я хотел узнать, – сказал Эмери, пряча носовой платок в карман, – так это зачем взбалмошной девчонке валять дурака у нас в городе?

– Богатым всегда скучно, – глухо проворчал Оливер. – Не знают, что и придумать, чтобы занять себя.

Джордж снова сжал губы и устремил свой взгляд на сквер:

– Я пока думаю только об одном, так же как и любой мужчина в городе, который видит ее в этом платье. Нужно сказать ей, чтобы она подыскала себе что-нибудь закрывающее коленки.

Захваченное врасплох воображение Джадда начало уноситься к туманным горизонтам. Воображение часто уносило его туда, преимущественно по ночам, и тогда его разгоряченное тело отказывалось забыться в тревожном сне. В такие минуты Челси Кейн представлялась ему обнаженной. Собрав всю свою волю, Джадд титаническим усилием представил ее сейчас одетой.

– Пригласи ее на ужин, – пробурчал Оливер из кресла.

– Вот сам и пригласи ее, – парировал Джордж. – Она ведь к тебе приехала – тебе с ней и любезничать. – Повернув голову в сторону Эмери, он криво усмехнулся: – Подождем, пока Маргарет ее не увидит.

– Оставьте Маргарет в покое, – повысил голос Оливер.

– Она уже знает о твоей сделке? – спросил Эмери.

– Конечно. Она моя жена. Как я могу решать такие вопросы, не сказав ей?!

Очень просто, подумал Джадд. В железном сердце Оливера Плама было только три слабых места. Первым была его компания. Вторым – Маргарет. Они были женаты уже пятьдесят лет, но до сих пор он относился к ней как к хрупкой драгоценности, которая могла разбиться от малейшего сотрясения. Если бы ему показалось, что договор с Челси Кейн мог огорчить его жену, то он, вполне вероятно, попытался бы скрыть этот факт.

Третьим слабым местом Оливера был Хантер Лав. Ходили слухи, что Хантер – незаконнорожденный сын Оливера от жены одного из рабочих каменоломни, но никто и никогда не мог поручиться за это и вряд ли стал бы даже пробовать. На пятилетнего мальчика наткнулись в лесу, и его взяла к себе семья из Картер Корнер. Официально Оливер помогал Хантеру Лаву, исполняя свой долг по отношению к одному из своих бывших рабочих, но, зная характер Хантера, любой мог сказать, что Оливер чересчур долго возится с ним. В Хантере жил бунтарь, который постоянно испытывал терпение Оливера.

– Что же сказала Маргарет? – поинтересовался Эмери.

– Она сказала, что это неплохо, – огрызнулся Оливер, – неплохо, и все.

– Это потому, что она еще не видела Челси Кейн, – вставил Джордж и сердито добавил: – Давно пора пристрелить эту проклятую собаку.

Эмери надел пенсне и поморщился:

– Он так и вертится вокруг нее, Джадд. Королевский прием. Должно быть, унюхал сити. Ты ведь оттуда привез Бака?

– Конечно, – сказал Джадд.

Тогда Бак был еще щенком, и Джадд сомневался, чтобы он мог помнить о женщинах сити. Во всяком случае, ему оставалось на это только надеяться.

– Бак совсем ошалел, – уверял Джордж, – старый кобель. – Он помолчал и добавил оценивающим тоном: – Хотя она ничего себе.

– Боже мой, Джордж, – воскликнул Эмери, – постесняйся хоть своей седины.

– Настоящий мужчина никогда не бывает слишком стар, – заявил Джордж.

– Вот Джадд бы с ней сладил, – сказал Эмери, пристально глядя на него. – Ты присмотришь за ней для нас, а, Джадд?

Джадд не шелохнулся. Ему не понравилось предложение Эмери, но Джордж сразу загорелся:

– Это идея! Ты как раз подходишь по возрасту. Тебе будет легче узнать, что ей здесь нужно. Вот и расскажешь нам.

– Джадд зарекся общаться с женщинами, – послышался голос Оливера из-под полотенца, которым Зи вытирал ему лицо.

– Смотри, как ты много знаешь, – с нарочитым удивлением сказал Эмери. – Но ведь у Джадда есть некая Сара в Адамс-Фолл. Не так ли, Джадд?

– Она – женщина из сити, – уточнил Оливер, вставая с кресла и вытирая себе шею полотенцем, которое выхватил из рук Зи. – Он зарекся общаться с женщинами из сити.

– Ну хорошо, – сказал Джордж. – Он ведь может заречься на некоторое время обратно ради пользы компании. Джадд, ты ведь сделаешь это ради всех нас?

Джадд мог многое сделать для пользы компании, и даже не из лояльности к Оливеру или любви к городу, но шпионить за Челси Кейн он не собирался. Он давно уже узнал, что есть женщины, которые, как сирены, увлекают мужчин к гибели своими сладкими песнями. У Челси Кейн такая песня была. Он слышал ее непрерывно с того самого первого дня, но будь он проклят, если поддастся ее зову. Джадд предпочитал простых и понятных женщин, даже если в них и не было такой захватывающей притягательности. Плевать он хотел на все эти эротические фантазии, которые вызывала в нем Челси. Нет, не таким уж и дураком он был, чтобы играть с огнем.

– Ну как, Джадд? – повторил Джордж требовательным тоном.

– Нет, – отозвался Джадд, – я не собираюсь с ней связываться.

Джордж снова посмотрел в окно:

– Ты многое теряешь.

Джадд знал, что именно он теряет. В сити он повидал много таких челси кейн. Черт возьми, он был женат на одной из них, и это послужило ему хорошим уроком.

Покачиваясь на каблуках, Джордж предположил:

– Уолкеру Чейни она понравится. Он из Нью-Йорка. Эмери не согласился:

– Уолкер не умеет обращаться с женщинами. Он свихнулся на своих компьютерах.

– Тогда доктор Саммерс. Он проходил практику в медицинском центре в Вашингтоне.

– Он не вышел ростом для нее.

– Ну тогда Стокки Френч. Он знаток в таких делах. Эмери задумался и наконец уступил:

– Может, и Стокки Френч.

Джадд едва сдерживал смех. Стокки Френч жил за мостом недалеко от госпиталя в районе Картер Корнер. Как и большинство жителей Картер Корнер, он работал в каменоломне. Косоглазый, рябой Стокки, с вечной табачной жвачкой во рту, тем не менее был убежден, что все женщины сходят от него с ума. Он, конечно, мог приударить за Челси Кейн, но если Джадд правильно оценил ее, то Стокки далеко бы не продвинулся. Она убила бы его одним взглядом. Просто смешно! Но Джадд не проронил ни слова. Он не помнил, когда смеялся в последний раз, и не был уверен, что когда-нибудь снова сможет улыбаться.

Челси стояла в сквере, подставив лицо ласковому солнечному свету. Балтимор был где-то далеко, и она не хотела вспоминать о нем. Всю жизнь она стремилась окружить себя близкими людьми и друзьями. Теперь Эбби не было в живых, Кевин уехал читать лекции, а Карл собирался жениться на Хейли. Все ее друзья внезапно исчезли, и она не могла понять, как и когда это случилось. Со многими она еще поддерживала отношения, но даже самые близкие друзья незаметно отдалились от нее, поглощенные своей собственной жизнью. Только сейчас, впервые за последние месяцы, Челси неожиданно осознала это.

Она глубоко вздохнула, прогоняя грустные мысли. В воздухе чувствовалась свежесть и благоухание растущей зелени. Все вокруг устилала густая трава, а белые цветки горного лавра распространяли приятный аромат. Вдоль тесных улиц росли дубы и клены, под раскидистыми кронами которых прятались аккуратные дома. На газонах были разбиты клумбы лилий, полыхавших оранжевыми кострами среди бескрайнего зеленого моря.

В Норвич Нотч приходило лето. Совсем уже теплый воздух, напоенный последними ароматами весны, неподвижно стоял над городом. Ничто не нарушало покоя. Птичий щебет сливался с жужжанием пчел и плеском тонкой струйки воды, ниспадавшей по ступенькам крохотного фонтана посреди сквера. Откуда-то издалека доносились счастливые детские голоса. Нигде не слышалось ни одного механического звука – шума работающего кондиционера, газонокосилки или проезжающего автомобиля. Челси знала, что такой покой не может продолжаться вечно, но сейчас она наслаждалась природой во всей ее первозданной чистоте. Все вокруг было просто, спокойно и безмятежно.

Именно в таком спокойствии она нуждалась. Она догадывалась об этом, когда днем раньше спешно упаковывала свои вещи, собираясь уехать из Балтимора. Прошедший год приносил ей одно несчастье за другим. Ей нужна была тихая гавань в бушующем океане жизни. Судьба привела ее сюда.

Она снова глубоко вздохнула и обернулась, чтобы посмотреть еще раз на открывавшуюся ей центральную часть города. У основания треугольного сквера позади нее стояли три больших старых дома, обнесенные невысокими изгородями. Справа и слева по направлению к вершине сквера располагались здания, которые она видела раньше. Освещенные солнцем, они выглядели так, как она представляла себе их в марте. Маленькое желтое здание библиотеки в викторианском стиле очаровывало. Вид булочной, в витринах которой были выставлены пирожные, торты и свежевыпеченный хлеб, вызывал аппетит. В здании почты ощущалось достоинство, а в здании банка – аристократичность, а при взгляде на универсальный магазин появлялась мысль об изобилии. И конечно, самое лучшее место в городе было отведено церкви. Глаза Челси периодически останавливались на ее деревянных стенах, выкрашенных в белый цвет, но казавшихся голубоватыми из-за тени, которую отбрасывали на них растущие рядом сосны. За церковью, на холме, огороженное заборчиком, располагалось городское кладбище с рядами высоких надгробий. Кто-то из ее родственников похоронен под одним из этих камней, подумала Челси, а кто-то, может быть, еще живет в Норвич Нотче.

Знали ли они, как сложилась ее судьба? Чья-то собака появилась около здания суда и, увидев Челси, понеслась к ней через весь сквер. Это была прекрасная охотничья собака, такая же ухоженная, как и весь город. Она обнюхала протянутую руку Челси, радостно виляя хвостом.

– Ты моя хорошая, – ласково сказала Челси, потрепав собаку по голове. Пес улыбнулся Челси, высунув огромный розовый язык. Дружелюбное животное, подумала Челси, Сидра увидела бы в этом знак.

Заводить себе новых друзей в Норвич Нотче не входило в планы Челси, но после всех событий в Балтиморе, после обрушившихся на нее одиночества и безысходности она очень нуждалась в преданном друге.

С этой мыслью Челси направилась к универсальному магазину.

ГЛАВА VIII

Входя в магазин, Челси услышала, как мелодично прозвенел колокольчик. Дверь, в которую к этому времени успели вставить зеркало, мягко захлопнулась за ее спиной. Посмотрев вокруг, Челси заметила, что лето пришло и сюда. В магазине стало светлее и просторнее. Вместо баночек с кленовым сиропом на знакомой полке расположились корзинки для пикника; объявления над газетным стендом приглашали на благотворительный ужин в честь Дня Независимости четвертого июля и на матч по софтболу местной лиги в поддержку Исторического общества Норвич Нотча.

В магазине, как и ожидала Челси, никого не было. Еще подъезжая к скверу, она увидела, как Мэтью Фарр садился в поджидавший его фургончик. Челси могла обойтись и без Мэтью, но вот кого ей действительно хотелось увидеть, так это Донну.

Она заметила легкое движение за кассовым аппаратом. Улыбаясь, Челси подошла к прилавку. Донна выглядела точно так же, как и в марте, только ее блузка, заправленная в юбку, была теперь с коротким рукавом и количество завитков, выбившихся из пучка волос, значительно увеличилось. Хмуря брови, Донна смотрела на экран компьютера, не замечая ничего вокруг.

– Добрый день, – поздоровалась Челси, но не получила никакого ответа.

– Э-эй, здравствуйте, – повторила Челси, и только когда она подошла ближе, Донна подняла голову.

На ее лице отразилось радостное удивление, она улыбнулась.

– Как поживаете? – спросила Челси.

Донна кивнула и вопросительно подняла брови.

– У меня все великолепно, – улыбнулась Челси. – Я приехала обратно. – Она на секунду состроила серьезную мину и низким голосом добавила: – По делам фирмы. – Затем, снова улыбнувшись, она сказала Донне: – У вас все так мило. – Челси бросила взгляд на витрину. – Мне так понравились ваши соломенные шляпки.

Шляпки были развешаны на подставке, стоявшей недалеко от полки с корзинками для пикника. Глядя на них, Челси представляла себе длинное платье из легкой ткани, вино, душистый хлеб и безмятежный полдень где-нибудь на берегу небольшой речки.

– Их делают у вас?

Донна махнула рукой, что могло быть истолковано, как и да, и нет. Челси ждала ее объяснения, но Донна не отвечала. На ее напряженном лице появилась растерянность. Она дотронулась до своего уха и покачала головой.

Внезапная догадка ошеломила Челси. Из-за своей невнимательности она поставила Донну в неловкое положение. Челси хотела извиниться, но не знала, что сказать.

Донна пришла ей на помощь. Жестом пригласив Челси зайти за прилавок, она очистила экран компьютера и ловкими движениями пальцев набрала фразу: "Извините меня. Я привыкла, что в городе все знают об этом, а вы – новый человек у нас".

Челси в свою очередь напечатала ответ: "Простите меня, мне следовало догадаться самой".

Донна набрала новую фразу: "Я могу читать по губам. Вам не нужно печатать".

"Я люблю печатать. Так где же делают шляпки?"

"Их делают в Вермонте. Это не совсем у нас, но близко".

"Они чудесные и очень романтичные".

Затем, с грустью посмотрев на Донну, Челси набрала на экране: "Но, к сожалению, я приехала не за ними, я и вправду здесь по делам".

– Я знаю, – с трудом произнесла Донна.

"Мне кажется, в таком городке, как ваш, ничего не утаишь".

"Вы еще не знаете нашего города".

"Звучит интригующе. Может быть, расскажете мне что-нибудь?"

"Не хочу быть побитой камнями на городской площади".

Челси улыбнулась. Времена публичных казней давно прошли, но в шутке Донны она услышала предостережение. Норвич Нотч ревностно хранил свои тайны от постороннего глаза. Челси не считала себя посторонней, но Донна ведь не знала, где родилась Челси. У них еще будет время, чтобы поделиться своими секретами, подумала она.

"Я все понимаю, – напечатала Челси и добавила еще одну фразу: – Мне нужна помощь". Когда Донна посмотрела на ее губы, Челси сказала:

– Я собираюсь часто приезжать в город. Было бы глупо каждый раз останавливаться в гостинице. Я хотела бы купить что-нибудь подходящее.

На самом деле Челси хотела снять небольшой дом или квартиру, но, оговорившись, не стала поправляться.

– Не могли бы вы порекомендовать мне хорошего агента по продаже недвижимости? В гостинице я отыскала адреса троих агентов.

Вынув записную книжку из сумочки, Челси прочитала:

– Мак Хевит, Бриан Долли и Эли Уипп.

Пальцы Донны забегали по клавиатуре: "Мак Хевит заговорит вас до смерти, из Бриана Долли и слова не вытянешь, а Эли Уипп будет во всем поддакивать. Лучший агент в городе – Рози Хаккер. Ее офис находится на Западной улице".

Челси понравился ответ Донны. "Спасибо, – напечатала она. – У вас есть в городе клуб здоровья?

"Такого у нас нет, но зато вы можете заниматься аэробикой каждое утро в шесть тридцать в подвале церкви. Приходите, может, вам понравится".

"Я никогда не занималась аэробикой".

"Это весело".

"У меня нет слуха. Я все время сбиваюсь с ритма", – напечатала Челси и тут же поняла, что допустила ошибку.

"Так же, как и я, – напечатала Донна, не замечая промаха Челси, и, ничуть не смутившись, продолжила: – Инструктор под музыку отбивает такт. Если я не сбиваюсь, то вы тем более не собьетесь".

Предложение Донны звучало заманчиво. Челси часто наблюдала за занятиями аэробикой, и всегда в группе попадались два или три человека, которые постоянно выбивались из общего ритма. Себя она сравнивала с ними. Нет, с координацией у нее все было в порядке, и она не могла пожаловаться на слабое физическое развитие, но двигаться под музыку Челси не умела. Обычно уверенная в себе, Челси терялась, когда дело доходило до танцев. Она боялась выглядеть глупо и поэтому предпочитала заниматься бегом.

Донна ожидающе глядела на нее.

– У вас большая группа? – спросила Челси. Показав ей десять пальцев, Донна напечатала: "И все – женщины. Я могу познакомить тебя с ними".

Ради такой возможности стоило согласиться, подумала Челси. Раз уж она приехала сюда с целью узнать как можно больше о Норвич Нотче, значит, чем больше людей она узнает, тем лучше. К тому же Донна так хорошо относилась к ней, что идея заняться чем-нибудь вместе понравилась Челси.

– О'кей, – сказала она, – но если я буду выглядеть посмешищем, будешь виновата ты.

Донна усмехнулась, но затем, посмотрев в глубину магазина сквозь стеллажи, внезапно стала серьезной. На ее лице появилось тревожное выражение. Челси оглянулась, но ничего не заметила. Донна с минуту смотрела на компьютер, потом напечатала: "Ты знаешь, кто я?"

"Донна Фарр", – появился на экране ответ Челси.

"Донна Плам Фарр. Оливер – мой отец".

Челси никогда сама бы не догадалась. Между ними не было никакого сходства не только во внешности, но и в характерах. Оливер был вечно раздраженным типом, в то время как Донна казалась почти ангелом. Непонятно, как Оливер мог быть отцом такой мягкой и спокойной дочери. Скорее всего Донна похожа на свою мать, ведь только святая могла ужиться с Оливером.

Донна набрала новую строчку: «Людям не понравилось, что он заключил с тобой договор. "Плам Гранит" – семейная компания, а ты – посторонний человек. – Она поколебалась, затем быстро набрала еще одну фразу: – Кое-кто считает тебя врагом".

– Ты тоже?

Посмотрев в глаза Челси чуть дольше, чем обычно, Донна отрицательно покачала головой.

– Я просто вложила деньги в компанию, – сказала Челси, – и хотела бы, чтобы мой вклад окупился. А значит, компания должна снова приносить прибыль. Разве не этого хотят все?

Донна кивнула и повернулась к экрану:

«Но "Плам Гранит" – это "Плам Гранит"». Ее руки задержались на клавиатуре, но затем опустились. Она взглянула на Челси.

– Я знаю, – сказала Челси.

Рассудком она могла понять все, но в ее душе оставалась неуверенность. Ей было незнакомо чувство неразрывной связи со своим родом, и она даже позавидовала Донне, которая ощущала свою принадлежность к Пламам.

– Что ж, – вздохнула Челси, – если твой отец и его люди выполнят свою часть обязательств, то через год я уеду.

Челси задумалась. Всего один год, больше ей и не потребуется. Если все сложится удачно, то к концу года у нее появится свой малыш, она выяснит, кем были ее родители и к тому же заработает хорошие деньги. Потом она могла бы по-прежнему работать в "Харпер, Кейн и Ку" или уехать куда-нибудь. Все зависело только от ее желания.

– Сейчас приедет, – сказал Оливер Джадду.

Он бросил телефонную трубку и положил руки на стол.

– Только что открыла два счета в банке, один – деловой, другой – личный. Джордж клянется, что она собирается пожить у нас.

Подперев щеку рукой, Оливер в унынии уставился в пол:

– Какого дьявола ей здесь нужно?!

Джадд тоже не мог этого понять. Его опыт подсказывал, что женщина, ищущая приключений, никогда не поехала бы в такое место, как Норвич Нотч. Она скорее уехала бы отсюда. Может, случилось так, что Челси Кейн потеряла нюх?

Или желание легкой наживы ввело ее в заблуждение и она оказалась ослепленной еще не существующими потоками долларов? Но чем больше Джадд думал о сделке, тем сильней захватывали его открывающиеся возможности. Безусловно, из гранита можно извлечь прибыль. Если закупить современное оборудование и правильно организовать маркетинг, то компания обязательно принесет доход. Другой вопрос, что он будет ограниченным. Женщина, подобная Челси Кейн, должна видеть дальше. Она могла бы найти десятки других фирм, где ей удалось бы обернуть деньги гораздо быстрее. Что же заставило ее выбрать маленькую гранитную компанию в Норвич Нотче?

– Все подготовил? – спроси Оливер у Джадда, просверлив его взглядом.

– Как всегда, – ответил Джадд.

Удовлетворенный своим ответом, он растянулся в кресле и почесал Бака за ухом. Долгое время он уговаривал Оливера купить новое оборудование и современную компьютерную технику, годами проталкивал идею о строительстве цеха по обработке гранита, но Оливер упирался, как осел, и не хотел даже слушать его. И вдруг все разом изменилось. Оказывается, даже такой скупец мог стать щедрым, если у него появлялись чужие деньги. Джадд, не теряя времени, заказал все необходимое, пока Оливер не передумал. У Джадда было великолепное настроение. Какой мужчина не мечтает организовать новое дело? В случае с Плам Гранит" правильнее было бы сказать "переорганизовать дело, но и здесь Джадд мог применить свои способности. Недаром же он закончил колледж в Питтсбурге и работал потом как проклятый целых десять лет. У него были и опыт, и знания, и наконец-то он мог применить их.

– Расс и его ребята начинают завтра работать на Моховом, – сказал он Оливеру. Моховой Гребень они наметили как место, где будет построен цех по обработке гранита. Там же находилась самая большая из действующих в "Плам Гранит" разработок камня, которого хватило бы еще лет на тридцать. – Он говорит, что к концу августа мы уже сможем запустить новый цех.

– А до конца июля он не успеет? – спросил Оливер. – Всех дел-то – поставить коробку.

– Коробку размером с две баскетбольные площадки с вентиляцией и опорами для тяжелого оборудования, причем одна из ее стен должна полностью открываться, а еще нужна изоляция и обогреватели, чтобы не прекращать работу зимой. Я уже не говорю о самом оборудовании, которое будет устанавливать специальная бригада.

– Мы должны обогнать ее.

– Обгоним.

Оливер хмыкнул. Через открытое окно до них донесся треск мотоцикла Хантера. Посмотрев на Джадда, Оливер спросил:

– Как он?

Лицо Оливера редко выражало что-нибудь, кроме безразличия, раздражения или презрения, и Джадд не переставал удивляться, когда оно вдруг становилось беззащитным.

– Ну так что ты скажешь? – потребовал Оливер неожиданно злым голосом. – Ты ведь должен за ним присматривать. Ты – мои глаза и уши и должен знать, чем он занят.

– Мы мало общаемся.

– Неважно. Ты хорошо его знаешь. Почему он стал таким раздражительным?

Джадда совсем не устраивала роль доносчика. Хантер был далеко не подарком, от него можно было ожидать чего угодно, но временами он становился безразличным и замкнутым. В такие дни Джадд жалел его. Разумеется, Оливер хорошо платил Хантеру. Кроме особых случаев, Хантер служил затычкой во все бочки, и Джадд всегда говорил, что Хантер хорошо справлялся со своей работой. Он разбирался в технике, знал, как обращаться с динамитом, и мог работать с любым оборудованием не хуже Оливера. Но Джадд видел, что на душе у Хантера неспокойно. Особенно заметно это становилось, когда на него нападала депрессия.

Джадд продолжал почесывать голову Бака.

– Ему не нравится контракт.

– Почему?

– Он считает, что над ним появился еще один начальник. Ему хватает и ваших указаний, а теперь еще и она начнет командовать.

Оливер хмуро взглянул а окно, из которого слышался шум приближающегося мотоцикла Хантера.

– Она его раздражает, что ли?

– Его раздражают все женщины.

С женщинами Хантер был прямолинеен и беспощаден. Многие могли подтвердить это. Он не мог с ними долго общаться, ему было просто наплевать на их чувства.

– Никогда бы не подумал, – глухо проворчал Оливер.

– Он злится, – сказал Джадд.

Не надо было быть великим психологом: стоило лишь посмотреть на лицо Хантера, и все становилось ясно.

– Что ему злиться? Я подобрал его на улице, отдал в хорошие руки, устроил в школу, купил одежду и дал работу. Я постоянно вытаскиваю его из дерьма, в которое он попадает. У него нет причин быть недовольным.

Джадд пожал плечами. Он не был обязан анализировать поступки Хантера, тем более осуждать их. Никто не знал всей правды о его прошлом. Его незаконорожденность была лишь одной из сплетен. Ходили и другие слухи. Джадд не гонялся за ними, но в баре "У Крокера" у многих развязывались языки. Если бы хоть немногое из того, что услышал Джадд за все эти годы, оказалось правдой, то следовало признать, что у Хантера имелись причины для злости.

Рев мотоцикла раздался совсем рядом, затем внезапно смолк. В то же самое время к офису подъехал зеленый "ягуар".

Бак поднял голову.

– Она приехала на этой своей машине, – пожаловался Оливер, украдкой выглядывая в окно. – У нее что, совсем в голове пусто?!

Толкнув входную дверь, Хантер прошествовал через приемную и без единого слова вошел в кабинет Оливера. Небрежно окинув взглядом помещение, он уселся в кресло перед окном спиной к присутствующим.

Появление Челси было гораздо более спокойным. Она остановилась, чтобы поговорить с Ферн, которая работала секретарем у Оливера вот уже тридцать лет и нервничала из-за появления Челси не меньше Хантера. Толку от Ферн становилось с каждым годом все меньше и меньше, но она с успехом компенсировала этот недостаток все возрастающей преданностью интересам компании. Джадд уверил ее, что потеря рабочего места ей не грозит, и надеялся, что Челси сделает то же самое.

По крайней мере, бывшая жена Джадда, обладавшая способностями незаурядного политика, поступила бы именно гак. Она ласково щебетала со всеми, кто мог ей пригодиться, причем интонации ее голоса изменялись соответственно поставленным целям.

Потом Челси вошла в кабинет, и Джадд, как и три месяца назад, почувствовал странный толчок в груди. Он не мог понять, что так привлекало его в ней – то ли зеленые глаза, которые он видел как в тумане, то ли чувственные губы, то ли стройные ноги или каштановые волосы, обрамляющие ее лицо.

Бак поднялся и подбежал к Челси, как к своей старой знакомой.

– Вы знаете, что люди думают, когда видят, как по нашему городу разъезжает такая вот машина? – с ходу начал Оливер. – Они думают, что в ней сидит высокомерный сноб, который всем хочет показать, как много у него денег! Вы этого добиваетесь?!

Губы, которые так нравились Джадду, дрогнули, но внешне Челси осталась спокойной. Джанин сейчас взорвалась бы от негодования, и Джадд знал бы, как ему нужно себя вести. Но Челси, казалось, застыла в нерешительности, как будто она ожидала вежливого, даже дружеского приветствия, а нарвалась на грубость. Джадду вдруг стало неудобно, словно нахамил ей он сам.

Челси нахмурилась и сказала, продолжая рассеянно гладить Бака по голове:

– Я совсем не хотела этого.

– Зачем тогда вам нужна такая машина?

– У меня нет другой.

– Ну так купите себе еще одну. Эта не годится.

– Какая же годится?

– Грузовик.

Джадд представил себе ее за рулем грузовика.

– Я что-то не могу представить себя в грузовике – сказала Челси.

– Тогда джип, – сказал Оливер и нервно махнул рукой. Понаблюдайте, на чем ездят люди, и сами все поймете.

Бак замер под рукой Челси и стал коситься на Оливера. Судя по всему, наглость последнего забавляла собаку.

– Хорошо, – сказала Челси, желая закончить дальнейшее обсуждение ее машины.

Умно поступила, подумал Джадд. «Ягуар» не был принципиальным вопросом, но Оливер в силу своего положения в городе должен был контролировать нравы и следить за соблюдением традиций. Спорить с ним было бесполезно.

Челси обхватила руками колено и посмотрела на спину Хантера. Тот и не подумал повернуться, тогда Челси перевела взгляд на Джадда. У него закружилась голова, когда он заметил нерешительность в ее взгляде. Джадд видел, что его глаза притягивали Челси, хотя она и пыталась отвести от них взгляд.

У него было богатое воображение.

Однако румянец на ее щеках Джадду не пришлось воображать. День выдался необычайно теплым, именно поэтому волосы ее сегодня так вились, а на лбу выступила легкая испарина.

Убеждая себя в том, что он должен видеть в ней делового партнера и только, Джадд встал и протянул ей руку:

– Добро пожаловать.

Рукопожатие Челси не было таким бесцеремонным, как у Джанин. Его бывшая супруга всегда считала важным с самого начала показать всем, что к ней нельзя относиться как к провинциалке. У Челси была сильная рука, но невозможно было не ощутить в ней удивительную мягкость, которая угадывалась и в ее губах. Она не пользовалась помадой, но естественный розовый цвет ее губ очень нравился Джадду, особенно когда она робко улыбалась.

Робко? У него было очень богатое воображение. Он не мог поверить, что подумал так.

– Спасибо, – поблагодарила Челси и снова положила руку на колени.

Грубый голос Оливера заставил ее оторвать взгляд от Джадда.

– Зачем вы приехали?

– Я подписала документы о партнерстве. Мой юрист отослал их с курьером позавчера. Вы их получили?

– Я их получил, но он ни слова не сказал о вашем приезде.

– Как же мы можем по-другому работать вместе?

– С помощью телефона или почты. – Оливер нервно качнулся в кресле, затем изрек: – Ваша часть работы касается только счетов и денег.

– Поэтому я здесь, – вежливо сказала Челси. – Я вложила немалые деньги в компанию и хотела бы видеть, на что они тратятся. Что же до счетов, то когда я унижу, на что идут мои деньги, то смогу работать более эффективно как посредник.

– Посредница, – сказал Хантер.

– О! Привет! – пропела Челси.

Повернув голову в ее сторону, Хантер предостерегающе посмотрел на нее и опять отвернулся.

Джадд наблюдал за ее реакцией. Челси производила впечатление женщины, способной постоять за себя. В какой-то момент ему показалось, что она поставит Хантера на место, но она промолчала.

Джадду стало интересно, находила ли она Хантера привлекательным. Он нравился многим женщинам, которых интриговало его безразличие.

– Сколько вы пробудете у нас? – хрипло спросил Оливер.

Челси потребовалась минута, чтобы сосредоточиться.

– Наверное, до конца недели. Меня ждет работа дома, а потом я вернусь на неделю, другую. Я буду работать и там, и здесь. Так что привыкайте, возможно, я буду оставаться у вас даже дольше. Я имею в виду, что наступило лето и в сити будет невыносимо жарко.

Джадд мог бы поклясться, что она импровизировала на ходу и что на самом деле у нее не было никакого плана действий. Это его удивило. Джанин всегда все планировала заранее. Он предполагал увидеть то же самое в случае с Челси Кейн.

Оливер помрачнел:

– Вы должны были предупредить нас заранее. Мы так не договаривались.

– Не вижу никаких проблем.

– Конечно, вы не видите, – перебил он. – Вы вообще не знаете, что здесь происходит.

– Вот поэтому-то я и приехала, – сказала Челси.

– Ну хорошо, а где вы собираетесь работать? Челси огляделась:

– Очевидно, не у вас, если вы не измените планировку. Вот эти коробки вам зачем? У вас генеральная уборка?

– Мы переезжаем.

– Переезжаем? Куда?

– В деловую часть города.

Одного взгляда на краешки ее губ Джадду было достаточно, чтобы понять, о чем подумала Челси. Центр Норвич Нотча вряд ли ассоциировался у нее с понятием "деловая часть города". Она подумала, что "деловой центр" Норвич Нотча находится в двух шагах отсюда, а также что кое-кто уже нашел применение ее деньгам.

– Я давно собирался переехать, – признался Оливер с подкупающей искренностью. – Нам предложили неплохое место на втором этаже в здании Швейной гильдии. Дом принадлежит уважаемым женщинам. Они как раз искали съемщика, чтобы на полученные деньги открыть бесплатную столовую для нуждающихся. Никто не спорит, дело важное.

– Его жена – председатель гильдии, – сказал Хантер.

Оливер уставился на его спину:

– Что же здесь такого?

– Ничего. Просто справка.

– Совсем неуместная справка. Дело в том, что, продав этот дом, мы оплатим целых пятьдесят лет аренды нового места. Они просят немного, а мы должны находиться в центре событий. – Оливер повернулся к Челси: – Там есть один кабинет для меня, один – для Ферн, один – для Джадда и Хантера. А вот где вы собираетесь работать, я не знаю.

Заявление Оливера не обескуражило Челси.

– Там есть третий этаж?

– Только заброшенная недостроенная мансарда.

– Вот и хорошо.

– Мансарда, я говорю. Чердак!

– Я архитектор. Мне постоянно приходится работать с мансардами.

– Недоделанная мансарда.

– Добавим изоляционного материала, сделаем несколько окон в крыше, установим две независимые спиральные лестницы, и мы почти удвоим площадь офиса, и все это – за ту же самую плату. – Ее глаза блеснули. – Представьте себе, сколько места у вас появится под склад. Подумайте о Ферн. Вы сможете очистить от макулатуры приемную и дать наконец бедной женщине свободно вздохнуть.

– Ферн не жалуется, – сказал Оливер.

– Возможно, она не знает, как это делается. Дайте время, я ее научу.

Джадд отдал ей должное. Она была деловым человеком, НО в городе ее вряд ли поймут.

– Только попробуйте, – предупредил Оливер, сжав руки в кулаки – и вас выкинут из города в два счета. Послушайте, мисс, то, что вы вложили деньги в компанию, не дает вам никакого права командовать здесь. Оставьте Ферн в покое.

Челси ехидно улыбнулась. Лицо Оливера потемнело.

– Что значит ваша улыбка?

– Она означает, что мне понравилась идея переоборудовать мансарду под свой кабинет. Если получится сделать ее достаточно светлой, то я смогу поставить там чертежный стол и спокойно работать. Вам понадобится много телефонов, как я догадываюсь. Мне же потребуется только две линии. Кстати, как насчет факса?

Оливер озадаченно посмотрел на Джадда. Тонкости организации офиса были его заботой.

– Я уже заказал факс, – сказал Джадд, – и компьютеры в каждый кабинет, включая те, что в каменоломне. Все они будут подключены в единую информационную сеть, и не нужно будет ездить, чтобы собрать данные отовсюду.

Компьютерами Джадд занимался в свободное время. Он заинтересовался ими еще в колледже и постоянно работал с ними в Питтсбурге. Возвратившись в Норвич Нотч, Джадд проводил ночи напролет составляя небольшие деловые программы, чем неплохо зарабатывал. В то же время он постоянно интересовался новейшими достижениями современной компьютерной техники. Оборудовать офис "Плам Гранит" было для него лакомым кусочком.

Челси поправила прическу:

– Я должна чувствовать себя потрясенной?

– Не стоит. У нас тут нет ничего сверхсложного. Технология этого и не требует.

– Пока не требует. Но в скором времени все может измениться. – Челси многозначительно посмотрела на Джадда. – Необходим ли ремонт на втором этаже?

– Небольшой.

– Вы уже начали? Джадд покачал головой:

– Только подписали договор об аренде.

– Когда мне можно взглянуть?

– Когда у вас появится желание.

Она согласно кивнула, обдумывая что-то. Пока она размышляла, Джадд рассматривал ее платье, которое так не понравилось Джорджу. Оно не было таким уж коротким, но открывало ее красивые ноги. Свободное и элегантное платье вовсе не выглядело непристойным. Джадд задумался, какого же размера на самом деле ее грудь.

Ему пришло в голову, что Челси подходит ему по росту: она была не такая низкая, чтобы он растянул себе мышцы шеи, если стал бы целовать ее, и не такая высокая, что ему могло бы показаться, что он целует амазонку, когда Челси спросила:

– Кто будет выполнять работу?

Работа. В новом офисе. Джадд пытался собрать разбегающиеся мысли.

– Рассел Ив. Он местный подрядчик.

– Хороший подрядчик?

– Я не стал бы приглашать его, если бы он был плохим.

– Даже если бы он был вашим двоюродным братом и крайне нуждался в работе?

Тут Оливер крякнул:

– Что за вопросы вы задаете? Здесь все связаны друг с другом и многие сидят без работы. Вы думаете, Джадд стал бы нанимать какого-нибудь бездельника?! Запомните, мисс: "Плам Гранит" работает с надежными людьми.

– Ну что же, мне приятно это слышать, – сказала Челси. – Мне как раз нужны рабочие для моего дома.

– Какого дома? – спросил Оливер, но Челси уже повернулась к Джадду:

– Сколько человек у Рассела Ива?

– Достаточно практически для любой работы.

– Какой дом? – повторил Оливер.

– Который я купила, – ответила Челси и задала следующий вопрос Джадду: – Они смогут одновременно работать и на вас, и для меня?

– Смогут.

– Какой дом?! – рявкнул Оливер.

– Болдербрук!

В повисшей тишине стало слышно, как работает вентилятор в приемной Ферн. Бак, шлепая лапами, перебежал к креслу Джадда. Хантер наконец повернулся. Челси недоуменно переводила взгляд с одного лица на другое.

Оливер медленно поднялся, и половица под его ногами жалобно скрипнула.

– Вы купили Болдербрук? – переспросил он. Джадд всегда втайне гордился тем, что мог читать по лицу Оливера его мысли, но сейчас он попал в тупик. Было неясно, испугался ли Оливер, удивился или пришел в бешенство.

Челси, должно быть, чувствовала себя не менее смущенной, видя, какое впечатление произвели ее слова. Она осторожно поинтересовалась:

– Что-нибудь не так?

– Зачем вы купили Болдербрук?

– Мне так захотелось, – сказала она, считая свое желание достаточно веской причиной.

Сколько денег у нее было, жители Норвич Нотча могли только догадываться. Джадд не был самым бедным из них, но прекрасно понимал, что ему далеко до нее.

– Вы отдали такие деньги, – недоверчиво произнес Оливер, – за дом, собираясь пожить в нем неделю, другую?

– Если я смогу работать в своей студии, то буду проводить здесь больше времени, чем в Балтиморе. Нет никакого смысла жить в гостинице. Мне нужен комфорт. Покупка дома – самое простое решение. – Джадд готов был поспорить, что в ее глазах блеснул озорной огонек. – Если, конечно, вы мне не предложите комнату в своем доме.

– Я вам вообще больше ничего не предложу! – объявил Оливер и спросил: – Кто показывал вам Болдербрук?

– Рози Хаккер.

– Так я и знал, – сплюнул он. – Чертова баба вмешивается в дела, которыми солидные люди занимаются уже не первый год! – Оливер не мог успокоиться: – Болдербрук! Что она может знать, если и не жила-то толком в городе?!

– Чем плох Болдербрук? – недоумевала Челси.

– Там только старая развалина.

– Я всегда мечтала пожить в старом фермерском доме.

– Он переполнен крысами.

– Его нужно обновить, – согласилась Челси. Джадд знал, что дому скорее требовался капитальный ремонт. Необходимо было полностью менять крышу, заново отстраивать веранду, проводить отопление и электричество. Кроме того, там не было ни кухни, ни ванных комнат, с полов и рам нужно было сдирать старую краску, а со стен – обои, не говоря уж о восстановлении разрушенного камина.

Все это Джадд увидел, когда восемь лет назад бегло осмотрел Болдербрук. С того времени заброшенный дом медленно разрушался под натиском ветров и дождей.

– Его не нужно обновлять, – прогремел Оливер. – Его нужно сжечь до основания.

– Дом не сгорит, – отметила Челси, – он ведь каменный.

Чем спокойнее она отвечала Оливеру, тем сильнее он раздражался.

– Не надо учить меня жизни, мисс. Решили купить тут дом, а ничего не знаете о нем. Если бы вы хоть немного соображали, то вы бы послушались знающего человека.

– Ремонт для меня не проблема.

– Одним ремонтом там не обойтись! – заорал он. – Там нужен охотник за привидениями! Дом кишит ими! Или Рози Хаккер не рассказала вам об этом?

Челси недоверчиво посмотрела на Оливера:

– Ой, правда?

– Пожалуйста, без "ой, правда". Дом кишит привидениями! Не так ли, Хантер?

– Да.

– Вы слышали? – сказал Оливер, обращаясь к Челси. – А теперь послушайте еще. Хантер сам слышал там голоса.

– Какие голоса? – спросила Челси.

– Голоса маленьких детей. – Оливер понизил голос. – Они живут там в стенах.

– Боже мой, – она повернулась к Хантеру, – вы действительно слышали там голоса?

Хантер молчал.

– Вы слышали их? – переспросила она.

Хантер смотрел на нее, как будто ожидая, что она сейчас рассмеется ему в лицо. Но Челси этого не сделала. Джадд отметил про себя, что любопытство было неотъемлемой чертой ее характера.

– Остальные постройки на ферме тоже кишат привидениями?

Хантер покачал головой:

– Только сам дом. Он, должно быть, имеет свою историю.

– Да, – согласился Оливер. – Все имеет свою историю.

– История рассказывает о том, почему там появились привидения?

– Конечно, раз они там живут.

Челси подняла брови, ожидая от Оливера продолжения, но его не последовало, и она повернулась к Хантеру:

– Вы знаете эту историю?

– Никто ее не знает.

– А что, в самом деле на ферме когда-то жили дети?

– Очень давно.

– Ферма пустует долгие годы, – сказал Оливер. – Нормальный человек не станет трогать ее.

– Вы и теперь слышите там голоса? – спросила Челси у Хантера.

– Последний раз я ходил туда, когда мне было пять лет. С тех пор я обхожу это место.

– Сколько же лет прошло?

– Тридцать два года.

– А, – Челси махнула рукой, – тридцать два года. Тогда все понятно.

– Люди до сих пор их слышит, – настаивал Оливер.

– Они угрожали кому-нибудь?

Теперь уже и Джадд хотел услышать его ответ. Голоса на заброшенной ферме были еще одним слухом, связанным с Хантером. Этот слух ходил в городе с тех пор, как Хантер впервые рассказал о голосах, да и другие тоже потом подтверждали, что слышали голоса. Правда, все они были в основном детьми, которые, набравшись смелости, забирались в дом темными безлунными ночами. Появление голосов объясняли самыми невероятными теориями, ни у одной из которых не было твердых доказательств. Но жители города предпочитали обходить Болдербрук стороной.

– Они никогда и никому не угрожали, – сказал Хантер.

Челси улыбнулась:

– Значит, они безвредные и нечего беспокоиться о них. Все еще улыбаясь, она посмотрела на Джадда:

– Я хочу отремонтировать этот дом. Рассел возьмется за такую работу?

Джадд подумал, что если Челси улыбнется Расселу так же, как и ему, то подрядчик сделает все возможное и невозможное. Джанин в свое время тоже могла так улыбаться.

– Я полагаю, возьмется.

– Она не может купить этот дом, – запротестовал Оливер.

– Когда он начнет? – спросила Челси у Джадда.

– Как только вы скажете, что от него требуется.

– Люди не будут там работать, – продолжал Оливер. – Место нечистое. Скажи ей, Джадд.

Джадд совсем не был в этом уверен, зато он хорошо знал, как нужна работа Расселу и его людям.

– Я хорошо заплачу, – пообещала Челси Джадду, не оставляя Оливеру никаких шансов. – Вы не могли бы договориться с ним и назначить нашу встречу, скажем, на конец недели? Он мог бы уже начать, пока я буду в Балтиморе, а когда вернусь, я представлю ему подробный план работ. Чем раньше он начнет ремонт, тем лучше.

Повернувшись к Оливеру, она сказала самым дружелюбным тоном, как будто он никогда и слова неприветливого ей не говорил:

– Могу ли я сегодня пригласить вас с супругой на ужин в гостиницу?

Оливер взглянул на нее, как на ненормальную:

– Зачем?

– Чтобы отметить начало нашей совместной деятельности.

– Зачем?

– Я хотела бы познакомиться с вашей супругой. И разве ей не любопытно познакомиться со мной?

– Нет. Вы – деловая женщина, а она не занимается никаким бизнесом.

– Очень жаль.

– Ничуть не жаль, – заявил Оливер. – У нас так заведено. Вам не о чем будет разговаривать.

– Как знать, – сказала Челси. – Мы могли бы найти общую тему для разговора.

– Пустая трата времени. Вы уедете через год.

– Вы так считаете?

– Я уверен. У Джадда пятьдесят незанятых рабочих ждут ваших заказов. Вы бы лучше подумали о них, чем устраивать праздничные ужины, мисс. И подумайте хорошенько о Болдербруке. Глупее я еще ничего не слышал. Только сумасшедший может жить там.

– По-моему, только сумасшедшие до сих пор верят в привидения, – сказала Челси и, повернувшись к Хантеру, добавила: – Вы ведь не верите в привидения, не так ли?

Джадд знал, о чем она сейчас подумала. Оливер был старше ее и находился во власти предрассудков, а Хантер был ее ровесником, и с ним она могла договориться быстрее. Джанин подумала бы точно так же. Она всегда очень логично подходила к любым проблемам, что делало ее хорошим адвокатом и несносной женой. По ее логике, все должно было решаться в пользу «я», а не "мы".

Хантер ничего не ответил, только сильнее сжал зубы.

– Значит, вы все равно собираетесь покупать этот дом? – прогрохотал Оливер.

– Да.

Он предостерегающе ткнул пальцем в ее сторону:

– Только не говорите потом, что я вас не предупреждал. Если что-нибудь там случится, будете виноваты сами. Все поняли?

Вечером Джадд подъехал к гостинице. Он редко заходил туда, но в этот раз рабочие пригласили его на вечеринку в честь бармена, который был их общим другом.

Из вестибюля он увидел Челси. Она сидела за крайним столиком и неторопливо ела, одновременно листая какую-то книжку. В больших круглых очках она выглядела просто очаровательно.

Если бы Джадд успел уже пропустить рюмку-другую, он обязательно подошел бы к ней. В конце концов, она была совсем одинока в чужом городе. У нее не было здесь ни друзей, ни семьи, и ему стало жаль ее.

Но он был абсолютно трезв и уверен, во-первых, что если Челси Кейн ужинала в одиночестве, то это был ее собственный выбор, и, во-вторых, что она, несомненно, была опасной женщиной, а у него хватало забот и без нее.

ГЛАВА IX

Все воскресенье Челси добиралась обратно в Балтимор. Приехала она очень поздно и никому не стала звонить.

В понедельник не успела она войти в офис, как раздался телефонный звонок. Ее сердце тревожно забилось, когда она услышала голос Кевина.

– Привет, па. Как ты поживаешь? – произнесла она приподнятым тоном.

– Ты пропустила свадьбу Карла.

Ее сердце забилось еще сильнее. Уже менее радостно она ответила:

– Я знаю.

– Ты была приглашена. Сесил сказала, что звонила тебе.

– Она звонила, но я не могла прийти, – Челси не могла представить себя на свадьбе Карла. – Мне было бы слишком тяжело находиться там.

– А позвонить и предупредить меня тебе тоже было слишком тяжело? Я не был готов к звонку Сесил.

– Я пыталась подготовить тебя, и не один раз.

– Ты никогда не говорила, что у Карла была другая женщина.

– Я сама впервые узнала о ней на прошлой неделе.

– Но вы были так близки с Карлом!

Так близки! Челси горько усмехнулась. Она была беременной от Карла, а он женился на Хейли.

– Что произошло? – спросил Кевин. – Объясни мне, какого дьявола Карл женился на ней вместо тебя?

Челси рассмеялась, но ее смех больше напоминал истерику.

– Он влюбился в нее.

– Но он любит тебя!

– Не так, как ее.

– И ты совсем не расстроена? Челси тяжело вздохнула:

– Почему я должна быть расстроена, если Карл счастлив? Он всегда был моим близким другом, и я всегда желала ему только добра.

Кевин молчал. Потом она услышала его низкий обвиняющий голос:

– Ты упустила его, Челси. Это был твой последний шанс. Он не отходил от тебя ни на шаг, он мирился с твоими капризами, но твоя последняя выдумка с Нью-Гемпширом добила его.

Челси стало больно.

– Он сам это сказал тебе?

– Он ничего не говорил, но мне и так все ясно. Если бы ты была внимательна к нему и никуда не уезжала, он бы не стал искать другую женщину.

Челси устала, так устала выслушивать каждый раз одно и то же, но отец не хотел понимать ее.

– Папа, он не любит меня так, как любит ее, – сказала она умоляющим голосом. – Между нами не было никогда ничего подобного. Нью-Гемпшир не имеет к этому никакого отношения.

Кевин не отвечал, и Челси поняла, что не смогла убедить его.

– Поверь мне, папа. Так будет лучше.

– Я очень хотел, чтобы ты вышла замуж за Карла.

– Я знаю.

– Я так хотел иметь внуков. Похоже, я никогда их не дождусь, или я не прав?

"Скажи ему", – подталкивал Челси внутренний голос, но она не могла себя заставить. Не теперь, когда Карл только что женился на другой.

– У тебя будут внуки, – сказала она. – Я хочу стать матерью.

– Вот это новость! Я-то думал, ты хочешь сначала разобраться в себе.

– Что я сейчас и делаю.

Кевин опять замолчал, а затем раздался его отрывисто-грубый голос:

– Да, ты ничуть не изменилась. Челси едва не заплакала от обиды.

– Все будет хорошо, папа. Я узнаю все, что мне необходимо, и больше не буду к этому возвращаться.

Он ничего не ответил ей.

– Правда.

Кевин по-прежнему молчал.

Она вздохнула, закрыла глаза и положила руку на живот. Она опять почувствовала приступ тошноты. Хуже всего было по утрам, но и в течение дня слабость не оставляла ее, особенно когда Челси волновалась.

– Нам нужно поговорить, папа. Может быть, после праздника, когда мы соберемся в спокойной обстановке в Ньюпорте…

– Меня не будет в Ньюпорте. Челси открыла глаза.

– Но мы всегда проводили Четвертое июля в Ньюпорте. Она собиралась на праздник именно туда.

– Я предполагал, что ты будешь с Карлом, вот и поменял свои планы. Я еду на остров Маккинак, мой коллега уже давно приглашал меня.

– Но я же рассчитывала, что мы…

– Мы сможем поговорить в другое время.

– Да, как скажешь. – Челси сдерживала подступившие слезы. – Может быть, мы встретимся в конце недели?

– Конечно.

– О'кей, папа. Целую тебя.

– Пока, Челси.

Она повесила трубку и попыталась взять себя в руки, но у нее ничего не получилось. Чувство разочарования, собственного бессилия и глубокого, безнадежного одиночества захлестнуло ее. Она захлопнула дверь кабинета, прислонилась к ней и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

– Черт возьми, что происходит? – спросил Джадд. Он не повышал голоса. Рассел Ив и так знал, что Джадд огорчен.

Они остановились у кромки леса на проселочной дороге, ведущей к старому дому. Рядом стояли грузовики со строительным материалом и рабочие, а за ними возвышался дом, купленный Челси Кейн.

– Они не будут там работать, – сказал Рассел. – Я все утро пытался их убедить, но без толку. Ребята не хотят связываться с привидениями.

Привидения. Джадд не мог поверить своим ушам.

– Эти здоровые парни боятся привидений?! Ты, наверное, шутишь?

Рассел не шутил, никто из рабочих не хотел и шагу ступить в сторону фермы.

– Ты думаешь, Бак стал бы бегать по дому, если бы там были привидения?

Морда Бака появлялась то в одном окне, то в другом.

– Там голоса.

– Кроме детей, никто и никогда их не слышал.

– Значит, только дети могут их услышать.

– Там нет никаких голосов, – настаивал Джадд. Рассел кивнул головой в сторону бригады:

– Пойди и скажи им сам.

Джадд потер рукой напряженные мышцы шеи. Сегодня утром в карьере один из рабочих сломал ногу – вроде бы ничего серьезного, но он был расстроен. Джадд не любил, когда с его подчиненными происходили несчастные случаи. Он принимал все слишком близко к сердцу, как, например, эту работу.

– Ты их босс, – сказал Джадд, – ты и должен управлять своей командой. Я плачу тебе за это, Расс. Я ведь не могу везде успевать сам.

Джадд посмотрел на рабочих в поисках знакомых лиц. Некоторых он знал, но остальные были не из Норвич Нотча.

– Откуда эти ребята?

– Я набрал их отовсюду.

– Понятно, – проворчал Джадд.

Был уже вторник, а он хотел, чтобы работы начались в понедельник. Он не знал точно, когда Челси собиралась вернуться, и поэтому торопил Рассела с ремонтом. Джадд не мог нарушить своего слова. Когда он обещал, то все знали, что Джадд не подведет.

Раздосадованный непредвиденной задержкой и тем, что был связан своим обещанием, он подошел к рабочим:

– Ребята, какие-нибудь проблемы с работой?

– Да, – ответил один. – Расс не говорил нам, что это здесь.

– Только сумасшедший согласится работать в Болдербруке, – подхватил другой.

– Он думал, что мы ничего не знаем, но мы-то не глухие и еще не выжили из ума. Мы слышали о Болдербруке.

Если он сам не хочет заходить в дом, какого черта нам соваться туда, – выразил общее мнение третий.

Джадд задумался на минуту, а затем вернулся к Расселу и тихо сказал:

– Они говорят, что ты не хочешь заходить в дом. Это правда?

Даже сквозь загар было видно, как покраснело лицо Рассела.

– Зачем мне туда заходить? Они могут работать и без меня.

– Да хватит тебе, Расс.

– Я сказал им, чтобы они начинали с крыши.

– И они испугались, что привидения схватят их за ноги. – Джадду было противно его слушать. – Здоровенные мужики трясутся от страха. Ты должен показать им пример. Зайди в дом, затем выйди и покажи всем, что остался жив.

– Сам и заходи.

– Мы же были там вместе. Вчера.

– Да, и всю ночь меня мучили кошмары. Я не пойду туда, – сказал он и поднял руки. – Когда ты предложил мне эту работу, я сказал, что попробую, но ты видишь, что получилось. Ты, конечно, можешь лишить меня остальных подрядов. Ну что ж, хорошо. Но я заберу своих ребят, и с чем ты тогда останешься?

У Джадда не оставалось выбора. Контракт с Челси Кейн был подписан, и времени на раздумья не оставалось. Рабочую площадку на Моховом Гребне нужно было подготовить до прибытия оборудования. То же самое и с новым офисом, разумеется, если они не хотели остаться позади с самого начала. Были и другие подрядчики, которые с радостью взялись бы за любую работу, но Ив был лучше всех. Впервые за все время сотрудничества с Расселом они не могли договориться.

Джадд взглянул на Хантера, который стоял облокотившись о дверцу грузовика. Он подошел к нему и, засунув руки за ремень джинсов, тихо спросил:

– Что скажешь?

– Я думаю, у тебя возникла проблема, – ответил Хантер.

– У меня? Может, у нас? Она в первую очередь хочет отремонтировать дом.

– Она тебя попросила заняться ремонтом. Я здесь ни при чем.

– Как раз наоборот. Слухи возникли из-за тебя, а ты ведь не деревенский дурачок. Ты прекрасно понимаешь, что никаких привидений не существует.

Хантер нахмурился:

– Ты хочешь сказать, что я все выдумал?

– Нет, – ответил Джадд.

С Хантером нужно было обходиться очень осторожно.

Иногда даже самая незначительная фраза выводила его из себя, и он исчезал на несколько дней, но Джадд нуждался в его помощи.

– Я хочу сказать, что ты был совсем еще ребенком, когда услышал эти голоса. Никто до тебя их не слышал, и я сомневаюсь, что кто-нибудь их слышал после.

Губы Хантера сжались совсем как у Оливера, когда тот злился. В эту минуту легко верилось, что Хантер действительно его сын.

– Ну и что?

– А то, – сказал Джадд, – что раз ты первый их услышал, то должен первый сказать, что голоса исчезли.

– Я не знаю, исчезли они или нет. Нужно сначала войти в дом, чего я делать не собираюсь.

– Испугался?

– Нет. Поумнел.

– Ты сам говорил, что голоса еще никому не навредили.

– Потому что люди сразу уносили ноги, когда слышали их.

– Когда им казалось, что они их слышат. Хантер надменно пожал плечами:

– Зачем испытывать судьбу?

– Странно слышать такие слова от тебя. Ты испытываешь ее всю свою жизнь. В школе ты учился только в последнюю ночь перед экзаменом. Ты подписывал чеки, когда на твоем счету в банке оставалась только пыль. Ты гонял на мотоцикле так, как будто завтра никогда не наступит. Взять даже то, что ты ушел из той лачуги, когда твоя мать умерла. Любой пятилетний ребенок на твоем месте сидел бы и ждал, когда за ним кто-нибудь придет.

– Ждать было некого. Никто не пришел бы за мной. Джадд почувствовал, что задел Хантера за живое.

– Ты ушел из той лачуги. Ты никогда прежде не был в городе и никогда не видел других людей, но что-то толкнуло тебя выйти на дорогу. Ты крепкий парень, Хантер. Иногда ты глупо рискуешь и упрямишься по пустякам, но у тебя сильный характер. Ты бросил вызов судьбе, когда тебе было пять лет, ты испытываешь ее на каждом повороте, когда несешься на своем мотоцикле. Так неужели ты не можешь зайти в какой-то полуразвалившийся дом?

Хантер помрачнел:

– Нечего ей было покупать его.

– Дело сделано. Она хочет жить здесь и ожидает, что мы поможем ей с ремонтом. Неужели мы не справимся с самой обыкновенной работой?

– Это Расс не справится.

– Отвечать придется нам. – Джадд поменял тактику. – Ты хотел более ответственной работы, вот тебе шанс: замени Расса и станешь генеральным подрядчиком на ремонт дома.

Хантер скривил губы в усмешке:

– У тебя что, с головой не в порядке?!

– С моей головой все в порядке. – Джадд видел, что Хантер заколебался. – Ты лучше меня знаешь, что нужно сделать. Ты тринадцать лет жил в семье Хибби Майкокка, а он и его сыновья – лучшие плотники в округе. Ты знаешь, как крыть крышу. И не говори мне, что не подрабатывал электриком, чтобы купить травку, я все равно тебе не поверю. Ты лучше всех в "Плам Гранит" разбираешься в технике и умеешь ладить с рабочими. Ребята будут слушать тебя не хуже Расса.

– Отлично, – сказал Хантер, – дай мне площадку на Моховом Гребне.

Джадд покачал головой:

– Ты нужен нам здесь, – он выдержал паузу и добавил: – Послушай, никто из нас не хотел, чтобы она отхватила половину компании, но факт есть факт. Нам остается только сделать все возможное, чтобы выполнить свою работу лучше, чем она. Ты на нашей стороне?

– Ремонт дома в договоре не значится.

– Да, но ты можешь показать ей, на что ты способен.

– Какого черта мне надо ей что-то доказывать? – спросил Хантер с таким презрением, что у Джадда неожиданно отлегло от сердца.

Он и в самом деле не желал иметь никаких отношений с Челси Кейн, так же как и Хантер, но бессознательное чувство ревности затаилось в глубине его сердца. Теперь, избавившись от смутных подозрений, Джадд мог сосредоточиться на текущих делах.

– Подумай хорошенько, Хантер. Она архитектор и знает много полезных людей. Покажешь себя мастером на все руки, и она запомнит тебя. Возможно, у нее найдется знакомый, которому понадобятся твои услуги, и у тебя появится шанс выбраться отсюда.

– Кто сказал, что я хочу выбраться отсюда? Джадд ничего не ответил. Ему казалось, что не было такого человека в Норвич Нотче, который не мечтал бы когда-нибудь уехать из маленького провинциального городка, где все знали друг друга. Колледж бы шансом Джадда, да и Хантера тоже, но они оба не сумели им воспользоваться. Джадд не верил, что Хантер смирился со своим положением.

– Ты ведь жалеешь, что вернулся обратно?

– Я всегда могу уехать, – сказал Хантер и посмотрел мимо Джадда на старый дом.

Джадд увидел, как в его глазах промелькнул страх. Точно так же Хантер выглядел, когда Челси заявила, что купила Болдербрук. Он задумался, действительно ли Хантер слышал голоса в доме, и если да, то что могло вызвать их появление. Джадд ни на секунду не допускал возможности существования привидений, но за Хантера он поручиться не мог.

Джадд прокашлялся, посмотрел на землю и сказал:

– Я пойду с тобой, если хочешь. Я был там вчера. Там ничего нет, Хантер. – Он поднял голову: – Ну как?

– Я могу и сам пойти туда, – сказал Хантер, и его глаза яростно блеснули. – Но если я возьмусь за дело, то доведу его до конца, даже если папаша будет против. Идет?

Джадд представил, какую панику вызовет их соглашение у Оливера. Он уже слышал его голос: "Ремонт? Какой к черту ремонт?! Он не сможет ничего сделать. После его ремонта сливные бачки в туалетах будут срабатывать всякий раз, как ты попытаешься включить свет на кухне!" Но Джадд знал, что Хантер способен организовать людей и выполнить любую работу в срок.

– Идет, – сказал он.

Другому человеку Джадд протянул бы руку, но с Хантером все обстояло иначе. Весь его вид говорил: "Не трогайте меня." Джадд, как, впрочем, и все остальные жители города, воспринимал это буквально.

– Когда ты приступишь?

Вызывающе, как показалось Джадду, Хантер ответил:

– Сейчас.

– Как ты заставишь их войти в дом?

Глаза Хантера блеснули. Ничего не ответив, он решительно направился в сторону дома. Поравнявшись с рабочими, он небрежно обронил:

– Начинайте разгрузку, – и, не останавливаясь, пошел дальше.

Теперь Джадду оставалось только надеяться, что он поступил правильно.

В пятницу утром, ровно в шесть тридцать, в подвале церкви начались занятия аэробикой. Донна, как обычно, стояла в последнем ряду и вместе со всеми занималась разминкой под медленную музыку, когда открылась дверь и вошла Челси. Донна остановилась и, улыбаясь, помахала ей рукой.

Заметив Донну, Челси быстро прошла к ней и, положив небольшую полотняную сумку у стены, встала рядом.

– Как дела? – спросила Челси. Донна кивнула и выговорила:

– Когда ты приехала?

– Вчера поздно вечером. Я думала, что не смогу проснуться сегодня так рано, но потом почувствовала, что мне необходимо позаниматься.

Челси выглядела усталой и бледной, но Донна, впервые увидев ее без косметики, подумала, что, возможно, такой цвет ее лица был натуральным. Если и так, то бледность вовсе не была болезненной, а, скорее, придавала Челси беззащитный вид. Впечатление усиливала прическа: волосы, собранные в хвостик, оставляли лицо открытым. Перед ней стояла совсем другая Челси Кейн, не та, которую Донна видела раньше.

К сожалению, остальные женщины в группе не видели до этого ни той, ни другой Челси Кейн, и с любопытством оглядывались на нее, нарушая ритм разминки. Понимая, как неловко сейчас должна чувствовать себя Челси, Донна жестами показала им, чтобы они не отвлекались. Когда сама Донна снова стала выполнять упражнения, Челси последовала ее примеру.

Упражнения на растяжку не вызывали у Челси никаких затруднений. У нее было гибкое тело, что нисколько не удивило Донну, которая уже давно обратила внимание на ее мягкие и плавные движения.

В черном трико и неоново-розовой майке Челси выглядела очень эффектно.

Донна не сомневалась, что все остальные в зале подумали о том же самом – некоторые с восхищением, а другие с завистью. Остальные девять женщин в группе были самого разного возраста – от двадцати семи до шестидесяти восьми лет, и самой разной комплекции, но никто не выглядел так потрясающе, как Челси. Ни у кого из них не было специальной спортивной одежды для занятий аэробикой, большинство были одеты в широкие невзрачные футболки. Донна не была уверена, что у нее хватило бы смелости одеться так же ярко, как Челси. Ритм ускорился, и группа перешла к первому комплексу основных упражнений. Челси сбилась, но попала в такт, потом опять сбилась и снова попала в такт. Не желая мешать ей, Донна сконцентрировала все внимание на инструкторе, которая заранее объявляла упражнения и описывала их более детально, чтобы помочь Челси.

Челси справилась с первой, а затем и со второй частью основных упражнений. Донна заметила, что Челси стала понемногу расслабляться. Иногда она сбивалась с такта, но теперь любое движение доставляло ей удовольствие. Донне было знакомо такое состояние, главное здесь – не останавливаться.

Когда музыка сменилась на более медленную, Челси выглядела такой же разгоряченной, как и остальные. Как только занятия закончились, она достала из сумки полотенце и вытерла лицо и шею.

Донна сделала то же самое рукавом футболки, как, впрочем, и все остальные в группе. Затем, поймав взгляд Челси, спросила:

– О'кей?

– Здорово, – ответила Челси, переводя дыхание. Потянувшись, она положила руку на свой живот: – Хорошая зарядка.

Взяв Челси за руку, Донна подвела ее к инструктору, которая выключала магнитофон. Джинни Биден была женой профессора, преподававшего в колледже в Манчестере. Джинни было уже за тридцать, и дома ее ждал маленький ребенок, с которым сейчас сидел ее муж. Она вела занятия по утрам, потом оставалась дома с ребенком, а муж уезжал в Манчестер. Такой распорядок устраивал их обоих. Своей фигурой Джинни не могла сравниться с телевизионными инструкторами аэробики, но для домохозяйки из Норвич Нотча она выглядела отлично. Вот почему Донна решила познакомить Челси с ней в первую очередь.

– Привет. Я – Челси Кейн. – Она протянула руку. – Отличная тренировка.

– Приходите еще, – обрадовалась Джинни. – Не устали? Может быть, темп был слишком быстрым?

– Да, пожалуй. Но все нормально, я привыкну.

– Вы недавно в городе?

– Да.

– Приехали погостить? – спросила Джинни, вопросительно взглянув на Донну.

Донна покачала головой, и Челси уточнила:

– Я приехала на несколько дней. Я работаю с "Плам Гранит".

Глаза Джинни медленно расширились.

– Челси Кейн? Вы – Челси Кейн? Ой, извините, я сразу и не сообразила. Такой ранний час… – Она нервно огляделась вокруг. – Вы уже знакомы с остальными?

Остальные женщины уже смотрели на Челси. Они слышали ее имя и, безусловно, знали, кто она такая. Все настороженно замолчали.

Донна не растерялась и, снова взяв Челси за руку, стала знакомить ее со всеми по очереди. Челси кивала и улыбалась, ей тоже кивали, но не улыбались и не подавали руки. Наконец Челси подошла к последней женщине, самой старшей в группе. У нее были совершенно седые волосы и очень хрупкое телосложение.

Донна, стараясь выговаривать слова как можно четче, громко произнесла:

– Это моя мама, Маргарет Плам. Мама, это Челси Кейн.

На лице Челси появилось замешательство, но она быстро пришла в себя и протянула руку.

– Очень приятно с вами познакомиться, миссис Плам. Я никак не ожидала встретить вас здесь.

– Как и я вас, – сказала Маргарет.

Как истинная леди, она подала руку Челси, хотя, заметила Донна, не без колебания. Челси пожала слабую руку внезапно побледневшей Маргарет.

"С тобой все в порядке?" – знаками спросила Донна, но миссис Плам не ответила, она смотрела на Челси.

– Вы часто сюда приходите? – поинтересовалась Челси.

– Да, – ответила Маргарет.

– Это прекрасно.

– Я люблю бывать в церкви, – сказала Маргарет, пряча дрожащую руку за спину.

Донна коснулась ее плеча и повторила вопрос: "С тобой все в порядке?" Она знала, что Маргарет не одобряла контракт, заключенный Оливером. Донна сожалела, что не смогла подготовить ее к встрече с Челси. Она и сама не ожидала увидеть ее сегодня утром.

Не отрывая взгляда от Челси, Маргарет сказала:

– Я утомилась и хотела бы позавтракать. "Проводить тебя?" – знаками спросила Донна, но Маргарет уже повернулась и пошла к выходу.

– Ей нездоровится? – спросила Челси, глядя вслед удаляющейся Маргарет.

Донна пожала плечами, и когда Челси посмотрела на нее, пожала ими еще раз.

Улыбнувшись, Челси сказала:

– Ты очень хорошо разговариваешь. – Донна покачала головой. – Нет, правда. Я и представить себе не могла, что ты можешь так разговаривать. Наверное, долго пришлось учиться? – Донна опять покачала головой и приставила к уху ладонь. – Ты когда-то могла слышать? Что же с тобой случилось? – Донна неопределенно махнула рукой и посмотрела на часы.

Было уже семь пятнадцать. Мэтью взбесился бы, если бы она не подала ему завтрак в семь тридцать. Она виновато взглянула на Челси.

– Да, конечно, – сказала Челси. – Ты будешь сегодня в магазине?

Донна кивнула.

– Можно я зайду?

Донна кивнула более энергично. Пожав Челси руку, она поторопилась к выходу.

Через пятнадцать минут она подала мужу большую чашку черного кофе и, отступив к плите, замерла в ожидании. Мэтью вернулся домой далеко за полночь, а затем долго и шумно взбирался по лестнице. У Донны пропали последние сомнения, когда она утром посмотрела на его лицо: Мэтью страдал от тяжелого похмелья. Она видела, как дрожала чашка в его руках. Сделав глоток, он поставил чашку перед собой и, упираясь локтями в стол, обхватил руками голову. Он просидел так целых пять Минут, в течение которых Донна не отрывала взгляда от его губ. Он пришел бы в ярость, если бы она пропустила хотя бы одно его слово. Тогда бы ей не поздоровилось.

Медленно подняв голову, он потянулся за чашкой и сделал еще один глоток.

– Что за пойло ты мне дала?

– Наверное, кофе слишком крепкий.

Мэтью взглянул на нее исподлобья:

– Не ори.

Не отрывая от него глаз, она стала перебирать подол юбки. Донна не могла слышать свой голос и поэтому говорила иногда слишком громко. Это всегда причиняло ей неудобства, особенно с Мэтью. Большинство людей понимало ее проблему, но только не он. Он хотел, чтобы она говорила, как все.

Он мог бы научиться читать по губам или говорить знаками, если бы хоть немного уважал Донну. Правда, он пытался научиться, когда ухаживал за ней, но его хватило только до свадьбы. У Донны оставался небогатый выбор: либо говорить знаками, либо разговаривать не слыша себя. Ни то ни другое не было идеальным выходом, но когда человек совершенно глух, нельзя требовать от него невозможного.

– Где моя газета? – спросил он, не скрывая раздражения.

Газета лежала рядом на столе. Донна взяла ее и протянула мужу. Он развернул ее, пробежал глазами первую страницу и бросил обратно на стол.

– Почему ты еще не в магазине?

– Сейчас иду, – ответила она, стараясь не повышать голос. – Там сейчас Монти.

Монти был старшим братом Мэтью. Так как Эмери Фарр занимал пост главного почтмейстера Норвич Нотча, то магазин остался на попечении его сыновей.

Мэтью зло посмотрел на Донну:

– Сколько раз я повторял, что ты, а не Монти должна открывать магазин? Монти там нечего делать. Сейчас же иди туда.

После аэробики Донна успела только принять душ и накинуть домашнюю одежду. Ей потребовалось бы еще минут десять, чтобы привести себя в порядок и выйти из дому. Все же она развязала передник и уже собиралась снять его, когда Мэтью неожиданно ударил ее по ноге.

– Я хочу глазунью из двух яиц. Смотри, чтобы она не подгорела, как в прошлый раз. И не забудь тосты. И еще сок.

Снова завязав фартук за спиной, она повернулась к холодильнику. Не успела она достать яйца и поставить сковородку на плиту, как Мэтью пнул ее еще раз.

– Сегодня приезжает коммивояжер. Удвой заказ на следующую поставку видеокассет. Люди хотят смотреть эти фильмы, а у нас им нечего выбрать.

Донна кивнула.

– И убери к черту все эти деревянные грибы с витрины. Они все портят.

Он снова уткнулся в газету.

Донне нравились деревянные грибы. Они располагались на витрине вместе с муляжами фруктов и овощей, которые тоже были сделаны из дерева и продавались как украшения для кухни. Их купила мать Мэтью на небольшой фабрике в одном из близлежащих городков. Вообще, Люси часто покупала все что надо и не надо, но на этот раз она не прогадала. Грибы замечательно вписывались в интерьер витрины и, безусловно, способствовали хорошей торговле, если, конечно, хорошая торговля хоть что-нибудь значила для Мэтью. Донна не стала с ним пререкаться, проще было оставить грибы на витрине, а если Мэтью вспомнит про них опять, обратиться к Люси.

Она отвернулась и разбила яйца в сковородку, налила в большой стакан клюквенный сок и положила в тостер два кусочка хлеба. Достав из буфета серебряный столовый прибор и салфетки, она положила их перед мужем на столе.

Мэтью ударил ее по руке.

– Ты опять сменила стиральный порошок, – сказал он, скривив губы.

Донна недавно стала пользоваться порошком с добавками, облегчающими утюжку.

Поддев пальцем воротник своей рубашки, Мэтью брезгливо сморщился:

– Она пахнет цветами. Как прикажешь мне работать, если я пахну, как букет фиалок? Люди подумают, что я педераст.

– Запаха нет, – с трудом проговорила Донна, понюхав его рубашку.

– Она воняет, я тебе говорю. Воняет хуже, чем та гадость, которую ты последнее время на себя выливаешь. И что это такое, кстати?

Донна выбрала себе туалетную воду из парфюмерного набора, поступившего к ним в продажу. Она вспомнила, как Челси посоветовала ей рекламировать ободки для волос, надевая их на себя. Донна решила проделать то же самое с туалетной водой, и результат был налицо: за последнюю неделю запах воды, которой она пользовалась, понравился трем женщинам, и они купили себе по флакончику. Донне и самой очень нравился этот немного экзотический аромат, уносивший ее в неведомый мир шикарных ресторанов, апартаментов в небоскребах и лимузинов. Он напоминал ей о Челси.

– Вода хорошо продается, – сказала Донна.

– Плевать я хотел на это. Не смей ею больше пользоваться.

– Покупателям нравится запах.

– Тебе он не подходит.

– Но мне он нравится.

– Прекрати орать! – На его лице появилась гримаса отвращения.

Донна отвернулась к плите, ее сердце бешено колотилось. Положив яйца и тосты на тарелку, она поставила ее вместе со стаканом сока перед Мэтью. Затем со сковородкой в руке она направилась к раковине. Когда чья-то рука дотронулась до ее плеча, Донна чуть не подпрыгнула.

Это был Джози. Без сомнения, он слышал крики отца. Ее сердце сжалось от боли.

"Все в порядке?" – спросил он знаками.

"Все хорошо", – показала она в ответ и улыбнулась.

"Папа не в настроении?"

"Он плохо спал".

"Где он был вчера вечером?"

"Играл в карты с Джемиссоном-младшим и Кэлом", – наугад предположила она.

Сразу же после свадьбы Мэтью отучил ее спрашивать, куда он уходил или откуда возвращался. Он любил свою свободу, и, зная, что он не склонен отказываться от своих холостяцких привычек, Донна пыталась понять его. Частенько это удавалось ей с трудом, особенно когда он пропадал, не сказав ни слова, тогда как она не могла отлучиться от маленького Джози. Еще хуже, когда его друзья заходили в магазин и спрашивали о нем. Ей приходилось выдумывать всякие небылицы, чтобы скрыть свое неведение.

Мэтью иногда играл в карты с Джемиссоном-младшим и Кэлом. Сын Джорджа Джемиссона был другом детства Мэтью. Еще одним его закадычным другом был Кэлвин Болл. Он работал бухгалтером в магазине и был братом зятя Донны. Правда, они редко задерживались за игрой до полуночи, особенно в будние дни. К тому же Донна часто видела их без Мэтью, но предпочитала не задумываться, где бы еще он мог пропадать.

"Мне нравится запах, – продолжал Джози. – Не знаю, почему папа так расстроился. От тебя хорошо пахнет".

Донна притянула его к себе и крепко обняла. Она и сама не знала, за что Бог наградил ее таким добрым и хорошим сыном, и поэтому молилась и благодарила Его каждый день. Кудряшки Джози касались подбородка Донны, но она понимала, что время таких объятий подходит к концу. Джози исполнилось уже двенадцать лет, и очень скоро он тоже захочет свободы и самостоятельности. Донна могла только молиться, чтобы отец хоть немного изменился и стал хорошим примером для мальчика. Мысль, что ей когда-нибудь придется расстаться с сыном, приводила ее в уныние.

Она перестала обнимать его и сказала знаками:

"Твой папа очень чувствителен к новым запахам. Может быть, он привыкнет к нему".

"Иногда хочется чего-нибудь нового. Жаль, что папа не понимает".

Донна посмотрела на своего мужа. Он постоянно носил слаксы и хлопковую рубашку, которую она погладила вчера вечером. Она не помнила, чтобы он хоть раз появился в костюме за последний год. Со времени их свадьбы Мэтью обзавелся заметным брюшком, но все равно оставался привлекательным мужчиной, блондином с аристократическими чертами лица. Когда он хотел расположить к себе человека, ему нужно было просто улыбнуться.

Джози был блондином, как и все Фарры, но с грубыми чертами лица, как у Пламов, и носил очки. Донна любила своего сына таким, каким он был. Неважно, что он никогда не станет таким же красивым, как его отец. Зато у Джози была нежная и отзывчивая душа.

"Как прошла аэробика?" – спросил он.

"Хорошо. Угадай, кто там был сегодня?"

Когда он пожал плечами, Донна пальцами показала по буквам: "Челси Кейн".

У Джози округлились глаза: "Она приехала на "ягуаре"?"

"Она пришла из гостиницы. Я не видела никакой машины поблизости".

"Машина очень красивая, и она тоже очень красивая, Все ребята в школе так говорят, хотя половина из них ее не видела, а Том и Этан видели, они и говорят. А еще они говорят, что она скоро уедет насовсем, а их мамы сказали, что она злая".

Донна хотела сказать, что Челси Кейн совсем не злая, но глаза Джози остановились на отце. Взглянув в его сторону, она поймала фразу на середине:

– …делаете мне. Если вы хотите разговаривать, разговаривайте вслух! Вы крутите у меня перед носом своими руками, хотя знаете, что я ничего не понимаю. В своем собственном доме я должен терпеть такие издевательства? У вас что там, секреты от меня?

– Пожалуйста, Мэтью, – быстро сказала Донна. – Джози хотел помочь мне. У нас нет никаких секретов от тебя.

– Он не глухой и может отлично разговаривать. – Обращаясь к Джози, он добавил: – Ты должен говорить, когда хочешь сказать что-нибудь. Ты понял, пацан?

Джози кивнул.

Донна погладила его по голове:

– Иди, они ждут тебя.

Когда он убежал, она посмотрела на мужа. Мэтью запихивал в рот кусок тоста, на котором лежал яичный желток. Продолжая жевать, он взял второй кусок.

– Какого дьявола он работает на город, вместо того чтобы работать на нас?

– Он ходит на спортивную площадку. Каждый год в городе проводились летние сборы для детей. Джози – советник. Он хорошо управляется с младшей группой.

– Он бы хорошо управлялся с метлой, если бы хоть раз попробовал. – Мэтью собрал тостом оставшийся в тарелке желток. – Нам нужна помощь. Он мог бы убирать мусор или протирать стеллажи от пыли. Времена сейчас тяжелые. Мы должны работать не покладая рук.

Откусив большой кусок и не прожевав его, он продолжил:

– Мы не можем позволить себе навязывать людям деревянные грибы и травить их дрянной парфюмерией.

Донна ощутила, как в ней нарастает злость. Сидя за столом и набивая свой рот до отказа, как идиот, он еще имел наглость указывать, какой водой она должна пользоваться.

Отодвинув тарелку, Мэтью допил кофе, встал из-за стола и посмотрел на нее налитыми кровью, но уже трезвыми глазами:

– Челси Кейн остановилась прошлой ночью в гостинице. Говорят, она сняла номер на неделю. Ты знаешь, что это означает?

Это означало в первую очередь, что Мэтью провел ночь где-то в районе гостиницы. Это означало также, что в столь поздний час он общался с кем-то, кто имел доступ к регистрационной книге гостиницы. Возможно, со Сьюзи Блейк, которая дежурила вчера вечером. Донна занервничала. Сьюзи Блейк не стала бы заводить роман с Мэтью, она была обручена с Джоем Доддом, но у нее были подруги, которые не упустили бы такую возможность.

– Это означает, – выдержав эффектную паузу, продолжил Мэтью, – что она будет ездить туда-сюда, как и сказал Олли. И она обязательно будет заходить к нам в магазин, когда узнает, что все необходимое для нее есть у нас. Мы и должны помочь ей узнать об этом. Ее бизнес много значит для города. Не забывай, у нее теперь половина компании твоего отца. Мы должны хорошо зарекомендовать себя. Мы должны произвести на нее впечатление, а это означает – никакой дешевой парфюмерии. Ты понимаешь, о чем я говорю, Донна?

Туалетная вода, которая так не понравилась Мэтью, была далеко не самой дешевой. Он мог бы и сам узнать, сколько она стоила, заглянув в гроссбух. Донна не собиралась говорить ему об этом или о том, что Монти всегда изучал накладные, или о том, что женщины любят хорошую парфюмерию. Любая критика с ее стороны вызывала у Мэтью приступы гнева. Одна она могла бы еще попытаться противоречить Мэтью, но у нее был Джози. Мальчик тяжело переносил ссоры родителей, и Донне оставалось только всеми силами избегать конфликтов с мужем.

ГЛАВА Х

Откинув прядь волос со взмокшего лба, Челси с удовлетворением огляделась. Она стояла в мансарде нового офиса "Плам Гранит". Постепенно все вокруг принимало приличный вид. Когда она поднялась сюда впервые, то с трудом смогла различить в темноте груды хлама, валяющегося повсюду, старые книги и скомканную бумагу. Так же выглядел чердак в доме ее родителей в Балтиморе. Несмотря на то что Кевин продал дом, Челси собиралась этим летом навести на чердаке порядок, но постоянно откладывала уборку на потом. Очень грустно упаковывать в ящики воспоминания о счастливом прошлом.

Челси подумала об этом, когда рабочие Оливера выносили мусор из мансарды. Она настояла на том, чтобы старые вещи и книги не выбрасывались, а упаковывались в коробки и складывались в подвале. К истории нельзя относиться легкомысленно. Челси была уверена, что в один прекрасный день кто-нибудь сможет о многом узнать, изучив содержимое этих коробок.

Очищенная от хлама и бумаг мансарда стала просторнее, а когда укрепили старые балки, покрыли стены слоем специального изоляционного материала и затем оштукатурили их, помещение и вовсе преобразилось.

Солнечный свет теперь попадал в четыре окна, проделанные в потолке, а большие окна во фронтонах заменили на более миниатюрные.

К сожалению, с вентиляцией дела обстояли не настолько хорошо. Хотя в мансарде были открыты все окна, свежий воздух едва проникал в помещение.

Челси отвлекли шаги. Оглянувшись, она увидела Джадда, который поднимался по спиральной лестнице. Челси застыла на месте. Она ничего не понимала – ей доводилось встречать в жизни более привлекательных и обходительных мужчин, но от одного взгляда на Джадда она забывала обо всем. Вот и сейчас ее сердце учащенно забилось и во рту у нее совершенно пересохло. Ничего не сказав, она улыбнулась ему и еще раз оглядела мансарду.

– Все нормально? – спросил Джадд глубоким, уверенным голосом, от которого у Челси мурашки побежали по спине.

Челси кивнула:

– Да.

Она внимательно рассмотрела новые окна, с которых еще не сняли фирменные этикетки.

– Удивительно, как все изменилось за две недели. – Челси вытерла влажные ладони о свою модную ручной работы рубашку, которую она носила навыпуск. – Немного краски, пару ковров, мебель, и я смогу здесь работать.

Поколебавшись, она бросила на него взгляд.

Он стоял, держа руки за спиной, и внимательно изучал глазами свежевыбеленные стены и потолок. У него была крепкая фигура с широкими плечами и узкими бедрами. Профиль всегда сосредоточенного лица говорил о силе и достоинстве, как, впрочем, и все остальное в Джадде.

– Здесь жара, как в аду, – сказал он. – Нужно установить вентилятор в потолке.

Челси уже заметила, что ему жарко. Капли пота блестели на его лице, шее, руках. Он был одет в джинсы и рубашку из грубой ткани, которая местами потемнела от пота. Еще один рабочий день подходил к концу.

"Скажи что-нибудь, – говорила она себе. – Скажи что-нибудь остроумное". Но ни одна остроумная фраза не приходила ей в голову. В отчаянии она повернулась к окну.

– Я думала, в Нью-Гемпшире лето прохладнее, чем в Балтиморе, или здесь виной глобальное потепление?

Их глаза встретились.

– Лето есть лето.

Она проглотила ком в горле:

– Ваши люди могут работать в такую жару? Джадд вспомнил, какой договор она заключила с Оливером, и его лицо стало еще серьезнее. Он медленно кивнул.

– Это хорошо, – сказала она.

Чувствуя, что больше не сможет взглянуть в его глаза, если не глотнет свежего воздуха, Челси подошла к окну. Обхватив плечи руками, она посмотрела вниз на шиферную крышу и обвитые плющом стены небольшого здания почты Норвич Нотча. От него шла узкая дорожка к зданию Исторического общества, за которым виднелись раскидистые дубы. Город выглядел очень милым. Вот только было бы здесь чуточку прохладней.

– Как машина? – спросил он.

– Отлично, – ответила Челси, не поворачиваясь. Она оставила «ягуар» в Балтиморе и купила «патфайндер». Они ездили с Джаддом забирать машину на его «блайзере». Он также неоднократно возил ее по всему городу: из офиса в каменоломню, из каменоломни в Болдербрук и обратно. Она надеялась, что, может быть, привыкнет к Джадду и его взгляды перестанут волновать ее, но эти надежды не оправдались.

Челси не понимала, как на шестой неделе беременности с постоянными приступами тошноты ее все еще мог интересовать мужчина. Она говорила себе, что ее интерес к Джадду ненормальный и нездоровый. Она убеждала себя в нелепости своего поведения, вспоминая, с какой целью приехала в Норвич Нотч. Тем не менее всякий раз, встречая Джадда, она чувствовала, как кровь бросается ей в лицо.

Она пыталась не обращать на него внимания, но не могла устоять, и даже сейчас она чувствовала спиной его пронизывающий взгляд. Никогда она не испытывала неловкости перед мужчинами, но рядом с ним просто терялась. Ей казалось, что он может читать ее самые сокровенные мысли, и она не знала, как преодолеть свое смущение.

– Когда поступят компьютеры? – наконец спросила она.

– Со дня на день.

– Хорошо. – Она заказала ему один компьютер для себя. – Мне он скоро понадобится. Я обычно пишу письма сама, но адреса и реквизиты фирмы набираю на компьютере.

Повернувшись, она указала на место под одним из окон в потолке:

– Здесь будет стоять мой чертежный стол. Его доставили сегодня утром. Как вы думаете, смогут ваши люди установить его? Я уезжаю в Манчестер, но уже послезавтра он мне будет нужен.

– Сделаем, – сказал он.

Челси могла проклинать свою зависимость от Джадда, но была благодарна ему за помощь. На нее навалилось столько всяких забот – заказы для "Плам Гранит", работа в "Харпер, Кейн и Ку", ремонт Болдербрука, не говоря уже о ежедневных занятиях аэробикой по утрам, – что Челси буквально валилась с ног в конце дня, но и по ночам ей не давали покоя мысли о Кевине, о будущем ребенке и о том, кто мог прислать Эбби серебряный ключик от музыкальной шкатулки. И, зная, что может рассчитывать на помощь Джадда Стриттера, она испытывала облегчение.

– У вас усталый вид, – заметил он.

На мгновение их глаза опять встретились, и она почувствовала, что его взгляд проникает в самые потаенные уголки ее души. Проглотив комок в горле, она сказала:

– Со мной все в порядке.

– Может быть, вы слишком много работаете? Она подумала о контракте.

– Вы принимаете желаемое за действительное, – сказала Челси, вытирая ладонью лоб. Жара и впрямь была невыносимая. Джадд был прав – здесь нужен вентилятор. – Не хочу вас разочаровывать, но у меня все о'кей. Просто в мансарде немного душно.

Он по-прежнему не отрываясь смотрел на нее.

– В сити везде кондиционеры. Вы, наверное, привыкли к ним?

– Вовсе нет. К тому же здесь прохладные ночи.

– Требуются большие деньги, чтобы установить кондиционеры в офисе.

– Никто и не говорит, что мы должны их устанавливать.

– Вы, возможно, и передумаете, поработав здесь недельку.

– Я могу взять кондиционер напрокат, – сказала она, задыхаясь.

Ее легкие переполнял раскаленный воздух, смешанный с пылью. Мечтая о глотке свежего воздуха, Челси подошла к винтовой лестнице и быстро спустилась на второй этаж. Рабочие красили стены, и повсюду стоял резкий запах краски.

Пройдя через комнату, в которой, как предполагалось, будет кабинет Ферн, Челси спустилась по главной лестнице и, выйдя на улицу, наконец смогла свободно вздохнуть. Дыша полной грудью, она не торопясь прошла вдоль дорожки к центральной площади и, дойдя до тротуара, прислонилась к столбику невысокой ограды.

Джадд шел за ней. Челси чувствовала его близость по трепету завитков на своей шее и покалыванию в позвоночнике. Она не нашла в себе смелости обернуться и посмотреть на него.

Челси указала рукой в сторону женщин в городском сквере. На всех были широкополые шляпы, а в руках они держали садовые лопатки. Стоя на коленях, они высаживали цветы из корзин.

– Что там происходит?

– Они из клуба садоводов, – сказал Джадд. – Готовятся к Четвертому июля.

Каждый год вместе с Кевином и Эбби она встречала Четвертое июля в Ньюпорте. Там всегда было так весело! Жаль, что Кевин не захотел сохранить традицию. Даже у Карла были свои планы на этот год.

Она вздохнула:

– У вас тут серьезное отношение к празднику.

– Да, с утра оладьи в церкви, потом торжественный обед в школе и традиционное мясо на углях в сквере, когда стемнеет.

Она могла поклясться, что услышала сарказм в его голосе.

– Вам не нравятся праздники? Его лицо было непроницаемым.

– Да нет, но вам будет скучно.

– Скучно? С такой программой?

В объявлениях, развешанных на каждом углу, Челси прочитала о готовящемся праздничном шествии, распродаже товаров, художественной выставке, баскетбольном матче и танцах.

– По-моему, будет очень весело. Он как-то странно посмотрел на нее:

– Вы что, серьезно собираетесь остаться здесь на праздник?

– Конечно. Почему бы и нет?

– Я думал, вы уедете.

– Нет.

– Неужели у вас нет места получше?

– Нет.

– А семья?

Челси как будто обожгло внутри.

– У меня ее нет с этого года.

– И друга с домом в Нантуките?

В этот раз в его словах, несомненно, был сарказм. Она покачала головой.

– И никаких блестящих вечеринок в сити?

Одно дело сарказм, но его презрения она уже точно не заслужила. Возмущенная, Челси посмотрела ему прямо в глаза:

– Никаких. Я не любительница блестящих вечеринок. Зачем вы хотите представить меня не такой, какая я есть?

Его глаза хранили прежнее выражение.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, и повидали гораздо больше любого из здешних обывателей.

– Повидала? – переспросила она. Его фраза показалась ей оскорбительной.

– Пожили во многих местах.

– Если вы имеете в виду путешествия, то да, и вы ошибаетесь, если думаете иначе.

С минуту он пристально смотрел на нее, потом отвернулся к скверу.

– Вы мне верите? – спросила она. Вопрос был очень важным для нее. – Я понимаю, что я здесь чужой человек. У меня свои привычки, но я не стремлюсь выставлять их перед всеми.

Глаза Джадда остановились на ее груди, затем медленно поднялись.

– Именно поэтому вы сегодня утром бежали вдоль старой дороги в узких шортах и майке, прикрывающей только грудь? – Сердце у нее подскочило. Когда он мог ее видеть?

– Это обычная спортивная одежда.

– Но не для Норвич Нотча. Ребята у нас не привыкли, чтобы женщины выставляли на обозрение свое тело.

– Я ничего не выставляла. Я занималась бегом.

– "У Крокера" сегодня утром все только вас и обсуждали. Не замечали, как грузовики притормаживают, когда проезжают мимо вас? Большинство ребят работает в каменоломне, и вы произвели на них неизгладимое впечатление.

Она не знала, что и сказать. Ей и в голову не могло прийти, что ее утренняя пробежка вызовет такой интерес. Она просто занималась бегом, только и всего. Она не понимала, почему Джадд разозлился.

– Я думал, вы занимаетесь аэробикой в церкви, – сказал он.

– Я не бросила занятий аэробикой, но я привыкла к пробежкам.

– Вы не могли бы надевать что-нибудь более консервативное?

– Это обычная спортивная одежда, – повторила она.

– Хорошо, но ее нельзя носить. Продолжайте в том же духе, и вы услышите не только детские голоса из стен Болдербрука посреди ночи. Половина мужского населения Норвич Нотча будет обивать порог вашего дома. – На его виске пульсировала жилка. – Может быть, вы этого и хотите?

Его слова прозвучали как пощечина.

– Я совсем не хотела вызвать такую реакцию, но у меня есть право заниматься бегом и право одеваться, как мне нравится.

Он пожал плечами:

– Тогда готовьтесь к последствиям.

Челси почувствовала, как в ней закипает злость. Ее обвиняли все вокруг – и Джадд, и весь город, и Кевин с Карлом. Она оттолкнулась от изгороди и посмотрела ему в глаза.

– Даже и не подумаю, – сказала она. – Может быть, Норвич Нотчу уже пора выходить из средневековья? Современные женщины занимаются бегом, и если на улице жарко, то они одеваются соответствующим образом. Они также водят «ягуары», управляют компаниями и, можете мне поверить, занимают должности даже в правительстве. Бог ты мой, о каких призраках прошлого вы говорите?

Джадд тоже оттолкнулся от изгороди и сразу стал намного выше, чем она. Его глаза были все так же бесстрастны, только потемнели еще больше.

– Я говорю о Норвич Нотче. Вы называете его призраком прошлого. Я называю консервативным. И оттого, что вы здесь появились, ничего не изменится.

– Я и не хочу ничего изменять. Пусть город живет своей жизнью, и я прошу только не мешать мне жить своей.

– Интересно, и это все?

Она озадаченно посмотрела на него:

– Как понимать ваш вопрос?

– А так и понимать, – ответил он, – что ваше пребывание в городе выглядит по меньшей мере странно. Вам незачем здесь находиться. Оливер прав, вы могли бы заниматься своей работой в Балтиморе. Там вам было бы в тысячу раз легче, чем мучиться за письменным столом в гостинице.

Он криво усмехнулся.

– Как я узнал об этом? – спросил он, опередив ее вопрос. – Горничная, которая убирает у вас в комнате, – младшая сестра одного из наших рабочих. Она сказала ему, что каждое утро она находит в корзине для мусора в вашем номере желтую кальку. Поэтому я знаю, что вы пытаетесь работать, и я знаю, что вам удобнее было бы заниматься в своей студии. Спрашивается, зачем вы сами создаете себе трудности? Вас что, выгнали из Балтимора?

Челси почувствовала себя совершенно беззащитной.

– Нет.

– Проблемы с мужчинами?

– Нет.

– Тогда что? Зачем вам – талантливой, преуспевающей, красивой женщине забираться в такую глушь?

Талантливая, преуспевающая, красивая. Она часто слышала эти слова от других, но Джадд произнес их с какой-то горечью в голосе, и они прозвучали не как дежурный комплимент.

– За последние пять месяцев я потеряла трех самых близких мне людей. Меня теперь ничто не держит в Балтиморе.

– Значит, вы убежали.

– Нет, я решила пожить здесь.

– И как долго?

– Пока мне не надоест.

Из соседней улочки послышался рев мотоцикла Хантера. Кивнув в ту сторону, Челси сказала:

– Он-то ведь делает все, что ему вздумается. Его никак не назовешь консервативным.

– Он не такой, как все.

– И я тоже, – сказала она, подойдя к остановившемуся у тротуара Хантеру, и спросила: – Как дела?

Он снял шлем и вытер лицо рукой:

– У меня проблемы. Ты нужна мне в Болдербруке. Челси уже хотела сказать: "О'кей, сейчас возьму свою машину", но к ней пришла другая идея. Однажды он уже предлагал ей прокатиться, и она отказалась. Теперь ей представился удобный случай.

Она посмотрела на шлем, прикрепленный сзади сиденья, а затем на Хантера:

– Нет возражений? Он пожал плечами:

– Это твоя жизнь.

Жизнь была не только ее, но и будущего ребенка, и все же Челси решила рискнуть. Надев шлем, она устроилась за спиной Хантера и на прощание бросила Джадду вызывающий взгляд. Она увидела, как заиграли желваки на его скулах, – без всякого сомнения, он был вне себя от ярости.

Так ему и надо за все ее бессонные ночи, решила Челси и опустила щиток шлема. Не успела она покрепче обхватить Хантера за пояс, как мотоцикл взревел и рванул с места. Они обогнули сквер, привлекая внимание женщин из клуба садоводов, и, сделав полный круг, еще раз проехали мимо Джадда. Затем Хантер выехал на улицу, ведущую из города.

Первые несколько минут ощущение скорости приятно волновало кровь и рождало чувство свободы. Прошло много лет с тех пор, как Челси в последний раз сидела на мотоцикле. И теперь рядом с Хантером она живо вспомнила свою юность. Его мотоцикл шел ровно и легко держал дорогу. Холодные потоки воздуха приятно ласкали ее тело. Дорога стала петлять, и они наклонялись то вправо, то влево. Тут Челси обратила внимание, что окрестности ей незнакомы. Она забеспокоилась.

– Хантер?

Он не отвечал. Не поступила ли она опрометчиво, когда решилась поехать с ним? Но разве Хантер не был доверенным лицом Оливера и третьим человеком в "Плам Гранит"? И разве не он занимался ремонтом ее дома?

– Хантер, – позвала она громче. Он повернул голову. – Где мы?

– Сибен Роуд – шоссе за Акатук. Здесь очень красиво.

Дорога сузилась, повороты становились все круче. Челси представила, как они, выехав за очередной поворот, врезаются во встречную машину, но, похоже, Хантера совсем не беспокоила такая опасность. Он гнал мотоцикл все быстрее и быстрее.

Челси внимательно следила за дорогой, петлявшей по холмам, но скоро у нее закружилась голова.

– Ты можешь немного сбавить скорость? Мотоцикл тряхнуло, Хантер включил вторую скорость, и они взлетели на новый холм.

Головокружение перешло в тошноту. Челси дернула его за пояс:

– Останови на минуту, Хантер. Он продолжал ехать.

Она прижала голову к его спине и закрыла глаза, надеясь, что если она не будет видеть скачущие холмы, то тошнота пройдет. Но через минуту ей стало еще хуже.

– Хантер! Мне плохо! – прокричала она и сильно дернула его за куртку. – Остановись немедленно!

Челси так и не поняла, что подействовало на него: услышал ли он отчаяние в ее крике или почувствовал толчки, но он свернул на обочину и резко затормозил. Челси успела лишь скинуть шлем и добежать до ближайших кустов, как ее буквально вывернуло наизнанку.

Она ненавидела тошноту. Ее доктор называл приступы тошноты здоровым признаком, указывающим на правильное развитие ребенка. Но доктору не приходилось корчиться в туалете или, как сейчас, над поросшей мхом землей, упираясь в нее трясущимися руками. И доктор не был одинок, как она. Челси не стала бы возражать, если бы рядом оказался кто-нибудь, хотя бы в качестве моральной поддержки, но ей было не на кого рассчитывать. Никто, кроме Сидры и ее доктора, не знал о ребенке.

Присев на корточки, Челси отвела прилипшие к щекам пряди волос и тут же вскочила, услышав голос Хантера. Он сочувствующе сказал:

– Там подальше есть ручей.

Теперь, когда слабость прошла, она услышала шум воды. Пробираясь по звуку через колючие заросли низкорослого кустарника, она наконец вышла к ручью и, присев на валун, умыла водой лицо.

О да, она ненавидела тошноту и знала, что приступ обязательно вернется к ней в конце дня, но теперь, не считая слабости в коленях, с ней было все в порядке. Одна или две мятные таблетки были бы сейчас очень кстати, но Челси не взяла их с собой и поэтому ограничилась полосканием рта.

Возвратившись, она обнаружила Хантера облокотившимся на мотоцикл. Его шлем висел на руле, ее – лежал на сиденье. Без тени насмешки или презрения он посмотрел на нее, ожидая, что она скажет, но Челси и сама не знала, как объяснить ему свою внезапную слабость. Свалить всю вину на Хантера она не могла. Если бы не ее беременность, им не пришлось бы останавливаться.

Отряхнув кусочки мха с колен, она взглянула на Хантера, но тут же отвела взгляд.

– Ужасная дорога.

Таким же тихим голосом, каким он сказал ей о ручье, Хантер поинтересовался:

– Все в порядке?

Она кивнула и посмотрела вдаль:

– Зачем ты так гнал? – Он ничего не ответил, и она добавила: – Ты мог бы ехать помедленнее.

– Ты говорила, что ездила на мотоцикле раньше.

– Я не обманывала тебя. – Челси показала пальцем на свой нос: – Его дважды выправляли после того, как я попала в аварию по собственной глупости. Мне было семнадцать лет, и я носилась на мотоцикле как сумасшедшая. А ты зачем так рискуешь жизнью?

Хантер скрестил руки на груди:

– Плохая наследственность. – Челси улыбнулась. – Смешно, да? – нахмурился Хантер.

– Смешно, правда смешно. Я была удочерена и до сих пор не знаю ничего о своих настоящих родителях, но никогда в жизни я не пыталась объяснить свои поступки плохой наследственностью. Проще всего сваливать все на наследственность, но ты сам должен быть хозяином своей жизни.

– Только не здесь. Здесь все определяет твое имя.

– По-моему, ты излишне скромничаешь.

Хантер занимал прочные позиции в "Плам Гранит", а теперь стал еще и генеральным подрядчиком на ремонт ее дома. Часто по вечерам и выходным дням она заставала его там за работой. Тогда Челси задумывалась, есть ли у него личная жизнь. Джадд говорил, что у Хантера есть своя квартира, где он живет один, но больше Челси о нем ничего не знала.

Она интересовалась им только из любопытства. Хантер Лав как мужчина производил на нее впечатление, но с Джаддом Стриттером сравниваться не мог.

Челси была рада, что Джадд не видел, как ее тошнило, тогда бы она почувствовала себя униженной.

– Ладно, я все еще работаю на тебя? – спросил Хантер.

– Конечно, – ответила она и, подумав, добавила: – Я хочу въехать в дом третьего июля.

– Это же почти на десять дней раньше срока!

– Я не прошу закончить ремонт к третьему числу, мне нужна только спальня и ванная комната. Я могу обойтись без кухни, но у меня уже нет сил жить в гостинице.

– Тебе нужна огромная ванна. Я не получу ее так быстро.

– Позвони поставщику. Нажми на него. Хантер покачал головой:

– Мне нужен месяц.

– Я уверена, что ты справишься и за неделю, если тебе не помешают детские голоса, – добавила Челси больше потому, что Хантер пытался напугать ее быстрой ездой.

У него потемнело лицо.

– Я бы не стал так шутить.

– Ты слышал голоса во время работы?

– Нет, но только потому, что в доме слишком шумно.

– Да хватит уже, Хантер. – Челси понимающе улыбнулась. Когда Хантер согласился заняться ремонтом в доме, то у нее почти не осталось сомнений, что все выдумки о голосах были его удачной шуткой.

– Подожди, вот поживешь там одна, тогда и услышишь. Голоса раздаются из потайного хода.

– Какого потайного хода? – насторожилась Челси.

– Он находится прямо за камином. Я и хотел его тебе показать.

– Потайной ход? – она попыталась представить себе его. – А куда он ведет?

– Наверх.

– Невероятно. – Перед ее глазами уже вырисовывалось хитроумное сплетение потайных ходов Болдербрука. – Как ты думаешь, там есть другие туннели?

– Конечно, и в них лежат скелеты. Я же говорил, что в доме живут привидения. Ты еще не надумала поселиться где-нибудь в другом месте?

– Ни за что! Потайные ходы – это здорово! – В глазах Челси ценность приобретенного дома неизмеримо увеличилась. – Ты только представь, вдруг дом служил одной из остановок на "Подземной железной дороге". Только подумай, какая история скрывается за его стенами! Хантер заметно сник:

– Я не люблю историю. Лучше скажи мне, что ты собираешься делать с дверью? Я хочу замуровать ее и…

– Нет!

– Потайные ходы небезопасны.

– Они опасны не больше, чем поездка с тобой.

Она посмотрела на мотоцикл. Хантер за рулем не внушал ей доверия, и она спросила:

– Дашь мне повести его?

– Не-а, – ответил Хантер и снял свой шлем с руля.

– Если ты будешь так же гнать, меня опять стошнит. Он протянул ей второй шлем. Она колебалась.

– Хантер?

– С тобой ничего не случится.

– Случится – одно дело, стошнит – другое. Я целый день завтра буду себя плохо чувствовать.

– Плохо чувствовать себя будут завтра с утра твои ноги. – Он надел шлем. До нее донесся его приглушенный голос: – Плющ, по которому ты шла к ручью, ядовитый.

Она уставилась на свои лодыжки.

– Ты шутишь?

– Не-а.

– Почему ты не сказал мне?

– У тебя хватало тогда других забот. И разве ты не знаешь сама, как выглядит ядовитый плющ?

– Откуда? Я никогда не жила в сельской местности. Челси еще раз взглянула на свои ноги и обнаружила, что они слегка опухли.

– Может быть, еще не поздно что-нибудь сделать?

– Да, помолиться, чтобы у тебя не было на него аллергии. – Хантер уже завел мотоцикл. – Садишься? – спросил он.

Челси взглянула на дорогу:

– Есть вероятность, что меня кто-нибудь подберет?

– Очень маленькая.

– А если пойти пешком?

– Думаю, часа два, не меньше.

Челси могла быть упрямой. Она могла быть вызывающей, дерзкой и импульсивной, но не глупой. Если она не хотела в самую жару тащиться по незнакомой, безлюдной дороге, то ей нужно было забираться на мотоцикл Хантера.

Надев шлем, она сказала:

– Ну хорошо, я еду с тобой, но если меня начнет тошнить, я больше не буду кричать. Понял?

Глаза Хантера говорили, что он понял.

В Болдербруке оказалось три потайных хода. Один начинался за камином и шел к туалету на втором этаже. Второй оказался скорее небольшой комнаткой, находившейся за кладовой в кухне. Третий начинался в подвале, и вход в него был закрыт люком. Он соединялся с подземным туннелем, который через десять футов упирался в земляной завал.

Челси была уверена, что все ходы существовали не случайно. Она сгорала от желания выяснить их назначение, но у нее не хватало времени. Хантер ускорил темп работ в Болдербруке, и к списку неотложных дел добавилась покупка самой необходимой мебели.

Если она не занималась покупкой мебели в Конкорде или Манчестере, то сидела на телефоне сначала в гостинице, а затем, когда провели линию, в новом офисе "Плам Гранит". Ее клиенты в Балтиморе постоянно интересовались, как продвигается их работа, и, с другой стороны, поступало все больше запросов от потенциальных заказчиков гранита, которым она рассылала письма. В довершение всего гостиницу "Хант Омни" продали под реконструкцию в жилой дом, и работа над его проектом съедала у Челси последние свободные минуты.

Чертежный стол, как она и просила, установили под окном в потолке, где было много дневного света. И хотя Челси никак не удавалось приступить к работе над проектом до захода солнца, это ее ничуть не беспокоило. Она включала радио, настроенное на волну классической музыки, устанавливала две яркие лампы по бокам, чтобы не было теней, и принималась за свои чертежи. Маленький термос с горячим чаем из гостиницы и стеганый плед, купленный ею в Гильдии, оказались совсем не лишними. Ночи в Нью-Гемпшире стояли прохладные.

Первого июля она возвратилась в Балтимор, чтобы поработать несколько дней в "Харпер, Кейн и Ку".

Увидев Карла, Челси не знала, как себя с ним вести, и впервые задумалась, смогут ли они вместе работать.

Сидра возмутилась, когда Челси рассказала ей о своих переживаниях.

– Ты не должна сворачивать свое дело, – заявила она во время утренней пробежки. – Ты вложила в него столько сил! Фирма процветает, и в этом твоя заслуга. А Норвич Нотч ты скоро выкинешь из головы.

– Ты права, но подумай только, если я сейчас уже не знаю, как мне работать с Карлом, то что будет дальше?

Челси не могла себе представить, что на работе Карл будет наблюдать, как день ото дня растет ее живот, а дома видеть беременную Хейли. Ситуация казалась ей абсурдной.

– Когда ты ему скажешь? – спросила Сидра.

– Я не знаю. Я убеждаю себя, что должна сказать, а потом вдруг думаю, стоит ли.

– Помни о том, что ребенок его.

– Но он женат на Хейли. Их отношения не станут лучше, если она узнает о моей беременности. Мне от него ничего не нужно. Я смогу воспитать ребенка сама.

– А что твой отец?

Реакция Кевина волновала Челси больше всего.

– Пока неясно, сейчас он отдыхает у друга в Мичигане.

– Ты должна ему сказать.

– Я хотела поговорить с ним во время праздников. Она все еще чувствовала горечь от последнего разговора с Кевином. День Независимости всегда был для нее семейным праздником.

Челси неожиданно схватила Сидру за руку и остановилась:

– Полетели со мной, Сидра! Четвертого числа в Норвич Нотче намечается грандиозное зрелище. Полетели со мной! Мне хочется показать тебе город.

Она почесала кроссовкой свою лодыжку. Сидра сокрушенно посмотрела на нее:

– Мне очень жаль, но мой брат с детьми улетел отдохнуть на Джерси. Это его первое лето после развода, и я обещала побыть с ними.

Челси могла бы догадаться, что у Сидры будут свои планы, но на всякий случай спросить стоило. Конечно, она и без Сидры найдет чем заняться в Норвич Нотче. Челси собиралась посетить праздничные мероприятия в городе, но вдвоем им там было бы интереснее.

Они опять побежали.

Через несколько минут Сидра спросила:

– Тебе там нравится?

– Я думаю, что нравится. У меня там столько дел, что я не успела по-настоящему оглядеться. Я надеюсь наверстать упущенное в конце недели.

– А как к тебе относятся люди?

– Не всегда дружелюбно.

– Тебя это беспокоит?

– Конечно. У меня всегда было много друзей, а там у меня никого нет. Я часто жалею, что не могу по утрам пробежаться с тобой.

Челси пыталась уговорить Донну заниматься бегом вместе, но безуспешно. Она видела, что Донна и хотела бы согласиться, но что-то ее удерживало.

– Может быть, тебе не стоит туда ездить, – сказала Сидра. – В твоем положении лучше находиться среди знакомых людей. Вдруг с тобой что-нибудь случится, кто тебе поможет?

– Позвоню по 911. Норвич Нотч – не край света. – Она почесала подбородок.

Теперь уже Сидра остановилась и схватила Челси за руку.

– А что за сыпь у тебя такая? – глядя на ее ноги, поинтересовалась Сидра. – Крапивница?

– Ядовитый плющ. У меня там была история – долго рассказывать. Видела бы ты меня на прошлой неделе.

– Слава Богу, не видела. – Сидра наклонилась, чтобы рассмотреть сыпь поближе. Выпрямившись, она покачала головой: – Нехороший знак. Разве ты не чувствуешь?

– Нет, – твердо сказала Челси и побежала вперед. Сидра нагнала ее, и они снова побежали нога в ногу.

– Что-нибудь узнала о серебряном ключике?

– Нет еще.

– А чего ты ждешь? Челси и сама не знала.

– Каждый день я его рассматриваю. Я вглядываюсь в лица местных жителей и даже читаю надписи на могилах за церковью, когда прохожу мимо. Но на большее меня не хватает. Пусть все немножко утрясется, и тогда я начну спрашивать.

Челси бежала и думала о Норвич Нотче и его горожанах.

– Еще неизвестно, удастся ли мне что-нибудь узнать или нет. Жители города имеют свое мнение о понятии лаконичность.

– Они неразговорчивые, да?

– Да. Я новый человек в городе, и они осторожничают. Может быть, когда я поселюсь там в своем доме, все изменится.

Третьего июля Челси переехала в Болдербрук. Спальня и ванная комната были уже готовы. Водопровод и электричество работали. Даже телефон и тот был подключен. Правда, за пределами ее спальни продолжался ремонт, но главное – она выехала из гостиницы в свой собственный дом. Раньше она никогда еще не жила в старом фермерском доме и испытала целую гамму новых ощущений. В доме чувствовалась интимность, и он был целиком ее. Пусть ремонт еще не закончился, пусть дом был ее временным пристанищем, – она любила его.

В спальне мягко сочетались золотистые и коричневые тона стен, ковра на полу и занавесок. Она купила широкую кровать из светлого дуба со спинками в стиле модерн и комплект белья вместе с покрывалом почти такого же цвета, как и весь интерьер, с пурпурной и голубой искрой. У противоположной стены над невысоким, но вместительным столиком висело зеркало. С обеих сторон кровати стояло по торшеру с абажурами орехового цвета, под одним из торшеров находился светящийся будильник-радио, и рядом с ним располагался телефон.

Когда он впервые зазвонил, Челси улыбнулась. Если телефон звонил, значит, в мире все оставалось на своих местах. Довольная собой, своим новым домом и Норвич Нотчем, она сняла трубку:

– Алло?

Наверное, ей звонил Кевин с острова на озере Мичиган.

Она оставила для него свой телефонный номер в автоответчике, зная, что он обязательно захочет с ней связаться.

– Алло?

Без сомнений, ей звонил Кевин, просто попалась плохая линия.

– Папа? Ты слышишь меня?

Не дождавшись ответа, она через минуту положила трубку. Она была уверена, что он свяжется с ней еще раз, только на этот раз через оператора.

Челси ждала у телефона. Прошло несколько минут, но он молчал. Тогда она вернулась к стенному шкафу, чтобы разложить свои вещи. Распаковав один чемодан, она принялась за второй, а затем – за коробки. Последними она разложила фотографии на туалетном столике. Здесь были фотография Кевина и Эбби в день их свадьбы, ее – еще ребенком, фотография, где они все трое стояли перед университетом в день ее выпуска, и та, где трое Кейнов, трое Харперов и еще шестеро самых близких друзей позировали, улыбаясь, на палубе яхты в бухте Наррагансет.

Рассматривая эти старые снимки, Челси задумалась. Телефон прозвонил опять. Через мгновение она уже подняла трубку.

– Алло? – И снова никто не ответил. – Алло? Челси подумала, что, вероятнее всего, у нее неисправен аппарат. Она набрала номер гостиницы. Челси знала наверняка, что сейчас дежурит Сьюзи Блейк, и рассчитывала на ее помощь.

Сьюзи с радостью согласилась. Челси дала ей номер своего телефона и повесила трубку. Телефон зазвонил, голос Сьюзи слышался совершенно отчетливо, и Челси сделала вывод, что если ей звонил Кевин, то неполадки были на его конце линии.

Челси пошла в ванную комнату и стала развешивать новые полотенца кремового цвета, когда телефон снова зазвонил. На этот раз она не торопилась.

– Алло? Тишина.

Чувствуя, как начинает раздражаться – больше из-за того, что ей хотелось кому-нибудь рассказать о своем новом доме, – Челси повторила:

– Алло?

В ответ не раздалось ни звука, и она нервно бросила трубку.

Возможно, ей звонил Карл, чтобы просто услышать ее голос. Если не Карл, то Хантер, которому захотелось попугать ее, но она не боялась привидений. Ее дом был спокойным и тихим местом.

Закончив с вещами, она приняла ванну и легла в постель. Она уже почти заснула, когда еще раз зазвонил телефон. Вырванная из полузабытья, она наощупь подняла трубку и не услышала ничего, кроме отдаленного гула. Отключив телефон, она провалилась в сон.

Только наутро, вспомнив про шум в трубке, она поняла, что это были те самые детские голоса.

ГЛАВА XI

Джадд пропустил оладьи в церкви ради завтрака дома с отцом. Лео Стриттер мог и не заметить присутствие сына, но для Джадда это было не главным.

Когда Джадд вернулся из Питтсбурга, он старался сделать все, чтобы угодить своему отцу. Припоминая, что любил отца, Джадд выжимал сок из свежих апельсинов, поджаривал бифштексы до хрустящей корочки, подравнивал живую изгородь вокруг дома, оставлял дверь в спальне открытой настежь. Он надеялся, что знакомые вещи вокруг Лео укрепят его связь с реальным миром.

Проходили месяцы, годы, но память отца только слабела со временем, удерживая лишь на считанные секунды то немногое, что его окружало. Вряд ли он понимал, что сок был из свежих апельсинов или что это вообще был апельсиновый сок. Он забыл, что любил бифштексы, поджаренные до хрустящей корочки, забыл, что ему нравилась коротко подстриженная живая изгородь или открытая настежь дверь в спальню. Он часто забывал, что у него есть сын, и не узнавал Джадда. Такие моменты были самыми ужасными, необходимость всякий раз заново представляться отцу больно ранила его сердце. Сначала Джадд не обращал внимания на болезнь отца, испытывая к нему жалость. Потом, когда жалость переросла в отвращение, пытался бороться с его склерозом.

В конце концов, показав Лео многим врачам, которые не могли порекомендовать ему еще не существующее лекарство, Джадд смирился. Он приспособил все вещи в доме так, чтобы шестидесятилетний старик, впавший в детство, случайно не навредил сам себе. Он нанимал сиделок, чтобы те присматривали за отцом, когда ему приходилось надолго уезжать. Он купил удобную мебель для веранды и вкопал низенькие скамеечки во дворе, чтобы отец мог там отдыхать. Он установил спутниковую антенну, чтобы Лео мог смотреть прямые трансляции игр "Ред Сокс".

Когда-то Лео был заядлым болельщиком "Ред Сокс". Джадд вспоминал, как они вместе с отцом каждый полдень слушали радиотрансляции матчей. Радио заменил телевизор. Джадд думал, что не сможет оторвать отца от спортивного канала, но Лео часто впадал в дремоту перед экраном, просыпаясь лишь для того, чтобы пойти открыть дверь, в которую никто не звонил. Он не знал ни игроков, ни команд, ни самой игры. Если Джадд начинал бурно переживать перед телевизором, Лео пугался, но всякий раз, когда он спрашивал отца, нравились ли ему спортивные передачи, тот утвердительно кивал головой. По правде сказать, Джадд не был в этом уверен, от прежнего болельщика в отце уже давно ничего не осталось.

Все же, когда подходило время матча, Джадд неизменно включал телевизор. Просмотр телематчей стал скорее ритуалом, который имел ценность больше для него, чем для отца. Он продолжал выжимать сок из апельсинов, подстригать изгородь, жарить бифштексы до хрустящей корочки, хотя уже давно понял, что отец не обращает на его деятельность никакого внимания. Джадд следовал ритуалу ради себя, ради своей любви к человеку, который всю жизнь трудился, мечтая увидеть, как его сыну улыбнется удача.

Улыбнулась ли Джадду удача? Он задал себе этот вопрос, направляясь с Баком к центру города.

Улыбнулась ли ему удача? Конечно, черт возьми, улыбнулась, иначе не было бы на нем новой спортивной рубашки и шортов. И разве ноги его не обуты в новые кроссовки? Если рассматривать удачу с такой точки зрения, то она несомненно ему улыбнулась.

Выросший в семье каменотеса, Джадд с самого детства знал только два типа одежды: рабочую одежду, которая была прочной, практичной и не всегда чистой. Когда он вырастал из своей выходной одежды, то она становилась рабочей и часто бывала тесной, поэтому Джадд очень обрадовался, когда обнаружил, что перестал расти.

И все-таки высокий рост сыграл свою роль в его жизни. Благодаря ему Джадд всегда получал преимущество, играя в баскетбол, а баскетбол стал его путевкой в колледж. С отцовскими скромными сбережениями и с назначенной ему стипендией Джадд очутился в Пенн-Стейт. Он быстро обнаружил, сколь многого ему не хватает из одежды, которой в его гардеробе просто никогда не существовало. Он подрабатывал продавцом в местном магазинчике, чтобы купить спортивную куртку и слаксы для прогулок по городу, пальто для выхода в студенческий городок зимой и толстые хлопковые рубашки под джинсы для посещения занятий. Потом, когда он получил работу в Питтсбурге, у него поменялось много курток, слаксов, рубашек и галстуков. Через несколько лет он даже купил себе смокинг.

Смокинг и сейчас висел в шкафу, как и большинство курток, рубашек и галстуков. В Норвич Нотче такая одежда не требовалась.

Так улыбалась ему удача в жизни или нет?

Раздумывая над этим, он вышел на улицу, с которой был виден городской сквер. Все выглядело так же, как и во времена его детства, – связки красных, белых и голубых воздушных шариков, привязанных к столбикам оград, развевающиеся на ветру вымпелы на площадке для оркестра, национальные флаги вокруг всего сквера. На газонах все так же толпились люди, отдельно семьи служащих и рабочих каменоломни. Тимоти Мак-Кит, одетый в традиционный шотландский костюм, наигрывал на своей волынке "Янки Дудл Денди". Некоторые вещи не менялись со временем.

Изменился ли сам Джадд? Он жил там же, где провел свое детство, и работал на ту же компанию. Правда, он перестроил свой дом, а в компании занимал второе после ее владельца место. И еще, благодаря способностям к работе на компьютере, у него появился счет в банке, но чертов банк-то, как и тысячу лет назад, принадлежал всем тем же Джемиссонам. Иногда его охватывал страх, что деньги так и будут там лежать до его смерти.

Он хотел добиться в жизни большего, чем его отец. Он хотел провести свою жизнь иначе, и все-таки он был здесь, среди таких же жителей города, ожидающих начала парада.

По привычке он направился к булочной. Он и его отец вместе со Стеббенсами, Хевиттсами, Риджертонами и Фриками всегда наблюдали парад, стоя в тени березы у булочной. Другие семьи из года в год располагались кто у почты, кто у банка, а кто у здания Исторического общества.

Даже в такой мелочи традиция соблюдалась свято.

Пламы, Фарры и Джемиссоны, чьи дома находились в одном ряду у основания сквера, наблюдали парад из своих собственных палисадников. Те, кто не участвовал в шествии, были уже здесь: ровесники Джадда, пожилые женщины и маленькие дети, носившиеся по всей доступной им территории и постоянно переворачивавшие белые пластиковые кресла.

Частые браки, которые заключались между представителями трех главных семейств города, с каждым годом вызывали все большую путаницу в их стройных рядах.

Только Маргарет Плам и Донна Фарр неизменно наблюдали шествие вместе.

Оливер участвовал в параде, а Мэтью стоял у дальнего края лужайки Фарров рядом со своими братьями и их женами.

Мэтью не вызывал симпатии у Джадда. Он знал Донну со школы и помнил, как она потеряла слух. Его удивило, что Оливер выдал ее замуж за Мэтью. Впрочем, Оливер Плам никогда не отличался особой привязанностью к своим дочерям.

Он хотел сыновей и, не дождавшись их, решил, что лучшим выходом будет брак одной из его дочерей с кем-нибудь из Фарров или Джемиссонов. Имя для него имело такое же значение, как и традиция.

Чувствуя, что он с удовольствием плюнул бы и на то, и на другое, Джадд стал отвечать на приветствия друзей, расположившихся в тени березы у булочной. Бак проявил больше энтузиазма: виляя хвостом, он обнюхал каждого и, выполнив все формальности, куда-то умчался. Джадд перешел на другую сторону сквера и, поднявшись по ступеням библиотеки, присел на самую верхнюю. Вид отсюда был лучше, решил он.

Звуки труб и грохот барабанов возвестили о начале парада. По традиции право открыть праздник предоставлялось школьному оркестру. За оркестром, как обычно, ехал кабриолет «олдсмобил» Эмери Фарра 1961 года выпуска, с тремя членами Городского управления на заднем сиденье.

Отцы города помахали руками, приветствуя жителей, и все кругом радостно закричали и замахали им в ответ.

Со своего нового места Джадд совсем по-другому взглянул на земляков. Многих он знал всю свою жизнь. Некоторые заметно постарели, других время пощадило, но все выглядели достаточно благополучными. Они производили самое благопристойное впечатление, но день только начинался. Было девять часов утра, и Джадд знал, что после полудня появятся расстегнутые до пупа рубашки, горчица на усах и красные носы. Чувствовалось во всем этом что-то здоровое, нормальное и даже успокаивающее.

В то же время у Джадда постоянно возникало желание закинуть голову и взвыть от бессильной ярости. "Кто ждет, тому Бог дает", – всегда говорил ему Лео, но Джадд уже давно перестал в это верить. Он чувствовал, как его засасывает Норвич Нотч. Он хотел снова выбраться на дорогу и, пройдя по ней еще двенадцать лет, не очутиться Четвертого июля под знакомой березой у булочной, спрашивая себя, не прошла ли настоящая жизнь мимо.

Правда, жизнь продолжалась и в Норвич Нотче. Младенцы, с которыми заботливые родители встречали прошлый День Независимости, превратились в детей, дети – в подростков, а подростки – в юношей. Многие из них играли за команду юниоров Звездной лиги, которая сейчас маршировала перед Джаддом. Он видел сияющие улыбки, рты, набитые жвачкой, и дерзкие глаза.

Джадд тоже был веселым и дерзким в свое время и выступал за ту же команду. Однажды он принес ей победу в финальном матче по бейсболу, выиграв решающее очко в последнем сете. Лео был на седьмом небе от счастья.

После соревнований он усадил сына на плечи и прошел круг почета по стадиону на зависть всем ребятам из команды, которые шли рядом.

Это были хорошие времена, когда один удачный удар по мячу делал его счастливым. Джадду стало жаль, что ничего нельзя возвратить.

Он громко свистнул Баку, крутившемуся под ногами детей, которые катили свои велосипеды с куклами и декорациями по направлению в школе, где располагалось жюри. Большинство декораций выполнили скорее родители, чем их дети, но Джадд не осуждал их за маленькую хитрость. В Норвич Нотче было мало развлечений, поэтому каждый конкурс привлекал всеобщее внимание. В городе были матери, которые планировали свой год от одного маскарада в канун Дня Всех Святых до другого.

Мать Джадда оставила их, когда ему было всего лишь четыре года, так что все костюмы ко Дню Всех Святых ему делал отец. И хотя отец очень старался, костюмы у него не получались. Джадду не пришлось долго расстраиваться: в восемь лет он обнаружил, что в праздничную ночь может найти занятие поинтересней.

Когда показалась пожарная машина, на которой выстроились претендентки на звание "Мисс Норвич Нотч", к нему подбежал запыхавшийся Бак. Пожарная машина, как всегда, ослепительно блестела, а претендентки, решил Джадд, были как никогда молоды. Подумав, он склонился к мысли, что дело здесь скорее в его возрасте.

Естественно, победить должна была дочь Джемиссона-младшего. Всегда побеждал кто-нибудь из женщин Джемиссонов. Уже сейчас со стороны дома Джемиссонов раздавались радостные крики. Оживление не прошло, даже когда машина медленно скрылась за поворотом.

Потом Джадд посмотрел направо, привлеченный ярким пятном на противоположной стороне сквера. Челси Кейн стояла облокотившись о перила гостиницы и с интересом следила за происходящим. Она держала в руке соломенную шляпу, точно такую же, какими был завален магазин Фарра. Но в ее руке шляпа определенно выглядела более стильной.

Джадд удивился, что она стояла далеко от Пламов, Джемиссонов и Фарров. Челси Кейн могла по праву считаться одной из самых важных персон в городе, но рядом с ней никого не было.

Ему было интересно узнать, что она думала о параде.

Джанин наверняка сказала бы, что более занудного зрелища ей еще не приходилось видеть. Она бы здесь и дня не выдержала, а Челси, похоже, никуда не собиралась. Одной рукой она обнимала колонну гостиницы, как будто та была ее самым лучшим другом. Наверное, она не обманула его, когда сказала, что потеряла недавно самых близких людей. Джадд хотел бы узнать, кем они были для нее. Он стал вглядываться в ее лицо, стараясь различить его выражение, но Челси стояла слишком далеко. Он мог видеть только, что она одна и что из всех женщин она самая прекрасная. Джанин тоже была прекрасной на свой манер. Но ей не хватало естественности, которая делала Челси просто неотразимой.

Бедная Сара. Она уже несколько вечеров подряд звонила ему из Адамс-Фолл, спрашивая, почему он не приезжает. Он ссылался на работу и чрезмерную занятость. В действительности же с того самого первого взгляда на Челси Кейн мысли о милой Саре быстро улетучились из его головы.

Челси Кейн поразила его сразу, в одно мгновение. Он убеждал себя, что она принесет несчастье, но кровь его закипала, стоило ему лишь представить, как он прикасается к ее телу. Все было бы не так плохо, если бы она оставалась равнодушной к нему, но он слышал интерес к себе в ее голосе, видел его в ее глазах и в том, как она задерживала дыхание, когда они оказывались рядом. В их притяжении друг к другу было поистине что-то алхимическое.

Челси смотрела на него со своей стороны сквера, и сердце Джадда глухо забилось. Да, она смотрела на него, она не отводила от него своих глаз. Между тем праздничное шествие продолжалось. Школу танцев Норвич Нотча представляли несколько молодых пар, с риском для жизни кружившихся на движущемся грузовике с открытыми бортами. За ним проследовали девочки и мальчики из местной организации скаутов, причем и те и другие отвешивали друг другу совсем не шуточные тумаки, отвоевывая себе место в первых рядах. Парад закончился настоящим спектаклем, который устроил старомодно одетый Фармер Галант. Отчаянно размахивая шестом, он прогнал по скверу целую отару жалобно блеющих овец. Но Джадда уже ничто не интересовало, он смотрел на Челси.

Ее деньги позволили ему заняться в "Плам Гранит" работой, о которой он давно мечтал, но Джадд предчувствовал, что за это ему придется заплатить очень дорого.

Донна выдала очередную коробку с ленчем, дала сдачу с очередного пятидолларового банкнота и в который раз зареклась, что это будет ее последнее участие в подобном мероприятии. Каждый год она давала себе слово, что перестанет помогать Маргарет, и каждый год помогала.

Четвертое июля не было бы Четвертым июля без коробочек с ленчем, и Маргарет, которая из года в год организовывала их благотворительную распродажу, нуждалась в ее помощи.

Дело шло хорошо, и Донна не могла пожаловаться. В прежние времена продажу устраивали на стоянке для автомобилей, прямо под палящим солнцем. Затем Комитет по благоустройству Норвич Нотча взялся за лужайку позади школы. Высохшие деревья спилили и вывезли, а оставшиеся облагородили, освободив от мертвых сучьев. Здесь же организовали и небольшую спортивную площадку с маленькой трибуной, на которой собирались родители, чтобы поболеть за своих чад. Рядом был построен деревянный городок со сказочными башнями, лабиринтами, мостами с резными перильцами и еще дюжиной всяких приспособлений, от которых детвора была просто в восторге.

Передав очередные коробки и взяв деньги, Донна улыбнулась своим знакомым. Рядом с Донной продавали ленчи Маргарет и ее четыре подруги по Историческому обществу Норвич Нотча, которое недавно стало еще одной страстью ее матери. Историческое общество, Швейная Гильдия, церковь – Донна удивлялась, откуда у матери берутся время и силы. Многие годы она сидела дома, погруженная в бесконечные думы неизвестно о чем, а с возрастом в ней проснулась социальная активность.

Маргарет, конечно, не была загружена работой, как Донна, и все ее дети уже давно выросли. Донна иногда подозревала, что кипучая общественная деятельность Маргарет объяснялась ее желанием избежать общения с Оливером. Отец старел и перекладывал все больше ежедневных дел на плечи Джадда, а с появлением в "Плам Гранит" Челси у него и вовсе не осталось работы. Чем больше времени отец проводил дома, тем реже там можно было застать Маргарет.

Донна жалела отца – при всем его завидном положении в городе и всей власти он был старым и одиноким человеком.

Но и Маргарет она не могла обвинять. Хотя Оливер относился к ней с нежностью, даже с деликатностью, его характер с годами все труднее было выдерживать. Незаметно в Маргарет накопилось столько злости, что ее хватило бы, чтобы перепилить Оливера сначала вдоль, а затем поперек.

Донна задумывалась, станут ли к старости их отношения с Мэтью такими же. Они имели так мало общего, и если она и любила Мэтью когда-то, то давно забыла об этом. О разводе Донна и подумать не смела. И потом, у нее был Джози.

Она издалека заметила его белые кудряшки. Джози приближался в окружении двух друзей и подружки. Ами Саммерс была дочерью доктора Нейла, которому иногда показывалась Донна. С женой он развелся и отправлял дочь каждую зиму к ней в Вашингтон. В свои двенадцать лет Ами повидала больше своих сверстников из Норвич Нотча и заметно опережала их в развитии. Поэтому, с одной стороны, Донна беспокоилась за своего доброго, милого мальчика, желая, чтобы он всегда оставался таким, а с другой – она хотела, чтобы он увидел тот мир, который остался для нее неизведанным, и Ами была здесь как нельзя кстати. Очевидно, так же думал и Джози, судя по румянцу на его щеках и уверенной походке.

"Привет, мам, – показал он знаками. – Дашь нам ленч?" Она протянула руку с открытой ладонью и понимающе улыбнулась. У Джози были деньги, она сама дала их сыну сегодня утром. Они договорились, что он должен сам планировать свой бюджет на день. Зная, что половина стоимости каждого ленча будет отчисляться на проведение летних концертов в городском сквере, Донна решила настоять на своем.

Джози недовольно засопел, но через минуту все четверо уже протягивали ей деньги. Донна считала, что поступила по справедливости. Многие дети, покупавшие у нее коробочки с ленчем, были из менее благополучных семей, чем Джози и его друзья. Некоторым она давала даже больше сдачи, чем требовалось, незаметно вкладывая им в карманы свернутые банкноты.

Нолан не стал бы ее ругать за такое преступление. Украдкой она посмотрела на него. Он стоял неподалеку рядом с урной для мусора вот уже полчаса. Нолан был, как всегда, на службе. Он выглядел очень симпатично, подумала Донна. Жаль, что он не мог носить шорты, как большинство мужчин в городе, – у него были сильные и прямые ноги.

Он подмигнул ей, и Донна, покраснев, спешно переключила свое внимание на стол с ленчами, к которому подходили припозднившиеся семьи. Обслужив их, она снова встретилась с ним взглядом. Он не шевельнулся. Время от времени он старательно обозревал всю лужайку, чтобы никто не подумал, что он увиливает от своих обязанностей, но по большей части Нолан смотрел на Донну. Она и не возражала. Мэтью куда-то исчез, и ей было приятно, что хоть кто-то обращает на нее внимание.

Она махнула ему рукой, указывая на один из оставшихся ленчей, но он отрицательно покачал головой.

– Попозже, – сказал он и тихо добавил: – Ты сегодня очень красивая.

– Спасибо, – ответила она с трудом.

– Мне нравятся твои волосы.

Донна сделала себе такую же прическу, какая была у Челси в первый день ее приезда. Мэтью бросил на нее один взгляд, когда она вошла в кухню сегодня утром, и сказал, что она похожа на ошпаренную овцу, посоветовав ей сделать обычный пучок на макушке. Она уже было поднялась наверх и взяла в руки расческу, но, взглянув на себя в зеркало, то ли из-за того, что ей понравилась новая прическа, то ли назло Мэтью решила не трогать волосы. Донна улыбнулась, пусть они были чересчур кудрявые, пусть прическа была необычной для нее, главное, что Нолану нравилось.

– Хорошую работу вы сделали, мисс Плам. Похоже, что все уже сыты. Не могли бы вы отпустить Донну ненадолго? Мне нужна кое-какая помощь, – сказал он, глядя на Маргарет.

Донна с любопытством посмотрела на Нолана.

Он вытащил из кармана деньги и положил их на стол. Захватив одну коробку с ленчем, Нолан взял ее за локоть и повел к дальней стороне лужайки. Прислонившись к стволу высокого дерева, там сидела Челси и с задумчивым, почти грустным выражением лица наблюдала за игрой детей.

Она вздрогнула, когда они подошли ближе, но тут же улыбнулась.

Нолан положил перед ней коробку с ленчем.

– Вы ничего не ели, – сказал он и, указывая подбородком на Донну, добавил: – Так же, как и она. Я бы взял два ленча, но люди могли бы подумать, что я взял их для Донны и для себя, а если у нас пойдут сплетни о человеке, то спокойной жизни ему не видать.

Он нежно взглянул на Донну:

– Ты заслужила отдых, поешь, пожалуйста.

Донна не знала, расстраиваться ли ей, что он не станет есть вместе с ней, или радоваться, что он привел ее к Челси. Нолан был особенным человеком, правда другие об этом не догадывались.

Донна вопросительно посмотрела на Челси. Та отодвинула шляпу и сказала:

– Не отказывайтесь, Донна. Я люблю есть в компании. «Спасибо», – Донна знаком поблагодарила Нолана. «Пожалуйста», – так же знаком ответил он и сказал, обращаясь к Челси:

– Оставляю вас вдвоем.

Отсалютовав ей и ласково прикоснувшись к плечу Донны, он ушел.

– Какой хороший человек, – сказала Челси и жестом пригласила Донну присесть рядом.

Она подождала, когда Донна сможет увидеть ее лицо.

– Мне нравится твоя новая прическа. Ты сразу помолодела. «Спасибо», – показала Донна.

"Пожалуйста", – показала Челси в ответ и с удовлетворением заметила, что Донна очень удивилась.

– Я буду рада, если ты научишь меня другим жестам. Видишь, я легко запоминаю.

"Я вижу", – показала Донна и кивнула, чтобы Челси могла догадаться о значении жеста.

Чем больше они общались, тем больше знаков запоминала Челси. И хотя жестикулировала она очень медленно, Донна все равно была ей бесконечно благодарна.

Донна вспомнила о ленче и достала из коробки сэндвич. Разломив его, она протянули половину Челси.

"Цыпленок", – показала Донна и пальцами по буквам спросила: "О'кей?"

"О'кей". – Челси повторила движения, но сэндвич есть не стала.

Донна забеспокоилась, не заболела ли она. В отличие от цвета ее нарядного платья, Челси выглядела не такой жизнерадостной.

"По-моему, сегодня у тебя плохое настроение, – знаками сказала Донна. – У тебя что-нибудь случилось?"

– Ты совсем забыла про меня, – сказала Челси с улыбкой. – Повтори, пожалуйста, вслух.

Донна почувствовала замешательство. Она ненавидела свой глухой голос, звучащий то слишком громко, то слишком тихо. Она состроила гримасу и зажала уши руками.

– Твой голос совсем не такой ужасный, как ты думаешь, – запротестовала Челси. – Я понимаю каждое твое слово.

Донна показала на свои щеки и опустила глаза.

– С какой стати тебе смущаться? И кого? Не меня же. Давай, Донна, попробуй. Скажи, о чем ты подумала?

Донна уступила, не столько убежденная словами Челси, сколько обеспокоенная ее состоянием:

– Я подумала, что ты выглядишь очень грустной, и хотела спросить почему.

Челси, помолчав минуту, ответила:

– Мне вдруг стало очень одиноко. Иногда чем больше людей вокруг, тем сильнее я ощущаю свое одиночество. Особенно тяжело, когда появляется свободное время. Когда человек не занят делом, он начинает жалеть себя.

Она показала рукой на большую группу людей, стоявших неподалеку:

– Я бы хотела оказаться в такой большой семье, как вон та.

Донна покачала головой:

– Вряд ли. Это семья Стокки Френча. У него три жены.

Челси рассмеялась:

– У него не может быть три жены. Ты, наверное, имеешь ввиду любовниц?

"Они живут вместе с ним", – знаками объяснила Донна, зная, что Челси поймет.

– Три? Не может быть! Тогда сколько у них детей? Донна показала девять пальцев.

– Ого! Мощный парень. И все три женщины живут с ним? У них что, коммуна?

– Скорее притон, – сказала Донна, и Челси опять, улыбаясь, посмотрела на большую семью.

– Он ходит важный, как павлин. Я видела его в каменоломне. Ты только подумай, когда я первый раз приехала туда, он ходил вот так же и передо мной, только тогда не знала почему. Он, наверное, дамский угодник? Донна закатила глаза.

– Как он умудрился обзавестись гаремом в таком городе, как Норвич Нотч?

– Он из Корнера. У них там другие порядки.

– Ты имеешь в виду моральные нормы? – спросила Челси и, неожиданно вскинув голову, сказала: – Здравствуйте, Маргарет.

Донна не особенно удивилась внезапному появлению матери. Маргарет передвигалась бесшумно, как тень, часто объявляясь там, где ее не ждали. В руках она держала две коробки с ленчами. На секунду Донне показалось, что Маргарет хотела проследить за нею и Ноланом, но, похоже, она нисколько не смутилась, застав Донну с Челси.

– Позволите присоединиться к вам?

– Конечно, конечно, – тут же ответила Челси, подвигаясь. – Мы как раз обсуждали с Донной Стокки Френча.

На месте Челси Донна не стал бы предлагать Маргарет такую тему для разговора. Маргарет была скупой на слова, но по определенным вопросам могла высказать свое мнение достаточно резко.

– Скользкий тип, – сказала она, усаживаясь рядом. Положив одну коробку на траву, она открыла вторую. – Он живет недостойно, они все там живут недостойно. – Развернув свой сэндвич, Маргарет сняла верхний кусок хлеба и понюхала начинку. – Так было не всегда.

– А как было раньше? – спросила Челси.

– Было больше порядка. Они не творили, что хотели. Они подчинялись нашим правилам и на работе, и дома. Мужчина жил с женщиной, которая рожала его детей. Если ребенок появлялся не от него, ее наказывали.

– Как наказывали? – нахмурилась Челси. Маргарет положила кусок хлеба обратно и, перевернув сэндвич, сняла сверху второй кусок.

– Выбрасывали прочь.

– Изгоняли?

– Изолировали.

– Ужасно! – воскликнула Челси.

У Донны перехватило дыхание, но Маргарет сохраняла ледяное спокойствие.

– На самом деле очень даже гуманно. – Она закрыла начинку хлебом. – Ей позволяли остаться, а не высылали без гроша в кармане.

– Но ее жизнь превращалась в пытку.

– Да. Она служила хорошим примером для остальных. Челси побледнела. Повернувшись к Донне, она спросила:

– Неужели такое могло произойти? Донна, поколебавшись, кивнула.

– Ты помнишь такой случай?

Донна лихорадочно соображала, как бы сменить тему.

– Донна была еще слишком маленькой, когда это произошло в последний раз. Женщина была женой одного из наших людей. Через двенадцать месяцев после того, как он ее оставил, она родила ублюдка. Вы его знаете. Это Хантер Лав.

Донну передернуло.

Челси открыла рот от удивления.

– Хантер? Невероятно.

– Его мать была проституткой, – заметила Маргарет.

– Его мать?

– Она сошла с ума.

– Перед тем, как родить его?

– Она заплатила сполна за свои грехи, а затем мальчик убил ее. – У Донны внутри все оборвалось.

– Убил ее? Хантер?! – переспросила Челси.

– Ударил по голове.

Донна прикусила язык, чтобы не вскрикнуть. Челси была потрясена.

– Сколько ему было лет?

– Пять. Столько она продержала его взаперти в своей хижине. Он убежал от нее, ударив поленом по голове. Его нашли на дороге. Он ни с кем не разговаривал.

Ему было всего лишь пять лет. Донна едва сдерживала слезы. Совсем еще малыш. Всю жизнь он провел взаперти, как маленький зверек. Донна не проронила ни слова. Она ничего не говорила, когда речь заходила о Хантере. Она уже знала, к чему это может привести.

Достав кристаллик соли со дна коробки, она стала рассматривать его. В ее глухоте было одно преимущество – достаточно было отвернуться, и неприятный разговор проходил без ее участия. Поколебавшись, Донна решила, что должна дослушать Маргарет до конца, чтобы знать, как затем исправить положение.

– Она умерла от удара по голове, – продолжала Маргарет, – а там больше никого не было.

– Она могла упасть, – предположила Челси.

– Ее ударили.

– Это доказано?

– Да, но не в суде.

– А что произошло с мальчиком?

– Он был совсем ребенком, что с ним можно было сделать?

– Если бы решили, что он опасен, то его могли бы отдать в руки закона.

Маргарет выпрямила спину. Тщательно завернув сэндвич, она положила его в коробку и накрыла крышкой.

– Мой муж сказал, что мальчика нельзя обвинять за грехи его матери. Мой муж побеспокоился, чтобы его пристроили в семью из Корнера, где он и рос, пока не смог самостоятельно зарабатывать на жизнь. Затем мой муж подыскал ему работу. Он до сих пор о нем беспокоится. Оливер Плам – самый милосердный человек в городе.

С Донной чуть не случилась истерика, и даже Челси, которая не знала и половины истории, заметно побледнела.

– Не только милосердный, но и дальновидный. Насколько мне известно, Хантер очень хорошо работает.

– Он хулиган, – с ненавистью сказала Маргарет.

– Он прекрасно отремонтировал мой дом.

Маргарет поднялась:

– Вы его защищаете?

– Нет, – ответила Челси. – Я всего лишь сказала то, что знаю сама.

– Он не заслуживает хорошего отношения. Его мать была проституткой и родила убийцу. У меня есть газеты того времени, они хранятся в Историческом обществе. Там все написано. Если вам интересно, вы могли бы к нам зайти.

– Я так и сделаю.

– Мы открыты по понедельникам, вторникам и пятницам с десяти утра до часу дня, а по средам и четвергам – с двух до трех тридцати.

Челси кивнула:

– Я запомню.

Маргарет повернулась и ушла, не попрощавшись. Донна смотрела ей вслед, смотрела, пока Маргарет не отошла достаточно далеко. Затем она повернулась к Челси и впервые за долгие годы своей глухоты сказала без запинки:

– Все не так, все не так. Не верь тому, что она рассказала о Хантере. Кэти Лав упала, так показало вскрытие.

Челси взяла ее за руки:

– Ч-ш-ш-ш, не торопись.

Донна оглянулась – поблизости никого не оказалось, но на всякий случай она постаралась говорить совсем тихо:

– Он думал, что убил ее, вот почему он постоянно молчал первое время. Он боялся людей, ведь он никого не видел в своей жизни, кроме Кэти. Поначалу его мучили кошмары, и он с криком просыпался среди ночи. Я помню, как он засыпал днем на задворках школы, сжавшись в комочек. Мне было так его жалко!

Она часто думала о нем, особенно после рождения Джози. Когда она наблюдала, как ее сын играл с детьми во дворе, то представляла себе, как бы он себя чувствовал, если бы его мучили кошмары, если бы он боялся заснуть, если бы его дразнили и избегали в школе. Джози это не грозило, ведь он был Фарр, но у Хантера не было такого преимущества. У него не было вообще никаких преимуществ.

– Кто был его отец? – спросила Челси.

Донна пожала плечами.

– Разве об этом никто не знает?

Донна опять пожала плечами.

– Но сам Хантер-то знает?

Донна подозревала, что Хантер должен знать. Она даже подозревала, что ему хорошо заплатили за молчание, но не обвиняла его ни в чем. Жизнь обошлась с ним жестоко, и никакие деньги не смогли бы заменить то, чего он был лишен. Она не хотела ничего говорить Челси, ведь это были только догадки.

Донна не знала, что ей ответить, но вдруг увидела идущего к ним Мэтью.

– Посмотрите-ка, кто тут у нас сидит, – сказал он, расплываясь в покровительственной улыбке. – Вокруг вас все расцветает в этом уголке, мисс Челси. Вы выглядите очень патриотично.

– Разве? Спасибо, – сказала Челси.

– Нам не хватает в городе таких красивых женщин, как вы. Вы должны приезжать к нам чаще. – Он протянул ей коробку с ленчем: – Дай, думаю, посмотрю, не остались ли вы без ленча. Но, похоже, меня уже опередили. Я просил их приготовить что-нибудь новое, что-нибудь, знаете, вроде цыпленка гриль, но уважаемые дамы не захотели отказаться от куриных котлет. Должно быть, это не совсем обычно для вас, мисс Челси.

– Необычно? – переспросила она и, подняв брови, посмотрела на Донну.

– Я имею в виду, – поморщился он, – куриные котлеты.

– Нет, отчего же? Мне нравятся куриные котлеты, – сказала Челси и откусила от своего сэндвича, который все еще держала в руке.

Мэтью просиял:

– Ну, тогда у нас все не так уж и плохо. Вы не собираетесь ли, к примеру, на баскетбольный матч после обеда?

– Конечно. – Челси посмотрела на Донну. – А ты?

Донна хотела ответить, что она только заглянет на баскетбольную площадку, а затем будет занята подготовкой традиционного ужина с жареным мясом в городском сквере. Но она не хотела разговаривать с Челси в присутствии Мэтью. Он обязательно сказал бы что-нибудь гадкое в адрес ее голоса. Не дождавшись ответа, Челси посмотрела на Мэтью.

– Рад буду проводить вас туда, – сказал он. – Я видел, вы наблюдали парад в одиночестве. Вы не должны избегать нашего общества. Правда, некоторым вы здесь не по душе, но если вы будете со мной, то все будет в порядке. Как насчет того, чтобы я был вашим комментатором? Вы ведь никого у нас не знаете. Будете путать игроков, а я могу вам рассказать, кто за кого играет, у меня о каждом есть… ну, скажем, небольшая история. Ну вы знаете, что я хочу сказать.

Донна знала, что он имел в виду. Мэтью любил обливать грязью всех, кто хоть в чем-то превосходил его. Когда речь шла о баскетболе, к которому у него не было никакого интереса, а точнее – способностей, он переполнялся желчью.

Челси, слава Богу, отказалась.

– Я планировала прогуляться, посмотреть на художественную выставку-распродажу. Видите ли, я люблю двигаться, и мне трудно усидеть на одном месте.

– Это замечательно, – глубокомысленно заметил Мэтью, понимающе кивая. – Я и сам такой. У нас и правда есть что посмотреть в городе Четвертого июля, но давайте договоримся, что если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, то вы без обиняков обратитесь ко мне.

Отдав салют одним пальцем, он подмигнул Челси и ушел, не удостоив Донну даже взглядом.

ГЛАВА XII

Челси ходила по городскому скверу, рассматривая изделия ручной работы местных умельцев. Особенно ей нравились декоративные свечи, настенные коврики из чистой шерсти и вырезанные из дерева сувениры. Самыми же примечательными оказались стеганые одеяла, сделанные, несомненно, в Швейной Гильдии. Одно из них, огромное, сшитое из полос, выполненных разными женщинами, даже собирались отправлять в Вашингтон на выставку "Возвращаясь к американским истокам". Одеяла поменьше предлагались к продаже. Челси влюбилась в самое маленькое одеяльце, которое как раз подошло бы для детской кроватки. Подумав, она предпочла купить два одеяла побольше, чтобы повесить их в гостиной своего нового дома, в котором еще не чувствовалось теплоты и уюта.

Решив, что заберет одеяла попозже, Челси направилась дальше. Встречая в толпе знакомое лицо, она улыбалась и радовалась, когда ей улыбались в ответ. Это было так важно для нее сейчас, когда ее мучило одиночество и она просыпалась среди ночи от страха и холода. Она знала, что во многом виновата беременность, которая обострила все ее чувства. Она никогда прежде не была матерью, и обычная уверенность в себе покинула ее, уступив место нервозности и постоянному беспокойству. Она хотела бы выговориться кому-нибудь, почувствовать дружескую поддержку и понимание, но Сидра была далеко, а по телефону всего не скажешь. Кроме того, Сидра никогда не была беременной.

Челси подумала о Донне. Ее сын Джози был очаровательным мальчиком и по характеру, бесспорно, больше походил на свою мать, чем на отца. Хамское отношение Мэтью к Донне производило отталкивающее впечатление. Всякий раз во время разговора с ним у Челси возникало чувство неприязни.

С Джаддом все было иначе. Рядом с ним она терялась, и у нее по-прежнему начинало учащенно биться сердце, но самое страшное, что Джадд наверняка знал об этом. Его взгляд гипнотизировал Челси. Он ясно давал понять, что она ему нравится. Нравится наперекор его собственному желанию.

Челси загадочно улыбнулась.

Вздохнув, она опустила пониже поля своей шляпы, закрывая лицо от палящего солнца, и подошла к палатке с изделиями из овечьей кожи. Ей приглянулись домашние тапочки. Уже ощутив на себе прохладу летних ночей в Норвич Нотче, Челси содрогнулась при мысли о зиме.

– Это ты их сделал? – спросила она мальчика, стоявшего за прилавком.

– Нет, мэм, – занервничал тот, – мой отец. Челси вспомнила стадо овец, неожиданно возникшее в сквере в самом конце праздничного шествия.

– Твой отец – Фармер Галант? – поинтересовалась она.

– Да, мэм.

– Тапочки сделаны из кожи ваших овец?

– Да, мэм.

– Тогда я возьму вот эти, – сказала она с приветливой улыбкой. Ей понравилась идея купить себе тапочки местного производства, тем более что они были такими практичными.

Она заворачивала тапочки, когда заметила прислонившегося к ограде сквера Хантера. Он стоял скрестив руки на груди, закинув одну ногу за другую и наблюдал за ее действиями. Во всяком случае ей так показалось. Его голова была повернута к ней, но зеркальные очки мешали Челси разглядеть его глаза.

Она вспомнила историю, которую рассказала Маргарет. Если хотя бы часть ее была правдой, то детство Хантера было ужасным. Она и представить себе не могла, что ему пришлось пережить и какой след остался в его душе.

Челси ощутила непонятную близость к Хантеру. Ведь по воле случая и той женщины, которая родила ее, она могла очутиться в таком же положении.

Положив тапочки в сумку, Челси направилась в его сторону.

– Привет, – сказала она. – Тебя не было видно целый день. Ты пропустил самое интересное.

– Интересное? – спросил Хантер удивленно.

– Завтрак с оладьями, шествие, распродажу.

– А-а-а, – протянул он насмешливо.

– Ленч был замечательный.

– Знаю, знаю. Куриные котлеты.

Она улыбнулась и подумала, что если не в Норвич Нотче, то, возможно, где-то в другом месте его ждали. Она не могла понять, почему в такой чудесный день, созданный как будто специально для влюбленных, он был один. С его сложением и приятной наружностью он мог легко найти себе кого-нибудь. Черная рубашка и джинсы подходили по цвету к темным волосам Хантера, а золотая серьга в ухе только подчеркивала колорит его внешности. Челси знала, что мужчины, похожие на Хантера, всегда имеют множество поклонниц. Вокруг таких мужчин создавалась атмосфера таинственности, и чем холоднее и надменнее был их вид, тем больше женщин попадало в их сети.

Хантер, по мнению Челси, был не таким человеком.

Мотоцикл и серьга говорили о его бунтарском характере, что было очень близко самой Челси. К тому же она с уважением относилась к его организаторским способностям и хотела, чтобы он работал с ней в "Плам Гранит". То, что рассказала о Хантере Маргарет, ужаснуло Челси, но ее дружеские чувства к нему не пропали.

– Значит, ты пережила ночь в Болдербруке, – заключил он.

– В общем, да. Не считая нескольких странных звонков, ночь прошла прекрасно.

– Странных? – В лице Хантера не дрогнул ни один мускул. – Почему странных?

– Никто не отвечал, а потом я услышала голоса. Детские голоса, – ответила Челси и, стараясь не обидеть его, непринужденно поинтересовалась: – Тебе ведь ничего о них не известно?

– Совсем не то, о чем ты подумала.

– Кто мог мне позвонить?

– Тот, кто хотел бы тебя напугать.

– А кому это нужно?

– Половине города. Ты богатая, привлекательная, живешь в сити. Ты приехала сюда и вызвала всеобщую зависть. Потом ты въезжаешь в их дом с привидениями. Они очень обрадуются, если у тебя волосы встанут дыбом и ты убежишь оттуда, побросав все свои вещи.

Челси чувствовала, что он говорит правду.

– А ты? – спросила она.

– Обрадуюсь ли я? – он помедлил с ответом. – Не знаю. – Поколебавшись немного, он сказал: – Совсем недавно я бы обрадовался, но теперь не уверен в этом. Ты можешь хорошенько встряхнуть город.

Челси расценила его слова как комплимент в свой адрес.

Польщенная, она взяла его за руку и спросила:

– Проводишь меня на матч?

Хантер освободил руку и сунул ее в карман, кивнув головой в сторону баскетбольной площадки. Его холодность больно кольнула ее, но она ничего не сказала.

У каждого свои привычки, и Челси понимала Хантера.

Молча они направились к углу сквера, откуда узкая дорога вела к баскетбольной площадке, скрывавшейся за пожарной станцией.

Когда они прошли половину пути, Челси безразличным тоном спросила:

– Все-таки какую должность ты занимаешь в компании?

Интерес к тому, какую роль он играет в фирме и какие отношения связывают его Оливером, не пропадал с первого дня их знакомства.

Хантер не сразу ответил на ее вопрос.

– У меня нет должности.

– Ты третий человек в компании.

Хантер криво усмехнулся:

– Тебе только кажется.

– Значит, я не права?

– Да.

Они дошли почти до пожарной станции, когда он сказал:

– У меня нет никакой власти.

– Но ты нужен компании, на тебе лежит почти вся работа.

– Джадд справляется и без меня.

– Он не может быть сразу в двух местах. Когда прибудут компьютеры, ему придется большую часть времени проводить в офисе. Как только мы получим обработанные образцы гранита, ему, возможно, придется часто выезжать из города. Тогда ты должен будешь взять на себя все управление добычей камня.

– Ты уже говорила папаше об этом? – блеснул он на нее зеркальными стеклами очков.

– Нет, но обязательно поговорю. Если ты все время был правой рукой Джадда, то почему бы тебе не заменить его, когда у него появятся другие заботы?

– Я не справлюсь, – сказал Хантер. Баскетбольная площадка оказалась заасфальтированным прямоугольником со стертыми боковыми линиями и центральным кругом. Тем не менее игра была в полном разгаре, и болельщики, толпившиеся по обеим сторонам площадки, увлеченно следили за ходом матча.

– Как я понимаю, игры проводятся у вас ежегодно? – спросила Челси.

Среди зрителей она заметила Иеремию Уиппа и Ферн.

– У нас проходит первенство летней лиги. Команды уже сыграли по одному разу в этом году.

Среди игроков Челси сразу отметила лидера одной из команд и только потом поняла, что смотрела на Джадда. Она не знала, что он будет участвовать в игре. Правда, по его росту и атлетическому сложению она могла бы догадаться и раньше, что увидит его на баскетбольной площадке.

– Команда Джадда побеждает уже пять лет подряд, – сказал Хантер.

– В этой игре или в сезоне?

– И там, и там. Джадд умеет подобрать нужных ребят. Хантер говорил вполне искренне, но Челси едва слушала его – все ее внимание было приковано к Джадду. Если в обычной одежде он выглядел потрясающе, то в серых спортивных трусах и небесно-голубой майке с огромной единицей на груди он был просто динамитом. В такую же форму были одеты и остальные игроки его команды, но ни на ком из них она не сидела так ладно, как на Джадде. У него была широкая грудь и сильные, красивые руки. Мускулы его ног рельефно выделялись, когда он прыгал или делал обманные движения. В нем было что-то от античных героев, подумала она.

Джадд не был самым высоким или широкоплечим на площадке, но за тем, как он двигался с мячом, нельзя было наблюдать без восхищения.

– Вся штука в том, – сказал Хантер, – что старикан не знает, что со мной делать.

Только через минуту до Челси дошел смысл его слов. Ей даже стало стыдно за свою невнимательность. Со всеми Хантер вел себя очень сдержанно, и Челси обрадовалась, что он так откровенно разговаривает с ней.

Отбросив все мысли о Джадде, она спросила:

– А ты что хочешь от него?

– Чтобы он отпустил меня.

– Уволил тебя?

– Да.

Она ожидала, что он будет говорить о продвижении или по крайней мере об официальной должности в компании, но никак не об увольнении. Он мог столкнуться с большими трудностями в поисках новой работы.

– Но почему?

Хантер ничего не ответил. В его очках отражались действия игроков на площадке. Команда Джадда выигрывала со счетом 25:19, что стало ясно после того, как показали карточки с боковой линии. Их противники в оранжевых майках с цифрой два проваливали одну атаку за другой. После каждого неудачного броска болельщики разочарованно вздыхали, но тут же с воодушевлением поддерживали новый натиск своей команды.

Челси наблюдала, как команда Джадда отбивала еще одну атаку оранжевых маек. Высоко подпрыгнув, Джадд наконец завладел мячом, ему потребовалось всего одна секунда, чтобы увидеть ждущего его паса игрока в дальнем углу площадки. Отдав молниеносный пас, Джадд наблюдал, как получивший мяч игрок почти беспрепятственно увеличил счет.

Болельщики восторженно встретили новый поворот в игре. Челси не могла воздержаться от вздоха восхищения, а затем обратилась к Хантеру:

– Почему ты хочешь, чтобы тебя уволили?

– Только так я смогу стать свободным.

Она вспомнила свой первый день в Норвич Нотче и их короткий разговор под дождем. Хантер тогда весьма точно процитировал мнение Оливера о себе, но в то же время упомянул о каком-то долге Оливера. Челси считала, что если за Оливером была вина, то Хантер должен был иметь свободу выбора.

– Почему ты не хочешь просто уйти?

Джадда сбили с ног, и судья назначил два штрафных броска. Джадд, не торопясь, забросил оба мяча.

– Не могу, – сказал Хантер.

– Почему?

Команда оранжевых быстро разыграла мяч, и он влетел в корзину соперников из трехочковой зоны.

– Потому что за ним должок.

Хантер уже говорил это, а Челси не была настолько глупой, чтобы не понять его с первого раза. Зная, что Хантер был внебрачным ребенком, что Оливер присматривал за ним после смерти его матери, что Хантер занимал в компании положение, которое никак не соответствовало мнению Оливера о его способностях, Челси прямо спросила:

– Оливер – твой отец?

Их глаза встретились, и никакие очки не могли стать помехой.

– Загадка века, – насмешливо сказал Хантер. – Будь любезна, если тебе удастся что-нибудь выяснить, скажи мне. О'кей?

Он повернулся и пошел в сторону городского сквера. Челси уже собиралась позвать его, сказать, что она и сама хотела бы узнать, кто ее отец. Она хотела взять Хантера за руку и объяснить ему, что он не так одинок в мире, как ему кажется, но он был уже далеко.

"В следующий раз обязательно поговорю с ним", – решила Челси, глядя вслед Хантеру.

Солнце зашло за гору Акатук, и небо почти мгновенно стало темно-синим. Газовые фонари, установленные по случаю праздника на эстрадной площадке, отбрасывали дрожащие янтарные отблески в глубь сквера. Музыканты подобрались самого разного возраста, все они улыбались и играли, казалось, для собственного удовольствия. Перед эстрадой появлялось все больше танцующих пар.

Челси нравилось наблюдать за ними. Она плохо танцевала, это могли подтвердить все посещавшие аэробику женщины, но Челси нисколько не расстраивалась. Люди вокруг вели себя так раскованно и непринужденно, что ей оставалось просто смотреть и наслаждаться.

Танцы плавно перешли в праздничный ужин. На длинные столы, заставленные тарелками с вареной кукурузой, чипсами и самыми разнообразными салатами, которые Челси видела первый раз в жизни, поступал непрерывный поток гамбургеров и хот-догов из огромных жаровен, размещенных в дальнем конце сквера.

Казалось, все население города собралось здесь. Танцы и торжественный ужин были кульминацией праздника, и вместе с наступающей темнотой росло оживление в сквере. По такому случаю каждый постарался надеть что-нибудь понаряднее.

Челси не была исключением, но ей пришлось поволноваться. С одной стороны, она хотела произвести хорошее впечатление на горожан, а с другой – ей вовсе не хотелось разыгрывать из себя бедную Золушку. Не зная, что предпринять, Челси остановила свой выбор на синем открывающем плечи платье и подходящих туфлях без каблуков. Заколов волосы на одну сторону, она надела золотые сережки, широкий браслет и рубиновый перстень своей матери.

По ее мнению, рубиновый перстень не выглядел крикливо, потому что она не носила других колец на руках. Увидев перстень, некоторые могли подумать, что она демонстрирует свое благополучие, но на самом деле ей просто была нужна иногда ниточка, связывающая ее с Эбби.

Челси дотронулась до рубина большим пальцем и одновременно взглянула в сторону танцующих у эстрады. Там стоял Джадд. Ей показалось, что он находился неподалеку все это время, только и ожидая, когда она посмотрит на него. Он, как магнит, притягивал ее взгляд даже сквозь толпу. По тому, как тут же слегка повернулась его голова, Челси поняла, что и он увидел ее, но не решилась подойти к нему. Она теряла контроль над собой и в будние дни, когда встречалась с ним на работе, а сейчас почувствовала настоящий страх.

Отвернувшись от Джадда, она стала внимательно вглядываться в лица людей. Челси искала в них знакомые черты и находила, но только потому, что уже видела эти лица раньше. Вполне возможно, что среди людей, собравшихся в сквере, были и ее родственники. Но никто не оглянулся на нее в удивлении, никто не вызвал у нее особенного чувства. Да, конечно, люди смотрели на нее, но только с любопытством. Женщины рассматривали ее прическу или платье, мужчины – ее платье или ноги, а дети с завистью смотрели на ее перстень, подозревая, что она достала его из старого пыльного сундука с сокровищами Джека Крекера. Такая мысль понравилась и самой Челси.

Неожиданно музыка сменилась. Откуда ни возьмись появились скрипки. Прозвучал свисток, и толпа одобрительными возгласами встретила человека, который, подойдя к микрофону, стал напевать команды. Мужчины и женщины выстроились лицом друг к другу в два ряда.

– Почему вы не хотите к ним присоединиться? – раздался из темноты глубокий и тихий голос.

Челси почувствовала, как сжалось ее сердце. Не оборачиваясь, она ответила:

– Боюсь, что это невозможно. В последний раз я танцевала на улице в пятом классе, и все закончилось полной катастрофой.

– Это не просто танец на улице, а контрданс.

– А-а.

– Видели раньше что-нибудь подобное?

– Нет.

– Очень интересный танец.

Зрелище и в самом деле было захватывающим. По команде мужчины и женщины одновременно ринулись навстречу друг другу. Их ряды сошлись, затем отступили и снова сошлись, образуя пары, которые закружились в бешеном темпе то отдаляясь, то снова сближаясь. При этом танцующие подчинялись странным командам, которые Челси совершенно не понимала.

– И часто они так танцуют? – спросила слегка ошеломленная Челси.

– Каждые две недели по пятницам, с сентября по май, в подвале церкви. Одно время отцы города пытались это запретить, ссылаясь на беспорядок и толчею. Потом все возобновилось само собой. На траве танец много теряет. Совсем не слышно притопов.

– Вы умеете так танцевать?

Джадд помолчал и кивнул головой:

– Умею.

– Почему вы тогда не танцуете?

– У меня нет пары, – ответил Джадд, и у Челси опять сжалось сердце.

Если бы она умела танцевать, то не раздумывая составила бы ему пару, но только не в таком танце, где партнеры постоянно менялись.

К тому же контрданс не был трогательным.

Хотя наблюдать со стороны было интересно. Первый танец закончился и начался второй, с более медленной музыкой. Челси завидовала танцующим, их веселью и счастливым улыбкам, но она ни за что не пошла бы к ним, даже если бы знала, как танцевать. Было что-то необычное в том, как она стояла рядом с Джаддом в темноте, представляя себе, что он в любую минуту готов заслонить ее от малейшей опасности.

"Глупости, Челси, – говорила она себе. – Все это глупости". Но ей было так хорошо рядом с ним. И он не уходил.

– Удивительный перстень, – сказал Джадд. Челси не знала, был ли это комплимент.

– Он принадлежал моей матери.

– Она умерла?

– В январе.

– Сколько ей было лет?

– Шестьдесят три.

Он помолчал минуту.

– Она умерла внезапно?

– У нее был полиомиелит. Она страдала от него особенно сильно в последние годы.

Он помолчал еще одну минуту.

– Это случилось дома?

– Да, у ее постели дежурила сиделка.

Джадд пробормотал что-то невнятное и замолчал. Челси догадалась, что вопросов больше не последует. Она ничего не имела против того, чтобы Джадд спрашивал ее, и в свою очередь хотела больше узнать о нем.

Больше всего ее интересовала его личная жизнь. Челси не сомневалась, что у Джадда есть женщина. Такой мужчина, как он, не мог долго оставаться один. Хотя Челси никогда не видела его в компании женщины, это ни о чем не говорило. Джадд был скрытным человеком, очень скрытным. Настолько скрытным, что в его личном деле, хранящемся в "Плам Гранит", она смогла найти только краткую автобиографию и узнать, что живет он на одной из улочек к востоку от центра города.

Возможно, Донна могла рассказать ей о Джадде, но прямой вопрос подразумевал бы, что она «заинтересовалась» Джаддом. Она же вовсе не интересовалась им, она просто находила его очень привлекательным.

Контрданс продолжался. Джадд ненадолго отлучился и вернулся с двумя бокалами пунша. Темно-фиолетовый цвет неба сменился на черный, и луна повисла огромным серебристым фонарем над верхушками сосен. Семьи с детьми стали собираться домой. Постепенно музыка перешла в польку, затем в легкий рок-н-ролл, а затем в вальс.

– Хотите попробовать? – спросил Джадд.

Она не осмелилась и, покачав головой, робко улыбнулась.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Я плохо танцую.

– Вы шутите.

Она снова покачала головой.

Когда вальс сменился ча-ча-ча, он спросил:

– Как могла богатая девушка стать богатой леди, не научившись танцевать?

Челси не обиделась. Он явно не имел в виду ничего оскорбительного.

– Ну почему же, я училась, но у меня нет способностей. Глядя на нее, Джадд сказал:

– В это трудно поверить. Вы занимаетесь бегом, у вас отличная фигура. Как вы можете говорить, что у вас нет способностей к танцам?

– По той же причине, по которой я не могу петь. У меня нет слуха.

– Слух здесь ни при чем. Нужно только чувствовать ритм.

– То же самое мне сказала Донна, когда убеждала заняться аэробикой. Хотите – верьте, хотите – нет, но она чувствует ритм лучше, чем я.

Ча-ча-ча сменился на медленную мелодию. Вновь все разбились на пары. Челси посмотрела на них с тоской.

– Вы смущаетесь, когда танцуете, – заключил Джадд.

– Вы угадали.

Она не успела понять, что произошло, когда Джадд взял ее за руку и повел к эстраде.

– Что вы делаете? – зашептала она и попыталась вырваться, но он крепко держал ее за руку.

– Вы никогда не танцевали с подходящим мужчиной, вот и все.

– Джадд, – умоляюще произнесла она, пытаясь остановить его, но с ужасом заметила, что они уже почти достигли места, где танцевали пары. Стараясь не показаться растерянной, она положила руки ему на плечи.

– Расслабьтесь, – сказал он ей на ухо.

Она знала, что к добру все это не приведет. Ее щеки пылали, и, несмотря на вечернюю прохладу, ей стало жарко.

– Я и вправду плохо танцую.

– Следуйте моим движениям, делайте, как я.

– Легко сказать.

– Вам даже не обязательно следить за музыкой. Просто обопритесь на меня…

Челси готова была умереть если не от стыда, так от наслаждения. "Обопритесь на меня". Как будто у нее был выбор. Ее тело послушно двигалось вслед за Джаддом. Там, где он поворачивался, она поворачивалась вместе с ним, там, где он наклонялся, она наклонялась вслед. Он держал ее в своих руках нежно, так нежно, что в его объятиях она чувствовала себя словно в раю. Она была уверена, что оглушительный стук ее сердца мог поднять даже мертвого на городском кладбище, но если Джадд и заметил это, то ничего не сказал. Он просто вел ее в танце на маленьком пятачке с такой изумительной легкостью, что, когда музыка закончилась, Челси чуть не заплакала.

– Ну вот, – сказал Джадд, медленно освобождая ее руку. – Вам понравилось?

Хорошо, что газовые фонари горели тускло, иначе он бы увидел по ее лицу, как ей хотелось еще раз потанцевать с ним. Челси приложила все усилия, чтобы ее голос казался спокойным и естественным.

Она прокашлялась:

– Неплохо. – Потом, как будто вспомнив, добавила: – Спасибо, – и почувствовала себя глупо.

Ей только оставалось сделать реверанс перед ним, как перед тем мальчиком из танцевальной школы, которому она постоянно наступала на ноги во время танца. Ей было тогда десять лет, и тот мальчишка наверняка подумал, что она ненормальная. У Джадда было еще больше поводов подумать то же самое.

Он стоял рядом и смотрел на нее. Челси не могла догадаться, о чем он думал. Вновь заиграла музыка, в этот раз тромбон приглушенно исполнял "Саммер Плейс".

– Уже поздно, – сказала Челси. – Наверное, мне пора домой.

Неуверенно улыбнувшись ему и помахав на прощание рукой, она направилась к темным зарослям у дороги.

– Челси?

Она сделала вид, что не услышала. Танцевать с ним было слишком большим наслаждением. Если бы он подшутил над ее чувством ритма или, например, от него бы пахло, но он был вежлив с ней, и от него пахло только чистым мужским телом.

Он взял ее за руку и мягко произнес:

– Не уходите.

– Мне пора.

– Еще один танец.

Она колебалась слишком долго. Он притянул ее к себе, и они стали медленно кружиться в темноте под плывущую над сквером музыку. Он нежно прижимал ее к себе, и Челси как будто проснулась после длинной зимней ночи, почувствовав горячее солнце.

Она покорно кружилась с ним, закрыв глаза. Она попыталась убедить себя в нереальности происходящего, но ее усилие привело к обратному результату. В полной темноте ее чувствительность обострилась. Все – от упругости его тела, плавности движений до тепла его прикосновений – казалось ей новым. Она вздохнула, совершенно расслабляясь, и одной рукой обняла его за шею. Другая рука уже лежала на его бедре. Он горячо дышал у ее виска, обхватив ее за талию и касаясь ее ног своими при каждом повороте.

Челси не хотела, чтобы все случилось именно так, но она больше не могла сдерживать себя и забылась в его руках.

Двигаясь под музыку, Джадд прижался к ней чуть-чуть сильнее, так незаметно, что сначала она не обратила на это никакого внимания. Затем у нее не осталось уже никаких сомнений. Она чувствовала его силу, его тепло и возбуждение, и если голос разума подсказывал ей: "Оттолкни его, ради Бога, оттолкни", то голос сердца говорил: "А-а-ах, с ним так хорошо".

Для человека, день за днем работающего в каменоломне, Джадд Стриттер был исключительно чувственным. Следуя за каждым его движением, Челси стала такой же. Она забыла все на свете. Она позволила себе это. Никогда в жизни она не подумала бы, что танец с Джаддом может быть настолько эротичным.

Когда танец закончился, она не только дышала прерывисто, но и ощущала тугой узел в животе, которого там не должно было быть. У беременной женщины не могло быть таких ощущений, с ней было что-то не так, что-то не в порядке с ее гормонами.

– Мне пора, – прошептала она и скрылась в темноте.

Должно быть ее смущение передалось и ему, потому что он не последовал за ней. Она завела машину и поехала домой. Когда в свете фар перед ней возник Болдербрук, узел в ее животе ослаб, но не исчез совсем, и стоило ей подумать о Джадде, как узел снова затягивался.

Она долго стояла под душем, подставляя прохладным струям лицо и тело. Затем, вытершись большим махровым полотенцем, она надела короткий халат и приглушила свет в спальне. Надев очки и взяв с собой серебряный ключик, Челси улеглась в постель, приготовившись перед сном полистать журнал «Янки», который она заранее положила на столик. Журнал казался вполне подходящим, чтобы дать в нем объявление о ключе. Пришло время узнать, кто были ее родители. Пришло время.

Со смутным беспокойством в душе она отложила журнал, очки и ключ на столик и, чувствуя, что не сможет заснуть, выбралась из постели. Беспокойство объяснялось тем, что разгадка тайны могла быть совсем рядом. Причиной бессонницы, несомненно, был Джадд.

Челси босиком бродила по старому дому. Везде стоял запах опилок и свежестроганого дерева. По сравнению с ее первым визитом в Болдербрук все изменилось до неузнаваемости. До полного окончания ремонта оставался еще целый месяц, но уже сейчас дом выглядел вполне прилично. Ей было приятно наблюдать, как он преображался. Ей нравилось, что днем здесь полно людей, даже если они были простыми рабочими, которые на десять ее вопросов могли ответить одним словом или с таким же успехом пожать плечами.

Она подошла к лестнице, ведущей вниз в гостиную, и села на ступеньки, обхватив колени руками. Она сидела так в темноте, размышляя о своем будущем, о ребенке, о работе над проектами, о поступающих заказах на гранит, но ни на чем долго не задерживалась.

Ее мысли постоянно возвращались к Джадду и к тому, как хорошо ей было с ним. Внутри нее что-то пошевелилось, но не ее малыш. Челси испугалась.

Она попробовала подумать о Кевине и его отпуске в Мичигане, потом о своих друзьях в Балтиморе. Она даже попыталась подумать о Махлерах и представить себе, какое выражение появилось бы на их лицах, если бы они узнали, где она носила свой перстень.

И вновь ее мысли возвращались к Джадду. Когда они танцевали в первый раз, он держал ее руку. Затем он прижимался к ней всем телом. Она не могла припомнить, с кем она танцевала так в последний раз. Скорее всего ни с кем.

Вздохнув, она уже хотела подняться, как послышался стук в дверь. Челси замерла. Стук повторился. Бесшумно ступая, она подошла к двери и положила ладонь на свежее дерево.

Ей вспомнились детские голоса, которые она услышала в телефонной трубке прошлой ночью, и, не зная, стоило ли ей пугаться теперь, почувствовала, как заколотилось ее сердце.

– Кто там? – спросила она.

– Это я, – послышался тихий голос, и она тут же узнала его.

Челси прислонилась лбом к двери, ее сердце по-прежнему учащенно билось, но уже по другой причине. У нее был выбор. Она могла убежать и спрятаться, надеясь, что он уйдет, или же открыть дверь и впустить его.

– Челси?

Она тихонько простонала.

Он опять постучал, в этот раз медленно и негромко. Непослушной рукой она открыла дверь и отступила в глубь прихожей. Когда он вошел, она повернулась к нему спиной и закрыла дверь, но не отпустила ручку.

Опустив голову, она ждала, что он скажет, но он молчал. Его молчание говорило само за себя. Ее сердце забилось еще сильнее, и она почувствовала, как снова напрягся ее живот.

Он коснулся ее волос, и она не заметила бы этого, если бы все ее чувства не были обострены до предела. Он приблизился и, сдвинув ее волосы в сторону, провел пальцами по краешку ее уха.

Челси готова была умереть.

Она попыталась совладать со своим дыханием, когда он повернул ее к себе. Приподняв руками ее голову, он посмотрел ей в лицо. В темноте она почти не различала его черты, только увидела, как блестят его глаза. Она почувствовала тепло его тела, и два часа, которые прошли после их прощального танца в сквере, исчезли, как будто их и не было.

Он поцеловал ее, срывая с ее губ остатки дыхания. Его губы были такими же сильными, как и его тело, такими же чувственными, теплыми, страстными и пахли точно так же хорошо. У Челси подогнулись колени. Она вцепилась в его рубашку, чтобы не упасть. Он оторвал свои губы от ее, но она долго не могла прийти в себя.

– Если я поцелую тебя еще раз, – сказал Джадд нетвердым голосом, – я не смогу остановиться.

Он смотрел на нее и ждал.

Челси знала, что существует множество поводов отказать Джадду, но сейчас она не могла вспомнить ни одного. Она хотела быть в его руках, хотела, чтобы он любил ее и делал все, о чем она мечтала с тех пор, как впервые увидела его. И если она ошибалась, то жизнь становилась тогда жестоким обманом, в котором ее эгоизм стоял на последнем месте.

– Поцелуй меня еще раз, – прошептала она.

Но его голова уже склонялась к ней. Он поцеловал ее, потом еще раз – глубже и сильней. Утопая лицом в ее волосах, он провел рукой по ее спине, все ниже и ниже.

– Что под ним? – хрипло спросил он.

– Ничего.

С характерной грубоватостью он проник руками под ее халат и ласкал ее от шеи до бедер, пока пояс не ослаб и не упал совсем. С такой же грубоватостью он взглянул на нее, и в этот момент Челси почувствовала сомнение. Она хотела показаться Джадду самой красивой, но ее тело было далеко не совершенным. Особенно теперь. По ее фигуре никак нельзя было заметить, что она беременна, но ее грудь округлилась, и под кожей она стала замечать тонкие линии синих вен.

Если он и заметил их, то не придал этому значения и, наклонившись, стал целовать ее грудь, одновременно лаская руками ее спину. Челси закусила губы, и ничего на свете не заставило бы ее оттолкнуть его сейчас. Он посасывал и легонько сдавливал зубами ее сосок, потом нежно сжал руками ее грудь и перешел ко второму соску.

Она не сдержалась и застонала. То, что он делал, сводило ее с ума. У нее мелко задрожали колени. Она обхватила руками его спину, но почувствовала, что не в силах удержаться на ногах.

Легко подхватив ее на руки, Джадд, зная дорогу, направился в спальню. Свет там был приглушен, но все же на мгновение она испытала неловкость, когда он положил ее на кровать. Он начал раздеваться. Красота его тела превзошла все ее ожидания. Темные волосы покрывали его грудь и узенькой дорожкой убегали вниз. Восставшая плоть между его мускулистыми ногами была тяжелой и твердой.

Джадд надел презерватив. Она хотела сказать ему, что предосторожность эта излишняя и что она уверена в его чистоплотности, но не успела.

Он лег на кровать и, распахнув ее халат, медленно провел рукой по ее груди, животу, и наконец она почувствовала его горячую руку между своих ног. Она затаила дыхание, а потом, когда его прикосновение углубилось, закинула голову и судорожно набрала воздух в легкие. Он убрал руку, приподнял ее за талию и легко вошел внутрь.

Ей показалось, что она падает в пропасть или что вышла из своего тела, только так она могла объяснить то неземное чувство, которое охватило ее. Никогда она не испытывала такого заполнения себя, такого ощущения внутри, такого полета. Он сделал одно движение, и она поняла, что сейчас взорвется. Еще одно движение, и это произошло. Ее тело стало одной бесконечной вселенной наслаждения. В ее голове не было ни одной мысли, только что-то сияюще-белое возникло перед ее взором. Откуда-то издалека донесся гортанный звук, но она не поняла, что это было. Осознание пришло только тогда, когда ослепительная вселенная внезапно сузилась, и перед ней возникло лицо Джадда, который так же, как и она, дышал прерывисто и хрипло.

Одновременный оргазм. Она не могла поверить. Она была потрясена. Она не была фригидной, но ей всегда так долго приходилось ждать кульминации.

Джадд прижался к ней всем телом, продлевая наслаждение, и когда он захотел приподняться, она не пустила его.

– Подожди, – выдохнула она.

Даже сейчас она хотела, чтобы его прикосновение длилось вечно.

Потом она подумала, что, возможно, он не чувствует того, что чувствует она. Разжав ноги, она прошептала:

– Извини.

Он поднялся и с минуту смотрел на нее, мышцы его рук все еще слегка дрожали. Она подумала, что, может быть, он хотел бы остаться, но он повернулся и, не сказав ни слова, ушел в ванную.

Челси накинула одеяло. Она не желала ни думать о чем-нибудь, ни загадывать, что произойдет дальше, ни мучить себя сомнениями. Она отдалась теплому, успокаивающему ощущению в своем теле. Через несколько минут он вернулся. Другой мужчина с такой же внешностью мог бы выглядеть самоуверенно, но не Джадд. Он держался просто и естественно, так же он относился к своей сексуальности и, возможно, ко всему происходящему между ними.

Стоя за спинкой кровати, он спросил низким голосом:

– Мне уйти?

Челси покачала головой.

Отодвинув подушку, он лег рядом. Затаив дыхание, Челси ждала, пока он не обнял ее, и тогда она обвила его шею руками, а ее ноги сплелись с его. Щекой она почувствовала волосы на его груди. Она вдохнула запах его тела и, чувствуя, как у нее закружилась голова, выдохнула.

– О'кей? – спросил он.

Она кивнула, не в силах произнести ни слова. Ее пальцы двигались по его коже, легонько очертили его грудь и погладили твердый сосок. Не сопротивляясь охватившему ее желанию, она стала целовать его тело. Ее рассыпавшиеся волосы скользили по его груди, животу, бедрам. Она смотрела на его тело с восхищением. Она не помнила, чтобы когда-нибудь видела мужчину с таким телом, хотя она не так уж и много повидала обнаженных мужчин. Те же, кого она помнила, и в подметки Джадду не годились.

Подняв голову, она увидела в его глазах желание, он гипнотизировал ее своим теплом и силой. Притянув к себе, он поцеловал ее и не торопясь провел кончиком языка по небу. Затем бережно перевернул ее и возобновил ласки.

На этот раз слияние оказалось не таким воспламеняющим, но не менее сладостным. Он не торопился, поглаживая ее тело, она отвечала ему, и когда ритм их движений участился, он до боли сжал ее бедра перед тем, как окончательно расслабиться. Во второй раз переживание их близости показалось Челси даже более глубоким. Джадд по-прежнему обнимал ее, доставляя ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Он пока еще не знал, что для Челси чувствовать мужчину рядом значило так же много, как и заниматься с ним любовью. Она захотела сказать ему об этом и еще о многом другом. Ей хотелось задать ему множество вопросов, но он молчал, и она не решилась нарушить тишину.

Незаметно Челси задремала и проснулась от прикосновения его рук. Он был очарован ее телом, или ей так казалось, потому что она сама была очарована Джаддом. Взяв его руку, она направила ее между своих ног и задержала ее там. Он оказался под нею, и точно так же, как в танце, Челси, обхватив его спину, отдалась ему опять. Ей было так же легко следовать за ним, как и дышать.

Незадолго до рассвета он принял душ и оделся. Склонившись над постелью, он нежно провел пальцем по ее губам и ушел. Челси встала с кровати и надела халат, который еще хранил в себе благоухание их страсти. Подойдя к окну в гостиной. Челси увидела, как исчезли в предрассветном тумане красные огоньки «блайзера» Джадда.

Некоторое время она стояла у окна и размышляла над тем, что она сделала и к чему это могло привести. Она нисколько не раскаивалась. Ее тело еще хранило тепло его рук, а внутри себя она еще слышала эхо горячей волны, совсем недавно до краев заполнявшей ее. Она укоряла себя за то, что не сказала Джадду о своей беременности, но у нее еще будет время, если он захочет снова прийти к ней. Она скажет, обязательно скажет ему, так же, как Кевину. И Карлу.

Челси уже хотела отойти от окна, когда мелькнувший за деревьями свет привлек ее внимание. Всего лишь слабый проблеск, как будто утренний луч солнца пробился сквозь туман и осветил холм за фермой. Она стала приглядываться, и луч блеснул опять. Челси в замешательстве отшатнулась от окна. На холме стоял мотоцикл Хантера Лава.

Она видела, как он скатился вниз по дороге, и, лишь оказавшись достаточно далеко от ее дома, двигатель мотоцикла зашумел. Она не услышала бы этого звука, если бы не прислушивалась. Челси смотрела на огонек его заднего фонаря. Мотоцикл исчез, но она продолжала стоять у окна, пытаясь собрать разбегавшиеся мысли.

ГЛАВА XIII

Разобраться в происходящем стремилась в это утро не одна Челси.

Двумя часами позже, примерно около семи утра, Джадд сидел над дымящейся чашкой черного кофе в одной из кабинок бара "У Крокера". Помещение наполнял запах жареного бекона и сдобных булочек. Как всегда по утрам, здесь было людно и шумно. Звенела посуда, рабочие гранитной компании, торопливо поедавшие свой завтрак, обменивались отрывистыми репликами, то и дело перемежавшимися взрывами смеха. Эта привычная, будничная атмосфера действовала на Джадда как нельзя более успокаивающе после ночи, проведенной им с Челси.

Дверь бара распахнулась и с грохотом захлопнулась за вошедшим. В кабинку Джадда ввалился Хантер. Он сел в углу, снял темные очки и положил их на стол, неторопливо оглядел присутствующих, придвинул к себе чашку кофе, которую подала ему Дебби Поттер, и стал прихлебывать обжигающий напиток маленькими глотками. Дебби поставила перед ним тарелку омлета, и, съев почти полпорции, Хантер произнес так тихо, что никто из посторонних не мог его услышать:

– Я тебя засек. Вот уж не подумал бы, что ты у нас такой прыткий!

Джадд чувствовал, что у Хантера определенно было что-то на уме, но никак не ожидал, что разговор коснется событий прошедшей ночи.

Надеясь хоть немного оттянуть время, чтобы собраться с мыслями для ответа, он спросил:

– А о чем, собственно, речь?

Проглотив очередной кусок омлета, Хантер невозмутимо пояснил:

– Ты провел ночь у Челси Кейн.

Джадд сделал глоток из своей чашки. Он не был готов дать полный отчет о случившемся даже себе самому, не говоря уже о посторонних.

– Откуда тебе это известно? Кто мог тебе сказать, где именно я провел ночь?

– Никто мне ничего не говорил. Я сам видел.

– Видел?

– Я был на холме, неподалеку от ее дома.

При мысли о том, что Хантер мог увидеть все происходившее между ним и Челси, – ведь занавески на ее окнах не были задернуты, и они, сами того не подозревая, уподобились рыбкам в ярко подсвеченном аквариуме, – Джадда обуял неистовый гнев. Но он спокойно, не повышая голоса спросил:

– Вот, значит, как ты развлекаешься. Подглядываешь за людьми?

– Да не подглядывал я! И ровно ничего не видел, кроме разве того, что в окне всю ночь горел свет, а у дома болтался твой «блайзер». Тут ведь и дураку все было бы ясно. – Подцепив на вилку еще один кусок омлета, он с любопытством спросил: – Ну и как она, ничего?

– Вот уж это ни в коем случае не твое свинячье дело! – яростно прошипел Джадд, сжав свою чашку обеими руками. Была ли Челси хороша? О да! Она была невероятно, неправдоподобно хороша, и воспоминание об этом обдало его волной гордой радости, но гнев на бесцеремонного Хантера не утих в его душе, а напротив, стал еще неистовее.

– Ведь ты обычно не остаешься у женщин до самого утра, – пробормотал Хантер.

– Бога ради, что ты хочешь этим сказать? Хантер молча пожал плечами.

– Ты что, и прежде следил за мной?

– Ни прежде, ни теперь я этого не делал. Просто въехал на вершину холма и увидел твой "блайзер".

– И остался понаблюдать за происходящим. Хантер снова пожал плечами.

– Ночь была теплая, спокойная. Мне нечего было делать. – Он отодвинул от себя тарелку с остатками омлета. – Я не ожидал, что она окажется такой доступной.

Джадд знал, что это не так. Неодолимая сила тянула их с Челси друг к другу, и противиться этой силе не могли ни он, ни она. Если бы накануне вечером он не держал ее в объятиях во время танца, не прикасался к ее руке, не вдыхал пьянящий запах ее волос, то случившееся было бы всего лишь отсрочено на несколько часов, дней или недель. Но они непременно стали бы близки. В этом он не сомневался ни минуты.

– Чего ей надо? – спросил Хантер. Ухмылка исчезла с его лица, и голос его звучал серьезно, в нем теперь слышались нотки озабоченности.

– Откуда мне знать, черт побери? – возмущенно воскликнул Джадд и, опустив голову, стал пристально изучать содержимое своей чашки.

Он думал, что с первого взгляда разобрался в характере Челси, решив, что она – типичная жительница большого города, такая же, как, к примеру, Джанин. Но она оказалась совершенно иной. Она отдалась ему с такой искренней страстью, с такой подкупающей нежностью, что Джадд почувствовал себя озадаченным и совершенно сбитым с толку. Джанин, едва высвободившись из его объятий, обычно сразу же закуривала сигарету и принималась за неотложные дела: звонила по телефону, мыла волосы и сушила их под феном, писала письма и делала пометки в своем деловом блокноте. Челси же тесно прижалась к нему, не разжимая рук, словно ощущение его присутствия было для нее в эти минуты важнее всего на свете.

Ничего подобного он от нее не ожидал. Но, если разобраться, много ли ему было о ней известно? Челси была и остается загадкой. И он был твердо уверен лишь в одном – ему меньше всего на свете хотелось закрутить интрижку с этой женщиной.

– Она несомненно что-то затевает, – сказал Хантер, хмурясь.

Джадд ухватился за возможность сменить тему разговора.

– А что именно?

– Не знаю. Но она наверняка неспроста явилась сюда. Зачем бы ей ввязываться в наши дела? У нее и без того есть все возможности делать свои деньги в Балтиморе.

Когда Джадд спросил ее о причине приезда в Норвич Нотч, Челси сказала, что недавно потеряла троих близких людей и нуждается в смене обстановки. Джадд также слышал от нее, что мать ее умерла. Интересно, кем были для Челси остальные двое.

– Долго она собирается здесь болтаться? – спросил Хантер.

– Откуда же, черт побери, я могу это знать?!

– Так ведь ты же с ней трахаешься! Скабрезное словцо Хантера задело Джадда за живое. Оно принижало значение того, что произошло между ним и Челси, придавало их объятиям вульгарный, пошлый смысл. Спору нет, их взаимное притяжение носило чисто физиологический характер, но все же отношения, возникшие между ними, выходили за пределы одной лишь физиологии. Челси Кейн была настоящей леди, не имевшей ничего общего с вульгарностью и пошлостью. Она отдалась ему с подкупающей искренностью и щедростью, не стараясь казаться лучше, чем она есть, и ничего от него не требуя сверх того, что он мог и готов был ей дать. Кто знает, может быть, она просто играет такую роль. В этом случае Джадду оставалось лишь отдать должное ее актерскому таланту. Но ему очень хотелось бы узнать, какова же она на самом деле.

Он мрачно взглянул в глаза Хантера и, все еще продолжая сжимать в руках свою чашку, с угрозой произнес:

– Я хочу кое-что сказать тебе, Хантер, и надеюсь, что ты поймешь меня правильно. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что я не раз вытаскивал тебя из дерьма и всячески выгораживал перед стариком. Если бы не я, ты в лучшем случае управлял бы сейчас экскаватором. Никто меня об этом не просил, но мне всегда казалось, что ты заслуживаешь лучшей участи. Вспомни, о скольких твоих проделках и далеко не невинных выходках старику не стало известно лишь благодаря моему вмешательству. Так вот, я не желаю, чтобы ему или кому-нибудь другому стало известно о том, свидетелем чего ты стал вчера ночью на холме. Это совершенно никого не касается, черт побери! То, чем я занимаюсь в свое свободное время, – это мое дело. И как проводит свои дни и ночи Челси Кейн – это лишь ее забота. – Он с угрозой выставил вперед указательный палец. – Попробуй только открыть рот, и я навсегда отступлюсь от тебя. Останешься один на один со стариком, а я больше не буду буфером между вами. Ты все понял?

Хантер откинул голову назад и, поджав губы, бросил на Джадда неприязненный взор.

– Вот и отлично. – Джадд одним глотком допил остатки своего кофе.

– А ты и дальше будешь таскаться к ней?

Джадд с размаху опустил чашку на блюдце, которое чуть не раскололось от этого внезапного удара. Он сам не знал, будет ли продолжать отношения с Челси. Ему хотелось закричать от злости.

– А что тебе до этого? – Хантер лишь пожал плечами. – Ты, никак, тоже интересуешься ею?

Джадд знал, что не потерпит соперничества Хантера. Он первым завоевал Челси и готов был бороться за нее. Он был уверен, что между нею и Хантером не может существовать той незримой связи, того непреодолимого влечения, которое минувшей ночью толкнуло их в объятия друг друга. Но в то же время у Челси явно было нечто общее с этим полудикарем. Они питали друг к другу симпатию и приязнь. Джадд вспомнил, как они неслись на мотоцикле, тесно прижавшись друг к другу, словно две горошины из одного стручка. Но ему казалось, что в этом единении, как и вообще в их взаимоотношениях, не было ничего сексуального.

– Да, но совсем не в этом смысле.

– А в каком?

Хантер молча перевел взгляд на посетителей бара, сидевших за стойкой, внимательно посмотрел на Би Джи, толстую барменшу, затем на Дебби, деловито сновавшую из одной кабинки в другую, разнося кофе и тарелки с завтраком. Чем дольше он молчал, тем сильнее хотелось Джадду услышать из его уст, что за интерес питал он к Челси Кейн.

– Так в каком же смысле она тебя интересует?! – переспросил он Хантера.

– Сам не знаю.

Джадд почувствовал разочарование и выругался сквозь зубы.

– А что бы ты хотел от меня услышать? – обиделся Хантер. – Что-то в ней такое есть. Она кажется мне очень странной. Я все время жду от нее какого-то подвоха, а она ведет себя со мной так мило… – Он умолк, и слово «мило» повисло в воздухе, словно тяжкое обвинение против коварной Челси Кейн.

Джадду снова вспомнились легенды о сиренах, сладостным пением завлекавших мужчин в объятия смерти. Он ни за что больше не станет жертвой женской хитрости и коварства. Челси Кейн являла собой почти непреодолимый соблазн. Значит, надо сделать все от него зависящее, чтобы она как можно скорее покинула Норвич Нотч.

– Сколько еще времени осталось до окончания работ в ее доме? – спросил он Хантера.

– Четыре-пять недель.

– К этому времени и цех по шлифованию гранита заработает на полную мощность. Я уже нанял троих новых рабочих, но нам понадобятся еще минимум шестеро. Резать глыбы я хочу поручить Диггсу и Богану. Глаза и руки у обоих хорошие, и в заработке они очень нуждаются. – И Диггс, и Боган были обременены большими семьями. Джадд не сомневался, что им можно поручить ответственную работу. Эти не подведут. Разрезание гранитных глыб явилось бы для обоих шагом вперед в деле овладения мастерством. Джадд заранее радовался за них. – В моем списке еще десять имен. Большинство – наши бывшие рабочие. Они выполняли операции, в которых теперь нужда отпала. Двое – настоящие артисты своего дела. Но они весьма скептически настроены по отношению к грядущим переменам. Поговори с ними. Ты знаешь, в каких именно работниках мы сейчас нуждаемся прежде всего.

– Я занят в Болдербруке.

– Прошу тебя, выкрои время для этого разговора.

– Хочешь, чтобы я поменьше ошивался возле нее, так, что ли?

– Нет, – тихо и отчетливо проговорил Джадд. – Я стараюсь максимально хорошо организовать работу компании, чтобы не мы, а она не смогла выполнить условий сделки и чтобы через год и духу ее здесь не было. И ты можешь значительно облегчить мою задачу. Так согласен ты или нет?

Самую большую тревогу вызывали у Челси мысли о Карле. Ее беспокоило вовсе не то, что он мог узнать о ее связи с Джаддом. И даже не то, как возмутился бы он, что она, будучи беременной от него, провела ночь с Джаддом. Она не могла не признать справедливости его воззрений на возможность возникновения интимной близости между мужчиной и женщиной. Карл всегда считал, что обоим следует сперва хорошо узнать друг друга, удостовериться во взаимной приязни и уважении и лишь затем становиться любовниками. До сих пор Челси вела себя именно так. Все эти стадии взаимоотношений она последовательно прошла с теми немногими мужчинами, с которыми на протяжении своей взрослой жизни была близка. А уж с Карлом они были знакомы гораздо дольше, чем с кем бы то ни было. По правде говоря, они с ним выжидали чего-то даже слишком долго.

И никогда еще ей не случалось разделить ложе с незнакомцем. Она избегала подобного даже в самые бурные периоды своей жизни. И вот теперь она провела ночь с Джаддом, которого едва знала. И это оказалось так замечательно!

Вопрос о том, что выйдет из этого в дальнейшем, оставался открытым. Работая у себя в кабинете в мансарде, она то и дело возвращалась к нему, но мысль ее каждый раз заходила в тупик. Она с усилием переключала внимание на текущие проблемы, которых скопилось более чем достаточно. Она уже получила ответы от большинства знакомых архитекторов, к которым обратилась как к потенциальным клиентам, но никто из них не сделал серьезных заказов на продукцию "Плам Гранит". Челси понимала, что с этим придется подождать. Для начала надо было представить образцы гранита, а это можно будет сделать не раньше, чем цех по его обработке введут в действие. Но ее снедало нетерпение. Она слишком хорошо знала, что борьбу за потенциальных покупателей не следует откладывать. Напротив, вести ее надо целенаправленно и планомерно, к тому же – на всех возможных фронтах. Она попробовала созвониться с несколькими фирмами, но выяснила лишь, что большинство служащих штата предпочли объединить минувший праздник с уик-эндом и застать их на рабочих местах невозможно. Вздохнув, Челси написала несколько деловых писем, а затем склонилась над проектом загородного дома, который, если исходить из его размеров и планировки, смело можно было бы назвать дворцом. Проект заказал ей богатый клиент из Нантукета.

Работа поглотила ее целиком, и тем не менее, едва заслышав внизу чьи-либо шаги, она поднимала голову и с надеждой прислушивалась. Она спускалась вниз, чтобы отнести Ферн те или иные документы, выходила из здания Швейной Гильдии, чтобы поболтать с Донной и купить в булочной свежий круассан – и при этом невольно оглядывалась по сторонам, недоумевая, почему это Джадда до сих пор нет и когда же он наконец придет. В том, что он должен прийти, что он просто не может не прийти к ней после всего случившегося, у нее не возникало даже тени сомнения.

Но его все не было. Ближе к полудню в ее мансарду забрался Хантер. Он молча обошел кабинет, внимательно рассмотрел висевшие на стенах копии ее проектов и почетные дипломы, после чего бесцеремонно уселся на краешек ее рабочего стола и бросил на нее интригующий взгляд.

Челси не могла не догадаться, о чем он думает. Она решила сразу же взять инициативу разговора в свои руки и напрямик спросила его:

– Я вижу, ты пришел дать мне объяснения о том, что тебе понадобилось ночью на холме близ моего дома?

Возможно, Хантера и удивил этот вопрос, но лицо его осталось непроницаемым. Он пожал плечами и спокойно ответил:

– Я довольно долго ездил на мотоцикле и решил там передохнуть. Не скрою, меня удивило, что в этакую пору у твоего порога болтается "блайзер"…

Челси проигнорировала его невысказанный вопрос.

– А почему это ты катаешься на мотоцикле среди ночи?

– Я плохо сплю. А после прогулки на «кавасаки» засыпаю как убитый.

– Жители городка наверняка в восторге от твоих вылазок!

Хантер криво ухмыльнулся:

– Что правда то правда.

– Но мне вовсе непонятно, что тебе понадобилось среди ночи поблизости от моего дома.

Лицо Хантера приняло серьезное выражение.

– Ты ведь совсем одна в доме. Я решил, что неплохо будет удостовериться, что с тобой все в порядке.

– Ну и что же ты подумал, увидев возле моего дома машину Джадда?

– Подумал, что ты устала от одиночества и решила быстро кого-нибудь подцепить. Только это получилось у вас не очень быстро, да?

Челси вспомнила о том, сколько раз за прошедшую ночь они с Джаддом были близки. Щеки ее залил румянец.

– С твоей стороны не очень-то тактично так говорить, Хантер!

Он пожал плечами и отвел глаза в сторону.

– Ты же сама спросила.

Челси вынуждена была признать, что он прав. Задавая ему этот вопрос, она пыталась представить себе реакцию жителей городка на ее поведение.

– Ты неправ, – горячо возразила она. – Не в моих правилах кого-либо «подцеплять», как ты выразился. Все это вышло случайно и неожиданно для меня самой. Я никогда до этого не бросалась на шею первому встречному. – Она не знала, почему ей так хотелось оправдаться перед Хантером, но чувствовала, что от этого ей определенно стало легче. Пытаясь до конца объяснить ему причину своего поступка, она добавила: – У нас с ним возникло очень сильное взаимное влечение. Скажи, разве с тобой не бывало ничего подобного?

– Я – другое дело. Я ведь мужчина, – отозвался он угрюмо.

– Ты говоришь как противник равенства полов, – возразила Челси. – Физическое влечение у женщин бывает таким же сильным и непреодолимым, как и у мужчин.

– Но мужчины стремятся лишь к удовлетворению этого влечения. А женщинам всегда нужно нечто большее.

– Как правило, да. – Челси немного подумала над словами Хантера и добавила: – Но далеко не всегда.

Хантер долго вглядывался в ее лицо, словно пытаясь прочитать ее мысли, и после некоторого молчания серьезно спросил:

– Как ты относишься к Джадду?

– Мне трудно сказать тебе что-либо определенное. Ведь я его совсем не знаю.

– Но зато я знаю его и могу рассказать тебе все, что тебя интересует.

Челси решила было, что он издевается над ней, но лицо его было серьезно. Похоже, он и в самом деле готов был ответить на любые ее вопросы о Джадде. Она вспомнила об их последнем разговоре, о том, как он был с ней откровенен. Навряд ли многие слышали от него то, чем он поделился с ней. Она была рада тому, что между ними установились столь доверительные отношения. Немного помедлив, она глубоко вздохнула и спросила:

– Я прежде всего хотела бы знать, как он проводит свое свободное время, кому назначает свидания и почему он не женат.

– Он был женат.

Это сообщение взволновало Челси гораздо больше, чем она ожидала.

– Когда? – спросила она слегка охрипшим голосом.

– Когда жил в Питтсбурге. Они вместе учились в колледже и поженились, когда окончили его. А после он послал ее в юридическую школу. А она послала его к чертям собачьим.

Челси подумала о Хейли. Та тоже была юристом по профессии. Но Карл, похоже, очень счастлив в браке с ней.

– А что именно она сделала?

– Использовала его как хотела. Делала вид, что ей нужна семья и все такое. Таскала его всюду за собой, когда ей нужно было что-то вроде почетного эскорта. Но она нуждалась в нем все меньше и меньше. Ввязалась, понимаешь ли, в местную политическую жизнь и пустила старину Джадда побоку. Когда старый Лео заболел и Джадд решил вернуться сюда, она отказалась присоединиться к нему. Вот и все.

– Лео?

– Стриттер. Отец Джадда.

– Джадд жил вместе с ним?

– И по сей день живет.

– А что же неладно со старым Лео?

– Все. У него болезнь Альцхаймера.

Челси умолкла, осмысливая услышанное. Она никогда бы не подумала, что Джадд делит кров с безнадежно больным стариком и заботится о нем.

– Вот потому-то Джадд и вернулся сюда. Уверен, что стоит Лео сыграть в ящик, как Джадда и след простынет. Котелок у него варит что надо. Он слишком умен и образован для такой унылой дыры, как наш Норвич Нотч.

Но Челси не давала покоя мысль о болезни старого Лео.

– Болезнь Альцхаймера. Какой ужас! – Сердце ее преисполнилось сочувствия к обоим Стриттерам. Она не понаслышке знала, что такое страдание. Но ситуация с Эбби была совершенно иной. Разум ее приемной матери оставался ясным, тогда как тело день ото дня слабело. С отцом Джадда все обстояло как раз наоборот.

– Он живет дома? Хантер кивнул.

– Джадд нанимает людей, чтоб присматривали за ним. Он часто сбегает.

– Сбегает?!

– Уходит куда глаза глядят в любое время суток. Он ведь совершенно ни черта не соображает! Как правило, уйти далеко ему не удается. Его останавливают и приводят домой. Но беднягу Джадда это ужасно огорчает. Он так привязан к старикашке!

Челси вспомнила, как участливо Джадд выспрашивал ее о болезни и смерти Эбби. Ей тогда уже следовало догадаться, что не из праздного любопытства он задавал ей все эти вопросы. В волнении она поднялась из-за стола и подошла к окну. На город опустились сумерки, и закатное солнце нежно золотило листву высоких деревьев. На душе у Челси было не менее сумрачно. Как мало она знала о Джадде! Кто знает, сколько еще открытий предстояло ей сделать о прошлом и настоящем человека, которому она отдалась с такой безудержной страстью!

– Я считала, что мать его умерла. Это правда?

– Да. Но ее-то он едва знал. Она их бросила, когда ему было всего года четыре.

Челси повернулась лицом к Хантеру и переспросила, не веря своим ушам:

– Бросила? И Лео, и маленького Джадда?

– Она не смогла жить в нашем городишке. Девчонкой приезжала сюда на лето вместе с родителями. Но одно дело – отдыхать здесь, а совсем другое – поселиться на всю жизнь. Они с Лео приглянулись друг другу, потом поженились, она родила ему сынишку, а потом ей все до чертиков опостылело.

– Но как же она могла бросить сына?! – Подобное просто не укладывалось у Челси в голове. Одно дело – отказаться от новорожденного ребенка, когда к этому вынуждают какие-либо обстоятельства, как поступила в свое время ее родная мать, и совсем другое – покинуть четырехлетнего сына, который зовет тебя мамой и у которого есть имя, характер, привычки, неповторимый склад личности.

Хантер не ответил ей. Нахмурившись и засунув ладони под мышки, он глядел в пол, думая о чем-то своем.

Челси вспомнила о том, что поведала ей Маргарет относительно детства Хантера и смерти его матери. Возможно, именно об этом он сейчас и вспомнил. Но прежде чем Челси решилась задать ему очередной вопрос, он вскинул голову и невозмутимо спросил:

– Что еще ты хотела бы услышать о нем?

Она подошла к столу и уже собралась присесть на его краешек вплотную с Хантером, но вспомнив, что тот не любит, когда к нему прикасаются, осталась стоять.

– Есть ли у него братья и сестры? – спросила она. Хантер покачал головой.

– А что послужило официальной причиной его развода с женой?

– Она обвинила его в том, что он покинул ее, и суд развел их.

– Как ты думаешь, он все еще любит ее?

– Вот уж нет! Он считает женитьбу на ней своей большой ошибкой и клянется, что никогда больше не повторит ничего подобного!

Взгляд Хантера, брошенный на Челси после этих слов, был столь многозначителен, что она не могла не спросить:

– Мне следует расценить это как предупреждение? – Хантер пожал плечами и отвел глаза. – Ведь мы провели вместе всего одну ночь, Хантер. Это никого ни к чему не обязывает. Так что ты зря беспокоишься.

– Но ты задаешь вопросы о нем. Выходит, для тебя это что-то да значит.

– Почти ничего, Хантер! – уверенно ответила она. – Честное слово, почти ничего! – Ей вовсе не хотелось связывать себя сейчас устойчивыми отношениями с мужчиной. У нее на ближайшие месяцы и без того хватит забот и волнений.

– Но тебе наверняка хотелось бы узнать, с кем он проводит свободное время.

Хантер был прав. Она многое бы дала, чтобы узнать об этом. Но лучше пока не давать воли любопытству.

– Между прочим, – сказала она, подойдя к нему ближе, – мне гораздо интереснее было бы услышать, с кем встречаешься ты. Почему ты не женат, Хантер? Почему у тебя нет семьи, детей?

– У меня?!

– Да, у тебя. Ведь лет-то тебе уже немало. У всех твоих сверстников наверняка есть дети.

– Да я просто не знал бы, как с ними обращаться, – ответил он, соскакивая со стола.

– Так научился бы.

– Только этого мне недоставало, – буркнул Хантер, направляясь к лестнице.

– Почему, черт возьми, ты уходишь?!

– Потому что говорить нам больше не о чем!

Она бросилась за ним следом, надеясь удержать его.

– Но мне так нужно поговорить с кем-нибудь! – Она чувствовала, что смертельно устала от одиночества.

– Так поговори! – бросил он, спускаясь вниз по винтовой лестнице.

– С кем?! С кем мне говорить? – крикнула она ему вслед. – Никто не хочет общаться со мной. Все в Норвич Нотче словно онемели!

– Так возвращайся в свой Балтимор, – отозвался он, исчезая внизу.

Челси почувствовала, как глухое, безысходное отчаяние овладевает ее душой. Неделями все только и делали, что смотрели на нее как на пугало, переговаривались за ее спиной и не желали общаться с ней. Она терпела все это, надеясь, что со временем ситуация изменится. Но этот неожиданный уход Хантера оказался последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

Отойдя от перил лестницы, она скорбным взглядом окинула свой кабинет, вид которого еще недавно так радовал ее.

– Я сделала большую ошибку, – пробормотала она, снова подходя к рабочему столу. – Мне не следовало сюда приезжать. – Она выключила верхний свет, погасила настольную лампу и добавила: – Я не могу оставаться в одиночестве. Мне необходимы дружеские контакты, общение, сотрудничество. Я не сделала этим людям никакого зла и вправе рассчитывать хоть на малую толику внимания и участия с их стороны. – С этими словами она подхватила под мышку свою рабочую сумку и быстро спустилась по лестнице. Проходя мимо Ферн, она на ходу бросила: – Я ухожу, – не заботясь о том, что слова эти прозвучали резко, почти неприязненно. Прежде она никогда не позволяла себе говорить с кем-либо подобным тоном. Но теперь она считала себя вполне вправе платить жителям Норвич Нотча их же монетой.

"Патфайндер" был припаркован в дальнем конце стоянки, принадлежавшей Швейной Гильдии. Челси резко открыла дверцу, бросила сумку на сидение, села в машину и, свернув на подъездную аллею, дала полный газ. Внутри у нее все клокотало от бешенства. На предельной скорости она миновала пустынные улицы городка и въехала в свой двор. Несколько рабочих занимались электропроводкой в комнатах нижнего этажа. Челси молча прошла мимо них, направляясь в спальню. Там она сняла с себя одежду и, облачившись в шорты и майку, надела на ноги кроссовки, сбежала вниз по лестнице и выскочила во двор.

Воздух был влажным и тяжелым. От земли поднимался пар. Некоторое время Челси бежала трусцой, затем увеличила скорость. Бег дал ей разрядку, в которой она так нуждалась. Дыхание ее было ровным, усталости она не чувствовала, хотя через несколько минут одежда ее взмокла от пота и стала прилипать к телу. Где-то вдалеке гремел гром, но Челси, не боявшаяся грозы, продолжала удаляться от своего дома по главной магистрали, ведущей прочь из Норвич Нотча. Дорогу пересекал бугристый проселок. Челси свернула на него, вспомнив, что они с Хантером проезжали здесь на его мотоцикле. Но бежать по неровной почве оказалось тяжело, и Челси повернула на первое же встретившееся ей шоссе. Порядком устав, она вернулась на главную магистраль, и здесь обнаружилось, что она, не рассчитав свои силы, очутилась гораздо дальше от дома, чем могла предположить.

Вздохнув, Челси побежала назад. Небо над ее головой заволокли тучи. Собиралась гроза. Челси присела отдохнуть на небольшой холмик у дороги. Она уронила голову на руки и расслабилась, восстанавливая дыхание. Мимо проносились легковые машины и грузовики. Некоторые из них притормаживали. Водители готовы были предложить подвезти ее. Но Челси продолжала сидеть, не поднимая головы. Когда она встала и попыталась развить прежнюю скорость, оказалось, что ноги едва слушаются ее. Она бежала теперь медленнее, успокаивая себя мыслью о том, что каждый шаг все же приближает ее к дому, к горячей ванне и мягкой постели. Она не уставала корить себя за то, что осуществила свою нелепую затею с Норвич Нотчем. Похоже, ничего хорошего из этого не выйдет. Мысль о ночи, проведенной с Джаддом, продолжала неотступно преследовать ее. Она думала о происшедшем с оттенком сожаления и раскаяния.

Начался дождь, его крупные холодные капли падали на разгоряченное тело Челси. Но раскаты грома слышались все так же далеко. Машины, замедляя ход, освещали ее своими яркими фарами и проносились мимо. Она была уже у самого поворота к Болдербруку, когда один из легковых автомобилей, поравнявшись с ней, притормозил и не стал обгонять ее. Челси нетерпеливо махнула водителю рукой, давая ему понять, что не нуждается в его услугах, но машина продолжала преследовать ее примерно на одной с ней скорости. Челси встревоженно оглянулась и узнала «блайзер» Джадда.

Она еще неистовее замахала рукой. Меньше всего на свете она хотела бы сейчас видеть этого человека, говорить с ним. Раз у него не хватило духу прийти сегодня к ней на работу, то пусть проваливает отсюда ко всем чертям!

Обогнав ее, он остановил машину, открыл окно и крикнул:

– Залезайте!

Дождь усилился, но Челси, помотав головой, продолжала упрямо бежать вперед. Джадд просигналил, но она даже не оглянулась.

Вот и долгожданный поворот к Болдербруку. Челси насколько могла прибавила скорость. Джадд в своем «блайзере» не отставал. Старый фермерский дом находился примерно в полумиле от поворота. Челси рассчитывала добраться до него минуты за четыре. Она мечтала залезть в горячую ванну, выпить бокал вина и от души выплакаться.

Но Джадд смотрел на происходящее совершенно иначе. Обогнав Челси, он поставил машину поперек дороги, выскочил под дождь и большими шагами направился к ней. Она попыталась проскользнуть мимо, но Джадд ухватил ее за руку и с силой рванул к себе. Движимая силой инерции, Челси через мгновение оказалась в его объятиях.

– Что же вы делаете, черт побери? – с негодованием воскликнул он.

Она попыталась высвободиться из его рук.

– Отпустите меня!

– Ведь дождь льет как из ведра!

Челси продолжала вырываться, но Джадд был слишком силен, и подошвы ее кроссовок лишь беспомощно скользили по мокрой траве.

– Я всегда бегаю под дождем.

– И в грозу тоже?

– Отпустите меня, Джадд!

Но он лишь еще крепче сжал ее плечи.

– Что с вами такое, Челси?

– Я не желаю вас видеть! – крикнула она. – Я устала и хочу домой. – Она снова стала отбиваться от него, чувствуя, что ноги ее стали ватными. Но виной тому была вовсе не усталость, а близость Джадда. Даже теперь, когда их обоих окатывали ледяные струи дождя, когда он силой удерживал ее подле себя, внутри нее разливалось знакомое тепло.

Он попытался было подтолкнуть ее к машине, но она уперлась что было сил и гневно воскликнула:

– Черт побери, отпустите же меня наконец!

Джадд еще теснее прижал ее к себе и собирался взять ее на руки, чтобы нести к «блайзеру», но в этот момент Челси удалось-таки высвободиться. Триумф ее, однако, длился лишь долю секунды. Джадд снова схватил ее за плечи.

– Прошлой ночью вы ничего подобного мне не говорили, – полунасмешливо-полуукоризненно произнес он, обнимая ее за талию.

Она уперлась руками ему в грудь и с негодованием ответила:

– Прошлой ночью вы ни к чему не принуждали меня силой!

– Я и теперь вас ни к чему не принуждаю, – возразил он, не разжимая объятий. – Но я не могу позволить вам и дальше мокнуть под этим проклятым дождем!

– Ах, скажите на милость, какая трогательная заботливость! – язвительно произнесла она. Эмоциональное напряжение, в котором она пребывала в течение нескольких месяцев, требовало немедленной разрядки. Челси едва владела собой. Слова лились из нее потоком. – Неужели кто-то проявил участие ко мне, недостойной? Не может быть! Я просто сгораю от смущения! Ведь всем жителям этого богоспасаемого городка, похоже, глубоко наплевать на меня! Никто ни о чем не говорит, ни о чем не думает и ничего не чувствует. Просто не представляю, почему я готовилась к совсем иному приему. Мой отец был совершенно прав! Мне не следовало даже появляться здесь. Все от меня отказались. Тогда, в первый раз, да и теперь тоже!

Джадд прислонил ее спиной к стволу ближайшего дерева.

– О чем это вы, Челси?

– Зря я сюда приехала!

– Вы правы, черт возьми! Но содеянного не воротишь. – Выругавшись вполголоса, он страстно приник к ее губам. Челси пыталась отвернуться, но Джадд придерживал ее голову обеими руками. Она что было сил сжала губы, но ему удалось раскрыть их, и она со стоном ответила на его поцелуй, поняв, что сопротивление бесполезно.

То, что случилось вслед за этим, было подобно удару молнии. Челси ощутила прилив горячего, всепоглощающего желания. Тело ее горело. Она прижалась к Джадду и принялась нежно гладить его голову и плечи. Он снял с нее шорты и трусики, расстегнул молнию на своих джинсах и, приподняв ее с земли, глубоко погрузил свой напряженный член в ее лоно.

Челси, извиваясь в его объятиях, выкрикивала его имя. Она снова ощутила радость жизни, которая еще минуту назад казалась ей беспросветной и лишенной всякого смысла.

– Держись ногами за мою талию, детка, – хрипло прошептал Джадд. – Вот так… так…

Челси висела в воздухе, опираясь спиной о ствол дерева. Джадд придерживал ее руками за ягодицы. Его упругий член ритмично двигался в ее теле, и вскоре она забилась в экстазе. Член Джадда, погрузившись в глубину ее лона, пульсируя, извергал семя.

– О Боже, – прошептал он дрожащим голосом, глубоко вздохнув.

Челси все еще обнимала его за шею, обхватив ногами его стройный стан. Будь на то ее воля, она никогда не выпустила бы Джадда из своих объятий. Дождь все не стихал, но теперь его тяжелые капли не казались ей такими холодными, как несколько минут назад.

– Челси?

– М-м-м?

– Я никак не предохранялся. Это ничего? До нее не сразу дошел смысл его слов.

– Ничего, – тихо отозвалась она.

Джадд помог ей натянуть шорты, застегнул молнию на джинсах и, обняв ее за плечи, подтолкнул по направлению к машине. Теперь Челси и не думала сопротивляться. Она чувствовала во всем теле уже не прежнюю усталость, но приятное изнеможение, какую-то сладостную истому. Весь недолгий путь до Болдербрука она провела на переднем сидении машины, тесно прижавшись к Джадду. Они бегом миновали двор, и Джадд прикрывал ее голову от дождя своей широкой ладонью. Он провел ее в ванную на втором этаже, снял с нее мокрую одежду и, раздевшись сам, встал вместе с ней под душ. Челси не сопротивлялась, когда он намыливал, ополаскивал и вытирал ее. Она слишком устала.

Время близилось всего лишь к шести часам пополудни, но, едва коснувшись головой подушки, она заснула, тесно прижавшись к Джадду.

Джадд не спал. Он не сводил с Челси пристального взора. Его приводили в восхищение гладкие, молочно-белые веки ее закрытых глаз, прихотливо изогнутая линия розовых губ, нежный румянец на щеках. Он прикоснулся к одному из ее локонов, и тот с нежным шелестом обвился вокруг его пальца. Джадд положил руку ей на плечо, и она, улыбнувшись во сне, придвинулась к нему еще ближе.

Он подумал, что со временем неизбежно привык бы к этому ее стремлению находиться в как можно более тесном физическом контакте с ним и стал бы воспринимать его как должное, но сейчас эта ее черта казалась ему необыкновенно трогательной. Он никогда еще, с тех пор как Лео заболел, не оставался с женщинами столь надолго. Обычно по окончании акта любви он стремительно выпрыгивал из постели и торопился домой, чтобы вовремя отпустить очередную сиделку. Но теперь какая-то неодолимая сила удерживала его возле Челси. Ему не хотелось уходить от нее. Он продолжал любоваться ее стройным телом, которое, несмотря на развитую мускулатуру, выглядело хрупким и чрезвычайно женственным, ее высокой, полной грудью с темно-розовыми сосками.

Ему нравилась ее мягкая, уютная постель и ее спальня. Он усмехнулся про себя, вспомнив, что представлял себе эту комнату сплошь белой и чрезвычайно унылой, после того как побывал в ее рабочей мансарде. Но если убранство и интерьер последней создавали впечатление открытости и простора, то здесь, напротив, царила атмосфера интимности и уюта. Красно-коричневые с золотом обои и подобранные в тон им обивка мебели, покрывало и ковер на полу рождали чувство защищенности, отгороженности от всего внешнего мира. Джадду подумалось, что Челси намеренно оформила свою спальню в подобном стиле. Какая-то часть ее существа настоятельно требовала такого вот надежного убежища.

Челси вздохнула, потянулась и медленно открыла глаза. Она с улыбкой посмотрела на Джадда и смущенно, шепотом спросила:

– Который час?

– Примерно около восьми, – ответил он, продолжая любоваться ею.

– Я заснула совершенно случайно, – сказала она, словно оправдываясь.

– Ты переутомилась, – сочувственно произнес он. Челси все еще выглядела усталой. На лице ее сейчас не было косметики, и под глазами отчетливо проступили небольшие темные круги. Джадд не знал, следовало ли ему приписать это тяжелой работе или тому приему, который оказали ей жители городка и который она столь болезненно переживала.

Она снова вздохнула и, виновато взглянув ему в глаза, проговорила:

– Прости меня. Я ужасно разозлилась и повела себя просто глупо. Со мной подобное случается нечасто, поверь.

Он не сомневался в правдивости ее слов.

– А что послужило причиной такого бурного взрыва негодования с твоей стороны?

Челси помолчала, собираясь с мыслями для ответа. Нахмурившись, она медленно произнесла:

– Не знаю, – но через минуту добавила: – Хантер сегодня был у меня на работе, и поначалу мы с ним так хорошо разговаривали, но потом я, похоже, наступила на его любимую мозоль, и он убежал, едва попрощавшись со мной, и я подумала, что никто здесь не видит во мне человека, никто меня не замечает, и разозлилась не на шутку.

Джадду нравился ее голос. Он звучал четко и очень ритмично. Надо же, а ведь она уверяла, что у нее совсем нет музыкального слуха!

– Я так люблю находиться среди людей, – продолжала она, явно не ожидая от него ответа. – Мне всегда это нравилось, с тех пор, как я себя помню. Я была единственным ребенком в семье и, не имея, как другие, братьев и сестер, всегда чувствовала себя бодрее и увереннее в компании друзей. Не то чтобы я ощущала себя несчастной, оставаясь дома одна. Хотя, по правде говоря, одну меня никогда не оставляли. У нас всегда были экономки, для меня нанимали нянек. Но с друзьями мне всегда было веселее и интереснее.

Джадд тоже был единственным ребенком в семье, но с остальным ему повезло куда меньше, чем Челси. Приходя домой из школы, он оставался один в полном смысле слова. Ни няньки, ни экономки у них не служили. Он с нетерпением ждал возвращения отца с работы. Позже он начал заниматься баскетболом, и с тех пор ему всегда не терпелось отправиться на тренировку. Там он чувствовал себя на своем месте, среди своих. Он хорошо понимал, что имела в виду Челси, рассказывая ему о своих проблемах.

– Я так люблю поговорить, – усмехнулась она. – Это у меня от мамы. Отец у нас всегда был очень молчалив. Он так уставал на работе, что дома отдыхал от общения, от разговоров, от всего. Он проводил с мамой очень много времени, но по большей части слушал, а говорила она. – Челси снова усмехнулась. Голос ее потеплел. – Бедный папа! – воскликнула она. – Когда мы с мамой начинали болтать наперебой, ему при всем желании почти не удавалось вставить ни словечка!

– Он еще жив?

– Угу.

– Он живет в Балтиморе?

– Да, временами. Но в последнее время его можно застать там все реже и реже. Он недавно оставил практику и теперь много путешествует.

Голос ее звучал теперь разочарованно и даже слегка обиженно. Она вздохнула.

– Я скучаю без него.

Итак, выходит, ее отец являлся вторым из тех трех человек, которых она за последнее время так или иначе потеряла.

– Это он советовал тебе не приезжать сюда? – Джадд вспомнил, что она кричала об этом сегодня под дождем на дороге, ведущей к ее дому.

– Да, он считал, что я должна остаться в Балтиморе.

– А кто здесь так недоволен твоим появлением? – Об этом она тоже говорила ему сегодня.

– Все. И никто. Я не знаю. – Она замолчала. Джадд ожидал, что вот-вот она заговорит снова, объяснит ему, что ее так тревожит, но похоже было, что ей просто нечего добавить к сказанному. Но через минуту она, вздохнув, перевела разговор на другую тему.

– Я, к сожалению, не знаю еще очень многого. Например, к чему все это приведет. Те отношения, как их ни назови, которые сложились у нас с тобой.

Он тоже не представлял, что из этого выйдет. Неведение его в этом вопросе было столь же полным, как и то, на которое жаловалась Челси.

– Не в моих правилах вести себя так, как минувшей ночью. И как сегодня. – Она издала сухой смешок. – Я не ожидала, что так получится. Я ведь приехала сюда вовсе не в поисках приключений.

Джадда несказанно обрадовало то, что Челси, если верить ее признанию, оказалась столь же беспомощна перед властной силой, бросившей их в объятия друг друга, как и он сам.

Она торопливо продолжала:

– Меня очень задело то, что ты не пришел сегодня ко мне в офис. Я не сомневалась, что ты захочешь увидеть меня и поговорить о том, что случилось, уверить меня, что все в порядке, и сказать, собираешься ли ты и впредь встречаться со мной. Я чувствовала себя очень неловко, ожидая тебя и не зная, как вести себя с тобой. А ты все не шел. Тут появился Хантер и разозлил меня еще пуще. Я умчалась из офиса, вернулась домой и выбежала под дождь. А потом встретила тебя на дороге.

Выпалив все это на одном дыхании, она, похоже, выбилась из сил. Но через мгновение голос ее зазвучал снова с еще большей страстью.

– Я не хотела бы чувствовать себя связанной с кем-то. Мне не нужны лишние заботы и переживания. Поверь мне, у меня и без того сейчас хватает проблем!

– Но ведь ты сама только что говорила, что тебе плохо одной, без друзей.

– Да. Но ведь мы с тобой – не друзья. Мы…

– Любовники.

– Любовники. А мне нужны именно друзья! Люди, с которыми я могла бы поговорить, и поехать вместе за город, и пригласить их на обед, и принять их ответное приглашение.

Я была совершенно уверена, что, приехав сюда, перезнакомлюсь с массой народа. Так оно и вышло, но никто из них, кроме Донны, не желает общаться со мной. Все держатся на почтительном расстоянии, точно я прокаженная! Знаешь, как мне обидно сталкиваться с подобным отношением к себе! Что они имеют против меня? Разве то, что я из большого города, что у меня есть деньги и что я купила долевое участие в местной гранитной компании – тяжкий грех или преступление?

Он едва не рассмеялся в ответ. Челси перечислила почти все, из-за чего жители Норвич Нотча сторонились ее. Оставалось добавить лишь одно, и он сказал:

– К тому же ты еще и красива. Это щекочет им нервы. Она протестующе помотала головой.

– Но я вовсе не красива. Во всяком случае, в строгом смысле этого слова. Уход за кожей, макияж – вот главные составляющие моей внешности, если уж быть до конца откровенной.

– Это ровным счетом ничего не меняет.

– И почему же это щекочет им нервы?

– Потому что они в сравнении с тобой выглядят очень тускло. Все без исключения. Мужчины зарабатывают недостаточно, чтобы дать своим женам возможность уподобиться тебе. Да даже и будь у них деньги, отсутствие вкуса все равно не позволит им потягаться с тобой. И вот, глядя на тебя, они понимают, что заведомо проигрывают тебе во всем. И им не остается ничего другого, кроме как держаться от тебя на почтительном расстоянии.

Челси внимательно взглянула на него и, волнуясь, спросила:

– И ты считаешь, что так будет всегда?

Джадд не был готов к ответу на этот вопрос. В Норвич Нотче к чужакам всегда относились настороженно-враждебно. Но случай с Челси был особым. Она обладала деньгами и, следовательно, властью. Она купила себе право участия в городской жизни, заплатив за него звонкой монетой. Никто не мог бы предсказать, чем это для нее обернется.

– Для тебя это так важно? – спросил он.

– Я умру, если весь следующий год мне придется прожить в одиночестве.

Джадд хотел было напомнить ей, что ничто не удерживает ее в Норвич Нотче, что она может в любую минуту вернуться к себе в Балтимор, но слова не шли у него с языка. Он почувствовал, что не готов к ее немедленному отъезду. Ему так приятно было лежать возле нее, прикасаться к ней, слушать ее голос. Пусть останется хоть ненадолго!

– Тебе в любом случае не грозит одиночество в течение этого года.

– Но никто не желает говорить со мной.

– Я желаю.

Она улыбнулась ему и недоверчиво спросила:

– Это правда?

Он снова залюбовался ею и снова едва не рассмеялся, так наивно, по-детски звучал ее вопрос.

– Конечно. Но в разумных пределах. Не больше трех фраз в минуту.

– Согласна, – кивнула она и тихо спросила: – А как насчет остального?

– Что ты имеешь в виду?

– Секс.

На сей раз он все же не смог удержаться от смеха. Ему так давно не было весело. С тех пор, как заболел Лео, он почти никогда не улыбался.

– Что же это так тебя развеселило?

– То, как ты выговорила это слово. Точно это какое-то заморское блюдо.

– Для меня это почти так и есть. Во всяком случае, наши с тобой отношения. Подобное происходит со мной впервые.

– Ты никогда прежде не занималась любовью со служащим принадлежащей тебе компании?

– Я не занималась этим с незнакомцами. – Она приподнялась на постели и оперлась на локоть. – Мы и парой слов не перекинулись до того, как стали близки.

– По-моему, мы успели о многом поговорить до того, как это произошло.

– Только о несущественных вещах.

– Выходит, работа для тебя совсем ничего не значит.

– Работа в данном случае – не тема для разговора.

Мы совсем не делились личными проблемами. Ты не сказал мне о своем отце.

Джадд нахмурился и отрывисто произнес:

– Что я могу сказать о нем? Он болен. Вот и все!

– А кто сейчас с ним?

– Милли Малоун.

– Она остается с ним на всю ночь?

– Иногда.

– Она ему нравится?

– Какое это имеет значение?

– Для меня – большое. Мне не хотелось бы, чтобы он страдал оттого, что ты остался у меня.

Джадд тяжело вздохнул и закрыл глаза. В его памяти пронеслись все эти полные страданий годы, когда он силился и не мог угадать, что понимает, думает и чувствует его отец.

– Страдать от этого он не будет, – сказал он наконец. Это было печальной правдой. Лео навряд ли сознавал, кто именно кормит, моет его и укладывает в постель. Страдал в этой ситуации, похоже, один лишь Джадд.

Сев на край кровати, он завернулся в простыню.

– Давай не будем об этом. Разговоры на подобные темы лишь бередят незаживающие раны.

– Но молчание не спасает от боли.

– Зато оно позволяет хоть на некоторое время забыть о ней. – Он взглянул на Челси, которая сидела, опираясь спиной о подушку, укрытая простыней до бедер. – Ты спрашивала, что означают для меня наши отношения. Они для меня – несколько часов забвения, избавления от непрекращающейся боли, которая гложет меня. Если тебя это устраивает, я буду очень рад. Если же нет, скажи мне об этом прямо, и мы расстанемся без взаимных обид и упреков.

Челси оглядела его мужественную фигуру и, проведя языком по пересохшим губам, едва слышно прошептала:

– Меня это устраивает.

Он дотронулся ладонью до одного из ее сосков, и из горла Челси вырвался хриплый стон. Закрыв глаза, она прижалась к нему и принялась гладить его грудь и живот. Рука ее замерла словно в нерешительности, и Джадд, схватив ее за запястье, потянул ее кисть вниз, пока пальцы Челси не сомкнулись вокруг его восставшего члена.

– Я слишком стар, чтобы ходить вокруг да около, – пробормотал он, развивая свою мысль. – Или слишком честен. – Наслаждение, которое он испытывал от прикосновения нежных пальцев Челси, было слишком велико, чтобы разговаривать, но он все же произнес прерывающимся голосом: – Я могу дать тебе вот это. Я могу удовлетворить тебя в постели. Но ничего другого не обещаю.

Прежде чем она успела ответить, он закрыл ее рот страстным поцелуем, раздвинув ее губы языком.

Она ответила на этот поцелуй с не меньшей страстью и приняла в себя его возбужденный член. Через несколько секунд оба они испытали восхитительнейший одновременный оргазм. Джадд давно не чувствовал себя таким счастливым. Он понял, что слова "Я могу дать тебе вот это", произнесенные им несколько минут назад, далеко не исчерпывали всей глубины сложившихся между ними отношений.

Возвращаясь домой под проливным дождем, он не сводил глаз с мокрого шоссе, то и дело ловя себя на том, что мысли о Челси Кейн вытеснили его привычную тревогу за Лео.

ГЛАВА XIV

Историческое общество Норвич Нотча располагалось в особняке, построенном во времена гражданской войны. Здесь по-прежнему царили дух и атмосфера богатого частного жилища.

Войдя в гостиную, Челси застала Маргарет и двух других дам членов Общества за разбором пожелтевших бумаг, которые они извлекали из коробок, стоявших на большом обеденном столе красного дерева.

– Это с чердака Швейной Гильдии, – вежливо ответила Маргарет на немой вопрос Челси. – Вы не представляете себе, как мы благодарны вам за то, что вы сохранили все это. Мы обнаружили среди старых бумаг поистине бесценные сокровища. Как обогатится наш архив! – Но прежде чем Челси успела поинтересоваться, что за сокровища обогатят исторический архив, Маргарет торопливо представила ее своим приятельницам, провела в соседнюю приемную и исчезла в кухне, чтобы заварить для гостьи свежего чаю. Вернулась она с фарфоровым чайником в руках и, подав Челси чашку, наполненную ароматным горячим чаем, снова вышла из комнаты. Через несколько минут она показалась в дверях, на сей раз с огромной кожаной папкой, которая видом своим и размерами напомнила Челси аккордеон.

– "Городской курьер Норвич Нотча" в ту пору также выходил раз в неделю, – сказала Маргарет. – Здесь подшивка более чем тридцатилетней давности. В тот год погибла Кэти Лав. Я полагаю, вы пришли к нам ради сведений о ней и о ее смерти.

Так оно и было, но Челси хотелось бы ознакомиться с периодической печатью городка и за другой период – ее интересовали события того времени, когда она появилась здесь на свет. Материалы эти наверняка имелись и в городской библиотеке, но там не было Маргарет, которая, как уже успела убедиться Челси, являлась весьма ценным источником информации. Если, конечно, воспринимать лишь сообщаемые ею факты, пропуская мимо ушей комментарии желчной старой леди.

Зная, что Хантер – ее ровесник, Челси могла бы под предлогом интереса к его судьбе выяснить кое-что и о своей собственной.

Маргарет опустилась в кресло-качалку, положив папку на колени.

– Итак, – произнесла она и умолкла столь многозначительно, будто это слово было единственным, чего ждала от нее Челси.

Челси успела уже достаточно хорошо узнать Маргарет, чтобы не поверить той притворной кротости, с какой пожилая дама опустила глаза. Маргарет Плам обладала поистине несгибаемым характером и железной волей. Она стоически занималась аэробикой, принимала деятельнейшее участие в организации благотворительных ужинов и распродаж и люто ненавидела Хантера Лава. Последнее настораживало Челси, у которой Хантер, несмотря ни на что, вызывал теплые чувства, но она напомнила себе, что и Эбби не всегда с приязнью относилась к тем молодым врачам, которым Кевин оказывал покровительство. И если бы внезапно выяснилось, что один из этих молодых людей является внебрачным сыном Кевина, Эбби наверняка не пережила бы подобного удара. Никто не мог бы поручиться, что Хантер и в самом деле сын Оливера. Но основания для подобных подозрений были достаточно вескими.

Челси поднесла чашку к губам и с удовольствием втянула расширившимися ноздрями изысканно-терпкий аромат горячего напитка.

– Манго? – спросила она.

– Абрикос.

– Запах восхитительный! – Она всегда любила чай, к тому же он зачастую помогал ей справиться с утренними приступами тошноты. Теперь, когда первая треть беременности осталась позади, приступы эти досаждали ей гораздо меньше, но чашка крепкого чаю по-прежнему придавала ей бодрости и сил.

– Мы все здесь любим чай, – отозвалась Маргарет. Положив ногу на ногу, она слегка покачивалась в кресле-качалке. На ней было темно-лиловое платье с высоким воротом, перехваченное в талии узким поясом. Наряд этот выглядел изысканно-старомодно, особенно в сравнении со свободной блузой и леггинсами, которые сегодня надела Челси. – Особенно зимой. Донна ведь рассказала вам о наших чаепитиях?

– Угу.

Церемонии эти, как стало известно Челси, совершались в городской библиотеке по средам с октября по май. Они являли собой неотъемлемую часть светской жизни Норвич Нотча. Хотя теоретически никому не запрещалось принять в них участие, на практике выходило так, что ни одна работница или жена рабочего не осмелилась бы претендовать на место за изысканным столом, уставленным блюдами с сэндвичами с огурцом, сырными крекерами и морковными пирожками. Таким образом, еженедельное чаепитие оставалось уделом и привилегией норвичских дам высшего света.

– Кэти Лав тоже приходила к нам на чай, – произнесла Маргарет, явно довольная необыкновенным эффектом произнесенных слов. Челси окаменела, не веря своим ушам.

– Но ведь она была всего лишь женой каменотеса! – воскликнула она, когда к ней вернулся дар речи.

– Нет, не только. Она прекрасно умела работать иглой и являлась одной из лучших мастериц нашей Швейной Гильдии. Ну, а раз уж она работала с нами, то мы с удовольствием приглашали ее и на чаепития. – В голосе Маргарет неожиданно послышались стальные нотки. – Это было, разумеется, до ее грехопадения. После того, что она себе позволила, нам больше не о чем было с ней говорить!

Челси молча прихлебывала чай, размышляя о судьбе несчастной Кэти Лав. Как знать, возможно, и ее родная мать столкнулась с подобным же бесчеловечным отношением к себе. У Челси никак не укладывалось в голове, почему женщина должна расплачиваться за содеянное, в то время как мужчина, согрешивший ничуть не меньше нее, выходит сухим из воды. В то же время она не могла не признать, что подобный феминистский взгляд на вещи она исповедует в значительной степени потому, что сама собирается рожать, не состоя при этом в браке, и вовсе не намерена нести какое-либо наказание за столь дерзостный поступок.

– А кто же отец ее ребенка? – спросила она Маргарет.

– Дьявол.

Челси сделала вид, что не расслышала ее ответа.

– Он что же, работал в каменоломне?

– Это был дьявол.

– Наверное, им оказался человек, пользовавшийся в городе определенным авторитетом, имевший к тому же жену и детей?

Маргарет, поджав губы, вперила в нее неподвижный взор, словно говоривший:

"Мне нечего добавить к сказанному".

В дьявола Челси не верила, но она сочла за благо не спорить с Маргарет, от которой надеялась еще немало узнать.

– Неужели за те пять лет, что Хантер прожил с Кэти, скрываемый ею от всех, никто не поинтересовался его судьбой?

– Нет. Его должны были забрать у нее. Челси внезапно почувствовала озноб.

– Забрать?..

– Усыновить. Она говорила, что откажется от ребенка в пользу усыновителей, которых нашла заранее. А оказалось, что она попросту лгала.

Челси, глубоко вздохнув, задала следующий вопрос:

– А что, так было принято? Женщины всегда отдавали на усыновление детей, рожденных вне брака?

– Нет. Низшие классы оставляли при себе законных и незаконных своих отпрысков. Но Кэти Лав – особый случай.

– В каком смысле?

– Ну, во-первых, она была уже немолода, но детей до этого не имела. Ее долго считали бесплодной. – Она перевела внимательный взгляд на входную дверь. Челси оглянулась, но, никого там не увидев, снова взглянула на Маргарет. – К тому же Кэти состояла в нашей Швейной Гильдии. Поэтому мы считали, что в некотором смысле она – не чета остальным. – Проговорив это, Маргарет без всякой видимой связи внезапно спросила: – Так откуда вы родом?

Челси нетерпеливо посмотрела на папку, все так же покоившуюся на коленях Маргарет. Ей так хотелось узнать, что стало с мужем Кэти Лав, почему жители Корнера не пришли ей на помощь и, главное, происходили ли примерно в то же время другие случаи добровольного отказа матерей от своих новорожденных детей. Ей хотелось внимательно ознакомиться с содержимым пухлой папки, а не отвечать на вопросы о себе. К тому же она нисколько не сомневалась, что Маргарет прекрасно известно, где она жила до приезда в их городок.

Но чтобы не быть невежливой, она ответила:

– Я из Балтимора.

– Вы родились там?

– Не в самом Балтиморе, но там находится дом моих родителей. – Находился, мысленно поправила она себя, и сердце ее внезапно сжалось от боли. После Дня труда в их старый дом въедет другая семья. На прошлой неделе она побывала там, чтобы разобрать кое-какие из своих вещей, хранившихся в их просторном подвале. Но ей придется съездить туда еще один или два раза, чтобы забрать все, чем она дорожила. Она встретила там Кевина, но откровенного разговора у них не получилось. И она не осмелилась сказать ему о ребенке.

Ей по-прежнему не хватало духу рассказать о своей беременности также и Джадду, и она откладывала это признание со Дня на день. Он приходил к ней по несколько раз в неделю и часто оставался ночевать. Он знал ее тело как никто другой, и вскоре те изменения, которые произвела в ее организме беременность и о которых никто из посторонних пока не догадывался, станут слишком очевидными. Для Джадда – в первую очередь. Ей непременно следовало поговорить с ним до того, как он сам обнаружит правду. Но у нее не хватало на это решимости. Она так боялась, что, узнав обо всем, он перестанет приходить к ней.

– Кто ваши родители? – спросила Маргарет. Челси глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

– Кевин и Эбби Кейн. Мама в прошлом году умерла. Отец – нейрохирург. Недавно он оставил практику.

– На кого из них вы похожи?

Челси улыбнулась. Она вспомнила, как Кевин отвечал на подобные вопросы, задаваемые ему новыми знакомыми во время их частых путешествий. Она слово в слово повторила то, что не раз слышала в таких случаях из его уст:

– Упрямством я вся в отца, а любопытство унаследовала от матери.

– Но на кого из них вы похожи внешне?

По-прежнему улыбаясь, Челси пожала плечами.

– Я всегда отличалась от них обоих. Я одевалась, причесывалась и вела себя совершенно не так, как они. Ведь мы принадлежали к разным поколениям. Между собой мы решили, что я – это я и никто другой.

– А вот Донна – вылитый Оливер. Вы заметили сходство между ними?

– Странно, но мне, наоборот, показалось, что она очень похожа на вас. Та же форма лица, те же очертания губ.

Маргарет польщенно улыбнулась.

– Она – замечательная дочь. Добрая, участливая, внимательная. – Нахмурившись, она приглушенным голосом добавила: – Как ужасно, что она лишилась слуха! Я до сих пор не оправилась после той трагедии. Она вам не рассказывала, как это случилось?

– Нет, – ответила Челси. – Мы об этом не говорили.

– Она внезапно занемогла. Врачи сказали, что это грипп. Высокая температура, боли во всем теле. А потом она перестала слышать. К кому только мы ни обращались, куда только ни возили ее – все понапрасну. – Еще несколько минут она продолжала хмуриться, предаваясь тяжелым воспоминаниям, затем, откинувшись в качалке, добавила: – Мы с ней прекрасно понимаем друг друга. Ни с кем другим у нас нет такой душевной близости, как с ней. Мы и думаем одинаково.

С последним утверждением Маргарет Челси ни в коем случае не могла согласиться. Чего стоила разница в отношении обеих женщин к тому же Хантеру Лаву! Донна была доброй, кроткой и терпеливой женщиной. Этим она нравилась Челси, да и всем, кто ее окружал, кроме разве что грубияна Мэтью, угодить которому, похоже, было невозможно. Маргарет же казалась начисто лишенной подобных качеств. Она была резкой, жесткой, непримиримой в суждениях. Многое в ней казалось Челси странным. Она не могла пока до конца разобраться в характере Маргарет.

– Итак, – произнесла пожилая леди, еще крепче сжимая в руках папку, – скажите же мне, какова цель вашего приезда в Норвич Нотч?

– Но вам это наверняка уже известно, – ответила Челси ледяным тоном. Этот глупый допрос начал не на шутку надоедать ей.

– Я хотела бы узнать об истинной цели вашего появления здесь.

– Истинная цель как раз и заключается в том, чтобы помочь вашей гранитной компании подняться на ноги и заработать на этом неплохие деньги.

– Ну что ж… – задумчиво протянула Маргарет. Будучи неглупой женщиной, она поняла, что надо изменить тактику разговора, и после непродолжительного молчания произнесла: – Знаете, они вас считают ведьмой.

Челси изумленно переспросила:

– Ведьмой?!

– Да, поскольку вы поселились в Болдербруке. Им кажется, что вы заодно с тамошними привидениями.

– Да нет там никаких привидений! – воскликнула Челси. Нелепые телефонные звонки продолжались, но она была уверена, что они – дело рук каких-нибудь юных озорников.

– А вы обратили внимание, что местные жители сторонятся вас?

– Я приписывала это тому, что я здесь всем чужая.

– И это тоже, безусловно, играет свою роль, – кивнула Маргарет. Воинственно выпятив вперед острый подбородок, она резко произнесла: – Вам не удастся ее заполучить, так и знайте!

– Что заполучить? – недоуменно спросила Челси.

– Гранитную компанию, разумеется. Мне все известно о заключенной вами сделке. О, мой Оливер предпочитает не беспокоить меня разговорами о делах. Он-то ни словечка не сказал мне о вас и ваших намерениях. Но другие не столь сдержанны на язык. – Она снова бросила исполненный тревоги взгляд в сторону входной двери. И опять, оглянувшись, Челси не увидела там никого и ничего. Недоумевая по поводу того, чем именно так обеспокоена ее собеседница, она, склонив голову, продолжала слушать Маргарет. – Гранитная компания принадлежит семье Пламов с незапамятных времен, – веско и безапелляционно произнесла та. – И вам не удастся прибрать ее к рукам!

На мгновение Челси мысленно перенеслась в гостиную их дома. Она словно воочию увидела перед собой искаженные злобой и алчностью лица Махлеров, наперебой уверявших ее, что она не имеет права владеть рубиновым перстнем – их семейной реликвией.

– До этого ведь может и не дойти, – как можно более мягко ответила она. Всеми работами в карьере и цехах по обработке распоряжался Джадд. Челси почти не сомневалась, что при его глубоком знании дела и организаторских талантах он сумеет добиться максимальной отдачи от рабочих и нового оборудования, и все заказы, которыми она снабдит "Плам Гранит", будут выполнены качественно и в срок. И ее это вполне устраивало. Ведь ей нужен был только год. К концу его она родит свое дитя и узнает все, что ее интересует.

Чтобы успокоить Маргарет, которая продолжала хмуриться, вцепившись в папку побелевшими от напряжения пальцами, она пояснила:

– Поверьте, у меня нет ни малейшего желания владеть гранитной компанией. У меня в Балтиморе есть свое дело, которым я вполне довольна и которое приносит мне неплохой доход. Я уеду отсюда, заработав деньги на модернизации "Плам Гранит", и компания снова окажется в полном распоряжении семьи Пламов.

– И ведь вы далеко не единственная, кто хотел бы завладеть ею, – пробормотала Маргарет, будто не слыша слов Челси. – Хантер Лав желает того же. И это после всего, что мой муж для него сделал. Боже, сколько зла в этом человеке!

– А мне он показался вполне безобидным.

– Он совершал поджоги. Вам это известно?

– Поджоги?!

Маргарет кивнула. В глазах ее блеснуло торжество.

– А что именно он поджег?

– Службы в нескольких домах.

– И дома сгорели?

– Не сами дома, а гаражи и сараи во дворах.

– Это произошло недавно?

– Несколько лет тому назад. Я видела вас с ним, Челси. Имейте в виду, вы очень рискуете. Этот человек непредсказуем и способен на любое зло.

Челси ни в коем случае не склонна была считать Хантера лучше, чем он был на самом деле. Она отдавала себе отчет в том, насколько у него тяжелый, импульсивный характер, как мало склонен он придавать значения существующим нормам и обычаям. Но в то же время Хантер нисколько не казался ей опасным. Да, он рисковал своей и ее жизнями, несясь тогда на мотоцикле с безумной скоростью, но, когда ей стало плохо, он проявил к ней неподдельное участие, был терпелив и внимателен.

– А его привлекали к ответственности за поджоги? – спросила она.

– Нет. Он слишком умен и прекрасно умеет заметать следы. Прямых улик против него не обнаружили. Как и тогда, в случае с насильственной смертью его матери.

– Тогда почему же вы обвиняете в этом именно его?

– Потому что это могло быть делом только его рук.

– А Оливер разделяет вашу точку зрения?

– Да.

– И тем не менее он не увольняет Хантера с работы. Мне это кажется несколько странным. – Однако если Хантер и впрямь сын Оливера, подумала она, то все становится на свои места. Тогда ненависть к нему со стороны Маргарет также получает вполне правдоподобное объяснение. Но Челси не могла поверить, что Хантер – поджигатель. И уж тем более нелепым казалось ей уверение Маргарет в том, что он, будучи пятилетним ребенком, убил свою мать.

– А вы не задумывались над тем, – воскликнула Маргарет, еще крепче вцепившись в края пухлой папки, – сколько странного и непонятного случается в этой жизни на каждом шагу? Разве не странно, что Бог не дал мне сыновей? А я так мечтала о сыне! Он теперь взял бы бразды правления компанией в свои руки, и никто из посторонних даже близко не смог бы к ней подступиться! Вот как все должно было сложиться. – Она кивнула головой и задумчиво повторила: – Вот как все должно было сложиться…

– Маргарет, дорогая! – воскликнула высокая, полная женщина, стремительно входя в комнату. Челси вспомнила, что, знакомя их, Маргарет представила ее как «Дотс». Она подошла к качалке и, обняв Маргарет за узкие плечи, с мольбой произнесла: – Мы без тебя просто пропадаем! Ведь ты говорила, что покинешь нас ненадолго… – Взглянув на папку, она бодро продолжала: – Почему бы тебе не отдать это мисс Кейн и не оставить ее наедине с подшивкой? Боюсь, мы без тебя все перепутаем.

Взгляд Маргарет, глубоко погрузившейся в воспоминания, поначалу выражал лишь растерянность и недоумение, но не прошло и нескольких секунд, как она вернулась к действительности и, одарив Дотс мягкой улыбкой, возразила:

– Но ведь я много раз объясняла вам, что и как надлежит делать.

– Ну, так расскажи нам это еще разочек! – ответила Дотс и, взяв в руки папку, протянула ее Челси, ни разу за все это время не взглянув на нее.

Маргарет поднялась из кресла и, не произнеся больше ни слова, удалилась в сопровождении Дотс.

* * *

Челси, сколько она себя помнила, чрезвычайно трепетно относилась ко всем материальным свидетельствам своего прошлого. Она хранила фотографии и почтовые открытки прошлых лет, ленточки и призы за победы в различных соревнованиях, засушенные цветы, табели успеваемости, корешки театральных билетов и программы концертов начиная с первых классов школы и кончая последним годом, проведенным в стенах университета. Она складывала книги, спортивные принадлежности и одежду в большие картонные коробки в надежде, что когда-нибудь все это еще пригодится ей. Она полагала, что чем больше таких вещей, связанных с далекими воспоминаниями, будет храниться в ее нынешнем жилище, тем более уверенно станет чувствовать себя она сама, лишенная корней и каких бы то ни было сведений о своем происхождении. Ей предстояло разобрать и упаковать еще множество таких реликвий, для того чтобы отвезти все это в Норвич Нотч.

Была середина августа, и они с Джаддом приехали в Балтимор по делам компании. Цех по обработке гранита работал уже на полную мощность, и у Джадда были с собой образцы гранита из всех пяти каменоломен для показа их потенциальным клиентам. Они провели весь день в помещении "Харпер, Кейн и Ку". Деловые встречи следовали одна за другой, и оба порядком устали. Лишь поздним вечером они вернулись в старый дом.

В подвале царил запах пыли и плесени. Значительную часть просторного помещения занимал котел отопления, почерневший от времени. Вдоль одной из стен располагались стиральная машина, сушилка и гладильная доска, неподалеку от которой стоял запасной холодильник. Когда-то он буквально ломился от продуктов в ожидании гостей, которые в несметном количестве стекались в их гостеприимный дом в преддверии праздников. Теперь он был совершенно пуст и настежь открыт для проветривания. Другие стены были уставлены широкими и прочными металлическими полками. На них громоздились стопки одеял, мешки с одеждой, всевозможные электроприборы и картонные коробки. Некоторые из последних были уже заклеены липкой лентой и готовы к отправке. Сбоку на них было написано «Кевин» или «Челси». Почти все свободное пространство пола занимали груды еще не рассортированных вещей.

– Чемпионат по плаванию среди юниоров? – спросил Джадд. Сидя на перевернутом ящике, он разглядывал ленточку с надписью, вынутую им из коробки для обуви.

– О, это последнее свидетельство моего былого конформизма, – усмехнулась Челси. – Вскоре после этого я объявила, что остальные члены команды – ужасные зануды, и покинула их ряды. – Она вынула из коробки стопку фотографий и принялась с улыбкой рассматривать верхнюю, затем, пробежав глазами надпись на обратной стороне, протянула снимок Джадду. – Это я в возрасте восьми лет, если верить папиным записям.

– Ты здесь похожа на мальчишку. Челси молча кивнула.

– Мама почти всегда ходила со мной на тренировки. Она и сама любила плавать. Ей это очень помогало в борьбе с недугом, – сказала она, с любовью вглядываясь в старую фотографию.

Джадд тоже взглянул на снимок.

– Она, судя по всему, была очень привлекательной женщиной.

– Она была очень жизнерадостной, энергичной и общительной до конца своих дней. Ей так нравились праздники и всякие торжества! У нас всегда очень пышно отмечались дни рождения и все более или менее значительные события.

Знаешь, я уверена, что ей по душе пришлось бы Четвертое июля в Норвич Нотче! – Челси невольно удивилась тому, что говорит о городке без прежнего чувства горечи и разочарования.

Она продолжала рассматривать фотографии из стопки и снова протянула одну из них Джадду.

– Это мой отец, – сказала она, хотя в данном комментарии и не было нужды. Джадд много раз видел портреты обоих ее родителей в ее спальне в Болдербруке.

– Он, как всегда, величествен и импозантен.

– О да, уж чего-чего, а величественности ему не занимать! – горячо согласилась Челси. – И упрямства – тоже. Я надеялась, что он сегодня приедет сюда из Ньюпорта, – грустно добавила она.

– Но ведь он будет здесь завтра!

– Знаю. Но мы так мало видимся с ним теперь! Было бы замечательно, если бы он постарался приехать пораньше!

Джадду было известно, что Челси – приемная дочь Кейнов. Но о том, что она родилась в Норвич Нотче, он пока не знал. Челси собиралась сказать ему об этом, так же как и о своей беременности, но что-то все время удерживало ее от этого разговора. В глубине души она боялась, что Джадд будет возмущен услышанным и покинет ее. А терять его она не хотела.

Ей пришло в голову, что подобными же чувствами она руководствуется и в том, что касается Норвич Нотча. Ей не удалось узнать ничего нового о своем рождении в Историческом обществе городка. Разве что из старых газет выяснилось, что погода в том далеком марте, когда она появилась на свет, была на удивление теплой и мягкой. Челси не подавала объявлений о серебряном ключике и не пыталась разыскать повитуху, которая принимала роды у ее матери. Временами ее охватывало желание, встав с церковной скамьи, во всеуслышание объявить прихожанам, где и когда она родилась, и назначить крупную награду за какие-либо сведения о своих родителях. Но она не могла решиться на подобный отчаянный шаг, который поставил бы под угрозу ее спокойную, размеренную жизнь в Болдербруке. Жизнь эта многими своими сторонами устраивала ее как нельзя больше. Ей очень хотелось выносить и родить свое дитя в Норвич Нотче.

– Ему, должно быть, чертовски нелегко так резко менять свой образ жизни, – предположил Джадд, окидывая взглядом подвал.

Челси вздохнула и покачала головой.

– Это он принял решение продать наш дом. Никто не заставлял его делать это.

– Он принял разумное решение. Которое, к тому же, далось ему нелегко. Обычно так и бывает. Чем правильнее поступок, тем труднее решиться на него.

В голосе Джадда слышалась горечь, и Челси знала, что он думает сейчас о старом Лео, которого ей пока не довелось увидеть. Джадд редко говорил об отце, и Челси старалась не затрагивать этой болезненной для него темы. Она чувствовала, что не имеет права спрашивать его о столь сокровенных вещах. Ведь она тоже не делилась с ним своими секретами. Но ей было чрезвычайно жаль его, когда он вот так внезапно умолкал, уносясь мыслями к безнадежно больному отцу.

На сей раз она все же отважилась спросить его:

– Ты думаешь о своем отце?

– Некоторые считают, что держать его дома бессмысленно.

– Нет, не отдавай его в дом призрения! – горячо воскликнула Челси, но внезапно осеклась и добавила: – Ты сам должен решить, как будет лучше для вас обоих.

Джадд, опершись локтями о колени, бессильно свесил руки между широко расставленных ног.

– Трудно сказать, что для него лучше. Он нуждается в постоянном бдительном присмотре. В больничных условиях с этим все будет в порядке. Во всяком случае, там в этом смысле гораздо безопаснее, чем у нас дома. Не далее как вчера он опять ушел из дома, когда Милли прилегла вздремнуть. Прошел целую милю, пока старина Бак не догнал его.

Челси поняла, как тревожно на душе у Джадда. Ведь в следующий раз все может закончиться далеко не столь благополучно.

– Главная проблема в том, – продолжал Джадд, – что временами, хотя и очень редко, память частично возвращается к нему. И он узнает меня. Правда, длится это обычно недолго. Но вот представь себе, как он будет чувствовать себя в такие периоды просветления в окружении чужих людей, зная, что я бросил его.

– А сейчас ты очень беспокоишься о нем?

– Нет. Сейчас с ним Сара Хевитт. И Бак. Он находится среди друзей. Если он вдруг спросит обо мне, Сара скажет ему, куда я уехал и когда вернусь. – Помолчав, он с улыбкой добавил: – Сара – молодчина. Она знает, что он может отмочить. Ведь он включает газ, а потом уходит, забыв зажечь конфорку. Или, налив себе стакан воды, оставляет кран не завернутым. Если за ним не присматривать постоянно, он может попросту утонуть в собственном жилище. Или потянется к электророзетке, стоя по щиколотку в воде… – Он сцепил пальцы и понурился.

Челси подошла к нему и положила руку ему на плечо. Она не могла сказать ему ничего утешительного. Джадд прекрасно осознавал всю степень опасности, которой подвергается его больной отец, оставаясь дома. Она вспомнила самые тяжелые периоды болезни Эбби, когда, не надеясь на чудо, они мечтали лишь о том, чтобы боль хоть ненадолго перестала терзать ее измученное тело.

– И все же, – спросил Джадд, по-прежнему не отводя взгляда от своих сцепленных ладоней, – ты считаешь, что мне не следует отдавать его на попечение сиделок и докторов?

– Нет.

– Несмотря на все опасности?

– Да. Пусть он будет с тобой.

– Но моя жизнь может сложиться так, что я не смогу оставить его дома.

– Когда это произойдет, тогда ты успеешь об этом подумать. А пока пусть лучше все остается как есть.

Он внимательно посмотрел на нее и мягко спросил:

– Вы, наверное, поступили в случае с Эбби подобным же образом?

– Да. Мама слабела день ото дня. У нее открылась пневмония, и нам предложили госпитализировать ее. В больнице ей, возможно, обеспечили бы лучший уход, чем дома, и постоянно держали бы ее состояние под врачебным контролем, но… Мы, конечно, знали, что оставлять ее здесь рискованно. Но она прожила в этом доме много лет. Они с папой въехали сюда, как только поженились. Она так любила наш дом! И я так хорошо понимаю ее! – Челси вздохнула и печально огляделась кругом. – Возможно, ты прав, Джадд. Как ни тяжело расставаться со всем этим, отцу, наверное, во сто крат тяжелее. Продажа дома знаменует окончание большого и очень счастливого периода его жизни.

Джадд вынул из ее рук стопку фотографий и стал неторопливо перебирать их.

– Кто это?

– Мамина сестра Энн.

– У нее такой недовольный вид.

– У нее были причины для недовольства. В том году мы собирались встретить Рождество в Англии, но мама сломала ногу за две недели до предполагавшейся поездки, и всем им пришлось явиться на праздники к нам.

Джадд еще с минуту глядел на снимок, а затем отложил его в сторону и стал рассматривать другой.

– Это я с двумя моими лучшими друзьями, – комментировала Челси. – Здесь нам по двенадцать лет.

– А кто этот парень? Он стоит позади тебя и выглядывает поверх твоей головы.

– Это Карл, – с улыбкой ответила Челси.

– А-а-а, твой мистический партнер!

Карл уехал в Нью-Йорк, и Джадд пока знал о нем лишь понаслышке. Он посмотрел на оборотную сторону следующей фотографии и произнес:

– А здесь вам обоим по девять лет. – Он нашел еще один снимок, где они с Карлом были вдвоем. – А здесь – по четырнадцать. – В последний раз они с Карлом фотографировались вместе позапрошлым летом. Выудив из стопки этот снимок, Джадд аж присвистнул от удивления: – А на этой фотографии вам по тридцать с лишним! Вот это да! Потрясающе!

– Что тебя так удивляет? То, что мы с ним дружим на протяжении всей жизни?

– То, что эта дружба так и не переросла у вас в нечто большее.

Челси взглянула на фотографию. Она была сделана на яхте Харперов. Оба они были одеты в шорты и майки, оба приветливо улыбались в объектив. Эбби была уже очень больна, и все хорошо понимали, что до следующего лета она может и не дотянуть. Челси находилась во власти тяжелейших переживаний, и Карл как мог старался утешить ее.

Только теперь она вспомнила, как добр и внимателен был он с ней в это трудное время. В последние месяцы к воспоминаниям о Карле неизменно примешивались мысли о Хейли, об их ребенке и о предательстве Карла. Лишь теперь Челси, похоже, окончательно оправилась от шока, пережитого ею, когда она застала их с Хейли полураздетыми в офисе. Она была рада, что прежнее теплое и дружеское чувство к Карлу мало-помалу снова заполняет ее душу.

– Или переросла?

Челси недоуменно посмотрела на него.

– Вы с ним были близки? Челси попыталась отшутиться:

– Мы всегда с ним были близки. С самого рождения. Ближе не бывает.

– Хорошо, спрошу иначе. Вы с ним были любовниками?

– Это слишком личный вопрос.

– Да, – подтвердил он и стал пристально смотреть на нее в ожидании ответа.

Челси хотела было заверить его, что ничего подобного между нею и Карлом не было, но пойти на явную ложь она не решилась. Ведь она никогда еще не говорила ему неправды. Достаточно и того, что она о столь многом умалчивала…

– Только однажды. И ничего хорошего из этого не вышло.

– Это ты так решила? Или он?

– Мы оба пришли к такому выводу. И решили впредь ограничиться дружескими и деловыми отношениями.

– Ну и как вам это удалось после того, как вы однажды были близки?

– Более или менее, – ответила Челси. В ее словах не было уверенности, и Джадд снова пристально и внимательно заглянул в ее глаза.

– Тебе нравится его жена?

– Хейли? Да, нравится.

– Давно он женат на ней?

– Недавно.

– Когда именно они поженились, Челси? Вздохнув, она нехотя ответила:

– В июне.

– Примерно тогда же, когда ты впервые появилась в Норвич Нотче. Значит, он – последний из тех троих близких людей, которых ты потеряла. Ты любила его, да?

– Нет. Именно поэтому у нас ничего не получилось. Помолчав с минуту, Джадд снова спросил:

– Он решил жениться на Хейли до или после того, как ты отправилась в Норвич Нотч?

– Мы с Карлом приняли независимые решения, которые просто случайно совпали по времени.

Они умолкли, и Челси, не желая продолжать этот разговор, сложила фотографии в коробку, которую поместила в один из ящиков на полке. Надо было приниматься за другие коробки и пакеты. Повернувшись к Джадду лицом, она оказалась в его объятиях. Он взял ее за плечи и долго молча смотрел ей в глаза.

– Я рад, – сказал он наконец хриплым от волнения голосом.

– Чему ты рад? – спросила Челси. Она лишь теперь обратила внимание на то, как красив его мужественный рот, и не сводила взора с его губ.

– Тому, что у вас с Карлом ничего не получилось. Иначе я никогда не встретил бы тебя. – Он еще крепче прижал ее к себе, не пытаясь целовать, а лишь заставляя ощутить, как напряжен его член.

Челси прерывисто вздохнула.

– Мне нравится этот звук, – пробормотал он. Челси нежно поцеловала его в шею.

– А это тебе нравится? – спросила она.

Вместо ответа он поднял подол ее платья. Покрой его был свободным, и легкая ткань с шелестом взметнулась почти до самых ее подмышек. Секундой позже он стянул с нее трусики, продолжая прижимать ее бедра к своим. Она обняла его за шею и нежно проговорила:

– Джадд…

– Да или нет? – спросил он.

Она лишь застонала от наслаждения, когда он провел ладонями по ее ягодицам.

– Да или нет? – повторил он.

– Там наверху экономка…

– Да или нет?

– Да…

– Тогда раздевайся, – прошептал он и принялся стягивать с нее платье. Он расстегнул ее лифчик и швырнул его на пол. Следом полетели ее легкие кружевные трусики. Она едва успела выпрямиться, как горячие, нежные пальцы Джадда прикоснулись к ее лону. Она схватилась за пояс его брюк и принялась расстегивать его.

– Не теперь. Погоди.

– Пожалуйста! – выдохнула она. – Я больше не могу! Ноги не держат меня!

Продолжая ласкать рукой ее лоно и ягодицы, Джадд оглянулся. Взгляд его скользнул по дальнему затемненному углу подвала.

Челси все еще достаточно владела собой, чтобы понять, что у него на уме.

– О, только не на столе для пинг-понга! – воскликнула она.

– У тебя есть другие предложения? – спросил он, поднимая ее на руки.

– Этот стол не выдержит нашего веса! – усмехнулась она, переводя дыхание. – Уж лучше мойка! На ней прочная крышка, и она гораздо ближе!

Она не успела сказать больше ни слова. Джадд усадил ее на крышку мойки и стал торопливо расстегивать брюки. Челси едва успела развести бедра в стороны, как Джадд единым мощным толчком вошел в нее. Откинув голову назад, она громко вскрикнула от наслаждения. Она забыла обо всем на свете, как бывало всегда, когда она находилась в объятиях Джадда. Но, теряя всякую связь с реальностью, в такие моменты она обретала себя.

Оффис, занимаемый компанией "Харпер, Кейн и Ку", выглядел, по мнению Джадда, весьма впечатляюще. Пожалуй, они лишь слегка переусердствовали с блестящими хромированными поверхностями, но он не мог не понять, что сделано это с учетом вкуса потенциальных клиентов. Все, что он видел перед собой, свидетельствовало об успехе и процветании. При виде всего этого великолепия он почувствовал, что не может взять в толк, как это Челси решилась уехать отсюда на целый год, чтобы погрязнуть в Норвич Нотче, предаваясь своим нелепым играм с "Плам Гранит".

В подобном ее решении не было, по его мнению, ни малейшего проблеска здравого смысла. Даже того, что мать ее умерла, отец отдалился от нее, а лучший друг, партнер и несостоявшийся любовник женился, и все это в течение довольно непродолжительного времени, не объясняло этого ее в высшей степени странного поступка. Ее дело в Балтиморе было слишком доходным и процветающим, чтобы, бросив его на целый год, переехать в захолустный городок.

Кроме всего прочего, он успел заметить, как хорошо к ней здесь все относились. Сотрудники компании были непритворно рады ее появлению, пусть даже и кратковременному. А ведь она так переживала из-за холодности жителей Нотча!

Мелисса Ку оказалась именно такой, какой описывала ее Челси. А Карл Харпер слегка удивил Джадда.

На следующий день он появился-таки в офисе, но не в девять, как ожидала Челси, считавшая его очень пунктуальным человеком, а лишь в десять часов. На нем был ярчайший галстук, вышитый вручную, при виде которого даже сдержанная Челси недоуменно подняла брови.

– Дело рук Хейли? – усмехнувшись, спросила она. Карл взглянул на галстук и, густо покраснев, пожал плечами.

– Все в порядке! – подбодрила его Челси. – Мне так он даже нравится. – Помолчав, она спросила: – Как она себя чувствует?

– Хейли? – оживился Карл. – Спасибо, она здорова. Но очень уж быстро прибавляет в весе. Доктор считает, что у нее, скорее всего, близнецы.

Выходит, жена Карла беременна, подумал Джадд. Челси не выглядела ни удивленной, ни растерянной, следовательно, ей давно было известно об этом, но она почему-то не сочла нужным сказать об этом ему в их вчерашнем разговоре. А если Карл и Хейли поженились в июне, но она уже "быстро прибавляет в весе", то нетрудно догадаться, что забеременела она до свадьбы. Возможно, Челси узнала о ее беременности незадолго до своего приезда в Норвич Нотч. Это могло стать для нее тяжелым ударом. Но могла ли она из-за этого так круто изменить свою жизнь? Джадд затруднялся дать однозначный ответ на этот вопрос.

Ему показалось, что улыбка Челси выглядит натянутой.

– Близнецы? Вот это здорово. Ты передашь ей привет от меня?

– Ну конечно же! Спасибо! – ответил Карл и повернулся к Джадду. – Вы работаете с Челси?

– Да, но лишь до некоторой степени, – неторопливо проговорил Джадд. Карл ему не понравился. Как он мог за столько лет знакомства не оценить Челси по достоинству? Интересно, какова из себя беременная Хейли? – Дело в том, что я руковожу добычей и обработкой гранита. Слежу за тем, чтобы заказы, которыми обеспечивает компанию Челси, выполнялись вовремя. А вы тоже участвуете в этом бизнесе?

Карл не ответил, и вместо него заговорила Челси:

– Нет. В этом деле Карл не участвует.

Джадд подумал, что Карл оказался предателем не только в частных делах.

– Но почему же? – спросил он его. – Челси говорила мне, что вы – многолетние партнеры и ведете множество совместных проектов.

Карл явно чувствовал себя неловко.

– Мне недосуг было заниматься этим делом.

– Выходит, вы не так смелы и безоглядны, как можно было бы предположить, судя по расцветке вашего галстука, – заключил Джадд. – А зря! На этом можно заработать очень неплохие деньги! Ведь вам они наверняка не помешали бы ввиду грядущего прибавления семейства.

– С самого начала идея эта целиком и полностью принадлежала Челси. Это она у нас занимается гранитом.

– Понятно, – сказал Джадд. – Выходит, мне и нашей компании просто повезло. Иметь такого партнера, как Челси, – большая удача. – Он мельком взглянул на Челси. – В десять тридцать у меня деловая встреча. С вашего позволения, я хотел бы откланяться. – Он отсалютовал Карлу, приложив два пальца к полям воображаемой шляпы, и вышел в коридор. Челси проводила его к лифту.

– В чем дело? – с тревогой спросила она.

– Он мне не нравится.

– Ты его совсем не знаешь.

– Я не могу поверить, что ты добровольно отдалась ему! – Мысль об их близости, пусть и эпизодической, не давала ему покоя. Он не мог понять, почему это так тревожит его. То, чем занималась Челси до того, как они стали любовниками, было ее личным делом.

Помолчав, она сказала:

– Карл – очень надежный друг.

– Он просто размазня!

– Он мой очень давний и близкий друг, – не сдавалась Челси. – Если бы мне понадобилась его помощь, он не задумываясь выручил бы меня из любой беды!

Джадд покачал головой.

– Теперь твой Карл прежде всего – муж Хейли и отец их будущих детей.

Слова эти ранили Челси в самое сердце. Джадд с радостью отметил про себя, что лицо ее помрачнело, она поджала губы и молча смотрела на него, не в силах опровергнуть его утверждения. Хорошо, если ее привязанность к Карлу хоть немного ослабеет! Но, садясь в лифт, он внезапно осознал, что причинил ей боль. Какое он имел на это право, черт побери? Ведь ей, бедняжке, и без того пришлось несладко. Ее дружба с Карлом длилась несколько десятилетий. Как же он, лишь недавно ставший ее любовником, осмелился ставить под удар столь давние и прочные отношения, занимавшие такое важное место в ее непростой жизни?

Во время обеда Кевин старался с помощью всевозможных вопросов выяснить, в каких отношениях находится его дочь с Джаддом Стриттером. Он спрашивал о том, какое у Джадда образование, какое положение занимает тот в компании, какие деловые контакты существуют у него с Челси.

– Значит, вы являетесь как бы связующим звеном между нею и производителями работ, – заключил он.

– Да, примерно так оно и есть.

– Я очень беспокоюсь, как бы она не свалилась в карьер!

– Ну что ты, папа!

– Она не бывает на опасных участках, – заверил его Джадд. – К тому же я в таких случаях всегда сопровождаю ее. – Он сказал правду. Челси нечасто доводилось спускаться в карьер, и он всегда находился подле нее, не столько из-за опасности какого-либо увечья, сколько ради ограждения ее от грубых шуток каменотесов, которые не решались распускать языки в его присутствии.

– А что вы скажете о ее доме? – спросил Кевин. – Челси говорила мне, что он построен давным-давно.

– Он в свое время служил перевалочным пунктом на Подземной Железной Дороге, – вставила Челси, сияя от гордости. – Я вычитала об этом в архивах Исторического общества. Беглые рабы пользовались этой дорогой, которая вела аж в Канаду!

Кевин, судя по его виду, остался равнодушен к этой потрясающей новости. Навряд ли он являлся сторонником рабства, но было похоже, что проблемы беглых рабов, давно почивших в бозе, как и их жестокие хозяева, волновали его гораздо меньше, чем сиюминутные заботы его единственной дочери.

– Она там в безопасности? Крыша не рухнет ей на голову? – строго спросил он Джадда. – Надеюсь, ремонт и реконструкция были проведены добросовестно?

– Там совершенно безопасно, – заверил его Джадд. – Я лично нисколько не побоялся бы жить там.

– Но вы не живете там?

– Папа!

– Нет, – правдиво ответил Джадд. Он не мог не отдать должного проницательности Кевина, который был явно близок к догадке о том, что за отношения установились между ним и Челси. – Нет. Я живу в городе со своим стариком отцом.

– А чем он занимается?

– В последнее время – ничем. – И Джадд рассказал Кевину о болезни старого Лео. Тема эта на некоторое время завладела вниманием обоих. Кевину было известно обо всех последних достижениях в борьбе с болезнью Альцхаймера, и он сообщил о них Джадду в доступной для непосвященного форме. Он не смог предложить тому никаких чудодейственных средств и даже мало-мальски надежных лекарств, но благодаря этому разговору Джадд стал гораздо лучше представлять себе саму природу и физиологию этого недуга.

Он горячо поблагодарил Кевина за оказанное ему внимание, и тот покровительственно проговорил:

– Очень жаль, молодой человек, что вы живете в такой глуши. Доктора там, насколько я могу судить, мало чем могут помочь вашему отцу.

Тон его не понравился Джадду и он, всегда презиравший в людях хвастливость, не выдержал и со сдержанным достоинством ответил:

– Мы не ограничились их услугами. Я возил отца на консультацию к Дункану Хартигану.

– В Бостон? – спросил Кевин, слегка приподняв брови. Имя известного специалиста явно произвело на него впечатление.

– Да. Отца наблюдает также Нейл Саммерс. Он возглавляет местную больницу. Практику он проходил в центре Джона Гопкинса.

– Да-а, это великолепный центр, – согласился Кевин. В течение нескольких минут он представил Челси и Джадду краткую сравнительную характеристику тех медицинских центров, которые ему довелось посетить в течение последних месяцев.

Джадд, почти не слушая Кевина, лишь время от времени вставлял в его речь ничего не значащие междометия и кивал головой. Он отчетливо ощущал, что между отцом и дочерью день ото дня растет отчуждение, и это казалось ему странным и необъяснимым. Смерть горячо любимой жены и матери, по его мнению, напротив, должна была бы сблизить их. Подобная близость возникла в свое время между ним и Лео, когда его мать оставила их. Лео стал для него всем, он изо всех сил старался быть для сына одновременно и отцом и матерью. Пусть Джадд был беспомощным ребенком, вызывавшим у Лео, кроме родительской любви, еще и острую жалость, в которой Челси, будучи взрослой самостоятельной женщиной, вовсе не нуждалась, но факт оставался фактом – связь между ним и Лео, взаимная привязанность и любовь были неподвластны времени. Поэтому Джадд так болезненно переживал полную беспомощность отца. Мысль о том, что он может потерять его, приводила его в ужас.

Он внимательно присматривался к Челси, стараясь понять, насколько сильно это задевает ее чувства. Она была напряжена и, как показалось Джадду, изо всех сил старалась угодить Кевину. Происходящее безусловно огорчало ее до глубины души.

Она заказывала для Кевина его любимые блюда и напитки, внимательно вслушивалась в его слова, с лица ее не сходила дружелюбная улыбка. Она делала вид, что нисколько не возражает против того, что Кевин гораздо чаще обращается к Джадду, чем к ней. Ее выдержке и терпению, казалось, не было границ. Лишь в глубине ее больших, серьезных глаз затаились горечь и обида. Когда Кевин пустился в пространные разглагольствования о медицине и своих бывших коллегах, Челси не сделала ни малейшей попытки перевести разговор на другую тему, но стоило ему упомянуть Норвич Нотч, как в глазах ее мелькнул неподдельный страх. Джадд почувствовал, что она многое отдала бы, чтобы снова услыхать о какой-либо из больниц штата Мичиган.

– Ты по-прежнему намерена провести там целый год?

– Угу.

– Тебе не надоела эта затея? Челси засмеялась.

– Что ты, папа! Я мечтаю о том, чтобы в сутках было хотя бы на несколько часов больше! Мне порой и присесть-то некогда, так я занята делами компании. – Улыбнувшись обезоруживающей улыбкой, она мягко добавила: – Я так хотела бы, чтобы ты приехал ко мне туда! В конце месяца комната для гостей в моем доме будет уже отремонтирована. Может быть, ты все же выберешься в Норвич Нотч? Скажем, в День труда?

– Я не могу. Я пригласил гостей в Ньюпорт.

Тень разочарования скользнула по гладкому лицу Челси, но, быстро овладев собой, она спросила с неподдельным энтузиазмом:

– Правда? А кто же у тебя соберется?

– Весткотты, Чарли и Лил Дюшейн, Роденхайзеры.

– Наверное, это будет здорово! – воскликнула она искренне. – А как насчет середины сентября? К этому времени я планирую устроить прием для потенциальных заказчиков, а заодно приглашу друзей на новоселье. Это будет праздничный уик-энд. Тебе наверняка понравится, папа!

Джадд впервые услышал от нее о планируемом приеме. Возможно, она еще не успела поделиться с ним своей идеей, а может быть, придумала это на ходу, чтобы любой ценой заманить Кевина к себе в гости.

– Мне надо будет справиться в своем бизнес-календаре относительно планов на это время, – ответил Кевин.

Джадду захотелось схватить его за плечи и как следует тряхнуть. Неужели он не понимает, как страстно Челси хочется, чтобы он хоть ненадолго навестил ее?

И тут Кевин произнес фразу, которая совершенно сбила Джадда с толку.

– Ты выяснила там все, что тебя интересовало? Челси молча мотнула головой.

– А ведь я предупреждал тебя, что так и будет! Вспомни хорошенько!

– Но я еще не потеряла надежды! – ответила Челси. В голосе ее теперь звучало упрямство.

– Это просто глупая, бесцельная трата времени. Тебе там совершенно нечего делать!

Челси лишь вздохнула и опустила голову. Кевин кивнул в сторону Джадда.

– А он что об этом думает?

Челси с тревогой взглянула на Кевина, перевела взгляд на Джадда и, продолжая молчать, опустила глаза. Джадд насторожился. Он ждал пояснений от кого-нибудь из двоих.

– Он что же, ничего не знает? – предположил Кевин. Не выдержав, Джадд резко спросил:

– Позвольте, о чем это вы?!

– О том, что она родилась в Норвич Нотче, – с негодованием произнес Кевин. – И поэтому решила наведаться в ваш городок. Ей, видите ли, срочно понадобилось выяснить, кто ее настоящие родители. Она не хочет понять, что, раз они отказались от нее тогда, то теперь она им и вовсе не нужна. И что каждый день, проведенный ею там, – это плевок мне в душу!

Побледнев, Челси возразила:

– Ну зачем ты так, папа!

– А что, по-твоему, должен чувствовать человек, отдавший другому свое время, силы, заботу и любовь и обнаруживший, что всего этого, оказывается, недостаточно?!

– Но ты ведь просто не хочешь понять меня! – воскликнула она, всплеснув руками. – У меня есть родители – ты и мама. И я вовсе не желаю найти вам замену. Но мне хочется узнать, кем и от кого я рождена. Разве это так ужасно? Разве ты не можешь понять, что для меня это важно?

Кевин негодующе засопел, не находя слов для ответа.

– Ты говоришь, что боишься меня потерять, а сам все время отторгаешь меня от себя! Ты стараешься видеться со мной как можно реже!

– Потому что ты все свое время проводишь там.

– Я так хотела провести с тобой Четвертое июля!

– Тебе следовало сказать мне об этом заранее. Я не мог изменить свои планы.

– Если бы я так и сделала, ты все равно нашел бы предлог уклониться от встречи со мной.

Отец и дочь некоторое время молча, неприязненно смотрели друг на друга. Наконец Челси перевела взгляд на Джадда и сказала:

– Прости. Я не думала, что все так обернется.

– Надеюсь, – бесстрастно ответил он. Его ошеломило известие о том, что Челси родилась в Норвич Нотче. Но, узнав об этом, он обрел, наконец, недостающее звено в цепи своих рассуждений о причинах ее приезда туда. Впрочем, сейчас это мало радовало его. Ведь это стало известно ему лишь благодаря происшедшей в его присутствии перепалке между Челси и Кевином.

– Ты сердишься, – робко произнесла она некоторое время спустя. Ее била нервная дрожь. Обед с Кевином закончился ссорой и взаимными упреками, а Джадд всю дорогу домой упорно молчал, осмысливая услышанное. Челси казалось, что все, чего она опасалась, свершилось, и ей больше не на что надеяться.

Он повесил пиджак на стул и повернулся к ней.

– Как ты догадалась, черт побери?

– Ох, Джадд…

– И почему, скажи на милость, ты сама не рассказала мне обо всем?

– Но я не думала, что для тебя это так важно…

– Не думала, говоришь? – Он подбоченился и бросил на нее испепеляющий взгляд. – И ты говоришь это после того, как я не меньше миллиона раз спросил тебя, почему ты решила поселиться в нашем городе?!

– Я приехала туда из-за "Плам Гранит".

– Да ты никогда не узнала бы о "Плам Гранит", если бы не стала наводить справки о Норвич Нотче! Или я неправ?!

Челси не могла не признать его правоты. Да, Джадд был тысячу раз прав. Но он не хотел или же не мог понять мотивов ее поступков. Следовало попытаться найти для них оправдание. Она сказала, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более спокойно:

– Я не думала, что это так важно, учитывая наши с тобой отношения. Ведь поиски моих настоящих родителей, моих корней – это область сугубо частной жизни.

– А то, что связывает нас с тобой, разве не относится целиком и полностью к той же самой области? Или это по-твоему – общественная жизнь?! – Он выпрямился и отошел в сторону, словно отдалясь от нее, мог яснее увидеть сложившуюся ситуацию и оценить ее. – Ночью ты бываешь счастлива в моих объятиях. Ты обнажена, ты охвачена страстью, ты так щедра и искренна в своей сексуальности. Но мне почему-то казалось, что в последнее время наши отношения перешагнули рубеж элементарного физического влечения, что мы стали близки также и духовно. Что мы с тобой не только любовники, но и друзья!

– Но ведь так оно и есть! – воскликнула Челси. Слова Джадда лишь усилили ее желание заставить его понять, как важны для нее сложившиеся между ними отношения во всех их аспектах. – Но ведь поначалу мы были только любовниками, – продолжала она. – И мы стали ими, ровным счетом ничего друг о друге не зная. Нас влекло друг к другу только физически! В какой-то момент все изменилось. Я не знаю точно, когда именно это произошло, но мы стали лучше понимать друг друга, находить удовольствие во взаимном общении. Одним словом, стали друзьями. И меня начало тяготить то, что ты не знал о моих самых серьезных проблемах. Но я все время откладывала разговор об этом. Я не представляла, как рассказать тебе обо всем, что меня тревожило…

– Да неужто? И это говоришь ты, самая болтливая из всех встреченных мною женщин! "Не знала, как рассказать"! Ничего себе!

– Но это же разные вещи, как ты не понимаешь! Одно дело – без умолку болтать о пустяках, и совсем другое – набраться смелости, чтобы рассказать о своих непростых сугубо личных проблемах! – Тряхнув головой, она взволнованно продолжала: – И ведь решиться на подобное означало сознаться в неискренности. Я не знала, как ты к этому отнесешься. Я очень боялась, что ты разозлишься на меня… Похоже, что мои опасения были не напрасны. Ты и в самом деле зол. И ты не хочешь меня понять!

– Я не зол, а обижен и раздосадован. Я-то думал, что ты мне доверяешь.

– Но я доверяю тебе, Джадд!

– Выходит, не вполне, раз ты столько времени утаивала от меня свои тревоги и заботы.

– Это не потому, что я тебе не верила, Джадд! – воскликнула Челси голосом, в котором звенели слезы. – Но все дело в том, что я боялась потерять тебя! Я не хотела, чтобы наши отношения изменились, а тем более – прекратились. И я чувствовала, что мои признания могут сказаться на них…

– С какой бы это стати тот факт, что ты родилась в Норвич Нотче, мог испортить наши отношения?! Неужели, узнав об этом, я стал бы испытывать меньшее желание при одном взгляде на тебя?

– Дело не только в этом, Джадд. – Она вздохнула и обхватила себя руками за плечи, словно черпая в этой беззащитной позе уверенность и силы, которых ей недоставало, чтобы закончить этот тяжелый разговор. – Я беременна, – произнесла она приглушенным голосом. – Это случилось в начале мая, в тот единственный раз, когда мы с Карлом были близки. К тому времени, когда я удостоверилась в этом и собиралась поставить его в известность, он решил жениться на Хейли. Она уже была беременна…

– Беременна?.. – эхом отозвался Джадд. – Ты беременна?! – Он взглянул на ее плоский живот.

– Но ведь я не могла предположить, что мы с тобой станем любовниками! И я никогда бы не подумала, что беременные женщины могут испытывать то, что я чувствовала в твоих объятиях!

Джадд скользнул растерянным взглядом по ее лицу.

– Ты беременна?!

Сердце Челси, подпрыгнув, остановилось где-то высоко, почти у самого ее горла. Ей стало трудно дышать. Язык не слушался ее, и она лишь молча кивнула.

– Выходит, ты и это от меня скрывала! – проговорил он недоверчиво. В голосе его, однако, чувствовалось нараставшее негодование. – Ты считала, что и это не столь уж важно для наших с тобой отношений? Или думала, что все как-нибудь образуется само собой?!

Последнюю фразу он произнес с таким сарказмом, что Челси, взглянув на случившееся его глазами, поняла, как бесконечно глупо и трусливо она себя вела.

– Я не ожидала, что наши отношения продлятся долго. И что они приобретут такой дружеский, доверительный характер. А потом я поняла, что сказать тебе обо всем следовало гораздо раньше, что время уже упущено. И поэтому, боясь потерять тебя, я все откладывала и откладывала этот разговор. Не знаю, на что я надеялась. Но я все время собиралась поговорить с тобой об этом. И… все время трусила…

Джадд, все еще не пришедший в себя от изумления, снова взглянул на ее узкую талию, на высокую, налитую грудь. Растопырив пальцы, он провел ими по волосам и сквозь зубы пробормотал:

– Черт…

– Это ничем тебе не грозит, Джадд! – горячо уверила его Челси. – Если кто-нибудь заподозрит, что это от тебя, и начнет говорить об этом, я поставлю болтунов на место!

Он подошел к окну и выглянул наружу. Челси, не осмеливаясь приблизиться к нему, заговорила громче:

– Карл ничего не знает. Я просто ума не приложу, как мне быть. Ведь открывшись ему, я могу посеять вражду между ним и Хейли. А она тоже беременна… Отцу я тоже ничего не рассказала. Он так хотел, чтобы мы с Карлом поженились! Я не хочу огорчать и разочаровывать его. Он мечтает о внуках, но ведь я не замужем… Кроме того, он непременно рассказал бы обо всем Карлу и его родителям. Это вызовет среди них легкую панику…

Она произносила первое, что приходило ей в голову, лишь бы только не молчать. Джадду наверняка безразлично отношение всех этих людей к тому, что с ней произошло. Он едва знал лишь некоторых из них. Их переживания ни в малой степени не касались его.

Челси была в отчаянии. Ей так хотелось, чтобы он понял и не осуждал ее!

Джадд продолжал стоять у окна спиной к ней. Челси казалось, что не только его затянувшееся молчание, но и сама поза, в которой он застыл, выражают негодование и полное пренебрежение к ее словам. Ей хотелось плакать, умолять его выслушать ее.

Она сделала еще одну, последнюю попытку вызвать его на разговор.

– Когда все это произошло, я решила, что лучше всего для меня будет уехать куда-нибудь, где меня никто не знает. Норвич Нотч словно ждал меня. Я с радостью ухватилась за возможность работать и жить в этом тихом городке, чтобы заодно попытаться выяснить правду о своем рождении. Я купила старый фермерский дом, скромную машину, оборудовала для себя офис. Я встретила тебя, и Донну, и Хантера. Мне хотелось родить своего ребенка, найти своих родителей или хоть что-то о них узнать, помочь "Плам Гранит" встать на ноги. Все это, согласись, звучит вполне реально и осуществимо. А потом я решила бы, что мне делать дальше, где жить и чем заниматься. – В голосе ее послышались нотки мольбы. – Я никогда и в мыслях не имела обманывать тебя. Но мне так хотелось, чтобы ты бывал у меня! Наверное, я поступила неправильно, но я ни в чем не раскаиваюсь. Мне жаль только, что ты так расстроен случившимся. Прости меня! Но я нисколько не сожалею о времени, проведенном с тобой. Это было так замечательно…

Она замолчала, боясь, что голос ее дрогнет. Ей не хотелось еще больше раздражать его своими слезами. Вздохнув, она вышла из гостиной, где ночевал Джадд.

Весь обратный путь до Норвич Нотча Джадд вел машину молча. Он высадил Челси у Болдербрука и, не попрощавшись, поехал к себе домой. Во всяком случае Челси решила, что он направился именно туда. Хотя, кто знает… Ни в эту, ни в следующую ночь он не пришел к ней. Днем в своем офисе Челси также понапрасну ждала его прихода. Затем наступил унылый, тоскливый уик-энд. В понедельник поутру сердце Челси преисполнилось сожаления о том, что судьба свела ее с Джаддом Стриттером.

ГЛАВА XV

Челси сразу узнала его шаги. Она слишком часто слышала их в коридоре, на лестнице и в спальное своего дома, чтобы на сей раз ошибиться. Да, Джадд неторопливо поднимался к ней в мансарду! Держи себя в руках, приказала она себе. Но справиться с нарастающим волнением оказалось выше ее сил.

– Угу, – сказала она в телефонную трубку. – Совершенно верно! Это белый гранит высшего качества, и мы гарантируем вам своевременную поставку любого заказанного объема продукции.

Над перилами лестницы появилась сначала темноволосая голова Джадда, затем его широкие плечи, торс, ноги, и наконец он ступил на пол мансарды.

– Почему бы вам не приехать, чтобы ознакомиться с нашим производством? В субботу пятнадцатого сентября мы устраиваем прием для потенциальных покупателей, но работы в шахтах ведутся шесть дней в неделю, и вы можете посетить любую из них в любой день, когда вам будет удобно. – Она подняла указательный палец, приветствуя Джадда, и взглядом проследила за тем, как он, повернувшись, отошел к дальнему окну. – Если вы хотите подробнее ознакомиться со спецификацией гранита, с вами свяжется один из наших инженеров. Будьте любезны, продиктуйте мне ваш номер телефона. – Она взяла ручку и занесла на листок бумаги цифры, продиктованные ее собеседником. Написав сверху слово «Джадд», она дважды подчеркнула его. – Алекс Лаппин – великолепный подрядчик. Я рада, что он рекомендовал вам нашу компанию. – Джадд засунул руки в задние карманы своих джинсов, и Челси не могла догадаться, что означал этот его жест – нетерпение, досаду, равнодушие? – Спасибо, что позвонили. – Ее ладони вспотели от волнения. – Надеюсь! До свидания!

Повесив трубку, Челси выпрямилась на стуле и положила руки на колени. Джадд продолжал смотреть в окно.

– Мне звонил сейчас Филип Бэнди, – произнесла она, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более деловито. – Он архитектор, работает в Хартфорде. Он возглавляет проект строительства первого из целой серии зданий мегабанка. Несколько прогоревших банков решили объединиться. Он хотел бы заказать у нас белый гранит из карьера Хаскинс Пик. Он будет звонить тебе.

Джадд опустил голову. Челси не представляла себе, что это могло означать.

Она считала, что обязана дать ему понять, что вовсе не сердится на него и его нежелание продолжать их связь ни в коем случае не должно отразиться на их деловых отношениях.

Вздохнув, она беззаботно добавила:

– Компания Роскинса также недавно обратилась ко мне. Они запрашивали цены на некоторые сорта гранита. Собираются обновить гостиничный комплекс курорта на мысе Элизабет.

– Кому нужен этот курорт на мысе Элизабет? Кто туда поедет? – спросил Джадд равнодушным и совершенно чужим голосом, словно давая Челси понять раз и навсегда, что о близости между ними больше не может быть и речи.

Челси знала, что заслужила это, и несколько дней кряду готовила себя к подобной развязке, но теперь, когда воочию убедилась в необратимости происшедшего, сердце ее болезненно сжалось, руки опустились и к горлу подкатил комок.

Ей стоило немалого труда сохранить невозмутимый, жизнерадостный тон.

– Люди хотят путешествовать, но теперь многие предпочитают не уезжать далеко от дома. Там очень тихое, уютное местечко, отличные условия, скромные цены. Я уверена, что Роскинс не прогадает.

– А кто этот Алекс Лаппин?

– Мой знакомый. Я работала у него после окончания колледжа. Потом он рекомендовал меня управляющему архитектурной фирмы. Я сперва работала там чертежницей, а затем поступила в школу дизайна.

Ей очень хотелось услышать от него хотя бы несколько слов, по которым она смогла бы судить о его настроении, о его мыслях и планах.

– Как ты думаешь, – спросила она, не в силах вынести затянувшегося молчания, – удачна ли моя идея насчет большого приема?

Помолчав, он пожал плечами.

– Не знаю. Ничего подобного у нас никогда прежде не бывало.

– Но все же, как ты считаешь, принесет ли это хоть какую-нибудь пользу компании?

Джадд ответил не сразу.

– Это будет зависеть от того, кто откликнется на приглашение.

Челси снова вздохнула. Не в силах долее сдерживаться, она воскликнула:

– О Господи! Мы разговариваем в типичной для Норвич Нотча манере! Знаешь, я начинаю понимать, почему здесь все так привержены традициям. Ведь чтобы высказать мало-мальски новую мысль, местным жителям придется затратить на поиск нужных слов столько умственных усилий, что сама мысль тем временем ускользнет и позабудется! – Она тряхнула головой и добавила гораздо мягче: – Поговори со мной, Джадд!

Он издал какой-то неопределенный звук, и Челси было приняла его за возглас негодования, но вслед за этим Джадд растерянно пробормотал:

– Как я мог этого не заметить? У тебя такая большая грудь! И талия, если внимательно приглядеться, заметно располнела!

– У очень многих женщин полная грудь и широкая талия! – возразила Челси. – И ты ведь не знал, как я выглядела прежде. Тебе не с чем было сравнивать.

– Нет! – ответил на это Джадд. – Я Должен был заметить!

– Никто пока что ничего не подозревает…

– Но я был ближе к тебе, чем кто бы то ни было другой!

– Тебе просто в голову не могло прийти, что я беременна!

– Я должен был обратить внимание на то, что у тебя нет месячных!

– Но ведь мы с тобой проводили вместе не все ночи подряд. К тому же не так давно я на целых три дня уезжала в Балтимор.

Джадд наконец повернулся к ней лицом. Его стройная, мужественная фигура отчетливо вырисовывалась на светлом фоне окна. Он пристально взглянул в глаза Челси и спросил:

– Ты действительно собиралась сказать мне, что ждешь ребенка от Карла?

– Ну разумеется! У меня язык не поворачивался сказать тебе о своей беременности, я все откладывала этот разговор… Но скрывать, что я зачала от Карла, мне и в голову не приходило. Я не стыжусь того, что у нас с ним было. Мы и вправду подумывали о совместной жизни. Его и мои родители столько лет мечтали о том, что мы поженимся! Нам показалось вполне естественным и нормальным наконец познать друг друга. Но из этого, к сожалению, ничего не вышло. И теперь он, по-моему, вполне счастливо живет со своей Хейли…

Джадд нахмурился и мрачно проговорил:

– Ты ведь могла попытаться убедить меня, что это мой ребенок.

– Нет, что ты! При всем желании мне это не удалось бы. Мой живот вырос бы слишком быстро. Я должна родить в начале февраля. Сопоставив все даты, ты разоблачил бы мой обман.

– Но младенцы зачастую появляются на свет раньше срока.

Челси в ответ на это сморщилась, словно от боли, и тряхнула головой. Помолчав, она сказала.

– Я никогда и ни за что не опустилась бы до подобного обмана! У меня нет ни малейшей необходимости искать отца для моего будущего ребенка. Мне не нужен муж! У меня хватит времени, сил и средств, чтобы самой воспитать свое дитя! – Взгляд ее стал задумчивым, губы тронула легкая улыбка. Склонив голову набок, она мягко произнесла: – Для меня это было таким замечательным подарком! Все эти годы я ни разу всерьез не задумывалась о семье, о детях… Но когда доктор сказал, что я беременна, идея обрести близкое, родное существо, которое будет принадлежать только мне, захватила меня целиком. Я нисколько не боюсь тех проблем, сложностей и даже страданий, которые неизбежны, если решаешься быть матерью. И я так счастлива! Я с таким нетерпением жду того дня, когда мой ребенок появится на свет!

– И ты считаешь, что имеешь полное право вести себя подобным образом? – побледнев от гнева, воскликнул Джадд, подходя к ней вплотную. – Ты приехала сюда и всех обманула! Ты решила пустить нам пыль в глаза! Почему ты думаешь, что тебе необходимо скрывать, кто ты есть на самом деле? И то, в каком положении ты находишься? Ты считаешь себя умнее всех нас? Или думаешь, что ты на голову выше всех остальных? И надеешься, что все сойдет тебе с рук?!

Она выдержала его исполненный негодования взгляд.

– Нет. Я вовсе не считаю себя виноватой в том, что хочу узнать правду о своем рождении. Но мне просто не за что зацепиться. И я не нахожу нужным оповещать всех и каждого о своих личных проблемах.

– Почему бы тебе не начать расспросы?

– Кого и о чем мне спрашивать? Все это время я пребываю в полной растерянности. Поверь, мне очень, очень нелегко. И я не заслужила твоих упреков!

– Надо проанализировать то, что известно тебе самой, и решить, как действовать дальше.

– Я знаю совсем немного. Я родилась здесь тридцать семь лет тому назад, и меня удочерили сразу же после рождения. Я знаю, как тяжело для матери лишиться своего ребенка! – она невольно прижала руку к нижней части живота. – Плод, который зреет во мне, еще даже не начал шевелиться, но я так дорожу им! И если бы я знала, что, выносив и родив свое дитя, должна буду отдать его чужим людям, это убило бы меня! – Глаза ее наполнились слезами. – Люди не отказываются от своих детей по доброй воле. Их вынуждают к этому обстоятельства, и это всегда сопряжено со страданиями!

– Откуда тебе это известно? – резко спросил он.

– Я прочитала массу литературы по этому вопросу, – ответила Челси, чувствуя, что вместе с этими словами к ней возвращается былая уверенность в себе. Никто не смог бы, подобно старому Оливеру, упрекнуть ее в том, что она не выполнила своего домашнего задания. Или выполнила его недобросовестно, спустя рукава. – Но мне неизвестно, какая причина побудила мою родную мать отказаться от меня и что она в связи с этим пережила. И я не знаю, была ли она молодой или уже в годах, замужней или одинокой, богатой или бедной. Не знаю, скрывала ли она свою беременность в одной из убогих хижин Картер Корнера, чтобы, родив меня, тайком подбросить к чьей-нибудь двери, или о ее позоре судачил весь город, сделавший ее парией, как мать Хантера… А может быть, она принадлежала к семейству Фарров, Джемисонов или Пламов, и родные, узнав о ее грехопадении, отправили ее на весь период беременности в какое-нибудь загородное владение, чтобы спасти себя от позора, а меня позаботились пристроить в хорошую, состоятельную семью…

Едва переведя дыхание, она смело взглянула ему в глаза и окрепшим голосом добавила:

– И я считаю, что с твоей стороны несправедливо упрекать меня в скрытности и неискренности. Люди делятся своими личными, интимными проблемами только с тем, кому они доверяют. А жители Норвич Нотча не очень-то располагают к доверию. Я так надеялась встретить в этом замкнутом, патриархальном мирке тепло и понимание, столь свойственные давно прошедшим временам, в которых, судя по внешним признакам, навеки застыл этот городок. Но надежды обманули меня. Все документы, которые могли бы пролить свет на тайну моего рождения, уничтожены. Об этом позаботился мой отец. Тот, кого я привыкла считать отцом, – Кевин Кейн. Местный адвокат, который официально оформлял мое удочерение, давно умер, а повитухе, принимавшей роды у моей матери, хорошо заплатили за молчание. Вот и выходит, что я знаю лишь, что родилась в Норвич Нотче. Единственный предмет, который, если можно так выразиться, достался мне в наследство от моих настоящих родителей, – это серебряный ключик, который кто-то прислал Эбби через несколько лет после моего появления на свет. Никакого письма к нему не приложили. И никаких дальнейших попыток вступить в контакт с Кейнами сделано не было. Что ты можешь на это сказать? Что ты посоветуешь мне сделать? Повесить ключ на шею и ждать, что кто-нибудь заговорит со мной о нем, расскажет, откуда он взялся?

– При том, как ты себя ведешь, – ледяным голосом ответил Джадд, – увешайся ты хоть с ног до головы драгоценностями из британской королевской сокровищницы – все сделают вид, что ничего не замечают. Но вот что они уж точно не смогут не заметить, так это твой живот. Не за горами то время, когда ты уже не сможешь скрывать свою беременность. А ты представляешь себе, что значит быть незамужней матерью в Норвич Нотче? Одно дело – жительницы Корнера. Все уже привыкли к тому, что тамошние девчонки ведут себя вольно, ну и, разумеется, время от времени производят на свет внебрачных детей. Но чтобы подобное произошло с женщиной из общества?! Нет, это просто невозможно!

Челси медленно встала со стула и выпрямилась во весь рост. Если Джадд не желает понять ее, значит он ничем не лучше остальных. Она готова была в одиночку бороться за свое достоинство, за право поступать, как считает нужным, со всеми жителями Норвич Нотча.

– А что они могут со мной сделать? Побьют меня камнями? Привяжут к позорному столбу, который специально для этой цели установят на городской площади? И повесят мне на шею табличку с надписью «Падшая»? Какое счастье, что времена подобных экзекуций миновали! Я ни минуты не сомневаюсь, что жители вашего городка способны были бы осуществить все это. И вот еще что. Когда я родилась здесь, я была просто никем. И меня увезли отсюда прочь. Теперь, вернувшись в Норвич Нотч, я безусловно представляю собой кое-что. И жителям города не так-то просто отмахнуться от меня. Они нуждаются во мне гораздо больше, чем я в них. Судьба Норвич Нотча в огромной степени зависит от "Плам Гранит". А будущее "Плам Гранит" находится не только в руках семьи Пламов, но и в моих тоже. Если меня станут третировать в связи с моей беременностью, я просто уеду отсюда. И пусть гранитная компания решает свои проблемы без моей помощи. И ты прекрасно знаешь, что ей это не удастся!

– Ты и вправду готова лишиться денег, вложенных в модернизацию "Плам Гранит"? – усмехнулся Джадд. – Так я тебе и поверил!

– Выходит, ты совершенно не знаешь меня, – задумчиво произнесла она. Челси была скорее разочарована, чем удивлена своим открытием. Их близость исчерпывалась в основном интимными отношениями, и они почти никогда не поверяли друг другу свои мечты, надежды, взгляды на жизнь. – Деньги никогда не являлись для меня главным в жизни, в работе. Иначе я не просиживала бы часами за чертежным столом, а занималась бы одним лишь бизнесом. Но мне доставляет удовольствие создавать проекты зданий, придумывать что-то новое, свое, использовать чужие находки и по-разному комбинировать то и другое. И даже когда я инвестирую во что-либо свои деньги, мною движет азарт, а не корысть. Меня привлекает в этом возможность что-то предпринимать, влиять на ход событий, противостоять чьим-то интересам, а чьи-то поддерживать. Мой азарт сводится лишь к участию в игре, а результат ее, поверь, я считаю делом второстепенным. Ты можешь считать меня слишком самоуверенной или слишком беззаботной, ты можешь не верить мне. Но если я и вправду брошу "Плам Гранит" на произвол судьбы, большого ущерба мне это не нанесет. Чего, согласись, никак нельзя сказать о жителях вашего городка.

– Но они ведь не просили тебя вкладывать деньги в гранитную компанию!

– Нет, не просили. Но не сделай я этого, компания вместе со всеми, кто на нее работает, тихо и плавно пошла бы ко дну. Она ведь уже начинала тонуть. И тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. Это я удержала ее на плаву.

– Ты считаешь себя ангелом-избавителем местного уровня? Так, что ли?

– Нет. У меня просто-напросто есть деньги. И, устраивает это тебя или нет, но они дают мне немалую власть. – Вздохнув, она прошептала: – О, как я ненавижу это слово! – Но через секунду продолжала столь же решительно и резко: – И я могу позволить себе делать то, на что другие никогда не осмелились бы. Оливер, Эмери и Джордж каждое утро встречаются в парикмахерской и остаются там, сколько им заблагорассудится. Никто не смеет появиться там, пока они не соизволят уйти. И никому даже в голову не приходит возмутиться. Хантер Лав совершенно безнаказанно носится на своем ревущем «кавасаки», когда ему заблагорассудится, в том числе глубокой ночью. И ему это сходит с рук. Одна из дочерей Джемисонов ежегодно избирается Мисс Норвич Нотч, и все принимают это как должное, хотя ни для кого не секрет, что в городе есть гораздо белее красивые и изящные девушки. Итак, Челси Кейн беременна. Это ее частное дело. И пусть тот, кто захочет попрекнуть ее этим, заранее взвесит все возможные последствия!

– И ты готова объявить об этом во всеуслышание? – мрачно спросил Джадд.

Она гордо подняла голову и невозмутимо ответила:

– Да, если возникнет такая необходимость.

– Все будут просто в восторге от этого известия!

– Я здесь вовсе не затем, чтобы вызвать восторг в сердцах местных жителей. Я хочу помочь гранитной компании увеличить сбыт продукции и расширить клиентуру, я надеюсь узнать, кто дал мне жизнь, и родить своего ребенка. Вот и все, что удерживает меня в Норвич Нотче.

– Ты не можешь купить любовь и внимание к себе.

– А разве я хоть что-нибудь сказала о любви?

– Нет, но именно ее тебе здесь недостает. Ты сама жаловалась на это. Ты хочешь занять видное место в этом городе, завоевать симпатии его жителей, а потом объявить, что никто из них и мизинца твоего не стоит. И все потому лишь, что какая-то безвестная женщина осмелилась когда-то отказаться от своих прав на тебя.

– Ты ошибаешься, Джадд! – воскликнула она.

Но он, невесело усмехнувшись, повернулся и исчез в лестничном проеме, оставив Челси в негодовании и растерянности. Она понимала, что Джадд зол на нее и до сих пор не может простить ей ее скрытность. Иначе он не стал бы так резко говорить с ней. Но в глубине души она вынуждена была признать, что в словах его содержалась немалая доля правды.

От взгляда Донны не укрылось, что с Челси творится что-то неладное. Уже неделю та ходила, точно в воду опущенная. В те дни, когда они не виделись друг с другом на аэробике, Челси забегала в магазин, чтобы поздороваться с Донной и перекинуться с ней парой слов. При этом она обычно покупала какой-нибудь пустяк – бутылку минеральной воды, шоколадку, заколку для волос. Но покупки эти служили лишь предлогом для встреч с Донной, которая всегда оживлялась при виде Челси, все более дорожа дружбой с ней.

Но дружба предполагает неравнодушное отношение друг к другу, поддержку и взаимопомощь. И Донна готова была оказать Челси помощь, в которой та без сомнения нуждалась.

Она догадалась, что в Балтиморе с Челси произошла какая-то неприятность. Она переменилась именно после возвращения оттуда. Донна была уверена, что догадка ее верна. Навряд ли Челси выглядела бы такой печальной и опустошенной от беспокойства по поводу предстоящего приема. К концу недели она набралась духу спросить обо всем саму Челси.

"Тебя что-то тревожит? – набрала она на компьютере, усадив Челси на стул в небольшой служебной комнатке. Мэтью, застав их здесь, непременно устроил бы Донне выговор, но его как правило раздражало все, что бы она ни делала. Так что терять ей было особенно нечего. – В чем дело?"

"Никак не могу решить, подавать ли печеные моллюски или барбекю, – напечатала Челси. – Что бы ты посоветовала?"

Донна досадливо отмахнулась и набрала: "Тебе не удастся обмануть меня. С тобой что-то произошло. Скажи, это связано с твоим отцом, да?" Челси отрицательно помотала головой.

– Он будет на приеме?

– Скорее всего, нет.

Донна внимательно вгляделась в лицо подруги. Она знала, что отношения между нею и Кевином оставляли желать лучшего. Но их взаимное отчуждение началось уже довольно давно, а Челси резко изменилась лишь за последнюю неделю.

– Значит, у тебя размолвка с Джаддом?

Челси подняла на нее глаза. Она не знала, что ответить Донне. Но раз ее связь с Джаддом уже ни для кого не секрет…

– Откуда тебе известно о нас? – тихо спросила она. Улыбнувшись, Донна напечатала:

"Норвич Нотч – маленький городок. Люди знают, у кого какая машина. И если возле твоего дома почти каждую ночь случайно паркуется чужой "блайзер…

– Это все Хантер! Это он распустил язык!

Донна покачала головой.

"Хантер – вовсе не сплетник. Чего я не сказала бы о многих и многих других. Кто-то увидел в твоем дворе его машину, а кто-то случайно услышал, что сиделка теперь часто остается с Лео на всю ночь. – Лицо Челси вытянулось от огорчения. Она была в таком замешательстве, что Донна, лукаво усмехнувшись, потрепала ее по плечу. – Не принимай это так близко к сердцу. Никто вас не осуждает. Ведь он свободен, да и ты не замужем. Вы – такая красивая пара…"

Челси вздрогнула и закусила губу. В глазах ее было столько отчаяния, что Донна спросила вслух, не заботясь о том, насколько резко и громко мог прозвучать ее искаженный глухотой голос:

– Что случилось?!

После минутного колебания Челси принялась быстро набирать на компьютере ответ, трижды заполнивший экран монитора.

Прочитав пространное сообщение подруги, Донна недоверчиво взглянула на ее живот. Он казался ей таким плоским. Она никак не могла себе представить, что там растет и развивается младенец… Но Челси всегда носила одежду свободного покроя. Возможно, поэтому ее беременность пока незаметна.

Но не одно лишь это сообщение потрясло ее до глубины души.

– Неужели ты и вправду родилась в нашем городе?! – Донна никак не могла поверить этому. Челси казалась жительницей другого мира. Слишком уж она была изысканна для захолустного Норвич Нотча.

"Тридцать семь лет назад, – ответила Челси. – Но я не могу обратиться ни к каким документам. Они все уничтожены. И я не знаю, с чего мне начать поиски. Ведь Норвич Нотч – маленький городок. А тогда, полагаю, он был и того меньше. Здесь рождается не так уж много детей. И еще меньше оказываются усыновленными. Но тема эта довольно щекотливая… Скажи, а ты случайно не помнишь разговоров о чем-либо подобном?"

Донна помотала головой и напечатала ответ: Я ведь была еще очень мала, когда все это произошло. Тебе надо поговорить с кем-нибудь из пожилых людей. – Поставив на экране ряд точек, чтобы отделить эту фразу от следующей, она набрала: – Джадд очень зол на тебя?"

Подняв голову, она стала внимательно следить за губами Челси, которая раздельно произнесла:

– Он был вне себя от ярости! Он считает, что я обманула его, а также и всех жителей Норвич Нотча. Он оскорблен до глубины души. Я, по его мнению, решила отомстить всем за свое прошлое. Знаешь, говоря откровенно, я готова признать, что совершила массу ошибок. Мне следовало повести себя иначе. Но последние месяцы выдались для меня уж очень тяжелыми. Сначала на меня обрушились все эти неприятности в Балтиморе. Столько потерь! Потом началась наша связь с Джаддом, причем совершенно неожиданно для меня и, если уж на то пошло, совсем некстати… Мне пришлось работать в двух фирмах одновременно, и там и здесь, и обустраивать офис в Швейной Гильдии, и следить за работами в Болдербруке, и бороться с приступами тошноты по утрам… А еще эти телефонные звонки… – Она махнула рукой и заключила: – Видимо, я слишком много на себя взяла…

Челси на миг погрузилась в свои невеселые думы. Но Донна, дотронувшись до ее плеча, указала на экран монитора, где было набрано:

"Что еще за телефонные звонки?"

– Мне звонят поздними вечерами. Два-три раза подряд. Сняв трубку, я поначалу ничего не слышу, а затем раздается приглушенный гул детских голосов, знаешь, как если бы кто-то записал звуки, доносящиеся из школьной столовой во время перерыва на ленч, и включил магнитофон…

"И часто это бывает?"

"По несколько раз в неделю. Я стараюсь не думать о них, но они все не прекращаются… Кто-то хочет напугать меня, и этот кто-то очень настойчив. Признаться, эта настойчивость начинает действовать мне на нервы!"

Глаза Донны загорелись гневом.

"Нолан знает об этом?"

Челси пренебрежительно наморщила нос.

"Да ведь это всего лишь телефонные звонки! Я не хотела бы предавать огласке чьи-то глупые выходки. По-моему, эти шутники только того и ждут. Обратиться в полицию – значит дать им понять, что я принимаю их всерьез".

"И все же надо непременно сообщить об этом Нолану!"

"Но ведь мне никто и ничем не угрожает. Эти звонки досаждают мне, но и только. При чем здесь полиция?

Но Донна придерживалась иного мнения. Повернувшись к компьютеру, она набрала:

"Нолан – очень славный человек. Он никому ничего не расскажет. Он часто заходит в наш магазин. Можно, я расскажу ему об этих звонках?"

– Но что он сможет сделать?

"Он будет приглядывать за Болдербруком и его окрестностями. А также прислушиваться к разговорам о тебе. Возможно, кто-то ненароком проболтается, и Нолан узнает, кому именно так не терпится избавиться от тебя".

Челси грустно взглянула в глаза подруги и четко произнесла:

– Я знаю это и без Нолана. Полгорода мечтает, чтобы я убралась отсюда восвояси.

Донна обняла ее и с нежной улыбкой сказала:

– Неправда! Они просто завидуют тебе, вот и все. – Она перевела взгляд на живот Челси и добавила: – И я тоже! Ждать ребенка – такое счастье!

Челси смущенно улыбнулась и спросила:

– Ты легко перенесла беременность?

Донна кивнула, и пальцы ее забегали по клавиатуре компьютера:

"Джози всегда был прелестным ребенком. Я жалею, что у него нет братьев и сестер, но так уж вышло…

– Это из-за твоего заболевания?

"Из-за мужа". – Она быстро стерла написанное и спросила:

– Ты собираешься рожать здесь или в Балтиморе?

– Здесь, в моем доме. С помощью повивальной бабки. – Лицо Донны выражало растерянность и недоумение, и Челси, усмехнувшись, набрала на экране: – „Я уже давно приняла это решение и намерена осуществить его".

"И ты не боишься? Ведь мало ли что может случиться…"

– Да, побаиваюсь, конечно. Но, Бог даст, все обойдется хорошо.

Подобные утверждения Челси порой внушали Донне благоговейный страх. До сих пор она считала, что бесстрашие и безоглядность Челси, ее внутренняя свобода и независимость порождены лишь достатком и особенностями воспитания, которое она получила. Теперь, узнав ее ближе, она внезапно поняла, что Челси Кейн ведет себя столь свободно еще и потому, что не знает своего прошлого, не ощущает своих корней.

С Донной все обстояло совершенно иначе. Она принадлежала к почтенному и уважаемому семейству Пламов, а затем породнилась с Фаррами, столь же почтенными и уважаемыми. Она уже порядком устала без конца напоминать себе, как это замечательно и как ей повезло. Ей так хотелось бы обрести хоть малую толику той внутренней свободы, которой в избытке обладала Челси. Ей и в голову не приходило мечтать о том, чтобы навсегда покинуть Нотч, ведь здесь жил Джози, и она ни за что на свете не решилась бы вырвать его из привычной обстановки и уж тем более – расстаться с ним. Но порой ее снедало непреодолимое желание хоть немного развеять скуку и однообразие своей жизни торжественным ужином в дорогом ресторане, поездкой в Бостон или Портленд. Она так хотела бы почаще приглашать к себе на обед друзей и соседей без опасений быть униженной и осмеянной в их присутствии. Или закрасить седые пряди волос, не услышав при этом назидательного: "Ты должна гордиться своим возрастом!" Поэтому Челси стала для нее своего рода эталоном чего-то желанного и недосягаемого.

Ах, если бы в ее характере было хоть немного отваги и решимости! Но нет уж, пусть все остается как есть! Обладай она смелостью и безоглядностью Челси, кто знает, возможно, это толкнуло бы ее на поступок, который шокировал бы население Норвич Нотча гораздо сильнее, чем беременность Челси Кейн…

После ухода Челси Донна не могла думать ни о чем другом, кроме проблем и трудностей своей новой подруги. Она понимала, что не решилась бы эпатировать окружающих какой-либо дерзостной выходкой, как бы порой ей этого ни хотелось. Но поддержать Челси, нуждавшуюся в ее помощи, было, как она полагала, ее прямой обязанностью. Навряд ли это придется по душе кому-либо из ее родных и знакомых. Ну что ж, тем лучше! Пусть знают, что и она, Донна Плам Фарр, способна принимать самостоятельные решения и осуществлять их! Она непременно сообщит в полицию о телефонных звонках, раздающихся по вечерам в Болдербруке. И с завтрашнего дня станет заниматься бегом вместе с Челси, чтобы та не чувствовала себя такой одинокой и беззащитной на дорогах, запруженных машинами.

Время близилось к полудню. Донна, бледная от волнения, не сводила глаз с циферблата своих часов. В двенадцать Мэтью позволял ей отлучаться из магазина, чтобы наскоро перекусить. Призвав на помощь все свое мужество, она вышла на улицу и торопливо зашагала к зданию полицейского участка.

Неделей позже Оливер и Эмери, как всегда по утрам, пили кофе в парикмахерской Зи. Оба, держа чашки в руках, стояли у окна и пристально разглядывали двух женщин, которые разговаривали у входа в магазин Фарра. Их кофе давно остыл, но оба, похоже, не обращали на это ни малейшего внимания.

– Не нравится мне, как ведет себя Донна, – вполголоса пробормотал Эмери. – И парню моему это тоже не по душе. Она стала совсем другой рядом с этой выскочкой. Мэтт сказал, что теперь они вместе бегают по утрам. Ты скажи ей, чтоб она это прекратила!

– И не подумаю! – огрызнулся Оливер.

– Ты же ее отец!

– А он – ее муж. Пусть сам учит ее уму-разуму. Мне дела нет до того, куда и с кем она бегает.

– Вот была бы она твоей женой…

– Так ведь и я о том же! Это дело мужа, а не мое.

– А я скажу, – раздался из глубины парикмахерского кресла пронзительный голос, – что совершенно неважно, чья она жена и чья дочь. Факт в том, что она проводит слишком много времени с этой Челси Кейн. И ни к чему хорошему это не приведет. Вот увидите! Эта дамочка возжелала скупить на корню весь наш город!

Оливер бросил недовольный взгляд на Джорджа, которого старательно брил старый Зи.

– Ты, никак, не рад ее инвестициям в нашу промышленность, Джордж? По-твоему, наш город не нуждается в ее деньгах?

– Против ее денег я ничего не имею. А вот она сама лучше бы убралась отсюда в свой Балтимор.

– Но она хочет жить здесь. И она обеспечивает нас великолепными заказами, о каких мы прежде и мечтать не смели! – заспорил Оливер. – Мы все время нанимаем новых рабочих. Верно я говорю, Джадд?

– Да, – ответил Джадд, прислонившийся к стене с чашкой кофе в руках.

– А чем больше народу у нас работает, тем больше денег будет лежать в твоем банке, – бросил Оливер Джорджу, – и в кассе твоего магазина, – он кивнул в сторону Эмери. – Так что уж кому-кому, а вам бы следовало помалкивать насчет этой Челси Кейн.

Эмери возмущенно засопел.

– Мы так и поступали, и к чему привело это попустительство? Сколько достойнейших женщин точно с цепи сорвались? Носят теперь короткие платья, обтягивающие панталоны, какие-то немыслимые майки. Не знаешь, куда и глаза девать при виде такого чудовищного стриптиза. И волосы завивают точь-в-точь как она! Не говоря уже о Дне труда. Вы хоть слыхали, что она затевает?

– Какую-то чертову свалку! – взвизгнул Джордж. Эмери, поправляя очки, пробормотал:

– Большой прием. Кому это нужно, скажите на милость? Ты давал ей на это разрешение, Оливер?

– А почему это я должен давать ей разрешение? – возмутился Оливер. – Она сама оплачивает эту свою нелепую прихоть. А я умываю руки.

– Нет, – настаивал Эмери, – ее определенно следует поставить на место. Городской комитет по благоустройству должен заняться этим вопросом. Она ведь обнаглела настолько, что наняла Били, и та взялась приготовить цыплячье барбекю и шарлотку из яблок для ее дурацкого приема! А это означает, что мы, горожане, будем праздновать День труда без шарлотки! Кто еще, кроме Биби, сможет ее нам сделать?! А разве кто-нибудь из вас помнит хоть один День труда без яблочной шарлотки на десерт?!!

– А по-моему, ее индейский пудинг гораздо вкуснее, – вставил Джадд, чтобы хоть как-то разрядить накалившуюся до предела обстановку. Посоветуйся Челси с ним, он предостерег бы ее от многих ошибок, которые она допустила при подготовке своего приема. Но за помощью и советом она к нему не обращалась. У нее просто не было такой возможности. С того понедельника, когда они поговорили начистоту в ее мансарде, Джадд старательно избегал встреч с ней. Их общение ограничивалось теперь лишь деловыми разговорами, с молчаливого согласия обоих сводимыми до минимума. Джадду и в голову не приходило возобновить их прежние отношения, и злость охватывала его всякий раз, как он вспоминал о чудовищном надувательстве, жертвой которого ему довелось стать по вине Челси.

– Расскажи ему о гостинице! – воскликнул Джордж. Эмери, как ни странно, расслышал его слова, хотя голос Джорджа заглушала салфетка, которой Зи в эту минуту промокал его лицо.

– Она заранее забронировала все номера в гостинице Норвич Нотча, да еще уйму комнат в Стоттервилле. Ума не приложу, как мы будем выкручиваться, если и к нам на этот уик-энд нагрянут гости! Их просто некуда будет поселить. – Эмери возвысил голос: – Говорю тебе, Олли, эта особа перевернет здесь все вверх тормашками!

Джадд шумно вздохнул. Все приняли этот звук за выражение возмущения с его стороны. Но он думал о своем. Ему никак не удавалось вытеснить из памяти образ Челси, и при воспоминании о том, как хорошо им было вдвоем, желание близости с ней охватывало его с неудержимой силой. И как ни пытался он внушить себе, что ему следует навсегда забыть о ней, его сердце и его тело, помнившее ее ласки, отказывались подчиняться велениям разума. И это лишь усиливало владевшую им злость.

– Расскажи ему про расчистку двора! – потребовал Джордж, повернувшись к Эмери.

Тот возбужденно заговорил:

– Ты представляешь, она сказала Хантеру, что хочет навести идеальный порядок в своем дворе накануне этого чертова приема. И вот теперь все рабочие, которые должны были заниматься подготовкой города к празднику, станут трудиться в Болдербруке. А что мы будем делать, ума не приложу. Как нам-то прикажешь выкручиваться? – Он внимательно посмотрел на свои гладко отполированные ногти и продолжал: – Она заплатит им чертову уйму денег. Мы не сможем ни запретить им работать на нее, ни предложить больше. У меня такое чувство, словно эта дамочка ставит фильм, в котором для нас с вами ролей не припасено!

Да нет, думал тем временем Джадд. Нельзя сказать, что поступок Челси являлся таким уж надувательством. Он вынужден был с горечью признать, что она не столько обманула его, сколько отстранила от себя, исключила из круга своих самых насущных забот, тем самым давая ему понять, что он – лишний, аутсайдер. Она и ее ребенок составляли единое целое, и Челси не сочла возможным посвятить его в свою тайну.

– Мне совсем не по душе все это, Олли, – не унимался Эмери. – Ты должен избавиться от нее!

– Я делаю для этого все, что в моих силах. Мы обгоним ее в работе, вот увидишь. К июню она уберется отсюда.

– До июня еще слишком далеко. Сделай так, чтобы она убралась теперь же!

Голос Оливера перешел в визг.

– Как, по-твоему, я могу это сделать, черт возьми?!

Джордж поднялся на ноги. Старое обитое кожей кресло тихо скрипнуло. Зи почтительно отошел в сторону.

– Как?! – переспросил Джордж, подходя к Оливеру почти вплотную. – Открой свой рот и все ей скажи!

– Что именно?

Джордж, насупившись, уставился в окно.

– Скажи ей, чтобы она проваливала отсюда!

– Я не могу этого сделать. Ведь мы с ней партнеры. Джордж сощурил глаза, отчего лоб его стал казаться еще выше, а ежик седых волос воинственно встопорщился.

– Она тебе нравится, вот что я скажу!

– Ты что, с ума спятил? – рявкнул Оливер. – Но она пока что выполняет все свои обязательства. Она находит клиентов и организует сбыт.

– Этим она может заниматься и в Балтиморе. А здесь ей делать нечего. Ты только взгляни на нее! – И он стал пристально и, как показалось Джадду, не без вожделения смотреть в окно на Челси. – Носит платья, которые даже колен не прикрывают! А знаешь, что о ней говорят в баре гостиницы? Что она попросту охотится здесь за мужиками. Одного ей, видать, мало. И я считаю, что они правы! Иначе бы она так не выставляла напоказ все свои прелести!

– Но на ней ведь платье свободного покроя, – вмешался Джадд, не в силах дольше выносить циничные замечания сластолюбивого старика, – и оно скорее скрывает, чем подчеркивает формы ее тела. Навряд ли ее наряд можно назвать вызывающим!

– А я говорю о ее ногах! – не уступал Джордж. – Они совершенно голые!

Оливер хмыкнул.

– Как и у половины жителей города в это время года!

– Но старина Бак, однако же, не прижимается так настойчиво ни к чьим другим ногам! – продолжал гнуть свое Джордж. – У этого кобеля бездна вкуса, доложу я вам! – Он слегка отклонился в сторону, не отрывая взгляда от Челси. – Ну отойди же ты чуть подальше, хитрая псина, мне ведь почти ничего не видно!

– Господь с тобой, Джордж, – урезонил друга Эмери. – Тебя послушаешь, так можно вообразить, что ты с полгода сидел на необитаемом острове, не видя ни одной женщины. Опомнись! Я ведь в курсе, что новая секретарша, которую ты нанял…

– Я – вдовец, – с достоинством ответил Джордж. – И имею полное право развлекаться с кем и как хочу!

– Ну разумеется, старина, – примирительно пробормотал Эмери, сняв очки и протирая стекла кусочком замши. Он хитро улыбнулся и стал необыкновенно похож на Санта Клауса с рождественской открытки. – Но я не уверен, что эта красотка согласилась бы принять участие в твоих развлечениях. На что ей может сдаться старый гусак вроде тебя? – Он мотнул головой в сторону Челси и, подмигнув, весело осведомился: – Не потому ли ты так злишься на нее?

Не успел Джадд осмыслить слова Эмери, как Джордж, вместо того чтобы ответить приятелю, повернулся к нему и отрывисто спросил:

– А ты знаешь, о чем поговаривают в баре Крокера? Сказать тебе?!

Джадд одним глотком допил свой кофе, смял бумажный стаканчик и швырнул его в корзину для мусора. Обхватив себя руками за плечи, он с напускным равнодушием спросил:

– И что же говорят в "Крокере"?

Как будто он этого не знал! Он бывал там ежедневно, иногда даже по несколько раз в день. Разумеется, лично ему никто пока ничего не говорил, но Джадд знал, что стал предметом сплетен и оживленных пересудов.

– Что ты вовсю путаешься с ней, вот что! Это правда?

– Нет.

– Как же, как же! – хихикнул Эмери.

Оливер выпятил вперед нижнюю губу, по-прежнему не отводя взора от входа в магазин Фарра. Казалось, он вовсе не слышал слов Эмери, по-видимому, задавшегося целью во что бы то ни стало уличить Джадда.

– Не обольщайся! Весь город знает, где ты проводишь те ночи, когда Милли остается с твоим отцом, – веско произнес он и, усмехнувшись, добавил: – Но вот зато в том, что ты путаешься с самой Милли, никто тебя не заподозрил. Ни одна живая душа!

Джордж, заложив большие пальцы рук за подтяжки, изучающе посмотрел на Джадда. Слегка наклонив голову, он обратился к Эмери:

– А что, он парень хоть куда. И я прекрасно понимаю эту бабенку. И ростом вышел, и сложением, да и лицо пригожее. Я ведь об этом говорил еще тогда, когда мы его просили приглядывать за ней, помнишь? – Он повернулся к Джадду и сказал отеческим тоном: – Поосторожнее, Джадд! Учти, ты играешь с огнем! Мало тебе было одной вертихвостки из большого города, так ты теперь за другую уцепился? Как бы она не спалила тебя дотла!

– Я вовсе не так глуп, чтобы повторять прежние ошибки, – ответил Джадд.

– Лео вот тоже считал себя умником, – все тем же назидательным тоном продолжал старик, – а посмотри, чем он кончил? Эта городская бабенка доконала его! Он ведь так и не смог прийти в себя после ее ухода. И я готов поклясться, что начало его нынешней ужасной хвори было положено именно тогда!

Джадд отделился от стены и расправил плечи.

– Мы с Лео жили вовсе не так уж плохо!

– И слава Богу! – подхватил Джордж. – Но если ты и на деле так умен, как мнишь о себе, то ты перестанешь забавляться с Челси Кейн и постараешься поставить ее на место. Она хочет заниматься сбытом гранита – прекрасно. Но кроме этого она намерена перевернуть весь наш город вверх тормашками. Этого уже никак нельзя допустить! И если ты сам не скажешь ей об этом, что ж, найдется много других желающих немного вправить ей мозги. Имей это в виду, Джадд!

Джадд взглянул на часы и сказал, поворачиваясь к Оливеру:

– Половина одиннадцатого. Я должен ехать на разработки. Если хотите, могу и вас подбросить.

– Ты слышал, что я сказал, Джадд? – строго спросил Джордж.

О да, Джадд внимательнейшим образом выслушал его. И вспомнил, как рано утром два дня тому назад, когда он завтракал в баре "У Крокера", в его кабинку бесшумно проскользнул Нолан Маккой, сообщивший ему о странных телефонных звонках, раздающихся вечерами в доме Челси. С досадой отметив про себя, что она скрыла от него и это тоже, Джадд подумал, что Джорджу, судя по его нетерпеливому желанию удалить Челси из города, возможно, известно о них гораздо больше, чем кому-либо еще.

Джадд не намерен был возобновлять связь с Челси, но считал своим долгом защитить ее в случае, если кто-либо попытается причинить ей вред. Он не знал, как далеко могут зайти злоба и зависть жителей Норвич Нотча, но разговор с Джорджем убедил его в том, что ему следует быть начеку.

Празднование Дня труда в Норвич Нотче очень походило на торжества в честь Четвертого июля. Разве что лица горожан были покрыты летним загаром, да торжественное шествие, как показалось Челси, заняло меньше времени.

Велосипедные гонки устраивались на сей раз с целью сбора средств на борьбу с мышечной дистрофией, многолюдная ярмарка завершилась конкурсом на самый большой кабачок цуккини, лягушачьими бегами, каруселью на зеленой лужайке и играми Летней лиги. Вечером все желающие лакомились бесплатным десертом – сладкими пирожками, кексами и печеньем.

Челси осталась довольна собой. Ей удалось не впасть в меланхолию, не начать себя жалеть и не притворяться веселой и оживленной. Она с интересом наблюдала за происходящим и любезно отвечала на кивки знакомых, чувствуя себя при этом одинокой и потерянной. Вид счастливых семейств, которые наслаждались праздником, держась за руки и оживленно переговариваясь, по-прежнему вызывал у нее зависть. Но она постаралась утешить себя мыслью, что не пройдет и полугода, как одиночеству ее настанет конец. Тяжелее всего было, присутствуя на баскетбольном матче, не иметь возможности обнять Джадда и поздравить его с победой. Но она с истинно спартанской невозмутимостью пережила и это. Не в ее привычках было вешаться мужчинам на шею. Связь с Джаддом оказалась короткой, хотя и чрезвычайно насыщенной… Что ж, спасибо и на этом.

Зато успех приема, на подготовку которого она потратила столько сил и средств, превзошел все ее ожидания. Не менее двух сотен ее друзей, коллег и потенциальных клиентов "Плам Гранит" откликнулись на ее приглашение. Некоторые приехали всего на один день, другие же воспользовались возможностью остаться, чтобы насладиться зрелищем лесистых холмов Новой Англии, одетых в великолепный осенний убор. Хотя до настоящей багряно-золотой осени оставался еще целый месяц, красноватые верхушки кленов и начинавшие желтеть березы придавали окружающему ландшафту необыкновенно теплый, мягкий колорит.

Но и те, кто был вполне равнодушен к красотам природы, прекрасно провели время, если судить по количеству денег, израсходованных ими в магазине Фарра и в гостиничном баре, а также по тому, сколько изящных плетеных корзиночек с барбекю и яблочной шарлоткой опорожнили веселые гости в Болдербруке. В конце уик-энда компания получила дюжину новых крупных заказов на обработанный гранит.

Оливер, сияя от счастья, просматривал копии контрактов.

Джадд нанял еще пятерых новых рабочих.

Челси и Донна бежали вдоль шоссе на рассвете дня, обещавшего быть ясным и прохладным. Их дыхание в морозном воздухе раннего утра превращалось в облачка пара. Густой лес по обеим сторонам дороги был расцвечен всеми красками осени. Для занятий бегом обе они теперь надевали поверх маек плотные хлопковые рубашки, которые помогали им разогреться в начале дистанции. К концу пробежки они, как правило, снимали эти рубахи и обвязывали вокруг пояса. Обтягивающие ноги эластичные лосины с большим добавлением лайкры не мешали свободе их движений. Донна и Челси бежали сегодня чуть быстрее, чем обычно, чтобы поскорее согреться. В этот ранний час обе они порядком озябли.

Настроение у Челси было великолепное. Она чувствовала, что занимающийся день будет удачным. Сегодня она была преисполнена оптимизма, и ей стало казаться, что наконец-то жизнь ее в Норвич Нотче окончательно упорядочилась и вошла в нормальное русло. Все, что она задумала, по большей части сбылось. Остальное же зависит только от нее самой.

Болддербрук был отремонтирован и обставлен мебелью. Он превратился в милое, уютное жилище, комнаты которого украшали плетеные ковры, лоскутные одеяла, подушки с чехлами макраме, картины, которые она никогда не осмелилась бы выставить напоказ в Балтиморе и которые здесь необыкновенно гармонично вписывались в интерьер. Звонки и письма, отнявшие у нее столько времени и сил в июне и июле, приносили теперь свои плоды: новое оборудование работало на полную мощность, и поток заказов не прекращался, а лишь нарастал. Да, с Кевином все вышло далеко не так гладко, и он по-прежнему отказывался навестить ее, но Челси не собиралась сдаваться. Рано или поздно он поймет, что она любит его ничуть не меньше, чем прежде.

Она была на четвертом месяце беременности и чувствовала себя здоровой и сильной как никогда. В организме ее, разумеется, произошли заметные изменения. Грудь стала полнее, живот теперь слегка выступал вперед, и она прибавила в весе на целых восемь фунтов. Свободная одежда, к счастью, пока позволяла ей скрывать все это. Она стала бегать медленнее, и поэтому ее особенно устраивала компания Донны. Сидра, принявшая приглашение на прием, немилосердно насмехалась над ней, когда в воскресенье утром Челси отстала от нее на несколько десятков метров. Донну же вполне устраивал слегка замедленный ритм бега, и вовсе не потому, что она страдала ожирением или не занималась спортом – сложения они с Челси были почти одинакового, и Донна находилась в прекрасной спортивной форме, просто в беге она была еще совсем новичком.

Этим утром они бежали рядом, и редкие машины, спешившие вдоль шоссе, обгоняли их, замедляя ход, а некоторые при этом оглашали окрестности приветственными гудками. Поскольку из них двоих одна лишь Челси могла слышать, что происходит вокруг, она бежала слева от Донны, которая держалась у самого края дороги, там, где асфальтовое покрытие переходило в полоску гравия.

Сзади послышался рев мотора. Челси, не оглядываясь, безошибочно определила, что их нагоняет грузовик. Легковые машины почти не появлялись на шоссе в столь ранний час. Гул позади них все нарастал.

Машина явно не собиралась сбрасывать скорость, и Челси встревоженно оглянулась. Обнаружив, что грузовик едет по краю шоссе, который занимали они с Донной, она нетерпеливо махнула водителю рукой, чтобы он чуть свернул в сторону. Ведь в его распоряжении находилась вся ширина дороги.

Но машина, взревев, увеличила скорость и, дернувшись вправо, понеслась по самой кромке шоссе.

Не раздумывая ни секунды, Челси изо всех сил толкнула Донну в придорожные кусты и свалилась туда сама вслед за подругой. Дрожа и задыхаясь, они встали на четвереньки и с ужасом и недоверием посмотрели вслед грузовику. Через мгновение их взгляды встретились. Они поняли друг друга без слов, ведь обе успели заметить на заднем борту грузовика такую знакомую надпись, выведенную белой краской…

ГЛАВА XVI

– Ты в этом уверена? – недоверчиво переспросил Джадд.

– Это был грузовик нашей компании, – ответила Челси.

Нолан, сидевший за своим столом, заполнял бланк донесения. В отделке его кабинета преобладал металл, и он выглядел бы слишком холодным и неуютным, если бы принадлежал кому-то другому. Но вокруг Нолана, где бы тот ни находился, создавалась неповторимая атмосфера тепла, участия и доверительности, поэтому все, кто попадал сюда, чувствовали себя на удивление свободно и непринужденно. Нолан был крупным мужчиной с седеющей шевелюрой и могучей шеей. Челси нравилась его добрая, немного застенчивая улыбка, и, будучи наслышана о его блестящих профессиональных качествах, она считала, что городку необыкновенно повезло с начальником полиции.

– Вам не удалось разглядеть водителя? – спросил он.

– Нет, куда там! – сокрушенно ответила Челси. – Когда я оглянулась, меня ослепило солнце, которое к тому времени уже почти взошло. Поэтому кабина водителя показалась мне совсем темной. Да ведь я и не ожидала, что такое случится. Думала, грузовик проедет мимо нас, как и все другие до этого. Но когда я поняла, что он намеренно мчится прямо на нас, я инстинктивно столкнула в кусты Донну и упала туда сама. Мы были так потрясены всем этим, что нам и в голову не пришло попытаться разглядеть шофера. К тому же было уже поздно.

– Ты уверена, что ничего себе не повредила? – спросил Джадд, пристально глядя в глаза Челси. Она поняла, что он имел в виду. Будь они наедине, он напрямик спросил бы ее о ребенке. Но теперь он не позволил себе даже взглянуть на ее едва начавший выдаваться живот. При всей своей резкости он умел быть деликатным и хранить чужие тайны.

– Нет, слава Богу, – спокойно ответила она и перевела взгляд на Донну. – А ты-то как себя чувствуешь?

Донна жестом дала понять, что с ней все в порядке.

– Вы уверены, что не ушиблись? – участливо спросил Нолан. Его темно-карие глаза излучали такое тепло, светились такой неподдельной нежностью, что Челси, вспомнив, как холодно смотрел на нее Джадд минуту тому назад, почувствовала, что завидует Донне. Но она тут же устыдилась своей глупой зависти. Разве она хотела бы поменяться местами с бедной Донной, которую так жестоко обделила судьба? Мало того, что бедная женщина никогда не слышала голоса собственного ребенка, так еще и муж ей попался на редкость грубый и деспотичный. Уж кто-кто, а она заслужила хотя бы малую толику внимания и заботы.

Донна, застенчиво улыбнувшись, покачала головой в ответ на вопрос Нолана и, повернувшись к Джадду, произнесла:

– Кто?..

– Таких грузовиков у нашей фирмы всего четыре. Три из них паркуются на ночь на Моховом Гребне. И один находится в распоряжении Оливера.

– Вы не разглядели хоть одной-двух цифр на номерной табличке? – с надеждой спросил Нолан. – Может быть, вы подсознательно запомнили их, и они сейчас или некоторое время спустя всплывут в вашей памяти? Как вы полагаете?

– Нет, – ответила Челси. – Боюсь, что это исключено. Я глаз не сводила с надписи "Плам Гранит на заднем борту. Мне казалось, что зрение обмануло меня. Я была слишком потрясена, чтобы разглядывать номерные знаки. – Бросив смущенный взгляд на Донну, она спросила Джадда: – Ты думаешь, нам надо ограничиться проверкой трех грузовиков с Мохового Гребня?..

Джадд ответил, тщательно подбирая слова:

– Оливер грубоват и несдержан на язык. Но дальше слов его агрессия не идет, поверь! Он категорически не способен напасть на кого-либо. К тому же он ведь далеко не дурак. В последнее время бизнес пошел в гору. Устранить тебя – значит зарезать курицу, несущую золотые яйца. И ведь рядом с тобой находилась его родная дочь! Ты об этом подумала? К тому же, – произнес он уже спокойнее, – он ездит на грузовике только на работу и домой и то лишь при дневном свете. За рулем он чувствует себя не очень уверенно, зная, что быстрота его реакции оставляет желать лучшего. Иногда он просит Маргарет довезти его до карьера. А чаще всего – меня.

– Артрит, – произнесла Донна. Голос ее прозвучал слишком громко, но все лишь ободряюще улыбнулись ей.

– И это тоже, – согласился Джадд. – Хотя Оливер тщательно скрывает свое заболевание от посторонних. Считает, что это может повредить его имиджу.

Челси вовсе не удивило то, с какой настойчивостью Джадд старается обелить Оливера, с каким снисходительным сочувствием говорит о его немощи. Ведь и о своем отце он заботился гораздо больше, чем того требовал сыновний долг. Видимо, таков уж был его характер.

Но в голове ее не укладывалось, почему же он, проявляя терпение и понимание по отношению к вздорному старикашке Оливеру, отказывает в этом ей. Видимо, дело опять-таки в том, что она здесь чужая, посторонняя. Их с Джаддом не связывают ни воспоминания о прошлом, ни взаимная признательность. Они на непродолжительное время стали любовниками, и этого краткого периода оказалось недостаточно для того, чтобы между ними успела завязаться дружба.

– Давайте разберемся с остальными тремя грузовиками, – предложил Нолан. – Где хранятся ключи?

– Насколько мне известно, их никогда не вынимают из зажигания, – сказал Джадд.

– И дверцы не запирают на ночь? – удивилась Челси.

– Нет.

– Но почему?

– Потому что здесь вам не большой город вроде Балтимора, – ответил он, пристально глядя ей в глаза, – и жизнь здесь, если вы успели заметить, совсем другая. Мы стараемся избегать ненужных действий. Вы там у себя, похоже, привыкли во всем перестраховываться. А мы здесь – нет.

Челси выдержала его взгляд и, немного сощурившись, ответила:

– И, как оказалось, зря! Лучше было бы перестраховаться с этими грузовиками. Ведь теперь выходит, что любой человек, даже не имеющий к "Плам Гранит" ни малейшего отношения, мог ранним утром завести один из них и поехать следом за мной и Донной, чтобы убить нас!

– Для этого ему пришлось бы разнести ворота. Вот их-то мы на ночь запираем.

– А у кого хранятся ключи от ворот? – быстро спросил Нолан.

– Дубликаты есть у меня, у Оливера, у каждого из бригадиров каменоломен, у начальника цеха по обработке. Но я должен заметить, что у нас ведь не тюрьма и не банковское хранилище. Устройства замков довольно простые, и каждый, кто хоть мало-мальски в этом соображает, мог бы подобрать отмычку.

– Значит, я была права, – бесстрастно произнесла Челси. Она не стала, как прежде, в упор смотреть на Джадда. Ей надоела эта борьба взглядов. Вопрос о том, случайно ли они с Донной едва не стали жертвами дорожного происшествия или кто-то сознательно стремился разделаться с ними, оставался открытым. – Это мог быть кто угодно.

Нолан взглянул на часы.

– Я хотел бы немедленно приступить к расследованию. Теперь уже почти половина восьмого, Джадд. Думаю, рабочие уже собрались в каменоломнях? – Джадд кивнул, и Нолан, надев фуражку, направился к двери. – Тогда поехали.

Но Джадд, взяв Челси за руку, ответил:

– Сначала я отвезу ее домой. Встретимся в карьере.

Челси отказалась бы от его услуги, если бы не чувствовала себя слишком ослабевшей от потрясения. Сидя на стуле в кабинете Нолана, она была уверена, что доберется до Болдербрука бегом. Но, поднявшись на ноги, поняла, что переоценила свои силы. Ноги были как ватные и едва слушались ее. Пообещав Донне забежать к ней по пути в офис, она последовала за Джаддом.

Он заговорил с ней, лишь когда они миновали центральную часть города.

– Ты и в самом деле нормально себя чувствуешь? Голос его звучал бесстрастно, он не сводил глаз с дороги, и Челси не могла определить, продиктован ли его вопрос искренним беспокойством о ней или простой вежливостью.

– Я не совсем еще отправилась от потрясения, но и только.

– Ты очень бледна.

– Потому что на моем лице нет, как бывает обычно, слоя косметики.

– Я не раз видел тебя без косметики. Но таким бледным твое лицо не было никогда.

Челси пожала плечами и отвернулась к окну. Она была испугана и подавлена происшедшим. Больше всего ей сейчас хотелось бы прижаться к Джадду, спрятать лицо у него на груди. Но это было невозможно, и она, вздохнув, сложила руки на коленях.

Джадд искоса взглянул на нее.

– По-моему, тебе все же следует показаться Нейлу Саммерсу.

– Но я вовсе не ушиблась, – запротестовала она. – Уверяю тебя, наше с Донной падение было на редкость удачным!

Джадд невольно усмехнулся ее словам, но улыбка на его лице тут же погасла.

– Ты консультировалась у него в связи с беременностью?

– Нет еще.

– Чего же ты ждешь?

– У меня есть свой врач в Балтиморе.

– Мало ли кто у тебя есть в Балтиморе! Ведь сама-то ты здесь! Тебе обязательно надо побывать у местного врача.

– Согласна. Я покажусь ему.

– Когда?

– Скоро.

– Долго ты еще собираешься скрывать свою беременность?

– Пока она не станет заметна.

– Она уже заметна.

– Только тебе. И только потому, что ты о ней знаешь.

– Нет, не только мне, а всем и каждому.

Значит, он все же разглядывал ее. Челси почувствовала, как все ее тело охватывает знакомое тепло. Но это длилось лишь секунду. Джадд все так же бесстрастно следил за дорогой.

– Почему ты заговорил об этом? – спросила она. Он помолчал, обдумывая ответ и, нахмурившись, произнес:

– Кто-то до такой степени жаждет выдворить тебя из Нотча, что устраивает эти безобразные звонки и, убедившись, что ты не испугалась и не собираешься удирать отсюда, пытается сбить тебя грузовиком. Узнав, что ты беременна, этот негодяй, возможно, призадумается насчет своих дальнейших действий. Ведь одно дело – убить тебя, и совсем другое – еще и невинного ребенка, которого ты носишь под сердцем.

– Боже мой, Джадд! – выдохнула она. Внезапно ей сделалось страшно.

– Я лишь назвал вещи своими именами, – холодно отозвался он. – А ты-то сама хоть немного задумываешься о своем положении?!

– Разумеется! Я стараюсь не переутомляться. Иначе с какой бы стати я согласилась поехать с тобой сегодня?

Лицо Джадда стало вдруг жестким, и он сквозь зубы процедил:

– Возможно, чтобы быстрее добраться до дома из боязни опоздать в офис. Мне кажется, ты думаешь о чем угодно, только не о своем положении. Если бы не это происшествие, ты бы могла добегаться до выкидыша!

– Ничего подобного. Через месяц я, наверное, перестану заниматься бегом. А если почувствую, что мне тяжело, то и раньше… Я вовсе не такая уж беззаботная, Джадд!

От изумления брови его поползли вверх.

– Я не ослышался? После сегодняшнего ты намерена по-прежнему бегать вдоль шоссе?

– Безусловно. – Сидра сказала бы на это, что не следует игнорировать дурные предзнаменования. Но Сидра многого не знала. Она не представляла, насколько важным было для Челси не уступить невидимому противнику, не поддаться страху и растерянности.

– Ты что, рехнулась?!

– Ничуть. Бег очень взбадривает меня.

– У тебя явно не все дома.

– Я в своем уме, Джадд! – горячо запротестовала она. – Но мне нравится заниматься спортом. Что же в этом плохого? И я вольна сама решать, что и когда мне делать, куда идти или бежать… И я не позволю какому-то маньяку на грузовике запугать меня!

– Исключительно разумное решение!

В голосе его было столько сарказма, что Челси невольно поежилась. Но она постаралась сделать вид, что не придала значения его тону.

– Вот именно! Мы с Донной обычно бегали по одному и тому же маршруту. Теперь нам, возможно, следует каждый день менять его.

– Умно.

– Это в том случае, если она не откажется по-прежнему составлять мне компанию. Но если она решит прекратить наши пробежки, что ж, мне придется совершать их в одиночестве.

– Очень мудро!

Осененная внезапной мыслью, Челси резко повернулась к нему.

– А что, если водитель грузовика хотел разделаться с Донной, а не со мной? Ты об этом не подумал?

– Честно говоря, мне подобное и в голову не пришло. Ведь это ты незванной явилась в наш город. Это твои действия грозят пошатнуть незыблемые устои нашей жизни. Это из-за тебя Биби не смогла приготовить яблочную шарлотку на десерт в День труда. Мы оба с тобой понимаем, какая все это чепуха, но в Норвич Нотче полно людей, думающих иначе. С Донной все обстоит не так. По мужу и по отцу она принадлежит к именитейшим семействам города. Она родилась и выросла здесь. Ее все знают. И нет в Норвич Нотче человека, который не питал бы к ней самой искренней симпатии.

Но слова Джадда не рассеяли сомнений Челси.

Она убедилась бы, что предположение ее не было таким уж абсурдным, услышь она в эту минуту, о чем говорили Нолан и Донна.

После того, как Джадд и Челси вышли из кабинета Нолана, Донна решила ненадолго задержаться там. Она знала, что Нолан собирался на Моховой Гребень, но ему требовалось присутствие там Джадда. Поэтому начальник полиции мог не торопиться. Ее ждали дома, но она не могла противиться искушению хоть немного побыть вдвоем с этим славным, участливым человеком. Подобная возможность выпадала им нечасто.

– Я хотел бы спросить вас кое о чем, – сказал Нолан, садясь возле нее на корточки и накрывая ее руку своей большой ладонью. Донна не ожидала, что его прикосновение окажется таким нежным. Она взглянула в его добрые карие глаза, и впервые за долгие годы ее охватило чувство уверенности и защищенности.

– Не думаете ли вы, что Мэтью мог иметь к этому отношение?

Мэтью. При воспоминании о нем Донна невольно втянула голову в плечи. Помолчав, она решительно произнесла:

– Нет.

– Если разобраться, причина для подобного поступка у него была. Он недоволен тем, что вы с Челси занимаетесь бегом. Он мог взять грузовик, чтобы припугнуть вас обеих и заставить вас прекратить эти пробежки.

Донна отрицательно помотала головой Она лучше, чем кто-либо другой, знала, что Мэтью способен на любую жестокость, но одно дело – сбить грузовиком нелюбимую жену, и совсем другое – рисковать будущим города, которое с недавних пор было неразрывно связано с Челси Кейн.

Мысль эта привела ее в уныние. Она опустила голову и погрузилась в свои невеселые размышления. Нолан вывел ее из задумчивости. Он взял обе ее ладони в свою и, сочувственно глядя ей в глаза, спросил:

– Где он был прошлым вечером?

Мэтью по своему обыкновению явился домой поздно. И она, как всегда, понятия не имела о том, где и с кем он проводил время. Нолан прочитал это в ее глазах.

– Когда он вернулся?

– В час.

– Он был пьян?

– Кажется, да.

Она могла лишь догадываться об этом. Как правило, приходя домой в пьяном виде, Мэтью заваливался на кушетку в гостиной. Поскольку минувшей ночью он не пришел в их общую спальню, за что Донна горячо возблагодарила Господа, ей оставалось лишь предположить, что супруг опять напился до безобразия.

– Вы видели его, когда выходили из дома на встречу с Челси?

Она покачала головой.

– А его машину?

В гараж она не заходила. Ей было совершенно ясно, о чем думал Нолан.

Он посмотрел на ее руки, медленно провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони и, подняв глаза, ободряюще улыбнулся ей.

– Понимаете, Донна, он вполне мог, придя домой в час, тихонько выйти, пока вы еще спали. Или дождаться, пока вы уйдете, и тотчас же отправиться на машине на Моховой Гребень, отпереть ворота заранее припасенной отмычкой и сесть за руль грузовика.

– Я скоро узнаю, так ли это, – произнесла Донна, стараясь по возможности приглушить свой голос. Если Мэтью накануне напился до бесчувствия и все это время проспал пьяным сном на кушетке, он выйдет к завтраку злой, как разъяренный бык, с налитыми кровью глазами. По одному его виду она сможет безошибочно определить, способен ли он был развить сегодня утром столь бурную деятельность. Сжав руку Нолана, она прошептала:

– Мне надо идти. Я и так уже слишком задержалась. Он будет злиться.

Нолан поднял голову.

– Он снова будет распускать руки?

Донна помотала головой.

– Но ведь такое уже не раз бывало!

– Не надо… – прошептала она с мольбой в голосе. Она не хотела, чтобы Нолан напоминал ей о жестокости Мэтью. Ей было неловко, что этот человек знает о ней такое, о чем другие могли лишь догадываться. От его внимательного, любящего взора не могли укрыться следы побоев, которые она тщательно замазывала тональным кремом. И Нолан, зная, как несладко ей живется, страдал оттого, что не может помочь ей, не рискуя ухудшить ее положение.

– Как бы я хотел, чтобы вы ушли от него!

Донна со вздохом покачала головой.

– Вы терпите его из-за Джози? – спросил Нолан. Лицо его выражало такую нежность, такое неподдельное участие, что из глаз Донны покатились слезы. Нолан вытер их и, удерживая ее голову в своих ладонях, проговорил: – Я позабочусь о Джози!

Донна вновь не смогла сдержать слез. Она охватила своими тонкими пальцами его запястья и попыталась отрицательно покачать головой, но это привело лишь к тому, что ее щека еще теснее прижалась к его ладони.

– Я хочу помочь вам, Донна. – Взгляд его был исполнен мольбы. – Позвольте мне помочь вам!

Прежде чем она успела ответить, он наклонился и поцеловал ее в губы. Поцелуй этот был нежен и едва ощутим, и, отстранившись от нее, Нолан смущенно пробормотал:

– Я так давно мечтал об этом!

Донна несмело прикоснулась к его губам, но, когда он осторожно сжал ими ее указательный палец, она отпрянула, испуганная ощущением, которое охватило ее от этой ласки.

– Я зашел слишком далеко? – виновато спросил Нолан.

Донна заставила себя встать на ноги. Чем дольше она здесь оставалась, тем больше становился риск, что она не выдержит и сдастся. Она давно знала, что Нолан неравнодушен к ней, и могла бы, если бы пожелала, вступить с ним в связь, которая, в этом она нисколько не сомневалась, дала бы им обоим радость и удовлетворение. И ей самой все сильнее хотелось этого.

Но Донна была воспитана на понятиях о высокой морали. Мужем ее был Мэтью. И спать она должна была лишь с ним и ни с кем другим. Связь с Ноланом означала бы ее бесповоротное падение.

Но, Боже, как это было несправедливо! Мэтью был груб и жесток с ней, но она не имела права искать утешения в объятиях другого мужчины!

Ах, если бы у нее хватило на это смелости! Но ей едва достало отваги, чтобы заниматься бегом с Челси Кейн. Навряд ли она когда-нибудь решится на гораздо более серьезный шаг – на то, чтобы уступить ухаживаниям Нолана.

– Уж не ты ли это сделал? – рявкнул Оливер, глядя на Хантера, который только что приехал на разработки.

Хантер подошел к ограждению, у которого стояли Оливер и Джадд. Засунув руки в карманы, он заглянул в шахту, где деловито сновали люди, с высоты казавшиеся не крупнее тараканов. Звук работавших на полную мощность бурильных установок, лебедок и отбойных молотков приглушали расстояние и вой ветра.

– А вы сами как думаете?

– Вопросы здесь задаю я. Так ты это сделал?!

– Нет.

– Правда?

Хантер всем своим видом дал понять, что отказывается отвечать на дальнейшие расспросы. Джадд давно знал, что это было его главным оружием в единоборстве с Оливером. Временами они вступали в ожесточеннейшие словесные перепалки, и в умении вести их Хантер нисколько не уступал старику, но отказ от участия в разговоре с ним бесил Оливера, привыкшего командовать и повелевать, и порой доводил его до исступления.

Хантер взглянул на Джадда и спросил:

– Так значит, Нолан никого пока не подозревает?

– Нет, представь себе, – отозвался Оливер. Сентябрьский бриз шевелил его седые волосы, и если бы не это, его прямую, застывшую фигуру можно было бы принять за одну из гранитных глыб, громоздившихся вокруг.

– Я разговариваю с Джаддом, – процедил Хантер. – И никаких зацепок? – спросил он Джадда.

Тот помедлил с ответом, давая Оливеру возможность вставить что-нибудь, но тот угрюмо замолчал.

– Нет. Пока никаких, – сказал Джадд. – Следов взлома не обнаружено.

– Кто-то из своих… – едва слышно пробормотал Оливер.

Хантер перевел на него насмешливый взгляд.

– А вы-то сами где были на рассвете?

– В своей собственной постели, чего, побьюсь об заклад, ты не сможешь сказать о себе! Почему, черт возьми, ты носишься на своем дурацком мотоцикле в пять утра?! Недавно Хаскелл Роудс жаловался на грохот твоего «кавасаки», разбудивший его ни свет ни заря! Дашь ты людям покой, наконец?!

– По крайней мере, – криво улыбнулся Хантер, – весь город знает, когда я покидаю свой дом и когда возвращаюсь туда. И если бы я поехал за грузовиком на Моховой Гребень, тому нашлись бы десятки свидетелей. – Он снова обратился к Джадду. – Как она себя чувствует?

Джадд понял, кого он имел в виду. Интересно, подумал он, известно ли ему о ребенке?

– Она сказала, что не ушиблась.

– Моя дочь ведь тоже там была! – засопел Оливер. Джадд хотел ответить старику, но инициативу разговора перехватил Хантер.

– Никому бы и в голову не пришло обидеть Донну! – быстро сказал он. – Весь город ее любит, все, кроме Мэтью, а у того кишка тонка сбить ее машиной!

– Что ты хочешь этим сказать? – грозно спросил Оливер.

Хантер еще глубже засунул руки в карманы джинсов и дерзко ответил:

– Вам это известно не хуже меня!

– Что ты имеешь против Мэтью? Что он тебе сделал?

– Не мне, а вам, вернее, Донне. Он безобразно обращается с ней. На вашем месте я проучил бы его!

– У него есть основания быть недовольным ею. Она в последнее время слишком много стала себе позволять!

– Что, например?

– Например, она бегает по утрам с этой Челси Кейн!

– Ну и что из того?

– Это неблагопристойно!

– Что?! Неблагопристойно?! – взорвался Хантер. – И вы считаете, что это дает Мэтью право избивать ее?!

– Неправда, – отмахнулся Оливер. – Вовсе он ее не бьет. – Он хотел бы прекратить этот разговор, но Хантер давно собирался потребовать от старика, чтобы тот защитил свою дочь. Джадд был солидарен с ним в этом.

– Да вы что, с луны свалились, старина? Весь город знает, что он дает волю рукам, когда бывает в скверном настроении. А такое случается нередко.

– Все это выдумки. Он ее и пальцем не трогает!

– Продолжайте твердить себе это, и тогда, может статься, вы в это поверите. А лучше разуйте глаза и узрите правду! – Ветер взметнул его длинные волосы. В ухе Хантера блеснула золотая серьга. Джадд подумал, что редко видел его таким. Хантера буквально трясло от негодования. – Он заставляет ее плужить в этом магазине от зари до зари. Она смеет делать лишь то, что он ей позволяет. Он хамит ей в присутствии покупателей. Она имеет право отлучаться из магазина лишь трижды в день на пятнадцать минут. Вы желали для своей дочери такой участи?

– Ты ничего толком не знаешь, а берешься судить всех и каждого.

– Я знаю достаточно. Меня вы без конца стараетесь унизить и запугать, но ведь я вовсе не уверен в том, что я ваш сын. А Донна-то уж во всяком случае точно ваша дочь. Законная! Неужели вам ее не жаль?

– Не желаю слышать от тебя ничего подобного!

– Вам следует услышать об этом наконец. А от кого, не имеет значения. Проснитесь, черт возьми! Он избивает ее!

Оливер не шелохнулся. Он упрямо сжал губы и произнес:

– Ничего подобного он себе никогда не позволяет! Он вполне достойный человек, наш Мэтью. Он – сын Эмери. Разве кому-нибудь может прийти в голову, что сын Эмери станет избивать свою жену?

Хантер невесело усмехнулся.

– Сын Эмери, говорите? Так вот, этот сын вашего Эмери не только лупит свою жену почем зря, но и вовсю ухлестывает за женой другого сына Эмери, своего брата. – Оливер метнул на него грозный взгляд, но Хантер как ни в чем не бывало продолжал: – Но, по правде говоря, этой новости уже столько лет, что она того и гляди окочурится от старости. По-вашему, почему Мэтью так долго не женился? Потому что еще в колледже втюрился в Джоан Пиквик и все эти годы сох по ней. Беда в том, что Монти его опередил.

– Заткнись, паршивец!

– Джоан залетела, они спешно поженились, а потом завели еще четверых ребятишек. К тому времени Монти постарел и обрюзг, а Мэтью дождался-таки своей очереди.

– Заткнись, щенок!

– Он был еще хоть куда, и ему не пришлось долго уламывать Джоан. И знаете, как он теперь проводит свободное время? Или трахается с ней, или ездит вокруг да около на своей колымаге, мечтая о том, как он будет с ней трахаться, или напивается в стельку. Удивляюсь, как еще он до сих пор не свалился в какой-нибудь овраг!

Джадд слушал их перебранку, в то же время следя за ходом работ в карьере. Вдруг, вцепившись обеими руками в перила ограждения, он перегнулся вниз и пронзительно закричал:

– Э-эй, Мэйсон! Отойди в сторону! Отодвинься! – Он жестом показал рабочему, находившемуся внизу, что тот находится в опасной зоне. – Да толкните же его кто-нибудь, Господи Боже! Ему ведь оторвет руку этой глыбой! – крикнул он еще громче и, перепрыгнув через перила, устремился к вагонетке, чтобы спуститься вниз.

Фрэнки Мэйсон был одним из новых рабочих, которых Джадд нанял совсем недавно. Электрик по специальности, Фрэнки был довольно хилым и щуплым на вид. Джадд взял его на работу лишь потому, что тот очень нуждался в заработке и был готов выполнять все, что ему скажут. Но Джадда не оставляла тревога о том, как он, привыкший иметь дело с тоненькими проводами, справится с их громоздким и небезопасным оборудованием. Каждый рабочий карьера должен был обладать целым набором определенных качеств и умений, помогавших избегать несчастных случаев. Самыми важными из них считались периферийное зрение, ясное представление обо всех звеньях рабочего процесса, а также некое шестое чувство, которое порой спасало многих из них от серьезных увечий. У Фрэнки всего этого не было и в помине.

Сев в вагонетку, Джадд надел на голову защитный шлем, формой и цветом напоминавший половинку апельсина. Лишь только он нажал кнопку на щитке, и вагонетка плавно тронулась, как на сидение рядом с ним плюхнулся Хантер.

– Зря ты нанял Фрэнки Мэйсона, Джадд!

Джадд твердил себе то же самое, но как было отказать человеку, который так нуждался в работе?

– У него детишки, Хантер. На пособие ему не прожить.

– Ну так поставь его на обработку гранита, – посоветовал Хантер, глядя вниз. – А еще лучше, пусть-ка освоит граверные работы. Нужда в гравировщиках растет день ото дня. Гэйтор и Хал не справятся вдвоем со всем объемом работ.

Джадду понравилась идея Хантера, хотя подобное решение проблемы и означало, что им не удастся добиться немедленной отдачи от труда Фрэнки. Художником он не был, но Джадд надеялся, что обучение не займет у него много времени. В этом виде работ то, что он никогда не был каменотесом и имел дело лишь с маломерными предметами, должно пойти ему на пользу, а не во вред.

– Это ты здорово придумал! – сказал он Хантеру.

Тот, глядя вниз, пробормотал:

– Я часто сюда спускаюсь.

– Ты не мог бы внимательнее следить за ними, Хантер? Последнее время здесь творится что-то невообразимое. Мы расширили фронт работ, но техника безопасности стала ни к черту. Я говорю не о Фрэнки, он-то совсем еще не имеет опыта, но ведь и другие стали вести себя как-то уж больно беспечно. Если ничего не изменится, кого-нибудь рано или поздно заденет глыбой! Эй, Мерфи! – крикнул он, перекрывая шум работавшего компрессора. Вагонетка опустилась на дно карьера. – Позови сюда Спрингера! Пусть работает в паре с Мэйсоном! – И они с Хантером направились в глубь шахты.

* * *

Через две недели он спускался в шахту, бормоча что-то себе под нос. Челси не могла расслышать его слов, но поняла по выражению его лица, что он чем-то недоволен. Они находились в Канкамауге, карьере, где работы начались сравнительно недавно. Челси хотелось своими глазами взглянуть на гранит цвета лаванды с вкраплениями слюды, которые поблескивали под лучами неяркого октябрьского солнца.

Предрассветные заморозки покрыли траву серебристым инеем, который еще не успел растаять. Окрестные холмы были расцвечены ярчайшими красками осени. К полудню, как правило, становилось заметно теплее, но все же Челси теперь редко выходила из дома без теплого свитера или жакета.

В тот день на ней были джинсы, пуловер и рубашка из толстой хлопчатобумажной ткани.

– Что-нибудь не так? – спросила она Джадда.

– Кабель крепится к крюкам, которые забивают в отверстия, просверленные в глыбах. Они вставляют слишком много крюков. Равновесие нарушается. – И он спустился по следующей лестнице, которая вела к очередному уступу. Всех лестниц было множество и, взглянув вниз, Челси вспомнила виденные в детстве кинофильмы о жизни индейцев юго-запада.

Она сказала Хантеру:

– Я хочу побывать на дне карьера.

– Учти, ему это может не понравиться!

Но Челси уже приняла решение.

Взяв из