Книга: Сад Знания

ал-Хусайн ибн Мансур

ал-Халладж

نيساوطلا باتك

ﺔﻔﺮﻌﻤﻠا ﻥاﺗسﺒ

Китаб ат-Тавасин

Сад Знания

ББК 87.3

Х 65

Перевод с арабского по изданию

Al-Hallaj. Complete works

By Kasem Mouhammad Abbas.

Riad El-Rayyes Books S.A.R.I: Beirut, 2002.

ал-Халладж ал-Хусайн ибн Мансур

Х 65 Китаб ат-Тавасин. Сад Знания / ал-Хусайн ибн Ман-

сур ал-Халладж; Пер. с араб. Виктора Нечипуренко,

Ирины Полонской; предисл. В. Нечипуренко, И. По-

лонской. Издание 3-е, исправленное.

Величайшее произведение исламского мистицизма, яв-

ляющееся одним из наиболее ранних трактатов по суфизму. В

нем ал-Халладж изложил учение об изначальной реальности

пророка Мухаммада, ее предвечном явлении в виде светиль-

ника, озарившего мрак небытия. Рассматривается также тема

таухид, самоуничтожающей любви к Аллаху в контексте ис-

толкования коранического сюжета об отказе Иблиса покло-

ниться Адаму.

Китаб ат-Тавасин – это исповедь несовместимой с конеч-

ным существованием бесконечной любви.

ББК 87.3

ISBN

Полонская И.Н.,

перевод, 2013

предисловие, 2013

Мансур ал-Халладж: жизнь и учение

Абу-л-Мугис ал-Хусайн ибн Мансур ал-Халладж ( نيسحلا

جلاحلا روصنم نب), родившийся на юге Персии, в селении ал-

Байда’, провинции Фарс, в 858 г., был, согласно преданию,

внуком зороастрийца и потомком Абу Айюба, одного из со-

ратников пророка Мухаммада. В детстве ал-Халладж жил в

городе прядильщиков Васит, который был в то время цен-

тром торговли и арабской культуры. Отец ал-Халладжа пе-

решел в ислам и добывал средства к существованию чесани-

ем шерсти или хлопка (халладж).

Уже с ранних лет ал-Халладж стал тянуться к аскетизму,

стремясь проникнуть в сокровенный смысл Корана. Уже к

двенадцати годам он выучил на память все суры. Избегая

всего мирского, ал-Халладж искал себе наставника среди су-

фийских учителей. Среди тех, у кого он учился, были такие

авторитетнейшие суфии как Сахл ат-Тустари (ум. в 896 г.),

‘Амр ибн ‘Усман ал-Макки (ум. в 908 г.), от которого ал-

Халладж получил суфийское рубище (хирка), и Абу ал-Касим

ал-Джунайд (ум. в 910 г.). Первым из учителей был Сахл ат-

Тустари, вслед за ним наставником ал-Халладжа стал ал-

Макки из Басры. Повзрослев, ал-Халладж женился на дочери

суфия Абу Якуба ал-Акта, которую звали Умм ал-Хусайн;

жена родила ему троих сыновей и дочь. Большинством све-

дений о жизни и учении ал-Халладжа мы обязаны его сыну

Хамду. В этот же период своей жизни ал-Халладж испытал

влияние учения исмаилитов – карматов.

«Как писал ал-Малати, карматы верили в то, что “Бог – это

Всевышний Свет ('ulwi), совершенно непохожий на [другие ма-

териальные] виды света и не смешанный с какой бы то ни было

тьмой. Свет Всевышний породил Свет Рассеянный (sha'sha'ani), от

которого пошли пророки и имамы... От Света Рассеянного был ро-

жден Свет Темный (zalami) – это свет, который человек видит в

солнце, луне, звездах, огне и веществах, перемешанных с тьмой”».

Абу-л-Мансур ал-Халладж толковал кораническое понятие

«Свет» ( ап-пur) в смысле «просветитель (munawwir) сердец»; он

также говорил в этой связи о Боге как о «Свете света, который

направляет тех, кого пожелает, Своим светом к Своей власти»

и, постепенно, в конечном итоге, к Своей единственности.

(wahdaniyah). Ал-Халладж далее заявлял, что «в голове нахо-

дится свет откровения; во лбу (между глазами) свет беседы с

божественным, (munajah); в ухе свет уверенности (yaqin); и

языке – свет ясности; в груди – свет веры, и т. д.», и все эти ви-

ды света могут влиять друг на друга.1

Поссорившись с ал-Макки (878 г.), ал-Халладж отпра-

вился в Багдад. Там он познакомился с влиятельным и уче-

нейшим суфием ал-Джунайдом, который стал его последним

духовным учителем.

Али ибн Усман ал-Худжвири пишет:

«Я читал в Историях, что, когда Хусейн ибн Мансур (аль-

Халладж) в порыве экстаза порвал отношения с Амром ибн Ус-

маном (аль-Макки) и пришел к Джунайду, Джунайд спросил

его, зачем тот пришел. Хусейн сказал:

– Чтобы общаться с шейхом.

Джунайд ответил:

– Я не общаюсь с теми, кто не в себе. Общение возможно

лишь с теми, кто в порядке, а то, как ты обошелся с Сахлем ибн

Абдаллахом и Амром, говорит о том, что ты не в себе.

Хусейн сказал:

– О шейх, трезвость и опьяненность – два атрибута чело-

века, а человек скрыт «завесой» от своего Господа до тех пор,

пока его свойства не будут упразднены.

– О сын Мансура, – сказал Джунайд, – ты заблуждаешься

на предмет трезвости и упоенности. Первая предполагает нор-

мальное состояние духа человека в его отношении к Богу, а

вторая – предельное жаждание и пылкую любовь, но ни то, ни

другое не может быть вызвано сознательным усилием. О сын

1 Цит. по: Роузентал Ф. Торжество знания. Концепция знания в

средневековом исламе. Пер. с англ. С.А. Хомутова. М.: Главная

ред. восточной литературы изд-ва «Наука», 1978. С. 160, 162.

Мансура, в твоих словах немало глупого и нелепого».2

Так или иначе, но ал-Халладж рассорился и с Джунай-

дом. Вскоре после разрыва он отправляется в паломничество

в Мекку, и там целый год ведет аскетическую жизнь во внут-

реннем дворе святилища.

«Передают, что Хусейн ибн Мансур (аль-Халладж) обычно

возлагал на себя обязательство во время молитв совершать че-

тыреста поклонов в сутки. На вопрос, отчего он, находясь на

высокой ступени духовного продвижения, так утруждает себя,

он ответил:

– Боль и удовольствие служат признаком ваших чувств, те

же, чьи атрибуты упразднены, не ощущают воздействия ни бо-

ли, ни удовольствия. Берегитесь называть нерадивость за-

вершенностью, а мирские желания – исканием Бога».3

Эти слова свидетельствуют о том, что ал-Халладж под-

нялся в ходе своих аскетических практик до состояния, когда

он ощутил утрату своих индивидуальных качеств и полно-

стью слился с Божеством. Однако, в отличие от других суфи-

ев, державших в глубокой тайне пережитый ими мистиче-

ский опыт, он не мог не разделить содержания своего опыта с

другими людьми. Он выразил его в формуле: قحلا انأ , анā ал-

хакк («Я – Истина»). Эти слова отражали всего лишь чувство

полного слияния с Богом, но мусульмане решили, что он

объявил Богом самого себя, поскольку Aл-Хакк – одно из 99

имен Аллаха. Его бывшие учителя поспешили отречься от

него, так как считали, что суфий не должен делиться с непо-

священными теми тайнами, которые Бог открывает лишь из-

бранным.

Тогда ал-Халладж покинул Мекку и возвратился в Ирак.

Теперь он отказался носить облачение суфия, надел халат

обычного воина (каба), желая показать этим, что больше он

не хочет следовать нормам суфиев, к которым, в частности,

2 Али ибн Усман аль-Худжвири. Раскрытие скрытого за завесой.

Старейший персидский трактат по суфизму. М.: «Единство», 2004.

С. 188-189.

3 Там же. С. 303.

относился и запрет на обсуждение тайны единения человека

и Бога. Обращаясь к народу с публичными проповедями, он

предлагал своим слушателям искать Бога в собственном

сердце, и за это получил прозвище Халладж ал-acpāp («Вы-

чесыватель сердечных тайн». В результате отношение к нему

светских и религиозных властей стало еще более негатив-

ным, а багдадские суфии окончательно отдалились от него.

Уйдя из Багдада, ал-Халладж отправляется в Тустар, а в

899 г в возрасте 40 лет отправляется в одинокое скитание по

Персии, дляшееся 5 лет. После него он совершает свой вто-

рой хадж, в котором его сопровождали 400 учеников, а потом

– в 905 г. – отплывает в Индию. Злые языки утверждали, что

в Индию ал-Халладж направился с единственной целью –

обучиться магии у тамошних факиров. По версии Массиньо-

на он путешествовал с караванами, везшими на Восток дра-

гоценные ткани, а оттуда – бумагу из Китая. А некоторые ис-

точники сообщают, что изречения ал-Халладжа были записа-

ны на бумаге из Центральной Азии и стиль их оформления

напоминал манихейские манускрипты. Поднявшись по Инду,

ал-Халладж проехал через Кашмир, некоторое время провел

в Туркестане, где выступал с публичными проповедями, да-

лее проехал в Китай, откуда и вернулся в Багдад.

В Багдаде он становится знаменитым духовным учите-

лем, у него множество последователей. Его интересы и дос-

тижения разносторонни: медицина, алхимия, магия. О нем

рассказывают легенды: так, в Мекке он якобы сотворил из ни-

чего йеменские сладости, а в пустыне накормил своих спутни-

ков манной небесной.

«Хусейн ибн Мансур (аль-Халладж) говорит:

“Первый шаг в единении – упразднение отделенности

(тафрид)” , поскольку отделенность – это утверждение своей

отдаленности от несовершенств (афат), тогда как воссоединен-

ность – это утверждение единства вещей, и потому в одиноче-

стве (фарданият) возможно исповедание иного-чем-Бог, и

свойство (отделенности от несовершенств) может быть припи-

сано чему-то еще, помимо Бога. А в единстве (вахданийят) не-

возможно исповедовать иное-чем-Бог, и единство не может

быть приписано ничему, кроме Него. Тогда первый шаг в еди-

нении – отринуть сотоварищей (шарик) Бога и отвратиться от

примешивания иного (мизадж), ибо примешивание иного на

Пути к Богу подобно поиску большой дороги днем со светиль-

ником”» . 4

Духовный опыт ал-Халладжа он выразил в своем по-

этическом творчестве.

«Поэзия Халладжа с большой интенсивностью чувства выра-

жает мистическое томление. Ее язык целомудрен; ее любимые

символы – винная чаша, полумесяц, кубок пьянящей мистической

радости, дева, душа-птица и подобные образы. Иногда Халладж

прибегает к каббалистической игре слов и исходит из скрытого

смысла букв алфавита; иногда у него можно встретить и выраже-

ния, взятые из алхимии. Все его стихи обретают весомость вслед-

ствие заложенного в них теологического и мистического смысла и

полны загадок, но столь прекрасны, что ими могут наслаждаться

даже те, кого не интересует их религиозная интерпретация, а прос-

то радует арабская поэзия, в лучших своих образцах – это чрезвы-

чайно утонченное искусство со множеством обертонов, вызываю-

щих у читателя неожиданные и чарующие ассоциации».5

Ал-Халладж обращается к Богу с такими словами:

О, Ты, опьянивший меня равнинами, окружающими Тебя!

Ты один в одиночестве Вечности,

Ты – один, кто свидетельствует о Тебе

с трона истинности;

Твое свидетельство – правосудие, но Ты не судишь Себя;

Твоя отдаленность – наказание, но Ты не отдаляешься

от Себя;

Твое присутствие – Твое знание, но Ты не двигаешься;

Твое отсутствие – парус, но Ты не уходишь.

Над Тобой нет ничего, тенью чего Ты мог бы быть.

4 Али ибн Усман аль-Худжвири. Раскрытие скрытого за завесой.

Старейший персидский трактат по суфизму. С. 280-281.

5 Шиммель А. Мир исламского мистицизма / Пер. с англ. Н.И.

Пригариной, А.С. Раппопорт. М.: Алетейа, Энигма, 1999. С. 63.

Ал-Халладж с юности предвидел собственную смерть и

сам призывал ее, так как считал, что жизнь во плоти отделяет

его от Бога, а смерть позволит преодолеть эту преграду.

Предвосхищение собственной смерти пронизывало всю его

внутреннюю жизнь, что настораживало его друзей.

Убейте меня, мои верные друзья,

Ибо в убиении себя – моя жизнь.

Любить – значит предстать перед Возлюбленным,

Устранив все свои атрибуты;

Тогда Его атрибуты становятся твоими.

Между мной и Тобой – только я.

Сотри меня, и останешься только Ты.

Уктулуни йа сикати-инна фи катли хайати («Убейте ме-

ня, мои верные друзья, ибо в убиении себя – моя жизнь»).

Эта строка веками служила предметом мистических медита-

ций.

Аскетизм ал-Халладжа был предельным. Как рассказыва-

ет Аттар, «во время своего напряженного духовного состоя-

ния Мансур двадцать лет носил один и тот же шерстяной

плащ. Как-то раз люди силой сняли с него этот плащ. К сво-

ему изумлению они обнаружили, что в складках плаща свил

гнездо скорпион, и хотели убить его, но Мансур попросил

вернуть скорпиона на место, так как за эти двадцать лет они

стали друзьями.

Однажды четыре тысячи паломников сопровождали

Мансура к Каабе. Придя туда, он целый год простоял на од-

ном месте босой и с непокрытой головой. Обычно к нему

приходил человек и приносил хлеб и кувшин воды, но он

редко соглашался проглотить хотя бы кусочек. Поэтому

Мансур был очень истощен физически. Он весь высох, его

кожа сморщилась и местами потрескалась. В его одежде свил

гнездо скорпион. Мансур молился: «Я знаю только Тебя и не

поклоняюсь никому, кроме Тебя, и я благодарен за те дары,

что Ты послал мне. Я Твой раб, и так многочисленны Твои

дары мне, что, имея только один язык, я не могу выразить

мою благодарность за них. Поэтому поблагодари Себя Сам

от моего имени».6

Совершив третий хадж, ал-Халладж остается в Мекке два

года. В долине Арафат он выступает перед паломниками с

проповедью, которую завершает чисто исламской по духу

молитвой, свидетельствовавшей трансцендентность Бога.

После очередного возвращения в Багдад (около 908 г.)

ал-Халладж ведет себя как обезумевший от любви к Богу су-

фий. Ноч проводя в молитвах на кладбищах, днем он пропо-

ведует на площадах и базарах, говоря о безмерной любви к

Богу и стремлении к мученической смерти во славу Его. Не-

сколько раз он даже просил своих слушателей спасти его,

подвергнув жестокой казни. Более того, во дворе своего дома

он будто бы выстроил миниатюрную Каабу и в сезон палом-

ничества совершал вокруг нее обходы.7

Позже, на суде ал-Халладжа обвиняли в том, что в своих

проповедях он высказывался против хаджа, ссылаясь на его

призыв «семь раз совершить обход вокруг Каабы своего

сердца». На самом деле ал-Халладж говорил о духовном

хадже, «о духовной действенности и легитимности символи-

ческого паломничества в собственном доме».8

Как сообщает ал-Газали, когда ал-Халладж «увидел, что

ал-Хаввас роется в книгах, он сказал ему: “Чем ты занима-

ешься?” – “Я роюсь в книгах, чтобы улучшить свое положе-

ние в таваккуле”. Ал-Хаввас был из тех, кто полагался на

Аллаха, из мутаваккилей. И ал-Хусайн сказал ему: “Ты по-

святил жизнь свою совершенствованию своего внутреннего.

6 Фарид ад-дин Аттар. Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о свя-

тых. М.: САМПО, 2005. С. 166-174.

7 Кныш А.Д. Мусульманский мистицизм: краткая история / А.Д.

Кныш; пер. с англ. М.Г. Романов. СПб., 2004. С. 84.

8 Mason H. Memoir of a Friend: Louis Massignon. Notre Dame: Uni-

versity of Notre Dame Press, 1983. Р. 25.

Но где же исчезновение в вере в Единого?” Похоже, что ал-

Хаввас собирался совершенствоваться, будучи на третьей

стадии единобожия и намереваясь достигнуть четвертой ста-

дии, а это и есть все стадии единобожия».9

Ты взял мою сущность,

Чтобы она служила Тебе символом (среди людей),

Когда в моем последнем состоянии Ты пришел,

Чтобы заявить о моей Сущности (Твоей, мой Создатель).

Кто говорит, творец или его творение?

* * *

Я приветствовал Тебя здесь, в моем сознании!

Мой язык восхищенный говорил с Тобой!

В каком-то смысле мы соединились,

А в каком-то – отделились друг от друга.

Ибо хотя Ты скрывался от моих взоров,

Мое сознание воспринимало Тебя

В глубине моего сердца.

Критика ал-Халладжем ритуализма была прежде всего

связана с его мистическими практиками. Однако он «без ко-

лебаний использовал терминологию своих противников, ко-

торую исправлял и совершенствовал», «и готов был стать за-

ложником конфессиональной логики других».10 И все-таки в

конечном счете религиозный опыт ал-Халладжа не умещался

в пределах ортодоксального ислама, был общечеловеческим

9 Абу Хамид ал-Газали. Воскрешение наук о вере. Избранные

главы. /Пер. с араб., исслед. и коммент. В.В. Наумкина. М.: Глав-

ная ред. восточной литературы изд-ва «Наука», 1980. С. 207. Ср.:

Али ибн Усман аль-Худжвири. Раскрытие скрытого за завесой. С.

204-205.

10 Massignon L. "Perspective Transhistorique sur la vie de Hallaj", in: Parole donnée. Paris 1983: Seuil, p. 76.

по своему масштабу, настолько велико было «странное,

упорное и дерзновенное алкание Бога, ему свойственное».11

В частности, речь идет и о его особом понимании испо-

ведания единства Бога ( таухид): для ал-Халладжа Таухид

был возможен только в устах самого Бога, так как его содер-

жание исключало присутствие еще одного, отличного от Бо-

га, субъекта исповедания: «Любовь в том, чтобы стоять ря-

дом с Возлюбленным, полностью отрекшись от себя и преоб-

разив себя по Его подобию».12 Называя Бога «Возлюблен-

ным», «Другом», «Ты», он чувствовал, что «его единственное

«я» – это Бог», с силой, заставлявшей его забывать собствен-

ное имя.13

Да будет Твоя воля, о мой Господь и Повелитель!

Да будет Твоя воля, о цель моя и смысл!

О сущность моего бытья, предел моих желаний!

Все, чем владею, слух и зрение мое!

О целостность моя, моя основа, атомы мои!14

Предвидя свою мученическую кончину, во многом доб-

ровольную, ал-Халладж и здесь выходил за рамки исламской

традиции, сближаясь с опытом Иисуса Христа, которого по-

читал и рассматривал его смерть на кресте как единение с

Богом. Самого себя он уподоблял Христу, так как верил в ис-

купительное значение не только Его, но и своего мучениче-

ства. Поэтому в мусульманском мире его часто называли

11 Ibid, p. 77.

12 Massignon L. “Perspective Transhistorique sur la vie de Hallaj”, in:

Parole donnée. Paris 1983: Seuil, p. 74.

13 Mason H. Memoir of a Friend: Louis Massignon. Notre Dame: Uni-

versity of Notre Dame Press, 1983. Р. 26.

14 Али ибн Усман аль-Худжвири. Раскрытие скрытого за завесой.

С. 257.

«тайным христианином», поскольку он, по мнению многих,

исказил монотеистическое откровение на христианский лад.15

Связь учения ал-Халладжа с христианством просматри-

вается легко. Как и Иисус, он был замучен, а его знаменитое

высказывание: “Я – Истина (قحلا انأ , анā ал-хакк)”, по суще-

ству, не отличается от слов Иисуса: ἐγώ εἰμι ἡ ὁδὸς καὶ ἡ

ἀλήθεια καὶ ἡ ζωή (“Я есмь путь и истина и жизнь”) (Ио-

ан.14:6). Фраза ἐγώ εἰμι ἡ ἀλήθεια (“я – истина”), также при-

сутствует в греческих магических папирусах (1 в. н.э.), в гно-

стических текстах из Наг-Хаммади, в апокрифе «Страсти

апостолов Петра и Павла» (большие) (39, 40). Так, например,

в Евангелии Истины говорится о детях Отца, которые – «са-

ми Истина», «являющиеся в Истине», в Одах Соломона – о

«Сыне Истины», а в Евангелии от Филиппа полное имя Хри-

ста объясняется так: «Назара – истина, поэтому Назареянин –

истина» (47).

Еще Адам Мец писал о возможной связи между учением

ал-Халладжа и гностическим христианством.

«С поразительной виртуозностью, отнюдь не рожденной

лишь вчера, а несущей на себе явные признаки связи с древним

гностицизмом, язык ал-Халладжа следует как тончайшим нюан-

сам его мыслей, так и могучим порывам его пантеизма. Зачас-

тую он напоминает прекраснейшие места из гимнов гностиков.

Метод ал-Халладжа также целиком соответствует методу

му'тазилитов, от них перенимает он очищенную от всего чело-

веческого и случайного идею Аллаха, от них же у него также и

термин хакк («существо») для обозначения этой субстанции,

этого конечного результата критического мышления. И если

позднее в этом Боге различают два существа – человеческое и

божественное, насут и лахут, два иностранных слова, заимст-

вованных из сирийских споров о природе Христа; и если Бог в

своем человеческом облике (насут) будет судить в день Страш-

ного суда, если он прежде всякого творения предстал в образе

человеческом – первозданным человеком (proon anthropos гно-

15 Mason H. Memoir of a Friend: Louis Massignon. Notre Dame: Uni-

versity of Notre Dame Press, 1983. Р. 25.

стиков), если он затем явственно предстал бы перед тварями

своими в облике вкушающего и пьющего, «пока создания его не

смогли рассмотреть его бровь в бровь», то тут мы оказываемся

посреди причудливого мира христианской гностики, которая в

свою очередь являлась лишь бледной копией древних мифов.

Притом это родство может быть легко доказано вплоть до мель-

чайших подробностей: по «Василиду» Иринея, от Отца исходит

слово (logos), затем мудрость (phronesis), затем сила (dynamis),

затем познание (sophia). В Китаб ат-тавасин ал-Халладж про-

водит вокруг Аллаха четыре круга, которые никто не может по-

стичь: 1) его воля (маши'а), 2) его мудрость (хикма), 3) его сила

(кудра), 4) его познаваемое (ма'лума), т. е. его откровение. Гра-

фическое изображение этого учения, которое еще Кельсий на-

шел у гностиков, мы видим также в единственной до сего вре-

мени известной нам книге ал-Халладжа, находим мы его еще,

как известно, в книгах друзов. Разум там изображается в виде

ромбоида, а в Китаб ат-тавасин – в виде прямоугольника.

Сочинения ал-Халладжа были обнаружены во время до-

машнего обыска. Одни были написаны на китайской бумаге,

другие написаны золотой краской; подбиты парчой и шелком,

переплетены в дорогую кожу. И это также обычай гностиков.

Священные книги манихеев тоже были роскошно оформлены.

Мы даже находим там, как у гностиков, ступени очищения со-

обща с особо подчеркнутой ссылкой на Иисуса как на высший

идеал. «Он посвятил себя благочестивой жизни, взбирался в ней

со ступени на ступень. И в конце концов уверовал он: кто в по-

слушании очищает тело свое, занимает сердце свое добрыми

делами и отстраняется от страстей, тот продвинется дальше по

ступеням чистоты, пока естество его не очистится от всего

плотского. А когда в нем не останется даже и частицы плот-

ского, тогда дух Божий, из которого был Иисус, вселится в него,

тогда все деяния его будут от Бога и повеление его будет пове-

лением Божьим. И сам он возложил на себя эту степень». Так

приблизительно описывал учение ал-Халладжа один более

поздний современник.

Твой дух (рух) смешался с моим духом, как вино смешивается

с прозрачной водой, –

говорит сам ал-Халладж, и еще:

Я тот, кого я алчу, а тот, кого я алчу, – я сам,

мы два духа, живущие в одном теле,

кто видит меня – видит и его, видит его – видит меня.

Пышными и причудливыми образами описывает он

обожение:

Бабочка летит в огонь и чрез гибель свою сама становится огнем.

Ты у меня между сердечной сорочкой и сердцем,

ты струишься, как слезы струятся с век».16

Но мистика ал-Халладжа имеет не только христианские

параллели. Альфред фон Кремер пытался найти источник

знаменитого изречения ал-Халладжа анā ал-хакк в индийских

текстах, а Макс Хортен провел сравнение между этим изре-

чением и фразой ахам брахмасми из Упанишад. С его выво-

дами согласились некоторые другие ученые.17 Ведь по сути

дела фраза قحلا انأ , анā ал-хакк («Я – Истина») означает то же

самое, что Ахам Брахмасми («Я есть Брахман»). В индийской

философии Бог воспринимается как абсолютная истина. Со-

гласно Упанишадам, все в мире есть проявление Брахмана,

высшего существа. Когда ал-Халладж говорит, что в его

тюрбане нет ничего, кроме Аллаха, он говорит то же самое.

Согласно Упанишадам, конечная цель человека – уничтожить

ограниченное восприятие эго. Таким образом, человек дол-

жен осознавать свое существование как проявление Бога, и

тогда сущность, называемая «я», становится частью Бога. В

качестве примера можно взять выражение Тат Сат («Это –

Истина»). Санскритское слово cam («истина; реальность»)

аналогично арабским словам قحلا ( ал-хакк) и ﺔقيقح ال ( ал-

хаккика). В кашмирском шиваизме считается, что Истина на-

16 Мец А. Мусульманский Ренессанс. М.: ВиМ, 1996. С. 285-287.

17 Шиммель А. Мир исламского мистицизма / Пер. с англ. Н.И.

Пригариной, А.С. Раппопорт. М.: Алетейа, Энигма, 1999. С. 57.

ходится в самом человеке, и когда адепт развивает глубокое

осознание истинной природы своего «я», он ощущает себя

абсолютной истиной, свободной от понятий времени, про-

странства и причинности, и становится совершенно уве-

ренным в том, что он – сам Всемогущий Бог. В трактате Аб-

хинавагупты «Парамартхасара» говорится: «Этот Брахман –

высшая, чистая, неизменная, недвойственная, совершенная

истина» (43); «Всепроникающая истина есть суть всего, она

лишена всяческой множественности и является несравнимым

бесконечным блаженством. Тот, кто осознает ее, становится

единым с ней». (82).

Но при всех совпадениях и параллелях ал-Халладж –

представитель авраамической традиции. Он пользуется

именно ее символическим рядом, но глубоко по-своему тол-

куя эти символы, заставляя их работать на свое мистическое

видение.

Так, в «Ta-Син Чистоты» ал-Халладж говорит:

Из Куста на склоне горы, – что слышал из Куста, то слышал от

Явившегося (ﻩﺯﺮﺒ , бараза).

И мое подобие – как этот Куст, вот Его слово.

И Реальность, и реалия сотворенная! Отбрось сотворенное – ты

станешь Им, или Он – тобой, с точки зрения Реальности.

Бесспорно, здесь речь идет о знаменитом горящем кусте,

виденном Моисеем на горе Синай. Голос, раздавшийся из

этого куста, был голосом Бога. Но в этом фрагменте символ

куста раскрывает новые грани значения. Для ал-Халладжа

дело не в том, что из куста к Моисею обратился сам Бог, а в

том, что неодушевленный, немыслящий куст, будучи таким

же элементом сотворенной реальности, как и любой челове-

ческий индивид, мог стать не просто орудием Бога, но Его

голосом, Его речью, то есть на какое-то время утратить свою

сущность и вместить в себя Бога. Так и любой человек, и сам

ал-Халладж, мог отдать свои уста Богу, чтобы Он говорил

через него. «Мое подобие – как этот куст, вот Его слово»…

Эти слова ведут дальше. Для ал-Халладжа Аллах един, а

все творение – иллюзорная данность, «завеса» в терминоло-

гии исламской мистики. Она (завеса) разделяет человека и

Бога, но – и в этом ее смысл – в то же время позволяет чело-

веку ощущать свою иллюзорную индивидуальность, отдель-

ность, чтобы жить в сотворенном мире. Убрать завесу – зна-

чит потерять себя, лишиться индивидуальности и поддаться

безмерному притяжению Истины, слиться с Ней, растворить-

ся. Для ал-Халладжа именно в этом растворении, отречении

от собственной сотворенной индивидуальности, цель и под-

линный экстаз мистика.

Он обращается к собеседнику:

«И Реальность, и реалия сотворенная! Отбрось сотворенное:

ты станешь Им, или Он – тобой, с точки зрения Реальности».

Конечно, Горящий Куст для ал-Халладжа не был свиде-

тельством пантеистического Присутствия Бога в любом

предмете: скорее, это символ внезапного прорыва завесы и

обнаружения под ней Единого. В этот момент прорыва мис-

тик действительно подобен этому Кусту: его «Я» растворяет-

ся в «Я» Аллаха: он – это в самом деле Аллах, а Аллах – это

он, без малейшего различия.

Об этом опыте говорится и в «Та-Син Понимания», в ал-

легорическом повествовании о мотыльке, прикованном мис-

тической страстью к огню лампы, вокруг которой он летает

каждую ночь. Чем дальше длится эта влюбленность мотыль-

ка в горящую лампу, тем большего слияния с ее огнем ему

хочется. Сначала он стремится только увидеть огонь, потом –

видеть и ощущать его жар, наконец, слиться с ним нераз-

дельно, то есть броситься в него и погибнуть в качестве мо-

тылька: самому стать пламенем, раствориться в нем без сле-

да. Мотылек – аллегорическое изображение мистика, а ста-

дии его приближения к огню – это аллегория мистического

сближения с Богом. Вначале мотылек только видит огонь на

расстоянии, как свет, и это – аллегория теоретического зна-

ния: «Свет огня – знание ( ‘илм) Реальности»; потом он чувст-

вует его жар, то есть ощущает доподлинность огня: «Жар ог-

ня – реальность Реальности»; в конце концов он приходит к

третьей и последней стадии: «Соединение – истина ( хакк) Ре-

альности».

Здесь, естественно, речь идет не об отождествлении сво-

ей конечной индивидуальности с Богом, а об утрате индивду-

альности, о полном и необратимом растворении. Маленькое

человеческое «я» не может превратиться в «Я» Единого. Об

этом ал-Халладж говорит в следующих словах:

«О ты, сомневающийся, не думай, что мое сегодняшнее «я» –

это «Я». Не считай, что я – это «Я», был «Я» или буду.

– О Господь, не сомневайся, я – это «Я», или буду [«Я»], или

был. Кроме [моего] «я» есть стойкий знающий ( ‘āриф), Он –

мое другое, честное состояние. Хотя [мое я] принадлежало

Ему, я – не Он».

(Та-Син Понимания, 6)

В этом фрагменте ясно видно, что ал-Халладж не ото-

ждествляет себя с Аллахом. Его слова «Я – Истина» отража-

ют момент единения, растворения его личности в Боге.

Мученическая смерть ал-Халладжа виделась ему как сча-

стливое растворение мотылька в мистической любви к пла-

мени.

«…В тот же миг он был целиком поглощен [огнем], ссохся, ис-

чез и остался без формы, и тела, и имени, и метки».

Растворение без остатка в Боге означает устранение «он-

тологического соперничества» с Ним сотворенной личности,

утверждающей свою иллюзорную отдельность и самостоя-

тельность. В момент казни ал-Халладж произнес: «Любить

Единого – значит сделать Его Единственным». Но эта пози-

ция в известном смысле противостоит ортодоксальному ис-

ламу, пределом праведности для которого выступает покор-

ность человека Богу, а не исчезновение человека в Боге. Для

исламской традиции нужны двое – Бог и человек, с опреде-

ленными установленными отношениями.

Как говорит ал-Халладж, Пророк

«поведал лишь то, что соответствовало его вúдению, и повелел

в предписаниях Закона лишь то, что соответствовало истине его

пути. Он явился – и стал явным. Он увидел – и поведал. Он схва-

тился [за путеводную нить] – и положил пределы».

Мистическое видение ал-Халладжа, в отличие от орто-

доксальной традиции, не ограничивалось пределами, снима-

ло их и преодолевало. Хотя ал-Халладж в тексте выражает

свое преклонение перед Пророком, соответствующее требо-

ваниям традиции, в состоянии единения с Богом он ощущает

свое единение и с архетипической личностью Пророка в мо-

мент его опыта слияния. И трудно сказать, собственно, к ко-

му именно из них относится это описание:

– «И приблизился», восходя, и спустился. Приблизившись,

взыскал высший предел. И спустился, восхитившись. От

сердца своего отдалился, и к Господу своему приблизился. В

сердце своем отрезал, к Господу своему приблизился. И ис-

чез, когда видел Меня. Не исчез. Как явил то, что явил? Как

видел то, что видел?

– Изумлялся и смотрел. Смотрел и изумлялся. Был свиде-

тельствуем – и был свидетелем ( шахид). Соединился – и от-

делился от самого себя. Соединился, возжелав, – и отделился

от своего сердца, а «сердце не солгало о том, что видело»

[53:11].

– Скрыл его и приблизил его. Довел его и очистил его. Напо-

ил его и насытил его. Очистил его и избрал его. Позвал его и

провозгласил его. Изнурил его и исцелил его. Вооружил его

и посадил в седло.

– И был на «расстоянии» [53:9], когда отказался и достиг. И

позвал Я, и отозвался. И увидел, и исчез (ﺐاﻏ). И испил, и

насладился. И приблизился, и благоговел. И оставил (قﺮ)

страны и сподвижников, и тайны, и взоры, и следы ( асар).

Однако в «Та-Син Безначальности и Запутанности» ал-

Халладж называет Иблиса своим товарищем, а фараона –

своим наставником, что вступает в противоречие с религиоз-

ными воззрениями мусульман. Большинство исследователей

творчества ал-Халладжа видят в Иблисе и Фараоне космиче-

ские и исторические прообразы, и оценивают их негативно в

рамках общепринятой системы религиозных оценок. Ал-

Халладж и в самом деле трактует эти архетипические фигуры

как негативные силы, но при этом не только выражает сочув-

ствие Иблису, расплачивающемуся за слишком страстное

единобожие, но и в нескольких местах отчетливо проводит

параллель между ним и собой. Иблис для ал-Халладжа – ре-

презентация не только интеллектуального отчуждения, но и

последовательности – «доблести» – в отстаивании своих

убеждений, даже несмотря на осознание их ограниченности:

«Сказал Абу ‘Умар ал-Халладж, он алим удивитель-

ный: «Размышлял я с Иблисом и Фараоном о доблести

(ﺓوتﻔﻠا). И сказал Иблис: “Если бы я поклонился, то нанес

бы урон своей доблести”. И сказал Фараон: “Если бы я

уверовал в посланника Его, я бы уронил свой сан и

свою доблесть”.

А я сказал: “Если бы я отрекся от своего притязания

(ﻱاوﻋﺪ) и своих слов, я низвергся бы из чертога добле-

сти”. (21-23)

Возможно, даже восклицание: «О мой брат! Имя мне Аза-

зил» (31-32) отражает определенную степень отождествления

собственного опыта с космической драмой Иблиса, отвергну-

того и наказанного за притязание на исключительность своей

любви ко Всевышнему:

О мой брат! Имя мне Азазил,

ибо удален ( азал), и удален из-за близости своей.

Не возвратился из своего начала к своему концу,

ибо не вышел из своего конца.

Выйдя, повернул назад –

в неподвижность закрытости своей.

Воспламенение огнем остановило его.

Свет обездвижил его.

И далее – явно сочувственная характеристика (35):

И самые верные, выйдя из врат его, хранили молчание,

и знающим было не по силам то, что они узнали.

Он был осведомленнее их в поклонении

и ближе них к Реальному (ﺪوﺠوﻤﻠا),

и превосходил их в усилии, и в верности в завете,

и в близости к Божеству (ﺪوﺒﻌﻤﻠا).

Азазил как архетип выступает олицетворением негати-

визма, отрицания и отказничества, «недвижности» (ﻪسيوﺮت).

Хотя ал-Халладж в целом признает тупиковость этой пози-

ции, он, как видно из текста, высоко оценивает Азазила.

Все это в совокупности не могло не отталкивать от ал-

Халладжа единоверцев. Его обвиняли в симпатиях к христи-

анству, зороастризму, движению карматов, в отрицании тра-

диции, ритуалов и правил религиозной жизни. В конце кон-

цов он был арестован и помещен в тюрьму, где провел 8 лет.

По истечении этого срока, на протяжении которого власть и

религиозные авторитеты не знали, как с ним поступить, он

был приговорен к смерти и казнен.

Смертный приговор ал-Халладжу имел и политическую

подоплеку. Согласно Л. Массиньону, публичные выступле-

ния ал-Халладжа пробудили народное движение, направлен-

ное на духовное возрождение всей мусульманской общины.

Обличение им социальной несправедливости раздражало

власти, хотя в то же время некоторые его последователи при-

знали его «скрытым духовным полюсом эпохи» (кутб аз-

заман), что было чревато мессианским восстанием.18

По описанию свидетеля его казни, «когда наступило ут-

ро, его вывели из темницы; и я видел, как он (в экстазе лико-

вания) пританцовывал, гремя кандалами, и пел».

«Пригласивший меня, скрывая жалость ко мне,

дал мне испить из чаши, из которой пил Сам.

Он относится ко мне, как гостеприимный хозяин к гостю.

И когда чаши перешли из рук в руки,

Он велел принести орудия пытки и меч.

Так бывает с тем, кто пьет Вино со Львом в разгар Лета».

Аттар передает следующие слова ал-Халладжа, произне-

сенные во время казни: «Они вознесут меня на вершину висе-

лицы созерцающим Твое могущество».

Последние слова ал-Халладжа были: хасб ал-ваджид иф-

рад ал-вахид лаху – «любить Единого – значит сделать Его

Единственным». Иначе говоря, существование любящего

должно быть стерто с пути любви. Таков истинный таухид,

полностью интериоризированный и оплаченный кровью лю-

бящего.19 Быть может, последний предельный мистический

опыт можно передать людям только на беззвучном языке му-

ченичества, или в мученике (шахид) Бог обретает своего ис-

тинного свидетеля (ша'хид)? 20

Ал-Халладж обещал свом последователям перед смер-

тью, что он вернется. Сирийский поэт ал-Ма'арри писал, что

в его время (около 1000 г.) люди все еще стояли на берегах

Тигра в ожидании возвращения ал-Халладжа.

В среде суфиев и их последователей имело место тайное

почитание ал-Халладжа. Вскоре оно распространилось по

18 Кныш А.Д. Мусульманский мистицизм: краткая история / А.Д.

Кныш; пер. с англ. М.Г. Романов. СПб., 2004. С. 84-85.

19 Шиммель А. Мир исламского мистицизма. С. 61-62. Ср.: Али

ибн Усман аль-Худжвири. Раскрытие скрытого за завесой. С. 311.

20 Шиммель А. Мир исламского мистицизма. С. 67.

всему Востоку, включая Индию. Ал-Халладжа как великого

святого и праведника, мистика, опьяненного Богом, воспева-

ли поэты Турции и Ирана, его чтили индийские мистики, и

даже в далеком Узбекистане невежественные местные жите-

ли сложили о нем песню.

Единение с Богом было главной и практически единст-

венной темой поэтического творчества ал-Халладжа, о чем

свидетельствуют приводимые ниже отрывки из принадлежа-

щих ему текстов (переводы взяты из Дивана, опубли-

кованного Массиньоном, кроме тех, которые переведены Са-

ми-Али).21

Я тут, я тут! О моя тайна и моя откровенность! Я тут, я

тут! О, моя цель и мое направление! (2) Я зову Тебя, ... нет, это

Ты зовешь меня к Себе! Как мог бы я произнести «Тебе од-

ному» (Кор. 1:4), если бы Ты не прошептал «Мне одному»? (3)

О сущность сущности моего существования, о завершение мое-

го замысла, о Ты, моя речь, мои восклицания и бормотания! (4)

О Ты, на ком держится мой дух, уже умирающий от восторга,

Ты стал его свидетельством в моем отчаянии! (5) Я оплакиваю

свою горькую участь, оторванный от родины в покорности, и

враги мои стенают вместе со мной. (6) Я приближаюсь, чтобы

страх отдалился от меня, и дрожу от желания, стискивающего

мое нутро. (7) Что делать мне с этим Любовником, которым я

очарован, моим Повелителем! Моя болезнь утомила врачей. (8)

Мне говорят: Исцелись от Него с Его помощью! Но я говорю,

разве исцеляются от болезни той же болезнью? (9) Моя любовь

к моему Повелителю истощила и поглотила меня, как же я могу

жаловаться моему Повелителю на моего Повелителя? (10) Ко-

нечно, я смутно вижу Его, и мое сердце Его узнает, но ничто не

смогло бы выразить Его, кроме мановений моего ока. (11) Ах,

горе моему духу из-за моего духа, увы мне из-за меня, я сам

причина своего несчастья! (12) Подобно утопающему, одни

21 Ал-Хусайн ибн Мансур ал-Халладж. Диван. Перевод Луи Мас-

синьона в кн.: «Documents spirituels», Cahiers du Sud, 1955.

пальцы которого остаются над водой, взываю к помощи в от-

крытом море. (13) Никто не знает, что со мной произошло, кро-

ме Того, кто проник в мое сердце. (14) Он знает, какое горе ме-

ня постигло, и от Его воли зависит моя смерть и мое возрожде-

ние! (15) О высшая просьба и надежда, о моя Обитель, о жизнь

моего духа, о моя вера и мой удел здесь, на земле! (16) Скажи

мне: «я искупил тебя», о мой слух, мое зрение! До каких пор

мне ждать в разлуке, в такой дали? (17) Хотя Ты скрываешься

от моих глаз в невидимом, сердце мое видит, как Ты восходишь

вдали.

Касыда 1

Ты обитаешь в моем сердце, и в нем – Твои тайны,

Так пусть же возрадуются обитель и Обитающий в ней!

В сердце нет никакой другой тайны, кроме Тебя.

Взгляни Своим оком: есть ли кто-нибудь еще в обители?

Продлится ли ночь разлуки или сократится,

Надежда и память о Нем сопровождают меня.

Я согласен с утратой, потому что согласен с ней Ты, о мой

Убийца,

И я выбираю то, что выбираешь Ты.

( мукаттa’a, 23, перевод Сами-Aли)

Я объял всем своим существом всю Твою любовь,

о, моя Святость!

Ты обнажаешь меня так, что я чувствую, что Ты во мне.

( мукаттa’a, 30)

Его дух – мой дух, и мой дух – Его дух.

Чего хочет Он, хочу и я;

Чего хочу я, хочет и Он.

( мукаттa’a, 32)

Твой дух смешался с моим

Подобно тому, как вино мешается с чистой водой

Касается ли что-либо Тебя, оно касается и меня!

Поэтому Ты – это я во всем!

( мукаттa’a, 47)

И, наконец, самый знаменитый стих:

Соедини меня, о мой Единственный (с Собой),

Дай мне воистину признать, что Бог Един,

Действием, к которому не ведет никакой путь!

Я – истина в потенции, а как Истина в действии ( ал-Хакк)

Существует Его собственная потенция.

Да минует нас впредь разлука!

( мукаттa’a, 39)

* * *

В сердце моем о Тебе все мысли,

Ни о чем другом не говорит мой язык,

Кроме как о любви к Тебе.

Поворачиваюсь ли на восток –

Сияешь Ты на востоке;

Обращаю ли свой взор на запад –

Ты стоишь перед глазами.

Смотрю ли я вверх,

Ты еще выше;

Смотрю ли я вниз,

Ты и там, – везде.

Ты тот, кто всему дает место,

Но Ты не есть его место;

Ты – Целое во всем,

Но не преходящ, как мы.

Ты – мое сердце, мое сознание,

Моя мысль, мой дух,

Ты – ритм дыхания;

Ты для меня – узел сердца.

* * *

Ради Тебя я спешу по земле и воде:

Ради Тебя я пересекаю пустыню и раскалываю гору надвое,

И отвращаю лицо свое от всех вещей,

Пока не достигну места,

Где я один с Тобой.

* * *

Я – Тот, кого я люблю; Тот, кого я люблю, – я сам.

Мы – две души, воплощенные в одном теле;

если ты видишь меня, ты видишь Его,

если ты видишь Его, ты видишь нас.

* * *

Я видел своего Господа оком сердца.

Я спросил: “Кто Ты?” Он сказал: “Ты!”

* * *

Твой Дух смешивался с моим Духом понемногу,

кругами, через воссоединения и расставания.

Теперь я – Ты, Твое существование – мое,

и оно также – моя воля.

* * *

Мне кажется странным, что божественное целое

может нести моя маленькая человеческая частица,

И даже из-за столь малого бремени меня не носит земля.

* * *

Твой образ – в оке моем,

Твой зов – в устах моих,

Твоя обитель – в сердце моем,

Так где же нет Тебя?

* * *

Я пытался ждать.

Но мое сердце – может ли Он заставить ждать мое сердце?

Дух Твой слился с моим

И в близости, и в разлуке. Ведь я – Ты, я как Ты.

Ты – это я и то, что я люблю.

* * *

Страсти Истинного, о которых Ты говоришь,

все рождены Истинным,

Но они бесплодны для понимания величайшего.

Ибо что есть страсть, если не постоянное

притяжение взгляда,

Расширяющее пламя между сознаниями?

Если Истинное поселяется в сознании,

Три состояния становятся постоянной

заботой проницательных:

Состояние, уничтожающее сознание в средоточии

его страсти,

Растерянность сознания из-за страсти,

И состояние, в котором все силы сознания объединяются,

Возвращаясь к видению, уничтожающему все воображаемое.

* * *

Когда влюбленный достигает совершенства в любви

И воздерживается призывать ее, находясь во власти зова,

Он видит истину того, свидетелем чего сделала его любовь:

Богохульства, мольбы влюбленных.

* * *

У светов света Света есть светы в творении,

И у Тайны есть тайны в сознании тех, кто умеет их хранить,

И Бытие среди существ – это бытие-творец,

В котором находит покой и которому приносит себя в дар

мое сердце.

Оком разума рассматривает Он то, что я описываю,

Ибо разум – это большее, чем сознающий слух и взгляд.

Отрицая Тебя, я Тебя прославляю,

И мой разум, погруженный в Тебя, – безумие.

Кто Адам, если не Ты?

И кто – в отдалении – Дьявол?

* * *

Мой Единственный сделал меня единым единством

Истинного,

Истинного, не ведущего к множеству путей.

Я – Истинный, и Истинный истинен благодаря Истинному.

Он облачается в Самого Себя, и различие исчезает.

Появляются чистые звезды,

Сверкая ослепительными молниями.

* * *

О, горе мне! Ты или я? Здесь два Бога!

Я далек, я далек от утверждения двух.

Ах, никогда мое не-бытие не становится для Тебя бытием

И все мое во всем, расплываясь, двоится.

Где же Ты – там ли, куда я гляжу?

Ведь мое бытие – уже там, или у него нет «где».

И где Твое лицо, которое я ищу взглядом?

В видении сердца? В видении глаза?

Из нас двоих – Тебя и меня – «я» лишнее,

Пусть прекратится разделение, и пусть «Тебе»

подчинится «я»!

Как пишет А. Кныш: «Из общего контекста взглядов ал-

Халладжа можно заключить, что он имел в виду не субстан-

циональное соединение божественной и человеческой при-

роды ( иттихад ал-лахут би-н-насут), а, согласно Л. Мас-

синьону, «любовное», или «интенциональное». Соединение

Бога и человека у ал-Халладжа осуществляется в любви: Бог

или его дух ( рух) «нисходит» в вожделеющую душу мистика

и тогда его слова и поступки определяются божественным

изволением, как бы обожествляясь. Бог «созерцает», или

«свидетельствует», самого себя в сердце ( сирр, калб) мис-

тика».22

Аналогичного мнения придерживается и Массиньон в

своей работе Essai sur les origines du lexique technique de la

mystique musulmane. Согласно Массиньону, «мистик пытает-

ся объяснить первое потрясение, испытанное его сердцем»,

когда произошло «вмешательство трансцендентного сущест-

ва (...), приводящее к «перестановке» сознаний (к состоянию

шатх, которое можно описать как «переполненность» созна-

ния). Такая «перестановка» освобождает на время сознание

от всего сотворенного. Намеренное затемнение смысла фра-

зы (то есть обычных слов) в этом случае постепенно ис-

тончает личность временного субъекта. На высшем пределе

(...) трансцендентный и единый объект, единственно Реаль-

ное, Бог, внезапно предстает перед читателем как непосред-

ственно воспринимаемый, как интеллигибельный по опреде-

лению; в это же время человеческое «я» обычного субъекта

предложения ускользает от нас в присутствии другого, боже-

ственного «Я», которое раскрывается»23.

Для творчества ал-Халладжа характерно широкое ис-

пользование аллюзии. Причина этого в том, что ал-Халладж

пишет о Боге и, следовательно, затрагивает Его Тайны, кото-

рые он вынужден указывать, не раскрывая, на которые мож-

но лишь говорить намеками и метафорами. И мы уже знаем,

что формула « ана-л-Хакк» была истолкована как выдача тай-

ны, доверенной лично ал-Халладжу.

22 Ислам: Энциклопедический словарь. М., 1991. С.270.

23 Massignon L. Opera Minora, textes recueillis, classes et presentes

avec une bibliographie par Y. Moubarac. Dar Al-Maaref, Beirut, 1963.

Vol. II. P. 364-365.

Однако аллюзия здесь – не просто литературный прием,

это мощный способ воздействия на сознание читателя: с по-

мощью аллюзии разбивается зацикленность сознания на ко-

нечном, дискретном, пространственно-временном, сотворен-

ном мире.

По словам самого Массиньона, именно работая над ис-

следованием об ал-Халладже, он осознал, насколько мисти-

ческие тексты могут «способствовать достижению Реально-

го», поскольку сам язык изложения «таит в себе мистический

смысл, этот язык – стрела, направляющая душу к Богу». Эк-

зальтированность стиля мистиков, в том числе и ал-

Халладжа, по мнению Массиньона, «была, очевидно, вызвана

первоначальным сверхчувственным потрясением»; при этом

«в некоторых предложениях, усыпанных гиперболами

( шaтaхâт), авторы стремились отобразить, не без ретро-

спекции, само потрясение от Божественного прикосновения,

(...), запечатлеть взаимопроникновение человеческого и бо-

жественного “Я”»24.

В Passion Массиньон25 отвергает обвинение в прямом

отождествлении ( хулул), предъявляемое ал-Халладжу (когда

тот говорил о преобразующем единении), и показывает на

базе текстуального анализа, что у него речь идет скорее о

«перемежающемся отождествлении. В l’Essai Массиньон

подчеркивает: «Перемежающееся отождествление субъекта с

объектом (...) возобновляется только благодаря бесконечному

любовному обмену ролями между субъектом и объектом че-

рез осциллирующее чередование, подобное перемежающе-

муся ритму пульса, ощущения, сознания; эти роли налагают-

ся друг на друга непостижимым для человека и трансцен-

дентным образом, не стабилизируясь и не обретая постоянст-

ва в сердце конкретного человеческого субъекта в его земной

24 Ibid. P. 371-372.

25 Massignon L. La passion de Husayn ibn Mansûr Hallâj, 4 vol,

Gallimard, Paris, 1975. Vol. 4. P. 49-60.

жизни»26. У ал-Халладжа такое преобразующее единение

осуществлялось посредством «спонтанного обмена ролями –

между Богом и человеком, между языком и сердцем мистика;

то Бог вдохновляет сердце, а человек свидетельствует это

своей речью, то человек стремится сердцем (к Богу), а Бог

свидетельствует об этом своим языком, так что сохраняется

совершенная и постоянная гармония между «Я и Ты»27. И

далее: «Результатом постоянного согласия (мистика) с пове-

лением Бога является вселение в душу мистика Божественно-

го Духа, который «от повеления Господа моего», и с этого

момента каждое действие этого человека превращается в ис-

тинно божественное действие; Божественный Дух придает

словам сердца внятность, выразительность и применимость,

желанные Богу»28. Здесь происходят диалектические взаимо-

переходы скрытого и явного, отрицания и утверждения, бли-

зости и удаленности: «И нет для меня отдаленности, отда-

ляющей отдаленности от Тебя, отдаления нет. Убедился я,

что близость и отдаленность – одно» ( Та-Син Безначально-

сти и запутанности, 12).

По поводу знаменитой формулы анā ал-хакк («Я – Исти-

на») Массиньон полагает, что ею ал-Халладж «констатирует

существование высшей степени Божественного присутствия

в творениях», когда оно «может реализовываться и за-

вершаться в человеке без разделения и смешения... Способ

осуществления такого мистического единения трансценден-

тен по отношению к сотворенному, это бескорыстный дар

вечно существующего, ихсâн, и он выше любого сотворенно-

го (земного) вознаграждения»29.

26 Massignon L. Essai sur les Origines du Lexique technique de la mys-

tique musulmane, éditions J. Vrin, Paris, 1954. P. 314.

27 Massignon L. La passion de Husayn ibn Mansûr Hallâj. Vol. 3. P. 47-

48.

28 Ibid. P. 52.

29 Ibid. P. 58.

Этот дар описывается его реципиентами следующим об-

разом: «Состояния Божественного экстаза вызываются самим

Богом, но мудрости наставников недостает для понимания

этих состояний. Экстаз – это возбуждение, взгляд (Бога), ко-

торый ширится и пылает в сознании; когда Бог поселяется в

сознании, оно, обостряясь, позволяет видящему наблюдать

три фазы: фазу, когда сознание находится еще вне сущности

экстатического состояния; фазу, когда оно становится удив-

ленным зрителем; фазу, во время которой происходит фикса-

ция вершины сознания, и оно обращается к Лицу, взглядом

которого сознание восхищается больше любого другого зре-

лища» ( Muqatta’a, 19)30.

И в удивительной Касыде 7 говорится об «оке знания»:

«Оком знания мой взгляд указал... И я преодолел бу-

шующее море своей мысли / Пронзив его, как стрела/ И мое

сердце взмыло... к Тому, Кого, когда меня о Нем спраши-

вают/ Я обозначаю знаком, но не называю до тех пор, пока,

выйдя за все пределы, / Блуждая в пустынях близости (к Не-

му), я не увижу родника / И я не увидел ничего, что пре-

восходило бы то, что я себе представлял. / Тогда я послушно

подошел к Нему, / И вблизи (Него) способность видеть само-

го себя покинула меня, / Так что я забыл свое имя».

(По переводу Сами-Али).

Таким образом, в центре поэтической мысли ал-

Халладжа – взаимоотношения между Любящим и Возлюб-

ленным, взаимопереходы и динамизм их единения. В

мукаттa’a, 11 ( перевод Сами-Али) сказано: «У меня есть

Любимый, которого я посещаю в одиночестве, / Видимый и

невидимый для взглядов. / Слухом не постичь того, что Он

говорит... Его невозможно передать фигурами речи. / Он

ближе, чем сознание для воображения, / И более скрыт, чем

30 Husayn Mansur Al-Hallaj, Diwan. Trad. Louis Massignon, Éditions

du Seuil, Paris, 1981. P. 77.

явные мысли». А в мукаттa’a 54 тоже звучат сходные моти-

вы: «Свет Твоего лица остается тайной, когда оно видно...

Выслушай же мой рассказ, Любимый, ибо ни Скрижаль, ни

Перо не смогут его понять».

Китаб ат-Тавасин – это исповедь несовместимой с ко-

нечным существованием бесконечной любви.

Китаб ат-Тавасин

Сад Знания

Ta-Син Светильника

Сказал [ал-Хусайн ибн Мансур ал-Халладж], да бу-

дет доволен им Аллах:

1. Та-Син,

Светильник ( сирадж) от Света Незримого был из-

начально, и возвратился, и превзошел [другие] све-

тильники, и стал господствующим. Луна явилась

среди лун – зодиакальный дом ее на небосводе тай-

ны. Ал-Хакк (ق َحْلا)31 назвал его «Неграмотным»

(« Умми»), ибо его горение ( химма) цельно, «Свя-

щенным» (« Харами»), ибо благословение его ве-

лико, «Maкки», ибо его место вблизи Него.

Раскрыл его грудь, и вознес его могущество, и

предписал ему повелевать – явил его Бадр.32 Светит

светильник его от Источника щедрости.

Он поведал лишь то, что соответствовало его

вúдению, и повелел в предписаниях Закона лишь

то, что соответствовало истине его пути. Он явился

– и стал явным. Он увидел – и поведал. Он схва-

тился [за путеводную нить] – и положил пределы.

31 Истина.

32 В переводах Л. Массиньона ( Louis Massignon) и А. Тарджумана

( A. At-Tarjumana) за этим следует строка: «Луна, его луна, вышла

из облаков в стране Ямãма и превратилась в солнце, восходящее в

стороне Tихãма (Maккa)», но этого текста нет в арабском оригина-

ле, с которого сделан наш перевод.

Никто не видел его подлинно, кроме Правдивей-

шего (Сиддика), ибо одобрил его, потом сопутство-

вал ему так, что не оставалось между ними разде-

ления.

Не знал его знающий – без неведения качества его.

«Те, которым Мы даровали писание, знают его так,

как знают своих сынов, но ведь часть из них скры-

вают Истину, хотя и знают» [2:146].

Светы пророчества изошли из его света, и свет их

воссиял от его света. И нет среди светов более

светлого, более явного и более древнего из древ-

них, чем свет Сахиба Щедрости.

Горение его предшествовало горениям, и бытие его

предшествовало небытию, и имя его предшествова-

ло Перу, ибо он был прежде мира.

Не было на горизонтах, за горизонтами и ближе го-

ризонтов более тонкого, более благородного, более

сведущего, более справедливого, более сострада-

тельного, более строгого и более благосклонного,

чем Сахиб этой миссии. Он – Сайид сотворенного;

имя его Ахмад ( ), качество его единственно, по-

веление его уверенно, сущность его созидающая,

атрибут его славен, горение его [только] одно.

О чудо – кто явственнее его, и зримее его, и более

велик, и более славен, и светлее его, и могущест-

веннее его, и проницательнее его?

Разве не был он,

не был известен до преходящего –

и не был, и не есть?

Разве не поминают его до «до» и после «после», –

и до субстанций и многого?

Субстанция его чистая, слово его пророческое, зна-

ние его высочайшее.

Речь его арабская, племя его – «ни Востока, ни За-

пада» [24:35], род его от патриархов, участь его –

счастливейшая, величают его Умми.

Глаза его открылись, ибо знал он тайны и помыслы.

Ал-Хакк заставил его говорить и доказал правди-

вость его, Ал-Хакк развязал его.

Он – доказательство, и он – доказанный.

Это он счищает ржавчину с мучимого жаждой.

Это он несет предвечное слово,

Несотворенное, неизреченное и несделанное,

Соединенное с Истиной безраздельно,

Выходящее за пределы мыслимого.

Это он возвестил о конце, и концах,

и концах конца.

10. Поднял облако, указал на Священный Дом. Он –

совершенный, он доблестный. Это он повелел раз-

бить идолов, это он послан людям и обличил их.

11. Над ним – облако молний;

Под ним сверкает и блещет молния,

Дождь и плодоношение.

Все знание – лишь капля из его моря,

Вся мудрость –

лишь пригоршня из его реки,

Все время –

лишь час его века.

12. Ал-Хакк в нем, и в нем Реальность ( ал-хаккика)33.

33 В мусульманской традиции имена Аллах и Ал-Хакк (Истина)

рассматриваются как взаимозаменяемые синонимы. Ал-Хакк как

Он – первый соединившийся

И последний из пророков.

Он скрыт как Реальность

И явлен в Знании ( ма’рифа).

13. Никто из знающих не достиг его знания ( ‘илм),

не обрел его понимания Мудрости.

14. Ал-Хакк не предавал его ( асламаху) в Своем творе-

нии, ибо он – Он, и где – Он, и Он – Он.

15. Не вышел из Мим [имени] MуХаMмаД (ﺪﻤحم),

И не вошел в его первое Ха,

его Ха – его второе Мим,

его Даль – его первое Мим.

его Даль – его вечность,

его Мим – его отличие,

его Ха – его состояние,

его состояние – его второе Мим.

16. Явно слово его, зрима метка его, сверкает доказа-

тельство его. Ниспослан Фуркан его, развязано

красноречие его, озарено сердце его. Неподражаем

Коран его, незыблем в строении своем. Превозне-

сено достоинство его.

синоним Бытия ( вуджуд) является противоположностью ал-халк

(«творения»), ал-бāтил («ложного») или «нереального». Ал-Хакк –

имя для проявленного и непроявленного, а ал-хаккика – это прояв-

ленный атрибут Ал-Хакк, Божественная Сущность в совокупности

ее отношений с отдельными творениями. Реальность включает в

себя непроявленное измерение того, что проявлено. Реальность

существующей вещи – это не то, что мы видим, но это утвержден-

ная воплощенность ( ‘айн), видимая Богом и Его близкими.

17. Если бежишь из города его – где путь твой и про-

водник, о бессильный? Перед его мудростью мысли

философов похожи на оползающий песок.

Ta-Син Понимания

1. У сотворенных понятия не связаны с Реальностью,

и Реальность не связана с сотворенными существа-

ми. Приходящие мысли – связки, и у сотворенных

связки не соединяют с Реальным. И воспринять в

знании ( ‘илм) Реальность трудно, каково же – ре-

альность Реальности? Истина – по ту сторону Ре-

альности, а Реальность ниже Истины.

Мотылек летает вокруг огня до утра. Вернувшись к

собратьям, он восторженно рассказывает им о [сво-

ем] состоянии ( ал-хāл), а потом [снова], ликуя, за-

игрывает [с огнем] в страстном желании полноты

единения.

Свет огня – знание ( ‘илм) Реальности,

Жар огня – реальность Реальности,

Соединение – истина ( хакк) Реальности.

Не удовольствовался ни светом, ни жаром, и бро-

сился в него. А собратья ждали его возвращения,

чтобы он поведал им об увиденном, коль скоро его

не удовлетворила весть (ﺮبﺧ). Но в тот же миг он

был целиком поглощен [огнем], ссохся, исчез и ос-

тался без формы, и тела, и имени, и метки. Тогда в

каком смысле может он вернуться к своим со-

братьям? И в каком состоянии ( хāл) после соедине-

ния? – Достигший видения становится способным

обойтись без рассказов. Соединившийся с тем, что

он видит, может обойтись без видения.

Не будут истинными эти смыслы для нерадивого,

суетного, одержимого, влекомого похотью. Он –

как я, как я, как я, или: он – [это] я, не желающий

страдать, хотя и был «Я».

О ты, сомневающийся, не думай, что мое сегодняш-

нее «я» – это «Я». Не считай, что я – это «Я», был

«Я» или буду.

– О Господь, не сомневайся, я – это «Я», и буду, и

был. Кроме «я» есть стойкий знающий ( ‘āриф), Он

– мое другое, честное состояние. Хотя [мое я] при-

надлежало Ему, я – не Он.

7. Если ты понял, то пойми, что эти смыслы истинны

только для верного Ахмада, а «Мухаммад не был

отцом кого-либо из ваших мужчин», но посланник

Аллаха и печать пророков. Он удалился от людей и

джиннов и закрыл свои глаза на «где» до тех пор,

когда больше уже не оставалось завесы и обмана.

«И был на расстоянии двух луков или ближе», ко-

гда достиг отдаленного знания Реальности, поведал

он от сердца ( фу’ад), и поведал. Достигнув истины

( хакк) Реальности, оставил желание и предался

Щедрому. Достигнув Истины ( Ал-Хакк), повернул

обратно и сказал: «Преклоняюсь пред Тобой и ве-

рую в Тебя сердцем моим». Дойдя до Крайнего

Предела, сказал: «Не исчислить хвалы Тебе». Дос-

тигнув реальности Реальности, сказал: «Только Ты

[сам] можешь как должно восхвалять Себя». От-

бросил свое и принял испытание, «сердце не солга-

ло в том, что оно видело» «у лотоса Крайнего Пре-

дела». Не обратился ни вправо – к Реальности, ни

влево – к реальности Реальности. «Не уклонился

взгляд его и не перешел предела» [53:17].

Ta-Син Чистоты

Реальность тонка, пути к ней узки, на них – взды-

мающиеся языки пламени, за ними бескрайняя пус-

тыня. Путник следует этими путями и сообщает о

[стадиях] разрыва [с мирским по мере продвижения

через] сорок стоянок ( макамат).

Это стоянка воспитания (ﺐﺪا, адаб) и страха (ﻪﺒهر,

рахаб). И повода (ببس, сабаб), и искания (ﺐﻠﻂ, та-

лаб), и удивления ( ﺐﺠﻌلا, аджаб), и разбитости

(ﺐﻁﻋ, атаб), и восторга (ﺐﺮﻂ, тараб), и алкания

(ﻩﺮش, шарах), и честности (ﻩﺯن, назах), и чистоты

(ءاﻔص, сафа’), и искренности (قﺪص, сидк), и товари-

щества ( ر

قﻔ , рифк), и освобождения (قتﻋ, итк), и

ухода в пустыню (حيﻭ ڌ

س , тасвих), и возвращения

(حيﻭﺮﺗ, тарвих), и различения (يناﻤﺗ, таманйи), и сви-

детельствования (دوهش, шухуд), и открытости (دوجﻭ,

вуджуд), и окончательного расчета ( ﺪﻋ, ‘ад), и тру-

да ( ﺪك, када), и ответа ( دﺮ, рада), и расширения (ﺪاﺪتمأ,

имтидад), и подготовки (دادتعإ, и’тидад), и уедине-

ния (داﺮﻔنا, инфирад), и покорности (دايقنﻠا, инкийад), и

повиновения (د ﺮم

ا , мурад), и Присутствия (روضح,

худур), и упражнения [духа] (ﺔضاير, рийада), и жа-

лобы (ﺔﻁايح, хийата), и сожаления об утраченном

(ﺪا ق

۔ ﺗﻓا, ифтикад), и сопротивления (دلاطصلاا, исти-

лад), и обдумывания (رﺒﺪت, тадаббур), и нереши-

тельности (ﺮيحﺗ, тахаййюр), и размышления (ﺮكﻔﺗ,

тафаккур), и терпения (ربصﺗ, тасаббур), и измене-

ния (رَّيَغَت, тагайяр), и неприятия (ﺾﻔﺮ, рафд), и

строгой критики (ﺾقن, накд), и выбора пути (ﺔياﻋر,

ри’йа), и вступления на правильный путь (ﺔيا ه

ﺪ , хи-

дайа), и начала (ﻪياﺪب, бидайа).

И достоин этой стоянки умиротворенный и очи-

стившийся.

На каждой Стоянке – определенное понимание, а

на другой – [другое] понимание.

Потом вошел в пустыню, и объял ее, потом пересек

ее. И без семьи, медлившей на горе и равнине.

«И когда завершился Мусе назначенный срок»

[28:29], оставил семью, подтвердив Реальность

близким. И все же довольствовался вестью, [кото-

рая] ниже вúдения, и [здесь] различие между ним и

лучшим из людей. И сказал: «[приду] к вам оттуда

с вестью» [27:7].

И если ведший удовлетворился вестью, как не

удовлетвориться идущему следом?

Из Куста на склоне горы, – что слышал из Куста, то

слышал от Явившегося (ﻩﺯﺮﺒ , бараза).

И мое подобие – как этот Куст, вот Его слово.

И Реальность, и реалия сотворенная! Отбрось со-

творенное: ты станешь Им, или Он – тобой, с точки

зрения Реальности.

9. [Ибо если] я [даю] описание [Объекту], и описанный

[Объект] – описание, [данное субъектом], [то когда

субъект] описания [окажется] в Реальности, тогда

каков [будет его] описанный [Объект]?

10. И сказал ему Ал-Хакк: «Веди к Доказательству, не

к Доказываемому. Ибо Я Доказательство доказа-

тельств», ниспровергающее наивного.

11. Повел меня Ал-Хакк в Реальность,

там тайна моя и путь мой.

Свидетельство тайны моей

Без тайного умысла моего.

Там тайна моя и путь мой.

12. Сказал Ал-Хакк, и рассказ мой – от сердца моего и

от науки красноречия моего; и приблизил меня к

Себе из удаления моего, и сделал меня из плетель-

щика пальмовых листьев, и избрал меня.

Ta-Син Круга

Внешний не соединяется с Ним. Второй соеди-

нился, но отделен. Третий блуждает в пустыне «ре-

альности Реальности». [Буква] Ба ﺀاب – вторая дверь

в круг, и представлена

. Вот дверь, рядом с ко-

торой и соединившийся, и тот, блуждающий третий

– пустыня Реальности, а вот реальность той двери,

похожей на [букву] ﺀاب , у которой встречаются обе

двери под вторым кругом.

Но как далек от входящего круг, и путь закрыт, и

ищущий возвращается. Точка вверху – его горение,

точка внизу – возвращение его к началу своему, и

точка в середине – его нерешительность.

Близок круг, (но) точка внизу – возвращение к на-

чалу ищущего точку справа. Точка в середине – его

нерешительность. И в центре та, что слева от круга.

Нет у круга двери, и точка в центре круга – это Ре-

альность.

А смысл Реальности – нечто [такое], где не отсутст-

вуют (ﺐيﻐت) ни «вне», ни «внутри», и что не прини-

мает форм.

Если хочешь понять, что я здесь имею в виду,

«возьми четырех птиц, привяжи их к себе» ( ًﺔَﻌَب ْرَأ ْذُخَﻓ

َكْيَلِإ َّنُه ْﺮُصَﻓ ِﺮْيَّطلا َنِّم) [2:260], ибо Ал-Хакк не летает.

Его ревность делает ее [Реальность] явной и после

того как Он скрыл ее. Страх делает ее недоступной,

нерешительность лишает нас ее. Таковы смыслы

Реальности.

Но еще тоньше то, что представляет понимание, –

[ибо] не скрыто воображением.

Это – о круге: не видят по ту сторону (ﺀاﺮو) круга.

10. А что до знания ( ‘илм) Реальности, – оно запретно

( харами), и круг – запретен (مﺮح , харам) для него.

11. Потому и Пророка (да благословит его Аллах) ста-

ли называть «Харами», что не выходил из круга

Харам, а Он – за ним. И сказал: «Ах!».

Ta-Син Точки

Еще тоньше Точка, – и это Он, Источник. Не увели-

чивается, не уменьшается и не исчезает. Во внеш-

нем круге отрицают Его и отрицают состояние

Мое, ибо не видят Меня. И еретиком называют ме-

ня, во зле растленным.

Зовет Меня в круг Харам видящий Мое достоинст-

во, неповинен Я в его зове.

И сахиб второго круга полагает Меня знающим

Господа Моего.

Достигший третьего круга считает, что Я пал в же-

лании Своем.

5. А достигший круга Реальности забывает Меня и ус-

кользает от глаза Моего.

6. «Так нет! Нет убежища! К Господу твоему в тот

день прибежище! Возвещены будут человеку в тот

день его прежние дела и его последние» [75:13].

7. Но он устремляется за вестью, ищет убежища, пуга-

ется искр, сбивается с пути и прельщается.

8. Видел Я одну из птиц суфизма, летевшую на

крыльях. Она не признала достоинства Моего, ибо

продолжала полет.

9. Спросила Меня о чистоте, и я сказал ей: «Обрежь

свои крылья острой гранью уничтожения ( фанā’),

если не следуешь за Мной».

10. И сказала мне: «Крыльями лечу». Я сказал ей: «Го-

ре тебе!». «Нет подобного Ему. Он – Слышащий,

Видящий» [42:9]. И упала в тот день в море по-

нимания, и утонула.

11. А образ понимания таков:

Видел я Господа Моего оком сердца.

Я спросил: “Кто Ты?” – Сказал: “Ты!”

И нет «где» у Твоего «где»,

А там, где есть Ты, нет « где».

Ты – надрезы всех «где»

в сторону «ни-где» –

где Ты?

Не представить Тебя воображением,

и не узнать « где»,

где Ты.

12. Точки в круге – мысли понимания. Одна – истина

( хакк), а остальные – ложные.

13. – «И приблизился», восходя, и спустился. Прибли-

зившись, взыскал высший предел. И спустился,

восхитившись. От сердца своего отдалился, и к

Господу своему приблизился. В сердце своем отре-

зал, к Господу своему приблизился. И исчез, когда

видел Меня. Не исчез. Как явил то, что явил? Как

видел то, что видел?

14. Изумлялся и смотрел. Смотрел и изумлялся. Был

свидетельствуем – и был свидетелем ( шахид). Со-

единился – и отделился от самого себя. Соеди-

нился, возжелав, – и отделился от своего сердца, а

«сердце не солгало о том, что видело» [53:11].

15. Скрыл его и приблизил его. Довел его и очистил

его. Напоил его и насытил его. Очистил его и из-

брал его. Позвал его и провозгласил его. Изнурил

его и исцелил его. Вооружил его и посадил в седло.

16. И был на «расстоянии» [53:9], когда отказался и

достиг. И позвал Я, и отозвался. И увидел, и исчез

(ﺐاﻏ). И испил, и насладился. И приблизился, и бла-

гоговел. И оставил (قﺮ) страны и сподвижников, и

тайны, и взоры, и следы ( асар).

17. «Не заблудился ваш товарищ» [53:2], не ущербен и

не утомился, не ущербен глазом (نيﻋ) в «где», не

утомился, «когда» был.

18. «Не заблудился ваш товарищ» в выходе за Наши

пределы и в совершенном Нами. «Не заблудился

ваш товарищ» в саду зикра, свидетельствуя Нас, «и

не сошел с пути» [53:2], блуждая мыслью.

19. Но был постигающим в душе и очами поминания, и

был за испытания Мои и дары Мои благодарен.

20. «Он – только откровение открываемое» ( ٌي ْحَﻭ َّلَِّإ َوُه ْﻥِإ

ىَحوُي) [53:4] от Света к Свету.

21. Измени речь и исчезни для иллюзий, поднимай

стопы высоко над людьми и растущими! Отрезай

от него в правильном порядке. Будь горящим в бе-

зумной любви. Знай, что полетишь над горами и

равнинами, горами понимания и холмами мира ( са-

лям), увидишь Того, Кого увидишь; воздержание

завершится к Священной (Харам) Мечети.

22. Потом приблизился – как подступается намере-

вающийся. Потом – преграда, как бы бессилие, но

не как бессилие34. Потом [перешел] от Стоянки Ис-

правления (ﺐيﺫهت) к Стоянке Наставления (ﺐيﺪﺄت), а от

Стоянки Наставления к Стоянке Близости (ﺐيﺮﻗﺗ).

Приблизился взыскуя и спустился бегом. Прибли-

зился взывая и спустился глашатаем. Приблизился

отзываясь и спустился близким. Приблизился как

свидетель (ًاﺪيهﺸ) и спустился как созерцающий

(ًاﺪهاﺸﻤ).

23. «И был на расстоянии двух луков» [53:9]. Поражает

«где» стрелой «между». Подтверждает, [что было]

два лука, чтобы удостоверить «где» или отсутствие

его, сущность (نيﻌلا) ближайшую к сущности Сущ-

ности (نيﻌلا نيﻌﺒ)35.

24. Сказал алим, удивительный ал-Хусайн ибн Мансур

ал-Халладж, да смилуется над ним Аллах:

34 Имеется в виду препятствие на пути приближения не внешнего,

а внутреннего характера. Бессилие, о котором идет речь, связано

со смирением, а не реальным бессилием.

35 Арабское слово (نيﻋ) ‘айн часто трудно переводимо. Оно может

означать «глаз», «сущность», «вещь», «существо», «источник»,

«сам», «самый», «личность» или даже «конкретное проявление»

чего-то. (На английский это понятие переводят более подходящим

словом «entity»). Смысловое многообразие этого слова следует

учитывать при чтении ат-Тавасина.

25. Думаю, что поймет [это] верно лишь тот, кто достиг

высшего предела (ﻎﻠﺒ) второго лука, а второй лук –

под (نﻭﺪ) Скрижалью.

26. На ней другие, не арабские, буквы. Кроме одной –

буквы Мим, и вот это Мим, то есть «Последнее»

Имя. А вот – тетива «Первого» Имени.

27. О Царство ( мульк) Второго лука – Владычество

( малакут)! Вот Первый лук и Царство ( мульк) дей-

ственного Могущества ( джабарут), а Второй лук –

Царство Владычества ( мульк малакут) и Царство

Атрибутов: два лука. А Царство особого Явления в

полном блеске (صاﺧ لجڌ, таджалли хасс) – там

стрела, направленная в несуществование (ﻢﺪﻌﻠا),

стрела обоих луков от Него,

28. из огнива [высекающего] пламя открытое.

29. Сказал, да будет доволен им Аллах: точность речи –

в приближении к смыслу. А важнейший смысл Ре-

альности – Истина (Ал-Хакк), не способ ( тарика)

творения. А приближение – в круге точности.

30. Реальность Хакк (Истины) реальностей ( ал-

хакка’ик) [открывается] в тонкости ( дакика) тон-

костей ( дака’ик), из предыдущих свидетельств,

описавших противоядие для страстно желающих

(قﺌاتلا) – обрезать связи с бесстыдством отступни-

ков; ценой постоянных бедствий и через уяснение

тонкостей; по слову спасающему; на пути избран-

ного среди людей, – это приближение к смыслу,

уклоняющемуся, широкому для понимания значе-

ния, это тропа пастыря, утоляющего жажду проро-

чеством.

31. Возгласил Сахиб Йасриба, мир ему, славу тому, ко-

го Он очистил, – она незыблемо хранима в «Книге

сокрытой», как начертал Он в «Книге видимой»,

касаясь смысла языка птиц, – и «сделали Мы» [его

близким] к [Нему], «и был на расстоянии двух лу-

ков» от Сущности (نيﻌﻠا يﻤﺮي).

32. И пойми, если поймешь, о влюбленный, что Гос-

подин не вступает в разговор ни с кем, кроме как с

близкими (ًلاهأ), или кто близким близок и близок

близким близких,

33. для кого нет учителя, нет ученика, нет различий и

нет предпочтений, нет фальши и нет учености, и

нет «в себе», и нет «от себя», – в нем то, что в нем

( фихи ма фихи), это в нем, но нет в нем «в нем», –

пустыня в пустыне, Знак в знаке.

34. Призвание – его смысл, а смысл его – обетования, а

обетования его ведут далеко. Путь его тверд, имя

его славно, образу его нет подобия, Знание (ﻪتﻓﺮﻌم)

его – незнание, незнание его – реальность, ценность

его – крепость, имя его – путь, метка его – горение,

(ﻪمسو), атрибут его – желание.

35. Закон (ﺲوﻤان) – его свойство , солнечные – его город,

души – его галерея, ближний – его животное, со-

крушение – его дело, стирание – его вúдение, не-

веста – его сад , и изглаживание – его дворец.

36. Господа его – Мое прибежище, принципы его – Моя

забота, воля его – Моя просьба, помощь ему – Мой

кров, печали его – Моя тревога.

37. Грех его леденит, раскаяние его сожигает. Сказано

им – и «есть», это достоинство, а то, что ниже это-

го, вызывает гнев, а успех – с Аллахом.

Ta-Син Безначальности

и Запутанности

О верности призванию вопреки смыслу.

1. Сказал алим сайид удивительный Абу’-л-Мугис, да

освятит Аллах его милостью:

Нет доверия ни к одному призванию, кроме как к

[призванию] Иблиса и Ахмада, да благословит его

Аллах, только Иблис отверг Сущность (نيﻌلا), тогда

как Ахмад, да благословит его Аллах, открыл ему

сущность Сущности (نيﻌلا نيﻋ نﻋ).

2. Было сказано Иблису: «Поклонись!», а Ахмаду –

«Смотри!» Тот не поклонился, а Ахмад не смотрел,

не обратился ни направо, ни налево, «не уклонился

взор [его] и не перешел пределов» [53:17].

3. Что до Иблиса, заявившего свое, – он, изменив-

шись, не возвратился.

4. А Ахмад, да благословит его Аллах, объявил и, из-

менившись, возвратился.

5. Сказав: «В Тебе изменяюсь, и в Тебя бросаюсь», и

сказав: «О переворачивающий (

قﻤ

ﺐل )36 сердца!». И

сказал: «Похвал Тебе не исчислить».

6. Не было среди обитателей небес единобожием по-

добного Иблису.

7. Ибо Иблиса ослепила Высшая Сущность (نيﻌلا), и он

забросил [все], не смотрел [ни на что], удалился и

36 Переворачивающий.

стал поклоняться Почитаемому в уединенной аске-

зе (ﺪيﺮﺠﺗﻠا).

8. И [был] проклят, когда достиг исключительности

(ﺪيﺮﻔﺗﻠا),37 и спрошен, когда потребовал большего.

9. И сказал ему: «Поклонись!» Сказал: «Нет другого».

Сказал ему: «И если тебя прокляну Я?» Сказал:

«Нет другого.

10. Отказ мой – почитание Твоей святости,

И разум мой Тобою одержим.

И что Адам Тебе, и кто среди [вас] Иблис?

Нет мне пути к другому, а лишь к Тебе:

Я – смиренный любящий».

11. Сказал ему: «Ты возгордился». – Сказал: «Если бы

был у меня [хоть] один осиливающий взор, мне по-

добало бы [зваться] гордым и непокорным. Я – тот,

кто знал Тебя в безначальности, «я лучше него»

[7:12], потому что издавна в служении, и нет в тво-

рении [лучше] знающего Тебя, чем я! И во мне

Твоя воля: Твоя воля в моей. Твоя воля в моей

предшествовала. Поклонился ли бы я другому, а не

Тебе, или не поклонился, мне пришлось бы возвра-

титься к [своему] началу, ибо Ты создал меня из

огня, а огонь возвращается в огонь: предопреде-

ление и выбор – Твои.

12. И нет для меня отдаления,

Отдаляющей отдаленности от Тебя,

отдаления нет.

Убедился я, что близость и отдаленность – одно.

37 То есть притязал на свою исключительность как муваххида

(единобожника).

И если я,

и если я оставлен Тобой,

то оставленность – товарищ мой.

Воистину оставленность и любовь – одно.

Хвала Тебе в содействии в чистейшей чистоте

Рабу чистому, не поклоняющемуся никому другому

кроме Тебя».

13. Благочестивый Муса, да благословит его Аллах, и

Иблис – на горной тропинке. И сказал ему: «О Иб-

лис, что помешало тебе поклониться?» - И сказал:

«Смысл моего призвания – в Божестве Едином. И

если бы я поклонился ему, то уподобился бы тебе,

ибо тебя только один раз позвали «взглянуть на го-

ру» [7:143], – и ты взглянул. Что же до меня, я по-

зван тысячу раз, чтобы поклониться, и не покло-

нился: призвание мое – в смысле моем».

14. И сказал ему: «Ты пренебрег Повелением?» – Ска-

зал: «Это было испытание. Не повеление». – И ска-

зал ему: «Подлинно изменился твой облик». – Ска-

зал ему: «О Муса, это так, и это запутывает, но со-

стояние не зиждется на нем [внешнем образе] и не

изменяется. Ведь Знание ( ма’рифа) остается истин-

ным, как и твое «я»: ты не изменяешься, если изме-

няется тело».

15. И сказал Муса: «Ты вспоминаешь Его теперь?» – И

сказал: «О Муса, мысль не вспоминает: я поминае-

мый, и Он поминаемый.

Его зикр – мой зикр, и мой зикр – Его зикр.

Разве могут быть одновременно

двое поминающих?

Мое служение теперь стало чистым, и время мое

стало свободным, и мой зикр стал величественным,

ибо я служил Ему ради вечности моего наслажде-

ния, а теперь служу Ему ради Его наслаждения.

16. И очистил я желание от удерживающего и отдаляю-

щего, вредного и полезного. Единственным в своем

роде создал меня, смутил меня, изгнал меня, чтобы

я не общался с искренне преданными ( мухласин)38.

Лишил меня других за ревность мою. Изменил ме-

ня, потому что смутил меня, смутил меня, потому

что сокрыл меня. Наложил запрет на меня за мое

товарищество. Обезобразил меня за хвалу мою. На-

дел на меня ихрам из-за хиджры моей. Покинул

меня, потому что открыл меня, открыл меня, пото-

му что соединил меня [с Собой], и соединил меня

[с Собой], потому что отрезал меня. Отрезал меня,

потому что отказался от меня.

17. Благодаря истине Его я не заплутал в размышле-

нии, и не отклонил решения, и не изменил облика.

18. Если согласно этому предопределению решение,

если наказание мое в огне бесконечную вечность,

не поклонюсь никому и не унижусь ни перед кем и

ни перед чем, не признаю себя противником, и нет

вражды. Признание мое – признание Искреннего; я

– из искренних в любви».

19. Сказал [ал-Хусайн ибн Мансур ал-Халладж], да бу-

дет милостив к нему Аллах: «Говорят о состояниях

Азазила: назначено ему было быть в небесах гла-

шатаем и на земле глашатаем. В небесах увещевал

38 Искренне признающие единство Божие.

ангелов, показывая им прекрасное, а на земле уве-

щевал людей, показывая им мерзость.

20. Потому что вещи познаются через противополож-

ности: и у вора, и у тонкой пряжи черная изнанка.

И ангелам показывал прекрасное, говоря: “Если де-

лаете доброе, деяния ваши вознаградятся”. Горько-

кисло-сладкое. И кто не знает мерзости, не знает и

прекрасного».

21. Сказал Абу ‘Умар ал-Халладж, он алим удивитель-

ный: «Размышлял я с Иблисом и Фараоном о доб-

лести (ﺓوتﻔﻠا). И сказал Иблис: “Если бы я покло-

нился, то нанес бы урон своей доблести”. И сказал

Фараон: “Если бы я уверовал в посланника Его, я

бы уронил свой сан и свою доблесть”.

22. А я сказал: “Если бы я отрекся от своего притяза-

ния (ﻱاوﻋﺪ) и своих слов, я низвергся бы из чертога

доблести”.

23. И сказал Иблис: “Я лучше него” [7:12], не видя ни-

кого, кроме себя. И сказал Фараон: “Не знаю я для

вас другого бога кроме меня” [28:38], не признавая

в народе своем способного отличить Истину от

лжи.

24. А я сказал: “Не знаешь Его – знай Его следы; я –

тот след (ﺮﺛﻷا), я – ал-хакк (قحلا انأ , анā ал-хакк)!

Ибо я никогда не ошибался в Ал-Хакк!”.

25. Товарищ мой и учитель мой. Иблис и Фараон. Иб-

лису грозили огнем, и не отрекся от своего притя-

зания. Фараон утонул в море и не отрекся от своего

притязания, наотрез не признал посредника. Но

сказал: “Я уверовал, что нет бога кроме Того, в ко-

торого верят сыны Исраила” [10:90], а разве ты не

видишь, что Аллах уже показал Джибрила в деле

его? И сказал: “Почему ты наполнил свой рот пес-

ком?”.

26. И если убьют меня, и распнут меня, или отрежут

руки мои и ноги мои, – даже тогда не отрекусь я от

своего притязания.

27. Имя Иблиса ( ) происходит от его [первого]

имени, Азазил (ليﺰاﺰﻋ), где заменены: ﻋ (‘ айн),

представляющая его горение, ﺰ ( зай), представляю-

щая все большее прибавление в росте его, ا ( алиф) –

прибавка в единении его, [вторая] ﺰ ( зай) – тропа

его подвижничества в его чине, ﻯ ( йа) – его бедст-

вия на пути к мученичеству, и ل ( лам) – стойкость в

испытании.

28. Сказал ему: «Не поклонишься, о презренный!». –

Сказал: «Влюбленный, а влюбленный презираем.

Вот Ты и зовешь [меня] презренным. А я читал в

Книге Явной, что определено мне. Надлежит мне

это, о Могущественный, Крепкий. Как унижусь я

перед ним? – “Ты создал меня из огня, а его создал

из глины” [7:12]. И этим противоположностям не

примириться. Воистину я в служении вечность, и в

совершенстве больший, и в знании (‘ илм) пресве-

дущий, и в полноте жизни пребываю».

29. Ал-Хакк, слава Ему, сказал: «Выбор – Мой, не

твой». – Сказал: «Всякий выбор, и мой выбор, –

Твои: уже Ты выбрал за меня, о Творец. И если

удержал меня от поклонения, то Ты и предопреде-

лил. И если я ошибаюсь в словах, не покидай меня,

ибо Ты – Всеслышащий. Если бы Ты пожелал, что-

бы я поклонился ему, я бы покорился. Не знаю сре-

ди мудрых, кто знает Тебя лучше, чем я».

30. Не испытывай меня, ибо желание судить

умерло во мне.

И вознагради меня, Господин мой, ибо я одинок.

Если в обещании, –

а обещание Твое – воистину Истина, –

Если в начале положение мое бедственное.

Тот, кто потребует книгу,

[где записана] эта речь моя,

читай и знай, что я – мученик!

31. О мой брат! Имя мне Азазил, ибо удален ( азал), и

удален из-за близости своей. Не возвратился из

своего начала к своему концу, ибо не вышел из сво-

его конца.

32. Выйдя, повернул назад – в неподвижность закрыто-

сти своей. Воспламенение огнем остановило его.

Свет обездвижил его.

33. Болезнь его – кара чистейшему. Блистание (света)

терзает его болью. Источник его обмелел. Голоден

среди изобилия. Превосходство ослепило его.

34. О мой брат! Если бы ты понял, чтобы соединиться

соединением плотным, и представил себе вообра-

жение в самой его нереальности, то вернулся бы

огорченным и снедаемым тревогой.

35. И самые верные, выйдя из врат его, хранили молча-

ние, и знающим было не по силам то, что они уз-

нали. Он был осведомленнее их в поклонении и

ближе них к Реальному (ﺪوﺠوﻤﻠا), и превосходил их в

усилии, и в верности в завете, и в близости к Боже-

ству (ﺪوﺒﻌﻤﻠا).

36. [Другие ангелы] поклонились Адаму для под-

держки, а Иблис отказался, ибо уже долгое время

был в созерцании.

37. И запутанным стало положение его, и мысль его

зашла в заблуждение, и сказал: «Я лучше него». И

остался под завесой ( хиджаб), и простерся во пра-

хе, и наказан на веки вечные.

Та-Син Воли

1. Та-Син Воли, и вот ее изображение.

Первый круг – Его Воля ( маший’a), второй – Его

Мудрость, третий – Его Могущество, четвертый –

Его Знание и Его Безначальность.

2. Сказал Иблис: «Если бы я вошел в первый круг, под-

вергся бы испытанию второго, а преуспев во втором,

подвергся бы испытанию в третьем. А удовлетворив

в третьем, подвергся бы испытанию в четвертом.

3. Так нет, и нет, и нет, и нет! И остановился я на пер-

вом, и проклят во втором, и отброшен в третьем, и

куда мне до четвертого?

Если бы знал я, что поклон спасет меня, – покло-

нился бы. Но знал я, что за этим кругом [другие]

круги. И сказал: «Предположим, так или иначе я

спасусь из этого круга, – как спасусь из второго,

третьего и четвертого?»

5. Но алиф пятого39 – Он Живой.

39 Т.е. пятого круга и пятого «нет» (по-арабски «Ля», которое со-

держит алиф).

Ta-Син утверждения Единства

1. Ал-Хакк - Один ( вахид), Единый ( ахад), Единствен-

ный ( вахūд), Тот, Чье единство утверждается ( мува-

хад).

Один, и таухид40 «в» [Нем] и «от» [Него].

3. Вот изображение41 – отображение этого смысла.

Знание ( ‘илм) таухида – отдельное абстрактное зна-

ние.

5. Таухид изображается так:

40 Утверждение Божественного Единства.

41 Т.е. образ отношения Одного и таухида.

6. Таухид – атрибут муваххида, не атрибут Мувах-

хида. И если ты говоришь: «я», говорит «я» твое, не

Его.

А если ты говоришь: «Обращен таухид к Мува-

хаду»42,

8. И если говоришь: «Таухид – [от Него]», как тогда

обращен таухид к Тому, Чье единство утверждает-

ся?43

А если говоришь: «От муваххида к Муваххиду»,

теряется отношение его к Единому.

10. А если говоришь: «Таухид сотворен из Него», то он

(Таухид) становится самосущностью (ﺖاﺫلا), суще-

ствующей сама по себе.

11. А если существует его (Таухида) самосущность, то

нет Его Самосущности. И не существует Его Само-

сущности. Исчезает, когда появляется. Куда исче-

зает та, для которой нет «куда»? Если нет места ни

для «что» (اﻤ), ни для «это» (اﺫ)?

42 К тому, чье единство утверждается.

43 Как будут существовать его атрибуты?

Ta-Син Тайн

Изображение Ta-Сина Тайн в таухиде таково44:

2. Тайны – стремление «от Него» и «в Него», побуж-

дение «в Нем». И «Другой» (ﺮيﻏ) – необходимое в

Нем. Страшны тайны «от Него», а «в Него» стрем-

ление – Его собственного «Я» побуждение.

3. Местоимение таухида скрывает Его. «Я» скрыто, и

скрыто местоименным суффиксом третьего лица –

мужского рода и женского (ﻩﺅاه), мужского и жен-

ского (ﻩﺅاه).

4. Если ты скажешь: «вах!» (ﻩاو), скажут: «ах» (ﻩﺁ).

5. Оттенки, и разновидности, и отличия в несовер-

шенном непроглядны, «словно они – прочное

строение» [61:4]. Это определенность (ﺪح), и Еди-

ный не исключает определенности. И «Единый» –

определенность, и атрибуты Единого ограничива-

44 Алиф – Единство, Таухид. Хамза – самосознающие «я», неко-

торые на одной стороне, некоторые на другой. ‘Айн в начале и в

конце – Сущность.

ют. Но Тот, Чье единство утверждается, не подпа-

дает под определенность.

6. Ал-хакк45 – вместилище (ﻯﻭﺄم) Ал-Хакк, [но] не Ал-

Хакк.

7. Не провозглашающим провозглашается таухид, Ре-

альность расщепляется не ради творения. – Так не-

ужели расщепляется ради ал-хакк?

8. То, что поддерживает акцидентальное, – не без

субстанции. Что не отделено от тела, – не без тела,

[что] не отделено от доли духа – не без духа.

9. Мы – перевариваемая духовность: возвращаемся в

Того, кто вбирает ее, кто охватывает ее, и перева-

ривает ее, и определяет ее, и расщепляет ее, и пре-

дикатирует ее.

10. Первый [круг] – действия, а второй – следы: круги

сотворенного.

11. А точка – смысл таухида, но не таухид. А если бы

[было так], то ведь круги отделены [от нее].

45 Истина, воплощенная в человеческом индивидууме.

Ta-Син Очищения

Вот круг подобий, и вот изображение его:

Это все то, что в сумме складывается из известного

понаслышке, от приверженцев верований, и сроков,

и глаз, и путей.

Вот внешний – первый, а вот внутренний – второй,

а вот знак – третий: «эти круги».

Это совокупность сотворенного и облеченного

формой, дискурсивного, уже не нового, и ночных

собеседников, и смутного, и искушающего, и

фальшивого.

Среди местоимений, местоимений – кружение и

движение, и диалог, и недостаток, и ненависть, и

форма.

Это совокупность сотворенного, а Аллах свободен

от этих сказок.

И если я говорю: «Он», [это] не утверждение тау-

хида.

Если я говорю: «Таухид Ал-Хакк действенен», –

говорят: «действенен».

А если я говорю: «Без земли», говорят: «Ведь

смысл таухида – сравнение ( ташбūх)»46. Но срав-

нение [как способ] описания не подходит для Ал-

Хакк. И таухид не соотносим с Ал-Хакк, чтобы

стало возможным [утверждение] единства. А если

добавлю к таухиду [дополнительный смысл], то это

случайное, а случайное – не атрибут Ал-Хакк. Са-

мосущность (ﺖاﺫلا) одна – Ал-Хакк [Истина], а ложь

(لﻁاﺒلا) – от воплощенности ( ‘айн) Самосущности.

10. Если же я говорю: «Таухид – [лишь] слово», [гово-

рят]: [но] слово – атрибут Самосущности.

11. А если я говорю: «Он желает быть Единым», – [то

говорят]: воление – атрибут Самосущности, а (то,

чего Он желает) – вещь сотворенная.

12. А если я говорю: «Существование Аллаха – таухид

Самосущности», – [говорят]: «Существование тау-

хида [и есть] Самосущность»,

13. И если говорю: «Не Самосущность», [ведь] суще-

ствующее имя ее сотворено.

14. [А] если говорю: «Имя и именуемое – одно», то

какой тогда смысл в таухиде?

46 Любое сравнение Аллаха с чем-либо.

15. Если я говорю: «Аллах, Аллах, Аллах», то это

Сущность Сущности ( ‘айн ‘айн), но «Он – [это]

Он».

16. Вот макан «Ta» и «Син»: причины отрицаются, а

эти круги с этими «нет» – изображение [сказанно-

го] словами.

17. Первый – предвечность, второй – интелли-

гибельность, третий – (внешнее) измерение (ﺔهﺠ),

четвертый – то, что мы знаем.

18. Самосущность не без атрибутов.

19. Первый приходит и вроде бы [обладает] «знанием»

( ‘илм), – а не видит [Его]. Второй приходит и вроде

бы [обладает] «чистотой», – а не видит [Его]. И нет

в этом «Самосущности». И нет в Шин «ничего». И

нет в Каф «слова». И нет в Мим чтойности.

20. Слава Аллаху, – Он Свят в Вечности Своей, недося-

гаем ни для людей знания, ни для людей Открове-

ния.

21. Вот макан «Ta» и «Син», отрицания и утверждения,

и вот изображение его:

22. Первый рисунок – мысль обычных людей, второй

– мысль избранника, круг – срединная ось – знание

Ал-Хакк. [Три слова] «Нет» [لَّلَّلَّ], собранные и по-

вернутые, которые в круге, отделены от совокупно-

сти сторон (ﺖاهﺠلا). Две [буквы] «ха» [حح] располо-

жены по обе стороны [таухида]. Устремление тау-

хида – по ту сторону [мирских] событий.

23. Мысли обычных людей погружены в море вообра-

жения, а мысли избранных – в море понимания. Но

оба моря высыхают, и путь священный [иссякает],

и та и другая мысли обрываются и в конце концов

исчезают, оба мира уничтожаются, и дока-

зательства шатаются, и знания ( ‘ириф’ан) гибнут.

24. Аллах Милостив (ар-Рахман), – Он […] свободен

от случайного, Он, слава Ему, свободен от сово-

купности причин и недостатков. Силен доказатель-

ством, Могущественен властью. Величественный, и

Славный, и Гордый. Один не как количество, Один

не как единица. Нет для него определенности (ﺪح) и

нет подсчета, и нет начала, и нет конца. Творец су-

щего свободен от сущего – лишь Он Один знает

Себя, Величественный и Щедрый, – и от духов и

тел.

Сад Знания47

Сказал алим сайид удивительный Абу ‘Умар ал-

Хусайн ибн Maнсур ал-Халладж, да очистит Аллах

его душу:

В Знании – пугающая неопределенность. А в неоп-

ределенности – пугающее Знание. Неопреде-

ленность – атрибут знающего и его украшение, не-

ведение – его [внешний] облик.

Облик Знания скрыт от понимания знаком. Как уз-

нать Его – ведь нет «как»? Где узнать Его – ведь

нет «где»? Как соединиться – и не соединиться?

Как отделиться – и не отделиться? [Но] истинное

знание не [ведает] ограничений, и усилий, и изну-

рения.

Знание – за «за», за пределом, за горением ( ал-

химма), за тайнами, за вестью, за сознанием. Это

все – вещи. [Их] не было – и они есть. И те, кото-

рых не было, потом есть. Достижимые лишь в не-

коем месте. А Тот, Кто не перестает быть, был еще

до измерений (ﺖاهﺠلا), и причин, и следствий. Как

эти измерения могут вместить Его? Как огра-

ниченные [существа] могут достигнуть Его?

47 Бустан ал-Ма’рифа.

Тому, кто говорит: «Знаю Его, потому что я в нем

нуждаюсь», – как может испытывающий нужду

знать Того, кто всегда есть?

Тому, кто говорит: «Знаю Его, потому что я суще-

ствую» – нет двух вечностей.

Тому, кто говорит: «Знаю Его, и не зная Его»: не-

знание – завеса, а знание из-под завесы не реально.

Тому, кто говорит: «Знаю Его через Имя Его» –

Имя неотделимо от Именуемого, хотя Он и несо-

творен.

Тому, кто говорит: «Знаю Его через Него [Само-

го]», – этот показывает на двоих познаваемых.

Тому, кто говорит: «Знаю Его через творение Его»,

– этот довольствуется творением, не [стремясь к]

Тому, кто сотворил его.

Тому, кто говорит: «Знаю Его через [свою] неспо-

собность знать Его», – этот неспособный – отде-

лившийся, так как отделившийся может восприни-

мать и познавать Его?

10. Тому, кто говорит: «Знаю Его, ибо Он знает меня»,

– этот имеет в виду знание ( ‘илм) и апеллирует к

знанию [Творцом сотворенного], а сотворенное от-

делено от Самосущности (ﺖاﺫﻠا). А тот, кто отделен

от Самосущности, – как может он воспринимать

Самосущность?

11. Тому, кто говорит: «Знаю Его [таким], как Он

[Сам] описал Себя». – Этот удовлетворяется ве-

стью, а не [ищет] след.

12. Тому, кто говорит: «Знаю Его через два [противо-

положных] предела»: Познаваемый – един, не

[поддается] разграничению и не делится на части.

13. Тому, кто говорит: «Познаваемый познает Себя

Сам», – этот утверждает, что познающий на рас-

стоянии притязает неосновательно. Ибо Позна-

ваемый не перестает быть знающим в Себе Самом.

14. Поразительно! Тот, кто не знает, каким вырастет

волосок на теле его – станет белым или черным, кто

не знает, как возникли вещи, не знает ни целого, ни

части, ни первого, ни последнего, ни превратности

судьбы, ни причин, ни истин, ни ухищрений, – не

может знать Того, Кто не перестает быть.

15. Слава Покрывшему их [творения] завесой имени и

метки, [Отделившему] их завесой слова и поло-

жения, совершенства и красоты от Того, Кто не пе-

рестает быть. Сердце – кусок плоти нутра, и знание

не может всегда пребывать в нем, ибо оно – Боже-

ственное.

16. Понимание – протяженность и широта. Благочестие

– обычаи и закон. Творения – все в небесах и на

земле.

17. Но у Знания нет ни протяженности, ни широты,

нет места ни в небесах, ни на земле, оно не прояв-

ляется ни во внешнем, ни во внутреннем, ни в

притче сунны, ни в законе.

18. Тому, кто говорит: «Знаю Его в Реальности»: этот

ставит свое существование выше существования

Познаваемого. Ибо тот, кто что-то знает о Реально-

сти, становится могущественнее, чем объект его

познания, явленный ему.

19. О! В творении нет ничего меньше атома, и ты

не воспринимаешь его. И тот, кто не знает атома, –

как может знать Его, Чья Реальность тоньше атома

для восприятия?

20. Знающий – «тот, кто видит», а Знание – «в Том,

Кто пребывает»; Знание – возвращение из измере-

ния (ﺔﻬﺠ) лишенности, и есть в нем обособляющее –

как бы круг, ограждающий глаз ( ‘айн) и разде-

ляющий

21. сторону обреченного гибели и знание ( ‘илм) Само-

сущности. Суть его сокрыта в его Мим, в самой его

сердцевине; оно разъединено, и мысль отвлекается

от него и забывает о нем.

22. Желающий его боится его, боится его – отстраняет-

ся от него, Запад его – Восток его, Запад – Запад

его – Восток, нет у него верха вверху и нет низа

внизу.

23. Знание предстает из элементов очевидности и веч-

ной длительности (ﺔﻤﺌﺍﺪ). Путь его закрыт, нет к не-

му дороги. Смыслы его ясны, нет для него доказа-

тельств, его не воспринимают чувства, к нему не

относятся человеческие характеристики.

24. Тот, кем оно владеет, одинок, для истощенного им

легче путь, соперничающий с ним – еретик, оно за-

ставляет глаза болеть от слез, в его объятиях – го-

речь отсутствия, молния его бьет неустанно, удар

его щедр, стрела его пронзает, стремительность его

напрягает, оно бросает наземь – [и] утешает. Боя-

щийся его – отрекшийся от мира, принимающий

его в расчет – наблюдатель. Веревки его полога –

канаты, поддерживающие его парус, те, кто под по-

логом его, – колышки, держащие его.

25. Подобно лишь самому себе, и Он подобен лишь

Самому Себе. Подобно лишь самому себе, и Он по-

добен лишь Самому Себе. Подобен лишь Самому

Себе, и оно подобно лишь самому себе. Подобен

лишь Самому Себе, и оно подобно лишь самому

себе.

26. Его очевидность – его основания, а его основания –

его очевидность. Владеющие им – лишь владеющие

им, очевидность его – в нем самом, для него, через

него.

27. Оно – не Он, а Он – не оно. Но только оно – от Не-

го, и оно – только о Нем. Нет его без Него. И нет

Его, кроме Него!

28. Знающий – «тот, кто видит», а Знание – «в том, кто

пребывает». Знающий сам есть его знание, потому

что знание его – его [собственное] познание, но

Знание – по ту сторону этого, а Познаваемый –

[еще более] по ту сторону.

29. Остаток повествования – с повествователем, а Зна-

ние – с избранным, а любезность – с [видными]

личностями, а красноречие – с людьми заблуж-

дения, а сожаление – с людьми вольничающими, а

небрежение с людьми темными.

30. Ал-Хакк есть Хакк (Истина)48,

48 Ал-Хакк с определенным артиклем – Аллах как Истина в Себе,

находящийся по ту сторону всех проявлений, спецификаций и

Творение есть творение.

И не беда49.

имен; тогда как Хакк без артикля относится к любому проявлению

Ал-Хакк.

49 «И не беда (ﺲﺄﺒ لَّ و)». Другая арабская редакция – ﺲاﻤ لَّ و («И

[они] не соприкасаются»).

Оглавление

Мансур ал-Халладж: жизнь и учение……...…4

Ta-Син Светильника…………………………..35

Ta-Син Понимания…………………………….40

Ta-Син Чистоты……………..…………………43

Ta-Син Круга………………………………...…46

Ta-Син Точки…………………………………...48

Ta-Син Безначальности и

Запутанности.....................................................55

Та-Син Воли…………………………………….63

Ta-Син утверждения Единства……………….65

Ta-Син Тайн…………………………………….67

Ta-Син Очищения……………………………...69

Сад Знания………………………………………74

Научно-популярное издание

ал-Хусайн ибн Мансур ал-Халладж

Китаб ат-Тавасин

Сад Знания

Сдано в набор 15.03.2013. Подписано в печать 15.03.2013.

Формат 60х84/16. Бумага офсетная № 1. Гарнитура Times.

Печать офсетная. Усл. п. л. Уч.-изд. л.

Заказ №

Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии

Всего проголосовало: 4

Средний рейтинг 4.8 из 5