ОХОТА НА ВЕДЬМ

Часть первая

– Предавалась ли ты в продолжение трёх лет искусству колдования?

– Да, Святой отец...

– Ты совершила за это время преступления, в которых созналась?

– Да, Святой отец...

– Отрекаешься ли ты от ереси?

– Да, Святой отец, отрекаюсь. Я, Анна д’Антирей, жительница города Авиньон, явившись на суд в год 1595, находясь в вашем присутствии, владыка епископ, и видя пред собою Пресвятое Евангелие, к которому прикасаюсь рукою, клянусь, что верю в ту святую католическую и апостольскую веру, в которую верит Пресвятая Римская Церковь и которую Она исповедует, проповедует и охраняет. Я клятвенно обещаюсь хранить в своём сердце веру и исповедывать устами, что Господь наш Иисус Христос со всеми святыми гнушаются отвратительной ереси ведьм и что все те, которые ей следуют и к ней прикасаются, будут вечно мучимы вечным огнем вместе с дьяволом и его ангелами, если они не образумятся и не примирятся со Святой Церковью через покаяние. Посему клятвенно отрекаюсь от этой ереси, в которой вы, владыка епископ и судья, меня подозреваете, и полагаете, что я общалась с ведьмами, защищая по незнанию их лжеучение, ненавидела инквизиторов и других преследователей ведьм и не доносила о преступлениях, совершённых этими последними. Засим клятвенно подтверждаю, что никогда не верила и не верю в указанную ересь и не была приверженкой её. Я также никогда не буду в последующем верить в неё и никогда не стану её последовательницей. Я никогда не проповедовала её и не намереваюсь её проповедовать. Ежели в будущем я совершу что-либо из вышеуказанных проступков, да отвратится от меня Господь Бог, и с готовностью приму на себя наказания, полагающиеся тем, которые, произнеся отречение от ереси, вновь впали в неё. Я согласна принять всякое покаяние, которое вы мне предпишете в наказание за всё то, содеянное мною, что возбудило в вас против меня подозрение. Я клятвенно обещаю выполнить покаяния по мере сил и не погрешить против этого. В свидетели призываю Господа Бога и это Пресвятое Евангелие...

1.

Приснится же такая, гадость, – ведьмы, инквизиция и вся эта средневековая бутафория. Нет, мне определённо пора завязывать с фильмами про нечистую силу. Смотреть интересно, не спорю – особенно вечером, после трудов праведных, с бокалом белого вина и кусочком вкусного сыра. Только потом вместо нормальных снов вот такая ерунда снится. Если подружка под боком, то ещё ничего, а если нет? Кстати, о девушках: случается, что такие фильмы они смотрят исключительно при включенном свете. Не верите? Серьёзно. Но это, извините, уже не то – не тот эффект, нет того удовольствия. По-моему, брюзжать начинаю, старею что-ли? Стоп, а ведь сегодня тринадцатое число, чёрт побери – я потянулся в кровати во все свои метр восемьдесят – хорошо-то как! Что ни говорите, а пятница – это самый хороший день недели. Во-первых, первый выходной. Да, первый-первый, не спорьте. Сколько там этой работы сегодня – выписать несколько счетов, проверить остатки, сделать заказ на следующий месяц и пнуть сотрудников, чтобы составили отчёт за неделю. А вот потом, часика в два, можно с чистой совестью свалить с работы, тем более что есть повод – день рождения. Мой, конечно, чей же ещё. Да, дамы и господа, в этот день, тринадцатого апреля, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года, изволил родиться я – Александр Айдаров. И стукнуло мне сегодня тридцать три года. Что ни говорите, а это уже возраст. По словам моего приятеля – до пенсии два понедельника, а медсестры в доме призрения уже начинают отмечать прогулы. Не огорчайтесь, шучу...

Встал, немного поморщившись, посмотрел в угол, где рядом с письменным столом пылилась штанга (лень-матушка!) и, шлёпая по дубовому полу, подошёл к балконной двери. Знаете – делайте со мной, что хотите, но люблю этот город. Пусть небольшой, пусть провинциальный, но вот за такие утренние часы его и обожаю, когда машин на улицах ещё нет, а запахи... Яркая весенняя зелень, городской пылью не прибитая – жить хочется! Закроешь глаза, вдохнёшь полной грудью – и можно не завтракать, уже сыт. Налюбовался на окраину, где в небольшой двухкомнатной квартире изволю проживать, и пошёл в душ. Вот тут никаких сантиментов, камрад! Сначала горячий, а потом... замерли (не надо оваций!) – включаем холодный и стоим, терпим, наслаждаемся... И растираемся докрасна, жёстким полотенцем, чтобы каждая клеточка тела почувствовала, как кровь по жилам бежит!

Небольшая, но уютная кухня, где у меня минимум мебели и ни грамма новомодной пластмассы, только натуральное дерево цвета морёного дуба, стены пастельных тонов и никаких рюшечек, которые так обожают женщины. Единственная блестящая вещь, – джезва из кованной меди. (подарок одного знакомого из Бейрута) На завтрак тосты, йогурт, несколько кусочков сыра, вишнёвый джем и кофе – запах пряный, сочный. Талейран, если не ошибаюсь, писал, что кофе должен быть «чёрным, как ночь, сладким, как грех, и крепким, как проклятье». Может, и не совсем точная цитата, но представление о том, какой я люблю кофе, вы уже имеете. После маленькой чашки (из больших пусть американцы свою бурду пьют) можно и закурить, хотя курю редко – здоровья жалко. Изредка, для вкуса, или на деловых переговорах для создания нужной атмосферы. Поэтому не спеша выкуриваем первую, самую вкусную, сигарету, потом последний глоток кофе – и вперёд, одеваться и собираться. Так как сегодня пятница, то установленный шефом дресс-код с чистой совестью посылаю к чёрту, имею полное право. Джинсы, легкие мокасины и рубашка с короткими рукавами. Бросаю взгляд на термометр; хм, надо бы ещё свитер прихватить, у нас погода обманчива, несмотря на тёплую весну. И плевать, что на часах только шесть часов утра; мой работодатель давно привык, что на работу заявляюсь первым, а ухожу последним. Выбежал на улицу, прищуриваясь от утреннего солнца, и сел в машину, вроде ничего не забыл?

Да, вы правы... Если человек сам себе готовит завтрак, поёт утром в душе и сидит на работе больше двенадцати часов, то он не женат. Именно так и есть. Не скажу, чтобы это сильно напрягало, это скорее головная боль моих родителей, которых вижу крайне редко, два-три раза в год, когда прилетаю в Москву, так что меня ещё не женили, хотя попытки, как говорится, имеют место быть. Им, видите ли, хочется понянчить внуков и увидеть мою жизнь устроенной. Желание хорошее, но на данном этапе, право, не собираюсь обзаводиться семьёй во второй раз. Да, было такое дело, по молодости. Студенты, молодые и глупые; хотелось „самостоятельности“, которую мы и получили. Поженились в восемнадцать лет, а через три года тихо и мирно разошлись, не озадачивая себя делёжкой детей и имущества – за полным отсутствием и одного, и другого. Voilà, господа!

До утренних пробок ещё целый час, а то и два, поэтому, никуда не торопясь, за двадцать минут добрался до нашего офиса. Махнул охраннику Валере, сидящему с кружкой кофе у входа в здание, отключил сигнализацию, и вот уже на работе. Многие знакомые говорят, что даже если не знать, где работаю, то можно догадаться – по запаху. Оружейную смазку ничем не перебьёшь, она впитывается в тебя, как вода в прибалтийский песок. Жаль, чертовски жаль, что не производят такой парфюм для мужчин, купил бы обязательно. Хотя, с другой стороны, зачем он нужен, я и так пропитан этим ароматом насквозь. Дело в том (как вы и сами, наверное, догадались), что работаю в оружейном магазине, а точнее – в фирме, которая торгует оружием. Оптом и в розницу, новым и подержанным – Мекка больших детей и дорогих игрушек. Покажите мне хоть одного мужчину, который останется равнодушным, взяв в руки хорошее ружьё или пистолет. Даже банальный нож, чёрт меня побери! Нет, может быть, такие и есть, но я не видел. Мне всё больше на других везёт. На «специалистов», если так можно выразиться. Есть, знаете ли, такие субъекты, которые любят доставать нашего брата. Они будут ходить месяц, прицениваясь к дрянной китайской пневматике, торговаться до потери пульса, а под занавес вспомнят, что новая раковина на кухню им нужна больше. И уйдут, чтобы вернуться через месяц. Так что, по большому счету, основной доход не от торговли ружьями, как можно подумать. Это только кажется, что достаточно продать несколько дорогих винтовок, чтобы прилично заработать (особенно если посмотреть на их цену). Увы, это не так, самая большая прибыль – от банальных газовых пистолетов и баллончиков, которые покупают все, кому не лень, особенно студенты и домохозяйки. Ну и патроны, конечно, их покупают охотники, спортсмены и прочая стреляющая братия, к которой я и себя, грешного, причисляю.

Не обращайте внимания, что так много говорю, это, наверное, день такой – неприятный. Кому понравится проснуться и вспомнить, что тебе не ещё, а уже тридцать три? По уверению моего коллеги, которому под сорок, после тридцати время начинает нестись вскачь, мелькают не дни – месяцы. Эдакий калейдоскоп из времён года; ещё не успел порадоваться первому снегу, а уже вкус спелой вишни на губах. Время... оно даже не бежит, оно мелькает.

Подошёл к своему рабочему столу, включил компьютер, а пока он загружается, открываю оружейку, отключаю дополнительную сигнализацию и камеры видеонаблюдения. Сегодня и правда работы будет немного. Вот за этим семисотым Ремингтоном, который стоит на столе нашего оружейного мастера, сегодня придут – его купил один дизайнер из рекламной агентуры. Купил давно, но терпеливо ждал два месяца, пока не пришлют новое ложе из Америки. Хорошее – шины, беддинг, в общем, всё что нужно для того, чтобы сделать аккуратную дырку метров с пятисот. А потом к этой дырке калибра 0.308Win добавить ещё одну. Рядом, и желательно как можно ближе к первой. Наше дело – собрать, проверить и отдать; пристреливать он будет сам, не маленький. Да, кстати, надо не забыть подарить ему пятьдесят патронов. Как любит говорить наш шеф – сувениры укрепляют дружбу. Правда, он про это забывает, когда выговаривает, что мы разбрасываемся подарками налево и направо. Хм... Это не совсем так, но согласитесь, если человек каждый месяц покупает почти тысячу патронов для своего Глока – это немало и достойно поощрения.

Так-с, почта, что мы имеем посмотреть нового? Два письма от поставщиков, одно рекламное предложение участвовать в оружейной выставке (хм, надо заказать билеты и гостиницу, посмотреть поедем), и спам, спам, спам, чёрт бы его побрал! Вот это уже по делу – заказ на наши патроны. Наш оружейный мастер занимается релоудом – ручная работа, только для постоянных клиентов. Так-с, где там бланк заказа: количество, вес пули, навеска – и ему на стол, придёт на работу – почитает. Пролистал оружейный форум Guns.ru; хм, ничего нового и интересного, всё то же самое, по десятому кругу. Значит, можно начинать работать, тем более через окно вижу, что рядом с моей машиной паркуется шеф, тоже ранняя птичка...

– Привет, Шурка, – видно, что он в хорошем настроении. Голову готов прозакладывать – через полчаса позвонит его жена и будет у меня выпытывать, на каких-таких переговорах мы вчера застряли до двух-трёх часов ночи.

– Доброе утро, Чиф (*). Судя по вашему виду, не выспались? Понимаю, пенсия уже на горизонте, возраст не для любовных утех, – довольно усмехаюсь и поворачиваюсь к небольшому столику, чтобы включить чайник.

– Сашка, я тебя когда нибудь прибью, ей-Богу, – он пытается выглядеть смущённым, но, чёрт побери, мы не первый год знакомы! – Да, кстати, если что – мы вчера обхаживали фирму Антарис.

– Да? – делаю удивлённое лицо, – правда? Хм, как странно… Мне кажется, вчера, я уже в семь часов вечера был дома, вкусно поужинал, потом валялся с книжкой на диване, причём безвылазно, и никаких Антарисов в глаза не видел...

– Нет, мой мальчик, ты вчера сидел со мной на переговорах, которые затянулись до часу ночи, а потом, – он поднимает палец вверх, – потом я подвёз тебя домой, понял?

– И что мы делали до часу ночи с этим Антарисом? Уговаривали продать бизнес на корню или закупали турецкие карамультуки?

– Хотя бы и так.

– Понял, Чиф, – я уже открыто смеюсь, – прикрою. Но за это уйду с работы пораньше, часа в два.

– Да, я не забыл. Кстати, ты маленький сейф открывал? – шеф хитро прищуривается.

– Нет ещё. С чего бы мне лезть в наш маленький сейф с самого утра? Там, кроме небольшой денежной заначки и фирменной печати, ничего нет.

– Так чего ты ждёшь? Старый пень, блин.

Открываю сейф; поверх стопки старых документов лежит коробка, размером с книгу, красиво упакованная в коричневую бумагу, даже бантик присутствует. Довольно хмыкаю и выкладываю её на стол. Судя по весу, могу предположить, что там не альбом с репродукциями каунасского художника Клошара. Бросаю взгляд на шефа – он сейчас похож на Деда Мороза, который собирается отдать подарок мальчику, прочитавшему, верхом на табуретке, новогодний стишок. Блин... Ну, ожидал чего-то похожего, скажем так, железного, но не такого! Передо мной в красивой деревянной коробке с вензелем на крышке в виде двойной буквы «А», лежит Kimber Gold Combat II, пистолет сорок пятого калибра, красивый той особенной классической красотой, которая отличает оружие старых моделей. Чёрт меня побери, вот это подарок! Я поднимаю удивлённый взгляд на шефа.

– Тебе, тебе, – он довольно улыбается, – судя по твоему слегка ошалевшему виду, ты доволен.

– Нет слов. Спасибо!

– Да не за что. Сегодня ведь не простой день рождения, сегодня тебе тридцать три, если моя память не врёт? Это, скажем так, особенный день рождения. С днём рождения, Сашка! – он стискивает мою руку так, что ещё немного и пистолет мне не понадобится, просто стрелять будет нечем. – пистолет купил на фирму, во вторник съездим, переоформим.

Как вы понимаете, работать мне сегодня особенно не пришлось. Начались звонки от друзей и подружек с поздравлениями, потом постоянные клиенты вспомнили. К обеденному перерыву позвонили родители, они всегда поздравляют только после двенадцати часов, а точнее, в двенадцать тридцать – именно в это время я родился. День прошёл немного суматошно, но, несмотря на это, успел сделать всё необходимое и даже продал два ружья. У нас, видите ли, традиция – в день рождения торгует только именинник. Не знаю, откуда она взялась, но она даёт прекрасные результаты, – виновнику торжества везет с продажами.

Потом был ещё один звонок, как и предсказывал – позвонила Лина, жена директора. Поздравила с днём рождения, пригласила завтра на семейный ужин и начала жалеть нас, бедняжек, которые вынуждены ишачить на её папочку. Папой она называет Шарунаса, сиречь нашего шефа. Конечно, «размяк» от её поздравлений и долго жаловался, что сегодня не выспался, так как вчера вернулся заполночь (конечно, по вине её благоверного).

Нет, шефом я доволен. Работаю у него уже семь лет, начинал простым продавцом и добрался до заместителя директора и пайщика. Доля небольшая, но при моих скромных запросах на безбедную жизнь хватает. За эти годы мы привыкли друг к другу, и менять что-то в жизни, право слово, не хочется. Вот и сейчас этот пятидесятилетний тёмноволосый, человек, который слегка напоминает артиста Вицина, сидит напротив и выслушивая мои жалобы, важно кивает головой. Ещё немного – я не выдержу и начну ржать в голос...

(*) Чиф, – от английского Chief – руководитель, вождь.

2.

Нет ничего лучше, чем поздним летним вечером пройтись по Старому городу. Особенно в пятницу, когда люди расслабляются перед выходными и отдыхают. Кстати, я вам ещё не рассказал про город, в котором живу – Каунас. Небольшой, где-то на триста тысяч жителей, в самом центре Литвы. В последнее время он немного обветшал, да и людей в нём стало поменьше, многие рванули в Европу, на заработки. Как сюда попал? Очень просто. Родился в Праге, где работали мои родители, потом их перевели сюда, а когда страна начала разваливаться – уехали в Россию, предоставив свободу выбора. Мне здесь нравилось, красивый зелёный город, и я остался. Закончил университет, но возиться с железками было больше по душе, чем подсчитывать на бумаге столбики цифр и я, немного подумав, ушёл в оружейный бизнес. Ну а дальше... дальше вы знаете.

Центр и Старый город всегда были местом отдыха, в любые времена и при любой власти. Брусчатка улиц, строгая красота небольших улочек, Белая лебедь в самом центре старых кварталов. «Белая лебедь» – это здание городской ратуши. Сейчас в нём дворец бракосочетаний. Звучит, конечно, похабно; как говорили в старые времена, «хорошее дело браком не назовут». Дурдом, а не название, но само здание красивое. Рядом находится Кафедральный собор, святых апостолов Петра и Павла, построенный в 1413 году, если мне память не изменяет. Кстати, здесь же, в одной из стен, находится и могила Й. Майрониса, который на самом деле Йонас Мачюлис – литовский поэт, профессор Петербургской духовной академии, а с 1903 года и профессор богословия.

Что ещё? Ну конечно, прибрежный костёл святой Марии, который построил князь Витаутас в ознаменование спасения от злых хулиганов, которые пытались укоротить его на голову. Да, это на самом деле так. Кнеже в одном сражении «на югах» так получил от татар, что еле унёс ноги. И вот, форсируя вплавь Неман, отплёвываясь холодной водичкой, поклялся – если доплывёт, то построит на том берегу костёл. В старые времена, надо отдать должное, правители слов на ветер не бросали, не в пример нынешним ворюгам и бездельникам... Так, стоп! Это что ещё такое? Прямо передо мной, рядом с костёлом, у самой воды какая-то возня. Погулял, называется. Хорошо, если молодежь дуркует, хотя вряд ли – народ здесь по ночам разный попадается…

– Ая-яй, мальчики, – сказал я, подходя к этой весёлой компании, – ну разве так можно? Разве, мать вашу так, партия и правительство вас этому учит?

Картинка неприглядная, что тут скажешь. Четверо молодых лбов, лет по двадцать, прижали пожилого дядьку к парапету и, пытаются лишить кровно заработанных денежек...

– Шёл бы ты отсюда, парень, пока цел, – от их компании отделяется один охламон и неспешно, эдакой развязной походочкой крутого парня, приближается ко мне.

– Так, детишки, отдали старику всё, что взяли, и валите отсюда нафиг, пока добрый.

Двое из них засмеялись. М-дя, жаль, что мальчики не поняли. Первый неожиданно пытается ударить меня ногой в грудь. Ну чёрт, откуда ты этих глупых приёмов набрался, в кино видел? Перехватываю его ногу и пробиваю ребром ступни, короткий удар в колено опорной ноги. Упал; можно сказать, один не опасен. Повезёт, если не перелом. Ещё двое... Ну вас к чёрту, ребятки – достали! Делаю шаг назад, выхватывая из-под рубашки пистолет, который всегда при мне. Старый Глок-21.

– Стоять! Ещё шаг – и в голове скворечник! Пистолет не газовый. Стреляю сразу, без предупреждения!

Вот, это уже ближе к правде. Гопота у нас учёная, прекрасно знает, что у человека может боевой пистолет оказаться. Правильно, что замерли – предупредительных выстрелов не будет, они у нас по закону не обязательны.

– Два шага назад, быстро! Ты, – взмах стволом, – отпусти старика! Отошёл в сторону!

Лежащий на земле придурок с перешибленным коленом даже стонать забыл. И это верно, нечего меня злить – уже по голосу поняли, что играться никто не будет.

– Карманы вывернули!

– Чаво? – подал реплику один из них...

Выстрел! Стреляю между двумя придурками; за их спинами река, а на другом берегу –поросший деревьями склон, даже если пуля рикошетом уйдёт, вреда никому не причинит.

– Карманы, – медленно и с расстановкой повторяю я, – вывернули... Следующий выстрел будет в кого-то из вас. Потом начну валить всех, мне лишние свидетели не нужны.

Кстати, это самое правильное в такой ситуации. Если «без протокола», то вам любой полицейский то же самое скажет. Живых оппонентов нет, значит, версия проишествия, которую вы расскажете, является единственно верной. На брусчатку падают пачки сигарет, кошелёк, ключи, звякнули металлом две отвёртки. Да, это лучше чем ножи носить, ответственности никакой, механики хреновы.

– Претензии к этим гоблинам есть? – обращаюсь к стоящему неподалёку старику.

– Чёрт с ними, ничего отобрать не успели, пусть сваливают.

– Добрый значит, ну-ну – мне, если честно, лишний раз вызывать полицию не интересно, потом придётся провести в участке часа два, как свидетелю попытки ограбления.

– Вещи оставили, сами взяли дружка и считаю до трёх, потом звоню в полицию.

Парни решили не искушать судьбу и, подхватив стонущего напарника, шустро уходят в сторону проспекта короля Миндауга. Нет, конечно не просто так, на прощание они пообещали меня найти и вывернуть матку наизнанку – экие, право слово, затейники. Дождавшись, пока эти мизерабли удалятся на приличное расстояние, выщёлкиваю магазин и разряжаю пистолет – у нас нельзя носить пистолет с патроном в патроннике. Подхожу к старику, осматриваю – вроде цел, лицо не разбито, хотя в сумерках плохо видно. Куртку только порвали, но это ничего, не самая большая беда. Проверяю вещи, брошенные неудачными грабителями – ну вот, в одном из кошельков нахожу сто литов. Будет деду компенсация. Остальное не трогаю, пусть себе лежат, кроме отвёрток и стреляной гильзы – они летят в реку.

– Ладно, дед, пошли, провожу до более людных мест, чтобы не заблудился.

– А вы не будете вызывать полицию? – удивлённо спрашивает он.

– Нет, конечно, им это надо – по пустякам ехать? Никого не убил, не ранил. Идём, а то смотри, вернутся эти шлемазлы за своими шмотками.

– Но вы же стреляли!

– И что? Ещё раз спрашиваю – раненые, убитые есть? Нет. Так какого тебе рожна надо? И куртку, лучше её в руках неси, незачем светить прорехами.

Через пятнадцать минут, никого по пути не встретив, мы дошли до одного небольшого бара. Клиентов почти нет, кроме влюблённой парочки, которая устроилась в дальнем углу и ничего, кроме глаз друг друга не замечает. Да и по времени уже поздно, замечтался, прогуливаясь. Тоже мне, мыслитель хренов, любитель древностей.

– Давайте зайдём, – предложил я, – чашка сладкого чаю с лимоном и рюмка коньяку нам не помешает.

Дед подумал немного.

– Не переживайте, угощаю.

– Да нет, вы не подумайте, – он пожал плечами, – деньги есть, ограбить меня не успели.

– Ну и слава Богу. Идёмте, а то дождик накрапывать начинает.

Уже усевшись за столиком, разглядел своего неожиданного собеседника. Насчёт «старика» я малость ошибся, в темноте. Лет шестьдесят, не больше. Ростом пониже меня, где-то метр семьдесят, плотного телосложения, без животика. Одним словом, крепкий мужик, даже немного странно, что он так спокойно стоял перед этой малолетней швалью. Короткий жесткий ёжик седых волос, серо-зеленые глаза. Умные, кстати, глаза, внимательные и цепкие. И что меня удивило – страха в них нет. Бывает, что после таких приключений, людей валерьянкой отпаивают, а он ничего – сидит, бар рассматривает. Заведение, кстати, неплохое, непонятно, почему здесь людей мало бывает. Чем-то напоминает бар Элефант из фильма про Штирлица. Обстановка под стиль тридцатых годов прошлого века, в углу старое пианино, по-моему, немецкое, с подсвечниками. В общем, уютно здесь, домашне, даже слишком. Пока заказ делал, мужик все по сторонам пялился, интерьер разглядывал. Хотя, если поразмыслить, то можно понять, почему людей здесь мало – ночью по Старому городу ходить чревато, в чём вы и сами уже убедились. Хорошо, деду повезло, попался один неисправимый романтик, рискнувший в свой день рождения получить заточку в бок, как небольшой довесок к подаркам...

Слово за слово, разговорились. Знаете, изредка так бывает, синдром попутчика – случайному человеку можешь рассказать больше, чем друзьям и приятелям. Наверное, этому и возраст поспособствовал, мой отец немногим младше будет. Я даже больше говорил, чем он; скучаю немного, вот и перенёс, на незнакомого мне человека образ родителя. Долго трепались, пока бармен не начал тушить светильники над столиками. Вышли на улицу, после дождя воздух свежий, словно весь город вымыли и переодели в вечернее платье. Машину перед прогулкой припарковал в самом начале Лайсвес аллеи, у костёла имени архангела Михаила, так что пришлось через весь центр прогуляться. Хотя какой это костёл, это православная церковь Каунасского гарнизона, построенная в одно время с оборонительными фортами, в конце девятнадцатого века. Если не ошибаюсь, его строил Константин Лимаренко, русский военный инженер. Горожане это помпезное здание иначе, как Собор, не называют. Шли неторопливо, здесь поспокойнее, да и полицейских патрулей больше. Трепались о чём-то, о жизни, женщинах, детях и политике. Ну, про политику совсем немного, чего про неё говорить – русский матерный зело богат, так что хватило нескольких выражений, чтобы в общих чертах прояснить, и мировую политическую ситуацию и наше к ней отношение. Пётр Васильевич, так звали моего нового знакомого, оказывается, в прошлом военный, полковник в отставке, после выхода на пенсию занялся бизнесом, (что-то с галантерейным делом связано) он не особенно подробно рассказывал, а я не спрашивал. Не люблю у людей выпытывать, что да как; захотят – сами расскажут, а раз нет, значит, не особенно и хотелось. Женат, причём представьте себе, счастливо. Первый брак – и на всю жизнь, в наши времена анахронизм. Двое сыновей, пятеро внуков. Правда, как и я, близких видит редко – один сын во Франции, в Бордо, другой в Самаре. Так за разговорами и дошли до моей машины. Пётр, как оказалось, живёт неподалёку, напротив больницы Красного Креста. На всякий случай обменялись визитками, выслушал ещё раз благодарность за помощь и откланялся. Вечер, что ни говорите, удался, если бы он так и закончился. Бывают такие дни, богатые на события и встречи. Вот, например, утром вы совершенно случайно знакомитесь с обворожительной девушкой. Пробитое колесо помогли ей поменять или сумку из магазина до кареты, пардон, автомобиля, донесли. Немного позже неожиданно везет в делах, вечером возвращают долг, на который давно махнули рукой, и вдобавок ко всему утренняя знакомая сама звонит и предлагает выпить по чашечке кофе. Фарт, или как там такая ситуация называется? Вот и у меня был фартовый вечер, даже смех берет. Поставил машину на площадку; темно, хоть глаз выколи. Лампа только у подъезда включится, когда поближе подойду, так что «иду по приборам». И тут писк какой-то; нет, не крыса, откуда ей тут взяться? Жалобный такой, тонкий и писклявый. Пришлось возвращаться в машину за фонариком, и уже через несколько минут нашёл «генератор» звука – котёнка. Маленький, серого неопределённого цвета, тощий, лапа в крови: или укусил кто-то, или ударил. В общем, стою, смотрю на этого малыша и думаю – ну чем не подарок на день рождения? Не убегает, сидит, глазюки свои от света прищурил. Значит, так тому и быть, даже имя сразу нашлось – Тишка. Уж слишком тихо он себя вел, пока домой нёс. В квартире тоже быстро «освоился», даже слишком – вышел на середину комнаты и напустил лужу. Мол, так и так, теперь я здесь живу...

3.

Понедельник – день тяжёлый, это вам каждый скажет. Продавец уже позвонил, сказал, что задерживается, шеф тоже ещё почивать изволят-с. В общем, сижу в конторе, один, как перст, если не считать нашего оружейника, который закрылся в мастерской и, в очередной раз колдует над клиентским ружьём. Мастер – золотые руки, из любого, самого запущенного ствола может сделать такую конфетку, что клиент будет охать и ахать. Что там говорить – если он моддингует оружие (не путайте с тюнингом), то клиенты платят не торгуясь, проверено временем.

– И куда ты в пятницу так резво убежал? К очередной подружке? – передо мной стоял Виктор, тот самый мастер-оружейник, про которого только что вспоминал.

– Почему убежал, честно ушёл пораньше, – я откинулся в кресле. – Кофе будешь?

– Буду, конечно, – кивнул он. – Подарок опробовал?

– Завтра вечером поеду, надо будет в Вильнюс съездить, ты же знаешь наши порядки.

– Да, – Виктор кивнул и вытер руки, – не счесть бюрократии в наших краях. Почему бы не сделать так, чтобы короткоствольное оружие было можно регистрировать в любом оружейном магазине? Зачем каждый раз ехать в LGF? (*)

– Ну ты спросил, – я искренне удивился его вопросу, вроде товарищ не первый год в этом бизнесе, – а кто будет денюжку брать за отстрел оружия для пулегильзотеки? Нет, без них никак нельзя! Им бутерброд с икрой «кущять» хочется? Хочется...

– А то ты, Сашка, не знаешь, что толку от этой «теки» никакой нет?

– Знаю, – важно кивнул я, подняв указательный палец, – но сие дело государственное, дабы каждый бюрократ был к нужному месту прикладен, где разорение для народа чинить должон со всем усердием и прилежанием, создавая препоны и неудобства оному.

– Вот и я про что, – Виктор махнул рукой, – тоже мне нашли контролирующий фактор, пулегильзотеку. Американцы уже давно поняли, что толку от неё нет, одна волокита.

– Ты это экспертам-криминалистам расскажи, они тебя прямо тут, на месте, заклюют.

– Угу, а я им выложу две пули, отстрелянные из одного ствола, но с разницей в месяц, и пусть замучаются доказывать, что это один и тот же ствол. И ни один суд не признает их доказательства убедительными.

– Да, – соглашаясь, кивнул я, – есть такая фича. Особенно если произвести некоторые, вполне законные манипуляции или отстреливать в месяц, не меньше тысячи патронов, как, например, Берг.

– Роберт, что ли? – улыбнулся Виктор. – Ты бы его видел в пятницу вечером! Забрал свой переодетый в новое ложе Ремингтон и ускакал вприпрыжку. Говорил, что в субботу на стрельбище поедет, пристреливать. Не встречал?

– Нет, не был я там в субботу. Утром ездил животине разные разности покупать, а потом у Шарунаса в гостях был.

– Зверьё завёл?

– Само завелось, – я рассказал ему про котёнка, подобранного в пятницу вечером, на что Виктор только усмехнулся.

– Жениться тебе, Сашка, пора, а не котов разводить.

– Каждому овощу свой фрукт, – наш разговор прервал первый клиент, а так как продавец опаздывал, пришлось его заменить.

Покупатель пошёл ушлый, просто страх берёт. Это же надо, каких высот в познаниях достигают – просто диву даёшься! Вот уж воистину – кто работал в оружейном магазине, тот в цирке не смеётся. Клиент долго разглядывал Барнаульские патроны калибра 7,62x39, потом начал удивляться, почему у них такая маленькая энергия, всего 1990 джоулей.

На мой невинный вопрос – а сколько же ему требуется – покупатель начал возмущаться, аргументируя тем, что даже у Ижмашевского травматического револьвера РС, если верить их странице в интернете, на выходе 100 кДж. Виктор, пьющий кофе за моим письменным столом, глухо брякнул челюстью о столешницу и полез в интернет. Мне досталась задачка посложнее – объяснить клиенту, что, мягко говоря, на сайте завода элементарная ошибка...

Угу, так он мне и поверил! Долго бурчал, потом попросил показать во-о-он те патроны, чтобы доказать мне, что я, дилетант и ни черта не понимаю в оружии. Достал, ей-Богу, достал! После этой просьбы попросил у него разрешение на приобретение этих самых патронов. Да, так и есть – очередной зевака, интернетный любитель оружия. Разрешения нет и никогда не будет, поэтому любимое развлечение – доводить до белого каления продавцов оружия. Наконец ушёл, перед этим долго разглядывая выставленный на витрине свисток для охотничьих собак. Не купил. Вернётся, такие надолго не пропадают. Кстати, а на сайте Ижмаша, как показала экспресс-проверка, и правда указана энергия в сто килоджоулей. Мощный аппарат, этот служебный травматический револьвер, ничего не скажешь. Карманная гаубица, не иначе...

Наконец собрался весь коллектив, который освободил меня от обязанности выслушивать разный бред и позволил заняться прямыми обязанностями. Так бы и день прошёл, скучно, если бы Виктор, сияя, как новенькая монета, не выложил передо мной небольшую коробку.

– Тебе, в довесок к нашему подарку. Хотели в пятницу отдать, но не рискнули, чтобы ты окончательно от счастья не сбрендил.

Я развернул коробку и засмеялся, ну черти... В коробке лежали двадцать патронов сорок пятого калибра, с блестящими серебряными пулями.

– Ну вы, парни даёте! И не жалко вам, столько серебра?

– Для хорошего человека не жалко, – отозвался Виктор, – нравится?

– Ещё бы!

В последнее время это у нас становится популярным подарком – патроны с пулями из чистого серебра. Их дарят комиссарам полиции, заказывают любители оружия. Нет, ничего в этом плохого, как торговец, не вижу. Может, некая доля «понтов» и присутствует, но так, в пределах нормы. Всё-таки эти патроны не для стрельбы, а на долгую память. Один мой сосед всё порывался такие заказать, чтобы тещу гарантированно изничтожить – мол, обычная пуля эту ведьму никак не возьмёт. В общем, это хорошая шутка, не более.

А вот к обеду я дождался ещё одного подарка, на который, если честно, не знал, как реагировать. К нам в магазин зашёл Пётр Васильевич. Да, тот самый пятничный дед, знакомству с которым обязан своей любви к полуночным прогулкам...

– Добрый день, Александр.

– Добрый, – я улыбнулся, – рад, что зашли. Чем могу служить?

– А вот, знаете, – он будто замялся, – решил на старости лет приобрести какой-нибудь ствол, для самообороны. Не поможете старику с выбором?

– Вам с собой носить или для дома, для семьи? – поинтересовался я.

– Думаю, оба варианта можно рассмотреть...

– Если для дома, то искренне советую простой дробовик. Вещь убойная и недорогая. Если к подержанному оружию неприязни не испытываете, то за сто евро подберём вполне приличную помпу, двенадцатого калибра. Правда, не надо забывать, что лицензию на его приобретение вы получите только после курсов и сдачи экзамена в полиции, – объяснил я. – То же самое для боевого короткоствольного оружия, но тут я вам не помощник, такими вещами торгует только оружейный фонд, хотя съездить вместе с вами в Вильнюс, чтобы помочь советом, могу. Газовое оружие даже советовать не буду – хлопушка, не более того.

– И как долго длятся эти курсы? – поинтересовался Пётр Васильевич.

– Если не ошибаюсь, неделю или две, по вечерам. Ещё придётся пройти медкомиссию, собеседование у психолога и собрать несколько справок. На всё это потратите день, не больше. Если за вами не числится никаких административных нарушений, нет судимостей, то через месяц, после подачи заявления, получите ответ из полиции и будем стрелять вместе, благо тиров в городе достаточно.

– Ну, не так уж и сложно, при большом желании, – он хмыкнул. – я подумаю. Да, и ещё. Размышлял на досуге о нашем небольшом приключении, хотелось бы как-то отблагодарить за помощь, тем более у вас день рождения в пятницу был...

– Да ну, какие мелочи, Пётр Васильевич, – протянул я, – не стоит себя утруждать.

– Моя жизнь – не мелочи, – отчеканил он и протянул мне небольшую коробку, – ещё раз благодарю за помощь.

Вот блин, неужто обиделся? А я тоже хорош – ляпнул, понимаешь, не подумав. Когда он, сухо простившись, ушёл, мои душевные терзания прервал телефонный звонок, и я уселся за стол, отложив подарок в сторону. Работа превыше всего, господа!

Про презент вспомнил уже к вечеру, когда весь коллектив разошёлся, а я, по извечной своей привычке, засиделся на работе. В коробке оказался перстень. Везёт мне сегодня на серебро! По виду перстень дорогой, массивный, причём не современного стиля. Нет, сам перстень не старый, на серебре патины нет, но узоры уж слишком тонкой работы; сейчас таких вещей не делают, мастеров этого уровня почти не осталось. Если покопаться в памяти, знаю только одного, да и тот в Америке на заводе Рюгера, художником-гравёром работает.

Интересная вещица – растительный орнамент сделан так тщательно, что, кажется, кольцо свернуто из нескольких, тонких веточек неизвестного мне растения. Всю эту красоту венчает овальный камень сочного медового цвета с белыми прожилками, слегка похожий на янтарь. Похожий, но не более того, всё-таки я вырос в Прибалтике и солнечный камень распознать сумею. Этот минерал поинтереснее, чем банальная смола доисторических елок. Немного покопавшись в интернете, нашёл – сердолик. Причём не простой, а крымский. Интересно получается, особенно если учесть, что серебряная часть европейского стиля. Надо будет эту вещь Роберту Бергу показать, когда за патронами приедет. Он у нас дизайнер, должен точнее определить, ему по роду занятий знать положено.

По размеру пришёлся впору, аккурат на безымянный палец. Вообще я не любитель таких украшений на мужчинах. Все эти печатки дутого золота с крошками брюликов на черных камнях отдают пошлятиной и безвкусицей. Хм... Ладно, придётся поносить месяц-другой, если Пётр Васильевич вдруг зайдет. Вспомнил, как расстались, и опять неудобно стало за мою нечаянную оговорку. Надо будет завтра позвонить, извиниться и поблагодарить за подарок. И ещё – чёрт побери, откуда он узнал, что у меня в пятницу был день рождения? То, что ему не говорил, точно помню, с чего бы такие вещи случайному знакомому начал рассказывать? Это, как говорится, дело личное. Странный он всё-таки мужик, этот бывший полковник. Если подумать, на военного не похож. Я сам из семьи потомственных военных, так что военную косточку сразу распознаю. Тёмная личность...

Ладно, пора завязывать с делами, дома живая душа ожидает. Придётся привыкать, что теперь не один живу, а с котом. Это всё же накладывает определённую ответственность на человека, как там у Экзюпери сказано? «Мы в ответе за тех, кого приручили» Вот именно, посему дела побоку, бумаги в сторону, пистолет в кобуру и домой, смотреть, что там серый на день натворил...

4.

Петру Васильевичу на следующее утро, я так и не дозвонился – абонент был недоступен. Ну, раз так, то не очень и хотелось; звонком себя обозначил – и ладно, захочет – перезвонит. Тем более что я только к вечеру из Вильнюса вернулся – застряли в оружейном фонде, где переписывали на меня пистолет. Шарунас после возвращения ускакал на какую-то встречу (сомневаюсь, что деловую), а я, посмотрев на часы, решил поужинать. Вот там Петра Васильевича и заприметил – сидящим за уличным столиком в ресторане «Городской Сад». Место там красивое, сквер Музыкального театра, напротив – памятник тому самому князю Витаутасу, который вплавь от татар спасался. Полковник был не один, а в компании молодой, светловолосой женщины лет тридцати, обалденной наружности. Длинные волосы цвета спелой пшеницы, фигурка, ножки – в общем, чуть слюни не распустил, забыв, зачем сюда пришёл. Эх, жаль, из-за тёмных солнечных очков её глаз не видно. Может, там «увидел, заглянул и утонул» Как любит говорить Шарунас про такой тип девушек – сексуальность борется с харизматичностью. Мелькнула дикая мысль подойти поздороваться, но, посмотрев ещё раз, от идеи отказался – носик у женщины покрасневший, неужели плакала? Или плачет, судя по тому, что платочек в руках нервно комкает. Разговор, надо полагать, не из приятных. Хм, а ведь у него два сына, дочек нет. Неужели любовница? Вот козёл старый, поматросил, значит, и бросил? А заливал-то – мол, и женат счастливо, и вообще вся жизнь в шоколаде. Старый пень, песок сыпется, а всё туда же. Чтобы никого не смущать, решил сделать вид, что ничего не вижу и не слышу. К счастью, принесли мой заказ, и пока я утолял голод, они ушли. Ну и прекрасно, а то он грешным делом подумает, что за ним слежу; только этого мне и не хватало для полного счастья. А девушка хороша, чертовски хороша! Таким не просто вслед оборачиваются – за ними ещё и вереница поклонников строем топает.

С благостным настроением вернулся в контору, где сидел вернувшийся шеф и какой-то хмырь в тёмных очках. Нет, ну что за пижонство – вроде вечер и солнце в лицо не светит, чтобы вот так от мира отгораживаться. Посетитель меня увидел и дёрнулся – то ли нервно, то ли чтобы поздороваться, но одумался и через некоторое время ушёл.

– Слушай, а это кто такой? – спросил я у шефа, когда мы остались одни.

– Вот, – он протянул мне визитку, – представитель этой фирмы. Неприятный тип.

– Он что, так и сидел в чёрных очках?

– Да, представь себе. Говорю тебе, хамло.

– Что ни день, то праздник, – я почесал подбородок, – и чего этот перец от нас хотел?

– Какую-то ерунду продавал, но покупать у него вряд ли будем. Он вообще оборзел, наш магазин Айдаровским назвал и поначалу с тобой пытался связаться. Пришлось ему объяснить, что Александр хоть и совладелец, но отнюдь не единственный хозяин, – шеф надул губы и обиженно замолчал.

В общем, ничего удивительного, что меня искали. Вся розничная торговля на мне, шеф только оптом занимается. Но понимаю, обидно, конечно (хотя смех разбирает).

– Будет вам, шеф! Ну ошибся человек, с кем не бывает.

– Неприятный тип, – подвёл итог Шарунас, – ну его к чёрту, вместе с его фирмой.

– Кстати, а у нас в продаже патронов сорок пятого калибра нет, – сказал я, – а Глок дома оставил.

– Нет, – согласился шеф, – и что? Ах, да, ты сегодня с подарочным набором. Ну Виктор сделал же тебе патроны, заряди серебряными.

– Что за пижонские замашки, шеф? Вы вроде приличный человек и семьянин, хм...

– Не борзейте, Александр, что за пошлые намёки? Патроны... На один вечер, чтобы пистолет до дома донести, сгодятся и серебряные. Или подожди немного, подвезу, чтобы хулиганы пистолет не отобрали, – ухмыльнулся он.

– Премного благодарен за доброту вашу, но лучше прогуляюсь – для моего здоровья, подорванного ночными переговорами с клиентами, это полезнее, – сказал я и, зарядив восемь патронов в магазин нового Кимбера, отправился домой.

Ажуолинас, а в переводе Дубовая роща – это огромный лесопарк почти в центре города. Начинается от Зелёной горы и тянется до зоопарка. Вот по его главной аллее я и шёл, решив прогуляться после работы. До моего дома – часа полтора; хорошая прогулка перед сном. Днём здесь многолюдно: чинно прогуливаются пенсионеры в белых панамках, молодые мамы покачивают коляски, а студиозы на лавочках осоловело разглядывают в книгах загадочную фигуру из трёх пальцев – скоро сессия. По вечерам аллеи пустеют, разве что пробежит припозднившийся сторонник здорового образа жизни, под лозунгом «бегом к инфаркту». Шёл и вспоминал сегодняшнюю заплаканную девушку. Интересно, что их может связывать, неужели банальные деньги? Нашёл себе старичок на старости лет молодую содержанку? Чёрт знает, не похожа она на такую, но с другой стороны, что значит «похожа –не похожа», можно подумать, у тех, которые похожи, на лбу большими буквами написано. Последнее время эта «профессия» становится популярной, интернет полон предложениями, значит, спрос есть. В эдаких раздумьях о судьбах мира прошёл ровно половину дороги, аккурат до скульптуры, изображающую символ города – Зубра. Вдруг, словно порыв ветра по парку прошёл, потемнело, стало холодно и промозгло. Даже шум деревьев утих, словно замерз. И эдак зябко стало, словно могильным холодом пахнуло.

Я недоумённо обернулся и остолбенел – меня догоняла тень, еще не оформившаяся в силуэт, который можно опознать. Неслась она огромными прыжками; такое впечатление, что на четырех лапах двигается. Собака?! Какая собака, если это размером с телёнка! Словно бестелесный полупрозрачный сгусток чёрного тумана несётся тебе навстречу! Когда между нами осталось всего несколько метров, тень чёрными каплями брызнула в стороны, оставив передо мной невысокого мужчину с чёрными волосами. Даже не заметил, как он схватил меня за горло – только свистнуло что-то, и тело моментально застыло, будто в ледяную купель опустили. В голове мелькнула только одна фраза – смертный холод. Именно такой, склизкий и пронзительный; не объяснишь, не расскажешь, это надо прочувствовать. Какие-то слова бились внутри, свивались в неясные чёрные образы, словно их нашёптывали на ухо, оскалившись в злобной ухмылке и наслаждаясь властью над моей жизнью. Меня швырнуло к памятнику, ободрав плечи чем-то острым, но именно эта боль и спасла – ненадолго вернула чувствительность пальцам, которые уже схватились за пистолет, но выстрелить я не смог – взгляд был прикован к этим тёмным провалам глазниц. Это страшно, чертовски страшно, когда вместо глаз, пусть безразличных, пусть горящих ненавистью и злобой, вы видите пустоту, сгусток тьмы, которая тянет к себе, затягивая внутрь, в пропасть, в Небытие...

Грохнул выстрел, один, второй, третий. Уже не думал, куда и во что стреляю, просто всаживал пулю за пулей в эту бестию, держащую меня за горло. Даже выстрелы звучали иначе, словно в замедленной съёмке, звук глухой, растянутый. Нападавший даже не дернулся, только протяжно завыл, постепенно переходя на оглушительный визг, и осыпался прахом, пачкая лицо, одежду и руки... Нет, этого не может быть! Невозможно, чтобы какой-то придурок, решивший меня ограбить, от четырех или пяти пуль превратился в пыль...

А теперь передо мной на земле лежала пустая оболочка, точнее, пустая человеческая одежда, из которой, оползал прах. Прах или может, пепел – не знаю, как назвать эту субстанцию с затхлым запахом, словно посередине вечернего парка распахнули дверь в подземелье или открыли старинный сундук, простоявший на чердаке не одну сотню лет.

Я тихо сполз на землю и только усилием воли заставил себя осмотреться вокруг. Пусто. Всё так же шумели кроны старых деревьев, которые на своём веку видели и помнили многое, пряча в глубине своих дубрав ошметья памяти, разбросанные людьми. Интересно, а такое они видели когда-нибудь?!! То, что поместилось бы в ведёрко из-под шампанского, вздумай кто-нибудь собрать эту пыль... Отряхнулся и поднёс к глазам левую руку, чтобы посмотреть на часы, но так и не увидел, сколько сейчас времени, – мой взгляд приковал к себе перстень, а точнее – камень на нём. Он светился, каким-то живым свечением, а белые прожилки фарфора, казалось, двигались, кружась и переплетаясь, распадаясь на части в каком-то хаотичном движении, создавая неясные для меня образы...

Как добрался домой – не помню; очнулся от наваждения только у самого подъезда, крепко сжимая в кулаке отстрелянные в парке гильзы. Даже как их собирал, в потёмках, не помню. Сбросил одежду на пол и долго мылся, словно пытался избавиться от воспоминаний о случившемся. Когда после ванны уселся на кухне и закурил, то Тишка, будто чувствуя моё состояние, залез на колени и заснул. Ситуация в голове не укладывалась. Не может такого быть. Просто потому, что так не бывает! Если я, не сошёл с ума и не отравился грибами в ресторане. Но там, в парке... Тень, несущаяся вскачь, этот безглазый упырь, тянущий ко мне руки... Ведь я его убил. Но где тогда тело?!

Наутро, впервые опоздал на работу.

– Шарунас, я в отпуск хочу…

– Давно пора, – если он и удивился, то виду не подал, – когда последний раз отдыхал?

– Лет пять назад, а может, шесть, не помню.

– У тебя всё нормально? Бледный, какой-то. Часом не заболел?

– Да нет, просто устал, наверное, отдохну – и всё будет в норме. Так что с отпуском?

– Не вопрос, – он пожал плечами, – когда хочешь уйти?

– Сегодня...

Шарунас удивлённо дёрнул бровью и спросил.

– Сашка, у тебя правда всё в порядке? Может, помощь какая-нибудь нужна, деньги?

– Нет, – я покачал головой, – только отпуск. Неделя, не больше...

Когда, разбросав свои дела по коллегам, я вышел из конторы, то на ступеньках здания столкнулся с Робертом Бергом, который шёл в магазин, судя по всему, за патронами.

– Привет, Сашка.

– Здравствуй, – я кивнул и попытался улыбнуться. С клиентами надо быть вежливыми, а тем более с постоянными. – Как винтовка, доволен?

– Естественно! Прелесть, а не машина. Ты чего такой смурной, с шефом поругался?

– Да нет, устал немного, в отпуск собираюсь.

– Так радуйся, что отдохнёшь. Мы с Айваром, уже забыли, когда отдыхали – и то ничего, не унываем, собираемся в новое здание переселяться.

– Куда именно?

– В новую стекляшку, около Дайнавос поликлиники.

– Хорошее место, – я машинально кивнул, но вдруг опомнился. – Слушай, Роберт, дело к тебе есть. Мне тут вещь одну подарили, хотел бы узнать, что о ней думаешь.

– Что за вещь?

– Вот, – достал из кармана и подал ему перстень, который после вчерашнего случая не рискнул надеть на палец.

– Хм, – Роберт достал из кармана увеличительное стекло, которое постоянно носил с собой. – Интересная вещь. Я, конечно, не ювелир, но если подумать, то вот этот узор – из тех, которые называют жаккардовым. Его упрощённую версию, если так можно выразиться, в наше время любят вязальщицы, но вообще это норвежские народные мотивы. Ты что, в Конгсберге был?

– Где?

– Да нет, просто идейка одна мелькнула. Орнамент норвежский, серебро. Там в своё время серебро добывали, вот и подумал, что может быть оттуда. А что за камень?

– Крымский сердолик.

– Смотри ты мне, – удивился он, возвращая мне перстень, – а кто подарил?

– Да так, клиент один, – не рассказывать же ему про стрельбу в пятницу.

– Клиент, говоришь… – он немного подумал. – Знаешь, Сашка, избавься ты от этого кольца, ну их на фиг, такие подарки! С чужими кольцами можно такое на душу принять, что не обрадуешься. Продай от греха подальше – и отдыхай, а то на тебе лица нет.

– Ладно, спасибо за консультацию.

– Не за что! Съезди лучше в Середжяй, постреляй, развеешься.

Перстень, перстень... Нет, не может быть, чтобы из-за него начались галлюцинации, причём такие яркие, чтобы контроль потерял и стрелять просто так начал. В своё время мне доводилось читать про разные проклятые кольца и украшения, но все эти мистические истории больше подходят для голливудских фильмов, нежели для современного мира.

Я машинально надел перстень на руку и поехал в магазин, который расположился рядом с моим домом. Если уж отпуск, то придётся готовить самому, освежая забытые поварские навыки. Да и коту надо что-нибудь вкусное купить. Загрузил под завязку тележку, чтобы, в крайнем случае, можно было неделю не вылезать, и направился к кассе. Отстоял небольшую очередь, и тут меня словно под дых ударили. По торговому залу шёл человек без лица. Нет, лицо было, но вот глаза… Глаз НЕ БЫЛО! Опять этот тёмный провал глазниц, который видел вчера в парке, опять эта мгла, покрывающая его лицо. Господи... Я с трудом обернулся к продавщице, уловив лишь конец её фразы.

– Что, простите?

– Перстень у вас красивый, – девушка кивнула на мою руку.

– Д-да, спасибо, – я посмотрел на свою руку, машинально расплатился и почти выбежал на улицу, срывая на ходу кольцо с пальца.

Загрузил покупки в машину, но никуда не уехал, ожидая, когда человек, так напугавший меня, выйдет из магазина. Вот он! Без всяких сомнений – та же яркая рубашка, те же чёрные классические джинсы. Не скажу, чтобы парень обладал модельной внешностью, но детей его лицом не испугаешь. Обычное мужское лицо, чуть прищуренные от яркого солнца глаза, лёгкая небритость. В общем, обычный местечковый мачо. Я проводил его взглядом, пока он не уселся в машину и не уехал.

5.

Перстень я выбросил. Прямо там, у магазина, зашвырнул в сторону кустов. Может, найдёт какой-нибудь бомж, сдаст в ломбард, так хоть погуляет несколько дней от души. Хватит всей этой мистики в жизни. Отпуск всегда проходит быстро; несколько дней я просто отсыпался, готовил еду, читал и отлёживал бока на диване, дразня Тишку. Даже в Дубовую рощу съездил. Да, господа, преступника всегда тянет на место преступления, пусть это и была самозащита. В парке ничего особенного не заметил; памятник Зубру не огораживали жёлто-красные пластиковые ленты с надписями «Стоп! Полиция!», не сверкали вспышки фоторепортёров. Ничего похожего на то, что убитый мной человек остался здесь в виде трупа, который, я, в состоянии аффекта, мог принять за груду одежды. Прошедшей ночью прошёл дождь, который наверняка смыл все следы, и я ничего на этом месте не нашёл. Даже праха...

А на следующий день стоял на набережной, сжимая в ладони это проклятое кольцо. Не спрашивайте, как оно ко мне вернулось – и так тошно… Прогуливаясь по городу, дошёл до реки, где опёрся на парапет, чтобы выкурить сигарету и всё спокойно обдумать. За спиной шумел город, наполненный людьми, которые суетятся в тщетной попытке всё успеть, всё сделать. Достичь цели любым способом. Только ради чего? Или это тот самый случай, когда цель ничто по сравнению с дорогой? Может, люди просто играют? Играют в жизнь, играют в любовь.

– О смысле Бытия рассуждаешь?

Я даже вздрогнул – так неожиданно прозвучала эта фраза. Обернулся и увидел Петра Васильевича, который стоял в нескольких шагах от меня и смотрел на реку.

– Что вы здесь делаете?

– Ничего, – пожал плечами он, – прогуливался по городу и вот вижу – стоит Александр собственной персоной и смотрит на воду. Как говорят, есть три вещи, на которые можно смотреть вечно – горящий огонь, бегущую воду и человека, который работает.

– Следите за мной? Что вам от меня нужно?

– Что за обвинения, Саша!

– Извините, устал немного. Наверное, от переутомления такой нервный.

– Думаешь, перстень – это просто так? – Пётр ехидно ухмыльнулся, словно уже знал, что со мной случилось за эти последние дни. – Ты ещё не пытался от него избавиться?

– А можно попробовать?

– Вижу, что пытался. Как он к тебе вернулся?

– Лучше не спрашивайте...

– Один раз выбрасывал? – продолжал интересоваться он. – Или к реке пришёл с теми же мыслями?

– Была мысль швырнуть его в Неман, но вспомнил Поликрата.

– Начал думать, это уже хорошо...

– Знаете, о чём сейчас думаю? – я подошёл вплотную к нему. – О том, чтобы взять тебя за горло и хорошенько потрясти – в надежде, что не сдохнешь раньше, чем закончу экзекуцию. Как полагаешь, твой почтенный возраст выдержит хорошую встряску? Что это за перстень, мать твою так?!

– Александр, ну что за мысли? – с наигранной весёлостью возмутился он. – Ведь почти на этом самом месте, меньше недели назад, можно сказать, спас мне жизнь. И вдруг – «потрясти, сдохнешь». Многие это хотели сделать, но увы – как видишь, я живой. А ты знаешь, что этот перстень не так прост, как кажется? Вот скажи, ведь носишь при себе оружие?

– Оружие?

– Говорю про железку на твоём боку, которая слегка выпирает под рубашкой.

– И что в этом необычного?

– Ничего, конечно. Так вот, перстень – это тоже оружие. Просто ты охотник...

– Кто?!

– Охотник за Ведьмами, – Пётр Васильевич посмотрел на закат, пылающий над рекой, и продолжил: – Если быть точным, охотник за нежитью, ведь одними ведьмами мир зла не ограничивается, он широк и многогранен. Ведьмаки, оборотни, вампиры. Мало? Есть ещё вурдалаки и волколаки. И ведьмы, конечно, куда же без них? Век бы их не видеть...

– Один мой сосед, наверное, из таких же, свою жену и тёщу иначе как «мои ведьмы» не называет, но при этом никого не убивает. Может, лучше без жертв? – пытаюсь усмехнуться, но смотрю на него, и улыбка примерзает к лицу.

– А как же прочая нечисть? Как их там – водяные, домовые, русалки, наконец.

– Твои цели, – строго посмотрев на меня, сказал Пётр, – нежить в человеческом образе, а не порождение потусторонних сил этого мира.

– Что значит «этого мира»? Что, есть ещё?

– Конечно, – кивает он. – Земля, на которой мы живём, это на самом деле не более чем описанное в католическом вероучении Чистилище. Здесь, люди отбывают наказание. Это, как бы тебе объяснить, камера предварительного заключения, понимаешь? Люди своей жизнью и своими страданиями искупают грехи, совершённые в прошлом. Бытие, в полном понимании этого слова – это длинная череда миров; в каждом из них живём определённый срок, чтобы после смерти физической оболочки идти дальше, в следующий. Но такое возможно лишь в одном случае – если ты не натворил ничего ужасного. Иначе есть риск, что тебя оставят в Чистилище, куда будут возвращать вновь и вновь.

– Бред какой-то. И надолго здесь можно застрять? Имею в виду Землю. Нет, я особо никуда не тороплюсь, но хотелось бы немного конкретики.

– Чистилище ты проходишь четвёртый раз.

– Откуда вы это знаете?

– Знаю. Я многое знаю и вижу.

– А до этого?

– Жизнь в прошлых мирах, Александр – это тайна за семью печатями, как ни старайся – не вспомнишь.

– А вы, значит, лесник, который наблюдает за всеми этими делами, чтобы охотнички работали, но не браконьерили? – я всё-таки выдавил из себя улыбку.

– Я Авгур. В древние времена так называли жрецов-предсказателей, советчиков правителей. Разница лишь в том, что мне не надо гадать и предсказывать. У каждого Охотника есть свой наставник, который в начале пути учит, помогая распознать свою настоящую сущность. Еще есть два хранителя – ими могут быть люди или звери. Они появятся в твоей жизни вскоре после того, как ты осознаешь своё новое «Я».

– Хранители, говорите... У меня в голове всё это не укладывается. Может, лучше к доктору сходить и честно признаться – мол, так и так, убил человека, а он рассыпался в прах, и теперь я охотник за нечистой силой. Меня же не навсегда в дурдом закроют, посижу пару лет и выйду. Стану тихим и мирным, буду картинки рисовать, коробочки клеить.

– Саша, ты можешь сходить и к доктору, и в церковь, но не думаю, что это принесёт какой-то успокоение, скорее добавит проблем.

– Куда уж больше...

– То, что ты убил нежить – это не проблема, это твоя обязанность.

– Кто они такие, эти Охотники?

– Обычные люди, совершившие смертный грех в прошлой жизни. За это они получили наказание – после смерти каждые сто лет возвращаться в этот мир, чтобы уменьшать количество зла. Каждый Охотник борется с помощью силы, приобретённой в этой жизни, и знаниями, заложенными в него прошлыми.

– За что такое наказание?

– Уволь, я не знаю ответа на этот вопрос. Как сказали бы люди – «я же не господь Бог». Каждый Охотник пытается это вспомнить или узнать. В прошлой жизни, знавал одного такого, который пытался выяснить свою историю, просидев полжизни в пыльных архивах. Увы, в древние времена не вели таких точных записей, как сейчас. Наверное, каждый из вас уже стоял перед выбором – совершить смертный грех или... В Книге Притчей говорится, что есть семь вещей, которые Богопротивны: Гордый взгляд, Лживый язык, Руки, проливающие невинную кровь, Сердце, кующее злые замыслы, Ноги, быстро бегущие к злодейству, Лжесвидетель, наговаривающий ложь и Сеющий раздор между братьями. Но вся эта нечисть – не главная задача...

– Ещё и другая есть? – я чувствовал, что начинаю злиться. – Что делать надо? Спасать мир от пришельцев или вступить в борьбу с самим прародителем зла?

– Нет, бороться с Дьяволом – это было бы слишком. Запомни, Александр, ты обязан убить предназначенную тебе Нежить...

– Вот оно как... Да хрен с ней, с этой нежитью, пусть живёт!

– Очень смешно, – Пётр положил руки на парапет, сложив кисти рук в замок. – Запомни, так не должно случиться. В истории этого мира бывали случаи, когда Охотники не выполняли наказ, причём по непонятным причинам. Несмотря на то, что жертва была им подвластна, они отпускали её на свободу.

– И чем мне это грозит?

– Станешь Вечным Охотником. Но заметь, парень, это не та раскрученная писателями вечность и не красивая легенда о горце Мак-Клауде. Ты останешься таким же уязвимым смертным, как и раньше. Чтобы тебя убить, не надо будет сносить голову, достаточно сбить машиной или отравить чем-нибудь. Пристрелить, наконец. Умирать будешь мучительно, слов не хватит описать ту боль, которую испытаешь. Но это еще не всё – каждый раз после смерти, будешь возвращаться обратно в этот мир, чтобы продолжить Охоту. С одним лишь исключением – шанс на прощение ничтожен. Вечный охотник – это, можно сказать, тоже нежить, только его не признают ни свои, ни чужие. Изгой со слабой надеждой на упокоение.

– Но может, это и неплохо, как считаете? Лучше, чем убивать...

– Пойми же ты, – Пётр ударил кулаком по ограде моста, – нет ничего более страшного, чем Вечность. Даже у самого последнего охотника из вашей стаи есть надежда. Они рыщут по этой Богом проклятой земле в надежде на то, что встретят предназначенную им Нежить и, убив её, вырвутся из этого заклятого круга. Заметь, выбор даётся только один раз, второго шанса не будет.

– Разве нельзя встретить свою нежить дважды?

– Они же не вечны. Да, они пребывают в этой оболочке сто – сто двадцать лет. Когда ты вернёшься на землю ещё раз, то она будет кучкой праха где-нибудь за оградой заброшенного кладбища.

– Да, получается жестоко – жить вечно...

– А ты что думаешь – в сказку попал? Или надеялся услышать, что на тебя сразу обрушится мудрость четырех прожитых жизней? Нет, память будет проявляться постепенно, но вместе с ней, придёт и боль! Ужасная боль, поверь. Ты начнёшь вспоминать всех, кого когда-то знал и любил, кто был рядом с тобой, кого ты хоронил своими руками.

– Нет...

– Поздно, надо было думать там, в прошлом. А сейчас нет выбора, есть только Цель.

6.

– Значит, так, Пётр Васильевич...

– Ну-ну, – он забросил ногу на ногу и откинулся на спинку стула, – с удовольствием тебя послушаю. О чём хочешь узнать?

– Говорить, в общем, не о чем, если уж так дела повернулись. Мне нужны доказательства.

– Доказательства чего? – поинтересовался мой собеседник.

– Реальности своих полномочий. Как охотника. Хочу убедиться, что это не сдвиг по фазе и не банальная шизофрения.

– Эка вы, батенька, завернули, – Пётр театрально вскинул руки, – доказательства ему подавай! Какие именно? Древний манускрипт, подписанный кровью? Или, – он прищёлкнул пальцами, – как же там… Я недавно в кино видел – «договор между силами света и силами тьмы»? Какие доказательства будут для тебя убедительными? Нежити в парке было мало?

– А хочешь, сейчас пулю, между глаз всажу? – тихо спросил я. – Если прахом, посреди белого дня рассыплешься – будет прекрасное доказательство. Или, судя по твоим рассказам, не вся нежить в пыль обращается? Одни змеями расползаются, а другие – так в человеческом образе и остаются... Каким образом умрёшь ты, Авгур?

– Пугать изволишь, – он наклонился ко мне, – а сам не боишься?

– Не первый раз живу, – сквозь зубы процедил я. – раз так, и в пятый сюда вернусь.

С минуту мы молча смотрели друг на друга, балансируя на краю пропасти, ещё шаг – и больше разговоров не будет. Такое бывает; словно два хищника сошлись на узкой дорожке и теперь оценивают степень опасности от этой встречи. Ещё мгновение – и всё, дальше истории не будет, она закончится прямо здесь, за летним столиком небольшого бара Скляутас, куда мы зашли после встречи на набережной. Авгур был умнее меня, опытнее; он почувствовал неуправляемую силу, которую был готов выплеснуть наружу, перечёркивая нашу встречу сразу и навсегда. Поэтому он лишь грустно улыбнулся...

– Силён, бродяга, силён... И что, неужели так и сделал бы?

– А ты проверь. Не люблю играть втёмную...

– Хороший охотник из тебя выйдет – со временем. Когда научишься управлять силой, яростью и злобой.

– Разве охотник имеет право на зло? Ведь он на стороне добрых сил. Или не так?

– Так-то оно так, Саша. Только есть старое выражение, «с волками жить...». Если будешь рассчитывать на доброту, то и месяца не проживёшь. Нежить тоже тебя почувствовала – после того, как перстень нашёл хозяина. Они сейчас на тебя такую охоту могут устроить – не обрадуешься, а опыта в тебе ма-ало, – протянул он, – сгинешь ведь.

– Уже радуюсь. Главное, как всё странно получается. Перстень надел – и тебя заметили. Ещё несколько дней – и дичь устроит охоту на Охотника. Тот, не успев разобраться во всех тонкостях своего нового ремесла, погибает. Странно немного получается, вам не кажется?

– Ну уж как есть, не я эти правила придумал. Есть безопасные места на Земле, для таких, как ты. Можно отсидеться, раны зализать.

– Храмы? Или ещё проще – податься в монастырь?

– Нет, – он грустно покачал головой. – Как бы это ни удивительно не прозвучало – нет. Что такое церковь? Место, где люди пытаются общаться с Богом. В церковь когда приходят? Когда уж совсем невмоготу становится от забот. Редкость, когда кто-нибудь счастливый в храм заглянет, чтобы искренне сказать: «спасибо тебе, Господи!». Поэтому аура у таких мест нехорошая, тяжёлая. А люди всё несут и несут, свои отрицательные эмоции, молитвы читают... Что такое молитва? Ведь не более чем одна из форм медитации, своеобразный вход в транс – вдох, выдох, вдох, выдох. И общаются как – ведь даже не напрямую, а, как правило, выбрав посредником человека, на котором грехов больше, чем блох на шелудивой дворняге. И грехи эти тяжкие, смертные. Знаешь литовскую пословицу – šuns balsas į dangų neina (голос собаки в небесах не слышен, литовск.) Есть безопасные места, есть. – кивнул Авгур. – Например, твой дом, куда нежити хода нет, за одним исключением – если сам не пригласишь. Раньше было проще, – его взгляд затуманился, словно вспомнил что-то очень дорогое, но причиняющее боль, – вас в мире бродило больше, поэтому к опытному Охотнику всегда приставляли молодого, чтобы тот ума набрался и не погиб раньше времени. Сейчас времена другие; таких, как ты, мало осталось. И не потому, что люди грешат меньше – просто убивают охотников быстрее, чем успеваете вернуться. Нежити не просто много, её очень много.

– Если следовать вашим рассуждениям о церкви, то среди священников должно быть много Охотников. Раз уж они такие грешники, в чём я, собственно никогда и не сомневался.

– Может, и станут – в следующей жизни. Знаю только одного святого отца, который принадлежит к твоему роду. Это ксендз Станисловас из небольшого пригородного костёла. Если хочешь, скажу ему, что зайдёшь. Сможешь поговорить открыто, без стеснения.

– Почему вы решили, что обращусь к нему за помощью?

– А куда тебе деваться? Не в библиотеку же идти, право слово! Вопросов будет много, а ответы захочешь сам узнать, у меня спрашивать не будешь.

– Так в этом уверены?

– Да. Ведь именно я передал тебе этот перстень. Значит, толкнул в эту новую для тебя жизнь, поэтому твоё недоверие вполне понятно. Сходи, поговори, может, и полегчает.

Вчера за несколько часов общения с Авгуром на меня свалилось такое количество информации, что всю ночь просидел на кухне, смоля одну сигарету за другой. Если бы не застреленная в парке нечисть, то, выслушав эту галиматью, достойную внимания психиатров, забыл бы про неё, самое позднее, через час. Только есть один момент – после Дубовой рощи желания смеяться у меня не возникало; до сих пор в холод от одной мысли, бросает. С другой стороны, слепо верить тоже не хочется. Поймите, господа, я вырос в обычной советской семье и воспитан в духе «сурового материализма». Не верую ни в Бога, ни в чёрта, ни в международный валютный фонд; но в жизни, как и с каждым из нас, со мной случались вещи, приучившие с должным уважением относиться, к некоторым странностям мира. Что имею в виду? Да что вы как маленькие, прекрасно же понимаете, о чём разговор! Именно про то, что называется поверьями, приметами, обычаями, особенно в той части, которая полна рассказов про соприкосновение человека с потусторонними силами. Уверен, спроси вас о таких случаях – в запасе найдётся не одна история, свидетелем которой являлись вы сами или ваши близкие. Это нормально, если рассматривать такие случаи, как версии с правом на жизнь. Тогда да, и поговорить есть о чём, и книжки разные вспомнить, чтобы умной цитаткой, к месту сказанной, блеснуть перед собеседницей. Только вот незадача какая-то – то, что со мной произошло, ни в какие фантазийные рамки не укладывается. А вот в суровую, жестокую реальность – запросто! Знаете, какую? Шизофреническую.

Вот в таких размышлениях рассвет и встретил. С остывшим кофе, погасшей сигаретой и котёнком, спящим на коленях. А за окном кроваво поднималось солнце, не добавляя миру надежды на то, что всё будет хорошо. Переложил кота на диван и пошёл в душ, где застыл перед зеркалом, словно увидел себя впервые. Ну что я там мог нового увидеть? Ничего. Русые волосы, короткая стрижка, темно-зелёные глаза. Над правой бровью небольшой шрам, в память о бурной студенческой молодости. Охотник...

Отгуляв положенную неделю (всё хорошее в этой жизни когда-нибудь заканчивается), вышел на работу, и опять потекли привычные рабочие будни. Шарунас после моего неожиданного отпуска поглядывал на меня искоса, но в душу особо не лез. И это правильно, незачем. Да и что я ему мог рассказать? Ведь не поверит. А если и поверит, то всё равно отстранит от дел и отправит к врачам. Можно подумать, Каунасу только этого для полного счастья и не хватало – сумасшедшего торговца оружием. Представляю заголовки газет... «Охотник за Нечистью застрелил Ведьму-пенсионерку». Поэтому я силился, выжимал из себя улыбки и шутки, чтобы казаться тем же весёлым и никогда не унывающим Александром. Только получалось плохо, и шеф это чувствовал – ведь не первый год с ним знакомы, по нескольким сказанным фразам настроение определить можем. Пока меня в клинику на опыты не сдали, решил сделать некоторые приготовления. Подгадал, когда народу в конторе было поменьше (шеф обхаживал очередную пассию) и зашёл к нашему оружейнику. Он, разложив на части очередное клиентское ружьё, что-то вытачивал, тихо насвистывая старую мелодию.

– Виктор, слушай, у тебя работы много?

– Да нет, не особо, – он пожал плечами, – переворонить одну старую Мосинку, отдать ложе на реставрацию и планку на штуцер поставить. А что?

– Заказ есть, – я запнулся, – на серебро. Заказчик принёс кучку дешёвых украшений, которые можешь с чистой совестью переплавить. Сорок пятый калибр, сто штук, стандартная навеска. Но тонкость в том, что пули нужны экспансивные.

– Какие?! – он вытаращился на меня. – Экспансивка, сорок пятого?! Это же когда развернётся, считай, чуть ли не с мячик для пинг-понга будет!

– Да, именно экспансивка.

– Заказчик изволит охотиться на вампиров?

– Виктор, – протянул я, – ну ты же знаешь клиентов! Трудно понять их причуды!

– Совсем спортсмены с ума посходили, – Виктор удивлённо покачал головой. – Надо же такое придумать – серебром по железякам пулять. Ну ладно бы ещё магазин или два, но сто штук! Да и экспансивными эти пули в полном объёме не будут – материал однородный.

Про спортсменов он не просто так сказал. Такие пули для короткоствольного оружия запрещены к гражданскому обороту, их могут приобретать только спортсмены; по уверениям, они хорошо укладывают железные попперы (*). Дальше я ничего объяснять не стал, а оружейник, слава Богу, не начал расспрашивать, кто это из наших стрелков начинает с ума сходить. Чтобы я ему ответил? Мол, это лично для меня, для охоты на Нежить?

Почему заказал? Не от извечной для каждого стрелка привычки «шоб було». Утром я обнаружил нехорошее соседство, а точнее – банальную слежку. Чтобы окончательно поверить, что едет крыша, не хватает ещё злобного соседа, который облучает меня таинственными лучами, направляя эмалированный тазик на балконную дверь, чтобы мозги закипели. Тем более что они и так уже побулькивали от вороха информации, которую я поглотил за последнюю неделю. Да и про хвост мне сосед намекнул, сам бы точно не заметил. Оказывается, они со вчерашнего дня за мной катаются. Весело... В обеденный перерыв позвонили из библиотеки, сказали, что нашли заказанные мною книги. Вот туда я и поехал, едва дождавшись конца работы, наши парни аж рты разинули, когда ровно в восемнадцать ноль-ноль выключил компьютер. В библиотеке просидел около трёх-четырех часов; если бы не старое, ещё с университетских времён, знакомство с начальницей архива, фигушки бы я получил эти книги из хранилища. А документы были интересные, особенно тетрадь, оказавшаяся дневником одного ксендза, жившего в начале двадцатого века.

Этот святой отец в нескольких эпизодах описывал женщину из своего прихода – мол, жалобы на неё поступали от соседей. То в болезнях скота обвинят, то ещё в какой-нибудь чертовщине. Всё бы ничего, стучать у нас всегда любили, но дошло это дело до курии (видно, какой-то местный помещик подсуетился), и ксендз получил гневное письмо с требованием разобраться со своей паствой. Не знаю, как он эту проблему решал, наверное, женщину проведать всё же пришлось, но тон записей сильно изменился. Создавалось стойкое впечатление, что после визита к ней ксендз был здорово напуган. И не просто так, а смертельно. Всё чаще в его записях начали появляться размышления о неожиданной смерти, о грехах мира и собственных прегрешениях. Странно – особенно если учесть, что до этого святоша был не дурак выпить крупникаса (*), повеселиться и поиграть в карты (сохранился листок с записями его карточных долгов). Так вот, чем эта история меня зацепила – во-первых, было точно известно место, где он жил. Во-вторых, костёл числился действующим. А в-третьих, записи ксендза обрывались через неделю.

(*) Железные попперы – мишени в I.P.S.C.

(*) Крупникас – крепкий ликёр, приготовленный из мёда и лекарственных трав. Создан монахами-бенедиктинцами в 1593 году.

7.

Их было трое... Где-то за ними, в сумраке бетонной коробки, маячила еще одна. От первой отделяло метров семь. Узкий тёмный коридор, «кричи-не-кричи» – всё равно никто не прибежит. Город вовсю готовится к выходным, да и темно... Три и ещё одна – четверо. Жаль. Не рассчитал, могу и не успеть. Понизу живота раскатился холод, грязные облезлые стены словно сдвинулись, а мир потерял цвета. Осталось только неприятное чувство растянутого времени и эти...

Крик, шаг в сторону, рука метнулась к поясу, бл... рубашка, ещё шаг. Ближе к стене! Гос-с-споди! Ахнул выстрел, ударив по перепонкам, ещё выстрел – есть! На первой возникли две темные дырки. В короткой полусекундной паузе было слышно, как ещё катилась по бетону гильза, звеня латунным тельцем... Твою так! Р-р-раз – дабл-тап, дв-в-ва! Ещё четыре пули нашли свои цели. Тихо... Только в слегка оглушённых выстрелами ушах, стучали удары сердца... Под ботинком звякнула гильза, отлетая в стене. Всё. Успел.

– Считай, по времени почти уложился, – сзади из темноты выдвинулся силуэт инструктора. – Думаю, на сегодня хватит уже, поздно всё-таки...

Выщёлкнул магазин и разрядил пистолет. В тире стоял приятный запах оружейной смазки, тихо шумела вентиляция, вытягивая пороховой дым.

– Нервно ты стал двигаться, Сашка, – сказал Олег, снимая наушники. – Куда ты торопишься? От того, что будешь дергаться, стрелять быстрее не станешь, скорее наоборот. Стрельба любит пластику. Не рваные движения, когда ствол дёргается, словно в руках эпилептика, а быстро, с разной скоростью и плавно, будто танцуешь аргентинское танго. Съезди на стрельбище, поэкспериментируй. Можешь даже музыку включить, это тебе на пользу пойдёт.

– Хорошо, – я кивнул, – съезжу.

– Случилось что-нибудь?

– Нет, всё нормально, с чего ты взял?

– Да так, – посмотрев на меня, сказал Олег, – смотри сам.

Ещё один, блин, сострадалец нашёлся, на мою голову. Плохо, если люди начинают замечать, что я меняюсь. А что предпринять? Принять схиму и уйти в монастырь, чтобы попытаться понять происходящее? Не выход, господа, не выход...

Я вышел из университетского спорткомплекса, где в цокольном этаже был тир, принадлежащий ассоциации охранных агентств. Несмотря на его удобное местоположение, посетителей здесь было немного. Охранники стреляли редко (их начальство экономило патроны и деньги), а простые люди, купив оружие для самозащиты, захаживали нечасто; большинство полагало, что пистолет в кобуре – это вполне убедительный фактор, чтобы считать себя в полной безопасности, и тренировки считали лишней тратой времени и денег. Как правило, такие персонажи несколько раз вытаскивали пистолет из кобуры дома, перед зеркалом и, попозировав в красивых угрожающих позах, успокаивались. Ну-ну, не дай Бог им подвергнуться нападению – ведь мало того, что по лицу получат, так ещё и оружие отберут.

В костёл к ксендзу-охотнику я всё же сходил, но будто чувствовал, что не надо было этого делать. Долго сидел в машине, положив руки на руль и не решаясь сделать первый шаг, смотрел на строгую готическую красоту костёла. Острый шпиль, словно указывая путь, вонзался в серое хмурое небо. Как просто... Наугад включённая музыка ещё больше запутывала обрывки мыслей, но вместе с тем и выталкивала навстречу людям и событиям – Адажио Альбинони. Эх, Джадзотто, что же творилось у тебя в душе, когда ты создавал эту музыку? На какие вопросы искал ответы? Вместе с этими перехватывающими горло звуками приходило понимание, что я уже вступил на предназначенную мне дорогу, где каждый неправильный шаг может стать последним. Ну что же, мне тридцать три года, уже не мало, чтобы научиться не плакать по убежавшему молоку. Вместе с последними аккордами тушу сигарету и, на мгновение застыв, выхожу из машины. Словно в пропасть...

Вошёл – и чуть было не бросился вон из костёла, словно на меня накинулась вся нечисть преисподней! Может, и убежал бы, только ноги вдруг ослабели. Хотел бы увидеть вас на моём месте – как бы вы отреагировали на представшую передо мной картину. Шла обычная служба, точнее, проповедь. Ксендз читал наставление пастве, которая слушала его со всем прилежанием и усердием, которое отличает «ревностных» католиков. Нормально, буднично, с одним исключением – ксендз был Нежитью. Нет, я не сошёл с ума, как может показаться – просто остолбенел, внимательно рассматривая эту тварь. Да, всё тот же чёрный провал глазниц; кожа, похожая на полуистлевший пергамент. Нечисть...

А в зале сидели люди. Обычные, нормальные люди. Слушали, внимали его поучениям о справедливости, терпимости к ближним, доброте и милосердии. Что же это творится в этом мире, Господи! Кто теперь заботится о твоей пастве, вознося благословенные молитвы небесам?

– Впечатлились?

Я медленно, ещё находясь в шоке от увиденного, обернулся и увидел ксендза. Скорее всего, он вышел из крипты, поэтому я и не заметил, как он подошёл. Худощавый, лет сорока, но уже седой, как лунь, мужчина. Впалые щеки, тёмные грустные глаза, вокруг которых разбегаются лучики морщин...

– Вы отец Станисловас?

Он кивнул и показал мне на дверь.

– Пойдёмте, молодой человек, не будем мешать людям...

Мы вышли на улицу и, не сговариваясь, повернули на дорожку, которая опоясывала костёл. Между истёртыми за сотни лет каменными плитами пробивалась весенняя трава; несколько потемневших от времени замшелых скамеек виднелось в глубине небольшого сада. Даже деревья, которые росли вокруг храма, настраивали человека на мысли о смысле Бытия... Иных и возникнуть не могло – при взгляде на эти искривлённые обрубки ветвей в глубоких морщинах. Словно застывшие в немой мольбе руки, тянущиеся к небесам.

– Вы, полагаю, удивлены, – ксендз посмотрел на меня. – Извините, я не успел вас предупредить, что службу сегодня проводит мой коллега...

– Коллега?!

– Да, – грустно кивнул он, – именно коллега.

– Не понимаю, внутри костёла я видел Нежить, а вы, как мне сказал Пётр, один из нас...

– Да, – он опять кивнул, словно жалея о том, что не успел меня перехватить перед дверьми костёла. – Дело в том, что это мой родной брат. Старший брат. И вместе с тем он является той самой предназначенной мне нежитью, которую я должен уничтожить. Давайте присядем, – он кивнул на скамью.

– Вы знаете, Станисловас, о том, что я охотник, я узнал недавно. Не буду скрывать, в душе такое творится, что описать трудно. Даже вопросов у меня уже нет, одно смятение. Привычный мир превратился в непонятную игру по ещё не известным мне правилам. Но после того, что я увидел в храме, у меня последние мысли вышибло. Просто не понимаю, что происходит вокруг!

– Жизнь, Александр, вокруг обычная жизнь. Пусть и в Чистилище. Я бы мог многое вам рассказать, но думаю, сейчас в этом нет необходимости. Вы в смятении – вполне, надо заметить, понятном. Лучше не пытайтесь сейчас разобраться. Время – лучший учитель.

– После того, что увидел там, – кивнув на костёл, сказал я, – мне вообще будет трудно кому-то поверить.

– Не судите, да не судимы будете, – сказал ксендз, – не так всё просто в этом мире, как бы этого хотелось.

– И можно вот так жить рядом с жертвой, не пытаясь её уничтожить?

– Как видите, можно. Если...

– Если что?

– Если договориться, что придёт день, и вы убьёте её.

– Вы договорились с Нежитью? Договор с нечистой силой? Вы в своём уме, святой отец?

– Не хамите, молодой человек, – ксендз прищурился. – Со временем вы научитесь и не такому. Если совершать поступки, следуя только канонам нашей профессии, то можно не заметить, как переступите черту, отделяющую нас, Охотников, от Нежити.

– Простите, но я не понял...

– Со временем поймёте. Изредка приходится поступаться принципами и откладывать свершение правосудия на позднее время.

– Чтобы Нежить существовала?!

– Чтобы дать ей шанс придти к Богу, – Станисловас поднял на меня глаза. – Всегда должен быть шанс, пусть иллюзорный, но он обязан существовать.

– Вы играете в опасные игры, Отче.

– Я в них играю не первую жизнь, Александр, – согласился он, – но эта игра последняя. Убив своего брата, я получу прощение.

– Почему же не сделаете это сейчас?

– Хочу дать и ему пусть призрачный, но шанс. Но довольно про меня. Ваш Авгур должен был объяснить путь, которым вы отныне будете следовать?

– В общих чертах – да, но поверьте, яснее мне не стало.

– Вы уже убивали?

– Да, на меня напала, – я запнулся, – Нежить с тьмой вместо глаз.

– Выражение, что глаза – это зеркало души, появилось не просто так, – кивнул он, – но это не единственная примета.

– Что?!

– Неужели вы полагаете, что тёмный провал – это единственный примета ваших, – он немного замялся, – ваших подопечных?

– Разве это не так?

– Нет, Александр. Всё намного сложнее. У ведьм, например, есть глаза, потому что есть душа. Чёрная, проданная Дьяволу, но есть. Поэтому с ними бороться опаснее всего. Со временем научитесь распознавать, чувствовать их колдовские козни. В этом вам поможет перстень, правда, я не могу сказать, как – каждый действует по-разному. Например, мой – Станисловас поднял правую руку, показывая чёрный перстень на руке, – темнеет, когда ведьма или Нежить рядом. Как поведёт себя ваш, не знаю. Пока не научитесь, будьте осторожны, не рискуйте без необходимости, и, главное, никому в этой жизни не верьте.

– Даже Авгуру?

– Никому, – он немного помолчал. – А знание... Оно придёт само, со временем.

– У меня такое ощущение, что вы смирились, – сказал я. – Это так?

– Да! – Станисловас резко ответил мне, словно боясь ответить иначе, и посмотрел мне в глаза с такой злобой, что чуть не оскалился в ответ, отвечая на его ярость, – Да, смирился. Я нашёл свою Нежить и убью её, когда придёт нужное время. Получу прощение и упокоюсь навечно, оставив за плечами седьмую жизнь и этот проклятый небесами мир! И не тебе меня судить, Александр!

– Может, и так, – я пожал плечами и поднялся со скамьи. – Может, и так. Но знаете...

– Что ещё?

– Corruptio optimi pessima... (*)

Когда подходил в машине, неподалёку, метрах в тридцати, в тени придорожных деревьев заметил неприметный Гольф тёмно-серого цвета. Внутри, приоткрыв окна, сидели два парня, которые так откровенно меня разглядывали, что я даже усмехнулся. Экая наглость, право слово! Может, шугануть их, дилетантов частного сыска? С этими мыслями, уже приоткрыв дверь в свою машину, я вдруг резко повернулся и направился к ним. Как бы не так – не успел пройти и десяти шагов, как ребятки шустро завели свой пепелац и уехали, оставив меня в одиночестве. А из ворот храма, уже начинали выходить люди со строгими и задумчивыми лицами, будто, отсидев положенный срок на жёстких скамьях храма, они разом избавились от всех грехов, которые успели натворить за свою долгую жизнь…

(*) Corruptio optimi pessima (лат.) – Самое худшее падение – падение чистейшего.

8.

Серые ленты улиц, слепые зеркала витрин и тёплый свет окон, за которыми жили люди со своими грехами и надеждами, любовью и злобой. Каунас на редкость неоднороден – то привлечёт уютной, почти обволакивающей, тишиной скверов, то резко оттолкнёт безвкусицей новомодных зданий, построенных за последние десять лет. Хотя нет, их не строили, а будто разбросали по карте города, не особенно заботясь о том, куда упадут эти серые коробки из стекла и бетона. Наверное, таков удел всех городов, история которых насчитывает не одно столетие. Уже несколько часов, я бесцельно езжу по Каунасу, словно боюсь остановиться. Кажется, заглушу мотор – и всё, больше не найдётся сил, способных сдвинуть меня с места; так и буду стоять на обочине, обняв руками руль. Господи, за что? За что на меня свалилось это предназначение – словно клинок сверкнул над головой и замер, едва коснувшись шеи. Сердце билось, срываясь с ритма, будто пыталось вырваться из груди. «Всё, что меня не убивает, делает меня сильнее» – всплыла в памяти фраза, возвращая в этот шумный мир, до краёв наполненный вопросами, на которые у меня нет ответов. Значит... Значит, ещё поживём.

Мягким движением бросаю машину в крайний левый ряд и, пропустив несколько машин, разворачиваюсь, краем глаза отмечая знакомую серую машину, которая пыталась повторить мой маневр, но безнадёжно отстала, нарвавшись на чей-то злой гудок. Правильно, нечего по городу гонять – ездить надо легко и непринуждённо, словно вальсируя. Один мой знакомый, старый друг отца, в своё время трудившийся в ГОН’е(*), утверждал, причём не голословно, а подкрепляя фактами и примерами, что хороший водитель может проехать по городу, ни разу не прикоснувшись к педали тормоза. Конечно, таких высот мастерства я никогда не достигну, но правильно ездить он меня немного научил. Взглянул на часы – девять часов вечера, если немного поторопиться, то вполне успеваю в ветеринарную клинику за витаминами для Тишки. И ещё – откуда я вдруг вспомнил это латинское выражение, сказанное отцу Станислову на прощание? Ведь отродясь латынью не интересовался. Хм, интересно память работает – будто обрывки прошлых жизней всплывают в голове, такими темпами аккурат к пенсии и про ведьм что-нибудь полезное вспомню. Конечно, если они сами, раньше воспоминаний, до меня не доберутся. А к ксендзу придётся ещё раз наведаться; мелькнула у меня одна идейка касательно его коллег. И помочь он должен – я усмехнулся – да что там должен, просто обязан! Иначе есть у меня один способ, как взять его за жабры. Сильно так взять, чтобы даже трепыхаться не вздумал, святоша.

У небольшой ветеринарной клиники, которая устроилась неподалёку от района Амаляй, было многолюдно. Машины выстроились вдоль дороги, словно второе кольцо ограждения, вдобавок к кирпичному забору. Вроде цивильно; раньше мне здесь бывать не приходилось, повода не было. У входа очереди нет, но через стеклянные окна приёмной вижу несколько человек в обнимку с мохнатыми питомцами разных пород и размеров. На двери кабинета висела вполне понятная надпись, запрещающая входить к доктору без приглашения. Ну, раз так – подождём, вечер длинный. Рядом со мной несколько человек, с собаками, но все притихшие – ни тебе склок, ни тебе лая. Знает зверьё, куда их привезли, наверняка не в первый раз к «дохтору». Только один щенок немецкой овчарки никак не реагировал на окружающих его соседей, а просто завалился на спину, выставив пузатое брюхо, и пытался крохотными зубами уничтожить поводок, который держала его хозяйка, ярко накрашенная девица с какой-то собачьей «блохой» на руках.

– На прививки привезли? – поинтересовался я. – Красивый щенок.

– Да нет, усыпить.

– Простите? – мне показалось, ослышался.

– Усыпить, – она улыбнулась улыбкой, которую мне сразу захотелось смазать с её накрашенной морды. Даже не знаю, как – может быть, хорошей оплеухой? – Муж притащил с очередной гулянки щенка, подарил кто-то, а зачем нам ещё, и так две вот такие собачки дома, – она засюсюкала, складывая пухлые губы бантиком, и поднесла к своему лицу украшенного розовой лентой той-терьера, сидящего на руках. – А этот никому из знакомых не нужен. А выбросить, знаешь, немного жаль. Вот и решили усыпить или продать в лечебницу.

– А дать объявление не пробовали? Купил бы кто нибудь.

– Так мы и пришли в надежде продать. Вдруг купят на какие-нибудь опыты?

– На что?! – процедил я и почувствовал, как начинают болеть скулы – стиснул зубы так, что ножом не разжать.

– Тебе чего надо, парень? – сбоку на меня надвинулся какой-то мужик. По возрасту, похоже, муж этой фифочки.

Я медленно перевёл на него взгляд; ещё немного, и меня захлестнёт чёрная волна злобы на этих нелюдей, «познавших цену» жизни. Ну давай, рискни мне что-нибудь сказать хозяйским тоном человека, добившегося в жизни всего. И не таких самоуверенных качков приходилось усмирять. Рискнёшь взгляд выдержать или не сможешь?! Ну же, чего тушуешься, слабак? Нет, не выдержал, глаза забегали...

– Ты, это… – его голос сломался, теряясь на фоне огромного тела, – если купить хочешь, так бери, щенок хороший, из питомника. Хорошему человеку не жалко.

– Сколько?

– Так думаю, ща глянем прейскурант, скока там собаку усыпить стоит, а потом уже и поторгуемся, – он попытался сделать движение, чтобы хлопнуть по плечу, но словно натолкнулся на стену, и рука замерла, обвисла колодой. Я перевёл взгляд на стену, где в рамочке висел небольшой лист с перечнем услуг и цен и пробежал глазами по строчкам, – да, так и есть, усыпить – сто литов. А щенок уже уселся у ног этой куклы и смотрел на нас, словно понимая, что сейчас решается его жизнь. Не переживай, не останешься! Наклоняюсь и снимаю с него ошейник. Малой совсем, от него ещё мамкиным молоком пахнет, месяца два с половиной, не больше... Беру на руки и, вытянув из кармана небольшую пачку денег, отделяю две бумажки по пятьдесят литов.

– Ну вот, видишь, и договорились, – с облегчением подаёт голос мужик, протягивая руку.

– Конечно, – киваю я и, смяв банкноты в небольшой комок, бросаю деньги на пол...

В наступившей тишине смотрю ему в глаза и спокойно жду, что взорвётся. Матом, угрозами. Нет, не рискнул. Правильно, не стоит этого сейчас делать – тебе же дороже выйдет, на лекарствах разоришься. В наступившей тишине открываю дверь и выхожу на улицу, унося тёплый пушистый комок, уткнувшийся холодным носом в мою руку...

Щенок немного повозился, потом, наверное, решил помочь мне с вождением и попытался перебраться ко мне на колени. Нет, братец, сиди-ка ты здесь – беру его под грудь и перекладываю на заднее сиденье. Ещё мне не хватало, в аварию с тобой влипнуть. Что за времена пошли – за сорок баксов люди готовы продать душу. А тебя – я бросаю взгляд на щенка – пожалуй, наречём Баксом. Чтобы не забыть про этих Иуд, продавших друга за сорок современных сребреников.

Кстати, если забежать немного наперёд событий, то надо заметить, что, несмотря на классическую неприязнь котов и собак, Тишка с Баксом отлично поладили. По крайней мере, через несколько дней они спали вместе, честно поделив подстилку пополам. Глядя на этих мохнатых малышей, сыто сопящих во сне, и правда начинаю верить в то, что мир – это не что иное, как Чистилище, наполненное разномастной нечистью.

Через несколько дней я стоял во дворе костёла, который находился в полсотне вёрст от Каунаса, и мне навстречу, переваливаясь на коротких ножках, спешил пухленький служитель церкви.

– Добрый день, отче.

– День и правда добрый, слава Иисусу Христу – его глаза, укрытые за толстыми линзами очков, доброжелательно разглядывали «фотолюбителя, изучающего родной край». Да, именно так, меня охарактеризовал отец Станисловас в рекомендательном письме, которое было адресовано его коллеге, ксендзу Казимерасу. Этот святой отец в меру своих сил заботился о прихожанах в небольшом городке, уютно расположенном на берегу Немана. В письме также было написано, что ваш покорный слуга в свободное от работы время бродит с фотоаппаратом наперевес, фотографируя старинные усадьбы и хутора, и занимается вполне богоугодным делом – дабы сохранить в сердцах потомков памятники деревянного зодчества. За неимением оных в пределах видимости годятся и каменные, главное, «чтобы пыль веков успела осесть на стрехах этих зданий».

Не скажу, чтобы ксендз принял меня плохо. Нет, он был вполне приветлив, осведомился о здоровье отца Станислова, хотя бьюсь об заклад, говорил с ним по телефону не позднее часа назад, сразу после того, как я позвонил и попросил разрешения нанести визит. Да и «рекомендательное письмо», в наш информационный век, сами понимаете... Причину его легкого недоверия к моей персоне понять можно, в наше времена по всем этим заброшенным усадьбам и хуторам повадилось бродить такое количество народу, что скоро там будет теснее, чем на церковном дворе в пасхальное утро. И добро бы ещё бродили просто так! Нет же, вооружившись лопатами и металлоискателями, современные «кладоискатели» зачастую перекапывают такие места, что даже мне – человеку, далёкому от истории – понятно, что иначе, как осквернителями могил, их назвать трудно. Вот этого ксендз вполне резонно опасался – пришёл молодой мужчина, который на человека искусства никаким боком не похож, и усиленно косит под бескорыстного любителя древностей. Вы бы поверили? Вот именно, он тоже не особенно верил, поэтому общался со мной хоть и мило, но откровенничать не спешил. Пришлось «нечаянно» продемонстрировать пустой багажник своей машины, где, кроме штатива и открытого рюкзака с фототехникой ничего не было. То есть никаких лопат, щупов и электронных приборов. В довесок я изобразил почти искренний интерес к его городку, вываливая ворох информацию, которую успел собрать в интернете и библиотеке. Почему я приехал именно сюда? Потому. Именно в этом городишке изволил проживать тот самый, погибший при невыясненных обстоятельствах, ксендз, любитель крупникаса и карточных талий.

Понемногу Казимерас начал рассказывать. Вначале нехотя, но потом, видно, и сам увлёкся, вспоминая историю прихода, где жил и работал не один десяток лет. Даже принёс старую фотографию, чтобы показать, как выглядел городок больше ста лет назад. На мой непросвещённый взгляд, никаких особенных изменений видно не было. Такие же домишки, утопающие в зелени, тот же костёл неоготического стиля, построенный на горе. Разве что на старой фотографии на переднем плане колёсный пароход обосновался, вот и вся разница.

Разложив прямо на капоте моей машины старую, ещё советских времён военную карту (на любом книжном развале – пятерка), ксендз лёгкими штрихами карандаша обозначил несколько старых усадеб, которые могут быть мне интересны. Коротко рассказал про хутора, обозначив маленькими крестиками места, где живут люди, и те, которые были заброшены. А вот над одним значком он тормознул, словно не придумав, как его охарактеризовать.

– Здесь, – он запнулся, – хотя нет, здесь вы уже ничего не найдёте. Даже развалин не осталось. Когда-то это был очень отдалённый хутор нашего прихода; по рассказам старожилов, там жила одна... сумасшедшая. Но теперь там всё заросло, и даже дороги туда не найдёте, – он резким движением перечеркнул значок на карте.

– Сумасшедшая? Одна и на таком отдалении от людей? Как же она там выжила? – поинтересовался я.

– Пожалуй, что никак, – Казимерас поправил очки. – Видите ли, этот хутор находится на краю болота, которое, по неизвестной причине, не попало в планы мелиорации. Даже в советские времена там никто не жил, не нашлось для него применения. Да что там! – словно очнувшись, воскликнул он. – Вот эти хутора для вас будут гораздо интереснее! – он повернул карту почти на девяносто градусов, широкими жирными штрихами обозначая небольшую группу строений неподалёку от еврейского кладбища...

Что же ты так замялся, святой отец, над этой точкой на карте?

(*) ГОН – Кремлёвский гараж особого назначения.

9.

Небольшая, покосившаяся от времени изба почти сливалась с лесом, который укрывал хутор от непрошеных гостей, нависая над ним тяжёлой сенью вековых деревьев. Заросли почти подступали к хутору; даже во дворе заметил несколько небольших молоденьких сосен. Нашёл всё-таки... За день я вдоволь намотался по лесным дорогам, которые едва угадывались, по залитым чёрной водой остаткам колеи, пока наконец не выехал на небольшое поле. Когда-то эту землю любили, отвоёвывали у леса, вырубая звонкие корабельные сосны и корчуя пни. А сейчас оно дичало, зарастая высокими травами и колючими кустами малины.

Рядом с домом – бревенчатый сруб колодца, такой же замшелый, скособочившийся и почерневший от времени. А ксендз, зараза такая, говорил, что здесь даже развалин не осталось. И ни сарая рядом, ни коровника. Странно здесь жили... Даже если это был охотничий домик, то где, извините, баня? Где сарай для разделки трофеев? А вот кости – да, были. У самого конька крыши, был прибит череп с рогами. То ли корова, то ли бык, чёрт его знает. Весёлое местечко, ничего не скажешь…

До хутора оставалось метров сто, когда, остановив машину, я вылез наружу, прислушиваясь к звукам леса. Словно этого и ожидая, в тёмном окне избы засветился огонёк. Робко так, словно нехотя. Зовущий, манящий, но, чёрт побери, холодный! Делать нечего, сходить всё же придётся – даром, что ли, сюда машину гонял, солярку тратил? Едва успел сделать несколько шагов, как вдруг меня накрыло... Страх – именно то чувство, которое резким ударом пронизало всё моё тело; даже в глазах затуманилось. Неподалёку зашумело, будто сорвались разом с веток несколько ворон, хрипло каркая и ругая за потревоженный покой. Но звуки были короткими, как хлопки кнута – отразились от деревьев и затихли, оставив меня на узкой дороге, в тяжёлых сумерках вечернего леса. И ветер... Плотный, непонятно откуда взявшийся посередине этой чащобы. Чем ближе я подходил к дому, тем тяжелее мне приходилось. Каждый шаг давался с трудом, несмотря на то, что деревья вокруг меня стояли тихо, ни единая ветка не колыхнулась! Я даже несколько раз упал на колени, сбитый с ног напором мёртвого воздуха. Да, именно так – ветер был неживой. Сухой, жёсткий, бьющий наотмашь по лицу острыми песчинками, щепками и какими-то тягучими каплями, будто смолой брызнули. Ветер был реальным, но, хоть убейте – чужой для этого мира. Больно ударившись о какую-то корягу, некстати подвернувшуюся на дороге, я даже зашипел от боли, но моментально заткнулся, когда увидел, что этот твердый, как камень, корень блеснул змеиным блеском и ушёл под землю. Что за чертовщина здесь творится?!

Когда добрался до изгороди хутора, ветер стал таким сильным, для того, чтобы удержаться на ногах, пришлось уцепиться за колья. Сюрреалистичная картина, ничего не скажешь – лес вокруг хутора мерно шелестел ветками, а я цеплялся за брёвна, раздирал пальцы в кровь, пока не дошёл до края дома, где чуть не рухнул на колени – так неожиданно утих этот ураган. Мир стал прежним – устойчивым и логичным. Если бы не одно «но»...

У потемневшей от времени бревенчатой стены стояла старушка. Обычная, ничем не примечательная бабуля, небольшого роста, худенькая. На голове черный шерстяной платок. Обвисшая вязаная кофта бурого цвета и длинная, почти до земли, юбка с серым, домотканого полотна, передником. Ничего необычного, никаких потусторонних эффектов; только левую руку, на которой я носил перстень, вдруг обожгло, словно её в кипяток опустили. И камень на кольце опять ожил, сумасшедшей сарабандой замелькали непонятные узоры прожилок.

– Да ты, милок, вроде пьяный, – усмехнулась старуха, – на ногах не устоишь. И кровь вона на руке. Где так разбиться угораздило?

– Кровь?

Вдруг меня что-то сильно ударило, порвав рубашку на плече, и через несколько секунд я почувствовал, как заструилась теплая струйка, закапала большими, круглыми пятнами на землю. А женщина так и не двинулась с места, но я понял: если рванусь к ней, она просто окажется в другом месте, не сделав ни одного движения. Так и будет стоять, рассматривая меня тёмными бездонными глазами и сложив морщинистые тёмные руки на ветхом переднике. Стоять и спокойно наблюдать, как я буду постепенно слабеть, истекая кровью.

– Ведьма...

– Гляди ты, – прошипела она, – наш-ш-шёлся всё-таки.

– А кого ты здесь ожидала увидеть? Епископа? – тяжело дыша, спросил я.

– Умирать не страшно будет?

– Не страшнее, чем жить рядом с такими тварями.

– Экий ты горячий, – она покачала головой, – из молодых, видно. Поди, и месяца нет, как силу почувствовал?

– А твоя ли в этом печаль, бабушка, сколько?

– Это пра-а-авильно, – она тянула слова, звуки выходили сиплыми, тяжёлыми. Каждое слово давило, прижимая к земле. Каждой клеточкой своего тела я ощущал её волшбу.

– А как нашёл-то? – Ведьма смотрела на меня, пронизывая взглядом насквозь. И поверьте – это, как мне казалось, не красивое выражение, она и правда видела.

– Ксендз погибший весточку оставил. Помнишь 1930 год?

– Врёшь, не должен он был ничего оставить!

– Как видишь, успел. Молодая тогда была, видать, и ошиблась.

– Эх, видно, не усмотрела я в нём чего-то... А по виду хлипкий был, слабенький, – она усмехнулась и махнула в мою сторону рукой.

Чёрт! Ноги пронзила боль, и я упал на колени, успев заметить, как брюки на бедре окрасились красным. С-с-сука... Ну уж нет, Ведьма, хрен тебе, чтобы Сашка Айдаров на коленях перед нежитью стоял...

Ухватившись на колья ограды, я медленно поднялся на ноги. Тяжело, словно на плечах штанга за сотню килограмм, но не давит, а к земле притягивает. Каждую травинку перед собой вижу, которая сейчас милее самой мягкой подушки. Лечь бы, прижаться щекой к земле и заснуть. Медленно, словно выдираясь из вязкой трясины, встаю на ноги.

– Зря ты это удумал, – она покачала головой, – лежал бы. Оно покойнее...

– А вот это видала, – я поднимаю дрожащую левую руку, показывая ей перстень.

– Ох насмешил, милок, – она оскалила жёлтые зубы, – колечком против меня обороняться надумал? Не моя на нём смерть, попутал ты что-то...

– Это смотря как посмотреть!

Из последних сил к левой взлетает правая, сжимающая Кимбер, руки будто защелкиваются в глухой крепкий замок и, даже не успев прицелиться, я делаю первый выстрел. Ахнул сорок пятый калибр, отразился звонким эхом от леса и через мгновение расцвёл кровавым цветком на её животе. Какой же нечеловеческой силой обладала эта старуха, стоящая напротив меня, что даже после серебряной пули она ещё может удерживать меня на месте?! Но нет, всё же достал – дернулась. Мёртво, будто дерево подрубленное. Неужто серебряной пули не ожидала? Но сильна старуха, эка сильна – выпрямилась!

– Разве...

– А ты чего ожидала? – стреляю ещё раз.

Да, достал всё же Ведьму. Стоит ещё крепко, но безвольно, словно вышибло из неё силу, превратив в обычную старуху, забрав последнее желание, – жить. Вот, пошатнулась, привалилась к стене.

– Жаль, – протянула она, – жаль, не успела себе смену подготовить. Тяжко будет умирать, томко. Да, видно, время пришло. Не поможешь мне, Охотник?

– Пулю... в голову... всадить? – я словно отхаркиваюсь словами. Тяжесть из тела уходит медленно и тягуче, нехотя.

– Успеешь еще навоеваться, – старуха покачала головой, – лучше подай, напоследок, воды напиться...

– Воды?

– Невжель кружку не подымешь? Вона, в ведре вода, свежая. Зачем тебе старуху, перед смертью мучить? А доброе дело тебе на том свете зачтётся.

Тяжёлое тело, словно деревянное, двигаюсь как во сне. Не спуская со старухи глаз, подошёл к колодцу. Обычное ведро, до краёв наполненное прозрачной водой. Рядом, на деревянном колышке, вбитом в бревно, кружка с чёрным пятном отколовшейся эмали. Зачерпнул воды и на непослушных ногах делаю шаг к ведьме. Даже не заметил, просто почувствовал, что пройди я ещё немного, и всё – ходу назад не будет. Где-то в глубине её тёмных глаз мелькнула спешно погашенная искорка радости, словно переиграла она меня. Но как?!

– Ну что же ты, Охотник, столбом застыл? Старухи испугался? – она уже не просила, скорее торопила, не сводя глаз с моей руки.

Я, словно раздумывая, медленно перевернул кружку и вылил воду на землю. Но, чёрт меня возьми, как это было трудно сделать, словно за руку кто-то удерживал, выкручивая запястье!

– Нет, ведьма, придётся тебе без водички умирать.

– Ишь ты-ы, – протяжно выдохнула она, – понял всё-таки. Не хочешь, значит, силу принять. А может, зря? Подумай, мало мне осталось...

– Уволь, – покачал головой я. – Как понимаю, подай тебе напиться, принял бы знание, причём вместе с чёрной сущностью и проклятием, висящим над ним?

– Да, – она дёрнула губой, обнажая в усмешке редкие пожелтевшие зубы, – а может, передумаешь, примешь от меня уменье, а? Тебе один бес по этой земле ещё долго бродить, а сила, хоть и тёмная – вещь нужная, пригодится.

– Обойдусь, – сквозь зубы процедил я и, подняв пистолет, стреляю ей в голову.

И зашумело вокруг меня, завертелся кольцом ветер, скрывая окружающий мир за пыльным вихрем взбесившейся природы. Ещё не успела старуха опасть на землю, как её дом словно задышал в последней попытке выстоять. Что-то блеснуло в окнах, сверкнуло злыми глазами, и понеслись неясные тени по углам хутора, словно крысы, бегущие с тонущего корабля. Старый дом заскрипел, двинулся на меня стенами и рухнул, разваливаясь тёмными полусгнившими брёвнами, обдавая затхлым запахом давно заброшенного жилья...

Тишина... Знаете, такая непостижимая, томная и ленивая, какая бывает тёплыми весенними вечерами. Где-то пел жаворонок, дождавшийся прилёта своей самочки, и теперь сходит с ума от тепла, весны, жизни... Передо мной лежала груда брёвен, в которых уже смутно угадывались очертания избы. Почерневшее дерево, словно оно пролежало здесь не один год, понемногу врастая в землю, обвивалось дикими травами, зарастало диким кустарником. Только там, где упала Ведьма, виднелось какое-то движение. Даже, скорее, чувствовалось. На чёрной проплешине, где не росла трава, лежал, извиваясь упругими кольцами, плотный клубок змей. Они лениво ползали, переплетаясь в чудные узоры, среди которых изредка мелькали плоские треугольные головы с мелькающим раздвоенным языком.

Я сделал несколько шагов назад, осмотрелся. А ведь словно и не было ничего – обычный заброшенный много лет назад хутор. И чертовщины в округе никакой не наблюдается, только сердце стучит так, словно сейчас из груди выпрыгнет. И усталость, смертельная усталость, которая пригибает меня к земле, наливая всё тело свинцом. Хочется упасть на траву и заснуть. Ну уж нет! С трудом переставляя ноги, иду к машине – медленно, размеренно, словно несу на плечах неподъёмный груз. По руке и ногам стекает кровь, капая на землю. Сейчас... Сейчас дойду и перевяжусь. У ограды на миг останавливаюсь и, обернувшись, смотрю на развалины – в ближайшие несколько лет здесь ничего сверхъестественного не случится. Не гадаю – знаю. Потом, много позже, поселится какая нибудь нежить. Уж слишком место для них подходящее, заклятое. Может и нужно было хутор осмотреть – но нет, увольте от сомнительной радости, не советую соваться в места, с этим схожие. Такое можно найти, что потом не обрадуетесь – в тщетных попытках избавиться от неожиданного «подарка».

10.

– Йезус Мария!

– Во веки веков, отче – тихо ответил я и, привалившись к двери, медленно сполз на землю...

Очнулся только утром, когда сквозь чугунный переплёт и разноцветные стёкла оконного витража ярко светило солнце. Я лежал на кровати в маленькой комнате, где, кроме небольшого комода и распятия на стене, ничего не было. Ни дать, ни взять – монастырская келья. Хотя нет – неподалёку от окна стоял один деревянный стул, на спинке которого висела моя одежда – влажная, со следами крови. Кто-то, добрая душа, пытался застирать пятна. И пахнет здесь как-то странно, травами и воском. Ну да, конечно, ведь вчера, уже заполночь, я всё же сумел добраться до костёла...

Обратную дорогу помнил смутно, будто сквозь туман, даже звуки были глухими, словно через вату. Помню, что еле добрёл до машины и кое-как перевязал раны. А дальше – как отрезало. Но если я живой и лежу на чистой кровати, значит, каким-то образом доехал.

Через несколько минут в коридоре послышались шаги, и в комнату осторожно, видно, опасаясь потревожить мой покой, заглянул ксендз.

– Доброе утро, Александр!

– Доброе, святой отец, – я немного поморщился от боли и приподнялся на подушках.

– Лежите, лежите, – он махнул рукой и улыбнулся. – Вы сегодня гораздо лучше выглядите. А вчера, грешным делом, мы подумали, что нас посетила нечистая сила...

– Нечистая сила, говорите… – у меня перед глазами мелькнул старший брат Станислова, проповедующий в храме. – Бывает и такое...

Казимерас слегка нахмурился и покачал головой. Ладно, надеюсь, он не обиделся на мою реплику, если что, спишем на травму – мол, вчера изволил головой приложиться. Например, с разбегу об пень; чем не оправдание? Я пошевелил рукой, и левое плечо отозвалось резкой болью. Повязку мне наложили; бедро, судя по ощущениям, тоже перевязали. Интересно, он полицию поставил в известность? По идее, должен: если пистолет в руки брал, значит, почувствовал свежий запах пороха. Может, меня уже за дверями с наручниками ожидают? Не хотелось бы. Ничем особенным мне это не грозит, но ненужных вопросов возникло бы множество. К расспросам могут еще припаять стрельбу в неположенном месте, что расценивается как административное нарушение и карается штрафом в сто евро. Ну, это переживём, не обеднеем. Я попытался усмехнуться, но, скажу честно, получилось плохо, что-то муторно мне и зябко. Ксендз вошёл в комнату и остановился на середине комнаты, сняв очки. Долго протирал их кусочком фланели, словно готовился к неприятному разговору.

– Казимерас...

– Не надо ничего говорить, Александр, – ксендз покачал головой, – мы не на исповеди, да и вы, судя по крестику на шее, не католик. Не скрою, у меня есть к вам несколько вопросов. Мне почему-то кажется, что ваше вчерашнее посещение как-то связано с нашим храмом. Не спрашивайте, откуда такая уверенность, это трудно объяснить. Это так?

– Да, – я кивнул головой, – но...

– Погодите, – он поднял руку, словно благословляя меня, – я не прошу у вас объяснений. Если бы не православный крест, то я бы решил, что вы из тайного отдела Конгрегации Доктрины Веры, (*) но сейчас пребываю в некотором замешательстве, особенно если учитывать некоторые странности последних событий.

– Простите, не понял...

– Видите ли, в чём дело, Александр… Дело в том, что наш храм, как бы это объяснить, с тяжёлой судьбой. Первые упоминания о нашем приходе встречаются в летописях уже с 1525 года, – с грустной гордостью сказал он. – Почти пять веков истории – это немало. Только вот место, выбранное для храма, как бы поточнее выразиться, неудачное. Будто не своё место заняли... Да и с ксендзами костёлу, чего уж греха таить, не всегда везло. Один из них, живший здесь в 1573 году, не буду упоминать его имя, даже святых обрядов и латыни не знал. Вдобавок всему этому, храм несколько раз горел, один раз в 1721 году, второй в 1892 году. Последний раз пожар был в 1930 году, но про него мало кто знает, уж слишком он был необычным, и про него постарались побыстрее забыть. Это проишествие произошло за несколько дней до еще одного, таинственного события, – смерти одного из моих братьев. Я имею в виду братьев по вере, – уточнил он, заметив мой удивлённый взгляд. – Да и начало двадцатого столетия для нас не было лёгким. Несмотря на то, что было завершено строительство нового храма, в те времена приход был взбудоражен некоторыми событиями, происходившими у нас в округе. И мне показалось, что есть связь между вашим приездом сюда и историей вековой давности... Когда вы распрашивали меня про «деревянные памятники зодчества» – извините, но было ясно видно, что они вам совершенно неинтересны. А потом вы вдруг насторожились, когда я, по неосторожности, увлёкся рассказом и нечаянно обратил ваше внимание на одно из мест, которое меньше всего хотелось бы вспоминать, а уж тем более рекомендовать его к посещению.

Я вздохнул. А что мне оставалось? Взять и выложить Казимеру о дневнике погибшего ксендза? Кстати, интересно, как он погиб? Или рассказать про Ведьму? Он тогда не только полицию, он ещё и медиков сюда вызовет. Весёленькая ситуация. Но почему же он так мнётся, это святой отец?

– Скажите, отче, кто-нибудь знает о том, при каких обстоятельствах и в каком состоянии я сюда попал?

– Нет, кроме меня и моей экономки, никто. В полицию, если вы её опасаетесь, я не сообщал.

– Полиции мне бояться нечего, я не совершил ничего противозаконного. На оружие у меня есть разрешение. Но то, что вы не сообщили про меня – не скрою, радует. Это избавит меня от потерянного времени и ненужных вопросов.

– Я так и подумал, – согласился он.

– А почему вы так поступили, святой отец?

– Знаете, Александр, – сказал Казимерас, – я не стал этого делать по двум причинам. Да, при вас было найдено оружие. Уж простите, но, когда осматривали раны, кобуру я заметил. Я не очень разбираюсь в мирских делах, но, если вы говорите, что оно на законных основаниях, значит, будем надеяться что так оно и есть, у меня нет причин оскорблять вас недоверием. Это во-первых. Во-вторых, перстень...

– Перстень?

– Да. Я однажды видел такой, а точнее, очень на него похожий, – он провёл пальцами по лбу, будто пытаясь что-то вспомнить, или наоборот, пытаясь избавиться от тяжёлых воспоминаний. – Видел его на руке человека, которого очень уважал, несмотря на все его прегрешения. И есть ещё одна причина, которая... Которую, как мне кажется, вы назовёте сами.

– Серебряные пули...

Казимерас, соглашаясь со мной, качнул головой.

– Да...

Я молчал. Что мне ему было сказать? Чтобы не начал врать – почувствует. Эти святые отцы на лжи не одну лайку съели, так что он даже малейшую ложь распознает. Он ещё вчера меня, дилетанта, раскусил, а я-то, дурак, обрадовался, как лихо ксенженьку на информацию развёл...

– Я понимаю – вы, конечно, ничего мне не расскажете, но я и не настаиваю на этом. Qui nimium properat, serius ab solvit! (*) Думаю, придёт время, и нам будет о чём поговорить. Может, кому-нибудь позвонить, чтобы за вами приехали? Ранения у вас неопасные, но неудобства некоторое время причинять будут.

Ранения, говоришь... Обычный человек сказал бы «травмы». Кем же ты был до принятия сана, святой отец? И почему у тебя на правой руке шрамы, словно ты татуировку сводил? И место такое, у основания большого пальца... Нет, даже если и была там вышивка (*), то уж точно не блатная!

– Да нет, спасибо, отче. Сам доберусь, не маленький. Главное, чтобы соседка не забыла зверьё моё покормить.

Он улыбнулся.

– Забота о меньших братьях – это non multa, sed multum. (*)

– Скажите, а где вы видели похожий перстень?

– Думаю, сейчас это не так уж важно. Когда-нибудь позже обязательно вам расскажу. Мне почему-то кажется, что мы ещё встретимся, – он немного подумал. – А кольцо... Это было в моей прошлой жизни и очень далеко отсюда. На Востоке.

Я кивнул и, поморщившись от боли, начал одеваться. Слава Богу, что в багажнике всегда лежит небольшая сумка с запасной одеждой и обувью. Было несколько случаев, когда эта предусмотрительность сильно меня выручала. Как, например, сегодня. Иначе как бы я появился в городе в одежде, забрызганной кровью?! Представили себе? Да первый дорожный патруль, заметь он такое «украшение», пристал бы с расспросами. Ладно, хватит уже валяться, пора и честь знать. Мои вещи лежали на крышке комода, вместе с оружием. Кимбер, кстати, разряженный; магазин лежал отдельно и патрон из патронника был выбран. Вчера я этого не сделал, просто уже сил не было на эти мелочи нашего законодательства. Судя по всему, ксендз умеет с оружием обращаться. Мы тепло попрощались, я вышел во двор небольшого дома, находящегося по соседству с костёлом, и сел в машину. Сиденья в крови, руль липкий. Ну блин, теперь придётся не только одежду выбрасывать, но ещё и салон чистить. Да уж – боевое крещение, если так можно выразиться, прошло с небольшими потерями. Ладно, не будем распускать сопли, всё могло закончиться гораздо хуже. Когда я уже выехал из городка и прибавил скорость, за мной опять пристроился знакомый Гольф. Ну, мальчики, вы даёте, неужели сутки за мной ездили? Интересно девки пляшут! Хотя нет, какие сутки – когда я сюда ехал, то вас на хвосте не было, дорога прямая и прекрасно просматривается. И в лесу я их не видел, значит, приехали утром и где-то здесь обретались, холмсы ковянские. Чёрт, неужели на машину маячок подвесили? Придётся ехать проверяться, есть у меня один знакомый, который подобными вещами зарабатывает на кусок хлеба. Кстати, заодно надо будет и аппаратик у него одолжить, который жучки выявляет – квартиру проверить и контору. Чем чёрт не шутит, когда ему ихний Синод позволяет? А вы, мальчики, плетитесь в хвосте, лень мне с вами сегодня в пятнашки играть...

Дома была тишина. Соседка, добрая душа, не только за животными присмотрела, но (судя по одной игрушке, которая лежала на холодильнике), ещё и поиграла, чтобы не скучали. Помучил немного зверьё, послушал их довольное визжание и пошёл в душ. Заодно и перевязку сделать не помешает. Кстати, о ранах. Знаете, за свою жизнь мне доводилось видеть колотые, резаные и огнестрельные раны. Так вот, складывалось впечатление, что мои, полученные вчера вечером, были нанесены чем-то чертовски острым. Словно опасной бритвой махнули. И ещё – раны были неопасные. Да, кровушки вчера потерял – мама не горюй, но ни одной артерии задето не было. Неужели ведьма и правда надеялась, что я приму её проклятие?

(*) Конгрегация Доктрины Веры, – старейшая из девяти Конгрегаций Римской курии, в компетенции которой находится наблюдение за чистотой вероучения и морали.

(*) Вышивка (устар.) – татуировка

(*) Non multa, sed multum (лат) – не многое, но много.

(*) Qui nimium properat, serius ab solvit (лат.), – кто слишком спешит, тот позже справляется с делами.

11.

Спустя час после того, как я вернулся домой, ко мне заявились гости. Точнее, один гость, но тот, что хуже татарина, – незваный. В дверь позвонили и «Спешите видеть! Только у нас, проездом до городу Парижу!» – на пороге стоял Авгур, собственной персоной. Судя его по растрёпанному виду и злым глазам, сегодня мне дорогих подарков не видать. Значит, ругаться будет. К моим ногам подкатился пушистый комок и изобразил что-то, похожее на лай. Правильно, Бакс, ату его, заразу улыбчивую (*).

– В квартиру-то впустишь? Или будешь на пороге держать?

– Нет, приглашать не буду, – я усмехнулся, – проверка на нежить. Сами же говорили, что без моего разрешения нечисть в дом не войдёт. Вот и поглядим...

– Болван! – сказал Пётр, входя в переднюю. – Откуда у тебя пёс? У тебя же вроде кот был?

– А теперь ещё и собака есть, – уходя на кухню, сказал я. – Вам кофе с сахаром?

– Идиот!

– Хорошее начало, – сказал я, заваривая кофе. – Приходит незваным – это раз. Ругается – это два. Может, вас просто за дверь выставить, как пьяницу и дебошира, товарища Горбункова? Как считаете?

– Не прикидывайся идиотом, Александр, – Авгур осмотрел кухню, одобрительно буркнул и устроился на стуле. – За каким чёртом ты попёрся в этот костёл?

– Во-первых, не за чёртом. А во-вторых, дела были. Если уж вам на меня настучали, то должны были рассказать, что в моём лице вы видите фотолюбителя, радеющего за сохранение истории родного края.

– Ну-ну, радетель...

– Стасик стуканул? – лениво поинтересовался я, внимательно наблюдая за кофе. Ещё немного – и можно будет добавить перца. Чуть-чуть, на кончике ножа.

– Кстати, про Станислова, – он хлопнул по столу ладонью, – что это за шантаж? Сашка, ты что, с ума сошёл? Или с цепи сорвался?

– Подумаешь, шантаж, – лениво отозвался я, – делов-то. Просто объяснил товарищу, что будет, если он откажется написать рекомендательное письмо к отцу Казимеру. Ведь написал, не умер.

Кофе мы пили молча. Даже шебутной Бакс перестал доставать Тишку и молча улёгся на свою подстилку. Со стороны взглянуть – семейная идиллия.

– Пойми, Александр, – серьёзным голосом начал Пётр, – то, что вчера случилось – это тебе несказанно повезло. Неужели ты думаешь, что ты, Охотник-неофит, можешь победить Ведьму, которой больше ста лет? – он покачал головой. – И я хорош – расслабился, понадеявшись на этого придурка Станислова. Он тебе хоть что-нибудь полезное про вас рассказал?

– Конечно, – хмуро кивнул я, – и рассказал, и даже показал. А если быть предельно точным, я сам увидел. Зрелище, доложу я вам, не из приятных. Нежить в виде святого отца, читающая проповедь. Такое даже в страшном сне не приснится. Потом наш ксенженька устроил мне истерику в миниатюре – мол, свою нежить он уже в жизни нашёл и клал с пробором на всю эту охоту в частности и на всю нечисть в общем.

– Но ты сумел его этим прижать? Каким образом?

– Да, получилось напугать гадёныша. Сказал, что если он мне не поможет, то просто пристрелю его брата. Кстати, а что будет с Охотником, если предназначенная ему Нежить погибнет сама? – спросил я. – Ведь она тоже смертна. Пусть её и сложнее уничтожить, но дохнет ведь.

– Если твоя Нежить погибнет без твоего участия, то считай, тебе просто повезло. Это то же самое, что выиграть миллион в лотерею. Вас, охотников, очень немного, поэтому вероятность таких совпадений ничтожно мала. Если покопаться в истории, то таких счастливых случайностей было всего несколько.

– Тогда чего Стасик так струхнул? Испугался, что родной братец сдохнет?

– Да нет, у Станислова есть пунктик: он верит, что Нежить можно обратить к Богу. Он этим уже седьмую жизнь занимается...

– Занятное хобби.

– Куда уж занятнее. Но это лучше, чем потерять разум.

– А что, среди Охотников и такие встречаются? Охотники-отморозки?

– Конечно. Поверь, это страшно. Ты что-нибудь слышал о Хопкинсе и Стерне?

– Нет, а кто это?

– Были два таких выродка, в средние века. Понимаешь, как бы вы ни старались оградить свою деятельность от людей, всё равно случалась, как это теперь называется, утечка информации. Кто-то услышал, кто-то рассказал. Кстати, инквизиция начала зверствовать именно поэтому. Кому будет приятно узнать, что земля, созданная Богом, есть не что иное как Чистилище? Мир, созданный как свалка людских грехов и пороков. Эти разговоры сильно ослабляли католическую церковь. Вот для того, что укрепить своё влияние, они и устроили искусственный интерес простых людей к колдовству, а потом начали бороться с этим, обвиняя прихожан в ереси.

– Странно получается. Хотите сказать, что проболтавшийся, хоть бы и спьяну, Охотник виновен в злодеяниях инквизиции? Весело… Мало мне своих прегрешений, так ещё и грехи гильдии на себя повешу.

– Да нет, при чём здесь это! Во всём виноваты те самые сумасшедшие Охотники, которые не вынесли бремени Знания и тяжести Наказания. Ты за неделю чуть умишком не поехал, а люди этим занимались всю жизнь.

– Попросил бы... Умишком.

– Попроси. Так вот, именно они донесли до людей факты, доказывающие ваше существование. И каждое такое предательство влекло за собой очередной всплеск инквизиции.

– Ну да, – кивнул я, – до XII века, потом доминиканский период, со времён Тулузского собора, и испанская инквизиция...

– Именно, мой мальчик, именно. Успел уже просветиться в этой области?

– Пришлось. А кто такие эти Хопкинс и Стерн?

– Мразь. Один из них был Охотником, но сошёл с ума. Не выдержал войны с настоящей Нежитью и решил отыграться на простых людях. За один год, не помню точно, но, по-моему, с 1645 до 1646, он отправил на виселицу больше людей, чем все охотники за несколько веков. Надеялся количеством добрать недостаток качества. Мало того – он, кроме всего этого, ещё и инструкции писал для инквизиции, по выявлению ведьм, когда окончательно подвинулся рассудком. Знаешь, что Монтегю Саммерс написал про Мэтью Хопкинса? «Грязный собрат Иуды и Каина».

– А что, разве на одного Охотника нельзя натравить другого?

– Можно, – глухо сказал Пётр и, помолчав несколько минут, повторил, – можно.

– Чем это чревато для Охотника, получившего такую жертву?

– Ничем, он получает прощение, но...

– Что «но»? – спросил я.

– Боль, Саша, – Пётр поднял на меня глаза, – это огромная и страшная по своей силе боль – убить своего.

Если бы мне сейчас сказали, что Авгур сошёл с ума, я бы, ни секунды не сомневаясь, в это поверил. В его глазах было столько страдания, что я отвёл взгляд, не в силах видеть этот сгусток боли. Что же хранит в себе этот старик?

– Но Хопкинса, как я понял, всё же убили?

– Да. Он вышел в отставку летом 1646 года и поселился в Меннингтри. Небольшой такой городишко на западе Эссекского графства. Одни пишут, что Мэтью умер от туберкулёза, другие – что его отравили. Есть городская легенда, что Хопкинса обвинили в связях с нечистой силой. Но... Ладно, потом как-нибудь.

– А Монтегю Саммерс? Это кто?

– Это другая крайность... Когда человек начинает доказывать людям, что ведьмы – это не выдумка, а реальность. Можно сказать, он тоже не справился со своим предназначением, начав писать книги о вашей работе. Но этот хоть не вредил. Почитай его труд «История ведьмовства и демонологии», полезно...

– Да, эдак посмотреть – кругом одни Охотники. Откуда же столько Нежити вокруг?

– Не знаю, Саша, не знаю. Мне кажется, что это происходит потому, что вы слишком уж верите в добро. Даже убивая нечисть, вы будете ей вежливо улыбаться. Вы забываете, что это война, и слюнтяйство здесь не в почёте. Отсюда и потери, отсюда безумство, отсюда предательства.

– Как-то это всё сложно, Авгур.

– Да. Поэтому и пришёл тебя, дурака, притормозить. А то разгонишься, почувствовав радость побед, и погибнешь от какой-нибудь слабенькой Нежити.

– А почему у меня получилось с Ведьмой, если она была такая сильная?

– Ведьмы – существа сложные. Это ведь не простенький вурдалак. Знаешь, как в Литве называли ведьм?

– Нет.

– Чаровницами, волшебницами, знахарками. И не все из них были в договоре с дьяволом. Мне встречались ведьмы, которые совершали добрые дела, кстати, сильно при этом страдая. Если они лечили людей, то практически переносили на себя их боль. Плата за исцеление. Это очень сложно, Саша, понять истинную сущность Ведьм.

– Я что-то начинаю запутываться, Авгур...

– Это ты учишься, Александр, просто познаёшь этот мир. Мир Добра и Зла. Он – не однородная субстанция, которую можно красиво разделить на чёрное и белое. А Ведьму, несмотря на некоторые ошибки, ты красиво упокоил. Она ничего перед смертью не просила? – он осторожно посмотрел на меня.

– Просила, воды напиться.

– Надеялась, старая развалина, что примешь её дар, – усмехнулся Пётр. – Как же ты это сообразил?

– Не знаю, будто под руку толкнули.

– Да, умирают они страшно, мучительно. Нам этого не видно, но упаси Бог на том месте задержаться – может и тебя краем силы зацепить. Перед смертью им обязательно надо кому-то свои знания передать. Раньше в деревнях чего только не устраивали, чтобы от них побыстрее избавиться. И крышу над избами разбирали, и крестами весь дом изрисовывали, но внутрь к ним не заходили. Боялся народ... Но изредка и любил.

– Любил?!

– А ты как думал? Знаешь, что в русском церковном судебнике написано? «Ежели жена будет чародеица, наузница, или волхва и муж уличить в этом сумеет, то наказать может, но разводиться не должен сметь».

– Стоп! – я поднял ладони вверх. – Ещё несколько примеров из истории – и у меня дым из ушей пойдёт, там и так уже каша почти готова.

– Ладно, Александр, не буду я тебя больше мучить и ругать. Если разобраться, то и бранить тебя не за что, Ведьму ты всё же одолел. Только на будущее знай – на таких хуторах, ведьмовских, всегда захоронки бывают. Для простых людей они могут быть смертельно опасны, а тебе – ничего, перстень защитит. Так что, если будет у тебя денёк свободный, наведайся на тот хутор, глядишь, и найдёшь диковину какую-нибудь. Охотник...

(*) «Улыбка Авгура» означает, что человек заведомо обманывает.

12.

Неделя началась плохо, даже очень. Знаете, бывают такие дни, когда самое лучшее, что можно придумать – это уехать из города на несколько дней, помедитировать на природе. Иначе можно сорваться в глухую депрессию – в бессмысленной попытке найти ответы на возникающие вопросы. Только вот незадача какая – нет у меня такой возможности и, если подумать, необходимости тоже нет. То, что меня гложет, такими поездками не вылечить, поэтому оставался годами проверенный способ – уйти с головой в работу, отвлекаясь только на сон и заботу о зверье. Тишка оказался вполне самостоятельным парнем, чего не скажешь о Баксе. Его и кормить надо по графику, и воспитывать. Правильно говорят, что немецкая овчарка – не для новичков. Слава Богу, дела захлестнули меня, загрузив по горло, и в ближайшее время просветов не предвидится. Мелкие заботы мелкого оружейного бизнеса – о них можно написать книгу. Обо всех этих идиотских ситуациях и глупейших, на первый взгляд, проблемах… Не знаю, кто в этом виноват, скорее всего – «дальновидность» нашего законодательства, но некоторые образцы оружия нам приходилось заказывать не напрямую у производителей, а покупать через десятые руки, у торговцев из стран Евросоюза. Несмотря на плотный график, я всё же выкроил несколько минут и связался с одним из своих знакомых, который предоставлял услуги, попадающие под определение «обеспечение информационной безопасности».

Конечно, позвонил не со своего телефона – мало ли, вдруг и его уже на прослушку поставили, причём, хоть убейте, по неизвестной мне причине. Хотя чего там прослушивать? Даже новая «профессия» как оправдание повышенного интереса к моей, скромной персоне не подходит. Так что для таких целей есть специальный аппарат с одноразовой карточкой, причём и то, и другое регулярно менялось.

– Сигитас, привет!

– Привет, Сашка. Как дела у оружейного барона? Много сегодня ракетных установок продал или тебя международный терроризм как клиент не интересует?

– Вейз мир, если я имею несколько ложечек красной икры, исключительно на утренний бутерброд, то сразу оружейный барон? Опамятайтеся, пан! Терорист, шобы вы знали, в последнее время пошёл не тот; сейчас эти поцы наглы и ленивы, потеряли последнее уважение к частной собственности и, вдобавок ко всему, каждый раз норовят заплатить фальшивыми бумажками, которые даже каунасские дворники презрительно сметают в мусор. Оно мне надо, иметь такой геморрой на свою задницу? С эдаким гешефтом можно поиметь проблем с законом и в результате вылететь в трубу, даже не успев отложить на старость первый миллион. Тем более, что вы сами понимаете – эти шлемазлы безвозмездно получают оружие с тех же складов, где позднее вооружают военных для борьбы с этой угрозой мировой демократии.

– Саша, вы таки опять плачетесь за жизнь...

– А вы, опять давите на больной мозоль. Ладно, шутки в сторону; есть небольшое дело, и как раз по твоей части.

– Стационар? – он сразу посерьёзнел.

– Да нет, мобильное.

– Хорошо, что мобильное. Когда забрать «на профилактику»?

– А хоть и сейчас, – я усмехнулся, – мальчика пришлёшь?

– Нет, девочку, блин. Минут через тридцать.

– Понял. Проверь на всё, «что можно и не можно», хорошо?

– Не учите дедушку кашлять, – он, видимо, что-то сказал своему напарнику и потом опять мне: – Жди, уже выезжает.

– Ладно, в общем, ты покопайся, а я к вечеру подгребу, чтобы рассчитаться...

Хороший мужик этот Сигитас. В старые времена работал на заводе «Banga», который выпускал известные на весь Союз малогабаритные телевизоры Шилялис. По его рассказам, можно было выбить любые дефицитные детали и материалы, если преподнести в виде подарка маленький телевизор. Собственно снабженцы этим и занимались; рассекали по стране, нагруженные, как верблюды, скиландисами, бутылками Паланги и Шилялисами. Да, были времена... Потом, в девяносто третьем, завод обанкротился и был закрыт. Почему? Да потому, что был банально разворован правящей верхушкой объединения. И прекрасные инженеры в одночасье были выброшены на улицу, пополнив ряды безработных; они торговали на базарах, собирали цветной металл, в общем, выживали. Вот тогда и ушёл, на вольные хлеба, Сигитас. Занимался разной ерундой, вроде сборки популярных в те годы телефонов с АОН’ом, а потом нашёл новое прибыльное, дело. Конечно, если покопаться в его прошлом, наверняка найдётся несколько тёмных дел вроде незаконной прослушки в комплекте с «тайным проникновением по предварительному сговору». Но это уже в прошлом, в период первичного накопления капитала. У меня самого за душой, если вспомнить тот Маузер К-98, без документов... Хотя нет, зачем старое ворошить?

Через полчаса к нам приехал молодой парень в фирменной куртке с логотипом несуществующего автосервиса и я, попинав при нём колесо, передал ключи и документы. Как и следовало ожидать, ребятки, сидящие в машине, даже с места не тронулись. И правильно – чего им ехать, бензин впустую жечь, если я остаюсь на рабочем месте? Вечером, дождавшись звонка от Сигитаса, я благополучно смылся с работы через чёрный ход. Мастер в этот раз устроился в небольшом гаражном кооперативе. Это, наверное, особенности бизнеса такие – мастерские он менял, как перчатки. Через несколько минут он уже демонстрировал мне три «жучка», найденных в машине.

– Сашка, если мне память не изменяет, ты ничем противозаконным не занимаешься? – спросил он, держа в руках один из датчиков. – Откуда жемчуга?

– Уже начинаю сомневаться, – ответил я, закуривая вторую сигарету подряд.

– Знаешь, сколько такой аппаратик стоит? – Сигитас подкинул на руке небольшую коробочку, размером со спичечный коробок.

– Понятия не имею, но думаю, не двадцать евро.

– Двести пятьдесят, если быть предельно точным. Коммерческая версия, жучок и трекер в одном флаконе. Одно могу сказать с уверенностью, – он усмехнулся, – это не спецслужбы, что меня искренне радует.

– А меня – нет. Если бы это были спецслужбы, то всё понятно – им больше заняться нечем, вот и проверяют всех оружейников подряд. Вдруг выяснится, откуда на берегах Туманного Альбиона всплывают газовые стволы, переделанные под боевые (*). Сам знаешь, с иностранными разведчиками и шпионами у нас «голый вассер» (*). Так что, узнай ты их руку, я бы попросил поставить игрушки обратно, поигрались бы недельку и сняли.

– Разве что так, – он немного помолчал, подумал, – я могу у тебя их купить, вещь в моём хозяйстве нужная. По сто пятьдесят евро.

– Бери, нафиг они мне сдались? Хотя нет – один, пожалуй, верни, есть у меня идея, куда его можно пристроить.

Продав ему два жучка из трёх, я заработал, пусть и не совсем честным образом, триста евро. Третий, ничтоже сумняшеся, поздно вечером прилепил к тачке одной соседки, которая занималась, хм... элитными экскорт-услугами.

Ситуация с каждым днём запутывалась всё больше и больше. Сами посудите – если это Нежить на меня информацию собирает, то ещё понятно, но с другой стороны – у них что, больше дел нет, чтобы охотника-неофита пасти? Да и странно – вроде у них в ходу другие методы. Это же не фильмы из категории «Б», глупо как-то. Да и хвост, круглосуточно следящий за мной – удовольствие не из дешёвых. Ну я бы понял день-два. Но неделю? В любом бизнесе есть понятие «критической точки» – точка, где расходы начинают превышать вероятную прибыль. А где вы здесь видите прибыль, я вас внимательно спрашиваю?

Утром я вышел из дома, и тихо выругался, увидев, что у моей машины все колёса спущены. Сидящие неподалёку мальчики откровенно усмехались, видимо, ожидая моей реакции. Ну не драться же мне с ними? Причём и полицию не вызовешь; ничего противозаконного не совершают, сидят, зубы скалят. Ну да, колёса на ободах, но ведь не порезаны. Материального ущерба – ноль; так, мелкая пакость, не более. Кстати, даже если их и проверят, я уверен на сто процентов – у каждого найдётся лицензия на определённый вид деятельности. Это только в кино всё красиво и просто – несколько звонков бывшим сослуживцам, и вот у тебя во дворе уже высаживается с вертушки спецназ, а седой импозантный полковник, в зелёном или краповом берете (нужное подчеркнуть), идёт тебе навстречу, чтобы пожурить за некрасивую привычку класть трупы направо и налево. Представив эту картину, я улыбнулся и вызвал такси.

Второй неприятностью, а скорее даже бедой, был хмурый шеф. Шарунас – мужик по-прибалтийски сдержанный, но сегодня ни с того ни с сего вспылил, нагрубил Виктору, нашему оружейному мастеру, а потом, когда я попытался выяснить, в чём дело, ещё и мне досталось. Дождавшись вечера, когда коллектив разошёлся по домам, я пришёл к нему в кабинет и, незатейливо приперев его к стенке, начал вытягивать информацию. Оказалось, что всё гораздо хуже, чем я ожидал – младшая дочь Шарунаса, десятилетняя Оринта, заболела. Доктора, даже очень хорошие и, соответственно, дорогие, разводят руками, будучи не в состоянии поставить диагноз. Началось всё несколько дней назад. Девочка пришла с тренировки по теннису хмурая, через день её начало тошнить, потом высокая температура и прочие «радости»...

– А доктора что говорят? – спросил я, когда он немного отошёл и начал более-менее связно отвечать на вопросы.

– Да нихера они внятного не говорят, – вскинулся он и обмяк, – говорят, что надо ещё понаблюдать. Дурдом какой-то, медицина хвалёная... Вчера пробился к одному профессору из Клиники. Светило, мать его за ногу, глыба! Мастодонт литовской медицины, в молодости чуть не самому Пирогову за пивом бегал, а молчит, как деревенский фельдшер...

– Отравление и прочее, конечно, рассматривали, как версию?

Шарунас кивнул и потянулся за сигаретой.

– Да, конечно. Взяли анализы, говорят, всё в норме, никаких отклонений нет. Линка с ума сходит, ей скоро самой доктор будет нужен.

– А сколько времени у неё это? – поинтересовался я. Именно, что «поинтересовался»; сами понимаете, помочь я ничем не могу, не доктор.

– Третий день уже. И старая тренер сегодня звонила, переживает, – Шарунас закурил и полез в сейф. Достал бутылку коньяку, поставил на стол. – Будешь?

Судя по его виду, он уже в течение дня к этой бутылке прикладывался не раз. Не дело это – решение проблем в бутылке искать.

– Хера ты раньше молчал?

– А ты что, доктор, мать твою?!

– Ладно, не горячись. Налей и мне пятьдесят капель, не больше, – ответил я. – Кстати, а что за старая тренер? У Оринты что, тренерша поменялась?

– Да, около недели назад. Новенькая какая-то. Ничего баба, с умом и образованием, – Шарунас руками показал какого размера «ум» и какие формы у «образования».

– Они там же тренируются?

– Да, а что?

– Ничего, – сказал я, отставив нетронутой рюмку, – слушай, дай ключи от своей машины, свою дома оставил. Кстати, а как фамилия этой новенькой?

– Микутайте. А ты куда собрался? – вытаращился он.

– Ну не доктора же искать, – отрезал я. – Ключи, говорю, дай, вернусь через час.

– А при чём здесь тренер?

– Она здесь не при чём, просто так спросил...

На улице полюбовался на знакомые морды соглядатаев, сел в машину и уехал. Куда? Да всё туда же. Появилась у меня одна идея, нехорошая. Если это так, то извините, это уже слишком, даже для Нежити. Добраться до меня, это ещё куда ни шло, им это по рангу положено, но Оринта... Нет, дяди, и, судя по всему, тёти, этой радости вам не видать, как ucho od śledzia (ухо от селёдки, польск.), Оринта – моя крестница, и любой падле, которая попытается ей навредить, я просто перегрызу глотку, невзирая на закон и порядок.

(*) Реальный случай. В своё время в Литве была обнаружена целая фабрика по переделке газового оружия в боевое для последующей продажи в Англию.

(*) Голый вассер, – бессмысленное, пустое дело (жарг.)

13

Машин на стоянке перед теннисным центром было много, причём далеко не самых дешёвых. Даже несколько личных водителей топталось неподалёку, привычно скучая в ожидании своих хозяев. Никогда не понимал прелести большого тенниса, этого спорта «президентов и политиков». Что? Нет, спортом Королев называется стипльчез и поло, если вы не в курсе. Ну да, в «политический» список можно и гольф добавить, для комплекта. Ладно – мы, чай, не президенты, нам такие вещи по статусу понимать не положено. Толстые дядьки, обливаясь потом, бегали по открытым кортам, отрабатывая все эти форхенды, бэкхэнды и свечки. На мой взгляд, мужикам лучше бы штангу потаскать, чтобы жирок убрать, а не мячики гонять, но это их личное дело. Мода – вещь изменчивая, а на спорт – тем более, так что может ещё и увижу, как этот народ железо тягает. Разница будет лишь в сопутствующих этому спорту брэндах, которыми они будут щеголять друг перед другом. Представил что-то вроде штанги от Тиффани и кожаных поясов для штангистов от Черутти и чуть не засмеялся в голос. Как я и предполагал, нужной мне тренерши на месте не оказалось; по словам администратора, она занимается по утрам, исключительно с детскими группами. Странные дела творятся в этом подлунном мире – я представился как возможный клиент, аргументируя, что именно этого тренера мне порекомендовали знакомые. Мол, всеми фибрами души-с желаю приобщиться к прекрасному и элегантному виду спорта, и на тебе – оне-с, видите ли, с частными клиентами не работают. Телефон узнать тоже не удалось. Ладно, я не гордый, зайду завтра утром.

Пока ездил в теннисный центр, Шарунас изволил в одиночку выкушать литровую бутылку коньяку, и к моему возвращению, пребывал в состоянии, близком к нирване. Никогда не понимал и, надеюсь, что не пойму людей, которые ищут решения проблем в бутылке. Тем более – сидя в оружейном магазине, когда твоя дочь болеет. Шеф был в хлам пьян, как матрос торгового флота в первый день после возвращения в родной порт. Матюкнув его несколько раз и пригрозив добавить два раза по почкам, если будет бухтеть и бузить, загрузил в машину. Пока ехали, позвонил его жене, Лине, предупредил, что глава семьи приедет домой в бессознательном состоянии. Голос у неё был тихий и на удивление спокойный. Даже безразличный. Безразличный и ровный. В прежние времена она бы выругалась, спросив, с какой-такой радости её ненаглядный ползёт домой по счислению, а тут... Наверное, на успокоительных сидит. Хотя погодите, какие нафиг успокоительные?! Голос не безразличный, а сонный, словно я её разбудил. В восемь часов вечера? Мать твою так! Нехорошее предчувствие царапнуло по сердцу, и машина рванула вперёд, когда я, плюнув на ограничение скорости, сорвался на очередном пешеходном переходе, распугивая припозднившихся пешеходов. Вон с дороги, кегли – время ждать кончилось! Мир, это маленький шарик, затерянный в бесконечной череде других, может быть, более прекрасных и счастливых миров, если верить Авгуру, но сейчас нет времени на другие миры – люди умирают здесь. И чёрт с ним, что это просто Чистилище...

Я успел вовремя; ещё бы немного, и было бы поздно. Лина, неизвестно по какой причине, приняла чуть ли не всю упаковку снотворного, и на стук в двери никак не реагировала, хотя я видел её через витринное окно веранды – она лежала в холле, на небольшой кушетке. Я даже дверь не открыл, не было времени искать по карманам шефа ключи от дома – просто разнес большое стекло, отправив в полёт тяжёлый кованый стул. Женщина крепко спала и, как я ни старался, попытки её разбудить ни к чему не привели, даже несколько пощёчин, данных сгоряча, не помогли. Её губы немного посинели, и всё оставшееся время, до приезда скорой помощи, я делал искусственное дыхание. Перестал лишь тогда, когда сначала услышал сирену, а потом увидел перед домом синие проблесковые маячки неотложки.

Где-то через час я сидел на крыльце и молча курил. Пахло свежескошенной травой и чем-то летним, еще неуловимым для понимания. Из дома, хрустнув осколками разбитого окна, вышел один из врачей и присел напротив меня.

– Сильное отравление, но мы вовремя приехали, – у него был усталый вид. – Желудок ей промыли, сейчас спит. Пойдём, подпишетесь на бланке. Вы родственник?

– Нет, друг семьи.

– А где муж?

– Спит.

– Простите? – не понял врач.

– Её муж спит, – повторил я, – пьяный. В машине.

Доктор, молодой мужчина лет тридцати, покачал головой и открыв свою сумку, достал какой-то журнал и начал заполнять бланк. Правильно, чему тут удивляться – думаю, он таких картин насмотрелся не один десяток. Шарунас, забытый в машине, спал; Лина, замученная докторами, тоже. В детской забылась беспокойным сном Оринта. Не дом, а сонное царство. Через полчаса приехали встревоженные родственники, которым мне удалось дозвониться и я отправился домой. Определённо сегодня не мой день...

Телефонный звонок продирался сквозь пелену сна, навязчиво врываясь в предрассветную серость. Чёрт, какого хрена надо звонить ни свет, ни заря? Даже для меня, привыкшего к ранним подъёмам, это было слишком. Глянул на часы, висевшие на стене – ну совсем с ума сошли, четыре часа утра. Вдруг меня обожгло, даже ладоням стало жарко – неужели что-нибудь случилось?! Мобильный не переставал звонить и я, уже окончательно проснувшись, схватил, маленький аппарат. На экране высвечивалась надпись, «Абонент неизвестен». Хоть это хорошо, значит не Шарунас.

– Слушаю!

– Тебе ещё не надоело жить, Александр? Признайся, ведь тебе хочется умереть? – голос был мужской. Обычный, ничем не примечательный голос, таких тысячи. Таким можно заказывать пиццу, интересоваться о погоде и новостями политики. Мерный, спокойный. Бесцветный.

– Алло, кто это?

– Я задал вопрос, – повторил неизвестный собеседник, – ты хочешь сдохнуть?

– Иди ты на хер, дядя, – я отключил телефон и уставился на погасший экран. Что за глупые шутки в четыре часа утра?

Шарунас приехал на работу только к обеду. С воспалёнными глазами, помятый. Интересно, он так и спал в машине или тесть его домой перетащил? Я был занят по уши, поэтому поговорить не вышло – клиентов сегодня как прорвало. Для бизнеса это хорошо, для собственных дел – плохо. Через некоторое время самым бесцеремонным образом сбросил очередную клиентку на руки Виктора и прошёл в кабинет шефа. Он стоял у окна и, услышав мои шаги, повернулся навстречу. Сказать, наверное, что-то хотел. Или, может, объяснить. А может, поздороваться. Жаль, но не успел. Потому что через секунду беззвучно сломался пополам, получив хорошо поставленный удар в диафрагму. Подождав несколько секунд, я рывком поднял его на ноги, взял за галстук и, намотав для верности его на руку, прижал шефа к стене.

– Значит так, Шарунас, слушай сюда. Пока ты, старый придурок, здесь пил коньяк в одну харю, твоя жена чуть не отдала концы, наглотавшись снотворного. Мне похрен, почему она это сделала и зачем, но если бы ты не нажрался, смог бы разобраться в этом сам. По счастливой случайности, Лина осталась жива. Теперь слушай сюда, урод – если ты будешь пускать слюни вместо того, чтобы работать, то я тебя просто убью, понял? Повторяю для идиотов и скорбных умишком мужиков, которые таковыми не являются, потому что они тряпки – у меня и так в жизни дел по гланды, чтобы ещё и твоей семьёй заниматься. Понял?! Или ещё добавить?!

Швырнув его в кресло, я ушёл обратно в торговый зал. На весь разговор потребовалась минута, не больше. Краткость, как известно – сестра таланта. Виктор даже вспотеть не успел, выслушивая очередной бред от импозантной дамочки лет сорока. Ну да, конечно. Знакомая, как мир, ситуация. Фитнес по вечерам, а потом дорога домой, и до машины надо пройти целых три метра, а мир полон сексуальных маньяков! Да, именно поэтому женщине нужен электрошокер и желательно, способный уложить быка. Показывая габариты предполагаемого насильника, дамочка даже мечтательно зажмурилась, словно мы ей не шокер, а мужика подбирали. Дурдом...

А потом были ещё два звонка с недвусмысленным предложением подумать о смерти. После первого, полученного утром, я немного разозлился, но решив, что это чья-то глупая шутка, забыл про него через несколько часов. После второго задумался. Когда получил третий, съездил в салон сотовой связи, который находился неподалёку, чтобы выяснить, что это за телефонный хулиган объявился на мою голову.

– Добрый день, чем могу вам помочь? – навстречу мне вышла симпатичная брюнетка лет двадцати трех, с намертво приклеенной улыбкой.

– Здравствуйте, – кивнул я, – хотел бы получить распечатку телефонных разговоров и кое-что выяснить о телефонных хулиганах.

– Да, конечно, – она улыбнулась ещё шире и прошла к компьютеру, – к сожалению, телефонные хулиганы и мошенники – это бич нашего времени. Мы пытаемся с ними бороться, но вы же понимаете, насколько это сложно. Телефон звонившего у вас сохранился?

– Нет, на экране была надпись «абонент не определён».

– Если абонент заказал эту услугу, то, конечно, номер может и не показывать, – кивнула она, – но у нас он всё равно фиксируется. Сейчас посмотрим. В какое время были звонки?

– Первый – в четыре часа утра, второй и третий, соответственно, в девять и одиннадцать.

– Минутку, – она застучала по клавишам.

Быстро работает, заметил я, глядя, как мелькают её руки по кнопкам клавиатуры. И ногти (кстати, довольно длинные) ей не мешает. Воистину – чего женщина не сделает ради красоты… А высокие каблуки? Убиться же можно, как они на них ходят?

– Простите, когда, вы говорили, были сделаны эти звонки? – её голос вернул меня в действительность.

– Четыре, девять и одиннадцать часов, – повторил я.

Она ещё некоторое время изучала невидимый для меня список, а потом, со смущённым видом повернулась ко мне.

– Извините, а вы не могли ошибиться?

– Да нет, – я просмотрел список полученных сегодня звонков, – именно в это время.

Она слегка недоверчиво посмотрела в мою сторону.

– Вы позволите ваш телефонный аппарат, на минутку?

– Ради Бога, – я пожал плечами.

Девушка взяла телефон и начала сверять мой список со списком на экране. Через минуту улыбка с её лица пропала. Не совсем исчезла, но немного приугасла – это будет точнее.

– Извините... Но в это время у нас не зафиксировано получение входящих вызовов на ваш абонентский номер...

– Как так не зафиксировано? – не понял я.

– Так... Минутку, – ещё пытаясь спасти положение, сказала она и связалась с кем-то по телефону.

Ну да, если ребята из технической поддержки не подняли её на смех, то уж на абсурдность ситуации точно указали. «Так не бывает, потому что так не может быть». Банально, но точно; ни прибавить, ни убавить, хоть умри, что мне настойчиво и предлагали. А девушку жалко, она даже красными пятнами пошла...

Через полчаса я покинул этот салон с распечаткой телефонных разговоров, где нет ни одного упоминания, что в это время я получал звонки. И чем дальше я отходил от салона, тем яснее представала передо мной картина происходящего. А ещё я начинал осознавать, что даже будь у меня возможность проверить все звонки, совершённые сегодня в Каунасе, всё равно позвонившего мне абонента я так бы и не обнаружил...

14.

Как и планировал, утром я всё же наведался к теннисному центру. Нет, что вы, никаких противоправных действий! Боже меня упаси, как у вас такие мысли могли возникнуть? Весь такой из себя положительный Охотник и банальное смертоубийство?! Нет, «панове, то никак, никак не можно», как приговаривал один поляк, которого тащили на костёр. Поэтому я устроился неподалёку, вооружившись терпением и биноклем, и спокойно наблюдал. Не один обосновался – метрах в двадцати от меня, в тени кустов сирени, замер «засадный полк», добры молодцы, будь они неладны. Ну сидите, сидите, наживайте геморрой на пятую точку...

Чувствует! Даже нет, она знает, что я где-то здесь, рядом. Знает, но не видит; прямо извертелась вся в бессильной попытке опознать. А вот фигушки, наша ненаглядная тренер с роскошными формами (они и правда аппетитные), этой радости я тебе не доставлю. Ты меня, конечно, увидишь, обещаю; только боюсь, что эта встреча тебя не обрадует. Как я и предполагал, новая тренер Оринты оказалась обычной Нежитью. Причём сильной – тёмный туман покрывал не только её силуэт, но и почти всю группу, с которой она работала. Мало того – посередине этого тёмного, с чёрными прожилками облака то и дело мелькали молнии, касаясь детей. Будто щупальца, которые зависали на ними, а потом вязко, сыто втягивались обратно. Тянет энергию, ох, тянет, словно вампир. А позже эта малышня начнёт болеть, жаловаться своим родителям на усталость, а те, в свою очередь, спишут недомогание на переутомление и слишком большую нагрузку. Ладно – всё, что хотел узнать, я уже выяснил. А Нежить... Ну не устраивать же сейчас охоту, посреди бела дня, особенно когда на хвосте висят два гоблина с лицами, не изуродованными «интилехтом», но вооруженные разными техническими излишествами. Интересно, а что зафиксирует видеосъёмка, если убить нечисть в «прямом эфире»?

Отъехав от спорткомплекса, я проскочил мимо Каунасского зоопарка и спустился по узкой дороге через долину Мицкевича (где, по одной легенде, поэт любил отдыхать, а по другой информации – ни разу там не был) и выехал на улицу Баршауско, ведущую к вокзалу. Ехал не просто так, прогуляться по городу, а собирался оторвать от субботнего отдыха своего Авгура. У меня к нему накопились вопросы; за одну беседу, пожалуй, всё и не выясню. Промелькнул стоящий на постаменте древний паровоз; не доезжая вокзала, я повернул направо, к заводу Стумбрас. Улица Бажничёс, ещё раз поворачиваем направо, и мимо парка, который возник на месте старого Кармелитского кладбища, подъезжаем к мечети (кстати, единственной в Литве). Мечеть небольшая, но красивая. На одной из её стен есть надпись – «от благодарного литовского народа». Ну, это дело старины глубокой – надо полагать, вспомнили татар, которые верой и правдой служили телохранителями князя Витаутаса. Неподалёку от дома Авгура надо поставить машину и... чёрт, что здесь делает наш святоша? На противоположной стороне сквера замечаю отца Станислова, который стоит столбом, сложив руки на животе, словно меня дожидается. Точно, меня – даже руку приподнял, словно приветствуя или привлекая внимание. Побеседуем, раз на глаза попался. Я немного отвлекся, паркуясь на узкой улочке, но, когда вылез из машины, ксендза уже не было... Это что ещё за новости, куда он мог подеваться? Вокруг парк, местность довольно открытая, не сквозь землю же он провалился – вроде по рангу туда попасть ему не положено.

Чертовщина какая-то! Я подошёл к тому месту, где несколько мгновений назад стоял святой отец. Станисловас исчез. Убежать он не мог, ведь я ясно видел, что он меня заметил и ждёт. Да и смешно это бы выглядело – бегущий ксендз. Как генерал на стометровке, не меньше. Я даже руками развёл от удивления... Подождал несколько минут – вдруг объявится? Нет, ничего подобного, только какая-то старушка, нагруженная продуктовыми пакетами медленно ковыляет по аллее парка. Мистика, да и только...

– У нас чудеса за чудесами, Авгур, – начал рассказывать я, когда мы уселись в небольшом баре, аккурат напротив дома, где он жил, – только что у мечети встретил нашего святошу, но пока машину парковал, тот взял и исчез.

– Что? – он уставился на меня, будто я предложил продать родину. – Кого ты видел?

– Святошу нашего, отца Станислова.

– Где? – тупо уставился на меня Авгур.

– Здесь, рядом, – непонимающе смотря на него, ответил я, – у мечети. А что?

– Сегодня?

– Нет, блин, вчера вечером. Ясно же говорю, десять минут назад, у здания мечети.

– А ошибиться ты не мог?

– С какой такой стати мне ошибаться, вроде до старческого маразма ещё дело не дошло. Нет, исключено. Видел метров с десяти, да и он меня узнал, даже рукой махнул.

Авгур молча поставил чашку кофе на стол и задумался. Несколько секунд он молчал, словно раздумывая, сказать мне или нет.

– Видишь ли, Александр, – медленно начал он, – Станисловас убит. Исчез несколько дней назад, а вчера вечером рядом с костёлом нашли его голову. Тело ещё ищут.

Я посмотрел на него, глупо хлопая глазами, словно блондинка из анекдотов.

– Как так убит?

– Ты что, газет не читаешь?

– Да какие газеты, последнее время я в делах увяз по уши, даже телевизор не смотрю, некогда. Ошибки быть не может? Ведь ясно его видел.

Авгур покачал головой.

– Нет, не может. Его голову опознали.

– Уж не родной ли брат? Тот кого хотите опознает...

– Нет. Станисловас всё же личность у нас известная, так что с опознанием проблем не возникло. А то, что ты видел... Это, скорее всего, «вардегер».

– Что?

– Вардегер, или «ложное возвращение». Такое уже бывало в истории, например в Садбери. Небольшой такой городишко в Канаде. Если память не подводит, в 1910 году одна дамочка, Мэри Трэверс, ожидала своего мужа, который должен был вернуться из деловой поездки. И вот вечером, она услышала, как рядом с домом остановилось такси и шофёр произнес: «Спокойной ночи». Через несколько минут она услышала шаги мужа и увидела, как он вошёл в комнату, но почему-то повернулся к ней спиной. Естественно, удивленная Мэри спросила, как он себя чувствует. Когда мужчина повернулся к ней, то его лицо было белым, словно посмертная маска. В общем, женщина так испугалась, что закричала, даже соседи сбежались.

– У меня сосед каждый месяц с похожим лицом домой ползёт. Зарплату получит – и морда именно такая, восковая. Пардон, что перебил, так что там было с канадским мужем?

– Он исчез. Дамочку привели в чувство, а через несколько минут раздался телефонный звонок и ей сообщили, что мистер Трэверс погиб в железнодорожной катастрофе.

– Ничего себе версия, – хмуро сказал я, – но ксендз на моего родственника никак не тянет.

– Мне кажется, у него была какая-то информация для тебя, – задумчиво потерев щеку, сказал Авгур, – вот он и стремился во чтобы то ни стало донести её до тебя. Причём желал этого так сильно, что даже смерть не остановила. Так и возник этот призрак.

– Но что именно?! И почему именно мне? Я его видел всего два раза!

– Не знаю, Александр, не знаю. Боюсь, мы этого никогда не узнаем. Кстати, ты всегда при оружии?

– Конечно, как же иначе.

– Хорошо. И ещё, Саша, закажи себе нож.

– Зачем заказывать? У нас, в магазине этих железок полные прилавки, бери – не хочу. Если покопаться, даже настоящие булатные клинки есть. Привозит один местный умелец.

– Да, видел, – Авгур кивнул, – только это не совсем то, что тебе может пригодиться. Пистолет – вещь, конечно, хорошая, но нож, особенно в умелых руках – это не менее полезная штука. Есть некоторые ситуации. Ты меня понимаешь?

– Если честно, то не совсем. Вы можете просто на пальцах объяснить, какой клинок нужен и зачем? Да и про умелые руки – это вы, батенька, загнули, я сроду ножом не работал.

– Откуда же вы берётесь на мою голову, – Пётр покачал головой, – вас что, по объявлению набирают? Тебе нужен клинок хотя бы частично из серебра.

– А картечи серебряной не надо? – его снисходительный тон начинал бесить. – У меня, знаете, и так денег не очень много. Нет, вы говорите, не стесняйтесь! Что ещё надо для полного охотничьего комплекта? Водомёт с освященной водой или огнемёт с керосином из Ватикана?

Авгур немного помолчал, потом наклонился ко мне и посмотрел в глаза.

– Знаешь что, пойдём, прогуляемся немного, – он встал и направился к выходу из бара.

Мы вышли и молча, не торопясь, пошли в сторону Собора. Рядом с больничным зданием Красного креста, на лавочках сидели молодые мамы, с колясками и без оных. Малышня голубей по площади гоняет. Мир и никакой тебе Нежити...

– Присядь, – голос Петра посуровел.

Я послушно присел на скамейку и посмотрел на него.

– Запомни, щенок, – его голосом сейчас было можно сваи заколачивать, – ты меня начинаешь злить. Своей тупостью, упрямством и хамством! Когда тебе говорят, что ты должен делать, ты, напротив, начинаешь лезть в бутылку, полагая, что являешься самым умным, самым крутым и самым сильным? Я таких на своём веку видел не один десяток, поверь! И все они сдохли, причём не от старости и не в своей постели! Хочешь, чтобы с тобой так же случилось?! Вперёд, мешать тебе не буду! Мне даже интересно, сколько ты ещё протянешь в дилетантских потугах выжить в этом мире. Если до твоей тупой башки ещё не дошло, во что ты вляпался, то я сейчас могу сделать просто – уйду, чтобы не досаждать тебе своими поучениями. А ты, изображая супермена, ещё покувыркаешься несколько дней, а потом твою тушку найдут в какой-нибудь подворотне Старого города, с перерезанной глоткой. Понял?

– Да... Извините, Авгур. Заносит меня изредка. Просто... Просто мне уже страшно. Ситуация выходит из-под контроля. Такое чувство, что меня постоянно опережают на один ход. Не успеваю ничего предпринять, как наваливаются новые проблемы. Извините и не обижайтесь. Мне ведь ещё и работать надо, несмотря на это «призвание». Это в кино хорошо – раз уж герой взялся за нечистую силу, то давит её, гадину, до полной победы мировой революции. И деньги у него не заканчиваются, и кушать ему не хочется. И крестное знамение здесь не поможет...

– Все эти кресты, распятия и прочая мишура на нежить не действует.

– Жаль...

– А клинок ты себе закажи, не помешает.

– Закажу. Только серебро – слишком мягкий метал, чтобы из него ножи делать.

– Я тебе и не предлагаю весь клинок из серебра заказывать. Это может быть насечка или накладка. Подумай, кто из нас оружием занимается, ты или я? И обрати внимание на форму. Тебе ещё проблем с законом не хватало, для полного комплекта!

– Понял...

– Короче, Саша, включай мозги! Хватит уже прохлаждаться, работать пора, и так проблем чем дальше, тем больше. Про Оринту, как я понимаю, уже выяснил, в чём причина её болезни?

– Да. Нежить.

– Что собираешься предпринять?

– Убивать...

15.

Небо вдруг нахмурилось, а немного погодя пошёл теплый весенний дождь. Обычная погода для Прибалтики. Как там говорится – «это лето было очень жарким, жаль, что эти три дня пришлось просидеть на работе». Мы переселились с лавочки в небольшой бар по соседству. У камина возился сонный бармен, раскладывая растопку. Заказали по чашке чая со штруделем, который здесь особенно хорош, и уселись за угловой столик.

– Убивать, говоришь, – повторил мои слова Авгур. – Для начала, Саша, думать! Это ведь не просто так на семью твоего шефа наехали. Есть вариант, что тебя вытаскивают на поверхность. Провоцируют, чтобы сорвался. Кстати, тебе никогда не казалось странным, что зло, как правило, побеждает добро. Это ведь только в сказках всё красиво заканчивается.

– Всё просто – плохих людей больше.

– Ошибаешься. Хороших и плохих в мире примерно поровну. Просто диапазон, если так можно выразиться, у злых людей больше.

– Не понял...

– А на первый взгляд – вроде не тупой, – как бы в сторону заметил Авгур. – Смотри, Александр. Возьмём как исходник две персоны. Хороший человек и плохой человек. Эталон, если можно так выразиться. Хороший, каким он обычно представляется людям, зажат в определённые рамки. Он ограничен, так как может, в идеальном варианте, конечно, совершать лишь добрые поступки. И это правильно – ведь, сотворив зло, он автоматически перестанет быть добрым. А у плохих таких ограничений нет. Они вольны в своих поступках, желаниях и выборе действий, могут совершать даже добрые дела, если им вдруг этого захочется или будет выгодно, причём, заметь, добрыми они от этого не станут. Поэтому диапазон их действий и возможностей гораздо шире, следовательно, они сильнее. Многограннее, если хочешь. Это ведь не случайно, что все талантливые люди в обычной жизни были порядочной сволочью.

– А как же выражение «гений и злодейство»?

– Пушкин, заметь, в жизни тоже особой добродетельностью не отличался. Про Достоевского вообще промолчу. А все эти актёришки, деятели искусств, особенно современные – и подавно. Эти люди сами себе и создали имидж чуть ли не святых...

– Сами же говорили, «добро должно быть с кулаками», – буркнул я. – Вас послушать, так получается, что зло сейчас восхваляете.

– Дурачок ты Сашка, ей-Богу, – усмехнулся Авгур. – Я тебе не зло хвалю, а объяснить пытаюсь, с каким ты врагом столкнулся! А кулаки... Перейти черту, разделяющую чёрное и белое, легко. Только обратного хода не будет. Ладно, иди лучше по городу погуляй, проветри мозги, а то скоро закипят...

У небольшого привокзального базарчика на моём пути встретилась пестрая кучка цыган. Вот уж поистине, граждане мира, я им даже немного позавидовал – у них врождённый талант дурить народ. Талант, впитанный с молоком матери, куда там топ-менеджерам успешных компаний, с дипломами. Вот и сейчас цыганки приставали к прохожим (конечно, по большей части к женщинам) с предложением погадать. Ну да, слушайте больше, сейчас они вам нагадают – и мужа богатого, и жизнь безбедную, только успевай ручку золотить. Я усмехнулся, чем наверное ввёл в заблуждение одну из них – цыганка не утерпела и кинулась мне наперерез.

– Позолоти ручку, красавец, всю правду расскажу, ни словечка не совру, не сойти мне с этого места!

– Обойдусь как-нибудь, – ответил я и сунул руки в карманы. Ещё не хватало, чтобы сейчас обчистили, как последнего лоха.

– Эй, зря так говоришь, вдруг твоя судьба рядом ходит, а ты мимо неё пройдёшь, моего совета не послушаешь...

– Сказал же тебе, дорогая, не надо мне гадать, не верю я в эти вещи.

– Зря не веришь, серебряный, по глазам вижу, что в сомнениях пребываешь. Неужели на свои вопросы ответы услышать не хочешь?

– Ответы, говоришь, – я улыбнулся её напору и вытащил десятку, – ну давай, бухти про то, как «космические корабли бороздят просторы Большого Театра».

Десять литов моментально исчезли в её бесконечных юбках, и она ухватилась за мою руку, словно боялась, что убегу.

– Много тебе в жизни увидеть предстоит, – она затянула привычную песню, но вдруг резко осеклась.

– Ну давай, продолжай, что мне предстоит.

Цыганка посмотрела на меня, словно увидела в первый раз, и оттолкнула мою руку.

– Нет, извини, Гаджо (*), ошиблась...

– Ты не выкручивайся, ромалэ, – сказал я, – раз взялась гадать, то давай, удивляй своими предсказаниями, а не крути. Деньги взяла, изволь отрабатывать...

– Говорю тебе, – она смотрела на мою руку, а точнее, на перстень, с каким-то страхом во взгляде, – ошиблась. С кем не бывает, а деньги, деньги свои возьми! – она чуть не силком всучила мне десять литов.

– Или сейчас начнёшь петь, как соловей, – процедил я, крепко ухватив её за руку – или полицейского вызову, их здесь много болтается.

– Да прости меня, дуру, правда не знаю, врать не буду, – от неё уже исходила волна страха, – отпусти!

– Говори, кошка драная, иначе руку сломаю...

– Перстень...

– А что тебе за дело до моего перстня, карга старая?!

– Это только наш Баро может сказать, я тут тебе не помощница. Пусти!

– Баро?

– Да...

– У него такой же перстень?

– Пусти, говорю!

– Иди с Богом, – сказал я и несколько секунд смотрел ей вслед, глядя, как она уходит, часто оглядываясь и что-то бурча себе под нос. Чего же ты так испугалась, когда перстень увидела? Баро, говоришь... Ну да, именно баро, а не барон, как часто ошибочно называют вожаков цыганского табора. Предводитель табора и третейский судья; дворянский титул здесь совершенно не при чём.

Когда я вернулся к машине, то опять увидел эту сладкую парочку. Ну всё, ребятки, достали! У меня, начинается время активных дел и, извините, мне такие попутчики совсем не нужны. Пора, как говорил один мой знакомый, хвосты рубить. Причём делать это надо с гарантией, чтобы у них даже мысли не возникло за мной ещё раз увязаться.

Сел в машину и набрал телефон нашего специалиста.

– Привет, Сигитас!

– Здравствуй, Саша. Опять блох нахватал?

– Нет, хвост немного напрягает, – хмуро отозвался я.

– Ты же сказал, что не мешает.

– Уже начинает досаждать. Думаю, пора на Оскара выдвигать.

– Понятно, – протянул он, – до «дорожки здоровья» дотянешь?

– Давай лучше до «шампуров», около реки, там есть где спрятаться.

– Ну смотри, – его голос посерьёзнел, – я сейчас занят, мне нужно два часа на подготовку, плюс ещё час, чтобы добраться и устроиться. Протянешь?

– Бак почти полный, покатаюсь.

Я бросил взгляд на зеркало заднего вида – ну что, покатаемся немного, хлопчики? Город у нас небольшой, долго по нему ездить не получится; со скуки умереть можно. Да и они поймут, что специально время тяну. Эдак их и потерять недолго, и так уже несколько раз притормаживал, чтобы не отстали. В запасе есть три полновесных часа, немало, если с умом распорядиться. Выскочил на трассу Вильнюс-Клайпеда и не торопясь направился в сторону столицы, сделав по дороге ещё один звонок. Есть неподалёку от Каунаса один Мастер, услуги которого сейчас очень пригодятся. Пятнадцать километров – и вот я уже подъезжаю к дому. Даже неискушенный наблюдатель, вздумай он бросить взгляд на этот приусадебный участок, поймёт, чем занимается хозяин. Причём и в рабочее, и в свободное время. Ворота, решётка забора, балконные ограждения и скамейки в летней беседке – всё было кованое, причём сделано не просто так, аляписто, а с толком и художественным вкусом.

– День добрый, – я вылез из машины и подошёл к воротам.

– Добрый, – приветливо отозвался кузнец, вытирая руки ветошью, – неужели весь мой товар распродали?

– Нет, ещё не успели, но продаём понемногу, торгуем. Клинки-то хорошие, просто рассчитаны они на серьёзного любителя. Народ всё больше на громкое имя клюёт, а если нож ещё и выглядит угрожающе, и прототип в каком-нибудь фильме засветился – то всё, только успевай товар завозить. Их «вьюноши со взором горящим» расхватают, как мороженое в жаркую погоду.

– Это да, есть такое дело, – кузнец, соглашаясь, кивнул. – А ко мне по какой надобности?

– Да вот, есть один заказ, – сказал я, – если найдётся пара минут, набросаю, может, разберётесь в моих каракулях.

– Посмотрим, – подходя к забору, ответил мастер, – да вы заходите, чего в дверях-то застыли?

Кузница у мастера аккуратная, добротная, и место хорошее – небольшой городок Румшишкес, где под открытым небом разместился музей Народного быта, созданный ещё в 1974 году. В своё время сюда свозили старинные дома и мельницы со всей Литвы. Банально прозвучит, но по крупицам собирали. Я зашёл в кузню, где на рабочем столе лежал наполовину собранный рыцарский доспех. Заметив мой удивлённый взгляд, мастер усмехнулся.

– Англичане заказали. Они же скупые, как жемайтисы, вот и ищут где подешевле. Потом поставят у себя дома, где-нибудь на Девонширщине, и будут рассказывать всем знакомым, что это ручная работа аглицких мастеров.

– Ну да, бритиши такие, – кивнул я. – любят они понты разбрасывать.

Через полчаса я уже отъезжал от кузницы. Мастер – он и есть мастер, быстро уловил, что мне необходимо и пообещал подумать. Оставил ему задаток и откланялся.

Станисловас убит, причём с неоправданной жестокостью. Я сомневаюсь, что это какой-нибудь маньяк потрудился. Во-первых, в Литве про таких и не слышал, а во-вторых, какой смысл прятать тело? Так можно поступить лишь в одном случае – если хочешь заставить его искать. Ну да, полиция искать будет, но как? Проедет по закоулкам, опросит бомжей на свалках, по берегу реки пройдёт на катере. Такие вещи, как правило, находят случайно – или рыбаки обнаружат плавающий труп, или в лесу отдыхающие наткнутся. Только что-то мне подсказывает – те, кто это сделал, рассчитывают, что тело буду искать именно я. И ещё – брат ксендза здесь ни при делах. Уж слишком они мирно жили, чтобы в одночасье резко изменить устоявшийся уклад жизни, да ещё таким жутким способом. Нет, ребятки, голову даю на отсечение, что это по мою душу охота началась. Знать бы, где охотники флажки на меня развесили. Через два часа я, вместе со своим хвостом, подъезжал к небольшой заброшенной площадке неподалёку от города. Раньше здесь была шашлычная, потом её, вместе с хозяином, сожгли конкуренты, и место одичало. Наследников у незадачливого бизнесмена не нашлось, вот и осталось это место заброшенным.

(*) Гаджо, – обозначение человека, не имеющего романипэ, то есть цыганского духа.

16.

Свернул в лес, когда до заброшенной шашлычной осталось меньше пятисот метров, я вытащил из кармана запасной магазин – не хватало ещё Богу в окна серебром пулять, эдак на патронах разоришься. Гольф немного отстал, но не остановился – мелькал позади между деревьями. Правильно – по этой лесной дороге, срезав хороший кусок, можно выехать на трассу Каунас-Йонава. Значит, они это место знают, бывали здесь, иначе ждали бы на на выезде. Перед усадьбой была небольшая дорожная развилка с приметным уродливым деревом. Когда-то молния расщепила ствол, но сосна выжила; правда, выросла кривая, словно в постоянном поклоне прося прощения за свой неказистый вид. На одну сломанную ветку какой-то шутник повесил бант, сделанный из разорванного полиэтиленового пакета. Эстеты техногенного мира, блин.

От некогда красивого здания остались почерневшие стены из красного кирпича, зияющая провалами черепичная крыша и небольшая веранда с прогнившим настилом, через которую уже пробились несколько молодых берёзок. По правую сторону – стоянка для машин; кое-где в трещинах асфальта выросла трава и валялся мелкий мусор, словно напоминая, что это место заброшено, но не забыто. Да, сюда любили приезжать некоторые, «граждане» нелицеприятного вида, которые оставляли после себя обрывки бумаг, пустые бутылки, использованные шприцы и презервативы. Правда, они, как правило, собирались по вечерам, сейчас ещё рано, так что нам повезло – обойдёмся без свидетелей.

На площадке не стал останавливаться; в дальней её части был поворот налево, по которому можно объехать здание вокруг или продолжить путешествие по лесу. Я завернул за развалины и через метров двадцать затормозил. Вылез из машины, и опёршись на багажник, закурил. Неподалёку на сосне устроился красноголовый дятел, рассыпая по лесу барабанную дробь. Интересно, он себе мозги не отшибает – так стучать? Не прошло и минуты, как послышался звук движка и прямо на меня выехал знакомый Гольф лохматого года выпуска. Завернул за угол и встал. Правильно – парни увидели вашего покорного слугу, который наслаждался природой в обществе дятла, сигареты и хорошего настроения. А как же иначе – адреналин в крови бушует, улыбка шире, чем лицо – словно перед стартом или, на худой конец, перед дракой. Сейчас нас разделяло метров двадцать, не больше. Ухмыльнувшись, я бросил под ноги сигарету и сделал несколько шагов навстречу.

Ну что за манеры, ей-Богу; к ним, можно сказать, со всей душой, а они железки из карманов тянут. Ну да, телескопические дубинки. Фу, какая мерзость! Во-первых, если по рёбрам получить – то это больно. А во-вторых, никаких агрессивных действий с моей стороны не наблюдается. Это, доложу вам, беспредел! Даже больше скажу – это практически разбойное нападение, не иначе. Два мужика с внешностью «братков» и, вероятно, корками частных охранников, направлялись в мою сторону с недвусмысленными намерениями сделать мне «больно». Или побьют, или, по меньшей мере, запугивать будут. Нет, парни, так дело не пойдёт – делаю быстрый шаг влево и одновременно достаю из кобуры Кимбер.

– Стоять! – нет, не поняли ребята, топают, как носороги. В землю лучше не стрелять, земля на дороге хорошо утрамбована; ещё нечаянно убитого для полного счастья не хватает! Поэтому стреляю в левую фару их машины. Грохнул выстрел, разбрызгивая мелкое крошево стекла. Вот теперь – да, остановились, дошло наконец.

– Так, мальчики, не шумим, резких движений не делаем! Поверьте, стреляю быстрее, чем вы оба, вместе взятые, поэтому поговорим мирно, без ненужной ругани. Я спрашиваю, вы отвечаете. Потом, если желание будет, сможете свои вопросы задать. Первый вопрос – какого чёрта вы за мной уже неделю катаетесь?

– Ты чё, такой борзый? – подал голос один из них, крепкий малый в кожаном жилете, которые так любят байкеры. – Зубы жмут?

Всегда поражала наглость таких людей – ведь ситуация предельно ясна, не они сейчас карты сдают, а всё туда же...

– Хлебало заткни! – обрываю его болтовню. – Рамсы грешным делом не попутал? Вокруг ни души, а причин не убивать у меня нет.

– Очко не дрогнет? – подал голос другой. Кстати, по виду и постарше, и поумнее будет, чем его напарник. Ведёт себя спокойно, дубинку в руке держит профессионально, чуть расслабленно, но уверенно. Опасный в драке противник, с хорошей реакцией. Значит, с ним и разговор надо заводить.

– А ты проверь... Повторяю вопрос – зачем следите?

– Иди ты, – обладатель жилета сделал шаг в мою сторону. Грохнул выстрел, и у его ног взлетел фонтанчик земли. – Блин!

– Что, непонятно выразился? – спросил я. – Или тебе в голову пулю влепить, чтобы там хоть что-нибудь появилось?

– Остынь, парень! – его напарник мирно поднял руку. – Давай без крайних мер. А то ты, смотрю, на взводе, нам тоже проблем не надо. Да, катаемся за тобой, работа такая. Люди сказали – мы выполняем.

– Какие люди?

– Извини, – он развёл руками и усмехнулся, – это уже дело личное, можно сказать, интимное. Сам подумай, кому ты дорогу перешёл, раз тебе хвоста навесили.

– Ясно. Ладно, парни, наверное, на этом мы разговор и закончим, – кивнул я. – Ездить за мной больше не надо. То, что вы на меня напасть сейчас пытались – это уже снято на видеокамеру, так что охолоните и двигайте с Богом. Ещё раз за собой увижу – извините, завалю наглухо, и «люди» не помогут...

– Что? – опять подал голос молодой. – Какая, нахрен, запись?

– Такая. Тебе мини-диск прислать, чтобы полюбовался? Я ведь прямо отсюда в полицию съезжу, не поленюсь, напишу заявление. Мол, так и так... А ещё лучше – прямо здесь задержу и патруль вызову. Да, ничем особенным это вам не грозит, но нервишки немного испортят. Как вам такой расклад? Или всё же мирно разбегаемся?

– Ладно, – согласился старший и осмотрелся вокруг, – не думаю, что ты блефуешь, слишком уж уверенно держишься. На этот раз твоя маза. Но смотри, тебе жить. (*)

– За собой присмотри, а я как-нибудь поберегусь...

Поговорили, в общем. Как там раньше писали – «встреча прошла в тёплой и дружеской обстановке». Дальше разговаривать смысла не было, они всё равно не признаются (не будешь же пытать), кто их на меня настроил. Следить и, судя по дубинкам, припугнуть. Весело. Чем дальше в лес, тем партизаны толще. Когда они уехали, я повернулся к зданию и свистнул.

– Выходи уж, надежда синематографа!

Через несколько секунд в проёме мелькнуло знакомое лицо. Да, Сигитас, кто же ещё. Это место у нас популярное, да и ситуация, новизной не блещет, несколько раз таким образом уже приходилось осаживать некоторых товарищей (которые нам совсем не товарищи). Правда, в прошлый раз пришлось полицию вызывать, заявление писать... Но всё равно помогло, проблем с теми «актёрами» больше не возникало.

– Ну и дела, Сашка, – из дома, отряхивая с колен какую-то труху, вышел Сигитас, – ты во что опять вляпался? В прошлый раз, помнится, ребятишки были попроще, а эти, хоть и на ведре ездят, но волки, не шакалы.

– Чтобы я знал, Сигис (*), во что, – задумчиво ответил я, – сам ни малейшего понятия не имею, что за дела вокруг творятся.

– Смотри, – он покрутил головой, – может, по работе какие проблемы были?

– Я не торгую налево оружием, ты это прекрасно знаешь.

– Знаю, – Сигитас подошел ко мне, – если бы не знал, не помогал бы. Ладно, подбрось до машины, она здесь, неподалёку.

Подвёз до машины, договорился, что некоторое время он подержит кассету у себя, рассчитался и попрощался. Пока ехал к городу, позвонила Лина – пригласила на ужин. Хотел вежливо отказаться, но она чуть в слёзы не ударилась, совсем нервы не в порядке. Пришлось пообещать, что приеду, только зверьё покормлю. Может, и правильно, надо кое-что с Шарунасом обсудить – после нашего последнего «разговора», можно сказать, и не общались. Через несколько часов я был у них. Мы с шефом устроились на веранде, где уже успели уничтожить следы моего вторжения, и молчали. Шарунас нервничал, это было очень хорошо видно – даже лицо пошло красными пятнами.

– Понимаешь, Александр, – он сжал руки в замок, – дела у нас нехорошие.

Я промолчал. Как в одном старом анекдоте: чувствую, что плохо, а объяснить словами не могу, потому что ещё ста грамм не хватает.

– Видишь ли, мы с тобой не первый год знакомы, – продолжил Шарунас, – поэтому полагаю, что юлить и выкручиваться смысла нет. Ты пришёл в фирму, когда всё только начиналось и, видит Бог, работал, как вол. Я это очень ценю, поверь, но... Одним словом, у меня возникли серьёзные проблемы. Некие люди хотят купить часть нашего бизнеса, что-то около сорока процентов, но с одним условием, – он запнулся, – тебя в этой фирме не будет. Конечно, я отказался, но Оринта... Видишь ли, они обещают, что она выздоровеет, если приму их предложение. И банк меня прижал – ты ведь знаешь, что дом куплен в кредит, так что рычаги надавить на меня у них есть.

– Погоди, ты что, хочешь выкупить мою часть бизнеса, – спросил я, – чтобы потом перепродать им?! Или чего-то не понимаю?

– Да, это именно так...

– Но, почему?!

– Ну нет, нет у меня другого выхода, понимаешь!!!

– Купить, говоришь, – у меня даже скулы свело, – и в чём же проблема?

– У меня сейчас нет такой суммы денег, – он развёл руками, – смогу заплатить, но не сразу, небольшими частями.

– Что-то я тебя не понимаю, шеф. Если у тебя хотят купить часть твоего дела, причём сорок процентов, то не вижу проблем выкупить мои двадцать. Возьми аванс и вперёд. И ещё – почему ты так веришь, что они смогут помочь Оринте?

– Там не всё так просто, как кажется на первый взгляд... Даже если я возьму деньги вперёд, у меня появились некоторые задолженности, личного характера.

– Заплатить за лечение?

– Это не главная причина.

– Иными словами, ты просто хочешь избавиться от партнёра, так?

– Сам виноват! – вскинулся он, нервно взмахнув руками. Вскочил со стула, несколько раз прошёлся по веранде. – Я не знаю, во что ты, Шурка, вляпался, но дела вокруг тебя творятся нехорошие! И ты прекрасно знаешь, что это не пустые слова! Всё началось с твоего отпуска!

– Здорово они тебя напугали, Шарунас, – покачал головой я, – раньше ты не был таким нервным. И не говори, что всё дело в Оринте. Это предательство...

– Сашка, прошу, по-человечески уйди а? Продай свою часть и уходи. Уезжай, куда-нибудь, к родителям, например, или в Англию. Потом вернёшься, начнём всё заново. Будет ещё этих фирм!

– Условия покупки?

– Ты согласен?!

– А что мне делать прикажешь? Упереться рогами в землю? Мол, нет, ни за какие деньги! Это же глупо. Слушаю твои предложения.

Он убежал в комнату и сразу же вернулся с кожаной папкой. Подготовился Шарунас, заранее подготовился. Положил папку и начал судорожно дёргать молнию. На стол легла тонкая пачка документов – баланс, подсчёты и прочее, даже предложение о покупке моей доли и расчёты выходного пособия. Смотри ты мне, даже простым наёмным сотрудником остаться шансов нет; ничего не скажешь, серьёзно ребята к делу подошли. Я медленно закурил и лениво просмотрел бумаги. Что там смотреть – про финансовые дела фирмы я знаю лучше шефа.

– Не стой над душой, – кивнул на стул я, – сядь, не нервничай.

– Пойду, помогу Лине на стол накрыть.

– Не надо, что-то аппетита нет с вами ужинать.

(*) Тебе жить, – предупреждение, с оттенком угрозы (блатн.)

(*) Сигис, – сокр. от Сигитас.

17.

– Ну что, – подумал я, выруливая от дома шефа, – теперь, батенька, вы классический безработный раздолбай. Если честно, ещё не пришло понимание, что меня банально предали, притом это сделал человек, которому я безоговорочно доверял. И так, походя, словно сигарету выкурил. Ещё несколько дней, пока оформят бумаги, потом нотариус, несколько подписей – и гуляй, Шурка, ищи работу. С голоду я, конечно, не умру, есть небольшая заначка, но и сидеть без дела не привык, так что надо будет подыскивать занятие, и желательно в этой же области. Хотя что-то мне подсказывает, что и там будет тоже самое, я теперь персона нон-грата... Открывать своё дело? Чтобы открыть фирму, денег хватит, а вот с оборотными средствами что делать? Банковские кредиты – не выход… Передо мной словно по кирпичику стену возводят, выталкивая из города. Если быть точным, то из Прибалтики, учитывая небольшие размеры края. Все, повязанные на этом бизнесе, друг друга знают, будто в одной деревне живём. Ладно, где наша не пропадала (и там пропадала, и сям). Выкручусь. Как самый плохой вариант – получу лицензию и займусь спортивным моддингом, есть несколько наработок в этой теме. Только небольшой должок верну, для начала...

На следующий день я задумчиво стоял перед нашим прилавком и выбирал оружие. Раз ухожу, надо воспользоваться случаем и набрать по закупочной цене – благо, Шарунас в эту сторону даже не пикнул. По отношению друг к другу мы заняли правильную позицию, будто ничего не произошло. Если разобраться, так и есть – ничего личного, это только бизнес. Только даже дела надо делать так, чтобы потом противно не было. Ну да ладно, Бог ему судья. Дома у меня из оружия – только два пистолета: подаренный Кимбер и Глок-21. Набирать полный сейф железа никогда смысла не видел – зачем, если всегда можно одолжить на работе, коли уж возникло желание пострелять. Да и что брать? С двухстволкой за Нежитью бегать? Представляю себе эту картину... Меня сразу же и закроют в уютный дом, где стены приятного жёлтого цвета, на ощупь мягкие, а двери, за ненадобностью, лишены ручек. Правильно, к чему утруждаться – санитары и откроют, и закроют. Мдя...

Долго вертел в руках Бенелли М3. Вроде и хорош аппарат, но нет, у нас ещё и четвёртая модель имеется. Отложил дробовик в сторону, бросил взгляд на нарезное оружие. Широк выбор, только зачем они мне? Винтовки? Разве что нечисть издалека расстреливать, на манер кабанчиков. Нет, стоп. Дробовик-четвёрку и всё – иначе быстро наберу железа на круглую сумму тысяч в пятнадцать, а они у меня не лишние, я теперь безработный.

Через три дня, ранним субботним утром, я сидел на бруствере стрельбища в Середжяй и лениво рассматривал окрестности. Вигантас, сиречь хозяин этого богоугодного заведения, грызя травинку, сидел рядом. Лысый, как мяч для боулинга, плотный парень лет тридцати, в неизменной флисовой куртке чёрного цвета, голубых потрёпанных джинсах и ботинках с высоким берцем, которые он умудрился испачкать в глине, несмотря на сухую погоду. Добрейшей души человек, любитель хороших анекдотов и деревенских красавиц, которых менял так же быстро, как и стрелял из пистолета.

– А вот смотри, Алекс, – сказал он. – Как поначалу бывает – получит человек разрешение на оружие и первым делом бежит и покупает самую крутую пушку, на которую у него денег хватит. Если ещё Мэла Гибсона в кино видел, то всё, туши свет – Беретта М-92ф, однозначно. Немного позже его в другую крайность швырнёт – станет покупать пистолеты, «овеянные легендами» и историей. Тут выбор побогаче: Наганы, ТТ, польские Вис’ы и Парабеллумы с Маузерами. Помнишь одного товарища, который из Германии даже пистолет Стечкина привёз, переделанный для гражданского оборота?

– Помню, – кивнул я. – он позже к нему приклад искал. Деревянную кобуру-приклад, но так и не нашёл. А вот нас – да, достал, как тот Маугли, воспитанный дятлами.

– Вот именно. Немного погодя человек во всё это наиграется и, скорее всего, приобретёт Глок – как образец кирпичного дизайна и голого функционала. А потом... Потом купит себе классический 1911-А1 или револьвер под 0.357 Магнум и успокоится. Тогда на свет появится ещё один правильный стрелок. И так будет всегда, во веки веков.

– Аминь. Но к чему весь этот спич?

– К тому, что в погоне за «игрушками» люди забывают, зачем они их покупают.

– Есть такое дело...

– Ты стрелять-то сегодня будешь? – спросил меня Вигантас. – Или воздухом подышать приехал?

Утро красивое выдалось, тихое. Даже не хотелось тревожить эту красоту выстрелами. По ближнему стрелковому сектору носился Бакс, который уже прекрасно знал свое имя и понимал несколько несложных команд. Вот он схватил обрывок картонной мишени и, путаясь в собственных ногах, прибежал к нам.

– Да, нет, пойду, наверное, в «солнышко». Потанцую немного. Присмотри за Баксом.

Я ушёл в закрытый сектор, который мы называли saulutė (солнышко, литовск.) за возможность стрелять на триста шестьдесят градусов. Огневого рубежа как такового там не было, вход был извилистым, что исключало вероятность попасть под случайный выстрел. Правда, на подходе я всё же поставил красный флажок, чтобы никто сдуру не сунулся. Укрепил по кругу мишени, подключил к наушникам плейер и включил танго «La Cumparsita». Несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза – музыка завораживала, уносила прочь, заставляла сердце биться иначе, подчиняя тело новому ритму. Стремительное, но размеренное движение горной реки, несущей свои воды по узкому ущелью. Прислушался и выхватил пистолет...

Los amigos ya no vienen

ni siquiera a visitarme,

nadie quiere consolarme

en mi aflicción...

Молодую ведьму из теннисного центра я выследил! Аккуратно, никуда не торопясь и не привлекая к себе ненужного внимания. Следил с такого расстояния, что даже она ничего не почувствовала. По крайней мере, энергию из детей сосала уверенно и ежедневно, сука. В первый день проводил её до выезда из города, потом нечаянно потерял (не хотел слишком близко приближаться). На следующий день ждал уже на трассе, неподалёку от точки отрыва. Дождался и сел ей на хвост, с упрямством фокстерьера проводив почти до самых ворот. Она жила в пригороде, в районе свежепостроенных частных домов, на берегу Нерис. Такие новостройки, как правило, построенные в кредит, у нас называют «Прощай, Свобода!». Отчасти это так – кредиты люди берут на двадцать пять лет, полностью выплатят аккурат под занавес, к пенсии, если доживут, конечно. Участок находился на самом краю посёлка, рядом с сосновым лесом, изрезанным черными прожилками асфальтированных пешеходных дорожек. Лес немного облегчил мне задачу скрытно проникнуть на территорию, тем более, что у забора буйно росли какие-то кусты. Ограда невысокая, «детского размера» – метра полтора, не больше. Небольшой дом, двухэтажный, с маленькими балкончиками, которые уставлены цветами в вазонах... На первый взгляд – прелестный домик, но какие странные чувства он вызывает... Думаю, вам тоже попадались здания с нехорошей аурой. Вроде и архитектура без малейшего изъяна, и ландшафтный дизайнер не зря деньги получил, но тёмный этот дом, мрачный, несмотря на нежно-зелёную расцветку стен – словно нежилой. Надо заметить, что редкие здесь пешеходы, как бы чувствуя Нежить, старались прошмыгнуть мимо этого участка побыстрее и не поднимая головы. Во дворе две машины: Ауди и БМВ, не новые, но приличные, лет эдак трёх-четырех. Ухоженный, аккуратно подстриженный газон... Интересно, с кем она живет? Мои размышления отвлёк телефонный звонок. Звонил кузнец, причём с хорошими новостями – сообщил, что мой заказ готов и можно забрать в любое «удобное для меня время». Очень кстати, особенно если вспомнить, куда я сегодня вечером собрался заглянуть в гости, на огонёк... Поэтому я не стал испытывать судьбу и рванул в Румшишкяй.

Да... Мастер, он и есть Мастер. Передо мной на заботливо подстеленном куске бархата лежал клинок. Умеет он свою работу преподнести клиенту, ничего не скажешь! Одно дело, если нож просто так положить, и совсем другое – если посередине этого царства огня и стали расстелен кусок пурпурного бархата, а на нём, сверкая гранями, лежит нож. Хотя какой нож – это стилет, причём классической формы, трёхгранный. Как полагали в старину – идеальное оружие для разрешения дворцовых интриг и наследственных споров. Стилетом нельзя вульгарно зарезать, им можно только изящно заколоть, что мне и требовалось. Зачем наносить Нежити эти грубые, рваные раны, если достаточно аккуратной дырочки, почти бескровной. Хватит с избытком; остальное сделает серебро, которое, в виде насечки, стекало по изящному клинку.

– Нравится?

– Ещё бы!

– Редкий случай, – сказал кузнец, – когда жалко отдавать заказ клиенту. Но знаете, мне почему-то кажется, что он вам нужен для добрых дел. Не знаю, откуда такая уверенность, особенно если учесть его «узкую» специализацию, – усмехнулся он.

– Я постараюсь, чтобы предчувствие вас не обмануло, – улыбаюсь в ответ я.

– Надеюсь.

Дома я разобрал некоторые вещи, которые собирался взять с собой. Мне в засаде не сидеть, поэтому еда не пригодится. Кофе тоже в сторону – только пить захочется. Зелёный чай с мёдом – это да. Приготовил небольшую кружку и добавил в него щедрую порцию мёда. Пока он заваривался, на кухонном столе разложил оружие. Глок, два магазина с серебряными пулями, кинжал. Одежду присмотрел заранее, будто бы знал, что пригодится. Пистолет – в кобуру и на пояс, стилет с помощью нехитрого приспособления креплю на руку. Вроде готов. То, что я собирался сегодня сделать, прекрасно подходило сразу к нескольким статьям уголовного кодекса, но почему-то меня это совершенно не волновало. Даже мысли такой не возникло – словно сердцем чувствовал, что поступаю так, как должен. Как предназначено Судьбой, за много лет или веков до этого дня...

Ночь опускалась медленно, нехотя. Будто жалела людей, которые после долгой зимы не успели нарадоваться солнечным лучам. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Но ждать я умею. Огни в соседних домах начали гаснуть, припозднившиеся прохожие давно исчезли.

Увидеть меня будет сложно даже метров с трех. Одежда тёмно-серая, слегка мешковатая. Это лучше, чем чёрное пятно, на которое человеческий глаз реагирует быстрее. А так – серая тень мелькнула, и ладно – может, это собака прошмыгнула? Присев у забора, я прислушался. Тихо-то как, только вскрикнет кем-то потревоженная птица, да мелькнёт фарами на повороте машина на той стороне реки. Пора. Неслышной тенью перемахиваю через забор и сразу ухожу в спасительную тень дома. Авгур мне говорил, что Ведьма может не почувствовать присутствие Охотника, если будет спать. Главное – о ней не думать. Чёрт, но как это сложно, – не думать, если кожей ощущаешь её присутствие. На втором этаже приоткрыта балконная дверь, днём мне удалось разглядеть, что внутри что-то вроде небольшой гостиной. Вот туда-то мне и надо... А Нежить всё же неосторожно себя ведёт, даже сигнализации нет. На свою природную силу рассчитывает? На руках у меня – хирургические перчатки, купленные на какой-то распродаже, так что наследить я не боюсь. Аккуратно, как можно тише забираюсь на балкон, благо окна первого окна забраны решётками, и перемахиваю через ажурное ограждение балкона. Так, замерли... Вроде никто ничего не услышал – подумаешь, цветочным вазоном немного звякнул. Вхожу в комнату – да, так и есть, гостиная. Небольшой кожаный диван, журнальный столик и телевизор на стене. Спальня в противоположной стороне дома. Делаю шаг – и тут что-то мохнатое сбивает меня с ног, отбросив к стене! Чёрт, вроде собаки не было! Но почему рычания нет? Пытаюсь извернуться, чтобы дотянуться до пистолета, но какая тут, к чёртовой матери, собака, если за горло меня хватает вполне человеческая рука, разве что покрытая жёсткой шерстью. И всё это беззвучно, что особенно страшно! Ни крика, ни рычания, ничего...

18.

Чёрт, да не было никакой собаки в доме, не было! Дьявол!!! Однако что-то мохнатое, противно воняющее мокрой псиной, навалилось на меня, сжимая горло, пока перед глазами не замелькали красные пятна. Ещё немного – и всё, пишите письма на тот свет! Сквозь кровавую пелену вижу, как надо мной нависает оскаленная морда какого-то зверя. Господи! Одной рукой пытаюсь удержать эту лапу, а второй – упираюсь ему в грудь, стараясь не задохнуться от смрада, бьющего из раскрытой пасти. Так мы на несколько мгновений и замираем, словно зеркальное отображение Добра и Зла. Кажется, ещё мгновение – и мускулы лопнут от напряжения. Стискиваю зубы и с каким-то утробным рыком пытаюсь поднять своё тело на мостик, чтобы перевернуть через себя эту тушу, прижимающую к полу. А, чёрт! Бросаю тело к нему, словно пытаясь обнять, затем откидываюсь назад и перебрасываю свою ногу ему на горло. Есть контакт! Но силён, собака, как же он силён! В этой жутко неудобной для него позиции зверь пытается встать, вытягивая меня на себя. А вот это хрен, из этого захвата ещё ни один не уходил! Прижав бедром, кисть его руки, всё же срываю лапу со своего горла и как можно резче беру её на излом, заваливая тушу набок. Уже не хватает воздуха, от напряжения темнеет в глазах, но всё же я успеваю выхватить стилет и не глядя, с хекающим звуком, вонзаю его в темноту, рядом с моим коленом.

Это не стон, это рычание! Рычание смертельно раненого зверя! Мне повезло, мне жутко повезло! Не глядя, я умудрился всадить клинок в глаз этого существа. Его тело выгибают конвульсии и в агонии, он отбрасывает меня к дивану. Не долетев до него, я цепляюсь на журнальный столик и падаю на спину, разнося вдребезги стеклянную столешницу. Теперь к глухим стонам зверя добавляется ещё и звон разбитого стекла. Вот это драка, это уже по-нашему, не сравнить с вознёй в партере!

Вдруг слышу, как хлопает дверь, и через мгновение что-то жутко тяжелое, словно бревно, обернутое войлоком, бьёт меня в бок, лишая последнего желания дышать и двигаться. Удар швыряет меня, словно тряпичную куклу, к балкону, где я ударяюсь в стену и застываю, стоя на коленях. На пороге комнаты стоит Ведьма в распахнутом халатике и невидящим взглядом смотрит на меня.

– Тебе не жить, – она даже не говорит, она шипит, поднимая руки для следующего ментального удара. Получи я его целиком, историю можно было бы заканчивать прямо сейчас, предварительно смыв мои останки со стен. Даже не пытаясь атаковать, я из последних сил бросаю своё тело на балкон и, перевалившись через ограждение, падаю головой вниз, еле успев развернуться навстречу земле и схватившись за какой-то железный орнамент. Ещё удар! По спине растекается боль, словно позади меня взорвали гранату – меня швыряет вперед, и я падаю грудью на забор. Бежать, храбрость здесь не поможет! Еле успеваю перебраться через ограду, как замечаю стремительную тень, прыгающую следом за мной, на землю. В голове словно что-то взрывается, выбрасывая на поверхность клочок воспоминаний – факелы, бегущая толпа, какие-то крики на незнакомом мне языке и жуткая вонь узких улочек незнакомого городка… Я поворачиваю к реке и бегу, припадая на одну ногу, ушибленную при падении. Бегу из последних сил, чувствуя спиной, как меня настигает мрак. Чёрный, сильный и властный. Ещё мгновение – и я сам, сломленный этой силой, поверну навстречу, чтобы склонить перед ним голову в ожидании последнего, смертельного удара. Но Бог всё-таки есть! Я делаю несколько шагов – и кубарем лечу с обрыва в чёрные воды Нерис.

Вынырнув через несколько метров, вижу, как на обрыве стоит Ведьма. Она спокойно скрестила на груди руки и провожает меня взглядом; даже тёмный туман, почти невидимый в темноте, растекается по берегу медленно, словно натолкнувшись на стену. Только молнии поблескивают, освещая её худенькую фигурку.

– Ну же! – хриплю я.

Да, я слаб, избит, уже не в силах бороться с этой Нежитью, но подойди она сейчас на расстояние броска – бросился бы вперёд, не задумываясь, осознав, что моё время пришло. Да, именно в этот момент пришло понимание, что, умереть – это не просто уснуть и не проснуться. Умирать надо так, чтобы последним отблеском памяти был предсмертный хрип врага, издыхающего рядом.

Течение уносило меня всё дальше, уже пропал в темноте пригородный посёлок, а меня несло, и я даже не пытался приблизиться к берегу. Нет, не сейчас… Хоть одежда намокла и тянула вниз, но утонуть я почему-то не боялся. Впереди, километрах в четырех, светили ночные огни города. Там, напротив района Шилайняй, и вылезу на берег, а потом уже не важно... Сейчас главное – доплыть... Вода чёрная, мутная... Доплывём.

Телефон сдох, хлебнув речной водички. Выбравшись на берег, я целый час лежал на прибрежном песке, балансируя где-то на грани реальности и неясных для понимания видений, больше напоминающих бред. Перед глазами мелькали люди: мужчины, держащие в руках горящие факелы, женщины в кружевных фламандских чепцах, раскрывшие в немом крике рты с редкими почерневшими зубами. Чума на ваши дома, прочь с дороги, мразь!

Я очнулся от холода – лежал на песчаном берегу и смотрел на небо. Ярко светили звезды, какой-то самолёт, мигая бортовым маячком, заходил на посадку в аэропорт Кармелавы. Холодно... Попытался сесть и не смог сдержать стон – тело пронзила резкая боль и сознание вновь померкло, словно перегоревшая лампочка. Открываю глаза и вижу, что скоро начнёт светать. Надо идти, надо! Осторожно поворачиваюсь на бок и подтягиваю одну ногу. Ползти? Куда? Ещё не понимая, где именно нахожусь, пытаюсь встать на ноги. Пусть и с третьего раза, но всё же мне удается это сделать. Уже хорошо... А то, что тошнит, так это даже лучше – падаю на колени, и меня выворачивает желчью. Господи, дай добраться домой!

Неделю спустя я начал понемногу выбираться на воздух. Сначала сидел в плетёном кресле, которое стоит на балконе, и жадно вдыхал весенние запахи, потом начал спускаться во двор. Сидеть сиднем – не самый лучший вариант, я же не Илья Муромец, который чёрт-те сколько мог на печи лежать. Да, мутило, есть такое дело, но по сравнению с первыми днями, когда я и до ванной доходил с трудом, это уже прогресс. А что ветром качает – дело поправимое. Если бы не моя пожилая соседка, госпожа Вилия, то пришлось бы совсем плохо. Добрая душа, она и с Баксом гуляла, и в аптеку ходила. Кстати, соседка тогда меня и нашла, под утро, лежащим у дверей квартиры. Пенсионеры вообще спят чутко, а в то утро она ещё и не ложилась, засиделась перед компьютером – разговаривала по скайпу с дочкой и внучкой, которые живут в Америке. Вот и услышала, как в коридоре что-то грохнулось на пол. По её поздним рассказам, первым желанием было вызвать скорую помощь, но, оказывается, я отказался. Да, по её уверениям, я что-то говорил, хотя, по её словам, моя речь была больше похожа на бред – ругался на каком-то гортанном незнакомом языке, куда-то рвался. А то, что скорую не вызвала, так это хорошо – тем более, что она сама врач, пусть и на пенсии. Синяков и ссадин на мне было немного, за исключением порезов на спине, откуда она (святая женщина!) умудрилась выбрать несколько кусков стекла, которые я «прихватил» с поля боя, в виде трофея.

Авгур словно в воду канул – напрочь пропал с радаров. Несколько дней я отлеживался на боку, пялился в телевизор и пытался до него дозвониться, потом плюнул; надо будет – сам появится. Виле рассказал придуманную историю про хулиганское нападение, заверил, что никого не убил, а полицию вызывать бессмысленно – нападавших всё равно не найдут. Машину, оставленную в пригороде, забрал Сигитас, которого я попросил подержать её у себя в гараже. Надо было видеть его лицо, когда он приехал за ключами и увидел меня, выползающего из комнаты, держась за стены! Выпучил глаза, словно увидел призрак. Пришлось и ему рассказать историю про хулиганов. Правда, судя по выражению его лица, он поверил ещё меньше чем Вилия, но спрашивать ни о чём не стал – жизнь нас давно приучила не задавать лишних вопросов.

Через несколько дней, когда я проснулся и уже собирался выйти на прогулку с Баксом, вдруг услышал удивлённый возглас соседки за дверью. Быстро, насколько это было возможно в моём состоянии, бросился к двери, открыл и увидел соседку, застывшую с широко открытыми, полными ужаса глазами. Она, прикрыв сухонькой ладошкой рот, показывала на мою дверь. С наружной стороны, словно бабочка в гербарии, была пришпилена дохлая кошка с верёвочной петлёй на шее. Да, вы правы, булавкой для животного послужил мой оставленный к черепе Нежити стилет. Но почему кошка и почему на её шее болтается удавка?!

Через полчаса всё удалось привести в более-менее приличный вид. Вилию, как мог, успокоил; кошку завернул в бумажный пакет и вынес в мусорный бак. Клинок? Отправил в раковину, потом займусь. Соседка, в которую пришлось влить рюмку коньяку, сидела у меня на кухне и тихо причитала.

– Саша, что же это творится? – она качала головой, словно китайский болванчик, – Езус Мария, куда катится это мир?

– Успокойтесь, госпожа Виля, – я слегка поморщился. Пока вёл её на кухню, потревожил бок, и теперь там словно огнём жгло. Права соседка – пару рёбер точно сломал.

– Раньше так не было! Нет, были хулиганы, были наркоманы, – она качала головой, приложив пальцы к губам, – но такой жестокости никогда не было. Саша, у вас на работе проблемы, да?

– Немного есть.

– Вы уж поостерегитесь, пожалуйста. Вы же мне как внук. Жалко, одна моя подружка умерла, старше меня была, у нас в третьей больнице медсестрой работала. Она бы вас мигом на ноги поставила.

– Медсестра?

– Да, Саша, обычная медсестра, – она грустно улыбнулась, – ей бы врачом-гомеопатом работать, а не простой сестрой милосердия. Знаменитая на всю Литву травница была.

– Знахарка?

– Ой, как её только не называли, даже ведьмой! Хотя, – Вилия задумчиво посмотрела в окно, – умения у неё были. Я сама один раз видела, как она больного заговорила. Потом она меня долго упрашивала никому не рассказывать. Да, Саша, своими глазами видела; рассказал бы кто – не поверила! Рана была тяжелая, артериальное кровотечение, и место неудобное, жгут наложить трудно, а человек ещё и пьяный был, как он до больницы дошёл – ума не приложу. Потом, словно помутилось у него, вырываться начал, бежать куда-то хотел. А в приёмном покое, кроме нас двоих, никого. Так она подошла, руку на голову положила, прошептала что-то, он и успокоился, словно в транс впал... Хотя знаете, Саша, мне кто-то говорил, что у неё внучка есть, тоже травами лечит. Может, позвонить, узнать у коллег, тех, кто ещё меня не забыл? – она грустно улыбнулась.

– Да нет, – покачал головой я, – не надо. Мне уже гораздо лучше...

А вы что хотели? Чтобы мне травницу на дом прислали? Угу, только потомственной ведьмы, получившей свой дар по наследству от бабки, мне для полного счастья не хватало. Не хочу. Не надо...

Поймёте ли вы меня – не знаю. Я не боюсь. Только чем больше я углублялся в дебри своего ремесла, тем больше вопросов возникало. Нечисть, нежить, вампиры и оборотни. С ними все понятно – они приносят горе людям и достойны смерти. А ведьмы? Как поступить с женщиной, которая лечит травами, помогая даже тем людям, на которых и врачи-то давно махнули рукой. А ведь такие есть... Мы с Вилей ещё долго сидели на кухне и разговаривали. Она, немного захмелев от выпитого натощак коньяку, рассказала ещё про одну женщину, которая приходила в онкологическую больницу. Приносила травы, которые облегчали страдания даже тем, кому не помогал морфий. Врачи смотрели на это сквозь пальцы, понимая, что этим больным уже не помочь. Как с такими поступать, узнай я, что они Ведьмы? Убивать? За что? За то, что лечат? В древние времена врачей тоже иногда казнили, чтобы Божьему промыслу не мешали. Я не инквизиция!!!

Чёрт побери, вопросов больше, чем ответов, а Авгур словно сквозь землю провалился! И поговорить больше не с кем, хоть в центр психологической помощи звони. Представляю я себе этот разговор... Хотя нет, постойте, есть на примете две кандидатуры. Первая – это отец Казимерас; когда я с ним общался, у меня возникло чувство, что этот святой отец не так-то прост и многое не договаривает. Почему бы не вывести на откровенный разговор, пусть и не прямым текстом? Могу же я, как любитель истории, поговорить про ведуний и знахарок? Ну да, любитель истории, мать твою так – с сорок пятым за поясом. Вторая – это цыганский Баро. Только боюсь, ничего не получится – пробиться к нему сложнее, чем быть приглашённым на семейный ужин к премьер-министру. Баро, баро, баро – я смотрел в окно и барабанил пальцами по столешнице, пока не почувствовал легкое прикосновение. Ну да, Тишка забрался на стол и пытается ухватить меня за руку. Иди сюда, серый!

19.

На следующее утро я, кряхтя, как старый дед, забрал свою машину у Сигитаса из гаража и, выслушав его дружеские подначки по поводу внешнего вида, отправился в Нижние Шанцы, один из районов Каунаса, обязанный своим названием Наполеону. В 1812 году, 24 июня, французы в этом месте форсировали реку и встали лагерем на правом берегу Немана, отсюда и пошло название «шанцы», от французского chantier – двор, или от немецкого schanze – укрепление. Неподалеку от этого места есть высокий холм, который называют Наполеоновским; по преданиям, именно с его вершины маленький корсиканец и наблюдал за переправой. Кстати, в 1913 году, на столетнюю годовщину Отечественной войны, здесь побывал и Николай Второй. В конце девятнадцатого века при строительстве Каунасских оборонительных сооружений этому району была отведена роль промышленного, здесь разместились вагоноремонтные мастерские, фабрика скобяных изделий Вестфалия и несколько мелких заводиков. Теперь это грязный и унылый район с заброшенными казармами царских времён и застроенный частными домами. Здесь рядом с пышными новостройками спокойно соседствуют замшелые деревянные лачуги, вросшие в землю, словно они наблюдают грязными подслеповатыми окнами за сменой поколений и властей… Кажется, что эти домишки вечны в своей серости и нищете. Мой путь лежал в один из кварталов этого района, где поселились цыгане. Здесь торговали наркотиками, водкой и людьми, содержали шалманы и бордели, убивали ради двух литов и заключали миллионные сделки.

Ну да, как я и чувствовал, хлебом-солью меня встречать никто не спешил. Экие они, право слово, негостеприимные. Даже две цыганки неопределённого возраста куда-то пропали. Да что там они, даже вездесущей малышни – грязных разновозрастных детей – и тех не видно. Приехал, блин. Хотя нет, на крыльце одной из лачуг сидела старуха. Помните Бабу-ягу в исполнении прекрасного актёра Георгия Миллера? Вот именно – одно лицо. Тот же крючковатый нос, мохнатые обрывки седых бровей, удивленно взлетевшие вверх, волосатые бородавки, щедро усыпавшие длинный и узкий подбородок.

Я подошёл к ней, сидящей на низеньком стульчике, и присел на корточки.

– Здравствуй, бабушка. Скажи, как мне встретиться с вашим Баро?

Цыганка подняла на меня взгляд. Господи, если бы я не обладал умением их чувствовать, то принял бы её за исчадие Ада. Щуря от утреннего солнца подслеповатые глаза, она посмотрела на меня так, словно я был стеклянный.

– Что?

– Я хочу увидеть вашего Баро.

– Многие хотели бы этого, гаджо. Зачем ты ему нужен?

– Скорее это он мне нужен, хочу задать несколько вопросов.

– Эх, гаджо, – она усмехнулась, – многие бы этого хотели, но зачем знать заранее то, что немного позже увидишь сам. Не надо торопить жизнь.

– Но...

– Запомни, – она посмотрела на меня, и на одно мгновение мне показалось, что я вижу перед собой не дряхлую старуху, а женщину ослепительной красоты.

– Да, – она усмехнулась, увидев мой ошеломлённый взгляд, – такой я была. Скажу одно – нельзя узнать будущее человека, если нет возможности понять его прошлое. Езжай, гаджо, у тебя ещё есть время создать эту историю...

Вот и поговорили, называется, подумал я, колеся по узким улочкам цыганского района. Оставался Казимерас. Надеюсь, он не будет говорить подобными загадками, словно эта полоумная старуха. Хотя нет, непохожа она на сумасшедшую, слишком уж глаза умные. Сам чёрт этих цыган не разберёт, с их умениями. Сложно разобраться, что врут, а что на самом деле знают и умеют.

Когда я стоял у вокзала на перекрёстке, позвонил Шарунас. Вежливо поинтересовался, как мои дела, и сообщил, что документы для подписания готовы. Мол, звонит узнать, когда у меня найдётся свободная минутка, чтобы заехать к нотариусу и окончательно оформить сделку. Предложил не тянуть кота за все подробности, и сделать это сегодня. Было слышно, как Шарунас кому-то озвучил моё предложение, и через несколько секунд предложил встретиться у нотариуса в конторе, которая находилась рядом с Зелёной горой, неподалёку от центрального комиссариата полиции. Вот и прекрасно, заодно и пообедаю в небольшом ресторанчике по соседству.

– Добрый день, Александр!

Вот оно что – я даже усмехнулся, увидев, кто пришёл на встречу вместе с моим бывшим шефом. Конечно, тот самый неизвестный представитель неизвестной оружейной компании. И всё в тех же тёмных очках, в которых, как в зеркале, отразилась моя улыбающаяся физиономия. Нежить. Значит, всё правильно рассчитал, вычисляя новых совладельцев нашей оружейной конторы. Пусть и в очках, но чёрный провал, вместо глаз я вижу, чувствую... Да и перстень нагрелся, немного обжигая руку.

– Добрый, – буркнул я в ответ, – ну-с, господа, документы и деньги готовы?

– Да, конечно, – кивнул Шарунас, показывая мне дипломат, – как мы и договаривались, первая часть в размере пятидесяти тысяч литов, а оставшиеся – по графику, в течение года.

– Прекрасно, тогда вперёд, время, как говорится – деньги.

– Да, да, – согласился со мной любитель чёрного цвета, – но изредка спешить всё же не следует, можно наломать дров, принимая поспешные решения.

– А с чем именно вы мне предлагаете подождать? – спросил я. – С подписанием документов?

– Нет, что вы, я просто представил, некоторые жизненные ситуации, – он пожал плечами, – не стоит принимать мои слова буквально.

– Именно поэтому предлагаю не затягивать нашу встречу. У меня, знаете ли, дел по горло. Сезон всё-таки охотничий.

– Ты что, охотником заделался, Сашка? – удивился Шарунас.

– Для кого Сашка, а для кого и Александр Владимирович, – отрезал я. – Пошли, нечего легкие проветривать.

Через два часа я был свободен, как птица. Без фирмы и обязательств, связанных с этим бизнесом. Кстати, удостоверение тоже тю-тю, уплыло, а жаль. По служебному разрешению я мог транспортировать любой ствол, находящийся в нашем магазине или на складе, на стрельбище или в мастерскую, к коллегам-оружейникам. Полезная была бумажка. Правда, был и плюс – первый взнос в размере пятидесяти тысяч. На первое время хватит, а там посмотрим, чем будем заниматься. Что делает любой человек, который получит крупную сумму денег? Правильно, сразу потратить некую часть, чтобы получить пусть и небольшое удовольствие. Для начала я заехал в небольшой ресторанчик, чтобы «отпраздновать» сделку. Маленький, столиков на десять, зал. Не скажу, чтобы уютный, но готовили там вкусно. Не спеша пообедал, лениво пообщался с барменшей и, сыто улыбаясь, выбрался на свежий воздух, окунувшись в аромат цветущих каштанов. Несколько минут размышлял, куда сейчас направиться, но сначала решил позвонить отцу Казимеру.

– Добрый день, святой отец!

– Добрый, Александр, рад вас слышать! Как ваши травмы? – поинтересовался он.

– Уже и думать про них забыл! – не будешь же говорить, что неделю назад мне наставили таких «травм», что до сих пор отхожу. – Отче, вы уж простите за беспокойство, ради Бога, но я бы хотел наведаться в ваши края. Не будете возражать, если заеду на огонёк?

– Конечно, нет, – после недолгой паузы ответил Казимерас, – с удовольствием встречусь. А когда планируете приехать? У нас, видите ли, начались небольшие строительные работы в храме. Хотим обновить фасад, провести реставрационные работы и немного обустроить территорию костёла. Вы уж не обижайтесь, но много времени уделить не смогу.

– Да нет, что вы, святой отец! – сказал я. – Понимаю, конечно, что у вас и без меня забот хватает. Вас устроит, если я заеду в пятницу? Ближе к полудню.

– Прекрасно, буду ждать!

Ну вот и прекрасно, что договорились. А то с нашим Авгуром точно каши не сваришь, пропал, как рыба под лёд. В голове мелькнула тревожная мысль – не дай Бог, и его найдут, как отца Станислова. Но нет, не должно так случиться! Он мужик крепкий, умением и знанием не обижен, так что будет не просто, его в угол зажать; появится, никуда не денется.

Теперь про Казимера. Когда я к нему собирался, мелькнула одна идея – наведаться на тот хутор, где Ведьму упокоил. По словам Авгура, там можно обнаружить интересные вещи. Но как искать? Неужто придётся уподобиться тем байстрюкам, что рыщут по окрестностям с металлоискателем? А почему бы и нет, дьявол меня забери? Я отъехал от ресторанчика и направился в Арсенал, есть неподалёку такой магазинчик. Торгует разными полезными вещами для туристов. Одежда, обувь, фонарики – и в том числе металлоискатели. В общем, от носков до полевых кухонь – любой каприз за ваши деньги.

Если разобраться, то такие магазины (как и оружейные) – единственные в своём роде, где мужчина может спокойно и без напряжения зависнуть на несколько часов. В прочих торговых местах мужик начинает хиреть, горбиться, плестись нога за ногу, следуя за своей спутницей, словно ходячая вешалка для пакетов, сумок и коробок. Тут нет, тут, братцы, картина иная! Женщины, если уж довелось вам затащить её в такой магазин, скучнеют, брезгливо морщатся, глядя на все эти железки, и начинают нервно топтаться на месте, словно боевая лошадь, глядя, как ненаглядный выбирает очередную железку, яростно обсуждая с продавцом её плюсы и минусы. Конечно, я имею в виду обсуждение достоинств «железок», а не своей спутницы.

Недолго думая, выбрал себе одежду, подходящую для того, чтобы бродить по лесу и копаться в земле, взял малую пехотную лопатку натовского образца, фонарик с двумя запасными комплектами элементов и металлодетектор. Полезная штука, если уметь им пользоваться. Продавец меня заверил, что в этом ничего сложного нет. Не скажу, что я ему поверил, но за оставшиеся несколько дней надеялся попрактиковаться в деле золотоискательства. В самом деле – не боги ведь горшки обжигают! Загрузился пакетами и, кряхтя (бок всё же болел), отнёс покупки в машину. Вроде всё. Хотя стоп! Неплохо бы ещё в один магазин заехать, на проспекте Саванорю, неподалёку от моего дома. Во-первых, холодильник заполнить, там уже почти пусто, а во-вторых, купить Тишке доску, обмотанную верёвкой, чтобы когти точил, а Баксу – витамины и сухой корм.

Погрузившись в размышления о бытовых мелочах, я ехал в сторону магазина, пока не остановился на перекрёстке у Комбината слепых. Горожане так и называют это место, никак не иначе. Если память мне не изменяет, то ещё с 1959 года здесь размещается это предприятие, выпускающее бытовые и художественные изделия, начиная от розеток и заканчивая женской бижутерией. Стоял на перекрестке, ожидая, когда пройдут пешеходы; кстати, одна девушка могла бы идти и помедленнее. Уж слишком «вкусно» она шла, слегка покачивая красивыми бёдрами. Мдя...

Вдруг меня накрыло. Почувствовал опасность, словно зверь, в которого прицелился стрелок, сидящий в засаде. Неприятное чувство, когда знаешь, что на тебя охотятся. Одни назовут это предчувствием, другие – шестым чувством. Не знаю, что это, но уверен, что именно сейчас должно произойти что-то нехорошее! Дьявол меня забери! Нет, я не имею в виду банального снайпера, устроившего лёжку где-нибудь на крыше. Даже головой покрутил в безнадёжной попытке увидеть какой-нибудь признак грозящей мне опасности. Да, именно поэтому и отвлёкся от дороги, всего лишь на секунду, проезжая мимо автобусной остановки. Когда повернул голову, то – словно в замедленном кино – увидел женщину, вылетающую с тротуара под мои колёса! Твою мать! Еле успел нажать на тормоз, выкручивая руль, чтобы развернуть машину боком. В правую дверь послышался глухой удар, стекло разлетелось вдребезги, и мне в лицо брызнула чужая кровь...

20.

– Скажите, Авгур, что может означать убитая кошка?

Мы сидели у меня на кухне и пили чай. Нет, не с плюшками, хотя они были бы очень кстати; после разных травм, на которые была богата моя спортивная юность, меня всегда на сладкое тянет. Вместо них был небольшой торт, который принёс Пётр. Кто сказал, что мужчины сладкое не любят? Расскажите эти майсы кому-нибудь другому! Любят, просто признаваться в этом не хотят, словно боятся быть уличёнными в чём-то, не соответствующем мужскому статусу. Авгур объявился, как всегда, неожиданно – будто никуда и не пропадал. Позвонил утром и через несколько минут постучал в дверь. Он что, заранее приехал и ждал внизу разрешения, чтобы нанести визит? Загорелый, отдохнувший – интересно, где это он прохлаждался, пока я здесь кровь мешками проливал и с гвоздём на зверьё кидался?

– Убитая кошка – это просто кошка, – Пётр пожал плечами. – С чего вдруг спросил?

– На дверях нашёл.

– Своей квартиры? – он поднял на меня взгляд, даже кусочек торта забыл съесть.

– Да, пригвоздили стилетом, который я оставил в голове Нежити.

– В доме ведьмы, – кивнул он. – На кошке было что-нибудь необычное?

– Необычное? – я задумался. – Да нет, вроде ничего особенного, кошка, как кошка. На верёвке болталась.

– На верёвке? – он удивлённо дёрнул бровью.

– Ну да. Петля была на шее, верёвочная.

Авгур усмехнулся и обвёл взглядом кухню. На дверце холодильника болталась игрушка для Тишки – привязанный шнурком пушистый мячик, который котёнок в этот момент и бил лапой, словно боксёрскую грушу. Пётр осторожно забрал у него игрушку и завязал какой-то хитрый узел.

– Такой?

– Да. Что это за хрень?

– Ничего особенного – обычная удавка, на таких людей вешали. Кстати, надо заметить, что правильно повесить человека – это почти наука. Раньше у палачей были специальные таблицы, где указывалась толщина и длина веревки.

– Смотри ты мне, как всё сложно, – покачал я головой. – Я-то думал – всё просто: верёвка, кусок мыла – и вперёд. Но кошка-то здесь причём?

– Она во все времена была признаком свободы. Повесив на дверь убитую кошку с петлёй на шее, тебя в очередной раз предупредили, что ты можешь потерять свободу. Нежить, это и провоцирует – по мере своих скромных возможностей, кстати, а как женщина, которую ты сбил машиной?

– Жить будет.

– Долго в полиции продержали?

– Да, нервы изрядно помотали. Знаете, как это бывает: тест на алкоголь, схемы, доктора и прочее. Хорошо, хоть свидетелей было в достаточном количестве.

– Что ожидает в перспективе? – поинтересовался Авгур. – Женщина-то как, в сознании?

– В перспективе – решение о проведении досудебного расследования. Ничем особенным не грозит – скорость я не превышал, а женщина выбежала на дорогу не на пешеходном переходе. Нервы, конечно помотают; и так уже достали с разговорами.

– Везучий ты, Сашка, просто слов нет – даже из дома Ведьмы умудрился выбраться без особых потерь. А почему ты её где-нибудь на улице не подкараулил? Не мог в тёмном углу подстеречь и застрелить?

– Да, после этой неудачной вылазки я начинаю размышлять о пополнении арсенала. Как бы мне не хотелось, – я задумчиво повертел в руке сигарету, – но придётся поступиться принципами и слегка нарушить закон.

– Что ты собираешься предпринять?

– Думаю ещё. Во-первых, надо будет заказать удлинённый ствол для Глока, с резьбой. Причём сделать это так, чтобы не пришлось его потом регистрировать в полиции. Значит, надо напрячь знакомых в Штатах, там эти вещи не подлежат учёту. Во-вторых, изготовить глушитель. Детали закажу в разных мастерских, чтобы никто не понял, что именно делают, а окончательно соберу дома. В-третьих, дробовик. Я выбрал Бенелли, четвёрку, но скорее всего откажусь. Надо будет присмотреть что-нибудь более короткое. Есть одна задумка, приобрести что-то вроде обреза, которые производит итальянский Fabarm. Короткий, всего четырнадцать дюймов, ствол, помпа двенадцатого калибра. В ограниченном пространстве незаменимая вещь, – я прищурился, вспоминая модель, – вроде Martial Ultrashrort, надо будет уточнить по каталогу. Проходит как impugnatura pistola, если память не врёт, что-то вроде «с пистолетной рукоятью», в итальянском я не силён. Но это уже мелочи.

– А разве у нас нет ограничений по длине оружия? – удивился Авгур. – Когда я закон читал, там была указана минимальная длина ружья.

– На спортивную лицензию возьму, – я улыбнулся, – пусть докажут, что нельзя в спорте «ультрашот» использовать. Причём приделать приклад этому потомку лупары (*) – дело нескольких минут. Так что...

– А патроны какие будешь использовать?

– Не знаю ещё. Полагаю так – раз достаточно небольшого количества серебра, чтобы эта Нежить сдохла, то нет смысла изготавливать дробь полностью из серебра. Во-первых, она будет легче, а во вторых – намного дороже.

Авгур, соглашаясь с моими словами, кивнул.

Вот, – продолжил я, – значит, есть два варианта: или отливать крупную картечь, куда добавлять серебряные стружки, или изготовить жакан, сиречь пулю, для гладкоствольного ружья, а в ней сделать выемку и вбить небольшой серебряный шарик. Как вам мои мысли?

– Ну, я в оружии не специалист, – Пётр развёл руками, – но полагаю, мысли правильные, попробуй. Только думай, Саша, всё равно думай. Планируй перед тем, как куда-нибудь лезть, очень тебя прошу! Сам понимаешь, что ты уже свой ход сделал, теперь их черёд. И так повезло, что живым выбрался.

– Спасибо, Авгур. Да, как вспомню – до сих пор рёбра ноют, еле ноги унёс.

– Мог и вообще там остаться, навеки. Или, как вариант, твой труп превратили бы в упыря.

– Хорошенькая перспектива...

– Не очень красивая... О том, что ты можешь потерять свободу. Слушай, – Авгур смотрел на меня серьёзно, словно принял какое-то решение, – а может, уедешь отсюда на время? Когда с этой аварией разберёшься.

– Нет, – я отрицательно покачал головой, – не уеду.

– Упрямый?

– Нет, у меня есть дела. Я хочу упокоить эту ведьму. Кого я убил у неё в доме, не знаете?

– Полагаю, что оборотня. Охранник и любовник – в человеческом образе, естественно. Так что вполне понятна её ярость. Кстати, не так давно неподалеку от одного из старинных баварских замков объявился вервольф. И, представь себе, это не просто байки журналистов, а документально зафиксированный случай, даже полицейский протокол имеется. Месяц назад, в полнолуние, он напал на двух туристов из Италии. Выпрыгнул из кустов и попытался задрать одного из них. Если бы итальянец был один, то и думать нечего, закончилось бы требухой, разбросанной по дороге. Но мужики оказались сильные, и на помощь позвать успели, благо неподалёку оказался патруль. Когда замелькали полицейские сирены, оборотень скрылся в придорожных кустах, только его и видели.

– Может, это собака одичавшая или волк.

– Саша, откуда там волки? В Германии, в окрестностях Дрездена, даже памятник есть – Последнему волку. Да, и ещё. Есть некоторые факты, которые указали в описании эти туристы. Ужасная волчья пасть, огромные когти и... вертикально ходящее тело.

– Весело, ничего не скажешь.

– И не говори. Таких свидетельств становится слишком много, даже европейские специалисты с мировым именем уже рассматривают их серьёзно, а не как простой образчик народных легенд и поверий. Если честно – не нравится мне всё это, очень не нравится. Что-то последнее время активизировалась эта нечисть, словно... – он неожиданно замолчал.

– Словно что?

– Да нет, ничего. Так, мыслишка одна. Позже расскажу. А Ведьму упокоить – дело хорошее, – Пётр задумчиво помешал ложечкой остывший чай, – оно, конечно, верно, только в дом к ней больше не лезь. И ещё – завтра я попытаюсь научить тебя одной вещи. Ничего, в общем, сложного нет, просто надо понять, как закрываться в себе. Когда охотишься, не важно, на зверя или на нежить, то дичь чувствует охотника – его взгляд, его мысли. Знаешь, люди говорят – взгляд почувствовал. Например, когда подкрадываешься к человеку, нельзя смотреть прямо на него. Надо рассеивать взгляд, наблюдая за жертвой так, будто боковым зрением смотришь. Так и с Ведьмами; тогда сможешь подобраться вплотную, а она даже ничего не почувствует. Да, хотел спросить – а почему ты бросился к реке, когда из дома выбрался?

– Не знаю. Словно что-то завернуло в противоположную сторону от машины. Да и не добрался бы я до неё в том состоянии. Меня бы на клочки разорвали.

– Правильно, сделал. Ведьмы не могут пересекать водные преграды, вспомни легенду о красотке Кэтти. (*) Это память пробуждается, – Пётр посмотрел на меня грустными глазами, немного помолчал и продолжил. – Тебе ещё многое предстоит вспомнить, и поверь, мне искренне жаль тебя. Когда это произойдёт, ты уже не будешь прежним Александром Айдаровым.

– Это так страшно?

– Я бы сказал – ужасно, так будет точнее. Словно тебе душу наизнанку выворачивают, заставляя вспоминать то, что должно быть похоронено. Прошлое должно хоронить своих мертвецов, обязано! Но это не всегда так. Ты вспомнишь, что когда-то уже любил, был счастлив, может, даже увидишь лица своих детей, которых пережил, пусть и в новом теле. Это очень больно.

Мы немного помолчали. Я не хотел лезть к нему в душу, чтобы не бередить старое, а Авгур сидел, задумавшись, словно вспоминал свои жизни. Его лицо исказила гримаса, будто он не просто видел прошлое, а разговаривал с теми, кто там остался. Память... Да, она и не такое способна...

– Я тут Казимеру звонил, хочу наведаться в те края, – прервал затянувшуюся паузу я.

– Хутор хочешь осмотреть, – Авгур кивнул, – правильно, там могут найтись интересные вещи. Только не рискуй. И с ксендзом поговори, он мужик правильный, жаль, что не из ваших. Эти чернохвостые умеют успокоить, только лишнего не болтай.

– Да нет, конечно, понимаю...

– Вот и думай, – Пётр поднялся и, проходя мимо меня, хлопнул по плечу. Бакс, лежащий на подстилке, сразу насторожился и зарычал. Точнее, изобразил, что-то похожее на рычание. Авгур усмехнулся и оглядел моих зверей.

– Смотри ты мне, защитник какой растёт! Ладно, Александр, провожать не надо, пойду я, пока твои звери не съели, – он засмеялся, – Хранители.

– Кто? – не понял я.

– Они, конечно, – Пётр кивнул на Тишку с Баксом. – Кто же ещё?

(*) Лупара – обрез охотничьего ружья, использовался сицилийскими пастухами для защиты стада от волков. По одной версии, название получил от слова lupo – волк. На мой взгляд – от lupara (крупная дробь).

(*) Кэтти Сарк – Короткая Рубашка, ведьма из шотландской легенды.

21.

– Узнала меня? – тихо спросил я...

– Мразь!

Конечно, что ещё может сказать Ведьма, когда её приобняли со спины, взяли за горло и крепко держат, причём уперев между лопаток стилет. Даже если и ударит, то вместе со мной в сторону отлетит.

Ведьму мне удалось подстеречь у одного здания, в центре города. Со двора был вход в бильярдный клуб, а этажом выше – студия ставших в последнее время модными восточных танцев. Вроде бы и центр города, но поздно вечером здесь довольно пустынно. Вокруг высились старые, довоенной постройки, дома, образуя закрытый двор прямоугольной формы, заросший деревьями. Здесь парковали свои машины и клиенты студии (для бильярдного клуба была отдельная площадка) Вот Ведьма и вышла, прямо на меня, устроившегося в тени деревьев. Как и учил Авгур, я постарался максимально отвлечься от происходящего вокруг. Да, опыт в этом тоже нужен – я так отвлёкся, что чуть было не проворонил Ведьму. Когда она подошла к своей машине, я, стараясь смотреть немного в сторону, сделал несколько осторожных шагов и взял её за горло.

– Поговорим?

– О чем? Ты всё равно труп! – казалось, она стояла совершенно спокойно, даже не пытаясь дёрнуться. Но это лишь на первый взгляд. Я чувствовал, что, допусти я хоть малейшую ошибку – и она ударит. Ударит так, что меня по стене фаршем размажет.

– Например, про Оринту, – я немного надавил на стилет, и она вздрогнула, выгибая спину. – Какая сволочь заказала болезнь?

– Зачем тебе это знать, Охотник?

– Я по жизни очень любопытный человек. Говори, иначе сейчас проткну, как ту кошку, повешенную мне на дверь.

– Некромант.

– Имя?

– Ты совсем ещё зелёный, Охотник – она даже засмеялась. – Кто же из нас назовёт своё настоящее имя?

– Где его найти?

– Не обольщайся, он сам тебя найдёт. И поверь, когда это произойдёт, ты позавидуешь мертвым. Наивный! Ты же хуже, чем мы, которых так презрительно называешь Нежитью, – она скривила губы. – Охотники – это сброд, совершивший в прошлом такие грехи, что вас даже ад не принимает! Вы изгои во всех мирах, вы...

Она вдруг захрипела и замолчала. Да, сложно разговаривать, когда из твоей груди торчит кончик клинка. Каюсь, не выдержал...

По её лицу словно трещины пробежали. Я сделал шаг назад, отпуская тело, вдруг ставшее сухим и ломким, и оно рассыпалось пылью. Нежить...

Вечером я сидел на кухне и чистил пистолеты. Занятие сродни женскому вязанию. Сидишь, чистишь, о своём думаешь. Что меня немного напрягало, так это невозможность упорядочить Нежить. Ну не поддаётся она классификации, хоть убей! Первая убитая мною Ведьма расползлась змеями. Эта же – превратилась в прах. Вот и поди разберись. А ведь есть ещё оборотни и упыри. С одной стороны – и одни, и другие не откажутся от возможности попить крови, но упырь ещё и мяса человеческого нажрётся. Эх, не хватает Охотникам информационного центра, а заодно и профсоюза, – я усмехнулся, представив, как Авгур сидит за письменным столом и выговаривает очередному Охотнику, за убитую без лицензии Нежить. Мол, срежу! Срежу премию в конце года...

Ну что, пора собираться на Ведьмин хутор? Жаль, что я не Филеас Фогг из старого мультфильма – тот всегда знал, какие предметы ему пригодятся в дороге. Да и какая это дорога, так – прогулка на природу, не более.

Во-первых, конечно, это металлоискатель. Прибор интересный, надеюсь, не зря за него почти четыреста евро отдал. Лопатка, нож. Фонарик, несколько комплектов батареек. Что ещё? Глок, два магазина с серебряными пулями и два с обычными. В небольшой рюкзак, вроде тех, что таскают фотографы, упаковал бутерброды и бутылку минеральной воды. Термос с чаем, несколько шоколадок, чтобы аппетит, возникший во время работы, убить, и пачка сигарет. Спички, зажигалка. Что-то много получается – ведь еду на один день, а набираю, словно на неделю. Пока собирался, дождался неожиданного звонка. Звонил Виктор, наш мастер-оружейник. Это что ещё за дела?

– Привет, Александр!

– Здравствуй, как дела у Кулибина всея Литвы?

– Дела? – переспросил он. – Плохо.

– А что случилось-то? – лениво поинтересовался я.

– Безработный, – он усмехнулся, – со вчерашнего дня.

Ничего себе новые хозяева развернулись, если Виктора решились уволить. У них что, мозги напрочь отшибло – от такого мастера отказаться?

– Причина увольнения?

– Ты будешь смеяться, Саша, но серебряные пули.

– Что?!

– Да, именно. И вообще, наехал новый хозяин на снаряжение патронов по страшной силе, и Шарунас молчит, будто воды в рот набрал. В общем, схлестнулись, слово за слово, шутка за шуткой, так я и оказался за бортом. – Виктор немного помолчал, – А ты как, чем заниматься собираешься?

– Ещё отдыхаю, но если ты остался без работы, то есть у меня одна мыслишка. Давай послезавтра созвонимся и встретимся. Чем чёрт не шутит, когда ему ихний Синод позволяет – вдруг что-нибудь и получится?

– Прекрасно. Значит, послезавтра я тебе звоню?

– Да, буду ждать.

Ну и дела творятся в Датском королевстве (я даже в затылке почесал, от удивления). Если хорошо организованный коллектив направо и налево разгоняют, то они так быстро в банкрот уйдут. Таких крутых поворотов бизнес не любит – не воздухом торгуют. А вот услуги Виктора мне пригодятся, и даже очень скоро. Пока он работал у Шарунаса, не особенно была возможность обратиться, а сейчас – извините...

На следующее утро я чуть свет катил по пустынной дороге в сторону хутора. Машин на дороге было немного, в приоткрытое окно врывался ветер, принося с полей запах луговых трав. Красота! Я даже залюбовался, увидев аиста, который летел в сторону небольшого озера, расположенного неподалёку. Словно почувствовав моё настроение, по Русскому радио включили старую песню, – «На дальней станции сойду». Я даже улыбнулся – как эта мелодия пришлась к месту. Хорошие раньше песни писали, не в пример нынешним – за редким, очень редким исключением.

Ведьмин хутор встретил меня утренним туманом, который лежал на заброшенном поле, словно кусочек неба, зацепившийся за ветки кустарника. Тихо здесь – даже не верится, что в прошлый раз я мог остаться здесь навеки. Кстати, вполне возможный вариант. Сбросила бы ведьма моё тело в болото – и поминай как звали. Только потомки, лет эдак через пятьсот, обнаружили бы, мумифицированное в здешних торфяниках тело. И лежать мне тогда в каком-нибудь музее, на радость будущим учёным, которые бы выстраивали различные версии моей гибели. Думаю, самые дерзкие из них не рискнули бы предположить стычку с нечистой силой.

Вначале я просто обошёл хутор, отмечая в памяти разные интересные места, которые надо будет проверить особенно тщательно. Сруб избы – это само собой. В колодец не полезу, даже не уговаривайте. Ну его нафиг, я после купания в Нерис ещё кашляю! Развалины избы ничем особенным не порадовали, хотя я начал по всем правилам кладоискателей – от печки. Угу, как же – прямо как только, так и сразу! Нашёл, конечно. Несколько ржавых гвоздей, ржавую вилку и обломок топора. Если такими темпами пойдёт и дальше, то я вполне смогу сдать металлолом в ближайшую скупку. Глядишь, и дадут лита два. В одном из углов нашёл монетку. Две копейки 1912 года, почти клад... Провозившись ещё несколько часов, пройдя хутор вдоль и поперёк, я нечаянно заметил бугорок – почти на окраине, у кромки леса. Интересный такой, словно шляпка большого гриба, заросшая травой. Подошёл, пнул для порядка – бугорок как бугорок, только уж слишком форма у него правильная, на могилу похоже. Я даже поморщился немного, представив, что это место упокоения какого-нибудь бродяги, нечаянно забредшего на огонёк... Зашёл, увидел и погиб. Копать не хотелось, но я всё же прошёлся металлоискателем по возвышению, в надежде услышать тишину и плюнуть, с чистой совестью, на это дело. Как бы не так! Прибор послушно запищал, причём сигналы подавал исключительно по периметру. Я ещё раз поморщился и принёс лопату. Видно, не избежать мне сегодня земляных работ, чёрт бы их побрал!

Трава, покрывавшая землю, словно специально не давалась. Копалось тяжело, а рубить эти спутанные космы прошлогодних растений не хотелось – вдруг там что-нибудь интересное, ведь испорчу! Провозился, наверное, час, не меньше, пока снял первый слой. Дёрн откладывал в сторону, предварительно прозвонив прибором. Знаете, как может быть: сигнал есть, а отбросил в сторону комок земли – и всё, нет сигнала. Но тут нет, сигнал был, причём сильный. Землю я взрыхлял ножом, потом аккуратно выбирал лопатой. Через несколько минут послышался глухой стук. Нож уткнулся в доски, которые я раскапывал ещё минут тридцать. Правда, энтузиазма немного прибавилось – это уже не похоже на могилу, поэтому я копал с охотой, не забывая оглядываться по сторонам. Не хватало мне ещё злого лесника на мою голову! Ничего он мне, конечно, не сделает, но копать дальше не разрешит, это и к гадалке не ходи. Наконец я раскопал по периметру находку, и моему взгляду предстала квадратная крышка, размером сантиметров семьдесят, сделанная из толстых досок и окованная по краям железными пластинами (их прибор и засёк!) На краю было круглое железное кольцо, судя по виду, тоже кованное.

Руки прямо зачесались за него взяться и поднять крышку. Но, как говорил один персонаж: «тараписа не нада», поэтому я сходил к машине, водички попил, шоколадку скушал и, вернувшись к раскопу, не спеша покурил. По идее, это мог быть обычный погреб, где на леднике хранили продукты, соленья и прочее. Только почему не рядом с домом, а метрах в тридцати? Ладно, нечего загадки загадывать, ещё несколько минут – и узнаю. Бросил окурок под ноги, тщательно затоптал и взялся за кольцо. Как бы не так! Крышка даже не шелохнулась, пришлось ещё подкапывать по краям, и лишь потом, используя лопатку как рычаг, мне удалось стронуть люк с места. Из тёмного провала на меня пахнуло пылью и сухими травами.

Интересно получается, господа, зело интересно. Сами посудите: хутор на краю болота, так? Так. Значит, где ни копнешь, должна быть вода, если и не сразу, то по крайней мере близко к поверхности, так? А вот и нет. Можете сами убедиться, если рискнёте туда спуститься. Помня о разных случаях, про которые читал в интернете, я сначала бросил вниз зажженную газету, случайно обнаруженную в бардачке. Бумага на дне колодца горела ровно, немного освещая дно. Значит, воздух там для дыхания пригоден. Бывает так: полезет кто-нибудь по дурости колодец чистить, а там газ скопился. Подышал, немного – и всё, уже не дышит – труп. Достать-то, как правило, не успевают. Сколько таких случаев бывало, не счесть! Я когда этот погреб обнаружил, сам не поверил – уж слишком он был глубокий, метров пять, не меньше. Причём это только лаз – узкая шахта, обшитая бревнами. Пришлось посидеть, подумать... С одной стороны, интересно посмотреть, что там, внизу, делается, а с другой – страшновато. Ладно, как гласит старая пословица, Бог не выдаст, свинья не съест. Сходил за десятиметровой веревкой, которая всегда лежала в багажнике, и привязал её к дереву. Наделал узлов, чтобы удобнее было спускаться, перекрестился и скользнул вниз.

22.

Хотел бы я видеть, как это копали на краю болота. Воздух внутри был относительно сухой, немного затхлый; пахло пылью, какими-то травами (я даже чихнул несколько раз) и почему-то ржавчиной. Спускался я осторожно, чуть ли не каждый метр останавливался, упираясь ногами в брёвна и зажигая зажигалку. Огонёк горел ровный пламенем, не затухал и не вспыхивал, так что за воздух в этой яме можно быть спокойным – не отравишься. Я уже завис над полом, когда увидел небольшое помещение. Включил фонарик и осветил это «подземелье»... Впечатляет, ничего не скажешь, но неуютно здесь – жутко, воздух будто плотная стена, даже легкий сквозняк по щеке прошёл. Хотя откуда здесь ветер, скорее нервишки шалят. Небольшая каморка, размером где-то два на два с половиной метра и высотой в полтора. Стены, как и шахта, сложены из тёсанных вручную брёвен, а пол вымощен камнем, что меня удивило – в Литве и в жилых-то домах ещё в начале двадцатого века земляные полы не были большой редкостью, а тут простой погреб – и такая роскошь. Потолок в одном из углов немного осел. На вид сделано крепко, основательно, но задерживаться здесь мне не хотелось. Кто знает, вдруг он стоял больше века, а сейчас возьмёт и обвалится, засыплет к чёрту – не выберусь.

Не зря я туда полез – в углу стояла маленькая кадушка, вроде тех, в которых хранят соленья, и деревянный сундучок с ручками по бокам – в общем, ни дать ни взять, набор из пиратских романов, которыми я зачитывался в детстве. Ещё скелет, для полного комплекта нужен. Подумал и оглянулся, обводя каморку фонариком – этого ещё не хватало, и так, знаете ли, меня не покидает странное чувство, что я здесь неугоден. Да что там говорить – банально страшно! Вот дела – кому рассказать, ведь не поверят, чтобы взрослый мужик темноты боялся, но увы, это так. Я опустился на одно колено, аккуратно положил фонарик на пол и сцепил руки в замок, чтобы унять эту предательскую дрожь, но только ещё больше испугался, увидев, что сердолик на перстне покраснел! Да, он на глазах становился красным, словно наливался кровью. Твою мать, про такое мне Авгур не рассказывал! Меня трясло, зубы начали отстукивать чечётку, будто я голышом на морозе стоял – и ведь на прохладу погреба не спишешь!

Постепенно я начал успокаиваться. Продолжалось это недолго, думаю, минуты три, если не меньше. Камень на перстне понемногу светлел, краснота исчезала, отступая к краям, пока он не пожелтел окончательно, приняв обычный вид. Знаете, делайте со мной, что хотите, но я уверен – не будь у меня этого кольца или окажись на моём месте обычный человек, так бы и остался бы здесь навсегда. Как прекрасная иллюстрация к табличке «Не влезай, убьёт!». У меня до сих пор кровь стучала в висках, будто рядом колотили в огромный барабан, и, несмотря на прохладу погреба, по всему телу струился пот, стекал со лба крупными каплями, даже глаза щипало. Отдышался, вытер лицо и дрожащей рукой поднял фонарик. Странно, он светил так тускло, словно батарейки доживали последние минуты. Черт бы побрал эти китайские товары, которыми забит рынок, ни черта нормально сделать не могут! Похлопав себя по куртке, достал из бокового кармана запасные. Ну вот, теперь и осмотреться можно, хотя в глубине души ещё жил страх, который стучал в голове, словно выкрикивая – беги, беги, беги!

– Нет! – чуть не рыча, сказал я и обернулся вокруг. – Я пришёл осмотреть эту ведьмину нору и сделаю это, чёрт меня побери!

Сбросил булыжник, который прижимал крышку кадки, и осторожно лезвием ножа приподнял её, словно опасаясь, что сейчас выползет какая-нибудь гадость. Кадка на добрую треть была наполнена мелкими, неизвестными мне костями, похожими на маленькие части позвоночника. Дурдом какой-то, колумбарий, а не кадушка! Ладно, лучше сундуком займусь, может, хоть там, что-нибудь полезное найдётся, а не эти пожелтевшие от времени кости, покрытые зелёными прожилками плесени. Сундучок был не заперт. Бросив взгляд на кадушку, я поморщился и, немного отступив назад, протянул руку и приподнял крышку. Это, может, и смешно выглядит, но поверьте, смеяться желания не было. Куртка, которую рекламируют как многослойную, была мокрая от пота, хоть выжимай. По лицу до сих пор сбегали капельки пота, словно в парилке сидел. Сундучок был полон почти доверху. Сверху лежало какое-то тряпьё, скорее всего, платье, уже истлевшее от времени. При попытке переложить на пол оно расползлось на кусочки, оставляя на руках пыль и запах гнили. Открылось несколько отделений, разделённых деревянными перегородками. В большом лежал кожаный мешок, туго завязанный толстым шнурком с металлическими наконечниками на концах (на ощупь – будто маслом пропитанный). Внутри, судя по габаритам – что-то похожее на коробку или книгу; разворачивать не стал, просто отложил в сторону – успеется. В соседних отделениях нашлось несколько похожих мешочков, только поменьше размерами. Один глухо звякнул чем-то металлическим; сквозь кожу прощупывались монеты. Это уже хорошо – значит, есть чем поживиться. Что тут у нас ещё имеется? Несколько пустых пузырьков толстого стекла, с деревянными пробками. Если в них что-то и хранилось, то давно испарилось, оставив на внутренней стороне темные разводы коричневого цвета. Больше ничего не нашлось, я даже перевернул сундучок и осмотрел дно. Нет, не похоже, чтобы здесь были потайные отделения; слишком уж дерево старое, щели обязательно бы выдали такое «дополнение». Ладно, находки в рюкзак – и двигаем на воздух, что-то мне не по себе, не дай Бог, и правда чем-нибудь отравился. Не слабость чувствуется, а что-то вроде усталости, будто смену у станка отстоял.

Я бросил взгляд на часы, они показывали два часа дня. Ничего себе провозился! Это что же получается – больше часа внизу пробыл, а показалось, не больше десяти минут! Ладно, я забросил мешок на плечи и начал выбираться наверх. Вылез наверх и, немного отойдя от провала, сел на землю, устало скинув рюкзак и подставив лицо солнцу. Это гораздо лучше, чем ползать по норам!

Телефон прозвучал так неожиданно, что я даже аппарат на землю уронил, когда доставал из кармана. Твою мать!

– Александр? Добрый день.

– Добрый день. Отец Казимерас?

– Да, это я. Ждал вас вчера, как договаривались, но не дождался и решил сам позвонить, что-то неспокойно мне стало. У вас всё хорошо? Надеюсь, не помешал?

– Вчера?

– Ну да, ведь мы договаривались, помните, встретиться в пятницу, около полудня.

Меня словно мешком по голове огрели. Как так – вчера, в пятницу? А сегодня что? Бросил взгляд на часы – четырнадцать двадцать... Но день, суббота?! Погодите, я приехал сюда в пятницу в восемь часов утра, не может быть такого, что больше суток под землёй провёл!

– Нет, – запинаясь, ответил я, – что вы, конечно не мешаете. Извините, но помешали некоторые обстоятельства.

– Да, я понимаю... Александр, хотел бы попросить об услуге. Не знаю, почему, но мне кажется, что кроме вас, помочь советом больше никто не сможет. Слишком уж ситуация, скажем так, загадочная. Полицию я пока в известность не поставил, вначале хотел бы поговорить с вами. Надеюсь, не откажете...

– Да, конечно, а что случилось?

– Не хотелось бы по телефону, – он немного замялся. – Может быть, вы приедете?

– Через два часа, – я посмотрел на часы. И правда суббота!

– Сегодня? – он искренне удивился.

– Да.

– Пожалуй, вы правы, не стоит откладывать такие дела на потом, – Казимерас немного помолчал. – Хорошо, давайте через два часа, буду ждать.

– Хорошо, буду.

Конечно, я мог бы сказать, что буду через полчаса, а то и меньше, но извините, голос у святого отца был не самый спокойный. Если сказать, что, мол, я тут рядом, меньше чем в пяти километрах, доверия к моей персоне это не добавит.

Но суббота, чёрт меня возьми! Я несколько минут тупо разглядывал календарь в телефоне, потом вскочил и лихорадочно начал собирать вещи. Бросал в рюкзак, не глядя, часто оглядываясь вокруг. Кое-как закрыл крышку погреба, забросал землей и почти побежал к машине, чуть не забыв, у раскопа, металлоискатель и лопату. Добежал до машины, чертыхаясь, достал ключи, и лишь когда сел за руль и повернул ключ в замке зажигания, перевёл дух. Развалины избы, несмотря на жаркий день, виднелись тускло, словно их окутывал туман. Какой туман в такую солнечную погоду?! Вон отсюда! Я рванул с места так, словно за мной гнались все черти преисподней – не разбирая дороги, влетая в какие-то ямы, которые обдавали стекло брызгами коричневой торфяной воды. По обочинам среди деревьев мелькали тени, будто вровень с машиной неслась вся нечисть этого леса. Только тогда, когда вылетел из леса на дорогу, я заставил себя остановиться и, затормозив на обочине, закурил. Это что же такое произошло?! Я попытался упорядочить мысли, которые роились в голове, но только больше запутался. Временные петли какие-то?! Дурдом, а не жизнь! Ладно, пойдем от обратного – я приехал на хутор в пятницу, около восьми часов утра. Где-то час, не больше, копался по окрестностям, потом занялся развалинами дома. Нашел две копейки и железный мусор. Где-то в одиннадцать часов обнаружил погреб, начал раскоп и через час спустился вниз. Ну согласен, что час, ну два, но не сутки же?!

Включив радио, я убедился, что мир реален – диджей весело упрашивал девушку угадать песню, мелодия которой звучала фоном их разговору. Вот дура, это Блюз бродячих собак играет! «И я дружу теперь с котом, я дверь не путаю с окном.» Я достал из бардачка запасную пачку сигарет, закурил и, откинувшись на спинку сиденья, вытер с лица пот. Глубоко затянулся, выпустил дым и посмотрел в зеркало. Поверьте, если бы я сейчас вместо своей славянской физиономии увидел морду с пятачком и рогами, ей-Богу, не удивился бы, просто сил бы не хватило. Звонок соседке развеял мои окончательные сомнения – да, сегодня суббота, календарь и часы не врут. Выслушал её переживания, узнал, что зверьё присмотрено и накормлено. Ну, раз так, значит всё в порядке. В относительном порядке, конечно. По пути в костёл, к отцу Казимеру, решил сделать ещё одну остановку и заехать на бензоколонку, чтобы привести себя в порядок и умыться – потом от меня разило так, словно весь день вагоны грузил.

Небольшая бензоколонка устроилась неподалёку от городка. Удобная вещь для дальнобойщиков и туристов, путешествующих на автомобиле – здесь можно было принять душ, пообедать в небольшом ресторанчике, расположенном по соседству, и вообще – почувствовать блага цивилизации, включая интернет.

Умывшись и переодевшись, я выпил чашку крепкого кофе и попытался ещё раз пройтись по хронологии вчерашнего дня. Судя по всему, когда сердолик на перстне покраснел, время для меня остановилось, и я пробыл в трансе почти двадцать четыре часа. Авгур, пожалуй прав – везучий ты, Александр Айдаров. Кажется, у меня были все шансы остаться там навеки, пока очередной бедолага, обнаружив погреб, не нашёл бы мои кости. Да, чуть не влип, любитель приключений и лёгкой наживы. Кстати, а что мне удалось вытащить из этого, будь он неладен, погреба?

Большой мешок я трогать не стал – такие вещи лучше открывать дома, расположившись за столом, а не в машине. Ещё лучше – где-нибудь в лаборатории, специально предназначенной для таких находок, но где её взять? А вот маленькие мешочки – почему бы и нет; не думаю, что там найдётся что-нибудь ужасное, вроде джинна из сказки. Я отъехал в глубь парковки, где устроились на отдых две фуры дальнобойщиков, и достал из рюкзака свои находки. В первом мешочке, как я и предполагал, оказались монеты. Девять из них – это серебряные литы 1936 года, и ещё почти два десятка золотых николаевских червонцев. Ну, раз так, значит, расходы на «экспедицию» оправдались. А вот во втором оказался какой-то тряпичный узелок. Я развязал его и застыл, держа на ладони два серебряных перстня с неизвестными мне камнями. Один из них, судя по орнаменту, выполнен в восточном стиле; второй немного похож на мой. Не знаю, почему, но я был твёрдо уверен, что эти кольца принадлежали таким же, как и я, Охотникам, которые пытались добраться до Ведьмы раньше меня.

23.

– Скажите, Александр, вы верите в Бога?

– Поверьте, отче, я бы очень хотел верить. Скажу больше – некоторые события последних дней меня подталкивают к этому, но честно признаюсь – не знаю. Я никогда не представлял себе Бога эдаким милым стариком, который сидит на облаке, а вокруг него порхают ангелочки с арфами наперевес. Бог для меня всегда был чем-то большим, эдаким сгустком энергии, обволакивающим нашу землю. Причём связь должна быть похожа на зеркало, в котором отражаются поступки живущих, и на добро отвечать добром, а на зло – злом. Мне бы так хотелось, но в мире всё наоборот и... я не знаю.

– Я понимаю вас, – Казимерас кивнул головой, – когда-то я был таким же, как и вы сейчас. Нет, не переживайте, я не собираюсь вам рассказывать историю своей жизни, как это любят делать старики, из мыльных опер, чтобы поучить жизни молодых. Да и я ещё не так дряхл, – он снял очки и начал протирать стёкла. – Только вот, зрение, совсем плохое стало.

– Много читаете? – спросил я.

– Нет, это последствие контузии.

– Простите?

– Контузии, Саша, обычной контузии, – он грустно улыбнулся. – Я, видите ли, в прошлой жизни был грешен. Родители мечтали видеть меня ветеринаром, но жизнь распорядилась иначе. Армия, потом учёбка, а потом одна маленькая, но упрямая страна.

– Афганистан?

– Да, – Казимерас кивнул, – восемьдесят третий – восемьдесят четвертый год. В октябре восемьдесят четвёртого во время одной операции в районе Ургези чудом остался жив. Дал слово, что если выживу, то уйду служить в церковь. Так и случилось, что стал ксендзом.

– А шрам на руке?

– Татуировка, – он задумчиво погладил кисть руки, – 56 ОДШБр.

– Вы там видели перстень, похожий на мой? – я кивнул на свою руку.

– Да, его носил на шее один офицер, которого я искренне уважал. Он был настоящий мужик, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом этот человек погиб, причём странно; если быть точным в определениях – погиб неправильно. Когда я увидел вас, стоящего в дверях, мне пришло в голову, что между вами есть связь, причём государственные «органы» не имеют к этому ни малейшего отношения. Это так?

– Я не видел его перстень, – пожал плечами я, – поэтому не могу утверждать, что-то определённое.

– Но у вас есть предположения, кем он был.

– Да...

Казимерас кивнул, словно прощая мой скупой ответ.

– Позже, – ксендз задумчиво потёр подбородок, – мне довелось увидеть ещё один перстень, который был похож на ваш.

– У отца Станислова.

– Да, requiescat in pace (*). Видите ли, мы никогда не были друзьями, даже однажды слегка повздорили, не сойдясь по одному вопросу, – он улыбнулся, – богословия, и когда он позвонил, чтобы дать вам рекомендацию, я очень удивился.

– А про перстень он что-нибудь вам рассказывал?

– Нет, хотя я неоднократно пытался его разговорить, но в ответ он замыкался, уходил в себя, даже был несколько груб. После его неожиданной и ужасной кончины я надеялся что вы позвоните сами. Так и произошло, но, когда вы не приехали вчера в полдень, я, если честно, немного испугался, тем более, что у вас здесь остались незаконченные дела.

– Да, – я кивнул и вытащил сигарету, – вы позволите?

– Конечно, – он встал, открыл окно, выходящее в сад, и подал мне пепельницу, – вы были на заброшенном хуторе?

– Да.

– Что-то нашли?

– Да.

– Но своё дело вы закончили?

– Да.

Наш разговор начал напоминать фехтование в испанском стиле. Чёткие фразы, словно короткие резкие выпады.

– Все-таки конгрегация веры?

– Нет, – я отрицательно покачал головой, – ничего общего.

– Нет? – он удивлённо посмотрел на меня. – Жаль, очень жаль. Господи, а я так надеялся, что всё будет проще и понятнее.

– Извините, – я отвёл глаза в сторону, – не могу вам рассказать и объяснить.

– Всё-таки она ещё была жива...

– Кто? – теперь была моя очередь удивиться.

– Если следовать церковной классификации, – он улыбнулся, – Серая Ведьма.

Казимерас посмотрел на моё удивлённое лицо, потом встал и несколько раз прошёл по комнате, словно собираясь с мыслями.

– Видите ли, Александр, то, что сейчас скажу, не является ересью, так что можете не переживать – мой сан не пострадает и греха на душу я не приму. Всех ведьм можно разделить на две основных категории – черные и белые. Белые ведьмы – это те, кто связан в основном со стихиями, то есть духами природы. Они не имеют никакого отношения к проделкам дьявола и не могут быть обвинены в связях с ним. Нет, если обидеть белую ведьму, то и она может навести такую порчу, что не обрадуетесь. Но как бы там ни было, порча для неё – не более, чем маленький эпизод из жизни. Смысл их Бытия в другом. Они посвящены в тайны природы и даже в законы взаимоотношений между людьми и природными силами. Белые Ведьмы – целительницы и предсказательницы, ведуньи и травницы. Если хотите, они феномены природы, но они никогда не служат смерти, поэтому объявлять Белых Ведьма в связях с дьяволом – это всё равно, что объявить саму природу творением Люцифера.

Ксендз немного помолчал, словно давая мне время запомнить услышанное.

– Черные ведьмы, – продолжил он, – как вы понимаете, полная противоположность белым. Они напрямую связаны с адскими силами и занимаются, как правило, наведением порчи. Разница лишь в том, кому из князей тьмы они служат. Даже порчи, которые они наводят, специфичны для определенных адских ведомств. Таких ведомств пять. Они сопоставимы с действием различных стихий, поэтому наводимые порчи вызывают те самые заболевания, которые астрологи приписывают влиянию этих стихий. По утверждениям древних, самым старым и сильным является ведомство Люцифера, управляющее стихией воды. Как известно, именно оно управляет большинством явлений вампиризма.

Нет господа, два потрясения за один день – это, на мой взгляд, многовато. Я ещё не отошёл от потерянного дня, а ксендз, читающий мне лекцию по классификации ведьм – это уже слишком. Расскажи мне это Авгур, я бы понял и мотал на ус, но Казимерас… Чёрт бы меня побрал, если я понимаю, что происходит в этом мире. Авгур, по идее, должен был это рассказать в первую очередь, если это, конечно, правда. Вместо этого я узнаю информацию от ксендза, который никаким боком не имеет отношения к нашей, если можно так выразиться, гильдии.

– Следуя этой классификации, я и назвал ведьму «Серой», – он закончил говорить, подошёл к столу и резко присел рядом. – Даже после этого вы будете утверждать, что вам нечего мне сказать?

– Да, – я поднял на него взгляд, – даже после этого.

– Понимаю, – Казимерас грустно кивнул и продолжил: – последнее время церковь не просто теряет свои позиции, проигрывая бой за веру, она ещё и опаскудилась до невозможности, – он вдруг ударил кулаком по столу, и с такой силой, что столешница вполне могла треснуть. Силён мужик...

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– А то, Александр! – он сжал кулаки. – Несмотря на то, что ты не католик, не глухой же ты, в конце концов! Вера, плевать какая, проигрывает в войне со злом, причём не потому, что люди стали хуже и утратили веру, а потому, что служители церкви превратились в мразь, полную похоти и греха!

– Трудно с вами не согласиться, – сказал я, – особенно если учесть все эти скандалы, возникающие в последнее время вокруг служителей церкви.

– Да, – кивнул Казимерас, – эта мразь предала то, что она обязана нести людям! У меня такое чувство, что большинство моих «братьев», – он поморщился, – посланы дьяволом, чтобы приумножать на земле количество зла. Педофилы, ворьё, извращенцы всех мастей и прелюбодеи. Доходит до того, что один встречает церковными колоколами шлюх, а другой продаёт детей-служек, чтобы угодить извращенцам из тех, кого называют «власть имущие».

– Такие были всегда, – хмуро возразил я.

– Да, – кивнул головой ксендз, – но были и другие. А сейчас... Вы знаете, у меня был один служка, который мечтал посвятить себя служению Богу. Он был не только твёрд в своей вере, но и не по годам умён.

– Что с ним случилось?

– Поступил в семинарию, за отличные успехи был направлен продолжать обучение в Ватикан. Перед ним открывалась широкая дорога, но через год я увидел его во дворе костёла. Он приехал меня навестить и рассказал, что вернулся к мирской жизни. После того, что он мне поведал про Ватикан, я – мужик, который видел и кровь, и смерть – напился, как последний слабак.

– Разврат и похоть...

– Да, Александр, – Казимерас кивнул, – разврат и похоть – вот что сейчас можно встретить в Церкви. Но я не сдавался на войне, не сдамся и сейчас. «Никто, кроме нас!»

– Я знаю этот девиз...

– Я понимаю Александр, что вы мне ничего не скажете. Кто вы и чем вы занимаетесь в этой жизни… Но у меня больше опыта, причём, – он посмотрел на меня, – во всех областях. Поэтому знайте, что если вам будет нужна помощь в борьбе с этим, я буду здесь.

– Спасибо, святой отец.

Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Тем не менее, Саша, я бы хотел с вами посоветоваться. Видите ли, в чём дело: позавчера мы начали земляные работы на заднем дворе костёла, и сюда привезли малогабаритную строительную технику. Через некоторое время ко мне прибежал взволнованный рабочий и сказал, что они задели какую-то кирпичную кладку, не указанную на плане, и он ни в чём не виноват, мол, я сам ему приказал там копать. Когда я подошел к этому месту, то обнаружил провал в земле. Но вы понимаете, что перед тем, как начать эти работы, мы получили все необходимые разрешения. Конечно, я сразу связался с работниками по охране исторических памятников и археологами. Мне предложили ничего не трогать, мол, через неделю они пришлют своих рабочих, чтобы решить проблему на месте и провести необходимые исследования. Работы приостановили, и рабочие уехали. Мне этот провал не давал покоя, и в пятницу, не дождавшись вас, я взял фонарь и спустился туда. Небольшой кирпичный туннель, уходящий вглубь холма. На оборонительные сооружения, возведённые при царе, никак не подходит – время постройки костела не позволяет. Углубившись в ход всего на несколько метров, я натолкнулся на заваленную развилку и был вынужден прервать свои «изыскания». Но перед тем, как уйти, на земле я обнаружил вот это, – он достал из кармана белый платок и подал мне.

Я развернул платок, уже догадываясь, что там увижу. Да, вы правы, передо мной лежал перстень ксендза Станислова...

(*) Requiescat in pace, – да упокоится с миром (лат.)

24.

– Место! – щенок посмотрел на меня, потом решил не спорить и ушёл на свою подстилку. Смотри ты, что надумал – ботинки мои грызть; нет, парень, так дело не пойдёт. Следом за ним послушно попёрся и Тишка. Правильно, друзей в беде не бросают; если уж сидеть на месте, то будьте любезны оба. Звери дружно завалились на подстилку и принялись причёсывать друг друга.

Скоро мою кухню можно будет называть штабом по борьбе с Нежитью, ей-Богу! Авгуру я позвонил сразу, как только выехал от Казимера, ничего особо не рассказывал, просто пригласил на рюмку чаю, чтобы мозги после всех треволнений на место встали. Когда я подъехал к дому, Пётр, сидя на лавочке у подъезда, уже меня поджидал, будто добропорядочный пенсионер, который выбрался из своей душной квартиры, чтобы насладиться прохладой летнего вечера. Ему бы сейчас очки, газету «Труд» и панамку, чтобы голову не напекло. Представил эту мирную картину и усмехнулся – слишком уж фантастическая картина получается. Пока я смывал в душе грязь, Авгур прошёл на кухню, нашёл всё необходимое и теперь, судя по ароматам, готовил кофе. Хорошее дело. Этот потерянный день мне дорого обошёлся, еле на ногах держусь.

– А что мне делать с находками? – спросил я, пробуя приготовленный напиток.

– Как что? – удивился Авгур. – Твои находки, тебе и решать. Монеты можешь продать, золото сейчас в цене, а книгу, если честно, даже не знаю... То, что ты нашёл, лучше спрятать и никому не показывать, это уникальная книга! Её автор – Хильдегарда Бингенская. По одним сведениям, она родилась в 1098 г в Бермерсхайме, на территории нынешней земли Рейн-Гессен, а по другим – в Бекельхейме. Монахиня, настоятельница монастыря в долине Рейна и автор мистических и медицинских трудов. Одну из её книг ты сейчас и держишь в руках – это знаменитая Liber subtilitatum diversarum naturarum creaturarum (*).

– В чём её уникальность? – спросил я. – Не успел ещё собрать о ней информацию.

– Слишком дорогая, можно даже сказать, бесценная, – он надел хирургические перчатки, которые попросил у меня сразу, как только увидел, что я обнаружил. Аккуратно открыл эту, богато украшенную и написанную на тонком пергаменте книгу. – Господи, все три части: Liber simplicis medicinae, Liber compositae medicinae и Liber medicabilis herbis (*). Да, ведьма, которую ты упокоил, оставила тебе богатство, – он покачал головой. – Кто бы мог подумать…

– Почему вы мне сразу не рассказали о белых и чёрных ведьмах, Авгур?

– Это ничего бы не изменило, мой мальчик, – ответил Пётр, с сожалением откладывая книгу в сторону.

– Как не изменило? – он поражал меня с каждым разом всё больше. – Если верить отцу Казимеру, то Белые ведьмы – это уникум среди людей! Это не простая Нежить, как можно их убивать, Авгур?!

– Как? – он поднял на меня тяжёлый, словно налитый свинцом, взгляд. – А вот так! Запомни, Александр – в этом мире ты не имеешь права на три вещи: милосердие, жалость и интеллигентские слюни! Это война, причём гораздо более древняя, чем те, которые устраивают люди, когда затевают очередную бойню, кровавую и бессмысленную.

– Но это жестоко...

– А ты как думал? Читал Библию?

– Да.

– Значит, невнимательно читал! Там сказано – не убий, но ты всё же убиваешь, значит, совершаешь очередной смертный грех. Может, ты считаешь себя благодетелем человечества, очищая мир от Нежити? Эдаким благородным защитником?! Никогда не думал, что Господь Бог передал людям эти истины не просто так? Вижу, что думал. А про себя и свой статус в этом мире не размышлял? Жаль... Ты простой мусорщик, который убирает отходы, не более того. И в этой роли, нет никакого благородства, это наказание! Рассчитаться за грехи прошлого новым грехами, чтобы осознал, прочувствовал, что это такое! Сердцем, душой, телом! Знал бы ты, сколько Охотников погибло, не в силах этого перенести.

– Весёлая перспектива, ничего не скажешь. Мол, иди и греши заново.

– Не передёргивай, – он махнул рукой. – Не ты первый, не ты последний, привыкнешь. Многие из вас, когда осознавали настоящую суть Охоты, срывались. Одни уходили в запой, другие стрелялись или вешались. Пойми – это ведь не выход, это мелкая попытка уйти от судьбы.

– Это безвыходная ситуация Авгур, замкнутый круг. Грешно, но мы продолжаем убивать. Где логика?

– Не ищи логику, ищи смысл. Ещё раз повторю – ты мусорщик, чистильщик, палач, в конце концов! – Пётр хлопнул по столу ладонью. – И вообще, хватит молоть вздор! Не я в прошлой жизни совершал твои смертные грехи, чтобы быть удостоенным сомнительной чести стать Охотником. Так что подбери слюни и работай. Кстати, раз уж ты завёл этот разговор. Взгляни на эту книгу, – он кивнул на фолиант, найденный в погребе, – ведь если подумать, то первая упокоенная тобой Ведьма тоже когда-то была Белой. Травница и лекарь, ведунья, такие книги изучала! Но что же случилось? – с притворным удивлением спросил Авгур, разводя руки в стороны. – Она – ах, какая неприятность – совершила несколько злых поступков и стала Серой. А что потом?! Сговор с Дьяволом – и у нас под боком ещё одна Чёрная?!! Этого не будет, Саша! И пока ты ещё не разобрался в этих тонкостях, мой тебе совет: убивай всех, кого встретишь на своем пути и с кем найдёшь силы справиться. Иначе тебя впереди ждёт Вечная Охота без малейшего шанса на прощение. Да, Белые ведьмы, как правильно сказал твой новый друг – это уникум природы. Хотя и с оттенком проклятия, ведь знания тоже могут нести в себе тяжкое бремя, – он с лёгкой грустью смотрел на перстень, покрытый арабскими письменами, словно встретил старого знакомого.

– Знакомый перстень?

– Да, его владелец с гордостью называл свой перстень кольцом Сулеймана ибн Дауда.

– Царя Соломона?!

– Да нет, конечно. Охотник, который им владел, был тщеславен и самоуверен, даже новая сущность не изменила его пороков. Видишь, куда забрался, – Авгур покачал головой, – и погиб.

– А что мне делать с этими двумя перстнями?

– Закопать в землю и, желательно, поглубже.

– А с этим? – я положил на стол кольцо отца Станислова.

Авгур словно дара речи лишился. Он посмотрел на меня изумлённым взглядом, даже рот открыл, словно желая что-то сказать. Помолчал несколько секунд и наконец выдавил:

– Где... Где ты его взял?!

– Отец Казимерас в подземелье нашёл, в котором, судя по всему, лет эдак сто, а то и больше, никто не был. Вообще непонятно, как оно туда попало, – я пожал плечами. – У вас никаких мыслей по этому поводу нет?

– Мыслей? – он задумался. – Нет, пока что нет. Хотя, если следовать логическим размышлениям Казимераса, о том, что Вера исчезает... Есть вариант, что истинных пастырей, которые несут настоящую веру, попросту убирают, постепенно заменяя их Нежитью. Так что, вполне может быть, что в это подземелье был ещё один ход, теперь, конечно, заваленный. Туда доставили Станислова, быть может, совершили Чёрную мессу, а потом убили, чтобы тот не надумал уничтожить своего брата. Но у нас ещё есть немного времени...

– Что?

– Видишь ли, Александр, все эти христианские правила, уставы и обряды не просто так придуманы, доля смысла в них присутствует.

– Вы это к чему клоните, Авгур? – покосился на него я.

– К тому, что католические обряды мало чем отличаются от православных. Есть, конечно, разница, то небольшая. А к чему клоню… – Пётр немного подумал и дотронулся до перстня Станислова. – Ещё не прошёл месяц с его кончины.

– И что? – не понял я.

– Согласно православному староотеческому преданию, лишь на сороковой день после смерти душа новопреставленного, в третий раз поставляется ангелами перед Богом, который отводит ей место до Страшного Суда и определения вечной загробной участи. По католическому обряду, это происходит через четыре недели, на тридцатый день.

– А отец Станисловас-то здесь при чём? Какой Страшный Cуд, если он охотник?

– Включи мозги! – начал злиться Авгур. – У нас есть целая неделя, пока его душа не предстала перед Богом. Если убить его Нежить, то, может быть, ему это зачтётся и он будет прощён.

– Да, я об этом как-то не подумал. Мы сможем узнать или понять, что он прощён? – я достал из пачки сигарету и, прикрыв дверь в комнату, закурил. – Нет, не отказываюсь. Если уж так карта легла, то какая разница – одним убитым больше, одним меньше.

– Убьёшь – увидишь, – сказал Пётр, – только кольцо держи при себе, мало ли что. Если всё пройдёт успешно, то продай золото и съезди к родителям в Москву, отдохни немного, а то на тебе лица нет, краше в гроб кладут.

– Вот тех, кто краше, пускай и кладут.

Когда Авгур ушёл, я заварил ещё кофе и устроился у окна, чтобы ещё раз обдумать всё то, что я понемногу узнавал о своей новой жизни. Сказать, что было муторно – значит, соврать. Мне было очень тяжело оставаться наедине со своими мыслями. Я собрался и уехал в город, где – пусть и в одиночестве, но видя других людей – бродил до самой темноты, пытаясь разложить по полочкам информацию, понять и осознать смысл...

Если бы мне сказали, что я упырь, поднятый мёртвым из могилы, было бы намного легче, а так – в чём моё отличие от обычной Нечисти? Права была упокоенная мной Ведьма – я такой же, как и они, за которыми обязан охотится всю оставшуюся жизнь. Хотя можно ли это считать жизнью, и жив ли я вообще? Или это так, лишь череда заказов, полученных от тех, которые управляют этим самым маленьким из обитаемых миров. Я хрипло засмеялся, напугав влюблённую парочку, которая стояла неподалёку, в тени деревьев, наслаждаясь летом, поцелуями и друг другом. Парень с вызовом посмотрел на меня, словно ожидая драки. Спрячь свою шпагу, малыш – тебе ещё жить, и дай Бог, чтобы не просто так, а счастливо.

Есть такое мифическое существо – Крысиный Король, а несколько крыс, сросшихся хвостами, называют его троном. Легенда, не более того, в отличии от Крысиного Волка, твари вполне реальной. Знаете, откуда и как появляется? В закрытый ящик помещают несколько крыс. Когда озверев от голода, они начнут жрать своих товарок, то в итоге останется всего одна – которая выживет, но сойдёт с ума и всю оставшуюся жизнь будет рвать сородичей. Вот это и есть настоящий Крысиный Волк. Если подумать, то по количеству грехов Охотники сродни Нежити... Мы зло, уничтожающее зло – почти одной крови, если уж вспомнить Киплинга. Впору поверить, что Охотников создал сам Люцифер! Наверное, ведьмы и вурдалаки слишком обленились, поэтому, чтобы добиться от них слепого повиновения и усердия в чёрных делах, их надо держать в постоянном страхе и ужасе. Этим «ужасом» и являются Охотники. Как всё просто и незатейливо – разделяй и властвуй. Хотя нет, конечно, даже у самых отверженных из нашей стаи есть маленькая лазейка, чтобы прорваться в следующие миры. Ну да, ведь надо найти предназначенную тебе Нежить или Ведьму. Убить, чтобы выжить самому, и как награда за «службу» – новая жизнь в других мирах. Кровь ради жизни, убийство ради спасения. А может, Авгур и прав – надо отбросить слюни и начать вживаться в новую шкуру. Палач, если подумать, не самая плохая профессия, хотя немного обидно, что ведьма была права – мы изгои.

(*) Liber subtilitatum diversarum naturarum creaturarum – Книга о внутренней сущности различных природных созданий.

(*) Liber simplicis medicinae – Книга о простой медицине.

(*) Liber compositae medicinae – Книга об искусстве исцеления.

(*) Liber medicabilis herbis – Книга о лечебных травах.

25.

Ровно через сутки я снова встречал рассвет в дороге, неторопливо двигаясь на север, по направлению к Риге. Что-то часто в последнее время ездить приходится, эдак и привыкнуть недолго. Надо учитывать, что я теперь на самообеспечении, командировочные не положены. В «братскую» республику я ехал не просто так, погулять и кофе попить, а по поводу! Есть там один человек, который в свободное от работы время продаёт разные незаменимые в народном хозяйстве железки. Услуги особо не афиширует – то ли от врождённой скромности, то ли денег на рекламу жалко, а может, и того проще – не удосужился лицензию в полиции получить. Дело-то житейское; может, ему некогда? В общем, сами понимаете, не маленькие. Вот по этим шкурным делам я и ехал, под звуки старого, как мир, Ekseption, и прихлёбывая кофе из картонного стаканчика, купленного на бензоколонке. Дорога почти пустая, по сторонам сонно лежат поля, ещё накрытые утренним туманом. Просвистит навстречу редкая машина, и снова пусто...

На латышской таможне вышел уставший за ночь сотрудник с исконно «латышской» фамилией Курниковс, лениво посмотрел на мой зелёный паспорт, сверил фото с оригиналом – и вот я уже в Латвии. Дороги стали похуже и стыдливо сузились – неухоженные какие-то наши соседи и неприветливые, словно не родные. Ладно, мне с ними детей не крестить, главное – в очередную яму не влететь, вдруг у них с сервисом ещё хуже, чем с дорогами? Проскочил кольцо, борясь с желанием забыть про Ригу и по извечной мужской привычке повернуть налево, в Юрмалу. Жаль, но море придётся отложить – есть дела поважнее отдыха. Кстати, как оказалось, зря – время прибытия я рассчитал плохо и в Ригу приехал рано, ещё шести не было. Вполне мог съездить на пару часиков, к морю. Будить железячника, было жестоко, поэтому я пересёк Даугаву по Вантовому мосту и, оставив машину на одной из бензоколонок, пошёл побродить по Старому городу. Город красивый, словно мастера, которые здесь работали, вкладывали кусочек своей души, создавая его таким, каким мы его видим сегодня. Кстати, один из них – это скульптор Август Фольц, который изготавливал в своей мастерской скульптуры и барельефы, украсившие собой не меньше сотни домов. Надо заметить, что особенное вдохновение посещало мастера, когда он был влюблён. Да-да, это истинная правда! Рижане, когда видели на фасаде нового здания новую нимфу (с узнаваемым лицом его очередной пассии), смеялись, приговаривая: похоже, наш Август опять влюбился! В одну молодую натурщицу, которая позировала для фонтана «Нимфа» у нынешней Оперы, Фольц влюбился так, что сначала затягивал с выполнением заказа, а потом взял и женился. Наверное ,магистрат по шее надавал за то, что путает бизнес с удовольствием. Да что я вам рассказываю, приедете и сами увидите. Только мой дружеский совет – бродить по Старому городу лучше всего летним вечером, когда улочки немного пустеют и всегда можно присесть за уличный столик какого-нибудь уютного бара.

Ладно, хватит экскурсий, господа, я сюда ехал не за этим. Бросил взгляд на часы, хмыкнул и набрал телефонный номер. Есть тут один камрад по имени Лавр. Прозвище тоже имеется, причём легко угадать, какое. Правильно – Берия. Надо заметить, что этим он особенно гордится, правда, вида не показывает. И ведь никогда не скажешь, что такими вещами занимается! Лет сорока, длинный и худой, как оглобля. Чеховская бородка, седые волосы до плеч и глаза светло-серые, словно поседели вместе с шевелюрой. Сколько раз его встречаю, он постоянно в одном и том же растянутом свитере синего цвета и голубых джинсах. Ни дать, ни взять – настоящий хью-ю-юдожник.

– Привет, Лавр.

– Привет, Сашка! По делу приехал? – я всё же его разбудил, голос был сонный. Ничего, нечего спать, время, – деньги.

– Нет, блин, кофейку попить. Хватит спать, вставай, труба зовёт.

– Ладно, не бурчи, давай у меня, минут через пятьдесят.

– Через полчаса, – ему дай час, так он раньше, чем через два не появится, тормоз эдакий.

– Буду, – буркнул он и отключился.

Я оказался прав, Берия приехал через час, жутко заспанный и явно недовольный моим ранним визитом. Лавр всегда такой, на хмурый вид внимания обращать не стоит, бизнес накладывает отпечаток на человека. То, что мне было необходимо, мы вначале обсудили, прогуливаясь по набережной. А как иначе – не в магазин приехал, чтобы вещи на прилавке разглядывать.

– Так что брать-то будешь? – он лениво потянулся.

– Брать это задаром, а я покупаю, – заметил я, – значит так, ствол для Глока-21, с резьбой для глушителя. Желательно от Wolf Distributors, LWD Barrel M/21T, и глушитель Gemtech Blackside.

– Ты что, в киллеры подался? – вытаращился на меня Лавр.

– Ага, в бомбисты-терористы, блин, – прикуривая сигарету, ответил я, – буду законно выбранную власть отстреливать, пачками...

– Ну, если власть, – он широко улыбнулся, – тогда тебе большая скидка положена. Даже очень большая, – Лавр развёл в стороны руки, словно показывал её величину.

– Ты ручонками, своими не размахивай, Лаврик, – сквозь зубы процедил я, – а то ведь грешным делом подумаю, что знаки кому-нибудь подаёшь.

– Да ты чего?! – обиделся он. – Мы что, первый год знакомы?

– Вот поэтому и говорю, веди себя скромнее, не на базаре.

Он вздохнул, словно был оскорблён подозрениями до глубины души. Ну, это его личное, можно сказать, интимное дело – обижаться на меня или нет. На обиженных, как известно, воду возят. Тем более не новость, что Лавр на некоторых своих клиентов стучит в полицию, но закладывает, как правило, местную шантрапу, так что мне бояться нечего. Или почти нечего...

– Учитывая товар, – затянул привычную песню Лаврик, – триста баксов ствол и тысяча двести глушитель.

– Совсем сдурел на старости лет, – покачал головой я, – идите умойтесь, мужчина, а то вы ещё спите и бредите. Полторы штуки за две трубы?

– Товар уж больно специфический, – он поморщился, – можно сказать, редкий.

– Не лепи мне горбатого, мальчик! Этот редкий товар уходит от тебя ящиками!

– Ну уж ящиками, – покосился он...

– Ладно, учитывая возросшее благосостояние трудящихся, – усмехнулся я, – семьсот за трубу и двести за ствол, итого девять сотен и разбегаемся, мне ещё домой ехать.

– Это грабёж, Сашка!

– Грабёж не грабёж, а цена хорошая. Причём продаешь без риска, что из этой трубы завалят какого-нибудь чинушу в Латвии.

В общем, после ещё пяти минут торговли мы сговорились. Лавр разбогател на тысячу сто долларов, а я увёз новенький Гемтеховский глушитель и удлиненный ствол для Глока-21. Дорого, конечно, но мы же не в магазине – как ни крути, вещи я приобретаю незаконно, так что сами понимаете. Мы уже почти разошлись, когда я вспомнил ещё одну вещь.

– Слушай, Берия, есть еще одно дело.

– Говори, что с тобой делать, – притворно вздохнул он.

– Через некоторое время мне может понадобиться вся машинка. Причём не просто так, погулять сходить, а для лентяев, чтобы далеко не бегать.

– А точнее? – Лаврик подобрался, словно почувствовал хороший заказ.

– Винтовку бы мне, дяденька, – я улыбнулся, и, подражая голосу Карцева, продолжил, – знаешь, я слышал... бывают... такие... снайперские... ВСС называется....

– Винторез?! Откуда я тебе его достану?!

– Я разве сказал, что ты можешь достать? – искренне удивился я. – Просто назвал модель оружия, про которое много читал и слышал. Вот и решил – дай, думаю, расскажу, чтобы и ты, неуч эдакий, что-нибудь услышал про такую, можно сказать, жизненно необходимую в быту вещицу. Не доводилось слышать?

– Ну ты, барин, и задачки ставишь, – покачал головой Лавр. – Не знаю, отродясь не слыхивал, но если что – дам знать.

– Вот и прекрасно, – кивнул я, и мы расстались.

На обратной дороге я заехал в ресторан Лидо, где вкусно пообедал, или, точнее, позавтракал, и отправился обратно домой. Покупки прятать не стал; если честно, даже не представляю, что должно случиться, чтобы между Литвой и Латвией машину досматривали. Бросил в багажник, к инструментам, и забыл. На дворе 2005 год, уже год, как в Евросоюзах состоим, мать их так... Кстати, поговаривают, что скоро собираются пограничные пункты закрыть. Это правильно – нечего народные деньги разбазаривать, самим не хватает!

Вернувшись домой, я разобрал свой пистолет и заменил в нём ствол, экстрактор и ударник. Если, не дай Бог, где-нибудь найдут мою пулю или гильзу, то замучаются доказывать, что это я сделал. Ну да, ещё по донышку гильзы можно экспертизу провести, но извините, это очень легко «лечится»! Главное что – не попадаться с этим комплектом.

На следующее утро провёл небольшую разведку, устроившись неподалёку от костёла. Как говорил один мой приятель: «хоть застрелись – и умный, и красивый». Хотелось бы добавить: и осторожный. Брат отца Статислова, та самая, предназначенная ему Нежить, прекрасно знал про отпущенный срок и поэтому решил обезопасить свою персону от всяческих неожиданностей. На выходе из храма его встречал мордоворот, больше похожий на трёхдверный шкаф с антресолями, а в машине поджидал водитель. Характерные выпуклости под одеждой уверенности в благополучном исходе операции не добавляли – вооружены, это и к гадалке не ходи. Здоровяк носит пистолет справа на поясе, «на пять часов». Слишком далеко, но для меня же лучше – чтобы достать пистолет, у него уйдёт больше времени. Так, второй, что там у него? Оперативная кобура с левой стороны? Пока выхватит пистолет, уснуть можно. Но обложился наш святоша, просто так не зайдёшь и не грохнешь. Нет, конечно, можно подойти и с наглой мордой застрелить, прямо у выхода. Сомневаюсь, что эти орлы быстрее окажутся, но ведь они быстро опомнятся и тоже включатся в игру, тогда тоже валить придётся, а этого бы не хотелось – мне проблемы с полицией совершенно не нужны. И самое плохое, что на все эти «добрые» дела максимум неделя, ни днём больше... Снайпинг отпадает, винтовку так быстро не куплю; ножом не получится, сомнительно, что подпустят. Нежить Охотника чувствует, он при моём приближении уже крик поднимет. Весело, в общем, до невозможности. Думать надо, думать...

Утром, чуть свет, позвонил Виктор, злыдень. Мастера понять можно – у него никто фирмы не покупал, денег лишних нет, а семья из пяти ртов – кормить надо ежедневно и желательно не только макаронами. Но всё равно он зараза; я заснул почти на рассвете, поэтому с трудом разлепил глаза и добрался до телефона, по дороге успев бросить взгляд на часы – семь утра, он что, с ума сошёл?! А ещё эти «истребители», то есть ласточки, живущие под крышей, летают перед самыми окнами, словно с одной целью – дразнить Тишку, застывшего на подоконнике.

– Саша? – голос у Виктора был встревоженный. – Просыпайся давай!

– Ты на часы смотрел? – хмуро отозвался я и зевнул.

– У нас несчастье, Саша...

– Если президента грохнули, то это не моя работа, – я попытался отделаться плоской шуткой, но его тон мне не понравился, и остатки сна улетучились на ходу, – лепи уж, радуй новостями.

– Шарунас убил себя и всю свою семью.

26.

Конечно, в дом нас не пустили – там сейчас трудились эксперты и прочие «официальные лица». Одного их них, знакомого следователя из прокуратуры, мне удалось поймать и оттащить в сторонку. Шапочное знакомство по стрельбищу, не больше, но это лучше, чем вообще ничего. По его словам, Шарунас вернулся поздно вечером, причём сильно пьяным (его заметил сосед, куривший на балконе своего дома), а через несколько часов раздался истошный женский крик и прозвучало несколько выстрелов. Нечаянного свидетеля уже допросили, и сейчас он потел, зажатый в плотное кольцо журналистов, поэтому о приватном разговоре можно было и не мечтать. Ничего, я человек терпеливый, мне не к спеху. Перед воротами, под прицелами фото- и кинокамер, стоял комиссар полиции, делая обычное в таких случаях заявление для прессы. Если коротко, то всё сводилось к двум важным для меня вещам: во-первых, в живых никого не осталось, а во-вторых, есть все основания полагать, что Шарунас, находясь в состоянии алкогольного опьянения, застрелил жену и дочь, а потом застрелился сам. «Причиной этого поступка могли послужить финансовые трудности, преследовавшие его последнее время, и продажа фирмы».

Да, вы не ослышались; как выяснилось немного позже, за неделю до несчастья Шарунас продал фирму одному физическому лицу (имя которого не разглашалось), причём вся сумма (что уже странно!) была внесена наличными. Денег в доме не обнаружили, что привело к появлению еще одной версии – убийство с целью ограбления. Прожила эта версия недолго – до тех пор, пока в ящике письменного стола не был найден список кредиторов и несколько расписок в получении денег. Если верить этим бумажкам, то Шарунас задолжал сумму гораздо большую, чем выручил за продажу магазина. Среди кредиторов, как вы уже догадались, была и моя фамилия, так что в ближайшее время можно ожидать «приглашения» на беседу. Что касается остальных – дорого бы я заплатил за возможность ознакомиться с этим списком, ох, дорого. Насколько знаю, кроме кредита за дом, других финансовых обязательств, у шефа не было; всё же мы работали вместе не первый год, и представление о его финансовом положении у меня имелось. Не буду утверждать, что оно было радужным, но рассматривать это как причину устраивать кровавую баню – полнейший бред.

Не помню, кто именно сказал, но определение очень точное: «Бог никогда не пошлёт испытаний, которые тебе не под силу». Самоубийство, на мой взгляд – слабость и трусость. Уйти из жизни потому, что остался на мели? Нет, это мерзко и глупо. Глупо, потому что Шарунас не пришёл и не рассказал, когда на него начали давить, а больно оттого, что, несмотря на разлад в наших отношениях, семья не чужая, а Оринта – моя крестница. Была крестницей... Страшно это звучит, когда говоришь о детях в прошедшем времени...

Если вы думаете, что я вскипел негодованием, как чайник, и побежал пересчитывать патроны в сейфе, чтобы устроить Армагедон в масштабах города, то сильно ошибаетесь. Смерть вызвала другое чувство – пустоту. Словно тебя выжгли изнутри, оставив пустую оболочку, которая спокойно смотрит на мир моими глазами. Эмоций нет, они остались где-то там, в прошлом. Сейчас есть дела...

Я подбросил домой совершенно сникшего Виктора и поехал завтракать. Да, я поехал кушать, что здесь удивительного? Можете меня заклеймить позором и назвать бессердечным зверем, но мне жутко хотелось жрать. Проскочил по проспекту Саванорю и, не доезжая до Макдональда, повернул налево, где в глубине двора находился небольшой ресторанчик, под названием «Seni vartai» (Старые ворота, литовск.), оформленный в модном деревенском стиле. Если честно, эта «дярёуня-стайл» в оформлении баров и ресторанов уже набила оскомину; такой стиль – это не более чем леность дизайнеров и полное отсутствие вкуса у хозяев. Сами посудите – что может быть легче, чем обшить помещение тёсом, сложить в зале камин из булыжников и заказать грубо сделанную мебель, где на спинках стульев ещё и сердечки вырезаны, будто на дверях хуторского сортира. А если ещё и бронзовую посуду (купленную в Голландии на блошином рынке) по стенам развесить и рыбацкую сеть в виде занавески приспособить, то всё, туши свет – шедевр среди интерьеров. Идиотизм. Ладно, чёрт с ним, с этим стилем; как говорит один знакомый дизайнер: если пипл хавает, то и клиент кэшует.

Я расположился на веранде, украшенной какими-то красными цветами в глиняных вазонах и (правильно!) рыбацкой сетью. Время близилось к обеду, поэтому народу прибавилось; кормили здесь, несмотря на обстановку «с сердечками», отменно. Сделал заказ и закурил, задумчиво стряхивая пепел в глиняную пепельницу, украшенную ухмыляющимся чертёнком. Вот, кстати, ещё один пример народного промысла. Пока ждал, ко мне вихляющей походкой педераста подошёл незнакомый парень, лет двадцати пяти, в какой-то обтягивающей одежде непонятного фасона и цвета.

– Приятного аппетита, господин Айдаров, – поздоровался гламурный мальчик и, не дожидаясь приглашения, нагло уселся напротив, выложив на стол диктофон. – Меня зовут Арунас, я журналист газеты «Вечерний Каунас». Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

– Исчезни отсюда, – лениво отозвался я.

– Как вы считаете, что могло послужить причиной нервного срыва у вашего бывшего делового партнёра? – не обращая внимания на мои слова, продолжал трещать журналист. – Может быть, в семье назревал конфликт другого сорта? Они не собирались разводиться?

Несколько секунд я смотрел на него, потом положил сигарету на край пепельницы и, поманив его пальцем, нагнулся к столу. Когда он последовал моему примеру, я резко выбросил вперёд руку и схватил эту акулу пера за горло. Хотя какая там «акула» – так, мелкий пескарь. За соседним столиком блеснула вспышка фотоаппарата.

– Если вы меня не отпустите, – прохрипел мальчик, – это фото будет в вечернем выпуске, на первой странице… – окончание фразы было почти не слышно, он сипел, а личико на глазах наливалось кровью. Я поморщился и разжал руку.

– Пшёл вон отсюда, сопляк...

Обед, можно сказать, испортили. Я ел не глядя, не чувствуя вкуса, кожей ощущая взгляды людей, которые настороженно косились в мою сторону. Подумаешь, беда какая – журналиста слегка придушил; не убил же, право слово! После этого я заехал домой, взял Бакса, обрадованного предстоящей поездкой, и, позвонив хозяину, направился на стрельбище. Рижские сувениры тщательно спрятал в небольшой тайник, сделанный в машине. Найти, конечно, можно, но надо очень постараться. Мало ли, вдруг меня арестовать решат, по подозрению? Зачем делать такие подарки полиции?

В рабочие дни здесь пустынно, особенно в это время. По утрам ещё бывает народ; спортсмены тренироваться приезжают, или оружейные мастера, чтобы оптику пристрелять на длинном пятисотметровом рубеже, расположенном вдоль опушки леса. Мне повезло – людей не было, да и Вигантас, дождавшись меня, спросил, сколько здесь пробуду, и обрадованно ускакал (надо полагать, к очередной деревенской пассии), обещая вернуться через несколько часов. Такой вариант даже предпочтительнее – не хотелось перед ним светить покупками, а привыкнуть к изменившемуся балансу пистолета надо. Поставил железные попперы, чтобы от пуль оставались одни блинчики, и, навинтив трубу глушителя, начал стрелять. Сначала одиночными, потом дабл-тапами (*). Работает прекрасно, звук гасит прилично. Нет, таких звуков, какие мы слышим в фильмах и компьютерных играх, конечно, нет – хлопок, вроде выстрела из мелкашки. Пришлось привыкать к приобретённой игрушке, особенно при переносе на следующую мишень и в движении – ствол норовил клюнуть вниз. Ничего, привыкну, тем более, я не Хитман, чтобы постоянно с этим прибамбасом ходить. От меня что требуется – незаметный подход, один-два выстрела – и исчезаем, желательно не привлекая к себе внимания. Оно мне надо – «под ментовскими пулями и под лай овчарок» хвосты рубить? Вот именно, что нет.

Отстрелял две сотни патронов, тщательно собрал гильзы в мешочек и уселся на бруствер, разложив пистолеты на куске брезента. Глушитель и ствол убрал в тайник, и только потом неторопливо принялся чистить оружие, бросая взгляд на Бакса, который в этот момент пытался совершить деяние, предусмотренное уголовным кодексом, а точнее – «убийство без отягчающих обстоятельств». Дело в том, что по соседству был небольшой птичий двор, также принадлежащий Вигантасу, откуда по направлению к пруду, переваливаясь с боку на бок, двигалось несколько гусей. Вот на них мой «Хранитель» и напал. Это же надо, какие игрушки прикольные! Мало того, что сами двигаются, так ещё и шипят, как прокушенный мячик. Атака не увенчалась успехом, последовал негромкий визг, и вот уже щенок несётся под мою защиту, жалуясь, что «эти серые вообще оборзели, шуток не понимают». Мол, он вообще не при делах, так, мимо гулял, а они кусаться изволят! Ну да, конечно, особенно если учесть, что несколько перьев из хвоста Бакс всё же принёс. Трофейщик, блин.

Газеты, как всегда, пошумели несколько дней и успокоились. Мою персону вниманием тоже не обошли, фото всё же появилось в газете, но не в вечернем выпуске, как грозился писака, а в одной из дешёвых газет, которыми полон рынок жёлтой прессы. Небольшая заметка на последней странице и моё фото с подписью: «Почему г. Айдаров так отреагировал на вопрос о каунасской трагедии?». Можно найти этого мальчика, чтобы физиономию ему испортить, но скажите, какой в этом смысл? И так настроение ниже плинтуса и мельче цента. Кстати, о деньгах – хоть и не совсем к месту, но всё же... Смерть Шарунаса сильно ударила меня, в том числе и по карману, особенно если учесть, что я продавал свои акции лично ему, а он, как мы уже знаем, продал кому-то ещё. Как ни крути, а сто тысяч, которые он должен был мне выплатить в течение года, потеряны. Дом? Его заберёт банк, ничего не поделаешь. Ну да, у меня на руках редкая книга, которую Авгур советовал никому не показывать. Если будет совсем плохо, то придётся продать… Охота на Нежить –занятие не из дешёвых, а тут ещё и сроки поджимают, чёрт бы побрал Авгура с его телячьими нежностями по отношению к покойному ксендзу, и самого ксендза Станислова с его слюнявым отношением к Нежити. Завалил бы своевременно своего братца – не пришлось бы сейчас голову ломать, как на тот свет ксенженьку отправить. Мало того, что за мной сейчас наблюдать могут, проверяя на причастность, так ещё и объект под охраной разгуливает. Нет, решено, отработаю ксендза – и в Москву, к родителям в гости, отдыхать, кушать мамины вкусняшки и хотя бы временно забыть про Нежить, Ведьм, Авгура и жизненные планы, стремительно летящие под откос.

На пол, к большой Тишкиной радости, один за другим падали скомканные листы бумаги, на которых я простыми квадратиками рисовал схемы. Котёнок гонял эти бумажные мячики, стараясь увернуться от Бакса, включившегося в игру. На столе остывал кофе, пепельница была полна окурков – в отличие от вариантов проведения операции. Ну не было решения, хоть ты тресни британским флагом! Не будешь же считать планом дикую идею устроить карнавал и переодеться в монаха францисканца, чтобы беспрепятственно пройти мимо охраны в костёл. Они-то, может, и пропустят, но после выстрелов начнётся паника, ломанётся народ в дверь, и что потом? Плана костёла у меня не было, как расположены внутренние помещения, я не знаю. Останусь в костёле, как крыса, зажатая в угол, и буду сидеть, пока не приедут полицейские. Даже если и удастся вырваться наружу – не факт, что уйду незамеченным. Что будет потом? Налетят архангелы, опросят очевидцев на предмет «выявления примет» злодея и транспорта, на котором он скрылся, буде оно замечено, и прочая, и прочая, и прочая. В общем, всё то, что требуется для раскрытия убийства «по горячему». Могут даже собачку пустить по следу, если убивец пешком ушёл. А потом следователь вместе с судебно-медицинским экспертом будут осматривать труп. Вот тут и возникает первое «но» – а будет ли труп? Нежить – она ведь непредсказуемая, зараза эдакая, может в пыль превратиться, а может и остаться в человеческом облике; поди угадай, как карта, тьфу ты, то есть труп, ляжет. Если останется тело, по это плохо, ибо копать будут, как обычное заказное убийство, сиречь с прочёсыванием прилегающей к месту происшествия территорией и блокированием возможных путей отхода преступника, сиречь меня. Просидев полночи, я набросал несколько вариантов, включая даже самый плохой, если придётся валить и охрану. Они-то, шлемазлы толстолобые, не знают, что я богоугодным делом занимаюсь, поэтому будут стараться наделать во мне побольше дырок. Объясняйся потом в небесной канцелярии, что исключительно по недоразумению попал. Нет, что ни говори, а профессионализм –великая вещь. Сами посудите – работай по заказу, вариантов привести приговор в исполнение было бы намного больше. Ту же охрану взять – всегда есть шанс их подкупить; бывали такие случаи, не раз и не два. Увы, но этот вариант не подходит – по причине «повышенной секретности и недостатка времени», чёрт побери. Ладно – я устало потёр ладонями лицо, покосился на пустую пачку сигарет и отложил в сторону листок с планом, который имел больше шансов на успех. Всё, спать – завтра последний раз проверю расчёты, и можно будет работать. Спать...

(*) Дабл-тап – быстрый двойной выстрел.

27.

Ранним утром я телефонным звонком выдернул Авгура из объятий Морфея и через пятнадцать минут уже сидел на лавочке, неподалёку от его дома. Пётр, как всегда, опоздал; заявился он двадцать минут спустя, сонно прищуриваясь от утреннего солнца. Не обращая внимания на его недовольный вид, я поздоровался и подал пластиковый стаканчик с кофе, купленный неподалёку. По себе знаю – пока утром глоток кофе не сделаешь, мозги работают медленно, а ждать, пока он окончательно проснётся, времени у меня не было. Авгур уселся рядом, отпил несколько глотков, поморщился и покосился на список, который я ему вручил.

– Здесь перечень вещей, которые мне необходимы, – сказал я. – Желательно уже завтра, к десяти часам утра.

Пётр несколько минут внимательно изучал бумажку, несколько раз надул щёки и шумно выдохнул. Помолчал несколько секунд, поднял на меня взгляд и усмехнулся.

– Не тем ты делом, Сашка, занимался, ох не тем... Тебе бы в киллеры пойти – цены бы тебе не было! А-а-агромные деньги бы зарабатывал.

– Ну да, конечно. Только вот наёмники долго не живут, их в безвозвратные потери, ничтоже сумняшеся, списывают, а я ещё пожить хочу, мне в другие миры не к спеху. Список запомнили или перепишите?

– Запомню, – он ещё раз взглянул на листок бумаги. – А сутана тебе зачем?

– Знаете, Авгур, есть хорошее выражение: «не задавайте глупых вопросов – не получите глупых ответов»

– Ну-ну... секретничай, раз желание такое есть. Будет тебе сутана, святой отец.

– Вот и прекрасно, – я забрал бумажку обратно, – через два дня буду работать, а потом у меня начинается отпуск.

– Почему только через два дня?

– Торопиться не хочу, чтобы потом не жалеть, – я начал загибать пальцы на руке. – Надо ещё раз уточнить его распорядок дня, проверить маршруты движения и присмотреть несколько запасных вариантов отхода.

– В общем, решение верное, – Пётр покосился на меня. – Мандража нет?

– Пока что нет, а там посмотрим.

– Долго собрался отдыхать?

– Неделю, не больше. Во-первых, Вилия не сможет долго за зверьём присматривать, она в Америку собирается, к дочери. А во-вторых, надо и о мирских делах подумать, чем на хлеб насущный зарабатывать.

– А российскую визу уже заказал? Они же не меньше недели делают.

– У меня коммерческая, на год, так что с этим проблем нет, – ответил я. – Если всё пойдёт по плану, то в воскресенье вечером уезжаю, билет уже купил.

– Поездом поедешь? Это же долго, трястись целых семнадцать часов.

– Зато не обыскивают, как в аэропортах, где даже пилочку для ногтей – и то за оружие считают.

– Это да, – согласился Авгур, – но ты же не собираешься весь свой арсенал тащить?

– Конечно, нет, но и голым ехать – тоже не дело.

– Правильно, – кивнул он, – ладно, всё, что тебе необходимо, сегодня к шести часам вечера будет готово. Перстень отца Станислова не забудь, может пригодиться. Ладно, дай Бог, всё пойдёт по плану, отдохнёшь – и возвращайся, может быть уже не до отдыха.

– Именно. Тем более что у меня появилось несколько неожиданных дел...

– Семья Шарунаса? – Пётр посмотрел на меня и кивнул, словно сам себе отвечая на вопрос. – Читал про это несчастье. Мысли какие-нибудь есть?

– Есть, конечно, только все эти мысли вокруг наших «друзей» кружатся.

– Может, и так, – согласился он, – а может, и нет. Об одном прошу – не наломай дров.

– Месть, Авгур – это блюдо, которое едят холодным.

После нашего разговора я сделал ещё несколько звонков и отправился уже привычной дорогой к одному знакомому. Было к нему одно рисковое предложение, но если риск становится образом жизни, почему бы и нет? Больше пули не получу. Проезжая мимо Дома Офицеров, я заметил человека, который, несмотря на раннее утро, вынес на тротуар небольшой пластиковый щит: «Антикварный магазин. Оценка, Скупка, Комис». Хм, несколько золотых десяток, которые я обнаружил на хуторе, были при мне; почему бы не заехать, чтобы узнать их примерную стоимость?

«Лавка древностей» разместилась в цокольном этаже старого, ещё довоенной постройки, дома. Тяжёлая железная дверь открылась на удивление легко, звякнув при этом колокольчиком, подвешенным к раме. Небольшой торговый зал, прилавки-витрины, размещённые буквой «п», и несколько полок на дальней стене – вот и вся мебель. Серые и, если так можно выразиться, уныло лежащие вещи, словно они сами понимают, что отними у них возраст – грош им цена, даже в базарный день. Сидящий у кассы старик хмуро глянул на меня и уткнулся в книгу; наверное, надоели ему докучливые зеваки, приходящие сюда поглазеть на предметы, которые никогда не будут покупать. Рассматривать барахло, лежащее под стеклом, я не стал (ценные вещи никто на витрину не положит), поэтому сразу направился к продавцу.

– Доброе утро, господин, – я бросил взгляд на карточку, прикреплённую к его пиджаку, – Ромас. У меня к вам небольшое дело.

– Чем могу быть полезен?

– Есть несколько золотых монет, николаевских, хотел бы узнать их цену и, пожалуй, продать, если это выгодно.

Старик, немного подумал и наконец соизволил оторвать задницу от стула, отложив книгу в сторону. На стеклянную столешницу он постелил кусок зелёного сукна и приглашающе махнул рукой – мол, выкладывай свои богатства, господин не-знаю-как-вас-там. Я достал из кармана кошелёк и выложил на прилавок пять золотых монет. Ромас неторопливо зажёг лампу, стоящую рядом с кассовым аппаратом, и вооружился лупой. Несколько минут рассматривал, потом отложил её в сторону и посмотрел на меня.

– Ну что я могу сказать, молодой человек, – он пожал плечами, – обычные царские червонцы, монета не редкая, так что и цена небольшая. В ней 7,7 граммов золота.

– Почему семь? – не понял я. – Я читал, что эта золотая монета весит 8,6 грамма.

– Да, – кивнул Ромас, – весит. Видите ли, – старик начал говорить таким тоном, что мне сразу захотелось зевнуть. Хотя чего от него желать – наверное, он уже устал повторять одно и тоже, дилетантам вроде меня. – Основой монетной системы царской России в начале ХХ века был золотой рубль, который ещё в 1897 году привязали к золоту. До Николая Второго вес золотой десятки составлял 12,9 грамма, но рубль был привязан к серебру. Один рубль приравнивали к 0,774235 граммам чистого золота. Как вы понимаете, монета номиналом «10 рублей» должна весить 7,7 грамм, но в реальности, монета весит 8,6 грамма. Просто золото, которое использовалось для чеканки этих монет – 900 пробы. Вот и получается, что в червонце весом 8,6 грамма – всего 7,7 грамма чистого золота.

– Как понимаю, – кивнул я, – монеты не особо ценные?

– Вы совершенно правы, – согласился старик, – вот если бы вы принесли мне, например русские сто франков – тогда да, это уникальная монета. Не слышали?

– Нет, не приходилось. Спасибо вам за информацию, извините, что помешал, – я начал собирать с прилавка монеты. Унылый старик; ей-Богу...

На следующий день, в семь часов утра, я уже занял исходную позицию у костёла. Да, именно на следующее утро, а не через два дня, как сказал Авгуру. Жизнь давно приучила – не верь, если нет возможности контролировать. С какой стати я должен безоговорочно верить Петру? Кто знает, что у него в голове, а рисковать своей шкурой мне не хотелось. Уже прошло полчаса, как я сидел в машине, «одолженной» у одного из прихожан Казимера. Хозяин, вместе со всей семьёй, работал где-то в Норвегии, поэтому риска, что кто-нибудь заявит о пропаже автомобиля, не было. Вчера, когда я приехал к Казимеру в костёл, и, не откладывая дела в долгий ящик, попросил у него помощи – скажу честно, даже не ожидал, что он согласится. Святой отец, подумав всего несколько минут, уточнил некоторые детали и предложил свой вариант, не задав ни единого вопроса, зачем мне понадобились эти вещи. Хороший он мужик, жаль, что не Охотник. А может, наоборот – прекрасно, нет у него нужды ломать привычное представление о нашем мире.

Голова распухла от мыслей и расчётов, а что творилось в душе – лучше не рассказывать, не поверите. Ксендз приехал заблаговременно, как и положено истому служителю церкви, чтобы подготовиться к утренней службе. Вот уже и первые богомольцы появились, вереницей потянулись к костёлу дряхлые старушки – словно им дома не сидится. Ничего, бабушки, как говорилось в одном фильме – сегодня вы увидите такое, что лучше бы вам этого никогда не видеть! Первым из машины вышел охранник и внимательно осмотрел окрестности. Цепко смотрел, даже про крыши ближних домов не забыл. Смотри, дядя, не смотри – меня не обнаружишь; обзор кусты закрывают, да и расстояние приличное, метров триста. Из дверей костёла вышел служка, подошёл к машине и, наклонившись, выслушал ксендза. Кивнул и ушёл обратно, уводя с собой телохранителя. Костёл осматривать повёл. А как же правило, запрещающее входить в храм Божий с оружием? Ну да, конечно, для некоторой части населения правила не действуют...

Через пять минут здоровяк вернулся и застыл около машины; открылась задняя дверь и наконец вылез ксендз. Неторопливо, я бы даже сказал, настороженно. Что-то сказал водителю и, постепенно ускоряя шаги, направился к костёлу. Гляди же ты, как он опасается за свою шкуру; будь костёл подальше – к дверям бы уже бегом подбежал! Совсем не заботится о сане; ходить ему надо медленно и степенно, как ксендзу и положено. Телохранитель последовал за ним, но внутрь не вошёл, застыл у порога. Ну сейчас ждём начала – и можно начинать отсчёт. Время тянулось нестерпимо медленно, будто секундная стрелка цеплялась за деления циферблата. Быстрей же ты!

Agnus Dei, miserere mei,

Agnus Dei, miserere mei,

Qui tollis

Peccata mundi,

Dona nobis pacem Dei. (*)

Ну, с Богом – я приоткрыл дверь машины, машинально поправляя пистолет, который висел на боку, прикрытый полой рубашки, и вылез наружу. Кобуру пришлось сильно переделать, чтобы приспособить её для ношения оружия с глушителем. Вышло что-то похожее на Амадини-хольстер, сиречь открытую спортивную кобуру. Как только я ступил на землю, неприятное чувство, которое не отпускало со вчерашнего вечера, исчезло; однако меня словно в вакуум погрузили, звуки стали глухими и растянутыми. Быстрый взгляд вокруг – вроде пусто. Только одна старушка на противоположной стороне дороги торопливо семенит к костёлу, прижимая к груди древний ридикюль – видно, проспала, бедняжка. Ничего, самое интересное ещё впереди, так что, можно сказать, не опоздала. По телу прошла небольшая дрожь, возвращая к действительности. Привыкайте, господин Айдаров, привыкайте. Несколько раз глубоко вздохнул, бросил взгляд на часы – время! Неторопливо закрыл машину и направился к костёлу. Время пошло на минуты, нет, даже на секунды; каждый сделанный шаг отдавался в голове гулким эхо.

– У вас не найдётся сигареты? – раздался голос у меня за спиной, отчего я чуть не дёрнулся в сторону. Ведь внимательно смотрел – никого за спиной не было! Уже почти повернулся к человеку, так некстати появившемуся на пустынной улице, когда мне в бок упёрлось что-то твёрдое и холодное.

– Не дури, Айдаров, будь умницей...

(*) Agnus Dei – Агнец Божий (лат.) – название и начало католической молитвы.

28.

– Не дури, Айдаров, – повторил чей-то голос, – подумай сам – к чему лишняя кровь? Пойдём, посидим в машине, побеседуем мирно, как и положено в приличном обществе.

– Ты кто? – по спине пробегает неприятный холодок.

– Не переживай, убивать тебя никто не собирается. Идём, зачем привлекать ненужное внимание?

Делать нечего – голой спиной на пистолет не прыгнешь. Если бы он крепко упирал ствол в спину, тогда ещё можно рискнуть, а так – нет, не получится. Ничего не поделаешь, пришлось вернуться.

– Садись, только зеркальце заднего вида опусти, незачем меня разглядывать, – сказал незнакомец. – Как там у русских говорят: посидим, покалякаем?

У русских, говоришь… Тембр голоса у него низковат, но с модуляциями – женщинам такие голоса нравятся. И акцент певучий, сто процентов не прибалтийский. И не гортанный, значит, не с югов. Не француз, это точно. Ирландец, что ли?

– Интересно, куда ты собрался с этой пукалкой? Или охрану тоже собрался убивать?

– De gustibus non disputandum. (*)

– Разве что – усмехнулся он. – Время, надо заметить, тоже неверно рассчитал, забыл про святое причастие?

– По мне – в самый раз.

Надоела мне эта игра в вопросы и ответы. Кто это? Нежить? Нет, не похоже; перстень на руке холодный, значит – не они. Полиция? Неужели Казимерас навёл? Тоже нет, не тот он человек; не хотел бы помогать – сразу бы отказался. Да и менты разговоры разговаривать не будут, ласты за спину завернут – и всё. Авгур? Но зачем ему меня останавливать? Думай, Айдаров, думай!

– Слишком много знаешь. Кто ты?

– Не задавай ненужных вопросов, Александр. Перстень, отца Станислова у тебя?

– Да. Хочешь забрать?

– Мне он без надобности, да и тебе тоже. Положи его на приборную доску, пусть лежит. Вижу, у тебя и подзорная труба имеется. Хорошо видно?

– Не жалуюсь, – я покосился на бинокль, который последнее время возил в машине.

– Ну тогда бери и наблюдай, скоро всё закончится.

– Что именно? Пристрелишь меня в машине и уйдёшь?

– Стрелять мне незачем, – спокойно повторил мой визави, – я тебе уже говорил. Если не будешь делать резких движений, мы спокойно разойдёмся. Ты сам по себе, мы сами по себе...

– Мы, значит... Сколько же вас здесь обосновалось, таких быстрых?

– Достаточно, чтобы этот сонный городишко поставить вверх дном дном.

– Не слишком ли самоуверенно? Или вы такие шустрые мальчики?

– Заткнись и смотри, Охотник. Не время сейчас в вопросы играть. Заведи машину и можешь наблюдать за развитием сюжета, оставь расспросы на потом.

Когда у вашего собеседника железный аргумент, причём не детского калибра, поневоле задумаешься, что высказанные им идеи не лишены здравого смысла, да и желания спорить не возникает. Нет, можно, конечно, если мозги не жалко, но у меня таких мыслей не возникло, поэтому завёл движок и как можно спокойнее взял бинокль, лежащий на соседнем сиденье. А что мне остаётся, раз уж так получилось? То-то же! Сидеть и наблюдать за событиями, которые разворачивались без моего участия. Первым из костёла, как и утром, вышел церковный служка. Огляделся, перебросился несколькими словами с охранником и, получив утвердительный кивок, скрылся в дверях. Телохранитель потоптался на месте и опять замер. Через несколько секунд вышел ксендз и быстрым шагом, чуть не расталкивая задержавшихся прихожанок, (несколько дряхлых старушек), направился к машине.

Выстрела я не услышал. Звука вообще не было, только сутана на мгновение вспухла огромным чёрным шаром – и тело ксендза разлетелось, разметалось по воздуху быстрыми мазками чёрных птиц, будто кто-то открыл клетку и выпустил на волю кричащих ворон! Я изумлённо опустил бинокль и заметил, как перстень отца Станислова, лежащий на приборной доске, засветился, камень блеснул гранями и погас. Серебро быстро тускнело, теряя металлический блеск, поверхность становилась матовой, и наконец он рассыпался, оставив на панели небольшую кучку серого праха.

– Господи, – только и смог вымолвить я.

– Dominus vobiscum! (*) Поехали! – сказал мой собеседник. – Не спи, Охотник, – он дёрнул меня за плечо, возвращая в реальность, – ну же!

Я тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и дал задний ход, разворачиваясь на узкой сонной улочке, густо усаженной каштанами и кустами сирени.

– Куда ехать?

– В Старый город, к Ратуше, – судя по его голосу, он немного расслабился. – Надеюсь, эта машина не твоя?

– Нет, – я покачал головой, – да и номера не настоящие, причём такие пыльные, что сам чёрт не разберёт.

– Отучайся от этой глупой привычки – везде поминать Дьявола!

Ехали мы молча и аккуратно, я даже скорость нигде не превысил. Через двадцать минут мелькнул по правую сторону костёл Возрождения, и мы начали спускаться по узкой улочке к центру города. Исторический музей, рядом художественная галерея Чюрлёниса, а чуть дальше, метрах в ста – знаменитый музей Чертей, который я любил посещать в детстве. Неужели уже тогда предчувствовал, что придётся иметь дело с Нежитью?

– Ты, – я замялся на несколько секунд, – такой же Охотник?

– Не совсем, – он усмехнулся.

Интересно – мне показалось, или в его голосе и правда проскользнула непонятная горечь? Кто же он, ещё один Авгур? Нет, хватит с меня и одного наставника. Неужели...

– Не ломай голову понапрасну, Александр, – словно угадав мои мысли, сказал он, – ты всё узнаешь, со временем.

– Уже знаю, – угрюмо отозвался я и повернул на улицу святой Гертруды.

Охотник. Такой же, как сотни, а может, и тысячи других, бродящих по свету в поисках Нежити. Только с одной лишь разницей – свою, предназначенную ему Нежить он уже никогда не встретит. Вечный Охотник...

– Вас много... таких? – тихо спросил я.

– Достаточно, – так же ответил он.

– Скажи, это очень страшно – быть Вечным?

– Мы не вечные, Александр, просто мы очень частые гости в этом мире. Мы многое забыли, например, все Божьи заповеди. Вообще, если разобраться – людям, твердо их исповедующим, в реальном мире делать нечего.

– А перстень? – я кивнул на остатки пыли, испачкавшей панель.

– Когда твоё кольцо рассыпается прахом, – с понятной тоской, протяжно, будто молитву, произнёс он, – это значит, что Охотник получил прощение.

– Значит, отец Станисловас прощён?

– Да.

– Откуда вы узнали про то, что он погиб? – осторожно спросил я. – Авгур сказал?

– Авгур, – протянул он, – нет, не он. Так получилось, что мы случайно здесь застряли. Искали одну Нежить, а когда нашли, на свет вылезла история о погибшем пастыре. Вот и решили заняться, благо свободного времени много. Останови здесь, – он махнул рукой на площадку у костёла Святой Марии.

Шины зашуршали по каменной брусчатке, и я аккуратно припарковался у бордюра.

– Ну вот и прекрасно, приехали наконец, – сказал мой попутчик, – У меня в запасе, есть ещё несколько минут, задавай свои вопросы.

– Нас много, – я запнулся, не решаясь произнести это название, – в этом Чистилище?

– Мало, – грустно ответил он, – очень мало. И с каждым годом становится всё меньше и меньше. И поверь, это не оттого, что люди стали лучше и добрее. Просто Зло становится сильнее.

– Как найти предназначенную мне Нежить?

– Не знаю, Александр, правду говорю – не знаю. Каждая история уникальна.

– Почему ты выбрал другой путь и стал Вечным – вместо того, чтобы убить Нежить и получить прощение?

– Это, – он замолчал, – слишком личный вопрос. У каждого своя дорога в мирах, даже если этот путь замкнулся кольцом на этом.

– Но ты надеешься, что его получишь когда-нибудь?

Да, я знал, чувствовал, что этими словами режу по живому, выворачиваю душу наизнанку, задавая бестактные вопросы, но к черту вежливость – разговор уже о моей жизни, моём спасении из этого замкнутого круга. Я не хочу так жить, постоянно возвращаясь в этот мир!

– Сам я не видел, – он задумался, – но слышал от других одну историю. Один из Вечных погиб, прикрыв своим телом друга. Защитил его от удара клинком и получил прощение, хотя свою Нежить и не уничтожил.

– Погоди, – я чуть не повернулся к нему, но раздумал, – то есть он погиб, но своей смертью искупил совершённый смертный грех?

– Так рассказывает легенда. Правда это или нет, я не знаю.

– Знать бы, как можно так удачно погибнуть!

– Этого никто не знает, – сказал он, – но если так было, значит, и у нас есть шанс, хотя...

– Что?

– Нет, ничего, – было слышно, как он повернулся, видимо, посмотрел на дорогу, – ну вот и «кавалерия» прибыла. Ладно, Александр, удачи тебе.

По направлению к нам ехал серый минивэн с ирландскими номерами. Смотри ты мне, угадал страну...

– А мне, – я замялся, – нельзя с вами?

– Нет. У нас разные пути и разные дороги. Если станет совсем невмоготу, обращайся, постараемся прикрыть. Если будет нужда спрятаться – укроем.

– Как вас найти, если возникнет необходимость?

– Письмо напиши, – чувствовалось, что он улыбается.

– На деревню дедушке? – усмехнулся я.

– Ну зачем же, рeccatummortale, на gmail точка com. (*) Запомнишь или записать?

– Запомню... Авгуру что-нибудь передать?

– Авгуру? – он тихо засмеялся, – Пусть когда-нибудь сдохнет! Удачи тебе, Александр. И не надо нас разглядывать, хорошо?

– Договорились...

Он вылез из машины, навстречу ему открылась дверь притормозившего рядом минивэна. Я отвернулся в другую сторону, наблюдая, как по тротуару идёт пожилой мужчина в старомодном костюме, с тросточкой, в компании собаки неопределённой породы. Оба старые, доживающие свой век в мире и согласии.

(*) De gustibus non disputandum – о вкусах не спорят (лат.)

(*) Dominus vobiscum – Господь с вами (лат.)

(*) Peccatum Mortale – смертный грех (лат.)