Интерлюдия

Слушание возобновилось на следующий день, во вторник утром. Эдуардз по-прежнему был предельно корректен, но втайне надеялся, что слушание удастся свернуть побыстрее. У него, как и у сидевших по обе стороны от него двух инспекторов, было достаточно других дел.

– Благодарю вас за то, что вы освежили в нашей памяти события 1985 года, – сказал он, – хотя мне кажется, можно было бы возразить, что, с точки зрения разведки, тот год относится к другой, теперь уже минувшей эпохе.

Дениса Гонта такой вывод не устраивал. Он знал, что, убеждая комиссию рекомендовать директору пересмотреть решение, он имеет право рассказывать о любом эпизоде деятельности своего шефа. Кроме того, он понимал, что сам Тимоти Эдуардз едва ли согласится на такую рекомендацию, но слушание закончится голосованием – значит, ему нужно было убедить двух инспекторов. Он встал, подошел к молодому человеку из канцелярии и попросил у него другую папку.

Сэму Маккриди было жарко и вообще ему надоело это слушание. В отличие от Гонта, он понимал, что его шансы ничтожны. Он настоял на слушании только из чувства противоречия. Он откинулся на спинку стула и мыслями унесся в прошлое. Что бы ни сказал Денис Гонт, ему все это было уже известно.

Долгих тридцать лет он жил в крохотном мире Сенчери-хауса и секретной разведывательной службы. В сущности, нигде больше он и не работал. Что он будет делать, если сейчас его уволят? Маккриди стал вспоминать, уже не в первый раз, как он попал в этот странный, закрытый мир. Он был из семьи рабочих, никто не мог предугадать, что со временем он станет одним из ведущих сотрудников Интеллидженс Сервис.

Сэм Маккриди родился весной 1939 года, того года, когда началась вторая мировая война. Он смутно помнил отца – молочника в южном Лондоне. В его памяти сохранились лишь два-три очень коротких эпизода.

Жарким летом 1940 года, после капитуляции Франции, когда немецкая авиация начала свои бесконечные налеты на столицу Великобритании, его с матерью эвакуировали. Он этого не помнил. Кажется, осенью 1940 года, а может быть, позже – об этом ему рассказывала мать – они вернулись в свой небольшой домик с террасой на бедной, но чистой Норбери-стрит. Но отца с ними уже не было, он ушел на фронт.

Там была фотография родителей, сделанная в день их свадьбы. Сэм помнил ее очень хорошо. Невеста была вся в белом, с букетом цветов, а стоявший рядом крупный мужчина в красивом темном костюме и с гвоздикой в петлице будто окаменел. Фотография в серебряной рамке стояла на каминной полке, и мать каждый день полировала рамку. Потом на той же полке с другого края появилась еще одна фотография – большого улыбающегося мужчины в военной форме с нашивками сержанта на рукаве.

Мать уходила каждый день и садилась на автобус до Кройдона. Там жили люди из преуспевающего среднего класса – мать мыла и скребла у них лестницы и прихожие. Приносила она и стирку. Сэм помнил, что их крохотная кухня всегда была в пару: мать работала вечерами, чтобы белье было готово к утру.

Однажды, должно быть, в 1944 году, большой улыбающийся мужчина приехал домой, взял его на руки и поднял высоко-высоко. От страха Сэм пронзительно визжал. Потом отец ушел опять. Он был в тех войсках, что высадились в Нормандии, и погиб при штурме Кана. Сэм помнил, как тем летом мать часто плакала, как он пытался сказать ей что-нибудь и не знал, что нужно говорить, поэтому тоже плакал вместе с ней, хотя толком не мог понять почему.

В январе Сэм пошел в детский сад. Теперь его мать могла ездить в Кройдон каждый день, не оставляя его на попечение тетушки Вай. Сэму было жаль расставаться с тетушкой Вай, потому что она держала неподалеку кондитерскую лавку и часто позволяла ему, облизав палец, сунуть его в банку с шербетом. Весной того же года на Лондон дождем посыпались ракеты Фау-1, самолеты-снаряды, которые немцы запускали с территории Нидерландов.

Сэм хорошо помнил тот день, когда в детский сад пришел мужчина в форме уполномоченного по гражданской обороне, в жестяном шлеме, с противогазом на боку. Через несколько дней Сэму должно было исполниться шесть лет.

Была объявлена воздушная тревога, и все утро дети провели в бомбоубежище. Это было куда веселей, чем сидеть на уроках. Когда был дан сигнал отбоя, все вернулись в класс.

Мужчина о чем-то пошептался с директрисой, та вывела Сэма из класса, за руку отвела его в свой кабинет и угостила печеньем с тмином. Маленький, ничего не понимающий Сэм ждал, что придет очень добрый мужчина и отведет его в сиротский приют доктора Барнардо. Потом ему сказали, что больше нет ни фотографии в серебряной рамочке, ни портрета большого улыбающегося мужчины с сержантскими нашивками.

В приюте доктора Барнардо Сэм учился хорошо, сдал все экзамены и был призван в учебные войска. Когда ему исполнилось восемнадцать, его отправили в Малайю, где в то время шла необъявленная война в джунглях между британцами и коммунистическими террористами. Его зачислили писарем в разведывательный отдел.

Однажды Сэм подошел к полковнику и высказал одну очень здравую мысль. Полковник, профессиональный военный, тотчас сказал: «Изложите предложение в письменной форме». Так Сэм и сделал.

С помощью одного из местных малайских китайцев контрразведчики схватили руководителя террористов. Маккриди предложил распустить через китайскую общину слух, что террорист выкладывает на допросах все что знает, и теперь его в такой-то день должны перевезти из Ипоха в Сингапур.

Когда террористы напали на машину, оказалось, что изнутри она бронирована, а из щелей выставлены стволы пулеметов на треногах. С засадой расправились быстро, а в джунглях нашли шестнадцать убитых китайских коммунистов, еще двенадцать тяжелораненых. Малайские скауты завершили дело. Сэм Маккриди еще год прослужил в Куала-Лумпуре, потом демобилизовался и вернулся в Англию. Очевидно, поданное им предложение было подшито в его личное дело, ибо кто-то позже обратил на него внимание.

Маккриди стоял в очереди на бирже труда – тогда эту организацию еще не называли «бюро по трудоустройству», – когда кто-то потянул его за рукав. Мужчина средних лет в твидовом пиджаке и коричневой фетровой шляпе пригласил его в соседний паб. Две недели спустя, после нескольких собеседований, его приняли в «фирму». С тех пор, в течение тридцати лет, фирма была его единственной семьей…

Сэм услышал свое имя и будто проснулся. Надо быть внимательнее, напомнил он себе, речь идет о твоей судьбе.

Говорил Денис Гонт, держа в руках толстую папку.

– Думаю, джентльмены, нам стоит вспомнить некоторые события 1986 года. Лишь этих событий может оказаться достаточно, чтобы настоять на пересмотре решения о досрочном увольнении Сэма Маккриди. Я имею в виду события, которые, насколько нам известно, начались весенним утром на равнине Солсбери.