XXII. Страшное путешествие

Старинные фарфоровые часы, изображавшие седого бога времени — Сатурна с косой, — окружённого роем весёлых, резвых амуров и увенчанных розами прелестных девушек, медленно пробили пять…

Гермина вздрогнула… Взгляд её остановился на этих драгоценных старых часах, стоявших когда-то в будуаре несчастной королевы Марии Антуанетты, а затем в комнате прекрасной молодой маркизы Лилианы. Хрупкий фарфор пережил обеих красавиц и теперь он звонит последнее «прости» своей последней владелице, указывая своей роковой косой направление на север, туда, откуда несётся страшный подземный грохот.

Гермина вздрогнула.

Тысячи раз глядела она на этого Сатурна, любуясь дивной работой старого художника, но сегодня эта фарфоровая игрушка напомнила ей с неудержимой ясностью другую косу, гигантскую облачную косу, прозрачное лезвие которой нависло над Сен-Пьером.

Жгучие слезы закапали из прелестных глаз Гермины. Но, к счастью, раздумывать долго было некогда. О стёкла окошка зашуршала горсть песку, брошенная ловкой рукой маленького грума. Это был сигнал к тому, что всё готово, дорога свободна и верный слуга ждёт с лошадьми.

Марта осторожно отворила дверь на террасу и, неслышно выдвинувшись в сад, осторожно огляделась и позвала свою госпожу:

— Пожалуйте, сударыня… Так темно, что в пяти шагах ничего не видно.

Горячий туман ещё сгустился. Вышедшие в сад женщины точно утонули в волнующемся море. Только знание топографии местности Мартой помогло им не заблудиться посреди садовых аллей и благополучно добраться до маленькой калитки, возле которой ожидали три осёдланных лошади.

Лошади тронулись по уединённой «саванне», кажущейся пустынней, чем когда-либо. Мирное население города теснилось ближе к центру, к оживлённым местностям, где горели огни бальных зал и танцклассов, кафешантанов и кабаков. Хулиганы же бесчинствовали на окраинах и за городом, на дорогах в Макубу и Порт-де-Франс, избегая пустынных улиц и бульваров, где им не предвиделось поживы.

Гермина тяжело вздохнула, оглядываясь назад, на дом, в котором прожила столько счастливых лет с обожаемым мужем. Суждено ли ей вернуться?..

Страшный подземный удар заставил заржать и взвиться на дыбы её шарахнувшегося в сторону коня. Молодая женщина с трудом справилась с перепуганной лошадью. Когда это ей удалось и она, успокоив коня, снова повернула голову назад, решётка сада уже утонула в море седого тумана.

Прощай, старый дом, прощай прелестный сад, прощай дивный город! Прощай навсегда!..

Жгучие слезы покатились по щекам леди Дженнер. С ужасом прислушивалась она к подземному грохоту, который как бы повторял:

«Смерть Сен-Пьеру… Смерть… Смерть… Смерть…»

— Сюда, сюда, миледи… — раздается голос возле Гермины, и чёрная рука крепко хватает за повод её коня.

Гермина поднимает голову, точно просыпаясь ото сна. Впервые оглянулась она и заметила, что Сен-Пьер остался уже позади них. Кругом расстилалась пустыня, очертания и подробности которой мешало разглядеть волнующееся море горячего тумана. Подземный грохот становился глуше, как будто удаляясь.

— Где мы? — спрашивает Гермина верную спутницу, подвигающуюся налево от неё. Направо едет маленький грум с большой сумкой через плечо.

— Мы поднимаемся в гору, огибаем подножие «Лысой», — ответил Дим. — Туман начинает рассеиваться и мы скоро из него выедем. Да по ту сторону и безопасно. Там «Лысая» не так сердится. Только туда почему-то никого не пускают. Говорят, из-за политики. У нас в клубе говорили, что надо сохранять выборщиков, а завтра, после полудня, дорога будет всем открыта.

— Только бы нам не наткнуться на тех, кто задерживает уезжающих, — прошептала Марта.

— Не беспокойтесь… Я поведу вас такими тропинками, что никому и в голову не придёт. Ведь недаром я сын контрабандиста!

Гермина задумалась… Как всё это странно. Вот я карабкаюсь по каким-то лесным тропинкам, точно беглый острожник, в обществе двух негритят. Из-за чего всё это? Но, да будет воля Господня. В руки Небесного Отца предаю я себя. Пусть Он руководит мною…

Медленно подвигалась маленькая кавалькада по головоломной тропинке. Маленький грум воспользовался знаниями своего отца-контрабандиста и выбирал пути, проложенные скорее дикими зверями, чем людьми. По счастью, он выбрал лошадей именно тех, которые легче других могли подниматься по козьим тропинкам, осторожно ощупывая тонкими копытами каждую пядь земли, каждый камень. Это было тем важнее, что камни, земля и деревья были одинаково покрыты толстым слоем пепла, скрывавшим под однообразным серым покровом опасные трещины или лежащие поперек тропинки стволы деревьев.

С тоскливым чувством глядела Гермина на этот серый саван смерти, придающий роскошному тропическому ландшафту характер северной зимней природы. Но насколько белый снег севера, сохраняющий жизнь растений под своим холодным покровом, рознился от этого вулканического снега, убивающего своими горячими металлическими объятиями всякую растительность! И как могуча была сила подземного огня для того, чтобы создать это необозримое море вулканического пепла, покрывающего все окрестности.

Жуткое чувство всё усиливалось в груди леди Дженнер, впервые поставленной лицом к лицу со всесокрушающей мощью великих стихийных сил природы, повинующихся одному Богу. Какой жалкой букашкой казался человек посреди этих разбушевавшихся стихий!

К шести часам вечера серая мгла, нависшая над Сен-Пьером, стала расползаться. Наши путники успели подняться достаточно высоко, огибая в то же время Лысую гору, чтобы приблизиться к тому месту, где возвышалась статуя Мадонны Покровительницы. Здесь Дим предполагал оставить лошадей и пуститься в опасное путешествие пешком. Если бы не сероватый покров смерти, Гермина могла бы узнать местность, по которой она не раз проезжала во время прогулок верхом или в шарабане. Но белый покров пепла совершенно изменил характер местности, придавая всему призрачный вид сказочной картины. Погружённая в печальные мысли, Гермина задумалась.

Внезапно возглас Марты вывел её из задумчивости.

— О, миледи! Взгляните!

Гермина остановила коня и молча огляделась.

Они стояли на полугоре, высоко над синим морем, к берегу которого сбегали белые дома Сен-Пьера. Внезапный порыв ветра развеял оловянные тучи тумана, последние клочья которого медленно таяли над морем или цеплялись за отдалённые вершины.

Весь облитый розовым блеском заходящего солнца, Сен-Пьер казался городом, выстроенным из чистого золота. Металлическая пыль, покрывающая ровным слоем крыши, улицы, деревья, ярко сверкала, отражая лучи заходящего спускающегося к морю светила, превращая вулканический пепел в бриллиантовую пыль. А над этим сверкающим золотом городом расстилалось сверкающее рубинами небо, отблеск которого превращал синие волны в море огня и крови. Постепенно яркие рубиновые облака бледнели…

Золотисто-розовые полосы потянулись по небу, принявшему невыразимо яркий зелёный свет, как будто весь свод небесный был выточен из одного цельного изумруда. Затем изумрудное небо начало бледнеть. Потянулись лиловые облачка, сначала бледные, как молодая сирень, затем краски сгущались и темнели, принимая сочную прозрачность аметиста, сквозь который просвечивает яркое солнце.

Внезапно лиловые облачные горы точно обрушились, покрывая бледно-зелёное небо обломками тучек, переливающимися всеми цветами радуги, точно громадные опалы. Море точно замерло в зеркальной неподвижности, сверкая нестерпимо ярким блеском растопленного серебра, по которому поминутно вспыхивают мириады бриллиантовых блёсток…

Казалось, удаляющееся солнце хотело ещё раз проститься со своим любимцем-городом дивной панорамой заката, подобной которому редко приходится видеть — только во время вулканических извержений, когда незаметные металлические частицы, насыщающие воздух, производят необычайное богатство и разнообразие красок, и бывают подобные явления.

Но об этом не думали три всадника, одиноко стоящие посреди мёртвой горной пустыни. Они глядели, млея от восторга, на дивную картину, жадными глазами провожая золотое солнце, медленно спускающееся в море тёмно-синего сапфира. Громадным пятном крови казалось животворное светило, отражённое в ярко-синих волнах, снова вспыхнувших бриллиантовым заревом. Край огненно-красного круга спустился в сверкающие воды, как бы зажигая их. Золотая зыбь подёрнула бесконечность сапфирового моря, медленно темнеющего у берегов. Но там, где опускалось дневное светило, волны заблестели рубиновым светом неба, обменявшегося с морем, взяв от него прозрачный синий блеск и бездонную глубину сапфира. Затем краски смешались, стали бледнеть, огненный край солнца ещё виднелся посреди голубой волны и вдруг исчез, увлекая за собой яркие краски, и свет, и жизнь. Всё померкло и поблекло, всё облеклось в скорбный серый однообразный цвет смерти.

Тяжёлый вздох вырвался из груди Гермины. Ей показалось, что радость и счастье её жизни также слиняли, потеряв блеск и краску молодости, как слиняли сразу побледневшее небо и море.

Но задумываться было некогда. Маленький грум торопил кавалькаду. Надо было воспользоваться последними минутами коротких южных сумерек, чтобы добраться до того места, откуда придётся продолжать путь пешком.

И снова началось карабканье по головоломным тропинкам, известным только контрабандистам, — вдвойне опасный путь в надвигающейся темноте под грохот подземного грома, от которого минутами вздрагивала гора и колебалась почва.

Ещё два часа продолжалось это утомительное путешествие, которое Гермина перенесла, сама не зная, как. Временами ей казалось, что какая-то невидимая и неведомая сила поддерживает её, мешая чувствовать страх и утомление, от которых буквально изнемогала бедная Марта, громкие вздохи которой долетали до Гермины.

Было уже совсем темно, когда Дим, наконец, с радостью вскрикнул:

— Ну, вот мы и приехали, благодаря Бога! Теперь, миледи, сходите с коня. Марта, да приди же в себя! Чего ты хнычешь? Как не стыдно так раскисать, когда миледи вот каким молодцом.

Внизу, в глубокой долине, всё было темно, как в погребе. Иногда только из невидимого отсюда кратера вылетали яркие столбы, озаряя дрожащим светом бенгальского огня тёмно-красную обнажённую вершину Лысой горы, возвышающуюся прямо над ними. А внизу волнующееся море серых облаков, скрывающих Сен-Пьер, сливалось с таким же серым морем.

На кроваво-красном фоне этого дрожащего освещения ясно вырисовывался тёмный облик гигантской статуи Богоматери с простёртой над городом благословляющей рукой. Над головой Мадонны-Покровительницы сверкали и вспыхивали золотые звёзды венца, а тонкий рог полумесяца, на который опирались ноги Пречистой Девы, точно зажигался, отражая на полированной поверхности пламя огня, выбрасываемого из кратера.

У ног гигантской статуи пролегала полутораста саженная чёрная полоса, круто поворачивающая влево и теряющаяся в темноте, — след горячей лавины, разрушившей фабрику Герена. Лавина эта пронеслась в пяти шагах от подножия статуи Мадонны-Покровительницы, не поколебав её.

Немного пониже должна была находиться часовня, в которой молилась Гермина четыре года назад после страшного видения в жилище «чародея». Но леди Дженнер тщетно отыскивала взором белые стены и сверкающий крест маленького святилища. От него и следа не осталось… Вулканический поток унёс с собой последний камень часовни, осквернённой служителями сатаны, часовни, которую так и не изволил освятить вновь епископ после чудовищного святотатства.

Молча, глубоко взволнованная, глядела Гермина на чёрную полосу засохшей металлической грязи, снёсшей до основания осквернённую святыню, оставив нетронутой дивную статую, охраняющую грешный город. Припомнилось сказание о том, что Сен-Пьер до тех пор будет в безопасности, пока благословляющая рука статуи Богоматери будет простёрта над ним.

Леди Дженнер захотелось подойти к этой статуе поближе и помолиться, преклонив колени у её пьедестала. Смело шагнула она на широкую чёрную полосу, пролегавшую точно большая дорога между лесом и статуей, но маленький грум с испугом схватил руку миледи и остановил её.

— Ради Бога, осторожней, дорогая леди! Ведь мы ещё не знаем, что здесь наделало извержение. Здесь нельзя и шага ступить без предосторожностей. Кто знает, какие бездонные пропасти скрыты под пеленой пепла и чёрной лавы! Подождите, я зажгу фонарик и прежде всего найду ту пещеру, которая приведет нас… куда желает миледи.

Голос негритёнка слегка дрогнул при последних словах. Очевидно, он не мог без ужаса вспомнить о том, что видел когда-то в этой пещере.

— Прикажите, миледи, Марте оставаться здесь, при лошадях. Она нам не нужна будет.

Маленький грум зажёг небольшой электрический фонарик и осторожно начал осматривать каждую пядь земли вокруг себя. Он подвигался медленно и осторожно, ощупывая каждый камешек и запретив своим спутницам трогаться с места. Лошадям надели на морды торбы с овсом, притороченные осмотрительным грумом к сёдлам, и, привязав к одному из крайних деревьев леса, скрыли их между стволами. Леди Дженнер скрывалась вместе с Мартой вблизи лошадей в ожидании своего проводника.

Столбы пламени, тучи раскалённых камней, выбрасываемые жерлом вулкана каждые две-три минуты наподобие разлетающихся в воздухе ракет, вылетали из-за тёмного конуса обнажённой скалы, составляющей вершину Лысой горы, и на мгновение обливали окрестности целым морем бенгальского огня, заставляя вспыхивать кроваво-красным блеском безжизненную белизну засыпанных пеплом лесов.

С боязливым восхищением наблюдала Гермина за величественной картиной этой страшной иллюминации, забывая о собственном волнении. Как слабы и ничтожны казались ей в эти минуты люди с их жалкой наукой!

Прошло около получаса, прежде чем маленький грум вернулся, с испуганным и смущённым лицом.

— Что случилось? — вскрикнула Гермина, почуявшая неладное.

— Я не могу найти вход в пещеру, которой оканчивается подземный ход. Наверное, эта пещера затоплена лавиной… Гермина вздрогнула.

— Может, ты плохо искал? Теперь темно, — продолжала Гермина. — Наконец, ты мог забыть это место.

— О нет, миледи, это невозможно! Я ведь родился и вырос в этих горах. Мой дед был беглым невольником, а отец кормился контрабандой. Я сам только недавно живу в городе и за это время, конечно, не смог я забыть пещеры, в которой столько раз ночевал вместе с отцом. Миледи, нужно помолиться Мадонне, Она поможет нам найти путь.

В неровном освещении быстро сменяющихся голубых лучей луны и вулканического огня, казалось, две силы оспаривали друг у друга владычество над замершей от страха землёй: прекрасное бронзовое лицо статуи постоянно меняло выражение.

Кроткое и печальное, сияло оно милосердием под венцом из ярко сверкающих звёзд, когда лунный свет заливал окрестности нежно-голубым светом, отражаясь мириадами блёсток в белом вулканическом снегу, покрывающем скалу и леса.

Но когда красное зарево окрашивало небосклон в нестерпимо яркий цвет свежей крови, исчезала кротость с бронзового лика, сменяясь негодованием, и распростертая над городом рука статуи, казалось, дрожала уже, не благословляя, как прежде, а призывая Божий гнев на столицу сатанизма.

С трепетным ужасом глядела Гермина на статую, не зная, чудится ей эта смена выражений, или же Господь сподобил её быть свидетельницей чуда.

Поддерживаемая какой-то непонятной силой, глубоко удивлявшей саму Гермину, она не чувствовала ни страха, ни усталости, ни нерешимости, подвигаясь за своим путеводителем по опасному пути. Вокруг пьедестала было несколько кустарниковых групп. Не дойдя к первому из этих кустов, Дим внезапно остановился, заставив остановиться и свою спутницу.

— Что случилось? — невольно прошептала она.

— Тише! — поспешно и едва слышно ответил негритёнок. — Мне чудятся голоса… Скорей присядем за кусты. Какие-то люди находятся здесь.

Гермина не успела ответить груму, как он схватил её за руку, увлекая в самую середину группы густых кустов, в которых они и скрылись так хорошо, что даже проходящий в двух шагах не заподозрил бы их присутствия.

И пора было! Голоса стали слышней, и через две-три минуты мимо них прошли два человека, разговаривая так громко и бесцеремонно, что очевидно было: они ничего и никого не опасались. Притаившиеся за кустами ясно расслышали следующие слова, произнесенные молодым мужским голосом без малейшей примеси народного говора, что доказывало принадлежность говорившего к образованному классу общества:

— Да, поручение не из приятных… особенно при теперешних обстоятельствах. Пришлось потерять больше двух часов, очищая повреждения от вчерашней лавины. Так что взрыв произойдёт не при закате солнца, как приказано было, а незадолго до полуночи.

— Но успеем ли мы добраться до безопасного места после того, как зажжём фитиль? — ответил другой голос тоже по-французски, но с сильным еврейским акцентом.

Громкий смех ответил на этот вопрос, произнесённый дрожащим голосом, очевидно, сильно испуганного человека.

— Ах ты, храбрая душа! Ведь я недаром учился в артиллерийской академии. Мины — моя специальность, дружище. И на этот раз всё рассчитано в лучшем виде. Бикфордов шнур будет гореть не менее десяти минут. Нам же достаточно пяти, чтобы добраться до подземной галереи, — совершенно безопасного места. Всё рассчитано с математической точностью!

Голоса удалялись… Мужские фигуры скрылись, обогнув пьедестал статуи. Гермина и Дим в ужасе переглянулись.

— Что это значит? О чём они говорят? — боязливым шёпотом спросила Гермина, не вполне понявшая страшное значение услышанных фраз.

Но Дим прекрасно понял адское намерение злодеев, устроивших подкоп под статую Мадонны Покровительницы и намеревающихся взорвать её… сейчас… сию минуту. Никто уже не мог помешать этому плану; бедняги, слышавшие признание злодеев, не могли даже сами спастись, находясь чуть ли не в пяти шагах от гигантской статуи, которая, падая, могла попросту раздавить их.

— Дим, что с тобой? — испуганно прошептала Гермина, хватая грума за руку. — Отчего твоя рука дрожит?

— Молитесь, миледи. Только чудо Господне может спасти нас, — прошептал негритёнок со слезами в голосе.

В нескольких словах он объяснил леди Дженнер весь ужас их положения в непосредственной близости от заряженной мины, могущей ежесекундно взорваться.

Гермина упала на колени… В это время луна снова выплыла из-за облаков, озарив трепетным голубым светом окрестности. И в этом призрачном освещении одетые белым покровом пепла леса и горы казались вырезанными из чистого серебра. Далеко внизу синеющее море заиграло миллионами голубых искорок. Поперёк этого моря легла широкая полоса трепещущего лунного света, точно сказочная вымощенная золотом дорога, по которой праведные души шествуют в горнии выси небесные, к престолу Господню…

Дивно-прекрасна была эта картина ночной тишины, не нарушаемой даже грозным голосом вулкана, внезапно стихшего, точно заговорённого лунным сиянием. Могучий рокот страшной огнедышащей горы внезапно стих. Из её невидимого жерла перестали вылетать красные столбы пламени. Вся природа точно заснула, успокоенная невозмутимой тишиной ночи, заворожённая лунным светом.

И в этой глубокой тишине торжественно прозвучал голос христианки:

— Пречистая Матерь! В Твои руки отдаём мы себя. Осени нас покровом Твоим, Пречистая Дева! На Тебя наши надежды в этот страшный час…

Горячо молилась Гермина, подняв глаза на озарённый луной кроткий лик Богоматери, над ясным челом которого ярко светились серебряные лучи звёздного венца… И чудилось молодой женщине, что дивно прекрасный лик статуи оживает в серебряных лучах месяца, что тихо склоняется Божественная глава под сияющим звёздным венцом.

— Заступница небесная услышала нас! — восторженно вскрикнула Гермина.

В эту минуту раздался громоподобный взрыв. Земля всколыхнулась под ногами молящихся, и зашаталась громадная статуя…

Из-под гранитного пьедестала вырвался столб пламени, на мгновение озаривший кровавым отблеском закачавшийся звёздный венец. Бешеный порыв ветра с рёвом, воем и стоном — и во все стороны полетели камни, посыпалась земля. Неудержимой силой подхватило и откинуло бесчувственные тела мальчика и женщины далеко в сторону в ту самую минуту, как на место, где только что стояли они на коленях, медленно опустилась и легла, приминая кусты и ломая деревья, тяжёлая бронзовая статуя в звёздном венце над головой и с букетом серебряных лилий в руке…

И точно в ответ на этот взрыв, подготовленный руками человеческими, вулкан ответил ужасающим грохотом. Высоко к небу взвился кровавый столб пламени. Широкой воронкой раскинулся он во все стороны и сонм огромных раскалённых камней разлетелся по окрестностям Сен-Пьера.

Над замершей от ужаса грешной землёй пронёсся страшный звук. Точно злобный нечеловеческий хохот, вылетевший из жерла вулкана вместе с раскалёнными камнями…

Сатана торжествовал победу над святым изображением, над статуей Мадонны Покровительницы, полвека охранявшей Сен-Пьер от огненной стихии.

Затем всё смолкло…

Около часа продолжалось страшное молчание. Казалось, вся природа умолкла навсегда, испуганная страшным злодеянием человека.

Затем в жуткой тишине послышался женский плач. Это Марта захлёбывалась от слез, неудержимо струившихся по её смуглым щекам.

Она издали видела, как закачалась и рухнула статуя Мадонны Покровительницы, окружённая дымом и пламенем. Но, по счастью, разрушительное действие динамита направилось в другую сторону. Придя в себя, она вспомнила о своих спутниках, находившихся в самом центре разрушения. Не думая об опасности, Марта немедленно пустилась на поиски. Сорвавшиеся с привязи, перепуганные взрывом, лошади двинулись за ней, побуждаемые инстинктом, заставляющим всякое животное искать у человека защиты от всякой опасности.

— Миледи… Дим… Откликнитесь! — дрожащим голосом кричала бедная девочка, тщетно всматриваясь в темноту.

Луна совершенно исчезла за мрачными облаками, точно не желая глядеть на святотатство, совершённое смертными. Глубокая темнота окутала поляну, где только что возвышалась дивная статуя, а теперь торчали только обломки гранитного пьедестала посреди глубоких ям, нарытых силой динамита.

— Дим… Миледи… Живы ли вы? — всё жалобней умоляла Марта, медленно подвигаясь в полной темноте с протянутыми вперёд руками.

Внезапно одна из лошадей громко заржала. Ей ответила вторая. Затем все три лошади столпились в кучу, что-то обнюхивая. Инстинкт животного привёл верных коней к бесчувственному телу того, кто так заботливо ухаживал за ними в конюшнях лорда Дженнера.

— Дим! — вскрикнула Марта, подбегая к лошадям и бросаясь на колени возле бесчувственного тела своего жениха. — Ты ранен? Тебе больно?

Девушка ощупью нашла голову юноши и положила её себе на колени. Горячие слезы девочки пробудили юношу от глубокого обморока. Он слегка застонал, шевельнулся и вдруг вскочил на ноги.

— Марта? Жива! Невредима? О, Мадонна, благодарю Тебя… Но где же миледи? Господи, где она?

— Не знаю, не помоги мне лошади, я и тебя не нашла бы. Девочка плакала и смеялась, покрывая поцелуями лицо жениха.

Но негритёнок быстро вырвался из её объятий.

— Постой, Марта… Надо разыскать миледи. У тебя в кармане должны быть свечи, а вот мой фонарь. Слава Богу, не разбился. Теперь мы наверняка найдем миледи…

— Да сам-то ты — цел ли?..

— Ничего! — произнёс он довольным голосом. — Руки-ноги целы, рёбра тоже…

С помощью фонаря Гермину удалось найти довольно скоро. Её отбросило взрывом в противоположную от Дима сторону, далеко вверх, в самую чащу кустарника, упругие ветки которого смягчили силу падения настолько, что и у молодой женщины не оказалось серьёзных повреждений. Однако привести Гермину в чувство оказалось не так легко. По счастью, Марта, по инструкции грума, взяла с собой небольшую фляжку с ромом. Несколько капель возымели благодетельное действие. Гермина раскрыла глаза и через пять минут окончательно пришла в себя.

Горько заплакала Гермина, узнав о падении статуи Мадонны Покровительницы:

— Она спасла нас с тобой, Дим.

— О, миледи… Она дважды спасла нас, — неожиданно вскрикнул маленький грум, бродивший взад и вперёд, пока Зара помогала своей госпоже привести в порядок пострадавший наряд. — Смотрите. Вот та пещера, которую я не мог найти. Поток грязи завалил камнями входное отверстие, а от взрыва камни раскидались, и я узнаю эти места… Вот и знак, положенный отцом у входа! — с восторгом повторял юноша, приглашая своих спутниц взойти вслед за ним в узкую расщелину скалы, в которую, с некоторой осторожностью, удалось протиснуть и лошадей.

— Благодарение Богу, — прошептала Гермина, входя в таинственную пещеру. — Мадонна открывает нам путь.

Подняв фонарь, Дим показал своим спутницам полукруглую подземную залу, в которой легко могли поместиться с полдюжины всадников. Стены этой залы казались выточенными в красном граните окружающих скал. Пол был посыпан мхом и сухой травой. Вход в пещеру скрывал тот самый густой и высокий кустарник, который послужил спасительной поддержкой для бесчувственной Гермины.

После совещания решено было, что Марта останется при лошадях. Затем Дим подошёл к задней стене и, пошарив рукой по поверхности скалы, нашёл какой-то скрытый механизм, благодаря которому часть этой скалы медленно и беззвучно повернулась, открывая узкую щель, в которую не без труда мог протиснуться человек обыкновенного роста.

— Вот дорога, миледи! — произнёс грум, освещая фонариком подземный ход, чёрная лента которого терялась во мраке. — Но подумайте, прежде чем решиться.

— Мне нечего думать, дорогой мой. Я давно решилась и, конечно, не раздумаю теперь, после того, что случилось с нами, спасёнными чудом Господнего милосердия.

С этими словами Гермина смело проскользнула в щель вслед за Димом, освещавшим ей путь.

— В таком случае, с Богом, миледи! А ты, Марта, береги лошадей и жди нас до солнечного восхода. Если мы не вернёмся до тех пор, ступай в Порт-де-Франс и передай губернатору, куда и зачем мы ушли.

В последний раз обнял грум свою возлюбленную, затем решительно шагнул вперёд. Вслед за ним щель, пропустившая его и Гермину, снова сдвинулась, отделяя эти двух людей от света, от свободы, быть может, от жизни…

Невольная дрожь пробежала по телу леди Дженнер. Она пошатнулась и прислонилась к скале, но, тотчас оправившись, проговорила твёрдым голосом.

— Идём! — и смело пошла по гранитному полу извилистого подземного коридора, кажущегося бесконечным при слабом освещении маленького фонаря.

— Надо вам сказать, миледи, — говорил грум, шагая рядом с Герми-ной, — что я хотел убедиться, что моя Марта не участвует в жертвоприношениях сатане. Ведь и она могла заразиться от своей сестры её ужасной верой. Ну вот и пошёл я сюда, потому что знал про эти подземные ходы от моего отца, знал я, что вся «Лысая» изрыта подземными ходами, которыми в старые годы пользовались беглые негры — «мароны», скрывавшиеся от жестоких господ по лесам и болотам… Там они жили разбоем, а подземными путями добирались до самой вершины Лысой горы, где справляли свои жертвоприношения.

До самой верхней площадки поднимаются подземные ходы. А вниз они спускаются до самого моря, проходя под городом. Оттого бывало не раз в прежние времена, что из тюрьмы, либо из какого погреба, куда бросал жестокий хозяин провинившегося невольника, — негр точно сквозь землю пропадает из-за самых крепких запоров. А он и в самом деле сквозь землю проваливался, скрываясь в подземный ход, проходивший между прочим и под старым тюремным замком. Теперь на месте старого тюремного замка построен масонский храм, почему мы с вами и можем туда пробраться тайными ходами.

Так вот и забрался я в эту галерею, по которой мы с вами идём, миледи… Шёл, шёл, поворачивая то направо, то налево… Извольте видеть, вот там перед нами опять разветвление, только теперь-то я уж не ошибусь, а тогда, видать, сбился с пути. Брожу, сам не знаю куда. Думал, погибель моя пришла. Как вдруг навстречу идет «чёрный чародей».

Я кинулся к нему с просьбой вывести меня на дорогу. Он дал мне сначала воды и хлеба. Ослабел я очень, проплутав часов семь, а то и больше. А как увидел чародей, что я отдышался и окреп немножко, так и повёл меня. Долго вёл. А как довёл до одного места, стал меня учить, как действуют тайные пружины. В самое их главное капище можно пробраться через эти ходы. И говорит: да не мешкай там, а я тебя здесь подожду.

— Что же ты там увидел, Дим? — робко спросила Гермина.

— Не спрашивайте, дорогая миледи. Не смею… Сами увидите, ежели не побоитесь. И тогда поймёте, почему не посмел рассказывать вам.

— А что же «чёрный чародей»? — спросила Гермина. — Нашёл ты его, возвращаясь?

— Нашёл, миледи. Проводил он меня обратно до самой пещеры, и всё учил, как находить дорогу и как открывать и закрывать тайные ходы…

Более двух часов продолжалось утомительно путешествие по причудливо извивающимся подземным ходам. Иногда галереи эти расширялись, образуя большие пещеры, иногда сужались до того, что идти можно было только «гуськом» и сильно согнувшись. И тогда особенно жутко было в удушливом спёртом воздухе.

Фонарик, освещающий низкие своды, придавал им мрачность могильного склепа. Временами жара становилась почти невыносимой. Тогда Гермина замирала от ужаса при мысли, что вот-вот откуда-нибудь сверху или сбоку, а то и под ногами, прорвётся скала, открывая выход раскалённому потоку лавы. Подземный грохот вулкана, то приближающийся, то удаляющийся усиливал ужас их положения. Поистине, только безумцы могли решиться на подобное путешествие. Ведь они находились внутри той самой огнедышащей горы, из кратера которой не переставали вырываться потоки пламени. Как знать, какое направление примут эти потоки внутри вулкана, как знать, не воспользуются ли они старинными ходами, проложенными такими же потоками расплавленных каменных пород, взрывами таких же раскалённых газов…

Однако, несмотря на эти ужасные мысли, Гермина всё шла и шла, поддерживаемая какой-то таинственной силой. Она не замечала ни усталости, ни бегущего времени, не замечала даже того, что они прошли безостановочно около двух часов при самых неудобных условиях, то круто подымаясь, то спускаясь.

Но вот коридор, по которому они спускались круто вниз, внезапно упёрся в гранитную стену. Ни направо, ни налево не было выхода. Казалось, они попали в каменный мешок.

— Мы погибли! — вскрикнула Гермина. — Ты сбился с пути, мой бедный Дим.

Но маленький грум только улыбнулся, приложив палец к губам, и тихо вымолвил.

— Нет, мы у цели! Не испугайтесь, миледи, когда я потушу фонарь… покуда. Сейчас мы заглянем в одно из подземных помещений масонского капища. Если эта камера пуста, то через неё мы сможем проскользнуть на внутренний двор, и, смешавшись с толпой, наполняющей его, свободно рассмотреть всё, что желаем видеть.

— Да разве нас пропустят, Дим? — дрожа от волнения, сказала Гермина. — Ведь внутренние помещения, наверное, охраняются? Дим покачал головой.

— И да и нет, миледи… Строго охраняются входы, у которых от всякого входящего требуются условные знаки и слова, которых я не знаю. Но во внутренних дворах и залах охраны нет, или её очень мало. Там на нас никто не обратит внимания. Мало ли цветных мальчишек совращены масонами в разных школах и лицеях? Нас примут за таких же мальчиков…

— А как же мы уйдём оттуда? — робко спросила Гермина.

— Да так же, как и пришли… Проберёмся в одну из подземных зал, из которых можно проскользнуть в тайные ходы, неизвестные масонам, но известные мне, и уйдём незамеченными, пока опьянелые жрецы сатаны будут плясать после жертвоприношения, распевая безумные гимны своему страшному идолу…

Гермина тяжело вздохнула при мысли о тех гнусностях, которые ей, очевидно, придётся видеть. Шевельнулась мысль: «Не лучше ли отказаться от рискованного предприятия?».

Но эта слабость исчезла так же быстро, как и появилась. Леди Дженнер почувствовала прилив бодрости и решительно произнесла.

— Делай как знаешь, Дим…

— Так я открываю пружину. Заглянем внутрь камеры, в подземную темницу масонов. Будьте ко всему готовы, миледи… Мы можем увидеть страшную картину. Но, ради Бога, ни звука — иначе мы погибли.

Мгновенно вокруг стало так темно, что Гермина чуть не ахнула. Страшна была эта могильная темнота, ставшая как бы осязаемой в могильной тишине, прерываемой только слабым, чуть слышным подземным грохотом вулкана. Этот подземный гул вот уже две недели сопровождал каждого жителя Сен-Пьера, денно и нощно, повсюду и всегда, как грозное напоминание смерти…

— Теперь смотрите, миледи… Сейчас вы увидите одну из подземных темниц масонов-сатанистов. Дай Бог, чтобы она была пуста.

— Темниц, — чуть слышно повторила Гермина. — Разве мы не в храме… этих людей?

— Он же — и тюрьма, и застенок, и кладбище… Скоро вы сами в этом убедитесь, — ответил Дим. — Но теперь не время разговаривать, миледи. Ради Самого Бога, ни слова больше, ни звука, чтобы не увидели и не услышали…

В глубокой темноте Гермина почувствовала, как рука Дима раза два проскользнула по стене мимо неё, затем без малейшего сотрясения или шороха в этой стене появилась светлая линия…

Медленно расширяясь, она стала полуаршинной щелью в палец шириной, сквозь которую тонкая полоса света упала на противоположную стену подземного хода, слабо освещая взволнованное лицо негритёнка. Приложив губы к уху Гермины, он прошептал так тихо, что она едва уловила его слова:

— Камера освещена. Значит, занята. Осторожней, миледи. Малейший шорох погубит нас…

— Но эта щель? Её увидят там, — так же тихо ответила Гермина.

— Нет, — ответил Дим. — Щель скрывается выступом свода. Не бойтесь. Здесь всё рассчитано. Стойте не шевелясь и подождите, пока я посмотрю, кто там.

Гермина замерла на месте, сдерживая дыхание.

В ту же минуту Дим крепко стиснул её руку своей дрожащей похолодевшей рукой.

— Что такое? — прошептала Гермина.

— Смотрите сами… Но если вам дорога жизнь — ни звука. Иначе её не спасём, а сами погибнем.

— Её? — повторила Гермина. — Кого?

— Смотрите сами, миледи.

Гермина перекрестилась и приложила глаза к узкой щели.

Перед ней был настоящий каменный мешок, крошечная камера с гранитными сводами, стенами и полом. Довольно яркое электрическое освещение, источник которого скрывался где-то наверху, усиливал безотрадное впечатление от этой ужасной тюрьмы. Посреди помещения сидело, скорчившись, какое-то несчастное создание, длинные волосы которого выдавали женщину.

Спутанные пряди блестели ярким червонным золотом, и этот цвет заставил Гермину вздрогнуть.

— Боже мой, Дим… Кто эта несчастная? — прошептала она.

Казалось, слабый звук этого дрожащего голоса достиг до изощрённого страданием слуха пленницы. Она шевельнулась и медленно подняла смертельно бледное прекрасное лицо.

— Матильда! — прошептала Гермина.

В ту же минуту щель закрылась, полоска света на стене подземного хода исчезла, а в глубокой темноте Дим крепко сжал похолодевшие пальчики леди Дженнер.

— Матильда! Матильда! — шептала она. — Боже мой, Дим, что это значит? Как она попала сюда? О, мы спасем её. Не правда ли, Дим? Сейчас же, сию минуту!

Но голос маленького грума звучал печально посреди могильной темноты подземного хода.

— Сейчас мы ничего не можем для неё сделать, миледи. Хорошо ещё, что я смотрел вместе с вами и заметил, как шевельнулся камень в противоположной стене. Не то входящие тюремщики, пожалуй, услыхали бы вас. Но я успел задвинуть щель, и мы в безопасности.

— Но Матильда? Матильда? Мы должны спасти её, — со слезами в голосе настаивала Гермина.

— Терпение, миледи… Подождём. Если входившие тюремщики оставят её там — она спасена. Но я боюсь, что пришли за ней…

— Как так? Зачем? Куда же её уведут? — робко расспрашивала Гермина. — Говори, Дим. Не терзай меня недомолвками. Тяжелый вздох прозвучал в темноте.

— Подождите, миледи. Скоро всё узнаете. А до тех пор молитесь за барышню Матильду… да и за себя тоже.