3. «Фролова и Иванова обязательно расстреляйте и объявите об этом в печати…»

Опубликовав в 2006 году ранее обнаруженный в архиве военного трибунала Ленинградского военного округа приговор по делу И. М. Фролова и К. Д. Иванова^[217], автор не думал тогда, что эта печальная история заслуживает отдельного рассказа.

Как оказалось, это дело связано с судьбами известных в нашей стране людей и ключевыми для осажденного Ленинграда событиями.

Начнем с того, что приказ, который не выполнили подсудимые, предусматривал проведение операции по деблокаде Ленинграда южнее Ладоги, в районе Шлиссельбургско-Синявинского выступа. Причем, это была одна из первых и до сего времени малоизвестных попыток прорыва.

Кольцо окружения вокруг Ленинграда замкнулось, когда войска Вермахта достигли берегов Ладоги и захватили Шлиссельбург. Произошло это 8 сентября 1941 года. Образовавшийся плацдарм шириной около 12 километров, упиравшийся в Ладожское озеро между Шлиссельбургом и деревней Липки (так называемое «бутылочное горло») немцы превратили в мощное укрепление. Еще через месяц, после захвата Тихвина, были перерезаны дороги, по которым грузы для блокадников шли к Ладожскому озеру. Ситуация сложилась критическая. Разговаривая в этот день по прямому проводу с А. А. Ждановым и командующим Ленинградским фронтом генералом М. С. Хозиным, И. Сталин заявил:

— Вам дан срок в несколько дней. Если в течение нескольких дней не прорветесь на восток, вы загубите Ленинградский фронт и население Ленинграда… Надо выбирать между пленом, с одной стороны, и тем. чтобы пожертвовать несколькими дивизиями, повторяю, пожертвовать и пробить себе дорогу на восток, чтобы спасти ваш фронт и Ленинград^[218].

Прорвать блокаду города со стороны невских берегов не удавалось. Поэтому во исполнение указаний Верховного Главнокомандующего, было принято решение, воспользовавшись ранним льдом, нанести неожиданный удар с севера — со льда Ладоги. Врага предполагалось атаковать силами 80-й стрелковой дивизии и 1-ro Особого лыжного полка моряков Балтийского флота (Полк имени Ленсовета) по всему побережью от Шлиссельбурга до деревни Липки.

80-я стрелковая дивизия, возглавляемая И. М. Фроловым, была сформирована в июле 1941 года из ленинградских ополченцев. До 23 сентября она именовалась 1-й гвардейской Ленинградской стрелковой дивизией народного ополчения. Боевая летопись дивизии началась 12 июля 1941 года под Волосовом. В августе — тяжелые бои на Кингисеппском участке обороны, в сентябре — под Ленинградом. В конце октября потрепанную и прижатую немцами к Финскому заливу дивизию с Ораниенбаумского плацдарма перебросили баржами через залив. Но времени для отдыха и пополнения поредевших рядов не было. Предстоял многодневный изнурительный пеший марш к Ладожскому озеру.

Отряд лыжников был сформирован из моряков-добровольцев в количестве 1200 человек непосредственно перед наступлением. Возглавил его 21 ноября майор В. Ф. Маргелов, будущий Герой Советского Союза и легендарный основатель Воздушно-десантных войск. Через много лет сухопутная операция, в которой принял участие этот героический отряд, повлияла. по инициативе ее командира, на введение в состав формы будущих десантников тельняшек с голубыми полосками. А осенью 41-го, до назначения на должность командира лыжного полка, майор В. Ф. Маргелов был одним из подчиненных И. М. Фролова. Он командовал 218-м стрелковым полком, входившим в состав 80-й дивизии.

Согласно приказу, поступившему из штаба фронта 21 ноября, частям дивизии предписывалось нанести удар по позициям Вермахта в районе «бутылочного горла» со стороны Ладожского озера, а далее двигаться в направлении Синявинских высот на соединение с нашими частями, пробивавшимися с Невского пятачка.

Иван Михайлович Фролов понимал, что этот приказ, сам по себе сомнительный, с учетом низкой боеготовности дивизии, может закончиться провалом. Пытаясь предотвратить трагедию, он прямо доложил начальнику штаба Ленинградского фронта генерал-лейтенанту Д. Н. Гусеву, что дивизия слаба, к наступлению не готова и приказ выполнить не в состоянии.

Так и случилось. Операция началась в ночь на 26 ноября 1941 года. Первая атака на открытом ледяном пространстве захлебнулась, когда противник открыл огонь. Следующая была предпринята перед рассветом 28 ноября. Действия частей дивизии с лыжным отрядом Маргелова не были согласованы и скоординированы. Пехотинцы должны были идти в прорыв первыми, моряки-лыжники — поддержать эту атаку. Они наступали с Ладоги на г. Шлиссельбург. ориентируясь на Бугровский маяк. Вопрос о том. кто кого ожидал морозной ночью с 27 на 28 ноября — до конца не выяснен и сегодня. Ясно лишь одно — совместных действий не было, наступление закончилось крахом. Многие пехотинцы и моряки погибли под внезапным шквальным огнем противника или утонули, так как непрочный лед был разбит снарядами.

С одной стороны, исследователи этой темы отмечают, что новое командование 80-й стрелковой дивизии вывело части к берегу Ладоги с пятичасовым опозданием. В обстановке командиры ориентировались с трудом, где находятся позиции противника — не знали. В ночь на 28 ноября моряки несколько раз выходили на лед, однако бойцы 80-й дивизии так и не появились. Атаку начали без них. прорвали первую линию вражеской обороны у Новоладожского канала, заняли деревню Липки, подошли к Староладожскому каналу, но поставленную задачу (без поддержки пехоты) выполнить не смогли^[219]. Из 1200 чел. погибло более 800 морпехов. Майор Маргелов был тяжело ранен.

С другой стороны, пишут, что ждать начала атаки на морозе пришлось бойцам из частей 80-й стрелковой дивизии. Так. участник морского десанта главстаршина в отставке А. Ф. Ваганов вспоминал: «Нас должна была поддержать пехотная дивизия. Бойцы её были плохо одеты, без укрытий, долгое время ждали нас на трескучем морозе, поэтому многие из них обморозились. Да. еще немецкая авиация разметала их по Ладожскому озеру. Существенной помощи они нам не оказали. Когда мы прошли лесистый участок и вышли к Ново-Ладожскому каналу, то на льду много моих друзей полегло. Немцы нас расстреливали как мишени. Погибло человек 800. а. может, и больше. Поставленную задачу наш полк не выполнил»^[220].

В любом случае. — налицо слабая проработка наступательной операции, спешка и несогласованность действий. Пятичасовое опоздание, если оно и имело место, то было это 26 ноября, а совместная атака планировалась в ночь с 27 на 28 ноября…

Между тем, на переговорах 1 декабря 1941 года Жданов и Хозин доложили Сталину и Молотову совсем иное:

«Хозин, Жданов:

У нас была задумана очень интересная и способная дать быстрое решение операция по льду с Ладожского озера 80-й дивизии с лыжным полком, причем этот лыжный полк должен был пройти и действовать в тылу 8-й армии на левом берегу Невы. Эта операция [была сорвана] благодаря трусливо-предательскому поведению командования 80-й дивизии. Командир дивизии Фролов за три часа до начала операции отказался от ее проведения. Операция была перенесена на следующий день и проделана, но внезапность уже была нарушена. Мы направляем вам представление с просьбой разрешить командира 80-й дивизии Фролова и комиссара дивизии Иванова судить и расстрелять. Военному совету фронта приходится вести борьбу с трусами и паникерами, которых оказывается больше всего среди высшего командного состава.

Сталин. Молотов:

Фролова и Иванова обязательно расстреляйте и объявите об этом в печати…

Хозин. Жданов:

Слушаемся, все будет сделано. Твердо уверены, что мы в самые ближайшие дни сможем Вас порадовать. Все»^[221].

Хозин и Жданов указание из Москвы исполнили в точности. 2 декабря 1941 года военный трибунал Ленинградского фронта под председательством диввоенюриста И. Ф. Исаенкова приговорил бывшего командира 80-й стрелковой дивизии полковника И. М. Фролова и бывшего комиссара той же дивизии К. Д. Иванова к расстрелу.

В приговоре записано: «Фролов. 21 ноября с г., доложив Командующему Ленинградским фронтом о готовности вверенной ему дивизии к выполнению боевой задачи, получил от него устный приказ о прорыве блокады противника на одном из участков фронта, о чем 22 ноября с.г., по возвращении в дивизию, информировал комиссара дивизии Иванова. На деле, Фролов и Иванов к выполнению боевого приказа Командования фронта отнеслись пораженчески, проявили трусость и преступное бездействие, причем Фролов двум представителям фронта заявил за 3 часа до начала операции, что он не верит в успешный исход операции. В результате этого ответственная операция на одном из важных участков Ленинградского фронта была сорвана»^[222].

Все сослуживцы И. Ф. Исаенкова, с которыми автору довелось беседовать, характеризовали Ивана Фроловича как вдумчивого профессионального судью и принципиального руководителя. Поэтому в приговоре странными и сомнительными выглядят суждения судей по ключевым вопросам предмета доказывания. Чувствуется, что умышленно опущены или завуалированы важные для установления истины положения.

Во-первых, из приговора следует, что 21 ноября И. М. Фролов доложил командующему фронтом о готовности его ослабленной в боях дивизии к выполнению боевой задачи, после чего получил устный приказ. То есть никаких документальных следов, подтверждающих отдачу такого приказа нет. А в приговоре, помеченном грифом «сов. секретно» почему-то не указан участок фронта, на котором эта задача должна была выполняться. Но если допустить. что все так и было в действительности, то спустя пять дней боевое и политико-моральное состояние дивизии было уже другим — оно существенно снизилось. Перед наступлением частям дивизии пришлось совершить изнурительный многодневный марш. По воспоминаниям ветеранов дивизии, «за пять дней, с 19 по 24 ноября, дивизия сменила четыре района сосредоточения», бойцы были совершенно измотаны, многие умирали прямо на ходу — от голода, холода и истощения. Недостаток фуража привел к падежу лошадей.

Все это отражено в опубликованных дневниках ветеранов дивизии — И. Н. Клебановой (218-й стрелковый полк) и В. В. Чуркина (88-й артиллерийский полк).

Из дневника В. В. Чуркина:

«28 октября. Через некоторое время поедем к Шлиссельбургу… Наши условия с продуктами очень плохи, получаем 300 граммов хлеба, черного, как земля, суп-водичку. Лошадей кормим березовыми прутьями без листьев. Лошади дохнут одна за одной…

27 ноября. Стоим на берегу Ладожского озера. Я был очень нездоров, расстроился желудок, ноги опухли от обморожения. В 12 часов 30 минут поедем по Ладоге. Выдали НЗ (неприкосновенный запас). Командование дивизии дало приказ о наступлении на Шлиссельбург со стороны озера… Но внезапное ночное наступление на Шлиссельбург сорвалось: лед в этом месте оказался непрочным, много людей потонуло»^[223].

Во-вторых, вызывает большие сомнения тезис о переносе сроков операции на другой день по вине комдива. Но если это и соответствовало действительности, то, по сути, ничего не меняло, поскольку ныне установлено и документально подтверждено — немецкое командование знало от перебежчиков о предстоящей атаке и было готово к ее отражению. Кроме того, после неудачной атаки 26 ноября, на следующий день был отдан новый приказ о наступлении.

В-третьих, операцией по прорыву блокады, из-за провала которой началось расследование, а затем состоялся суд. руководил не полковник Фролов, а новое командование 80-й дивизии. Известно, что с 25 ноября дивизией командовал подполковник П. Ф. Брыгин, до этого командир 260-го полка.

Почему же диввоенюрист Исаенков не обратил внимания на эти лежащие на поверхности моменты?

Оказывается, обратил. Об этом написали еще в 1990 году В. И. Демидов и В. А. Кутузов. со ссылкой на архивные документы и рассказ самого И. Ф. Исаенкова: «Осенью 1941 года действовавшее в направлении Мги соединение Ленинградского фронта не выполнило боевую задачу. Были ли в этом виноваты командир и комиссар дивизии, а если и виноваты, то в какой степени. — сейчас с полной достоверностью определить невозможно. Известен результат: военный совет фронта предал их суду военного трибунала. Фронтовой пр

— «Мы, судьи. — рассказывал И. Ф. Исаенков, — тщательно разбирались со всеми обстоятельствами дела и нашли, что такого преступления, как измена Родине, в поступках этих людей не усматривается: были — халатность, еще что-то. но жизни их лишать не за что… Грезов отреагировал жалобой на «либерализм» трибунала в Военный совет. Жданов меня вызвал и начал с разноса. Но я ему сказал: «Андрей Александрович, вы ведь сами всегда инструктировали нас: судить только в строгом соответствии с законами. По закону, в действиях этих лиц «измены Родине» нет». — «У вас есть с собою Уголовный кодекс?». — «Есть. Полистал, показал другим членам Военного совета: «Вы поступили правильно — в строгом соответствии с законом. И впредь поступать только так. А с ними, — прибавил загадочную фразу, — мы разберемся сами…».

Разрешение этой «загадки» лежит в Центральном архиве Министерства обороны — одностраничный документ «тройки» (прокурор, начальник политуправления и начальник особого отдела НКВД фронта): обвиняемые и сами признали, что фактически изменили Родине — «предлагаем расстрелять их во внесудебном порядке»..»^[224].

Однако разбираться, судя по всему, пришлось все же И. Ф. Исаенкову. Как уже сказано, в архиве военного трибунала ЛенВО автор обнаружил лишь незаверенную копию. Но то, что формально суд трибунала состоялся, и свои подписи судьи на приговоре поставили — вряд ли стоит сомневаться. Ведь о суде тоже сохранились свидетельства, даже раненого майора Маргелова приносили в судебное заседание на носилках (по другой версии — на костылях) для допроса в качестве свидетеля, а осужденные просили у него прощения за гибель моряков…

В 1957 году Военная коллегия Верховного суда СССР приговор военного трибунала Ленинградского фронта от 2 декабря 1941 года в отношении Ивана Михайловича Фролова и Константина Дмитриевича Иванова отменила и дело прекратила за отсутствием в их действиях состава преступления.