НАУМОВ Сергей

В голубых барханах

Следы обнаружили ночью. Две красные ракеты поднял заставу. Капитан Ермаков с «тревожной» группой прибыл на место нарушения спустя пятнадцать минут после тревоги.

Старший наряда, обнаруживший след, сержант Петр Узоров включил фонарик, прикрывая полой плаща яркий свет луча, и Ермаков увидел на мокром после дождя песке едва заметное углубление.

Это не был след человеческой ноги. Скорее всего он походил на крохотную лунку, но Ермакову, служившему на границе десятый год, отметина на песке поведала многое.

Пользуясь грозовой ночью, нарушитель пересек пограничную реку, выполз на берег, лежа в кустах, дождался, пока пройдет пограничный наряд, собрал фиброгласовый шест, почти такой же, каким пользуются спортсмены и перемахнул контрольно-следовую полосу в надежде, что затянувшийся ливень размоет лунку, оставленную шестом.

Нарушитель выиграл час. Если шел быстро, успел добраться до шоссе.

И еще понял Ермаков, что проводник с собакой здесь уже не поможет. Секущие струи дождя давно смыли всякий след — сразу за контрольно-следовой полосой начиналось небольшое каменистое плато с нагромождением скал, переходящее в пустыню.

Один час времени на границе — это очень много. Дорога, уходящая в глубину республики, — вот первая цель нарушителя. Рядом порт, через который товары из сопредельного государства направляются по бетонке на железнодорожную станцию. До нее сто двадцать километров — полтора часа езды. Движение на шоссе не прекращается и ночью, оно только затухает немного.

Значит, первое, что предпримет начальник отряда полковник Артюшин, — перекроет бетонку.

Так думал капитан Ермаков, сидя в канцелярии заставы и ожидая приезда Артюшина.

Он сделал все возможное, что следовало сделать в таком случае: заблокировал зону нарушения, выслал конный отряд на шоссе, попытался определить направление, в котором скрылся нарушитель. Но собака Найда, как он и предполагал, не взяла след.

Ермаков думал о нарушителе. Кто он? Во что обут? Как выглядит? Видать, сильный, тренированный человек. Долго же он ждал этой грозовой ночи. Дожди в краю песков в это время года редки.

За окном прошумел «газик», и в канцелярию вошел седой крупный мужчина — полковник Артюшин. Коротко поздоровался. И сразу подошел к карте. С минуту разглядывал ее, словно видел впервые. Обернулся. И Ермаков заметил: обычно спокойный, полковник на этот раз выглядел взволнованным.

— Садитесь, капитан, — негромко обронил он, — будем рассуждать.

Ермаков кратко доложил обстановку.

— Хорошо, капитан, что выслали конный наряд и заблокировали зону нарушения. Хорошо, что перекрыта бетонка и все проселки. Только, я думаю, и нарушитель осведомлен обо всем этом. Вернее, предположил такое, будучи еще по ту сторону границы.

Полковник помолчал, хрустнул костяшками сцепленных пальцев. Внезапно спросил:

— Вам никогда не приходила мысль, что песок похож на воду?

— Нет. Как-то не думал об этом, — признался Ермаков.

— И я никогда не думал. А сегодня вот пришло в голову. И знаете почему? Бюро погоды предсказывает на сегодня-завтра песчаную бурю. Как вы думаете, мог такой факт учесть нарушитель? Гроза уничтожила след на плато. Буря заметет след в песках.

— Но… пески тянутся на сотни километров… Они безводны… Это же верная гибель… И потом, пески хорошо просматриваются с вертолета. Нарушитель, конечно, знает об этом.

— Да, знает, — согласился полковник, — да мы-то не знаем, какие маскировочные средства он применит в песках. Мы не знаем, сколько у него воды и насколько вынослив этот человек. И не такая уж безводная пустыня Хорезм-шахи, колодцы есть, капитан. Мало их — это другое дело…

Полковник нахмурился, забарабанил толстыми пальцами по столу.

— Нужен «свободный поиск». Отправьте в пески лучших следопытов с рацией. Собака, я думаю, не понадобится… Выдержали бы люди… Связь по рации через каждые два часа кодом. Никаких радиотелефонов. Квадрат поиска будет прочесываться и с воздуха, вертолет я вышлю в ваше распоряжение… Пока все…

Пустыня казалась Бегичеву огромным целлулоидным колпаком с приклеенным внутрь ярко пылающим диском солнца.

За два года службы на границе Антон так и не привык к песчаному однообразию, к чудовищной летней жаре, к теплой безвкусной воде, выдаваемой по норме. Родом с Алтая, он тосковал по чистым горным лесам, быстрым прозрачным рекам, а засыпая, часто видел солнечные лужайки, пестрящие разноцветьем, далекие заснеженные вершины, манящие прохладой и покоем.

Но не было на заставе более выносливого солдата, чем Бегичев. Сухой, жилистый, насквозь пропеченный солнцем, обладал он завидной выдержкой, рассудительным спокойствием. Был ловок и смел.

Сержант Узоров, получив приказ начальника заставы о свободном поиске, выбрал Бегичева в напарники не раздумывая.

Ермаков кивнул, одобряя выбор, и пригласил сержанта в свой кабинет для беседы.

Час спустя оба пограничника уже шагали по барханам, то и дело вскидывая бинокли. Вертолет, присланный начальником отряда, высадил их в квадрате поиска и ушел на восток прочесывать с воздуха необозримое песчаное море.

С гребня перед пограничниками открывалась лощина, поросшая редкими кустами саксаула. До горизонта тянулись, словно застывшие морские волны, гряды барханов.

— Ищи его тут, — присвистнул Бегичев, — легче иголку в стогу.

— Разговорчики отставить, — строго сказал Узоров. — Маршрут по азимуту — север-север, встреча на четвертом бархане, считая наш первым. Пойдешь кольцами, так легче зацепить след. Ясно?

— Ясно, товарищ сержант, — не понимая суровой строгости товарища, откликнулся Бегичев.

Они разошлись в стороны и, не оглядываясь, зашагали с гребня, обходя лощину с саксауловым леском. Было слышно, как тихо звенят на ветру его седые от пыли листья.

Этот звон напомнил Узорову давний поиск. Они преследовали нарушителя на лошадях, как вдруг поднялся ветер, и тонко, с надрывом запела пустыня. Ему объяснили — так стонет саксаул перед большой бурей.

Пустыня таила в себе несметное количество загадок и опасностей. Чем больше служил Петр на границе, тем привлекательней становилась для него Хорезм-шахи, одна из древнейших пустынь Средней Азии. Она скрывала под собой города и истории целых народов. Что- то прекрасное и вечное было в ее глубоком желтом безмолвии.

Пять лет потратил Петр Узоров, чтобы, не страшась, уходить в самостоятельный поиск в самое сердце Хорезм-шахи. Он приучил себя сутками обходиться без воды, ночевать, завернувшись в кошму, прямо на песке, познал многоликость пустыни и язык ее обитателей.

Крепыш, с движениями слегка медлительными, но тяжеловатой точности, Петр Узоров производил впечатление ленивого, нерасторопного человека. На некрасивом обветренном лице северянина глаза смотрели зорко и уверенно.

За годы службы Петр изучил радиодело и мастерски владел ключом. Мало кто знал о сокровенной мечте сержанта стать археологом. Пожалуй, один начальник заставы догадывался о тайном желании пограничника. Книги, которые Узоров выписывал из республиканской библиотеки, навели Ермакова на такую мысль. Но он об этом не обмолвился ни сержанту, ни кому-либо другому.

Солнце встало в зенит, когда Бегичев обнаружил цепочку неглубоких вмятин, полузасыпанных рыхлым песком.

— Старый след, — сказал Узоров, — пятичасовой давности. Обут в кауши…

Сержант достал планшетку с картой, еще раз взглянул на след, потом на компас.

— Направление на северо-восток… Что у нас тут поблизости? Сторожевая башня времен Тамерлана. И там… колодец.

— Откуда же он взялся, след-то? — оглядываясь по сторонам, пробормотал Антон.

Узоров чуть слышно рассмеялся.

— Учись, Антоша, пока я жив… Нарушитель упал c неба… Пески, как вода, имеют способность течь, то есть передвигаться в пространстве. За пять, а может, и больше часов песок поглотил след… Этот остался, потому что сравнительно свеж. И заметь, остался в ложбине, где текучесть песка меньше.

— Попить бы не мешало, — пробурчал Бегичев.

— Пить будем через час, — отрезал сержант. — На вот кусочек соли… Легче станет.

Узоров протянул товарищу белый крупный кристалл.

— Обойдусь…

Сержант пристально взглянул в лицо Бегичева. Увидел обтянутые сухой кожей скулы, потрескавшиеся от солнца губы, глухим голосом мягко сказал:

— Придется потерпеть, Антоша. До ближайшего колодца пять часов пути. А мы не знаем, куда нас приведет след.

Теперь они шли вместе, соблюдая дистанцию в пять метров. Песок засасывал, словно трясина, горячими струйками сползал за голенища брезентовых сапог.

Небо превратилось в сплошное, низко нависшее над головой солнце.

Фляга на боку — искушение. Слышно, как в ней булькает вода. Через час это уже похоже на пытку. Один глоток воды! Всего только один глоток.

Антон отцепил фляжку, снял пробку. Бросил взгляд на идущего впереди сержанта и жадно припал к горлышку.

След уводил в сторону от колодца. Он странно петлял среди барханов, и Узоров злился, что не понимает намерений человека, обутого в кауши, бредущего по пустыне, словно по колхозному рынку.

— Что-то тут не так… — бормотал сержант, всматриваясь в отпечатки сильных и легких ног. Он уже давно радировал, что обнаружил след, и получил приказ преследовать неизвестного.

Нарушитель, если это только он, казался Узорову глупым и неопытным человеком. Похоже было, что он заблудился, и теперь метался по пескам в надежде найти воду.

Черепаху первым увидел Бегичев. Она лежала в стороне от следа, сливаясь с желтизной бархана. Антон подошел к ней и дотронулся до панциря. Черепаха не шевельнулась.

«Интересно. Мертвая черепаха», — подумал Бегичев и окликнул сержанта.

Узоров, увидев черепаху, вдруг устало опустился на песок и не спеша закурил сигарету.

— Отдыхай… — зло бросил он и скрипнул зубами.

Сержант долго молчал, разглядывая огромную черепаху, потом тихо пробормотал:

. — Она не мертвая. Она спит, Антон… Так делает только один человек в округе. Его зовут Сайфула. Он уходит в пустыню собирать черепах. А чтобы не тащить за собой тяжелый груз, кормит пойманную черепаху травой, которая пропитана анашей. Черепаха засыпает и остается на месте. На обратном пути он собирает их в мешок.

— Но почему один?… И зачем ему черепахи? — спросил Бегичев.

— Сайфула одинок, — пояснил сержант, — черепахи — его ремесло. Он продает их в зоопарки, в институты для опытов или просто как среднеазиатский сувенир. Ловит он и змей. Двадцать лет как промышляет.

— Значит, ложный след…

— Возможно так, товарищ Бегичев…

Узоров задумался. За пять лет службы на границе Петр привык, размышляя, сопоставлять факты, анализировать их со скрупулезной тщательностью. Сейчас его волновала мысль — случаен ли выход Сайфулы в пустыню, совпадение ли это… Нарушитель исчез, а наутро в пустыню пошел Сайфула. Совпадение? Вполне может быть. А если преднамеренность… Нужно увидеть Сайфулу и поговорить с ним, посмотреть, сколько при нем воды. Что-то подозрительное в том, что он уходит от колодца. Сержант развернул рацию и достал сложенный вчетверо лоскут выгоревшего брезента.

— Антон, сделай тень…

Бегичев встал над рацией и развернул брезент.

— Ну что? — спросил Антон, когда Узоров закончил сеанс и упаковал рацию.

Сайфула настороженно и насмешливо смотрел на пограничников из-под лохматой, надвинутой на глаза папахи.

— Салам алейкум, — первым приветствовал старика Узоров.

— Алейкум салам, начальник, — спокойно ответил тот и жестом пригласил пограничников к костру, над которым висел котелок.

— Шурпу варишь? — спросил сержант.

— Угощайтесь… — сдержанно сказал старик.

— Спасибо. Мы гости нежданные и ненадолго. Чужого не встречал в пустыне?

Старик прищурился, неторопливо помешивая варево в котелке.

— Нет, начальник…

Глядя на худое тонкое лицо старика, казалось, с навсегда застывшим насмешливым выражением маленьких раскосых глаз, Петр подумал, что Сайфула знал, наверное, лучшие времена. Сейчас на нем был рваный, в сальных пятнах халат, подпоясанный веревкой. Тонкие длинные пальцы выглядывали из рукавов.

— Как добыча? — спросил сержант.

— Слава аллаху, как всегда…

— Змеи? — кивнул Узоров на пыльные черные курджумы.

— Есть немного…

— Вода нужна?

— Спасибо, начальник… Я много не пью…

Дым костра сузил глаза говорившего.

— Черепах твоих видел. Спят…

Сайфула равнодушно кивнул головой.

— Покажи, что поймал…

На лице сержанта появилось почти мальчишеское любопытство.

Старик исподлобья внимательно взглянул на Узорова, в глазах на мгновенье промелькнула ярость.

— Сам смотри. Гюрза не любит, когда тревожат ее сон.

Не спуская глаз с Сайфулы, сержант подошел к курджумам. Поднял один из них, сделал движение, словно развязывал мешок.

Старик бесстрастно помешивал варево в котелке. Легкая усмешка застыла на его губах.

Узоров вернулся к костру.

— Как же ты их ловишь, Сайфула?

Старик кивнул на длинную бамбуковую палку, расщепленную на конце.

— Сделаю себе такую же, — сказал сержант, — желаю удачи…

Сайфула встал, приложил руки к груди, вежливо поклонился.

— Курджумы тяжелы. Сколько, по-твоему, весит одна змея, Антон?

— Килограмма два…

— Надо знать точно. В каждом курджуме килограммов по пятнадцать. Если принять твой счет, старик поймал пятнадцать змей, что маловероятно. И заметь, с такой тяжестью он петляет по пустыне, а не идет обратно домой. И вспомни — черепахи. Зачем усыплять черепах, их ему уже не унести. Через двенадцать часов они проснутся. Сайфула знал, что по его следу пойдут…

— И от воды отказался… — сказал Бегичев, дотронувшись до пустой фляжки.

— Вода… — задумчиво протянул Узоров. — С вертолета обшарили весь квадрат и, кроме Сайфулы, не обнаружили никого… Для кого же старик несет воду?…

— Что? — вскинулся Бегичев.

— В курджумах вода, Антон, — спокойно пояснил сержант.

— Нужно задержать старика, — твердо сказал Бегичев.

— Это было бы слишком хорошо для нарушителя. И для Сайфулы тоже. Что ты докажешь? Что человек взял с собой в пустыню большой запас воды? Нам с тобой важно знать, где он оставит эту воду. И кто за ней придет…

Шагая по сыпучему склону бархана, Узоров думал о человеке, для которого Сайфула нес воду. Сержант понимал, что старик выполнял роль подвижного промежуточного колодца. Поэтому и обходил сторожевую башню. Он видел вертолет и догадывался, что колодец в башне может быть блокирован пограничниками.

На что теперь надеялся старик? Он должен понимать: мы не выпустим его из поля видимости. Куда он пойдет?

Узоров сделал небольшой крюк по пескам, выбрал самый высокий бархан и достал бинокль.

Сайфула все так же сидел у костра. Похоже было, что он молился.

Старик даже не погасил огня, и тонкая струйка дыма тянулась вверх, в летящий мрамор бледного раскаленного неба. Это было похоже на сигнал, на предупреждение об опасности.

Прошел час, но ничто не изменилось в позе старика, два раза он подбрасывал ветки саксаула в костер и застывал как изваяние.

Изменения произошли в пустыне. Потускнело солнце. Горизонт задернуло бурой пеленой. Внезапно закурились серой пылью гребни барханов. Словно глубокий вздох пронесся над песками, и зашуршали, за- змеились тысячи желтых ручьев.

Вскоре вершины барханов скрылись в тучах песка. Раскаленные песчинки яростно хлестали по лицу, но Узоров не опускал бинокля. Он встал, чтобы лучше видеть. На миг среди пышущей жаром мутной пелены ему удалось разглядеть поднявшегося с земли старика. Взвихренный страшной силой ветра песок заслонил фи- гуру Сайфулы и все вокруг.

— Он уходит, Антон… — прокричал сержант.

— Радируй в отряд, — скороговоркой выпалил Бегичев, — и пойдем следом.

— Нужно переждать бурю, — склонившись к товарищу, снова прокричал Узоров, — и сберечь рацию. Мы не знаем, сколько будет бушевать «афганец». Доберемся до старой кошары и там пересидим бурю. Кошара слева от нас в двух километрах…

Старая, заброшенная пастухами кошара открылась внезапно среди плотной жгучей мглы. Некогда обшитое кошмой и дранкой помещение являло собой грустное зрелище. Ветер продувал его насквозь, распахнутые ворота бились и скрипели в ржавых петлях.

Узоров захлопнул воротца и привязал их бечевкой к толстой жердине.

Бегичев привалился к стене, где меньше дуло, и, едва разлепив спекшиеся губы, пробормотал:

— Пить…

Сержант встряхнул его за плечи, нащупал пустую фляжку на поясе Антона. Молча отцепил свою, протянул товарищу.

Бегичев сделал большой глоток и, отвернувшись, возвратил фляжку.

Сержант только смочил губы. Он вспомнил слова Ермакова, сказанные во время беседы перед поиском:

«Синоптики предсказывают песчаную бурю. Держитесь ближе к строениям, их у вас два — развалины сторожевой башни и кошара. Укроетесь там в случае необходимости. И берегите воду…»

Узоров нащупал упрятанную в ранец трехлитровую флягу — НЗ и тихонько вздохнул. Хотелось пить, но больше хотелось смочить иссеченное песком лицо.

«Афганец» бушевал весь остаток дня и только к ночи затих. Кошару занесло песком по самую крышу, и Узоров с Бегичевым потратили целый час, чтобы выбраться на поверхность.

Огромные лохматые звезды висели над пустыней. Небо, яркое от звездного свечения, соприкасаясь на горизонте с землей, внезапно обрывалось сплошной темнотой. И только гребни барханов едва просматривались в этой черноте да угрюмо поскрипывал саксаул.

Но так длилось недолго. Выкатившаяся луна преобразила пустыню. Барханы словно окрасились голубым цветом, потеряли свои контуры и стали похожи на присевшие легкие облака.

В этой призрачной голубизне все стало близким, невесомым, и Узорову на миг подумалось, что если попробовать сейчас бежать, то, пожалуй, можно оторваться от земли и полететь над песками.

Сержант слушал тишину. Что-то едва слышно шуршало, но в поле зрения ничто не двигалось, и казалось, что это шуршит луна, плывущая в холодном небе.

— Пошли, — шепотом приказал Узоров, — и тихо…

Они пересекли гряду барханов и остановились пораженные. След темнел полукругом на склоне песчаного холма, как брошенная веревка. Он как бы приглашал идти за ним и был похож на вызов.

— Если бегом — догоним, — возбужденно сказал Бегичев.

Узоров молчал, вглядываясь в дорожку из следов. Человек прошел здесь час назад. И это не Сайфула. Сержант достал складной метр и измерил отпечаток. Стопа шире и длинней, чем у старика. Обут в спортивные ботинки. А может быть, старик сменил обувь. Где же они прятались от урагана? Неужели в старом, полуразрушенном колодце, на. месте заметенного песками кишлака?

Никто в округе не знает так пустыню, как Сайфула.

След завораживал, неудержимо манил за барханы. Бегичев непонимающе смотрел на сержанта. Узоров же тщательно исследовал песок там, где не было и намека на след. Наконец удовлетворенно гмыкнул и поднялся с колен.

— Он его заметал, Антон… — негромко, словно самому себе, обронил сержант.

«Ему нужно, чтобы мы потеряли время. Мы пойдем по следу, и след этот будет временами исчезать. Щетка с тонким ворсом — вот чем орудует человек в ботинках. Он хочет, чтобы мы тыкались как слепые котята. Идти по заметенному следу все равно что ползти по пескам на животе. Хитрый, коварный враг. Где же Сайфула передал ему воду?»

Так размышлял Петр Узоров, вглядываясь в своего напарника, словно видел того впервые. Он дорого бы сейчас дал за то, чтобы знать, кто торочит этот фальшивый след — Сайфула или неизвестный.

— Антон, пойдем кругами, — сказал Узоров, — должен быть второй след. Будь внимателен и, главное, старайся идти тише. Ночью в пустыне каждый шорох за версту слышно. Встреча — за четвертым барханом.

Бегичев кивнул. Он давно привык подчиняться товарищу: знал и верил — Узоров опрометчивого, легкого решения не примет. Но как идти бесшумно, если ноги проваливаются по щиколотку в сыпучий, шуршащий песок? Как быть внимательным, если все ждешь, что вот с близкого гребня грохнет прицельный выстрел?

Впереди что-то заблестело, и Бегичев догадался, что выходит к шору — солончаку и что взблескивает в лунном свете соль. Он услышал лай шакалов, насторожился. Поискал глазами фигуру Узорова, не нашел и короткой перебежкой приблизился к солончаку. Шор нужно было обойти по кольцу. След на твердом грунте едва ли обнаружишь, на тонком же слое песка он должен пропитаться довольно четко.

Антон увидел отпечатки знакомых каушей, когда кончал осмотр песчаного кольца вокруг шора. Цепочка следов тянулась с направлением на северо-восток.

И опять след свежий, получасовой давности. Бегичев не сомневался, что след этот оставлен стариком.

Антон шел, низко согнувшись, зорко поглядывая вперед, держа автомат наизготовку. Внезапно ему показалось, что он увидел голову человека. Она мелькнула на гребне холма. Бегичев распластался на песке и медленно пополз вверх по гребню, оставляя так и не исчезнувшую голову слева от себя. Он перевалил через гребень и осторожно двинулся к черному предмету — теперь он не был уверен, что это голова человека, — маячащему на вершине бархана.

Когда подполз ближе, в призрачном свете луны разглядел кожаный туркменский курджум.

Он не раздумывал, когда рванул курджум с земли. А почувствовав тяжесть кожаного мешка и уверенный в том, что там вода, развязал сыромятную тесемку, перехватывавшую горло курджума.

Вероятно, он поступил правильно — пограничник обязан осмотреть найденный им предмет, тем более если он идет по следу. Бегичеву не хватило осторожности, может быть. Осторожности и опыта сержанта Узорова. Из мешка послышалось шипение, и показалась голова кобры. Черной молнией выбросилась она из курджума, злобно раскрыв пасть.

Антон, ошеломленный внезапным появлением змеи, отпрянул от мешка, вскинув перед собой автомат.

Бегичев стрелял в упор. Короткая очередь буквально срезала голову змеи. Черной лентой скользнула она к ногам Антона.

Узоров появился из-за бархана. Он хрипло дышал, бег по песку утомил его.

— Расчет на пограничную бдительность, — процедил сержант, увидев мертвую змею и раскрытый курджум.

Узоров снял со спины ранец и развернул рацию.

— Я радирую в отряд — пусть высылают «тревожную» в наш квадрат. И привезут воду. Мы теперь…

Он не договорил. Длинная автоматная очередь разорвала тишину пустыни. Пули с железным шорохом взбили песок у самых ног сержанта, жалобно звякнули о металл радиостанции.

— Ложись! — крикнул Узоров и скатился по склону к кустам саксаула.

Бегичев бросился следом. Новая очередь веером взбила песок впереди пограничников. Антон упал.

— Жив? — окликнул товарища Узоров.

— Живой…

— Стреляют слева, с гребня… Не давай пристреляться, открывай огонь. Я поддержу… Им важно расстрелять рацию…

Бегичев ударил из автомата по гребню. Узоров резанул короткой очередью на звук вражеского автомата и быстро пополз вверх по склону навстречу выстрелам.

— Прикрывай огнем! — успел крикнуть и замер, ткнувшись головой в песок. Пуля ударила в приклад автомата, рикошетом обожгла щеку.

Снова застучал автомат Бегичева. С гребня ответили длинной очередью. Узоров не шевелился.

— Петя, живой? — крикнул Бегичев.

Сержант молчал.

— Убили, сволочи…

Бегичев рванул к себе брезентовые ремни рации и вдруг увидел на металлической коробке два пулевых отверстия.

— Все, — прошептал солдат, — отработала.

Пограничник посмотрел на то место, где лежал Узоров. Сержант медленно полз вперед.

— Живой… живой же… — пробормотал Бегичев.

Он упер диск в коробку теперь уже бесполезной рации и прицельно ударил по самому гребню.

Узоров по-прежнему ползком достиг середины склона, взмахнул правой рукой. За гребнем вырос черный султан взрыва.

На песке лежали автоматные гильзы. От них. тянулась цепочка следов, испятнанных чем-то темным.

— Он был один, — сказал Узоров, рассматривая углубление в песке.

— Теперь не уйдет, — не отрываясь от бинокля, отозвался Бегичев, — жаль рацию попортил. Сейчас в самый раз вертолет нужен.

— Он в радиостанцию и метил, — сказал Узоров, — в нас уже потом…

— Он ранен! — вскрикнул Бегичев, склонившись над следом.

— Вперед, — свистящим шепотом выдохнул Узоров, — я бегом. Если опять застрекочет — прикроешь огнем…

Они увидели его в лощине. Человек сидел, прислонившись спиной к стволу одинокого саксаула, руки его сжимали автомат, голова безвольно свесилась на плечо. Узоров узнал Сайфулу. Большое темное пятно расплылось на знакомом рваном халате. Старик был мертв.

— Теперь назад, — угрюмо приказал сержант, — к следу, что ведет от солончака…

Бегичев покачнулся и тяжело опустился на песок. Кружилась голова, во всем теле ощущалась слабость.

Сержант достал флягу с неприкосновенным запасом, отвинтил пробку, протянул товарищу.

— Пей, пока не напьешься, — сказал он, — и умойся.

— А ты? — пробормотал Антон.

— И я тоже. Сейчас глупо беречь воду… Мы должны его достать… Понимаешь… достать. Он недалеко… три тысячи метров… не больше. Пей, Антон, и вставай… Скоро день…

Они шли на восток, навстречу солнцу. У них уже не было воды. Им нужно было сделать четыре тысячи шагов, чтобы настигнуть нарушителя. Связи с отрядом не существовало — сержант оставил ненужную рацию и теперь шел налегке.

На двоих три автоматных диска и одна граната. А след то исчезал, то появлялся в стороне от заданного направления. Нарушитель двигался зигзагами, делал скоростные рывки там, где попадался такыр, и снова петлял, выигрывая время. Казалось, ему зачем-то нужен яркий солнечный свет дня.

Узорова раздражала такая «неразумность» неизвестного. Именно ночью он должен был идти по прямой, сокращая путь к цели. Днем же обзор местности в бинокль увеличивается втрое, и им легче увидеть его. Здесь крылась какая-то загадка.

Небо смутно розовело. И вдруг яркий жгучий свет залил горизонт от края до края. Ночь была отброшена стремительным, резким ударом солнечных лучей.

Пустыня преобразилась Почти мгновенно из серо- голубой она стала желтой и далеко на востоке проступали на ставшем шафрановым горизонте плоские и резко очерченные, точно приклеенные к небу, холмы.

— Мираж, что ли? — пробормотал Бегичев.

— Там, за холмами, горы, — тихо произнес Узоров, — «он» идет туда, Антон. И хорошо знает дорогу.

Сержант вскинул к глазам бинокль. В окулярах поплыл знакомый пейзаж — гряды бесчисленных песчаных холмов.

Узоров вздрогнул и опустил бинокль. Потом снова поднес его к глазам. По дальнему бархану передвигалась длинная угловатая тень.

— Посмотри, Антон, — протянул сержант бинокль товарищу, — что-то у меня с глазами. Вижу тень, а от чего она, не вижу.

Бегичев взял бинокль.

— Тень… Я тоже вижу тень… Она передвигается! — вскрикнул пограничник.

— Может, облака… — неуверенно произнес Узоров.

Оба посмотрели на небо. Оно было чистым до самого горизонта.

— Теперь бегом, — приказал сержант, — на месте разберемся и с этим фокусом. Я по следу, ты — в обход. Маскируйся и действуй по обстановке. Сигнал — взрыв гранаты.

Узоров согнулся и быстро скользнул вперед. Ноги его сразу обрели легкость. Таким он был всегда в минуту напряженной погони или опасности.

Остановила его длинная автоматная очередь. Пули пропели высоко над головой, и Узоров догадался, что стреляют издалека.

«Хорошо, что «он» заметил мое движение. Это заставит его сконцентрировать внимание только на мне. Антон должен успеть. Только бы он успел», — думал сержант, продолжая бежать по самой кромке бархана.

Короткая очередь полыхнула откуда-то слева. Нарушитель сменил позицию. Еще одна очередь. Пули прошли теперь над самой головой.

«Пристрелялся». Узоров упал, быстро добрался до гребня, снял фуражку, положил козырьком к противнику и отполз в сторону. Старый прием. Но и верный. Сержант отполз еще дальше и укрылся за наметенным ветром взгорком.

Он взглянул на часы. Прошло пятнадцать минут.

Снова, короткая очередь, и фуражку будто ветром сдуло.

Сержант осторожно выглянул из укрытия. Каждый мускул был напряжен до предела. И тут он услышал звук, который словно вонзился в него. Левее того места, откуда нарушитель вел огонь, вырос Султан взрыва.

Узоров резко вскочил и ринулся по склону прямо на тусклые вспышки выстрелов. На бегу он бил короткими очередями по гребню и, как ему казалось, быстро карабкался наверх. Справа стрекотал автомат Бегичева.

Внезапно выстрелы прекратились. В жгучем мареве, струившемся над раскаленными песками, вырос силуэт человека с поднятыми руками.

Вот уже можно разглядеть искрящийся на солнце длинный халат лазутчика и такого же цвета диковинный капюшон, закрывающий верхнюю часть лица неизвестного.

Они шли к нему с двух сторон: слева — Узоров, справа — Бегичев.

И вдруг словно сверкнула молния. Быстрым движением нарушитель выбросил правую руку в направлении сержанта. Сухо треснул выстрел. Пуля вырвала автомат из рук Узорова.

Стрелявший воспользовался мгновением, камнем упал на склон и покатился вниз.

— Стреляй в ноги! — закричал сержант, бросаясь вслед за нарушителем.

Бегичев зацепил врага первой же очередью, когда тот вскочил и снова вскинул руку с пистолетом.

Нарушитель обмяк и рухнул на песок. Подбежавший сержант ногой выбил из его рук пистолет, рванул из кармана браслеты-наручники. Он извлекал из воротника рубашки задержанного ампулу с ядом, когда подошел Бегичев.

— Ты ранил его в плечо, — сказал Узоров, доставая индивидуальный пакет, — нам просто повезло…

Он показал товарищу ампулу с ядом.

Узоров истратил на задержанного последний пакет с бинтами. И вдруг похлопал его по щекам.

— Хватит притворяться, вы уже пришли в себя, — негромко сказал сержант. — У вас дрожит правое веко. Вот это…

— Уберите руку, — хрипло выдавил тот и открыл глаза. Резким движением склонил голову и впился зубами в ворот рубашки.

— Скорпион… — брезгливо пробормотал Узоров и отступил на шаг.

Сержант внимательно разглядывал неизвестного. Тот был, пожалуй, по-восточному даже красив. Сросшиеся брови, волевой, хорошего рисунка подбородок, тонкий с горбинкой нос. И холодные, жестокие, с неуловимым зрачком глаза.

Он кого-то напоминал Узорову, что-то знакомое было в хищном изгибе надбровных дуг, в правильности черт, во взгляде из-под полуприкрытых век. Стоило сержанту взглянуть на руки нарушителя с длинными фалангами пальцев, как он вспомнил изящные, несмотря на старость, пальцы убитого Сайфулы.

— Сайфула — ваш отец? — быстро спросил Узоров. — Он убит… Это вы подвели его под наши пули… Родного отца…

Лицо задержанного исказилось, напряглись мышцы щек. Он обжег пограничников ненавидящим взглядом, взмахнул скованными руками, пытаясь встать. Напряжение обессилило его. Он затих.

— Понимаешь теперь, почему не обнаружили его с вертолета…

Узоров потрогал халат на задержанном. Он зашуршал шорохом песков.

— Чисто сработано, — отозвался Бегичев, — даже капюшон обклеили…

Он распахнул халат — на поясе задержанного плотно одна к другой висели три фляжки.

— Вода, — прошептал пограничник и отцепил одну фляжку.

— Мы. не выпьем ни капли, рядовой Бегичев, — сухо сказал Узоров и облизнул пересохшие, спекшиеся губы.

— Вода же…

Сержант обнял товарища за плечо.

— Нельзя, Антон… Понимать должен… Это его вода… Какая она, мы не знаем.

Бегичев не видел, как сверкнули глаза задержанного, когда пограничник отцеплял фляжку. Нарушитель не мог сдержать волнения, мышцы лица его напряглись, вздрогнули руки.

«А еще говорят — восточные люди умеют скрывать свои чувства, — подумал Узоров. — Впрочем, все объяснимо. Он слишком много поставил на жажду. Последний шанс. В пустыне всегда хотят пить».

Сержант прошел к тому месту, откуда последний раз стрелял нарушитель. На песке лежал новый автомат.

Узоров тщательно осмотрел истоптанный песок с желтым накрапом стреляных гильз. Его внимание привлек взблеснувший в лучах солнца предмет в конце склона. Туда не вел след, и Узоров догадался — прежде чем встать и поднять руки, нарушитель что-то выбросил.

Сержант осторожно спустился по склону и увидел полузасыпанную песком плоскую металлическую коробку.

Узорову стало ясно, зачем задержанный выбрал трудный путь в пески. Ему нужен был безлюдный квадрат. Черная коробка — генератор помех. Сержант видел подобные, когда занимался на курсах радистов. Можно предположить, что таких коробок у сына Сайфулы было несколько и настроены они на разные частоты. Расчет на то, что одна из них совпадет с частотой приграничной радиолокационной станции и выведет ее из строя. Ведь радиус действия таких генераторов не менее двухсот километров — тогда образуется коридор для нарушения границы по воздуху. Время начала работы генераторов и время перелета должны совпадать. Скорей всего это должно произойти ближайшей ночью.

Узоров тщательно осмотрел местность вокруг позиции нарушителя, но ничего больше не обнаружил и вернулся к задержанному.

Затем он отослал Антона за саксаулом. Нужно было разжечь костер и «сделать» дым. Летчикам легче будет искать. Узоров твердо знал — их ищут с воздуха. Они не вышли на связь, и это встревожит Артюшина.

Сержант думал о Бегичеве, Такие нужны границе. Опыт приходит с годами, мужество же впитывают с молоком матери. Узоров вспомнил Антона неуклюжим первогодком, не умеющим читать след, бороться с жаждой, быть собранным перед лицом опасности. Но было в этом пареньке спокойное, медлительное упорство, глубоко спрятанная внутренняя сила. И вот первая схватка с врагом. И не с дошлым контрабандистом, а с матерым, специально подготовленным агентом. И в этой схватке родился пограничник Бегичев.

Строгий судья Узоров. Не о каждом он думает с затаенной нежностью.

Есть в Антоне частица самого сержанта. Долгие месяцы ходили они вместе в дозоры и секреты. Узоров отдавал товарищу все, что знал и накопил за пять лет службы. Однажды Бегичев спросил, почему он не демобилизуется, не уходит с заставы.

И строгий судья Узоров спросил самого себя: «Почему?» Тогда он сказал Антону о чувстве долга. И сейчас мог бы повторить то же самое.

На границе служат люди с особо обостренным чувством долга. От неширокой контрольно-следовой полосы начинается огромная, великая страна, первое в мире государство свободных, счастливых людей. И нет большей чести, чем та, что выпала ему, сержанту Узорову, — охранять мирный труд миллионов дорогих его сердцу людей.

— Пить… — услышал сержант. Неизвестный смотрел на пограничника ненавидящими глазами.

— Пить, — потребовал еще раз задержанный и шевельнул головой.

— Придется потерпеть, — жестко сказал Узоров.

Снятые с пояса фляжки рядком лежали на песке у костра.

— Вы не имеете права, — процедил задержанный, — это не гуманно — не дать напиться раненому…

— Не торопитесь умереть, — все так же жестко отрезал сержант, — вы нам нужны живым…

Он сказал это в надежде получить подтверждение своей уверенности в том, что вода отравлена.

Неизвестный долго молчал, прикрыв веками красные от напряжения белки глаз. Казалось, снова потерял сознание. Внезапно он открыл глаза, внимательно и даже с любопытством посмотрел на сержанта. Тихо, с горечью произнес:

— На той стороне о таких, как вы, думают иначе. Теперь я знаю — они ошибаются…

Их обнаружили с воздуха на исходе дня. Бегичев и нарушитель границы лежали без сознания.

Узоров сидел у костра, по-восточному скрестив ноги, не в силах пошевельнуться. Перед ним лежали три фляжки с водой и под каждой — листок бумаги с единственным словом — «отравлено». Чуть в стороне лежала плоская металлическая коробка.