25

Разлад

Мы стояли кольцом, словно на спиритическом сеансе. Шестеро из «Семи печатей».

Надин обуревала жажда убийства; желание растерзать всех и каждого отчетливо читалось на ее лице. В центре, привязанный бархатными лентами к стулу, сидел Зик Саенс. Его голова покоилась в руках сестры. Мы атаковали его рассудок несколько часов кряду, измучив до крайности, но Джекс был неумолим. Если он не ошибся с выводом, дар Зика и впрямь уникален – иммунитет к любому внешнему воздействию, будь то происки духов или ясновидцев. Бесценное приобретение для шайки. Откинувшись в кресле, главарь мимов безмятежно курил и ждал, когда кто-нибудь из нас раскроет потенциал нового подопечного.

Джекс потратил на Зика уйму времени, предоставив нам полную свободу действий в рамках синдикатной рутины. Однако он не учел, что при всей уникальности подопытный отнюдь не застрахован от боли. Чего не скажешь о его лабиринте: непроницаемый и мрачный, он оставался удивительно стойким к нашим атакам. Арсенал за арсеналом разбивались о несокрушимый фасад и отлетали рикошетом, как брызги воды от мрамора, оправдывая прозвище новобранца – Черный Бриллиант.

– Напрягитесь, бездарности! – рявкнул Джекс, молотя кулаком по столу. – Надо, чтобы он орал втрое громче!

Босс весь день играл «Пляску смерти» и безостановочно пил вино – плохой знак. Элиза, вынужденная удерживать столько фантомов разом и красная от натуги, вдруг вспылила:

– Не с той ноги встал, Джексон?

– Продолжать!

– Ему больно, – прошипела Надин, дрожа от ярости. – Посмотрите, как мучается!

– Нет, милочка. Больно мне. Убивает ваше ослиное упрямство. – Голос понизился до опасного шепота. – Не вынуждайте папочку встать, детки. Продолжаем.

Повисла недолгая пауза. Надин обхватила брата за плечи, ее волосы падали ему на лицо. Из соображений конспирации она постриглась и перекрасилась в русый, но всей душой ненавидела свой новый облик. Впрочем, она ненавидела и цитадель, а самое главное, ненавидела всех нас.

Видя, что никто не шелохнулся, Элиза призвала своего верного фантома Джея Ди, поэта семнадцатого века. Призрак шагнул из лабиринта в эфир, и лампы на потолке тревожно заморгали.

– Поручим это Джею Ди, – сосредоточенно нахмурилась медиум. – Если и он не справится, не справится никто.

– А если подключить полтергейста? – серьезно осведомился Джекс.

– Мы же договаривались этого не делать!

Джекс невозмутимо затянулся.

– Правда? Очень жаль.

На другом краю комнаты Ник поспешил задернуть шторы. Происходящее его пугало, но вмешиваться он не рискнул. Зик в ужасе забился на стуле, не в силах отвести глаз от фантома.

– Надин, чего они хотят?

– Не знаю. – Надин метнула полный злобы взгляд в Джексона. – Ему нужно отдохнуть. Только посмейте натравить на него этого фантома, и я…

– И что ты сделаешь? – Джексон насмешливо пустил струйку дыма ей в лицо. – Затянешь мелодию пострашнее? Не стесняйся. Люблю музыку души.

Надин насупилась, но возразить не посмела, понимая, какое наказание грозит непокорным.

Зик спрятал голову на груди у сестры и всхлипнул. Как будто не он старше ее на два года, а наоборот.

Элиза вопросительно глянула на Надин, потом на Джекса. По ее молчаливому приказу фантом поэта устремился вперед. Видеть я его не могла, но буквально чувствовала кожей. Зик тоже, судя по его отчаянному воплю. Парнишка затрясся в м'yке, на шее вздулись сухожилия. Стиснув зубы, Надин крепче обняла брата:

– Прости. – Она прижалась лбом к его затылку. – Прости меня, Зик.

Джей Ди не знал пощады. Ему внушили, что Зик собирается причинить зло Элизе, и преданный фантом вознамерился сделать все, чтобы этому помешать.

Зик уже обливался потом и слезами.

– Умоляю, хватит… Хватит, прошу… – судорожно лепетал он.

– Джексон, прекрати, – вырвалось у меня. – По-моему, достаточно.

Главарь мимов удивленно вздернул брови:

– Смеешь возражать мне, Пейдж?

Моя храбрость мгновенно испарилась.

– Нет.

– В Синдикате не место нахлебникам. Забыли, кто ваш босс? Кто защитник и работодатель? Кто спас вас от голодной смерти и участи жалких балаганщиков? – Он швырнул пригоршню банкнот в воздух; с бумажек, ковром усыпавших пол, взирало на нас отовсюду изображение Фрэнка Уивера. – Мне решать, когда достаточно, а когда нет. Иезекииль получит передышку, но только когда я сочту нужным. Думаете, Гектор пощадил бы его? Или Джимми? Или Аббатиса?

– Мы на них не работаем, – огрызнулась Элиза и поманила фантома: – Возвращайся, Джей Ди. Опасность миновала.

Призрак исчез.

Зик обхватил голову трясущимися руками.

– Со мной все в порядке, – выдавил он. – Дайте мне минуту, и продолжим.

– Ничего с тобой не в порядке. – Надин в бешенстве повернулась к Джексону, разжигающему очередную сигару. – Ты специально следил за нами. Знал про операцию и вывернул дело так, будто хочешь помочь. Ты обещал, что поможешь!

– Я сказал, постараюсь, – равнодушно бросил Джекс. – Но по-своему, экспериментальными методами.

– Лжец! Ты такой же, как…

– Если тебе здесь плохо, тебя никто не держит, куколка. Вот бог, вот порог. – Он перешел на зловещий шепот: – А за порогом холодно, темно и страшно. – Он снова дунул серым дымом ей в лицо. – Интересно, сколько времени понадобится НКО, чтобы… выкурить вас?

Надин задрожала от гнева:

– Пойду к Чету. – Она натянула кружевной жакет. – С собой никого не зову.

Она схватила кошелек и наушники и пулей вылетела из комнаты, на прощание громко хлопнув дверью. Вслед понеслось еле слышное «Надин», но девушка даже не обернулась и с размаху пнула что-то на пути к лестнице. Из стены возник возмущенный Питер, чей покой посмели столь наглым образом потревожить, и с недовольным видом завис в уголке.

– Пора по домам, капитан, – заявила Элиза. – И так торчим здесь с самого утра.

– Не торопитесь. Мы еще не испытали наше секретное оружие. – Джексон ткнул в меня пальцем.

Заметив, что я нахмурилась, он картинно покачал головой:

– Не прикидывайся чайником, Пейдж. Давай, загляни в его лабиринт. Ради меня.

– Мы уже это обсуждали. – У меня вдруг началась мигрень. – Я проникновениями не занимаюсь.

– Не занимаешься? Ясно. Совсем забыл, что это не входит в твой список обязанностей. Постой-ка. Вспомнил! Нет такого списка. – Джекс раздавил сигару в пепельнице. – Мы ясновидцы, Пейдж. Паранормалы. Или думаешь, у нас, как у твоего папочки, сидят в офисах с девяти до пяти и потягивают кофеек из пластиковых стаканов? – Он даже содрогнулся, словно само понятие «невидцы» было ему противно. – Не всем хочется кофейку, Пейдж. Кому-то для счастья нужны звонкие монеты, шелка, темные улицы и… призраки.

Я не нашлась что ответить. Джекс залпом осушил бокал и уставился в окно.

Элиза сердито фыркнула:

– Ребята, это уже несерьезно. Может, нам стоит…

– Кто тебе платит?

Медиум тяжело вздохнула:

– Ты, Джексон.

– Верно. Я плачу, ты подчиняешься. А теперь будь лапушкой, сбегай наверх и приведи Дани. Начинается самое интересное.

Поджав губы, Элиза вышла из комнаты. Зик с мольбой смотрел на меня. Набравшись духу, я предприняла отчаянную попытку вразумить Джекса:

– Слушай, мне уже ни до чего. Да и нам всем не помешает отдохнуть.

– Завтра отдохнешь, Пчелка моя, – отмахнулся он.

– Проникновение мне не сдюжить, сам знаешь.

– Удиви меня. Попытайся. – Джекс налил себе еще вина. – Я столько лет ждал этой минуты. Странник против непроницаемого. Вершина эфирной схватки. Самый отчаянный и опасный эксперимент, какой доводилось узреть простому смертному.

– Это точно человеческая речь?

– Нет, – отрезал Ник, и все разом обернулись к нему. – Это речь безумца.

После короткой паузы Джексон поднял бокал:

– Отличный диагноз, док. Твое здоровье.

Ник досадливо поморщился.

Следом явилась Элиза с адреналином в чистом шприце. Компанию ей составляла Даника Панич, седьмая участница нашей банды. Даника родилась и выросла в сайенской цитадели Белграда, но переехала в Лондон работать инженером. Ник завербовал ее на фуршете в честь новых сотрудников. Даника безмерно гордилась, что никто в Синдикате не может выговорить ее имя. И фамилию. Непоколебимая как скала, с медными волосами, собранными в неизменный пучок, и руками, сплошь покрытыми шрамами и ожогами. У нее была единственная слабость – жакеты.

– Даника, голуба моя, – поманил ее Джексон, – ты должна это видеть.

– Видеть что?

– Мое секретное оружие.

Мы с Дани обменялись взглядами. Хотя она примкнула к нам всего неделю назад, но уже успела понять, что собой представляет Джекс.

– Смахивает на спиритический сеанс, – заметила она.

– Ничего подобного! – Джекс взмахнул рукой. – Начинай.

Я прикусила язык, чтобы не послать шефа куда подальше. Вечно он задабривает новичков. Яркая гиперактивная аура Дани оказалась ему не по зубам, но, как водится, он не терял надежды, что в очередной раз приобрел ценного кадра.

Я опустилась на стул. Ник протер мне запястье спиртом и сделал укол.

– Давай, – велел Джекс, – проникни в непроницаемого.

Подождав, пока препарат растворится в крови, я закрыла глаза и устремилась в эфир. Зик напрягся. Мне удалось лишь скользнуть по поверхности его лабиринта, уловить мелкие детали, однако лезть дальше было рискованно – слишком тонкая душевная организация, где малейший толчок может привести к необратимым последствиям. Нужно соблюдать максимальную осторожность.

Вокруг уже четко проступили очертания пяти лабиринтов, мелодично подрагивающих, словно китайские колокольчики. На общем фоне Зик разительно отличался от остальных: в его ауре преобладали темнота и минорные ноты. Мои попытки увидеть хоть что-то: случайное воспоминание, страх – не увенчались успехом. Вместо привычных разрозненных картинок – кромешный мрак. Рассудок парнишки как будто обнесен глухой стеной.

Чья-то ладонь легла мне на плечо, возвращая к реальности.

– Хватит. – Ник рывком поднял меня на ноги. – Она не станет этого делать, Джекс. Плевать, сколько ты мне платишь. Главное, что кровавыми алмазами. – Он распахнул окно. – Идем, Пейдж. Тебе нужно отдохнуть.

Меня шатало от усталости, но разве можно отказать Нику? Взгляд Джекса буравил мне спину. Ничего, завтра отойдет, вина-то больше нет. Борясь со слабостью, я вскарабкалась на подоконник, а оттуда по водосточной трубе – на крышу.

Очутившись наверху, Ник бросился бежать. Да так быстро, словно за ним черти гнались. Благо адреналин еще не выветрился из моего организма, мне удалось выдержать адский темп.

Мы с Ником часто устраивали себе такие вот спонтанные прогулки. По-хорошему мне следовало бы возненавидеть Лондон за его исполинский размах и серость, за мерзкую погоду с непрекращающимися дождями. Город вибрировал и бился, словно гигантское сердце. Но за два года тренировок с Ником на крышах цитадель стала казаться раем. Тут, под облаками, совсем иная жизнь: нет пробок и вездесущих НКО и можно подобно ветру мчаться по улицам и аллеям. Энергия переполняла меня, била ключом. Только здесь я чувствовала себя по-настоящему свободной.

Ник спустился на тротуар. Вдвоем мы миновали оживленную дорогу, добрались до перекрестка Лестер-сквер. Не останавливаясь, чтобы перевести дух, Ник вскарабкался на крышу ближайшего здания, аккурат напротив казино «Ипподром». Несмотря на обилие точек опоры, я едва поспевала. Даже адреналин не спасал.

– Ник, куда ты?

– Мне срочно нужно развеяться, – мрачно откликнулся он.

– Где? В казино?

– Чуть выше. – Он протянул руку. – Давай, s"otnos. Ты что-то спишь на ходу.

– Ну извини. Не знала, что мои мышцы и дух подвергнутся такому серьезному испытанию.

Он подсадил меня на первый подоконник, нарвавшись на изумленный взгляд какой-то девицы с сигаретой в зубах.

– Далеко нам лезть?

– До самого верха. Если осилишь, конечно.

– А если не осилю?

– Тогда будем прыгать. – Он положил мои руки себе на плечи. – Наше золотое правило?

– Не смотреть вниз.

– Совершенно верно! – напыщенно проговорил Ник, подражая Джексу.

Я весело засмеялась.

Подъем прошел без эксцессов. Ник с младенческого возраста забирался на крыши, ухитряясь находить самые невероятные опоры. Вскоре мы очутились наверху, куда не долетали уличный гомон и шум. Моя нога ступила на искусственную лужайку. Слева виднелся засохший фонтанчик, а справа – клумба с увядшими цветами.

– Что это за место?

– Садовая терраса. Наткнулся на нее пару недель назад. Хозяев вроде нет. В моем случае убежище – лучше не придумаешь. – Ник облокотился на парапет. – Прости, что вот так выдернул тебя, s"otnos. Иногда стены в Севен-Дайлсе давят не хуже тюрьмы.

– Есть немного, – согласилась я.

Мы настойчиво избегали говорить о произошедшем. Видно, Ника не на шутку расстроили методы Джекса. Он бросил мне овсяный батончик. Мы молча любовались розоватым горизонтом, как любуются кораблями в гавани.

– Пейдж, ты любила когда-нибудь? – внезапно спросил Ник.

У меня кусок застрял в горле, стало нечем дышать.

– По-моему, да, – хрипло откликнулась я, прислонившись спиной к парапету. – В смысле, наверное. Почему ты спрашиваешь?

– Хочу понять, каково это. Как узнать, любишь ты или нет.

Мне удалось сохранить невозмутимый вид. На самом же деле со мной творилось что-то невероятное: перед глазами плясали черные точки, ладони вспотели, сердце норовило выскочить из груди.

– Рассказывай, – кивнула я.

– Когда влюбляешься, у тебя возникает желание защитить своего возлюбленного?

Вопрос смущал по двум причинам. Во-первых, сколько себя помню, я всегда была влюблена в Ника, хотя никак не выдавала своих эмоций. Ну а во-вторых, разница в возрасте. Ему двадцать семь, мне восемнадцать. Но сейчас мы как будто поменялись местами.

– Да, – ответила я, потупив взор. – По крайней мере, мне так кажется. Всегда хотела… хочу защитить любимого.

– А тебя не тянет дотронуться до него?

– Постоянно. – Я немного смутилась. – Вернее, наоборот: хочется, чтобы он дотронулся до меня. Хотя бы просто…

– Просто обнять, – подхватил Ник.

Я кивнула, избегая смотреть в его сторону.

– У меня ощущение, как будто понимаю этого человека от и до и желаю ему лишь одного – счастья. Вот только не знаю, как это счастье дать. Вернее, наоборот: знаю, что своей любовью приношу несчастье. – Кожа у него на лбу собралась складками и уподобилась мятому листу бумаги. – Не знаю, стоит ли признаваться в своих чувствах, но точно знаю, что из-за моего признания человек будет страдать. Мне так кажется. Скажи, Пейдж, счастье – это очень важно?

– Как это может быть не важно?

– Вопрос – что перевесит: счастье или искренность? Готовы ли мы пожертвовать истиной ради счастья?

– Иногда. Но лучше сказать правду, иначе всю жизнь проживешь во лжи. – Я тщательно подбирала слова, подталкивая Ника к заветному признанию.

– Любимым нужно доверять.

– Да.

На глаза у меня навернулись слезы, дыхание сбилось, рассудок отказывался воспринимать суровую правду: речь шла не обо мне.

Конечно, он никогда не давал повода думать, что мои чувства взаимны. Но как же все его прикосновения, бесконечные часы, проведенные вместе, совместные прогулки по крышам? Как же те два года, что мы были практически неразлучны?

Ник устремил взгляд к небу:

– Смотри.

– Куда?

Он указал на звезду:

– Это Арктур. Никогда не видел его таким ярким.

На темном небосводе сияла огромная оранжевая точка.

Мне вдруг захотелось съежиться и исчезнуть.

– Ладно, назови имя, – проговорила я, стараясь ничем не выдать своих чувств. – Кто твоя счастливая избранница?

Ник обхватил голову руками:

– Зик.

Я подумала, что ослышалась.

– Зик? Зик Саенс?

Ник кивнул.

– Считаешь, у меня нет шансов? На взаимность.

У меня отвисла челюсть, в груди защемило.

– Но ты никогда не говорил… У меня и в мыслях не было…

– Значит, я неплохой конспиратор. – Он устало потер глаза. – Это сильнее меня, Пейдж. На других даже смотреть не могу. Для меня он самый прекрасный мужчина на земле. Поначалу я еще сомневался, списывал все на воображение, но за год, что он с нами, уверился окончательно – лучше его нет. Какой смысл себя обманывать? Зик – моя судьба.

Все мои мечты и надежды рухнули в один миг.

Я молча сползла на пол, не в силах шевельнуться, словно под анестезией. Ник сделал выбор, но не в мою пользу.

– Кажется, я сумею ему помочь. – В его голосе звучала подлинная страсть. – Помочь вспомнить и принять прошлое. Он был заклинателем и с моей помощью сможет вновь слышать голоса.

Мне тоже захотелось слышать голоса. Любые. Лишь бы заглушить все это. Усилием воли я старалась не расплакаться. Что бы ни случилось, плакать нельзя. Ник вправе любить кого пожелает. Мне он ничем не обязан и даже не подозревает о моих чувствах. Наверное, стоит порадоваться за друга, но… В глубине души всегда теплилась надежда, что Ник просто ждет подходящего момента, чтобы признаться мне в любви. Момента наподобие этого.

– Ты разглядела его лабиринт? Хоть что-нибудь? – выспрашивал Ник.

– Ничего. Кромешный мрак.

– Может, мне самому попытаться? Послать ему образ или… – он чуть улыбнулся, – поговорить напрямую.

– Он послушает, – заверила я. – По крайней мере, выслушает наверняка. И вообще, с чего ты взял, что твои чувства не взаимны?

– Зику и без того пришлось несладко. И потом, ты ведь знаешь правила: никаких шашней. Джекс с нас шкуру спустит.

– Плевать на Джексона. Почему ты должен страдать из-за его прихотей?

– Пейдж, я выдержал год. Выдержу и больше.

К горлу подкатил комок. Ник прав. Джекс не допустит отношений в шайке. Он на дух не переносит шашни. Ответь даже Ник мне взаимностью, вместе нам не быть никогда. Но теперь, когда рухнула последняя хрупкая надежда, сердце разрывалось от боли. Никогда Ник не станет моим. Впрочем, он никогда и не принадлежал мне. Моя любовь была обречена с самого начала.

Я покрепче вцепилась в парапет.

– Почему ты раньше не сказал? Конечно, это не мое дело, но все же…

– Не хотел волновать. Тебе своих проблем хватает. Я не сомневался, что Джекс оценит твои способности, но не подозревал, через какой ад ты пройдешь. Наш босс по-прежнему обращается с тобой как с новой игрушкой. Временами жалею, что привел тебя в Синдикат.

– Нет, не смей так говорить. – Я порывисто сжала его руку. – Ты спас меня. Без тебя я бы точно рехнулась. Невозможно жить, не понимая, что происходит, и постоянно чувствовать себя отверженной. Только благодаря тебе я почувствовала себя человеком. Я перед тобой в неоплатном долгу, Ник.

Он вдруг застыл в изумлении.

– В чем дело, милая? Ты вот-вот заплачешь.

– Ерунда. – Я выпустила его руку. – Слушай, мне пора бежать. Обещала встретиться кое с кем.

Вранье чистой воды.

– Пейдж, постой. Не уходи. – Он стиснул мое запястье, привлекая к себе. – Ты расстроилась. Почему?

– Ничего я не расстроилась.

– Неправда. Пейдж, обожди секунду.

– Серьезно, Ник, мне пора.

– Раньше ты всегда оставалась.

– Сейчас действительно не могу, извини. – Я поплотнее запахнула кардиган. – Вот тебе мой совет: возвращайся на базу и признайся Зику во всем. Если в нем есть хоть капля здравого смысла, он не откажет. На его месте я бы точно не отказала, – заключила я с грустной улыбкой.

Буря эмоций промелькнула на его лице: смятение, недоверие, испуг.

Он понял.

– Пейдж…

– Уже поздно. – Я перемахнула через парапет, чувствуя, как дрожат руки. – Увидимся в понедельник.

– Пейдж, стой. Погоди.

– Пожалуйста, Ник, не надо.

Я начала спускаться, оставив его на фоне горящей луны. Едва мои ноги коснулись тротуара, слезы хлынули ручьем. Зажмурившись, я жадно вдыхала прохладный ночной воздух.

Не помню, как добралась до сектора I-5. Может, на метро. Может, пешком. Отца не было дома, и меня он сегодня не ждал. Я стояла в пустой квартире и смотрела на звезды. Впервые за долгое время хотелось, чтобы у меня была мама, или сестренка, или просто нормальная подружка, не связанная с Синдикатом. Чтобы кто-то утешил меня, подсказал, что делать. Интересно, как поступит обычная девушка в такой ситуации? Наверное, проваляется неделю в койке. Но у меня другой случай. И потом, меня никто не бросал. Я всего лишь распрощалась с мечтой. С детской мечтой.

Внезапно вспомнились школьные годы в окружении невидцев. Незадолго до выпуска Сюзетта, одна из моих немногочисленных подруг, рассталась с парнем. И как же она поступила? Если не ошибаюсь, неделю в койке Сюзетта не валялась… Что тогда?.. Точно! Она прислала мне эсэмэску, приглашая в клуб. Развеяться, по ее словам. Я, разумеется, отказалась под благовидным предлогом.

Однако сегодня моя ночь. Отправлюсь в клуб, чтобы развеять эту ужасную боль.

Я разделась, приняла душ, высушила и уложила волосы, потом занялась макияжем. Помада, тушь, карандаш для век. Немного парфюма на линию пульса. Я пощипала себя за щеки, чтобы те разрумянились. Затем натянула черное кружевное платье, сунула ноги в босоножки и вышла за дверь.

Охранник внизу проводил меня изумленным взглядом.

Такси везло меня к притону в Ист-Энде, где частенько зависала Надин. Там по выходным подавали дешевый «Мекс», а иногда самый настоящий контрафактный алкоголь. В этой неблагополучной части II-6 ясновидцы могли гулять относительно свободно: даже легионеры опасались сюда соваться.

Вход охранял здоровенный вышибала в костюме и шляпе. Меня пропустили без разговоров.

Внутри было темно и душно. Вокруг толкались разгоряченные потные тела. Вдоль стены тянулась барная стойка, где всем желающим предлагали кислород и «Мекс». Справа виднелся танцпол. Публика состояла в основном из невидцев определенной категории. В твидовых брюках, беретах и попугайской расцветки галстуках незрячая толпа бесновалась под оглушительную музыку. Никогда прежде я не бывала в таких местах, но именно это мне и требовалось – нечто новое, никак не связанное с реальным миром.

Девять лет я любила Ника. Настал час покончить с этим раз и навсегда. Отсечь и забыть.

Я устроилась на табурете у стойки. Бармен, явно из наших, осмотрел меня с ног до головы, но ничего не сказал. Подобно всем ясновидцам, он не выносил болтовни. Однако долго страдать из-за отсутствия внимания мне не пришлось.

На другом конце стойки сидела компашка, по виду студенты. Конечно, невидцы. Мало кто из паранормалов попадал в вуз. Я уже собралась заказать себе «Флокси», как от группы отделился парень и направился ко мне. Лет девятнадцать-двадцать, брюнет, чисто выбритый, загорелый. Наверное, после стажировки в какой-нибудь другой цитадели. Скорее всего, в Афинах.

– Привет! – заорал он, пытаясь перекричать музыку. – Ты здесь одна?

Я кивнула. Брюнет опустился на соседний табурет и представился:

– Рубен. Угостить тебя выпивкой?

– «Мекс», если можно.

– Для тебя – все, что угодно. – Рубен сделал знак бармену, которого, по всей видимости, неплохо знал. – Грешам, «Кровавый мекс» для дамы.

Тот нахмурился, но молча принялся смешивать коктейль. «Кровавый мекс» считался самым дорогим аналогом алкоголя и готовился из вишни, черного винограда и слив.

Рубен наклонился к моему уху:

– Ну и что привело сюда такую красавицу?

– Ничего. Просто отдыхаю.

– А парень у тебя есть?

– Возможно.

Ага, конечно.

– Прикинь, я на днях расстался с девушкой, а когда появилась ты, такие мысли нахлынули… даже стыдно озвучивать. Но была и приличная: у такой красотки непременно есть кавалер. Ну как, угадал?

– Нет, кавалера нет.

Грешам пододвинул мне бокал:

– С вас две монеты.

Рубен бросил на стойку два золотых кругляшка.

Бармен продолжал буравить меня взглядом.

– Надеюсь, молодой леди уже есть восемнадцать?

Заглянув в мое удостоверение, он стал протирать стаканы, но при этом исподтишка наблюдал за мной. Интересно, что его смущает? Мой возраст, облик или аура? Может, все вместе?

Рубен придвинулся ко мне вплотную, возвращая к реальности. Его дыхание отдавало яблоком.

– Ты студентка?

– Нет.

– Чем занимаешься?

– Работаю в кислородном баре.

Он кивнул и сосредоточился на коктейле.

Ну и что теперь? Нужно подать ему знак, намекнуть. Вопрос – как. Я посмотрела на брюнета в упор и кончиком туфли провела ему по ноге. Похоже, получилось. Он переглянулся с друзьями, и те снова стали дурачиться, кто кого перепьет.

– Не желаешь прогуляться? – хрипло предложил Рубен.

Решайся, Пейдж. Сейчас или никогда. Я кивнула.

Его пальцы сплелись с моими; Рубен уверенно лавировал в толпе, волоча меня за собой. Грешам смотрел мне вслед и наверняка считал законченной шлюхой.

Вопреки ожиданиям, направлялись мы не в укромный уголок, а к туалетам. По крайней мере, сначала, пока мой спутник не распахнул дверь, ведущую на служебную парковку. Маленькое пространство вмещало от силы шесть автомобилей. Значит, ему охота уединиться. Это хорошо. Наверное. Радует, что его не тянет выпендриться перед товарищами.

Очутившись за дверью, Рубен не мешкая прижал меня к грязной кирпичной стене, обдав запахом пота и сигарет, и начал расстегивать ремень.

– Постой, – пробормотала я, – не так быстро…

– Да ладно тебе. – Штаны упали на землю. – Немного развлечемся, только и всего. Мы ведь никому не изменяем.

Его толстый язык скользнул мне в рот, распространяя характерный привкус ароматизированного кислорода. Целоваться мне было в новинку, причем не особо приятную.

Рубен прав. Немного развлечемся. Что плохого? Все нормальные люди так делают. Ходят по кабакам, пьют, совершают глупые поступки, занимаются сексом. Как раз то, что мне нужно. Джекс не возражал против случайных связей. Другое дело – серьезные отношения. Сейчас о серьезных отношениях и речи нет, так, легкий перепихон. Элиза постоянно этим занимается, и ничего.

Рассудок настойчиво внушал мне остановиться. Зачем все это? Ради чего? Да еще посреди улицы с совершенно незнакомым человеком! Этим ничего не докажешь. Боль не уймешь. Станет только хуже. Но Рубен уже опустился на колени и, задрав мне платье до пояса, поцеловал в живот.

– Ты чудо, – шептал он, но как-то не слишком убедительно. – Кстати, как тебя зовут? – Его пальцы скользнули под резинку трусиков, заставив меня оцепенеть.

– Ева.

Мое либидо спало крепким сном. Рубен не возбуждал во мне ни малейшего желания. Может, проблема в том, что я до сих пор люблю Ника? Тогда нужно поскорее его разлюбить. Я потянула Рубена к себе и прижалась губами к его губам. Застонав, он подхватил меня на руки.

По телу пробежала дрожь. Меня вдруг охватили сомнения: разве первый раз не должен быть особенным, с любимым мужчиной? Но отступать некуда. Необходимо довести дело до конца.

Свет фонаря слепяще бил в глаза. Рубен уперся ладонями в стену. Я терялась в догадках, не зная, чего ожидать. Внутри все заныло в сладостном предвкушении.

Внезапно горячая волна боли накрыла меня с головой. Ощущения, как будто с размаху ударили в живот.

Рубен ничего не заподозрил. Я ждала, когда боль уйдет, но она, напротив, лишь усиливалась. Внезапно кавалер заметил мое напряжение.

– Все нормально?

– Да.

– У тебя это что, первый раз?

– Конечно нет.

Он принялся нализывать мне шею до уха, но стоило ему шевельнуться, как боль вернулась. Еще сильнее прежнего. Рубен отпрянул:

– Все-таки первый.

– Ну и что дальше?

– Извини, наверное, нам не стоит…

– Вот и отлично.

Я оттолкнула парня и, пошатываясь, вернулась в притон, на ходу одергивая платье. Едва успела зайти в туалет, как меня вырвало. Нестерпимо болел живот. Скрючившись над унитазом, я давилась, всхлипывала и проклинала себя за глупость.

Мне вспомнился Ник. Вспомнились все годы, проведенные в мечтах о нем, и как надеялась снова его встретить. И вот теперь он рядом. Можно наслаждаться его улыбкой, вниманием, да и только. Но как же хотелось к нему! Уронив голову на руки, я зарыдала.