Глава 14

Взгляд со стороны. Тотен

Кличевский район Могилевской области, БССР. 24 августа 1941 года, 9:38.

Выехали мы «по холодку» и вот уже второй час трясемся по ухабам этих, с позволения сказать, дорог. Впрочем, привередничать не стоит совершенно, поскольку пока (тьфутьфу через левое плечо три раза) не пришлось машину ни разу толкать, что по местным правилам приравнивает это направление почти к автобану. Тем более что ночью по закону вселенской подлости прошел дождь, и отдельные участки заметно развезло. Но за рулем нашего мотоцикла Люк, а «блиц» ведет командир, так что пока мастерство успешно перебарывает бездорожье. Состав экспедиции меня, надо сказать, немного удивил – никого из «местных» с собой Саша не взял, но спорить с командиром дураков нема. Так что, если бы не присутствие всех наших, кроме снятых по медицинским показаниям Антона и Сергеича, выезд можно было назвать рутинным. С другой стороны, недаром есть поговорка, что постоянство – признак мастерства! Мы даже места в наших таратайках заняли на автомате – я плюхнулся в коляску мотоцикла, Док залез в кабину к командиру, а Ванька пристроил пулемет на задний борт грузовика.

Поначалу, правда, мне было несколько непривычно от малочисленности команды, однако ж спустя четверть часа я успокоился и даже стал находить некоторое удовольствие в неспешном путешествии в коляске переваливающегося с боку на бок «БМВ». Единственное, что не давало окончательно погрузиться в созерцательную нирвану – необходимость придерживать пулемет. Штатного крепления на затрофеенном нами трехколесном средстве передвижения не оказалось, а импровизированное не внушало мне особого доверия. Как показала практика – на местных колдобинах даже надежно прикрученные детали имеют поганое обыкновение откручиваться и отваливаться в самый неподходящий момент. Фермер с Тохой иногда по нескольку часов в день под машинами проводят, при том, что машины у нас из категории «самые надежные». Все вспоминавшие «блиц» и «передок Круппа» хвалили эти образчики германского автопрома именно за надежность.

Погода стояла приятная – тот самый идеальный для войны вариант, когда ни жарко, ни холодно, ветер практически незаметен, а осадков не ожидается. Я, конечно, против яркого солнышка ничегошеньки не имею, но уж больно форма середины века для жары не приспособлена. Потеешь, чешешься, а в теньке в засаду прилег – и подмерзать начинаешь в пропитанном потом насквозь шерстяном наряде. А выхода другого нет – мы сейчас почти все время на виду. Понятно, что крестьянам или там железнодорожникам наш бундесверовский «комок» по барабану, но случайно забредший немец обязательно бы напрягся, увидев в одном подразделении две разные униформы. Уж я их педантичную натуру знаю! Настоящим же партизанам или, к примеру, окруженцам в случае нечаянной встречи, что на нас надето, будет, как и в случае с гражданскими, плоскопараллельно. «Жахнем залпом из обрезов! Был чекист – и нет чекиста!» – Как, кажется, пелось в одной популярной в мои студенческие годы песенке.

Есть и еще одна проблема, связанная с одеждой. Белье! Ехали мы в Белоруссию ненадолго, так что исподнего взяли мало. От пяти смен у меня, до двух у Казачины. С носками еще хуже! Если их с сапогами носить, они истираются очень быстро, так что те из нас, кто поопытнее, еще на второй неделе пребывания здесь на портянки перешли, благо мотать их умели. Мне же с Серегой и Ванькой пришлось в экстренном порядке осваивать эту науку. В общем, в результате мы почти все сейчас щеголяем в хлопковых кальсонах и бязевых портянках. Тем не менее и с добычей этих деталей туалета свои проблемы. Какникак кальсоны – не китель и не галифе – с трупа не снимешь. Так что и их приходится беречь. Хорошо еще, что, когда эсэсовцев в Налибоках прижали, у многих в багаже оказались вполне себе нормальные трусы и майки, а из багажа – оно както легче.

Мотоцикл выскочил из леса на открытое пространство, впереди показалась насыпь «железки» и стало не до отвлеченных размышлений о фасонах. Усевшись поудобнее, я перехватил приклад «тридцать четвертого», готовясь встретить потоком свинца любого ворога, а Сашка остановил наше транспортное средство, встал на подножках и принялся изучать окрестности в бинокль. Ничего подозрительного я пока не заметил, но у Люка и глаз опытней, и оптика мощнее.

– Все тихо, только колхозники вон там пашут! – сообщил он мне после непродолжительного молчания и показал рукой кудато направо. – Свяжись с нашими – можно двигаться.

Грузовик с ребятами стоял метрах в двухстах позади. Процедура давно отработана. Мотоцикл в здешних лесах куда маневреннее машины, так что избегнуть нежелательной встречи у нас шансов больше. Опять же – еще один в запасе имеется, и если нас с Люком всетаки прижмут, то мы просто бросим «БМВ» и будем выбираться на своих двоих.

– Седьмой – Третьему!

– Седьмой здесь! – без промедления откликнулся Фермер.

– Чисто! Двигаемся вперед!

– Добро!

Рации, а точнее – аккумуляторы для них, мы тоже экономим, потому с командиром говорю я, а не сам Люк. Его станция пока отдыхает, да и антенна у моей длиннее. С базой связь тоже есть, но совсем не такая хорошая, как нам бы хотелось. Всетаки, несмотря на всю крутизну наших «вертексов», эти станции для коротких расстояний. Чтото там с длиной волны. А потому нашим радистам Бродяге и Казачине пришлось в очередной раз «творить, выдумывать, пробовать». Ухищрения вроде подъема высокой антенны и перехода в другие, более низкие диапазоны помогали, конечно, но не сильно. То есть вместо пяти километров удавалось достичь устойчивой связи на пятнадцати, а в отдельных случаях – и двадцати километрах, но порядок не менялся. В кузове «Опеля» стоит, на всякий пожарный случай, одна из трофейных станций, но панацеей и она не является: вопервых, потому что работает на тех частотах, которые стопроцентно прослушиваются немцами, а вовторых, ни у кого из участников нашей экспедиции нет уверенности, что он сможет совладать с этим допотопным монстром! А уж с учетом того, что передачу этого «гроба с лампочками», как нелицеприятно называет телефункеновский аппарат Ваня, может слушать не только функабвер, но и, при достаточном желании, какойнибудь английский мистер Бонд, на произведение промышленности середины века никто не рассчитывает.

На то, чтобы пересечь поле, у нас ушло едва ли больше десяти минут. Могли бы в принципе и быстрее, но здесь дорога, несмотря на недавний дождь, была такой пыльной, что Люк сбросил скорость, опасаясь влететь в какуюнибудь глубокую рытвину.

Наконец, рыкнув мотором, «БМВ» взобрался по накатанному подъему на железнодорожную насыпь, и впереди я разглядел строения, даже на первый взгляд отличающиеся от деревенских хат. Похоже, мы таки добрались до полигона.

Кремль, Смоленск, РСФСР. 24 августа

1941 года. 11:20.

– Вортлоф! Вортлоф! Почему ящики еще не погрузили?! – Любой, хоть скольконибудь послуживший в германской армии, мог сразу сказать, что так, с такими характерными интонациями, может кричать лишь представитель славной когорты фельдфебелей – этого костяка любой нормальной армии. Было в этом голосе и недовольство задержкой с выполнением приказа, и обещание немедленной расправы нерадивому подчиненному, и многоемногое, что маломальски опытный солдат, в отличие от какогонибудь шпака, улавливал сразу.

«Интересно, а у русских есть фельдфебели? – подумал унтерофицер Добиц. – Не по званию, а именно такие, как старина Андреас, – громогласные и надежные?»

Сам он грозного начальника не боялся, поскольку командовал дежурным расчетом, и внезапная суматоха, начавшаяся с полчаса назад, его никак не касалась. Если сейчас прилетят русские самолеты, то именно ему, унтерофицеру Курту Добицу, предстоит первым их встретить.

«Прилетайте, есть чем вас угостить!» – Курт ласково погладил ствол своего «флака», украшенный тремя белыми кольцами – отметками об одержанных победах. Первое он самолично нарисовал еще весной, когда они сражались в Греции, а два других добавились уже здесь, в России. И это при том, что их батарею перевели сюда всего две недели назад!

Несмотря на то что город, как знал Добиц, захвачен германскими войсками еще в июле, красные не оставляли попыток отбить его. Впрочем, все их попытки разбивались о надежную оборону еще на дальних подступах.

– Курт! Иди сюда!

«Ну вот, помяни черта…» – подумал унтерофицер и, кивнув наводчику, мол, остаешься за старшего, отправился на зов начальства.

Голос фельдфебеля доносился изза крепостной стены, и Добиц, обогнув штабель ящиков с 3,7сантиметровыми снарядами для его зенитки, зашагал по пологому спуску, мощенному крупным булыжником. Фельдфебель обнаружился неподалеку от подбитого русского «Виккерса», на который практичные солдаты Вермахта уже понавешали табличекуказателей. «Дулаг 240», «ОТ техвзвод», «полевая комендатура» – гласили наиболее крупные из них. Табличку их батареи, насколько Курт знал, фельдфебель уже приготовил, но руки пока не доходили повесить. Круче всех выпендрились парни из транспортного батальона NSKK, разворотив мостовую и вкопав трехметровый обломок телеграфного столба, на самой верхушке которого и был прибит стилизованный под стрелу указатель.

Вообще, русские оставили в городе довольно много своих танков. Понятно, что, когда отступаешь в спешке, вытаскивать поврежденную технику особо некогда. Впрочем, у германской армии до них руки тоже пока не дошли. Ремонтные подразделения с трудом справлялись с восстановлением собственных танков, где уж с чужими возиться… Опять же, сам Курт слышал от знакомых ребят из Панцерваффе, что на русских машинах они согласятся воевать только под страхом расстрела… Вот и стояли разнообразнейшие боевые машины противника на площадях, перекрестках и даже во дворах. Двухбашенные и однобашенные, тяжелые, средние и легкие. Всякие… Унтерофицер видел даже несколько бронированных ромбовидных чудовищ времен Великой войны, вроде тех, что англичане применили на Сомме. Сейчас их стащили к большому собору неподалеку, и фотографирование на их фоне входило в «обязательную программу» для всех вновь прибывших.

– Курт! – фельдфебель призывно помахал рукой.

– Слушаю вас! – Несмотря на всю суровость, у «старины Андреаса» были любимчики, и Добиц входил в их число, так что уставные требования в данном случае можно было и не соблюдать.

– Значит, так – поступил приказ часть орудий перебросить на южную окраину. Командование опасается прорыва русских танков, и наши «тридцать шестые» могут быть там полезны. По секрету скажу, что даже новейшие тяжелые танки русских, о которых ты наверняка уже слышал всякие страшилки, можно остановить. Есть информация: у них слабые гусеницы.

«Ага, слабые, – мысленно согласился Добиц. – А вот все остальное не то что наша зенитка, но и пятисантиметровая противотанковая не пробьет. То есть мы им гусеницы будем портить, а они нас на небеса отправлять».

– Ваш взвод я оставляю здесь – надо и за небом следить, сам понимаешь, – продолжал объяснять фельдфебель. – Но на твоем месте я бы передвинул одно из орудий так, чтобы держать под присмотром и эту площадь. Понял меня?

– Так точно, господин фельдфебель! – Несмотря на форму, это был прямой приказ, и тут уж следовало соответствовать Уставу. – Разрешите спросить?!

– Давай.

– Откуда здесь взяться русским танкам, господин фельдфебель? До фронта ведь полсотни километров. Да и оборона у нас…

– Честно? Не знаю, унтерофицер! Но поступила информация, что отдельные группы русских вчера прорвались к Кардымово, а это, Курт, уже двадцать километров от нас. За сколько танки проедут это расстояние? Мне кажется – часа за два, и то если на каждом перекрестке будут останавливаться, чтобы отлить. И учти – командованию виднее! Но все! Выполнять!

Деревня Палик Борисовского района Минской области, БССР. 24 августа 1941 года. 11:23.

– Раз! Два! Взяли! – под эту традиционную «помогалку» грузчиков и скрип деревянных катков «бэтэшка» тронулась с места и проползла еще пару метров.

Затея, сперва показавшаяся Вячеславу дурацкой, всетаки имела все шансы реализоваться во чтото путное! А ведь поначалу лишь авторитет Белобородько заставил его согласиться.

План был прост, как мычание, – показать противнику то, что тот желает увидеть. А если не желает, то заставить посмотреть именно в это место! Два покосившихся сарая разобрали на запчасти, из коих как раз сейчас заканчивали сборку уже пятого «танка».

Ну кто бы мог подумать, что поручневую антенну можно сделать из ивового прута? Слава как раз заканчивал инспектировать очередное творение плотников. На память пришел сказанный както одним из членов спецгруппы оборот – «памятник деревянного зодчества». «Бэтэшка» была как живая! «Даже ходовую воспроизвели, черти! – оценил фантазию и умение бойцов командир отряда. – Ни за что бы не поверил, что из днищ старых бочек и обрезков досок можно такое сотворить!» Впрочем, далеко не все «боевые машины» могли похвастаться такой деталировкой – этой предстояло засветиться на открытой местности, а две других, к примеру, представляли из себя грубые копии башен на невысоком помосте из досок. «Тем не менее для массовости сойдет. Все одно, эти мы только тем, кто в воздухе, покажем».

– Товарищ майор! – перед Славой остановился один из бойцов. – «Выхлопнушку» проверили – минут тридцать дымить будет точно! Может и дольше.

– Добро!

Постояв у «танков» еще пару минут и дав очередные ценные указания по «маскировке», Трошин поспешил к месту, где должны были развернуться главные события предстоящей операции – точке, в которой лесную дорогу, идущую от Хоново на Осовины, под прямым углом пересекала просека. Полтора километра он преодолел меньше чем за четверть часа. Бойцам же потребовались вся ночь и большая часть утра, чтобы доволочь единственный настоящий танк к месту его «последнего упокоения», как цинично пошутил комиссар отряда. Лейтенант Скороспелый, конечно, тешил себя надеждой, что «семерке» еще предстоят большие дела, но никто из командования партизан его оптимизма не разделял.

– Да ему хотя бы полчаса выдержать! – заявил представитель Центра, когда Слава подошел к спорщикам. – А потому нечего вам, товарищ лейтенант, геройствовать понапрасну!

– Да выдержит он, выдержит! У немцев нечем его подбить! Не потащат же они пушки в лес! Вы только пехотное прикрытие обеспечьте, чтоб гранату не сунули! – Танкист, которому как раз и предстояло воевать на бронеинвалиде, потряс в воздухе рукой, сжатой в кулак. – Товарищи командиры! У нас целых пятнадцать снарядов есть!

Ага, и из них шесть – бронебойные, которые в этом бою на хрен не нужны! Слава пока вообще не понимал, зачем сажать в приманку людей. Точнее – до настоящего момента он считал, что достаточно выпустить пару снарядов да расстрелять диск пулемета – и все: ноги в руки, гранату в боеукладку и бежать!

– Вопервых, лейтенант, наша задача в том и состоит, чтобы противник в лес пушки потащил! Вовторых, они могут лес поджечь, и тогда вы сами вылезете. Потому ставлю вам боевую задачу: дождаться прихода автомашин, не выдавая своего присутствия пропустить их и уничтожить максимально возможное число. Для нас главное, товарищ Скороспелый, чтобы у противника уцелела хотя бы одна радиостанция! Желательно также, чтобы уничтоженные машины стояли одной кучей, блокируя проезд по дороге. Сигнал для обязательного, я повторяю: обязательного отхода – три ракеты черного дыма. Вы, товарищ лейтенант, конечно, можете со своим комсомольским задором приказ на отход проигнорировать, но группа прикрытия не будет ждать ни одной лишней минуты. И не надо морщиться! Цена геройства – чьято ошибка! Мы же должны выполнить задачу! С минимальными потерями, дабы сохранить силы для дальнейших действий! Задача ясна? Выполнять! – Резко развернувшись, Слава зашагал вдоль по просеке.

Обернулся он только один раз – когда дошел до дороги. Лейтенанта нигде видно не было, очевидно, уже залез в столь любимую им «коробку», вокруг которой суетились бойцы, прикрывая неподвижный танк маскировочными сетями (в поселке на берегу огромного озера нашлось столько сетей и переметов, что отряд был обеспечен средствами маскировки для танкового батальона, а не то что для пяти машин). Еще с десяток бойцов споро оттаскивали в кусты бревнакатки, в то время как четыре человека, вооружившись срубленными елочками, в прямом смысле этого слова заметали следы. Буквально на глазах «бэтэшка» превратилась в невысокий холмик, а просека приобрела вид если и не первозданный, то по крайней мере натуральный, если так можно выразиться. А следы тележных колес вещь в этих краях настолько обыденная, что может вызвать подозрение лишь у законченного параноика.

Деревня Хоново Борисовского района Минской области, БССР. 24 августа 1941 года. 13:33.

– Господин гауптман! Полицейские уже выдвигаются! – Перед машиной командира сводного батальона остановился запыхавшийся солдат.

– Черт знает что! – прошипел сквозь зубы офицер, бросив короткий взгляд на часы, – эти якобы солдаты начали движение на семь минут раньше назначенного срока.

Вообще, неразбериха, творившаяся в последние несколько дней, раздражала гауптмана Беккельна с каждой минутой все больше и больше. Началось все с того, что маршевую роту под его командованием остановили в Борисове распоряжением командующего армией и в экстренном порядке вернули назад к шоссе, по которому они прошли буквально за сутки до этого. Вот только шагать пришлось совсем не по дороге, а пробираться по местным тропкам – большая часть мостов на шоссе оказалась взорвана русскими диверсантами. Большая масса войск, вынужденная ночевать в поле вместо того чтобы двигаться к фронту, вызвала тогда у гауптмана приступ острой мизантропии.

После марша его солдаты то горбатились на переправах, помогая тем немногим саперам, что сумели прорваться через заторы, то стояли в охранении – командование отчегото опасалось новых атак, хотя любому здравомыслящему офицеру, пусть даже и необремененному учебой в Академии Генерального штаба, было понятно, что русские сделали все, что от них требовалось, – шоссе было заблокировано надолго.

Сегодня же с утра все двести человек личного состава погрузили в разномастные машины, собранные, скорее всего, по принципу «мелочь к мелочи»,^[346] добавили два расчета легких пехотных пушек – эти, слава богу, прибыли на своих машинах. Затем отряд, который Беккельн называл про себя не иначе как «цирком», отправили сюда в качестве средства усиления для двух рот полицейских. По прибытии оказалось, что кроме полицейских здесь присутствует моторизованный охранный взвод армейского подчинения, который прислали в эти края аж из Жодино, располагавшегося пятьюдесятью километрами южнее, и группа фельджандармерии в составе восьми человек, командированная надзирать за «цирковыми гастролями» прямо из штаба группы армий. Командир полицейских был в том же, что и Беккельн, звании, а лейтенант из «цепных» напирал на особые полномочия, обусловленные особым статусом фельджандармерии, так что о едином командовании речь даже не шла. Тем более что никому из присутствовавших офицеров их собственное начальство никаких точных указаний не дало. Зачем тут пушки, гауптман, например, узнал всего лишь полчаса назад, когда наконец пришла радиограмма из штаба, в которой было сказано, что авиаразведка всетаки подтвердила наличие сил противника в трех поселках на восточном берегу озера, а также о том, что есть вероятность наличия у этого самого противника бронетехники. О точных силах русских информации, конечно, не было, но опыт есть опыт, и, немного подумав, гауптман пришел к выводу, что раз уж здесь собрали силы, приблизительно (очень и очень приблизительно, господа!) равные пехотному батальону, то русских примерно столько же.

Зачем комуто пришло в голову тащить в эти болота бронеавтомобили, а тем более танки, Беккельн понять не мог. Точнее – не понимал. Размеренное движение по разбитым дорогам оставляло массу времени для размышлений, и чуть позже он пришел к выводу, что никто ничего никуда не тащил, а перед ними – остатки разбитых русских частей. Причем, как подсказывал ему собственный опыт, частей далеко не худших, раз они ухитрились не бросить тяжелую технику, отступая по здешним чащобам. Однако бронетехникой штабные вполне могут обозвать какойнибудь бронеавтомобиль, которых у русских хватало. Даром, что ли, стоят они брошенные по обочинам дорог? Впрочем, русских он в целом, как нацию, понимал плохо. В какихто случаях убегают, забыв уничтожить совершенно секретные документы, в других, как здесь, тащат многотонные машины через леса и болота. То сдаются толпами, то ходят в самоубийственные атаки, а то и вообще сами себя взрывают гранатами. Сплошная дикость и полное отсутствие логики! А приятель Беккельна, знакомый ему еще по довоенной службе в Мюнстере, недавно рассказал историю, как их послали на заготовки гдето западнее Минска и на их команду вышли два русских окруженца. Безоружные, в изношенной форме. Ну и знакомец решил развлечь своих солдат. Они попрятались в домах, а затем вместе с «добровольными помощниками» из местных жителей окружили русских и предложили им сдаться. «Представляешь, Георг, те два Ивана подняли руки, а потом набросились на моих солдат?! – с искренним изумлением рассказывал приятель. – Вдвоем на взвод! Одного, правда, быстро застрелили, а вот второй оказался шустрее и даже добежал до кустов. Но мои парни не сплоховали и послали ему вдогон с пяток гранат. Впрочем, этот шустрик ухитрилсятаки зашибить насмерть двоих местных полицейских и одного моего, а уж синяков сколько они понаставили…» Беккельн тогда одобрительно покивал, но уже несколько раз, вспоминая этот рассказ, снова и снова приходил к неутешительному выводу, что трое убитых, несколько раненых и пять гранат – это слишком большая цена за двух отставших от своей части солдат. Тут он понял, что слишком увлекся воспоминаниями:

– Выдвигаемся!

Водитель включил передачу, и тупоносый грузовичок, трофей Французской кампании, рыкнул мотором и покатился по лесной дороге. Засад пока не опасались – разведку, памятуя о недавнем разгроме полицейского батальона, выслали загодя. Да и вдоль всего пути движения расставили посты. К тому же на этот раз наступать решили не напрямую, извилистой лесной дорогой, тем более что, как показала разведка, ни одного моста на ней не имелось, а через соседнюю деревню, от которой к месту вероятного нахождения противника вела, как сказали местные жители, «хорошая дорога», проложенная по гати. Опять же, если судить по карте, там по крайней мере подходы нормально просматриваются – о судьбе полицейского подразделения, недавно почти поголовно погибшего во время устроенной русскими засады, Беккельн был уже наслышан.

Артиллеристы по карте заранее наметили себе места, подходящие для развертывания пушек, а с серьезной огневой поддержкой воевать значительно веселее.

«Жаль, минометов всего два, – подумал Беккельн, разглядывая шагающих рядом солдат своего батальона. – Можно было бы издалека разнести эту деревушку на бревнышки и заставить русских вылезти или отступить. С другой стороны, и пехотные орудия могут стрелять навесом, а снаряд у них какникак в шесть раз больше минометной мины весит…»

Наконец, спустя час их колонна дотащилась до Клетного.

– Ну что, гауптман, ваши готовы? – бодрым голосом окликнул Беккельна командир полицейских.

– Дам им четверть часа передохнуть, и можно начинать, – соскочив с подножки, ответил пехотинец. – От разведки есть чтонибудь новое?

– Ничего. Дозоры русских на прежних местах. Засекли две замаскированные машины, но каких, определить не удалось. Возле них никакого движения. Похоже, нас не ждут, гауптман.

– Вы всетаки не согласны выслать демонстрационную группу с юга?

– Зачем? Ударим единым кулаком! Русских около полуроты, максимум – рота. Прижмем их к озеру, тем более что лодок в поселке мало, а уходить они смогут только через него – севернее поселка болота сплошняком. Если вам интересно мое мнение, то мне кажется, они просто отсиживаются в здешних чащобах.

– Да? – с сомнение покачал головой армеец. – А судьба вашего коллеги говорит обратное.

Полицейский скривился:

– Там все делали в спешке… Если вы не в курсе, то это была реакция на множественный радиообмен. Как раз из этого поселка. А шпионы, если вы не забыли, большими толпами не ходят.

«Ну да, а у нас просто тщательнейшая подготовка…» – мелькнула у Беккельна мысль, впрочем, свой сарказм он решил не демонстрировать – операция, как он понял, проходит под эгидой специальных служб, портить отношения с которыми ему совершенно не с руки.

От разговора их отвлек радист, высунувшийся изпод тента командирского «штевера»:

– Господин криминальрат, головной дозор вышел на позиции!

– Противник?

– Криминальассистант Шмидт сообщил, что они заметили еще два поста. Итого – четыре. Есть один пулемет, ручной. Он стоит на чердаке одного из сараев, при нем один солдат. Еще около десяти человек занимаются хозяйственными работами.

– Видите, гауптман, нас действительно не ждут. Вам придется поторопиться, чтобы успеть к началу веселья! – и полицейский рассмеялся.

«Веселись, веселись, – зло подумал Беккельн, возвращаясь к своей машине. – Если русских там окажется больше, и они нормально подготовлены, то мы с твоими полицейскими и моими новобранцами можем вляпаться ничуть не хуже, чем тот эсдэшный лейтенант. У меня на сто с лишним человек едва наберется тридцать обстрелянных ветеранов. Что у твоих полицейских с подготовкой, я наверняка не знаю, но вряд ли они так подкованы в том, как вести правильный бой против пулеметов и танков».

Спустя час выяснилось, что наступательный порыв разбился о «местные трудности» и большая часть сил все еще пыталась достичь исходных позиций для атаки. Дорога, проложенная по гати, наверное, неплохо переносила крестьянские телеги и наиболее распространенные у русских легкие грузовики, но вот на использование более тяжелых машин была не рассчитана. Под пятитонным «бюссингом», в котором ехали минометчики и в котором везли некоторый запас боеприпасов на случай затяжного боя, бревенчатое полотно разъехалось, и грузовик провалился в густую жижу по ступицы задних колес. Попытки вытолкать трехосную махину ни к чему не привели. Хорошо еще, что минометчики двигалась почти в хвосте колонны, так что за ней остались только фургон связистов и русский полуторатонный грузовик. Основная же масса машин могла следовать дальше к своей цели.

«Без тягача или трактора выдернуть „бюссинг“ не получится, – думал гауптман, наблюдая, как минометчики выбираются на землю, перелезая через кабину, – по сторонам места едва бы хватило для одного человека, а минометы, даже пятисантиметровые, – штука не самая легкая и ухватистая. – Впрочем, если мы раскатаем русских достаточно быстро, есть шанс управиться дотемна. А нет – так отдохнем в деревне у озера. Всегда можно будет отговориться тяжелыми дорожными условиями, а солдаты наконецто поспят нормально».

Беккельн посмотрел вперед – колонна уже до половины втянулась под сень леса. Тут его взгляд зацепился за взлетевшую над верхушками деревьев сигнальную ракету.

«Одна красная? Вроде мы договорились все команды подавать парами ракет? Или…» Сообразить, что же это все значит, он не успел. Впереди и чуть правее затрещал пулемет, а спустя мгновение к нему добавились частые хлопки винтовочных выстрелов.

– Русские! – заорал ктото впереди. Аккомпанементом крику стал пронзительный визг, и в десятке метров от дороги встал всплеск от упавшей мины.

«Восьмисантиметровый!» – несколько отстраненно отметил про себя гауптман.

– Ложись! – Команда была подана с некоторой задержкой, поскольку сначала Беккельн хотел крикнуть «С дороги!», но вовремя сообразил, что вокруг болото, которое никто, по большому счету, тщательно не обследовал. Для себя он решил, что уж лучше осколок мины, чем захлебнуться в болотной жиже.

Как всегда во время сильной и внезапной опасности, со временем начали происходить чудеса! Гауптман попадал в подобные передряги всего несколько раз в жизни, но уже отметил эту странность. Для него время переставало течь плавно и размеренно, словно Рейн в низовьях. Нет, оно то неслось, подобно воде в весеннем ручье, то застывало, как в запруде у заброшенной мельницы. Так, падая на бревенчатый настил, офицер успел увидеть и запомнить сразу так много вещей, что, скажи ему ктонибудь про такое в спокойной обстановке, он ни за что бы не поверил. Два новых столба воды и болотной жижи от падения мин, встающих на этот раз в непосредственной близости от гати; перекошенное от боли лицо незнакомого гефрайтера (надо же, даже лычки рассмотрел!), неудачно упавшего на бок; косая полоса, появившаяся на ноге не успевшего залечь солдата, – чуть выше голенища запыленного сапога серогрязная материя медленномедленно раскрылась, и изпод нее так же медленно стала сочиться темнокрасная жидкость. Даже влажные бревна настила, на которые Беккельн рухнул, он рассмотрел во всех подробностях. Каждый сучок, каждую царапину на потемневшем от времени и непогоды дереве…

Удар! И время потекло, как обычно. Появились звуки – в окружающей какофонии Георг четко различал шелест мин, частые выстрелы из винтовок и пистолетов, длинные пулеметные очереди… Вполне знакомая звуковая картина боя. Некоторое время он еще полежал, прислушиваясь, затем поднялся:

– Фельдфебель! Немедленно двигайтесь вперед! Там, по крайней мере, можно с этой дороги сойти.

– Нельзя, господин гауптман, – то, что вы считаете травой, – болото! Двое соскочили туда, так еле вытащили.

«Дадах!» – резкий звонкий выстрел пушки перекрыл остальные шумы.

«Бух!» – звук разрыва практически слился со звуком выстрела.

«Быстро они развернулись!» – порадовался сноровке артиллеристов гауптман.

Дадах! Бух!

«Вот только по кому они стреляют? Деревья же кругом! И потом – звук совершенно не похож на выстрелы „кургузых“! У тех он глуше и, пожалуй, несколько тише. А тут взрыв следует почти сразу за выстрелом… Это что же, „вжикбах“? У русских есть противотанковые пушки!»

Стрельба то разгоралась, то затухала. Единственное, что пока радовало комроты, это то, что, судя по звукам, стреляли в основном немецкие пулеметы. Их резкий частый стрекот очень сильно отличался от размеренного татаканья русских «максимов».

«Шадааах!» – раскатистое эхо сильного взрыва заметалось над лесом, а вдалеке, километрах в полутора, над вершинами деревьев встал высокий столб дыма. Все от неожиданности присели.

– Это что за черт?! – Растерянность так четко отразилась на лицах стоящих вокруг солдат, что Беккельну ничего иного не оставалось, как преувеличенно радостно и нарочито громко сказать:

– Похоже, наши пушкари разнесли русский склад боеприпасов! Не унывайте, скоро Иванам нечем будет стрелять, и мы возьмем их тепленькими. – Новички несмело заулыбались, а стоявший неподалеку штабсгефрайтер уловил идею начальства, что называется, с лета и, бодро покрикивая, принялся отвлекать личный состав, раздавая приказания направо и налево.

– Шуман! Гахманн! – гауптман позвал взводных.

– Здесь! – откликнулся Шуман, коренастый вестфалец, служивший в армии уже пятнадцать лет и, как помнил Беккельн, крайне недовольный тем, что его держат в тылу.

– Отводи свой взвод назад! Нужно создать оборону вон в тех кустах! – ротный показал на густые заросли, окаймлявшие болотину. – Придется прикрыть «фараонов»! Где Гахманн?

– Ушел вперед со своими.

– Пошли к нему человека, пусть доложит о потерях.

– Слушаюсь.

После того сильного взрыва стрельба заметно спала – винтовки щелкали значительно реже, чем пять минут назад, да и пулеметные очереди стали короче. Все указывало на то, что накал боя сильно снизился. Может, действительно взорвали склад боепитания русских?

– Господин гауптман! Господин гауптман! – к Беккельну подбежал щуплый рядовой из последнего пополнения, гауптман его запомнил только по асимметричному узкому лицу и тощей шее с сильно выступающим кадыком. – Полицейские отступают! Меня прислал фельдфебель Гахманн. Он дал приказ нашим отходить.

– Как отступают?

– У русских оказались танки! Один из них расстрелял с фланга обе машины с орудиями и два грузовика, – затараторил гонец. – Еще три танка заметили в деревне. Сильный взрыв – это бахнула машина артиллеристов.

Поморщившись от шпаковского «бахнула», командир роты сплюнул в воду и потребовал:

– Доложите, как положено, рядовой!

– Русских много, господин гауптман, – принимая подобие строевой стойки, начал «желторотик». – Господин фельдфебель приказал передать, что не меньше роты полного состава. И пулеметов штук шесть, не меньше.

– Как шесть? – опешил Беккельн. – Я слышал только «тридцатьчетвертые»!

– Они вооружены немецкими пулеметами. Господин гауптман, мне такого плотного огня и видетьто не приходилось, – щуплый, чьего имени гауптман так и не вспомнил (вот еще, запоминать переменный состав по именам), нервно сглотнул.

«Рота при шести пулеметах при поддержке танков снесет нас как паводок детскую плотину из песка! Если они выйдут вон на ту опушку… А они это сделают уже максимум через полчаса… Здесь на триста метров открытое пространство! Нас либо перестреляют за пять минут, либо мы сами утонем в этих болотах!»

– Господин гауптман! – Шуман остановился рядом. – Можно подогнать грузовик с радистами и попробовать сдернуть «бюссинг».

– Ни в коем случае, фельдфебель! У русских есть танки, а он заблокирует дорогу! Объехать его нельзя, и даже танком его не сразу сбросишь. Собирайтесь и все назад! Помогите минометчикам оборудовать позиции.

Изза деревьев, под которые ныряла дорога, показалась большая группа солдат. Беккельн, стараясь, чтобы жест не выглядел слишком торопливым, достал из чехла бинокль. «Так, это второй взвод. Вон бежит Гахманн. – Гауптман отчетливо видел, как солдаты то и дело оглядываются назад. В середине группы он рассмотрел несколько носилок. – Теперь понятно, почему ни одна мина русских не упала ближе пяти метров от гати! Они просто боялись повредить полотно, ведь в противном случае их танки не смогут тут пройти и они потеряют уйму времени. Надо срочно предупредить командование!» Развернувшись, он собрался немедленно пойти к машине с радиостанцией, но понял, что узенькие проходы вдоль «бюссинга» забиты отступающими солдатами. «Хорошо еще паники нет, мы просто отходим».

– Шуман! Подрывные заряды у нас есть?

– Откуда, господин гауптман?! – удивился фельдфебель. – У нас из штатных средств только пулеметы в наличии.

– А гранаты?

– Десятка два. Сейчас отойдем, и я прикажу крутить из них связки – иначе русские «коробки» не подбить.

– Как думаешь, сколько их надо, чтобы эту дорогу разнести к чертям?

– У нас не хватит! Точнее, господин гауптман, если взорвем дорогу, то на танки ничего не останется. Может, у минометчиков боеприпасы забрать? Все равно они танкам, что горох.

– Эй, гефрайтер! – окликнул командир роты минометчика, как раз передававшего сидящему на капоте грузовика солдату «чемоданчики» с минами. – сколько взрывчатки в ваших боеприпасах?

– Сто пятнадцать граммов, господин гауптман! – мгновенно ответил тот.

– Мне нужно двадцать штук, чтобы взорвать дорогу! – «Второй взвод будет здесь минут через пять, ну а полицейским придется перебираться по воде».

– Я вас понял! Только взрыватели вставить надо, а то могут не сработать нормально. Эй, солдат, давай мины назад!

Еще двадцать минут спустя радиограмма о том, что в районе озера Палик обнаружен крупный отряд русских с бронетехникой и что сводному батальону не удалось разгромить его, ушла в штаб группы армий.