Опасность…
Как бы ни защищали мы иностранные слова от нападок там, где такие слова необходимы, в их чрезмерности, в бестолковом предпочтении их русским словам возникает все же опасность, даже несколько опасностей.
Две из них мы уже обсудили. Утрачивается (и все больше с каждым заимствованным словом) то народное представление — образ, — которое веками сохраняло русское слово, перенося его от поколения к поколению. Рушится связь времен, национальный язык утрачивает облик народного. Лишаясь корней, литературный язык помаленьку становится однообразно серым. Особенно озабочены этим писатели, и справедливо. Каждый художник слова так или иначе высказался о «порче русского языка» — и это действительно «порча». Многие примеры показывают (и мы их внимательно рассмотрели), что с логическим уточнением понятия в слове прежняя образная определенность его и яркость эмоции в нем тускнеют, расплываются, гаснут. Перейти известную грань — и слово исчезнет. Вот это-то и тревожит.
Рассмотрели мы и другую опасность от чрезмерного предпочтения иностранных слов. Укрупняется, если можно так выразиться, и «логический масштаб» нашей мысли. Утрачивается вкус к подробностям, нас не привлекают детали конкретного мира, мы начинаем считать их мелочью, не достойной внимания. Каждое новое иностранное слово, поначалу заимствованное как термин науки, попадая в разговорную речь, а затем и в литературный язык, упрощает своей отвлеченностью наше представление о мире. Недостатки, недочеты, промахи, пробелы… — все это качества во многих оттенках. Дефекты — количественная мера, которая покрывает в сознании все, а следовательно — и что-то скрывает.
Дело в том, что английский язык в отличие от русского аналитичен. Количество форм отдельного слова незначительно, особенно у имен (выражают понятие). Они не склоняются, то есть раз навсегда даны в именительном падеже, и только соседний предлог покажет, какой «падеж» (в соотношении с русским) тут следует ожидать. Грамматическое значение слова представлено аналитически. В русском же языке грамматическое значение слова содержится в его форме — оно синтетично и цельно, всегда одно и то же: дом, дома, дому, домом…
Но вот и в нашей речи появляется множество слов, похожих на английские: и сокращения, и упрощения, и всякие несклоняемые слова. Одних аббревиатур-сокращений десятки тысяч. Переберите мысленно те из расхожих, которыми обычно пользуетесь вы: их десятки, и у каждого из ваших друзей свои десятки… И что же? ДЛТ, ГЭС, КП — что это такое? Они не склоняются, не содержат в себе образа, ибо корня в них нет. Некоторые пока склоняются, но по необходимости и только в ряде форм, например, ГУМ, ГУМа, в ГУМе.
Жалуется старушка в трамвае: «Спрашиваю его: где Песочная набережная? А он говорит: „До ГАИ дойдете и — направо!“ — „Какие ГАИ, что это?“ Он смеется: „Ну, бабка, даешь — кто же ГАИ не знает?!“»
А зачем нам и знать-то все сокращения, если они не нужны нам конкретно в нашей жизни? А вот был бы образ в словечке — догадалась бы бабушка, о чем речь: там, где шоферов штрафуют за нарушение правил! Образа — нет, слово — чудное, составлено на время: эрзац.
Появляется все больше имен без склонения. Кофе, кино, пальто, пресс-бюро… Невинная, понятно, вещь, но в языке не бывает так, чтобы возникли целые ряды слов с важным для грамматики окончанием, но само окончание оказалось пустым. Невозможно. Если нет кина или кину — то и кино не форма, а все слово под стать ДЛТ (Дом ленинградской торговли). Даже славянские имена по сходству с такими утрачивают склонение. Фамилии вроде Петренко, Стеценко недавно еще склонялись, а теперь уже нет. Петренко — именительный или дательный? Что же происходит? Исчезает представление о среднем роде имен, мало-помалу из нашего языка исчезает категория среднего рода, рассыпаясь по отдельным словам.
Такси, маркетри и другие — только в форме множественного числа. У нас и без того много слов такого рода — ножницы или сани, а неуклонное накопление все новых незаметно разрушает в языке категорию числа. Единственное и множественное перестают различаться.
Множатся и аналитические прилагательные: платье беж, брюки клёш, — и множество сокращений: пальто деми, профсобрание; переосмысляются и старые сложные слова, такие, как вездеход, зерносовхоз, в которых нет уже соединительного гласного. Все чаще опускается окончание при склонении слов: банан, грузин — один банан, много бананов (или банан)? Много грузин или много грузинов? Да и в русских словах по типу этих сплошь и рядом: много простынь или простыней? Много тёть? Нет уже ни простыней, ни тётей.
Невинное на первый взгляд дело, новое слово, да еще и нужное в обиходе, а вот чем оборачивается — покушением на святая святых, на грамматику языка. Грамматика — твердый орешек, не сразу раскусишь, но если полвека долбить в одну точку? Станем говорить по-английски? Особенно если это модно, и тем более, что, как сказал один из героев В. Вересаева, «по-английски могут понимать только очень умные люди».