Книга: Женщины могут все



Женщины могут все

Нора Робертс

Женщины могут все

Семье, которая дает корни. Друзьям, которые становятся листвой.

ПРОЛОГ

Бернардо Баптисту убили ночью, во время скромного ужина, состоявшего из хлеба, сыра и бутылки кьянти. Вино было молодым; Бернардо молодым не был. Стать старше не было суждено ни тому, ни другому.

Бернардо был таким же простым и бесхитростным человеком, как просты были хлеб и сыр. И жил он в том же самом маленьком домике среди холмов к северу от Венеции, в который привел жену пятьдесят один год назад. Здесь выросли пятеро его детей. Здесь умерла его жена.

Теперь семидесятитрехлетний Бернардо жил один. Большинство членов его семьи покоилось в каменном склепе на краю огромного виноградника Джамбелли. На этом винограднике он работал всю свою жизнь.

Он знал La Signora с детства и привык снимать шапку, когда хозяйка проходила мимо. Если бы сейчас Тереза Джамбелли вернулась в castello и на виноградник из Калифорнии, при виде Бернардо она непременно остановилась бы и побеседовала с ним о былых временах, когда виноград растили их деды.

Она называла его Signore Баптиста. Уважительно. Он тоже высоко ценил La Signora и был предан ей и ее семье.

Он выращивал виноград Джамбелли больше шестидесяти лет. За это время многое изменилось — кое-что к лучшему, кое-что нет. Он повидал многое.

И передумал тоже.

Скоро должна была начаться обрезка лозы, находившейся в зимней спячке. Артрит мешал Бернардо все делать своими руками, как прежде, но он каждое утро ходил на виноградник и наблюдал за тем, как работают его сыновья и внуки, поддерживая традицию.

В свою последнюю ночь он окинул взглядом виноградник, его виноградник, оценил сделанное, прикинул, что еще предстоит сделать, и прислушался к декабрьскому ветру, шелестевшему в лозах.

Из окна, в которое пытался пробраться ветер, он видел голые скелеты растений, упорно карабкавшиеся на подпорки. Весной они оживут, обрастут плотью, а не засохнут, как было бы с человеком. Таково чудо винограда.

Бернардо хотелось, чтобы скорее наступила весна, а за ней последовало долгое лето, которое согреет его внутренности и даст созреть ягодам. Хотел в очередной раз дожить до нового урожая.

Бернардо страдал от холода, пронизывавшего его до костей. Он хотел разогреть суп, принесенный внучкой, но Анна Мария была далеко не лучшей из стряпух. Вспомнив об этом, он достал сыр, сел у маленького камина и сделал глоток доброго вина.

Он гордился делом своей жизни, часть которого была в этом бокале, наполненном темной, прозрачной рубиново-красной жидкостью. Вино было подарком. Одним из многих подарков, преподнесенных ему при уходе на пенсию. Впрочем, все знали, что этот уход — лишь формальность. Ни боль в костях, ни слабеющее сердце не помешают Бернардо ходить на виноградник, пробовать гроздья, следить за небом и нюхать воздух.

Он жил ради вина.

И умер из-за него.

Он пил, греясь у камина и обернув пледом тощие ноги. В памяти возникали знакомые образы: согретые солнцем поля; смеющаяся жена; он сам, показывающий сыну, как поднимать молодые стебли и обрезать старые. La Signora, стоящая рядом с ним между рядами растений, посаженных еще их дедами.

«Signore Баптиста, — сказала она ему в те далекие времена, когда на их лицах не было ни одной морщинки, — нам вручили этот мир. И мы должны защищать его»

Именно это они и делали.

Ветер свистел в окнах его маленького домика. В камине догорали угли.

А затем пришла боль. До сердца Бернардо дотянулся гигантский кулак и сжал его, как в тисках. Убийца находился в шести тысячах миль отсюда, окруженный друзьями и коллегами. Он наслаждался прекрасным копченым лососем и изысканным пиноблан.

ЧАСТЬ I

Обрезка

Человек — это связующее звено в цепи поколений, переплетение корней, дающих жизнь цветущему плодоносящему миру

Ралф Уолдо Эмерсон

ГЛАВА 1

Бутылка каберне-совиньона урожая 1902 года, произведенного на винодельне завода «Замок Джамбелли», была продана с аукциона за сто двадцать пять тысяч пятьсот долларов США. «Целая куча денег за вино, смешанное с сентиментальными чувствами», — подумала София. Это вино в красивой старинной бутылке было сделано из гроздьев, собранных в тот год, когда Чезаре Джамбелли основал свою винодельню «Замок Джамбелли» на холмистом участке к северу от Венеции.

В то время говорить о замке мог либо мошенник, либо безудержный оптимист. Все зависело от точки зрения. Скромный дом Чезаре и каменный винный погребок нисколько не напоминали castello. Но виноградник у Чезаре был действительно королевский; этот виноградник стал ядром будущей империи.

Спустя почти век великолепным каберне-совиньоном можно было только сбрызгивать салат вместо уксуса, но София не собиралась спорить с богатым человеком. Это было не ее дело. Бабушка была права, как всегда. За право владеть частичкой истории Джамбелли люди будут платить, и платить много.

София записала итоговую цену и имя покупателя, чтобы после окончания аукциона сообщить об этом бабушке по факсу. Впрочем, она едва ли забыла бы и то и другое.

Она присутствовала здесь не только как специалист по рекламе и связям с общественностью, разработавший план и каталог аукциона, но и как представитель семьи Джамбелли на этом чрезвычайном событии, украсившем собой начало нового тысячелетия.

Именно поэтому она тихо сидела в задних рядах, следя за торгами и ходом презентации, — красивые, длинные ноги изящно скрещены в лодыжках, спина, словно у выпускницы монастырской школы, — идеально прямая. Черный костюм в полоску, сшитый лучшим итальянским портным, выглядит по-деловому и в то же время очень женственно.

Именно такой считала себя сама София. Деловой и женственной.

У нее было тонкое со светло-золотистой кожей лицо, глубоко посаженные большие карие глаза и широкий, подвижный рот. Высокие, резко очерченные скулы, подобно горным вершинам, приковывали взгляд и вместе с бриллиантовой точкой подбородка придавали Софии выражение лукавства и воинственности одновременно. Да, без сомнения, это было изумительное лицо, красоту которого его обладательница вполне сознательно и подчас безжалостно использовала в качестве точно разящего оружия. Почему бы и нет? Инструмент для того и создают, чтобы им пользоваться, так она считала.

Год назад она рассталась с роскошными черными волосами до талии, заменив их короткой прической с задорной челочкой на лбу. Такая прическа очень шла ей. София прекрасно знала, что ей идет, а что нет.

На ней было надето старинное жемчужное ожерелье, подаренное бабушкой к совершеннолетию; лицо было исполнено вежливого интереса. Именно с таким видом сидел на собраниях совета директоров ее отец.

Когда публике показали следующий лот, ее глаза засияли, а уголки рта слегка приподнялись.

Это была бутылка бороло 1934 года из бочки, которая называлась Di Tereza, потому что именно в этом году родилась ее бабушка. На этой бочке из личных подвалов семьи Джамбелли был вырезан портрет Терезы в десятилетнем возрасте — именно том возрасте, когда вино созревает, входит в силу и разливается в бутылки.

Сейчас, в шестьдесят семь лет, Тереза Джамбелли была легендарной личностью, слава которой как винодела затмила даже славу ее деда.

Бутылка красного вина с этой этикеткой впервые выставлялась на продажу и выходила за пределы семьи. Как и ожидала София, торги шли бойко и оживленно.

Мужчина, сидевший рядом с Софией, постучал пальцем по странице каталога, где была напечатана фотография бутылки.

— Вы похожи на нее.

София слегка пошевелилась, взглянула сначала на соседа — представительного мужчину лет шестидесяти, потом на портрет девочки, серьезно смотревшей с этикетки.

— Спасибо.

Маршалл Ивенс, вспомнила она. Недвижимое имущество, второе поколение. Состояние — пятьсот миллионов. Ей по роду деятельности полагалось знать имена, финансовое состояние и прочие необходимые сведения о любителях вина и коллекционерах с толстыми кошельками и строгим вкусом.

— Я надеялся, что La Signora прибудет на сегодняшний аукцион. Она хорошо себя чувствует?

— Лучше не бывает. Но ей помешали дела.

В кармане завибрировал пейджер. Однако раздосадованная помехой София предпочла следить за торгами. Она обводила комнату взглядом, обращая внимание на жесты. Мужчина, сидевший в третьем ряду, небрежно поднял палец; это означало повышение цены еще на пятьсот долларов.

В конце концов цена бутылки бороло превысила цену каберне-совиньона на пятнадцать тысяч. После этого София обернулась к соседу и протянула ему руку.

— Поздравляю, мистер Ивенс. Ваш вклад в Международный Красный Крест будет оценен по заслугам. Благодарю вас от имени компании и семьи Джамбелли и надеюсь, что этот приз доставит вам удовольствие.

— Не сомневаюсь. — Он взял ее руку и поднес к губам. — Я имел честь познакомиться с La Signora много лет назад. Она необыкновенная женщина.

— Да, так и есть.

— Может быть, ее внучка согласится пообедать со мной сегодня вечером?

Он годился ей в отцы, но София была воспитана на европейский манер и не придавала этому никакого значения. Сложись обстоятельства по-другому, она согласилась бы и наверняка получила удовольствие…

— Мне очень жаль, но сегодня я занята. Если не возражаете, отложим до моего следующего визита на восток.

— Конечно, не возражаю. Она тепло улыбнулась и встала.

— Прошу прощения, мне пора.

София незаметно выскользнула из зала, вынула из кармана пейджер и проверила номер. Затем прошла в дамскую гостиную, посмотрела на часы и достала из сумочки мобильный телефон. Она набрала номер, опустилась на диван и положила на колени ноутбук и электронный органайзер.

Неделя, проведенная в Нью-Йорке, не слишком утомила ее. Выведя на экран список назначенных встреч, София с удовольствием убедилась, что у нее есть еще немного времени для посещения магазинов. Потом придется вернуться, переодеться и ехать обедать.

«Джереми Деморне», — подумала она. Значит, ее ждет изысканный, приятный вечер. Французский ресторан, беседа о еде, путешествиях и театре. И, конечно, о вине. Поскольку он принадлежит к семье Деморне, владеющей компанией «Ла Кер», а она — член семьи Джамбелли, они будут притворяться, что хотят выведать друг у друга деловые секреты.

Наверняка будет шампанское. Отлично. Сегодня у нее для этого подходящее настроение.

А за шампанским последует чрезвычайно романтическая попытка соблазнить ее. Что ж, возможно…

Он не лишен привлекательности и чувства юмора. Если им обоим удастся забыть, что ее отец как-то переспал с его женой, у этого маленького романа не будет привкуса кровосмешения.

Как-никак с тех пор прошло несколько лет.

— Мария… — София заставила себя на время забыть о Джерри и предстоящем вечере. К телефону подошла экономка семьи Джамбелли. — Я хочу поговорить с мамой. Она дома?

— Да, мисс София. Она ждала вашего звонка. Минутку…

София представила себе Марию, торопливо идущую по анфиладе и осматривающую комнаты в надежде что-нибудь убрать, хотя Пилар Джамбелли-Авано уже все убрала сама.

«Мама была бы довольна, если бы жила в домике, обсаженном розовыми кустами, пекла хлеб, занималась рукоделием и ухаживала за садом», — со вздохом подумала София. Пилар следовало иметь полдюжины дочерей и ломать себе голову, за кого их выдать замуж.

— Софи, я только что вышла в оранжерею. Подожди, дай отдышаться… Не думала, что ты позвонишь так рано. По моим расчетам — аукцион в самом разгаре.

— Подходит к концу. Могу сказать, что он прошел с огромным успехом. Сегодня вечером отправлю по факсу подробный отчет. В крайнем случае, завтра утром. Мне пора возвращаться в зал и подводить итоги. У вас все в порядке?

— Более-менее. Твоя бабушка приказала созвать общий сбор.

— О господи, неужели она опять собралась умирать, как шесть месяцев назад?

— Восемь, — поправила Пилар. — Впрочем, какая разница? Мне очень жаль, детка, но она настаивает. Не знаю, связано ли это со смертью, однако она явно что-то затеяла. Позвонила адвокатам насчет очередного изменения завещания. И отдала мне камею своей матери. Это означает, что она думает о будущем.

— Мне казалось, что она отдала ее тебе еще в прошлый раз.

— Нет, тогда это были янтарные бусы. Она созывает всех. Тебе нужно вернуться.

— Ладно, ладно… — София посмотрела в свой органайзер и послала мысленно прощальный поцелуй Джереми Деморне. — Заканчиваю и вылетаю. Но эта ее новая привычка умирать и переделывать завещание каждые несколько месяцев очень неудобна.

— Софи, ты хорошая девочка. Я оставлю тебе свои янтарные бусы.

— Премного благодарна! — София засмеялась и дала отбой. Через два часа София летела на запад и гадала, сможет ли она сама через сорок лет заставить людей примчаться к ней по первому зову, бросив все свои дела.

Мысль об этом заставила Софию улыбнуться. Она взяла бокал шампанского и откинулась на спинку кресла. В наушниках звучала музыка Верди.

Софи ошибалась. Не все готовы были мчаться, бросив свои дела. Хотя Тайлер Макмиллан находился от виллы Джамбелли в нескольких минутах хоть бы, он считал, что обрезка лозы важнее, чем вызов La Signora.

Так он и сказал.

— Перестань, Тай. Ты можешь уделить этому несколько часов.

— Не сейчас. — Тай мерил шагами комнату; ему не терпелось вернуться в поле. — Извини, дед. Ты знаешь, как важна зимняя обрезка. И Тереза знает это не хуже. — Он приложил мобильный телефон к другому уху. Тайлер ненавидел мобильники. Потому что всегда терял их. — Виноградники Макмилланов нуждаются в заботе не меньше, чем виноградники Джамбелли.

— Тай…

— Ты сам сделал меня управляющим. Вот я и управляю.

— Тай, — повторил Эли, хорошо знавший упрямство внука, — мы с Терезой заботимся о винах Макмилланов ничуть не меньше, чем о винах с этикеткой «Джамбелли», и делаем это уже двадцать лет. Тебя сделали управляющим, потому что ты отличный виноградарь. У Терезы есть планы. И эти планы имеют отношение к тебе.

— На следующей неделе.

— Завтра. — Эли нечасто прибегал к нажиму, предпочитая действовать другими способами. Но когда требовалось — был непреклонен. — В час дня. Ленч. Форма одежды соответствующая.

Тайлер хмуро посмотрел на свои старые сапоги и потертые края толстых брюк.

— Черт побери, это же самый разгар дня!

— Тайлер, ты что, единственный из Макмилланов, который разбирается в обрезке? Можно подумать, что осенью от тебя ушли все служащие.

— Ладно, так и быть. Но ответь мне на один вопрос.

— Спрашивай.

— Сколько раз она еще будет умирать?

— В час дня, — ответил Эли. — Постарайся не опаздывать.

— Да, да, да, — с досадой пробормотал Тайлер, но только после того, как отключил телефон.

Он обожал деда. И Терезу тоже — возможно, именно потому, что она была такой упрямой и надоедливой. Когда дед женился на наследнице Джамбелли, Тайлеру было одиннадцать. Он был влюблен в виноградники, в террасы на холмах, в темные погреба и огромные бочки.

В каком-то смысле он влюбился и в Терезу Луизу Илану Джамбелли, худощавую, слегка пугающую, с идеально прямой спиной, одетую в такие же сапоги и брюки, как и он, перешагивавшую через стебли горчицы, которые росли в междурядьях.

Она посмотрела на Тая, приподняв черную бровь, тонкую, как лезвие бритвы, и назвала его городским неженкой. Раз уж Тай теперь ее внук, ему придется стать крепким и сильным.

Она велела ему провести лето на вилле. Никто не решился с ней спорить. Во всяком случае, не его родители: те были счастливы надолго избавиться от мальчика и улететь к своим вечеринкам, любовницам и любовникам. Вот так все и вышло, подумал Тайлер, подойдя к окну. Лето за летом, пока он не забыл про особняк в Сан-Франциско. Его домом стали виноградники, а родителями — Тереза и дед.

Тереза сформировала его. Занималась, так сказать, обрезкой с одиннадцати лет и вырастила таким, какой он есть.

Но он не был ее собственностью. Ирония судьбы, подумал Тайлер. Все усилия Терезы привели к тому, что он стал одним из немногих людей, осмеливавшихся ей перечить.

Но когда она объединяется с дедом, перечить им намного труднее… Тайлер пожал плечами и вышел из кабинета. Он имел возможность оторваться от дел на несколько часов, и дед с Терезой прекрасно знали это. На виноградниках Макмилланов служили лучшие из лучших, и он мог свободно отсутствовать большую часть сезона, оставив дело на помощников.

Все объяснялось очень просто: он ненавидел пышные сборища, устраивавшиеся кланом Джамбелли. Там неизменно собирались представители всех трех поколений, публика самая пестрая. Достаточно было зазеваться, чтобы из клетки выскочил тигр и вцепился тебе в глотку.

Ох уж эти типы с их бесконечными претензиями и интригами. Куда приятнее было обходить виноградники, проверять бочки, беседовать с виноделами и обсуждать, какого качества будет шардонне урожая этого года.

Но долг перед семьей есть долг. Ничего не попишешь. Тайлер прошел по дому деда, представлявшему собой чарующий лабиринт, пробрался на кухню и налил в термос кофе. Рассеянно положил мобильник на буфет и стал думать, что бы теперь сказала о нем La Signora.



Он больше не городской неженка. Росту в нем метр восемьдесят пять, тело закалилось от работы в поле и пребывания на свежем воздухе. Ладони широкие и мозолистые, длинные пальцы умеют осторожно пробираться под листья, к гроздям. Если Тайлер забывал подстричься (что бывало частенько), его волосы начинали виться. Волосы у него темно-русые, с рыжеватым оттенком старого бургундского, пронизанного солнечным светом. Худое лицо скорее грубовато, чем красиво, с тонкими морщинками вокруг ясных голубых глаз, которые в минуту гнева становятся серо-стальными.

Шрам на подбородке, полученный в тринадцать лет при падении со скалы, беспокоит его только во время бритья. Кстати, не забыть сделать это завтра до ленча… Люди, работавшие на винограднике, считали его человеком справедливым, но чересчур фанатичным. С этим Тайлер мог бы согласиться. Однако то, что рабочие видели в своем управляющем артистическую натуру, сбивало его с толку.

По мнению Тайлера Макмиллана, артистизмом обладала только виноградная гроздь.

Он вышел на улицу. Там было свежо и ветрено. Два часа, оставшиеся до заката, можно было посвятить уходу за лозами.

Донато Джамбелли страдал от головной боли. Эту головную боль звали Джиной, и она приходилась ему женой. Вызов La Signora вытащил Донато из постели любовницы, актрисы со множеством талантов. Одним из таких талантов были сильные бедра, с помощью которых можно было колоть орехи. В отличие от жены Донато, любовнице требовались лишь безделушки и жаркий секс три раза в неделю. Разговаривать с нею не требовалось.

Когда-то ему казалось, что Джине тоже не требуется разговаривать.

Но она болтала. Болтала с ним. Болтала с каждым из их троих детей. Болтала с его матерью, пока воздух в принадлежавшем компании реактивном самолете не зашипел от бесконечного потока слов.

Наконец болтовня Джины, хныканье младенца, шум, производимый маленьким Чезаре, и беготня Терезы Марии довели Дона до исступления. Он начинал серьезно подумывать о том, чтобы открыть люк и выпихнуть в него все свое семейство.

Молчание хранила лишь его мать, и то благодаря таблетке снотворного, таблетке от укачивания, таблетке от аллергии и еще бог знает от чего, которые она запила двумя бокалами мерло. Затем мать наложила на глаза маску и отключилась.

Почти всю свою жизнь — или по крайней мере тот отрезок, который помнил сын, — она провела во сне и медитации. В настоящий момент это казалось Дону проявлением высшей мудрости.

У него звенело в ушах. Оставалось только сидеть и проклинать тетушку Терезу, заставившую Дона прихватить с собой все его шумное семейство.

В конце концов, он вице-президент венецианского отделения компании «Джамбелли», не так ли? Какое отношение к делу имеет его семья?

Семья… Кара господня, а не семья.

Впрочем, нельзя сказать, что он их не любил. Конечно, любил. Хотя младенец был толстым, как индейка, и Джина то и дело совала грудь в его жадный рот.

Когда-то эта грудь была произведением искусства, думал Дон. Золотистой, упругой, со вкусом персика. Сейчас она больше напоминала раздувшийся воздушный шар и, как казалось Дону, отдавала детской мочой.

А эта женщина уже начинала ныть, что хочет еще одного.

Женщина, на которой он женился, была чувственной, сексуально озабоченной и совершенно безмозглой. Иными словами, самим совершенством. Но прошло всего лишь пять лет, и Джина превратилась в жирную неряшливую бабу, помешанную на младенцах.

Ничего удивительного, что он искал утешения на стороне…

— Донни, я думаю, что тетушка готовит для тебя повышение и что мы переедем в castello, — сказала Джина, называвшая Терезу на итальянский манер — Zia. Она спала и видела великолепный замок Джамбелли, его красивые комнаты и множество слуг. Ее дети будут расти в роскоши.

У них будет все. Дорогая одежда, лучшие школы, а со временем — все богатство рода Джамбелли.

В конце концов, она единственная, кто дарит La Signora младенцев, разве не так? Это кое-чего стоит.

— Чезаре, перестань сейчас же! — сказала она сыну, который в этот момент сосредоточенно отрывал голову кукле. — Ну вот, ты заставил сестренку плакать. Иди сюда и отдай мне куклу.

Мама ее починит.

Маленький Чезаре, у которого блестели глаза, поднял голову куклы повыше и принялся дразнить сестру.

— По-английски, Чезаре! — Джина погрозила ему пальцем. — Мы летим в Америку. Ты будешь говорить с тетушкой Терезой по-английски и покажешь ей, какой ты умный мальчик Ну-ка, ну-ка…

Плакавшая от горя и гнева Тереза Мария схватила оторванную голову и принялась бегать по салону взад и вперед.

— Чезаре! Сделай то, что говорит мама.

Вместо ответа мальчик бросился на пол и заколотил по нему руками и ногами.

Дон вскочил, ушел и заперся в рабочем кабинете, который был его святилищем.

Энтони Авано получал удовольствие от красивых вещей. Он выбрал двухэтажный пентхаус дома на берегу бухты Сан-Франциско и нанял лучшего декоратора города, чтобы обставить его.

Самым главным были положение в обществе и стиль. Причем добиваясь и того и другого, он старался затрачивать как можно меньше усилий.

Он не понимал, как люди могут жить по-другому.

Комнаты были оформлены во вкусе, который Энтони считал классическим. Стены были обтянуты шелковым муаром, на полах лежали восточные ковры, повсюду стояла мебель из полированного дуба. То ли он сам, то ли его декоратор выбрали дорогую обивку нейтральных тонов с искусно разбросанными по ней яркими пятнами.

Современное искусство для Энтони абсолютно ничего не значило, однако ему сказали, что эти предметы будут подчеркивать содержательную элегантность его жилища.

Он охотно пользовался услугами декораторов, портных, брокеров, ювелиров и дилеров, чтобы окружить себя всем самым лучшим.

Завистники и недоброжелатели говорили, что у самого Тони Авано вкуса ни на грош и что за него все делают деньги. С этим Тони не спорил. Достаточно и того, что он знает толк в вине.

Его винные погреба считались лучшими в Калифорнии. Каждую бутылку для них он отбирал лично. Хотя Тони не мог отличить один сорт винограда от другого и никогда не интересовался его выращиванием, но нюх у него был. И этот нюх позволял ему все выше и выше карабкаться по служебной лестнице калифорнийского отделения компании «Джамбелли». Именно этот нюх заставил его тридцать лет назад жениться на Пилар Джамбелли.

Не прошло и двух лет, как его нос начал вынюхивать других женщин.

Тони сам признавал, что женщины — это его слабость. Но их было слишком много. Он любил Пилар так, как можно любить другого человека. Скорее всего, в благодарность за положение, которое он занимал в компании «Джамбелли», будучи мужем дочери и отцом внучки La Signora.

Эти причины много лет заставляли его скрывать свою слабость. Он даже несколько раз. пытался начать праведную жизнь.

Но потом в его жизни снова появлялась женщина — либо нежная и романтическая, либо знойная и обольстительная. А что делать? Мужчина есть мужчина…

В конце концов эта слабость разрушила его брак — если не официально, то фактически. Семь лет назад они с Пилар разъехались. Никто из них не подавал на развод. Тони знал, что Пилар продолжает любить его. А сам он не заговаривал о расторжении брака потому, что это было слишком хлопотным делом и сильно расстроило бы Терезу.

Насколько было известно Тони, данная ситуация устраивала всех как нельзя лучше. Пилар предпочитала жить на лоне природы, а он — в городе. Они продолжали сохранять хорошие, если не дружеские отношения, и Тони оставался коммерческим директором калифорнийского отделения компании «Джамбелли». Такое положение продолжалось семь лет. Но сейчас Тони боялся, что этому благоденствию настал конец.

Рене настаивала на браке. Она стремилась к этой цели с грацией парового катка и сметала все препятствия на своем пути Споры с ней доводили Тони до исступления.

Она была дьявольски ревнивой, властной, требовательной и склонной к частым приступам дурного настроения. Он был без ума от нее.

Тридцатидвухлетняя Рене была моложе Тони на двадцать семь лет, что безмерно льстило его самолюбию. То, что для Рене его деньги значили столько же, сколько все остальное, вместе взятое, Тони не волновало. Наоборот, он уважал ее за это.

Мистера Авано тревожило только одно: если Рене получит то, чего хочет, то может утратить к нему всякий интерес.

Задача была дьявольски сложной. Тони пытался справиться с ней как обычно — откладывая решение в долгий ящик.

Он любовался панорамой бухты, потягивал вермут и ждал Рене, заканчивавшую одеваться для очередного выхода в свет. И думал, что время на исходе.

Звонок в дверь заставил его оглянуться и слегка нахмуриться. Они никого не ждали. Поскольку у экономки был выходной, Тони пошел открывать сам. При виде дочери его лицо тут же прояснилось.

— Софи? Вот это сюрприз!

— Здравствуй, папа.

Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку «Как всегда, поразительно красив», — подумала София Хорошие гены и отличный хирург-косметолог. Она тут же отогнала от себя чувство обиды и попыталась сосредоточиться на столь же мгновенном инстинктивном ощущении любви.

Казалось, она была обречена всю жизнь испытывать к отцу противоречивые чувства.

— Я только что прилетела из Нью-Йорка и захотела увидеть тебя, пока не отправилась на виллу.

София изучила лицо отца — гладкое, безмятежное и почти без морщин. Темные волосы с сексапильной сединой на висках, ясные темно-синие глаза. Красивый квадратный подбородок с ямочкой посередине. В детстве она любила трогать эту ямочку пальцем и заставлять его смеяться.

Любовь к отцу жила в ней и смешивалась с обидой. Так было всегда.

— Я вижу, ты собрался уходить, — сказала она, заметив на отце смокинг.

— Да. — Тони взял дочь за руку и провел в коридор. — Но время еще есть. Садись, принцесса, и рассказывай, как жизнь. Чем тебя угостить?

Она взяла у Тони бокал, понюхала и одобрительно кивнула:

— Как обычно, все самое лучшее.

Пока отец ходил к бару, София обвела взглядом комнату. Шикарное зрелище. Видимость без внутреннего содержания. В точности как ее папочка.

— Так ты будешь завтра?

— Где буду? — с едва заметным недоумением спросил он. София склонила голову набок и внимательно посмотрела на отца.

— На вилле. Разве тебе не сообщили?

— О чем?

Любовь продолжала воевать с обидой. Отец пренебрегал ее матерью и беспечно нарушал супружеские обеты с тех пор, как София себя помнила, а в конце концов бросил их обеих и ушел, даже не оглянувшись. И все же он продолжал оставаться членом семьи, а всех членов семьи вызывали на виллу.

— La Signora. Очередная встреча в присутствии адвокатов. Во всяком случае, так мне сказали. Ты тоже мог бы присутствовать.

— Ах, да. Я…

Он осекся, увидев Рене.

«Если бы кому-нибудь понадобилось создать образ типичной, стопроцентной любовницы, — со злостью подумала София, — то Рене Фокс подошла бы на эту роль как нельзя лучше». Высокая, пышнотелая и к тому же — белокурая блондинка. В платье от Валентино она казалась более изящной и элегантной, чем была на самом деле.

Подобранные кверху гладкие волосы позволяли видеть красивое нежное лицо с полным чувственным ртом — благодаря коллагену, ядовито подумала София — и пронзительными зелеными глазами.

Рене полагала, что к платью от Валентино лучше всего подойдут бриллианты. И теперь они мерцали и вспыхивали на ее гладкой коже.

«Интересно, сколько эти камни стоили папаше?» — с досадой подумала София.

— Привет. — Она сделала глоток вермута, чтобы избавиться от горечи во рту. — Рене, если мне не изменяет память?

— Да. Меня зовут так же, как два года назад. А вас, если я не ошибаюсь, зовут София?

— Верно. Вот уже двадцать шесть лет.

Тони откашлялся. По его мнению, на свете не было ничего более опасного, чем встреча двух язвительных женщин. Мужчине, которого угораздило попасть под перекрестный огонь, не позавидуешь.

— Рене, София только что прилетела из Нью-Йорка.

— В самом деле? — Довольная собой Рене взяла бокал Тони и сделала глоток. — Тогда понятно, почему у вас слегка потрепанный вид. Мы собираемся на прием. Если хотите, присоединяйтесь, — добавила она, беря Тони под руку. — Думаю, в моем гардеробе найдется то, что будет вам впору.

София не собиралась вступать с Рене в перепалку после утомительного перелета с востока на запад, а тем более в отцовской квартире. Для этого найдется другое время и другое место.

— Весьма признательна, но я не люблю слишком просторные вещи. На мой взгляд, это очень неудобно. Кроме того, — с притворной любезностью добавила она, — я еду на север. Семейный бизнес, знаете ли… — София поставила бокал. — Желаю вам хорошо провести вечер.

Она шагнула к двери, но Тони перехватил дочь и демонстративно похлопал по плечу.

— Софи, правда, почему бы тебе не поехать с нами? Вид у тебя самый подходящий. Ты настоящая красавица.

— Нет, спасибо. — София обернулась, их взгляды встретились. В глазах Тони читалась мольба о прощении. Она слишком часто видела это выражение, чтобы принять его за чистую монету. — Я не в том настроении.

София захлопнула дверь перед носом у Тони, заставив его поморщиться.

— Чего она хотела? — спросила Рене.

— Просто зашла по дороге, вот и все.

— Твоя дочь ничего не делает без причины. Тони пожал плечами:

— Наверно, хотела предложить завтра вместе поехать в Калифорнию. Тереза разослала приглашения.

Рене прищурилась:

— Ты об этом не говорил.

— Я его не получил. — Он заставил себя забыть об этом и подумал, как они с Рене обставят свой приход на вечеринку. — Рене, ты просто ослепительна. На такое платье нельзя надеть даже норковое манто. Принести тебе шаль?

— Ты хочешь сказать, что не получил приглашения? — Рене со стуком поставила бокал. — Ты занимаешь в компании «Джамбелли» более высокий пост, чем твоя дочь. — Рене была заинтересована, чтобы это положение не менялось. — Если старуха созывает родню, поезжай. Мы выедем завтра.

— Мы? Но…

— Тони, это прекрасная возможность поставить точки над i и сказать Пилар, что ты хочешь развода. Мы сделаем это в начале вечера, на трезвую голову. — Рене подошла к нему и погладила по щеке.

Она знала, как следует обращаться с Тони. Требовательность в искусном сочетании с физическим вознаграждением.

— А после возвращения я покажу тебе, на что способна в качестве жены… — Она кокетливо укусила его за нижнюю губу. — Ты сможешь делать со мной все, что пожелаешь.

— Тогда давай плюнем на вечеринку…

Рене засмеялась и высвободилась из его объятий.

— Нет. Это важный прием. Кроме того, у тебя будет время как следует обдумать, чего ты от меня хочешь. Милый, будь добр, сходи за моими соболями.

«Сегодня у меня настроение как раз для соболей», — подумала Рене, когда Тони пошел выполнять ее просьбу. Чем богаче, тем лучше.

ГЛАВА 2

Долина и вздымавшиеся над ней холмы были покрыты тонким слоем снега. Виноградные лозы, подобно дерзким и честолюбивым солдатам, карабкались по склонам; их обнаженные стебли пронзали неподвижный туман, размывавший очертания пологих холмов до едва различимых слабых теней.

Виноградник, окутанный жемчужным сумраком, спал, чуть вздрагивая во сне.

При виде этой мирной сцены как-то не верилось, что здесь идет бесконечная азартная игра, причем на кону стоит целое состояние. Игра с природой, которая является твоим партнером и соперником одновременно.

Для Софии виноделие было искусством, бизнесом и наукой. И в то же время самой захватывающей игрой на свете.

Она стояла у окна бабушкиной виллы и смотрела на раскинувшийся перед ней виноградник.

В городе все ее силы были отданы семейному бизнесу. Выполняя свои профессиональные обязанности, она редко вспоминала о виноградниках. Но когда возвращалась, то не могла думать ни о чем другом.

Теперь она была даже рада этому неожиданному вызову.

И все же долго пробыть здесь не могла. В Сан-Франциско ее ждали дела. Необходимо было завершить проект новой рекламной кампании. Приближался столетний юбилей фирмы «Джамбелли».

«Старое вино в новом тысячелетии», — думала она. «Вилла Джамбелли: второй век отличного качества».

Нет, для завоевания молодых потребителей требуется что-то свежее, что-то неизбитое. Для людей, которые покупают вино второпях, спеша на вечеринку.

Придется пораскинуть мозгами… Что ж, такова ее работа.

К тому же это позволит ей отвлечься от мыслей об отце и интригах Рене.

Это меня не касается, напомнила себе София. Какое ей дело до того, что отец хочет связать свою жизнь с бывшей манекенщицей, демонстрировавшей нижнее белье? У этой Рене сердце размером с изюминку. А мозги и того меньше. Что ж, отец уже не раз ставил себя в дурацкое положение. Очевидно, так будет и в этот раз.

Софии хотелось ненавидеть его за слабость характера и очевидное равнодушие к собственной дочери. Но с любовью, въевшейся в плоть и кровь, трудно сладить. Наверно, она такая же дура, как ее мать.

Он заботился о них не больше, чем о покрое собственного костюма. И забывал об их существовании через две минуты после окончания встречи. Тони был настоящим ублюдком. Крайне эгоистичным, время от времени любящим и всегда беспечным.



Впрочем, в этом заключалась значительная доля его обаяния.

София жалела, что не высказала ему этого накануне вечером, жалела, что продолжает поддерживать отношения с отцом. Несмотря ни на что.

Впрочем, пусть все остается как есть. Она будет жить так, как жила последние несколько лет. Путешествовать, работать, выполнять свои профессиональные и общественные обязанности.

Два дня, решила она. Она уделит бабушке два дня, проведет их с семьей, побудет на винограднике й винодельне. А потом с новыми силами вернется к работе.

София обвела взглядом холмы и увидела две фигуры, пробиравшиеся сквозь туман. Высокий жилистый мужчина в старой коричневой кепке. И женщина с идеально прямой спиной, в мужских сапогах и брюках, с волосами белыми как снег. Рядом с ними брела колли. Дед и бабушка совершали утреннюю прогулку со старой, бесконечно преданной Салли.

От этого зрелища у нее улучшилось настроение. Как бы ни менялась ее жизнь, что бы ни происходило, но это всегда оставалось неизменным. La Signora и Эли Макмиллан. Да еще виноградная лоза.

София отошла от окна, взяла куртку и поспешила к ним навстречу.

Ум шестидесятисемилетней Терезы Джамбелли был острым как бритва, и тело не уступало уму. Oна училась искусству виноградарства, сидя на коленях у деда. В три года вместе с отцом уехала в Калифорнию, чтобы превратить долину в виноградник. Она владела двумя языками и переезжала из Калифорнии в Италию с такой же легкостью, с какой другие девушки ездили на теннисный корт.

Она научилась любить холмы, рощи и звук американской речи.

Америка не стала и не могла стать ее домом. Домом Терезы был castello, однако она обосновалась в Калифорнии и была этим вполне довольна.

Она вышла замуж за мужчину, которого выбрала семья, и научилась любить его. Родила от него дочь, но, к ее неизбывному горю, не сумела доносить двух сыновей.

В тридцать лет Тереза похоронила мужа. Она не брала его фамилию и не передала ее своей дочери. Она принадлежала к роду Джамбелли; это наследие и этот долг были более важными и более священными, чем узы брака.

У нее был любимый брат; он стал священником и служил в Венеции. Еще один брат Терезы был солдатом и погиб, не успев толком узнать, что такое жизнь. Она чтила память павшего, хотя едва его помнила.

Кроме того, у нее была сестра, которую Тереза считала набитой дурой. Эта сестра произвела на свет сына, который был немногим умнее матери.

Продолжать род и семейное искусство было некому. Поэтому она сделала это сама.

Ее брак с Эли Макмилланом был хорошо обдуман и тщательно спланирован. Тереза решила объединить их виноградники, расположенные в долине по соседству. Он был хорошим человеком и отличным виноградарем; второе было важнее.

Он ухаживал за ней — как и многие другие. Его общество доставляло Терезе удовольствие — впрочем, как и общество других мужчин. В конце концов она начала думать о нем как о нежном и сладком мерло, хорошо сочетающемся с ее более крепким и терпким каберне-совиньоном.

Правильно составленная смесь могла дать прекрасные результаты.

Тереза приняла предложение руки и сердца после долгих и сложных расчетов. Получалось, что их брак пойдет на пользу обеим компаниям; это ее вполне устраивало.

Тереза удивлялась редко, однако ей пришлось удивиться, когда выяснилось, что этот брак не просто выгоден и удобен, но приятен и прочен. Приближался их двадцатилетний юбилей.

Эли все еще был привлекательным мужчиной. Тереза не сбрасывала это со счетов, но полагала, что здесь нет особой заслуги — все определяли гены. А вот что действительно было для нее важно, так это способность человека самостоятельно добиться высокого положения.

Хотя Эли был на десять лет старше ее, но поддаваться возрасту не собирался. Он по-прежнему вставал на рассвете и каждое утро гулял с ней независимо от погоды.

Она доверяла Эли, как доверяла только собственному деду, и любила так, словно он был ее кровным родственником. Он знал все ее планы и большинство секретов.

— Вчера поздно вечером приехала София.

— Угу. — Они шли между рядами лоз; рука Эли лежала на ее плече. Это был простой и привычный для него жест. Терезе понадобилось время, чтобы привыкнуть к непринужденному прикосновению мужчины — ее мужа. Еще больше времени понадобилось, чтобы начать получать от этого прикосновения удовольствие. — Ты думала, что она не приедет?

— Я знала, что она приедет. — Тереза слишком привыкла к повиновению, чтобы сомневаться в нем. — Если бы она прибыла прямо из Нью-Йорка, то успела бы раньше.

— Наверно, у нее было свидание. Или поход по магазинам.

Тереза прищурила глаза. Они оказались пронзительными и почти черными. Голос тоже был резким, хотя и хранил экзотическую мелодичность, свойственную итальянкам.

— Или встреча с отцом.

— Или встреча с отцом, — согласился сговорчивый Эли. — Тереза, ты всегда высоко ценила преданность семейным узам.

— Только если человек заслуживает такой преданности. — Как ни любила она Эли, временами его уступчивость выводила Терезу из себя. — А Энтони Авано не заслуживает ничего, кроме презрения.

— Жалкий человек, плохой муж и никудышный отец. — В точности такой же, как мой собственный сын, с горечью подумал Эли. — Но он продолжает работать на тебя.

— В первые годы я слишком многое ему позволила. Тереза высоко оценивала возможности Энтони, но зять обманул ее ожидания. Простить это было невозможно.

— Он знает толк в сбыте. Хороших исполнителей следует ценить. Я бы давно выгнала его. Это доставило бы мне удовольствие, но с точки зрения дела было бы неразумно. Что хорошо для Джамбелли, хорошо и для меня. Однако мне не по душе, что мою внучку все еще тянет к этому человеку. Фу! — Она нетерпеливо махнула рукой, отгоняя мысли о зяте. — Посмотрим, как он примет сегодняшнюю новость. София наверняка сказала отцу, что я ее вызвала. Значит, он приедет.

Эли остановился и обернулся.

— Именно этого ты и добивалась. Ты знала, что она скажет ему.

Темные глаза Терезы блеснули, на губах заиграла слабая улыбка.

— А если и так?

— Тереза, ты опасная женщина.

— Да. Спасибо.

Он засмеялся, покачал головой и снова пошел рядом.

— Твое сегодняшнее заявление вызовет большие сложности. И недовольство.

— Надеюсь. — Тереза остановилась и осмотрела молодые растения, обвившие проволочные шпалеры. Здесь потребуется тщательная обрезка, подумала она. Расти и развиваться должны только самые сильные побеги.

— Эли, благодушие приводит к загниванию. Традиции нужно чтить, но кое-что следует менять.

Тереза обвела взглядом свои владения. Стоял густой туман, воздух был пропитан влагой. Едва ли сегодня солнце сумеет пробиться сквозь эту сырость.

«Зимы с каждым годом становятся все длиннее», — подумала она.

— Некоторые из этих растений я сажала своими руками, — продолжала Тереза. — Лозы, которые мой отец привез из Италии. Когда они состарились, их заменили новыми. Эли, чтобы новые лозы пустили корни, им нужно освободить место, как бы мы ни чтили старость. Я делаю то, что считаю нужным для будущего.

— Ты всегда поступала так. Тут я с тобой согласен. Как в большинстве случаев. И все же не думай, что предстоящий сезон будет для нас легким.

— Зато урожай будет отменным. Особенно в этом году… — Она протянула руку и поправила оголенную ветку. — Редкостным Я знаю.

Тереза обернулась и увидела внучку, бежавшую к ним по холму.

— Эли, какая она красивая!

— Да. И сильная вдобавок.

— Ей это потребуется. — Тереза шагнула вперед и обхватила ладонями руки Софии. — Здравствуй, милая. Как добралась? — по-итальянски спросила она.

— Отлично.

Они поцеловались и обменялись крепкими рукопожатиями. София слегка отодвинулась и посмотрела бабушке в лицо. В нем уже ничто не напоминало прелестную девочку со старой этикетки. Это было красивое лицо, сильное, даже неистовое, казалось, оно было высечено из камня, так обычно думала София. Высечено честолюбием и временем.

— Чудесно выглядишь, Nonna. — София называла бабку на итальянский манер. — И ты, Эли, тоже.

Она повернулась и обняла старика. Тут все было просто. Эли был Эли, единственным дедом, которого она знала. Добрым, любящим и бесхитростным.

Эли обнял ее и слегка приподнял. София засмеялась, прильнула к нему и поцеловала в щеку.

— Я видела вас из окна. — Когда ноги Софии вновь коснулись земли, она сделала шаг назад, наклонилась и погладила Салли. — С вас троих нужно писать картину. И назвать ее «Виноградник», — продолжила она, выпрямилась и застегнула верхнюю пуговицу куртки Эли. — Ну и утро!

Она закрыла глаза, откинула голову и сделала глубокий вдох. Влажный воздух пах бабушкиным мылом и табаком, который Эли прятал в одном из карманов.

— Поездка была успешной? — спросила Тереза.

— Я привезла с собой заметки. Есть что вспомнить! — Она снова засмеялась, взяла стариков под руки и пошла вместе с ними. — Nonna, ты будешь довольна. Кроме того, у меня появились блестящие идеи для рекламной кампании, — без ложной скромности сказала София.

Эли поднял взгляд, увидел, что Тереза возражать не собирается, и погладил Софию по руке. «Ох, что-то будет», — подумал он.

Вилла Джамбелли стояла на холме рядом с рощей, оставленной в неприкосновенности. В лучах солнечного света ее каменные стены и многочисленные окна казались золотыми, красными и янтарными. Винодельня, построенная как точная копия итальянской, не раз расширялась и перестраивалась, но все еще действовала.

К винодельне был пристроен просторный, уютно обставленный дегустационный зал, где хозяева по предварительной договоренности могли пробовать образцы собственной продукции с хлебом и сыром. Здесь четыре раза в год проходили расширенные собрания членов клубов любителей вина; заявки на участие принимались как в здешнем офисе, так и в Сан-Франциско.

Выкопанные в холмах холодные, влажные погреба использовались для хранения и выдержки вин. Во время сбора урожая виноградники Джамбелли, тянувшиеся на сотню акров с лишним, благоухали ароматами будущих вин.

Двор виллы, выложенный красной керамической плиткой цвета кьянти, украшал фонтан, в центре которого улыбающийся Бахус поднимал ввысь вечно полный кубок. Когда кончались зимние холода, здесь размещали десятки глиняных горшков и в воздухе стоял аромат живых цветов.

На вилле было двенадцать спален и пятнадцать ванных, солярий, зал для танцев и парадная столовая, которая могла вместить шестьдесят человек. Имелись комнаты для чтения и музыкальные салоны. Комнаты для работы и раздумья. Местной коллекции произведений итальянского и американского искусства не было равных.

Кроме того, здесь были внутренние и внешние бассейны, гараж на двадцать машин и фантастический сад.

Галереи были облицованы камнем; многочисленные лестницы позволяли и хозяевам, и гостям входить и выходить незаметно для остальных.

Несмотря на размеры, внушительный внешний вид и хранившиеся здесь бесценные сокровища, вилла была уютной и представляла собой настоящий домашний очаг.

Увидев ее впервые, Тайлер решил, что перед ним настоящий замок с огромными помещениями и сложными запутанными ходами. На мгновение вилла показалась Макмиллану тюрьмой, где он будет заключен на долгий срок вместе с огромным количеством людей.

Вот и сейчас Таю хотелось быть на свежем воздухе, ухаживать за лозами и пить кофе из термоса. Вместо этого он был вынужден сидеть в семейной гостиной и потягивать великолепный шардонне. В камине весело потрескивал огонь; по всей комнате были расставлены изысканные hors doeuvres на тарелках из итальянского цветного фаянса.

Он не понимал, зачем тратить столько времени и сил на приготовление микроскопического количества еды, если сделать сандвич куда быстрее и проще.

Черт побери, зачем вообще делать из еды культ? Впрочем, Тайлер прекрасно понимал: вздумай он высказать столь еретическую мысль в итальянском семействе, его линчевали бы на месте.

Ему пришлось сменить рабочую одежду на слаксы и свитер именно так он понимал официальный стиль. Будь он проклят, если напялит на себя костюм, словно этот… как его там… ах да, Дон. Дон из Венеции с женой, на которой слишком много косметики, слишком много украшений и по младенцу на каждую часть тела.

Эта женщина слишком много говорила, но никто не обращал на нее внимания, включая собственного мужа.

Зато Франческа Джамбелли-Руссо молчала как рыба. «Поразительный контраст с La Signora, — подумал Тай. — Ни за что не скажешь, что они сестры». Эта худая, рассеянная маленькая женщина сидела в кресле с отрешенным видом и могла бы умереть от страха, если бы кто-то обратился к ней лично.

Тай всегда боялся этого и не делал ничего подобного.

Маленький мальчик — если дьявола из преисподней можно было назвать мальчиком — валялся на ковре и стучал друг об друга двумя игрушечными грузовиками. Шотландская овчарка Салли лежала у ног Софии.

«Великолепные ноги», — привычно подумал Тай.

Как всегда, София выглядела роскошно. Словно только что сошла с экрана. Казалось, она была увлечена словами Дона, потому что не сводила с его лица больших темно-шоколадных глаз. Но Тай видел, что она исподтишка сунула Салли печенье. Движение было незаметным, тщательно рассчитанным и нисколько не отвлекло Софию от беседы.

— Попробуй. Это фаршированные оливки. Пальчики оближешь. — Пилар поставила рядом с ним маленькую тарелку.

— Спасибо. — Тайлер обернулся. С Пилар он чувствовал себя непринужденно. В этом семействе она была единственной, кто не требовал от него бесконечных пространных бесед, нужных только для того, чтобы слышать самих себя. — Не знаешь, когда мы перейдем к делу?

— Когда будет готова мама, и ни секундой раньше. Из достоверных источников мне известно, что ленч начнется в четырнадцать часов, но я понятия не имею, кого или что мы ждем. Впрочем, что бы это ни было, Эли кажется довольным. Это добрый знак.

Тайлер чуть не фыркнул, но вовремя вспомнил о хороших манерах.

— Будем надеяться.

— Мы не видели тебя несколько недель. Ты был занят? — Когда Тай начал подыскивать ответ, Пилар засмеялась: — Ну конечно! Чем еще ты мог заниматься, кроме дела?

— А разве на свете есть еще что-нибудь стоящее?

Пилар покачала головой и придвинула к нему оливки.

— Ты похож на мою мать больше всех нас, вместе взятых… Как поживает очаровательная блондинка, с которой ты встречался летом? Пэт… Пэтти, кажется.

— Пэтси. Вообще-то я с ней не встречался. Просто… — Он сделал неопределенный жест. — Ну, сама понимаешь.

— Милый, тебе нужно нечто большее. А не только… ну, сам понимаешь.

Этот чисто материнский совет заставил его рассмеяться.

— О тебе можно сказать то же самое.

— Куда мне, старой вешалке…

— Самой симпатичной вешалке в этой комнате, — возразил он, на этот раз заставив рассмеяться Пилар.

— Ты всегда был очаровательным, если хотел. — Комплимента, сказанного мужчиной, которого она привыкла считать своим приемным сыном, было достаточно, чтобы поднять ей настроение, в последнее время слишком часто подавленное.

— А мне? — София вскочила и схватила с тарелки оливку. Рядом со спокойной, уравновешенной матерью она казалась шаровой молнией. Человек, подходивший к ней слишком близко, рисковал получить удар током.

Во всяком случае, именно так чувствовал себя Тай и потому старался держаться на безопасном расстоянии.

— Говори быстро. Ты нарочно отдала меня на растерзание этому зануде Дону? — прошипела София.

— Бедняжка. Потерпи немного. Ему в первый раз за несколько недель удается сказать пять слов без помехи со стороны Джины.

— Ничего, он это заслужил. — София закатила темные глаза. — Как поживаешь, Тай?

— Нормально.

— По-прежнему с утра до ночи пашешь на винограднике Макмилланов?

— Конечно.

— Ты знаешь какие-нибудь другие ответы, кроме односложных?

— Знаю. Я думал, ты в Нью-Йорке.

— Была, — с насмешливой улыбкой ответила София, передразнивая его тон. — А сейчас здесь. — Она обернулась и посмотрела на двух юных кузенов, которые начали вопить и реветь. — О господи, неужели все маленькие дети так несносны? Мама, как тебе удалось не утопить меня в фонтане?

— Радость моя, ты никогда не была несносной. Требовательной, дерзкой, вспыльчивой, но не несносной. Извини… — Пилар протянула Софии тарелку и пошла делать то, что удавалось ей лучше всего. Восстанавливать спокойствие.

— Наверно, это должна была сделать я, — со вздохом сказала София, следя за тем, как мать берет на руки плачущую девочку — Но я в жизни не видела более мерзких детей.

— Результат избалованности и заброшенности.

— Того и другого одновременно? — Она задумчиво наблюдала за Доном, не обращавшим внимания на хнычущего сына, и Джиной, бестолково причитавшей над мальчиком. — Похоже на правду, — пришла к выводу она и снова повернулась к Таю.

«Он такой… мужественный, — подумала София. — Высеченный из камня, как статуи вакхов, охраняющие долину». Во всяком случае, думать о нем было приятнее, чем о капризном четырехлетнем мальчишке, хныкавшем за ее спиной.

Если она сумеет завязать с ним беседу, то найдет себе занятие до самого ленча.

— У тебя есть какие-нибудь соображения о причине сегодняшнего сборища? — спросила она.

— Нет.

— А если бы ты знал, то сказал бы мне?

Он пожал плечами и уставился на Пилар, которая подошла к окну, держа на руках маленькую Терезу. «Насколько она естественна», — подумал Тай. «Как Мадонна… Да, Мадонна — самое подходящее сравнение». И внезапно злой, обиженный ребенок показался ему добрым и красивым.

— Как по-твоему, зачем люди заводят детей, если не собираются обращать на них ни малейшего внимания?

София начала что-то отвечать, но осеклась при виде вошедших в комнату отца и Рене.

— Хороший вопрос, — пробормотала она, взяла у Тая бокал и осушила его. — Чертовски хороший вопрос…

Стоявшая у окна Пилар напряглась; от удовольствия, которое она испытывала, утешая маленькую девочку, не осталось и следа.

Внезапно она почувствовала себя нескладной, некрасивой, старой, толстой и никому не нужной. Вот он, мужчина, который бросил ее. А рядом с ним — последняя из длинной череды ее заместительниц. Она моложе, красивее, умнее, сексуальнее…

Пилар знала, что матери это не понравится; тем не менее она опустила девочку на пол и пошла здороваться с ними. Ее улыбка была теплой, непринужденной и красила Пилар сильнее, чем думала она сама. В простых слаксах и свитере она выглядела более элегантно и женственно, чем Рене в ее шикарном наряде.

А врожденное изящество Пилар казалось более ценным сокровищем чем все бриллианты, горевшие на молодой женщине.

— Тони, как хорошо, что ты приехал! Привет, Рене.

— Здравствуй, Пилар. — Рене улыбнулась и провела ладонью по руке Тони. Бриллиант, украшавший ее палец, вспыхнул на свету. Она подождала, пока Пилар не увидела кольцо и не поняла, что это значит. — Ты выглядишь… отдохнувшей.

— Спасибо. — У Пилар подкосились колени, как будто Рене ударила по ним носком своей красной туфельки. — Пожалуйста, проходите и садитесь. Что будете пить?

— Не беспокойся, Пилар. — Тони помахал рукой, а потом наклонился и потрепал ее по щеке. — Мы пройдем к Терезе и поздороваемся.

— Подойди к матери, — вполголоса сказал Тай.

— Что?

— Извинись и уведи мать…

Только теперь София увидела бриллиант, сверкавший на пальце Рене, и потрясенные глаза Пилар. Она придвинула Таю тарелку и пересекла комнату.

— Мама, можно тебя на минутку?

— Да… но только…

— Это ненадолго. — София быстро вывела Пилар в коридор и спустилась с ней в библиотеку, расположенную двумя этажами ниже. Затем закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной.

— Извини…

— Ах… — Пилар попыталась рассмеяться и провела дрожащей рукой по лицу. — Кажется, я слегка расклеилась.

— Ты держалась великолепно, — торопливо сказала София, когда Пилар опустилась на ручку кресла. — Но я слишком хорошо тебя знаю. — Она обняла мать. — И Тайлер, кажется, тоже. Кольцо такое же пышное и аляповатое, как она сама.

— Ох, малышка! — делано рассмеялась Пилар. — Действительно, такое же роскошное и бьющее в глаза, как эта женщина. Все в порядке. — Но она продолжала крутить на пальце обручальное кольцо, которое продолжала носить. — Уже все в порядке.

— Черта с два. Я ее ненавижу. Ненавижу их обоих. Сейчас вернусь и скажу им это прямо в лицо.

— Не нужно. — Пилар встала и сжала руки Софии. Неужели ее собственная боль так же видна, как боль, застывшая в глазах дочери? Может быть, в этом тоже виновата она? Похоже, она не только сама жила в бесконечном преддверии ада, но увлекла с собой в пропасть и Софию. — Это ничего не решит и ничего не изменит. София, в ненависти нет смысла. Это значит подвергать опасности свою душу.

«Нет, — с тоской подумала София. — Ненависть могла бы встряхнуть мать».

— Разозлись! — потребовала она. — Вспыли, разъярись, закричи! Сделай хоть что-нибудь. Что угодно, только не чувствуй себя страдающей и разбитой. Я не могу этого вынести…

— Сделай это сама, малышка. — Она гладила руки Софии. — У тебя лучше получится.

— Сейчас я пойду туда. Войду и скажу все, что я о них думаю. Мама, он не имел права так вести себя. Ни с тобой, ни со мной.

— Он имеет право делать все, что хочет. Но это было проделано не слишком удачно. — «Извинения, — подумала Пилар, — я ищу извинения для Энтони Авано уже тридцать лет. Привычка — вторая натура». — Не огорчайся, малышка. Он все еще твой отец. И останется им, что бы ни случилось.

— Он никогда не был мне отцом! Пилар побледнела:

— Ох, Софи…

— Нет, нет… — София подняла руку, сердясь на самое себя. — Я невыносима. Это на меня не похоже, просто я ничего не могу с собой поделать. Но сейчас дело не в нем, — сказала она, слегка успокоившись. — Он, может быть, просто беспечен. Но она — нет. Она прекрасно знала, что делает. И сделала это нарочно. Я ненавижу ее за то, что она приехала к нам в дом и смотрит на тебя… нет, на нас… сверху вниз. На всех нас, черт побери!

— Детка, ты упускаешь из виду одну вещь. Может быть, Рене любит его.

— Ох, перестань!

— Это слишком цинично. Я любила eго. Почему бы и ей его не полюбить?

София резко отвернулась. Ей хотелось ударить кого-нибудь, что-нибудь разбить, собрать осколки и швырнуть их в безукоризненно красивое лицо Рене.

— Она любит его деньги, его положение в обществе и то, что он оплачивает ее астрономические счета!

— Возможно. Но он из тех мужчин, которые заставляют женщин любить себя, причем делают это без всяких усилий.

В голосе матери слышалась печаль. Сама София еще никого не любила, но любящих женщин видела не раз. И теперь без труда узнала это в голосе матери.

— Ты так и не разлюбила его…

— К сожалению. София, пообещай мне, что не будешь устраивать сцену.

— Мне жаль лишаться такого удовольствия, но я думаю, что холодное безразличие окажет более сильный эффект. Что угодно, лишь бы стереть с ее физиономии это самодовольное выражение!

София шагнула к матери, обняла ее и поцеловала в обе щеки.

— Мама, все будет в порядке?

— Да. Моя жизнь не меняется, правда? — Еще как меняется… Мысль об этом была нестерпимой. — Все остается по-прежнему. Так что давай вернемся к гостям.

— Вот что мы сделаем, — начала София, когда они вышли в коридор. — Я изменю свои планы, выкрою пару дней, и мы с тобой устроим себе курорт. По шею залезем в лечебную грязь, наложим маски и предоставим специалистам скрести, тереть и полировать наши тела. Потратим кучу денег на то, чем мы никогда не пользовались, и весь день не будем вылезать из махровых халатов.

Когда они проходили мимо туалета, дверь открылась, и в коридор вышла брюнетка средних лет.

— Звучит чрезвычайно заманчиво. Когда отправляемся?

— Элен! — Пилар прижала руку к груди, потом наклонилась и поцеловала подругу в щеку. — Ты напугала меня до смерти!

— Извини. Пришлось срочно уединиться. — Она провела ладонью по юбке серо-стального костюма, проверяя, все ли в порядке. — Во всем виноват кофе, выпитый по дороге… София, чудесно выглядишь. — Она тряхнула кейсом и расправила плечи. — Как там в гостиной? Все нормально?

— Более или менее. Мама говорила, что будут адвокаты, но до меня как-то не дошло, что это относится и к тебе.

«Вот так номер, — подумала София. — Если бабушка вызвала судью Элен Мур — значит, дело серьезное».

— Еще несколько дней назад мы с Пилар и сами ничего не знали. Твоя бабушка настояла, чтобы я занялась этим лично. — Проницательные серые глаза Элен смотрели на дверь гостиной.

Она занималась делами Джамбелли почти сорок лет и знала все их семейство как облупленное.

— Все еще держит вас в неведении?

— Как всегда, — пробормотала Пилар. — Элен, с ней все в порядке, правда? Мне кажется, что это дело с изменением завещания и всем прочим как-то связано с тем состоянием, в которое она впала год назад, когда умер Signore Баптиста.

— Насколько мне известно, La Signora находится в здравом уме и твердой памяти. — Элен поправила очки в черной оправе и улыбнулась своей старинной подруге. — Пилар, как поверенный Терезы, ничего большего я тебе сказать не могу. Даже если бы полностью понимала причины ее поступков. Это ее бенефис. Подождем, когда она даст сигнал поднять занавес.

ГЛАВА 3

La Signora не торопилась выдавать свои планы. Она лично определила меню, желая, чтобы все было на широкую ногу и в то же время непринужденно. На столе стояли вина с калифорнийских виноградников Джамбелли и Макмиллана. И это тоже было тщательно продумано.

Она не собиралась обсуждать дела во время еды. И, к вящей досаде Джины, пускать за стол трех плохо воспитанных детей.

Их отправили в детскую под присмотр горничной, которой Тереза пообещала выплатить сверхурочные и оказать особе благоволение, если та сумеет провести с ними целый час.

Когда она снизошла до разговора с Рене, это было проделано с ледяной учтивостью. Самообладание этой особы вызывало у Терезы ворчливое восхищение. Многих, очень многих на ее месте этот холод заморозил бы насмерть.

Кроме родных и Элен, которую Тереза тоже считала членом семьи, она пригласила на ленч главного винодела (которому безоговорочно доверяла) и его жену. Паоло Борелли служил в калифорнийском отделении Джамбелли тридцать восемь лет. Несмотря на возраст, все называли винодела просто Паоли. Его жена Консуэло, плотная, жизнерадостная женщина с заразительным смехом, когда-то работала у них на кухне.

Последней пришла Маргарет Боуэрс, начальник отдела сбыта компании «Макмиллан». Эта разведенная тридцатишестилетняя женщина мучительно страдала от болтовни Джины и отчаянно мечтала выкурить сигарету.

Тайлер перехватил взгляд несчастной и подбодрил ее улыбкой.

Маргарет улыбнулась ему в ответ. Иногда она так же отчаянно мечтала об этом мужчине.

Когда с едой было покончено и подали портвейн, Тереза откинулась на спинку стула.

— В этом году «Замок Джамбелли» отмечает свое столетие, — начала она, заставив всех замолчать. — Вилла Джамбелли делает вино в долине Напа шестьдесят четыре года. А Макмилланы — девяносто два. В сумме это составляет двести пятьдесят шесть лет.

Она обвела взглядом стол.

— Итого пять поколений виноделов и виноторговцев.

— Шесть, Zia Тереза, — вставила Джина. — С моими детьми — шесть.

— Судя по тому, что я вижу, твои дети станут скорее серийными убийцами, чем виноделами. Пожалуйста, не прерывай меня.

Она подняла бокал, понюхала портвейн и неторопливо пригубила.

— За эти пять поколений наша продукция приобрела славу на двух континентах. Сказать «Джамбелли» значит сказать «вино». Мы создали традицию, однако не забывали о новшествах. Внедряли новые технологии, но не пожертвовали ни качеством, ни своим именем. И никогда не пожертвуем ими. Двадцать лет назад мы стали партнерами, если так можно выразиться, с еще одним прекрасным виноделом. Теперь это партнерство созрело. Пора его фильтровать.

Тереза скорее почувствовала, чем увидела, что Тайлер напрягся. Оценив умение приемного внука держать язык за зубами, она встретилась с ним взглядом.

— Для блага обеих компаний необходимо кое-что изменить. Сегодня начинается новое столетие. Донато…

Тот щелкнул пальцами, демонстрируя внимание.

— Si… да, — поправился Дон, помня, что в Калифорнии тетушка предпочитает пользоваться английским. — Да, тетя Тереза.

— Итальянское и калифорнийское отделения компании «Джамбелли» до сих пор существовали независимо друг от друга По отдельности. Так больше не будет. Ты станешь присылать отчеты главному менеджеру вновь создаваемой компании «Джамбелли — Макмиллан», которая будет иметь штаб-квартиры и в Калифорнии, и в Венеции.

— Что это значит? Что это значит? — выпалила Джина по-итальянски и неуклюже вскочила. — Донато — глава венецианского отделения! Второй человек в компании! Носитель родового имени и твой наследник!

— Моим наследником будет тот, кого назначу я.

— Мы родили тебе детей! — Джина шлепнула себя по животу, а затем возмущенно обвела рукой сидевших за столом. — Троих детей, и это еще не все! Ни у кого в семье нет детей, кроме нас с Донато. Кто будет носить родовое имя после твоей смерти, если не мои малыши?

— Ты торгуешь своей маткой? — ровно спросила Тереза.

— Она плодовита! — взорвалась Джина, не обращая внимания на мужа, который пытался усадить ее на место. — Больше, чем твоя и чем матка твоей дочери! Всего по одному ребенку. А я могу родить хоть дюжину!

— Тогда спаси нас господь. Джина, занимайся своим домом и трать карманные деньги. Но хозяйкой castello тебе не быть. Моего castello, — холодно добавила Тереза. — Бери что дают, а то и этого не получишь.

— Джина, basta! Хватит! — приказал Дон и ударил кулаком по столу. Однако это только подлило масла в огонь.

— Ты старая женщина, — сквозь зубы процедила Джина — В один прекрасный день ты умрешь, а я буду жить. И тогда мы посмотрим! — С этими словами она вышла из комнаты.

— Zia Tereza, scusi, — начал извиняться Донато, но та коротким жестом остановила его.

— Донато, твоя жена не ставит тебя ни в грош, а твоя работа далека от идеала. У тебя будет год, чтобы исправить и то и другое. Ты будешь занимать свой пост в компании «Джамбелли» до следующего сезона обрезки, а там посмотрим. Если я буду довольна, ты получишь продвижение по службе с соответствующим ростом жалованья и премий. Если нет, ты останешься в компании только на бумаге. Я не увольняю своих родственников, но твоя жизнь уже не будет такой легкой, как раньше. Ты меня понял?

Внезапно галстук показался Донато слишком тугим; съеденное готово было взбунтоваться.

— Я проработал в компании восемнадцать лет!

— Двенадцать. Последние шесть я не считаю. Назвать их работой было бы сильным преувеличением. Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься и где проводишь время? Думаешь, я понятия не имею, ради каких дел ты летаешь в Париж, Рим, Нью-Йорк и Калифорнию за счет компании?

Удар достиг цели. Тереза увидела, что лицо племянника покрылось испариной. А потом огорчила его еще раз:

— Донато, твоя жена дура, но я нет. Позаботься об этом.

— Он хороший мальчик, — тихо сказала Франческа.

— Когда-то он был им. И, возможно, еще сумеет стать хорошим мужчиной. Маргарет, прошу прощения за наши семейные дрязги. Мы люди темпераментные.

— Конечно, La Signora.

— Маргарет, ты будешь — конечно, если согласишься занять этот пост — наблюдать за отделами сбыта калифорнийского и венецианского отделений компании «Джамбелли — Макмиллан» и координировать их работу. Это потребует от тебя значительных усилий и множества командировок, что будет компенсировано соответствующим ростом жалованья. Тебе придется на пять дней отправиться в Венецию, оборудовать там свой кабинет и познакомиться с методами их работы. Можешь подумать до завтра, согласна ли ты на это. Подробности обсудим потом.

— Спасибо, но до завтра я думать не собираюсь. — Маргарет говорила спокойно и бодро, но ее сердце стучало, как паровой молот. — Я буду рада обсудить подробности, когда вам будет удобно. Благодарю за доверие. — Она повернулась к Эли и кивнула: — Благодарю вас обоих.

— Хорошо сказано. Тогда до завтра. Паоли, мы уже обсудили совместные планы. Я ценю твои предложения и твою сдержанность. Станешь помогать координировать работу в виноградниках и на винодельнях. Ты хорошо знаешь людей и здесь, и у Макмилланов. Так что будешь у них за старшего.

— Я не испытываю к Паоли ничего, кроме уважения. — Голос Тайлера был спокойным, хотя у него перехватило горло от гнева и досады. — Уважения к его искусству и интуиции. Я всегда восхищался тем, как на вилле делают вина, и здешними виноделами. Впрочем, и венецианскими тоже. Но у Макмилланов люди и технологические процессы ничуть не хуже ваших, La Signora. Ты гордишься созданным и унаследованным. Так и я горжусь тем, что создали мои предки и я сам.

— Вот и отлично. А теперь послушай. И подумай. — Она махнула рукой Эли.

— Тай, мы с Терезой долго думали, и решение далось нам нелегко. Мы обсуждали это не раз и не два.

— Но не поставили в известность меня… — начал Тай.

— Нет, — прервал его Эли, заметив, что внук готов вспыхнуть. — Не поставили. Мы обсудили с Элен все формальности и требования закона. Придумали, как провести это слияние с максимальной пользой для обеих сторон. И с пользой не на ближайший сезон, а на предстоящие сто лет.

Он наклонился вперед.

— По-твоему, я забочусь о Макмилланах меньше, чем ты? А о тебе меньше, чем ты того заслуживаешь?

— Я не знаю, чего ты хочешь. А раньше считал, что знаю.

— Тогда я выскажусь прямо и недвусмысленно. Объединившись, мы станем не только самыми крупными, но и самыми лучшими виноделами в мире. Ты будешь продолжать руководить Макмилланами.

— Руководить?

— Паоли будет старшим, а ты будешь учиться у него искусству изготовления вина. С небольшим дополнением.

— Тай, ты знаешь работу в поле, — сказала Тереза. La Signora понимала обиду приемного внука и была рада ей. Душивший Тайлера гнев говорил о том, насколько для него важно само дело. Это значило многое. Очень многое. — Знаешь лозы и бочки. Но когда дело доходит до бутылок, тут твои знания и работа заканчиваются. Нужно продолжить обучение. Вино — это нечто большее, чем виноградный сок. Мы с Эли собираемся объединить своих внуков.

— Внуков? — прервала ее София.

— Когда ты в последний раз работала на винограднике? — спросила ее Тереза. — Когда в последний раз пила вино не из красивой бутылки, стоящей в баре или в ведерке со льдом? София, ты забыла о своих корнях!

— Ничего я не забыла! — огрызнулась София. — Я не винодел. Я специалист по связям с общественностью!

— Ты будешь виноделом. А ты, — сказала Тереза, указав на Тая, — будешь учиться торговать, продавать и доставлять. Вы станете учить друг друга.

— Nonna, но я…

— Успокойся. У тебя есть год. Пилар, София не сможет уделять своим обязанностям столько времени, сколько уделяла им раньше. Ты заполнишь этот пробел.

— Мама, — невольно рассмеялась Пилар, — я ничего не понимаю в маркетинге и рекламе!

— У тебя хорошие мозги. Настала пора снова воспользоваться ими. Нам понадобятся мозги всех членов семьи. — Тереза посмотрела на Тони. — И остальных тоже. Ты, Тони, останешься заведовать сбытом и пока что сохранишь свой пост и привилегии. Но так же, как Донато и все заведующие отделами и управляющие, будешь отчитываться перед главным менеджером. С этого времени мы поддерживаем только деловые отношения. Отныне не приезжай в мой дом и не садись за мой стол без приглашения.

Это был удар под ложечку. Его пост одно, а жалованье, премии и перспективы — совсем другое. Тереза могла обобрать его дочиста. Тони воспользовался своим последним оружием:

— Я — отец Софии.

— Я знаю, какой ты отец.

— Прошу прощения, signora. — За безукоризненной вежливостью Рене таилась стальная решимость. — Можно мне вставить слово?

— Званая или нет, но ты здесь гостья. Что ты хочешь сказать?

— Я понимаю, что мое присутствие здесь нежелательно. — Тон Рене ничуть не изменился; она продолжала смотреть Терезе в глаза. — И что мою связь с Тони вы не одобряете. Но он был и остается частью вашей компании. А я собираюсь стать его женой. Думаю, это будет вам только на пользу.

— Увидим. А теперь прошу прощения. — Тереза обвела глазами стол. — Мы с Эли и Элен должны поговорить с Софией и Тайлером. Кофе подадут в гостиную. Приятного аппетита.

— Стоит тебе что-то сказать, как все вытягиваются по стойке «смирно», — дрожа от гнева, начала София, когда остальные послушно вышли из комнаты. — Nonna, неужели ты так привыкла к этому, что и впрямь поверила, будто достаточно нескольких твоих слов, чтобы изменить жизни людей?

— У каждого есть выбор.

— Какой же это выбор? — София не смогла усидеть на месте. — У Донато? Он всегда работал только в компании. Он посвятил ей всю жизнь. А Тайлер? Он с самого детства работает на Макмилланов, отдавая этому все свои силы и все свое время!

— Я могу сам постоять за себя.

— Ох, перестань! — София обернулась к нему. — Если ты скажешь пять слов подряд, у тебя отсохнет язык! А от меня требуют научить тебя торговать вином!

Тай поднялся, схватил сбитую с толку Софию за руки и повернул их ладонями вверх.

— Как розовые лепестки. Нежные и ухоженные. А от меня требуют научить тебя работать.

— Я работаю не меньше твоего! Если я при этом не потею и не хожу в грязных сапогах, это еще ничего не значит!

— До чего же вы упрямые… — Эли вздохнул и долил себе портвейна. — Все воспринимаете в штыки. Беда в том, что каждый из вас до сих пор занимался только тем, что ему нравилось. А нужно что-то еще. Что-то большее. Может быть, вы потерпите неудачу и расшибете себе лоб, пытаясь освоить новое дело, но оно того стоит.

София вздернула подбородок:

— У меня не бывает неудач!

— У тебя есть год, чтобы доказать это. Не хочешь узнать, что от тебя потребуется в конце? Элен…

— Что ж, до сих пор все было очень забавно. — Элен поставила кейс на стол. — За одну цену — сразу и обед, и зрелище. — Она вынула папки, положила их на стол, снова поставила кейс на пол и поправила очки. — Для краткости, чтобы вы лучше поняли, я изложу содержание юридических документов своими словами. Эли и Тереза объединяют свои уважаемые компании, сливают их, что позволит снизить одни расходы и избавиться от других. Я считаю, что это очень мудрое деловое решение. Каждый из вас получит пост вице-президента с соответствующими полномочиями. У каждого будет свой круг обязанностей и задач, которые перечислены в составленных мной договорах. Время действия договора — один год. Если в конце года вы не выполните условия договора, то будете переведены на нижестоящую должность. Договор можно расторгнуть только по окончании этого времени.

С этими словами она вынула из папок два документа. Текст каждого занимал всего несколько страниц.

— Тай, ты останешься жить у Макмилланов. К твоим услугам будет дом и все его содержимое. А тебе, София, придется переехать сюда. Весь этот год твоя квартира в Сан-Франциско будет содержаться за счет компании «Джамбелли», чтобы ты могла пользоваться ею, если дело потребует твоего присутствия в городе. Тай, когда тебе понадобится поехать в город по делам, ты тоже будешь обеспечен жильем. Естественно, другие деловые командировки также будут оплачиваться компанией. Если вы полетите в Италию по делам службы, для развлечения или того и другого одновременно, castello также будет в вашем распоряжении.

Она подняла глаза и улыбнулась:

— Ну что, пока все неплохо, верно? А теперь десерт. София, если в конце предусмотренного договором года будет признано, что ты справилась с делом, тебе будет принадлежать двадцать процентов капитала компании, половина castello и пост одного из двух президентов. То же самое относится и к тебе, Тай. Ты получишь двадцать процентов компании, весь дом, в котором живешь, и пост одного из двух президентов. Кроме того, каждый из вас получит по десять акров виноградников и право выпускать вино под собственным именем — конечно, если захочет. По желанию землю можно заменить денежной суммой, равной ее рыночной стоимости.

Она сделала паузу и перешла к заключению:

— Пилар тоже получит двадцать процентов, если согласится с условиями своего договора. Доля выделена каждому. В случае смерти Эли или Терезы их доля переходит к супругу. А в тот далеко не прекрасный день, когда не станет никого из них, принадлежащие им сорок процентов будут распределены следующим образом: по пятнадцать процентов каждому из вас и десять процентов Пилар. Иными словами, со временем каждому из вас двоих будет принадлежать тридцать пять процентов акций одной из самых больших винодельческих компаний мира. А взамен от вас требуется только одно: к концу года выполнить условия договора.

София лишилась дара речи и судорожно стиснула лежавшие на коленях руки. Ей предлагали больше того, о чем она смела мечтать. А заодно шлепали как ребенка.

— А кто будет решать, справились мы или нет?

— Для соблюдения справедливости, — сказала Тереза, — вы будете ежемесячно оценивать успехи друг друга. Мы с Эли будем выставлять вам свои оценки, а к ним будут добавляться оценки, выставленные главным менеджером.

— Каким еще, к черту, главным менеджером? — недовольно спросил Тайлер.

— Его зовут Дэвид Каттер. Последнее время он работал в нью-йоркской штаб-квартире «Ла-Кер». Он будет здесь завтра. — Тереза поднялась. — Мы оставляем вас. Почитайте свои договора, поговорите и подумайте. — Она тепло улыбнулась. — Элен, выпьешь кофе?

Рене отступать не собиралась. Она всю жизнь карабкалась по лестнице общественного успеха и многому научилась, когда была манекенщицей, а также во время недолгой карьеры киноактрисы. Вверх, только вверх!

Она относилась к оскорблениям матери Тони, недовольству брошенной жены и убийственным взглядам его дочери как к должному. Это означало победу.

Их презрение не задевало ее. Оно было необходимой составляющей той игры, которую она вела.

На ее пальце сверкал бриллиант. Рене выбрала его сама и рассчитывала, что скоро к нему добавится обручальное кольцо. Тони был ее пропуском в сказочно богатое общество, и она искренне любила его за это.

В ближайший год Тони предпримет все необходимое, чтобы укрепить свое положение в компании, а она сделает то же в качестве его жены.

— Скажи ей прямо сейчас, — велела она и поднесла к губам кофейную чашечку.

— Рене, дорогая… — Тони повел плечом. Он уже чувствовал тяжесть супружеских уз. — Очень неподходящее время.

— Тони, у тебя было для этого семь лет. Давно пора. Время пришло. — Она многозначительно посмотрела в сторону Пилар. — Или это сделаю я.

— Ладно, ладно. — Тони похлопал ее по руке. Лучше неловкость, чем безобразная сцена. Он изобразил любезную улыбку, встал и пошел к Пилар, которая успокаивала слегка расстроенную и явно смущенную Франческу.

— Пилар, можно тебя на пару слов? С глазу на глаз?

Пилар пыталась найти повод для отказа. В отсутствие матери она была здесь хозяйкой. Комната полна гостей. Тетка требует внимания. Нужно распорядиться, чтобы принесли еще кофе.

Но это только отговорки. Они могут лишь отсрочить неизбежное.

— Конечно. — Она пробормотала тетке несколько ласковых итальянских слов, а потом повернулась к Тони: — Может быть, воспользуемся библиотекой? — Спасибо и на том, что он не собирается тащить с собой Рене, подумала Пилар. Когда они проходили мимо, Рене бросила на нее взгляд, такой же твердый и сияющий, как драгоценный камень на ее пальце.

Взгляд победительницы, подумала Пилар. Как смешно и нелепо. Им не за что было бороться и нечего терять.

— Мне очень жаль, что мама сделала такое заявление и затеяла дискуссию в присутствии множества людей, — начала Пилар. — Если бы она предупредила меня заранее, я бы убедила ее поговорить с тобой лично.

— Не имеет значения. Все и так знают, как она ко мне относится. — Хотя Тони трогали редко, однако неприязнь тещи он ощущал уже давно. — Конечно, с профессиональной точки зрения я мог ожидать большего. Но мы это уладим. — Он прекрасно умел находить компромиссы и давно понял, что легче разрешить конфликт, когда не придаешь ему слишком большого значения.

Тони переступил порог библиотеки и сел в глубокое кожаное кресло. Когда-то он считал, что будет жить в этом доме. Или, по крайней мере, управлять отсюда компанией. К счастью, обстоятельства изменились, и он смог поселиться в городе. В долине Напа можно было заниматься только одним: следить за созреванием винограда.

— Ну что, Пилар? — Его улыбка была такой же непринужденной и чарующей, как обычно. — Как поживаешь?

— Как поживаю? — Пилар подавила истерический смешок. — Вполне прилично. А ты?

— Хорошо. Конечно, дел много… Кстати, как ты относишься к предложению La Signora поработать на компанию?

— Никак не отношусь. — У ошеломленной Пилар еще гудело в ушах. — У меня не было времени об этом подумать.

— Я уверен, что ты прекрасно справишься. — Тони наклонился вперед; его лицо стало серьезным.

«Он в совершенстве владеет искусством обмана, — с привычной горечью подумала Пилар. — Притворяется заботливым. Проявляет видимость интереса».

— Ты красивая, умная женщина и можешь пригодиться компании в любом качестве. Работа пойдет тебе на пользу. Ты наверняка обнаружишь в себе какой-нибудь талант. И сделаешь карьеру.

Она хотела иметь семью. Мужа и детей. И не мечтала о карьере.

— Тони, мы пришли сюда, чтобы поговорить обо мне или о тебе?

— Одно другого не исключает. Вернее, не совсем. Пилар, я думаю, что предложение Терезы может стать для нас шансом начать новую жизнь.

Он взял ее за руку небрежным жестом ловеласа, интимно и в то же время покровительственно.

— Наверно, нам был нужен этот толчок. Я думаю, тебе было трудно смириться с мыслью о разводе.

— Серьезно?

— Конечно. — «Кажется, она собирается упираться. Господи, как надоело…» — Пилар, мы уже несколько лет живем врозь. Это факт.

Она медленно и неохотно высвободила руку.

— Ты говоришь о жизни, которую мы вели после твоего переезда в Сан-Франциско, или о времени, когда мы продолжали сохранять видимость брака?

«О господи, начинается…» Тони тяжело вздохнул:

— Пилар, наш брак оказался неудачным. Прошло столько времени. Какой смысл вновь спрашивать, почему, зачем, и обвинять друг друга?

— Вновь? А разве мы когда-нибудь спрашивали об этом? Впрочем, возможно, ты прав. Время, когда разговоры могли что-то изменить, прошло.

— Честно говоря, я был несправедлив к тебе, когда не пожелал расторгнуть наш брак официально. Но мне казалось, что ты не сможешь начать новую жизнь.

— На самом деле это тебя нисколько не интересовало, правда? — Пилар встала, подошла к камину и уставилась на пламя. О чем они говорят? Какой в этом смысл? — Давай не будем кривить душой. Ты приехал сюда, чтобы попросить у меня развода, и это не имеет никакого отношения к решениям моей матери. Решениям, о которых ты ничего не знал, когда надевал кольцо на палец Рене.

— Даже если и так, все давно кончено. Притворяться было бы глупо. Пилар, я гнал от себя мысль о разводе, потому что думал о твоем благе. — Самое забавное, что он верил собственным словам. Верил до такой степени, что они звучали совершенно искренне. — И теперь прошу развода тоже ради твоего блага. Тебе пора начать новую жизнь.

— Нет, не так, — по-прежнему глядя в камин, пробормотала Пилар. У нее не было сил обернуться и посмотреть в эти спокойные ясные глаза, лгущие с такой искренностью… — Мы продолжаем притворяться. Даже теперь. Если ты хочешь развода, я не стану возражать. Впрочем, мои возражения все равно ничего не изменили бы. Ладить с Рене труднее, чем со мной. — Наконец она обернулась. — Наверное, это и к лучшему. Наверное, она подходит тебе. Во всяком случае, больше, чем я.

Вот и все. Он добился желаемого без всякого труда.

— Я сам займусь этим делом. Постараюсь, чтобы все прошло спокойно. Едва ли после стольких лет поднимется шумиха. Об этом упомянут лишь несколько газет. Думаю, все, кроме ближайших друзей, считают, что мы давно в разводе.

Не услышав ответа, он поднялся на ноги.

— Теперь, когда эта история осталась позади, нам всем станет легче. Вот увидишь. И все же я думаю, что тебе следует поговорить с Софией. Как женщина с женщиной. Наверно, так будет лучше. Если она узнает, что ты согласна, то перестанет так неприязненно относиться к Рене.

— Напрасно надеешься. Он развел руками:

. — Просто мне кажется, что сохранять дружеские отношения куда выгоднее. Рене будет моей женой и станет сопровождать меня повсюду. Нам придется часто встречаться. Я надеюсь на благоразумие Софии.

— А я надеялась на твою верность. Но жизнь полна разочарований. Тони, ты получил то, ради чего прибыл. А теперь забирай Рене и уезжай, пока мама не допила свой портвейн. Я думаю, для одного дня неприятностей больше чем достаточно.

— Согласен. — Он шагнул к двери, но остановился: — Пилар, я от души желаю тебе всего самого лучшего.

— Верю. И по ряду причин желаю тебе того же. До свидания, Тони.

Когда Авано закрыл за собой дверь, Пилар осторожно подошла к креслу и села в него так, словно от резкого движения могла разлететься на куски.

Она вспоминала себя восемнадцатилетней, смертельно влюбленной, мечтающей о будущем, сияющей и полной планов.

Вспоминала себя в двадцать три года, когда известие о предательстве уязвило ее в самое сердце и заставило снять розовые очки. Вспоминала себя в тридцать, когда цеплялась за свой распавшийся брак, воспитывала дочь и старалась удержать мужа, который даже не пытался притворяться, что любит ее.

Вспоминала, что значит быть сорокалетней, брошенной, забывшей о мечтах и радужных планах на будущее.

Но теперь ей сорок восемь. Она осталась одна и полностью лишилась иллюзий. Ее официально заменили другой, более совершенной моделью. Впрочем, фактически это произошло давным-давно.

Пилар подняла руку и начала снимать кольцо, но на мгновение замешкалась. Она носила это простое колечко тридцать лет. Теперь ей велели снять его и отказаться от своего обета перед богом, родными и друзьями.

Все же она сняла его, правда, со слезами на глазах. В конце концов, это всего лишь кусок металла, внутри которого пустота. Идеальный символ ее брака.

Ее никогда не любили. Пилар откинула голову на спинку кресла. Как унизительно, как грустно признавать то, что она отказывалась признавать много лет. Ее никогда не любил ни один мужчина. Даже собственный муж.

Когда дверь открылась, она зажала кольцо в кулаке и с трудом сдержала слезы.

— Пилар… — Элен хватило одного взгляда. У нее сжались губы. — Ладно, на сегодня о кофе можешь забыть.

Ориентируясь, как у себя дома, она подошла к бару, достала графин с бренди, наполнила два бокала, подошла и села перед Пилар на скамеечку.

— Выпей, милая. Ты побледнела.

Пилар молча раскрыла ладонь. В пламени камина тускло блеснул золотой ободок.

— Ага. Я так и подумала, когда эта шлюха сверкала своим напяленным на палец булыжником. Они заслуживают друг друга. Тони не стоит твоего мизинца, и никогда не стоил.

— Глупо. Ужасно глупо так расстраиваться. Мы уже много лет не живем вместе. Но тридцать лет, Элен! — Пилар подняла кольцо, посмотрела в пустой кружок и увидела всю свою жизнь. Никому не нужную, бессмысленную… — Тридцать проклятых лет. Когда я встретила Тони, она была еще в пеленках.

— Ну да, она моложе, и грудь у нее больше. Ну и что? — Элен пожала плечами. — Бог свидетель, этого достаточно, чтобы возненавидеть ее до печенок. Но я на твоей стороне, и публика тоже. Подумай вот о чем: если она будет продолжать цепляться за Тони, то в нашем возрасте будет кормить его детским питанием и менять ему пеленки.

Пилар не то засмеялась, не то застонала.

— Ох, Элен, мне здесь так плохо, но я не знаю, куда мне деваться. Знаешь, я даже не боролась.

— Потому что ты не воин. — Элен встала со скамеечки, пересела на ручку кресла и обняла Пилар. — Ты красивая, умная и добрая женщина, у которой не сложилась судьба. Но черт побери, моя дорогая, если эта дверь закрылась, то оно и к лучшему.

— Ты говоришь в точности как Тони.

— Без оскорблений, пожалуйста. Он врал, а я говорю правду.

— Может быть, ты и права. Я плохо соображаю. Не представляю себе, что будет. Ни через час, ни через год. О господи, я даже не заставила его расплатиться! У меня не хватило на это духу.

— Не беспокойся. Он с лихвой заплатит Рене. — Элен наклонилась и поцеловала ее в макушку. «Такие мужчины, как Тони, рано или поздно расплачиваются за все», — подумала она. — А если ты действительно хочешь отомстить, я помогу тебе откладывать слушание дела в суде до тех пор, пока от Тони не останется одно сморщенное яичко.

Пилар чуть улыбнулась. На Элен всегда можно было положиться.

— Долгий процесс? Это было бы забавно, но сильно осложнило бы жизнь Софи. Элен, новая жизнь свалилась на меня как снег на голову. Что мне с ней делать?

— Что-нибудь придумаем.

Софии тоже было о чем подумать. От чтения договора у нее разболелась голова. Она поняла суть, хотя та была скрыта вуалью юридической терминологии. Суть заключалась в том, что La Signora, как обычно, проявляла свою волю. Ожидалось, что через год София докажет, чего она стоит. Если ей это удастся, то довольная бабушка передаст внучке часть своей столь желанной и заманчивой власти.

Что ж, она согласна. И ее не очень интересует, что именно придется для этого сделать. Теперь она понимает, что руководит Терезой.

Понять мотивы La Signora было труднее всего. Но ведь недаром они так похожи.

София не испытывала особого интереса к виноделию. Любить красивые виноградники и знать основы агротехники — это одно, а тратить на них время, чувства и усилия — совсем другое.

Но если ей в один прекрасный день предстоит занять место бабушки, придется освоить и это.

Может быть, она и предпочитает паркет пыльной земле, но…

София посмотрела на Тайлера, который хмуро читал текст своего договора.

«Этот наверняка предпочитает пыльную землю. В таком случае из нас выйдет хорошая деловая пара. Противоположности сходятся, — подумала она. — Тем более что от него тоже требуется поставить на кон все».

Да, La Signora еще раз продемонстрировала недюжинный ум и свою знаменитую непреклонность. Теперь, когда гнев уступил место здравому смыслу, София понимала, что дело имеет большие шансы на успех.

Если только Тай его не испортит.

— Тебе это не нравится, — сказала она.

— А чему тут нравиться, черт побери? Это дьявольская ловушка.

— Согласна. Таков стиль, Nonna. Солдаты строятся в шеренги быстрее и охотнее, когда им приказывают сделать это перед самой битвой. Если им дать время подумать, они могут дезертировать. Тай, ты не собираешься дезертировать?

Тайлер поднял глаза, и она увидела в них сталь. Твердую и холодную.

— Я управлял виноградниками Макмилланов восемь лет.

И не брошу их.

Нет, Тай не испортит дело.

— О'кей. Тогда давай договоримся. Ты хочешь одного, я другого. Как нам этого добиться? — Она встала и начала расхаживать по комнате. — Тебе легче.

— С чего ты взяла?

— Я бросаю свою квартиру и переезжаю на виллу. А ты остаешься дома. Мне предстоит в кратчайшие сроки овладеть искусством виноделия, а от тебя требуется только одно — общаться с людьми и время от времени сидеть на совещаниях.

— По-твоему, это легче? Я терпеть не могу общаться с людьми. А когда я буду ездить на совещания и слушать бесконечные разговоры о том, в чем я ни черта не смыслю, у меня за спиной будет стоять какой-то совершенно незнакомый малый!

— И у меня тоже, — нахмурилась она. — Дьявольщина, кто такой этот Дэвид Каттер?

— Да один из этих городских пижонов, — с отвращением сказал Тай.

— Не только, — пробормотала София. Если бы дело заключалось лишь в этом, она не беспокоилась бы. Она знала, как обращаться с такими парнями. — Нужно будет понять, с чем его едят. — Ничего, она раскусит его, причем сделает это быстро и умело. — Но нам придется найти способ сработаться. И с ним, и друг с другом. Второе будет не так трудно. Мы с тобой знакомы много лет.

Она слишком торопилась. Но Тай сдаваться не собирался.

— Черта с два! Я не знаю тебя. Не знаю, как ты работаешь и почему поступаешь так, а не иначе.

София оперлась руками о стол и наклонилась к нему, ее прекрасные глаза сверкали ярче бриллиантов.

— Меня зовут София Тереза Мария Джамбелли. Я продаю вино. И делаю это, потому что у меня неплохо получается. А через год мне будут принадлежать двадцать процентов самой большой, самой известной и процветающей винодельческой компании в мире!

Тай неторопливо встал, точно скопировав ее позу.

— От тебя потребуется не только это, но и многое другое. Пачкать руки, мазать в грязи модельные сапожки и ломать

наманикюренные ноготки.

— Макмиллан, по-твоему, я не знаю, что такое работа?

— Джамбелли, ты знаешь, как сидеть за письменным столом или в кресле шикарного лайнера. Но в ближайший год твоей прелестной попке придется вовсе не так комфортно.

Глаза Софии заволокла красноватая дымка — верный признак гнева. В таком состоянии можно было наломать дров.

— Предлагаю пари на пять тысяч долларов, что к концу сезона я стану лучшим виноделом, чем ты!

— Кто будет судьей?

— Нейтральное лицо. Дэвид Каттер.

— Идет. — Он протянул руку и взял ее изящную кисть в свою широкую, мозолистую ладонь. — Купи себе рабочую одежду и сапоги, годные для того, чтобы ходить в них по земле, а не по паркету. Первый урок начнется завтра, в семь утра.

— Отлично. — Она стиснула зубы. — Работаем до полудня, а потом делаем перерыв и едем в город на твой первый урок. Выдели час на то, чтобы купить приличный костюм, сшитый в последние десять лет.

— От тебя требуется переехать сюда. Зачем нам тащиться в город?

— Затем, что мне нужно кое-что забрать из своего кабинета, а тебе — познакомиться с тамошними порядками. Кроме того, я должна заехать к себе на квартиру. А у тебя сильная спина, и задница тоже ничего себе, — слегка улыбнувшись, добавила она. — Поможешь мне переселиться.

— Я еще не все сказал.

— О господи… Дай мне хотя бы подготовиться.

— Мне не нравятся твои губы. И никогда не нравились. — Тайлер сунул руки в карманы, по опыту зная, что насмешки Софии вызывают у него желание отшлепать ее. — Но я ничего не имел против тебя лично.

— Ох, Тай. Это так… трогательно.

— Закрой рот. — Он провел ладонью по волосам и снова сунул руку в карман. — Ты продаешь вино, потому что это у тебя неплохо получается. А я выращиваю виноград, потому что люблю это дело. И никогда не мечтал ни о чем другом. Софи, я ничего не имею против тебя, но если ты будешь мешать мне заниматься виноградниками, я от тебя избавлюсь.

Это был вызов. Заинтригованная, София внезапно увидела его в совершенно новом свете. Кто бы мог подумать, что этот соседский мальчишка, которого она знала с детства, может стать таким жестким, резким и… таким мужественным.

— Ладно. Спасибо за предупреждение. И я в долгу не останусь. Что бы мне ни пришлось делать, я сделаю. Но учти, мое — это мое.

Она шумно выдохнула, посмотрела на документы, а потом подняла взгляд и посмотрела Таю в глаза.

— Кажется, мы с тобой остановились на одной и той же странице.

— Похоже.

— У тебя есть ручка?

— Нет.

Она подошла к столику на колесах, вынула из выдвижного ящика две ручки, протянула одну Таю и открыла последнюю страницу договора.

— Думаю, мы сможем заверить подписи друг друга. — Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание. — Считаем до трех?

— Раз. Два. Три.

Они молча подписали договоры, обменялись документами и заверили подписи друг друга.

Почувствовав, что у нее сводит живот, София наполнила бокалы и подождала, пока Тайлер поднял свой.

— За новое поколение, — сказала она.

— За удачный год.

— Одно без другого невозможно. — София посмотрела Таю в глаза, и они чокнулись. — Salute.

ГЛАВА 4

Шел дождь со снегом. Промозглая сырость пробирала до костей. Тонкий слой снега превратился в слякоть, рассветное небо было мрачным и пасмурным.

В такое утро нормальный человек предпочитает понежиться под одеялом. Или хотя бы потянуть время за второй чашкой кофе.

Но Софию ожидало неприятное открытие. Тайлер Макмиллан нормальным человеком не был.

Ее разбудил телефонный звонок. Она неохотно протянула руку, сняла трубку и взяла ее под одеяло.

— Да?

— Опаздываешь.

— Что? Нет! Еще темно.

— Давно рассвело. Просто идет дождь. Вставай, одевайся и приходи сюда. Мое время тикает.

— Но… — Частые гудки заставили ее нахмуриться. — Ублюдок, — пробормотала София. Впрочем, прозвучало это вяло; на большее у нее просто не было сил.

Она лежала неподвижно, прислушиваясь к стуку ледяных капель в оконное стекло. Этого только не хватало…

София зевнула, сбросила одеяло и вылезла из постели. Его время тикает? Ничего, ждать недолго. Скоро он окажется в ее власти.

Капли барабанили по козырьку кепки Тая, время от времени попадали за шиворот и стекали по спине. И все же дождь был не таким сильным, чтобы прекратить работу.

Дождливая зима была настоящим благословением. Холодная, влажная зима — первый шаг к хорошему урожаю.

Он делал то, что от него зависело. Работал, принимал решения, командовал виноградарями и следил за соблюдением технологии. И молился, чтобы в этой азартной игре природа выступила за его команду.

«Команду, которая увеличилась на одного человека», — думал он, засунув большие пальцы в карманы брюк и следя за Софией, бредущей по грязи в сапогах за пятьсот долларов.

— Я же сказал, чтобы ты оделась попроще.

София выдохнула клуб пара и стала следить за тем, как дождь размывает его.

— Это моя самая простая одежда.

Тай обвел критическим взглядом ее шикарную кожаную куртку, сшитые на заказ брюки и стильные итальянские сапоги.

— Ладно, сойдет.

— Я думала, что во время дождя обрезку не ведут.

— Это не дождь.

— Серьезно? — София вытянула руку, и по ладони застучали капли. — Странно… Я всегда считала, что мокрое вещество, падающее с неба, называется дождем.

— Это изморось. Где твоя шляпа?

— Я их не ношу.

— О господи… — Тай с досадой снял кепку и нахлобучил ее на голову Софии. Но даже этот мокрый, уродливый предмет не смог нарушить ее стиль. Очевидно, это было врожденное.

— Обрезка проводится с двумя целями, — начал он.

— Тай, я знаю, для чего делают обрезку.

— Отлично. Тогда объясни мне.

— Чтобы подготовить лозу, — сквозь зубы сказала она. — Если нам предстоит лекция, то почему бы не провести ее в помещении, где сухо и тепло?

— Потому что виноград растет под открытым небом. — И потому что этим шоу командую я, подумал про себя Тай. — Мы проводим обрезку, чтобы придать лозе форму, наиболее удобную для культивации и уборки, а также для защиты от болезней.

— Тай…

— Спокойно. На большинстве виноградников вместо ручной обрезки применяют шпалеры. Поскольку сельское хозяйство — это бесконечный эксперимент, мы используем у себя и то и другое. Вторая цель обрезки — способствовать усилению одревеснения лозы, что позволяет повысить продуктивность, не снижая качества гроздей.

Тайлер вел себя как терпеливый отец, разговаривавший с раздражительным малышом. Видимо, он сам сознавал это. София приняла соответствующий вид и захлопала ресницами.

— Профессор, а опрос будет?

— Я не подпущу тебя ни к лозе, ни к шпалерам, пока не удостоверюсь, что ты знаешь, для чего это делается.

— Обрезку и установку шпалер проводят для того, чтобы выращивать виноград. А виноград выращивают для того, чтобы делать вино.

Она говорила, помогая себе руками. Ему всегда казалось, что это напоминает балет. Жесты Софии были изящны и очень выразительны.

— А потом я продаю вино, — продолжила она, — используя для этого самые современные методы рекламы и маркетинга. Которые, да будет тебе известно, ничуть не менее важны, чем твой виноградник и инструмент для обрезки.

— Прекрасно. Но пока что мы находимся на винограднике, а не в твоем кабинете. Здесь нельзя что-нибудь делать, не рассчитав точно каждый шаг и его последствия.

— Я всегда думала, что а нашем деле важнее интуиция. Это азартная игра, — сказала София, отчаянно жестикулируя. — Игра с высокими ставками, но все равно игра.

— В игры играют для развлечения.

София улыбнулась, и Тай тут же вспомнил ее бабушку.

— Радость моя, для развлечения у меня есть кое-что поинтереснее. Смотри-ка, тут есть и старые лозы! — Она обвела взглядом ряды растений, тянувшиеся с двух сторон. Дождь смочил волосы Тая, придав им красноватый оттенок благородного старого каберне. — В этом случае обрезку начинают сверху.

— Почему?

Она поправила козырек кепки.

— Потому.

— Потому что, — продолжил он, вынимая из чехла на поясе садовые ножницы, — нам нужно добиться равномерного распространения несущих стеблей на вершине лозы.

Тай развернул Софию и сунул ей в руку секатор. Затем он раздвинул голые ветки, вытащил из глубины молодой побег, подвел к нему руки Софии и вместе с ней срезал его.

— Мы хотим изменить направление роста лозы. Это позволит растению получать больше солнечного света.

От Софии исходил экзотический аромат, создававший резкий контраст с простым запахом дождя и влажной земли.

«Какого черта тебе понадобилось прыскаться духами перед выходом в поле?» — чуть не спросил Тай, но вовремя прикусил язык. Либо он не поймет ответа, либо этот ответ не придется ему по вкусу.

— Энергичнее работай рукой, — велел он, стараясь не вдыхать этот дурманящий запах. — Лозу за лозой. Растение за растением. Ряд за рядом.

София обвела взглядом бесконечный виноградник, уже обработанные растения и еще ждущие своей очереди.

— В полдень сделаем перерыв, — напомнила она.

— В час. Ты опоздала.

— Совсем ненамного. — Тай чуть склонился над ней, София повернула голову, и их тела коснулись друг друга. Прикосновение было случайным, но имело катастрофические последствия. Их глаза встретились. Во взгляде Тая вспыхнула досада; взгляд Софии был скорее задумчивым. Она почувствовала, как напряглось его тело и как что-то отозвалось в ней самой. Пульс слегка участился, быстрее побежала кровь по жилам, в животе стало горячо…

— Ну-ну, — еле слышно промурлыкала она, посмотрела на его губы, а потом снова подняла взгляд. — Кто бы мог подумать?

— Режь давай. — Тайлер выпрямился и слегка попятился, как человек, внезапно обнаруживший, что стоит на краю пропасти. Но она просто продолжила поворот, и их тела вновь соприкоснулись. Еще хотя бы один шаг назад, и он выкажет себя трусом. Или дураком.

— Не волнуйся, Макмиллан, ты не в моем вкусе. Большой, грубый, примитивный… — Во всяком случае, не совсем.

— А ты не в моем. — Резкая, шикарная, опасная… Совсем. Если бы Тайлер знал ее лучше, то понял бы, что для Софии это не оскорбление, а вызов. Ее не слишком сильный и скорее инстинктивный интерес тут же возрос.

— В самом деле? Почему?

— Мне не нравятся самоуверенные, агрессивные и колючие дамочки.

— Посмотрим, — усмехнулась София и взялась за очередную лозу. — Закончим в половине первого, — сказала она и снова обернулась. — Компромисс. Нам придется заключить множество компромиссов, чтобы дожить до конца сезона.

— В половине первого. — Он снял перчатки и протянул ей. — Надень. Иначе набьешь мозоли на своих холеных ручках.

— Спасибо. Они мне велики.

— Бери, что дают. Завтра принесешь свои и наденешь шляпу… Да нет, не так, — с досадой сказал Тай, когда она взялась за следующий молодой побег.

Он снова встал позади, взял Софию за руки и направил секатор под нужным углом.

Но при этом не заметил ее лукавую довольную улыбку.

Несмотря на перчатки, мозоли она все-таки набила. Они не слишком болели. Скорее мешали. София быстро переоделась в городское платье, схватила кейс, мысленно попрощалась с домом и вышла на улицу. Ехать до Макмилланов было недалеко, но она успела по дороге вспомнить, что нужно сделать до конца дня. Требовалось как следует поторопиться, чтобы все успеть.

София остановилась перед входом в просторный дом из кедра и камня и дважды нажала на гудок. Тай не заставил себя ждать, и это ее порадовало. Он тоже переоделся; это дорогого стоило. Хотя полотняная куртка и удобные выцветшие джинсы сильно отличались от представлений Софии о непринужденном деловом стиле, она решила, что позаботится о его гардеробе позже.

Тай открыл дверь ее «БМВ» и хмуро посмотрел на Софию.

— Ты подумала, как я помещусь в этой игрушке?

— Она просторнее, чем кажется. Не капризничай. Теперь мое время.

— Неужели ты не могла взять из гаража нормальную машину? — проворчал он, опускаясь на пассажирское сиденье.

Он был похож на большого, неуклюжего черта, засунутого в табакерку.

— Могла, но не захотела. Мне нравится водить собственную машину. — Она доказала это, сорвавшись с места, едва Тай успел застегнуть ремень безопасности.

София с удовольствием смотрела на холмы сквозь дождевые струи. Они напоминали тени за серебристым занавесом. Тени с рядами оголенных лоз, отчаянно ждавших солнца и тепла, которые снова вернут их к жизни.

Она проехала мимо винодельни Макмилланов. Выцветшее кирпичное здание, увитое виноградом, гордо и сурово вздымало свою остроконечную крышу. Оно всегда казалось Софии волшебным входом в сказочные пещеры, хранящие в своих глубинах множество тайн. В его погребах — так же как и в погребах Джамбелли — сновали рабочие, перекладывали бутылки с созревающим шампанским или готовили дегустационный зал, если на этот день была назначена экскурсия или собрание членов клуба любителей вина. Остальные переливали вино из чана в чан для очистки и осветления.

Она знала, что эта работа не прекращается даже тогда, когда виноградники спят.

Так же как работа, которая ждала ее в Сан-Франциско.

София вылетела из долины на такой скорости, что можно было подумать, будто она убегает из тюрьмы. Тай заподозрил, что так оно и было на самом деле.

— Почему сиденье теплое?

— Что? — Она подняла глаза и рассмеялась: — Дорогой, это мой способ слегка побаловать твою задницу. Что, не нравится? Она нажала на кнопку и выключила печку. — Наша главная цель, — сказала София, начиная урок, — заключается в проведении кампании по подготовке столетнего юбилея. В ней есть несколько этапов. Некоторые из них — вроде аукциона, состоявшегося на прошлой неделе, — уже пройдены. Другие пока существуют только в проекте. Нам нужно что-то новенькое и в то же время традиционное. Что-нибудь классическое и одновременно особенное, которое позволит нам получить заказы как богатой публики старшего возраста, так и не слишком обеспеченной молодежи.

— Ага, понятно.

— Тай, здесь тоже важно правильно рассчитать каждый шаг и представлять его последствия. Торговля вином так же важна, как и то, что делаешь ты. Иначе ты делал бы вино только для себя, верно?

Он пошевелился, пытаясь найти место для ног.

— Конечно, так было бы намного проще.

— Послушай, ты делаешь разные сорта вина. Дорогое вино высшего класса, которое труднее производить, труднее разливать, труднее хранить и так далее. За ним идет вино среднего класса и тому подобное вплоть до обычного ординара. Но произвести вино — это еще далеко не все.

— Без вина все остальное теряет смысл.

— Возможно, — проявив героическое терпение, согласилась София. — Часть моей работы, а теперь и твоей заключается в том, чтобы помочь довести эти разные сорта вина до своего потребителя. Как до индивидуального, так и до крупных оптовиков. Гостиницы, рестораны. Нужно зацепить виноторговцев, брокеров и прочую публику и убедить их включить в список поставщиков компанию «Джамбелли», ныне «Джамбелли — Макмиллан». Чтобы сделать это, нужно заботиться о таре не меньше, чем о ее содержимом.

— Тара — это ерунда, — сказал Тай, пристально рассматривая ее. — Ценится только то, что внутри бутылки.

— В принципе ты прав. Но тара и упаковка, маркетинг и реклама выводят продукт на тот уровень, с которого можно начать Это относится как к вину, так и к людям. Давай на время забудем о вине, хорошо?

У Тая приподнялся уголок рта. Ее тон перестал быть холодным и насмешливым. Это означало, что он добился своего.

— Хорошо.

Она слегка снизила скорость.

— Ты не знаешь, чья это машина?

Тайлер посмотрел в лобовое стекло и нахмурился, увидев темный микроавтобус последней модели, подъезжавший к воротам виллы Джамбелли.

—Нет.

— Каттер, — пробормотала София. — Держу пари, что это Каттер.

— Можно плюнуть на Сан-Франциско и проверить.

Мысль была заманчивая. Надежда, звучавшая в голосе Тайлера, позабавила ее. Однако София покачала головой и продолжила путь.

— Не стоит. Этот тип еще возомнит о себе невесть что. Будет лучше, если по возвращении я как следует расспрошу мать.

— Я хотел бы при этом присутствовать.

— Тай, к добру или к худу, но тут наши интересы совпадают. Теперь мы связаны с тобой одной веревочкой.

Путь с Восточного на Западное побережье был долгим. В каком-то смысле здесь был другой мир, где каждый казался незнакомцем. Он выкорчевал свои корни из нью-йоркского бетона, надеясь вновь пустить их здесь, в холмах и долинах северной Калифорнии.

Если бы дело заключалось только в этом, Дэвид не беспокоился бы. Он счел бы это приключением, азартной игрой вроде рулетки, которой увлекался в юности. Но когда человеку сорок три года и у него двое детей-подростков, ставка становится слишком высокой.

Если бы он считал, что работа в нью-йоркском офисе «Ла Кер» на пользу его детям, то остался бы там, хотя задыхался в этом царстве стекла и железобетона. Однако Дэвид стал сомневаться в этом, когда его шестнадцатилетний сын попался на краже в супермаркете, а четырнадцатилетняя дочь начала красить ногти в черный цвет.

Он потерял контакт со своими детьми и начинал терять власть над ними. Когда на Дэвида свалилось предложение компании «Джамбелли — Макмиллан», оно показалось ему перстом судьбы.

Использовать свой шанс. Начать жизнь заново.

Бог свидетель, он не в первый раз делал и то и другое. Но теперь на кону стояло счастье его детей.

— Это место находится посередине нигде.

Дэвид посмотрел на отражение сына в зеркале заднего вида. Для Мадди, сидевшей на переднем сиденье, переезд в Сан-Франциско был как выигрыш в лотерею, но девочка отчаянно притворялась, что ей скучно.

— Как, — спросил Дэвид, — у нигде может быть середина? Я никогда не мог этого понять.

Тео фыркнул, и он обрадовался. За последние дни это был первый намек на веселую улыбку.

Как он похож на мать, подумал Дэвид. Мужской вариант Сильвии. Впрочем, ни Тео, ни Сильвия этого не оценили бы. У них было много общего. Оба ценили независимость, оба хотели, чтобы в них видели личность.

Для Сильвии это означало отказ от брака и уз материнства. Для Тео… Что ж, время покажет.

— Почему тут все время идет дождь? — Мадди ссутулилась на сиденье, пряча глаза, загоревшиеся от возбуждения при виде возникшего впереди огромного каменного особняка.

— Ну, это связано с влажностью, скопившейся в атмосфере, и…

— Папа… — Она хихикнула, и этот звук показался Дэвиду музыкой.

Он снова найдет с детьми общий язык, чего бы это ни стоило.

— Ну что ж, пойдем знакомиться с La Signora.

— Нам придется так ее называть? — Мадди закатила глаза. — Как в средние века.

— Для начала называйте ее госпожа Джамбелли, а там будет видно. И постарайтесь выглядеть прилично.

— Мад не сумеет. Гики не могут выглядеть прилично.

— И жулики тоже. — Мадди, обутая в уродливые черные ботинки на пятисантиметровой платформе, неловко вылезла из машины и остановилась под дождем. Капризная принцесса, подумал отец. Длинные светлые волосы, пухлые губки и голубые глаза с миндалевидным разрезом. По-детски тоненькая и неуклюжая, она была закутана в несколько слоев черной ткани. С правого уха свисали три серебряные цепочки. На этот компромисс пошел испуганный Дэвид, когда Мадди захотела проколоть себе нос или какое-нибудь еще более неподходящее место.

Тео был ей полной противоположностью. Высокий, нескладный, с шапкой вьющихся темно-русых волос, обрамлявших красивое лицо и падавших на костлявые плечи. Глаза у него были светлее, чем у сестры, но отцу казалось, что их слишком часто затмевала печаль.

На американском сленге — молодежь, склонная к эпатажу и стремящаяся вызвать у окружающих отталкивающее впечатление.

На нем были мешковатые джинсы, ботинки (почти такие же уродливые, как у Мадди) и куртка длиной по колено.

Это всего лишь одежда, напомнил себе Дэвид. Одежда и волосы, ничего особенного. Разве он сам, будучи подростком, не бунтовал против родителей, мешавших ему проявлять собственный вкус? И разве он не поклялся себе, что с его детьми это не повторится?

Вот только носили бы они одежду хотя бы своего размера…

Он поднялся по широким ступенькам, остановился перед глубоко утопленной в стене дверью и провел рукой по своей густой платиновой шевелюре.

— Что, папа? Никак ты нервничаешь?

Насмешка, слышавшаяся в голосе сына, лишила Дэвида остатков самообладания.

— О'кей. Маленький тайм-аут.

Тео открыл рот, готовый отпустить еще одну язвительную реплику, но осекся, увидев предостерегающий взгляд сестры и напряженное лицо отца.

— Эй, ты сумеешь с ней справиться.

— Конечно, — пожала плечами Мадди. — Она всего лишь старая итальянка, правда?

Дэвид слегка улыбнулся и нажал на кнопку звонка.

— Правда.

— Подожди, сейчас я сделаю нормальное лицо. — Тео закрыл лицо ладонями, нажал, оттянул кожу, опустил глаза и скривил рот. — Нет, не выходит.

Одной рукой Дэвид обхватил за шею Тео, а другой — Мадди. Все будет в порядке, сказал он себе. Обязательно.

— Мария, я открою! — Пилар спускалась в вестибюль, держа в руках букет белых роз.

Открыв дверь, она увидела высокого мужчину, державшего под мышками двух детей. Все трое улыбались.

— Добрый день. Чем могу служить?

Вот тебе и старая итальянка, подумал Дэвид, быстро выпустив Тео и Мадди. Красивая женщина с удивленными глазами и букетом роз.

— Я бы хотел видеть госпожу Джамбелли.

Пилар улыбнулась и вгляделась в лица мальчика и девочки, словно стараясь их запомнить.

— Тут нас таких много.

— Терезу Джамбелли. Я — Дэвид Каттер.

— Ах, мистер Каттер… Прошу прощения. — Она протянула ему руку. — Я не знала, что вы должны приехать сегодня. — «И что у вас есть семья», — подумала она. О таких деталях Тереза умолчала. — Входите, пожалуйста. Я — Пилар. Пилар Джамбелли… — Она чуть не назвала свою вторую фамилию: сказывалась сила привычки. Ее надо было побороть во что бы то ни стало. — Дочь La Signora.

Вы тоже ее так называете? — спросила Мадди.

— Иногда. Когда вы познакомитесь с ней, сами поймете почему.

— Это Маделин, моя дочь. А это мой сын Теодор.

— Тео, — пробормотал мальчик.

— Рада познакомиться с тобой, Тео. И с тобой, Маделин.

— Просто Мадди, ладно?

— Хорошо, Мадди. Пойдемте в гостиную. Там горит камин. Если хотите перекусить, я попрошу что-нибудь принести. Отвратительная погода. Надеюсь, ваша поездка оказалась не слишком тяжелой.

— Нет, не слишком.

— Бесконечной, — поправила Мадди. — Просто ужасной. — Это не помешало ей внимательно оглядеть гостиную. «Настоящий дворец, — подумала девочка. — Как на картинке из книжки. Все яркое, дорогое и старинное».

— Могу себе представить. Давайте ваши куртки.

— Они мокрые… — начал Дэвид, но Пилар просто взяла их у него из рук и перекинула через руку.

— Я позабочусь об этом. Садитесь и чувствуйте себя как дома. Я скажу матери, что вы приехали, и принесу выпить что-нибудь горячее. Вам кофе, мистер Каттер?

— С наслаждением, мисс Джамбелли.

— И мне тоже.

— Нет, — возразил он дочери, заставив ее вновь насупиться.

— Может быть, с молоком?

— Пойдет… — начала девочка, но отцовский локоть напомнил ей о хороших манерах. — Да, благодарю вас.

— И тебе тоже, Тео?

— Да, мэм, спасибо.

— Через минуту все будет готово.

— Ни фига себе! — Тео дождался, когда Пилар выйдет из комнаты, и плюхнулся в кресло. — Должно быть, у них денег видимо-невидимо. Это не дом, а настоящий музей.

— Не ставь ноги на эту штуку, — велел Дэвид.

— Но это скамейка для ног, — возразил Тео.

— В таких ботинках это уже не ноги.

— Спокойнее, папа. — Мадди покровительственным и, увы, очень взрослым жестом похлопала его по спине. — В конце концов, ты здесь главный менеджер, а не кто-нибудь.

— Верно. — Проехать пять тысяч километров ради того, чтобы из вице-президента стать главным менеджером… — Пули от меня отскакивают, — пробормотал он и повернулся к двери, услышав шаги в коридоре.

Он хотел сказать детям, что надо встать, но не успел. Когда в комнату входила Тереза Джамбелли, все инстинктивно вставали сами.

Дэвид забыл, что она такая маленькая. Они дважды встречались в Нью-Йорке с глазу на глаз. У них были два долгих и трудных разговора. После этих встреч в его памяти остался образ величественной амазонки. Но к ним шла хрупкая, стройная женщина.

— Здравствуйте, мистер Каттер. Добро пожаловать на виллу Джамбелли.

— Благодарю вас, signora. У вас прекрасный дом и расположен в таком великолепном месте. Мы с детьми благодарны вам за гостеприимство.

Пилар вошла в комнату как раз вовремя, чтобы услышать дежурные гладкие фразы. Она не ждала этого от человека, который держал под мышками двух встрепанных подростков. Впрочем, судя по взглядам, которыми обменялись дети, они тоже не были к этому готовы.

— Надеюсь, ваше путешествие не было утомительным, — продолжила Тереза, посмотрев на детей.

— Ничуть. Оно доставило нам удовольствие. Signora Джамбелли, позвольте представить вам моих детей. Мой сын Теодор. Моя дочь Маделин.

— Добро пожаловать в Калифорнию. — Она протянула Тео руку. Мальчик почувствовал себя полным дураком, но тем не менее пожал ее, поборов желание спрятать собственную руку за спину.

— Спасибо.

Мадди тоже обменялась с Терезой рукопожатиями.

— Я рада, что приехала сюда.

— Надеюсь, что ты не разочаруешься, — с намеком на улыбку ответила Тереза. — На первый раз достаточно. Садитесь, пожалуйста, и устраивайтесь поудобнее. Пилар, иди к нам.

— Конечно.

— Вы должны гордиться своим отцом, — начала Тереза, опустившись в кресло. — И тем, что он сделал.

— Ага… конечно. — Тео сел, стараясь не сутулиться. Он мало что знал о работе отца. Тот просто уходил в офис, а потом возвращался домой. Спрашивал, как дела в школе, разогревал готовый обед и заказывал новый.

Впрочем, в последний год он часто звонил домой, предупреждал, что задержится, и просил Тео или Мадди заказать обед с доставкой на дом.

— Тео больше интересуется музыкой, чем вином и виноделием, — откликнулся Дэвид.

— Ах, вот как… Ты на чем-то играешь?

«Кто его просил? — подумал Тео. — Теперь придется отвечать на миллион вопросов. Взрослые никогда ничего не понимают.»

— На гитаре. И фортепиано.

— Как-нибудь я попрошу тебя сыграть. Я люблю музыку. И что ты предпочитаешь?

— Рок. Главным образом «техно» и альтернативный.

— Тео пишет музыку, — вставил Дэвид и удивился, увидев, что сын поморщился. — Получается интересно.

— С удовольствием послушаю, когда вы освоитесь на новом месте. А ты? — спросила Тереза Мадди. — Ты тоже играешь?

— Я училась играть на фортепиано. — Девочка дернула плечом — Но не увлеклась. Я хочу стать ученым.

Брат фыркнул, и она тут же разозлилась.

— Мадди интересуется всем, — быстро сказал Дэвид, пытаясь предупредить кровопролитие. — Мне говорили, что в старших классах здешней школы есть все, чтобы удовлетворить интересы Тео и Мадди.

— Наука и искусство, — кивнула Тереза. — Похоже, дети удались в отца. Потому что виноделие — это и то и другое… Думаю, вам понадобится несколько дней на устройство, — продолжила она, когда в комнату привезли столик на колесах. — Новый пост, новое место, новые люди. Конечно, новая школа и новый распорядок дня для детей.

— Папа говорит, что это настоящее приключение, — сказала Мадди, чем заслужила величественный кивок Терезы.

— Мы постараемся, чтобы так оно и было.

— Я в вашем распоряжении, signora, — сказал Дэвид, следя за Пилар, которая поднялась, чтобы разлить кофе и подать печенье — Спасибо за предложение воспользоваться вашим флигелем Уверен, что нам там будет очень удобно.

Дэвид увидел, что у Пилар слегка расширились глаза. Выходит, это было для нее сюрпризом. Странно, почему?

— Спасибо.

— На здоровье, — пробормотала она.

Они пили кофе и вели светскую беседу. Дэвид отвечал на вопросы Терезы, заставив себя забыть о деле. Всему свое время, подумал он.

Через двадцать минут Тереза встала.

— Жаль, что мой муж не смог присутствовать на этой встрече и познакомиться с вашими очаровательными детьми. Вы сможете встретиться с нами завтра?

— Когда вам будет удобно, signora, — поднявшись с места, ответил Дэвид.

— Тогда в одиннадцать. Пилар, покажи Каттерам флигель и присмотри, чтобы у них было все, что нужно.

— Хорошо. Тогда я схожу за пальто.

«Что происходит?» — ломала себе голову Пилар, вернувшись с куртками. Обычно Тереза тщательно следила за всем, что происходило в доме. А теперь не моргнув глазом бросала на нее целую семью.

За последние две недели слишком многое изменилось. Пилар решила, что была недостаточно внимательна. Иначе она позаботилась бы обо всем заранее.

Однако это не помешало Пилар играть роль радушной хозяйки. Вернувшись, она непринужденно заметила:

— Ехать недалеко. Будь погода чуть получше, можно было бы пройтись пешком.

— Зимние дожди полезны для винограда, — сказал Дэвид, помогая ей надеть пальто.

— Да. Мне каждый раз напоминают об этом, когда я жалуюсь на сырость. — Она вышла на улицу. — Дорога прямая. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните. Наша экономка Мария может все. Спасибо, — сказала Пилар, когда Дэвид открыл ей дверь микроавтобуса. — Там великолепные виды, — добавила она, обернувшись к детям, которые устроились на заднем сиденье. — Из каждой спальни, какую бы вы ни выбрали. И бассейн. Конечно, сейчас в нем не поплаваешь, но зато бассейн в доме всегда к вашим услугам.

— Бассейн в доме? — Настроение Тео тут же улучшилось. — Вот здорово!

— Это не значит, что вы можете натягивать купальники, когда вам взбредет в голову, — предупредил отец. — Госпожа Джамбелли, не позволяйте им командовать в доме. Иначе через неделю попадете в больницу.

— Ты же не попадаешь, — огрызнулся Тео.

— Мы будем рады молодым людям… Пожалуйста, называйте меня Пилар.

— А вы меня Дэвид.

Сидевшая за их спинами Мадди повернулась к брату и ошеломленно захлопала ресницами.

— Дэвид… Сейчас налево. А вот и дом. Место здесь красивое, а в дождь оно кажется просто сказочным.

— Это он? — внезапно заинтересовался Тео. — Ничего себе домик!

— Четыре спальни. Пять ванных. Очень симпатичная столовая, но кухня кажется мне уютнее. Кто-нибудь из вас умеет готовить?

— Отец делает вид, — ответила Мадди. — А мы делаем вид, что едим его стряпню.

— Язва, — пробормотал Дэвид и повернулся к Пилар. — А вы готовите?

— Да, причем неплохо. Но это бывает редко. Возможно, ваша жена обрадуется кухне, когда присоединится к вам.

Внезапно наступившая гробовая тишина заставила Пилар с досадой поморщиться.

— Я в разводе. — Дэвид остановился перед домом. — Нас только трое. Вылезайте, сорванцы. Вещи заберем позже.

— Прошу прощения, — пробормотала Пилар, когда дети пулей вылетели из машины. — Я не предполагала…

— Вполне естественно. Мужчина с двумя детьми. А вы ждали полного комплекта. Не беспокойтесь. — Он небрежно потрепал ее по руке, а потом открыл дверь. — Ей-богу, сейчас они будут спорить из-за того, кому какая спальня достанется. Вас не пугают шумные сцены?

— Я итальянка, — лаконично ответила Пилар, выходя из микроавтобуса.

ГЛАВА 5

«Итальянка, — оставшись один, подумал Дэвид. — Причем ослепительная. Надменная и изящная одновременно. Ничего Удивительного. В конце концов, она дочь своей матери».

Он разбирался в людях. Без этого ценного качества нельзя было высоко подняться по служебной лестнице. Судя по Пилар Джамбелли, она привыкла не только давать указания, но и выполнять их.

Он знал, что Пилар замужем, но отсутствие обручального кольца говорило, что ее брак с печально известным Тони Авано то ли распался, то ли переживает серьезные трудности. Надо будет выяснить это, прежде чем позволять себе что-нибудь серьезное.

У нее есть дочь. Все представители их бизнеса знают Софию Джамбелли. Настоящий фейерверк. Честолюбие и чувство стиля. Им предстоит скорая встреча. Интересно, как она относится к его назначению главным менеджером? Дело непростое… Дэвид машинально потянулся за сигаретами и только тут вспомнил, что бросил курить. Три недели и пять дней тому назад.

И все это время мучился несказанно.

Приказав себе думать о чем-нибудь другом, он прислушался к музыке, грохотавшей в новой спальне сына. Слава богу, она находилась в другом конце коридора.

Схватка из-за спальни действительно состоялась. И все же его дети сумели сдержаться. Он приписал это нежеланию терять лицо перед незнакомым человеком. Против обыкновения, громкого спора не получилось, потому что каждая здешняя комната была хороша по-своему.

«Просто идеал, черт побери, — думал он. — Полированное дерево, кафель, обтянутые шелком стены и роскошная мебель».

Здешнее совершенство, небрежно-элегантный стиль и абсолютный порядок слегка пугали Дэвида. Но он был уверен, что вскоре дети это исправят. Кем-кем, а аккуратистами они не были. Вскоре все содержимое их шкафов будет кучей валяться на полу, и тогда они почувствуют себя как дома.

Подумав о том, что надо распаковывать вещи, Дэвид подошел к окну и выглянул наружу. Пилар была права. Зрелище было ошеломляющее. Теперь все это принадлежало в какой-то степени ему. Он должен был оставить здесь свой след.

Мадди вышла из своей спальни, расположенной дальше по коридору. После спора с Тео из-за комнаты она пыталась держаться небрежно, однако была наверху блаженства. Впервые в жизни ей не придется делить ванную с идиотом братцем. На стенах красовались огромные темно-синие и темно-красные цветы; когда она станет принимать ванну, то будет воображать, что находится в каком-то заколдованном саду.

А в спальне стояла огромная кровать с пологом на четырех столбиках… Мадди заперла комнату, чтобы насладиться всеми этими чудесами в полном уединении.

С другой стороны, если она выглянет в окно, то не увидит знакомого нью-йоркского пейзажа. Не сможет позвонить подруге и поболтать по душам. Не сможет пойти в кино, когда захочется. Не сможет делать множество привычных вещей…

Ощущение бездомности было таким сильным и острым, что засосало под ложечкой. Поделиться им она могла только с Тео. Выбор не самый удачный, но ничего не поделаешь.

Она порывисто распахнула дверь его комнаты. Тео лежал на кровати и перебирал струны гитары. В комнате уже царил хаос; Мадди была уверена, что так и будет до тех пор, пока брат не уедет в колледж.

Он был настоящим поросенком.

— Подразумевалось, что ты будешь распаковывать вещи.

— Подразумевалось, что это не твое дело.

Она подошла к кровати и легла в ногах у Тео лицом вниз.

— Здесь нечего делать.

— Дошло наконец?

— Может быть, папе здесь осточертеет и мы вернемся домой.

— Не надейся. Ты видела, как он расстилался перед этой старухой? — Поскольку Тео тоже страдал от ностальгии, он отложил гитару и заговорил о том, что вызывало его жгучий интерес — Что бы это значило?

— Он разговаривал как в кино. Помнишь, как он выглядит, когда надевает деловой костюм? — Мадди перевернулась на спину — Сейчас он говорил в точности так же. Теперь уже ничего не будет как прежде. И ты видел, как он пялился на эту женщину.

—Что?

— На Пилар. Что это за имя?

— Наверно, итальянское или что-нибудь в этом роде. Пялился? Что ты хочешь этим сказать?

— Он положил на нее глаз.

— Брось.

— О господи! Мальчишки никогда ничего не замечают. — Чувствуя свое превосходство, она села и отбросила волосы за спину — Он рассматривал ее.

— Ну и что? — Тео слегка подвинулся и пожал плечами — Он и раньше так делал. Держу пари, даже спал кое с кем из них.

— Да неужели? — саркастически спросила девочка, сползла с кровати и подошла к окну. Тоскливый пейзаж. Только дождь и лозы, лозы и дождь… — Если он переспит с дочерью своего Росса, его застукают, уволят, и мы вернемся домой.

— Куда домой? Если он потеряет работу, нам будет некуда податься. Пора взрослеть, Мадци.

Девочка понурилась.

— Паршиво.

— Что и говорить…

Примерно то же чувство испытывал и Тай, когда София притащила его на совещание, которое она называла «мозговой атакой». Она носилась по отделу рекламы, сыпала именами, бурно жестикулировала, здоровалась, отдавала распоряжения и рассылала письменные сообщения.

Конечно, ни одного имени Тайлер не запомнил, а все лица слились у него в одно туманное пятно. Он пытался идти в ногу с Софией, но тщетно. Эта женщина была быстра и неуловима, как шаровая молния.

Наконец в комнате осталось всего три человека. Они казались Таю типичными городскими крысами. Строгие костюмы, строгие прически, очки в тонкой оправе и ноутбуки. Две женщины, один мужчина. Все молодые и красивые. Он не смог бы запомнить, кто есть кто, даже под страхом смертной казни: имена у всех были двуполые.

Он держал в руке чашку с прекрасным кофе, который ему вовсе не хотелось пить. Все говорили одновременно и жевали бисквиты.

У Тая отчаянно разболелась голова.

— Нет, Крис, мне нужно что-то тонкое, но сильнодействующее. Образ с мощным эмоциональным посылом. Трейс, быстро набросай мне пару. Молодые, непринужденные, лет двадцати пяти — тридцати. Отдыхают на крыльце. Сексуальные, но не слишком.

Поскольку за карандаш и блокнот взялся мужчина с растрепанными светлыми волосами, Тай понял, что это и есть Трейс.

— Закат, — продолжила София. Она встала из-за стола и начала расхаживать по комнате. — Конец дня. Оба работают, детей нет. Энергичные, но не чересчур.

— Качалки, — предложила бойкая брюнетка в красном костюме.

— Очень уютно. Очень по-сельски. Может быть, это их любовное гнездышко, — сказала София. — Яркая обивка. На столе свечи. Восковые. Не тонкие.

Она наклонилась над плечом Трейса и промычала что-то одобрительное.

— Неплохо, неплохо, но сделай-ка вот что… Пусть они смотрят друг на друга. Ее нога лежит у него на коленях. По-дружески интимно. У него закатаны рукава. Она в джинсах… нет, в хаки. София села на край стола, надула губы и задумалась.

— Я хочу, чтобы они беседовали. Спокойно и мирно. Наслаждаясь обществом друг друга после трудового дня.

— Один из них наливает вино. Держит бутылку.

— Попробуем. Ну что, Пи-Джей, набросаешь?

Бойкая брюнетка кивнула и взялась за блокнот. Стало быть, Пи-Джей — это она.

— Вам понадобится вода. — Вторая женщина, рыжая, подавила зевок. Судя по всему, происходившее вызывало у нее досаду.

— Кажется, мы разбудили Крис, — мягко сказала София. Тай заметил, что рыжая блеснула глазами, но тут же прикрыла их ресницами.

— Сельские сцены вызывают у меня скуку. Вода добавляет стихийности и скрытой сексуальности.

— Крис нужна вода… — София кивнула, встала и снова начала расхаживать по комнате. — Это хорошо. Пруд или озеро. Соответствующее освещение. Отражения… Посмотри-ка, Тай Что ты об этом думаешь?

Когда Трейс показал ему свой набросок, Тай изо всех сил постарался сделать умное лицо.

— Я ничего не понимаю в рекламе. А рисунок хороший.

— Это набросок рекламного объявления, — напомнила София. — Нужно понять, доходчиво оно или нет. Что ты видишь?

— Что они сидят на крыльце и пьют вино. А почему у них нет детей?

— А с какой стати они должны быть?

— Пара сидит на крыльце. Крыльцо означает дом. А где дом, там и дети.

— Потому что на рекламе алкогольной продукции детей быть не должно, — с оттенком насмешки сказала Крис. — Закон о рекламе, статья сто первая.

— Тогда следы присутствия детей. Например, игрушки на крыльце. Люди достаточно давно женаты, но все еще любят друг Друга, с удовольствием сидят на крыльце и выпивают по бокалу вина на ночь. Это сексуально.

Крис открыла рот, собираясь ответить, но увидела, что у Софии загорелись глаза, и благоразумно промолчала.

— Хорошо. Отлично, — сказала София. — Просто замечательно Игрушки на крыльце, Трейс. Бутылка стоит на столе рядом со свечами… Сексуальная молодая пара с уютным домиком в предместье празднует закат, — пробормотала она. — «Это твое время. Расслабься с Джамбелли. Это твое вино».

— Скорее уютно, чем сексуально, — пробормотала Крис.

— Прибережем сексуальность для городского антуража. Две пары на дружеской вечеринке. Квартира. Все молодые и шикарные. Из окна открывается вид на город. Фонари и силуэты.

— Кофейный столик, — вставила Пи-Джей, уже что-то набрасывавшая. — Одна пара сидит на полу. Другая устроилась на диване, все разговаривают одновременно. Играет музыка. На столе расставлена еда. На вынос. А сюда наливаем вино…

— Отлично. Они празднуют четверг. Текст тот же.

— Почему четверг? — невольно заинтересовался Тай.

— Потому что на четверг никогда не строят больших планов. — София снова села на край стола и скрестила ноги. — Планы строят на уик-энд. Если строят вообще. А дружеская вечеринка в четверг — это экспромт. Мы хотим, чтобы люди покупали бутылку нашего вина по дороге. Вот почему четверг. «Твое время, твое вино». Это приманка.

— Вино «Джамбелли — Макмиллан». Она кивнула:

— Верно. Цель рекламной кампании — заставить запомнить марку. Свадьба. Празднование бракосочетания. Шампанское, цветы, роскошная пара.

— Лучше медовый месяц. Это сексуальнее, — прокомментировал Трейс, закончив очередной набросок — Те же элементы, но на фоне сногсшибательного гостиничного номера. Свадебное платье висит на двери, наша пара целуется, а на столе стоит шампанское во льду.

— Если они целуются, то им не до шампанского, — сказал Тай.

— Разумно. Поцелуй убираем, но все остальное отлично. Покажи-ка… — Руки Софии задвигались. — Ожидание. Шелк, цветы, в руках длинные бокалы. Вместо поцелуя — взгляд друг на друга. Ступайте, детки, и начинайте творить тайну. Посмотрим, что вы принесете мне через несколько часов. Помните: моменты. Особенные и в то же время самые обычные.

Когда творческая бригада вышла, беседуя на ходу, София скрестила ноги и протянула:

— Неплохо, Макмиллан. Очень неплохо.

— Отлично. Ну что, едем домой?

— Нет. У меня здесь полно барахла. Нужно упаковать его, чтобы устроить кабинет на вилле. Ты умеешь рисовать?

— Конечно.

— Это плюс. — Она слезла со стола, подошла к полкам и вынула блокнот.

Полки были забиты битком. Но не оргтехникой, а безделушками, которые собирают главным образом женщины. Поверх пыльных папок стояли лягушки. Маленькие зеленые, большие бронзовые, танцующие, модно одетые и даже, кажется, спаривающиеся.

Они не вязались с образом модно одетой женщины, цокающей высокими каблуками по коридорам офиса и благоухающей ароматами ночного леса.

— Ищешь заколдованного принца?

— Что? — София обернулась и увидела его жест. — А… Нет, принцы слишком капризны. Просто мне нравятся лягушки… Послушай-ка, что пришло мне в голову. Нечто вроде монтажа. Панорама виноградников, освещенных солнцем. Лозы, сгибающиеся под тяжестью гроздьев. Одинокая фигура, идущая вдоль рядов. Затем крупный план, огромные корзины с только что сорванными кистями.

— Мы давно не пользуемся корзинами.

— Уступи мне, Тай. Простота, доступность, традиция. Мозолистые руки, держащие корзину. Потом бочки, ряды деревянных бочек, полумрак погребов. Таинственность, романтичность. Пара симпатичных ребят в комбинезонах, откручивающих кран. Из бочки бьет струя красного вина. Ярко-красные брызги на бочке. Потом рабочие, пробующие и проверяющие качество вина. И наконец, бутылка. Может быть, два бокала и штопор между ними. От лозы до стола. Сто лет совершенства. Нет, от нашей лозы до вашего стола. — Брови Софии сошлись на переносице; она представляла себе рекламное объявление. — Сначала надпись «Сто лет совершенства», потом монтаж, а внизу: «От нашей лозы до вашего стола. Традиция Джамбелли — Макмилланов продолжается».

Она повернулась, заглянула Таю за плечо и фыркнула. Пока София говорила, он рисовал. Получились кружочки, человечки и кривобокая колонна, которая должна была изображать бутылку красного вина.

— Ты сказал, что умеешь рисовать.

— Но не обещал, что хорошо получится.

— Ладно, маленькая неувязка. Рисунок не мой конек, но по сравнению с тобой я — Леонардо да Винчи. Когда я рисую, то лучше представляю себе общий замысел. — Она вздохнула и снова начала расхаживать по комнате. — Вот что мы сделаем. Творческая бригада будет передавать мне наброски по факсу.

Составим расписание, чтобы раз в неделю встречаться либо здесь, либо в моем кабинете на вилле.

София опустилась на ручку кресла, в котором сидел Тай, и хмуро уставилась куда-то в пространство. Она думала о своей творческой бригаде. Перед отъездом требовалось дать им несколько советов.

— Я пробуду здесь еще полчаса. А ты поезжай к «Армани» и подожди меня там.

— С какой стати я должен ехать к «Армани»?

— Потому что тебе нужна одежда.

— У меня куча одежды.

— Милый, твоя одежда мало чем отличается от твоих рисунков. Конечно, это рисунки, но премию за них ты не получишь. Я немного приодену тебя, а взамен ты поможешь мне купить полное обмундирование виноградаря. — Она лениво потрепала его по плечу, а затем встала.

Тайлер хотел поспорить, но понял, что это бесполезно. Чем скорее они покончат с этим делом и вернутся домой, тем лучше.

— И где этот «Армани»?

София уставилась на него во все глаза. Человек много лет жил в часе езды от Сан-Франциско. Неужели можно этого не знать?

— Спроси у моей секретарши. Она покажет тебе направление. Я приеду следом.

— Один костюм, — предупредил Тай, шагнув к двери. — Не больше.

—Угу.

«Там увидим, — подумала она. — Забавно получится. Его можно лепить, как глину. Но до того следует кое-что закончить». Она вернулась к письменному столу и сняла трубку:

— Крис, ты не могла бы зайти на минутку? Да, сейчас. У меня мало времени.

София потянулась и начала собирать папки и дискеты.

Она работала с Крис четыре с лишним года. На первых порах, когда только что закончившую университет Софию сделали заведующей отделом, у них были трения. Затем они сумели найти общий язык, но она не сомневалась, что теперь Крис снова закусила удила.

«Ничего не попишешь, — подумала София, — нужно положить этому конец».

Послышался короткий стук, и на пороге возникла Крис.

— София, у меня куча работы.

— Знаю. Пять минут. Мне придется несколько месяцев разрываться между городом и долиной Нала. Крис, я попала в трудное положение.

— Серьезно? Что-то не похоже.

— Видела бы ты, как я на рассвете обрезала лозы… Понимаешь, моя бабушка ничего не делает без причины. Я не всегда понимаю эти причины, часто они мне не по душе, но это ее компания. Я в ней только работаю.

— Угу. Понятно.

София перестала собирать вещи, уперлась ладонями в стол и серьезно посмотрела ей в глаза.

— Если ты думаешь, что мне нравится разрываться между любимой работой и грязным виноградником, то сильно ошибаешься. А если считаешь, что Тайлер спит и видит, как бы очутиться в одном из здешних кабинетов, значит, ты рехнулась.

— Извини, но он действительно очутился в одном из здешних кабинетов.

— А ты считаешь, что один из этих кабинетов должен принадлежать тебе. Не стану спорить, но предупреждаю: это только временно. Ты нужна мне здесь. Я не смогу приезжать сюда каждый день, не смогу принимать участие в совещаниях и подписывать документы. Можешь считать, что тебя повысили. Твоя должность не изменится, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты получила материальную компенсацию за дополнительные обязанности, которые тебе придется выполнять.

— Дело не в деньгах.

— Но деньги не помешают, — закончила София. — Здешний пост Тая — вещь чисто номинальная. Он не разбирается ни в рекламе, ни в маркетинге и нисколько не интересуется этими вещами.

— Однако это не мешало ему делать замечания и предложения.

— Подожди минутку. — Терпение, напомнила себе София. — По-твоему, он должен был сидеть и чувствовать себя дурак дураком? Его попросили высказать свое мнение, и получилось так, что он сделал несколько дельных предложений. Его сбросили в пропасть без парашюта, но он справился. Это тебе урок.

Крис сцепила зубы. Она работала у Джамбелли почти десять лет и была сыта этой семейкой по горло.

— У него есть парашют. И у тебя тоже. Вы родились с ними. Если вы допустите промах, то вывернетесь. В отличие от всех нас.

— Я говорю с тобой не о семейных делах. Ты ценный сотрудник компании «Джамбелли», ныне «Джамбелли — Макмиллан». Мне очень жаль, если ты считаешь, что твоих талантов не замечают или недооценивают. Я сделаю все, чтобы исправить это положение. Но изменения необходимы. Пройдет несколько месяцев, и, если станет ясно, что мы справились, это пойдет на пользу всем. Однако я должна знать, что на тебя можно положиться. Если это не так, предупреди меня заранее, чтобы я могла принять соответствующие меры.

— Я буду делать свою работу. — Крис подошла к двери и распахнула ее. — И твою.

— Что ж, — пробормотала София, когда дверь со стуком захлопнулась, — по крайней мере это было забавно. — Она вздохнула и снова сняла трубку: — Пи-Джей, зайди на минутку.

— Нет, нам нужно что-нибудь классическое. В тонкую светлую полоску.

— Ладно, пускай. Берем и уходим.

— Тайлер… — София вытянула губы и погладила его по щеке. — Примерь, пожалуйста, будь хорошим мальчиком.

Он перехватил ее запястье.

— Мамочка…

— Да, милый?

— С меня хватит.

— Если бы эти полчаса ты не дулся, а что-нибудь сделал сам, мы бы уже давно освободились. Вот этот, — сказала она, передавая Таю темно-коричневый костюм с узкими полосками, — и этот. — Сама София взяла классический черный костюм-тройку.

Не слушая жалоб, она направилась к отделу рубашек.

— Шон, — махнула она рукой знакомому продавцу, — моему другу мистеру Макмиллану нужна помощь.

— Я позабочусь о нем, мисс Джамбелли. Кстати, сегодня утром здесь были ваш отец и его невеста.

— В самом деле?

— Да, делали покупки для медового месяца. Если вы ищете что-нибудь особенное для свадьбы, то у нас есть великолепный вечерний жакет, который очень вам пойдет.

— Сегодня у меня маловато времени, — выдавила она. — Я заеду к вам при первой возможности.

— Тогда дайте мне знать. Я буду счастлив прислать вам несколько образцов на выбор. Сейчас я позабочусь о мистере Макмиллане.

— Спасибо. — София, словно слепая, поднесла к глазам нарядную рубашку, уставилась на узор, вышитый белыми нитками на белом фоне.

«Не тратят ни минуты, — думала она. — Делают покупки для медового месяца, еще не оформив развод. Значит, слухи уже пошли…»

Может быть, и к лучшему, что она на время вырвется из своего обычного городского окружения. Не придется на каждом шагу сталкиваться с людьми, обсуждающими свадьбу ее отца.

Почему это ее так задевает? И что в таком случае должна испытывать ее мать?

«Нет смысла злиться, — говорила себе София, роясь в мужских рубашках так, словно она мыла золото в быстром ручье. — Нет смысла хмуриться».

«Нет смысла думать».

Она перешла к отделу галстуков и собрала небольшую горку, когда из примерочной вышел Тайлер.

Он был раздосадован, слегка испуган и совершенно неотразим.

«Вот что бывает, если вытащить фермера из хлева и хорошенько рассмотреть его», — подумала она. Широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги в классическом итальянском костюме.

— Неплохо, неплохо… — Она одобрительно кивнула. — Совсем другое дело, Макмиллан. Доверься итальянской моде, и не ошибешься. Шон, позови портного. Продолжим шоу.

Она подошла и приложила к пиджаку сначала белую рубашку с вышивкой, а затем темно-коричневую.

— В чем дело? — спросил ее Тай.

— Ни в чем. Обе прекрасно подойдут.

Тайлер снова взял Софию за запястье и не выпускал, пока она не посмотрела ему в глаза.

— Софи, что-то случилось?

— Ничего, — повторила она. Неужели Тай видит ее насквозь? — Ничего особенного… Отлично выглядишь, — добавила она, заставив себя улыбнуться. — Мужественно и сексуально.

— Это всего лишь одежда.

Она прижала руку к груди и сделала шаг назад.

— Макмиллан, если ты так думаешь, то нам не видать успеха как своих ушей. — Она выбрала галстук и приложила его к рубашке. — Да, годится… Как брюки, не узки? — Она потянулась к поясу.

— Ты в своем уме? — Тай вспыхнул и оттолкнул ее руку.

— Если бы я хотела тебя пощупать, то начала бы ниже… А теперь примерь черный. Портной подгонит и его тоже.

Он поворчал для приличия, тем не менее с огромным чувством облегчения, когда спасся бегством в примерочную. Минуту-другую его никто не будет трогать.

Его не тянуло к Софии. Ничуть не тянуло. Но эта женщина рассматривала его, прикасалась к нему. А он живой человек. Причем мужчина. И проявляет совершенно естественную для мужчины реакцию.

Ведь к портному и этому худенькому Шону он ничего подобного не испытывает, правда?

Нужно просто успокоиться и позволить им измерить все, что нужно. Он купит все, что отобрала София, и на этом суровое испытание закончится.

Интересно, что случилось за время его пребывания в примерочной? Какое горе опечалило эти большие темно-карие глаза? Опечалило так, что ему захотелось подставить Софии свое плечо?

Это тоже вполне нормальная реакция, заверил себя Тай, снимая костюм в полоску и надевая черную тройку. Просто он не любит, когда кому-нибудь причиняют боль.

И все же он предпочел бы не испытывать к ней никаких чувств. Даже самых естественных.

Он посмотрел на себя в зеркало и покачал головой. Какого черта им понадобилось засовывать его в тройку? Черт побери, он фермер, фермером и останется.

А потом Тай сделал ошибку, посмотрев на ярлычок с ценой. Он никогда не думал, что от вида бумажки с несколькими цифрами у человека может остановиться сердце.

Когда в примерочную вошли весело болтавшие Шон и портной, Тай, и думать забывший о каких бы то ни было чувствах, все еще пребывал в состоянии шока.

— Думай об этом как о вложении денег, — посоветовала София, когда они выехали из города и направились на север. — Кроме того, дорогой, ты действительно выглядел ослепительно.

— Заткнись. С тобой не разговаривают.

«Боже, да он просто прелесть, — думала София. — Откуда что взялось?»

— Разве я не купила все, что ты велел? Даже эту уродскую фланелевую рубашку?

— Ага, но сколько это стоило? Рубашки, несколько брюк, шляпа и сапоги. Меньше пятисот баксов. А я потратил почти в двадцать раз больше. Не могу поверить, что в одночасье спустил десять тысяч долларов.

— Зато ты приобрел вид настоящего удачливого администратора. Знаешь, если бы я встретила тебя в этом черном костюме, то просто влюбилась бы.

— Серьезно? — Он попытался вытянуть ноги, однако потерпел неудачу: машина была слишком мала. — Но сегодня утром на мне не было костюма, а ты…

— Нет. Это был просто порыв чувственности. Совсем другое дело. Но вид мужчины в хорошо сшитой тройке возбуждает меня. А что возбуждает тебя?

— Обнаженные женщины. Я человек простой.

Она рассмеялась и добавила газу, довольная тем, что на шоссе просторно.

— Нет уж, дудки! Сначала я тоже так думала, но ты вовсе не простой. Сегодня в офисе ты был просто молодцом. Не ударил лицом в грязь.

— Слова и картинки. — Он пожал плечами. — Подумаешь, какое дело…

— Ох, Тай, не надо все портить! Я ничего не говорила заранее, потому что не желала, чтобы мое мнение или мой опыт повлияли на твои впечатления. Кроме того, мне хотелось, чтобы ты лучше узнал людей, с которыми тебе придется работать рука об руку в мое отсутствие.

— Этот малый далеко пойдет. Мозги у него хорошие, и свою работу он любит. Наверняка холостяк, иначе кто-нибудь разжигал бы в нем честолюбие. Кроме того, ему нравится работать в окружении красивых женщин.

— Близко к истине. — София широко открыла глаза. — Тонкое замечание для человека, который притворяется мизантропом.

— Если я не слишком люблю людей, это еще не значит, что я в них не разбираюсь. А что касается этой бойкой Пи-Джей… — Тай осекся, когда София смерила его взглядом и рассмеялась. — Ты что?

— Бойкая Пи-Джей. В самую точку!

— Ну да, она так и пышет энергией. Она побаивается тебя, но старается не показывать этого. Не прочь со временем занять твое место, но слишком молода и может двадцать раз передумать.

— С ней легко работать. Она все подхватывает на лету и доводит до блеска. У девочки свежий глаз. Кроме того, она научилась не бояться критиковать наши идеи, если они ей не нравятся. Если столкнешься с трудностями, которые я не смогу разрешить, обратись к ней.

— Потому что рыжая уже невзлюбила меня всеми печенками, — закончил ее мысль Тай. — Впрочем, тебя она тоже не жалует. Она не хочет ждать, пока вырастет, и предпочла бы занять твое место прямо сейчас. Если бы ты внезапно погибла в автокатастрофе, она не моргнув глазом села бы в твое руководящее кресло.

— Вижу, твой первый день в школе прошел не напрасно. Крис подает замечательные идеи рекламных кампаний, а если верит в них, то разрабатывает и детали. Она не очень хороший руководитель, потому что не понимает людей и любит давить на других членов группы. Но ты прав, сейчас Крис возненавидела тебя, потому что ты влез в то, что она считает своей епархией. В этом нет ничего личного.

— Ну да, как же… Такие дела всегда личные. Мне на это наплевать, но на твоем месте я бы берег спину. При случае она с удовольствием пнет тебя каблуком в задницу.

— Уже пыталась, но у нее ничего не вышло. — София лениво постучала пальцами по баранке. — Я куда круче, чем кажусь с виду.

— Уже понял.

Тай потянулся изо всех сил. «Поработаешь несколько недель в поле, а там посмотрим, какая ты крутая», — подумал он. Кажется, их ожидала долгая и морозная зима.

ГЛАВА 6

Когда в два часа ночи зазвонил телефон, Пилар уже засыпала. Она рывком села и нащупала трубку; сердце колотилось как бешеное.

Несчастный случай? Смерть? Трагедия?

— Алло… Да?

— Ну ты, подлая сука! Думала, что сумеешь меня напугать?

— Что? — Рука, которой она пригладила волосы, дрожала.

— Тебе не удастся лишить меня покоя!

— Кто это? — Она включила лампу и зажмурилась от яркого света.

— Ты прекрасно знаешь, кто это, черт побери! У тебя хватило духу позвонить и вылить на меня поток грязи! Помолчи, Тони, я скажу ей все, что о ней думаю!

— Рене? — Узнав неповторимый голос мужа, звучавший на заднем плане, Пилар попыталась взять себя в руки и справиться с сердцебиением.

— Прекрати строить из себя святую невинность! Это может пройти с Тони, но не со мной! Я вижу тебя насквозь. Милочка, шлюха не я, а ты. Лгунья, ханжа траханая! И если ты еще раз позвонишь мне…

— Я не звонила. — Пилар, старавшаяся успокоиться, натянула одеяло до подбородка. — Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты или твоя сука дочь, мне все равно. Посмотри правде в глаза. Ты сошла с круга, причем давным-давно. Ты пародия на женщину. Пятидесятилетняя девственница. Мы с Тони уже встречались с адвокатами и скоро получим официальное подтверждение того, что давно известно всему миру. На свете нет мужчины, которому ты была бы нужна. Несмотря на все деньги твоей матери!

— Рене, Рене… Прекрати. Прекрати сейчас же… Пилар? Пилар, в висках которой стучала кровь, узнала голос мужа.

— Зачем ты это делаешь?

— Извини. Кто-то позвонил нам и наговорил Рене кучу гадостей. Она очень расстроена. — Ему пришлось повысить голос, чтобы пересилить шум. — Конечно, я говорил ей, что ты никогда бы такого не сделала, но она… она расстроена, — неловко повторил Тони. — Мне нужно идти. Я позвоню тебе завтра.

— Она расстроена, — прошептала Пилар, когда в трубке послышались короткие гудки. — Конечно… Ее нужно утешить. А как же я? Как быть мне?

Она положила трубку и встала, поборов инстинктивное желание забиться под одеяло и свернуться клубком.

Дрожавшая всем телом Пилар надела халат, порылась в комоде и нашла сигареты, припрятанные на черный день. Сунув пачку в карман, она открыла балконную дверь и вышла в ночь.

«Мне нужен воздух. Нужна сигарета. Нужен покой», — думала Пилар, миновав галерею и спускаясь по каменным ступеням.

Разве не достаточно того, что единственный мужчина, которого она любила, единственный мужчина, которому она когда-либо отдавалась, был к ней равнодушен? Не уважал ее и нарушил свой обет? Неужели она обязана выслушивать гадости от женщины, которая ее заменила? Позволять, чтобы ее будили среди ночи и оскорбляли?

Пилар отошла подальше от дома, стараясь держаться в тени, чтобы ее не было видно из окна.

Приличия. Пилар поняла, что плачет, и рассердилась на себя. Нужно соблюдать приличия, чего бы это ни стоило. Что скажут слуги, если увидят, что госпожа Джамбелли курит в кустах посреди ночи? Что она изо всех сил пытается избавиться от нервного срыва с помощью сигареты?

Рене могли звонить десятки людей, с горечью думала Пилар. Все осуждают ее поведение. И судя по его тону, Тони прекрасно знает, кто именно звонил. Куда проще заставить Рене поверить, что это сделала брошенная жена, а не новая любовница.

Куда проще заставить многострадальную Пилар получать пощечины и выслушивать оскорбления.

— Черт побери, мне еще нет пятидесяти, — пробормотала. она, чиркая зажигалкой. — И я вовсе не девственница.

— Я тоже.

Она резко обернулась. Зажигалка выпала, со звоном ударившись о каменную плиту. При виде Дэвида Каттера, вышедшего из тени на лунный свет, Пилар почувствовала гнев и унижение.

— Прошу прощения за то, что напугал вас. — Он наклонился и поднял зажигалку. — Но я подумал, что следует показаться до того, как вы продолжите свой монолог.

Чиркнув зажигалкой, Каттер увидел влажные ресницы, щеки с дорожками слез и дрожащие руки Пилар.

— Не могу уснуть, — продолжил он. — Новое место, новая кровать. Решил прогуляться. Не составите мне компанию?

Воспитание не позволило Пилар пуститься в постыдное бегство.

— Я не курю. Официально.

— Я тоже. — Он жадно втянул в себя запах табака. — Бросил. И с тех пор мучаюсь.

— А я никогда не курила на людях. Поэтому иногда тайком убегаю из дома и грешу.

— Меня вы можете не бояться. Я нем как могила. Иногда исповедь перед незнакомым человеком делает чудеса. — Видя, что Пилар молча покачала головой, он сунул большие пальцы в карманы джинсов и продолжил: — Прекрасная ночь после дождя. Не хотите прогуляться?

Пилар хотела вернуться в дом, забраться под одеяло и лежать так, пока не пройдет чувство унижения. Однако она слишком хорошо знала, что обиды проходят быстрее, когда двигаешься.

Поэтому она согласилась.

— Как вы устроились? — спросила Пилар, когда они приноровились к походке друг друга.

— Вполне прилично. Пришла пора кое-что исправить. У моего сына в Нью-Йорке были неприятности. Обычные детские шалости, но начинавшие входить в привычку. Я решил положить этому конец.

— Надеюсь, они будут здесь счастливы.

— Я тоже. — Дэвид вынул из кармана носовой платок и молча сунул его Пилар. — Жду не дождусь, когда завтра увижу виноградники. В небольшой мороз и при свете луны они выглядят очень живописно.

— У вас хорошо получается, — пробормотала она. — Как будто в женской истерике посреди ночи нет ничего особенного…

— Это не похоже на истерику. Вы сердитая и грустная. — «И очень красивая, — подумал он. — Белый халат, черная ночь. Как на фотографии, сделанной мастером».

— Во всем виноват неприятный телефонный звонок.

— Кому-то плохо?

— Никому, кроме меня. И в этом виновата я сама. — Она остановилась, затушила сигарету и сунула окурок в прошлогодние листья, лежавшие в стороне от тропинки. А потом обернулась и смерила Дэвида долгим взглядом.

Хорошее лицо, решила она. Сильный подбородок, ясные глаза. Синие, вспомнила Пилар. Темно-синие, ночью кажущиеся почти черными. Еле заметная улыбка, тронувшая губы Каттера, говорила о том, что он догадывается о ее мыслях. Как видно, он был достаточно терпелив и уверен в себе, чтобы позволить себя рассматривать.

И тут Пилар вспомнила, как он улыбался, когда держал под мышками детей. Этот человек любил и достаточно понимал сына и дочь, чтобы рассказывать об их интересах незнакомым людям. То, как он вел себя с Терезой, вызывало доверие.

О соблюдении приличий речи не шло. Какие могут быть приличия, если ты стоишь в халате с мужчиной посредине ночи?

— Ну что, решились? — спросил он.

— Пожалуй. Вы человек семейный — надеюсь, вы меня поймете… Мы с мужем разъехались много лет назад. А совсем недавно он сообщил мне, что хочет развода. Его будущая жена очень молодая. Красивая, колючая. И… очень молодая, — слегка улыбнувшись, повторила она. — Наверно, смешно, что это так волнует меня. Во всяком случае, ситуация возникла трудная и неловкая.

— Со временем он поймет, что потерял, и тогда все это будет гораздо труднее для него, чем для вас.

Пилар не сразу поняла, что ей польстили.

— Спасибо. Вы очень любезны.

— Ничуть. Вы красивы, элегантны и вызываете к себе интерес.

Она не привыкла к комплиментам, понял Дэвид, когда Пилар уставилась на него во все глаза. Странно…

— Ему придется нелегко. Развод — вещь трудная, — добавил он. — Вроде смерти. Особенно если ты всерьез собираешься начать новую жизнь. Невыносимо видеть, как все рушится. Даже если у тебя не осталось никаких иллюзий.

— Да. — Она почувствовала себя более уверенно. — Да, это так. Мне сообщили, что адвокаты скоро положат официальный конец нашему браку. Думаю, мне пора начинать собирать осколки.

— Только для того, чтобы убрать их со своего пути. — Дэвид положил руку ей на плечо и снял только тогда, когда почувствовал, что Пилар напряглась и слегка отодвинулась. — В три часа ночи действуют другие правила, чем днем, поэтому я могу быть откровенным. Меня очень влечет к вам.

Пилар почувствовала, как внутри что-то вспыхнуло. Удовольствие? Тревога? Она сама не знала, что и думать.

— Очень лестно.

— Это не лесть, а факт. Лесть — это то, что вы слышите от мужчины во время коктейля, когда он раздумывает, стоит ли ему поволочиться за вами. Кто-кто, а я в этом разбираюсь.

Теперь он улыбался. Так же легко и непринужденно, как в момент их знакомства. Пилар вновь ощутила, как внутри поднимается волна какого-то давно забытого чувства. И тут до ее сознания дошла очевидная и тем не менее ошеломившая ее мысль: да это же влечение. Настоящее физическое влечение к мужчине!

— Всю сознательную жизнь я кому-то льстил. В том числе и женщинам. Но я догадываюсь, что вас этим не проймешь. И поэтому говорю прямо. — Его улыбка исчезла, взгляд был спокойным и серьезным. — Как только вы открыли дверь, я почувствовал себя так, словно в меня ударила молния. Я не испытывал ничего подобного много лет.

— Дэвид… — Пилар сделала шаг назад и вздрогнула, когда он прикоснулся к ее руке.

— Я не собираюсь посягать на вас. Но подумывал об этом. — Каттер продолжал пристально смотреть на Пилар, пока у нее не зачастил пульс. — Наверное, поэтому мне и не спалось.

— Мы едва знаем друг друга. А я… — «Пятидесятилетняя девственница…» Нет, подумала она, черта с два. Но близко. Достаточно близко к истине.

— Вы правы. Я не собирался форсировать события, но так получилось. Красивая женщина в белом халате, сад в лунном свете. Разве можно этому сопротивляться? Что ж, зато вам будет над чем подумать.

— Да, пожалуй… Но мне пора.

— Вы не пообедаете со мной? — Дэвид поднес ее руку к губам (казалось, момент для этого был самый подходящий), ощутил слабый аромат и испытал удовлетворение, когда рука Пилар слегка дрогнула. — В ближайшее время?

— Не знаю. — Она отняла руку и почувствовала себя юной и наивной глупышкой. — Я… Спокойной ночи.

Пилар торопливо пошла по тропинке. Добравшись до лестницы, она едва перевела дух. Под ложечкой сосало, сердце сжималось. Она так давно не испытывала ничего подобного, что окончательно смутилась.

Но по крайней мере она больше не злилась. А отчаяние и тоска развеялись без следа.

Когда Джереми Деморне подошел к телефону, в Нью-Йорке была полночь. Человек на другом конце провода был для него всего лишь средством. Средством, к которому прибегают в случае необходимости.

— Все готово. Готово для следующего шага.

— Отлично. — Джереми улыбнулся и налил себе бокал бренди. — Тебе понадобилось много времени, чтобы решиться.

— Мне есть что терять.

— И есть что приобретать. Джамбелли используют тебя и, если захотят, вышвырнут, не моргнув глазом. Ты знаешь это не хуже меня.

— Моему посту ничто не грозит. Реорганизация его не коснулась.

— Пока что. Едва ли этот звонок состоялся бы, если бы тебя не припекло.

— Усталость, только и всего. Усталость от того, что моих Усилий никто не замечает. Не хочу, чтобы мою работу оценивали люди со стороны.

— Естественно. Софии Джамбелли и Тайлеру Макмиллану было от рождения суждено идти по стопам предков, и они займут свои посты независимо от собственных заслуг. А теперь к ним присоединился Дэвид Каттер. Неглупый малый. В «Ла Кер» жалеют, что он ушел. Он будет пристально наблюдать за всеми направлениями деятельности компании. И может заметить некоторые… расхождения.

— Я буду соблюдать осторожность.

— Одной осторожности мало. Что ты собираешься выложить на стол? Того, о чем мы договорились заранее, недостаточно.

— Столетие. Если сложности начались уже во время слияния, в следующем году они усилятся, и это разъест фундамент компании. Я могу кое-что сделать.

— Например, отравить старика?

— Это был несчастный случай!

Страх, прозвучавший в голосе собеседника, заставил Джерри улыбнуться. Все шло так, как было задумано.

— Ты называешь это несчастным случаем?

— Это была твоя идея! Ты говорил, что он только заболеет!

— О, у меня множество идей. — Джерри лениво рассматривал ногти. «Ла Кер» платил ему за идеи, причем куда менее радикальные, потому что его звали Деморне. — Исполнение было за тобой. И оказалось никуда не годным.

— Откуда мне было знать, что у него больное сердце?

— Я уже говорил, одной осторожности мало. Если следовало кого-то убить, то надо было начать с самой старухи. Не будь ее, они не сумели бы так быстро заделать просверленные нами дыры в плотине.

— Я не убийца.

— Позволю себе не согласиться. — «Именно убийца, — подумал Джерри. — И именно поэтому сделаешь все, что от тебя требуется». — Думаю, что анонимный звонок в итальянскую полицию заставит ее эксгумировать труп Баптисты и тщательно исследовать его… Убийство старика — твоих рук дело, — после продолжительной паузы сказал Джерри. — Если желаешь сохранить свою шкуру, то сделаешь все, что необходимо. Хочешь, чтобы я продолжал оказывать тебе помощь и финансовую поддержку? Тогда докажи свою полезность. Можешь начать собирать для меня копии юридических документов, контрактов, планов рекламной кампании. Меня интересует каждый их шаг. Полевые дневники виноградарей. В Венеции и Напе.

— Это будет рискованно. И потребует времени.

— Тебе платят за риск. И за время. — Он был человеком терпеливым, богатым и мог позволить себе и то и другое. Если удастся уничтожить Джамбелли, затраты себя окупят.

— Мне нужны деньги. Я не смогу получить то, что тебе нужно, без…

— Дай мне то, чем я сумею воспользоваться. Тогда я вышлю тебе деньги. Наложенный платеж, радость моя. Вот как это называется.

— Виноградные гроздья. Великое дело… — мрачно бросил Тео.

— Действительно, великое, — подтвердил Дэвид. — В ближайшем будущем они станут твоими гамбургерами и чипсами.

— А машиной они станут?

Дэвид посмотрел в зеркало заднего вида.

— Не сглазь, старина.

— Папа, в Нигдеграде нельзя жить без колес.

— Можешь отправиться на ближайшую стоянку подержанных машин, как только я испущу свой последний вздох.

Три месяца… да нет, три недели назад этого замечания хватило бы, чтобы сын застегнулся на все пуговицы или ответил дерзостью. То, что Тео только хмыкнул в ответ, широко раскрыл глаза и откинулся на спинку заднего сиденья, согрело отцовское сердце.

— Жаль, что я не отдал вас обоих на курсы хороших манер, — рассеянно сказал Дэвид, поворачивая к винодельне Макмилланов.

— Ладно. Пусть Тео туда ходит. Не будет путаться под ногами. Мадди было все равно, что пришлось встать раньше. Все равно, что они колесили по холмам и долинам. Ее пугало только одно здесь нечего делать. В данный момент она от души надеялась, что отец сдастся и купит Тео машину. А потом она уговорит брата свозить ее куда-нибудь. Все равно куда.

— Красивое место. — Каттер остановил микроавтобус, вышел и осмотрел поля и рабочих, обрезавших лозу холодным утром — Но все это, дети мои, — сказал Дэвид, обняв присоединившихся к нему детей, — никогда не будет вашим.

— Может быть, у кого-нибудь из них есть дочь. Я женюсь на ней, а потом ты будешь работать у меня.

Дэвид вздрогнул:

— Ты пугаешь меня, Тео. Поехали отсюда.

Тай увидел трех человек, пробиравшихся между рядами, и чертыхнулся себе под нос. «Туристы, — подумал он. — Надеются на экскурсию и дружелюбный прием». Но на дружелюбие у него не было времени. Кроме того, он не любил пускать на свои поля чужих.

Он пошел им навстречу и уже совсем собрался прогнать, но остановился и задумчиво посмотрел на Софию. В конце концов, это по ее части. Она имеет дело с людьми, а он — с растениями.

Тай подошел к Софии, посмотрел на ее работу и неохотно признал, что она справляется с обрезкой, причем совсем неплохо.

— Каких-то туристов несет нелегкая, — проворчал он. — Сделай перерыв и отправь их на винодельню, в дегустационный зал. Кто-нибудь проведет для них обычную экскурсию.

София выпрямилась и начала разглядывать пришельцев. «Отец с сыном очень похожи и напоминают комика Бина, — сделала вывод она, — а дочь только что вернулась с шабаша».

— Ладно, я уведу их. А заодно выпью чашечку кофе… Думаю, небольшой поход по винограднику и короткий, но емкий рассказ об обрезке возбудит их аппетит и заставит папашу

раскошелиться на пару бутылок вина.

— Я не хочу, чтобы посторонние шлялись по моим полям.

— Не будь таким букой. — Она широко улыбнулась, схватила Тая за руку и потащила навстречу семейству. — Доброе утро! Добро пожаловать на виноградники Макмилланов. Меня зoвyт София, и мы с Тайлером будем счастливы ответить на вопросы, которые могут у вас возникнуть. В данный момент здесь проводится зимняя обрезка. Важная, если не решающая стадия производства вина. Совершаете поход по долине?

— Можно сказать и так.

«У нее глаза бабушки, — подумал Дэвид. — Те же разрез и цвет. У Пилар глаза мягче и светлее, с золотистым оттенком».

— Вообще-то я надеялся познакомиться с вами обоими. Я Дэвид Каттер. А это мои дети, Тео и Мадди.

— Ох… — Быстро оправившись от неожиданности, София чинно пожала протянутую ей руку. «Хочет познакомиться, — мелькнуло у нее в голове. — Что ж, годится».

Пока что она сумела выяснить только одно: Дэвид Каттер в разводе, отец-одиночка и двадцать лет уверенно взбирался пo служебной лестнице в «Ла Кер».

Глядя человеку в глаза, можно узнать намного больше.

— Что ж, еще раз добро пожаловать. Всем вам. Не хотите пройти в дом или на винодельню?

— Я бы предпочел взглянуть на поля. Давненько я не видел, как ведется обрезка. — Дэвид обернулся к Тайлеру и сразу понял, что тот не в духе. — У вас прекрасный виноградник, мистер Макмиллан. И превосходное вино.

— Вы правы. Но у меня есть работа.

— Вы должны извинить Тайлера. — София скрепя сердце взяла Дэвида под руку, пытаясь таким образом удержать на месте. — Он очень целеустремленный человек и сейчас не может думать ни о чем другом, кроме обрезки. К тому же он не силен в искусстве общения. Правда, Макмиллан?

— Лозам болтовня не требуется.

— Звуки стимулируют рост всего живого. — Сердитое выражение лица Тая не произвело на Мадди ни малейшего впечатления — а почему вы обрезаете их зимой? — спросила она. — А не осенью или ранней весной?

— Мы обрезаем их в состоянии покоя.

— Почему?

— Мадди… — начал Дэвид.

— Ничего, все нормально. — Тай присмотрелся к девочке. «Одета, как ученик вампира, но личико смышленое», — подумал он. — Мы ждем первого сильного мороза, который заставит лозы впасть в спячку. Обрезка проводится для того, чтобы обеспечить новый рост весной. Зимняя обрезка уменьшает урожай. Но нам требуется не количество, а качество. Переросшие лозы дают слишком много негодных гроздьев.

Он снова посмотрел на Дэвида.

— Догадываюсь, что на Манхэттене не слишком много виноградников.

— Верно. Это одна из причин, заставивших меня принять ваше предложение. Я тосковал по полям. Двадцать лет назад я провел очень холодный, сырой январь в Бордо, обрезая лозы для «Ла Кер». Много лет я выезжал в поля только для того, чтобы не терять навык. Но никогда не проводил там всю долгую зиму.

— Вы не могли бы показать мне, как это делается? — спросила Мадди у Тайлера.

— Ну, я…

— Сначала я, — жизнерадостно сказала сжалившаяся над Тайлером София. — Мадди и Тео, пойдемте со мной. Я покажу вам виноградники, а потом мы отправимся на винодельню. Конечно, обрезка — вещь очень интересная, но это только начало. Она требует внимания и долгой практики. Я все вам покажу..

— Тео проглотил язык, — со вздохом сказал Дэвид, когда София и дети отошли подальше. — Она красивая женщина. Осуждать его не приходится.

— Да, выглядит она неплохо.

Хмурый тон Тайлера заставил Каттера подавить улыбку. Он серьезно кивнул:

— А я гожусь ей в отцы, так что можете не беспокоиться.

С точки зрения Тая, Каттер был как раз во вкусе Софии, Старше, лощенее, опытнее. Под грубоватыми манерами скрывался класс. Это бросалось в глаза даже такому простому фермеру, как Тайлер Макмиллан.

Но говорить об этом не имело смысла.

— Между мной и Софией ничего нет, — решительно сказал он.

— Дело ваше. Давайте с самого начала поставим все точки над i, идет? Я здесь не для того, чтобы становиться на вашем пути или менять здешние порядки. Макмиллан, вы виноградарь, а я нет. Но я собираюсь делать свое дело и наблюдать за всеми стадиями выращивания винограда.

— Ваше место в кабинете. А мое — в поле.

— Не совсем так. Меня наняли для того, чтобы координировать и присматривать. И, в частности, потому что я знаю, что такое лоза. Я не кабинетный работник и, честно говоря, устал им притворяться. Доказать?

Каттер вынул секатор из футляра, висевшего на поясе Тая, и подошел к ближайшему ряду. Действуя без перчаток, он поднимал лозы, осматривал их и ловко срезал.

Все было предельно быстро, умело. И правильно.

— Я знаю лозы, — повторил Дэвид, возвращая Таю его орудие. — Но от этого виноградники не становятся моими.

Раздосадованный Тай взял секатор и сунул его в футляр, как меч в ножны.

— Ладно, давайте договоримся. Мне не нравится, что кто-то будет стоять у меня за спиной и ставить мне оценки, как в школе. Ц Я здесь для того, чтобы делать вино, а не обзаводиться друзьями! Не знаю, какие порядки существовали у вас в «Ла Кер», и не хочу знать. Этим виноградником управляю я.

— Управляли, — спокойно ответил Дэвид. — А теперь мы управляем им вместе, нравится нам это или нет.

— Нам это не нравится, — коротко сказал Тайлер и ушел. «Упрямый, негибкий, обидчивый, — подумал Дэвид. — Предстоит нешуточная драка». Он посмотрел в ту сторону, куда София увела детей. То, что в мальчике пробуждались гормоны, было видно невооруженным глазом. Это может стать серьезной проблемой, устало подумал Дэвид.

Каттер прошел немного вперед, увидел, что его дочь срезала молодой побег, и одобрительно кивнул.

— Хорошая работа. Спасибо, — сказал он Софии.

— Пожалуйста. Думаю, вы захотите встретиться со мной, чтобы обсудить планы рекламной кампании. Я создаю на вилле свой кабинет. Как насчет второй половины дня? В два часа вас устроит?

«Умная девушка, — подумал он. — Делает первый шаг, создает почву. Что за семья!»

— Конечно, устроит. Но сначала нужно снять с вашей шеи эту пару.

— Я хочу увидеть остальное! — заупрямилась Мадди. — Дома все равно нечего делать. Там скучно.

— Мы еще не распаковали вещи.

— Вы очень торопитесь с этим покончить? — София положила руку на плечо Мадди. — Если не очень, то оставьте Тео и Мадди со мной. Я вернусь на виллу через час-полтора и привезу их Вы расположились во флигеле, верно?

— Верно. — Дэвид посмотрел на часы. До встречи еще оставалось немало времени. — А они вам не помешают?

— Нисколько.

— Ладно. Раз так, увидимся в два часа. Ребятки, только, чур, не шалить.

— Как будто мы только этим и занимаемся, — пробормотала Мадди себе под нос.

— Если нет, — сказала София, когда Дэвид отошел на несколько шагов, — значит, тебе не слишком весело живется.

Дети оказались славными. Жадные расспросы Мадди пришлись ей по душе. А вспыхнувшая в Тео любовь с первого взгляда подняла настроение.

К тому же кто знает поведение, мысли и планы человека лучше, чем его дети? Утро, проведенное с детьми Дэвида Каттера, может оказаться не только приятным, но и полезным.

— Давайте утащим отсюда Тая, — предложила София. — И заставим провести нас по винодельне. Порядки Макмилланов я знаю хуже, чем порядки Джамбелли. — Она сунула секатор в футляр. — Всем нам приходится чему-то учиться.

Пилар расхаживала по кабинету судьи Элен Мур и пыталась не волноваться. Казалось, вся ее жизнь полетела кувырком. Но она вовсе не была уверена, что хочет ее вернуть. Более того, она сомневалась, что хочет вернуть хотя бы ее часть.

Но что-то нужно было предпринять. В этом она была уверена Ей надоело чувствовать себя зависимой и бесполезной.

Однако больше всего Пилар нуждалась в дружеском совете.

В то утро она виделась с матерью и дочерью только мельком. Причем намеренно. Конечно, это было проявлением трусости. Но ей требовалось время, чтобы определить размеры ущерба, принять решение и справиться с глупой болью, которая продолжала терзать ее изнутри.

Пилар машинально взялась за то место на пальце, где всегда было обручальное кольцо, и внезапно поняла, что его нет. Нужно было еще привыкать к этому. Нет, черта с два! Сегодня днем она зайдет к ювелиру и купит самое дорогое, самое вызывающее кольцо, которое украсит средний палец ее левой руки.

«Символ, — сказала она себе, — свободы и начала новой жизни».

Или неудачи.

Сокрушенно вздохнув, Пилар опустилась в кресло, и тут в кабинет влетела Элен.

— Извини, мы немного задержались.

— Все в порядке. Мантия делает тебя грозной и величественной.

— Если я когда-нибудь похудею килограммов на десять, то буду носить под ней бикини. — Элен сбросила мантию и повесила ее на вешалку. Под мантией скрывался скромный коричневый костюм.

Слишком старообразный. Слишком широкий. И совершенно в стиле Элен.

— Спасибо, что выбрала для меня время. Я знаю, как ты занята.

— У нас есть два часа. — Элен опустилась в кресло, сбросила туфли и положила ноги на письменный стол. — Как насчет ленча?

— Что-то не хочется. Элен… Я знаю, ты не специалист по бракоразводным процессам, но… Тони хочет побыстрее закончить дело. Я не знаю, как мне быть.

— Пилар, я могу заняться им сама. Или порекомендовать кого-нибудь. Есть несколько акул, которые с удовольствием ухватятся за этот процесс.

— Мне будет намного спокойнее, если это сделаешь ты. Пусть все будет как можно проще. И чище.

— Очень жаль. — Элен нахмурилась и поправила очки. — Я бы с наслаждением пустила Тони кровь. Мне нужны твои финансовые документы, — начала она, придвигая к себе официальный желтый блокнот. — К счастью, несколько лет назад я сумела тебя уговорить разделить ваши состояния. Но нужно будет прикрыть твою задницу. Не сомневаюсь, что он станет претендовать на деньги, недвижимость и все остальное Но ты не согласишься ни на что.

Она сдвинула очки на кончик носа и посмотрела на Пилар поверх них взглядом старого крючкотвора.

— Я знаю, что говорю, Пилар. Он не получит ни гроша. Пострадавшая сторона — ты. На развод подает он. Он хочет вступить в новый брак. И пусть уходит с тем, с чем пришел. Ты не позволишь ему получить от этого выгоду. Вернее, я тебе этого не позволю. Ты поняла меня?

— Дело не в деньгах.

— Для тебя. Но для Тони это главное. Он привык к обеспеченной жизни и собирается ее продолжать. Сколько он высосал из тебя за последние лет десять?

Пилар заерзала на месте.

— Элен…

— Сколько именно? В виде безвозвратных займов. Дом в Сан-Франциско, дом в Италии. Мебель для обоих.

— Мы продали…

— Он продал, — поправила Элен. — Тогда ты меня не послушалась, но сейчас послушаешься или ищи себе другого адвоката. Ты так и не получила свою долю от продажи недвижимой собственности, которая была куплена на твои деньги. Черт побери, я прекрасно знаю, что он прикарманил изрядную часть твоих драгоценностей и личного имущества. Этому нужно положить конец.

Она поправила очки и откинулась на спинку кресла. На языке жестов это означало переход из ипостаси судьи в ипостась подруги.

— Пилар, я говорю это, потому что люблю тебя. Ты позволила Тони обращаться с тобой как с половой тряпкой. Осталось только написать на груди «Добро пожаловать» и попросить наступить на тебя. И я, и все остальные, которые любят тебя, не могли этого видеть.

— Наверно, так оно и было. — Пилар не собиралась плакать, но боль была слишком свежа. — Я любила Тони и в глубине души думала, что, если буду ему нужна, он снова полюбит меня. Однако сегодня ночью кое-что случилось, и это многое изменило. Точнее, я сама изменилась.

— Рассказывай.

Пилар поднялась и, расхаживая по кабинету, поведала Элен о телефонном звонке.

— Когда я услышала его небрежные извинения, вызванные желанием как можно скорее положить трубку и начать утешать Рене, которая сама набросилась на меня, мне стало стыдно за всех нас. А позже, немного успокоившись, я кое-что поняла. Элен, я больше не люблю его. Может быть, это произошло давно. И поэтому я чувствую себя жалкой.

— Ничего подобного больше не будет. — Элен сняла трубку. — Хочу распорядиться, чтобы нам принесли что-нибудь поесть. Я объясню тебе, что нужно делать. А затем, моя дорогая, мы это сделаем. Ладно? — Она протянула руку. — Позволь помочь тебе. Помочь по-настоящему.

— Ладно, — вздохнула Пилар. — Ладно… Сколько времени это займет? Больше часа?

— Едва ли… Карл? Принесите мне две порции цыпленка с салатом, два капуччино и большую бутылку минеральной. Спасибо. — Она положила трубку.

— Отлично. — Пилар села на место. — Здесь неподалеку есть хороший, дорогой ювелирный магазин?

— Вообще-то есть… А что?

— Если у тебя останется несколько минут до нового облачения в мантию, ты сможешь помочь мне купить что-нибудь символическое, яркое и безвкусное. — Она подняла левую руку. — Что-нибудь такое, от чего у Рене потекли бы слюнки.

Элен одобрительно кивнула:

— Давно бы так!

ГЛАВА 7

Воскресенье легло на конец недели так же, как бальзам ложится на ссадину. Не нужно будет утром облачаться в шерсть и фланель, не нужно будет обрезать лозы и шеей ощущать дыхание Тайлера, ожидающего, когда она сделает ошибку.

Можно будет поехать в город, пройтись по магазинам, увидеться с людьми. Вспомнить, что такое настоящая жизнь.

Подумав об этом, София собралась позвонить подруге и договориться о встрече. Но потом решила провести свободное время с матерью.

Встречу с друзьями можно будет назначить на следующий выходной. Она проведет уик-энд в Сан-Франциско, созовет у себя вечеринку с обедом, сходит в клуб. А сейчас пойдет к матери и устроит девичник.

София бодро постучала в дверь материнской спальни, а затем вошла, не дожидаясь ответа. С Пилар это было необязательно.

Кровать была уже застелена, шторы раздвинуты, в окна лился колеблющийся солнечный свет. Из смежной ванной вышла Мария.

— А где мама?

— След простыл. Думаю, она в оранжерее.

— Я найду ее. — София шагнула к дверям, но остановилась на пороге: — Мария, всю эту неделю я ее почти не видела. Как она?

Мария сжала губы и начала без всякой необходимости переставлять вазу с желтыми розами на туалетном столике.

— Должна сказать, она плохо спит. Ест, как птичка, и только потому, что я настаиваю. Я ругала ее вчера, а она сказала, что это праздничный стресс. Какой там стресс?! — Мария всплеснула руками. — Ваша мама любит Рождество! Во всем виноват этот человек. Я не желаю зла вашему отцу, но если из-за него моя девочка заболеет, он мне ответит!

— Не беспокойся, Мария, — пробормотала София. — Мы о ней позаботимся. Сейчас я ее отловлю.

— Последите, чтобы она ела как следует!

Рождество, подумала София, вприпрыжку спускаясь по ступенькам. Отличный предлог. Она попросит мать помочь купить подарки к празднику…

По пути она осматривала дом. По всему вестибюлю были расставлены материнские пуансеттии, десятки красных и белых звездочек в серебряных вазах вперемешку с миниатюрным остролистом. Пышность зелени подчеркивали крошечные белые лампочки и нарядные красные ленты, украшавшие дверные проемы.

На длинном трапезном столе в семейной столовой лежали три ангела Джамбелли, вырезанные из дерева с лицами Терезы, Пилар и Софии. Каждой в возрасте двенадцати лет.

Как же они похожи… При виде этих фигурок София неизменно ощущала удовольствие. Преемственность, кровная связь трех поколений, которую невозможно отрицать. Когда много лет назад она получила в подарок своего ангела, то была очень тронута. Было радостно видеть собственное лицо, венчавшее изящную крылатую фигуру. Это чувство никуда не исчезло, поняла она, по очереди потрогав пальцем все три деревянных статуэтки.

«В один прекрасный день ей придется подарить такую же своему ребенку… Что за странная мысль?» — подумала София.

Не неприятная, но странная. Когда придет срок, она положит начало новому поколению.

По примеру тех, кто жил раньше, она вложит свою лепту в долг перед семьей. Но такие вещи нельзя записать в ежегодник. Влюбиться. Выйти замуж. Зачать ребенка.

Нет, это невозможно спланировать заранее. И так легко совершить ошибку. А от любви, брака и детей нельзя небрежно избавиться, как от нежеланного визита к зубному врачу.

Если только ты не Энтони Авано, поправилась София, сердясь на себя за инстинктивное чувство горечи, вызванное этой мыслью. Тут она не собиралась идти по стопам отца. Если она сделает выбор и даст обет, то не станет нарушать его.

Так что трех ангелов пока вполне достаточно.

Она повернулась и обвела комнату взглядом. Свечи в золотых и серебряных подсвечниках, прихотливо расставленные цветы. Между окнами царственно возвышалось большое рождественское дерево (одно из четырех, по традиции наряжавшихся на вилле), украшенное хрустальной гирляндой и дорогими игрушками, привезенными из Италии. Под ним уже лежали подарки; дом благоухал запахом сосны и свечного воска.

«Я забыла о времени, — виновато подумала София. — Надо же…» Она с головой ушла в работу, а тем временем ее мать, бабушка и слуги сбивались с ног, украшая дом к празднику.

Она была должна — нет, обязана найти время, чтобы помочь им. «Что, София, ты забыла отметить это в своем календаре?» — поморщившись, подумала она. Приближалась ежегодная рождественская встреча, а она палец о палец не ударила, чтобы ее спланировать и подготовить.

Нужно было немедленно искупить свою вину.

София вышла в боковую дверь и тут же пожалела, что не захватила жакет: дул ледяной ветер. Она пробежала по выложенной камнем извилистой тропинке и влетела в оранжерею.

Там царило приятное влажное тепло.

— Мама!

— Софи? Иди сюда, я покажу тебе свои каллы. Они просто великолепны. Я думаю поставить их в гостиной вместе с амариллисами. Это так нарядно!

Пилар сделала паузу и подняла глаза.

— Где твой жакет?

— Забыла. — София наклонилась, поцеловала мать в щеку, а потом смерила ее долгим, внимательным взглядом.

Рукава старого свитера, достававшего до бедер, засучены; волосы собраны в пучок на затылке…

— Ты похудела.

— Ничего подобного! — Пилар выставила вперед руки в садовых рукавицах. — Вижу, ты говорила с Марией. Если я не впихиваю в себя еду три раза в день, она начинает жаловаться, что я морю себя голодом. Поэтому я украла два пирожных и жду, что они вот-вот отложатся на моих бедрах.

— Этого хватит, чтобы продержаться до ленча. Я угощаю. Мне пришло в голову, что я забыла сделать кое-какие покупки. Поможешь?

— Софи… — Пилар покачала головой, отодвинула длинный стебель нарцисса и начала возиться с тюльпанами. Они вскоре должны были расцвести и скрасить самые суровые зимние дни. — Ты начала покупать подарки в июне и закончила это дело в октябре. Как делала всегда, за что мы тебя дружно ненавидели.

— Что ж, твоя правда. — София взгромоздилась на рабочий стол. — И все же мне ужасно хочется съездить в город и немного развлечься. Неделя была тяжелая. Давай сбежим на денек.

— Я была там пару дней назад. — Пилар нахмурилась и оставила тюльпаны в покое. — Софи, неужели новый порядок, заведенный бабушкой, слишком тяжел для тебя? Ты каждый день встаешь на рассвете, а вторую половину проводишь в своем кабинете. Я знаю, что ты не видишься ни с кем из друзей.

— Ничего, как-нибудь справлюсь. Конечно, я могла бы взять помощницу. Лучшей кандидатуры, чем ты, мне не найти.

— Са rа, мы обе знаем, что от меня не будет никакого толку.

— Нет, я этого не знаю. Ладно, переходим ко второму пункту повестки дня. Я заставила тебя работать. Ты украсила весь дом — кстати, замечательно. Мне очень жаль, что я ничем тебе не помогла.

— Ты была занята.

— Я не должна была увлекаться. Но сейчас наступает рабочее время, которое плавно перетекает в вечеринку. Кстати, участие в них предусмотрено должностными обязанностями помощницы. Какие цветы ты хотела срезать? Я помогу тебе, а потом приступим к работе.

«От этой девочки может голова пойти кругом», — подумала Пилар.

— Софи, перестань.

— Не перестану. Ты стажер, а я босс. — Она слезла со стола и кровожадно потерла руки. — Должна же я рассчитаться с тобой за все эти годы, когда ты командовала мной! Особенно с двенадцати до пятнадцати.

— Нет, только не в эти ужасные годы! Ты не можешь быть такой жестокой.

— Еще как могу. Ты спросила, не слишком ли труден для меня новый порядок. Нет, не слишком. Но труден. Это факт. Я не привыкла все делать сама. Приходится вести делопроизводство, отвечать на телефонные звонки и печатать. Я не признаюсь в этом ни Nonna, ни Макмиллану, но чувствую себя выжатой как лимон, а помочь мне можешь только ты.

Пилар тяжело вздохнула и сняла рукавицы.

— Ты пытаешься меня занять с таким же упорством, с каким Мария заставляет есть.

— Частично ты права, — признала София, — но факт остается фактом. Делопроизводство отнимает у меня массу времени. Если бы не это, я могла бы уже на этой неделе кое с кем встретиться. Я скучаю по мужчинам.

— Ладно. Но не ругай меня, если потом не сможешь ничего найти. — Пилар развязала ленточку, стягивавшую ее волосы, и начала теребить ее в руках. — Я не занималась делопроизводством с шестнадцати лет, да и тогда не была в нем сильна. Мама меня уволила как не справившуюся.

Она готова была рассмеяться, но заметила, что София во все глаза смотрит на ее палец.

Смущенная, Пилар спрятала за спину руку с кольцом, в которое был вправлен квадратный рубин в пять каратов.

— Что, великоват, да?

— Не знаю. Я обратила внимание на вспышку. Он слепит глаза. — София взяла мать за руку, рассмотрела камень и россыпь окружавших его мелких бриллиантов.

— Вот это да… Magnifico…

Мне чего-то хотелось. Проклятье, я должна была сказать тебе, но ты была так занята… — пролепетала Пилар. — Мне очень жаль.

— Мама, ты не должна извиняться передо мной за то, что купила кольцо. Правда, оно скорее напоминает надгробный памятник.

— Я разозлилась. Ничего не следует делать со зла. — Чтобы чем-то занять руки, Пилар начала перекладывать с места на место садовые инструменты. — Детка, Элен взялась за мой развод. Мне следовало…

— Отлично. Она не даст им снять с тебя скальп. Мама, не смотри на меня так. Всю мою жизнь ты изо всех сил пыталась не сказать ничего плохого про отца. Но я не дура и не слепая.

— Нет. — Опечаленная Пилар отложила тяпку. — Нет, ты никогда не была ни тем, ни другим. Наоборот, видела и понимала больше, чем положено ребенку…

— Если бы ты позволила ему, он забрал бы твои деньги и все, что плохо лежит. Он не в состоянии удержаться. Теперь, когда я знаю, что тетя Элен отстаивает твои интересы, мне будет спокойнее. А сейчас давай отнесем цветы в дом.

— Софи… — Когда София взяла горшок с амариллисом, Пилар положила ладонь на руку дочери. — Мне очень жаль, что это причиняет тебе боль.

— Ты никогда не причиняла мне боли. Это все он. Впрочем, сомневаюсь, что он мог что-то изменить. — Она взяла второй горшок. — Когда Рене узнает цену этого кольца, она лишится дара речи.

— Знаю. Именно этого я и хотела.

Калифорнийские Джамбелли устраивали пышную встречу Рождества для родных, друзей, служащих и коллег уже пятьдесят с лишним лет. Список приглашенных рос пропорционально росту компании.

Согласно традиции, установленной еще в Италии, общий праздник устраивался в последнюю субботу перед Рождеством. Родные и друзья собирались в доме, а служащие — на винодельне. Коллеги же размещались в соответствии с заслугами.

Приглашения в главное здание ценились на вес золота и часто становились символом высокого положения в обществе или успехов на профессиональном поприще. Но Джамбелли не скупились: праздник на винодельне проходил не менее пышно. Угощение было вкусным и обильным, вино текло рекой, а оформление залов и развлечения были самого высшего качества.

От каждого члена семьи требовалось участвовать и в том и в другом.

София, присутствовавшая на этих пиршествах с пятнадцати лет, хорошо знала, что праздник на винодельне проходил куда веселее. Во всяком случае, там не было никого из противных родственников.

Она слышала крики потомства Джины, раздававшиеся на другом конце коридора. Надежда на то, что Дон и его выводок останутся в Италии, рухнула вечером накануне их прибытия.

Однако по сравнению с присутствием Тони и Рене это были еще цветочки. Ее мать резко возражала против их приглашения и даже схлестнулась из-за этого с La Signora. В результате был достигнут компромисс: отца и его невесту пригласили на винодельню.

Это собьет с Рене спесь, думала София, надевая бриллиантовые серьги в виде капель.

Она отступила назад и полюбовалась на свое отражение в зеркале. Переливающееся серебряное платье и короткий жакет в обтяжку смотрелись отлично. Бриллиантовое колье эффектно подчеркивало форму декольте. Колье и серьги принадлежали еще ее прабабушке.

Она повернулась, чтобы проверить, как лежит юбка, и услышала легкий стук в дверь.

Вошла пышная и красивая Элен в бело-розовом платье.

— Надо же! — ахнула она. — Ты вся переливаешься!

— Здорово, правда? — спросила София и снова покрутилась перед зеркалом — на сей раз для собственного удовольствия. — Я купила его в Нью-Йорке. Думала надеть на Новый год, но долг есть долг. Не слишком много бриллиантов?

— Бриллиантов никогда не бывает слишком много… Радость моя, я зашла буквально на минуту. — Она закрыла за собой дверь. — Мне ужасно не хочется говорить об этом перед тем, как тебе придется иметь дело с доброй сотней людей, но Пилар сказала мне, что здесь будут Тони и Рене.

— Ну и что?

— Вчера состоялся суд. После стольких лет развод был простой формальностью. Поскольку Тони торопился и не усложнял дело финансовыми требованиями, все свелось к подписанию обычных юридических документов.

— Понятно. — София взяла свою сумочку и начала щелкать замком. — Ты уже сказала маме?

— Да. Только что. Она спокойна. Во всяком случае, держит себя в руках. И для нее очень важно, чтобы ты делала то же самое.

— Тетя Элен, за меня можешь не волноваться. — Она подошла вплотную и взяла Элен за руку. — Ты — каменная стена. Не знаю, что бы она без тебя делала.

— Ею нужно руководить.

— Я знаю.

— И тобой тоже. — Элен сжала руки Софии. — Не доставляй Рене удовольствия. Не показывай виду, что это причиняет тебе боль.

— Не буду.

— Вот и хорошо. Мне пора спуститься и присмотреть за мужем. Если оставить Джеймса одного, он слопает все канапе и разорит стол. — Открыв дверь, Элен оглянулась: — За свою жизнь Тони сделал не слишком много вещей, которыми можно было бы восхищаться. Но ты одна из них.

— Спасибо. — Оставшись одна, София тяжело вздохнула, расправила плечи и вновь подошла к зеркалу. Открыла косметичку, вынула оттуда тюбик с помадой и выкрасила губы в кроваво-красный цвет.

Дэвид стоял в гуще толпы, заполнившей винодельню. Он прикладывался к бокалу с крепким мерло, пытался не слышать громких аккордов оркестра, приводивших в восторг его сына, и обводил зал взглядом, разыскивая Пилар.

Он знал, что Джамбелли непременно появятся здесь. Каттер хорошо знал порядок проведения пышного праздника. Хозяева ждали, что он будет присутствовать и в доме, и на винодельне. Это было одновременно его долгом и привилегией, хотя так вопрос никто не ставил.

Он быстро понял, что здешние порядки предусматривают и то и другое.

Впрочем, жаловаться не приходилось. Ему давали желанный шанс. Он получил достаточное финансовое возмещение и ценил это. И принял пост в компании, которую уважал. Это тоже кое-что значило.

За последние недели он лишний раз убедился в том, что «Джамбелли — Макмиллан» — это семейный корабль, которым управляют эффективно и без лишних сантиментов. Не холодно, но расчетливо. Деньги ценили, но главной целью были не они, а вино. В последние годы на «Ла Кер» считали наоборот.

Сейчас Дэвид был удовлетворен. Сын получал искреннее удовольствие, а дочь пытала какого-то несчастного винодела, расспрашивая его о тонкостях здешней технологии.

Каждый получал именно то, что ему требовалось.

— Дэвид… Рад тебя видеть.

Он повернулся и с удивлением увидел улыбающееся лицо Джереми Деморне.

— Джерри? Я не знал, что ты будешь здесь.

— Я стараюсь не пропускать ежегодную встречу Джамбелли и всегда прихожу сначала на винодельню, а потом на виллу. La Signora достаточно демократична, чтобы присылать приглашения даже конкурентам.

— Она настоящая леди.

— Да уж… Как тебе с ней работается?

— Для выводов пока еще рано. Но переселение прошло неплохо. Я рад, что увез детей из города. Как дела в Нью-Йорке?

— Учимся справляться без тебя. — За улыбкой скрывалась шпилька. — Извини, но это мое больное место. Компании не хотелось расставаться с тобой.

— Ничто не длится вечно. Здесь есть еще кто-нибудь из «Ла Кер»?

— Из Франции прилетел Дюбарри. Он знает старуху сто лет. Группу местных возглавляет Пирсон. Несколько официальных лиц из руководства. La Signora дает нам шанс попробовать ее вино, а заодно пошпионить друг за другом. Не слышал обо мне никаких сплетен?

— Я уже сказал, что еще рано. — Дэвид говорил небрежно, но внутренне насторожился. Практикуемая Джерри политика интриг и сбора слухов была одной из причин, заставивших Каттера расстаться с «Ла Кер». — Великолепный праздник… Извини, я кое-кого жду.

«Может быть, всю свою жизнь», — думал Дэвид, не оглядываясь на Джерри и пробираясь сквозь толпу к Пилар.

Она была в синем. Темно-синее бархатное платье и длинное жемчужное ожерелье очень шли ей. Пилар держалась с королевским достоинством и могла бы показаться очень уверенной в себе, если бы не промелькнувшая в глазах искорка страха.

Потом она наклонила голову, посмотрела на него и вспыхнула. Господи помилуй! Во всяком случае, порозовела. Мысль о том, что он причастен к этому, сводила Дэвида с ума.

— Я не мог дождаться. — Не дав Пилар опомниться, Каттер взял ее за руку. — Как подросток на школьной дискотеке. Я знал, что вы присоединитесь к нам, но до того хотел вам кое-что сказать.

Пилар затопила теплая волна.

— Дэвид…

— Какой праздник без вина? Так не бывает. — Дэвид увлек ее с собой. — Мы поговорим о делах, о погоде. Я раз пятьдесят-шестьдесят скажу вам, что вы прекрасны… Вот. — Он взял с подноса бокал с шампанским. — Не представляю, что такая женщина, как вы, может пить что-нибудь другое.

Под ложечкой Пилар возник уже знакомый холодок.

— Я за вами не поспеваю…

— Я сам за собой не поспеваю. Вижу, что заставляю вас нервничать. — Их бокалы слегка соприкоснулись. — Я мог сказать, что сожалею, но это было бы ложью. А при рождении чувства лучше с самого начала быть честным, правда?

— Нет. Да. Перестаньте! — Она попыталась рассмеяться. Дэвид, одетый в черное, выглядел умудренным опытом рыцарем; его пышные светлые волосы переливались на свету. «Глупая мысль для немолодой женщины», — подумала она. — Ваши дети здесь?

— Угу. Сначала хныкали: «Зачем ты нас туда тащишь?», — а теперь

рады-радешеньки… Вы прекрасны. Я уже упоминал, что буду говорить это без конца, правда?

Пилар чуть не хихикнула, но напомнила себе, что ей сорок восемь лет, а не восемнадцать, и что забывать этого не следует.

— Да, правда.

— Но не говорил, что нам следует найти уголок потемнее и начать обниматься.

— Нет. Это точно.

— Тогда вы просто обязаны потанцевать со мной и дать возможность уговорить вас.

Это мысль ошеломила Пилар. Неужели ее нужно уговаривать? Она сама хотела того же… Нет, невозможно, твердо сказала она себе. Глупо. Он моложе ее на несколько лет.

Боже, что же ей делать? Что говорить?

— У вас в голове тысячи мыслей, — пробормотал Дэвид. — И я хочу, чтобы вы рассказали мне обо всех.

— Иисусе… — Она прижала руку к груди, чувствуя, как внутри сжимается и пульсирует липкий страх. — Вы мастер на такие вещи.

— Рад, что вы так думаете. Потому что стоит мне увидеть вас, как я начинаю ощущать себя неуклюжим подростком.

— Не морочьте мне голову. — Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Дэвид, вы очень привлекательны…

— Вы так думаете? — Не в силах справиться с собой, Каттер прикоснулся к волосам, красиво обрамлявшим лицо Пилар. — А поточнее нельзя?

— И очень обаятельны, — добавила она, пытаясь совладать с собственным голосом. — Я чрезвычайно польщена, но почти не знаю вас. Кроме того… — Пилар осеклась; на ее губах застыла улыбка. — Здравствуй, Тони. Здравствуй, Рене.

— Здравствуй, Пилар. Ты прекрасно выглядишь. — Тони наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Спасибо. Дэвид Каттер. Тони Авано и Рене Фокс.

— Рене Фокс-Авано, — поправила Рене. Она подняла руку и растопырила пальцы, демонстрируя сверкающее бриллиантовое кольцо, символ законного брака. — С сегодняшнего дня.

Пилар думала, что эта новость поразит ее в самое сердце, но с удивлением поняла, что ошиблась. Это был скорее ожог, не столько мучительный, сколько раздражающий.

— Поздравляю. Уверена, что вы будете очень счастливы.

— О, мы уже счастливы! — Рене взяла Тони под руку. — Сразу после Рождества мы улетаем в Римини. С наслаждением избавимся от этого холода и дождя. Пилар, тебе тоже не мешало бы отдохнуть, ты плохо выглядишь.

— Странно. Мне казалось, что сегодня она выглядит великолепно, — сразу смекнув, что к чему, Дэвид взял руку Пилар и поднес ее к губам. — Точнее, обворожительно. Тони, я рад, что мы смогли встретиться до вашего отъезда из страны.

Затем Дэвид обвил рукой талию Пилар и продолжил:

— В последние несколько дней до вас было трудно добраться. — Он бросил на Рене взгляд, который никак нельзя было назвать вежливым. — Теперь понятно почему. Не хотели, чтобы мы узнали про ваше путешествие, верно? Нам нужно обсудить кое-какие дела.

— Мои люди знают мои планы.

— А мои, видимо, нет. Прошу прощения. Нам нужно поздороваться с гостями, прежде чем вернуться на виллу.

— Это было жестоко, — прошептала Пилар.

— Вы так думаете?

Чарующую улыбку опытного соблазнителя сменили ледяной взгляд и жесткая усмешка. Впрочем, это не делало Дэвида менее привлекательным.

— Даже если не принимать в расчет, что он никогда мне не нравился, я теперь главный менеджер и обязан быть в курсе, если один из руководящих работников уезжает из страны. Он несколько дней скрывался от меня и избегал моих звонков. Я такого не прощаю.

— До сих пор он ни перед кем не отчитывался.

— Придется привыкнуть. — Дэвид поднял голову и увидел Тайлера. — Как и всем остальным. Вы сильно помогли бы мне, если бы представили кое-кому из присутствующих. А то люди ломают себе голову, что я здесь делаю.

Тай пытался быть невидимым. Он ненавидел большие сборища. Там было слишком много людей, с которыми нужно разговаривать, но слишком мало тех, кому было что сказать. Он уже составил план. Час на винодельне, час в доме. А потом можно будет улизнуть к себе, немного послушать радио и лечь спать.

Насколько он мог судить, музыка была слишком громкой, винодельня — слишком многолюдной, а угощение — слишком обильным. Впрочем, он не без удовольствия следил за нарядными людьми, которые лезли из кожи вон, чтобы выглядеть лучше тех, с кем они разговаривали.

Это слегка напоминало игру. По крайней мере, до тех пор, пока можно было скрываться среди относительно терпимой публики.

Он следил за маленькой драмой, разыгравшейся между Пилар и Рене. Тайлер любил Пилар и ради нее готов был выйти из своего угла. Но его опередил Дэвид Каттер. Вообще-то Каттер раздражал его, но нужно было отдать ему должное: действовал этот малый быстро и решительно. Этот поцелуй руки — просто находка. Похоже, Рене и Авано изрядно приуныли.

А то, что он сказал, быстро стерло с лица Авано идиотскую ухмылку.

«Авано всегда был задницей, — подумал Тайлер, пригубив бокал. — Но теперь, когда его науськивает Рене, он может стать опасным. И если Каттер сумел поставить его на место, наверно, с ним стоит иметь дело».

— Почему вы стоите здесь совсем один?

Тайлер опустил глаза и мрачно посмотрел на Мадди.

— Потому что я вообще не хотел приходить сюда.

— Почему? Вы взрослый. Вы можете делать что хотите.

— Девочка, если ты так думаешь, то тебя ждет сильное разочарование.

— Кажется, вы сердитесь.

— Не кажется. Я действительно сержусь.

Она вытянула губы, посмотрела на него и кивнула:

— О'кей. Можно мне глотнуть из вашего бокала?

— Нет.

— В Европе детей приучают к вину.

Девочка в черной одежде и уродливой обуви говорила таким серьезным тоном, что Тай чуть не рассмеялся.

— Тогда отправляйся в Европу. Здесь это считается преступлением.

— Я была в Европе, но почти ничего не помню. Собираюсь слетать туда еще. Может быть, немножко поживу в Париже. Я разговаривала с виноделом, мистером Дельвеккио. Он сказал, что вино — чудо и в то же время химическая реакция. Это правда?

— Правда. И в то же время ни то ни другое.

— Так и должно быть. Я хочу провести эксперимент и думаю, что вы сумеете мне помочь.

Тайлер изумленно заморгал. Оказывается, эта хорошенькая, но ужасно одетая девочка обладает пытливым складом ума…

— Что? А почему бы тебе не поговорить с отцом?

— Потому что вы винодел. Я хочу взять несколько гроздьев, положить их в сосуд и посмотреть, что получится. Потом возьму другой сосуд с тем же количеством ягод и кое-что добавлю. Сделаю с ними то же, что делаете вы.

— Я их ем, — буркнул Тай. И все же девочка его заинтересовала.

— Понимаете, один сосуд я оставлю как есть. Это будет чудо, о котором говорил мистер Дельвеккио. А со вторым буду экспериментировать. Использовать разные добавки и способы. Ускорять химическую реакцию. А потом посмотрю, что лучше.

— Даже если ты будешь использовать один и тот же сорт винограда, в результатах испытаний будут расхождения.

— Почему?

— Ты говоришь о винограде, купленном в магазине. А он далеко не всегда с одного виноградника. Но даже если с одного, все равно будет разница. Тип почвы, плодородие, химический состав. Время уборки. Способ уборки. Муст в каждом сосуде будет значительно отличаться даже в том случае, если ты к нему не притронешься.

— Что такое муст?

— Сок. — «Вино из сосуда, — подумал он. — Интересно…» — Но если ты захочешь попробовать, придется пользоваться деревянными сосудами. Дерево придает мусту особые свойства. Их не так много, но они есть.

— Химическая реакция, — с улыбкой сказала Мадди. — Понимаете? Это наука, а не религия.

— Ты младенец. Вино — и то, и другое, и третье, намного большее. — Не успев подумать, он протянул ей бокал.

Она сделала небольшой глоток, предварительно осмотревшись, нет ли поблизости отца. Подержала вино на языке. И лишь потом проглотила.

— Неплохо.

— Неплохо? — Тай покачал головой и отобрал у нее бокал. — Это же пино нуар! Только варвар может сказать о нем «неплохо»

Мадди чарующе улыбнулась, поняв, что он у нее в руках.

— Вы как-нибудь покажете мне большие бочки и машины?

— Угу. Конечно.

— Мистер Дельвеккио говорит, что белое вино делают в чанах из нержавеющей стали, а красное — в деревянных бочках. Я не успела спросить его, почему. Почему?

«Ну разве он не прелесть?» — думала София. Большой, ворчливый Макмиллан ведет серьезную беседу с маленькой ученицей вампира. Причем явно получает от этого удовольствие. И лицо у него доброе.

То, что он заставил ее чувства вибрировать, было лишним доводом против свидания с ним. Свидание означало бы концентрацию внимания на ком-то одном. А Софии хотелось оставаться свободной и беззаботно наслаждаться обществом интересующего ее мужчины.

К сожалению, в данный момент ее интересовал только Тай. А он был крепким орешком.

На его завоевание требовалось время. В конце концов, у нее были обязанности перед обществом. София здоровалась с гостями, но продолжала искоса следить за Таем.

— София… Ослепительна, как всегда.

— Счастливого Рождества, Джерри. — Она расцеловала его в обе щеки. — Как дела?

— Год был замечательный. — Деморне обнял ее за плечи и провел сквозь толпу в дегустационный зал, к бару. — Думаем, следующий будет не хуже. Сорока на хвосте принесла мне весть, что ты планируешь блестящую рекламную кампанию.

— Эти сороки слишком много болтают, правда? — Она лучезарно улыбнулась бармену. — Шампанского, пожалуйста. Еще одна такая птичка напела мне, что ты придумал новую этикетку. Рассчитанную на среднего американца.

— Надо, чтобы кто-то отстреливал этих стервятниц… Журнал «Вино» опубликовал хвалебную статью о вашем каберне 1984 года.

— Отличный был урожай.

— И аукцион ты провела отменно. Как жаль, что мы не встретились во время твоего пребывания в Нью-Йорке. Ты знаешь, что я мечтал увидеть тебя.

— Ничего не могла поделать. Но в следующий раз непременно.

— Надеюсь.

Она подняла бокал и сделала глоток.

Джерри был привлекательным мужчиной, холеным и вкрадчивым. Легкая седина на висках делала его еще более представительным, а ямочка на подбородке добавляла шарма.

Никто из них не говорил ни о ее отце, ни о жене Джереми, измены которой стали притчей во языцех. Оба предпочитали легкий флирт и спокойные дружеские отношения.

«Мы прекрасно понимаем друг друга», — думала София.

Конкуренция между «Джамбелли» и «Ла Кер» была беспощадной, и это очень возбуждало. София знала, что Джереми Деморне ради победы готов на все.

— Я буду ждать приглашения на обед, — сказала она. — С вином. Производства «Джамбелли — Макмиллан». Все должно быть самого лучшего качества.

— В таком случае нам следует отведать бренди «Ла Кер». У меня на квартире.

— Ты же знаешь, я не люблю смешивать дело с… делом.

— Ты жестокая женщина, София.

— А ты опасный мужчина, Джерри. Как поживают твои дети?

— Нормально. Улетели на каникулы к матери в Швейцарию.

— Наверно, ты скучаешь по ним.

— Конечно. Но все же мог бы провести в Напе пару дней перед возвращением. Почему бы нам не смешать удовольствие с… удовольствием?

— Джерри, это очень соблазнительно, но я просто утопаю в делах. Сомневаюсь, что мне удастся освободиться раньше первого января.

Краем глаза она заметила какое-то движение, повернулась и увидела, что мать отправилась в комнату для дам. В нескольких метрах позади шла Рене. Ну вот, лишнее подтверждение.

— Мне нужно бежать. Рада была видеть тебя.

— А я тебя, — сказал Джерри, глядя ей вслед. «Но я буду рад еще сильнее, когда увижу тебя и всю твою семью просящими милостыню», — добавил он про себя.

Приближать этот день означало для Джереми смешивать дело с делом. И удовольствие с удовольствием.

Рене вошла в дверь уютной, обшитой деревянными панелями дамской комнаты через секунду после Пилар.

— Что, снова обрела почву под ногами? — Рене подперла дверь спиной, чтобы никто не мог помешать им.

— Рене, ты получила то, чего хотела. — Не показывая виду, что у нее дрожат руки, Пилар открыла косметичку и достала из нее губную помаду. Она хотела отдохнуть две минуты, еще раз обойти гостей и вернуться на виллу. — Я тебе больше не соперница.

— Бывшие жены всегда соперницы. Предупреждаю: я не стану терпеть, если ты будешь звонить Тони или мне и срывать на нас зло.

— Я не звонила.

— Ты лгунья. И трусиха. Собираешься спрятаться за спиной Дэвида Каттера? — Она схватила руку Пилар, подняла ее вверх, и кольцо вспыхнуло на свету. — Каким образом тебе удалось выманить у него такой подарок?

— Рене, я не нуждаюсь в том, чтобы мужчины покупали мне украшения или что-нибудь другое. В этом наше с тобой коренное отличие.

— Нет. Я скажу тебе, в чем наше отличие. Я открыто добиваюсь того, чего хочу. Если ты думаешь, что сможешь утопить Тони, пожаловавшись родным, то сильно ошибаешься. Я этого не позволю. Ни тебе, ни твоему Дэвиду Каттеру это не удастся. А если ты попробуешь… подумай о том, какие ценные сведения он сможет сообщить вашим конкурентам.

— Угрозы семье или делу не укрепят позицию Тони. И твою тоже.

— Посмотрим. Теперь я — миссис Авано! А мистер и миссис Авано присоединятся к семье и другим руководящим работникам, собирающимся на вилле. Я уверена, что наше приглашение на винодельню было ошибкой.

— Не ставь себя в неловкое положение, — сказала ей Пилар.

— Меня не так легко в него поставить. Запомни: Тони является частью компании «Джамбелли», а я являюсь частью Тони. Я моложе тебя и, черт побери, намного моложе твоей матери. Я буду здесь, когда тебя не станет.

— Серьезно? — Пилар демонстративно отвернулась к зеркалу и принялась тщательно красить губы. — Как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы Тони начал тебя обманывать?

— Он не посмеет. — Рене, уверенная в своей безопасности, улыбнулась. — Он знает: если такое случится, я его убью. Я не покорная, терпеливая жена вроде тебя. Тони говорил мне, какой ты была любовницей. Мы оба смеялись. Мой совет: если ты хочешь удержать Каттера, отправь его к своей дочери. Уж она-то знает, как доставить мужчине удовольствие в постели!

Пилар стремительно повернулась, но тут в комнату вошла София.

— Какая прелесть! Секретничаете? Рене, с твоей стороны очень смело надевать зеленое.

— В гробу я тебя видела!

— Любезна, как всегда… Мама, ты нужна на вилле. Я уверена, что Рене нас извинит. Ей нужно много места и времени, чтобы привести себя в порядок.

— Совсем наоборот. Сейчас я оставлю вас наедине. Можешь держать свою мамочку за ручку, пока она будет лить бессильные слезы. Пилар, со мной не покончено, — сказала она, открывая дверь. — А вот с тобой — да.

— Веселый разговор… — София всмотрелась в лицо матери. — Что-то не похоже, что ты собираешься лить слезы, бессильные или нет.

— Слез больше не будет. — Пилар положила помаду в сумочку и щелкнула замком. — Софи, радость моя, сегодня твой отец женился на ней.

— Ну и черт с ним. — София сделала глубокий вдох, подошла к Пилар и положила голову ей на плечо. — Счастливого Рождества.

ГЛАВА 8

София пыталась выиграть время. Ей нужно было поговорить с отцом наедине и высказать ему все в отсутствие Рене. Но та обвилась вокруг него, как ядовитый плющ вокруг дерева. София пообещала себе, что будет сохранять спокойствие и рассудок. Злиться не имело смысла.

Во время ожидания она разговаривала с людьми и один раз потанцевала с Тео, который был так любезен, что чуть не исправил ей настроение.

Заметив, что Рене танцует с Джерри, она решила воспользоваться моментом.

Отец сидел за угловым столиком и флиртовал с Крис. Это слегка раздосадовало, но ничуть не удивило Софию. Отец очаровывал других женщин даже на собственной свадьбе.

Но когда она подошла ближе, то уловила несколько едва заметных признаков легкое прикосновение, обещающий взгляд, — говоривших о том, что у них не просто флирт. Вот это да!

Теперь она была уверена, что отец обманывает Рене с Крис. Впрочем, это было в его духе. Настолько в его духе, что совершенно ничего не меняло.

Интересно, кто в этом любовном треугольнике самый большой дурак… Впрочем, в данный момент это была проблема второстепенная.

— Крис, прошу прощения за то, что прерываю ваше воркование, но мне нужно поговорить с отцом. С глазу на глаз.

— Я тоже рада видеть тебя. — Крис встала. — Давненько ты не показывалась в офисе. Я уже начала забывать, как ты выглядишь.

— Сомневаюсь, что я обязана перед тобой отчитываться. Но раз так, придется прислать по факсу свою фотографию.

— Ну, принцесса… — начал Тони.

— Прекрати… — Голос Софии был спокойным и ровным, но ее взгляд заставил отца покраснеть и закрыть рот. — Будем считать, что Рождество все спишет. Крис, мы встретимся с тобой в офисе, когда позволит время. А сегодня забудем о бизнесе и займемся личными делами. Скажи спасибо, что вас заметила я, а не Рене. Мне нужно поговорить с отцом о семейном бизнесе.

— Если у руля будешь ты, не завидую я вашему семейному бизнесу. — Крис демонстративно наклонилась и погладила кончиком пальца руки Тони. — Увидимся позже, — вполголоса сказала она и удалилась.

— Софи, у тебя сложилось совершенно ложное впечатление. Мы с Крис всего лишь светски беседовали.

Ее взгляд был острым как бритва.

— Скажи это Рене. Я знаю тебя слишком давно, чтобы не интересоваться твоими шлюхами… Пожалуйста, не прерывай меня, — сказала она, не дав отцу открыть рот. — Это не займет много времени. Я слышала, тебя можно поздравить. Поздравлять тут не с чем, но поскольку этого требуют правила хорошего тона, то прими мои траханые поздравления.

— Софи… — Тони встал, протянул к ней руку, но София быстро отдернула свою. — Я знаю, ты не любишь Рене, но…

— Плевать мне на Рене. А в данный момент — и на тебя тоже.

Он казался искренне удивленным и обиженным. Наверно, учился принимать это выражение лица перед зеркалом, когда брился.

— Ты так не думаешь. Мне очень жаль, что ты расстроена.

— Ничего тебе не жаль. Тебе жаль, что я загнала тебя в угол. Сегодня состоялось ваше бракосочетание, а ты даже не удосужился сообщить мне. Это первое.

— Принцесса, церемония была простая и скромная. Мы с Рене не хотели…

— Не беспокойся. — Отговорка была вполне правдоподобной, но София знала правду. Отец и не собирался предупреждать ее. — Ты приехал на семейное торжество — а с точки зрения бизнеса это так и есть, — чтобы похвастаться перед людьми своей новой женой. С твоей стороны это не только вопиющая бестактность, но и непростительный промах. Тебе не хватило смелости предупредить маму. Это два.

София повысила голос, и на них стали оглядываться. Смущенный Тони подошел к ней ближе и слегка потянул за руку.

— Может быть, выйдем отсюда? Я все объясню. Не нужно устраивать сцену.

— Наоборот, очень нужно. Я борюсь с этим желанием из последних сил. Потому что ты последний сукин сын. Ты привел сюда эту наглую тварь и натравил ее на мать! — София ткнула Тони пальцем в грудь. Ее гнев вспыхнул с новой силой и вырвался наружу. — Ты позволил Рене преследовать ее, обливать помоями, устраивать сцены, оскорблять, а сам тем временем сидел здесь и распускал хвост перед другой женщиной, которая годится тебе в дочери — конечно, если ты не забыл, что у тебя есть дочь. Это три, черт возьми! А теперь четвертое, и последнее. Держись от Пилар подальше. И от меня тоже. И позаботься, чтобы твоя жена делала то же самое. Иначе горько пожалеешь. Обещаю.

Не дав отцу прийти в себя, она резко отвернулась и заметила насмешливую улыбку Крис. София сделала к ней два шага, сама не зная, что собирается делать. Но тут кто-то схватил ее за руку и заставил повернуться.

— Не стоит, — тихо сказал Тай, отпустив ее руку и обнимая за талию. — Не стоит убивать служащих компании во время официального праздника. Выйдем отсюда.

— Никуда я не пойду!

— Это необходимо. На улице холодно. Ты остынешь. До сих пор ты позабавила лишь горстку людей, слышавших твою перепалку с Авано. Отлично получилось, кстати говоря. Но если у тебя из ушей будет продолжать валить дым, ты привлечешь к себе внимание всех собравшихся.

Тай вытолкал ее за дверь.

— Отпусти сейчас же! Я не люблю, когда мной командуют! — София вырвалась и чуть не ударила его.

— Валяй. Первый выстрел за тобой. А потом получишь сдачи.

Она сделала два глубоких вдоха, не сводя с Тая испепеляющего взгляда. От серебристого платья, отражавшего свет луны, сыпались искры. Зрелище было величественное и впечатляющее.

«Не женщина, а кусок динамита с горящим бикфордовым шнуром», — подумал Тай.

— Так-то лучше, — кивнул он. — Еще немного, и кровавый туман перед глазами рассеется.

— Ублюдок!

Она отошла от обвитых плющом кирпичных стен винодельни и кустов, озаренных праздничным светом. От смеха и музыки, доносившихся из высоких, узких окон. В тень старых кипарисов, где можно было спокойно прийти в себя.

Тай слышал, как она что-то бормотала по-итальянски. То, что он разобрал, было не слишком прилично.

— Я ничего не могла поделать… — София вернулась к Таю, ждавшему, пока она придет в себя. Ее руки безжизненно свисали по бокам.

— Я и не ждал этого. Ты всегда вспыхивала, как порох. — Видя, что она дрожит, Тай снял пиджак и накинул его на плечи Софии.

Ее гнев растаял, но внутри саднило.

— Мне плевать на него и на Крис, хотя это усложняет мое положение. С ней я как-нибудь справлюсь. Но он причинил боль моей матери.

— Софи, она тоже справится с этим. За нее можешь не беспокоиться. — Тай сунул руки в карманы, борясь с желанием обнять и утешить ее. Она выглядела чертовски несчастной. — Мне жаль, что он причинил боль тебе.

— Угу… Впрочем, в этом нет ничего нового. — После вспышки у нее ныла голова и сводило живот. — Спасибо за то, что ты увел меня и не дал сорвать зло на ни в чем не повинных свидетелях.

— Если ты имеешь в виду Крис, то она не свидетель. Скорее зачинщик. Впрочем, благодарить меня не за что.

Она повернулась и по лицу Тая догадалась, что он смущен. Это показалось Софии таким трогательным, что она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— И все же спасибо. Я не слишком громко кричала? Когда я злюсь, то забываю обо всем на свете.

— Не слишком. Слава богу, оркестр наяривал вовсю.

— Вот и хорошо. Ну что ж, кажется, с делами покончено. Ты не проводишь меня на виллу? На случай, если меня снова одолеет гнев?

— Ладно. Сходить за твоим пальто?

— И так сойдет. — София улыбнулась и запахнула на себе его пиджак.

В саду горели тысячи ярких лампочек. На отапливаемых террасах стояли цветы и декоративные деревья. Расставленные группами столы манили гостей выйти наружу, насладиться светом звезд и музыкой, доносившейся из дверей и окон зала для танцев.

Пилар воспользовалась этим, чтобы прийти в себя перед возвращением к гостям и обязанностям хозяйки дома. Она укрылась в тенистом уголке и решила выкурить сигарету из неприкосновенного запаса.

— Прячешься?

Она вздрогнула, но тут же успокоилась, увидев отчима.

— Что, застукал меня?

— Я сам сбежал. — Он вытянул шею, покосился по сторонам и прошептал: — У тебя есть?..

Пилар волей-неволей рассмеялась.

— Только одна, — прошептала она в ответ. — Могу поделиться.

— Можешь расслабиться, подруга по несчастью. Твоя мать занята. Так что времени у нас достаточно.

Пилар зажгла сигарету, и заговорщики, стоя в тени, по очереди докурили ее.

Немного успокоившись, женщина прислонилась к стене дома и обвела глазами виноградник. В поле горели фонари, освещая оголенные лозы. Издалека доносилась громкая музыка.

— Отличный праздник.

— Как всегда. — Эли грустно вздохнул и загасил окурок. — Но в этом году вы с Терезой и Софией превзошли себя. Надеюсь, мать сказала тебе, как мы ценим все, что ты сделала.

— Сказала. По-своему.

— Тогда я поблагодарю тебя по-своему. — Эли обнял ее и закружил в танце. — Красивая женщина не должна оставаться без кавалера.

— Ох, Эли… — Пилар положила голову ему на плечо. — Что бы я делала без тебя? Я такая дура…

— Неправда, Пилар. Когда я женился на твоей матери, ты уже была взрослой женщиной с ребенком. Я пытался не вмешиваться в твою жизнь.

— Знаю.

— Зато Тереза делает это за нас обоих, — добавил Эли, заставив ее хихикнуть. — И все же я скажу, — продолжил он. — Этот малый никогда не стоил тебя.

— Эли…

— Никогда. Ты потратила на Тони Авано много лет, но зато вырастила чудесную дочку. Цени это и не трать остаток жизни на мысли о том, почему у вас с ним ничего не вышло.

— Он женился на Рене. Все-таки женился.

— Все к лучшему. — Он кивнул, увидев, что Пилар подняла глаза. — Для тебя, для Софи и для всех, кто имеет к этому отношение. Они стоят друг друга. А этот брак заставит его держаться от тебя подальше. Будь моя воля, я выгнал бы его из компании. Окончательно и бесповоротно. Иначе в ближайший год жди неприятностей.

— Он хорошо справляется со своей работой.

— Другие справятся с ней не хуже, но не будут вызывать у меня несварение желудка. У твоей матери есть причины держать его на работе. Но теперь они не имеют такого значения, как прежде. Не обращай на него внимания, — сказал Эли и поцеловал ее в лоб. — Он или утонет, или выплывет. Как бы там ни было, тебя это больше не касается.

Тони, стоявший на нижней террасе, услышал это и стиснул зубы. Он все еще не мог прийти в себя после того, что называл неспровоцированным и незаслуженным нападением собственной дочери. Он бы ответил ей, но вокруг были люди. И не просто люди, а служащие компании.

Кстати, о компании… Он не слишком верил, что Джамбелли его уволят. Но они собирались затруднить ему жизнь.

Они считали его беспечным дураком. Но они ошибались. Он уже придумал, как обеспечить свое финансовое положение. Бог свидетель, ему были нужны деньги, причем много. Рене уже. потратила почти все, что у него было.

Конечно, он сделал глупость, связавшись с. Крис. Он делал все, чтобы безболезненно порвать с ней. Но это оказалось сложнее, чем можно было ожидать. Конечно, ему льстило, что такая молодая женщина, как Крис, упорно не желала расставаться с ним. И злилась, вспомнил он. Так злилась, что позвонила Рене среди ночи.

Однако он сумел уладить дело. Рене была уверена, что звонила Пилар, а он не стал ее переубеждать. С какой стати?

Тони сделал глоток вина, наслаждаясь светом звезд, и, по своему обыкновению, начал преуменьшать стоявшие перед ним трудности.

Как бы там ни было, с Крис он справился. Обещание помочь ей занять место Софии заставило эту девицу замолчать.

Так же, как красивая маленькая безделушка заставила замолчать Рене.

Знание слабостей противника — великое дело, думал он. Если действовать с умом, всегда можно поддержать статус-кво.

Он собирался продолжать ту жизнь, которой, по собственному убеждению, заслуживал. Пришло время воспользоваться другими источниками, только и всего. Немного тут, немного там… В общем, бояться ему нечего.

София обходила друзей, всеми силами избегая кузины Джины. Эта женщина была хуже чумы. Мало того что она напялила на себя что-то вроде красной рождественской палатки, украшенной пятьюдесятью фунтами мишуры, так еще цеплялась к каждому, кого удавалось загнать в угол, и пела дифирамбы своему несравненному муженьку.

София заметила, что Дон держится поближе к бару. Он слегка выпил и старался казаться незаметным.

— С матерью все в порядке?

София остановилась и улыбнулась Элен.

— Да. По крайней мере, так было, когда я видела ее в последний раз. Здравствуй, дядя Джеймс! — Она крепко обняла мужа Элен. Джеймс был ее давней опорой, куда более надежной, чем отец.

Он потолстел, потерял больше волос, чем сохранил, но зеленые глаза за очками в тонкой серебряной оправе оставались все такими же ясными и пронзительными, как раньше. Несмотря на внешность всеобщего доброго дядюшки, Джеймс Мур считался одним из ведущих адвокатов Калифорнии, хитроумным специалистом по уголовным делам.

— Она здесь самая красивая, правда, Элен?

— Как всегда.

— Ты не была у нас несколько недель.

— Я исправлюсь. — Она подставила Джеймсу щеку для второго поцелуя. — La Signora не дает мне житья.

— Наслышан. Мы привезли тебе подарок.

— Я люблю подарки. Давай.

— Вот он. Разговаривает со своей рыжей.

София подняла глаза, увидела Линкольна Мура и радостно взвизгнула.

— Я думала, Линк еще в Сакраменто!

— Он сам все расскажет, — напутствовал ее Джеймс. — Ступай и на этот раз уговори его жениться на тебе.


— Джеймс… — Элен подняла бровь. — Мы идем искать Пилар. Желаю вам приятно побеседовать.

Линкольн Мур был высоким, смуглым и красивым. Кроме того, София считала его названым братом. Она была старше на два месяца; в детстве это было немалым преимуществом, с которым Л инку приходилось считаться. Поскольку их матери были подругами, они волей-неволей росли вместе и питали друг к другу исключительно братские чувства.

София подошла к Линку, взяла его под руку и спросила у изящной маленькой рыжеволосой девицы, с которой он только что оживленно беседовал:

— Этот малый пристает к вам?

— Софи! — Линкольн засмеялся, оторвал от пола и закружил в воздухе. — Моя названая сестра, — сказал он рыжей. — София Джамбелли. А это Андреа Уэйнрайт. Моя девушка. Прошу любить и жаловать.

— Здравствуйте, Андреа. — София протянула руку. — Нам с вами нужно будет поговорить.

— Ни в коем случае! Она не скажет обо мне ни слова правды. Это ее хобби.

— Рада познакомиться. Линк много рассказывал о вас.

— И наверняка тоже врал напропалую. Вы оба приехали из Сакраменто?

— Нет. Я работаю врачом в отделении неотложной помощи больницы Святого Фрэнсиса.

— Баскетбольная травма. — Линк поднял правую руку и показал лубок на указательном пальце. — Вывих. Попытка справиться самостоятельно привела к защемлению. Энди осмотрела палец, вправила его, а потом я в нее влюбился.

— Вообще-то мы познакомились еще до того. Но не успела я вывихнуть ему остальные пальцы, как очутилась здесь. Чудесный праздник!

— Я вернулся в Сан-Франциско, — сказал Линк Софии. — Решил уговорить отца дать мне поработать в его конторе. Хочу набраться юридического опыта, прежде чем вплотную заняться политикой. Пока что я скромный клерк, но вскоре стану знаменитым адвокатом.

— Вот здорово! Серьезно, Линк, отличная мысль. Родители наверняка пляшут от радости, что ты снова дома. Найдем время увидеться, договорились?

— Конечно. Я слышал, что сейчас у тебя работы выше головы.

— Никогда столько не было. И когда же ты станешь адвокатом?

— В следующем месяце.

— Знаете, он просто гений, — сказала она Энди. — Это может вам здорово надоесть.

— Кончай, Софи.

— Желаю приятно провести время. — София увидела, что в комнату вошел Тай. Вид у бедняги был совершенно потерянный. — Меня зовет долг. Не убегай, не повидавшись с моей матерью. Ты же знаешь, как она тебя любит. — София провела ладонью по плечу Линка. — Один бог знает почему.

— Не убегу. Я позвоню тебе.

— И правильно сделаешь. Андреа, рада была познакомиться.

— Я тоже. — Андреа посмотрела на Линка снизу вверх. — Значит, ты гений?

— Угу. Это мое проклятие. — Линк усмехнулся и повел ее танцевать.

— Улыбнись, Макмиллан.

— Зачем?

— Затем, что ты приглашаешь меня на танец.

— Зачем? — София взяла его за руку, и Тай слегка вздохнул: — Извини. Я слишком долго общался с Мадди Каттер. Эта девочка так и сыплет вопросами.

— Кто из вас кому подражает? Нам будет легче танцевать, если ты будешь держаться поближе.

— Верно. — Он положил руку на ее талию. — Интересная девочка. И неглупая… Ты видела моего деда?

— Мельком. А что?

— Мне нужно увидеть его и La Signora. А когда с этим будет покончено, я смогу уйти домой.

— Эх ты, любитель вечеринок… — Она положила руку ему на плечо и шутливо дернула за волосы. «Вот это грива», — с восторгом подумала она. — Тай, дай себе отдых. Это же Рождество!

— Еще нет. До Рождества нужно многое сделать. И после него тоже.

— Эй… — София снова дернула его за волосы. Тай перестал искать в толпе деда и посмотрел на нее. — Сегодня вечером никакой работы нет. А я все еще в долгу перед тобой за свое избавление.

— Тебе самой ничто не грозило. В опасности были все остальные. — Он не искал ее благодарности. Наоборот, хотел оказаться от нее на безопасном расстоянии. Она всегда представляла собой угрозу, а когда прижималась к мужчине, эта угроза становилась смертельной. — Мне нужно просмотреть полевые журналы. Что здесь смешного? — спросил он, когда София фыркнула.

— Я только подумала, что будет, если ты когда-нибудь вырвешься на свободу. Ты дикарь, Макмиллан.

— Я и так свободен, — пробормотал он.

— Скажи мне что-нибудь. — Она провела пальцами по его затылку и погладила шею, не сводя взгляда с его небесно-голубых глаз, в которых горела досада. — Только не про вино и не про работу.

— А разве есть что-нибудь еще?

— Литература, искусство, детские воспоминания, тайные мечты или желания.

— Моя самая большая мечта — как можно скорее убраться отсюда.

— Попробуй еще раз. Скажи. Первое, что придет в голову.

— Хочу стащить с тебя платье и узнать, такая ли ты сладкая на вкус, как и на запах… — Он сделал крохотную паузу. — Слава тебе господи, наконец-то ты замолчала.

— Только на мгновение. И лишь потому, что пыталась понять собственную реакцию. Похоже, эта картина заинтриговала меня больше, чем я ожидала. — Она закинула голову и всмотрелась в его лицо. О да, ей нравились его глаза. Особенно теперь, когда из них летели искры. — Как ты думаешь, почему?

— Для одного вечера вопросов достаточно. — Он попытался отстраниться, но София положила вторую руку на его плечо.

— Может быть, выполним наш долг, а потом пойдем к тебе?

— Тебе это так легко?

— Наверное.

— А мне нет. Но все равно спасибо. — Он отвернулся и обвел взглядом комнату. Когда Тай заговорил, его голос звучал холодно и небрежно. — Если тебе хочется провести с кем-то ночь, то кандидатур здесь полным-полно. Я ухожу домой.

Он отстранился, резко развернулся и… действительно ушел.

Через десять секунд София смогла дышать, а еще через три ей в голову ударил гнев. Она бросилась в погоню и настигла Тайлера этажом ниже.

— Нет, ты так просто не уйдешь, — прошипела она. — Иди сюда!

София вошла в семейную гостиную и захлопнула за собой Дверь.

— Cazzo! Cub! Сукин сын! — Даже сейчас ее голос звучал негромко. София еще владела собой, но Тай не знал, чего ей это стоило.

— Ты права, — прервал он, не дав Софии излить накопившийся яд. — Я действительно хватил через край. Извини.

Эта спокойная просьба заставила Софию забыть гнев. Она готова была заплакать и сдержалась лишь чудовищным усилием воли.

— Ты считаешь меня шлюхой только потому, что я отношусь к сексу как мужчина.

— Нет. Иисусе… — Он не имел этого в виду. Просто хотел уязвить ее так же, как она его. И удрать со всех ног. — Я сам не знаю, что я думал.

— Все было бы в порядке, если бы я сделала вид, что ничего не хочу, и позволила тебе соблазнить меня, правда? Но если женщина не притворяется — значит, она дешевая потаскуха.

— Нет. — Тайлер взял ее за руки, пытаясь разобраться в чувствах, которые владели ими обоими. — Ты достала меня. Как обычно. Мне не следовало так говорить. Надо было помалкивать. Ради бога, не плачь.

— Я не собираюсь плакать.

— Вот и хорошо. О'кей, ты красивая, обворожительная и сводишь меня с ума. Но я сумел сдержаться и не дать воли рукам.

— Ты уже дал им волю.

— Извини. — Он опустил руки по швам. — Извини.

— Значит, ты оскорбил меня из трусости?

— Послушай, Софи, я ухожу домой. Завтра мы начнем работать и забудем о случившемся.

— Не думаю. Значит, я свожу тебя с ума? — София слегка толкнула его в грудь и заставила попятиться. — И за это ты дал мне пощечину?

— Это было ошибкой. Я уже сказал, что прошу прощения.

— Этого мало. Попробуй еще раз.

Не успел Тайлер опомниться, как она прильнула к нему. Все остальное довершил инстинкт.

Ее губы были горячими, нежными, очень искусными и жадными. К нему прижималось сладострастное, восхитительное женское тело.

Позже Тай признался себе, что у него помутился рассудок. Словно что-то щелкнуло в голове, сознание отключилось и не смогло помешать взрыву чувственности, вырвавшейся наружу, как пантера из клетки. Сомневаться не приходилось: ее вкус не уступал запаху.

Он был таким же пряным, опасным и женственным.

Не успев опомниться, Тай прижал ее к себе. На мгновение она обвилась вокруг него, как экзотическая виноградная лоза, а потом отпустила. От лица Тая отхлынула кровь.

— Вот тебе! — Она нежно провела пальцем по его нижней губе, а потом отвернулась и открыла дверь.

— Черт побери… Подожди минутку. — Тай взял ее за руку и развернул лицом к себе. Он сам не знал, что хочет сделать, но целоваться больше не собирался.

Внезапно на лице Софии появилось ошеломленное выражение. Не успел Тайлер открыть рот, как она оттолкнула его и быстро пошла к столу.

— Diof Madonna, KTO мог это сделать?

И тут он увидел их. Трех ангелов Джамбелли. Размашистые красные буквы на вырезанных из дерева фигурках казались окровавленными ранами. На груди каждой из них красовались зловещие послания:

СУКА № 1

СУКА № 2

СУКА № 3

— Сядь, Софи. Я заберу фигурки еще до того, как их увидит твоя мать или бабушка. Отнесу домой и вымою.

— Нет. Я сама. Похоже, это лак для ногтей. Обычная проделка плохих девочек, — негромко сказала София. Гнев не приведет ни к чему хорошему, подумала она, собирая фигурки. Но печаль была сильнее гнева. — Думаю, это Рене. Или Крис. В данный момент они обе ненавидят женщин Джамбелли одинаково сильно.

— Позволь позаботиться о тебе. — Тай положил ладони на ее плечи. — Кто бы это ни сделал, он знал, что причинит тебе боль. Я отмою их и принесу назад еще до того; как кто-нибудь заметит пропажу.

Софии хотелось положить в его большие, сильные руки не только ангелов, но и самое себя… Поняв это, она отпрянула.

— Я сама позабочусь обо всем. Кажется, ты хотел поскорее вернуться домой.

— Софи…

Спокойный и терпеливый тон Тайлера заставил ее вздохнуть.

— Я должна сделать это сама. Кроме того, мне нужно еще немножко позлиться на тебя. Так что ступай.

Выйдя из комнаты, Тайлер снова поднялся в танцевальный зал. Он решил, что побудет здесь еще немного. На всякий случай. Чтобы единственными пострадавшими сегодня ночью оказались только деревянные ангелы.

София прошла к себе и осторожно смыла с фигурок краску Ее догадка подтвердилась: это действительно был вызывающе красный лак для ногтей. Детский вандализм, уродливый, но не слишком опасный.

«Уничтожить Джамбелли не так легко, — думала она. — Мы стойкие. Достаточно стойкие, чтобы не обратить на это внимания и разочаровать мерзавца, кем бы он ни был».

София отнесла фигурки вниз, положила их на прежнее место и поняла, что это простое действие успокоило ее.

Но забыть то, что произошло между ней и Таем, было сложнее.

«Идиот, — подумала она, подходя к старинному зеркалу, чтобы попудрить нос. — Если идиот постарается, то может научиться целоваться, но идиотом быть не перестанет». Она надеялась, что Тай страдает. Надеялась, что он проведет долгую бессонную ночь. Если завтра он будет выглядеть измученным и несчастным — так и быть, она позволит ему сорваться с крючка.

И все же…

Она посмотрела на себя в зеркало и провела пальцем по губам.

Едва София потянулась за губной помадой, как дверь открылась.

— София…

— Да, Nonna… — Она оглянулась на ангелов. Все было в порядке. — Маленький ремонт на ходу. Сейчас я вернусь.

Тереза закрыла за собой дверь.

— Я видела, что ты пошла за Тайлером.

— Угу, — лаконично ответила София, тщательно крася губы.

— Думаешь, если я старая, то разучилась читать по глазам?

— И что в них было?

— Кровь.

София слегка пожала плечами и закрыла тюбик с помадой.

— У нас был спор.

— После которого тебе понадобилось вновь красить губы?

София засмеялась и обернулась:

Ну и глаз у тебя, бабушка! Я решила этот спор по-своему. Если я поцеловала Тая, в этом нет ничего противозаконного или аморального. Мы не кровные родственники.

— София, я люблю тебя. И Тайлера тоже.

София смягчилась. Тереза говорила такое нечасто.

— Я знаю.

— Я свела вас не для того, чтобы вы обижали друг друга.

— А для чего ты нас свела?

— Ради блага семьи. — Поскольку день был трудный, Тереза вошла и села. — Когда в голову человеку бросается кровь, она затмевает разум. Испытательный год еще не кончился, а потрясения уже начались. Ты — красивая молодая женщина.

— Кое-кто считает, что я похожа на свою бабушку.

Тереза позволила себе слегка улыбнуться. Потом La Signora посмотрела на ангелов, и ее взгляд смягчился.

— Немного. Но ты больше похожа на своего деда. Он был писаный красавец. Я вышла замуж по расчету, но никогда потом не жалела. Кроме того, он был добр. Cara, красота — это оружие. Обращаться с ним нужно осторожно. Если в тебе не будет доброты, оно может повернуться и ранить тебя.

София опустилась на стул:

— Nonna, по-твоему, я… жесткая?

— Да. — Тереза слегка притронулась к ее руке. — Это неплохо. Из мягкой женщины можно слепить что угодно. Кроме того, ей слишком легко причинить боль. Такова твоя мать. Она моя дочь, София, — спокойно добавила Тереза, видя, что внучка напряглась. — Ее приходится наставлять. Ты другая и идешь своим путем. Я довольна тобой. Я хочу сказать только одно: без доброты жесткость может стать жестокостью. Помни об этом.

— Nonna, ты довольна мной, потому что мой путь — повторение твоего?

— Возможно. Ты — Джамбелли. Кровь берет свое.

— Но я еще и Авано.

Тереза наклонила голову; в ее голосе зазвучал гнев.

— Хочешь проверить, чья кровь сильнее, верно? Да, в тебе много отцовского. Он хитер, и ты тоже можешь быть хитрой. Он честолюбив, и ты тоже. Но его слабости никогда не будут твоими. Тони погубили бессердечие и трусость. А у тебя есть и сердце, и смелость. Поэтому ты можешь быть жесткой без жестокости.

— Я знаю, ты ненавидишь его, — мягко сказала София. — Сегодня я тоже его ненавижу.

— Слишком громко сказано. Не следует ненавидеть собственного отца, каким бы он ни был и что бы ни сделал. Во мне

нет ненависти к Энтони Авано. — Тереза снова встала. — Теперь я вообще не испытываю к нему никаких чувств. Он сделал свой выбор, и это меня устраивает. Мы видимся с ним в последний раз, а затем он перестанет для меня существовать.

— Ты хочешь сказать, что уволишь его?

— Он сделал свой выбор, — повторила Тереза. — И теперь столкнется с его последствиями. Это не должно тебя волновать. — Она протянула руку: — Пойдем. Ты должна присутствовать на вечере. Найдем твою мать и продемонстрируем гостям три поколения женщин рода Джамбелли.

Поздно ночью Тони вошел в квартиру. Кажется, никто не догадывался, что у него все еще хранится ключ от нее.

Он принес с собой бутылку вина из собственного погреба. Бороло позволит соблюдать приличия. Деловые переговоры (слово «шантаж» никогда не приходило ему на ум) следует вести цивилизованно.

Он откупорил бутылку на кухне, перевел дух и выбрал два бокала. К сожалению, свежих фруктов в холодильнике не было, поэтому пришлось удовольствоваться кругом сыра бри.

Этикет следует соблюдать даже в три часа ночи.

Как хорошо, что он назначил встречу на такой поздний час. Утихомирить Рене стоило немалых трудов. После приезда в город она еще битый час перемывала косточки Джамбелли, возмущалась тем, как они с ней обращались, говорила о том, какое будущее ожидает его в компании. И о деньгах.

Конечно, главной темой были деньги.

Осуждать ее Тони не мог.

Их образ жизни требовал больших расходов. В отличие от Пилар Рене не имела за душой ничего. И в отличие от Пилар тратила деньги с такой скоростью, словно они жгли ей руки.

Ладно, неважно, думал он, добавляя к сыру крекеры. Есть простой и цивилизованный способ увеличить их доходы.

Джамбелли собирались уволить его. Теперь он был в этом уверен. Ни Пилар, ни София не станут за него заступаться. Он знал, что так может случиться, но предпочитал не думать об этом и надеяться на лучшее. Вернее, как в глубине души сознавал Тони, он позволил Рене загнать себя в угол.

Но у него был выход. И даже не один. Первым из них он собирался воспользоваться с минуты на минуту.

Это первое дело станет паллиативом. Позволит ему выиграть время. У него есть и другие способы. При необходимости он ими воспользуется тоже. У него есть связи и перспективы…

Тереза Джамбелли очень пожалеет, что недооценила его. И многие другие также пожалеют тоже.

В конце концов он все-таки выйдет из воды сухим, как всегда. Он в этом нисколько не сомневался.

Стук в дверь заставил его улыбнуться. Он наполнил два бокала и поставил их на поднос вместе с бутылкой, сыром и крекерами. Потом взял поднос, отнес его в гостиную и опустил на кофейный столик.

Тони одернул манжеты, пригладил волосы и пошел к двери, готовый начать деловые переговоры.

ЧАСТЬ II

Выращивание

С точки зрения культуры залогом совершенства являются не наличие и покой, но рост и превращение.

Мэтью Арнолд

ГЛАВА 9

— Не понимаю, зачем нам понадобилось возвращаться сюда.

— Затем, что мне кое-что нужно.

София сознавала, что могла бы обойтись без этих вещей. Но раз уж они попали в Сан-Франциско, не заехать к себе на квартиру она не могла. Разве она не пожалела Тая и не взяла вместо своей машины со складным верхом «СЮВ» Эли?

— Послушай, — продолжила она, — я же с самого начала объяснила, что должна осмотреть кабинеты. Крис продолжает сопротивляться нововведениям. Ей нужно было показать, что мы с тобой одна команда.

— Какая еще команда?

— Команда, капитаном которой являюсь я. — Она заехала на стоянку и включила Тормоз. — Тай, я думаю, по случаю праздников нам следует заключить перемирие. Сейчас у меня нет времени сражаться с тобой.

Она вышла, хлопнула дверью и сунула ключи в кейс.

— В чем проблема?

— У меня нет никаких проблем. Проблемы есть у тебя.

Тайлер обошел машину и оперся о капот. В последние дни с ней просто нет никакого сладу, подумал он. Она может вывести из себя кого угодно. И стычка во время рождественского приема тут ни при чем. София вышла из нее победительницей.

— Команда, говоришь? Ты все еще переживаешь из-за ангелов?

— Нет. Я о них позаботилась, правда? Стали как новенькие.

— Ну да, верно. Тогда в чем проблема?

— Хочешь знать, в чем проблема? Ладно. Я терпеть не могу каждый день вставать на рассвете и мерзнуть в поле. Однако делаю это. Потом возвращаюсь и берусь за работу, которой училась. А еще мне приходится тайком удирать с виллы и приезжать в офис, где меня замещает та, которая не только спит с моим отцом, но и готова в любую минуту взбунтоваться.

— Уволь ее.

— А что, хорошая мысль. — София постучала себя пальцем по виску, но в ее голосе звучала насмешка. — И как это не пришло мне в голову? Не потому ли, что на реорганизацию у нас всего несколько недель и что в разгаре большая и жизненно важная рекламная кампания, а у меня нет ни одного квалифицированного работника, который мог бы ее заменить? Да, думаю, именно в этом и заключается причина, почему я не выгнала ее коленом под зад!

— Послушай, если тебе в туфлю попал камешек, надо его вытряхнуть.

— У меня нет для этого времени, — огрызнулась она и в доказательство сунула Тайлеру свой распухший органайзер. — Глянь сюда. Ты видишь мое расписание на ближайшие шесть недель? — Она пихнула филофакс обратно в чемоданчик.

— Значит, ты попала в трудное положение? — Он пожал плечами: — Тогда возьми выходной и сделай то, что нужно. Я выручу тебя на винограднике.

София смерила его убийственным взглядом.

— Макмиллан, меня не выручит никто! Но ты чертовски прав, я в трудном положении. Я должна учить мать, которая не проявляет ни малейшего интереса к связям с общественностью. Мне пришлось отменить три свидания с тремя очень интересными мужчинами, потому что я занята по горло. Моя светская жизнь сошла на нет. Из-за этой чертовой Рене я два дня не могу связаться с отцом, которого нет в его кабинете. Я хотела приказать ему ближайшие сорок восемь часов заниматься одним из наших крупнейших заказчиков, а в это время выяснилось, что кто-то — к сожалению, не я — должен лететь в Сан-Диего на совещание, которое продлится минимум сорок девять часов!

— А как насчет Маргарет? Я считал, что большинством крупных заказов занимается она.

— Думаешь, я не пыталась? По-твоему, я дура? — Усталая, раздраженная и взвинченная, София подошла к клетке лифта и нажала на кнопку. — Вчера днем она улетела в Италию. К тому же ни она, ни ее служащие не контактировали с компанией «Туайнер», потому что та всегда была любимым детищем моего отца. А поскольку я не хочу, чтобы в «Туайнере» знали о наших трудностях, мне пришлось танцевать перед ними на задних лапках.

— Значит, тебя не выручит никто, — кивнул Тайлер. — А ты сама выручаешь Авано.

— Черта с два я стала бы его выручать. Я выручаю Джамбелли и именно поэтому прикрываю его изо всех сил. Мне это не нравится, меня это бесит и вызывает адскую головную боль.

— О'кей. — Они вошли в лифт, и Тай начал массировать Софии затекшие плечи, изрядно удивив этим и ее, и себя самого. — Прими аспирин, а потом мы вместе что-нибудь придумаем.

Она не имеет права мешать мне разговаривать с собственным отцом. Ни о личных делах, ни о делах бизнеса.

— Не имеет. — Вот в чем причина твоей головной боли, догадался Тай. — Это азартная игра. Она перестанет брыкаться, если ты покажешь ей, что тебя это не трогает. Плюнь ты на Тони.

— Когда я плюю на него, у него становится такое лицо, что… Ладно, черт с ним. Он действительно дурак. Я злюсь на него за то, что он поставил меня в глупейшее положение. Если я не найду выхода до конца дня…

— Ты найдешь выход до конца дня.

— Угу. — Лифт остановился на нужном этаже. София шумно выдохнула и вышла. — Почему ты такой милый?

— Потому что это тебя отвлекает. Кроме того, «Туайнер» — заказчик солидный. Я не все время торчу в полях, — промолвил он, когда удивленная София выгнула бровь. — Если бы ты сказала мне, что пытаешься разыскать отца, я бы помог тебе. Ты же не обратилась к Каттеру.

Она сжала губы.

— Нет. Но думаю, он что-то знает. И скоро начнет прицельную стрельбу.

— Тогда мы должны опередить его. Ты сама сказала, что мы одна команда.

— Только потому, что он не нравится тебе еще больше, чем я?

— А ты сама как думаешь?

Она рассмеялась и сунула ключ в скважину.

— Эта причина ничем не хуже любой другой. Мне нужно взять несколько вещей, в том числе несколько старых папок, с помощью которых я буду учить мать. Думаю, что смогу найти кое-какие заметки о «Туайнере», которых хватит, чтобы заткнуть дыру. Так что к обеду будешь дома. София остановилась и обернулась.

— Если только, — задумчиво улыбнувшись, добавила она, — тебе не захочется заказать обед на дом и попробовать составить со мной другую команду…

— Перестань.

— Тебе нравилось целовать меня.

— Когда я был мальчишкой, то любил зеленые яблоки. Но потом понял, что они чертовски вредны для желудка.

— Я давно созрела.

Он нажал на ручку двери.

— Уж об этом можешь мне не рассказывать. София обернулась и дружески сжала его предплечье.

— Ты начинаешь мне нравиться, Макмиллан. И что мы будем с этим делать, черт побери? — Она толкнула дверь, вошла и застыла на месте.

— Папа?

София успела увидеть лишь туманное пятно, потому что Тай тут же оттолкнул ее в сторону. Но это пятно продолжало стоять перед ее глазами.

Отец, ссутулившийся в ее кресле, его профиль, серебристый висок, рубашка, покрытая какой-то темной коркой. И его глаза, красивые, умные глаза, затянутые пленкой и смотрящие куда-то вдаль.

— Папа. Он… Я должна… Мой отец.

Она побледнела как полотно и задрожала всем телом. Таю пришлось прижать ее к стене.

— София, ты меня слышишь? Воспользуйся своим сотовым телефоном. Набери девять-один-один. Сейчас же.

— Я вызову «Скорую». — Она пыталась справиться с туманом, который стремительно окутывал ее мозг, и начала бороться с Тайлером. — Ему нужна «Скорая». Я должна подойти к нему.

— Нет. — Тай сжал ее руки и коротко встряхнул. — Ты не можешь помочь ему. — Он прикидывал, не стоит ли ему самому осмотреть Тони, но Софию нельзя было оставить одну. Кроме того, он видел достаточно, чтобы понимать: тут ничего не поделаешь.

Он посадил Софию на пол, сам открыл ее кейс и вынул оттуда сотовый телефон.

— Я вызову полицию, — сказал он.

Пока Тайлер соединялся с дежурным и сообщал ему о случившемся, София сидела, опустив голову на колени. Думать она не могла. Пока не могла. Нужно было взять себя в руки и держаться изо всех сил.

— Я в порядке. — Ее голос был спокойным и ровным. Вот только руки дрожали. — Я знаю, он мертв. Я должна пройти к нему.

— Нет. — Он опустился на пол рядом с Софией и обнял ее за плечи, насколько позволяла теснота. — Нет, не должна. София, мне очень жаль, но ты ничего не можешь сделать.

— Всегда можно что-то сделать. — София подняла голову. Ее глаза были сухими. Обжигающе сухими. — Кто-то убил моего отца. Значит, я могу что-то сделать. — Наконец у нее сорвался голос; слезы, копившиеся в горле, поднялись к глазам и потекли по щекам. — Он все еще мой отец.

— Я знаю. — Тайлер напряг руку и заставил Софию положить голову ему на плечо. «Всегда можно что-то сделать, — думал он, пока София плакала. — Или хотя бы просто ждать».

Он не бросил ее. София велела себе запомнить это. Что бы ни произошло — или не произошло — между ними, в самое тяжелое для нее время на свете Тайлер оставался рядом.

Она сидела на диване в квартире, расположенной напротив ее собственной. София вспомнила, что пару раз была здесь на вечеринках. Жившие в квартире супруги устраивали славные вечеринки. Художник-график Фрэнки, часто работавший на дому, открыл дверь ей и полиции. И, благослови его господь, закрылся у себя в спальне, чтобы дать им поговорить.

Конечно, вскоре новость разнесется по всему дому, как пожар. Но сейчас он вел себя как добрый друг. И это нужно будет запомнить тоже.

— Я не знаю, что он делал в моей квартире, — снова сказала София. Она пыталась рассмотреть лицо допрашивавшего ее мужчины. Детектив Ламонт… или Клермонт? Его черты расплывались.

— У вашего отца или кого-нибудь еще был ключ? — Его фамилия была Клермонт. Александр Клермонт.

— Нет, я… Да. — София подняла руку и прижала кончик пальца к виску, словно это могло помочь ей думать. — Мой отец. Я дала ему ключ вскоре после того, как въехала сюда. В его квартире делали ремонт, а я должна была уехать из страны. Я предложила ему пожить здесь, пока меня не будет. Сомневаюсь, что забрала у него ключ. Я напрочь забыла об этом.

— Он часто пользовался вашей квартирой?

— Нет. Он не пользовался ею даже тогда, когда я предложила. Остановился в гостинице.

«Или сказал, что остановился, — подумала она. — Может быть, он все же иногда приходил сюда? И тогда, и сейчас? Разве по возвращении из-за границы она не чувствовала, что кто-то был здесь в ее отсутствие?»

Всякие мелочи, лежавшие не на месте…

Нет, глупости. Это наверняка сделала уборщица. У отца не было причины пользоваться ее квартирой. У него была своя, где он жил с Рене.

Он обманывал твою мать, шептал ей внутренний голос. Он обманывал Рене.

— Мисс Джамбелли…

— Прошу прощения. Что вы сказали?

— Дать тебе воды? Или чего-нибудь еще? — вставил Тайлер, давая ей время прийти в себя.

— Нет, нет, спасибо… Прошу прощения, детектив. Кажется, я задумалась.

— Все в порядке. Когда вы в последний раз видели своего отца?

— В субботу вечером. Мы устраивали прием на винограднике. Ежегодный официальный прием. Мой отец был там.

— В какое время он уехал?

— Не могу сказать. Там было очень много народу. Он не попрощался со мной.

— Он приехал один?

— Нет, с ним была его жена Рене.

— Ваш отец был женат?

— Да. Он женился как раз в день приема. На Рене Фокс. Разве вы с ней еще не связались?

— Я не знал о ее существовании. Ее можно застать на квартире вашего отца?

— Да, я… Да, — повторила она, вовремя прикусив язык.

— Мисс Джамбелли, у вас есть оружие?

— Нет.

— А в вашей квартире не было пистолета?

— Нет. Я не люблю оружия.

— У вашего отца был пистолет?

— Не знаю. Насколько мне известно, нет.

— Когда вы в последний раз были в своей квартире?

— Неделю с лишним назад. Я уже говорила вам, что уже несколько месяцев живу главным образом в Напе. Сегодня мы с мистером Макмилланом приехали сюда из офиса в деловой части города, чтобы забрать кое-какие вещи.

— В каких отношениях вы были с отцом?

Она напряглась. Сидевший рядом Тай почувствовал это.

— Детектив, он был моим отцом. Я избавлю вас от необходимости спрашивать, не я ли его убийца. Нет, не я. И не знаю ни того, кто его убил, ни почему он это сделал.

Голос Клермонта остался спокойным.

— У вашего отца были враги?

— Очевидно.

— И вы знали их, — продолжал гнуть свое сыщик.

— Нет. Я не знаю никого, кто мог бы убить его. Клермонт заглянул в свой блокнот и начал изучать какие-то записи.

— Как давно развелись ваши родители?

— Они разъехались больше семи лет назад.

— Разъехались?

— Да. Они не жили вместе — как в буквальном, так и в переносном смысле — с тех пор, как я была ребенком.

— Следовательно, Рене Фокс — вторая жена вашего отца?

— Верно.

— Причем они поженились лишь два дня назад.

— Так мне сказали.

— Когда развелись ваши родители, мисс Джамбелли?

У Софии засосало под ложечкой. Но полицейский не должен был видеть, что она нервничает.

— Думаю, суд вынес решение о расторжении брака за день до того, как отец женился на Рене. Детектив, это была всего лишь формальность.

У Софии дрожали колени, но она все же встала.

— Прошу прощения, но я должна вернуться к родным. Не хочу, чтобы они узнали о случившемся из вечернего выпуска новостей или от незнакомого человека. Мне нужно домой. Теперь вы можете сказать мне… что случилось с моим отцом? И какие распоряжения нужно отдать?

— Мы продолжим расследование. Мой напарник сейчас работает в квартире напротив с бригадой криминалистов. А о распоряжениях я поговорю с другими близкими родственниками.

— Я — его единственный ребенок.

— Мисс Джамбелли, ближайшим родственником считается его законная жена.

София открыла рот и тут же закрыла его. Тай бережно взял в ладони ее дрожавшую руку.

— Понимаю. Конечно… Тай, мне нужно домой.

— Сейчас едем.

— Мистер Макмиллан, у меня есть к вам несколько вопросов.

— Я дал вам свой адрес, — бросил через плечо Тай, ведя Софию к двери. — Вы знаете, где меня найти.

— Угу. — Когда дверь закрылась, Клермонт постучал по блокноту. — Так я и сделаю. — Интуиция подсказывала детективу, что им с напарником придется совершить поездку за город. Причем очень скоро.

Полицейский подошел к двери спальни. Он был уверен: стоит открыть ее, как сосед выпадет ухом вперед. Поэтому он постучал. Может, этот малый будет держаться полюбезнее, когда ему станут задавать вопросы.

Александр Клермонт любил французское вино, итальянские туфли и американские блюзы. Он вырос в Сан-Франциско и был средним сыном в семье, принадлежавшей к твердому среднему классу. Его родители упорно работали, чтобы обеспечить своим трем мальчикам безбедную жизнь и дать им образование.

Его старший брат был детским врачом, младший — профессором в Беркли. Алекс Клермонт хотел стать адвокатом.

Но он родился копом.

Закон копов не имел ничего общего с законом адвокатов. Адвокаты гнули, выкручивали и кроили его так, чтобы было удобно их клиенту.

Он понимал это и по-своему даже уважал.

Но для копов закон был буквой.

Этой букве Клермонт поклонялся.

И сейчас, оказавшись на месте преступления, он думал о букве закона.

— Что ты думаешь о дочери?

Он ответил не сразу, но напарница к этому привыкла. Она вела машину, потому что села в нее первой.

— Богатая, — наконец сказат он. — Светская. Крепкий орешек. Не сказала ничего, кроме того, что хотела сказать. Ей было над чем подумать, но за своими словами она следила.

— Богатая, важная семья. Большой, громкий скандал. — Морин Мейгир затормозила у фонаря и забарабанила пальцами по рулю.

Они работали с Клермонтом уже три года и были полными противоположностями; по мнению Морин, это позволило им найти общий язык после первых стычек и хорошо сработаться.

Она была классической белой женщиной. Ирландкой, веснушчатой блондинкой с розовой кожей, мягкими голубыми глазами и ямочкой на левой щеке. Морин было тридцать шесть лет, она была на четыре года старше Клермонта, состояла в счастливом браке и уютно жила в предместье; Алекс же был убежденным холостяком и горожанином.

— Никто не видел, как этот малый вошел в квартиру. Никакого транспортного средства. Мы проверяем таксистов на случай, если он приехал сюда на такси. Судя по виду тела, он мертв по крайней мере тридцать шесть часов. Ключ от квартиры лежит в кармане вместе с тремя сотнями долларов, мелочью и уймой пластиковых карточек. Золотые часы «Ролекс», золотые запонки с симпатичными маленькими бриллиантами. В квартире много дорогих вещей, которые ничего не стоит вынести. Но никаких следов ограбления.

Алекс бросил на нее быстрый взгляд.

— Это уже серьезно.

— Еще бы. Два бокала вина, один полный, другой полупустой. Отпечатки пальцев только на одном. Его собственные. Застрелен на месте. Никаких следов драки или борьбы. Судя по углу вхождения пули, убийца сидел на диване. Славная маленькая вечеринка с вином и сыром, а потом бах, бах, бах, и нет человека.

— Малый развелся и через день снова женился. Романтическая интерлюдия, закончившаяся плохо?

— Может быть. — Мейгир поджала губы. — По результатам осмотра места преступления сказать что-нибудь трудно. Три выстрела, двадцать пятый калибр. Причем с близкого расстояния. Бьет он не слишком громко, но удивительно, что в таком шикарном доме никто ничего не слышал.

Она припарковалась и обвела взглядом еще один столь же шикарный дом.

— Еще более странно, что новобрачный не приходит домой, а новобрачная не сообщает о его исчезновении.

— Давай выясним, почему.

Рене только что вернулась из салона красоты, проведя там три часа. Ничто не успокаивало ее так, как эти сеансы. Разве что посещение магазинов. Но она позаботилась и об этом, заскочив к «Нейману», где тоже как следует побаловала себя.

Тони заплатит, причем дорого заплатит ей за свою маленькую выходку, подумала она, налив себе бокал вермута.

Он иногда исчезал на пару дней, когда Рене припирала его к стене. Однако в этом была и своя приятная сторона: Тони всегда возвращался с какой-нибудь очень симпатичной безделушкой и безропотно делал то, на что прежде не соглашался.

Рене не слишком возражала, поскольку это давало ей немного времени для себя. Кроме того, теперь все было законно и прилично. Она подняла левую руку и полюбовалась блеском своих колец. Она была миссис Энтони Авано и собиралась оставаться ею как можно дольше.

Или снять с Тони скальп при разводе.

Когда зазвонил звонок, она улыбнулась. Приполз все-таки! Он был достаточно сообразителен, чтобы в такие минуты не открывать дверь своим ключом. Когда он сделал это в прошлый раз, Рене встретила его с пистолетом в руках.

У ее Тони была одна хорошая черта: учился он быстро.

Она открыла дверь, готовая выслушать извинения мужа, но нахмурилась, увидев пару, показывавшую ей полицейские значки.

— Миссис Авано?

— Да. А в чем дело?

— Я детектив Клермонт, а это моя напарница, детектив Мейгир. Департамент полиции Сан-Франциско. Можно войти?

— С какой стати?

— Прошу вас, миссис Авано. Можно войти?

— Тони в тюрьме? — сквозь зубы прошипела она, сделав шаг назад. — Какого черта? Что он натворил?

— Нет, мэм, не в тюрьме, — ответила Морин, вошедшая первой. — Мне очень жаль, миссис Авано, но ваш муж мертв.

— Мертв? — Раздосадованная Рене шумно выдохнула. — Этого не может быть. Вы ошиблись.

— Никакой ошибки, миссис Авано, — ответил Клермонт. — Разрешите присесть?

Рене, у которой нехорошо засосало под ложечкой, попятилась.

— Вы хотите, чтобы я поверила, будто Тони мертв? Действительно мертв?

— Нам очень жаль, мэм. Может быть, присядем? — Мейгир хотела взять ее за руку, но Рене вырвалась.

Она слегка побледнела, однако глаза ее сверкали, полные гнева.

— Это был несчастный случай?

— Нет, мэм. Не могли бы вы сказать, когда в последний раз видели своего мужа или выходили с ним на связь?

Рене как-то сразу сникла и мрачно посмотрела на Клермонта.

— Кажется, в субботу вечером и в воскресенье рано утром. Что случилось с Тони?

— Вас не встревожило, что он не дал о себе знать?

— Мы поссорились, — отрезала она. — Тони часто дуется и ненадолго уходит. Я ему не мать, чтобы следить за ним.

— Нет, мэм, — кивнула Мейгир. — Вы ему жена. Вы недавно поженились, верно?

— Верно. Что с ним случилось? Я имею право знать, что случилось!

— Энтони Авано был убит. Застрелен.

Голова Рене непроизвольно дернулась, но затем к ее щекам вновь прихлынула кровь.

— Я знала это! Предупреждала его, что она сумасшедшая, но он не верил! Она угрожала нам, разве не так? Этим тихоням доверять нельзя!

— О ком вы говорите, миссис Авано?

— О его жене. — Она со свистом втянула в себя воздух, подошла к столу и взяла бокал. — Его бывшей жене. Пилар Джамбел-ли. Эта сука убила его. А если не она, то ее потаскуха-дочь!

Он не знал, что с ней делать. София сидела на пассажирском сиденье с закрытыми глазами. Но Тай был уверен, что она не спит. Он не понимал ее душевного состояния и не знал, стоит ли ее из этого состояния выводить.

Поэтому почти весь долгий путь на север прошел в молчании.

Энергия и жизненная сила, которые были присущи Софии как дыхание, вдруг исчезли. Такой он ее еще никогда не видел. И это тревожило Тая сильнее всего. Казалось, рядом с ним сидит кукла. Наверно, это было что-то вроде пропасти между шоком и следующей стадией горя. Тай плохо разбирался в таких вещах. Он еще не терял дорогих ему людей. Тем более так жестоко и неожиданно.

Когда машина свернула на подъездную аллею, София открыла глаза. Словно почувствовав дом. И сцепила руки, лежавшие на коленях, так, что побелели костяшки пальцев.

— Я пойду с тобой.

По инерции София начала было отказываться. Трудно смириться с мыслью, что есть вещи, с которыми ей в одиночку не справиться. Но он был членом семьи. Ей требовалась поддержка родных.

— Спасибо. Моя мать… — Когда Тай остановил машину у подножия лестницы, София проглотила комок в горле. — Матери будет труднее всего.

— София. — Он взял ее руки в свои и сжал их, когда София попыталась отстраниться. — София, — сказал Тай, она послушно подняла на него взгляд. — Некоторые люди считают, что они должны быть сильными всегда. Но это не так.

— Джамбелли должны быть сильными. Тай, у меня внутри все онемело. И я боюсь того, что может случиться, когда я отойду. Боюсь начать думать. Боюсь начать чувствовать. Боюсь всего, что будет после.

— Тогда нужно что-то делать.

Он выбрался наружу, обошел машину и жестом, от которого Софии захотелось заплакать, протянул ей руку.

В доме было тепло; пахло материнскими цветами. София обвела взглядом просторный вестибюль, как будто видела его впервые. Ничто не изменилось. Как это могло быть?

Она следила за идущей по коридору Марией. «Я как во сне, — думала София. — Даже эхо шагов мне снится…»

— Мария, где моя мать?

— Наверху. Работает в вашем кабинете. Мисс София…

— A La Signora?

Мария смущенно посмотрела на Тайлера.

— В поле. С мистером Маком.

— Пожалуйста, пошли кого-нибудь за ними. За дедом и бабушкой.

— Да, сейчас.

Она быстро ушла, и София повернулась к лестнице. Ее рука крепко сжимала руку Тайлера. Из ее кабинета доносились звуки музыки. Мелодия была легкой и пустой. Остановившись на пороге, София увидела мать, склонившуюся над клавиатурой компьютера. Волосы Пилар были собраны на затылке.

— «Неправильно задана функция». Что ты хочешь этим сказать? Господи, как я тебя ненавижу!

Будь обстоятельства другими, досада матери показалась бы Софии забавной. Но теперь ей захотелось плакать.

— Мама…

— Ох, слава богу! София, я что-то сделала. Не знаю что. Я бьюсь с ней целый час, но все бесполезно.

Она отодвинулась от стола, подняла взгляд… и застыла на месте.

— Что? Что случилось? — Пилар знала каждую черточку, каждую линию, каждое выражение лица дочери. Она быстро встала и пошла к Софии, ощущая холодок под ложечкой. — В чем дело?

— Мама…

«Теперь все изменится, — думала София. — Как только я открою рот, все изменится и больше никогда не будет прежним».

— Папа…

— Ему плохо? Он болен?

— Он… — София не могла вымолвить ни слова. Она выпустила руку Тая и обняла мать.

Холодок под ложечкой стал еще сильнее. Все внутри застыло.

— Боже… О господи… — Пилар прижалась лицом к макушке Софии и начала раскачиваться всем телом. — Нет. Ох, малышка, нет…

— Мама, мне ужасно жаль… Мы нашли его. У меня на квартире. Кто-то… кто-то убил его.

— Что? Подожди. — Она вздрогнула и отпрянула. — Нет!

— Сядь, Пилар. — Тайлер уже вел обеих к широкому креслу у стены.

— Нет, нет. Этого не может быть. Я должна…

— Сядь, — повторил Тайлер и слегка подтолкнул обеих к креслу. — Послушай меня. Посмотри на меня. — Он подождал, пока Пилар возьмет Софию за руку. — Я знаю, как трудно вам обеим. Авано был в квартире Софии. Мы не знаем почему. Похоже, что он там с кем-то встречался.

Пилар моргнула и уставилась на Тайлера. Ее разум буксовал, как будто в мозгу что-то сломалось.

— В квартире Софии? Зачем ты это говоришь? Что ты имеешь в виду?

— На столе стояла бутылка вина. Два бокала. — Он вспомнил обстановку квартиры. Спокойная элегантность, окоченевший труп. — Похоже, его убил тот, с кем он встречался. Полиция уже допросила Софию.

— София. — Ее пальцы впились в руку дочери. — Полиция…

— И они собираются задать ей новые вопросы. И тебе тоже. Может быть, всем нам. Я знаю, это трудно. Трудно связно мыслить, но ты должна подготовиться к их визиту. Наверно, тебе придется вызвать своего адвоката. Точнее, вам обеим.

— Я не хочу адвоката. Мне не нужен адвокат. О господи, Тай, Тони убит!

— Верно. В квартире его дочери, через несколько дней после развода с тобой и женитьбы на другой. Всего через несколько дней после публичной ссоры с Софией.

Внутри Софии оскалило зубы чувство вины, яростное и безобразное.

— Черт побери, Тай, если бы мы хотели убить его, то сделали бы это давным-давно!

Тайлер посмотрел Софии в глаза и заметил, что они вновь полны гнева и энергии. «Это хорошо», — подумал он.

— Именно это ты скажешь полиции? Именно это ты скажешь репортерам, когда они начнут звонить? София, связи с общественностью — твой конек. Думай.

Ее дыхание участилось. Она ничего не могла с этим поделать. Что-то внутри готово было лопнуть, сорваться, прорвать хрупкую скорлупу сознания и просто закричать от ужаса. Но тут она ощутила, что рука матери дрожит в ее руке, и справилась с собой.

— Ладно. Но потом. Не сейчас. Сейчас мы имеем право на скорбь. — Она притянула к себе мать и крепко обняла ее. — Мы имеем право быть просто людьми.

Она встала и пошла к дверям. Ноги были ватными и тяжелыми, как гири.

— Тай, ты не сможешь сам поговорить с бабушкой и Эли? Пожалуйста, спустись и скажи им то, что они должны услышать. Я хочу побыть наедине с мамой.

— Хорошо. Пилар… — Тайлер наклонился и тронул ее колено. — Мне очень жаль.

Выходя, Тай встретился взглядом с темными, бездонными глазами Софии. А потом она закрыла за ним дверь.

ГЛАВА 10

Тай был прав, но София собиралась обдумать его слова позже. Может быть, ей станет легче, если придется ломать голову над всякими пустяками. Однако не прошло и десяти минут, после разговора с матерью, как начали звонить репортеры. София так и не успела спуститься и поговорить с бабушкой.

Она знала, какого курса следует держаться. Сплоченность. София была готова схлестнуться с полицией, лишь бы смягчить удар, который это нанесет ее матери.

Никаких комментариев прессе, пока она не сможет составить соответствующее заявление. Никаких интервью. Она прекрасно сознавала, что убийство ее отца вызовет бум в прессе, но Джамбелли не должны оказаться в центре внимания.

Это означало, что ей придется позвонить всем членам семьи и руководству компании. Но первым делом — черт бы побрал Тайлера — Элен Мур.

Им был нужен совет адвоката.

— Я позвонила тете Элен, — сказала она Терезе.

— Хорошо. — Тереза сидела в передней гостиной. Спина, как всегда, идеально прямая, лицо сосредоточено. — Как твоя мать?

— Попросила на несколько минут оставить ее одну. Тереза кивнула и взяла внучку за руку. Этого жеста было достаточно, чтобы София ощутила поддержку.

— Кто из твоих служащих мог бы написать заявление для прессы и отвечать на звонки?

— Никто. Nonna, я хочу сделать это сама.

— Хорошо. — Тереза сжала ее руку и тут же отпустила. — Сага, я сочувствую твоему горю. Тайлер рассказал нам все, что знал. Мне не нравится, что тебя допросили до того, как ты смогла поговорить с Элен или Джеймсом.

— Мне было некуда деться. Я ничего не знаю. Моего отца застрелили, когда он сидел в моем кресле у меня на квартире. Я должна была сказать им все, что помогло бы найти убийцу.

— Если ты ничего не знаешь, то не могла сказать им ничего полезного. — Тереза нетерпеливо махнула рукой. — Тайлер, дай Софии вина. — Тут зазвонил телефон, и она с досадой хлопнула ладонью по ручке кресла.

— Я позабочусь об этом… — начал Тайлер.

— Нет, сегодня с прессой никому из членов семьи общаться не следует. — София потерла лоб, пытаясь сосредоточиться. — Позвони Дэвиду. Попроси его прийти. Объясни ему все. Тем временем я начну работать над текстом заявления. А сейчас все просто. Семья никого не принимает. Без комментариев.

— Я позвоню ему. — Тайлер подошел к Софии, взял за подбородок и заставил поднять лицо. — Тебе нужно не вино, а аспирин.

— Мне не нужно ничего. — София попятилась. — Дай мне полчаса, — сказала она бабушке.

— Софи… — Эли, сидевший рядом с Терезой, встал и обнял приемную внучку. — Передохни немного.

— Не могу.

— Хорошо, делай как знаешь. Я начну обзванивать людей.

— Я сама могу это сделать.

— Можешь, но звонить буду я. И прими аспирин.

— Ладно. Но только ради тебя.


Это помогло. Аспирин и дело. Через час она успокоилась, составила текст заявления и поговорила с Дэвидом.

— София, я возьму прессу на себя. А вы позаботьтесь о себе и матери.

— Мы справимся. Вам следует знать, что какой-нибудь предприимчивый репортер может подобраться к вилле и дому Макмилланов. У вас есть дети. Их тоже будут пытаться использовать.

— Я поговорю с детьми. Они не станут продавать интервью бульварной прессе.

— Прошу прощения. Я не хотела сказать ничего плохого. Но они еще дети. Их могут смутить и застать врасплох.

— Я поговорю с ними, — повторил Каттер. — Я знаю, что это тяжело. Не могу представить, как бы я вел себя на вашем месте или на месте вашей матери. — Он поднялся. — Я сделаю все, что в моих силах. Только скажите.

— Я вам очень признательна. — Она помедлила, раздумывая, как быть. Сейчас было не до соперничества и мелких обид. — Мои бабушка и дедушка доверяют вам. Иначе вас здесь не было бы. Поэтому я тоже доверюсь вам. Вы останетесь в доме и будете отвечать на звонки. Я бы отдала вам свой кабинет, но он может мне понадобиться.

София шагнула к двери, но остановилась посреди комнаты. «Она выглядит опустошенной, — подумал Дэвид. — Как будто выключился какой-то внутренний механизм».

— Вам стоило бы отдохнуть.

— Не могу. Мне легче, когда я что-то делаю. Я знаю, что о нем думали. Знаю, что о нем будут говорить, шептаться во время коктейлей, писать в бульварных листках…

«И я знаю, что о нем думала я сама, — мысленно добавила София. — Что я сказала ему. О боже, только не сейчас!»

— Ему уже все равно. Но моей матери это причинит боль. Так что остановиться я не могу.

София заторопилась.

— Думаю, вам больше всего подойдет библиотека, — начала она. — Там вам никто не помешает. Если вам понадобится что-нибудь, что мы не предусмотрели, вызовите Марию.

Она спускалась по лестнице, когда Мария открыла дверь полиции. Клермонт поднял голову и увидел Софию».

— Еще раз здравствуйте, мисс Джамбелли.

— Еще раз здравствуйте, детектив. Все в порядке, Мария. Ты свободна… Есть какие-нибудь новости? — спросила она, быстро сбежав по ступенькам.

— Пока нет. Мы бы хотели еще раз поговорить с вами, а также с вашей матерью.

— Моя мать отдыхает. Дэвид, это детектив…


— Клермонт, — закончил Алекс. — И моя напарница, детектив Мейгир.

— Знакомьтесь. Детективы Клермонт и Мейгир. Дэвид Каттер, главный менеджер компании «Джамбелли — Макмиллан». Вы можете разместиться в гостиной. Я присоединюсь к вам через минуту.

— Мисс Джамбелли, ваша мать дома?

— Я уже сказала, что моя мать отдыхает. В этот раз вам не удастся поговорить с ней.

— София… — По лестнице спускалась Пилар, придерживаясь рукой за перила. За ней следом шла Элен. — Все в порядке. Я сделаю все, что могу.

— Миссис Авано, — начала Элен, из осторожности воспользовавшись прежней фамилией Пилар, — желает ответить на ваши вопросы. Я уверена, что вы примете во внимание ее эмоциональное состояние. Судья Мур, — холодно кивнула она. — Старый друг этой семьи.

Клермонт знал Элен. Ее муж как-то подверг его жестокому перекрестному допросу. «Юристы наготове», — подумал он.

— Судья Мур, вы представляете интересы миссис Авано?

— Я приехала, чтобы оказать подруге моральную поддержку и, если понадобится, дать ей совет.

— Может быть, присядем? — спросила Пилар. — София, будь добра, попроси Марию подать нам кофе.

— Сейчас, мама.

«Воспитанная и культурная, — подумал Клермонт. — Теперь понятно, откуда у Софии взялись светские манеры. Но светские дамы убивают так же, как и все остальные».

Особенно если их бросают ради молодых манекенщиц.

И все же она прямо отвечала на вопросы.

Не видела Тони и не разговаривала с ним после пресловутого праздника. Не была на квартире дочери уже месяц с лишним. Ключа не имела. Пистолета не имела, но призналась, что оружие в доме было. Прервать ее Элен не успела.

— Вы были расстроены, когда муж развелся с вами, чтобы жениться на Рене Фокс?

— Да, — ответила Пилар, не дав Элен открыть рот. — Элен, было бы глупо отрицать это. Естественно, я была расстроена. Я не считаю окончание брака поводом для праздника. Даже если брак был всего лишь формальностью. Он был отцом моей дочери.

— Вы возражали против развода?

— Нет. — У Пилар искривились губы, и Клермонту невольно вспомнилась скорбящая Мадонна. — Спорить с Тони было трудно. Тем более что он всегда избегал споров. Я дала ему то, что он хотел. Ничего другого мне не оставалось, правда?

— Разводом миссис Авано занималась я, — вставила Элен. — Он состоялся с обоюдного согласия. С точки зрения закона дело было очень простым.

— Но тем не менее вы были расстроены, — заявила Мейгир. — Достаточно расстроены, чтобы на прошлой неделе позвонить на квартиру бывшему мужу посреди ночи и высказать в его адрес угрозы и обвинения.

— Ничего подобного я не делала. — В глазах Пилар впервые вспыхнул воинственный огонек. — Я никогда не звонила на квартиру Тони и никогда не разговаривала с Рене. Это только ее предположение!

— Миссис Авано, мы можем проверить телефонные записи.

— Пожалуйста, проверяйте. — Голос Пилар напрягся так же, как ее спина. — Я была недовольна выбором Тони, но это был его выбор. Я не привыкла звонить среди ночи кому бы то ни было. Тем более с угрозами и обвинениями.

— Нынешняя миссис Авано утверждает обратное.

— Значит, она либо ошибается, либо лжет. Она сама позвонила мне среди ночи, устроила скандал, наговорила мне гадостей и обвинила бог знает в чем… Детектив, этот разговор в книге регистрации вы найдете, но моего звонка там нет.

— С какой стати ей лгать?

— Не знаю. — Пилар вздохнула и потерла висок. — Может быть, она и не лгала. Думаю, кто-то действительно позвонил. Рене, а она решила, что это я, и разозлилась. Она вообще меня терпеть не может.

— Вы знаете, в какое время мистер Авано уехал с вашего праздника?

— Нет. Честно говоря, в тот вечер я всеми силами избегала его и Рене. Ситуация была неловкая и лично мне неприятная.

— Вы знаете, почему он приехал на квартиру вашей дочери… — Слава богу, найти таксиста удалось. Клермонт заглянул в свой блокнот и добавил: — …в три часа утра?

— Нет.

— Где вы были в это время?

— В постели. Большинство гостей разъехалось к часу ночи. Я поднялась к себе в комнату, когда еще не было двух. Одна, — добавила она, опередив вопрос. — Пожелала Софии спокойной ночи и сразу легла, потому что очень устала.

— Не могли бы вы на минутку оставить нас наедине? — попросила Элен детективов, показав рукой на дверь.

— Отсюда до Сан-Франциско можно добраться за час, — заметила Морин, оказавшись в коридоре. — Так что алиби на это время у нее нет. И мотив имеется.

— Но зачем встречаться с бывшим мужем на квартире дочери?

— Чтобы не выносить сор наружу.

— Может быть, — задумчиво ответил Клермонт. Тут Элен позвала детективов, и они вернулись в гостиную.

— Детективы, миссис Авано не пожелала сообщить вам некоторые факты. Энтони Авано много лет был ее мужем; кроме того, у них общая дочь. Ей не хотелось говорить то, что могло бы повредить его репутации. Однако мне удалось убедить ее, что эти сведения могли бы помочь следствию. Тем более что… Пилар, — тихо сказала Элен, — они все равно рано или поздно узнают это из других источников.

— Ладно. — Пилар встала и начала расхаживать по комнате. — Ладно. Вы спросили, имею ли я представление, почему он мог поехать к Софии. Я не знаю наверняка, но… у Тони была слабость к женщинам. Некоторые пьют, некоторые играют в азартные игры, некоторые заводят любовниц. У Тони были любовницы. Он мог кому-то назначить там встречу, чтобы порвать с любовницей или…

— Вы знаете, кто это мог быть?

— Нет. Я перестала интересоваться такими вещами много лет назад. Но кто-то у него был. Я уверена, что он знал, кто звонил Рене в ту ночь. Во время праздника он был очень возбужден. На Тони это не похоже. Он редко волновался. Он нагрубил Дэвиду Каттеру и был не таким общительным, как обычно. Теперь я догадываюсь, что у него были какие-то сложности. Не знаю… Я не хотела этого знать, потому что ничего не могла поделать. Если бы я… А вдруг это что-нибудь изменило бы? Не знаю. И это больнее всего.

Клермонт встал.

— Мы благодарим вас за помощь, миссис Авано. Теперь нам хотелось бы поговорить с другими членами семьи, мистером Каттером и теми служащими которые присутствовали на приеме.

Но больше всего Алексу хотелось снова допросить Софию. Они остались с глазу на глаз. Тем временем Морин допрашивала Дэвида Каттера.

— Вы не упомянули о том, что вечером накануне убийства у вас с отцом произошла крупная ссора.

— Нет, не упомянула. Потому что вы об этом не спрашивали. Но теперь, когда вы спросили, я должна кое-что уточнить. Ссоры не было. Как называется беседа двух людей, не согласных друг с другом?

— А как бы вы сами назвали такую беседу?

— Трудным разговором. Трудным разговором, который нужно было начать намного раньше. Детектив, мне тяжело сознавать, что это были последние слова, которые я ему сказала. Несмотря на то что я сказала правду и имела для этого все основания. Он женился через несколько часов после развода с моей матерью, не сообщив о своих планах ни мне, ни моей матери, и приехал на семейное торжество под ручку с новой женой. Это было вопиющей бестактностью. Совершенно в его духе. Именно это я ему и сказала.

— По моим сведениям, вы угрожали ему.

— Да? Может быть… Я была обижена, оскорблена и рассержена. Рене подстерегла мою мать и набросилась на нее с обвинениями. Повода для этого не было: она получила то, что хотела. Отец позволил этому случиться. Он вообще был мастер на такие вещи. Он ко всему относился слишком легко и старался не замечать боли и горя, которые сам же причинял другим.

Новость быстро распространилась по всей стране и достигла противоположного берега Атлантического океана. Донато сидел в кабинете на первом этаже собственного дома, пил бренди и размышлял. В доме наконец-то наступила тишина. Впрочем, в любую минуту мог проснуться и заплакать младенец.

Джина тоже спала. Если бы не полночь, он мог бы улизнуть и провести часок с любовницей.

Но рисковать не следовало.

Тони Авано был мертв.

Совещание с Маргарет Боуэрс, назначенное на следующее утро, придется отменить. Это позволит ему выиграть время. Он. предпочитал вести деловые переговоры с Тони, так как хорошо знал все его сильные и слабые стороны.

Но Тони мертв, и это для многих — большое потрясение. Начнутся разговоры, сплетни, задержки, препятствия… Этим можно будет воспользоваться.

Конечно, ему придется вылететь в Калифорнию. Он окажет поддержку кузине, выразит ей сочувствие. А заодно заверит La Signora, что ради блага компании он готов на все.

Поскольку после празднования Рождества прошло всего два дня, он убедит Джину остаться дома и не мучить детей. Ну что ж, неплохо. А для компании можно будет взять с собой юную красотку. Сейчас едва ли кто обратит на это внимание.

А тем временем он подумает, что и как нужно сделать.

«Бедняга Тони, — подумал Дон и поднял бокал с бренди. — Мир его праху».

Джереми Деморне выключил телевизор и снял пиджак. Он был рад, что сегодня вернулся домой раньше обычного. Такие сногсшибательные новости лучше узнавать дома, наедине с собой, а не на людях.

Никчемный ублюдок Тони Авано был мертв.

Какая жалость… Последние события должны были заставить его дозреть. Джерри долго ждал этого.

Он оставил после себя скорбящую бывшую жену, счастливую вдову и горюющую дочь. Куда больше, чем заслуживал.

Раздеваясь, Джерри раздумывал, не стоит ли ему слетать в Калифорнию, чтобы присутствовать на заупокойной службе, которую наверняка закажут Джамбелли. Но в конце концов отверг эту мысль.

Было слишком хорошо известно, что покойный — не тем будь помянут — спал с женой Джереми.

О да, конечно, они отнеслись к этому как культурные люди. Не считая разбитой губы неверной жены в качестве прощального подарка, разъезда, финансовой независимости и сохранения видимости брака на людях.

Что ж, подумал Джерри, все мы мастера притворяться.

Он послал Джамбелли личное сообщение с соболезнованиями и выражением сочувствия. В свете близящихся перемен лучше держаться от этой семьи подальше.

Он выйдет на сцену, когда все будет готово.

Сейчас не следует мозолить людям глаза. Но будь он проклят, если не откроет бутылку шампанского и не отпразднует это убийство.

София занималась убийством отца почти неделю и вела себя так, словно это было деловое поручение. Не давая воли чувствам, она звонила по телефону, отдавала распоряжения, задавала вопросы, отвечала на них и следила за матерью, как ястреб.

Полиция не сообщала ей ничего нового. Точнее, твердила одно и то же: следствие продолжается. Все версии активно изучаются.

Они обращались с Софией как с назойливым репортером. Или подозреваемым.

Рене отказывалась отвечать на звонки, и София начинала уставать от десятков посланий, фиксировавшихся автоответчиком. Сочувствующих, заинтересованных, вежливых, гневных и горестных.

Заупокойная служба по ее отцу состоится. С участием его вдовы или без оного.

Она извинилась перед матерью, привела несколько причин, требовавших ее присутствия в городском офисе, и подготовилась к поездке в Сан-Франциско.

Когда София вышла из дома, к крыльцу подъехал Тайлер.

— Ты куда?

— По делам.

— Куда?

Нервы у Софии были на взводе, но давать себе волю она не имела права.

— В город. У меня есть работа.

— Отлично. Садись в мою машину.

— Сегодня ты мне не нужен.

— Мы с тобой одна команда. Забыла? — Он видел, что София балансирует на краю пропасти, и не мог позволить ей упасть.

— Я справлюсь сама, Макмиллан. — Какого черта она не сказала, что собирается кое-что купить?

— Угу. Ты справишься с чем угодно. — Он взял ее за локоть, а другой рукой открыл дверь машины. — Садись.

— Неужели до тебя не доходит, что я хочу побыть одна?

— Неужели до тебя не доходит, что я на это чихать хотел? — Чтобы не затягивать спор, Тай взял ее в охапку и опустил на сиденье. — Пристегнись, — велел он и захлопнул дверь.

Она долго раздумывала, что пнуть ногой — дверь или Тайлера. Но испугалась, что не сможет остановиться. Гнев боролся с горем. И тут она вспомнила то, что поклялась не забывать. Тай был с ней в самый тяжелый момент.

Тайлер сел за руль. То ли потому, что он знал ее большую часть своей жизни, то ли потому, что за последние несколько недель уделил ей больше внимания, чем за предыдущие двадцать лет, но, как бы там ни было, думал Тай, он слишком хорошо знает это лицо и может читать по нему, как по открытой книге. Тем более без маски, как сейчас.

— Итак… — он развернул машину и посмотрел на Софию, — куда ты собралась на самом деле?

— В полицию. По телефону они не отвечают.

— Ладно. — Тай включил первую скорость и поехал по аллее.

— Тай, мне не нужна ни сторожевая собака, ни широкое плечо, ни жилетка, в которую можно плакаться.

— О'кей, — он не моргнул и глазом. — Список неполон. Могла бы добавить, что тебе не нужна подушка для булавок.

В ответ она сложила руки на груди и уставилась прямо перед собой. В тумане маячили холмы, покрытые снегом; панорама напоминала нечеткую фотографию. Но это зрелище не радовало Софию. Перед ее глазами стояла страница, вырванная из какого-то промышленного журнала и присланная накануне по почте.

Фотография самой Софии, ее бабушки и матери, сделанная несколько месяцев назад, была испорчена так же, как ангелы Джамбелли. Теперь воспользовались ручкой. На лицах женщин Джамбелли красовалась надпись, сделанная красными чернилами и называвшая их не только суками, но и убийцами.

Может быть, это был ответ на ее повторные звонки Рене? Неужели эта женщина считает, что ее можно отпугнуть таким детским способом? Когда София сжигала листок в камине, она чувствовала гнев и отвращение, но не страх.

Однако прошел день, а она все еще не могла забыть об этом.

— Это Эли попросил тебя присмотреть за мной?

— Нет.

— Бабушка?

— Нет.

— Тогда кто?

— Послушай, София… Когда я на работе, то могу выполнить чей-нибудь приказ. Если нужно. Но не признаю их в личной жизни. А это дело личное. Ясно?

— Нет. — Она оторвала взгляд от линии холмов на горизонте, повернулась и уставилась на не менее четкий профиль Тая. — Ты не любил моего отца и вовсе не сходишь по мне с ума.

— Я не любил твоего отца, — подтвердил он, не выказывая ни сожаления, ни радости, просто констатируя факт. И поэтому София не обиделась. — О присутствующих не говорят. Но я люблю твою мать и очень не люблю Рене. В частности, за то, что она натравила на вас копов.

— Тогда тебе будет приятно знать, что после полиции я собиралась к Рене. Мне нужно поговорить с ней насчет заупокойной службы.

— Замечательно. И как это будет выглядеть? Вы станете вырывать друг другу волосы или кусаться?

— Вы, мужчины, бросите все ради такого зрелища, правда?

— Ага. — Тай завистливо вздохнул, заставив Софию рассмеяться. Это был ее первый искренний смех за последние дни.

Вскоре Софи» вспомнила, что она никогда в жизни не была в полицейском участке. Он представлялся ей таким, как в книгах: длинные обшарпанные коридоры с протертым линолеумом, шумные и тесные кабинеты, рычащие субъекты с воспаленными глазами и дрянной кофе в бумажных стаканчиках.

В глубине души она предвкушала новые ощущения.

Однако полы в помещении оказались чистыми, а в широких коридорах слегка пахло лизолом. Здесь не было тихо, словно на кладбище, но когда София в сопровождении Тая шла в отдел сыска, было слышно, как ее каблуки цокают по полу.

Отдел был заставлен письменными столами, бывшими в употреблении, но совсем не такими исцарапанными и убогими, как представлялось Софии. В комнате действительно пахло кофе, но крепким и вкусным. Оружие здесь было, но в кобурах, свисавших с пояса или плеча, выглядело как-то необычно. Было странно видеть его в хорошо освещенной комнате со множеством компьютеров.

София осмотрела помещение и встретилась взглядом с Клермонтом. Тот покосился на дверь в соседнюю комнату, потом встал и пошел навстречу.

— Здравствуйте, мисс Джамбелли.

— Я должна поговорить с вами о моем отце. О распоряжениях и вашем расследовании.

— Когда я говорил с вами по телефону…

— Детектив, я помню то, что вы сказали мне по телефону. Практически ничего. Думаю, что я заслуживаю большего. В частности, заслуживаю знать, когда нам отдадут его тело. Хочу сказать, что буду действовать через вашу голову. Воспользуюсь своими связями. Можете мне поверить, у нашей семьи есть связи.

— Я это знаю. Не хотите пройти в кабинет лейтенанта? — Он сделал жест и чертыхнулся себе под нос, когда оттуда вышла его напарница с Рене.

Рене очень шло черное. Бледные щеки и собранные на затылке волосы, сверкавшие как солнце, делали ее идеальной вдовой из светского общества. София представила себе, как перед выходом Рене любуется на себя в зеркало и не может противиться искушению подчеркнуть роскошь черного наряда бриллиантовой брошью в виде сверкающей звезды.

София долго смотрела на брошь, прежде чем сосредоточилась на самой Рене.

— Что она здесь делает? — спросила Рене. — Я сказала вам, что она нарушала мой покой. Постоянно звонила и угрожала мне. — Она комкала в руке носовой платок. — Я хочу, чтобы ее подвергли предупредительному аресту. Всех их. Они убили моего бедного Тони!

— Не слишком ли ты торопишься, Рене? — ледяным тоном спросила София. — Это еще нужно доказать.

— Я требую защиты полиции. Они убили Тони из-за меня. Они итальянцы. И связаны с мафией.

София начала смеяться. Сначала еле слышно, потом все громче и громче. Потом попятилась и села на скамью у стены.

— О да, конечно! В доме моей бабушки — очаг организованной преступности. И разоблачает его бывшая манекенщица, корыстная авантюристка, проститутка, пытающаяся всеми правдами и неправдами пробиться в высшее общество!

София не сознавала, что ее смех перешел в плач и что по ее щекам текут слезы.

— Рене, я хочу похоронить отца. Дай мне сделать это. Дай мне принять в этом участие. А потом нам никогда не придется видеться или разговаривать друг с другом.

Рене сунула носовой платок обратно в сумочку и шагнула вперед. В комнате сразу стало тихо. Все ждали, когда София встанет.

— Он принадлежит мне. А тебе не достанется ничего.

— Рене… — София протянула руку и со свистом втянула в себя воздух, получив по ней хлесткий удар.

— Миссис Аванс.. — предупредил Клермонт и взял Рене за локоть.

— Пусть она не прикасается ко мне! Если ты или кто-нибудь другой из вашей семьи еще раз позвонит мне, он будет иметь дело с моими адвокатами! — Рене вздернула подбородок и выплыла из комнаты.

— Она делает это назло, — пробормотала София. — Просто назло…

— Мисс Джамбелли… — Мейгир тронула ее за руку. — Присядьте, пожалуйста. Сейчас я принесу вам кофе.

— Не хочу я никакого кофе. Скажите мне только одно. Ваше расследование сдвинулось с мертвой точки?

— Мне очень жаль, но мы не можем сообщить вам ничего нового.

— Когда нам выдадут тело моего отца?

— Останки вашего отца были выданы сегодня утром его ближайшей родственнице.

— Понятно. Я даром потратила свое и ваше время. — Она вышла, рывком вынула из сумочки мобильный телефон и набрала номер Элен Мур. Ей ответили, что та находится в зале суда и что связаться с ней невозможно.

— Думаешь, она сможет остановить Рене?

— Не знаю. Я должна попробовать. — Затем София позвонила Джеймсу Муру и с досадой узнала, что он на совещании. Придя в отчаяние, она попросила соединить ее с Линком.

— Линк? Это София. Мне нужна помощь.

Пилар сидела в саду на каменной скамье. Было холодно, но она отчаянно нуждалась в глотке свежего воздуха. В доме она чувствовала себя как в каменном мешке. Такого прежде не было. В каменном мешке со стенами и окнами, под охраной людей, которые любили ее больше всего на свете.

«Эти люди следят за мной как за инвалидом, который может умереть в любой момент», — думала она.

Они убеждены, что Пилар горюет. Ну и пусть. Это не самый большой из ее грехов. Пусть верят, что она безутешна.

На самом деле она ничего не чувствует. Не может чувствовать.

Разве что, к собственному ужасу, намек на облегчение.

Да, сначала она испытала шок, ощутила горе, скорбь и печаль, но это быстро прошло. И Пилар было стыдно этой бесчувственности, так стыдно, что она изо всех сил избегала своих родных. Так стыдно, что она почти все рождественские каникулы провела у себя в комнате, боясь посмотреть дочери в глаза. А вдруг София увидит в них фальшь?

«Неужели женщина может так быстро перейти от любви к равнодушию, а затем и к полному безразличию? Неужели я действительно никогда не испытывала ни настоящей страсти, ни сострадания? И не это ли оттолкнуло от меня Тони? — думала Пилар. — Или мои чувства убило его беспечное отношение к нашему браку?»

Впрочем, сейчас это не имело значения. Тони мертв, а она пуста.

Пилар встала и пошла к дому, но остановилась, увидев на тропинке Дэвида.

— Я не хотел тревожить вас.

— Все в порядке.

— Я старался держаться от вас подальше.

— В этом не было нужды.

— А мне казалось, что была… Пилар, вы выглядите усталой. «И одинокой», — подумал он.

— Наверно, все мы устали. Я знаю, что в последние дни вы взяли на себя множество дополнительных обязанностей. Надеюсь, вы знаете, как я ценю это. — Когда Дэвид шагнул вперед, она едва не попятилась, но заставила себя остаться на месте. — Как вы встретили Рождество?

— Мне пришлось нелегко. Могу сказать только одно: я жду не дождусь, когда кончатся каникулы и дети пойдут в школу… Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Едва ли. — Пилар хотела извиниться и снова сбежать к себе. Но во взгляде этого человека было что-то, что не позволило ей так поступить. Она смотрела на него и слышала свой голос как бы со стороны. — Дэвид, от меня нет никакого толку. Я не могу помочь Софии. Она пытается забыть о своих делах и проводит много времени в кабинете, пытаясь научить меня секретарской работе. А я все порчу.

— Извините, но это глупости.

— Нет, правда. Я недолго работала в офисе, но это было больше двадцати пяти лет назад. За это время все изменилось. Я не умею пользоваться этим чертовым компьютером, не знаю иностранных языков и не догадываюсь о назначении половины документов. София должна была бы бить меня линейкой по рукам, а она гладит меня по головке, боясь огорчить. Но огорчается именно она, а я не могу помочь ей.

Пилар прижала пальцы к виску.

— Вот я и убежала. Это у меня чертовски хорошо получается. Я убегаю, потому что не могу смотреть ей в глаза. Она убивается из-за Тони, пытается уговорить Рене не предъявлять права на его тело. Она очень горюет. Просто не показывает виду. Вопрос остается открытым, и так будет, пока полиция не… Но ей нужен этот обряд, этот ритуал и то, чтобы тело ее отца не досталось Рене.

— Она нуждается в нем по-своему. Вы знаете это. А вы — по-своему.

— Я не знаю, нуждаюсь ли в нем вообще… Мне нужно идти. Не желая оставлять Пилар одну, Дэвид пошел с ней к дому.

— Пилар, вы думаете, София не знает, как много она для вас значит?

— Знает. Как и то, что для отца она не значила ничего. Ребенку трудно жить с этим.

— Верно. И все же они живут.

Она остановилась у террасы и посмотрела на Каттера:

— Вы когда-нибудь боялись, что одной вашей любви им не хватит?

— Каждый день.

Она грустно усмехнулась:

— Это ужасно, но ваши слова принесли мне облегчение…

Пилар открыла боковую дверь и увидела бледную как полотно дочь, безвольно сидящую на софе, и Линка Мура, державшего ее за руку.

— Что? — Пилар подбежала к дочери и опустилась перед ней на корточки. — Малышка, что с тобой?

— Мы опоздали. Линк сделал попытку. Даже получил решение об отсрочке выдачи тела, но слишком поздно. Мама, она кремировала его. Договорилась обо всем заранее…

— Мне очень жаль. — Расстроенный Линк, продолжавший держать Софию за руку, потянулся к Пилар. — Она забрала тело и сразу же отвезла в крематорий. Ритуал начался еще до того, как мы получили решение.

— Мама, его больше нет…

ГЛАВА 11

Всю долгую зиму лозы спали. Поля тянулись акр за акром, впитывая дождь, застывая от мороза и вновь оттаивая после недолгих, дразнящих оттепелей.

Ближе к февралю обложные дожди приостановили обрезку. Чувство досады умерялось предвкушением обильного урожая, который сулила влажная зима. Над полями и холмами клубился туман.

Февраль был месяцем ожидания. Кое-кому это ожидание казалось бесконечным.

Кабинет Терезы располагался на третьем этаже виллы. Она предпочитала третий этаж, потому что остальная часть дома напоминала муравейник. Кроме того, ей нравилось обозревать свои владения с высоты.

Каждый день она поднималась по лестнице, что было хорошим упражнением для тела, и работала там три часа. Не меньше, а в последние дни иногда больше. Комната была удобной. Она считала, что в удобной обстановке лучше работается. Кроме того, она была не прочь побаловать себя, если это шло на пользу делу.

Письменный стол Терезы достался ей в наследство от отца. Он был старым, дубовым, с глубокими ящиками. Это было данью традиции. На столе стояли два телефона и мощный компьютер — символ прогресса.

Под столом чихала старая Салли — добрый дух дома и семьи.

Тереза безоговорочно верила в ценность и одного, и другого, и третьего.

Именно поэтому сейчас в кабинете Терезы находились ее муж, внук, ее дочь и внучка, Дэвид Каттер и Паоло Борелли.

Она ждала, пока подадут кофе. По крыше и окнам стучали крохотные кулачки дождя.

— Спасибо, Мария. — Это означало конец светской беседы и переход к делам. Когда экономка неторопливо вышла, закрыв за собой дверь, Тереза сложила руки на коленях.

— Прошу прощения, — начала она, — за то, что до сих пор мы не смогли встретиться в полном составе. Уход отца Софии и обстоятельства его смерти заставили отложить дела. А потом нам помешала болезнь Эли.

Тереза посмотрела на мужа. Казалось, он еще не оправился. Эли бросало то в жар, то в холод, и это ее пугало.

— Все в порядке, — ответил Эли, успокаивая скорее ее, чем остальных. — Еще слегка познабливает, но это скоро пройдет. У мужчины нет другого выхода, когда вокруг столько нянек.

Тереза заставила себя улыбнуться, хотя слышала слабые хрипы в груди мужа.

— Пока Эли выздоравливал, я пыталась рассказывать ему новости. София, я получила твой отчет и проект кампании по празднованию столетия. Мы еще обсудим его с глазу на глаз, но я бы хотела, чтобы ты ввела собравшихся в курс дела.

— Конечно. — София поднялась и открыла портфель с набросками рекламных объявлений, полными отчетами о состоянии рынка и выборочными данными о потреблении продукции фирмы в определенных регионах.

— Первый этап кампании начнется в июне с рекламных объявлений, размещенных так, как показано на рисунке…

Пока она говорила, Таилер отвлекся. Все это он уже слышал. Господи помилуй, это делалось у него на глазах. Он научился ценить работу Софии, но интересом к рекламе так и не проникся.

Долгосрочные прогнозы погоды сулили потепление. Слишком сильное, слишком быстрое и способное заставить некоторые сорта винограда преждевременно очнуться от спячки. За ними нужен был глаз да глаз. Нужно было вовремя заметить малейшие признаки набухания почек и слабое выделение влаги из шрамов на местах срезанных побегов.

Ранний рост повышал опасность заморозков.

Он был готов к этому, но…

— Кажется, я мешаю Тайлеру спать, — негромко сказала София и потрепала его по спине.

— Нет, не мешаешь. Но раз уж ты прервала мой сон, скажу: второй этап связан с общественными мероприятиями. С дегустацией, экскурсиями по винограднику, встречами, аукционами, праздниками как здесь, так и в Италии. Это будет способствовать повышению авторитета компании.

Он поднялся, взял кофейник и налил себе еще чашечку.

— София знает свое дело. Едва ли кто-нибудь из присутствующих станет с этим спорить.

— А как у нее получается в поле? — спросила Тереза. — Там она тоже знает свое дело?

Он выдержал паузу и сделал глоток кофе.

— Для новичка неплохо. Способная ученица.

— Перестань, Тай. Твои комплименты смущают меня.

— Отлично, — пробормотала Тереза. — Дэвид, у вас есть какие-нибудь соображения насчет рекламной кампании?

— Умно, стильно, тщательно продумано. Мое единственное замечание как отца двух подростков: реклама, рассчитанная на потребителя от двадцати одного до тридцати лет, чересчур заманчива.

— Так и задумано, — ответила София.

— Верно, — согласился Дэвид. — Но я побаиваюсь, что перед такой рекламой не устоит и более юная публика. Во мне говорит отец, — признался он. — Но я сам был мальчишкой и если хотел напиться, то делал это без всякого влияния рекламы.

Казалось, Пилар хотела что-то сказать, но передумала. Однако Дэвид — естественно, сидевший рядом — почувствовал это.

— Пилар, что вы об этом думаете?

— Нет, я просто… ну, вообще-то я считаю, что кампания продумана отлично. Я знаю, как упорно София над ней работала… конечно, и Тай, и вся ее бригада. Но я думаю, что относительно этого третьего направления Дэвид прав. Трудно рекламировать товар, предназначенный для молодежи, чтобы не привлечь внимание более юной публики. Если бы можно было использовать что-нибудь вроде предупреждения…

— Предупреждения вызывают скуку и снижают эффективность… — начала София, но тут же оборвала: — Конечно, если не сделать их забавными, остроумными и в то же время информативными. Дайте подумать…

— Хорошо. Теперь ты, Паоли…

Теперь не слушала уже София. Тем временем главный винодел рассказывал о лозах и состоянии вин различного урожая, хранившихся в бочках и металлических цистернах.

Возраст, думала София. Возраст. Урожай такого-то года. Совершенство. Ей была нужна приманка. Терпение. Для получения хорошего вина требуется терпение. И награда за него. Возраст, награда, терпение. Кажется, нашла!

У Софии зачесались руки. Ей лучше работалось, когда она видела слова на бумаге. Она встала, чтобы налить себе кофе, повернулась спиной к окружающим и что-то быстро набросала на. салфетке.

Паоли закончил, и слово предоставили Дэвиду. София ожидала услышать проекты освоения рынка, анализ цены, прогнозы и множество цифр, однако бабушка отложила письменный отчет Каттера в сторону.

— Все это мы обсудим позже. Сейчас меня интересует ваша оценка деятельности собравшихся здесь людей.

— La Signora, все это есть в моем письменном отчете.

— Да, — подтвердила она и красноречиво подняла бровь, ожидая продолжения.

— Ладно. Тайлер справляется с виноградниками без моей помощи и знает это. По долгу службы я должен наблюдать за виноградниками и обладаю нужными для этого знаниями, однако сталкиваюсь с его сопротивлением. С сопротивлением, за которое не могу его осуждать, однако это не слишком эффективно. Помимо сказанного, могу добавить только то, что качество управления виноградниками Макмиллана отменное. Во всяком случае, не хуже, чем управление виноградниками Джам-белли. Кое-что можно улучшить, но то, как он соединяет операции и управляет бригадами, выше всяких похвал.

София вполне прилично работает на виноградниках, хотя это не ее конек. Так же как реклама и маркетинг не конек Тай-лера. То, что она сосредоточивается на последних, в то время как он работает в поле, дает хорошие и очень интересные результаты. Однако в нашем городском офисе есть некоторые трудности.

— Я знаю о трудностях, — сказала София. — И справляюсь с ними.

— С ней, — поправил Дэвид. — София, у вас есть трудная, вспыльчивая, упрямая служащая, которая уже несколько недель пытается подорвать ваш авторитет.

— Я встречусь с ней завтра днем. Дэвид, я знаю своих людей. И умею находить с ними общий язык.

— Вам неинтересно знать, как я выяснил, что Кристин Дрейк упряма, несговорчива и вспыльчива? — Он слегка выждал. — Она ведет переговоры с конкурентами. За последние две недели ее характеристики поступили в пять-шесть компаний. Согласно моим источникам в «Ла Кер», если она считает, что нашла подходящего слушателя, то предъявляет вам множество упреков и обвинений.

Услышав о предательстве, София досадливо кивнула:

— Я поговорю с ней.

— Подумай над этим как следует, — посоветовала Тереза. — Если служащий не может быть лояльным, то он по крайней мере обязан сохранять достоинство. Нельзя мириться с тем, что штатный сотрудник использует сплетни и наветы как средство для перехода в другую компанию… А как Пилар?

— Учится, — ответил Дэвид. — Но бизнес не назовешь ее сильной стороной. La Signora, мне кажется, что вы используете ее не по назначению.

— Простите, не поняла.

— По моему мнению, вашу дочь следует использовать в представительских целях. Кабинетная работа приводит к тому, что ее обаяние и элегантность пропадают втуне. Меня удивляет, что вы не просите Пилар проводить экскурсии и дегустации. Посетители будут счастливы лично познакомиться с членом семьи, а это может принести компании дополнительную прибыль. La Signora, она отличная хозяйка, но отличным клерком ее не назовешь.

— По-вашему, я совершила ошибку, ожидая, что моя дочь научится семейному бизнесу?

— Да, — небрежно ответил Дэвид, заставив Эли закашляться.

— Не нужно, не нужно! — замахал рукой старик, когда Тайлер встал, чтобы дать ему воды. — Я просто пытался побороть смех. Господи, Тереза, ты сама знаешь, что он прав. — Он взял у Тайлера стакан и осторожно отпил, восстанавливая дыхание. — Ты терпеть не можешь ошибаться, но иногда случается… София, мама тебе хорошо помогает?

— У нее было слишком мало времени… Ужасно, — призналась София и прыснула со смеху. — Мама, извини, но худшего секретаря, чем ты, наверное, просто не бывает! Я ни за что не рискнула бы отправить тебя в город и взять в свой отдел… Ты высказываешь удачные мысли, — добавила она, видя, что мать молчит. — Например, сегодня, когда заговорила о предупреждениях. Но ты высказываешь их только под нажимом и не знаешь, как это использовать на практике. Более того, ты проклинаешь каждую минуту, проведенную в моем кабинете.

— Я пытаюсь справиться, но ничего не получается, — тихо сказала Пилар и поднялась с места.

— Мама…

— Нет, все верно. Я предпочитаю, когда со мной говорят честно, а не опекают. Позвольте мне облегчить вашу задачу. Я ухожу. Постараюсь найти себе дело, с которым смогу справиться. Например, элегантно и обаятельно сидеть где-нибудь в углу.

— Я поговорю с ней… — начала София.

— Не нужно, — помахала рукой бабушка. — Она взрослая женщина, а не ребенок, и не нуждается в утешениях. Сядь. Совещание еще не окончено.

«Ну вот, — довольно подумала Тереза, поднося к губам чашку с кофе. — Моя дочь проявила что-то похожее на характер». Наконец-то.

У Дэвида не было времени для утешений. Однако он чувствовал себя слегка виноватым и поэтому отправился искать Пилар. В последние недели основным источником информации о том, что происходит в семье, стала Мария. С ее помощью он обнаружил Пилар в оранжерее.

Пилар, облаченная в фартук и садовые рукавицы, возилась с рассадой.

— У вас найдется свободная минутка?

— Хоть все время на свете, — холодно сказала она, не удостаивая его взглядом. — Я ничего не делаю.

— Вы ничего не делаете в кабинете. Потому что секретарская работа не приносит вам удовлетворения и кажется бессмысленной. Это совсем другое дело. Прошу прощения, что моя оценка обидела вас, но…

— Но это бизнес. — Пилар подняла взгляд и мрачно посмотрела ему в глаза.

— Да. Это бизнес. Пилар, вам нравится набирать тексты и создавать файлы? Нравится сидеть на совещаниях, посвященных рекламным кампаниям и рыночной политике?

— Я хочу чувствовать себя полезной. — Пилар отложила лопатку.

«Неужели они считают, что я похожа на здешние цветы? — подумала она. — Может быть, так оно и есть? Может быть, мне нужны искусственный климат и тщательный уход, чтобы ничего не делать, а только привлекательно выглядеть в подходящей вазе?»

— Я устала. Устала чувствовать себя ненужной. Человеком, у которого нет ни умения, ни таланта, ни мозгов.

— Значит, вы меня не слушали.

— О нет. Я все слышала. — Она сняла рукавицы и швырнула их в сторону. — Я должна быть обаятельной и элегантной. Как нарядная кукла, которой играют в подходящее время и в подходящем месте, а потом прячут в шкаф. Спасибо, не надо. Я и так достаточно долго пролежала в шкафу.

Дэвид накрыл ладонью ее руку, но Пилар вырвалась и попятилась. Однако когда он взял ее за другую руку и удержал на месте, потрясенная женщина уставилась на него во все глаза.

К ней давно никто не прикасался. Это было просто невозможно.

— Постойте.

— Уберите руки.

— Подождите минутку. Во-первых, обаяние — это талант. Элегантность — искусство. А без мозгов невозможно понять, что следует сказать в нужное время в нужном месте, чтобы люди почувствовали себя непринужденно. Вы это умеете, так почему бы не воспользоваться своим умением? Во-вторых, если вы считаете прием туристов и сбор заказов во время экскурсий и дегустаций синекурой, то вскоре поймете, что сильно ошибаетесь. Конечно, если у вас хватит смелости попробовать.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы мне говорили…

— А по-моему, нуждаетесь.

Пилар, не привыкшая, чтобы ее перебивали, чуть не ахнула. И тут она вспомнила, как Дэвид срезал Тони на празднике. Сейчас он разговаривал с ней тем же холодным и жестким тоном.

— Напоминаю вам, что я не ваша служащая.

— А я напоминаю вам, — возразил он, — что вы ошибаетесь. И до тех пор, пока вы не сбежите, как избалованный ребенок, вы будете считаться моей служащей.

— Va… al diavolo.

— Сейчас мне не до путешествия в ад, — в тон ответил он. — Я просто не хочу, чтобы вы зарывали в землю свои таланты. Вам будет нужно освоить правила проведения экскурсий и набраться терпения, чтобы без конца отвечать на одни и те же вопросы. Рекламировать свою продукцию так, чтобы никто этого не заподозрил. Быть изящной, любезной и сообщать людям нужные сведения. Но прежде чем вы приступите к этой работе, вам придется как следует порепетировать перед зеркалом и перестать выглядеть женщиной, брошенной человеком, который не ценил никого на свете, кроме себя самого.

Пил ар лишилась дара речи.

— Вы говорите ужасные вещи, — наконец дрожащими губами пролепетала она.

— Может быть. Но рано или поздно кто-то должен был их сказать. Вы продолжаете чувствовать себя ненужной. Эта мысль приводит меня в бешенство.

— Вы не имеете права говорить мне это. Пост, который вы занимаете в компании «Джамбелли», еще не повод быть жестоким.

— Вы правы, пост в компании не дает мне права говорить правду в глаза. И на это тоже не дает права, — добавил он, притягивая Пилар к себе. — Это личное.

Пилар была слишком потрясена, чтобы остановить его и выразить хотя бы малейший протест. И когда Дэвид припал к ее губам сердитым, жестким поцелуем, она просто замерла, отдавшись давно забытым ощущениям.

Горячий, твердый мужской рот. Сильные и жадные мужские руки. Требовательные объятия, заставившие ее прижаться к нему, почувствовать его жар и возбуждение. Сексуальную угрозу.

Кровь бросилась ей в голову, затопив удушливой волной. И ее тело, ее изголодавшаяся по мужской ласке душа погрузились в пучину наслаждения.

С тихим стоном она обвила Каттера руками. Они натолкнулись на рабочий стол, и цветочные горшки попадали, ударяясь друг о друга со звоном скрещивающихся мечей. Долго дремавшие чувства и желания в одно мгновение вырвались наружу. Окружающее перестало существовать, колени Пилар ослабели, и она страстно прильнула к губам Дэвида.

— Что? — задыхаясь, спросила она, когда Каттер поднял ее и опустил на стол. — Что мы делаем?

— Решим потом.

Он должен был прикоснуться к ней, ощутить руками ее плоть. Дэвид быстро задрал на ней свитер, чувствуя себя подростком, обнимающим свою первую подружку на заднем сиденье «Шевроле».

Дождь стучал по стеклянным стенам, теплый и влажный воздух был пропитан ароматом цветов, земли и разгоряченных тел. Пилар сотрясала дрожь, с губ срывались негромкие блаженные стоны.

Дэвиду хотелось проглотить ее целиком и ни о чем не думать. Он забыл, когда в последний раз испытывал столь же яростное желание.

— Пилар, позволь мне… — Он боролся с пуговицей ее слаксов.

Если бы Дэвид не назвал ее по имени, Пилар забыла бы, как ее зовут. Забыла бы все и просто подчинилась требованиям собственного тела. Но этот звук заставил ее опомниться. И удариться в панику.

— Подожди… Нет.

Она отпрянула, хотя мозг велел обратное, а тело дрожало от прикосновения его горячих губ.

— Дэвид, нет. Подожди. Остановись.

— Пилар… — Он не мог унять дыхание, не мог справиться с собой. — Я хочу тебя.

Сколько лет прошло с тех пор, как она слышала эти слова? Сколько лет прошло с тех пор, как она видела это желание в мужских глазах? Столько, что потеряла рассудок, едва это случилось…

— Дэвид… Я еще не готова.

Он все еще сжимал руками талию Пилар. Обнаженная кожа под свитером была гладкой, теплой и трепещущей.

— Не морочь мне голову.

— Я не ожидала… — «У него такие сильные руки, — думала она. — Сильные и твердые ладони. Так непохожие на…» — Отодвинься. Пожалуйста…

Он не стронулся с места.

— Я мечтал о тебе с той самой минуты, как первый раз тебя увидел в дверях дома.

Она ощущала удовольствие, страх и ошеломление одновременно.

— Я…

— Нет, — коротко бросил он. — Не говори, что ты польщена.

— Конечно, польщена. Ты очень привлекательный и… — Но когда Дэвид прикасался к ней, она не могла связно мыслить. — Пожалуйста, отпусти меня.

— Ладно. — Но это далось ему дорогой ценой. — Ты сама знаешь, что такое со мной случается нечасто.

— Я думаю, мы застали друг друга врасплох… — начала она, осторожно сползая со стола.

— Пилар, мы не дети.

— Нет, не дети. — Она оправила свитер и вздрогнула, вспомнив, как касались его большие, горячие руки ее кожи. — И это одна из причин. Мне сорок восемь лет. А тебе… тебе меньше.

Дэвид не думал, что в такой ситуации можно смеяться, но не смог с собой справиться.

— По-твоему, разница в несколько лет — это предлог?

— Это не предлог, а факт. Кроме того, мы знаем друг друга совсем недолго.

— Восемь недель и два дня. И все это время я мечтал прикоснуться к тебе. — Каттер гладил волосы Пилар, а она не сводила с него глаз. — Я не собирался бросаться на тебя в оранжерее и стаскивать с тебя одежду в окружении цветочных горшков. Это получилось само собой. Ты хочешь, чтобы все произошло в более привычной обстановке? Тогда я заеду за тобой в семь часов и повезу обедать.

— Дэвид… Мой муж умер всего несколько недель назад.

— Бывший муж, — ледяным тоном отрезал он. — Пилар, не ссылайся на него. Я этого не выдержу.

— Как бы там ни было, тридцать лет не забудешь за две недели.

Дэвид обхватил ее плечи, заставив встать на цыпочки, и только тут Пилар поняла, что он взбешен.

— Пилар, Тони Авано перестал быть твоим островком безопасности. Пойми это. И стань моей.

Каттер снова поцеловал ее, долго и страстно, а затем отпустил.

— В семь часов, — сказал он и вышел на дождь.

«Этот никчемный сукин сын лежит в могиле и уже не сможет испортить жизнь ни мне, ни Пилар», — решил Дэвид. Он размашисто шагал, вобрав голову в плечи, весь кипя от гнева.

Он не позволит этому случиться. Для этого понадобится один прямой разговор, после которого все тайны и недомолвки выйдут наружу. И этот разговор состоится. Причем очень скоро.

Поскольку и Каттер, и София смотрели себе под ноги, столкновение было весьма ощутимым.

— Ой! — воскликнула София и схватилась за шляпу, которая должна была защитить ее от дождя. — Я думала, вы ушли домой.

— Сначала мне нужно было кое-что сделать. Я только что пытался соблазнить в оранжерее вашу мать. У вас есть возражения?

Рука Софии бессильно повисла.

— Простите, что вы сказали?

— Вы меня отлично слышали. Меня тянет к вашей матери, и я веду себя соответствующим образом. Намереваюсь действовать так и в ближайшем будущем. Это вас не смущает?


—Ах…

— Что, ни возмущения, ни паники, ни призыва к благоразумию?

Потрясение не помешало Софии понять, что перед ней стоит сердитый, крайне раздосадованный человек.

— Пока нет. Я подумаю.

— Черт побери, когда закончите, пришлете мне ответ по факсу!

Каттер яростно зашагал дальше; Софии даже на миг показалось, что из его ушей валил дым. Ошарашенная, сгоравшая от любопытства, она водрузила на место шляпу и помчалась вперед.

Когда она влетела в оранжерею, Пилар стояла и задумчиво смотрела на рабочий стол. Горшки раскатились, некоторые разбились, а часть рассады безвозвратно погибла.

Теперь было понятно не только «что», но и «где».

— Мама…

Пилар вздрогнула и схватила садовые рукавицы.

— Да?

София медленно шагнула вперед. Щеки матери пылали, волосы были взлохмачены прикосновением мужской руки.

— Я только что видела Дэвида.

Пилар выронила рукавицы из онемевших пальцев и быстро нагнулась за ними.

— И что?

— Он сказал, что пытался соблазнить тебя.

— Что?! — Теперь в голосе Пилар звучала не паника, а настоящий ужас.

— Судя по тебе, начало было удачное.

— Это было просто… — Пилар сняла с себя фартук, но так и не решила, куда его деть. — Мы поспорили, и он разозлился. Вот и все.

— Мама… — София бережно взяла у нее перчатки и фартук и положила их на стол. — Что ты чувствуешь к Дэвиду?

— София, что за вопрос?

«Вопрос, на который ты не хочешь отвечать», — подумала София.

— Попробуем разобраться. Тебя тянет к нему?

— Он привлекательный мужчина.

— Согласна.

— Мы не… то есть я не… — Не зная, что делать, Пилар оперлась руками о стол. — Я слишком стара для этого.

— Не говори глупостей. Ты красивая женщина в самом расцвете лет. Почему бы тебе не завести роман?

— Мне не нужны романы.

— Тогда секс.

— Софи!

— Мама! — тем же возмущенным тоном ответила София, а потом обняла мать. — Я испугалась, что обидела тебя, и хотела утешить. Прибежала сюда, увидела, что ты вся красная и взъерошенная, и поняла, что тут не обошлось без нашего нового и очень сексуального главного менеджера. Это же чудесно!

— Ничего чудесного. Во всяком случае, это больше не повторится. София, я была замужем тридцать лет. Пойми, мне сейчас трудно думать о других мужчинах.

— Мама, отца больше нет. — Объятия Софии стали крепче, а тон — мягче. — Мне трудно смириться с его смертью, с тем, как это случилось, и привыкнуть к мысли, что мне не дали с ним попрощаться. Это тяжело, хотя я знаю, что он не любил меня.

— Ох, Софи, это не так!

— Нет. — Она отпрянула. — Я не хотела, не искала и не нуждалась в его любви. Ты меня любила. Всегда. А он нет. И тебя тоже. Он просто не был на это способен. Но теперь все это в прошлом, и ты можешь порадовать человека, который обратил на тебя внимание.

— Ох, малышка… — Пилар погладила дочь по щеке.

— Я желаю тебе этого. И ужасно разозлюсь и огорчусь, если ты не воспользуешься этой возможностью, думая о том, чего никогда не было. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я знаю. — Пилар поцеловала дочь в обе щеки. — Знаю. Но мне нужно время. Ох, Сага, дело не в твоем отце и даже не в том, что с ним случилось. Дело во мне. Я не знаю, как мне вести себя с кем-то другим и хочу ли я сама иметь с ним дело.

— А как ты узнаешь, если не попробуешь? — София хотела сесть на стол, но передумала. Обстоятельства этому не способствовали. — Он тебе нравится, правда?

— Нуда, конечно. — «Нравится? — подумала она. — Едва ли женщина позволит себя раздеть и будет возиться в земле для цветов с мужчиной, который ей только нравится». — Он очень порядочный человек, — пролепетала она. — Хороший отец.

— И тебя тянет к нему. У него потрясающая задница.

— София…

— Если ты скажешь, что не заметила этого, я плюну на приличия и назову свою мать лгуньей. А еще эта улыбка. Быстрая и насмешливая.

— У него добрые глаза, — забывшись, пробормотала Пилар и заставила дочь вздохнуть.

— Да… Ты куда-нибудь поедешь с ним?

Смущенно отвернулась и начала собирать цветочные горшки.

— Не знаю.

— Съезди. Попробуй. Выясни, что это такое. И возьми у меня в тумбочке презерватив.

— Ох, ради бога!

— Я передумала. — София обвила рукой талию матери и хихикнула. — Возьми два.

ГЛАВА 12

Мадди пристально следила за Дэвидом, завязывавшим галстук. Это был его праздничный галстук, серый в голубую полоску. Отец нарочно сказал, что едет обедать с госпожой Джамбелли, чтобы они с Тео подумали, будто это деловое мероприятие. Но галстук выдавал его с головой.

Следовало разобраться, что она об этом думает.

Но в данный момент она развлекалась тем, что испытывала отцовское терпение.

— Это средство самовыражения.

— Нет, это безумие.

— Это древняя традиция.

— В семье Каттер такой традиции не было. Нет, Маделин, нос ты протыкать не станешь. Ни за что.

Мадди вздохнула и напустила на себя мрачный вид. На самом деле протыкать нос она не собиралась, но хотела в третий раз проткнуть левое ухо. Чтобы добиться этого, нужно было начинать с носа. Если отец когда-нибудь догадается об этой стратегии, то наверняка оценит ее по достоинству.

— Это мое тело.

— Нет, до восемнадцати лет не твое. Пока не настанет этот счастливый день, оно мое. Отстань от меня и переключись на своего братца.

— Не могу. Я с ним не разговариваю.

Мадди, лежавшая на отцовской кровати, перевернулась на спину и задрала ноги к потолку. Как обычно, она была одета в черное, но этот цвет уже начинал ей надоедать.

— А можно вместо этого сделать татуировку?

— О, конечно. Мы все сделаем себе татуировку. В ближайший уик-энд. — Он обернулся. — Как я выгляжу?

Мадди задрала голову и задумалась.

— Лучше среднего.

— Мадди, ты мое последнее утешение.

— Если я получу высший балл за научный доклад, мне можно будет проткнуть нос?

— Если Тео получит высший балл за что угодно, я подумаю над тем, разрешить ли ему проткнуть нос.

Девочка невольно рассмеялась. И то и другое было одинаково проблематично.

— Хватит, па!

— Поехали. — Он стащил дочь с кровати, обхватил рукой за талию и потащил к двери так, что ноги волочились по полу.

Эта игра, существовавшая столько, сколько она себя помнила, неизменно заставляла Мадди визжать от восторга.

— Если нельзя проткнуть нос, то можно сделать еще одну дырку в левом ухе? Для маленькой кнопки?

— Не понимаю, зачем человеку сверлить в себе новые дырки, не предусмотренные природой. — Дэвид задержался у двери Тео и постучал в нее свободной рукой.

— Отстань, пресмыкающееся! Дэвид посмотрел на Мадди.

— Кажется, он имеет в виду тебя. — Он толкнул дверь. Вместо того чтобы сидеть за письменным столом и делать уроки, сын валялся на кровати с телефонной трубкой в руке.

Дэвид испытал противоречивые чувства. Досаду от того, что задание не выполняется, и облегчение от того, что Тео уже обзавелся новыми друзьями, общение с которыми мешает его учебе.

— Я перезвоню, — пробормотал Тео и дал отбой. — Я только сделал перерыв.

— Ага, на целый месяц, — подхватила Мадди.

— В холодильнике полно еды. Разогреете себе обед. Номер ресторана в блокноте у телефона. Номер моего мобильника вы знаете. Без особой надобности не звонить. Никаких драк, никаких голых незнакомцев и никаких набегов на бар с алкогольными напитками. Пока не сделаете уроки, никаких телефонных звонков и никакого телевизора. Не подожгите дом. Что я забыл?

— Не пачкать кровью ковер, — вставила Мадди.

— Верно. Если будете истекать кровью, пачкайте кафель. Он поцеловал Мадди в макушку и опустил на пол.

— Я вернусь к полуночи.

— Папа, мне нужна машина.

— Угу. А мне нужна вилла на юге Франции. Я подумаю. Погасить свет в одиннадцать, — добавил он, отвернувшись.

— Но я не могу без колес! — крикнул ему вслед Тео и негромко чертыхнулся, услышав, что отец спускается по лестнице. — Отбросить коньки можно и без машины. — Он упал на спину и мрачно уставился в потолок.

Мадди только покачала головой:

— Тео, ты болван.

— А ты уродина.

— Ты никогда не добьешься своего, если будешь ворчать. Если я помогу тебе получить машину, ты двенадцать раз отвезешь меня в парк и не пикнешь при этом ни слова.

— Как ты поможешь мне получить машину, мерзкий гик? — И все же Тео задумался. Сестра почти всегда получала то, что хотела.

Мадди прошлась по комнате, чувствуя себя здесь как дома.

— Сначала дело. А разговоры потом.

Тереза считала, что сколько бы лет ни было человеку, для своих родителей он или она всегда останется ребенком, нуждающимся в любви, участии, а иногда и поддержке. Разве мать может стоять на берегу, следить за тонущим ребенком любого возраста и не нырнуть к нему на помощь?

То, что Пилар была взрослой женщиной, у которой выросла собственная взрослая дочь, не помешало Терезе направиться прямо к ней в комнату и высказать то, что было у нее на уме, пока Пилар выбирала наряд для вечера в ресторане.

Для вечера с Дэвидом Каттером.

— Люди начнут болтать.

Пилар возилась с сережками. Каждый этап одевания требовал от нее колоссальных усилий.

— Это всего лишь обед.

С мужчиной. С привлекательным мужчиной, не скрывавшим, что он хочет спать с ней. Dio!

Для сплетен достаточно малейшего повода. Стоит тебе с Дэвидом где-нибудь появиться вместе, как слухи тут же уложат вас в постель.

Пилар поднесла к шее жемчужное ожерелье. Слишком торжественно? Или старомодно?

— Мама, тебя это беспокоит?

— А тебя нет?

— С какой стати? Да и кому я нужна? — Она боролась с застежкой. Казалось, пальцы внезапно стали чужими — огромными и неуклюжими.

— Ты Джамбелли. — Тереза подошла, взяла у Пилар из рук ожерелье и застегнула ей на шее. — Достаточно одного этого. Думаешь, если ты занималась домом и воспитывала дочку, то уже никому не интересна?

— Ты занималась домом, воспитывала дочку и создавала империю. Так что сравнивать нас не приходится. Сегодня это стало окончательно ясно.

— Ты говоришь глупости.

— В самом деле? — Она обернулась. — Два с лишним месяца назад ты заставила меня заняться бизнесом, но с первого дня стало ясно, что у меня для этого нет никаких талантов.

— Мне не следовало так долго ждать. Под лежачий камень вода не течет. Много лет назад я приехала сюда с определенными целями. Возглавить компанию «Джамбелли» и сделать ее лучшей в мире. Выйти замуж, родить детей и следить за тем, чтобы они росли здоровыми и счастливыми.

Она машинально начала переставлять баночки и пузырьки на трельяже Пилар.

— И в один прекрасный день передать все сделанное им. Моя мечта о множестве детей не сбылась. Жаль. Но я никогда не жалела, что ты моя дочь. Пилар, можно жалеть о неудачном замужестве, но разве ты жалеешь, что у тебя есть София?

— Конечно, нет.

— Ты думаешь, что я в тебе разочаровалась. — Их взгляды встретились в зеркале. Глаза Терезы были спокойными и ясными. — Так оно и есть. Я разочарована. Потому что ты позволила мужчине командовать тобой. Позволила Тони убедить тебя в том, что ты ничтожество. И потому, что ты не ударила палец о палец, чтобы изменить это.

— Я долго любила его. Может быть, я ошибалась, но сердцу не прикажешь.

— Ты так думаешь? — спросила Тереза. — Впрочем, никакие мои слова тебя не переубедили бы. Но теперь я вижу свою ошибку. Я слишком легко смирилась с тем, что ты продолжала плыть по течению. Теперь этому настал конец. Ты слишком молода, чтобы не ставить перед собой новых целей. Я хочу, чтобы ты принимала участие в семейном бизнесе. В том, что досталось мне по наследству. Настаиваю на этом.

— Даже ты не можешь сделать из меня деловую женщину.

— Тогда сделай из себя что-нибудь другое, — нетерпеливо сказала Тереза, повернувшись лицом к Пилар. — Перестань считать себя тем, кем считал тебя Тони, и стань самой собой. Я недаром спросила, есть ли тебе дело до того, как другие люди оценивают твои поступки. Знаешь, что бы мне хотелось услышать? «Да плевать мне на них! Пусть болтают! Давно пора дать им повод для сплетен!»

Пилар удивленно покачала головой:

— Ты говоришь так же, как Софи.

— Раз так, слушай нас. Если тебе хоть немного нравится Дэвид Каттер, возьми его. Женщина, которая сидит и ждет, пока ее выберут, обычно остается с пустыми руками.

— Это всего лишь обед… — начала Пилар, но осеклась, когда в комнату вошла Мария.

— Мистер Каттер ждет вас внизу.

— Спасибо, Мария. Скажи ему, что мисс Пилар сейчас спустится. — Тереза повернулась к дочери, увидела в ее глазах искорку страха и одобрительно сказала: — Такое выражение лица было у тебя в шестнадцать лет, когда в гостиной тебя ждал молодой человек. Приятно видеть его снова. — Она наклонилась и коснулась губами щеки дочери. — Желаю приятно провести вечер.

Оставшись одна, Пилар слегка помедлила. Нужно было немного успокоиться. «Мне не шестнадцать лет, и это всего лишь обед, — напомнила она себе. — Все будет просто, непринужденно и, возможно, даже приятно. Только и всего».

Выйдя на лестничную площадку, Пилар нервно открыла сумочку и стала шарить в ней. А вдруг она что-нибудь забыла? Внезапно она недоуменно моргнула и разжала пальцы. На ладони лежали две пачки презервативов.

«София, — подумала она и быстро закрыла сумочку. — О господи!» Горло щекотало от смеха, молодого и глупого. Когда этот смех вырвался наружу, она ощутила странное облегчение.

Пилар спускалась по лестнице и гадала, что ждет ее сегодня вечером.

Это было настоящее любовное свидание. Более подходящего слова не придумаешь, призналась себе Пилар. Ничем другим нельзя было объяснить розовое сияние вечера или этот знакомый холодок под ложечкой. Хотя со времени ее последнего свидания прошли десятки лет, но сомневаться в этом не приходилось.

Она почти забыла, как приятно сидеть напротив мужчины за столом с горящими свечами и разговаривать. Просто разговаривать. Ощущать, что тебя внимательно слушают. И это чувство, это воспоминание были глотком холодной воды, предложенным человеку еще до того, как он понял, что умирает от жажды.

Нет, конечно, она не собиралась позволять себе ничего, кроме… э-э… дружбы. Стоило Пилар подумать о том, что украдкой сунула ей собственная дочь, как у нее начинали потеть ладони.

Но дружить с привлекательным, интересным мужчиной было бы приятно.

— Пилар! Как я рада тебя видеть!

Пилар узнала знакомый запах и веселый голос еще до того, как подняла глаза.

— Сьюзен! — На ее лице появилась светская улыбка. — Чудесно выглядишь. Знакомьтесь, пожалуйста. Сьюзен Мэнли. Дэвид Каттер.

— Нет, нет, не вставайте! — Ослепительная блондинка, только что оправившаяся после очередной косметической операции, обменялась с Дэвидом рукопожатиями. — Я ходила пудрить нос, возвращалась к своему столику и вдруг увидела тебя. Мы с Чарли привезли сюда его клиентов из другого города. Кстати говоря, смертельно скучных, — подмигнула она. — Только вчера я говорила Лауре, что хотела бы с тобой встретиться. Мы не виделись целую вечность. Милая, я ужасно рада, что ты стала выезжать. Ты замечательно выглядишь. Знаю, как тяжело тебе пришлось. Это было страшным ударом для всех нас.

— Да. — Пилар почувствовала скрытый укол. Удовольствие от вечера тут же испарилось. — Спасибо за телеграмму с соболезнованиями.

— Жалею, что не смогла сделать большего. Впрочем, зачем говорить о грустном? — Сьюзен слегка сжала руку Пилар, не сводя глаз с ее спутника. — Надеюсь, твоя мать в добром здравии.

— Спасибо, вполне.

— Мне нужно идти. Нельзя бросить Чарли на съедение этим занудам. Рада была познакомиться с вами, мистер Каттер. Пилар, я позвоню тебе на неделе и приглашу на ленч.

— Буду ждать, — ответила Пилар, поднося к губам бокал. — Прошу прощения, — сказала она, когда Сьюзен отошла. — Долина Напа мало чем отличается от провинциального городка. Куда ни пойди, всюду встретишь знакомых.

— Тогда за что же просить прощения?

— Это неудобно. — Пилар снова поставила бокал и принялась водить пальцами по его ножке. — Люди начнут болтать. Именно это и предсказывала моя мать.

— В самом деле? — Каттер заставил Пилар отпустить бокал и взял ее за руку. — Тогда дадим им повод для сплетен. — Он поднес ее руку к губам и непринужденно поцеловал. — Спасибо Сьюзен. — Когда у Пилар расширились глаза, он объяснил: — За повод сделать это… Как вы думаете, — задумчиво спросил Дэвид, — что она завтра утром скажет Лауре, когда позвонит ей?

— Могу только представить. Дэвид… — По предплечью побежали мурашки. Они не прошли даже тогда, когда Пилар убрала руку. — Я ничего… не ищу.

— Забавно. Я тоже ничего не искал. Пока не увидел вас. — Он наклонился поближе и негромко произнес: — Давайте сделаем что-нибудь греховное.

К лицу Пилар прихлынула кровь.

— Что?

— Ну, например… — Его голос превратился в обольстительный шепот, — попросим подать десерт.

Затаившая дыхание Пилар невольно рассмеялась:

— Замечательно!

И все действительно было замечательно. Вечерняя дорога домой под колючими звездами и холодной белой луной. Тихая музыка по радио, горячее обсуждение книги, которую оба недавно прочитали. Позже она удивлялась тому, что можно быть такой спокойной и возбужденной одновременно.

Пилар чуть не вздохнула, когда увидела огни виллы. «Вот и дом», — подумала она. Вечер, начавшийся с волнений, заканчивался сожалением о том, что все так быстро кончилось.

— Дети еще не спят, — сказал Дэвид, заметив, что флигель освещен, как казино в Лас-Вегасе. — Придется их убить.

— Да, я заметила, что отец вы жестокий и ужасный. И что дети вас до смерти боятся.

Он искоса взглянул на нее.

— Я бы не возражал, если бы они иногда дрожали от моего взгляда.

— Думаю, слишком поздно. Вы воспитали двух счастливых и послушных детей.

— Если бы так… — Он побарабанил пальцами по рулю. — У Тео в Нью-Йорке были сложности. Кража в магазине, побеги из дома. Учиться тоже стал хуже, хотя и до того не блистал.

— Мне очень жаль, Дэвид. С подростками всегда трудно. А отцу-одиночке — вдвойне. София в этом возрасте вела себя так, что волосы вставали дыбом. Ваш сын — славный мальчик. Думаю, его поведение было нормальной реакцией на происшедшее.

— Наверно, это дало мне толчок, в котором я нуждался. Я позволял ему пользоваться свободой, потому что так было легче. Днем у меня не было времени, а вечером не было сил. Когда их мать ушла, мне было труднее с Мадди, чем с Тео и я занимался главным образом ею.

— Позднее раскаяние, — кивнула она. — Это мне знакомо.

— Да, пришлось поломать голову, как с ними быть. Это одна из причин, почему я предпочел купить микроавтобус и проехать на нем через всю страну, а не прилететь на самолете. У нас появилось время. Ничто так не сплачивает семью, как три тысячи миль, проделанные в одной машине. Особенно если вы в ней ночуете.

— Это был очень смелый шаг.

— Настоящая смелость потребовалась от меня позже. — Он свернул на подъездную аллею. — Когда я был главным дегустатором экспериментального вина Мадди. Это было ужасно.

Она фыркнула.

— Выходит, мы сами готовим себе конкурента? — Пилар хотела открыть дверь, но Дэвид положил руку ей на плечо.

— Я выйду. Давайте закончим вечер как положено. Пилар снова занервничала. «Что он хотел этим сказать? — думала она, пока Дэвид обходил микроавтобус. — Что я должна пригласить его в дом, чтобы можно было обняться в гостиной? Конечно, нет. Об этом не может быть и речи».

Он проводил Пилар до дверей. Можно было пожелать друг другу спокойной ночи и даже обменяться небрежным поцелуем. Как делают друзья, напомнила она себе. Когда Дэвид открыл дверь, Пилар слегка попятилась.

— Спасибо за чудесный обед и чудесный вечер.

— Это вам спасибо. — Дэвид взял ее за руку и ничуть не удивился тому, что рука дрожала. Он заметил тревогу в глазах Пилар еще тогда, когда открывал дверь. В том, что он заставил женщину нервничать, не было ничего страшного. Наоборот, льстило его самолюбию.

— Пилар, я хотел бы увидеться с вами еще раз.

— Ох… Да, конечно. Мы…

— Не в деловой обстановке. — Они продолжали стоять на крыльце. Дэвид повернул ее лицом к себе. — Компания тут ни при чем. Наедине. — Он привлек ее к себе. — По очень личным мотивам.

— Дэвид…

Но он снова прильнул к ее губам. На этот раз нежно. Бережно. На смену внезапному жару, взбудоражившему доселе дремавшие желания, пришло неторопливое тепло, от которого все растаяло внутри. И появилось ощущение, что твои кости превратились в растопленный воск.

Наконец Дэвид слегка отодвинулся, продолжая кончиками пальцев гладить лицо Пилар. Затем пальцы скользнули ниже, к шее…

— Я позвоню вам.

Она кивнула, пытаясь нашарить дверь за спиной.

— Спокойной ночи, Дэвид.

Пилар вошла в дом, закрыла за собой дверь и взлетела по лестнице как на крыльях. Неважно, что она вела себя как глупая школьница — за последние десять лет это был самый счастливый вечер в ее жизни.

Погреба всегда казались Софии раем контрабандиста. Гулкие пространства, наполненные огромными бочками с созревающим вином. Она могла проводить здесь целые часы. Когда София была ребенком, один из виноделов сажал ее за маленький столик и наливал стаканчик из той или иной бочки.

Она с детства умела определять разницу между коллекционным вином и простым ординаром — по внешнему виду, по запаху, по вкусу. Понимать тонкости, которые отличали одно вино от другого.

И если она привыкла относиться к ординарным винам свысока, в этом не было ничего плохого. София искала, узнавала и требовала высшего качества, потому что ее приучили не соглашаться на второй сорт.

Сейчас она думала не о вине, хотя находилась посреди бочек и стаканчиков с образцами. У нее на уме были мужчины.

Она изучила и их тоже, потому что любила думать. С первого взгляда узнавала низкосортную смесь, распознавала тех, кто мог вызвать оскомину, и тех, чей вкус оставался во рту спустя долгое время.

Именно поэтому у нее не было долгих и серьезных связей. Никто из тех, кого она пробовала, не обладал нужным вкусом и полным букетом, который мог бы убедить Софию довольствоваться только одним сортом.

София была уверена в своей способности делать правильный выбор и наслаждаться дегустацией без особых последствий, но сомневалась, что ее мать обладает тем же искусством.

— Это их третье свидание за две недели.

— Угу. — Тай держал на свету бокал с кларетом, оценивая цвет вина. Он предпочитал старые, традиционные методы. Так же, как его дед и La Signora. Он одновременно проверял цвет и прозрачность и проставлял в ведомости оценки.

— Моя мать и Дэвид. — София слегка ущипнула Тая за руку, пытаясь привлечь его внимание.

— Ну и что?

— Сегодня вечером они опять куда-то собираются. В третий раз за две недели.

— Ты считаешь, что меня это касается? София шумно выдохнула:

— Она слишком уязвима. Не могу сказать, что он мне не нравится, потому что это не так. Но их отношения мне не по душе. Когда он проявил к ней интерес, на первых порах я даже поощряла ее. Думала, что ей следует развеяться.

— София, во-первых, я занят, а во-вторых, не хочу говорить о личных делах твоей матери.

Тайлер слегка покрутил бокал, сунул в него нос и сделал вдох. Все его внимание было отдано этому процессу.

— Секса у них не было.

Тай сморщился и потерял концентрацию.

— Черт побери, Софи!

— Если бы они спали вместе, я бы не беспокоилась. Это означало бы, что у них нет ничего серьезного. А так… В самом деле, что мы знаем о Дэвиде? Кроме его профессиональных качеств. Он в разводе, а мы не знаем почему. Может быть, он бабник или ищет свою выгоду. В конце концов, он начал ухаживать за моей матерью сразу после того, как отец…

Тайлер снова понюхал вино и проставил ему балл.

— Ты хочешь сказать, что Пилар не может вызвать у мужчины серьезного чувства?

— Ничего подобного! — Оскорбленная София схватила бокал с мерло и рассмотрела его на свет. — Она красива, умна, очаровательна и обладает всем, что ищет мужчина в женщине!

Но не тем, что искал в женщинах ее отец, вспомнила она. Недовольство собой заставило Софию снизить образцу оценку за прозрачность.

— Я не беспокоилась бы, если бы она делилась со мной. Но она говорит только одно: им с Дэвидом нравится быть вместе.

— По-твоему, это плохо?

— Ох, замолчи! — Она понюхала вино, проставила ему балл, затем сделала глоток, подержала вино под языком, прикоснулась к нему кончиком языка, определяя содержание сахара, а затем позволила жидкости попасть на небо. Таким образом оценивалась кислотность и содержание танина.

Потом София определила общие вкусовые качества и выплюнула вино.

— Еще не созрело.

Тайлер проверил вино сам и согласился с ней.

— Пусть постоит. Многое выясняется, если какое-то время не вмешиваться в процесс.

— Очень философское замечание.

— Тебе нужно мое мнение или согласие?

— Хотеть и того и другого было, бы чересчур.

— Тогда отстань. — Тай взял следующий бокал и поднес его к свету. Но на самом деле он смотрел на Софию. Не смотреть на нее было нельзя. И не думать о ней тоже. Они находились в холодном, влажном погребе, где потрескивал огонь, пахло дымом, деревом и землей и по стенам и полу плясали тени.

Кое-кто счел бы эту обстановку романтичной. Но Тай изо всех сил старался не замечать этого. Он старался не думать о Софии как о человеке, тем более как о женщине. В лучшем случае она его партнерша. Партнерша, без которой он мог бы обойтись.

Тем более что сейчас его партнерша была взволнована. Да, может быть, она искала неприятностей, совала свой хорошенький носик не в свое дело, но в том, что София любит мать всем сердцем, сомневаться не приходилось.

— Бывшая жена бросила его и детей.

София опустила бокал и посмотрела Таю в глаза.

— Бросила?

— Угу. Решила, что на свете есть другая жизнь и что она имеет на нее право. Но с мужем и парой детей нельзя узнать ни жизнь, ни самое себя. И ушла.

— Как ты это узнал?

— Мадди сказала. — Тай тут же почувствовал себя виноватым. Девочка рассказала о своей семейной жизни не слишком много, но достаточно, чтобы у него сложилась ясная картина. — Вообще-то она не болтушка. Так, одно слово здесь, другое там… Из услышанного я понял, что мать с ними почти не видится. Так что после ее ухода всю заботу о детях взял на себя Каттер. У Тео в Нью-Йорке были сложности, и Каттер принял этот пост, чтобы увезти сына из города.

— Стало быть, он хороший отец. — Она по собственному опыту знала, что значит быть брошенной одним из родителей. — Но это не значит, что он достаточно хорош для моей матери.

— Это должна решить она сама, верно? Ты ищешь недостатки в каждом мужчине и, конечно, что-нибудь находишь.

— Ничего я не ищу!

— Вот именно, ищешь.

— С тобой и искать не надо, — медовым голосом пропела она. — Все на поверхности.

— Рад за нас обоих.

— Ну положим, сам-то ты вообще ничего не ищешь. Конечно, куда проще иметь дело с лозами, чем с живыми людьми.

— Разве теперь мы говорим о моей половой жизни? Должно быть, я что-то пропустил.

— У тебя ее нет.

— По сравнению с тобой — да. — Он поставил бокал и сделал очередную запись. — Впрочем, как знать? Ты проходишь сквозь мужчин как нож сквозь масло. Долго, медленно режешь, откусываешь и выплевываешь. Но если ты думаешь, что это подходит для Пилар, то сильно ошибаешься.

— Понятно. — София обиделась. Он по-прежнему считал ее потаскушкой. А ее отца — волокитой. Чтобы наказать его, она придвинулась ближе. — Но сквозь тебя я еще не проходила, правда? Даже не надрезала. Не потому ли, что ты боишься женщин, которые относятся к сексу, как мужчины?

— Я не хочу иметь дела с женщиной, которая ко всему относится как мужчина. Здесь я придерживаюсь традиционных взглядов.

— Почему бы тебе не расширить кругозор? — София подняла лицо, словно приглашая к поцелую. — Попробуй, — поддразнила она его.

— Меня это не интересует.

Не желая отступать, она обняла его за шею и напрягла руки, когда Тай попытался освободиться.

— Кто из нас врет?

Глаза Софии потемнели. От ее запаха у Тая кружилась голова. Легкое прикосновение ее губ к его губам было невыразимо обольстительным.

— Может быть, попробуешь меня? — тихо спросила она. Это было его ошибкой — впрочем, не первой и не последней.

Тай обхватил ее бедра и провел руками по бокам.

Ее запах был ощутимым и неуловимым одновременно. Настоящая пытка для мужчины.

— Смотри на меня, — велел Тай и прильнул к подставленным губам.

Он получил то, к чему давно стремился. И овладел им так, как хотел. Медленно, тщательно, неторопливо. Попробовал на язык вкус ее губ так же, как пробовал хорошее вино, и позволил этому вкусу проникнуть в мозг.

Прикосновение его губ заставило Софию вздрогнуть. Все переменилось в одну секунду, и искушаемый стал искусителем. Она понимала это, но уже не могла остановиться.

Все оказалось куда важнее, чем она думала. Никогда в жизни она не предлагала и не получала большего.

Тай пристально следил за ней. Даже тогда, когда от его поцелуев у Софии закружилась голова и затрепетало тело, он продолжал следить. Терпеливо, как кот. Одного этого было достаточно, чтобы свести ее с ума. До сих пор никто так никогда не вел себя с ней.

Он снова провел руками по ее бокам, погладил грудь, а потом отстранил.

— София, ты экспериментируешь на мне. Я этого не люблю.

Он отвернулся и сделал глоток воды из бутылки, предназначенной для того, чтобы полоскать рот.

— Винодел — это еще и ученый, — с трудом втягивая в себя воздух, пробормотала София. — Ты слышал про химические реакции…

Тайлер повернулся и протянул ей бутылку.

— Угу. Но хороший винодел знает еще кое-что. А с помощью одних химических реакций нельзя получить ничего, кроме бурды.

Это спокойное замечание вызвало у нее жгучую досаду.

— Неужели ты не можешь просто сказать, что хочешь меня?

— Сказать могу. Я хочу тебя. Когда ты слишком близко, мне больно дышать.

«Как сейчас, — подумал он. — Когда я еще ощущаю вкус твоих губ»..

— Но когда ты ляжешь со мной в постель, то будешь смотреть на меня так, как смотрела только что. Не так, как смотришь на других. На свете останусь я, один я, и ты будешь знать, что других мужчин для тебя больше не существует.

По коже Софии побежали мурашки. Она боролась с желанием растереть предплечья.

— Почему ты говоришь так, словно угрожаешь мне?

— Потому что это так и есть. — Он отодвинулся, поднял следующий бокал и начал рассматривать его содержимое.

ГЛАВА 13

Клермонт штудировал дело Авано. Он потратил уйму времени на изучение данных, доказательств, места преступления и отчетов судмедэкспертов. И мог наизусть цитировать документы и протоколы допросов.

После восьми недель работы стало ясно, что следствие зашло в тупик. Ни правдоподобных версий, ни серьезных доказательств, ни ясных ответов на все растущее число вопросов.

Это приводило его в бешенство.

Идеальных преступлений нет. Есть только проколы и ошибки следователя.

Что же он просмотрел?

— Алекс… — Мейгир остановилась рядом и села на угол письменного стола. Она была в пальто: февраль в Сан-Франциско выдался мерзкий. Ее младшему сыну завтра предстоял экзамен по истории, муж лежал с простудой, а обеда не было.

В общем, все трещало по швам.

— Иди домой, — сказала она.

— Должна же быть какая-то зацепка, — проворчал он.

— Угу. Должна. Но не всегда удается связать концы с концами. Похоже, дело Авано удастся закрыть только в том случае, если нам повезет и появятся новые улики.

— Мне бы не хотелось рассчитывать на везение.

— А мне рассчитывать больше не на что.

— Он использует для встречи квартиру дочери, — начал Клермонт, не обращая внимания на протяжный вздох своей напарницы. — Никто не видит, как он входит, никто не слышит выстрелов, никто не видит, как входит или выходит его гость…

— Потому что в три часа ночи соседи спят. Они привыкли к городскому шуму и не слышат выстрелов из пистолета двадцать пятого калибра.

— Дерьмовый пистолет. Игрушка для женщины.

— Прошу прощения… — Она похлопала по кобуре, в которой лежал девятимиллиметровый пистолет, бывший на вооружении полиции.

— Для штатской женщины, — поправился он, еле заметно улыбнувшись. — Вино, сыр, встреча за полночь в пустой квартире. Тайком от жены. Жертва преступления — человек, привыкший обманывать жену. Здесь пахнет женщиной. Если только это не попытка сбить нас со следа.

— Мы изучали и мужчин тоже.

— Может быть, следует изучить их еще раз. Бывшую миссис Авано — будем называть ее так в отличие от вдовы Авано — часто встречают в компании некоего Дэвида Каттера.

— Похоже, у нее улучшился вкус.

— Но она прожила с этим сукиным сыном в законном браке почти тридцать лет. Почему?

— Послушай, мой муж не бегает за юбками, и я очень люблю его. Но временами спрашиваю себя, почему я до сих пор состою с ним в законном браке… Она католичка. — Мейгир испустила еще один вздох, поняв, что скоро домой не попадет. — Итальянка, католичка и практичная женщина. Развод легко не дается.

— Но когда Авано попросил развода, она согласилась.

— Точнее, не стала ему мешать. Это разные вещи.

— Да, но разведенные католички не могут снова выйти замуж, верно? И даже встречаться с другим мужчиной без одобрения церкви.

— Стало быть, она убила его, чтобы расчистить себе путь? Приди в себя, Алекс. Убийство более тяжелый грех, чем развод. Даже для католиков.

— Или кто-то сделал это за нее. Каттера приняли на работу через голову Авано. Это могло вызвать трения. Каттеру понравилась брошенная жена Авано, которой вскоре предстоял развод.

— Мы проверили Каттера вдоль и поперек. Он чист как стеклышко.

— Может быть. Или просто до сих пор у него не было причины пачкать руки… Послушай, мы выяснили, что у Авано были финансовые трудности. Судя по виду его вдовы, это был для нее очень неприятный сюрприз. Если только она не актриса, способная претендовать на «Оскара». Будем исходить из того, что о своих проблемах с деньгами Авано помалкивал. У кого он мог бы взять взаймы? Наверняка не у своих светских друзей, — размышлял вслух Клермонт. — Иначе он не смог бы появиться на следующем благотворительном балу. Он идет к Джамбелли, где пасся уже много лет. К бывшей жене.

— Если следовать твоей логике, то она соглашается, и это выводит Каттера из себя. Или не соглашается, Авано затаивает на нее злобу, и это тоже выводит Каттера из себя. Но от выхода из себя до трех пуль в сердце далековато.

И все же она почесала в затылке. Тут было над чем подумать. Для них могла оказаться важной любая мелочь.

— Думаю, завтра нам стоит побеседовать с Дэвидом Каттером.

Дэвид разрывался между офисом в Сан-Франциско, своим кабинетом на вилле, виноградниками и винодельней. С учетом двух подрастающих детей его рабочий день составлял не меньше четырнадцати часов.

И все же он был счастлив как никогда.

В «Ла Кер» он почти все время сидел за письменным столом напротив своего помощника. Иногда ездил в командировки, чтобы так же сидеть за столом, только напротив кого-нибудь другого. Занимался делом, которое было ему интересно, позволяло пользоваться уважением и хорошо оплачивалось.

Но ужасно скучал, потому что особых мозгов для этого не требовалось.

Индивидуальный подход, который в «Джамбелли — Мак-миллане» не только разрешался, но и приветствовался, превращал каждый день в маленькое приключение. Дэвид занимался теми сферами бизнеса, которые раньше казались ему сугубо теоретическими или канцелярскими.

Розлив, распространение, транспортировка, маркетинг. И, кроме того, сам виноград. От лозы до стола.

А виноградники!.. Какое счастье видеть их раскинувшимися от горизонта до горизонта, окутанными туманом и сумраком долины. Удивительное сочетание света и тени. А когда на рассвете лозы покрывал иней или в полночь освещал лунный свет, это было настоящее волшебство.

Когда Дэвид шел между рядами в окружении извивающихся, как змеи, побегов, вдыхал в себя полный тайны влажный воздух, ему казалось, что он находился в центре ожившей картины. Картины, которую он писал собственноручно.

Тут была романтика, о которой он совсем забыл, запертый в стальном и стеклянном Нью-Йорке.

Однако его домашний уклад еще не устоялся. Тео бунтовал и не желал соблюдать распорядок дня. Дэвиду начинало казаться, что мальчик не сможет прижиться здесь.

«Каков отец, таков и сын», — часто думал Каттер. Но постоянные стычки начинали ему надоедать. Дэвид не мог понять, почему его собственный отец не запирал своего мрачного, упрямого, несговорчивого отпрыска на чердаке и не держал его там до совершеннолетия.

Впрочем, с Мадди было не легче. Казалось, она перестала мечтать о кольце в носу. Теперь ей приспичило выкрасить волосы в полоску. Дэвида ставило в тупик, почему нормальный ребенок стремится делать со своим телом столь странные вещи.

Он не имел представления об образе мышления четырнадцатилетней девочки. И сомневался, что хочет иметь это представление.

И все же дети постепенно осваивались. Обзаводились друзьями. Входили в ритм новой жизни.

Дэвиду казалось странным, что Тео и Мадди никак не комментируют его связь с Пилар. Обычно они безжалостно дразнили отца, когда тот отправлялся на свидание. Может быть, дети считают их отношения сугубо деловыми? Дай-то бог…

Каттер понял, что грезит. Такое бывало каждый раз, когда он думал о Пилар. Он покачал головой и заерзал в кресле. Давать себе волю было нельзя. Через двадцать минут ему предстояло совещание с заведующими отделами. Надо было просмотреть свои заметки.

И именно в этот момент к нему нагрянула полиция.

— Детективы… Чему обязан?

— Хотим отнять у вас несколько минут, — сказал Клермонт. Тем временем Мейгир осматривала кабинет и изучала вид из окна.

— Несколько минут у меня есть. Присаживайтесь.

«Просторные, мягкие кожаные кресла, — подумала Мейгир. — Просторный, хорошо обставленный угловой кабинет с большими окнами, откуда открывается потрясающий вид на Сан-Франциско. Типичный кабинет удачливого бизнесмена. Кремово-красноватые тона и письменный стол красного дерева. Очень по-мужски».

Интересно, что здесь было первичным? То ли человека подбирали под кабинет, то ли наоборот.

— Я догадываюсь, что это имеет отношение к Энтони Авано, — начал Дэвид. — Как идет следствие? Есть что-нибудь новое?

— Дело не закрыто, мистер Каттер. Не могли бы вы рассказать о своих отношениях с мистером Авано?

— У нас не было никаких отношений, детектив Клермонт, — сухо ответил Дэвид.

— Вы оба являлись руководящими сотрудниками одной и той же компании и работали в одном здании.

— Очень недолго. Я пришел к Джамбелли менее чем за две недели до убийства Авано.

— Но за пару недель у вас должно было сложиться о нем какое-то впечатление, — вставила Мейгир. — Вы встречались, вели деловые беседы…

— Вы так думаете? Встретиться с ним по-настоящему я не успел. А беседа у нас была только одна. Во время рождественского праздника. Как раз накануне его убийства. Тогда я впервые увидел Авано, но времени для серьезного разговора не хватило.

«Он ни словом не упомянул о своем впечатлении, — подумал Клермонт. — Любопытно…»

— Почему вы с ним не встретились?

— Из-за несовпадения расписаний, — любезно ответил Каттер.

— Его или вашего?

Дэвид откинулся на спинку кресло. Ему были безразличны как вопросы полицейских, так и их выводы.

— Видимо, его. Несколько попыток связаться с ним оказались безуспешными. После моего приезда и до своей смерти Авано не появлялся в офисе — во всяком случае, одновременно со мной — и неютвечал на звонки.

— Наверно, это вызывало у вас досаду.

— Да, — кивнул Дэвид, глядя на Мейгир. — И я высказал ее во время нашей короткой встречи на винодельне. Я прямо сказал Авано, что рассчитывал встретиться с ним в рабочее время. Но этого так и не случилось.

— Вам не доводилось встречаться с ним за пределами офиса?

— Нет. Детективы, я не знал этого человека. Не имел причины думать о нем и не успел понять, нравится он мне или нет.

Дэвид говорил тем самым ровным, но не слишком довольным тоном, которым пользовался во время неприятных деловых встреч.

— Насколько я понимаю, вы пытаетесь найти новое направление следствия. Но если вы считаете меня предполагаемым убийцей, то заблуждаетесь.

— Вы встречаетесь с его бывшей женой.

У Дэвида засосало под ложечкой, но лицо сохранило невозмутимое выражение. Он медленно наклонился вперед.

— Верно. С женщиной, которая стала бывшей женой Авано еще до его убийства. И уже была его бывшей женой, когда мы стали появляться с ней на людях.

— Согласно нашим данным бывшая миссис Авано до последнего времени не появлялась с мужчинами на людях.

— Не потому ли, — спросил Дэвид у Мейгир, — что она до сих пор не встречала мужчины, с которым бы ей хотелось появляться на людях? Это лестно, но вовсе не повод для убийства.

— Ее бросили ради более молодой женщины, — небрежно сказала Мейгир и увидела, что в холодных глазах Дэвида что-то вспыхнуло. Видимо, появлением на людях дело не ограничилось, поняла она. Все куда серьезнее.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Каттер. — Что Пилар убила его, потому что он решил уйти к другой? Или что вы считаете ее бессердечной, потому что она заинтересовалась другим мужчиной сразу вскоре после смерти бывшего мужа? Вам не кажется, что одно противоречит другому?

«Он разгневан, но держит себя в руках, — подумала Мейгир. — Именно такой человек мог бы спокойно пить вино и всаживать пули в хозяина».

— Мы никого не обвиняем, — сдержанно произнесла она. — Просто пытаемся составить общую картину.

— Позвольте помочь вам. Авано двадцать лет жил своей жизнью. А Пилар Джамбелли — своей, что само по себе удивительно. Дело, которым в ту ночь занимался Авано, было его собственным и не имело к ней никакого отношения. Поэтому мои отношения с мисс Джамбелли касаются только нас с ней.

— Вы предполагаете, что в ту ночь у Авано было дело. Почему?

— Я ничего не предполагаю. — Дэвид кивнул Клермонту и поднялся. — Предоставляю это вам. У меня совещание.

Клермонт не сдвинулся с места.

— Вы знали, что у мистера Авано были финансовые трудности?

— Финансовые дела Авано не имели ко мне отношения и не представляли для меня никакого интереса.

— Но должны были представлять, поскольку они были связаны с делами Джамбелли. Вам неинтересно, почему мистер Авано избегал вас?

— Меня пригласили со стороны. Можно было ждать, что он обидится.

— Значит, он был обижен на вас.

— Мог быть. Но мы никогда не обсуждали этот вопрос.

— Вы уклоняетесь от ответа, мистер Каттер. — Клермонт поднялся. — У вас есть пистолет?

— Нет. У меня двое детей-подростков. В моем доме нет оружия и никогда не было. В ночь убийства Авано я был дома с детьми.

— Они могут подтвердить это?

У Дэвида сжались кулаки.

— Они бы знали, если бы я ушел из дома. — Он не собирался позволять полиции допрашивать детей. Тем более ради такого ничтожества, как Авано. — Об остальном мы будем разговаривать после того, как я проконсультируюсь со своим адвокатом.

— Это ваше право. — Мейгир встала и выложила на стол то, что считала своей козырной картой. — Благодарим за прием, мистер Каттер. Мы зададим госпоже Джамбелли несколько вопросов о финансовых делах ее бывшего мужа.

— Думаю, его вдова знает об этом больше.

— Пилар Джамбелли была его женой намного дольше, — продолжила Морин. — Кроме того, она продолжает оставаться одной из владелиц компании, в которой работал Авано.

Дэвид сунул руки в карманы.

— Она знает о делах компании меньше, чем кто-нибудь из вас. — Мысль о ней заставила Каттера решиться на то, что при других обстоятельствах он никогда бы не сделал. — Последние три года Авано систематически присваивал деньги Джамбелли. Раздувал счета, завышал данные о продаже, присваивал расходы на поездки, которых он не совершал или совершал по личной необходимости. Суммы были сравнительно небольшими, и брал он их из разных мест, чтобы остаться незамеченным. Учитывая пост и положение Авано, никто не стал бы проверять его отчеты. И этого действительно никто не делал.

Клермонт кивнул:

— Но вы сделали.

— Да, сделал. Я заметил это в день приема, решил проверить себя и начал искать систему. Мне было ясно, что он пользовался своим именем, именем Пилар и своей дочери. Авано не трудился подделывать подписи на документах. Просто подписывал их, и все. За последние три года общая сумма превысила шестьсот тысяч.

— И вы сказали ему об этом в лицо, — кивнула Мейгир.

— Нет. Только собирался. И во время нашего разговора на приеме прозрачно намекнул на это. Судя по впечатлению, он понял, что мне. кое-что известно. Детектив, это был бизнес, и решать проблему нужно было официально. На следующий день после приема я доложил о случившемся Терезе Джамбелли и Эли Макмиллану. Они решили, что я должен взять это на себя и сделать все, что в моих силах, чтобы заставить Авано вернуть эти деньги. Его должны были уволить из компании. Если бы он отказался, Джамбелли дали бы делу законный ход.

— Почему эти сведения утаили от следствия?

— Мисс Джамбелли-старшая не хотела, чтобы ее внучка чувствовала себя униженной из-за публичной огласки постыдного поведения отца. Меня просили ничего не говорить, если полиция не станет задавать прямых вопросов. Так что об этом знают только La Signora, Эли Макмиллан и я. Авано мертв, и нет необходимости раздувать скандал, называя бабника еще и вором. Тем более что к делу это не относится.

— Мистер Каттер, — сказал Клермонт, — когда речь идет об убийстве, к делу относится все.

Едва Дэвид выпроводил копов и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, как дверь открылась опять. Софии и в голову не приходило, что нужно постучаться.

— Чего они хотели?

Пришлось взять себя в руки и скрыть гнев и озабоченность.

— Мы опаздываем на совещание. — Каттер взял свои заметки и сунул в кейс вместе с отчетами, графиками и факсами.

— Дэвид… — София продолжала стоять спиной к двери. — Я могла бы обратиться через голову копов и попытаться получить ответы, которых не могу добиться от них. Я надеялась, что вы меня поймете.

— София, у них были вопросы. Причем достаточно неприятные.

— Но почему они обратились к вам, а не ко мне или кому-нибудь из старых служащих? Вы едва знали моего отца, никогда не работали с ним и, насколько я знаю, почти не общались. Что нового вы могли сообщить полиции?

— Почти ничего… София, прошу прощения, но нам пора.

Люди ждут.

— Дэвид, будьте со мной откровенным. Они пришли к вам в кабинет и оставались в нем достаточно долго. Слухами земля полнится… Я имею право знать, — закончила она.

Каттер помолчал и всмотрелся в ее лицо. Да, она имела право знать. А он не имел права молчать. Дэвид снял трубку.

— Мы с мисс Джамбелли немного задержимся, — сказал он секретарше, положил трубку и кивком указал Софии на кресло. — Садитесь.

— Я постою. Вы могли заметить, что я не неженка.

— Я заметил, что вы умеете держать себя в руках. Вопросы полиции были частично вызваны тем, что я встречаюсь с вашей матерью.

— Понимаю. Значит, они решили, что у вас с мамой была продолжительная тайная связь? Несмотря на то что еще два месяца назад вы жили на другом конце страны. И на то, что мой отец несколько лет открыто жил с другой женщиной. Нескольких совместных обедов для такой гипотезы маловато.

— Я уверен, что они шарят в темноте.

— Они подозревают вас или маму?

— Думаю, что всех и каждого. Это особенность их профессии. Вы были осторожны и молчали о моих взаимоотношениях с вашей матерью. Во всяком случае, мне вы не сказали об этом ни слова.

— Честно говоря, я еще не решила, как к этому относиться. Когда решу, скажу.

— Справедливо, — спокойно ответил он. — А я знаю, как к этому отношусь, и поэтому скажу вам. Пилар очень дорога мне. Я не хочу ее огорчать. Огорчать вас я тоже не хочу. Мне будет жаль, если это случится. Во-первых, потому что она любит вас. Во-вторых, потому что вы мне нравитесь. Но я был вынужден выбирать между вашим огорчением, допросом моих детей и помощью следствию, которое продолжает блуждать в потемках.

Теперь Софии захотелось сесть. Внутренний голос подсказывал ей, что это потребуется. Однако гордость заставляла ее стоять.

— Что вы сказали полиции? Почему это должно огорчить меня?

«Правду, как и горькое лекарство, следует глотать быстро», — подумал он.

— Ваш отец несколько лет присваивал деньги компании. Суммы растягивались во времени и были относительно скромными. Это одна из причин, почему растрата так долго оставалась незамеченной.

София побледнела, но не вздрогнула. Не вздрогнула даже тогда, когда у нее гулко заколотилось сердце.

— Вы не ошиблись? — начала она, но махнула рукой, не дожидаясь ответа. — Нет, конечно, нет. Вы никогда не ошибаетесь. — В этом утверждении слышалась легкая горечь, которую она не смогла побороть. — И давно вы это знаете?

— Со дня приема. Я собирался встретиться с вашим отцом в ближайшие дни, чтобы обсудить…

— Чтобы уволить его, — поправила она.

— Попросить его подать в отставку. В соответствии с решением ваших бабушки и деда. Я доложил им о растрате на следующий день после приема. Ему бы дали возможность покрыть недостачу, а затем отправили в отставку. Они делали это для вас. Для вашей матери, для компании, но главным образом для вас. Мне очень жаль.

Она кивнула, отвернулась и начала растирать руки.

— Да, конечно. Спасибо за откровенность.

— София…

— Пожалуйста, не надо. — Она повернулась навстречу шагнувшему к ней Дэвиду. — Не извиняйтесь. Я выдержу. Я уже знала, что он вор. Я видела на лацкане Рене брошь, доставшуюся моей матери по наследству. Эта брошь должна была перейти ко мне, поэтому я знаю, что мать не отдавала ее отцу. Когда я увидела эту брошь на траурном наряде Рене, я поняла, что отец украл ее. Безусловно, он сам так не считал. Как не считал кражей растрату денег компании. У Пилар так много побрякушек, думал он. Она возражать не станет. А компания может позволить себе безвозвратную ссуду. Да, по части самооправданий он был мастер.

— Может быть, вместо совещания вы поедете домой?

— Я не собираюсь пропускать совещание. — Она отвернулась. — Ну разве не странно? Все эти годы я знала, как он обращается с матерью. Видела это собственными глазами. Но умудрялась прощать его. Уговаривала себя, что, хотя его поступки не назовешь достойными, в них нет ничего страшного. Но кража денег и драгоценностей — это полбеды. Куда страшнее, что он украл у моей матери достоинство и самоуважение. Только теперь я поняла, что он был ничтожеством. И только теперь перестала оплакивать его… Ладно, увидимся на совещании.

— Подождите несколько минут.

— Нет. Он и так отнял у меня больше времени, чем заслуживал.

«Да, — подумал Каттер, когда София вышла из кабинета. — Она очень похожа на свою бабушку».

Поскольку вести машину была очередь Софии, они возвращались из города в тишине. Если не считать радио. Тайлер дважды уменьшал громкость, но София снова поворачивала ручку. Совещания в отделе рекламы вызывали у него головную боль. Так же как опера, звучавшая в наушниках. Но он решил терпеть. Во всяком случае, это полностью исключало возможность беседы.

Впрочем, судя по виду Софии, она была не в том настроении, чтобы беседовать. Тай сомневался, что она была в подходящем настроении для занятий чем угодно, однако в том, что ей не хочется разговаривать, сомневаться не приходилось.

Она ехала слишком быстро, но он к этому привык. Какие бы бури ни бушевали в душе Софии, она не была неосторожной и тщательно вписывалась во все повороты.

И все же Тай едва не вздохнул, завидев крышу собственного дома. Наконец-то… Он вернулся целым и невредимым. Сейчас можно будет снять городскую одежду и насладиться блаженной тишиной и одиночеством.

«Эта женщина утомляет меня даже тогда, когда молчит», — подумал он.

Но София остановила машину в конце подъездной аллеи, выключила двигатель и выбралась наружу раньше, чем он.

— Что ты делаешь?

— Вхожу, — обернувшись, бросила София и добавила к этому лаконичному ответу короткий, но выразительный взгляд.

— Почему?

— Потому что мне не хочется домой. Он позвенел ключами.

— День был долгий.

— Ну и что?

— У меня еще есть дела.

— Вот и хорошо. Я как раз ищу себе занятие. Макмиллан, будь другом, дай мне выпить.

Разозлившийся Тай сунул ключ в замочную скважину.

— Возьмешь сама. Ты знаешь, где что лежит.

— Ты крайне любезен. За что я тебя и ценю. — Она вошла в большую комнату и направилась прямиком к бару. — С тобой не надо ни кокетничать, ни притворяться. Ты такой, какой есть. Мрачный, грубый, предсказуемый.

София взяла бутылку не глядя. В данный момент ни сорт, ни урожай значения не имели. Вынимая пробку, она рассматривала комнату. Камень и дерево. Хорошо обработанные, просто окрашенные твердые материалы служили достойной оправой для добротной громоздкой мебели.

«Ни цветов, ни округлых линий, ни полировки», — думала она.

— Возьмем для примера эту комнату. Ни суеты, ни спешки. Она говорит: здесь живет суровый мужчина, которому плевать на видимость. Я права, Тай? Тебе действительно плевать на видимость?

— Наверно.

— Это очень по-мужски. Ты закоренелый индивидуалист. — Она наполнила два бокала. — Знаешь, некоторые живут и умирают ради того, чтобы соблюдать видимость. Для них это самое главное. Слава богу, я отношусь к среднему типу. Но если не доверять тем, кто сделал этикет религией, и тем, кто на него плевать хотел, то в конце концов можно перестать доверять кому бы то ни было…

— Если ты собираешься пить мое вино и пользоваться моим кровом, то могла хотя бы сказать, что именно вызвало у тебя такое настроение, и немного успокоиться.

— О, у меня есть разные настроения. — Она выпила вино быстро, без всякого удовольствия, и налила еще. — Я многосторонняя женщина, Тайлер. Ты не знаешь и половины моих талантов.

Она двинулась к нему походкой гордого собой сексуального маньяка.

— Не хочешь узнать больше?

— Нет.

— Не ври, пожалуйста. Не разочаровывай меня. Помнишь? Ни кокетства, ни притворства. — Она провела пальцем по его рубашке. — На самом деле ты хочешь прикоснуться ко мне. А я хочу, чтобы ко мне прикасались. Очень удобно.

— Хочешь напиться и лечь со мной в постель? К сожалению, у меня на этот вечер другие планы. — Тайлер забрал у нее бокал.

— В чем дело? Ты хочешь, чтобы я сначала приготовила тебе обед?

Он поставил бокал на стол.

— Я ценю себя выше. И тебя тоже, как ни странно.

— Ладно. Тогда я найду кого-нибудь другого. Не такого упрямого. — София сделала три шага к двери, прежде чем Тай схватил ее за руку. — Пусти. Тебе давали возможность.

— Я отвезу тебя домой.

— Я не хочу домой.

— Ты поедешь туда, куда повезут.

— Пусти, я сказала! — Она резко обернулась. София была готова драться, кусаться, царапаться, лишь бы освободиться от того, что жгло ее изнутри. И когда она вдруг ударилась в слезы, это удивило ее саму больше, чем Тайлера.

— Черт побери… Хорошо… Ладно. — Тай сделал единственное, что пришло ему в голову. Он взял Софию на руки, подошел к креслу, сел и посадил ее к себе на колени. — Поплачь. Потом нам обоим станет легче.

В это время зазвонил телефон, забытый Тайлером под диванной подушкой. Старинные каминные часы откликнулись ему торжественным звоном.

Она не стыдилась слез. В конце концов, слезы были лишь другой формой страсти. Но София предпочитала успокаиваться иначе. Когда слезы закончились, она продолжала сидеть у Тая на коленях. Тут было намного теплее и уютнее, чем ей представлялось.

Он не гладил ее, не похлопывал по спине, не качал и не бормотал глупостей, с помощью которых обычно утешают плачущих. Просто давал ей возможность выплакаться и успокоиться.

В результате благодарность Софии также превысила ее ожидания.

— Извини.

— И ты меня.

Этот ответ помог ей прийти в себя. София сделала глубокий вдох, втянула в себя запах чистого мужского тела, крепко обняла Тая, а потом отпустила.

— Если бы ты отнес меня наверх и положил в постель, я бы не стала реветь.

— Ну, если бы я знал, что у меня есть выбор…

Она засмеялась, положила голову ему на плечо, а потом встала.

— Наверно, лучше сказать правду. Мой отец обкрадывал компанию.

Прежде чем Тайлер успел решить, как ему реагировать, София шагнула к нему.

— Ты знал.

— Нет.

— Но ты не удивился.

Он поднялся на ноги, от всей души надеясь, что новой стычки не последует.

— Нет, не удивился.

— Понятно. — София отвернулась и уставилась в камин, где догорали последние угольки. «Я тоже такая, — подумала она. — Холодная и пустая». — Ладно. — Она выпрямилась и вытерла щеки. — Я плачу свои долги. Так и быть, приготовлю тебе обед.

Он хотел возразить, но передумал. Что лучше, одиночество или горячая еда? Он вспомнил, что эта женщина умеет готовить.

— Ты знаешь, где кухня.

— Знаю. — София подошла ближе, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Плата наличными, — сказала она, сняла жакет и вышла из комнаты.

ГЛАВА 14

— Ты не перезвонил мне.

Маргарет поймала Тайлера в винодельне Макмилланов. После возвращения из Венеции она успешно закончила несколько дел. Ее карьера складывалась удачно. Перед прибытием в Калифорнию Маргарет совершила два продолжительных похода по магазинам и была уверена, что замечательно выглядит. Она приобрела тот самый лоск, который придают женщине заграничные поездки.

Осталось достичь последней цели, которую она поставила перед собой, будучи за рубежом. Заарканить Тайлера Макмил-лана.

— Извини. Дел было по горло. — Февраль не был для виноделов горячей порой, однако это не значило, что они сидели без работы. Согласно составленному Софией расписанию сегодня вечером дегустация должна была пройти у Макмилланов. Хотя Тайлер был не в восторге, но понимал важность этого мероприятия. И знал, что следует быть во всеоружии.

— Могу себе представить. Я видела планы кампании по празднованию столетия. Ты проделал огромную работу.

— Не я, а София.

Тайлер пошел в дегустационный зал, и Маргарет увязалась за ним.

— Тай, ты недооцениваешь себя. Когда ты собираешься знакомиться с работой итальянского отделения? Думаю, тебе понравится в Венеции. Там есть на что посмотреть.

— Слышал. Но сейчас у меня нет на это времени.

— Когда соберешься, я буду твоим гидом. Угощу пастой в одной потрясающей маленькой траттории, которую я обнаружила. Теперь там подают наше вино. А еще я договорилась с несколькими тамошними высотными гостиницами, что этим летом они разместят на своих зданиях нашу эмблему и подсветят ее прожекторами.

— Выходит, ты тоже не сидела без дела.

— Мне это нравится. Кое-кто из заказчиков, привыкших к Тони Авано и его методам, еще слегка сопротивляется. Но я найду с ними общий язык… Кстати, как продвигается следствие? Полиция сумела выяснить что-нибудь новенькое?

— Не слышал. — «Интересно, скоро ли наружу просочится весть о растрате?» — подумал он.

— Это ужасно. Его знали все заказчики. А в Италии просто обожали. Конечно… Ведь со мной не станешь курить сигары и тянуть граппу.

Тай остановился и улыбнулся:

— Могу себе представить эту картину…

— Ничего, я знаю, как обращаться с мужчинами… В конце недели мне придется вернуться в Италию и по дороге сделать несколько остановок в Штатах. Я надеялась, что мы сможем побыть вместе. Я приготовлю тебе обед.

Что случилось с этими женщинами? Каждая норовит накормить его. Неужели он выглядит таким голодным?

— Послушай… — Он осекся, увидев приближавшуюся Мадди. При виде этой девочки у него всегда улучшалось настроение. — Привет! А вот и наш чокнутый ученый.

Мадди насмешливо фыркнула, но почувствовала себя польщенной.

— Я получила новое вещество. — Она подняла две баночки из-под орехового масла, наполненные темной жидкостью.

— Выглядит зловеще. — Тай взял протянутую ему баночку, поболтал ее из стороны в сторону и рассмотрел содержимое.

— Может быть, дашь его попробовать людям, которые соберутся вечером? Интересно, что они скажут.

— Угу. — Представив себе, что скажут гурманы, отведав домашнего вина Мадди, Тай невольно улыбнулся. — А что, это мысль!

— Ты не хочешь представить меня своей подружке? — Нельзя сказать, что Маргарет не любила детей. Любила. Особенно если те находились на безопасном расстоянии. Но в данный момент эта девочка ей мешала.

— Ох, извини. Маргарет Боуэрс. Мадди Каттер.

— Ах, так ты малышка Дэвида? Сегодня я видела твоего отца.

— Серьезно? — Обида за то, что ее назвали малышкой, вырвалась наружу. — Надо же… Я тоже его видела. Можно мне остаться на дегустацию? — Она повернулась к Тайлеру, не обращая внимания на Маргарет. — Я хочу составить полный отчет, а для этого нужно наблюдать за реакцией людей.

— Конечно. — Тай открыл баночку и понюхал. Его глаза смеялись. — Я и сам не прочь попробовать.

— Тай, так как насчет завтрашнего вечера?

— Завтрашнего?

— Обед, — как можно небрежнее сказала Маргарет. — В Италии я обнаружила кое-что любопытное и хотела обсудить эти вопросы с тобой. Надеюсь, ты просветишь меня и восполнишь пробелы в моем образовании. Некоторые вещи для меня темный лес, и беседа с опытным виноделом, для которого английский язык является родным, могла бы мне помочь.

— Конечно. — Но в данный момент Тайлера куда больше интересовало вино Мадди. Он пошел к бару за бокалом.

— Значит, в семь? Я привезла с собой бутылку замечательного мерло.

— Отлично. — Жидкость, которую Тай налил в бокал, никак не могла быть замечательной.

— Тогда до завтра. Мадди, рада была познакомиться с тобой.

— О'кей. — Когда Маргарет ушла, девочка насмешливо фыркнула: — Ты настоящий олух.

— Простите, не понял?

— Она на тебя запала, а ты без понятия.

— Ничего она не запала. Тебе не следует так говорить.

— Ну уж нет. — Мадди села на табуретку у бара. — Женщины разбираются в таких вещах.

— Может быть, но ты еще не женщина.

— У меня уже есть месячные.

Тай чуть не поперхнулся, отставил бокал и сморщился.

— Прекрати, пожалуйста.

— Это биологическая функция. Женщина становится женщиной тогда, когда физически готова к зачатию.

— Ладно. Согласен. — Он не собирался вступать с ней в спор. — А теперь помолчи минутку. — Тай сделал глоток и подержал вино на языке. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы почувствовать избыток кислоты и чрезмерно сладкий вкус. Мадди наверняка добавила в вино сахар.

И все же она сумела сделать вино в кухонной посуде. Конечно, плохое, но это было не главное.

— Ты сама его пила?

— Может быть. — Она поставила на стойку вторую баночку. — А это «чудесное» вино. Без добавок. Я читала, что иногда в вино добавляют бычью кровь для цвета и плотности. Но не знала, где ее взять. Кроме того, это звучит омерзительно.

— Мы такого не одобряем. Небольшая добавка карбоната кальция позволяет уменьшить содержание кислоты, но мы предпочитаем дать вину отстояться. Если тебе удалось сделать вино в кувшине, это уже победа. Ты молодец, девочка.

Тай был смелым человеком. Он налил себе глоток «чудесного» вина, рассмотрел его, понюхал и пригубил.

— Интересно. Мутное, незрелое, кислое, и все же это вино.

— Когда я составлю отчет и заполню ведомость, ты их посмотришь?

— Конечно.

— Хорошо. — Она захлопала ресницами. — А я приготовлю тебе обед.

О господи, да она дразнится!

— Ах ты, язвочка.

— Наконец-то нашелся человек, который со мной согласен, — промолвил вошедший Дэвид. Он подошел и обхватил шею дочери борцовским приемом. — И это у тебя называется пятью минутами?

— Мы отвлеклись. Тай сказал, что я могу прийти на дегустацию.

— Мадди…

— Пожалуйста. Он даст посетителям попробовать мое вино. У Дэвида округлились глаза.

— Вы отчаянный человек, Макмиллан.

— Вам никогда не доводилось играть в «Беги, стой и падай»? Дэвид улыбнулся и прикрыл Мадди уши.

— Пару раз доводилось. К счастью, я так к этому и не пристрастился. Но члены вашего винного клуба могут не согласиться на эксперимент.

— Ничего. — Мысль об этом раззадорила Тайлера. — Это расширит их кругозор.

— Или отравит.

— Пожалуйста, папа. Это делается в научных целях.

— Именно так ты говорила про тухлые яйца, которые держала у себя в спальне… Не думайте, что мы уехали из Нью-Йорка, руководствуясь профессиональными соображениями, — сказал он, обращаясь к Таю. — Наверно, новые квартиранты все еще проводят дезинфекцию. Ладно, так и быть, но если ты не вернешься к десяти часам, то превратишься в тыкву. Пошли. Тео сидит в машине. Он отвезет нас домой.

— Мы все умрем, — мрачно сказала Мадди.

— Глупости. Я буду рядом.

Он стащил дочь с табуретки, слегка шлепнул по заду и подтолкнул к двери.

— Спасибо за то, что вы позволяете ей крутиться возле вас.

— Да она мне не мешает.

— А я уверен, что мешает.

Тайлер поставил бокалы в раковину под баром.

— О'кей, вы правы. Но я не возражаю.

— Если бы вы возражали, я бы давно прогнал ее. Думаю, вам легче найти общий язык с ней, чем со мной. Я стою у вас на пути, и вам это не нравится.

— Я не нуждаюсь в надсмотрщике.

— Не нуждаетесь. Но компания нуждалась и нуждается в притоке свежей крови. В человеке со стороны. В том, кто может посмотреть на происходящее под другим углом зрения и, если очень понадобится, предложить новое решение.

— У вас есть для меня конкретные предложения?

— Есть. Например, снять стружку с вашего плеча, вынуть колючку у вас из задницы, устроить из этого костер и распить вместе пару банок пива.

Тайлер несколько секунд молчал, не зная, смеяться ему или злиться.

— Если добавить к этому ваши стружки и колючки, то пламя будет изрядное.

— А что, это мысль… Я привезу Мадди позже. И вернусь за ней к десяти.

— Я сам подброшу ее, так что не беспокойтесь.

— Весьма признателен. — Дэвид шагнул к двери, но остановился. — Послушайте, дайте мне знать, если она… если она начнет влюбляться в вас. Наверно, это нормально, но мне хотелось бы вовремя вмешаться, если дело примет такой оборот.

— Это не так. Думаю, я для нее скорее старший брат или дядя. А вот ваш мальчик по уши влюбился в Софи.

Дэвид широко открыл глаза, поморгал и потер ладонями лицо.

— Я упустил это. Думал, все прошло в первую же неделю. Черт!

— Она справится. Софи лучше всех на свете знает, как обращаться с нашим братом. Она не наставит ему синяков.

— Он наставит их себе сам. — Дэвид подумал о Пилар и поморщился.

— Но в отсутствии вкуса его не упрекнешь, правда? Учитывая обстоятельства.

Дэвид смерил его насмешливым взглядом.

— Везет мне на язв, — пробормотал он и вышел.

Пилар остановилась на простом костюме для коктейлей, рассудив, что серовато-зеленые юбка и жакет с атласными лацканами прекрасно составят нечто среднее между деловым и праздничным стилем. Она считала, что дегустация как раз и является таким мероприятием.

Дебют в роли хозяйки должен был помочь Пилар утвердиться и доказать семье, Дэвиду и самой себе, что она на что-то способна. Она потратила неделю, помогая проводить экскурсии и попутно обучаясь. Ей казалось, что она делала это ненавязчиво. Служащие относились к членам семьи очень любезно.

Только теперь она поняла, как мало знает о винодельне, виноградниках, технологическом процессе, правилах приема посетителей и местах розничной торговли. Чтобы постичь такие сложные вещи, недели было явно недостаточно, но для приема в дегустационном зале полученных ею знаний должно было хватить.

Однако это еще надо было доказать.

Ей предстояло научиться многому. Главным образом тому, как управлять своей жизнью. А ведь частью этой жизни был секс. О господи…

Эта мысль заставила ее сесть на край кровати. Перспектива интимной связи с Дэвидом приводила ее в ужас. А страх и досада на самое себя заставляли постоянно нервничать.

Услышав стук в дверь, Пилар вскочила, схватила щетку и попыталась принять вид непринужденной, уверенной в себе женщины.

— Да? Войдите.

Увидев Элен, Пилар облегченно вздохнула и махнула рукой.

— Слава богу, это ты. Я так устала притворяться дамой двадцать первого века.

— Но ты выглядишь ею. Потрясающее платье.

— А под ним все дрожит. Я рада, что вы с Джеймсом приехали на дегустацию.

— Мы привезли с собой Линка. Его последняя подружка сегодня дежурит. — Элен села на прихотливо изогнутый бархатный диван, чувствуя себя здесь как дома. — Я начинаю думать, что это у них серьезно.

— И как ты к этому относишься?

— Не знаю. Она милая и развитая девушка. Целеустремленная и независимая. Но…

— Но он твой ребенок.

— Но он мой ребенок, — согласилась Элен. — Иногда я тоскую по маленькому мальчику с ободранными коленками и вечно развязанными шнурками. И до сих пор вижу этого мальчика в строго одетом, красивом высоком адвокате, который собирается жить своей жизнью… О боже, — со вздохом сказала она. — Я, кажется, старею. Кстати, как держится твой ребенок? Пилар опустила щетку.

— Я вижу, ты знаешь о делах Тони.

— Твоя мать сочла нужным ввести меня в курс дела, чтобы я могла начать против него процесс. Мне очень жаль, Пилар.

— И мне тоже. В этом не было необходимости. — Она отвернулась. — Ты наверняка подумала: «Тони в своем репертуаре»…

— Мои мысли не имеют значения. Кажется, ты начинаешь осуждать себя.

— На этот раз нет. И надеюсь, что этого больше не будет. Но Софии очень тяжело.

— Ничего, она справится. Пилар, наши дети выросли, стали сильными и уверенными в себе взрослыми людьми, а мы этого и Не заметили.

— Знаю. Куда мы смотрели? Но мы не можем не волноваться за них, правда?

— Они все в работе. Едва мы приехали, как София помчалась к Макмилланам. Прихватила с собой Линка на случай, если придется таскать что-нибудь тяжелое. Он отвлечет ее.

— Приятно видеть их вместе. Они словно брат и сестра.

— Угу… А теперь сядь. — Элен похлопала по дивану. — Соберись с духом и расскажи мне о своем романе с Дэвидом Каттером. У меня за плечами почти тридцать лет супружеской жизни, и я живу как монахиня.

— Это не совсем… нам просто нравится быть вместе.

— Значит, до секса еще не дошло?

— Элен… — Пилар махнула рукой и опустилась на диван. — Это невозможно.

— Если ты забыла, как это делается, то на свете есть множество хороших книг. Видео. Сайты в Интернете. — Глаза за очками весело блестели. — Я дам тебе перечень.

— Я серьезно.

— Я тоже. Там есть очень горячие штучки.

— Перестань! — невольно рассмеялась Пилар. — Дэвид очень терпелив, но я не дура. Он стремится к сексу и не собирается довольствоваться объятиями на крыльце, но…

— Объятиями на крыльце? Очень интересно. Продолжай, Пилар, пожалуйста, только давай подробнее.

— Ну, он замечательно целуется, очень умело, так что в его объятиях я чувствовала себя двадцатилетней.

— Ох… — Элен начала обмахиваться рукой.

— Но мне не двадцать лет. Элен, как я могу показаться ему раздетой? У меня грудь обвисла до самой Мексики.

— Если у тебя до Мексики, то у меня до Аргентины. Еще три года назад. Но Джеймсу это все равно.

— Есть разница. Вы прожили почти тридцать лет. Именя-лись вместе. Но беда втом, что Дэвид моложе меня.

— Беда? Мне приходилось сталкиваться с вещами и по-страшнее.

— Поставь себя на мое место. Он сорокатрехлетний мужчина, а я сорокавосьмилетняя женщина. Разница огромная. В таком возрасте мужчины часто встречаются с женщинами моложе себя. В том числе и с совсем юными, у которых тела тугие и стройные.

— А в головах полностью отсутствуют мозги, — закончила Элен. — Пилар, это он назначает тебе свидания, а не ты ему. Если ты так переживаешь из-за своего тела — хотя по сравнению со мной ты Афродита, — то позаботься о том, чтобы в вашу первую ночь в спальне было темно.

— Спасибо за ценный совет.

— Пожалуйста. Потому что он действительно ценный. Если мужику подавай непременно грудь двадцатилетки — значит, не стоит тратить на него время. Лучше проверить, чем маяться и переживать понапрасну. Тебе хочется переспать с ним? Да или нет? — И прежде чем Пилар успела ответить, Элен добавила: — Основной инстинкт. Чистая страсть. Ну, не раздумывая?

—Да.

— Тогда купи себе бельишко пороскошнее и валяй. Пилар закусила губу.

— Уже купила.

— Черт побери! Покажи.

Прошло почти двадцать четыре часа, но стоило Тайлеру вспомнить о дегустации, как он начинал безудержно хохотать. Попробовав образец, который Тай назвал «Vin de Madelin», две дюжины чопорных и надменных членов клуба любителей вина испытали самое сильное потрясение в своей скучной жизни.

— «Безыскусное, но созревшее», — повторил он, когда взял себя в руки. — О господи, какая чушь! «Созревшее»…

— Не понимаю, чему ты радуешься. — Дело происходило на вилле. София сидела в своем кабинете за письменным столом и изучала фотографии моделей, которых Крис отобрала для рекламных объявлений. — Я буду тебе очень признательна, если в следующий раз ты заранее предупредишь меня, что решил добавить к отобранным образцам таинственное вино.

— Кандидат, появившийся в последнюю минуту. Кроме того, это было сделано для блага науки.

— А дегустации проводятся для блага традиции, репутации и рекламы. — Она подняла глаза, увидела улыбку Тая и махнула рукой: — Ну ладно, это действительно было смешно. Мы сможем сделаем из этого шуточную газетную статью. Она вызовет у людей дополнительный интерес и наверняка будет перепечатана юмористической прессой.

— Тебя так влечет популярность?

— Еще бы. Скажи спасибо, что я вовремя вмешалась, иначе некоторые члены клуба сочли бы себя смертельно обиженными.

— Некоторые члены клуба — тупые и самодовольные идиоты.

— Да, но эти тупые и самодовольные идиоты покупают изрядную долю нашего вина и говорят о нем в свете. Однако, поскольку винодел такой же безыскусный и созревший, как его вино, мы можем хорошо обыграть это. — Она что-то записала и прижала листок забавной лягушкой из зеленого стекла, подаренной Таем на Рождество. — Но когда решишь поэкспериментировать в следующий раз, предупреди меня.

Он вытянул ноги.

— Расслабься, Джамбелли.

— Глянь-ка, король вечеринок… — София протянула ему глянцевую фотографию размером восемь на десять дюймов. — Что ты о ней думаешь?

Он взял снимок и рассмотрел запечатленную на нем волоокую блондинку.

— А номер своего телефона она не приложила?

— Вот и я о том же, Она слишком сексуальна. Я говорила Крис, что мне нужно совсем другое. — София слегка нахмурилась. — Придется ее уволить. Она даже не пытается приспособиться к изменившимся требованиям. Хуже того, Крис не выполняет приказов и плохо влияет на остальных членов творческой группы. — Она вздохнула. — Мои шпионы доложили, что на другой день после праздника она встречалась с Джерри Деморне из «Ла Кер».

— Если она вызывает сложности, почему ты ее не выгоняешь? Только не говори, что ее некем заменить во время рекламной кампании и реорганизации.

— Ладно. Во-первых, я медлю, потому что она хороший работник и мне ужасно не хочется ее терять. Во-вторых, она прекрасно знает мои долгосрочные планы и может увести с собой кое-кого из членов творческой бригады. Кроме того, у меня есть и личные причины. Я уверена, что Крис путалась с моим отцом. Если ее уволить, она может предать это гласности. Что бы я ни сделала, это вызовет дополнительные трудности. Но так продолжаться не может. Завтра я займусь этим.

— Если хочешь, я возьму это на себя. София закрыла папку:

— Ты очень любезен. Но это должно исходить от меня. Должна предупредить: после ее увольнения у всех нас прибавится обязанностей. Тем более что моя мать не собирается заниматься черновой работой.

— Это меня только радует.

— Я подумываю спросить Тео, не хочет ли он поработать пару дней в неделю.

— Отличная мысль. Тогда он получит законное право тереться возле тебя.

— Чем сильнее влюбится, тем быстрее остынет. Ежедневный контакт остудит его гормоны.

— Ты так думаешь? — пробормотал Тайлер.

— Тай, это твой способ говорить комплименты или намек на то, что я тебя возбуждаю?

— Ни то ни другое. — Он снова начал разглядывать фотографию. — Я люблю блондинок с томными глазами и губками бантиком.

— Перекись водорода и коллаген.

— Что?

— О господи, как я люблю мужчин! — Она вышла из-за стола, подошла к Тайлеру, взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала в губы. — Ты просто прелесть.

Тай дернул ее за руку и заставил сесть к себе на колени. Спустя мгновение смех Софии оборвался; у нее гулко заколотилось сердце.

Так ее еще не целовали. В этом жестоком поцелуе слились нетерпение, жар и голод. Тайлер целовал ее так, словно не мог насытиться. И не надеялся, что это когда-нибудь случится. Она затрепетала от удивления, страха и желания. Потом пальцы Софии запуталась в его волосах.

«Еще, — думала София. — Ей было мало этого жара, головокружения и медленно разгоравшегрся физического желания».

Когда Тай прервал поцелуй и отстранился, она потянулась следом и прильнула к нему, ощущая всем телом жесткие, твердые линии его крепкого мужского тела.

Она нарочито медленно провела зубами по своей нижней губе и увидела, что Тай следит за этим движением.

— Зачем это?

— Мне так нравится.

— Здорово. Давай еще раз.

Он не собирался целоваться с ней. Но аппетит пришел во время еды.

— А почему бы и нет, черт побери?

Этот поцелуй уже не был жестким и отчаянным. Тайлер слишком хорошо представлял себе, как сладостно было бы овладеть этим нежным телом, проникнуть в его жаркую, влажную глубину… Но сомневался, что после этого мужчина сможет уцелеть и сохранить свободу.

И все же эта мысль не мешала Таю расстегивать пуговицы ее блузки. Она не помешала ему и тогда, когда София потянула его на пол.

— Скорее… — Почувствовав прикосновение рук Тайлера, она затаила дыхание и выгнулась всем телом.

Скорее. Он мог представить себе это быстрое, страстное, отчаянное и бездумное. Один жар без проблеска света. Именно этого она и хотела. Нет, этого хотели они оба. Он приподнял Софию и снова впился в ее рот. Когда она рванула пряжку его ремня, от желания и ожидания у Тая напрягся живот.

Дверь кабинета открылась.

— Тай, мне нужно… — Эли остановился как вкопанный и уставился на внука и девушку, которую считал своей внучкой, полуобнаженных, лежавших на полу в объятиях друг друга. Он густо покраснел и попятился.

— Извините.

Когда хлопнула дверь, Тайлер уже сидел на корточках. Голова кружилась, тело горело… Он потер ладонями лицо.

— Замечательно. Просто замечательно.

— Уй…

Услышав это междометие, Тайлер растопырил пальцы и сквозь них посмотрел на Софию.

— Уй?

— У меня мозги не работают. Ничего другого я сказать не могу. О господи… — Она села и запахнула на себе блузку. — Нетипичный случай для нашей семьи. — София махнула рукой и уткнулась лицом в колени. — О боже… И что мы будем делать?

— Не знаю. Наверное, мне придется поговорить с ним. Она приподняла голову.

— Если хочешь, я возьму это на себя.

— Ты увольняешь плохих работников, а я разговариваю с шокированными дедами.

— Справедливо. — Она опустила колени и начала застегивать блузку. — Тай, мне ужасно жаль. Я ни за что не стала бы огорчать Эли или осложнять ваши с ним отношения.

— Я знаю. — Он поднялся и после короткого раздумья подал Софии руку, помогая встать.

— Я хочу заняться с тобой любовью.

Тай, и без того выбитый из колеи, зажмурился от боли.

— И так ясно, что мы хотим друг друга. Вопрос в том, что с этим делать. Я пойду за ним.

— Да.

Когда Тай вышел, София, обхватив себя руками, подошла к окну. Ей отчаянно хотелось что-нибудь сделать. А вместо этого приходилось думать.

Тайлер догнал деда на дороге, которая вела к винограднику. По пятам за стариком бежала верная Салли. Макмиллан-млад-ший пытался придумать, как объяснить случившееся, и открывать рот не торопился. Просто пристроился за Эли и вместе с ним начал обходить виноградник.

— Как бы не было заморозков, — наконец буркнул Эли. — Оттепель разбудила лозу.

— Угу. Я слежу за этим. Гм-м… Скоро надо будет дисковать почву.

— Будем надеяться, что дождь этому не помешает. — Как и внук, Эли скреб в затылке, пытаясь найти нужные слова. — Я… должен был постучать.

— Нет, я не должен был… — Тай наклонился и погладил собаку. — Так вышло.

— Ну… — Эли откашлялся. Слава богу, ему не нужно было говорить с Таем о сексе. Он сделал это много лет назад. Его внук был взрослым мужчиной, все знавшим о птичках, пчелках и ответственности. И все же…

— Черт побери, Тай. Вы с Софией…

— Так вышло, — повторил Тайлер. — Этого не должно было случиться. И думаю, что больше не случится.

— Это не мое дело. Просто… Черт возми, Тай, вы же росли вместе. Я знаю, вы не кровные родственники. Вам ничто не мешает. Просто это странно, вот и все.

— Всем странно, — согласился Тай. Тогда Эли решился сделать следующий шаг.

— Ты любишь ее?

От чувства вины у Тая сводило внутренности.

— Дед, это не всегда связано с любовью.

Тут Эли остановился и повернулся к Тайлеру лицом.

— Малыш, может, мои причиндалы старше твоих, но работают так же. Я знаю, что это не всегда связано с любовью. Просто спросил.

— На нас накатило, вот и все. Если ты не против, я бы не хотел развивать эту тему.

— Я не против. Вы оба взрослые, и мозги у вас есть. Оба вы выросли нормальными людьми, так что дело ваше. Только в следующий раз запирайте эту чертову дверь.

Когда Тайлер пришел домой, было уже шесть часов. Он устал, был измотан и злился на самого себя. Может быть, холодное пиво и горячий душ помогут ему успокоиться… Он потянулся к ручке холодильника и увидел записку, которую сам себе оставил накануне.

«Обед с М. в 7 часов».

— Черт! — Тай прижался лбом к крышке. Он еще успеет, если поторопится. Но это невозможно. Он не в том настроении, чтобы говорить о бизнесе. Даже сидя за столом в хорошей компании.

Сегодня вечером он никому не сможет составить компанию.

Тай потянулся к телефону, но понял, что снова положил его не на место. Он выругался и рывком открыл холодильник, собираясь открыть бутылку, а потом начать искать проклятый мобильник. Тьфу, вот же он, между бутылкой «Короны» и пакетом молока!

«Я договорюсь с Маргарет, — думал он, разыскивая номер ее телефона. — . Приглашу на обед или ленч. До того, как она уедет из города».

Маргарет не слышала звонка. Потому что стояла под душем и пела. Она весь день ждала этого вечера. Пока проводила совещания, писала отчеты, звонила по телефону. А по дороге домой остановилась и купила большущий бифштекс и две огромные картофелины, которые растут только в штате Айдахо. Купила в пекарне яблочный пирог и решила выдать его за свое изделие.

Мужчине этого знать не следует.

Она знала, что именно такую еду любит Тай.

Она уже накрыла на стол, расставила свечи, выбрала музыку и положила на кровать заранее выбранное платье. Взбила подушки и постелила чистые простыни.

У них уже было два или три свидания. Маргарет не обольщалась: Тай едва ли назвал бы их свиданиями. Но надеялась, что сегодня вечером все изменится.

Она вышла из-под душа и начала готовиться.

Прихорашиваться перед приходом мужчины было очень приятно. Это являлось частью ритуала. Хотя по убеждениям она была феминисткой, это не мешало Маргарет получать удовольствие от ритуалов, которые позволяли ей чувствовать себя женщиной.

Она пудрилась, душилась, облачалась в шелк и представляла себе, как будет обольщать Тайлера Макмиллана с помощью яблочного пирога.

«Меня всегда тянуло к нему, — думала Маргарет, обходя квартиру и проверяя, все ли в порядке. — Повышение, командировка в Италию и новые обязанности придали ей уверенности в себе, необходимой для того, чтобы доказать Тайлеру свою любовь».

Она вынула бутылку вина, которую выбрала для этого вечера. И тут заметила, что на автоответчике горит лампочка.

— «Маргарет, это Тай. Слушай, я приду к тебе обедать как-нибудь в другой раз. Я должен был позвонить раньше, но… в офисе кое-что случилось. Извини. Я позвоню тебе завтра. Если у тебя не будет других планов, то мы куда-нибудь съездим и поговорим о делах. Прошу прощения за то, что не смог предупредить заранее».

Маргарет смотрела на автоответчик и мечтала вырвать его из стены и разбить об пол. Конечно, это ничего не изменило бы, а она была слишком практичной женщиной, чтобы позволять себе такие капризы.

«Слишком практичной, — думала она, борясь со слезами, — чтобы пренебрегать вкусной едой и вином из-за того, что какой-то идиот, какой-то безответственный мужчина пренебрег ею».

Ну и черт с ним. На нем свет клином не сошелся. Есть и другие, напомнила себе Маргарет, рывком открыв духовку и сунув туда бифштекс. В Италии у нее было несколько интересных предложений. Когда она вернется туда, то воспользуется одним из них и посмотрит, к чему это приведет.

А пока что откроет это чертово вино и как следует напьется.

ГЛАВА 15

Пилар подходила к флигелю с черного хода — свидетельство того, что они с Тео постепенно становились друзьями. Стоило копнуть поглубже, как обнаружилось, что он весьма любопытный молодой человек. «А главное, этот мальчик отчаянно нуждается в материнской ласке», — думала она.

Когда Тео приходил на виллу, чтобы поплавать в бассейне, то откровенно радовался ее компании, что очень трогало Пилар. Как-то раз она сумела заманить мальчика в музыкальную гостиную и дала ему поиграть — точнее, побренчать — на пианино. С этого начались их разговоры, а потом и споры о музыке.

Пилар надеялась, что эти разговоры нравились Тео не меньше, чем ей.

Мадди вела себя по-другому. Девочка разговаривала с ней вежливо, но довольно прохладно. И внимательно за ней следила. Ею руководила не обида, а стремление разобраться, что к чему. Пилар понимала, что это стремление вызвано ее связью с Каттером.

Казалось, Тео не было до этого никакого дела. Но в глазах Мадди Пилар видела женскую пристрастность. Правда, пока что девочка никак не высказывала своего мнения о происходящем.

Кажется, ни Дэвиду, ни Тео не приходило в голову, что Мадди охраняет свою территорию от посягательства другой женщины.

Пилар поправила висевшую на плече сумку и пошла по дорожке, ведущей к черному ходу. Это не взятка, доказывала она себе. Скорее символы. Она не останется у них дольше, чем будет удобно. И все же в глубине души Пилар надеялась, что ей позволят остаться подольше. Попросят приготовить им ленч, принять участие в их разговорах…

Ей очень не хватало материнских забот: хотелось быть кому-то нужной, хотелось дарить любовь…

Если бы судьба сложилась по-другому, у нее была бы куча ребятишек и большая лохматая собака. Она чинила бы одежду, штопала и разнимала драки.

Вместо этого у нее была одна умная и красивая дочка, меньше всего на свете нуждавшаяся в том, чтобы ее нянчили. А в сорок восемь лет остается только одно: ухаживать за цветами, а не за детьми, о которых она так тосковала…

«Жалеть себя некрасиво», — подумала Пилар. Она бодро постучала в заднюю дверь и приготовилась улыбнуться.

При виде Дэвида она слегка попятилась. Он был одет в рабочую рубашку, джинсы и держал чашку с кофе.

— Легки на помине! — воскликнул Каттер. Он взял ее за руку и провел внутрь. — Я только что думал о вас.

— Я не ожидала, что вы окажетесь дома.

— Сегодня у детей выходной. — Дэвид, не выпуская руки Пилар, наклонился и поцеловал ее. Потому что хотел этого и знал, что от поцелуя ее бросит в дрожь.

— Ах, вот оно что. Когда я не увидела микроавтобуса…

— Тео и Мадди составили против меня заговор. День учителя — кошмар для родителей. Мы сошлись на том, что я дам Тео ключи от машины и разрешу на весь день уехать в рекреационный парк и в кино. Вот почему более удачного времени для вашего визита нельзя было придумать.

— В самом деле? — Она отняла руку и начала теребить ремень сумки. — Правда?

— Это избавит меня от необходимости сидеть здесь и воображать себе неприятные ситуации, в которые они могут попасть. Хотите кофе?

— Нет. Вообще-то я… Я зашла только на минутку, чтобы подарить детям пару вещиц. — Пилар боялась остаться с ним наедине. До сих пор ей удавалось этого избегать. — Мадди очень интересуется процессом изготовления вина. Я подумала, что ей захочется узнать историю калифорнийских Джамбелли.

Пилар вынула из сумки книжку, которую она купила на винодельне в киоске, торговавшем сувенирами.

— Как раз по ее части. Она будет вам благодарна и засыплет нас с Таем новыми вопросами.

— У нее пытливый ум.

— Можете не рассказывать.

— А это ноты для Тео. Он увлекается техно-роком, но я думаю, что ему не помешает послушать классику.

— «Сержант Пеппер». — Дэвид задумчиво посмотрел на обложку. — Где вы это откопали?

— Я постоянно играла вещи из репертуара «Битлз» и сводила мать с ума. Только этим и занималась.

— И носили бусы и брюки-клеш? — поддразнил он.

— Естественно. Я сшила себе потрясающий брючный костюм из двух шалей.

— Сшили? Сколько в вас скрытых талантов… — Он придвигался все ближе, и Пилар пятилась, пока не уперлась спиной в кухонный буфет. — А мне вы подарок не принесли.

— Я не знала, что вы здесь.

— А где же мне быть? — Дэвид подошел вплотную и уперся ладонями в буфет, поймав Пилар в ловушку. — Неужели в вашей сумке для меня ничего нет?

— Увы… — Она попыталась непринужденно засмеяться, но ощутила приступ удушья. — В следующий раз. Вообще-то мне нужно вернуться на винодельню. Сегодня днем я помогаю проводить экскурсию.

— В какое время?

— В половине пятого.

— Гм-м… — Он посмотрел на кухонные часы. — Еще полтора часа. Что мы будем делать эти девяносто минут?

— Могу приготовить вам ленч.

— У меня есть идея получше. — С этими словами Каттер обнял ее за талию и повлек к двери.

— Дэвид…

— Дома никого нет. Только мы с вами. — Он медленно вел ее, он покрывая частыми поцелуями ее щеки, шею и наконец прильнул к губам. — Вы знаете, о чем я думаю второй день?

— Нет. — Откуда она могла это знать? Она не знала даже, о чем сама думает сейчас.

— Что ситуация сложная. Моя подружка живет с матерью. Мысль о том, что ее можно назвать чьей-то подружкой, рассмешила Пилар.

— . А я живу с детьми. Реализовать свои мечты мне-негде. Знаете, что мне хотелось с вами сделать?

— Могу себе представить… Дэвид, сейчас разгар дня.

— Разгар дня. — У основания лестницы он помедлил. — И возможность. Я не люблю упускать возможности. А вы?

Пилар вместе с ним поднималась по лестнице, что казалось ей чудом, потому что колени подгибались, а сердце стучало так, будто она уже поднялась на Эверест.

— Я не ожидала… — еле слышно пробормотала она. — Я не готова.

— Милая, я позабочусь об этом.

Позаботится? А как быть с сексуальным нижним бельем, как быть с немилосердным дневным светом, который следовало выключить, чтобы оказаться в блаженной темноте с трепещущими тенями? Как быть с…

Наконец Пилар поняла, что он имеет в виду предохранение, и почувствовала себя последней дурой.

— Нет, я не о том… Дэвид, я немолода.

— Я тоже. — Он медленно пятился к двери спальни. Тащить ее внутрь не следовало. Ей требовались слова. Впрочем, как и ему самому. — Пилар, я питаю к вам множество сложных чувств. Самым простым из них является то, что вы мне нужны. Целиком. Такая как есть.

Ее бросало то в жар, то в холод.

— Дэвид, вы должны меня понять… Тони был у меня первым. И последним. Так продолжалось очень долго. И я… О боже, я отвыкла…

— Пилар, то, что у вас не было никого другого, льстит мне. — Дэвид провел губами по ее губам. — Трогает. — Еще раз. — И возбуждает. — Он в третий раз прикоснулся к ее рту, и этот трепетный поцелуй оказался самым страстным и обольстительным.

— Давай ляжем. — Он вел ее к кровати, с удивлением слыша, что их сердца бьются в унисон. — Дай мне прикоснуться к тебе. И сама прикоснись ко мне.

— Не могу справиться с дыханием. — Пока Дэвид снимал с нее жакет, Пилар пыталась сделать вдох. — Извините, я слишком волнуюсь и никак не могу успокоиться.

— А я и не хочу, чтобы ты успокаивалась. — Каттер расстегивал на ней блузку, глядя Пилар прямо в глаза. Его пальцы ласкали обнаженную кожу. — Теперь это не нужно. Положи мне руки на плечи. Сбрось туфли.

Пилар дрожала. И он тоже. Как в первый раз, подумал Дэвид. Для нее. Для него. Так же страшно и упоительно.

В окно врывался свет позднего зимнего солнца. В доме было так тихо, что он слышал каждый ее вдох. Дэвид провел ладонями по ее нежной коже, покрытой мурашками.

— Гладкая. Теплая. Чудесная…

Он заставил ее поверить этим словам. Пилар стала расстегивать на нем рубашку. У нее дрожали руки, но Каттер не обращал на это внимания. Он расстегнул на ней брюки и даже не поморщился, когда Пилар дернулась от прикосновения его пальцев к ребрам.

И, слава богу, не остановился.

Его руки ласкали ее. Неторопливо, но решительно. И тут Пилар захотелось большего. Захотелось снова ощутить влажный жар внутри, а затем насладиться ощущением наполненности… Ей вдруг показалось так естественно — лечь и почувствовать на себе тяжесть твердого и сильного тела.

И не просто естественно. — чудесно, восхитительно наконец-то снова отдаться мужчине.

Она забыла про солнечный свет, про недостатки, которые тот мог обнаружить, и погрузилась в ожидание предстоящей близости.

Он не хотел торопиться. Но ее скованность внезапно сменилась жадной требовательностью. Она задвигалась под ним, раздвинула бедра; пальцы Пилар вонзились в его кожу, царапая ее ногтями.

Возбужденный Дэвид потерял терпение, забыл, что хотел действовать со всей возможной деликатностью, и рванулся вперед.

Они рухнули на кровать. На мгновение их пальцы сплелись, потом разомкнулись и принялись изучать тела друг друга. Когда губы Дэвида коснулись ее груди, любовников пронзила сладостная дрожь. Пилар затопила волна наслаждения. Она выкрикнула его имя и тут же застонала, почувствовав прикосновение его зубов.

Мгновение спустя Пилар ощутила небывалый прилив сил, мощная волна подхватила ее и понесла к той чудесной границе между возбуждением и освобождением, когда кровь ударяет в голову, а тело изнывает от желания.

Когда рука Дэвида спустилась ниже, там уже было горячо и влажно.

Ошеломленную Пилар не смущало, что все произошло так быстро. Она была слишком потрясена, чтобы сопротивляться собственному телу. Казалось, спальню озарила вспышка молнии, и Пилар с восторгом сдалась на милость его жадных рук и губ.

«Наконец-то она моя», — думал Дэвид. Мягкая, влажная кожа, пахнущая весной, восхитительные изгибы тела, чистая страсть и полная открытость. Ему хотелось взять все это. И отдать все, что было у него. Она двигалась с ним в одном ритме, будто точно знала, что ему нужно. Будто они делали это уже тысячу раз. И тянулась к нему так, словно хотела обнимать вечно.

Ему так много хотелось показать ей, так много взять у нее, в этот первый раз, такой важный для них обоих. Но ими обоими овладела безумная страсть, вырвавшаяся из-под контроля.

Он снова прильнул к Пилар.

И вновь она раскрыла объятия, выгнулась дугой ему навстречу и приняла его в себя.

Тела, освещенные солнцем, двигались все быстрее, страсть сначала пульсировала, а потом потекла рекой.

Пилар глухо вскрикнула, прижалась губами к его шее, ощутила вкус его кожи и блаженно вытянулась.

В Сан-Франциско тоже светило солнце, но оно только усиливало головную боль Софии. По другую сторону письменного стола сидела Крис. Софии казалось, что она даже не догадывается о предстоящем увольнении. Неужели такое возможно? Все ее распоряжения и предупреждения только подливали масла в огонь.

— Крис, ты не хочешь здесь работать. Ты доказала это всем своим поведением.

— Я работала в этой компании лучше всех. Но тебе это не нравилось.

— Напротив, я всегда с уважением относилась к твоей работе.

— Вранье!

София сделала глубокий вдох, приказала себе сохранять спокойствие и соблюдать служебную этику.

— Я восхищаюсь твоим талантом. Но не собираюсь терпеть и смотреть сквозь пальцы на твое постоянное нежелание считаться с политикой компании и на твое отношение к начальству.

— То есть на мое отношение к тебе.

— Естественно. Поскольку я и есть твое непосредственное начальство.

— Потому что твоя фамилия Джамбелли.

— Во-первых, фамилия тут ни при чем. А во-вторых, это не твое дело.

— Если бы Тони был жив, ты бы не сидела за этим столом. София почувствовала горечь во рту.

— Значит, вот как он попал в твою постель? — насмешливо спросила она. — Пообещав тебе мое место? Это было умно с его стороны, но глупо с твоей. Мой отец никогда не руководил этой компанией и не пользовался в ней никаким влиянием.

— Это вы так считали. Все три представительницы семьи Джамбелли.

— Он считал так же. Но это не имеет отношения к делу. Я заведую этим отделом, и ты больше у меня не работаешь. Ты получишь обычное уведомление об увольнении вместе с двухнедельным жалованьем. К концу дня будь любезна забрать из кабинета свои личные вещи.

Обе поднялись. Софии казалось, что если бы их не разделял стол, Крис не ограничилась бы словесным выпадом. Это лишний раз доказывало, в какой тупик зашли их отношения. София не возражала бы против пары боксерских раундов.

— Вот и отлично. У меня есть другие предложения. Все в нашей сфере знают, кто чего стоит. Я имею в виду способность к творчеству.

— Надеюсь, в «Ла Кер» тебя оценят по заслугам, — парировала София. У Крис отвисла челюсть от изумления. — Это не секрет. Но предупреждаю: когда ты поступала к нам в фирму, то дала подписку о неразглашении. Если ты передашь информацию о Джамбелли конкурентам, против тебя будет возбуждено дело.

— Мне ничего не нужно передавать. Твоя предстоящая рекламная кампания — мертворожденное дитя. Увы.

— В таком случае ты должна быть счастлива, что она пройдет без твоего участия. — София вышла из-за стола, в глубине души надеясь, что Крис ударит ее. Однако этого не случилось. Она подошла к двери и распахнула ее. — Думаю, мы сказали друг другу все, что должны были сказать.

— Можешь поставить на отделе крест, потому что, если я уйду, другие уйдут со мной. Посмотрим, как ты справишься с делом вместе со своим фермером. — Крис пошла к выходу, но остановилась и издевательски бросила: — Мы с Тони так смеялись над вами!

— Меня поражает, что у вас было время для бесед и юмора.

— Он уважал меня! — выпалила Крис. — Он знал, кто на самом деле руководит этим отделом. У нас были интересные беседы о тебе, сука номер три!

София схватила Крис за руку.

— Значит, это была ты. Детский вандализм, анонимные письма. Скажи спасибо, что я тебя только увольняю, а не отдаю под суд!

— Вызови полицию… а потом попробуй доказать. Посмотрим, кто будет смеяться последним! — Крис вырвалась и ушла.

Оставив дверь открытой, София вернулась к письменному столу и позвонила в охрану. Она хотела, чтобы Крис выдворили из здания. Теперь, когда первый приступ гнева прошел, она ничуть не удивлялась тому, что именно Крис изуродовала ангелов и прислала фотографию.

Но почувствовала омерзение.

С этим ничего нельзя было поделать. Как и с тем, что Крис могла заранее скопировать и передать конкурентам кое-какие документы. Скорее всего, это началось давно.


Рассерженная София вызвала к себе Пи-Джей и Трейса. В ожидании их она расхаживала по кабинету, пытаясь успокоиться. Тут открылась дверь, и вошел Тай.

— Я видел, как Крис мчалась по коридору, — бросил он, устраиваясь в кресле. — Она назвала меня безмозглым фермером и подкаблучником. Похоже, она имела в виду твой каблук.

— Это еще раз доказывает, что она дура. Мозги у тебя хорошие, а на мой каблук ты до сих пор не обращал никакого внимания. Черт побери, она довела меня до белого каления!

— Я думал, что все прошло куда хуже. У нее из ушей дым валил.

— Я надеялась, что она ударит меня. Ух, я бы ей врезала! Тогда мне было бы легче. Она назвала меня сукой номер три. Я бы с наслаждением показала ей, какой может быть настоящая итальянская сука, когда ее по-настоящему задевают. Эта тварь мазала лаком для ногтей наших ангелов и посылала мне анонимные письма!

— Стоп, стоп… Какие письма?

— Никакие. — Она махнула рукой и снова начала расхаживать из угла в угол.

Тай поймал ее за руку и притянул к себе.

— Какие письма?

— Точнее, одно письмо с фотографией бабушки, мамы и меня. Пришло несколько месяцев назад. В тот раз она воспользовалась ручкой с красными чернилами, но надпись была почти такой же, как на ангелах Джамбелли.

— Почему ты ничего мне не сказала?

— Потому что письмо было адресовано мне, потому что оно разозлило меня и потому что разговоры о нем доставили бы удовольствие тому, кто его послал.

— Если получишь еще одно, расскажешь мне, ясно?

— Ясно. Ты будешь первым в очереди. — Разгневанная София не могла стоять на месте, а потому отстранилась. — Крис сказала, что отец хотел отдать ей мое место! Думаю, он действительно обещал ей помочь и испытывал при этом столько же угрызений совести, сколько их было в тот момент, когда он крал мамины драгоценности для Рене.

«Ей больно, — думал Тай, следя за меняющимся выражением ее лица. — Даже сейчас Авано умудрялся пробивать защиту Софии и ранить в самое сердце».

— Мне очень жаль.

— Ты наверняка думаешь, что они заслуживают друг друга. Я тоже так думаю. И я успокоилась, совсем успокоилась, — повторила она как заклинание. — Все кончено и забыто. Злость не поможет. Нужно двигаться вперед. Но сначала я должна поговорить с Пи-Джей и Трейсом, а для этого мне нужно взять себя в руки и сосредоточиться.

— Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет. Будет лучше, если мы станем действовать заодно. — София открыла верхний ящик стола и достала оттуда аспирин. — Мне следовало выгнать ее несколько недель назад. Ты был прав, когда предлагал это. А я ошибалась.

— Я должен это записать. Не одолжишь карандаш?

— Заткнись. — Благодарная Таю за то, что тот помог ей прийти в себя, София тяжело вздохнула и открыла бутылку воды. — Тай, скажи мне честно… Что ты думаешь о кампании по празднованию столетия фирмы?

— Сколько раз тебе говорить, что это не моя область?

— С точки зрения потребителя, черт побери! — Она убрала обратно три таблетки сильнодействующего тайленола и глотнула из бутылки. — Обо всем остальном на свете у тебя есть мнение, верно?

— Я думаю, что все нормально, — буркнул он. — Что еще?

— Этого достаточно. — Измученная София села на край стола. — Она меня достала. Не хочется признаваться, но это так. — Она посмотрела на часы. — Нужно поскорее закончить с этим делом, а потом встретиться с Маргарет.

Чувство вины заставило Тайлера заерзать в кресле.

— Вчера вечером я должен был приехать к ней обедать. Но пришлось отложить. А сегодня я не смог до нее дозвониться.

— Она заканчивает в шесть.

— Да? Черт побери… Можно воспользоваться твоим телефоном?

София махнула рукой, вышла в соседнюю комнату и попросила секретаршу сварить кофе.

— На работе ее нет, — сказал Тай, когда София вернулась. — Она пропустила две важных встречи.

— Это не похоже на Маргарет. Попробуй еще раз позвонить ей домой… — начала она, но тут в кабинет вошли Пи-Джей и Трейс. — Садитесь. — София указала им на кресла и плотно закрыла дверь. — Вам следует знать, — сказала она, направляясь к своему столу, — что Крис у нас больше не работает.

Пи-Джей и Трейс обменялись быстрыми взглядами.

— Я вижу, что это для вас не сюрприз. — Не услышав ответа, София решила выложить карты на стол. — Надеюсь, вы оба знаете, как я к вам отношусь. Вы представляете большую ценность для отдела, для компании и для меня лично. Я догадываюсь, что изменения, прошедшие в конце прошлого года, могут вызывать недовольство. Если у кого-нибудь из вас есть трудности или замечания, я готова начать обсуждение.

— А вопрос можно? — спросил Трейс.

— Можно.

— Кто заменит Крис?

— Никто.

— Ты не собираешься брать человека на ее место?

— Предпочитаю разделить между вами ее работу, ее должность и ее жалованье.

— Мы разыграем ее кабинет в кости, — заявила Пи-Джей.

— Пусть катится к чертовой матери! — прошипел себе под нос Трейс.

— Маленький перерыв. — София услышала стук в дверь и открыла секретарше, которая принесла кофе. — Вы не только не удивлены таким поворотом событий, но, если зрение и слух меня не обманывают, ничуть не огорчены и не расстроены.

— О мертвых и недавно уволенных не принято говорить плохо. — Пи-Джей посмотрела в чашку, а потом подняла глаза на Софию. — Но… ты бываешь в офисе не каждый день, потому что такова твоя работа. Ты много путешествуешь, летаешь за границу. С декабря по меньшей мере три дня в неделю работаешь на дому. А мы сидим здесь.

— И что же?

— Если бы Пидж не боялась, что ее обвинят в недоброжелательстве, она сказала бы, что с Крис трудно работать. А под ее началом тем более, — объяснил Трейс. — Речь о том, как Крис вела себя в твое отсутствие. Она считала себя большой начальницей, а нас и всех остальных сотрудников отдела — «шестерками». А мне до чертиков надоело быть «шестеркой». Я подыскивал себе другую работу.

— Проклятье, Трейс, ты же мог поговорить со мной!

— Я собирался. До того как приму окончательное решение. Но сейчас проблема решилась сама собой. Если только мы с Пи-Джей не подеремся из-за кабинета Крис.

— Я же предложила кости. Раз, два — и готово. София, она пыталась влиять на сотрудников. Подговаривала их поднять коллективный мятеж или что-то в этом роде. Думаю, у нее здесь остались сторонники. Если она уйдет, ты можешь потерять нескольких нужных людей.

— Ладно. Сегодня днем я устрою общее собрание. Проверю, какой урон она нам нанесла. Жаль, что я это проглядела. Когда все закончится, я хотела бы получить от вас рекомендации. Кого из этих людей следует повысить, а кому поднять жалованье. С нынешнего дня вы оба менеджеры. Я подготовлю соответствующий приказ.

— Отлично! — Пи-Джей вскочила. — Хочу поскорее набросать, как я отделаю свой новый кабинет. — Она повернулась к Таю. — Я должна сказать вам… Сильные и молчаливые мужчины совсем не обязательно подкаблучники. Чаще наоборот. Крис злилась на вас за то, что вы не полезли напролом и не сели в лужу. А вы говорили только тогда, когда вам было что сказать. И если открывали рот, то говорили дело.

— Подлиза… — проворчал Трейс.

— Подлизываться мне незачем. Меня и так повысили. — Она захлопала ресницами и вышла.

— Мне нравится здесь работать. Нравится работать с вами. Я огорчился бы, если бы все пошло по-другому, — заявил Трейс и удалился, весело насвистывая.

— Ну что, легче стало? — спросил Тай.

— Значительно. Правда, я еще злюсь на себя за то, что проглядела назревающий конфликт и позволила ей зайти так далеко, но все остальное неплохо.

— Вот и хорошо. Ты созывай совещание, а я тем временем попытаюсь найти Маргарет. Если она не станет возражать против делового обеда, ты пойдешь с нами?

— Конечно. Но Маргарет едва ли обрадуется. Она положила на тебя глаз.

— Отстань.

— Куй железо, пока горячо, — небрежно посоветовала София, вышла в соседнюю комнату и заговорила с секретаршей.

«Женщины! — думал Тайлер, разыскивая в роулдексе Софии номер домашнего телефона Маргарет. — И они еще обвиняют мужчин в том, что у тех на уме один секс. То, что они с Маргарет ладят и пару раз куда-то ездили вместе, еще не значит…»

Додумать он не успел. После третьего гудка ему ответил мужской голос.

— Не могли бы вы позвать к телефону Маргарет роуэрс?

— Кто ее спрашивает?

— Тайлер Макмиллан.

— Мистер Макмиллан… — Настала крохотная пауза. — Это детектив Клермонт.

— Клермонт? Извините. Должно быть, я ошибся номером.

— Нет, не ошиблись. Я нахожусь в квартире мисс Боуэрс. Она мертва.

ЧАСТЬ III

Цветение

Любовь подобна пышному цветку,

А дружба — древу, что дает приют.

Сэмюэл Тейлор Колридж

ГЛАВА 16

В марте долину насквозь продувало сырым, холодным ветром. Ветер сковывал землю и трепал обнаженные лозы. Холодная сырость предрассветных туманов пронизывала до костей. Теперь до наступления настоящего весеннего тепла придется думать о повреждениях и потерях.

Придется думать о многом…

София пришла на виноградник и почувствовала досаду, не увидев Тайлера. Она рассчитывала, что Тай, как обычно, бродит между рядами и проверяет, не начался ли преждевременный рост. Скоро нужно было начинать дискование — погода это позволяла. Затишье февраля сменялось мартовской страдой.

Но долиной пока еще владела капризная ведьма-зима. И давала жившим здесь виноградарям досуг для неприятных мыслей.

«Конечно, Тай пребывает в мрачном настроении. Наверняка сидит в своем кабинете, — подумала София, направляясь к дому. — С головой зарылся в свои ведомости, графики и карты. Делает заметки в полевом журнале. Но все равно хандрит».

Пора положить этому конец.

Она хотела постучать, но передумала. Когда стучат, легче всего ответить: «Уйди». Поэтому София бесшумно открыла дверь, сняла жакет и вошла внутрь.

— Тай, ты здесь? — Она бросила жакет на перила и, повинуясь инстинкту, двинулась к его кабинету.

— Я работаю. — Он даже не удосужился поднять глаза.

Всего несколько секунд назад Тайлер стоял у окна и видел, как София шла между рядами, а потом свернула к дому. Он подумывал уйти и запереть дверь. Но это было бы глупо и бесполезно.

Он слишком хорошо знал Софию. Запертая дверь ее не остановит.

Она села напротив, откинулась на спинку стула и стала ждать, пока ему надоест молчание.

— Что тебе?

— Ты ужасно выглядишь.

— Спасибо.

— Полиция по-прежнему молчит?

— Ты знаешь столько же, сколько и я.

Это верно, подумала она. Ожидание выводило ее из себя. Тело Маргарет обнаружили почти неделю назад. На полу у стола, накрытого на двоих, с нетронутым бифштексом на дощечке, расставленными свечами и пустой бутылкой из-под мерло.

Наверняка Тай не мог забыть эту картину. Потому что второй прибор был приготовлен для него.

— Сегодня я говорила с ее родителями. Они приедут за ней и увезут хоронить в Колумбус. Им очень тяжело. И тебе тоже.

— Если бы я не отменил…

— Думаешь, все было бы по-другому? Сомневаюсь. — София встала, подошла к Тайлеру, остановилась рядом и начала растирать ему плечи. — Если у Маргарет было больное сердце, она могла умереть когда угодно.

— Если бы я был там…

— Если. Может быть. — Она поцеловала его в макушку. — Эти два слова сведут тебя с ума. Может быть, хватит себя изводить?

— Черт побери, она была слишком молода для сердечного приступа. И не успела сообщить мне никаких статистических данных. Копы расследуют это дело, но молчат как рыбы. Это кое-что значит.

— Это все мелочи. Главное заключается в том, что ее смерть была неожиданной и что Маргарет была через Джамбелли связана с моим отцом. Тай, пока все идет своим чередом. А если появится что-нибудь новое, нам сообщат.

— Ты сама говорила, что она была неравнодушна ко мне.

Если бы можно было вернуться в прошлое, София скорее откусила бы себе язык, чем бросила ту короткую небрежную фразу.

— Я просто дразнила тебя.

— Нет, не дразнила. — Он поднялся и закрыл полевой журнал. — Человек задним умом крепок. Я не видел ее. В этом плане она меня не интересовала, и я не захотел ее видеть.

— Ты ни в чем не виноват. Не мучай себя. Это все равно ничего не изменит. Мне жаль, что так случилось. Маргарет мне нравилась. — Не успев подумать, София обняла Тая за плечи и прижалась щекой к его макушке.

— Мне тоже.

— Пойдем вниз. Я сварю суп.

— Зачем?

— Потому что это избавит нас от необходимости думать. И ждать. — София повернула вращающееся кресло, и Тайлер оказался сидящим к ней лицом. — Кроме того, я слышала одну сплетню, а поделиться не с кем.

— Я не люблю сплетен.

— И напрасно. — Она потянула Тая за руку и обрадовалась, когда тот поднялся. — Моя мать спала с Дэвидом.

— Черт побери, Софи! Зачем ты мне это рассказываешь? Она слегка улыбнулась и взяла его под руку.

— Потому что ты не станешь болтать об этом с посторонними. И потому что это не та тема, которую можно обсуждать с Nonna за завтраком.

— Но ее можно обсуждать со мной за супом. — Типично женская логика… — Ладно. Как ты это узнала?

— Очень просто, — сказала она, спускаясь по лестнице. — Во-первых, я хорошо знаю маму. Достаточно было одного взгляда, чтобы все понять. Во-вторых, вчера я видела их вместе. Это было нечто!

Он не стал спрашивать, в чем заключалось это «нечто». София, конечно, расскажет, но едва ли он что-нибудь поймет.

— И как ты к этому относишься?

— Не знаю. В глубине души я рада за мать. Это ей на пользу. И в то же время я чувствую жуткую растерянность при мысли о том, что она спит с мужчиной. Пережиток детства. Пора взрослеть.

Сойдя с лестницы, Тай остановился и повернул Софию лицом к себе.

— Ты хорошая дочь, — сказал он и приподнял пальцем ее подбородок. — И не такая вредная, как думают люди.

— Еще какая вредная. Пусть только Дэвид попробует ее обидеть!

— Я буду его держать, а ты — пороть.

— А что, это мысль… — София продолжала смотреть ему в глаза и чувствовала, как по жилам начинает быстрее бежать кровь. — Тай… — Она поднесла руку к его лицу, а Тайлер наклонился к ней.

Стук в дверь заставил ее чертыхнуться.

— Господи, ну что за невезение! Запомни, на чем мы остановились. Запомни как следует.

— Запишу в журнал. — Раздосадованный Тай рывком распахнул дверь, и у него свело живот.

— Мистер Макмиллан… — На обледеневшем крыльце стояли Клермонт и Мейгир. — Можно войти?

Они прошли в гостиную, где царил типично мужской беспорядок. Тайлер не стал утром разжигать огонь, и камин совсем остыл. На кофейном столике валялась старая газета. Под столом лежала книга в бумажной обложке. Мейгир попыталась разобрать ее название, но не сумела.

«Он не удосуживается поднять ее, как сделало бы на его месте большинство людей, — подумала Морин. — И, судя по всему, не собирается садиться. Однако когда Макмиллан все же сел, София примостилась на ручке его кресла. Это означало, что они заодно».

Клермонт вынул свой блокнот и задал ритм.

— Вы говорили, что встречались с Маргарет Боуэрс.

— Нет. Я сказал, что пару раз приглашал ее пообедать.

— Чаще всего это и означает «встречаться».

— Я так не считаю. Это были простые посещения ресторана.

— В тот вечер, когда она умерла, вы должны были обедать с ней.

— Угу. — В тоне Клермонта не было ни осуждения, ни сочувствия. И все же Тайлер почувствовал себя задетым. — Я уже говорил, что в тот вечер задержался. Позвонил ей около шести и оставил на автоответчике сообщение, что не смогу прийти.

— Похоже, вы уделяли ей не слишком много внимания, — вставила Мейгир.

—Да.

— И что же вас задержало?

— Работа.

— На вилле?

— Именно так я ответил вам в прошлый раз. С тех пор ничто не изменилось. Честно говоря, я забыл о времени и вспомнил про обед только тогда, когда пришел домой.

— Вы позвонили ей в шесть. Значит, у вас оставался в запасе еще час. Вы могли бы успеть. — Мейгир склонила голову набок. — Или позвонить и сказать, что немного задержитесь.

— Мог бы. Но не сделал этого. У меня не было настроения ехать в город. А что, это имеет значение?

— Мисс Боуэрс умерла у стола, накрытого на двоих. Так что имеет.

— Детектив Клермонт, — любезным тоном сказала София, — я думаю, Тай молчит, потому что боится смутить меня. Дело в том, что в тот вечер с нами произошел один казус. Это случилось в моем кабинете на вилле.

— София!

— Тай! — в тон ответила она. — Детективы наверняка поймут, что тебе не хотелось ехать в Сан-Франциско и обедать с одной женщиной, потому что незадолго до этого ты лежал на полу кабинета с другой… С нами случился казус, — продолжила София. — Незапланированный, происшедший экспромтом, чрезвычайно несвоевременный и прервавшийся в тот момент, когда в кабинет вошел дедушка Тайлера.

В подтверждение своих слов она провела рукой по волосам Тая.

— Если вы сочтете необходимым допросить мистера Мак-миллана-старшего, то он подтвердит, что мы действительно обнимались в рабочее время. В этом свете становится понятно, почему Тай чувствовал себя слегка выбитым из колеи и не хотел ехать в город на деловой обед с Маргарет. Но если я не полная дура, то главное заключается в следующем: Тай там не был и не имеет никакого отношения к тому, что с ней случилось.

Клермонт терпеливо выслушал ее, кивнул, а потом снова посмотрел на Тайлера. Выходит, он не ошибся. У них действительно роман. Рассказ Софии был первым подтверждением этого. А вторым — то, что Макмиллану было неловко, а мисс Джамбелли развлекалась.

— Вам уже доводилось обедать с мисс Боуэрс у нее на квартире?

— Нет. Но в ее квартире я бывал. Заезжал за ней, чтобы посидеть в «Четырех сезонах» и обсудить дела. Мы поднимались к ней. Это было примерно год назад.

— Почему бы вам не спросить прямо, спал ли он с ней? — предложила София. — Тай, вы с Маргарет когда-нибудь…

— Нет. — Раздосадованный и смущенный, Тай бросил на нее испепеляющий взгляд. — О господи, Софи!

Не успел Тайлер прийти в себя, как София похлопала его по плечу и продолжила:

— Ее влекло к нему, а он ничего не замечал. Так часто бывает с мужчинами, а Тай в этом смысле тупее других. Я пытаюсь затащить его в постель уже…

— Прекрати! — Он боролся с желанием закрыть лицо руками. — Послушайте, мне ужасно жаль Маргарет. Она была славной женщиной и нравилась мне. Если бы я не отказался, то мог бы позвонить по телефону девять-один-один и сообщить, что у нее сердечный приступ. Но я не понимаю, какое отношение к случившемуся имеют ваши вопросы.

— Вы никогда не дарили мисс Боуэрс бутылку вина? Тай провел рукой по волосам.

— Не знаю. Может быть. Я дарю такие бутылки многим. В том числе и коллегам. В качестве местного сувенира.

— Вино с этикеткой итальянского отделения компании «Джамбелли»?

— Нет. Свое собственное. А что?

— В тот вечер, когда вы должны были обедать с мисс Боуэрс, она выпила почти целую бутылку мерло «Замок Джамбелли». В бутылке был дигиталис.

— Не понял… — Тайлер рывком выпрямился, но София положила руку ему на плечо.

— Маргарет была убита? — громко спросила она. — Отравлена? О господи… Если бы ты был там, ты выпил бы это вино…

— Если бы бутылку распили на двоих, вполне возможно, что доза не оказалась бы смертельной, — заявил Клермонт. — Но мисс Боуэрс выпила почти целую бутылку, причем залпом. Вы имеете представление о том, как дигиталис мог попасть в бутылку итальянского мерло и в квартиру мисс Боуэрс?

— Я должна позвонить бабушке! — София рывком поднялась на ноги. — Если вино было отравлено, нам придется принять срочные меры. Мне нужна полная информация об этой бутылке. Какого года вино? Чтобы все выяснить, мне понадобится копия этикетки!

— Ваша бабушка уже в курсе, — ответила ей Мейгир. — Как и соответствующие итальянские власти. Вероятность того, что вино было отравлено заранее, существует, но мы не имеем понятия, когда мисс Боуэрс получила эту бутылку и от кого. Мы не можем утверждать, что она не добавила дигиталис в бутылку самостоятельно.

— То есть покончила с собой? Бред! — Тай вскочил с кресла. — Это невозможно. Когда я разговаривал с ней, она прекрасно себя чувствовала, была довольна работой, радовалась своим новым обязанностям и возможности путешествовать.


— Мистер Макмиллан, у вас есть враги? Люди, которые могли знать, что вечером вы собираетесь к мисс Боуэрс?

— Нет. Но мишенью был не я. Если бы вино было отравлено, я бы сразу понял это. Потому что сначала понюхал бы его или попробовал на вкус. Я всегда так делаю.

— Вот именно, — кивнула Мейгир. В Софии вспыхнул гнев.

— Тай, ты ответил на достаточное количество вопросов. Нам придется позвонить адвокату.

— Не нужен мне никакой адвокат!

— Мы позвоним дяде Джеймсу. Немедленно.

— Это ваше право. — Клермонт поднялся. — Один вопрос, мисс Джамбелли. Вы что-нибудь знаете о связи между мисс Боуэрс и вашим отцом?

У нее кровь застыла в жилах.

— Насколько мне известно, их отношения были чисто деловыми.

— Понятно… Ну что ж, спасибо. Извините, что отняли у вас время.

— Мой отец и Маргарет…

— Похоже, они просто шарили в темноте.

Но София уже впилась в эту золотую монету и пробовала ее на зуб.

— Если между ними что-то было и их смерти связаны между собой…

— Не торопись, Софи. — Тайлер прикоснулся к ее руке и свернул к вилле. Он знал, что София потрясена. Она и не подумала возразить, когда Тай сел за руль ее машины.

— Если вино отравлено… Если есть шанс, хоть малейший шанс на то, что существуют другие бутылки…

— Не торопись, — повторил Тай. Он остановил машину, придвинулся к Софии и взял ее за руку. — Нам придется проверить это. Каждый шаг, каждую деталь. Нельзя поддаваться панике. Иначе тот, кто сделал это, добьется своей цели. Паники, хаоса, скандала.

— Я знаю. Скандалы — это моя работа. Я умею с ними справляться. Я что-нибудь придумаю, чтобы избежать огласки. Но… мой отец и Маргарет! Ты только подумай, Тай! Если там что-то было… — Тайлер покачал головой, но она крепко стиснула его руку. — Я обязана разобраться. Если что-то было, знал ли он о том, что вино отравлено? Сколько раз в год он летал в Италию? Восемь, десять, двенадцать?

— София, не думай об этом.

— Почему? Ты же думаешь. По-твоему, я ничего не вижу? Ты думаешь уже сейчас. Остальные задумаются потом. Так что я должна заняться этим первой. Не хочу верить, что отец был способен на такое. Со всем остальным мне придется смириться, но в это я верить не хочу.

— Ты слишком торопишься с выводами. Умерь прыть. Факты, Софи. Давай начнем с фактов.

— Факт то, что два человека мертвы. — У нее дрожала рука. Поняв это, София отстранилась и вышла из машины. — К Маргарет перешло большинство заказов и обязанностей отца. Это связь. Независимо от того, было между ними что-нибудь или нет.

— Ну ладно. — Тай хотел сказать что-нибудь утешительное, но понял, что ей требуется трезвая логика. — Нам придется проанализировать эту связь и понять, к чему это ведет. Сначала займемся вином, — сказал Тайлер, когда они поднимались по ступенькам, — а потом последствиями.

Вся семья находилась в передней гостиной. Дэвид стоял у окна и разговаривал по телефону. Тереза сидела, выпрямившись, как солдат, и пила кофе. Когда вошли Тай и София, она просто кивнула им и указала на стулья.

— Джеймс уже едет. — Эли расхаживал вдоль камина. На его лице появились новые морщины, плечи ссутулились. — Дэвид разговаривает с Италией. Дает распоряжение о тотальной проверке качества.

— Я налью вам кофе, — вызвалась Пилар.

— Мама, сядь.

— Мне нужно что-то делать.

— Мама… — София подошла к кофейному столику, стоявшему рядом с Пилар. — Папа и Маргарет?..

— Не знаю. — Руки Пилар, державшие кофейник, не дрожали. Дрожало все внутри. — В самом деле не знаю. Я уже думала об этом. Мне казалось, что Рене держала его на коротком поводке.

— Недостаточно коротком, — вполголоса ответила София. — У него была связь с женщиной из моего отдела.

— Ох, Софи… — вздохнула Пилар. — Если бы я знала… Но мне нечего сказать тебе. Увы.

— Это понятно. — Услышав голос бабушки, София обернулась. — Если между Тони Авано и Маргарет Боуэрс что-нибудь было, полиция решит, что кто-то из нас был связан с ними и мог их убить. Мы — одна семья. И будем стоять друг за друга до конца… Что там? — спросила она, когда Дэвид закончил разговор.

— Мы идем по следу, — начал он. — Отзываем все бутылки мерло урожая того года. Нужно как можно скорее установить, из какой бочки наполнялись бутылки. Я вылетаю завтра утром.

— Нет. Это мы с Эли вылетаем завтра утром. — Тереза взяла мужа за руку, и их пальцы переплелись. — Это мое дело. Вы останетесь здесь и позаботитесь о качестве продукции калифорнийского отделения. Чтобы здесь все было в порядке. Вы с Тай-лером сделаете для этого все возможное.

— Мы с Паоли можем взять на себя винодельни, — предложил Таилер. — А Дэвид займется розливом.

Дэвид кивнул.

— Мы просмотрим все личные дела. Одно за другим. Вы знаете служащих лучше, чем я. Скорее всего, сбой произошел в Италии. Но безопасность калифорнийской продукции мы обеспечим.

На коленях Софии уже лежал стенографический блокнот.

— Через час я подготовлю пресс-релизы на английском и итальянском языках. Мне понадобятся все детали. Понадобится рассказ о технологических процессах, применяемых в «Джам-белли — Макмиллан». О том, насколько они безопасны. В Италии наверняка будут какие-то потери, но здесь мы постараемся не допустить скандала. Нужно будет разрешить телеоператорам посетить винодельни и виноградники как здесь, так и в Италии. Nonna, если вы с Эли займетесь этим делом, мы сможем показать, что «Джамбелли» — семейная компания и что La Signora продолжает проявлять к ней личный интерес.

— Это действительно семейная компания, — решительно сказала Тереза, — и я действительно проявляю к ней личный интерес.

— Знаю. — София отложила блокнот. — Но важно, чтобы это знали пресса и потребитель. Поверь мне. Это произведет на них впечатление. Здесь нужно будет использовать маму. Маму, Тайлера и меня. Мы покажем, что это дело касается всех членов семьи. Сто лет традиции, отличного качества и ответственности. Я знаю, как это сделать.

— Она права, — промолвил Тайлер. При этом София удивилась больше всех. — Я терпеть не могу рекламу, которой вы оба заставили меня заниматься, — добавил он, обращаясь к Терезе и Эли. — И ненавижу, когда на мою винодельню налетают репортеры. Мое отношение к этим вещам не изменилось, но теперь я знаю о них немножко больше. И поэтому уверен, что София сумеет найти способ уменьшить ущерб. Может быть, ей даже удастся придумать, как использовать случившееся на благо компании. Потому что это касается ее больше, чем кого бы то ни было.

— Согласна. Итак, каждый займется тем, что у него получается лучше всего. — Тереза посмотрела на Эли, подав ему какой-то знак глазами. — Но первым делом мы встретимся с Джеймсом Муром. На кону стоит не просто репутация компании, но само ее существование. София, набросай сообщение для прессы. Подробности узнаешь у Дэвида. Потом проект просмотрят адвокаты. И все остальные тоже.

«Труднее всего выдержать удар по гордости, — думала Тереза, стоя у окна кабинета. Под угрозой оказалось дело ее жизни. Подумать только, что для этого хватило одной бутылки отравленного вина…»

Теперь судьба ее наследия зависит от других. Выхода нет. Она обязана доверять им.

— Тереза, мы справимся.

— Да. — Она накрыла ладонью руку, которую Эли положил на ее плечо. — Я вспомнила одну вещь… Когда я была девочкой, мы с дедом как-то возвращались домой через виноградник. И он сказал мне, что недостаточно вырастить виноград. За выращенным нужно ухаживать, защищать его, лелеять и воспитывать. Гроздья были его детьми. Потом они стали моими.

— Ты вырастила достойных детей.

— И заплатила за это дорогой ценой. Я была плохой женой человеку, за которого вышла замуж, и плохой матерью дочери, которую родила. На мне лежала большая ответственность. Но я была честолюбива. Слишком честолюбива, Эли.

Нет, она ни о чем не жалела. И все же это причиняло ей боль.

— Если бы я чуть меньше занималась виноградниками, у меня были бы другие дети. А если бы я была лучшей матерью, моя дочь не сделала бы такой выбор…

— Чему быть, того не миновать.

— Так думаете вы, практичные шотландцы. А мы, итальянцы, больше верим в удачу. И возмездие.

— Тереза, то, что случилось, это не возмездие. Это либо трагическое стечение обстоятельств, либо преступление. Ты не отвечаешь ни за то, ни за другое.

— Я приняла на себя ответственность в тот день, когда возглавила дело Джамбелли. — Она обвела глазами ряды растений, сулившие богатый урожай. — Разве не я отвечаю за то, что свела Софию и Тая? Я думала о компании и не представляла, чем это может обернуться для них.

— Тереза… — Эли повернул ее лицом к себе. — Да, ты заставила их работать вместе, но разве ты толкнула двух здоровых молодых людей на пол кабинета?

Она вздохнула:

— Нет, но это доказывает, что я не приняла в расчет их молодость и инстинкты. Мы передаем им семейное наследие. Я ждала, что они будут соперничать друг с другом. И ты тоже. Однако секс может сделать людей врагами. Этого я никак не ожидала. О боже, я чувствую себя старухой.

— Тереза… — Эли прижался губами к ее лбу. — Мы действительно старики.

Он сказал это в шутку, и Тереза послушно улыбнулась.

— Ну да. Мы с тобой не стали врагами. Будем надеяться, что наш опыт их чему-нибудь научит.

— Я люблю тебя, Тереза.

— Знаю, Эли. Но я вышла за тебя не ради любви.

— Знаю, моя дорогая.

— Ради дела, — сказала она, отодвинувшись. — Это было слияние. Мудрый деловой шаг. Я уважала тебя. Мне нравилось быть с тобой. Но вместо наказания за расчетливость меня ждала награда. Я очень люблю тебя. И надеюсь, что это ты знаешь тоже.

— Да. Мы вынесем это, Тереза.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы ты был рядом. Но хочу. Очень хочу. И думаю, что это намного важнее.

Эли взял протянутую ею руку.

— Пойдем вниз. Скоро приедет Джеймс.

Джеймс пробежал глазами подготовленный Софией пресс-релиз и кивнул.

— Очень хорошо. — Он снял очки. — Четко, сдержанно и в то же время с чувством. Я не стал бы менять здесь ни слова. У меня как у адвоката замечаний нет.

— Тогда я поднимусь наверх, доведу текст до ума, объявлю общий сбор и распространю его.

— Возьми с собой Линка, — подмигнул Джеймс. — Он замечательная прислуга за все.

Мур дождался ухода Софии и Линка, а потом сказал:

— Тереза, Эли, я проконсультируюсь с вашими адвокатами в Италии. С юридической точки зрения вы взялись за дело правильно, быстро и решительно. Это должно предупредить любые возможные претензии со стороны официальных властей. Я постараюсь узнать от полиции как можно больше. До тех пор, пока не будет доказано, что яд попал в вино до того, как его открыли, вам следует бояться только за авторитет компании. Если же Джамбелли обвинят в халатности, придется заняться этим всерьез.

— Джеймс, речь идет не о халатности. Если вино было отравлено до того, как его открыли, это не халатность, а преднамеренное убийство.

— В настоящий момент это всего лишь гипотеза. Судя по вопросам, которые полиция задавала вам и тебе, Тайлер, они тоже гадают на кофейной гуще. Они не знают, когда в вино добавили дигиталис. С точки зрения закона это очень на пользу Джамбелли.

— Но женщина умерла, — буркнул Тайлер.

— Это уже трудности полиции. Я знаю, что ты не будешь от этого в восторге, но все же советую отвечать на их дальнейшие вопросы только в присутствии адвоката. Создать дело — их забота. Ты не обязан помогать им.

— Я ее знал.

— Верно. В тот вечер она приготовила романтический обед на двоих. Обед, на который ты не пришел. В данный момент полиция пытается выяснить, как близко ты ее знал. Пусть поломают голову. А пока они будут ломать голову, мы займемся Маргарет Боуэрс. Выясним, кем она была, кого знала и что знала.

— Жуткая заваруха, верно?

София подняла глаза и посмотрела на Линка.

— У меня такое чувство, что это надолго.

— Не унывай. Вы обратились к отцу, а в этой области ему равных нет. Мама наверняка не останется в стороне. Да и я тоже.

Она сумела улыбнуться.

— Тройная угроза…

— Еще какая. Мур, Мур и Мур. Разве кто-нибудь…

— Подожди. Ты мешаешь мне сосредоточиться… — Она закончила редактировать текст на экране монитора и переслала его по факсу Пи-Джей. — Будет лучше, если пресс-релиз поступит в газеты из офиса в Сан-Франциско, а не отсюда. Я хочу, чтобы это выглядело не слишком формально, но не желаю, чтобы у людей сложилось впечатление, будто семья хочет спрятать концы в воду. Я начала кое-что набрасывать. Посмотри на эту писанину глазом опытного юриста и скажи, сумела ли я прикрыть свою задницу.

— Конечно, посмотрю. Мне всегда нравилась твоя задница.

— Ха-ха. — Она встала и уступила Линку место за письменным столом. — Как поживает твоя докторша?

— Держится на плаву. Ты должна выбрать день, свободный от свиданий, и как-нибудь вечерком встретиться с нами. Сходим в какое-нибудь злачное местечко, посмеемся… У тебя такая физиономия, словно ты сто лет не улыбалась.

— Тысячу. От моей светской жизни осталось одно воспоминание, и похоже, что в ближайшем будущем ничто не изменится.

— И это говоришь ты, королева вечеринок?

— Королева вечеринок потеряла свою корону. — Поскольку Линк занял ее компьютер, София взяла телефон и решила позвонить Пи-Джей.

— Софи, я думаю, тебе нужно взять маленький тайм-аут. Ты раздражена. Была раздражена, — уточнил Линк, когда София метнула на него сердитый взгляд. — С тех пор, как на тебя свалилась эта лавина, у тебя одна только работа и никаких развлечений.

— Мне не до развлечений, — огрызнулась она. — Мне вздохнуть некогда. Никогда не знаешь, что тебя ждет в следующую минуту. Последние три месяца я пахала двадцать четыре часа в сутки. Черт побери, у меня мозоли на руках, я вынуждена была уволить свою главную помощницу и ни с кем не спала последние полгода.

— Уй-юй-юй! Это я не про мозоли. Я бы предложил тебе свою помощь, но докторша станет возражать.

София шумно выдохнула.

— Я подумываю заняться йогой. — Она выдвинула ящик письменного стола, достала аспирин и набрала номер Пи-Джей. — Факс прошел? — София слушала, кивала и одновременно открывала бутылку с водой. — Передашь это по каналам АСАП, а потом… Что? О боже, когда? Ладно, ладно. Отправляй пресс-релиз. Пришлешь мне все. Я подготовлю ответ. Не давай никаких комментариев, используй только пресс-релиз. Проследи, чтобы его экземпляр был у всех заведующих отделами и руководства. Таким будет официальный курс компании до следующего объявления. Держи меня в курсе последних событий.

Она дала отбой и уставилась на Линка.

— Утечка информации. Все уже известно.

ГЛАВА 17

«ДЖАМБЕЛЛИ-МАКМИЛЛАН», ГИГАНТ ВИННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, ПЕРЕЖИВАЕТ ОЧЕРЕДНОЙ КРИЗИС. ПОДТВЕРЖДЕНО, ЧТО ПРИЧИНОЙ СМЕРТИ СОТРУДНИЦЫ КОМПАНИИ МАРГАРЕТ БОУЭРС СТАЛА БУТЫЛКА ИСПОРЧЕННОГО ВИНА. ПОЛИЦИЯ ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ. ИЗУЧАЕТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ОТРАВЛЕНИЯ ВИНА. «ДЖАМБЕЛЛИ-МАКМИЛЛАН» ОТЗЫВАЕТ БУТЫЛКИ МЕРЛО «КАСТЕЛЛО ДИ ДЖАМБЕЛЛИ» УРОЖАЯ 1992 ГОДА ПОСЛЕ СЛИЯНИЯ ВИННЫХ ЗАВОДОВ ДЖАМБЕЛЛИ И МАКМИЛЛАНА В ДЕКАБРЕ ПРОШЛОГО ГОДА…»

Замечательно, думал Джерри, слушая выпуск вечерних новостей. Просто замечательно. Конечно, они будут оправдываться. Уже оправдываются. Но что услышит публика?

Джамбелли. Смерть. Вино.

Содержимое бутылок выльют в раковины. Остальное так и застрянет на полках магазинов. Люди не скоро забудут случившееся. Это уменьшит прибыль и скажется на краткосрочных и долгосрочных программах развития. А тем временем прибыли «Ла Кер» поползут вверх.

Джерри был доволен собой. Он получил удовлетворение.

Профессиональное и личное.

Правда, два человека умерли. Но он в этом не виноват. Он не имел к этому отношения. Во всяком случае, прямого. А когда полиция найдет убийцу, это еще сильнее ударит по Джамбелли.

Он немного подождет. Выдержит время. Насладится шоу. А потом — конечно, если это будет выгодно — последует еще один анонимный звонок.

На этот раз не в средства массовой информации. А в полицию.

— Дигиталис получают из наперстянки. — Мадди это знала. Нашла в справочнике.

— Что? — рассеянно посмотрел на нее Дэвид. Его письменный стол был завален документами. На итальянском. Он бегло говорил по-итальянски, но читал хуже.

— Где-нибудь рядом с виноградом выращивают наперстянку? — спросила Мадди. — Так же, как делают здесь, сажая между рядами горчицу? Сомневаюсь. Скорее всего, они знают, что в наперстянке содержится дигиталис. Но вдруг кто-то допустил ошибку? Если вырастить наперстянку, а потом запахать ее в землю, она может заразить гроздья?

— Не знаю. Мадди, это не должно тебя волновать.

— Почему? Ты же волнуешься.

— Это моя работа.

— Я могу помочь.

— Милая, если ты хочешь помочь, то иди к себе. Делай уроки.

Мадди надула губы. Она чувствовала себя оскорбленной, но Дэвид был слишком занят и ничего не заметил.

— Я уже сделала.

— Тогда помоги Тео сделать его уроки. Или займись чем-нибудь.

— Но если дигиталис…

— Мадди! — рявкнул вышедший из терпения Дэвид. — Это тебе не доклад в школе! Это очень серьезная проблема, и я должен ее решить. Так что ступай и найди себе дело.

— Ладно. — Девочка закрыла за собой дверь кабинета и пошла по коридору. В душе бушевала обида. Он всегда отказывался от ее помощи, когда случалось что-то важное.

Делай уроки, поговори с Тео, уберись в комнате. Ей хотелось заниматься серьезными вещами, а он вечно просил ее заняться какой-нибудь ерундой.

Можно было биться об заклад: он не просил Пилар Джам-белли, чтобы та нашла себе дело. Впрочем, Пилар ни черта не понимает в науке. Музыка, искусство и умение накладывать грим. Ничего другого она не знает. Женские штучки. Ерунда.

Она вошла в комнату Тео. Брат валялся на кровати, положив на живот гитару, включив музыку и прижав к уху телефон. Судя по дурацкому выражению лица, на другом конце провода была какая-то девица.

Все мужчины болваны.

— Папа говорит, чтобы ты делал уроки.

— В гробу я их видал… — Он скрестил лодыжки. — Нет, ничего. Просто пришла моя сестра-идиотка.

Тут Мадди бросилась на него, и телефон сильно стукнул Тео по подбородку. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя от боли. Тем временем взбесившаяся девчонка вопила и осыпала его ударами и пинками.

— Уй! Подожди! Мадди, ты что, офонарела? Я перезвоню… — Он успел выключить телефон и одновременно защититься от удара коленом в пах. — Какого черта?

Через минуту Тео сумел справиться с ней. Мадди дралась, как мальчишка, но он все-таки был сильнее.

— Прекрати, маленькая сучка! В чем дело?

— Перестань обзываться! — крикнула Мадди и снова попыталась лягнуть его коленом.

— Ты настоящий псих. — Он облизал губу и почувствовал безошибочно узнаваемый вкус. — Кровь… Если я расскажу отцу…

— Он все равно не услышит. Он не слышит никого, кроме нее.

— Кого «ее»?

— Сам знаешь, кого… Отпусти меня сейчас же, жирный боров! Ты такой же, как он. Распускаешь нюни с какой-то девчонкой и никого не слушаешь.

— Я разговариваю, — с достоинством ответил оскорбленный Тео. — Попробуешь стукнуть меня еще раз, получишь сдачи. Даже если отец сотрет меня в порошок… Так что случилось?

— Ничего. Просто все мужчины в этом доме помешались на женщинах с виллы. Это отвратительно. Глаза бы мои на вас не глядели!

Тео следил за ней, вытирая рот. София действительно возбуждала его фантазии, но сестре нет до этого никакого дела.

Он пригладил волнистые волосы и зевнул:

— Ты просто ревнуешь.

— Неправда!

— Еще как ревнуешь. Потому что сама ты плоскогрудая худышка.

— Зато у меня есть мозги.

— Вещь полезная… Не понимаю, за что ты крысишься на Пилар. Отец и раньше встречался с женщинами.

— Ты дурак. — В голосе Мадди слышались горечь и обида. — Он не встречается с Пилар. Он влюблен в нее.

— Брось. С чего ты взяла? — Тем не менее у Тео похолодело под ложечкой, и он полез в ящик стола за пакетиком чипсов. — Чушь…

— Теперь все изменится. Так всегда бывает. — В груди Мадди стояла невыносимая тяжесть, но она крепилась. — По-прежнему уже не будет. И это выводит меня из себя.

— Все уже изменилось. Когда ушла мама.

— Тогда было лучше. — Слезы рвались наружу. Боясь зареветь на глазах у брата, Мадди пулей вылетела из комнаты.

София надеялась, что на свежем воздухе ее мозги прояснятся. Ей нужно было думать, и думать как следует. Она крутилась изо всех сил, но сообщение в последних новостях уже сделало свое черное дело. Чаще всего люди помнят только первое впечатление.

Теперь ей предстояло поколебать это впечатление. Доказать публике, что, хотя компании «Джамбелли» нанесли ущерб, этот ущерб никак не скажется на потребителе. Она знала, что одних слов для этого будет недостаточно. Никакие оправдания не помогут. Нужны реальные действия.

Если бы бабка с дедом не отправились в Италию, она сама убедила бы их сделать это. Показывать, что они ищут причину. Не прятаться за спасительную формулировку «без комментариев»; наоборот, как можно чаще и подробнее комментировать случившееся. Снова и снова использовать наименование компании, думала София. Пусть оно будет на слуху. Как и фамилии владельцев и сотрудников фирмы.

Однако с именем Маргарет Боуэрс нужно обращаться как можно деликатнее. Конечно, проявлять сочувствие, но не принимать на себя вину в ее смерти.

Чтобы сделать это, Софии нужно было перестать думать о Маргарет как о человеке.

Если это бездушие — что ж, она станет бездушной. А со своей совестью разберется позже… Война так война. Она будет сражаться, что бы ни случилось. И не остановится ни перед чем.

Ей почудилось какое-то движение.

— Кто здесь? — Пронырливый репортер? Убийца? Не успев подумать, София бросилась вдогонку. Через секунду в ее руках оказалась отчаянно отбивавшаяся девочка.

— Отпустите! Я имею право быть здесь! Мне разрешили!

— Извини. Извини, пожалуйста. — София сделала шаг назад. — Ты меня напугала.

«Не очень-то ты испугалась», — подумала Мадди. Но сама девочка была испугана.

— Я не делала ничего плохого.

— А я этого и не говорила. Я сказала, что ты меня напугала. Кажется, в последнее время мы все стали слишком пугливыми. Послушай…

Она заметила, что лицо девочки залито слезами. Самой Софии тоже хотелось плакать, но она не хотела, чтобы это было заметно, а потому повторила:

— Слишком многое произошло за это время. Я вышла немного проветриться.

— Мой отец работает.

Это заявление прозвучало так вызывающе, что София невольно задумалась.

— На него многое свалилось. Как и на всех нас. Мои бабушка и дедушка утром улетают в Италию. Я волнуюсь за них. Они уже не молоды.

Самообладание Софии слегка успокоило обиженную на отца Мадди. Девочка начала понемногу оттаивать.

— Они не такие уж старые. Во всяком случае, песок из них не сыплется.

— Нет, конечно. И все-таки… Я бы полетела сама, но им нужно, чтобы я была здесь.

Мадди посмотрела в сторону флигеля. Ее губы дрожали. Только она одна никому не нужна. Вообще никому.

— По крайней мере, у вас есть дело.

— Да. Но если бы я знала, что делать дальше… Слишком многое случилось за последнее время.

Она покосилась на Мадди. Девочку явно что-то расстроило. София еще не забыла, какой была сама в четырнадцать лет. Хотелось обижаться на весь свет.

В жизни четырнадцатилетнего человека бывают такие моменты, по сравнению с которыми все остальное кажется комариными укусами.

— Похоже, мы с тобой в одной лодке… Моя мать, — сказала она, когда Мадди промолчала. — И твой отец. Это странновато.

Мадди вздрогнула и понурилась.

— Я лучше пойду.

— Ладно, но я хочу тебе кое-что сказать. Как женщина женщине. И как дочь дочери. Моя мать долго жила одна, без хорошего человека, который бы ее любил. Я не знаю, что думаете об этом ты, твой брат и твой отец. Но я, хоть мне это и немножко непривычно, рада, что появился мужчина, который может сделать ее счастливой. Надеюсь, ты не будешь возражать.

— Все, что я делаю, думаю или говорю, не имеет никакого значения.

«Обида на то, что с ней не считаются, — подумала София. — Да, это тоже знакомо».

— Это не так. Если нас кто-то любит, наши поступки и мысли имеют значение. — Она услышала чей-то топот и подняла глаза. — А судя по всему, тебя кто-то любит.

— Мадди! — Запыхавшийся Дэвид сгреб дочь в охапку и поднял ее в воздух. Он ухитрялся обнимать и трясти ее одновременно. — Ну что ты делаешь? Куда тебя понесло в такой темноте?

— Я просто гуляла.

— Твоя прогулка стоила мне три года жизни. Можешь драться с братом, можешь сидеть у меня в кабинете, но не смей больше уходить из дому без разрешения. Ясно?

— Да, сэр. — Мадди скорчила гримасу, хотя втайне была довольна. — Я не думала, что ты это заметил.

— Тогда подумай еще. — Дэвид привычным любовным жестом обхватил ее за шею. София заметила это и позавидовала. Ее отец никогда так не поступал.

— Это частично моя вина, — сказала она. — Я задержала Мадди дольше, чем следовало. Со всеми этими событиями у меня просто мозги разбежались. Не знаю, что делать.

— Вы должны отдохнуть. Завтра будет трудный день. Ваша матушка свободна?

Он не заметил, что Мадди напряглась, но от Софии это не укрылось.

— Думаю, да. А что?

— Я запутался в докладах и сообщениях на итальянском. Дело пойдет быстрее, если мне поможет человек, знающий язык лучше, чем я.

— Я скажу ей. — София посмотрела на Мадди. — Она с удовольствием поможет.

— Спасибо. Ну что ж, я пошел загонять ребенка домой. Увидимся на совещании. В восемь утра.

— Да… Спокойной ночи, Мадди. — София смотрела им вслед. Отец и дочь шли к флигелю; силуэты их тел в лунном свете слились и казались единым целым.

Трудно осуждать ребенка за то, что он хочет сохранить прежний порядок вещей. Трудно мириться с изменениями. Особенно если тебе живется неплохо.

Но изменения происходят. Поэтому лучше принимать в них участие. А еще лучше самому вызывать эти изменения.

Тайлер не включал ни радио, ни телевизор. Не обращал внимания на телефонные звонки. Легче всего было держать себя в руках, не обращая внимания на средства массовой информации. Хотя бы несколько часов.

Он просмотрел свои папки, полевые журналы, все записи, которые смог найти, и мог поручиться, что продукция винодельни Макмилланов совершенно безопасна.

Однако за Маргарет он поручиться не мог. Что это было: несчастный случай, самоубийство или убийство? Выбор был небогатый. Самоубийство он исключал полностью. Это не было похоже на Маргарет. Она не отличалась болезненным самолюбием и не могла покончить с собой из-за того, что Тайлер не пришел к ней обедать.

Может быть, она действительно была неравнодушна к нему, а он не обращал на это внимания, потому что не испытывал к Маргарет нежных чувств. И не хотел сложностей. Жизнь и так слишком сложна, чтобы смешивать в одну кучу деловое и личное.

Кроме того, она была не в его вкусе.

Его не привлекали честолюбивые деловые женщины, стремившиеся сделать быструю карьеру. На них требовалось слишком много сил.

Взять, например, Софию.

Он начинал уже бояться, что сойдет с ума, если не овладеет ею. «А почему бы и нет?» — спрашивал себя Тайлер, беспокойно расхаживая по комнате. Мысли о ней мутили разум, терзали тело и мешали сосредоточиться на работе.

А именно сейчас он никак не мог себе этого позволить! Долгосрочные прогнозы сулили заморозки, к которым следовало готовиться заранее. Вино в нескольких бочках созрело и было готово к розливу. Началось дискование почвы.

У него не было времени думать об убийствах, следствии и предстоящих судебных процессах. Или о женщине. Но оказалось, что избавиться от мыслей о женщине труднее всего.

«Потому что она проникла к нему в душу, — подумал Тай. — И так будет до тех пор, пока он не избавится от этого наваждения. Так почему бы не пойти на виллу, не подняться к ней и не покончить с этим делом?»

Конечно, с его стороны это будет чистейшим эгоизмом. Ну и черт с ним!

Тайлер схватил куртку, подошел к двери, рывком открыл ее.

И увидел поднимавшуюся по ступенькам Софию.

— Я не люблю раздражительных самцов, — сказала она, захлопнув за собой дверь.

— А я не люблю агрессивных женщин, любящих командовать.

Они набросились друг на друга. Когда их губы слились, София обхватила ногами его бедра.

— На этот раз я хочу в кровати, — с трудом выдохнула она, расстегивая на нем рубашку. — На полу попробуем позже.

— А я хочу поскорее раздеть тебя. — Он прильнул губами к ее шее и начал медленно взбираться по ступеням. — Все равно где.

— Господи, какой вкус у твоей кожи! — Она покрывала поцелуями его лицо и шею. — Он такой возбуждающий… — Когда они добрались до лестничной площадки и Тай прижал ее спиной к стене, у Софии захватило дух. Она вцепилась в его волосы. — Это всего лишь секс, правда?

— Да, правда. Все равно. — Не отрываясь от губ Софии, Тай начал стаскивать с нее свитер. — Боже, какое у тебя тело… — Он отбросил свитер в сторону и припал губами к упругим полушариям, едва прикрытым лифчиком. — До кровати мы не доберемся.

Когда Тай пустил в ход зубы, у нее бешено заколотилось сердце.

— Ладно. В следующий раз.

Ее ноги едва касались пола. По крайней мере, ей так казалось. Внутри бушевал настоящий гейзер, мешая Софии осознавать, кто она такая и где находится. Руки впивались в одежду; слышался треск. Рты жадно блуждали по плоти. Все плыло. Сквозь шум в ушах она слышала собственные стоны, просьбы и мольбы, сливавшиеся со стонами Тая в одну безумную песню.

Когда пальцы Тая проникли в нее, ее тело вспыхнуло каскадом искр. Оргазм оказался таким сильным и таким желанным, что обессилевшая София едва не рухнула на пол. Казалось, у нее расплавились кости.

— Ого… Ну уж нет! — Тай снова прижал ее спиной к стене и продолжил пытку. — Я хочу, чтобы ты кричала. Еще раз.

Она не могла сдержаться. Желание продолжало рваться наружу. София открылась ему, позволяла делать с собой что угодно, пока у нее не потемнело в глазах.

Она отчаянно вцепилась в Тайлера, заставив его потерять голову. София видела его затуманенный взгляд, слышала его судорожное, хриплое дыхание и внезапно почувствовала восторг от того, что это она сделала с ним!

— Да. — Она вплела пальцы в его волосы и задрожала, вновь остановившись на самом краю пропасти. — Да, да, да!

Когда он наконец вонзился в нее, страсть достигла апогея. Новый оргазм был мгновенным и ослепительным, как молния. Ногти Софии впились в покрытые испариной плечи Тайлера. Издаваемые ею короткие жадные стоны тонули в глубине его рта. Это заставляло ее желать еще большего. Брать и отдавать.

По телу Тая пробежала судорога наслаждения. Он вздрогнул и застыл.

Оба сползли на пол, но Тай так и не разомкнул объятий.

София распростерлась на нем. Сердце все еще стучало как бешеное, но она рассмеялась:

— Dio. Grazie a Dio. Наконец-то! Не слишком деликатно, но зато с каким чувством!

— Когда готов выть на луну, тут не до деликатности.

— Я не жалуюсь. — Чтобы доказать это, она провела губами по его влажной от пота груди. — Мне очень хорошо. По крайней мере, мне так кажется.

— Могу подтвердить. Тебе действительно было хорошо. — Он с трудом переводил дыхание. — Я чуть не свихнулся.

— И я. — София подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Ты насытился?

— Не очень.

— Вот и хорошо. Потому что я тоже. — Она передвинулась и оседлала его. — Тай?..

— Угу… — Его руки уже гладили ее грудь. «Какая она гладкая, — думал он. — Гладкая, душистая, экзотичная…»

— Наверно, нам нужно кое о чем договориться.

— Да. — На ее левом бедре была родинка. Очень сексуальная.

— Хочешь сделать это сейчас?

— Нет.

— Я тоже. — София обняла его ладонями за щеки, опустила голову и начала целовать в уголки рта. — Ну что, в кровать? — прошептала она.

Тайлер приподнялся и обвил ее руками.

— Потом.

Около полуночи София очнулась и поняла, что лежит в его кровати лицом вниз. Сбившиеся простыни были горячими, а ее кости — мягкими, как горячий воск.

Даже после долгих и тщательных доказательств ей не верилось, что человеческое тело может так быстро восстанавливать силы.

— Воды… — простонала София. Теперь, когда одна жажда была удовлетворена, она боялась умереть от другой. — Пить… Я дам тебе все, что хочешь. Удовлетворю твои самые дикие сексуальные фантазии. Только принеси мне бутылку воды.

— Ты уже удовлетворила мои самые дикие сексуальные фантазии.

— Вот и хорошо. — Она протянула руку и погладила Тая по плечу. — Макмиллан, будь другом…

— О'кей, но где мы?

— В кровати. — Она порывисто вздохнула. — Мы все-таки добрались до нее.

— Верно. Я сейчас. — Тай с трудом встал, но неправильно определил направление и врезался в стул.

София прислушивалась к его сдавленным проклятиям и улыбалась, спрятав лицо в простыню. Какая же он прелесть! Просто лапочка. Куда умнее, чем ей казалось. И невероятен в постели. На полу. У стены. Она не помнила мужчины, к которому ее влекло бы так же сильно. Несмотря на то, что он принадлежал к тому типу мужчин, которые надевают костюм и галстук только под дулом пистолета.

Может быть, именно поэтому он выглядел в них так сексуально. Пещерный человек, на время приобщившийся к цивилизации.

Эта мысль так захватила Софию, что она не заметила возвращения Тайлера и ахнула, когда капля ледяной воды упала на ее обнаженное плечо.

— Ха-ха, — пробормотала она, но все же перевернулась, села и жадно выпила половину стакана.

— Эй… Я думал, ты со мной поделишься.

— Я не говорила, что собираюсь делиться.

— Раз так, я потребую от тебя удовлетворения моих сексуальных желаний.

— У тебя не хватит сил, — хихикнула она.

— Сама знаешь, как мне нравится доказывать обратное. Когда рука Тая коснулась ее бедра, София вздохнула.

— Это правда. — И все же она сжалилась и протянула ему недопитый стакан. — Думаю, у меня тоже осталось несколько не воплощенных в жизнь фантазий. Но потом я пойду домой. Совещание начнется рано утром.

Таилер допил воду и отставил стакан.

— Забудь о совещании. — Он обвил рукой ее талию и заставил лечь навзничь. — И послушай меня.

«Сколько лет прошло с тех пор, как я тайком возвращалась домой в два часа ночи? — думала София. — Неужели эти навыки возвращаются сами, как умение ездить на велосипеде?» Она погасила фары, чтобы не осветить окна виллы, снизила скорость, свернула за угол и остановилась у гаража.

София выбралась из машины и немного постояла под бриллиантовой россыпью звезд. Она чувствовала себя невероятно усталой, сытой и поразительно живой.

Тайлер Макмиллан был полон сюрпризов, тайн и потрясающей энергии. За последние месяцы она узнала о нем очень многое. То, что доселе оставалось неизученным. И с нетерпением предвкушала продолжение исследования.

Но сейчас следовало войти в дом и уснуть, иначе завтра от нее не будет никакого толку.

«Странно, — думала она, медленно подходя к заднему крыльцу. — Мне хотелось бы остаться с ним. Спать с ним. Прижиматься к его большому теплому телу. Уютно, спокойно, безмятежно…»

Она годами училась после занятий сексом отключать все эмоции. Ей нравилось думать, что это по-мужски. Было бы неловко засыпать и просыпаться в той же кровати после того, как любовная игра осталась позади. Слишком интимно. Во избежание недоразумений и путаницы следовало избегать этого и убеждать себя, что ни в чем подобном она не нуждается.

Но из постели Тая она вылезла с трудом. Потому что устала, убеждала себя София. Потому что у нее был трудный день. Этот мужчина ничем не отличается от других.

Может быть, он нравится ей больше других, думала она, пробираясь через кусты. Может быть, ее влечет к нему сильнее, чем она думала. Но в нем нет ничего особенного. Все дело в новизне. Когда новизна и вызванное ею острое возбуждение пройдут, все будет как всегда.

Если ты ищешь любви на всю жизнь, то либо разочаровываешься, либо разочаровываешь. Легче, куда легче ловить момент, брать от него все, что можно, а потом двигаться дальше.

От этой мысли у нее испортилось настроение, и София прогнала ее прочь. Она миновала последний поворот и… столкнулась лицом к лицу с матерью.

Они удивленно уставились друг на друга, выдыхая облачка густевшего на морозе пара.

— Гм-м… Чудесная ночь, — наконец промолвила София.

— Да. Очень. Я просто… Дэвид… — Пилар запнулась и махнула рукой в сторону флигеля. — Ему нужно было помочь с переводом.

— Понятно. — София боролась с собой из последних сил. — Значит, у вас это так называется? — Но смешок все-таки вырвался наружу. — Слушай, пойдем домой. Иначе мы замерзнем здесь насмерть, подыскивая правдоподобное объяснение.

— Я действительно переводила. — Пилар подошла к двери и попыталась нашарить ручку. — Было очень много…

— Ой, мама! — Смех победил. София схватилась за живот и с трудом переступила порог. — Перестань хвастаться.

— Я просто… — Пилар запнулась и провела рукой по волосам. Она прекрасно знала, как выглядит. Растрепанная и раскрасневшаяся. Как женщина, только что выбравшаяся из постели. Точнее, вставшая с дивана в гостиной. Безопаснее всего было перейти в наступление самой. — Ты поздно возвращаешься.

— Ага. Я переводила. С Таем.

— С… О господи…

— Я умираю с голоду. А ты? — Смеющаяся София устремилась к холодильнику. — Не успела пообедать… Ты возражаешь против наших отношений? — непринужденно спросила она, сунув голову в холодильник.

— Нет… да. Нет… — заикаясь, промолвила Пилар. — Не знаю. Понятия не имею, что с этим делать.

— Тогда давай съедим яблочный пирог.

— Пирог…

София вынула остатки пирога.

— Мама, ты чудесно выглядишь. Пилар снова провела рукой по волосам.

— Это невозможно.

— Чудесно. — София поставила блюдо на буфет и потянулась за тарелками. — Я не знала, что и думать о вас с Дэвидом. Я не привыкла видеть тебя такой… Впрочем, наверно, я вообще не привыкла тебя видеть. Но когда я столкнулась с тобой, крадущейся домой под покровом ночи, то волей-неволей тебя увидела.

— С какой стати я должна красться в собственный дом?

— Угу… — София стала разыскивать нож. — Действительно, с какой стати?

— Я просто… Давай есть пирог.

— Согласна. — София отрезала два больших куска и улыбнулась, когда Пилар снова провела рукой по волосам. Какое-то мгновение обе стояли молча. — День был долгий и паршивый. Хорошо, что он так кончается.

— Да. Хотя ты меня здорово напугала.

— Я? Ты напугала меня еще сильнее. Не успела я снова почувствовать себя подростком, как тут же столкнулась с матерью..

— Подростком? Серьезно? — София понесла тарелки на стол; тем временем Пилар достала вилки.

— Впрочем, при чем тут прошлое? — София лукаво улыбалась и слизывала крошки с пальцев. — Дэвид очень привлекателен.

— Софи…

— Очень. Эти широкие плечи, это очаровательное мальчишеское лицо, эти великолепные мозги… Так что добыча достойная.

— Он не охотничий трофей. Искренне надеюсь, что ты не думаешь так о Тае.

— У него потрясающая задница.

— Знаю.

— Я говорю про Тая.

— Знаю, — повторила Пилар. — По-твоему, я слепая? — Она неприлично фыркнула и упала на стул. — Это глупо, грубо и…

— И смешно, — закончила София, села и взяла кусок пирога. — У нас общие вкусы в том, что касается моды, а в последнее время и в том, что касается направления работы. Так почему они должны отличаться в том, что… Nonna…

— Конечно, наши вкусы могут… — Пилар проследила за взглядом Софии и уронила вилку. — Мама? Ты зачем встала?

— Думаете, я не знаю, когда вы приходите? — На кухню вошла Тереза, казавшаяся элегантной даже в синелевом халате и шлепанцах. — Как, без вина?

— Мы просто… проголодались, — нашлась София.

— Ха-ха. Ничего удивительного. Секс — дело утомительное, если им заниматься правильно. Я тоже проголодалась.

София зажала ладонью рот, но было слишком поздно. Смех вырвался наружу.

— Аи да Эли!

У уставившейся в тарелку Пилар тряслись плечи. Тереза, не моргнув глазом, взяла последний кусок пирога.

— Нам понадобится вино. Думаю, случай для этого подходящий. Впервые представительницы трех поколений рода Джам-белли собрались на кухне после занятий любовью. Пилар, закрой рот. В конце концов, секс — вещь вполне естественная. А поскольку на этот раз ты выбрала стоящего партнера, нам понадобится вино.

Тереза вынула из кухонного бара бутылку белого совиньона и открыла ее.

— Настало время испытаний. Так было раньше, так будет и впредь. — Она наполнила три бокала. — Я хочу сказать одно: мы живем до тех пор, пока справляемся с ними. Пилар, я одобряю твой выбор. Дэвид Каттер мне по душе. Конечно, если мое одобрение для тебя что-то значит.

— Спасибо, мама. Конечно, значит.

Потом Тереза обернулась к Софии, и та закусила губу, пытаясь скрыть улыбку.

— Если ты обидишь Тайлера, я рассержусь и разочаруюсь в тебе. Я его очень люблю.

— Вот тебе и раз… — София захлопала глазами и опустила вилку. — С какой стати я буду его обижать?

— Запомни мои слова. Завтра мы будем сражаться не только за то, что у нас есть, но и за самих себя. А сегодня ночью… — Тереза подняла бокал. — Сегодня ночью мы празднуем это. Salute.

ГЛАВА 18

Это была война на нескольких фронтах. София сражалась в эфире, в печати и по телефону. Она часами обновляла пресс-релизы, давала интервью и уговаривала заказчиков.

Каждый день она начинала все сначала, борясь со слухами, намеками и спекуляциями. Ее работа на винограднике временно прекратилась. Там сражался Тайлер. Она жалела, что не может воевать и там. Принимать участие в дисковании, в противомо-розных вахтах, в тщательной защите проклюнувшихся почек.

Она тревожилась за бабку с дедом, сражавшихся на итальянском фронте. Сводки оттуда приходили каждый день. Отзыв продукции шел успешно. Вскоре можно будет проверить каждую бутылку.

На подсчет материального ущерба, кратко — и долгосрочного, времени не оставалось. Этим занимался Дэвид.

Когда Софии нужно было отдохнуть и сосредоточиться, она подходила к окну и следила за людьми с дисковыми боронами. Судя по всему, урожай должен был стать отменным.

Лишь бы дожить до него.

Новый телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. София чертыхнулась и неохотно взяла трубку:

— София Джамбелли…

Десять минут спустя она дала отбой и облегчила душу, испустив град итальянских ругательств.

— Ну что, полегчало? — спросила остановившаяся на пороге Пилар.

— Не очень. — София прижала пальцы к вискам. Час от часу не легче. Что делать? — Хорошо, что ты пришла. Посиди минут-ку, я сейчас…

— Хоть пятнадцать. Только что закончилась очередная экскурсия. — Пилар опустилась в кресло. — Они как с цепи сорвались. По большей части любопытные. Есть и репортеры, но после твоей пресс-конференции их сильно поубавилось.

— Похоже, скоро придется созывать новую. Я только что разговаривала с продюсером «Шоу Ларри Манна».

— Ларри Манн. — Пилар поморщилась. — Желтое телевидение во всей красе… Ты ведь не собираешься иметь с ними дело?

— Они уже и так кое-что раздобыли. Заполучили Рене. — София не смогла усидеть на месте и встала из-за стола. — Завтра утром она будет участвовать в шоу. Сулит разоблачить семейные тайны, рассказать правду о смерти папы. Они хотят, чтобы ты, я или мы вместе приняли участие в шоу, чтобы изложить свою версию событий.

— Софи, этого делать не следует. Как бы ни хотелось дать ей публичную пощечину, это не метод. Да и место неподходящее.

— А как ты думаешь, из-за чего я ругалась? — София схватила пресс-папье в виде лягушки и начала беспокойно перекладывать его из руки в руку. — Мы задерем нос и не обратим на нее внимания. Но один бог знает, как бы мне хотелось врезать этой сучке! Она раздает интервью направо и налево и делает это достаточно умело, чтобы нанести нам существенный ущерб. Я уже говорила с тетей Элен и дядей Джеймсом о предъявлении ей судебного иска.

— Не нужно.

— Нельзя позволить ей клеветать на семью. — София хмуро посмотрела на пресс-папье. Глупая, но жизнерадостная физиономия лягушки обычно поднимала ей настроение. — Схватиться с ней публично было бы позором, но я могу дать ей пинка в зад с помощью закона.

— Сначала выслушай меня. — Пилар наклонилась вперед. — Я не мягкотелая. И тоже не люблю, когда меня используют. Но предъявление официального иска в момент боев на всех направлениях только добавит веры ее словам. Я понимаю, твой инстинкт приказывает идти в атаку, а мой — главным образом отступать, но вполне возможно, что на этот раз не нужно делать ни того ни другого. Просто остаться на месте.

— Я думала об этом. Думала и так и этак. Но пожар можно погасить только встречным пожаром.

— Не всегда, милая. Иногда пламя можно залить. Вот мы и зальем его. С помощью доброго вина Джамбелли.

София села и сделала несколько медленных вдохов и выдохов. Потом снова взяла пресс-папье и начала вертеть его в руках. За спиной пищал факс, но она не обращала на него внимания. Нужно было обдумать проблему со всех сторон.

— Неплохо. — Она кивнула и подняла глаза на мать. — Очень неплохо. Залить пламя… Нужно будет устроить прием. Весенний бал. Смокинги и все прочее… Сколько времени тебе понадобится на его подготовку?

— Три недели, — ответила Пилар, не моргнув глазом.

— Отлично. Тогда готовь список гостей. Как только мы разошлем приглашения, я устрою пресс-конференцию. Если Рене предпочитает иметь дело с подонками, то мы — с избранной публикой.

— Прием? — Тайлеру пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум дисковых борон. — Ты когда-нибудь слышала о Нероне и его пении?

— Рим не горит. Такова моя точка зрения. — София нетерпеливо оттащила его подальше от места проведения работ. — Джамбелли серьезно относятся к своим обязанностям и сотрудничают с властями как здесь, так и в Италии… Merdaf — выругалась она, услышав звонок мобильника. — Подожди…

Она вынула из кармана телефон.

— София Джамбелли. Si. Va bene. — Она рассеянно махнула Таю рукой и отошла на несколько шагов в сторону.

Тайлер стоял и следил за тем, как она расхаживает взад и вперед и диктует распоряжения по-итальянски. Иностранная речь в ее устах звучала как музыка.

Почувствовав, что последний замок внутри щелкнул и открылся, Тай не выругался и даже не удивился.

Он ждал этого.

Я влюбился в нее, понял он. По уши. Окончательно и бесповоротно. И рано или поздно придется задуматься, что с этим делать.

Она сунула телефон в карман и поправила челку.

— Итальянское рекламное агентство, — сказала она Таю. — Пришлось снять несколько неожиданно возникших вопросов. Извини. На чем мы?..

Она осеклась и подняла глаза.

— Чему ты улыбаешься?

— Я улыбаюсь? Ну, наверно, тому, какая ты деловая. Летишь вперед на четвертой скорости.

— Четвертая скорость — единственная, которая сейчас может помочь… Ах да, мы говорили о приеме. Нужно будет сделать заявление и продолжать следовать плану празднование столетия. Первый фестиваль намечен на середину лета. А пока что мы устроим прием в более узком кругу, чтобы продемонстрировать единство, ответственность и уверенность в себе. Она начала загибать пальцы.

— Мы начали отзыв продукции по собственной инициативе, еще до официального объявления. La Signora и мистер Мак-миллан лично отправились в Италию, чтобы помочь расследованию… Таким образом, — продолжила она, — Джамбелли уверены, что ситуация находится под контролем. Это нужно в ближайшее время довести до сведения потребителей. Необходимо подчеркнуть, что семья продолжает соблюдать этикет, остается гостеприимной и не отгораживается от общественности. Мы продемонстрируем свой аристократизм, а Рене окажется по уши в дерьме.

— Аристократизм… — Тай обвел глазами виноградник. Нужно будет проверить дождевальные установки. Вполне возможно, что в ближайшие две недели они потребуются для защиты от заморозков. — Если от нас требуется аристократизм, то чего ради я вожусь с телеоператорами? Какого черта мешу с ними грязь?

— Чтобы показать, какая тяжелая работа стоит за каждой бутылкой вина. Не хмурься, Макмиллан. В последние дни всем досталось.

— Я бы меньше хмурился, если бы под ногами не путались посторонние.

— Включая меня?

Тай перевел взгляд на ее прелестное лицо.

— Едва ли.

— Тогда почему ты не пришел ко мне ночью?

У Тая дрогнули губы.

— Я подумывал об этом.

— Тогда подумай еще раз. — София потянулась к Таю, но он сделал шаг назад. — Что? Голова заболела?

— Нет. Вокруг полно народу. Я не собираюсь афишировать, что сплю с женщиной, с которой меня связывают деловые отношения.

— То, что ты спишь со мной, не имеет никакого отношения к бизнесу. — Ее голос стал таким же ледяным, как грядущие заморозки. — Но если ты стыдишься этого… — Она пожала плечами, повернулась и собралась уходить.

Уязвленный Тай поборол нежелание устраивать публичную сцену, нагнал ее и сжал ей запястье.

— Я ничего не стыжусь. Просто хочу, чтобы моя личная жизнь осталась тайной. — Когда София попыталась вырваться, он с досадой схватил ее за другую руку. — Тут и без того хватает сплетен. Если я не смогу сосредоточиться на работе, то не смогу требовать того же и от людей… А, к чертовой матери!

Тай заставил ее подняться на цыпочки и крепко поцеловал в губы.

София вздрогнула, ощутив силу владевшего им гнева и желания.

— Теперь ты довольна? — спросил Тай, опустив ее на землю.

— Почти. — София провела ладонями по его груди и ощутила, что он дрожит. Эта дрожь вызвана сопротивлением физическому влечению, подумала она. София снова прильнула к его губам и целовала до тех пор, пока пальцы Тая не впились в ее спину. Тогда она властно обвила руками его шею и ощутила холодок под ложечкой.

— Это было неплохо, — пробормотала она.

— Тогда не запирай дверь на ночь.

— Она и так была не заперта.

— Мне нужно работать.

— Мне тоже.

Но они продолжали стоять на своих местах, прерывая поцелуй только для того, чтобы втянуть в себя воздух. И тут с Софией произошло что-то странное. Она ощутила трепет, не имевший ничего общего со сладострастной дрожью плотского желания. Нет, это был трепет в сердце, вызванный скорее болью, чем наслаждением. Едва София застыла как зачарованная, поддавшись этому чувству, как в кармане снова зазвонил телефон.

— Второй раунд, — срывающимся голосом промолвила она, освобождаясь из объятий Тая. — Еще увидимся.

София вынула телефон и заторопилась прочь. Она подумает о Тае позже. И о многом другом тоже.

— София Джамбелли… Ox, Nonna, как я рада тебя слышать! Я уже пыталась связаться с тобой, но…

Она осеклась, взволнованная тоном бабушки, и остановилась на краю виноградника. Несмотря на солнечный день, по ее коже побежали мурашки.

Когда разговор закончился, она со всех ног побежала обратно.

— Тай!

Встревоженный Тайлер обернулся и поймал ее в объятия.

— Что? Что случилось?

— Они нашли… Нашли еще две бутылки с испорченным вином!

— Черт побери… Ну что ж, мы этого ждали. Мы знали, что их должны были отравить.

— Но этого мало. Есть новость похуже. Nonna… они с Эли… — Ей пришлось прерваться и привести мысли в порядок. — Был один старик, работавший еще у деда нашей Nonna. Пришел на виноградник мальчишкой. Год назад он официально ушел на пенсию. А в конце прошлого года умер. У него было больное сердце.

У Тая потемнело лицо.

— Дальше.

— Его обнаружила внучка. Она говорит, что старик пил мерло. Когда появилось сообщение об отзыве, она пришла к бабушке. Они собираются эксгумировать тело.

— Его звали Бернардо Баптиста. — У Софии были подробные записи, но она в них не нуждалась. Каждая буква этих записей запечатлелась у нее в мозгу. — Ему было семьдесят три года. Он умер в декабре от сердечного приступа, сидя перед камином. До того он немного поел и выпил несколько бокалов мерло «Кастелло ди Джамбелли» девяносто второго года.

«Так же, как Маргарет Боуэрс», — мрачно подумал Дэвид.

— Вы сказали, что у Баптисты было больное сердце.

— Иногда у него были проблемы с сердцем, но перед смертью он страдал от длительной простуды. Эта простуда многое объясняет. Баптиста славился своим обонянием. Он делал вино больше шестидесяти лет. Но поскольку был болен, то едва ли смог определить, что с вином не все в порядке. Его внучка клянется, что до той ночи старик вино не открывал. Она знает это, потому что днем была у него. Баптиста хвастался этим вином и другими подарками от компании. Он очень гордился своей связью с Джамбелли.

— Значит, вино было подарком. — Если верить внучке, да.

— От кого?

— Она не знает. Ему устроили проводы. По заведенному обычаю, Джамбелли делают пенсионеру подарки. Я проверила и обнаружила, что этого вина в списке подарков нет. Ему вручили каберне, белое и игристое. Коллекционное. Но обычно служащему не возбраняется сделать самостоятельный выбор, а также принимать подарки от других членов компании.

— Как скоро выяснится, стало ли вино причиной его смерти? — Пилар подошла к столу, за которым сидела София, и погладила дочь по плечу.

— Через несколько дней.

— Необходимо сделать все возможное, чтобы определить происхождение вина, — решил Дэвид. — Одновременно продолжая все остальное. Я предложу La Signora и Эли нанять частного сыщика.

— Я подготовлю заявление. Будет лучше, если мы сами заявим о новой находке и об участии Джамбелли в отзыве и проверке вина. Не хочу снова распространять пресс-релиз задним числом.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила Пилар.

— Поскорее составь список гостей.

— Милая, боюсь, теперь нам будет не до приема.

— Совсем наоборот. — Тревога и скорбь по старику, которого она помнила и любила, укрепили решимость Софии. — Просто мы обыграем его по-другому. Устроим благотворительный праздник. Мы уже проводили такие праздники — правда, по более приятным случаям. Я хочу, чтобы люди это запомнили. Тысяча приглашенных. Все вино, еда и развлечения за счет «Джамбелли — Макмиллан». Собранные средства будут переданы в пользу бездомных.

Она записывала на ходу, лихорадочно набрасывая тексты приглашений, пресс-релизов и ответов.

— «Наша семья хочет помочь вашей ощутить покой и безопасность»… Многие люди должны La Signora куда больше, чем тысячу долларов за чудесное угощение. Если они нуждаются в напоминании, я это сделаю.

Она вздернула подбородок, ожидая реакции Дэвида.

— Что ж, вам и карты в руки, — спустя мгновение ответил он. — Это напоминает мне хождение по канату, но у вас превосходное чувство равновесия.

— Спасибо. Тем временем мы проявим холодное безразличие к выступлениям прессы, инспирированным Рене. У этих выступлений будет побочный эффект. Имя Джамбелли окажется у всех на устах.. Это повысит авторитет семьи. А что на пользу Джамбелли, то на пользу и их бизнесу.

Пилар сидела за уютным столиком в баре ресторана «Четыре сезона». Если бы кто-нибудь узнал о ее намерениях, то наверняка сказал бы, что она совершает ошибку.

Возможно, так оно и было.

Но она была обязана сделать это. Была обязана давным-давно… Пилар заказала бутылку минеральной воды и приготовилась ждать. Она не сомневалась, что Рене опоздает. Но придет непременно. Не сможет противиться искушению показаться на людях и вступить в схватку с той, которую не считала достойной противницей.

Пилар пила воду и терпеливо ждала. В этом у нее был огромный опыт.

Рене ее не разочаровала. Она вплыла в зал. Таким женщинам нравилось вплывать в комнату закутанными в меха, хотя погода была для этого слишком теплой.

Она хорошо выглядела. Ухоженная, отдохнувшая и сияющая. Пилар слишком хорошо изучила эту ошеломляюще красивую молодую женщину и чувствовала, что сравнение не в ее пользу.

«Вполне естественная реакция», — думала Пилар. Но это не избавляло ее от ощущения собственной глупости и никчемности.

Было понятно, почему Тони так влекло к ней. Еще легче было понять, что его удерживало. Рене была не пустоголовой куклой Барби, а женщиной с мертвой хваткой, прекрасно знавшей, как добиться желаемого и удержать его.

— Пилар…

— Рене… Спасибо, что приняла мое приглашение.

— Разве я могла отказаться? — Рене сбросила свои меха и опустилась в кресло. — У тебя усталый вид… Коктейль с шампанским, — сказала она официантке, не удостоив ее взглядом.

Живот Пилар не свело судорогой, как бывало прежде.

— А у тебя нет. Я слышала, что после Нового года ты провела несколько недель в Европе. Это вполне в твоем стиле.

— Мы с Тони собирались в продолжительный отпуск. Он бы не хотел, чтобы я сидела дома и скучала. — Рене откинулась на спинку кресла и скрестила красивые длинные ноги. — Это было больше по твоей части.

— Рене, мы никогда не были соперницами. Я сошла со сцены задолго до твоего знакомства с Тони.

— Ты никогда не сходила со сцены. Ваша семейка всегда держала Тони на крючке, и ты заботилась о том, чтобы он не получал от компании то, чего заслуживал. Теперь он мертв, и ты заплатишь мне то, что задолжала ему. — Рене подняла бокал, как только его принесли. — Думаешь, я позволю тебе пачкать его имя, а вместе с ним и мое?

— Странно. Я собиралась спросить тебя о том же. — Пилар сложила руки на столе. Этот незаметный жест позволил ей собраться с силами. — Рене, в конце концов, он отец моей дочери. Я бы ни за что не стала пачкать его имя. Не могу сказать тебе, как я хочу узнать, кто его убил и почему.

— Ты и убила. Так или иначе. Выгнав его из компании. В ту ночь он встречался не с женщиной. Он не посмел бы. Кроме того, ему было достаточно меня. Я дала ему то, на что ты была не способна.

Сказать ей о Крис? Нет, не стоит усилий.

— Да, меня ему никогда не было достаточно. Не знаю, с кем он встречался в ту ночь и почему, но…

— Могу сказать, что я об этом думаю, — прервала ее Рене. — У него было что-то против вас, всей вашей семейки! И вы убили его. Может быть, использовали для этого свою дурочку Маргарет. А потом прихлопнули и ее.

На смену жалости пришла усталость.

— Это уж слишком. Даже для тебя. Если ты говоришь это репортерам и собираешься заявить на телевидении, то подвергаешь себя риску судебного преследования.

— Ради бога. — Рене снова пригубила бокал. — Думаешь, я не советовалась с адвокатами, что и как можно сказать? Ты знала, что Тони вот-вот уволят и я останусь почти ни с чем. Поэтому я не собираюсь отказываться от того, что плывет ко мне в руки.

— В самом деле? Конечно, мы люди хладнокровные, но ты не боишься возмездия?

Рене посмотрела на соседний столик. Там сидели двое мужчин и пили воду.

— Телохранители. С почасовой оплатой. Так что можешь не трудиться угрожать мне.

— Ты создала себе иллюзорный мир и, кажется, наслаждаешься им. Мне искренне жаль вас с Тони. Вы были созданы друг для друга. Я пришла сюда, чтобы еще до твоей встречи с представителями прессы попросить тебя проявить здравый смысл и уважение к моей семье и дочери Тони. Однако похоже, что мы обе напрасно потратили время. Я думала, что ты любила его, но теперь вижу, что ошибалась. Что ж, раз так, попробуем по-другому.

Пилар наклонилась, и удивленная Рене увидела в ее глазах внезапный холодный блеск.

— Можешь делать и говорить все, что хочешь. Кончится тем, что ты станешь всеобщим посмешищем. Это мелочь, но она доставит мне удовольствие. И оно будет тем больше, чем больше глупостей ты наболтаешь и наделаешь. Рене, продолжай и дальше играть роль сварливой жены, она тебе к лицу. — Пилар потянулась за сумочкой, чтобы расплатиться с официанткой. — Так же, как эти безвкусные серьги, которые болтаются у тебя в ушах. Они идут тебе гораздо больше, чем шли мне, когда Тони подарил их мне на пятилетие нашей свадьбы.

Она бросила на стол бумажку в двадцать долларов.

— Я думаю, что эти серьги и мои остальные драгоценности, которые он прикарманил за все эти годы, вполне приличное возмещение. Ты никогда не получишь ничего другого ни от меня, ни от Джамбелли.

Пилар не стала выплывать из зала. Театральные уходы были по части Рене. Она просто покосилась на соперницу, и увиденное доставило ей удовлетворение. Еще большее удовлетворение она получила, когда бросила другую кредитку на столик, за которым сидели телохранители Рене.

— Этот раунд за мной, — сказала она им и ушла, смеясь.

— Я устроила отличное шоу. — Разгневанная Пилар ходила взад и вперед по обюссонскому ковру, лежавшему на полу гостиной Элен Мур. — И осталась им довольна. Но страшно разозлилась. Черт побери, эта женщина держит на мушке мою семью и в то же время смеет носить мои серьги!

— У тебя есть документы на драгоценности, страховка и все прочее. Мы можем начать дело.

— Я ненавидела эти дурацкие серьги. — Пилар раздраженно пожала плечами. — Тони подарил их мне в знак примирения после очередного загула. Конечно, на них у меня тоже есть счет. Черт побери, противно сознавать, сколько раз я оказывалась дурой!

— Тогда не думай об этом. Не хочешь выпить?

— Нет. Я за рулем, и мне пора возвращаться. — Пилар со свистом втянула в себя воздух. — Но сначала мне нужно выпустить пар. Иначе я превышу скорость и угожу в тюрьму.

— Как хорошо, что у тебя есть подруга… Послушай-ка. Думаю, ты была совершенно права, что встретилась с ней лицом к лицу. Многие были бы не согласны, но они знают тебя хуже, чем я.

Элен плеснула себе на два пальца водки со льдом.

— У тебя было что ей сказать. И ты слишком долго ждала такой возможности.

— Это ничего не изменит.

— Для нее? То ли да, то ли нет. — Элен села и вытянула ноги. — Самое главное, что это изменило тебя. Ты сделала свое дело. Лично я не пожалела бы денег, чтобы понаблюдать за вашим разговором. Она будет визжать на этом своем дурацком ток-шоу и, скорее всего, как следует получит от публики, которая будет оскорблена ее нарядом от модного дизайнера и пятью килограммами драгоценностей. На нее набросятся все обманутые жены, — продолжила она. — О господи, Пилар, да они разорвут ее на клочки еще до того, как кончится передача. Можешь держать пари, что Ларри Манн и его продюсеры именно на это и рассчитывают.

Пилар перестала расхаживать по ковру.

— Я никогда об этом не думала.

— Радость моя, в конце концов, Рене Фокс — это просто дешевка. Конечно, она тебе изрядно надоела, ну и что? Пришла пора стереть ее в порошок.

— Ты права. Я переживаю за семью, за дочь. Конечно, это бульварная пресса, но и ее достаточно, чтобы София расстроилась. Я хотела бы знать, как заставить Рене замолчать.

— Ты можешь получить ордер на предупредительный арест. Я судья и в таких вещах как-нибудь разбираюсь, — иронически сказала Элен. — Можешь начать процесс по обвинению в клевете и оскорблении личности. И при изрядной доле везения даже выиграть его. Но как твой адвокат и твоя подруга советую: не мешай ей затягивать веревку на собственной шее. Рано или поздно она сама удавит себя.

— Лучше рано, чем поздно. Элен, мы оказались в очень трудном положении.

— Знаю. Мне очень жаль.

— Если она хотя бы намекнет на то, что мы могли заказать убийство Тони и что к этому была причастна Маргарет… Полиция уже спрашивала нас о связи между Маргарет и Тони. Это тревожит меня.

— Маргарет — несчастная жертва какого-то маньяка. Я говорю о мании, потому что вино было отравлено без умысла убить кого-то конкретного. Но Тони убили специально. Одно с другим никак не связано, и ты не должна об этом думать.

— Но пресса их связывает.

— Пресса свяжет обезьяну со слоном, если это позволит повысить рейтинг издания и увеличить тираж.

— Тут ты права… Элен, я хочу тебе кое-что сказать. Гнев и тревога, которые я испытывала во время разговора с Рене, не помешали мне кое-что понять. Я встретилась с ней лицом к лицу, потому что это имело значение, потому что это было важно и потому что мне было нужно что-то защитить.

Элен сделала глоток и кивнула.

— И что дальше?

— И это заставило меня осознать, что я никогда, ни разу не схватывалась ни с ней, ни с бесчисленным множеством других женщин, которые были у Тони. Потому что это не имело значения. Потому что он перестал быть мне нужным. Потому что защищать было нечего. Это очень грустно, — тихо сказала она. — Но вина ложится не только на него… Нет, — возразила она, когда Элен испустила какое-то ругательство. — В браке участвуют двое, а я ничего не делала, чтобы он стал одним из этих двоих.

— Он с самого начала пытался лишить тебя права на самоуважение.

— Это правда. — Пилар протянула руку, взяла стакан Элен и рассеянно пригубила его. — Но в том, что случилось и не случилось между нами, я виновата не меньше, чем он. Нет, Элен, я ни о чем не жалею. Я думаю о прошлом только потому, что ни за что, ни за что не хочу повторять прежние ошибки.

— Вот и отлично. — Элен отобрала у нее стакан и произнесла тост: — За новую женщину из семьи Джамбелли! А раз уж ты вступила на эту стезю, сядь и поподробнее расскажи мне о своей сексуальной жизни — благо она наконец началась.

Пилар довольно вздохнула и развела руками.

— Ну раз уж ты спрашиваешь… У меня невероятный, возбуждающий и грешный роман с молодым мужчиной!

— Я тебя ненавижу.

— А как ты обзовешь меня, если я скажу, что у него великолепное, сильное и неутомимое тело?

— Сукой.

Пилар засмеялась и села на валик дивана.

— Честно говоря, у меня в голове не укладывается, как женщина может прожить жизнь, не имея представления о том, что значит лежать под таким телом. Тони был стройным и довольно хрупким.

— Иными словами, статями не вышел.

— Ох, и не говори… — Она поморщилась. — Это ужасно. Просто болезнь какая-то.

— Да нет, это замечательно. У Джеймса тело… вполне подходящее. Добродушный старый медведь, — любовно сказала Элен. — Но ты не будешь возражать, если я немножко порадуюсь твоему сексуальному приключению?

— Конечно, нет. Иначе для чего нужны подруги?

София была готова к собственному маленькому сексуальному приключению. Один бог знал, как она в нем нуждалась. Работа и бесконечные волнения довели ее до полного изнеможения.


После окончания рабочего дня она плавала в бассейне. А затем настала очередь джакузи, позволившей снять напряжение с одеревеневших мышц. Водные процедуры завершились долгой и роскошной ароматической ванной.

Она зажгла свечи, и комната стала благоухать лимоном, ванилью и жасмином. В их колеблющемся свете примерила черную шелковую ночную рубашку с низким кружевным вырезом и тонкими бретельками. А чего стесняться?

Она выбрала вино из личных подвалов. Молодое, игривое шардонне. Поставила его в лед, чтобы охладить, забралась в кресло и стала ждать Тая. И вскоре уснула мертвым сном.

Было странно тайком пробираться в дом, где его всегда встречали с распростертыми объятиями. Странно и возбуждающе.

С давних времен он представлял себе, что под покровом ночи прокрадывается в спальню Софии. Проклятие, а какой мужчина на его месте не мечтал бы об этом?

Но делать это на самом деле, зная, что она ждет его, было куда приятнее, чем грезить по ночам.

Открывая дверь, Тай знал, что сейчас они накинутся друг на друга как животные.

Он уже предвкушал это.

Сквозь стекла пробивался мерцающий свет. Экзотичный, чувственный. Тайлер повернул ручку, и тихий щелчок отдался в его ушах звуком кавалерийской трубы.

Он взял себя в руки и тихо закрыл дверь. А потом увидел ее, устало свернувшуюся в кресле.

— О черт, Софи… Ну надо же…

Тай бесшумно подошел к креслу, присел на корточки и сделал то, что прежде удавалось ему крайне редко. Рассмотрел Софию без ее ведома.

Нежная розовая кожа с золотистым отливом. Пушистые длинные ресницы и полные губы, специально созданные для поцелуев.

— Совершенное творение природы, — пробормотал он. — Замучилась, да?

Тай обвел глазами комнату, заметил вино, свечи и кровать с отвернутым уголком одеяла и взбитыми подушками.

— Ну что ж, спать так спать. Давай, малышка, — прошептал он, беря ее на руки. — Пора в кровать.

Она проснулась, зашевелилась и потянулась. Тайлер решил, что мужчина, который сможет уложить в постель такую обворожительную женщину и при этом не лечь с ней рядом, заслуживает медали.

— М-мм… Тай…

— Правильно догадалась. А теперь ложись и спи. — Он опустил ее на кровать и укрыл одеялом.

София рывком открыла глаза.

— Что? Как ты сюда попал?

— Я долго шел один в холодной и темной ночи. — Посмеиваясь над ними обоими, Тай наклонился и целомудренно поцеловал ее в лоб. — А за этим последует долгий холодный душ.

— Зачем? — София взяла его руку и подложила ее под щеку. — Здесь так уютно и тепло…

— Малышка, ты устала. Отложим до другого раза.

— Не уходи. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Я вернусь. — Тайлер наклонился снова, собираясь поцеловать ее на ночь. Но ее губы были такими нежными, такими соблазнительными… Он не смог оторваться от них. А потом очутился в ее объятиях.

— Не уходи, — повторила она. — Возьми меня. Это будет как во сне.

Так оно и вышло. Запахи, тени и вздохи. Неторопливая нежность, нежданная и непрошеная. Тай скользнул под одеяло и поплыл рядом, ощущая легкое прикосновение ее рук и упругого тела.

И чувствовал, что его пронизывает звездный свет.

Он снова нашел ее губы и понял, что мечтал об этом мгновении всю свою жизнь.

Когда ощущения усилились, у Софии участилось дыхание. Его загрубевшие от работы руки казались бархатными. Его мускулистое тело — шелковым. Его твердые губы — бесконечно и упоительно терпеливыми.

Ни буйства, ни жадности. Ни вспышек страсти. Сегодняшняя ночь была ночью неторопливых, спокойных ласк. Ласк, которые дарят и принимают с благодарностью.

Достигнув первого пика, они оказались на небесах.

Когда ее тело выгнулось дугой, София испустила негромкий протяжный стон, означавший удовлетворение и полную капитуляцию. Она гладила его по волосам, отражавшим колеблющийся свет и тень. «Так вот он какой, — думала София, растворяясь в нем без остатка. — Сколько же в нем граней…»

А теперь он показал ей еще одну свою грань. Нежность. Она напрягла пальцы и притягивала его к себе, пока их губы не соединились. И тогда она смогла ответить ему.

В ее глазах отражалось пламя свечей. Бездонные озера с золотыми искорками. Воздух благоухал. На этот раз, когда Тай проник в Софию, они не отрывали друг от друга взгляда.

— Это другое, — сказал он и приник к ее губам, когда она покачала головой. — Совсем другое. Вчера я желал тебя. Сегодня ночью ты мне нужна.

Глаза Софии затуманились слезами. На губах трепетали слова, которые было невозможно высказать. А потом чувства переполнили ее так, что она могла только плакать, шептать его имя и отдавать ему все без остатка.

ГЛАВА 19

«Что общего у семидесятитрехлетнего старого винодела из Италии с тридцатишестилетней заведующей отделом сбыта из Калифорнии? Джамбелли, — подумал Дэвид. — Это единственное, что их связывает».

Не считая обстоятельств смерти.

Экспертиза эксгумированного тела Бернардо Баптисты подтвердила, что он получил опасную дозу растворенного в мерло дигиталиса. Это не могло быть простым совпадением. Полиция по обе стороны Атлантики квалифицировала их смерть как убийство, а вино Джамбелли — как орудие убийства.

Но почему? Почему были убиты именно Маргарет Боуэрс и Бернардо Баптиста?

Он уложил детей спать, проверил виноградники Джамбелли и поехал к Макмилланам. Поскольку температура снижалась, они с Паоли включили дождевальные установки и обошли ряды, пока вода покрывала лозы, окутывая их тонким слоем льда, защищавшим растения от мороза. Прогноз сулил, что перед рассветом температура упадет до критической отметки — минус двух градусов по Цельсию.

Если это случится, лозы будут убиты так же неминуемо и безжалостно, как те люди.

И все же с природой можно было поспорить. Он понимал ее жестокость и сражался с ней. Но как здравомыслящему человеку понять хладнокровно задуманное убийство, кажущееся случайным?

Дэвид видел прозрачный туман, курившийся над лозами Макмилланов, крошечные капли, отражавшие холодный лунный свет. Он натянул перчатки, взял термос с кофе, выбрался из машины и ступил на покрытую льдом землю.

Тайлер сидел на перевернутом ящике и пил кофе из термоса.

— Я был уверен, что вы придете. — Он постучал ногой по другому ящику. — Присаживайтесь.

— Где ваш бригадир?

— Я только что отослал его домой. Что толку, если мы оба останемся без сна? — На самом деле ему хотелось побыть одному и разобраться в своих мыслях под негромкий шум дождевальных установок.

— Мы делаем все, что можем. — Тай пожал плечами и обвел взглядом ряды заиндевевших лоз, в свете прожекторов казавшиеся волшебной страной. — Система работает нормально.

Дэвид сел поудобнее и открыл термос. Как и Тай, он был в лыжной шапочке и толстом свитере, защищавшем и от мороза, и от сырости.

— У Джамбелли дежурит Паоли. После полуночи обещают усиление заморозков. Мы к этому готовы.

— Для конца марта это обычно. Куда хуже, когда заморозки ударяют в конце апреля или начале мая. Если захотите поспать, то у меня есть с собой одеяло.

— Спасибо. В последнее время мы все недосыпаем… Вы знали Баптисту?

— Лично я — нет. Дед знал. La Signora принимает это очень близко к сердцу. Хотя и не показывает виду. Особенно посторонним. Впрочем, и родне тоже. Но она потрясена. Как все женщины Джамбелли.

— Отравленный продукт…

— Не в этом дело. Там бизнес. А тут личное. Когда Баптиста умер, они все летали на похороны. Похоже, София считала его талисманом компании. Человеком, приносящим счастье. Говорила, что он тайком совал ей сладости. Бедный старик…

Дэвид ссутулился и зажал колпачок термоса между коленями.

— Я думал об этом. Пытался нащупать связь. Но, наверно, даром потратил время. Я администратор, а не детектив.

Тайлер задумчиво посмотрел на него поверх чашки.

— Судя по тому, что я видел, вы не так уж часто тратите время понапрасну. И для администратора неплохо соображаете.

Дэвид слегка улыбнулся и приветственным жестом поднял чашку. Поднимавшаяся над ней струйка пара смешивалась с туманом.

— В ваших устах это звучит как высшая похвала.

— Верно, черт побери.

— Спасибо… Насколько мне известно, Маргарет никогда не встречалась с Баптистой. Старик умер еще до того, как к Маргарет перешли заказчики Авано и она начала летать в Италию.

— Если они были случайными жертвами, это не имеет значения.

Дэвид покачал головой:

— А если не случайными? Тогда это становится очень важным.

— Угу. Я тоже думал об этом. — Таю захотелось размять ноги. Мужчины встали и прошли вдоль рядов.

И тут до Тайлера дошло, что его неприязнь к Дэвиду исчезла. Оно и к лучшему. На сдерживание этой неприязни уходило слишком много сил. Зачем тратить энергию и драгоценное время на вражду с человеком, который и так на твоей стороне?

— Они оба работали на Джамбелли, оба знали членов семьи… — Тай сделал паузу. — И оба знали Авано.

— Авано умер до того, как Маргарет открыла бутылку. Но мы не знаем, сколько времени она хранила эту бутылку. У него могло быть множество причин убрать Маргарет со своего пути.

— Авано был задницей, — равнодушно сказал Тайлер. — И выдающейся скотиной. Но не убийцей. У этого проныры и интригана не было ни капли смелости.

— Кто-нибудь любил его?

— Софи. — Тайлер вздрогнул. Похоже, он думал о ней каждые десять минут. — По крайней мере, пыталась. Впрочем, его действительно любили многие. И не только женщины.

Пожалуй, впервые Дэвид получал прямое и нелицеприятное свидетельство того, что собой представлял Энтони Авано.

— Почему?

— Он был… благообразный. Умел пускать пыль в глаза. Приторный. По мне, приторный до отвращения. — «Как мой собственный отец», — подумал Тайлер. — Но это дело вкуса. Некоторые люди бездумно скользят по жизни, сталкиваются с окружающими, но всегда выходят сухими из воды. Он был одним из таких.

— Но La Signora терпела его.

— Ради Пилар и Софии. Это одна сторона. Личная. А если говорить о бизнесе, то он умел угождать заказчикам.

— Да… Отчеты о его расходах подтверждают, что он не жалел для этого усилий. Но когда заказчиков Авано передали Маргарет, это лишило его возможности есть и пить за счет Джамбелли. Он должен был разозлиться. На компанию, на семью и на Маргарет.

— В таком случае он попытался бы трахнуть ее. Но убивать не стал бы.

Тайлер остановился и обвел глазами виноградник, осматривая ряд за рядом. Дыхание тут же превращалось в пар. Похолодало. Чутье фермера подсказывало ему, что сейчас около одного градуса мороза.

— Я не администратор, но думаю, что вся эта история уменьшает прибыли компании и подрывает ее авторитет. В конечном счете это одно и то же. Если бы кто-то захотел причинить семье неприятности, он не смог бы найти для этого более изобретательного и мерзкого способа.

— Отзыв продукции, паника розничных потребителей и потеря доверия крупных заказчиков будут стоить миллионы. Под угрозой оказываются все прибыли, в том числе и ваши.

— Да. — Тайлер начинал осознавать размеры угрозы. — Думаю, София достаточно сообразительна, чтобы предотвратить потерю доверия оптовиков.

— Одной сообразительности для этого мало. Тут нужно быть гением.

— Она и есть гений. Именно поэтому от нее столько беспокойства.

— Вы влюблены в нее, верно? — Дэвид помахал рукой, показывая, что ответа не требуется. — Прошу прощения. Это слишком личное.

— Вы спрашиваете это как администратор, как компаньон или как человек, который встречается с ее матерью?

— Как друг.

Тайлер немного подумал и кивнул:

— О'кей. Вы меня убедили. Думаю, я без памяти влюбился в нее, когда мне было двадцать лет. А Софи шестнадцать, — вспомнил он. — О боже… Она была похожа на удар молнии. Знала это. И отчаянно изводила меня.

Дэвид молчал. Тишину нарушало только шипение и потрескивание замерзающей воды.

— Я учился с такой девушкой в университете. — Каттер был приятно удивлен, когда Тайлер вынул из кармана фляжку и протянул ему. — Ее звали Марселла Ру. Француженка. Ноги от ушей и ужасно сексуальный чуть неправильный прикус.

— Прикус… — Тайлер представил себе эту картину. — Впечатляет.

— О да. — Дэвид сделал глоток обжигающего бренди и задумчиво повторил: — Марселла Ру… Я боялся ее до смерти.

— Женщина с такой внешностью и такой сущностью может вывернуть тебя наизнанку. — Тайлер взял у него фляжку и тоже сделал глоток. — И вот что мне пришло в голову… Если можно влюбиться в женщину, которая тебя раздражает, значит, можно влюбиться и в другую, с которой легко иметь дело и которая не станет действовать тебе на нервы. Последние десять лет я упорно развивал эту теорию. Но она не принесла мне ничего хорошего.

— Я могу это понять, — спустя несколько секунд сказал Дэвид. — Да, могу. У меня была жена, двое хороших детей, и я думал, что мы представляем собой воплощение американской мечты. Потом все пошло коту под хвост. Однако дети остались со мной. Может быть, несколько раз я напортачил, но ведь этого не избежать. У меня была цель в жизни. Обеспечить им достойную жизнь, быть хорошим отцом. Ну да, у меня были женщины. Хороший отец вовсе не обязан быть монахом. Но женщины не были для меня главным. Я не хотел серьезной связи. А потом Пилар открыла дверь. У нее в руках были цветы. Вот это и был удар молнии.

— Может быть. И эта молния все еще слепит глаза.

Они шли вдоль рядов в самый холодный предрассветный час. Посвистывали дождевальные установки, и спасенные лозы мерцали, окутанные серебристым инеем.

Двести пятьдесят гостей, обед с семью переменами блюд, каждая из которых сопровождалась соответствующим вином, затем концерт и в заключение танцы.

Это был настоящий подвиг, и София по достоинству оценила труд Пилар, сумевшей предусмотреть каждую мелочь. А заодно погладила себя по головке за то, что пригласила гостей с запоминающимися именами и лицами со всего земного шара.

«Организация Объединенных Наций ничто по сравнению с Джамбелли», — думала она, с безмятежным видом слушая арию в исполнении итальянского сопрано.

Четверть миллиона долларов, собранная на благотворительные цели, не только благое дело, но и чертовски хорошая реклама. Тем более хорошая, что на встречу прибыли все члены семьи, включая священника, брата Терезы, который согласился на это путешествие только после настойчивых уговоров сестры.

Единство, солидарность, ответственность и традиция. Это были ключевые слова разосланного Софией пресс-релиза. А слова рождали образ. Аристократическая вилла открывает двери ради благотворительных целей и позволяет лицезреть четыре поколения семьи, связанные между собой как кровными узами, так и вином.

О да, она воспользовалась именем Чезаре Джамбелли, простого фермера, который создал империю с помощью мечты и собственных рук. Соблазн был слишком велик. И хотя она не считала, что этот прием позволит одним махом справиться со всеми свалившимися на них трудностями, однако начало было положено неплохое.

Единственным, что портило ей настроение, было присутствие на вечере Крис Дрейк.

Недосмотр, решила София. Она пригласила Джереми Де-морне вполне сознательно. Приглашение нескольких главных конкурентов должно было продемонстрировать открытость семьи Джамбелли и в то же время профессиональное единство. Но ей не пришло в голову, что Джереми привезет с собой в качестве дамы бывшую служащую Джамбелли.

Впрочем, этого следовало ожидать, напомнила себе София. Это был умный и подлый шаг, полный скрытого лукавства. Совершенно в духе Джерри. Надо отдать Крис должное: держалась она совершенно непринужденно. Точнее, нагло.

София призналась себе, что этот раунд она проиграла. Но взяла реванш, оставшись безукоризненно любезной с обоими.

— Ты не слушаешь, — шепнул Тайлер, ткнув ее локтем в бок. — Ничего, помучайся. Не одному мне страдать…

София слегка наклонилась к нему:

— Я слышу каждую ноту. И в то же время могу составлять в уме сообщение для прессы. Две разные части мозга.

— У твоего мозга частей много… Скоро конец? В воздухе дрожали великолепные, чистые звуки.

— Скоро. Прекрасная армия. Речь идет о трагедии.

— А я думал — о любви.

— Это одно и то же.

Посмотрев на нее, Тай увидел слезинку, выкатившуюся из бездонных темных глаз и застывшую на кончиках ресниц.

— Это на самом деле или для публики?

— Деревенщина… Помолчи. — Их пальцы сплелись, и София позволила себе забыть обо всем, кроме музыки.

Когда в тишине прозвучала последняя протяжная нота, она встала вместе со всеми остальными и присоединилась к овации.

— Может быть, теперь выйдем отсюда? Хотя бы на пять минут? — прошептал ей на ухо Тай.

— Ты хуже деревенщины. Настоящий варвар. Brava! — крикнула София. — Ступай вперед, — вполголоса добавила она. — Я должна сыграть роль хозяйки. А ты возьми на себя дядю Джеймса, который страдает не меньше твоего. Выпейте, выкурите по сигаре и будьте мужчинами.

— Малышка, битый час слушать оперу и при этом не уснуть может только настоящий мужчина.

София посмотрела ему вслед, потом раскинула руки и двинулась к примадонне.

— Signora, belissima!

Пилар тоже выполняла свои обязанности, но думала при этом не о музыке или сообщении для прессы. От нее требовалось точно рассчитать время. Следовало быстро, но без суеты убрать стулья и освободить место для танцев. Открыть двери галереи так, чтобы одновременно заиграл расположившийся на ней оркестр. Но сначала нужно было позволить примадонне насладиться заслуженными аплодисментами. Она подождала, пока Тереза и Эли не преподнесут певице цветы, а потом дала сигнал Дэвиду, Элен и нескольким ближайшим друзьям, что настало время для похвал и поздравлений.

Когда их примеру последовали другие, Пилар кивнула слугам. И вдруг нахмурилась, увидев, что тетя Франческа продолжает сидеть и, судя по всему, спит мертвым сном. Опять одурманила себя, подумала она, пробираясь между гостями.

— Дон… — Она сжала руку двоюродного брата и улыбкой попросила прощения у пары, с которой тот разговаривал. — Твоей матери плохо, — тихо сказала она. — Ты не мог бы помочь мне проводить тетю в ее комнату?

— Конечно. Извини, Пилар, — продолжил Донато, когда они отошли в сторону. — Мне следовало не спускать с нее глаз. — Он обвел взглядом толпу, разыскивая жену. — Я думал, что с ней Джина.

— Все в порядке. Тетя Франческа… — негромко сказала по-итальянски Пилар, вместе с Донато помогая ей встать.

— Ma che vuo? — Одурманенная женщина шлепнула Пилар по руке. — Lasciame in pace[1].

Мама, мы хотим уложить тебя в постель, — решительно сказал Дон. — Ты устала.

— Si, si. — Она перестала сопротивляться. — Vorrei del vino[2].

— Ты уже достаточно выпила, — сказал Дон, но Пилар посмотрела на него и покачала головой.

— Я принесу, как только ты окажешься у себя в комнате.

— Ты добрая девочка, Пилар. — Кроткая, как агнец, Франческа, шаркая, вышла из салона. — Куда добрее, чем Джина. Дону следовало жениться на тебе.

— Мы кузены, тетя Франческа, — напомнила ей Пилар.

— Правда? Ах да, конечно. У меня мутится в голове. Дорога была очень утомительная.

— Я знаю. Тебе станет легче, когда ты наденешь ночную рубашку и ляжешь в постель.

Как только Франческа оказалась в спальне, Пилар вызвала горничную. Тетку было жаль, но она поручила ее Дону и поспешно вернулась в салон.

— Возникли сложности? — спросила ее София.

— Тетя Франческа.

— А… Как обычно. Надеюсь, что наличие в семье священника избавит нас от обвинения в пьянстве. Ну что, мы готовы?

— Готовы. — Пилар выключила люстру. По этому сигналу дверь галереи открылась и грянула музыка. Когда первый танец повели Тереза и Эли, София обняла мать за талию.

— Великолепно. Чудесная работа.

— Благослови нас господь, всех и каждого… — Пилар перевела дух. — Теперь я не прочь выпить.

— Когда все кончится, мы разопьем с тобой бутылку шампанского. А сейчас… — она слегка подтолкнула Пилар, — танцуй.

Настало время для светских бесед, которые тоже были работой. С уверенным видом отвечать на вопросы, деликатные и не очень, излагать ситуацию заинтересованным гостям и приглашенным репортерам. Выражать искренние скорбь и гнев, добиваясь при этом заранее рассчитанного эффекта.

Компания «Джамбелли — Макмиллан» живет, процветает и продолжает делать вино.

— София! Чудесный вечер. Просто чудесный.

— Спасибо, миссис Эллиот. Я так рада, что вы смогли выбраться!

— Разве я могла пропустить ваш прием? Ты же знаешь, как мы с Блейком заботимся о бездомных. Наш ресторан щедро субсидирует приюты.

«Ваш ресторан, — подумала София, издав несколько одобрительных звуков, — аннулировал заказ на все вина Джамбелли и Макмиллана при первом признаке тревоги».

— Наверное, нам с вами имело бы смысл, создать специальный фонд. Как-никак еда и вино — идеальная пара.

— Гм-м… Неплохо бы.

— Вы знали нашу семью еще до моего рождения. — Чтобы создать интимную обстановку, Пилар взяла женщину под руку и отвела ее подальше от играющего оркестра. — Надеюсь, вы знаете, как мы ценим вашу дружбу.

— Мы с Блейком всегда относились к вашей бабушке и Эли с огромным уважением. И очень переживаем из-за трудностей, постигших вас в последнее время.

— Когда люди попадают в беду, они обращаются за поддержкой к друзьям.

— София, если говорить о нас с Блейком лично, то эта поддержка вам обеспечена. Но бизнес есть бизнес. Мы обязаны защищать своих клиентов.

— И мы тоже. Джамбелли ручаются за свою продукцию. Любой из нас в любое время может стать объектом фальсификации и саботажа. И если мы и те, кто связан с нами, позволим преступникам одержать победу, это подвергнет остальных еще большему риску.

— София, мне очень жаль, но пока мы не удостоверимся в том, что марка вина Джамбелли реабилитирована, мы не сможем и не станем подавать его посетителям. На меня производит сильное впечатление то, как вы справляетесь со своими трудностями. Сегодня вечером нас с Блейком не было бы здесь, если бы мы не хотели поддержать тебя и твою семью лично. Посетители приходят к нам, чтобы вкусно поесть, а не для того чтобы играть со смертью, выпив бокал вина, которое может оказаться отравленным.

— Четыре бутылки из многих тысяч… — начала София.

— И одной достаточно. Мне очень жаль, милая, но такова жизнь. Прошу прощения.

София решительно подошла к официанту, взяла у него бокал красного, медленно повернулась, проверяя, не следит ли за ней кто-нибудь, и сделала большой глоток.

— У тебя усталый вид. — Рядом возникла Крис и взяла с подноса бокал шампанского. — Так бывает с теми, кто зарабатывает себе на жизнь.

— Ты ошибаешься. — Тон Софии мог бы заморозить разделявшее их пространство. — Я работаю не из-за денег, а для собственного удовольствия.

— Так могла бы сказать принцесса. — Довольная собой, Крис пригубила вино. Сегодня у нее была одна цель: как можно сильнее уязвить Софию. — Разве не так называл тебя Тони? «Моя принцесс»).

— Да. — София ожидала нового приступа горя, но ощутила лишь легкую скорбь. — Он никогда не понимал меня. Как, видимо, и ты.

— О, я тебя понимаю. И твою семью тоже. У вас трудности. После смерти Тони и прихода к власти тебя и этого деревенского мужика компания дышит на ладан. Теперь вы щеголяете в вечерних платьях и доставшихся по наследству драгоценностях, пытаясь поддержать пошатнувшийся бизнес и прикрыть собственные ошибки. Но на самом деле вы ничем не отличаетесь от уличного попрошайки. Только тот действует честнее.

София осторожно отставила бокал и шагнула вперед. Не успела она открыть рот, как к ним подошел Джерри и взял Крис за руку.

— Крис… — В его тоне слышалось предупреждение. — Это недостойно. София, я прошу прощения.

— Нечего за меня извиняться! — Крис пригладила волосы. — Я сейчас не на службе, а сама по себе.

— Мне не нужны извинения. Ни от кого из вас. Ты гостья в моем доме, и, пока ты будешь вести себя соответствующим образом, с тобой будут обращаться как с гостьей. Но если ты посмеешь оскорбить меня или кого-нибудь из моих родных, я прикажу тебя вышвырнуть. Так же, как вышвырнула тебя из своего отдела. И не льсти себя надеждой, что я побоюсь устроить сцену.

Крис вытянула губы и послала ей воздушный поцелуй.

— Ты не боишься снимков, которые появятся в прессе?

— Давай попробуем, — бросила София. — И посмотрим, кто из нас завтра будет выглядеть лучше. Крис, ты вылетишь отсюда в три шеи, и новый босс не шевельнет пальцем, чтобы помочь тебе. Правда, Джерри?

— София! Чудесно выглядишь. — Элен обняла Софию за плечи и слегка стиснула. — Прошу прощения, — лучезарно улыбнулась она, отводя Софию в сторону. — Дорогая, не надо так воинственно сверкать глазами. Ты пугаешь гостей.

— Я бы с наслаждением изжарила их всех. А первым делом Крис и Джерри.

— Не стоит, дорогая.

— Знаю. Знаю… Я плюнула бы на нее, если бы до того меня не разозлила Энн Эллиот.

— Давай-ка пройдемся в дамскую комнату и попудрим носики. Там ты придешь в себя. Не забудь, ты сама устроила это потрясающее шоу. И произвела впечатление.

— Овчинка выделки не стоит.

— Софи, ты дрожишь.

— От злости. Просто от злости. — София продолжала цепляться за эту мысль, пока они не спустились на этаж ниже. — И от страха, — призналась она, оказавшись с Элен в дамской комнате. — Тетя Элен, я угрохала на это мероприятие кучу денег. И, кажется, учитывая ситуацию, хватила через край. Переубедить Эллиотов не удалось. А потом на меня спикировала Крис. Как ворон, почуявший запах крови.

— Крис — всего лишь одна из множества пассий Тони. Она не стоит того, чтобы тратить на нее время и силы.

— Она знает образ моих мыслей. — Комната была слишком тесна, чтобы расхаживать по ней. Оставалось стоять на месте и задыхаться от злости. — Знает методы моей работы. Я должна была найти способ удержать ее в компании и справиться с ней.

— Перестань осуждать себя. То, что она безумно завидует тебе, видно невооруженным глазом. Знаю, ситуация сейчас трудная, но сегодня я поговорила со многими людьми, которые являются вашими сторонниками. Все они искренне возмущены происходящим.

— Да, и кое-кто из них даже готов рискнуть деньгами, чтобы доказать свои чувства. Но другие на это не пойдут. И таких намного больше. Официанты доложили мне, что некоторые гости либо не притрагивались к вину, либо сначала следили за теми, кто выпил, желая убедиться, что они не умерли. Это ужасно. Какой удар для Nonna! Увы, я начала понимать это только теперь.

— Софи, если компании сто лет, в ее истории всегда бывают кризисы. Нынешний — всего лишь один из многих.

— Но такого не было никогда. Тетя Элен, мы теряем заказчиков. Вы это знаете. В бульварной прессе уже появились шуточки: «Если у вас возникли сложности с женой, не обращайтесь к адвокату. Лучше угостите ее вином от Джамбелли».

— Милая; я адвокат. Такие шутки мы слышим уже несколько веков. — И все же Элен погладила ее по волосам. До сих пор она не понимала, как сильно и глубоко страдает эта девочка. — Ты принимаешь случившееся слишком близко к сердцу.

— Моя работа заключается в том, чтобы создать образ не только представителя нового поколения, но и служащего компании. Если я не смогу с этим справиться, то… Я знаю, что сегодня положила в корзину кучу яиц, и мне бы не хотелось, чтобы все они разбились.

— Кое-что разобьется, — утешила ее Элен, — но далеко не все.

— И все же я не слишком преуспела. Почему люди не хотят понять, что мы являемся жертвами? На нас напали. И продолжают нападать. Оказывают на нас давление — финансовое, эмоциональное и юридическое. Полиция… О господи, распространилась сплетня, что Маргарет и мой отец состояли в заговоре, и мама об этом знает.

— Ее распространяет Рене. Она несет вздор.

— Да, но я не знаю, что мы будем делать, если полиция примет этот вздор всерьез и начнет допрашивать ее в качестве подозреваемой.

— Этого не случится.

— Ох, тетя Элен, все возможно. После ток-шоу Рене задело возьмется бульварная пресса, начнет раздувать пламя, а поскольку на след преступников напасть так и не удалось, главной подозреваемой станет мама. И я вместе с ней.

Элен и сама думала об этом. Причем с большой неохотой. Но когда София назвала вещи своими именами, у нее на душе заскребли кошки.

— Послушай меня. Никто не собирается в чем-то обвинять ни тебя, ни твою мать. Полиция может допросить вас, но только для успокоения собственной совести. Если они потребуют от вас чего-то большего, им придется иметь дело с Джеймсом, со мной и даже с Линком.

Она порывисто обняла Софию.

— Не беспокойся об этом.

Потом она погладила Софию по спине и посмотрела на свое отражение в зеркале. На смену бодрой улыбке пришла озабоченность. Слава богу, предварительный деловой разговор с Терезой помешал ей усилить страхи девочки.

Не далее как сегодня утром суд потребовал представить ему все финансовые документы компании.

София заново накрасила губы, попудрила нос и расправила плечи. Никто не должен был видеть ни ее страха, ни ее отчаяния. Когда она присоединилась к гостям, ее смех был искренним и непринужденным, а улыбка — ослепительной.

Она флиртовала, танцевала и продолжала кампанию. Настроение Софии изрядно поднялось, когда она с помощью своих чар сумела убедить одного из главных заказчиков снять запрет с вин Джамбелли.

Довольная собой, она взяла небольшой тайм-аут, чтобы поболтать с Линком.

— Ты все еще не бросила этого неудачника? — спросила она у Андреа.

— Как только я пытаюсь сделать это, он начинает плакать.

— Неправда. Я только делаю унылое лицо… Я тебя искал, — сказал он Софии. — Мы уезжаем.

— Так рано?

— Я не любитель струнных квартетов. И приехал сюда только потому, что мама посулила испечь мне торт. Но я хотел увидеться с тобой до отъезда и спросить, как дела.

— Нормально.

Он щелкнул ее по носу.

— Врешь. В присутствии свидетелей.

— Вообще-то паршиво, — призналась она. — Nonna тяжело пережила весть о том, что случилось с Signore Баптистой. Он много значил для нее. Ведется сразу несколько следствий, и нас донимает полиция. Честно говоря, несколько минут назад я плакалась в жилетку твоей матери.

— Она к этому привыкла. Можешь звонить и плакаться мне в жилетку в любое время дня и ночи.

— Я знаю. — Она поцеловала Линка в щеку. — На самом деле ты совсем не такой плохой. И вкус у тебя есть. Во всяком случае, на врачей. Давай беги. — София шагнула в сторону. — Приезжайте еще, — добавила она, обернувшись к Андреа, и пошла по второму кругу.

— Вот ты где. — Тайлер взял ее за руку и отвел в сторону. — Я больше не могу здесь находиться. Дезертирую.

— Крепись. — София обвела взглядом толпу. Та поредела, но не слишком сильно. Это был добрый знак. — Продержись еще часок, и я компенсирую тебе потерянное время.

— Мое время стоит дорого.

— Буду иметь в виду. Пойди очаруй Беттину Ренальди. Она стара, влиятельна и очень неравнодушна к суровым парням с тугой задницей.

— Ты собираешься торговать мной?

— Просто пригласи ее на танец и скажи, что мы очень дорожим ее дружбой.

— Если она ущипнет меня за задницу, расплачиваться придется тебе.

— Угу. Жду не дождусь.

Продолжив обход, она заметила, что между Доном и Джи-ной вот-вот вспыхнет ссора, и решительно направилась к ним.

— Только не здесь! — Она встала между ними и жестом, который мог сойти за дружеский, взяла их за руки. — Не стоит давать пищу слухам. Их и без того хватает.

— Не тебе учить меня правилам поведения! — Джина попыталась вырвать руку, но София держала крепко. — Твой отец был жиголо, а семья вообще не знает, что такое честь!

— Потише, Джина, потише. Эта семья содержит тебя. Давайте выйдем отсюда.

— Иди к черту! — Она толкнула Софию на Дона. — И ты, и все вы! — Джина повысила голос, заставив оглянуться нескольких любопытных. Но София отпустила ее только у двери салона.

— Если ты устроишь сцену, — предупредила она, — это будет стоить тебе не меньше, чем всем нам. Твои дети — Джамбелли. Запомни это.

У Джины дрожали губы, но тон она снизила.

— И ты тоже. Вы оба запомните. Все, что я делаю, делается для них.

— Дон, черт побери! Иди за ней и успокой.

— Не могу. Она не станет слушать. — Донато спрятался за дверь, вынул носовой платок и вытер вспотевший лоб. — Она снова беременна.

— Ох… — София, чувствовавшая досаду и облегчение одновременно, погладила его по руке. — Поздравляю.

— Я не хотел еще одного ребенка. Она знала. Мы ссорились из-за этого. А сегодня она объявила мне радостную новость, когда мы одевались, дети вопили, как резаные, и у меня раскалывалась голова. Она ждала, что я обрадуюсь, а когда этого не случилось, накинулась на меня.

Он сунул платок в карман.

— Мне жаль. Честное слово. Очень жаль, но впечатление от этого вечера имеет для нас большое значение. Счастлив ты или нет, это твое дело. Ты обязан держать себя в руках. Джина беременна, и нервы у нее на взводе. Кроме того, она забеременела не от святого духа. Иди к ней.

— Не могу, — повторил Дон. — Она не станет со мной разговаривать. Я был расстроен. Весь вечер она дулась и напоминала мне, что дети — божье благословение. Мне захотелось побыть без нее хотя бы пять минут. Я улизнул, чтобы позвонить… У меня есть другая женщина.

— Замечательно! — Других слов у Софии не было. — Просто замечательно!

— Я не знал, что Джина шла за мной. Не знал, что она подслушивала. Она ждала моего возвращения, чтобы накинуться на меня, обвинить и разорвать в клочья… Нет, она не станет со мной разговаривать.

— Что ж, лучшего момента вы оба найти не могли.

— Я знаю свои обязанности и выполню их. Только, пожалуйста, не рассказывай об этом Zia Терезе.

— Думаешь, я тут же побегу к Nonna ябедничать?

— Софи, я имел в виду совсем другое. — Гневное требование Софии не давать пищу сплетням заставило его вздохнуть с облегчением. — Я все улажу. Честное слово. Только сходи за Джиной, убеди ее вести себя прилично и немного потерпеть. Не делать резких движений. Следствие выпило из меня все соки. Нервы ни к черту…

— Дело не в тебе, Донато. — Она развела руками. — Ты всего-навсего еще один потаскун. Дело в Джамбелли. Поэтому я постараюсь успокоить Джину. Тем более что в данном случае я ей сочувствую. Ты все уладишь. Порвешь с этой женщиной и восстановишь мир в семье.

— Я люблю ее. Софи, ты знаешь, что такое любовь.

— Я знаю, что у тебя трое детей и четвертый на подходе. Донато, ты в ответе за свою семью. Либо ты будешь мужчиной, либо дорого заплатишь за свои похождения. Я позабочусь об этом. Capisce?[3]

Ты сказала, что не пойдешь к La Signora. Я тебе поверил.

— La Signora — не единственная женщина Джамбелли, которая знает, как обращаться с лжецами и мошенниками. И трусами. Cacasotto[4]?

Он побледнел.

— Не слишком ли круто?

— Не слишком. Попробуй — узнаешь. А теперь будь умницей. Возвращайся в салон и улыбайся. Объяви тете, что скоро на свет появится еще один Джамбелли. И держись от меня подальше, пока я не приду в себя.

София ушла, дрожа от гнева. Круто, думала она. Может быть. Наверно, часть этого гнева была направлена на Тони. Еще одного лжеца и мошенника. Еще одного отца, пренебрегающего собственным долгом.

«Для некоторых брак ничего не значит, — думала она. — Что-то вроде игры, правила которой можно нарушать ради собственного удовольствия». Она быстро шла через семейное крыло, но нигде не видела и следа Джины.

Идиотка, думала София, не зная, кто в данный момент ей противен больше, Джина или Донато.

Она негромко окликнула невестку, а затем заглянула в комнату, где находились дети и молодая женщина, специально нанятая, чтобы уложить их спать.

Подумав, что разгневанная Джина могла убежать из дома, она вышла на галерею. В ночи плыли звуки музыки.

Ей и самой хотелось уплыть, бросить все и пустить на самотек. Разъяренные жены, беспризорные мужья. Копы, адвокаты и безликие враги. Она устала от этого, безмерно устала.

Ей хотелось быть с Таем. Танцевать, положив голову ему на плечо, и хотя бы на несколько часов забыть свои заботы.

Однако она приказала себе вернуться и закончить дело.

За спиной послышался слабый шорох.

— Джина? — спросила София и попыталась обернуться.

Сильный толчок заставил ее потерять равновесие. Каблуки заскользили по полу. Мимо мелькнуло какое-то пятно. Падая, она ударилась головой о каменные перила. Последним, что видела София, была вспышка яркого света.

ГЛАВА 20

Тайлер решил завершить вечер танцем с Терезой. На La Signora было платье, вышитое бисером. Она казалась маленькой, но удивительно крепкой.

— Как тебе удается не уставать? — спросил он.

— Я устану, когда уйдет последний гость.

Глядя поверх ее головы, он обвел взглядом салон. Остались слишком многие, а ведь уже было за полночь.

— Пора дать им пинка под зад.

— Безупречная вежливость. Именно за это я тебя и люблю. — Когда Тайлер улыбнулся, Тереза внимательно посмотрела ему в лицо. — Все это не имеет для тебя никакого значения.

— Конечно, имеет. Виноградники…

— Тайлер, я не про виноградники. — Она обвела рукой ярко освещенную комнату и открытые двери галереи, откуда доносилась музыка. — Все это. Красивая одежда, пустая болтовня, мишура…

— С души воротит.

— Но ты пришел. Ради деда.

— Ради деда и ради тебя, La Signora. Ради… семьи. Если бы это не имело значения, я ушел бы отсюда куда глаза глядят. Еще в прошлом году, когда ты перекроила всю мою жизнь.

— Ты так и не простил мне этого, — хмыкнула она.

— Не совсем. — При этом Тайлер необычным для себя галантным жестом взял ее руку и поцеловал.

— Если бы ты ушел, я бы нашла способ тебя вернуть. Заставила бы тебя пожалеть о сделанном и вернула бы. Ты нужен здесь… Я должна тебе кое-что рассказать. Дед на это не решится.

— Он заболел? — Тайлер оступился, поднял голову и начал разыскивать взглядом Эли.

— Смотри на меня. На меня, — негромко, но настойчиво сказала она. — Я предпочла бы, чтобы он не знал о нашем разговоре.

— Его смотрел врач? Что у него болит?

— Душа. Ему звонил твой отец.

— Что ему нужно? Деньги?

— Нет, он знает, что больше ничего не получит. — Тереза предпочла бы промолчать. Она ненавидела перекладывать свое бремя на других. Но после долгих раздумий решила, что мальчик имеет право знать правду. Право защищать свою собственность даже от ближайших родственников. — Он возмущается. Последние события мешают ему вести светскую жизнь и причиняют, как он выражается, «серьезные неудобства». Видимо, полиция в ходе следствия наводила о нем справки. Он винит в этом Эли.

— Он больше не позвонит. Я позабочусь об этом.

— Знаю. Ты хороший мальчик, Тайлер.

Он снова посмотрел на Терезу сверху вниз и невольно улыбнулся.

— Серьезно?

— Да, вполне. Я бы не стала возлагать это бремя на тебя, но у Эли слишком мягкое сердце. Это причинило ему боль.

— А я… у меня сердце не мягкое.

— Достаточно мягкое. — Она подняла руку, лежавшую на плече Тая, и погладила его по щеке. — Я завишу от тебя. — Когда на его лице отразилось изумление, Тереза продолжила: — Это удивляет тебя или пугает?

— Наверно, и то и другое.

— Привыкай. — Это негромко сказанное слово было равносильно приказу. Тереза сделала шаг назад. — Можешь быть свободен. Найди Софию и уведи с собой.

— Ее не так легко увести.

— Думаю, ты справишься. Хотя это мало кому под силу. Что-то ее давно не видно. Найди ее и на несколько часов заставь забыть о работе.

Похоже на благословение, подумал Тайлер. Он не был уверен, что рад этому. И не знал, что с ним делать. Спустя несколько секунд он прогнал от себя неприятную мысль и пошел выполнять приказ Терезы. Найти Софию и удрать.

Ее не было ни в салоне, ни на галерее. Расспрашивать людей не хотелось: его приняли бы за идиота, разыскивающего свою неверную даму. Впрочем, это было бы очень близко к истине.

Он быстро прошел через семейное крыло и заглянул в приемную, где еще сидел кое-кто из гостей. Он обнаружил там Муров. Джеймс дымил сигарой и рассказывал об одном знаменитом старом процессе. Элен слушала его, прихлебывая чай. Тайлеру казалось, что Линк и его девушка уехали еще час назад, но это оказалось не так. Молодые люди сидели на диване и смотрели друг на друга, как зачарованные.

— Тай, иди сюда. Хочешь сигару?

— Нет, спасибо. Я просто… La Signora просила меня найти Софию.

— Я давно ее не видел… Бог мой, как поздно! — Линк встал и потянул за собой Андреа. — Нам давно пора уезжать.

— Тай, наверно, она спустилась вниз, — предположила Элен. — Решила немного остыть и передохнуть.

— Да, пожалуй. Сейчас проверю.

Он начал спускаться, но увидел на лестнице Пилар.

— Твоя мать ищет Софию.

— Разве она не наверху? — Пилар рассеянно провела рукой по волосам. Ей хотелось только одного: десять минут подышать свежим воздухом и выпить стакан воды. — Я не видела ее. Во всяком случае, последние полчаса. Хотела поговорить с Джиной, но она заперлась у себя в спальне. Видимо, поссорилась с Доном. Устроила истерику, била посуду и, конечно, разбудила детей. Они ревут.

— Спасибо за предупреждение. Я туда ни ногой.

— Может быть, София у себя? Я сама по горло сыта Джиной и понимаю, что Софии захотелось сбежать. Наверно, решила передохнуть. Дэвид в салоне?

— Не видел, — на ходу бросил Тайлер. — Может, куда-то вышел.

Он пошел к спальне Софии. Если она там, нужно будет запереться, выполнить приказ и заставить ее забыть о работе. Он весь вечер гадал, что у нее под красным платьем.

Тай слегка постучал, а потом открыл дверь. В комнате было темно и холодно. Он покачал головой и пошел закрывать балконную дверь.

— Софи, ты застудишь свою прелестную попку, — пробормотал он и вдруг услышал слабый стон.

Сбитый с толку, Тай шагнул вперед и увидел ее в слабом свете, пробивавшемся из салона. Она лежала на полу галереи, опершись на локоть, и пыталась встать. Тайлер быстро опустился на колени.

— Спокойно, малышка. Ты что, упала?

— Не знаю… Я… Тай?

— Да. О господи, ты совсем окоченела. Пойдем. Я отведу тебя в комнату.

— Я в порядке. Просто плохо соображаю. Дай мне прийти в себя.

— Идем в комнату. Ты ударилась, Софи. У тебя кровь идет.

— Я… — София прикоснулась ко лбу и недоуменно посмотрела на свои пальцы. — Кровь… — пробормотала она и снова закрыла глаза.

— Нет, только не это, очнись! — Тайлер взял ее на руки. — Приди в себя. — Он поднял Софию, посмотрел ей в лицо и почувствовал, как у него сжалось сердце. Она была белой, как полотно, глаза остекленели, ссадина на лбу сильно кровоточила. — Вот к чему приводят ваши дурацкие каблуки. Не знаю, как женщины умудряются ходить на них и не ломать ноги…

Продолжая говорить, чтобы успокоить ее и себя, Тайлер положил Софию на кровать, укрыл ее одеялом и повернулся, чтобы закрыть балконную дверь.

— Сначала согрейся, а потом посмотрим, что с тобой.

— Тай… — Она схватила его за руку. Голова болела, но работала. — Я не упала. Кто-то толкнул меня.

— Толкнул? Сейчас я зажгу свет и проверю, где у тебя болит. Она отвернулась от яркого света.

— Кажется, у меня болит всюду.

— Успокойся. Лежи смирно. — Несмотря на растущий гнев, его руки оставались нежными. Рана на голове казалась ужасной. Ссадина была покрыта песком и воспалялась на глазах. Еще одна ссадина красовалась у нее на руке чуть пониже плеча.

— Я хочу снять с тебя платье.

— Извини, красавчик. У меня болит голова.

Оценив ее попытку пошутить, Тай начал искать «молнию», пуговицы или крючки. Хоть что-нибудь.

— Слушай, как расстегивается эта штуковина?

— Под левой рукой. — У нее начинало болеть все тело. — Маленькая «молния». А потом оно снимается, как луковая шелуха.

— Я ломал себе голову, что под ним, — пробормотал Тай и приступил к делу. Он не знал, как назывался предмет, который охватывал ее талию и заканчивался у бедер. Этот предмет произвел на него сильное впечатление. Чулки, туго обтягивавшие ее ляжки, прикреплялись к этому предмету резинками в форме розочек. Он по достоинству оценил хитрую механику нижнего белья и с облегчением убедился, что эти вещи не могут нанести сильного вреда женщине.

На правой колене тоже была ссадина; от тонкого шелкового чулка осталось одно воспоминание.

Кто-то дорого заплатит за это, поклялся себе Тай. Но с местью можно было подождать.

— Ну что ж, кажется, все не так уж плохо, — небрежно сказал он, помогая Софии сесть, чтобы она могла осмотреть себя. — Похоже, ты упала на правый бок. У тебя небольшой синяк на бедре, ссадина на колене и плече. Сильнее всего пострадала голова. Похоже, тебе здорово повезло.

— Спасибо за комплимент. Я и так знаю, что голова у меня оловянная… Тай, я не упала. Меня толкнули.

— Знаю. Мы займемся этим, когда я промою твою рану. Когда Тай поднялся, она откинулась навзничь.

— Раз уж ты здесь, дай мне пузырек с аспирином.

— Не думаю, что тебе нужно что-то принимать до поездки в больницу.

— Я не поеду в больницу из-за пары шишек и синяков. — Она услышала, как в смежной ванной заструилась вода. — А если ты будешь меня заставлять, я стану плакать, вести себя так, как положено женщине, и тебе не поздоровится. Поверь мне, я ужасно хочу, чтобы кому-то не поздоровилось, так что ты сильно рискуешь… Не бери хорошие полотенца. В бельевом шкафу есть попроще. Там же лежат антисептик и аспирин.

— Помолчи, Софи.

Она натянула одеяло до подбородка.

— Здесь холодно.

Он вернулся, принес ей вазу муранского стекла, лучшее банное полотенце, уже смоченное водой, и стакан воды.

— Что ты сделал с сухими духами, которые лежали в вазе?

— Не волнуйся. Слушай, давай вызовем врача.

— Аспирин. Умоляю.

Тай вынул из кармана пузырек и вытряхнул из него две таблетки.

— Не жадничай. Мне нужно четыре.

Он сунул ей еще две таблетки и начал промывать ссадину, стараясь дышать ровно и унять дрожь в руках.

— Кто тебя толкнул?

— Не знаю. Я спустилась вниз в поисках Джины. Они с Доном поссорились.

— Угу. Уже слышал.

— Я не смогла ее найти и зашла сюда. Захотела минутку передохнуть и вышла на галерею. Потом услышала позади какой-то звук, хотела обернуться. И в этот момент меня кто-то толкнул. Я поскользнулась, не смогла удержать равновесие. А затем полетели искры из глаз… Лицо сильно пострадало?

— Ничего с твоим лицом не случилось. А вот на лбу у тебя будет здоровенная шишка — вот здесь, справа, у линии волос. Ссадина неглубокая, но довольно обширная… Ты имеешь представление, кто тебя толкнул? Мужчина? Женщина?

— Нет. Все произошло очень быстро. К тому же в темноте. Думаю, это могли быть Джина или Дон. У обоих были причины злиться на меня. Вот что бывает, когда становишься между ссорящимися супругами.

— Если это кто-нибудь из них, я отделаю его сильнее, чем он отделал тебя. Дай только закончить.

От этих слов у Софии сжалось сердце, и она почувствовала себя последней дурой. Понадобилось время, чтобы она пришла в себя.

— Мой герой… Но я не знаю наверняка. В комнату с таким же успехом мог забраться кто-нибудь другой и толкнуть меня, чтобы я не могла его схватить.

— Сейчас мы осмотримся и проверим, не пропало ли что-нибудь… А теперь потерпи.

— Что?

— Потерпи, — повторил Тай, вынул из другого кармана пузырек с перекисью водорода и залил рану следя за ее исказившимся от боли лицом.

— Festa di cazzof Coglioni! Mostro!

— Минуту назад я был героем. — Он сжалился над Софией и подул на ссадину. — Сейчас пройдет. Давай займемся делом.

— Va via.

— Ты не могла бы ругать меня по-английски?

— Я сказала «уйди». Не прикасайся ко мне.

— Потерпи, детка. Будь умницей. Потом я дам тебе конфетку. — Он откинул одеяло и не моргнув глазом обработал другие ссадины. — А теперь смажем. — Он вынул тюбик с антисептической мазью. — И забинтуем. Как у тебя со зрением?

София шумно выдохнула. Она едва сдерживалась, чтобы не оттолкнуть Тая, но он продолжал делать свое дело. Это было невыносимо.

— Я прекрасно тебя вижу, садист. Это доставляет тебе удовольствие.

— В этом действительно есть своя прелесть… Назови клички первых пяти президентов Соединенных Штатов.

— Чихун, Дурман, Нытик, Размазня и Кудрявый.

О боже… Ничего удивительного, что он влюбился в нее.

— Почти верно. Похоже, сотрясения мозга у тебя нет. Молодец, малышка. — Он нежно поцеловал ее в надутые губы. — Вот и все.

— А где моя конфетка?

— Получишь, можешь не сомневаться. — Тай наклонился и обнял ее. — Ты напугала меня, — прошептал он, прижавшись щекой к ее щеке. — Чертовски напугала меня, Софи.

Ее сердце подпрыгнуло, как прежде.

— Теперь все в порядке. Ты не такой уж ублюдок.

— Еще больно?

— Нет.

— Как по-итальянски «врушка»?

— Неважно. Когда ты обнимаешь меня, мне легче. Спасибо.

— Не за что. Где ты держишь свои побрякушки?

— Украшения? Бижутерия в шкатулке, а настоящие драгоценности в моем сейфе. Думаешь, я спугнула вора?

— Это легко проверить. — Он протянул руку и включил люстру.

Они увидели ее одновременно. Несмотря на боль, София опрометью вскочила с кровати. Когда она читала мерзкое послание, написанное на зеркале красными буквами, под ложечкой сосало от гнева и страха.

СУКА №3

— Крис. Черт побери, это ее стиль. Если она думает, что я спущу ей… — Она осеклась. Ужас пересилил все остальные чувства. — Номер три. Мама. Nonna…

Надень что-нибудь, — приказал Тайлер. — И запри дверь. Я займусь этим.

— Нет. — София уже шла к шкафу. — Мы вместе займемся этим. И никто мне не помешает, — сказала она, натягивая свитер и рейтузы. — Никто.


Они нашли такие же послания на зеркалах в комнатах Пилар и Терезы. Но Крис Дрейк как в воду канула.

— Должны быть какие-то другие способы!

София яростно оттирала буквы, намалеванные на ее зеркале. Звонок в местную полицию сделал свое дело. Там приняли заявление, пришли и осмотрели место совершения вандализма. Но не сказали ничего такого, чего она не знала. Кто-то побывал в каждой спальне, оставил уродливое маленькое послание, написанное на зеркале красной губной помадой. И толкнул ее.

— Сегодня ничего другого мы сделать не сможем. — Тайлер взял ее за запястье и заставил опустить руку. — Я сам.

— Это было адресовано мне. — И все же расстроенная София бросила тряпку.

— Софи, копы допросят ее.

— Ага. И она скажет им, что вломилась сюда, оставила это любовное послание и толкнула меня. — Она раздраженно фыркнула, но продолжила свою мысль. — Не имеет значения. Полиция не сможет доказать, что это ее рук дело, но я знаю правду. И рано или поздно расквитаюсь с ней.

— А я буду в это время держать твое пальто. Ладно. А теперь ляг.

— Я не смогу уснуть.

Тай взял ее за руку и повел к кровати. На Софии были свитер и рейтузы, а на нем рубашка и брюки от смокинга. Он уложил ее в постель, накрыл одеялом и сел рядом.

— Попробуй.

София мгновение лежала неподвижно, удивленная тем, что он не делает попытки прикоснуться, соблазнить и овладеть ею. Тайлер протянул руку и выключил свет.

— Тай…

— Да?

— Когда ты обнимаешь меня, мне не так больно.

— Вот и хорошо. А теперь спать.

София положила голову на его плечо и вскоре послушно уснула.

Пока Мейгир читала отчет о случившемся, Клермонт сидел, откинувшись на спинку кресла.

— Что ты об этом думаешь?

— Мисс Джамбелли-младшую толкнули. Она упала и слегка ударилась. Все три получили неприятное послание, испачкавшее их зеркала. Тебя интересует, как это выглядит на первый взгляд? — спросила она, бросив папку на его письменный стол. — Типично женская штучка.

— А на второй?

— София Д. пострадала не слишком сильно, но окажись на ее месте пожилая женщина, все могло бы кончиться куда хуже. Старые кости легче ломаются. Судя по хронометражу, который провели местные полицейские, она пролежала на морозе минут пятнадцать-двадцать. Очень неприятно. Пролежала бы и дольше, если бы наш молодой ворчун не отправился ее искать. Так что дело серьезное. Кто-то готов на все, лишь бы нагадить им.

— Судя по заявлению Джамбелли-младшей, это больше всего похоже на Кристин Дрейк.

— Которая все отрицает с пеной у рта, — возразила Мейгир, но оба детектива знали, что она играет роль «адвоката дьявола». — За весь вечер никто не видел ее в этой части дома. И никаких отпечатков пальцев.

— По-твоему, София Д. лжет? Или ошибается?

— Не думаю. — Мейгир пожевала губами. — Лгать нет смысла, а она не производит впечатления человека, который что-то делает не подумав. Она осторожна. И не стала бы обвинять кого-то, если бы не была уверена. У этой Дрейк был на нее зуб. Все может оказаться очень просто. Или очень сложно.

— Это меня и тревожит. Есть человек, который не считается ни с временем, ни с опасностью. Человек, способный на отравление и убийство. Зачем подобному человеку заниматься такой детской чепухой, как послания на зеркале?

— Мы не знаем, что это один и тот же человек.

Звенья соединялись в цепь. По крайней мере, так казалось Клермонту.

— Допустим, кто-то объявил Джамбелли кровную месть.

— И хочет нанести им как можно больше вреда. А они устраивают большой прием и пытаются сделать вид, что все идет нормально. Так, да?

— Может быть. Дрейк вполне годится. Если она вышла из себя настолько, чтобы устроить скандал во время приема, то могла и всадить пару пуль в любовника.

— Бывшего любовника, согласно ее заявлению. — Она нахмурилась. — Честно говоря, напарник, мне кажется, что это тупик. Эта ядовитая змея может больно укусить, но едва ли способна хладнокровно убить человека. Разный стиль.

— Но любопытно, правда? Джамбелли десятки лет жили благополучно. А за последние несколько месяцев на них словно лавина обрушилась. Любопытно…

Тайлер вышел во двор с телефоном в руке. Для разговора с отцом дом был слишком тесен. Как и весь штат Калифорния.

Чтобы испытать это чувство, не требовалось ничего особенного. Достаточно было обычного потока жалоб и обвинений.

Он слушал вполуха. В загородном клубе распускали сплетни и занимались черным юмором. Последнюю миссис Макмил-лан — Тайлер давно потерял им счет — публично оскорбили на курорте. Ожидаемые приглашения на различные светские мероприятия так и не поступили.

Нужно что-то сделать, причем незамедлительно. Эли должен был заботиться о чести семьи, а он пренебрег своими обязанностями, женившись на этой итальянке. Но раз уж так получилось, жизненно важно, чтобы имя, этикетка и компания Мак-миллан как можно скорее отделились от Джамбелли. Он надеется, что Тайлер употребит для этого все свое влияние, пока не стало слишком поздно. Эли уже стар, и ему давно пора в отставку.

— Ты закончил? — Тайлер не стал ждать ответа. — Тогда слушай меня. Если у тебя появятся новые жалобы или пожелания, будешь обращаться прямо ко мне. Если ты еще раз позвонишь деду и расстроишь его, я сделаю все, чтобы официально ликвидировать фонд, за счет которого ты живешь последние тридцать лет.

— Ты не имеешь права…

— Нет, это ты не имеешь права. Ты ни дня не работал в этой компании. Так же, как ни ты, ни моя мать ни дня не были моими родителями. Эли Макмиллан будет распоряжаться здесь, пока сам не захочет уйти в отставку. А когда захочет, его место займу я. Но можешь мне поверить, я не так терпелив. Если ты еще раз огорчишь его, одним телефонным разговором мы не обойдемся.

— Ты угрожаешь мне? Хочешь подослать ко мне кого-нибудь так же, как к Тони Авано?

— Нет. Я знаю твое больное место. Послушаю, как ты запоешь, когда твои кредитные карточки будут аннулированы. Запомни, теперь ты имеешь дело не со стариком. И не вздумай морочить мне голову.

Он нажал на кнопку и хотел было зашвырнуть телефон куда-нибудь подальше, но заметил стоявшую во внутреннем дворике Софию.

— Извини. Я не собиралась подслушивать. — Если бы Тай сердился, она могла бы погладить его против шерсти. Но он выглядел несчастным. София знала, слишком хорошо знала, что это такое. Поэтому она подошла к нему и взяла его лицо в ладони. — Извини…

— Не за что. Обычный разговор с милым старым папочкой. — Расстроенный Тай бросил телефон на садовый стол. — Что тебе нужно?

— Я слышала прогноз погоды. Сегодня ночью обещают заморозки. Я подумала, что тебе может понадобиться помощь.

— Нет, спасибо. Я сам справлюсь. — Он приподнял ее челку и проверил, как заживает ссадина. — Очень симпатично.

— Такие повреждения через несколько дней выглядят еще хуже, чем сначала. Но тело по утрам ломить перестало. Тай… Скажи мне, что случилось.

— Ничего. Я уже справился.

— Да, да, ты можешь справиться с чем угодно. И я тоже. Но мы оба расстроены. — Она слегка сжала его плечи. — Я сказала тебе, где у меня болит. Теперь твоя очередь.

Тайлер попытался было уклониться от ответа, но вдруг понял, что хочет ей все рассказать.

— Отец… Он не дает деду житья. Жалуется на прессу, на полицию, на прекращение уроков тенниса и так далее. Я велел ему отвалить.

— И он послушается?

— Если не послушается, я поговорю с Элен насчет возможности ликвидации его доверенности на управление собственностью. Это заставит его заткнуться. Сукин сын… Этот сукин сын не проработал ни дня за всю свою жизнь. Хуже того, он не испытывает ни малейшей благодарности за то, что получает. Просто берет и берет, а потом хнычет, если у него что-то не получается. Неудивительно, что он так хорошо ладил с твоим отцом…

Он осекся и выругался.

— Черт побери, Софи. Извини.

— Не за что. Ты прав.

«Вот и еще одна общая черта, о которой раньше никто из нас не задумывался, — поняла она. — Наверное, просто для этого настало время».

— Тай, нам с тобой сильно повезло, что гены передаются через поколение. Ты никогда не думал об этом? Не надо, — сказала она, увидев, что Тай хочет отвернуться. — Ты очень похож на Эли.

София пригладила ему волосы. Теперь она была не прочь слегка подразнить его.

— Крутой малый, — сказала она и притронулась губами к его щеке. — Твердый, как скала. Но любовь к Эли — твое больное место.

Когда гнев улегся, Тай слегка прижался к ней лбом.

— Я никогда не нуждался в нем. В смысле, в отце. — «Не то что ты», — подумал он. — Никогда не любил его.

— А я нуждалась в своем отце и слишком долго любила его. Но именно это сделало нас такими, какие мы есть. Мне нравится то, что из нас получилось.

— А ты, оказывается, совсем не такая вредная. — Он ласково коснулся ее руки. — Спасибо. — И, наклонившись, поцеловал Софию в макушку. — Я не стану возражать, если сегодня ночью ты со мной подежуришь.

— Я принесу кофе.

ГЛАВА 21

Когда удлинившиеся дни залили виноградники солнечным светом, крошечные цветочные почки раскрылись. Вспаханная земля сулила богатый урожай. Деревья выставили тугие кулачки по-весеннему зеленых листьев; тут и там наружу пробивались смелые молодые побеги. Прятавшиеся в ветках гнезда были полны яиц, а утки-матери охраняли своих недавно выведенных птенцов, плававших в ручьях.

«Апрель — это возрождение, — думала Тереза. — Работа. И надежда на то, что зима наконец кончилась».

— Скоро у канадских гусей появится потомство, — холодным туманным утром сказал Эли, когда они совершали свою обычную прогулку.

Тереза кивнула. Ее отец пользовался тем же природным барометром, чтобы определить время, когда можно судить о будущем урожае. Она научилась следить не только за лозами, но и за небом, птицами и землей.

— Год будет хороший. Зима выдалась дождливая.

Тереза обвела глазами площадку с хорошо вспаханной землей. Она отвела пятьдесят акров под новые растения — лозы европейского происхождения, привитые на американские подвои. Они выбрали лучшие сорта — каберне-совиньон, мерло, шенен блан. И после консультации с Тайлером сделали то же самое на винограднике Макмилланов.

— Года через четыре-пять мы увидим, как они плодоносят. — Кроме всего прочего, Тереза научилась видеть будущее. Один цикл неизменно переходил в другой.

— Эли, к тому времени, когда посаженное сегодня даст плоды, мы с тобой проживем друг с другом четверть века.

— Тереза… — Он обнял ее за плечи, повернул лицом к себе, и La Signora ощутила укол тревоги. — Это мой последний урожай.

— Эли…

— Я не собираюсь умирать. — Чтобы подбодрить Терезу, он провел ладонями по ее рукам. — Просто хочу уйти на покой. Я думал об этом, серьезно думал во время нашей поездки в Италию. Мы слишком укоренились здесь. Там, — он махнул рукой в сторону виноградника Макмилланов, — и в castello. Давай проведем последнюю посадку и позволим собирать урожай нашим детям. Пора.

— Мы говорили об этом. И решили, что окончательно уйдем лет через пять. Постепенно.

— Знаю. Но эти последние месяцы напомнили мне, что жизнь коротка и что рано или поздно она кончается. Есть места, которые я хотел бы увидеть, пока жив. Я хочу увидеть их с тобой. Тереза, я устал подчинять свою жизнь требованиям каждого сезона.

— Вся моя жизнь была отдана делу Джамбелли. — Тереза отошла чуть в сторону и потрогала нежный белый цветок. — Как я могу уйти, когда оно в опасности? Разве можно передать нашим детям то, что поражено тлей?

— Можно, Тереза. Потому что мы им доверяем. Потому что верим в них. Потому что они заслужили это.

— Не знаю, что тебе ответить…

— Подумай. До сбора урожая еще много времени. А я уже подумал. Я не хочу, чтобы Тай получил по завещанию то, что он заслужил и заслуживает. Хочу отдать ему это еще при своей жизни. В этом году и так было много смертей. — Он посмотрел поверх почек на новые посадки. — Пора дать нашим детям простор для роста.

Тереза повернулась к нему. Высокий мужчина, иссушенный временем, солнцем и ветром. Рядом с ним старая, преданная собака.

— Не знаю, смогу ли я дать тебе то, что ты просишь. Но обещаю подумать.

— Главная особенность игристого вина — выделение пузырьков газа… — Начиналась самая любимая для Пилар часть экскурсии по винодельне. Создание шампанского. — Однако первый этап — приготовление обычного вина. Здесь, — Пилар обвела рукой лежавшие на стеллажах бутылки, — оно созревает несколько месяцев, а затем смешивается. Мы называем эту смесь французским словом cuvee, поскольку Франция считается родиной шампанского. Мы чтим французского монаха по имени Дом Периньон, которому посчастливилось совершить это открытие и стать первым человеком, который, по его выражению, пил звезды.

— Если это обычное вино, то что заставляет его выделять пузырьки?

— Вторая ферментация, которую Дом Периньон открыл в семнадцатом веке.

Ее ответ был гладким и привычным. Многочисленные экскурсанты задавали одни и те же вопросы, и ей больше не приходилось теряться и комкать ответы, не зная, что сказать.

Пилар, надевшая костюм в полоску и туфли на высоком каблуке, отошла в сторонку, чтобы ее группа могла лучше осмотреть лежавшие на стеллажах бутылки.

— Сначала проблема считалась непреодолимой, — продолжала она. — В процессе ферментации вино выбивало из бутылок пробки, которыми тогда служили хлопчатобумажные затычки. С этим впервые столкнулись во французской провинции Шампань. Один бенедиктинский монах, кравчий из аббатства Отвиллер, задался целью решить эту проблему. Сначала он попробовал применять более плотные затычки, но в результате начали взрываться бутылки. Тогда он заказал более крепкие бутылки. Экспериментируя с пробками и бутылками, наш монах сумел попробовать вино, прошедшее повторную ферментацию, и произнес первый тост с бокалом шампанского в руке.

Она сделала паузу, чтобы дать экскурсантам возможность походить между стеллажами. От стен погреба отдавалось эхо, и Пилар подождала, пока оно не утихло.

— Сегодня… — Она ощутила холодок под ложечкой, увидев, что к группе присоединился Дэвид. — Сегодня мы создаем шампанское вполне осознанно, хотя при этом соблюдаем традиционный технологический процесс, разработанный несколько веков назад в этом французском аббатстве. Используя метод шампанизации, винодел разливает, или бутилирует, молодое смешанное вино. В каждую бутылку добавляется небольшое количество дрожжей и сахара. Затем бутылка закупоривается корончатой металлической крышкой. Так, как показано здесь. — Она пустила по рукам бутылку, служившую образцом.

— Вторую ферментацию вызывает добавка, которую мы — опять же по-французски — называем prise de mousse. Пузырьки являются результатом превращения сахара в спирт. Когда бутылка закупорена, пузырьки не могут вырваться наружу. Затем бутылки проходят процесс старения, который занимает от двух до четырех лет. Бутылки хранятся горлышком вниз на этих наклонных стеллажах. В течение нескольких месяцев их ежедневно поднимают и переворачивают.

— Вручную?

Пилар улыбнулась женщине, хмуро смотревшей на стену бутылок.

— Да. Как вы могли убедиться во время экскурсии, компания «Джамбелли — Макмиллан» считает, что каждая бутылка вина, предлагаемая потребителю, является результатом науки, искусства и труда, необходимых для того, чтобы заслужить право на фабричную марку. Процесс переворачивания называется просеиванием, или, по-французски, remuage. Он ускоряет разделение частиц, в результате чего вино очищается за несколько месяцев. Бутылки переворачивают для того, чтобы частицы сместились в горлышко.

— Если люди пьют эту гадость, ничего удивительного, что они умирают…

Это было сказано шепотом, однако достигло своей цели. Пилар напряглась, сбилась с ритма, но все же продолжила:

— Задача винодела заключается в том, чтобы определить, когда вино достигает зрелости. В этот момент горлышко бутылки замораживают с помощью рапы — охлаждающего соляного раствора. После этого металлическую крышку можно снять и без потери вина удалить замерзший осадок. Происходит degorge— ment, или дегоржирование; буквально «изрыгание». После этого в бутылку добавляют новое вино или немного dosage — бренди или сахара для подслащивания…

— Или немного дигиталиса.

Пилар снова сбилась с ритма, и кое-кто стал неловко переминаться с ноги на ногу. Она все еще качала головой, когда вперед выступил Дэвид.

— Во время процесса приготовления любого вина с нашей этикеткой проводится контроль качества и мероприятия по соблюдению техники безопасности. Когда игристое вино считается готовым, оно закупоривается и отправляется на рынок, чтобы вы могли украсить им свой праздничный стол. Есть более дешевые и менее трудоемкие способы создания шампанского, но для вин компании «Джамбелли — Макмиллан» характерны верность традициям, высокое качество и внимание к деталям.

Пилар улыбнулась и забрала демонстрационную бутылку.

— В конце экскурсии вы сможете сами убедиться в этом, посетив наш дегустационный зал.

Пилар провела экскурсантов в дегустационную, дала им возможность насладиться образцами и ответила на несколько вопросов. Она сделала открытие: это было очень похоже на прием гостей. То, что было ей знакомо с давних пор. Это поднимало ей настроение. Теперь она чувствовала себя не просто членом семьи, но членом большого коллектива.

— Хорошая работа, — сказал остановившийся рядом Дэвид.

— Спасибо.

— Несмотря на этого зануду.

— Он не первый. Кажется, я начинаю к этому привыкать. Во всяком случае, ладони у меня больше не потеют. Я все еще учусь. Иногда я чувствую себя так, словно снова сдаю школьные экзамены, но это вполне естественно. Я все еще должна…

Она осеклась, когда человек у дальнего конца стойки начал давиться. Он схватился за горло и зашатался. Когда Пилар устремилась к нему, мужчина зычно расхохотался.

Тот же самый шутник, который бросал в погребе саркастические реплики, догадался Дэвид. Не успел он открыть рот, как Пилар взяла инициативу на себя.

— Прошу прощения, — тоном, полным вежливого участия, сказала она. — Вам не понравилось вино?

Мужчина снова расхохотался, не обращая внимания на жену, злобно ткнувшую его локтем.

— Прекрати, Барри!

— Ах, брось. Это смешно.

— Юмор — вещь субъективная, правда? — любезно спросила Пилар. — Конечно, компания «Джамбелли — Макмиллан» не находит ничего смешного в трагической смерти двух своих служащих, но мы ценим вашу попытку поднять нам настроение. Наверно, вам следует попробовать наш мерло. — Она сделала знак бармену. — Думаю, это вино понравится вам больше.

— Нет, спасибо. — Он похлопал себя по животу. — Я больше люблю пиво.

— Серьезно? Никогда бы не подумала.

— Барри, ты дурак! — Жена схватила со стойки кошелек и устремилась к дверям.

— Это была шутка! О господи… — Он подтянул ремень и заторопился следом. — Неужели здесь не понимают шуток?

— Ну вот… — Пилар повернулась к группе. Люди либо таращили глаза, либо смотрели куда-то в сторону. — Теперь, когда комический номер закончился, я хочу выразить надежду, что экскурсия доставила вам удовольствие. Я готова ответить на любые ваши вопросы. Вы можете посетить розничный магазин, где есть все наши вина, в том числе и те, которые вы пробовали. Вилла Джамбелли надеется, что вы придете к нам еще раз, а также заглянете на родственную нам винодельню Макмилланов, которая находится в Напе, в нескольких минутах ходьбы отсюда. Мы желаем вам buon viaggo, куда бы вы ни путешествовали.

Дэвид подождал, пока люди вышли, а потом взял Пилар за руку и вывел наружу.

— Я поторопился, когда назвал твою работу хорошей. Она отличная. Просто фантастическая. Лично я с наслаждением трахнул бы этого идиота бутылкой мерло по башке, но не догадался бы предложить отведать его.

— А я так и сделала. Мысленно. — Она тяжело вздохнула и отошла в сторону от увитой диким виноградом стены старой винодельни. — Типы вроде этого Барри приходят к нам пару раз в неделю. Кажется, отвратительно любезные манеры действуют на них лучше всего. Мне помогает то, что я член семьи.

— Я до сих пор не бывал на твоих экскурсиях. Не хотел, чтобы ты решила, будто я тебя проверяю. — Каттер приподнял ее жемчужное ожерелье и пропустил его сквозь пальцы. — Вы, мисс Джамбелли, поразительно естественны.

— Знаешь, ты прав, — согласилась довольная собой Пилар. — Так же, как был прав, заставив меня заняться этим. У меня появилось настоящее дело.

— Я тебя не заставлял. Твоя особенность заключается в том, что тебя невозможно заставить. Ты давно придумала, как устроить свою жизнь, чтобы она имела для тебя смысл. Но времена меняются. Я открыл дверь, а ты вошла в нее, вот и все.

— Любопытно… — Пилар улыбнулась, закинула голову и посмотрела ему в лицо. — Сомневаюсь, что моя родня согласится с тобой. И сама тоже сомневаюсь.

— Чтобы сохранять брак, который перестал быть браком, требуется характер. Ты всерьез относилась к своим обетам. Уйти было бы легче. Я в этом разбираюсь.

— Ты льстишь мне.

— И не думал. Но если ты хочешь сказать мне спасибо за то, что я дал тебе толчок, то я готов принять твою благодарность… Особенно если ты согласна отплатить добром за добро, — добавил Дэвид, поглаживая ее предплечья.

— Я что-нибудь придумаю. — Их пальцы переплелись. «Аппетит приходит во время еды», — подумала Пилар. Ухаживания Дэвида доставляли ей все большее удовольствие. — Можно начать с обеда.

— Я уже присмотрел одну маленькую гостиницу.

— Очень мило. — Обед в гостиничном ресторане был вещью достаточно официальной, как бы ни нравилось им быть вместе. Ей хотелось чего-то меньшего. И в то же время большего. — Но я имела в виду домашний обед, который могла бы приготовить тебе и детям.

— Приготовить? На всех?

— Я очень неплохой повар, — довела до его сведения Пилар. — Но готовить для одной себя неинтересно. Впрочем, если ты считаешь, что это неудобно или дети будут возражать, сойдет и гостиница.

— Готовить, — повторил Дэвид. — Стоять у плиты. С кастрюлями и горшочками… — Он поднял ее в воздух и поцеловал. — Когда будем есть?

«Сегодня вечером мы будем есть домашний обед. Его приготовит Пилар. Не знаю, каким будет меню, но обещаю, что вам понравится. Быть дома к шести. К этому времени попытайтесь выглядеть нормальными детьми, а не мутантами, которых я выиграл в покер. Целую, папа».

Мадаи прочитала записку, прикрепленную к холодильнику, и скорчила гримасу. Зачем им чужие? Значит, ее мнение уже не в счет? Неужели отец считает их с Тео недоумками, способными поверить в то, что женщина, хлопочущая на холостяцкой кухне, приходит только для того, чтобы приготовить обед?

Бред. Впрочем, такой олух, как Тео, на это способен. Но ее не проведешь.

Она взяла записку и поднялась наверх. Тео уже был в своей комнате, разговаривал по телефону и одновременно портил свои барабанные перепонки оглушительной музыкой. Этому болвану кухня вообще не нужна, презрительно подумала Мадди. В нарушение всех домашних правил, он натащил в свою комнату столько дешевой дряни, что ею можно было бы год кормить целую деревню.

Надо будет это запомнить. Когда-нибудь пригодится.

— Госпожа Джамбелли будет готовить нам обед.

— Что? Отвали. Я разговариваю по телефону.

— Тебе велели никому не звонить, пока не сделаешь уроки. К нам придет госпожа Джамбелли, так что лучше брось. Она может нажаловаться отцу, что ты опять взялся за свое.

— София?

— Тьфу, дурак!

— Слушай, я перезвоню. Пришла моя вредная сестра, и я должен ее убить. Попозже, ладно? — Он закончил разговор и сунул в рот маисовый чипс. — Так кто придет и зачем?

— Эта женщина, с которой спит папа, придет к нам готовить обед.

— Вот это да! — обрадовался Тео. — Что, на плите?

— До тебя не доходит? — Мадди помахала запиской. — Это тактика. Она пытается проникнуть к нам.

— Слушай, я буду рад каждому, кто проникнет к нам на кухню и начнет стряпать. А что она приготовит?

— Неважно, что именно. Неужели ты такой тупой? Она переходит к следующему этапу. Готовит отцу и нам. Показывает ему, что мы могли бы стать большой, счастливой семьей.

— Плевать мне на это. Лишь бы еда была. Перестань, Мадди. Не лезь, поняла? Отец имеет право завести себе подружку.

— Болван! Я бы и не пикнула, будь у него хоть десять подружек. Но что мы будем делать, если он решит жениться?

Тео захрустел новым чипсом и задумался.

— Я без понятия.

— «Без понятия…» — передразнила его Мадди. — Она изменит все правила и начнет командовать. Вот что будет. На нас ей плевать. Мы для нее — нагрузка к товару.

— А по-моему, Пилар очень даже ничего, симпатичная.

— Это сейчас. Пока что она ласковая, добренькая и приветливая, но как только добьется своего, сразу переменится. Начнет говорить: «Делай то, не делай этого»… Мачехи, они все такие.

Мадди услышала щелчок задней двери и повернула голову.

— Ну вот, она уже пришла. Это наш дом!

Девочка ушла к себе в комнату и хлопнула дверью, решив, что выйдет только тогда, когда вернется отец.

Так прошел час. Снизу доносились музыка и смех. Слышать жеребячье ржание брата было невыносимо. Предатель. Но еще невыносимее было то, что никто не поднимался к ней и не уговаривал сменить гнев на милость.

Ну что ж, она покажет им, что ей на них наплевать.

Она спускалась по лестнице и принюхивалась. Пахло вкусно, но это еще сильнее настроило Мадаи против Пилар. Ишь, пускает пыль в глаза. Готовит шикарный обед…

Она вошла на кухню и заскрежетала зубами. Тео сидел за столом и бацал на своей электрогитаре, а Пилар что-то помешивала на плите.

— Тебе нужно добавить лирики, — сказала Пилар.

Тео играл ей с удовольствием. Она слушала. Если Пилар что-то не нравилось, она так и говорила. По-своему, мягко. Он не обижался. Это значило, что на него обращают внимание. Принимают всерьез.

Их мать так не поступала. Почти никогда.

— Я не мастер по части текстов. Мне нравится придумывать мелодии.

— Тогда тебе нужен партнер… — Она обернулась и опустила ложку. — Привет, Мадди. Как твое сочинение?

— Какое сочинение? — Тео предупреждающе свистнул. Похоже, он ее прикрывал. Не зная, злиться или благодарить брата, она пожала плечами: — Нормально. — Мадди открыла холодильник и стала выбирать напиток. — А что в кастрюлях?

— Смотря в какой. Тут сырный соус для маникотти. А тут — маринад для антипасто. Твой отец сказал, что ты любишь итальянскую кухню, и я обрадовалась.

— Сегодня я не ем углеводов. — Мадди знала, что это значит, и не нуждалась в красноречивом взгляде Тео. Но когда она за спиной Пилар состроила брату гримасу, он не ответил ей как обычно. Просто отвел глаза, как будто стыдился ее.

Это было обидно.

— Кроме того, я собиралась идти обедать к подруге.

— Очень жаль. — Пилар непринужденно взяла кастрюлю и начала готовить начинку для тирамису. — Твой отец не сказал этого.

— Он и не должен вам ничего говорить.

Это была первая открытая грубость, которую позволила себе девочка. Пилар решила принять вызов.

— Нет, не должен. Тебе почти пятнадцать, и ты имеешь право решать, что и где тебе есть. Тео, ты не мог бы на минутку оставить нас с Мадди?

— Конечно. — Тео взял гитару и посмотрел на сестру с осуждением. — Так кто из нас болван? — пробормотал он, проходя мимо.

— Может быть, сядем?

У Мадди защипало в носу.

— Я пришла не для того, чтобы сидеть и разговаривать. Просто захотела пить. Мне нужно дописывать сочинение.

— Нету тебя никакого сочинения. Сядь, Мадди. Девочка опустилась на стул и постаралась придать лицу недовольное и скучающее выражение. Пилар не имеет никакого права отчитывать ее. Ладно, пусть выпустит пар, а потом Мадди скажет ей все, что об этом думает.

Пилар налила себе чашечку кофе-экспрессо, сваренного для тирамису. Потом села за стол напротив Мадди и поднесла чашку к губам.

— Хочу предупредить, что у меня есть перед тобой преимущество. Я не только сама была четырнадцатилетней, но и имела четырнадцатилетнюю дочь.

— Вы мне не мать.

— Нет, не мать. Трудно, когда в твой дом приходит чужая женщина, правда? Я пытаюсь понять, что чувствовала бы сама в такой ситуации. Наверно, то же, что и ты. Нервничала бы, сердилась и обижалась. Тео легче. Он мальчик и не знает того, что знаем мы.

Мадди открыла рот, но тут же закрыла его. Ответить было нечего.

— Ты долго была здесь хозяйкой… Твои мужчины никогда не согласятся с этим утверждением и даже почувствуют себя оскорбленными, — добавила Пилар и обрадовалась, когда у девочки слегка приподнялся уголок рта. — Но в доме всегда верховодит женщина. Если она достаточно умна, то это не бросается в глаза. Ты хорошо командуешь ими. Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы что-то менять.

— Вы уже и так все изменили. Действия вызывают реакцию. Так говорит наука. Я не дура.

— Нет, ты умница.

«Испуганная маленькая девочка с мозгом взрослого человека», — подумала Пилар.

— Я всегда хотела быть умной, но никогда не чувствовала этого. И наверстывала это тем, что старалась быть тихой, мирной и послушной. Такие действия тоже вызывают реакцию.

— Тихих никто не слушает.

— Ты совершенно права. Твой отец… Рядом с ним я чувствую себя достаточно умной и достаточно сильной, чтобы говорить о своих мыслях и чувствах. Это очень важно. Сама знаешь.

Мадди уставилась в стол.

— Наверно…

— Мадди, я восхищаюсь им. Как человеком и как отцом. Это тоже очень важно. Я не жду, что ты встретишь меня с распростертыми объятиями, но надеюсь, что ты хотя бы не захлопнешь дверь у меня перед носом.

— Почему вас интересует мое мнение?

— По двум причинам. Ты мне нравишься. Извини, но это правда. Мне нравится твоя независимость, твой ум, твоя преданность семье. Думаю, если бы я не увлеклась твоим отцом, мы с тобой прекрасно ладили бы. Но я увлеклась им и отнимаю у тебя часть его времени и внимания. Я могла бы сказать, что жалею об этом, но мы обе знаем, что это было бы ложью. Мне тоже нужна часть его времени и внимания. Потому что другая причина, заставляющая меня учитывать твое мнение, это то, что я люблю его.

Пилар поставила чашку, прижала руку к животу и встала.

— Я еще не говорила этого вслух. Наверно, сказывается привычка быть тихой. О господи… Странное чувство.

Мадди заерзала на стуле и села прямо. У нее тоже свело живот.

— Моя мать тоже любила его. Достаточно для того, чтобы выйти за него замуж.

— Конечно, любила. Она…

— Нет! Сейчас вы начнете ее оправдывать. Объяснять причины. Но все это будет чушью. Все! Когда мать убедилась, что это не то, чего она хотела, она нас бросила. Это правда. Мы не имели для нее значения.

Как всегда, первым сработал инстинкт. Желание успокоить. Утешить. Она могла бы сказать многое, но эта маленькая девочка с мокрыми глазами и вызывающим взглядом не стала бы ее слушать.

«Да и с какой стати?» — подумала Пилар.

— Нет, ты права. Вы действительно не имели для нее значения. — Пилар снова опустилась на стул. Ей хотелось протянуть руку и привлечь девочку к себе. Но ни время, ни место для этого не подходили. — Я знаю, что значит не иметь для кого-то значения. Знаю. Мадди, — твердо сказала она и накрыла рукой руку девочки, прежде чем та успела отстраниться. — Знаю, какой гнев и печаль это вызывает. Знаю, какие вопросы, сомнения и желания охватывают тебя, когда ты просыпаешься среди ночи.

— Взрослые могут приходить и уходить, когда хотят. А дети нет.

— Это верно. Но твой отец не ушел. Ты имела для него значение. Ты и Тео для него главное. Ты сама знаешь. Что бы я ни сказала и ни сделала, это останется неизменным.

— Зато может измениться что-то еще. А одно влечет за собой другое. Причинно-следственная связь.

— Ну что ж… Я не могу обещать тебе, что ничто не изменится. Все меняется. И люди тоже. Но сейчас я счастлива с твоим отцом. А он со мной. И поэтому я не хочу причинять тебе боль. Я могу обещать только одно: что очень постараюсь не обижать ни тебя, ни Тео. Уважать твои мысли и чувства. Это в моих силах.

— Отец был моим, — яростно прошептала Мадди.

— И останется твоим, что бы ни было. Всегда. Если бы я по каким-то причинам захотела изменить это, у меня ничего не вышло бы. Разве ты не знаешь, как он тебя любит? Ты можешь заставить его выбирать… Посмотри на меня, Мадди. Посмотри на меня, — тихо сказала Пилар и подождала, пока девочка не поднимет глаза. — Если тебе очень хочется, ты можешь заставить его выбирать между тобой и мной. Ему будет очень больно, но ты можешь заставить его выбрать. У меня никогда не было такой возможности. Я прошу тебя дать мне шанс. Если ты не можешь, действительно не можешь, я извинюсь, заберу свои кастрюли и уйду отсюда еще до его возвращения.

Мадди вытерла скатившуюся по щеке слезу и уставилась на Пилар.

— Почему?

— Потому что не хочу причинять ему боль. Мадди заерзала и хмуро посмотрела на стол.

— Можно попробовать?

Пилар недоуменно посмотрела на свою чашечку и молча придвинула ее Мадди. Девочка принюхалась, поморщилась, но подняла чашку и сделала глоток.

— Ужасно… Как это можно пить?

— К вкусу экспрессо нужно привыкнуть. Может быть, он понравится тебе в тирамису.

— Может быть. — Мадди поставила чашку на стол. — Я согласна дать вам шанс.

Пилар была уверена по крайней мере в одном: ее стряпня пришлась здесь по вкусу. Она очень давно не готовила семейных обедов. И искренне радовалась тому, что все мычали от удовольствия и дружно просили добавки.

Она накрыла в столовой, надеясь, что небольшой налет формальности усыпит тревогу Мадди. Но от формальности не осталось и следа, когда Тео попробовал маникотти и назвал его «потрясной жрачкой».

Больше всего говорил за столом Тео. Его сестра главным образом наблюдала, переваривала пищу и время от времени задавала каверзные вопросы. Дэвид смешил Пилар, используя для иллюстрации мнения Мадди спортивную терминологию.

— Когда папа учился в университете, он играл в бейсбол, — сказала ей Мадди.

— В самом деле? Еще один скрытый талант. И как получалось?

— Отлично. Я был капитаном команды.

— Ага. И так боялся потерять форму, что даже с девушками не встречался, — вставил Тео и легко увернулся от шутливого свинга Дэвида.

— Много вы знаете… Я вообще был домоседом… — Он осекся. — Но это к делу не относится. Так что скажу одно: обед был потрясающий. Благодарю от себя лично и от лица двух моих обжор.

— Пожалуйста. Но что касается двух обжор, то им досталось очень немного. Переедание вредно.

— Ничего, у меня хороший обмен веществ, — сказал он, когда Пилар поднялась.

— Так все говорят.

— О нет. — Она начала собирать тарелки, но Дэвид положил ладонь на ее руку. — Первое домашнее правило. Кто готовит, тот не моет посуду.

— Понятно. Что ж, раз так, я подчиняюсь. — Она протянула тарелку Дэвиду. — Пожалуйста.

— Второе домашнее правило, — сказал он, заставив Тео расхохотаться. — К отцу это не относится. Тео и Мадди с удовольствием уберут со стола.

— Насчет удовольствия — это метафора… — Мадди подавила зевок. — А ты что будешь делать?

— Собираюсь переваривать этот великолепный обед во время небольшой прогулки с шеф-поваром. — Проверяя реакцию детей, он наклонился и нежно поцеловал Пилар. — Как, подходит?

— Не смею возражать.

Они вышли из флигеля. Стоял чудесный весенний вечер.

— Ответственное поручение. Сумеют ли два подростка оправдать твое доверие?

— Ничего, пусть закаляются. К тому же у них будет время обсудить, как ловко я выманил тебя на улицу, чтобы поцеловать.

— Значит, ты меня выманил?

— Конечно. — Он привлек Пилар к себе, заставил поднять лицо и поцеловал. Пилар тихо, блаженно вздохнула, и от этого простого звука Дэвида бросило в дрожь. — В последнее время нам редко удавалось побыть вместе.

— Да. Столько всего произошло… — Пилар положила голову ему на плечо. — Я не отходила от Софии. Ничего не могла с собой поделать. Думала о том, что на нее напали в собственном доме. Входили в ее спальню, в мою, в мамину… По ночам я лежала и прислушивалась к звукам. Ничего подобного до сих пор не было.

— Иногда я просыпался, подходил к окну и видел, что у тебя горит свет. Я хотел тебя успокоить, но понимал, что это бесполезно. Пока дело не закончится, мы все не найдем себе места.

— Знаешь, когда я смотрю в окно и вижу у тебя свет, мне становится легче. Приятно знать, что ты близко.

— Пилар… — Дэвид слегка отстранился и прижался лбом к ее лбу. — Есть проблемы в итальянском офисе. Некоторые расхождения в данных, выявившиеся во время аудита. Думаю, мне придется улететь на несколько дней. Но очень не хочется. — Он оглянулся и посмотрел на ярко освещенное окно кухни.

— Пока тебя не будет, дети поживут на вилле. Мы позаботимся о них. Так что можешь не беспокоиться.

— Да. — Тереза уже решила, что на время командировки Тео и Мадди переселятся на виллу. Но он все равно будет беспокоиться. И не только о детях. — Но дело не в этом. Мне не хочется расставаться с тобой. Давай полетим вместе.

— Ох, Дэвид… — При этой мысли Пилар охватило возбуждение. Итальянская весна, благоухающие ночи, любовь… Как чудесно, что ее жизнь изменилась и сделала такое возможным! — Я бы с радостью, но не получится. Сейчас я не смогу оставить мать. А ты быстрее закончишь свои дела, если будешь знать, что я здесь, с твоими детьми.

— Тебе нравится быть рассудительной?

— Нет, не нравится, — мягко ответила Пилар. — Я бы с удовольствием согласилась. Полетела бы с тобой… — Вновь почувствовала бы себя молодой, глупой и восхитительно счастливой, мысленно закончила она. — Занималась бы с тобой любовью на одной из огромных старых кроватей castello. Вечерами убегала бы в Венецию, танцевала на. piazza, тайком целовалась с тобой в тени мостов… Пригласи меня еще раз. — Она повернулась к нему. — Еще раз, когда все кончится. Я соглашусь.

«Что-то изменилось. Она стала другой. Более свободной», — понял Каттер. Это делало ее еще желаннее.

— А почему не сейчас? Когда все кончится, я приглашаю тебя в Венецию.

— Да. — Она сжала его руки. — Я люблю тебя, Дэвид. Он застыл на месте.

— Что ты сказала?

— Я люблю тебя. Я понимаю, все произошло слишком быстро, но ничего не могу с собой поделать. И не хочу.

— Я не об этом. Просто мне хотелось услышать это от тебя еще раз. Это чудесно. Просто чудесно. — Он обнял ее, поднял и закружил в воздухе. — Я ошибся. По моим расчетам выходило, что ты полюбишь меня только через два месяца.

Дэвид покрыл поцелуями ее лицо.

— Мне было очень трудно, — продолжал он. — Потому что я уже любил тебя. Я должен был знать, что ты не заставишь меня так долго страдать.

Пилар прижалась щекой к его щеке. Она могла любить. Ее сердце таяло от радости. И от счастья быть любимой.

— Что ты сказал?

— Я повторю. — Он слегка отстранил ее. — Я люблю тебя, Пилар. Я полюбил тебя с первого взгляда. Хватило одного взгляда, чтобы я поверил в будущее. — Дэвид снова привлек ее к себе, и на этот раз его поцелуй оказался нежным. — Ты моя.

ГЛАВА 22

Венеция была женщиной элегантного возраста, la bella donna, чувственной и таинственной. Чтобы влюбиться в нее, тоже достаточно было первого взгляда. Зрелище дворцов вдоль Канале Гранде, побитых временем и выцветших, как старые маскарадные костюмы, разжигало кровь. Яркий солнечный свет омывал столицу Адриатики и терялся в ее сладострастных изгибах, как заблудившийся путник.

Это был город с женственным и лукавым сердцем, венами которого были глубокие каналы с темной водой.

В таком городе нельзя было тратить время на встречи с адвокатами и бухгалтерами. Офис из стекла и бетона, за стенами которого пела нежная обольстительница-весна, начинал казаться тюрьмой.

Дэвид тщетно напоминал себе, что Венеция испокон веков стояла на торговле. Тщетно уговаривал себя, что даже в этот час ее кривые улочки и мосты заполнены туристами, транжирящими свои пластиковые карточки в бесчисленных лавочках с обманчиво убогой внешностью. Ему все равно хотелось оказаться среди них.

Он волей-неволей представлял себе, что бродит по этим древним улицам вместе с Пилар и покупает ей какую-нибудь забавную безделушку, над которой они будут смеяться спустя годы. Представлял себе, что следит за Тео, лопающим мороженое, или прислушивается к болтовне Мадди, засыпающей какого-нибудь несчастного гондольера вопросами об истории и устройстве каналов.

Он тосковал по семье. Тосковал по своей возлюбленной. Несмотря на то, что расстался с ней неполных шестьдесят восемь часов назад.

Бухгалтер вполголоса бубнил по-итальянски что-то неразборчивое. Дэвид напомнил себе, что он прилетел в Венецию не грезить, а работать.

— Scusi. — Каттер протянул руку и перевернул страницу толстенного отчета. — Давайте еще раз проверим это место, — намеренно спотыкаясь, сказал он по-итальянски. — Я хочу удостовериться, что все понял правильно.

Как он и надеялся, эта уловка помогла. Бухгалтер принялся терпеливо объяснять цифры.

— Данные не сходятся, — сказал итальянец, милосердно перейдя на английский.

— Да, вижу. Расхождение касается затрат отделения. Они отличаются от данных, представленных в правление. Это сбивает меня с толку, signore. Но в еще большее недоумение меня приводит то, что относится к заказчику по фамилии Кардианили. Распоряжения, отгрузка, убытки от боя, заработная плата, расходы. Все очень хорошо документировано.

— Si. Здесь нет… как это по-английски… разночтений. Цифры совпадают.

— Видимо, так и есть. Однако заказчика Кардианили не существует. Ни фирмы, ни человека с такой фамилией. По указанному в досье римскому адресу нет склада Кардианили. Если нет ни заказчика, ни клиента, ни склада, то куда посылались эти распоряжения за последние три года?

Глаза бухгалтера за стеклами очков в металлической оправе растерянно замигали.

— Не могу сказать… Конечно, это ошибка.

— Конечно. Ошибка. — И Дэвид догадывался, кто ее совершил.

Он повернулся в кресле и обратился к адвокату:

— Signore, вы успели изучить документы, которые я передал вам вчера?

— Да, успел.

— Кто работал с этим заказчиком?

— В перечне стоит имя Энтони Авано.

— Значит, все накладные, сведения о расходах и корреспонденция, связанная с этим заказчиком, были подписаны Энтони Авано?

— Да, были. Вплоть до декабря прошлого года. После этого на документах появляется подпись Маргарет Боуэрс.

— Нам понадобится проверить подлинность этих подписей.

— Понятно.

— А также подпись того, кто разрешал отгрузку, утверждал расходы и подписывал приходные ордера от этого заказчика. Донато Джамбелли.

— Signore Каттер, я проведу экспертизу подписей, рассмотрю это дело с точки зрения закона и дам свое заключение… Я сделаю это, — добавил он, — когда получу разрешение самой Signora Джамбелли. Дело деликатное.

— Понимаю. Именно поэтому Донато Джамбелли не сообщили о нашей встрече. Signori, я не сомневаюсь в вашей осторожности. Джамбелли не нужен еще один публичный скандал. Ни компании, ни семье. Вы не будете возражать, если я немедленно позвоню в Калифорнию и сообщу La Signora то, о чем мы только говорили?

Человеку со стороны трудно иметь дело с тем, что касается взаимоотношений руководства и честности одного из членов семьи. Дэвид не был ни итальянцем, ни родней Джамбелли. Два слабых места, решил он. А третьим было то, что он проработал в компании всего четыре месяца.

Он собирался встретиться с Донато Джамбелли один на один. Было два способа справиться с ситуацией. Либо атаковать со своей подачи, либо держать биту наготове и ждать подачи противника.

Снова метафоры из области спорта… Дэвид стоял у окна кабинета, засунув руки в карманы, и следил за оживленным движением на канале. Что ж, справедливо. Бизнес ничем не отличается от игры. Здесь тоже требуются искусство, расчет и везение.

У Донато было преимущество своего поля. Но как только он придет в офис, то окажется на поле Каттера. И Дэвид даст ему это понять.

Зазвонил внутренний телефон.

— Signore Каттер, signore Джамбелли прибыл для встречи с вами.

— Спасибо. Попросите его немного подождать.

Пусть попотеет, решил Дэвид. Если слухи здесь распространяются так же быстро, как в других компаниях, то Дон уже знает о закончившейся встрече. Бухгалтеры, адвокаты, вопросы, досье. А если знает, то зачешет в затылке и начнет волноваться.

Если он достаточно умен, то придумает какое-нибудь правдоподобное объяснение. Задаст серию вопросов, стремясь поставить чужака на место. Притворится оскорбленным и разгневанным. Будет рассчитывать на то, что родственные связи помогут ему выпутаться.

Дэвид открыл дверь кабинета и увидел вошедшего в приемную Донато.

— Дон, спасибо, что пришли. Извините, что заставил вас ждать.

— Вы сказали, что это важно, и я постарался освободиться. — Дон вошел в кабинет, тщательно осмотрел его и слегка успокоился, увидев, что там пусто. — Если бы меня заранее предупредили о вашем прибытии, я отменил бы все дела и показал вам Венецию.

— Да, сборы были быстрые. Правда, я уже бывал в Венеции, но предвкушаю возможность увидеть castello и виноградники. Садитесь.

— Если вы сообщите, когда собираетесь туда поехать, я буду сопровождать вас. Я езжу туда регулярно и проверяю, все ли в порядке. — Он сложил руки на столе. — Итак, чем могу быть полезен?

«Моя подача», — подумал Дэвид и занял место за столом.

— Не могли бы вы объяснить мне, что происходит с заказом Кардианили?

Лицо Дона осталось равнодушным. Он недоуменно похлопал глазами и удивленно улыбнулся:

— Не понял.

— Вот и я тоже не понимаю, — любезно ответил Дэвид. — И поэтому прошу объяснить.

— Дэвид, вы переоцениваете мою память. Я не могу помнить каждый заказ и его детали. Если вы дадите мне возможность поднять дело…

— О, оно уже у меня. — Дэвид постучал пальцем по лежавшей на столе папке. «Застигнут врасплох, — подумал он. — Заранее не готовился». — Ваша подпись присутствует на ряде расходных ордеров, корреспонденции и других финансовых документах, связанных с этим заказом.

— Я подписываю множество таких документов. — На лбу Дона проступила легкая, но заметная испарина. — Я не могу помнить все.

— Но этот заказ вы должны помнить. Потому что такого заказчика не существует. И нет никакого заказа Кардианили. Есть только относящиеся к нему документы. Множество финансовых документов на большую сумму. Но самого заказчика нет. Человека по имени Джорджо Кардианили, с которым вы якобы связывались за последние годы несколько раз, нет. — Он открыл папку и вынул листок с грифом компании «Джамбелли». — Равно как и не существует римского склада, в адрес которого было направлено несколько грузов. Того самого склада, куда вы за счет компании ездили дважды за последние восемь месяцев. Как вы это объясните?

— Не понимаю… — Донато вскочил на ноги. Но выглядел он не разгневанным, а смертельно испуганным. — В чем вы меня обвиняете?

— Пока ни в чем. Просто прошу объяснений.

— У меня нет объяснений. Я не знаю ни этого заказчика, ни его досье.

— Тогда каким образом на этих документах появилась ваша подпись? Удостоверяющая, что на этого заказчика истрачено больше десяти миллионов лир?

— Это ошибка. — Донато облизал губы и выхватил из папки листок с грифом. — Подделка. Кто-то воспользовался моим именем, чтобы украсть деньги у La Signora и моей семьи. Miafa— miglia, — повторил он, прижав к сердцу дрожащую руку. — Я немедленно займусь этим!

«Нет, он не умен, — решил Дэвид. — Просто глуп».

— У вас есть сорок восемь часов.

— Что? Вы смеете предъявлять мне ультиматум, когда речь идет о деньгах, украденных у семьи?

— Этот ультиматум, как вы выразились, исходит от La Signora. Она требует объяснить случившееся в течение двух дней. В настоящее время все операции, связанные с этим заказом, заморожены. Через два дня — считая с сегодняшнего — документы будут переданы в полицию.

— В полицию? — Дон побелел. От его самообладания не осталось и следа, руки дрожали, голос срывался. — Смешно! Это дело в какой-то степени семейное. Мы не хотим официального следствия, не хотим огласки…

— La Signora нужны результаты. Чего бы это ни стоило.

Тут Дон сделал паузу, лихорадочно пытаясь нащупать какой-нибудь способ извернуться и выбраться из пропасти, неожиданно разверзшейся под его ногами.

— Поскольку за заказ отвечал Тони Авано, легко понять, откуда дует ветер.

— В самом деле. Но я не упоминал о том, что это заказчик Авано.

— Это просто предположение. — Дон вытер рот тыльной стороной руки. — Заказ крупный…

— Я не говорил и о том, что Кардианили относится к крупным заказчикам. У вас есть два дня, — тихо повторил Дэвид. — И послушайтесь моего совета. Подумайте о жене и детях. La Signora отнесется к вам с сочувствием, если вы докажете, что боролись за дело и за свою семью.

— Не говорите мне о моей семье. Я был Джамбелли всю свою жизнь. Остаюсь им. И буду Джамбелли даже тогда, когда вас не станет. Мне нужно это досье.

— Вы его получите. — Дэвид проигнорировал властно протянутую руку и закрыл папку. — Через сорок восемь часов.


Дэвида сбивало с толку, что Донато Джамбелли оказался настолько не готов к разговору. Настолько несообразителен. «Но не невинен», — думал он, пересекая площадь Святого Марка. Донато был в грязи по уши. И все же не мог ничего придумать. Из чего можно было заключить, что командовал тут не он. Возможно, Авано. Очень возможно, хотя украденная им сумма сильно уступала тому, что присвоил Донато.

Но Авано был мертв уже четыре месяца.

Детективы, расследующие его дело, будут рады новой информации. Однако как эта грязная история скажется на Пилар?

Чертыхнувшись себе под нос, он подошел к одному из столиков, тут и там стоявших вдоль тротуара. Сел и какое-то время молча следил за толпой туристов, входивших и выходивших из собора. Входивших и выходивших из лавочек по краям площади.

«Авано доил компанию, — думал он. — Это было уже известно и доказано. Но то, что лежало в кейсе Дэвида, коренным образом меняло картину. В этом деле принимал участие и Донато».

А Маргарет? Ничто не говорило о том, что она знала о мошенничестве или принимала в нем участие до своего повышения. Неужели она так быстро переметнулась? Или узнала о фальшивых счетах, и это знание стоило ей жизни?

Как бы там ни было, все это не давало ответа на самый жгучий вопрос: кто стоит во главе? Кто тот человек, к которому наверняка обратится за указаниями и помощью запаниковавший Донато?

Донато легко поверил, что La Signora передаст дело в полицию. Поверит ли в то же самое таинственный «кто-то»? Воз-можно, он — или они — окажутся более хладнокровными и разоблачат блеф?

В любом случае через два дня Донато Джамбелли вышвырнут. И это только добавит Дэвиду головной боли. Дона придется кем-то заменить, и заменить быстро. Внутреннее расследование будет продолжаться, пока не удастся ликвидировать все течи.

Его пребывание в Италии придется продлить. А ему отчаянно хотелось домой.

Он заказал бокал вина, посмотрел на часы и вынул сотовый телефон.

— Мария? Это Дэвид Каттер. Можно Пилар?

— Минутку, мистер Каттер.

Он попытался представить себе, где в данный момент находится Пилар и чем она занята.

В свое последнее свидание они занимались любовью в его микроавтобусе на краю виноградника. Как двое жадных подростков, вспомнил он. Сгорающих от желания прикоснуться друг к другу.

Это воспоминание причиняло ему боль.

Куда легче было представить себе, что она сидит напротив и любуется солнечным лучом, который стрелой пронзает воздух, наполненный хлопаньем голубиных крыльев, и устремляется к потемневшему от времени куполу собора.

Когда все закончится, так и будет, пообещал он себе.

— Дэвид?

Пилар слегка запыхалась, и это заставило Каттера улыбнуться. Значит, она торопилась.

— Я сижу на площади Святого Марка. — Он поднял принесенный официантом бокал и сделал глоток. — Пью кьянти и думаю о тебе.

— А музыка звучит?

— Маленький оркестр на другом конце площади играет мелодии из американских мюзиклов. Это слегка портит впечатление.

— А мне не портит.

— Как дети?

— Нормально. Кажется, мы с Мадди потихоньку начинаем находить общий язык. Вчера после школы она пришла в оранжерею и прочитала мне лекцию о фотосинтезе, из которой я мало что поняла. АТео расстался со своей подружкой.

— С Джулией?

— Дэвид, с Джулией он встречался зимой. Его последнюю пассию звали Кэрри. Он погрустил десять минут, а потом поклялся бросить девчонок и посвятить жизнь музыке.

Это мы уже проходили. Его хватает ровно на один день. Я сообщу, чем это кончится. Как там дела?

— Теперь, когда я говорю с тобой, мне легче. Скажешь детям, что я позвоню им сегодня вечером? Примерно в шесть по вашему времени.

— Ладно. Наверно, ты еще не знаешь, когда вернешься?

— Еще не знаю. Есть сложности. Я тоскую по тебе, Пилар.

— Я тоже тоскую. Окажешь мне одну услугу?

— Ты еще спрашиваешь…

— Посиди там еще немножко. Выпей вина, послушай музыку, последи за тем, как меняется освещение. Я буду думать о тебе и представлять все это.

— Я тоже буду думать о тебе. Счастливо.

Дэвид дал отбой и продолжил смаковать вино. Он впервые говорил с женщиной о своих детях. С женщиной, которая понимала и ценила их. Это связывало их так, словно они и вправду были семьей. И тут он понял, что именно этого и хотел. Он снова хотел иметь семью. Хотел тех прочных связей, которые создают семейный круг.

Каттер порывисто вздохнул и поставил бокал. Он хочет жениться. Хочет, чтобы Пилар стала его женой…

Не слишком ли он торопится? И не слишком ли многого хочет?

Нет. Теперь у него исчезли последние сомнения. Все встало на свои места. Они взрослые люди, прожившие половину жизни. Зачем тратить остаток времени на медленный подъем от ступени к ступени?

Он поднялся и бросил на столик несколько монет.

Зачем тратить драгоценные минуты? Разве есть на свете лучшее место для покупки обручального кольца, чем Венеция? Он свернул за угол. Первая же витрина, приковавшая его внимание, оказалась витриной ювелира. Дэвид решил, что это перст судьбы.

Все оказалось сложнее, чем он думал. Бриллиант был ему не нужен. Дэвиду пришло в голову, что это мог сделать Авано, а ему претило дарить Пилар то, то мог подарить Тони.

Он хотел подарить ей то, что имело бы значение только для них двоих. Вещь, которая доказывала бы, что он понимает ее, как не понимал и не мог понять никто другой.

«Не значит ли это, что он пытается соревноваться с Авано? — думал он, зайдя в другой магазин. — Ну и что?»

Он поднялся по ступенькам узкого моста Риальто, вдоль которого теснились магазинчики. Покупатели с горящими глазами расталкивали друг друга локтями, словно боясь, что у них перед носом купят последний сувенир на свете.

Он пробирался мимо киосков, торговавших кожаными изделиями, футболками, безделушками, и пытался разглядывать витрины. От обилия золота и драгоценных камней рябило в глазах. Сбитый с толку, раздосадованный, уставший от ходьбы, он был готов махнуть на все рукой. В конце концов, можно подождать и попросить совета у кого-нибудь из сотрудников местного офиса.

Потом он свернул, заглянул еще в одну витрину. И увидел то, что искал.

Кольцо с пятью камнями в форме сердечек, идеально сочетавшимися по цвету. «Как ее цветы, — подумал он. — Пять камней. По одному на каждого из них и их детей». Он решил, что синий — это сапфир, красный — рубин, зеленый — изумруд. Названия пурпурного и золотистого камней внушали ему сомнение. Впрочем, какая разница? Это было само совершенство.

Тридцать минут спустя он вышел наружу. У него в кармане лежало полное описание кольца. Два последних камня назывались аметистом и цитрином, или фальшивым топазом. Аметист и цитрин, повторил он. Кольцо тоже лежало в кармане. На нем была выгравирована дата покупки.

Пусть Пилар знает, что он купил его в тот вечер, когда сидел на площади Святого Марка, разговаривал с ней и следил за тем, как наступают сумерки.

Дэвид легкой походкой спустился с моста и побрел по узким улицам, наслаждаясь прогулкой без всякой цели. С наступлением вечера толпы поредели, и каналы стали глянцевито-черными. Он снова и снова слышал эхо собственных шагов и журчание воды под мостами.

Увидев раскрытую дверь траттории, Дэвид свернул туда. Возвращаться в отведенную ему квартиру не хотелось. Если он вернется, то опять начнет работать и испортит все удовольствие, полученное от этого вечера. Он заказал тюрбо и полграфина местного белого.

Дэвид неторопливо ел, улыбался паре, в которой за милю было видно молодоженов, и любовался маленьким мальчиком, сбежавшим от родителей и очаровывавшим официантов. «Типичная реакция влюбленного мужчины, который во всем видит только хорошее», — думал он.

Он потягивал кофе и думал о том, что и как скажет, когда преподнесет кольцо Пилар.

Когда он шел назад, большинство площадей опустело. Магазины были закрыты, а мошенники-лоточники давно упаковали свои товары.

Тут и там светились фонари на гондолах, катавших туристов по боковым каналам, слышались голоса, отражавшиеся от поверхности воды, но большую часть времени Дэвиду казалось, что он в городе один. Наконец-то.

Он наслаждался ночной Венецией, был доволен собой, чувствовал себя сытым и отдохнувшим.

Дэвид миновал еще один мост и побрел по очередной тенистой улице. Одно из верхних окон светилось. Он поднял голову и улыбнулся молодой женщине, которая развешивала на веревке только что выстиранное белье, слабо колыхавшееся на ветру. Растрепанные темные волосы падали ей на плечи. Ее руки были длинными, тонкими, с золотистыми запястьями. Женщина пела, и ее веселый голос звенел в тишине, как колокольчик.

Этот момент врезался в его память.

Темноволосая женщина, припозднившаяся со стиркой и все равно поющая. Доносящийся из окна запах ужина. Она поймала его взгляд и засмеялась. Этот звук был радостным и влекущим.

Дэвид остановился, обернулся, собираясь сказать ей что-нибудь хорошее. И тем спас себе жизнь.

Он ощутил боль. Внезапное страшное жжение в плече. Смутно услышал негромкий хлопок и увидел, что лицо женщины превратилось в туманное пятно.

А потом упал. Он падал долго, невыносимо долго, слыша крики и топот бегущих ног, пока не распростерся на холодных камнях венецианской улицы, окровавленный и потерявший сознание.

Он пробыл без памяти не так уж долго. Вскоре все вокруг затянулось красным туманом, сквозь который прорывались взволнованные голоса. Оцепеневший мозг отказывался понимать итальянскую скороговорку.

Теперь он чувствовал не боль, а жар. Словно кто-то держал его над лижущими языками пламени. И тут он отчетливо подумал: «В меня стреляли».

Кто-то тормошил его. От этого просыпалась боль и вонзалась в тело, как серебряный меч. Он пытался протестовать, пытался защищаться, но сумел выдавить из себя лишь слабый стон. В глазах потемнело.

Когда серая пелена снова рассеялась, он увидел лицо молодой женщины, той самой, которая развешивала белье.

— Сегодня вы работали допоздна. — Эти слова ясно звучали в его мозгу, но губы Дэвиду не подчинялись.

— Signore, perpiacere. Stazitto. Riposta. L…aiutosta venendo.

Он вслушался в эти слова и начал медленно и мучительно переводить их, как студент-первокурсник. Она хотела, чтобы он лежал смирно и отдыхал. «Очень мило с ее стороны», — смутно подумал Дэвид. Помощь приближалась. Какая помощь?

Ах да… В него стреляли.

Он так и сказал ей. Сначала по-английски, потом по-итальянски.

— Мне нужно позвонить детям. Нужно сказать им, что со мной все в порядке. У вас есть телефон?

Он сумел пошевелиться, но снова уронил голову к ней на колени и погрузился в забытье.

— Вы очень везучий человек, мистер Каттер.

Дэвид пытался сконцентрировать взгляд на лице говорившего. Лекарства, которыми его накачали врачи, явно были патентованными. Он не чувствовал не только боли, но и всего остального.

— В данный момент мне трудно согласиться с вами. Извините, я забыл, как вас зовут.

— Де Марко. Лейтенант Де Марко. Конечно, ваш врач говорит, что вам нужен отдых. Но у меня есть несколько вопросов. Не могли бы вы рассказать, что вы запомнили?

Он помнил красивую женщину, развешивавшую белье, и то, как на воде и камнях мерцал свет.

— Я шел пешком, — начал он, пытаясь сесть. — Кольцо Пилар. Я только что купил кольцо.

— Оно у меня. Успокойтесь. У меня ваше кольцо, ваш бумажник и ваши часы. Все будет в сохранности.

Полиция, вспомнил Дэвид. Люди услышали раздавшийся на улице выстрел и вызвали полицию. Этот человек был похож на копа, хотя и мало напоминал лощеных детективов Сан-Франциско. Де Марко был коренастым и лысоватым. Оба этих недостатка искупали роскошные черные усы, украшавшие его верхнюю губу. Его английский был четким и правильным.

— Я возвращался к себе на квартиру. Решил немного прогуляться. После работы прошелся по магазинам и купил кольцо. Пообедал. Был чудесный вечер, а я весь день проторчал в кабинете. Увидел женщину в окне. Она развешивала белье. Это была настоящая картина. Она пела. Я остановился и посмотрел вверх. А потом упал. Я почувствовал… — Он поднял руку и прикоснулся к своему плечу. — Я знал, что в меня выстрелили.

— В вас раньше стреляли?

— Нет. — Дэвид скорчил гримасу. — Но догадаться нетрудно. Должно быть, я потерял сознание. Когда я очнулся, рядом со мной была та женщина. Думаю, она прибежала, когда увидела, что случилось.

— Вы видели, кто стрелял в вас?

— Я не видел ничего, кроме стремительно поднимавшейся мостовой.

— Мистер Каттер, как вы думаете, почему в вас стреляли?

— Не знаю. Наверно, это было разбойное нападение.

— Однако все ваши ценности оказались на месте. Что вы делаете в Венеции?

— Я — главный менеджер компании «Джамбелли — Мак-миллан».

— Ага… Значит, вы работаете у La Signora.

— Да.

— Верно, что у La Signora есть проблемы в Америке?

— Были, но я не понимаю, какое отношение это имеет к попытке моего уличного ограбления в Венеции. Мне нужно позвонить детям.

— Да-да, мы это устроим. Мистер Каттер, вы знаете в Венеции человека, который мог бы желать вам зла?

— Нет. — Едва успев сказать это, он подумал о Донато. — Нет, — повторил он. — Я не знаю никого, кто мог бы выстрелить в меня на улице. Лейтенант, вы говорили, что мои ценности у вас. Кольцо, которое я купил, бумажник, часы. И кейс.

— Никакого кейса мы не нашли. — Де Марко откинулся на спинку стула. Женщина, бывшая свидетельницей выстрела, утверждала, что у жертвы был чемоданчик. Она описала пострадавшего очень подробно. — Что было в кейсе?

— Документы из офиса, — сказал Дэвид. — Просто документы.

«Удар за ударом, — думала Тереза. — Даже моя стойкость не выдерживает этих постоянных атак». Однако она шла с Эли в семейную гостиную с идеально прямой спиной. Там были дети, ждавшие звонка от отца.

«Невинные дети, — думала она, глядя на Мадди, развалившуюся на диване и уткнувшуюся носом в книгу, и на Тео, который что-то бренчал на пианино. — Почему эту невинность должны были украсть так быстро и так страшно?»

Она сжала руку Эли. Чтобы подбодрить его и собраться с силами самой. А потом переступила порог.

Пилар оторвала глаза от своего рукоделия. Хватило одного взгляда на мать, чтобы у нее замерло сердце. Она выронила вышивание и медленно поднялась.

— Мама?

— Сядь, пожалуйста. Тео… — Она жестом велела ему перестать играть. — Мадди… Хочу сразу сказать, что с вашим отцом все в порядке.

— Что случилось? — Мадди скатилась с дивана. — С ним что-то случилось! Вот почему он не позвонил. Он всегда звонит вовремя.

— Он ранен, но не сильно. Сейчас он в больнице.

— Несчастный случай? — Пилар подошла и положила руку на плечо Мадди. Девочка попыталась вырваться, но Пилар только усилила хватку.

— Нет, не несчастный случай. В него стреляли.

— Стреляли? — Тео быстро встал из-за пианино. У него стало горько во рту от страха. — Не может быть. Это ошибка. Кому понадобилось в него стрелять?

— Его отвезли прямо в больницу, — продолжила Тереза. — Я говорила с его лечащим врачом. Ваш отец чувствует себя хорошо. Согласно бюллетеню, его состояние не внушает опасений.

— Послушайте меня… — Эли шагнул вперед и взял за руки Мадди и Тео. — Мы бы не стали вам говорить, что все в порядке, если бы было по-другому. Я знаю, вы испуганы и взволнованы. Мы тоже. Но врач выразился очень определенно. Ваш отец силен и здоров. И скоро полностью оправится.

— Хочу, чтобы папа вернулся. — У Мадди дрожали губы. — Хочу, чтобы он был дома.

— Он вернется сразу же, как только выйдет из больницы, — сказала ей Тереза. — Я распоряжусь. Маделин, как по-твоему, отец любит тебя?

— Конечно.

— Ты можешь себе представить, как он волнуется за тебя и твоего брата и как это волнение мешает ему выздороветь? Ради него ты должна быть сильной.

Когда зазвонил телефон, Мадди вихрем кинулась к нему.

— Алло! Алло! Папочка? — По ее лицу текли слезы, тело била крупная дрожь. Однако она шлепнула Тео, когда тот попытался отнять у нее трубку. — О'кей… — У девочки сорвался голос, и она повернулась к Терезе. — О'кей, — повторила Мадди, провела рукой под носом и судорожно вздохнула: — Поняла. А пулю тебе отдадут?

Она слушала голос отца, но не сводила глаз с кивавшей ей La Signora.

Ага, Тео здесь. Он толкается. Можно, я его стукну?.. Слишком поздно, — после маленькой паузы ответила она. — Я уже его стукнула. Ага, передаю.

Она сунула брату телефон.

— Ты сильная молодая женщина, — сказала ей Тереза. — Отец бы гордился тобой.

— Пусть он вернется домой, ладно? Пусть только вернется! — Мадди бросилась в объятия Пилар и заплакала.

ГЛАВА 23

Голова раскалывалась от боли, но боль в сердце была сильнее. Не обращая внимания на то и другое, она заняла свое место за письменным столом.

Невзирая на возражения Эли и Пилар, Тереза позволила детям присутствовать на экстренном совещании. Она все еще оставалась главой семьи Джамбелли, а они имели право знать, за что стреляли в их отца.

Имели право знать, что это сделал ее родственник.

— Я говорила с Дэвидом, — начала она и улыбнулась его детям. — До того как пришел врач и заставил его отдыхать.

— Хороший признак. — София разместилась рядом с Тео. Он выглядел маленьким и беззащитным. — Когда мужчинам больно, они ведут себя как дети. Не могут говорить ни о чем, кроме своих страданий.

— Неправда. Мы стоики. — Тео пытался быть стоиком, но живот его не слушался.

— Как бы там ни было, — продолжила Тереза, — если позволит врач, он вернется домой через несколько дней. Тем временем полиция расследует этот случай. Я также говорила с человеком, который ведет следствие.

После короткого, но беспрекословного приказа она получила отчет, подписанный лейтенантом Де Марко. Тереза сложила руки на папке.

— Было несколько свидетелей. Есть описание нападавшего, хотя и не слишком надежное. Сомневаюсь, что его поймают. Впрочем, едва ли это имеет значение.

— Как вы можете так говорить? — вскочила Мадди. — Он стрелял в моего отца!

Тереза одобрительно кивнула и ответила ей как равной:

— Потому что этого человека наняли и использовали как средство. Чтобы завладеть документами, хранившимися у твоего отца. Это была отвратительная и ошибочная попытка спасти свою шкуру. Там были… разночтения в ряде счетов. С подробностями можно подождать. Благодаря работе Дэвида сегодня стало ясно, что мой племянник выкачивал из компании деньги по поддельному заказу.

— Донато! — У Софии сжалось сердце. — Он крал у тебя?

— У нас. — Тереза уже пережила это. — В тот день он по моему приказу встретился с Дэвидом в Венеции и понял, что его делишки вскоре выйдут наружу. Это было его ответом. Моя семья причинила вам боль, — сказала она Тео и Мадди. — Я глава семьи и отвечаю за эту боль.

— Папа работает у вас. Он делает свое дело. — Живот продолжало сводить судорогой, но Тео терпел, стиснув зубы. — Виноват этот ублюдок, а не вы. Он в тюрьме?

— Нет. Его еще не поймали. Похоже, он ударился в бега. — В голосе Терезы звучало презрение. — Бросил жену, детей и удрал. Я обещаю тебе, что его найдут и он будет наказан. Я позабочусь об этом.

— Ему понадобятся деньги, — вставил Тайлер.

— Кому-то нужно отправиться в Венецию и заняться этим. — София поднялась со своего места. — Я вылетаю сегодня вечером.

— Я не хочу подвергать опасности еще одного близкого мне человека.

— Nonna, если Донато использовал поддельный заказ, чтобы получать по нему деньги, кто-то должен был ему помогать. Мой отец. Это моя родня, — продолжила она по-итальянски. — Такая же, как твоя. И это дело затрагивает мою честь не меньше, чем твою. Ты не можешь лишить меня права искупить вину. — Она испустила глубокий вздох и снова перешла на английский. — Я вылетаю сегодня вечером.

— Черта с два, — мрачно откликнулся Тай. — Мы вылетаем сегодня вечером.

— Мне не нужна сиделка.

— Угу, верно. — Тай встретился с ней взглядом. В его глазах горела стальная решимость. — Джамбелли, это касается нас в равной степени. Если летишь ты, лечу и я. Я проверю виноградники и винодельню, — сказал он Терезе. — Если там что-нибудь не так, я замечу. А в бумагах пусть копаются канцелярские крысы.

Так, подумала Тереза, переглянувшись с Эли. Мы взваливаем свое бремя на молодых.

— Согласна. — Тереза пропустила мимо ушей негодующее шипение Софии. — Твоя мать будет меньше волноваться, если ты полетишь не одна.

— Нет. Я буду волноваться за двоих близких мне людей… Мама, а как будет с Джиной и детьми?

— Их обеспечат. Я не верю в грехи отцов. — Тереза пристально посмотрела в глаза Софии. — Я верю в детей.

Первое, что сделал Дэвид, когда его выписали из больницы, а точнее, когда он выписался сам, — он купил цветы.

Первым букетом Дэвид остался не совсем доволен — он показался ему не соответствующим случаю, поэтому он купил второй, а спустя некоторое время — третий.

Тащить такую уйму цветов по переполненным улицам Венеции, да еще с рукой на перевязи, было нелегко, но он справился. И даже умудрился найти место, где в него стреляли.

Дэвид готовился к этому, но не ожидал, что ощутит такой лютый гнев. Кто-то воспользовался его беспечностью, продырявил его тело сталью, пролил его кровь. И был очень близок к тому, чтобы сделать его детей сиротами.

«Тот, кто задумал его убийство, дорого заплатит за это, — поклялся себе Дэвид, стоя на мостовой, где еще сохранились пятна его крови, и держа здоровой рукой охапку цветов. — Чего бы это ни стоило. И сколько бы времени ни заняло».

Каттер поднял глаза. Хотя сегодня веревка пустовала, но окно было открыто. Он перехватил цветы поудобнее и вошел в подъезд. Как ни странно, подъем по лестнице вымотал его. Ноги дрожали, кожа покрылась испариной. Какой позор! Хватая ртом воздух, он привалился к стене рядом с нужной квартирой.

Интересно, как он вернется в апартаменты Джамбелли, упакует вещи и закажет билет на самолет, если с трудом может подняться по лестнице? Воспоминание о предупреждении выписывавшего его врача только добавило масла в огонь.

Не успев отдышаться, Дэвид выпрямился и постучал в дверь.

Он не ожидал, что женщина окажется дома. Хотел оставить цветы у ее порога или передать соседям. Но дверь открыла именно она.

— Signorina…

— Si? — Женщина озадаченно посмотрела на Дэвида, и тут ее милое лицо осветилось улыбкой. — Signore! Come sta? Och, och, che belezza! — Она взяла цветы и жестом пригласила его войти. — Сегодня утром я звонила в больницу, — зачастила она по-итальянски. — Мне сказали, что вы отдыхаете. Я так испугалась! Не могла поверить, что такое может случиться прямо у меня под окнами… Ох, — она хлопнула себя по лбу. — Вы американец, — сказала она по-английски, тщательно выговаривая слова. — Scusami. Извините. Я не слишком хорошо говорю по-английски.

— Я говорю по-итальянски. Я хотел поблагодарить вас.

— Меня? Я ничего не сделала. Пожалуйста, входите и садитесь. Вы очень бледны.

— Вы были здесь. — Дэвид обвел взглядом ее квартирку. Маленькая, простая, но уютная. — Если бы не вы… Если бы я не поднял взгляд и не залюбовался тем, как вы поздно вечером вешаете белье, я бы не стоял сейчас здесь. Signorina… — Дэвид взял ее руку и поднес к губам. — Millegrazie.

— Prego. — Она наклонила голову. — Романтическая история. Пойдемте. Я сварю вам кофе.

— Не стоит беспокоиться.

— Пожалуйста. Если я спасла вам жизнь, то должна и дальше беречь ее. — Она отнесла цветы на кухню.

— Гм-м… Одна из причин, по которым я возвращался так поздно, заключалась в том, что перед обедом я прошелся по магазинам. И купил кольцо. Обручальное кольцо для женщины, которую люблю.

— Ох… — Она вздохнула, положила цветы на буфет и еще раз внимательно рассмотрела Дэвида. — Мне жаль себя. Но я рада за нее. И все же я сварю вам кофе.„.

— С удовольствием выпью. Signorina, я не знаю вашего имени.

— Элана.

— Элана, я надеюсь, что вы примете это как должное. Думаю, вы — вторая самая прекрасная женщина на свете.

Она засмеялась и начала ставить цветы в вазу.

— Да, я вижу, что ей очень повезло!

Когда Дэвид добрался до своих апартаментов, он был по горло сыт болью, усталостью, врачами и уличной толкотней. К тому моменту он уже понял, что вечером ему улететь не удастся. Сил оставалось ровно столько, чтобы раздеться и лечь в кровать. О сборах не могло быть и речи.

Плечо болело, ноги дрожали. Чертыхаясь, он кое-как вставил левой рукой ключ в замочную скважину. Однако когда дверь рывком открылась, он успел сжать эту левую руку в кулак, готовый драться.

— А вот и вы! — подбоченилась София. — Вы в своем уме? Удрали из больницы и отправились в одиночку шляться по Венеции! Полюбуйтесь на себя. Белый как мел! Ох уж эти мне мужчины. Настоящие болваны.

— Большое спасибо. Вы не будете возражать, если я войду? Кажется, это еще моя комната.

— Тай рыщет за вами по всему городу! — Продолжая говорить, София взяла его за здоровую руку и провела внутрь. — Мы до смерти испугались, когда приехали в больницу и обнаружили, что вы сбежали, несмотря на приказ врача.

— Даже в Италии не могут сделать больничную еду удобоваримой. — С этими словами Дэвид рухнул на стул. — Человек там может умереть с голоду. Кроме того, я не ожидал вашего прибытия. Чего ради вы примчались сюда?

— Мы вылетели вчера вечером. Я провела слишком много времени в пути, слишком мало спала, а все остальное время расхаживала по комнатам, волнуясь за вас. Так что не спорьте со мной. — София откупорила пузырек и протянула ему таблетку.

— Что это?

— Болеутоляющее. Вы ушли из больницы, не взяв рецептов.

— Лекарства. Вы привезли мне лекарства. София, я предлагаю вам руку и сердце.

— Болваны, — повторила она и пошла к мини-холодильнику за бутылкой воды. — Дэвид, где вас носило?

— Я дарил цветы прекрасной женщине. — Он сел поудобнее, потянулся за бутылкой и вздохнул, когда София отдернула ее. — Перестаньте. Не дразните человека, который должен принять лекарство.

— Вы были с женщиной?

— Был, — подтвердил он. — Пил кофе с женщиной, которая спасла мне жизнь. Отнес ей цветы в благодарность.

София задумчиво склонила голову набок. Он выглядел измученным, слегка вспотевшим и очень романтичным, с рукой на перевязи и тенями под темно-синими глазами.

— Думаю, это нормально. Она красивая?

— Я сказал ей, что она вторая самая красивая женщина на свете, но переставлю ее на третье место, если вы дадите мне этой проклятой воды. Умоляю, не заставляйте меня жевать таблетку.

Она передала Каттеру бутылку и опустилась перед ним на корточки.

— Дэвид, мне очень жаль, что так случилось.

— Угу. Мне тоже. Как дети, в порядке?

— В полном. Конечно, переживают за вас, но Тео начинает думать, что это даже здорово. Не каждый может похвастаться тем, что в его отца стреляли…

— Милая, не вздумайте идти по моим стопам.

— Не пойду. И не собираюсь. — Она тяжело вздохнула. — Вчера Мадди шутила, когда говорила насчет пули. Но сегодня, если верить моей матери, увлеклась этой идеей. Хочет изучить пулю.

— Узнаю свою девочку.

— У вас замечательные дети, Дэвид. Возможно, потому что у них такой отец, который идет покупать цветы женщине, хотя выглядит так, словно его только что соскребли с тротуара. Давайте-ка ложитесь в постель.

— Так многие говорят. — Глуповатая улыбка, которой он наградил Софию, говорила о том, что лекарство начало действовать. — Например, твоя мать от меня без ума.

— Что, хорошее лекарство?

— Очень. Наверно, мне действительно стоит на минутку прилечь.

— Конечно. Большая гладкая-поверхность подойдет? — Она заставила его встать.

— Софи… Пилар не слишком переживает из-за случившегося?

— Конечно, переживает. Но сразу успокоится, когда ты вернешься домой и она сможет ухаживать за тобой.

— Я в порядке, вот только голова кружится. — Он глупо хихикнул и тяжело оперся на Софию, которая вела его в спальню. Дэвиду казалось, что он плывет по воздуху. — Химия облегчает жизнь.

— Еще бы. Мы почти пришли.

— Хочу домой. Но как я соберу вещи одной рукой?

— Не беспокойся. Я помогу.

— Ты? Серьезно? — Он хотел поцеловать Софию в щеку, но промахнулся на добрых десять сантиметров. — Спасибо.

— Нет проблем. А теперь ложись… Ох, извини. Я не хотела причинять тебе боль, — сказала она, когда Дэвид охнул.

— Нет, рука тут ни при чем. Это у меня в кармане. Коробочка. Оно выпало… — Дэвид вынул коробочку, чертыхнулся и лишь слегка смутился, когда София протянула руку и отняла ее.

— Покупаем безделушки, да? — Она открыла коробочку и захлопала глазами. — О боже…

— Думаю, мне следует сказать, что я купил его для твоей матери. Собираюсь сделать ей предложение. — Он попытался приподняться, но снова упал на подушку. — У тебя есть возражения?

— Могли бы быть. Учитывая, что пять минут назад ты, коварный изменник, делал предложение мне. — София села на край кровати. Ее глаза слегка увлажнились. — Дэвид, это прекрасно. Она обрадуется. Она любит тебя.

— В ней есть все, о чем я мечтал. Прекрасная, прекрасная Пилар. Внутри и снаружи. Второй шанс. Я буду ее беречь.

— Я знаю. Знаю. Не прошло и полугода, а все так изменилось, — тихо сказала она. — Но кое-что двигается в правильном направлении. — София наклонилась и поцеловала его в щеку. — Поспи немного, папочка.

Когда Тайлер вернулся, она готовила минестроне. Его всегда поражало, когда София возилась на кухне.

— Он здесь, — сказала она, не оглядываясь. — Спит.

— Я же говорил, что он может сам позаботиться о себе.

— О да, он прекрасно позаботился о себе, подставившись под пулю, правда? Не трогай суп, — добавила София, когда Тай сунул нос в кастрюлю. — Это для Дэвида.

— Здесь хватит на всех.

— Он еще не готов. Тебе нужно съездить на виноградник. На ночь можешь остаться в castello. Мне переслали файлы. Я могу поработать на здешнем компьютере.

— Ты ведь уже все знаешь, не правда ли?

— Мы прилетели сюда не для того, чтобы гадать на кофейной гуще. — София ушла с кухни.

Он выждал мгновение, чтобы сдержать гнев, и следом за ней вошел в маленький кабинет.

— Может, поговорим?

— Не о чем говорить, Тай. Мне надо как следует подумать.

— Я знаю, почему ты не хотела, чтобы я летел с тобой.

— В самом деле? — Она включила компьютер. — Может быть, потому что у меня куча дел, а времени очень мало?

— Просто потому, что ты злишься. Чувствуешь себя преданной. Такие вещи выбивают тебя из колеи. И тогда ты становишься уязвимой. Забываешь о защите. Ты боишься, что я буду слишком близко. А тебе этого не хочется, правда, София? — Тай взял ее за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. — И никогда не хотелось.

— Мы уже были близки так, что дальше некуда. И инициатива принадлежала мне.

— Секс — это легко. Вставай.

— Тай, я занята и не в том настроении, чтобы трахаться в кабинете.

Он силой вытащил ее из кресла, продолжая держать за подбородок.

— Не пытайся все опошлить.

«Все так изменилось, — снова подумала она. — Слишком много и слишком быстро. Разве я могу держать курс, если не буду стоять за штурвалом?»

— Я не хочу ничего большего. Все остальное слишком хлопотно. Я уже сказала, мне есть о чем подумать. Ты делаешь мне больно.

— И не думал. — Он ослабил хватку. — Может быть, в этом-то все и дело. Ты когда-нибудь спрашивала себя, почему рвешь с парнями, с которыми обычно якшаешься?

— Нет, — вскинула подбородок София.

— С парнями старше себя. Лощеными. Которые выскальзывают в дверь, когда ты даешь им пинка под зад. Но я не лощеный и не скользкий.

— Значит, ты шлепнешься на задницу и под тобой затлеет коврик.

— Черта с два. — Улыбаясь своей совершенно убийственной улыбкой, Тайлер схватил ее и приподнял. — Софи, я не скольжу. Я втыкаюсь, как колючка. Так что подумай как следует. — Он отпустил ее и шагнул к двери. — Я вернусь.

София хмуро смотрела ему вслед и растирала руки. «Здоровенный сукин сын. Наверняка останутся синяки», — думала она.

— Можешь не торопиться.

Она хотела снова сесть за компьютер, но передумала и пнула ногой письменный стол. Этот детский жест помог ей немного успокоиться.

Почему этот человек никогда не делает то, чего от него ждут? Она вспомнила спектакль, который устроил Тай в отделе рекламы. Правда, потом он ускользнул, притворившись безмозглым кретином. Но все же разобрался, что к чему. Воткнулся. И эта мысль снова заставила ее пнуть стол.

«Потом их объединила здоровая животная страсть», — подумала София, садясь в кресло. У них был изумительный секс. Она ждала, что после этого Тай остынет. Но снова ошиблась.

А вдруг Тай прав и она выходит из себя, потому что тоже не чувствует признаков охлаждения? Она привыкла к определенному распорядку. А кто не привык? Ей и в голову не приходило испытывать серьезное чувство к Тайлеру Макмиллану.

Но оно стало серьезным, и это выводило Софию из себя.

Более того, характеристика, данная ей Таем, была точной и совершенно правильной. Она злилась, чувствовала себя преданной, обиженной, беззащитной и хотела, чтобы Тайлер оставался в Калифорнии, за шесть тысяч миль отсюда. Потому что в глубине души отчаянно хотела, чтобы он был рядом. Чтобы было на кого опереться.

Но она не собиралась ни на кого опираться. Ее семья была в беде. Компания, которой ей предстояло руководить, переживала трудности. А человек, который, скорее всего, станет ее отчимом, лежал в соседней комнате с дырой в плече.

Разве этого не достаточно, чтобы не со страхом думать о серьезной связи?

Впрочем, нельзя сказать, что она боится серьезной связи. А если и боится, то у нее еще будет время подумать об этом.

Каттер проспал два часа и проснулся, чувствуя себя так, как должен чувствовать человек, в которого недавно стреляли. Но который при этом все-таки выжил. Теперь, когда Дэвид сидел за столом и ел минестроне, у него появилась возможность подумать.

— К тебе снова вернулся румянец, — сообщила ему София.

— И способность соображать тоже. — Достаточная для того, чтобы понять, что она только делает вид, будто ест суп. — Может быть, введешь меня в курс дела?

— Могу сказать лишь то, что знаю сама. Едва ли я сумею ответить на все твои вопросы. Донато ищут. Не только полиция, но и частные детективы, нанятые бабушкой и дедушкой. Они допросили Джину. Мне говорили, что она устроила истерику и заявила, что ничего не знает. Я ей верю. Если бы Джина что-нибудь знала про мужа, бросившего ее и детей, она вывернулась бы наизнанку, чтобы устроить ему гадость. Они не в состоянии выяснить личность женщины, с которой встречался Донато. Если Дон действительно любит эту женщину, как он говорил мне, то он наверняка взял ее с собой. Как говорится, для компании.

— Джине не позавидуешь.

— Угу. — Она встала из-за стола, перестав притворяться, что ест. — Угу. Мне нравился Дон. Но Джину я едва терпела, а ее потомство просто ненавидела. Теперь этот обманщик, вор и, возможно, убийца бросил ее. Но… черт побери, я не могу ей сочувствовать. Не могу, и все тут.

— Вполне возможно, что именно она заставляла Дона запускать лапу в кассу.

— Даже если и так, он сделал это сознательно и по собственной воле. Но дело не в этом. Я ее не выношу. Просто не выношу, Я ужасный человек. Но… ладно, хватит обо мне.

София махнула рукой, взяла кусочек хлеба, надкусила его и стала расхаживать по комнате.

— Думаю, что у Дона остались кое-какие деньги, украденные у компании. Достаточные, чтобы прожить на них некоторое время. Но, честно говоря, он не настолько умен, чтобы долго оставаться в подполье.

— Я согласен с тобой. Ему кто-то помогал.

— Мой отец.

— Пожалуй, — следя за ней, кивнул Дэвид. — А после его смерти, возможно, Маргарет. Но если они действительно участвовали в этом деле, их участие было минимальным. Не похоже, чтобы кто-то из них играл в этом заговоре главную роль.

София помедлила.

— Ты думаешь, что их тоже использовали?

— Я думаю, что твой отец просто искал способ выйти из игры. А Маргарет только входила в курс дела.

— А потом ее убили, — тихо сказала София. — И отца тоже. Это должно быть как-то связано между собой.

— Возможно. Пойдем дальше. Дон недостаточно хладнокровен и недостаточно умен, чтобы придумать способ, как в течение многих лет водить за нос бухгалтеров «Джамбелли». Он был просто удобным человеком, поскольку состоял в родстве с владельцами компании. Но план, без сомнения, составил кто-то другой… Может быть, его любовница, — добавил он, пожав плечами.

— Может быть. Они найдут его. Даже если он загорает на каком-нибудь тропическом пляже лицом вниз. Когда это случится, мы сможем составить общую картину.

Она вернулась и села.

— Донато мог сам отравить вино, а мог нанять для этого кого-нибудь другого.

— Знаю.

— Но я не могу понять причину. Месть? Но зачем подрывать репутацию и финансовую безопасность компании, которая тебя кормит? А тем более убивать?

Она сделала паузу и посмотрела на перевязанную руку Дэвида.

— Думаю, Дон доказал, что моральных ограничений для него не существует. Он вполне мог сделать и то и другое. — Она прижала пальцы к вискам. — Убил моего отца. Рене привыкла жить на широкую ногу, и отцу требовалось много денег. Он знал, что его вышвырнут из компании. Он порвал все отношения с мамой, и я заявила ему, что тоже не хочу иметь с ним ничего общего.

— София, он сам сделал выбор. — Дэвид воспользовался ее же словами. — Сознательно и по собственной воле.

— Я смирилась с этим. Или почти смирилась. Могу представить себе, что это был за выбор. Он мог как следует прижать Дона. Потребовать отдавать ему больше, чем раньше. Он вполне мог прибегнуть к шантажу — конечно, в цивилизованной форме. Мог знать об отравленном вине и бедном Signore Баптиста. А затем на Дона могла надавить Маргарет. Либо она тоже хотела получать больше, либо Дон боялся, что ей стало известно о его злоупотреблениях. И наконец появился ты со своими разоблачениями. Дон решил, что другого способа у него нет.

— Но зачем, ведь La Signora уже все знала.

— Не знаю, Дэвид. Может быть, он потерял способность разумно мыслить. Думаю, Дон считал, что тебя убьют, он заберет документы, и тогда уже никто ничего не сможет доказать. Но тебя не убили. Должно быть, тут он понял, что отсутствие документов его не спасет и что он сам затянул на своей шее петлю. А тем временем нам придется расхлебывать еще один громкий скандал. Ты еще не думал о том, чтобы бросить нас и вернуться в «Ла Кер»?

— Ни за что… Слушай, на твоем месте я съел бы этот хлеб, вместо того чтобы крошить его.

— Да, папочка. — Нотка раздражения, прозвучавшая в ее голосе, заставила Софию поморщиться. — Извини. В этом виноваты акклиматизация и мое мерзкое настроение. О господи, я же обещала собрать твои вещи! Если тебя не слишком устраивает мое общество, то первый самолет на Сан-Франциско вылетает рано утром.

Он потел как свинья. В открытую настежь балконную дверь врывался прохладный ветер с озера Комо, но пот продолжал течь. И превращался в лед.

Когда любовница заснула, он тайком выскользнул из кровати и прошел в смежную гостиную. Он не смог притворяться, а она сделала вид, будто это не имеет значения. В таком состоянии мужчине не до любовных утех.

Может быть, это действительно не имело значения. Она была в восторге от неожиданного путешествия на курорт у озера. Он обещал ей это десятки раз, но никогда не выполнял обещание. Он превратил это в игру, дал ей кучу наличных, чтобы она могла заказать номер по своей карточке. Сказал ей, что его там не знают. И что он хочет, чтобы так и оставалось. Что он будет делать, если кто-то упомянет, что видел его с другой женщиной?

Он думал, что это умно. Очень умно. Он сам чуть не поверил в эту игру. Пока не увидел телевизионные новости. И свое лицо. Слава богу, что его любовница в это время была в танцевальном зале. Он сумел удержать ее вдали от экрана телевизора и газет.

Но долго так продолжаться не может. Кто-нибудь наверняка увидит его и узнает.

Ему требовалась помощь, и оказать ее мог только один человек.

Он дрожащей рукой набрал нью-йоркский номер.

— Это Донато.

— Я так и думал. — Джерри посмотрел на часы и высчитал, что в Италии сейчас три часа ночи. — Дон, я вижу, ты даром времени не терял.

— Они думают, что я стрелял в Дэвида Каттера.

— Да, знаю. А что думаешь ты сам?

— Я не знать… я не знаю… — Донато с перепугу забыл английский. — Dio! Когда я передал тебе слова Каттера, ты велел мне немедленно уехать из Венеции. Я даже не успел заехать домой, чтобы попрощаться с семьей. Я могу доказать это, — с отчаянием прошептал он. — Могу доказать, что в момент покушения меня не было в Венеции.

— Можешь? Сомневаюсь, что это пойдет тебе на пользу. Судя по тому, что я слышал, ты кого-то нанял.

— Нанял? Нанял кого-то, чтобы застрелить его? Но для чего? Урон уже был нанесен. Ты сам так сказал.

— Это моя точка зрения. — Что ж, все получилось еще лучше. Лучше и приятнее, чем он задумал. — Ты убил двух человек.

Возможно, трех, если считать Аванс Плюс Дэвид Каттер, — продолжил он, наслаждаясь сбивчивым бормотанием Донато. — Чего тебе еще? Ты влип по уши, дружище.

— Мне нужна помощь. Нужно выехать из страны. У меня есть деньги, но их недостаточно. Мне нужен… э-э… паспорт. Новое имя и пластическая операция.

— Дон, все это разумно, но при чем тут я?

— Ты это можешь.

— Ты переоцениваешь мои силы и мой интерес к тебе. Давай считать этот разговор концом наших деловых отношений.

— Ты не можешь так поступить со мной. Если арестуют меня, то арестуют и тебя.

— О, не думаю. Нас с тобой ничто не связывает. Я позаботился об этом заранее. Скажу тебе честно: как только наш разговор закончится, я позвоню в полицию и сообщу, что ты звонил мне и что я пытался убедить тебя сдаться. После этого им не составит труда обнаружить твое местопребывание. Я предупреждаю тебя честно. Учитывая наши прежние отношения. На твоем месте я сейчас удирал бы во все лопатки.

— Ничего этого не случилось бы… Это была твоя идея.

— У меня куча идей. — Джерри безмятежно рассматривал свой маникюр. — Но, как ты понимаешь, я никого не убивал. Дон, будь умницей, если можешь. Беги, и побыстрее.

Он дал отбой, налил бокал вина и закурил сигару. А потом взял телефон и позвонил в полицию.

ГЛАВА 24

Дэвид следил за удалявшейся Венецией с сожалением и облегчением одновременно.

— Вылезать из постели и провожать меня в аэропорт было совсем не обязательно, — сказал он Тайлеру, сидя в водном такси, прокладывавшем путь к материку. — Мне не нужна сиделка.

— Ага. В последнее время я часто слышал эти слова. — Тайлер сделал глоток кофе из термоса и ссутулился. Воздух был сырым и холодным. — Это начинает выводить меня из себя.

— Я могу сам сесть на самолет.

— Вот и хорошо. Я посажу вас здесь, а там вас вынут. Так что привыкайте.

Дэвид присмотрелся к нему. Угрюмое лицо Тайлера заросло щетиной. Почему-то это заставило Каттера оживиться.

— Тяжелая выдалась ночь?

— Бывало и лучше.

— Вы вернуться-то сумеете? Ваш итальянский заставляет желать лучшего, правда?

— Поцелуйте меня в задницу.

Дэвид засмеялся и слегка подвигал плечом.

— Сегодня мне намного легче. Это София устроила вам веселую жизнь?

— Она устраивает мне веселую жизнь уже двадцать лет. Так что я привык.

— Вы не выкинете меня за борт, если я дам вам один совет? Не забывайте, я как-никак раненый.

— В том, что касается Софии, советы мне не нужны. — И все же Тайлер поднял глаза. — Что вы хотели сказать?

— Продолжайте стоять на своем. Она к этому не привыкла. Во всяком случае, не привыкла к настойчивым мужчинам. Если она не убьет вас, то будет вашей.

— Спасибо. А вдруг она мне не нужна?

Дэвид откинулся на спинку кресла, наслаждаясь поездкой.

— Да, конечно. — Он хмыкнул: — Так вам и поверил.

Да, признался себе Тайлер, Дэвид был прав. Именно поэтому он продолжал стоять на своем, рискуя вызвать гнев Софии. Она терпеть не могла, когда ею командовали. Терпеть не могла, когда ей давали советы. И особенно злилась, когда эти советы оказывались правильными, думал он, упаковывая ее мини-кабинет.

— Что это ты делаешь, черт побери?

Он поднял глаза. София стояла в дверях. От влажных после душа волос летели искры.

— Собираю твои вьюки, напарница. Мы выезжаем.

— Не смей трогать мои вещи! — Она подбежала, схватила портативный компьютер и прижала его к груди, как любимого ребенка. — Я никуда не еду. Остаюсь здесь.

— А я возвращаюсь в castello. Куда я, туда и ты. Назови причину, которая мешает тебе работать там.

— Их несколько.

— Перечисли.

Она еще плотнее прижала к себе компьютер.

— Мне нужно подумать.

— Пока будешь думать, собирай остальное.

— Я только что все распаковала.

— Тогда ты легко вспомнишь, где что лежит. — Логика Тая была железной. Он счел, что разговор окончен, и вышел из комнаты.

Это раздражало ее. Тайлер застал ее врасплох, не пришедшую в себя после бессонной ночи. И вызывало досаду, потому что она собиралась съездить на север и пару дней поработать вдали от castello.

Сознание того, что она сидит в машине, молчит и дуется, как ребенок, только подливало масла в огонь.

А довершало картину то, что Тай не обращал на нее никакого внимания.

— Мы будем ночевать в разных спальнях, — заявила она. — Пора положить конец этой стороне наших отношений.

— О'кей.

София хотела сказать что-то ядовитое, но небрежное согласие Тая заставило ее закрыть рот.

— О'кей, — выдавила она. — Чудесно.

— О'кей, чудесно. Знаешь, мы отстаем от итальянцев на несколько недель. Похоже, они уже заканчивают посадку новых растений. Вчера я говорил с одним работягой. Он сказал, что погода здесь стояла хорошая, за несколько недель не было ни одного заморозка и началось новое цветение. Если во время цветения не ударит мороз, завязывание пройдет нормально. То есть превращение цветов в ягоды.

— Я знаю, что такое завязывание, — сквозь зубы ответила София.

— Это я так, чтобы поддержать разговор.

Он свернул с шоссе и поехал между невысокими холмами.

— Красивые места. Я не был здесь несколько лет. И никогда не видел их в начале весны.

София их видела, но почти забыла. Спокойная зелень холмов приятно контрастировала с разноцветными домиками; вдоль склонов тянулись аккуратные длинные ряды. Поля подсолнечника ждали лета, далекие горы отбрасывали тень на голубое небо.

О многолюдных Венеции и Милане здесь напоминали только шоссейные указатели. Тут упорно билось маленькое сердце Италии. Земля, напоенная дождем.

Местные виноградники, ее корни и судьба, были разбиты Чезаре Джамбелли, который посадил здесь свою первую лозу. «От простой мечты к великому плану, — думала она. — От скромного семейного предприятия до транснациональной империи».

И сейчас, когда эта империя оказалась под угрозой, она, София, сделает все, чтобы защитить ее.

Она видела винодельню — первоначальное здание и многочисленные пристройки к нему. Фундамент этой винодельни заложил ее прапрадед. Потом сын расширил ее, а остальное достроила дочь сына. «В один прекрасный день я займу ее место», — подумала София.

Полями, раскинувшимися во все стороны, правил castello, стоявший на вершине холма. Величественный и изящный, с фасадом, украшенным колоннами, с рядами балконов, с высокими стрельчатыми окнами, он казался ожившим заветом предков.

Тайлер остановил машину перед домом. На деревьях, росших вокруг дома, уже проклюнулись почки.

— Потрясающее место, — просто сказал он и вылез из машины.

София, не торопясь, последовала его примеру, вдохнула в себя свежий, напоенный запахом первой зелени воздух и залюбовалась открывшимся ей видом. Стены, покрытые декоративной мозаикой, обвивал дикий виноград. Пышно цвела старая груша; лепестки летели по ветру, как снег. Внезапно София вспомнила вкус его плодов, простой и сладкий, и то, как по ее подбородку тек сок, когда она с матерью шла вдоль рядов виноградника.

— Ты хотел, чтобы я это почувствовала… — сказала она Таю, стоявшему по другую сторону машины. — Неужели ты всерьез думал, что я ничего не чувствую? — Она прижала к сердцу кулак. — Или не чувствовала раньше?

— Софи… — дружеским тоном сказал он, опершись о капот. — Я знаю, что ты умеешь чувствовать. Но тревоги могли заставить тебя кое-что забыть. Во всяком случае, сейчас. Слишком трудно сосредоточиться. Теряется общая картина.

— Значит, ты вытащил меня из венецианского пентхауса, чтобы я увидела общую картину?

— В частности. Софи, настало время цветения. Что бы ни было, а растения цветут. Разве можно пропустить такое?

Тайлер подошел к багажнику и открыл его.

— Это что, метафора? — спросила София, присоединяясь к нему и доставая свой любимый компьютер.

— Послушай, я простой фермер. Откуда мне знать, что такое метафора?

— Ага, простой фермер. Поцелуй меня в задницу. — Она накинула на плечо ремень чемоданчика и потянулась за кейсом.

— Извини, но я больше не могу думать о твоей заднице. — Тай вынул свой чемодан и бросил недовольный взгляд на ее вещи. — Почему твой чемодан всегда вдвое больше моего и втрое тяжелее? Я крупнее тебя.

— Потому что я женщина. — Она опустила ресницы. — Наверно, я должна извиниться перед тобой.

— За что? — Он вынул ее чемодан. — На самом деле ты так не считаешь.

— Нет, считаю. Так что давай мириться. — Она открыла чемодан, вынула оттуда косметичку и неторопливо отошла в сторону.

Пилар открыла дверь. По крайней мере, на этот раз она ждала их.

— Детектив Клермонт, детектив Мейгир, спасибо за приезд. Она отошла в сторону, пропустила их и жестом пригласила в гостиную.

— Прекрасный день для поездки за город, — продолжила Пилар. — Но я знаю, как вы заняты. Поэтому прошу прощения за то, что отнимаю у вас время и доставляю лишние хлопоты.

Кофе и печенье были приготовлены заранее. Пока копы садились, Пилар стала накрывать на стол. Когда она отвернулась, Клермонт и Мейгир обменялись взглядами, и Морин пожала плечами.

— Чем мы можем быть вам полезны, госпожа Джамбелли?

— Я надеюсь, что вы подбодрите меня. Хотя знаю, что это не ваша работа. — Пилар передала им чашки. Мейгир удивило, что она запомнила их вкусы.

— И как, по-вашему, мы можем это сделать? — спросил. Клермонт.

— Я догадываюсь, что ваш департамент связан с итальянскими властями. — Пилар села, но не притронулась к своей чашке. Она начинала нервничать. — Наверно, вы уже знаете, что моя мать пользуется там некоторым влиянием. Лейтенант Де Марко сообщил нам некоторые предварительные данные. Я знаю, что мой двоюродный брат вчера разговаривал по телефону с Джереми Деморне и что Джерри сообщил об этом-звонке нью-йоркской полиции. Джерри был настолько любезен, что позвонил моему отчиму и говорил с ним лично.

— Если вы так хорошо информированы, я не знаю, чем мы можем вам помочь.

— Детектив Клермонт, это моя семья… — Пилар немного помолчала. — Насколько я знаю, полиция в конце концов определила, что звонили из района озера Комо. Но когда за Донато приехали, чтобы посадить в тюрьму, его уже там не было. Я хотела узнать, не считаете ли вы, что мой кузен убил моего… убил Энтони Авано.

— Госпожа Джамбелли… — Мейгир отставила чашку. — Мы не занимаемся умозаключениями. Мы собираем улики.

— Мы с вами знакомы несколько месяцев. Вы интересовались моей личной жизнью, вникали во все подробности. Хотя я понимаю, что специфика вашей работы требует определенного отстранения, но прошу вашего сочувствия. Возможно, Донато еще в Италии. Моя дочь в Италии, детектив Мейгир. Человека, который мне очень дорог, едва не убили. Человек, женой которого я была половину жизни, мертв. Мой единственный ребенок находится в шести тысячах миль отсюда. Пожалуйста, не оставляйте меня без помощи.

— Госпожа Джамбелли…

— Алекс, — перебила его Морин. — Пилар, мне очень жаль, но я не могу сказать то, что вам хотелось бы услышать. Просто потому, что ответа у меня нет. Вы знаете своего кузена лучше, чем я. Расскажите о нем.

— Я уже несколько дней не думаю ни о чем другом, — начала Пилар. — Не могу сказать, что мы были близки и что я знала его насквозь. Еще неделю назад я сказала бы: бедняга Донато. Конечно, он глуповат, но сердце у него доброе. А сейчас не приходится сомневаться, что он вор, что он вступил в заговор с чег ловеком, за которым я была замужем, и обкрадывал женщину, которая давала им зарабатывать на жизнь.

Она взяла чашку, пытаясь чем-то занять руки.

— Крал у меня. У моей дочери. Но даже зная это, я не могу представить себе, что он сидит в гостиной Софи, смотрит в лицо человеку, которого знал все эти годы, и убивает его. Не могу представить себе Дона с пистолетом в руках. То ли потому, что это на него не похоже, то ли потому, что это невозможно вынести.

— Вы боитесь, что он может напасть на вашу дочь. Но у него нет для этого причин.

— Если Дон сделал все это, то причиной для него может быть сам факт ее существования.

Крис Дрейк, сидевшая в своем кабинете за закрытой дверью, сходила с ума от злости. Джамбелли во главе с этой сучкой Софией все еще пытались уничтожить ее. Натравили на нее копов, думала она, в бессильной ярости колотя кулаком по раскрытой ладони. Ни черта это им не даст! Они надеются застать ее врасплох, пришить ей убийство Тони. А заодно отравление вина и попытку пристрелить Каттера в Венеции.

Дрожа от гнева, она открыла пузырек и не запивая проглотила таблетку успокоительного.

Копы не смогут доказать, что именно она толкнула Софию на галерее. Не смогут доказать ничего. Да, она спала с Тони, ну и что? Это не преступление. Он хорошо относился к ней, ценил и понимал то, что ею двигало.

Он давал ей обещания, которых не мог выполнить. А три суки Джамбелли знали это. Низкий обманщик, в сердцах подумала Крис. Если бы он послушал ее, они составили бы неплохую команду. Но Тони женился на этой шлюхе Рене. Позволил уговорить себя.

Нет, во всем виноваты Джамбелли, напомнила она себе. Именно они устроили так, чтобы эта стерва Рене Фокс тоже узнала о ее существовании. А теперь ее имя треплют все газеты. И коллеги косятся.

Так же, как было у Джамбелли.

Нет уж! Она слишком долго и упорно работала, чтобы позволить этим итальяшкам испортить ей карьеру. Может быть, без поддержки Джерри ее и выгнали бы на улицу. Но, слава богу, он заступается за нее. Понимает, что она была всего лишь жертвой.

Она передала ему всю служебную информацию, которой владела. И в результате вылетела с работы. «Ла Кер» будет бороться за нее. Джерри говорил об этом с самого начала. Ее здесь ценят.

«Ла Кер» даст ей все, о чем она мечтала. Престиж, власть, . высокий пост, деньги. К сорока годам она войдет в сотню самых известных деловых женщин. И станет самой знаменитой из женщин-служащих.

Но не потому, что кто-то преподнесет ей это на блюдечке. А потому, что она заслужит это.

И все же этого будет недостаточно. Недостаточно, чтобы компенсировать допросы полицейских, клевету в прессе и оскорбления, которые она терпела, работая у Джамбелли.

Компания скоро рухнет. Но перед концом вся эта семейка будет дрожать мелкой дрожью. И она, Крис, знает, как это сделать.

Перелет через океан и весь Американский континент был долгим. Почти все это время Дэвид спал, а когда подбадривал себя кофе, то звонил и узнавал последние новости. Он поговорил с Эли, узнал, что случилось в Италии за время его отсутствия, но жалел, что не застал ни Пилар, ни детей.

Он хотел домой. Когда самолет приземлился в аэропорту Напы, Дэвиду не терпелось как можно скорее преодолеть последний небольшой отрезок пути, отделявший его от виллы.

Он пошел по гудрону туда, где должна была ждать машина с шофером.

— Папа!

Из дверей лимузина выскочили Тео и Мадди. Дэвида захлестнула волна чувств, заставив выпустить из рук кейс и устремиться к ним навстречу. Здоровой рукой он обхватил Мадди, но ощутил боль в плече, когда попытался обнять Тео, острая боль в плече напомнила ему о ране.

— Извини. Это крыло у меня не очень…

Тео поцеловал его, и Дэвид почувствовал удивление и радость. Когда его мальчик делал такое в последний раз?

— Господи, как я рад вас видеть! — Он прижался губами к волосам дочери и оперся о плечо сына. — Господи, как я рад…

— Никогда больше так не делай. — Мадди продолжала прижиматься лицом к его груди. Она ощущала его запах, слышала, как бьется его сердце. — Никогда.

— Согласен. Не плачь, малышка. Теперь все в порядке. Тео, боявшийся расплакаться, отстранился и откашлялся.

— Что ты нам привез?

— Ты, наверное, мечтал о «Феррари»?

— Черт побери, папа! Я… Не может быть! — Он посмотрел на самолет так, словно ждал, что оттуда вот-вот выгрузят шикарную итальянскую спортивную машину.

— Вот и продолжай. Но в моих чемоданах действительно есть пара вещиц, которая там поместилась. А чемоданы там. — Дэвид кивком указал направление.

— Ага…

— И если ты потащишь их как мой верный раб, в этот уикэнд мы поедем покупать машину.

У Тео отвисла челюсть.

— Шутишь?

— Насчет «Феррари» шучу, а так нет.

— Клево! Слушай, почему в тебя не выстрелили раньше?

— Остряк-самоучка. Как же хорошо дома! Давайте-ка выберемся отсюда и… — Он посмотрел на машину и осекся.

Рядом с лимузином стояла Пилар. Ветер развевал ее волосы. Когда их взгляды встретились, она пошла к нему. А потом побежала.

Мадди заметила ее и отошла в сторону, сделав первый робкий шаг к взрослой жизни.

— Какой смысл теперь лить слезы? — спросил Тео, когда Пилар вцепилась в их отца и зарыдала.

— Когда речь идет о чем-то важном, женщины ждут, пока все кончится, и только потом начинают плакать. — Мадди следила за тем, как отец уткнулся лицом в волосы Пилар. — А тут дело важное.

Час спустя он сидел на диване в гостиной и пил десятую чашку чая. Мадди примостилась у ног Дэвида, положив голову на его колено и поигрывая ожерельем, которое он привез ей из Венеции. Это была не девчачья безделушка (в таких вещах она разбиралась), а настоящее произведение ювелирного искусства.

Тео не снимал фирменных очков от солнца и время от времени косился в зеркало, восхищаясь своей по-европейски невозмутимой внешностью.

— Ну вот… Теперь у меня не болит за тебя душа, и я могу спокойно уйти. — Пилар перегнулась через спинку дивана и провела губами по волосам Дэвида. — Добро пожаловать домой.

Хотя Пилар имела перед ним преимущество, но здоровая рука Дэвида была достаточно быстрой. Он поймал Пилар за запястье.

— Зачем торопиться?

— У тебя был трудный день. Ребятки, на вилле будут без вас скучать, — сказала она Мадди и Тео. — Приходите почаще.

Мадди потерлась щекой об отцовское колено, не сводя глаз с лица Пилар.

— Папа, а ты привез госпоже Джамбелли подарок из Венеции?

— Честно говоря, да.

— Я очень рада. — Пилар слегка сжала его здоровое плечо. — Отдашь его завтра. Сейчас тебе нужно отдохнуть.

— Я отдыхал шесть тысяч миль. И чай в меня больше не лезет. Пожалуйста, отнеси оставшееся на кухню. Мне нужно минутку побыть с детьми наедине.

— Конечно. Я позвоню утром и узнаю, как ты себя чувствуешь.

— Не убегай, — сказал Дэвид, когда она взялась за поднос. — Подожди немного.

Он заерзал на диване, пытаясь найти нужные слова.

— Послушайте… Тео, присядь на минутку.

Тео, перед глазами которого стояли спортивные машины, послушно опустился на диван.

— Может быть, посмотрим «Конвертибл»? Будет здорово проехаться со спущенной крышей. Ребята просто упадут!

— Кончай болтать, Тео. — Мадди поднялась и положила руки на колени отца. — Если ты скажешь, что собираешься катать на машине девчонок, то на «Конвертибл» можешь не рассчитывать. А теперь помолчи и дай папе сказать, что он хочет жениться на госпоже Джамбелли.

Улыбка, с которой Дэвид слушал эту тираду, тут же увяла.

— Как ты догадалась? — спросил он. — Это нечестно.

— Простая логика. Ты ведь хотел сказать именно это, правда?

— Я хотел поговорить с вами об этом. Есть смысл продолжать?

— Папа… — Тео по-мужски хлопнул его по плечу. — Это клево.

— Спасибо, Тео. А ты, Мадди?

— Если у человека есть семья, считается, что он не должен бросать ее. Но некоторые…

— Мадди…

— Подожди. — Девочка покачала головой. — Я хочу сказать, что она останется с нами, потому что хочет этого. Может быть, иногда это лучше.

Несколько минут спустя он провожал Пилар через виноградник. Начинала вставать луна.

— Дэвид, честное слово, я знаю дорогу. Тебе не следовало выходить из дома. Вечер прохладный.

— Мне нужен свежий воздух, физические упражнения и время побыть с тобой наедине.

— Мадди и Тео нужна моральная поддержка.

— А тебе?

Их пальцы сплелись.

— Теперь мне намного легче. Я не собиралась раскисать в аэропорту. И клянусь, что этого больше не повторится.

Когда они добрались до сада, Дэвид поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Помнишь ту первую ночь? Именно здесь мы с тобой столкнулись. О боже, ты была великолепна. Дрожала от гнева. И разговаривала сама с собой.

— Я решила тайком выкурить сигарету, — вспомнила Пилар. — И очень смутилась, когда меня застал новый главный менеджер.

— Новый и ужасно симпатичный главный менеджер.

— Да, верно.

Дэвид остановился и бережно привлек ее к себе.

— В ту ночь я очень хотел прикоснуться к тебе. Теперь я могу сделать это. — Он провел пальцами по ее щеке. — Я люблю тебя, Пилар.

— Дэвид… Я тоже люблю тебя.

— Я звонил тебе с площади Святого Марка. Говорил с тобой, а в это время играла музыка и наступали сумерки. Помнишь?

— Конечно, помню. Это был тот самый вечер, когда…

— Тс-с… — Он приложил палец к ее губам. — Когда разговор закончился, я долго сидел там, думая о тебе. И кое-что понял. — Он вынул из кармана коробочку.

Пилар отпрянула. Ее грудь сдавил свинцовый страх.

— Ох, Дэвид… Подожди.

— Не говори «нет». Не старайся быть благоразумной и здравомыслящей. Просто выйди за меня. — Он на мгновение замолчал, а потом издал досадливый смешок. — Никак не открою эту проклятую коробку. Помоги мне, ладно?

На его золотистые волосы падал отсвет ярких серебряных звезд. Его темно-синие глаза были полны любви и смеха. Дыхание Пилар участилось, и она ощутила слабый аромат жасмина и ранних роз. Как красиво, подумала она. Так красиво, что даже страшно.

— Дэвид, мы оба уже были женаты и оба знаем, что часто из этого не выходит ничего хорошего. У тебя двое детей, которые однажды испытали боль…

— Но мы оба знаем, что для счастливой семейной жизни нужны старания двух людей. Ты не причинишь новой боли детям, ибо даже моя странная и удивительная дочь только что сказала мне, что ты останешься с нами не потому, что так нужно, а потому, что ты сама хочешь этого. И что так лучше.

Часть тяжести свалилась с ее души.

— Она так сказала?

— Да. А Тео, немногословный, как настоящий мужчина, заявил, что это клево.

У Пилар защипало в глазах, но она сдержалась. Время для слез было неподходящее.

— Ты пообещал купить ему машину. Теперь он скажет все, что тебе захочется.

— Знаешь, за что я люблю тебя? За то, что ты знаешь моего сына как облупленного.

— Дэвид, мне почти пятьдесят. Он только улыбнулся.

— И что же?

— И я… — Внезапно она почувствовала себя последней дурой. — Могу только повторить сказанное.

— О'кей, ты уже старая. Я понял.

— Я не намного старше, чем… — На этот раз Пилар осеклась и шумно выдохнула, услышав его смех. — Ничего не соображаю.

— Вот и хорошо. Пилар, давай договоримся. Что бы ни было написано в твоей метрике, что бы ты ни сделала, и не сделала до сих пор, я все равно люблю тебя. Хочу жить с тобой до конца моих дней. Хочу, чтобы моя семья стала твоей, а твоя — моей. А теперь помоги мне открыть эту чертову коробку.

— Сейчас. — Пилар думала, что ее пальцы будут дрожать, но этого не случилось. Тяжесть в груди исчезла, сменившись небывалой легкостью. — Красивое. — Она пересчитала камни и поняла их смысл. — Само совершенство.

Дэвид вынул кольцо из коробочки и надел его на палец Пилар.

— Мне тоже так показалось.

Когда Пилар вошла в дом, Эли стоял на кухне и кипятил чайник.

— Как себя чувствует Дэвид?

— Похоже, неплохо. Во всяком случае, лучше, чем я ожидала. — Пилар потрогала новое кольцо, по праву украшавшее ее палец. — Просто ему нужно отдохнуть.

— Как и нам всем. — Эли вздохнул. — Твоя мать у себя в кабинете. Я волнуюсь за нее, Пилар. Сегодня она едва притронулась к еде.

— Я поднимусь и отнесу ей чаю. — Пилар погладила его по спине. — Эли, мы справимся.

— Знаю. Верю. Но какой ценой? Она гордая женщина. А сейчас ее гордость страдает.

Тревога Эли передалась Пилар. Она подумала, что второй раз за вечер несет чай человеку, который, может быть, вовсе не хочет его пить.

Но она была обязана это сделать.

Дверь кабинета была открыта. Тереза сидела за письменным столом, на котором лежал раскрытый полевой журнал.

— Мама… — Пилар осторожно вошла в комнату. — Может быть, не нужно так много работать? Ты вгоняешь в краску всех остальных. Мы чувствуем себя бездельниками.

— Пилар, мне не нужен ни чай, ни собеседник.

— А мне нужно и то и другое. — Она поставила поднос на стол и начала разливать чай. — Дэвид прекрасно выглядит. Завтра сама увидишь.

— Позор, что член моей семьи оказался способным на такое.

— И, конечно, ты считаешь, что отвечаешь за это. Как всегда.

— А кто же еще?

— Человек, который стрелял в него. Я привыкла думать… привыкла позволять себе думать, что отвечаю за бесчестные поступки Тони.

— Ты не была его кровной родственницей.

— Нет. Я сама выбрала его, а это еще хуже. Но я не отвечала за то, что он сделал. Он сам ответил. Если я виновата, то только в том, что позволяла ему быть нечестным со мной и с Софией. — Она поставила чашку перед Терезой. — Джамбелли — нечто большее, чем вино.

— Ха-ха. Думаешь, мне нужно это говорить?

— Я думаю, что тебе нужно это услышать. Думаю, что тебе нужно напомнить о том, что сделано. Обо всем хорошем. О миллионах долларов, которые наша семья истратила на благотворительные цели. О множестве семей, которые благодаря компании зарабатывают себе на жизнь. О виноградарях, виноделах, разливщиках, распространителях, фабричных рабочих, клерках. Мама, каждый из них зависит от нас и от того, что мы делаем.

Пилар села на край стола и испытала удовлетворение, увидев, что мать не сводит с нее глаз.

— Мы работаем, тревожимся и каждый сезон играем в кости с погодой. Делаем все, что в наших силах, и сохраняем веру. Это не меняется. И не изменится никогда.

— Пилар, может быть, я была несправедлива к Донато?

— И ты еще спрашиваешь? Теперь я понимаю тревогу Эли. Ты поверишь мне, если я скажу правду?

Тереза устало поднялась и подошла к окну. Виноградники тонули в темноте. Но она видела их внутренним взором.

— Ты не лжешь. Почему я не должна тебе верить?

— Ты можешь быть жесткой. Иногда это пугает. Когда я была маленькой, то смотрела, как ты идешь между рядами лоз, словно генерал из учебника по истории. Прямая и суровая. А потом ты останавливалась, проверяла лозы и говорила с одним из рабочих. Ты всегда помнила их имена.

— Хороший генерал знает своих солдат.

— Нет, мама, большинство не знает. Солдаты для них — безликая и безымянная масса. Как икра. Именно это позволяет генералам беспощадно бросать их в битву. А ты всегда знала их имена, потому что тебе было важно, какие они. София тоже знает их. Твой дар передался ей.

— О господи, никак ты утешаешь меня?

— Надеюсь, что утешаю. Ты никогда не была несправедливой. Ни к Донато. Ни к кому-нибудь другому. И поэтому не отвечаешь за жадность, жестокость и эгоизм тех, кто видит в других только безликую икру.

— Пилар… — Тереза прижалась лбом к оконному стеклу. Этот жест крайнего утомления заставил Пилар встать и подойти к матери. — Signore Баптиста… Он пугает меня.

— Мама, он никогда не осуждал тебя. Никогда не осуждал La Signora. Думаю, он был бы разочарован, если бы узнал, что ты осуждаешь себя.

— Надеюсь, что ты права. Может быть, я выпью чаю. — Она повернулась и прикоснулась к щеке Пилар. — Я всегда знала, что у тебя доброе сердце. Но глаз у тебя зорче, чем мне казалось.

— Просто кругозор шире. Мне понадобилось много времени, чтобы набраться смелости и сбросить шоры. И это изменило мою жизнь.

— К лучшему. Я подумаю над твоими словами.

Она хотела сесть и тут заметила камни, сверкнувшие на пальце Пилар. Рука Терезы оказалась быстрой, как молния.

— Ну-ка, что это?

— Кольцо.

— Вижу, — саркастически бросила Тереза. — Но это не то кольцо, которое ты купила взамен старого.

— Нет, я его не покупала. И это не замена… Твой чай остывает.

— Когда ты ездила за Дэвидом в аэропорт, его еще не было.

— Зрение тебя не подводит. Даже тогда, когда у тебя плохое настроение. Все верно. Я хотела сначала поговорить с Софией, но… Мама, Дэвид сделал мне предложение, и я согласилась.

— Понятно.

— Только и всего? Больше тебе сказать нечего?

— Я еще не кончила. — Тереза поднесла руку Пилар к настольной лампе, рассматривая кольцо и камни. И тоже поняла его смысл. Она ценила такие вещи.

— Он заставил тебя носить на пальце целую семью.

— Да. Его и мою. Нашу.

— Женщине с твоим сердцем трудно отказаться от такого подарка. — Ее пальцы крепко стиснули пальцы Пилар. — Только что ты читала в моей душе. Теперь я читаю в твоей. Однажды мужчина уже делал тебе предложение. И ты сказала «да». Нет! — Она подняла палец, не дав Пилар открыть рот. — Тогда ты была девочкой. Теперь ты женщина. Женщина, сделавшая хороший выбор. Сага… — Тереза обхватила лицо Пилар ладонями и поцеловала в обе щеки. — Я счастлива за тебя. А теперь хочу задать тебе один вопрос.

— Спрашивай.

— Почему ты отправила его домой и понесла мне чай? Почему не привела его сюда, не попросила благословения у меня и Эли? Мы бы выпили шампанского, как положено… Ладно, неважно. — Она махнула рукой. — Позвони ему. И скажи, чтобы пришли все.

— Мама, онустал и неважно себя чувствует.

— Не так уж устал, а чувствует себя достаточно хорошо, чтобы растрепать тебе волосы и смазать помаду с губ. Звони, — приказала она тоном, который отбил у Пилар охоту спорить. — Такие вещи нужно делать как следует, в кругу семьи. Мы спустимся, откроем бутылку лучшего шампанского и позвоним Софии в castello. Его дети мне по душе, — добавила она, вернулась к столу, закрыла полевой журнал и положила его на место. — Девочка получит жемчужное ожерелье моей матери, а мальчик — серебряные запонки моего отца.

— Спасибо, мама.

— Ты дала мне — и всем нам — повод для праздника… Скажи им, чтобы поторопились, — приказала она, вышла, прямая и стройная, позвала Марию и велела ей принести вино.

ЧАСТЬ IV

Плоды

Мы урожая ждем от лучших лоз,

Чтоб красота жила не увядая.

Пусть вянут лепестки созревших роз.

Хранит их память роза молодая.

Вильям Шекспир. Сонет 1. (Пер. С. Я. Маршака)

ГЛАВА 25

Тайлер был покрыт грязью, в спину вступила ноющая боль, костяшки левой руки были кое-как замотаны жалкой тряпкой.

Он находился в раю.

Местные холмы не так уж сильно отличались от отрогов его родных гор. Тай понимал, почему Чезаре Джамбелли нашел здесь свою мечту и почему начал вспахивать эту каменистую почву. В тени здешних холмов таилась та самая первозданная красота, которая сильно действует на определенный тип людей, бросая им вызов. Но эту красоту нужно не приручать, думал Тай, а просто принимать такой, какая она есть.

Если бы он мог жить где-нибудь, кроме своих виноградников, то только здесь. Погода стояла прекрасная, дни были долгими и мягкими, а местные рабочие горели желанием испытать искусство приезжего виноградаря.

И его мускулы, думал Тай, пробираясь между рядами лоз к castello. Он несколько дней помогал бригаде, прокладывавшей трубопровод от резервуара к молодым посадкам. Оросительная система была хорошо продумана, и часы, проведенные с бригадой, дали ему возможность познакомиться с этой стороной деятельности компании.

И ответить на небрежные вопросы, касавшиеся Донато.

Языковой барьер оказался не такой серьезной проблемой, как он ожидал. Пообщаться с ним стремились и те, кто не знал английского. Помогал язык жестов, выражение лица и бескорыстная помощь добровольных переводчиков. В результате у Таилера сложилась достаточно четкая картина.

На виноградниках не было человека, который принимал бы Донато Джамбелли всерьез.

Тени становились все длиннее: день клонился к вечеру. Задумавшийся Тайлер вышел в сад, где цвели гортензии размером с баскетбольные мячи и к гроту устремлялись реки каких-то бледно-розовых цветов. Посреди сада бил фонтан, охраняемый Посейдоном.

«Итальянцы любят своих богов, свои фонтаны и свои цветы», — думал он. Все это было в чудесном дворце Чезаре Джамбелли, прятавшемся в холмах.

В очень богатом маленьком дворце. Тайлер остановился и огляделся. Именно о таком месте мечтал бы честолюбивый человек, у которого есть требовательная жена.

«Прекрасное место для того, чтобы приехать сюда в гости, — думал Тай. — Но как можно жить здесь постоянно? Столько комнат, столько прислуги… Для одного ухода за садом, газонами, деревьями, прудами и статуями требовалась целая маленькая армия».

Впрочем, некоторым нравится иметь под началом маленькую армию.

Он прошел между двумя мозаичными стенами, украшенными барельефами пышнотелых нимф, и спустился по ступенькам к еще одному пруду, заросшему кувшинками. Отсюда не было видно виноградников, сердца этого царства. Точнее, из виноградников не было видно тех, кто отдыхал в этой части сада. Тайлер рассудил, что Чезаре тоже время от времени хотелось уединиться в каком-нибудь тихом уголке своей империи.

За цветами, ниже по склону раскинулся бассейн. И из него, как Венера, выходила София.

С гладкого черного купальника стекали потоки воды. Волосы Софии были зачесаны назад, в ушах что-то блестело. Наверняка бриллианты. Кто, кроме Софии, стал бы плавать в серьгах с бриллиантами?

Тай следил за ней, ощущая невыносимую тоску и желание.

Она была самим совершенством. Элегантная, чувственная и умная. При виде ее у Тая свело живот. «Ничто так не смущает мужской покой, как совершенная женщина», — подумал он.

«Ясно одно, — решил Тай, шагнув к ней. — Любить такую женщину — верх глупости».

— Вода еще холодная.

Мгновение София стояла неподвижно, накрыв голову полотенцем.

— Да. Мне хотелось слегка остыть. — Она небрежно отложила полотенце и, выигрывая время, надела махровый халат.

София знала, что Тай изучал ее взглядом. Тщательно и терпеливо, как всегда. Ей хотелось этого. Каждый раз, проходя мимо окна, она смотрела в поля и выискивала его среди других мужчин.

И тоже изучала.

— Ты весь в грязи.

— Угу.

— И доволен этим, — заключила она. Грязный, потный. И совершенно неотразимый. Влекущий к себе, как первобытный мужчина. — Что у тебя с рукой?

— Содрал несколько слоев кожи, вот и все. — Тай разбинтовал кисть и рассмотрел ее. — Я не прочь что-нибудь выпить.

— Дорогой, лучше бы ты принял душ.

— Одно другому не мешает. Почему бы не помыться? Встретимся через час в центральном внутреннем дворе.

— Зачем?

— Откроем бутылку вина и расскажем друг другу, как прошел день. У меня есть пара вещей, о которых я хотел бы рассказать.

— Ладно, согласна. Мне тоже есть что сказать. Кое-кто может копаться в грязи и при этом не вымазаться по уши.

— Надень что-нибудь симпатичное, — сказал Тай вдогонку и улыбнулся, увидев, что она оглянулась. — Если я не распускаю руки, это еще не значит, что мне не нравится на тебя смотреть.

Когда София вошла в дом, он взял влажное полотенце и вдохнул ее запах. «Красота — это стихия», — подумал Тайлер. Нет, он не хотел приручать ее. Так же, как не хотел приручать землю. Видит бог, настало время примириться и с тем и с другим.

Ну что ж, ему будет на что посмотреть. И будет чего желать. Недаром она везла с собой столько нарядов. София надела светло-голубое платье цвета вспышки молнии. С низким вырезом, подчеркивавшим полную грудь, и короткой юбкой, обнажавшей длинные, стройные ноги. В ложбинке между грудями уютно лежала тонкая бриллиантовая цепочка с крупным сапфиром посредине.

Она надела белоснежные туфли на высоком каблуке, надушила все нужные места, решила, что готова, и посмотрела на себя в зеркало.

Почему она так несчастна? Царивший вокруг беспорядок вызывал у Софии досаду, бросал ей вызов, но не он был причиной этого чувства, таившегося в глубине души. Когда она работала и сосредоточивалась на том, что и как нужно сделать, все было в порядке. Но стоило на минуту остановиться, отвлечься от решаемой задачи, как это чувство охватывало ее с новой силой. Иссушающая печаль и томление духа.

А вместе с ними приходил гнев, причины которого София не понимала. Она даже не знала, на кого злится. На Дона? На отца? На самое себя? На Тая?

Впрочем, какая разница? Она будет делать то, что требуется, а в своих чувствах разберется потом.

В данный момент она собирается пить вино, беседовать и рассказывать Таю о том, что удалось узнать за сегодняшний день. И добиваться побочного эффекта, заставляя его испытать желание. Не самый худший способ провести вечер.

— О боже, я ненавижу себя, — вслух сказала она. — И не знаю почему.

Она заставила себя ждать, но на это Тай и рассчитывал. Он успел все привести в порядок. Вымощенный плитами внутренний двор окутали вечерние тени. Стол освещали свечи, горевшие в цветочных горшках, а также стоявшие в саду торшеры.

Он выбрал вино — молодое полусладкое белое — и выпросил на кухне несколько канапе. Он заметил, что здешним слугам, преданным Софии, это романтическое свидание пришлось по вкусу.

Именно они принесли свечи, поставили в высокие вазы весенние цветы (до чего сам Тай никогда не додумался бы) и даже включили негромкую музыку, которая доносилась из стоявших в саду репродукторов.

Оставалось надеяться, что он оправдает их ожидания.

Тай услышал цоканье каблуков, но не поднялся. София слишком привыкла к тому, что мужчины вскакивают при ее появлении. И падают к ее ногам.

— Что все это значит?

— Слуги постарались. — Тай указал ей на кресло. — Я попросил у них немного вина и сыра, а они устроили королевский прием. — Он осмотрел Софию, вынимая бутылку из ведерка со льдом. — То же самое вышло с твоим нарядом. Я просил надеть что-нибудь симпатичное, а ты… Вот что значит жить в замке.

— Это не в твоем стиле, но, похоже, ты справился.

— Сегодня я кое-что раскопал, и это улучшило мне настроение. — Тай передал ей бокал и поднял свой. — Salute.

Я уже говорила, что кое-что раскопала сама. Здешние слуги хорошо осведомлены. Я выяснила, что Дон часто совершал сюда визиты, о которых не докладывал. Он никогда не приезжал один, но Джина сопровождала его редко.

— Ага… Любовное гнездышко.

— Видимо. Его любовницу зовут signorina Кеццо. Она молодая, светловолосая, глупая и любит завтракать в постели. В последние годы она была здесь частой гостьей. Дон оскорблял здешних слуг, подкупая их и прося помалкивать об этих визитах. Но поскольку никто из них не питал любви к Джине, они брали деньги и соглашались. Конечно, без денег с моей стороны тоже не обошлось.

— Конечно. А о его других гостях они что-нибудь поведали?

— Да. О моем отце. Но мы это уже знали. Однажды отец был здесь не с Рене. С другой женщиной. С Крис.

Тайлер хмуро посмотрел в свой бокал.

— На винограднике мне этого не сказали.

— Такие вещи легче узнать у слуг. Впрочем, эти новости свежими не назовешь. Castello подходит для любовных встреч ничуть не меньше, чем моя квартира.

— Ты будешь сердиться, но мне действительно очень жаль.

— Не буду. Мне и самой жаль. Как хорошо, что мама наконец нашла человека, с которым она счастлива. Человека, которому она может доверять. Которому можем доверять мы все. Несмотря на то, что он работал с Джерри Деморне в «Ла Кер». Кстати, Джерри тоже бывал здесь.

На этот раз Тайлер кивнул:

— Я так и думал. Работяги только описали его внешность, да и то весьма приблизительно. Они обращают больше внимания на женщин, а не на мужчин в костюмах… Значит, твой отец и Деморне были близки?

— Близки? — София встала, взяла бокал и принялась беспокойно расхаживать взад и вперед. — Джерри ненавидел моего отца. Терпеть не мог, но цивилизованно. Я всегда это подозревала.

— Почему?

— Ну да, где тебе знать… Несколько лет назад у моего отца был бурный роман с женой Джерри. Они его не афишировали, но это было широко известно в узких кругах. То ли она ушла от Джерри, то ли он ее выставил. Все зависит от рассказчика. До этого Джерри и мой отец поддерживали неплохие отношения, но потом охладели друг к другу. Однако за холодом скрывался жар. Я узнала это два года назад, когда Джерри начал ухаживать за мной.

— Он делал тебе предложения?

— Ясные и недвусмысленные. Но я не откликнулась. Тогда он разозлился и наговорил гадостей о моем отце, обо мне и моей семье.

— Черт побери, Софи, почему ты не сказала этого раньше?

— Потому что на следующий день он приехал ко мне и стал извиняться. Говорил, что развод расстроил его сильнее, чем ему казалось, что ему ужасно стыдно за свое поведение, что он разочаровался в своем браке еще до всей этой истории, и так далее и тому подобное. Все было понятно, разумно, правильно, и я больше об этом не думала.

— А что ты думаешь теперь?

— Теперь я вижу хитрый маленький треугольник. Мой отец, Крис, Джерри. Не могу сказать, кто из них кого использовал, но думаю, что Джерри участвовал в происходящем или по крайней мере знал о нем. Может быть, даже знал об отравлении. Публичные скандалы и внутренний разлад в компании выгодны «Ла Кер». Добавь к этому Крис, и ты поймешь, что все мои планы, моя рекламная кампания, моя работа становились известны конкурентам еще до того, как я успевала внести в них изменения. Саботаж и шпионаж против конкурента для современного бизнеса самая обычная вещь.

— Но не убийство.

— Нет, тут дело личное. Он мог убить моего отца. Мне легче представить его с пистолетом в руке, чем Донато. Не знаю, может быть, мне просто хочется так думать. Промышленный шпионаж — это одно, а хладнокровное убийство — совсем другое. И все же…

—Что?

— Мне изменила интуиция, — пожав плечами, ответила она. — Я думаю о том, что Джерри говорил мне, когда потерял над собой контроль. И о том, как он это говорил. Как человек, стоящий на краю пропасти и готовый прыгнуть в нее. Через двенадцать часов он извинялся, был кротким, прекрасно держал себя в руках и принес мне огромный букет роз. И продолжал ухаживать за мной, причем очень элегантно. Мне следовало понять, что первый инцидент был правдой, а все остальное — видимостью. Но я этого не сделала. Потому что привыкла к мужским ухаживаниям.

Недовольство собой вырвалось наружу раньше, чем София сумела взять себя в руки.

— И привыкла брать то, что я хочу. Если была в соответствующем настроении.

— А почему бы и нет? Ты достаточно умна, чтобы использовать то, что плохо лежит. Я имею в виду мужчин. Если парень позволяет так с собой обращаться, это его проблема, а не твоя.

— Ну да. — Она коротко рассмеялась и пригубила вино. — Довольно неожиданно услышать от мужчины такое признание.

— Это меня больше не волнует. — Тай вытянул ноги и скрестил их в лодыжках. Он понимал, что София пытается шокировать его. Что ж, неплохо. Пусть подумает о том, что не все мужчины одинаковы. — Во всяком случае, малый, похожий по описанию на Деморне, посещал винодельню. Был в разливочном цехе. Вместе с Донато.

— Ага… — «Как грустно», — подумала она. — Значит, треугольник превращается в четырехугольник. Джерри связан с Доном. Дон связан с моим отцом. А Джерри и отец связаны с Крис. Чудесно.

— И что ты будешь с этим делать?

— Сообщу полиции. Здешней и нашей. И поговорю с Дэвидом. Он лучше меня знает, чем Джерри занимается в «Ла Кер». — Она взяла с блюда клубнику и рассеянно надкусила. — Завтра я поеду в Венецию. Я согласилась дать несколько интервью, в которых всыплю Дону по первое число. Расскажу о том, что он опозорил семью и предал честных служащих и потребителей компании. О нашем потрясении, скорби и сожалении. О том, что мы без промедления связались с властями в надежде, что его скоро привлекут к суду. О том, что он бросил ни в чем не повинную беременную жену, маленьких детей и причинил новую боль своей безутешной матери.

Она потянулась за бутылкой и снова наполнила бокал.

— Ты думаешь о том, что это слишком круто, хладнокровно и мерзко?

— Нет. Я думаю о том, что тебе будет тяжело. Трудно говорить такие вещи и при этом высоко держать голову. Софи, у тебя спина бабушки.

— Ты снова застал меня врасплох. И все же grazie. Кроме того, мне придется иметь дело с Джиной и тетей. Если они хотят поддержки семьи, моральной, а тем более материальной, то подтвердят версию, которую мы сообщим средствам массовой информации.

— Когда выезжаем?

— Тут я обойдусь без тебя.

— Не говори глупостей. Это тебе не идет. Макмилланов происходящее касается не меньше, и они тоже находятся в опасности. На прессу произведет впечатление, если мы будем держаться заодно. Семья, компания, партнерство. Солидарность.

— Раз так, выезжаем ровно в семь. — София опустилась в кресло. — Я приготовлю заявление для прессы и несколько реплик для тебя. Ты просмотришь их по дороге, так что забыть не успеешь. Будешь отвечать на вопросы.

— Ладно. Но давай сразу договоримся: в других местах ты диктовать мне не станешь.

— С такими молчунами, как ты, это будет трудновато, но я попробую.

Тай намазал крекер паштетом и протянул ей.

— Давай немного сменим направление. Что ты думаешь о своей матери и Дэвиде?

— Думаю, что это замечательно.

— Серьезно?

— Да. А ты?

— Я отношусь к этому спокойно. Но мне кажется, что ты слегка разволновалась, когда они сообщили о помолвке.

— Пожалуй, ты прав. И все же такой поворот событий меня устраивает. Это справедливо. Я рада за нее. За них. Он подходит ей, а она ему. И дети… Она всегда хотела детей, а теперь получи-ла их. Даже если они наполовину взрослые.

— Я сам был наполовину взрослым, а она сумела стать мне лучшей матерью, чем моя собственная.

Плечи Софии, напрягшиеся, когда Тай задал свой вопрос, вновь распрямились.

— Она слишком молода, чтобы быть твоей матерью.

— Именно так я ей и говорил. А она отвечала, что дело не в возрасте, а в старшинстве.

— Она любит тебя. Очень.

— Это чувство взаимно. Чему ты улыбаешься?

— Не знаю. Наверно, сегодня я была немного подавлена. И не ожидала, что в конце дня буду сидеть с тобой и спокойно беседовать. Полезно говорить обо всех этих грязных делах вслух. Сначала прополаскиваешь рот, — добавила она, сделав еще один глоток, — а потом переходишь к разговору о вещах, которые приятны обоим.

— У нас куда больше общего, чем казалось год назад.

— Думаю, да. На меня произвело сильное впечатление, что мы сидим здесь, а не в четырех стенах, положив ноги в сапогах на кофейный столик. Вино, свечи, даже музыка. — Она откинулась на спинку кресла и посмотрела на небо. — Звезды… Приятно знать, что ты можешь любоваться красивым видом даже тогда, когда речь идет в основном о бизнесе и всяких гадостях.

— Это верно. Но я решил устроить нашу встречу на природе главным образом потому, что хотел создать подходящий антураж для обольщения.

София чуть не поперхнулась, но заставила себя рассмеяться.

— Обольщения? И когда же оно начнется?

— Оно уже началось. — Тай провел кончиком пальца по ее бедру, не прикрытому юбкой. — Мне нравится твое платье.

— Спасибо. Я надела его специально, чтобы помучить тебя.

— Так я и думал. — Их глаза встретились. — В самое яблочко.

София снова потянулась за бутылкой и наполнила его бокал. Когда дело доходило до сексуальных стычек, она начинала чувствовать себя ветераном.

— Мы согласились, что эта часть наших отношений закончена.

— Нет. Просто в тот момент что-то тебя разозлило, а я не стал спорить.

— Разозлило… — София окунула палец в вино и лизнула его. — Ничто меня не злило.

— Неправда. Злило. Ты всегда была злюкой. Чертовски сексуальной злюкой. А в последнее время у тебя было поводов для злости хоть отбавляй.

Спина Софии, которую он только что похвалил, напряглась.

— Макмиллан, мне не нужно ни твое сочувствие, ни твоя терпимость.

— Вижу. — Его улыбка была намеренным оскорблением. — Ты опять начинаешь злиться.

К напряжению добавился гнев.

— Вот что я тебе скажу… Если ты так представляешь себе обольщение, то просто чудо, что ты вообще спал с женщиной.

— Между мной и большинством мужчин, которых ты знаешь, есть разница. — Его ноги были вытянуты, голос звучал лениво. — Я не спортсмен. Не веду счета своим победам и не считаю тебя трофеем.

— О да, Тайлер Макмиллан. Благородный, высоконравственный, благоразумный…

Он снова улыбнулся, но на сей раз с иронией.

— По-твоему, это оскорбление? Ты используешь гнев как оружие. Это твоя самозащита. Я часто спорю с тобой, но сегодня у меня не то настроение. Я хочу заняться с тобой любовью. Не торопясь. Начать здесь, а закончить наверху, в огромной кровати, которая стоит у тебя в спальне.

— Когда я захочу лечь с тобой в постель, ты об этом узнаешь.

— О том и речь. — Пользуясь моментом, Тай встал и потянул ее за руку. — Ты врезалась в меня по уши, правда?

— Врезалась? — Если бы София не пыталась насмешливо улыбаться, у нее отвисла бы челюсть. — Перестань. Не морочь себе голову.

— Ясно, втрескалась. — Тай обхватил ее руками и только хмыкнул, когда София уперлась ему в грудь и выгнулась дугой. — Сегодня я несколько раз видел, как ты стояла у окна и смотрела на меня.

— Не знаю, о чем ты говоришь. Я просто смотрела в окно.

— На меня, — продолжил Тайлер, медленно привлекая ее к себе. — Так же, как я смотрел на тебя. Ты хотела меня. — Он уткнулся носом в ее шею. — Так же, как я тебя. Но этого мало. — София отвернулась, и губы Тая коснулись ее щеки. — Нас объединяет не только желание.

— Ничего… — Тут рука Тая сжала ее затылок, заставив Софию ахнуть. А когда он жадно припал к ее губам, она испустила слабый стон.

— Если бы это была просто страсть, ты бы так не боялась.

— Я ничего не боюсь! Он слегка отстранился:

— И не нужно. Я не собираюсь причинять тебе боль.

София покачала головой, но губы Тая снова прикоснулись к ее губам. На сей раз нежно и очень по-доброму. «Нет, — подумала смягчившаяся София. — Он действительно не собирался причинять мне боль. Но я буду вынуждена причинить боль ему».

— Тай… — София хотела снова упереться ему в грудь, но вместо этого впилась в его рубашку. Она тосковала по тому теплому чувству, которое вызывал в ней Тайлер. По странному ощущению риска и безопасности одновременно. — Это ошибка.

— Не похоже. Знаешь, что я думаю? — Он взял ее на руки. — Думаю, что глупо спорить, когда мы оба знаем, что я прав.

— Перестань. Не вздумай нести меня в дом. Слуги будут сплетничать об этом несколько недель.

— Думаю, они уже заключили пари на то, сумеем ли мы поладить. — Он толкнул локтем дверь. — А если ты не хочешь сплетен, то вообще откажись от слуг. Когда мы вернемся домой, переезжай ко мне. Там никому не будет дела до того, чем мы занимаемся.

— Переехать… переехать к тебе? Ты сошел с ума? Отпусти меня, Тай. Я не хочу, чтобы меня несли по лестнице, как героиню какого-нибудь любовного романа.

— Как, тебе не нравится? О'кей, тогда поступим по-другому. — Он поднатужился и перекинул ее через плечо. — Так лучше?

— Не смешно.

— Малышка… — Тай похлопал ее по заду. — Все зависит от точки зрения. Как бы там ни было, у меня хватит места для твоего барахла. В твоем распоряжении будут три дополнительные спальни с чуланами. Там поместится весь твой гардероб.

— Я не перееду к тебе!

— Переедешь. — Тай прошел в ее спальню и пинком закрыл за собой дверь. Нужно было отдать слугам должное. Никто из них не попался ему по дороге наверх. И никто не подглядывал. Да и София вела себя молодцом. Не брыкалась и не вопила. Вот что значит стиль… По-прежнему не выпуская Софию, он зажег свечи, расставленные по всей спальне.

— Тайлер, я могу порекомендовать тебе хорошего врача. Если психически неуравновешенный человек прибегает к услугам медицины, в этом нет ничего стыдного.

— Буду иметь в виду. Бог свидетель, я не чувствовал себя в здравом рассудке с того дня, когда мы с тобой спутались. После твоего переезда мы сможем заняться обустройством.

— Я не перееду к тебе.

— Переедешь. — Он наконец отпустил Софию. Та съехала на пол и обернулась лицом к нему. — Потому что я так хочу.

— В данный момент меня мало волнует, чего ты хочешь…

— Потому что, — продолжил Тай, погладив ее по щеке, — я так же схожу по тебе с ума, как и ты по мне. Теперь ты замолчишь, правда? София, пора переходить к делу. Хватит бродить вокруг да около.

— Мне очень жаль. — Ее голос дрогнул. — Но я не хочу.

— Мне тоже жаль, что ты не хочешь. Но другого выхода у нас нет. Посмотри на меня. — Он взял ее лицо в ладони. — Я тоже не хотел этого. Но так случилось. И уже давно. Давай посмотрим, к чему это приведет.

Их губы слились.

— Поверь нам обоим.

София задумалась. Она хотела верить этому. Хотела верить проснувшимся внутри странным и нежным чувствам. Любить кого-то всерьез и надолго. Быть способной на это. Быть достойной этого.

Она хотела верить.

Быть любимой честным человеком, который всегда выполняет свои обещания. Который будет дорожить ею, хотя она этого не заслуживает.

Это было бы чудом.

Она хотела верить в чудеса.

Его губы были теплыми, твердыми и терпеливыми. И тут София с облегчением ощутила жаркий и неодолимый порыв страсти. Это она понимала, этому можно было верить. «Это я могу ему дать», — думала она, обвивая Тая руками.

Она охотно позволила подвести себя к кровати.

Тайлер сдерживал страсть. Ошибиться было невозможно: то, что происходило между ними сегодня, действительно было актом любви. Щедрой, самоотверженной и нежной. Их пальцы переплелись. Тай словно почувствовал, что она готова сдаться, и его поцелуй стал более страстным.

Нет, недаром это происходило в старинной спальне castello, где все началось век тому назад. Новое начало. Новое обещание. Новая мечта… Тай посмотрел на нее сверху вниз и все понял.

— Время цветения, — тихо сказал он. — Наше время.

— Фермер останется фермером, — с улыбкой сказала София и начала расстегивать на нем рубашку. Но рука дрожала. Тогда Тай взял эту руку и поднес к губам.

— Наше время, — повторил он.

Тай медленно раздевал ее, следя за игрой света на ее коже и слыша, как замирает дыхание Софии, когда он прикасается к ней. Чувствовала ли она, как рушились разделявшие их препятствия? Он чувствовал. Эти препятствия рухнули, когда она задрожала. И точно знал момент, когда тело Софии подчинилось голосу ее сердца.

Они упали на кровать так, словно прыгнули в бассейн. София отдалась ощущениям, которые пробуждали в ней его мозолистые ладони и умопомрачительные губы, безошибочно находившие места, прикосновение к которым доставляло ей наслаждение.

Она тянулась за ним. Шла следом. И отвечала. По ее венам, как кровь, струилась спокойная радость от сознания того, что он всегда будет рядом.

Когда он прильнул губами к ее сердцу, Софии захотелось заплакать.

«Ни с кем, — думал Тайлер, растворяясь в ней. — Ни с кем я не чувствовал ничего подобного». Он ощущал, как готовно выгибается навстречу ее тело. Слышал ее сдавленный стон, слившийся с его собственным, когда она достигла вершины. Потом он посмотрел Софии в глаза и понял, что она потрясена случившимся. Тем, что они смогли только что отдать друг другу.

Образовалась родная, восхитительная идеальная смесь. Редчайший купаж.

Тай снова переплел свои пальцы с ее и на этот раз крепко сжал.

— Впусти меня, Софи. — Он овладел ею, дрожа от напряжения, стараясь изо всех сил сдержать рвущееся наружу желание. — Возьми меня. Я люблю тебя.

От нового, доселе небывалого ощущения разрывалось сердце. В нем боролись страх и радость.

— Тай… Не надо…

Его поцелуй был нежным. Опустошительно нежным.

— Я люблю тебя. Возьми меня всего. — Он смотрел ей в глаза и видел катившиеся по щекам сверкающие слезинки. — Ответь мне.

— Тай… — Ее сердце дрогнуло, готовое разлететься на части. А потом пальцы крепко сжали его руку. — Тай, — снова сказала она. — ti ато.

София встретила его губы, впилась в них и позволила ему увлечь себя к сияющим вершинам…

— Скажи еще раз. — Тай лениво водил пальцем по ее спине. — Мне нравится, как это звучит по-итальянски.

Она еле заметно покачала головой, показывая, что слышит, и прижалась щекой к его груди.

— Красиво звучит. Мне очень хочется еще раз услышать.

— Тай…

— Слово не воробей. — Тай продолжал медленно поглаживать ее. Его голос был ровным и спокойным. — Назад не вернешь. И пытаться нечего.

— Мало ли что говорят люди в угаре страсти… — Она отстранилась, готовая пуститься в бегство.

— В угаре страсти? Ты говоришь банальности только тогда, когда выбита из колеи. — Он сделал одно быстрое движение и снова привлек Сотрию к себе. — Скажи. Во второй раз это не так трудно. Поверь мне.

— Послушай меня. — София села и прикрылась одеялом. Впервые в жизни она стеснялась собственной наготы. — То, что я чувствовала в тот момент, не имеет значения… Проклятие! Ненавижу, когда ты смотришь на меня так. С терпеливой насмешкой. Это оскорбление. Ты меня бесишь!

— Ты пытаешься сменить тему. София, я не собираюсь с тобой спорить. Во всяком случае, сейчас. Скажи это еще раз.

— Ты что, не понимаешь? — Пальцы Софии сжались в кулаки. — Я знаю, на что способна. Знаю свои силы и свои слабости. Я справлюсь с этим.


— Нет, не справишься. Я не позволю. Она провела рукой по волосам.

— Ты недооцениваешь меня, Макмиллан.

— Нет. Это ты недооцениваешь себя.

Вот оно, поняла София, медленно опуская руку. Вот что делает ее беспомощной. Простая и спокойная вера в нее. Более сильная, чем ее вера в себя.

— Никто не говорил мне таких слов. Ты первый. Может быть, именно поэтому…

Нервы Тая напряглись до предела, но он небрежно потрепал Софию по лодыжке.

— Продолжай. Договаривай.

— Это невозможно. Ты принуждаешь меня. Никто никогда не принуждал.

— Просто никто из них не любил тебя. Ты хитришь, Софи. Трусишка.

Она прищурилась. Глаза Тая напоминали спокойные голубые озера. Слегка насмешливые, слегка… Нет, внезапно осенило ее. Не насмешливые, не самодовольные. Тревожные, напряженные. И ждущие нужного ему ответа.

— Ты у меня не первый! — выпалила София.

— Перестань препираться. — Он наклонился и взял ее за подбородок. Терпение Тая начинало сменяться гневом, и это доставило ей удовольствие. — А то выдеру. Это у меня чертовски хорошо получается.

«Он совершенно прав», — подумала София.

— О'кей, Тай, будь по-твоему. Я никогда не говорила этого другому мужчине. Но не потому, что боялась это сказать, а потому, что ничего подобного не чувствовала. Может быть, потом ты пожалеешь об этом, но тогда пеняй на самого себя. Я люблю тебя.

— Ну вот, а ты боялась. — Тай обнял ее за плечи, чувствуя неимоверное облегчение. — Но ты сказала это не по-итальянски. По-итальянски это звучит просто потрясающе.

— Ты идиот. ti ато. — София засмеялась и прильнула к нему.

ГЛАВА 26

Лейтенант Де Марко разгладил пальцем усы.

— Спасибо, что пришли, signorina. Информация, которую сообщили мне вы с signore Макмилланом, интересна. Она будет рассмотрена.

— Рассмотрена… Что вы хотите этим сказать? Я говорю вам, что мой двоюродный брат пользовался castello для свиданий со своей любовницей, для тайных встреч с нашим конкурентом и служащей, которую уволила я лично.

— Во всем этом нет ничего незаконного. — Де Марко развел руками. — Это интересно, даже подозрительно, и именно поэтому я займусь этим. Однако данные встречи едва ли можно назвать тайными, поскольку их свидетелями были многие служащие castello и виноградника.

— Они не знали Джереми Деморне и того, что он связан с «Ла Кер». — С этими словами Тайлер положил ладонь на руку Софии. Если он не ошибался, София была готова пулей вылететь из кресла и пробить головой крышу. — Отсюда следует, что Деморне принимал участие в саботаже, результатом которого стало несколько смертей. Возможно, в этом участвовали и другие служащие «Ла Кер». Или как минимум были в курсе происходящего.

Поскольку София не могла отпихнуть руку Тая, она сжала пальцы в кулак.

— Джерри — внучатый племянник нынешнего президента «Ла Кер». Он честолюбивый и умный человек, который имел зуб на моего отца. И, возможно, на всю нашу семью. Все прибыли, которые компания «Джамбелли» потеряла во время этих кризисов, легли в карман «Ла Кер». Джерри получил свою долю как член семьи Деморне, а вместе с ней и моральное удовлетворение.

Де Марко слушал ее вполуха.

— Я не сомневаюсь, что по получении данной информации соответствующие власти захотят допросить вашего Джереми Деморне. Однако поскольку он является американским гражданином, проживающим в Нью-Йорке, я не могу сделать этого. Моей главной заботой является задержание Донато Джамбелли.

— Чего вы не можете сделать уже неделю, — напомнила София.

— Мы выяснили личность его спутницы — точнее, женщины, которую мы считаем его спутницей — только вчера. Signo— rina Кеццо сделала несколько крупных покупок с помощью своей кредитной карточки. В настоящее время я жду дополнительной информации.

— Конечно, он воспользовался ее кредитной карточкой, — нетерпеливо сказала София. — Он идиот, но не полный кретин. Он оказался достаточно умен, чтобы замести следы и выбраться из Италии самым легким и быстрым способом. Думаю, он пересек швейцарскую границу. Он звонил Джерри из района озера Комо. Оттуда до Швейцарии всего несколько минут езды. Пограничники даже не заглянули в его паспорт.

— Мы знаем об этом. Швейцарские власти помогают нам. Это только дело времени.

— Время — деньги. За эти месяцы моя семья понесла личные, эмоциональные и финансовые потери. Пока Донато не поймают и не допросят, пока мы не получим ответов и не удостоверимся, что других актов саботажа не планировалось, мы не сможем положить этому конец. В этом участвовал мой отец. Но какой была его роль, я не знаю до сих пор. Вы можете понять мои чувства?

— Да, signorina, думаю, что могу.

— Мой отец мертв. Я должна знать, кто убил его и почему. И я узнаю это. Даже если мне придется самой поймать Дона, вступить в схватку с Джерри Деморне и схлестнуться со всей компанией «Ла Кер».

— Вы слишком нетерпеливы.

— Наоборот, я была чересчур терпелива! — София встала. — Мне нужны результаты.

Тут зазвонил телефон, и Де Марко поднял палец. Когда лейтенант выслушал лавину слов, выражение его лица слегка изменилось. Он дал отбой и сложил руки на столе.

— Результаты есть. Только что швейцарская полиция арестовала вашего кузена.

Да, у Софии было чему поучиться. Тай даже не пытался вставить слово, сомневаясь, что это имеет смысл. Она засыпала Де Марко требованиями, вопросами и одновременно делала заметки в блокноте. Когда София вышла из кабинета лейтенанта, даже длинноногому Тайлеру пришлось прибавить шаг. Она летела, как ракета, прижав к уху сотовый телефон.

Он не мог разобрать и половины сказанных ею слов. София начала по-итальянски, раз пять перешла на французский и закончила опять по-итальянски, отдав несколько коротких приказов по-английски. Она прокладывала себе путь сквозь толпу туристов, заполнявших узкие улицы, поднималась на восхитительные мостики, стремительно пересекала площади. И ни разу не прервала разговор, ни разу не остановилась. Даже тогда, когда, зажимая маленький телефон между ухом и плечом, доставала свой филофакс и делала новые заметки.

Она проходила мимо витрин, не удостаивая их взглядом.


Тай был уверен, что София не обратит внимания даже на «Ар-мани». Ничто не могло остановить ее.

Добравшись до пристани, она спрыгнула в водное такси, и Тай уловил в вихре итальянской скороговорки слово «аэропорт». «Слава богу, что паспорт у меня в кармане, — подумал он. — Иначе она бросила бы меня, даже не оглянувшись».

София не стала садиться. Просто ухватилась за перила, ограждавшие водителя, и сделала еще несколько звонков. Тай стоял по другую сторону и смотрел на нее как зачарованный. Ветер трепал ее короткие волосы, солнце отражалось от стекол темных очков. Венеция, раскинувшаяся за ее спиной, была древним и экзотичным фоном для современной деловой женщины, связанной со множеством мест и множеством людей.

Ничего удивительного, что он сходил по ней с ума.

Тайлер сложил руки, откинул голову и позволил себе в последний раз насладиться воздухом города, построенного на воде. Если он знал эту женщину — а он действительно ее знал, — то им предстояло провести некоторое время в Альпах.

— Тайлер! — Он очнулся, когда София щелкнула пальцами у него под носом. — Сколько у тебя денег? Наличными?

— У меня? Не знаю. Пара сотен тысяч лир и около сотни долларов.

— Хорошо. — Такси причалило, и она спрыгнула на пристань. — Расплатись с водителем.

— Да, мэм.

София мчалась через аэропорт так же, как мчалась по городским улицам. В соответствии с ее указаниями их ждал принадлежавший компании реактивный самолет, заправленный топливом и готовый к полету. С известия об аресте кузена не прошло и часа, а София уже была во всеоружии. И только теперь — впервые за этот час — она отложила телефон, закрыла глаза и перевела дух.

— София…

— Che? Что?

— У тебя шило в заднице.

Она снова открыла глаза и слегка улыбнулась.

— В самую точку.

Его взяли на крошечном горном курорте к северу от Кура, вблизи австрийской границы. Самые смелые планы Дона предусматривали переход в Австрию либо в Лихтенштейн. Требовалось, чтобы его отделило от Италии как можно больше стран.

Донато смотрел на север и не видел то, что творилось у него под носом. Его любовница была не так глупа и не так предана ему, как он думал. Нежась в ванне, она увидела телевизионные новости, а потом нашла в чемодане Донато его неприкосновенный запас.

Она забрала деньги, заказала билет на самолет и сделала один анонимный звонок. А потом, став значительно богаче, отправилась на Французскую Ривьеру. Тем временем знавшая свое дело швейцарская полиция ворвалась в номер Донато и вытащила его из постели.

Теперь он сидел в швейцарской тюрьме, оплакивал свою судьбу и проклинал всех женщин, бывших несчастьем его жизни.

У него не было денег, чтобы нанять адвоката, с помощью которого можно было бы как можно дольше сопротивляться экстрадиции. Этого времени Донато хватило бы, чтобы придумать, как быть дальше.

Он мог бы отдаться на милость La Signora. Мог бы сбежать и укрыться в Болгарии. Мог бы постараться убедить власти, что он не совершил ничего криминального. Просто удрал со своей любовницей.

А теперь он будет гнить в тюрьме до конца своей жизни.

Донато, мысли которого ходили по одному и тому же кругу, поднял глаза и увидел за решеткой тюремщика. Узнав, что к нему пришли, он нетвердо поднялся на ноги. Спасибо и на том, что швейцарцы не обрядили его в тюремную робу. Правда, у него не осталось ни галстука, ни ремня, ни шнурков в туфлях от Гуччи.

Он пригладил волосы руками и пошел в комнату для свиданий. Ему было все равно, кто пришел. Лишь бы нашелся слушатель.

Увидев по другую сторону стекла Софию, он воспрял духом. Семья, подумал он. Родственник всегда выслушает родственника.

— София! Grazie a Diol — Он рухнул на стул и схватил телефонную трубку.

Она слушала его отчаянные, сбивчивые, испуганные объяснения, мольбы и оправдания. И чем дольше он оправдывался, тем толще становилась кора, которой обрастало ее сердце.

— Staizitto.

Этот спокойный приказ и в самом деле заставил его замолчать. Только теперь Донато заметил, как она похожа на свою бабушку. Выражение ее лица было холодным и безжалостным.

— Донато, меня не интересуют твои мотивы. Я не собираюсь выслушивать твои жалкие уверения, что произошла ужасная ошибка. Не рассчитывай на мою помощь. Я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Потом я решу, как быть. Ясно?

— София, ты должна выслушать…

— Нет, не должна. Я ничего тебе не должна. Я могу встать и уйти. А ты в отличие от меня не можешь. Это ты убил моего отца?

— Нет… In поте di Dio! Неужели ты веришь в это?

— Учитывая обстоятельства, верю. Ты крал у семьи.

Когда он начал все отрицать, София положила трубку и встала. Дон в панике застучал ладонью по стеклу и начал кричать. Когда в комнату вошли тюремщики, она жестом отослала их прочь и снова взяла трубку.

— Ну что, надумал?

— Да. Да, я крал. Я ошибся, совершил глупость. Джина доводит меня до сумасшествия. Она требует все больше и больше. Больше детей, больше денег, больше вещей. Я брал деньги. Ну и что? София, Сага, ты же не позволишь им держать меня в тюрьме из-за каких-то жалких денег?

— Посмотрим. Я бы позволила. Как поступит бабушка, не знаю. Но дело не только в деньгах. Ты отравил вино. Убил старого, ни в чем не повинного человека. Из-за денег, Дон? Сколько ты за него получил?

— Это была ошибка. Несчастный случай. Клянусь. Вино должно было вызвать у него всего лишь болезнь. Он знал… Он видел… Я сделал ошибку. — Дон потер лицо. Его рука дрожала.

— Что он знал? Что видел?

— На винограднике. Мою любовницу. Ему это не понравилось, и я боялся, что он обо всем расскажет Zia Терезе.

— Если ты будешь продолжать морочить мне голову, я уйду и брошу тебя гнить здесь. Поверь мне. Говори правду, Донато. Все как есть.

— Клянусь, это была ошибка! Я послушался плохого совета. Меня ввели в заблуждение. — Отчаявшийся Донато вцепился в свой давно расстегнутый воротник. Он задыхался от страха. — Понимаешь, мне пообещали заплатить, а я нуждался в деньгах. Если бы компания оказалась в трудном положении, если бы появились отклики в прессе, судебные процессы, я получил бы больше. А Баптиста… Он видел людей, с которыми я разговаривал. София, пожалуйста! Я был зол, очень зол. Я работал, не жалея сил. Всю свою жизнь. La Signora никогда не ценила меня. У мужчины должна быть гордость. Я хотел, чтобы меня ценили.

— И твоим ответом ей стало убийство ни в чем не виноватого старика?

— Во-первых, это был несчастный случай. А что касается репутации компании…

— Одно с другим связано. Неужели ты не знал этого?

— Мне казалось, что тетя Тереза все поймет сама, когда начнутся трудности, а я помогу с ними справиться.

— И тебе заплатили бы в двух местах, — закончила София. — Но с Signore Баптистой ничего не вышло. Он не заболел, а умер. И старика похоронили, поверив, что у него не выдержало сердце. Какая досада! Представляю себе, как ты был разочарован. А сразу же вслед за этим Nonna реорганизовала компанию.

— Да, да, но чем она отплатила мне за годы работы? Черной неблагодарностью! — Искренне возмущенный, Донато стукнул кулаком по стойке. — Она все передала в руки чужого человека. Повысила в должности эту американку, которая могла задавать мне вопросы!

— Поэтому ты убил Маргарет и пытался убить Дэвида.

— Нет, нет… С Маргарет тоже произошел несчастный случай. Я был в отчаянии. Она проверяла заказы, приходные и расходные ордера. Мне было нужно… я только хотел получить небольшую отсрочку. Откуда я знал, что она выпьет так много? Один-два бокала вызвали бы у нее всего лишь болезнь.

— Да, покойница была скуповата… Ты послал отравленное вино на рынок. Подверг риску жизни людей.

— У меня не было выбора. Не было! Ты должна поверить мне!

— Мой отец знал о вине? Об отравлении?

— Нет. Нет. Для Тони это было игрой. Бизнес был его игрой. Он не знал о поддельном заказе, потому что никогда не проверял счета. Он не знал Баптисту, потому что не знал никого из рабочих виноградников. София, это была не его жизнь, а моя.

София откинулась на спинку стула. Ее отец был слабым человеком и плохим мужем. Но он не принимал участия ни в убийстве, ни в саботаже. Маленькое, но все же утешение.

— Ты привозил Деморне в castello и на винодельню. Ты получал от него деньги, верно? Он платил тебе за то, что ты предавал свою родню.

— Послушай меня… — Голос Донато перешел в шепот. — Держись от Деморне подальше. Он опасный человек. Ты должна поверить мне. Я делал многое, но ни за что не причинил бы тебе вреда. А он не остановится ни перед чем.

— Даже перед убийством? Это он убил моего отца?

— Не знаю. София, клянусь тебе своей жизнью, я не знаю. Он хочет уничтожить всю семью. Послушай меня, — повторил он, снова положив ладонь на стекло. — Я брал деньги, я крал. Делал с вином то, что он мне велел. Меня ввели в заблуждение. А сейчас он хочет заставить меня отдуваться за это. Умоляю, помоги мне! И держись от него подальше. Когда я узнал, что Каттер разоблачил меня, то убежал. Просто убежал, София, клянусь тебе. Они говорят, что я кого-то нанял, какого-то бандита с улицы, чтобы застрелить его и украсть документы. Ложь! Зачем мне было это делать? Для меня все было кончено. Это мне не помогло бы.

«В этой смеси лжи и правды следовало тщательно и хладнокровно разобраться», — думала София. Даже сейчас, после всего услышанного, она продолжала жалеть Донато. Но понимала, что не может себе этого позволить.

— Дон, ты хочешь, чтобы я помогла тебе? Тогда расскажи мне о Джерри Деморне. Все, что знаешь. Если я останусь довольна, то постараюсь, чтобы компания наняла тебе адвоката и обеспечила твоих детей.

Когда София вышла, она выглядела измученной. Выжатой, как лимон. Она притронулась к руке Тая, не дав ему вымолвить ни слова.

— Ни о чем не спрашивай. Во время полета я буду звонить по телефону и расскажу все сразу.

— О'кей. Тогда сделаем так… — Тайлер привлек ее к себе и обнял.

— Спасибо. Ты сможешь несколько дней обойтись без вещей, которые остались в castellol Я прикажу запаковать и прислать их. Тай, нам нужно возвращаться. Я хочу домой.

— Это самая лучшая новость за последнее время. — Он поцеловал Софию в макушку. — Летим.

— Ты веришь ему? — спросил Тай.

София, наконец-то закончившая телефонный разговор, расхаживала по салону и пила кофе. Третью чашку после вылета.

— Я верю, что он глупый, слабый и эгоистичный человек. Верю, что он убедил себя, будто Signore Баптиста и Маргарет стали жертвой несчастного случая. Его корыстью и самолюбием воспользовался другой человек, куда более умный. Сейчас Донато жалеет о содеянном, но больше всего жалеет о том, что оказался в тюрьме. Я твердо уверена только в одном: он боится Джерри.


Не думаю, что Дон убил моего отца. И не думаю, что он пытался убить Дэвида.

— Ты считаешь, что это сделал Деморне.

— А кто же еще? Правда, доказать причастность Джерри ко всему этому будет нелегко. Очень нелегко.

Тайлер встал и забрал у нее чашку.

— Ты слишком торопишься. Остынь немного.

— Не могу. Но кто же еще, Тай? Во время телефонного разговора мне показалось, что ты со мной не согласен. Теперь я в этом уверена.

— Я еще не разобрался в собственных мыслях. По сравнению с тобой я тугодум. Например, я не могу понять, почему твоему отцу понадобилось встречаться с Джерри у тебя на квартире. И зачем Джерри понадобилось убивать его после тщательно задуманной и выполненной операции. Ради чего ему было рисковать? Ради чего беспокоиться? У меня концы с концами не сходятся. Но я не коп. И ты тоже.

— Они будут обязаны допросить его. Даже согласно показаниям такого человека, как Донато. Джерри — тип скользкий, от всего отопрется, и все же… — Она остановилась и ахнула. — Постой, мы же сядем в Нью-Йорке для заправки горючим!

— Три страны за один день.

— Добро пожаловать в мой мир стекла и бетона.

— Софи, ты ничего от него не добьешься.

— Зато у меня будет шанс плюнуть ему в лицо.

— Ну да. — А он, Тай, будет стоять и наблюдать за этим со стороны… — Ты знаешь, где его искать? Нью-Йорк — большой город.

Она села и достала свой филофакс.

— Налаживать связи удается мне лучше всего. Спасибо.

— За что?

— За то, на что я обратила внимание только сегодня.

— Сегодня я вообще не ударил палец о палец.

— В том-то и дело. Я устраивала дела, звонила, давала распоряжения, нажимала на все кнопки, а ты ни разу не вмешался, не задал мне ни одного вопроса, не гладил меня по головке, не приказывал мне отойти в сторону и не брал инициативу на себя.

— Я не умею говорить на трех языках.

— Дело не в этом. Тебе и в голову не приходило напрягать мускулы и демонстрировать, что ты тоже что-то можешь. Твое самолюбие не страдало из-за того, что я знаю, что делать и как делать. Ты не напрягаешь мускулы, потому что знаешь, что они есть.. И я тоже.

— Я бы с удовольствием посмотрел, как ты напрягаешь мускулы.

Она поднялась, села к Таю на колени и прильнула к нему.

— Всю свою жизнь я имела дело со слабыми мужчинами. Одна видимость и никакого содержания. — София положила голову ему на плечо. Наконец-то она могла отдохнуть. — Теперь я понимаю, как много потеряла…

Джерри и сам сделал несколько звонков. Из телефонов-автоматов. Он не считал Донато большой помехой. Скорее неудобством. Неудобством, о котором вскоре можно будет забыть. Он закончил то, что должен был закончить.

Джамбелли пытались выбраться из очередного кризиса, семья была взбудоражена, доверие потребителей к продукции компании упало почти до нуля. Джерри пожинал плоды своего труда и получал удовлетворение. Моральное, профессиональное и материальное.

Ни один из его поступков — во всяком случае, тех, которые можно было доказать — не преступал грани закона. Он просто делал свою работу, как любой бизнесмен, стремящийся завоевать рынок, и пользовался предоставлявшимися ему возможностями.

Когда дежурившие в вестибюле охранники сообщили о приходе посетителей, Деморне только улыбнулся. Он не испытывал ни малейшей досады. Распорядившись пропустить их, Джерри повернулся к своей собеседнице.

— Сейчас у нас будет компания. Твоя старая приятельница.

— Джерри, до конца рабочего дня еще целых два часа. — Крис спустила ноги с дивана. — Кто там?

— Твой бывший босс. Может быть, открыть бутылочку пуйи-фюиссе девяносто шестого года?

— София! — вскочила Крис. — Здесь? Зачем?

— Сейчас узнаем, — сказал он, услышав зуммер. — Будь умницей, ладно? Сходи за вином.

Он шагнул к двери.

— Какой приятный сюрприз! Я понятия не имел, что ты в городе. — Он наклонился и хотел поцеловать Софию в щеку. София была быстрой, но Тай оказался еще быстрее. Он чувствительно ткнул Джерри рукой в грудь.

— Давайте без глупостей, — посоветовал он.

— Прошу прощения. — Джерри развел руками и сделал шаг назад. — Я не понял, что ваши отношения изменились. Входите. Я хотел открыть бутылочку. С Крис вы знакомы.

— Да. У вас тут очень уютно, — начала София. — Спасибо, обойдемся без вина. Мы ненадолго. Крис, я вижу, ты наслаждаешься всеми преимуществами своей новой службы.

— Предпочитаю стиль моего нового босса стилю старого.

— Я уверена, что со здешними коллегами у тебя куда больше общего.

— Дамы, пожалуйста… — взмолился Джерри, закрывая дверь. — Все мы здесь профессионалы. В переходе служащих из одной компании в другую нет ничего особенного. Таков бизнес. Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы ругать меня за переманивание кадров? В конце концов, Джамбелли сами сманили в прошлом году одного из наших лучших работников. Кстати, как поживает Дэвид? Я слышал, что недавно в Венеции ему крупно не повезло.

— Прекрасно поживает. К счастью для Крис, в компании «Джамбелли» существует строгий запрет на убийство бывших служащих.

— Но, видимо, нет запрета на междоусобицу. Весть о Донато потрясла меня. — Джерри опустился на валик дивана. — Просто потрясла.%

— Вам не удастся разозлить нас, Деморне. — Тайлер положил ладонь на руку Софии, успокаивая ее. — Так что не тратьте даром время. Перед отлетом из Европы мы нанесли Дону визит. И он рассказал нам о вас много интересного. Думаю, что сразу вслед за нами сюда придет полиция.

— В самом деле? — «Ловкий малый, — подумал Джерри. — Но все же недостаточно ловкий». — Я слишком верю в нашу юридическую систему, чтобы считать, будто полиция или кто-нибудь другой поверит человеку, который обкрадывал собственную семью… София, сейчас у тебя трудное время. — Он снова встал. — Если я могу чем-то помочь…

— Ты можешь убираться к чертовой матери, но я не уверена, что она тебя примет. Тебе следовало быть более осторожным, — продолжила София. — Точнее, вам обоим, — добавила она, повернувшись к Крис. — Вам не следовало показываться в castello, на винодельне и в разливочном цехе.

— В этом нет ничего противозаконного, — пожал плечами Джерри. — Дружелюбно настроенные конкуренты постоянно посещают друг друга. В конце концов, нас пригласили. Ты и любой член твоей семьи всегда будете желанными гостями на любом заводе «Ла Кер».

— Ты использовал Донато.

— Виноват. — Джерри развел руками. — Но опять же в этом нет ничего противозаконного. Боюсь, что в последнее время он был недоволен компанией. Мы обсуждали возможность его перехода в «Ла Кер».

— Ты велел ему отравить вино. И рассказал, как это сделать.

— Это обвинение смехотворно и оскорбительно. Осторожнее, София. Я понимаю, ты расстроена, но списывать ваши семейные трудности на мой счет нечестно.

— Я расскажу вам, как это было. — Тайлер всю дорогу ломал себе голову. Он сел и устроился поудобнее. — Вы хотели создать нам трудности. Серьезные трудности. У Авано был роман с вашей женой. Мужчине трудно перенести это даже в том случае, если он сам гоняется за каждой юбкой. Но отплатить Авано той же монетой нельзя. Не к чему прицепиться. Он живет с женой врозь и в то же время сохраняет с ней достаточно тесные отношения, чтобы занимать высокий пост в семейном бизнесе. Это выводит вас из себя.

— Моя бывшая жена вас не касается, Макмиллан.

— Но она еще была вашей женой, когда спала с Авано. Проклятые Джамбелли давали этому сукину сыну полную свободу. Нужно было найти способ отомстить и ему, и им. Вы могли знать, что Авано подворовывает, но могли и не знать. Тогда вы стали присматриваться к Дону. Он тоже обманывает жену и дружит с Авано. Дон — человек общительный. Вам не составляет труда сблизиться с ним и намекнуть, что «Ла Кер» с радостью возьмет его к себе. Больше денег, больше власти. Вы играете на его самолюбии, на его амбициях и жадности. Узнаете про фальшивого заказчика и начинаете шантажировать Донато.

— Макмиллан, вы пытаетесь поймать меня на удочку. А я не люблю рыбную ловлю. Она кажется мне скучной.

— Ничего, дальше будет веселее. Авано завел роман с заместительницей Софии. Достаточно было держать перед ее носом морковку, чтобы получать всю служебную информацию. Что он предложил вам, Крис, деньги? Или только уютный кабинет с красивой латунной табличкой?

— Я не знаю, о чем вы говорите. — Тем не менее Крис отошла от Джерри подальше. — Мои отношения с Тони никак не связаны с переходом в «Ла Кер».

— Допустим, — небрежно ответил Тайлер. — Тем временем вы, Деморне, продолжаете обхаживать Дона. Подталкиваете его все дальше и дальше. У него есть проблемы с деньгами. А у кого их нет? Вы по-дружески даете ему немного взаймы. И продолжаете говорить о его переходе в «Ла Кер». Что еще он может положить на стол? Служебную информацию? Этого недостаточно.

— Моей компании не требуется чужая служебная информация.

— Это не ваша компания. — Увидев гневный блеск в глазах Джерри, Тайлер наклонил голову. — Вы только хотите, чтобы она стала вашей. Вы просите Дона отравить вино. Хотя бы несколько бутылок. Показываете ему, как это сделать, выйти сухим из воды и стать героем, когда дерьмо полезет во все щели. А сами вы тоже становитесь героем в «Ла Кер». В случае краха Джамбелли вас ждет большое повышение. Никто особенно не пострадает. По крайней мере, так вы говорите бедному простофиле Дону. Но это здорово тряхнет компанию.

— Мне очень жаль, но в эту сказку никто не поверит. — Тем не менее по спине Джерри, прикрытой нарядной рубашкой, потекла струйка пота.

— Отчего же? Думаю, полиции она доставит большое удовольствие. Но дослушайте до конца, — предложил Тай. — Дону не везет, и старик умирает. Вам ничего не обламывается. Вы устраиваете Дону головомойку. Тем временем Джамбелли умудряются залатать дыры. Авано все еще ускользает от вас. А один из ваших служащих переходит в лагерь врага.

— Мы сумели обойтись без услуг Дэвида Каттера. — Джерри хотел наполнить бокал, но понял, что у него дрожит рука. — Простите, но вы отняли у меня достаточно времени.

— Я почти закончил. К тому времени вы открываете второй фронт, обещаете одной из наших служащих повышение, пользуетесь ее неудовлетворенностью и ревностью. Когда наступит кризис — а вы уверены, что он наступит, — компания «Джамбелли» лишится ценного сотрудника и будет выбита из колеи.

— Я не имела к этому никакого отношения! — Крис схватила свой кейс и начала совать в него документы. — Я ничего об этом не знаю!

— Может быть. Вашему стилю больше соответствуют удары в спину.

— Можете думать и говорить все, что вам угодно! Я ухожу! Она пулей вылетела из кабинета и захлопнула за собой дверь.

— Я бы не стал рассчитывать на ее преданность фирме, — прокомментировал Тайлер. — Вы недооценили Софию, Деморне. И переоценили себя. Вы добились кризиса, пролили кровь, но вам было мало. Вы хотите большего, и это задушит вас. Нападение на Каттера было глупостью. С документов были сделаны копии, и Дон знал об этом.

Судьба Крис Джерри не волновала. При необходимое этой женщиной можно было пожертвовать, как пешкой.

— Наверно, Донато ударился в панику. Человек, совершивший одно убийство, не остановится перед вторым.

— Это верно. Но старина Дон не считал, что убил кого-то. Это сделало вино. И он слишком быстро убегал, чтобы думать о Дэвиде. Я пытаюсь понять, кто мог сообщить вам о встрече в Венеции и о том, что Дон снял деньги со своего личного счета Ничего, копы займутся этим делом и потянут ниточку, которая приведет к вам. Вам придется ответить на множество вопросов. Но еще до прихода полиции жизнь сотрудников вашего отдела связей с общественностью превратится в кошмар. Дружище, вас выбросят из «Ла Кер», как выбрасывают банку из-под пива.

Тай поднялся.

— Вы думаете, что прикрыли каждый дюйм своей задницы, Но это никому не удается. Если Дон начнет тонуть, то потащи за собой и вас. Лично я с удовольствием полюбуюсь тем, как уйдете под воду в третий раз. Я не любил Авано. Он был эгоистичным идиотом, не ценившим то, что имел. Дон относится к той же категории, разве что стоит немного выше. Но вы — подлый трус, который платит людям, делающим за него грязную работу. Сделать что-нибудь самому у вас кишка тонка. Меня не удивляет, что ваша жена не дает проходу ни одним брюкам.

Когда Джерри бросился на него, Тай не сдвинулся с места. Он стоял опустив руки по швам, не сделал попытки парировать удар, направленный ему в челюсть. И даже позволил стукнуть себя спиной о дверь.

— Ты видела? — спокойно спросил он Софию. — Он ударил меня, а теперь хватает руками. Я хочу вежливо попросить его перестать. Вы слышите меня, Деморне? Я вежливо прошу вас перестать.

— Твою мать! — Джерри сжал кулак и ударил бы Тая в живот, если бы успел. Но его кулак остановился в дюйме от намеченной цели. Потом что-то хрустнуло, руку Деморне пронзила боль, он задохнулся и опустился на колени.

— Вам придется сделать рентген руки, — сказал Тайлер и сделал легкий толчок, который заставил Джерри упасть на пол и скорчиться от боли. — Кажется, я слышал треск кости. Софи ты готова?

— Гм-м… да. — Ошеломленная София позволила Таю вывести ее из кабинета и посадить в лифт. И только тут она поняла, что забыла дышать. — Мне бы хотелось кое-что довести до твоего сведения.

— Валяй. — Он нажал на кнопку «вестибюль» и оперся спиной о стену.

— Я не вмешивалась и не задавала вопросов. Я не напрягала мускулы, — продолжила она, увидев, что у Тайлера приподнялся уголок рта. — И не доказывала тебе, что могу справиться с этим делом сама. Я только хочу обратить на это твое внимание.

— Принято. У тебя своя область, а у меня своя. — Тай обнял ее за плечи. — А теперь летим домой.

ГЛАВА 27

— И тогда… — София вонзила зубы в разогретую лазанью. На кухне виллы собралась вся семья. — Тай взял его за руку… Я даже не видела, как это случилось. Это было как молния. Большая рука накрыла наманикюренную ручку Джерри, которая наверняка еще ныла от соприкосновения с челюстью Тая. Короче, — она сделала глоток вина, — Джерри вдруг побелел, глаза у него закатились, он сложился, как… как аккордеон, и сел на пол. А этот верзила даже не вспотел ни чуточки. Я вытаращила глаза, как поступил бы всякий другой на моем месте, а Тай вежливо предложил Джерри сделать рентген руки, потому что ему показалось, что он слышал хруст кости.

— Боже милостивый… — Пилар налила себе еще вина. — Серьезно?

— Угу. — София сделала глоток. Она умирала с голоду. Это началось, как только она вошла в дверь. — Я слышала негромкий звук, как будто под ногой треснула ветка. Но просто ужасный. А потом мы ушли. И должна сказать… Эли, твой бокал пуст. Честно говоря, это было страшновато, но возбуждающе. Очень возбуждающе, и мне не стыдно сказать, что, когда мы вернулись в самолет, я набросилась на него.

— Иисусе, София. — Тайлер вспыхнул до корней волос. — Молчи и ешь.

— Тогда это тебя не смущало, — напомнила она. — Что бы ни случилось дальше, но я всегда буду помнить, как Джерри корчился на полу, словно устрица из коктейля. Ничто не заставит меня забыть об этом… А мороженое у нас есть?

— Я принесу. — Пилар встала из-за стола, затем сделала паузу и поцеловала Тая в макушку. — Хороший мальчик.

Эли шумно вздохнул:

— У тебя на подбородке даже синяка не осталось.

— У этого педераста бархатные ручки, — не успев подумать, ответил Тай и тут же поморщился. — Прошу прощения, La Signora.

— Ничего. Я не одобряю таких выражений за своим столом. Но прощаю, поскольку я у тебя в долгу.

— Ты ничего мне не должна.

— Знаю. — Тереза потянулась к руке Тая и крепко сжала ее. — И все же я у тебя в долгу. Меня предала кровная родня. Меня и мое дело. Мысль об этом заставила меня сомневаться в себе. В том, что я делала и чего не делала. Но сегодня вечером я вижу свою внучку и мальчика, которого когда-то подарил мне Эли. И сердечная рана вновь зарастает. Я ни о чем не жалею. И ничего не стыжусь. Чего мне стыдиться? Что бы ни случилось, мы выдержим. Нам нужно подумать о свадьбе, — сказала она и улыбнулась Пилар, которая накладывала в блюдца мороженое. — Нужно руководить бизнесом и ухаживать за виноградниками. — Она подняла бокал. — Perfamiglia.

София заснула мертвым сном и проснулась рано. В шесть часов утра она закрылась в своем кабинете, исправила текст пресс-релиза и сделала несколько телефонных звонков главным заказчикам в Европе. В семь часов она мысленно пересекла Атлантику и переключилась на Восточное побережье. Она была очень осторожна. Ни разу не упомянула имени Джерри и не обвинила конкурента в темных делишках. Однако намек был достаточно прозрачным.

В восемь часов она решила, что час уже достаточно поздний, и позвонила Мурам домой.

— Тетя Элен, извини, что звоню так рано.

— Ничего не рано. Через пятнадцать минут ты меня не застала бы. Ты еще в Венеции?

— Нет, я дома, но мне нужна консультация юриста. По нескольким щекотливым делам одновременно. Некоторые из них имеют отношение к международному праву.

— Административному или уголовному?

— И к тому и к другому. Ты знаешь, что Донато сидит в камере предварительного заключения. Сегодня его передадут итальянским властям. Он не собирается сопротивляться. В частном разговоре со мной он признался, что был связан с одним американцем, нашим конкурентом. Этот человек как минимум знал об отравлении вина и присвоении чужого имущества. Но очень похоже, что он принимал в этом и непосредственное участие.

Разве это не заговор? Можно ли выдвинуть против него обвинение? Маргарет умерла здесь, в Штатах, так что…

— Потише, потише! Софи, ты слишком торопишься. А юридический корабль движется медленно. Во-первых, ты ссылаешься на слова Донато. Но в данный момент этот источник не заслуживает большого доверия.

— Потом все изменится, — пообещала София. — А пока что мне нужна общая картина.

— Я не сильна в международном праве. Честно говоря, и в уголовном тоже. Тебе нужно поговорить с Джеймсом. Сейчас я позову его. Но предупреждаю по-дружески. Этим делом должны заниматься власти и полиция. Я не хочу, чтобы ты что-нибудь предпринимала. Будь очень осторожна в своих словах и выступлениях в печати. Не делай никаких заявлений без предварительной консультации со мной, Джеймсом или Линком.

— Я уже составила пресс-релизы для наших и зарубежных изданий. Если ты скажешь, что все в порядке, я разошлю их по факсу.

— Подожди. Сначала поговори с Джеймсом. До этого ничего не делай.

София закусила губу. Интересно, что сказала бы тебе Элен, уважаемый судья, о визите, который они с Таем нанесли Джерри накануне вечером…

Утро было в разгаре. Дэвид стоял между рядами лоз в винограднике Макмилланов. Он чувствовал растерянность и легкую панику. Его сын, которому только что исполнилось семнадцать, впервые отправился в школу на собственной подержанной машине с откидным верхом.

— Вы случайно не с документами? — спросил его Тайлер.

— Случайно нет.

— В таком случае я предлагаю вам отправиться в подвалы и проверить, как выполняется расписание на месяц. Мы пойдем проверять закваску для мерло урожая девяносто третьего года.

— Пока я тут пробовал вино, вы выбили сто очков.

— Пустяки. Противник оказался слабоват.

— Пилар сказала, что вы сделали его одноруким. — Дэвид посмотрел на свое плечо. — Пока что у меня тоже только одна рука, хотя этот садист физиотерапевт говорит, что скоро все будет в порядке. Я бы тоже с наслаждением устроил ему взбучку. — Дэвид размашисто шагал между рядами, борясь с собственным гневом. — Я ведь работал с этим сукиным сыном. Много лет.

Сидел с ним на совещаниях, на ленчах, на ночных заседаниях. Некоторые из них были посвящены тому, как переманить некоторых заказчиков Джамбелли и ваших. Бизнес есть бизнес.

— Это верно.

— Когда «Ла Кер» получил эксклюзивный заказ авиакомпании «Эллайз», совершающей рейсы в Европу и обратно, я вместе с ним праздновал это событие в ресторане. Мы с большим трудом перехватили этот заказ у Джамбелли. После этого я несколько дней гладил себя по головке. Но теперь я пораскинул мозгами, сравнил время и кое-что понял. Мы победили только потому, что он работал по наводке. Дон сообщил ему замыслы «Джамбелли» еще до того, как они были реализованы.

— Именно так некоторые понимают бизнес.

— Я не из их числа.

Его тон заставил Тая остановиться. Ему казалось, что за последние месяцы они с Дэвидом стали друзьями. Почти родственниками. Достаточно близкими людьми, чтобы понимать: Каттер испытывает досаду и ощущает чувство вины.

— Дэвид, никто этого не говорит. И не думает.

— Нет. Но я помню, как радовался этому заказу.

— И что теперь? Прикажете вас утешать? Хватит с меня и того, что я бросил все дела и помчался в Италию стирать с асфальта вашу кровь. То, что вы подставили себя под пулю, сорвало мне все расписание.

Дэвид повернулся к Таю.

— Когда вы советовали этому траханому Деморне сделать рентген, вы говорили с ним таким же тоном?

— Возможно. Я всегда пользуюсь этим тоном, когда кто-то делает вопиющую глупость.

В животе у Дэвида потеплело, а в глазах заиграли чертики.

— Я бы с удовольствием врезал тебе за такие слова, сынок, но ты больше меня.

— И моложе.

— Ублюдок. И все равно я мог бы накостылять тебе по шее, но не буду, потому что сюда идет София. Не хочу, чтобы она видела, как ее будущий отчим дерет тебе задницу.

— Размечтался…

— Пойду-ка я в погреба. — Проходя мимо Тайлера, он задержался. — Спасибо.

— Не за что. — Тай пошел в противоположную сторону, навстречу Софии. — Ты опять опоздала.

— У меня были более важные дела. Куда это отправился Дэвид? Я хотела спросить, как он себя чувствует.

— Лучше не надо. Он сильно переживает из-за сделанного нами открытия… А какие у тебя были дела?

— Ободряла нескольких колебавшихся заказчиков, заигрывала с прессой, консультировалась с юристами. Еще один спокойный день наследницы винной империи… Что творится на винограднике?

— Ночи были холодные и влажные. Это грозит вспышкой ложномучнистой росы. Придется проводить второе опрыскивание серой сразу после завязывания гроздьев. Ничего особенного.

— Хорошо. Завтра я выкрою время для работы в винограднике, а ты — для работы с ребятами из моего отдела. С возвращением в команду. Кстати, почему ты меня не поцеловал, когда увидел?

— Потому что я на работе. Мне нужно проверить новые посадки, забежать на старую винокурню и заглянуть в ферментационные баки. Потом мы будем брать пробы в погребах. А в конце дня перевезем ко мне твои вещи.

— Я не говорила, что…

— Но раз уж ты здесь… — Тай наклонился и поцеловал ее.

— Мы еще поговорим об этом… — начала София, но тут зазвонил телефон, лежавший в ее нагрудном кармане. — Очень скоро, — добавила она. — София Джамбелли… Chi? Si, va bene. — София отвела от уха телефон. — Звонят из кабинета лейтенанта Де Марко. Сегодня Дона передали ему. Ага… — Она вернула телефон на прежнее место. — Si, buon giorno. Mache… scusi? No, no.

Все еще сжимая телефон, София опустилась на землю.

— Соте! — выдавила она, перехватила руку Тайлера, пытавшегося забрать у нее телефон, и яростно замотала головой. — Donate.. — Потом София подняла взгляд и ошеломленно посмотрела на Тая. — E… morto.

Перевода не требовалось. Тайлер забрал у нее телефон, назвался и спросил, как именно умер Донато Джамбелли.

— Сердечный приступ. Ему не было и сорока. — София расхаживала из угла в угол. — Это моя вина. Он все рассказал мне, а потом я пошла к Джерри и передала ему слова Дона. С таким же успехом я могла нарисовать на спине Донато мишень.

— Ты сделала это не одна, — напомнил ей Тайлер. — Именно я дернул Деморне за вымя.

— Basta, — не слишком строго приказала Тереза. — Если обнаружится, что Донато умер от передозировки лекарств или был убит в полиции, это будет даже к лучшему. В конце концов, полиция была обязана не только держать его в тюрьме, но и охранять. Я не хочу, чтобы судили близких мне людей. С этим нужно покончить, решила она.

— Он разочаровал меня. Но я помню, что когда-то он был славным мальчиком с чудесной улыбкой. Я буду оплакивать этого мальчика.

Она взяла руку Эли и поднесла ее к губам жестом, которого Софии до сих пор видеть не приходилось.

— Nonna… Я полечу в Италию и буду представлять семью на похоронах.

— Нет. Скоро ты займешь мое место. Но не сейчас. Ты нужна мне здесь. Полетим мы с Эли. Как и положено. Если Франческа, Джина и дети захотят, я вернусь с ними… Но избави нас боже от этого, — с чувством добавила она, поднимаясь на ноги.

София изучала кабинет Линка. Никто не заподозрил бы его отца в том, что он покровительствует сыну. Убогая комнатушка немногим больше конфетной коробки не имела окон и была завалена книгами и папками. Если здесь и имелся письменный стол, то его не было видно за горами бумаги.

— Добро пожаловать в мою темницу. Она невелика, — сказал Линк, освобождая для Софии стул. — Но… Да, она невелика, — повторил он, положив папки и справочники на пол.

— Когда начинаешь с нуля, то утешаешься тем, что падать ниже уже некуда.

— Если я буду хорошо себя вести, мне дадут собственный скрепкосшиватель. — С искусством, говорившим о том, что он проделывал это не раз, Линк объехал завал на вращающемся кресле. Откуда-то из-под горы бумаг донесся телефонный звонок.

— Будешь искать? Где у тебя аппарат?

— Если я найду его, кто-нибудь захочет со мной поговорить. А я предпочитаю говорить с тобой.

София не понимала, как можно работать в таких условиях. У нее чесались руки навести здесь порядок.

— Я чувствую угрызения совести из-за того, что добавила тебе работы. И все же спрошу, здесь ли документы, которые я тебе послала, и успел ли ты их посмотреть.

— У меня есть своя система. — Он полез в кучу на левом углу стола и выудил оттуда папку.

— Фокус-покус, — кивнула София. — Хорошо получается.

— Хочешь, чтобы я вынул из своей шляпы кролика? — Линк улыбнулся и сел. — Все в порядке, — начал он. — Я пробежал глазами твои пресс-релизы. В конце концов, я обязан отработать свой баснословный гонорар. — Он протянул ей папку с отредактированными текстами. — Я правильно понимаю, что в данный момент ты выступаешь как представитель всей компании «Джамбелли — Макмиллан»?

— Да. По крайней мере, пока Nonna и Эли в Италии. Мама не училась таким вещам. А я училась.

— А Дэвид? А Тай?

— Я прослежу, чтобы они получили копии. Просто на всякий случай. Но будет лучше, если с представителями средств массовой информации будет встречаться кто-нибудь из семьи Джамбелли. Именно мы получаем пинки со всех сторон.

— Да, Дон… Мне очень жаль.

— Мне тоже. — София смотрела на свои пресс-релизы, но не видела их. — Похороны сегодня. У меня не выходит из головы наш последний разговор и то, как он был напуган. Я знаю, что он сделал, и не могу простить ему этого. Но волей-неволей вспоминаю о его страхе и том, как холодно я с ним обошлась.

— Софи, не осуждай себя. Мама и папа ввели меня в курс дела. По крайней мере, рассказали то, в чем были уверены. Он был жаден и глуп. Он виноват по крайней мере в двух смертях.

— Он называл их несчастными случаями. Линк, я знаю, что он сделал. Но кто стоял за ним?

— Все выводит нас на Деморне. Но тебе придется быть осторожной. Не упоминать в своих заявлениях ни его, ни «Ла Кер».

— Угу… — Она лениво изучала свой маникюр. — Однако в печать уже просочилось, что полиция допрашивала его в связи с отравлением, фальшивым заказчиком и даже убийством моего отца. Не представляю себе, откуда пресса получила эту информацию.

— Ты коварная особа, Софи.

— Это говорит мой адвокат или мой друг?

— И тот и другой. Но будь осторожна. Ты же не хочешь, чтобы эту утечку приписали тебе. Если репортеры будут спрашивать о Деморне, отвечай только одно: «Без комментариев».

— У меня очень много комментариев.

— Каждый из которых грозит тебе судебным процессом. Пусть судебная система свершает свой мучительный путь к конечной цели. Если Деморне и имел к этому отношение, доказательств у тебя нет, — напомнил Линк. — Теперь я говорю как адвокат. Если он причастен, то правда выйдет наружу. Но одних показаний Дона для этого недостаточно.

— Я уверена, что кукловодом был Джерри, и этого мне достаточно. Люди мертвы, а почему? Только потому, что он захотел завоевать рынок? Черта с два!

— Людей убивали и за меньшее, но это слабый довод. Он богатый, уважаемый бизнесмен. Обвинить его в промышленном шпионаже, присвоении чужих денег, порче продукции будет очень непросто. Не говоря об убийстве.

— Он начал первым. История о романе его жены с моим отцом станет для прессы лакомым кусочком. Это унизит его публично. Он и так ненавидит нас, а после этого возненавидит еще больше. Я поняла это после нашей встречи в Нью-Йорке. Это не бизнес. Точнее, не только бизнес. Это очень личное… Линк, ты видел наше новое рекламное объявление?

— С парой на крыльце? Закат на озере, вино и любовь. Очень стильно, очень привлекательно. Похоже, оно принесло тебе славу. Лично тебе, а не компании.

— Спасибо. Моя бригада потратила на него много времени и мозгов. — Она полезла в кейс и вынула из папки лист бумаги. — А вчера кто-то прислал мне вот что.

Линк узнал рекламное объявление, хотя оно было размножено на компьютере и переделано. Здесь голова молодой женщины была закинута, ее рот открыт в безмолвном крике. Бокал лежал на крыльце, разлившееся вино напоминало капли крови. Заголовок гласил:

НАСТАЛО ВРЕМЯ ТВОЕЙ СМЕРТИ.

— О боже, Софи… Это подло и мерзко. Где конверт?

— Конверт есть. Естественно, без обратного адреса. С почтовым штемпелем Сан-Франциско. Сначала я подумала о Крис Дрейк. Это ее стиль. Но теперь я так не считаю.

Теперь она могла смотреть на изувеченное рекламное объявление без дрожи.

— Думаю, теперь она старается держаться тише воды, ниже травы. Не знаю, прилетал ли Джерри на Западное побережье, но это его рук дело.

— Нужно отнести это в полицию.

— Я отослала им оригинал сегодня утром. Это копия. Я уверена, что они снова сочтут это еще одной мерзкой шуткой. — София поднялась. — Я хочу, чтобы им параллельно занялся нанятый тобой частный детектив. И не хочу, чтобы ты кому-нибудь говорил об этом.

— С первым я согласен, а второе считаю глупым.

— Это не глупо. Моя мать готовится к свадьбе. У Nonna и Эли дел выше головы. Так же, как у Тая с Дэвидом. Кроме того, послание касается только меня. Лично. Вот я и хочу иметь с этим дело лично.

— Мало ли чего ты хочешь… Это угроза.

— Может быть. Поверь мне, я буду очень осторожной. Но не позволю испортить праздник моей матери. Она слишком долго ждала счастья. Никому не позволю расстраивать моих стариков. И ничего не скажу Таю — по крайней мере, какое-то время, — потому что он взбесится. Линк, пусть это останется между нами, ладно?

София потянулась к его руке.

— Я рассчитываю на тебя.

— Вот что я сделаю, — спустя минуту ответил Линк. — Я сообщу все частному детективу, дам ему поработать сорок восемь часов, а потом посмотрим. Но если за это время ты получишь еще одну угрозу, то немедленно приедешь ко мне.

— Это я обещаю. Но сорок восемь часов…

— Вот что… — Он поднялся на ноги. — Я делаю это, потому что люблю тебя и знаю, что ты чувствуешь. И не делаю большего, потому что люблю тебя и знаю, что чувствую я сам. Решать тебе.

— О'кей… О'кей, — Софи тяжело вздохнула. — Линк, я не буду бравировать и делать глупости. Может быть, я слишком упрямая, но не глупая. Он хочет напугать меня и вызвать новую сумятицу в моей семье. Но у него ничего не выйдет. Сейчас я встречаюсь со своей и твоей матерью. Мы поедем покупать свадебный наряд. — София поцеловала его в обе щеки. — Спасибо.

Мадди представляла себе поездку за покупками как посещение торгового квартала, где можно посмотреть на мальчишек (которые пришли туда, чтобы посмотреть на девчонок), а также потратить карманные деньги на дешевую еду и новые сережки. Она ждала, что ей придется проскучать часть дня в компании трех взрослых женщин, обходящих шикарные магазины готовой одежды.

Лично ее прельщало в этой поездке только одно. После долгой борьбы она добилась разрешения отца на полосатые волосы. Кроме того, если она не ошиблась, можно будет расколоть Пилар на хороший подарок.

Ей позволили называть госпожу Джамбелли просто по имени — Пилар. Это было непривычно, но все же лучше, чем называть ее мамой или как-нибудь еще.

Однако сначала нужно было вытерпеть ленч с Пилар и леди судьей. Ленч-девичник, насмешливо думала Мадди. Крошечные порции противной нежирной и безвкусной еды и скучные разговоры об одежде и фигуре. Все было бы еще туда-сюда, если бы с ними поехала София. Но прозрачные намеки Мадди на то, что она могла бы составить Софи компанию, пока та ходит по своим делам, успеха не имели.

«Что ж, придется проскучать час-другой», — подумала девочка. Каково же было ее удивление, когда они вошли в шумный итальянский ресторан, где вкусно пахло приправами.

— Я должна заказать салат… Я должна заказать салат, — повторила Элен. — Но не буду. Я уже слышу, как меня окликают баклажаны по-пармски.

— Лично я предпочитаю феттучине.

— Тебе хорошо, — сказала Элен, обращаясь к Пилар. — У тебя никогда не было лишних килограммов. Можно не беспокоиться, как ты будешь выглядеть обнаженной в первую брачную ночь.

— Он уже видел ее обнаженной, — сказала Мадди, заставив обеих женщин обернуться и уставиться на нее. Она нахохлилась и опустила глаза, готовая выслушать нотацию. Но вместо этого раздался смех, и Элен обняла ее за плечи.

— Давай-ка пройдем в кабинет. Там ты сможешь рассказать о своем отце и Пилар то, что эта скромница от меня утаила.

— Думаю, они занимались этим вчера вечером на лоне природы. У папы на джинсах пятна от травы.

— Тебя можно подкупить? — спросила Пилар. Мадди прошла в кабинет и широко улыбнулась:

— Конечно.

— Давай заключим сделку, — сказала Пилар, садясь рядом.

Мадди нисколько не скучала. Наоборот, ей было весело. Никто не цыкал на нее за шпильки, никто не ждал, что она будет сидеть тихо и вести себя прилично. Все было так, словно она находилась с Тео и отцом, но по-другому. Причем намного приятнее. Она была достаточно сообразительна и понимала, что это ее первый выезд в свет с женщинами. И не сомневалась, что Пилар тоже это понимает.

Поэтому она с удовольствием пошла в магазин готовой одежды, где все разговоры были посвящены исключительно нарядам, ткани, цвету и покрою.

А при виде Софии, растрепанной, сияющей и счастливой, пятнадцатилетняя девочка сделала открытие. Она бы не возражала быть такой, как София Джамбелли. В конце концов, София доказала, что женщина может быть умной, по-настоящему умной, делать все, что ей хочется, так, как хочется, и при этом поразительно выглядеть.

Она была одета неброско, но все равно привлекала к себе всеобщее внимание.

— Надеюсь, ты еще ничего не успела примерить? — спросила София у матери.

— Нет, не успела. Хотела дождаться тебя. Что ты думаешь об этом синем шелковом?

— Гм-м… А что, неплохо. Привет, Мадди. Привет, тетя Элен. — Она поцеловала Элен в щеку, а потом негромко кашлянула. — Ох, мама! Посмотри сюда. Замечательные кружева. Романтично, элегантно, и цвет в самый раз.

— Красиво. А не слишком молодежный стиль? Оно больше подходит тебе, чем мне.

— Нет, нет. Это свадебное платье. Как раз для тебя. Ты должна его примерить.

Рассматривая платье, Пилар не снимала руки с плеча Софии. Это неосознанный жест, подумала Мадди. Просто чтобы прикоснуться. Девочка не могла припомнить, чтобы ее собственная мать прикасалась к ней так вот просто, без определенной цели. У них никогда не было такой близости. Иначе мать не ушла бы от них так легко.

— Примерь оба, — настаивала София. — И это из розового льна, которое выбрала тетя Элен.

— Если бы она не так торопилась выскочить за этого малого, можно было бы заказать что-нибудь у хорошего модельера. А я могла бы похудеть на пять килограммов, поскольку на меня теперь налезает только судейская мантия. Может быть, отсосать лишний жир?

— Ох, перестань… Ладно, уговорила, я начну с этих трех.

Когда Пилар вместе с продавцом ушла в примерочную, София потерла руки.

— Вот и ладно. А теперь твоя очередь.

Удивленная Мадди захлопала глазами.

— Это магазин для взрослых.

— Мы с тобой одного роста… И, кажется, одного размера, — добавила София, изучая выбранный ею наряд. — Мама любит теплые цвета, поэтому нам с тобой придется соответствовать. Хотя я предпочла бы видеть тебя в чем-нибудь ярком.

— Я люблю черное, — заявила Мадди, готовая биться до конца.

— Да. Тебе идет этот цвет.

— Серьезно?

— Угу. Но в данном случае тебе придется расширить свой кругозор.

— Розовое я не надену. — Мадди сложила руки на груди.

— Серьезно? А я представляла тебя в розовом органди, — сказала Элен. — С кружевными манжетами и маленьким «Мэри Джейн».

— Что такое «Мэри Джейн»?

— М-да… Похоже, мои вкусы устарели. Загляну-ка я в соседнюю секцию.

— А что там? — спросила Мадди, когда Элен скрылась за перегородкой.

— Либо обувь, либо посуда. Точно не знаю… Мне нравится вот это. — София вынула длинное дымчато-голубое платье без рукавов.

— Тебе пойдет.

— Не мне, а тебе. — София повернулась и приложила платье к Мадди.

— Мне? Серьезно?

— Да, серьезно. Но для такого платья тебе придется поднять волосы. Открыть шею и плечи.

— А если я постригу их? В смысле волосы. Коротко.

— Гм-м… — София вытянула губы и представила себе Мадди без челки. — Да, пожалуй. У лица коротко, а на затылке подлиннее. И чуточку осветлить…

— А если выкрасить перышками? — спросила Мадди, чуть не лишившаяся от радости дара речи.

— Более светлыми, но совсем чуть-чуть. Поговори с отцом, а потом я свожу тебя к своему парикмахеру.

— Почему я должна с кем-то разговаривать насчет прически? Это мои волосы.

— Тоже верно. Раз так, попробуем. Я позвоню в салон и узнаю, сумеют ли они нас принять до отъезда домой. — Она хотела отдать Мадди платье, но остановилась. — Ох, мама…

— Что скажешь? — Пилар была в платье персикового цвета, с кружевным лифом и широкой юбкой, заканчивавшейся сзади небольшим шлейфом. — Ну же, не томи душу…

— Тетя Элен, иди сюда! — позвала София. — Мама, ты просто красавица…

— Настоящая невеста, — подтвердила Элен и чихнула. — Проклятье, нанюхалась парфюмерии!

— О'кей. — Пилар мечтательно прикрыла глаза и описала круг. — Мадди, а у тебя какое мнение?


— Потрясно. У папы глаза вылезут на лоб.

Пилар широко улыбнулась и сделала еще один круг.

— Мы купили отличную вещь с первой попытки!

Но это было еще далеко не все. Шляпки, головные уборы, туфли, украшения, сумочки, даже нижнее белье. Они отправились домой уже в темноте. Багажник машины ломился от пакетов и коробок. Однако платья остались в магазине. Их нужно было подогнать по фигуре.

Это не слишком расстроило Мадди. У нее появилась куча новой одежды, обуви и очень симпатичные новые серьги, которые она сразу надела. В сочетании с потрясающей новой стрижкой и крашеными перышками волосами они смотрелись еще лучше.

Кажется, в ее новом положении девочки из хорошей семьи были свои преимущества.

— Мужчины считают себя охотниками, — сказала София, сворачивая на север. — Но это не так. Понимаете, они идут охотиться на гризли и ни о чем другом не думают. Когда они выслеживают большого медведя, то не видят всего остального. У них узкий кругозор. В отличие от них, женщины могут охотиться на гризли, но одновременно добывают и другую дичь.

— Кроме того, мужчины стреляют в первого же большого медведя, которого видят, — вставила Мадди, сидевшая на заднем сиденье. — Им и в голову не приходит, что гризли на свете много.

— Точно. — София побарабанила пальцами по рулю. — Мама, у этой девочки большой потенциал.

— Согласна. Но мне не слишком по душе туфли на двухфутовой подошве, которые она носит.

— Потрясающие туфли. Очень сексуальные.

— Ага. — Довольная собеседницами и собой, Мадди подняла ногу. — И толщина подошвы у них всего десять сантиметров.

— Не понимаю, зачем тебе нужно ковылять в них.

София посмотрела в зеркало заднего вида и поймала взгляд Мадди.

— Это мамина обязанность. Она должна была сказать так. Ты бы видела ее лицо, когда я проколола себе пупок.

— Ты вставила заклепку в пупок? — Восхищенная Мадди потянулась к пряжке ремня безопасности. — Можно посмотреть?

— Потом все заросло. Извини, — хихикнула София, когда разочарованная Мадди снова села на место. — Она мне мешала.

— Кроме того, тогда ей было восемнадцать. — Пилар повернулась и сурово посмотрела на Мадди. — Так что пока даже не думай об этом.

— Это тоже мамина обязанность?

— Непременно. Но я должна сказать, что вы обе были правы насчет прически. Она великолепна.

— А если папа будет ворчать, ты за меня заступишься?

— Ну, я… — Тут машина заскрежетала шинами на повороте, и Пилар обернулась. — София, я должна выполнить еще одну материнскую обязанность. Сбавь скорость.

— Подтяните ремни безопасности, — мрачно ответила София, стиснув руль. — Что-то случилось с тормозами.

— О боже… — Пилар инстинктивно оглянулась на Мадди. — Ты пристегнута?

— Ага. — Когда машина сделала еще один поворот, девочка вцепилась в сиденье, чтобы удержать равновесие. — Я в порядке. Дерни за ручку экстренного торможения.

— Мама, тяни. Мне нужны обе руки. — София изо всех сил сдерживала дрожь в руках. Она не позволяла себе думать ни о чем, кроме одного: нужно сохранить управление. Шины снова заскрежетали, и машина с трудом вписалась в новый крутой поворот.

— Не выходит, малышка. — Машина не сбавляла скорость. — Может быть, выключить двигатель?

— Тогда заблокируется руль. — Мадди проглотила комок в горле. — Она не сможет управлять.

Из-под колес летел гравий; София пыталась удержать машину на шоссе.

— Возьми мой телефон и набери девять-один-один. — София покосилась на приборную доску. Горючего еще половина бака. Одной надеждой меньше. На такой скорости вписаться в приближающийся S-образный поворот не удастся.

— Переключи передачу! — крикнула сзади Мадди. — Попробуй переключить на первую!

— Это мысль! Мама, когда я скажу, поставишь ручку в третью позицию. Нас здорово тряхнет, так что держитесь. Но может получиться. Я не могу отпустить руль.

— Я держу ручку. Все будет в порядке.

— О'кей. Приготовься. — София нажала на педаль сцепления; казалось, это только добавило машине скорости. — Давай!

Автомобиль сильно тряхнуло. Мадди закусила губу, но это не помешало ей вскрикнуть.

— Теперь во вторую, — велела София, вывернув с обочины на середину шоссе. По спине потекла струйка холодного пота. — Давай!

Машину трясло; Софию бросало то вперед, то назад. Она боялась, что сработают аварийные предохранительные подушки и сделают ее беспомощной.

— Скорость немного снизилась. Хорошая мысль, Мадди.

— После поворота нам предстоит спуск. — Голос Софии был холоден, как лед. — Поэтому скорость увеличится. Но я справлюсь. Как только кончится спуск, начнется подъем. И там мы остановимся. Мама, на всякий случай возьми мой телефон. И держитесь покрепче.

Она не смотрела на спидометр. Теперь ее глаза были прикованы к шоссе, мозг ожидал новых поворотов. Она ездила по этой дороге тысячи раз. Свет фар разрывал темноту, слепя ехавших навстречу. Она слышала сердитые гудки, раздававшиеся, когда автомобиль пересекал центральную.

— Почти приехали. Почти… — Она свернула сначала влево, потом вправо. Руль скользил во влажных от пота ладонях.

София не увидела, а скорее почувствовала, что земля начала выравниваться. Еще чуть-чуть, думала она. Еще чуть-чуть…

— В первую, мама. Поставь в первую.

Раздался страшный шум; машину затрясло. Софии казалось, что огромный кулак ударил в капот. Что-то затрещало, потом зазвенело. Скорость упала, и София свернула на обочину.

Когда машина остановилась, никто не мог вымолвить ни слова. Мимо проехал один автомобиль, за ним другой.

— Все целы? — Пилар потянулась к пряжке ремня и поняла, что у нее онемели пальцы. — Все о'кей?

— Ага. — Мадди вытирала щеки. — Нормально. Думаю, нам нужно вылезти.

— Хорошая мысль. Софи, как ты, детка?

— Нормально. Выбираемся отсюда к чертовой матери. София сумела выйти и добраться до переднего бампера.

И тут у нее подкосились колени. Она оперлась руками о капот и постаралась отдышаться. Ей не хватило воздуха, мучила одышка.

— Ты здорово вела машину, — сказала ей Мадди.

— Ага… Спасибо.

— Иди ко мне, детка. Иди сюда. — Пилар повернула дочь лицом к себе и обняла, когда Софию затрясло. Потом Пилар потянулась к Мадди. — Иди ко мне, детка, — повторила она. Девочка прижалась к ней и дала волю слезам.

ГЛАВА 28

Дэвид, едва живой от страха и облегчения, пулей вылетел из дома. Не успел полицейский автомобиль затормозить, как он выхватил из него Мадди, взял на руки и начал баюкать, как маленькую.

— Ты в порядке… — Он прижимался губами к ее щекам, к ее волосам. Дышал ею, и дрожь, которая била его с момента звонка, постепенно утихала. — Ты в порядке, — снова и снова повторял он, прижимая Мадди к себе.

— Я в порядке. Жива и здорова. — Стоило девочке обвить руками шею отца, как мир и в самом деле встал с головы на ноги. — Софи вела машину, как те парни на гонках, которые вы с Тео любите смотреть по телевизору. Это было здорово.

— Здорово. Ага… — Дэвид баюкал ее и успокаивался, зарывшись лицом в ее шею. Тем временем Тео неловко гладил сестру по спине.

— Держу пари, это была еще та езда. — Тео мужественно сражался с комком в горле. У него давно сосало под ложечкой от страха за Мадди и тревоги за сходившего с ума отца. — Папа, я сам отнесу ее домой. Ты разбередишь руку.

Дэвид, у которого от волнения пропал голос, только покачал головой. Он мог думать лишь о своей малышке. Его девочка чуть не погибла.

— Папа, все нормально, — сказала ему Мадди. — Я могу сама идти. Сначала нас всех трясло, но потом мы успокоились. А Тео может отнести в дом мою добычу. — Она потерлась щекой о щеку отца. — Мы хорошо ограбили магазины, правда, Пилар?

— Правда… Тео, я помогу.

— Мы с Тео справимся сами. — Мадди начала извиваться как червяк, и отец отпустил ее.

— Что ты сделала со своими волосами? — Дэвид провел рукой по стриженой гриве и задержал ладонь на теплой шее дочери.

— Избавилась от лишнего. Тебе нравится?

— Ты стала взрослой. На мой взгляд, слишком взрослой. Черт побери, Мадди, я бы не хотел, чтобы ты взрослела. — Он вздохнул и прижался губами к ее макушке. — Еще минутку, о'кей?

— Конечно.

— Я тебя очень люблю. И прошу в ближайшее время меня так не пугать.

— Постараюсь. Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь мое новое платье. Оно хорошо сочетается с прической.

— Отлично. Ступай в дом и тащи свои трофеи.

— Ты останешься, правда? — спросила Мадди у Пилар.

— Да, если ты так хочешь.

— Я думаю, тебе следует остаться. — Тео взял сумки, и Мадди заковыляла следом в своих «сексуальных» новых туфлях.

— Ох, Дэвид, извини…

— Ничего не говори. Просто дай мне посмотреть на тебя. — Он взял лицо Пилар в ладони, а потом запустил пальцы в ее волосы. Ее кожа была холодной, а глаза — огромными и полными тревоги. Но она была рядом, живая и здоровая. — Просто дай посмотреть.

— Я в порядке.

Дэвид привлек ее к себе и начал покачиваться из стороны в сторону.

— А как София?

— Тоже в порядке. — Внутри что-то сломалось, и от самообладания, заставлявшего Пилар все это время держаться, не осталось и следа. — О господи, Дэвид, о господи! Наши девочки! Я никогда в жизни так не боялась, но все это время они… они. держались поразительно. Мне не хотелось оставлять Софи одну объясняться с полицией, но я не могла отпустить и Мадди одну домой, поэтому…

— Тай уже выехал туда.

Пилар с трудом втянула в себя воздух; второй вдох дался ей легче.

— Я так и думала. Тогда все в порядке.

— Пойдем в дом. — Дэвид обнял ее за плечи. — Расскажи мне, как это случилось.

Тай пролетел мимо полицейской патрульной машины, заскрежетал тормозами и остановился. София следила за тем, как он переходит шоссе. Света фар было достаточно, чтобы заметить на его лице следы гнева. Пытаясь сохранять спокойствие, она повернулась спиной к допрашивавшему ее копу и пошла навстречу Таю.

Он обнял ее так крепко, что София задохнулась. На свете не было ничего надежнее этих объятий.

— Я надеялась, что ты приедешь. Очень надеялась.

— Ты ничего не сломала?

— Нет. Кроме машины. Думаю, что полетела коробка передач… Тай, у нее не работали тормоза. Их вообще не было. Они отбуксируют машину и будут проверять, но я уже знаю.

Первые слова дались Софии с трудом, однако постепенно ее голос набрал силу, а вместе с ней и гнев.

— Это не было несчастным случаем. И не недосмотром. Кто-то хотел убить меня, и ему было все равно, что при этом могут погибнуть моя мать и Мадди. Черт побери, она еще совсем ребенок. Правда, крутой. Крутой и умный. Она сказала, чтобы я снизила передачу. Хотя ни разу в жизни не водила машину.

Он был обязан сдержать свой гнев, хотя ему хотелось разнести все кругом. София дрожала, и ее нужно было успокоить.

— Этот ребенок знает немного обо всем. Лезь в машину. Пора сесть за руль кому-нибудь другому.

София растерянно оглянулась.

— Наверное, они еще не кончили разговаривать со мной.

— Если так, они свяжутся с тобой завтра. Едем домой.

— С удовольствием. Только возьму пакеты с покупками. Тай улыбнулся и ослабил хватку.

— Конечно.

Он знал, что говорил. «Домой» означало «к нему домой». Когда София не стала спорить, Тай решил, что она еще не отошла от шока. Он оставил пакеты в прихожей и стал думать, что с ней делать.

— Горячую ванну? Или выпить?

— Выпить. В горячей ванне.

— Будет сделано. А ты пока позвони матери. Скажи, что вернулась. И что останешься здесь.

— Ладно. Хорошо… Спасибо.

Той выжал в ванну половину тюбика геля для душа, лежавшего здесь с Рождества. Он пах сосной и пенился. Тай подумал, что мыльные пузыри придутся Софии по душе. Он поставил на полку пару высоких свечек. Женщины любят принимать ванну при свечах. Один бог знает почему. Потом Тай налил бокал вина, поставил его на край ванны, отошел на шаг назад, пытаясь придумать что-нибудь еще… И тут в ванную вошла София.

Она тяжело вздохнула, и Тай понял, что добился своего.

— Макмиллан, я тебя люблю.

— Ты уже говорила это.

— Нет, нет. Я имею в виду в данный момент. Никто не любил и не будет любить тебя больше, чем я сейчас. И готова доказать это.

В ванне, полной мыльных пузырей? Тай покачал головой. Наверно, он мог бы преодолеть стыдливость, но София еще не пришла в себя после потрясения.

— На этот раз я пас. Раздевайся и полезай.

— Романтичный ублюдок… Через полчаса я снова почувствую себя человеком.

Тай оставил ее в ванной и спустился за вещами. Если добыча окажется в спальне, София так легко не сбежит. Это станет первым этапом ее переезда.

Он взял ее сумку, кейс, четыре — о господи — туго набитых фирменных пакета и пошел наверх. «Если я буду занят делом, — думал он, — это поможет мне не лопнуть от злости».

— Что ты там покупала? Глыбы гранита? — Он бросил все на кровать и решил, что работа окончена. И тут кейс полетел на пол. Тай сумел схватить его на лету, но споткнулся о ремень сумки и вывалил почти все содержимое чемоданчика.

Зачем человеку носить с собой столько барахла? Раздосадованный, Тай наклонился и начал собирать вещи. Ну, бутылка воды, пухлый филофакс, электронная записная книжка еще туда-сюда. Шариковые ручки… Куда ей целых полдюжины? Губная помада.

Он лениво открыл крышечку и покрутил тюбик. Достаточно было одного запаха, чтобы ощутить вкус ее губ.

Дорожные ножницы. Гм-м… Писчая бумага, скрепки, аспирин, пудреница, маникюрный набор, другие непонятные дамские штучки. Тогда зачем таскать с собой сумку? Что она в нее кладет, черт побери? Интересно. Мятные лепешки, невскрытая пачка печенья, диктофон, спички, пара дискет, какие-то папки и флакончик яркого лака для ногтей.

Поразительно, подумал Тай. Странно, что она не ходит скособочившись, когда избавляется от этой тяжести. Не зная, чем убить время, он стал просматривать содержимое папок. Порванный листок с первым рекламным объявлением, гранки второго и пачка типографских оттисков.

Он нашел пресс-релизы с правкой от руки. Выпятив губы, прочитал английский вариант. Все было кратко, точно и убедительно.

Ничего другого он и не ждал.

А потом ему на глаза попалось изуродованное рекламное объявление.


Он медленно выпрямился, держа в руках листок и копию конверта. Потом устремился к ванной и открыл дверь.

— Что это значит, черт побери?

София чуть не уснула. Она заморгала, увидела гневное лицо Тая и лишь потом обратила внимание на листки бумаги в его руках.

— Ты зачем лазил в мой кейс?

— Неважно. Где ты это взяла?

— Получила по почте.

— Когда?

Заминка была короткой, но заметной, и Тай понял, что София собирается соврать.

— Софи, не пытайся обмануть меня. Когда ты это получила?

— Вчера.

— И когда собиралась показать это мне?

— Через пару дней. Послушай, ты не против, если я сначала закончу принимать ванну? Я голая и вся в пене.

— Через пару дней?

— Да. Мне нужно было все обдумать. Я отнесла это в полицию. А сегодня заезжала к Линку и спрашивала у него совета как у юриста. Тай, я справлюсь.

— Ага. — Он посмотрел на Софию, погрузившуюся в пену по шею. На ее лице лежала тень усталости. — Ну да. Ты со всем справляешься сама. Похоже, я забыл об этой стороне твоей натуры.

— Тай… — Когда он вышел и закрыл за собой дверь, София ударила кулаком по воде. — Подожди минутку! — Она вылезла из ванны и, не вытираясь, завернулась в полотенце. А потом побежала за ним, оставляя на полу след из воды и пены.

Она торопливо спускалась по лестнице, звала его, ругала и в конце концов услышала, как хлопнула дверь черного хода.

София включила свет на крыльце и увидела, что Тай широко шагает в сторону виноградника. Она поплотнее закуталась в полотенце и выбежала следом. Наступив босой ногой на острый камень, София разразилась новым потоком ругательств, но продолжала хромая бежать.

— Тайлер! Подожди минутку, черт бы тебя побрал! — Она сыпала оскорблениями, пока не сообразила, что говорит по-итальянски. Тай наверняка считает, что ему снова клянутся в вечной любви. — Идиот! Трус! Стой! Будь мужчиной!

Тай остановился, обернулся, и София чуть не врезалась в него. Она задыхалась, пыхтела как паровая машина и перескакивала с ноги на ногу.

— Куда тебя понесло?

— Ты не хочешь, чтобы я был рядом.

— Неправда! — В доказательство она ткнула его кулаком в грудь. — Это ты хочешь избавиться от меня! — Она вздернула подбородок. — Чем уходить, лучше бы ударил меня. Это было бы честнее.

— Очень соблазнительно. Мне действительно хочется кого-нибудь стукнуть, но я не бью женщин. Возвращайся в дом. Ты мокрая и полуголая.

— Я вернусь только вместе с тобой. А пока будем разговаривать здесь. Ты разозлился из-за того, что я не прибежала к тебе с этим мерзким листком? Мне очень жаль, но я поступила так, как считала нужным..

— Это половина правды. Ты сделала так, как считала нужным, но ничуть не жалеешь об этом. Странно, что ты удосужилась позвонить мне сегодня вечером из-за такого пустяка, как покушение на убийство.

— Тай, не сравнивай! Это всего-навсего глупая картинка. Я не позволю, чтобы она расстроила меня, тебя или кого-нибудь другого.

— Ты не позволишь! Ты! По-твоему, это называется «одна команда»? Черта с два!

Теперь он кричал. Это было таким редким явлением, что София только хлопала глазами. Здоровенный мужик, который наконец дал волю своему гневу.

— Ты сама решаешь, что кому дать, сколько и когда! И все должны беспрекословно повиноваться твоим планам! К черту все, Софи. К чертовой матери. Я просто сорвался. Проклятие, я люблю тебя… — Он приподнял ее, заставив подняться на цыпочки; его мозолистые ладони прижались к холодной коже, покрытой мурашками. — Ты для меня все. Если с твоей стороны это не так, то нам не о чем говорить. Понимаешь? Не о чем.

Тай отпустил ее. Он был зол на нее и на себя.

— А теперь иди в дом и оденься. Я отведу тебя. Они пошли рядом.

— Не надо. Пожалуйста, — взмолилась София, прикоснувшись к его руке. — О господи, пожалуйста, не уходи! — Дрожь вернулась, но теперь она не имела ничего общего со страхом за собственную жизнь. Теперь на кону стояло нечто большее. — Я виновата. Очень виновата. Я не хотела тревожить тебя, а в результате причинила боль. Я привыкла заботиться о себе и принимать самостоятельные решения.

— Так дальше нельзя. Если ты не можешь иначе, мы только даром тратим время.

— Ты прав. И я боюсь, потому что понимаю: это достаточно важно, чтобы заставить тебя уйти от меня. Я не хочу этого. Ты прав, а я нет. Я хотела справиться сама, но ошиблась. Кричи на меня, ругай меня, но только не уходи!

. Когда гнев пошел на убыль, Тай, как всегда, разозлился на себя.

— Ты замерзла. Иди в дом.

— Подожди. — Его голос был таким чужим, таким далеким, что у нее похолодело в животе. — Послушай меня…

София отчаянно вцепилась в его рубашку. Если Тай повернется и уйдет, она останется одинокой. Одинокой, как никогда в жизни.

— Я слушаю.

— Когда я ее получила, то я страшно разозлилась. Мне пришло в голову только одно: этот ублюдок Джерри воспользовался моей собственной работой, чтобы подразнить меня. Попытаться напугать. А я не хотела позволять ему пугать меня, мать и людей, которых я люблю. Я подумала, что справлюсь сама и защищу тебя от лишних волнений. Но теперь я поставила себя на твое место и поняла, что тоже испытала бы гнев и обиду.

Голос Софии дрожал. Она боялась расплакаться. «Нечестный прием», — подумала она и попыталась взять себя в руки.

— Я люблю тебя. Может быть, это единственное, с чем я не могу справиться. Пока не могу. Дай мне возможность подумать. Но прошу: не бросай меня. Я этого не вынесу. Невозможно любить человека, нуждаться в нем и видеть, как он уходит.

— Я — не твой отец. — Он взял Софию за подбородок и увидел слезы, которые она изо всех сил пыталась удержать. — И ты тоже. Я готов отдать за тебя жизнь. Если я приму на себя часть твоей ноши, это не сделает тебя слабее. Поверь мне.

— Он всегда взваливал щекотливые дела на других. — София прерывисто вздохнула. — Тай, я понимаю… Я нарочно отстраняю от себя людей, чтобы решить проблемы самой. Пытаюсь этим что-то доказать. Я даже понимаю, что это глупо и самонадеянно. Но не всегда могу остановиться.

— Все дело в практике. — Тай взял ее за руку. — Я ведь уже говорил тебе, что втыкаюсь как колючка, правда?

Ее пронзила дрожь ожидания и надежды.

— Да, говорил. — Пытаясь успокоиться, София подняла их соединенные руки и прижалась к ним щекой. — Я никогда никого не любила по-настоящему. И никто не любил меня. Похоже, теперь все изменилось.

— Согласен. Ну что, теперь мы на равных?

— Думаю, да. — У Софии дрогнули губы. «С ним так легко, — подумала она. Просто не нужно ему мешать». — Наверно, уже очень поздно.

— Тогда пойдем и проведем остаток ночи как полагается. — Тай обнял ее за талию и повел в дом. София хромала, и он инстинктивно принимал на себя тяжесть ее тела.

«Она всегда злила меня и всегда пользовалась этим», — подумал Тай.

— Нога болит?

От внимания Софии не ускользнул его довольный и слегка насмешливый тон.

— Я наколола ногу, когда бежала за одним большим и глупым culo.

Стало быть, за мной. Моего знания итальянских ругательств достаточно, чтобы понять, что любимая женщина назвала меня дураком.

— Но очень ласково. Раз уж ты такой полиглот, почему бы нам не закончить ночь… — Она поднялась на цыпочки, что-то соблазнительно прошептала ему на ухо по-итальянски и прихватила зубами мочку.

— Угу. — Тай понятия не имел, что она сказала, но в висках лихорадочно застучала кровь. — Думаю, мне понадобится перевод.

— С удовольствием, — ответила она. — Как только мы окажемся внутри.

Пилар удивилась, увидев Тайлера на пороге кухни. Видимо, по его представлениям, было позднее утро. Но еще больше она удивилась, увидев в его руках букет цветов.

— Доброе утро.

— Привет. — Он вошел на кухню Каттеров, едва удосужившись вытереть ноги. — Я не ожидал встретить здесь тебя, а то бы… — Он смущенно покосился на цветы. — А то бы принес еще.

— Понятно. Ты принес их Мадди? Ах, Тай… — Довольная Пилар погладила его по щеке. — Ты такой милый.

— Ага, верно. Ну… Как вы обе себя чувствуете?

— Нормально. Нам повезло. — Она подошла к двери в столовую и позвала Мадди. — София вела себя просто изумительно. Держалась как скала.

— Да. Узнаю нашу Софи. Я дал ей тайм-аут. Позволил поспать подольше. — Он обернулся к вошедшей Мадди: — Привет, малышка.

— Привет. А это что?

— Думаю, что цветы. Это для тебя.

Ее брови сошлись на переносице от изумления.

— Для меня?

— Мне пора уходить. Я только попрощаюсь с Дэвидом и Тео. — Пилар рассеянно поцеловала Мадди в щеку, заставив девочку покраснеть. — Еще увидимся.

— Ага, о'кей… А почему? — спросила она Тайлера.

— Потому что я слышал, что ты сделала доброе дело. — Он протянул букет. — Нравятся они тебе?

— Ага, нравятся. — Мадди приняла букет и почувствовала легкий холодок в животе. «Что-то вроде мышечного рефлекса, — подумала она. — Но приятного». — Мне еще никогда не дарили цветов.

— Будут. Я хотел подарить тебе еще что-нибудь для мозгов, но пока ничего не придумал… Кстати, что это ты сделала со своими волосами?

— Остригла. А что?

— Да ничего. Просто спросил. — Пока Мадди искала вазу, Тай рассматривал девочку. Новая прическа делала ее похожей на смышленого эльфа. «Скоро к этому крыльцу будут слетаться мальчишки», — с легкой досадой подумал он. — Хочешь поехать со мной? Я собирался проверить, не появилась ли на растениях ложномучнистая роса, а потом посмотреть, как идут дела на винокурне. Начинается прополка.

— Ага. Это будет здорово.

— Тогда предупреди отца.

Мадди залезла в машину, села рядом с Тайлером и сложила руки на коленях.

— Я хотела спросить тебя о двух вещах.

— Валяй, спрашивай.

— Если бы я была на десять лет старше и у меня была грудь, ты бы обратил на меня внимание?

— О господи, Мадди…

— Не думай, что я в тебя втрескалась. Этого едва не случилось, когда мы только переехали сюда, но потом все прошло. Ты для меня слишком старый, а я не готова ни к серьезной связи, ни к сексу.

— Верно, черт побери.

— Но когда я буду готова, мне понадобится знать, могу я понравиться парню или нет. Чисто теоретически.

Тайлер почесал в затылке.

— Ну, если чисто теоретически… Грудь тут ни при чем, потому что для парней это не главное. Но если бы ты была на десять лет старше, ты бы мне понравилась. О'кей?

Она улыбнулась и надела темные очки.

— О'кей. Но насчет груди вранье. Парни только говорят, что для них главное — это ум и личность. Кое-кто утверждает, что он смотрит на ноги или на что-нибудь еще. И все же главное — это грудь.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что у нас есть грудь, а у вас нет.

У Тая отвисла челюсть. Тема была слишком щекотливая, чтобы обсуждать ее с девочкой-подростком.

— Ты говорила, что у тебя есть два вопроса.

— Ага. — Мадди заерзала на сиденье и повернулась к нему лицом. — Второй — это даже не вопрос, это идея. Винотерапия.

— Винотерапия?

— Ага. Я читала об этом. Кремы для кожи на основе виноградных косточек и тому подобное. И подумала, что мы могли бы начать их выпускать.

— Мы?

— Мне нужно провести исследование и поэкспериментировать. Но во Франции есть компания, которая это делает. А мы могли бы завоевать американский рынок. Понимаешь, красное вино содержит антиоксиданты. Полифенолы и…

— Мадди, я знаю, что такое полифенолы.

— Ладно, ладно. Но косточки… Для вас это отходы производства. Вы их закапываете, а в них содержатся антиоксиданты, которые очень полезны для кожи. Кроме того, у нас здесь растут лекарственные травы. Все для здоровья и красоты.

Здоровье и красота. Что дальше?

— Слушай, малышка, я делаю вино, а не кремы.

— Но вы могли бы делать и то и другое, — стояла на своем Мадди. — Если после уборки урожая мне дадут косточки и место для экспериментов… Ты сказал, что хочешь подарить мне что-нибудь для мозгов. Вот и подари.

— Я подумывал о чем-то вроде набора для химических опытов, — пробормотал он. — Дай мне пораскинуть мозгами.

Он собирался сделать это после работы, но Мадди придерживалась иного мнения.

София была на винограднике и наблюдала за рабочими, которые пололи сорняки с помощью клиновидных ножей. Мадди устремилась к ней и затараторила, не дав Софии открыть рот:

— Я думаю, мы должны заняться винотерапией, как та французская компания!

— В самом деле? — София вытянула губы; это означало, что она серьезно задумалась. — Интересно… Я сама давно об этом подумываю. Я пробовала маску для лица. Действует потрясающе.

— Мы виноделы… — начал Тай.

— И всегда будем ими, — согласилась София. — Но это не исключает освоения других областей. Существует огромный рынок для косметики, основанной на природном сырье. Я отложила эту идею, потому что год был трудный и нашего внимания требовали другие вещи. Но вполне возможно, что настала пора подумать. Наступление вместо отступления… — задумчиво пробормотала она. Ее мозг заработал. — Конечно, потребуется собрать больше данных.

— Я могу взять это на себя, — предложила Мадди. — Исследования как раз по моей части.

— Мы берем тебя на работу. Но когда дойдет до опытов, нам понадобится морская свинка.

Обе дружно повернулись и внимательно посмотрели на Тая.

Он побледнел. Физически почувствовал, что от его щек отхлынула кровь.

— Перестаньте…

— Трусишка. — Когда София увидела, что к ним идут два человека, ее улыбка тут же увяла. — Полиция. Клермонт и Мей-гир. И, кажется, с плохими новостями.

«Это было сделано умышленно», — думала София, сидя в гостиной Тайлера. Ее машина была испорчена так же умышленно, как было отравлено вино. В глубине души она знала это, но хладнокровное подтверждение факта заставило ее вновь покрыться мурашками.

— Да, я часто пользуюсь этой машиной. Обычно я езжу в город на другом автомобиле, но в том всего два места. А нам предстояло поехать в Сан-Франциско втроем, чтобы купить кое-что для свадьбы матери. Нам была нужна машина побольше.

— Кто знал о ваших планах? — спросила ее Мейгир.

— Думаю, многие. Вся семья. Мы встречались с судьей Мур, так что и ее семья тоже была в курсе дела.

— У вас было назначено свидание?

— Не совсем так. Я заезжала к Линкольну Муру, а с остальными встретилась во время ленча. Остаток дня был свободным.

— Насколько продолжительной была ваша последняя остановка? — спросил Клермонт.

— Мы обедали у Муров на площади Вашингтона. Машина стояла у дома около полутора часов. Примерно от семи до восьми тридцати. Потом мы поехали домой.

— Мисс Джамбелли, вы имеете представление, кто мог это сделать?

— Да. — Она встретила взгляд Клермонта не моргнув глазом. — Джереми Деморне. Он имел отношение к порче продукции, к присвоению денег и ко всем трудностям, которые преследовали нашу семью в этом году. Я думаю, что в них виноват он. Он планировал это заранее, он использовал моего двоюродного брата и все, что было под рукой. А поскольку я высказала это ему в лицо, едва ли он теперь испытывает ко мне большую любовь.

— Мистер Деморне был опрошен.

— И, конечно, во всем признался.

— Вы видели рекламное объявление, которое он прислал Софии. — Раздосадованный, Тай поднялся на ноги. — Это была угроза, и он сумел ее исполнить.

— Мы не можем доказать, что эту рекламу прислал Деморне. — Мейгир следила за Тайлером, расхаживавшим из угла в угол. «Большие, сильные руки, — думала она, — способные стереть Деморне в порошок». — Письмо отправлено из Чикаго, но у нас есть подтверждение, что в это время он был в Нью-Йорке.

— Значит, он попросил отправить письмо кого-то другого. Найдите способ доказать это, — быстро парировал Тайлер. — Это ваша работа.

— Я уверена, что именно он убил моего отца. — Голос Софии был ровным и спокойным. — Уверена, что причиной всего случившегося является его ненависть к моему отцу. Он может сколько угодно убеждать себя, что это бизнес. Но на самом деле тут личное.

— Связь между Авано и бывшей миссис Деморне давно закончилась. Не слишком ли долго он ждал своего шанса?

— Нет, не слишком, — ответила Мадди. — Если хочешь все сделать правильно и причинить вред как можно большему количеству людей, то не слишком.

Клермонт ничуть не удивился. Наоборот, посмотрел на девочку и одобрительно кивнул.

— Если бы он напал на отца Софии сразу после развода, то даже дурак догадался бы, чьих рук это дело. — У Мадди было время все проанализировать и разработать свою гипотезу. — Если мне нужно отомстить Тео, я сажусь, жду и думаю, как бы побольнее его ударить. А когда я это делаю, он ничего не ожидает и даже не понимает, за что ему попало. — Она кивнула. — Полное удовлетворение может дать только научный подход.

— Этот ребенок — настоящий гений, — прокомментировал Тай.

— Самые лучшие блюда готовят не торопясь, — задумчиво произнес Клермонт на обратном пути. — Это в стиле Деморне. Он хладнокровен, искушен, эрудирован. Обладает деньгами, высоким положением и безупречным вкусом. Люди его типа ждут, все планируют заранее и дергают за ниточки. Но я не могу себе представить, чтобы такой человек рискнул потерять свое положение из-за неудачного брака. Что бы сделала ты, если бы муж изменил тебе?

— О, я бы дала ему пинка в задницу, затем ободрала бы как липку при разводе, сделала бы все, что в моих силах, чтобы остаток его жизни стал адом. Вплоть до втыкания булавок в глотку и яйца изображающей его куклы. Но я не светская женщина и не эрудит.

— А люди еще ломают себе голову, почему я не женюсь. — Клермонт открыл блокнот. — Давай-ка снова вернемся к Кристин Дрейк.

Когда полиция приходит к человеку на работу, это доводит его до белого каления. Люди все видят, шепчутся и насмешничают. Крис больше всего на свете ненавидела, когда за ее спиной шушукались. А так оно и было. И виновата в этом была София.

— Если вас интересует мое мнение, то прошлогодние проблемы Джамбелли были вызваны тем, что София заботилась не столько о компании и людях, которые в ней работают, сколько о своих личных целях.

— И в чем они заключаются? — спросил Клермонт.

— В стремлении сделать карьеру.

— Вы считаете, что именно ее карьеризм является причиной смерти по меньшей мере четырех людей, покушения на убийство и несчастного случая, жертвой которого едва не стала она сама, ее мать и девочка-подросток?

Крис вспомнила выражение холодной ярости на лице Джерри, когда София и ее фермер загнали его в угол.

— Ясно, что она вывела кого-то из себя.

«Это меня не касается, — уговаривала себя Крис. — Это не мое дело».

— Исключая вас, мисс Дрейк? — любезно спросила Мейгир.

— Ни для кого не секрет, что я ушла от Джамбелли со скандалом и что причина заключалась в Софии. Я не люблю ее и не скрываю, что была обижена, когда ее сделали моей начальницей, хотя я старше и опытнее. И хочу отомстить ей, потеснив Джамбелли на рынке.

— Как долго вы вели переговоры с Деморне и «Ла Кер», продолжая получать жалованье от Джамбелли?

— Нет закона, который запрещал бы служащему обдумывать предложения других фирм. Это бизнес.

— Как долго?

Она пожала плечами:

— Первое предложение я получила прошлой осенью.

— От Джереми Деморне?

— Да. Он говорил, что компания «Ла Кер» будет рада, если я стану работать у них. Деморне сделал предложение, и мне понадобилось время, чтобы обдумать его.

— И что заставило вас согласиться?

— Просто я поняла, что у Джамбелли мне ничто не светит. Там зажимали мое творчество.

— И все же вы оставались там еще несколько месяцев. В это время вы поддерживали контакты с Деморне?

— Нет закона, который бы…

— Мисс Дрейк, — прервал ее Клермонт, — мы расследуем убийство. Вы значительно упростите дело, если позволите нам составить общую картину. Мы идем вам навстречу, задавая вопросы здесь, в приятной обстановке, вместо того чтобы вызывать вас в полицейский участок, где обстановка совсем не такая приятная. Повторяю свой вопрос. В это время вы поддерживали контакты с Деморне?

— А если да, то что?

— Во время этих контактов вы передавали мистеру Деморне проходившую через ваши руки конфиденциальную информацию о деловых операциях, рекламных кампаниях и сведения личного характера, относящиеся к членам семьи Джамбелли?

У нее вспотели ладони. Стали горячими и влажными.

— Я хочу вызвать адвоката.

— Это ваше право. Вы можете ответить на наши вопросы, помочь нам и пролить свет на некоторые не совсем этичные стороны бизнеса, которые мы не собираемся ставить вам в вину. А можете запираться, но в таком случае дело, вероятнее всего, закончится тем, что вам предъявят обвинение в покушении на убийство.

— Я ничего не знаю об убийстве. Ничего! А если Джерри… О господи… О господи…

Крис начала потеть. Сколько раз она гнала от себя воспоминания о словах Тайлера, сказанных им в апартаментах Джерри? Сколько раз думала, что будет, если хотя бы часть этих слов окажется правдой?

Если так, она будет замешана в это дело. Нет уж, пусть Джерри выпутывается сам!

— В нашем бизнесе не добьешься успеха, играя по всем правилам. Я ничего не знаю ни об убийстве, ни об умышленной порче чужого продукта. Да, я передавала Джерри кое-какую информацию. Сообщила ему планы рекламной кампании Софии, посвященной столетию фирмы, расписание мероприятий. Может быть, он просил предоставить ему сведения личного характера, но это были всего лишь служебные сплетни. Если он хотел что-нибудь сделать с Тони…

Крис осеклась; в ее глазах стояли слезы.

— Я не жду, что вы поверите мне. Это ваше дело. Но Тони действительно для меня много значил. Может быть, сначала я обратила на него внимание, потому что хотела досадить Софии, но потом все изменилось.

— Вы любили его? — Мейгир постаралась, чтобы в ее голосе прозвучало сочувствие.

— Он много значил для меня. Обещал мне повышение у Джамбелли. И выполнил бы свои обещания, если бы остался жив. Я уже говорила вам, что пару раз встречалась с ним на квартире Софии. Но, — добавила Крис, — не в ту ночь, когда его убили. К тому моменту мы слегка остыли друг к другу. Признаюсь, что сначала я расстроилась. Рене глубоко вонзила в него свои когти.

— Вы сильно огорчились, когда он женился на ней?

— Я разозлилась. — Крис сжала губы. — Когда Тони сказал мне, что они обручились, я вышла из себя. Ради бога, я не хотела выходить за него замуж. Кому это нужно? Но мне нравилось быть с ним. Он был хорош в постели и ценил мой профессиональный талант. Его деньги меня не интересовали. Я сама могу заработать. А Рене — всего-навсего корыстная шлюха.

— Именно так вы назвали ее, когда звонили ей домой в прошлом декабре, — кивнула Мейгир.

— Может быть, и назвала. Я сказала то, что думала, и не жалею об этом. Сказать то, что думаешь, это одно, а убить человека — совсем другое. У нас с Джерри были исключительно деловые отношения. Вплоть до сегодняшнего дня. Если он что-то имел против Тони и всех остальных, это его дело. Я с этим не связана. И в такие игры не играю.


— Грязная игра. — Мейгир села за руль. — Отдайте мне моих милых, честных преступников, которые говорят: «Я убил его, потому что он подрезал меня на шоссе».

— Дрейк сильно испугана. Трясется всем телом. Уверена, что за всем этим стоит Деморне и что он потянет ее за собой.

— Он — скользкий сукин сын.

— Угу. Давай-ка попробуем нажать на него. Скользкую рыбу нужно держать крепче.

ГЛАВА 29

Он не собирался мириться с этим. Идиоты полицейские наверняка были подкуплены Джамбелли. Сомнений в этом не оставалось.

Конечно, они не смогли найти никаких доказательств. И все же, когда Джерри думал об этом, у него начинала подергиваться щека. Нет, он был уверен в себе. Совершенно уверен. Он был очень, очень осторожен. И все же…

Однажды Джамбелли публично унизили его. Связь Авано с его женой, бывшая у всех на устах, заставила его изменить образ жизни. Он не смог сохранить брак с этой поганой шлюхой. Тем более что люди все знали.

Это нанесло ущерб его авторитету и положению в компании. Двоюродный дед считал, что человек, уступивший конкуренту жену, может уступить ему и заказы.

И Джерри, всегда считавший «Ла Кер» своим наследием, получил чувствительный щелчок по носу.

А Джамбелли было хоть бы что. Три женщины Джамбелли оставались выше этого. О Пилар говорили с симпатией и уважением, Софией негромко восхищались. А о великой La Signora не говорили вообще.

Так было, напомнил себе Джерри. Но до тех пор, пока он не взялся за дело.

План мести, тщательно разрабатывавшийся и отделывавшийся несколько лет, наконец осуществился. Острый скальпель был нацелен в самое сердце Джамбелли и рассек семью на части. Позор, скандал, потеря доверия. И все это было сделано их же собственными руками. Идеально.

Так кто теперь получил щелчок по носу?

И все же, несмотря на тщательное планирование, несмотря на осторожные переходы от одного этапа к другому, они обо всем догадались. Почувствовали его руку и пытаются утопить. Но он этого не позволит.

Неужели эти Джамбелли полагают, что он спокойно стерпит их нападки? Позволит, чтобы о нем распускались грязные слухи, чтобы за его спиной судачили его коллеги? Одна мысль об этом приводила его в ярость.

Родня тоже начала задавать ему вопросы. Они, видите ли, интересовались его делами. Лицемеры. О, они не возражали, когда кривая прибылей компании полезла вверх. Почему они ничего не спрашивали тогда? Но когда по воде пошла рябь, они умыли руки и сделали из него козла отпущения.

Ну ничего. Он тоже не нуждается в них. Не нуждается в их ханжеских вопросах о нравственности его методов и личных целей. Он не станет ждать, когда его попросят уйти в отставку. Конечно, если они на это осмелятся. У него прочное финансовое положение. Может быть, пора взять тайм-аут и немного отдохнуть от бизнеса. Уйти в продолжительный отпуск или полностью сменить сферу деятельности.

Он уедет в Европу. Там его авторитета хватит, чтобы занять ведущее положение в любой компании, которую он выберет. Конечно, когда он будет готов вернуться к работе. Когда он будет готов отплатить «Ла Кер» за черную неблагодарность.

Но до того как в очередной раз полностью перестроить свою жизнь, нужно закончить дело. На этот раз лично. Макмиллан думает, что у него не хватит духу самому нажать на спусковой крючок? Ничего, скоро он запоет по-другому, поклялся себе Джерри. Они все запоют по-другому.

Женщины Джамбелли дорого заплатят за то, что оскорбили его.

София просматривала прибывшую из офиса электронную почту. Она распорядилась присылать все отчеты, сообщения и вопросы в Сан-Франциско. Но приказ пришлось отменить. Теперь она не ездила в город без сопровождения. А провожатых не было. Во всяком случае, пока.

Тайлер отказывался оставить виноградник. Прополка еще не закончилась, очистка от боковых побегов только началась; кроме того, часть лоз оказалась пораженной цикадками. «Ничего особенного, — думала слегка обиженная София, стуча по клавишам. — Яйцами цикадок питались осы. Именно для этой цели вокруг виноградника были посажены кусты ежевики, служившие приютом для этих маленьких хищников».

Впрочем, не стала бы тревожить Таилера, который считал, что все должно быть под контролем. София и сама была так занята последними приготовлениями к свадьбе матери, что не могла выкроить время ни для поездки в офис, ни для выхода на виноградник.

А после свадьбы начнется уборка. И тогда ни у кого не будет времени вообще.

Зато постоянные хлопоты и напряженное расписание позволяли ей не думать о Джерри и полицейском расследовании. С тех пор как она отчаянно пыталась вписываться в повороты на машине без тормозов, прошло полных две недели. Насколько она могла судить, следствие снова зашло в тупик.

Однако с Джерри Деморне все обстояло несколько иначе.

У нее тоже были свои источники информации. Она прекрасно знала, что происходит. Джерри задавали вопросы. Не только полиция, но и начальство. И члены совета директоров во главе с его собственным двоюродным дедом. София надеялась, что от этого унижения Джерри не оправится.

Было приятно знать, что он оказался в таких же жестких тисках, как и ее семья. Джерри размалывали в порошок жернова сплетен и подозрений.

София перешла к следующему посланию по электронной почте, щелкнула клавишей и открыла присоединенный к тексту файл.

Когда на экране монитора появилось изображение, у нее замерло сердце. А потом резко участился пульс.

Это была копия их следующего рекламного объявления, которое должно было появиться в августе.

Семейный пикник, море света, тень от огромного старого дуба. Группа людей за длинным деревянным столом, на котором стоят еда и бутылки.

Согласно замыслу Софии, это должно было означать единство нескольких поколений. Множество лиц и поз. Молодая мать с ребенком на коленях; маленький мальчик, играющий в траве со щенком; отец с девочкой на плечах.

Во главе стола сидит старик, похожий на Эли. Он поднимает бокал и произносит тост. Веселье, взаимопонимание, семейная традиция.

Рисунок был переделан. Тонко, чуть-чуть. Лица трех женщин заменены. София узнала бабушку, мать и себя. Глаза расширились от ужаса, рот открыт. В груди, как нож, торчала бутылка вина.

Текст гласил:

ЭТО ТВОЕ ВРЕМЯ

ТЫ УМРЕШЬ ВМЕСТЕ СО ВСЕЙ СЕМЬЕЙ

— Сукин сын… Сукин сын! — Она застучала по клавиатуре, вывела изображение на печать, сохранила файл и закрыла его.

«Он не выбьет меня из седла, — поклялась София. — И не посмеет безнаказанно угрожать моей семье. Я ему покажу. Я справлюсь с этим».

И тут она призадумалась.

«Ты со всем справляешься сама», — прозвучали в ее мозгу слова Тайлера.

Очистка от боковых побегов была не худшим способом провести летний день. Солнце было теплым, а ветерок нежным, как поцелуй. Под ярко-голубым небосводом раскинулись холмы, покрытые сочной зеленью.

Гроздья были надежно укрыты от палящего солнца пологом из тугих листьев. Естественным зонтиком, как говорил дед.

Черный виноград созрел больше чем наполовину. Вскоре гроздья начнут менять цвет; зеленые ягоды чудесным образом превратятся в синие, затем в пурпурные, совершат финишный рывок, окончательно созреют, и тогда начнется уборка.

Каждая стадия роста требовала особого ухода, но неуклонно приближала неминуемое исполнение обещанного.

Когда София присела рядом на корточки, Тай не оторвался от любимого дела.

— Я думал, ты проторчишь в кабинете весь день, несмотря на солнышко. Если хочешь знать мое мнение, это чертовски неприятный способ зарабатывать себе на жизнь.

— А я думала, что у такого знаменитого виноградаря, как ты, есть дела поважнее, чем самому обрезать волчки. — Она провела рукой по его выгоревшим волосам. — Дружище, где твоя шляпа?

— Где-то рядом. Похоже, первым все же созреет пино нуар. Я поспорил с Паоли на сотню долларов, что эти малыши дадут самый лучший урожай за последние пять лет. Он ставит на шенен блан.

— Я тоже хочу поучаствовать. Ставлю на пино шардонне.

— Побереги свои денежки. Они понадобятся тебе для финансирования мозговой атаки Мадди.

— За этим проектом большое будущее. Она уже завалила меня данными. Мы вместе сделаем предложение La Signora.

Если ты захочешь натереть виноградными косточками все тело, могу помочь. Бесплатно. — Тай повернулся и взял ее за руки. — Что случилось, малышка?

— Я получила еще одно сообщение. Еще одно изуродованное рекламное объявление. Оно пришло по электронной почте из офиса. — Почувствовав, что рука Тая напряглась, она повернула кисть ладонью вверх, и их пальцы переплелись. — Я уже звонила в город. Оно было послано от имени Пи-Джей. Но сегодня Пи-Джей ничего мне не посылала. Либо кто-то воспользовался ее компьютером, либо узнал ее реквизиты и пароль. В таком случае оно могло прийти откуда угодно.

— Где оно?

— Дома. Я распечатала его, положила в ящик письменного стола и заперла на ключ. Собиралась переслать его в полицию. Пусть добавят к своей куче. Но сначала решила рассказать тебе. Хоть мне это очень не по душе, но придется устроить встречу в верхах и оповестить всех членов семьи, чтобы держались настороже. Но… сначала я хотела поговорить с тобой.

Тай продолжал сидеть на корточках и держать ее за руку. На солнце наползло облако, и вокруг слегка потемнело.

— Вот что я сделаю. Я выслежу этого типа и освежую его тупым ножом. А пока не настал этот прекрасный день, пообещай мне кое-что.

— Если смогу.

— Нет, Софи, никаких «если». Ты никуда не будешь ходить одна. Даже с виллы на виноградник. Даже на прогулку в сад или в поход на местный рынок. Я не шучу.

— Я понимаю твою тревогу, но…

— Ты не можешь понять, потому что это непредсказуемо и не подчиняется здравому смыслу. — Тай взял ее руку и поцеловал в ладонь, от чего сердце Софии пустилось вскачь. — Если я проснусь среди ночи, а тебя не будет рядом, я обольюсь холодным потом.

— Тай…

— Помолчи. Просто помолчи. — Встревоженный и разгневанный Тай поднялся на ноги одним неуловимым движением. — Я никогда никого не любил. И не ожидал, что это будешь ты. Но так уж вышло, и с этим ничего не поделаешь. Пожалуйста, не нужно все портить.

— Конечно. Тем более что это невозможно.

Тайлер посмотрел на нее с обидой.

— Софи, ты знаешь, что я имею в виду.

— К счастью для тебя, знаю. И ничего не собираюсь портить.

— Вот и отлично. Тогда пошли собирать вещи.

— Я не перееду к тебе.

— Почему, черт побери? — Огорченный, Тай провел рукой по волосам. — Ты и так проводишь там половину дня. И не говори мне, что помогаешь готовить свадьбу. Это не предлог.

— Это не предлог, а причина. Может быть, неудачная. Просто я не хочу жить с тобой.

— Но почему? Почему?

— Может быть, я старомодна.

— Черта с два!

— Может быть, я старомодна, — повторила она, — в данном вопросе. Я не думаю, что мы должны жить вместе. Я думаю, что мы должны пожениться.

— Это еще один… — Тай осекся. Он не верил своим ушам. — Ого…

— Да. Реакция красноречивая… Я иду домой звонить в полицию.

— Думаю, когда-нибудь ты научишься предоставлять инициативу мне. Но поскольку до этого еще далеко, ты могла бы сделать мне предложение более традиционным способом.

— Хочешь, чтобы я попросила твоей руки? Ладно. Ты женишься на мне?

— Конечно. Мне подходит ноябрь. — Тай взял ее за локти и приподнял над землей. — Именно тогда я собирался сыграть свадьбу. Но ты, как всегда, опередила меня. Я думал, мы успеем обвенчаться, совершить свадебное путешествие и вернуться до начала обрезки. Очень удобно и в то же время символично, правда?

— Не знаю. Я должна обдумать это. Culo .

— Сама такая. — Он крепко поцеловал ее, а потом поставил на землю. — Дай мне закончить с этой лозой, а потом пойдем звонить в полицию. И сообщать семье.

— Тай…

— Угу.

— Если я сама сделала тебе предложение, это еще не значит, что я не хочу кольцо.

— Ага. Будет тебе кольцо.

— Я сама выберу.

— Нет.

— Почему нет? Ведь мне же его носить.

— Свое лицо ты тоже носишь, но не ты его выбирала. София вздохнула и опустилась рядом с ним на колени.

— Полный абсурд. — И все же она положила голову на плечо продолжавшего работу Тая. — Когда я шла сюда, то чувствовала гнев и страх. Теперь я чувствую гнев, страх и радость… Так лучше, — решила она. — Гораздо лучше.

— За всех нас, — провозгласила Тереза, поднимая бокал. — За таких, какие мы есть.

Они обедали на природе — примерно так же, как было на рекламном объявлении Джамбелли. «И не случайно, — думала София. — Ее бабушка не боится угроз и, если понадобится, сумеет крепко наподдать любому обидчику».

Вечер был теплый, солнце светило ярко. В виноградниках, раскинувшихся за газоном и садом, зрели гроздья. Как и предсказывал Тайлер, первым поспевал пино нуар.

«До сбора урожая осталось сорок дней», — думала София. Так гласило старое правило. Когда ягоды набирают цвет, через сорок дней начинается уборка. К тому времени мать успеет выйти замуж и вернуться из свадебного путешествия. Мадди и Тео станут Софии сестрой и братом и пойдут в школу. А она будет готовиться к собственной свадьбе, хотя сама попросила Тайлера пока не объявлять об их помолвке.

Жизнь могла продолжаться. Потому что La Signora была права. Они такие, как есть. И такие, какими хотели быть.

— Когда мы переживаем трудности, — продолжала Тереза, — мы держимся друг за друга. За своих родных. За друзей. В этом году у нас было много трудностей, перемен и горя. Но и радости тоже. Через несколько недель у нас с Эли появятся новый сын и новые внуки. И, кажется, — добавила она, поворачиваясь к Мадди, — новое предприятие. Но в то же время нам угрожают.

Я долго думала над тем, что можно и нужно сделать. Джеймс, дай нам совет как юрист.

Мур положил вилку и задумался.

— Хотя многое указывает на то, что Деморне принимал участие в присвоении денег и отравлении вина и даже создал с этой целью преступную группу, однако прямых доказательств нет. Показаний Донато недостаточно, чтобы убедить окружного прокурора выдвинуть против Деморне обвинение в убийстве Тони Авано. А в момент повреждения машины Софии он находился в Нью-Йорке. Это доказано.

— Он мог кого-то нанять, — начал Дэвид.

— Не спорю, это возможно. Но пока у полиции нет улик, она ничего не может сделать. И вы тоже, — добавил Джеймс.

— Он пугает Софи этими рекламными объявлениями. — Тайлер отодвинул тарелку. — Почему они не могут установить его причастность к этому делу?

— Хотел бы я знать ответ. Этот человек неглуп и до сих пор соблюдал крайнюю осторожность. Если он стоит в центре этой интриги, то заранее обеспечил себе защиту и алиби.

— Он хотел уничтожить нас, — спокойно сказала Тереза. — Но не тут-то было. Да, он причинил нам ущерб и нанес убытки. Но он за это заплатит. Сегодня компания «Ла Кер» попросила его подать в отставку. Мне бы хотелось верить, что это стало результатом переговоров, которые мы с Эли вели с некоторыми членами совета директоров, а Дэвид — с руководством компании.

Она пригубила вино, явно наслаждаясь его букетом.

— Я слышала, что это не доставило ему особой радости. Я употреблю все свое влияние, чтобы его не взяли на работу ни в одну приличную винодельческую фирму. На его карьере можно поставить крест.

— Этого недостаточно… — начала София.

— Наоборот, слишком много, — поправила Элен. — Если он действительно так опасен, как ты считаешь, эти меры загонят его в угол и сделают еще более агрессивным. Как юрист и как друг я прошу вас… всех вас… оставить его в покое.

— Мама… — покачал головой Линк. — Неужели ты можешь?…

— Да. — В этом односложном слове был яростный вызов. — Я могу защищать то, что мне дороже всего. И защищаю. Тереза, твоя дочь выходит замуж. Она наконец нашла свое счастье. Выдержала бурю, как и все вы. Нужно праздновать и веселиться, а не думать о мести и воздаянии.

— Элен, мы все защищаем то, что нам дороже всего. Только каждый по-своему… Солнце заходит, — сказала La Signora. — Тайлер, зажги свечи. Приятный вечер. Будем радоваться ему. Скажи мне, ты все еще считаешь, что твой пино нуар будет лучше моего шенен блан?

— Да. — Тай расставил на столе свечи и зажег их. — Конечно, проигрыша быть не может, поскольку мы слились. — Подойдя к торцу стола, он посмотрел Терезе в глаза. — Кстати, о слиянии. Я собираюсь жениться на Софии.

— Черт побери, Тай! Я же просила…

— Тихо, — небрежно, но властно сказал он. Как ни странно, София послушалась. — И хоть она сама сделала мне предложение, но идея была хорошая.

— Ох, Софи! — Пилар быстро поднялась и обняла дочь.

— Я хотела подождать с оглашением до твоей свадьбы, но этот болтун не умеет держать язык за зубами.

— Да, это тоже была ее идея, — подтвердил Тайлер, обходя стол. — Софи не так уж часто ошибается, поэтому через ее голову действовать трудно. Но мне кажется, что за этим столом не слишком весело. Поэтому вот…

Он взял Софию за руку, и она попыталась ее вырвать, но он держал силой. Потом вынул из кармана простое, но эффектное кольцо с бриллиантом квадратной огранки и надел ей на палец.

— Так-то лучше.

— Вечно ты… Ой, Тай… Какое красивое…

— Оно принадлежало моей бабушке. Переходит от Макмил-ланов к Джамбелли. — Он взял ее руку и поцеловал. — А ты переходишь от Джамбелли к Макмилланам. Лично я доволен.

София вздохнула.

— Я действительно ненавижу, когда ты оказываешься прав.

Месть делает людей любовниками так же часто, как и политические соображения, решил Джерри. Нет, у них с Рене до постели еще не дошло. Но скоро дойдет. Рене оказалась более доступной, чем он думал.

— Спасибо за то, что вы пожелали увидеться со мной. За то, что выслушали и поняли. — Он потянулся за рукой Рене. — Я боялся, что вы поверили тем злобным слухам, которые распространяют обо мне Джамбелли.

— Я бы не поверила им даже в том случае, если бы они утверждали, что солнце встает на востоке. — Рене откинулась на спинку дивана и устроилась поуютнее. Ее ненависть к Джамбелли не шла ни в какое сравнение с желанием запустить коготки в очередную богатую жертву, так как она сама снова оказалась на мели.

Тони, будь он проклят, и здесь обманул ее. Она уже продала кое-что из драгоценностей, и если вскоре не поймает еще одну золотую рыбку, то будет вынуждена снова пойти работать.

— Да, я веду жесткую игру, но такова моя работа. Поверьте мне, все это время за моей спиной стояла компания «Ла Кер». Пока дела шли хорошо.

— Именно так Джамбелли обходились с Тони.

— Вы правы. — О, он знает, как воспользоваться ее ненавистью. — Дон предлагал мне закрытую информацию; я просто брал ее. А кто бы отказался на моем месте? Конечно, Джамбелли это неприятно. Они не хотят, чтобы люди знали об их внутреннем расколе. Поэтому они обвиняют меня в интригах, шантаже и бог знает еще в чем. Но я просто брал то, что мне предлагали. И не держал пистолет у их виска….

Он прервал фразу. Сжал ее руку.

— О боже, Рене, извините. Я сказал глупость.

— Все в порядке. Если бы Тони не лгал мне, не мошенничал и не путался с этой шлюшкой, которая работала у Софии, он был бы жив. — И ей не грозила бы нищета.

— Крис Дрейк. — Ради пущего эффекта он прижал ладонь ко лбу. — Я узнал о ее связи с Тони только после того, как взял ее на работу. Мысль, что она могла иметь отношение к смерти Тони…

— Если бы это было так, она продолжала бы работать у Джамбелли. Это их рук дело. Именно их.

Да она само совершенство. Как он не догадался использовать Рене еще несколько месяцев назад?

— Они опорочили мое имя. Думаю, частично я сам в этом виноват. Мне не следовало так горячо желать победы.

— Победа — это все. Джерри улыбнулся ей.

— А я ненавижу проигрывать. Ни в чем. Когда я впервые увидел вас, то подумал, что у вас с Тони очень мало общего, и… Но поскольку у меня никогда не было возможности стать его конкурентом, это нельзя считать проигрышем… Еще вина?

— Да, спасибо. — Рене выпятила губы, обдумывая, как этим воспользоваться. — Я не устояла перед обаянием Тони, — начала она. — И, очевидно, перед его честолюбием. Меня очень влечет к удачливым бизнесменам.


— В самом деле? Когда-то и я был таким, — откликнулся Деморне, наливая вино.

— Неправда, Джерри. Вы им и остались. Вы еще встанете на ноги.

— Хотелось бы верить. Я думаю переехать во Францию. Мне поступило оттуда несколько предложений. — «Или поступит, — мрачно подумал он. — Непременно поступит, черт побери». — К счастью, в деньгах я не нуждаюсь. Могу ждать и выбирать. Время у меня есть. Пока что мне хотелось бы немного попутешествовать. Вознаградить себя за годы упорной работы.

— Я люблю путешествовать, — промурлыкала Рене.

— Но я не могу уехать, пока не закончу дело. Пока не встречусь с Джамбелли лицом к лицу. Рене, я буду с вами честен. Думаю, вы меня поймете. Я хочу отомстить им за клевету.

— Я вас понимаю. — Рене прижала руку к его груди. В этом жесте была симпатия, если не нечто большее. — Эти люди всегда обращались со мной как с дешевкой, на которую можно не обращать внимания. — Она ухитрилась выжать пару слезинок. — Я их ненавижу.

— Рене… — Джерри неторопливо привлек ее к себе. — Может быть, мы найдем способ отплатить им. За нас обоих.

Позже, когда голова обнаженной Рене лежала на его плече, Джерри улыбался в темноте. Вдова Тони расчистит ему дорогу к сердцу Джамбелли. А он вырвет его.

Приключение обещало быть забавным. Рене тщательно одевалась для роли, которую ей предстояло сыграть. Строгий темный деловой костюм, минимум косметики. Они с Джерри заранее обсудили, что ей говорить и как себя вести. Он без конца заставлял ее репетировать. На ее вкус, этот человек был слишком требователен. Ничего, она с этим справится. Конечно, если сумеет удержать достаточно долго.

В данный момент он был полезен, забавен и готов на все. Но он, как и большинство людей, недооценивал ее. Он тоже считал ее полезной, забавной и готовой на все. Однако ему и в голову не приходило, что Рене это понимает.

Но Рене Фокс никогда не была дурой. Особенно в том, что касалось мужчин.

Джереми Деморне был в грязи если не по уши, то по узел своего галстука от Гермеса. Чтоб ей всю оставшуюся жизнь ходить в обносках, если он не принимал участия в этом деле с отравлением вина! Ну ничего, вместе с ним она сумеет дать этим подлым Джамбелли хорошего пинка в зад. Насколько она может судить, это человек умный и достаточно коварный, чтобы добиться своего.

Рене решила, что приход в отдел убийств с ящиком в руках станет ее первым шагом в обеспеченное завтра.

— Мне нужно встретиться с детективом Клермонтом или Мейгир, — начала она и тут увидела вставшего из-за стола Клермонта. — О, детектив! — Она обрадовалась, что назвала его первым. Иметь дело с мужчинами было легче. — Я должна поговорить с вами. Прямо сейчас. Это очень срочно. Пожалуйста. Здесь есть место, где?..

— Не волнуйтесь, миссис Авано — Он взял ее за руку. — Хотите кофе?

— Ох, не могу. Не могу проглотить ни кусочка. Я не спала всю ночь.

Она увлеклась своей ролью и не заметила быстрого жеста, который Клермонт сделал своей напарнице.

— Мы поговорим в буфете. Расскажите, пожалуйста, что вас расстроило.

— Да. Я… Здравствуйте, детектив Мейгир. Хорошо, что и вы здесь. Я так смущена, так расстроена… — Рене поставила несгораемый ящик на стол, подтолкнула ближе к середине, словно старалась держаться от него подальше, и села. — Я разбирала оставшиеся от Тони вещи и документы. До сих пор у меня не доходили до этого руки. Этот ящик я нашла на верхней полке его шкафа. Не могла представить себе, что может быть внутри. Все юридические документы и страховки я уже нашла. — Она всплеснула руками. — В его шкатулке с драгоценностями хранился какой-то ключ. Я вспомнила, что видела ключ, но не знала, от чего он. Вот… — Она показала на ящик. — Ключ был от него. Откройте его. Пожалуйста. Я больше не хочу смотреть на него.

Записи, — сказала она, когда Клермонт открыл ящик и начал ворошить бумаги. — Гроссбухи — или как они там называются — фальшивого счета, созданного Джамбелли. Тони знал о нем. И поэтому они его убили. Должно быть, он собирал доказательства. Пытался сделать то, что считал правильным, и… и это стоило ему жизни.

Клермонт просматривал счета, ордера и передавал их Мейгир.

— Итак, вы считаете, что ваш муж был убит из-за этих документов.

— Да, да! — «Он что, идиот?» — нетерпеливо думала Рене. — Я боюсь, что меня может постичь та же участь… Кто-то следит за мной, — сказала она, понизив голос. — Я понимаю, это похоже на манию преследования, но я в этом уверена. Я прокрадываюсь в собственную квартиру, как воровка. Думаю, они кого-то наняли, чтобы следить за мной.

— Кто это «они»?

— Джамбелли. — Она схватила Клермонта за руку. — Они думают, что я помню. Но я ничего не помнила, пока не нашла это. А если они узнают, то убьют меня.

— И что же вы вспомнили?

— Что моего Тони убила София. — Рене прикрыла рот рукой и принесла свой грим в жертву слезам.

— Это серьезное обвинение. — Мейгир придвинула к ней коробку с бумажными салфетками. — Что заставляет вас так думать?

Рене порывисто задышала и дрожащей рукой потянулась за салфеткой.

— Когда я нашла это, я все вспомнила. Я пришла домой. Это было давно. Наверно, год тому назад. Там была София. Они с Тони были наверху и ссорились. Она была в страшном гневе, а он пытался ее успокоить. Они не знали, что я пришла. Я пошла на кухню, но все еще слышала ее голос. Она всегда кричит, когда на нее накатывает. Он говорила, что не потерпит этого. Что это не его дело. Я не слышала, что отвечал Тони, потому что он говорил вполголоса.

Она снова ударилась в слезы.

— Тони ни разу не повысил на нее голос. Он обожал ее. Но она… она ненавидела его. Из-за меня. Заказ Кардианили… Она назвала имя, но тогда я его не вспомнила. Он должен оставить в покое заказ Кардианили, и все. А если он что-нибудь сделает с гроссбухами, то дорого заплатит за это. Она ясно сказала: «Если ты не оставишь это дело, я убью тебя». Тогда я вышла с кухни, потому что разозлилась. И тут она сбежала по лестнице. Увидела меня, что-то злобно буркнула по-итальянски и вылетела в дверь.

Рене судорожно вздохнула и изящно высморкалась.

— Когда я спрашивала об этом Тони, то видела, что он потрясен. Но он быстро оправился, сказал, что это был бизнес и что она просто разозлилась. Я поверила. София часто злилась. Я не думала, что она говорит серьезно. Но так оно и было. Он знал, что София запустила руки в деньги фирмы, и за это она его убила.

— Так… — Когда они остались одни, Мейгир откинулась на спинку стула. — Ты ей веришь?

— Для человека, который не спал всю ночь, она выглядит чересчур бодро. А испуганный и расстроенный человек не стал бы подбирать туфли в тон сумочке, а колготки в тон туфлям.

— Напарник, тебе следовало бы быть модельером, а не копом. И насчет документов тоже не верится. Она обыскала каждый шкаф, ящик и гнездо для бумаг еще в день его смерти. Чтобы удостовериться, что он не утаил от нее ни пенни.

— Мейгир, похоже, ты не любишь вдову Авано.

— Я не люблю людей, которые считают меня дурой. Один вопрос. Если эти бумаги были у нее давно, почему она принесла их только что? А если их у нее не было, то кто ей их принес?

— Деморне в Сан-Франциско. — Клермонт сложил кончики пальцев. — Интересно, как далеко зашли его отношения с вдовой…

— Ясно одно. У них обоих есть зуб на Джамбелли, а этой особе отчаянно хочется насолить Софии Д.

— Достаточно, чтобы выдвинуть против нее фальшивое обвинение.

— Черт побери, она получала от этого удовольствие. Она достаточно умна и понимает, что уцепиться нам не за что. Мы не можем доказать, нашла ли она эти бумаги, а если нашла, то когда. Если дойдет до суда, то у обеих сторон не будет никаких доводов. Конечно, София не раз ссорилась с отцом в последний год его жизни. Нам не удастся взять вдову Авано за жабры, даже если ми очень захотим этого.

— Ей не было никакого смысла выходить за Авано замуж и убивать его на следующий день. Другое дело, что она получила от этого брака меньше, чем рассчитывала.

— Если бы мы клюнули на это, она могла бы насладиться местью. Именно этого она и добивается.

— Ага, и Деморне тоже. — Клермонт поднялся. — Давай-ка проверим, насколько тесно они связаны.

ГЛАВА 30

Рене опустилась на диван рядом с Джерри и приняла от него бокал с шампанским.

— Сегодня в парикмахерской я узнала очень интересную новость.

— Что бы это могло быть?

— Расскажу. — Она провела пальцем по его груди. — Но это будет тебе кое-чего стоить.

— В самом деле? — Он взял ее руку и легонько укусил в запястье.

— О, это тоже очень мило, но я имела в виду нечто другое. Давай куда-нибудь съездим, дорогой. Я устала сидеть в четырех стенах. Отвези меня в клуб, где будут люди, музыка и что-нибудь порочное.

— Радость моя, ты же знаешь, я бы с удовольствием. Но пока нам не следует показываться вместе на публике.

Она надула губки и прильнула к нему.

— Мы поедем туда, где нас никто не знает. А даже если и узнают, что за беда? Тони умер уже несколько месяцев назад. Никто не вправе требовать, чтобы я всю жизнь горевала в одиночестве.

Судя по слухам с другой стороны Атлантики, Рене не горевала в одиночестве и недели.

— Давай немного подождем. А потом все будет по-твоему. Когда мы закончим наше дело, улетим в Париж. Так что ты узнала сегодня?

— Начну с того, что в пятницу, пользуясь лексиконом Крис, сука номер три устраивает для суки номер два вечеринку. Это будет канун свадьбы. Только для женщин. Вечером на вилле будет настоящий курорт. Маски для лица, уход за телом, массаж и все такое.

— Значит, женщин будут холить и лелеять. А чем в это время займутся мужчины?

— Наверно, смотреть порнофильмы и мастурбировать. Они собирают мальчишник в доме Макмиллана. Жениху и невесте не разрешается спать друг с другом накануне свадьбы. Лицемеры.

— Это интересно. — Именно этого он и ждал. — Мы будем знать, кто где находится. И время самое подходящее, канун радостного события. Рене, ты золото!

— Я не хочу быть золотом. Предпочитаю его иметь.

— Через неделю мы будем в Париже, и я позабочусь об этом. Но сначала дело. В пятницу вечером мы с тобой навестим виллу Джамбелли.

Она хотела, чтобы все прошло замечательно. Чтобы все запомнили этот вечер и спустя годы вспоминали его с удовольствием. София спланировала девичник, организовала его, тщательно продумала все детали — вплоть до запаха свеч во время сеанса ароматерапии. Через двадцать четыре часа мать наденет свадебный наряд, но последний вечер ее незамужней жизни пройдет в окружении женщин.

— Когда мы получим наши кремы, первое время нужно будет продавать их только по предварительным заказам. — Мадди нюхала ароматические масла, уже расставленные на столе для массажа. — Выпускать продукцию эксклюзивно, чтобы люди умирали от желания ее купить.

— Ты умная девочка, Маделин. Но хватит о делах. Сегодняшний вечер посвящен женскому ритуалу. Мы — подружки невесты.

— Значит, нам придется говорить о сексе?

— Конечно. Не о кулинарных же рецептах…

— Софи, зачем тебе понадобились такие хлопоты? — К ним шла Пилар в длинной белой шали.

Все было готово. Вдоль бортика бассейна стояли шезлонги и стулья из салона. Вечернее освещение смешивалось с лучами заходящего солнца; из сада доносился сказочный аромат. На столах стояли вазы с фруктами, коробки шоколада, бутылки вина и минеральной воды, корзины и горшки с цветами.

Струи воды, бившие из медной статуи, журчали по стене и стекали в бассейн; из динамиков доносилась нежная музыка.

— Я решила устроить здесь что-то вроде римской бани. Нравится?

— Все просто замечательно. Я чувствую себя королевой.

— А когда все кончится, ты будешь чувствовать себя богиней. Где все остальные? Мы даром тратим драгоценное время.

— Наверху. Я схожу за ними.

— Не нужно. Мадди, налей маме вина. Сегодня она не должна и пальцем шевельнуть. Разве что самостоятельно взять шоколадную конфету. Я сама все сделаю.

— Что тебе налить? — спросила Мадди.

— Спасибо, милая. Пока что только воды. Какой чудесный вечер… — Пилар подошла к открытой двери и негромко засмеялась: — Массажные столы во внутреннем дворике! На такое способна только София.

— Мне еще никогда не делали массаж.

— Ах, вот как? Тебе понравится.

Пилар, смотревшая в сад, рассеянно провела рукой по волосам Мадди, а потом обняла за плечи. Этот простой жест вызвал в девочке ощущение незнакомого тепла. Она тихо вздохнула.

— Что-нибудь не так?

— Нет. — Мадди протянула Пилар бокал. — Все так. Просто я предвкушаю… все на свете.

— Вы блефуете. — Дэвид вынул изо рта сигару и испытующе посмотрел в глаза Эли.

— Ты так думаешь? Ставь деньги, сынок, а там посмотрим.

— Не дрейфь, отец. — Тео тоже держал в зубах сигару — правда, незажженную — и чувствовал себя мужчиной. — Кто не рискует, тот шампанское не пьет.

Дэвид бросил в горшок несколько фишек.

— Ладно, принимаю. Показывайте.

— Три маленькие двоечки… — начал Эли и увидел, что у Дэвида блеснули глаза, — …стоят и смотрят на двух прелестных дам.

— Вот сукин сын!

— Сынок, шотландцы никогда не блефуют, если дело касается денег. — Эли с довольным видом забрал его фишки.

— Этот тип за многие годы столько раз снимал с меня скальп, что теперь я надеваю шлем, когда сажусь играть с ним в карты. — Джеймс поднес к губам бокал. — Ты еще научишься.

Линк поднял голову, услышав стук в дверь.

— Кто-то заказал стриптиз, верно? Ребята, я знал, что вы не дадите мне скучать.

— Это принесли пиццу. — Тео вскочил с места.

— Как пиццу? Тео, неужели ты хочешь еще?

— Конечно, хочу, — не оборачиваясь, бросил тот. — Тай сказал, что можно.

— Я сказал, что он может заказать пиццу для меня. Я не успел и глазом моргнуть, как от прежней не осталось ни кусочка.

Линк бросил на Тайлера скорбный взгляд.

— А ты не мог договориться, чтобы пиццу доставила стриптизерша?

— Невозможно. Профсоюз возражает.

— Жаль… Ну что ж, надеюсь по крайней мере пицца будет с перцем.

— О господи… Софи, идея была просто замечательная.

— Спасибо, тетя Элен. — Они лежали в соседних шезлонгах. Лица женщин покрывала очищающая маска из толстого слоя зелени. — Я хотела, чтобы мама расслабилась и почувствовала себя настоящей женщиной.

— Так оно и будет. Посмотри-ка, Тереза и Мадди о чем-то спорят, пока им делают педикюр.

— Угу… — задумчиво кивнула София. — Они спорят из-за названия косметического крема, которого еще нет в природе. Не знаю, что больше вдохновляет Nonna — то ли эта концепция, то ли сама Мадди, но она в последние дни просто воспряла духом.

— Рада слышать. После нашего последнего разговора я тревожилась за нее и за всех вас. Попытка Рене сделать из Тони героя, а из тебя злодейку довела меня до белого каления.

София инстинктивно напряглась, но заставила себя успокоиться.

— Это было глупо. За спиной Рене стоит Деморне. Он совершил свою первую оплошность. Ему явно изменяет выдержка.

— Может быть. Но это причинило вам новые огорчения. — Она подняла руку. — Все, молчу. Сегодняшний вечер не годится для подобных разговоров. Мы отдыхаем. Где Пилар?

«Не думай об этом, — велела себе София. — Думай о чем-нибудь простом».

— В комнате Б, иначе называемой нижней гостевой ванной. Полный уход за телом. Для этого рядом нужен душ.

— Потрясающе. Я следующая.

— Шампанского?

— Мария… — София приподнялась и села. — Ты здесь не для того, чтобы разносить напитки. Ты гостья.

— Мой маникюр сохнет. — Мария вытянула руку и полюбовалась своими ногтями. — Потом будет педикюр. Тогда идите за шампанским сами. И принесите мне.

— Вот это другое дело.

Мария подняла глаза и увидела, что к ним идет довольная, разнежившаяся Пилар.

— Сегодня вы сделали свою маму счастливой. Теперь все будет в порядке.

— Ты умеешь доставить женщине удовольствие. Джерри погладил зад Рене, обтянутый черными слаксами.

— Ты еще ничего не видела. Эта ночь запомнится надолго. Всем.

Они шли через виноградник. Машину они оставили далеко, и мешок, который нес Джерри, с каждым шагом казался тяжелее. И все же в работе, которую он раньше сам не делал, было нечто щекочущее нервы. Теперь он испытывал не злорадное удовольствие, как прежде, а самое настоящее возбуждение.

Если что-нибудь пойдет не так, он просто принесет в жертву Рене. Но он был уверен, что все пойдет как надо.

Он знал здесь каждую пядь. Рассказы Дона и Крис, а также собственные наблюдения помогли ему изучить здешнюю систему сигнализации и успешно избегать датчиков. Требовались только терпение и осторожность. И, конечно, страстное желание добиться цели.

К концу ночи от Джамбелли останутся одни развалины. Так или иначе.

— Держись ближе, — сказал он Рене.

— Я и так не отхожу ни на шаг. Не хочу портить удовольствие, но мне недостает твоей уверенности в том, что эта штука сработает.

— Передумывать поздно. Я знаю, что делаю. Едва загорится винодельня, они выскочат наружу, как муравьи.

— Я не возражала бы, если бы ты заодно дотла спалил и этот траханый виноградник. — На самом деле эта картина приводила ее в восторг. — Я только не хочу, чтобы меня поймали.

— Если сделаешь то, что тебе говорят, не поймают. Как только они вылезут тушить пожар, мы войдем, оставим сверток в комнате Софии и выйдем. Сядем в машину и через пять минут поедем назад. Из автомата сделаем анонимный звонок копам, вернемся к тебе и откупорим бутылку шампанского еще до того, как рассеется дым.

— Старуха откупится от копов. Она не позволит, чтобы ее драгоценную внучку посадили в тюрьму.

— Может быть. Пусть попробует. Это не главное. Они будут уничтожены. Рано или поздно наступает такой день, когда соломинка ломает спину верблюда. Разве ты не хочешь этого?

Зловещая нотка, прозвучавшая в голосе Джерри, заставила Рене поежиться. И все же она кивнула:

— Именно этого я и хочу.

Добравшись до винодельни, Джерри вынул ключи. Дон был достаточно хитер, чтобы выкрасть их, а сам Джерри достаточно умен, чтобы сделать дубликаты.

— Когда уйдем, выбросим ключи в залив. — Он сунул в скважину первый ключ. — Все равно они нам больше не пригодятся. Им понадобится много времени, чтобы объяснить, как в запертом помещении мог начаться пожар. — С этими словами Джерри открыл дверь.

Женщины сидели в шезлонгах, отдыхая после массажа, и любовались звездами. София взглянула на часы.

— Уже полночь. С днем свадьбы, мама. — Она привстала, прижалась щекой к руке Пилар.

— Что это? Похоже на… О боже! Винодельня! Винодельня горит! Мария, набери девять-один-один. Пожар на винодельне.

Как и предсказывал Джерри, все высыпали из дома. Слышались взволнованные голоса, звук бегущих ног. Он считал фигуры в белых простынях, торопившиеся по тропе к винограднику.

— Просто конфетка. Теперь вперед, — шепнул он. — Веди меня.

Она рассказала, где находится спальня Софии, но Джерри хотел, чтобы Рене шла первой. Она могла ошибиться. Она говорила, что как-то уже была в комнате Софии, однако Джерри не вполне ей доверял.

Он боялся включать свет, но был уверен, что хватит и фонарика. Нужно было всего ничего: сунуть сверток в шкаф, где его найдут даже идиоты-полицейские.

Он шел за Рене по ступеням террасы и оглядывался. На фоне ночного неба виднелись языки золотого и ярко-оранжевого пламени. Великолепное зрелище. Испуганные люди слетались к нему, как бабочки на огонь.

Конечно, пожар потушат, но не скоро. Пройдет время, пока они пораскинут мозгами и поймут, что вода отключена. А до тех пор будут беспомощно наблюдать за тем, как взрываются драгоценные бутылки, уничтожается оборудование и все их традиции сгорают к чертовой матери.

Значит, у него кишка тонка самому сделать грязную работу? Он осторожно сжал руку в кулак и разжал ее. Время от времени рука еще побаливала. Ничего, посмотрим, что вы запоете наутро.

— Джерри, ради бога! — прошипела Рене с наружной галереи, куда выходили двери спальни Софии. — Это не аттракцион для туристов! Ты сам говорил, что нужно торопиться!

— Дорогая, время для наслаждения найдется всегда. — Он вразвалку подошел к застекленной двери. — Ты уверена, что это ее комната?

— Да, уверена.

— Тогда с богом. — Он толчком открыл дверь, вошел внутрь, с наслаждением вдохнул знакомый аромат… Но тут в противоположную дверь влетела София и щелкнула выключателем.

Внезапный свет ошеломил Джерри и заставил его окаменеть. Не успел Деморне прийти в себя, как на него набросилась разъяренная женщина, весившая шестьдесят килограммов.

Слепой гнев швырнул ее вперед. Когда София вонзила в него зубы, ее глаза застлала кровавая пелена. В голове осталась только одна мысль: причинить ему боль, чудовищную боль. А когда он взвыл, ярость затопила ее, как лава.

Деморне ударил ее в скулу, но она этого даже не заметила. Она целилась в его глаза. Острые ногти, только что покрытые лаком кровавого цвета, полоснули щеку Джерри, как зубья грабель.

Боль была страшной. Пытаясь освободиться, Джерри толкнул ее на громко вскрикнувшую Рене. Он ощущал запах собственной крови. Это было невыносимо. Она нарушила все его планы. Непростительно. Пока София поднималась, собираясь снова броситься на него, Джерри выхватил из сумки пистолет и положил мокрый от пота палец на спусковой крючок.

Он чуть не выстрелил. Достаточно было одного движения дрожащего пальца. София вздрогнула, остановилась. Гнев, горевший в ее глазах, сменился потрясением и страхом.

«Наконец-то, — подумал он. — Лицом к лицу». Теперь ему мало было просто выжить. Он ждал удовлетворения, полной сатисфакции. Теперь эта сучка заплатит ему за все.

— Ну вот. Интересно, не правда ли? София, тебе следовало убежать вместе с другими. Но, похоже, судьба велела тебе умереть так же, как умер твой никчемный папаша. Получив пулю в сердце.

— Джерри, нам нужно выбираться отсюда! Уходим! — Рене с трудом поднялась на ноги и уставилась на пистолет. — О боже! Что ты делаешь? Ты не можешь застрелить ее!

— Да? — «Еще как могу, — подумал Джерри. — И глазом не моргну». Это было настоящее открытие. — А почему нет?

— Это безумие. Это убийство. Я не желаю участвовать в убийстве. Я ухожу. Ухожу немедленно. Дай мне ключи от машины. Дай ключи, черт побери!

— Заткнись, шлюха, — хладнокровно сказал он и с силой ударил Рене рукояткой пистолета в висок. Когда женщина упала как подкошенная, Джерри даже не обернулся. Он не сводил глаз с Софии.

— Согласен, она была надоедливой. Но полезной. И это великолепно. София, ты сможешь оценить всю прелесть замысла. Именно Рене устроила пожар. Она давно имела на тебя зуб. Несколько дней назад она пошла к копам и попыталась убедить их, что ты убила своего отца. А сегодня вечером приехала сюда, подожгла винодельню и подбросила в твою спальню вещь, которая должна была стать уликой. Ты застала ее, вы боролись, пистолет выстрелил. Кстати говоря, — добавил он, — из этого пистолета стреляли в Дэвида Каттера. Я распорядился, чтобы его прислали мне. Думаю, ты по достоинству оценишь мою предусмотрительность. Ты умрешь, а вину за это взвалят на нее. Очень Удобно.

— Почему?

— Потому что никто не может оскорбить меня безнаказанно. Вы, Джамбелли, думали, что это сойдет вам с рук, но теперь останетесь ни с чем.

— Из-за моего отца? — За спиной Джерри разгоралось ярко-оранжевое сияние. — Из-за того, что мой отец причинил тебе неприятности?

— Неприятности? Он украл у меня жену, гордость и жизнь. А что потеряли вы? Ничего. Но теперь мы посчитаемся. Я вернул свое с лихвой. Я был бы удовлетворен, если бы разрушил ваше дело, но смерть лучше. Ты — ключевая фигура. Тереза уже стара. У твоей матери не хватит мозгов, чтобы восстановить компанию. Без тебя умрет сердце и мозг Джамбелли. Твой отец был шантажистом, лжецом и мошенником.

— Да, он такой. — «Никто не придет сюда, — подумала она. — Никто не прибежит с пожара спасать меня. Я встречу смерть одна». — Но ты тоже шантажист, лжец и мошенник. И еще хуже.

— Если бы у меня было время, мы бы поспорили. Но увы… — Он поднял пистолет немного повыше. — Ciao, bella.

— Vai a fartifottere[5], — ровно ответила ему София. Она хотела закрыть глаза, вспомнить молитву или образ, который можно было бы унести с собой. Но продолжала держать их открытыми. И ждать. Когда раздался выстрел, она отшатнулась. И увидела, как из маленькой дырочки на рубашке Джерри брызнула кровь.

Лицо Деморне исказилось от изумления. Следующий выстрел отбросил его в сторону. Он рухнул на пол. Стоявшая в дверях Элен опустила пистолет.

— О боже… О господи… Тетя Элен. — Ее не держали ноги. София доковыляла до кровати и села на нее. — Он хотел убить меня.

— Знаю. — Элен медленно вошла в комнату и тяжело опустилась на кровать рядом с Софией. — Я вернулась сказать, что пришли мужчины. Я видела…

— Он хотел убить меня. Так же, как убил моего отца.

— Нет, милая. Он не убивал твоего отца. Это сделала я. Я, — повторила она и уронила пистолет на пол. — Мне очень жаль.

— Нет. Ты сошла с ума…

— Я воспользовалась этим пистолетом. Он принадлежал моему отцу. И никогда не был зарегистрирован. Не знаю, почему я взяла его с собой в ту ночь. Сомневаюсь, что я собиралась убивать его. Я… вообще ни о чем не думала. Он хотел денег. Снова. Этому не было конца.

— О чем ты говоришь? — София обхватила себя за плечи. Она ощущала запах пороха и смерти. — О чем ты говоришь?

— Линк. Он пользовался Линком. Линк… Господи помилуй… Линк — сын Тони.

— Все в порядке! Они… — В балконную дверь влетела Пилар и остановилась как вкопанная. — Боже милостивый… Софи…

— Стой! Подожди! — София вскочила. — Не входи. И ничего не трогай. — Одышка не мешала ей лихорадочно думать. — Тетя Элен, пойдем со мной. Сейчас же. Мы не можем оставаться здесь.

— Это убьет Джеймса и Линка. Я уничтожила и их. София заставила Элен встать и вывела ее на галерею.

— Говори. Говори быстрее. У нас мало времени.

— Пилар… Я убила Тони. Я предала тебя. Себя. И все, во что я верила.

— Это невозможно. Ради бога, что здесь случилось?

— Она спасла мне жизнь, — сказала София. Со стороны винодельни донесся сильный треск и порыв ветра. Это рвались бутылки, но София даже не вздрогнула. — Он хотел убить меня. Из этого пистолета стреляли в Дэвида. Он велел его прислать и держал у себя как сувенир. Элен, что случилось с моим отцом?

— Он хотел денег. Когда ему были нужны деньги, он обращался ко мне. Все эти годы. Он никогда не требовал, никогда не угрожал. Просто говорил о Линке. Сначала о том, какой он чудесный мальчик, затем — какой умный и многообещающий молодой человек. А потом говорил, что ему нужно немного взаймы. Я переспала с Тони. — Она беззвучно заплакала. — Много лет назад. Тогда мы все были так молоды… У нас с Джеймсом были трудности. Я ужасно разозлилась на него. Несколько недель мы прожили врозь.

— Я помню, — пробормотала Пилар.

— Я обратилась за помощью к Тони. Он все понимал и сочувствовал мне. Вы с ним тоже не ладили. Ты подумывала о разъезде. Он был таким внимательным, таким обаятельным… В отличие от Джеймса. Конечно, это не оправдание. Я позволила этому случиться. Потом мне было стыдно. Я возненавидела себя. Но что было, то было. Я обнаружила, что беременна. Не от Джеймса, потому что в то время мы не жили друг с другом. И тут я совершила вторую чудовищную ошибку. Все рассказала Тони. С таким же успехом я могла сказать ему, что решила сменить прическу. Вряд ли он стал бы платить за одну неосторожную ночь, правда? Поэтому платила я. — По ее щекам текли слезы. — Платила и платила…

— Линк — сын Тони…

— Нет, Джеймса! — Элен с мольбой смотрела на Пилар. — Во всем, кроме одного. Он не знает. Никто из них не знает. Я делала все, чтобы искупить ту ночь. Для Джеймса, для Линка… О боже… И для тебя, Пилар. Я спала с мужем моей лучшей подруги. Я была молодая, злая и глупая. Никогда не могла простить себе этого. Но делала все, чтобы искупить свою вину. Я давала ему деньги. Каждый раз, когда он просил. Много лет. Сама не знаю, сколько составила общая сумма.

— Так дальше продолжаться не могло, — согласилась Пилар.

— Тогда на приеме он сказал, что должен меня видеть. Назвал время и место. Я отказалась. Впервые в жизни. Он разозлился, и я испугалась. Если бы я не послушалась, он пошел бы в дом и все рассказал. Джеймсу, Линку и тебе.

Я не могла рисковать. Не могла этого вынести. Мой мальчик, Пилар! Мой маленький мальчик с развязанными шнурками. Я пришла домой и вынула из сейфа пистолет. Он лежал там много лет. Я сама не знаю, почему подумала о нем. Не знаю, почему я его взяла. В голове стоял туман. Он включил музыку, поставил на стол бутылку хорошего вина. Сидел и рассказывал мне о своих финансовых трудностях. Так мило, словно мы были старыми добрыми друзьями. Не помню всего, что он говорил. По-моему, я его просто не слышала. Ему понадобился очередной небольшой заем. На этот раз в четверть миллиона долларов. Половину в конце недели, а остальное через месяц. В конце концов, он не так много просит. Он дал мне такого чудесного сына…

Не знаю, как в моей руке очутился пистолет. Я не понимала, что выстрелила, пока не увидела кровь на его манишке. Он смотрел на меня с удивлением и легкой досадой. У меня в ушах звучал его голос: «Проклятье, Элен, ты испортила мою рубашку». Но, конечно, он не говорил этого. И вообще ничего. Я ушла домой и попыталась убедить себя, что ничего не было. Совсем. С тех пор я всегда носила с собой пистолет. Всегда и всюду.

— Теперь ты могла бы его выкинуть, — тихо сказала Пилар.

— Как? А если одну из вас арестуют? Без него я не сумею доказать, что сделала это сама. Я не могла позволить, чтобы он причинил вред моему мальчику или Джеймсу. Но теперь… Сначала мне нужно все рассказать Джеймсу и Линку. А потом я позвоню в полицию.

Бег по кругу, думала София. Его нужно прекратить.

— Если бы ты сегодня не воспользовалась этим пистолетом, чтобы спасти мне жизнь, тебе не пришлось бы ничего говорить.

— Я люблю тебя, — просто сказала Элен.

— Знаю. Именно поэтому все и случилось. Только на самом деле случилось вот что… — София обняла Элен за плечи. — Слушай меня внимательно. Ты вернулась и увидела, что Джерри держит меня на мушке. Он принес с собой оба пистолета и собирался оставить их в моей комнате, чтобы бросить на меня тень. Мы боролись, и второй пистолет, из которого убили моего отца, остался лежать у порога. Ты подняла его и выстрелила в Джерри раньше, чем он успел выстрелить в меня.

— София…

— Именно так все и было. — Она сжала руку Элен. А потом стиснула ладонь матери. — Правда, мама?

— Да. Именно так и было. Ты спасла моего ребенка. Думаешь, я не спасу твоего?

— Я не могу…

— Сможешь. Хочешь искупить свою вину передо мной? — яростным шепотом спросила Пилар. — Тогда сможешь. Мне наплевать на ночь, которая была тридцать лет назад, но не наплевать на то, что случилось сегодня. Ты была мне подругой большую часть жизни. Я не позволю уничтожить того, кого люблю. Что тебе мешает? Гордость? Престиж? Если ты любишь меня, если хочешь искупить ту давнюю ошибку, то сделаешь то, о чем просит София. Тони был ее отцом. Кому решать, как не ей?

— Джерри мертв, — сказала София. — Он убивал, угрожал, уничтожал и делал все это из-за одного эгоистичного поступка моего отца. Теперь все кончилось. Пойду звонить в полицию. А вы посмотрите, что там с Рене. — Она наклонилась и поцеловала Элен в щеку. — Спасибо. За то, что спасла мне жизнь.

Поздно ночью София сидела на кухне и пила чай с бренди. Она сделала заявление для полиции и спасла Элен так же, как Элен спасла ее.

Иногда справедливость не такова, какой бы мы хотели ее видеть. Так однажды сказала Элен. И все же она восторжествовала. Неожиданная справедливость. Плевать на то, что Рене устроила истерику и с пеной у рта доказывала всем — включая прибывших Клермонта и Мейгир, — что Джерри был сумасшедшим, убийцей и заставил ее прийти сюда, грозя пистолетом.

«Кое-кому из змей всегда удается уползти, — думала София. — Потому что жизнь — штука сложная».

Теперь полиция уехала, и в доме было тихо. Увидев вошедших на кухню мать и бабушку, София подняла глаза.

— Как тетя Элен?

— Наконец уснула. — Пилар подошла к буфету и вынула из него две чашки. — Мы поговорили. Все будет в порядке. Она хочет подать в отставку с поста судьи. Похоже, это ей необходимо. — Пилар поставила чашки на стол. — София, я все рассказала маме. Думаю, она имеет право знать.

— Nonna… — София потянулась к ее руке. — Я правильно поступила?

— Ты поступила милосердно. Часто это важнее. Ты молодец, София. Вы обе молодцы. Я горжусь вами. — Она села и вздохнула. — Элен забрала одну жизнь и вернула другую. Круг замкнулся. И больше ни слова об этом. Завтра моя дочь выходит замуж, и в этом доме вновь воцарится радость. Скоро начнется уборка. Пора изобилия. И закончится еще один сезон. А следующий будет твоим, — сказала она Софии. — Твоим и Тайлера. Ваша жизнь, ваше наследие. Мы с Эли уйдем в отставку с первого января.

— Nonna…

— Чтобы факелы не погасли, их передают из рук в руки. Принимай эстафету.

Легкая досада, звучавшая в голосе бабушки, заставила Софию улыбнуться.

— Спасибо, Nonna.

Ну что ж, уже поздно. Невесте нужно выспаться, да и мне тоже. — Она поднялась, не прикоснувшись к чашке. — Твой молодой человек вернулся на винодельню. Тебе не требуется так много сна.

«Верно, — думала София, спешившая к винодельне. — Во мне так много энергии, так много жизни, что я могу вообще не спать».

Громоздкое старое здание освещали лучи прожекторов. София видела выбитые окна, следы копоти, обуглившиеся кирпичи. И все же оно стояло.

Оно выстояло.

Наверно, он почувствовал ее приход. Во всяком случае, ей хотелось так думать. Вышел из обрушившегося дверного проема, когда она взбежала по ступенькам. Поймал ее в крепкие объятия и оторвал от земли.

— Вот и ты, София. Я решил, что тебе нужно немного побыть с матерью, а потом пошел за тобой.

— Я сама пришла за тобой. Держи меня, ладно? Не отпускай.

— Это я тебе обещаю. — И все же он снова ощутил холодок под ложечкой. — О господи… господи… Когда я думаю…

— Не думай. Не надо, — сказала она и приникла к его губам.

— Я не сведу с тебя глаз ближайшие десять… нет, пятнадцать лет.

— Согласна. Ты здесь один?

— Угу. Дэвид пошел укладывать детей, а деда я отослал. Он еле живой. Джеймс все еще здорово потрясен. Линк повел его ко мне домой, раз уж твоя мать сидит с Элен.

— Отлично. Все так, как и должно быть. — София положила голову на его плечо и посмотрела на винодельню. — Могло быть хуже.

Тай слегка отстранил ее и нежно прикоснулся губами к синяку на скуле.

— Да уж. Гораздо хуже.

— Посмотрел бы ты на этого малого.

Тайлер невольно засмеялся и еще крепче прижал ее к себе.

— Боюсь, меня стошнило бы.

— Ничего, так ему и надо. Он умер с моими отметинами на лице, и я рада этому. Рада, что причинила ему боль. Теперь об этом можно забыть. Навсегда. Поставить крест на прошлом и все начать сначала. Все, Тай, — сказала она. — Мы заново отстроим винодельню и самих себя. Теперь все будет нашим. Компания «Джамбелли — Макмиллан» возродится, станет больше и лучше, чем прежде. Я очень хочу этого.

— Идет. Потому что я хочу того же. Пойдем домой, Софи.

Она подала ему руку и отошла от закопченного, полусгоревшего здания. На небе занимался рассвет. Из-за горизонта показался краешек солнца. Лучшего символа начала новой жизни нельзя было придумать.

Примечания

1

Чего ты хочешь?.. Оставь меня в покое (итал.).

2

Да, да… Хочу вина (итал.).

3

Понял? (шпал.).

4

Трус (итал.).

5

Дапошелты… (итал.).


на главную | моя полка | | Женщины могут все |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 14
Средний рейтинг 4.1 из 5



Оцените эту книгу