Книга: Дом Люцифера



Дом Люцифера

Роберт Ладлэм, Гейл Линдс

Дом Люцифера

Пролог

7.14 вечера, пятница, 10 октября

Бостон, Массачусетс

Марио Дублин плёлся по людной улице в деловой части города, сжимая в трясущейся руке долларовую бумажку. Целеустремлённый, как человек, точно знающий, куда идти, этот бездомный бродяга слегка пошатывался и похлопывал себя по голове свободной от доллара рукой. Вот он заскочил в дешёвую аптеку с вывешенными в обеих витринах списками скидок.

И, весь дрожа, сунул в окошко доллар.

— Адвил. Аспирин сжигает мой желудок. Мне нужен адвил.

Аптекарь брезгливо скривил губы при виде небритого мужчины в лохмотьях, которые некогда были армейской формой. Но бизнес есть бизнес. Он потянулся к полке с анальгетиками и достал самую маленькую коробочку с адвилом.

— Чтоб получить вот эту, надо заплатить ещё три доллара.

Дублин бросил доллар на прилавок и потянулся к коробочке.

Аптекарь отодвинул её.

— Ты ведь меня слышал, приятель. Ещё три доллара. Нет бабок, нет и товара.

— Но у меня только и осталось, что доллар… а голова прямо раскалывается, — и с поразительной ловкостью и проворством Дублин перегнулся через прилавок и ухватил коробочку.

Аптекарь пытался вырвать её, но Дублин вцепился мёртвой хваткой. Так они и боролись, опрокинув банку с леденцами и рассыпав по полу целую упаковку пёстрых витаминных капсул.

— Да отдай ты ему, Эдди! — крикнул из заднего помещения фармацевт. И потянулся к телефону. — Пусть берет.

И он стал набирать номер, а аптекарь выпустил коробочку из рук.

Весь дрожа от возбуждения, Дублин разодрал запечатанную коробочку на части, сорвал резиновую пробку с флакона и высыпал таблетки в ладонь. Несколько штук полетели на пол. Одним движением он запихнул все таблетки в рот, подавился, пытаясь проглотить все сразу, и рухнул на пол, ослабев от боли. Сдавил ладонями виски и застонал.

Несколько секунд спустя у входа в аптеку притормозил полицейский автомобиль. Фармацевт взмахом руки подозвал полицейских. Указал на Марио Дублина, катающегося по полу, и крикнул:

— Заберите это вонючее дерьмо отсюда! Вы только посмотрите, что он мне здесь устроил! Подам в суд за разбойное нападение!

Полицейские вытащили дубинки. Они не только заметили разбросанные по полу таблетки, но и уловили запах алкоголя.

Тот, что помоложе, рывком поставил Дублина на ноги.

— О'кей, Марио, давай-ка теперь немножко прокатимся!

Второй полицейский подхватил Дублина под другую руку. И вот они поволокли несопротивляющегося пьяного на выход, к машине. И пока второй полицейский открывал дверцу, тот, что помоложе, пригнул голову Дублину и уже собрался было затолкать его на заднее сиденье.

Но тут Дублин взвизгнул и вырвался, отбросив чужую руку со своего горячего лба.

— Держи его, Мэнни! — крикнул молодой полицейский.

Мэнни пытался ухватить Дублина, но тот оказался проворнее. Молодой полицейский преградил ему дорогу. Второй, что постарше, налетел сзади, взмахнул дубинкой и сшиб Дублина с ног. Тот вскрикнул и покатился по тротуару. Тело судорожно задёргалось.

Оба копа побелели как полотно и переглянулись.

— Но я ж его совсем легонько, — начал оправдываться Мэнни.

Молодой нагнулся, пытался поднять Дублина:

— Господи! Да он весь горит! В машину его!

Они подняли ловившего ртом воздух Дублина и затолкали его на заднее сиденье. Патрульная машина мчалась по вечерним улицам с диким воем сирены, за рулём сидел Мэнни. С визгом затормозила она у входа в приёмное отделение «Скорой». Мэнни распахнул дверь и ворвался внутрь, взывая о помощи.

Второй офицер обежал машину и стал открывать заднюю дверцу.

Когда, наконец, прибежали врачи и санитары с носилками, молоденький коп застыл, точно парализованный, глядя на сиденье, где без сознания и весь в крови, пятна которой испачкали всю обивку и пол, неподвижно лежал Марио Дублин.

Доктор злобно фыркнул. Затем сунулся внутрь, пощупал пульс, прижался щекой к груди мужчины, выбрался и удручённо покачал головой.

— Он мёртв.

— Быть того не может! — Старший полицейский повысил голос. — Да мы этого сукиного сына почти и не трогали! Нет, дудки, не выйдет повесить на нас это!

* * *

Поскольку в дело была замешана полиция, уже четыре часа спустя в подвальном здании больницы, в морге, патологоанатом приготовился делать вскрытие покойному Марио Дублину, адрес неизвестен.

Двойные двери в помещение распахнулись настежь.

— Уолтер! Не вскрывай его!

Доктор Уолтер Пекджик недоуменно вскинул голову:

— В чем дело, Энди?

— Может, и ни в чем, — нервно ответил доктор Эндрю Уилкс, — но вся эта кровь в полицейской машине здорово меня перепугала. Острая респираторная недостаточность не могла вызвать столь обильное кровотечение изо рта. Видел такое только в Африке, в лагере Корпуса мира, где были зафиксированы случаи геморрагической лихорадки.

Кстати, у этого парня нашли удостоверение инвалида-ветерана. Возможно, воевал где-нибудь в Сомали или каком другом месте.

Доктор Пекджик молча смотрел на мужчину, тело которого собирался вскрыть. Затем положил скальпель на поддон.

— Может, лучше позвать директора?

— И ещё позвонить в инфекционное отделение, — заметил доктор Уилкс.

Доктор Пекджик кивнул, в глазах его светился нескрываемый ужас.

* * *

7.55 вечера

Атланта, Джорджия

В аудитории средней школы было шумно и тесно. На ярко освещённой сцене стояла красивая девочка-подросток; декорации были призваны изображать ресторан в одной из сцен в пьесе Уильяма Инджа «Автобусная остановка». Движения девочки были скованными, слова, звучавшие прежде так легко и непринуждённо, были едва слышны.

Но, похоже, это ничуть не беспокоило полную пожилую даму, сидевшую в первом ряду. На ней было серо-серебристое платье того типа, что обычно надевает мать жениха на свадьбу сына, корсаж которого ради такого торжественного случая украшали розы. Она так и расплывалась в улыбке, глядя на девочку, и, когда сцена закончилась и в зале послышались жиденькие аплодисменты, нарочито громко и звучно захлопала в ладоши.

В самом конце, когда занавес пошёл вниз, она вскочила на ноги и снова громко зааплодировала. А потом подошла к выходу со сцены, откуда начали появляться юные актёры, прямиком попадающие в объятия своих родителей, друзей и подружек. То был последний школьный спектакль в этом году, и его участники с раскрасневшимися от успеха и возбуждения лицами уже предвкушали вечеринку, которая должна была состояться вечером после спектакля и продолжиться допоздна.

— Жаль, что папы не было с нами сегодня, Билли Джо, — сказала гордая мать, пока её дочь, первая красотка в школе, усаживалась в машину.

— Мне тоже очень жаль, мамочка. Поехали домой.

— Домой? — удивилась дама в сером.

— Хочу ненадолго прилечь. А потом переоденусь к вечеринке, о'кей?

— Что это ты сегодня у меня такая кислая? — Мать окинула Билли Джо внимательным взглядом, затем вырулила со стоянки, и машина влилась в поток движения. Вот уже почти целую неделю Билли Джо кашляла и страдала от насморка, однако все же настояла на участии в спектакле.

— Всего лишь лёгкая простуда, мама. — В голосе девочки звучало раздражение.

Ко времени, когда они добрались до дома, девочка тёрла глаза и тихонько постанывала. На щеках двумя алыми пятнами горел лихорадочный румянец. Испуганная мать, едва войдя в дом, тут же бросилась к телефону и набрала «911». В службе спасения ей сказали, что лучше оставить девочку в машине, в тепле и покое. И что «Скорая» прибудет через три минуты.

В машине «Скорой», которая с бешеным воем сирены мчалась по улицам Атланты, девочка стонала и металась на носилках, судорожно ловила ртом воздух. Мать вытирала её раскрасневшееся личико и, в конце концов, разразилась слезами отчаяния.

Уже в больнице, в коридоре возле смотровой, медсестра держала мать за руку и говорила:

— Мы делаем все возможное, миссис Пикетт. Уверена, ей скоро станет лучше.

Два часа спустя кровь алым потоком хлынула изо рта Билли Джо Пикетт. И бедняжка скончалась.

* * *

5.12 вечера

Форт-Ирвин, Барстоу, Калифорния

Калифорнийская пустыня в раннем октябре кажется столь же неопределённой и изменчивой, как команды новичка лейтенанта, получившего в подчинение свой первый взвод. Но именно этот день выдался особенно ясным и солнечным, и ко времени, когда Филлис Андерсон начала готовить обед на кухне в симпатичном двухэтажном домике, расположенном в лучшей жилой секции Национального центра по военной подготовке, настроение у неё улучшилось. День выдался такой тёплый, и её муж Кейт так славно выспался сегодня. Вот уже на протяжении двух недель он страдал сильнейшей простудой, и Филлис надеялась, что солнце и тепло пойдут ему на пользу и он, наконец, поправится.

За окном была видна лужайка перед домом, сверкавшая каплями росы, на клумбах цвели пышным цветом осенние цветы, особенно радующие глаз на унылом фоне из колючих серо-зелёных мекситовых деревьев, юкки и кактусов, растущих на чёрных камнях посреди ровной серовато-бежевой пустыни.

Ставя спагетти в микроволновую печь, Филлис весело мурлыкала под нос какую-то мелодию. И прислушивалась — не спускается ли по лестнице муж. На вечер у майора запланирована важная военная операция. Нет, это не он. Громкий и дробный стук подошв говорил о том, что это скорее Кейт-младший, галопом сбегающий вниз, не упускающий возможности прокатиться по гладким перилам, уже предвкушает поход в кино, куда она обещала отвести сегодня обоих ребятишек, чтобы те не мешали мужу работать. Ведь сегодня, в конце концов, пятница.

— Джей-Джей, перестань! — крикнула она.

Но это оказался вовсе не Кейт-младший. А её муж, полуодетый, в камуфляжной форме, ввалился в тёплую кухню. По лбу катились крупные капли пота, обе руки он прижимал к голове с таким видом, точно она у него вот-вот разорвётся на части.

— В больницу… помоги… — задыхаясь, выдавил майор. И прямо на глазах у испуганной жены он рухнул на пол. Грудь его тяжело вздымалась.

Совершенно потрясённая Филлис какое-то время смотрела на мужа, затем очнулась и перешла к действиям, быстрым и организованным, как и подобает жене солдата. Она пулей вылетела из кухни. И, даже не постучав, ворвалась в дверь соседнего домика.

Капитан Пол Новак и его жена, Джуди, дружно ахнули при виде её.

— Филлис! — Новак вскочил. — Что случилось, Филлис?

Жена майора не стала тратить лишних слов.

— Пол, ты мне нужен, идём. Джуди, ты тоже с нами, присмотришь за ребятишками. Быстрей!

И она развернулась и выбежала из дома. Капитан Новак с женой последовали за ней. Когда надо действовать, солдат вопросов не задаёт. Едва оказавшись на кухне у Андерсонов, Новак тут же сориентировался.

— Девять-один-один? — Джуди Новак бросилась к телефону.

— Нет времени! — воскликнул Новак.

— В нашу машину! — крикнула Филлис.

Джуди Новак взбежала вверх по лестнице на второй этаж, где находились дети, ожидавшие, что их поведут в кино. Филлис Андерсон и Новак подняли с пола задыхающегося майора. Из носа у него текла кровь. Он находился в полубессознательном состоянии и лишь тихонько постанывал, будучи не в силах говорить. Они потащили его через лужайку к машине.

Новак сел за руль, Филлис устроилась на заднем сиденье рядом с мужем. Подавляя рыдания, она прижала голову майора к плечу и держала крепко и нежно. В глазах его светился ужас агонии, он ловил ртом воздух. Новак, давя на клаксон, мчался через территорию лагеря. Машины расступались, давая ему путь. Но ко времени, когда они добрались до армейского госпиталя, майор Кейт Андерсон был уже без сознания.

Три часа спустя он скончался.

В случае скоропостижной и неожиданной смерти, согласно законам Калифорнии, следовало произвести вскрытие. Майора поместили в морг. Но как только военврач-патологоанатом вскрыл грудную клетку покойному, из неё потоком хлынула кровь, залив его с ног до головы.

Лицо врача побелело как мел. Он вскочил на ноги, сорвал с рук резиновые перчатки и выбежал из анатомички в кабинет.

И схватился за телефон.

— Соедините меня с Пентагоном и ВМИИЗом! Сейчас же! Срочно!



Часть первая

Глава 1

2.55 ночи, воскресенье, 12 октября

Лондон, Англия

Холодный октябрьский дождь хлестал по Найтсбридж, там, где Бромптон-роуд пересекалась со Слоан-стрит. Непрерывный поток гудящих машин, такси и красных двухэтажных автобусов сворачивал к югу, с трудом пробираясь к Слоан-сквер и Челси. Тот факт, что все деловые и правительственные офисы были уже давно закрыты на уикэнд, ничуть не влиял на интенсивность движения. Перспективы мировой экономики вселяли оптимизм, магазины ломились от товаров, и новые лейбористы были далеки от того, чтобы раскачивать чью-либо лодку. Теперь туристы приезжали в Лондон в любое время года, а потому машины в столь ранний час продолжали двигаться с черепашьей скоростью.

Сгорая от нетерпения, лейтенант-полковник армии США, он же доктор медицины Джонатан (Джон) Смит, соскочил со ступеньки медленно ползущего автобуса под номером 19, не доехав двух кварталов до нужного ему места. Дождь наконец-то немного утих. Полковник пробежал по мокрому тротуару, оставив автобус позади.

Это был высокий и стройный, атлетического сложения мужчина лет сорока с хвостиком. Тёмные волосы гладко зачёсаны назад и открывают высокий крутой лоб. Темно-синие глаза привычно и внимательно оглядывают автомобили и прохожих. Внешне он почти ничем не выделялся в толпе, вышагивал себе в своём твидовом пиджаке, хлопчатобумажных брюках и макинтоше. И все же женщины оборачивались и смотрели ему вслед, а он, заметив это, лишь улыбался краешками губ и продолжал шагать дальше.

Вот он свернул на Уилбрахам-плейс и вошёл в вестибюль уютной гостиницы под названием «Уилбрахам отель», где снимал номер всякий раз, когда начальство из ВМИИЗа посылало его на конференцию врачей в Лондон. Перепрыгивая через две ступеньки, он взлетел на второй этаж, где и находился его номер. И тут же начал шарить в чемоданах в поисках отчётов о случаях заболевания лихорадкой в американских войсках, базирующихся в Маниле. Он обещал показать их доктору Чандре Аттем, специалисту по вирусным инфекциям из Всемирной организации здравоохранения.

И вот, наконец, под кипой грязной одежды в самом большом из чемоданов он обнаружил эти доклады. Вздохнул и усмехнулся себе под нос — он так и не удосужился избавиться от неряшливых привычек, сложившихся за долгие годы жизни в полевых условиях, в палатках, куда он мчался с целью помочь в той или иной кризисной ситуации.

Он бросился вниз по лестнице, спеша вернуться на конференцию по эпидемиологии, организованную ВОЗ, но тут его окликнул гостиничный клерк.

— Подполковник? Вам тут письмо. С пометкой «срочно».

— Письмо? Но кто это вздумал посылать его сюда? — Он взглянул на наручные часы. — Тем более в воскресенье?

— Его доставил посыльный.

Охваченный тревожным чувством, Смит взял конверт и вскрыл его. Внутри находился один-единственный листок бумаги из принтера, без указания адресата или обратного адреса. И прочитал следующее:

«Смити! Встретимся в парке Рок Крик, что в Пирс Милл. В понедельник, ровно в полночь. Срочно и важно. Никому ни слова. Б.»

У Смита ёкнуло сердце. На свете был единственный человек, называвший его Смити, — Билл Гриффин. Познакомились они в третьем классе начальной школы Гувера, что в Каунсил Блафф, штат Айова. И сразу же подружились и продолжали дружить и в средней школе, и в колледже при университете Айовы, а потом уже — в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Затем Смит получил звание доктора медицины, а Билл стал дипломированным психологом, после чего пути их разошлись. Оба осуществили юношескую мечту и поступили на армейскую службу, причём Билл пошёл в военную разведку. Виделись друзья не чаще чем раз в десять лет, хотя и поддерживали постоянную связь, звонили друг другу и переписывались.

Смит стоял у стойки дежурного в гостинице и, хмурясь, вглядывался в загадочные слова послания.

— Что-то не так, сэр? — вежливо осведомился клерк.

Смит огляделся по сторонам.

— Нет, ничего. Все нормально. Ладно, надо бежать, иначе опоздаю на следующий семинар.

Он сунул послание в карман макинтоша и вышел на улицу, вдыхая пропитанный влагой воздух. Как это Билл узнал, что он находится в Лондоне? В этом неприметном и тихом отёле? И к чему понадобилась вся эта таинственность, и отчего Биллу вдруг пришло в голову называть его Смити, как в детстве?

И ни обратного адреса, ни телефона.

Только инициалы, чтобы было ясно, кто отправитель.

И почему именно в полночь?

Смиту нравилось думать о себе как о человеке простом, но он знал, что на деле это далеко от истины. Достаточно было проследить за его карьерой. Он служил в военно-медицинских частях, а затем занялся научно-исследовательской работой. Какое-то время работал и на военную разведку. И его постоянно преследовала тревога, но он уже успел настолько свыкнуться с ней, что она стала как бы частью его самого.

Правда, за последний год в жизни его произошли приятные перемены, и он вдруг открыл для себя счастье. И дело тут было не только в работе на ВМИИЗ, которую он находил страшно важной и интересной. Убеждённый холостяк вдруг влюбился. Причём это была настоящая Любовь, с большой буквы. Совсем не то, что мимолётные романы с женщинами, которые входили в его жизнь и выходили из неё, не оставляя в душе следа. Нет, Софи Рассел стала для него всем — и товарищем по работе, и другом, и просто красивой белокурой любовницей, жизни без которой он отныне просто не представлял.

Бывали моменты, когда он отрывался от электронного микроскопа с одной лишь целью — лишний раз полюбоваться своей возлюбленной. Как это возможно, чтобы в такой хрупкой и прелестной женщине сочетались столь блестящий ум и стальная воля? Этот вопрос постоянно занимал его. Стоило только вспомнить о Софи, и он тут же почувствовал, как страшно по ней скучает. Он должен был вылететь из Хитроу завтра утром. Так что вполне успел бы добраться на машине до дома в Мэриленде как раз к завтраку, после чего они с Софи вместе отправились бы на работу.

И вот на тебе — эта тревожная записка от Билла Гриффина. Едва пробежав её глазами, он тут же насторожился. И в то же время это прекрасная возможность повидать старого друга. Он улыбнулся. Нет, видно, даже Софи не удалось укротить его. Ловя такси, он уже строил планы.

Он поменяет авиабилет на понедельник, полетит вечером. А в полночь встретится с Биллом Гриффином. Это, в свою очередь, означает, что на работе он появится не раньше вторника, то есть на сутки позже. От чего генерал Кильбургер, возглавляющий ВМИИЗ, просто позеленеет от злости. Если не прибегать к слишком уж сильным выражениям, генерал сочтёт такую вольность со стороны Смита выходкой вредной и неуместной.

Ничего страшного. Не проблема. Цель оправдывает средства.

Вчера рано утром он позвонил Софи — просто для того, чтобы услышать её голос. Но их разговор оборвали на середине. Софи получила приказ срочно явиться в лабораторию, идентифицировать некий вирус из Калифорнии. Софи может проработать без остановки и шестнадцать, и все двадцать четыре часа. Наверняка засидится в лаборатории далеко за полночь, может даже и не оказаться дома в понедельник утром. Смит разочарованно вздохнул. Он так мечтал разделить с ней этот завтрак. Тут только одно преимущество — она будет так занята, что беспокоиться о нем ей просто некогда.

Нет, можно, конечно, позвонить и оставить послание на автоответчике, предупредить, что он появится днём позже, чтобы она не волновалась. Заодно и генералу Кильбургеру передаст, что он задерживается.

Нет, он поступит иначе. Может вылететь из Лондона не завтра утром, а сегодня, ночным рейсом. Всего-то несколько часов разницы, но они так много значат для него. Том Шерингем возглавляет британскую научно-исследовательскую группу микробиологов, разрабатывающую вакцину против всех типов гантавирусов. И сегодня он не только сможет посетить презентацию Тома, он будет умолять его отобедать с ним поздно вечером. Именно там, за обедом и выпивкой, он постарается выжать из Тома все возможное, заставить поведать обо всех тонкостях и деталях, которые тот ещё не готов разглашать публично. А он, Смит, клятвенно пообещает ему посетить Нортон Даун завтра, перед тем как отправиться в Хитроу.

Кивая и чуть ли не улыбаясь про себя, Смит перепрыгнул через лужу и распахнул дверцу чёрного такси, притормозившего у обочины. И назвал водителю адрес здания, где проводилась конференция ВОЗ.

Но едва он опустился на сиденье, как намёк на улыбку исчез. Он извлёк из кармана послание Билла Гриффина и перечитал, в надежде отыскать пропущенный прежде ключ к этой загадке. Самого главного тут все же не сказано. Между бровями Смита залегла морщинка озабоченности. Он начал вспоминать прошедшие годы, пытаясь понять, что заставило Билла вдруг срочно связаться с ним, причём таким необычным образом.

Если Биллу была бы нужна научная или другого рода помощь от ВМИИЗа, он без проблем смог бы получить её другим, официальным путём. Ведь Билл являлся специальным агентом ФБР и очень гордился этим. И, как любой агент, мог бы запросить помощь Смита через директора ВМИИЗа.

С другой стороны, если дело у него чисто личное, к чему вся эта секретность? Он мог бы позвонить в гостиницу и оставить Смиту послание с просьбой перезвонить.

В машине было холодно и сыро, Смит зябко поёжился. Эта встреча обещала стать не только неофициальной, но засекреченной. Весьма засекреченной. А это, в свою очередь, означало, что Билл действует за спиной ФБР. За спиной у ВМИИЗ США. Втайне от всех правительственных организаций… И, по всей видимости, надеется вовлечь и его, Смита, в эту загадочную историю.

Глава 2

9.57 утра, воскресенье, 12 октября

Форт-Детрик, Мэриленд

Расположенный во Фредерике, маленьком городке, затерявшемся среди зелёных холмов и полей Мэриленда, Форт-Детрик стал прибежищем для Военно-медицинского исследовательского института США по инфекционным заболеваниям. Известный под сокращением ВМИИЗ США, или просто Институт, он стал объектом бурных выступлений и нападок общественности в 1960-х, поскольку именно там находилась самая настоящая фабрика по производству и испытанию химического и бактериологического оружия. В 1969 году президент Никсон приказал положить конец разработке этих программ, и ВМИИЗ перестал быть объектом нападок, превратившись в научный и медицинский центр.

Затем настал 1989-й. И учёные заговорили о страшно опасном и чрезвычайно «коммуникабельном» вирусе «Эбола», вызвавшем массовую гибель подопытных животных в обезьяньем питомнике в Рестоне, штат Вирджиния. Врачи и ветеринары ВМИИЗа, как военные, так и гражданские, были брошены на изучение этого вируса, грозившего самой трагичной в истории человечества эпидемией.

Им удалось доказать, что вирус Рестона имеет незначительное генетическое отклонение от таких летальных штаммов, как «Эбола Заир» и «Эбола Судан». И, что гораздо важнее, выяснить практическую безвредность для человека. Это поразительное открытие сразу вознесло учёных из ВМИИЗа до небес, они стали знамениты на всю страну. И пресловутый Форт-Детрик вновь занимал умы людей, на сей раз с тем отличием, что выглядел теперь аванпостом американской военной медицины.

Сидя в своём кабинете во ВМИИЗе, доктор Софи Рассел как раз раздумывала об этих превратностях судьбы и притязаниях на славу. И с нетерпением ожидала звонка от человека, способного ответить на целый ряд вопросов, что помогло бы избежать кризиса, который, как она опасалась, вполне мог перерасти в опасную эпидемию.

Софи получила учёную степень, занимаясь исследованиями в области клеточной и молекулярной биологии. Она была ведущим колесом в той огромной машине, чьи шестерёнки завертелись в мировом масштабе после смерти майора Кейта Андерсона. Она работала на ВМИИЗ вот уже четыре года и, подобно тем учёным в 1989-м, боролась за организацию срочной медицинской помощи людям, пострадавшим от неизвестного вируса. Ей вместе со своими коллегами удалось пойти дальше и сделать весьма неутешительный вывод: этот вирус смертелен для человека. Уже имелись три его жертвы — майор и двое гражданских. Все они умерли внезапно в результате синдрома острой респираторной недостаточности (СОРН), один за другим, на протяжении нескольких часов.

Впрочем, учёных и врачей беспокоили не столько время смерти этих несчастных и не сам факт СОРН. От этого заболевания на планете ежегодно умирали миллионы людей. Но среди них не было молодых и совершенно здоровых. Их смерти сопутствовали долгие и мучительные проблемы с лёгкими или же другие факторы. И сильнейшей головной боли на последнем этапе заболевания, а также грудной полости, залитой кровью, при вскрытии у них не наблюдалось.

И вот теперь — три случая за один день, и у всех троих схожие симптомы. Причём погибли несчастные в разных концах страны — майор в Калифорнии, девочка-подросток в Джорджии и бездомный бродяга в Массачусетсе.

Директор ВМИИЗа, бригадный генерал Кальвин Кильбургер, вовсе не имел желания поднимать тревогу на весь мир только на основании этих трех случаев, жертвы которых поступили к ним лишь вчера. Он терпеть не мог раскачивать лодку, опасаясь выглядеть в глазах других паникёром. Более того, он вовсе не собирался делиться успехом с другими лабораториями, в особенности — с давним и главным соперником ВМИИЗа, Центром контроля над инфекционными заболеваниями в Атланте.

А между тем напряжение во ВМИИЗе все возрастало, и Софи Рассел, возглавлявшая группу учёных, продолжала работать.

Первые пробы крови она получила в субботу, в три часа ночи, и немедленно отправилась к себе в лабораторию, находившуюся на «Уровне-4», чтобы подвергнуть эти пробы анализу. Там, в небольшой раздевалке, она сняла с себя всю одежду, наручные часы и кольцо, которое подарил ей Джон Смит, когда она согласилась выйти за него замуж. Лишь на секунду остановилась, взглянула на кольцо и улыбнулась, вспомнив о Джоне. В памяти всплыло его красивое лицо — черты американского индейца, широкие скулы, чёрные волосы, а вот глаза такие удивительно синие! Эти глаза заинтриговали её с первой же секунды. Увидев Джона, она тогда подумала, как, должно быть, заманчиво падать и падать в глубину этих темно-синих глаз. И ещё ей нравилось, как он двигался, плавно, бесшумно и быстро, словно какой-нибудь зверь из джунглей, приручить которого удаётся далеко не всякому. Ей нравилось заниматься с ним любовью, нравились страсть и возбуждение, которые оба они испытывали при этом. Но все это объяснялось просто — Софи была безумно, страстно влюблена в него.

Они как раз разговаривали по телефону, когда её вызвали сюда, в лабораторию.

«Дорогой, мне надо бежать. Звонят из лаборатории по другой линии. Срочный вызов».

«В такой-то час? Неужели дело не терпит до утра? Ведь тебе надо отдохнуть».

Она усмехнулась. «Ты позвонил, и я как раз отдыхала. Если уж быть до конца точной, крепко спала. И тут вдруг телефон».

«Но я знал, что ты захочешь поболтать со мной. Тебе передо мной не устоять, верно?»

Она расхохоталась. «Это уж точно! Хочется говорить с тобой дни и ночи напролёт. Скучаю по тебе каждую секунду, с тех пор, как ты улетел в Лондон. И рада, что ты пробудил меня от крепкого и здорового сна и что я могу сказать тебе все это».

Настал его черёд смеяться. «Я тоже люблю тебя, дорогая».

И вот теперь, вспоминая об этом, она глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Сделала над собой усилие и выбросила из головы Джона Смита. Её ждёт срочная работа.

Она быстро переоделась в стерильный хирургический комбинезон зеленого цвета. Открыла тяжёлую дверь и босиком прошла на «Уровень биологической безопасности-2», находившийся под отрицательным давлением, чтобы не допустить проникновения загрязняющих веществ на «Уровень-3» и «Уровень-4». Оказавшись внутри, пробежала мимо душевой кабинки в ванную, где у неё хранились чистые белые носки.

Надев носки, она поспешила на «Уровень-3». Там натянула на руки латексные хирургические перчатки, потом приклеила их раструбами к рукавам комбинезона. Повторила ту же процедуру с носками, их края приклеились к штанинам. Проделав все это, она облачилась в свой персональный ярко-голубой защитный скафандр из пластика, напоминавший наряд космонавта. Внутри слабо попахивало резиной и ещё чем-то, как пахнет в пластмассовом ведре. Тщательно проверила все застёжки. Затем опустила на лицо прозрачный и гибкий шлем, застегнула скафандр на длинную «молнию» и сняла со стены жёлтый шланг.

Подсоединила шланг к скафандру. С тихим шипением воздух начал поступать в массивный костюм космонавта. Закончив, она отсоединила шланг и прошла через тяжёлую стальную дверь в воздушный шлюз при «Уровне-4», снабжённый распылителями для воды и химикатов, для последнего, обеззараживающего душа.

И вот, наконец, дверь на «Уровень-4» отворилась. Зона повышенной опасности.

Теперь ей никак нельзя было торопиться. Она осторожно продвигалась вперёд шаг за шагом. Отныне её единственным оружием были точные и неспешные движения. И чем точней они будут, тем большей скорости удастся достичь. Вот почему вместо того, чтобы натягивать руками тяжёлые резиновые жёлтые сапоги, она привычным и ловким движением согнула в колене одну ногу и, держа её под нужным углом, сунула ступню в сапог. Затем проделала то же со второй. И прошла, насколько это возможно, быстро, по узким коридорам к своей лаборатории. Уже там натянула третью пару перчаток из латекса. С величайшей осторожностью извлекла из холодильника-контейнера пробы крови и принялась за работу по выделению вируса.



Все последующие двадцать шесть часов она не думала ни о еде, ни о сне. Она жила в лаборатории, изучала вирус через электронный микроскоп. И, к собственному удивлению, исключила вместе со своей командой саму возможность того, что это мог оказаться «Эбола», «Марбург», любой другой филовирус. Впрочем, форму он имел характерную для большинства вирусов — выглядел под микроскопом эдаким волосатым шариком. Едва увидев его и помня, что причиной смерти стал синдром острой респираторной недостаточности, Софи подумала: «Это гантавирус, типа того, что в 1993 году убил молодых спортсменов в резервации Навахо». Во ВМИИЗе работали настоящие эксперты по гантавирусам. Легендарному Карлу Джонсону ещё в 1970-м удалось выделить и идентифицировать первый такой вирус.

Учитывая это, она использовала в работе метод под названием иммуноблоттинг, позволяющий проверить патоген на хранившихся в банке крови ВМИИЗа замороженных пробах, взятых у жертв различных гантавирусов со всего мира. Он не среагировал ни на одну. Немало удивлённая, она провела реакцию цепи полимеразы — с целью составить хотя бы приблизительное представление о последовательности расположения ДНК вируса. В этом отношении он не походил ни на один из известных ей гантавирусов, однако она все же составила на всякий случай предварительную генетическую карту — вдруг пригодится. Больше всего ей хотелось, чтоб Джон был сейчас здесь, с ней, а не в такой дали, в Лондоне, на конференции ВОЗ.

Озабоченная тем, что так и не получила до сих пор сколько-нибудь определённого ответа, Софи усилием воли заставила себя выйти из лаборатории. Своих помощников она уже давно отправила спать. И вот теперь занялась хлопотной процедурой — стащила с себя защитный скафандр, прошла через обеззараживающий душ и, наконец, переоделась в обычную свою одежду.

Поспав часа четыре — ей этого вполне достаточно, пыталась убедить она сама себя, — Софи поспешила в кабинет и принялась изучать результаты тестов. Вскоре проснулись и остальные члены её команды, и она велела им разойтись по лабораториям.

Голова у Софи болела, в горле пересохло. Она достала из мини-холодильника бутылку минеральной воды и вернулась к столу. На стене в кабинете висели три снимка в рамочках. Она не спеша пила воду и не сводила с них глаз, они привлекали её, как свет влечёт ночную бабочку. На одном — они с Джоном. Оба в купальных костюмах, этот снимок был сделан прошлым летом на Барбадосе. Как весело провели они тогда свой первый и единственный отпуск! На втором был Джон в военной форме — в тот день он получил звание подполковника. А на последнем красовался молоденький капитан с буйными чёрными волосами, грязным лицом и пронзительно-синими глазами. Он стоял в пропылённой насквозь униформе на фоне палатки, снимок был сделан где-то в иракской пустыне.

Она страшно по нему соскучилась, он был нужен ей здесь, в лаборатории, для работы. И вот рука Софи потянулась к телефону, чтоб позвонить в Лондон. Но она тут же остановила себя. В Лондон его послал Кильбургер. По мнению генерала, каждое задание должно быть выполнено до конца и в срок. Ни днём раньше, ни днём позже. Джон прилетает только через несколько часов. И тут вдруг она подумала, что он прямо из аэропорта помчится домой. А её там нет, и она его не ждёт. Она снова сделала над собой усилие и приказала себе не думать об этом.

Софи посвятила себя науке, и ей на этом пути сопутствовала удача. О замужестве она уже давно перестала мечтать. Влюбиться — возможно, но чтоб замуж? Нет. Редко какой мужчина захочет иметь жену, целиком поглощённую любимой работой. Но Джон её понимал. Мало того, страшно ценил тот факт, что Софи, изучая какую-либо клетку, может обсуждать с ним её строение, цвет и функции во всех деталях. В свою очередь, её вдохновляло постоянное любопытство Джона, его неутолимая жажда знаний. Они, как бывает с малыми ребятишками в детском саду, обрели друг в друге любимого партнёра по увлекательной игре, идеально подходили друг другу не только с точки зрения профессий, но и по темпераменту. Оба были очень целеустремлёнными, страстными людьми, влюблёнными в жизнь и друг в друга. Она никогда не была так счастлива и понимала, что за это следовало благодарить Джона.

Нетерпеливо встряхнув головой, Софи вернулась к своему компьютеру и вновь стала просматривать данные анализов, в поисках того, что, возможно, пропустила прежде. И не нашла ничего нового или важного для себя.

Поступили новые данные по ДНК, и она принялась изучать их, продолжая перебирать в уме все клинические сведения по этому вирусу. И тут вдруг у неё возникло странное ощущение.

Она уже где-то видела этот вирус — или же другой, но невероятно похожий. Но где?

Она пыталась вспомнить. Судорожно рылась в памяти. Перебирала события прошлого.

Но ничто не приходило на ум. И вот, наконец, она прочитала отчёт одного из членов её группы, где высказывалось предположение, что новый вирус сродни «Мачупо», одному из первых вирусов, вызывающих геморрагическую лихорадку. И открыт он был все тем же Карлом Джонсоном.

Африка ей ни о чем не говорила. Может, Боливия?

Перу!

Ещё студенткой она проводила там антропологические исследования, и…

Виктор Тремонт.

Да, именно так его звали. Биолог по образованию, он тоже работал тогда в Перу. Собирал растения и образцы минералов, исследовал возможность их применения в медицине и делал это по заказу… какой же компании? Какой-то фармацевтической фирмы… Есть, вспомнила, «Блэнчард Фармасьютикалз».

Она вернулась к компьютеру, быстро вошла в Интернет и нажала клавишу поиска. И нашла «Блэнчард» почти тотчас же в Лонг Лейк, штат Нью-Йорк. А Виктор Тремонт являлся президентом и главным менеджером этой компании. Она взялась за телефон и набрала номер.

Было воскресенье, но в таких гигантских корпорациях принимают важные звонки круглосуточно, без выходных. И в «Блэнчард» ей ответили. Ответил мужской голос, и когда Софи спросила, нельзя ли связаться с Тремонтом, голос вежливо попросил её подождать. Пытаясь сдержать нетерпение, она нервно барабанила пальцами по столу.

И вот, наконец, после целой серии щелчков и томительного молчания на линии в трубке прорезался другой мужской голос. На сей раз нейтральный и даже какой-то безжизненный:

— Позвольте узнать ваше имя и дело, по которому вы звоните доктору Тремонту?

— Софи Рассел. Скажите, что мы познакомились в Перу.

— Подождите, пожалуйста. — Снова молчание, а затем: — Говорите, мистер Тремонт у аппарата.

— Мисс… Рассел? — По всей видимости, он уточнял имя, записанное помощником в блокноте. — Чем могу помочь? — Голос приятный, низкий, но в нем отчётливо улавливаются начальственные нотки. Сразу чувствуется, что этот человек привык командовать людьми.

И она ответила скромно, но с достоинством:

— Вообще-то теперь уже доктор Рассел. Моё имя вам ничего не говорит?

— Боюсь, что нет. Но вы упомянули Перу, и я прекрасно помню то время. Было это лет двенадцать-тринадцать назад, если не ошибаюсь? — Видимо, он специально выбрал такой нейтральный тон и притворяется, что не помнит, — на тот случай, если она вдруг начнёт просить у него работу.

— Тринадцать, и вас я очень хорошо помню, — нарочито небрежным тоном заметила она. — Помните реку Караибо, летний лагерь? Я работала там с группой антропологов, выпускников Сиракузского университета, а вы собирали биологические материалы, могущие представлять интерес для медицины. Я звоню, чтобы спросить вас о вирусе, который вы обнаружили в одном из местных племён. Туземцы называли их «людьми с обезьяньей кровью».

Сидевший в своём огромном кабинете Виктор Тремонт вдруг испытал прилив страха. И тут же подавил его. Развернулся в кресле и посмотрел в окно на озеро, поверхность которого блестела, как ртуть, в лучах утреннего солнца. На другой его стороне простирался густой сосновый лес, соснами поросли и склоны высоких гор, тающие в туманной дымке.

Несколько раздосадованный тем, что его упрекнули в плохой памяти, Виктор Тремонт снова развернулся в кресле. В голосе его зазвучали дружеские нотки:

— Вот теперь вспомнил. Такая симпатичная белокурая леди, целиком поглощённая наукой. Я ещё тогда понял, что вы добьётесь успехов в антропологии. Я не ошибся?

— Ошиблись. Я защитила докторскую по клеточной и молекулярной биологии. Именно поэтому мне и нужна ваша помощь. Я работаю в Форт-Детрике, в Военно-медицинском научно-исследовательском центре по изучению инфекционных заболеваний. И мы тут столкнулись с вирусом, который страшно похож на тот, что обнаружили в Перу. Некий неизвестный ранее вид вируса, вызывающий головную боль, сильный жар и острую форму синдрома респираторной недостаточности. Он способен убить совершенно здорового человека за несколько часов, причём сопровождается все это сильнейшим кровотечением из лёгких. Это вам о чем-нибудь говорит, доктор Тремонт?

— Можете называть меня просто Виктор. А ваше имя, если мне не изменяет память, кажется… Сьюзан… Салли… что-то в этом…

— Софи.

— Ах, ну да, конечно! Софи Рассел. Форт-Детрик, — медленно произнёс он, словно записывая эти слова. — Рад слышать, что вы не ушли из науки. Мне и самому иногда до смерти хочется посидеть в лаборатории, а не заниматься всей этой сумасшедшей организационной деятельностью. Но реку не повернуть вспять, верно? — И он засмеялся.

— Так вы помните этот вирус? — спросила она.

— Нет. Не припоминаю. Вскоре после Перу занялся коммерцией и управлением, возможно, поэтому и вылетело из памяти. Как я уже говорил, это было так давно. Но, исходя из того, что я помню из молекулярной биологии, ваш сценарий маловероятен. Должно быть, вы путаете его с целой серией вирусов, с которой нам довелось тогда столкнуться. Увы, этого добра всегда более чем достаточно. Нет, не помню.

Растерянная и разочарованная, Софи продолжала прижимать трубку к уху.

— Но я совершенно точно помню, что у «людей с обезьяньей кровью» удалось выделить именно этот вид. И время здесь совершенно ни при чем. Правда, тогда, в Перу, я не предполагала, что стану заниматься биологией, и уж тем более — на клеточном и молекулярном уровне. И ещё более странно, что даже нахожу в этом удовольствие.

— "Люди с обезьяньей кровью"? Необычное название. И знаете, я действительно припоминаю, там было племя с таким оригинальным названием.

Софи оживилась. В голосе её прозвучали нетерпеливые нотки:

— Доктор Тремонт, послушайте меня, пожалуйста. Это необычайно важно. Жизненно важно. Мы только что зарегистрировали три случая заболевания вирусом, столь схожим с тем, что был обнаружен в Перу. И там, у туземцев, было какое-то средство, позволяющее побороть болезнь в восьмидесяти случаях из ста. Кажется, надо было выпить кровь какой-то определённой обезьяны. Помню, как вы тогда удивились, услышав это.

— До сих пор удивляюсь, — сказал Тремонт. (Нет, память у этой дамочки просто фантастическая, даже на нервы действует.) — Чтоб у первобытного племени каких-то там индейцев имелся способ победить смертельную болезнь? Лично мне об этом ничего не известно, — не моргнув глазом, солгал он. — А вот описание симптомов знакомо, это определённо. И что же говорят по этому поводу ваши коллеги? Уверен, кто-нибудь из них тоже наверняка работал в Перу.

Она вздохнула.

— Сперва я хотела проверить у вас. Мы уже неоднократно поднимали ложную тревогу, и действительно, много воды утекло с тех пор, как я была в Перу. Но раз вы не припоминаете… — Голос её замер. Она была весьма разочарована. — Нет, я просто уверена, вирус там был. Что ж, возможно, мне стоит связаться с Перу. Должны же там регистрировать вспышки необычных заболеваний среди индейцев.

Виктор Тремонт нервно повысил голос:

— Уверен, что в этом нет никакой необходимости. У меня сохранились записи о том путешествии. По разным растениям, представляющим интерес для фармакологии. Возможно, я и об этом вирусе что-то тогда написал.

Софи обрадовалась.

— О, если б вы их нашли и просмотрели, это было бы замечательно! Только поскорей.

— Идёт, — Тремонт усмехнулся. (Попалась-таки на крючок.) — Все эти дневники и заметки хранятся у меня дома. То ли в подвале, а может, на чердаке. Давайте созвонимся завтра.

— Очень благодарна вам, Виктор. Возможно, весь мир вскоре будет вам благодарен. Значит, до завтра? Вы не представляете, насколько это важно! — И она продиктовала ему свой номер телефона.

— Думаю, что представляю, — заверил её Виктор. — Перезвоню. Самое позднее — завтра утром.

Повесив трубку, он снова резко развернулся в кресле и уставился на посветлевшее в лучах солнца озеро и высокие горы, которые вдруг стали казаться ближе и просто подавляли своим величием. Он встал и подошёл поближе к окну.

Виктор Тремонт был высок, среднего телосложения и с несколько необычным типом лица, с которым природе удалось сыграть одну из своих шуток, впрочем, ничуть не злую. В юности у него был непропорционально большой нос, оттопыренные уши и впалые щеки, но постепенно, с возрастом, он превратился в довольно интересного мужчину. Теперь ему было под пятьдесят, щеки округлились и уже не казались впалыми. Орлиный профиль, безупречно гладкая кожа, аристократические черты. Нос был идеальных размеров — прямой и крупный, достойный того, чтобы украшать лицо истинного английского джентльмена. С загорелой кожей прекрасно сочетались густые серебристо-седые волосы. Подобное лицо всегда привлекает внимание, куда бы ни направился его обладатель. Но сам Виктор прекрасно знал, что дело вовсе не в физической привлекательности, а в уверенности в себе. Присущая ему аура власти — вот что в первую очередь привлекает людей, особенно слабых, делает его совершенно неотразимым.

Несмотря на данное Софи Рассел обещание, Виктор Тремонт и не думал торопиться домой, искать там какие-то старые записи. Невидящим взором смотрел он на горы и озеро, пытаясь хоть как-то успокоиться. Он был вне себя от злобы и раздражения.

Софи Рассел. Господи, это надо же, Софи Рассел!..

Кто бы мог подумать! Сперва он не узнал её, даже когда она назвала своё имя. Да и к чему ему помнить имена каких-то ничего не значащих студентов, с которыми случайно встретился так давно. Впрочем, вряд ли и они его помнили. А вот Рассел запомнила. Что за мозги у этой дамочки? Нет, по всей видимости, это для неё действительно очень важно. Он неодобрительно покачал головой. Если разобраться, особых проблем с ней возникнуть не должно. Так, мелкая помеха, неприятность, не более. И все же дело с ней иметь придётся, так просто она от него не отвяжется. Он отпер потайной ящик массивного письменного стола, достал сотовый телефон и набрал номер.

Безжизненный голос со слабым акцентом ответил:

— Да?

— Надо поговорить, — бросил в трубку Тремонт. — У меня в конторе. Через десять минут. — Он нажал на кнопку и вернул сотовый телефон в потайной ящик. Затем снял трубку обычного телефона, стоявшего на столе. — Мюриэл? Соедините меня с генералом Каспаром из Вашингтона.

Глава 3

9.14 утра, понедельник, 13 октября

Форт-Детрик, Мэриленд

По мере того как в понедельник с утра лаборатории и кабинеты ВМИИЗа стали заполняться служащими, по всем зданиям кампуса начал расползаться слух о бесплодных попытках их коллег идентифицировать некий новый вирус-убийцу. В прессу эти сведения пока что не просочились, а из кабинета директора поступил приказ соблюдать строжайшую секретность, не сметь связываться с какими-либо средствами массовой информации, общаться с журналистами и прочее. Лишь работающие в лабораториях люди могли обмениваться догадками на эту тревожную тему.

Тем временем от текущей работы никто никого не освобождал. Сотрудники заполняли соответствующие формы, поддерживали в порядке оборудование, отвечали на телефонные звонки. Сержант-майор под номером четыре и по имени Хидео Такеда сидел в своей клетушке и сортировал почту. И вдруг на глаза ему попался официального вида конверт, отмеченный штампом Министерства обороны США.

Прочитав и затем перечитав письмо, он перегнулся через перегородку, отделявшую его клетушку от помещения, где сидела его помощница, специалист под номером пять Сандра Квин. И прошептал возбуждённо:

— Знаешь, что это означает? Мой перевод на Окинаву.

— Шутишь!

— Мы сдались, — он ухмыльнулся. Его подружка Мико жила и работала на Окинаве.

— Ты б лучше показал начальнице, и причём немедленно, — заметила Сандра. — Все не так-то просто. Если тебя переведут, придётся брать новенького, обучать его всем премудростям общения с этими чёртовыми рассеянными профессорами. Ой, она прямо уписается! Бог ты мой, да сегодня все они тут просто с ума посходили! Только и знают, что обсуждать какой-то новый кризис!

— Да имел я её в гробу! — весело выругался специалист Такеда.

— Не получится. Даже в самом страшном моем кошмарном сне. — Сержант-майор Элен Дотери стояла в дверях своего кабинета. — Будьте так добры, зайдите ко мне, специалист Такеда, — с преувеличенной вежливостью добавила она. — Или предпочитаете, чтоб я сначала выбила из вас дурь?

С высоты своего шестифутового роста огромная широкоплечая блондинка с широкими плечами и пышными формами смотрела сверху вниз на пятифутового Такеду и улыбалась своей знаменитой улыбкой пираньи. Тот вылетел из клетушки, точно ошпаренный, не пытаясь скрыть страх. В присутствии Дотери даже самый добросовестный сержант-майор никогда не чувствовал себя в безопасности.

— Закройте за собой дверь, Такеда. И сядьте.

Специалист повиновался.

Дотери устремила на него взгляд пронзительных, точно буравчики, глаз.

— И как давно вы узнали о возможности вашего перевода, Хидео?

— Прямо как гром среди ясного неба. То есть я хотел сказать, это пришло сегодня утром. Только вскрыл конверт и…

— Короче и ближе к делу, Такеда. Сколько вы у нас? Почти два года?

— Если точнее, минимум полтора. Прямо как вышел из отпуска, направили сюда. Послушайте, сержант, если я ещё здесь нужен, я могу…

Дотери покачала головой.

— Даже если б я и хотела тебя оставить, чего никак не могу сказать, все равно ничего не выйдет. — Она ткнула пальцем в лежавший перед ней на столе листок. — Вот, получила сегодня по электронной почте, должно быть, в тот самый момент, когда ты вскрывал письмо. Твоя сменщица уже, наверное, в пути. И не откуда-нибудь там, а из отдела разведки в Косово. Наверняка вылетела в США прежде, чем это письмо попало в контору, — сказала Дотери, и на лице её застыло задумчивое выражение.

— Тогда выходит, она будет здесь уже сегодня?

Дотери взглянула на настольные часы.

— Если точней, через пару часов.

— Вот это скорость!

— Да уж, — кивнула Дотери. — Они даже успели оформить предписание на твой перевод. На то, чтобы освободить рабочее место и убраться отсюда, тебе даётся один день, ни часом больше. Завтра утром ты должен сесть на самолёт.

— Один день?

— Так что валяй, принимайся за дело. И удачи тебе, Хидео. Была рада поработать с тобой. Запишу благодарность в личное дело.

— Да, сэр, то есть, сержант. И огромное вам спасибо.

Все ещё ошарашенный Такеда вышел, оставив майора Дотери в кабинете за письменным столом, где лежало послание. Катая в ладонях карандаш, она задумчиво смотрела перед собой в пустоту. И даже, казалось, не заметила, как радостно её подчинённый вылетел из кабинета. Такеда же с трудом подавил победный клич, готовый сорваться с губ. И дело было не только в том, что он страшно скучал по Мико, ему надоело жить и работать здесь, во ВМИИЗе, и пребывать в постоянной тревоге и напряжении. Да чего стоит эта последняя, сегодняшняя история! Все кругом встревожены, даже напуганы. К чёртовой матери отсюда, и поскорей!

* * *

Три часа спустя специалист-четыре Адель Швейк стояла, вытянувшись в струнку, в том же кабинете, перед майором Дотери. Маленькая брюнетка с хрупкой, но ладной фигуркой и внимательными серыми глазами. Форма сидела на ней безупречно, грудь украшали два ряда пёстрых наградных ленточек, говоривших о том, что этой девушке пришлось служить далеко за морями и океанами, в разных странах и принимать участие во многих кампаниях. У неё даже была ленточка от боснийской медали.

— Вольно, специалист!

— Благодарю, сержант-майор!

Дотери пробежала глазами её бумаги и заговорила, не поднимая глаз от стола:

— Большая спешка, не так ли?

— Я писала рапорт с просьбой о переводе в округ Колумбия ещё несколько месяцев назад. По личным мотивам. И тут вдруг полковник говорит мне, что освободилась вакансия в Детрике. И вот я здесь.

Дотери подняла глаза на свою новую подчинённую.

— Не кажется ли вам, что ваша квалификация высоковата? Для такой непыльной, что называется, должности. Работы не так уж много, за океан здесь у нас не посылают.

— Я только и знала, что меня переводят в Детрик. А что за подразделение — нет.

— Неужели? — Дотери вскинула светлую бровь. Слишком уж холодна и сдержанна эта Швейк. — Что ж, позвольте представиться. Мы называемся ВМИИЗ, Военный медицинско-исследовательский институт инфекционных заболеваний США. Сугубо научная направленность. Все наши офицеры являются врачами, ветеринарами, прочими специалистами в области медицины. У нас даже работают гражданские. Никакого оружия, ни сборов, ни учений, ни славы.

Швейк улыбнулась.

— Что ж, звучит очень мирно, сержант-майор. Приятная смена обстановки, особенно после Косово. Кроме того, я слышала, что ВМИИЗ занимается сейчас какими-то особо опасными, смертельными заболеваниями. Или ошибаюсь? Но мне показалось, что это звучит вполне заманчиво.

Сержант-майор задумчиво склонила голову набок.

— Разве что для врачишек. А наше дело — чистой воды рутина. Следим за тем, чтоб механизм не давал сбоев. Да, действительно, в этот уикэнд была поднята тревога. Только не задавайте вопросов. Это вас совершенно не касается. Если вдруг с вами вступят в контакт журналисты, отсылайте их в отдел по связям с общественностью. Это приказ. О'кей, ваш отсек вон там, рядом с Квин. Познакомьтесь, устраивайтесь поудобнее, Квин введёт вас в курс дела.

Швейк снова встала по стойке «смирно».

— Благодарю, сержант-майор!

Уставясь на дверь, за которой скрылась девушка. Дотери вновь принялась катать карандаш между пальцев. Потом тяжело вздохнула. Всей правды этой новенькой она не сказала. Да, конечно, рутины хватает, и порой кажется, что держать здесь военных нет никакого смысла. Она пожала плечами. К тому же в жизни ей довелось повидать куда более странные вещи, нежели столь внезапная смена персонала, которая произошла сегодня и, похоже, осчастливила обе стороны. Она позвонила Квин и попросила принести ей чашечку кофе. И постаралась выбросить из головы события последнего дня и эту странную смену персонала. Ей не до того, работы полно.

* * *

Ровно в 17.32 сержант-майор Дотери заперла дверь в свой кабинет и собралась было выйти из опустевшего помещения. Но тут заметила, что опустело оно не совсем.

Новичок, Адель Швейк, сказала:

— Мне бы хотелось задержаться немного, изучить дела. Если, конечно, это возможно, сержант-майор.

— Почему нет? Я предупрежу охрану. У вас есть ключи от офиса? Ну и прекрасно. Запрете, когда будете уходить. Уверяю, одиноко вам не будет. Этот новый вирус просто свёл всех наших врачей с ума. Наверняка кто-то из них просидит здесь всю ночь. Если эта суматоха продлится ещё какое-то время, они станут сварливы и раздражительны сверх всякой меры. Им не нравятся загадочные микробы, убивающие людей.

— Да, я слышала, — кивнула и улыбнулась маленькая брюнетка. — И успела заметить, что здесь, в Форт-Детрике, все пребывают в страшном возбуждении.

— Соответствует истине, — усмехнулась Дотери и вышла.

Снова усевшись за стол, специалист Швейк ещё примерно в течение получаса читала докладные записки и делала какие-то пометки — до тех пор, пока наконец не убедилась, что ни сержант-майор, ни охрана её больше не побеспокоят. Затем открыла атташе-кейс, который внесла в помещение во время перерыва на кофе. С момента её прибытия на базу ВВС Эндрюс кейс лежал в машине, которую ей предоставили.

Она достала из него схему телефонных сетей в здании ВМИИЗа. Распределительная коробка находилась в подвале и обеспечивала телефонную связь как внутри здания, так и все входящие и выходящие звонки, Адель долго изучала этот листок, пока не убедилась, что все запомнила. Затем положила схему в кейс, заперла его и вышла в коридор.

И с выражением самого невинного любопытства на лице огляделась.

Охранник у главного входа что-то читал. Швейк надо было проскользнуть мимо него. Она сделала глубокий вдох, чтоб успокоиться, и медленно и бесшумно двинулась по боковому коридору ко входу в подвальное помещение.

Добравшись до него, остановилась и выждала. Охранник не подавал признаков жизни. Хотя здание считалось строго охраняемым объектом, за людьми, выходившими из него, следили меньше. Главная задача заключалась в том, чтобы не допускать посторонних к смертельным ядам, вирусам, бактериям и прочим опасным материалам, что изучались во ВМИИЗе. И, хотя охранник был хорошо натренирован, ему не хватало агрессивности, характерной для людей из спецслужб, охраняющих лаборатории, в которых разрабатывалось сверхсекретное оружие.

С облегчением заметив, что он так и не оторвался от своей книги, Швейк попыталась открыть тяжёлую металлическую дверь. Дверь оказалась заперта. Она достала из кейса связку ключей. Третий из них подошёл. Она бесшумно спустилась вниз по ступенькам, прошла мимо огромных машин, согревавших и охлаждавших здание, подававших в лаборатории стерильный воздух и отрицательное давление, приводивших в движение мощную воздухоочистительную систему, подающих в души воду и специальные химические растворы и обеспечивающих должное функционирование всего медицинского комплекса.

Добравшись, наконец, до главной распределительной коробки, Адель заметила, что вся вспотела. Поставила атташе-кейс на пол, достала из него ящичек с инструментами, проводами, переключателями, подслушивающими устройствами и миниатюрными магнитофонами.

Был вечер, и в подвале стояла тишина, лишь в трубах и котлах что-то тихонько булькало и пощёлкивало. И все же она ещё раз прислушалась, чтобы убедиться, что никого, кроме неё, здесь больше нет. От нервного напряжения её пробрал лёгкий озноб. Какое-то время она внимательно изучала серые стены. Затем открыла распределительную коробку и принялась за работу.

* * *

Два часа спустя, вернувшись в офис, она проверила свой телефон, вставила в уши миниатюрные наушники, щёлкнула переключателем на спрятанной в ящике письменного стола контрольной коробке и стала слушать, «…да, боюсь, что проторчу здесь ещё часа два как минимум. Прости, милая, но никак не получится. Этот вирус — настоящий зверь. Для работы над ним задействован весь штат. Ладно, постараюсь приехать до того, как детишки улягутся спать». Удовлетворённая тем, что слышно прекрасно и что её шпионское оборудование работает нормально, Швейк отключилась и набрала городской номер. Ей ответил тот же голос, что инструктировал её прошлой ночью:

— Да?

— Установка завершена, — доложила она. — На записывающее устройство будут поступать все телефонные звонки, к тому же получен доступ к линии, позволяющий слушать все интересующие вас кабинеты. В том числе и все внутренние переговоры.

— Вас никто не видел? Вы остались вне подозрений?

Швейк всегда гордилась своим безупречным слухом и памятью на голоса, к тому же она знала все основные европейские языки и много редких. Вот, к примеру, этот голос. Он принадлежит образованному человеку, и английский его хорош, но не безупречен. Выдаёт не совсем английская интонация и еле уловимый акцент. Средневосточный. Нет, определённо не Израиль, не Иран или Турция. Возможно, Сирия или Ливан. Но вероятней всего — Иордания или Ирак.

Что ж, она возьмёт этот голос на заметку, может, пригодится.

— Ну, конечно, нет, — ответила она.

— Прекрасно. Постарайтесь обратить особое внимание на любую информацию по неизвестному вирусу, над которым они работают. Записывайте все входящие и выходящие звонки из кабинетов доктора Рассел, подполковника Смита и генерала Кильбургера.

Такая работа долго продолжаться не может, слишком уж рискованно. А тело настоящей Адель Швейк вряд ли когда-нибудь найдут. Родственников у этой Швейк не было, друзей вне армии — почти не было. Именно по этой причине выбор остановился на ней.

Но мнимая Швейк почувствовала, что сержант-майор Дотери что-то подозревает, немного обеспокоена этим новым назначением. Слишком активная деятельность может её выдать.

— Сколько я должна здесь пробыть?

— До тех пор, пока мы нуждаемся в ваших услугах. Старайтесь не привлекать к себе особого внимания.

В трубке щёлкнуло, послышались частые гудки. Она повесила её и принялась знакомиться с кабинетом сержант-майора Дотери. Она также слушала телефонные разговоры в здании и вне его и установила на своём настольном телефонном аппарате специальное световое устройство — чтобы видеть, когда звонят в лабораторию этой дамочки Рассел. На секунду её охватило любопытство — чем это так важна для них доктор Рассел? Но затем постаралась выбросить эту мысль из головы. Есть на свете вещи, которые просто опасно знать.

Глава 4

Полночь

Вашингтон, округ Колумбия

Замечательный вашингтонский парк Рок Крик находился в самом сердце города, но у человека, попавшего в него, создавалось ощущение, что он оказался в заповедном и диком лесу. Парк простирался от самой реки Потомак, немного сужался к северу после центра Кеннеди, затем расширялся снова — и бескрайние густые леса тянулись до самых окраин города на северо-западе. Этот зелёный заповедный уголок пользовался большой популярностью у горожан, здесь были дорожки для катания на роликах и велосипедах, специальные тропы для верховой езды, лужайки для пикников, а также разнообразные исторические достопримечательности. Одним из таких исторических мест являлась Пирс Милл, в той точке, где Тилден-стрит пересекалась с Бич Драйв. Там ещё со времён Гражданской войны сохранилась старинная мельница, подобная тем, что некогда целыми рядами выстраивались вдоль ручья. Теперь здесь находился музей, а при лунном свете это сооружение казалось обиталищем духов и привидений и напоминало о давно прошедших временах.

К северо-западу от этой самой мельницы, там, где заросли были особенно густы и на них падали тени высоких деревьев, поджидал своего друга Билл Гриффин, придерживая на коротком поводке напрягшегося от волнения добермана. Ночь выдалась холодная, но Гриффин весь взмок от пота. И не сводил взгляда усталых глаз с мельницы и лужайки для пикника. Поджарый пёс жадно принюхивался к воздуху, заострённые стоячие уши слегка шевелились, пытаясь отыскать источник беспокойства.

Вот справа, прямо от мельницы, к ним начала приближаться какая-то фигура. Пёс уловил слабое похрустывание осенней листвы под чьими-то ногами значительно раньше своего хозяина. Но вот и Гриффин услышал шаги и спустил собаку с поводка. Но послушный доберман остался сидеть рядом, хотя и напрягся всем телом, каждой мышцей, готовый сорваться с места.

Гриффин сделал знак рукой.

Словно чёрный фантом, доберман прыгнул и растворился в ночи. По широкому кругу обошёл лужайку, оставаясь невидимым в густой тени деревьев.

Гриффину до смерти хотелось курить. Нервы были просто на пределе. Вот за спиной с шорохом прошмыгнуло какое-то маленькое существо и скрылось под кустом. Время от времени над парком раздавался тоскливый клич совы. Но он не обращал внимания на эти звуки, даже не вздрагивал от них. Он был прекрасно натренированным профессионалом, умел держать нервы в узде и, оставаясь совершенно спокойным и неподвижным, продолжал прислушиваться. Старался дышать реже и неглубоко, чтобы не выдать своего присутствия облачком вырывавшегося изо рта пара. И, хотя изо всех сил старался сохранять спокойствие, был до крайности возбуждён и взволнован.

Когда, наконец, в поле зрения появился подполковник Джонатан Смит, вышагивающий через открытое пространство под лунным светом, Гриффин даже не шевельнулся. Доберман, находившийся на дальнем от него конце лужайки, приник брюхом к земле и затаился. Видно его не было, но Гриффин точно знал, что пёс там.

Вот Джон Смит нерешительно остановился на полпути. И окликнул хриплым шёпотом:

— Билл?

Остававшийся под прикрытием деревьев Гриффин продолжал вслушиваться в ночь. Он слышал шум движения на ближайшей дороге и шумы города вдали. Ничего необычного. Ни единый посторонний не вторгся в это относительно замкнутое пространство. Он ждал, что собака подскажет ему другое, но доберман возобновил свой безмолвный бег по кругу, так, по всей видимости, никого и не учуяв.

Гриффин вздохнул. И вышел из-под деревьев на край опушки, залитой лунным светом. И произнёс тихо, но внятно:

— Смити? Давай сюда.

Джон Смит обернулся. Он видел лишь размытые очертания человеческой фигуры. Но все равно двинулся по направлению к ней, чувствуя себя открытым и незащищённым — вот только он не совсем понимал, от чего.

— Билл? — прошипел он. — Это ты?

— Паршивый коп, кто ж ещё, — ответил Гриффин и нырнул в тень.

Смит последовал за ним. Оказавшись в тени деревьев, несколько раз моргнул, стараясь, чтобы глаза поскорей привыкли к темноте. И вот, наконец, увидел своего старого друга — тот стоял и, улыбаясь, смотрел на него. Такое знакомое круглое и простоватое лицо, хотя Смиту и показалось, что Билл Гриффин сбросил фунтов десять. Щеки немного ввалились, плечи казались ещё шире по контрасту с похудевшей фигурой. И все те же каштановые волосы, беспорядочными прядями свисавшие чуть ниже ушей. Он был дюйма на два ниже высокого, ростом шесть футов, Смита — складный, сильный, крепко сбитый мужчина.

Смит заметил также, что Билл Гриффин постарался одеться как можно нейтральнее и неприметнее. Ну, прямо работяга, только что вышедший с фабрики, на которой собирал какие-нибудь компьютерные узлы. И направляется прямиком в местное кафе, где его ждёт незатейливый гамбургер. Именно такая непритязательная внешность всегда служила хорошим прикрытием для военного разведчика или агента ФБР, выполняющего спецзадание. Никому бы и в голову не пришло, что за обликом простака и работяги скрыты незаурядный ум и железная воля.

Для Смита старый друг был всегда кем-то вроде хамелеона, но только не сегодня. Сегодня он смотрел на него и видел перед собой звезду футбольной команды Айовы, незаурядно мыслящего человека. Да что там говорить, Билл Гриффин всегда был честным, порядочным и добрым человеком. Настоящий Билл Гриффин.

Гриффин протянул руку.

— Привет, Смити. Страшно рад тебя видеть после столь долгого перерыва. Давно, давно пора было повидаться. Когда это было в последний раз? В отёле «Дрейк», в Дес Мойнс?

— Да, там. Дешёвый ресторанчик, пиво. — Однако Джон Смит, пожимая руку Гриффину, не улыбнулся этому воспоминанию. — Черт побери, что за странное место для встречи? Во что ты вляпался? У тебя неприятности?

— Можно сказать и так, — кивнул Гриффин, но голос его по-прежнему звучал весело. — Ладно, об этом потом. Лучше скажи, как, черт возьми, поживаешь, а, Смити?

— Я в полном порядке, — нетерпеливо рявкнул в ответ Смит. — И вообще, насколько понял, речь пойдёт о тебе. Как это ты узнал, что я в Лондоне? — Он тут же спохватился и фыркнул от смеха. — Ладно, неважно. Дурацкий вопрос, верно? Ты всегда все знаешь. А теперь скажи, что…

— Слышал, ты вроде бы собрался жениться. Наконец-то нашлась девушка, способная укротить нашего ковбоя! Осесть в тихом месте, растить ребятишек, стричь газон, верно?

— О, этого никогда не случится, — усмехнулся Смит. — Моя Софи сама ковбой. Ещё один охотник за вирусами.

— Так, понял. Что ж, это имеет смысл. Может, у вас что-то и получится, — кивнул Гриффин и отвернулся. И снова принялся обшаривать насторожённым взглядом непроницаемую тьму, что царила кругом. Словно эти тьма и тишина вдруг могли взорваться и поглотить их в языках пламени. — А кстати, что ваши ребята успели узнать об этом самом вирусе?

— Каком именно? Знаешь сколько их там у нас, в Детрике?

Билл Гриффин, прищурившись, посмотрел на луну, потом обвёл взглядом утопавшие в тени деревья, точно снайпер, выискивающий мишень. По груди и спине стекали ручейки пота, но он старался не обращать на это внимания.

— Да том самом, который вас срочно просили исследовать в воскресенье утром.

Смит удивился.

— Вообще-то я со вторника находился в Лондоне. Тебе это должно быть известно. — Он умолк и вдруг громко выругался. — Черт! Так вот что за срочность. Я как раз позвонил Софи, и тут её вызвали на работу. Я должен был вернуться… — Тут он снова умолк и нахмурился. — А откуда это ты узнал, что в Детрике появился новый вирус? Значит, о нем у нас и пойдёт речь? Думаешь, они сумели выложить мне все, пока я отсутствовал, и хочешь теперь выкачать максимум информации?

На лице Гриффина не отражалось ровным счётом ничего. Он продолжал всматриваться в ночь. Затем тихо произнёс:

— Успокойся, Джон.

— Успокойся? — Смит так и кипел. — Стало быть, ФБР так заинтересовал этот вирус, что они подослали тебя ко мне выведать все секреты? Но ведь твой директор мог просто позвонить моему. Именно так положено поступать в подобных случаях.

Гриффин нехотя перевёл взгляд на Смита.

— Я больше не работаю на ФБР.

— Вот как? — Смит смотрел прямо в глаза своему старому другу. Но теперь в них не осталось ничего похожего на глаза Билла Гриффина, как, впрочем, и в лице тоже. И глаза, и лицо были какими-то странно пустыми, лишёнными какого-либо выражения. Старина Билл Гриффин куда-то исчез, и у Смита вдруг неприятно заныло в животе. Но длилось это всего секунду. На смену растерянности пришёл гнев, кровь в жилах вскипела. В голосе звучала ярость.

— Что же такого особенного в этом новом вирусе? И для чего тебе эта информация? Для какой-нибудь грязной газетёнки?

— Ни на газеты, ни на журналы я не работаю.

— Тогда, наверное, на какой-нибудь комитет конгрессменов? Ясное дело, бывший фэбээровец — самая лучшая кандидатура для этих конгрессменов, которые только и норовят при любой возможности урезать бюджет на науку! — Смит перевёл дух. Он просто не узнавал этого человека, некогда бывшего его лучшим другом. Что-то очень сильно изменилось в Билле Гриффине, а вот что именно — понять было трудно. Ясно одно: Билл Гриффин хочет использовать их старую дружбу в каких-то своих целях. Смит удручённо покачал головой. — Нет, Билл. Не надо говорить мне, на кого ты теперь работаешь. Это неважно. Если хочешь что-то узнать о любом из вирусов, действуй по армейским каналам. И больше не вызывай меня. По крайней мере до тех пор, пока снова не станешь просто моим другом. И никем больше. — И он развернулся и, весь дрожа от возмущения, зашагал прочь.

— Постой, Смити! Нам надо поговорить.

— Да плевал я на тебя, Билл, — Джон Смит продолжал шагать в лунном свете.

Гриффин громко свистнул.

Внезапно путь Смиту преградил огромный доберман. И, глухо рыча, оскалил зубы. Смит окаменел. Собака, крепко упёршись всеми четырьмя лапами в землю, продолжала издавать низкое и грозное рычание. Острые белые клыки, увлажнённые слюной, блестели. При первом взгляде на них становилось ясно, что этому псу ничего не стоит разорвать человеку горло.

Сердце у Смита колотилось как бешеное. Он стоял, не шевелясь, и не сводил глаз с собаки.

— Извини, — прозвучал за спиной почти печальный голос Гриффина. — Но ты сам спросил, что за неприятности. Так вот, они имеют место, но не только для меня.

Собака продолжала издавать низкое горловое рычание, Джон Смит по-прежнему не двигался с места. Лицо его искажала презрительная гримаса.

— Ты хочешь сказать, что опасность грозит и мне? Может, объяснишь, в чем, собственно, дело?

— Да, — кивнул Гриффин. — Именно за этим тебя и позвал, Смити. Но пока что не могу тебе сказать всего. Ты в опасности. Серьёзной опасности. Постарайся убраться из города, и как можно быстрей. Не возвращайся в лабораторию. Садись на самолёт и…

— О чем это ты, черт возьми? Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда этого не сделаю. Чтобы бежать от своей любимой работы? Да с какой это стати? Черт! Что с тобой происходит, Билл?

Гриффин проигнорировал этот последний вопрос.

— Делай что я говорю! Позвони в Детрик. Скажи генералу, что тебе нужен отпуск. Долгий отпуск. И что проведёшь ты его за границей. Сделай это сегодня же и уезжай как можно дальше отсюда! Сегодня же!

— Нет, так не пойдёт. Ты должен сказать мне, что такого особенного в этом вирусе. И какой именно опасности я подвергаюсь. Я должен знать, прежде чем предпринимать какие-то действия.

— Господи, боже ты мой! — воскликнул Гриффин, теряя терпение. — Я же пытаюсь помочь! Убирайся отсюда! И быстро! Забирай свою Софи и уматывай!

Едва успел он произнести эти слова, как рычавший доберман приподнялся на задние лапы, затем резко развернулся на девяносто градусов к югу. И стал всматриваться в дальнюю часть парка.

— Что, незваные гости, да, мальчик? — тихо спросил его Гриффин. Потом сделал жест рукой, и собака помчалась к тёмной стене деревьев. Гриффин обернулся к Смиту и заорал: — Вон отсюда, Джон! Пошёл, пошёл, убирайся! — и бросился вслед доберману. И его приземистая тень мчалась с непостижимой скоростью.

И вот мужчина с собакой исчезли, растворились среди огромных и тёмных деревьев.

Секунду Смит стоял не двигаясь, совершенно потрясённый услышанным. За него так боялся Билл или за себя? Или же за них обоих? Похоже, его старый друг действительно пошёл на огромный риск, желая предупредить его, Джона. И попросил исполнить невыполнимую просьбу — расстаться с любимой работой и бежать неведомо куда.

Но чтобы совершить такой поступок, нужны весьма веские основания.

Во что, черт возьми, умудрился впутаться его старый приятель, Билл Гриффин?

По спине у Смита пробежали мурашки. В висках застучало. Билл прав. Он в опасности — по крайней мере здесь, в этом тёмном парке. Вспомнились старые навыки. Все чувства обострились до предела, и он медленно, опытным глазом окинул деревья и лужайки.

И двинулся вдоль опушки под прикрытием тёмного кустарника, а мысль меж тем продолжала работать. Судя по всему, Билл отыскал его по каналам ФБР, но, с другой стороны, он в ФБР больше не работает.

О том, что Смит остановится в отёле «Уилбрахам», было известно лишь его невесте, начальнику и клерку из Форт-Детрика, который заказывал билеты и номер. Но ни при каких обстоятельствах ни один из них не стал бы рассказывать о его местонахождении человеку постороннему, какими бы убедительными ни показались просьбы этого постороннего.

Так каким же тогда образом Билл, утверждавший, что больше не состоит на государственной службе, все же узнал, где его друг остановился в Лондоне?..

* * *

Чёрный лимузин с затемнёнными стёклами затаился в тени старой мельницы, неподалёку от входа в парк Рок Крик со стороны Тилден-стрит. На заднем его сиденье расположился в одиночестве Надаль аль-Хасан, высокий мужчина с тёмным, узким и заострённым лицом, напоминавшим томагавк. Он внимательно слушал, что говорит ему подчинённый, Стив Мэддакс, почтительно склонившийся к боковому окну.

Мэддакс запыхался от долгого бега, по его красному лицу стекали капли пота.

— Если этот Билл Гриффин действительно был в парке, мистер аль-Хасан, то он, доложу я вам, не человек, а призрак, черт бы его побрал! Я никого не встретил, кроме какого-то военврача, который там прогуливался, — он умолк, пытаясь хоть немного отдышаться.

Лицо высокого мужчины, столь вальяжно расположившегося в шикарной машине, было изъедено оспой. Знак того, что он, один из немногих, сумел выжить, побороть эту смертельную болезнь. Чёрные, полузакрытые веками глаза смотрели холодно, и прочесть их выражение было невозможно.

— Я ведь уже предупреждал тебя, Мэддакс, пока работаешь на меня; чтоб не смел богохульствовать!

— Простите, сэр, извините! Короче, одному богу…

Из приоткрытого бокового окна стремительно, точно кобра, вылетела рука высокого мужчины, тонкие, но сильные пальцы впились в горло Мэддаксу.

Мэддакс побелел от ужаса и лишь издавал невнятные сдавленные звуки. Наконец пальцы немного отпустили. На лбу Мэддакса выступили крупные капли пота.

Глаза, смотревшие на него из машины, были точно зеркала, блестели и отражали происходящее, а вот что крылось за ними, видно не было.

Голос звучал обманчиво ласково:

— Неужели хочешь так рано умереть?

— Эй! — хрипло воскликнул насмерть перепуганный Мэддакс. — Вы ведь мусульманин. Так что такого, если…

— Все пророки священны и неприкосновенны. Авраам, Моисей, Иисус. Все!

— Ну, хорошо, хорошо, понял. Просто я хотел сказать, черт… — Мэддакс жалобно пискнул, пальцы с удвоенной силой сомкнулись на его горле. — Откуда мне было знать?

Через несколько секунд пальцы снова ослабили хватку. Мужчина отпустил его. Втянул узкую руку в окошко.

— А может, ты и прав. Слишком уж многого я ожидаю от этих тупиц американцев. Но теперь ты знаешь, получил урок и старайся не забывать его.

Хватавший ртом воздух Мэддакс жалобно пролепетал:

— Ясно, ясно, я все понял. О'кей, мистер аль-Хасан.

Остролицый аль-Хасан окинул помощника холодным взглядом зеркальных глаз.

— Значит, Джон Смит все-таки был там. — Откинувшись на спинку сиденья, он продолжал говорить тихо и медленно, словно рассуждая сам с собой: — Наш человек в Лондоне узнал, что Смит поменял билет на самолёт и что в городе его не было целый день. И вдруг твои люди нападают на его след в Далласе. Зачем это ему понадобилось в Даллас вместо того, чтобы лететь домой, в Мэриленд? А потом вдруг является сюда. Примерно в то же самое время наш уважаемый коллега вдруг ускользает из отеля. И я бросаюсь за ним следом и теряю здесь, в этой чащобе. Пусть ты не видел его в парке, но согласись, это довольно странное совпадение. Для чего это коллега доктора Рассел оказался здесь, как не для встречи с нашим мистером Гриффином?

Мэддакс молчал. Босс озвучивал те же вопросы, которые он уже задавал сам себе. Несколько секунд царило напряжённое молчание. Машина, двое мужчин, а вокруг — дикий заброшенный парк, живший своей собственной жизнью.

Наконец аль-Хасан пожал плечами.

— А может, я ошибаюсь. Может, это просто совпадение, и Гриффин не имеет никакого отношения к тому факту, что подполковник Смит оказался здесь. Не думаю, что за этим стоит нечто важное. Я так полагаю, за подполковником Смитом будут присматривать и дальше?

— Можете не сомневаться, сэр, — подобострастно закивал Мэддакс. — Из округа Колумбия ему не уйти незамеченным.

Глава 5

1.34 ночи, вторник, 14 октября.

Форт-Детрик, Мэриленд

Софи Рассел включила лампу на письменном столе и, усталая и раздосадованная, откинулась на спинку кресла. Виктор Тремонт звонил ей сегодня утром и сообщил, что в его записях по Перу не содержится ни единого упоминания об описанном ею вирусе, а также о племени местных индейцев, получивших странное прозвище «люди с обезьяньей кровью». Тремонт был её единственной зацепкой и надеждой, и вот теперь выяснилось, что помочь он ничем не может.

И она, и весь остальной штат микробиологов Детрика продолжали работать чуть ли не сутками напролёт, однако ни на йоту не приблизились к раскрытию тайны смертоносного вируса. Под электронным микроскопом этот вирус выглядел все тем же волосатым шариком и очень походил на вирус гриппа. Но, с другой стороны, был по своему строению гораздо проще любой из известных мутаций гриппа и намного опаснее.

* * *

После того как микробиологам не удалось выявить его сходства с каким-либо из гантавирусов, они перепроверили вирусы «Марбург», «Ласса» и «Эбола». Но и эти вроде бы родственные ему убийцы не обнаруживали под микроскопом сходства с неизвестным вирусом. Тогда учёные стали сравнивать его с каждым из идентифицированных вирусов, вызывающих геморроидальную лихорадку. Перепробовали тиф, бубонную чуму, менингит, лёгочную чуму и туляремию.

И снова ничего общего, и вот сегодня днём она, наконец, убедила генерала Кильбургера приподнять завесу секретности, включить вирус в списки опаснейших и разослать соответствующую информацию в научно-исследовательские центры по всему миру. Генерал долго колебался — ведь пока что известны только три случая со смертельным исходом. Но в то же время вирус совершенно новый и неизвестный, высоколетален, и если сейчас не предпринять соответствующих шагов, может разразиться эпидемия. И ответственным за это будет он, Кильбургер.

И вот, что-то недовольно ворча под нос, генерал наконец решился и распорядился разослать подробные отчёты об исследованиях, а также пробы крови в Си-ди-си, специальное патогенное подразделение в Вашингтонском научном центре, в Портон Даун в Великобритании, в Университет Анверс в Бельгии, в Институт имени Бернарда Нохта в Германии, в особые отделы Института Пастера во Франции, занимающиеся изучением патогенных бактерий, а также по лабораториям «Уровня-4» всего мира.

Теперь из других специальных лабораторий начали поступать отклики. Все соглашались в одном: новый вирус аналогичен гантавирусу, но отличается от всех известных его образчиков, находившихся в банках данных. И никакого прогресса во всех этих сообщениях и отчётах не наблюдалось. Все они содержали отчаянные, но ничем не подтверждённые догадки.

* * *

Окончательно выбившаяся из сил Софи Рассел устало откинула голову на спинку кресла и стала массировать виски, пытаясь побороть приступ головной боли. Затем взглянула на часы и удивилась — господи, уже почти два часа ночи!

На лбу прорезались морщинки озабоченности. Где же Джон? Она ждала его ещё вчера вечером, но он не приехал. Мало того, и сегодня днём в лаборатории тоже не появился. Она так увлеклась работой, что долго не замечала его отсутствия. И вот сейчас, несмотря на усталость, головную боль и тревогу о Джоне, Софи все же не смогла сдержать улыбки при мысли о своём любимом. Ничего себе, хороша невеста, сорок один год, а увлекается и забывает обо всем на свете, как двадцатилетняя девчонка. Ей не терпелось поделиться загадкой с Джоном, а он пропадает неведомо где. Должно быть, наткнулся на нечто невероятное, поэтому и задерживается.

И все равно, мог бы и позвонить. Опаздывает уже почти на целые сутки.

А что, если Кильбургер дал ему некое секретное задание и Джон просто не может позвонить? Очень похоже на генерала. Плевать хотел на то, что она невеста Джона. Что ж, если Кильбургер действительно отправил Джона с каким-то спецзаданием, и она, и все остальные сотрудники узнают об этом, когда генерал будет в хорошем расположении духа, смилостивится и решится, наконец, поделиться с ними тайной.

Она резко выпрямилась в кресле. Учёные работают всю ночь, даже генерал, никогда не упускавший возможности показать, что исполнен служебного рвения. Что ж, тем лучше, вот сейчас, прямо сейчас, она пойдёт и спросит. И, переполняемая гневом и тревогой за Джона, Софи решительно зашагала по коридору к кабинету начальника.

* * *

Бригадный генерал и доктор философии Кальвин Кильбургер принадлежал к тому разряду крупных цветущих мужчин с зычным голосом и не слишком глубоким умом, как раз таким, чтобы быстро сделать карьеру в армии, дорасти до должности полковника и на этом благополучно остановиться. Иногда эти мужчины проявляют стальную волю, почти всегда хитры и даже подлы, но редко наделены какими-то особыми талантами и ещё в меньшей степени — дипломатичностью. Обычно им дают незамысловатые прозвища — Бык или Буйвол. Порой офицеры с такими кличками дослуживаются и до более высоких чинов, но, как правило, эти последние невелики ростом, чрезвычайно напористы и обладают бульдожьей челюстью и такой же мёртвой хваткой.

Получив одной звёздочкой больше, чем мог бы рассчитывать, бригадный генерал Кильбургер распрощался с собственной научной деятельностью, движимый иллюзией, что сможет со временем дослужиться до чина полного генерала. Но для того, чтобы успешно командовать армией, нужны прежде всего толковые офицеры, которые при необходимости могли бы работать и с гражданскими лицами. Кильбургер был настолько поглощён собственным продвижением по службе, что просто не удосужился разобраться, кто из подчинённых чего стоит. Да и сам не предпринял ни малейших усилий, чтобы показаться в их глазах хоть чуточку умнее и тактичнее. В результате теперь он командовал разношёрстным сборищем военных и штатских учёных, большинство которых вовсе не выказывало намерения подчиняться кому бы то ни было, и уж тем более — туповатому и ограниченному вояке Кильбургеру.

Из всей этой плохо управляемой толпы самым непокорным, упрямым и своевольным был для него подполковник Джон Смит — постоянный объект раздражения. А потому нет ничего удивительного в том, что в ответ на вопрос Софи Кильбургер злобно рявкнул:

— Я, черт возьми, просто уверен, что никуда не посылал этого вашего Смита со специальным заданием! И если б вдруг у нас появилось особо деликатное задание, будьте уверены, он был бы последним, кого я выбрал! Потому как знаю, на какие фокусы способен этот интриган!

Софи, в противовес холерику Кильбургеру, была на удивление спокойна и сдержанна.

— Но Джон никогда никакими интригами не занимался.

— Да он уже опаздывает на целые сутки! И это при том, что страшно нужен здесь!

— Но раз вы не звонили, откуда ему знать, что он здесь так нужен? — воскликнула в ответ Софи. — Даже я не представляла, насколько сложна ситуация, пока не начала исследовать этот вирус. А потом дни и ночи напролёт торчала в лаборатории. Впрочем, думаю, это вам хорошо известно. — На самом деле она была далеко не уверена, что генерал был в курсе того, что творилось в эти дни в лабораториях, какая напряжённая и нервная работа там шла. Потому как сам в это время предпочёл оставаться в своём кабинете, где бесконечно перебирал бумаги и записывал критические замечания на полях. В голосе Софи звучали тревога и настойчивость. — У Джона должна быть очень веская причина, чтоб так задержаться. Или же его удерживают некие неординарные обстоятельства, контролировать которые он просто не в силах.

— Например, доктор Рассел?

— Ну, если б я знала, то не стала бы отнимать вашего драгоценного времени. И своего тоже. Просто это не слишком на него похоже. Он всегда звонил мне, если задерживался.

Цветущее лицо генерала скривилось в усмешке.

— А я бы сказал, это очень на него похоже. Наш Смит — как пират, вечно в поисках сундука с золотом. Всегда таким был и останется. Вы уж поверьте мне, дорогая. Наверняка наткнулся на какую-то «интересную» медицинскую проблему или способ её решения или и то и другое вместе, вот и опоздал на самолёт. Посмотрите правде в глаза, Рассел, он кот, который гуляет сам по себе, и когда вы поженитесь, вам придётся терпеть и это. И лично я вам не завидую.

Софи сердито поджала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не выложить генералу все, что она о нем думает.

Он же откинулся на спинку кресла и не сводил с неё глаз, мысленно раздевая. Ему всегда нравились блондинки. Как это сексуально, стягивать белые волосы в конский хвост. Интересно, в других местах они у неё тоже светлые?

Софи молчала, и генерал сменил тон:

— Да не переживайте вы так, доктор Рассел. Он скоро объявится. Я, во всяком случае, очень надеюсь на это. Поскольку нам нужно собрать все силы, чтоб продолжить работу над этим проклятым вирусом. Как там у вас, никакого прогресса?

Софи покачала головой.

— Честно говоря, я уже испробовала все мыслимые и немыслимые варианты. И остальные наши сотрудники — тоже. Но работа в лабораториях продолжается. Правда, пока все сводится лишь к догадкам, и ответы на все вопросы отрицательные.

Кильбургер раздражённо забарабанил пальцами по столу. Он был генералом, а потому чувствовал, что просто обязан предпринять решительные меры.

— Таким образом, вы хотите сказать, что это совершенно уникальный вирус, какого-то нового, прежде невиданного типа?

— Всегда обнаруживается нечто новенькое.

Кильбургер тихо застонал. Похоже, в результате всей этой истории он может потерять последний шанс вырваться из этого врачебного гетто и занять нормальный командный пост в армии.

— Могу я высказать одно предположение, генерал? — спросила Софи.

— Почему нет? — устало и раздражённо бросил Кильбургер.

— Все эти три жертвы географически отдалены друг от друга. Двое из них примерно одного возраста, одна — значительно моложе. Двое — мужчины, одна — девочка. Один состоял на военной службе, другой являлся ветераном, девочка — гражданское лицо. Где они подцепили этот вирус? Где находится его источник? Должен же он где-то быть. Вероятность того, что в течение двадцати четырех часов люди, разделённые тысячами миль, могли подцепить один и тот же вирус, со статистической точки зрения ничтожно мала.

Как обычно, генерал её не понял.

— Ну и что с того?

— Пока не начали поступать новые жертвы из тех трех районов, мы должны понять, что связывало этих трех совершенно разных людей. Мы должны проследить за их жизнью в мельчайших подробностях. Ну, к примеру, не останавливались ли они в одном номере какого-нибудь отеля в Милуоки полгода тому назад? Может, именно там и подцепили эту заразу, — она сделала паузу. — К тому же мы должны просмотреть все медицинские отчёты по всем этим трём районам и поискать, не было ли там каких-либо инфекционных заболеваний, способных продуцировать антитела.

Наконец-то появилось некое конкретное дело, которым можно было заняться и проявить качества истинного командира и руководителя. Кильбургер оживился.

— Отдам команду начать немедленно. Хочу, чтобы вы с подполковником Смитом завтра, прямо с утра вылетели в Калифорнию и поговорили с людьми, которые знали майора Андерсона. Все ясно?

— Вполне, генерал.

— Отлично. Сразу же дайте знать, как только Смит появится на работе. Я оторву ему задницу!

Не в силах более видеть, как Кильбургер просто упивается своей ролью, изображая крутого и бесстрашного американского генерала из голливудского боевика, Софи вышла из кабинета.

Взглянула на настенные часы в коридоре: 1.56 ночи. И снова занервничала. Где же Джон? Что с ним случилось?

* * *

2.05 ночи.

Вашингтон, округ Колумбия

Ведя свой маленький «триумф» 1968 года выпуска по улицам ночного города, Джон Смит размышлял над тем, что сказал ему Билл Гриффин, пытаясь расшифровать даже недосказанное.

Билл сообщил, что ушёл из ФБР. По своей воле или его выгнали?

Как бы там ни было, но Билл узнал о новом вирусе, который по военным каналам был передан для изучения во ВМИИЗе. Чтобы там, в лабораториях, его идентифицировали и предложили оптимальный метод лечения. Вполне рутинное занятие для Смита — именно для выполнения таких заданий и был создан центр в Форт-Детрике.

И в то же время Билл уверял, что ему, Смиту, угрожает какая-то страшная опасность.

О моральном состоянии старого друга выразительнее всего свидетельствовало поведение добермана. Видно, Гриффин был убеждён в том, что опасность грозит не только Джону, но и ему самому.

Расставшись с Гриффином, Джон осторожно прошёл по тёмным тропинкам парка, часто останавливаясь в тени высоких деревьев и проверяя, не идёт ли кто следом. Дойдя наконец до того места, где он оставил свой «триумф», он, прежде чем сесть в машину, внимательно огляделся по сторонам. Затем, выехав из парка, двинулся к югу, в сторону, противоположную от Мэриленда и дома, чтобы обмануть возможных преследователей. Несмотря на поздний час, движение на дорогах все же было, причём довольно активное. И так — до самой глубокой ночи, часов до четырех, когда огромный мегаполис, наконец, выдыхался и его главные артерии пустели.

Сначала ему показалось, что за ним едет какая-то машина. И он начал петлять, несколько раз сворачивал за угол и кружным путём добрался до Дюпон-серкл и Фогги Боттом, прозвище Государственного департамента США, а затем резко свернул к северу. Так он катался примерно час, пока, наконец, не убедился, что «хвоста» за ним нет.

Затем он снова повернул к югу, на этот раз — на Висконсин-авеню. Машин здесь было совсем немного, уличные фонари отбрасывали в тёмную ночь жёлтые круги света. Смит устало вздохнул. Господи, как же ему не хватает Софи! Может, теперь он в относительной безопасности и все же стоит поехать к ней? Пересечь Потомак, затем, минуя Джордж Вашингтон Парквей, прямиком на шоссе 495, ведущее в Мэриленд. К Софи. При мысли о ней он улыбнулся. С каждым днём он скучал по ней все больше и больше. Ждал и не мог дождаться, когда наконец стиснет её в объятиях. Он уже почти достиг реки и ехал вдоль длинного ряда роскошных бутиков, элегантных книжных магазинов, модных ресторанов, баров и клубов, выстроившихся вдоль Джорджтауна, как вдруг откуда-то из-за поворота с диким рёвом вылетел огромный грузовик и занял левую полосу, рядом с его маленькой машиной.

Это был обычный шестиколесный грузовой фургон, типа тех, что колесят по всем дорогам, городам и весям от Атлантического до Тихоокеанского побережий. Сперва Смит удивился: что делает этот обшарпанный грузовик в таком фешенебельном районе, тем более что все заведения и рестораны ещё закрыты и начнут принимать товар не раньше, чем часа через три-четыре? Странно, что ни на кабине, ни на белом кузове нет ни названия фирмы, ни её логотипа, ни адреса, ни номера телефона.

Но Смит был слишком занят мыслями о Софи, чтобы обращать внимание на такие странности. И, однако же, события нынешней ночи пробудили глубоко укоренившееся ещё с давних времён ощущение опасности. Оно въелось в плоть и кровь после долгих лет работы практикующим врачом в «горячих точках», где в любую минуту могло случиться самое непредсказуемое, где смерть подстерегала за каждым углом. Где смерть была как никогда близка и реальна и смертоносные микробы могли поджидать в каждой хижине и в лесу. А возможно, его внимание привлекло какое-то движение или звук в кабине грузовика.

Как бы там ни было, но за долю секунды до того, как огромная машина вдруг резко прибавила скорость, стремясь подрезать лёгонький спортивный «триумф», Смит уже понял, что сейчас произойдёт.

Резкий всплеск адреналина в крови. От волнения стало трудно дышать. Он моментально оценил ситуацию. Грузовик направился прямо на него, и он резко вывернул руль вправо. Машина перескочила через обочину и оказалась на безлюдном тротуаре. И ведь ехал он не слишком быстро — всего около тридцати миль в час, — но мчаться вот так, посреди узкого тротуара, пусть со скоростью тридцать миль выглядело чистым безумием.

Грузовик с рёвом мчался рядом, а Смит пытался восстановить контроль над своим автомобилей. С громким треском он сорвал правым крылом почтовый ящик, затем сбил урну и раздавил столик, выставленный перед баром. И продолжал мчаться вперёд, мимо закрытых дверей магазинов, кафе и клубов. Тёмные витрины проносились мимо, точно подмигивая ослепшими глазами. Весь взмокший от пота, он покосился влево. Огромный грузовик продолжал мчаться параллельно по проезжей части, явно выжидая удобного момента, когда можно будет въехать на тротуар и раздавить маленький автомобильчик о стену здания. Бесшумно шевеля губами, Смит благодарил господа бога за то, что народу на улице ни души.

Снеся ещё несколько урн подряд, он краем глаза заметил, что стекло в боковом окошке кабины грузовика начало опускаться. И что оттуда показался ствол винтовки, нацеленной прямо на него. На какую-то долю секунды его обуял ужас. Ни скрыться, ни спрятаться, ни оторваться — грузовик блокировал дорогу. А сам он даже не вооружён. И какие бы планы ни вынашивали злоумышленники прежде, теперь они собираются пристрелить его — это совершенно ясно.

Смит ударил по тормозам, машина резко замедлила ход. Негодяю, засевшему в грузовике, придётся иметь дело с подвижной мишенью.

На лбу у Смита проступили крупные капли пота. Потом вдруг забрезжила надежда. Впереди показался перекрёсток. Руки, вцепившиеся в руль, побелели от напряжения. Он прибавил газу, стремясь добраться до спасительного перекрёстка.

И как только резко увеличил скорость, грохнул выстрел. Звук его показался оглушительно громким, но пуля запоздала. Угодила в заднее стекло и вышибла его. Осколки со звоном разлетелись в разные стороны. Смит тихо ахнул — смерть прошла совсем близко.

Он с омерзением и страхом покосился на открытое окно грузовика с прыгающим там стволом. К счастью, перекрёсток был уже совсем близко. На одном углу располагалось здание банка. Три других занимали магазины по розничной продаже.

Времени у него не осталось. Перекрёсток рядом, шанс всего один. Набрав в грудь побольше воздуха, он снова резко ударил по тормозам, а потом вывернул руль вправо. Грузовик с рёвом промчатся дальше. А лёгонькая машинка свернула на боковую улицу. Лишь краем глаза успел он заметить, как грузовик, жертва собственной бешеной скорости, промчался вперёд по авеню и исчез из виду.

До крайности возбуждённый этой гонкой, он прибавил скорость, потом снова ударил по тормозам. Ещё раз свернул на какую-то боковую улочку. Два ряда высоких тенистых деревьев, за ними виднеются частные коттеджи.

Он ехал дальше, часто сворачивая, и все время посматривал в зеркало заднего вида, проверяя, не показались ли преследователи. Хотя было ясно, что такой тяжёлый и длинный грузовик не сможет с той же лёгкостью повторить манёвр и развернуться на сто восемьдесят градусов, пусть даже под утро машин на улице почти нет.

И вот, тяжело дыша, он наконец остановил «триумф» в кружевной тени раскидистой магнолии, на тёмной улице, где возле элитных особняков Джорджтауна были припаркованы «БМВ», «мерседесы» и другие автомобили — атрибуты богатой жизни. Отнял руки от руля и взглянул на них. Руки дрожали, но не от страха, скорее от напряжения. Уже давно не попадал он в такие опасные переделки — причём осложнения возникли совсем непредвиденные. И совершенно нежелательные. Он устало откинул голову назад и закрыл глаза. Глубоко вздохнул, поражённый тем, как быстро может все измениться. И сам он, надо сказать, вовсе не в восторге от таких перемен. Ему совсем не нравится эта история с вирусом.

Неужели их отношениям с Софи отныне настанет конец? Не может же он и её вовлекать в свои неприятности. С ней было так спокойно. И в то же время только рядом с ней он чувствовал, что живёт полнокровной настоящей жизнью.

С другой стороны, никакого выбора у него в данный момент просто не было.

Убийцы из грузовика, атаковавшие его, были частью того, о чем пытался предупредить Билл Гриффин. И он вновь вернулся к тем же вопросам, которые стал задавать себе с момента той полуночной встречи.

Что такого особенного или необычного в этом вирусе?

Что утаил от него Билл?

Усталым жестом он повернул ключ зажигания и вывел машину на улицу. Ответов на вопросы он не получил, но, может, они есть у Софи? При мысли о ней сердце у него сжалось. Во рту сразу пересохло. От страха похолодело сердце.

Раз они пытались убить его, могут попробовать уничтожить и её тоже.

Он взглянул на часы: 2.32 ночи.

Надо позвонить ей, предупредить, но он оставил свой сотовый телефон дома. В голову не пришло, что он может понадобиться ему в Лондоне. И вот теперь надо найти автомат, и быстро. Лучше всего поискать на Висконсин-авеню, но рисковать нельзя. Что, если грузовик поджидает его там?

Тогда ему надо ехать в Форт-Детрик. Прямо сейчас.

Он до упора выжал педаль газа, машина взревела и помчалась по улицам. Высокие деревья по краям тротуара сливались в сплошную мутную полосу. Старые дома в викторианском стиле, украшенные завитками лепнины и остроконечными крышами, казались обиталищами призраков. Вот впереди показался перекрёсток, фонари, освещавшие его, отбрасывали серебристо-белые блики. Внезапно впереди возникли фары какого-то автомобиля — два ярких пятнышка, пронзающие тьму. Машина приближалась к тому же перекрёстку, что и «триумф» Смита, но только с противоположной стороны и с вдвое большей скоростью.

Смит чертыхнулся и оглядел перекрёсток. Укутанный в тёплое пальто одинокий пешеход как раз шагнул с тротуара на проезжую часть. Мужчина шатался и громко орал какую-то песенку — видно, выпил слишком много виски, и неверной походкой брёл через проезжую часть, смешно размахивая при этом руками — ну, точь-в-точь игрушечный солдатик. Смит затаил дыхание. Мужчина оказался как раз на пути у быстро приближающейся машины.

А пьяный даже не смотрел на дорогу. Резкий визг тормозов. Смит беспомощно наблюдал за тем, как передний бампер бешено мчавшегося автомобиля отбросил человека в сторону. Тот, нелепо растопырив руки, рухнул на мостовую. Смит автоматически притормозил. Бесшабашный водитель тоже на секунду притормозил, а затем резко рванул с места и скрылся за углом.

Смит выскочил из машины и бросился к сбитому мужчине. На улице царила полная тишина. Ночные тени сгустились за пятнами слабого света, который отбрасывали фонари у перекрёстка. Смит опустился на колени рядом с пострадавшим, чтобы осмотреть его, и не заметил приближения уже другой машины. Тут вдруг за спиной скрипнули тормоза, и машина остановилась прямо рядом с ним.

Испытывая прилив облегчения, он поднял голову и махнул рукой, давая понять, что здесь нужна помощь. Из автомобиля выскочили двое мужчин и бросились к нему. Одновременно Смит заметил, что раненый слегка шевельнулся.

Он склонил голову и спросил:

— Как вы себя чувствуете? — И тут же осёкся, совершенно потрясённый тем, что видит.

Так называемая «жертва» не только была жива, но и, по всей видимости, совершенно здорова. Потому как прямо на Смита смотрели умные внимательные глаза, а в грудь ему был нацелен пистолет-полуавтомат с глушителем.

— А вас, как погляжу, совсем нетрудно прикончить. Что же вы тогда за врач, а?

Глава 6

2.37 ночи

Вашингтон, округ Колумбия

Какая-то часть Джона Смита уже находилась в прошлом, в Боснии или Восточной Германии до падения Берлинской стены. Смутные тени, воспоминания, напрасные мечты, маленькие победы и постоянное чувство тревоги. Прошлое было за спиной, сейчас оно должно помочь.

Он видел, как двое выскочивших из машины мужчин, выхватывая на ходу оружие, бегут прямо к нему через перекрёсток. Смит схватил лежавшего на земле человека за запястье. Резким рывком вывернул и рванул руку, и не успел обманщик опомниться, как сухо щёлкнули порванные сухожилия.

Он сломал мужчине предплечье. Тот дико взвыл, лицо побелело и исказилось от боли, через секунду он потерял сознание, выронив револьвер на мостовую. Все это произошло почти мгновенно. Смит мрачно усмехнулся. Что ж, по крайней мере, ему не пришлось убивать этого человека. Молниеносным движением он схватил револьвер, перекатился по земле, встал на одно колено и взвёл курок. И выстрелил. Пуля, вылетевшая из ствола с глушителем, издала глухой хлопок — поп!

Один их мужчин, бежавших к нему навстречу, споткнулся, упал и, корчась от боли, стал кататься по холодной мостовой. И судорожно хватался за бедро, куда угодила пуля Смита. Второй, видя это, упал рядом с ним. Лёжа на животе, приподнял голову, точно находился на стрельбище и Смит был главной его мишенью. И совершил тем самым роковую ошибку. Смит понял, что сейчас произойдёт. Пригнулся — и пуля нападавшего просвистела мимо виска.

Теперь выбора у Смита не было. Не успел второй мужчина выстрелить снова или хотя бы пригнуть голову, как Смит выстрелил второй раз. Пуля угодила преследователю в правый глаз. Из чёрной дыры потоком хлынула кровь, мужчина ткнулся лицом в мостовую и остался недвижим. Смит понял, что он мёртв.

Кровь стучала и билась в висках. Он вскочил на ноги и осторожно приблизился к своим преследователям. Он вовсе не хотел убивать этих людей и злился на себя за то, что был вынужден сделать это. Сам воздух, казалось, до сих пор вибрирует от выстрелов. Он огляделся. Улица была пуста, ни в домах, ни у крылечек не загорелось ни единого фонаря. Поздний час и глушители помогли сохранить произошедшее в тайне.

Он осторожно вынул из вялой руки убитого армейскую «беретту» и осмотрел тело, в надежде уловить хотя бы слабые признаки жизни. Да, этот человек мёртв. Отбросив оружие от двух раненых, Смит удручённо покачал головой, он был раздосадован случившимся. Мужчина со сломанным локтем все ещё не пришёл в сознание, второй же, тот, кому пуля угодила бедро, судорожно зажимал рану окровавленными пальцами, злобно и грязно ругался и не сводил со Смита сверкающих глаз.

Но Смит не стал обращать на него внимания. И поспешил к своему «триумфу». И вдруг в тишине послышался рёв мотора, возвещавший о приближении большого грузовика. Смит резко развернулся. Огромный белый фургон без опознавательных знаков летел прямо к перекрёстку. Каким-то образом убийцам удалось его вычислить.

Но как?..

В бою есть время, когда ты должен занять позицию и сражаться, но есть и другое время — удирать со всех ног. Смит подумал о Софи и сломя голову помчался по тротуару, стараясь держаться поближе к старинным викторианским особнякам. На чьём-то дворе залаяла собака, ей тут же ответила вторая, с другого конца улицы. Скоро вся округа огласилась бешеным и звонким собачьим лаем. Но вот он постепенно замер вдали, а Смит скользнул в тёмную тень трехэтажного викторианского дома с причудливыми башенками, куполами и широким крыльцом. От перекрёстка его отделяло ярдов сто, не меньше. Пригнувшись, он осторожно оглянулся. Увидел вдали припаркованные машины. А вон и грузовик, только теперь он остановился. Из кабины выпрыгнул низенький широкоплечий человек и склонился над ранеными. Смит не узнавал его, а вот грузовик был ему знаком — и очень даже хорошо.

Коротышка нетерпеливо махнул рукой. Ещё двое мужчин выпрыгнули из кабины и поволокли раненых к машине, в то время как первый бросился открывать заднюю дверцу грузовика. Там сидело с полдюжины мужчин — спрыгивая на землю через борт, они вертели головами, осматривая полутёмную улицу. Даже в слабом свете луны Смит видел, что лицо коротышки, выкрикивающего команды, блестит от пота.

Итак, двух раненых и убитого погрузили в машину, которая, проехав совсем рядом с притаившимся в кустах Смитом, устремилась к северу, быстро набирая скорость. Затем настал черёд большого грузовика, он тоже тронулся с места, но только на юг, к реке. Коротышка-командир разбил высадившихся на пары, и они разбежались в разные стороны — в поисках Джона Смита. Каждый из них без труда мог бы одолеть сорокалетнего учёного, ведущего сидячий образ жизни, но они явно находились под впечатлением того, как лихо он расправился с тремя их товарищами.

Засев в своём укрытии, Смит внимательно прислушивался — вот двое парней подошли совсем близко. Придётся каким-то образом нейтрализовать эту парочку. Он развернулся и нырнул дальше, в тень, и сделал это нарочито шумно, так, чтоб они его услышали. Парни проглотили наживку и кинулись следом, оторвавшись таким образом от основной группы. Нервы у Смита были на пределе; почти не разбирая дороги, он мчался через какие-то тёмные дворы. Наконец, кварталах в четырех от перекрёстка, он решился на комбинацию, которая могла бы сработать. В конце короткого узкого проулка стоял белый особняк в колониальном стиле, света ни в одном из окон видно не было. Одно его крыло украшал бельведер, почти не заметный во тьме ночи и в тени высоких деревьев и кустарника.

Смит кашлянул и зашаркал подошвами по дорожке, давая преследователям понять, что он собирается укрыться в особняке. Затем резко и бесшумно развернулся и скользнул к бельведеру. Он оказался прав; сквозь каменное кружево стены открывался прекрасный вид на все подступы к дому и саду. Смит положил пистолет и «беретту» на скамейку — сейчас они ему не нужны. Нет, эту работу предстоит сделать тихо и быстро.

Прошла томительно долгая минута.

Может, они догадались, что он задумал, и собираются призвать на помощь остальных? И те вот-вот подоспеют и окружат особняк со всех сторон? Он отёр пот со лба тыльной стороной ладони. Сердце стучало страшно громко.

Две минуты… три…

Из тени деревьев выдвинулась одинокая тень. Помедлила секунду, затем бросилась к левому крылу большого дома.

Вот и вторая тень, она появилась справа.

Смит глубоко втянул воздух. Бандиты, будь они гражданские или военные, всегда так предсказуемы. Полное отсутствие воображения, тактика самая примитивная, дальше своего носа не видят. Прут напролом, подобно разъярённому быку или же мальчишке-полузащитнику из школьной команды, который всегда смотрит в противоположную сторону от той, куда собирается бросить мяч.

Эти двое, сжимавшие сейчас вокруг него клещи, были, возможно, лучше других. Но, подобно Кастеру в Литтл-Бигхорн[1] или лорду Челмсворту в войне против зулусов в Исандлване, оказали ему большую любезность, раздробив свои силы, чем, как он надеялся, можно воспользоваться. И уничтожить противника по одному.

Один из этих наглецов как раз обходил сейчас особняк справа и оказался между стеной дома и бельведером. Вот он, шанс Смита! Он стал подкрадываться сзади к ничего не подозревающему мужчине. И вдруг наступил на ветку. Она хрустнула еле слышно, но преследователь тут же насторожился. Сердце у Смита, казалось, остановилось. Мужчина резко развернулся, поднял ствол пистолета, готовый выстрелить.

Смит понял, что медлить нельзя. Один мощный удар ребром ладони по горлу — и голосовые связки противника парализованы. Удар правой ногой в ботинке двенадцатого размера по голове, и мужчина тихо осел на землю.

Смит метнулся обратно, в своё укрытие.

Одна минута… две.

Более осторожный из этой парочки материализовался из тьмы. И застыл в лунном свете между стеной бельведера и упавшим товарищем. У него даже хватило ума осторожно обойти раненого, описав широкий круг, причём он старался держаться в тени. Но этим и ограничились тактические уловки, и вот он подбежал и опустился на колени рядом с упавшим товарищем.

— Джерри? Господи, что…

Смит размахнулся и ударил рукояткой вновь подхваченной «беретты» по склонённой голове.

Затем он потащил двух потерявших сознание противников в бельведер. Пригнувшись и тяжело дыша, вслушивался в ночь. Но единственным еле различимым звуком был шум машины, направлявшейся куда-то к югу. Со вздохом облегчения покинул он бельведер и, пробираясь меж тенями домов и деревьев, осторожно двинулся к тому месту, откуда пришёл. Приблизившись к перекрёстку, где на него напали, замедлил шаг и прислушался. И снова полная тишина, не считая уже знакомого звука — какая-то другая машина двигалась в противоположном направлении, на этот раз — к северу.

К перекрёстку он подползал на локтях и коленях, держа по пистолету в каждой руке. В строе припаркованных вокруг машин ничего не изменилось, его «триумф» стоял у обочины, там, где он вышел из него, спеша на помощь жертве-притворщику. Ни единой живой души в поле зрения.

Все же непонятно, как это белый грузовик отыскал его сперва на Висконсин-авеню, а затем здесь, на перекрёстке? Случайностью это трудно назвать. И, однако же, и грузовик, и машина, и сбитый ею «пьяный», вне сомнения, являлись частью одной схемы, и целью их было устранить его.

Они точно знали, где он находится.

Он выжидал, луна опускалась все ниже к горизонту. Ночные тени сгустились, огромная сова пролетела между ветвями деревьев, а где-то вдали машина продолжала ехать к югу, потом свернула на север, потом снова к югу, медленно приближаясь к тому месту, где находился его перекрёсток.

Смит сорвался с места и бросился к «триумфу». Достал из бардачка маленький фонарик, посветил под кузов. Ага, ну конечно! Неоригинально. В пятне света, отбрасываемом фонариком, виднелся передатчик. Совсем крохотный, размером не больше, чем ноготь большого пальца, он был прикреплён к днищу с помощью мини-магнита. А приёмник, по всей очевидности, находился в грузовике.

Он выключил фонарик, сунул его в карман и снял передающее устройство. Искусная работа, ничего не скажешь. Выползая из-под «триумфа», он вдруг заметил приближавшуюся к перекрёстку машину. Присел за кузовом и замер. Машина двигалась совсем медленно, водитель, сидевший в кабине, бросал через открытое боковое окно пачки газет на лужайки и дорожки возле домов.

Вот он резко развернулся.

Смит поднялся и свистнул. И подбежал к машине со стороны открытого окна.

— Эй, а нельзя ли купить у вас газету?

— Конечно, почему нет. Есть несколько лишних.

Смит полез в карман за мелочью. Уронил монетку на землю, наклонился, чтобы поднять её, и со злорадной улыбкой прилепил подслушивающее устройство к днищу машины.

Потом выпрямился, взял газету из рук водителя и кивнул.

— Огромное вам спасибо. Очень выручили.

Машина отъехала, Смит сел в «триумф». И помчался прочь от проклятого перекрёстка в надежде, что сбил со следа грузовик с убийцами и теперь у него хватит времени добраться до Софи. Но если эти убийцы были частью того зловещего и непонятного плана, о котором предупреждал его Билл Гриффин, тогда они должны знать, кто он такой и где его искать дальше. И где найти Софи.

* * *

4.07 утра

Форт-Детрик, Мэриленд

Доклад, поступивший из Бельгии, из Института тропической медицины имени принца Леопольда, был уже третьим, который читала Софи за эту ночь. Заснуть никак не удавалось, и она вернулась к работе. Если этот хам генерал прав и Джон действительно отвлёкся на одну из своих научных авантюр, даже не предупредив её, да она его просто убьёт! И в то же время она надеялась, что Кильбургер прав и потому у неё нет особых оснований волноваться за своего возлюбленного.

Она изучала поступившие во ВМИИЗ материалы, но лишь вот этот, последний, из Института Леопольда вдруг пробудил надежду. Доктор Рене Жискур вдруг вспомнил, что несколько лет тому назад читал один отчёт, поступивший из военно-полевого госпиталя, развёрнутого в боливийских джунглях, в верхней части течения Амазонки. Сам он в то время вместе с другими учёными пытался подавить новую вспышку лихорадки «Мачупо», что разразилась неподалёку от прибрежного городка Сан-Хоакина, там, где Карл Джонсон, Кунс и Маккензи за много лет до этого первыми обнаружили смертоносный вирус. В ту пору у него не было времени вплотную заняться этой тревожной вестью, он просто сделал запись в тетрадь, а потом забыл о ней.

Но известие о новом вирусе разбудило память. Он порылся в бумагах и нашёл тетрадь со своими записями, а вот самого отчёта обнаружить не удалось. И, однако же, записи эти имели определённую ценность. В них он особо подчёркивал странную комбинацию симптомов гантавируса и геморрагической лихорадки, а также указывал на несомненную связь заболевания с обезьянами.

Софи ощутила и торжество, и гнев одновременно. Да! После того как Виктор Тремонт не смог помочь ей, она начала сомневаться в правильности своих выводов. И вот теперь доктор Жискур нашёл им подтверждение. Так, кто из ВМИИЗа работает или когда-нибудь работал там? Если она не ошибается, ни больших, ни маленьких вспышек этого заболевания с тех пор вроде бы не отмечалось. Стало быть, все ограничено лишь этой маленькой, затерянной в диких джунглях Перу территорией.

Она переписала поступившие из Института принца Леопольда данные в журнал, затем суммировала все, что помнила о странном вирусе и её двух беседах с Виктором Тремонтом, поскольку теперь они, несомненно, имели к этому отношение. Записала также и несколько вариантов на тему того, как этот перуанский вирус мог вырваться за пределы джунглей.

Она продолжала писать, как вдруг услышала, что дверь в кабинет отворилась. Кто?.. Радость захлестнула её.

Она резко развернулась в кресле.

— Джон? Дорогой! Что, черт возьми…

Перед тем как ей нанесли сильнейший удар по голове и перед глазами поплыли радужные круги, она все же успела разглядеть окруживших её четверых мужчин. Джона среди них не было. А потом провалилась во тьму.

* * *

Надаль аль-Хасан, переодетый в медицинский комбинезон, методично обыскивал стол этой дамочки-учёного. Читал каждый документ, отчёт, просматривал записные книжки и блокноты. Внимательно изучал каждый файл. И испытывал при этом глубочайшее омерзение, хоть руки его и были защищены хирургическими перчатками. Он знал, что подобное богохульство имеет место и в его стране, а также во многих других странах исламского мира, в том числе и арабских, но скрыть раздражение при виде всего этого никак не удавалось. Разрешать женщинам учиться и работать рядом с мужчинами — это не только ересь, это подрывает достоинство мужчин и наносит урон чести женщины. И прикасаться к предметам, которые трогала эта женщина, было для него сущим мучением.

Но обыск необходим, от этого никуда не деться, а потому он методично и внимательно продолжал осматривать все подряд, стараясь ничего не упускать из виду. И почти сразу нашёл два весьма опасных документа. Один был отчётом из Института принца Леопольда, от некоего доктора Рене Жискура, — он лежал прямо у неё на столе. Другой представлял собой перечень исходящих телефонных звонков — очевидно, директор ВМИИЗа заставлял всех сотрудников ежемесячно составлять этот список для отчёта.

Затем он нашёл журнал, где она записала свои размышления по поводу отчёта из Бельгии. Вот удача — записи заполняли ровно одну страницу, начинались наверху и заканчивались в самом низу. Из маленького кожаного футляра он достал острый, как бритва, скальпель. Осторожно и аккуратно вырезал страничку. Посмотрел, убедился, что ничего не заметно, и спрятал листок в кармане комбинезона. Больше ничего важного или интересного в кабинете обнаружить не удалось.

Трое его помощников, одетые в такие же комбинезоны, завершали осмотр картотеки.

— Есть свежая запись в файле о Перу, — сказал один.

Второй заметил:

— Нашёл пару старых файлов, где говорится о той же хреновине в Южной Америке.

Третий просто покачал головой.

— Вы прочли каждый документ? — рявкнул аль-Хасан. — Просмотрели каждый файл и каждую папку? Во все ящики заглянули?

— Да, все как вы велели.

— А под разными там предметами? Под каждой вещью, которую можно сдвинуть с места?

— Эй, мы ж не дураки.

Аль-Хасан сильно сомневался в этом. Лично он считал, что большинство людей с Запада ленивы и некомпетентны. Но, судя по тому, какой беспорядок творился сейчас в кабинете, они, похоже, не врали.

— Очень хорошо. А теперь постарайтесь привести все в порядок. Чтоб все было как прежде.

Пока они, недовольно ворча, занялись новой работой, аль-Хасан натянул на руки вторую пару более толстых белых резиновых перчаток. Достал из кожаной коробочки маленький металлический контейнер, отвинтил крышку и извлёк стеклянную пробирку с резиновой пробкой. Затем осторожно достал из той же коробочки длинный шприц, проткнул резиновую пробку и набрал в шприц бесцветной жидкости из пробирки. И сделал Софи укол в вену на левой лодыжке.

Почувствовав укол, она слабо шевельнулась и застонала.

Помощники услышали это. Обернулись, посмотрели, и лица их посерели от страха.

— Заканчивайте работу, — грубо рявкнул аль-Хасан.

Мужчины отвели глаза. Пока они заканчивали наводить порядок в кабинете, аль-Хасан убрал шприц в пластиковый контейнер, запечатал его и положил в кожаную коробочку. Помощники сказали, что все готово. Аль-Хасан окинул кабинет придирчивым взглядом, остался доволен увиденным и приказал помощникам уходить. Бросил последний взгляд на неподвижно лежавшую на полу Софи и заметил, что на лице у неё проступили капельки пота. Она издала ещё один тихий стон, услышав который аль-Хасан улыбнулся и вышел следом за своими подручными.

Глава 7

4.14 утра

Турмонт, Мэриленд

Лёгкий ветерок прошелестел в кронах деревьев и принёс с собой запах опавших яблок, гниющих на земле. Трехэтажный дом Джона Смита, напоминающий по форме солонку, примостился у самого склона горы Катоктин. В доме было темно, не горела даже лампочка над крыльцом, и он подумал, что Софи, должно быть, до сих пор ещё в лаборатории. Но сперва надо убедиться.

Он остановился в квартале от дома, укрылся за фургоном и внимательно осмотрел дом, сад и улицу. И тут же заметил неладное. Ствол старой яблони показался слишком толстым — наверняка за ним кто-то прячется. Чуть впереди по улице, почти скрытый за двумя высокими дубами, торчал капот чёрного «мерседеса». Сама машина укрылась рядом с домом соседей, у которых, насколько было известно Смиту, имелся «бьюик ле сабр», причём держали они его всегда в гараже.

Учитывая, как быстро домчался он до дома из Джорджтауна по практически пустым автомагистралям и дорогам, вряд ли поджидавшая его сейчас парочка могла приехать сюда первой. А это, в свою очередь, означало, что у врагов имелась на подхвате вторая, запасная команда, и это встревожило его уже не на шутку.

Притаившийся за деревом человек мог видеть подъезд к дому и двери гаража. Возможно, ещё какой-нибудь тип, одетый для маскировки в чёрное, перекрывал подходы к дому и гаражу сзади.

Смит ощутил столь знакомую каждому солдату ноющую и тошнотворную пустоту в желудке. Это говорил страх, но одновременно его захлестнула волна холодной бешеной ярости. Он скользнул в боковую аллею и пробежал за домами почти до самого конца своей улицы. Теперь он находился вне поля зрения преследователей. Почувствовав, что снова весь вспотел, он, скрываясь за строем высоких платанов, начал подкрадываться к своему гаражу сбоку, а последние пять ярдов прополз на животе.

Прислушался. За домом было тихо. Тогда он приподнялся и заглянул в гараж через щёлку.

И с облечением выдохнул. Гараж пуст. Старого зеленого «доджа» Софи там не было. А это значит, что все это время она находилась в Форт-Детрике. А раз так, то не получила его послания на автоответчике, чем и объяснялось отсутствие света над крыльцом. Он глубоко вздохнул и сразу почувствовал себя лучше.

Потом вернулся к «триумфу» прежней дорогой. И, проехав с четверть мили, притормозил возле телефона-автомата. Просто не мог дождаться, когда, наконец, услышит её голос. Набрал номер телефона в её кабинете. На четвёртом гудке включился автоответчик: «Сейчас меня нет на месте. Пожалуйста, оставьте своё сообщение. Как только вернусь, перезвоню. Спасибо».

От звонкого чистого голоса у него защемило в груди. И ещё возникло странное чувство, которое никак не удавалось определить словами. Одиночество?

Он снова стал набрать цифры. Ему ответил уже другой, бодрый и деловой голос:

— Армия США, Форт-Детрик, отдел безопасности.

— Говорит подполковник Джонатан Смит, из ВМИИЗа.

— Ваш идентификационный номер, подполковник?

Он назвал номер. В трубке настала пауза. Затем:

— Благодарю, подполковник. Чем можем помочь?

— Соедините меня с отделом охраны во ВМИИЗе.

Щелчки, слабые гудки и новый голос: «ВМИИЗ, отдел безопасности, Грассо».

— Грассо? Это Джон Смит. Послушайте…

— О, так вы вернулись, подполковник! Все в порядке? Док Рассел очень волновалась и…

— Все прекрасно, я в полном порядке, Грассо. Только что звонил ей. Но она не подходит к телефону. Вы случайно не знаете, где она может быть?

— Когда я заступил на дежурство, она была в списке ночной смены. И что-то не видел, чтобы она уходила.

— А во сколько началась ваша смена?

— Ровно в полночь. Она, наверное, в лаборатории, вот и не слышала вашего звонка.

Смит взглянул на часы — 4.42 утра.

— А вы не могли бы подняться и проверить?

— Конечно, подполковник. Я вам перезвоню.

Смит продиктовал ему номер телефона-автомата. Потянулись долгие томительные секунды, с каждой, казалось, было все труднее дышать. Прохладный ночной воздух казался удушливо-жарким. Нет, это в этой чёртовой будке страшно жарко и душно.

Он вздрогнул, когда, наконец, зазвонил телефон.

— Да?

— Её там нет, подполковник. И кабинет, и лаборатория заперты.

— И вы не заметили ничего… необычного?

— Да нет, все вроде бы в порядке. Все закрыто и опечатано должным образом. — В голосе Грассо слышалось лёгкое раздражение. — Черт, прямо не знаю, как это я её проглядел. Наверное, воспользовалась каким-то другим выходом. Но вы можете позвонить охраннику у ворот.

— Спасибо, Грассо. Соединишь меня?

— Само собой, док.

Через несколько секунд ему ответил другой, страшно сонный голос:

— Форт-Детрик, ворота, Шрёдер.

— Это подполковник Джонатан Смит, ВМИИЗ. Скажите, Шрёдер, доктор Софи Рассел выходила с базы сегодня вечером или ночью?

— Не знаю, подполковник. Просто я не знаю в лицо доктора Рассел. Попробуйте позвонить парню, что дежурит в здании.

Смит тихо чертыхнулся. Эти охранники в штатском вечно менялись, и смена у них была более долгой, чем у военной охраны. И ни для кого не было секретом, что они частенько засыпают в своих будках у ворот. Ведь там имелся шлагбаум, не пропускающий на территорию машины. А если какая-нибудь собиралась проехать, шум будил их. Однако там не было предусмотрено шлагбаума при выезде.

Он повесил трубку. Возможно, она слишком устала, чтобы добираться до Турмонта на машине. Это, в свою очередь, означало, что она могла переночевать в своей маленькой квартирке в Фредерике, которую продала, но все вещи ещё не вывезла. Он может позвонить туда, но это вряд ли что-нибудь даст. Когда человек работает сутками напролёт и приехал поспать несколько часов, он вряд ли оставит телефон включённым.

Он гнал машину вперёд и обдумывал ситуацию. Она так устала, что вышла из лаборатории через другой, запасной выход, не желая сталкиваться с кем-то из знакомых. Это понятно и вполне объяснимо. Именно так, наверное, она и поступила. А охранник у ворот просто прозевал её, должно быть, спал. И отправилась она прямиком к себе на квартиру. Он тихо войдёт и скользнёт к ней под одеяло. И она почувствует его присутствие, даже не просыпаясь. Улыбнётся во сне, тихо пробормочет что-то и тесно-тесно прильнёт к нему. И её бедро будет таким тёплым. А он тоже улыбнётся, поцелует её в плечо и будет любоваться, как Софи спит, пока не заснёт сам. Он обязательно…

* * *

Вряд ли в путеводителях в качестве одной из достопримечательностей исторического города Фредерика упоминался Форт-Детрик. Обнесённый сетчатой изгородью, с постом охраны у входа, Детрик представлял собой военную базу средней степени секретности, расположенную в центре жилого района. Квартира Софи располагалась в доме в пяти кварталах от базы.

Смит остановился на улице, огляделся по сторонам. Вроде бы никого. Вышел из «триумфа», тихо прикрыл дверь и прислушался. Ему казалось, он слышит кашель и похрапывание спящих. То взрыв смеха, то сердитый пьяный голос, говоривший на повышенных тонах. Одинокий автомобиль с визгом тормозов свернул за угол. Звуки обычной городской жизни.

Но никаких звуков или движений, которые могли бы показаться угрожающими.

У него был ключ от входной двери в трехэтажное здание. Он отпер её, вошёл в вестибюль и неслышно двинулся по ковру к лифтам. В этот поздний час вокруг ни души.

Вот, держа пистолет в руке, он остановился у двери в квартиру на третьем этаже. Прислушался. Из квартиры не доносилось ни звука. Повернул ключ в замке, раздался щелчок, показавшийся громким, как взрыв.

Лёгким толчком Смит отворил дверь и распростёрся на ковре в прихожей.

Квартира была погружена во тьму. Ни звука, ни движения. На ладони после прикосновения к маленькому столику возле двери остался тонкий слой пыли.

Он поднялся и скользнул в тёмную гостиную, а уже оттуда — в маленький коридорчик, ведущей к двум спальням. Обе пусты, постели аккуратно застланы. На кухне ни единого признака того, что кто-нибудь тут недавно ел или хотя бы выпил чашку кофе. Раковина сухая. Холодильник молчит, выключен ещё несколько недель тому назад.

Её здесь нет и не было.

Чувствуя все нарастающее беспокойство, Смит прошёл в гостиную. Включил свет. Все в полном порядке, никакого следа борьбы или того, что здесь производился обыск.

Ничего. Квартира чиста и нетронута, словно музейный экспонат.

И если её убили или похитили, то произошло это не здесь.

В лаборатории её не было. У него дома в Турмонте — тоже. И здесь нет. И он не имел ни малейшего понятия о том, что с ней могло случиться.

Смит понял, что ему нужна помощь.

Первое, что надо сделать, это позвонить на базу и поднять там тревогу. Сообщить, что Софи пропала. Потом — в полицию. В ФБР. Он схватил сотовый телефон и уже собрался было набрать номер в Детрике.

Но рука замерла на полпути. Снаружи, в коридоре, послышались чьи-то шаги.

Он молниеносно выключил свет и положил телефон на стол. Потом опустился на одно колено и притаился за диваном, не выпуская пистолета из рук.

Кто-то направлялся к квартире Софи с громким топотом, врезаясь в стены, тяжело дыша. Какой-нибудь пьяница, возвращавшийся домой?

Шаги замерли у двери в квартиру. Слышалось громкое хриплое дыхание. Потом — звук ключа в замке.

Смит напрягся. Дверь с грохотом распахнулась.

Софи стояла, покачиваясь в тусклом свете, падающем из коридора. Одежда разорвана и в грязи, словно она валялась в канаве.

Смит бросился к ней.

— Софи!

Софи ввалилась в квартиру, он едва успел подхватить её, прежде чем она рухнула на пол. Она задыхалась, судорожно ловила ртом воздух. Лицо горело.

Вот взгляд её тёмных глаз сфокусировался на нем, она пыталась улыбнуться.

— Ты… вернулся, милый… Где… где ты был?

— Прости, Софи! Пришлось задержаться на день. Я хотел…

Она подняла руку, делая ему знак замолчать. И лихорадочно зашептала:

— Лаборатория… там, в лаборатории… кто-то… ударил.

И потеряла сознание. Он подхватил её на руки. Кожа казалась липкой на ощупь. На щеках горели два ярко-красных пятна. Её красивое лицо исказилось от боли. Она больна, тяжело больна. Что же с ней случилось? Это не усталость, это что-то совсем другое…

— Софи? Софи! О, боже ты мой! Софи!

Ответа не было.

Насмерть перепуганному Смиту пришлось вспомнить свои медицинские навыки. Ведь он врач, черт побери! Он знает, что делать, должен знать. Он положил Софи на диван, схватил телефон и набрал номер 911, одновременно нащупывая у неё пульс и прислушиваясь к дыханию. Пульс был слабый и частый. Дыхание затруднённое. Она вся горит, у неё высокая температура. Симптомы острого респираторного заболевания плюс сильный жар и лихорадка.

Он заорал в трубку:

— Острое респираторное!.. Доктор Джонатан Смит, черт бы вас всех побрал! Выезжайте! Живо!

* * *

Фургон без опознавательных знаков был почти невидим в тени деревьев на улице возле дома Софи Рассел. Тусклый уличный фонарь отбрасывал совсем мало света, обеспечивая засевшим в фургоне людям необходимое — темноту и камуфляж. Зато находившийся там Билл Гриффин прекрасно видел, как подкатила, мерцая сине-красной мигалкой, машина «Скорой» и притормозила у входа в трехэтажный дом.

Сидевший за рулём Надаль аль-Хасан повернул к нему узкое и тёмное серповидное лицо.

— Доктор Рассел была просто не в состоянии выйти из лаборатории одна. И уж тем более добраться до дома.

— Однако ей удалось и то и другое, — заметил Гриффин. Круглое его лицо оставалось невозмутимым. Каштановые волосы, падающие на лоб, казались в темноте чёрными. Широкие плечи и мускулистое тело расслаблены. Теперь это был словно другой человек, куда более холодный и жёсткий, чем тот, с которым всего несколько часов тому назад встречался в парке Рок Крик старый друг и товарищ Джонатан Смит.

В ответ аль-Хасан заметил:

— Я сделал все, как мне приказали. Единственный способ вывести эту женщину из-под подозрения.

Гриффин промолчал, сохраняя всю ту же позу и мину, но спокойствие его было напускным. Менее всего ожидал он столь внезапного и непредвиденного появления Джона Смита. Да, он пытался предупредить друга об опасности, но аль-Хасан направил Мэддакса по следу, и у Джона практически не было шансов скрыться. Что ж, события должны подсказать ему, что опасность была реальна. Правда, теперь, раз женщина подверглась нападению, Джон уже ни за что не отступится. Что же, черт возьми, делать? Как спасти своего старинного и единственного друга?

Они с аль-Хасаном ждали сообщений от пущенных по следу Смита людей, но тут по сотовому позвонил их агент, внедрённый во ВМИИЗ, «Специалист-4» по имени Адель Швейк. «Жучки», помещённые ею в кабинет и лабораторию Софи Рассел, куда-то исчезли. Тогда ей пришлось привести в действие установленную там же потайную видеокамеру, и она увидела, как Софи Рассел, пошатываясь, выходит из своего кабинета. Адель Швейк срочно выехала в Форт-Детрик, но, прибыв, обнаружила, что Софи Рассел бесследно исчезла.

— Она просто не могла вести машину в таком состоянии, — сказала Швейк аль-Хасану. — И я проверила её досье. Оказывается, у неё есть квартира, совсем недалеко от Форта.

И вот они поехали туда и лишь ненамного опередили машину «Скорой». Обитатели дома проснулись. Теперь проникнуть в дом, не вызвав подозрений, не удастся.

— Как бы там ни было, — заметил Билл Гриффин, — если она заговорит и расскажет Смиту больше, чем надо, босс будет не в восторге. Эй, вы только посмотрите!

Четыре врача выкатили из подъезда носилки. Джон Смит шёл рядом и держал за руку лежавшую на них женщину. И, низко склоняясь, что-то говорил ей. Похоже, он ничего вокруг не видел и не замечал.

Аль-Хасан тихо выругался по-арабски.

— Нам следовало знать об этой квартирке!

Гриффин решил воспользоваться моментом и, рискуя вызвать ещё большую ненависть араба, заметил:

— Однако мы не знали. И вот теперь они разговаривают. Значит, она жива. Вы провалили дело, аль-Хасан. И получите за это хорошую взбучку. Что теперь прикажете делать?

Тем самым он надеялся заставить араба совершить ошибку.

Надаль аль-Хасан ответил тихо и злобно:

— Поедем за ними до больницы. Попробуем устранить её уже там, и чтоб наверняка. И его тоже. — Он обернулся и глянул Гриффину прямо в лицо.

Гриффин понимал, что араб ждёт от него определённой реакции. Это проверка, злодей хочет увидеть, как претит ему, Гриффину, идея устранения Джона. Хочет увидеть на его лице хотя бы намёк, гримасу отвращения, малейший признак негодования.

Но вместо всего этого Гриффин лишь указал кивком на машину «Скорой». И выражение его лица оставалось холодно-невозмутимым.

— Может, и всех этих тоже придётся пришить. Ведь они могут услышать, что она ему говорила. Надеюсь, вы готовы пойти на это? И не станете вешать это на меня? Не проявите в очередной раз излишней мягкости?

— О врачах я не подумал, — злобно прошипел в ответ аль-Хасан. — Да, конечно, при необходимости мы их всех устраним. — Он сузил глаза и после паузы продолжил: — Но вполне возможно, что Джон Смит беседует с трупом. Любовь способна превратить в полного идиота даже умного мужчину. Подождём, посмотрим, может, помрёт и без нашей помощи. И тогда останется устранить лишь Смита. Что значительно облегчает задачу, верно?

Глава 8

5.52 утра

Фредерик, Мэриленд

Софи лежала в реанимационной палате за пластиковыми шторами и дышала хрипло и тяжко, несмотря на то, что была подключена к кислородной маске. Теперь она была в полной зависимости от всех этих машин и аппаратов, чудес современной медицины, которые ничуть не трогало, кто она такая и что с ней происходит. Рядом неотлучно находился Смит. Он сжимал её горячую ладонь в своей, ему хотелось крикнуть всем этим машинам:

— Это Софи Рассел! Мы говорили. Мы смеялись. Мы работали вместе. Мы занимались любовью. Мы жили! Мы собирались пожениться этой весной. Она должна поправиться, и мы обязательно поженимся через несколько месяцев. И будем жить долго и счастливо, пока не состаримся и не поседеем. Но даже тогда не перестанем любить друг друга!

Он наклонился и произнёс громко:

— Все будет хорошо, Софи, все будет просто чудесно, милая.

Примерно то же самое говорил он раненым солдатам на передовой, которых приносили к нему в полевой госпиталь. «Ты скоро поправишься. Начнёшь вставать и ходить, будешь чувствовать себя гораздо лучше». Казалось, говорил он все это ещё и для того, чтобы убедить самого себя. Всегда следовало поддерживать моральный дух солдата. Нельзя, чтоб человек впадал в отчаяние, надежда есть всегда. Но сейчас страдала Софи, и за её жизнь он должен бороться ещё отчаянней, в надежде скрыть собственное отчаяние.

— Держись, дорогая, пожалуйста, прошу тебя, только держись! — шептал он ей. — Держись!

Приходя в сознание, она пыталась улыбнуться ему, судорожно ловя ртом воздух. И слабо сжимала его руку. Лихорадка вконец обессилила её.

Вот она снова попыталась выдавить улыбку.

— Где… где… ты… был?

Он нежно приложил палец к её губам.

— Не надо разговаривать. Постарайся беречь силы, они тебе ещё пригодятся. Поспи, милая. Отдохни, красавица моя.

Веки её тут же опустились, как занавес на сцене. Временами казалось, она собирает в кулак все свои силы и всю волю, чтоб противостоять атакующей её болезни. Он любовался её прозрачной кожей, тонкими чертами лица, грациозным изгибом бровей. Её лицо всегда казалось ему изысканно прекрасным, словно освещённым изнутри незаурядным интеллектом. Но сейчас, в лихорадке, она выглядела такой худенькой и хрупкой на белых больничных простынях. И кожа совсем прозрачная. А на щеках горит нездоровый румянец, и это его особенно пугало.

Из левой ноздри вытекла капелька крови. Смит оттёр её салфеткой и, встревоженный, вызвал медсестру.

— Надо остановить кровотечение.

Сестра достала коробочку ватных тампонов.

— Должно быть, у бедняжки лопнул капилляр.

Смит не ответил. И вышел из палаты в соседнее помещение, где собрались специалисты — доктор Джошуа Уитерс, специалист по лёгочным заболеваниям, доктор Эрик Мукогава из Форт-Детрика и капитан Дональд Герини, лучший вирусолог ВМИИЗа. Они совещались приглушёнными голосами и, едва завидев Смита, тут же умолкли. Лица у них были встревоженные.

— Ну?

— Мы перепробовали все возможные антибиотики, — сказал доктор Уитерс. — Какой-то вирус, доктор Смит. И все наши усилия устранить или хотя бы облегчить симптомы не принесли результата. Она не реагирует на медикаменты.

Смит чертыхнулся.

— Надо что-то решать. По крайней мере, хоть как-то стабилизировать её состояние!

— Джон… — капитан Герини опустил ему руку на плечо. — Это очень похоже на тот вирус, что поступил к нам в лабораторию в этот уикэнд. Сейчас над ним работают все аналогичные лаборатории мира, и пока что ещё не найден ключ к тому, что это такое и как лечить данное заболевание. Очень похож на гантавирус, но не является таковым, это уже доказано. По крайней мере, ни одним из известных нам гантавирусов. — Он печально покачал головой. — Должно быть, она каким-то образом заразилась и…

Смит не сводил глаз с Герини.

— Так ты хочешь сказать, работая с ним в лаборатории, она допустила какую-то ошибку? Или нет? Прекрасно знаешь, что нет! Она всегда была чертовски умна и осторожна!

— Мы делаем все возможное, подполковник, — спокойно заметил Эрик Мукогава.

— Так сделайте больше, сделайте невозможное! Найдите же что-нибудь, ради бога!

— Доктор! Подполковник! Сюда, скорей!

Медсестра склонилась над койкой, на которой в агонии тело Софи изогнулось дугой, словно в последней отчаянной попытке набрать в грудь воздуха.

Смит, опередив остальных, первым подбежал к ней:

— Софи!..

Она увидела его и попыталась улыбнуться. Он схватил её за руку.

— Дорогая?..

Глаза Софи закрылись, рука безвольно обвисла в его ладони.

— Нет!.. — отчаянно крикнул он.

Но она недвижимо и уютно свернулась в постели, точно приготовилась к долгому путешествию. Грудь больше не вздымалась в попытке набрать воздуха. Палата больше не оглашалась слабыми хрипами и стонами, в ней стояла мёртвая тишина. И вдруг из носа и рта у неё алым потоком хлынула кровь.

Отказываясь верить своим глазам, Смит развернулся и взглянул на экран монитора. Через него тянулась ровная зелёная линия. Совершенно ровная. Плоская, как сама смерть.

— Электроды! — заорал Смит.

Медсестра, всхлипнув, достала электроды для электрошока.

Он пытался побороть панику. Напомнил себе, что он прежде всего врач, что ему доводилось лечить тяжелораненых в самых сложных условиях, во многих горячих точках планеты. Он опытный терапевт. Он спасал многие жизни. Это его работа. Лучшее, что он умеет делать в этой жизни. Он спасёт Софи, должен спасти. Может!

Он снова покосился на монитор и включил аппарат. Тело Софи изогнулось дугой и снова безвольно опало.

— Ещё разряд!

Он повторял попытку пять раз, с каждым разом увеличивая напряжение. Дважды показалось, что её удалось оживить. Нет, он был просто уверен, что минимум однажды она откликнулась. Она просто не могла умереть. Это невозможно.

Капитан Герини тронул его за руку:

— Джон!..

— Нет!

Он попробовал снова. Зелёная линия на мониторе оставалась все такой же безжизненно ровной. Нет, это какая-то ошибка! Ночной кошмар. Просто он спит и видит страшный сон. Софи была такая живая. Полна жизненных сил и энергии. Прекрасна, как летний день. И умница. Ему она нравилось, как поддразнивала его…

— Разряд! — рявкнул он.

Пульмонолог доктор Уитерс обнял Смита за плечи.

— Не надо, Джон. Пожалуйста, перестань.

Смит рассеянно взглянул на него:

— Что?

Однако выпустил из рук прибор, и Уитерс убрал его. Доктор Мукогава откашлялся и заметил:

— Мне страшно жаль, Джон. Мы все очень сожалеем. Ужас какой-то. Просто не верится!

Он сделал знак остальным.

— Мы уходим. Тебе надо побыть одному.

И все они вышли из палаты. Медсестра задёрнула занавески вокруг кровати, на которой лежала Софи, и сердце Смита пронзила острая боль. Он содрогнулся. Потом упал на колени и прижался лбом к вяло повисшей руке Софи. Она была тёплой. Как же ему хотелось сказать себе, что она жива. Как хотелось, чтоб она вдруг села в постели и засмеялась и сказала ему, что это была всего лишь скверная шутка.

По щеке его скатилась слеза. Он сердито отёр её ладонью. Потом снял кислородную маску, чтоб лучше видеть её. Она по-прежнему выглядит как живая, щеки розовые и слегка влажные. Он присел рядом на краешек кровати. Взял её руки в свои. И стал целовать пальцы.

Помню, когда я увидел тебя в первый раз. О, ты была так красива! И на чем свет стоит бранила бедного лаборанта за то, что тот перепутал какие-то слайды. Ты была великим учёным, Софи. И лучшим моим другом. И единственной на свете женщиной, которую я любил…

Он выпрямился и произнёс те же слова вслух. Он объяснялся ей в любви. Время от времени сжимал её ладонь в своей, как делал, когда они ходили в кино. Потом вдруг увидел на простыне мокрое пятно — следы от своих слез. Прошло немало времени прежде чем он, наконец, поднялся и сказал:

— Прощай, любовь моя!

* * *

Долгая мучительная ночь подходила к концу, но на улице ещё не рассвело. Отупевший от горя Смит неподвижно сидел в кресле в приёмной.

Впервые войдя в лабораторию ВМИИЗа, Софи заговорила прежде, чем он успел поднять глаза от микроскопа. «Рэнди вас терпеть не может, — сказала она. — Понять не могу, почему. Лично мне понравилось, что вы тогда взяли всю вину на себя, извинились и не стали её корить. И было ясно, что говорите вы все это совершенно искренне, что вам действительно неловко и вы очень переживаете».

Только тут он оторвал взгляд от микроскопа, посмотрел на неё и понял, почему предпринял столько усилий, чтоб перетащить её в Форт-Детрик. Впервые он увидел Софи в лаборатории Национального института здоровья, где она занималась какими-то маловразумительными исследованиями, а потом вдруг встретил в гостях у сестры. Но этих двух кратких встреч было достаточно, чтобы понять — он хочет видеть её все время. И он сидел и под сердитым взглядом Рэнди открыто любовался Софи. У неё были длинные волосы цвета спелой пшеницы — она носила их собранными в конский хвост. И такая стройная, ладная и соблазнительная фигурка.

От внимания Софи не укрылось, какой интерес проявляет к ней Смит. И в первый свой день работы в лаборатории во ВМИИЗе она сказала ему:

— Посижу пока здесь, на скамеечке. Может, наконец вы перестанете глазеть на меня и я смогу приступить к работе. Все говорят, что вы очень крутой военный врач. Я это уважаю. Но зато я куда лучший учёный, чем вы, и вам придётся с этим смириться.

— Что ж, буду иметь в виду.

Она смотрела ему прямо в глаза.

— И ещё вам лучше придержать в штанах свою штуковину. По крайней мере, до тех пор, пока я не разрешу её вынуть.

Смит кивнул, улыбнулся и сказал:

— Могу и подождать.

Эта полутёмная больничная комната казалась сейчас островом вне времени и пространства. Мир отступил, находился где-то совсем в другом месте. Его преследовали безумные воспоминания. Он потерял над собой контроль. Не забыть позвонить и сказать, что свадьба отменяется. Все отменяется. Ресторан, лимузин, все…

Господи, о чем это он только думает?

Он бешено затряс головой. Пытался собраться. Где он?.. В больнице.

Розовые и жёлтые лучи восходящего солнца отсвечивали от здания напротив.

Где она находилась последние несколько недель? Ему надо было быть с ней, не отходить ни на шаг. Зачем, зачем только он перетащил её на работу во ВМИИЗ?

Сколько народу приглашено к ним на свадьбу?.. Надо написать каждому. Лично. Сообщить, что её больше нет… Нет.

Это он её убил. Предложение работать в Детрике было столь выгодным и заманчивым, что ей ничего не оставалось, как принять его. И это её убило. Он понял, что хочет её, с того самого момента, когда впервые увидел, ещё там, у Рэнди. Когда он начал говорить Рэнди, как страшно сожалеет о том, что её жених умер, та вдруг разозлилась. А вот Софи поняла бы. Он видел это в её глазах — этих чудесных чёрных глазах, таких внимательных, живых, прекрасных…

Да, он должен сообщить её семье. Но у неё не было семьи. Только Рэнди. Значит, надо сообщить Рэнди.

Он поднялся и пошёл искать телефон-автомат и тут вдруг почему-то вспомнил Сомали. Он был приписан к военному кораблю, отправленному поддерживать порядок и защищать граждан в этой стране, раздираемой на части жестокой междоусобной войной. Как-то его срочно вызвали в джунгли, лечить майора, заболевшего лихорадкой. Он добирался туда целые сутки, был вконец измучен и поставил майору диагноз — малярия. А позже вдруг выяснилось, что это куда более редкое и опасное заболевание — лихорадка «Ласса». Майор умер ещё до того, как был установлен точный диагноз и назначено правильное лечение.

В армии его обвинили в несоответствии служебному положению. Но то была весьма распространённая ошибка, её допускали и ещё неоднократно будут допускать и более опытные врачи, незнакомые с вирусологией. А лихорадка «Ласса» будет убивать людей, даже несмотря на более прогрессивное лечение. Точнее, вылечить её было пока что невозможно. Но в ту пору он был слишком уверен в себе, полон самомнения и не призвал на помощь ни одного специалиста. А потом было уже слишком поздно. И он винил себя во всем. И настоял на том, чтобы его перевели из действующей армии на исследовательскую работу в Форт-Детрик, чтоб стать специалистом в вирусологии и микробиологии.

Много позже он понял, как редко, в сравнении с малярией, встречается это заболевание, лихорадка «Ласса», понял, что даже самый опытный и знающий врач может ошибаться, особенно в сложных полевых условиях, в удалённых от благ цивилизации регионах. Но тот майор был женихом Рэнди Рассел, и Рэнди так никогда и не простила Смита. Не переставала винить его в этой смерти. А теперь ему придётся сказать Рэнди, что он убил ещё одного близкого и дорогого ей человека.

Он подошёл к стоявшей в коридоре кушетке и улёгся на неё.

Софи. Софи… Он её убил. Свою милую Софи. Весной они должны были пожениться. А теперь её нет. Не надо было приглашать её в Детрик. Никогда!

* * *

— Подполковник Смит?

Смиту показалось, что этот голос доносится до него глухо, словно с тинистого дна лагуны. Затем он увидел очертания человеческой фигуры. Затем — лицо. И выплыл, наконец, на поверхность, мигая и жмурясь от яркого света.

— Смит? Вы в порядке? — перед ним стоял бригадный генерал Кильбургер.

Тут Смит с особой отчётливостью понял и весь похолодел от этой мысли: Софи умерла. И поднялся из кресла.

— Мне надо быть там, на вскрытии. Если…

— Расслабьтесь. Они ещё не начали.

Смит сверкнул глазами.

— Почему, черт возьми, мне ничего не сказали об этом новом вирусе? Вам же было известно, где я нахожусь!

— Не смейте говорить со мной таким тоном, подполковник! Сначала с вами не связались просто потому, что дело казалось не таким уж и срочным — один случай в Калифорнии. А ко времени, когда сообщили о двух других аналогичных смертях, вы уже должны были вернуться. И если б сделали это, как предписывал приказ, то вовремя узнали бы об этом вирусе. И тогда, возможно…

Внутри у Смита все сжалось, его, словно током, пронзила мысль: неужели тем самым Кильбургер хочет сказать, что он, Смит, мог бы спасти Софи, если б находился здесь? Но он, собрав всю волю в кулак, тут же отмахнулся от этой мысли. К чему приписывать генералу то, чем он сам занимался все это время? Снова и снова во всем винил себя, сидя здесь, в залитой утренним светом приёмной.

Он резко поднялся.

— Мне надо позвонить.

Подошёл к телефону возле лифтов и набрал номер Рэнди Рассел. Два гудка, затем включился автоответчик, и он услышал её чёткий деловой голос: «Рэнди Рассел. Не могу сейчас с вами говорить. Оставьте сообщение после гудка. Спасибо…»

Это финальное «спасибо» вышло каким-то ворчливым, точно внутренний голос подсказал ей, что не к лицу все время быть слишком деловой. Но такова уж была по природе своей Рэнди.

Он набрал номер её рабочего телефона в Институте исследований внешней политики, эдаком международном мозговом центре. Запись на автоответчике ещё более лаконичная: «Рассел, оставьте сообщение». И никаких там «спасибо» на сей раз.

И он с горечью подумал, что мог бы оставить сообщение в том же ключе, к примеру: «Смит. Плохие новости. Софи умерла. Извини».

Но он просто повесил трубку. Сообщение о смерти нельзя оставлять на автоответчике. Надо попытаться разыскать Рэнди. Если до завтра не получится, тогда он позвонит её боссу, расскажет, что произошло, и попросит передать Рэнди, чтобы та ему перезвонила. А что ещё остаётся делать?

Рэнди всегда была легка на подъем, часто отправлялась в долгие деловые поездки. Они с Софи виделись редко. Особенно после того, как начался её со Смитом роман. Рэнди редко звонила и ни разу не приезжала в гости к сестре.

Вернувшись в приёмную, он увидел Кильбургера. Тот нетерпеливо расхаживал взад-вперёд в своей новенькой тщательно отглаженной форме и начищенных до блеска ботинках.

Смит сел в кресло.

— Расскажите мне об этом вирусе. Где он впервые отмечен? Что за тип? Ещё одна разновидность геморрагической лихорадки, наподобие «Мачупо»?

— И да, и в то же время нет, — ответил Кильбургер. — В пятницу вечером в Форт-Ирвине скоропостижно скончался майор Кейт Андерсон. Диагноз — острый респираторный синдром. Но не похоже ни на один из известных нам ОРС. Обильное лёгочное кровотечение, кровь в грудной полости. Нам позвонили из Пентагона, там подняли нешуточную тревогу. В субботу утром мы получили пробы крови и тканей. К этому времени были зафиксированы ещё две смерти, в Атланте и Бостоне. Вас не было, поэтому работой пришлось руководить доктору Рассел, и её команда трудилась сутки напролёт. И вот, наконец, когда удалось получить карту ДНК, выяснилось, что этот вирус не похож ни на один из известных. Он не реагировал ни на одну из проб с антителами, которые применялись у нас для других вирусов. И я принял решение задействовать все известные подразделения и лаборатории в мире, однако данные, поступившие от них, были негативными. Совершенно новая и смертельно опасная разновидность.

В коридоре появился доктор Латфалла, главный патологоанатом больницы. За ним санитары вкатили каталку с покрытым простынями телом. Врач кивнул Смиту.

— Я хотел бы, чтобы вы… — продолжал говорить генерал.

Но Смит не слышал его. То, что он должен сейчас сделать, куда как важнее всего того, что требует от него начальник. Он вскочил и последовал за врачом и санитарами в прозекторскую.

* * *

Больничный санитар Эмилиано Коронадо вышел в проулок у чёрного входа и закурил сигарету. Гордый своим благородным происхождением, он стоял прямо, расправив плечи, и в воображении своём видел бескрайние просторы Колорадо, куда более четырехсот лет тому назад явились в поисках золота его предки.

И вдруг по горлу резанула острая боль. Сигарета выпала изо рта, сладостные видения исчезли, в глазах потемнело, перед ним был узкий замусоренный проулок. Из тонкого пореза на шее, оставленного ножом, сочилась кровь. Лезвие ножа плотно прижималось к ране.

— Ни звука, — произнёс чей-то голос за спиной. Перепуганный насмерть Эмилиано лишь буркнул нечто нечленораздельное в знак согласия.

— А ну, расскажи-ка мне о докторе Рассел, — Надаль аль-Хасан ещё крепче прижал нож к горлу несчастного. — Она жива или нет?

Коронадо судорожно сглотнул слюну.

— Она умерла.

— А что она говорила перед смертью?

— Ничего… ничего она никому не говорила.

Нож вонзился глубже.

— Ты уверен? Даже своему жениху, Смиту, ничего не сказала? Что-то мало похоже на правду.

Эмилиано был в отчаянии.

— Да она всю дорогу была без сознания. Разве может человек говорить, когда без сознания?

— Что ж, хорошо.

Нож сделал своё дело, и через секунду Эмилиано рухнул без сознания на землю. Из горла потоком хлестала кровь, образуя в проулке липкую тёмную лужу.

Аль-Хасан осторожно огляделся по сторонам. Выскользнул из проулка, обошёл здание больницы и приблизился к тому месту, где ждал фургон.

— Ну? — спросил его Билл Гриффин.

— Если верить санитару, — ответил аль-Хасан, залезая в фургон, — она никому ничего не сказала.

— Тогда, возможно, Смит ничего не знает. И может, даже и к лучшему, что Мэддакс упустил его тогда в Вашингтоне. Сразу два убийства во ВМИИЗе — это вызвало бы подозрения.

— Лично я предпочёл бы, чтобы Мэддакс его прикончил. Тогда не о чем было бы говорить и спорить.

— Но Мэддакс его не убил. И теперь убирать Смита необязательно.

— Да, но всего мы не знаем. Может, она все же успела сказать ему что-то в своей квартире.

— Не смогла, раз была без сознания.

— А как тогда она добралась до своего дома? — ехидно парировал аль-Хасан. — Тоже без сознания, что ли? И боссу вряд ли понравится, если она все же успела что-то нашептать о Перу.

— Повторяю, аль-Хасан, — продолжал стоять на своём Гриффин, — слишком много неожиданных смертей и убийств могут привлечь ненужное внимание. Особенно если Смит уже успел рассказать кому-то о том, что несколько раз подвергся нападению. Боссу это понравится ещё меньше.

Аль-Хасан колебался. Он не доверял Гриффину, но в данном случае этот бывший сотрудник ФБР мог оказаться и прав. Тогда пусть сам решает, что делать с этим типом дальше и что ему нравится меньше.

Билл Гриффин почувствовал, как с плеч свалилась неимоверная тяжесть. Но успокаиваться было рано — слишком уж хорошо он знал Смити. Если Джон заподозрил, что смерть Софи не была случайной, он уже не отступится. И, однако, Билл надеялся, что этот упрямец поверит в то, что его невеста допустила какую-то ошибку в лаборатории. И что все эти нападения на него самого никак не связаны с её смертью. И если никто его больше не тронет, он в конце концов, успокоится. Тогда его Смити будет вне опасности и волноваться о друге Биллу будет незачем.

* * *

В подвальном помещении прозекторской, блиставшей кафелем и нержавеющей сталью, Смит не сводил глаз с патологоанатома Латфаллы. Вот тот отошёл от стола, где производилось вскрытие. В холодном воздухе остро пахло формальдегидом. Мужчины были одеты в одинаковые зеленые комбинезоны.

Латфалла вздохнул.

— Это он, Джон. Вне всякого сомнения. Он умерла от сильнейшей вирусной инфекции, полностью разрушившей её лёгкие.

— Что за вирус? — глухо спросил из-под маски Смит, хотя прекрасно знал, какой последует ответ.

Патологоанатом покачал головой.

— Вопрос не ко мне. Скорее, к вам и вашим Эйнштейнам в Детрике. От лёгких почти ничего не осталось… но это не пневмония. И не туберкулёз. Я вообще никогда не видел ничего подобного. Быстрое разрушительное действие.

Смит кивнул. Затем гигантским усилием воли заставил себя не думать о том, кто лежит сейчас разрезанный на куски на холодном столе из нержавеющей стали со всеми этими желобками для сбора крови. И вместе с доктором Латфалла принялся собирать пробы крови и тканей.

* * *

Лишь много позже, когда они закончили вскрытие и Смит снял с себя зеленую шапочку, маску и перчатки, а также зелёный комбинезон и уселся в одиночестве на длинную скамью, что стояла у входа в прозекторскую, он смог снова дать волю своим чувствам. И стал думать о Софи.

Он слишком долго ждал. Слишком много и часто ездил по всему миру, слишком долгие устраивал перерывы. Он лгал себе, говоря, что рядом с Софи уже больше не является ковбоем. Все это враньё. Даже после того, как сделал ей предложение, тут же умчался в очередную из своих поездок. А теперь потерянного времени не вернуть.

Боль, которую он испытывал при мысли о том, что потерял её навеки, казалась сильней и острей любой физической боли, что доводилось испытывать прежде. Невыносимо было смириться с мыслью, что они уже больше никогда не будут вместе. Он опустил голову, закрыл лицо руками. Он страшно тосковал по ней. Крупные слезы сочились сквозь пальцы. Сожаление. Чувство вины. Скорбь. Он весь содрогался от тихих рыданий. Её больше нет, а ему так хочется снова обнять её, прижать к себе крепко-крепко.

Глава 9

9.18 утра

Бетесда, Мэриленд

Большинство людей ошибочно полагают, что Национальный институт здоровья — это некое цельное и единое заведение. На деле же раскинувшийся на площади свыше трехсот квадратных акров в Бетесде, всего в десяти милях от Капитолийского холма, ВНИИЗ состоит из двадцати четырех отдельных институтов, центров и подразделений, где в общей сложности работает свыше шестнадцати тысяч человек. Невероятно высок процент обладателей учёной степени — около шести тысяч. Здесь, на ограниченной и сравнительно небольшой территории, собрано больше блестящих умов, чем в большинстве колледжей и даже штатов.

Лили Ловенштейн размышляла об этом, глядя из окон своего кабинета, находившегося на верхнем этаже одного из семидесяти пяти зданий кампуса. Взгляд её рассеянно скользил по пышным цветочным клумбам, зелёным лужайкам, окаймлённым аккуратно подстриженными деревьями, автостоянкам и корпусам центра, в которых трудилось множество высокообразованных и талантливых людей.

Она искала ответ там, где его нет и никогда не было.

Директор Федерального медицинского информационного центра (ФМИЦ) Лили и сама была высокообразованным и опытным специалистом и находилась на пике своей карьеры. И вот теперь, сидя в своём просторном кабинете, она смотрела в окно, но не видела ни зданий, ни людей, ни всего остального. Она видела и думала лишь о собственной проблеме. Проблеме, которая лишь разрасталась все эти долгие годы и вот теперь готова была раздавить её своим весом, словно навалившаяся всем телом огромная горилла.

Лили была прирождённым и азартным игроком. Все равно, во что играть, она была привержена всем играм. Сначала она проводила каникулы исключительно в Лас-Вегасе. Позднее, поступив на первую свою работу в Вашингтоне, стала ездить в Атлантик-Сити, там доступ к игорным столам был быстрее и проще. Она ездила играть в Атлантик-Сити каждый уикэнд, иногда вырывалась и в середине недели, на день или вечер. И страсть к игре росла вместе с долгами.

Если б только она могла остановиться, ограничиться, допустим, игрой в казино и краткими поездками в Пимлико и Арлингтон, проблема бы не переросла в неразрешимую. Однако она продолжала вести все тот же образ жизни, и денег, несмотря на весьма внушительную зарплату, постоянно не хватало, и продолжались проблемы с семьёй, которую она навещала все реже и реже, да к тому же ещё перестала присылать подарки на Рождество и ко дню рождения своим племянницам и племянникам. Пусть друзей у неё осталось совсем немного, но она как-нибудь бы смирилась со всем этим. Но теперь уже поздно, проблема превратилась в неумолимого хищного и страшного зверя.

Она делала ставки по телефону через букмекеров, делала ставки в барах через других букмекеров, и вот, наконец, стала занимать деньги у тех людей, которые делали бизнес на одалживании денег как раз таким безумным и заблудшим душам, как она. Теперь долг её составлял более пятидесяти тысяч долларов, и вот на днях мужчина, имени которого она не знала, позвонил ей и сообщил, что перекупил все её долги и хотел бы обсудить своё вознаграждение. При одной мысли об этом по спине у неё начинали ползти мурашки, а руки дрожали. Он был вежлив, но в каждом его слове слышалась скрытая угроза. Сегодня, ровно в девять тридцать, она должна встретиться с ним в хорошо известном ей баре в центре города.

Лили судорожно пыталась хоть что-то придумать. И не видела выхода. Нет, конечно, можно обратиться в полицию, но тогда все узнают. И она может потерять работу и даже отправиться в тюрьму, поскольку успела прикарманить часть денег, выделенных на закупку офисного оборудования.

И у неё уже не осталось ни семьи, ни друзей в нормальном понимании этого слова, которые могли бы выручить, дать взаймы, даже если б она посвятила их в свою тайну. Она уже успела продать один из своих автомобилей, БМВ, и заложить дом по максимальной цене. У неё больше не было мужа. И ещё она должна кучу денег за обучение сына в частной школе. У неё нет ни акций, ни облигаций, ни недвижимости. Никто не сможет ей помочь. Никто и никогда.

Она даже не может убежать. Ведь единственным средством к существованию была работа. Без работы она ничто, ноль.

* * *

Сидевший в дальнем конце бара Билл Гриффин видел, как вошла в зал эта женщина. Примерно такой он её себе и представлял. Среднего возраста, средний класс, чопорная и подтянутая, внешность невыразительная, рост тоже средний. Ну, разве что выше, около пяти футов девяти дюймов. И весит на несколько фунтов больше положенного. Каштановые волосы, карие глаза, лицо в форме сердечка, маленький подбородок. Одежда отмечена некоторой небрежностью. Костюм поношенный, да и сидит скверно, что вовсе не подобает директору такого крупного и важного государственного учреждения. Волосы не уложены, корни седые. Типичный представитель племени азартных игроков.

И в то же время чувствовалось в ней некое высокомерие, когда она стояла в дверях и осматривала зал, пытаясь вычислить вызвавшего её на эту встречу человека. Сразу видно — чиновник среднего ранга.

Гриффин дал ей время оглядеться. Затем поднялся из-за столика, поймал её взгляд и кивнул. Она быстрым и твёрдым шагом направилась к нему.

— Миссис Ловенштейн? — проронил он. Лили кивнула.

— А вы?

— Это не важно. Присаживайтесь.

Она села и, явно нервничая, сразу попыталась перехватить инициативу.

— Откуда вы узнали о моих долгах?

Билл Гриффин улыбнулся краешками губ.

— Полагаю, что на деле вам это совершенно все равно, миссис Ловенштейн, верно? Кто я, откуда узнал о долгах, почему их перекупил. Все это не имеет ни малейшего значения, разве не так?

Он смотрел на её дрожащие щеки и губы. Она заметила этот взгляд, и лицо её тут же окаменело. Гриффин удовлетворённо усмехнулся. Она напугана, а значит, уязвима.

— У меня все ваши долговые расписки. — Он заметил, как беспокойно забегали её карие глаза. — И вот я здесь, чтоб предложить вам выход из этой трясины.

Она насмешливо фыркнула.

— Из какой ещё трясины?

Ни одного из заядлых игроков не тревожит всерьёз просто растущий долг. Игра — это страсть, своего рода болезнь. Долг означает опасность и неприятность, но по-настоящему начинает волновать игрока только тогда, когда букмекер вдруг перестаёт позволять вам играть, пока не выложишь на стол наличные. И Гриффин знал, что финансовое положение Лили в данный момент столь плачевно, что больше, чем пять долларов, поставить она не может.

И он решил кинуть ей кость, чтоб собачка завиляла хвостом:

— Но вы можете начать все сначала. Допустим, я аннулирую все ваши долги. Никто ничего не узнает, к тому же могу подкинуть немного наличных. Повторяю, для того, чтоб вы могли начать все сначала. Вроде бы неплохое предложение?

— Начать сначала? — Щеки Ловенштейн даже порозовели от возбуждения. И глаза оживились и засверкали. Но ненадолго, она тут же озабоченно нахмурилась. Да, у неё неприятности, но она же не идиотка. — Я так понимаю, это зависит от того, смогу я что-то для вас сделать или нет?

В годы работы в военной разведке Гриффин считался одним из лучших вербовщиков, особенно много агентов завербовал он в странах за «железным занавесом». Он обхаживал и соблазнял их, оказывал личные услуги, когда надо, напирал на моральные принципы и правоту дела, за которое им предстоит бороться. И они почти всегда попадались на крючок, выполняли его просьбы, но всегда рано или поздно роняли «морковку», и приходилось натягивать поводья, стращать и шантажировать. Полностью полагаться на этих людей было никак нельзя. Ему не слишком нравилась эта работа, но справлялся он с ней успешно. И вот теперь ему предстоит заняться этой женщиной.

— Да нет, не то чтобы… — Он понизил голос. — Сущую пустяковину. Расплатиться со мной вы все равно не можете. И допустить, чтобы об этом узнали другие, — тоже. Но если считаете иначе, можете прямо сейчас встать и выйти отсюда. Чтоб не отнимать у меня времени.

Лили покраснела как рак. А потом злобно прошипела:

— Послушайте меня, вы, самонадеянный…

— Знаю, — перебил её Гриффин. — Это трудно. Ведь вы босс, верно? А вот и нет. Теперь босс я. Иначе завтра же вы вылетите с работы без малейшего шанса получить другую. Ни на федеральном уровне, ни в округе Колумбия, нигде!

В животе у Лили похолодело. И тут вдруг она не выдержала и заплакала. Нет! Она не смеет плакать. Она никогда не плакала. Она начальник. Она…

— Ничего страшного, — мягко заметил Гриффин. — Поплачьте. Вам надо выплакаться. Это страшно тяжело, а будет ещё тяжелей. Так что валяйте.

И чем больше сострадания звучало в его голосе, тем громче и отчаянней рыдала Лили. И видела сквозь слезы, как собеседник её заметно расслабился, откинулся на спинку кресла. Потом сделал знак официантке и указал на свой бокал. И не стал при этом спрашивать, чего бы ей хотелось выпить. У них здесь не свидание, а деловая встреча. Кем бы он ни был, вдруг поняла она, это не он её шантажирует. Он лишь передаточное звено, связной. Он делает свою работу. И ничего не имеет против неё. Ничего личного.

Официантка принесла ему пиво. Лили отвернулась и уставилась в стол — глаза у неё были красные, заплаканные. Прежде ей не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. И она почувствовала себя страшно одинокой.

Гриффин неспешно потягивал пиво. Настал момент снова вытащить «морковку».

— Ну, как, вам полегчало? Может, это поможет. Попробуйте взглянуть на это иначе. Топор рано или поздно все равно упадёт. А если послушаетесь меня, можно устранить угрозу, начать все с чистого листа. И ещё я накину немного сверху, ну, скажем, тысяч пятьдесят, чтоб у вас была возможность начать все сначала. И всего-то и надо, что поработать пару часов. А может, даже и того меньше, если вы специалист в своём деле, а я склонен думать именно так. Неплохое предложение, как вам кажется?

Все с чистого листа… пятьдесят тысяч… Эти слова осветили все вокруг, точно лучик яркого солнечного света. Начать сначала. Мрак рассеялся, кошмар кончился. И деньги. Она действительно может попробовать начать все сначала. Обратиться за медицинской помощью. Прийти в себя, подлечиться. О, она такого больше никогда не допустит! Никогда! Лили вытерла глаза. И вдруг ей страшно захотелось поцеловать этого мужчину, стиснуть его в объятиях.

— Что я могу… должна для вас сделать?

— Раз так, тогда перейдём прямо к делу, — бодро заметил Гриффин. — Так и знал, что вы женщина умная. И мне это нравится. Потому что в таком деле нужен очень умный человек.

— Не пытайтесь льстить. По крайней мере, не сейчас.

Гриффин расхохотался.

— Да ещё к тому же обидчивая. Ну, как, немного воспряли духом? Причём заметьте, никому это не навредит. Всего-то и надо, что поднять несколько старых файлов. И потом вы свободны, как ветер.

Файлы? Поднять? Её рабочие записи? Да никогда в жизни! Она брезгливо передёрнулась, затем постаралась взять себя в руки. А чего она, собственно, ожидала? С какой стати ей должны делать такие подарки? Она возглавляет Федеральный медицинский информационный центр. И, разумеется, этим людям нужны медицинские записи.

Гриффин не сводил с неё глаз. Настал критический момент. Первый шок, когда она узнает, что ей предстоит сделать. Предать свою страну. Предать руководство. Предать семью. Обмануть доверие. И далее, в том же духе. Прошло, наверное, не меньше минуты. Тяжёлая внутренняя борьба. Но вот она, похоже, взяла себя в руки.

Он кивнул.

— Понимаю. Это самый тяжёлый момент. А все остальное просто, пройдёт как по маслу. Вот что нам надо. В Форт-Детрик, Центр по контролю за заболеваниями, возможно, в другие аналогичные организации здесь и за рубежом, недавно поступили доклады. Так вот, мы хотим, чтобы все эти материалы были уничтожены. Стёрты, исчезли с лица земли. И сами материалы, и копии. Словно их никогда не существовало. То же относится и к любым материалам ВОЗ, касающимся вспышек вирусных заболеваний и их лечения в Ираке за последние десять лет. Вот это и ещё записи пары телефонных звонков. Сможете это сделать?

Казалось, она утратила дар речи. Но после паузы молча кивнула.

— Да, и ещё одно условие. Все это должно быть проделано к полудню.

— К полудню? Но как? В рабочее время?..

— А уж это ваши проблемы.

И она снова лишь коротко кивнула в ответ.

— Вот и прекрасно, — Гриффин улыбнулся. — А теперь неплохо бы выпить. Что будете?

Глава 10

1.33 дня

Форт-Детрик, Мэриленд

Изнемогавший от усталости Смит лихорадочно работал в лаборатории «Уровня-4». Как получилось, что Софи умерла? С учётом предостережений Билла Гриффина и попытки убить его самого в Вашингтоне, что-то не слишком верилось, что смерть Софи была случайностью. И в то же время нет никакого сомнения в том, что умерла она от острого респираторного синдрома, вызванного смертельно опасным вирусом.

Врачи в больнице уговаривали его пойти домой, немного поспать. Генерал приказал следовать рекомендациям врачей. Смит промолчал и вместо этого отправился прямиком в Форт-Детрик. Охранник у ворот, увидев его машину, отдал честь. Он припарковался на своём обычном месте, неподалёку от жёлтого, из кирпича и бетона, здания ВМИИЗа. Вентиляторы, установленные на крыше, неустанно трудились, выпуская из лабораторий «Уровня-3» и «Уровня-4» потоки тщательно отфильтрованного воздуха.

Усталый и измождённый, в состоянии полутранса, Смит показал свой идентификационный жетон охраннику, сидевшему за столиком у входа. В руках у него был небольшой холодильник-контейнер с пробами крови и тканей, взятых после вскрытия. Охранник лишь сочувственно кивнул. Смит, словно на автопилоте, продолжал идти дальше. Бесконечные коридоры проплывали перед глазами, точно в тумане. Двери, повороты, углы, толстые стекла на окнах лабораторий. У двери в кабинет Софи он остановился, приоткрыл её, заглянул внутрь.

В горле стоял ком. Он попытался проглотить его и не смог. И поспешил дальше, на «Уровень-4», где переоделся в защитный костюм.

Он исследовал кровь и ткани Софи в полном одиночестве, пренебрегая советами, приказами и инструкциями по соблюдению безопасности. Повторил те же лабораторные процедуры, что проделывала сама Софи с пробами от трех первых жертв — выделил вирус, долго изучал его под электронным микроскопом. Затем сравнил его с взятыми из банка данных образцами различных других вирусов, жертвами которых стали люди из разных уголков мира. Вирус, убивший Софи, не реагировал ни на один из них. Однако он провёл на всякий случай ещё один анализ реакции цепи полимераз ДНК, надеясь, что это поможет идентифицировать новый загадочный вирус, и сделал предварительный набросок генетической карты. После чего загрузил все эти данные в компьютер, вышел из лаборатории, принял дезинфекционный душ, снял защитный костюм и маску.

Переодевшись, он поспешил в офис и сверил полученные им данные с данными Софи. И долго сидел, уставясь в пространство невидящими глазами. Вирус, убивший его Софи, не походил ни на один из известных ему вирусов. Да, в чем-то он был близок, но в целом совершенно новый вид.

Зато целиком и полностью совпадал с тем, над которым работала Софи.

При мысли о том, какую потенциальную угрозу для всего мира таит в себе этот новый, смертельно опасный вирус, его пронзил страх. Четыре жертвы… но это только начало.

Каким образом Софи могла заразиться?

Если бы имела место некая роковая случайность, неосторожность с её стороны, она бы непременно доложила об этом. Таков был порядок, и нарушать его было бы чистым безумием. Патогены, хранившиеся в лабораториях, несли смерть. Против них не существовало ни вакцин, ни способов лечения, можно было лишь укрепить сопротивляемость организма, стараться поддерживать человека в оптимальной физической форме. Плюс предпринимать все возможные предохранительные меры, избегать контакта с инфекцией. Все вроде бы просто, однако это позволило спасти немало человеческих жизней.

Детрик являлся своего рода заражённой зоной и одновременно — больницей, где врачи знали все, что положено знать о лечении реальных и потенциальных жертв. Если в этом мире хоть кто-то мог спасти Софи, то это были сотрудники Детрика, и она это прекрасно знала.

Кроме того — и это, возможно, самое главное — она была настоящим учёным. И если бы поняла, что существует хотя бы малейшая вероятность того, что она подхватила этот вирус, то зафиксировала и записала бы все, что с ней происходит, — в надежде, что позже это поможет другим.

Однако же она ничего никому не сообщала. Ни слова.

И если вспомнить, что на него примерно в то же время были совершены нападения, то напрашивался один единственно возможный вывод: смерть Софи не являлась случайностью.

Ему казалось, он слышит её слабый затихающий голос: «Лаборатория… кто-то ударил…»

В тот момент смятения и замешательства он не обратил внимания на эти слова, но теперь они приобретали особое значение. И не выходили из головы. Неужели кто-то действительно вошёл к ней в лабораторию и напал, как нападали на него?

Подстёгиваемый этой мыслью, он начал торопливо просматривать все её записи, заметки и доклады в поисках хоть какого-то ключа к тому, что здесь могло произойти.

И вдруг увидел номер, выведенный её аккуратным почерком на обложке журнала. В него она ежедневно записывала результаты работы по неизвестному вирусу. Входной номер ПЛИ-53-99.

Он понял его значение. ПЛИ — Институт имени принца Леопольда в Бельгии. В нем не было ничего особенного, она использовала его просто для того, чтобы можно было отличить эти материалы от всех остальных, которые использовала в работе. Важно другое. Она всегда, всегда записывала такие номера на последней странице своего отчёта.

В самом конце.

Та же пометка стояла на первой странице, в начале записей о трех жертвах, совершенно разных людях, разделённых не только по географическому признаку, но и по половому, возрастному, социальному, наконец. И все они умерли почти одновременно от одного и того же вируса, причём ни один из их близких или контактирующих с ними людей не заразился.

В этих комментариях не упоминалось об использовании каких-либо других докладов или материалов, стало быть, входной номер стоял явно не на месте.

Он тщательно осмотрел две последние странички, сильно раздвигая их, чтоб было видно то место, где они крепятся к корешку. Но даже под увеличительным стеклом обнаружить что-либо подозрительное не удалось.

Он на секунду задумался, затем понёс открытый журнал к большому электронному микроскопу. И, подкрутив линзы, заглянул в бинокуляр.

А потом тихо ахнул, увидев ровный тончайший надрез, сделанный, по всей видимости, лазерным скальпелем. И, хотя кто-то очень постарался, чтобы ничего не было заметно, утаить правду от мощного микроскопа не удалось. Под ним отчётливо был виден тончайший срез со слегка зазубренными краями.

Кто-то вырезал из журнала страницу.

* * *

Бригадный генерал Кальвин Кильбургер стоял в дверях кабинета Смита. Руки сложены за спиной, ноги широко расставлены, на цветущем мясистом лице свирепое выражение. В этот момент он походил на генерала Паттона в танке, направляющего Третью армию на разгром немецких частей в Арденнах.

— Я же приказал вам идти домой, подполковник Смит! Сейчас от вас никакой пользы. Чтобы разобраться в этом деле, нужны ясно и трезво мыслящие люди. Особенно в том, что касается смерти доктора Рассел.

— Кто-то вырезал страницу из её журнала, — не поднимая головы, ответил Смит.

— Ступайте домой, Смит.

Только теперь, наконец, Смит поднял голову и взглянул на своего начальника.

— Вы что, не слышали? Кто-то похитил последнюю страничку из её журнала, где она делала записи. С какой целью?

— Возможно, она сама вырвала её за ненадобностью.

— Видно, получив последнюю звёздочку, генерал, вы напрочь забыли все, что знали о науке и учёных. Ни один учёный не стал бы уничтожать записи, особенно касающиеся столь важных исследований. И я понял, что записи эти связаны с неким докладом, который она получила из Института принца Леопольда в Бельгии. Искал в её бумагах, но так и не нашёл этого доклада.

— Может, он в банке компьютерных данных?

— Как раз собирался посмотреть.

— Это можно оставить и на потом. Я хочу, чтобы вы прежде всего отдохнули, а потом поехали бы в Калифорнию вместо доктора Рассел. Необходимо переговорить с родственниками и друзьями майора Андерсона. Со всеми людьми, которых он знал.

— Ну уж нет, черт побери! Пошлите кого-нибудь другого. — Ему страшно хотелось рассказать Кильбургеру о нападении в Вашингтоне. Иначе трудно будет убедить генерала, что Софи никак не могла заразиться вирусом по неосторожности. Но Кильбургер первым делом спросит, чем это он занимался в Вашингтоне, почему отправился туда, вместо того чтобы вернуться в Форт-Детрик. И тогда придётся рассказать о тайной встрече в парке с Биллом Гриффином. Нет, он не станет выдавать своего старого друга до тех пор, пока не узнает как можно больше. Он должен убедить генерала позволить ему продолжить расследование. — Со смертью Софи что-то не так. Я знаю, чувствую это. И твёрдо намерен узнать всю правду.

Генерал вспыхнул.

— Но только не в предусмотренное армейской службой время! У нас есть проблемы и посерьёзней, нежели смерть одного из сотрудников. Чем бы или кем бы она там для вас ни была!

Смит так и подскочил в кресле, слово укушенный гремучей змеёй.

— В таком случае я ухожу из армии!

На несколько секунд Кильбургер просто лишился дара речи. Лицо стало свекольно-красным, кулаки сжались. Он уже собирался сказать Смиту, чтобы тот убирался прочь.

Такие недисциплинированные и своевольные люди армии не нужны.

Затем он передумал. Это вряд ли хорошо отразится на его собственном послужном списке. Что это за генерал, не способный добиться подчинения во вверенном ему коллективе? Сейчас не время бороться со Смитом и с его недисциплинированностью и упрямством.

И он заставил себя успокоиться.

— Хорошо. Винить вас, пожалуй, не стоит. Продолжайте работать над делом доктора Рассел. А в Калифорнию я пошлю кого-нибудь другого.

* * *

2.02 дня

Бетесда, Мэриленд

Несмотря на лихорадочную спешку, в которой она пребывала, Лили Ловенштейн понадобилось все утро, чтобы сделать то, что требовал от неё безымянный мужчина. И вот теперь она устроила себе праздничный ленч в любимом ресторане в деловой части города. Из окна открывался вид на высокие здания, и она, потягивая уже второй дайкири, подумала, что город в этой своей части является уменьшенной копией Далласа.

К её удивлению, выяснилось, что отыскать доступ в компьютеризованный банк данных по медицине, собранных по всему миру, проще простого. Никому и в голову не приходило засекречивать информационную сеть материалов, представляющих чисто медицинский и гуманитарный интерес. Так что поднять материалы целой серии отчётов по жертвам двух вспышек вирусных заболеваний в Багдаде и Басре было совсем несложно.

Иракская компьютерная система отставала в развитии лет на пять, так что удалить оригиналы записей оказалось столь же просто. Лили несколько удивилась, обнаружив, что большая часть иракских источников уже была стёрта при режиме Саддама Хусейна. А впрочем, что здесь непонятного — просто не хотели показывать всему миру свою слабость.

А вот для удаления одного-единственного доклада из Бельгии из базы данных своего института, ВМИИЗа, Центра гражданской обороны и прочих баз данных, разбросанных по всему миру, потребовалось куда больше времени. Но сложнее всего оказалось убрать их из системы телефонных записей в Форт-Детрике. Пришлось попросить помощи у сотрудника одной из крупнейших телефонных компаний, который был ей обязан.

И тут Лили овладело любопытство. Она пыталась разгадать мотивы, стоявшие за просьбой шантажиста, но между всеми данными, что ей удалось найти, не просматривалось никакой сколько-нибудь очевидной связи. За исключением разве что одной — во всех шла речь о вирусе. Её шантажист не высказал никакого интереса к сотням и тысячам других сообщений, которыми обменивались учёные и медики исследовательских институтов всего мира.

Ладно, чего бы он там ни хотел, но свою работу она завершила успешно. Не оставив при этом никакого следа, сохранив своё имя в тайне. Скоро, совсем скоро все её финансовые проблемы разрешатся, и её ждёт новая прекрасная жизнь. И она уже никогда не падёт так низко, она даёт себе слово, что больше не допустит этого. С пятьюдесятью тысячами долларов наличными можно поехать в Лас-Вегас или Атлантик-Сити и успешно отыграть все, что она потеряла. И с беззаботной улыбкой на губах она вдруг решила, что начнёт прямо сегодня вечером, в «Кэпиталз». И больше тысячи с собой брать не будет.

Выходя из ресторана, она улыбалась уже во весь рот. И свернула за угол, к бару, где у любимого её букмекера была своя маленькая контора по приёму ставок. У Лили зародилась уверенность, что уж на сей раз ей, наконец, повезёт. Она не проиграет, нет, только не сегодня! И отныне так будет всегда.

Улыбка не исчезла с её лица, даже когда она услышала за спиной истерические крики, визг тормозов и металлический грохот. Обернулась и увидела, что прямо на неё мчится по тротуару большой чёрный грузовик. Улыбка так и застыла на губах, когда грузовик сбил её, съехал с тротуара и умчался прочь. А она осталась лежать на асфальте — мёртвая.

* * *

3.16 дня

Форт-Детрик, Мэриленд

Смит отвернулся от мерцающего экрана компьютера. Пять докладов из Института имени принца Леопольда, но ни один из них не поступил вчера или днём раньше, ни в одном не было ни малейшего намёка на то, что неизвестный вирус удалось идентифицировать.

Но должен, обязательно должен быть хотя бы один материал, проливающий новый свет на расследования. Какие-то новые данные, которыми прошлой ночью она исписала целую страницу журнала. Он искал в базе данных Детрика, в базе Центра гражданской обороны, подключился к армейскому суперкомпьютеру, где можно было получить данные по всем лабораториям мира, в том числе и по Институту имени принца Леопольда.

Ничего.

Вконец сбитый с толку и измученный, он снова уставился на экран компьютера. Или же Софи допустила какую-то ошибку и проставила неверный номер, и, следовательно, этой информации не существовало в природе, или же…

Или же эта самая информация удалена из всех баз данных по всему миру, включая и источник.

В это было трудно поверить. Нет, совершить такое возможно, но поверить, что некто может заняться столь опасным и неблагодарным делом и станет уничтожать записи по вирусу, над разгадкой которого бьётся весь мир, невозможно. Смит покачал головой, стараясь отмести эту мысль, но не получилось. Ведь страничку из журнала кто-то действительно вырезал.

И кто-то сумел пробраться в Форт-Детрик и остаться незамеченным.

Смит взялся за телефон, пытаясь выяснить, кто ещё был в лаборатории у Софи вчера вечером или ночью, но, переговорив с сотрудниками и сержант-майором Дотери, так и не получил ответа. Все подчинённые Дотери отправились по домам ровно в 6.00 вечера, учёные же оставались в своих лабораториях до двух часов ночи, в том числе и Кильбургер. И к Софи никто из них не заходил.

Дежуривший ночью Грассо никого не видел. Не видел он и чтобы Софи покидала институт, это Смит уже знал. Охранник у ворот клялся и божился, что после двух в институте никого не осталось. По всей видимости, они просто проглядели Софи, которая вышла пешком, так что их информация мало что значила. Кроме того, Смит сильно сомневался, чтобы обычный человек мог вырезать из журнала страничку, не оставив видимого невооружённым глазом следа. И не привлекая к себе внимания на входе и выходе.

Смит почувствовал, что попал в тупик.

А потом вдруг в ушах зазвучал жалобный задыхающийся голос Софи. Он закрыл глаза, перед ними живо встало её искажённое мукой прекрасное лицо. Судорожно ловя ртом воздух, она упала в его объятия, но все же успела пробормотать несколько слов: «Лаборатория… кто-то… ударил».

* * *

5.27 вечера

Морг, Фредерик, Мэриленд

Доктор Латфалла пребывал в крайнем раздражении.

— Не знаю, что мы могли бы ещё найти, подполковник Смит. Результаты вскрытия вполне ясные и определённые. Вам не мешало бы передохнуть. Я вообще удивляюсь, как вы ещё держитесь на ногах. Надо поспать, немного прийти в себя…

— Посплю, когда выясню, что с ней произошло, — отрезал Смит. — И я не спрашиваю вас, что убило её. Я хочу знать, как.

Патологоанатом нехотя впустил Смита в прозекторскую. Он был страшно недоволен тем, что его оторвали от столь любимого им мартини.

— Как?.. — Брови Латфалла поползли вверх. Это, пожалуй, слишком. И с нескрываемым сарказмом он заметил: — Я бы сказал, что обычным путём. Так, как убивает любой летальный вирус.

Но Смит проигнорировал это его замечание. Подошёл к столу и склонился над ним, пытаясь побороть чувство бессильной ярости при виде Софи, такой прежде живой и жизнерадостной. Перед ним лежала бледная и безжизненная её оболочка.

— Каждый дюйм, доктор, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы осмотрели её дюйм за дюймом. Возможно, мы что-то упустили. Что-то странное или необычное. Очень вас прошу.

Все ещё недовольно пыхтя, Латфалла начал осматривать тело. В течение почти целого часа оба они работали молча. Но вдруг патологоанатом издал возглас удивления, приглушённый хирургической маской:

— А это что такое?

Смит вздрогнул и насторожился:

— Что? Что там у вас? Покажите!

Но Латфалла не ответил. Он пристально рассматривал левую лодыжку Софи. А потом спросил:

— Доктор Рассел страдала диабетом?

— Нет. С чего это вы взяли?

— Ей делали какие-нибудь внутривенные вливания?

— Нет.

Латфалла удручённо покачал головой и поднял глаза на Смита.

— Она сидела на игле, да, полковник?

— Вы имеете в виду наркотики? О господи, нет, конечно!

— Тогда взгляните-ка вот сюда.

Смит перешёл на левую сторону стола и встал бок о бок с врачом. И оба они склонились над лодыжкой. Отметина была еле видной — крохотное красное пятнышко и припухлость вокруг, — неудивительно, что они не заметили этого прежде.

В центре красного пятнышка просматривался след от иглы. Инъекция была сделана столь же опытной рукой, как та, что вырезала страничку из журнала.

Смит резко выпрямился. Им овладела бешеная ярость. Он сжал руки в кулаки так крепко, что костяшки побелели. Прежде он только догадывался. Но теперь знает точно.

Софи была убита.

* * *

8.16 вечера

Форт-Детрик, Мэриленд

Джон Смит ворвался к себе в кабинет и бросился к столу. Но садиться за него не стал. Он просто не мог сидеть. Начал нервно расхаживать по комнате, точно разъярённый дикий зверь в клетке. Несмотря на крайнюю усталость, мысль работала ясно и чётко. С этого момента ему плевать на судьбы всего мира. У него одна цель — найти убийцу Софи.

Так, хорошо, прекрасно. Думай же, думай, черт тебя побери! Думай! Должно быть, Софи узнала нечто страшно важное и опасное для убийц, вот они и решили уничтожить все материальные свидетельства того, что она узнала, а заодно — и её тоже. Но чем ещё занимаются все учёные и исследователи мира? Они говорят.

Он схватился за телефонную трубку.

— Дайте мне начальника отдела безопасности!

Пальцы выбивали по столу нервную барабанную дробь.

— Дингман у аппарата. Чем могу помочь, подполковник?

— Вы ведёте записи всех входящих и исходящих звонков во ВМИИЗе?

— Ну, не слишком тщательно. Но можем при необходимости установить, кем и куда сделан звонок с базы. А что именно вас интересует?

— Все звонки, сделанные доктором Рассел в субботу. А также кто и откуда, возможно, звонил ей.

— У вас имеется на этот счёт специальное разрешение?

— Можете позвонить Кильбургеру.

— Хорошо, подполковник. Я вам перезвоню.

Дингман позвонил минут пятнадцать спустя и продиктовал Смиту список входящих и исходящих звонков из кабинета Софи. Впрочем, их было не так уж и много — слишком поглощена она была вместе с другими сотрудниками работой над вирусом. Пять исходящих, из них три за границу. И лишь четыре входящих. Он позвонил по всем этим номерам. Во всех случаях речь шла о том, чего пока обнаружить не удалось. Иными словами — о полном провале работы над вирусом.

Разочарованный, он откинулся на спинку кресла и тут же вскочил. И, выбежав в коридор, бросился к кабинету Софи, где снова перерыл все бумаги на столе. Посмотрел в ящиках. Нет, он не ошибся. Книга записей телефонных переговоров, на ведении которой настоял в своё время Кильбургер, тоже пропала.

Он поспешил обратно к себе и сделал ещё один телефонный звонок.

— Мисс Кертис? Скажите, пожалуйста, Софи сдавала свою книгу телефонных записей за октябрь? Нет? Вы уверены? Что ж, спасибо.

Значит, и эту книгу они тоже забрали. Убийцы. Но зачем? Наверное, потому что там был зарегистрирован некий телефонный разговор, который мог быть им опасен. И ещё это наверняка как-то связано с Институтом имени принца Леопольда. О, они очень могущественны и хитры, эти убийцы. Всякий раз, пытаясь выяснить, чем занималась последние дни Софи и кому могло понадобиться устранить её, он словно натыкался на непроницаемую стену.

Что ж, тогда придётся искать ответ другим способом. Проследить историю жертв смертельного вируса. Между ними должна была существовать какая-то связь.

Он снова принялся накручивать диск телефона.

— Это опять Джон Смит, мисс Кертис. Скажите, генерал у себя?

— Разумеется, подполковник. Подождите, не вешайте трубку. — Мисс Мелани Кертис была родом с Миссисипи и почему-то испытывала к нему особое расположение. Но сегодня в голосе её не слышалось обычных флиртующих ноток.

— Спасибо.

— Генерал Кильбургер слушает.

— Все ещё хотите, чтобы я завтра утром вылетел в Калифорнию?

— Что заставило вас передумать, подполковник?

— Понял, что заблуждался, генерал. Глобальная опасность — вот что всегда должно быть на первом месте.

— Само собой, — несколько недоверчиво фыркнул Кильбургер. — Что ж, хорошо, солдат. Вылетаете завтра в восемь ноль-ноль с базы Эндрюс. Извольте быть у меня в кабинете ровно в семь ноль-ноль и получить соответствующие инструкции.

Глава 11

5.04 вечера

Парк Адирондак, штат Нью-Йорк

Вопреки расхожему мнению штат Нью-Йорк на две трети состоит вовсе не из небоскрёбов, забитых машинами автомагистралей и безжалостных к судьбам населения финансовых центров. Виктор Тремонт, генеральный директор «Блэнчард Фармасьютикалз», стоял на широкой веранде и любовался огромным лесным заказником под названием Адирондак. И, глядя на запад, мысленно представлял себе карту: парк простирается от Вермонта на востоке почти до самого озера Онтарио к западу. К северу — до Канады, к югу — до Олбани. Около шести миллионов акров плодороднейших земель, как общественных, так и частных, быстрые реки, тысячи озёр, сорок шесть горных вершин, возвышающихся более чем на четыре тысячи футов над плоскогорьями Адирондака.

Тремонт знал и помнил все это, поскольку был наделён особым умом, автоматически схватывающим, запоминающим и хранящим массу на первый взгляд неважных фактов. Он очень ценил Адирондак, и не только за его бескрайние лесные массивы, но ещё и потому, что территория эта была мало заселена. Одной из баек, которую он любил рассказывать своим гостям, сидя у камина, была история о главе налоговой службы штата, который купил себе маленький летний домик у озера. И вот этот тип вдруг однажды решил, что налоговая ставка на домик, пожалуй, слишком высока, и занялся расследованием. И в процессе этого расследования вдруг выяснилось — тут Тремонт начинал смачно похохатывать, — что все налоговые чиновники округа поголовно коррумпированы. Нашему герою удалось предъявить обвинение негодяям, но суд не состоялся — не удалось собрать нужного числа присяжных. А по какой, спрашивается, причине? Просто постоянно проживающих в округе людей было так мало, что все они были или вовлечены в ту же противозаконную деятельность, или же являлись родственниками таковых.

Тремонт улыбнулся. Да, здесь, в этой глуши и ещё при наличии местной коррупции, для него сущий рай. Десять лет тому назад он распорядился построить неподалёку от деревни Лонг Дейк целый комплекс зданий из красного кирпича, где отныне размещалась корпорация «Блэнчард Фармасьютикалз». А себе выстроил резиденцию неподалёку, у озера Магуа.

Близился вечер, огромный оранжевый шар солнца оседал за горный хребет, поросший соснами и дубами. Тремонт стоял на веранде первого этажа своей резиденции, которую предпочитал скромно именовать охотничьим домиком, любовался игрой закатных лучей, высвечивающих зубчатые очертания гор, и упивался ощущением изобилия, мощи и привкуса свежести, что были присущи этому виду, дому и новому стилю его жизни.

Его дом являлся частью огромной усадьбы, заложенной здесь каким-то богатым человеком в конце XIX века. Срублен он был из цельных толстых стволов и являлся точной копией Сагамор-хилла, что на озере Рэкуетт, — единственного сохранившегося с тех времён строения. Сверху его скрывали раскидистые кроны деревьев, от озера отделял густой лес, и постороннему глазу он был не виден. Именно этого и хотел от своего жилища Тремонт, и в его планы вовсе не входила вырубка или расчистка леса перед домом. А на дороге не было ни указателя с адресом, ни почтового ящика. Не было даже пристани на озере, которая могла бы подсказать, что место это обитаемо. Словом, было предусмотрено все, чтоб избавиться от нежеланных гостей. Лишь самому Тремонту да самым доверенным лицам, его партнёрам по проекту «Гадес», а также нескольким самым близким и лояльным учёным и техникам, работавшим в частной лаборатории на втором этаже, было известно о существовании этого дома.

В октябре солнце садится рано, и прохладный горный воздух уже начал холодить щеки Тремонта и пробираться под одежду. Однако он не спешил заходить в дом. Он с наслаждением попыхивал сигарой и потягивал «Лэнгевулин» пятидесятилетней выдержки. То был, возможно, лучшее в мире виски, но его тяжеловатый дымный привкус и изумительно сбалансированный букет были мало известны за пределами Шотландии. А все потому, что Виктор Тремонт ежегодно скупал весь запас с винокуренного завода в Ислее. Виски приятно горячило кровь и слегка обжигало гортань.

Впрочем, теперь, когда он стоял на веранде в золотистых лучах заходящего солнца, скорее не это чудесное виски, а открывавшиеся взору дикие просторы вызвали улыбку на его тонких патрицианских губах. По кристально чистому озеру сюда можно было добраться разве что на лёгком каноэ — совсем не похоже на перенаселённый Рэкуетт. Высокие сосны слегка раскачивались на ветру, густой хвойный аромат наполнял воздух. В отдалении высился голый пик горы Марси — высота 5344 фута над уровнем моря. Точно указующий перст, устремлённый в небеса, прямо к богу.

Тремонт полюбил эту гору ещё с бурного подросткового возраста, когда жил и учился в Сиракузах. Отец его, профессор-экономист, преподавал в тамошнем университете и был абсолютно неспособен обуздать нрав сына и хоть как-то контролировать его. Равно как сейчас толстозадый председатель Совета директоров «Блэнчард», отец не имел на него никакого влияния. Оба вечно настаивали, чтобы он сделал то-то и то-то, сами же не желали исполнять того, чего он от них добивался. Тремонт никогда не понимал такой узости и ограниченности мышления. Какие могут быть границы и пределы, кроме разве что тех, что диктует воображение? Нужны лишь способности, а ещё отвага. Всего этого ему хватало сполна. Свидетельством тому его проект под названием «Гадес». И если бы оба они с самого начала знали, что он затеял, то не поверили бы, сказали бы, что это просто невозможно. Ни один человек на свете не способен осуществить это.

Он презрительно фыркнул. Жалкие, ничтожные людишки! Через несколько недель проект осуществится и будет иметь оглушительный успех. Нет, это он будет иметь оглушительный успех! А потом к нему рекой потекут доходы.

Может, именно потому, что дело его жизни близилось к завершению, он начал все чаще впадать в задумчивость и размышлять о прошлом. Вспоминал давно умершего отца. Сколь ни покажется странным, но отец был единственным человеком на свете, которого он уважал. Старик не понимал своего единственного сына, но всегда стоял за него горой. Ещё подростком Тремонт посмотрел фильм «Иеремия Джонсон» и был совершенно им потрясён. Смотрел эту картину дюжину раз. А потом, в середине страшно холодной зимы, вдруг отправился в горы с желанием пожить там в полном уединении, как это сделал главный герой фильма. Питаться ягодами и корнями растений. Охотиться на дичь и добывать себе мясо. Сражаться с индейцами. Противопоставить себя обстоятельствам и победить — на это хватает мужества только у поистине героических личностей. Или же у людей, наделённых воображением.

Но из эксперимента не вышло ничего хорошего. Ему удалось подстрелить двух оленей из отцовского «ремингтона», но при этом он по ошибке едва не убил нескольких лыжников. Потом он страшно заболел, наевшись каких-то ядовитых ягод, и едва не погиб от холода. К счастью, отец заметил пропажу ружья, парки и рюкзака, а затем, вспомнив ещё и восторженные отзывы сына о фильме, догадался, где надо искать беглеца. Лесники и вызванная им команда спасателей уже отчаялись и хотели бросить поиски, но отец впал в ярость и сумел заручиться поддержкой нужных сил — на самом высоком академическом и даже политическом уровне. И вот поиски продолжились, и в конце концов несчастного и замёрзшего Виктора удалось обнаружить в пещере, на заснеженном склоне горы Марси.

Несмотря на столь досадные обстоятельства, Тремонт был склонен расценивать это своё приключение как одно из наиболее важных достижений в жизни. Оно подарило ему бесценный опыт. Потерпев фиаско в горах, он понял, как жестока и равнодушна к человеку природа. Он также понял, что чисто физические достижения и подвиги не для него — слишком легко проиграть. Но самым большим для него открытием стало понимание того, зачем понадобилось Джонсону идти в горы. Раньше ему казалось, что герой фильма решил бросить вызов природе, сражаться с индейцами, доказать всем и самому себе, что он — человек храбрый и мужественный. А вот и нет! Он отправился туда делать деньги. Все эти горцы были охотниками за пушниной и страдали и трудились ради одной лишь цели — разбогатеть.

Он навсегда запомнил это. Простота и очевидность этой цели отныне определила всю его жизнь.

И вот теперь, стоя на веранде и перебирая в памяти события тех давних лет, он жалел лишь об одном. О том, что отец его не дожил до этого знаменательного дня, до завершения проекта «Гадес». Тогда старику ничего не осталось бы, кроме как признать, что человек способен осуществить свою любую, даже самую дерзкую мечту, если он наделён умом и силой духа. Гордился бы им отец? Может быть, и нет. Он громко рассмеялся. Что ж, тем хуже для старика. Мать бы, наверное, гордилась, но она не в счёт. Женщина, что с неё взять.

И тут вдруг он насторожился. Склонил голову набок и прислушался. Рокот вертолёта становился все громче. Тремонт поставил стаканчик с виски на стол, бросил недокуренную сигару в большую пепельницу из свернувшейся кольцом змеи, умершей естественной смертью, и вошёл в просторную и светлую гостиную. Со стен глядели стеклянные глаза чучел различных животных — охотничьи трофеи, добытые в горах. Огромный камин, в который человек мог поместиться в полный рост, плетёные коврики ручной работы, мебель из кожи и дерева. Тремонт прошёл мимо камина, в котором пылали большие поленья, и оказался в холле, где витал доносившийся с кухни аромат только что испечённого домашнего пирога.

И вышел через чёрный ход в сгущавшиеся сумерки. Вертолёт марки «белл С-92 хелибас» садился на площадку в ста ярдах от дома.

Оттуда высыпали люди. Четверо мужчин, все, как и Тремонт, в возрасте под пятьдесят. Но, в отличие от Тремонта, одетого в простые хлопковые брюки, серую рубашку из плотной ткани, защитного цвета охотничью куртку на тёплой подкладке и широкополую шляпу, болтавшуюся на резинке за спиной, на приезжих были дорогие пошитые на заказ деловые костюмы. То были холёные мужчины с утончёнными манерами, все в их облике говорило о принадлежности к привилегированному классу.

Под громкий рокот вертолётного винта Тремонт, улыбаясь во весь рот, обменялся с каждым из прибывших крепким дружеским рукопожатием. Помощник пилота спрыгнул на землю и занялся выгрузкой багажа. Тремонт повёл своих гостей к дому.

Через несколько минут после того, как «хелибас» поднялся в темнеющее небо, на площадке приземлился второй вертолёт, поменьше, «джет рэнджер 111». И из него высадились мужчины, совсем не похожие на тех, что прилетели первым вертолётом. Ничем не примечательные недорогие костюмы, неброские галстуки унылой расцветки. У одного, что повыше, в темно-синем костюме, было смуглое, изрытое оспинами лицо, глаза под тяжёлыми веками и крючковатый заострённый нос. Второй — простоватый на вид круглолицый мужчина с широкими плечами и седеющими прядями каштановых волос. Ни у одного не было с собой багажа. Но отличались они не только невзрачной одеждой и отсутствием чемоданов. Было нечто хищное в их манере двигаться, в каждом движении чувствовалась натренированность и жестокая безжалостная сила. При первом же взгляде на этих людей становилось очевидно, что они могут быть очень опасны.

Парочка поднырнула под вращающийся винт вертолёта и последовала за остальными приезжими к дому.

И хотя Виктор Тремонт ни разу не обернулся, четверо первых его гостей сразу же заметили новоприбывших. И беспокойно переглянулись.

Надаль аль-Хасан и Билл Гриффин и виду не показали, что их сколько-нибудь волнует безразличие Тремонта и беспокойство четвёрки. Ступая бесшумно и внимательно оглядывая все вокруг, они подошли к дому и скрылись за дверью чёрного хода.

* * *

За длинным банкетным столом Виктор Тремонт угощал своих гостей изысканными блюдами: дикой уткой с грибами, свежайшей форелью, браконьерски выловленной из озера, и жареной олениной — оленя подстрелил сам хозяин. Ко всем этим яствам подавались соус из тушёного цикория по-бельгийски и картофель «дофин». Затем раскрасневшиеся от сытной и вкусной еды мужчины перешли в просторную гостиную и расселись в мягкие кресла у горящего камина. Здесь им подали самые изысканные коньяки — «Реми Мартин», «Кордон Блё», а также кубинские сигары «Мадурос», изготовленные специально по заказу Тремонта. Здесь же Тремонт закончил начатый за обеденным столом доклад о проекте, занимавшем их воображение последние лет двенадцать, на который возлагались такие большие надежды.

— Мы предполагали, что мутация будет иметь место у американских граждан примерно на год позже, нежели у неамериканцев. И причиной тому общее состояние здоровья, питание, физическая выносливость и генетика. Что ж…

Тут Тремонт сделал многозначительную паузу и оглядел присутствующих. Все эти люди были с ним с самого начала — команда сколотилась ровно через год после того, как он вернулся из Перу с материалами о необычном вирусе и с обезьяньей кровью. Вот Джордж Хайем, крайний справа, высокий цветущий мужчина. В те дни он был лишь молодым ассистентом и отчаянно нуждался в деньгах. Теперь же формально занимает пост главного бухгалтера фирмы «Блэнчард», а на деле работает только на него, Тремонта. Рядом с ним Хавьер Бекер, страшно разжирел, бедняга, за последнее время. Хавьер — настоящий компьютерный гений, помог сэкономить немало времени в работе по усовершенствованию вируса и сыворотки. По меньшей мере — лет эдак на пять. А напротив Тремонта сидит Адам Кейн, бывший врач-вирусолог. Бросить научно-исследовательский институт и связать своё будущее с фирмой «Блэнчард» и Тремонтом его убедили цифры, представленные Джорджем. Именно он нашёл способ выделить смертельно опасный мутировавший вирус и поддерживать его в стабильном состоянии на протяжении минимум недели. Рядом с Бекером сидел Джек Макграу, начальник службы безопасности фирмы «Блэнчард». Это он прикрывал их задницы с самого начала.

Четверо его друзей и помощников с нетерпением ждали вознаграждения за верную службу.

Тремонт затянул паузу ещё на секунду.

— И вот вирус всплыл здесь, в Соединённых Штатах. Скоро он распространится по всему миру. Будет завоёвывать страну за страной. Эпидемия. Средства массовой информации пока что ничего не знают об этом. Но очень скоро узнают. И остановить их или вирус будет уже невозможно. Все, что останется правительствам этих стран, так это выложить названную нами сумму.

Четверо мужчин усмехнулись. Глаза при упоминании о деньгах оживились и заблестели. Но дело было не только в долларах. Радость победы, гордость за успех, сладостное ощущение предвкушения — вот какие чувства обуревали сейчас этих людей. Каждый из них был профессионалом своего дела, каждый понимал, что убедительно доказал это. Теперь их ждёт ещё и финансовый успех, все они будут невероятно, головокружительно богаты — сбудется золотая мечта каждого американца.

— Джордж? — сказал Тремонт.

Джордж спохватился и моментально скроил скорбную и серьёзную мину.

— Отчёт о перспективных прибылях всех держателей акций может быть представлен в любой момент. — Он сделал паузу и после некоторого колебания добавил: — Боюсь, они будут меньше, чем мы надеялись. Возможно, лишь пять… ну, от силы шесть… миллиардов долларов! - И сам громогласно расхохотался над своей шуткой.

Хавьер Бекер хмуро покосился на Джорджа, явно не одобряя такого легкомысленного отношения к делу.

— А как насчёт секретной аудиторской проверки, о которой я недавно узнал?

— Джек говорит, что только Холдейн видел эти документы — ответил за своего бухгалтера Тремонт. — Ничего, беру его на себя. Переговорю с ним при личной встрече, за обедом в честь ежегодного совещания Совета директоров. (Мерсер Холдейн являлся номинальным председателем Совета директоров «Блэнчард Фармасьютикалз»). — Что у тебя ещё, Хавьер?

— Я произвёл кое-какие манипуляции с базами компьютерных данных. Теперь все выглядит так, будто мы все это время работали над коктейлем из рекомбинантных антител, которые, собственно, и составляют основу нашей сыворотки. Получается, что последние десять лет мы трудились исключительна над ней, получили патент, а затем все время её совершенствовали. И лишь недавно закончили последние тесты и представили на одобрение в Администрацию по контролю за продуктами питания и медикаментами. В базе данных также содержатся сведения о наших астрономических расходах, — голос Хавьера звучал возбуждённо и торжествующе. — Поставки могут составлять до миллионов ампул в год, но это ещё не предел.

Адам рассмеялся.

— И никто ни черта не заподозрил!

— Даже если и заподозрили, все шито-крыто, — довольно потирая руки, заметил шеф безопасности Джек Макграу.

— Только и ждём что вашей команды! — воскликнул Джордж.

Тремонт улыбнулся и поднял руку, делая всем знак замолчать.

— Не спешите, друзья мои. У меня уже составлено приблизительное расписание. На тему того, как скоро они поймут, что имеют дело с опаснейшей эпидемией. Но сперва, до заседания Совета директоров, следует заняться Холдейном.

И все пятеро снова выпили за успех дела, отчего лица их раскраснелись ещё больше.

Затем Тремонт отставил свою рюмку в сторону. Лицо его помрачнело. Он снова поднял руку, делая всем знак замолчать.

— К сожалению, недавно мы столкнулись с более серьёзной проблемой, нежели аудиторская проверка. Насколько велика или мала опасность, существует ли она вообще и какие шаги следует предпринять, чтобы предотвратить её, пока ещё не совсем ясно. Но меня заверили, что все под контролем и что все должные меры будут приняты.

Джек Макграу нахмурился.

— Что за проблема, Виктор? Почему мне ничего не сказали?

— Да просто потому, что мне не хотелось, чтобы это даже отдалённо могло иметь отношение к «Блэнчард», — ответил Тремонт. Он понимал, что Джеку, как начальнику охраны и особо заинтересованному лицу, может не понравиться подобная постановка вопроса, но здесь все решения в конечном счёте принимал он сам, Тремонт. — А что касается проблемы как таковой, то она принадлежит к разряду событий, предвидеть которые невозможно. Ещё в Перу, во время экспедиции, когда был обнаружен вирус и потенциальная сыворотка, я случайно столкнулся с группой молодых учёных. Общались мы не слишком тесно, поскольку были заняты совершенно разными исследованиями. — Он недоуменно покачал головой. — Но три дня тому назад одна из них мне вдруг позвонила. И только когда назвала своё имя, я припомнил, что среди них была студентка, проявлявшая повышенный интерес к моей работе. Сейчас она занимается клеточной и молекулярной биологией. И проблема заключается в том, что в данное время эта дамочка работает во ВМИИЗе, где они исследуют первые случаи заболевания. И, как мы и предполагали, им никак не удаётся идентифицировать этот вирус. Она обратила внимание на уникальную комбинацию симптомов и вспомнила про поездку в Перу. И моё имя тоже вспомнила. Вот и позвонила.

— Господи! — воскликнул Джордж. Его раскрасневшееся лицо заметно побледнело.

— Так она связала этот вирус с тобой? — рявкнул Макграу.

— С нами! — поправил его не на шутку взволнованный Хавьер.

Тремонт пожал плечами.

— Я все отрицал. Убедил её, что она ошибается, что такого вируса нет и не было в природе. А потом послал Надаля аль-Хасана и его людей устранить её.

Сидевшие в гостиной мужчины испустили дружный вздох облегчения. Напряжение сразу же спало. На протяжении более чем десяти лет они трудились напряжённо и самоотверженно, рисковали не только работой, но и своими жизнями, и теперь никому из них не хотелось терять готовое свалиться в руки богатство.

— К сожалению, — продолжил Тремонт, — все попытки сделать то же самое с её женихом и коллегой по работе провалились. Ему удалось уйти. Возможно, она успела что-то сказать ему перед смертью.

Джека Макграу, что называется, осенило.

— Так вот почему аль-Хасан здесь! Я сразу понял, что неспроста!

Тремонт покачал головой.

— Думаю, не стоит придавать этому такое уж большое значение. Я послал за ним только для того, чтобы знать, как обстоят дела сейчас. Я рискую больше, чем кто бы то ни был. И полагаю, что сейчас, как никогда прежде, нам надо держаться вместе.

В комнате воцарилась напряжённая тишина. Первым нарушил молчание Хавьер.

— Хорошо. Тогда давайте послушаем, что он нам скажет.

Поленья в камине догорели, лишь подёрнутые пеплом угли мерцали красноватыми отблесками. Тремонт подошёл к камину и надавил на кнопку, вделанную сбоку в резную каминную доску. И в гостиную вошёл Надаль аль-Хасан, а следом за ним — Билл Гриффин. Аль-Хасан встал рядом с Тремонтом у камина, Гриффин остался стоять чуть поодаль, у двери. Аль-Хасан рассказал присутствующим о звонке Софи Рассел Тремонту, о том, как её убили и уничтожили все материалы и свидетельства, которые могли бы связать вирус с проектом «Гадес». Описал он также и реакцию Джонатана Смита. А затем в подробностях поведал о том, как Гриффин шантажировал Лили Ловенштейн и как та, в свою очередь, удалила все материалы из компьютерных баз данных.

— Так что теперь никому не удастся связать нас с этой Рассел или вирусом, — заключил он, а потом добавил: — В том случае, если она не успела рассказать все Смиту.

— В том случае! — передразнил его Макграу и нахмурился. — В этом вся загвоздка!

— Согласен с вами, — кивнул аль-Хасан. — Нечто навело Смита на мысль, что смерть её не была случайностью. И он вплотную занялся расследованием, наплевав на основную свою работу.

— Он может нас вычислить или нет? — спросил Джордж и нервно заёрзал в кресле.

— Кто угодно может вычислить кого угодно, если займётся этим всерьёз и вплотную. Вот почему мне кажется, что этого Смита тоже надо устранить.

Виктор Тремонт покосился на Гриффина и спросил:

— А вы вроде бы не согласны, да, Гриффин?

Все присутствующие дружно развернулись и взглянули на бывшего агента ФБР, который стоял у двери, прислонившись к стене. Билл Гриффин думал о Джоне Смите. Он пошёл на огромный риск, чтобы предупредить своего старого друга. Использовал оставшиеся в ФБР связи, узнал, что в городе его нет, затем, по крупицам собрав информацию через различные агентства, выяснил, на какую именно конференцию и куда отправился Джон и в каком лондонском отёле остановился.

И вот теперь ему надо спасать свою шкуру и одновременно отвести опасность от Джона. И он, взглянув на присутствующих из-под полуопущенных век, небрежно пожал плечами и заметил:

— Смит настолько поглощён выяснением причины гибели этой женщины Рассел, что и дураку становится ясно — ничего она ему не сказала. Ни о Перу, ни о нас. Иначе бы он уже был здесь. Постучал бы в дверь и заявил, что хочет поговорить с вами, мистер Тремонт. Но наш агент, внедрённый во ВМИИЗ, утверждает, что буквально вчера Смит бросил это занятие и вернулся к своей обычной работе. И завтра рано утром вылетает в Калифорнию, где должен встретиться и поговорить с друзьями и родственниками майора Андерсона.

Тремонт задумчиво кивнул.

— Что скажешь, Надаль?

— Наш агент в Детрике сообщил, что генерал Кильбургер приказал Смиту ехать в Калифорнию, но тот отказался, — ответил аль-Хасан. — А потом вдруг передумал и вызвался ехать. И это наводит на определённые подозрения. Думаю, что у него возникли подозрения и в Калифорнии он будет искать им подтверждения.

Гриффин заметил:

— Он врач. Он присутствовал на вскрытии. И ничего подозрительного обнаружить им не удалось. Ничего они не нашли. Вы сделали все очень чисто и умело.

— Но мы же не знаем, что именно обнаружилось при вскрытии, — возразил аль-Хасан.

Гриффин скроил гримасу.

— Ну, тогда убейте и его. Одну проблему это решает. Но сразу же возникнет другая. Две неожиданные смерти подряд — это будет выглядеть подозрительно. Особенно если жертвой будет жених и коллега доктора Рассел. И особенно если он уже успел рассказать генералу Кильбургеру о том, что на его жизнь покушались.

— Но если ждать, может получиться так, что будет поздно, — возразил аль-Хасан.

И снова в гостиной повисла напряжённая тишина. Заговорщики переглянулись, а затем дружно устремили вопросительные и встревоженные взгляды на Тремонта.

Тот медленно расхаживал перед камином, на лбу его залегла озабоченная морщинка.

И вот, наконец, он принял решение.

— Гриффин прав. Лишний раз лучше не рисковать. Ещё одно убийство сотрудника Детрика, это, пожалуй, уже слишком.

Они снова переглянулись. И дружно и согласно закивали. Надаль аль-Хасан окинул их презрительным взглядом. Затем тёмные глаза под полуопущенными веками остановились на стоявшем в тени бывшем агенте ФБР.

— Что ж, — улыбнулся Тремонт, — так и порешим. А теперь самое время немного поспать. Завтра у всех нас очень трудный день. — Гости потянулись из комнаты, и он крепко и тепло пожал руку каждому из них. Снова само воплощение любезности и гостеприимства.

Аль-Хасан и Гриффин уходили последними. Виктор Тремонт сделал им знак задержаться.

— Глаз не спускать с этого Смита. Следить за каждым его шагом. Даже чтобы в сортир не смел зайти без вашего ведома. — Какое-то время он, щурясь, смотрел на тлеющие в камине угли, точно надеялся увидеть там своё будущее. Потом вдруг резко поднял голову. Аль-Хасан с Гриффином уже выходили из гостиной. Он снова взмахом руки подозвал их. И когда они приблизились почти вплотную, произнёс тихо, но жёстко: — Поймите меня правильно, джентльмены. Если доктор Смит вдруг станет опасен, его надо ликвидировать. И немедленно, это однозначно. Жизнь — это шаткое равновесие между риском и безопасностью, победой и поражением. И если перед нами встанет выбор, что безопаснее: устранить этого человека, не допустить, чтоб он выявил все обстоятельства смерти доктора Рассел, или же вызвать подозрение ещё одной жертвой во ВМИИЗе, — ответ, я думаю, вам ясен.

— Да, если он копнёт слишком глубоко.

Тремонт устремил на Гриффина испытующий взгляд.

— Вот именно, «если». А уж это ваша работа, выяснить, так оно или нет, мистер Гриффин. — В голосе босса слышались угрожающие нотки. — И постарайтесь меня не разочаровать.

Глава 12

10.12 утра, среда, 15 октября

Форт-Ирвин, Барстоу, Калифорния

Транспортный самолёт «С-130», вылетевший с базы ВВС Эндрюс, приземлился в аэропорту Южной Калифорнии близ Викторвилля ровно в 10.12 утра. День стоял тёплый, но ветреный. На взлётно-посадочной полосе к Смиту подкатил автомобиль военной полиции.

— Добро пожаловать в Калифорнию, сэр, — приветствовал его водитель и распахнул перед Смитом дверцу.

— Спасибо, сержант. Мы едем прямо в Ирвин?

— К вертолёту, сэр. Они специально выслали за вами вертолёт с базы.

Водитель забросил сумку Смита на заднее сиденье, сел за руль, и машина помчалась по шоссе. А затем, подпрыгивая и сотрясаясь на кочках, подлетела к ждавшему на взлётно-посадочной площадке вертолёту медицинской службы с надписью на борту: «11-й кавалерийский полк ВС США». Здесь же красовалась и эмблема — вставший на дыбы чёрный жеребец на фоне в красно-белую полосу. Винты уже вращались, машина была готова к взлёту.

Навстречу Смиту, пригибаясь под лопастями винта, шагнул мужчина с нашивками майора медицинской службы. Протянул руку и заорал:

— Разрешите представиться, подполковник! Доктор Макс Беренс из военного госпиталя Уидз!

Солдат забрал сумку Смита, и они залезли в вибрирующий вертолёт. Он тут же взмыл в воздух и, слегка накренясь, полетел над пустыней. Смит смотрел вниз, на землю. Вот они пролетели над шоссе с двухполосным движением и домами небольшого городка. И вскоре приблизились к широкой автостраде федерального значения и полетели прямо над ней.

Доктор Беренс придвинулся к Смиту поближе и, стараясь перекричать рёв винта и ветра, прокричал:

— Мы очень внимательно следим за всеми подразделениями базы. И пока что других подхвативших этот вирус нет.

Смит прокричал в ответ:

— А миссис Андерсон и все остальные готовы говорить со мной?

— Да, сэр. Семья, друзья и знакомые, все на месте. Полковник ПС обещал сотрудничество и поддержку, сказал, что будет рад встретиться и поговорить с вами, если это поможет.

— Полковник ПС?

Беренс усмехнулся.

— Извините, забыл, что вы все это время пребывали в Детрике. Есть у нас такое специальное подразделение, «Противоборствующие силы». Одиннадцатый кавалерийский исполняет на базе роль противника, воюет со всеми остальными полками и бригадами во время боевых учений. Короче говоря, задаём им перцу! И нам развлечение, и их солдатам на пользу.

Вертолёт пролетел над четырехполосной автомагистралью и снова оказался над каменистой пустыней. Какое-то время летел над ней, затем Смит вдруг увидел внизу дорогу и выложенную из камней надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ». А на вершине невысокого холма — разноцветные знамёна и эмблемы различных подразделений, которые базировались здесь или успели пройти через Ирвин за долгие годы существования этой базы.

Они мчались прямо над длинной колонной военной техники, вздымающей тучи пыли. Просто удивительно, до чего эти модифицированные на американский манер бронемашины похожи на русские БМП-2 и БРДМ-2, а танки — на их российский прообраз Т-80. Вертолёт описал круг в воздухе и приземлился на площадке в облаке песка и пыли. Смита встречало командование почти в полном составе, и, увидев этих людей, он снова вспомнил, зачем он здесь.

Филлис Андерсон оказалась высокой, немного полноватой женщиной. Круглое симпатичное лицо выглядело осунувшимся и мрачным. Они находились в гостиной её светлого и просторного дома, почти все вещи были уже упакованы, и им пришлось сесть на коробки. И ещё у неё были испуганные глаза — сколько таких глаз у молодых вдов военных пришлось перевидать Смиту. В них так и светился вопрос: что мне теперь делать? Всю свою замужнюю жизнь она только и знала, что переезжать следом за мужем с базы на базу, из лагеря в лагерь, из одного дома в другой, причём ни один не был её собственностью. У неё никогда не было дома, который можно было бы назвать своим.

— Дети? — сказала она в ответ на вопрос Смита. — Я отослала их к моим родителям. Слишком ещё маленькие, чтобы знать все. — Она покосилась на упакованные вещи. — Через несколько дней сама поеду к ним. Нам придётся подыскивать себе дом. Это маленький городок. Неподалёку от озера Эри, в Пенсильвании. И на работу надо устраиваться. Прямо не знаю, что теперь с нами будет…

Голос её замер, и Смит почувствовал себя настоящим злодеем — сейчас ему придётся задать этой несчастной женщине несколько неприятных вопросов.

— А прежде майор когда-нибудь болел чем-либо подобным?

Она кивнула.

— Иногда случался приступ лихорадки. Длился несколько часов, потом все проходило. Как-то раз его скрутило на целые сутки. Его смотрели разные врачи, и все были очень внимательны, но выяснить причину так и не удалось. Он всегда поправлялся. Но несколько недель тому назад подхватил сильную простуду. Я хотела, чтобы он взял больничный, ну, хотя бы не выходил на учения, но Кейт не был бы Кейтом, если б послушался. Отвечал мне, что войны из-за простуд не останавливаются. Полковник всегда говорил, что Кейт — самый выносливый и стойкий из офицеров. — Она перевела взгляд на колени, где комкала в пальцах какую-то измятую бумажку. — Вернее, был им.

— У вас есть какие-либо соображения на тему того, где он мог подхватить этот вирус?

Он заметил, как женщина слегка поморщилась, услышав последнее слово, но не мог подобрать иного.

— Нет. — Она подняла на него глаза. В них светилась такая боль, что и у него сразу защемило сердце. Но Смит постарался взять себя в руки. Филлис же тем временем продолжила: — Все произошло так быстро. И сперва ему, похоже, полегчало. Днём он так хорошо выспался. А потом проснулся и… умер. — Она прикусила нижнюю губу, стараясь сдержать слезы.

Смит почувствовал, что и у него глаза увлажнились. Он протянул руку и погладил её по плечу.

— Мне страшно жаль. Я знаю, как вам сейчас тяжело.

— Неужели? — В голосе её звучало такое одиночество. И одновременно — надежда. Оба они понимали, что мужа её уже не вернёшь, но, возможно, она надеялась, что у него, Смита, есть некое магическое средство хоть немного унять эту бесконечную и безграничную боль.

— Знаю, — мягко сказал он. — Этот же вирус убил и мою невесту.

Она вздрогнула, потрясённая услышанным. Две прозрачные слезинки скатились по щекам.

— Ужасно, не правда ли?

Смит откашлялся. В груди щемило, в горле встал ком.

— Ужасно, — согласился он. — Вы уверены, что в состоянии продолжать этот разговор? Просто мне хотелось бы выяснить об этом вирусе как можно больше. Чтобы он перестал убивать других людей.

Она была настоящей женой солдата, а для таких женщин действие — лучшее утешение.

— Что ещё вам хотелось бы знать?

— Скажите, майор Андерсон в последнее время не ездил в Атланту или Бостон?

— В Бостоне вообще никогда не был. А в Атланту мы ездили вместе, но давно, несколько лет тому назад, тогда он ещё служил в Форт-Брэгге.

— Где ещё, помимо Форт-Брэгга, служил ваш муж?

— Э-э… — Мысленно она перебирала в памяти все базы, от Кентукки до Калифорнии. — Ну, ещё в Германии, когда Кейт служил в Третьей бронетанковой дивизии.

— И когда это было? — Геморрагическая лихорадка «Марбург», близкая родственница «Эболы», была впервые обнаружена в Германии.

— О, с 1989-го по 1991-й.

— Третья бронетанковая, вы говорите? Которая участвовала в операции «Буря в пустыне»?

— Да.

— А в каких ещё странах ему довелось служить?

— В Сомали.

Именно там Смиту довелось столкнуться со смертельной лихорадкой «Ласса». В Сомали не происходило широкомасштабных военных операций, но все ли ему известно о причинах гибели солдат? Возможно, загадочный вирус обитал в глухих джунглях, пустынях и горах этого многострадального континента.

И Смит продолжил расспросы.

— А что он рассказывал о Сомали? Болел ли там? Случался ли у него хотя бы небольшой приступ лихорадки? Головные боли?

Она отрицательно помотала головой.

— Что-то не припоминаю.

— А во время операции «Буря в пустыне» он болел?

— Нет.

— Подвергался воздействию каких-либо химических или биологических агентов?

— Не думаю. Но помню, как он говорил, что медики отправили его в военно-полевой госпиталь. Лёгкое осколочное ранение. И что там очень строго соблюдались правила санитарии. Каждому, кто проходил через этот госпиталь, делали прививки.

Сердце у Смита ёкнуло, но он постарался скрыть звучавшее в голосе возбуждение:

— Всем? В том числе и майору?

На губах её возникло подобие улыбки.

— Он говорил, что то была худшая из прививок в его жизни. Страшно болезненная.

— А вы случайно не помните номера того полевого госпиталя?

— К сожалению, нет.

Вскоре беседа закончилась. Они стояли на крыльце её дома, в тени, и молчали. И оба находили в этом молчании понимание и пусть слабое, но утешение.

Когда он уже сходил по ступенькам крыльца, Филлис вдруг спросила усталым голосом:

— Надеюсь, вы последний, подполковник? Мне кажется, я уже рассказала всем все, что знаю.

Смит резко обернулся.

— А кто ещё расспрашивал вас о муже?

— Майор Беренс из госпиталя в Уид. Полковник, патологоанатом из Лос-Анджелеса. И ещё эти совершенно ужасные врачи государственной медицинской службы, которые приезжали сюда в субботу. И задавали разные мерзкие вопросы о симптомах у бедного Кейта, о том, как долго он мучился, как при этом выглядел и все такое прочее. — Она содрогнулась.

— В прошлую субботу? — недоуменно спросил Смит. Разве государственные чиновники работают по субботам? К тому же в ту субботу в Детрике ещё только-только начали работу над вирусом. — А они сказали, на кого работают?

— Нет. Просто сказали, что они врачи какой-то государственной службы.

Он ещё раз поблагодарил миссис Андерсон и ушёл. Шагал по пустыне под ослепительно ярким солнцем и ветром и раздумывал над тем, что узнал. Вполне возможно, что майор Андерсон подхватил этот вирус в Ираке — или же ему ввели этот вирус во время прививки. И он дремал в его крови целых десять лет, что, кстати, и объясняло эти странные приступы лихорадки. А потом вирус проснулся и вызвал заболевание, напоминавшее сильную простуду, а следом за ним — и смерть…

Он знал, что ни один на свете вирус не способен на это. Но ведь только совсем недавно люди открыли вирус СПИДа с новыми уникальными свойствами. Зародившись в самом сердце Африки, он затем распространился по всему миру.

И кто же, интересно, были эти так называемые врачи государственной службы, навестившие Филлис Андерсон ещё до того, как учёные из Детрика узнали о существовании нового вируса?

* * *

8.22 вечера

Озеро Магуа, штат Нью-Йорк

Конгрессмен Бенджамин Слоат одобрительно качнул лысой головой и отпил ещё один глоток чудесного виски. Они с Виктором Тремонтом сидели в темноте, на открытой террасе второго этажа с видом на леса и поросшую травой лужайку, которые теперь были погружены во тьму. На закате внизу прошла олениха с огромными влажными глазами — и таким важным и уверенным видом, точно эта лужайка принадлежит исключительно ей, и Виктор Тремонт улыбнулся.

Уже давно конгрессмен Слоат решил для себя, что никогда не поймёт этого Тремонта. Но ему и не надо было понимать. Лично для него Тремонт символизировал выгодные контракты, щедрые вклады в различные начинания и кампании, а также солидную долю акций «Блэнчард Фармасьютикалз» — то есть вещи для крупного политика совершенно неоценимые.

Конгрессмен проворчал:

— Черт побери, Виктор, ну почему вы раньше мне ничего не сказали? Хотя бы намекнули… Я бы мог спокойно избавиться от этого Смита. Отправить на работу вместе с его бабой куда-нибудь в Европу. Тогда бы не пришлось прятать концы в воду, убивать, а потом сидеть и трястись от страха, не выплывут ли все ваши делишки наружу!

Сидевший в кресле напротив Тремонт махнул рукой с зажатой в ней сигарой.

— Её звонок был для меня полной неожиданностью. Я был в шоке и просто не мог придумать ничего лучшего, чем убрать её. И потом, мы только теперь узнали, как были близки они со Смитом.

Слоат мрачно отпил ещё глоток.

— А нельзя ли… э-э… его просто проигнорировать? Черт! Бабу похоронили, скоро о ней все забудут. К тому же, похоже, этот Смит так ничего толком и не знает. Может, пронесёт?

— Стоит ли так рисковать? — Тремонт окинул вспотевшую физиономию конгрессмена насмешливо-презрительным взглядом. — Да скоро во всем мире такая каша заварится! А мы должны выглядеть чистенькими и безупречными. И бросимся спасать этот гребаный мир, как рыцари на конях! Если только нам не помешают. Если не отыщут нечто инкриминирующее. Уж тогда на нас всех собак спустят!

Сидевший в тени, в дальнем конце веранды Надаль аль-Хасан заметил:

— В данный момент доктор Смит находится в Форт-Ирвине. Может узнать там о так называемых «государственных» врачах.

Тремонт задумчиво рассматривал кончик сигары с толстым слоем пепла.

— Этот Смит и без того уже слишком далеко зашёл, — пробормотал он. — Пока что не настолько далеко, чтоб навредить нам, но с ним надо держать ухо востро. Если он подойдёт ближе, Надаль устранит его. Причём постарается сделать это так, чтобы не привлекать внимания к нам и не связывать его гибель со смертью Софи Рассел. Тут надо придумать что-то совсем другое. Допустим, несчастный случай. Я прав, Надаль?

— Самоубийство, — предложил сидевший в тени араб. — Надо сказать, он весьма трагически воспринял смерть доктора Рассел.

— Да, это неплохо, если проделать работу чисто, — согласился с ним Тремонт. — А тем временем вы, конгрессмен, постарайтесь блокировать его расследования. Пусть сидит у себя в лаборатории. Сделайте так, чтобы он ушёл в отставку. Что угодно, но чтобы не совал нос в наши дела.

— Позвоню генералу Сейлонену. Он знает нужных людей, — сказал Слоат. — И вообще, надо держать этот вирус под контролем. Строжайшая секретность во всем. Но я бы не преувеличивал опасность. Смит всего лишь врач, а это работа для профессионалов.

— Не могу не согласиться с вами.

Слоат допил виски, облизнулся, одобрительно кивнул и поднялся из кресла.

— Первым делом позвоню Сейлонену. Но только не отсюда. Лучше из автомата в деревне.

С этими словами конгрессмен удалился, а Виктор Тремонт остался сидеть и курить. А потом заговорил, не глядя в сторону Надаль аль-Хасана:

— Надо было все же устранить этого Смита. Ты был прав. А Гриффин ошибался.

— Возможно. Но по-своему, он, конечно, был прав.

Тремонт обернулся к нему.

— Как прикажешь это понимать?

— Я все время задаю себе один вопрос. Как получилось, что Смит был столь хорошо подготовлен к нашему нападению? Что он делал в парке в столь поздний час и так далеко от своего дома? Почему он сразу же заподозрил, что его хотят убить?

Тремонт задумчиво и изучающе смотрел на араба.

— Так ты думаешь, это Гриффин его предупредил? Но с какой стати? Ведь Гриффин в случае провала теряет не меньше, чем мы. — Тут он умолк на несколько секунд, а затем добавил: — Разве что он все ещё работает на ФБР?

— Нет. Я проверял. Гриффин теперь человек независимый, это точно. Но, возможно, в прошлом был как-то связан с этим Смитом. Мои люди как раз сейчас это проверяют.

На хмуром и озабоченном лице Виктора Тремонта вдруг возникла улыбка. И он сказал аль-Хасану:

— Кажется, выход есть. Причём очень элегантный. Продолжайте проверять прошлое этой парочки, но при этом скажи своему помощнику, мистеру Гриффину, что я передумал. И хочу, чтоб он лично разыскал Смита и устранил его… Да, только так! Убить и быстро. — Он холодно кивнул и снова улыбнулся. — Только таким образом мы можем узнать, кому по-настоящему предан наш мистер Гриффин.

Глава 13

9.14 утра, четверг. 16 октября

Форт-Детрик, Мэриленд

Все остальные расспросы сотрудников и членов их семей в Ирвине мало что добавили к тому, что удалось узнать Смиту от Филлис Андерсон. Поздней ночью Смит вылетел из Викторвилля и проспал почти на всем пути до базы в Эндрюс. Оттуда он поехал на машине прямиком в Форт-Детрик и не заметил, чтобы по дороге или уже в Детрике его кто-либо преследовал. К этому времени от сотрудников ВМИИЗа уже поступили сообщения о беседах с членами семей и знакомыми других погибших. И Смиту рассказали о бездомном бродяге, умершем в Бостоне. Оказалось, что и он, и ныне уже покойный отец скончавшейся в Атланте девочки некогда служили в армии и участвовали в войне в Персидском заливе. Смит запросил послужные списки всех этих трех солдат.

Сержант Гарольд Пикетт служил в артиллерийском батальоне 1-502, принимавшем участие в операции «Буря в пустыне». Там он был ранен и отправлен в 167-й военно-полевой госпиталь. Специалист четвёртого класса Марио Дублин работал в этом госпитале санитаром. О том, что покойный Кейт Андерсон лечился в том же госпитале под номером 167, никаких сведений не было, но подразделения Третьей танковой находились в то время на границе Ирака с Кувейтом, неподалёку от 167-го госпиталя.

Прочитав все это, Смит тут же потянулся к телефону. И набрал номер в Атланте.

— Миссис Пикетт? Извините за столь ранний звонок. Вас беспокоит подполковник Джонатан Смит из Военно-медицинского исследовательского института инфекционных заболеваний. Могу я задать вам несколько вопросов?

Женщина на другом конце линии была близка к истерике.

— О, нет, больше не надо! Только не это! Прошу вас, подполковник, пожалуйста! Разве ваши люди уже не…

— Я знаю, как вам сейчас тяжело, миссис Пикетт, — продолжал стоять на своём Смит. — Но мы пытаемся предотвратить подобные случаи. Чтобы от таких ужасных заболеваний не погибали впредь девочки. Такие, как ваша дочь.

— Пожалуйста…

— Всего два вопроса.

В трубке воцарилось молчание, и Смиту даже показалось, что женщина отошла от телефона. Но вот её голос прорезался вновь, и она тихо и мрачно бросила в трубку:

— Давайте.

— Скажите, не получала ли ваша дочь каких-либо тяжёлых повреждений, вследствие чего ей могло понадобиться переливание крови? И если да, то не был ли донором ваш муж?

Теперь в наставшем на том конце линии молчании сквозил страх.

— Но как… откуда вы узнали?

— Просто с ней должно было случиться нечто подобное. И ещё один, последний, вопрос. Скажите, к вам в прошлую субботу не заезжали случайно люди, назвавшиеся врачами федеральной службы, чтобы расспросить о её смерти?

Казалось, он видел, как она кивнула в ответ.

— Ещё бы! Я была просто в шоке. Не врачи, а прямо вурдалаки какие-то! Всю душу из меня вынули.

— И никаких документов не предъявляли? Просто назвались врачами «федеральной службы» и все?

— Да, именно. Надеюсь, вы оштрафуете их за подобное обращение с людьми!

И она повесила трубку, но Смит уже узнал все, что ему нужно.

Десять лет тому назад всем этим троим военнослужащим, несомненно, сделали одинаковую прививку на случай «возможного применения противником бактериологического оружия», причём в одном и том же военно-полевом госпитале под номером 167, что находился на границе Ирака с Кувейтом.

По телефону внутренней связи Смит позвонил генералу Кильбургеру и рассказал ему обо всем, что узнал.

— "Буря в пустыне"? — едва ли не взвизгнул встревоженный Кильбургер. — Вы в этом уверены, Смит? Это достоверная информация?

— Абсолютно уверен.

— Черт! Тогда Пентагону просто конец! Мало им всякой там головной боли и судебных процессов по поводу так называемого синдрома «Персидского залива», так теперь ещё и это!.. Так… Попрошу вас, пока никому ни слова. Сперва хочу лично переговорить с людьми из Пентагона и все проверить. Повторяю, ни слова! Вы поняли?

Смит бросил трубку, испытывая глубочайшее омерзение. Черт бы побрал всех этих политиков!

Потом пошёл обедать, размышляя о том, что надо предпринять, чтоб выйти на след этих так называемых «федеральных врачей». Ясно одно: они проводили расследование не по собственной инициативе. Кто-то послал их. Но кто?

* * *

…Четыре часа спустя уже Смит был готов взорваться от ярости и недоумения, повторяя в телефонную трубку:

— Да, врачи, посетившие Форт-Ирвин, Калифорнию, Атланту и, возможно, Бостон. Они задавали родственникам жертв вируса самые неприятные вопросы. Семьи негодуют, да и я сам скоро сойду с ума от всего этого, черт бы их всех побрал!

— Я просто выполняю свою работу, доктор Смит, — раздражённо ответила ему женщина на том конце провода. — Вчера наш директор погиб в автокатастрофе, сами понимаете, какое смятение это вызвало. А теперь назовите мне ещё раз ваше имя и компанию.

Смит сделал глубокий вдох и взял себя в руки.

— Смит. Подполковник Джонатан Смит. Из Военно-медицинского исследовательского института инфекционных заболеваний в Форт-Детрике.

В трубке настала тишина. Наверное, она записывает эти данные. Потом снова прорезался её голос: «Минутку, не вешайте трубку».

Смит так и кипел от ярости. В течение целых четырех часов он словно натыкался на непроницаемую стену, название которой бюрократия. Лишь в Центре по контролю над инфекционными заболеваниями подтвердили, что не посылали к семьям погибших никаких врачей. В штабе Генерального хирурга ему велели прислать запрос в письменной форме. Во всех остальных институтах и учреждениях советовали обратиться в Центр базы данных, но когда он позвонил туда, какой-то мужчина ответил, что им приказано не обсуждать эту проблему с кем бы то ни было. И как Смит ни старался, сколько бы ни твердил, что делает это вовсе не по личной инициативе, что сам является правительственным чиновником медицинской службы, что получил официальное задание расследовать случаи этого заболевания, так ничего добиться и не удалось.

И когда ему дали от ворот поворот ещё и в Оздоровительном центре военно-морских и воздушных сил, он, наконец, понял, что стена эта просто непробиваема. Остался один последний шанс, попробовать связаться с Федеральным медицинским информационным центром, другого выхода он просто не видел.

— Исполняющий обязанности директора ФМИЦ Аронсон. Чем могу помочь, подполковник?

Смит старался говорить как можно спокойнее:

— Страшно ценю, что вы нашли возможность уделить мне время, мистер Аронсон. Тут возникла одна проблема. Похоже, целая команда каких-то федеральных врачей заинтересовалась вирусом в Форт-Ирвине, Атланте и…

— Хотелось бы сэкономить ваше время, подполковник. Вся информация по инциденту с вирусом в Форт-Ирвине уже классифицирована и засекречена. И получить её можно только по строго определённым каналам.

Смит не выдержал и взорвался.

— Этот вирус находится у меня! И я с ним работаю! И информация по нему имеется у нас во ВМИИЗе! Все, что мне надо, так это…

В трубке раздались частые гудки.

Что же, черт возьми, происходит? Похоже, некий идиот решил отрезать доступ к любой информации по вирусу. Никакой информации без специального разрешения. Но у кого прикажете получать это разрешение? И с какой, собственно, стати?..

Он выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью, пылая от гнева, промчался по коридору и, не обращая внимания на протесты Мелани Кертис, ворвался кабинет к Кильбургеру.

— Что, черт побери, происходит, генерал? Я пытаюсь выяснить, что за «федеральные врачи» заезжали в Ирвин и Атланту, и все отвечают, что это строго секретная информация и не желают ничего говорить!

Кильбургер откинулся на спинку кресла. И, сплетя толстые, как сосиски, пальцы, сложил руки на груди.

— Это вне нашей компетенции, Смит. Все исследования, мы сами, так сказать, строго засекречены. Мы проводим исследования, потом докладываем о них главврачу, военной разведке и Агентству национальной безопасности. Точка! Никакие детективы в нашем деле не нужны.

— Но, проводя подобные расследования, мы все до определённой степени являемся детективами.

— Знаете, скажите это Пентагону.

И тут вдруг Смит понял, чем объясняется происшедшее с ним за последние три часа. Секретность — это не только инициатива правительства. Слишком уж много засекречено, слишком много вовлечено агентств. И никакой логики в этом не существует. Нельзя проводить расследование втайне от всех этих служб. Даже сугубо научное расследование. И если она существует, эта команда «федеральных врачей», стало быть, нет причины скрывать это от него или любого другого сотрудника ВМИИЗа.

В том случае, конечно, если то были действительно врачи федеральной службы.

— Послушайте, генерал, мне кажется…

Кильбургер грубо перебил его.

— Вы что, оглохли, Смит? Уже не понимаете, что вам приказывают? Мы лишь подчинённые, среднее звено. И обстоятельства смерти доктора Рассел будут расследовать профессионалы. А вам я советую вернуться в лабораторию и продолжить работу над вирусом.

Смит глубоко вздохнул. Теперь его обуревал не только гнев, но и страх.

— Тут что-то не так, генерал. Получается, что некие силы манипулируют армией извне. Или же они входят в состав самой армии? Они хотят остановить расследование. Они окружили все, что связано с этим вирусом, завесой тайны. Дело может кончиться тем, что погибнет масса людей.

— Да вы с ума сошли! Вы сами в армии! И вам даны чёткие и ясные указания!

Смит не выдержал. Весь этот день он пытался побороть скорбь, связанную с потерей Софи. Всякий раз, когда перед глазами вставал её образ, он старался избавиться от него, прогнать прочь. Иногда на глаза попадались всякие мелочи, принадлежавшие ей, — её любимая ручка, снимок на стене в кабинете, маленький флакончик с духами, который всегда стоял на письменном столе, — и он тут же чувствовал, что вот-вот расплачется. Ему хотелось упасть на колени и осыпать проклятиями невидимые силы, которые отобрали у него любимую женщину. И поубивать их всех, до одного, кем бы там они ни оказались.

И он рявкнул прямо в лицо генералу:

— Я подаю в отставку! Получите прошение в письменном виде сегодня же.

Теперь уже Кильбургер потерял терпение.

— Вы не можете, не смеете уйти в самый разгар кризиса! Да я вас под трибунал отдам!

— Прекрасно. В таком случае ухожу в отпуск. На месяц, прямо сейчас!

— Никаких отпусков! Чтоб были завтра с утра в лаборатории. Иначе буду расценивать ваше отсутствие как самоволку!

Мужчины смотрели друг на друга через стол, яростно сверкая глазами. Затем Смит вдруг опустился в кресло.

И сказал:

— Они убили её, Кильбургер. Они убили мою Софи.

— Убили? — недоверчиво воскликнул генерал. — Но это просто ни в какие ворота не лезет. Результаты вскрытия вполне однозначны. Она умерла, заразившись этим вирусом.

— Да, её действительно убил вирус, но подхватила она его вовсе не по неосторожности. Сперва мы не заметили, но затем, при повторном, более тщательном осмотре обнаружили маленькое покраснение на лодыжке. А в центре — еле заметный след от иглы. Ей ввели этот вирус с помощью инъекции.

— След от иглы на лодыжке? — Кильбургер озабоченно нахмурился. — А вы уверены, что она не…

Глаза Смита напоминали два сверкающих синих агата.

— Никаких других причин появления этого следа не было и быть не могло. Вирус ввели ей внутривенно.

— Господи, боже ты мой, Смит, но зачем? С какой такой целью? Не вижу никакого смысла…

— Смысл есть, если вспомнить, что из её журнала была вырвана последняя страничка. Она знала или подозревала что-то. То, что могло представлять для них опасность. А потому забрали все её записи, журнал телефонных переговоров тоже забрали. А потом убили её.

— Но кто такие эти они?

— Пока не знаю. Но собираюсь выяснить.

— Вы просто очень огорчены, Смит. И я это понимаю. Но новый вирус того гляди начнёт своё путешествие по миру. Может разразиться эпидемия и…

— Не уверен. Мы имеем три случая смерти от этого вируса, но заметьте, ни один из близких этих людей не заразился. Вы когда-нибудь слышали, чтоб от вспышки вирусного заболевания в отдельном регионе погиб всего один человек?

Кильбургер призадумался.

— Нет, лично я не слышал, но…

— И никто другой — тоже, — нетерпеливо перебил его Смит. — Новые вирусы появляются все время, природа не устаёт бросать нам вызов. Но если этот вирус так уж опасен, почему, скажите на милость, в каждом из этих трех отдельных регионов погибло всего по одному человеку? В лучшем случае это означает, что пресловутый вирус не столь уж и опасен. Ни члены семей погибших, ни их соседи не пострадали. Врачи в больницах, куда привезли этих несчастных, тоже. Даже наш патологоанатом, который во время вскрытия был весь забрызган кровью, не заразился. Мы имеем единственный случай заражения, девочку по фамилии Пикетт из Атланты, которой несколько лет тому назад делали прямое переливание крови, взятой от отца. Отсюда можно сделать два вывода. Во-первых, вирус, может существовать в теле жертвы в состоянии спячки на протяжении нескольких лет, а затем вдруг проснуться. Во-вторых, похоже, что для его внедрения требуется прямое введение в кровь, причём сам вирус может пребывать при этом как в состоянии спячки, так и в самом активном. В любом случае эпидемия кажется мне маловероятной.

— Хотелось бы верить, что вы правы, — с гримасой сомнения заметил Кильбургер. — Но только на сей раз вы ошибаетесь, Смит. К нам поступили сообщения о других случаях. Люди болеют и умирают. Этот чёртов вирус не только страшно заразен, но и распространяется с невероятной скоростью.

— Где? В Южной Калифорнии? Атланте? Бостоне?

— Нет. В других странах мира. В Европе, Южной Америке, Азии.

Смит покачал головой.

— И все-таки здесь что-то не так. — Он помолчал и после паузы добавил: — Они убили Софи. Вы понимаете, что это означает?

— Ну, не знаю. Лично мне…

Смит поднялся и перегнулся через стол.

— А означает это одно. У кого-то имелся этот самый вирус в пробирке. Никому не известный, смертельно опасный вирус, который до сих пор не удалось идентифицировать. Но кто-то знает, что это за вирус и откуда он взялся. Просто потому, что он у них есть!

Мясистая физиономия генерала побагровела.

— Есть? Но каким образом…

Смит стукнул кулаком по столу.

— Мы имеем дело с людьми, которые специально заражают этим вирусом других! К примеру, Софи! Они хотят использовать его в качестве оружия, вот что!

— О, господи! — Генерал смотрел на него, вытаращив глаза. — Но с какой целью?

— Вот это и предстоит нам выяснить!

Генерал вздрогнул. Затем резко поднялся из-за стола, его лицо, прежде багровое, побелело как мел.

— Я немедленно звоню в Пентагон! А вы пока ступайте и напишите все, что вы здесь мне наговорили. А также изложите свои предложения по поводу того, что следует предпринять.

— Мне надо в Вашингтон.

— Хорошо. Поступайте, как считаете нужным. Я подпишу все необходимые распоряжения.

— Слушаюсь, сэр, — и с этими словами Смит вышел из кабинета.

Он испытывал невероятное облегчение от того, что ему все же удалось убедить непонятливого генерала. Возможно, Кильбургер не столь уж туп и упрям, каким кажется. Смит даже почувствовал сейчас нечто похожее на симпатию к этому вечно раздражённому человеку.

Едва Смит оказался за дверью, как Кильбургер снял телефонную трубку. «Соедините меня с Пентагоном и с главным врачом государственной службы здравоохранения! Да, именно с обоими! Нет, мне плевать, с кем говорить первым!»

* * *

…Специалист «Уровня-4» Адель Швейк, сидевшая в своём отсеке, прислушалась, не выходит ли из своего кабинета сержант-майор Дотери, и быстро привинтила к телефонной трубке специальный шунт. И столь же быстро проговорила в неё:

— Офис главного врача службы здравоохранения. Нет, генерал Кильбургер, шефа нет на месте. Попрошу его перезвонить вам, как только вернётся.

Швейк осторожно огляделась по сторонам. Все вроде бы в порядке. Сандра Квин, сидевшая в соседнем отсеке, занята работой, Дотери из кабинета не выходила. Из кабинета Кильбургера поступил ещё один звонок. Швейк, изменив голос, ответила:

— Пентагон. Секунду, пожалуйста.

И быстро набрала номер, записанный на листке бумаги, который она держала в верхнем ящике стола.

— Генерал Каспар? Да, поступил срочный звонок от генерала Кильбургера из ВМИИЗа. — Она повесила трубку. Переключилась на свою линию и набрала тот же номер снова. Тихо и быстро проговорила несколько слов, затем снова повесила трубку и вернулась к текущей работе.

* * *

5.50 вечера

Турмонт, Мэриленд

В опустевшем доме, что притулился у самого подножия горы Катоктин, Смит заканчивал паковать вещи. Чувствовал он себя скверно, что было ничуть не удивительно. Повсюду ощущалось присутствие Софи — от кувшина с кипячёной водой в кухне до запаха духов на простынях постели. Сердце ныло. Пустота и безмолвие дома давили на него. Этот дом, где прежде звучали голос и смех Софи, превратился в надгробие, в могильный холм всех его надежд и чаяний. Он не мог больше оставаться здесь. Он никогда не будет жить в этом доме.

Ни в доме, ни в её квартирке. Просто невозможно представить место, где ему сейчас хотелось бы жить. Он понимал, что рано или поздно ему придётся искать себе пристанище, но даже помыслить об этом сейчас было невозможно. Нет, только не теперь. Сначала надо найти её убийц. Уничтожить, раздавить в лепёшку. Так, чтобы осталось лишь месиво из окровавленной плоти и костей.

Выйдя из кабинета Кильбургера, Смит пошёл к себе в лабораторию и записал все свои соображения. Распечатал их на принтере, а затем поехал сюда кружным путём, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида — с целью убедиться, что за ним никто не следит. Но не заметил ничего подозрительного.

И вот он снова в этом доме, где прожито столько счастливых часов с Софи. Он собрал свои вещи, зарядил «беретту», взял паспорт, телефонную книжку, мобильный телефон, переоделся в военную форму и стал ждать, когда позвонит Кильбургер и сообщит ему о результатах своих переговоров с Пентагоном.

Но Кильбургер так и не позвонил.

В 18.00 он выехал в Форт-Детрик. На улице уже стемнело. Миссис Мелани Кертис на рабочем месте не оказалось. А когда он заглянул в кабинет к генералу, выяснилось, что и тот уже ушёл. Однако уборщица в кабинете, похоже, не убирала, как это всегда бывало по вечерам. Очень странно… Смит взглянул на часы. 18. 27. Должно быть, и босс, и секретарша пошли выпить по чашке кофе. Но чтоб в одно и то же время? Тоже довольно странно.

Однако и в кафетерии никого не оказалось.

А Кильбургер так и не вернулся к себе в кабинет.

На ум Смиту пришло единственно возможное объяснение. Должно быть, генерала срочно вызвали в Пентагон и он вылетел туда вместе со своей секретаршей Мелани Кертис.

Но почему Кильбургер не позвонил ему и ничего не сказал?

Ответ ясен. Ничего не сказал, потому что в Пентагоне приказали ему не делать этого.

Преисполненный безотчётной тревоги, Смит вернулся к своему старенькому «триумфу». Неважно, что у него нет разрешения Пентагона, он все равно поедет в Вашингтон. Он просто не выдержит ещё одну ночь в пустом доме в Турмонте.

Смит включил зажигание и выехал из ворот. «Хвоста» за собой не заметил, но все равно петлял ещё, наверное, с целый час, пока не выехал на автомагистраль под номером I-270, и двинулся на юг, к столице. Мысли его неотступно возвращались к Софи. Он даже начал находить нечто утешительное в воспоминаниях о былых счастливых временах. Бог свидетель — это все, что у него теперь осталось.

За эти три дня ему удалось поспать всего несколько часов, и ему хотелось ещё раз убедиться, что никто за ним не следит. А потому Смит резко затормозил на въезде в Геттисберг и какое-то время выжидал. Вроде бы чисто. Он снова включил мотор и поехал к мотелю «Холидей Инн», где зарегистрировался под вымышленным именем. Выпил две кружки пива в баре при мотеле, затем поужинал в маленьком ресторанчике и, зайдя к себе в номер, минут десять смотрел новости Си-эн-эн, перед тем как позвонить Кильбургеру — сперва домой, потом в офис. К телефону никто не подходил.

И тут вдруг Смит резко вскочил с постели, возбуждённый и встревоженный. В программе новостей передавали следующее:

«Из Белого дома только что сообщили о трагической гибели бригадного генерала Кальвина Кильбургера, руководившего Медицинским научно-исследовательским центром инфекционных заболеваний армии США в Форт-Детрике. Генерал и его секретарша были найдены мёртвыми, каждый в своём доме. Причиной смертей, по всей видимости, является неизвестный вирус, уже убивший четырех человек в Соединённых Штатах, в том числе сотрудницу ВМИИЗа в Форт-Детрике. Центр общественных связей Белого дома особо подчёркивает, что все эти трагические события никак не связаны между собой и что опасности эпидемии в данное время не существует».

Совершенно потрясённый услышанным, Смит уже выстраивал в уме логическую цепочку. Ни Кильбургер, ни Мелани Кертис не работали непосредственно с вирусом. Они никак не могли заразиться естественным путём. Это убийство… вернее, ещё два убийства! Генерала решили не допускать в Пентагон и к главному врачу службы здравоохранения. А Мелани Кертис устранили потому, что она знала о планах генерала.

И это произошло, несмотря на всевозможные меры по соблюдению строжайшей секретности, которые окружали работу над вирусом. Зато теперь весь народ знает об этом вирусе. Кто-то решил, что это необходимо. Но кто и почему?

«…в связи с трагическими событиями в Форт-Детрике армейской полицией объявлен в розыск подполковник Джонатан Смит, который поспешно и неожиданно покинул Детрик без чьего-либо разрешения или ведома».

Смит так и замер перед телевизором. На секунду показалось, что в маленькой комнате мотеля нечем дышать — стены так и давят на него. Затем он печально покачал головой. Следует смотреть правде в лицо. Его враг, убивший Софи, генерала и Мелани Кертис, обладает невиданной властью и могуществом. Они уже ищут его, а вместе с ними — и вся полиция Соединённых Штатов.

Он остался один. Совсем один.

Часть вторая

Глава 14

9.30 утра, пятница, 17 октября

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Президент США Сэмюэль Адамс Кастилья пребывал у власти вот уже третий год и собирался баллотироваться на второй срок. Утро выдалось серенькое и прохладное, и президент уже предвкушал обильный и вкусный завтрак в отёле «Мэйфлауэр» в честь основания очередного благотворительного фонда. Но пришлось его отменить, в Белый дом поступило тревожное сообщение, и Кастилья распорядился созвать Совет безопасности.

Раздосадованный и встревоженный, он поднялся из-за массивного дубового стола в Овальном кабинете и перешёл в кожаное кресло у камина, где уже собрались его помощники. Овальный кабинет всегда отражал вкусы нынешнего своего хозяина. Изящный в восточном или европейском стиле интерьер — это не для него. Вместо этого Кастилья распорядился перевезти сюда из своей губернаторской резиденции в Санта Фе простую и прочную мебель в стиле «ранчо», и вызванный из Альбукерка дизайнер подобрал к ней красно-жёлтые шторы с национальным узором навахо и жёлтый ковёр. А уже к ним — синие вазочки, корзинки, статуэтки и прочие безделушки. И получился самый простой и незатейливый в истории Белого дома кабинет в национальном стиле.

— Итак, — начал Кастилья, — согласно сообщениям Си-эн-эн, у нас на данный момент зафиксировано уже шесть смертей от этого вируса. А теперь хотелось бы услышать от вас, насколько серьёзна в действительности ситуация и с чем мы имеем дело.

Рассевшиеся вокруг низкого журнального стола из светлой сосны мужчины и женщины смотрели озабоченно, но излучали сдержанный оптимизм. Главный врач службы здравоохранения Джесси Окснард, сидевший рядом с секретарём Союза по здравоохранению, ответил первым:

— За последнюю неделю было зарегистрировано уже пятнадцать смертей от этого неизвестного вируса. Это данные по Америке. И только что мы узнали о ещё шести случаях заболевания, причём трое пошли на поправку. Так что ситуация выглядит не столь уж безнадёжно.

Глава президентской администрации Чарльз Орей добавил:

— Судя по сообщениям ВОЗ, в других странах заболели десять или двенадцать тысяч человек. И несколько тысяч из них уже умерли.

— Не думаю, что ситуация требует каких-то особых, чрезвычайных мер с нашей стороны, — заметил председатель Объединённого комитета начальников штабов адмирал Стивен Броуз. Он стоял возле камина под огромным пейзажем работы Бьершата, где были изображены Скалистые горы.

— Но этот вирус может распространиться подобно пожару, — возразила секретарь Комитета по здравоохранению Нэнси Петрелли. — Лично я считаю, мы не можем ждать, пока в Центре по контролю за заболеваниями или в Форт-Детрике будут выработаны какие-то контрмеры. Надо призвать к сотрудничеству весь частный сектор, связаться со всеми медицинскими и фармацевтическими корпорациями, просить у них совета и помощи. — Она окинула президента мрачным взглядом. — Ситуация будет только усугубляться, сэр. Это я вам гарантирую.

Остальные присутствующие начали было возражать, но президент дал им знак замолчать.

— Что нам на данный момент известно об этом вирусе? Детали, подробности?

Главный врач состроил кислую мину и поморщился.

— Судя по выводам, сделанным в Детрике и ЦКЗ, этот тип вируса никогда не встречался прежде. Мы до сих пор ещё не знаем, как он передаётся. Он страшно опасен, это очевидно, поскольку уже трое специалистов, работавшие с ним в Детрике, успели заразиться и умереть. А в остальных шести случаях смертность составила пятьдесят процентов.

— Трое из шести — это уже много, — мрачно заметил президент. — Вы же сами только что сказали, что в Форт-Детрике мы потеряли сразу троих учёных. Кто они?

— Ну, во-первых, командующий центром, бригадный генерал Кальвин Кильбургер.

— Боже правый! — Президент удручённо покачал головой. — Я его помню. Говорил с ним вскоре после того, как он заступил на должность. Это настоящая трагедия.

Адмирал Броуз угрюмо согласился с ним.

— Для меня это было сигналом к решительным действиям. После первых четырех смертей я отдал распоряжение придать этому делу гриф строжайшей секретности. Дело в том, что мой заместитель, генерал Каспар, доложил, что проблемой норовят заняться какие-то доморощенные любители. Суют свой нос куда не надо, чем только усугубляют ситуацию. Не хотелось бы, чтобы в стране началась паника. — Он сделал паузу, как бы подчёркивая значимость сказанного. И все дружно закивали, даже президент.

Генерал явно воспрял духом.

— Но, к сожалению, в дом генерала Кильбургера и его секретарши была вызвана полиция, которая и обнаружила, что они мертвы. И при вскрытии в больнице выяснилось, что погибли они от того же самого вируса, от которого уже успела умереть сотрудница ВМИИЗа. Так что средствам массовой информации все стало известно. Однако отныне все её сотрудники будут получать информацию исключительно через Пентагон. Вот, собственно, и все.

— Что ж, это верный шаг, — заметила Нэнси Петрелли. — Имеется также ещё один учёный из Детрика, он самым таинственным образом пропал. И это меня беспокоит.

— Что значит пропал? Причины вам известны?

— Нет, сэр, — ответил Джесси Окснард. — Но обстоятельства весьма подозрительны.

— Он исчез до того, как стало известно о гибели генерала Кильбургера и его секретарши, — объяснил председатель Объединённого комитета штабов. — Мы подняли на ноги армию, ФБР и местную полицию. Его найдут. И допросят.

Президент кивнул.

— Что ж, мера вполне разумная. И ещё я полностью согласен с Нэнси. Теперь посмотрим, чем может нам помочь частный сектор. Держите меня в курсе дела. Смертельно опасный вирус, о котором никто толком ничего не знает — это меня пугает. Надо, черт возьми, с ним разобраться. И это в первую очередь относится ко всем вам.

Глава 15

9.22 утра

Вашингтон, округ Колумбия

Район Адамс-Морган, населённый представителями самых разнообразных этнических групп, всегда славился своими ресторанчиками, расположенными, как правило, на террасах, над крышами домов. Из них открывался прекрасный вид на город. Главные его артерии — Коламбия-роуд и Восемнадцатая улица — представляли собой весёлое и пёстрое попурри из уличных кафе, баров и клубов, книжных и антикварных магазинов, лавок по распродаже поношенной или уценённой одежды и пластинок, а также модных бутиков. Особую живописность придавали этим улицам их обитатели в самых экзотических нарядах — выходцы из Гватемалы и Сальвадора, Колумбии, Ямайки и Гаити, Конго и Камбоджи, Лаоса и Вьетнама.

Сидевший за крайним столиком небольшого кафетерия, что рядом с Восемнадцатой, где кофе подавался в таких старых и растрескавшихся глиняных кружках, что, казалось, они находились здесь со времён войны с индейскими племенами, специальный агент ФБР Лон Форбс поджидал Джонатана Смита, который должен был явиться на эту встречу. О Смите он знал совсем немного, ну разве что тот назвался близким другом Билла Гриффина. Едва услышав это, Форбс почувствовал волнение и беспокойство.

Поскольку у него не было времени навести справки об этом Смите и знал он только, что тот занимался научно-исследовательской работой в Форт-Детрике, агент Форбс решил, что лучше всего встретиться с ним в этом неприметном кафе. Сам он пришёл на встречу пораньше и, сидя за столиком, внимательно оглядывал улицу, заполненную праздными прохожими. Затем появился Смит.

Одетый в коричнево-зеленоватую военную форму, подполковник прежде, чем войти, насторожённо огляделся по сторонам, потом заглянул через стеклянную дверь в кафе и только затем переступил порог. Агент ФБР сразу же отметил, что этот мужчина находится в прекрасной физической форме, — от него так и веяло сдержанной силой и энергией. По крайней мере, чисто внешне и по манере держаться Смит ничуть не походил на яйцеголового зануду учёного, целиком сосредоточенного на исследовании каких-то там клеток.

Смит потягивал кофе и говорил о погоде, какая она необычайно тёплая для этого времени года. Затем спросил Форбса, не желает ли тот заказать чего-нибудь сладкого, на что Форбс ответил, что нет, не желает. И все это время Смит нервно постукивал ногой под маленьким столиком. Форбс лишь наблюдал и слушал. Черты лица у собеседника чёткие, волевые, немного похож по типу на индейца американского разлива. Прямые чёрные волосы гладко зачёсаны назад. А глаза синие и в то же время такие тёмные, что кажутся почти чёрными, и прочитать, что они говорят, невозможно. Форбс отчётливо чувствовал в этом человеке скрытую силу, готовую в любой момент распрямиться, точно пружина. Похоже, этот офицер страшно напряжён и находится на грани нервного срыва.

— Мне необходимо связаться с Биллом, — сказал, наконец, Смит.

— Зачем?

Смит сделал паузу, явно раздумывая, как лучше ответить. И, видно, в конце концов решил рискнуть и хотя бы в общих чертах поведать о том, что ему известно. Ведь он пришёл к этому человеку за помощью.

— Несколько дней тому назад Билл связался со мной, назначил ночную встречу в парке Рок Крик. И предупредил, что я в опасности. Теперь мне действительно грозит опасность. И мне нужно получить информацию, знать то, о чем он умолчал при встрече.

— Ясно. Могу ли я спросить, какая именно вам грозит опасность?

— Меня хотят убить.

— Вы хоть примерно представляете, кто?

— Понятия не имею, черт побери!

Форбс оглядел зал. Почти все столики в нем пустовали.

— А какие-либо обстоятельства, то, что мы называем природой опасности, вам известны? Или вы предпочитаете об этом не говорить?

— Пока нет. Но для меня очень важно разыскать Билла.

— Контора у нас большая. Почему вы остановили свой выбор на мне?

— Просто вспомнил, как Билл говорил, что у него в ФБР есть один-единственный друг. Это вы. Что только вам он по-настоящему доверяет. Что вы были на его стороне в любом конфликте.

До сих пор все, что говорил этот человек, походило на правду. «Ещё один плюс к образу Смита», — решил про себя Форбс. И потом, такое Билл мог сказать только тому человеку, которому тоже, в свою очередь, полностью доверяет.

— О'кей. А теперь расскажите-ка мне о Билли и себе.

И Смит принялся рассказывать, что они с Биллом подружились ещё в детстве, что дружба эта продолжилась в школе и колледже. Форбс молча слушал, сопоставляя все эти факты с тем, что ему было известно от Билла Гриффина и из его личного дела, которое он изучал после его исчезновения. Пока что все вроде бы совпадало.

Форбс пил кофе. Потом, ещё раз оглядев зал, подался вперёд, сжимая в пальцах глиняную кружку. И произнёс тихо и серьёзно:

— Билл спас мне жизнь. Причём не однажды, а целых два раза. Мы были не просто напарниками, мы были с ним настоящими друзьями. Даже больше, чем просто друзьями. Намного больше. — Он поднял глаза на Смита. — О'кей?

Смит пытался прочесть, что стоит за этим расхожим выражением «О'кей» да ещё со знаком вопроса — тут кроется миллион самых разных значений. Означает ли это, что Гриффин с Форбсом были настолько близки, совершали некие поступки, о которых в ФБР не было ничего известно? Вместе нарушали правила игры? Прикрывали друг другу задницы? Нарушали закон? Мы делали вместе кое-какие вещи, о'кей? Только не спрашивай. Никаких деталей. Ясно одно: когда речь заходит о Билле Гриффине, мне можно доверять. И я всегда приду на помощь. А тебе доверять можно?

— Вы знаете, где он, — сказал Смит.

— Нет.

— Но можете как-то связаться?

— Возможно.

Форбс жадно пил кофе, все время подливая себе из кофейника.

— Он ведь у нас уже не работает. Вы, наверное, этого не знали.

— Знал. Он сам сказал мне, во время той встречи. Но я не знал другого — можно ли ему верить. Подумал, что он вполне может работать и как тайный агент.

— Нет, он не тайный агент, — Форбс явно колебался. Затем решился и добавил: — К нам он пришёл из военной разведки, а в Бюро свои правила игры. Во всем и везде. Там должны знать о каждом твоём шаге, причём неважно, добиваешься ты при этом результата или нет. Почти все сводится к бумажной работе, заполнению разных там бланков и формуляров. Билла это раздражало, он всегда был человеком действия. Но подобного рода инициативность в Бюро никогда не поощрялась. А уж тем более, если она носила тайный характер. В Бюро ценят сотрудников, которые докладывают о каждом своём вздохе. И это никогда не нравилось Биллу.

Смит улыбнулся.

— Да уж. Вряд ли это могло ему понравиться.

— И он нарвался на неприятности. Его обвинили в отсутствии субординации. Не командный игрок. Мне тоже тогда досталось. Но Билл на этом не остановился, зашёл ещё дальше. Нарушал правила игры и далеко не всегда отчитывался в своих действиях и расходах. И его обвинили в нецелевом расходовании средств. А потом, когда он блестяще провёл ряд заданий, в Бюро сделали вид, что вовсе не замечают его заслуг. Ну, вот, ему это все и надоело, просто уже тошнило от всех этих штучек.

— И он уволился?

Форбс полез во внутренний карман пиджака за платком. И Смит успел заметить большой браунинг, висевший у него в кобуре. Видно, в Бюро до сих пор считают, что их агентами должны быть лихие мужчины с большими пушками. Форбс вытер вспотевшее лицо, он был явно взволнован. Но волновался не за себя. За Билла Гриффина.

— Не совсем так, — ответил он после паузы. — Повстречал одного человека из налоговиков, крупную шишку с деньгами и властью. Кого именно — я так и не узнал. Начал пропускать встречи, не являлся в контору между заданиями. Как-то раз его послали с каким-то срочным полевым заданием, и он пропал на несколько дней. Но задание выполнил, а потом вдруг появились признаки благополучия — слишком много денег, дорогая машина, все такое прочее. И директору удалось собрать доказательства, что Билл втайне от конторы работает ещё и на этого парня, налоговика. И то, что он делает для него, — на грани прямого нарушения закона: угрозы, шантаж, использование своей бляхи для давления на людей, ну и так далее. А у нас в конторе принято: если работаешь на Бюро, так, значит, его и представляешь. Ну, короче, они его уволили. И он начал работать на кого-то другого. Сдаётся мне, на того самого парня, с которым связался. — Форбс удручённо покачал головой. — Не видел его вот уже более года.

Смит пытался следить за тем, что происходит на людной улице, но все грязные стекла были почти сплошь залеплены рекламными объявлениями и значками.

— Вполне допускаю, что ему стало противно, просто омерзительно работать на вашу организацию, — заметил он. — Но чтоб пахать на какого-то сомнительного типа? Не знаю. Это совсем не похоже на Билла.

— Называйте, как хотите. Отвращение, омерзение, предательство принципов, — пожал плечами Форбс. — Могу лишь заметить, что нет в Бюро человека, которого бы искренне заботила справедливость. Главное — это порядок, соблюдение правил игры. Ну, ещё закон. И да, мне все же кажется, что ему хотелось денег и власти. Ни один человек на свете не способен так менять свои убеждения, как тот, кто окончательно потерял веру в своё дело.

— Это относится и к вам?

— И да, и нет. Билл получил то, что хотел, а я не задавал ему вопросов. И все равно по-прежнему считаю его своим другом.

Смит обдумывал услышанное. Теперь он оказался примерно в том же положении, что и Билл. Но только вместо Бюро он предал армию, и там считают его предателем и негодяем. Ну, уж в Пентагоне точно считают. Ударился в бега, стало быть, дело нечисто. Смеет ли он осуждать Билла? И был ли, в конечном счёте, этот человек из ФБР лучшим другом Биллу, нежели он сам? Понятия морали не всегда так уж абсолютны, как принято об этом думать.

— Так вы не знаете, где он? Или кто тот человек, на которого он сейчас работает?

— Не знаю, где он, — ответил Форбс, — и далеко не убеждён, что работает на того же типа. Это всего лишь догадки. И никогда не знал имени его нового хозяина.

— Но вы можете как-то связаться с Биллом?

Форбс сощурился.

— Ну, допустим, могу. Что бы вы хотели ему передать?

Смит уже все продумал.

— Передайте, что я внял предупреждению. Что сам выжил, но они убили Софи. И я знаю, что вирус у них. Но не знаю, каковы их планы, а потому хочу поговорить с ним лично.

Форбс пристально и изучающе глядел на этого странного учёного-вояку. Несколько дней тому назад в ФБР поступила информация о тревожной ситуации с каким-то неизвестным вирусом. О смерти доктора Софи Рассел им тоже сообщили. А не далее как сегодня утром из армейских кругов поступил документ, где Смит объявлялся в федеральный розыск. Там говорилось, что он якобы препятствует проведению расследования, разглашая факты, объявленные Белым домом государственной тайной. ФБР тоже просили подключиться к розыску Смита. И в случае, если удастся найти, задержать и незамедлительно доставить в Форт-Детрик под охраной.

Однако жизнь успела многому научить агента Форбса. Иногда она висела буквально на волоске, и его выручали разные люди. И потом он сразу проникся доверием к Смиту. Он чувствовал, что Смит — не враг. И если что и угрожает проведению расследования, так вовсе не он, а совершенно безумный приказ вывести этого учёного из дела. Пентагону не нужны скандальные газетные заголовки, кричащие о бездумном производстве бактериологического оружия, о том, что этот джинн может вырваться из бутылки и погубить десятки тысяч людей, о том, что наши солдаты, возможно, подверглись его воздействию во время войны в Персидском заливе. Короче говоря, там были заняты обычным делом — старались прикрыть свои задницы.

— Что ж, если удастся связаться, передам все ваши слова, подполковник, — сказал Форбс и поднялся из-за стола. — И ещё позвольте маленький совет. Не болтайте языком с первым встречным. И где бы вы ни были, чем бы ни занимались, проверяйте, не висит ли кто у вас на хвосте. Всем службам выдан ордер на ваш арест, не забывайте этого. И не пытайтесь связаться со мной снова.

Сердце у Смита болезненно сжалось. Нет, он не слишком удивился, но худшие его подозрения подтвердились. Он чувствовал себя преданным, загнанным в угол, но событиям после его приезда из Лондона было суждено развернуться именно так. Сперва он потерял Софи, теперь, похоже, теряет работу.

Агент ФБР направился к двери, Смит оглядел кафе, где над чашками с экзотическими чаями и кофе сидела немногочисленная, но не менее экзотичная публика. Он видел, как Форбс, толкнув дверь, вышел из кафе и окинул оживлённую улицу насторожённым и опытным взглядом. И тут же исчез, растворился в толпе, растаял, точно дымок от сигареты. Смит положил на стол деньги и вышел через чёрный ход. И не заметил на улице ничего подозрительного — никаких там чёрных седанов с мужчинами в салоне, припаркованных неподалёку. Но сердце у него билось часто, пока он торопливо шагал к ближайшей станции метро — «Вудли».

Глава 16

10.03 утра

Вашингтон, округ Колумбия

Смит вышел из метро на Дюпон-серкл. Утреннее солнце светило тепло и ярко, движение на улице было оживлённым. Он обошёл парк по кругу. Время от времени приостанавливался, осторожно озирался по сторонам, затем продолжал идти дальше, вливаясь в толпы служащих, которые, едва успев начать рабочий день, устремились на улицу выпить чашечку кофе. Внимание Смита не ослабевало ни на минуту, взгляд шарил по сторонам, а сам он шёл меж тем все дальше и дальше. По улицам, где размещались кафе, закусочные, бары, книжные магазины и бутики. Здесь магазины были подороже и получше, чем на Адамс-Морган, и даже в октябре район так и кишел богатыми туристами, готовыми раскошелиться на любую покупку.

Несколько раз, вглядываясь в лица прохожих, он испытывал горчайшее ощущение дежа вю, — где-то уже видел это, а несколько раз ему показалось, что он видит в толпе Софи…

Она не умерла.

Она жива, полна сил и здоровья. Их разделяет всего несколько шагов.

Навстречу, сексуально покачивая бёдрами, вышагивала эффектная брюнетка. Похожая фигурой на Софи. Он едва сдержался, чтоб не обернуться ей вслед. А вот ещё одна женщина, длинные белокурые волосы собраны в конский хвост. Софи всегда носила такую причёску за работой, чтоб волосы не мешали. А потом мимо быстрым шагом прошла молодая женщина и оставила за собой тонкий, чуть горьковатый аромат духов, которыми пользовалась Софи. И сердце у него заныло.

«Нет, так дальше нельзя, — сурово приказал он себе. — Это никуда не годится».

Ему предстоит важная и опасная работа. Найти и наказать этих негодяев за трагическую гибель Софи.

Он глубоко вздохнул и продолжил свой путь, все время проверяя, нет ли за ним «хвоста». Сперва шёл к северу по Массачусетс-авеню, по направлению к Шеридан-серкл и Эмбасси-роуд. На полпути к Шеридан решил предпринять последнюю уловку, чтоб уж окончательно убедиться, что слежки за ним нет. Быстро шагнул в распахнутые двери только что открывшейся галереи «Филлипс Колекшн» и прошёл через залы с совершенно чудесными полотнами Ренуара и Сезанна, а также довольно занимательными работами Роткоса и О'Киффеса. И выскользнул на улицу через пожарный выход. Там остановился, привалился спиной к стене и какое-то время наблюдал за потоком прохожих и машин.

И почувствовал облегчение. Никакого «хвоста» за ним нет. А если и был, то эти ребята уже его упустили. И он торопливым шагом двинулся вновь к Массачусетс-авеню и к своему «триумфу», припаркованному на узенькой боковой улочке.

Услышанные им в мотеле ночные новости о смерти Кильбургера и Мелани Кертис, а также о том, что сам он объявлен в розыск, означали одно — теперь эти люди всерьёз возьмутся за него. Надо соблюдать максимальные меры предосторожности. Проснулся он на рассвете, точно по сигналу несуществующего будильника — давнишняя, ещё военная привычка. Спал Смит плохо, часто просыпался весь в поту с мыслями о Софи. Но тем не менее заставил себя съесть плотный завтрак, внимательно изучая из окна кафе движение на автомагистрали, а также пролетающие над ним вертолёты дорожной полиции. Затем принял душ, побрился и к семи утра был уже в пути.

Агенту Форбсу он позвонил из телефона-автомата. А затем, проехав по мосту через Потомак, оказался в Вашингтоне. Долго кружил по утренним улицам, потом припарковал «триумф» на неприметной улочке, неподалёку от Эмбасси-роуд, и на встречу с Форбсом поехал уже на метро.

И вот теперь он медленно вёл машину по оживлённой улице, пролегающей между Дюпон-серкл и Вашингтон-серкл, и добрался до въезда в узкий проезд, обнесённый высокой проволочной изгородью, над которой был вывешен знак: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН!» Чуть ниже красовалась надпись более мелкими буквами: «Въезда нет. Торговцы, агенты по недвижимости, коллекционеры — все пошли вон!»

Но Смит, игнорируя все эти предупреждения, въехал в аллею. За изгородью в тени высоких деревьев стояло маленькое белое бунгало. Он остановил машину у стены кирпичной кладки, отделявшей домик от асфальтовой дорожки.

И не успел выйти из машины, как над ухом раздался голос из динамика:

— Стоять! Назовите своё имя и цель визита. Вам даётся пять секунд, в противном случае будут предприняты меры оборонительного характера!

Низкий механический голос исходил, казалось, с небес.

Смит ухмыльнулся. Владелец бунгало был своего рода гением в электронике, и подъездные пути к его дому были буквально напичканы разного рода хитроумными и неприятными ловушками — от облака мельчайших и острых осколков стекла, готовых обрушиться тебе на голову, до мощного спрея, обдававшего нежеланного гостя какой-то вонючей жидкостью. Владельца дома, старинного друга Смита Марти Зеллербаха, даже несколько раз вызывали в суд — на него жаловались раздражённые сверх всякой меры торговцы, почтальоны, разносчики различных товаров.

При этом у Марти было целых две степени доктора философии, и человеком он был мягким и отзывчивым, и даже немного наивным. К тому же он был невероятно богат и всегда нанимал себе самых лучших и дорогих адвокатов. Их аргументы были страстны и убедительны: жертвы их клиента не могли не увидеть предупредительных знаков. Они знали, что вторгаются на частную территорию. Их просили назвать свои имена и цель визита — вполне разумный шаг, оправданная просьба со стороны немощного человека, живущего в полном одиночестве. Но они не пожелали внять всем этим предупреждениям и просьбам.

К тому же ущерб, нанесённый этим так называемым жертвам, не столь уж и значителен. Все они отделывались синяками, мелкими порезами, испорченной одеждой и лёгким испугом. И Марти успешно выигрывал один процесс за другим, а затем полиция уже перестала приезжать на вызовы пострадавших и лишь советовала жалобщикам внимать предупреждающим знакам и не лезть на чужую территорию.

— Прекрати, Марти, — весело и громко сказал Смит. — Это твой старый приятель, Джонатан Смит.

В воздухе повисло недоуменное молчание. Затем снова прорезался голос:

— Иди к входной двери по тропинке, выложенной красным кирпичом. С неё не сходи. Ни шага в сторону. Иначе наступишь на оборонительное устройство и приведёшь его в действие.

Голос смолк, а затем хозяин уже более мягким тоном добавил:

— Осторожней, Джон. Не хочу, чтоб в доме от тебя воняло, как от скунса.

Смит последовал совету Марти и осторожно прошёл по узкой дорожке к двери. Невидимые лазерные лучи пронизывали все вокруг. Один шаг в сторону или же вторжение откуда-то извне — и это приведёт в действие бог знает какие хитрые механизмы.

Но вот, наконец, он поднялся на крыльцо.

— Убирай своих сторожевых псов, Марти! Я уже здесь. Открой дверь.

Откуда-то изнутри раздался хрипловатый голос:

— Таковы уж правила, Джон, их следует соблюдать.

Затем в голосе вновь прорезались резкие командирские нотки:

— Стать прямо перед дверью. Открыть коробку справа, приложить левую ладонь к стеклу!

— Ну, Боже мой! — взмолился Смит.

Пара металлических пластин в верхней части двери раздвинулась, внутри стали видны какие-то тёмные трубки. В них могло оказаться все, что угодно, — и несмываемые чернила, и миниатюрные ракеты на жидком топливе. С возрастом Марти так и не утратил любви к разным играм и забавам, которые так милы детскому сердцу. Тем не менее Смит встал прямо перед дверью, открыл металлическую коробку и приложил ладонь к стеклянной пластине. Он понимал, что сейчас произойдёт: видеокамера сделает моментальный снимок его лица, затем данные поступят в суперкомпьютер Марти, где подвергнутся обработке с разными там вычислениями и сравнениями. Стеклянная же пластина призвана снять отпечатки пальцев. Затем компьютер сравнит полученные данные с другими, уже находящимися в его файле, и произведёт «опознание».

Деревянный голос объявил:

— Вы являетесь подполковником Джонатаном Джексоном Смитом. Можете войти.

— Спасибо, Марти, — сухо ответил Смит. — А то живу и не знаю, кто я, черт возьми, такой!

— Очень смешно, Джон.

Затем последовала целая серия таинственных щелчков, звяканья и стуков, и вот, наконец, деревянная, обитая железом дверь со скрипом отворилась. Уход и должная эксплуатация окружающих предметов не входили в число достоинств Марти, но по части театральных эффектов он был силён. Смит шагнул в прихожую, вполне обычную с виду, если не считать одной впечатляющей детали — его продвижение вперёд было вдруг остановлено падением с потолка металлической решётки. А входная дверь автоматически захлопнулась за спиной. Смит оказался в ловушке.

— Привет, Джон, — раздался откуда-то из глубины помещения тонкий и тихий голос Марти. Дверца железной клетки щёлкнула и распахнулась. И тут же из коридора появился Марти. — Добро пожаловать. — В глазах его мерцал весёлый и одновременно какой-то дьявольский огонёк.

Это был низенький толстенький человечек со странно робкой и неуверенной походкой — словно он за всю свою жизнь так и не научился нормально передвигать ноги. Смит прошёл за ним в огромную комнату, главным предметом обстановки которой был монитор знаменитого компьютера «Крей», а все остальное содержалось в полном беспорядке и даже хаосе. Вдоль всех стен и на полу выстроилось самое разнообразное компьютерное оборудование, а мебель можно было смело отправлять прямо на свалку. Зашторенные окна были защищены ещё и толстой металлической решёткой.

Они поздоровались, и Смит заметил, что яркие и блестящие зеленые глаза Марти устремлены на левую стену с компьютерным оборудованием.

— Сколько лет, сколько зим, Марти, — сказал Смит. — Страшно рад видеть тебя.

— Спасибо. Я тоже рад. — И Марти застенчиво улыбнулся, а потом поднял зеленые глаза на Смита и тут же снова отвёл их в сторону.

— Сидишь на лекарствах, да, Март?

— Да, — голос у него был несчастный. — Присаживайся, Джон. Может быть, хочешь кофе с печеньем?

Мартин Джозеф Зеллербах, дважды доктор философии, был когда-то пациентом дяди Джона Смита — Теда, специалиста по клинической психиатрии, а все потому, что Марти с Джоном вместе ходили в школу. Куда более физически развитый и общительный Смит сразу же взял Марти под свою опеку, защищал его от других ребят, которые вечно дразнили мальчика, и даже от некоторых учителей. Сам же Марти был далеко не глуп. Мало того, уже с пяти лет он по всем показателям различных тестов числился чуть ли не в гениях. Смит же просто считал его забавным, милым и очень сообразительным мальчиком. С годами Марти стал ещё умней, а потому — ещё более одиноким. Уже в школе он посещал разные академические кружки, но совершенно не знал людей, да и не интересовался ими и их взаимоотношениями.

Он увлекался то одной наукой, то другой, читал книги, посещал лекции. Он знал, казалось, все ответы на все вопросы, а потому страшно скучал на уроках. И, чтобы избавиться от этой скуки, порой доводил своих однокашников просто до бешенства самыми дикими своими фантазиями и выдумками. Никто бы не поверил, что такой умный мальчик, как Марти, способен на такие грубые выходки. Но тем не менее это было так, и разгневанные учителя часто оправляли его к директору. Когда ребята подросли, начались проблемы другого характера. Смиту не раз приходилось драться из-за Марти с целой толпой взбешённых мальчишек, которым казалось, что Марти высмеивает их перед девочками.

Столь необычное поведение было вызвано синдромом Асперджера, заболеванием редким и на определённых этапах напоминавшим аутизм в наиболее мягкой его форме. Диагноз был поставлен ещё в детстве, и вот находившийся на «грани аутизма» Марти стал пациентом дяди Теда. Только ему и удалось поставить правильный диагноз. Основными симптомами редкого заболевания Марти были: полное погружение в себя, высочайший интеллект, удручающая антисоциальность и полное отсутствие умения общаться с людьми, а также выдающиеся способности в одной узкой и весьма специфичной области — электронике.

Страдающих лёгкой формой заболевания Асперджера принято описывать как людей «активных, но со странностями», по латыни их называли «аутистик эксцентрик». Но Марти страдал более тяжёлой и ярко выраженной формой. И, несмотря на отчаянные старания специалистов и психоаналитиков сделать его более общительным, практически никогда не покидал своего бунгало, за исключением, разумеется, тех случаев, когда его вызывали в суд. Здесь, в своём доме, он за пятнадцать лет создал настоящий электронный рай.

Болезнь эта была неизлечима, единственной помощью таким людям, как Марти, служили лекарства, стимулирующие центральную нервную систему, такие, как аддерал, риталин, цилерт. Недавно появилось ещё одно средство, совсем новое — мидерал. И вот теперь Марти начал принимать его. Разного рода психиатры обращались с Марти как с обычным шизофреником, то есть советовали ему твёрже стоять на ногах, старались ограничить всяческие его фантазии, пресечь навязчивые идеи и увлечения. Марти испытывал к ним жгучую ненависть, что, однако, не мешало ему прибегать к помощи эскулапов, — когда надо было совершить ряд «обычных, но необходимых» действий, — к примеру, заплатить по счетам. Или же когда болезнь принимала особо острую форму и он начинал опасаться, что больше не сможет контролировать свои действия.

Но, напринимавшись этих чудодейственных средств, Марти становился скучен и вял, терял всю свою гениальность и способность к творчеству. Вот почему он с такой радостью воспринял появление нового лекарства — мидерал быстро успокаивал, как и другие медикаменты, но, в отличие от них, действие его длилось не более шести часов, а это, в свою очередь, означало, что принимать его можно чаще. Живя отшельником в своём бунгало, Марти теперь стал менее зависимым от врачей и таблеток, нежели другие больные, страдающие синдромом Асперджера.

И если вам нужен был настоящий компьютерный гений, способный провести ювелирную, пусть и незаконную работу хакера, вы могли обратиться к Марти Зеллербаху, но только в тот момент, когда он не сидел на таблетках. Но уж тогда вам надо было не спускать с него глаз и уметь вовремя остановить и вернуть на грешную землю, если пылкое воображение заносило Марти слишком высоко и далеко.

Именно с этой целью и явился к своему старому другу Смит.

— Мне нужна помощь, Марти.

— Ну, конечно, Джон, — Марти улыбнулся, держа в руке грязную кружку с кофе. — Уже почти время принимать мидерал. Но я могу подождать.

— Надеялся, что именно так ты и скажешь, дружище. — И Смит рассказал Марти о таинственно исчезнувшем докладе из Института имени принца Леопольда в Бельгии, о телефонных звонках Софи, как входящих, так и исходящих, отчёт о которых тоже исчез. О необходимости получения любой информации, связанной с загадочным вирусом. — Ну, и ещё пара просьб, — добавил он. — Хочу разыскать Билла Гриффина. Ты ведь помнишь его ещё по школе. — Затем он рассказал Марти о трех жертвах вируса, которые принимали участие в войне в Персидском заливе и лечились в одном госпитале. — Заодно посмотри, можно ли найти какую-либо информацию об этом вирусе. По Ираку, десять лет тому назад.

Марти отставил кружку в сторону и направился к монитору компьютера. И с радостной улыбкой заметил:

— Попробую использовать свою новую программу.

Смит поднялся.

— Вернусь через час или около того.

— Хорошо, — Марти с довольным видом потирал руки. — Сейчас позабавимся.

И вот неуклюжие с виду пальцы Марти забегали по клавишам, а Смит вышел из комнаты. Действие таблеток, как знал Смит, скоро кончится, и мысли Марти улетят далеко-далеко, будут вращаться по околоземной орбите, и чтобы вернуться на землю, ему потребуется новая доза мидерала.

Смит быстрым шагом направился к «триумфу». Автомобили с рёвом проносились мимо, а потому он не заметил повисшего у него над головой вертолёта. Вот машина резко ушла влево, описала широкую петлю, а затем полетела параллельно автомобилю Смита по направлению к Массачусетс-авеню.

* * *

От рёва винтов и шума ветра, врывавшегося в открытое окно, вибрировала, казалось, вся машина. Надаль аль-Хасан поднёс микрофон радиопередатчика ко рту.

— Мэддакс? Смит только что заходил в бунгало рядом с Дюпон-серкл. — Он нашёл бунгало на карте города и описал скрытый среди деревьев подъезд к дому и высокую изгородь. — Выясни, кто там живёт и чего надо было этому Смиту.

Он выключил радиопередатчик и посмотрел вниз, на шоссе, по которому в направлении Джорджтауна мчался старенький «триумф». Впервые в жизни аль-Хасан ощутил нечто похожее на неуверенность и беспокойство. Нет, он постарается не показывать этих чувств перед Тремонтом. Главное другое — он все-таки нашёл этого Смита и не намерен терять его снова.

Глава 17

10.34 утра

Вашингтон, округ Колумбия

В браке Билл Гриффин состоял недолго, и Смиту довелось увидеть эту женщину всего лишь два раза, да и то перед помолвкой. Оба раза они выезжали на весёлые прогулки за город, а на обратном пути посещали шумные нью-йоркские бары, которые так полюбились Биллу ещё со времён войны. В ту пору Билл страшно любил проводить время в барах — наверное, потому, что большую часть жизни провёл на заданиях в далёких странах, где каждый его шаг мог стать последним, а любой звук — выдать врагу.

Смит почти ничего не знал о той женщине и их браке с Биллом, который не продлился и двух лет. Он слышал, что она все ещё живёт в Джорджтауне, в той же квартире, которую некогда делила с Биллом. Если Билл в опасности, он вполне может отсиживаться там, у своей бывшей жены, о существовании которой знали немногие.

Слабая надежда, разумеется, но, в отличие от Марти, вариантов решения проблемы у него было совсем мало.

Доехав до нужного дома, он позвонил ей по мобильному телефону.

Ему ответил бодрый женский голос:

— Марджори Гриффин!

— Миссис Гриффин?.. Вы меня, наверное, уже не помните, но я Джонатан Смит. Друг Билли и…

— Почему же? Прекрасно помню, капитан Смит. Или уже майор, а то и полковник?

— Не слишком уверен, кто именно. Впрочем, сейчас это неважно. Но ещё вчера был подполковником. А вы, значит, сохранили фамилию Билла?

— Я любила Билли, подполковник Смит. К сожалению, он больше всего на свете любил свою работу. Но я полагаю, вы позвонили вовсе не за тем, чтоб расспрашивать меня о браке и причинах нашего развода. Вы ведь ищете Билла, верно?

Смит немного растерялся.

— Ну, в общем-то…

— Ничего страшного, я все понимаю. Он предупредил, что вы можете позвонить.

— Вы с ним виделись?

В трубке повисла пауза. Затем она спросила:

— Где вы находитесь?

— Прямо перед вашим домом. В старом «триумфе».

— Я сейчас спущусь.

* * *

В огромной неприбранной комнате, до отказа забитой компьютерными мониторами, системными блоками и прочим оборудованием, сидел Марти Зеллербах. Вот он устало откинулся на спинку кресла и попытался сосредоточиться. Вокруг кресла уже высились целые горы порванных в раздражении распечаток. Тихонько потрескивал радиоприёмник, работавший на высоких частотах. Шторы на окнах были опущены, воздух прохладен и сух — самый благоприятный климат для оборудования Марти. Он сидел и довольно улыбался. Используя коды Джона Смита, ему удалось соединиться с компьютерной системой ВМИИЗа и войти в сервер. Вот теперь начнётся самое интересное. И он, испытывая сильнейшее возбуждение и азарт, блуждал по различным файловым указателям и справочникам, пока, наконец, не нашёл систему паролей, открывавших доступ к файлам. И улыбнулся от приятного предвкушения. Все данные были зашифрованы, буквы в словах перемешаны.

Он ещё более возбудился и нашёл файл, где выяснилось, что сервер ВМИИЗа использовал «Попкорн» — одну из новейших шифровальных разработок. Марти удовлетворённо кивнул. Первоклассная система — стало быть, лаборатория ВМИИЗа в хороших руках.

За тем разве исключением, что они не учли способностей Марти Зеллербаха. Используя изобретённую им программу, он настроил свой компьютер на поиск пароля, который с фантастической скоростью перебирал все слова подряд — начиная с большого словаря Вебстера, диалогов из всех четырех серий «Звёздных войн», телевизионных серий «Звёздного пути» и заканчивая художественными фильмами и всеми романами Толкиена — к ним наиболее часто прибегали изобретатели разных шифров и паролей.

Марти вскочил и начал расхаживать по комнате. Сложенные за спиной руки и неуверенная прихрамывающая походка делали его похожим на капитана пиратского судна, прогуливающегося по палубе в сильную волну. Программа работала с невероятной скоростью. Однако, как и прочим простым смертным, ему положено было ждать. Сегодня лучшие хакеры и взломщики компьютеров способны подобрать практически любой код, открывающий доступ к любым данным, проникнуть даже в компьютеры Пентагона, скакать по всемирному Интернету, подобно разбойникам с Дикого Запада. Даже новичок в этом деле мог приобрести диск с операционной системой, позволяющей внедряться и атаковать веб-сайты. По этой причине крупнейшие корпорации и правительственные учреждения постоянно совершенствовали систему своей безопасности. И вот Марти пришлось создавать особую новую программу и усовершенствовать сканеры, чтоб отыскать слабое место в любой такой системе и преодолеть стену, о которую разбивали себе лбы другие хакеры.

Внезапно он услышал, как его компьютер начал издавать тихое попискивание, наигрывая мелодию из некогда популярного телевизионного шоу «Оставь это бобру». Эдакий звон колокольчиков: «Динь-дон-динь». С радостным смешком кинулся он к своему креслу, впился глазами в монитор. И увидел — есть! Вот оно, кодовое слово! Не слишком замысловатое — Бетазоид. Так в фильме «Звёздный путь» называлось племя с планеты Бета, наделённое уникальными экстрасенсорными способностями. Ему даже не пришлось использовать свою новую мудрёную систему взлома, целиком и полностью исключающую все обычные слова. Теперь же, зная код, он получил доступ к внутренней, самой секретной системе, а также ИП-адрес. И в руках у него оказалась распечатка всей компьютерной сети ВМИИЗа, что, в свою очередь, означало, что он там «укоренился» и ему ничего не стоит влезть в любой файл и скачать с него все данные. В эти мгновенья Марти чувствовал себя самим господом богом, никак не меньше.

То, о чем попросил его Смит, было далеко не детской игрушкой, но и восхождением на Эверест тоже не назовёшь. Марти быстренько сканировал все сообщения по е-мэйлу из Института принца Леопольда. Но ни в одном из них не упоминалось ни о чем похожем на новый вирус. Это совсем не то, чего хотел Джон. И если из лаборатории ВМИИЗа даже и сообщалось о вирусе прежде, то теперь все эти данные были уничтожены. Исчезли навсегда. Видно, они им больше просто не нужны.

Но вместо того, чтобы на этом успокоиться, Марти подключил ещё одну поисковую программу и начал заглядывать во все дырки и щёлки между данными. По мере того, как новые данные входили в систему, старые как бы переписывались заново. А раз данные переписаны, стало быть, уже невосстановимы. И, увидев, что его программа так и не нашла даже следов каких-либо других сообщений из Бельгии по электронной почте, Марти решил, что таковых, скорей всего, просто не существовало.

Он откинул голову на спинку кресла и воздел обе руки к потолку. Действие лекарства подходило к концу. Все тело пробрал озноб, и он вдруг почувствовал, что способен мыслить с непостижимой быстротой и ясностью. Перевёл взгляд вниз, и пальцы его забегали по клавиатуре, словно вдогонку за мыслями. Он приказал программе произвести другой поиск, сфокусировав на этот раз внимание на именах, адресе е-мэйла и других опознавательных признаках. И программа начала поиск — со все той же непостижимой скоростью. И выдала результат — огрызки двух слов, обозначавших, по-видимому, название лаборатории, — «опольд Инст».

С радостным криком он вновь пошёл по следу е-мэйла — все эти обрывки данных, какие-то отдельные номера и цифры были для Марти все равно, что запах для собаки. И вышел на ФМИЦ, Федеральный медицинский информационный центр, доступ к данным которого можно было получить лишь с помощью шифра директора этого института Лили Ловенштейн. Он влез в них и уже оттуда вышел на Институт имени принца Леопольда.

С помощью электронной почты отчёт был разослан из Института тропической медицины имени принца Леопольда по всем лабораториям «Уровня-4» во всем мире. Даже беглого взгляда на материалы было достаточно, чтобы понять: вот это наверняка будет интересно Джону. Удовлетворённо кивнув, Марти стал прослеживать, куда могли попасть сообщения. И становился все более хмурым по мере того, как крепло убеждение: некто убрал эти материалы не только из сайта оригинала в центральном компьютере бельгийского института, но также в сайтах по всем адресам получателей. Чего и следовало ожидать. В такой ситуации обычный хакер, да и не только он — даже самый опытный эксперт в делах защиты электронной информации — впали бы в отчаяние.

Кто угодно, но только не Марти Зеллербах! Некие мудрецы из киберпространства, похоже, подсказали ему на ушко нужное решение. И он сумел сделать то, чего не удавалось другим. Причём никаких особых званий и титулов у него не было — не считая, разумеется, двух степеней доктора наук в квантовой физике и математике, а также в области литературы. И ни на кого он никогда не работал, кроме как на себя. Точно кит, выброшенный на берег, он задыхался в обычном физическом мире, где преспокойно существовали другие люди, и был объектом их жалости и даже презрения. Но, плавая в электронных волнах киберпространства, чувствовал себя уверенным в своих силах, могущественным и ловким. Здесь он был королём, морским богом Нептуном, и более мелкие рыбёшки, собратья по разуму и увлечению, признавали неоспоримое его превосходство.

Заливаясь счастливым смехом, он ткнул пальцем в пространство, точно это был не палец, а шпага дуэлянта, и вскочил на ноги. И нажал на кнопку принтера. Описал неуклюжий пируэт возле кресла, а машина выплюнула листок бумаги. Не было для Марти большей радости, нежели осознание того, что ему удалось то, на что органически не способны другие. Хоть и скромная, но все же компенсация за одинокую уединённую жизнь. И в моменты раздумий об этой жизни он неизбежно приходил к такому выводу.

Когда он глядел на всех этих крепко стоявших на ногах тупоголовых заурядных людей, смевших судить его, ведущих так называемую «нормальную» жизнь и имеющих «нормальные» взаимоотношения, ему порой становилось просто смешно. Господи, боже ты мой! Да он, несмотря на синдром Асперджера и необходимость сидеть на таблетках, несмотря на то, что практически не выходил из своего бунгало вот уже пятнадцать лет, был куда богаче и счастливей этих людей. А что касается взаимоотношений, то у него их было столько, что всем им и не снилось. Чем, скажите на милость, он здесь занимается, вы, кретины? Господи! Для чего, по-вашему, создана электронная почта? Идиоты!

И он победно вскинул вверх выдернутую из принтера бумажку. Любовался ею, словно головой поверженного и обезглавленного противника. «Вирус-монстр! Никто не может победить паладина! А паладин — это я! Победа за мной!»

Примерно полчаса спустя следы, терявшиеся в том же Федеральном медицинском информационном центре, вывели его прямёхонько на древнюю электронную систему информации, которой пользовалось иракское правительство лет десять тому назад. И он отыскал там серию отчётов о вспышке заболеваний, связанных с респираторным синдромом. Он послал эти данные на принтер и продолжил блуждать по иракской киберсистеме в поисках чего-либо похожего на вирус, выявление которого могло быть соотнесено по времени с операцией «Буря в пустыне». Но ничего не нашёл.

Записи телефонных переговоров Софи Рассел оказались куда более крепким орешком. Ему не удалось обнаружить каких-либо следов вторжения в телефонную систему Фредерика. И если по линии Софи Рассел и проходил выходящий звонок, ни записи, ни следа его в компании не осталось.

Все попытки отыскать Билла Гриффина через колледж, медицинские учреждения и службу социального обеспечения заканчивались одним и тем же ответом: «Адрес неизвестен». И Марти переключился на систему ФБР, куда проникал так часто, что его компьютер, казалось, уже делал это самостоятельно. Время его было ограничено — слишком уж совершённой системой защиты от вторжения там пользовались. Однако ему вполне хватило этого времени, чтобы убедиться, что все материалы и досье на Гриффина просрочены. Если даже этот Гриффин находится в настоящее время на секретном задании, свидетельств тому Марти отыскать не удалось — ни шифрованных отчётов, ни специальных паролей, ни расписок о расходах, словом, ни намёка на то, что Гриффин пребывает на подпольном положении. Тем не менее досье на него все же существовало и было помечено припиской, смысл которой сводился к следующему: зарегистрированный здесь адрес Гриффина более недействителен, Бюро не располагает его настоящим адресом. Но получить его было бы весьма желательно.

Бог ты мой, этот Гриффин действительно нечто! Даже ФБР не в силах его разыскать.

Система защиты у армейской разведки была куда как круче, чем у ФБР. Но Марти удалось взломать и её, прочесть персональный файл и тут же выскочить. Там тоже не значилось настоящего адреса Гриффина. Марти почесал в затылке, вытянул губы трубочкой. Похоже, у Гриффина были веские основания скрываться, и делал он это, надо сказать, мастерски. Странно…

Это заслуживало уважения. И хотя Марти никогда не нравился Гриффин, придётся, пожалуй, заняться этим типом всерьёз. И он снова уселся в кресло, скрестил руки на груди и, улыбаясь, не притрагивался к компьютеру целых тридцать секунд, которые показались ему вечностью. Таким образом он как бы отдавал дань уважения этому человеку.

Затем, радостно улыбаясь в предвкушении, он открыл свой собственный банк данных по Биллу Гриффину. Марти не привык к неудачам в работе, и это одновременно раздражало и вдохновляло его. Пока что Билл Гриффин его переиграл. Но это не надолго. Это только начало! Нет ничего слаще, чем получить вызов от серьёзного противника, а Гриффин, судя по всему, таковым и являлся. И вот, усмехаясь и почёсывая подбородок, Марти напрягся и приготовился совершить новый прыжок в стратосферу. Найти единственно правильное решение — для этого надобно использовать воображение на полную катушку. И это вполне ему под силу, ведь он знал, что без лекарства способен летать.

Но едва в уме у него начала формироваться одна очень любопытная идейка, он нервно подпрыгнул в кресле. Компьютер издал тонкий писк, и на мониторе высветилась надпись красными буквами:

ВТОРЖЕНИЕ! ВТОРЖЕНИЕ! ВТОРЖЕНИЕ!

Скорее возбуждённый, нежели испуганный, Марти нажал на клавишу. Забавная может получиться ситуация. На экране возникла надпись:

КВАДРАТЫ "А" И "Х"

Он торопливо надавил ещё на несколько кнопок, и на стене, прямо над его головой, ожили два монитора. В квадрате "А", обозначавшем территорию за бунгало, двое мужчин искали брешь в живой изгороди из колючего кустарника. Но она была слишком плотна, чтобы протиснуться сквозь неё, и слишком высока, чтобы перелезть. Со злорадным смехом Марти наблюдал за их жалкими попытками.

А вот в квадрате "X" ситуация была совсем иная. Марти нервно сглотнул слюну и не сводил глаз с серого фургона без опознавательных знаков, припарковавшегося в узком проходе. Вот из него вышли двое мускулистых парней с внушительными пистолетами в руках. Глаза их так и шарили по сторонам. Несмотря на обуявший Марти ужас, энциклопедическая память тут же безошибочно определила оба вида оружия. У одного был старый «кольт» 45-го калибра модели 1911 года, у второго — десятимиллиметровый «браунинг» типа тех, которыми пользуются сейчас агенты ФБР. Этих ребят так просто не отпугнуть.

Коротенькое толстенькое тельце Марти содрогнулось от ужаса. Он ненавидел чужаков и насилие — в любом его проявлении. Круглая физиономия, такая весёлая и возбуждённая всего несколько секунд тому назад, побледнела, губы и подбородок дрожали. Он не сводил глаз с экрана. Механический голос предупредил двух вооружённых парней.

Но те, как он и подозревал, пренебрегли предупреждением. И бросились к входу в дом.

И настроение Марти тут же улучшилось. Теперь можно позволить себе немного повеселиться. И он прищёлкнул пальцами и стал раскачиваться в кресле взад-вперёд, а во дворе тем временем сработала автоматическая система безопасности — выпустила облачко вонючего и едкого слезоточивого газа. Прикрыв лица ладонями, громко кашляя и чертыхаясь, парни отпрянули.

Марти рассмеялся.

— В следующий раз будете прислушиваться к доброму совету!

На заднем дворе разворачивалось тем временем действо совсем иного характера. Двое чужаков, взяв со двора у соседа мусорные баки, поставили их один на другой и пытались перелезть через изгородь. Марти внимательно наблюдал. И в нужный момент, как раз когда они оказались наверху, надавил на кнопку.

Целый град тяжёлых резиновых пуль сбил парней с изгороди. Они попадали на землю, точно спелые груши.

Но у Марти не было времени насладиться этим зрелищем — вторая пара возобновила попытку прорваться к двери в дом.

— Ах, так! Piece de resistance![2] — воскликнул Марти.

Из труб, укреплённых под крышей крыльца, в физиономии парням ударил поток слезоточивого «Мейса». Они с завыванием скатились с крылечка. Марти громко захлопал в ладоши. Парень, что пониже ростом и покрепче на вид, по всей очевидности лидер, оправился первым. Рванулся вперёд, ухватился за дверную ручку.

Марти так и подался к экрану. Дверная ручка была снабжена специальным электроустройством. Парень получил сильнейший разряд током. Взвыв, высоко подскочил и запрыгал, точно ошпаренный.

Марти фыркнул и развернулся в кресле — посмотреть, что происходит на заднем дворе. Те двое были, похоже, неистощимы на выдумки. Сели в машину, пробили с её помощью брешь в изгороди, затем выскочили и уже ползком продвигались к дому, не попадая под пересечение лазерных лучей.

Марти усмехнулся. Он только того и ждал. Все двери и окна были снабжены устройствами, дающими сильный электрический разряд, а также капканами, в которые они попадутся, стоит им только оказаться в доме.

Но все эти столь впечатляющие и дьявольски изощрённые средства защиты не были смертельными. Марти ненавидел насилие, к тому же у него до сих пор не было причин ожидать сколько-нибудь серьёзной опасности. Система обороны была рассчитана у него лишь на уличных хулиганов и проказников, а также назойливых торговцев, могущих нарушить его мирное уединение. Он сам изобрёл, сконструировал и построил эту систему, много раз усовершенствовал её. Для него это было детской игрой, и, создавая все эти ловушки, он лишь рассчитывал повеселиться от души, глядя, как достаётся нарушителям его покоя.

Но ни одно из этих хитроумных устройств не могло остановить серьёзно настроенных профессиональных убийц, каковыми, судя по всему, являлись эти нежеланные гости.

В груди у Марти похолодело от страха. Сердце болезненно сжалось. Но у гения всегда есть преимущество над прочими простыми смертными. Он разработал этот план лет двенадцать тому назад, как раз на случай такой экстремальной ситуации.

Марти схватил пульт дистанционного управления и листок с отпечатками пальцев Джона и бросился в ванную. Нажал на кнопку на пульте — и ванна отодвинулась к другой стене. Ещё одно прикосновение — и в полу, на том месте, где стояла ванна, открылась потайная дверца. И он с замиранием сердца начал спускаться по узкой лесенке в подвал, к хорошо освещённому туннелю под домом. Ещё два нажатия на кнопки пульта — и дверца над его головой затворилась, а ванна встала на своё прежнее место.

Марти облегчённо вздохнул. И неуклюжей подпрыгивающей походкой затрусил к тому месту, где находилась ещё одна потайная дверца с выходом наверх.

Несколько секунд спустя он оказался на соседней улице, в очень похожем на его дом бунгало, которое также принадлежало ему. В доме было пусто, никакой аппаратуры, кроме одного простого телефона. Находился дом на отшибе, и на нем постоянно висела табличка: «Продаётся». За домом раскинулась широкая лужайка, затем шла живая изгородь, разделявшая два строения. Сейчас оттуда доносились проклятия и крики боли. Но он также расслышал звон разбитого стекла и понял, что нападавшие скоро окажутся в его доме и станут искать потайной ход.

Испуганный Марти потянулся к телефону и набрал номер.

Глава 18

11.07 утра

Вашингтон, округ Колумбия

Университет Джорджтауна был основан ещё иезуитами, в 1789 году, и являлся первым католическим университетом Соединённых Штатов. Среди деревьев стояли красивые здания XVIII и XIX веков, вдоль зелёных лужаек вились выложенные камнем тропинки. И все это напоминало о тех счастливых временах, когда наука почти ничего не знала о вирусах, но уже начинала нащупывать решения ко многим жизненно важным проблемам современного общества. Смит размышлял об этом, стоя у узкого стрельчатого окна с видом на старинный кампус, затерявшийся среди высоких и мощных деревьев.

— Так вы работаете на этом факультете? — спросил он.

— Да, я бакалавр исторических наук. — Марджори Гриффин печально пожала плечами. — Полагаю, Билл никогда не говорил вам об этом. Мы познакомились, когда я училась в Нью-йоркском университете. А уже позже устроилась на работу сюда.

— Он никогда не распространялся на темы, связанные с его личной жизнью, — заметил Смит. — В основном мы говорили с ним о работе, вспоминали прошлое. Старые добрые времена.

Марджори Гриффин рассеянно помешивала чай в кружке.

— А когда мы с ним недавно встречались, так даже об этом никаких разговоров не было. Что-то произошло с Биллом за последние несколько лет. Он очень изменился. Стал молчалив, мрачен.

— А когда вы с ним последний раз виделись, Марджори?

— Дважды за последние несколько дней. Во вторник утром вдруг возник у меня на пороге. Потом зашёл ещё раз, прошлой ночью. — Она отпила глоток. — Был страшно возбуждён, взвинчен. И мне показалось, очень беспокоился о вас. А войдя в дом, первым делом подскочил к окну и стал смотреть на улицу. Я спросила, что он там потерял, но Билл не ответил. Попросил принести чашку чая. Принёс целый пакет круазанов, купил во французской булочной на Эм-стрит.

— Значит, это был неожиданный визит? — предположил Смит. — Но зачем он приходил?

Марджори Гриффин ответила не сразу. Глядела в окно на студентов, идущих по каменной дорожке, и на лице у неё застыло задумчивое и отрешённое выражение.

— Возможно, прилив сентиментальности. Мне почему-то не хочется верить, что он приходил сказать последнее «Прощай». Но, может, так оно и было. — Она подняла на Смита печальные глаза. — Вообще-то, я надеялась узнать у вас.

Только тут Смит, к своему удивлению, вдруг заметил, что она очень красивая женщина. Нет, совсем в другом роде, чем Софи. Спокойная неброская красота. Ясная, чистая и безмятежная. Марджори производила впечатление не то чтобы пассивной женщины, нет. Но была лишена каких-либо черт, указывающих на беспокойность натуры. Большие темно-серые глаза, чёрные волосы, уложенные пучком у основания шеи. Непринуждённость манер. Немного широковатые скулы и чётко очерченная линия подбородка. Фигура стройная, хоть и полноватая. И буквально на какую-то долю секунды Смит вдруг ощутил, как его неудержимо влечёт к этой женщине. Но ощущение тут же растаяло. Улетучилось до того, как могло перерасти в нечто большее, неожиданное и нежелательное, и сопровождалось острым приступом укоризны в собственный адрес. Вожделение сменила тоска. Тоска по Софи.

— Два дня тому назад, — начал он, — нет, теперь уже почти три, Билл предупредил меня об опасности. — И Смит описал встречу в парке Рок Крик, последовавшие затем нападения на него, историю с вирусом и смерть Софи. — У кого-то имеется в распоряжении живой вирус, — добавил он. — И эти люди убили Софи, а потом генерала Кильбургера и его секретаршу.

— Боже милостивый!.. — Лицо её посерело от страха.

— Пока не знаю, кто они и каковы их цели. И почему они охотятся за мной. Но Билл работает вместе с ними.

Она в ужасе прикрыла рот ладонью.

— О, нет! Это невозможно!

— Только это объясняет, почему он смог меня предупредить. А сам я сейчас пытаюсь выяснить другое. Работает ли он на них по собственной воле или по чьему-то секретному заданию?.. — Смит умолк, а затем, после паузы, не без колебания добавил: — Его ближайший друг из ФБР уверяет, что в Бюро никакого задания Биллу не давали.

— Лонни Форбс. Мне всегда нравился Лонни. — Она печально покачала головой. — Билл изменился. Стал жёстче. Более циничным. И во время тех двух последних встреч с ним я заметила, что его что-то угнетает. И ещё мне показалось, ему совсем не нравится ситуация, в которой он оказался. Он стыдится себя и в то же время не может остановиться или отступить. Потому что так уж устроен мир. — Марджори поднесла к губам чашку, увидела, что она пуста, и отставила в сторону. — Но все это, конечно, из области догадок. И ещё. Я ни за что больше не выйду замуж. Можно встречаться время от времени с каким-нибудь симпатичным мужчиной, но не более того. Просто я очень любила Билли. А он, как я уже говорила, больше всего на свете любил свою работу, это его и подвело. Знаю, он чувствует себя преданным. Он потерял веру. Если вы, конечно, понимаете, о чем это я.

Смит кивнул.

— Просто хочет получить свою долю в этом мире, где превыше всего ценят деньги. Не с ним первым такое случается. Учёные и врачи тоже не прочь сколотить побольше баксов. Назначают цену на каждую болезнь, лечат, спасают жизни. Уму непостижимо, до чего мы дожили!

— Но он не мог предать вас, — сказала Марджори. — И его раздирают противоречия.

— Он уже предал меня. Софи погибла.

Она хотела что-то возразить на это, но тут вдруг зазвонил мобильник Смита. Смит выхватил телефон из кармана.

— Да?

Это был Марти, и голос его звучал одновременно возбуждённо и испуганно.

— Я всегда говорил, Джон, что в этом мире небезопасно. — Он задыхался от волнения. — И только теперь понял это в полной мере. Ощутил на собственной шкуре. Ко мне ворвалась целая банда. Если точней, их было четверо. Ворвались в мой дом. И если найдут меня, то точно убьют. Наверное, все дело в тех изысканиях, что я для тебя проводил. А потому ты должен, просто обязан спасти меня!

Понизив голос, Смит спросил:

— Ты где?

— В другом моем доме, — Марти назвал адрес. И тут же испуганно взвизгнул: — Быстрей!

— Еду.

Смит извинился перед Марджори Гриффин, записал для неё номер своего мобильного телефона и попросил позвонить, если Билл вдруг объявится снова. А потом выбежал на улицу.

* * *

Быстро проехав мимо дома Марти, Смит успел заметить припаркованный в боковой аллейке серый фургон. Похоже, в машине никого не было, а высокая изгородь и шторы на окнах скрывали то, что творилось в доме. Смит огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Тогда он свернул за угол и подъехал к бунгало, располагавшемуся сразу за домом Марти. На лужайке у входа была установлена белая металлическая табличка с надписью: «Продаётся», немного проржавевшая по краям.

В окне первого этажа мелькнула какая-то тень, затем над подоконником появилась испуганная физиономия Марти.

Смит бросился к входной двери.

Марти отпер её. К груди он прижимал пачку каких-то бумаг и пульт дистанционного управления.

— Входи, входи! Да быстрее же! — Он насторожённо озирался по сторонам. — Будь на твоём месте Флоренс Найтингейл, мне бы уж давно настал конец. Что так долго?

— Будь я Флоренс Найтингейл, меня бы тут вообще не было. Мы с ней жили в разные века, — Смит запер за собой дверь и оглядел пустую комнату. — Ну, теперь рассказывай, что произошло.

Марти опустил жалюзи на окне и описал четверых незнакомцев, их оружие и попытки ворваться в бунгало. Тем временем Смит ходил по дому, проверяя замки на дверях и задвижки на окнах, а Марти трусил за ним по пятам смешной подпрыгивающей походкой. И вот, наконец, все жалюзи и шторы были опущены, и солнечный свет просачивался в помещение лишь тонкими лучиками, в которых танцевали пылинки. В доме было тихо и на первый взгляд — безопасно. Но последнее ощущение было обманчивым.

Вскоре Марти закончил свой рассказ и начал высказывать предположения относительно того, что произойдёт дальше.

— Ты прав, — мрачно перебил его Смит. — Скоро они начнут прочёсывать окрестности.

— Замечательно! Как раз то, что я хотел услышать, — Марти нервно улыбнулся. Улыбка походила на жуткую гримасу. Он явно храбрился.

Смит обнял друга за плечи и произнёс как можно спокойнее:

— Как они могли узнать о нас, Марти? Ты кому-нибудь говорил?

— Да ты что! Ни за какие коврижки!

— Тогда, должно быть, они выследили меня. Вот только понятия не имею, как это им удалось. — Он быстро перебрал в памяти все меры предосторожности, которые предпринимал с момента выезда из Фредерика. — На этот раз они не могли прикрепить к «триумфу» передатчик.

И тут вдруг он услышал это… странный звук, заглушавший привычные городские шумы. Сперва никак не удавалось сообразить, что это такое. Затем он понял и одновременно догадался, как именно они его выследили. В горле сразу пересохло. Он подбежал к окну, отодвинул край шторы и взглянул вверх.

— Черт! — Смит в ярости стукнул кулаком по стене. Марти тоже подошёл к окну и уставился на вертолёт, летевший совсем низко, к югу, над рядом выстроившихся друг за другом бунгало. Затем машина вдруг совершила резкий разворот и полетела к северу, к тому месту, где находился дом, в котором они прятались. И Смит вспомнил, что и раньше, отъезжая от дома Марти, слышал этот рокочущий звук.

Он чертыхнулся и снова стукнул кулаком по стене. Вот и ответ — «триумф». Ведь он точно знал, что на развязке у Геттисберга избавился от «хвоста» и что прикрепить «жучок» к машине они никак не могли. Но сколько ещё бегает по дорогам города старых «триумфов» 1968 года выпуска? Не так уж и много. И уж почти наверняка ни один из них не проезжал сегодня рано утром по автомагистрали федерального значения, направляясь из Фредерика в Вашингтон. Один из вертолётов он видел, когда завтракал в мотеле, в Гетесберге, но подумал, что машина эта принадлежит дорожной полиции, следящей за потоками движения. А от них всего-то и требовалось догадаться, что он поедет в Вашингтон. А потом внимательно следить с воздуха, выискивая его «триумф». Ведь и номерной знак остался прежним.

Стало быть, они сели ему на хвост ещё в Геттисберге. И вели до самого Вашингтона.

«Триумф» выдал его! Проклятие!

Голос Марти звучал строго и сдержанно.

— О'кей, Джон. У нас нет времени на твои вспышки гнева. Кроме того, не желаю, чтобы кто-либо пробивал в стенах моего дома дырки. Это дозволяется лишь мне, его хозяину. Лучше скажи, как нам теперь выходить из этой ситуации. Может, и я что подскажу.

— У нас почти не осталось времени. У тебя ведь вроде бы была машина? Она ещё цела?

Какой же он глупец, что поверил в безопасность своего «триумфа»! Хотя… хотя теперь этим можно воспользоваться. Ввести врага в заблуждение.

Марти кивнул.

— Да. Держу в гараже неподалёку от Массачусетс-авеню. Но, Джон, ты ведь знаешь, я уже больше не выхожу из дома! — Он прошёл в соседнюю комнату и нервно выглянул в окно. И по-прежнему не выпускал из рук стопки бумаг и пульта дистанционного управления, словно это были талисманы, призванные уберечь его от опасности.

— А теперь выйдешь, — жёстко приказал ему Смит. — Нам придётся выбираться отсюда, чтоб спасти свои задницы, и…

— Д-джон!.. Ты только посмотри! — И Марти ткнул пультом в сторону окна, выходившего на задний двор.

Через секунду Смит уже стоял рядом с ним с «береттой» в руке. Двое парней перелезли через изгородь и теперь направлялись прямёхонько к бунгало, где находились Марти со Смитом. Они двигались, низко пригибаясь к земле, как это делают солдаты в атаке. И ещё они были вооружены. Сердце у Смита забилось часто-часто. Стоявший рядом Марти буквально окаменел от страха. Смит опустил ему руку на плечо и слегка сжал, делая знак пригнуться пониже.

Он позволил парочке приблизиться футов на пятнадцать. Затем приподнял оконную раму, тщательно прицелился и дважды выстрелил парням в ноги. Он уже почти забыл, как это делается, но чисто мышечный рефлекс, видно, остался, сработал, и цель была поражена.

Парни со стонами и криками боли повалились на землю, точно подкошенные. И стали заползать под прикрытие растущих во дворе старых и толстых каштанов. Смит же поспешил в гостиную.

— Пошли, Марти!

Марти послушно шёл за ним по пятам. Сперва оба они выглянули из окна. Опасения Смита оправдались: вторая пара нападавших продвигалась к главному входу. Смит узнал одного из них — тот же крепенький мускулистый коротышка, что принимал участие в нападении на него в Джорджтауне. Они слышали выстрелы, и крепыш мигом нырнул в высокую траву и вытащил из кармана пиджака «глок». При этом он сильно ударился грудью о землю, но оружия из руки не выпустил. Реакция у его напарника оказалась похуже, он запоздал секунды на три. И все ещё стоял на полпути к дому, на вымощенной камнем тропинке, с зажатым в руке огромным армейским «кольтом».

Смит прицелился ему в ногу, выстрелил, но промахнулся. Мужчина бросился к выходу на улицу, но вторая пуля, выпущенная Смитом, настигла его. Из плеча потекла кровь, он рухнул на землю.

— Отличный выстрел, Джон, — заметил Марти, с беспокойством наблюдавший за происходящим.

Смит пытался оценить ситуацию. Тех двоих, что на заднем дворе, удалось вывести из строя. Но у главного входа остался лидер, живой и невредимый, а напарник его получил лишь лёгкое ранение. Теперь они будут осторожнее, но от цели своей вряд ли отступятся. А с вертолёта запросят подкрепления.

И Смит быстро спросил:

— Скажи, Марти, а твой туннель в обратном направлении действует?

Марти вскинул на него удивлённые глаза и кивнул.

— Ну, ясное дело, Джон. Было бы нелогично, если б не действовал.

— Тогда пошли!

Марти вбежал в спальню и нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Кровать отодвинулась, под ней открылась потайная дверца. Ещё одна команда — и дверца распахнулась.

— Давай за мной! — Крепко прижимая к груди бумаги и пульт, Марти скользнул в ярко освещённую шахту, куда вела металлическая лестница, спустился по ней и заковылял по подземному коридору с бетонными стенами.

Несколько секунд спустя Смит догнал его.

— А что, очень даже впечатляет, Март.

— Полезная, доложу тебе, штука. — Марти надавил на кнопку пульта. — Это я закрываю потайную дверцу, и кровать сама возвращается на место.

Они торопливо шагали по ярко освещённому туннелю. И вот дошли до конца, и Смит настоял на том, что поднимется первым. Оказавшись в маленькой ванной и тихо приотворив дверь, он вздрогнул. В гостиной находилось пять человек.

Сердце у него билось как бешеное. Он прислушался. Затем вдруг понял, что один из пятерых направляется к ванной.

Он скользнул обратно в шахту.

— Закрывай, Марти!

Встревоженный Марти закрыл потайную дверцу, ванна встала на место и прикрыла её. Секунду спустя они услышали над головой шаги. Затем послышался совсем другой звук — струи, льющейся в унитаз.

И тут Смит шёпотом объяснил Марти, чего он от него хочет.

Глава 19

Держа «беретту» наготове, Смит вскарабкался вверх по металлической лестнице. И, услышав, как открылась дверца над головой, затаил дыхание. Но ванна по-прежнему стояла на месте, не давая ей открыться полностью. Он приподнял пистолет в вытянутой руке, и тут раздался громкий стук — это ванна, сдвинувшись со своего обычного места, задела стену. Дверца распахнулась полностью, и ему стала видна не только вся ванная комната, но и гостиная. Смит еле сдержал злорадную улыбку. Ситуация оказалась даже лучше, чем он смел надеяться.

Прямо перед ним была спина мужчины, стоявшего у унитаза. Челюсть у парня так и отвисла. В этот момент он смотрел в зеркало и видел, как ванна, находившаяся позади, поднялась в воздух. Парень был не только потрясён до глубины души. Он даже не успел привести себя в порядок. «Молния» на брюках так и осталась расстёгнутой.

Но он был профессионалом. И, резко развернувшись, схватил своё оружие, которое положил на крышку бачка. И принял боевую стойку.

— Неплохо. Но все равно недостаточно хорошо. — И, изо всей силы размахнувшись, Смит ударил парня рукояткой «беретты» по колену. Он слышал, как треснула сломанная кость. Мужчина повалился на пол, громко стеная и сжимая обеими руками раненое колено. Его пистолет отлетел к двери.

Смит вышел из укрытия, схватил оружие противника, а затем вытащил из-за туалетного бачка портативную рацию. Теперь его жертва не только не могла стрелять, но и позвать на помощь — тоже.

— Эй! — взвыл раненый. Узкое его лицо искажала боль. Он пытался встать, но сломанное колено пронзила такая невыносимая боль, что парень вновь повалился на пол.

— О боже, — заметил Марти, выбираясь из потайного люка. Поспешно прошёл мимо парня и шмыгнул в коридор.

Смит последовал за ним, предварительно заперев дверь в ванную снаружи.

— Надеюсь, ты его не пристрелил, нет? — спросил Марти.

Смит подтолкнул его вперёд.

— Нет, только обезвредил. С него достаточно. Останется калекой. Чтоб починить колено, понадобится три или четыре операции. Так что он теперь для нас не представляет опасности. Пошли, Март. Нам действительно надо торопиться.

Они прошли через компьютерную комнату Марти, и тот на секунду остановился со скорбным лицом. Потом тяжко вздохнул и последовал за Смитом к клетке у входной двери, с которой выстрелом был сбит замок.

Смит приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. Серый фургон на месте. Смита так и подмывало пробить ему бак и взорвать, но вертолёт по-прежнему кружил над бунгало.

— Вот что, Март. Мы идём на Массачусетс-авеню, к твоей машине. Забирай свои лекарства и пошли.

— Ох, не нравится мне это, — проворчал Марти. Но тем не менее послушно подошёл к столу, взял с него маленькую кожаную сумочку и вернулся к входной двери, к Смиту. — Совсем даже не нравится. — Он нервно передёрнулся. — Весь этот мир, он полон чужаков!

Но Смит не стал обращать внимания на его жалобное нытьё. Может, Марти действительно боялся незнакомых людей, но Джону казалось, что на деле это был скрытый страх смерти.

— Старайся держаться поближе к зданиям, в тени деревьев, используй любой уголок, где можно спрятаться. И не смей бежать, бегущий человек всегда привлекает внимание. Если повезёт, с воздуха они нас не обнаружат.

Если все же обнаружат, схватки не миновать. А сейчас я попробую сломать их машину.

Тут Марти вдруг приподнял палец вверх. И широко, от уха до уха, ухмыльнулся.

— Уж это предоставь мне!

— Интересно, как это ты сделаешь и откуда? Не отсюда же?

— Попробую вывести из строя их компьютер.

Когда речь заходила об электронике, Смит ничуть не сомневался в способностях Марти.

— О' кей. Посмотрим, что у тебя получится.

Марти порылся в ящиках письменного стола и извлёк кожаный футляр размером с видеокамеру. Приотворил дверь и направил объектив на переднюю дверцу фургона. Затем снял с объектива крышечку, покрутил какие-то диски и надавил на кнопку.

— Ну, вот, дело сделано.

Смит недоверчиво покосился на него.

— Что-то не вижу никаких результатов.

— Ну, конечно, не видишь. Просто я использовал ПЭУ для разрушения бортового компьютера, контролирующего работу мотора.

— Что это, черт возьми, такое, ПЭУ?

— Переходящее электромагнитное устройство. Работает на радиочастотах. Типа статического электричества, только мощнее. Я построил этот прибор сам, и у меня получился ещё мощнее, чем обычно. Но у русских можно купить в тысячу раз более действенное. Помещается в портфель, способно вывести из строя промышленный объект и стоит около ста тысяч долларов.

Похоже, слова эти произвели на Джона должное впечатление.

— Захвати-ка эту штуку с собой, — сказал он и шагнул на крыльцо. — Пошли.

Марти застыл недвижимый на пороге своего бунгало. Смотрел на зеленую траву, синее небо над головой, пролетающие вдали автомобили. Вид у него был совершенно потерянный.

— Сколько прожито лет… — еле слышно протянул он и содрогнулся. — Знаешь, как это непросто, выйти туда…

— Ничего. У тебя получится, Марти, — подбодрил его Смит.

Марти сглотнул слюну и кивнул.

— О' кей. Я готов. Пошли!

Они сошли с крыльца и пробежали вдоль высокой изгороди к тому месту, где она образовывала угол у соседнего участка. Джон протиснулся сквозь колючий кустарник, Марти последовал за ним. Оказавшись на улице, Смит пошёл уже медленней и взял Марти под руку. Они походили на двух близких друзей, которые вышли прогуляться в солнечный денёк.

За спиной раздавался рокот вертолёта, зависшего над двумя бунгало. Впереди, в двух кварталах, находилась Массачусетс-авеню с очень оживлённым движением. Смит надеялся затеряться там, в толпе праздных гуляк, что неспешной рекой текла к Эмбасси-роуд, любуясь старинными историческими зданиями, памятниками и прочими достопримечательностями.

Но им не удалось. Едва они прошли один квартал, как рокот вертолёта стал ближе. Смит покосился через плечо. Вертолёт летел прямо на них.

— О господи! — Марти тоже увидел его.

— Живее! — скомандовал Смит.

Они метнулись в боковую улочку и побежали. Вертолёт летел следом, причём так низко, что едва не задевал верхушки деревьев. В спину им ударил ветер от мощных винтов. Затем раздались выстрелы — стреляли с вертолёта. Марти взвизгнул. Пули свистели в воздухе и ударялись об асфальт, вздымая фонтанчики пыли.

Смит схватил друга за руку и закричал:

— Бежим!

И они помчались вперёд так быстро, как только могли, причём Марти прихрамывал и приволакивал ноги, точно тряпичная кукла. Вертолёт промчался у них над головами, описал петлю и стал возвращаться.

— Быстрее! — Смит весь взмок от пота. Он уже буквально волок Марти за собой.

Вертолёт приближался.

Они ворвались на Массачусетс-авеню. И влились в толпу прохожих. Была пятница, и люди возвращались в офисы после ланча, уже строя планы на уикэнд и вечер.

— О, о! — Задыхаясь, Марти так и повис на Смите. Но тем не менее продолжал продвигаться вперёд. Он беспрестанно вертел головой, глаза дико расширены.

— Ты у меня молодец, — снова подбодрил его Смит. — Знаю, это было непросто, зато теперь мы хотя бы на время в безопасности. Где твоя машина?

— Рядом. На соседней улице, — пробормотал запыхавшийся Марти.

Смит поднял глаза и увидел, что вертолёт, совершив очередной разворот, кружит теперь над людной улицей в попытке разглядеть среди толпы беглецов. Смит взглянул на коричневато-жёлтую ветровку, голубую рубашку и мятые хлопковые брюки Марти — его обычный наряд.

— Сними-ка ветровку и обвяжи её вокруг талии.

— Ладно. Но все равно, они рано или поздно нас заметят. И сразу же пристрелят.

— А мы станем невидимками. — Смит, конечно, храбрился, желая подбодрить друга, но, похоже, это было единственно верным решением в данной ситуации. Он расстегнул военную рубашку, снял её, не сбавляя шага. Затем снял кепи, скатал вместе с рубашкой в тугой узелок и сунул его под мышку. Не слишком кардинальное превращение, но для преследователей, засевших в вертолёте и пытавшихся отыскать в толпе людей двоих мужчин, этого, возможно, будет достаточно.

Они прошли ещё квартал, вертолёт не отставал. Смит покосился на Марти — лицо у того было потное и несчастное. Однако он умудрился выдавить улыбку. Смит улыбнулся в ответ, хоть нервы были натянуты до предела.

Вертолёт приблизился. Вот он почти уже у них над головами.

— Вот она! — возбуждённо воскликнул Марти. — Я узнаю эту улицу. Давай сюда!

Смит не спускал глаз с вертолёта.

— Пока что рано. Нагнись и сделай вид, что завязываешь шнурок.

Марти, сопя и пыхтя, наклонился и стал возиться со шнурком на теннисной туфле. Смит нагнулся и начал отряхивать с брюк воображаемую пыль. Мимо торопливо проходили люди. Эти двое мешали движению, и прохожие раздражённо косились на них. Вертолёт пролетел вперёд.

— Давай! — крикнул Смит. И первым стал проталкиваться сквозь толпу, расчищая путь для Марти. Десять-двенадцать шагов — и они оказались на узенькой боковой улочке, напоминавшей аллею. Марти подвёл друга к трехэтажному зданию из жёлтого кирпича с широкой гаражной дверью. Рядом находилась будка для сторожа, но машин, въезжающих или выезжающих из гаража, видно не было. Смиту не понравилось, что крыша у здания плоская. На такую вполне мог сесть вертолёт.

Марти показал удостоверение личности изумлённому сторожу. Тот впервые увидел владельца упомянутой в документах машины.

— Надолго вы её берете, мистер Зеллербах?

— Пока что ещё не знаем, — ответил за Марти Смит.

Сторож снова внимательно сверился с документами и пропустил их на второй этаж, где рядами выстроились автомобили, прикрытые брезентовыми чехлами.

Сняв чехол с предпоследней в ряду, Смит удивлённо вытаращил глаза.

— "Роллс-Ройс"? «Сильвер клауд»?

— Ещё моего отца, — стеснительно ухмыльнулся Марти. «Сильвер клауд» стукнуло вот уже тридцать лет, но авто сверкало, как новенькое, словно только что сошло с конвейера из-под умелых рук давным-давно забытого мастера, который создал такое чудо. Когда сторож включил зажигание и осторожно вывел машину из ряда к выходу, мотор мурлыкал так тихо, что Смиту просто не верилось, что он работает. Ни стука, ни скрипа, ни тарахтения.

— Прошу вас, мистер Зеллербах. — В голосе сторожа звучала гордость. — Это наша красавица. Лучшая машина во всем гараже. Рад, что она, наконец, поедет куда-то. А то совсем застоялась.

Смит взял ключи и велел Марти устраиваться на заднем сиденье. Рубашку он надевать не стал, а вот кепи надел и низко надвинул на лоб, чтобы больше походить на шофёра. Какое-то время неподвижно сидел за рулём из цельного куска красного дерева и изучал приборную доску. Затем с чувством некоего благоговения выжал сцепление и вывел элегантный автомобиль из гаража на узкую боковую улочку. Почти во всех городах Америки на «Роллс-Ройс» непременно пялились бы, как на некое диво. Но только не в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Вашингтоне. В этих городах «Роллс— Ройсов» было предостаточно, и все знали, что в таких дорогих и роскошных автомобилях могут разъезжать только послы, знаменитости или чиновники самого высокого ранга.

— Ну, как тебе, Джон? — спросил с заднего сиденья Марти.

— Все равно, что летишь на волшебном ковре-самолёте, — ответил Смит. — Превосходная машина!

— Поэтому и сохранил её, — Марти улыбнулся и с самым довольным видом откинулся на спинку мягкого сиденья. Здесь он чувствовал себя защищённым от всего враждебного окружающего мира, и настроение у него сразу же улучшилось. Он положил рядом бумаги и чёрную кожаную коробочку с лекарствами и заметил с тихим смешком: — А знаешь, Джон, если тот парень в ванной расскажет своим приятелям о чёрном ходе, им все равно ни за что не додуматься, как он работает! — И Марти приподнял руку с зажатым в ней пультом управления. — Кретины! Мы их сделали!

Смит расхохотался и посмотрел в зеркало заднего вида. Вертолёт отстал и растерянно кружил сейчас в квартале от них. Он вывел роскошный автомобиль на Массачусетс-авеню. Мотор «Сильвер клауд» по-прежнему работал бесшумно.

— А что там за бумажки у тебя на сиденье? Распечатки того, что удалось выудить из компьютера? — спросил он Марти.

— Ага. Есть хорошие новости. Но есть и плохие.

И Марти стал рассказывать о результатах своих поисков, а они тем временем проехали Дюпон-серкл и устремились через город на север, к автомагистрали под номером I-95. Марти рассказывал, Смит оставался настороже, готовый к любым неприятным неожиданностям. У него было ощущение, что в любой момент они снова могут подвергнуться нападению.

Услышав последнюю фразу друга, он удивлённо взглянул на него в зеркальце.

— Так тебе действительно удалось найти сообщение из Института имени принца Леопольда?

Марти кивнул.

— И ещё доклады об этом вирусе из Ирака.

— Просто поразительно! Спасибо, дружище. Ну а как насчёт записей телефонных переговоров Софи? И что узнал о Билле Гриффине?

— Ничего. Извини, Джон. Я, правда, очень старался.

— Знаю, знаю. Ладно. Потом прочту, что ты там надыбал.

Они приближались к выезду с Коннектикут-авеню, к тому месту, где начинался парк Рок Крик в Мэриленде. Смит проехал в ворота парка и остановил «Роллс-Ройс» на тихой лужайке, окружённой высокими толстыми деревьями. Марти протянул ему две распечатки со словами:

— Все остальные записи и материалы уничтожены директором Информационного медицинского центра.

— Решением сверху! — чертыхнулся Смит. — Проклятие! Наверняка за всем этим стоят люди из правительства или армейской верхушки. Или же у негодяев, которые сотворили все это, больше власти, чем я предполагал.

— Знаешь, это меня пугает, Джон, — заметил Марти.

— Меня тоже. А вот кто за этим стоит, мы, думаю, скоро выясним.

И Смит принялся читать сообщение из Института имени принца Леопольда.

В нем доктор Рене Жискур описывал случай, произошедший много лет тому назад, когда он работал в полевом госпитале, развёрнутом в дикой глуши, в джунглях боливийской Амазонии. Там он столкнулся с новой вспышкой лихорадки «Мачупо». И у него практически не было времени поразмыслить над неподтверждёнными слухами из далёкого Перу. Но появление нового вируса, о котором говорила Софи, подстегнуло память. Он порылся в бумагах и отыскал свои старые записи. Но не сам доклад. Ещё тогда молодой учёный особо отметил необычную комбинацию гантавируса и симптомов геморрагической лихорадки, а также тот факт, что все это каким-то образом связано с обезьянами.

Смит призадумался. Что могло привлечь внимание Софи в этом сообщении? Фактов совсем немного, лишь смутные воспоминания о некой, почти анекдотичной истории, связанной с работой в джунглях. Может, упоминание о «Мачупо»? Но ведь сам Жискур не проводил никаких параллелей, никак не связывал старый вирус с новым, к тому же антитела, выделенные из «Мачупо», не оказали никакого воздействия на неизвестный вирус. Что, в свою очередь, позволяет предположить, что этот новый неизвестный вирус действительно существует в природе. Но исследователи и без того пришли к этому выводу. Может, упоминание о Боливии? Или Перу? Но почему и в какой связи?

— Это важно? — спросил Марти. Он так и горел желанием помочь.

— Пока что не знаю. Подожди, дай прочесть остальное.

Там было ещё три доклада — все из иракского министерства здравоохранения. В первых двух упоминались случаи трех загадочных смертей год тому назад в Багдаде, причины которых так и остались невыясненными. Но в целом врачи склонялись к тому, что вызвал их гантавирус, переносчиком которого являлись обитавшие в пустыне мыши. Голод загнал их в город, где они расплодились и стали распространителями заразы. В третьем упоминалось о ещё трех пострадавших от того же заболевания в Басре, но всем троим удалось выжить. Всем троим — в Басре. Смит почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Одинаковое количество умерших и выживших. Точно контрольный эксперимент. А что, если все три американские жертвы тоже стали частью какого-то злодейского плана? Плюс ещё прослеживалась отчётливая связь с тремя американцами, принимавшими участие в операции «Буря в пустыне».

И тут вдруг он со всей ясностью осознал, куда должен теперь ехать. В Ирак. Ему просто необходимо выяснить, кто именно умер, а кто выжил. И почему…

— Мы едем в Калифорнию, Марти. Есть там один человек, он нам поможет.

— Я не полечу.

— Ничего не попишешь, придётся.

— Но, Джон… — запротестовал было Марти.

— Прекрати, Марти. Теперь мы с тобой одна команда. Кроме того, тебе прекрасно известно, насколько далеко ты можешь зайти в разных безумных выходках. И расценивай эту как одну из самых диких.

— Просто не вижу ничего позитивного в этой ситуации. И потом, знаешь ли, я могу и сломаться. Нет, мне этого вовсе не хочется, ты уж поверь. Но даже у Александра Македонского были приступы.

— Он страдал эпилепсией. А у тебя болезнь Асперджера, и имеются медикаменты, чтобы контролировать своё состояние.

Марти весь так и сжался.

— Тут возникла одна маленькая проблема. Как раз с лекарствами.

— Разве ты не захватил с собой сумочку?

— Захватил. Но там осталась всего одна доза.

— Ничего, раздобудем тебе сколько надо в Калифорнии. — Марти скроил скорбную гримасу, а Смит снова завёл мотор и вывел «Роллс-Ройс» на центральную автомагистраль. — Но нам понадобятся деньги. Армия, ФБР, возможно, даже полиция и те люди с вирусом уже наверняка позаботились о том, чтобы закрыть все мои банковские счета и аннулировать кредитные карты. А до твоих не добрались.

— Ты прав. И поскольку мне все же дорога моя жизнь, думаю, нам придётся держаться вместе. По крайней мере, какое-то время. Ладно. Считай это добровольным пожертвованием. Как считаешь, пятидесяти тысяч хватит?

Смит был потрясён. Для него это была огромная сумма. Но потом он подумал, что для Марти деньги мало что значат.

— Что ж, пятьдесят тысяч будет в самый раз!

* * *

Силясь перекричать рёв винтов и завывание ветра, Надаль аль-Хасан орал в трубку:

— Мы их потеряли, да! — На нем были тёмные очки, они прикрывали чуть ли не половину узкого, как нож, лица. Казалось, очки поглощают солнечный свет, точно чёрные дыры.

Сидевший у себя в кабинете, в доме у озера Адирондак, Виктор Тремонт выругался:

— Черт! А кто такой этот Мартин Зеллербах? Почему Смит пошёл именно к нему?

Аль-Хасан прикрыл ухо ладонью, чтоб лучше слышать.

— Я это выясню. Как насчёт армии и ФБР?

— Смит официально объявлен в розыск. По подозрению в убийстве Кильбургера и той женщины. Ведь он был последним, кто видел их в живых. И полиция, и армия разыскивают его. — Из трубки доносился рокот винтов, и Тремонту тоже пришлось кричать, словно он находился в вертолёте с аль-Хасаном. — За ситуацией следит Джек Макграу через свой источник в Бюро.

— Это хорошо. Дом Зеллербаха битком набит компьютерным оборудованием. Причём самым современным и совершённым. Возможно, именно это объясняет причину появления у него Смита. И не исключено, что, проанализировав работу Зеллербаха со всей этой аппаратурой, нам удастся выяснить, что именно ищет Смит.

— Пошлю Хавьера в Вашингтон. Скажи, твои люди не сняли наблюдение с больниц, где находились пострадавшие от вируса, особенно те, кто выжил? Пока что ещё наверху ничего не знают о выживших, но скоро узнают. И когда Смит услышит об этом, он наверняка попробует с ними связаться.

— Я уже позаботился об этом.

— Прекрасно. А где Билл Гриффин?

— Понятия не имею. Сегодня не появлялся.

— Найди его! И срочно!

Глава 20

7.14 вечера

Нью-Йорк

Мерсеру Холдейну, главе «Блэнчард Фармасьютикалз Инк.», едва удалось изобразить улыбку, когда секретарша, миссис Пендрагон напомнила ему о завтрашнем заседании Совета директоров. Тем не менее он самым весёлым и приветливым тоном пожелал ей спокойной ночи. И, оставшись один, погрузился в мрачные раздумья. На нем был смокинг и белый шёлковый галстук. Сегодня вечером должен был состояться торжественный обед для членов Совета директоров компании, такие обеды устраивались раз в квартал, но Холдейну было не до торжеств.

Холдейн страшно гордился компанией «Блэнчард», её историей и перспективами. Основана она была ещё в 1884 году Эзрой и Элией Блэнчардами и первое время располагалась в гараже, где братья наладили производство мыла и крема для лица по рецептам своей покойной матушки. Компания росла и развивалась под руководством то одного, то другого Блэнчарда и постепенно перешла на производство продуктов ферментации. Во время Второй мировой войны «Блэнчард» оказалась в числе немногих фармацевтических фирм, которым выпала большая честь — производить только что изобретённый пенициллин для нужд фронта. Это сразу же повысило статус компании, и на неё так и посыпались выгодные заказы. Рост продолжался и после войны, особенно бурное развитие пришлось на 1960-е. Двадцать лет спустя, в начале 1980-х, последний представитель славного рода Блэнчардов передал управление компанией Мерсеру Холдейну. Он проработал в качестве управляющего до начала 1990-х. А десять лет тому назад стал ещё и председателем Совета директоров. И считал, что компания находится в полной его власти.

Всего каких-то два дня тому назад будущее «Блэнчард» представлялось ему в самом розовом свете. Виктор Тремонт был его открытием — блестящий биохимик, в полной мере наделённый не только творческим талантом, но и выдающимися организаторскими способностями. Холдейн неспешно вводил Тремонта в курс дела, знакомил его со всеми производственными операциями. В Викторе он видел своего преемника. А четыре года тому назад не кто иной, как сам Холдейн, выдвинул кандидатуру Виктора в руководители Совета директоров, хотя и сохранил за собой право решающего голоса. Он знал, как рвётся Виктор к единоличному управлению компанией, как претит ему всякий контроль со стороны, но считал это плюсом. Из человека без амбиций никогда не получится хорошего руководителя, чем заманчивей перспективы роста, тем больше старания он будет проявлять.

Только сегодня Мерсер Холдейн понял, как заблуждался:

Год тому назад новый аудитор представил финансовый отчёт по исследованиям, который показался ему, мягко говоря, странным. Аудитор проявлял озабоченность, даже нервничал. Средств и фондов на доведение проекта до конца явно не хватало. Холдейн объяснял это отсутствием у новичка опыта, тот не был посвящён в различные особенности исследовательских и опытных разработок в фармацевтической промышленности. Но Холдейн и сам был не чужд осторожности в таких вопросах, а потому пригласил второго независимого аудитора из другой фирмы, чтобы тот копнул поглубже.

Результаты оказались просто ошеломляющими. Холдейн получил отчёт о проверке два дня тому назад. Выяснилось, что с помощью весьма хитроумной модели из всяческих мелких уловок, еле заметных нарушений — перерасходов, недостач, трансфертов, заимствований, превышения плановых поставок и возмещения расходов, мелких краж и утечек разного рода — из бюджета компании за десять лет было похищено около миллиарда долларов. Целый миллиард! Причём из статей расходов, предназначенных как раз на исследовательские и опытные разработки. Кроме того, обнаружился некий малобюджетный проект, о существовании которого Холдейн никогда не слышал. Проследить за всеми этими утечками было чрезвычайно трудно, очень уж запутаны были все бумаги и бухгалтерские отчёты фирмы, и оба аудитора признавали, что далеко не уверены в своих выводах. Однако оба выражали уверенность в том, что можно и нужно получить разрешение на проведение более тщательного расследования.

Холдейн поблагодарил их за отличную работу, сказал, что непременно свяжется с ними, и первым делом подумал о Викторе Тремонте. При этом он ни на секунду не поверил, что миллиард долларов можно украсть путём таких мелких уловок или что Виктор виноват в краже. Но, вполне возможно, что его нетерпеливый заместитель распорядился запустить некий новый секретный научно-исследовательский проект и утаил это от него, Холдейна. Да, этого от него вполне можно было ожидать.

Он не стал предпринимать никаких резких движений. До начала торжественного обеда они с Виктором все равно встретятся в его нью-йоркском офисе. И тогда он выложит ему все, что знает, и потребует объяснений. И тем или иным способом выяснит, существует ли некая тайная программа или нет. Если да, ему придётся уволить Виктора. А проект, если он окажется выгодным, можно и оставить. Если же такой программы не существует в природе и Виктор не сможет объяснить пропажу миллиарда долларов, он уволит его тотчас же.

Холдейн тяжело вздохнул. Нет, конечно, это страшная трагедия, то, что произошло с Виктором, и в то же время он ощущал нетерпение и азарт, от которых, казалось, кровь так и закипала в жилах. Да, он стареет, но ещё не потерял вкуса к хорошей драчке. Особенно к такой, где он наверняка одержит победу.

Услышав шум поднимающегося частного лифта, он довольным взглядом окинул роскошный офис с видом на город до самого Бэттери и залив. Затем плеснул в рюмку лучшего коньяка, который только можно было найти за деньги, и вернулся к письменному столу. Открыл коробку, выбрал сигару, закурил и выпустил первую ароматную струю дыма как раз в тот момент, когда лифт остановился. И из него вышел Виктор Тремонт, тоже в смокинге и белом галстуке.

Холдейн поднял на него глаза.

— Добрый вечер, Виктор. Налей себе бренди.

Тремонт не двигался с места, стоял и разглядывал сидевшего в кресле старика с сигарой.

— А вы что-то неважно сегодня выглядите, Мерсер. Проблемы?

— Наливай бренди, и мы их обсудим.

Тремонт налил в рюмку немного чудесного старого коньяка, тоже взял сигару из коробки, уселся в удобное кожаное кресло прямо напротив Холдейна, закинув ногу на ногу.

— Тогда давайте не будем терять драгоценного времени. Перед обедом мне ещё надо заехать за одной дамой. В чем я на сей раз провинился?

Холдейн нахмурился. Ему явно бросали вызов. И он решил без обиняков приступить к делу и сбить с этого Тремонта спесь.

— Похоже, у нас обнаружилась недостача чуть ли не в миллиард долларов. Скажи, что ты сделал с этими деньгами, Виктор? Украл или вложил в некий сомнительный проект?

Тремонт мелкими глотками пил бренди, затем стряхнул с сигары пепел и кивнул — с таким видом, точно ожидал именно этого вопроса. Его длинное аристократическое лицо оставалось в тени.

— А, понимаю. Тайный аудит. Так и думал, что дело кончится чем-то в этом роде. Что ж, ответ мой прост. И да… и нет. Денег я не крал. Но, действительно, вложил их в один проект. Свой собственный.

Холдейн едва сдержал гнев.

— И как долго все это продолжалось?

— О, лет десять или около того. Через пару лет после той экспедиции в Перу за пробами, в которую вы сами меня отправили. Ну, когда я ещё работал в главной исследовательской лаборатории. Помните?

— Целых десять лет! Быть того не может! Чтоб ты так долго водил меня за нос! Нет, это нечто неслыханное! Что за…

— Как видите, мог. И водил. Не один, разумеется. Удалось сколотить внутри компании надёжную команду. Из лучших людей. До них дошло, что при осуществлении моего проекта можно заработать многие миллиарды, вот и подписались на него. Умелый, творческий подход к бухгалтерским делам, помощь со стороны службы безопасности, несколько замечательных учёных, моя частная лаборатория вне стен этого заведения, большая преданность делу, поддержка определённых кругов в правительстве и среди военных — и voila! — вот вам и проект «Гадес». Изобретённый, тщательно спланированный, разработанный и готовый вступить в действие. — Виктор Тремонт снова улыбнулся и взмахнул сигарой, точно волшебной палочкой. — Через несколько недель, самое большее месяцев, моя команда и «Блэнчард» начнут зарабатывать миллиарды. Возможно, даже сотни миллиардов долларов! И все разбогатеют. И моя команда, и Совет директоров, и держатели акций… И, разумеется, вы тоже.

Сигара Холдейна так и застыла в воздухе.

— Да ты просто безумец!

Тремонт расхохотался.

— Ну, это вряд ли. Просто хороший бизнесмен, увидевший возможность заработать огромное состояние.

— Нет, безумец! И ещё ты пойдёшь в тюрьму! — рявкнул Холдейн.

Тремонт поднял руку.

— Успокойтесь, Мерсер. Неужели вам не интересно знать, в чем заключается проект «Гадес»? Почему он сделает всех богатыми просто до неприличия, в том числе и вас, несмотря на то, что вы даже не выказываете ни малейших признаков благодарности?

Мерсер Холдейн растерялся. Тремонт признавал, что использовал фонды компании для проведения секретных исследований. От него следует избавиться, возможно даже — подвергнуть преследованию в судебном порядке. Но он талантливейший химик, и легально его проект принадлежит «Блэнчард». Возможно, эта затея действительно может принести огромные деньги. И долг его, как председателя Совета директоров и управляющего, всеми средствами содействовать процветанию и развитию фирмы.

Холдейн слегка склонил красивую седую голову набок.

— Не вижу пока, как это может изменить сложившуюся ситуацию, Виктор, но все же хотелось бы знать, в чем заключается ваша блестящая идея?

— Помните, как тринадцать лет тому назад вы послали меня в Перу? Там, в глухом районе джунглей, я обнаружил весьма странный вирус. Смертельно опасный в большинстве случаев. Но у одного из племён имелось против него средство. Они пили кровь обезьян определённого вида, являвшихся носителями этой болезни. Это заинтересовало меня, и я привёз домой вирус, выделенный из клеток его жертв, а также пробы крови обезьян. Открытие меня просто потрясло. И в то же время в нем была такая законченная и элегантная логичность.

— Продолжай! — Холдейн весь так и подался вперёд. Виктор Тремонт отпил большой глоток коньяка, одобрительно кивнул, облизал губы и улыбнулся боссу.

— Обезьяны были заражены тем же вирусом, что и человек. Но он отличался одной особенностью. Он мог находиться в состоянии спячки в организме носителя на протяжении многих лет; нечто подобное наблюдается с вирусом СПИДа. Да, время от времени человека немного лихорадило, головные боли, ломота в костях и прочее, но в целом ничего смертельного. И вот в какой-то момент происходит мутация, вирус просыпается. У человека наблюдаются симптомы сильной простуды или гриппа на протяжении примерно двух недель, а затем он погибает. То же происходит и с обезьянами. Однако это и послужило ключом к разгадке, у обезьян это случается раньше, а болезнь протекает гораздо легче. Многие обезьяны выживают, а в их крови были обнаружены антитела, нейтрализующие вирус-мутант. Латиноамериканские индейцы узнали это, полагаю, методом проб и ошибок и, когда чувствовали, что заболевают, начинали пить обезьянью кровь и успешно излечивались. В большинстве случаев, если кровь была от нужной обезьяны.

Тремонт подался вперёд.

— Прелесть этого симбиоза заключается в том, что как бы ни мутировал вирус, мутация всегда проявлялась сначала у обезьян. А это, в свою очередь, означает, что всегда можно получить антитела. На что только не способна природа, просто уму непостижимо!

— Да, поразительно, — сухо заметил Холдейн. — Однако не вижу в этой твоей истории никаких предпосылок к получению несметных доходов. Существует ли этот вирус в других регионах, где нет естественного противоядия?

— Абсолютно нигде, насколько нам известно. Это и есть главный ключ к проекту «Гадес».

— Не понимаю. Посвяти меня, я весь нетерпение.

Тремонт рассмеялся.

— Не все сразу, Мерсер. Потихоньку, помаленьку. — Он встал и подошёл к бару. Налил себе ещё коньяка. Затем снова уселся в кресло, закинув ногу на ногу. — Нет, само собой разумеется, мы не будем импортировать миллионы несчастных обезьян и убивать их, чтоб затем пить их кровь. Я уже не говорю о том, что далеко не все обезьяны могут быть носителями антител и что кровь вообще слишком быстро разлагается. Так что первым делом нам пришлось выделить антитела и сам вирус из крови. А уже потом подумать, как делать это на промышленном, так сказать, уровне, и обеспечить самый широкий спектр сывороток, соответствующих разным типам спонтанных мутаций.

— Полагаю, ты тем самым хочешь сказать, что успешно выполнил все эти задачи?

— Именно. Мы выделили вирус и в течение года разработали технологию производства на промышленном уровне. На остальное тоже ушло немало времени, рекомбинантную сыворотку удалось получить только в прошлом году. Зато теперь у нас подготовлены миллионы доз. Мы запатентовали наше изобретение, назвали его лекарством от обезьяньего вируса. О человеческом вирусе, разумеется, ни слова. Всему этому способствовала изрядная доля везения. Произвели все необходимые расчёты и выяснили, что прибыль, которую можно получить, с лихвой перекроет все наши расходы. Ну и ждём теперь разрешения от Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами.

Холдейн недоверчиво вскинул на него глаза.

— Ты что же, хочешь сказать, что у вас до сих пор нет на него разрешения АКПЛ?

— Как только разразится эпидемия в мировом масштабе, мы тут же получим его, будьте уверены.

— Как только разразится? — Настал черёд Холдейна смеяться. — Какая ещё эпидемия? Ведь ты же только что говорил, Виктор, что никакой эпидемии вируса нет и, стало быть, сыворотку применять не на ком?.. О господи, Виктор…

Тремонт улыбнулся.

— Нет, так будет.

— Что это значит, «будет»? — вздрогнул Холдейн.

— Совсем недавно в США зарегистрированы шесть случаев заболевания. Троих больных удалось успешно вылечить с помощью нашей сыворотки. Но ожидается куда большее число жертв, плюс ещё свыше тысячи смертей, зарегистрированных за рубежом. Через несколько дней весь мир осознает, с чем ему пришлось столкнуться. Малоприятная перспектива.

Мерсер Холдейн сидел за своим столом совершенно неподвижно. Коньяк забыт. Сигара уже прожгла столешницу — в том месте, где кусок тлеющего пепла выпал из пепельницы. Тремонт выжидал, улыбка не сходила с его холёного лица. Серебристые волосы и загорелая кожа лица слегка поблёскивали в свете лампы. Когда Холдейн, наконец, заговорил, в голосе его звучала такая боль, что даже Тремонту стало несколько не по себе.

— Ты рассказал мне о своём плане не все. Утаил какую-то часть.

— Возможно, — кивнул Тремонт.

— О чем именно ты умолчал?

— Вы не захотите знать.

Какое-то время Холдейн пытался осмыслить услышанное.

— Нет, так не пойдёт. Ты отправишься в тюрьму, Виктор. Ты никогда не будешь работать ни здесь, у меня, ни где бы то ни было ещё.

— Может, все же пожалеете меня? Ведь и вы увязли в этом деле по горло.

Белые брови Холдейна сердито и удивлённо взлетели вверх.

— Я никому не позволю шан…

Тремонт усмехнулся.

— Ах, перестаньте. Вы увязли даже глубже, чем я. Я хоть, по крайней мере, позаботился о том, чтобы прикрыть свою задницу. Ведь на каждом распоряжении, каждом отчёте о приобретениях и расходах стоит ваша подпись. На все, чем мы занимались, имелось ваше разрешение в письменной форме. И все эти подписи и документы в большинстве своём вполне реальны. Поскольку, когда вы пребываете в раздражении, то подписываете все бумаги не глядя, лишь бы не видеть их на столе. Я кладу их перед вами, вы чиркаете свою подпись и прогоняете меня прочь, как провинившегося школяра. Ну а остальное, конечно, подделки, но от настоящих не отличить. Один из моих людей оказался настоящим экспертом по этой части.

Точно старый, утомлённый в схватках лев, Холдейн подавил приступ ярости. Он внимательно изучал лицо своего протеже и оценивал для себя потенциальную опасность и выгоды того, что только что выяснилось. Затем, ворча, как старый брюзга, вынужден был признать, что доходы, действительно, могут быть астрономическими. И что надо бы вовремя позаботиться о том, чтобы не упустить свою долю. И одновременно он пытался угадать, есть ли тут какой-то подвох, ошибка, могущая привести к провалу.

И увидел её.

— Правительство, учитывая масштабы опасности, может затребовать себе контроль над массовым производством сыворотки. Приказать отдать это чудодейственное средство миру. Просто отобрать у нас это изобретение. В интересах национальной безопасности и все такое прочее.

Тремонт покачал головой.

— Нет. Они не смогут производить сыворотку до тех пор, пока мы не посвятим их во все детали. И потом, ни у кого пока что нет таких производственных мощностей. Не станут они у нас ничего отбирать. Во-первых, потому, что у нас на руках все необходимые материалы и технологии. Во-вторых, американское правительство вообще никогда не пойдёт на то, чтоб лишить нас прибыли. Такова уж часть национальной экономической политики, которой мы хвастаемся перед всем миром. У нас капиталистическое общество, и мы неустанно твердим о незыблемости его ценностей. Кроме того, мы будем работать не покладая рук, чтобы спасти человечество, а стало быть, заслуживаем награды. Да, разумеется, у нас были финансовые нарушения, но мы использовали эти деньги опять же во благо всего человечества, и вряд ли они станут глубоко копать и слишком придираться. К тому же все расходы будут очень скоро возмещены.

Холдейн скроил скорбную мину.

— Так, значит, эпидемии не миновать. На мой взгляд, во всем этом есть всего один положительный момент. То, что у вас имеется панацея. А стало быть, потери вряд ли будут велики.

Тремонт понял, что Холдейн говорит все эти циничные вещи скорее с целью убедить себя. Да, как всегда случалось у него с Холдейном, он верно все просчитал. И он обвёл взглядом роскошный кабинет босса, словно запоминая каждую мельчайшую деталь.

Затем снова остановил взгляд на Холдейне, и глаза его приняли ледяное и отрешённое выражение.

— Но чтоб все это сработало, мне необходимо единоличное управление. Так что завтра, на собрании членов Совета директоров, вам придётся объявить о своей отставке. И о том, что отныне компания передаётся в мои руки. Я буду директором и председателем исполнительного комитета. Вы можете остаться председателем Совета директоров, если, конечно, хотите. Обещаю, вы будете посвящены во все подробности производства больше, чем кто-либо из других членов Совета. Но все это только в том случае, если через год уйдёте на покой. Причём, обещаю, с очень солидной выплатой по вашей доле акций и более чем приличной пенсией. А я займу место председателя.

Холдейн смотрел на своего протеже, вытаращив глаза. Старый боевой лев терял позиции. Этого он не ожидал и совершенно растерялся. Нет, он явно недооценивал этого наглеца Тремонта.

— А что, если я откажусь?

— Не получится. Патент зарегистрирован на имя моей корпоративной группы, где я являюсь главным держателем акций. Лицензия выдана «Блэнчард» за большую процентную плату. Кстати, вы сами одобрили это нововведение всего лишь несколько лет тому назад, так что все вполне законно. Но не волнуйтесь. «Блэнчард» не останется обиженным, и вы тоже. Совет директоров и держатели акций получат такие доходы, что и не снилось. Мало того, все мы станем героями, спасителями мира от поистине апокалиптической катастрофы, похуже, чем бубонная чума.

— Ты все время обещаешь мне какие-то неслыханные доходы. Причём вне зависимости от того, уйду я или останусь. Так что не вижу особых причин покидать свой пост. Вполне справлюсь с управлением сам, а заодно прослежу за тем, чтобы и ты получил достойное вознаграждение.

Тремонт лишь усмехнулся. Он уже предвкушал, как скоро разбогатеет, подобно царю Мидасу. Затем перевёл взгляд на Холдейна и сразу помрачнел.

— Проект «Гадес» будет иметь невиданный успех, ничего подобного фирме «Блэнчард» прежде и не снилось. Но, хотя на бумагах вы все это и одобряли, на деле не знали ничего и никакого вклада не внесли. И если станете выступать, то в лучшем случае будете выглядеть просто идиотом. А в худшем — продемонстрируете свою полную некомпетентность. Да любой заподозрит, что вы пытаетесь украсть мой труд, воспользоваться его плодами. Так что, если до этого дойдёт, я немедленно созову Совет директоров, приглашу всех держателей акций, и вас вышибут пинком под зад, даже ахнуть не успеете.

Холдейн едва не задохнулся от ярости. Даже в самом кошмарном сне ему не могло привидеться нечто подобное. Его взяли за горло, хватка была железной, контроль над ситуацией полностью потерян. И им овладело ощущение полной беспомощности, сродни той, какую испытывает рыба, безнадёжно запутавшаяся в крепких сетях. Он не мог подобрать нужных слов. Тремонт прав. Только дурак будет спорить и сражаться с ним сейчас. Лучше уж доиграть навязанную ему игру до конца и уйти с добычей. И, едва решив это, он тут же почувствовал себя лучше. Не то чтобы хорошо, но значительно лучше.

Он пожал плечами.

— Что ж, тогда пошли обедать.

Тремонт рассмеялся.

— Снова узнаю старину Мерсера! Да не кисните вы, нет причин! Скоро будете очень богаты и знамениты.

— Я и без того уже богат. А слава, она меня как-то мало волнует.

— Пора привыкать. И уверяю, войдёте во вкус, и вам понравится. Только представьте, вы сможете играть в гольф с бывшими президентами!

Глава 21

4.21 вечера

Сан-Франциско, Калифорния

Использовав кредитную карту Зеллербаха, Смит с Марти прибыли в Международный аэропорт Сан-Франциско в конце дня, в пятницу, на нанятом ими частном самолёте. Обеспокоенный тем, что Марти остался без лекарства, Смит тут же поймал такси, и они поехали в центр города и нашли аптеку. Фармацевт позвонил в Вашингтон врачу Марти, чтобы тот дал подтверждение, но доктор попросил подозвать к телефону самого Марти, всячески подчёркивая, что хочет сперва поговорить с ним. Смит слушал их беседу по спаренному аппарату.

Голос врача звучал как-то странно, скованно и нервно, и задавал он какие-то несвязные, не имеющие отношения к делу вопросы. И затем вдруг спросил, один ли сейчас Марти или с подполковником Смитом.

У Смита бешено забилось сердце, он выхватил трубку из рук Марти и повесил её.

Фармацевт удивлённо взирал на них из-за стеклянного прилавка, а Смит, понизив голос, объяснил Марти:

— Твой врач просто пытался тянуть время. Они хотели нас засечь. Возможно, ФБР или военная разведка. А потом прислать своих людей и арестовать меня. А может, просто убить. Ведь заслали же они тех киллеров к тебе в бунгало.

Марти с ужасом взирал на своего друга.

— Но фармацевт назвал им номер аптеки и сказал, где она находится. Теперь и мой врач знает тоже!

— Верно. А значит, и тот, кто был у телефона рядом с твоим врачом. Так что пошли отсюда, и побыстрей!

И оба они пулей вылетели из аптеки. Запас лекарства у Марти почти иссяк, последнюю дозу он приберегал на утро. Марти шёл неуверенно, спотыкаясь и тесно прижимаясь к Смиту. Однако он все же согласился, чтобы ему купили в универмаге кое-что из одежды и туалетные принадлежности, а затем, недовольно ворча, пообедал вместе с другом в итальянском ресторанчике на Норт Бич, где запахи, доносившиеся с кухни, живо напомнили Смиту времена, когда он находился в действующей армии. Но постепенно компьютерный гений становился все возбужденнее и разговорчивей.

На ночь они остановились в дешёвом мотеле «Мишн Инн», на Мишн-стрит, в глухом малонаселённом районе. На город опустился туман, приглушил свет изящных уличных фонарей, плотной пеленой затянул бухту.

Марти не замечал ни красоты города, ни преимуществ маленького отеля.

— Ты не можешь держать меня в этой средневековой камере пыток, Джон. Каким идиотом надо быть, чтобы согласиться ночевать в этой вонючей сырой дыре? — В комнате действительно пахло сыростью и туманом. — Нет, я не согласен. Едем в «Стэнфорд Корт». Там вполне сносные, можно даже сказать, приличные условия для ночлега. — «Стэнфорд Корт» являлся одним из самых роскошных, почти легендарных отелей города.

Смит изумился.

— Так ты что, там останавливался?

— О, да тысячу раз! — пылко заметил Марти, и по его возбуждённой манере разговора и явной склонности к преувеличениям Смит понял, что друг его окончательно выходит из-под контроля. — Именно там мы снимали номер, когда отец брал меня с собой в Сан-Франциско. Мне там страшно нравилось. Можно было играть в прятки с привратником в вестибюле.

— И все знали, где вы останавливались в Сан-Франциско?

— Ну, разумеется.

— Тогда ступай туда, если хочешь, чтобы тебя нашли наши дружки-убийцы.

Марти тут же сник.

— О боже мой! Я об этом и не подумал. Ты прав. Они уже могли добраться до Сан-Франциско. Ну а в этой дыре мы, надеюсь, в безопасности?

— Именно. Мотель находится в глухом районе, к тому же я зарегистрировался под вымышленным именем. И мы остановились здесь всего на одну ночь.

— Я, наверное, и глаз не сомкну. — Марти даже отказался раздеться на ночь. — Ведь они могут напасть в любой момент. Не хочу, чтоб меня видели бегущим по улице в одном исподнем с этими типами из ФБР на хвосте.

— Тебе надо как следует выспаться. Завтра нам предстоит долгое путешествие.

Но Марти и слышать не желал всех этих уговоров, и пока Смит брился и чистил зубы, придвинул к ручке единственной двери в комнате тяжёлое кресло, заблокировав её. Затем скомкал газету и подсунул в щель под дверь.

— Ну, вот. Теперь они не смогут за нами подглядывать. Видел такое в кино. Да, и ещё. Там детектив всегда клал пистолет на тумбочку рядом с кроватью, чтобы можно было схватить в любой момент. Ты ведь так же поступишь со своей «береттой», да, Джон?

— Ну, если от этого тебе станет легче, — сказал Смит, выходя из ванной и вытирая лицо. — Давай-ка спать.

Смит залез под одеяло, а Марти, так и не раздевшись, улёгся на неразобранную постель. И уставился в потолок широко раскрытыми глазами. А потом вдруг покосился на Смита.

— Зачем мы здесь? В Калифорнии?

Смит выключил лампу на тумбочке.

— Чтоб встретиться с человеком, который может нам помочь. Он живёт в горах Сьерра-Невада, неподалёку от Йосемитского национального парка.

— Звучит неплохо! Сьерра-Невада. Страна модоков. Знаешь историю капитана Джека и индейца по прозвищу Пласты Лавы? Он был храбрым и могущественным вождём модоков. И вот модоков поместили в резервацию вместе с их заклятыми врагами, индейцами из племени кламаты, — Марти с упоением продолжал своё повествование о многострадальных индейцах. — И дело кончилось тем, что модоки поубивали нескольких белых, и те, уже не в силах удержать их, вызвали на помощь целую армию с пушкой! А их было всего-то человек десять против целого полка! И вот…

Затем он принялся смачно описывать все издевательства и несправедливости, которым подвергся вождь модоков. А закончив, принялся рассказывать другую сагу — о военном из Вашингтона по имени Джозеф и вожде племени нез-персэ из Айдахо, о том, как отчаянно сражались они за свободу чуть ли не с половиной американской армии. Но не успел Марти закончить цитировать пламенную речь, которую произнёс Джозеф перед смертью, как вдруг резко обернулся к двери.

— Они в коридоре! Я их слышу! Доставай свою пушку, Джон!

Смит вскочил, схватил «беретту» и бросился к двери, отчего разбросанные вокруг куски газеты немилосердно зашуршали. Прижался к двери ухом, прислушался. Но услышал лишь бешеный стук собственного сердца.

Так он простоял минут пять.

— Ни звука. Ты уверен, что тебе не послышалось, Марти?

— Абсолютно. Точно, — Марти беспомощно всплеснул руками. Он сидел на краешке кровати, напряжённо выпрямив спину, и щеки и подбородок круглого лица мелко дрожали.

Смит присел на корточки возле двери. И посидел так ещё с полчаса, продолжая прислушиваться. Люди входили и выходили из номеров. Изредка доносились обрывки разговора и взрывы смеха. Наконец он устало покачал головой.

— Ничего подозрительного. Давай спать, Марти.

Марти молча откинулся на подушки. И минут десять спустя вновь с энтузиазмом принялся пересказывать в хронологическом порядке историю всех индейских войн, начиная с короля Филипа в 1600-м. Потом ему снова послышались шаги.

— Кто-то у двери, Джон! Стреляй в них! Стреляй же! А то они сейчас ворвутся! Застрели их!

Джон бросился к двери. Но за ней не было слышно ни звука. Чаша терпения Смита переполнилась. Да Марти готов изобретать всякие ужасные опасности и рассказывать истории об индейцах всю ночь напролёт, до самого утра. Видно, сказывалась нехватка лекарства, и чем дольше он будет сидеть без него, тем более остро выраженные формы станет принимать его возбуждение. И тем хуже для них обоих.

Смит снова вскочил.

— О'кей, Марти. Думаю, тебе самое время принять последнюю дозу. — Он добродушно улыбнулся другу. — Будем надеяться, что завтра нам удастся раздобыть ещё, когда доберёмся до Питера Хауэлла. А сейчас нам просто необходимо поспать хотя бы немного, и тебе, и мне.

Но Марти, что называется, разошёлся. В голове у него гудело, мысли обгоняли друг друга, слова и образы проносились перед глазами с непостижимой скоростью. Он слышал голос Джона, но словно издалека, точно их разделяло не узкое пространство между двумя кроватями, а целые континенты. Затем, увидев улыбку Джона, понял: тот хочет, чтобы он, Марти, принял лекарство. Но все существо Марти, казалось, восставало против этого. Ему страшно не хотелось покидать волнующий мир, который существовал в его воображении и где жизнь разворачивалась так драматично и одно событие сменяло другое с фантастической скоростью.

— Вот твоё лекарство, Марти, — Джон стоял возле его постели со стаканом воды в одной руке и ненавистной таблеткой в другой.

— Я бы предпочёл скакать верхом на верблюде по звёздному небу и пить голубой лимонад. А ты? Неужели тебе не хочется услышать фей, играющих на золочёных арфах? Неужели никогда не хотелось поговорить с Ньютоном или Галилеем?..

— Марти? Ты меня слышишь? Прошу тебя, пожалуйста, прими лекарство.

Марти глянул на Джона сверху вниз — теперь тот стоял на коленях перед его кроватью — и увидел, какое встревоженное и умоляющее у него лицо. Он любил Джона за многое, но теперь все это казалось неважным.

— Знаю, ты доверяешь мне, Марти, — сказал Джон. — Ты поверил мне, когда я сказал, что тебе можно какое-то время побыть и без лекарства. Но это время затянулось. И сейчас тебе просто необходимо его принять.

Тут Марти вдруг заговорил, возбуждённо, захлёбываясь словами:

— Я ненавижу эти пилюли! Когда принимаю их, то становлюсь словно и не собой. И сейчас меня здесь нет, понял? И я не могу думать, потому что тут просто некому думать, меня здесь больше нет!

— Это трудно, я знаю, — сочувственно заметил Джон. — Но ведь нам совсем ни к чему, чтобы ты переступал черту. Если слишком долго не принимать лекарства, можно малость и свихнуться.

Марти сердито затряс головой.

— Они пытались научить меня, как стать «нормальным», как правильно вести себя с другими людьми. Словно кого-то можно научить этому, как учат играть на пианино! «Запомни: это норма. Гляди человеку прямо в глаза, но пялиться открыто неприлично! Мужчине можно подавать руку первым, а дама сама должна протянуть тебе руку». Просто дебилизм какой-то! Читал раз об одном парне, и он так высказался на эту тему: «Мы можем научиться притворяться, что такие же, как все, но разве в этом наша суть?» Вот и я не понимаю, в чем здесь суть, Джон. И не хочу, не желаю быть нормальным!

— Я тоже не хочу, чтобы ты стал «нормальным». Мне нравится твой полет, твоё блестящее воображение. Без этого ты был бы уже совсем не тем Марти, которого я знаю. Но надо все же держать тебя в более или менее уравновешенном состоянии. Чтобы ты не улетел от нас окончательно в свои стратосферы, откуда уже нельзя будет вернуться. Вот приедем завтра к Питеру, и снова можешь повременить с приёмом лекарств.

Марти тупо смотрел на него. Он тосковал по полёту ничем не обузданной мысли, но вместе с тем не мог не признать, что Джон прав. Нет, пока что он ещё держится в рамках, но скоро совсем не сможет контролировать себя. Ему не хотелось рисковать, переступать роковую черту. Марти вздохнул.

— Ты все же умница, Джон. Ладно, сдаюсь. И прости меня. Давай сюда эту чёртову пилюлю!

Минут двадцать пять спустя друзья уже крепко спали.

* * *

12.06 дня, суббота, 18 октября

Сан-Франциско, Международный аэропорт

Надаль аль-Хасан устало сошёл с трапа «ДС-10». Прилетел он из Нью-Йорка. Его встречал толстяк в потрёпанном и грязном пиджаке. Сам подошёл, хотя они никогда прежде не встречались, но, кроме араба, не было среди пассажиров этого рейса человека, так точно попадающего под выданное ему описание.

— Вы аль-Хасан?

Аль-Хасан окинул оборванца взглядом, в котором читалось крайнее омерзение.

— А вы из детективного агентства?

— Точно.

— Ну и что хотели сообщить?

— Люди из ФБР навели нас на след одного аптекаря. Но он почти ничего не знает, кроме того, что к нему заходила эта парочка. Они потом сели в такси и укатили. Мы проверили все таксомоторные парки, подключили к этому делу местных полицейских и фэбээровцев. Прочесали отели, мотели, пансионаты, другие аптеки. Но пока что ничего. У копов и ребят из ФБР тот же результат.

— Я буду в отёле «Монако», рядом с Юнион Сквер. Позвоните туда и немедленно, если удастся обнаружить хоть какую зацепку.

— Вы хотите, чтобы мы проверяли всю ночь?

— Да, именно. До тех пор, пока не найдёте этих двоих. Или полиция их не найдёт.

Толстяк пожал плечами.

— Кто платит, тот и заказывает музыку.

Аль-Хасан взял такси и поехал к недавно реконструированному отелю в самом центре Сан-Франциско, где маленький, но элегантный вестибюль и ресторан были отделаны в континентальном стиле 1920-х. Едва оказавшись в номере, он позвонил в Нью-Йорк и доложил обо всем, что сообщил ему неопрятный толстяк-детектив.

— Задействовать в этом деле армию он не может, — добавил аль-Хасан. — Мы держим под присмотром всех друзей Смита и Зеллербаха, не спускаем глаз с каждого человека, который хоть как-то, пусть даже косвенно, был связан с жертвами вируса.

— Можете подключить ещё одно детективное агентство, — сказал в ответ Виктор Тремонт. Он находился в Нью-Йорке, тоже в гостинице. — Хавьеру удалось выяснить, какого рода услуги оказывал Смиту этот Зеллербах. — И он перечислил открытия, сделанные Марти с помощью уникального компьютерного оборудования. — По всей видимости, Зеллербаху удалось обнаружить послание от Жискура. И ещё — сообщения о вирусе в Ираке. Смит, очевидно, вычислил, что вирус у нас, и теперь он знает, что мы собираемся с ним делать. Он уже не потенциальная, а прямая угроза для нас!

— Это ненадолго, — уверил его аль-Хасан.

— Держите связь с Хавьером. Этот типчик, Зеллербах, пытался проследить телефонный звонок Рассел мне. Мы считаем, что он попробует снова. Сейчас Хавьер занимается компьютером Зеллербаха. И если тот попробует воспользоваться им ещё раз, то, возможно, Хавьеру удастся продержать его на линии достаточно долго, чтобы проследить, откуда сделан звонок. Через нашу местную полицию в Лонг Лейк.

— Позвоню в Вашингтон и дам им номер моего сотового телефона.

— Билл Гриффин объявился?

Голос аль-Хасана звучал тихо, но несколько растерянно:

— Он ни с кем из наших не вступал в контакт. С тех пор, как мы приказали ему устранить Смита.

Голос Тремонта звучал злобно и хлёстко, точно удар бича:

— Так вы до сих пор не знаете, где Гриффин? Нет, это просто невероятно! Как это можно, потерять одного из своих людей!

Тихий голос аль-Хасана был преисполнен почтения. Виктор Тремонт являлся одним из немногих язычников в этой безбожной стране, кого он действительно уважал, к тому же Тремонт был прав. Ему следовало бы получше присмотреться к этому бывшему агенту ФБР.

— Мы уже работаем над тем, чтобы найти Гриффина. И лично для меня это дело чести — отыскать его, и как можно быстрей.

Тремонт выдержал паузу, стараясь успокоиться. Затем заговорил снова:

— Хавьер сказал мне, что Мартин Зеллербах также пытался выяснить последний адрес Гриффина, по всей очевидности — для Смита. Ты был прав, между этими двумя существует какая-то связь. И теперь тому есть доказательства.

— Интересно другое. То, что сам Гриффин ни разу не пытался связаться с Джоном Смитом. А Смит не далее как вчера навещал бывшую жену Гриффина в Джорджтауне.

Тремонт призадумался.

— Возможно, Гриффин ведёт двойную игру. И может оказаться одним из самых опасных наших врагов. Или же, напротив, наиболее действенным нашим оружием. Разыщи его, и срочно!

* * *

7.00 утра

Сан-Франциско, район Мишн

Марти и Смит проснулись рано и выписались из мотеля ровно в семь утра. Около восьми они уже ехали по мосту через сверкающий под лучами солнца залив Сан-Франциско, направляясь на восток, к автомагистрали I-580. Проехав Лэтроп, свернули на 99-ю, потом — на 120-ю и двинулись уже к югу, мимо плодородных фермерских земель. В Мерседе сделали краткую остановку и позавтракали. Затем повернули на восток, снова выехали на 120-ю и двинулись к Йосемиту. День выдался прохладный, но солнечный, Марти вёл себя спокойно, дорога поднималась все выше в горы, и скоро над ними засверкало ослепительно голубое небо.

Достигнув высоты в три тысячи футов, они переехали по мосту через бурную горную реку Мерсер и въехали в Йосемитский национальный парк. Марти любовался видами из окна. Вот они поднялись ещё на две тысячи футов, все это время двигаясь параллельно ревущей реке, и оказались в знаменитой долине. Марти просто упивался красотами горного пейзажа.

— Зря я, наверное, никогда не выбирался из дома, — заметил он. — Господи, какая ж красотища!

— И совсем немного людей, способных своим присутствием испортить этот вид.

— Ты слишком хорошо знаешь меня, Джон.

Они проехали мимо ревущего водопада с романтичным названием «Фата невесты». Он был весь окутан прозрачной и сверкающей пеленой тумана и окружён отвесными скалами Эль Капитан. Вдали виднелись легендарные Халф Доум и Йосемитский водопад. Тут начиналась развилка, и они, свернув к северу, ехали какое-то время по долине, пока не достигли пересечения Биг Оук Флэт Драйв с Тиога-роуд, ведущей ещё выше в горы. Движение на последней было закрыто с ноября по май, а иногда — и в июне тоже. Они продолжали двигаться на восток. В горах местами лежал снег, перед глазами разворачивались не менее величественные пейзажи. И вот, наконец, они стали спускаться с восточного отрога, и земля становилась все суше, а природа казалась уже не такой неукрощённой и дикой.

Марти начал напевать старые ковбойские песенки. Действие таблетки, принятой накануне, подходило к концу. За несколько миль до того места, где Тиога-роуд выходила на 395-ю автомагистраль и к небольшому городку под названием Ли Вайнинг, Смит свернул на узкую каменистую дорожку. По обе стороны от неё тянулись пологие зеленые холмы с металлическими изгородями под током, окружавшими частные владения. Там паслись под раскидистыми деревьями коровы и лошади, чьи тёмные силуэты отчётливо выделялись на фоне золотистых гор.

Марти уже во все горло орал песню:

— Домой, домой, в поля и леса! Где скачет олень и крадётся лиса! Где редко услышишь ты бранное слово, где небо такое всегда голубое!

Смит вёл машину, то и дело переключая скорость и объезжая канавы и рытвины, пересёк несколько мелких речушек по шатким деревянным мостикам и вот, наконец, оказался у края пропасти, на дне которой грозно ревел бурный поток. Через пропасть был перекинут узенький пешеходный мостик, на той стороне виднелась на опушке деревянная хижина под сенью высоченных сосен и кедров. А в отдалении высилась, точно страж, гора Дана высотой в тринадцать тысяч футов, верхушка которой была увенчана снежной шапкой.

Смит остановил машину, Марти продолжал витать мыслями в облаках — слишком уж сильное впечатление произвели на него красоты дикой природы. Но, должно быть, он все же понял, что они приблизились к месту назначения и что ему придётся какое-то время побыть там. Спать там, возможно даже — прожить несколько дней.

Смит обошёл машину и открыл дверцу с его стороны, и Марти нехотя и неуклюже выбрался из неё. Увидев мостик, так и отпрянул — тот легонько раскачивался от ветра. А внизу, на дне пропасти глубиной футов в тридцать, грозно ревел горный поток.

— Я и на милю не подойду к этому поганому сооружению! — нервно взвизгнул он.

— Главное — не смотреть вниз. Пойдём, пойдём, вперёд, Марти! — принялся подбадривать его Смит.

Марти впился пальцами в шаткие перила.

— Что вообще мы делаем здесь, в этом совершенно диком месте? Ни жилья, ни домов, одна лишь эта развалюха в кустах!

Уже на подходе к дому, оскальзываясь на грязной тропинке, Смит заметил:

— Наш человек живёт здесь.

Марти остановился.

— Так вот оно что!.. Я и пяти секунд не пробуду в этом примитивном жилище! Сомневаюсь, что там даже туалет есть. И водопровод. А уж электричества нет наверняка, а стало быть, работать на компьютере невозможно. Я не могу без компьютера!

— Зато там нет и убийц, — заметил Смит. — И потом, никогда не суди о книге по её обложке.

Марти насмешливо фыркнул.

— Какая банальность!

— Вперёд, и без лишних слов!

Они пересекли опушку и оказались в тени огромных жёлтых сосен с раскидистыми ветвями. Воздух был насыщен густым хвойным ароматом. Впереди виднелась ветхая хижина. Всякий раз, бросая на неё взгляд, Марти удручённо и с отвращением качал головой.

Внезапно раздался жуткий вой, и вся кровь у них застыла в жилах.

С дерева над их головами спрыгнул большой горный лев и расположился на дорожке футах в десяти от них. Жёлтые глаза злобно сверкали, длинный хвост метался из стороны в сторону.

— Джон! — взвизгнул Марти и развернулся, чтобы бежать назад.

Смит ухватил его за плечо.

— Погоди.

Откуда-то сверху раздался голос с отчётливо выраженным английским акцентом:

— Стойте смирно, джентльмены. Не думайте доставать оружие, он не причинит вам вреда. Возможно, и я тоже.

Глава 22

1.47 ночи

Близ Ли Вайнинга

Горный хребет Сьерра, Калифорния

С низенького крыльца хижины сошёл стройный, но крепкий мужчина среднего роста с английской штурмовой винтовкой «энфилд» в руках. Слова его были адресованы Смиту, но взгляд устремлён на Марти Зеллербаха.

— А ты не говорил, что приедешь не один, Джон. Сам знаешь, сюрпризов я не люблю.

— Я буду просто счастлив уехать отсюда, — шепнул Марти Смиту.

Но Смит проигнорировал эту его ремарку. Питер Хауэлл принадлежал совсем к иному разряду людей, нежели Марти Зеллербах. Расставленные им ловушки были смертельны, и все сказанное им следовало принимать всерьёз. А потому Смит заговорил с этим человеком спокойно и тихо:

— Свистни своей кошке, Питер, чтобы не пугала людей, и отложи пушку. Я знаком с Марти куда дольше, чем с тобой. И в данный момент вы оба нужны мне.

— Но я его совсем не знаю, — столь же спокойно заметил мужчина. — Вот в чем загвоздка. Ты говоришь, что хорошо знаешь его. Но настолько ли хорошо, чтобы знать, что он чист и за ним нет «хвоста»?

— Чище не бывает, Питер.

Хауэлл внимательно и изучающе смотрел на Марти, наверное, с целую минуту. У него были светло-голубые, холодные и ясные глаза, и взгляд их пронизывал насквозь, как рентген. Затем обернулся к зверю, распластавшемуся на тропинке.

— Кыш, Стэнли, — мягко сказал он. — Вот так, молодец, хорошая киска. Пошла, пошла!

Горный лев поднялся, развернулся и затрусил по направлению к хижине, время от времени оборачиваясь, точно в надежде услышать приказ вернуться и разделаться с незваными гостями. Но приказа не последовало, и вот, вильнув хвостом последний раз, животное скрылось в тени за хижиной.

Марти возбуждённо наблюдал за всей этой сценой.

— Сроду не слыхивал о дрессированных горных львах. Как вам это удалось? Он даже откликается на свою кличку. Нет, совершенно изумительное животное! А известно ли вам, друзья мои, что африканские короли использовали для охоты дрессированных леопардов? А в Индии был обычай дрессировать обезьян и…

Хауэлл остановил его взмахом руки.

— Давайте лучше поговорим об этом дома. Никогда не знаешь, чьи уши могут вас подслушать. — И, взмахнув карабином, он посторонился, давая им пройти в хижину. Смит шёл последним, и когда поравнялся с англичанином, тот приподнял бровь и кивком указал на Марти. Смит ответил ободряющим кивком.

Внутри хижина оказалось куда просторнее, чем выглядела снаружи. Они вошли в уютную гостиную, где ничто не напоминало обстановку ковбойского пристанища из вестернов, кроме разве что огромного, выложенного из камня камина. Мебель вполне удобная, старинные предметы быта английского сельского дома гармонически сочетались с кожаными клубными креслами и военными сувенирами. Но нельзя сказать, чтобы все стены были сплошь завешаны ружьями, винтовками, флажками полков и снимками солдат в рамочках. Здесь также нашлось место и для огромных абстрактных полотен Кунинга, Ньюмана и Ротко. Причём все это были оригиналы, стоящие целое состояние.

Гостиная занимала почти всю площадь хижины, но влево от неё отходило крыло, совершенно незаметное извне, и терялось где-то в глубине соснового леса. Вся же хижина была построена в форме буквы "L". За первой дверью из холла виднелся небольшой кабинет. А там, на столе, стоял самый современный персональный компьютер. Марти испустил восторженный возглас. Питер Хауэлл с удивлением наблюдал за тем, как он, позабыв обо всем на свете, бросился к компьютеру.

— Что это с ним? — тихо спросил Хауэлл.

— Синдром Асперджера, — ответил ему Смит. — А вообще-то он самый настоящий гений, особенно во всем, что касается электроники. А вот находиться среди людей для него сущий ад.

— Он что, давно не глотал таблеток?

Смит кивнул.

— Нам пришлось покидать Вашингтон в большой спешке. Дай мне минуту. Потом все расскажу.

Хауэлл, не говоря ни слова, вернулся в гостиную. Смит подошёл к Марти, сидевшему за компьютером. Марти с упрёком взглянул на него.

— Почему ты сразу не сказал мне, что у него здесь имеется генератор?

— Просто из-за этого льва все напрочь вылетело из головы.

Марти понимающе кивнул.

— Эта киска Стэн — горный лев. А известно ли тебе, что китайцы дрессировали сибирских тигров, и те…

— Поговорим об этом позже. — Смит вовсе не был уверен в безопасности этого места, несмотря на все утешительные слова, которые сам успел наговорить Марти. — Можешь ещё раз попробовать выяснить, с кем говорила Софи в те последние дни? И разыскать Билла Гриффина?

— Именно этим и намеревался заняться. Сейчас увидим, на что способна эта штуковина. Если, конечно, она не столь же примитивна, как место и образ жизни, избранные твоим приятелем.

— Никто не сделает это лучше тебя. — Смит похлопал друга по плечу и отошёл чуть в сторону, наблюдая за тем, как пальцы Марти все быстрей и быстрей бегают по клавиатуре, а сам он погружается в столь знакомый и милый его сердцу компьютерный мир.

Марти проворчал себе под нос:

— Просто поразительно мощная штуковина!.. Впрочем, неважно. Вещи действительно не являются таковыми, какими кажутся на вид.

Смит вернулся в гостиную и увидел, что Питер Хауэлл сидит у камина и чистит ствол чёрного охотничьего карабина. В камине ревел огонь, отбрасывая длинные языки оранжевого пламени. Картина была преисполнена уюта и умиротворения, если бы не грозное оружие в руках англичанина.

Хауэлл заговорил, не поднимая глаз:

— Садись. Вон то кожаное кресло очень удобное. Привёз сюда из своего клуба, когда показалось, что в прежнем доме не так надёжно. И надо бы отсидеться там, где меня почти никто не знает. И где всегда можно прикрыть задницу.

Рост Хауэла составлял почти шесть футов, и гибкая стройная фигура заставляла казаться ещё выше. На нем была темно-синяя фланелевая рубашка и толстые, британского армейского образца брюки цвета хаки, заправленные в чёрные солдатские ботинки на шнуровке. Кожа на узком лице потемнела и задубела от ветра и солнца. Глубоко посаженные глаза казались почти чёрными. Взгляд их был острым и насторожённым. Густые, некогда чёрные волосы поседели, а сильные коричневые от загара руки напоминали кору дерева.

— Расскажи об этом твоём дружке Марти.

Джон Смит опустился в кресло и вкратце поведал Питеру историю их знакомства и отношений с Марти. Рассказал о трудностях, которые тот испытывал в детстве и юности, объяснил, что такое синдром Асперджера.

— Для него все изменилось. Лекарства позволяли чувствовать себя независимым. Принимая их, он был способен усидеть на лекциях и осилить совершенно неподъёмный для других объём работы, получить сразу две докторские степени. Когда он находится под воздействием таблеток, то может проделывать все те скучные заурядные вещи, необходимые для простого выживания. Сменить, к примеру, перегоревшую лампочку, постирать и приготовить себе поесть. Нет, вообще-то у него полно денег, и он вполне мог бы позволить себе нанять повариху или уборщицу, но он страшно нервничает и раздражается в присутствии незнакомых людей. Да и потом, раз уж он все равно должен принимать лекарство, то вполне способен обслужить себя.

— Рука бы не поднялась винить его в чем-то. Так ты говорил, лекарство у него кончилось?

— Да. Об этом свидетельствуют и манера поведения, и все эти разговоры на повышенных возбуждённых тонах. Он готов рассказывать байки ночи напролёт, сам при этом почти не спит, любого может свести с ума. И если это продолжится и дальше, то он окончательно выйдет из-под контроля. Станет опасен для себя и, возможно, для окружающих тоже.

Хауэлл удручённо покачал головой.

— Страшно жаль парня. Ведь он ещё такой молодой.

Смит усмехнулся.

— Знаешь, а сам он при этом вовсе не чувствует себя несчастным. Марти жалеет тебя. И меня тоже. Нет, он действительно жалеет нас. Потому что нам не суждено узнать то, что он знает. Мы никогда не поймём и не воспримем того фантастического мира, в котором он существует. И это огромная потеря для человечества — то, что он абсолютно изолировался от общества, целиком сосредоточил все свои интересы на манипуляциях с компьютером. Хотя, насколько я понимаю, так преуспел в этом своём занятии, что с ним консультируются многие эксперты-компьютерщики со всего мира. Но никогда лично. Исключительно через электронную почту.

Хауэлл продолжал чистить оружие. На сей раз то был «Хеклер и Кох МП5» — совершенно убойная на вид штука. Помолчав, он заметил:

— Но если он заторможён, когда сидит на таблетках, и совершённый псих, когда с них соскакивает, как же ему вообще хоть что-нибудь удаётся, а?

— В том-то и вся штука. Он научился отпускать вожжи, приводить себя в такое состояние, когда таблетки ещё работают, не позволяют, что называется, сойти с орбиты, но действие их не подавляет мысль. Несколько часов в сутки он пребывает в таком вот промежуточном состоянии и наслаждается своими придумками и играми. Новые оригинальнейшие идеи посещают его с непостижимой быстротой. В такие моменты он умен, решителен, быстр, как молния. Он непобедим.

Хауэлл поднял голову. В бледно-голубых глазах сверкнул огонёк.

— Непобедим в компьютерных сражениях, ты хочешь сказать? Что ж, это интересно…

И он снова занялся штурмовой винтовкой марки «Хеклер и Кох». Этим оружием несколько лет тому назад пользовались британские спецслужбы. Возможно, и сейчас оно находилось у них на вооружении.

— Ты всегда чистишь оружие, когда у тебя в доме гости? — Смит прикрыл глаза. Давала знать о себе усталость после долгого переезда из Сан-Франциско.

Хауэлл насмешливо фыркнул.

— Читал когда-нибудь «Белый отряд» Конан Дойла? Хорошая, доложу тебе, вещь. Куда как интересней, чем все эти байки о Шерлоке Холмсе. Там все вверх ногами. Мальчишка оказывается отцом взрослого мужчины и все такое прочее. — Какое-то время он размышлял о превратностях судьбы всех этих мальчишек и мужчин, затем продолжил: — Короче, был в той книге такой персонаж. Гребец по прозвищу Чёрный Саймон. И вот как-то утром главный герой спрашивает его, зачем это он затачивает свою саблю до остроты бритвы, ведь никаких боевых действий вроде бы не предполагается. И в ответ Чёрный Саймон говорит, что вот уже несколько ночей кряду снится ему красная корова, в точности такая же, что появлялась в снах за несколько дней до сражения у Креси[3]. И этой ночью опять приснилась, проклятая. Вот он и готовится. Ну и, разумеется, чуть позже тем же днём предсказания Саймона оправдались, их атаковали испанцы.

Смит усмехнулся и открыл один глаз.

— Что означает примерно следующее: раз я у тебя появился, жди неприятностей, так?

Морщинистое лицо Хауэлла расплылось в улыбке.

— Примерно так.

— Знаешь, ты, как всегда, прав. Мне нужна помощь. И дело, судя по всему, весьма опасное.

— Неужто я снова пригодился? Старый отшельник, пустынная крыса?

Смит познакомился с Хауэллом от скуки, во время подготовки операции «Щит в пустыне», когда в госпитале каждый день ждали и готовились к приёму раненых, а военные действия так и не начались. Зато они начались для Питера Хауэлла. Вернее, если уж быть до конца точным, Питер сам ввязался в них вместе со своими ребятами из Специальных аэромобильных сил. Питер так никогда и не сказал, где «это» произошло, но однажды ночью его привезли в госпиталь, и выглядел он, как призрак, восставший из могилы. Страшно высокая температура, пульс нитевидный, слаб, как новорождённый котёнок. Кое-кто из врачей клялся и божился, будто бы слышал, как ночью где-то поблизости приземлился вертолёт.

Но толком никто ничего не знал. Как раненый попал сюда, кто его привёз — так и осталось тайной.

Смит сразу же заметил, что на раненом британская камуфляжная форма, без каких-либо знаков отличий и эмблем полка, и что вся она искусана ядовитой рептилией. Жизнь Питеру удалось спасти, приняв безотлагательные меры. Прошло несколько дней. Питер поправлялся, и постепенно они со Смитом сблизились и стали уважать друг друга. Тогда же Смит и узнал его имя и звание — майор Питер Хауэлл из САС. И что побывал он где-то в самой глубине иракской территории, выполняя сверхсекретное задание. Ничего больше Питер по этому поводу не сказал. Он был слишком стар для обычного бойца САС, а потому напрашивался вывод, что задание действительно было каким-то очень уж специальным. Но даже долгие годы спустя Питер выдавал лишь отдельные крупицы сведений, и в целом вся эта история так и осталась туманной.

Проще говоря, Питер принадлежал к числу тех отчаянных неугомонных англичан, что вечно ввязывались в разного рода конфликты и заварушки, малые или большие, на протяжении вот уже двух последних столетий. Причём порой им было все равно, на чьей стороне воевать. Он получил два образования, закончил Кембридж и Сандхерст[4], был лингвистом и искателем приключений, а в САС вступил во время войны во Вьетнаме. Когда стало ясно, что той войне конец, он поступил в МI-6. И с тех пор работал на разведку, то одну, то другую, в зависимости от того, какая шла война — с активными боевыми действиями или «холодная», — а иногда и на две сразу. Пока, наконец, не стал слишком стар для всех этих игр.

Теперь он находился на заслуженном отдыхе и решил поселиться в тихом и малонаселённом уголке Сьерра-Невады. Во всяком случае, внешне все выглядело именно так. Смит подозревал, что его «отставка» столь же загадочна и туманна, как и вся остальная жизнь.

Объявленному в федеральный розыск Смиту могли бы помочь только такие службы, как МI-6 или САС.

— Мне необходимо попасть в Ирак, Питер. Тайно, но иметь там надёжные контакты.

Хауэлл начал собирать винтовку.

— Это не просто опасно, мой мальчик. Это самоубийство. Не выйдет. Ни янки, ни британцу туда лучше не соваться. Особенно сейчас, когда там такая обстановка. Ничего не получится.

— Но они убили Софи. И мне надо туда попасть!

Хауэлл издал странный звук, подобный тому, что издавал залёгший на тропинке его ручной лев.

— Стало быть, вон оно как. Может, все же объяснишь, как и за что ты попал в розыск?

— Откуда ты знаешь, что я нахожусь в розыске?

— Слухами земля полнится. Стараюсь держаться в курсе событий. Сам находился в розыске несколько раз. И всякий раз этому предшествовала весьма любопытная история.

Смит рассказал ему обо всем, что произошло после смерти майора Андерсона в Форт-Ирвине.

— Они обладают невиданной силой и властью, Питер, кем бы они там ни были, они могут манипулировать армией, ФБР, полицией, возможно даже — правительством. И то, что они замыслили, направлено на уничтожение людей. Мне надо выяснить, в чем именно заключается их план и почему они убили Софи.

Почистив, смазав и заново собрав грозное оружие, Хауэлл выпустил его из когтистой коричневой лапы и потянулся за трубкой. Набил её душистым табаком. Из глубины помещения доносились странные звуки — это Марти бушевал за компьютером, что-то возбуждённо бормоча себе под нос.

Раскурив трубку и неспешно посасывая её, Хауэлл заметил:

— Имея на руках этот вирус и зная, что на свете не существует ни излечения от него, ни вакцины, они становятся властителями мира. Людьми вроде Саддама или Каддафи. Вертеть и управлять, как им вздумается. Как в Китае.

— Пакистане, Индии, — подхватил Смит. — Но любая из этих стран слабее Запада. Нет, наверное, все же это из-за денег.

Густой сладковатый аромат табака заполнил помещение. А Питер продолжал размышлять вслух:

— Забросить тебя в Ирак… Это может стоить мне жизни, Джон. Даже больше, чем просто жизни. Придётся уйти в подполье. Оппозиция режиму Саддама в Ираке слаба, но она все же существует. И когда настанет время и она дозреет, мои и твои люди придут им на помощь. Они примут тебя, если я попрошу. Но не захотят компрометировать свою сеть. Если вляпаешься в крупные неприятности, придётся выпутываться самому. Эмбарго, наложенное США, отражается на жизни всего народа, кроме, разумеется, Саддама и его банды. Это эмбарго убивает иракских ребятишек. Так что особой помощи от подполья и так называемого простого иракского народа тебе ждать нечего.

Сердце Смита болезненно сжалось. Но он небрежно пожал плечами.

— Это риск, на который я должен пойти.

Хауэлл выпустил длинную струю дыма.

— Тогда принимаюсь за дело. Сперва прощупаю, как там. Попробую организовать максимальную поддержку и защиту. Я бы с удовольствием пошёл с тобой сам, но это может вызвать осложнения. Слишком уж хорошо они меня знают, там, в Ираке.

— Нет, уж лучше я один. Для тебя и здесь найдётся работа.

Хауэлл так и расцвёл.

— Без шуток? Что ж, обрадовал старика. А то уж я совсем закисать стал от скуки. Самое интригующее занятие — это кормёжка Стэнли.

— Да, и вот ещё что, — добавил Смит. — Надо раздобыть лекарство для Марти, иначе скоро пользы от него не будет никакой. Могу дать тебе пустые пузырьки, обращаться к его врачу в Вашингтоне нельзя, он уже на крючке.

Хауэлл взял пузырьки из-под таблеток и вышел из гостиной. Марти продолжал сидеть за компьютером. Смит остался один. За окнами в кронах величественных сосен гудел ветер. Этот звук навевал покой — казалось, дышала сама земля. Смит устроился в кресле поудобнее и только сейчас почувствовал, как страшно устал. Запретил себе думать о Софи, постарался отмести все тревожные мысли о том, как все сложится в Ираке и удастся ли ему довести дело до конца и уцелеть. Если кто-то и мог пойти с ним в эту жестокую страну, так только Питер. Но ему туда нельзя. Смит знал, что ответ находится там — если не среди тех, кто скончался от вируса в прошлом году, так среди выживших.

* * *

5.05 вечера

Вашингтон, округ Колумбия

Сидевший в захламлённом бунгало Марти Зеллербаха, что неподалёку от Дюпон-серкл, компьютерный эксперт Хавьер Бекер точно заворожённый следил за тем, как работавший где-то вдалеке на обычном персональном компьютере Марти получил доступ к своему огромному стационарному компьютеру и теперь с мастерством и неумолимостью хирурга прощупывал через него базы данных различных телефонных компаний.

Хавьеру никогда не доводилось видеть подобной поисковой и взламывающей системы, хотя бы отдалённо напоминавшей ту, что создал Зеллербах. Красота человеческой мысли, элегантность и неожиданность решений настолько поразили Хавьера, что он на время позабыл о цели своего визита.

Он всего-то и мог, что держаться на шаг впереди от Зеллербаха, ведя поступавший издалека сигнал через целое море позитивных, но ложных результатов, чтобы выявить хотя бы примерное местоположение персонального компьютера. А стало быть — и самого Марти Зеллербаха. Одновременно полиция в деревне Лонг Лейк искала его через спутниковые передатчики по всему миру. Хавьер весь вспотел при мысли о том, что Зеллербах может изменить последовательность линий связи — в этом случае он непременно потерял бы его. Но Марти этого не сделал. Хавьер недоумевал — как мог этот гений допустить такую промашку? Похоже, его вовсе не тревожил тот факт, что он может таким образом обнаружить своё местоположение, напрочь забыл, почему и зачем его преследуют, и был целиком сосредоточен на выполнении своей задачи. В наушниках раздался нервный голос:

— Подержи его ещё несколько минут, Хавьер. Не отпускай!

Джек Макграу, говоривший из Лонг Лейк, тоже весь взмок от напряжения. Дважды они уже почти выходили на след этого Зеллербаха, но всякий раз тот умудрялся опередить Хавьера, ускользал от него. Но на сей раз не получится! Возможно, фальшивые данные, которыми приманивал его Хавьер, стали выглядеть достовернее, а может, Зеллербах просто устал и уже не мог работать с той же сосредоточенностью. Как бы там ни было, но ещё две-три минуты и…

— Есть! Попался! — воскликнул Джек Макграу. — Он в Калифорнии, неподалёку от маленького городка под названием Ли Вайнинг. Аль-Хасан уже почти добрался до Йосемита. Сейчас мы направим его на верный путь.

Хавьер отключил связь. Он не разделял восторгов своего шефа службы безопасности, следя на мониторе за тем, как Зеллербах все ещё идёт по ложному следу. Который, как он предполагал, может вывести его на телефонный звонок этой женщины Рассел Тремонту. Гений и безрассудство всегда идут рука об руку. И при мысли об этом Хавьеру стало грустно и как-то не по себе. Все выглядело так, словно этот Зеллербах в приливе вдохновения парил над миром, точно на крыльях, и ему не было ни малейшего дела до существования и Хавьера Бекера, и Виктора Тремонта.

* * *

2.42 ночи

Близ Ли Вайнинга

Горный хребет Сьерра, Калифорния

Смит зашёл в комнату, где сидел за компьютером Марти, и тот встретил его криком отчаяния:

— Пусто, пусто, везде ноль! Где ты, химера, отзовись? Никому ещё не удавалось переиграть Марти Зеллербаха, ты слышишь? О, я знаю, ты где-то здесь, совсем рядом. Мать твою за ногу, черт бы тебя…

— Марти? — Смит удивился. Прежде он никогда не слышал от Марти бранных слов. Ещё один признак того, что тот подошёл к самому краю. — Марти, прекрати сейчас же! Что происходит?

Марти продолжал чертыхаться. И даже стукнул кулаком по компьютеру. Похоже, он не замечал присутствия Смита.

— Марти! — Смит ухватил его за плечо.

Тот резко развернулся в кресле и уставился на Смита. В этот момент тишайший и смиреннейший Марти походил на разъярённого дикого зверя — лицо искажено в злобной гримасе, зубы оскалены. И тут, наконец, он увидел Смита. И весь так и обмяк в кресле. А потом заговорил, и в голосе его звучало отчаяние:

— Ничего! Ровным счётом ничего! Я ничего не нашёл. Ничего!

— Нестрашно, Марти, все в порядке, — принялся утешать его Смит. — Чего именно ты не нашёл? Адреса Билла Гриффина?

— Ни следа. Но я был так близок, Джон. А потом вдруг ничего, пустота. И с телефонными звонками та же история. Я искал через свой домашний компьютер, оставался всего какой-то шаг… Я был совсем близок, точно знаю! Настолько близок, что…

— Мы же все понимали, как это трудно. Ну а что насчёт вируса? Есть новости в Форт-Детрике?

— О, эту информацию удалось получить буквально через несколько минут. Согласно официальным данным, только в Америке от него умерли пятнадцать человек. И есть трое выживших.

Смит насторожился.

— Новые смерти? Но где? И что с выжившими? Как их удалось вылечить?

— Подробности не сообщаются. Для того чтобы узнать хотя бы это, пришлось взломать новейшую систему защиты. Пентагон закрыл эти данные для всех и вся. Кроме меня, разумеется.

— Ах, так вот почему мы ничего не слышали о выживших. Скажи, а ты можешь найти этих людей, Марти?

— Ни малейшего намёка на то, кто они такие и где находятся. Извини, Джон.

— Ни в Детрике, ни в Пентагоне?

— Нет, нет. Ни в одном из этих мест. Ужасно! Вот уж не думал, что эти бандиты из Пентагона станут закрывать эту информацию!

Смит пытался судорожно сообразить, что же делать дальше. Сперва подумал, что неплохо было бы найти выживших, как-нибудь незаметно подобраться к ним и задать хотя бы несколько вопросов. Казалось бы, это было самое простое и логичное из решений.

Причина, по которой правительство распорядилось закрыть всю информацию, заключалась, по-видимому, в том, что они не хотели паники среди населения. То была вполне стандартная и объяснимая процедура, а ситуация наверняка куда хуже, и погибших не пятнадцать человек, а гораздо больше. И учёные наверняка сутками напролёт исследуют этих выживших, чтобы найти ответы на вопросы, а уж потом опубликовать. А это, в свою очередь, означает, что задействованы все технологические и людские ресурсы спецслужб.

Он разочарованно вздохнул. Нет, ни ему, ни даже Питеру Хауэллу эту стену не преодолеть.

Кроме того, и армейская разведка, и ФБР, и сами убийцы прекрасно понимают: первое место, где надо искать его, Смита, это именно выжившие после ужасного заболевания. Они расставят сети и будут ждать. Он кивнул, словно в знак подтверждения собственным мыслям. Выбора не было. Единственный шанс увидеть выживших — это оправиться в Ирак. Его, разумеется, не ждут в этой дикой закрытой стране. Зато у них нет технологических средств, доступных американскому правительству. И лучший и быстрейший способ понять, что стоит за всем этим, — оправиться в Ирак.

Внезапно раздался возбуждённый возглас Марти:

— Вот оно! Почти поймал! Ещё минутка, и дело сделано!

Смит подошёл к сидевшему за компьютером Марти.

Тот весь напрягся и подался вперёд — в точности хищник, завидевший добычу всего в нескольких футах.

И вдруг Смит почувствовал, что весь так и окаменел от ужаса. Только сейчас до него дошло, в какой опасной игре участвует Марти. Он рявкнул:

— Сколько времени ты был подсоединён к своему компьютеру в Вашингтоне?

В дверях возник Хауэлл. Он тоже весь напрягся, точно перед прыжком.

— Считаешь, его могли выследить через тот компьютер?

— Сколько, Марти, сколько? — настойчиво вопрошал Смит.

Марти медленно вышел из транса. Заморгал и уставился на часы.

— Ну, час, может, два. Но ничего страшного. Я использовал для связи спутниковые передатчики, разбросанные над всем миром. Как это обычно делается. Кроме того, это мой собственный компьютер. И я…

Смит чертыхнулся.

— Но они же знают, где он находится, твой компьютер! Может, сидят сейчас у тебя в бунгало, влезли в твой драгоценный компьютер и водят тебя за нос! Скажи, чью базу данных ты вскрыл первой? Телефонной компании, да?

— Да нет, черт побери! Я проложил новую тропинку. И для Билла Гриффина — тоже, только она все равно никуда не привела. Ну а что касается телефонной компании, так там совсем другая история. Я думал, что смогу…

— У них есть свои люди в Калифорнии? — резко перебил его Питер Хауэлл.

— Могу побиться об заклад, что есть, — ответил Смит.

— Лекарства ему уже везут, — Хауэлл резко развернулся на каблуках. — Ваши убийцы могли проследить всю телефонную линию и выйти на Вайнинг и меня. Нет, конечно, я здесь под другим именем. Им всего-то и осталось, что найти хижину, дорогу к ней и приехать сюда. Должен вам сказать, они будут здесь в худшем случае уже через час. Если повезёт, через два. Так что надо сматываться, и чтобы через час здесь никого не было!

Глава 23

6.51 вечера

Нью-Йорк

Стоя перед зеркалом в роскошном номере «Уолдорф-Астория», Виктор Тремонт надел смокинг и поправил чёрный галстук-бабочку. За спиной у него лежала на широкой постели со смятыми простынями все ещё совершенно обнажённая Мерседес О'Хара. Она была прекрасна, соблазнительна, все эти формы, изгибы, нежная кожа с золотистым загаром.

Её чёрные глаза смотрели на него в зеркале.

— Знаешь, Виктор, мне не слишком нравится торчать запертой в гардеробе среди твоих костюмов, пока ты решаешь, не употребить ли меня ещё раз.

Тремонт нахмурился. Эта женщина с гривой падающих на грудь рыжих волос никогда не отличалась терпением и сдержанностью. Тремонт в ней ошибся, что случалось с ним довольно редко. Вообще-то, он подумывал, не трахнуть ли её ещё разок. Да эта сумасшедшая, ещё чего доброго, убьёт себя, если он скажет, что вовсе не собирается на ней жениться.

— У меня деловая встреча, Мерседес. И мы с тобой пойдём обедать, как только я освобожусь. В твоём любимом «Ле Шеваль» уже заказан столик. Если это тебя не устраивает, можешь идти.

Нет, Мерседес не станет себя убивать. Этой чилийке принадлежали огромные по площади виноградники и винодельческий завод в долине Майпо. Мало того, она являлась членом Совета директоров двух горнодобывающих компаний, а также депутатом чилийского парламента. А до этого была членом кабинета министров и намеревалась занять эту должность снова. Но, как и все женщины, она отнимала у него слишком много времени, была страшно требовательна и капризна и рано или поздно обязательно начнёт настаивать на браке. Нет, ни одна из женщин просто не способна понять, что никакая спутница жизни ему не нужна.

— Так что? — спросила она, продолжая смотреть на него в зеркало. — Никаких обещаний, да? Все женщины одинаковы? Все мы лишь помеха, вечно путаемся под ногами. Виктор может любить только Виктора.

Тремонт почувствовал, как в нем закипает раздражение.

— Я бы не стал делать столь…

— Нет, — перебила она его. — Ведь для этого требуется понимание. — И она села на край постели, свесив длинные стройные ноги, а потом встала. — Кажется, вы мне надоели, доктор Тремонт.

Он оставил галстук и с недоумением наблюдал за тем, как Мерседес подошла к креслу, на котором была свалена одежда, и стала одеваться, даже не глядя в его сторону. И его вдруг охватил гнев. Да что она о себе воображает? Какая все-таки хамка! Совершенно неадекватное, непристойное поведение!.. Но, сделав над собой колоссальное усилие, он подавил гнев. Снова занялся галстуком и улыбнулся её отражению в зеркале.

— Не смеши меня, дорогая. Будь умницей, пойди и выпей коктейль. И обязательно надень то зеленое платье, в котором ты выглядишь просто сногсшибательно. Буду ждать тебя в «Ле Шеваль» ровно через час. Ну, самое большее, через два.

Она уже оделась в чёрный костюм от Армани, на его фоне рыжие волосы так и пылали. И, по-прежнему глядя ему прямо в глаза, грубо и громко расхохоталась.

— Какой же ты все-таки скучный человек, Виктор! Мало того, ещё и круглый дурак!

И не успел он ответить, как Мерседес, продолжая смеяться, вышла из спальни. А через секунду он услышал, как громко захлопнулась за ней входная дверь.

Тут уж он дал полную волю своему гневу, накатившему, словно снежная лавина, и Виктор Тремонт с удивлением заметил, что весь дрожит. Быстро вышел из спальни, бросился к двери. Потом вдруг остановился. Никто и никогда ещё не смел смеяться над Виктором Тремонтом! Никто и никогда! А уж тем более — женщина. Да он… он…

Лицо его горело, словно в лихорадке. Кулаки крепко сжались, костяшки пальцев побелели.

А потом вдруг он и сам рассмеялся. Да что это с ним? С чего это он так распалился? Из-за какой-то глупой бабы?..

Зато она избавила его от необходимости исправлять собственную ошибку. Он-то сперва подумал: вот, наконец, попалась умная интеллигентная женщина. Так нет же, ничего подобного! Все они одинаковы. И какое облегчение распрощаться вот так, без драматических и слезливых сцен. Ему даже не придётся тратиться на дорогие прощальные подарки. Она ушла от него ни с чем. Ну и скажите теперь, кто из них двоих дурак, а?

Широко улыбаясь, он вернулся к зеркалу, закончил прилаживать галстук, разгладил лацканы смокинга, бросил на своё отражение последний одобрительный взгляд и уже собрался выйти из номера, как зазвонил сотовый телефон. Он очень надеялся; что это звонит аль-Хасан, чтобы сообщить ему новости о Джоне Смите и Мартине Зеллербахе.

— Да?

Голос араба звучал бодро.

— Зеллербах подсоединялся к своему домашнему компьютеру, все пытался напасть на след звонка этой женщины, Рассел, к вам. Ну и Хавьеру удалось достаточно долго продержать его, чтобы Макграу мог проследить. Он находится в Ли Вайнинге, Калифорния. — Настала пауза. Видимо, араб ждал поздравлений. — Я сейчас там.

— Где это, черт побери, Ли Вайнинг?

— На востоке Сьерра-Невады, неподалёку от Йосемитского национального парка.

— Как вы определили, что они именно там?

— Люди из ФБР нашли мотель, где они переночевали вчера, потом нашли место, где они брали напрокат машину. И ещё Смит попросил там карту северной Калифорнии и спросил, открыта ли одна высокогорная дорога на Йосемит. Мы поехали в этот парк. А потом уже с нами связался Макграу и сообщил, что находятся они где-то возле Ли Вайнинга. Они используют телефон, зарегистрированный на имя некоего Николаса Романова — голову даю на отсечение, что имя это вымышленное. И мы направляемся туда.

Тремонт радостно хмыкнул.

— Прекрасно! Ещё новости есть? — Наконец-то этому назойливому подполковнику Смиту настанет конец.

Араб понизил голос и заговорил совсем тихо, конфиденциально. В каждом слове звучала гордость:

— Да, имеются и кое-какие другие новости. Одновременно хорошие и плохие. Моим людям удалось выяснить, что Джон Смит знал этого Марти Зеллербаха с самого детства. И Билл Гриффин тоже является его давнишним другом.

Тремонт нахмурился.

— Так значит, это все-таки Билл Гриффин предупредил тогда Смита в парке Рок Крик!

— И уж определённо не имеет намерения убивать его, — подхватил аль-Хасан. — Что, впрочем, не означает, что он заложил всех нас.

— Считаешь, он все ещё хочет получить свою долю?

— Нет никаких оснований утверждать обратное.

Тремонт задумался, затем после паузы заметил:

— Что ж, в таком случае можно использовать его в наших интересах. Ладно. Ты пока займись Джоном Смитом и теми типами, с которыми он сейчас находится, — в голове у него начал зарождаться план. Да, именно! Теперь он точно знает, что надо делать. — А Гриффином я займусь сам.

* * *

7.52 вечера

Турмонт, Мэриленд

Билл Гриффин улыбнулся краешками губ. За последние два часа мимо трехэтажного дома Джона Смита, притулившегося у подножия горы, трижды проезжал белый фургон, развозящий пиццу. Сам Гриффин сидел в доме, не включая света, с шести часов вечера и весь этот день старался держаться подальше от Форт-Детрика. Первый раз он заметил белый фургон, когда тот медленно проехал мимо дома. Может, это Джон проверяет, все ли там спокойно? Во второй раз он уже вооружился биноклем ночного видения и разглядел, что на месте водителя никакой не Джон. На третий раз Билл уже точно знал — это человек аль-Хасана. И ищет он Джона, а также, возможно, и его тоже.

Гриффин знал, что араб заподозрил его ещё со времени той встречи в парке Рок Крик. Но представить, что Гриффин будет отсиживаться в доме Смита — нет, на такое ему вряд ли хватило бы воображения. Гриффин был очень осторожен и не оставил никаких следов своего пребывания здесь. Машина его была спрятана в гараже пустующего дома, в трех кварталах отсюда. И входил он в дом Джона, подобрав ключ к замку на задней двери. И поскольку сам Джон так и не появился ни в Детрике, ни в Турмонте, Гриффин уже начал подумывать, что он вряд ли появится вообще. Может, аль-Хасан уже убил его? Нет. Иначе не стал бы он посылать человека дежурить здесь, возле дома, в попытке обнаружить или его самого, или Джона.

Он быстро пересёк погруженную во тьму гостиную и оказался в кабинете. Включил компьютер, ввёл пароль, а затем и код доступа к секретному веб-сайту. И тут же увидел на экране монитора послание от своего старого друга и напарника из ФБР Лона Форбса.

«Тебя разыскивает подполковник Джонатан Смит. С той же целью заходил к Марджори. Смит объявлен в федеральный розыск, за ним охотятся полиция, ФБР и армейская разведка. Его подозревают в убийстве двух человек. Дай знать, если захочешь поговорить с ним».

Гриффин призадумался, затем решил провести ещё кое-какую проверку. На сей раз ему удалось обнаружить следы ещё какого-то хакера, пытавшегося войти в его сайт. Это означало, что его, Гриффина, разыскивает ещё и некое третье лицо. Где он и кто — определить было невозможно. Но Гриффин занервничал.

Он выключил компьютер и направился на кухню, где находился чёрный ход. И, убедившись, что с этой стороны за домом никто не наблюдает, вышел и растворился во тьме.

* * *

8.06 вечера

Нью-Йорк

Четыре человека, собравшиеся в клубе «Гарвард», что на 42-й, явно нервничали. Они знали друг друга много лет, иногда находились по разные стороны баррикад, иногда их интересы и цели расходились. Но объединяло их одно общее свойство — ненасытная страсть к деньгам, власти, а также схожие взгляды на будущее, которое они на публике непременно называли чистым и светлым.

Самый молодой из четверых, генерал-майор Нельсон Каспар, занимал пост помощника председателя Объединённого комитета начальников штабов. В данный момент он тихонько переговаривался о чем-то с конгрессменом Беном Слоатом, периодически навещавшим Виктора Тремонта в его глуши, в поместье в Адирондаке. Каждые несколько секунд генерал Каспар нетерпеливо поглядывал на дверь. Нэнси Петрелли, секретарь Комитета по здравоохранению в кремовом вязаном костюме от Сент-Джона, нервно расхаживала перед наглухо занавешенными окнами. Генерал-лейтенант в отставке Эйнар Сейлонен, лоббировавший интересы американского военно-промышленного комплекса, сидел в кресле с книгой, но лишь притворялся, что читает её. Оба генерала, и Каспар, и Сейлонен, явились на встречу в штатском, предпочтя военной форме строгие, но дорогие деловые костюмы.

Дверь отворилась — и все дружно повернули головы.

В комнату торопливой походкой вошёл Виктор Тремонт.

— Прошу прощения за опоздание, леди и джентльмены, — лёгкий кивок в сторону Нэнси Петрелли. — Но меня задержали по делу, связанному с проблемой подполковника Смита. Которая, имею удовольствие доложить всем вам, близка к разрешению.

По комнате пронёсся вздох облегчения.

— Как прошла встреча Совета директоров «Блэнчард»? — осведомился генерал Каспар. Этот вопрос особенно интересовал всех присутствующих.

Тремонт присел на ручку кожаного дивана — сама элегантность в этом чёрном смокинге и галстуке-бабочке. Он так и излучал уверенность и оптимизм, притягивая к себе собравшихся важных персон, словно магнитом. Затем вскинул изящно очерченный патрицианский подбородок и рассмеялся.

— Отныне весь контроль над компанией сосредоточен исключительно в моих руках!

— Наши поздравления! — громче всех заорал генерал Каспар.

— Прекрасные новости, Виктор, — удовлетворённо кивнул конгрессмен Слоат. — Таким образом, власть целиком переходит в наши руки.

— Я не была уверена, что вам это удастся, — призналась Нэнси Петрелли.

— А я ни на секунду не сомневался, — улыбнулся Каспар. — Наш Виктор всегда выходит победителем.

Тремонт снова рассмеялся.

— Спасибо. Огромное вам спасибо за доверие. Впрочем, должен заметить, я полностью согласен с генералом Каспаром.

Все снова дружно и весело расхохотались. Все, кроме Нэнси Петрелли. Её смех был каким-то не слишком весёлым. Зато она перешла прямо к делу:

— Так ты все рассказал Совету? Во всех подробностях и деталях?

— Терпение, друзья мои, терпение, — Виктор Тремонт скрестил руки на груди, улыбнулся и выдержал долгую паузу. Он их поддразнивал.

Напряжение в комнате достигло своего пика. Все взгляды были устремлены на него.

— Ну и?.. — первой не выдержала Нэнси Петрелли.

— Что сказал этот гребаный Совет директоров? — подхватил генерал Сейлонен.

Улыбка на лице Тремонта стала ещё шире.

— Да они набросились на этот наш проект, как собаки на кость! — Он оглядел комнату, во взглядах присутствующих читалось облегчение. — А перед глазами прямо так и плясали долларовые купюры высшего достоинства! И знаете, мне на секунду показалось, что я в Лас Вегасе, а все они — эдакие автоматы с щелью для заглатывания монет.

— И никаких угрызений совести? — спросил конгрессмен Слоат. — На попятную, случайно, не пойдут? Что, если вдруг взыграет совесть, а?

Тремонт отрицательно покачал головой.

— Помните, мы сами подбирали всех этих людей. Присматривались к каждому. Оценивали все — и их происхождение, и интересы. И толерантность к риску. — В ту пору главной его проблемой было провести кандидатов через Холдейна, с тем чтобы за них проголосовали и выбрали в члены Совета директоров, а старые кадры постепенно вытеснялись или же полномочия их урезались. — Да, разумеется, главная проблема — не ошиблись ли мы в своё время в оценках.

— Не ошиблись, уверяю, — удовлетворённо заметил конгрессмен Слоат.

— Именно, — кивнул Тремонт. — Да, они немного позеленели, стоило мне упомянуть о возможных смертях без нашей сыворотки. А также о неизбежных случаях смерти, когда эта сыворотка, как, впрочем, и все остальные медикаментозные средства, проходила апробацию. Но в конечном счёте все это делается на благо человечества, разве не так? И мне пришлось объяснить, что вирус не на сто процентов летален, даже если не проводить курс лечения. И до них вроде бы дошло, что все эти смерти просто ничто в сравнении с гибелью миллионов людей по всему миру, если, конечно, правительство не даст нашей сыворотке зелёный свет, причём быстро.

Нэнси Петрелли, будучи пессимисткой по природе своей, спросила:

— А что, если правительство не захочет выложить требуемую сумму?

В комнате повисло мрачное молчание. Присутствующие переглядывались, но в сторону секретаря Комитета по здравоохранению старались не смотреть. Этот вопрос был на уме у всех.

— Что ж, — ответил Тремонт, — мы с самого начала знали, что этот риск существует. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Но сомневаюсь, чтобы наше правительство, равно как и правительства других стран, имело бы какой-либо выбор в этом вопросе. Если они не закупят сыворотку, и в нашей стране, и во всем мире погибнет множество людей. Так что ответ прост.

Генерал Каспар кивнул.

— Вот именно. Кто рискует, тот и выигрывает.

— Да, именно, — кивнул генералу Тремонт. — Таков, кажется, девиз, отрядов спецназначения. — Затем, после паузы, он добавил сухо: — Но мне хотелось бы думать, что все мы рискуем за более крупное и существенное вознаграждение, нежели несколько медалей и одобрительный шлёпок королевы по спине, верно?

Тремонт, покачивая ногой, наблюдал за четвёркой своих приспешников.

— Совестливость — вот что делает из нас трусов. Кажется именно так говорил Шекспир или приблизительно так. Но если при этом собрать в кулак всю свою храбрость, можно и победить.

Но не храбрость и не слова Шекспира заставили его пойти на такой огромный риск — ведь в случае провала грозили суд и смертная казнь. Нет, в начале ХХI века все эти байки не проходят. Деньги и власть — вот что главное.

Генерал Сейлонен заметил с туповатой ухмылкой:

— Но ведь мы сами, наши семьи, не погибнем. Сыворотка-то у нас.

Они все подумали об этом, но лишь Сейлонену достало храбрости или, возможно, просто глупости произнести это вслух. Тремонт продолжал выжидать.

— И когда все это начнётся? — спросила Нэнси Петрелли.

— Полагаю, дня через три-четыре, — ответил Тремонт после паузы. — Когда реальная угроза эпидемии дойдёт до мирового сознания. Ударит, точно гром среди ясного неба.

В комнате недовольно заворчали. Что двигало этими людьми в такой момент — жалость или жадность, — трудно сказать.

— Когда начнётся, — продолжил Тремонт, — я хотел бы, чтобы каждый из вас неустанно подчёркивал опасность происходящего для всего человечества. Первым делом задействовать средства массовой информации. А затем выступим мы и объявим о создании сыворотки.

— И побежим спасаться, — с хриплым смехом заметил генерал Каспар.

Все сомнения развеялись, все четверо заговорщиков вновь объединились в предвкушении близости сладчайшего момента, когда на их головы посыплется золотой дождь. Момент был совсем уже близок. Очень близок. Показался на горизонте. На секунду они забыли о всех своих страхах — возможности возникновения оппозиции, потенциальном предателе Билле Гриффине, настырном Джонатане Смите, который продолжал копать и копать.

— Чудесно!.. — еле слышным шепотком выдохнул кто-то из присутствующих.

Глава 24

3.15 дня

Сьерра-Невада, Калифорния

— Вы только посмотрите! — воскликнул Марти. — Красота-то какая!

Он резко остановился на полпути, развернулся, и его коротенькая толстенькая фигурка, смешно подпрыгивая, точно мячик, устремилась в дальний конец тёмной пещерообразной комнаты, находившейся возле потайного хода в дом Питера Хауэлла. Он не сводил восторженного взгляда со стены, зеленые его глаза возбуждённо сверкали.

На стене, на высоте примерно десяти футов от пола, подмигивали разноцветными огоньками прозрачные электронные карты мира. Каждая страна имела свой цвет. Крошечные мигающие лампочки непрерывно двигались по ним. Одновременно на списке, прикреплённом рядом к стене, зажигались ряды разноцветных огоньков. А под всей этой красотой находилось компьютерное оборудование, заполнявшее все свободное пространство. Перед ним — стул из кожи и стали, прямо командный пункт. По одну сторону от него находился огромный глобус, по другую — стеллаж с ящиками для файлов.

Смит изучал карты. Иран, Ирак, Турция, а также части этих трех стран, образующие историческую родину курдов. А вон и Восточный Тимор. Колумбия. Афганистан. Мексика, Гватемала. Сальвадор. Израиль. Руанда. «Горячие точки» планеты, центры междоусобных конфликтов, этнических войн, крестьянских восстаний, воинствующих религий.

— Твой центр контроля и управления? — спросил Смит Питера.

— Именно, — кивнул тот. — Спасает от скуки.

Нет, рядовой гражданин такого позволить себе не мог. Совершенно очевидно, что Питер Хауэлл до сих пор на кого-то работает.

Марти бросился к компьютеру.

— Так и знал! Твой персональный слишком уж мощный для обычного. Он должен быть подсоединён к этому Голиафу. Просто грандиозно! Хочу такие же карты в своём бунгало. Ты занимаешься мониторингом разного рода деятельности в этих странах, я прав? Напрямую связан с центрами в каждой? Ты должен, просто обязан показать мне, как это делаешь. Каким именно образом связаны между собой все эти карты. Как, к примеру…

— Только не сейчас, Марти, — заметил Джон. — Нам надо уходить. У нас эвакуация или ты забыл?

Лицо Марти разочарованно вытянулось.

— Ну, зачем нам уезжать именно сейчас? Я хочу жить в этой комнате! — Куда только делась присущая ему последнее время угрюмость. Круглое лицо Марти сияло, точно его освещали такие же, как на картах, лампочки. — Все, решено, я остаюсь! Изумительное место для работы. Весь мир точно на ладони. Я никуда не выйду отсюда и…

— Мы уезжаем. Прямо сейчас, — и Джон решительно и твёрдо подтолкнул его к двери. — А ты поможешь нам собраться, идёт?

— Раз уж мы оказались здесь, — сказал Питер, — заберу-ка я, пожалуй, свои документы. — И с этими словами он начал сгребать со стеллажей коричневые папки. А чуть позже, выходя из двери, прижал палец к дверной раме. Джон услышал тихий щелчок. — А вы возьмите на кухне еды столько, чтобы хватило на всех нас на сутки или около того. И ещё нам понадобится оружие, амуниция, ну и, разумеется, виски.

Джон кивнул.

— Нам и машина понадобится. Иначе как мы это все потащим?

— Положись на меня.

Тихий проникновенный стон донёсся из комнаты с картами. Марти каким-то образом ускользнул от Джона и сидел теперь в кресле перед компьютером. Сидел и раскачивался из стороны в сторону, не сводя глаз с россыпи мигающих разноцветных лампочек на прозрачных картах. Он начал понимать, что они все означают и как соединены между собой. До чего же занятная, хитроумная схема! Сердце у него забилось часто-часто, мысль, не знавшая покоя, угадывала все новые интересные решения… Джон тронул его за плечо.

— Марти!..

— Нет! — Он вздрогнул, точно его ужалила змея. — Никуда я отсюда не пойду! Никогда! Никогда! Понял?..

Джон пытался вытащить его из кресла, но Марти отбивался и лягался.

— Ему надо срочно принять лекарство! — сказал Смит Питеру.

С диким яростным криком Марти стал отбиваться кулаками, изрыгая чудовищные проклятия. Тогда Джон обхватил его обеими руками, приподнял из кресла и понёс к выходу из комнаты, а несчастный все продолжал брыкаться и орать.

Питер нахмурился.

— Времени у нас почти не осталось.

И он шагнул вперёд и нанёс Марти удар по подбородку. Тот тут же обмяк в руках Джона, глаза его расширились и смотрели невидяще. Марти потерял сознание. Питер вышел в коридор.

— Тащи его!

Джон вздохнул. У него было предчувствие, что Марти с Питером не поладят. Он подхватил своего друга на руки поудобнее, теперь лицо у Марти было такое умиротворённое. Потом перекинул его через плечо, точно мешок, и двинулся следом за бывшим спецназовцем и агентом МI-6 через дверь в кухне, за которой открывался вход в гараж.

Там их ждал средних размеров «РА»[5].

— Ага! Стало быть, есть другая дорога, — сообразил Джон. — Ну, конечно, само собой понятно, что должна быть и другая дорога. Ведь ты не станешь жить там, где можно оказаться в ловушке.

— Именно. Выхода всегда должно быть два. Правда, дорога жутко грязная. Зато на карте не обозначена. Наверное, поэтому за ней и не присматривают. Ладно, заталкивай твоего дружка в фургон.

Джон пристроил Марти на одну из трех подвесных коек в задней части фургона. В остальном интерьер выглядел как обычно — кухня, маленькая столовая, душевая. Все миниатюрное, за исключением гостиной. Здесь находилось сердце «РА». Компактный вариант такого же, что и в доме, компьютерного центра с картами, монитором и крошечными разноцветными лампочками, которые прямо на глазах у Джона ожили и замигали.

— Надо подзарядить батареи, — сказал Питер, и вместе с Джоном они вернулись в гараж. Англичанин занялся батареями, Джон перетаскивал из дома в фургон еду, виски, оружие, боеприпасы. Потом Питер куда-то исчез, очевидно — сделать последние приготовления. Смит увидел, как лежавший на койке Марти приподнял руку и слабо застонал. И одновременно услышал над головой рокот. К дому на небольшой высоте приближался какой-то летательный аппарат.

Он выхватил «беретту» и бросился в дом.

— Расслабься, — сказал ему Питер.

Они вышли на крыльцо и увидели, как через ближний горный хребет перелетел маленький одномоторный самолёт «сессна». Приблизился к хижине, покружил над ней. Затем кто-то выбросил из него на лужайку небольшой металлический цилиндр. Питер бросился к нему, поднял, вернулся к Смиту.

— Лекарство для этого чудака.

Вернувшись в фургон, Джон привёл Марти в сидячее положение, сунул ему таблетку, протянул стакан воды и наблюдал за тем, как тот с недовольным ворчанием принимает лекарство. Затем, словно вконец обессиленный, Марти откинулся на подушку и уставился в потолок. Иногда Джон замечал за другом эту странную манеру смотреть в никуда, точно гадая о том, что чувствуют и думают другие люди и на что она действительно похожа, эта так называемая «нормальная» жизнь.

Питер заглянул в фургон. Лицо его было мрачно.

— А у нас гости, Джон.

— Оставайся здесь, Марти, — сказал Джон. И поспешил вслед за Питером в гараж.

На шее у Питера висел мощный армейский бинокль. В одной руке он держал недавно вычищенную им винтовку «Хеклер и Кох МР5», в другой — штурмовую винтовку «энфилд», которую он бросил Джону. Его морщинистое загорелое лицо излучало, казалось, странное внутреннее сияние. Словно только теперь, наконец, он стал самим собой, знал, что находится на своём месте, предчувствовал, что ему снова придётся заняться любимым делом. Словом, Питер ожил и помолодел.

Джон тоже почувствовал приятный прилив возбуждения и одновременно — страха, который тут же постарался скрыть. Спрятавшись за высоким кустарником, окаймлявшим крыльцо, они наблюдали за стальным подвесным мостиком, перекинутым через глубокую пропасть. И видели пять человеческих фигурок по ту сторону моста. Пришельцы разглядывали взятую напрокат Джоном машину.

Питер поднёс к глазам бинокль.

— Вон те трое — помощники местного шерифа. А те двое, что в тёмных костюмах и шляпах, вроде бы командуют парадом.

— На наших киллеров не похожи, — сказал Джон и, взяв у Питера бинокль, поднёс его к глазам. Трое мужчин были в полицейской форме, двое других отдавали им приказы. И переговаривались между собой с таким видом, точно полиции тут вовсе не было. Вот один из них указал на хижину.

— ФБР, — кивнул Джон. — Они сюда не стрелять приехали. Я ведь всего лишь объявлен в розыск.

— Или они каким-то образом связаны с твоими злодеями, или же ситуация кардинально изменилась, — заметил Питер. — В любом случае, лучше не рисковать. Давай-ка предоставим им пищу для размышлений.

С этими словами Питер скрылся в доме. Джон продолжал наблюдать за парнями из ФБР, они давали последние инструкции полицейским. Вот все пятеро вытащили оружие и двинулись следом за первым фэбээровцем к мостику. Тот нёс в руках громкоговоритель.

Они находились всего в нескольких шагах от мостика, как вдруг остановились точно вкопанные. Джон и сам глазам своим не верил. Секунду назад металлический мост был там, над пропастью. А сейчас его не было, исчез, испарился.

Лишь со дна пропасти донёсся грохот да взлетело целое облако жёлто-коричневой пыли.

Незваные гости разинули рты. Они смешно вертели головами, не в силах понять, куда же делся мост. Двое копов бросились вперёд. Через бинокль Джон отчётливо видел, как помощники ухмыляются и, одобрительно покачивая головами, заглядывают в пропасть. Они открыто смеялись над парнями из ФБР.

Питер вернулся и присел рядом с Джоном на корточки.

— Маленький сюрприз, да?

— Да уж. А как это тебе удалось?

— Ловкость рук плюс электричество. На нашей стороне мост крепится с помощью чертовски массивных шарниров и петель. И стоит мне с помощью электронного приспособления отсоединить те, другие, что закреплены на противоположной стороне, как все сооружение обрушивается вниз. Поставить мост на место — работа не из лёгких, но на этот случай имеются у меня в Ли Вайнинге люди, которых я всегда могу вызвать. — Он поднялся во весь рост. — А чтобы перебраться на нашу сторону, этим типам потребуется не менее получаса. Жутко тяжело спускаться, а потом карабкаться на такую высоту. Пошли, не будем терять времени!

Джон прошёл через кухню в гараж, где они увидели Марти, сидящего на ступеньках фургона. Выглядел он вконец измотанным и притихшим.

— Привет, Джон! Я что, безобразничал?

— Был совершенно великолепен, как обычно, но, к сожалению, нам снова придётся покидать насиженное место. Люди из ФБР нас обнаружили. Нашли машину, а потому нам надо уезжать, и срочно.

— Чем я могу помочь?

— Ступай в фургон и жди.

Джон вышел на улицу. Англичанин, скрестив ноги, сидел на подстилке из сосновых игл под высоким деревом. Сквозь мощные ветви сосен просвечивали лучи солнца, испещряя причудливыми узорами и бликами самого англичанина и сидевшего рядом золотистого горного льва, который преданно смотрел прямо в глаза хозяину.

Питер говорил тихо, но убедительно:

— Прости, Стэнли, но мне снова нужно уехать. Неприятно, я знаю. Так что возвращайся пока к своей подружке. Придётся тебе побыть без меня. Охраняй наш форт. А я вернусь скоро, и оглянуться не успеешь. Обещаю.

Огромный жёлтый кот сидел совершенно неподвижно, устремив взгляд жёлтых круглых глаз на Питера. Казалось, зверь понимает каждое слово. В чем тут было дело — непонятно. То ли зверь понимал смысл самих слов, то ли интонацию хозяина. Но вот Стэнли приблизился, выгнул шею и нежно лизнул Питера в нос.

— Прощай, мальчик, — сказал Питер и поднялся.

Вот они обменялись последним взглядом, и громадный кот развернулся и затрусил в глубину леса. Питер последовал за Джоном.

— А с ним ничего не случится? — спросил Джон. — Сможет выжить в одиночку?

— Стэн лишь прошёл дрессуру, — ответил Питер. — Но он не укрощён, и совершенно ручным назвать его нельзя. Вообще далеко не уверен, что любую из кошек можно до конца приручить, но это уже тема для другого разговора. Стэнли очень привязан ко мне и готов защищать меня и хижину, но ведёт при этом двойную жизнь. У него есть своя территория, где он охотится, спаривается, заводит потомство, словом, все как обычно. Но при этом он признает меня и считает, что ответственен и за мою территорию. И принимает от меня еду как бы в знак компенсации за ту добычу, которую помешали поймать связанные со мной хлопоты. А вовсе не потому, что голоден. Так мне, во всяком случае, кажется. Ничего. С ним все будет в порядке.

— А он не нападёт на тех копов, когда они проберутся сюда?

— Без моего приказа — нет. Да и вообще, он, так же как любой другой лев, избегает встреч с человеком и нападает только в случае прямой угрозы. Но непременно будет защищать хижину от других зверей — медведей, к примеру, которые вполне могут её разрушить. — Тут Питер вдруг насторожился и прислушался, слегка склонив голову набок. — Да! Они спустились в пропасть и теперь поднимаются. Самое время сматываться.

* * *

Несколько минут спустя «РА», бодро подпрыгивая на ухабистой дороге, катил вниз, по склону горы, среди высоких сосен и кедров. Внезапно позади, оттуда, где находилась хижина Питера, раздался приглушённый взрыв.

— Джон! Что это? — простонал Марти и завертел головой.

— Черт, они в доме! — сказал Джон. — Дьявол их раздери!

— Ну, это вряд ли, — усмехнулся Питер. — Просто сработало внутреннее саморазрушающее устройство. Не мог же я оставить им свой центр управления и компьютерную комнату, верно? А теперь они самоуничтожились. Причём только они, все остальное в доме цело. Не тронуто и абсолютно невредимо. Хитро придумано, правда? Работа старого опытного сапёра, немного знакомого с электроникой.

В этой части Сьерра-Невады уже выпадал ранний снег, и среди деревьев поблёскивали белые пятна. Колёса фургона скользили по гладким, омытым дождём камням. Машину изрядно побросало из стороны в сторону, пока они спускались по узкой дорожке-серпантину.

— Так ты подготовил бумаги для поездки в Ирак? — спросил Смит.

Питер полез в карман охотничьей куртки, которую надел поверх фланелевой рубашки. И протянул Джону конверт.

— Все здесь. Следуй каждой инструкции до мелочей, иначе путешествие окончится, едва успев начаться. Помни — до мелочей.

— Понял.

— А как же я, Джон? — спросил сидевший сзади Марти.

— Нам всем есть чем заняться, — сказал Смит. — Попробуй выяснить, откуда взялся этот вирус, есть ли против него сыворотка, что они планируют с ней делать. И кто убил Софи.

— И как их остановить, — мрачно добавил Питер.

— Да, это самое главное, как их остановить, — Джон буквально висел, держась за перекладину, так немилосердно швыряло машину по кочкам, камням и ухабам. — Все специальные лаборатории мира работают сейчас над сывороткой, и мы должны им помочь. Но, помимо всех этих вопросов, существует ещё один, главный. И все в конечном счёте сводится к ответу на него. У кого в руках этот вирус? Правда, информация по любому другому из вопросов может служить подсказкой. Я очень рассчитываю на Ирак. Чувствую, что именно там представится шанс узнать, откуда взялся вирус и что они собираются с ним делать.

— А узнав, кто убил Софи, мы можем узнать и все остальное, — добавил Питер. — Я так понял, это поручается мне?

— Да. Тебе и Марти, — Джон обернулся. — Попробуй все же разузнать о телефонных звонках, Март, и найти Гриффина. Но делай это крайне осторожно, подолгу на одном месте не засиживайся. Иначе тебя засекут. Так что у вас двоих очень важные задания.

Марти смотрел виновато:

— Ты уж прости, Джон.

— Я все понимаю, — ответил Смит, затем, после паузы, добавил: — И вот ещё что. Нам надо договориться, как мы будем поддерживать связь.

— Через Интернет, конечно, — сказал Марти.

— Вот тут ты прав, старина, — согласился с ним Питер. — Мы должны договориться, где и как будем оставлять друг другу послания.

Джон улыбнулся.

— А я знаю! Прямо у них под носом. Но там, куда они и не сунутся, просто в голову не придёт. Используем вэб-сайт под кодовым названием «Синдром Асперджера».

— Ловко придумано, ничего не скажешь! — закивал Марти. — Молодчина, Джон!

И они принялись обсуждать детали отправки посланий и способ их кодирования, как вдруг Питер крикнул:

— Держись, ребята! Крепче!

Машина так резко вильнула вправо, что едва сохранила равновесие и несколько секунд ехала, накренившись, на двух колёсах. Из леса прогремели выстрелы. Веером разлетелись осколки стекла, из кузова в задней части были вырваны клочья металла. Марти испуганно взвизгнул.

— Март? — Джон встревожено обернулся.

Марти сидел на полу накренившегося фургона, вцепившись обеими руками в левую ногу, и раскачивался из стороны в сторону. И ещё Смит увидел кровь. Под ногой Марти расползалась лужица крови, но, заметив взгляд друга, Марти выдавил слабую улыбку и пролепетал тихим дрожащим голосом:

— Ничего, Джон. Я в порядке.

— Возьми полотенце! — крикнул ему Смит. — Сложи пополам и крепко прижми к ране. Если и тогда кровотечение не остановится, кричи.

Сам он должен был оставаться в кабине рядом с Питером, чтобы, если атакующие попытаются отрезать им путь, воспользоваться винтовкой «энфилд».

Питер пока не мог отстреливаться, он выворачивал руль, пытаясь удержать машину, его бледно-голубые глаза сверкали холодной злобой. Фургон слетел с дороги и помчался через лес, среди деревьев и кустарников. Каким-то чудом он не врезался ни в одно из препятствий. Тут надо было отдать должное Питеру — он управлял машиной с чёткостью и точностью астронавта, стыкующегося с космической станцией. Дважды тяжёлый фургон перелетал через горные ручьи, вздымая фонтаны воды и опасно скользя на подводных камнях.

Стоявшие на дороге двое мужчин пытались получше прицелиться в движущуюся мишень, но машину так трясло и мотало из стороны в сторону, что это им никак не удавалось сделать. Фургон сшибал ветки, перепрыгивал через валуны и камни. Позади, из-за поворота, вылетел на дорогу серый армейский джип и присоединился к погоне. Но вот преследователи немного отстали, и в этот момент Джон увидел впереди глубокую пропасть.

— Питер! Осторожней!

— Вижу! — Питер ударил по тормозам, машину завертело. Она ударилась бортом о два огромных валуна и, содрогнувшись, остановилась в каком-то футе от пропасти.

Двое с ружьями, что преградили им путь на дороге, были довольно далеко, но начали приближаться. Серый джип тоже не стоял на месте, вот он успешно преодолел ещё один крутой поворот.

Напряжение достигло предела. Джон смотрел вниз, в пропасть, и вытирал выступивший на лбу пот.

— Ладно, поехали, — сказал Питер и завёл мотор. И тяжёлый фургон вновь запрыгал по кочкам и ухабам, держась параллельно пропасти. Двигались они по направлению к дороге.

Джон следил за двумя парнями с автоматами — предугадав направление, они мчались по лесу и стремились перерезать дорогу фургону.

— Они уже близко!!!

Питер покосился на бегущих. В этом месте пропасть делала резкий поворот. И он, следуя её направлению, поддал газу и резко вырвался на дорогу. С довольной усмешкой развернул тяжёлый фургон и помчался по грязной дороге, вздымая клубы пыли.

Пули так и защёлкали им вслед среди деревьев. Джон втянул воздух всей грудью и слегка разжал впившиеся в «энфилд» пальцы. Потом покосился в зеркало заднего вида. К двоим парням присоединился третий, и они стояли, взбешённые и запыхавшиеся, посреди пыльной дороги.

Джон узнал в третьем плотного коротышку.

— Это они, те самые, — сердито заметил он. — Те же типы, что пытались убить меня. — Он поднял глаза на Питера. — Но вообще-то, их должно быть больше.

— Ясное дело. — Питер не сводил глаз с ухабистой тряской дороги. — Так называемая стратегия неуловимых.

Знание местности и все такое прочее. Такого рода враг склонен переоценивать фактор внезапности.

Джон пошёл в заднюю часть фургона, к Марти, цепляясь за все, что только не попадётся под руку. Но к этому времени Марти уже почти оправился — рана на ноге оказалась неглубокой, кость не задета. Джон обработал её антибиотиками и наложил повязку. Одно из окон в фургоне оказалось выбитым, металлический кузов в трех местах повреждён пулями. Но они не задели и не повредили ничего существенного, в том числе и передвижного компьютера Питера.

Смит вернулся к Питеру в кабину. Минут пять спустя они услышали шум движения.

— Что скажешь? — Он разглядывал вьющуюся впереди, среди деревьев, грязную дорогу. — Что, если они подкарауливают нас у въезда на шоссе?

— Или ещё ближе. Придётся их разочаровать. — И Питер улыбнулся загадочной улыбкой.

Впереди дорога разветвлялась. Более узкая её часть уходила влево, в самую чащу леса. Она была ещё грязней и ухабистей, чем та, по которой они ехали, и лишь на несколько дюймов шире фургона. И все-таки какая-никакая, а дорога.

— Пожарная тропа, — объяснил Питер. — В лесу их полно. На обычных картах не отмечены, о них знают лишь лесники да пожарная служба.

— И мы поедем по ней? — спросил Джон.

— А куда денемся? — с улыбкой ответил Питер и свернул влево.

Тяжёлые ветви сосен хлестали и скребли по металлическим бортам. Этот шум был нескончаем и страшно действовал на нервы, — казалось, чьи-то пальцы выбивают по обшивке фургона мелкую дробь. Минут пятнадцать спустя, когда Джон уже начал опасаться, что вот-вот тронется умом, впереди показался просвет.

— Вырвались? — с надеждой спросил он Питера.

— Ишь, чего захотел! Закончить такую прекрасную прогулку? — Питер резко свернул на другую пожарную тропу. — Сейчас мы едем вниз, по склону холма, заметил? — Ничего, скоро все кончится, держись, ребята! — весело добавил он.

Вторая пожарная тропа оказалась столь же узкой. Нависающие над машиной ветви продолжали царапать крышу и борта. Но Питер неуклонно продвигался вперёд. Джон закрыл глаза и вздохнул, пытаясь отогнать неприятное ощущение — ему казалось, что по коже у него бегают мурашки. Слава богу, хоть Марти не жаловался и не ныл. А впрочем, ясно почему — ведь он под воздействием таблеток.

И вот, наконец, они подъехали к автомагистрали, и Джон напряжённо выпрямился на сиденье. Питер притормозил у самого края дороги, среди деревьев. Раздражающие стук, царапанье и поскребывание стихли. Единственными слышными звуками были урчанье мотора да шум движения на шоссе, так не сочетающийся с мирной красотой леса.

Джон огляделся.

— Ну, как? Их не видно?

Движение на двухполосном шоссе оказалось интенсивней, чем он ожидал.

— Но это же не 120-я!

— 395-я, федерального значения. Самая большая по эту сторону. Ну, что, ничего подозрительного не замечаешь?

Джон огляделся ещё раз.

— Да нет, вроде бы никого.

— Ну и прекрасно. Я тоже не вижу. Куда теперь?

— А как быстрей добраться до Сан-Франциско?

— Направо, потом надо выехать обратно на 120-ю, и вперёд, через Йосемит.

— Стало быть, направо и на 120-ю.

— Умно, ничего не скажешь. — Питер сощурил бледно-голубые глаза.

— Они никак не ожидают, что мы завернём обратно. К тому же таких «РА» на дорогах полно.

— А что, если те разбойники успели запомнить наши номера?

— Снимем их, и все дела.

— Черт побери, мой мальчик! Как это я сам не додумался? — Питер извлёк отвёртку, достал из бардачка две таблички с номерными знаками Монтаны и выпрыгнул из фургона.

Джон схватил «беретту» и последовал за ним. И, стоя рядом с Питером, наблюдал за тем, как тот снимает старые номера и ставит вместо них новые. В лесу раздавалось пение птиц, громко жужжали насекомые.

Через несколько минут оба вернулись в кабину.

Марти сидел за компьютером. Поднял на них глаза.

— Все в порядке?

— В полном порядке, — заверил его Джон.

Питер включил мотор, выжал сцепление и выехал на шоссе.

— Ну, что, поиграем в кошки-мышки?

Фургон покатил к югу. Когда впереди показался перекрёсток, от которого отходила 120-я автомагистраль, он, не раздумывая, свернул на неё, и они стали подниматься в гору. Примерно через четверть мили они проехали мимо двух серых джипов, припаркованных в лесу по разные стороны от пыльной дороги, которая вела прямиком к хижине Питера.

Возле одного из джипов стоял высокий мужчина с изрытым оспинами лицом и тёмными глазами под тяжёлыми полуопущенными веками. Одет он был в чёрное и говорил по коротковолновому приёмнику. И ещё, казалось, был страшно возбуждён и даже немного растерян, оглядывая пристальным взглядом склоны горы. Впрочем, на фургон с номерами Монтаны, направлявшийся в сторону Йосемита, он взглянул лишь мельком.

— Араб, — сказал Питер. — Сразу видно, человек опасный.

— Я с тобой согласен, — кивнул Джон. Голос его звучал мрачно. — Будем надеяться, я все же найду в Ираке ответы на интересующие нас вопросы. А вы постарайтесь разыскать Билла Гриффина и выяснить как можно больше о смерти Софи. Эти таинственно исчезнувшие звонки могут иметь решающее значение.

Они ехали дальше. Питер включил радио. Передавали новости, а вокруг горной гряды Сьерры с белыми шапками на вершинах уже начали сгущаться вечерние тени.

Часть третья

Глава 25

8.00 вечера, вторник, 21 октября

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Газета «Вашингтон пост» лежала на столе в Овальном кабинете, там, где президент оставил её, и, открытая на первой странице, словно бросала всем собравшимся вызов и обвинение. И хотя ни один из высоких чиновников, рассевшихся за круглым столом, а также ни один из их помощников, подпиравших стену, старались не глядеть на заголовок, набранный крупными жирными буквами, все отлично знали, о чем идёт речь. Каждый из них, проснувшись, обнаружил эту газету на пороге своего дома. То же самое произошло и с миллионами рядовых американцев — их ждала газета с тем же ужасным заголовком, от которого просто кровь стыла в жилах. А потом весь день эти новости передавали по радио и по телевизору. И обсуждали, похоже, сегодня только их.

На протяжении нескольких дней учёные и военные информировали президента и чиновников высокого ранга, но до сегодняшнего дня так называемый цивилизованный мир не знал о том, какая опасность ему грозит. И вот теперь, наконец, узнал.

Эпидемия неизвестного смертоносного вируса расползается по всему миру.

Госсекретарь США Норман Найт поправил очки в металлической оправе. Голос его звучал глухо и мрачно:

— Двадцать семь стран уже сообщили о случаях гибели людей от этого вируса, общее число погибших близится к полумиллиону. Начинается заболевание с симптомов, характерных для сильной простуды или гриппа. Все это длится примерно недели две, затем наступает резкое ухудшение состояния, развивается острый респираторный синдром. Смерть наступает в течение нескольких часов, — он печально вздохнул. — Из сорока двух стран пришли сообщения о случаях заболевания гриппом. И мы не знаем, грипп ли это или же смертельная болезнь, вызванная вирусом. Мы едва успеваем вести подсчёт погибшим, скоро цифры будут зашкаливать за миллионы.

По комнате пронёсся встревоженный шёпот. И тут же снова настала мёртвая тишина.

Президент Сэмюэль Адамс Кастилья переводил тяжёлый пронизывающий взгляд с одного знакомого лица на другое. Он надеялся прочесть в них подсказку. Он должен был знать, на кого из этих людей можно положиться, кто из его помощников обладает достаточными знаниями, мудростью и волей к решительным действиям. А кто ударится в панику? Кто будет напуган до состояния чуть ли не паралича? Ведь знания без воли, решительности и способности действовать бесполезны. И любого, кто не сумеет проявить этих качеств в столь критический момент, следует немедленно уволить.

И вот, наконец, он заговорил, стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее и твёрже:

— Ладно, Норм. Каковы цифры по Соединённым Штатам?

Длинное лицо госсекретаря под копной густых седых волос напряглось.

— Помимо тех девяти случаев на прошлой неделе, сообщается ещё о пятидесяти погибших. И примерно о тысяче случаев заболевания гриппом. Этих, последних, сейчас проверяют на новый вирус.

— В таком случае, похоже, мы ещё легко отделались, — заметил адмирал Стивен Броуз, председатель Объединённого комитета начальников штабов. В голосе его звучала осторожная надежда.

«Слишком много осторожности и мало надежды», — подумал президент Кастилья. Странно, но он уже не в первый раз замечал, что военные зачастую проявляют меньше готовности к решительным и быстрым действиям. Что, впрочем, объяснимо — ведь им приходится сталкиваться с самыми трагичными последствиями необдуманных действий куда как чаще, чем всем остальным людям.

— Этого вполне достаточно, — мрачно заметила Нэнси Петрелли, секретарь Комитета по здравоохранению. — Это вовсе не означает, что уже завтра мы не столкнёмся с проблемой того же масштаба.

— Да, думаю, вы правы, — согласился президент, немного удивлённый столь пессимистичным подходом секретаря Комитета по здравоохранению. Он всегда считал эту даму оптимисткой. Возможно, проклятый вирус вселил страх не только в простых граждан, но и в людей, облечённых властью. Уже одно это доказывает необходимость срочных, но обдуманных и хорошо взвешенных действий. Да, вот именно, хоть каких-то действий, чтобы побороть чувство беспомощности и паники, овладевшее людьми.

Он обернулся к главному врачу Государственной службы здравоохранения.

— Есть что-нибудь новенькое касательно тех первых случаев заболевания вирусом, Джесс? Прослежена между теми людьми хоть какая-то связь?

— Ни во ВМИИЗе, ни в Центре по контролю над заболеваниями не найдено ничего такого. За исключением разве что одного: все они участвовали в операции «Буря в пустыне» или имели близкие родственные связи с теми, кто там находился.

— А что в других странах?

— То же самое, — ответил главный врач Джесси Окснард. — Все учёные признают, что загнаны в тупик. Видят эту тварь в своих электронных микроскопах, но вся полученная информация по ДНК не говорит ни о чем. Есть сходство с рядом вирусов, но лишь частичное, а потому на тему того, как обращаться с этой штукой, существуют пока лишь догадки. Они понятия не имеют, откуда он взялся и как и чем можно его остановить. Единственное, что могут пока предложить, — это традиционные методы лечения любой вирусной лихорадки. Ну и ещё надежду подогревает тот факт, что смертность равна пятидесяти процентам. В первых шести случаях.

— По крайней мере, хоть что-то, — сказал президент. — Мы можем мобилизовать все медицинские ресурсы всех высокоразвитых промышленных стран и разослать их по всему миру. Людские ресурсы тоже. Все, что необходимо. — Президент обернулся к Энсону Маккою, министру обороны. — Проследите за тем, чтобы вооружённые силы были предоставлены в распоряжение Джесса, Энс. Все — транспорт, войска, корабли, все, что потребуется.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Энсон Маккой.

— В разумных пределах, сэр, — вставил адмирал Броуз. — Есть страны, которые могут воспользоваться критической ситуацией. Нельзя вкладывать слишком много ресурсов. Иначе в случае нападения мы станем уязвимы для противника.

— Судя по тому, как развиваются события, Стивенс, — сухо заметил президент, — может случиться так, что нам просто некого и нечего будет оборонять. Пришло время новых подходов и нового мышления, друзья мои. Старые рецепты не работают. Примерно так выразился в своё время об одном из кризисов Линкольн. И теперь нам, похоже, тоже грозит кризис, причём нешуточный, черт бы его побрал! Кенни и Норман предупреждали об этом на протяжении нескольких лет. Верно, Кенни?

Министр внутренних дел Кеннет Дальберг кивнул.

— Глобальное потепление климата. Резкое ухудшение экологической ситуации. Вырубка дождевых лесов. Массовая миграция населения из сельских районов в странах «третьего мира». Перенаселённость. Все это ведёт к появлению новых заболеваний. А они несут с собой смерть. Много смертей. Эта эпидемия может оказаться лишь верхушкой айсберга.

— А это, в свою очередь, означает, что мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы остановить её, — сказал президент. — Как и подобает любой другой прогрессивной и высокоразвитой стране, — уголком глаза он заметил, что Нэнси Петрелли приоткрыла рот, видно, собиралась что-то возразить. — И не говорите мне, во сколько это нам обойдётся, Нэнси. Деньги в данный момент не имеют значения.

— Согласна с вами, сэр. Просто у меня появилась одна идея.

— Вот и прекрасно. — Президент с трудом сдерживал нетерпение. — Надо действовать, действовать, и немедленно. Может, поделитесь с нами своими соображениями?

— Я не согласна с утверждением, что учёным нечего предложить. Примерно час тому назад в мой офис поступил звонок от некоего доктора Виктора Тремонта, главы и председателя Совета директоров фирмы «Блэнчард Фармасьютикалз». Он сказал, что абсолютной уверенности у него пока нет, что он никогда не проверял это средство на новом вирусе, но, судя по тому, что он слышал об этом вирусе и симптомах, он очень близок к вирусу, выделенному из крови обезьяны, над которым их лаборатории работают вот уже несколько лет, — она выдержала паузу для большего эффекта. — И они разработали сыворотку, помогающую почти стопроцентно.

В кабинете настала полная тишины. Затем все заговорили, разом и громко, возбуждённо — настоящая какофония голосов. Они засыпали Нэнси вопросами. Они подвергали любое её утверждение сомнению. Но в глубине души каждый верил в возможность чуда.

Наконец президент стукнул кулаком по столу:

— А ну, прекратите, черт побери! Заткнитесь, слышите? Все!

В кабинете вновь воцарилось молчание. Президент обвёл взглядом присутствующих, предоставляя им возможность окончательно успокоиться. Напряжение достигло апогея, тиканье каминных часов казалось оглушительно громким.

Взгляд президента Кастильи остановился на секретаре Комитета по здравоохранению.

— Давайте-ка послушаем ещё раз, и постарайтесь ближе к сути, Нэнси. Стало быть, некто вообразил, что у него имеется лекарство против этого вируса? Я правильно вас понял? Где? Кто? И как?

Нэнси Петрелли враждебно покосилась на членов Кабинета министров и советников, готовых наброситься на неё снова.

— Его имя Виктор Тремонт, сэр. Он является управляющим и председателем Совета директоров фирмы «Блэнчард Фармасьютикалз». Это очень крупная международная биохимическая и медицинская компания. Группа учёных его лаборатории разработала сыворотку против вируса, обнаруженного в крови обезьян в Латинской Америке. Испытания на животных прошли очень успешно, получен патент на применение медикамента в ветеринарии. И все проходило с одобрения и разрешения АКПЛ — Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами.

Главный врач Окснард нахмурился.

— Но вроде бы АКПЛ ещё не выдала разрешения на применение препарата даже в ветеринарии?

— И на людях он ещё не испытывался, верно? — заметил министр обороны Маккой.

— Нет, — ответила Нэнси Петрелли. — Они и не собирались испытывать его на людях. Но доктор Тремонт считает, что этот неизвестный вирус вполне может оказаться тем, обезьяньим, вот только передаётся сейчас от человека к человеку. Ну и я считаю, что с учётом сложившихся обстоятельств мы были бы полными идиотами, если б отказались попробовать… вернее, исследовать его возможности и дальше.

— А зачем это им вообще понадобилось, создавать сыворотку для обезьян? — поинтересовался министр торговли.

— Ну, чтобы иметь более полное представление о том, как противостоять вирусным инфекциям в целом. Разработать технологию массового производства сывороток на будущее, — ответила Нэнси Петрелли. — Вы же сами только что слышали, что говорили Кен и Норман о появлении все новых вирусов, несущих опасность для всего мира. Сегодня вирус убивает обезьян, завтра может вызвать эпидемию среди людей. По моему мнению, мы должны только радоваться, что такие разработки существуют, или я не права? Считаю, мы должны рассмотреть и эту возможность. Вполне вероятно, что обезьянья сыворотка окажется вполне пригодной и для людей.

И снова ей ответил гам и гул голосов.

— Чертовски опасно!

— Думаю, Нэнси права. К тому же у нас нет выбора.

— Да АКПЛ никогда этого не разрешит!

— Что мы теряем?

— Многое. Да эта сыворотка, она может оказаться ещё хуже, чем само заболевание!

И ещё один голос:

— А не кажется ли вам все это несколько странным? Ну, что сыворотка против неизвестного заболевания вдруг возникает именно сейчас и ниоткуда?

— Да будет тебе, Сэм. Они наверняка работали над ней долгие годы.

— По большей части, чисто исследовательские работы поначалу не имеют практической цели. А потом вдруг выясняется, что их результаты можно успешно применять на практике.

И снова пришлось президенту стучать кулаком по столу.

— Ладно! Хватит! Перестаньте! Мы ещё обсудим все это поподробнее. Я готов внимательно выслушать все доводы за и против. Но сейчас хочу, чтобы Нэнси и Джесс срочно отправились в этот самый «Блэнчард» и все толком проверили. Мы имеем дело с критической ситуацией и не хотим её усугублять, это, по-моему, ясно каждому. И в то же время имеем право надеяться на чудо. Так будем же надеяться, что этот Тремонт знает, о чем говорит. Даже больше. Давайте все молиться о том, чтобы он оказался прав, иначе миру настанет конец. — Он поднялся из кресла. — На сегодня все. Каждый знает, что ему делать. Так что за дело, друзья мои!

И он вышел из кабинета нарочито бодрой походкой, хотя сердце его терзала тревога. У президента тоже были маленькие дети, и он боялся за них.

* * *

На заднем сиденье длинного чёрного лимузина Нэнси Петрелли говорила по сотовому телефону:

— Как вы и советовали, Виктор, я дождалась момента, когда ситуация стала выглядеть практически безысходной. И когда увидела, что они готовы раздавать всем подряд лейкопластыри и касторку за счёт американских налогоплательщиков, закинула нашу удочку. Эффект разорвавшейся бомбы! Было много подозрительности и скрежета зубов, но, в конце концов, президент занял вполне устраивающую нас позицию. Мне показалось в целом, он готов принять от нас любую помощь.

— Молодец! Очень умно! — Находившийся в Адирондаке Тремонт улыбнулся, глядя на раскинувшуюся перед окном гладь озера. — И какие шаги собирается предпринять Кастилья?

— Посылает меня и главного врача поговорить с тобой и доложить ему о результатах.

— Что ж, ещё лучше. Устроим блестящее шоу для Джесса Окснарда. На тему наука и гуманизм.

— Ты поосторожней с ним, Виктор. Окснард и ещё несколько человек что-то явно заподозрили. Нет, конечно, если президент остановится на нашем проекте, открыто возражать они не посмеют. Но будут всячески мешать принять подобное решение. Вынюхивать и всюду совать свои носы.

— Ничего они не найдут, Нэнси. Не волнуйся и доверься мне.

— Что слышно о нашем подполковнике Джоне Смите? Надеюсь, он уже выведен из игры?

— Можешь рассчитывать на это.

— Очень хотелось бы надеяться, Виктор.

Она отключилась и сидела в тёмном лимузине, легонько постукивая наманикюренными коготками по обивке сиденья. Она испытывала приятное возбуждение и одновременно — страх. Возбуждение оттого, что все вроде бы складывается, как было ими задумано. А страх от того, что если вдруг они упустили… какую-нибудь мелочь… забыли, проигнорировали, не подумали проверить, все может пойти прахом.

* * *

Сидевший у себя в кабинете Тремонт задумчиво глядел на тёмную гряду вершин Адирондака. Нэнси Петрелли вроде бы удалось успокоить, теперь самое время побороть сомнения, зародившиеся у него самого. После того как аль-Хасан упустил Смита и двоих его дружков в Сьерра-Неваде, вся троица куда-то таинственно исчезла. Оставалось лишь надеяться, что они прячутся где-то, затаились и, опасаясь за свою жизнь, не будут предпринимать никаких шагов.

Но Тремонт понимал: с такими делами не шутят. Кроме того, собранная по крупицам информация о Смите говорила, что этот тип вовсе не из тех, кто привык так легко сдаваться. Нет, решил Тремонт, надо продолжить его поиски. Пусть даже у Смита совсем немного шансов причинить им вред, даже просто выжить. Тремонт удручённо покачал головой. На секунду его пробрал озноб. От такого типа, как Смит, можно ожидать чего угодно, пусть даже шансы его почти равны нулю.

Глава 26

8.02 утра, среда, 22 октября

Багдад, Ирак

Некогда считавшийся колыбелью цивилизации город Багдад раскинулся на пустынной равнине, между реками Тигр и Евфрат. Город контрастов, казалось, он ещё окончательно не проснулся под лучами жаркого утреннего солнца. Блистающие аквамарином шпили и минареты, муэдзины, расхаживающие по крышам этой экзотической метрополии и призывающие воздать молитву Аллаху. Женщины в длинных одеяниях плыли по узким улочкам старого города, напоминая маленькие чёрные пирамиды, а сами улицы, улочки и переулки стремились к центру, к новому городу, сверкающему стеклом и бетоном.

Кто только не пытался завоевать этот древний город мифов и легенд! За последнее тысячелетие он подвергся нашествиям арабов, монголов и британцев. И всякий раз выживал и торжествовал победу. Но за последнее десятилетие в результате введения США санкций удача, похоже, отвернулась от него. Жизнь в обнищавшем Багдаде Саддама Хусейна сводилась к каждодневной борьбе за самые простые и насущно необходимые вещи: еду, чистую воду и лекарства. По длинным обсаженным пальмами бульварам катили велосипеды, мотоциклы и автомобили. Смог и выхлопные газы отравляли некогда кристально чистый воздух пустыни.

Джон Смит раздумывал обо всем этом, сидя в такси, которое везло его по серым от пыли улицам города. Вскоре он попросил водителя остановиться в некогда фешенебельном районе города, расплатился, вышел из машины и насторожённо огляделся по сторонам. Никто, похоже, не обращал на него особого внимания. Что и неудивительно — на нем была форма работника ООН, с эмблемой этой организации на повязке и пластиковой карточкой, удостоверяющей личность, приколотой к карману куртки. Да и такси в этом мрачном и нищем городе было полно. Стать водителем такси — это, пожалуй, был единственный выход для представителей бывшего среднего класса, чтобы хоть как-то свести концы с концами. В каждой семье осталось по одной, пусть старенькой, машине, к тому же цены на бензин здесь держались низкие, меньше десяти центов за литр.

Водитель отъехал, Смит ещё раз оглядел улицу и неспешно зашагал к зданию, где прежде располагалось американское посольство. Окна закрыты ставнями, само здание и сад вокруг него в самом плачевном состоянии. Такое впечатление, что дом окончательно заброшен. Но это не смутило Смита. Он поднялся к двери и надавил кнопку звонка.

Соединённые Штаты имели своего представителя в Багдаде, но он был поляком. В 1991-м, в самом конце войны в Персидском заливе, Польша взяла на себя обязательство представлять посольство США на Пи-стрит Нортвест. И с тех пор, даже когда на город падали американские ракеты и бомбы, польские дипломаты, удерживаемые в посольстве чуть ли не как заложники, представляли в Ираке не только интересы своей страны, но и Америки. Засев в этом некогда величественном, а теперь разорённом здании, они решали паспортные и визовые вопросы, общались с местными средствами массовой информации и время от времени помогали осуществлять обмен неофициальной информацией между Багдадом и Вашингтоном. Ведь во всех войнах бывают моменты, когда враждующим сторонам, даже ярым противникам, необходимо как-то общаться. Только по этой причине Саддам Хусейн и терпел здесь поляков. Но в любой момент всемогущий диктатор мог и передумать и отправить их всех до одного за решётку.

Двери посольства распахнулись. На пороге стоял крупный носатый мужчина с густыми седеющими волосами и смешными кустистыми бровями, из-под которых смотрели умные карие глаза.

Он взглянул на Смита. Описание, данное Питером, подходило.

— Вы Иржи Домалевский, да?

— Так точно. А вы, должно быть, и есть тот самый друг Пита?

На вид лет сорок пять, одет в коричневый, немного великоватый ему костюм. Говорит по-английски с польским акцентом. Двери распахнулись ещё шире, и дипломат окинул высокого американца пристальным взглядом с головы до пят.

— Входите. Нет смысла торчать в дверях, слишком уж соблазнительная мишень. — Он затворил дверь за Джоном и провёл его через отделанный мрамором вестибюль в просторный кабинет. — Уверены, что не привели за собой «хвоста»? — Ему понравился спокойный взгляд темно-синих глаз незнакомца, а также ощущение сдержанной силы, которую излучала, казалось, вся его фигура. Во враждебном Багдаде гостю понадобится и то и другое.

— МI-6 знает, что делает, — ответил Смит. — Не буду утомлять вас подробным рассказом о том, какими путями мне удалось проникнуть в эту страну.

— Хорошо. Можете ничего не говорить. — Домалевский кивнул, затворяя за собой дверь в кабинет. — Есть на свете секреты, которых никто не должен знать. Даже я. — Он сухо улыбнулся краешками губ. — Вот кресло, присаживайтесь. Вы, должно быть, очень устали. Вот это, с широкими подлокотниками, особенно удобное. И все пружины до сих пор целы. — Джон уселся в кресло, а дипломат подошёл к окну, слегка отодвинул штору и выглянул на улицу в щёлочку. — Мы должны быть очень осторожны.

Джон положил ногу на ногу. Домалевский прав: он страшно устал. Но, несмотря на это, его просто сжигало нетерпение поскорее приступить к делу. Расследовать причину гибели Софи. Её прекрасное, искажённое мукой агонии лицо постоянно преследовало его и во сне, и наяву.

Три дня тому назад он ранним утром прилетел в Лондон и сошёл с самолёта в Хитроу, одетый в новый костюм, купленный в Сан-Франциско. То было начало долгого, опасного путешествия. В Хитроу его встретил агент из МI-6, посадил в машину военно-медицинской службы и отвёз на базу Королевских ВВС, расположенную где-то в восточной Англии. Уже оттуда он совершил перелёт в Саудовскую Аравию, приземлился в пустыне на маленьком аэродроме, где был встречен неким безымянным капралом из САС, одетым в длинные одеяния бедуина и прекрасно говорившим на арабском.

— Вот, наденьте, — он протянул Джону примерно такой же, как у него, балахон. — Нам предстоит воспользоваться одной статьёй малоизвестного довоенного соглашения. — Позже выяснилось, что говорил он о нейтральной зоне, расположенной на границе Ирака с Саудовской Аравией, где кочевникам-бедуинам из обеих стран разрешалось беспрепятственно следовать своими проложенными за многие века маршрутами.

И вот в этих просторных, развевающихся на ветру одеждах, Джон с капралом переходили от одного бедуинского лагеря до другого, пока, наконец, не оказались на территории Ирака. А затем, уже на окраине Багдада, капрал приготовил Смиту ещё один сюрприз — снабдил фальшивыми документами, иракскими динарами, западным костюмом, а также нарукавной повязкой и бляхой работника ООН из Белиза. Отныне у Джона было новое имя — Марк Бонне.

Он даже покачал головой, поражённый предусмотрительностью службы МI-6.

— Вы, смотрю, как всегда на высоте.

— Да ни черта подобного, — устало огрызнулся капрал. — Напротив, далеко не уверен, что у вас хоть что-то получится. Нет смысла тратить действительно хорошие документы на потенциальный труп. — Впрочем, это не помешало ему крепко пожать Джону руку на прощанье. — Если снова увидите эту задницу, Питера Хауэлла, передайте, что он должен всем нам хорошую выпивку.

И вот теперь Джон сидел в здании бывшего американского посольства, одетый, как и подобает работнику ООН низшего звена, — в коричневые хлопковые брюки, рубашку с короткими рукавами, куртку на «молнии», снабжённую нарукавной повязкой, бляхой и пластиковой идентификационной карточкой. В кармане лежала ещё одна, запасная, карточка и деньги.

— Не принимайте мою озабоченность на свой счёт, — сказал Домалевский, продолжая изучать обстановку на улице. — Поверьте, нас трудно упрекнуть в том, что мы не проявляем должного восторга при мысли о том, что вам придётся помогать.

— Да, конечно, я все понимаю. Но поверьте, это не напрасно. И риск, который вы взяли на себя, более чем оправдан.

Домалевский кивнул тяжёлой головой.

— В послании от Питера об этом упоминалось. Он также прислал мне список врачей и больниц, которые вы хотели бы посетить. — Поляк отвернулся от окна. И снова, приподняв кустистые брови, оглядел американца. Его старый друг Питер Хауэлл сообщил, что этот мужчина врач. Но как он поведёт себя в экстремальной ситуации, связанной с насилием? Правда, с этими широкими плечами, мускулистой и тонкой в талии фигурой, он скорее походил на снайпера, а не врача. Домалевский считал, что хорошо разбирается в людях, и, глядя на американца, подумал, что, возможно, Питер был прав.

— Вы уже договорились о встречах? — спросил Джон.

— Да, разумеется. И на некоторые из них отвезу вас сам. А с остальными уж как-нибудь сами разберётесь. — Голос дипломата звучал предостерегающе. — Только помните, все ваши удостоверения от ООН могут оказаться совершенно бесполезными, если вы попадёте в лапы местных спецслужб. Это полицейское государство. Многие граждане вооружены, любой может оказаться шпионом. А что касается республиканской гвардии, личной охранной службы Хусейна, так это просто звери. Эдакая комбинация СС и гестапо. Вечно вынюхивают и выискивают врагов государства, диссидентов, запросто могут схватить человека только за то, что его внешний вид им не понравился.

— И, как я понимаю, часто ошибаются при этом?

— Правильно понимаете. Смотрю, вам кое-что известно об Ираке.

— Немного, — мрачно кивнул Смит.

Домалевский, слегка склонив голову набок, продолжал любоваться американцем. Нет, ему определённо нравился этот человек. Затем он подошёл к письменному столу, выдвинул ящик.

— Иногда трудно предвидеть и оценить, откуда может исходить самая большая опасность. Насилие может произойти в любой момент, часто без всякой видимой причины или логики. Питер просил меня передать вам это.

И, усевшись в кресло рядом с Джоном, Домалевский протянул ему американскую «беретту» армейского образца. Смит с благодарностью принял оружие.

— Смотрю, он обо всем позаботился. И все предвидел.

— Да. Мы с моим отцом смогли убедиться в этом. В своё время.

— Так значит, вы уже работали с ним?

— И не однажды. Только поэтому я и согласился помочь вам.

А Смит ещё раздумывал, что же заставило Домалевского согласиться.

— Что ж, очень благодарен вам обоим.

— Остаётся надеяться, что сможете поблагодарить ещё раз, завтра или через день. Питер уверяет, что обращаться с «береттой» вы умеете. Так что пускайте её в дело без колебаний, если обстановка будет того требовать. Однако помните: иностранец, пойманный с оружием, будет арестован.

— Спасибо за предупреждение. Постараюсь, чтобы меня не поймали.

— Вот и славно. Скажите, вы когда-нибудь слышали о Центре предварительного заключения?

— Извините, нет.

Домалевский заговорил, понизив голос, в каждом слове звучал неподдельный страх:

— Слухи о существовании этого центра подтвердились лишь недавно. Это огромное здание уходит под землю на целых шесть этажей. Только вообразите — ни окон, куда можно заглянуть извне, ни стен, из-за которых можно услышать крики истязаемых, ни малейшей надежды выбраться из этого каменного мешка. Иракская военная разведка построила его прямо под зданием госпиталя, близ военного лагеря аль-Рашид, к югу от Багдада. Говорят, что проект и чертежи этого чудовищного сооружения были разработаны лично Кусаем, безумным сыном Саддама. Отдельный этаж предназначен для так называемых военных преступников и слуг, вызвавших неудовольствие у Саддама. Представляете — для них зарезервирован целый этаж с камерами для пыток и смертной казни! Других арестованных распределяют по другим этажам. Стоит человеку попасть туда — и он официально уже не существует. О них нельзя говорить. Их имена никто не смеет упоминать. Эти несчастные исчезают навсегда. Но, на мой взгляд, самое страшное место в этом подземном здании… самое чудовищное и варварское… находится на нижнем этаже. Там Саддам распорядился устроить не только темницы, но и установить целых пятьдесят две виселицы!..

Джон почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.

— Господи боже! Пятьдесят две виселицы? Массовые экзекуции. Так там можно повесить одновременно пятьдесят два человека? Нет, это не тюрьма, это какой-то ад! А человек, создавший её, просто зверь!

— Именно. Так что учтите, лучше уж использовать оружие, чем угодить туда. — Поляк явно колебался, не зная, стоит ли говорить дальше. Потом поднял голову, взглянул на Джона, в его тёмных глазах светилась тревога. — Вы прибыли сюда тайно, неофициально, вы никем и ничем не защищены. О, они наверняка арестуют вас!.. И тогда, тогда остаётся надеяться лишь на удачу… что они убьют вас быстро.

— Понимаю.

— Если не передумали, не будем терять времени. Вам предстоит долгий путь. Нам пора.

На секунду перед глазами Джона вновь предстало лицо Софи, искажённое смертной мукой. Она боролась за жизнь, она хотела жить! Капли пота на раскрасневшихся щеках… светлые шелковистые волосы спутаны… дрожащие пальцы тянутся к горлу, рот судорожными рывками ловит воздух. Она тоже умерла в пытках.

Глядя на Домалевского невидящими глазами, он думал о том, что Софи была единственной женщиной на свете, которую он любил. И что она никак не заслужила столь ужасной, мучительной, преждевременной смерти. Ради Софи он готов на все. Он сможет, справится даже с Ираком и Саддамом Хусейном.

Смит поднялся из кресла.

— Пошли.

Глава 27

10.05 утра

Багдад

С заднего сиденья посольского лимузина Джон смотрел на шумевший вокруг город и с раздражением и отвращением отмечал одну характерную и присутствующую буквально повсюду черту — фотографии Саддама Хусейна. Тиран смотрел на него с огромных рекламных плакатов, установленных на стенах и башнях высотных зданий, с уличных афиш и постеров, из маленьких рамочек, выставленных в витринах лавок и магазинов. Хусейн с густыми чёрными усами и ослепительно белоснежной улыбкой был буквально повсюду. Вот он нянчит на руках младенца. Вот бросает героический вызов новому американскому президенту. Вот во главе семьи, в кругу бизнесменов. А вот гордо приветствует взмахом руки марширующие войска.

Власть Хусейна в этой некогда легендарной стране высокой культуры была сильна, как никогда. Он правил ею железной рукой. Он постоянно держал свою страну в состоянии войны, что только способствовало укреплению его власти и обнищанию народа, который не смел противоречить. Напротив, в иракцах вдруг проснулись невиданные прежде патриотические чувства. Саддам клеймил и осуждал наложенное ООН эмбарго за то, что миллионы иракцев умирали от недоедания. А сам он и его приспешники лишь бесстыдно жирели и богатели на страданиях простого народа.

Отвращение Джона лишь усилилось, когда они добрались до окраины города, где раскинулся элегантный и элитный район под названием Джадирийя. Здесь в роскоши и комфорте обитали придворные, прихлебатели и военные советники Хусейна. Лимузин проезжал мимо роскошных снежно-белых особняков, уютных кафе, сверкающих стёклами витрин дорогих бутиков. Вдоль обочин выстроились блестящие лаком «мерседесы», «БМВ» и «феррари». У дверей роскошных ресторанов застыли лакеи в ливреях. Бедность испарилась. Зато свидетельства человеческой алчности были на каждом шагу. Смит покачал головой.

— Это просто преступление!

Домалевский в кепи и униформе шофёра заметил:

— С учётом того, как выглядит весь остальной Багдад, человеку, попавшему в Джадирийю, кажется, что он оказался на другой планете. Причём на очень богатой планете. Как могут люди быть столь беззастенчиво эгоистичны!

— Да, просто уму непостижимо.

— Верно. — Поляк остановил лимузин перед уютным белым домом, крытым синей черепицей. — Ну, вот и приехали. — Мотор продолжал работать, он покосился на Смита через плечо. На лице читалась тревога. — Я, пожалуй, подожду. Ну, хотя бы до тех пор, пока вас не выведут отсюда в сопровождении солдат республиканской гвардии. Я, конечно, беспокоюсь о вас, вы это знаете. Но, если такой нежелательный инцидент все же произойдёт, надеюсь, не очень обидитесь, если я тут же умчусь прочь, и вы увидите лишь хвост машины да дымок из выхлопной трубы?

Смит улыбнулся.

— Я все понимаю.

В уютном белом здании размещалась приёмная доктора Хусейна Камиля, известного в Багдаде терапевта. Смит вышел на улицу, залитую солнцем, осторожно огляделся по сторонам и по аллее, обсаженной старыми пальмами, двинулся к резной деревянной двери. Внутри, в приёмной, было прохладно и пусто. Смит огляделся. Пышные ковры на полу, шторы, старинная мебель. Он смотрел на закрытые двери и размышлял о том, найдёт ли за ними ответы на все свои вопросы и достаточно ли здесь безопасно. А вообще, если приглядеться повнимательней, доктор не так уж и процветает. Экономическая изоляция Ирака сказалась и на его материальном положении. Шторы выцвели, обивка на мебели поизносилась. Журналы, разложенные на столиках, были пятилетней, а то и десятилетней давности.

Одна из дверей отворилась, врач вошёл в приёмную. Это был мужчина лет за пятьдесят, среднего роста, смуглокожий, с тёмными, нервно бегающими глазками. На нем был белый халат и тщательно отглаженные серые брюки. И он был один. Ни медсёстры, ни секретарши в приёмной. Очевидно, назначая встречу Смиту, он позаботился о том, чтобы остаться с ним наедине, без свидетелей.

— Доктор Камиль.

Смит представился, назвав своё вымышленное имя:

— Марк Бонне.

Доктор вежливо наклонил голову, и, понизив голос, нервно спросил:

— А какое-нибудь удостоверение личности у вас имеется? — Говорил он по-английски с почти аристократическим акцентом.

Смит протянул ему удостоверение ООН. Доктору Камилю заблаговременно сообщили, что к нему придёт сотрудник специальной медицинской группы при ООН, изучающий новый вирус. Проводив гостя в смотровой кабинет, он долго и внимательно изучал документы.

Джон тем временем осмотрелся — белые стены, оборудование и инструменты, блестевшие хромом и сталью, выкрашенный белой краской стол. Из керамического кувшинчика торчат огрызки карандашей. Состояние, в котором пребывало медицинское оборудование, говорило о том, что пользовались им много лет и ни разу не обновляли. Правда, все было чистенькое и сияющее, но подставки для пробирок с анализами пустовали. А простыня, которой был покрыт смотровой стол, совсем протёрлась и вся была в мелких дырочках. И кое-что из оборудования безнадёжно устарело. Проблема, с которой столкнулся не только доктор Камиль — все врачи Ирака. Домалевский утверждал, что в Ираке много хороших врачей, выпускников лучших медицинских институтов мира, что они прекрасные диагносты, а вот существенной помощи пациентам оказать не могут — последние сами должны добывать лекарства, которых катастрофически не хватало. Их можно было найти только на чёрном рынке, и продавались они не за динары. Только за доллары США. Даже у высших слоёв общества возникали проблемы с лекарствами, хотя они были готовы выложить за них поистине астрономические суммы.

Наконец врач закончил изучать документы и вернул их Смиту. Он не пригласил Джона присесть, и сам не садился. Оба стояли посреди этой по-спартански обставленной комнаты и переговаривались тихими голосами.

— Что именно вам бы хотелось узнать? — спросил врач.

— Вы согласились переговорить со мной, доктор. Полагаю, вы сами захотите рассказать мне кое-что.

Врач нервно отмахнулся.

— Излишняя предосторожность никогда не помешает. Я, знаете ли, близок к нашему великому вождю. И многие из членов революционного совета — мои пациенты.

Джон не сводил с него глаз. Этот человек явно что-то скрывает. Весь вопрос в том, сумеет ли он, Смит, убедить его раскрыть тайну.

— И, однако же, что-то явно беспокоит вас, доктор Камиль. И речь идёт непосредственно о медицине. Уверен, это не имеет никакого отношения ни к Саддаму, ни к войне. А потому, что мешает нам обсудить эту проблему? Никакой опасности в этом я лично не вижу. К тому же, — осторожно добавил он, — речь идёт о гибели людей от неизвестного вируса.

Доктор Камиль прикусил нижнюю губу. Чёрные глаза смотрели насторожённо. Он оглядел комнату с таким видом, точно боялся, что сами стены могут их выдать. Затем, видимо, спохватился. Ведь как-никак он был образованным, просвещённым человеком. И, тяжело вздохнув, он начал своё повествование:

— Примерно год тому назад я лечил одного человека. Он умер от синдрома резкой респираторной недостаточности, сопровождавшейся обильным кровотечением из лёгких. А до того проболел недели две, и у него были все симптомы сильной простуды.

Джон с трудом подавил охватившее его возбуждение. Те же симптомы наблюдались и у жертв загадочной болезни в США.

— Наверное, это был ветеран операции «Буря в Пустыне»?

В глазах Камиля мелькнул страх.

— Не смейте так говорить! — прошипел он. — Этот человек имел честь сражаться вместе с республиканской гвардией, он принимал участие в Славной Войне Объединения Нации!

— Существует ли возможность, что он заразился в результате применения биологического оружия? Мы знаем, у Саддама оно есть.

— Это ложь! Грязная ложь! Наш великий лидер и вождь никогда не разрешил бы такого оружия! И если оно и было в стране, то попало в неё от наших врагов.

— Хорошо. Сформулируем иначе. Мог ли этот человек заразиться в результате применения вражеского биологического оружия?

— О, нет. Никоим образом.

— Но ведь он подхватил болезнь именно во время войны?

Доктор кивнул. Смуглое его лицо искажала тревога.

— То был старый друг нашей семьи. И каждый год он проходил у меня полное обследование. Нельзя, знаете ли, быть уверенным в здоровье в такой отсталой стране, как наша. — Тут он осёкся, тёмные глаза виновато забегали, ведь он только что оскорбил свою страну. — Вскоре после того, как кончилась война и он вернулся к нормальной жизни, у него начали проявляться симптомы лёгких простудных заболеваний. Традиционное лечение результатов не приносило, но и проходили они быстро, как бы сами собой. На протяжении нескольких лет он страдал внезапными приступами лихорадки, наблюдались также симптомы, присущие гриппозному состоянию. А потом вдруг началась сильная простуда, и он умер.

— А были в то время в Ираке зарегистрированы другие случаи смерти от того же вируса?

— Да. Ещё два, здесь, в Багдаде.

— И жертвы — ветераны той же войны?

— Так я слышал.

— Кто-нибудь излечился?

Доктор Камиль скрестил руки и кивнул — с самым несчастным видом.

— Разные ходят слухи, — он избегал смотреть в глаза собеседнику. — Но лично мне кажется, всем этим больным удалось выжить, как-то преодолев синдром острой респираторной недостаточности. Да и вообще, нет на свете вирусов, смертельных на все сто процентов. Даже «Эбола» не такая.

— И сколько выживших?

— Трое.

Здесь трое и там тоже. Это много о чем говорило, и Джон пытался побороть охватившие его страх и возбуждение.

— И где находятся эти выжившие?

Тут Камиль испуганно вздрогнул и даже отступил на шаг.

— Довольно! Не хочу, чтобы потом вы разболтали где-нибудь об этом, тогда след неизбежно потянется ко мне. — Он распахнул дверь кабинета и указал на другую, в конце коридора. — Все, хватит. Немедленно уходите!

Джон не двинулся с места.

— Но что-то все же заставило вас рассказать мне все это, доктор. И дело вовсе не в тех трех умерших, верно?

На секунду показалось, врач готов сквозь землю провалиться.

— Ни слова больше! Замолчите! Уходите отсюда! Я ни на грош не верю, что вы из Белиза или ООН! — Он повысил голос. — Один телефонный звонок властям, и вас…

Джон весь напрягся. Насмерть перепуганный врач был способен на что угодно, и Джону не хотелось рисковать свободой. Он вышел в коридор, а потом, через чёрный ход, в узкую аллею у дома. И с облегчением заметил, что лимузин ждёт его у обочины.

* * *

Оставшись один в кабинете, доктор Хусейн Камиль весь дрожал от ярости и страха. Он совершил непростительную ошибку, сам поставил себя в такое положение и теперь боялся, что его схватят. И в то же время эта ужасная ситуация подсказывала выход, и все могло обернуться в его пользу. Если, конечно, он осмелится сделать это.

Он сидел, скрестив руки, печально качая головой, и пытался унять свои страхи. На его содержании находилась большая семья, страна распадалась прямо на глазах. Следовало подумать о будущем. Он устал быть нищим в стране, где, сделав всего один верный ход, можно было получить так много.

И вот, наконец, он решился и потянулся к телефону. Но звонил он вовсе не властям.

— Да, это доктор Камиль, — еле слышно выдохнул он в трубку. — Вы говорили со мной об одном человеке, — он ещё больше понизил голос. — Он только что вышел из моего кабинета. При нем документы, выданные сотруднику ООН из Белиза. На имя Марка Бонне. Тем не менее я почти уверен, это тот самый человек, о котором вы меня спрашивали. Да, речь шла о вирусе, появившемся во время войны… Он расспрашивал о нем и о жертвах. Нет, он не сказал, куда направился. Но его очень интересовали выжившие… Конечно, буду страшно вам признателен. Так до завтра, да? Буду ждать антибиотики и деньги, как вы обещали.

Он бросил трубку и буквально рухнул в кресло. Потом вздохнул и почувствовал себя немного лучше. Настолько лучше, что даже позволил себе улыбнуться. Да, риск велик, но вознаграждение, если повезёт, того стоит. Сделав всего один звонок, он станет настоящим богачом в Багдаде. Ему будут поставлять столь ценные здесь антибиотики.

Он уже довольно потирал руки. Теперь на будущее можно было смотреть с оптимизмом.

Богачи станут приползать к нему на коленях, стоит им самим или их детям заболеть. Они завалят его деньгами. И не динарами, совершено бесполезными в этой проклятой Аллахом стране, где сам он оказался пленником с тех пор, как эти кретины, американцы, развязали войну, а потом ввели ещё и эмбарго. Нет, больные богачи с ног до головы осыплют его настоящими американскими долларами! И вскоре у него будет достаточно денег, чтобы бежать отсюда всей семьёй и начать новую жизнь где-нибудь ещё. В любом другом месте, только не здесь…

* * *

7.01 вечера

Багдад

Ночь медленно опускалась на экзотический Багдад. Женщины, с головы до пят закутанные в просторные одеяния, скользили по узеньким, мощённым булыжником улочкам, мимо освещённых свечами лавок и под балконами, напоминая пауков. Только здесь невыносимо жарким летом в Багдаде можно было отыскать тень. Но сейчас был октябрь, к тому же солнце уже село, и воздух был сух и прохладен, а в небе блистала россыпь звёзд.

Женщина подняла глаза к небу всего лишь раз — настолько сосредоточена была на том, что ей предстоит совершить. Целых два очень важных задания. С виду совсем старуха. Сгорбленная, согнутая чуть ли не пополам — возможно, не только от старости, но и от недоедания. И несла она потрёпанную полотняную сумку. Помимо окутывающего всю фигуру балахона, на ней была ещё традиционная белая пуши — некое подобие повязки, прикрывающей нижнюю часть лица. Пуши оставляла открытыми только глаза — чёрные и внимательные.

Она торопливо прошмыгнула мимо окон-"фонарей" с резными деревянными ставнями, которые не позволяли заглянуть внутрь, а находившимся в доме улицу было видно. И вот, наконец, свернув за угол, оказалась на извилистой оживлённой улице, освещённой старинными фонарями и звеневшей людскими голосами. Торговцы отчаянно расхваливали свой скудный товар, покупатели с динарами столь же отчаянно торговались, повсюду бегали и кричали босоногие ребятишки. Никто не удостоил женщину даже беглого взгляда. Жизнь на старой улице кипела, страсти достигли своего накала, тем более, что близился час закрытия — вся торговля в городе прекращалась ровно в 8.00 вечера.

И вдруг прямо на пути у неё возникли три солдата из грозной республиканской гвардии Саддама Хусейна — молодчики в темно-зеленой форме и с оружием за поясом.

Она вся напряглась. Гвардейцы приближались. Слева от неё находились открытые торговые ряды, на одном из прилавков фермер разложил привезённые из деревни свежие фрукты. Вокруг собралась толпа, люди отталкивали друг друга и шумно торговались. И она полезла в складки своего одеяния, достала несколько динаров и присоединилась к толпе, пытаясь уговорить торговца сбросить цену.

Уголком глаза она продолжала следить за гвардейцами, и сердце у неё колотилось как бешеное.

Солдаты подошли и наблюдали за сценой. Один лениво и насмешливо отпустил какое-то замечание, второй ответил в той же манере. Они выглядели такими сытыми и уверенными в себе. И вскоре вся троица хохотала над разгорячённой толпой.

Женщина вся вспотела, продолжая вымаливать торговца продать ей фрукты подешевле. Столпившиеся вокруг иракцы нервно поглядывали через плечо на молодчиков Хусейна. Кое-кто поспешил отойти в сторонку, от греха подальше.

Наконец гвардейцы выбрали себе жертву: булочника с целой горой батонов под мышкой. Пряча лицо, он поспешно выбирался из толпы. Женщине этот человек знаком не был.

Грозная троица окружила несчастного, гвардейцы полезли в кобуры за пистолетами. Один выбил из-под руки у него батоны и начал топтать. Другой ударил наотмашь рукояткой пистолета по лицу.

В полотняной сумке у женщины был револьвер. Больше всего на свете ей хотелось выхватить его и пристрелить этих извергов. Лицо под белой пуши пылало от ярости. Она прикусила нижнюю губу. Выхватить оружие и стрелять, немедленно!

Нет. Нельзя. У неё есть работа. Очень важное дело. И она должна остаться незамеченной.

На улице началась настоящая паника. Булочник упал, люди отворачивались и старались убраться подальше и как можно быстрей. С людьми, привлёкшими внимание безжалостных гвардейцев, случались самые страшные вещи.

Кровь заливала лицо булочника, он дико кричал. Женщина видела, как двое молодчиков схватили его за руки и поволокли куда-то. Наверное, его арестуют и бросят за решётку. А может, просто изобьют до полусмерти и отпустят. Предугадать невозможно. И его семье придётся изрядно похлопотать, чтобы освободить несчастного.

Прошло, наверное, не больше минуты, но она показалась ей вечностью. Воздух, словно перед грозой, стал тяжёлым и таким плотным, что, казалось, было нечем дышать. Слабое утешение, что эти мерзавцы выбрали своей жертвой кого-то другого. В следующий раз жертвой можешь стать ты.

Но жизнь продолжалась. На узкую извилистую улочку вновь вернулись звуки. Появились люди. Крестьянин взял с ладони женщины несколько динаров и протянул ей апельсин. Содрогнувшись, она бросила его в сумку, где лежал револьвер, и поспешно зашагала прочь, то и дело насторожённо озираясь по сторонам. Перед глазами стояло окровавленное лицо несчастного булочника.

Наконец она свернула на улицу Садон, тоже торговую, но где цены были выше, чем все минареты на другом берегу Тигра. Правда, торговцев на широком бульваре осталось совсем немного, и ещё меньше было покупателей, которые могли позволить себе приобрести товары за такие бешеные деньги. И, разумеется, никаких туристов, они больше не приезжали в Багдад. И вот она вошла в просторный и пустой вестибюль одного из самых современных отелей в городе под названием «Царь Саргон». Там все блистало редчайшей красоты мрамором и сталью, проект отеля создавали западные архитекторы, старавшиеся сохранить восточные традиции и органически соединить их с самыми современными достижениями технической мысли Запада. Теперь же, при тусклом освещении, вестибюль выглядел захламлённым и заброшенным.

Высокий привратник с большими тёмными глазами и чёрными усами в стиле Саддама Хусейна сердито шептал сидевшему за стойкой клерку:

— Что сделал для нас этот так называемый великий вождь, а, Рашид? А ведь обещал перебить всех иностранных дьяволов, сделать всех нас богатыми! Такими богатыми, что человек, имеющий учёную степень, должен носить эти изношенные тряпки, униформу привратника, — он стукнул себя кулаком в грудь. — И работать в отёле, где никто не останавливается. У моих детей нет никакого будущего. Если, конечно, им ещё удастся до него дожить!

Рашид мрачно ответил:

— Как-нибудь переживём и это, Бальшазар. Как видишь, до сих пор ещё не померли, да и Саддам, он тоже не вечный.

Только тут они заметили сгорбленную старуху, молча стоявшую перед стойкой. Она вошла так тихо и бесшумно, точно дымок, и клерк с привратником на секунду совершенно растерялись. Как могли они не заметить её? Над белой повязкой, прикрывающей лицо, блеснули живые чёрные глаза. Но она тут же опустила их, как следовало делать порядочной женщине в присутствии любого мужчины, не являвшегося её мужем.

Привратник нахмурился.

Она заговорила на безупречном арабском тихим, испуганным голоском:

— Тысяча извинений. Я портниха. Меня прислали сюда шить для «Сандуса».

Уловив в её голосе страх, Рашид вновь обрёл уверенность и жестом указал на служебную дверь за стойкой.

— Тебе нельзя находиться в вестибюле, женщина. В следующий раз входи через служебный вход. Знай своё место!

Бормоча слова извинений и кланяясь, она прошмыгнула мимо привратника, бывшего доктора философии по имени Бальшазар. И успела незаметно для Рашида сунуть в карман привратницкой униформы мелко сложенный листок бумаги.

Тот сделал вид, что не заметил этого. И спросил у клерка:

— А что слыхать насчёт электричества, Рашид? Как там по расписанию, завтра отключат или нет? — И прижал ладонь к карману, где лежала записка.

Женщина скрылась за дверью служебного входа. Мужчины возобновили разговор. Она с облегчением вздохнула. Первое задание было успешно выполнено. Но ей предстояло ещё одно, куда более опасное и сложное.

Глава 28

7.44 вечера

Багдад

Резкий и холодный ветер, дующий из пустыни, бушевал на улицах Багдада, разогнав по домам последних покупателей с улицы Шейха Омара. В воздухе витал запах ладана и кардамона. Небо почернело, сильно похолодало. Сгорбленная старая женщина в чёрном одеянии и с белой пуши на лице — та самая, что передала записку в отёле «Царь Саргон», — ковыляла мимо деревянных прилавков, где были разложены всевозможные запчасти, которые изобретательные иракцы умело пускали в дело. Настали такие времена, что некогда вполне благополучным в материальном смысле горожанам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось выходить на улицу и торговать буквально всем подряд — от лечебных трав и продуктов до старых водопроводных труб.

Она уже почти достигла своей цели, как вдруг вздрогнула и застыла как вкопанная. Сердце бешено забилось. Она просто не могла поверить своим глазам.

Толпа на улице поредела, а потому она сразу заметила его — слишком уж резко он выделялся среди остальных прохожих. Высокий, стройный и мускулистый, он был единственным европейцем на улице. Все те же темно-синие глаза, чёрные, как вороново крыло, волосы, холодное жёсткое лицо, которое она всегда вспоминала с такой ненавистью и болью. Одет неприметно — в ветровку и коричневые хлопковые брюки. И, несмотря на нарукавную повязку с эмблемой ООН, она прекрасно знала, что ни в какой ООН он не работает.

Она бы и без того непременно обратила на него внимание — слишком уж редким зрелищем был сегодня европеец на улицах Багдада. Но этот человек был знаком ей слишком хорошо, и на секунду она так и застыла как вкопанная перед лавкой, торгующей инструментами. Затем быстро вошла и притворила за собой дверь. Даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в её поведении ничего необычного. Но потрясена она была до глубины души.

Что делает он в Багдаде? Вот уж кого не ожидала она встретить здесь. Подполковника Джонатана Смита, доктора медицины.

* * *

Джон оглядывал улицу с деревянными прилавками и маленькими мастерскими и лавчонками. Весь день он посещал кабинеты и приёмные различных клиник и больниц, беседовал с явно нервничающими врачами, медсёстрами и прочим персоналом, которым довелось работать в военно-полевых госпиталях. Многие подтвердили, что в прошлом году в Ираке было зарегистрировано шесть человек с симптомами острого респираторного синдрома, пострадавших, по всей видимости, от того вируса, о котором говорил Джон. Но никто ничего не знал о трех выживших.

Шагая по улице, он пытался избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Разглядывал тускло освещённую фонарями улицу с маленькими рынками и магазинчиками, мужчин в длинных просторных рубашках, сидевших за столиками с чашками горячего чая и посасывающих курительные трубки. Старался придать лицу самое безмятежное выражение. И все же этот район Багдада казался ему несколько необычным местом для встречи с доктором Радах Махук, знаменитой на весь мир педиатром и хирургом.

Но Домалевский проинструктировал его на этот счёт вполне определённо.

Джон уже начал отчаиваться. Знаменитый педиатр была его последней надеждой. А если задержаться в Багдаде ещё на сутки, опасность возрастёт многократно. Любой заподозривший что-либо местный житель мог донести на него республиканским гвардейцам. Но, с другой стороны, он мог встретить человека, чья информация окажется полезной. И он узнает, наконец, откуда взялся этот проклятый вирус и кто такие эти негодяи, заразившие им иракцев и Софи.

Нервы его были буквально на пределе, когда, наконец, он остановился у двери в мастерскую, по обе стороны от которой свисали на цепях почти лысые покрышки.

Именно сюда, в это мрачное местечко, и послал его Домалевский. По словам дипломата, мастерская принадлежала некогда процветавшему багдадскому бизнесмену, чью фирму полностью разорили спровоцированные Саддамом Хусейном войны.

Жалкий вид этой лавки привёл Смита в ещё большее замешательство и лишь усилил его подозрения. Он взглянул на часы. Он пришёл вовремя. Последний раз оглядевшись по сторонам, Смит толкнул дверь и вошёл.

За прилавком стоял низенький лысеющий мужчина с традиционными чёрными усами и читал газету. Толстые пальцы испачканы смолой. У прилавка стояла покупательница, женщина в обычном здесь чёрном одеянии, окутывавшем её с головы до пят.

— Гасан? — спросил коротышку Джон.

— Его здесь нет, — равнодушно бросил тот в ответ. Говорил он по-английски с сильным восточным акцентом. И окинул Джона острым внимательным взглядом.

Джон понизил голос и, оглядываясь на женщину, которая подошла поближе и стала осматривать новый ряд покрышек, сказал:

— Хотел бы с ним потолковать. Фарук аль-Дубх говорил, что вроде бы у него имеются совсем новенькие «Пирелли».

Это был пароль, который сообщил ему Домалевский. Слова эти не могли вызвать подозрения у посторонних, поскольку «процветающая» компания Гасана на улице Рашид приторговывала из-под полы лучшими новыми покрышками, которые только можно было раздобыть на Западе, и все об этом прекрасно знали.

Гасан одобрительно приподнял бровь. Потом скомкал газетный листок между двумя натруженными ладонями и произнёс приветливо и на куда лучшем английском:

— Ах, «Пирелли»! Отличный выбор. Лучшие в мире покрышки! Идёмте за мной. Вот сюда, пожалуйста.

Но перед тем, как вывести Джона в помещение в глубине лавки, он пробормотал несколько слов по-арабски.

И тут волосы на голове у Джона встали дыбом. Он резко обернулся, но успел лишь заметить, как женщина в длинном чёрном одеянии, словно тень, выскользнула из двери на улицу.

Джон нахмурился. Он нутром чуял, что здесь что-то неладно.

— Кто?.. — начал было он.

Но Гасан лишь настойчиво твердил:

— Сюда, пожалуйста. За мной, быстрее.

Через задёрнутую занавеской дверь они выбежали из лавки и оказались в просторном и тёмном помещении вроде склада, где громоздились целые горы старых покрышек. Одна пирамида доставала почти до потолка. В центре комнаты сидела пожилая арабка и нянчила младенца. Тонкие морщины изрезали щеки и высокий лоб. Угольно-чёрные глаза с любопытством оглядывали Джона. На ней было длинное цветастое платье, чёрный вязаный жакет, а на голове красовалось некое подобие белого тюрбана. Но Джон, казалось, не замечал всего этого. Он не сводил глаз с младенца. Личико его горело и было покрыто потом. Младенец жалобно запищал, и Джон поспешил к нему. По всей очевидности, ребёнок был болен, и Джон, как истинный врач, просто обязан был прийти к нему на помощь, уже не думая о том, ловушка это или нет.

Гасан торопливо заговорил с женщиной по-арабски, среди незнакомых слов Джон различил своё вымышленное имя. Женщина нахмурилась и стала задавать вопросы. Но не успел Смит взять на руки ребёнка, как в лавке послышался страшный грохот. Похоже, кто-то выбил входную дверь. Джон замер. Затем послышался топот сапог и громкий голос, что-то спрашивающий по-арабски.

Кровь бросилась в лицо Джону. Их предали! Он выхватил «беретту» и резко развернулся.

Одновременно с ним Гасан выдернул из груды сложенных горкой покрышек автомат АК-47 и рявкнул:

— Республиканская гвардия!

Судя по тому, как ладно лёг ему на руку автомат, Смит понял, что Гасан не впервые пользуется этим грозным оружием, чтобы защитить себя или свою лавку.

Джон направился на шум, Гасан преградил ему дорогу. И, обернувшись к пожилой женщине с больным ребёнком, тихо и яростно прошипел:

— Убирайтесь отсюда, вы, все! Сам справлюсь. Это моё дело!

Решительный араб не стал дожидаться, пока Смит предпримет какие-то действия. Подошёл к двери, просунул ствол АК-47 через занавеску и открыл огонь.

Звук стрельбы в закрытом помещении показался просто оглушительным. Фанерные стены дрожали, от них в разные стороны разлетались щепки. Женщина за спиной Смита закричала. Ребёнок заплакал.

Зажав «беретту» в руке, Джон бросился к ним, перепрыгивая через кучи покрышек. Женщина с ребёнком на руках, не дожидаясь его, устремилась к задней двери. Внезапно автоматные очереди загрохотали уже в складском помещении. Гасан резко отпрянул. Из раны у плеча струилась кровь. Джон притянул женщину с ребёнком к себе, они укрылись за горой покрышек. Вокруг свистели пули, вонзаясь в тугие покрышки с глухим хлюпающим звуком. В воздухе разлетались клочья чёрной резины.

Гасан, укрывшийся за покрышками в другом углу помещения, возбуждённо бормотал молитвы:

— Аллах велик. Аллах справедлив. Аллах милостив. Аллах…

Ещё один всплеск оглушительных автоматных очередей. Женщина прикрыла ребёнка своим телом, чтобы защитить от автоматного огня, Джон навалился сверху. Шальные пули разбивали бутылки и банки, стоявшие на полках. Пол засыпали сверкающие осколки стекла. Винты, болты и шурупы, содержавшиеся в разных ёмкостях, разлетались, как шрапнель. Где-то в глубине помещения с шумом хлестала вода из разбитого бачка туалета.

Джон сталкивался с подобным и прежде — с глупой убеждённостью плохо обученных солдат, считавших, что ураганным огнём можно подавить всякое сопротивление. На деле же такой огонь не мог нанести значительного урона умело укрывшимся людям. Гасан продолжал бормотать слова молитвы. Новый всплеск очередей — и Джон, приподнявшись, с тревогой взглянул на женщину. Лицо её побелело от страха. Смит похлопал её по руке, он не мог подобрать слов утешения на незнакомом ему языке. Ребёнок продолжал плакать. Она пыталась его успокоить, бормоча сквозь слезы какие-то невнятные слова.

И вдруг неожиданно настала тишина. По некой непонятной пока причине гвардейцы внезапно прекратили огонь. Чуть позже Джон понял, почему. Громкий топот сапог — они подбирались к занавешенной двери. Видно, намеревались ворваться в складское помещение.

— Слава Аллаху! Наконец-то! — Гасан выскочил из-за своего укрытия, бешено сверкая чёрными глазами и злобно ухмыляясь во весь рот. И не успел Джон остановить его, как он разрядил автомат прямо в занавешенную дверь.

Из-за занавески послышались крики и стоны. Грохот. Топот ног. Затем снова полная тишина.

Джон колебался. Он понимал, что женщину следует вывести отсюда и немедленно, но, возможно…

Вместо этого, низко пригнувшись, он метнулся к занавешенной двери.

Тут снова загремели выстрелы.

Джон упал на пол и пополз вперёд. Добрался до шторы из бусин — как раз в этот момент огонь прекратился. Он затаил дыхание и заглянул под край оборванной шторы. И в этот момент грянул одиночный выстрел, а за ним — серия очередей. Он успел заметить, как Гасан залёг за прилавок. Навалился всем телом на одного из гвардейцев и душил его. Смит не мог не восхититься храбростью этого человека.

Затем он заметил ещё нескольких гвардейцев — они пытались подкрасться к Гасану сзади. Нет, слишком уж их много. И этому отчаянному арабу долго не продержаться. Джону страшно хотелось броситься ему на помощь. Возможно, с двумя он и справится, и это даст время женщине с ребёнком убежать из опасного места.

Но тут он услышал, как к дому подъехала машина.

Очевидно, они вызвали подкрепление. Нет, схватиться сейчас с гвардейцами в открытую — это просто самоубийство.

Он обернулся, женщина не сводила с него глаз. Она прижимала к груди ребёнка и, очевидно, ждала, какое он примет решение. Гасан велел ему спасти её. Он жертвовал жизнью не только чтобы защитить своё имущество и бизнес, он хотел, чтобы женщина с ребёнком спаслись. К тому же Джону следовало выполнить свою миссию — и это могло бы спасти миллионы людей от ужасной смертельной болезни. И ему с болью в сердце пришлось смириться с тем фактом, что помочь Гасану он никак не может.

Что ж, решено так решено, надо действовать. От одиночных выстрелов и очередей продолжало звенеть в ушах. Джон подбежал к задней двери и распахнул её. Из лавки доносились звуки борьбы и крики раненых. Он ободряюще улыбнулся женщине, взял её за руку и вывел в тёмную аллею, такую узкую, что даже ветру здесь негде было разгуляться. И потащил её за собой, а потом метнулся в сторону и свернул в боковой проход.

Она крепко прижимала к груди ребёнка, стараясь не отставать от него. Они свернули ещё раз, теперь уже влево. И застыли как вкопанные.

Военные автомашины блокировали узкий проход с двух сторон. Из них выпрыгивали солдаты и устремлялись прямо навстречу им. Все кончено. Они в ловушке. Они попали в лапы республиканским гвардейцам.

Глава 29

1.04 ночи, среда, 22 октября

Фредерик, Мэриленд

Специалист «Уровня-4» Адель Швейк вздрогнула и проснулась. Прямо возле уха звенел резкий сигнал тревоги из датчика, установленного ею в кабинете доктора Рассел, в четверти мили отсюда, в здании ВМИИЗа. Она тут же насторожилась, отключила звук, спрыгнула с постели и включила видеокамеру, установленную там же, в кабинете покойной Рассел.

И, сидя за столом в полутёмной спальне, не сводила глаз с монитора. Вот, наконец, там возникла какая-то фигура, вся в чёрном. Человек, вторгшийся в кабинет — пока непонятно кто, он или она, — явно был чужаком, но движения его были точны и ловки, словно у кошки. И отмечены такой целенаправленностью, что Адель тут же поняла: ему доводилось бывать в этом здании и прежде. На нем были респираторная маска и чёрный бронежилет — настоящее произведение искусства в своём роде. Такой жилет мог остановить пулю, выпущенную из большинства марок пистолетов и автоматов.

Она вся напряглась и, сидя перед мерцающим экраном, пыталась понять, какова же цель вторгшегося в чужое помещение незнакомца. Вскоре стало ясно, что он проводит тщательнейший обыск в кабинете Софи Рассел. Адель вскочила, сбросила ночную рубашку, надела камуфляжную форму и, выбежав из дома, бросилась прямо к машине.

* * *

Примерно в квартале от Форт-Детрика стоял фургон с выключенными фарами. Сидевший в нем в полной темноте Марти Зеллербах уставился на экран монитора с самым несчастным видом. Его лицо искажали тревога и отчаяние. Он принял мидерал несколько часов тому назад. И действие лекарства уже начало ослабевать, когда, наконец, он закончил свою совершенно блестящую программу по автоматическому переключению реле наугад, что не давало никакой возможности выследить его.

Однако это достижение не приблизило его к решению двух основных проблем, связанных с телефонными звонками Софи Рассел, если таковые вообще имели место, и местонахождением Билла Гриффина, который сумел слишком хорошо спрятаться.

Ему нужно было найти какой-то оригинальный, совершенно новый подход, и при других обстоятельствах он только радовался бы, что перед ним стоит такая интересная и сложная задача. Но радости Марти не испытывал, лишь тревогу. Ведь времени было так мало, а он, работая над этими двумя проблемами, так до сих пор ни на шаг не приблизился к их разрешению. Плюс ещё тот факт, что он очень волновался за Джона, который уехал в этот Ирак да так и запропал там. К тому же, несмотря на нелюбовь и недоверие к людям, Марти не мог не переживать за судьбы человечества в целом — что, если страшный вирус, вырвавшись на волю, продолжит своё смертоносное шествие по планете?

Марти и сам не заметил, когда альтруизм успел поселиться в нем. Он и сейчас не желал замечать и признавать за собой этой черты, но часто с теплотой думал о малышах, беспомощных стариках, предрасположенных к сварливости, о людях зрелого возраста, которые тихо и спокойно исполняли самую неблагодарную работу и даже не помышляли при этом о вознаграждении. Мало того, он сам не раз отдавал на благотворительные нужды весь годовой процентный доход с хранящегося в банке капитала. Ему вполне хватало на жизнь, он зарабатывал более чем достаточно, выполняя различные кибернетические разработки для частных лиц, компаний и по правительственным заказам. И даже удавалось откладывать весьма внушительные суммы — именно с этого счета он с такой радостью снял пятьдесят тысяч и отдал их Джону.

Марти вздохнул. Он чувствовал, что находится на грани нервного срыва, наверное, скоро придётся принять ещё одну таблетку. И в то же время испытывал величайшее искушение вновь погрузиться в непознанное, туда, где он мог ощущать себя столь восхитительно свободным, быть самим собой. При одной мысли об этом он испытывал радость — казалось, мир раздвигал перед ним свои горизонты, был ярок, светел и полон самых разнообразных возможностей.

Для него наступал заветный час, минуты и часы балансирования на грани, когда он начинал терять контроль над собой. Зато мысль, вырвавшись на свободу, парила на головокружительных высотах. Нет, он должен, просто обязан найти и проверить записи всех этих входящих и исходящих звонков Софи Рассел. И ещё ему просто позарез надо отыскать этого Билла Гриффина!

Теперь самое время!

И он, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза и погрузился в блистательный звёздный мир своего воображения.

Но из этого благостного состояния его вдруг вывел суровый и холодный голос, грянувший, точно гром среди ясного неба:

— Будь я твоим врагом, Марти, тебе пришёл бы конец!

Марти испуганно подскочил в кресле, обернулся и возмущённо завопил:

— Питер, черт бы тебя побрал! Идиот несчастный! Да у меня мог случиться разрыв сердца, инфаркт! Разве можно так подкрадываться и пугать человека?

— Подсадная утка!.. — проворчал Питер Хауэлл и удручённо покачал головой. — Вот кто ты есть, Марти Зеллербах. Нельзя расслабляться ни на минуту. — Питер, все ещё одетый в чёрную униформу коммандос, устало опустился в шезлонг. Серый шлем остался лежать на коленях. Он вернулся из ВМИИЗа, где все прошло вроде бы гладко, и вернулся в фургон незамеченным.

Но Марти разозлился не на шутку. Ему было не до игр в шпионов. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы вся эта морока, наконец, закончилась и он мог бы вернуться в тихое своё бунгало, где самым волнующим событием дня являлось появление почтальона.

Он скривил губы в насмешливой улыбке.

— Дверь была заперта, ты, пугало огородное! И действовал ты, как самый обычный взломщик!

— Я бы сказал, скорее необычный взломщик, — невозмутимо усмехнулся в ответ Питер. — Будь я заурядным воришкой, умеющим подбирать ключи к чужим замкам, мы бы сейчас с тобой не сидели и не болтали вот так.

Оставив Джона Смита в Международном аэропорту Сан-Франциско, они поехали на своём фургончике через всю страну, но не прямым путём, а бесконечно петляя по шоссе и дорогам. Ели и спали в машине. Почти все время Питер вёл машину сам, сам же делал все закупки, стараясь максимально облегчить Марти существование и избавиться от его постоянных жалоб и нытья. Правда, ему пришлось давать Марти уроки вождения, что было нешуточным испытанием для его терпения. Даже сейчас, глядя на этого гения электроники, ему никак не удавалось понять, как этот маленький рыхлый человечек мог ощущать своё превосходство над ним — ведь к нормальной повседневной жизни он был абсолютно не приспособлен. Да к тому же ещё Марти был страшным занудой.

— От души надеюсь, что ты достиг лучших результатов, чем я, — ворчливо заметил Марти.

— Увы, нет, — угрюмо ответил Питер. — Ничего не нашёл, никаких следов. — Добравшись до Мэриленда, они решили, что лучше всего начать с самого начала, то есть с лаборатории и кабинета Софи, чтобы убедиться, что Джон ничего не упустил. А потому и припарковали свой фургон примерно в миле от ВМИИЗа, там, где он стоял сейчас, и Питер, надев форму коммандос, проскользнул в Форт-Детрик. — Ах, Марти, мой мальчик, — вздохнул он. — Боюсь, нам понадобятся все твои феерические и неземные способности электронного гения, чтобы копнуть прошлое этой несчастной дамочки. Скажи, ты можешь взломать её персональный файл в Детрике?

Марти так и просиял. Вскинул руки над головой и прищёлкнул пальцами, точно кастаньетами.

— Да как нечего делать! — И он, не сводя глаз с монитора, защёлкал по клавишам с невероятной быстротой, затем посидел с минуту, скрестив руки на груди и улыбаясь Питеру, точно Чеширский кот.

— Ну, вот вам, пожалуйста! Персональный файл Софи Лилиан Рассел, доктора медицины! Влез!

Питер молча наблюдал за ним, сидя в тени, в сторонке. Затем, когда Марти начал издавать все эти восклицания, поднялся, подошёл поближе и склонился над экраном. И тихо заметил:

— Джон считает, что в сообщении из Института имени принца Леопольда, на след которого тебе удалось напасть, Софи обнаружила нечто очень важное. Именно поэтому само сообщение было уничтожено, а страничка в журнале, где Софи сделала о нем запись, сопровождаемую, возможно, какими-то комментариями, была вырвана. — Он заглянул в сверкающие зеленые глаза Марти. — И нам нужно найти нечто, связанное с этим сообщением.

Марти даже подпрыгнул в кресле.

— Не проблема! Сейчас я сделаю распечатку всех её файлов. — Он словно излучал электроэнергию, так и горел энтузиазмом, на лице сияла довольная улыбка. — Ну, вот, прошу вас! Пожалуйста!

Питер похлопал его по плечу.

— Сдаётся мне, дружище, настало время принять таблеточку мидерала. Ты уж извини. Знаю, они тебе не нравятся. Зато они помогут тебе немного встряхнуться. Потому как нам обоим сейчас предстоит усиленно шевелить мозгами. Тебе хорошо, ты можешь подпитать свои извилины лекарством.

Разложив перед собой распечатку с файлом Софи, Питер вслух читал доклад из Института принца Леопольда, а Марти сверял его с фактами из личного дела Софи. Марти читал строчку за строчкой, смешно шевеля губами, Питер читал и перечитывал доклад. Мидерал был просто чудодейственным средством — речь Марти немного замедлилась, теперь он уже мог усидеть в кресле перед компьютером и не срывался с него поминутно. Он вёл себя как воспитанный, но немного угрюмый джентльмен.

Уже близился рассвет, но они не продвинулись ни на йоту. Никак не удавалось отыскать связь между деятельностью Софи в прошлом и недавними её контактами во ВМИИЗе.

— Ладно, — признавая поражение, заметил Питер. — Давай отойдём на шаг назад. — Где она защищала свою вторую диссертацию?

Марти, щурясь, уставился в распечатку.

— В Калифорнийском университете.

— В каком именно?

Если бы Марти не принял таблетки, он бы наверняка возмущённо всплеснул руками, поражаясь тому, как плохо информирован бедный Питер. Но вместо этого он лишь качнул головой.

— В Беркли, разумеется.

— Ах, ну да. И ещё говорят, что все мы, британцы, снобы. Можешь взломать базу данных этого почтённого заведения или нам придётся проделать весь этот путь назад, до Западного побережья?

Марти лишь презрительно приподнял бровь. И заметил тихо и медленно, но с нотками раздражения в голосе:

— Скажи мне, Питер, мы так же не переносим друг друга, когда я не принимаю лекарств?

— Да, мой мальчик. В точности так же.

Марти с достоинством качнул головой.

— Так я и думал. — Затем вновь взялся за компьютер, и через десять минут распечатка работы Софи в Беркли лежала перед Питером.

Питер вновь принялся читать вслух сообщение из Института принца Леопольда.

Марти сверял текст с новой распечаткой.

— Ни одного имени не повторяется. По экспедициям тоже ничего. Да и вообще, вся её программа была связана с генетическими разработками, а не с вирусологией. — Он откинулся на спинку кресла, распечатка соскользнула с колен. — Безнадёжное дело…

— Ерунда! Как говорят у нас, в Британии, мы ещё не начали драчку.

Марти презрительно сощурился.

— Это слова Джона Пола Джонса, выступавшего против Британии.

— Да, но фактически он ведь был британцем, когда говорил это.

Марти усмехнулся.

— Так ты что же, по-прежнему цепляешься за колонии?

— Никогда не одобрял потери капиталовложений. Ладно. А где она готовила свою докторскую?

— В Принстоне.

— Глянь там.

Но распечатка её докторской тоже ничего не дала, в ней отсутствовали детали, способные хоть как-то помочь. К тому же работа никак не была связана с вирусами. Она исследовала набор генов, содержащих информацию, ответственную за генетическую мутацию у кошек мэнской породы.

— Она часто ездила в дальние экспедиции, — заметил Марти. — Может, здесь что выплывет?

— Согласен. Там указан её научный руководитель?

— Доктор Бенджамин Ли. Весьма известная и уважаемая личность. Кстати, он до сих пор ещё преподаёт. В Принстоне. Там же и живёт.

— Ясненько, — кивнул Питер. — К черту эти бумажки. Едем туда.

* * *

8.14 утра

Принстон, Нью-Джерси

Фургон с Марти и Питером катил на север, солнце освещало окрашенные в яркие осенние тона деревья и кустарники. Они пожертвовали сном и двинулись в путь сразу же, к югу от Уилмингтона пересекли двойной мемориальный мост через реку Делавэр, по обходным автомагистралям миновали большие города Филадельфию и Трентон. И когда въезжали в Принстон, солнце светило уже вовсю, и листва на деревьях переливалась волшебными красными, золотистыми и оранжевыми оттенками.

Старый славный городок Принстон, где во время войны за независимость шли тяжёлые бои и квартировали английские войска. Здесь все ещё сохранились обсаженные деревьями улицы и лужайки с сочной зеленой травой, старинные особняки и построенные в стиле классицизма университетские здания. Сохранилась также атмосфера особой элегантной утончённости и покоя, в которой так приятно и удобно заниматься наукой и вести спокойный, размеренный образ жизни. Прославленный университет и исторический город как бы слились в единое целое.

Доктор Бенджамин Ли жил на узенькой боковой улочке, сплошь заросшей высокими клёнами, листва которых сейчас пылала, точно огонь. Уютный трехэтажный особняк был обшит деревянными планками на восточный манер, и цвет у них со временем стал каким-то неопределённым — нечто среднее между темно-коричневым и темно-серым, — доказательство того, что этому дому довелось на своём веку противостоять ветрам и непогодам.

Чего, по крайней мере, внешне, нельзя было сказать о его хозяине. Высокий и мускулистый с тёмными глазами и белыми длинными усами мандарина-аскета, он был далёк от образа типичного китайца с загадочной для европейцев душой. Крепким, выдающимся подбородком, полными щеками и красноватым обветренным лицом он напоминал капитана китобойного судна из Новой Англии.

Бенджамин Ли являлся полукровкой, превосходным образчиком смешения жёлтой и белой крови, что становилось ясно при одном только взгляде на стены его кабинета. Тут висели портреты его родителей. Мать, высокая, крепкого телосложения блондинка. На голове кепи яхт-клуба, в руках удочка. На другом красовался утончённого вида джентльмен в традиционных одеждах китайского мандарина — он сидел на носу лодки и задумчиво смотрел вдаль.

Доктор Ли как раз только что закончил завтракать. Проводил гостей в кабинет и жестом пригласил садиться.

— Чем могу быть полезен? По телефону вы упомянули Софи Рассел. Я прекрасно её помню. Замечательная была студентка. Очень способная. Не говоря уже о том, что чертовски хорошенькая. Пожалуй, единственная из всех моих учениц, при виде которой я всякий раз испытывал искушение назначить свидание и завести романчик. — Он опустился в кресло с высокой спинкой. — Как, кстати, она поживает?

Марти, на котором продолжало сказываться действие таблеток, начал медленно, запинаясь:

— Видите ли, Софи Рассел, она… в общем, она…

Его нетерпеливо перебил Питер.

— Погоди, Марти. Об этом должен сказать я. — И, глядя прямо в глаза старику профессору, он произнёс громко и чётко: — Она умерла, доктор Ли. Вы уж простите за прямоту. Мы очень надеемся на вашу помощь. Дело в том, что она умерла от этого самого нового вируса.

— Умерла? — доктор Ли был потрясён. — Но когда? Как такое возможно? — Он переводил взгляд с Питера на Марти и обратно. — Просто я хотел сказать… ведь она была так молода. — Он умолк на несколько секунд. Затем до него дошла вторая часть сказанного Питером. — Новый вирус? Но это же катастрофа глобального масштаба! У меня внуки, и я до смерти боюсь за них. От этого страшного заболевания может перемереть половина человечества. Что делается, чтобы остановить его? Кто-нибудь мне скажет или нет?

Питер попытался его успокоить.

— Люди работают сутками напролёт, профессор. Этими же исследованиями занималась и доктор Рассел.

— Исследованиями? Так, значит, вот как Софи заразилась!

— Возможно. Именно это мы и хотим выяснить.

Лицо профессора прорезали озабоченные морщины.

— Просто не в силах пока представить, чем могу помочь, но постараюсь. Говорите, что вы хотели бы узнать.

Питер протянул ему листок бумаги с докладом.

— Это из Института тропических заболеваний имени принца Леопольда. Пожалуйста, прочтите и скажите нам, есть ли в нем что-то, связанное с исследованиями доктора Рассел в Принстоне. Занятия, экспедиции, собственно научные исследования, друзья. Любой факт, который вы сумеете вспомнить.

Профессор Ли кивнул. И начал читать. Читал он медленно, время от времени поднимал глаза от бумаги и задумчиво смотрел в потолок. Громко тикали старинные часы на камине. Вот он ещё раз перечитал доклад. И ещё.

И наконец, покачав головой, сказал:

— Не нашёл ничего, что могло быть хоть как-то связано с её работой или учёбой. Ведь Софи занималась генетикой и, насколько мне известно, ни разу не ездила в экспедиции в Латинскую Америку. Жискур же никогда не учился в Принстоне, а Софи не училась в Европе. Просто не представляю, где они могли познакомиться, — сложив губы трубочкой, он ещё раз взглянул на доклад. Затем вдруг резко поднял голову. — Постойте-ка, кажется, припоминаю… Да, ездила. Ещё в студенческие годы, когда была выпускницей. Но речь шла не о вирусах, это точно, — он снова задумался, потом добавил: — Черт, никак не могу вспомнить точно. Но, кажется, она мельком упомянула об этом на одном неформальном сборище, — он вздохнул. — Боюсь, что больше ничего не могу сказать.

Марти внимательно слушал доктора Ли. Даже сидя на таблетках, когда его блестящая мысль была заторможена, он все равно был умней и сообразительней девяноста восьми процентов людей, населяющих эту планету. Этот факт особенно раздражал Питера Хауэлла. И вот Марти, словно чтобы лишний раз доказать это, быстро спросил:

— А где она училась последний год?

Профессор поднял на него глаза.

— В Сиракузах. Но тогда биологию она не изучала. Так что все равно не вижу никакой связи между этой её поездкой и Жискуром или его докладом.

Питер открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Марти опередил его:

— Держу пари, там можно найти зацепку. — И вопросительно покосился на Питера.

Тот кивнул:

— Это наш последний шанс.

* * *

Специалист «Уровня-4» Адель Швейк сидела в маленькой «хонде» и вела наблюдение за домом. Рядом с ней расположился на переднем сиденье грузный Мэддакс. Адель удалось проследить за тем, как одетый в чёрное мужчина вышел из Форт-Детрика, а затем сел в припаркованный примерно в миле фургон. Она поехала за ним и проследила до самого Принстона. Теперь ей было пора возвращаться на свой пост во ВМИИЗе.

— Вон там его фургон, — сказала она Мэддаксу. — Человек, судя по всему, опасный, так что будь осторожен. С ним ещё один, того можешь не опасаться. Можешь взять их, когда будут выходить.

— А мистеру аль-Хасану ты доложила?

— Не было времени.

Мэддакс кивнул.

— Ладно, езжай. Мы о них позаботимся.

Он вышел из машины и поспешил к своему фургону. Швейк отъехала, даже не оглянувшись.

Глава 30

9.14 утра

Лонг Лейк, штат Нью-Йорк

Горный воздух Адирондака был напоён ароматом хвои и свеж, высокие сосны, освещённые утренним солнцем, отбрасывали длинные тени на комплекс зданий, в которых размещалась компания «Блэнчард Фармасьютикалз». Прибывший сюда главный врач Джесси Окснард находился под глубоким впечатлением. Они с Нэнси Петрелли, секретарём Комитета по здравоохранению, только что закончили обход лабораторий и производственных цехов «Блэнчард», причём во время этой экскурсии их сопровождал лично Виктор Тремонт. Главному врачу, разумеется, было известно о существовании этой компании, но прежде она всегда держалась в тени, и он понятия не имел, что здесь проводятся исследования мирового значения.

Затем два представителя правительства встретились за кофе с ведущими сотрудниками, после чего Виктор Тремонт проводил их к себе, в просторный, отделанный деревом кабинет. Огромное, во всю стену окно смотрело на озеро, давшее название этому уютному маленькому городку. Они расселись в кресла у камина, где пылали поленья, и стали слушать Тремонта, который бойко и с энтузиазмом описывал им открытие и достоинства многообещающей противовирусной сыворотки.

— И вот примерно лет десять тому назад наши микробиологи пришли ко мне с предложением, поскольку в то время именно я руководил здесь всеми научно-исследовательскими разработками. По их прогнозам, в странах третьего мира должны были появляться и распространяться все новые и новые опасные заболевания, и связано это с низким уровнем жизни и ростом населения. Иначе говоря, на нашей планете остаётся все меньше и меньше мест, где вспышки опасных заболеваний могли бы быть локализованы и изолированы от всего остального мира. И у промышленно развитых стран нет средств защиты от этой чумы, этих болезней, которые могут оказаться даже опаснее СПИДа или гемморрагической лихорадки. Мои люди надеялись, что, работая с наименее известными из них, мы получим не только очень важные и интересные чисто научные данные, но и сможем выработать сыворотки, предотвращающие распространение опаснейших заболеваний. Один из вирусов, на котором они сосредоточили своё внимание, являлся смертельным для определённого вида обезьян, генетика которых весьма схожа с человеческой. И вот мы создали рекомбинантную сыворотку-коктейль против этого вируса, а также разработали биотехнологию производства антител в промышленных масштабах, схема которого могла бы послужить в будущем образцом для изготовления других подобных сывороток. — Он взглянул на гостей, глаза его так и горели энтузиазмом и неподдельной искренностью. — Именно по поводу этих разработок и исследований я вам и звонил, госпожа Петрелли. Возможно, наши скромные усилия помогут спасти мир. Я, по крайней мере, искренне надеюсь на это.

Но Джесси Окснард вовсе не был так уж уверен в этом. То был крупный грузный мужчина с тяжёлой челюстью и пышными усами. Он нахмурился и, помолчав немного, заметил:

— Но все эти разработки… да и сама сыворотка… они ведь пока только на стадии исследования, верно?

На загорелом аристократическом лице Тремонта мелькнула понимающая улыбка. Он покачал головой, и отблески пламени из камина эффектно заиграли в его красивых седых волосах.

— Мы уже прошли стадии испытания на животных, в том числе и приматах. Нам удалось доказать, что сыворотка успешно вылечивает заражённых вирусом обезьян. И, как я уже говорил, мы разработали технологию её массового производства. Фактически на данный момент мы уже располагаем миллионами доз. И собираемся получить патент на своё изобретение, а также подать все материалы на одобрение в Администрацию по контролю за продуктами питания и лекарствами. Для использования в ветеринарии.

Нэнси Петрелли наблюдала за тем, какое впечатление производят все эти речи на главного врача, и не переставала дивиться ораторским способностям Виктора Тремонта. Да она сама уже почти верила каждому его слову. Нет, увлекаться не стоит, когда имеешь дело с Виктором, надо держать ухо востро. Она и думать себе не позволяла, что он, к примеру, может быть её другом. Сначала она была нужна ему для первых инвестиций, позднее понадобилось её влияние в верхах — в качестве конгрессмена и секретаря Комитета по здравоохранению. И как бы он ни притворялся и ни пускал пыль в глаза, истинную цену ему она знала всегда.

Нэнси была реалисткой. Носила короткую стрижку, была энергична и напориста. Одевалась женственно и одновременно — как подобает деловой женщине, в вязаные костюмы от Сент-Джон. Она предпочитала не рисковать, разве что в самом крайнем случае, когда собственная выгода была очевидна. И поддерживала Виктора и затеянную им грандиозную авантюру лишь потому, что чувствовала: дело сулит несметные прибыли. В то же время она прекрасно осознавала, что, если его на чем-то поймают, он будет отвечать за массовую гибель людей. А потому решила дистанцироваться от него при первом же намёке на неприятности. Ну а потом — стоять на своём и твердить, что о его преступных замыслах она ничего не знала. И в то же время она очень надеялась на успех предприятия и на то, что затея Тремонта её обогатит.

И вот, чтобы усыпить возможные подозрения Окснарда на свой счёт, она заметила кисло:

— Но обезьяны все же не люди, доктор Тремонт.

Виктор вопросительно покосился на неё и кивнул.

— Согласен. Но в данном случае они очень близки. И генетически, и физиологически.

— Что-то я вас не совсем понимаю. Давайте немного разберёмся в этом вопросе, — пробурчал Окснард, поглаживая пышные усы. — Вы ведь не можете быть стопроцентно уверены, что эта сыворотка годится для излечения людей.

— Конечно, нет, — с мрачным видом ответил Тремонт. — И не будем этого знать, пока не испытаем сыворотку на людях. Но с учётом сложившейся ситуации, думаю, все же стоит попробовать.

Главный врач снова нахмурился.

— Но это нешуточное препятствие. Ведь нельзя исключать, что мы вдруг обнаружим полную непригодность и даже вред применения сыворотки на людях.

Тремонт сплёл пальцы и какое-то время разглядывал свои руки. Затем поднял голову и произнёс с той же почти неподдельной искренностью:

— Что ж, по крайней мере, один факт выглядит вполне определённым. Тот факт, что, если не предпринять самых срочных мер, не найти средства от этого ужасного вируса, умрут миллионы людей, — он удручённо покачал головой. — Думаете, меня самого не раздирали сомнения? Вот почему я колебался, и прошло целых два дня, прежде чем решился выйти с этим предложением. Я прежде всего должен был внушить самому себе, что поступаю правильно. И теперь мой ответ — да. Да, я совершенно убеждён, что наша сыворотка наверняка поможет справиться с этой ужасной эпидемией. Но разве я могу гарантировать, что она не приведёт к ещё большим страданиям до тех пор, пока не пройдёт все положенные испытания?

Все трое задумались. Джесси Окснард знал, что просто не имеет права рекомендовать сыворотку Тремонта для использования без тщательной проверки. С другой стороны, он понимал, что, если все же удастся с её помощью спасти миллионы людей от неминуемой гибели, он будет выглядеть в их глазах смелым и решительным политиком.

Нэнси Петрелли продолжала думать и тревожиться о себе. Она знала, что сыворотка поможет, но за время пребывания в политике научилась осторожности и умению не показывать со всей определённостью, на чьей ты стороне. Нет, её позиция сведётся к тому, что она будет всячески призывать к осторожности. И если понадобится, присоединится к меньшинству, которое в конечном счёте — в этом она была твёрдо уверена — перейдёт на сторону Виктора.

Виктора Тремонта терзали тревожные мысли о Джоне Смите и двух его друзьях. После доклада аль-Хасана о фиаско в Сьерра-Неваде о них ничего не было слышно. Нет, надо отмести все эти мысли и вернуться к настоящему. Он уже замыслил один эффектный манёвр, с помощью которого надеялся окончательно убедить главного врача, а через него — и президента. Теперь надо было выбрать самый выгодный момент.

И вот, глядя на задумчивые мрачные лица Петрелли и Окснарда, он решил, что такой момент настал.

Он должен сломить их пассивность и нерешительность. Если не удастся убедить Окснарда, все труды и старания последних десяти лет пойдут прахом.

Я не проиграю, — подумал он. — Просто не имею права проиграть.

— Что ж, единственный способ убедиться в её действенности, это проверить её на человеке. — Он весь так и подался вперёд, голос звучал глухо, но решительно. — Мы выделили в небольших количествах смертельный обезьяний вирус. Он не слишком стабилен, но может храниться неделю или около того. — Тут он выдержал эффектную паузу, должную придать особую значимость дальнейшим его словам: — Есть только один способ. И, пожалуйста, только не пытайтесь меня остановить, слишком уж высока ставка. Мы должны думать о людях в целом, а не о риске, связанном с каким-то одним человеком. — Тут он снова сделал паузу и глубоко вздохнул. — Я сам введу себе инъекцию с этим вирусом и…

Главный врач Окснард вздрогнул и поморщился:

— Вы же знаете, что это невозможно.

Тремонт вскинул руку.

— Нет, нет. Пожалуйста, дайте мне закончить. Я введу себе вирус, а затем — сыворотку. Возможно, обезьяний вирус и не соответствует в точности тому, который сейчас распространяется. Но, по моему мнению, достаточно близок ему, поэтому я не вижу опасности возникновения каких-либо побочных эффектов после применения сыворотки. Это единственный способ проверить её.

— Полный абсурд! — воскликнула Нэнси Петрелли. — Вы прекрасно знаете, что мы просто не можем позволить вам пойти на такое!

Джесси Окснард, похоже, колебался.

— Вы что, действительно собираетесь испытать её на себе?

— Именно, — решительно кивнул Тремонт. — Другого способа убедить всех, что наша сыворотка способна остановить эту ужасную эпидемию, просто нет.

— Однако… — начала Нэнси Петрелли, продолжая играть роль оппозиции.

— Это не нам решать, Нэнси, — остановил её Джесси Окснард. — Тремонт вызвался совершить величайший акт гуманизма. И мы как минимум просто обязаны уважать это его решение и незамедлительно доложить о нем президенту.

Петрелли нахмурилась.

— Но, черт побери, Джесси, у нас же нет никакой уверенности в том, что эти два вируса и сыворотка будут взаимодействовать в человеческом организме тем же образом. — Она заметила, какую гримасу скроил при этом Тремонт, точно сомневался, что расслышал её. — И раз уж доктор Тремонт готов предоставить себя в качестве морской свинки, ему следует ввести настоящий вирус. Или же, по крайней мере, провести сравнительный анализ этих двух вирусов, выяснить, насколько они идентичны.

Тремонт весь так и кипел от ярости, однако старался не подавать виду. Что, черт побери, она вытворяет? Ведь ей прекрасно известно, что сыворотка эффективна на все 100 процентов — как ни одна вакцина или сыворотка прежде. Однако внешне он был вынужден согласиться с ней.

— Нэнси, разумеется, права. Так и следовало бы поступить. Но для сравнительного анализа вирусов требуется время, а вот его-то у нас как раз и нет. И любое промедление смерти подобно. Уверяю, я готов совершенно добровольно и сознательно пойти на заражение и настоящим вирусом. Наша сыворотка способна побороть его. Я уверен.

— Нет, — возразил ему главный врач. — Этого мы не можем позволить вам ни в коем случае! Но вот семьи тех, кто пострадал, заявляют о своей готовности помочь. Так что имеет смысл спросить прежде всего у них, согласны ли они позволить испытать новую сыворотку на их заболевших родственниках. Таким образом, мы и сыворотку проверим, и, возможно, спасём несколько обречённых. А тем временем я попрошу Детрик и СДС произвести сравнительный анализ этих двух вирусов.

— Администрация по контролю за продуктами и лекарствами никогда этого не позволит, — возразила Нэнси.

— Позволит, если распоряжение отдаст сам президент.

— Тогда директор уволится первым.

— Возможно. Но если президент захочет, чтобы сыворотку испытали, так оно и будет.

Нэнси Петрелли сделала вид, что задумалась. Затем, после паузы, сказала:

— И все же я возражаю против применения сыворотки без проведения всех положенных испытаний. В то же время, если мы хотим хоть как-то сдвинуть дело с мёртвой точки, мне кажется, лучше уж попробовать её на тех, кто все равно уже болен.

Главный врач поднялся из кресла.

— Тогда позвоним президенту и изложим оба предложения. Чем быстрее мы начнём действовать, тем больше жизней, возможно, спасём. — Он обернулся к Виктору Тремонту. — Есть здесь телефон, по которому можно приватно поговорить?

— Вот там, через дверь, в конференц-зале. — Тремонт указал на дверь в правом углу кабинета.

— Нэнси? — обернулся к Петрелли Окснард.

— Позвони сам. Скажи, что я полностью поддерживаю твоё мнение.

Главный врач вышел из комнаты и затворил за собой дверь. Виктор Тремонт развернулся в кресле и холодно и злобно улыбнулся секретарю Комитета по здравоохранению.

— Прикрываешь свою задницу за мой счёт, да, Нэнси?

— Специально выдаю Джессу негатив, чтобы выработать противоположное отношение, — огрызнулась Нэнси Петрелли. — Мы же с тобой договорились, что я буду как бы против. Чтоб он сфокусировался на позитивном, на преимуществах.

Голос Тремонта не выдавал его раздражения.

— Надо сказать, ты отлично исполнила свою роль. Но полагаю, что несколько переборщила. И что за всем этим на самом деле стояло стремление защитить себя.

— Училась у мастера. — Нэнси отвесила в его сторону шутливый поклон.

— Благодарю. Но за всем этим стоит скорее недоверие ко мне.

Она изобразила любезную улыбку.

— Скорее учёт превратностей судьбы, Виктор. Никому на свете ещё никогда не удавалось перехитрить судьбу.

Тремонт кивнул.

— Это верно. Мы ведь сделали все, что смогли. Учли все возможные осложнения. К примеру, я буду настаивать на проведении испытаний. И уверяю, вирус, ещё не успев попасть в мой организм, будет совершенно безвреден. Но какой-то маленький шанс всегда остаётся. Это риск. Риск, на который я иду.

— Это риск для всех нас и нашего проекта, Виктор.

Куда бы завели их эти споры, Нэнси Петрелли так и не узнала. Дверь в конференц-зал распахнулась, оттуда вышел Джесс Окснард. На лице его сияла довольная улыбка.

— Президент обещал лично переговорить с Администрацией по контролю, а мы тем временем должны искать среди жертв вируса добровольцев для испытания сыворотки. Президент склонен рассматривать ситуацию с оптимизмом. Так или иначе, но мы проведём проверку сыворотки и победим этот чёртов вирус!

* * *

Виктор Тремонт смеялся долго и громко. Да! Он сделал это! Ему удалось! Они разбогатеют, но это только начало. Сидя за письменным столом, он смаковал кубинскую сигару, пил своё любимое виски — словом, праздновал победу. До тех пор, пока в ящике стола не зазвонил сотовый телефон.

Он выдвинул ящик, схватил аппарат.

— Да?

Сначала на линии слышались какие-то шумы и потрескивания, видно, звонили издалека. Затем прорезался радостный голос:

— Мы обнаружили Джона Смита.

День действительно выдался удачный.

— Где?

— В Ираке.

Тут Тремонт немного сник.

— Как, черт возьми, ему удалось пробраться в Ирак?

— Возможно, помог тот англичанин из Сьерры. Кстати, о нем пока что почти ничего не известно. Нет никакой уверенности в том, что Питер Хауэлл его настоящее имя. С тем же успехом он мог бы носить фамилию русского царя, Романов. А это, в свою очередь, наводит на мысль, что он желает оставаться неизвестным.

Тремонт сердито кивнул.

— Возможно, он из МI-6. Как вам удалось обнаружить Смита?

— Через одного из моих информаторов, доктора Камиля. Насколько я понял, Смит пытается отыскать людей, на которых испытывали сыворотку, а потому уже успел связаться со всеми известными мне врачами. Кстати, в Багдаде практикующих врачей осталось не так уж и много. Камиль подтвердил, что Смит расспрашивал его о выживших.

— Черт! Его надо остановить.

— Даже если он и отыщет их, это ни к чему не приведёт. Из Ирака ему уже не выбраться.

— Да, но он сумел туда пробраться!

— Тогда ему не мешали ни гвардейцы, ни полиция Саддама. Стоит им только узнать, что в стране действует американский лазутчик, и они тотчас же перекроют все границы и объявят на него настоящую охоту. И убьют, если не они, то мы.

— Черт побери, Надаль! Ты уже один раз обещал разобраться с этим типом! Смотри, как бы опять не промахнуться!.. — Тут Тремонт вспомнил о второй проблеме. — А что с Биллом Гриффином? Где он?

Раздражённый грубостью Тремонта, аль-Хасан ответил уже более сдержанно, и в голосе его звучали ворчливые нотки:

— Мы искали его везде, где появлялся Джон Смит. Но этот Гриффин словно сквозь землю провалился.

— Прелестно! Просто превосходно! — Взбешённый Тремонт отключил телефон, швырнул его в ящик и уставился перед собой невидящими глазами.

Но вскоре вспомнил о только что одержанной победе, и на его лицо вернулась улыбка. Неважно, что Джон Смит вдруг оказался в Ираке. Плевать на этого ублюдка Гриффина! Они все равно уже не смогут помешать осуществлению проекта «Гадес». Все хорошо, все идёт по плану. Он отхлебнул виски, и улыбка на его лице стала ещё шире. Даже сам президент сейчас на его стороне.

* * *

10.02 утра

Форт-Ирвин, Барстоу, Калифорния

Этот человек следил за взятой напрокат Биллом Гриффином «тойотой» от самого Форт-Ирвина. Все время держал приличную дистанцию, ни разу не приближался, но и не отставал — ни на двухполосном шоссе, ни когда оба они выехали на автомагистраль федерального значения №15. Очевидно, выжидал, когда Гриффин где-нибудь остановится. Надо же ему где-то есть и спать. И Гриффин понял, что этот тип будет преследовать его до самого Лос-Анджелеса, пока он, Гриффин, не остановится где-то на достаточно долгое время, чтобы можно было вызвать поддержку.

Остановившись в мотеле в Барстоу, Гриффин подошёл к окну, осторожно отодвинул занавеску и увидел, как «хвост» выходит из своего «лендровера» и направляется к административному зданию. Самый обычный с виду мужчина в неприметном коричневом костюме и рубашке с распахнутым воротом. Гриффин никогда не видел его прежде. И сильно удивился бы, если б видел. Что, впрочем, не помешало ему заметить, как оттопыривается пиджак под мышкой у этого господина — явный признак того, что он носит при себе пистолет. Он хочет проверить, остановился ли Гриффин — или человек под любым другим именем — в номере 107 на всю ночь или же только на несколько часов. А потом позвонит по телефону.

Гриффин схватил одно из гостиничных полотенец. Поднял оконную раму, выбрался наружу и, обойдя несколько строений, остановился там, откуда хорошо было видно, что происходит в административном здании. Преследователь показывал сидевшему за стойкой клерку какую-то бляху или удостоверение личности — возможно, фальшивое, но, может, и настоящее. Клерк посмотрел в журнал, кивнул и развернул его на стойке так, чтобы прибывший мог видеть сделанную в нем недавно запись.

Гриффин затрусил к оставленному на стоянке «лендроверу», нырнул на заднее сиденье, пригнулся и стал ждать. Вскоре послышались быстрые шаги, передняя дверца распахнулась.

Как только она захлопнулась, Гриффин приподнялся, зажав в одной руке «вальтер-ППК» калибра 6,35 мм с глушителем, а в другой — гостиничное полотенце.

Мужчина набирал номер телефона.

Молниеносным движением Гриффин накинул полотенце на голову мужчине и выстрелил, всего один раз. Голова мужчины резко откинулась назад. Полотенце помогло Гриффину не забрызгаться кровью. Он осторожно отпустил обмякшее тело на сиденье. Затем, отирая пот со лба, вылез из джипа и, перебравшись на переднее сиденье и отодвинув труп, уселся за руль.

Преследователя своего он похоронил далеко от города, в пустыне. Затем вернулся на том же джипе в Барстоу и оставил машину запертой на неприметной боковой улочке. Сердитый и усталый, вернулся в мотель, выписался, сел в «тойоту» и двинулся к автомагистрали №15.

Ещё в Форт-Ирвине он узнал, что Смит интересовался службой майора Андерсона в Ираке, во время операции «Буря в пустыне», и некими загадочными врачами «федеральной службы», навещавшими семью погибшего. А потому, выехав на автомагистраль №15, он повернул к международному аэропорту Лос-Анджелеса. Ему следовало принять важное решение, и сделать это было лучше всего, находясь на Восточном побережье.

Глава 31

8.02 вечера

Багдад

Пожилая сгорбленная женщина в чёрном одеянии находилась примерно в квартале от магазина подержанных шин, когда услышала за спиной стрельбу и остановилась. Рядом, прямо на тротуаре, сидел, скрестив ноги, старик с протянутой рукой и просил милостыню. Она глядела на него невидящими глазами, мысленно приказывая себе идти дальше. Ей никак нельзя возвращаться к магазину, узнавать, что же там происходит.

Но затем снова послышалась стрельба — громкие автоматные очереди.

Выходя из магазина, она считала, что выполнила своё задание. Она убедилась в том, что некий американец, врач, выходил на контакт. И, едва убедившись в этом, тут же ушла, как ей и предписывалось. Разборки со стрельбой вовсе не входили в её планы, также как и общение с мужчиной, который оказался тем самым врачом. Она вся напряглась. Она страшно гордилась собой и своей работой. Она была упорным, умным, ответственным и стопроцентно надёжным человеком.

Переведя взгляд вниз, на иракца-нищего, она бросила в подставленную ладонь несколько динаров. И, резко развернувшись, пошла по направлению к магазину, где по-прежнему гремела стрельба. Её длинные чёрные одежды развевались на ветру.

* * *

В узком проходе между домами единственной защитой для Смита и пожилой женщины с ребёнком служила темнота. Он притянул их к себе и старался двигаться как можно ближе к глухим, без окон, стенам домов. Вскоре стрельбу, доносившуюся из магазина, заглушили другие звуки — обычный городской шум, но Джон продолжал прислушиваться и озираться по сторонам. Всматриваясь в темноту, он какое-то время изучал оба выхода из аллеи. И заметил примерно с дюжину мужчин, походивших на гвардейцев. Они приближались осторожно, выставив перед собой автоматы. Но в каждом их шаге и жесте, несмотря на неспешность и осторожность, сквозила уверенность и неумолимость профессиональных убийц.

Тем не менее Джон улыбнулся женщине, та же смотрела на него встревожено и недоуменно.

— Сейчас вернусь, — шепнул он ей. Он знал, что она все равно не поймёт его слов, но, возможно, просто звук человеческого голоса не даст ей впасть в отчаяние или панику. Она по-прежнему продолжала прижимать к груди младенца.

Чувствуя, как стучит в висках кровь, Джон неслышно отошёл влево и подёргал первую попавшуюся на пути дверь. Заперта. Потом — вторую. Тоже заперто.

Гвардейцы между тем приближались.

Он изменил направление и начал обходить другую сторону улицы. Подёргал третью дверь. Опять заперто.

Тогда он стал увлекать женщину за собой подальше от шинного магазина, крепко держа за руку, пригибаясь и как можно тесней прижимаясь к стене. Ему хотелось сжаться, стать как можно меньше, раствориться во тьме, — чтобы этим мерзавцам было труднее целиться. Ничего больше придумать не удавалось, он должен, просто обязан вырваться отсюда и спасти женщину и младенца.

С замиранием сердца он выхватил «беретту» и продолжал вглядываться во тьму, откуда на них неумолимо надвигались фигуры с автоматами. Они приближались. Несмотря на ночную прохладу, Смит чувствовал, что весь вспотел. Стрельба в магазине прекратилась. Он подумал о Гасане — может, тому все-таки удалось спастись? Потом отмёл эти мысли и постарался сосредоточиться на опасности, подстерегавшей их в узкой аллее.

Надо собраться, приготовиться. Единственным слышным теперь звуком был топот сапог по мостовой. Солдаты подходили все ближе. Он глубоко втянул ртом воздух, стараясь успокоиться. Вспомнились слова Домалевского о том, что лучше уж пойти на риск и отстреливаться, чем попасть им в лапы живым. Он должен беречь патроны, потому что сейчас висела на волоске не только его жизнь, но и жизнь этой женщины с младенцем. Он откроет огонь, как только убийцы подойдут поближе, чтобы не промахнуться, стрелять только наверняка. Жаль, что у него нет другого оружия, кроме «беретты». Он приподнял руку с зажатым в ней пистолетом. И вдруг именно в этот момент младенец жалобно пискнул, а потом заорал уже пронзительно. Звуки его плача эхом раздавались в каменном мешке, женщина безуспешно пыталась его успокоить.

Теперь гвардейцы знали точно, где они находятся. Сердце у Смита сжалось. Тут же в стену прямо у него над головой ударили пули. В разные стороны разлетелись осколки дерева, острые, точно иглы. Женщина подняла голову, глаза были расширены и побелели от страха. Ребёнок продолжал плакать. Тогда Смит, заслонив их своим телом, открыл огонь, стараясь попасть в солдат, заполнивших тёмную аллею. И вдруг совсем рядом раздался голос:

— Стоять! Не двигаться, пока я не скажу!

Голос принадлежал женщине, и говорила она на американском английском. Слова доносились из чёрного входа в магазин, где на одной петле болталась пробитая пулями дверь.

Не успел Джон сообразить, что же происходит, как из двери показалась женская фигура в длинном чёрном одеянии, а затем, в темноте, мелькнули две маленькие белые ручки с умело зажатым в них автоматом «узи». Женщина спустила курок и начала поливать огнём республиканских гвардейцев, стреляя направо и налево, и они падали на землю как подкошенные.

Когда она, развернувшись влево, начала вести более прицельную стрельбу, Джон стоял, пригнувшись, чтобы не угодить под пули, и по-прежнему прикрывая собой арабку с младенцем. Затем резко метнулся вправо и подстрелил из своей «беретты» двух парней, заметавшихся в узком проходе. Незнакомка открыла огонь по правой стороне, а он при этом стрелял влево. Минут через пять такого ураганного огня все атакующие полегли на землю — убитые, раненые и просто стремившиеся спасти свою жизнь. Аллея наполнилась стонами и криками. Но ни звука новых шагов, ни других признаков прибытия подкрепления уже не было.

Женщина в чёрном крикнула:

— В дом! Быстро!

Джон вздрогнул. В этом голосе почудились странно знакомые нотки.

Но теперь ему было не до того. Он схватил женщину с младенцем за руку и потащил их в двери. Они вновь оказались на складе, где все было перевёрнуто вверх дном, затем последовали за своей таинственной спасительницей в торговое помещение, стены которого были забрызганы кровью, а по полу расползались её тёмные лужи. В разных углах лежали убитые — четверо гвардейцев и Гасан. Воздух был пропитан запахом крови и смерти. Сердце у Джона сжалось. Гасан успел расправиться с четырьмя гвардейцами, прежде чем сам получил смертельное ранение в грудь.

— Гасан! — ахнула арабка с младенцем и зарыдала.

Женщина в чёрном торопливо заговорила с ней по-арабски и, ни на секунду не умолкая, начала раздеваться. Сбросила чёрное одеяние, откинула пуши с лица. Потом, продолжая задавать вопросы, стащила нечто напоминающее сбрую — видно, благодаря ей она казалась горбатой. А затем, со вздохом облегчения, выпрямилась в полный рост, который составлял примерно пять футов девять дюймов. Джон наблюдал за всем этим в состоянии полного оцепенения. И даже вздрогнул, когда она поправила на рукаве твидового жакета повязку с эмблемой ООН, разгладила ладонями серую юбку, а затем сунула арабское одеяние на дно большой полотняной сумки. Это превращение заняло не больше минуты, и все это время она продолжала неумолчно говорить с женщиной-арабкой.

Но Джон был потрясён не самим фактом превращения, а внешностью представшей перед ним женщины.

Почти такие же, как были у Софи, золотистые волосы, хотя она носит их короткими и завитыми у ушей. Тот же чувственный изгиб розовых губ, прямой нос, чётко очерченный подбородок, прозрачная и белая, как фарфор, словно светящаяся изнутри кожа. Тот же насмешливый взгляд тёмных глаз, хотя сейчас глаза эти смотрели на него строго и прямо. Перед ним стояла сестра Софи, Рэнди.

Смит всплеснул руками.

— Господи, что ты тут делаешь?

— Спасаю твою задницу! — огрызнулась Рэнди Рассел.

Но Джон почти не слышал её. Ему казалось, что сердце вот-вот разорвётся в груди. Он уже забыл, как похожи были две сестры. И теперь, при одном только взгляде на Рэнди, по коже у него забегали мурашки, и он не мог, просто был не в силах отвести от неё глаз. Ему пришлось даже ухватиться за край прилавка — показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он заморгал и отчаянно затряс головой. Нет, так нельзя!

Закончив расспрашивать о чем-то пожилую женщину с ребёнком, Рэнди Рассел обернулась к Смиту. Лицо её сразу же стало холодным, как мрамор. Нет, она совсем не похожа на Софи.

— Подкрепление из гвардейцев может подоспеть в любую минуту. Будем выходить через переднюю дверь. Это вроде бы наиболее опасное место, но, с другой стороны, там нас не ждут. И аллея за домом куда опаснее в этом смысле. Женщина лучше нас знает окрестные улицы, а потому поведёт нас она. Пушку свою спрячь, но держи под рукой. Я буду замыкать шествие. Они ищут одного европейца и двух немолодых иракских женщин, возможно, вид нашей компании немного собьёт их с толку.

Джон усилием воли заставил себя вернуться к настоящему. Он все понял.

— Те, что остались в проходе за домом, донесут на нас.

— Именно. Опишут такими, какими видели. Так что будем надеяться, что моё превращение собьёт их с толку. Европейцев они ненавидят, но, с другой стороны, создавать инцидент международного уровня им тоже ни к чему.

Джон кивнул. И почувствовал, как к нему возвращается самообладание.

И вот они выскользнули из магазина в холодную ночь. «Это всего лишь часть моего задания, — твердил про себя Джон. — А Рэнди наверняка ещё один профессионал». Едва выйдя, он окинул улицу опытным и внимательным взглядом. И тут же увидел их. Чуть поодаль был припаркован военный автомобиль. Похоже, то был русской модели БРДМ-2, бронемашина, оснащённая пулемётами и противотанковыми ракетами. Второй броневик двигался по улице прямо навстречу им, прохожие испуганно разбегались в разные стороны.

— Они ищут нас! — прошептал Джон.

— Пошли! — скомандовала Рэнди.

Первой проскользнула вперёд женщина с младенцем на руках. И, пройдя ярдов двадцать, шмыгнула в проход между двумя домами — настолько узкий, что там едва мог поместиться взрослый человек. Джон бросился следом, чувствуя, как липнет к лицу паутина. Держа «беретту» наготове, он часто оборачивался, посмотреть, не отстаёт ли от них Рэнди.

Наконец они дошли до конца и оказались на соседней улице. Рэнди спрятала «узи» в большую полотняную сумку, Смит сунул «беретту» за пояс и прикрыл полой куртки. Женщина с младенцем по-прежнему бежала впереди, следом за ними, сохраняя приличную дистанцию, шли Джон с Рэнди. Держались они рядом, что выглядело вполне естественно — два европейца, сотрудники ООН, вышли погулять вечерком по улицам Багдада. Но при этом Джона преследовало неприятное и странное ощущение, что настоящее и прошлое слились воедино, и чувствовал он себя разбитым и одиноким. И все время пытался побороть боль, пронзавшую все его существо при одной мысли о гибели Софи.

Рэнди ворчливо спросила:

— Что, черт возьми, ты делаешь в Багдаде, а, Джон?

Он скроил смешную гримасу. Все та же, такая узнаваемая Рэнди, мудрая и безжалостная, как кобра.

— То же, что, судя по всему, и ты. Работаю.

— Работаешь? — Она удивлённо приподняла светлую бровь. — Над чем же? Что-то не слыхала, чтобы здесь были больные или раненые американские солдаты, которых ты наверняка залечил бы до смерти!

— Зато здесь, похоже, имеются агенты ЦРУ, — парировал Смит. — Теперь понимаю, почему тебя никогда не бывает дома и чем ты занимаешься, отправляясь в очередную заграничную поездку.

Рэнди так и вспыхнула.

— Ты так до сих пор и не ответил, что делаешь в Багдаде! Армейское начальство в курсе или ты уже вышел в отставку и находишься здесь по личной инициативе?

Он решил отделаться полуправдой:

— Сейчас во ВМИИЗе мы работаем над новым и очень опасным вирусом. Настоящий убийца. Имеются сведения, что в Ираке зарегистрированы случаи заболевания.

— И армия послала тебя сюда разобраться и выяснить?

— Лучше ничего не могли придумать, — почти весело ответил он.

Нет, по всей видимости, Рэнди ничего не известно о том, что он объявлен в федеральный розыск. И о смерти генерала Кильбургера она тоже не знает. И он вздохнул. Так же, как ничего не знает пока о смерти своей сестры Софи.

Но теперь не время сообщать ей эту печальную новость.

Улицы становились все более узкими и тёмными, лишь изредка попадались фонари, отбрасывающие маленькие круги тусклого желтоватого света. И лавки, и магазинчики здесь были совсем крохотными, словно клетушки, вделанные в толстые и древние каменные стены. И потолки в них были низкие, едва можно выпрямиться, а если взрослому человеку раскинуть руки, то можно достать от одной стены до другой. И у входа в каждый такой магазинчик стоял зазывала и громко расхваливал свой товар.

Наконец женщина с младенцем свернула ко входу в современное, но обшарпанное здание, оказавшееся больницей. Повсюду, вдоль стен при входе, в коридоре и палатах, куда открывались двери, были расставлены койки, и на них лежали спящие или стонущие детишки. Женщина провела Джона и Рэнди через заполненные больными приёмные и процедурные кабинеты. Пациентами тут были исключительно дети. Смит понял, что они оказались в детской больнице и что некогда она была оснащена по последнему слову науки и техники. Но теперь и здесь все пришло в упадок, оборудование поизносилось и отчасти устарело, ремонта давным-давно не делали.

Возможно, именно здесь он должен встретиться со знаменитым педиатром. Поскольку работали они в разных областях медицины, то и знакомы лично не были. Смит обернулся к Рэнди:

— А где доктор Махук? Гасан должен был отвести меня к ней. Она крупнейший специалист в педиатрии.

— Знаю, — тихо ответила Рэнди. — Именно поэтому я и оказалась в том магазине, чтобы обеспечить безопасность контакта Гасана и неизвестного нам агента. И этим агентом оказался ты. А доктор Махук является одним из лидеров иракского подполья. Мы планировали, что встреча состоится в магазине, торгующем шинами. Там нам казалось безопаснее.

Пожилая женщина с младенцем зашла в кабинет, где стоял смотровой стол. Бережно опустила на него ребёнка. Он продолжал жалобно попискивать. Она взяла стетоскоп, лежавший рядом на столике. Джон последовал за ней, Рэнди остановилась в дверях, оглядывая коридор. Затем тоже вошла в комнату и затворила за собой дверь. В комнате оказалась вторая дверь, и она, бесшумно ступая по покрытому линолеумом полу, направилась к ней. Отворила — за дверью находилась палата. Из неё доносились детские стоны и плач. С печальным лицом она затворила и эту дверь тоже.

Затем достала из сумки «узи». И, держа это грозное оружие в руках, привалилась спиной к двери.

И Джон сразу же заметил, как изменилось выражение её лица — стало жёстким, насторожённым. Лицо настоящего профессионала. Она охраняла не только эту женщину с ребёнком, но и его, Смита. Такой Рэнди он ещё никогда не видел. Она всегда была такая независимая, живая, страшно самоуверенная. Познакомились они лет семь тому назад, и при первой же встрече она показалась ему интригующе привлекательной. Да, он хотел поговорить с ней о смерти её жениха, о своём чувстве вины и величайшей скорби, но тогда это было просто бесполезно.

Позже, когда Смит заехал к ней домой в Вашингтоне, хотел извиниться за смерть Майка, как-то объясниться по этому поводу, в квартире у неё он встретил Софи. Ему так и не удалось изменить отрицательного отношения Рэнди к себе, но любовь к Софи затмила все, и это казалось уже не столь важным. Теперь же он должен рассказать Рэнди об убийстве Софи, и он страшился этого разговора.

Смит вздохнул. Ему мучительно не хватало Софи. Всякий раз, глядя на Рэнди, он чувствовал, что тоска охватывает его с новой силой.

Джон помог женщине перепеленать ребёнка. Она подняла на него глаза и улыбнулась.

— Вы уж извините меня за маленький обман, — вдруг сказала она на чистейшем английском. — Когда на нас там напали, единственное, чего я боялась, так это того, что вас схватят. А потому решила не показывать, что я тот самый человек, которого вы ищете. Я и есть доктор Радах Махук. Спасибо, что помогли спасти жизнь этому малышу. — Она улыбнулась ребёнку и, склонившись над ним, продолжила осмотр.

Глава 32

9.02 вечера

Багдад

Доктор Радах Махук печально вздохнула.

— К сожалению, мы так мало можем сделать для наших детей. Да и вообще для всех больных и раненых Ирака.

На смотровом столе лежал младенец — как оказалось, девочка, — и врач продолжала прослушивать с помощью стетоскопа её грудную клетку. Затем осмотрела ушки и горло ребёнка, измерила температуру. Малышке было месяцев шесть, но выглядела она как четырехмесячная. Джон отметил, насколько девочка истощена, как прозрачна и синюшна кожа на её конечностях. Белки глаз с желтоватым оттенком, вены почти не просматриваются, что указывает на недостаток витаминов. Эта кроха не получает должного питания.

Наконец доктор Махук кивнула, отворила дверь и позвала медсестру. Протянула ей девочку, нежно погладила по щеке и стала давать указания на арабском:

— Искупайте её. Она чудовищно грязная. Но только в прохладной воде, это поможет сбить температуру. Я скоро подойду к ней.

Лицо у доктора Махук было встревоженное и усталое. Под большими тёмными глазами залегли синие круги. Рэнди, знавшая арабский, спросила:

— Что с ней?

— Хронический понос, среди прочих проблем, — нехотя ответила педиатр.

Джон кивнул.

— Что является здесь вполне обычным явлением, учитывая условия, в которых живут люди. Когда вода из канализации попадает в питьевую, дизентерии и прочих желудочных заболеваний не избежать.

— Вы правы. Пожалуйста, присаживайтесь. Расстройство желудка, дизентерия — явления здесь вполне обычные, особенно в старых районах города. У её матери дома ещё трое детишек, у двоих развилась мышечная дистрофия. — Она устало пожала плечами. — Вот я и уговорила отдать малышку мне, посмотреть, чем тут можно помочь. Завтра утром мать явится сюда и будет требовать её обратно, но она сама все время недоедает, а потому грудного молока не хватает. Но, может, к этому времени мне удастся подыскать для бедняжки какой-нибудь хороший йогурт.

Доктор Махук присела на край смотрового стола. На ней было простое хлопчатобумажное платье в цветочек, теннисные туфли, белые носки. В Ираке люди отчаянно боролись за выживание. И для врача, чьи работы были известны на весь мир, которая некогда объездила чуть ли не весь земной шар, выступая на различных конференциях и симпозиумах, главной заботой стало раздобыть хотя бы немного лекарств и йогурт, который мог спасти умирающего от недоедания ребёнка.

— Я высоко ценю вашу прямоту, — сказал Джон, расположившийся в шатком кресле у письменного стола. Он оглядел спартанскую обстановку этого помещения. Его охватило нетерпение. Пора, наконец, перейти к главному, к тому, за чем он сюда пришёл. Однако он сделал над собой усилие и сдержался. Эта женщина и без того пошла на огромный риск, согласившись ему помочь. И он был очень благодарен ей за это.

Доктор Махук пожала плечами.

— Это мой долг. Я просто не могу поступать иначе. — Она сняла шаль, встряхнула головой. Тёмные длинные волосы облаком рассыпались по плечам. И она сразу стала выглядеть моложе, но все ещё немного сердитой. — Чем, как вы полагаете, все это может кончиться? — Тёмные глаза её гневно сверкнули. — Я выросла в прекрасное время. Самый разгар, торжество демократии. Иракцы были полны надежд. Меня послали в Лондон, учиться в медицинском колледже, потом — в Нью-Йорк, где я проходила практику в пресвитерианской больнице. Потом вернулась в Багдад и основала эту детскую клинику и стала её первым директором. И не хочу стать её последним. С тех пор, как Саддам стал президентом, все изменилось.

Смит кивнул.

— Да. Тут же бросил Ирак в пучину войны с Ираном.

— Просто ужасно! Погибло так много наших сыновей. Но после восьми лет кровопролития и пустых лозунгов мы, наконец, подписали соглашение. И получили право передвинуть нашу границу на несколько сот метров от центра Шат аль-Араб к восточному его побережью. Тысячи погубленных жизней ради какого-то незначительного пограничного конфликта! А затем ещё один плевок в лицо народу. В 1990-м мы возвращаем эти земли Ирану в качестве подкупа, чтобы они помогли нам избежать войны в Персидском заливе. Просто безумие какое-то!.. — Губы её скривились в насмешливой и скорбной гримасе. — Ну, а потом, разумеется, Кувейт, и эта ужасная война, и эмбарго. Мы называем это аль-хиссаром, что в переводе означает не только полную изоляцию, но и окружение враждебными нам странами. Весь мир против нас. А Саддама вполне устраивает эмбарго, потому что на него можно свалить все проблемы. Самый мощный и действенный инструмент сохранения власти.

— Но у вас не хватает даже самых простых лекарств, — заметил Джон.

Беспомощность и гнев отражались на лице доктора Махук.

— Недоедание, раковые заболевания, желудочные расстройства, паразиты, мышечная дистрофия… это ещё далеко не полный перечень. Нам нужно как следует кормить наших детей, давать им чистую воду, делать прививки. Здесь, в моей стране, каждая болезнь грозит смертью. Что-то надо делать, иначе мы потеряем все следующее поколение. — Она открыла глаза, в них блестели слезы. — Вот почему я присоединилась к подпольщикам. — Она покосилась на Рэнди. — Безумно благодарна вам за помощь. — А потом, после паузы, добавила яростным шёпотом: — Мы должны свергнуть Саддама прежде, чем он уничтожит всех нас!

Стоявшая у двери Рэнди Рассел слышала, как доносятся из-за неё голоса врачей и сестёр. Слова утешения — это единственное, чем они могли помочь сейчас больным и умирающим детям. Всем сердцем она была с ними и с этой несчастной многострадальной страной.

И в то же время в душе у неё кипел гнев. Она застыла, точно страж, с «узи» наперевес и охраняла этих двоих, которые с головой погрузились в беседу. Лицо доктора Махук было искажено мукой. Она была ключевым игроком в довольно шаткой оппозиционной группе, которая финансировалась ЦРУ. Именно эта организация и послала сюда Рэнди и ещё несколько человек, оказать этим людям посильную поддержку. А Джонатан Смит, напротив, выглядел таким спокойным, сидел, развалясь, в низком кресле. Но она слишком хорошо знала его и понимала, что под этим напускным спокойствием кроется готовность к действию. И раздумывала над тем, что он успел сказать ей. Он здесь для того, чтобы исследовать какой-то вирус.

Взгляд её тёмных глаз стал жёстче. Этот Смит может ввести доктора Махук в заблуждение, отвлечь от основной цели. А вместе с Махук — и все сопротивление в целом. Она занервничала и вцепилась в «узи» ещё крепче.

— Так вот почему вы согласились поговорить со мной? — спросил Смит доктора Махук.

— Да. Но за всеми нами следят. И будут искать с удвоенной силой после той перестрелки.

Джон мрачно улыбнулся.

— Чем больше мы наделаем шума, тем больше будут довольны в ЦРУ.

Тут Рэнди дала волю своему возмущению.

— Чем дольше вы будете вместе, тем больше опасность для каждого из нас. Спрашивайте, что хотели спросить, и уходите.

Но Джон проигнорировал эту её ремарку. Он не сводил глаз с доктора Махук.

— Мне уже многое удалось узнать о трех иракцах, погибших в прошлом году от неизвестного вируса. Все они побывали в южном Ираке, на границе с Кувейтом. Примерно в одно время, в конце войны в Персидском заливе.

— Да, мне говорили. И этот вирус был в Ираке неизвестен, что показалось странным.

— Здесь вообще все очень странно, — сказал Смит. — Один из моих источников утверждает, что в прошлом году этим вирусом заразились ещё трое, но они выжили. Вы что-нибудь знаете об этом?

На этот раз явно встревожилась уже доктор Махук.

Она соскочила со стола и, бесшумно ступая, подошла к двери, выходящей в главный коридор. Быстро распахнула её. За дверью никого не было. Она оглядела коридор. Потом затворила дверь и обернулась к доктору Смиту, слегка склонив голову набок, точно прислушиваясь. А потом заговорила тихо, чуть ли не шёпотом:

— Даже говорить о тех смертях и выживших строго запрещено. Да, это правда, троим удалось выжить. Все они находятся в Басре, это к югу отсюда. Рядом с Кувейтом. Похоже, на этот счёт у вас существует собственная теория, и она недалека от моей.

— Какой-то эксперимент, да? — спросил Джон. Врач кивнула.

Тогда он спросил:

— И все эти люди тоже участвовали в войне в Персидском заливе и находились тогда близ границы с Кувейтом?

— Да.

— Не кажется ли вам странным, что находившиеся в Багдаде умерли, а те, что в Басре, выжили?

— Очень странно. Именно на это обстоятельство я и обратила внимание в первую очередь.

Рэнди не сводила глаз с парочки. Они говорили о вещах, в которых сама она совсем не разбиралась, но сразу почувствовала, как это важно. Они смотрели в глаза друг другу — высокий американец и маленькая иракская женщина, и возникшее напряжение ощущалось почти физически. В этот момент, когда их обоих одновременно осенила догадка, весь остальной мир словно перестал существовать. И они сразу стали ещё более уязвимы. Рэнди ещё больше насторожилась.

Джон спросил:

— Скажите, доктор Махук, вы хоть как-то можете объяснить тот факт, что все находившиеся в Басре выжили?

— Как ни странно, да. Знаете, я в ту пору работала в госпитале в Басре, помогала лечить раненых. И к нам прибыла целая команда врачей от ООН, и они делали больным какие-то инъекции. Каждому. Так вот, больные не только выжили. Буквально через четыре дня исчезли все симптомы, вызванные вирусом. Они излечились. — Она сделала паузу, а затем добавила без обиняков: — Это было похоже на чудо.

— Всякому чуду есть своё объяснение.

— Верно. — Она обхватила себя руками за плечи, точно её пробирал озноб. — Я бы сама не поверила, если б не видела этого собственными глазами.

Джон вскочил и зашагал по комнате. Лицо сосредоточенное, задумчивое, синие глаза сверкают яростным холодным блеском.

— Вы понимаете, что говорите мне, доктор? Излечение от смертельного неизвестного вируса? Не вакцина, а именно излечение?

— Но это единственное разумное объяснение.

— Применение лечебной сыворотки?

— Похоже на то.

— Но это, в свою очередь, означает, что у этих так называемых врачей из ООН имелся означенный материал в достаточном количестве?

— Да.

Джон заговорил, торопливо, сбивчиво:

— Сыворотка, причём в таких количествах, что хватило погасить вспышку вирусного заболевания в прошлом году в Ираке. А затем не менее загадочная история происходит несколько недель тому назад в США, и мы имеем то же количество излечившихся и погибших. Причём все жертвы, как иракцы, так и американцы, находились во время войны на границе Ирака с Кувейтом, или же им было сделано прямое переливание крови от кого-то, кто тоже в то время служил на этой границе!

— Вот именно! — Врач затрясла головой. — И все это происходит в двух странах, где этот вирус никогда не существовал.

Тут оба они умолкли и долго смотрели друг на друга, словно не решаясь подвести итог сказанному. Зато Рэнди решилась.

— Ничего особенного в этом не вижу, — заявила она. — И никакое это не чудо. — Они обернулись и уставились на неё. И вот, наконец, она произнесла слова, вертевшиеся у них на языке: — Просто кто-то нарочно заразил их этим вирусом.

Джона едва ли не тошнило от волнения.

— Да. Причём половине заболевших ввели сыворотку. Это был вполне контролируемый, смертельно опасный и преступный эксперимент на людях, которые ничего не подозревали и не давали своего согласия.

Доктор Махук побледнела.

— Это напоминает о нацистских врачах, которые вместо морских свинок использовали в своих экспериментах заключённых концлагерей. Мерзость! Просто чудовищно!

— Кто это был? — спросила её Рэнди.

— Кто-нибудь из этих врачей называл вам свои имена, доктор Махук? — спросил Джон.

— Никаких имён они не называли. Говорили, что помогают людям, несогласным с существующим режимом, обещали переправить их затем в Женеву. Но теперь я уверена, что они лгали. Они никак не могли попасть на территорию Ирака и работать в этом военном госпитале без разрешения и ведома местных властей.

— Как же тогда они там оказались? Взятка?

— Если да, то очень большая. И не кому-нибудь, а лично Саддаму. Причём необязательно в денежном выражении.

— Так вы считаете, они не имели никакого отношения к ООН? — спросила Рэнди.

Доктор Махук отрицательно покачала головой.

— Что-то совсем не похожи на врачей из этой организации, которых мне доводилось видеть прежде. Да к тому же тогда я не особенно задумывалась над этим. Слишком уж много было проблем. Вся наша жизнь превратилась в сплошную борьбу, мы видели только общую картину и перестали замечать частности. И мой ответ на ваш вопрос: да. Я твёрдо убеждена, что никакого отношения к ООН они не имели, мало того, даже не являлись практикующими врачами. Больше всего походили на учёных, проводящих исследование. Плюс к тому прибыли туда как-то подозрительно быстро, словно уже знали, кто заболеет и когда.

Все это совпадало с мыслью Джона о том, что двенадцать жертв вируса являлись частью эксперимента, начатого ещё во время войны в Персидском заливе в военно-полевом госпитале №167.

— Ну а как выглядели эти люди? Откуда, по-вашему, прибыли?

— Говорили, что из Германии, но их немецкий был по-школьному примитивен. И одеты совсем не так, как одеваются европейцы. Мне почему-то показалось, что они американцы, хотя в ту пору попасть американцам в Ирак было практически невозможно. Ну, разве что с разрешения самого Саддама Хусейна.

Рэнди нахмурилась. И ещё крепче вцепилась в свой «узи».

— И у вас нет никаких догадок на тему того, кто бы мог их послать?

— Все что помню, так это один их разговор. Они обсуждали, как здорово можно кататься на горных лыжах в каких-то местах. Но подобных мест полно по всему миру.

Джон расхаживал по комнате, пытаясь вычислить американских учёных, у которых могла оказаться сыворотка для излечения от нового вируса. И вдруг понял.

— В Америке я провёл целый день, расспрашивая людей о шести жертвах вируса в прошлом году. Что с тех пор? Были ли ещё случаи этого заболевания в Ираке?

Доктор Махук скорбно сжала губы. Всю свою жизнь она посвятила исцелению людей, и вот теперь весь мир, похоже, будет, как пламенем, объят чудовищной болезнью, причём контролировать этот процесс невозможно. В голосе её звучали боль и бессильная ярость:

— На прошлой неделе у нас зарегистрировано ещё несколько случаев заболевания синдромом острой респираторной недостаточности. Погибло минимум человек пятьдесят. В точных цифрах не уверена, они меняются каждый час. Мы лишь начали исследовать, что это за вирус. Но я почти не сомневаюсь, что это тот самый, новый, о котором вы говорите. Симптомы те же — человек страдает от приступов лихорадки, потом заболевает тяжёлой простудой или гриппом. А затем вдруг обильное кровотечение из лёгких, респираторная недостаточность и смерть. И выживших на этот раз не отмечено, — голос её дрогнул. — Ни одного.

Смит так и замер посреди комнаты, потрясённый таким большим количеством смертей. Боль, сострадание — вот какие чувства овладевали им сейчас. Затем он вдруг понял… Да, возможно, это и есть объяснение всему.

— Скажите, все эти жертвы тоже были участниками войны в Персидском заливе? Или находились недалеко от границы с Кувейтом?

Доктор Махук вздохнула.

— К сожалению, ответ тут неоднозначный. Лишь несколько из них участвовали в войне. И ни один не приближался к границам Кувейта.

— Прослеживаются контакты с первой шестёркой заболевших?

— Никаких. — В голосе её слышалось разочарование.

Джон подумал о своей любимой Софи, потом о генерале Кильбургере, Мелани Кертис и военно-полевом госпитале №167.

— Но как, не ведая того, сразу пятьдесят человек могли заразиться этим вирусом? Я имею в виду, как могли ввести им эту сыворотку, причём одновременно, особенно в такой закрытой стране, как ваша? Они что, все из одной области, деревни? Может, побывали где-то за границей? Контактировали с иностранцами?

Доктор Махук медлила с ответом. Отошла от двери, пошарила в кармане юбки и извлекла оттуда нечто вроде русской папиросы. Подошла к столу, закурила. И поза, и все её движения, выдавали крайнее нервное напряжение. Густой едкий запах крепкого табака наполнил комнату.

И вот, наконец, она сказала:

— Поскольку я занималась жертвами вируса в прошлом году, меня пригласили помочь разобраться с новыми заболевшими. Я пыталась выявить все те четыре возможных источника заболевания, о которых вы только что упомянули. Но не нашла ничего. Я также не обнаружила ни малейшей связи между новыми жертвами. Это были совершенно разные люди обоих полов. Разных возрастов, профессий, этнических групп. И все они являлись выходцами из разных географических регионов. — Она глубоко затянулась, потом медленно и задумчиво выпустила дым, словно это помогало ей точней сформулировать мысль. — Причём они не только не заразили друг друга, но и членов своих семей. И все это показалось мне весьма странным.

— Нет, это нисколько не противоречит моим выводам. Пока что все свидетельствует в пользу того, что вирус не заразен.

— Тогда каким образом они им заражаются? — Рэнди внимательно прислушивалась к беседе. И хотя не имела научных степеней в области химии или биологии, была достаточно образованна, чтобы понять, о чем идёт речь. Ведь эти два врача обсуждали сейчас вещь совершенно ужасную… возможность эпидемии. — И почему только в Ираке и Америке? — спросила она. — Может, это результат применения какого-нибудь биологического оружия во время операции «Буря в пустыне»? И склады этого оружия спрятаны здесь, в Ираке?

Доктор Махук покачала головой и подошла к стоявшему в углу металлическому секретеру. Сигаретный дым тянулся за ней, подобно коричневатому призраку. Она выдвинула ящик, достала из него листок бумаги и протянула Смиту. Рэнди, переложив «узи» из одной руки в другую, тут же присоединилась к ним. И они прочитали компьютерную распечатку из «Вашингтон пост»:

Эпидемия неизвестного смертоносного вируса расползается по всему миру

Под этим леденящим душу заголовком была напечатана статья, где говорилось, что вспышки вирусного заболевания наблюдаются уже в двадцати семи странах и что жертвами их стали свыше полумиллиона человек. Симптомы все те же — сначала грипп или сильная простуда на протяжении нескольких недель, затем острая респираторная недостаточность, обильное кровотечение из лёгких и смерть. Кроме того, поступили сообщения из сорока двух стран; отмечалось примерно около полумиллиона заболевших тяжёлым, но самым обычным гриппом. Однако подозрения, что и это вызвано вирусом, пока что до сих пор не отметены.

У Джона перехватило дыхание. На лбу проступили капли холодного пота. Полмиллиона погибших! Миллионы больных!

— Где вы это раздобыли? — спросил он доктора Махук.

Та раздавила окурок в пепельнице.

— Здесь, в больнице, у нас спрятан компьютер. Эту статью мы скачали из Интернета сегодня утром. Так что, как видите, вирус уже не привязан исключительно к Ираку, Америке или войне в Персидском заливе. И не думаю, что это вызвано применением биологического оружия у нас в стране. Высочайшая смертность — вот что поистине ужасает! — Голос её дрогнул. — Именно поэтому я и согласилась поговорить с вами.

Газетная новость и реакция доктора Махук совершенно потрясли Джона. Он ещё раз быстро перечитал статью. Доктор Махук решительно исключала любые возможные контакты с внешним миром. И, однако же, вирус сумел вырваться на волю и перерасти в эпидемию. Всего две недели тому назад все эти люди были живы, если не считать трех умерших в Ираке год тому назад. Скорость и сам факт распространения вируса казались необъяснимыми.

Он поднял глаза от распечатки.

— Да, он вышел из-под контроля. Мне надо срочно возвращаться домой. И если в Америке действительно есть люди, у которых имеется эта самая сыворотка, надо срочно найти их. А пока попрошу моих друзей раздобыть как можно больше информации. Медлить нельзя, к тому же…

Тут вдруг Рэнди насторожилась.

— Погодите!

Держа «узи» наперевес, она перебежала через комнату к выходившей в коридор двери. Смит, выхватив «беретту», тут же присоединился к ней.

Из коридора доносился грубый, лающий голос, выкрикивающий какие-то команды на арабском. Ему отвечали испуганные тихие голоса. Затем тяжёлый и громкий топот сапог — человек приближался к их кабинету.

Джон взглянул на доктора Махук и еле слышно шепнул:

— Республиканские гвардейцы?

Она молчала, прижав дрожащие пальцы к губам. И прислушивалась к тому, что происходит в коридоре. Потом отрицательно помотала головой и шепнула в ответ:

— Нет. Полиция. — Тёмные глаза превратились в колодцы, наполненные страхом.

Рэнди подбежала к другой двери в комнате. Вьющиеся золотистые волосы и стройная фигурка в тёмном облегающем жакете и юбке делала её похожей на какую-нибудь модель, а не агента ЦРУ. Но Джон, глядя на неё, был уверен, что эта женщина готова рискнуть своей жизнью. Что, собственно, она и подтвердила во время ночного сражения в переулке за шинным магазином. И вот теперь она снова так и излучала готовность к самым отчаянным действиям.

— Полиция или охранники. Неважно. Они попытаются убить нас. — Рэнди обернулась к Смиту и Махук, тёмные глаза её сверкали. — Надо уходить. Через соседнюю палату. Живо! — Она распахнула дверь, обернулась и сделала знак Джону и Махук следовать за собой.

Это была роковая ошибка. Именно там и поджидала их полиция. То была ловушка, и они в неё попали.

Иракский полицейский в униформе одним резким движением вырвал «узи» из рук Рэнди — та и опомниться не успела. Трое других ворвались в палату с автоматами Калашникова наперевес. Не успел Джон поднять «беретту», как ещё двое полицейских ворвались в палату из коридора, сбили его с ног, повалили на пол. Все кончено. Они попались.

Глава 33

9.41 вечера

Багдад

Доктор Махук стояла неподвижно, привалившись спиной к стене, и была не в силах даже шевельнуться. Нет, объяснялось все это вовсе не отсутствием храбрости. Просто она привыкла делать совсем другое дело, лечить больных. И если её убьют, делать это будет некому. И если бросят в страшные пыточные подвалы Саддама — тоже. Так же как погибший Гасан, она была солдатом в борьбе против режима, вот только оружия у неё не было, и как ей себя защитить, она не знала. Единственным её оружием были ум, знания и опыт врача. И ещё доверие, которым она пользовалась у своих соотечественников. Будучи на свободе, она смогла бы и дальше помогать людям. Не только иракцам, но, возможно, и американцам тоже. И она вся сжалась, словно стремясь стать невидимой. На лбу выступили капли пота.

Ещё два полицейских вошли из коридора в палату. Ступали они вальяжно и неспешно, а глаза так и обшаривали все вокруг, да и оружие они держали наготове. За их спинами маячил высокий стройный мужчина в пошитой на заказ униформе. Он тоже вошёл в комнату, держа в руке «беретту» иракского производства.

С этого момента никто и не взглянул в сторону доктора Махук. Она не представляла для них интереса, во всяком случае, сейчас. И вот дрожащая и с болью в сердце она вышла из палаты и медленно двинулась по коридору. Ей нужен был телефон.

Офицер в щегольской униформе улыбнулся Джону и сказал по-английски с небольшим акцентом:

— Подполковник Смит, не так ли? Ну, наконец-то! Знаете, вас было очень трудно найти.

Затем с преувеличенной любезностью обратился к Рэнди:

— А кто эта леди? Что-то она мне незнакома. Может, из ЦРУ? Говорят, будто ваша страна испытывает к нам особое пристрастие. И постоянно засылает в Ирак своих шпионов, измерить температуру любви к нашему великому вождю.

Джон был вне себя от ярости и досады. Как же неосторожно и легкомысленно вели они себя! Черт!

— Я эту даму не знаю, — солгал он. — Наверное, работает здесь, в больнице. — Попытка выглядела неуклюжей, он и сам это понимал, но хотя бы попытаться все же стоило.

— Да что вы говорите! — расхохотался офицер. — Чтоб белая дама работала в этой больнице? Нет, вы знаете, мне так не кажется.

Рэнди, целиком поглощённая мыслями о том, как выпутаться из этой ситуации и не нанести ущерба подполью, бросила в сторону Смита взгляд, преисполненный благодарности.

Но офицер вдруг перестал улыбаться. И начал картинно поигрывать своим револьвером. Пора отправлять арестованных куда положено. Он отдал команду на арабском, полицейские вытолкнули Рэнди и Смита в коридор. На всем пути двери в палаты и кабинеты быстро и бесшумно закрывались — испуганный персонал больницы старался не попадаться на глаза полицейским. И вот американцев вывели из пустого коридора на улицу.

На всем пути Рэнди напряжённо искала глазами доктора Махук. Но её нигде не было видно, и она облегчённо вздохнула. И тут же один из полицейских грубо ткнул ей дулом автомата в спину, чтобы шла быстрей. Это было весьма болезненное напоминание о сложившейся ситуации. И Рэнди вздрогнула и нахмурилась.

Полиция вывела американцев в звёздную ночь. У входа в больницу их поджидал грузовик с крытым брезентом кузовом. Он стоял у обочины, мотор продолжал работать. Из выхлопной трубы вырывались клубы вонючего газа, лунный свет придавал им серебристый оттенок. А вокруг — враждебный, погруженный во тьму город. Один из полицейских откинул борт кузова, приподнял брезент и затолкал арестованных в грузовик.

Внутри было темно и сыро, все пропитано тошнотворной вонью дизельного топлива. Рэнди брезгливо передёрнулась и вопросительно взглянула на Джона.

Он ответил ей ободряющим взглядом, пытаясь скрыть свой собственный страх.

— А ты ещё упрекала меня в любви к эскападам.

Она ответила слабой улыбкой.

— Прости. В следующий раз ещё подумаю, прежде чем упрекать.

— Буду страшно признателен. Ну, вот видишь, настроение сразу улучшилось. — Он оглядел тёмный кузов. — Интересно все же, как нас нашли?

— Проследить от шинного магазина вряд ли могли. Думаю, нас выдал кто-то в больнице. Ведь далеко не каждый гражданин Ирака разделяет революционные взгляды доктора Махук. Ну и потом, сдавая нас, кто-то, возможно, надеялся получить послабление от властей.

В кузов залезли двое багдадских полицейских, вооружённых автоматами Калашникова. Они наставили их на арестованных и жестами приказали отодвинуться подальше от борта грузовика, в самую глубину кузова. Джон и Рэнди послушно перебрались вглубь, почти до самой кабины, и уселись на деревянную скамью. Полицейские заняли позицию у борта, с двух сторон, отрезая тем самым единственный путь к бегству. Находились они теперь примерно в десяти футах от пленников.

Щеголеватый офицер подошёл к открытому борту.

— Что ж, аu revoir, мои новые американские друзья! — Похоже, он был в восторге от свой шутки и ухмыльнулся. А потом прицелился в них из револьвера и приказал поднять борт.

— Куда вы нас везёте? — спросил Джон.

— На спортплощадку. На пикник. На курорт, если так вам больше нравится. — Офицер усмехнулся в усы. Затем, злобно сузив глаза, жёстко добавил: — В Центр правосудия. Если будете делать, что вам говорят, возможно, и останетесь в живых.

Джон пытался побороть овладевший им приступ дикого, почти животного страха. Он вспомнил, как Домалевский описывал этот шестиэтажный подземный пыточный подвал. Покосился на Рэнди, которая сидела рядом, слева. Лицо её было непроницаемо спокойным, но он заметил, как дрожит её рука. И она, разумеется, тоже была наслышана об этом заведении. Из этого ада ещё никто и никогда не возвращался.

Край брезента опустился, они оказались отрезанными от внешнего мира. Охранники, сидевшие у борта, наставили на них свои автоматы. Потом из кабины донеслись какие-то звуки. Видно, водитель занял своё место, а рядом с ним уселся ещё один полицейский.

Грузовик отъехал, Джон не произносил ни слова. Это из-за него схватили Рэнди. Он не питал никаких иллюзий относительно того, что сделают подручные Саддама с агентом ЦРУ, в особенности если этим агентом является женщина. И как теперь ему связаться с ВМИИЗом и Пентагоном, передать все, что удалось узнать о вирусе и сыворотке?

— Нам надо бежать, — тихо сказал он.

Рэнди кивнула.

— Да, перспектива попасть в этот самый центр меня тоже не вдохновляет. Но охранники вооружены. Черт бы их всех побрал! Паршиво!

Джон покосился на иракцев — они не сводили глаз со своих пленных. Кроме автомата, каждый был ещё вооружён висевшим на поясе пистолетом.

Вот они въехали на какую-то улицу — такую узкую, что брезент с шорохом цеплял за стены.

Надо действовать, иначе будет поздно. Он обернулся к Рэнди.

— Что? — спросила она.

— Ты плохо себя чувствуешь, да?

Она поджала губы. Затем до неё дошло.

— Вообще-то жутко схватило живот.

— Тогда стони! Громче!

— Вот так? — Она застонала, прижала руки к животу.

— Эй! — крикнул Джон охранникам. — Вы что, не видите? Ей плохо! Помогите!

Рэнди согнулась пополам и простонала по-арабски:

— Не могу! Умираю! Позовите на помощь! Вы что, оглохли?

Полицейские переглянулись. Один приподнял брови. Другой громко расхохотался. Потом они пролаяли что-то по-арабски, Джон не понял. Рэнди снова громко застонала.

Джон поднялся и, пригибаясь под провисшим брезентом, шагнул к охранникам.

— Вы должны, просто обязаны…

Один из арабов прикрикнул на него, другой, недолго думая, выстрелил. Пуля с противным оглушительным свистом пролетела мимо уха Смита, на миг ему показалось, что она вонзилась прямо в мозг. Но пробитым оказался брезент крыши. И охранники грубыми жестами приказали ему сесть на место. Рэнди вскочила.

— Они нам не верят!

— Ничего себе шуточки! — Джон так и рухнул на скамью, прижав руку к уху. В голове звенело. Он закрыл глаза.

— О чем они говорят?

— Говорят, что сделали тебе большое одолжение, специально промахнулись. И что в следующий раз этого не будет, она пристрелят нас, как собак.

Он кивнул.

— Ясно.

— Ты уж прости, Джон. Но попытаться все же стоило.

Грузовик сворачивал с одной узкой улочки на другую.

Борта продолжали царапать стены домов. До них доносились зазывные крики уличных торговцев — тех, кто не закрыл свои лавки в положенное время в надежде, что найдётся хотя бы один покупатель на их товар. Время от времени слышались звуки радио. Все говорило о том, что проезжают они по старому городу. Рэнди шепнула ему на ухо:

— Они едут очень медленно и кружным путём. Какими-то задворками. Нелогично. Ведь багдадской полиции позволено все, и все пути для них открыты. Но эти люди явно избегают людных мест.

— Думаешь, это не полиция? — Он отнял ладонь от уха. Боль начала стихать.

— Одеты вроде бы в форму, вооружены мощными русскими автоматами. Если это не полиция и их кто-то остановит, им конец. Но если не полиция, то кто? Просто ума не приложу…

— Я тоже.

События последних недель отошли куда-то на задний план. И Джон видел теперь перед собой не Рэнди. Рэнди исчезла, её место заняла Софи. Он впитывал её образ каждой клеточкой тела, и сердце болезненно ныло. На него глядели прекрасные тёмные глаза Софи. Он видел гладкую светлую кожу, длинные золотистые волосы. Вот соблазнительные её губы раздвигаются в нежной улыбке. До чего же хорошенькие у неё зубки — маленькие, блестящие, ослепительно белые. И ещё она была наделена той неуловимой красотой, которая не зависит от правильности черт и прелести фигуры. Красота эта словно освещала её изнутри и была обусловлена живостью ума, чистотой души и неукротимой жизненной силой. Она была прекрасна во всех отношениях.

На секунду, в каком-то порыве безумия, ему вдруг показалось, что она жива. Стоит только протянуть руку — и он дотронется до её тёплой руки, сожмёт в объятиях, вдохнёт необъяснимо чудесный запах волос, почувствует, как бьётся у его груди её сердце.

Она жива!

Он напрягся, собрался с силами. Нет, так нельзя.

Заморгал, пытался прогнать стоявший перед глазами образ. Пора перестать лгать самому себе. Перед ним Рэнди.

Никакая не Софи.

И ещё им грозит страшная опасность. Надо смотреть правде в лицо. В животе у него сжалось, к горлу подкатила тошнота — так бывает, когда спускаешься на скоростном лифте. Нет, они точно уничтожат их. И промедление смерти подобно.

Надо рассказать ей о Софи. Он должен, просто обязан выговорить эти слова. Потому что если он этого не сделает, то, перейдя в какой-то иной мир, уже всегда будет притворяться, что Рэнди — это Софи. И это будет предательством.

К тому же сейчас само будущее, само их существование под угрозой. И не только его и Рэнди, но и десятков миллионов людей, которые могут погибнуть от этого вируса. Ему казалось, он слышит шёпот Софи: «Соберись, Смит. Возьми себя в руки. То, что ты выбрал жизнь, вовсе не означает, что ты перестал любить меня. Ты обязан исполнить свой долг. И да поможет тебе моя любовь».

Рэнди удивлённо смотрела на него.

— Ты вроде бы собирался сказать, кто, по-твоему, эта самая полиция.

Он глубоко вздохнул, прогнал лишние мысли.

— Знаешь, я как-то не придал этому значения. Просто не заметил. Ну, когда они на нас напали. Так вот, их начальник назвал моё настоящее имя. Не вымышленное, под которым я нахожусь здесь, в Багдаде. И откуда он мог узнать, что я — не кто иной, как подполковник Джонатан Смит? От тех самых людей, что связаны с вирусом? Видимо, они его наняли. Они пытались остановить меня с самого начала, не хотели, чтобы я расследовал всю эту историю с вирусом… Потому что…

Он заставил себя видеть её, не сестру. И заметил, как лицо Рэнди точно окаменело. И что вся она напряглась, словно уже зная, сейчас он скажет ей нечто ужасное, задевающее её лично. Ещё одна вещь, которую она ему никогда не простит.

И он тихо произнёс:

— Знаешь, Рэнди, у меня для тебя очень плохая новость. Софи умерла. Они её убили. Люди, которые стоят за всем этим.

Глава 34

Рэнди вздрогнула и выпрямилась. На секунду у Джона возникло ощущение, что она вовсе не слышала его слов. Лицо застывшее, лишённое какого-либо выражения. Все мышцы словно атрофировались. Глядя на неё, невозможно было понять, как восприняла она эту ужасающую весть об убийстве своей сестры.

Они ехали в молчании. Грузовик трясся и подпрыгивал на ухабах. Нет, так нельзя. Сама их жизнь зависит сейчас от этих звуков, надо все же понять, куда их везут. Машина увеличила скорость. Улицы стали просторнее, людские голоса и звуки радио стихли. Должно быть, они выехали на более широкую автостраду. Он слышал лишь шум движения да обрывки разговора в кабине. И более — ничего.

Кровь стучала в висках.

— Рэнди?

И тут она сломалась. Лицо её исказилось, по щекам покатились слезы. Однако продолжала сидеть все так же прямо и неподвижно. Она расслышала его слова, но не понимала их значения. Вернее — не хотела знать и понимать. Боль пронзала все её существо. Софи? Мертва? Убита? Нет, это невозможно, этого просто не может быть!

Голос Рэнди звучал сдавленно и деревянно:

— Я тебе не верю.

— Это правда. К сожалению, это правда. Знаю, как ты любила её. И она тоже очень любила тебя.

Стыд и чувство вины охватили Рэнди. Каждое его слово било, точно удар молота. Знаю, как ты любила её.

Она не виделась с сестрой месяцами. Она была слишком занята, слишком увлечена своей работой. Она была нужна другим людям куда больше, чем Софи. Ей казалось, что у них обеих впереди ещё долгая-долгая жизнь, хватит времени насладиться обществом друг друга. Особенно, если обе они исполнят перед обществом свой долг.

И когда Джон Смит перестанет занимать такое большое место в жизни Софи.

Сердце её, казалось, разрывалось на части. Она поднесла ладони к лицу и сердито оттёрла слезы.

— Рэнди?

Она слышала его голос. Слышала, как прогрохотали колёса грузовика по настилу, и звук был какой-то полый. И она тут же переключилась на действительность и поняла, что они только что проехали по мосту. Это был очень длинный мост, а внизу шумела вода. И ещё их обдало волной свежего сыроватого воздуха. А вдали раздавались крики мужчин, вышедших на ночную рыбалку. И рёв осла.

И тут она снова переключилась. И с болью в сердце подумала: «Софи!» Обхватила себя за плечи руками и взглянула на Джона. У того было какое-то опустошённое выражение лица. И Рэнди поняла — скорбь его столь глубока, что не может выйти на поверхность.

Это лицо не могло лгать. Софи действительно умерла.

Софи больше нет.

Она резко втянула в грудь воздух, стараясь успокоиться, сосредоточиться, снова взять контроль над собой. Перед глазами, точно живой, стоял образ сестры, но смотрела она при этом на Джона Смита. И начала думать, что ему можно доверять. Ей хотелось верить, что он здесь ни при чем, однако подозрения все же были.

Она вспомнила о том, что именно он лечил Майка. А Майк умер. Может, он и сестру её убил, как некогда Майка?

— Как? — хрипло спросила она. — Что ты с ней сделал?

— Меня там не было, когда это случилось. Я находился в Лондоне. — И он рассказал ей обо всех событиях, с момента встречи с Биллом Гриффином и до обнаружения отметины от укола на лодыжке Софи, а также о том, что все её записи пропали. — Софи пыталась идентифицировать этот вирус, классифицировать его и выявить источник. Тот самый вирус, ради которого я оказался здесь, в Ираке. Но смерть её не была случайностью. Этот вирус незаразен. Чтоб заразиться им, она должна была допустить какую-нибудь грубейшую ошибку. Нет, это они ввели ей этот вирус с помощью инъекции, потому что Софи удалось обнаружить нечто. Нечто такое, что могло навести на их след. Они убили её, Рэнди. И я собираюсь выяснить, что это за люди, и остановить их. Им это с рук не сойдёт…

Он говорил, а Рэнди закрыла глаза и представила, как, должно быть, страдала сестра перед смертью. И ей с трудом удалось подавить рыдание.

Джон меж тем продолжил свой рассказ, и голос его звучал тихо и скорбно:

— Они убили нашего директора и секретаршу. Только из-за того, что я сказал им, что у кого-то есть этот вирус и что они испытывают его на людях. И вот теперь началась эпидемия в мировом масштабе. И я не знаю, как заразились этим вирусом новые жертвы и как некоторым из них удалось вылечиться. Но собираюсь выяснить это…

Грузовик мчался вперёд, скорость его снова увеличилась. Шумы города остались позади, ехали они теперь по открытому пространству. Изредка слышался рёв встречной машины.

У Рэнди вновь хлынули слезы. Джон обнял её за плечи, она резко оттолкнула его. И вытерла лицо рукавом. Нет, больше плакать она не будет. Не здесь. И не сейчас.

— Они обладают огромной властью, — сказал он. — По всей видимости, побывали здесь, в Ираке. Возможно, до сих пор тут. Это позволяет предположить, что именно они послали в больницу так называемую «полицию». У людей, стоящих за всем этим, очень длинные руки. А также большие связи повсюду, в том числе в нашем правительстве и в Пентагоне.

— В Пентагоне? — Она недоверчиво уставилась на него.

— Иначе просто невозможно объяснить, как этим людям удалось полностью отстранить от расследований ВМИИЗ, держать все добытые им сведения в тайне. А также все записи, прошедшие через Информационный центр. Я подобрался слишком близко к разгадке, вот они и пытаются меня остановить. Только этим можно объяснить убийство Кильбургера. Он позвонил в Пентагон, чтобы сообщить о том, что я узнал, а потом загадочным образом куда-то исчез вместе со своей секретаршей. И лишь несколько часов спустя их обнаружили дома, уже мёртвыми. Теперь охотятся за мной. Я объявлен в федеральный розыск, меня хотят допросить по поводу смерти Кильбургера и Мелани Кертис.

Рэнди с трудом удержалась от ядовитой ремарки. Джон Смит, тот самый человек, что был виновен в гибели её жениха, теперь говорит ей, что в смерти её сестры каким-то образом замешана армия США. И что он пребывает в бегах с одной-единственной благородной целью — продолжить расследование. Но разве можно ему верить? Разве можно вообще доверять такому человеку? Вся эта его история — сплошной бред.

Однако любой американец, явившийся в Багдад, рисковал своей жизнью. И она видела, как храбро защищал он доктора Махук от гвардейцев — причём ещё до того, как узнал, что эта женщина доктор Махук. Да, и потом ещё этот вирус. Если бы она услышала о нем только от него, то усомнилась бы. Но ведь и доктор Махук говорила об этом вирусе, а ей она полностью доверяла.

Рэнди размышляла обо всем этом и вдруг услышала, как грузовик снова проехал по длинному мосту. Тот же, уже знакомый полый звук под колёсами, тот же запах воды.

Какой ещё воды?.. Она насторожилась.

— Скажи, сколько мостов мы уже проехали?

— Вроде бы два. Милях в пятнадцати-двадцати один от другого. Этот второй.

— Да, два, — кивнула Рэнди. — Именно так я и думала. И скоро будет третий.

И, чтобы успокоиться, сделала глубокий и долгий вдох. А потом ещё один. Все они умерли — её отец, мать, и вот теперь сестра. Сначала родители, во время кораблекрушения, десять лет тому назад, неподалёку от Санта Барбары. И вот теперь — Софи. И она снова смахнула с глаз слезы.

Грузовик въехал на третий мост, и она тотчас же вернулась в настоящее. Пора взять себя в руки, начать предпринимать какие-то действия. Она здесь на задании.

И она шепнула на ухо Смиту:

— Сначала мы пересекли Тигр в центре Багдада. Потом — второй мост, над Евфратом. И вот теперь третий, тоже над Евфратом. А стало быть, едем мы вовсе не на юг. А на запад. Если сейчас дорога пойдёт в гору, это будет означать, что едем мы к Сирийской пустыне, к границам Иордании.

Джон уставился на двух полицейских, те тихо переговаривались между собой. Автоматы в руках, стволы по-прежнему направлены на арестованных. С первой попытки побега прошло уже достаточно много времени.

— Скажи им, что я продрог до костей, что все мышцы у меня онемели, — попросил он Рэнди. — И что мне надо встать и хотя бы потянуться.

Она нахмурилась.

— Это ещё зачем?

— Есть одна идея.

Она окинула его внимательным взглядом. Потом кивнула.

— Ладно. — И жалобным тоном заговорила по-арабски, обращаясь к двум вооружённым мужчинам.

Один из них грубо огрызнулся. Рэнди продолжала умолять.

Наконец она обернулась к Джону.

— Он согласен, но говорит, что встать можешь только ты. И чтобы я сидела на месте.

— Идёт.

Джон поднялся, изогнул спину, сильно, словно после долгого сна, потянулся. Он физически чувствовал устремлённые на него взгляды охранников. И вот, когда им, наконец, надоело смотреть и они отвернулись, Джон прильнул лицом в дыре в брезенте. И осмотрелся.

Тут вдруг один из полицейских грубо прикрикнул на него.

Рэнди перевела:

— Сядь, Джон. Иначе они тебя прибьют.

Джон опустился на скамью. Он был доволен, увидев то, что хотел увидеть.

— Полярная звезда, — прошептал он. — Мы действительно едем к востоку.

— А Центр этого их так называемого правосудия находится к югу.

— Да, мне говорили. Кроме того, мы отъехали от него уже на многие мили. Ни в какую тюрьму они нас не везут. Послушай, у тебя после обыска не осталось случайно какого-нибудь оружия?

— Маленький нож. Припрятан вот здесь, у бедра, — шёпотом ответила Рэнди.

Джон покосился на её соблазнительную коротенькую серую юбку и кивнул. Она должна будет достать его без промедления.

Внезапно грузовик резко сбавил скорость, их так и бросило вперёд. Ещё один толчок — они отлетели в другую сторону. Рэнди упала на Джона. Быстро отпрянула. Машина остановилась. Послышались чьи-то грубые голоса. Потом они услышали, как какие-то люди вылезают из машины и идут вперёд, о чем-то переговариваясь.

Сидевшие у борта охранники взяли автоматы на изготовку.

Рэнди склонила голову набок, прислушиваясь к тому, что говорят арабы.

— Кажется, офицер и один из его людей вышли из кабины.

— Мы вроде бы на контрольно-пропускном пункте, да? — спросил Джон.

— Да.

Тишина. Затем смех. Вот он стал ещё громче, послышалось похлопывание по плечам, затем топот сапог, и двое полицейских снова забрались в кабину. Взревел мотор. Грузовик дёрнулся и помчался вперёд, быстро набирая скорость.

Рэнди произнесла задумчиво и тихо:

— Из того, что удалось подслушать, я поняла, что их остановила республиканская гвардия. И что этим типам без труда удалось убедить гвардейцев, что они настоящие полицейские. И ещё, похоже, гвардейцы знают офицера по имени.

— Так значит, они все-таки полицейские?

— Похоже на то. Но это вовсе не исключает, что они могут работать на твоих американских друзей. И если оба мы правы, то получается, что за всем этим стоит не только власть, но ещё и деньги. Очень большие деньги. Единственный плюс во всей этой ситуации, так это то, что нас точно не везут в подвалы к Саддаму. Но вырваться сложно. Их шестеро, и все они вооружены до зубов.

Уголки рта Джона дрогнули в улыбке, синие глаза сверкнули холодным блеском.

— У них нет шансов.

— О чем это ты? — недоуменно нахмурилась Рэнди.

— Эта парочка, которая нас охраняет, уже почти засыпала перед тем, как нас остановили, — шепнул в ответ Джон. — Если повезёт, то тряска сделает своё дело, убаюкает их, и они заснут. Давай притворимся, что и мы спим. Видя это, они ещё больше расслабятся.

— Но ждать долго нельзя. Они ведь нас вывезли не на прогулку по пустыне.

И вот оба они умолкли и сидели рядом с закрытыми глазами, притворяясь, что спят. Джон опустил голову и, похрапывая, время от времени украдкой косился на охранников.

Они проехали несколько миль. Сначала охранники переговаривались, потом умолкли, а грузовик меж тем продолжал мчаться в ночь. Смит с Рэнди и сами едва не задремали. И вдруг услышали тихое похрапывание.

— Рэнди, — хрипло шепнул Джон и потряс девушку за плечо.

Один из полицейских спал, откинув голову на брезент.

Голова второго, напротив, свесилась вперёд, и он мотал ею, пытаясь побороть сон.

Ещё немного — и они получат свой шанс, на который так надеялись.

Джон прижал указательный палец к губам, затем жестом показал Рэнди, что та должна подобраться к охранникам слева, в то время как сам он попробует подползти справа. Рэнди кивнула. И вот они распластались на животах и поползли вперёд, к борту машины, где под краем брезента виднелась полоска тусклого сумеречного неба.

В этот момент грузовик вдруг резко свернул. Всех находившихся в нем бросило вправо, а машина, съехав с дороги, затряслась и помчалась по каким-то ухабам и кочкам. Её так швыряло, что зубы стучали. Иракцы тут же проснулись. Джон едва успел сесть и привалиться к брезентовому борту, а Рэнди — вернуться на своё место, на лавку. Охранники недовольно заворчали.

— Черт… — буркнула Рэнди.

Грузовик сбросил скорость. Но выгодный момент был уже упущен. Они потеряли свой последний шанс, охранники проснулись.

Ещё один поворот — и грузовик затормозил. Всех их резко бросило вперёд. Машина остановилась, кто-то сердито прокричал что-то из кабины. В ночи раздался ответный крик. Внезапно мотор дико взревел. Царившую вокруг тьму осветили какие-то огни, высвечивая через щель под брезентом находившихся в кузове Джона и Рэнди. Они прислушались.

Разговор шёл на арабском.

— О чем они говорят? — спросил Джон.

— Похоже, у нас гости, — ответила Рэнди, вслушиваясь в голоса. — И наши милые полицейские отнюдь не в восторге от этого.

— Кто на сей раз?

— Не знаю, не уверена. Может, опять республиканские гвардейцы. А может, очередной контрольно-пропускной пункт, и им задают новые вопросы.

— Замечательно. Стало быть, наши дела совсем плохи. — Джон смахнул пот со лба.

И вдруг Рэнди возбуждённо зашептала ему на ухо:

— Этот последний голос! Человек говорит по-арабски, но это не иракский арабский!

Охранявшие их полицейские насторожились, взяли автоматы на изготовку. Сразу было видно — оба они сильно напуганы. Обменявшись короткими фразами, они потянулись к брезенту, прикрывавшему задний борт грузовика.

И повернулись при этом спинами к Рэнди и Джону.

Тот тихо выдохнул:

— Давай!

И бросился вперёд, на охранников, надеясь, что Рэнди последует его примеру. Он атаковал одного из арабов слева, сильным толчком послал его вперёд, затем нанёс сокрушительный удар кулаком в висок. Тот, как подкошенный, рухнул на пол, и Джон выхватил у него АК-47.

Одновременно Рэнди выхватила нож из-под юбки и набросилась на второго стража. И не успел тот броситься на помощь своему товарищу, как она вонзила нож ему в руку. Араб дико взвыл, выпустил из руки автомат и стал зажимать рану, из которой хлестала кровь.

Рэнди резко ударила его коленом по подбородку. Голова охранника откинулась со странным сухим щелчком, и он грохнулся навзничь и безжизненно распростёрся на полу.

Едва успела Рэнди подхватить его автомат, как за бортом грузовика прогремели автоматные очереди. Они показались просто оглушительными. Тишину пустыни огласили стоны и крики. Затем послышался топот бегущих ног, прогремели новые автоматные очереди. Видимо, в пустыне разворачивалось настоящее сражение. Звуки эти приближались. Похоже, скоро они окажутся в эпицентре этого сражения.

Глава 35

6.32 вечера

Лонг Лейк, штат Нью-Йорк

Сидевший за столом в кабинете Виктор Тремонт отложил доклад, над которым работал, устало потёр глаза и взглянул на свой «ролекс». Потом нервно забарабанил пальцами по краю стола. Ни от Нэнси Петрелли, ни от главного врача пока не было ни слова, а аль-Хасан выходил на связь последний раз девять часов тому назад. Почти двенадцать лет рискованной и напряжённой работы подошли к триумфальному завершению. И он, как никогда, был близок к тому, чтобы стать одним из богатейших людей в мире. Нет, просто быть не может, не должно, чтобы в последний момент что-то помешало этому.

Взвинченный до предела, он поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, начал расхаживать по толстому плюшевому ковру. А затем подошёл к огромному, во всю стену, окну. В последних лучах заходящего солнца мерцало озеро, походившее на серебристый кратер. Верхушки высоких сосен отливали пурпуром, но стволы их, погруженные в тень, казались почти чёрными. По ту сторону озера мерцали огоньки в домах, они походили на россыпь звёзд в ночном небе. А рядом, слева и справа от него, раскинулись здания индустриального комплекса «Блэнчард Фармасьютикалз», его детища. Сам вид этих зданий внушал успокоение. Все это реально. Все это принадлежит ему.

Тут вдруг зазвонил селектор на столе.

— Мистер аль-Хасан прибыл, доктор Тремонт.

— Хорошо. — Он вернулся к столу, принял соответствующее случаю выражение лица. — Пусть войдёт.

Изрытая оспинами физиономия аль-Хасана светилась торжеством.

— Мы взяли Смита.

— Где? — возбуждённо спросил Тремонт.

Аль-Хасан подошёл и остановился у самого стола. Тощий, длинный и чёрный, он, изогнувшись, нависал над столом и напоминал в этот момент гончую, готовую схватить кролика.

— В Багдаде. Их арестовали полицейские, которых я подкупил.

— Их? — Тремонт обрадовался. — Стало быть, и этого Зеллербаха, и англичанина тоже?

Улыбка на лице аль-Хасана увяла.

— К сожалению, нет. С ним находился агент ЦРУ. Некая женщина, работавшая с тамошним подпольем.

Тремонт чертыхнулся про себя. Ещё одно осложнение, только этого им не хватало.

— Стало быть, ей уже известно все, что знает Смит. Уничтожьте её. Ну а что с теми двоими?

— Скоро и их схватим. Зеллербаха и англичанина обнаружили сегодня, рано утром. Наш агент, внедрённый во ВМИИЗ.

— Сегодня утром? — Тремонт недовольно нахмурился. — Почему мне не доложили?

Аль-Хасан опустил глаза.

— Наш агент в Детрике сперва преследовал их в одиночку. Лишь позже к нему подключились Мэддакс и его люди. Они страшно боялись снова упустить этого Хауэлла, и у них просто не было времени позвонить. Мне доложили обо всем этом лишь час тому назад. Ну, и, разумеется, я отругал как следует этого Мэддокса и приказал, чтобы он впредь постоянно держал меня в курсе дела. — И далее аль-Хасан во всех подробностях описал, как Питер Хауэлл совершил ночной визит во ВМИИЗ, как Марти Зеллербах пытался влезть в файлы Софи, и о том, как эта парочка отправилась затем в Принстон. — Мэддакс сообщил, что они поехали на север и находятся сейчас недалеко от Сиракуз.

Тремонт размышлял, продолжая расхаживать по кабинету. Потом вдруг догадался:

— Эти двое, Зеллербах и Хауэлл, хотят проследить всю историю жизни Софи Рассел. — Он резко остановился, глаза его яростно сверкнули. — И они могут узнать о путешествии Софи в Перу и выяснить, что она вступала в контакт со мной! — Он сделал над собой усилие, пытаясь сдержать гнев. Он считал, что может видеть каждого собеседника насквозь, и вот теперь, глядя на араба, человека во всех отношениях чуждого, с загадочной восточной психологией, вдруг подумал, что именно араб стоит сейчас между ним и открытием, которое сделал Джонатан Смит вместе со своими подручными. Да, следовало вовремя проследить за тем, чтобы аль-Хасан уничтожил этого Смита. И тут в голову ему пришла идея. — Ты должен был остановить их давным-давно, аль-Хасан. Ты подвёл меня.

Как Тремонт и ожидал, араб, заслышав эти слова, поморщился. Он стоял неподвижно и молча, будучи не в силах произнести ни слова, и Тремонт почти физически чувствовал, как оскорблён и унижен этот человек. Именно потому, что он подвёл.

— Этого больше не случится, доктор Тремонт, — сурово и твёрдо заявил аль-Хасан. Выпрямился и преданно уставился в глаза своему хозяину. — У меня есть план.

С этими словами он развернулся и вышел из кабинета, бесшумно, как сама смерть.

* * *

8.21 вечера

Близ Сиракуз, штат Нью-Йорк

Питер в чёрной униформе коммандос, но без шлема и пояса, вёл большой и тяжёлый фургон по тёмному шоссе к мерцающим впереди огонькам Сиракуз. Сидевший у него за спиной Марти продолжал напряжённо работать с компьютером. Скорость, с которой распространялся вирус по планете, ужасала их обоих. В Сиракузах они надеялись выявить нечто, связанное с докладом из Института принца Леопольда, таинственным исчезновением записей Софи о телефонных звонках, а также выяснить, где мог скрываться сейчас Билл Гриффин.

От Джона не было ни слуху ни духу. Питера это не то чтобы удивляло, скорее беспокоило. Это могло означать, что Джон в опасности и не может вернуться в посольство в Багдаде. Но с равной долей вероятности это могло и вовсе ничего не означать.

Вскоре после того, как их фургон выехал из Принстона, у Питера возникло неприятное ощущение, что кто-то висит у них на хвосте. Чтобы убедиться в этом, он поехал кружным маршрутом, не центральными, а узкими боковыми дорогами, ведущими из Нью-Джерси в штат Нью-Йорк. И только оказавшись в этом штате, вновь выехал на двухполосное шоссе. Он рассчитывал на то, что если за ними и был «хвост», то теперь удалось его сбросить. Но чувство беспокойства не оставляло его. Он знал, что имеет дело с опытным и хитрым противником.

Дважды он притормаживал у обочины и обыскивал фургон в поисках жучка, который мог навести на их след. Но не нашёл ничего. Однако тревога усилилась, а Питер привык доверять своим ощущениям. Вот почему он предпочёл добираться до Сиракуз пусть медленней, зато более тихими боковыми дорогами.

Первые пять миль он лишь изредка видел позади фары машин. И когда притормаживал, все они обгоняли его и мчались дальше. Он несколько раз менял направление, какое-то время ехал на запад, затем — к югу, потом сворачивал к востоку, северу, и вот, наконец, снова свернул на запад, по направлению к городу. Уже показались его окраины. Но поскольку явной слежки обнаружить так и не удалось, Питер начал понемногу успокаиваться.

Небо над головой было чёрное и звёздное, угольно-синие тучи грозно нависали над луной. По правую сторону от дороги тянулся лесистый парк-заповедник, обнесённый металлической изгородью. Местами поломанные прутья поблёскивали под луной, точно кости. Лес шёл почти сплошняком, лишь изредка взору открывались лужайки и поляны со столиками для пикников. Движения в этот час было немного.

Затем вдруг, словно из ниоткуда, на дороге возник серый пикап. Обогнав фургон на огромной скорости, он промчался дальше. И столь же резко и внезапно сбросил скорость, мигнув красными огоньками хвостовых фар, что заставило Питера затормозить столь же резко. Питер инстинктивно покосился в зеркало заднего вида. Сзади, из темноты, на них быстро надвигался ещё один автомобиль. Судя по габаритам, фургон или пикап. Он так и повис у них на хвосте.

— Держись, Марти! — крикнул Питер.

— Что ты ещё затеял? — жалобно и недовольно огрызнулся тот.

— Пикап впереди. Ещё один пикап или фургон сзади. Вот сволочи! Хотят зажать нас, словно ломтик колбасы в сандвиче.

Круглая физиономия Марти порозовела.

— О!.. — Он тут же выключил компьютер, потуже затянул ремень безопасности и вцепился обеими руками в столик, вмонтированный в борт фургона. Потом, недовольно хмурясь, вздохнул: — Кажется, я уже начал привыкать к разного рода критическим ситуациям.

Питер резко вывернул руль вправо. Левый борт фургона подбросило, как яхту при сильном порыве ветра. От неожиданности Марти испустил вопль. Накренившийся фургон пронёсся на двух колёсах и приземлился на лужайку для пикника. За спинами у беглецов визжали тормоза. Преследователи, находившиеся во второй машине, включили фары дальнего света и съехали с шоссе. И вот их автомобиль запрыгал по кочкам и, с треском разрывая густой кустарник, вырвался на дорожку в парке. Серый пикап устремился следом.

Марти наблюдал за всей этой картиной через окно, сердце у него колотилось от страха. И в то же время он, кажется, был совершенно заворожён происходящим. Надо было отдать должное англичанину — пусть он и отстаёт от него в интеллектуальном развитии, но зато обладает невероятно быстрой реакцией и недюжинной физической силой, что в данный момент являлось обстоятельством немаловажным.

Дорога впереди разветвлялась. Питер свернул вправо. Фургон мчался в непроглядной тьме, бешено подпрыгивая на кочках и ухабах. Внезапно дорога резко свернула назад, к освещённой светом фар лужайке для пикника.

— Черт побери! — воскликнул Питер. — Петля! — Теперь серый пикап мчался им навстречу. — Мы снова в ловушке! — Он сунул руку под сиденье и извлёк оттуда «энфилд». — Ступай к задней двери и возьми вот это!

— Я? — изумился Марти. Но тем не менее покорно взял протянутую Питером винтовку.

— Когда я дам сигнал, просто прицелься, мой мальчик, и нажми на спусковой крючок. — Просто представь, что это ручка управления в видеоигре.

Казалось, морщины на задубевшем от солнца и ветров и озабоченном лице Питера стали ещё глубже. Но глаза по-прежнему горели неукротимым огнём. Он снова ударил по тормозам, вывернул руль и, съехав с дороги, погнал фургон к краю опушки, где стеной вставал уходящий в темноту лес. Достигнув его края, он резко остановил машину, вскочил, схватил автомат, прихватил к нему пару обойм, протянул пачку патронов Марти и приник к боковому стеклу.

И передняя часть, и боковая дверь фургона выходили к лесу, представляя, таким образом, преграду для атакующих, причём Питер и Марти могли стрелять по ним как из задней двери, так и из маленьких боковых окошек.

Марти осматривал своё оружие и что-то бормотал себе под нос.

— Ну, разобрался? — спросил его Питер. Лично ему виделся в этом приключении один положительный момент — оказывается, этот противный маленький человечек вовсе не был так уж умен и сообразителен, как уверял его Джонатан Смит.

— Есть на свете вещи, которым я никогда не хотел учиться, — сказал Марти и вздохнул. — Да, конечно, я понял, как устроен этот примитивный механизм. Детские игрушки…

Второй автомобиль оказался большим чёрным джипом. Он остановился на дороге. Серый пикап медленно ехал по траве к фургону.

Питер выстрелил и пробил ему передние колёса.

Пикап сразу остановился. И никакого движения ни в нем, ни вокруг какое-то время не наблюдалось.

Затем из пикапа, словно тряпичные куклы, вывалились двое мужчин и нырнули под днище машины. Со стороны джипа прогремели выстрелы. Пули угодили в борт фургона, с треском вырывая из него куски металла.

— Пригнись! — крикнул Питер, понимая, что последует продолжение.

Марти неловко и неуклюже нырнул головой вниз, сам Питер, скорчившись, присел у борта.

Когда в перестрелке настала пауза, Марти огляделся по сторонам.

— А где же дырки от пуль? Мы, наверное, похожи теперь на сито.

Питер усмехнулся.

— Этот наш жук серьёзно укреплён. Думал, ты понял это ещё во время той заварушки в Сьерра-Неваде. Неплохая защита, верно?

Тут на бронированные бока фургона обрушился ещё целый град пуль. На этот раз они разбили стекла и разорвали занавески в клочья. Острые осколки стекла разлетались в разные стороны. Клочья белой ткани плавали в воздухе, точно хлопья снега.

Марти прикрыл голову обеими руками.

— Надо было поставить броню и на окна.

— Спокойно, мой мальчик, — заметил Питер. — Скоро им все это надоест. Они перестанут палить и подойдут сюда, посмотреть, живы ли мы или нет. Вот тогда и наступит момент испортить этим гадам всю их вечеринку.

Марти вздохнул и постарался унять дрожь в руках и ногах.

Ещё с минуту шла бешеная стрельба, затем выстрелы стихли. Наступившая тишина словно создала в парке некий вакуум. Даже пения лесных птиц не было слышно. Ни ветерка, ни звука, ни шороха, который обычно издаёт какой-нибудь маленький зверёк, пробираясь по опавшей листве в гуще кустарника. Лицо Марти стало белым от страха.

— Ну, вот, все правильно, — весело сказал Питер. — А теперь давай-ка глянем, что там творится.

И он приподнялся и осторожно выглянул из уголка разбитого окошка над головой. Под прикрытием серого пикапа стояли двое мужчин, держа в руках нечто напоминающее автоматы «инграм М11». Стояли и смотрели прямо на их фургон, освещённый светом фар. Затем Питер увидел, как из-за чёрного джипа вышел плотный коротконогий мужчина в дешёвом сером костюме. Лицо его блестело от пота. Его оружием был пистолет «глок». Он махнул рукой, и из машины ему на подмогу выбрались ещё двое вооружённых парней. Затем он жестом приказал своим людям рассредоточиться и подойти к фургону.

— Все правильно, — снова пробормотал Питер, только на этот раз чуть тише. — Ты, Марти, бери на мушку этих двоих, что справа. Я возьму тех, что слева. Особо тщательно не целься. Просто наставь ствол в нужном направлении, нажми на спусковой крючок — и все дела. Ну, ты готов?

— Я уже почти невменяем от бешенства.

— Вот и молодец. Давай, начали!

Глава 36

Напряжение в загруженном сложным оборудованием фургоне достигло пика. Находившиеся в двадцати ярдах пятеро вооружённых мужчин и их командир-коротышка быстро приближались к Питеру и Марти. Впрочем, сразу было видно, что они настороже, глаза так и шарили по сторонам. И оружие они своё держали, как держат только очень опытные бойцы. От них, даже на расстоянии, исходила нешуточная угроза.

— Давай! — И Питер тщательно прицелился и выстрелил по коротышке, а Марти стал беспорядочно палить налево и направо.

Очереди из автомата Марти сбивали с деревьев листву и хвойные иглы, рвали кору, ломали тонкие ветви. Питеру удалось попасть в цель. Коротышка со стоном ухватился за правую руку и упал на колени. Марти же продолжал поливать очередями все вокруг. Грохот стоял просто оглушительный.

— Стоп, Марти! Хватит, говорю тебе!

Эхо оглушительной стрельбы разносилось по лесу. Четверо нападавших и их раненый командир расползлись в разные стороны, ища укрытия, где только возможно — за скамейками, кустами и деревьями. Оказавшись там, они снова открыли огонь по фургону. Пули с противным визгом влетали в окно над головой Питера и вонзались в стенку за его спиной. Стрельба противника на сей раз была уже не столь беспорядочной.

Питер пригнулся совсем низко.

— Пристрелить им нас вряд ли удастся, если мы будем отстреливаться, но и уходить они тоже вроде бы не собираются. Возможно, оставили водителя в джипе. И стоит им ранить хотя бы одного из нас, и стоит только патронам у нас кончиться, как они нас возьмут. Или же полиция подоспеет и арестует всех разом.

Марти содрогнулся.

— Нет уж, полиция тут совершенно ни к чему.

Питер кивнул и скроил гримасу.

— Да. Будут допытываться, как это в руках у нас оказалось незаконное оружие, что за командный пункт мы устроили из этого фургона. А стоит нам хоть словом обмолвиться о Джоне, и копы тут же проверят, узнают, что он в федеральном розыске, и нас бросят в кутузку и будут ждать прибытия армейских или ФБР. А если мы ничего не будем говорить, то есть не дадим им никакого объяснения, они все равно кинут нас за решётку вместе с нашими дружками-злодеями.

— Логично. Так что же нам делать?

— Мы должны разделиться.

— Не желаю, чтобы меня отдали на растерзание этим убийцам и головорезам, — решительно заявил Марти.

Сощуренные глаза Питера мерцали во тьме. В чёрной форме он был почти невидим.

— Знаю, ты считаешь меня не слишком сообразительным, мой мальчик. Но помни: именно этим я зарабатывал на жизнь ещё тогда, когда ты пешком под стол ходил. У меня есть план. Вот, послушай. Я потихоньку выскользну из фургона через переднюю дверь, которая выходит к лесу, и видно меня не будет. А ты будешь стрелять в другую сторону, чтобы отвлечь их внимание и прикрыть меня. А потом я обойду фургон слева и открою такую стрельбу, что им покажется, здесь затаилась целая бригада. И тогда они подумают, что оба мы вышли из фургона, и навалятся на меня всеми своими силами. Вот в этот момент ты спокойненько сможешь отъехать, отвезти этот склад в безопасное место, а потом дать деру. Усёк?

Марти сложил губы колечком. И задумчиво надул и без того толстые щеки.

— Если я останусь в фургоне, то смогу поддерживать связь с Джоном. А ещё продолжить поиск Билла Гриффина и записи звонков Софи. Так что понадобится найти такое место, где можно спрятать фургон. И когда я это сделаю, то дам тебе знать, как договорились. Через вэб-сайт «Синдром Асперджера».

— А ты быстро соображаешь, мой мальчик. Нет, в общении с гением определённо есть положительные моменты. Дай мне минуту, выжди, пока я не займу позицию, а потом пали, пока магазин не опустеет. Помни: жди минуту, не больше и не меньше.

Марти изучающе вглядывался в суровое морщинистое лицо с неправильными чертами. Он уже успел привыкнуть к нему. Сегодня среда, и они ни на секунду не разлучались с самой субботы. И за последние пять дней ему довелось испытать больше треволнений и набраться больше опыта, чем за всю свою предшествующую жизнь, причём ставки в этой новой игре были гораздо выше. Марти казалось вполне естественным, что он привык, даже по-своему привязался к Питеру. И на секунду он испытал прежде неведомое ощущение: сожаление. Сожаление от того, что придётся расстаться с новым другом. Несмотря на раздражающие качества англичанина, он, Марти, будет скучать по нему. И ему так хотелось сказать Питеру, чтобы тот был осторожней.

Но вместо этого он выдавил только:

— Странно все это было, Питер. Спасибо тебе.

Глаза их встретились, но всего лишь на секунду. Оба тут же отвели глаза.

— Знаю, мой мальчик. Ладно, бывай! — И Питер, подмигнув Марти, пополз, как краб, к передней части фургона, застёгивая на себе пояс с амуницией.

Марти улыбнулся ему вслед и занял своё место у задней двери. И нервно выжидал, когда, наконец, пройдёт минута, одновременно изо всех сил стараясь убедить себя в том, что у него обязательно все получится.

Ответный огонь был сильным, но недолгим, очевидно, атакующие тоже придумали какой-то новый план. Как только Питер выскользнул из фургона и растворился среди деревьев освещённого луной леса, Марти принялся считать до шестидесяти, чтобы прошла полная минута. Заставлял себя дышать ровно и глубоко. Когда минута истекла, стиснул зубы, выдвинулся вперёд и открыл оглушительный огонь. Автомат так и вибрировал в его руках, эта дрожь передалась всему телу. Перепуганный насмерть, но тем не менее преисполненный решимости, он стрелял во тьму и по высоким деревьям. От него сейчас зависела жизнь Питера.

Нападавшие ответили огнём из укрытий. Фургон содрогался от угодивших в него очередей.

На лице Марти выступил пот. Он продолжал жать на курок, словно старался выдавить из себя последние капли страха. Когда магазин опустел, он прижал автомат к груди и осторожно высунулся из-за уголка двери. Никакого движения заметно не было. Марти оттёр пот со лба и с облегчением вздохнул.

Прошла ещё одна минута, пока он неуклюже менял магазин. Сел, прислонившись спиной к стенке фургона. Прошло уже целых две минуты. По коже от волнения поползли мурашки.

Затем он услышал, как слева из леса доносятся какие-то звуки, шорох и треск веток. Питер! Склонив голову набок, он продолжал прислушиваться.

Со стороны лужайки для пикника донёсся грубый мужской голос:

— Они уходят!

И тут же снова затрещали автоматные очереди. Били они по лесу, влево, именно туда, куда собирался направиться Питер.

Боевики, засевшие у пикапа и джипа, повыскакивали из своих укрытий и продолжили вести огонь с новых позиций.

Затем стрельба стихла. Послышался топот ног — несколько человек бежали к лесу, продираясь сквозь кустарник.

— За ними! — крикнул вдогонку им голос с лужайки для пикника. — Взять их, взять!

Марти ощутил прилив бешеной энергии. Именно этого момента он и дожидался. Все преследователи побежали в лес, туда, где скрылся Питер. Кто-то из них включил мотор джипа, развернул машину и тоже двинулся в том же направлении. Все, как и предсказывал Питер, бросились ему вдогонку.

Марти пробрался к кабине фургона, испытывая угрызения свести. Сам он теперь в безопасности, а Питер там, в лесу, выполняет роль зайца, увлекающего гончих за собой. И в то же время он понимал, что Питер поступил правильно — это был единственный выход из такой тяжёлой ситуации.

Ключ зажигания торчал в замке. Марти глубоко втянул в грудь воздух, стараясь успокоиться, и завёл мотор. Теперь перед ним стояло сразу несколько задач — не только раздобыть жизненно важную для Джона информацию, но и благополучно вывести из леса фургон Питера со всем оборудованием. Но как только мощный мотор ожил и взревел, передавая дрожь его рукам и телу, в голову Марти пришла идея. Он закрыл глаза и представил, что находится в космическом корабле, что один-одинёшенек управляет им и летят они в другую галактику, на опасную Четвёртую… Он все ещё находился под воздействием мидерала. И тем не менее отчётливо видел, как проносятся мимо звезды, планеты и астероиды, а небо за иллюминатором корабля переливается радужными красками. Но он, командир корабля, контролировал ситуацию полностью, и неизвестное манило его к себе.

Тут вдруг он резко открыл глаза. "Прекрати валять дурака, - приказал он себе, — никакой это не космический корабль. И ты должен вести этот тяжёлый фургон, повинующийся законам земного притяжения. Чистый анахронизм!"

И Марти, ощутив прилив уверенности в себе, дал задний ход, затем поддал газу и тут же царапнул кузовом дерево. Огляделся, проверил в зеркалах бокового и заднего вида, все ли в порядке, и не заметил вокруг ни души. Потом вывернул руль, развернулся и начал осторожно выводить фургон из леса, как пасту из тюбика. Но при этом ни на секунду не терял бдительности, как учил его Питер. И его возбуждённо сверкающие глаза успевали отмечать все — и подозрительные тени, и препятствия на дороге. И ещё он постоянно проверял, нет ли за ним слежки.

Но в этой части парка все было спокойно. И вот со вздохом облегчения он вывел фургон из парка и выехал на шоссе, ведущее к Сиракузам.

* * *

Скорчившийся в дренажной канаве у края леса Питер Хауэлл видел, как промчался по шоссе его фургон. Он радостно усмехнулся и ещё крепче прижал к груди автомат. Этот невыносимый зануда и чудак Марти в очередной раз доказал, что может подняться над обстоятельствами.

Питер с довольным видом потёр щетинистый подбородок и переключил внимание на лес. Он старался дышать как можно глубже и тише и улавливал при этом не только сыроватый запах земли, но и сладостный аромат хвои и листьев, который тянулся от леса вместе с ветерком. Казалось, он физически ощущал, что лес этот населён мириадами крохотных существ. Все чувства его были напряжены до предела. И вот он услышал и почувствовал, что со стороны леса к нему приближаются преследователи. И что их джип, скрытый пока за кустарником, движется к дороге, пересекавшей дренажную канаву. Настала пора позаботиться и о себе.

Он отцепил от пояса два чёрных цилиндрических баллона, уложил их рядышком на парапет моста, затем вытащил из кобуры 9-миллиметровый «браунинг» с четырнадцатью патронами. Держа «браунинг» в правой, а автомат в левой руке, приподнял голову и внимательно смотрел на дорогу.

Они приближались. Шли пешим строем, растянувшись цепочкой, позади ехал джип, высвечивая фигуры этих идиотов яркими фарами. Он должен подпустить их как можно ближе. И вот, когда противник находился на расстоянии пятнадцати ярдов, Питер открыл огонь сразу из двух видов оружия, а сам при этом перебегал из стороны в сторону, чтобы создать впечатление, что стреляет не один, а несколько человек.

Они открыли ответный огонь и стали окружать его. Питер отступил. Ободрённые этим, они бросились вперёд, стремясь взять Питера в кольцо, а он подхватил чёрные цилиндры и прижал их к животу. И когда расстояние между ним и нападавшими сократилось до тридцати футов, размахнулся и швырнул первый. Светошумовая граната на основе магния взорвалась с ослепительной вспышкой, угодив прямиком в центр полукруга, всего лишь в футе-двух от первых нападавших. Все они попадали на землю. Кто-то пронзительно кричал и схватился за голову. Остальные были просто оглушены, контужены и временно выведены из строя. Именно этого и добивался Питер.

Он вскочил на ноги и бросился бежать, огибая их с левого фланга. Уроки в отряде сил быстрого реагирования не проходят даром, там учат человека бежать с огромной скоростью и одновременно вести огонь. Он сделал пару прицельных выстрелов и разбил фары джипа, затем бросил вторую шумовую гранату. Она угодила в самую середину группы противника. Те не успели опомниться и от первой не только физически, но и психологически. Тем самым Питер выиграл несколько драгоценных минут и не стал терять времени даром. Они ещё не пришли в себя, как он умчался на добрую сотню ярдов, а затем бесшумно и быстро затрусил в сторону шоссе и Сиракуз.

* * *

Приблизившись к городу, Марти сбросил скорость и начал озираться в поиске места, где можно было бы спрятать фургон. И впервые за последние несколько часов был близок к отчаянию, потому что придумать ничего не удавалось. Где прикажете спрятать такой большой и приметный автомобиль, тем более что все стекла у него выбиты пулями, а борта усеяны дырками от тех же пуль? На шоссе за ним выстроилась целая вереница машин. Они гудели, поторапливая его, и Марти занервничал и ещё отчаяннее начал озираться в поисках подходящего места.

Наконец он свернул к обочине и пропустил вереницу легковых и грузовых автомобилей, которые с недовольным рёвом промчались дальше. Затем развернулся, выехал обратно на шоссе и возобновил поиски. И тут вдруг заметил нечто очень интересное. По обе стороны от шоссе тянулись автостоянки с ярко освещёнными торговыми салонами и целым морем выставленных на продажу автомобилей. Тут было все — начиная от компактных и дешёвых марок до дорогих роскошных автомобилей с откидным верхом и спортивных машин. Целые мили автомобилей! И его, что называется, осенило. Марти возбуждённо завертел головой. Удастся ли найти свободное местечко?

Да! Вот оно, есть! Произошло чудо, справа от него открылось свободное пространство. Там стояло несколько новых и старых фургонов, но места было достаточно.

Марти вспомнилась старинная детская загадка. Где можно спрятать слона?

Ну, конечно же, в стаде слонов!

Марти свернул к главным воротам и проехал почти до самого конца, где увидел незанятое местечко. И выключил мотор. На дворе поздний вечер, так что скоро эта контора закроется. И если повезёт, здесь можно провести ночь, и никто его не обнаружит.

* * *

10.27 вечера

Сиракузы, штат Нью-Йорк

Профессор Эмеритус Ричард Джонс жил в реставрированном викторианском особняке на Саут Круз-авеню, у подножия холма, на котором располагался университет. И вот, сидя у себя в кабинете, любовно обставленном женой разными антикварными вещицами, он изучающе смотрел на человека, который постучал ему в дверь в столь поздний час и хочет узнать что-то о Софи Рассел. Было нечто пугающее в этом человеке, так, во всяком случае, показалось Джонсу. Напряжённость. И ещё в нем явно читалась готовность к насилию. Он уже пожалел, что пустил его в дом.

— Не уверен, что могу что-то добавить к уже сказанному, мистер… э-э?

— Лоуден. Грегори Лоуден, — и Питер Хауэлл улыбнулся, напомнив профессору вымышленное имя, которым назвался ещё на пороге дома. А потом добавил: — Доктор Рассел была о вас очень высокого мнения. — Одет он был в комбинезон и плащ, который купил у незадачливого водителя грузовика, согласившегося подбросить его до города. Там он поймал такси и доехал до дома профессора, находившегося неподалёку от университета. Последнее было, похоже, напрасной тратой времени. Профессор явно нервничал и мог вспомнить лишь одно: что Софи Рассел была отличной студенткой, и что у неё было несколько близких друзей. А вот их имён вспомнить никак не мог.

Джонс принялся оправдываться.

— Я просто возглавлял факультет, где она училась, и читал там несколько лекций. Вот и все. Уже позже узнал, что она занялась новыми исследованиями, перепрофилировалась, так сказать.

— А у вас она изучала антропологию, я не ошибся?

— Да. Очень активная и любознательная была студентка. И все мы удивились, когда она оставила эту науку.

— Почему она так поступила?

— Понятия не имею, — профессор смешно пошевелил бровями. — Хотя припоминаю, что на последнем курсе она выполнила лишь минимум заданий по антропологии. И вместо неё очень активно занялась биологией. Правда, слишком поздно, чтобы получить соответствующий диплом. Для этого ей пришлось бы проучиться ещё минимум год или два.

Питер перестал расхаживать по комнате.

— И что же, по вашему мнению, случилось с ней в этот последний год? С чего это она так вдруг заинтересовалась биологией?

— Понятия не имею.

Тут Питер вспомнил, что в докладе из Института имени принца Леопольда упоминались Боливия и Перу.

— Ну а научные экспедиции тут могли сыграть роль?

Профессор нахмурился.

— Научные экспедиции? — И он сфокусировал взгляд на Питере с таким видом, точно вдруг вспомнил что-то. — Ну, конечно! У нас проводились экспедиции для студентов старших курсов.

— И куда же направилась Софи?

Профессор ещё больше нахмурился. Потом с задумчивым видом откинулся на спинку кресла. И, наконец, вспомнил:

— В Перу.

Блекло-голубые глаза Питера засверкали от возбуждения:

— А она рассказывала что-нибудь интересное после возвращения?

Джонс покачал головой.

— Не припоминаю. Но каждый, кто выезжает в такие экспедиции, должен написать отчёт. — Он поднялся. — И все эти отчёты хранятся у меня. — С этими словами он быстро вышел из комнаты.

Сердце Питера громко билось. Ну, наконец-то открылся какой-то просвет. Он слышал, как профессор разговаривает сам с собой в соседней комнате. Было слышно, как выдвигаются и задвигаются какие-то ящики.

И вот, наконец, до него донеслось торжествующее:

— Ага!

Джонс вернулся в кабинет, размахивая папкой, и Питер тут же бросился ему навстречу.

— Хранил их все. Тут масса полезных сведений, могут пригодиться для начинающих студентов.

— Спасибо. — Это слово не могло в полной мере передать благодарность, которую испытывал сейчас Питер к этому человеку. С трудом подавляя нетерпение, он схватил протянутую ему папку и уселся в кресло. И начал читать… и нашёл! Вот оно! Он даже заморгал, словно глазам своим не веря. Потом принялся читать снова, стараясь запомнить каждое слово: «Довелось столкнуться с весьма любопытной группой туземцев, которых называют здесь „людьми с обезьяньей кровью“. Как раз во время нашего пребывания там их изучала группа американских биологов. Масса новых, интересных фактов. Вообще, мне кажется, в тропиках столько болезней, что и целой жизни не хватит на их изучение и поиски лекарства от них».

Никаких имён. Ни слова о страшном вирусе. Но разве не вспомнила она эту поездку в Перу, когда получила для исследования этот новый вирус?

Питер поднялся из кресла.

— Огромное вам спасибо, профессор Джонс.

— Это то, что вы искали?

— Вполне возможно, — уклончиво ответил Питер. — Могу я взять эти бумаги?

— Вы уж извините, но нет. Они часть моего архива.

Питер кивнул. Впрочем, неважно, он все уже запомнил, выучил наизусть. Поспешно распрощавшись с профессором, он вышел в тёмную холодную ночь. И зашагал вверх по холму к зданию университета, где надеялся найти телефон-автомат.

Глава 37

12.06 дня, четверг, 23 октября

Вади аль-Фей, Ирак

В Сирийской пустыне царили холод и тишина. Вонь дизельного топлива в кузове под брезентом казалась почти невыносимой. Примостившиеся у борта Джон и Рэнди прислушались — не раздадутся ли новые выстрелы. Позади валялись потерявшие сознание охранники; во враждебной тьме, за пределами грузовика, подстерегала неизвестность.

Джон подтащил к себе поближе конфискованный у арабов автомат Калашникова. Взглянул на Рэнди. Та держала свой автомат на изготовку. Они стали всматриваться в прорехи в брезенте.

— Ничего не вижу, — пробормотал Джон. — Кроме всполохов огня и каких-то движущихся силуэтов. — Лицо его заливал пот. Шла секунда за секундой, и каждая казалась вечностью.

— Да, я тоже. А свет, он вроде бы от второго грузовика.

— Черт!..

Они опустили край брезента у борта. Шум борьбы давно стих. В зловещей тишине этой холодной ночи чудилась угроза. Единственным звуком было хриплое дыхание двух валявшихся на полу охранников, освещённых светом фар второго грузовика.

Джон покосился на Рэнди. Глаза их встретились. Он нахмурился. Она покачала головой. Он успел заметить страх в её глазах прежде, чем она отвела их в сторону.

Сердце Джона сжалось. Лишь брезентовые стенки грузовика да два автомата Калашникова стояли сейчас между ними и тем злом, что затаилось снаружи.

— Давай откроем огонь, — сказал он Рэнди. — Похоже, выбора у нас нет.

— Как только они подойдут поближе.

Из пустыни донёсся мужской голос. Он прокричал по-арабски:

— Сдавайтесь, вы окружены! Руки вверх, бросай оружие!

Рэнди быстро перевела эти слова Джону. И мрачно и многозначительно кивнула.

— Похоже, республиканские гвардейцы.

Смит тоже кивнул. Глаза его сузились. Нет, это просто невозможно, невыносимо, сидеть вот так и ждать, когда тебя уничтожат! Он осторожно отодвинул краешек брезента. И увидел, как к грузовику приближаются три тёмных силуэта с нацеленными на них ружьями.

— Вижу троих, — шепнул Джон. — Попробую их снять. Прекрасная мишень. Проблема только в том, что мы не знаем, кто они такие. И где все остальные?

Рэнди приподнялась и глянула в узкое отверстие над головой. От одного только прикосновения её тела Смиту сразу стало теплее.

— Наверное, все же придётся их прикончить, — мрачно заметила она. — Мы должны, просто обязаны вывезти информацию о вирусе из Ирака. Советую стрелять по ногам. Что такое жизнь каких-то бродяг или разбойников в сравнении с тем, что поставлено на кон?

Джон мрачно кивнул в ответ и сунул в щель под брезентом ствол АК-47. Прицелился, положил палец на спусковой крючок, приготовился стрелять и…

Внезапно из тьмы донёсся голос:

— Рассел? Ты, что ли?

Джон и Рэнди точно окаменели. И лишь переглядывались, совершенно потрясённые.

— Ты там, Рассел? — проорал тот же голос по-английски. Вернее, на американском английском. — Если вы с тем парнем из ООН вырубили охрану, ответь. Иначе мы и в вас понаделаем дырок!..

Рэнди охватило радостное возбуждение. Она сжала плечо Смита.

— Я знаю, кто это! Слава тебе, господи! Донозо! — крикнула она, повысив голос. — Ты, что ли, свинячье рыло?

— Кто ж ещё, маленькая леди!

— Да я чуть не прикончила тебя, болван ты эдакий!

Джон быстро зашептал ей на ухо:

— Только не говори им, кто я есть на самом деле. Пусть буду сотрудником ООН. Он уже верит в это, иначе бы не назвал так. Стоит мне попасть в руки американской армии, где знают, что я объявлен в розыск…

Он так и не закончил фразы, знал, ей и без того понятно, что тогда они с ним сделают. Они не дадут ему добраться до людей, убивших Софи.

— Так ты обещаешь, да, Рэнди?

— Ясное дело! — Глаза её сердито сверкнули.

Джон понимал, что теперь должен целиком и полностью довериться ей, и при одной мысли об этом почему-то страшно занервничал. И вот оба они подошли к борту грузовика и приподняли край брезента. И Джон увидел невысокого смуглого мужчину в жёлто-коричневой камуфляжной форме. Строгое лицо, накачанные мускулы. В руке — «беретта». Он подошёл к борту грузовика и, щурясь, переводил взгляд с Джона и Рэнди на их автоматы и на двух раненых полицейских, валявшихся в дальнем углу.

— Славная работёнка, — одобрительно усмехнулся он. — Парой мерзавцев меньше, нам же легче.

Смит с Рэнди спрыгнули вниз, Рэнди крепко пожала руку Донозо.

— Всегда рады услужить. Знакомься, Марк Бонне.

Джон с облегчением вздохнул — она его не выдала. Рэнди улыбнулась ему, потом вновь обернулась к Донозо.

— Марк здесь с врачебной миссией. Познакомься, Марк, это агент Габриэль Донозо. Как, черт возьми, ты нас нашёл, Габби?

— Доктор Махук позвонила, как только они вас схватили. Ну и потом один из местных наших помощников засёк грузовик, проезжающий по мосту над Тигром, — он обвёл окрестности насторожённым взглядом. — Хотелось бы повспоминать старые добрые времена, Рэнди, но кто-то мог услышать стрельбу. Так что уж лучше нам слинять, и побыстрее. — Он, сощурившись, взглянул на Джона. — Так говорите, врачебная миссия ООН?

— А я так понимаю, вы из ЦРУ? — Джон крепко пожал ему руку и улыбнулся. — Сразу же полюбил вашу контору всей душой.

Донозо окинул их обоих сочувственным взглядом.

— А вам, похоже, крепко досталось.

Они пошли вслед за Донозо и, обогнув грузовик, увидели старый советский БМП-1, на бортах которого были выведены опознавательные знаки республиканской гвардии. Он стоял под углом, блокируя дорогу. Фары его освещали крытый брезентом грузовик. На песке, привалившись к его колёсам спинами, застыли фигуры багдадских полицейских и офицера. Последний был ранен в плечо и истекал кровью. Всю эту группу охраняли два агента ЦРУ, которые по внешнему виду легко могли сойти за иракцев.

— Вам известно, что они собирались с нами сделать? — спросил Смит Донозо.

— Ага. Завезти в укромное место, там убить и закопать трупы. Да так, что даже бедуины не нашли бы.

Джон приподнял брови и обменялся взглядом с Рэнди. И не заметил удивления на её лице.

— Мне очень пригодились бы эти два Калашникова, мистер Бонне, — сказал Донозо. — И ваш, и твой тоже, маленькая леди.

Смит и Рэнди протянули ему оружие. Затем Рэнди объяснила Джону:

— Донозо всегда был нахалом и свиньёй, и ещё ярым женоненавистником. Вот он и придумывает мне разные противные уничижительные прозвища типа «маленькая леди», «девчушка», «лапочка». Какие только может извлечь из памяти, опираясь на своё батрацкое прошлое.

Донозо ухмыльнулся во весь рот.

— Но ей больше всего нравится «свинячье рыльце». Ножки у неё, конечно, шикарные, длинные, а вот воображение ограниченное. Ладно, пошли к машине.

— Ограниченное воображение? — возмутилась Рэнди. — А ты забыл, кто спасал твою задницу в Эль-Рияде? Где благодарность? Где уважение, наконец?

Донозо смешно надул щеки.

— Да, и правда. Как-то совершенно вылетело из памяти. — Он положил их автоматы Калашникова на кучу другого оружия, отнятого у иракцев. — Гляньте-ка, нет ли тут ваших пистолетов?

Джон быстро отыскал свою «беретту», а Рэнди пришлось изрядно порыться в куче, прежде чем она обнаружила «узи». Донозо одобрительно кивнул и зашагал к БМП. Смит с Рэнди последовали за ним.

Они расселись в машине, и Джон кивком указал на пленников.

— А с иракцами что собираетесь делать?

— Да ничего, — ответил Донозо. — Стоит только кому узнать, что они оказались здесь, в пустыне, в полицейском грузовике, и их немедля отправят на виселицу или в пыточные подвалы Хусейна. Так что будут, как миленькие, держать язык за зубами.

— Но это означает, что им лучше иметь при себе табельное оружие, когда будут возвращаться в полицейский участок, — заметил Смит.

Донозо кивнул.

— Это верно.

И вот старенький БМП снялся с места и, буксуя колёсами в песке, развернулся и помчался прочь, провожаемый тоскливыми взглядами иракцев. Постепенно набирая скорость, водитель вёл тяжёлую машину прямо посреди узкой дороги, ведущей в глубь пустыни. Луна начала клониться к западу, звезды ярко блистали над головой. Впереди, на горизонте, показались пологие холмы, чёрным силуэтом вырисовывающиеся на фоне тёмного неба.

Но Джон смотрел назад. И видел, как иракцы вскочили и опрометью бросились к сваленному в кучу оружию, а потом — к грузовику. Но они, катившие на БМП, были уже вне пределов досягаемости. И несколько секунд спустя крытый брезентом грузовик исчез из виду. Вздымая тучи пыли, он мчался назад, к Багдаду.

— Куда мы едем? — спросила Рэнди.

— К старой доброй сторожевой заставе, построенной британцами ещё во время Первой мировой, — ответил Донозо. — Теперь там, конечно, одни руины. Несколько обрушившихся стен, среди которых обитают призраки пустыни. Но на рассвете там вас подберёт «харриер»[6], и вы улетите в Турцию.

— Так они не хотят, чтобы я здесь осталась, а, свинячье рыльце? — спросила его Рэнди.

Донозо замотал головой.

— Ни в коем разе, малышка. Этот хитрый шалунишка тебя скомпрометировал и едва не провалил всю операцию, черт бы его побрал! — И он многозначительно покосился на Джона. — Что ж, остаётся надеяться, что дело того стоило.

— Стоило, — поспешил заверить его Джон. — Скажите, у вас есть семья?

— Вообще-то есть. А почему вы спрашиваете?

— Чтобы вы поняли, насколько важно это дело. Если повезёт, вы можете спасти жизни своим близким.

Агент ЦРУ покосился на Рэнди. Она кивнула, и тогда он снова взглянул на Джона.

— Что ж, раз так, я не против. Но тебе придётся объясниться на эту тему в Лэнгли, малыш.

— А ты уверен, что этот «харриер» сможет забрать нас обоих? — спросила Рэнди.

— Так он же, можно сказать, голенький. Все спецоборудование снято, никаких ракет[7], один пилот. Не шибко комфортно, но для такого дела сгодится.

БМП продолжал катить по обдуваемой ветрами пустыне. Луна, свалившаяся уже к самому горизонту, отбрасывала серебристое сияние на скалы и дюны. Но все пассажиры машины по-прежнему не теряли бдительности. Взгляды их непрестанно обшаривали окрестности. Как знать, где могла подстерегать очередная опасность.

И вот к северу от дороги показались развалины. Смит пристально всматривался в них. Остатки каменных стен торчали из песка, напоминая гнилые потемневшие зубы. К ним прибило ветром скелеты кустарника, а неподалёку рос усыпанный колючками тамариск, верный признак того, что где-то рядом, под слоем серого песка и солончаками, находится вода.

Донозо приказал водителю охранять бронемашину, и все они уселись под стенами, укутавшись в лёгкие одеяла, чтобы было легче переждать холодную звёздную ночь. В сухом воздухе попахивало солью, все страшно устали. Некоторые быстро уснули, и их тихое похрапывание сливалось с шелестом ветра в сухих ветвях тамариска. Но ни Рэнди, ни Джону не спалось.

Он смотрел на девушку, примостившуюся в тени у развалин. Сидел, откинув голову на камень, и видел, как быстро меняется её лицо, отражающее целую гамму эмоций. Точно это было не лицо, а музыкальный инструмент. Вот и Софи была в точности такой же. Все, что она чувствовала, тут же отражалось на лице. Ему, человеку, довольно сдержанному во всех внешних проявлениях, страшно нравилось в ней это качество. Нет, Рэнди, конечно, куда сдержанней Софи, что и понятно. Она — профессиональный агент. Её долго учили и тренировали, чтобы не демонстрировала своих истинных чувств. Но сегодняшний день стал исключением. Сегодня она оплакивала страшную утрату, и, видя её страдания, Джон не мог не сострадать ей.

Вот Рэнди закрыла глаза, подавленная горем. И облик старшей сестры тут же предстал перед ней. Она так ясно видела каждую её чёрточку — тонко очерченное лицо, нежно заострённый подбородок, длинные шелковистые волосы, собранные в конский хвост. Вот образ Софи улыбнулся ей, Рэнди с трудом подавила рыдания. Я так виновата перед тобой, Софи! Прости, что меня не было рядом.

И тут вдруг из прошлого выплыли самые дорогие и сокровенные вспоминания. И Рэнди радостно погрузилась в них, в надежде на утешение. Завтраки — вот что запомнилось лучше всего. Ей казалось, что она снова вдыхает упоительный аромат кофе «Максвелл Хаус», слышит весёлую болтовню родителей, сбегает вместе с Софи вниз по лестнице, чтобы присоединиться к ним за столом. А вечером — пикники и роскошные закаты над Тихим океаном, от их красоты замирало сердце. Она вспомнила, как весело играли они с сестрой в «классики» и кукол Барби, вспомнила шутки отца и добрые руки матери.

Но над всеми воспоминаниями о детстве доминировало их сходство с сестрой. Люди отмечали это с самых ранних лет, а Рэнди с Софи воспринимали это как нечто само собой разумеющееся. Господь наградил их уникальной комбинацией генетических факторов — обе были блондинками, но не с голубыми, а карими глазами. Темно-карими, почти чёрными. Маме это очень нравилось. И чтобы дочери могли наглядно проследить параллель со столь необычным сочетанием цветов в природе, посадила возле их дома в Санта Барбаре, в Калифорнии, гибискусы с кремовыми лепестками и тёмными глазками. Каждое лето эти цветы распускались и благоухали на всю округу.

Видимо, именно эти цветы и пробудили в Софи интерес к биологии, а поразительной красоты виды, открывавшиеся с террасы на необъятный Тихий океан, пробудили в Рэнди жгучее желание узнать, что лежит там, за горизонтом. Семья их владела двумя домами — один находился в Санта Барбаре, второй — в Мэриленде, в Чисапик Бей. Отец был биологом, изучал морскую флору и фауну, много путешествовал, и Рэнди с сестрой и мамой часто сопровождали его в поездках.

Кто знает, когда человек принимает решение, кем ему стать в этой жизни? Для Рэнди оно начало формироваться именно во время этих поездок. Особенно поразили её Средиземноморье и некоторые другие далёкие моря и страны, куда ездил отец. И постепенно ей стало нравиться познавать неизведанное, встречаться с незнакомыми и необычными людьми. А потом она уже просто не мыслила себе жизни без всего этого.

Рэнди проявляла незаурядные способности в изучении иностранных языков, и ей удалось получить стипендию в Гарварде, отлично закончить его, став обладательницей степени бакалавра. Затем блестящее знание испанского помогло получить должность в правительственных структурах, и её направили на работу в Колумбию. И везде, где бы она ни оказалась, она поступала на дополнительные языковые курсы и вскоре свободно владела семью языками. Именно в Колумбии её и завербовали в ЦРУ. Вскоре Рэнди превратилась в ценного агента по сбору самой разнообразной информации — тут сыграли роль и знание языков, и общительный характер, и образованность. На опасные спецзадания её, разумеется, не посылали… но тут вдруг в Сомали погиб Майк.

И не от пули или ножа, но от невидимого глазом вируса, который привёл к столь мучительному и ужасному концу. Даже теперь, при одной только мысли об этом, у неё перехватывало в горле, а сердце жгла тоска по несостоявшейся их с Майком жизни.

И постепенно она начала все нетерпимее относиться к несправедливостям бытия. Повсюду, куда ни поедешь, голодные, больные люди. Люди, которым бесконечно лгут, а их свободы и права постоянно попираются. Это приводило её в бешенство. Рэнди замкнулась в себе, работа стала всем в её жизни. Раз Майка у неё больше нет, единственно важным и значимым стало стремление сделать этот мир хоть чуточку лучше.

Но ей так и не удалось сделать этот мир безопасней для родной сестры.

Рэнди глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Надо взять себя в руки. У неё есть цель. Она знала, что в глубине души никогда не простит Смита, возможно, никогда не будет доверять ему полностью, но это сейчас не самое главное.

Сейчас он ей нужен.

Она поднялась и с накинутым на плечи одеялом оглядела спящих мужчин. Затем, так и не расставаясь с «узи», двинулась туда, где находился Джон. И прилегла рядом с ним. Тот поднял голову, посмотрел на неё.

— Ты как, в порядке? — спросил он.

В голосе его звучали искренняя теплота и озабоченность. Но Рэнди решила не придавать этому значения. Она прошептала:

— Хочу, чтобы ты понял одну вещь, раз и навсегда. Умом я понимаю, что ты вовсе не хотел убивать Майка. Лихорадку «Ласса» очень трудно отличить от малярии, особенно на первом её этапе. Скорее всего она бы все равно его убила. Но если бы ты вовремя поставил правильный диагноз и запросил помощи, его можно было бы спасти. Хотя бы попытаться.

— Рэнди!

— Тс-с… Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя. Слишком уж самоуверенным ты всегда был. Слишком категоричным. Можно подумать, знал и понимал все на свете.

— Да, пожалуй, ты права. Только теперь понимаю, насколько невежественен я был. Как, впрочем, и большинство военных врачей, приезжавших лечить редкие тропические болезни, — он устало вздохнул. — Я допустил ошибку. Фатальную ошибку. Но не потому, что был невнимателен или не старался. Я просто не знал. Это не оправдание, это просто объяснение случившегося. Лихорадку «Ласса» до сих пор принимают за малярию. Я пытался объяснить тебе, чем была для меня смерть Майка. Что именно она послужила причиной перевода во ВМИИЗ, где я мог специализироваться по инфекционным заболеваниям. Мне казалось, что только таким образом я могу хоть как-то восполнить эту утрату, постараться сделать все, что в моих силах, чтобы не допускать подобных случаев впредь, с другими врачами. Мне страшно жаль, что Майк умер, я сожалею, что не смог помочь ему, — он поднял глаза на Рэнди. — В самом слове «смерть» заключена чертовская безысходность.

Она уловила боль, звучавшую в его голосе, и поняла, что он, должно быть, снова вспомнил Софи. И ей захотелось простить его, забыть обо всем этом, но она не могла. Несмотря на искреннее раскаяние, Смит, как ей казалось, оставался все тем же старым ковбоем, безрассудно галопирующим по жизни и преследующим только свои личные интересы.

Впрочем, и это теперь не имело значения.

— У меня к тебе предложение.

Джон скрестил руки на груди и нахмурился.

— Валяй, выкладывай.

— Ты хочешь выяснить, кто убил Софи. Я тоже этого хочу. И мне нужны твои знания учёного, чтобы помочь выследить людей, стоящих за всей этой историей с вирусом. А тебе нужны мои связи и возможности. Вместе мы составим неплохую команду.

Джон изучал её лицо. Господи, до чего же она похожа на Софи! И голос похож, только она подпускает в него суровости. Работать с ней… что ж, очень заманчивое и одновременно опасное предложение. Да он просто не сможет глядеть на неё и не вспоминать при этом Софи, всякий раз испытывая при этом жгучую боль. Нет, он понимает, жизнь должна продолжаться. Но когда рядом будет Рэнди, получится ли у него? Они так похожи, словно близнецы. Он любил Софи. А Рэнди никогда не любил и не полюбит. И, работая с ней, постоянно будет испытывать эту муку.

— Ты ничего не можешь для меня сделать, — сказал он после долгой паузы. — Меня не слишком греет эта идея. Спасибо, конечно, но я отказываюсь.

— Речь идёт не о тебе или мне, — грубо перебила его она. — Дело в Софи и миллионах людей, которые могут погибнуть.

— Нет, именно что о тебе и мне, — возразил он. — Мы просто не сможем работать вместе. А потому ничего у нас не получится. И любая моя попытка докопаться до сути утонет в бесконечных спорах и чувстве горечи, — говорил он тихо и грустно, словно рассуждая сам с собой. — Постарайся это понять. И знай: я вовсе не тот легкомысленный авантюрист, каким ты меня всегда считала. И думаю только об одном — о Софи и о том, как остановить её убийц. Ты, если хочешь, можешь до конца жизни носить в своём сердце гнев и обиду на Джона Смита. А у меня просто нет на это времени. Есть куда более важные дела. Я собираюсь остановить эту банду выродков, и мне для этого вовсе не требуется твоя помощь.

У Рэнди перехватило дыхание. Она не думала, что столь откровенно выказывает ему свою неприязнь. Она вовсе не хотела этого. И она тут же почувствовала угрызения совести, но повиниться перед Джоном просто не было сил.

— А знаешь, ведь я могу тебя сдать. Прямо сейчас подойти к Донозо, шепнуть ему на ушко. И по прибытии в Турцию тебя будет ждать военная полиция. И нечего так на меня смотреть, Джон! Я просто демонстрирую тебе альтернативу. Ты говоришь, что обойдёшься и без меня. Я говорю: не получится! Но суть в том, что я не играю с людьми в подлые игры, особенно с теми, кого уважаю. А я зауважала тебя, увидев, как ты повёл себя тогда, в Багдаде. Что, в свою очередь, означает следующее: даже если мы и не будем работать вместе, я ничего не скажу Донозо. — Она умолкла на секунду, затем нерешительно добавила: — Софи тебя любила. Для меня это важно. Мне кажется, я никогда не переживу смерть Майка, но это не должно мешать нашему сотрудничеству. Ну, к примеру, что ты собираешься делать, как только попадёшь в США?

Смит потёр щетинистый подбородок. И тут вдруг его осенило:

— А ты поможешь мне попасть в Соединённые Штаты?

— Конечно. Нет проблем. Мне предоставят для перелёта транспортный или военный самолёт. Возьму тебя с собой. Документы сотрудника ООН будут как нельзя кстати.

Смит кивнул.

— А как считаешь, можно ли до прибытия домой раздобыть где-нибудь компьютер с модемом?

— Ну, пожалуй. И надолго он тебе нужен?

— Если повезёт, всего на полчаса. Нужно проверить один вэб-сайт, узнать, где мои друзья назначили встречу. В моё отсутствие они должны были выяснить кое-какие детали всей этой истории. Если, конечно, они целы и невредимы.

— Понимаю.

Рэнди смотрела на Смита, удивлённая и обрадованная его прагматизмом. А он оказался куда сложнее, чем она предполагала. Мало того — намного решительнее.

И она уже была готова перед ним извиниться, как вдруг Джон сказал:

— Ты устала. По лицу видно. Попробуй, поспи немного. Завтра у нас очень трудный день.

Нет, у этого человека в жилах не кровь, а лёд. Но именно это ей и было нужно. Он косвенным образом давал понять, что согласен работать с нею. И Рэнди отвернулась и, закрыв глаза, стала молиться про себя, чтобы им повезло.

Часть четвёртая

Глава 38

5.32 вечера, среда, 22 октября

Вашингтон, округ Колумбия

Согласно последним подсчётам, во всем мире погибло уже около миллиона человек. И у сотен миллионов человек наблюдались столь хорошо известные симптомы тяжёлой простуды или гриппа, могущие служить первыми признаками заражения смертоносным вирусом, для которого даже не успели придумать научного названия. Весь мир охватила паника. Больницы в Соединённых Штатах были наводнены как больными, так и просто испуганными людьми; вся эта истерия последних нескольких дней обрушила рынок ценных бумаг на целых пятьдесят процентов — явление прежде просто невиданное.

В Белом доме, в кабинете президента Кастильи, выстроились на каминной доске куколки качина[8] в пёстрых головных уборах из перьев и кожаных набедренных повязках. Президент задумчиво смотрел на них, и ему казалось, он слышит тяжёлую ритмичную поступь индейцев, исполняющих обрядовый танец, а также заклинания, которые они возносят своим богам и духам в надежде, что те помогут спасти мир.

Он ушёл из Западного крыла дома, где царила лихорадочная суета, сюда, в свой личный кабинет, чтобы поработать над речью, которую должен был произнести на следующей неделе на обеде в Чикаго, на встрече с партийными лидерами Среднего Запада. Но он не мог написать ни слова. Все слова казались слишком тривиальными. Да и потом, доживёт ли кто-нибудь из них до следующей недели? Он задал вопрос и сам ответил на него. Не доживёт, если только какое-нибудь чудо не остановит эту напасть, грозившую всему миру, спасением от которой не могли служить даже танцы и причитания качина, духов реальных или воображаемых.

Он оттолкнул блокнот и уже был готов подняться из-за стола и выйти из комнаты, как вдруг в закрытую дверь громко постучали.

Секунду Сэмюэль Адаме Кастилья молча смотрел на дверь, затем сказал:

— Войдите.

Она распахнулась, и в кабинет быстрым решительным шагом вошёл главный врач Джесси Окснард. Следом за ним едва поспевала Нэнси Петрелли, секретарь Комитета по здравоохранению. За ней вошёл руководитель администрации президента Чарльз Орей. Шествие замыкал госсекретарь Норман Найт, сжимавший в руке очки для чтения в простенькой металлической оправе. Выглядел он мрачным и обеспокоенным.

Чего нельзя было сказать о Джесси Окснарде — голос его так и звенел от радостного возбуждения.

— Они вне опасности, сэр! — И он, шевеля пышными усами, продолжил: — Эти добровольцы, жертвы вируса… сыворотка «Блэнчард» их всех излечила! Всех до одного!

Нэнси Петрелли в нежно-голубом вязаном костюме вся так и сияла от радости.

— Все они выздоровели очень быстро, сэр! Все, все! — Она покачала головой с коротко подстриженными серебристыми волосами. — Просто чудо какое-то!

— Слава богу, — президент грузно опустился в кресло, точно ноги у него ослабели. — Вы совершенно уверены в этом, Джесс? Нэнси?

— Да, сэр, разумеется, — пылко ответила Нэнси.

— Совершенно уверен, — подтвердил главный врач.

— И как настроены по этому поводу в «Блэнчард»?

— Виктор Тремонт ждёт разрешения на отгрузку больших партий сыворотки.

Тут вмешался Чарльз Орей:

— Он ждёт, когда её одобрят в Администрации по контролю. — Особого энтузиазма в его голосе слышно не было. Он сложил коротенькие ручки на круглом животе. — А их директор Кормано говорит, что на это потребуется минимум месяца три.

— Три месяца? Господи боже! — Президент потянулся к телефону. — Зора, соедини меня с Генри Кормано из АКПМ. Срочно! — Он бросил трубку на рычаг. — Неужто всем нам суждено погибнуть по собственной же глупости?

Госсекретарь откашлялся:

— АКПМ призвана защищать нас от ошибок, сделанных по неосторожности или из страха, господин президент. Именно с этой целью и было создано Агентство.

Губы президента побелели от бешенства.

— Пора бы уже понять, что, когда страх так велик и реален, подобного рода защита просто неадекватна, Норм. И что в данном случае опасность исходит от излишней предосторожности, а не от возможных ошибок.

Зазвонил телефон, и президент Кастилья схватил трубку.

— Кормано… — начал он и тут же умолк. И, нервно барабаня пальцами по столу, начал слушать то, что говорит ему директор АКПМ. Затем перебил его: — Ладно, Кормано, все ясно. По-вашему, то, что может случиться, хуже того, что уже случилось, я правильно понял? Ага… Черт побери, да очнитесь же вы, наконец! — Ещё с минуту он, сердито насупив брови, слушал, что говорит ему Кормано. — Послушайте, что я говорю, Генри. Постарайтесь вникнуть. Весь остальной мир одобрит эту сыворотку, поскольку с её помощью удалось излечить жертв вируса, о котором ваши учёные так до сих пор ни черта и не знают, даже не могут понять, откуда он взялся! Вы что же, хотите, чтобы американцы продолжали умирать, пока вы их «защищаете»? Да, я знаю, что это против правил и законов, но то, что говорили в «Блэнчард», оказалось правдой. Одобрите эту сыворотку, Генри. А уже потом можете написать длинную докладную записку, разнести меня в пух и прах, высказать, какое я чудовище и все такое прочее. — Он умолк, слушая то, что говорит ему Кормано, а затем рявкнул: — Нет! Сейчас же! Сию же минуту!

Кастилья с грохотом бросил трубку на рычаг и оглядел присутствующих бешено сверкающими глазами. Затем взгляд его остановился на главном враче.

— Когда они могут начать поставки? — гаркнул он.

— Завтра днём, — столь же напористо и громко ответил Джесси Окснард.

— Им надо оплатить расходы, — заметила Нэнси Петрелли. — Плюс ещё затраты на производство, в разумных пределах, разумеется. Именно так мы договорились, и это будет честно.

— Деньги будут перечислены завтра, — ответил президент. — Сразу после того, как первая партия сыворотки покинет лабораторию.

— А что, если какая-то страна просто не сможет заплатить? — осторожно спросила Нэнси Петрелли.

— Развитые страны обязаны покрыть все расходы и тем самым помочь странам отсталым, — ответил президент. — Именно таким образом мы все и организуем.

Госсекретарь Найт был просто в шоке.

— Чтоб какая-то фармацевтическая компания запрашивала деньги вперёд?

— Я всегда считал, что оплата должна осуществляться по факту поставки, — укоризненно заметил Орей.

Главный врач покачал головой и возразил им обоим:

— Но, Чарли, никто и никогда не станет поставлять вакцины или сыворотки просто за красивые глаза. Ты думаешь, вакцина против гриппа, которой мы каждую зиму обеспечиваем всю страну, обходится нам бесплатно?

Тут вмешалась Нэнси Петрелли:

— "Блэнчард" понесла большие расходы, разрабатывая биотехнологию и производственные мощности для производства сыворотки. Чтобы затем, при необходимости, можно было наладить массовое её производство. И рассчитывала покрыть эти расходы постепенно. Но теперь вакцина нужна нам срочно и в огромных количествах. Им может просто не хватить средств.

— А вот об этом я не знал, господин президент, — обеспокоено заметил Норман Найт. — Наверное, все же не напрасно я с неким недоверием отношусь к разного рода «чудесам».

— Особенно если обходятся они столь недёшево, — вставил Орей, подпустив в голос сарказма.

Президент грохнул кулаком по столу, резко поднялся и вышел на середину комнаты.

— Черт побери, Чарли, да что это с тобой такое? Ты что, не знаешь, что случилось за последние несколько дней? — Он вернулся к столу и, опершись о него обеими руками, оглядел присутствующих. — Погибло около миллиона человек! И ещё миллионы тех, кто болен и может умереть каждую секунду! А вы тут разводите спор из-за каких-то долларов? О том, как будете затем расплачиваться с держателями ценных бумаг? Здесь, в этой стране? Да, мы всегда считали, что экономический подход — самый правильный и честный, но не в данной же ситуации, черт побери! Поймите, нам представилась уникальная возможность одним махом покончить с этим ужасным вирусом. И это обойдётся нам дешевле, по сравнению с ежегодными затратами на борьбу с гриппом, раком, малярией и СПИДом! — Он отошёл от стола, резко развернулся на каблуках и уставился в окно с таким видом, точно видел сейчас перед собой всю планету. — Да это действительно можно назвать чудом, разве вы не понимаете?

Они молча выжидали, когда пройдёт эта вспышка гнева.

Но вот Кастилья обернулся к ним, и все увидели, что он успел взять себя в руки и успокоиться.

— Называйте это волей божьей, если вам угодно. Все вы циники и безбожники. Вечно боитесь, подвергаете сомнению неизведанное, духовное. Так вот, леди и джентльмены, есть на свете, на земле и небесах, вещи, которые и не снились вашим мудрецам! И если это выражение покажется вам слишком высоколобым, могу предложить на выбор попроще. К примеру: дарёному коню в зубы не смотрят.

— Ну, что касается «дарёного», это не совсем соответствует истине, — едко заметил Орей.

— Ради бога, Чарли! Оставь. Это чудо, иначе не назовёшь. Так давайте же возрадуемся! Отметим это великое событие! Устроим большую церковную службу, как только из «Блэнчард» поступит первая поставка. Прямо там, в Адирондаке. Прекрасные, кстати, там места. Я тоже полечу на эту службу. — И он улыбнулся. Наконец-то пришли хорошие новости, и он точно знал, как обратить их себе на пользу. В голосе его звучало радостное предвкушение. — Да, и вот ещё что. Давайте устроим телемост со всеми мировыми лидерами. А Тремонта я награжу «Президентской медалью Свободы». Мы остановим эту эпидемию, и честь и слава тем, кто помог и поможет нам в этом! — Тут на губах его мелькнула хитрая улыбка. — Да и для политической ситуации это в целом неплохо. Пора подумать и о следующих выборах.

* * *

5.37 вечера

Лима, Перу

Сидевший за столом в своём блистающем мрамором и позолотой кабинете заместитель министра улыбнулся. Важный англичанин заметил:

— Как я понимаю, каждый въезжающий в Амазонию должен получить на это разрешение от вашего министерства, так?

— Именно так, — кивнул заместитель министра.

— В том числе и члены научно-исследовательских экспедиций?

— Особенно они.

— И все эти записи и данные секрета не представляют?

— Конечно, нет! У нас ведь демократия, разве не так?

— Само собой, — согласился англичанин. — В таком случае, я бы хотел просмотреть записи о разрешениях, выданных двенадцать и тринадцать лет тому назад. Если, разумеется, это не слишком для вас хлопотно.

— Да какие там хлопоты! — воскликнул заместитель министра и заговорщицки улыбнулся. — Но, увы, записи тех лет уничтожены, поскольку тогда в стране правило другое правительство.

— Уничтожены? Но как такое возможно?

— А впрочем, я не уверен, — заместитель министра развёл руками. — Это было так давно. Тогда страна немало натерпелась от мелких раскольнических фракций, стремившихся осуществить антиправительственный заговор. Партия Сендеро Луминозо и другие. Ну, вы понимаете.

— Не уверен, что понимаю, — с улыбкой ответил англичанин.

— Что?

— И потом что-то не припоминаю, чтобы министерство внутренних дел подверглось атаке извне.

— Возможно, с них сделали фотокопии…

— В таком случае, записи должны сохраниться.

Но заместитель министра продолжал стоять на своём.

— Я же сказал, тогда было другое правительство.

— Тогда позвольте мне переговорить с самим министром. Если возможно, конечно.

— Почему невозможно! Вполне. Но, увы, боюсь, его сейчас просто нет в городе.

— Вот как? Немного странно. Не далее как вчера вечером я видел его на концерте.

— Вы ошибаетесь. Он в отпуске. Кажется, в Японии.

— Тогда, должно быть, я просто спутал его с кем-то.

— Вполне возможно. Внешность у министра не слишком запоминающаяся.

— Что ж, в таком случае позвольте распрощаться. — Англичанин улыбнулся, поднялся из кресла и слегка поклонился заместителю министра. Тот ответил дружелюбным кивком. Англичанин вышел из кабинета.

И вот он оказался на улице, на широком бульваре прославленного своей колониальной архитектурой элегантного старого города. Там англичанин по имени Картер Летиссер взмахом руки подозвал такси и назвал адрес своего дома в районе под названием Мирафлорес. Едва он сел в такси, как улыбка на его губах увяла. Он откинулся на спинку сиденья и тихо чертыхнулся.

Этого мерзавца подкупили. Причём относительно недавно. Иначе бы министр разрешил Летиссеру сколько угодно долго рыться в папках, чтобы убедиться, что записи исчезли. Но их наверняка ещё не успели уничтожить.

При этом Летиссер прекрасно понимал, что к тому времени, как министр назначит ему аудиенцию, записей уже не будет. Он взглянул на часы. Министерство скоро закрывается. Если учитывать присущую перуанским властям и чиновникам лень, до завтрашнего утра записи никуда не денутся.

* * *

Три часа спустя свет во всех окнах министерства внутренних дел погас. Вооружённый 10-миллиметровым полуавтоматом «браунинг», Картер Летиссер пробрался в здание. Одет он был в чёрное, даже высокие ботинки были чёрными, а на голове красовался шлем с респиратором, типа тех, что носят коммандос из британского подразделения спецслужбы по борьбе с терроризмом. Некогда он был капитаном 22-го полка этой службы и очень гордился тем памятным периодом своей жизни.

Он прямиком направился к кабинету, где находились архивы. Именно там, как он знал, должны находиться нужные ему документы. Нашёл ящик, помеченный соответствующими датами, и вынул оттуда папку, в которой хранились записи за указанные два года. Затем включил принесённую с собой миниатюрную лампочку. И стал открывать страницы и фотографировать все подряд с помощью миниатюрной фотокамеры. Закончив, аккуратно убрал папку на место, выключил свет и незаметно выскользнул из здания в ночь.

И вот, находясь уже дома, в уютном особняке в Мирафлорес, Летиссер, преуспевающий бизнесмен, импортёр камер и фотографического оборудования в Перу, начал проявлять отснятую плёнку. А когда негативы высохли, напечатал несколько крупных снимков.

Затем, усмехаясь себе под нос, он набрал номер, состоявший из многих цифр, и ждал, когда ему ответят.

— Летиссер. У меня есть имена тех, кто возглавлял группы учёных, находившихся именно в том месте и в то время, о котором вы говорили. Есть под рукой карандаш и бумага, Питер?

Глава 39

10.01 утра, четверг, 23 октября

Сиракузы, штат Нью-Йорк

Старый промышленный город Сиракузы раскинулся на расцвеченных осенними красками лесистых холмах, в центральной части штата Нью-Йорк, чьё главное богатство составляли плодородные земли, полноводные реки, а также независимо мыслящие люди, всегда радующиеся, если им удавалось вырваться из тесных объятий расположенного на берегах озера мегаполиса. Джонатан Смит знал все это, потому что раньше здесь жили его бабушка с дедушкой, и раз в год он непременно навещал их. Десять лет тому назад они переехали во Флориду, где развлекались ловя рыбу, занимаясь сёрфингом и играя в азартные игры. Затем скончалась бабушка — от сердечного приступа, и ровно через три месяца дед последовал за ней, не в силах вынести одиночества.

Джон смотрел из окна взятого напрокат «олдсмобиля», за рулём которого сидела Рэнди. Вот она перестроилась, собираясь въехать на автомагистраль №81, что вела к югу и пересекалась с шоссе № 5, где они надеялись найти Марти. Он узнавал знакомые места — вот историческое кирпичное здание Арсенала, мост Вейлок, Сиракузский университет со знаменитым шпилем на крыше. Смит радовался тому, что старые здания сохранились, как бы служа подтверждением мысли, что все же существует преемственность в этом ненадёжном и хрупком мире.

Он устал и в то же время испытывал странное возбуждение. Путь из иракской пустыни до Сиракуз оказался долгим. Как и обещал Габриэль Донозо, их подобрал истребитель «харриер» и доставил на военно-воздушную базу в Турции. Там Рэнди удалось договориться с пилотом транспортного самолёта С-17. Мало того, уже в воздухе она совершенно уболтала и очаровала помощника пилота и уговорила его дать попользоваться ноутбуком. Джон вошёл в Интернет и начал поиски ОАЗИСА, так назывался вэб-сайт, кодом доступа к которому служил пароль «Синдром Асперджера». И вот, наконец, ему удалось разыскать послание от Марти.

"Кашляющий Волк

Загадка: Те, на кого напали, разошлись. Один торчит дома с ошибочной комедией 5 путей к востоку, окрашенное в зеленое озеро или где-то около, и чьё письмо украдено?

Эдгар А."

— Это и есть послание? — Рэнди заглянула ему через плечо и скроила насмешливую гримасу. — Но на нем даже не значится твоё имя. И ни о каком Зеллербахе не упомянуто и словом.

— Кашляющий — это я, — начал объяснять Джон. — Помнишь знаменитые капли от кашля «Братьев Смит»? Мой дядя, лечивший Марти, даже клялся ими. А мы с Марти вечно подшучивали над ним за это. Совершенно чудовищная на вкус тёмная жидкость. Ну а теперь скажи, что делает волк?

— Волк? Ну, воет на луну, — тут Рэнди округлила глаза. — Надо же, Хауэлл[9]! — догадалась она. — Нет, это просто невероятно. Это все объясняет.

Джон улыбнулся.

— Именно поэтому мы и договорились адресовать наши послания друг другу вот таким, зашифрованным образом. Они-то ожидают, что мы будем пользоваться для общения электронной почтой, но страничка в Интернете под названием «Синдром Асперджера» позволяет нам скрываться, до тех пор, конечно, пока мы общаемся с помощью личного кода. Что, как ты понимаешь, не проблема для меня и Марти — ведь мы выросли вместе. И нас связывает много общего.

— Стало быть, он составил это послание, опираясь на разного рода аллюзии, понятные лишь вам троим и совершенно недоступные пониманию человека постороннего? — Рэнди придвинулась к нему поближе. — Я страшно заинтригована. Теперь переведи, о чем идёт речь.

— Ну, первые две вещи очевидны. Марти и Питер подверглись нападению. И им пришлось разойтись, разбежаться. Но Марти остался «дома». А стало быть, он в фургоне и, видимо, до сих пор не знает, где Питер.

— Яснее не бывает, — заметила она с лёгкой долей сарказма. — Весь вопрос в том, где именно находится мистер Зеллербах и его фургон?

— Ну, ясное дело, где. В Сиракузах, штат Нью-Йорк.

Она нахмурилась.

— Что-то не понимаю. Объясни.

— "Ошибочная комедия Харта".

— И это означает, что он в Сиракузах?

— Несомненно. Некогда на Бродвее был поставлен мюзикл Роджерса и Харта «Парни из Сиракуз», по мотивам знаменитой пьесы Шекспира «Комедия ошибок». А стало быть, Марти торчит в фургоне где-то неподалёку от Сиракуз или же в самом городе.

— А «пять путей к востоку», это что означает?

— А!.. Это особенно хитроумная выдумка. Готов держать пари, мы найдём его где-нибудь на шоссе № 5, по восточную сторону от дороги, ведущей к Сиракузам.

На лице Рэнди отразилось сомнение.

— Не поверю, пока не увижу собственными глазами.

Транспортный самолёт приземлился на базе ВВС, неподалёку от Вашингтона, и они поймали машину и доехали на ней до небольшого местечка под названием Даллз. Там они позавтракали и купили новую одежду — простые тёмные брюки, водолазки и пиджаки. Затем избавились от вещей, которые были на них в Багдаде, и купили билеты на коммерческий рейс до Сиракуз. И все это время были настороже и непрестанно проверяли, нет ли за ними слежки. Для Джона все это путешествие вылилось в борьбу с самим собой — всякий раз при виде Рэнди у него болезненно замирало сердце, казалось, что перед ним Софи. Да, отрицать этот факт просто глупо — они невероятно похожи: лицо, голос, фигура, и оттого боль, похоже, будет преследовать его постоянно. При этом Джон не переставал удивляться тому, что им так хорошо работается вместе. Он был благодарен Рэнди за то, что она помогла ему выбраться из Ирака и попасть в Соединённые Штаты.

Полчаса тому назад они приземлились в международном аэропорту Хэнкока, к северо-востоку от Сиракуз, где Рэнди взяла напрокат «олдсмобиль». И вот они ехали теперь по шоссе №5 — федеральной автомагистрали под таким номером здесь просто не оказалось — и смотрели по обе стороны от дороги.

— "Окрашенное в зеленое озеро", — прочитал ещё раз Джон. — Стало быть, на этой дороге должно быть нечто, имеющее отношение к зеленому цвету и озеру одновременно. Какой-то ориентир на местности. Возможно, мотель.

— Знаешь, даже если ты правильно расшифровал всю эту абракадабру, — сказала Рэнди, — мы могли сто раз проехать мимо этого места и не заметить.

Он покачал головой.

— Нет, я бы сразу понял. Марти не стал бы слишком путать нас на этом этапе, раз мы успели проделать столь долгий путь. Едем дальше.

Они кружили по улицам пригорода, выискивая глазами подходившее под описание место. И уже начали отчаиваться. Они проезжали мимо загородных клубов, почтовых отделений, стоянок, где торговали новыми и подержанными автомобилями, прочих заведений, которыми кишел этот пригород, спутник большого промышленного города, совсем недавно бывший ещё деревней. Но ничего не указывало на нужное им место.

И вдруг Джон так и замер. А потом вытянул руку и воскликнул:

— Вот там, смотри!

Слева от дороги, у въезда в парк торчал указатель с надписью: «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЗАПОВЕДНИК ГРИН ЛЕЙКС».

— И «озеро», и «зеленое», здесь есть оба эти слова. — Голос его звучал возбуждённо. — А в послании говорится «где-то около». Стало быть, он прячется где-то поблизости.

Рэнди сбросила скорость и, ловко лавируя в потоке движения, начала перестраиваться.

— Что ж, похоже, до сих пор ты был прав. Теперь посмотрим, может, и я чем смогу помочь. Так, вроде бы в этом послании говорилось о каком-то украденном письме. И ещё подписано оно было «Эдгар А». — Она забарабанила пальцами по рулевому колесу. — Сдаётся мне, что это намёк на рассказ Эдгара Аллана По «Похищенное письмо». Вот только какое отношение это имеет к нам?

Джон задумчиво смотрел вдаль, пытаясь представить себя на месте Марти. Тот, несомненно, являлся прежде всего электронным гением, но очень любил разные загадки и детективную литературу.

— Понял! Помнишь, где было спрятано украденное письмо? На столе, среди других писем, где его никто бы не заметил. Лучше места не придумаешь, на самом виду!

— Таким образом, твой друг даёт понять, что прячется где-то на самом виду. Там, где мы его можем увидеть. И как это, черт возьми, прикажете понимать?

— Он говорит о фургоне, не о себе. Так, давай, разворачивайся обратно, проедем и посмотрим ещё раз.

Рэнди, несколько раздражённая его командирским тоном, свернула на боковую улицу. Там развернулась и снова выехала на шоссе, ведущее к Сиракузам.

— А до этого ты ничего похожего не замечал?

Синие глаза Смита блеснули.

— Помнишь, мы проезжали такую большую автостоянку, где продавались автомобили? Ну, у самой дороги, на подъезде к городу? Думаю, он спрятал фургон там, среди других таких же машин.

Рэнди расхохоталась.

— Да, пожалуй. Не слишком хитро, зато действительно надёжно.

И вот они на малой скорости снова проехали то место. Автостоянка показалась ещё длинней, ряды машин тянулись бесконечно. Джон уже начал терять терпение.

А потом вдруг увидел фургон.

— Вон он, справа!

— Вижу, — ответила Рэнди.

Огромная площадка была буквально забита самыми разнообразными фургонами для отдыха, новыми и подержанными. На небе ярко светило солнце, и металлические бока машин весело поблёскивали под его лучами. Закрытого салона или демонстрационного зала тут не было, их заменяла деревянная будка, возле которой сидел в шезлонге мужчина в солнечных очках и синтетическом свитере и читал газету.

— Вон там немного посвободнее. Найдётся и для нас местечко, — заметила Рэнди. Проехала мимо, завернула за угол и припарковалась в тени огромного, пылающего осенней листвой клёна.

— Отсюда лучше пойдём пешком, — решил Джон.

И они осторожно двинулись по тротуару, готовые к любой неожиданности. Легковушки и грузовики пролетали по шоссе. Внутри стоявших вдоль дороги машин никто не сидел. Несколько прохожих прошли мимо, не обращая на них ни малейшего внимания. Никто не стоял, прислонившись к стене здания напротив, через дорогу, притворяясь, что поджидает кого-то. И с этого места они видели мужчину, сидевшего перед деревянной будкой. Он находился примерно в сорока футах и, по всей видимости, был целиком поглощён чтением газеты.

Все вроде бы нормально.

Обменявшись взглядами, Джон и Рэнди перешагнули через толстую железную цепь, огораживающую стоянку. Затем проскользнули между двумя фургонами и быстро зашагали вдоль выстроившихся в ряды трейлеров, прицепов и фургонов. Смит уже начал думать, что он ошибся, что никакого Марти здесь нет. И вот, наконец, они дошли до последнего ряда, за которым ровным строем высились платаны, дубы и клёны. В ветвях шумел ветер, гнал ярко расцвеченную опавшую листву по земле.

— Господи, — тихо выдохнул Джон. — Вот же он. — Фургон Питера стоял в длинном ряду запылённых старых машин, которые, судя по всему, были выставлены на продажу уже давно. В металлических боках зияли рваные дыры, видимо, следы от пуль. Несколько стёкол разбито.

— Да… — протянула Рэнди. — Что ж с ним такое приключилось?

Джон обеспокоено покачал головой.

— Не нравится мне это.

Поблизости никого не было. Они разделились и, держа оружие наготове, начали обходить фургон с двух сторон. И, убедившись, что все вокруг спокойно, приблизились к нему.

— Внутри тихо, — шепнула Рэнди.

— Может, Марти спит…

Он подёргал дверь, и она распахнулась, точно закрывали её второпях и щеколда соскользнула.

И ворвались внутрь, выставив перед собой стволы. Дверь со скрипом раскачивалась из стороны в сторону. Никто не вышел им навстречу. Через минуту Смит оказался в гостиной. По пятам за ним следовала Рэнди, насторожённо озираясь по сторонам и не расставаясь со своим «узи».

— Март? Питер?.. — тихо окликнул Джон. Нет ответа.

Смит двинулся дальше. Рэнди, повернувшись к нему спиной, зашагала в другом направлении, к кабине. На кухонном столе, рядом с миской, стояла коробка «Чироуз», столь любимого Марти сухого завтрака из овсяной муки. Из миски торчала ложка, выпачканная в загустевшем молоке. На одной из коек недавно явно кто-то спал, валялись смятые простыни и одеяла. Компьютер был включён, но на мониторе светилась лишь заставка. В туалете и ванной никого.

Рэнди вернулась.

— Там, в кабине, тоже никого.

— Да, никого, — кивнул Джон. — Но Марти был здесь совсем недавно. — Он покачал головой: — Знаешь, не нравится мне все это. Он терпеть не может выходить на улицу, встречаться с незнакомыми людьми. Куда мог он подеваться? И что все это означает?

— Ну а тот, второй твой приятель? Из МI-6?

— Питер Хауэлл? И его тоже не видать.

Они продолжали озираться по сторонам. В фургоне так и веяло пустотой и заброшенностью. Джон уже всерьёз забеспокоился о Марти и Питере.

Рэнди разглядывала дырки от пуль, пробившие стены и испортившие одну из висевших там карт.

— Да тут, судя по всему, разыгралось настоящее сражение.

Он кивнул.

— Должно быть, Питер укрепил корпус фургона бронированной прокладкой. Ты только посмотри на эти дыры. Пули могли проникнуть только через окна.

— И огонь, судя по всему, вёлся не из них. Доказательством служат следы извне.

— Согласен. Один из них, Марти или Питер, а может, оба, удрали в фургоне и прячутся теперь где-то неподалёку.

— Давай ещё поищем.

Джон сел за компьютер, узнать, над чем работал Марти. Но тот успел придумать кодовое слово, закрывающее доступ к данным. В течение получаса он пытался взломать этот код. Набирал на клавиатуре название улицы, на которой жил Марти в Вашингтоне, дату его рождения, имена родителей, название улицы, на которой он вырос, название школы. Это были традиционно используемые кодовые слова, возможно, Марти пользовался ими в прошлом. Но не сейчас.

Смит удручённо покачал головой, и тут вдруг Рэнди окликнула его. Он обернулся.

— Смотри! Теперь мы знаем, у кого находится сыворотка!

Она сидела на маленьком диванчике, скрестив длинные ноги. Наклонилась вперёд, и на лоб упали светлые локоны, а розовые губки были сложены в задумчивое колечко. Даже на расстоянии он видел, какие длинные и тёмные у неё ресницы. Саржевые брюки немного задрались, открывая узкие лодыжки над теннисными туфлями. Под плотно облегающим свитером вырисовывались округлые груди. Она была так красива, что просто дух захватывало. И с этим сосредоточенным выражением лица особенно напоминала Софи. И Джон в ту же секунду пожалел, что согласился работать с ней.

Затем постарался выбросить из головы все эти мысли. Он знал, что принял правильное решение, что оба они просто обречены пробыть вместе какое-то время.

— Ну, что там у тебя?

Она перелистывала папки, лежавшие на журнальном столике. Затем протянула ему «Нью-Йорк таймс», так чтобы он видел первую страницу. На ней красовался заголовок, набранный крупными жирными буквами:

У «БЛЭНЧАРД ФАРМАСЬЮТИКАЛЗ» ЕСТЬ ПАНАЦЕЯ!

Одним прыжком он пересёк помещение и оказался рядом с ней.

— Узнаю название компании. А о чем говорится в статье?

Рэнди прочитала вслух:

"Вчера вечером, выступая на специальной пресс-конференции, президент Кастилья сообщил, что предварительные испытания сыворотки против нового вируса на добровольцах оказались успешными. С её помощью удалось полностью излечить двенадцать человек, жертв вируса, который с катастрофической скоростью распространяется по всей планете.

Некогда с помощью этого препарата естественного происхождения удавалось вылечить жертв так называемого «обезьяньего» вируса, обнаруженного в джунглях Перу. Новая же сыворотка стала успешным результатом научно-исследовательских работ, которые на протяжении десяти лет проводились «Блэнчард Фармасьютикалз» и были инициированы его главой и председателем Совета директоров Виктором Тремонтом.

«Мы благодарны доктору Тремонту и „Блэнчард“ за гениальное предвиденье и усилия, направленные на исследования неизвестного вируса, — заявил президент. — Имея на руках их сыворотку, мы уже с куда большим оптимизмом можем смотреть на сложившуюся ситуацию. И надеяться, что спасём много жизней и остановим эту ужасную эпидемию».

Двенадцать стран уже прислали заказы на сыворотку, ожидается, что они в самое ближайшее время поступят и от многих других стран.

Далее президент Кастилья заявил, что сегодня, в пять вечера, намерен посетить специальную церемонию в честь Виктора Тремонта и его фирмы, которая должна состояться в Лонг Лейк. Церемония будет транслироваться на весь мир…"

Рэнди и Смит переглянулись.

— В статье говорится, что они работали над этим проектом десять лет, — сказал он.

— Наводит на мысль об операции «Буря в пустыне»?

— Это уж точно, — хмуро ответил Джон. — В тысяча девятьсот девяносто первом. А может, они и не имеют никакого отношения к заражению первых двенадцати человек. Здесь говорится о каком-то обезьяньем вирусе. Откуда мы знаем, что это тот самый вирус, над которым мы работаем, пусть даже эта самая сыворотка и успешно его излечивает? Но все равно, любопытно. Что заставило их работать именно над этой сывороткой? Странное совпадение.

— Очень странное, — согласилась она. — Особенно с учётом того, что в прошлом году в Ираке излечились трое, и ещё трое — здесь, в Америке, неделю тому назад. Но, насколько нам известно, то был совсем другой вирус.

— Да, чертовски подозрительно.

— Ты ведь не веришь в то, что это другой вирус, верно? — заметила она.

— Как учёный, должен отметить, что вероятность этого крайне мала. И наводит на мысль о том, что все это дело рук какого-то безумца, укравшего вирус и сыворотку из компании и решившего поиграть в бога. Или, если угодно, в сатану.

— Да, но каким образом тогда смогла разразиться эпидемия? Невероятное совпадение по времени… У «Блэнчард» вдруг оказывается сыворотка, могущая излечивать не только обезьян, но и людей. Откуда в «Блэнчард» могли знать, что эта эпидемия разразится?

Джон недоуменно нахмурился.

— Я и сам задаю себе тот же вопрос.

И они долго и молча смотрели друг на друга.

И тут вдруг услышали, как за фургоном раздался какой-то слабый звук. Хрустнула сухая веточка.

Рэнди подхватила свой «узи», Джон выдернул «беретту» из-за ремня. Они затихли и насторожённо прислушивались. Хруста веточек слышно больше не было, но какие-то тихие звуки все же раздавались. Словно кто-то осторожно подкрадывался к фургону, ступая по опавшей листве.

Это мог быть ветер или какое-то животное, но Рэнди не слишком верилось.

— Один человек, — прошептала она. — Не больше.

Джон кивнул в знак согласия, а потом добавил:

— Возможно, они послали кого-то на разведку. А сами затаились и ждут. Может, среди деревьев, за изгородью.

Шуршание прекратилось. Теперь до них не доносилось ни звука, кроме отдалённого шума движения на шоссе.

— Ты посмотришь сзади, — распорядился Джон. — А я проверю спереди.

И он прижался к стенке возле ветрового стекла. Потом покосился на дверь, на длинные ряды подержанных фургонов. Никакого движения там не наблюдалось.

— Там, сзади, вроде бы все в порядке, — шепнула Рэнди, по всему периметру осмотрев лес, подступавший к стоянке.

— Отсюда всего не увидишь, — сказал Джон. — Нам придётся выйти.

Рэнди кивнула в знак согласия.

— Тогда ты налево, а я направо. Пойду первой.

— Нет, первым пойду я.

И Джон, приподняв ствол «беретты», уже приготовился было распахнуть дверь одним толчком.

Но тут вдруг раздался громкий щелчок, а за ним — какое-то странное поскребывание, которое может издавать дерево, трущееся о дерево.

Оба они синхронно обернулись. И с изумлением увидели, как геометрический рисунок на полу из виниловых пластин вдруг задвигался, сместился, и из образовавшегося отверстия высунулась рука с зажатым в ней автоматом «Хеклер и Кох».

Джон тут же узнал этот автомат.

— Питер! — воскликнул он и снял палец со спускового крючка «беретты». — Все в порядке, Рэнди, не стреляй!

Она нахмурилась и насторожённо следила за тем, как из люка в полу медленно показалось морщинистое загорелое лицо, затем — шея и плечи какого-то мужчины. Это был Питер Хауэлл. Поверх чёрной формы коммандос на нем был макинтош.

И он тут же наставил автомат на Рэнди.

— Кто такая?

— Рэнди Рассел, — поспешил объяснить ему Джон. — Сестра Софи. Она агент ЦРУ. Это долгая история и…

— Позже расскажешь, — перебил его Питер. — Они схватили Марти.

Глава 40

10.32 утра

Озеро Магуа, штат Нью-Йорк

Марти, вертя головой, разглядывал тёмное помещение без окон. Сырость и запах подвала. Единственный предмет обстановки — койка у стены. Ему пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть её. Впрочем, он ошибся, это был не единственный предмет. Имелся ещё и стул, к которому он был привязан нейлоновой верёвкой. Но Марти не слишком это заботило. Мысли плыли и кружились в светящемся облаке, парили высоко-высоко над его головой и были пронзительно смелы и оригинальны. Ему страшно нравилось это ощущение полёта, от него собственное неуклюжее тело начинало казаться лёгким, игристым, точно пузырьки шампанского. Уголком сознания он понимал, что все это вызвано большим перерывом в приёме мидерала. Но ему было плевать.

И он заговорил, раздражённо и страстно:

— Неужели вы не понимаете, что в вашем возрасте это просто смешно! Вся эта детская игра в полицейских и воров! Уверяю вас, у меня есть куда более важные дела, нежели торчать здесь и отвечать на ваши дурацкие вопросы! Я требую, чтобы вы отвезли меня в аптеку, и немедленно!..

Голос его звучал твёрдо, даже вызывающе, словно вовсе не он являлся сейчас пленником, запертым в подвале дома Виктора Тремонта. Эти людям не удастся его унизить! С кем это, по их мнению, они имеют дело? Нет, черт побери, эти мошенники и поганые трусы скоро узнают, как опрометчиво, даже опасно пытаться бороться с ним!

— Ни в какие игры мы не играем, мистер Зеллербах, — холодно заметил Надаль аль-Хасан. — И узнаем, где находится Смит. Прямо сейчас, сию же минуту.

— Да никто не знает и никогда не узнает, где находится Джон Смит! Ему, как и мне, тесно в этом мире. Мы пребываем в другом времени, в другой вселенной. И ваш маленький и ничтожный мир не обладает достаточной силой притяжения, чтобы удержать нас. Мы бессмертны и бесконечны! Мы сама бесконечность! - Марти, мигая и щурясь, всматривался в изрытое оспинами лицо араба. — Господи, ну и лицо у вас! Ужас просто. Наверное, оспа, да? Что ж, вам крупно повезло, что вы остались в живых. Знаете, сколько людей за века умерло от этой ужасной болезни? И какой ценой миру удалось победить её? В морозильных камерах до сих пор хранятся две-три пробирки с возбудителями этой страшной заразы. Почему бы…

И Марти продолжал болтать в том же духе, словно сидел сейчас не привязанным к стулу в подвале, а где-нибудь в уютном кресле, читая лекцию группе студентов об истории вирусных заболеваний.

— И вот теперь появляется новый вирус. Смертельно опасный, во всяком случае, именно так уверял Джон. И ещё он считает, что этот вирус находится в руках неких негодяев, которые собираются погубить множество людей. Можете себе представить?

— А что ещё говорил Джон о вирусе? — дружелюбно улыбаясь, осведомился Виктор Тремонт.

— О, да много чего. Он ведь не просто врач, он учёный.

— Возможно, он знает, у кого находится этот вирус? И что эти люди собираются с ним делать?

— Что ж, смело могу заверить вас, что мы… — Тут Марти осёкся, глаза его сузились. — Ах, вот оно что! Вы пытаетесь меня перехитрить! Меня! Вы, несчастные дураки, пытаетесь обмануть самого Паладдина! Не буду больше ничего говорить. — И он плотно сжал губы.

Аль-Хасан, вконец потерявший терпение, тихо выругался и занёс над его головой кулак. Виктор Тремонт перехватил его руку.

— Нет. Пока ещё не время. Лекарство, которое он получал в аптеке, там, где его засёк Мэддакс, называется мидерал. Одна из последних разработок, принадлежит к группе стимуляторов, действующих на центральную нервную систему. Судя по тому, что рассказал о нем его лечащий врач, он страдает одной из форм аутизма. А судя по его поведению в данный момент, я бы сказал, что он перевозбуждён, мыслит неадекватно, а стало быть, давно не принимал этого своего снадобья.

— Так, значит, нам так и не удастся узнать от него, где находится Джон Смит? — спросил аль-Хасан.

— Напротив. Просто надо ввести ему мидерал. И через двадцать минут он успокоится и вернётся к реальности. Вы не учитываете, какой диагноз ему поставлен. Синдром Асперджера. Заболевание редкое, и страдающие им люди бывают исключительно умны. Правда, мидерал немного затормозит его, он станет вялым и скучным. Зато поймёт наконец, в какой находится опасности. И тогда у нас появится шанс узнать от него все, что требуется.

Марти громко запел. И не заметил, как аль-Хасан отвязал ему одну руку и дал какую-то таблетку и стакан воды. Марти умолк, покорно проглотил таблетку и возобновил пение. А аль-Хасан снова связал его.

И вместе с Виктором Тремонтом терпеливо ждал. И вот пение начало стихать. Марти весь обмяк, сполз со стула, насколько позволяли верёвки, и его горевшие лихорадочным блеском глаза потускнели.

— Ну, вот, — сказал Тремонт. — Думаю, теперь вы можете его допрашивать.

Аль-Хасан оскалился волчьей улыбкой и приблизился к Марти.

— Что ж, начнём все сначала, да, мистер Зеллербах?

Марти поднял глаза на высокого сухопарого араба. И нервно заёрзал на стуле. Этот страшный человек подошёл совсем близко, и от него так и веет злом. Второй, тоже высокий, стоял по другую сторону от Марти. Тоже слишком близко, и от него тоже исходит угроза. Марти чувствовал их запах. Чужие… Он просто задыхался от этого омерзительного запаха! Надо заставить их уйти. Чтобы он, наконец, мог побыть один.

— Где твой друг Джон Смит?

— В Ир… Ираке, — корчась на стуле, произнёс Марти.

— Прекрасно. Да, он действительно был в Ираке. Но теперь вернулся в Америку. Где его искать?

Марти, растерянно моргая, не сводил глаз с этих двоих. Они подошли ещё ближе и выжидательно уставились на него. Он вспомнил, что отправлял Джону зашифрованное сообщение. Возможно, Джон уже получил его и направляется теперь к фургону. Он от души надеялся на это.

Тут Марти спохватился и крепко стиснул зубы. Нет, нет, он ни за что им не скажет!

— Н-не знаю, — выдавил он.

Араб выругался и взмахнул кулаком. Марти взвизгнул от ужаса.

В голове загудело от невыносимой боли, в глазах потемнело.

— Черт!.. — Тремонт злобно сжал кулаки. — Он потерял сознание.

— Но я его совсем несильно ударил, — начал оправдываться араб.

Тремонт передёрнулся от отвращения.

— Теперь придётся дожидаться, пока он не придёт в себя. И попробовать менее грубый способ внушения.

— Способ всегда найдётся.

— Но с ним надо быть осторожнее. Его ничего не стоит прикончить. К тому же сам видишь, как он впечатлителен.

И они уставились на молчаливого и неподвижного Марти, голова которого свисала на грудь, а все тело безвольно обмякло.

— Или же… — На губах Тремонта возникло подобие улыбки. Ему пришла новая изощрённая идея. — У меня есть куда более надёжный способ узнать то, что мы так хотим узнать. — Он кивнул, словно подтверждая тем самым правоту своих слов. — Да, намного лучший…

* * *

10.35 утра

Сиракузы, штат Нью-Йорк

Питер Хауэлл сбросил макинтош и остался в чёрной форме коммандос. Бледно-голубые глаза обежали фургон, повреждённый пулями. На секунду на лице промелькнула то ли печаль, то ли сожаление. Но это выражение тут же исчезло, и он начал сосредоточенно осматривать сложное оборудование, которым была оснащена машина.

— Что произошло с Марти? — спросил Джон. — Откуда тебе известно, что его взяли?

— Его засекли в аптеке, в нескольких кварталах отсюда. Их было трое. — От мускулистой сухопарой фигуры Питера так и веяло силой и энергией. — А командовал этой бандой плотный такой коротышка, с которым мы столкнулись ещё тогда, во время заварушки в Сьерра-Неваде.

— Значит, его захватили те самые люди, что владеют вирусом? — спросила Рэнди.

— Судя по всему, именно так. — Джон печально нахмурился. — Бедный Март!

— Он проболтается? — спросила Рэнди.

— Если бы проболтался, они бы уже были здесь, — ответил Питер.

— Но что, если все же проболтается?

— Он не слишком сильный человек, — заметил Смит. И описал, в чем состоит синдром Асперджера.

— Да этот маленький, с виду хилый человечек куда круче и умней, чем ты даже можешь себе представить, Джон, — заметил Питер. — Я просто уверен, он выкрутится. Как-нибудь перехитрит их.

— Ну, не знаю. Судя по всему, люди это страшные и готовы на все. Надо выручать его оттуда.

— А вам известно, где он сейчас находится? — спросила Рэнди Питера.

Тот покачал головой.

— К сожалению, нет. Я в тот момент был без машины и не смог проследить, куда его увезли.

— Ну а какие-то соображения на тему того, где его искать, у тебя имеются? — спросил Джон.

— Фургон я нашёл примерно час тому назад, получив его послание, — ответил Питер. И дальше рассказал, как именно нашёл. Но, попав в фургон, он увидел, что Марти там нет. Питер обнаружил на столе компьютерные распечатки поддельных рецептов на лекарство. — У Марти кончился мидерал. Вот он и решил получить его по поддельному рецепту. Таблетки были на исходе ещё прошлой ночью, когда мы разбежались. — И далее он описал друзьям сражение в парке.

Джон покачал головой.

— Но как все же им удалось обнаружить вас?

— Наверное, выследили. Шли по пятам от самого Детрика, просто выжидали удобный момент для нападения. Мне показалось, я отсек все возможные «хвосты». Но, видно, допустил промашку, недооценил их. — Взгляд его остановился на испещрённой дырками от пуль карте стран «третьего мира», и он удручённо покачал головой. — Прямо отсюда я отправился по ближайшим аптекам. И как раз подходил к третьей по счёту, когда увидел, что из дверей выходит Марти. Тут они его и схватили.

— А по машине нельзя было определить, кто они такие и откуда?

— Боюсь, что нет.

— Тогда единственный способ найти Марти — это найти их.

— Верно. Проблема, причём серьёзная. Но одна мыслишка у меня имеется. Только сперва расскажите мне быстренько, что произошло в Ираке.

И Смит принялся рассказывать ему о своих багдадских похождениях и дошёл до описания сцены нападения республиканских гвардейцев на шинный магазин.

Тут морщинистое лицо Питера расплылось в широкой улыбке, и он окинул Рэнди одобрительным взглядом.

— А я смотрю, ЦРУ не устаёт совершенствовать свои кадры, мисс. Глядя на вас, нельзя не отметить приятную перемену, отказ от использования малосимпатичных зануд в унылых костюмах-тройках. Это я так. Просто высказал мнение ворчливого старика-ветерана.

— Спасибо. Вы и сами не так уж плохи на вид, — улыбнулась Рэнди — В любой момент готова порекомендовать вас нашему директору.

— Уверен, что так и сделаете, — ответил Питер и обернулся к Джону. — Ну, а что было дальше? — Лицо его помрачнело, как только он услышал от Смита о том, что случилось в больнице доктора Махук, как их схватила багдадская полиция, по всей очевидности, подкупленная теми людьми, что стояли за всей этой историей с вирусом.

— Стало быть, и в Ираке три жертвы поправились? — Англичанин выругался. — Просто дьявольский эксперимент, иначе не назовёшь! Противно думать о том, что способны творить в этой несчастной стране люди, наделённые властью и деньгами. Да, теперь ясно. Твоё путешествие подтвердило, что корни вируса берут своё начало с войны в Персидском заливе. — Он сделал паузу. — Что ж, теперь мой черёд. Удалось раздобыть весьма любопытную информацию, которая может пролить свет на всю эту безобразную историю. Кажется, я знаю, что обнаружила Софи в докладе из Института принца Леопольда.

— Что? — возбуждённо воскликнул Джон.

— Перу. Вся подоплёка этой истории кроется в Перу. — И он рассказал об экспедиции, в которой двенадцать лет тому назад участвовала Софи, будучи ещё студенткой факультета антропологии Сиракузского университета. И о том, как он, узнав об этом, обратился к бывшему своему сослуживцу в Лиме, и тот раздобыл список учёных, посетивших бассейн Амазонки в том же году.

— Список у тебя? — быстро спросил Джон.

Морщинистое, коричневое от загара лицо Питера расползлось в довольной улыбке.

— Лиса не ворона, сыра из пасти не выпустит. Идёмте за мной, дети мои.

И, подойдя к кухонному столу, он извлёк из внутреннего кармана чёрного комбинезона два сложенных пополам листка бумаги. Разложил их на столе, включил верхний свет, и вот вся троица прилежно склонилась над бумагами и стала считывать имена.

— Вообще-то, в тех краях побывало в том году гораздо больше народа, но я выбрал только тех, кто был там одновременно с Софи.

Тут в глаза Рэнди и Джону бросилось имя, обозначенное под номером четырнадцать.

— Вот он! — воскликнула Рэнди. — Виктор Тремонт!

Смит мрачно кивнул. Да, владелец и председатель Совета директоров «Блэнчард Фармасьютикалз». Тот самый человек, которому буквально сегодня президент собирается вручить медаль за спасение мира от вируса. Великий гуманист, дни и ночи напролёт работавший над сывороткой, с тем чтобы потом подарить её людям. Правда, далеко не бесплатно.

— Черт побери! — Питер удручённо покачал головой. — Просто не верится! Как не хочется верить в то, что мы, британцы, создавали свою империю исключительно для того, чтобы насаждать цивилизацию дикарям.

— Мы уже знали, что у «Блэнчард» есть сыворотка, — заметила Рэнди, продолжая размышлять над газетной статьёй. — А теперь получается, что из Перу этот вирус вывез не кто иной, как этот самый Тремонт.

Джон кивнул.

— И поскольку он учёный, то не мог не оценить потенциал сыворотки в борьбе с таким смертельно опасным вирусом. И, чтобы испытать её, специально заразил им несколько человек во время операции «Буря в пустыне». Должно быть, он знал, что вирус не слишком заразен и обладает замедленным действием, может «дремать» в организме человека на протяжении нескольких лет, подобно гантавирусам.

— Боже милостивый! — выдохнул Питер. — Стало быть, он начал секретные испытания на людях ещё десять лет тому назад в Ираке, когда у него не было никакой гарантии, что сыворотка поможет побороть болезнь. Да он просто чудовище, иначе не назовёшь!

— Может, даже ещё хуже, чем просто чудовище. — Синие глаза Джона холодно сверкнули. — Ему было удобно, чтобы эпидемия разразилась именно сейчас. Поскольку сыворотка была наготове и он рассчитывал сколотить на спасении мира целое состояние.

В фургоне воцарилась мёртвая тишина. Смит произнёс слова, которые они не могли, не хотели слышать. Но это тем не менее было правдой. Ужасной, чудовищной правдой.

— Как? — Рэнди первой нарушила молчание.

— Не знаю, — ответил Джон. — Надо проверить хранящиеся в «Блэнчард» записи и документы. Черт, до чего ж не хватает Марти!

— А что, если я попробую заменить его? — спросил Питер. — В компьютерах разбираюсь вроде бы неплохо, к тому же видел, как он работал, используя свою специальную программу.

— Я пытался влезть в его компьютер, — сказал Смит, — но он использовал пароль.

Питер ухмыльнулся во весь рот.

— Зато я его знаю. Как это характерно для Марти! Странное чувство юмора. Пароль у него «Кот Стэнли».

* * *

10.58 утра

Лонг Лейк, штат Нью-Йорк

Видимо, в глубине души у Мерсера Холдейна все же теплились какие-то остатки чести и совести. И он не мог не понимать того, в чем никогда бы не признался сам Тремонт. Именно ему, Виктору Тремонту, удалось вызвать эпидемию, охватившую весь мир. И вот сейчас, глядя из окна своего кабинета на лужайку, где устанавливали трибуны и гигантский телевизионный экран для предстоящей церемонии, Мерсер чувствовал, что просто не может больше молчать. Сам президент собирался прибыть и благословить первую партию сыворотки, словно Виктор Тремонт был матерью Терезой, Ганди и Эйнштейном в одном лице.

Он терзался угрызениями совести на протяжении нескольких дней.

Некогда он был честным, почтённым человеком и гордился своей порядочностью. Но постепенно, по мере того как «Блэнчард» из мелкой фармацевтической фирмы превращалась в промышленного гиганта, начал понимать, что теряет себя. И вот неизбежный результат: Виктора Тремонта награждают самой почётной в Америке наградой, медалью Свободы, за самое подлое деяние, которое только видел мир.

И Мерсер Холдейн просто не мог переносить этого более. Неважно, что будет с ним… он даже готов взять всю вину на себя… пусть. Но он должен, обязан остановить этот фарс, эту трагикомедию. Есть на свете вещи важнее, нежели деньги, слава и успех.

Холдейн потянулся к телефону.

— Миссис Пендрагон? Соедините меня с офисом главного врача в Вашингтоне. Номер, полагаю, у вас имеется?

— Разумеется, сэр. Сразу же соединю вас, как только дозвонюсь.

Мерсер Холдейн откинулся на спинку кожаного кресла и стал ждать. Он ощущал прикосновение прохладной кожи на шее и прикрыл ладонью глаза. Его с новой силой одолели сомнения. И он вспомнил, что, если все раскроется, путь ему один — прямиком в тюрьму. Он потеряет все — семью, положение, деньги. С другой стороны, если промолчит, Виктор Тремонт заработает целую кучу денег для всех них. Это тоже понятно.

Мерсер удручённо покачал красивой седой головой. Это ж надо быть таким дураком! Хуже — сентиментальным старым болваном. Что, в конечно счёте, значат все эти безликие миллионы? Все равно все рано или поздно умрут. А судя по тому, как эта жизнь сейчас устроена, большинство людей умрут не естественной смертью, от старости, а от голода, болезней, войн, революций, землетрясений, тайфунов, несчастных случаев и рук убийц. Впрочем, людей на земле хватает, особенно в странах третьего мира, и перенаселение растёт в геометрической прогрессии из года в год.

И неизбежный результат — природа наносит ответный удар. Так было всегда. И наказывает зарвавшееся человечество голодом, новыми болезнями, войнами и вселенскими катастрофами.

Но разве имеет все это значение, если они с Виктором и компанией бешено разбогатеют на смертях и страданиях миллионов?

Он вздохнул, потому что знал ответ. Для него это имело значение.

Человек может и должен управлять своей судьбой. Он вспомнил, как говорили в Пруссии: «Мужчина только тогда чего-то стоит, когда готов умереть за высокие принципы».

И он, Мерсер Холдейн, был воспитан на этих принципах. И некогда свято соблюдал их. И если хочет спасти свою душу, то сделать это можно только одним способом — остановить Виктора Тремонта.

Внутренняя борьба продолжалась. Глаза закрыты, затылок упирается в кожаную подушку кресла. Он боролся сам с собой и чувствовал себя слабым и несчастным. И одновременно знал — он все равно расскажет главному врачу все. Он должен. Он готов заплатить любую цену. Поскольку знает, что совершит тем самым праведный поступок.

Мерсер услышал, как отворилась дверь, и, не открывая глаз, развернулся в кресле.

— Что, никак не удаётся соединиться, миссис Пендрагон?

— Сдали нервы, да, Мерсер?

Он открыл глаза. В кабинете стоял Виктор Тремонт. Высокий и стройный, в дорогом деловом костюме и сверкающих ботинках из тонкой кожи. Густые серо-стальные волосы поблёскивали в свете лампы. Узкое, порочное и породистое лицо с орлиным носом так и излучало самоуверенность.

Холдейн поднял усталые старые глаза на бывшего своего протеже. И произнёс спокойным ровным тоном:

— Нет, Виктор. Просто проснулась совесть. И тебе ещё не поздно опомниться и воззвать к своей. Позволь дозвониться главному врачу.

Тремонт расхохотался.

— Кажется, это Шекспир писал, что совесть есть не что иное, как роскошь, делающая всех нас трусами. Но он немного ошибся. Она делает нас жертвами, Мерсер. Проигравшими. Неудачниками. А у меня нет ни малейшего намерения примкнуть ни к тем, ни другим. — Он умолк и грозно нахмурился. — Каждый человек по натуре или волк, или олень. Лично мне никогда не хотелось быть съеденным.

Холдейн вскинул руку.

— Побойся бога, Виктор! Что ты такое говоришь! Мы должны помогать людям. Наша цель — облегчать страдания. Главная заповедь — не навреди. Главное наше дело — исцеление.

— Черта с два! — хрипло заметил Тремонт. — Наше дело — делать деньги. Получать доход. Это главное.

Холдейн уже не мог больше сдерживаться.

— Ты не человек! Ты эгоист и урод, Виктор! — крикнул он. — Изверг и дьявол! Я расскажу главному врачу все! Слышишь? Все! Я…

— Да ничего ты не сделаешь, — устало и злобно огрызнулся Тремонт. — И ни с каким врачом никто соединять тебя не будет. Миссис Пендрагон достаточно умна, чтобы отличить победителя от проигравшего. — Рука его скользнула во внутренний карман пиджака. И он извлёк револьвер «глок» — грозное смертельное оружие. — Надаль!

Сердце Мерсера Холдейна тяжко забилось в груди. Он увидел, как в кабинет вошёл высокий араб с изрытым оспинами лицом. И у него в руке тоже был большой пистолет.

Парализованный страхом Мерсер беспомощно и безмолвно переводил взгляд с одного мужчины на другого.

Глава 41

11.02 утра

Озеро Магуа, штат Нью-Йорк

В просторной гостиной загородного дома Виктора Тремонта свежо и приятно, по-новогоднему пахло хвоей. Из огромных окон открывался изумительный вид на хрустально синее озеро, окаймлённое густым зелёным лесом. Билл Гриффин сидел в кожаном кресле возле огромного камина, в котором весело пылали большие поленья. От плотной его фигуры так и веяло умиротворением. Длинные каштановые волосы, как обычно, небрежными прядями спадали на плечи. Вот он закинул ногу на ногу и закурил сигарету.

С улыбкой взглянул на Виктора Тремонта и Надаля аль-Хасана и спокойно объяснил:

— Проблема состояла в том, что все мы исполняли свою работу, но наши пути при этом не всегда пересекались. Когда вы отдали мне приказ устранить Джона Смита, я вёл наблюдение сразу за тремя объектами — его домом в Турмонте, квартирой этой женщины Рассел в Фредерике и Форт-Детриком. Неудивительно, что вам было трудно со мной связаться.

Это была наглая ложь. На самом деле он все это время прятался в Гринвич Виллидж, в квартире одной женщины, старой его знакомой. Но, увидев по телевизору выступление президента, в котором тот до небес превозносил «Блэнчард Фармасьютикалз» за создание чудодейственной сыворотки, сообразил, что настало время вернуться, иначе можно упустить положенную ему долю.

Выяснилось, вопрос о Смите стоял по-прежнему остро.

— Я думал взять Смита на выезде из Детрика, — объяснил Гриффин. — Но удобного момента не представилось, а после этого он как сквозь землю провалился. И так и не появился ни в одном из этих мест. Может, залёг на дно или убрался из страны. Или слоняется где-нибудь, льёт слезы по своей женщине, — Биллу от души хотелось надеяться, что это правда, но он слишком хорошо знал Смита, а потому сомневался в истинности своих слов.

Виктор Тремонт стоял у окна и смотрел на деревья и солнце, испещрявшее поверхность озера весёлыми серебристыми бликами. Затем произнёс задумчивым тоном:

— Нет. Никакого отпуска по поводу кончины этой бабы он не брал.

Надаль аль-Хасан присел на резной деревянный подлокотник дивана, лицом к камину.

— В любом случае, это уже неактуально. Мы знаем, где он. Поэтому скоро никаких проблем с ним больше не будет.

Губы Гриффина раздвинулись в широкой улыбке, отчего щеки стали казаться ещё круглей.

— Ну и слава богу, — воскликнул он, а затем осторожно и как бы между прочим добавил: — Небось, Мэддакс у него на хвосте, да?

Тремонт отошёл от окна и склонился над коробкой, чтобы достать сигару. Потом протянул коробку Гриффину, но тот отказался и достал ещё одну сигарету. Надаль аль-Хасан, как и подобает правоверному мусульманину, не курил.

Раскуривая сигару, Тремонт произнёс сквозь струйку ароматного дыма:

— Вообще-то Мэддакс схватил одного из пособников и дружков этого Смита. Некоего типа, чокнутого на компьютерах, по имени Мартин Зеллербах. И скоро мы заставим этого Зеллербаха выложить нам, где прячется Смит. Одно мы уже знаем точно, где-то в Сиракузах.

— Смит в Сиракузах? — Гриффин не на шутку встревожился. И укоризненно покосился на аль-Хасана. — Но это же совсем недалеко отсюда. Черт, как ему удалось подобраться так близко?

Голос аль-Хасана звучал еле слышно:

— Узнав кое-какие факты из биографии Рассел. Она готовила в Сиракузах дипломную работу.

— Так она ещё училась, когда ездила в экспедицию в Перу?

— Боюсь, что так.

— Тогда он все о нас знает!

— Не думаю. Во всяком случае, пока ещё нет.

Гриффин повысил голос:

— Не знает, так скоро узнает, черт бы его побрал! Я должен его остановить. На сей раз я…

Тремонт перебил его:

— О Смите не беспокойтесь, не ваша забота. У меня есть для вас другое задание. Джек Макграу выбился из сил, обеспечивая президенту безопасность. Церемония состоится сегодня, и это, конечно, большая честь для нас, но решение принималось в последний момент, и подготовиться толком мы не успели. Плюс ещё прибудут толпы журналистов, с ними тоже придётся иметь дело. И мы не хотим, чтобы какой-нибудь чужак все изгадил. У вас опыт работы в ФБР, так что вы будете координировать действия спецслужб и охраны.

Гриффин растерялся.

— Ну, разумеется. Вы босс, вам и решать. Но если все же беспокоитесь о Смите, то думаю, что я…

— Это необязательно, — жёстко заметил аль-Хасан. — Мы о нем позаботимся.

— Но как? И кто именно? — Гриффин окинул аль-Хасана насторожённым взглядом, и в груди у него все сжалось.

— Генералу Каспару удалось внедрить в окружение Смита агента ЦРУ. Это женщина, сестра Рассел, и у неё есть личные причины ненавидеть этого типа. Ей объяснили, что Смит представляет огромную опасность для нашей страны. Так что рука у этой дамочки не дрогнет, будьте уверены. — Аль-Хасан внимательно следил за реакцией Гриффина. — И для нас такой проблемы, как Смит, можно сказать, уже не существует. Для нас он мёртв.

Билл Гриффин выслушал все это с самым невозмутимым выражением лица. И лишь глубоко затянулся сигаретой.

Потом кивнул, стараясь подчеркнуть тем самым, что вполне удовлетворён таким поворотом событий. Он понимал, что с момента той, первой встречи со Смитом в вашингтонском парке, тоже стал для них мишенью. Они подозревали, что он мог предупредить Джона. А когда выяснилось, что устранить Джона ему не удалось, подозрения эти только окрепли. И вот они схватили Зеллербаха. Гриффин помнил Марти ещё со школьных времён, знал, что тот является настоящим компьютерным гением. И одновременно — слабым человеком, которого легко запугать. Рано или поздно Марти расколется и выдаст Джона. К тому же они внедрили в окружение Джона сестру Софи, Рэнди Рассел. Вот это уже действительно серьёзно. Он неоднократно слышал от Джона о том, как ненавидит его эта женщина. Она вполне способна убить. Любой агент ЦРУ способен.

Да, с захватом Марти и внедрением Рэнди Рассел Тремонт и аль-Хасан действительно могли считать, что проблема Смита под контролем. Но это вовсе не означало, что так оно и есть.

Гриффин поднялся. Крупный грузный мужчина с простоватым лицом.

— Что ж, такое задание как раз по мне. Позвольте приступить безотлагательно?

— Приступайте, — Тремонт удовлетворённо кивнул. — Можете взять джип «чероки». Мы с Надалем поедем на «лендровере», когда закончим здесь все дела. Спасибо, что зашли, Билл. А то мы о вас уже беспокоились. Всегда рад видеть вас.

Но как только Билл Гриффин вышел из кабинета, выражение лица Тремонта изменилось. А взгляд холодных жестоких глаз провожал предателя, скрывшегося за дверью.

* * *

Билл Гриффин съехал с дороги и припарковал «чероки» в густой заросли дубов и берёз. Затем принялся маскировать машину ветками и все это время пытался сообразить, как поступить дальше. Он должен найти Джона и предупредить его об этой девице Рассел и о том, что Марти схвачен. И в то же время ему совершенно не хотелось упускать свою долю от дележа. Ведь не напрасно он целых два года проработал с Тремонтом. Он просто обязан получить свой кусок пирога, наряду с этими ворами и мерзавцами, что правили миром. Получить больше, чем он заработал бы за все годы службы на этих неблагодарных лжецов и обманщиков, которые управляли Бюро и страной.

Но он просто не может позволить им убить Джона. Так далеко он заходить не станет.

И вот он затаился среди деревьев и выжидал. Гудели насекомые. Воздух был напоён сладким ароматом разогретого под солнцем леса. Сердце было готово выпрыгнуть из груди.

И вот минут через пятнадцать он услышал звук приближающегося автомобиля. Он с облегчением вздохнул. Это был «лендровер», на котором ехали Тремонт с аль-Хасаном. Вот он промелькнул среди деревьев и направился к югу. Там, через несколько миль, они выедут на главную дорогу, ведущую к Лонг Лейк Виллидж. Спешат подготовиться к приезду президента и торжественной церемонии. Времени у него в обрез.

Он сел в машину и направился в обратную сторону, к дому Тремонта. Припарковался у входа для прислуги и двинулся в глубину леса, туда, где виднелся обнесённый проволочной изгородью участок. Отпер ворота и тихонько свистнул. Из будки навстречу ему вылетел огромный доберман. Гладкая коричневая шкура лоснилась и поблёскивала в лучах солнца. Он остановился и не сводил с хозяина взгляда умных карих глаз.

Гриффин почесал пса за ушком и тихо спросил:

— Ты готов, мальчик? Пора приниматься за работу.

И направился к выходу, а пёс послушно трусил за ним. Заперев ворота, Гриффин двинулся прямиком к главному дому, на ходу оценивая обстановку. Трое охранников, дежуривших на входе, не проблема. Они его прекрасно знают. И все же не хотелось рисковать. Подойдя к боковому входу, он глубоко втянул воздух и ещё раз насторожённо огляделся по сторонам. Затем открыл дверь и вошёл, доберман проскочил следом. В доме стояла мёртвая тишина. «Прямо как в огромном деревянном гробу», — подумал он. Почти все отправились на церемонию в Лонг Лейк, за исключением нескольких технических сотрудников, работавших в большой лаборатории на втором этаже. Но вряд ли Тремонт станет держать пленника в лаборатории.

Где же он прячет Марти, возможно, под присмотром вооружённого охранника?.. Гриффин наклонился к доберману и шепнул:

— Ищи, мальчик, ищи!

Собака бесшумно, точно призрак, помчалась по коридорам и скрылась из виду. Гриффин ждал, прислушиваясь к беспечной болтовне двух охранников, которые как раз в это время проходили мимо окон. Они совершали очередной обход здания.

Прошло добрых две минуты, и вот доберман вернулся и начал описывать вокруг хозяина круги, словно призывая следовать его за собой. Гриффин прошёл следом за ним в холл, куда выходили двери комнат для гостей. Должно быть, в ХIХ веке сюда приезжало немало богатых бездельников, игравших в игру под названием «возвращение к природе». Но ни у одной из дверей собака не остановилась. Продолжала свой бег, миновала сиявшую чистотой кухню, тоже странно тихую и пустую в этот час, поскольку всех поваров и их помощников отпустили на праздник в Лонг Лейк.

И вот, наконец, собака остановилась перед закрытой дверью. Гриффин осторожно подёргал ручку. Заперто.

По коже пробежали мурашки. В таком огромном пустом доме кто угодно занервничает, но Гриффину предстояло открыть дверь в комнату, в которую он никогда не заглядывал прежде. Оглядевшись по сторонам, он достал из кармана набор тоненьких отмычек. И принялся за дело, поочерёдно работая тремя. Лишь с четвёртой попытки замок подался с тихим щелчком.

Гриффин вытащил пистолет и повернул ручку. Дверь бесшумно отворилась — видно, петли были хорошо смазаны. Внутри стоял затхлый запах. Он протянул руку и ощупал стенку, там, где, по его предположениям, должен был находиться выключатель. Щёлкнул им, и вспыхнувшая над головой лампа осветила лестницу, уходившую вниз, в подвал. Гриффин махнул рукой и затворил за собой дверь. Доберман бросился к лестнице и стал спускаться вниз, стуча когтями по деревянным ступенькам.

Гриффин ждал, нервно всматриваясь в темноту. Собака вернулась через несколько секунд и позвала за собой хозяина.

Уже спускаясь вниз, на полпути, Гриффин щёлкнул ещё одним выключателем. И под низко нависающим потолком вспыхнули лампы, осветившие просторный подвал с открытыми складскими помещениями, забитыми картонными коробками. На каждой — аккуратно приклеенный ярлычок с названиями файлов, источников, датами — вся история научно-исследовательской и финансовой деятельности компании. Но собаку, похоже, интересовала единственная запертая дверь. Она нервно описывала круги возле неё.

Держа пистолет на изготовку, Гриффин приложил к двери ухо. Оттуда не доносилось ни звука, и он укоризненно взглянул на собаку:

— Прямо загадка какая-то, верно, мальчик?

Доберман приподнял обрубок хвоста и энергично завилял им, как бы в знак согласия. Сейчас животное было сама насторожённость и внимание, но Гриффин знал — если понадобится, пёс в ту же секунду может превратиться в убийцу.

Снова взяв наборчик с отмычками, Гриффин отпер замок, но дверь открывать не стал. Сильно действовала на нервы атмосфера склепа, царившая в этом подвале. Каждая жилка, каждая мышца в нем взывали к действию, но осторожность, выработанная за долгие годы службы, научила главному — быть готовым к любой неожиданности. Он не знал, что ждёт его по ту сторону двери. Там могло быть что угодно — целое подразделение вооружённых охранников, некий безумец или же вовсе ничего. Но что бы там ни было, он должен как следует подготовиться.

Он снова прислушался. Ни звука. Убрал отмычки, ещё крепче вцепился в рукоятку револьвера и надавил на дверь.

Комната оказалась тёмным подвалом без окон. Из коридора через открытую дверь в неё падал прямоугольник света. На узкой койке, придвинутой к дальней от входа стене, виднелись очертания какой-то фигуры. На полу стоял ночной горшок, вонь мочи заполняла помещение. И все оно было пропитано отчаянием и страхом. Гриффин жестом показал доберману, чтобы охранял вход, и тихо подкрался к койке. На ней под шерстяным одеялом спал маленький полноватый мужчина.

Он наклонился к нему и шёпотом окликнул:

— Зеллербах?

Марти открыл глаза.

— Что? Кто? — Слова выходили с трудом, движения казались заторможенными.

— Ты в порядке? Не ранен? — Гриффин взял Марти за плечи и помог ему сесть. На секунду ему показалось, что Марти ранен или же полностью дезориентирован. Но затем он увидел, как Зеллербах отрицательно помотал головой и протёр глаза. И тут Гриффин вспомнил, что Марти был самым близким школьным другом Джона. Эдаким вредным и безумным маленьким негодяем, вечно вовлекавшим Джона в потасовки и споры. Но, как выяснилось позже, никаким безумцем он не был. Мальчик был болен, страдал некой разновидностью аутизма.

Он тихо чертыхнулся. Разве способен этот жалкий человечек толком рассказать, что с ним случилось? Но попытаться все же стоит.

— Я Билл Гриффин, Марти. Помнишь меня?

Марти так и замер на койке. А потом пробормотал:

— Гриффин? Где вы были? Я всюду вас искал. Джон хотел поговорить с вами.

— А я — с ним. Давно ты здесь?

— Не знаю. Кажется, целую вечность.

— Что ты успел им рассказать?

— Рассказать? — Марти вспомнил вопросы, которые ему задавали. А потом — удар по голове, и он провалился в пустоту. — О, это было ужасно. Все эти люди просто извращенцы. Им доставляет удовольствие делать людям больно. Я был… без сознания. — При одной мысли о том, что с ним произошло, сердце бедняги часто забилось. Казалось, что все это случилось с ним лишь несколько минут назад — столь свежи были в памяти ужасные воспоминания, точно открытая рана. И в то же время воспоминания эти были какими-то смутными, путались в голове. Он затряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. А потом нерешительно заметил: — Кажется, я им ничего не сказал.

Гриффин кивнул.

— Я тоже так думаю. — Если бы Марти проболтался, они давно бы уже схватили или убили Джона. Но ведь и эта женщина, Рассел, тоже могла убить Джона. — Я собираюсь забрать тебя отсюда, Марти. А потом ты отведёшь меня к Джону.

Круглое лицо Марти оживилось. Потом он заметил:

— Но я не знаю, где он.

Гриффин чертыхнулся.

— Погоди. Подумай хорошенько. Где он может быть? Вы ведь наверняка договорились где-то встретиться. А ты у нас своего рода гений. Гении всегда думают о таких вещах.

Тут в душу Марти закралось подозрение.

— А как это ты меня нашёл, а? — Ему никогда не нравился этот Билл Гриффин. Был трепачом и строил из себя всезнайку, ещё когда они учились в школе. При этом, по мнению Марти, уровень развития у него был выше среднего, это следовало признать. Плюс к тому Билл всегда соперничал с ним, Марти, в борьбе за внимание Джона. Марти так и вжался в каменную стенку. — А может, ты один из них! Откуда мне знать?

— Да, я один из них. Но Джон это знает. И сейчас находится в куда большей опасности, чем даже подозревает. Я не хочу, чтобы его убили. Я должен ему помочь.

Марти тоже хотелось помочь Джону. «А потому, — подумал он, — следует все же довериться Гриффину. Но разве можно? Разве он может быть в нем уверен?»

— Послушай, — продолжил меж тем Гриффин, всматриваясь в испуганное лицо Марти, — я собираюсь вызволить тебя отсюда. И когда это произойдёт, ты поверишь мне? И скажешь, где Джон? Мы пойдём к нему вместе.

Марти склонил голову набок. Взгляд стал острым, проницательным.

— Ладно, — пробормотал он. «Все очень просто, — старался внушить он себе. — Там видно будет. Если решит, что Гриффину доверять нельзя, может просто солгать».

— Вот и прекрасно. Пошли.

— Не могу. Они приковали меня к стене. — Марти приподнял руки и потряс правой ногой. Действительно, он был прикован к стене тонкими, но крепкими металлическими цепями. В стене они держались на скобах, на каждой красовался замок.

— Да, этого следовало ожидать, — пробормотал Гриффин. — Иначе они не оставили бы тебя одного, без охраны.

— Страшно неприятно, ты уж поверь, — жалобно произнёс Марти.

Гриффин снова достал отмычки, поколдовал ими и отпер замки.

Марти сидел на койке, потирая занемевшие запястья и лодыжки, а Гриффин тихим свистком подозвал добермана.

Пёс затрусил к ним, приподняв голову и принюхиваясь.

— Это друг, — пояснил Гриффин собаке и дотронулся до плеча Марти. — Вот так, хорошо. Молодец!

Огромная собака отступила, и Марти спросил:

— А имя у него имеется?

— Самсон.

— Очень подходит, — заметил Марти. — Особенно такой здоровенной собаке.

— Да, — кивнул Гриффин и приказал доберману: — Вперёд, ищи!

Самсон выскочил в коридор, взглянул налево. Потом — направо и двинулся к лестнице.

— Пошли, — сказал Гриффин.

И помог Марти выйти из комнаты, но как только они оказались в коридоре, тот отстранил его руку. Они быстро поднялись по лестнице — Гриффин впереди, Марти следом, двигаясь своей смешной подпрыгивающей походкой, — а затем прошли по пустым коридорам к заднему выходу, возле которого Гриффин припарковал машину. Теперь Марти уже окончательно пришёл в себя, и мысль его работала с непостижимой быстротой и чёткостью. По отношению к Биллу Гриффину он испытывал смешанные чувства, но немного успокоился — тот, по крайней мере, вывел его из этого ужасного подвала.

И вот, когда Гриффин остановился у двери, Марти схватил его за руку и шепнул:

— Смотри! Вон там. Какая-то тень. Она движется, — и указал на маленькое окошко.

Доберман насторожился. Поднял голову, навострил уши и стал принюхиваться. Гриффин сделал ему знак оставаться на месте. И одновременно схватил Марти за рукав и потянул вниз. И вот оба они залегли у двери.

— Это один из охранников, — шепнул Билл на ухо Марти. — Они делают обход здания. Через три минуты уйдёт. Подождёшь?

— Тебе вовсе не обязательно спрашивать моего разрешения, — тихо огрызнулся Марти. Он определённо чувствовал себя лучше.

Гриффин приподнял брови. Затем привстал и осторожно выглянул из окошка. И кивнул Марти.

— Вперёд! — Как только Марти поднялся на ноги, Гриффин резко распахнул дверь и вытолкнул его наружу. Доберман бросился к красному «чероки». Билл отворил дверцу — собака запрыгнула в машину. Марти влез следом, сам Гриффин скользнул на переднее сиденье, за руль.

И поворачивая ключ зажигания в замке, приказал:

— Все на пол, быстро!

За последнее время Марти довелось побывать не в одной переделке, а потому он перестал возражать или противиться приказам тех, кто лучше него ориентировался в этом полном насилия и зла мире. Он скорчился на полу, возле заднего сиденья. Самсон же гордо вскочил на сиденье и возвышался над ним. Марти осторожно протянул руку. Пёс опустил голову и просунул её под протянутую ладонь. Марти улыбнулся и погладил тёплый нос.

— Славная собачка!.. — проворковал он.

Гриффин быстро отъехал. Второй охранник приветствовал его взмахом руки у ворот. Гриффин ответил тем же жестом. С момента его возвращения во владения Тремонта не прошло и двадцати минут, а потому он надеялся, что никто из охранников не запомнил, что он выезжал с территории раньше. Теперь надо сконцентрироваться на одной цели — попасть к Джону прежде, чем его убьёт Рэнди Рассел.

— Ну, вот, мы на свободе. Куда теперь?

— В Сиракузы. Остальное расскажу, когда приедем туда.

Гриффин кивнул.

— Придётся взять билеты на самолёт. А по прибытии — нанять машину.

Но в спешке и радости от столь удачно проделанной операции Гриффин совершенно позабыл о третьем охраннике, который прятался в тополиной роще. Увидев, как «чероки» скрылся за поворотом дороги, он тут же взялся за сотовый телефон.

— Мистер Тремонт? Он клюнул на наживку. Освободил этого недоумка Зеллербаха, и они выехали отсюда… Да, сэр. Мы установили в машине сигнальное устройство. Аэропорт под контролем, ещё одна команда поджидает их на сельской дороге.

Глава 42

1.02 ночи

Сиракузы, штат Нью-Йорк

— Черт бы их всех побрал! — Питер Хауэлл сидел, склонившись над компьютером, и в отчаянии и злобе смотрел на мерцающий экран монитора. — В файлах «Блэнчард» почти нет никакой информации о ветеринарной сыворотке и обезьяньем вирусе. Ни намёка, ни единой зацепки! — В разбитые окна фургона врывался ветер, и Питер сердито пригладил взъерошенные седые волосы.

— Никаких материалов об испытаниях на человеке? — Смит сидел рядом на диване, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги. Он даже задремал от усталости, пока Питер пытался найти нужную информацию. Из-за пояса торчала рукоятка «беретты».

— Или Ираке? — Сидевшая рядом с ним Рэнди потянулась. Она тоже уснула, и разбудила её ругань Питера. И тут вдруг ощутила рядом, совсем близко, присутствие Джона. Выпрямилась, немного отодвинулась в сторону. Её «узи» лежал внизу, под диваном. Стоило немного подвинуть ноги, и она ощущала пятками успокоительное прикосновение к холодному металлу.

— Ни слога, ни вздоха, — проворчал Питер, по-прежнему не сводя глаз с экрана. — Возможно, мы идём по ложному следу. И «Блэнчард» чиста, как непорочная девица, и никакого вируса у них нет и не было. А то, что у них оказалась сыворотка, — простое совпадение.

— Да перестань! — отмахнулась Рэнди, недоверчиво качая головой.

— Стало быть, никаких сведений о первых двенадцати испытуемых здесь нет, — заметил Джон и добавил: — Что выглядит довольно странно. Ведь у тех, кто затеял этот так называемый эксперимент десять лет тому назад, вирус был. А в прошлом году оказалась и сыворотка, с помощью которой излечили сперва иракцев, а потом — американцев.

Все трое умолкли, пытаясь обдумать ситуацию.

— Стало быть, записи у них есть, должны где-то быть, — Питер развернулся в кресле. Окинул присутствующих задумчивым взглядом и почесал щетинистую щеку.

— Или же они просто не хранили записи в письменном виде, — предположила Рэнди.

— Нет, это невозможно, — возразил Смит. — Все учёные, занимающиеся исследованиями, должны вести записи, делать отчёты о всех полученных результатах, хранить каждый клочок бумаги, фиксировать каждую, пусть даже самую нелепую идею, иначе они просто не продвинутся в своей работе. Кроме того, руководство должно фиксировать прогресс, ставить перед ними новые цели и задачи. А бухгалтерия — вести учёт всех израсходованных средств.

— Но ведь учёные далеко не все вносят в компьютеры, — заметила Рэнди. — Они могут делать записи и от руки.

Джон покачал головой.

— Только не сегодня, в наши дни. Компьютеры сами стали инструментом исследовательской работы. Они незаменимы для хранения банка данных, разного рода статистических анализов, разработки проектов, иначе бы на все это ушли годы работы. Нет, в каком-то из их компьютеров наверняка хранятся все эти материалы.

— Я тоже так думаю, — согласился Питер. — Весь вопрос — где?

— Без Марти нам не обойтись, — и Смит чертыхнулся. В темно-синих глазах блеснуло отчаяние.

Рэнди предложила другой выход.

— Давайте поедем в «Блэнчард»! Ворвёмся, обыщем все их файлы на сайте. И если кто-то попробует нам помешать, поговорим с ним, что называется, по душам.

— Замечательно! — насмешливо заметил Джон. — Мы и без того нарушили все возможные и невозможные законы. Только этого нам и не хватает.

Тут вдруг дверь фургона содрогнулась от бешеного стука.

— Должно быть, старею, — шёпотом заметил Питер, хватая свой «Хеклер». — Не услышал, как к нам подобрались.

Джон и Рэнди тоже одним молниеносным движением выхватили оружие.

— Джон! — раздался снаружи такой знакомый и сердитый голос. — Джон! Открой эту чёртову дверь, слышишь? Это я.

— Марти! — Смит соскочил с дивана, подбежал к двери и распахнул её.

И в ней показалось круглое лицо, а затем и маленькая фигурка Марти. Он ввалился в фургон, захлопнул за собой дверь и буквально упал в объятия Смита.

— Джон, наконец-то! — Он выпустил его из объятий и отступил, несколько смущённый этим порывом чувств. — А я уж думал, что никогда тебя не увижу. Где, черт возьми, ты пропадал? Ты случайно не ранен, не заболел, а? Билл меня спас. Вот я и решил, что будет безопасней, если я приведу его сюда. Я правильно поступил?

— Ловушка! — крикнул Питер. Развернулся и нацелил ствол «Хеклера» прямо на Гриффина, который тихо шагнул в фургон.

Бывший агент ФБР в ветровке и простых хлопковых брюках стоял, привалившись спиной к двери и свесив руки вдоль тела. В руках ничего не было, но плотное тело подобралось и напряглось, как перед прыжком. Длинные каштановые волосы, спутанные и грязные, точно их не мыли несколько дней, падали на широкие плечи, в карих глазах читалась какая-то странная пустота. И Джон вдруг испугался.

Рэнди метнулась к Питеру и заняла место рядом с ним, сжимая «узи» в руках.

— Нет! — крикнул Смит и заслонил собой Гриффина. — Бросьте оружие, вы, оба! Марти прав. Это Билл Гриффин, я же сказал, опустите стволы! — Он развернулся и уставился на Билла. — Ты один?

— Мы одни, одни, — заверил его Марти. — Билл сказал, что хочет предупредить тебя, Джон. Ты в опасности. Ещё большей, чем прежде.

— Какой ещё опасности?

Рэнди и Питер, по-прежнему не сводя глаз с Гриффина, медленно опустили стволы. И едва успели это сделать, как Билл Гриффин опустил руку в карман ветровки и выхватил оттуда девятимиллиметровый «глок».

— Это она. — Он нацелил смертоносное оружие прямо в сердце Рэнди. Взгляд пустых глаз обежал её с головы до ног. — Она агент ЦРУ. И её послал генерал Нельсон Каспар. Уничтожить тебя, Джон.

— Что?! — яростно воскликнула Рэнди. Светлые волосы её взметнулись, она переводила взгляд с Гриффина на Смита. — Это ложь! — Она развернулась к Гриффину. — Да как вы только смеете? Сами работаете на них, но имели наглость заявиться сюда и обвинять меня!

Джон поднял руку.

— Можешь объяснить, зачем это командующему понадобилось подсылать ко мне убийцу?

— Да затем, что она работает на тех же людей, что и я.

— То есть на Тремонта и «Блэнчард Фармасьютикалз»?

Билл кивнул.

— Именно об этом я и хотел предупредить тебя тогда, в парке Рок Крик.

Джон не сводил с него разгневанного взгляда.

— Только меня, и никого другого? — В голосе его звенела ярость. — И они убили Софи.

— Так уж устроен мир, в котором мы живём, — с горечью произнёс Гриффин. — И в нем нет места хорошим парням. Никто больше не различает, что есть добро, а что — зло. Каждый сам по себе. Каждый старается урвать от этой жизни побольше. И я тоже не исключение. Я заслужил свою долю.

Джон отвернулся, стараясь успокоиться. Софи мертва. Её не вернёшь. Он будет вечно носить в себе эту боль, возможно, только со временем она немного отпустит. Он заговорил, тихим и ровным тоном:

— Ты не прав, кое-кто различает, Билл. И насчёт Рэнди ты заблуждаешься. Она вовсе не собиралась убивать меня. Это невозможно, учитывая обстоятельства, при которых мы встретились. На деле произошло совсем обратное — она спасла мне жизнь. — Он улыбнулся Рэнди и увидел, как на её заледеневшем от ненависти лице мелькнула ответная улыбка. — И она, как и я, тоже хочет остановить Тремонта. Кто сказал тебе, что Каспар подослал её с целью убить меня?

Билл Гриффин слушал Джона, и у него возникло странное чувство. Казалось, он упустил какой-то очень важный фрагмент мозаики под названием «жизнь». Он не совсем понимал, что именно это за фрагмент, лишь с болью осознавал его утрату. И знал, что никогда уже не найдёт дороги обратно, туда, где все начиналось и можно было его отыскать. И теперь, глядя на Джона, видя, как тот болезненно вздрогнул при упоминании о смерти Софи, он вдруг почувствовал себя страшно одиноким и несчастным. Возможно, он слишком увлёкся погоней за своим куском пирога. Возможно, должен был предупредить Софи. И не только её, других тоже.

Тут он одёрнул себя. Не слишком ли далеко ты зашёл, парень? Уж кто-кто, а ты определённо не создан для того, чтобы спасать мир. Но, возможно, сейчас, в этот последний раз, он сможет сделать что-то для Джона, хоть как-то компенсировать ему утрату любимой?

И он сказал ему:

— За всем этим стоит Виктор Тремонт. И ещё — его палач под номером один по имени Надаль аль-Хасан. Они… — Он произнёс эти имена и ощутил тревогу. Вспомнил, как пусто было в доме Тремонта, как легко ему удалось проникнуть туда и вызволить Марти. С какой лёгкостью потом его удалось вывезти. С какой лёгкостью миновали они все посты охраны. И он быстро спросил Марти:

— Скажи, приятель, а они, эти типы, Тремонт или кто-то из его подручных, не давали тебе никакого предмета? Ну, вспомни же, вспомни! — рявкнул он. — Пуговицу, монету, ручку, расчёску, наконец?

Джон обернулся к Гриффину.

— Так ты думаешь, они…

— Обыщи все карманы! — приказал Гриффин Марти. — Может, они сунули тебе туда что-то, а ты и не заметил. Это мог быть любой из них. Тремонт, Мэддакс…

Сперва Марти никак не мог взять в толк, чего именно от него добиваются и что все это означает, затем, наконец, до него дошло.

— Думаешь, они подсадили нам «жучок»! — И он тут же принялся выворачивать карманы и вываливать все их содержимое на журнальный столик. — Я лично не помню, но ведь, когда тот рябой шарахнул меня по голове, я потерял сознание.

Пухлые его пальцы, обычно с такой непостижимой быстротой и лёгкостью порхавшие по клавиатуре, двигались неуклюже. Бывший агент ФБР со все возрастающим нетерпением наблюдал, как Марти обшаривает каждый клочок своей одежды.

— Снимай ремень, Марти, — скомандовал он. — Живо!

— И ботинки тоже, — добавил Джон.

Марти снял брючный ремень и швырнул его Джону, который принялся его ощупывать. Лицо Билла Гриффина потемнело от ярости.

— Они поняли, что я захочу предупредить тебя, Джон! Только поэтому и позволили вывезти Марти, чтобы он показал дорогу к тебе. От него им ничего не удалось узнать. Хотят убить двух зайцев одним выстрелом. Должно быть, подозревали меня ещё с той встречи в парке Рок Крик. И мне не следовало…

С улицы донёсся лай собаки. Пёс успел гавкнуть всего лишь раз.

Билл похолодел.

— Они уже здесь. Аль-Хасан со своими людьми.

— Откуда ты знаешь? — Рэнди скользнула к единственному окну, где сохранилось стекло, и осторожно выглянула наружу.

— Собака, — догадался Джон. — Тот самый доберман, что был с тобой в парке.

Билл кивнул.

— Да, Самсон. Он обучен нападать, защищать, искать, охранять.

— Вижу!.. — шепнула Рэнди. — Похоже, их четверо. Прячутся вон за тем рядом фургонов, что перед нами. Один — высокий араб.

— Аль-Хасан, — сказал Билл. В голосе его слышалось зловещее спокойствие.

Питер прищёлкнул языком.

— Так вот, значит, каким образом они нас выследили! — И он показал всем крохотный передатчик, который только что извлёк из полого каблука ботинка Марти — Славный маленький «жучок», не правда ли? — Он с отвращением покачал головой. А потом выбросил передатчик в заднее окно и схватил свой автомат.

Рэнди по-прежнему вела наблюдение из окна.

— Ни полиции, ни военных не видно.

— Разве это имеет значение? — грубо огрызнулся Билл. — Я привёл их сюда. И теперь они вас схватят. Господи, как глупо! Какой же я дурак!

— Ну, насчёт схватят, это вряд ли, — усмехнулся англичанин. — Для этого им придётся немало потрудиться. — Он потянулся к электроприбору, что находится над кухонным столом, надавил на кнопку сбоку. Раздался странный хлопок, и с середины пола поднялись четыре виниловых квадрата, неотличимые по рисунку от остальных, покрывавших пол. Гибкая мускулистая его фигура метнулась к открывшейся в полу дверце. — Никогда не оставайтесь без запасного выхода, друзья мои! Вы первый, Джон, окажите такую любезность!

Джон приподнял дверцу и скрылся внизу.

— Ты следующий, мой мальчик, — сказал англичанин Марти.

Марти мрачно кивнул, с опаской всматриваясь в асфальт под днищем фургона. И начал спускаться. Под фургоном тихо лежал доберман, большие карие его глаза неустанно оглядывали открытую площадку и опушку леса, возле которой был припаркован фургон. Оказавшись в темноте, под днищем машины, Марти быстро отполз в сторону, чтобы дать спуститься Рэнди Рассел. Следом за ней в потайной люк нырнули Билл Гриффин и Питер Хауэлл. Доберман приподнял голову и обнюхал Марти, тот придвинулся к нему поближе. А потом ласково провёл рукой по гладкой лоснящейся спине. Странно, но он не испытывал ни малейшего страха. Затем Марти приподнял голову и огляделся. Ни под колёсами других фургонов, ни среди толстых стволов деревьев не было видно никого. Ни ног, ни подозрительных теней, и на секунду ему показалось, что аль-Хасан вместе со своими убийцами пошёл на попятный и убрался восвояси.

Билл Гриффин подозвал к себе собаку и шепнул:

— Это друзья, Самсон. Друзья.

И позволил псу обнюхать каждого.

Затем с Джоном во главе они подползли к тому краю фургона, что находился ближе к лесу. От его спасительной тьмы их отделяли каких-то пятнадцать футов.

— Туда, — Питер указал на деревья. — Там можно спрятаться, отсидеться и сообразить, что делать дальше. Когда скомандую «вперёд», вскакивайте и бегите туда что есть мочи, словно вы зайцы, а на хвосте у вас гончая. Я вас прикрою, — и он похлопал по рукоятке автомата «Хеклер и Кох».

Но тут со стороны леса показались какие-то фигуры.

— Ложись! — скомандовал Смит и первым распростёрся на асфальте.

Остальные тут же последовали его примеру. В этот момент нападавшие открыли огонь. Пули свистели и рикошетом отлетали от бортов фургона. Выпустив несколько очередей, бандиты отступили, ища укрытия за стволами деревьев.

— Сколько их? — спросил Билл Гриффин.

— Двое, — глаза англичанина превратились в узкие щёлки, так напряжённо всматривался он во тьму. — Или трое, они скрылись в лесу.

— Двое или трое, — эхом откликнулась Рэнди. — А это означает, что ещё один или два находятся где-то впереди.

— Да, верно, — ответил Билл Гриффин и покосился на своих товарищей по несчастью. В их скованных позах не читалось страха — лишь собранность и готовность, глаза горели огнём. Даже Марти, несмотря на свою странную болезнь и ещё более необычный склад ума, вовсе не напоминал того капризного и вечно ноющего слабака Марти, которого он некогда знал. Марти повзрослел, стал другим. И, едва подумав об этом, Гриффин ощутил странную ноющую боль в сердце. И одновременно — подъем. Возможно, давали о себе знать долгие годы, которые он провёл, работая на людей с ограниченным мышлением. А возможно, ему просто не удалось прижиться в этом мире, который так много значил для остальных. Но, скорее всего, правда заключалась в том, что ему, по большому счёту, всегда было плевать на всех и вся, в том числе и на себя тоже.

И ему страшно захотелось стать другим. Только теперь он по-настоящему понял, почему пошёл на такой огромный риск, пытаясь спасти Джона. Делая это, он надеялся спасти то хорошее, что ещё не умерло, сохранилось в его душе. Казалось, при одной только мысли об этом кровь быстрей заструилась в жилах. А мысль стала работать как-то особенно ясно и чётко. Он обрёл цель и смысл жизни, и это наполнило его такой силой и радостью, какую доводилось испытывать только в юности, когда они с Джоном были совсем молоды и перед ними лежало все будущее.

Теперь он знал, что надо делать.

Знал каждой мышцей и жилкой своего тела. Всем своим давно отчаявшимся сердцем.

Именно так он и должен поступить, чтобы душа не погибла окончательно.

И вот, не предупредив никого, он быстро выполз из-под фургона, поднялся на ноги в полный рост и с каким-то странным сдавленным криком бросился вперёд, к опушке леса, где затаились убийцы. Доберман кинулся следом.

— Билл! — крикнул Джон. — Не надо, не смей!

Но было уже слишком поздно. Ноги Билла сами несли его к лесу, длинные пряди волос развевались по ветру. Он мчался к лесу и стрелял на бегу. Он был возбуждён и одновременно испытывал невероятное облегчение, и ему было плевать на все, кроме желания искупить свою вину.

Доберман, ощерив клыки, накинулся на одного из нападавших.

Джон, Рэнди и Питер, подхватив оружие, последовали за Биллом. Все произошло за считанные секунды.

Ко времени, когда Джон добежал до опушки, Билл Гриффин уже лежал на спине, на сухой подстилке из трав и опавшей листвы. Из раны на груди сочилась кровь.

— Господи, — выдохнул Питер, а взгляд его меж тем непрестанно обшаривал деревья и стоявшие у леса фургоны.

В десяти футах от них скорчился на земле, напоминая безжизненную кучу тряпья, тот самый плотный коротышка, впервые напавший на Смита ещё в Джорджтауне. Второму мужчине пуля угодила в голову. Третий валялся на спине с разорванным горлом, а доберман меж тем метался по лесу в поисках остальных.

— А типа по имени аль-Хасан что-то не видно, — заметил Питер. — Должно быть, где-то там, у фургонов.

— Если он остался один, то вряд ли что-то предпримет, — сказала Рэнди, держа «узи» наготове. Потом перевела взгляд вниз и уже более мягким тоном добавила: — Как он там, Джон?

— Помоги мне.

Питер их прикрывал, а Рэнди помогла Джону перенести Билла в лес, где они осторожно опустили его на подстилку из опавшей листвы.

— Держись, Билл, — шепнул Джон, опустившись на колени рядом со старым другом. И попытался выдавить улыбку.

Питер тоже подошёл к ним и стоял, насторожённо озираясь по сторонам.

В голосе Джона звучали нежность и упрёк:

— Билл, чёртов дурак! Что же ты наделал? О чем только думал? Мы бы и так с ними справились.

— Вы не могли… знать этого наверняка. — Он вцепился рукой в воротник Джону. — Вам просто… нельзя было… подставляться под пули… особенно сейчас. Аль-Хасан где-то здесь… затаился. Ждёт подкрепления. Бегите… бегите отсюда, пока не поздно!

Пальцы сжимали воротник железной хваткой, но на губах выступила розовая пена.

— Спокойно, Билл, не принимай близко к сердцу. Я должен взглянуть на твою рану. Ты поправишься и…

— Ни хрена, — Билл слабо улыбнулся. — Идите к его дому… озеро Магуа… Ужасно… ужас какой. — Глаза его закрылись, он судорожно ловил воздух мелкими глотками.

— Тебе нельзя говорить, — с тревогой произнёс Джон и стая расстёгивать Биллу ворот рубашки.

Он открыл глаза.

— Нет времени… Прости за Софи… Прости за все. — Тут глаза его дико расширились, словно он увидел нечто ужасное.

— Билл?.. Билл! Не надо, не умирай!

Но голова Гриффина безжизненно откинулась на сухую листву. В смерти простоватое лицо Билла вдруг стало выглядеть моложе, даже как-то невинней. Черты его лица, с такой лёгкостью принимавшего разные обличья, вдруг разгладились, утончились, стали видны чётко очерченные скулы и решительно выступающий подбородок. Джон смотрел на своего друга, и вдруг где-то рядом запела птичка. Жужжали насекомые. Лес был полон жизни. Солнце просвечивало сквозь ветви деревьев.

И тут снова возник доберман. И стал над Биллом, охраняя его. Потом принялся облизывать лицо своего хозяина, издавая при этом жалобное тонкое повизгивание. Марти невнятно пробормотал что-то и погладил собаку по голове.

Смит закрыл глаза другу и поднял голову.

— Он ушёл.

— Нам тоже пора уходить, Джон, — сказал Питер сочувственным, но твёрдым тоном. Достал из кармана униформы цветастый платок и протянул Смиту.

Джон вытер с руки кровь, а Рэнди сказала:

— Мне очень жаль, Джон. Я знаю, он был твоим другом. Но нам и правда надо уходить. Скоро сюда прибудет подкрепление.

Смит не двинулся с места, и тогда уже Марти резко окликнул его:

— Джон! Вставай! Пошли! Ты меня просто пугаешь!

Смит поднялся и огляделся по сторонам. Увидел пробитый пулями фургон, тела убитых. Глубоко втянул воздух, пытаясь контролировать скорбь и ярость. Ещё раз взглянул на Билла Гриффина.

Этот Виктор Тремонт за многое ответит. И зашагал в глубь леса.

— Там машина. Надо незаметно подобраться к ней.

— Хорошая идея, — Рэнди забежала вперёд и возглавила шествие.

— Пошли, Самсон, — позвал Марти собаку. Доберман приподнял голову. Потом ткнул мёртвого хозяина носом в плечо. Издал жалобное тихое рычание и толкнул Билла ещё раз. Реакции не последовало, и тогда Самсон последний раз оглядел это место, словно прощаясь. И понуро затрусил за остальными.

Рэнди резко свернула влево. Нашла еле заметную тропинку и уверенно зашагала по ней, пригибаясь под низко нависшими ветвями. Следом шли Марти и Джон, Питер с доберманом замыкали шествие. Питер поводил стволом автомата из стороны в сторону.

Джон взглянул на Марти.

— Тебе известно, о каком это доме говорил Билл? На озере Магуа?

— Да о том, где меня держали в подвале, приковав цепями.

— Ты знаешь, где это?

— Конечно.

Внезапно их перебил Питер:

— Они идут за нами следом. Я их задержу. А вы — вперёд!

— Без тебя не пойдём, — ответил Джон.

— Не глупи. Тебе надо разобраться с Тремонтом. Обо мне не беспокойтесь. Я сумею о себе позаботиться.

Заслышав топот ног, который становился все ближе и ближе, огромный доберман развернулся и бросился к тому месту, где остановился Питер. Тот что-то шепнул собаке, затем обернулся к Смиту.

— Идите! Вперёд! Мы с Самсоном прикроем ваши задницы, это позволит выиграть время. Живей! — Он взглянул на собаку. — Ты ведь понимаешь язык жестов, да, мальчик? — И, опустив руку, он сделал резкое движение ладонью. В ту же секунду пёс отскочил и исчез в зарослях. Питер с довольным видом кивнул: — Вот видите? Я остаюсь не один.

— Он прав, — заметила Рэнди. — Билл поступил бы точно так же.

Джон колебался. Его лицо с тонкими чертами и темно-синими глазами выглядело каким-то призрачным в полумраке леса. Высокая мускулистая фигура напряжена, точно перед прыжком. Билл только что погиб, и вот теперь Питер вызвался остаться. И тоже рискует быть убитым. Нет, это уж слишком. Ведь всю свою жизнь Джон посвятил спасению человеческих жизней, а не наоборот. И сейчас, волею обстоятельств, он вынужден посылать людей на верную смерть.

Он вгляделся в морщинистое загорелое лицо Питера и прочёл в его глазах те же слова: «Ступайте. Оставьте меня одного. Это моя работа».

Смит кивнул.

— Ладно. Марти, ты за мной. Удачи тебе, Питер.

— Спасибо, — англичанин уже стоял к нему спиной, обшаривая взглядом заросли.

Джон задержал на нем взгляд ещё на секунду, затем вместе с Марти и Рэнди торопливо зашагал через лес. Внезапно позади прогремели выстрелы, послышался чей-то болезненный вскрик.

— Питер? — В голосе Марти звенела тревога. — Может, он ранен? Может, нам надо вернуться?

— Огонь вёлся из «Хеклера», — пытался успокоить его Джон, хотя сам вовсе не был уверен в этом.

Марти неуверенно кивнул. Ему вспомнились дни, проведённые в фургоне в обществе нового друга, грубый юмор и издёвки Питера, его привычки, способные кого угодно вывести из себя.

— Надеюсь, ты прав… — пробормотал он. — Я… я, в общем-то, привязался к этому Питеру.

И они мрачно продолжили свой путь. В лесу стояла тишина, изредка прерываемая треском очередей и одиночными выстрелами. Звук каждого выстрела пронзал сердце Джона. Затем вдруг настала полная тишина. Это встревожило его ещё больше. Должно быть, Питер лежит где-то там, в чаще, истекая кровью. И умирает.

И вот, наконец, они вышли на тихую улочку, что шла параллельно шоссе №5. Измученные и мрачные, они спрятали оружие под одеждой, свернули вправо и оказались на улице, где Джон с Рэнди оставили взятую напрокат машину, припарковав её под развесистым клёном.

Они разделились и начали осторожно приближаться к машине с разных сторон.

Но ничего подозрительного не заметили, и остановить их никто не пытался. Марти испустил вздох облегчения и влез на заднее сиденье. Смит уселся за руль, Рэнди расположилась рядом с ним, держа «узи» на коленях. Машина тронулась с места. Примерно через час они добрались до местного аэропорта, где наняли лёгкий спортивный самолёт. И вскоре уже летели над необъятными просторами заповедника Адирондака.

Глава 43

3.02 дня

Озеро Магуа, штат Нью-Йорк

Сквозь деревья был виден внизу огромный бревенчатый дом Виктора Тремонта. Узкая, выложенная кирпичом дорожка вела к большому гаражу, тоже из брёвен. Её патрулировали трое хорошо вооружённых охранников. Вдали поблёскивала под солнцем поверхность озера, уютно расположившегося среди леса, где преобладали дубы и сосны. Над головой громоздились белые кучевые облака, солнечные лучи отбрасывали длинные тени на поросшие лесом склоны гор.

Джон, Рэнди и Марти, затаившиеся в зарослях, высоко над домом, обозревали всю эту картину. Они лежали, прижимаясь к толстой подстилке из крупных сосновых игл, и внимательно изучали все подходы и выходы, а также ленивые передвижения охраны.

— Надеюсь, что с Питером все в порядке, — с тревогой в голосе заметил Марти и глянул почему-то вверх.

— Он знает, что делает, Март, — ответил Джон, старавшийся определить закономерность в перемещении стражи.

И покосился на Рэнди, которая с самым сосредоточенным выражением наблюдала за тем, что происходит внизу. Она лежала на животе по другую сторону от него и молча прислушивалась к их разговору.

Обменявшись несколькими репликами, троица приступила к обсуждению плана того, как лучше пробраться в горный замок Тремонта. Один из скучающих и зевающих во весь рот стражей обходил по кругу бревенчатое здание каждые полчаса, проверял двери, обозревал окрестности равнодушным взглядом. Второй развалился в шезлонге, курил и явно наслаждался последними тёплыми лучами октябрьского солнца. Старая винтовка М-16 лежала у него на коленях. И, наконец, третий уютно устроился в армейском «хамви», ярдах в пятидесяти от вертолётной площадки, положив винтовку у ног.

— Их лет десять как не поднимали по тревоге, — заметил Джон. — Если не больше.

— А может, там и охранять-то нечего, — заметила Рэнди. — Гриффин мог и солгать. Или просто ошибаться.

— Нет! — пылко возразил Смит. — Он нас спас, он знал, что идёт на смерть. Он бы не стал лгать.

— Такое случается, Джон. Ты сам говорил, что он пошёл плохой дорожкой.

— Но не настолько же, — Смит обернулся к Марти. — Когда тебя держали там, Март, тебе удалось запомнить расположение комнат?

— Помню, что там была большая гостиная и много маленьких комнат. Ну, ещё солярий и кухня. А допрашивали меня в подвале. В такой маленькой комнатушке. Там ничего не было, кроме стула и койки. Она стояла возле стены, к которой меня приковали.

— И это все, что ты помнишь? — спросила Рэнди.

— Меня ж не на каникулы туда позвали, — обиженно заметил Марти. И поморщился. — Ладно, не сердись. Я знаю, ты не имела в виду ничего такого. Да, один раз я видел там несколько человек в белых халатах. Может, врачи? На нескольких были даже белые штаны. Они поднимались на второй этаж, а вот куда шли, не знаю.

— В лабораторию, наверное, — предположила Рэнди.

— В секретную лабораторию, — уточнил Джон. — Билл не рассказывал нам об этом. Секретная лаборатория, где проводятся разного рода исследования. А результат экспериментов — двенадцать жертв во время войны в Персидском заливе. И много чего ещё, о чем мы пока не знаем. Наверное, вот почему в официальных компьютерных данных компании ни о чем таком нет ни слова. Все свои данные они держат здесь.

— Под названием какой-то другой компании, и доступа к ним без пароля нет, — продолжила его мысль Рэнди.

— Так что у нас одна задача, — сказал Джон, — пробраться туда и убедиться в этом. Ты, Марти, останешься здесь. Тут безопасней. Если услышишь или увидишь кого-то, выстрели один раз, чтобы предупредить нас.

— М-можете на меня рассчитывать. — Марти явно колебался, глаза его расширились от страха. Самому не верится, что только что произнёс эти слова. Да ещё с таким энтузиазмом. Пухлые его ручки крепко сжимали «энфилд», но косился он на своё оружие с некоторым отвращением. Он принял очередную дозу мидерала и потому был относительно спокоен, но действие лекарства должно было скоро кончиться.

Джон и Рэнди решили подождать, пока охранник не завершит очередной обход здания и не присоединится ко второму перекурить. Первым они решили брать парня, расположившегося в «хамви», на вырубке справа, где солнце отбрасывало на траву длинные тени от высоких деревьев.

Ждать им пришлось недолго. Через несколько секунд охранник, делавший обход, скрылся за углом здания. Десять минут спустя он показался снова, на этот раз — из-за другого угла, в дальней части здания. Оглядел лес и лужайку, а также сторожевую будку у главных ворот и свернул к своему напарнику, сидевшему в шезлонге.

Неподалёку от огромного бревенчатого дома остался лишь один охранник, сидевший в «хамви».

— Вперёд! — скомандовал Джон.

Они проскользнули мимо сосен к вырубке. Охранник подрёмывал на теплом солнышке. С того места, где курили его товарищи, видно его не было. Расположился он на переднем сиденье.

— Хочешь подобраться к машине сзади, Рэнди? — спросил Джон. И почувствовал, как пульс стучит в ушах. — Я буду наблюдать отсюда и прикрою тебя. Когда подберёшься поближе, дай мне сигнал, я постараюсь отвлечь его внимание. А если он что учует, услышит тебя, отсюда я свободно могу его снять.

— Махну тебе платочком. — Она одарила его беглой улыбкой. — Нет, «тампаксом». Ладно, пошла. — Похоже, Рэнди снова чувствовала себя в своей стихии.

И вот она мелькнула среди деревьев и скрылась из виду, точно растаяла. Смит притаился в тени, за деревом. Держа «беретту» наготове, глаз не сводил с дремлющего охранника и ждал. Затем вдруг увидел, как сзади у машины мелькнуло что-то белое. Охранник шевельнулся, поёрзал на сиденье, но глаз не открыл. И Джон длинными скачками, петляя, помчался прямо по направлению к «хамви».

Но не успел он пробежать и половины расстояния, как охранник открыл глаза. И тут же схватил М-16. Прямо перед ним материализовалась Рэнди. Белокурые волосы, освещённые солнцем, походили на нимб, красивое лицо точно окаменело от напряжения. А двигалась она с ловкостью и быстротой дикой кошки — бесшумно запрыгнула в «хамви», упёрлась одной ногой в верхнюю часть заднего сиденья, другой ступила на металлический поручень и ткнула стволом «узи» в затылок охраннику. Джон и ахнуть не успел. Он в жизни не видел, чтобы женщина могла двигаться с такой быстротой и ловкостью.

Голос её звучал холодно и чётко:

— Бросай оружие.

Парень секунду колебался, словно оценивая свои шансы, затем медленно опустил винтовку на сиденье рядом. И положил руки на колени — так, чтобы она их видела, ладонями вверх.

— Вот так, правильно. Молодец.

Джон подбежал к «хамви» и схватил М-16. Они с Рэнди повели охранника туда, где прятался Марти. И все трое быстро принялись за работу. Марти разорвал рубашку охранника на узкие полосы. Джон с Рэнди связали из них верёвку и, используя и ремень охранника, скрутили его по рукам и ногам, а в рот вставили кляп. И вот, полуодетый и связанный, он лежал на подстилке из сосновых игл, испепеляя их яростными взглядами.

Смит забрал у него связку ключей.

— Те двое не ожидают, что мы нападём на них из дома.

— Мудрое решение, — одобрительно кивнула Рэнди. Джон задержал на ней взгляд немного дольше, чем полагалось бы, но она, похоже, не заметила.

Марти вздохнул.

— Знаю, что вы собираетесь мне сказать. «Если кого увидишь или услышишь, стреляй». Господи! Две недели назад я и представить не мог, что придётся держать в руках оружие. Как низко я пал!

Они оставили удручённо качающего головой Марти охранять пленника, а сами двинулись вниз по склону холма к заднему входу во владения Тремонта. В воздухе сильно и душно пахло сосной.

Пока Джон подбирал ключ, Рэнди стояла на стрёме. И вот, наконец, он отпер дверь. И они очутились в небольшом холле. Солнце проникало сюда сквозь цветные стекла небольших окон, вдали, в конце коридора, тоже было светло, вот только источник этого света был другим. В коридор выходили закрытые двери. Они двинулись по коридору на этот свет, в воздухе улавливался слабый аромат дорогой сигары.

— Что это? — Рэнди, бесшумно ступавшая по паркетному полу в своих спортивных туфлях, вдруг резко остановилась.

— Я ничего не слышал, — сказал Смит. Секунду-другую она стояла, словно окаменев, и напряжённо прислушивалась.

— А теперь ничего. Не знаю, что означал этот звук, но теперь его не слышно.

— Надо проверить все двери.

И они стали проверять, он по одну сторону, она по другую. Подёргали каждую ручку.

— Заперто, — Джон покачал головой. — Похоже, здесь у них гостевые комнаты или офисы.

— Тогда оставим их на потом, — решила Рэнди.

Они прошли по лестнице наверх, оказались на площадке, от которой начинался новый коридор. Прошли по нему, прислушиваясь. Запах сигары усилился. Джон, весь подобравшись, насторожённо осматривался. И вот они оказались на пороге просторной гостиной, стены которой были отделаны деревом. Её украшала грубоватая мебель в деревенском стиле из кожи и дерева, бронзовые лампы, низкие деревянные столы. Должно быть, та самая большая комната, которую описывал Марти. Вдоль всей стены тянулись окна, и комната была залита ярким солнечным светом. Имелся здесь и огромный камин, выложенный из камня. В нем тлели угольки. Из окон открывался великолепный вид на озеро, сверкающая поверхность которого проблескивала сквозь деревья. Между окнами находились двери, открывающиеся на просторную крытую террасу.

Не произнеся ни слова, Джон с Рэнди прошли через гостиную, остановились у дверей и осмотрели террасу. И увидели внизу, на лужайке, двух охранников. Те покуривали и болтали, вальяжно развалившись в шезлонгах, винтовки лежали на коленях. С террасы открывался также вид на долину и леса, где на фоне зелёных сосен выделялись дубы и клёны с щедро расцвеченной золотом и красным осенней листвой.

Рэнди не сводила глаз с охранников.

— Прекрасная мишень, лучше не бывает, — пробормотала она.

— Вот кретины ленивые! Думают, если Тремонт уехал, можно делать все, что заблагорассудится.

— Если дело дойдёт до стрельбы, — шепнула Рэнди, — я возьму того, что справа. А ты — левого. Если повезёт, и они не окончательные дураки, то сдадутся, куда денутся.

— Это было бы неплохо, — согласился с ней Смит.

Ему начинало нравиться работать с Рэнди. Теперь главное — чтобы все удалось, как было задумано.

— Пошли…

Они отворили двери и вышли на веранду, охранники продолжали курить и болтать, нежась на теплом солнышке. Джон, щурясь, смотрел на них сверху вниз, они же и не подозревали о его присутствии.

Но тут вдруг один из них, тот, что повыше, щелчком послал окурок в траву и поднялся.

— Пора делать очередной обход, — и не успели Рэнди с Джоном шевельнуться, как он поднял глаза и увидел их. — Боб! — заорал он что было сил.

— Бросай оружие! — скомандовал Джон.

Голос Рэнди тоже звучал жёстко:

— Кладите на землю, медленно. Одна ошибка — и вы покойники.

Парни словно окаменели. Один из них уже успел подняться из кресла, и стоял, полуобернувшись к веранде, второй едва начал вставать. Они не успели направить оружие на Джона и Рэнди, в то время, как те держали их на мушке. Сыграл свою роль фактор внезапности, и каждый из участников этой сцены понимал, что если охранники хотят остаться в живых, то лучше им повиноваться приказам.

— Черт… — сквозь зубы выругался один из них.

Смит запер всех трех связанных по рукам и ногам охранников в небольшом сарайчике за гаражами. Марти остался с ними, а Рэнди тем временем прочёсывала округу. На круглом лице Марти застыло обеспокоенное выражение, зеленые глаза потемнели от тревоги и страха. Маленький, толстенький, в мешковатых штанах и мятом пиджаке, он выглядел таким одиноким и растерянным.

— Хочешь, чтобы я остался здесь? — спросил он Джона с таким видом, точно заранее знал ответ.

— Тут безопасней, Марти. И потом, нам нужно кого-то оставить на страже. Я не знаю, что мы обнаружим у них в лаборатории. Если с нами что-то случится, у тебя будет шанс спастись, спрятаться в лесу.

Марти мрачно кивнул. Истосковавшиеся по компьютерным клавишам пальцы неуклюже сжимали автомат.

— Ладно, Джон, ничего. Я знаю, ты за мной вернёшься. Удачи тебе. И если я кого увижу, — он, явно храбрясь, выдавил улыбку, — хоть разок, да выстрелю из этой штуковины.

Смит ободряюще похлопал его по плечу. Марти сжал его руку.

— Я буду в полном порядке. Обо мне не беспокойся. А теперь иди.

* * *

Джон с Рэнди встретились у бокового входа в дом. Сжимая в руках оружие, обменялись взглядами, и в них читалось нечто большее, чем просто понимание. Потом Джон отвёл взгляд, а Рэнди занервничала, недоумевая, что же это с ней такое происходит.

Войдя в дом, они остановились у подножия лестницы. Охранников удалось взять без единого выстрела, и они надеялись, что работавшие наверху люди понятия не имели о том, что несколько минут назад произошло во владениях Тремонта. Теперь им надо было завершить свою миссию столь же стремительно и эффективно и выйти из схватки живыми и невредимыми.

И вот они начали осторожно подниматься по ступеням. Затем пересекли лестничную площадку и оказались в коридоре. Кругом стояла тишина.

И только тут они поняли, почему. По обе стороны коридора тянулись двери с толстыми стёклами. За одной из них была видна просторная, сверкающая чистотой лаборатория с расположенными по периметру кабинетами и отсеками. Сбоку располагалось нечто вроде бокса, где можно было проводить эксперименты в так называемой стерильной атмосфере. Ещё в одном помещении находился большой электронный микроскоп. Все лаборатории мира похожи: с одной стороны, блистают чистотой, с другой в них наблюдается некий творческий беспорядок — разбросаны бумаги, столы заставлены пробирками, горелками, колбами, пузырьками, микроскопами, компьютерами, ящиками с картотеками и прочими предметами и принадлежностями, без которых немыслимо существование учёных, исследующих неизведанное. В частности, эта была оснащена ещё и спектрометром самой последней модели. Но внимание Джона было поглощено совсем другим. В центре одной из стен виднелась тяжёлая металлическая дверь, помеченная мерцающим красным трилистником. При виде этого знака сердце его радостно забилось. Трилистник означал, что дверь эта ведёт к секретному «Уровню-4».

— Вижу четырех человек, — шепнула Рэнди.

— Что ж, пришла пора им представиться, — пытаясь побороть волнение, заметил Джон.

И они, выставив перед собой стволы, толкнули дверь в лабораторию.

Глава 44

Два технических сотрудника подняли на них глаза. При виде направленного на них оружия оба похолодели от страха. Один из них тихонько застонал. Заслышав этот звук, ещё две женщины оторвались от работы. И побледнели. Наверное, Джон с Рэнди выглядели очень грозно.

— Не стреляйте! — взмолился один из мужчин, тот, что постарше.

— Пожалуйста, не надо! У меня дети! — воскликнула молодая женщина.

— Никто из вас не пострадает, если вы будете отвечать на наши вопросы, — уверил их Джон.

— Он говорит правду, — подхватила Рэнди. И указала стволом «узи» в сторону небольшого помещения, где, по всей видимости, находилось нечто вроде конференц-зала. — Идёмте туда. Там и поболтаем, в спокойной дружественной обстановке.

И вот все четверо сотрудников в белых халатах покорно вышли из лаборатории и заняли места за покрытым пластиком столом в конференц-зале. Им было от двадцати пяти до сорок пяти лет, и, судя по всему, жизнь они вели достаточно спокойную и размеренную. Они не принадлежали к разряду одержимых идеей учёных с бледными лицами и горящим взглядом, способных торчать в лабораториях сутками напролёт. Нет, это были самые обычные люди с обручальными кольцами и семейными снимками, расставленными на рабочих столах. Технические сотрудники, не учёные.

За исключением разве что одной женщины, той, что постарше. У неё были коротко остриженные седые волосы, поверх обычного костюма накинут белый халат. С момента вторжения Джона и Рэнди она, единственная из всех, не проронила ни слова. Наверное, она была здесь главной.

На лбу старшего лысеющего мужчины выступил пот. Он не сводил взгляда со стволов, потом поднял глаза на Рэнди.

— Что вам от нас надо? — Голос его дрожал.

— Рада, что сами спросили об этом, — ответила Рэнди. — Расскажите нам об обезьяньем вирусе.

— И о сыворотке, которую можно использовать в лечении той же болезни у человека, — добавил Джон.

— Нам известно, что этот вирус двенадцать лет тому назад доставил сюда Виктор Тремонт.

— Нам также известно об экспериментах, которые проводились на двенадцати солдатах во время операции «Буря в пустыне».

— Давно вы получили эту сыворотку? — спросила Рэнди.

— И как началась эпидемия?

Они выпалили все эти вопросы, и невзрачное лицо пожилой дамы точно окаменело. А её блеклые глаза приняли отрешённое выражение.

— Не понимаю, о чем это вы. Мы никогда не имели никакого дела ни с обезьяньим вирусом, ни с этой сывороткой.

— Тогда чем же вы здесь занимаетесь? — поинтересовалась Рэнди.

— По большей части, разработкой антибиотиков и витаминов, — ответила дама.

— В таком случае, зачем такая секретность? — спросил Джон. — И к чему было забираться в такую глушь? К тому же эта лаборатория не значится в документах компании «Блэнчард».

— Мы не принадлежим к «Блэнчард».

— Тогда под какой маркой разрабатываются все эти антибиотики и витамины?

Дама покраснела, на лицах остальных снова отразился страх. Она проболталась, нечаянно сказала больше, чем намеревалась.

— Я не имею права говорить об этом, — огрызнулась она. — И ничего больше вы от меня не услышите.

— Ладно, — кивнула Рэнди. — Тогда придётся нам заглянуть в ваши файлы.

— Все данные в компьютере. И доступа к ним у нас нет. Только наш директор и мистер Тремонт имеют доступ. И когда вернутся сюда, то положат конец всем этим допросам и…

Джон почувствовал, как в нем закипает гнев. Знали эти люди о том или нет, но именно они помогли убить Софи.

— Никто из них сюда в ближайшее время не вернётся. Слишком уж заняты получением медалей. А три охранника во дворе мертвы, — солгал он. — Хотите присоединиться к охранникам?

Дама в белом халате с ненавистью покосилась на него, но промолчала.

Рэнди изо всех сил пыталась сдержаться.

— Может, вы подумали, что если мы так вежливы, то не будем убивать, да? Что ж, вы правы, возможно, что и не придётся. Мы хорошие ребята. Однако, — весело добавила она, — лично для меня не составляет проблемы причинить человеку боль. Ну, скажем, просто по ошибке. Вы хорошо меня слышите?

Те трое не сводили с неё испуганных глаз… И дружно закивали вместо ответа.

— Вот и прекрасно. А теперь кто из вас скажет мне, как называется компания, на которую вы работаете? И назовёт пароль доступа?

— И ещё, — добавил Смит, не сводя глаз с подозрительной дамы, — для чего это при разработке витаминов и антибиотиков понадобилась лаборатория «Уровня-4»?

Лицо женщины побледнело, руки дрожали. Тем не менее она метала грозные взгляды на своих подчинённых. Но мужчина постарше проигнорировал их.

— Не надо, Эмма, — произнёс он тихим, но решительным голосом. — Ты здесь теперь больше не командуешь. Командуют они. — Он поднял глаза на Джона и нерешительно добавил: — Откуда нам знать, что вы нас не убьёте? Потом?

— Знать этого вы, разумеется, не можете. Но даю вам слово, никто не пострадает, если вы выполните мою просьбу, причём немедленно. Позже нам будет не до вас. Потому как нам придётся вплотную заняться свержением Тремонта.

Какое-то время мужчина колебался, потом мрачно кивнул.

— Ладно. Я вам скажу.

Джон обернулся к Рэнди.

— Ну вот, здесь общий язык вроде бы найден. Ты останешься, а я пошёл за Марти.

Рэнди кивнула. Она не отводила ствола «узи» от четырех сотрудников, но мысли её витали далеко. Софи… Скоро она посмотрит в глаза убийце Софи. Она заставит его заплатить за смерть сестры, чего бы ей это ни стоило.

— Говори, — приказала она мужчине. — И быстро.

* * *

Марти сидел, привалившись спиной к дереву, неподалёку от сарая, где были заперты пленные, «энфилд» лежал у него на коленях. И напевал под нос какую-то песенку. В жёлтых солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листву и ветви, танцевали пылинки. Он сидел на подстилке из сосновых игл, широко раскинув коротенькие ножки. И напоминал в этот момент маленького и беззаботного бесёнка из старинной сказки. Если бы не глаза. Смит приблизился к нему, бесшумно ступая по хвое, и увидел, что зеленые глаза Марти приобрели ярко-изумрудный оттенок и смотрят встревожено.

— Есть проблемы?

Марти подскочил.

— Черт возьми, Джон! Не подкрадывайся так в следующий раз. — Он потёр глаза, точно их щипало. — Счастлив доложить вам, сэр, что я никого не видел и не слышал. Там, в сарае, тоже вроде бы все тихо. Да и что, собственно, могут сделать те трое, ведь мы крепко связали их. И все же не думаю, что я предназначен для работы охранника. Слишком скучно. И слишком уж большая ответственность, если что пойдёт не так.

— Понял. Не хочешь ли ради разнообразия поработать с компьютером?

Глаза Марти оживились, круглое лицо сразу повеселело.

— Ну, наконец-то! Конечно, хочу!

— Тогда пошли в дом. Надо отыскать кое-какие файлы Тремонта.

— Ага! Виктора Тремонта! Того, кто стоит за всем этим, — Марти довольно потёр пухленькие ручки.

Оказавшись в доме, они прошли по коридору мимо запертых дверей, и тут вдруг Смит услышал какой-то слабый звук. Почти в том же самом месте, где Рэнди в прошлый раз показалось, что она слышит что-то.

Он резко остановился и схватил Марти за руку.

— Погоди, постой! Ты ничего не слышал?

И они стояли, вертя головами, словно это помогало лучше расслышать все звуки.

— Что это было? — шепнул Джон. Марти нахмурился.

— Вроде бы кто-то кричал.

И тут звук послышался снова. Теперь они отчётливо различили человеческий голос, но звучал он как-то странно, приглушённо или сдавленно. Мужской голос.

— Здесь, — сказал Джон, приложив ухо к двери. Она казалась толще и крепче остальных, к тому же была заперта на тяжёлый навесной замок. Крики раздавались изнутри, но словно издалека.

— Открывай! — сказал Марти.

— Дай сюда винтовку. — И Смит одним выстрелом из «энфилда» сбил замок.

Из лаборатории, что наверху, послышались испуганные возгласы. Дверь распахнулась. Они осторожно шагнули внутрь. И тут же увидели перед собой вторую дверь. Смит выстрелом выбил и этот замок, и они оказались в просторной хорошо обставленной гостиной. Через арку открывался вход в кухню и столовую с маленьким баром, дальше шёл коридор, куда, по всей видимости, выходили двери спален. Крик, на сей раз вполне громкий и отчётливый, доносился из глубины коридора.

— Стой здесь и прикрывай меня сзади, Марти!

Тот и не подумал возражать.

— Ладно. Постараюсь.

Джон вошёл в коридор и осторожно двинулся вперёд. Звавший на помощь, видимо, услышал шаги и отчаянно забарабанил изнутри в третью по счёту дверь.

Джон подёргал за ручку. Заперто.

— Кто там? — крикнул он.

— Мерсер Холдейн! — донёсся изнутри разъярённый рык. — Это полиция? Наконец-то! Вы схватили Тремонта?

— Отойдите от двери, — крикнул ему Джон. Замок был простой, и чтобы выбить его, вполне подошла «беретта».

Дверь с грохотом распахнулась. В кресле сидел невысокий старик с гривой встрёпанных седых волос, кустистыми белыми бровями и чисто выбритым лицом типичного холерика. Он был в наручниках, ноги прикованы цепью к стене, но кляпа во рту не было.

— Кто вы такой, черт возьми? — строго спросил старик.

— Подполковник Джонатан Смит, доктор медицины. Тот, кого ваши люди пытались убить.

— Убить? Ради бога, только не надо… — Тут старик осёкся. — Ах, ну да, Виктор. Слышал, его очень беспокоил какой-то человек… Доктор медицины, вы сказали? Но откуда? Из Центра по инфекционным заболеваниям? Из АКПЛ?

— Из ВМИИЗа.

— Ах, ну конечно, Форт-Детрик. Так вы схватили этого негодяя?

— Пытаемся.

— Советую поторопиться. Ровно в пять он получает эту чёртову медаль. А через минуту или чуть позже получит и деньги. И никто не знает, где он окажется через час после этого. Но, зная его слишком хорошо, могу предположить, что далеко отсюда.

— Тогда вам придётся нам помочь.

— Я готов.

— Кто, по-вашему, устроил эту эпидемию?

— Конечно он, кто ж ещё! Что-то вы туго соображаете. Именно поэтому они и заперли меня здесь. Единственное, чего я не знаю, как он все это организовал.

Джон кивнул.

— Все сходится. Так, теперь осторожнее. Сидите тихо, не двигайтесь. Я попробую отстрелить эту цепь.

Мерсер Холдейн съёжился от страха. Потом пробормотал:

— Остаётся надеяться, что вы неплохой стрелок. Ибо я намереваюсь жить долго. И мне нужно время, чтобы поставить Виктора на колени.

Смит отстрелил замок цепи и помог Холдейну подняться.

— Мой помощник сейчас в лаборатории. Мы пытаемся отыскать записи об исследованиях Тремонта.

— Да он их все запрятал. Зашифровал. Я тоже пытался найти, но безрезультатно.

Джон похлопал Марти по спине:

— Просто у вас не было тайного оружия, которое имеется у нас.

* * *

Рэнди поджидала их в лаборатории. Четверых технических сотрудников она заперла в конференц-зале.

И вот дверь распахнулась, и к ней вошли Джон, Марти и какой-то незнакомый невысокий старик с сердитым красным лицом и шапкой седых волос.

— Что за стрельба там была? Меня чуть инфаркт не хватил.

Джон представил Рэнди Мерсера Холдейна и спросил:

— Ну, что успели тебе поведать эти люди в белых халатах?

— Они работали на Тремонта и его сообщников. А кодовое слово, обеспечивающее доступ к данным, — «Гадес».

Марти тут же устремился к компьютеру, Холдейн следом. Лицо Марти так и светилось счастьем — настолько истосковался он по своему любимому делу. И вот, даже не глядя на Холдейна, он сунул ему свою штурмовую винтовку, уселся перед монитором, размял пальцы и принялся за работу. Холдейн подкатил к столу кресло на колёсиках и уселся рядом. Джон тоже подошёл и забрал «энфилд» из рук бывшего главы компании «Блэнчард». Он ещё не слишком доверял этому человеку. Смит тихо объяснил Рэнди:

— Мерсер Холдейн — бывший председатель Совета директоров и глава компании «Блэнчард». На прошлой неделе Тремонт сместил его со всех должностей, а сам занял его место.

— Как это ему удалось?

— Шантаж. Штука старая, как сам мир. Так он, во всяком случае, утверждает. Но мне кажется, Тремонт просто от него откупился. Обещал долю от проекта «Гадес». Именно так Тремонт назвал вирус и весь свой проект. И ему удавалось в течение десяти лет проводить все эти исследования втайне от Холдейна и «Блэнчард».

— Что ж, подходящее название, учитывая весь ужас этой затеи. Что ещё он успел тебе рассказать?

— Знаешь, наши предположения оказались верными. Тремонт нашёл этот вирус в Перу, в бассейне Амазонки, и привёз в «Блэнчард» вместе с сывороткой, изобретённой местными индейскими племенами. Она представляла собой кровь обезьяны, переболевшей этим вирусом и выжившей. В ней в большом количестве были обнаружены нейтрализующие антитела. Тамошние индейцы пили эту кровь, и она спасала их от страшной болезни. На деньги компании Тремонт сколотил свою команду, большая часть работы была проделана именно здесь. Им удалось выделить вирус и разработать сыворотку путём клонирования генов, входящих в состав антител.

— И это все, что он успел тебе рассказать? — разочарованно спросила Рэнди.

— Да. Кроме того, он абсолютно уверен, что Тремонту неким, пока неясным, способом удалось вызвать эпидемию.

Тут вдруг лабораторию огласил крик ярости:

— Бесполезно! Это ничто, просто одна муть и больше ничего!

Марти, гневно сверкая зелёными глазами, уставился на Холдейна. Потом обернулся к конференц-залу, где были заперты технические сотрудники.

— В этих файлах нет ничего о Тремонте и его проекте. Лишь всякая рутинная муть о разных витаминах, антибиотиках и лаках для волос! Эти типы в белых халатах все наврали.

— Нет, — сказал Холдейн. — Они здесь ни при чем, это все Виктор. А компания просто подставная. Эти люди всего лишь рядовые сотрудники. Он использовал их, но сами они ни о чем не догадывались. Считали, что работают на Тремонта и его ассоциацию. И пароль «Гадес» — просто одна из его шуток. С целью сбить с толку любого, кто сунется в компьютер.

Джон кивнул.

— Да, это вполне в духе человека, способного проводить эксперименты на людях. Но ведь должны же где-то быть реальные материалы, Март. Продолжай искать. Нам надо это знать.

Марти был явно разочарован. Похоже, действие лекарств ещё не кончилось.

— Попытаюсь, Джон. Вот только мне очень недостаёт моей…

Тут вдруг за окнами лаборатории послышался шум. Джон с Рэнди, не сговариваясь, точно по команде, бросились к ним. По горной дороге к владениям Тремонта приближалась машина, оставляя за собой клубы пыли.

— Марти! Холдейн! — вскинулся Смит. — Оставайтесь здесь. Следите за теми людьми!

И Джон с Рэнди бросились к выходу из лаборатории, затем сбежали вниз по лестнице. И залегли под ней, так, чтобы было видно, кто проходит по коридору из гостиной или через боковую дверь. Рэнди покосилась на Джона. Синие глаза на лице с выступающими скулами и твёрдым подбородком были само внимание. Чёрные, как вороново крыло, волосы откинуты со лба.

— Что теперь?

— Скоро узнаем. — Он не смотрел на неё. Не было нужды. Он и без того чувствовал рядом её присутствие. И оно вселяло в него уверенность.

Хлопнули дверцы машины. Кто-то торопливо зашагал к дому. Раздался голос, тихий и настойчивый.

Глава 45

3.32 дня

Озеро Магуа, штат Нью-Йорк

Послышался звук шагов. Кто-то легко и быстро шагал по коридору от задней двери.

— Что за?.. — начала было Рэнди.

Но не успел Джон ответить, как внизу, на ступеньках лестницы, возник доберман. Вот Самсон поднял голову, ощерил клыки и напряг все своё мускулистое тело, словно готовясь к атаке.

Смит поднялся, спрятал «беретту» за спину.

— Сидеть, Самсон!

Пёс заметно растерялся, повернул голову набок. Джон повторил команду, и тут собака узнала в нем одного из «друзей». Не напрасно Билл Гриффин приказал псу обнюхать всех обитателей фургона. И Самсон медленно опустился задом на паркетный пол, не сводя с Джона взгляда внимательных карих глаз.

— Питер? — тихо окликнул Джон. В глазах его светилась надежда.

И тут внизу, у подножия лестницы, возникла знакомая сухопарая фигура бывшего коммандос в чёрном костюме и накинутом поверх макинтоше.

— Кто ж ещё, по-твоему? Ведь не думаешь же ты, что Самсон мог привести меня к врагам? — И они с доберманом начали подниматься по ступенькам.

Рэнди тоже вскочила.

— Просто глазам не верю! Господи, до чего же рада видеть тебя, Питер!

Смит улыбался во весь рот. И сразу стал казаться лет на десять моложе.

— Мы страшно за тебя волновались.

— Возле дома никакой охраны. Ваша работа?

— Да, — ответил Джон. — А все остальные обитатели этого дворца отправились, как я полагаю, на торжественную церемонию.

— За исключением четвёрки лаборантов, которых мы заперли, — вставила Рэнди. — И ещё бывшего главы «Блэнчард», который сейчас помогает Марти за компьютером.

И вдруг Рэнди умолкла и уставилась на Питера. Левая рука у него безжизненно свисала вдоль тела. Все запястье было в крови, кровью был перепачкан и рукав макинтоша.

— Ты ранен? Сильно? — встревожился Джон. — Дай посмотрю.

— Да пустяки, царапина.

— Черт побери, Питер, я же сказал, иди сюда и сними плащ.

Он придержал дверь лаборатории, Питер со вздохом вошёл. Следом за ним трусил доберман.

— Марти! — войдя, крикнула Рэнди. — Питер здесь!

Марти резко развернулся в кресле. При виде Питера круглое его лицо расплылось в широкой улыбке. Англичанин позволил себе улыбнуться в ответ. Какое-то время они с Марти не сводили друг с друга глаз.

— Обо мне не беспокойся, мой мальчик, — сказал, наконец, Питер. — Знай, мне, старику, доставалось куда как больше, и не на одном континенте. Продолжай работать. — В голосе его слышалась искренняя симпатия.

Марти заморгал, потом кивнул и развернулся лицом к компьютеру. И только начал объяснять Мерсеру Холдейну, кто такой Питер, как возле его кресла возник Самсон. Марти ласково потрепал пса по загривку, Самсон вздохнул и устало разлёгся на полу у его ног.

— Не стоит поднимать шума, — тихо заметил англичанин Джону. — Кровь я уже остановил. Я в полном порядке. Потом покажусь врачам.

— Но я и есть врач, или ты забыл, несчастный британец? Все делаешь вроде бы правильно, а вот память тебя иногда подводит.

Питер скроил недовольную гримасу и положил «Хеклер и Кох» на скамью. Джон помог ему снять макинтош. Оказалось, что, кроме чёрных брюк и ремня с патронташем, под ним больше ничего не было. Пули попали Питеру в бок и левую руку. Раны были забинтованы какими-то обрывками ткани — видно, ему пришлось разорвать рубашку.

Питер принялся развязывать окровавленные бинты, Рэнди бросилась в конференц-зал и привела с собой мужчину-лаборанта, того, что постарше. Он достал аптечку первой помощи — внушительных размеров ящик. Рана в боку, под мышкой, оказалась сквозной. Пуля раздробила ребро, но никаких жизненно важных органов не задела. Рана в руке была глубокой, здесь пуля пробила мягкую ткань. Кровотечение, действительно, остановилось. Джон промыл раны, обработал антибиотиком, заново перевязал чистыми бинтами и настоял на том, чтобы Питер принял хотя бы одну таблетку аспирина.

— Вообще-то тебе нужно в больницу, — заметил он, — но это позволит продержаться какое-то время.

— Всю жизнь только и мечтал попасть в больницу, — огрызнулся Питер. — Ладно, лучше расскажи, что вы нашли.

— Мы уверены, что именно здесь Тремонт со своими подручными работал над вирусом. Марти с Холдейном пытаются забраться в его банк данных. Тремонт выгнал Холдейна буквально на прошлой неделе. Тот объясняет это шантажом, но я почти уверен, что старику в своё время был обещан изрядный куш от тех миллиардов, которые они намеревались получить. Ну а потом в Холдейне вдруг проснулась совесть.

— Бывает. Правда, хотелось бы, чтобы эта самая совесть просыпалась в людях почаще, — заметил Питер. — Ну, а можно ли узнать, как далеко они продвинулись в этих своих изысканиях?

— Пока, к сожалению, нет, — Рэнди удручённо покачала головой. — Марти ещё не совсем отошёл от лекарств, наверное, потому и не может пока что взломать секретные файлы. Холдейн утверждает, что эта система автономна, не входит в общую базу данных «Блэнчард».

И с этими словами она вновь отошла к компьютеру, за которым сидели Марти с Холдейном. Пухлые пальчики Марти так и порхали по клавишам, Холдейн давал какие-то пояснения.

— Скажи нашему мальчику, — заметил Питер, слегка морщась от боли в боку, — пусть поторопится. Мы с Самсоном изрядно потрепали врага, но окончательно вывести его из строя не удалось. Похоже, что араб, которого мы видели ещё в Сьерра-Неваде, является у них боссом, как нам и говорил Гриффин. И ему удалось улизнуть целым и невредимым вместе с двумя своими подручными. Остальные уже вряд ли когда-нибудь вернутся к активному образу жизни.

— Они могли проследить, куда ты направился? — спросила Рэнди.

— Думаю, нет. Но вполне вероятно, могут сообразить, что Марти или Гриффин рассказали нам об этом орлином гнезде и что мы теперь здесь. А потому в любую минуту могут прибыть сюда с подкреплением.

— Ты слышал, Марти? — сказал Джон.

— Я сделал все возможное, — устало и сердито ответил Марти. — Теперь работаю над тем, чтобы установить связь со своим компьютером, которую нельзя будет проследить. Надеюсь, с помощью моих программ удастся прорваться. Дайте мне ещё несколько секунд.

Звучавшее в его голосе возбуждение подсказывало, что действие медикаментов почти закончилось. И они решили набраться терпения и подождать ещё немного.

— Надо бы отправить кого-то вниз, чтобы наблюдал за дорогой и входами, — сказал Смит. — Разумеется, не тебя, Питер.

— Самсон подойдёт? Лучшего сторожа не сыскать.

Питер жестом отослал собаку, и тут вдруг Марти воскликнул:

— Есть! Соединился!

— Слава тебе, господи! — пылко заметила Рэнди.

— Так, хорошо. Теперь давайте начнём поиск компании, которая оперирует этим компьютером. — Пальцы Марти вновь забегали по клавишам, на экране монитора вспыхивали и тут же пропадали какие-то изображения и слова — так быстро, что разглядеть или прочитать их было невозможно. И вот, наконец, на нем возник логотип и название: «Блэнчард Фармасьютикалз Инк.».

— Это означает, что Виктор зарегистрировал компьютер на нашу компанию и что мы за него платим, — объяснил Холдейн. — Ничем не мотивированная лишняя компьютерная система. Кстати, в финансовом отчёте был пункт, который аудиторы не могли отнести ни к одной из официально зарегистрированных исследовательских программ.

Марти продолжал работать с клавиатурой. На экране вновь вспыхивали и исчезали различные названия. И вот, наконец, он остановился на одном из них: "Корпорация «ВАХХАМ».

— Что это, черт возьми, означает, «ВАХХАМ»? — нахмурился Холдейн.

Марти нажал на слово «ВАХХАМ», и на экране появился длинный список указателей. Марти остановился на одном из них — «Лабораторные отчёты». Надавил на клавишу и начал быстро просматривать даты поступлений, пока не дошёл до самой первой — 15 января 1989 года: Джон склонился у него над плечом.

— Вот это да! — Джон даже присвистнул. — Доклад о первой карте ДНК обезьяньего вируса из Перу! Стало быть, мы подобрались к самой сути. — Смит придвинул к компьютеру табурет и уселся на него. Внимательно изучал карту вируса и мысленно сравнивал её с той, что видел во ВМИИЗе. С картой вируса, убившего Софи. Потом снова присвистнул и поднял глаза. — Что и требовалось доказать. Наконец-то у нас имеется подтверждение. Они почти идентичны. Вернее, могут быть идентичны. Обезьяний вирус и тот, что убивает людей. Это одно и то же.

— Стало быть, Виктор Тремонт знал это с самого начала, — заметила Рэнди, злобно сощурив глаза.

Год за годом в компьютер вносились все новые данные об исследовании вируса и разработке сыворотки. Отмечалось постепенное снижение инкубационного периода у жертв перед последней, фатальной вспышкой заболевания. Отмечался также постепенный рост эффективности сыворотки на вирулентной стадии — в экспериментах с чашками Петри и позже — у обезьян. Снова подтверждение того, о чем они уже догадывались. Но Марти никак не удавалось отыскать данных по иракскому эксперименту, а также о том, каким образом удалось вирусу распространиться по миру с такой непостижимой скоростью — то ли из далёкого Перу, то ли из лабораторий Виктора Тремонта и его корпорации «ВАХХАМ».

— Доступ к последнему справочнику закрыт. Нужно знать пароль, — сказал Марти. И вдруг усмехнулся. — Ну и дураки же! Нет, какая самонадеянность! Думали, что им удастся перехитрить самого Зеллербаха, Великого Мага и Волшебника!

Он поднял руки, пошевелил пальцами и с новой силой ударил по клавишам, точно пианист, выступающий в концерте. На экране монитора замелькал калейдоскоп из слов, вопросов, отрывочных команд и символов. Все это заняло у Марти считанные секунды.

— Есть! — крикнул он. — Боже, какая банальность! На экране возникла одна-единственная фраза: Люцифер Дома.

— Гадес! — простонал Джон.

— По большей части, люди, — самонадеянно заметил Марти, — напрочь лишены воображения и потому так предсказуемы.

Используя этот пароль, он получил доступ к особо засекреченным данным. Первые возникшие на экране документы представляли собой целую серию подробнейших финансовых отчётов и резюме научных сообщений с 1989-го по настоящий год. Были также перечислены основные держатели акций. У Виктора Тремонта 35 процентов. У остальных — Джорджа Хайема, Хавьера Бекера, Адама Кейна и Джека Макграу — по 10 процентов у каждого.

Похоже, Марти был сегодня в ударе.

— А я догадался, что такое «ВАХХАМ»! — воскликнул он. — Название корпорации составлено из имён учредителей: Виктор, Адам, Хавьер, Хайем и Макграу. Ну, и ещё вставили лишнее "А", просто для благозвучия.

— Но это лучшие люди компании, — Холдейн был возмущён сверх всякой меры — Каждый возглавлял одно из ведущих отделений, а Макграу, так тот и вовсе начальник отдела безопасности. Неудивительно, что их так долго не удавалось схватить за руку.

Ниже были перечислены ещё несколько держателей акций: генерал-майор Нельсон Каспар, генерал-лейтенант Энар Сейлонен (на пенсии).

— А вот вам и армейские связи, — сказала Рэнди Джону. И передёрнулась от отвращения.

— Не только армейские! — возмущённо воскликнул Холдейн. — Тут и представители правительства имеются. Нэнси Петрелли. Она же секретарь Комитета здравоохранения. И конгрессмен Бен Слоат.

Марти тем временем продолжал поиск.

— А тут, похоже, ежегодная статистика продвижения и развития проекта. Оперативные доклады. — Затем, после паузы, он добавил: — А вот данные по отгрузке антибиотиков.

Джон с Холдейном приникли к экрану. Холдейн удивлённо вскинул брови.

— Но это же антибиотики, выпускаемые «Блэнчард»! Все до единого. И цифры сходятся. Общее количество поставок за каждый год.

Удивлённые, они продолжили читать данные, потом вдруг Смит ахнул. Вскочил, и лицо его исказилось неописуемым гневом.

— Так вот оно что! — Темно-синие глаза потемнели от ярости и походили на два бездонных колодца, в которые было страшно заглянуть.

Мерсер Холдейн удивлённо поднял на него глаза, Рэнди тоже не сводила взгляда.

— В чем дело, мой мальчик? — спросил Питер.

— Сделай распечатку, Марти. — Голос Джона звучал отстраненно и холодно. — Всех этих данных. Начни со статистики по развитию проекта. И поживей!

— Джон?.. — Рэнди вопросительно покосилась на его разом осунувшееся лицо и странно пустые глаза. Её просто пугал вид Смита. — Что это все означает?

Глаза всех присутствующих были устремлены на Смита. В лаборатории стояла мёртвая тишина, а он обводил взглядом пробирки, микроскопы и столы, где последние десять лет проводились все эти неописуемые опыты. В груди жгло, голова гудела, все плыло перед глазами, точно он только что получил сокрушительной силы удар. И вот, наконец, он заговорил.

Глава 46

Голос Джона звучал хрипло, говорил он медленно, точно не был совсем уверен в точности каждого произносимого слова.

— Эти записи о поставках фирмы «Блэнчард» все объясняют. Помните, я говорил вам, что этот вирус не слишком заразен? Отсюда возникает вполне естественный вопрос: как могли заразиться им миллионы людей, причём за столь короткий промежуток времени? Ответ, как вы уже догадываетесь, один. Это дело рук Виктора Тремонта. — Он сделал паузу, кулаки его сжались. И вот Джон продолжил низким глухим голосом: — Этот негодяй распространял вирус по всему миру через поставки различных антибиотиков фирмы «Блэнчард». Антибиотиков, которые были призваны лечить людей. А он заражал их смертельной неизлечимой болезнью. — Глаза его сузились от ненависти. — Тремонт и его банда запустили в действие проект «Гадес» ещё десять лет тому назад. И в течение целого десятилетия он заражал людей антибиотиками «Блэнчард». И это несмотря на то, что тогда у них ещё не было сыворотки от этой смертельной болезни!

— Боже милостивый! — пробормотал Питер, словно не веря своим ушам.

Джон продолжил, будто не слышал этой ремарки:

— Они распространяли этот вирус по всему миру, с тем чтобы через десять лет он вызвал невиданную доселе эпидемию. Причём каждый год вносили генетические изменения в вирус, так чтобы с каждым годом он мог мутировать и все раньше и раньше переходить в летальную стадию. И в этом году от него должны были погибнуть миллионы и миллионы людей. Но к этому времени они уже произвели сыворотку в нужных количествах и собирались сколотить на этом миллиарды долларов. Причём заражали они людей ещё до того, как полностью уверились в том, что сыворотка будет получена и станет достаточно эффективна, стабильна, что её можно будет транспортировать без потери необходимых качеств. Тем самым они приговорили миллионы ни в чем не повинных людей к верной смерти. Такова была ставка в их дьявольской игре.

Рэнди недоверчиво покачала головой:

— И все это ради того, чтобы «Блэнчард» и Тремонт могли заработать миллиарды. Разбогатеть. Купаться в роскоши. — Голос её сорвался. — Так вот почему погибла Софи. Она была в Перу и, должно быть, встретилась там с Тремонтом. А потом, когда начала изучать неизвестный вирус, вспомнила об этом и позвонила ему. Вот почему исчезли все записи телефонных звонков. Вот почему он пошёл на все, чтобы остановить её.

Джон взглянул на Рэнди, по щекам её катились слезы. И у него тоже увлажнились глаза, а горло перехватило. Она придвинулась поближе и взяла его за руку. Он крепко сжал её ладонь в своей.

Холдейн поднялся, его била мелкая дрожь.

— Боже мой! В жизни не представлял, что кто-нибудь способен на такую мерзость! Просто непостижимо. Все эти больные люди, которые так нуждались в наших антибиотиках, верили в то, что учёные могут облегчить их страдания. Доверяли фирме «Блэнчард»!

Джон развернулся и взглянул на него, яростно сверкая глазами.

— И сколько же собирались заработать на этом лично вы, Холдейн? До того, как в вас вдруг проснулась совесть?

— Что? — Холдейн, недоуменно моргая, уставился на него, старое морщинистое лицо тоже исказилось гневом. — Да Виктор подделывал мою подпись! Он меня обманул! Все дело представил так, будто на все имелось моё одобрение. Как я мог знать? Он загнал меня в угол, лишил власти. Он собирался отобрать у меня компанию. Я заслужил свою долю! Я… — Тут он осёкся, словно только что осознал истинный смысл этих слов, и обессиленный, рухнул в кресло. А затем продолжил еле слышным от стыда голосом: — Честное слово, я тогда не знал, чем он занимается, сколь ужасны будут последствия. А когда понял, просто не мог больше молчать. — Он издал странный сдавленный смешок. — Поздно, слишком поздно! Да, именно так все и скажут. Что меня обуревала та же алчность, что и остальных, что слишком поздно проснулась совесть!..

— Похоже, что так, — пробормотал Джон. И, с нескрываемым отвращением отвернувшись от Холдейна, обратился к Рэнди и Питеру: — Думаю, нам надо…

— Джон! — Крик был так громок, что присутствующие дружно вздрогнули и обернулись. Немного подзабытый всеми Марти смотрел на экран монитора. — Они не остановились! О, нет, нет, только не это! Они не только все эти годы заражали антибиотики вирусом, они и сейчас делают то же самое! Здесь говорится, что новая партия заражённых медикаментов должна быть отправлена сегодня, одновременно с первой партией сыворотки!

В комнате настала мёртвая тишина. Люди недоуменно переглядывались — Джон, Рэнди, Питер и Мерсер Холдейн, — точно не могли поверить своим ушам.

— Он создаёт эпидемию, которая будет длиться бесконечно, — глухо пробормотал Смит.

— По сравнению с этим атомная бомба просто детская игрушка, — добавила Рэнди.

Питер, сверкнув бледно-голубыми глазами, оглядел лабораторию. Все это время он придерживал раненую руку, точно боль в ней внезапно усилилась.

— Мы должны помешать планам этих мерзавцев!

— И лучше нам поспешить, — добавил Марти, продолжая читать появляющиеся на экране данные. — Как только первая партия сыворотки покинет завод, «Блэнчард» получит свыше двух миллиардов долларов от целого ряда стран, в том числе и Америки. — Он развернулся в кресле. Зеленые глаза яростно сверкали. — А этот ваш Виктор Тремонт недавно открыл банковский счёт на Багамах. Вам не кажется подозрительным, что он выбрал столь отдалённое место?

— Стало быть, если мы не остановим его сегодня, — сказала Рэнди, — с завода будет отгружена следующая партия, а Тремонт может удрать, прихватив с собой миллиарды долларов.

— Но как, как это возможно?.. — простонал Мерсер Холдейн, видя, как ускользает последний шанс искупить свой грех. — Виктор получает медаль, а груз отправляется примерно через час. А президент будет в «Блэнчард» вместе со своей секретной службой. Мало того, там будут задействованы все местные и окружные силы ФБР и полиции.

— Президент! — воскликнул Джон и кивнул, словно в подтверждение каких-то своих мыслей. У него начал формироваться план. — Вот вам и способ остановить Тремонта. Мы продемонстрируем президенту все, что натворил этот негодяй.

— Если сможем к нему подобраться, — скептически заметила Рэнди.

— Со всеми этими документами и бумагами, — добавил Питер.

— И с каким-то человеком, которому он поверит, — сказал Джон. — А не дискредитированным учёным вроде меня. Который объявлен в федеральный розыск и которого жаждут допросить армейские службы и полиция.

— Или же агентом ЦРУ, которую наверняка объявили предательницей, — мрачно добавила Рэнди.

Марти, продолжавший распечатывать документы проекта «Гадес», обернулся и бросил через плечо:

— Могу ли я предложить кандидатуру? Это должен быть мистер Мерсер Холдейн, бывший глава «Блэнчард Фармасьютикалз», который к тому же, хотя бы по бумагам, входит в список заговорщиков. Что скажете?

Взгляды всех присутствующих дружно устремились на седовласого старца. А тот радостно закивал в знак согласия, довольный тем, что ему представляется возможность хоть как-то оправдаться и обрести утраченное самоуважение.

— Да, именно так мы и поступим. Я буду счастлив рассказать президенту все. — Но тут энтузиазма у него поубавилось. — Вот только Виктор и близко меня не подпустит.

— Далеко не уверена, что сегодня вообще кого-то подпустят к президенту близко, — согласилась с ним Рэнди.

Джон задумчиво хмурился.

— Что ж, вернулись к тому, с чего начали. Но, черт побери, должен же быть хоть какой-то способ остановить Тремонта!

— Причём желательно побыстрей, — вставил Питер. — Этот чёртов аль-Хасан со своими подручными может заявиться сюда в любую секунду. И что мы тогда будем делать?

— А кто ещё будет на этой церемонии? — спросила Рэнди. — Главный врач? Госсекретарь? Глава президентской администрации?

— Их будут охранять столь же усиленно, — сказал Смит. — Кроме того, люди Тремонта позаботятся о том, чтобы никто из нас и близко не мог подобраться. Спецслужба Тремонта ни перед чем не остановится, ни перед каким насилием. В каком-то смысле они куда более серьёзное препятствие, нежели государственные спецслужбы.

— Но, может, там будет присутствовать кто-то из иностранных лидеров, — сказала Рэнди. — Тогда мы могли бы попробовать…

— Погоди! — В голову Джону пришла другая идея. Он подошёл к компьютеру и уселся рядом с Марти. — Скажи-ка, Март, ты можешь войти в телевизионную сеть?

— Конечно. Как-то раз влез в Си-эн-эн. — Он засмеялся, вспомнив, какой это вызвало переполох. — Но это была станция местного кабельного телевидения, а сам я находился в том же здании, только в другой студии. А вот насчёт национальной кабельной телекомпании не знаю. Что за компания? Какие у неё компьютерные коды? Ну и потом, мне понадобится телекамера здесь.

— В деревне Лонг Лейк есть маленькая местная студия, — сказал Мерсер Холдейн.

— Но они будут обеспечивать трансляцию церемонии, — возразила Рэнди. — И там будет полно людей, технических сотрудников и прочее.

— Если придётся, прорвёмся с оружием. Ты можешь соединиться с ними отсюда, Марти?

— Думаю, да.

— Тогда так и поступим.

— Да Лонг Лейк будет наводнена полицией, — возразил Питер. — Станут наступать друг другу на пятки.

Тут внимание присутствующих отвлекло какое-то движение в комнате. Они обернулись и увидели одного из сотрудников лаборатории, того самого, кто приносил аптечку для Питера. Его просто забыли снова запереть в конференц-зале, и вот теперь он медленно направлялся к ним. Лицо его было бледно, как мел.

— Я не знал того, что вы там нашли. Занимался рутинной работой, анализами. — Он молитвенно тянул к ним руки, точно просил прощения. — Сам принимал антибиотики нашей фирмы. У меня есть семья… — Он задыхался от волнения. — И все они тоже принимали их, на протяжении многих лет. И я подумал… короче, тут, в доме у Тремонта, есть маленькая телестудия. Он создал её, чтобы держать связь с заводом, ну и потом для производства рекламных роликов и живого вещания. И я могу показать, где она.

— Марти? — спросил Джон.

— Не знаю. Чтобы освоиться там, мне, возможно, понадобится больше времени.

Первый шок после разоблачения истинной подоплёки чудовищного бизнеса Тремонта начал проходить, теперь Джон был способен мыслить быстро и чётко. Он взглянул на часы и начал отдавать распоряжения:

— У нас есть сорок минут, Рэнди. Мы с тобой едем на церемонию, попробуем все же передать президенту распечатки. И если даже не сможем подобраться, то уж постараемся наделать шума. Устроим переполох, это даст Марти больше времени. — Он обернулся к Питеру. — Ты с Самсоном остаёшься здесь. Будете охранять Марти и Холдейна. А вы, Холдейн, как только окажетесь в прямом эфире, постарайтесь произнести лучшую речь в своей жизни.

— Постараюсь, — ответил бывший президент компании. — Можете на меня рассчитывать.

— Тоже мне, подарок, — злобно прошипел Питер. Лицо его было бледно, видно, раны все же тревожили.

— Этот человек покажет вам, где находится телестудия. Остальных держите пока под замком в конференц-зале. Мы захватим с собой М-16, вполне подойдёт, чтобы наделать как можно больше шума. Все ясно?

Все присутствующие дружно закивали. Переглянулись, словно ища поддержки друг у друга. А затем бросились вон из лаборатории. Питер, Марти и Холдейн последовали за служащим, который повёл их по боковому коридору к студии. Джон с Рэнди вышли из дома и сели в машину.

* * *

Рэнди быстро вела автомобиль по горной дороге, освещённой лучами заходящего солнца. После всего, что они только что узнали, странно было видеть, как прекрасен этот мир. И вдруг, примерно в полумиле от дома, они заметили поднимавшуюся над дорогой пыль.

— Тормози! — крикнул Джон.

Взвизгнули тормоза, и машина, резко свернув с полотна, влетела в сосновый бор. Ветви хлестали по ветровому стеклу и зеркалу. Затем Рэнди, прихватив «узи» и М-16, а Джон — сразу две штурмовые винтовки М-16, выскочили из машины и побежали обратно к опушке. Залегли и увидели между деревьями три джипа военного образца. Машины быстро приближались.

— Это он! — Джон ещё издали узнал тощего аль-Хасана, находившегося на переднем сиденье ведущей машины. Он видел его в Сьерра-Неваде. — Что ж, ничуть не удивительно.

— Да, аль-Хасан, — кивнула Рэнди и вспомнила сплошь изрешечённый пулями фургон Питера.

— Пали в них из всего, что у нас тут имеется, пусть думают, что нас тут много. Только шины не пробивай.

— Это ещё почему? — удивилась Рэнди.

— Потому что нам надо сделать так, чтобы они погнались за нами. Только так их можно отвести от дома, где остались Марти и Питер.

И вот, передвигаясь короткими рывками и ныряя за укрытия, они открыли огонь. Стрельба велась не слишком прицельная, но все три машины все же съехали с дороги. И как только колёса третьей, последней, оказались в узком рву, что тянулся вдоль шоссе, Джон с Рэнди вскочили и бросились к своей машине. Рэнди выехала на дорогу, и они на бешеной скорости промчались мимо аль-Хасана и его людей. И успели заметить, что передние шины его джипа пробиты.

— Черт! — выругался Джон.

— Ничего. Питер с Самсоном сумеют с ними справиться. Пусть только попробуют туда сунуться.

У остальных двух джипов повреждений было немного, лишь стекла разбиты. И Джон с Рэнди увидели в зеркале, как джипы выезжают на дорогу. Из первой повреждённой машины выскочили двое и забрались в отъезжающие джипы. Было ясно, что они собираются преследовать Смита с Рэнди. До выезда на автомагистраль оставалось примерно мили полторы.

— Гони, пока не доберёмся до Лонг Лейк, — сказал Джон. — Пусть гонятся за нами.

— Тоже мне, подарочек… — пробормотала Рэнди голосом Питера и мрачно улыбнулась.

Глава 47

4.52 дня

Лонг Лейк, штат Нью-Йорк

Солнце стояло низко над вершинами Адирондака. Наступал тот час, который с наслаждением предвкушают истинные любители природы. Осень расцветила лиственные леса богатыми и разнообразными оттенками. Среди них торжественно возвышались стройные сосны, устремив зеленые кроны к голубому небу. Воздух свеж и прозрачен. Маргаритки все ещё в цвету.

Широкая лужайка в центре комплекса зданий фирмы «Блэнчард» была уставлена белыми складными стульями, на них разместились почётные гости. В центре была построена трибуна, собравшиеся с нетерпением ожидали, когда начнётся торжественная церемония. Многим не хватило мест, и люди толпились возле трибуны.

Стоявший под навесом президент Сэмюэль Адамс Кастилья тоже с нетерпением предвкушал начало торжеств. Сейчас его увидят и будут приветствовать местные жители, представители многих стран мира, редакторы, газетчики и репортёры из всех ведущих средств массовой информации. О какой ещё аудитории может мечтать президент, собравшийся баллотироваться на второй срок? Это историческое событие будет транслироваться на весь мир, его увидят во всех, даже самых отдалённых уголках планеты и, что ещё важней — миллионы американцев, от которых и зависят результаты следующих выборов.

Рядом с президентом стоял Виктор Тремонт и медленно обводил взглядом возбуждённо гудящую толпу. Но настроен он был куда менее оптимистично. У него возникло странное и неприятное ощущение, будто где-то здесь, совсем рядом, прямо у него за спиной, находится отец и повторяет слова, которые говорил сыну не раз: «Никто на свете не может иметь все, Вик». Тремонт понимал, что это только ему кажется, но избавиться от неприятного ощущения и беспокойства никак не удавалось. Этот чёртов Смит и эта идиотка, агент ЦРУ, сестра Рассел, снова ускользнули от аль-Хасана и его людей. Исчезли, испарились, и никаких утешительных новостей от араба пока не поступало.

И, несмотря на всю уверенность, что он, Тремонт, готов к любому, даже самому неожиданному обороту событий, это грызло и беспокоило его, и он насторожённо оглядывал толпу — что, если вдруг среди гостей появится эта проклятая парочка. Он проклинал себя за то, что согласился поговорить с этой Рассел по телефону. Как, почему эта сучка запомнила столь краткую и ничем не примечательную их встречу, которая к тому же состоялась лет двенадцать тому назад? Случай. Этот не подлежащий предвидению элемент всегда присутствовал во всем.

Но ничего. Это его не остановит.

И он мысленно продолжал анализировать все свои действия, как вдруг торжественно и протяжно запели медные трубы оркестра.

— Начали! — радостно произнёс президент. — Великий момент настал! Так давайте же, доктор Тремонт, воспользуемся им в полной мере.

— Согласен, господин президент. И ещё раз спасибо за оказанную мне честь.

В сопровождении офицеров секретной службы они с президентом вышли из-под навеса. Собравшиеся приветствовали их шквалом аплодисментов. Мужчины улыбались в ответ и махали руками. Перед выступлением оба получили соответствующие инструкции от службы протокола. Тремонт должен держаться чуть позади и пропустить президента вперёд. И он тщательно следовал наставлениям, стараясь запомнить каждую мелочь, каждую деталь этого торжества. Трибуна была расцвечена красно-бело-синими флажками. Фронтальную её часть украшала блиставшая золотом президентская печать. Сзади был развернут огромный телеэкран, трансляция торжеств осуществлялась на все страны мира.

И вот во главе с президентом они поднялись по ступеням под все нараставший шквал аплодисментов. Сидевшие в первых шести рядах знаменитости и почётные гости дружно вскочили, приветствуя президента стоя. Там были все члены кабинета, в том числе и сияющая Нэнси Петрелли, и председатель Объединённого комитета начальников штабов со своим заместителем, генерал-майором Нельсоном Каспаром, и делегация от конгресса США, и послы из пятидесяти стран.

А на трибуне уже стоял главный врач Джесси Окснард, резко выделяясь массивной головой и пышными усами, и тоже хлопал в ладоши. Ему предстояло вести церемонию.

* * *

5.50 вечера

Джон с Рэнди стояли в толпе, в нескольких ярдах друг от друга, в самом дальнем конце лужайки.

Им удалось оторваться от преследователей и приехать в Лонг Лейк полчаса тому назад. Они оставили машину и долго шли пешком вдоль длинных рядов припаркованных на улицах автомобилей, выискивая возможность изменить свою внешность. И вот, наконец, на пути им попался сперва магазин дешёвой одежды, затем — лавка, где продавались игрушки, и, наконец, аптека на главной улице, являвшейся одновременно продолжением автомагистрали. Они накупили разных вещей и воспользовались уличным туалетом, чтобы переодеться. И когда вышли оттуда, были просто неузнаваемы. Джон подтемнил кожу и походил на представителя индейских горных племён. На нем красовались просторные охотничьи штаны, клетчатая охотничья куртка, над верхней губой были приклеены чёрные усики, оторванные от какой-то детской маски. Рэнди превратилась в эдакую скромняшку — простое платьице мышино-серого цвета, туфли на плоском каблуке. Светлые волосы она подкрасила ваксой, на голову водрузила широкополую соломенную шляпу.

Кругом сновали иностранцы, обозреватели, журналисты и прочий люд, а потому никто не обратил на них особого внимания. Тем не менее и на самой трибуне, и вокруг неё расположились агенты спецслужб, ФБР и охранники фирмы «Блэнчард», неустанно обшаривавшие толпу насторожёнными взглядами и готовые к любым неожиданностям.

Джон с Рэнди то и дело перемещались в толпе. Старались не поднимать головы и дружелюбно улыбаться, чтобы ничем не выделяться среди остальных.

Когда грянул оркестр, толпа в едином порыве бросилась к трибуне приветствовать президента. Рэнди улучила момент и, оказавшись рядом с Джоном, шепнула ему на ухо:

— Вот та женщина с короткими седыми волосами, в светлом вязаном костюме, это Нэнси Петрелли. А генерал во втором ряду, прямо за адмиралом Броузом, — Нельсон Каспар.

— Думаю, что Бен Слоат и генерал Сейлонен тоже где-то здесь.

План их был прост: подобраться как можно ближе к президенту, привлечь его внимание и попытаться объяснить реальное положение дел. Размахивать документами, кричать. Обвинять Тремонта и его сообщников прямо на глазах у всех присутствующих. Возможно, кто-то из обвиняемых запаникует и тем самым выдаст себя. Добиться того, чтобы президент их выслушал.

Это максимум, на что они могли рассчитывать.

Кроме того, они хотели дать шанс Марти влезть в телетрансляцию, чтобы Холдейн мог подтвердить все их слова.

Но сначала надо было пробраться через толпу, не привлекая внимания охраны и спецслужб, которые только и выискивали разных возмутителей спокойствия, террористов… и прежде всего — их.

* * *

5.09 вечера Озеро Магуа

Что-то возбуждённо бормоча себе под нос, Марти работал над компьютером в маленькой телесудии, куда отвёл его один из сотрудников «Блэнчард».

— Где же ты, черт бы тебя побрал! Я ведь знаю, прячешься где-то тут. Дай же мне кодовое слово и пароль, будь ты проклят! Так, попробуем ещё раз, телефонная компания…

Мерсер Холдейн ждал вместе с четырьмя техническими сотрудниками в соседней комнате. За спиной у них висела на стене карта лесных массивов Адирондака, над которыми возвышались в отдалении пики Уайтфейс и Марси. Щеки Холдейна вспотели, и он беспрестанно вытирал их платком, поглядывая на Марти через окошко. И ещё он часто и нервно посматривал на наручные часы.

— Вот так, да!.. Поймал я тебя, теперь никуда не денешься. Вошёл в телефонную компанию. А теперь осталось пробраться на станцию местного кабельного телевидения. Ну, давай же… давай! Я знаю, ты хочешь, чтобы я тебя нашёл, только того и ждёшь… да… вот оно, черт побери!

Стоявший у дверей в студию Питер охранял коридор, прислушивался, не поднимет ли тревогу Самсон. И тоже время от времени поглядывал на часы, и тоже с нетерпением косился на дверь, за которой трудился Марти.

— Ага! Ну, вот вы и попались! Так, теперь аппаратная. Туда мы теперь и отправимся. Тысяча чертей! Нет, мерзавцы, вам меня не остановить… вы просто не можете меня остановить… — По лицу Марти катились крупные капли пота, пальцы так и порхали по клавиатуре в поисках ключа к системе.

* * *

5.12 вечера

Лонг Лейк

Главный врач все продолжал краснобайствовать, превознося до небес добродетели и достижения Виктора Тремонта, а также мудрость президента. Джон с Рэнди параллельно друг другу потихоньку продвигались все ближе к трибуне. Затем Джон увидел изрытое оспинами лицо Надаль аль-Хасана, безжалостного киллера Тремонта. Тот был поглощён беседой с каким-то мужчиной — судя по всему, руководителем присутствовавших здесь агентов ФБР. Одной рукой аль-Хасан указывал на толпу, в другой была зажата пачка фотоснимков. Не надо было быть большого ума, чтобы догадаться, кто именно был изображён на этих снимках. И Джон подавил стон разочарования.

Но вот главный врач закончил своё выступление, и на трибуну вышел президент. Лицо его было сосредоточенно и серьёзно, взгляд медленно скользил по лицам собравшихся внизу людей. Вот взгляд его упёрся в спины охранников Тремонта и агентов спецслужб, окружавших трибуну, и снова устремился на толпу.

— Тяжёлые нынче у нас времена, — начал он. — Мир переполнен страданиями. Миллионы людей умирают. Но, несмотря на все это, мы собрались здесь по радостному поводу. Сегодня мы празднуем великую победу. Человек, которого мы сегодня чествуем, войдёт в историю, как великий гуманист. Он…

Голос президента креп и звенел над толпой, Джон с Рэнди неуклонно пробирались вперёд, иногда удавалось продвинуться всего лишь на пару шагов за один раз, иногда — сразу на несколько футов. Они старались двигаться как можно осторожнее, никого не толкнуть, не привлечь внимания. И делали при этом вид, что целиком поглощены речью президента, которая близилась к торжественному завершению.

— Для меня огромная радость и честь вручить высочайшую награду страны доктору Виктору Тремонту, солнцу, под лучами которого растаял мрак великого страха и отчаяния, в который мы все были погружены.

И Виктор Тремонт, приняв соответствующее случаю выражение лица — серьёзное и польщённое, робкое и надменное одновременно — и при этом подавляя рвущийся из груди торжествующий смех, шагнул к президенту, чтобы принять из его рук высокую награду. И принял её с подобающим случаю смущением и благодарностью. Тут гигантский экран над трибуной ожил, на нем возникло изображение премьер-министра Великобритании.

* * *

5.16 вечера

Чёрные зеркальные глаза аль-Хасана медленно скользили по толпе. Лицо его при этом было лишено какого-либо выражения, узкая и хищная, точно у богомола, голова двигалась непрестанно. Порой взгляд его застывал на чьём-либо лице, отдалённо напоминавшем одного из заклятых врагов, иногда на показавшемся знакомым плече, на фигуре с военной выправкой, замеченной в плотной толпе.

Они здесь, он был просто уверен в этом. Смит оказался куда более опасным и хитрым противником, чем он предполагал. Аль-Хасан не верил в способности местной полиции — чего можно ожидать от этой деревенщины! Не слишком верил он и в людей из охраны Макграу, тот сколотил свой отряд из старых солдат и отставных полицейских. И уж тем более не надеялся он на агентов ФБР, понимая, что в случае возникновения каких-либо непредвиденных обстоятельств все внимание и рвение их будет сосредоточено на защите президента. Таким образом, охрана Виктора Тремонта и проекта «Гадес» целиком ложилась на его плечи.

И он продолжал оглядывать толпу из-под тяжёлых, полуопущенных век. В наступающих сумерках оспины на узком лице с впалыми щеками казались ещё глубже и темней. Он вдыхал горьковатый запах дыма, принесённого ветром с лесистых горных склонов. Запах напомнил ему о днях юности, проведённых у лагерных костров северного Ирака. Нет, он не лелеял каких-то особо приятных воспоминаний о тех давних временах. Нищета, голод, унижения — это все, что он знал тогда. Проект «Гадес» станет кульминацией его карьеры. И никто не посмеет помешать ему на этом пути.

И тут он увидел их.

И сразу же узнал Смита в дурацких широких штанах, клетчатой куртке и с наклеенными над верхней губой чёрными усиками. А на этой сучке из ЦРУ было простое серое платье, и волосы она перекрасила в чёрный цвет, а поверх нацепила соломенную шляпу. Но он все равно узнал их, несмотря на все эти ухищрения.

Шепнув пару слов Макграу, он начал продвигаться вперёд в море людей. И испытывал при этом странно приятное возбуждение.

* * *

5.16 вечера

Озеро Магуа

Глаза у Марти ввалились от усталости, голова склонялась так низко, что пот со лба капал на клавиатуру. Он старался преодолеть последний барьер. Он уже давно перестал бормотать себе под нос и возбуждённо вскрикивать. Он погрузился в молчание, губы его были плотно и решительно сжаты, и продолжал работать.

Мерсер Холдейн вместе с четырьмя техническими сотрудниками стоял возле единственной телекамеры. Все было подготовлено к передаче. Мерсер продолжал вытирать пот, катившийся по лицу, под софитами было страшно жарко. Все молчали. Все физически ощущали, как сгустилось напряжение в комнате.

Стоявший у двери в студию Питер уже больше не наблюдал за коридором и не прислушивался — разве что к царившей в студии тишине, которая казалась невыносимой и бесконечной. Он не знал, что происходит сейчас в Лонг Лейке, но если верить часам, все выступления должны были закончиться минут десять тому назад. И он от души надеялся, что Рэнди с Джоном успели подобраться к трибуне и выкрикнуть прямо в лицо президенту обвинения в адрес Тремонта. Во весь голос, перед всеми людьми, перед президентом и его командой, перед сотрудниками спецслужб, Тремонтом и миллионами телезрителей по всему миру.

Обвинения, которые они не могли доказать ничем и никак… если Марти через несколько секунд так и не удастся пробиться к телепередатчику.

* * *

5.17 вечера

Лонг Лейк

Джон с Рэнди добрались до второго ряда зрителей. Прямо перед ними возвышалась трибуна, расцвеченная бело-сине-красными флажками. Стоявшие на ней люди, в том числе Виктор Тремонт и президент, не сводили глаз с огромного экрана, на котором британский премьер-министр восхвалял «великого гуманиста» Тремонта.

Джон набрал в грудь побольше воздуха, кивнул Рэнди, и они одним рывком преодолели оставшиеся до трибуны несколько ярдов. Смит закричал:

— Тремонт — мошенник и убийца! — Он размахивал пачкой распечаток, зажатых в руке. — Это он вызвал эпидемию! Ради денег! Хотел нажиться на гибели людей по всему миру! Сколотить на этом миллиарды!

Президент обернулся и уставился на Смита. Он был потрясён и совершенно шокирован.

Виктор Тремонт подскочил к нему и закричал:

— У них оружие! Этот человек — дезертир! Шарлатан от науки и убийца! Пристрелите его!

Агенты секретной службы спрыгнули с трибуны и бросились к Джону. Рэнди крикнула:

— Тремонт до сих пор заражает вирусом миллионы людей! Он распространяет вирус через антибиотики! Каждый день отправляет партий этих заражённых антибиотиков. Даже сегодня!

Надаль аль-Хасан со своими подручными пробивались к ним через толпу. Джек Макграу выкрикивал команды своим людям.

Продолжая размахивать бумагами, Джон вырывался из рук схватившего его охранника.

— У меня есть доказательства! Вот эти документы! Я…

Тут охраннику удалось сбить его с ног и повалить на землю.

Ещё один охранник и люди из ФБР набросились на Рэнди. Кто-то пребольно ударил её по спине. Они нашли «узи».

— Да она вооружена!..

Надаль аль-Хасан, пряча пистолет за полой пиджака, уже почти добрался до них.

* * *

5.18 вечера

Озеро Магуа

Марти крикнул в микрофон:

— Мы в эфире!

— Начали! — заорал Питер.

Мерсер Холдейн развернулся лицом к камере, глубоко вздохнул и начал говорить.

* * *

5.18 вечера

Лонг Лейк

Стоявшие на трибуне агенты спецслужбы окружили президента плотным кольцом, чтобы увести подальше от этого опасного места.

Огромный экран над толпой на секунду погас, затем вдруг на нем возник Мерсер Холдейн. Грива седых волос, благородное лицо. Фоном служила лаборатория. За его спиной стояли четверо сотрудников «Блэнчард», в руках они держали самодельные плакаты, где крупными буквами были выведены самые скандальные факты и цифры из распечаток. Рёв и шум в толпе сразу стихли.

— Я Мерсер Холдейн. — Голос его гулким эхом разносился вокруг, каким-то непостижимым образом Марти удалось увеличить громкость. — До прошлой недели я был председателем Совета директоров и главой фирмы «Блэнчард Фармасьютикалз». И у меня есть новая информация о вирусе, к которой всем советую прислушаться. Потому как от этого зависит сама ваша жизнь. Виктор Тремонт принёс всем нам огромное зло. — Присутствующие были совершенно потрясены этими словами, даже агенты спецслужб не сводили глаз с экрана. — Десять лет тому назад Виктор Тремонт разработал и начал осуществлять свой совершенно чудовищный план. Он назвал его проектом «Гадес». И для начала заразил смертельно опасным вирусом, который нашёл в перуанских джунглях, двенадцать солдат, принимавших участие в войне в Персидском заливе, по шесть человек с каждой стороны. Затем он ввёл живой вирус в антибиотики, производимые в «Блэнчард», и тот стал с непостижимой скоростью распространяться по всему миру. Вирус находился в состоянии спячки на протяжении…

Президент, все ещё остававшийся на трибуне, остановился и слушал. Окружённый агентами и охранниками, он смотрел на громадный экран и впитывал каждое слово Мерсера Холдейна. Глаза всех высокопоставленных чиновников тоже были устремлены на экран. Толпа в напряжённом молчании выслушивала факты, цифры и данные, которые приводил Мерсер Холдейн.

Но постепенно в ней начал нарастать возмущённый ропот. Сначала тихий, как отдалённые раскаты грома, он постепенно становился все громче и громче.

Агенты секретной службы ослабили хватку и уже не держали Рэнди и Смита так крепко.

А Холдейн тем временем демонстрировал с экрана список членов и держателей акций тайной корпорации под названием «ВАХХАМ».

Похоже, что люди поверили. В глазах их светился ужас, а президент тем временем отдал команду. И агенты спецслужб тут же окружили Нэнси Петрелли, генерала Каспара, Бена Слоата, разъярённого генерала Сейлонена и четырех офицеров из охраны «ВАХХАМ».

Президент обвёл взглядом толпу.

— Приведите сюда тех двоих, что подняли крик. Хочу взглянуть на документы, которые они собирались мне показать.

Рэнди грубо оттолкнула придерживающих её людей из ФБР и охранников, взлетела на трибуну, точно птица, и протянула распечатки президенту Кастилье.

— Вы должны немедленно арестовать Тремонта, сэр, иначе он удерёт и переведёт миллиарды долларов на свои оффшорные счета.

Президент бегло просмотрел бумаги и снова отдал приказ. И все агенты спецслужб и ФБР бросились на поиски Тремонта.

Их шеф подбежал к трибуне.

— Его здесь нет, господин президент. Виктор Тремонт исчез!

Рэнди тоже бросилась на поиски. В толпе послышался её звонкий голос:

— Джон тоже исчез!

— Найти их! И немедленно! — распорядился президент.

* * *

5.36 вечера

Коридоры подвального складского помещения в главном здании «Блэнчард Фармасьютикалз» были ярко освещены. Вокруг громоздились коробки, ящики, офисная мебель и самое различное оборудование. Под этим помещением находился ещё один подвал, там освещение было более тусклым. Тут располагалось машинное отделение для обогрева, подачи воздуха и воды — словом, для обеспечения жизнедеятельности в большом двухэтажном здании. Системы работали, слышались тихий гул, бульканье и пощёлкивание.

А под этим подвалом находился ещё один, третьего уровня, не обозначеный ни на каких планах. И редко посещаемый. Это было тёмное сырое помещение с узкими коридорами и низкими потолками. И здесь от каменных стен гулким эхом раздавались шаги — кто-то быстро бежал по коридорам, причём сразу чувствовалось, что люди эти знают, куда направляются. То были Виктор Тремонт и Надаль аль-Хасан. Оба были вооружены. Вот они миновали запертую стальную дверь по левую руку и, не останавливаясь, побежали дальше, к стене в конце коридора. Стена была гладкой, сплошной и отсыревшей на вид, как все остальное вокруг. С виду просто конец коридора, тупик.

Виктор Тремонт достал из кармана пиджака маленькую чёрную коробочку.

Надаль аль-Хасан, держа револьвер наготове, оглядывал боковой коридор.

Тремонт надавил на кнопку в коробочке. Стена тяжело поползла влево, открывая потайную дверь сейфа из прочнейшей стали. Сейф этот был изготовлен по личному заказу Тремонта, когда центр управления фирмой «Блэнчард» переместился из Лонг Лейка в его дом в Адирондаке. Тремонта сотрясала мелкая нервная дрожь. Он набрал комбинацию из нескольких цифр и привёл в действие пневматическое устройство. Массивная дверца приподнялась на несколько миллиметров и медленно отворилась.

— Умно, — заметил Джон, выходя из главного коридора и сжимая «беретту» обеими руками. Целился он прямо в двух беглецов. Джон видел, как ускользнул Тремонт. Произошло это во время речи, которую произносил с экрана перед потрясённой толпой Мерсер Холдейн. И бросился за ним, но, зажатый людьми со всех сторон, не мог двигаться так быстро, как хотелось бы. Но теперь это уже не имело значения. Главное, он нашёл Тремонта.

Реакция Надаль аль-Хасана была молниеносной. Улыбка искривила его тонкие губы. И не успело затихнуть эхо от голоса Джона, как он выстрелил прямо в него.

И промахнулся — пуля, выпущенная из «глока», просвистела в каком-то миллиметре от головы Смита.

Реакция Джона была столь же молниеносна, но только, в отличие от аль-Хасана, он не промахнулся. За какую-то долю секунды перед глазами его пронеслись все ужасы, которые довелось испытать за последние две недели. Он нажал на спусковой крючок, и аль-Хасан рухнул, точно подкошенный, лицом вперёд. И распростёрся на полу, широко раскинув ноги, а возле головы на сером бетонном полу начала расползаться тёмная лужица крови.

Виктор Тремонт тоже не промахнулся. Пуля впилась в верхнюю часть бедра Смита. Его отбросило к стенке, и это спасло Джона — вторая и третья пули, выпущенные Тремонтом, просвистели мимо, со звоном отрикошетили от стены, и звук этот эхом разлетелся по коридорам.

Цепляясь за стену, Джон изо всех сил старался не потерять сознания. И снова выстрелил. Он ранил Тремонта в правую руку, того отбросило к полуоткрытой металлической дверце, а пистолет выпал из рук и покатился по полу. Он прыгал и скользил, и металлический лязг, издаваемый при этом, долго звенел и вибрировал по потайным коридорам, точно предсмертный плач.

Приволакивая кровоточащую ногу, Джон начал надвигаться на злодея.

Вопреки ожиданиям, Тремонт не съёжился от страха. Напротив, он приподнял подбородок и всем телом потянулся к Джону. В глазах его светилась непоколебимая уверенность, что у каждого человека есть своя цена.

— Я дам тебе миллион долларов. Пять миллионов!

— Никакого миллиона у тебя нет. Ничего больше нет. Ты покойник. Тебя посадят на электрический стул.

— Пусть сперва найдут. — Он кивнул в сторону полуоткрытой дверцы. — Я уничтожил план этого здания. Никто не знает, что здесь есть запасной выход. И строили это иностранцы. А деньги уже переведены. Туда, где их никто не найдёт.

— Я предполагал, что у тебя имеется какой-то запасной план.

— Я же не дурак, Смит. Они никогда меня не найдут.

— Да, не дурак, — согласился Смит. — Скорее чудовище. Вампир и убийца миллионов. И мир рассчитается с тобой за это. Но ты ещё убил и Софи, а это уже личное. И мне решать, что с тобой делать. Ты оборвал её жизнь простым взмахом руки. Уничтожил её. Теперь настал мой черёд.

— Половину! Я отдам тебе половину! Миллиард долларов. Больше! — Тремонт старался вжаться спиной в металлическую дверцу.

Джон двинулся на него, сжимая «беретту» в руке.

— Я любил её, Тремонт. А она любила меня. И вот теперь…

— Нет, Джон! — раздался за спиной голос Рэнди. — Он не заслуживает такой лёгкой смерти!

— Да что ты понимаешь? Я любил её! Ясно тебе, черт побери? — И палец его ещё плотнее лёг на спусковой крючок.

— Ему все равно конец, Джон. ФБР уже здесь. И спецслужбы тоже. Его сообщников схватили. Сыворотка отправлена, она спасёт больных и умирающих. А все антибиотики конфискованы. Пусть им займутся власти. Пусть его судит весь мир.

Лицо Смита было искажено яростью. Глаза горели, точно угли. Подбородок дрожал. Вот он сделал ещё один шаг вперёд, ствол «беретты» застыл в нескольких дюймах от лица Тремонта. Тот пытался сказать что-то ещё, но язык и губы не слушались, он лишь издавал какое-то невнятное мычание.

— Джон! — тихо окликнула Смита Рэнди. И подошла поближе.

Он обернулся через плечо и увидел… Софи. Её прелестное лицо, её большие умные глаза, такая милая и знакомая улыбка на губах. Он заморгал. Нет, это Рэнди. Да нет же, Софи!.. Снова Рэнди. Он затряс головой, словно стараясь избавиться от наваждения. Теперь он понял, что хочет от него Рэнди и чего бы хотела Софи.

Он глубоко втянул воздух, стараясь успокоиться. Покосился на дрожавшего с головы до ног Тремонта. Затем опустил ствол «беретты» и зашагал прочь, сильно прихрамывая. Прошёл мимо Рэнди, мимо целой толпы агентов ФБР и спецслужб. Один из них протянул руку, пытаясь остановить его.

— Пропустите его, — тихо сказала Рэнди. — Он в порядке. Пусть идёт, не задерживайте его.

Джон слышал за спиной её голос, слезы слепили глаза. Он старался не плакать, но ничего не получалось, слезы продолжали катиться по щекам. Вот он свернул в главный коридор и медленно поплёлся к лестнице, ведущей наверх.

Эпилог

Шесть недель спустя, начало декабря

Санта Барбара, Калифорния

Санта Барбара… Край пальм и потрясающих закатов. Край чаек и нарядных яхт с белыми парусами, скользящими по аквамариновой глади канала. Край красивых загорелых мужчин и соблазнительных молодых женщин в откровенных купальниках. Джон Смит, доктор медицины, подполковник в отставке, пытался целиком сосредоточиться на красотах этого поистине райского уголка, созданного для любви, наслаждения жизнью и природой, словом — для полного безделья.

Уйти со службы оказалось непросто. Его долго не хотели отпускать, но он настоял на своём, и начальству, в конце концов, пришлось сдаться. Другого выхода Смит для себя не видел. Он попрощался с друзьями и коллегами из ВМИИЗа, зашёл в бывший кабинет Софи и долго сидел там. Какой-то бойкий молодой человек с массой самых лестных рекомендаций занял её место и разбросал свои вещи там, где прежде лежали её ручки, блокноты, стоял флакончик духов. Заходил Джон и в свой кабинет, пока что ещё пустовавший и никем не занятый, но испытал при этом куда менее горькие чувства. Потом пошёл попрощаться с новым директором. И когда входил в приёмную, ему показалось, что из-за двери доносится грубый бас генерала Кильбургера, проявившего глубокую порядочность, которой от него никто не ожидал.

Потом Смит подписал контракт с компанией, которая должна была забрать все вещи из его дома и выставить дом на продажу. Он знал, что никогда больше не сможет жить в этом доме, где был так счастлив с Софи.

На протяжении нескольких недель печальная и трагическая история проекта «Гадес» занимала умы общественности. Публиковались все новые открытия о дьявольских планах Тремонта, осуществлялись все новые аресты некогда уважаемых людей, замешанных в это дело. Обвинения против Джона Смита, Рэнди Рассел, Мартина Зеллербаха и таинственного англичанина были сняты. Никто из них не согласился дать ни одного интервью, никакой официальной благодарности от властей они не получили. Все детали и подробности этой истории были засекречены. Смит был не слишком доволен, когда одна особо предприимчивая и догадливая особа, известная журналистка, решила докопаться до истины и кое-что разнюхала о его деятельности в ВМИИЗе, Сомали, Западном Берлине и Ираке. И пыталась связать эти факты с разоблачением Виктора Тремонта и всей его преступной когорты. Джона утешал лишь тот факт, что со временем обо всем этом забудут, на смену скандальной истории с «Блэнчард» придут другие, не менее интригующие. И ещё он считал, что если уедет подальше, оборвёт все связывающие его с прошлым нити, то интерес к его персоне вскоре угаснет. И его, наконец, оставят в покое. Он вовсе не претендовал на роль спасителя человечества.

Уехав из Форт-Детрика, Джон остановился на один день в Каунсил Блаффс, Айова, в маленьком, расположенном на берегу реки городке, где он родился. Прогулялся по городскому парку с фонтанами и высокими изящными деревьями, побывал на Беннет-авеню, где находилась школа имена Авраама Линкольна, вспомнил Билла и Марти и дни своей юности. Тогда жизнь казалась намного проще. А на следующее утро вылетел в Калифорнию и поселился в этом курортном местечке с домиками под черепичными крышами и с приятными соседями. Снял небольшой коттедж в Монтесито и дважды в неделю играл в покер с профессорами университета и писателями. Питался в местных ресторанчиках, гулял по пляжу и никогда не вступал в разговоры с незнакомцами. Ему было нечего сказать.

И вот однажды он сидел на веранде, босоногий и в одних шортах, и смотрел на затянутые облачной дымкой острова. Воздух пах морской солью, и, хотя день выдался прохладный, яркие лучи солнца прогревали, казалось, до костей.

Зазвонил телефон, и он снял трубку.

— Привет, солдат! — раздался весёлый и звонкий голосок Рэнди. Вначале она звонила ему чуть ли не каждый день. Надо было как-то распорядиться вещами и квартирой Софи, и они оба старались проделать все это как можно быстрей. Каждому досталось на память несколько вещиц. Потом Рэнди стала звонить реже — примерно пару раз на неделе, и он понял, что она просто проверяет, как ему живётся.

Как ни странно, но она о нем беспокоилась.

— Привет, шпионка! — ответил он. — Ты где?

— Округ Колумбия. Большой город. Помнишь его? Работаю себе потихоньку, занята исключительно умственной деятельностью. Скучища страшная. Не хватает приключений. Но надеюсь, что хоть когда-нибудь пошлют на новое оперативное задание. Поскольку есть предчувствие, что заваривается какая-то большая каша. А пока дают отдохнуть, считают, что мне это крайне необходимо. Послушай, а почему бы тебе не приехать на Рождество, а? Все это — солнце и хорошая погода, должно быть, уже действуют тебе на нервы.

— Напротив. Подходят как нельзя лучше. И Рождество собираюсь провести вдвоём — только я и Санта Клаус. Повеселимся, как в старые добрые времена.

— Но ведь ты соскучился по мне и Марти. Знаю, что соскучился. И Рождество я собираюсь отпраздновать с ним. Нет, конечно, способа вытащить Марти из его норы не существует, а потому еду туда. — Она усмехнулась. — Они с Самсоном прекрасно поладили. Пёс охраняет его крепость. Нет, ты должен это видеть! Марти не налюбуется новым другом, особенно его умиляет, когда из пасти у пса течёт слюна. Считает, что Самсон может контролировать этот чисто физиологический рефлекс. — Она сделала паузу. — Ты врач. Что ты на это скажешь?

— Думаю, что оба они сумасшедшие. А кто будет готовить?

— Я. Ведь, в отличие от них, я же не сумасшедшая. Хочется чего-нибудь вкусненького. Ты что предпочитаешь, индейку? Или жареные бараньи рёбрышки? А как насчёт жирного рождественского гуся?

Теперь засмеялся уже он.

— Нет. Тебе не удастся уговорить меня вернуться в прошлое. По крайней мере, пока. — Он взглянул на залитую солнцем гладь Тихого океана. Санта Барбара, место, где выросли Софи и Рэнди. В день прибытия ему пришлось проехать мимо дома, в котором прошло их детство. Прелестное бунгало на вершине холма, изумительный вид на океан. Рэнди ни разу не спросила его, побывал ли он в этом доме. Существовали темы, которые они никогда не обсуждали.

Они поболтали ещё минут пять, потом распрощались. Повесив трубку, Джон вспомнил о Питере. Тот вернулся в своё убежище в Калифорнии, как только получил разрешение от вашингтонских врачей. Раны зажили превосходно, как и предсказывал Джон, но трещина в ребре все время давала о себе знать. На прошлой неделе Джон позвонил Питеру, узнать, как тот себя чувствует. Но услышал автоответчик. Он оставил послание с просьбой перезвонить. Примерно через час раздался звонок, и некий чиновник проинформировал его, что мистер Хауэлл отправился в длительный отпуск и что его не будет по меньшей мере месяц.

— Но не расстраивайтесь, мистер Смит, мистер Хауэлл непременно перезвонит вам, как только представится такая возможность.

Перевод: Питер отправился на очередное задание.

Джон скрестил руки на груди и закрыл глаза. Тёплый ветерок трепал волосы и доносил звон склянок с палубы какого-то судна. Где-то вдалеке, на пляже, лаяла собака.

Смеялись дети. Кричали чайки. Смит упёрся босыми ногами в перекладину перил и задремал. И тут за его спиной раздался голос:

— Не надоели ещё мир и покой?

Джон вскочил. Он не слышал, чтобы кто-то открывал дверь, не слышал и шагов по деревянному полу дома. Автоматически потянулся за «береттой», но тут же вспомнил, что она хранится в банковском сейфе в Вашингтоне.

На секунду ему показалось, что то был голос Виктора Тремонта — в нем слышались те же ленивые протяжные нотки.

— Кто здесь, черт побери? — Он резко обернулся.

— Добрый день, полковник Смит. Я ваш поклонник. Позвольте представиться, Натаниэль Фредерик Клейн.

В дверном проёме между верандой и домом стоял мужчина среднего роста, одетый в измятый тёмный пиджак. В левой руке он держал портфель из телячьей кожи. В правой — отмычку, которую тут же опустил в карман пиджака. У него были редеющие волосы, очки в проволочной оправе на длинном носу и бледная кожа, не видевшая солнца по меньшей мере с прошлого лета.

— Доктор Смит, — поправил его Джон. — А вы, как я понимаю, только что из Вашингтона?

Клейн бегло улыбнулся.

— Стало быть, доктор Смит. Да, прямо из аэропорта. Догадываетесь, по какому случаю?

— Пока что нет. Но выглядите вы как человек, которому есть что сказать.

— Вот как? — Незваный гость уселся в шезлонг. — Вы очень проницательны. Одно из качеств, которое, как я успел убедиться на собственном опыте, делает вас просто незаменимым. — И он принялся пересказывать историю жизни Джона от самого рождения и до службы в армии.

Пока он болтал, Джон все глубже вжимался в кресло. Снова закрыл глаза. А потом вздохнул.

И открыл их, только когда Клейн закончил.

— И все эти сведения, должно быть, хранятся у вас в портфеле. И за время полёта вы выучили их наизусть.

Клейн снова позволил себе улыбнуться.

— Вообще-то, не совсем так. Я захватил с собой выпуски журналов за целый месяц. Знаете, как-то отстал в чтении. А полет дал возможность наверстать упущенное. Разные там «Поле и лес», «Дом и сад», в этом роде, — он ослабил узел галстука. — Вот что, доктор Смит. Я предпочёл бы перейти прямо к делу. Вы из тех, кого у нас принято называть «мобильный ноль».

— Что?!

— Мобильный ноль, — повторил Клейн. — Вы одиноки, ни родных, ни близких, у вас полностью развязаны руки. Недавно произошла ужасная трагедия, безвозвратно изменившая всю вашу жизнь. Но вы все ещё врач, и я знаю, что это для вас важно. Вы прекрасно владеете оружием, умны, преуспели в науках. Семьи, как я уже сказал, у вас нет, лишь несколько близких друзей.

— Да, — сухо заметил Джон. — И к тому же мне светит постоянная безработица.

Клейн усмехнулся.

— Ну, это вряд ли. Любое из новых международных частных агентств, проводящих разного рода расследования, будет счастливо пригласить вас на службу. Похоже, что ни одно из них к вам пока не обращалось. Да одного взгляда на ваше досье достаточно, чтобы любой обладающий здравым смыслом человек понял, что вы своего рода инакомыслящий. А это, в свою очередь, означает, что вы презирали службу в армии. Вам нравится самостоятельность, однако при этом вы обладаете ярко выраженным чувством патриотизма и преданностью принципам. Это в своё время и сделало армию столь привлекательной для вас. Другой бизнес не позволяет проявить этих качеств.

— У меня нет ни малейших намерений начинать какой-либо бизнес.

— Вот и прекрасно. Поскольку вы, скорее всего, в нем не преуспеете. Да и не понравится вам это дело. Вы по натуре своей наёмник. Нет, конечно, если вас должным образом завести и настроить, вы можете создать свой собственный бизнес и даже добиться в нем выдающихся успехов. А потом, когда дело будет налажено, вам это наскучит, и вы бросите дело или продадите его. Из наёмников по определению получаются скверные управляющие. Таким слишком быстро все надоедает.

— Считаете, что постигли мою душу и характер? Да кто вы такой, черт побери?

— Через минуту перейдём и к этому. Думаю, что во всем, касающемся «мобильности», мы разобрались. Теперь слово «ноль». Оно характеризует то, как повлияли на вас страшные события октября. Внешние признаки налицо — человек уходит с работы, продаёт дом, живёт исключительно воспоминаниями о прошлом, отказывается видеть старых друзей, уезжает на другой конец света. Я что-нибудь упустил?

Джон покачал головой.

— О'кей, тут вы во многом правы. Давайте перейдём к внутренним изменениям. Но это все пустая трата времени, поверьте мне. Я вовсе не заинтересован в такого рода терапии.

— А вы, я смотрю, ещё и чувствительны. Впрочем, этого следовало ожидать. Как я и говорил, мы не знаем, — возможно, и вы тоже не знаете, — насколько все это изменило вас изнутри. В данный момент вы для себя тот же «ноль», что и для любого другого человека. И мне кажется, у вас имеются проблемы в общении с внешним миром, поскольку потеряли в нем своё место. И потом, похоже, вы пока что не можете обрести смысла своего существования. — После паузы Клейн уже мягче добавил: — Я тоже потерял жену. Умерла от рака. Так что знайте, я испытываю глубочайшее сочувствие к вам.

Джон лишь сглотнул слюну и промолчал.

— Именно поэтому я здесь. Мне поручили предложить вам работу, которая должна вас заинтересовать.

— Не нужна мне никакая работа.

— Дело не в самой работе и деньгах, хотя она очень хорошо оплачивается. Вы будете помогать людям, правительству, спасать окружающую среду, если что-либо из вышеперечисленного окажется в опасности. Вы спросили, кто я такой, но я не вправе разглашать эту информацию до тех пор, пока мы не подпишем тайного соглашения. Могу сказать лишь следующее: определённые круги, на самом верху, в правительстве, лично заинтересованы в привлечении вас. Это совсем небольшая и очень элитная группа людей, в определённом смысле похожих на вас. Людей с независимым мнением и строгими моральными убеждениями, но не обременённых ни семьёй, ни детьми. Сама работа связана с некоторыми лишениями, необходимостью много путешествовать, ну, и с определённой долей риска. Далеко не каждого это устраивает. Ещё меньше тех, кто способен справиться с этой работой. Вас греет подобная идея?

Джон внимательно изучал Клейна. В очках его отражалось солнце, выражение лица было угрюмым.

— И как же называется эта группа? — спросил после паузы Смит.

— В настоящее время «Прикрытие-1». Официально это одно из армейских подразделений, но реально они совершенно независимы. Работа на первый взгляд неприметная, но жизненно важная и необходимая для общества.

Джон отвернулся и уставился на океан, словно надеялся увидеть там своё будущее. Боль от потери Софи осталась, но со временем он научился жить с ней. Он не представлял, что может полюбить другую женщину. Но не исключал, что, возможно, когда-нибудь сможет взглянуть на это иначе. Вспомнил свою реакцию на неожиданное появление Клейна — в тот момент он неосознанно потянулся за «береттой». Чисто автоматически, вот уж никогда не думал, что будет реагировать именно так.

— А вы проделали долгий путь, чтобы получить ответ, — заметил он.

— Сочли, что вопрос весьма важен.

Смит кивнул.

— Как прикажете связаться с вами, если я решу, что предложение меня заинтересовало?

Клейн поднялся с видом человека, исполнившего то, что от него требовалось. Полез во внутренний карман пиджака и достал обычную белую визитку. На ней значились его имя и номер телефона в Вашингтоне.

— Не смущайтесь, если ответит кто-то другой. Просто назовите своё имя и скажите, что хотите переговорить со мной. Этого достаточно, чтобы записаться в нашу команду.

— Я не говорил, что согласен.

Клейн понимающе кивнул. И тоже взглянул на бескрайние океанские просторы. Мимо с криком пролетела белая чайка, смешно поджав под живот лапки.

— А здесь у вас мило. Хотя, на мой вкус, слишком уж много пальм. — Клейн поднял портфель и направился в дом. — Не провожайте. Я знаю, как найти выход. — И он исчез.

Джон просидел на веранде ещё с час. Потом открыл калитку и вышел на пляж. Песок под ногами был тёплым. И он автоматически свернул к востоку — так всегда начиналась его каждодневная прогулка. Солнце светило в спину, раскинувшийся впереди пляж уходил, казалось, в бесконечность. Шагая по песку, он думал о будущем. Пришла пора подумать и об этом.

Примечания

1

Битва на реке Литтл-Бигхорн в 1876 г. между индейцами и кавалерийским полком во главе с генералом Кастером, где индейцы одержали последнюю в истории победу.

2

Теперь главное блюдо! (фр.).

3

Место сражения в августе 1346 года, во время Столетней войны, когда небольшой отряд англичан разгромил 30-тысячое войско французов.

4

Королевская военная академия в Великобритании.

5

Рекреационный автомобиль или прицеп для любителей туризма, разделённый на функциональные секции — кухню, спальню, гостиную, туалет, душ и т.д…

6

Видимо на пилонах под крыльями, т.к. в этих самолётах максимум два места (прим. OCR-щика).

7

Точно на пилонах (прим. OCR-щика).

8

Качина — дух невидимых жизненных сил в религии и фольклоре индейцев племени пуэбло.

9

To howl — выть (англ.).


на главную | моя полка | | Дом Люцифера |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 10
Средний рейтинг 4.5 из 5



Оцените эту книгу