© Д. Кальницкая, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

* * *

С каждой зимой льды подходят все ближе. В мире становится все холоднее. Моря мельчают. Стада северных оленей и загадочное племя ситтов уже исчезли из Андорегии. Вот уже двести лет, как сгинули под слоем льда пастбища и усадьбы, холмы и фьорды, где обитали воинственные андореги. И не сыскать теперь следов когда-то высоких гор. Источники силы скудеют повсеместно, хотя возле Кладезей Ихрейна это не так заметно.

Вплоть до недавнего времени страшные перемены происходили лишь в самых отдаленных от цивилизованного мира краях. Но теперь они все заметнее и на берегах Родного моря. Тамошние государства наводнил поток беженцев, и потому владыки задешево вербуют наемников и сколачивают армии. И именно теперь во главе епископальной церкви встал одержимый патриарх, уверенный, что именно он и есть божественное орудие, способное сокрушить еретиков и неверных и даровать человечеству милость Господню. Как и многие его предшественники, он забыл, что Господь всемогущ и неплохо справляется сам, без помощи смертных.

Из-за беженцев повсюду творятся беспорядки. Но никому нет дела. Никто даже не замечает, что происходит. Лишь местные жители вспоминают старые добрые деньки, сетуя на то, что нынче грабить и убивать стали чаще. И в ответ на жестокость сами порой отвечают еще большей жестокостью.

Каждый день ведутся войны, даже если солдаты остаются в казармах. Войны внутри других войн. Войны, скрытые другими войнами.

Нескончаемая битва во имя Господа, битва небесная на земле. Эта война никогда не прекращается, ибо божественное каждый понимает по-своему, а люди верят лишь откровениям, снизошедшим на них самих.

Денно и нощно люди воюют друг с другом, чтобы выжить, и в мире нет ни средств, ни разумного обоснования, чтобы распределить на всех имеющиеся в избытке ресурсы.

А еще непрерывно ведется безмолвная война с Тиранией Ночи. Об этой самой опасной и жестокой из войн знают лишь немногие. Но все рожденные в этом мире участвуют в ней на отведенной им стороне.

1

Карон-анде-Лет, Коннек

Враг налетел из-за Эллоуских холмов нежданно, будто весенняя гроза. Ничто не предвещало его появления. Брок Рольт, сьор анде Лет, сперва решил было, что это обыкновенные бандиты. Но потом нечистая совесть напомнила о себе, и он испугался, не солдаты ли герцога Тормонда Кауренского явились по его душу, ведь владыка Коннека дозволил возводить новые укрепления только по своему особому распоряжению. Именно такие крепости, как недостроенный еще Лет, герцог и запретил.

Однако они вырастали по всему Коннеку, и беды от них было куда больше, чем пользы. Ведь их владетели, уверившиеся в неуязвимости собственных бастионов, тут же нанимали себе армию и принимались досаждать соседям.

Но не таков был сьор анде Лет. Этому юноше едва исполнился двадцать один год, а он уже успел вместе с графом Реймоном Гаритом поучаствовать в резне у Черной горы и в кальзирском священном походе. Молодой сьор заглядывал в пасть жестокому чудовищу войны и ощущал его зловонное дыхание. Он изведал вкус крови. Врагов рода своего Брок ненавидел, но не настолько, чтобы обрушиться на них, сея ужас, смерть и разрушение.

Он почитал мир, хотя и был воином по рождению, да к тому же теперь еще и закаленным в боях.

Брок Рольт исповедовал мейсальскую веру, то есть принадлежал к ищущим свет. Они призывали к миру и были объявлены еретиками бротской епископальной церковью. Своей веры сьор не скрывал.

Враг подходил все ближе. Всадники наступали столь стремительно, что некоторые крестьяне не успели укрыться за надежными стенами Карон-анде-Лета. Внезапно сьор понял, что перед ним не разбойники. Хотя, по сути, именно они и были разбойниками. На стяге довольно внушительного войска красовалась эмблема гролсачского наемника Хейдена Бэка, которому патриарх Безупречный V даровал особую репрессальную грамоту. Со своими наемниками Бэк странствовал по болотистым северо-восточным угодьям Коннека и якобы карал еретиков. На самом же деле он просто-напросто грабил всех, кто не мог откупиться.

В награду Бэку дозволялось оставить себе треть добычи, эту треть он делил со своими людьми, остальное шло в церковную казну.

Церковь отчаянно нуждалась в деньгах. Безупречному нужно было отдавать долги, набранные во время кальзирского священного похода, ведь, не уплатив их, он не мог получить новых займов. Мало того, он еще не до конца рассчитался с долгами, которые набрал, чтобы подкупить принципатов во время выборов. А еще патриарх мечтал собрать новую армию и устроить очередной священный поход против засевших в Святых Землях праман.

В пору прошлых священных походов бротские епископальные владыки утвердились возле Кладезей Ихрейна и основали там свои государства. Но за последнее десятилетие на эти государства беспрестанно наседал каифат Касраль-Зеда во главе с великим полководцем Индалой аль-Суль Халаладином. Безупречный жаждал остаться в истории как патриарх, отвоевавший Святые Земли у неверных. И искоренение ереси в чалдарянских краях должно было профинансировать его великий поход на восток.

Гонарио Бенедокто, который сделался патриархом благодаря интригам и взяткам, с большим воодушевлением ненавидели сотни и сотни тысяч.

Сьор анде Лет повернулся к своему собеседнику, седому монаху, которому недавно перевалило за шестьдесят.

– Что скажете, совершенный? Отчаянные времена настали даже раньше, чем вы ожидали.

Брат Свечка, совершенный, вставший на путь света, склонил голову.

– Признаюсь, мне почти совестно. Мой приход словно бы вызвал это моровое поветрие. Что же до совета, повторю лишь слова, прозвучавшие на соборе в Сен-Жюлезе: и да не поднимет ищущий свет первым руку против другого, но да не укрепит ищущий свет зло, не воспротивясь ему.

Против этих слов брат Свечка в свое время возражал. Он ведь в глубине души верил в мирное разрешение любых разногласий. Но поскольку собор вынес решение, монах отправился наставлять свою паству и призывать их защищаться. Ведь были на свете те, кто хотел истребить ищущих свет.

– Сначала он устроит переговоры, – сказал брату Свечке юный рыцарь. – Его люди не желают биться насмерть и не готовы к долгой осаде. Уходите из Лета, пока можно.

Монах задумчиво посмотрел на приближавшихся врагов. Мало кем из них двигала вера в заветы епископальной церкви. Они стали наемниками, потому что никакого другого ремесла не знали. И были обыкновенными бандитами, если бы не их лицемерные рассуждения о священном походе против еретиков.

Тьма странствует по миру в разных обличьях.

– Совершенный, на вас не ляжет пятно позора, никто не сочтет вас трусом, – пообещал Брок Рольт. – Мы все бы с радостью предпочли, чтобы такой редкостной человек, как вы, не пострадал. Хейден Бэк не проявит к вашему сану никакого уважения. – (Братья и кузены Рольта, облачаясь в доспехи, угрюмо кивали.) – Лучше доставьте вести графу Реймону и попросите помощи от нашего имени.

Брат Свечка удалился, чтобы обдумать ситуацию. Выбрать лучший путь. Понять, где можно принести больше пользы. Довериться свету.

Плоть его восставала: идти никуда не хотелось; страшно было, что подумают остальные, если он вот так возьмет и сбежит. Но какая польза будет хоть кому-нибудь, погибни он в Карон-анде-Лете. Разве что церковь восторжествует, что пал один из любимцев ворога. Они будут рассказывать всем, что к зверствам Хейдена Бэка патриарх никакого отношения не имеет, но тайком отсыплют гролсачским наемникам награду за убийство надоедливого мейсалянина.

– Я велю привести к воротам, выходящим на реку, быстрого коня, – предложил Рольт.

– Пешком я сюда пришел, пешком и уйду, – отозвался монах.

С ним не стали спорить. Пеший путник в изодранном плаще не привлечет внимания наемников. Иноземцы не понимали обета бедности, который давали мейсаляне.

Брок Рольт втянул предводителя гролсачских наемников в бессмысленные переговоры, намекнув, что Карон-анде-Лет готов сдаться без боя, если его жителям предложат выгодные условия. Хейден Бэк не удивился: коннектенцы нередко уступали, сталкиваясь с превосходящим числом противником. Когда Турм, младший брат Брока, доложил, что совершенный покинул замок, Рольт подал сигнал. Этот поступок оставит несмываемое пятно на его душе, но душа, как ему было известно, снова вернется в мир, совершив оборот на колесе жизни. Не колеблясь ни мгновения, Брот обратил коварство против коварства. Этому он научился у графа Реймона Гарита.

Лучники выпустили стрелы. Знаменосец, парламентер и двое священников в бурых сутанах упали со своих лошадей. Третий же святой отец, явно не из бедных, ибо ему хватило денег на доспехи, уцелел, хотя ему и пришлось выбираться из-под раненого коня.

Хейден Бэк, отмахиваясь от летящей в лицо стрелы, обнажил незащищенную латами подмышку, и в нее тут же вонзилась другая стрела. Наконечник попал в ребро, но до сердца не дошел.

Поводья хейденовского коня подхватил кто-то из его людей, и остатки отряда парламентеров умчались прочь, осыпаемые стрелами. В одного из всадников угодил снаряд баллисты.

Только священнику в доспехах удалось выбраться без единой царапины.

– Безупречный обратит это против нас, – заметила Сочия, шестнадцатилетняя сестра Брока.

– Разумеется. Но те из них, кто не служит ему напрямую, уже явились сюда, и безо всякой причины. Они и так желают лишь убивать, грабить и позорить нас. Что же еще может сделать якобы не нанимавший их патриарх?

– Отлучить нас от церкви, – ухмыльнулся Турм.

Стоявшие вокруг рыцари и солдаты рассмеялись.

– Что-то никто из них не торопится умирать, – сказал Брок. – Давайте-ка поможем им отправиться на те самые небеса, которыми они нам грозят.

Но в тот день даже двое раненых священников не изъявили желания встречаться с Господом Богом. А один даже вызвался отречься от Безупречного V и присягнуть на верность антипатриарху Непорочному II.

Этого святошу Рольт заставил написать письмо, в котором рассказывалось, как бротская церковь платила гролсачским наемникам. Остальных пленных привязали к столбам и предоставили на милость их Господа. На расстоянии полета стрелы – на тот случай, если кому-то из соратников вздумается броситься им на помощь.

Наемники окружили Карон-анде-Лет.

– Ух ты! – испуганно воскликнула Сочия. – Сколько их!

– Только войско теперь в полном разладе, – отозвался Брок. – Они не знают, что им делать. А Хейден Бэк ничего уже не скажет.

Осада продолжалась три дня. Трижды наемники неумело пытались атаковать, но каждый раз безуспешно.

Хейден Бэк умер от заражения крови и последовавшей за ним лихорадки, и тот самый гролсачский священник, которому хватило денег на доспехи, объявил себя преемником падшего предводителя. Солдаты спешно продемонстрировали свою верность епископу и делу бротского патриарха. В ту ночь более тридцати из них дезертировали под покровом темноты.

Моркант Фарфог, епископ Странгский, был еще одним из числа многих, продажным, развращенным и неумелым епископом на службе у бротского патриарха. Таких развелось в последнее время без счета. Продавая новоиспеченные епископства, Безупречный пытался раздать часть своих долгов.

Бюрократическая машина, созданная для сбора денег за продажу приходов, индульгенций и наследств, только-только начала формироваться.

Деньги были Безупречному очень нужны.

Антипатриарх Непорочный, сидя в своем Вискесменте, стенал и коптил небо, но так ничего и не предпринимал. Он вот-вот должен был уступить узурпаторам из вечного города.

Осадившие Карон-анде-Лет наемники имели не слишком много достоинств, но были отнюдь не глупы. Почти все они понимали, каково истинное положение дел: громогласно разорявшийся епископ Фарфог – всего-навсего самовлюбленный невежа, ничего не смыслящий в военном деле, который наверняка угробит тех солдат, которым хватит скудоумия за ним пойти.

Дезертиров становилось все больше.

После двух часов бодрой ходьбы брат Свечка вышел к Артлан-анде-Бриту. Его сьором был Ланн Тульдс – худой как щепка престарелый рыцарь-мейсалянин. Сьор Ланн все еще верил герцогу Каурена и соблюдал указ, запрещающий возводить укрепления.

– Пойдемте в дом, – сказал он совершенному. – Оттуда вы увидите дым, если вдруг подожгут Карон-анде-Лет.

«Дом» оказался каменным поместьем, ненадежно примостившимся на вершине древнего известнякового холма. Трудно было назвать его крепостью в полном смысле этого слова, но, пожелай хозяева не пустить чужака на порог, тому непросто было бы прорваться внутрь.

Спустя четверть часа после появления совершенного внук Ланна Тульдса уже галопом мчался на юг в Антье, заодно поднимая тревогу на заставах.

По пути мальчишка наткнулся на один из патрульных отрядов графа Реймона, и его отвели в лагерь, разбитый возле старой бротской дороги. Дорогу эту называли Внутренним трактом, и проходила она по западному берегу реки Дешар, которая в тех краях издревле служила границей между Коннеком и Ормьенденом – землей, где теснились бесчисленные графства и крошечные княжества, чьи правители хранили верность кто Граальскому императору, кто патриарху, кто королевствам в соседней Фиральдии. А некоторые даже – Арнгенду или Сантерину из-за обязательств, возникших в силу заключенных между дворянами браков. Всего в восьми лигах оттуда, за полоской ормьенденской земли, на которой располагались так называемые княжества Имп и Ману, начинались суровые гролсачские просторы. Граф Реймон собирался ударить по предполагаемым захватчикам, вознамерься те воспользоваться Внутренним трактом, ведь именно по нему в Коннек в прошлый раз пришли наемники из Арнгенда. В случае нападения граф был готов к отчаянному сопротивлению, ведь после захвата восточных болотистых земель Коннека страна оказалась бы отрезанной от помощи Граальской Империи.

Гаритовы шпионы в Гролсаче прознали про репрессальные грамоты Безупречного, и граф намеревался истребить любого обладателя такой грамоты, прежде чем тот успел бы добраться до восточных коннекских городов.

Антье притягивал захватчиков как магнит. От этой твердыни уже не раз уходили несолоно хлебавши патриаршие мерзавцы.

Граф не удостоился благословения герцога Тормонда. Герцог изо всех сил цеплялся за свои иллюзии и все еще верил, что Безупречный сдержит слово и не тронет Коннек в благодарность за то, что его жители помогли ему в священном походе против Кальзира. Тормонд не понимал, что Безупречный не считает себя обязанным держать слово, данное еретикам. Ложь ведь вовсе и не грех, если лжешь неверным.

Услышав вести, граф Реймон тут же снялся со стоянки и уже через два дня достиг Артлан-анде-Брита. Пока его солдаты разбивали лагерь подле поместья, упрямый и вспыльчивый повелитель Антье вызвал брата Свечку к себе.

– Снова нас с вами, совершенный, свели отчаянные времена, – тепло поприветствовал Гарит монаха.

– Бытие циклично, все пересекается между собой, – отозвался тот. – Даже когда крепнет зло. Да еще ремесло у нас с вами такое.

– Расскажите мне о тех гролсачских наемниках.

– Не могу.

– Не хотите? – Граф Реймон знал о причудах мейсальской веры: некоторые мейсаляне ни за что не желали вступать на путь войны, даже когда на них обрушивалась беда.

– Не могу. Юный сьор вытолкал меня через задние ворота, как только они показались на горизонте.

– Брок Рольт – настоящий рыцарь. Он славно бился против арнгендцев и храбро сражался бы на Шиппене, если бы проклятые кальзирцы потрудились дать нам отпор.

– Хорошо, что не потрудились. Ведь их ждала неизбежная гибель.

– Для нас тоже хорошо.

Поскольку коннектенцы участвовали в кальзирском походе, они получили некоторые права. Хоть патриарх и не спешил их привечать, они помогли королю Питеру Навайскому, тому самому, который был женат на сестре герцога Тормонда, завоевать многочисленные земли. Теперь королева Изабет стала защитницей Коннека.

– Да. Так что же?

– Совершенный, вы собрались прочитать мне проповедь?

Граф Реймон имел весьма грозный вид. Он был высок, смугл, худощав и выглядел старше своих двадцати четырех с половиной лет. Левый его глаз пересекал длинный свежий шрам, придававший ему совсем уж зверский облик.

– Лучше зовите меня просто «брат», – отозвался брат Свечка, вздергивая седую кустистую бровь.

– Брат, в нашем семействе есть и мейсаляне. И я узнаю в ваших глазах тот особый блеск, что сулит скорый приступ благочестивых нотаций. – Граф славился своей язвительностью.

Свечка удивленно вздернул и вторую бровь, а потом усмехнулся.

– Этот фокус со мной тоже не пройдет, брат. Я не чувствую ни малейшей потребности водить с вами дружбу. Всем известно, как беззастенчиво вы, мейсалянские монахи, крутите людьми по своему усмотрению.

– Склоняюсь перед вашей юностью, которой не терпится наделать собственных ошибок.

– Беззастенчиво.

Брат Свечка мысленно махнул рукой. Граф не оставлял ему места для маневра. Да и в любом случае вразумлять его было поздно. Ад уже давно запустил в Коннек свои щупальца. Дурные времена порождали злобных юнцов. Монах лишь зря теряет время, пытаясь остановить поток жестокости. Ныне его главная обязанность – сберечь то немногое, что еще можно сберечь.

Недовольно фыркнув, брат Свечка решил, что ищущий свет не должен тщить себя иллюзиями вроде ада. Ад существует лишь в воображении епископальных священников. Более примитивные чалдарянские религии, зародившиеся в дальних краях, признавали существование ворога, но не верили в бездну вечного страдания. Брат Свечка не знал, как именно в верования западных чалдарян пробралось понятие ада. У других племен, например у появившихся гораздо раньше прочих дэвов и дейншокинов, кара и вознаграждение настигали смертных прямо здесь, в этом мире.

Если так, то дэвы и дейншо уже должны были к нынешнему моменту очиститься ото всех грехов. Ведь их Господь с помощью чалдарян нещадно карал их вот уже целую вечность.

– Совершенный, вас что-то насмешило?

– Брат. Называйте меня «брат». Я обратился мыслями к тяжелой участи тех, кто отвергает истинный путь. В нынешние времена они, должно быть, уверились, что их Бог отвернулся от них.

– Так им и надо – тем, кто склоняется перед Тиранией Ночи.

В этом и заключался парадокс существования.

Бог существовал, хоть его и не видели уже долгое время. Все боги существовали. Временами они вмешивались в дела смертных. Где-то существовали всевозможные демоны и духи – все, кого хоть раз оживляло воображение. Духи деревьев, рек и камней. Ночные создания были настоящими до дрожи, их все еще можно было найти даже в тех краях, где основная религия отрицала их существование. Ночные существа скрывались даже в Коннеке, который еще со времен Древней Бротской Империи считался землей без волшебства. Мелкие сущности по-прежнему обитали там, где и всегда, – в лесах, горах, в древних каменных кругах, которые, по преданиям невежественных деревенских жителей, когда-то воздвигли великаны. Эти сущности старались не привлекать к себе внимания, потому что Коннек располагался вдали от источников силы. Здесь они не могли вырасти и превратиться во что-нибудь по-настоящему ужасное. Они скрывались, ведь стоило им проявить себя, как по их душу тут же заявлялись епископальные охотники на ведьм.

Духов покрупнее уже давно заточили в статуи или валуны и закопали на перекрестках или заключили в магические мечи и кольца (хотя такими безделушками редко кто пользовался – они так и норовили предать хозяина), надгробные камни или ворота на древних языческих кладбищах. Да и немного их уцелело после кампании, учиненной чародеями Древней Бротской Империи.

Раньше существовали духи такие могущественные, что их почитали богами или полубогами. Но они уже давно были мертвы, или же их сила и само существо были рассеяны в сотнях каменных обломков колдунами и завоевателями древнего мира. Если уж невозможно уничтожить могучее создание Ночи насовсем, люди старались рассеять его силу, сделать его безобидным.

А уничтожить насовсем было трудно, поскольку вера могла воскресить любого из духов, отрезанного от остатков магии.

Некоторым удавалось вновь собрать их сущность воедино. Этим занимались жадные до могущества волшебники. Хотя на западе вот уже более дюжины веков чародеям не удавалось достичь подобных вершин мастерства. Здесь люди с такими способностями неизбежно попадали в коллегию, где за ними неотрывно наблюдали конкуренты. Они либо не поднимались выше положенного, либо быстро становились жертвой расправы.

– Моя вера не позволяет мне благословить ваше дело, граф, – сказал брат Свечка. – Но все же дело ваше, хоть и жестокое, следует делать, чтобы преградить путь тьме.

Тьма и Ночь существовали, а не символизировали зло. И не являлись им. Создания Ночи не были, по сути, ни злом, ни добром – во всяком случае, до тех пор, пока кто-то не навесил на них соответствующие ярлыки, не поставил метку – такую, какая обычно свидетельствует о принадлежности к касте. Или не начал использовать в собственных злых целях.

Брат Свечка был в ладу со своей совестью. Он сделал все, что мог. Но тревога все же не оставляла его. Пробуждалось что-то постороннее – и это были не просто гнев, жадность и похоть, присущие смертным.

К югу от Карон-анде-Лета появилось две дюжины солдат; они не таились, а, напротив, явно стремились привлечь внимание осаждающих. Епископ Фарфог радостно ринулся на немногочисленного с виду противника. Те мерзавцы, которые не успели дезертировать, не отличались особым умом и тоже не испугались кучки воинов, так очевидно служивших приманкой.

Епископу даже в голову не пришло, что его заманивают в ловушку. Хотя он-то как раз и обязан был об этом подумать. Хитроумный план графа Реймона едва не провалился, потому что враг оказался чересчур глупым и у него не возникло никаких подозрений.

К счастью, гролсачские солдаты из-за своей лености не спешили, к тому же их не отпускал смутный страх, что все двадцать два защитника Карон-анде-Лета вдруг выскочат из-за прикрытия стен и набросятся на них сзади.

Две дюжины коннекских солдат маячили возле замка. Рольт ждал, а в это время остальные силы графа Реймона незаметно для противника проскользнули на запад, стараясь поднять как можно меньше пыли. Кое-кого отправили и на восток – там воины затаились среди деревьев на берегу реки. Две дюжины, отвлекавшие внимание, отступили. Осаждающие вновь обратили внимание на Карон-анде-Лет и принялись с новой силой поносить осажденных, время от времени выпуская по ним стрелы.

На следующее утро давешние две дюжины вернулись. И привели с собой две сотни друзей. Некоторые наемники, из тех, кто посмекалистей, решили последовать примеру самых смекалистых однополчан, сделавших ноги несколько дней назад, и бросились наутек, но позади вдруг выросли коннекские отряды. С жалким лагерем захватчиков быстро расправились.

Настоящего боя не получилось. Гролсачские наемники бежали в разные стороны, теряя по пути людей.

Коннектенцы преследовали только тех, кто бежал не туда, куда им было нужно, – назад к реке, в сторону дома. А те, кто бежал туда, вскоре оказались в ловушке: сначала их расстреляли лучники, а потом дожала тяжелая пехота.

Оставалось только бросаться в реку. Тех, кто оказывался в воде, коннектенцы уже не трогали.

В отличие от многих, епископ Фарфог неплохо плавал, поэтому благополучно добрался до противоположного берега. Доспехи и трофеи ему пришлось бросить.

Брат Свечка пришел на место сражения, когда солдаты графа Реймона хоронили убитых наемников, некоторые из них еще дышали. Своих хоронить не пришлось. Гролсачская чернь разбежалась, так и не нанеся никакого ущерба противнику.

Все павшие, как заметил совершенный, погибли исключительно от ударов в спину. Многие, по всей видимости, были убиты уже в плену. Граф почти не брал пленных.

Это было вполне в его духе. Реймон считал, что лучшее предупреждение тем, кто желает напасть на Коннек, – это уничтожать всех, кто уже осмелился это сделать, и бросать их трупы без погребения.

Оказать павшим последние почести взялись Брок Рольт и его братья.

Совершенный в печали бродил по полю боя. Наемники, среди которых попадались как жители Гролсача, так и уроженцы иных земель, были бедняками в самом прямом смысле этого слова. У мертвецов зачастую даже не было при себе оружия. Они, видимо, рассчитывали вооружиться, отобрав его у своих жертв.

Ничего необычного. В Гролсаче бедняки, охотно обращавшиеся в грабителей и убийц, множились с тем же постоянством, с каким в Ормьендене произрастал виноград, а в Коннеке сочиняли песни и стихи, ткали чудесные гобелены и рисовали картины.

Под предводительством Черного Адольфа гролсачские наемники в прошлый раз вторглись в Коннек вместе с арнгендцами и погибли во множестве во время резни у Черной горы. За два года до того тысячи гролсачских вояк, и снова под предводительством арнгендцев, пали в сражении при Тамзе, когда король Арнгенда пытался предъявить свои сомнительные права на Трамейн.

Брат Свечка подошел к Броку Рольту, двум его братьям Буту и Турму и сестре Сочии. Брок и Бут были погружены в раздумья, Турму явно было не по себе, а вот Сочия прямо-таки лучилась кровожадностью. Она желала насадить головы мертвецов на колья и в назидание захватчикам обратить лицом к границе с Гролсачем.

– Человек помнит урок не дольше, чем трупная муха, – заметил брат Свечка.

Мух с каждым часом становилось все больше. Если бы монах вспомнил о языческих поверьях, ему, возможно, пришло бы на ум одно Орудие Ночи, существовавшее еще в дочалдарянские времена. Орудие это как раз и называли Повелителем Мух, Владыкой Червей, Князем Воронов или же просто Бестией. Бестия прибывал на поле боя последним. Сначала там появлялись бог войны Орднан, Смерть, Черенок или Похитительницы Павших. Похитительницы забирали величайших героев, как правило со всеми потрохами, а Черенок – только души тех, кто для Покоев Героев не годился.

Бестия воплощал собой разложение и тлен.

Когда воины собирались на битву, он силой мысли созывал мух и стервятников. Все это было еще до возникновения епископальной чалдарянской церкви. Ныне же те Орудия Ночи сгинули безвозвратно. Или так казалось. Почти безвозвратно. На это надеялись смертные. И молились своим новым, более снисходительным богам.

Но призраки жестоких божеств никуда не исчезали из общего сознания. Они могли вернуться в мир, если достаточное количество людей призовет их. И если кладези произведут магическую силу в достатке, чтобы Орудиям хватило сил вырасти и окрепнуть.

– Быть может, сам Коннек превратился в труп, на который слетаются мухи, – предположила Сочия.

Брат Свечка содрогнулся. В тонком, почти девчачьем голоске слышались отзвуки безумия. Наверное, она восприимчива к Орудиям Ночи.

– Выходцы из Гролсача никогда не учатся на своих ошибках, – сказал он. – Все их походы заканчиваются трагически. И те, кто нанимает их, тоже ничему не учатся. Почему они так и не поняли до сих пор: любой, кто пользуется услугами гролсачских наемников, всегда обречен на неудачу?

– Когда-то же им должно повезти, – засмеялась Сочия.

Монах переглянулся с братьями Рольт. Брок недоуменно покачал головой. Сочия видела сражение во всей красе. Наравне с другими добивала наемников у главных ворот. И все это ее нисколько не удручало.

Основы мейсальской веры были чужды ей. Брат Свечка мысленно напомнил себе, что среди приверженцев любой веры всегда находятся такие, кому дела нет до ее истинных принципов. Некоторые из них при этом занимают важные места в религиозной иерархии. А еще переплывают реки, гонимые собственной подлостью.

Монаху вспомнился узурпатор патриарх Безупречный V, хотя он мало чем отличался от большинства остальных членов бротской епископальной коллегии.

И все же брата Свечку немало беспокоили магические последствия сражения. После резни у Черной горы в тех краях многократно участились столкновения с созданиями Ночи. Нынешние жестокость и волнения тоже наверняка привлекут внимание Ночи.

2

Брот, главнокомандующий патриарших войск

– Клянусь кровью Господней! – совсем как чалдарянин, выругался Пайпер Хект. – Неужели нельзя оставить меня в покое хоть на одну ночь!

– А прошлую ночь уже забыл? – Пухлые губы Анны Мозиллы изогнулись в усмешке. – А день до этого? А сегодняшнее утро? Господин главнокомандующий, я ведь вполне могу и обидеться.

Лишь через мгновение Пайпер понял, что его любовница попросту забавляется. Хотя иногда на Анну и вправду находило и она ни с того ни с сего обижалась.

– Это Пинкус Горт, собственной надоедливой персоной, – сообщила женщина, передразнивая гролсачский выговор Горта. – Значит, дело серьезное.

Бывший соратник Хекта по кальзирскому походу теперь командовал городским полком – занятие тяжкое, неблагодарное и едва ли более простое, чем носить воду в решете. Горту приходилось иметь дело с точно такими же бесконечными нападками и требованиями, которыми донимали и самого главнокомандующего. Вряд ли бы он явился сам, да еще в такой дождь, без особой на то причины.

– Видимо, серьезное, – согласился Хект.

Внутрь Анна гостей не впустила. Она вообще никого к себе не пускала, в ее дом были вхожи лишь Пайпер Хект и девушка-служанка. Поэтому Горт и его ординарец Поло ждали на крошечном крылечке.

Шел теплый дождь. Из-за влажности еще явственнее чувствовались насыщенные запахи улицы. К несчастью, моросило едва-едва – грязь такой дождь вряд ли смоет.

– Пайп, у нас тут намечается большое дерьмо. Нужно срочно заняться делом. Срочно.

– Что стряслось?

– Кларенца. Фон Дрессер отрекся от данных патриарху клятв. В Кастелле об этом пока не слышали. Но только пока. Безупречный просто обделается.

Чего-то Грот недоговаривал. Измена Кларенцы – едва ли неожиданность. Герцог Джерма фон Дрессер, выражаясь мягко, не отличался постоянством. Едва только менялся расклад сил на политической арене, как он тут же перебегал от граальского императора к патриарху и наоборот. Но в этот раз его измена грозила обернуться серьезными последствиями. Безупречный V был должен Джерме и магистрату Кларенцы восемнадцать тысяч золотых дукатов – он взял эту сумму в долг перед кальзирским священным походом, и все сроки выплат давно уже вышли. Патриарх рассчитывал, что поход окупится и он сможет расплатиться с кредиторами из награбленного. Но надежды его не оправдались. Скудную добычу заграбастали союзники Безупречного – император и Диреция. Так что в последнее время патриарх даже притворяться бросил, будто собирается расплатиться с кредиторами. И бросил выплачивать проценты Кларенце.

– И?

– Он обратился за заступничеством к императору.

Неудивительно, но какой ему с того прок? Граальским императором нынче был Лотарь – весьма болезненный юнец, которому, по всеобщему убеждению, вряд ли удастся протянуть еще год. Хотя все были уверены, что ему вряд ли удастся протянуть еще год, все предыдущие пятнадцать лет.

– Чую, тут не обошлось без Ферриса Ренфрау, – сказал Хект. – Я безлошадный.

Пайпер редко ездил верхом по улицам Брота, хоть высокое звание его и обязывало.

– Ренфрау. Готов деньги поставить, что так оно и есть. У нас с собой запасные жеребцы.

На узенькой улочке ждала дюжина всадников. Они только сейчас поняли, что к ним вышел сам главнокомандующий.

– Дай только я…

Но Анна уже протягивала ему зимний плащ. Плащ был тяжелым и слишком теплым для нынешней погоды, зато Пайпер не промокнет по дороге во дворец Чиаро. Анна поцеловала его на прощание. Горт усмехнулся. Тощий Поло отвел глаза и покраснел.

Всадники вскочили в седла. Никого из них Хект не знал. Без сомнения, все они были людьми Пинкуса и его покровителя, принципата Бронта Донето. У Пайпера не было причин не доверять Горту. Не было причин беспокоиться.

Феррис Ренфрау, этот зловещий тип, был доверенным лицом Граальского императора. Раньше он водил весьма близкое знакомство и с отцом Лотаря Йоханнесом. Ренфрау всегда оставался в тени. Однако именно он помог возвыситься Йоханнесу Черные Сапоги, а теперь охранял его тщедушного наследника от притязаний других, как имперских, так и иноземных, претендентов на трон.

Патриарх Безупречный V рассчитывал получить отсрочку, когда на трон вместо Лотаря взойдет его сестра Катрин. Но Лотарь все не умирал и не умирал. И имперцы висли на патриархе, словно охотничьи псы, стараясь уменьшить влияние церкви в мирских делах. Теперь они действовали даже жестче, чем при Йоханнесе.

Юный император винил Безупречного в смерти отца. А Ренфрау подливал масла в огонь.

Пока существует Новая Бротская Империя, эта борьба будет продолжаться.

Хект сомневался, что епископальная чалдарянская церковь вдруг канет в небытие, хотя втайне жаждал этого. Но слишком уж многие были в ней заинтересованы.

Он вскочил на серого тонконогого скакуна. Почему-то некоторые Гротовы спутники казались испуганными.

– Что-то случилось?

– А ты не знаешь? Тебе бы, Пайп, повнимательнее за новостями-то следить. Создания Ночи в последнее время больно распоясались. Вершат свои темные делишки даже днем. Загадочные убийства, очень жестокие и кровавые. Жертвы порваны в клочья. Ходят слухи, что виноваты в этом ночные чудовища, и все молятся, чтобы так оно и было.

Но ведь в отряде Пинкуса бывалые вояки. Им-то бояться нечего. Или есть чего?

– А другие версии имеются?

– Да.

– Безумец?

– Притом такой, который убийствами пытается вызвать злых духов. Весьма неприятных. Пожирателей душ.

Хект содрогнулся. За свои тридцать с лишним лет он многое повидал и многое испытал, но некоторых страшилищ, намного более злобных и ужасных, ему видеть еще не доводилось. Они скрывались под покровом ночи.

– Пинкус, это больше похоже на шердские предания, чем на цивилизованный Брот.

– Я и не думаю, что дело в этом. Просто рассказал, чтобы ты знал обо всех версиях. Люди вообще всегда ждут самого худшего. Да и о язычниках-шердах мы вряд ли еще услышим. Великих Болот, как я слышал, больше нет.

– Что?

– Знаю-знаю, у тебя в голове только Анна да служба. Говорят, болота высыхают. Спроси, вон, у принципата Делари. Его священники-шпионы отовсюду шлют неутешительные вести. Высоко в горах все больше снега и льда. Мелкое море становится все мельче, в некоторых местах оно теперь едва скроет человека с головой. Дальние болота пересыхают, а с севера вообще покрываются вечной мерзлотой.

– Полагаю, этого следовало ожидать. Но когда я уезжал из тех краев, ничего такого там не было.

Горт пожал плечами. Его мало волновало то, что творилось за тысячу миль от Брота. У него был совсем иной склад ума.

Пайпер Хект был рад, что в помощники ему достался такой недалекий и поглощенный только собою человек. Если Пинкус начинал задавать слишком много вопросов, разговор можно всегда было с легкостью перевести на вино или скачки. Вино Горт преданно любил, а в сезон скачек ипподром становился главной темой для любого жителя Брота.

– Что такого необычного в этом убийце? Почему все вдруг о нем заговорили?

Брот был вторым по величине городом в мире. Первым считался Гипраксиум в Восточной Империи. Гипраксиум славился своим упадничеством, но и у Брота имелась темная сторона. Убийства здесь случались постоянно. Закон вершили в основном отдельные люди, а не власти.

Но некоторые убийства оказывались выше всеобщего понимания.

– Подробностей я не знаю. Я нынче не шатаюсь по улицам и не слушаю, о чем судачат беднота и зажиточные граждане. Но люди напуганы. А коллегия и знать ничего не желает.

– Это как тогда – с одержимыми? – спросил Хект.

Про тогдашние события он сам знал подробно только потому, что принципат Делари, его нынешний покровитель, немало потрудился, выясняя обстоятельства убийств, которые вершили одержимые духами мерзавцы. Выяснить ему, к слову, удалось не много.

– Те убивали, чтобы раздобыть денег. Им нужно было на что-то жить, пока управлявшие ими Орудия не призвали их.

Только сами одержимые знали, чего хотят от них боги: убить смертного, которого Старейшие называли Убийцей Богов, воина-раба из далекого Дринджера. Этим рабом был Элс Тейдж, один из самых искусных военачальников среди ша-луг. Гордимер Лев отправил его в Фиральдию от имени каифа Аль-Минфета, чтобы Элс помешал Безупречному V устроить новый священный поход на восток.

Тейдж так и не узнал, что именно на него ополчились древние боги, хотя и подозревал, что Орудия Ночи проявляют к нему интерес. Но почему – не догадывался.

Элс пережил нападение одержимых. Теперь звали его Пайпер Хект и служил он главнокомандующим епископальной чалдарянской армии. А направлял эту армию тот самый человек, который вознамерился с огнем и мечом обрушиться на неверных в Святых Землях.

Мало кто знал правду.

Но Пайперу Хекту спалось бы спокойнее, если бы ее не знала ни одна живая душа.

– Пинкус, – сказал он, – ты постоянно видишься с Донето. Как он думает, что задумал Безупречный? Захочет он покарать Кларенцу?

– Вероятно. У Гонарио Бенедокто явно свои счеты с Джермой фон Дрессером.

Патриарх носил имя Гонарио Бенедокто до своего избрания.

– Эти фиральдийцы испокон веков бесчестили жен и дочерей друг друга, а потом под предлогом мести радостно убивали один другого, да еще…

– Не только дочерей, но и сыновей. Вспомни о любовниках святош.

– Пинкус, а куда мы направляемся? Зачем нам ехать этой дорогой в такую погоду?

Улочки, по которым неспешным шагом шли их лошади, были столь узки, что двоим всадникам здесь едва ли удалось бы разминуться. Мостовой не было, и копыта лошадей глубоко увязали в навозе и человеческих испражнениях. Вместо цоканья слышалось отвратительное чавканье, а отпечатки копыт тут же заполнялись дождевой водой.

После такой прогулки полковым конюхам предстоит нелегкая работенка.

– Просто Джо тебе спасибо не скажет.

Придется тщательно отскребать копыта и ноги лошадей, чтобы животные не заболели.

– Огьер! Оберо! Какого рожна вам приспичило тащить нас в это дерьмо? Кто вам велел ехать этим путем? – завопил Горт, пытаясь протиснуться в авангард маленького отряда.

Спустя полминуты Хект вслед за ним выехал на маленькую площадь. Те, кто скакал впереди, уже сбились в кучу и повытаскивали клинки из ножен.

– Тут что-то дурно пахнет, и это не дерьмо, – подытожил Пинкус. – Огьер и Оберо куда-то смылись. Свиньи.

– Я уже и сам понял, что стряслась беда, когда увидел тебя с обнаженным мечом в эдакий дождь.

– Ничего; если заржавеет – Поло ототрет. Ему за это платят как-никак. Да еще за то, чтобы шпионил за нами для Палудана Бруглиони.

Поло все слышал, но отнекиваться не стал. Горт всегда высказывался на его счет довольно прямо.

Пинкус принялся раздавать приказы. Его люди спешились и выстроились вдоль стен домов. На площади, в середине которой зиял колодец, не было ни души. Дурной знак.

– Не следовало мне брать этих двоих в телохранители, – пробормотал Горт.

– Кого? – поинтересовался Хект.

– Огьера и Оберо. Они близнецы, представляешь? Из моих краев. Заявились с рекомендательным письмом от моего дядюшки Орисима. Нужно было прислушаться к внутреннему голосу, а не думать об обязательствах перед семьей.

Причитания Горта прервало резкое жужжание. Пинкус и Хект дернулись в разные стороны. С характерным глухим стуком в дерево вошла арбалетная стрела. Горт упал прямо в грязь, откатился в сторону и спрятался за единственным возможным укрытием – деревянной колонной едва ли семи дюймов шириной.

– Ты видел, откуда она прилетела?

– Нет, – отозвался Пайпер Хект; он укрылся за похожей колонной, хотя и не извалялся при этом в грязи. Его колонна была толще и шире, и слава богу – ведь из нее уже торчал один железный наконечник. – Но твои люди, похоже, видели.

Несколько воинов Пинкуса бросились к запертой двери. Все они были опытными солдатами, участвовали в кальзирском походе и сражались на улицах Аль-Хазена.

Невидимый стрелок осыпал площадь стрелами, и всё мимо цели, пока одна, срикошетив, не попала в ногу одному из Гротовых людей. Этим неудачником оказался Поло – бывший ординарец самого Пайпера. Он скорчился возле стены за спиной у главнокомандующего и принялся причитать и заламывать руки – его страшила не рана, а то, сколько предстоит работы, когда все это закончится.

– Поло, уймись, – велел Хект, который уже успел к тому моменту вычислить стрелка.

Вернее, стрелков, ведь их было трое. Вряд ли среди них беглые Пинкусовы соплеменники. Те двое, скорее всего, уже во всю прыть скачут на север и спорят по дороге, как поделить награду.

Хект дождался того момента, когда всем троим стрелкам нужно было перезарядить арбалеты, и ринулся вперед. Поло схватил его за правую руку, испугавшись, что остается без прикрытия. Пайпер рванулся влево, пытаясь его стряхнуть.

И тут к нему устремился сгусток тьмы. Краем глаза Хект успел заметить промелькнувшего на крыше волшебника. По форме сгусток напоминал рукоять молота и был абсолютно черным. И летел точнехонько Пайперу в грудь. Он вскинул левую руку, и запястье опалила резкая нестерпимая боль.

Сгусток тьмы дернулся в сторону и попал прямо в вытянутую руку Поло. Слуга завопил.

Все произошло в мгновение ока. Рука Поло сморщилась, почернела и превратилась в обтянутую кожей кость – он даже еще не успел докричать.

Позади волшебника на крыше вырос один из Гротовых людей. Явно не новичок. Не теряя даром времени, он схватил убийцу за пояс и сбросил на площадь.

Тот полетел на землю головой вниз и умер мгновенно, сломав себе шею.

– Проклятие! – выругался Горт. – Теперь мы точно не узнаем, что это было. Наверняка, кроме него, этого никто не знал. – (На площадь притащили пленника.) – Ты можешь заткнуть Поло? Он так вопит, что у меня нервы вот-вот не выдержат.

– Найди мне тех, кто нас сюда завел, – велел ему Хект. – Ты знаешь их имена, откуда они родом. Пусть их изловят и вернут в Брот. Пошли Бо Бьогну. Мне нужно с ними перекинуться словечком.

Пайпер потер левое запястье. В этот раз болело не так сильно. Невидимый амулет, врученный ему главным чародеем Дринджера эр-Рашалем аль-Дулкварненом, прекрасно защищал от колдовских напастей, но причинял при этом сильную боль.

– И захватите тело. Может, кто-нибудь из коллегии что и добудет из него.

Горт не стал спорить, хотя, строго говоря, главнокомандующий армией патриарха не являлся главой городского полка.

– Пайп, да что же тут творится? В смысле, я очень рад, что все так обернулось, но ты должен был, по-хорошему, сейчас лежать замертво, весь черный и скрюченный, как рука у Поло, – сказал Пинкус, укладывая Поло на крыльцо и осматривая его покалеченную руку, Поло извивался и дергался. – Та черная штукенция летела тебе прямо в грудь. Но почему-то свернула. И угодила в этого несчастного гаденыша.

– Не знаю, но я рад, что не в меня. Хотя мне и жалко Поло.

– Да неужто? Не дергайся, так тебя и разэдак! Гарнье! Арнол! Займитесь этими проклятыми лошадьми! Клянусь волосатыми яйцами Аарона! Точно дети малые! Все-то им нужно растолковывать.

Пайпер Хект расхохотался.

– Что смеешься?

– Не так давно то же самое говорил про тебя Грейд Дрокер.

– Когда это он такое говорил? Я вроде всегда проявлял инициативу.

– В Коннеке. В поместье епископа Серифса, когда мы осаждали Антье.

– Ну, тогда все было иначе. С этим Братством Войны лучше лишний раз не высовываться. Что ни сделаешь – все равно будешь потом в дерьме. Если ты не один из них, им плевать, прав ты или нет.

У Пинкуса Горта всегда и на все имелся ответ. Не всегда правдивый или логичный, но имелся.

– Про труп не забудь, – тихо напомнил Хект.

– Иззи, Буччи, обыщите покойника. Только не вздумайте ничего прикарманивать – чего доброго, копыта откинете, – велел Пинкус, а потом тихо пояснил Пайперу: – Эти ребята ничего не возьмут. Они все родом из далекого захолустья – страшно суеверны и боятся Орудий Ночи. Чудо, если они не разбегутся прямо сейчас и не помчатся разыскивать какого-нибудь священника, который с большой помпой будет стаскивать с них воображаемых магических пиявок.

Конечно, Горт, как обычно, преувеличивал. Но Хекту попадались и те, кто действительно до судорог боялся скрытого мира. Такие люди обычно минуты не могли прожить, не сотворив молитву, и, чихнув, тут же принимались вычислять, не привлекли ли они тем самым чрезмерное внимание Ночи.

Улицы Брота всегда были наводнены паломниками – сюда, в священную твердыню чалдарянской епископальной веры, стремились все. Многие из них все свое время посвящали молитвам – бродили, словно в тумане, бормоча себе под нос.

Господу Богу, наверное, они страшно надоедали, и Он насылал на них больше несчастий, чем на менее истовых своих последователей.

Горт помог Поло вскарабкаться в седло. Животное, почуяв силу Ночи, заупрямилось. Некоторым членам отряда пришлось спешиться – на чью-то лошадь взвалили мертвеца, на чью-то посадили раненого пленного, а чья-то и вовсе убежала, – они помогли сдерживать жеребца, на котором сидел Поло.

Тот что-то бессвязно бормотал.

Ему нужен был целитель. И чем скорее, тем лучше.

Пинкус Горт не стал спорить из-за пленников.

– Пайп, ты мне просто отдай того, который здоровый, ладно? Мне нужен какой-нибудь трофей, а то придется выслушивать тявканье принципата Донето.

– Выбирай. Можешь даже обоих забрать. – Хект был уверен, что ничего ценного вытянуть из пленников все равно не удастся. – Денег меньше потрачу.

Все, кто работал на Безупречного (даже если работали они не напрямую), вынуждены были бесконечно вести борьбу за каждый дукат. Патриарх в экономике не разбирался. Ему невозможно было втолковать, что, если хочешь потратить деньги, нужно их сперва заработать, а втолковать это ему частенько и безуспешно пытались те, кому он не выплатил жалованья или не возместил расходов.

Бог поможет – таков был принцип Безупречного. И все, чьими услугами он пользовался, должны были тем и довольствоваться.

Отряд Пинкуса пересек огромный вымощенный известняком Закрытый Двор. Название это появилось еще в древности, потому что двор действительно полностью закрывали флигели дворца Чиаро. Сам дворец – здание высотою в три, а кое-где и четыре этажа – был выстроен в строгом классическом стиле. Восточный фасад, обращенный в сторону Святых Земель, украшали балконы, на которые сам патриарх и наиболее важные принципаты выходили по святым дням. В Закрытом Дворе всегда где-нибудь да были леса: дворец Чиаро постоянно ремонтировали.

Дворец строили из того же известняка, что и мостовую, но цвет камня не совпадал, ведь замостили двор всего три столетия назад, а самому зданию, во всяком случае некоторым его частям, стукнуло уже все пятнадцать веков. Долгие годы и непогода оставили на нем свой след: стены испещряли коричневые, желтые или розоватые полосы.

Первые здания того, что впоследствии стало дворцом Чиаро, заложили еще до официального появления Древней Бротской Империи.

В Броте встречались и более старые постройки, но у Хекта вся эта древность не вызывала особенного восхищения. Ведь его отрочество прошло в городе, где некоторые дома были в три раза старше самых старых бротских зданий.

Дождь усилился. Где-то к северу от реки Терагай пророкотал гром. Было какое-то древнее, еще дочалдарянское, суеверие – что-то вроде знака, на который указывал гром. Но подробностей Хект не помнил. Он весь вымок и замерз и думать мог только о засаде и о теплом плаще.

Его ординарец Редферн Бехтер, воин и наверняка шпион из Братства Войны, вышел ему навстречу.

– Что стряслось, командир?

– Нам устроили засаду, сержант.

– Это они зря. Вон того типа я знаю.

– Что?

– Лично с ним не знаком, но раньше видел. Он сопровождал герцога Тормонда из Коннека, когда тот приезжал к патриарху несколько лет назад.

У Бехтера была ужасающе хорошая память на лица и имена.

– Рейнардом его звали. Я еще тогда, помню, подумал: он для такой работы либо слишком туп, либо слишком умен.

– А что у него была за работа?

– Конюхом был в свите герцога. Но работал не особенно усердно. Вечно куда-то норовил улизнуть. Значит, белоручка. Или шпион. Я решил, что шпион. Потому что белоручку мигом погнали бы со службы.

– Пинкус, слыхал?

– Да, и притом достаточно. Заберешь его себе? Тогда я возьму остальных двоих.

– У нас здесь лучше умеют допрашивать.

– Расскажешь потом, что они из него вытянут. Слушай-ка, я же тебя сюда по делу притащил. Наши дерьмовые начальнички ведь хотели обсудить положение дел в Кларенце. И немедленно.

Главнокомандующий пользовался определенными привилегиями: дюжина конюхов и слуг явилась забрать пленников, раненого, труп волшебника и коней.

– Тот парень с покалеченной рукой – родня принципата Бруглиони, – тут же наврал им Горт. – Проследите, чтобы о нем позаботились должным образом.

Поло действительно раньше служил (и, видимо, продолжал это делать) семейству Бруглиони, но был не родней, а обычным наемником. Зато, упомянув один из пяти кланов, Пинкус оказал ему хорошую услугу.

Через десять минут Хект уже вошел в так хорошо знакомый ему зал. В этом самом мерзком зале ему каждый раз приходилось иметь дело с князьями церкви – членами коллегии. Вот и сейчас здесь собралась дюжина самых влиятельных принципатов. Они, как обычно, уже сцепились между собой. Только принципат Делари, единственный, поприветствовал Хекта дружелюбным взглядом.

– Проклятье, сколько можно ждать! – прогудел принципат Мадисетти. – Где вас носит? За вами послали уже несколько часов назад.

– И почему, извольте объяснить, вы явились в таком виде? – вторил ему принципат Колоньи. – От вас несет, как от навозной кучи.

– Мы угодили в засаду. Их было четверо. Трое – со стандартными арбалетами, как у наших собственных солдат. Четвертый – чародей, искусный, но не слишком удачливый. Его труп внизу во дворе. Если вдруг вам захочется его осмотреть. Кто еще, кроме вас и полковника Горта, знал, что меня вызвали во дворец?

Как профессиональный воин, Пайпер мог оценить ту скорость, с которой действовали убийцы. Хотя, конечно, засаду подготовили давно, а потом просто ждали удачного момента.

Хект даже не сомневался, что неизвестные покушались именно на него. И он догадывался, кто за этим стоит. Правда, не знал, зачем понадобилась его смерть.

Не особо надеясь, что кто-нибудь себя выдаст, Пайпер внимательно наблюдал за принципатами. Само покушение наверняка устроили не они, а вот чья-то излишняя болтливость могла стоить ему жизни.

Из всех только принципат Делари не скрывал своих чувств. На его лице отразился яростный гнев, хотя и тщательно сдерживаемый. Он ведь, в сущности, все равно что усыновил Пайпера Хекта. А значит, эта засада – прямое оскорбление его семейству.

Пайпер не стремился с ним сблизиться и понять, отчего именно так случилось. Во время кальзирского священного похода Грейд Дрокер, полководец, у которого он служил еще в самом начале своего пребывания в Фиральдии, сделался его наставником. Дрокер был одним из самых важных членов Братства Войны. А еще внебрачным сыном принципата Муньеро Делари. И после его смерти Делари в наследство достались как роль наставника, так и привязанность к Хекту.

Хект хоть и не понимал природы этой привязанности, но без зазрения совести ее использовал.

– Я скоро вернусь, – объявил Муньеро Делари и стремительно вышел.

Этот семидесятилетний высохший старик с лицом землистого цвета двигался с проворством сорокалетнего мужчины. Он весь излучал силу, и после его ухода в зале сразу стало слишком мрачно.

Принципат Донел Мадисетти решил воспользоваться случаем и нанести удар. Клан Мадисетти невзлюбил Хекта с той же силой, с какой привязался к нему принципат Делари (и по столь же непонятным Пайперу причинам). Бруглиони и Арньена поддерживали его, хотя никак не могли договориться между собой о том, как стоит относиться к Безупречному V. Колоньи не занимали никакой явной позиции, но часто возражали главнокомандующему, потому что тот раньше служил клану Бруглиони. А Бруглиони, как они подозревали, стояли за убийством потенциального принципата Родриго Колоньи. Это убийство произошло еще до появления Хекта в Броте.

Стороннему наблюдателю трудно было бы разобраться в сложных взаимоотношениях пяти бротских кланов.

Да, как обычно, Пайпер Хект угодил в странную компанию. Теперь он служил Гонарио Бенедокто, патриарху Безупречному V. Бенедокто и Бруглиони были заклятыми врагами. Во всяком случае, в нынешние времена. А вот целое поколение Мадисетти и Бенедокто прекрасно уживались вместе.

Главнокомандующему мало дела было до вражды кланов. Он должен был в первую очередь разбираться не в городской, а в церковной политике. Хотя городские распри неизменно влияли на церковные после каждого избрания патриарха.

Повернувшись спиной к Донелу Мадисетти, Пайпер во всех деталях описал происшествие на площади принципату Бронту Донето, двоюродному брату и одному из немногочисленных друзей Безупречного.

– Зачем им тебя убивать? – спросил Донето.

– Сначала нужно выяснить, кто они, тогда и узнаем, – пожал плечами Хект.

Бронт внимательно посмотрел на Пинкуса Горта.

– Я понятия не имею, – отозвался тот.

– А тебе придется ответить за своих людей, ведь именно они и завели вас в засаду.

Фраза эта обозначала на самом деле вот что: Горт и так был в долгу перед Бронтом Донето, а теперь увяз и того глубже.

– Мы этим уже занимаемся, ваша светлость. Их поймают, и я лично прослежу за допросом.

Горт уже послал на поиски Бо Бьогну. Еще до наступления темноты тот должен отправиться на север.

– Если я правильно понял, у нас проблемы с Кларенцей, – уточнил Хект.

– Вряд ли это как-то связано с покушением, – отозвался Донето.

– Я тоже так думаю. Едва ли тут замешаны интересы государства. Или все же замешаны?

– Нет. Донел, во имя Аарона, прекратите ныть. Вы же не ребенок! – прикрикнул Донето на принципата Мадисетти, а потом снова повернулся к Хекту. – Пристрелить следовало не тебя, а кое-кого другого.

Донел Мадисетти в ужасе замолк. Он не ожидал такой отповеди от собственного союзника.

Поскольку принципат Делари отсутствовал, а принципат Хьюго Монгоз заснул и пускал слюни, принципат Донето решил возглавить собрание. Хотя и не был самым старшим из присутствующих и неспящих.

Донето был из тех, кому вечно хочется что-нибудь возглавить.

И зачастую получал от этого немало удовольствия.

– Я послал за тобой полковника Горта, – сказал он, – и одновременно созвал всех на чрезвычайное собрание. Они умудрились прибыть раньше тебя только потому, что им не пришлось мокнуть под дождем и сражаться с убийцами.

Донето презирал почти всех принципатов. Может, коллегии и ее чародеев и боялся весь мир, но кто-кто, а Бронт Донето прекрасно знал, что бо́льшая часть его соратников – невежды, добившиеся своих мест лишь благодаря кумовству и взяткам.

Хотя среди них действительно попадались могучие колдуны. Кто из принципатов ни на что не годился, а кто умел накладывать чары – этот вопрос весьма занимал сторонних наблюдателей. Принципаты, в свою очередь, не желали сбрасывать маски.

Даже Безупречный, который сам был раньше принципатом коллегии (хотя его таланты ограничивались в основном обширными семейными связями – к Орудиям Ночи он был совершенно глух), не знал, кто есть кто.

– Мой кузен разволновался из-за Кларенцы, – заявил Донето, – потому что он постоянно волнуется из-за всего на свете. Чрезмерно волнуется. Он воспринял это как личное оскорбление. А еще оскорбление, нанесенное Господу и святым отцам церкви. Ересь, святотатство и прочее, и прочее.

Хект служил принципату Донето почти год. И Донето был уверен, что Пайп по-прежнему ему служит. Под прикрытием. Кланы Бруглиони и Арньена тоже считали, что главнокомандующий им что-то должен, потому что и им он в свое время служил. Хект же себя в долгу ни перед кем не считал. Но сообщать им об этом не собирался. Покровительство могло ему пригодиться.

– Потребуется ли военное вмешательство? – спросил он. – Или меня вызвали сюда лишь потому, что его святейшество не в духе?

Здесь можно было особо не стесняться в выражениях: эти люди знали Гонарио Бенедокто с самого детства.

– Были и другие причины, – кивнул Донето. – За изменой фон Дрессера, скорее всего, стоит Граальский император. Он явно нацелился распространить свое влияние на пойму реки Ако.

– Фон Дрессер уже не впервые переметнулся от патриарха к императору, почему же на этот раз должны возникнуть трудности?

Донето на мгновение замялся. Казалось, ему не хочется выдавать какие-то тайные сведения.

– У нас под носом появится очередная имперская твердыня, – наконец пожал плечами он.

– Значит, его святейшество по-прежнему жаждет обобрать Коннек.

Вот уже многие годы империя вынуждала патриархов защищать свои собственные владения и тем самым ограничивала их действия. Неожиданный союз между Йоханнесом и Безупречным во время кальзирского похода был исключением из правил. И продержался он лишь до тех пор, пока не пало последнее праманское государство в Фиральдии.

– Боюсь, именно так и обстоят дела.

– Тогда все скверно, принципат.

Кларенца располагалась таким образом, что из нее легко можно было перекрыть движение по двум центральным трактам, ведущим с юга на север и с запада на восток. Дороги эти пролегали у подножия Джагских гор, рядом с Оунвидийской тесниной. А еще оттуда можно было перекрыть судоходное движение по реке Ако и движение по восточной дороге, ведущей вглубь материка и пересекающей Ако в самом нижнем ее течении.

– Особенно если соседние с Кларенцей государства имеют на нас зуб.

Принципат Донето слегка смутился. Принципат Мадисетти усмехнулся.

– Что, им его святейшество тоже должен? – уточнил Хект.

– Он всем должен, – проворчал Мадисетти.

– Не хочу показаться занудой, но, если его святейшество не желает расплачиваться с кредиторами, но при этом продолжает тратить деньги, почему вдруг его удивляют подобные осложнения? Может, ваши светлости попробуют его вразумить?

– Он нас не послушает, – отозвался Донел Мадисетти. – Не стоило мне голосовать за него, это была, пожалуй, самая большая ошибка в моей жизни.

Интересно. Именно такого рода сведения и хотел добыть Гордимер Лев, посылая в Фиральдию своего лучшего воина. Хотя еще он хотел отослать подальше потенциального соперника.

Уж очень уважали капитана Элса Тейджа остальные ша-луг.

– Иногда я жалею, что Гонарио мне родня, – проворчал Донето. – Но он искусный интриган. Что-то у него там затевается в Коннеке. Говорит, что благодаря тамошним делам сможет разобраться с долгами. – В голосе у принципата не было особой уверенности. – И трудности, с которыми столкнулся Лотарь Идж…

Бронт смолк на полуслове. Даже в святая святых, дворце Чиаро, могли быть шпионы.

Хект пожалел, что принципат Делари покинул собрание.

Принципату Делари нравились мальчики. В его фаворитах нынче ходил Арманд, шпионивший для Ферриса Ренфрау. И для Дринджера. Гордимер подарил мальчишку Ренфрау, когда тот гостил в Аль-Кварне. Звали Арманда на самом деле Осой Стилом. Гордимеров колдун, эр-Рашаль аль-Дулкварнен, сам обучал его и сделал вечно юным.

Старик Делари все рассказывал своему любовнику. Большинство полагало, что ветреный юнец поглощен одним лишь собой и не интересуется ни политикой, ни религией, ни войной, что его занимают лишь благовония, лакомства и наряды.

Пайпер Хект редко сталкивался с мальчишкой и в душе радовался этому. Слишком уж жуткая Осе выпала участь. Да, ша-луг были воинами-рабами, но подобная жестокость – это уже чересчур.

Но Стил, похоже, вовсю наслаждался своим положением.

Эр-Рашаль знал, что делал, когда выбирал его для этого задания.

В зал вернулся разгневанный принципат Делари.

– Они ничего не знали, – сообщил он. – Неудивительно – обычные наемники. Двое, полковник Горт, из городского полка. Волшебник и его брат были чужаками.

У Пинкуса Горта от злости и стыда на шее и щеках выступили красные пятна.

– Кто им заплатил? Кто их нанял? Знали ли об этом те двое, которым удалось сбежать?

– Вряд ли, – отозвался Делари. – Но зато пленники сказали, куда они направились – в «Рыцарь жезлов». Это трактир в городке под названием Алицея. Там должны были после покушения собраться все заговорщики.

Хект и Горт обменялись недоверчивыми взглядами. Оба бывали в Алицее – неподалеку от этого городка они и встретились.

– Западный тракт проходит прямо через Алицею, – сказал Хект. – Он пересекается там с дорогой, идущей из Сонсы. Пинкус, Бо можно отправить морем, тогда он успеет там их перехватить.

– Я передумал насчет Бо. Они его знают в лицо. Хотя они знают всех моих доверенных людей.

– Но послать надо кого-то, кто знает в лицо их самих.

– Не знаю. Может, кого-нибудь из твоих дэвских приятелей?

Глухое ворчание Донела Мадисетти внезапно напомнило им, что они здесь не одни.

Некоторым членам коллегии была весьма не по душе дружба, которую Хект водил с дэвами.

– Вряд ли они согласятся. Их мало что интересует, они хотят лишь уцелеть и постоянно боятся, что против них самих устроят священный поход.

Именно так и обстояли дела, всем было прекрасно известно про статус-кво, который пытались сохранить дэвы. Разумеется, в один прекрасный день это не помешает Безупречному ополчиться на них.

Епископальные чалдаряне презирали дэвов и малочисленный народ дейншокинов, которые исповедовали ту же религию. В особенности потому, что не могли без них обойтись. Именно дэвы в основном составляли класс ремесленников, они же, в отличие от многих представителей западного мира, умели читать и писать. Именно дэвы обычно занимались бухгалтерией, писали письма, изготавливали бумагу и писчие перья. Этим, конечно, занимались не только они, но дэвы были настоящими мастерами своего дела. И поэтому их все ненавидели.

– Хотя одного желающего я, кажется, знаю, – пробормотал себе под нос Хект. – Но мы собрались здесь из-за Кларенцы. Каков же будет план?

Пайпер надеялся, что они не станут настаивать на карательном походе. Армия патриарха для этого никак не годилась. Как обычно, она вынуждена была постоянно оставаться в городе, потому что Безупречный опасался восстания черни, а заодно и нападения Граальского императора. Так что его войско занималось исключительно обороной, и изменить это главнокомандующий не мог из-за отсутствия средств. Пока не мог.

Но принципат Донето его не обрадовал:

– Мой кузен наверняка потребует от нас чего-нибудь. Захочет продемонстрировать свои силы.

– Мы не сможем ничего сделать. Во всяком случае, сейчас. Он слишком много денег должен своим солдатам.

– Тогда он пошлет в Кларенцу городской полк.

Горт презрительно фыркнул.

– Городской полк ему не принадлежит, – отозвался Хект. – Его собрали специально для священного похода в Кальзир. Поход окончен. Люди, которые за него платили, не получили той добычи, на которую рассчитывали. Второй раз они на эту уловку не попадутся.

– Знаю, – кивнул Донето. – Просто я обязан все это сказать, хоть особого смысла его доводы не имеют.

Интересно. Самый ярый сторонник патриарха не одобряет его поведения?

– Быть может, кто-то, кто пользуется доверием его святейшества, сумеет ему все это растолковать?

– Он не желает меня слушать, когда речь заходит о чем-то для него неприятном.

– Может быть, отец или мать? Кто-то, кого он уважал в детстве.

– Об этом я не подумал. Сделаю, что смогу. Но на многое не рассчитывайте.

Хект сердито кивнул. Вот, как обычно, и закончилось ничем очередное собрание, созванное с такой поспешностью и апломбом. Каждый божий день приходилось разбираться с неразрешимыми трудностями, которые существовали исключительно в воображении патриарха и его приспешников. При этом они совершенно не желали считаться с настоящими трудностями тех своих людей, которые должны были исполнять их волю.

Ирония заключалась в том, что в государствах, расположенных по берегам Родного моря, только мир и процветание могли обеспечить нужные средства, которые так требовались владыкам, чтобы развязать войну. Церкви, например, позарез нужны были деньги, потому что патриарху не хватало того, что он получал со своих феодов. Церковь в основном пользовалась услугами наемников. Но наемники не отличались преданностью. И плохо воевали. Достаточно вспомнить о постоянных поражениях гролсачских солдат.

– Давайте на этом закончим, – предложил Донето. – Мы пошли на поводу у его святейшества и устроили собрание. Все согласны, что поход против Кларенцы обойдется нам дороже, чем врагу. Хект, покажи все, на что ты способен. Горт, займись своими предателями. Донел, разбудите Монгоза, чтобы мы могли официально завершить наш совет.

Кое-кто из принципатов явно был против, но они не решились спорить с двоюродным братом патриарха.

– Пойдем, – сказал Хекту принципат Делари.

Хекту не хотелось никуда идти. Он собирался обсудить с Гортом, как изловить беглецов. Наедине с Муньеро Делари Пайперу становилось не по себе. Умом он, конечно, понимал, что принципат не имеет на него видов. Хект был для этого староват, ему исполнилось тридцать пять.

Делари знал о неловкости, которую испытывал Пайпер, но разубедить его не пытался.

– Пора ввести тебя в ближнее окружение.

– Ближнее, ваша светлость?

– Коллегия – это не просто кучка полоумных стариков, у которых на уме только взятки.

Именно так думали почти все, по этому поводу ходило множество разнообразных шуток.

– Разумеется.

– Иногда мы совершаем деяния, которые, как мы надеемся, приносят человечеству пользу. Во всяком случае, некоторые из нас. Время от времени. Об этом не все знают даже здесь, во дворце.

– Понятно.

– В твоем голосе я слышу сомнение.

– Ваша светлость, я сужу по тому, что видел.

– И что же ты видел?

– То, о чем судачат люди в Броте. А я столкнулся лицом к лицу.

– И в принципе, это недалеко от правды, – усмехнулся Делари. – Особенно если речь заходит о моей пастве из епископальных государств. Их занимают лишь утехи и наслаждения. Свои митры они просто-напросто купили. Или же теплое местечко досталось им благодаря принадлежности к какой-нибудь знатной бротской семье. У них всегда был представитель в коллегии, затем чтобы сан патриарха уж точно достался жителю Брота.

– Да. Поэтому я никак не могу понять, как умудрился стать патриархом Орнис Седелетский.

Хект имел в виду патриарха Достойного VI, который стал первым антипатриархом. Орниса Седелетского сначала избрали законным образом, а потом ему пришлось бежать из Брота, спасаясь от толпы. Жители вечного города считали, что сан патриарха по праву должен принадлежать именно Броту. Патриарх ведь занимает особое положение во всем чалдарянском мире. Хотя на самом деле когда-то бротский патриарх был лишь одним из многих и имел равные права с девятью другими отцами церкви. Пятеро из них канули в небытие из-за праманского завоевания, еще трое после второго синода в Гипраксиуме откололись и образовали восточную чалдарянскую ветвь.

– Его избрали потому, что члены коллегии, включая принципатов из пяти кланов, были уже сыты по горло спесивыми патриархами из семейства Бруглиони, которые сменяли друг друга.

Хект промолчал.

– Но тот урок, кажется, так никого ничему и не научил.

Хект снова промолчал. Делари терпеть не мог Гонарио Бенедокто.

Принципат вел его в бани, из-за которых про дворец Чиаро ходило столько непристойных слухов. Непристойных, на Хектов взгляд. Он сам бывал здесь только для того, чтобы не вызывать подозрений. Во всяком случае, так он себя утешал. Точно так же ему приходилось есть свинину и нарушать многие другие предписания праманской веры.

Никогда уже не стать Пайперу тем закаленным воином, который когда-то предводительствовал лучшим отрядом ша-луг для особых поручений.

В банях ждал своего хозяина Арманд. Помогая Делари разоблачиться, он самодовольно ухмыльнулся:

– Главнокомандующий, не желаете ли позвать помощников? – Голос у мальчишки еще не начал ломаться, он превосходно пел.

– Мне помогут Геррин и Юна.

Эти две девушки всегда помогали ему в банях. Он не требовал от них ничего предосудительного. Правила вообще запрещали купающимся склонять к чему-либо служивших там сирот.

Бани были чем-то вроде приюта для самых миловидных сирот Брота.

А правилами время от времени пренебрегали. К примеру, сейчас принципат Делари нарушал их, приведя с собой собственного мальчонку. Разумеется, жаловаться никто не станет. Во дворце Чиаро Муньеро Делари боялись все. Поговаривали, будто бы он могущественный волшебник.

А еще все знали, что принципат Делари готов на все, чтобы служить своей церкви. Иногда его за это ненавидели.

Обнаженный принципат вызывал отвращение – бледный, высохший старик, с уродливыми синими венами, напоминавшими цветом арнгендский сыр. Делари был похож на смерть – в том карикатурном обличье, какой ее изобразил некий художник на нескольких картинах, развешанных в длинных коридорах дворца. От него пахло старостью даже после омовения.

Хект не мог вообразить, как Оса Стил с ним спит.

– Если тебе так же сильно не повезет, как и мне, тоже доживешь до старости и сделаешься отвратительным старикашкой, – сказал Делари.

Пайпер удивленно уставился на него. У принципата была отвратительная привычка читать его мысли.

Оса снова ухмыльнулся.

Появились Геррин и Юна. Эти две высокие стройные девушки уже почти достигли совершеннолетия, вскоре им придется покинуть дворцовые бани и заняться поисками другой работы. В последнее время Геррин буквально расцвела. Правда, белокурая красавица отличалась довольно угрюмым нравом. Хекту подумалось, что это, должно быть, свойственно всем детям, которые вынуждены прислуживать кому-то, чтобы не умереть с голоду. Потом он вспомнил, что его самого в детстве похитили и продали в рабство, но ему при этом удалось неплохо устроиться.

Характер Юны вполне соответствовал ее имени: она была по-юношески веселой и жизнерадостной, эту врожденную жизнерадостность не сломили превратности судьбы. Пайпер подумывал устроить Юну горничной к Анне Мозилле. Той бы не помешала помощь по хозяйству. Но Анна боялась рисковать и не хотела, чтобы в ее доме жил посторонний человек.

Дни рождения у обеих пришлись на один и тот же день. Однако Юна, хоть и не уступала Геррин ростом, еще не вошла в пору взросления. Хекту казалось, что, даже став взрослой женщиной, она мало изменится.

Оса и девушки отвели Хекта с Делари к свободному бассейну с горячей водой.

– Как, по-вашему, Безупречный отреагирует на измену Кларенцы? – спросил Пайпер, когда они погрузились в воду.

Арманд навострил уши, а лицо Делари приняло озадаченное выражение.

– Остальные члены коллегии думают, – сказал Хект, – что он выкинет какую-нибудь глупость. Вы знаете его с самого детства. Вы тоже так считаете?

– Скорее всего, выкинет. И будет думать при этом, что делает что-то чрезвычайно умное.

– Он будет настаивать на карательном походе? Даже если Лотарь всерьез вознамерился поддержать фон Дрессера?

Арманд весь обратился в слух.

– Если вмешается Граальский император, то патриарх непременно будет настаивать на ответных действиях. Он считает Лотаря слабаком, хотя пока все обстоятельства свидетельствуют об обратном. А еще он уверен, что мальчишка не жилец, хотя опять же, в последние несколько лет обстоятельства свидетельствовали об обратном. Если бы Безупречный мог помочь Лотарю пораньше отправиться на тот свет, он непременно сделал бы это. Ибо сестер императора он считает еще более слабыми созданиями.

– Про Катрин ничего сказать не могу, но Элспет я видел на поле боя. Она хоть и женщина, да еще и юная, но яблоко от яблоньки недалеко падает, она во многом похожа на отца.

– Вполне вероятно. Но сейчас я хотел бы побеседовать с тобой о других наших делах – о тех, которые чреваты гораздо более далеко идущими последствиями.

– Ну, раз дела эти настолько тайные, что я сам до сих пор про них не узнал, стоит ли обсуждать их здесь?

Арманд бросил на него сердитый взгляд.

– Вряд ли имперцы могли внедрить сюда своего шпиона, – отозвался принципат. – Детей слишком трудно заинтересовать. Но если им все же это удалось, какой блестящий ход! В этих банях обсуждаются абсолютно все важные дела.

– Хм.

– Тогда отложим беседу. Если тебе так спокойнее.

– Я свободен вечером.

– В таком случае приходи отужинать со мной.

Анна и Редферн Бехтер непременно разобидятся.

Бехтер хотел, чтобы Хект как можно больше времени проводил в Кастелла-доллас-Понтеллас, – надеялся все-таки заманить его в ряды Братства Войны.

Братья со дня на день ожидали прибытия нового кастеляна, который должен был заменить покойного Грейда Дрокера. Хотя на самом-то деле Дрокер кастеляном не был, а числился главой местного собрания ордена. Настоящего же кастеляна, Хоули Кверка, вызвали в твердыню Братства Кастелла-Аньела-долла-Пиколину. Но по пути на остров Старклирод, который располагался на востоке Родного моря, Кверк пропал без вести во время битвы с праманским флотом. С тех самых пор пост кастеляна оставался свободным.

– Сообщите Бехтеру – где и когда.

– Ты торопишься?

– Нет, но мне нужно проведать Поло. И побеседовать с полковником Гортом.

– У тебя раньше были трудности с этими двумя? – спросил Хект.

– Вроде нет. Они из отряда Колоньи. – (Городской полк состоял из разных отрядов, каждый из которых финансировал богатый покровитель.) – И вряд ли на это их подбил клан Колоньи. Им до такого не додуматься.

– Да уж, – согласился Хект, так как уже имел счастье сталкиваться с главами всех пяти кланов. – Умом они точно не отличаются. Удивительно, как еще не нашлось на них сообразительного чужака, который бы воспользовался их недальновидностью.

– Эти недоумки просто-напросто позарились на легкие деньги.

Вполне объяснимо. Бедняки в Броте обычно не имели ни гроша за душой и отчаянно нуждались в деньгах. Никто не загадывал дальше завтрашнего дня.

– Я бы сам с удовольствием пустился по следам этих твоих родственничков, – сказал Хект.

– Они мне не родственнички, – принялся отнекиваться Горт. – Просто земляки. Тебе бы вряд ли удалось незаметно смыться. Особенно теперь, когда заварилась вся эта дерьмовая история с Кларенцей.

– Мне и не удастся. Но я бы не прочь. Хорошо бы побеседовать с ними раньше всех прочих.

– И что же такое ты бы хотел у них вызнать?

– Кто их послал.

– Но ты же понимаешь, что им, скорее всего, об этом неизвестно.

– Ты недооцениваешь человеческую глупость. В Алицею наверняка заявится тот, кто должен им заплатить. Или перерезать им глотки.

– На месте их заказчика я послал бы туда кого-нибудь другого.

– Может, и так.

– Значит, мне нужно отправить в Алицею кого-нибудь, чтобы перехватить их. Одолжишь мне своих дэвов?

– Они не мои, дэвы по-прежнему служат в городском полку.

– Да, но самых лучших ты забрал.

– Забрал. И собираюсь держать их при себе и дальше.

– Но…

– Я поговорю с Титусом. Если он придумает, как извлечь из этого предприятия выгоду для дэвов, он поможет. Но я бы на твоем месте на это не рассчитывал.

– Вот зараза! Я не хотел отправлять туда своих ребят. Эти скупердяи шкуру с меня сдерут за то, что я посылаю солдат с поручениями за пределы Брота. С другой стороны, если не отправлю, шкуру с меня сдерут все равно – за то, что я якобы бездействовал.

– Понимаю, дружище. У меня ровно такая же история. Чтобы просто выбить из них деньги на жалованье войскам, приходится трудиться день и ночь.

Неожиданно у Хекта появилась идея, и он поделился ею с Гортом.

– А что, Пайп, мне нравится. Когда ты узнаешь у Консента, сможет ли он тебя прикрыть?

– Скоро.

– Есть тут одно судно. Принадлежит семье Донето. Сейчас стоит в порту, ждет груза. Вроде как считается быстроходным. Обычно ходит туда, где якобы держат монополию республики.

– Контрабандисты.

– Строго говоря, да. Хотя капитан бы с тобой не согласился.

– Они смогут подняться по Сону и дойти до Сонсы?

– Почему нет? Если контрабанды на борту не будет.

Хекта одолевали сомнения. Он уже бывал в Сонсе.

– Если обойдется без вмешательства богов, – продолжал Пинкус, – мы сможем выкроить еще один день. Если отправимся на «Лоханке».

– На чем?

– Так называется то судно. Шутка такая – как если бы громилу назвали Крохой.

Хект решил не вдумываться – очередная западная причуда.

– Хм, интересно. Думаешь, получится у нас?

– Что?

– Незаметно ускользнуть из Брота и самим схватить их.

– Наверняка. Только тебе придется выдумать отмазку поубедительнее, чтобы никто не подкопался, – ухмыльнулся Горт.

– Можно опозорить их перед всеми, если сказать, что мы сделали это сами, потому что нечем было заплатить солдатам.

– Если все сложится.

– Да. На неудачу мы не имеем права.

Хект понимал: идея не слишком блестящая, но иногда приходится просто нырять с головой в омут, даже если знаешь, что совершаешь глупость.

– Красота! Вернем ненадолго старые добрые деньки, когда не нужно было ни за что отвечать.

– И может, хотя бы на этот раз все получится как надо.

– Точно. – Ответственность Горта и сейчас не особенно занимала. – Давай, Пайп, отложи все свои дела – и поехали.

– Я подумаю. Соблазн велик.

Соблазн действительно был велик.

Итак, главнокомандующий успел посетить бани, устроить совещание с Пинкусом Гортом, навестить Поло в лазарете дворца Чиаро и в результате на два часа опоздал на ежедневный совет, на который собирались его подчиненные.

– Прошу прощения, из-за событий в Кларенце коллегия стоит на ушах.

Присутствующие уже наверняка знали, куда и зачем его вызывали.

Кроме самого Пайпера, в Кастелла-доллас-Понтеллас собралось пятеро старших чинов. Был среди них и новый заместитель Хекта, полковник Бюль Смоленс. Этого человека назначили в обход главнокомандующего, Хект его не знал. Смоленс раньше служил в патриаршем гарнизоне в Малетерре и приходился родственником кому-то из кредиторов Безупречного. Впрочем, военный опыт у него был внушительный.

Также на совет явился Клэй Седлако, представитель Братства Войны. Поскольку главнокомандующий встречался с подчиненными в замке Братства, монахи-воины настаивали, чтобы на совещаниях присутствовал их человек.

Без их поддержки Хект ничего не мог предпринять.

Седлако тоже прибыл в Брот недавно, но новичком не был и сражаться, несомненно, умел. Левую руку ему отсекли в какой-то битве, а на лице красовалось два ужасных шрама: один пересекал правую щеку, а другой, ярко фиолетовый, – лоб. Клэй обычно держал рот на замке и ни во что не вмешивался.

Остальные трое служили Пайперу с самого его назначения предводителем городского полка перед кальзирским священным походом.

Первый, Хаган Брокк, выходец из Крогузии, воевал рядовым еще во время первых пиратских налетов на Брот. Он оказался необычайно способным и быстро продвинулся по службе. В штабе Хекта он отвечал за планирование.

Титус Консент с Табиллом Талабом выполняли обязанности начальника разведки и главного интенданта. Консенту едва перевалило за двадцать. Оба были дэвами, что немало смущало типов вроде Клэя Седлако.

Но оба отлично знали свое дело и старались не упоминать лишний раз о своей вере, и потому Седлако вел себя сдержанно и смущения своего не выдавал.

Каждого из них сопровождал помощник. Управляться с патриаршим войском – работенка не из легких.

– Мы как раз работаем над этим, мой господин, – сказал Хаган Брокк.

Он махнул рукой в сторону огромной карты Фиральдии, висевшей на стене. Она давно превратилась в неотъемлемую часть обстановки. На ней были обозначены все, даже самые маленькие, графства, герцогства, княжества, города-государства, королевства и республики. Каждое было раскрашено определенным цветом, обозначавшим политическую принадлежность. Если какие-то государства, расположенные далеко друг от друга, подчинялись одному и тому же сюзерену, их соединяли черные линии. К каждому крепилась бумажка с номером, которому соответствовал большой список. В списках указывались имена местных вельмож и прочих важных шишек, количество солдат, укрепления и прочая информация, касавшаяся политики и заключенных союзов и браков.

– Если нам придется выполнить какой-нибудь абсурдный приказ, – продолжал Брокк, – у нас имеются гарнизоны здесь, здесь и здесь. Они нас поддержат. Я отправил туда гонцов с предупреждением.

– Превосходно.

– Имперцы знают об этом, – встрял Титус Консент. – Но они вряд ли переживают по этому поводу и не ждут от нас решительных действий. Наше начальство всегда громко вопит, но ничего не предпринимает.

– На этот раз все может быть иначе.

– Гонцы, которых мы отправили, предупредят и наших специальных агентов, – продолжал Консент.

– Очень хорошо.

Титус намеренно осторожничал в выражениях, имея в виду, что послания получат их шпионы в дэвских гетто.

Дэвы жили повсюду. На них никто не обращал внимания, а они внимательно смотрели и слушали. В данный момент их старейшинам выгодно было сотрудничать с главнокомандующим Брота.

Их доброе отношение, с одной стороны, играло Пайперу на руку, но с другой – зачастую ставило его в неловкое положение. К дэвам относились почти как к демонам. Слишком уж они были образованны и умны, слишком уж ладились у них дела. С такими дружить опасно. Дэвы прекрасно подходили на роль мирового зла, если поблизости вдруг не оказывалось праман, мейсалян, неверных, еретиков или Орудий Ночи. Дэвы знали грамоту и вели записи. В этих записях частенько попадались сведения, которые, по мнению многих, следовало бы забыть навсегда.

К грамотным относились с такой же опаской, как и к тем, кто знался с созданиями Ночи. И те и другие ведь обладают тайным знанием и могут воспользоваться им и всем навредить.

– Доложи, как обстоят дела, – велел Хект. – Сможет ли фон Дрессер обороняться?

Высокий и смуглый Титус Консент почти всегда был весел и бодр. Юноша прекрасно знал свое дело и обладал выдающимися способностями. Его внешность нельзя было назвать типично дэвской, и он никогда не обращал внимания на предрассудки и нападки чалдарян. Титус придавал большое значение своей семье. Однажды он рассказал Пайперу, что его с детства готовили стать чем-то вроде спасителя для западной дэвской диаспоры.

– У нас было слишком мало времени, – ответил он, – мы не успели выяснить. Я бы посоветовал выплатить хотя бы часть долгов тамошним гарнизонам. Совершенно очевидно, каждый раз, когда нам удается выковырять из патриарха очередную порцию денег, мы завоевываем все больше друзей среди солдат.

Именно поэтому Хекта в свое время и выслали из Дринджера. Капитан Элс Тейдж начал пользоваться слишком большим уважением среди солдат.

– Сможем ли мы раздобыть хоть сколько-нибудь денег?

– Мы переговорили с фидуциаром Жосераном Кьюто. Он собирается взять несколько кредитов под залог.

Кьюто заведовал патриаршей казной. Он был архиепископом Диреции и ждал своей очереди, чтобы вступить в коллегию (его должны были принять туда как из-за заслуг, так и благодаря поддержке короля Питера Навайского).

Обычно Безупречный не желал оставлять никакого залога, когда влезал в долги. Но бротские ростовщики больше не желали довольствоваться одной его подписью.

– Под залог собственности?

Церковь владела огромным количеством земель в Фиральдии, а земля, еще со времен Древней Бротской Империи, была главным показателем достатка. Только имея землю, можно было получать стабильный доход.

– Фидуциар охотнее бы заложил драгоценности и редкие книги, хранящиеся во дворце Кройс. Он почему-то уверен, что церковь вскоре получит солидную прибыль.

– Значит, они втайне что-то затевают, и Безупречный сообщил об этом лишь своим доверенным лицам.

– Именно.

– Принимая во внимание, что до сбора урожая еще далеко, а с финансами дела не блестящи, я думаю, они вознамерились что-нибудь украсть. Или продать. Что-то крупное. Все места в коллегии, которые только можно было пустить с молотка, уже распроданы. И все приходы тоже. – Чуть подумав: – А что, если какое-нибудь прибыльное завещание?

– От кого? Что-то не припомню ни одного богача, который стоял бы одной ногой в могиле и жаждал подкупить стражей у врат Господних.

– Быть может, они хотят отправить кого-нибудь к праотцам раньше срока?

Безупречный пока не убивал ради наживы. Но среди патриархов попадались и те, кто, по слухам, не брезговал подобными средствами.

– У нас нет доступа к их архивам. Мы не можем узнать, кто в ближайшее время вступит в права наследства.

– Держите ухо востро.

Хект выслушал другие отчеты, которые не касались Кларенцы. В Кальзире все никак не получалось справиться с упорными праманскими партизанами.

Кальзиру уже никогда не удастся отвоевать независимость. Если бы даже Безупречный отозвал свои войска, их место тут же заняли бы армии Граальского императора и Питера Навайского и эти два извечных патриарших врага сделались бы еще сильнее.

Судьба постоянно вставляла Безупречному палки в колеса, но он упорно отказывался видеть в этом промысел Божий.

Мало кто на этом свете видел промысел Божий в своих неудачах – все, наоборот, изо всех сил старались подстроить промысел Божий под свои собственные цели.

Безупречный, видимо, только и делал, что вопрошал Господа, зачем Тот посылает ему такие суровые испытания.

– Можно поговорить с вами наедине после совещания? – тихо спросил Титус Консент, подойдя ближе.

– Легко, – ответил Хект. – Мне тоже нужно перемолвиться с тобой словечком. Полковник Смоленс, вы сможете на несколько дней взять на себя командование, если я вдруг ненадолго исчезну?

На лице Смоленса поочередно отразились удивление и любопытство.

– Да, я уже неплохо тут все изучил.

– Трудности у вас могут возникнуть разве что с нашим начальством. Здравый смысл явно не их конек.

– Я справлюсь, главнокомандующий. Это все равно что иметь дело с родней.

Бюль Смоленс всегда безукоризненно соблюдал субординацию как с вышестоящими, так и с подчиненными. Он перевез в Брот свою семью, но никто из штаба с ними так и не познакомился. В разговорах полковник упоминал о них лишь вскользь. Вроде бы его старший сын хотел стать младшим офицером, представься вдруг такая возможность.

У Смоленса имелись дельные мысли по поводу того, как сделать войско патриарха более профессиональным. Пожалуй, он был чересчур уверен в том, что епископальная церковь превосходит любую другую власть – и земную, и небесную. Хотя в непогрешимость патриарха не верил.

Трудно верить в непогрешимость патриарха, когда каждый божий день имеешь дело с Безупречным V.

Табилла Талаба явно что-то беспокоило. Дождавшись своей очереди, он сразу же приступил к делу:

– У нас проблема, но все упорно не желают ее видеть. Мрачное будущее надвигается все ближе и ближе. Печальная судьба постигнет всех.

Табилл всегда ждал от жизни самого худшего, его угрюмость уравновешивала излишнюю самоуверенность Титуса Консента.

– Что случилось?

– Я беседую с нашими гонцами. С купцами. С беженцами. Я узнаю новости у наших агентов в республиках, потому что тамошние корабли заходят во все порты на берегах Родного моря.

Хект кивнул. Табилла не следовало торопить. Он всегда предварял самое главное долгой, тщательно продуманной прелюдией.

– И все агенты, из каких бы они ни были краев, сходятся в одном: Ночь зашевелилась. Пока не происходит ничего значительного. Но только пока. Просто люди стали чуть чаще видеть духов и сталкиваться со сверхъестественным, выходки созданий Ночи становятся все опаснее.

– На свободе остались лишь мелкие духи.

– Да, они остались на свободе, их ничто не ограничивает. Но их становится все больше и больше. Они тоже отступают под натиском надвигающихся льдов.

– Разве не этого следовало ожидать?

– Да, господин. Но никто не задумывается вот о чем: созданий Ночи всегда было больше в отдаленных землях, ближе к границе вечных льдов, а там живут более примитивные народы. Там все еще бродят на свободе крупные духи. Поскольку лед наступает и в некоторых местах вроде высокогорий уже не тает вовсе, жившие там дикие создания будут вынуждены спуститься в обжитые земли.

Пайпер кивнул. Об этом пока мало кто говорил, но именно так и обстояли дела, Талаб описывал вполне логичные и ожидаемые последствия.

– Но об этом всем известно. Движение уже началось.

– Да, господин, началось. Но разве кто-нибудь упоминает о том, что это будет означать для самой Ночи?

– И что же?

Талаб завел разговор о таких материях, которые большинство обсуждать боялось.

– Когда люди в большом количестве сбиваются вместе, происходит то, что мы нынче наблюдаем в Броте. Все больше становится бедных, все больше творится жестокости и злодейств. Преступники начинают объединяться между собой. Все сильнее расцветают предубеждения, все больше вершится гонений. А все потому, что все больше людей пытается выжить за счет меньшего количества ресурсов. То же самое происходит и среди Орудий Ночи. Вот только они начинают объединяться и превращаться в более сильные создания. Иногда против своей воли. Когда одно ночное существо пожирает другое, оно становится больше и сильнее. Создания Ночи все больше озлобляются, в них все больше ненависти и жестокости. Когда они набираются сил, то превращаются в такие Орудия Ночи, про которые рассказывают древние предания.

– Из-за наступающих льдов на нас снова ополчатся чудовищные боги?

– Да, если льды продвинутся достаточно далеко. Возможно, мы еще увидим таких страхолюдин, как те, что свирепствовали на земле в древние времена. Тогда еще не было современных религий, которые постепенно придали своим божествам более благодушную форму.

Боги праман, чалдарян, дэвов и дейншо имели, строго говоря, общее происхождение. Дейншокинам Господь представлялся психопатичным и жестоким, Он не даровал, но карал, был корнем всех несчастий, можно сказать, Карателем с большой буквы, который с удовольствием укокошил бы любого, если бы Ему не понравилась, скажем, стрижка бедняги.

Дэвам повезло чуть больше. Их версия Всемогущего насылала несчастья только в наказание за проступок. Его можно было ублажить и без человеческих жертв.

– Мы вряд ли можем с этим что-нибудь поделать. Остается лишь не лезть на рожон и надеяться на лучшее… Что такое?

– Вы забыли об одержимых, – напомнил Титус Консент.

– Я ничего не забыл. Они…

Хект заметил, как Талаб со значением посмотрел на Консента, украдкой, едва заметно. У его подчиненных были обязательства не только перед ним.

Одержимых завербовали в какой-то древней эпохе их боги – хотели, чтобы те открыли проход в северное подобие ада. Мертвые герои должны были ринуться оттуда в обычный мир и уничтожить того, кого так боялись их хозяева, – Убийцу Богов, человека, который волею случая узнал, что даже самые могучие Орудия Ночи может сокрушить человек.

Элс Тейдж одолел богона в лесу Эсфири в Святых Землях и тем самым спас свой отряд, хотя и не знал, кто именно натравил на них создание Ночи. Позднее, уже в Кальзире, он вместе с дэвами убил одного одержимого, который как раз и должен был избавиться от Убийцы Богов, пока опасное знание не сделалось всеобщим достоянием.

В той схватке погиб сам Всеотец, главное божество северного долчалдарянского пантеона. Сбылось древнее пророчество.

Пайпер Хект же так и не осознал, какое значение в действительности имеет его случайное открытие. Зато это осознали дэвы. Их старейшины знали, кем был Хект в прошлой жизни и что сотворил. Еще они знали, как его боятся Орудия Ночи: боятся настолько, что давно бы избавились от неугодного, если бы только могли толком отличить одного смертного от другого.

Но даже самым могущественным Орудиям нужен был кто-то вроде одержимых, чтобы найти Убийцу.

Пайпер Хект (хотя это было лишь одно из его имен) был отличным военачальником, но совершенно не представлял себе, кто он на самом деле. Его боялись равно и боги, и люди, причем те, о существовании которых он даже не подозревал, а если и подозревал, то знал недостаточно.

– И что же одержимые?

Хект не подозревал о своем прискорбном невежестве. Он лишь знал, что несколько убийц в конце концов оказались на поле боя во время кальзирского похода и там же материализовались могучие Орудия Ночи.

– Одержимые, – пояснил Хаган Брокк, – это только цветочки, ягодки еще впереди. Так мне кажется. Сами боги заинтересовались мирскими делами.

– Боги? – гневно переспросил Клэй Седлако. – Есть только один Бог!

– Прошу прощения. Назовем по-другому. Могучие демоны, если вам угодно. Прибегнем к терминологии дейншо.

Монотеистические религии изобретали головоломные иерархии и распределяли согласно им духов рангом пониже.

– Мне, в общем-то, все равно, – улыбнулся Хект.

Возражать ему никто не стал. Даже Седлако не хотел затевать теологические прения.

– Я подумаю обо всем этом, – продолжал Пайпер. – Хотя такими делами должна в первую очередь заниматься коллегия. Полковник Смоленс, давайте вернемся к предыдущему вопросу. Я на некоторое время отлучусь, и со мной нельзя будет связаться. Вам придется самостоятельно разбираться со всеми трудностями. Но я скоро вернусь.

– Мы будем знать, где вы? – спросил Смоленс. – Можно отвечать, что вас нет в Броте, если спросят?

– Если на вас насядут, скажите, что не можете меня найти. Тем более что это сущая правда. Вы не будете знать, где я.

Хотя дэвы наверняка что-нибудь выведают.

– Сколько вас не будет? При самом неудачном раскладе? – спросил Титус Консент.

– Столько, сколько мне потребуется для дела, – отозвался Хект, намекая дэву, чтобы не затевал никаких интриг. – Хорошо. Счастливо оставаться. Ах да, Титус, ты, кажется, хотел поговорить со мной с глазу на глаз?

На лице Консента промелькнуло нечто похожее на испуг.

– Только не в Кастелле, – прошептал он. – Я пройдусь с вами.

Хект кивнул. Титус не желал обсуждать свое дело в твердыне самых ярых защитников чалдарянской веры? Неудивительно.

Они молча перешли по мосту на берег и зашагали вдоль реки, вниз по течению, по направлению к Мемориуму.

– Что, опять старейшины донимают? – спросил Хект, когда они отошли подальше от замка.

С семерыми старейшинами бротских дэвов иметь дело было ничуть не легче, чем с главами пяти кланов или членами коллегии. Они упорно не желали оставить Титуса Консента в покое, чтобы он наконец мог спокойно заняться своим священным долгом.

– Пока нет. Но скоро непременно начнут. Дело не в этом. Пока не в этом.

– Тогда в чем?

– Ноя вот-вот родит.

– Хм. Поздравляю.

Пайпер знал, как зовут жену и сыновей Консента, но ни разу с ними не встречался: дэвы не очень-то тесно общались с чалдарянами.

Титус остановился и почему-то вздрогнул. Хект тоже остановился. Вокруг высились всевозможные памятники – статуи императоров, военачальников и диктаторов Древней Бротской Империи, триумфальные арки.

– Так в чем же дело?

– Мы с Ноей обсуждаем это вот уже несколько месяцев. Мы хотим, чтобы вы стали восприемником нашего ребенка. И чтобы обряд провел принципат Делари. Если он согласится.

Хект не сразу понял, что Титус имеет в виду. Ему все еще случалось путаться, когда речь заходила о епископальной чалдарянской церкви.

– Восприемником? Я не знал, что у дэвов это принято.

– Принято, но не так, как у чалдарян. Мне следовало бы позвать брата. Но у меня нет братьев, поэтому эта роль должна достаться моим дядьям.

– Так ты хочешь обратиться в другую веру? – наконец сообразил Хект.

– Да. Если вы станете восприемником. И если принципат проведет обряд. Мы тайно изучали принципы чалдарянства и знаем почти обо всем, что нужно знать.

– Но ты же избранный, – изумился Хект.

– Меня никогда не спрашивали, желаю ли я им быть. А я не желаю. Вот уже двадцать лет это разъедает меня изнутри. Я хочу бросить это все и обратиться в другую веру.

– Семеро старейшин лопнут от злости! И больше не захотят иметь с нами никаких дел. Они свалят на нас всю вину, – ужаснулся Пайпер и, на мгновение позабыв о Титусе, воскликнул: – Мы лишимся всех сведений!

Но Консент не обиделся на это эгоистичное замечание.

– Рано или поздно это все равно бы случилось, главнокомандующий. Старейшины уже сомневаются, выгоден ли им союз, заключенный во время кальзирского священного похода. Да и патриарху уже не обязательно знаться с дэвами и дейншо.

– Он не думает о будущем.

– Так и есть. Именно наши ростовщики в основном финансируют его авантюры. Семеро старейшин не дадут Безупречному ни медяка на священный поход против Коннека. Там у нас не очень-то много родни. Семеро считают, что самый простой и дешевый способ их защитить – это сделать так, чтобы у патриарха не было денег на солдат. Они не желают признавать очевидного. Безупречного деньги не волнуют. Во всяком случае, волнуют не настолько, насколько следовало бы. Он что-то тайком замышляет. Но старейшины ничего и слышать не желают. Избранный, по всей видимости, должен выполнять свое дело молча, и слушать его не надо.

– Значит, ты серьезно? – растерянно спросил Хект. – Ты действительно хочешь обратиться?

– Разумеется. Я не хочу быть особенным – просто хочу заботиться о семье и делать свое дело. Работа мне подходит. Я ее люблю и умею делать.

– Ничего не понимаю.

– Простите. Я, видимо, недостаточно ясно выразился. Вы себе не представляете, как это все тяжело. Наверное, самое серьезное испытание за всю мою жизнь.

– Что скажет Табилл Талаб? Его отец…

– Один из семерых старейшин. Да. Меня это беспокоит. Но с ним вам тоже пришлось бы вскоре расстаться.

«Плохо, – подумал Пайпер. – Все очень плохо». Связь с дэвами ему не раз пригождалась.

Три десятка лет Хект прожил в краях, где испокон веков процветали интриги и заговоры, и теперь он начинал понимать, чем обернется затея Консента.

Взволнованному Титусу не стоялось на месте, и они снова двинулись вперед.

Внезапно с Хекта стрелой сбило шляпу. Стрела эта была, по всей видимости, пущена из большого лука откуда-то из-за статуй. Она едва-едва не задела Титуса и, отскочив от мостовой, упала в бурые воды реки Терагай. Вокруг с криками начали разбегаться прохожие. В воздух с шумом взмыла стая перепуганных голубей.

– Ты видел, откуда она прилетела? – спросил Хект.

– Нет. Откуда-то оттуда, но точное направление не укажу.

Они укрылись за постаментом небольшой триумфальной арки. У Консента оказался при себе тонкий длинный кинжал. А Хект и не знал, что дэв вооружен. У самого главнокомандующего с собой был короткий меч – и то не меч, а скорее украшение.

– Ага. Кто такой Галинис Андул? – спросил Хект, постучав указательным пальцем по высеченной над его головой древней, едва различимой надписи.

– Архитектор, спроектировавший эту арку, – удивленно отозвался Титус. – Эти ребята хватались за любую подвернувшуюся возможность, чтобы сохранить свое имя в веках. Эта надпись сделана, по всей видимости, еще до Древней Бротской Империи. Значит, арку сюда приволок Арембер Волосатый.

Хекту нужно было отвлечь внимание Консента, чтобы тот чуть успокоился. Лекции по истории Брота его сейчас не занимали.

– Зайди к нему слева, перебегай от укрытия к укрытию. Я подойду справа.

Пайпер не рассчитывал поймать убийцу. Ведь второй стрелы не последовало. Одинокому лучнику вряд ли под силу поразить жертву на таком расстоянии, если она знает о его присутствии.

Незадачливый убийца действительно сбежал. Никто не видел человека с луком. Не осталось никаких улик. Быть может, могущественный и опытный волшебник сумел бы напасть на след, но такого под рукой не оказалось.

Амулет бездействовал. Значит, всего-навсего искусный лучник, не более.

– Выстрел довольно меткий, – восхитился Пайпер. – С расстояния не меньше полутора сотен ярдов. Да и день сегодня ветреный. А здесь еще и порывы.

– Да, – отозвался Консент, но безо всякого восхищения в голосе. – В кого он целился? Или ему просто нужна была голова кого-нибудь из командования?

– Ты точно решил обратиться?

– Да.

– Но если зреет заговор, разве дэвы не сумеют быстрее всех его раскрыть?

– Нет. Дэвский квартал не имеет дел с изнанкой Брота.

– Но стрелок этот явно не с изнанки Брота явился. Это солдат, которому срочно понадобились деньги.

Пайпер не очень-то поверил оправданиям Титуса. Воры с изнанки Брота поддерживали, хоть и с опаской, некоторые отношения с теми, кто скупал у них ворованное добро. Однако Хект редко спорил в подобных случаях. Отрицая общеизвестные истины, собеседники обычно замыкаются, занимают оборонительную позицию. Лучше соглашаться и наблюдать.

Консент должен это понимать. Они с Талабом как раз обычно наблюдают.

– Ничего мы не нашли, – вздохнул Хект и незаметно провел пальцами по левому запястью.

Да, амулет на месте. Значит, никакого колдовства поблизости не вершится.

Но кто-то тем не менее всегда безошибочно вычисляет, где он.

Хект и Пинкус стояли на набережной, ожидая посадки на «Лоханку».

– Пинкус, – спросил Хект, – что у тебя с ними?

– А?

– Ты сказал, судно каботажное, но по мне, так они вылитые контрабандисты.

Матросы выглядели как настоящие пройдохи.

– Ни в чем таком я не замешан. Но позволь тебе напомнить, что контрабанда и честная торговля отличаются лишь точкой зрения.

– Не сомневаюсь, что этот аргумент наготове у любого контрабандиста. Но их все равно отправляют на каторгу.

– Возможно, ты и прав. Ты же всегда прав. Ну и что? Знакомство-то полезное. А это еще кто?

В их сторону торопливо направлялись двое всадников – оба в черных хламидах, типичных для ворон из Братства. Увидев, что Хект с Гортом еще на берегу, они попридержали коней.

– Что-то нынче каждый встречный-поперечный знает, где меня искать, – пробормотал Пайпер.

– Ты сказал Бехтеру?

– Сказал.

Всадников этих Хект не знал. Один из них, статный мужчина с проседью в волосах и бороде, спешился и спросил:

– Вы главнокомандующий?

– Я.

– У меня для вас послание. – Бородач достал большой кожаный кошель, каким обычно пользовались гонцы; печати на нем не было. – И доброе напутствие. Мы помолимся за благополучный исход дела.

– Спасибо. Молитесь за нас, братья. – Нужная фраза сорвалась у Хекта с языка уже почти машинально.

– А вы за нас, – отозвался рыцарь и чуть склонил голову – так обычно прощались выходцы из Граальской Империи.

– Да будет так. – Хект тоже склонил голову в легком поклоне.

Он воспринимал братьев со всей серьезностью. В Фиральдии членов ордена было не так уж много, но могущество их заключалось совсем не в количестве.

Братство Войны почти никто не контролировал. Они не терпели ничьей власти и предрассудки свои защищали рьяно.

– Кому именно следует доставить послание, указано в сопроводительном письме. – С этими словами рыцарь вручил Хекту второй кошель, поменьше, а потом вскочил в седло.

Пайпер осмотрел кошели и потер левое запястье.

– Помяни мое слово, этот тип из особого ведомства, – пробормотал Горт. – Даже и не думает скрываться.

– Ты прав.

– И второй – та же птица.

Особое ведомство было специальным подразделением в воинском ордене, и состояло оно из колдунов, поклявшихся покончить с Орудиями Ночи. Хотя использовали они для этой цели преимущественно Орудия же.

– Что он тебе всучил, Пайп?

– Подожди, пока не отчалим.

– Понял. Кажется, второго я знаю, – протянул Пинкус, глядя вслед удалявшимся всадникам в черном.

– И кто же он?

– Партен Лорика. Охотник на ведьм.

«Партен Лорика? – с удивлением подумал Хект. – Не может быть. Партен Лорика мертв».

– Вряд ли, – сказал он вслух. – Если только на свете не двое Партенов Лорика. Он умер в нашем госпитале в Аль-Хазене вместе с Бьюго Армьеной. Тела забрали братья из особого ведомства.

– Я это все пропустил. Слыхал про погибших, но имен их не знал. Но эти двое как пить дать из особого ведомства. И вон тот – точно охотник на ведьм. Эй, нам пора.

С корабля им махал контрабандист – или это был простой торговец. Уже начали отдавать швартовы.

– Чего же им на самом деле было нужно? – спросил Хект, закидывая на плечо дорожный мешок.

– Вручить тебе послание. Если только они не на ведьм тут охотились.

В терминологии особого ведомства ведьмой назывался каждый, кто знался с Орудиями Ночи без дозволения церкви.

Хекта такое их отношение весьма беспокоило. Слишком уж расплывчатое определение, под него кто угодно подойдет, будь на то воля особого ведомства. Даже самые благообразные епископальные чалдаряне покупали небольшие амулеты, чтобы защититься от проделок созданий Ночи.

– Ну и что там? – допытывался Горт.

«Лоханка» вышла из Терагая в море, проскользнув мимо неуклюжих судов, которые с помощью сетей мужественно пытались очистить реку и поддержать ее в судоходном состоянии. Начинался вечерний отлив. Слева светил Римейл-на-Терагае. Хект наконец раскрыл кошель и изучал его содержимое, стоя под фонарем. Стоявший неподалеку матрос внимательно наблюдал за ними, на случай если этим двум сухопутным крысам вздумается поджечь судно.

Больше всего моряки боялись пожара.

– Что там, Пайп?

– В письме сказано, что большой кошель я должен отдать некоему Монтесу Алине, который назовется Бьемондом. Тут еще написано, как его найти. И все.

– Решили сделать из нас посыльных?

– Вероятно.

Обострившаяся паранойя тут же стала внушать ему, что вероятно-то совсем другое: передав послание, он тем самым выдаст себя очередному убийце.

По его милости у особого ведомства случилось некоторое количество неприятностей. Но они об этом не знали. Во всяком случае, Хект надеялся, что не знали.

– Правильно, – продолжал меж тем Пинкус, – их самих в тех краях пару лет назад знатно отделали. Грейда Дрокера ведь там покалечило.

– Да. Вроде как они хотели истребить всех сонсианских дэвов.

– По мне, так вовсе не истребить, а только ограбить. Но у поганых неверных хватило наглости обороняться.

– И в пылу братья умудрились наступить на хвост тамошним правящим кланам, ведь дэвы у них повсюду приказчиками да дельцами.

– Точно. Братство погнали из города. Только, я слышал, слишком поздно. Дэвы собрали вещички, и только их и видели.

Хект знал всю эту историю не понаслышке.

Но о его участии в тех событиях было известно лишь Анне Мозилле да нескольким дэвам.

– Надо поостеречься, – сказал Горт. – Пока не выясним, кто на тебя охотится.

– Придет время – выясню. Я ведь во все это влез-то, только чтобы наворовать нам с Анной на ферму. Вот наворую, прикуплю хозяйство, и будем мы с ней в старости виноград растить да детишек строгать.

Он не совсем шутил. Хект не собирался возвращаться в Дринджер, пока там тайно властвует эр-Рашаль аль-Дулкварнен за спиной у Гордимера Льва (который, в свою очередь, тайно властвовал за спиной у каифа).

«Лоханка» явно промышляла незаконными делишками, об этом свидетельствовало искусство экипажа. Мастерски обойдя мель, они взяли курс на север, ориентируясь на сиявший в небе полумесяц. А ведь воды здесь были предательские, вокруг раскинулась тысяча островов и островков, и с каждым отливом обнажалось все больше отмелей.

Насколько мог судить Пайпер, чем больше никогда не тающего льда скапливалось на вершинах гор, тем меньше воды оставалось в реках, питающих Родное море.

По реке Сон тоже сновали корабли-чистильщики с сетями. У «Лоханки» была низкая осадка, и судно, разумеется, вошло в реку с приливом, следуя старой как мир морской премудрости.

Завидев сонсианские причалы, Хект удивился. Даже во время прилива вода стояла фута на три ниже, чем в его прошлый приезд сюда.

– В Сонсе задерживаться не будем, – сказал он. – Доставим пакет и сразу сделаем отсюда ноги.

Хотя его теперь вряд ли кто-нибудь здесь узнает.

– Согласен, – отозвался Пинкус. – Уж больно здесь тихо, прямо мороз по коже.

На причале, как ни странно, не было заметно никакой активности. У пристаней, принадлежащих трем кланам, стояли на приколе дюжины две больших кораблей, но, похоже, они уже давненько не пускались в плавание. На некоторых даже подгнил такелаж.

– Тут все умирает, – сказал Хект.

Взвалив на плечо дорожный мешок, он для равновесия уцепился за грота-штаг, шагнул на планширь, а затем и на пристань.

И тут же его окружил с десяток мужчин и мальчишек: все они наперебой предлагали донести вещи, указать дорогу, отвести к любвеобильной сестре или дочери. В прошлый раз подобного отчаяния Хект здесь не заметил.

– Хуже, чем дома, право слово, – проворчал себе под нос Горт. – Там такое разве что в квартале бездомных творится. Эй ты! – Он ухватил за шиворот маленького, лет восьми или девяти, проныру с широкой хитрой улыбкой. – Мэт, куда мы направляемся?

В Сонсе Пайпер Хект решил назваться Мэтисом Шлинком из Сконтала, а Горт – Баком Фэнтилом.

– Прекрасное имя, – заявил он Хекту еще на борту. – Всегда хотел, чтобы меня звали Дирк, Стил или, к примеру, Рок. А вот поди ж ты, Пинкус Горт. Матушка моя расшалилась. Вот скажи, что это за имя такое – Пинкус Горт?

– Это ты мне скажи, – отвечал Хект. – Ты ж его выдумал.

– Хочешь услышать трагическую правду, друг мой? Я его не выдумывал. Это действительно то самое имечко, которым нарекла меня мамаша. Но в это никто не верит.

И Хект не верил. Наверняка Пинкуса Горта знали и разыскивали не в одном северном краю под самыми разнообразными именами.

Но в обществе попрошаек и улыбчивого мальчугана он громко спросил:

– Бак, ты что это затеял?

– А ты дорогу в этой помойке найдешь? Я вот не найду. К тому же этот малец напоминает мне меня самого в старые добрые деньки. Тебя как звать, коротышка?

– Пелла, ваша честь. Пелла Версулиус.

Стоявшие вокруг сонсианцы рассмеялись.

– Иноземцы, к этому пройдохе лучше спиной не поворачиваться, – посоветовал один. – Иначе он у вас задницу уворует.

– У меня ноги длиннее, – отозвался Хект. – Догоню и шею сломаю в случае чего.

Во взгляде мальчишки промелькнуло восхищение.

– Мы ищем место под названием «Десять галлонов», что на улице Карагез. Знаешь, где это?

– Разумеется, ваша честь, – не моргнув соврал мальчишка. – Матушка моя родилась в Каракатицином тупике, это совсем рядом. Ваша честь, и вы, ваша честь, идите за мной.

– Главное, чтобы впереди шел, – пробормотал себе под нос Горт, – тогда я за свою задницу спокоен.

– Все равно лучше назад поглядывать – не увязался ли кто. И смотри, чтобы он не завел нас в какие-нибудь темные закоулки.

– Не учи меня жить. Говорю же тебе: этот мальчонка – вылитый я в детстве. Смотри, нарочно отошел подальше, чтобы мы не слышали, как он у встречных прохожих выспрашивает, где же эта улица Карагез.

– А те присматриваются к нам, решают, стоит ли помогать ему нас обобрать.

– Ага. Тут вроде не слишком жалуют иноземцев, как я погляжу?

В Сонсе повсюду ощущалось отчаяние, но глубоко под ним тлел гнев. На причале царило запустение, многие склады казались заброшенными.

Неожиданно Хект вздрогнул.

– Что такое?

– Не знаю. Словно бы почувствовал на себе взгляд создания Ночи.

На самом же деле Пайпер просто вспомнил место, мимо которого они проходили: именно здесь несколько лет назад колдовство убило двоих его друзей.

– Неужели? А как тебе имечко, которым назвался пацан?

– Что-то такое в духе античных авторов.

– В духе? Да он, знаешь ли, над нами издевается.

– В смысле?

– Как бы говорит, мол, откуда вам, невеждам дремучим, знать имя знаменитого поэта, который написал «Балладу об Ихрейне».

– А знаешь, в моем случае он прав.

– У вас там что, в Великих Болотах, все невежды дремучие?

– Да я и не спорю. Поэтому я оттуда и сбежал.

– Какое неумелое вранье. Никто не сбегает из дома из-за… Ладно, если уж начистоту, что мне не свойственно, я этого поэта знаю лишь потому, что в особняке у нашего недоделанного Донето вечно жуткая скукотища – только и остается, что читать. А ведь это ты меня на эту пакость подсадил в Племенце.

– Зачем оправдываться? Не вижу в этой привычке ничего дурного.

– Ты прямо как наш принципат. Эй! Парень! Пеллапронт, как поживает Альма?

Мальчишка замер и в изумлении вытаращился на Горта:

– Что, ваша честь?

– Да ничего. Ты иди-иди. Лучше с мощеных улиц не сворачивать. Пусть даже так дольше идти придется. – Горт повернулся к Хекту: – «Баллада об Ихрейне» – это такая длиннющая комическая поэма. Главный герой отправляется в Святые Земли. Но только во сне. А проводником у него призрак, который ни разу не называет своего настоящего имени.

– Понимаю, почему тебе так понравилось, знакомый сюжет, – хмыкнул Хект, тревожно оглядывая окрестности.

Сонса сильно изменилась. На улицах было полно мрачных типов, которые били баклуши и явно винили во всех своих бедах кого-то другого.

– Всем нам знакомый. Так вот, призрак этот называется разными именами, и все это имена богов, так или иначе связанных с Кладезями Ихрейна. Сплошное богохульство. В конце поэмы герой, которого зовут так же, как и самого поэта, крутит шашни с одной шлюшкой, а потом оказывается, что это его сестра Альма. Очень забавно. Церковь «Балладу об Ихрейне» запретила. Хотя кто на это смотрит? Разве что жители Брота. Принципат Донето сказал, во всем городе, наверное, наберется только четыре или пять экземпляров. Но балладу эту хорошо знают на севере. Да и здесь, как я вижу.

– Думаю, мы почти пришли.

– Держи ушки на макушке. Здесь могут начаться приключения.

Пелла чуть умерил шаг, и они его нагнали.

– Ваша честь и ваша честь, вот она – улица Карагез. Пересекает нашу. Но ни про какие «Десять галлонов» я не слышал.

– Расспроси местных, – велел Хект.

– Бегу, ваша честь. А почему вы спрашивали про Альму, ваша честь?

– Да нипочему. Есть такая поэма, а главный герой там Пеллапронт Версулиус. И у него есть сестра по имени Альма.

Мальчишка аж задохнулся от удивления.

– Вот дерьмо! – выругался Горт. – У тебя и правда есть сестра по имени Альма?

Пелла кивнул. Он был очень худым и слишком щуплым для своего возраста, глаза на осунувшемся лице казались неестественно большими.

– Разузнай про «Десять галлонов».

– Чертовщина какая-то, – сказал Горт, когда парнишка отбежал подальше.

– Странно, да, – согласился Пайпер. – Но нам некогда разбираться с этими загадками.

– Точно. Эй, смотри, кто-то ему подсказал дорогу.

– Хорошо. А то уже ночь скоро. Нужно убираться с улицы.

– Ваша честь и ваша честь, – сообщил им вернувшийся Пелла, – вы неправильно расслышали. На самом деле место называется «Десять галеонов».

– Тогда понятно, почему мы ошиблись. Идем.

– Моя сестра меньше бы взяла.

Пайпер вспомнил, как на причале мальчишка предлагал услуги своей сестры.

– Вот тебе и еще одна цитата из поэмы, – сказал он Горту. – Я так понимаю, «Десять галеонов» – это бордель.

Пелла кивнул: он явно не сомневался, что его подопечные твердо знали, куда шли.

– В интересных местах обретается наш общий друг, – заметил Горт.

– Да уж.

Члены Братства Войны давали обет безбрачия, как и менее воинственные священники. Вот только, в отличие от последних, обет этот старались соблюдать. Все до единого. Из-за чего между ними и другими представителями церкви неустанно случались раздоры.

– С твоей сестрой потом разберемся, – сказал мальчишке Пайпер. – Нам нужно повидаться с мужчиной, который живет в «Десяти галеонах».

– Да неужели? Он, верно, евнух, ваша честь.

– Показывай дорогу.

И Пелла привел их к нужному дому. Горт дал ему монетку и велел подождать:

– Мы там ненадолго. Потом ты нам снова понадобишься. – Уже на крыльце он спросил Пайпера: – Мы же правда ненадолго? Тебе же не дали каких-нибудь особых указаний?

– Просто нужно отдать кошель человеку по имени Бьемонд, сказав при этом пароль и получив точные отзывы.

– Как выглядит этот Бьемонд?

– В высоту шесть с половиной футов, в ширину почти столько же. На лице огромный шрам. Да еще на щеке родимое пятно винного цвета – спускается на шею и дальше, под воротник.

– Красавчик какой. Добрый вечер, господин, – обратился Горт к типу, который открыл на стук.

– Мы из Гебера, – назвал Хект первую часть пароля.

– Поздравляю, недоумки. Монеты есть?

В отзыве такое не значилось.

– Подвинься-ка, Крошка, – послышался откуда-то из-за спины громилы тоненький голосок.

Тот подвинулся. На порог вышла действительно крохотная старушенция, судя по цвету кожи – явно уроженка востока.

– Откуда вы? – Говорила она на безупречном фиральдийском с легким сонсианским акцентом.

Видимо, беженка-чалдарянка из каифата Каср-аль-Зеда. В разных уголках Обители Мира жило бесчисленное количество чалдарян неепископального толка.

– Из Гебера.

– Добро пожаловать, земляки. Заходите. Что-нибудь выпьете?

– Кофе было бы неплохо. – Все это были пароли, и старушка называла нужные отзывы, хоть и не совсем в том порядке.

– На кофе у нас больше денег нет. Дела идут худо.

– Жаль. – Да, правильно, любой соглядатай ничего особенного в этих словах не заподозрит. – Тогда подайте, что есть.

– Вина бы неплохо, – протянул Горт.

Хект нахмурился: слишком уж Пинкус усердствует с вином. Но лучше ему не выговаривать, ведь все жители запада пьют вино, многие без меры, можно навлечь на себя подозрение.

– Здесь ли мой двоюродный брат Бьемонд? – спросил у старушки Хект. – Дядюшка просил передать ему подарок на день рождения.

Крошка просительно вытянул руку.

– Иди-ка разбуди его, – велела старушка, а сама смерила гостей внимательным взглядом. – Наконец-то выучились походить на обычных людей.

Хект ничего не понял.

– Талант, – отозвался Горт. – С этим рождаются. Либо дано, либо не дано. Мы с Мэтом этим талантом наделены. Мэт на самом деле когда-то и правда был из обычных людей.

В комнату, покачиваясь и на ходу протирая глаза, вошел огромный грязный детина. На нем не было рубашки, и видно было, что родимое пятно винного цвета спускается по груди до самого сердца.

– Братец Бьемонд успел сильно поправиться с нашей последней встречи.

Хект нервно усмехнулся, ведь Горт, сам того не зная, сказал правду: детина действительно растолстел с их последней встречи. Хект видел его в Ранче на сонсианском постоялом дворе. Только вот шрама у него не было. А пятно родимое Хект не разглядел тогда в полумраке коридора. И звали великана не Бьемонд, а Гойдар.

Детина, явно подвыпивший, прищурившись, поглядел на Пайпера:

– Я тебя где-то видел.

– Я твой двоюродный брат Мэтис. Мэт. Привез подарок на день рождения от твоего отца. Хотел его передать. Мы спешим. У нас еще другие дела.

Упоминание о подарке рассеяло клубившийся в голове у верзилы туман.

– Папочка все-таки вспомнил? А я-то уж заволновался. С вами никакой беды не приключилось? На улицах?

– Нет, – озадаченно отозвался Хект. – Мы наняли на пристани мальчишку-проводника, он нас сюда и привел. – Он махнул рукой на лежавшие возле порога дорожные мешки. – Город словно вымер.

– На отряды трех кланов не натыкались? – продолжал расспрашивать толстяк.

– Нет.

– Еще наткнетесь. Уже, наверное, слухи пошли об иноземцах. Скоро их раздуют и станут болтать про приезжих шпионов из Братства или дэвов. Очень уж местным не терпится хоть с кем-нибудь поквитаться. Сонса умирает, и они хотят свалить вину на нас. Не на поганых дэвов, заметь. Эй, им понадобятся подорожные. Хорошие подорожные. Братья, если вас остановят, забудьте о своей чести. Просто покажите подорожные, и все. Делайте, что скажут. Не дайте повода себя раздеть. Иначе вас мало того что оберут да поколотят – обязательно что похуже учинят. На прошлой неделе тут убили дэва. А он был под защитой дона Альсано.

– Мэт, – сладким голосом проворковал Горт, – напомни, почему это я за тобой сюда потащился?

– По глупости?

– Ага. Точно.

– Глупца уму-разуму не научишь, – выдал вдруг нечто осмысленное Крошка, видимо первый и последний раз в жизни.

– Как точно сказано, мне нравится, – кивнул Горт. – Запомню на будущее.

– Крошка, – крикнула старуха из соседней комнаты, – посмотри, кто там, так его и разэдак, стучит. Эй, барышни, ну-ка кыш. – (Хект заметил в коридоре нескольких девушек, с любопытством взирающих на гостей. Они показались ему уж слишком юными для борделя.) – А вы, друзья из Гебера, идите-ка сюда. Это, наверное, клиент. Не дело, когда мои клиенты друг друга видят.

– Неужели?

С крыльца послышались голоса.

– Это Пелла, – сказал Горт. – Пойду посмотрю, что стряслось.

– Ты уже долго с нами? – поинтересовался Бьемонд у Хекта.

– Только несколько лет.

– В Ранче был?

Сказать ему, что был? Но тогда Горт потом пристанет с расспросами.

А у него так хорошо все шло с рассказами про «родную» Дуарнену.

– Надеюсь когда-нибудь туда попасть. И в Святые Земли тоже. Пройти по дорогам отцов-основателей, взглянуть на Кладези Ихрейна… Когда-нибудь я отправлюсь в паломничество. Но нынче что-то все сюда стремятся. Это послание из особого ведомства.

– Слишком много болтаешь. У этих стен есть уши.

– Понял. Прошу прощения.

Да, так напряженно вслушивался в разговор Горта и Пеллы на крыльце, что сболтнул лишнего.

В дальнем углу старая карга, которую, как оказалось, звали Малютка, рылась в куче какого-то мусора. Наконец она разогнулась, держа в руках две подорожные с гербом Дуранданти.

– Вот эти подойдут. Главное, не нарвитесь на отряд Дуранданти. И не ведите себя как обычно – не нужно никому портить жизнь. Здесь значится, что вы агенты дона Альсано Дуранданти. Три клана пытаются разрешить свои разногласия. Им ведь нужно выстоять против всех. У дона Альсано есть план: он хочет возродить Сонсу.

– Эй, Мэт! Бабуля! – завопил Пинкус. – Мальчонка говорит, кто-то следит за домом. Четверо каких-то типов. Еще один убежал – явно за подкреплением.

– Плохо, – расстроилась старуха. – Если они решили, что вы с того контрабандистского судна, добра не жди. Станут спрашивать, почему сразу к дону во дворец не пошли. Вот что! Девицам все равно делать нечего. Сейчас мы вам устроим каждому по семье. Бьемонд, забери наконец отсюда свой треклятый подарок на день рождения. Крошка, посмотри-ка везде. Чтобы ничего подозрительного не валялось на виду.

И уже через десять минут Хект и Горт вышли из «Десяти галеонов» в сопровождении жен, Гортова сына и Хектовых дочерей-подростков. У Пайпера в Аль-Кварне осталась настоящая дочь – старше этих малолетних начинающих проституток. Но мнимые жены выглядели на удивление благообразно.

Малютка явно не в первый раз имела дело с маскировкой.

Ошивавшиеся перед домом молодчики совсем не удивились, что из борделя вышли двое мужчин в сопровождении семейств. Никто их не остановил. Интересно, подумал Хект, как они собираются ловить шпионов, если у них даже описания толкового нет.

– При случае побеседую по душам с моими друзьями-мореходами, – проворчал Горт, когда они отошли от веселого дома на достаточное расстояние. – Продали нас.

– Не совсем. Те громилы толком не знали, как мы выглядим.

– Ну да. Значит, мои дружки, чтобы самим не угодить в переплет, выдали им только самую малость. Но о важном умолчали. Молодцы. Как насчет того, чтобы сделать ноги из этого городишки? По-быстрому.

– Именно так я и собирался поступить. Мы заехали сюда лишь потому, что мне духу не хватило отказать особому ведомству.

– Невозможно дослужиться до такой должности, когда можно отказать кому угодно, так, что ли, выходит?

– Да ты, я смотрю, на старости лет философом заделался.

– А что будем делать с женушками и отпрысками?

Женщины держались даже незаметнее, чем послушные праманские жены. На них красовались строгие черные наряды – сельские дамы обычно носили такие даже здесь, в этих безбожных краях. «Дочери» были одеты бедно и неброско. Обе они подглядывали за Хектом и Гортом тогда, в борделе, когда их одернула Малютка.

– Уверен, они знают, что им делать дальше. Так, дамы?

Именно так. Вот только неожиданно выяснилось, что от Пайпера с Пинкусом совершенно не намерены отставать двое детей. Пелла Версулиус решил, что ему несказанно повезло, и уверял, что он им еще пригодится. А еще в Горта мертвой хваткой вцепилась одна из мнимых дочерей – возвращаться в веселый дом она явно не желала. Ей хватило ума понять, что незнакомцы не испугаются ее хозяйки.

Безумие какое-то, подумал Хект, глядя, как две проститутки пытаются оторвать девчонку от Пинкуса. Что же такое делали с ней в том борделе, что она не боится сбежать с двумя совершенно незнакомыми мужчинами?

Женщины чертыхались и кричали, лица у них становились все испуганнее. Их явно ожидали крупные неприятности, вернись они без этой девчонки. На вторую при этом они не обращали никакого внимания.

Та тихонько подошла к Хекту и прошептала ему на ухо:

– Господин солдат Божий, ее зовут Вэли Дюмейн, и она дочь важного человека. Ее похитили, чтобы его наказать. А теперь шантажируют: если он не сделает, что велено, девственность Вэли продадут на аукционе. Заберите ее с собой, за нее можно получить большую награду.

– Она умеет разговаривать? – спросил Пайпер.

Упрямая девчонка за все это время не сказала ни слова, и женщины обращались с ней как с немой.

– Да. Но об этом никто не знает. А еще эти шлюхи не знают, кто она на самом деле. Иначе бы сами ее похитили ради выкупа.

– Что нам с ней делать?

Проститутки с воплями пытались оторвать девчонку от Горта, но безуспешно. Горт им не помогал, но и не отталкивал – просто ждал и смотрел, что же будет.

– Господин солдат Божий, заберите ее с собой. Потребуйте за нее выкуп.

– Ты хочешь ей помочь?

– Да.

– А с тобой что будет?

– Меня спасать уже слишком поздно, господин солдат Божий.

Хект решил не выспрашивать подробностей.

– А тебе не влетит?

– Мне – нет. Малютка – моя бабка, она не поверит, что это я все подстроила. Я же послушная девочка. А эти твари заплатят за все – вечно бьют меня и щипают, когда Малютка отвернется. Давайте же.

Значит, помогает она не бескорыстно.

Вэли Дюмейн так и не удалось оторвать от Пинкуса Горта.

– Дамы! – рявкнул Хект. – Прекратите, иначе нас всех упекут.

На вопящих женщин уже начали оглядываться прохожие.

Они примолкли, переглянулись, что-то пробормотали и, последний раз дернув девчонку, схватили за руки внучку Малютки и устремились прочь, отчаянно сквернословя на ходу.

– Ваша честь и ваша честь, – вмешался Пелла, – надо выбираться отсюда. Уличные свары всегда привлекают внимание.

– Да, вот еще одна причина поскорее сделать отсюда ноги.

Пайпер чувствовал на себе чей-то взгляд.

– Из города не выбраться, пока не откроют ворота, – сообщил Пелла. – Стражи не берут взяток.

– Веди нас, Пелла, – велел Хект, а сам пересказал Горту историю, которую ему только что рассказала девчонка.

– Пайп, но мы же не можем таскать ее за собой.

– Жду твоих предложений. Заодно неплохо бы как-то укрыться от внимания Ночи.

Запястье с амулетом чуть заныло.

– На здешних улицах полно детей. Пусть Пелла ее забирает, – отозвался Горт, оглядываясь на зашевелившиеся по углам тени.

Запястье заболело сильнее. Но предупреждение было излишним: к ним кто-то приближался. Судя по шуму и топоту, этот кто-то был далеко не один.

– То-то я подумал, что потаскушки чересчур быстро сдались, – протянул Горт.

– Они-то свой город хорошо знают, – кивнул Хект. – И понимают, когда нужно делать ноги.

– Не нравится мне все это. У этих типов с собой факелы.

– Если нас поймают и будут пытать, особое ведомство нам этого не простит.

– Да ты что! Я нам этого не прощу. Пелла, друг мой, нам бы на крышу залезть. Если только ты не придумал чего получше.

– Я так и собирался, ваша честь. Только здесь не полезем. Здесь все уже всполошились из-за суматохи, которую устроили глупые потаскушки.

– Пайп, я ж тебе говорил, мальчонка – вылитый я в детстве. Смышленый проныра.

– Ты уж определись – одно из двух: либо смышленый, либо вылитый ты.

– Чего?

– Не сомневаюсь, что память у него хорошая. И даже в такой кутерьме имена он запомнит.

– Ой, вот дерьмо! Прости. Давай, малыш, найди нам хорошее убежище.

– Я обычно в этой части города не хожу, но постараюсь.

Шагая по улице, Хект внимательно следил за тенями.

Дети были гораздо убедительнее фальшивых подорожных. Хотя Хект и Горт специально явились к воротам пораньше, стражи еще толком не проснулись и, беспрестанно зевая, едва ли внимательно выслушивали ответы путников. Пайпер наврал им с три короба, и в них никто так и не опознал двух опасных шпионов.

Хект с Гортом шепотом обсуждали, что же им делать с детьми. Те шли за ними как привязанные. Пелла даже за деньги не хотел возвращаться в Сонсу. А Вэли… Вэли Дюмейн упорно отказывалась говорить. Как, интересно, даже в теории требовать за нее выкуп, если ничего толком от девчонки не узнаешь?

– А она не дура… Мэт. Хочет, чтоб у нас оставалась надежда на выкуп. Где-то в глубине наших жестоких черных сердец. Тогда мы о ней позаботимся.

– Значит, тоже напоминает тебя в детстве.

– Ага. Слушай, а напрасно мы не взяли с собой Бо с его ребятами. Сейчас бы разбились на два отряда. Сдается мне, эти давешние типы – не самые убежденные и благообразные члены Братства.

– Неужели? Поэтому, видать, и засели в борделе, а капелланом у них Малютка?

– Надо было вскрыть те письма. Хоть бы знали, что они затевают.

– Тогда они не поверили бы в то, что мы тоже из Братства. И мы бы с тобой сейчас совсем в другом месте сидели. А может, и не сидели бы вовсе, а плавали лицом вниз в Соне.

– Твоя правда. У тебя как с наличностью?

– Что-то ты меня совсем запутал. Уже в который раз.

– У нас же теперь семьи. Придется поторопиться, иначе нам не поспеть туда к сроку. Еще эта девчонка. Вряд ли ей приходилось раньше столько ходить пешком. Надо бы повозку нанять.

Хект посмотрел на Вэли: он неплохо представлял себе, как ее похитили.

– Она справится. Ее пешком гнали до самой Сонсы. И не особенно при этом церемонились. Да, Вэли?

Девчонка и глазом не моргнула. А Пайпер надеялся, что она хотя бы кивнет или покачает головой.

– Когда они пошлют за нами погоню, как думаешь? – спросил Горт.

– Малютка и Бьемонд?

– Да какая разница, кто из них. У кого-то были на эту малышку большие планы.

Теперь и Хект пожалел, что не прочитал те письма.

– Другая девчонка сказала, что они шантажируют ее отца – хотят от него чего-то добиться.

– Думаешь, в том борделе сразу две крупные интриги затеваются? – хмыкнул Горт. – Может, и так. Но ведь люди-то – все в основном вроде меня. То есть внимание ни к черту. Поручи мне несколько дел и посмотри, что будет. Я ходить и разговаривать одновременно и то не могу.

С этим как раз Хект мог и поспорить. Горт и во сне не затыкался.

– Подорожные эти лучше больше никому не показывать. И детей хорошо бы переодеть.

– Там дальше начинается лес. Сойдем с дороги и откопаем по чистой паре одежек в путевых мешках. Переоденем девчонку в Пелловы обноски, и готово! У нас уже двое мальчишек.

– И один из них голый.

– Да нет же. Ему выдадим мою грязную рубаху. Она, конечно, парнишке велика, но уличная ребятня так обычно и ходит.

– Ваша честь и ваша честь, – заметил Пелла, – она слишком уж чистенькая. Похожа на переодетую богачку.

– Тогда проследи, чтоб стала похожа на беднячку, – велел Хект. – С дороги вот только сойдем.

Не успели они скрыться в лесу, как по только что оставленной дороге на восток промчалось шестеро всадников.

– Ты гляди, Пайп! Удача-то нам сегодня улыбается. Вовремя мы свернули.

– Они так лошадей загонят. А все из-за нее. – Хект кивнул на Вэли Дюмейн. – Кто же все-таки у этой заморенной малолетки папочка? Кто так насолил Братству?

– Ты у меня спрашиваешь? Или это излюбленный тобою риторический вопрос? Те шестеро на дороге не из Братства.

– У тебя, у тебя, если ответишь что дельное. Сам знаю, что не из Братства. Не может у них в городе столько народу прятаться. Но эти люди, вполне вероятно сами того не ведая, работают на братьев.

– Тогда я пас, – пожал плечами Горт. – У девчонки светлые волосы. Так что пусть будет твоя дочка. А мой – Пелла. Нужно уносить ноги. Те парни скоро повернут назад.

– Пока не вернутся, будем идти лесом.

– Пайп, ты уже давненько лесами-то не ходил. Справишься? След замести сумеешь?

– Наверное. Если нас все же сцапают, в лесу можно закопать тела, и найдут их тогда не скоро.

– Твоя уверенность мне нравится. А если нас патруль остановит?

– Тогда вся надежда на тебя. Ты кого угодно заболтаешь. А я, знаешь ли, весь в дочурку. У нас немая семья.

– Она же вроде вам не дочурка, а сын, ваша честь.

– Да, Пелла, верно.

– Ну да. Они только на тебя посмотрят и сразу примутся меня расспрашивать: как так вышло, что тебе удалось уболтать несчастную женщину и затащить ее в постель, чтобы состряпать эту самую дочурку или сына. У немого бы такой фокус не прошел.

– Ваша честь и ваша честь, вы все время так меж собой разговариваете?

– Он – да, – отозвался Хект. – А у меня зато есть голова на плечах.

– О великий обладатель головы на плечах, ты вроде собирался их прикончить и закопать тела в лесу, чтобы никто не нашел, а как, можешь мне объяснить? – Поскольку Хект и Горт притворялись бедными путниками, у них с собой из оружия были лишь ножи. – Безработным наемником на этой дороге прикинуться не удастся. Какой же наемник идет прочь из Сонсы? Жителям Сонсы, во всяком случае, мы пыль в глаза пустить не сможем.

– Они нас не найдут и вернутся в город, – раздраженно откликнулся Хект.

Какого черта его вообще сюда занесло? В последнее время он постоянно откалывает какие-то странные штуки.

– Дитя удачи.

– Что?

– Так кличут сирот в тех краях, откуда я родом, Пайп. Всех. Долгое время только так меня и звали.

Хект недоверчиво хмыкнул. Неужели? Не так давно Горт утверждал, что неудачное покушение на Пайпера подстроили его родственники, которых он сам и порекомендовал в городской полк. А когда-то Пинкус рассказывал о том, как его отца убили в Кларенце.

В тех краях, где прошла юность самого Хекта, детьми удачи называли тех, кого коснулись боги, тех, кто служил Орудиям Ночи, – пророков или неистовых безумцев.

Что, вполне возможно, объясняло некоторые его собственные непонятные особенности.

Пугающие мысли.

Если подозреваешь, что тебя отметили Орудия Ночи, значит стряслась большая беда.

– Ваша честь и ваша честь, мы готовы.

– Хорошо.

Хект почти не следил за возней с переодеванием.

– Эй! – воскликнул вдруг Пелла. – А где ваша татуировка?

– Что? Я, конечно, люблю выпить, но напиться до такой степени, чтобы самому отдаться в руки какому-нибудь недоучке-подмастерью пыточных дел мастера? Нет уж, увольте.

Пелла оглядел Хекта:

– У вас тоже нету. Да вы, значит, соврали. И не из какого вы не из Братства Войны, получается?

– А мы никогда и не говорили, что мы оттуда, – заявил Горт.

– А у членов Братства есть какие-то особые татуировки? – заинтересовался Пайпер.

– Так я слышал.

– Неужели? А я вот не слышал. Бак, а ты?

– И я нет. Но может, и правда.

Откуда дитя удачи из Сонсы знает о том, о чем не знают даже те, кто каждый день сталкивается с братьями?

– Да это всем известно! – не унимался Пелла.

– И откуда же?

– Еще когда я маленький был, случилось большое сражение с дэвами и Братством Войны, засевшим в своих казармах. Когда с мертвых стали снимать одежку, у всех братьев были татуировки. Одинаковые. Вот здесь. – Пелла попытался дотянуться до собственной спины – чуть пониже левой лопатки, прямо за сердцем. – Вот такая малюсенькая – с ноготок. На желудь похожа. А у желудя листик.

– «И из семени этого да вырастет могучий дуб», – процитировал Горт. – Аарон Чалдарянский говорил так о Домино, которого сделал своим учеником перед смертью. И слова эти оказались правдой. Домино проповедовал чалдарянскую веру по всему южному побережью Родного моря. Там в горах до сих пор остались племена, не поддавшиеся праманской скверне.

«Черви в собачьем брюхе…» – подумал Хект, а сам сказал:

– Бак, ты не перестаешь меня удивлять. Откуда тебе это известно?

Отец-основатель Домино был не очень широко известен среди епископальных чалдарян, ведь он не обращал неверных на западе. Но Братство Войны почитало его как своего покровителя. До своего обращения он был имперским военачальником – доминиусом Анелосом Андулом Галлатином. Доминиусами тогда называли командующих, одержавших несколько значительных побед.

Хект подозревал, что Домино, как и Иосиф Алегиант несколькими десятилетиями после, обращал в свою веру с мечом в руке и именно поэтому так преуспел.

– Теологию изучал, – отозвался Горт. – Два года и еще целую неделю. А потом меня выгнали. Кто-то вылакал все вино из закромов учивших нас братьев. Нужно было свалить на кого-то вину, вот я и подвернулся под руку.

– Сделали козлом отпущения, значит.

Они двинулись дальше, но из леса не выходили. Извилистая тропа сначала тянулась вдоль берега небольшой речки, однако вскоре речушка меняла направление и убегала в сторону Сона, чтобы влиться в него вместе с другими притоками. Через некоторое время Хект почувствовал, как вдалеке под ударами копыт задрожала земля.

– Возвращаются.

Действительно, всадники возвращались в Сонсу, но уже неторопливо. Они внимательно осматривали опушку, выискивая следы, но Хекта и его спутников так и не нашли. А те уходили все дальше.

– Ну, теперь мне полегчало, – сказал Горт. – Хотя, может, им хватило ума прихватить с собой какого-нибудь плохонького колдуна.

– Они, конечно, преступники, но даже если среди них волшебник – как мы об этом узнаем?

– Пайп, ты, как всегда, просто излучаешь оптимизм.

– А почему он зовет вас Пайпом, если вы Мэтис? – спросил Пелла.

– Потому что дурак?

– Нет, потому что в Святых Землях я постоянно курил каф.

Пелла недоверчиво фыркнул. Он уже ни капельки не верил в то, что перед ним святые братья.

– Нужно возвращаться на дорогу. Поднажмем. В Алицею надо добраться до темноты.

До городка было еще шагать и шагать. А укрыться от ночи поблизости больше негде. К тому же чем скорее они устроятся в «Рыцаре жезлов», тем меньше заподозрят те, на кого идет охота.

Горт принялся расписывать разнообразные приключения в Святых Землях, в которые якобы попадал он сам вместе со своим старым другом Мэтисом Шлинком, но при этом использовал всем известный сказочный сюжет, сдабривая его небылицами и цитатами из легенд, так что Пелла не поверил ни единому слову.

– Я, пожалуй, схожу посмотрю, что впереди. А вы двое оставайтесь с Баком.

– Осторожнее там, – кивнул Горт.

Хект понял, что Пинкус тоже заметил: вернулось только пятеро всадников.

– Давайте я, – вмешался Пелла, который тоже отлично все видел. – Если там засада, меня явно не ждут. Кто бы они ни были.

– Ну, ступай, – согласился Горт.

Когда Пелла отошел подальше, Хект спросил:

– Ну что, дитя удачи, ты как поступил бы на его месте?

– Играл бы честно. Ему сейчас на нас никак не заработать. Он знает: стоит только попытаться урвать себе долю за тот неведомый выкуп, который полагается за Вэли, – ничего не выйдет, точно все отнимут. – Немного подумав, Горт добавил: – У него долгосрочная перспектива. Я тоже так делал. И все получилось. Но сердечко ему в конце концов разобьют.

Далеко впереди Пелла, насвистывая, скрылся в рощице.

– Храбрости ему не занимать.

– Иначе не выжить, если ты сам по себе.

Эти слова, в отличие от всех рассказанных Пинкусом историй о самом себе, прозвучали правдиво.

– Пойду-ка тоже вперед, – сказал Хект. – Вэли, оставайся с Баком.

Войдя в рощу, Хект увидел, как Пелла спорит с каким-то высоким костлявым типом. Сутулясь, тот оживленно размахивал руками. Рядом, возле самой дороги, паслась привязанная к кусту лошадь, которая, похоже, не обращала внимания ни на что, кроме травы. На седле с ослабленной подпругой красовался сонсианский герб.

Хект подобрался ближе. Герб Дуранданти. Этот клан давно уже водил дружбу с Братством Войны. Они рассорились, когда рыцари попытались ограбить дэвский квартал в Сонсе, но, видимо, потом тайно заключили мир. Наверняка план Дуранданти по восстановлению Сонсы как-то связан с Безупречным V и Братством.

И как же в этот план вписывается Вэли?

Все зависит от того, кто она такая.

Пелла демонстрировал свою преданность и заговаривал Дуранданти зубы, чтобы тот повернулся спиной к дороге. Долговязый так ничего и не заметил, пока не всполошилась лошадь.

Жердяй развернулся. Щеки у него были впалыми, а неестественно бледное лицо напоминало череп.

– Привет! – поздоровался Хект и двинул незнакомцу прямо промеж глаз. – Вот черт! Я и забыл, как это больно! – Он изо всех сил потряс рукой. – Я так понимаю, на жизнь этот парень зарабатывает явно не охотой за головами.

Его жертва, скосив глаза, сделала два неуверенных шага и припала на одно колено.

– Думаю, вы правы, ваша честь. Он старался казаться прожженным воякой, но у него не очень хорошо получалось.

– Значит, я теперь снова «ваша честь»? – поинтересовался Хект, дуя на разбитые костяшки.

– Это я на всякий случай, ваша честь. Вы ж тут уже людей колотите.

– Ты и правда похож на Бака, – усмехнулся Хект. – Помоги оттащить его под дерево.

Тощий Дуранданти успел уже опуститься на оба колена.

Подоспели Горт и Вэли.

Долговязый сидел, привалившись спиной к молодому деревцу и неуклюжими, неверными, как у пьяного, движениями пытался утереть нос.

– И зачем же ты это сделал? – поинтересовался Горт.

– Решил, что так проще всего. Затяни-ка подпругу у кобылы. Посадим его в седло. А Вэли сзади пристроим. Так быстрее получится.

– Думаешь, его не хватятся?

– Хватятся. Мы с ним побеседуем на ходу. И решим, что делать.

– Хм…

Горт понял это по-своему: нужно выведать у Дуранданти все, что он знает, а заодно скормить ему побольше ложных сведений.

Хект пересказал Пинкусу свои опасения по поводу тайной дружбы клана Дуранданти и Братства. Горт подтянул подпругу, а потом осмотрел нос пленника.

– Не сломан. Даже крови нет, просто сопли. Да еще слезы из глаз.

– Вы его отдубасили до зеленых соплей, ваша честь, – захихикал Пелла.

Они успели вовремя – прошли Алицею за час до заката, не привлекая особого внимания. До самого городка путников на дороге больше не попадалось. Но в самой Алицее царило оживление, какого Хект по прошлому визиту не помнил. На улицах появились рваные палатки и наспех сколоченные хибары. Повсюду бродили нищие оборванцы. В прошлый раз ничего подобного тут не было.

Через две мили после Алицеи Хект отпустил Дуранданти – привязал на Западном тракте к иве. Лошадь он тоже привязал неподалеку, и она тут же с радостью принялась щипать траву. Господин Стейн Хэмил не противился.

– Вопить не будешь – развяжешься быстро. А будешь – так тебя, скорее всего, ограбят. А то и вовсе убьют.

Горт с детьми отстали от них перед Алицеей и должны были уже устроиться в «Рыцаре жезлов». По пути они пытались убедить Стейна Хэмила из дома Дуранданти, что в городок только заглянут, чтобы поклянчить еду, а потом нагонят своего спутника и все вместе двинутся к Племенце. Поскольку Хект и Горт долгое время провели в плену в Племенце, им не составило труда убедительно расписать ее в деталях.

Пайпер осторожно зашел в «Рыцаря жезлов». Народу почти не было. А вот и Горт.

– Ну как? – спросил тот.

– К дереву его привязал. И жеребца рядом оставил. Завтра к вечеру будет дома. Если ночные страшилы до него не доберутся.

– Как бы нам об этом не пожалеть. Вдруг у них хватит храбрости сунуться за нами даже в чужие владения. Но я рад, что ты его не прикончил.

– Да он же обычная рабочая лошадка. Даже не знал, почему гоняется за нами. Ты комнату раздобыл?

«Рыцарь жезлов» был расползшейся во все стороны несуразной развалиной, по большей части одноэтажной, которую сотни раз достраивали и надстраивали. Более старые части этого уродливого строения выглядели настолько плачевно, что, казалось, вот-вот отвалятся. Когда Хект подходил, какой-то мальчишка, чуть младше Пеллы, грязью из ведра замазывал снаружи щели, из которых сочился дым. Дым шел от камина в общей зале – трубу явно давно следовало прочистить. Хотя запах дыма хоть немного заглушал вонь.

– Само собой. Ужин и комната – все раздобыл. Блохи, вши и клопы за счет заведения.

– Скоро додумаются брать за них отдельную плату. А дети где?

– Носятся где-то. Они поладили. Пайп, у Вэли что-то не в порядке. Я вот думаю, не изнасиловал ли ее кто. Пелла ее учит быть ребенком.

– Почему она не сбежала от нас?

– Привычки нету. Если она росла в каком-нибудь замке, где за нее все делали и горшок выносили, то бежать ей в голову не придет. Видимо, самый решительный поступок в своей жизни она совершила, когда прибилась к нам. Хотя мужество для этого потребовалось недюжинное.

– Или уверенность, что с нами ей, возможно, будет не так страшно, как с ними. Когда, как думаешь, заявятся твои родственнички?

– Я больше препираться с тобой по этому поводу не намерен – хочешь думать, что они мне родня, думай на здоровье. – Горт начал нарочито медленно загибать пальцы. – Так, ветер у нас был попутный. Мы, пожалуй, двигались вдовое быстрее их. Но они-то по прямой махнули на север, а мы сделали круг.

– Давай не тяни уже, – хмыкнул Хект.

Горт страсть как любил устроить спектакль на пустом месте.

– К завтрашнему дню появятся. Если бегом бежали всю дорогу. Все зависит от того, что они думают: убили тебя в той засаде или нет.

– И почему же?

– Сам подумай. Если тебя пристукнули, то целая куча очень серьезного народу страшно разозлилась и ищет, кого бы показательно спалить на костре. А если ты жив, то мы, как они думают, не станем слишком уж усердствовать. Вот и детишки. Наверное, на улице совсем стемнело и стало страшно.

Пелла и Вэли проскочили мимо одноглазого, неряшливо одетого типа, который пытался их не пустить, видимо приняв за детей нищих беженцев, ринулись к столу и мигом уселись. Вэли не казалась ни отрешенной, ни напуганной.

– Мы есть хотим, – объявил Пелла.

– Неудивительно, – кивнул Хект. – День выдался долгий.

К столу подошел одноглазый:

– Это ваши?

– Наши. Будут тут у вас бегать еще несколько дней. Пока остальные не подтянутся.

– Пойдем-ка посмотрим, – сказал Горт детям, – что у них на ужин.

– Да я просто проверял. У нас тут воров объявилось множество.

– Понятно, – сказал Хект и повернулся к Пелле и Вэли. – Вы двое, ведите себя прилично, пока мы на этом постоялом дворе.

– Да, дядюшка Мэт, – послушно отозвался Пелла, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.

Вэли кивнула. С видимым усилием.

– Они у меня послушные, – сообщил Пайпер одноглазому. – Но дети есть дети – неугомонные, как всегда. Где тут у вас церковь?

Ближе к ночи, уложив детей, Хект и Горт вернулись в общий зал и уселись в темном углу, подальше от камина. Оттуда они наблюдали за посетителями: не поджидает ли кто их незадачливых убийц.

– Холодно тут, – пробормотал Горт.

– И безлюдно. Да еще тьма такая, что… О, полюбуйся-ка, господин Хэмил распутал таки мои узлы.

В трактир ввалился тощий Дуранданти, бледный как смерть и чем-то перепуганный. На лбу у него красовался здоровенный синяк.

– Этот тип явно не привык шататься по лесам после наступления ночи, – хмыкнул Горт.

– Тссс! Не светись. Пусть и дальше думает, что мы утопали в Племенцу.

К Хэмилу подошел одноглазый, и Хэмил не смог продемонстрировать ему ни монеты.

– Ты что – его ограбил? – спросил Горт.

– Разумеется. А то бы он еще решил, что мы честные люди на задании.

– Молодец. Вон он выметается.

Одноглазый вытолкал бледного сонсианца обратно на темную улицу, хотя тот громко препирался и грозил именем дона Альсано Дуранданти.

– Думаешь, этот болван только что совершил большую ошибку? – спросил Горт.

– Не знаю. Зависит от того, насколько ревностно дон защищает своих. Ого! А вот это уже серьезно.

– Что?

– Смотри – вон в том темном углу. Там сидит какой-то тип в пилигримском плаще. Когда мы сюда явились, его не было. И я не видел, как он входил. Следи внимательно; когда мальчишка-посудомойщик подбросит дров, станет чуть посветлее.

Минута шла за минутой. Хект и Горт молчали. Наконец тот самый парнишка, который недавно замазывал щели, притащил поленья. На краткий миг ярко вспыхнуло пламя.

– Вот так так, – пробормотал Горт, – был бы я заядлым игроком, я бы поставил крупные деньги на то, что перед нами уродливый двойник Ферриса Ренфрау.

– Его злая половина?

– Злее самого Ренфрау уже ничего не придумаешь. Интересно. Думаешь, он как-то связан с нашим делом?

– Вряд ли. Разве только опосредованно. – (Феррису Ренфрау и его хозяевам незачем было убивать патриаршего главнокомандующего.) – Думаю, это простое совпадение. Видимо, этот трактир – излюбленное место встречи всех интриганов и заговорщиков.

Феррис Ренфрау занимался ровно тем же самым, что и они, – сидел в темном углу и наблюдал. А Хект с Гортом высмотрели еще троих подозрительных типов.

Время шло и шло.

– Вот бы уже этот мерзавец спать пошел, – пробормотал Горт. – День выдался чертовски долгим. Мне нужно прилечь.

– Хм.

Императорский шпион не обращал на них ровно никакого внимания. Но Хект никак не мог поверить, что он их не заметил. Хотя в их углу было еще темнее.

Пайпер тоже страшно устал.

– Эй, Пайп, ты куда?

– Посмотрю, что он станет делать, когда узнает меня.

– Стоит ли?

Хект пожал плечами. Он двинулся к Феррису через зал, огибая спящих, перешагивая через пьяниц, перебравших местного отвратного пива, которое варили прямо в «Рыцаре жезлов». Ренфрау сперва никак не реагировал, зато потом вытаращил глаза и воскликнул:

– Клянусь Эйсовой задницей! Ты-то что здесь делаешь?

– Именно об этом я хотел спросить и вас, – отозвался Хект, усаживаясь на соседний стул.

– Я здесь по делу, у меня поручение от моего владыки.

– У меня та же история. Разве что в своем поручении я кровно заинтересован.

Ренфрау взял себя в руки и скрыл удивление.

– Далеко забрался от своей территории.

– А вы – от имперских владений. Эти края вроде как под Сонсой.

– Формально под графами Алойскими. Но последнего не видели с тех самых пор, как мы с тобой были птенцами желторотыми. И больше никто свои права не заявлял – слишком много труда.

Значит, тут воцарился полный хаос и процветают разбойники. Ну разумеется.

– День у меня выдался долгий. Я просто хотел дать вам знать, что я здесь. – С этими словами Хект встал и, не дожидаясь ответа Ренфрау, отправился в свою комнату.

Горт остался сидеть в своем темном углу.

– Ушел сразу после тебя, – доложил он немного погодя. – И выглядел удивленным донельзя. Меня он вряд ли узнал.

– Я бы на это не рассчитывал. Ты же все время вокруг меня ошиваешься.

– Взялись яйца курицу учить. Напустим на него детишек. Их-то он не ждет.

– Хорошо. Только предупредим их. Чтобы он не сумел сразу их вычислить.

На следующее утро Феррис Ренфрау не появился. Хект попробовал было расспросить о нем на постоялом дворе, но скоро бросил эту затею: вопросов о постояльцах здесь не жаловали. Видимо, и о нем самом хозяева не стали бы никому рассказывать.

Но Ренфрау пришел в зал с камином к вечеру, когда подоспел общий котел с ужином.

Еду в трактире можно было заказать в любой момент, но за это брали дополнительные деньги. Небогатые путники питались из неиссякаемого общего котла – обычно кашей или гуляшом. В гуляш шло все то, что осталось от блюд, приготовленных на заказ. Там довольно часто попадались мелкие кости.

Ренфрау положил себе полную тарелку и снова спрятался в свой темный угол.

За полчаса до этого Хект точно так же устроился в своем. День прошел почти зазря: детям ничего не удалось разузнать. Хотя типы, за которыми они следили по указке Пинкуса и Пайпера, действительно вели себя весьма подозрительно. Судя по выговору, явились они откуда-то с запада или севера. В конюшне при трактире стояли наготове лошади, и конюхам специально приплачивали, чтобы те держали сбрую наготове. Незнакомцы постоянно молились. Пелле это показалось особенно подозрительным.

Хект велел мальчишке выкрасть кое-что из сбруи.

Но молодчики не особенно разволновались.

Утром второго дня в «Рыцаре жезлов» поднялась суматоха: по городку поползли слухи, что войско наемников из Гролсача, у которого, по всей видимости, были репрессальные грамоты от Безупречного V, истребили в Коннеке. Выжило лишь несколько человек – те, кто бегал шустрее прочих и сумел улизнуть от графа Реймона Гарита. Среди немногих уцелевших – трус и подлец епископ Моркант Фарфог из Странга. Глава наемников Хейден Бэк пал в бою одним из первых. Взятые коннектенцами пленники охотно признавались в связях с патриархом, но документов и злополучных репрессальных грамот в захваченном лагере победители так и не нашли. Они исчезли. Конечно же, такие полезные документы.

– Пайп, твой начальник совсем свихнулся, – прошептал Горт. – О чем он только думал? Этот Реймон Гарит был одним из героев кальзирского священного похода. Значит, так-то его отблагодарили?

– Да, обычная благодарность владык. Безупречный за всю свою жизнь и шагу не сделал из Брота. Он никого не видит, кроме кучки сторонников и родных. А значит, слышит только то, что ему хочется слышать. Патриарх искренне верит, что все в мире жаждут того же, что и он сам, – узреть нового спасителя, который поведет их в бой. С самого детства все шло, как ему хотелось, и теперь он решил, что так будет всегда и везде. Он убежден в собственной непогрешимости и божественной природе. Вряд ли кто-нибудь сумеет его переубедить и раскрыть ему глаза на истинное положение вещей. Я пытался, хотя близко подобраться и поговорить с ним мне ни разу не удалось.

– Люди такого склада обычно довольно быстро отправляются в мир иной.

– Теперь понятно, откуда Безупречный и его кликуши рассчитывали взять денег.

– Он вечно надеется ограбить каких-нибудь еретиков.

– В Кальзире у него это не вышло, не выйдет и в Коннеке. Коннек – процветающий край, там очень долго царил мир. Но деньги и драгоценности по большей части разворуют в процессе завоевания.

– Проклятье! – выругался Горт. – Ведь новости-то доберутся до Брота быстрее нас. Нас хватятся, и тогда дела наши плохи.

Хект уже успел об этом подумать. Когда новости достигнут древнего города, там, как обычно, начнется бестолковая беготня, сопровождаемая криками и воплями.

– Да, возможно, эта тайная поездка не лучшим образом повлияет на наше продвижение по службе.

– Может, к нему на службу перейдем, – махнул Горт рукой в сторону Ферриса Ренфрау, который как раз направлялся к их столу.

– Уже слышали вести из Коннека? – вместо приветствия сказал имперский шпион.

Хект кивнул.

– Знайте же, хоть меня они и порадовали, ни император, ни я не имеем никакого отношения к поражению Хейдена Бэка.

– Ну тогда все в порядке.

Ренфрау ухмыльнулся. Такого за ним раньше не водилось.

– Безупречный… Нет. Не стану выражаться неподобающе об отце церкви, – продолжал Ренфрау. – Но что еще подумать, если человек нанимает гролсачских солдат, да не просто, а во главе с Бэком. Памятуя обо всех тех поражениях, которые они потерпели за последние десять лет. Да, зима в Гролсаче точно будет не из легких.

– Хейдена Бэка он нанял, потому что остальным хватило ума отказаться, – вмешался Горт. – Но бог с ними, с гениальными идеями Безупречного. Все дело в том, что в Гролсаче жизнь не сахар. Хотя выходцам оттуда приходится не так уж и плохо – никто ведь от них ничего путного не ждет, так что никаких разочарований. Если житель Гролсача пытается выбиться в люди, у него ничего не выходит и все только становится хуже. – Последнюю фразу Пинкус пробормотал едва слышно.

– Сказано со знанием дела.

– Те, кто поумнее, делают оттуда ноги и устраиваются служить где-нибудь в другом месте, – продолжал Горт. – И им хорошо, и Гролсачу выгодно – лишних ртов меньше.

– Если уезжают те, кто поумнее, что же можно сказать об умственных способностях тех, кто остался?

Горт пожал плечами. Он не был знаком с Феррисом Ренфрау и не слышал о его манере: имперский шпион считал себя самым умным и вечно кичился перед собеседниками, затевая бессмысленные споры.

– За тобой тут бегает пара ребятишек, – сказал Ренфрау, поворачиваясь к Хекту. – Откуда они?

– Для прикрытия. Да еще тут кое у кого приступ сентиментальности случился. – Пайпер кивнул в сторону Горта. – Говорит, один из мальчишек – вылитый он в детстве.

– Тот, что пострашнее?

– Он самый. Полезная малышня. Наши глаза и уши. Только вот младший немой.

– Вы из Сонсы явились.

Хект кивнул. Понятно, что Ренфрау и так уже это знает.

– Что там творится?

– Не успели понять, долго не задерживались.

«Но времени подобрать двух уличных оборванцев вам хватило», – словно говорил недоверчивый взгляд серых глаз Ренфрау.

– Город совсем пустой, сплошная помойка, – пришел на помощь Горт. – Я-то думал, там народу куча, лавки, конторы. Думаю, они так и не оправились после того восстания дэвов.

– Возможно.

Хект видел, что Ренфрау не терпится выудить из них побольше информации, но он боится каждым новым вопросом выдать важные сведения. Именно поэтому Пайпер не стал спрашивать о Вэли Дюмейн.

Уж кто-кто, а Ренфрау наверняка про нее знает.

– Поддержит ли Лотарь герцога Кларенцы? – перевел Хект разговор на другую тему.

– А что сделает патриарх, – усмехнулся Феррис, – если фон Дрессер вдруг образумится?

Пайпер улыбнулся.

Внезапно Ренфрау увидел что-то такое, что его отвлекло. Возможно, даже поразило. Удивление вспыхнуло в его взгляде, но через мгновение погасло.

– Он же не лелеет несбыточную мечту…

– Лелеет, и не одну, – перебил Горт. – Он весь во власти мечтаний и иллюзий. Ведет себя словно спятившая обезьяна, налакавшаяся перебродившего соку.

«Это еще что такое?» – подумал Хект.

– Но нас бы здесь не было, – сказал он вслух, – если бы он затеял все всерьез, так ведь?

Ренфрау хмыкнул, встал из-за стола и направился к дверям.

Следом за ним вышел еще один посетитель.

– Он надеялся, что мы этого типа не заметим, – сказал Хект.

– Да. Весьма любопытно. Это ведь Лайс Таннер.

– Не знаю такого.

– Сантеринец. Он среди прочих сбежал из Сантерина после тамошней последней заварушки, которая разразилась из-за прав на престол. Пытался устроиться на службу к патриарху. Безуспешно. У него брат – епископ.

– Значит, теперь он работает на императора?

– Думаю, он завербовался к Ренфрау еще до того, как отправился проситься к Безупречному. Нужно за ним понаблюдать, проследить – кто ему помогает. Или он один сюда явился? Интересно, Ренфрау понял, что мы его заметили?

– Полагаю, не исключает такую возможность.

– Пайп, мне это все не по нутру. Вокруг нас что-то затевается, а мы и понятия не имеем, что именно.

– Со мной всю жизнь так. Начни я вдруг понимать, что происходит, – здорово обеспокоился бы.

Вечером, когда Хект и Горт вместе с детьми ужинали, наконец явились бротские дезертиры.

– Вот и они, – прошептал Пинкус, незаметно передавая Вэли свою миску.

Девочка так же незаметно затолкала ее под лавку. В последнее время Вэли казалась более умиротворенной, хоть по-прежнему не разговаривала. Горт отодвинулся в тень и опустил голову.

– Пелла, – тоже шепотом сказал Хект, – видишь тех двоих, что сейчас вошли? Иди на улицу и подожди, пока они не выйдут из трактира. Проследи, только чтоб незаметно.

Пайпер оглянулся в поисках Ферриса Ренфрау, но тот еще не успел занять свой излюбленный темный угол.

Пелла и Вэли отправились к задней двери, Пелла громко что-то болтал про нужник. Никто не обратил на них ни малейшего внимания – дети уже сделались привычной частью обстановки.

– Что теперь? – спросил Горт.

– А теперь я жалею, что не отправил Пеллу подслушивать.

Дезертиры о чем-то спросили одноглазого (как его зовут, Хект так и не вызнал), тот указал на одного из давешних подозрительных типов. Тот как раз молился перед едой, но вновь прибывшие молитву прервали.

Молящийся не обрадовался.

– Явно не хотел, чтоб его здесь застали, – предположил Хект.

– Ты чего-нибудь еще про них разузнал полезного?

– Молятся постоянно. Вон тот сказал рыжей служанке, что священник. Из Ормьендена. Но откуда именно, не уточнил.

В Ормьендене встречались сторонники Безупречного – в основном сумасшедшие фанатики. У Непорочного там было больше союзников, хоть и не таких рьяных.

– Все набожные святоши обычно те еще проныры, кому бы ни молились. Но эти типы, судя по виду, еще того хуже.

Хект и сам так думал. Но ничего дельного разузнать о путниках не смог.

– Вот и второй пожаловал. А где же третий-то?

Подошедший якобы священник, казалось, был чем-то обеспокоен, но дезертиры не обратили на это никакого внимания.

– Мои ребятки требуют свои деньги, – принялся Горт додумывать происходившую на другом конце зала беседу. – Хотят поскорее убраться отсюда. А те им в ответ: не кипешите, а то люди заметят. И на ночь глядя ехать не советуем, ведь на севере от города орудует ночная тварь.

Так оно и было. Утром всего в нескольких милях от Алицеи нашли обескровленное тело.

– А мои ребятки и говорят: нам плевать. Они ж сюда прискакали все в мыле – боялись, что железнозадый Горт их сцапает и устроит веселую жизнь.

– Я бы тоже испугался.

– И правильно… Ой-ой!

– Что?

– Святоши только что навешали им лапши на уши: мол, деньги спрятаны не в самом трактире. Наверное, в конюшне. Или другую какую чушь. И теперь они потащатся за нашими священничками на улицу.

Дезертиры и их собеседники поднялись.

– Они что – совсем дураки?

– Судя по тому, что участвовали в покушении на тебя, да.

– Твоя правда. – Хотя это, вполне вероятно, была и не глупость, а просто излишняя самонадеянность. – Нельзя их упускать.

– Вот зараза! – шепотом выругался Горт. – Ну и времечко выбрал твой имперский дружок.

В свой темный угол проскользнул Феррис Ренфрау. Что же у них за дела были с Лайсом Таннером? Почему имперец не уехал? Может, у него в «Рыцаре жезлов» постоянное место встречи с агентами?

– Уходят через заднюю дверь. Там сортиры и конюшни.

– А позади лес – там проще всего темное дело провернуть.

Вроде бы Ренфрау заинтересовался четырьмя направившимися к выходу путниками. А потом перевел взгляд на Хекта.

Разумеется, хочет по возможности сунуть нос в их дела.

– Ничего не поделаешь, – пробормотал Пинкус. – Пошли. Жалко, что сегодня народу так мало.

Дезертиры были не совсем круглыми дураками, – пока священники не смотрели, они тайком проверили, на месте ли оружие. Ренфрау еще больше оживился.

– Ты прав, ничего не поделаешь.

Чтобы попасть в нужник, нужно было пройти через кухню – темную, задымленную и такую грязную, что одного взгляда хватило бы, чтобы еще неделю есть не хотелось. Толстый повар, грязный и волосатый, тоскливо уламывал скучающую служанку, которая явно не рвалась запрыгнуть к нему в постель. На вид она была года на три старше Вэли.

– Что это все намылились бегать в сортир сегодня? – громко спросил повар. – И ведь не пьют совсем, мочиться-то чем будут? Вот ты, – он ткнул пальцем в Хекта, – ты вообще ни разу не выпил. Подозрительно.

– Братец, так дело-то не в пиве, – отозвался Горт, – это еда твоя поганая наружу просится, ветры чуешь?

Повар решил было обидеться, но потом передумал – чего зря силы тратить, лучше сэкономить их, чтоб на девчонку хватило.

– Это его дочь, видимо, – сказал Хект.

– Может, и так, но я его не виню за грязные мыслишки. Что-то в ней такое есть.

На улице их поджидал Пелла.

– Ваша честь и ваша честь, – прошептал он, – они в конюшню пошли. С теми двумя, которые уже на постоялом дворе жили.

– А Вэли где?

– Следит.

– Покажи где, а потом ступайте с Вэли в трактир. И спать ложитесь. Нужно хорошенько выспаться. Завтра снова тронемся в путь.

– Так вы их ждали?

– Да, давай пошевеливайся.

Пелла двигался с таким проворством, словно видел в темноте. Хект и Горт тихонько шли следом. Пайпер недоумевал, куда же подевался третий священник.

В конюшне было тихо. Мальчишки-конюхи спали, лошади дремали, даже крысы, похоже, сегодня взяли выходной. Амулет на запястье у Хекта никак себя не проявлял, – значит, никакого колдовства тут не вершится и никто из ночных созданий в событиях не заинтересован.

Дезертиры и святоши отправились не в саму конюшню, а в прилегающий амбар. Там горел фонарь, и свет просачивался сквозь щели. Горт жестами велел Пелле забирать Вэли и идти внутрь, а потом едва слышно выдохнул в ухо Пайперу:

– Не зевай. Третий где-то поблизости.

Хект кивнул и поднялся на цыпочки, чтобы заглянуть в щель между бревнами.

Третий святоша, оказывается, ждал внутри. Он помогал своим подельникам подвинуть мешки с овсом. Горе-убийцы, похоже, волновались гораздо больше, чем их наниматели.

Хект удивился: святоши вроде как собираются платить. Значит, дезертирам удалось убедить их, что покушение прошло удачно.

– Что за чушь, – прошептал Горт, – эти двое ведь даже не убийцы, а так – завести тебя в ловушку должны были.

Пайпер сжал Гортов локоть – не время сейчас разговаривать.

Трое святош отсчитали серебро. Дезертиры заспорили было о сумме – хотели получить долю, причитавшуюся погибшим соучастникам, утверждали, что у тех остались жены и дети.

Им предложили взять половину первоначальной суммы или убираться несолоно хлебавши.

Дезертиры взяли деньги. Судя по тону, они действительно переживали из-за осиротевших семей. Видимо, в заговоре участвовала родня.

Бывшие подопечные Горта немногословно обрисовали покушение – рассказ порядком отличался от того, что помнил Хект.

Почему же святоши так легко согласились отдать деньги?

Хотя дезертиры не представляют для них угрозы – они ведь явно про этих троих ничего не знают.

Забрав свои деньги, горе-убийцы отправились в конюшню, растолкали конюхов и велели седлать лошадей.

– Лошадки-то притомились совсем. Так и сдохнут у вас, ежели ночью их еще погоните дальше. А на севере на дороге страшилище засело, – завозмущался было один из мальчишек, но потом выпалил: – Ой, спасибо, ваша честь! – и больше уже ничего не говорил.

Видимо, получил монетку.

Хект все вглядывался в амбарную щель. Трое святош расселись на мешках с овсом. Помолились, потом один достал трубку для кафа, набил ее и спросил:

– Койн приготовился?

– Я послал ему весточку. Он обо всем позаботится.

Только тут Хект заметил, что Пелла не пошел спать, а по-прежнему ошивается поблизости. Он разозлился, но ничего не сказал: не хватало еще, чтоб мальчишка начал спорить и их выдал.

– Что думаешь? – выдохнул Пайпер на ухо Пинкусу.

– Нужно действовать. Другого такого шанса не будет. Отсюда бежать им некуда.

Но святош было трое, и чего ждать от их – непонятно.

Первым в амбар вошел Горт – он хотел застать врагов врасплох. Изумленные священники, окутанные клубами кафового дыма, хотели было вскочить на ноги, но тут появился Пайпер Хект.

– Господа, мы просто заглянули на огонек, – сказал Горт. – У вас тут кафом так приятно пахнет. Не раскурить ли нам вместе трубочку?

Вслед за Хектом в амбар просочился и Пелла, в руке он сжимал небольшое поленце, которое, видимо, почитал грозной дубиной.

– Меня зовут Пинкус Горт. Это – мой друг Пайпер Хект. А тот молодой человек – весьма известный литературный герой. Теперь вы знаете, кто мы. Надо бы потолковать за трубочкой.

Одно из перечисленных имен троица точно узнала.

Пелла переводил взгляд со священников на своих покровителей и обратно. Он-то никаких имен не узнал, но обрадовался, решив, что уж эти-то настоящие.

– Я бы не стал, – предупредил Горт. – Вы же не убийцы. А мы как раз профессионалы. Будете хвататься за ножи – прольется кровь.

Один из святош его не послушал.

С проворством, изрядно удивившим Хекта (да и священников тоже), Пинкус выбил нож у него из рук.

– Повторюсь, мы с вами сейчас вместе выкурим трубку и потолкуем об одном убийстве, – сказал Горт, подобрав нож. – Пайп, не желаешь ли метнуть?

– Да нет, ты прекрасно справляешься. Но медлить не будем.

Горт бросил нож и угодил в горло самому дальнему священнику.

– Эй ты, будешь за него отвечать, – велел он второму – сидевшему рядом. – Сделаешь все как надо – он останется в живых. Хотя, может, вы хотите проявить характер? Тогда умрут все. Откопают вас не скоро, так что протухнуть успеете, да еще и овес приличный загадите.

– Сядь, – приказал Хект тому святоше, у которого Пинкус выбил нож. – Говори. Кто вы такие?

Тот заговорил не сразу – видимо, собирался с духом, потом все-таки выдавил:

– Мы священники. Вернее, послушники.

– Священники не убивают людей.

– Пайп, да они только тем и заняты, просто при этом чушь всякую несут и дешевые оправдания придумывают. Но продолжай. Занятная история получается. Наша же собственная церковь пытается всадить нам нож в спину.

– Не церковь. Вернее, не ваша церковь. Мы не служим узурпатору.

– Вот дерьмище! Да вы из Вискесмента! Неужели Непорочный?

Хект с трудом верил своим ушам. Все знали, что антипатриарх слаб и толком ни на что не способен – настоящий клоун, а не глава церкви, хоть закон и на его стороне. Пьянство вот-вот сведет его в могилу, и тогда про антипатриархов все благополучно забудут, ведь на Непорочном II они и закончатся.

– Давай-ка поподробнее, – приказал Пайпер.

– Вы действительно главнокомандующий Брота?

– Да. А что?

– Совет решил, что вы – самое опасное оружие в руках узурпатора. Без вас Безупречному ни за что не сколотить армию и не выбраться за пределы собственных владений. Особенно после смерти императора.

Все были уверены, что после смерти Лотаря империя ослабнет и в ней воцарится хаос. Следующей на престол должна взойти его сестра Катрин, и ей придется разбираться с толпой курфюрстов и знати, ведь всем им точно не понравится подчиняться женщине.

– Тогда понятно, почему покушение организовано из рук вон плохо, – пробормотал Горт. – Надо же – антипатриарх, кто бы мог подумать, что у него кишка не так уж и тонка?

– Если еще они правду нам говорят, – заметил Хект. – Мне приходит на ум несколько людей, которых вполне хватило бы на такое, если бы только моя смерть им действительно понадобилась.

А кому-то явно понадобилась. Ведь попыток было уже довольно много.

Двое священников принялись молиться над раненым собратом. Пайпер вывел Пеллу из амбара.

– Пойди присмотри за Вэли. Не дело, если они поймут, что ты с нами. Это не очень хорошие люди.

Но священники явно растеряли запал и драться уже не рвались.

– Пайп, и что теперь? – спросил Горт. – Священников из Вискесмента я как-то не рассчитывал поймать.

– Да и я тоже.

Куда теперь? Во всю прыть мчаться в Брот, надеясь обогнать вести о коннекском разгроме? Но им уже не успеть.

– Что-то мы с тобой не обмозговали как следует наше приключение.

– Совсем как юнцы зеленые, – ударился в философствование Горт. – Так поступают те, кому нечего терять.

– Да. Господа, еще один важный вопрос: куда вы отправили тех глупцов, которым только что заплатили?

– Они столкнутся с разбойниками. Если не будут сражаться – останутся живы, только деньги потеряют.

– То есть убивать вы их не собирались?

– Мы не убиваем людей, – оскорбленно вскинулся было священник, но потом осекся. – Ладно, их убивать нам незачем. Они все равно затеряются в Гролсаче среди кучи народа. Да они и не знают ничего толком. Но денег тратить нам нельзя – нельзя опустошать казну Непорочного.

Значит, платить наемникам никто не собирался изначально.

– Почему?

– Потому что мы почти уже не получаем доходов. Узурпатор…

– Я имею в виду, почему понадобилось меня убивать?

– Я же сказал – вы единственный…

– Лжешь.

Это какая-то чушь. Не такая он важная шишка. Его вполне можно заменить. Хотя бы тем же Гортом.

– Пайп, он сам в это верит, – встрял Пинкус. – Ему так сказали.

– Глупость какая-то, – прорычал Хект.

– Глупца уму-разуму не научишь. Пайп, а ты, видать, действительно высоко забрался, раз люди, которых ты знать не знаешь, искренне верят, что тебя надо пристукнуть.

– Завидуешь?

– Ну нет. Я, братец, не желаю, чтобы какой-нибудь недоумок жаждал мне глотку перерезать. Разве что ревнивый муженек какой красотки, да и то лучше лет через сто – не раньше.

– Вера слаба в вас, – произнес один из священников.

– Хватит мне тут заливать про веру, ты, слуга Божий. Я уже почти сорок лет небо копчу и не встречал еще такого Орудия, которое рвалось бы улучшить мне жизнь.

– Довольно религиозных споров, – вмешался Хект. – Ночь на дворе. Я устал и зол. Вот как мы поступим. Вы отправитесь обратно в Вискесмент и передадите слово в слово: если еще хоть кто-то покусится на мою жизнь, я восприму это как личное оскорбление. И пошлю настоящих знатоков своего ремесла, а не тех неумех, которые обычно выполняют волю Безупречного. Имперские шпионы на этот раз вас ни о чем предупредить не успеют.

Оса Стил шпионил для императора, и благодаря ему уже сорвалось одно патриаршее покушение на жизнь Непорочного II.

Протиснувшись мимо лежавшего на полу раненого, Горт принялся копаться среди мешков с овсом и вскоре нашел там полупустой кожаный кошель.

– Какая жалость. Похоже, они и правда почти все деньги отдали Оберо и Огьеру.

– Заберем у них лошадей, – предложил Хект. – Жить хотите? Тогда прогуляетесь пешком.

Один из священников мрачно кивнул.

– Следите, чтобы в рану не попадала грязь, – посоветовал Горт. – Если заражения не будет, он выкарабкается. И найдите ведьму-целительницу. Пусть наложит припарку.

Это был простой и дельный совет, какой можно услышать на поле боя.

– Пинкус, все – закругляйся.

– Что? Ты разве не хочешь узнать, кто предложил нашим знакомым такую занимательную работу? Вы же, ребята, не сами все это придумали? И явно не ваш герой Непорочный все организовал. Такие затеи – дело серьезное, нужно шпионить, нанимать людей, обучать их. А вы просто деньги привезли. Наверное, у вас и указания разные имеются – смотря как в Броте все пройдет. Так?

На лицах священников отразился испуг.

– Видишь, Пайп? Надо просто правильно задавать вопросы. Кто вас послал?

После короткого и весьма бодрого допроса, хотя и без пыток, горе-заговорщики назвали имя – Руденс Шнайдель.

Именно этот самый Руденс Шнайдель и руководил всем – спланировал убийство, нанял людей, провел разведку, дал кому надо взятки и отправил двух безработных послушников заплатить убийцам. Времена нынче трудные, а работенка непыльная – вот они и согласились.

– Руденс Шнайдель? – переспросил Горт. – Пайп, это что, какой-то твой земляк, у которого на тебя большущий зуб? Ты сестру его, что ли, опозорил?

– Да я первый раз о нем слышу.

– Но судя по имени, он из твоих краев.

– Да, похоже на то. Кто-нибудь из вас лично его встречал?

Тот священник, который и рассказал про Шнайделя, помотал головой. Он явно и сам был не рад, что столько выболтал.

– Он действовал через посредника.

– А выглядит он как – описать сможешь?

Ну разумеется, не сможет. Во всяком случае, не подробно.

– Я спрашивал о Шнайделе у посредника. Тот сказал, что видел его лишь однажды. Если это вообще был Шнайдель. Говорил он с сильным акцентом, так что понять его почти нельзя было.

А описание им дали такое, что под него подошел бы любой прохожий на городской улице где-нибудь в Фиральдии: не толстый, но и не худой, не высокий, но и не низкий, волосы не темные, но и не светлые, кожа не смуглая, но и не бледная.

– Ну, это все я уже проходил, – расстроился Хект, вспомнив, как пытался выследить ведьму Старкден, стараниями которой едва не отправился на небеса ша-луг Элс Тейдж, превратившийся потом в возвращавшегося из чалдарянского священного похода рыцаря, сэра Эльфорда да Скеса. – Он в дополнение к прочим радостям не колдун, часом?

– Ладно, имя у нас есть, – наклонившись ближе, прошептал ему на ухо Горт. – Я напущу на него Бо. А нам пора заняться делом.

Пайпер кивнул:

– Тогда довольно. Спокойной ночи, господа. Мы помолимся за вас, братья.

За час до рассвета Хекта разбудил Пелла.

– Господин, эти священники нацелились украсть своих лошадей и сбежать.

– А ты откуда знаешь?

– Вэли видела. Она меня и растолкала.

– Понятно.

Пайпер еще только натягивал штаны, а по мостовой за окном уже зацокали копыта.

– Не спится им, значит.

– Да, господин.

– Я теперь уже и господин?

– Да, господин.

Слова мальчишки Хекта позабавили, но времени разбираться в хитросплетениях Пелловых мыслей у него не было.

Впрочем, как оказалось, времени вполне достаточно – заговорщики из Вискесмента успели улизнуть.

Теперь торопиться им было некуда. Пешая дорога в Брот предстояла долгая.

– Давайте прикинемся путниками, бредущими на юг в поисках работы, – предложил Горт. – Только вот выглядим мы чересчур состоятельно, надо бы победнее.

Внезапно словно ниоткуда появился Феррис Ренфрау. Хект спрашивал себя, что именно ему известно о событиях прошлой ночи. Имперский шпион, похоже, обрадовался, что они уезжают. У Пинкуса немедленно случился приступ паранойи.

– Может, он собирается сцапать нас где-нибудь на проселочной дороге.

– А какой ему с того прок?

– Еще какой! Тогда на ближайшие десять лет конец всем надеждам Безупречного. Где этому недоумку найти еще двух таких молодцов, как мы с тобой?

– Весомый аргумент. Но что-то сомневаюсь я, что он ценит нас так же высоко, как мы сами себя ценим. Но чтоб ты не переживал, пойду и сам все спрошу у Ренфрау.

– Что? Ты спятил?

– Имя Руденс Шнайдель вам о чем-нибудь говорит? – спросил Хект, подойдя к Феррису. – Этот человек не связан с Вискесментом?

– О нем ходили весьма неприятные слухи, – удивленно приподнял бровь Ренфрау. – По всей видимости, волшебник. Не из последних. Но больше ничего не известно. А что?

– В Броте произошло покушение. Вы еще о нем услышите. За ним стоит Шнайдель. Быть может, это как-то вам пригодится.

– Скорее всего, нет. В Вискесменте все больше и больше отбиваются от рук. Скажи своему приятелю, что я его трогать не буду. На этот раз.

– У него что, на лице все написано? – рассмеялся Хект.

– Вот именно.

– Я передам. И еще одно имя – Дюмейн.

– Дюмейн?

– Только имя мне и известно. Услышал в Сонсе. Вернее, подслушал. У одного заговорщика, связанного с кланом Дуранданти.

– Я знаю только одних Дюмейнов – это семья не очень знатных аристократов из Арнгенда. Нынешний виконт Дюмейн враждует с Анной Менандской. Вернее, это она с ним враждует. Дюмейн – мелкая сошка и играет не очень большую роль в делах Арнгенда, разве что Анна иногда использует его в качестве козла отпущения, когда рушатся ее планы. Но он почти все время сидит в родовом поместье – отгоняет родню, которая ходит в вассалах у короля Сантерина. Он имел глупость отвергнуть Анну. Причем на глазах у всех.

Анна Менандская была любовницей невменяемого арнгендского короля Шарльва и хотела, чтобы после его смерти трон занял ее сын Регард. Законных детей у Шарльва не было. Анна славилась своей невероятной похотью, а еще злокозненностью – она жестоко расправлялась с теми, кто осмеливался перейти ей дорогу.

– Что-то тут не вяжется. Наверное, я неправильно расслышал.

– Ой, кажется, дела плохи.

На Западном тракте показался всадник. Конь под седоком настолько обессилел, что едва переставлял ноги. Было видно, что животное безбожно загнано. Только вины всадника в этом быть не могло – он был привязан к седлу и находился без сознания.

Горт бросился вперед и поймал коня за уздцы. Животное не сопротивлялось – силы у него кончились.

Хект и Ренфрау подошли ближе. Стряслась какая-то беда. Лошадь и всадник были покрыты засохшей кровью – своей и чужой.

– Огьер, – сказал Пинкус, – на три четверти мертвый.

– Они нам солгали, – отозвался Хект.

– Те святоши? Да ты шутишь. Быть того не может, чтоб священник да соврал. Но – нет. Они тут ни при чем. Взгляни на раны.

Пайпер вместе с Ренфрау обошли вокруг скакуна, который совсем поник и опустил голову до самой земли. Хект отвязал Огьера, и Горт с Феррисом стащили его на землю.

– Он будто с медведем бешеным столкнулся, – задумчиво протянул Хект. – Или с голодным львом.

– Львом? Какие львы, Пайп? В этих краях никаких львов не видали со времен Древней Бротской Империи.

– Да, – согласился Ренфрау. – В древности их использовали в кровавых забавах. Может, они и потом изредка забредали, перейдя через Гибр-аль-Тар, но ко временам праманского завоевания их истребили даже на дальних берегах Родного моря.

– Мне это знать совершенно незачем.

Рука у Хекта слегка заныла – амулет реагировал на остаточное волшебство, исходившее от коня и всадника. Они явно столкнулись с чем-то или кем-то весьма могущественным.

Вокруг начали собираться зеваки из «Рыцаря жезлов». Хект и Ренфрау отгоняли их, пока Горт расспрашивал бывшего дезертира.

Огьер был весь покрыт кровью, но раны его оказались не смертельными. Хотя за жизнь ему побороться придется – раны от когтей всегда начинали гноиться.

Один из постояльцев «Рыцаря жезлов» признался, что немного знаком с целительством. Когда его убедили, что никто не собирается доносить на него церковникам, он взялся лечить раненого.

У служителей епископальной чалдарянской церкви начиналась настоящая шизофрения, когда речь заходила о силах, связанных с Орудиями Ночи. Они выступали против любых сношений с колдунами и ведьмами, хотя некоторые из самых высокопоставленных церковников как раз и считались самыми могучими волшебниками. Тех же, у кого обнаруживался соответствующий талант, но кто не принадлежал церкви, часто преследовали. Особенно когда в дело вступали охотники на ведьм из особого ведомства.

– Ну и? – спросил Хект, когда Пинкус наконец закончил расспросы. – Что он тебе рассказал?

– Сплошная ирония судьбы.

– Какие ты, оказывается, выражения знаешь.

– Ладно, не издевайся. Сейчас все расскажу разом. А потом надо двигать отсюда.

– Давай уже.

– На Огьера и Оберо напали разбойники и ограбили их. Они как раз спорили, убить им путников или оставить в живых, но внезапно стало очень холодно. Сгустился туман. Свет луны померк. Послышались вопли. На Огьера набросилось какое-то когтистое чудовище, у которого из пасти разило гнильем, но что-то его отвлекло, и оно не успело прикончить свою жертву. Он потерял сознание, а очнулся уже на рассвете. Несколько лошадей разбежалось, остальных – так же как и его брата и всех разбойников – чудовище разорвало в клочья. Огьер побрел в Алицею, потому что больше в голову ему ничего не пришло. По дороге он то и дело терял сознание; когда чувствовал приступ слабости, прятался. Говорит, в какой-то момент мимо по дороге проскакали наши святоши. Он пытался их предупредить, но они не услышали. А потом оттуда, откуда он как раз шел, донеслись страшные вопли. Но Огьер не останавливался. В поле ему попалась оседланная лошадь, он поймал ее за уздцы, успокоил, кое-как влез в седло и привязал себя к нему – на тот случай, если вдруг опять шлепнется в обморок. В лесу кто-то зарычал, послышался хруст веток. Лошадь от страха понесла. Постепенно силы ее иссякли, бежать она больше не могла и дошла до города уже шагом. И вот Огьер здесь.

– А что случилось с деньгами?

Кое-кто из созданий Ночи не переносил серебра, очень многие – железа (хотя этого неблагородного металла боялись в основном мелкие духи).

– У того, у кого при себе были монеты, шансов выжить прибавилось.

Горт снова быстро расспросил раненого и вернулся к Пайперу.

– У него при себе было немного серебра, – озадаченно сказал Пинкус. – Разбойники его не нашли. Остальные деньги забрал их предводитель. Но его, как и остальных, прикончило чудовище. Деньги, наверное, еще лежат где-то там.

Горт говорил тихо, но его все равно услышали. Зеваки тут же потеряли интерес к происшествию и заторопились по каким-то срочным делам. Хотя никто из них даже не знал, о какой сумме идет речь.

– Удивительно, правда? – поразился Горт, потом кивком подозвал одноглазого трактирщика и что-то прошептал ему на ухо. – Пайп, пора в путь. Неприятности не ждут.

И они отправились прочь из Алицеи, тогда как куча народу отправилась тоже, но в противоположном направлении.

– Вот болваны, – пробормотал Хект. – Неведомое чудовище только что прикончило восьмерых, а то и десятерых, а у них в голове только деньги. Что ты там нашептал одноглазому?

– Велел позаботиться об Огьере, пока тот не встанет на ноги. Сказал, у Огьера есть деньги. А еще сказал, что в случае чего у «Рыцаря жезлов» будут серьезные неприятности.

– Понятно.

Пайпер понял даже больше, чем хотел того Горт.

Огьер и Оберо, видимо, все-таки приходились ему родней.

3

Альтен-Вайнберг, сердце Новой Бротской Империи

Принцесса Элспет, графиня фон Супфер, маркиза Руньянская, и прочая, и прочая, приехала в Альтен-Вайнберг, полагая, что император желает отпраздновать ее двадцатый день рождения. Трижды преклонив колена перед своим младшим братом Лотарем, владыкой Граальской Империи, она поняла, что вызвал он ее, скорее всего, совсем по другому поводу. В зале было полно стервятников и воронов, которые теперь окружали Лотаря. Катрин тоже явилась.

А вот Феррис Ренфрау не приехал. В его присутствии ей было бы спокойнее. Ренфрау можно было бы назвать совестью империи.

Преклонять колена Элспет совсем не хотелось, но сегодня ее брат выступал в своем официальном качестве. Возможно, ему и самому этого не хотелось. Рядом неотступно находился регент Омро ва Стил-Паттер, эрцгерцог Хиландельский, первый среди равных советников. Также между императором и менее титулованными гостями стояли хранитель императорского гардероба, хранитель средств, выделенных на личные императорские расходы, и адмирал Вондо фон Тайр (флот его, правда, существовал почти исключительно в его воображении). Эти стервятники наложили свои когти на имперскую власть только потому, что Лотарю до совершеннолетия оставалось еще пять лет.

Старшая сестра Элспет, Катрин, графиня фон Кретьен, графиня фон Гордон, наследная принцесса, тоже преклонила колена, не скрывая при этом своей досады и отвращения, которое она испытывала к эрцгерцогу Хиландельскому и его приспешникам. Лотарь был ее любимым младшим братом, милым сердцу Мусином. Она безудержно баловала его, выхаживала во время постоянных болезней. Элспет сестру не любила и была о ней невысокого мнения, но не могла отрицать, что Катрин беззаветно любит брата и потворствует ему во всем. Обе они, и Катрин и Элспет, ненавидели алчных стариков, которые теперь властвовали над мальчиком.

Катрин Идж, высокая стройная красавица с белокурыми локонами, одетая в простое темное платье, казалась холодной и отстраненной. От отца она переняла упрямство, но почти не унаследовала его обаяния, располагавшего к нему столь многих. Именно поэтому, да еще потому, что она была женщиной, а вокруг столько честолюбивых дворян жаждали власти, теперь Катрин оказалась в гораздо более уязвимом положении, чем ей бы хотелось. Но регент со своими стервятниками просто-напросто ослеп, если принимает Иджевых дочерей за слабовольных девиц.

Сейчас все дети Свирепого Малютки Ганса оказались в гораздо более уязвимом положении, чем им бы хотелось.

Йоханнес вынудил курфюрстов составить Акт о престолонаследии, который был утвержден и принят патриархом и коллегией, и теперь этот документ никто не мог оспорить с точки зрения закона. Но Йоханнес Черные Сапоги не рассчитывал так скоро погибнуть в битве. Он думал, что переживет своего больного сына и передаст трон Катрин и ее сыновьям. Император надеялся заключить могущественные союзы, выдав дочерей замуж.

Все переговоры, касавшиеся Акта о престолонаследии, прошли еще до гибели Йоханнеса под Аль-Хазеном, и сам акт был к тому времени уже подписан.

Элспет указали в нем на всякий случай. Йоханнес ведь все делал тщательно. Следующими после Элспет значились сыновья сестры Ганса, Аньес.

Право распоряжаться императорским престолом могло перейти к курфюрстам, лишь если бы какая-нибудь беда стряслась со всем семейством Иджей разом.

– Советники изволили предупредить нас, и мы согласны с ними – правление наше подвергается теперь серьезным испытаниям.

Элспет никогда раньше не слышала, чтобы Мусин пользовался этим королевским «мы», и поразилась. Принцесса еще не привыкла, что ее маленький брат вдруг сделался императором. Вглядываясь в его лицо, она подумала: не стал ли этот новый Лотарь игрушкой в руках регента и его приспешников. Именно этого она так боялась, ведь эрцгерцог Хиландельский со своим вороньем все неотступнее кружили вокруг императора, отрезали его от родных, да и от всего окружающего мира.

Лотарь хорошо понимал, что происходит. Но он был еще мал и потому почти не мог ничего сделать, чтобы это остановить. Ему приходилось быть сильным и даже стравливать советников между собой. Кое-что у него получалось.

– То, как мы все держим себя, недостойно императорской семьи. Дочери отца нашего не должны навлекать на себя злословие и бесчестье, разъезжая повсюду, словно простые воины.

Элспет с изумлением уставилась на Лотаря. Последние лет десять половина императорского двора негодовала и возмущалась, потому что Йоханнес не просто разрешал незамужним дочерям сопровождать себя в военных походах, но сам звал их с собой. Они рисковали наравне с ним, жили в обычных полевых лагерях и постоянно имели дело с грубой неотесанной солдатней.

Значит, советники решили положить всему этому конец.

Под гневным взглядом Элспет малолетний император поник. На лице Катрин он тоже не увидел сочувствия или понимания.

Катрин меньше, чем Элспет, нравилось вести возмутительно неправильный образ жизни. Младшая дочь Иджа во время кальзирского священного похода надевала доспехи, бралась за оружие и даже угодила в опасную переделку под стенами Аль-Хазена. Катрин же была упряма и больше дорожила своей независимостью и полагавшимися ей правами.

Лотарь обладал слабым телом, но дух его был силен, гневные взоры сестер не могли его запугать.

– Мы решили, что принцессы, наши сестры, должны удалиться в свои владения и ждать, покуда мы не подыщем для них выгодных женихов. Молчать, вы обе!

Элспет готова была взорваться от злости. Катрин она в ту минуту не видела, потому что гнев застилал глаза, но и сестрица наверняка в бешенстве.

Эрцгерцог едва не усмехался от радости в свою седеющую бороденку. Взгляд у него при этом был ледяной.

– Такова воля императора.

Значит, Лотаря донимали и мучили до тех пор, пока он не согласился.

Элспет вспомнила, что эрцгерцог Хиландельский сам рассчитывал когда-нибудь занять престол, пока Йоханнес не заставил всех принять Акт о престолонаследии.

Но тут малолетний император показал всем, что советники, вопреки их собственному мнению, не всегда могут вертеть им так, как им того хотелось бы.

– Катрин, мы даруем тебе императорские владения в Грюмбраге и права на Этеред и Арнмагил.

Советники до того опешили, что лишились дара речи. Кое-кто из менее высокопоставленных членов двора захихикал.

– А сестре нашей Элспет, – продолжал меж тем мальчик, – мы даруем Племенцу и прилегающие владения. Пусть завершит там свое образование.

Племенца была гораздо более скромным подарком, чем тот, что достался Катрин. Этеред и Арнмагил, которые теперь превратились в единую имперскую провинцию, всего сто лет назад считались отдельными самостоятельными королевствами. Но именно Племенцу больше всего любил Йоханнес. Он с радостью перенес бы туда столицу из Альтен-Вайнберга, если бы город этот не располагался так далеко от сердца Граальской Империи. В Племенце Ганс проводил много времени – исключительно ради собственного удовольствия, а не потому, что того требовали политика империи в Фиральдии или очередные трения с церковью или Безупречным V. В этом фиральдийском городе его дочери в основном и получили свое образование.

Элспет улыбнулась, и Лотарь улыбнулся ей в ответ.

Эрцгерцога Хиландельского ловко обставили. Лотарь пожаловал императорские владения своим сестрам на глазах двух дюжин свидетелей, многие из которых отнюдь не поддерживали эрцгерцога. Если Лотарь все обдумал должным образом, то соответствующие бумаги уже готовы – и составлял их человек, который точно не выслуживался перед регентом.

Эрцгерцог сделал каменное лицо. Больше он уже не допустит такой ошибки и не станет недооценивать малолетнего императора.

Элспет скосила глаза. Вроде бы Катрин довольна: Этеред и Арнмагил – богатые и плодородные края, а Грюмбраг славится своими ремесленниками и оружейными мастерами. Вполне подходящие владения для наследницы Новой Бротской Империи.

Катрин бросила на Элспет быстрый взгляд, и он был почти так же полон злобы, как тот, что она совсем недавно обратила на эрцгерцога Хиландельского.

Да Катрин, оказывается, завидует! Тому, что Элспет досталась Племенца! Ведь там прошли и ее счастливые дни. Быть может, единственные ее радостные воспоминания, нажитые за все двадцать три года, связаны именно с Племенцей.

Когда Йоханнеса Иджа, которого еще называли Йоханнес Черные Сапоги, Ганзель Черные Сапоги, Малютка Ганс (из-за небольшого роста) или Свирепый Ганзель, курфюрсты избрали императором Новой Бротской Империи, у него еще не было детей. Мать Катрин, Хильдегрюн Маченская, вышла замуж за нового императора в девятнадцать лет. Она была высокой белокурой красавицей. Ходили сплетни, что Йоханнес положил на нее глаз, когда Хильдегрюн было всего пятнадцать. Принцесса Катрин родилась всего через пять месяцев после императорской свадьбы.

Союз с семейством Хильдегрюн укрепил положение Йоханнеса в Граальской Империи. Она была преданной женой, а ее многочисленные братья-рыцари верой и правдой служили императору до и после ее смерти и оставались его друзьями даже в нелегкие времена. Хильдегрюн часто разъезжала по империи вместе с Ганзелем. Императрица повсюду вызывала любовь – перед ней преклонялись даже жены Гансовых врагов.

Когда Катрин было всего четыре месяца от роду, а Йоханнес воевал в бесконечных государствах Фиральдии, Хильдегрюн погибла на верховой прогулке.

Императрица была умелой наездницей и обожала вместе с самыми смелыми придворными дамами скакать галопом. В один черный день ее конь оступился на берегу канала. Спрыгнуть Хильдегрюн не успела, и конь придавил ее. Императрица потеряла сознание, не могла высвободиться из стремени, и жеребец, падая с крутого берега в воду, утащил ее за собой. И всадница, и скакун утонули – их не успели вовремя вытащить.

Патриарх Милосердный III, коллегия и все пять кланов Брота вознесли хвалу Господу Богу. Ведь в то лето патриаршие войска повсюду терпели сокрушительное поражение. Император шел прямо на вечный город, когда его настигли дурные вести.

Еще и года не прошло со смерти Хильдегрюн, как Ганзель женился на матери Элспет, вдовствующей принцессе Ницшау. Принцесса Терезия была старше его на десять лет. Этот союз еще более упрочил положение Йоханнеса среди курфюрстов. Тридцатичетырехлетняя принцесса была довольно сластолюбивой особой, и муж удовлетворял ее аппетиты – у Терезии было два выкидыша, а потом родился сын Вилем, который прожил всего две недели, и наконец Элспет. Свою мать Элспет никогда не видела.

Императрица умерла от родильной горячки через три дня после рождения дочери. Ее похоронили возле Вилема в семейном склепе ее первого мужа в Вортбурге в Ницшау.

Перед смертью Терезия передала императору все привилегии и обязательства своей семьи. Таким образом, этот двадцатисемилетний юноша сделался третьим по могуществу человеком в чалдарянском мире – превосходили его только бротский патриарх и владыка Восточной Империи. Помимо всего прочего, Терезия завещала ему сломить мирскую власть Брота. Этим император и занялся искусно и умело.

Но ни разу не удалось ему приблизиться к своей цели настолько, как в то лето, когда погибла Хильдегрюн. Отчасти это объяснялось унынием из-за понесенных самим императором потерь, отчасти тем, что среди дворян Новой Бротской Империи появились сочувствующие церкви. После смерти Терезии Йоханнес девять лет не усердствовал на поле боя, и со временем из-за взяток и предательства потерпела крах добрая половина его начинаний.

Затем коллегия избрала нового своенравного патриарха – Безупречного V.

Спустя полтора года после смерти Терезии Йоханнес женился на Маргарет Этередской – союз этот устроил отец Хильдегрюн. Маргарет была засидевшейся в девицах дочерью предшественника Ганзеля. Эту благочестивую женщину он уважал, но никогда не любил. Она же его боготворила. Именно женившись на Маргарет, Йоханнес получил те земли, которые Лотарь теперь пожаловал Катрин. К тому же благодаря этому браку род Иджей соединился с древним кланом, из которого происходила бо́льшая часть Граальских императоров.

Маргарет Этередская была болезненной особой, точно таким же родился и единственный сын, которого она смогла подарить своему возлюбленному Ганзелю. Но тем не менее прожила императрица гораздо дольше, чем две ее предшественницы. Когда Лотарю исполнилось семь, в империи разразилась эпидемия чумы. Она унесла жизни многих стариков и немощных. Сам наследный принц спасся лишь потому, что его при первых же известиях о чуме отправили в совершенно изолированное от внешнего мира убежище.

После смерти Маргарет Йоханнес поклялся никогда больше не жениться и ограничивался лишь куртуазными романами.

Каждый императорский отпрыск уродился внешностью в мать, а умом – в отца. Катрин выглядела так, как могла бы выглядеть Хильдегрюн, если бы дожила до двадцати трех лет. Элспет, как утверждали все, как две капли воды походила на Терезию в юности. У Катрин имелся целый выводок дядюшек, которые нежно любили ее и сохраняли верность любимому ими покойному императору. Именно поэтому – из-за этих закаленных в боях рыцарей и семей всех трех жен Йоханнеса – советники Новой Бротской Империи и не осмелились бы оспорить распоряжение Лотаря.

В одном, однако, малолетний император не преуспел: дочерям Йоханнеса отныне возбранялось вести себя так, словно они не дочери его, а сыновья. Девушки должны были отправиться в свои новые богатые владения и вести себя сообразно положению обычных женщин своего времени.

Элспет эта перспектива не радовала, но она была послушна долгу.

А вот Катрин наверняка так просто не сдастся.

Но у эрцгерцога и его приспешников оставался весьма значимый козырь.

Лотарь не мог вечно оттягивать ни свою собственную женитьбу, ни замужество своих сестер. Его первейшей обязанностью было зачать наследника престола (хотя раньше императоров всегда избирали). А сестры…

Замужество подрежет им крылышки. Права на престол они не потеряют до тех пор, пока у Лотаря не появится здоровый сын, но любой муж получит над ними законную власть.

Губы Элспет изогнулись в презрительной усмешке. Законная власть столкнется с весьма непростым характером.

Она не знала ни одного мужчины, сила воли которого могла сравниться с ее собственной.

Элспет не имела никакого желания выходить замуж, если только этого не потребуют какие-нибудь совсем уж суровые обстоятельства, но и в этом случае муж, кем бы он ни оказался, непременно пожалеет о своем честолюбии.

Будущий муж Катрин тоже явно не будет счастлив.

И тем не менее дочери Йоханнеса Черные Сапоги были завиднейшими невестами чалдарянского мира. Потому что весь этот мир каждый месяц с нетерпением ждал, когда же Лотарь Идж отправится на небеса.

Вряд ли малолетний император успеет обзавестись наследником.

Элспет боялась, что после сегодняшней выходки Лотарю грозит опасность. Регент иногда действовал необдуманно и сгоряча. Убивать Лотаря ему было невыгодно: Катрин любила эрцгерцога Хиландельского еще меньше, чем брат. А ей-то как раз уже не нужно было дожидаться совершеннолетия.

Она могла бы сделаться настоящим кошмаром для партии эрцгерцога.

Если только не рассорилась бы с Феррисом Ренфрау.

Катрин не любила Ренфрау, а как тот относился к сестре, Элспет не знала. Феррис редко показывал свои чувства.

Иногда Элспет казалось, что Ренфрау подобен самой Ночи – такая же неизбывная сила природы, которую необходимо учитывать в любой стратегии.

Возможно, Феррис Ренфрау был самым могущественным человеком в Граальской Империи.

Но где он был сейчас, никто не знал.

Элспет Идж сверлила взглядом затылок эрцгерцога, всем сердцем желая, чтобы старик упал замертво.

Но, как часто бывает в жизни, объект ее ненависти подчиниться воле принцессы не пожелал.

Жизнь редко потакает нашим желаниям.

Император разрешил сестрам удалиться и велел немедленно отбыть в свои новые владения. Каждой он отдал в качестве сопровождения небольшой отряд браунскнехтов – императорских телохранителей. Элспет возблагодарила Господа за этот небольшой подарок.

Ее отрядом командовал Альгрес Дриер – долгое время он был приближен к Йоханнесу, и Элспет его хорошо знала. Ганзель не только доверял Дриеру свою жизнь, но и часто поручал особые задания, на которые не хватило бы умения Феррису Ренфрау. Дриер знал Племенцу как свои пять пальцев.

Но, даже имея такого провожатого, Элспет по-прежнему жалела, что не может посоветоваться с Ренфрау. Он бы вернул ей утраченные храбрость и уверенность.

Элспет хотела было поговорить с Катрин, когда они вернулись в свои покои, но сестра разговаривать не пожелала. Катрин изменилась. Больше она не была Элспет другом.

Катрин боялась.

Теперь она была всего в шаге от престола Граальской Империи. И оказалась в самом центре разраставшихся интриг. Все жаждали управлять ею. Она никому не доверяла, даже младшей сестренке, которая в один прекрасный день, возможно, возжелает занять ее место.

Куда же, ну куда же запропастился Феррис Ренфрау? Ведь дочери Йоханнеса Черные Сапоги так отчаянно в нем нуждались.

4

Ветра отчаяния

Из Карон-анде-Лета брат Свечка отправился вместе с графом Реймоном Гаритом в Антье. У него просто не было выбора. Граф с подозрением относился к совершенному, да и к мейсалянам в целом, хотя в его собственном семействе были ищущие свет. Но граф воевал не ради веры, он просто был ярым коннекским националистом и отказывался терпеть бесчинства иноземцев на своей родной земле.

Решительность графа Реймона передалась и жителям Антье. В городе кипела жизнь, он процветал и не собирался сдаваться, несмотря на все те беды, которые учинила в нем горстка развращенных бротских епископов и две вражеские армии. Здесь успели восстановить бо́льшую часть разрушений, которые появились после той самой неудачной для Антье осады. Но собор восстанавливать не стали – на его месте так и лежала груда обугленных обломков, под которыми покоились тела невинно убиенных женщин, детей и стариков. Гарит объявил, что собор этот станет памятником, «окропленным кровью тех, кого патриарх-узурпатор почитал своею паствой и погубил».

Учиненная в Антье резня подорвала доверие коннектенцев к церкви на многие последующие века.

По-настоящему понимали, какие глубокие шрамы оставила она на душах уцелевших, только те, кто сам здесь побывал.

Страшные события выжгли свой черный след в их сердцах, и в особенности в сердце графа Реймона, ведь именно он не сумел предотвратить катастрофу.

В Коннеке его очень многие поддерживали.

Герцог же Тормонд никак не мог понять, как изменила тьма дух жителей Антье.

– Я знаю Тормонда с детства, – сказал брат Свечка. – Он не дурной человек и хочет блага. Просто герцог потерял связь с повседневной жизнью, несмотря на старания советников и свои возможности.

Брат Свечка и сам оказывался в числе таких советников, когда попадал в Каурен.

– Он глупец, – отрезал граф Реймон. – Быть может, он хочет блага столь же сильно, как сам Аарон Чалдарянский, но Тормонд слепец и глупец.

Обсуждать герцога они принялись после того, как граф получил от своего сюзерена письмо с повелением явиться пред очи герцога и отчитаться за свое дурное поведение. На Гарита жаловались Безупречный V и Моркант Фарфог, епископ Странга.

Брат Свечка не стал спорить.

– Иногда Тормонд действительно ведет себя так, будто у него на глазах колдовская пелена.

– Похоже на то. Никуда я не поеду. Хочет меня видеть – пусть посылает Данна арестовать меня. Сам я с места не сдвинусь.

Сэр Эарделей Данн, военачальник герцога, когда-то бежал из Сантерина, а потом остался в Коннеке, хотя после последних изменений, связанных с порядком престолонаследия, мог и вернуться на родину.

– Вы уверены, граф?

Брат Свечка имел в виду неповиновение сюзерену, но Реймон понял его по-своему:

– Вы правы. Мне нужно объезжать Коннек. Шпион в Салпено сказал, что Анна Менандская снова набирает войска, чтобы вторгнуться к нам. Ее пока мало кто поддерживает. Но только пока. Поскольку в Салпено воцарилась неразбериха, на их границы наседает Сантерин. Дворяне вынуждены защищать свои собственные города и за́мки, у них нет времени на разграбление наших.

Монах кивнул. Он сам был в Арнгенде прошлой весной и уцелел только потому, что местные мейсаляне предупреждали его каждый раз, когда церковь посылала своих людей арестовать совершенного.

– Ваша правда. А еще там до сих пор отправляют третьих и четвертых сыновей в Святые Земли, а с ними и изрядную часть богатств.

Во время прошлого священного похода чалдаряне основали на отвоеванной в Святых Землях территории с полдюжины небольших королевств, и этим королевствам постоянно требовались деньги и люди, ведь созданы они были искусственно, а со всех сторон на них постоянно наседали праманские каифаты.

В Арнгенде священные походы считались чем-то вроде святой обязанности. В некое подобие паломничества – повоевать в Святых Землях – раз в жизни отправлялись многие рыцари и дворяне из разных чалдарянских государств, но арнгендцы частенько уезжали туда насовсем.

– Юноша, нужно мыслить, учитывая долгосрочную перспективу. – Брат Свечка был стар, его мнение уважали, и выслушать граф его выслушает, но вот услышит ли? – Подумайте, какие последствия может возыметь ваш отказ явиться к герцогу для вас и для Антье как завтра, так и спустя долгое время. Давайте просто проделаем незамысловатое мысленное упражнение – скажите, чем это может обернуться?

Этот вопрос граф Реймон все-таки услышал. Несбыточные мечтания в его голове чуть потеснились.

– Представьте, – продолжал брат Свечка, – что Анна Менандская соберет еще одну банду головорезов и по какому-нибудь печальному стечению обстоятельств наймет вдруг опытного военачальника. Быть может, такого, который чему-то научился в кровопролитных битвах в Святых Землях. И вот Антье в осаде, а командующий вражеской армии знает свое дело.

– Довольно, старик! Я понял. Если сейчас я откажу герцогу, он тоже может отказать мне впоследствии. – Такое положение дел считалось вполне обычным: и у сюзерена, и у вассала были свои обязанности и права. – Если только в подобной ситуации он действительно сможет хоть чем-то нам помочь. Признаю, вы, вероятно, правы. Видимо, я старею.

Графу Реймону еще не стукнуло и тридцати.

Гарит позволил монаху удалиться, и Свечка ушел. Тогда Реймон послал за семейством Рольт. Их он тоже притащил за собой в Антье. Совершенный решил, что графу приглянулась Сочия.

В герцогском приказе упоминался и Брок Рольт.

– Здесь я вас покину, – сказал своим спутникам брат Свечка.

Граф Реймон нахмурился – его явно терзали подозрения. Совершенный опасался, что мрачный взгляд на жизнь, который сложился у Гарита, будет становиться только мрачнее.

Брок Рольт ухмыльнулся. Он радовался и волновался из-за своего первого визита в Каурен.

– Увидимся в замке, брат, – попрощался он с монахом.

Но потом его лицо тоже омрачила тень. Брок часто говорил, что у Реймона Гарита имеются все основания для подозрительности. Ведь именно на его город столько раз нападали, и не только на город – на него самого. Бротские церковники постоянно посылали своих священников сеять смуту в графских владениях. Их вешали, но других это не останавливало. И не единожды находил Гарит среди своих ближайших сподвижников тех, кто шпионил для Брота.

Кавалькада всадников въехала в город, они направлялись к Метрелье – родовому замку герцогов Кауренских.

А брат Свечка направился к дому Раульта Арчимбо, главы кауренских мейсалян. По дороге у него начали слезиться глаза – ведь шел он мимо дубилен. Арчимбо возглавлял и местных дубильщиков.

Встретила монаха хозяйская дочь, Кедла.

– Дитя мое, как ты выросла.

Девушка вспыхнула и потупила взгляд. Монах удивился – он помнил, как храбро она отстаивала свое мнение на собрании ищущих свет.

– Я не хотел тебя смутить.

Брат Свечка не понимал, что для Кедлы он почти полубог. Ведь даже в сердце мейсальской веры совершенные встречались очень редко. Но сам он считал себя просто странствующим учителем.

– Мы не знали о вашем приходе.

– Мне не удалось послать весточку.

– Господин совершенный, вам тут всегда рады.

– Зови меня просто «брат Свечка». Или уж на крайний случай «учитель». Вижу, ты не согласна, но прошу тебя выполнить мою просьбу. Ты дома, а не в дубильне, я-то думал застать твоего младшего братишку. Ведь он еще слишком мал, чтобы работать?

– Нет, он уже работает. А я нет – мы готовимся к свадьбе.

– Вот как? К чьей?

– К моей.

– Но тебе же еще только… Нда…

– Время бежит, учитель.

Она всегда имела склонность к философским рассуждениям.

– И, как я вижу, когда сам ты далеко, за ним не уследишь.

– Заходите, господин совершенный. Сейчас мы что-нибудь придумаем.

В мейсальской вере сохранилось понятие общей ответственности, о которой давно позабыла бротская епископальная церковь. Когда-то ее отцы-основатели исповедовали ту же философию, но со временем она потеряла свою значимость, а бротское ответвление церкви, уподобляясь окружающему социуму, все больше стало обрастать сложной иерархией. Когда рухнула Древняя Бротская Империя, бо́льшая часть ее дворцов, титулов и уловок перешла к церкви. Призрак этой самой империи продолжал жить в бюрократическом церковном аппарате.

Свадьба Кедлы прошла, как и было задумано. Брата Свечку попросили сказать речь, и он произнес короткое напутственное слово – говорил, что нужно верить в хорошее, что негоже душе предаваться праздности, что важно проявлять терпимость. После церемонии он ночевал по очереди в разных семействах мейсалян, ведь Арчимбо и так тяжело пришлось со свадьбой и прочими хлопотами. Кауренцы, ищущие свет, с радостью принимали его, ведь, когда в доме гостит совершенный, это придает семейству вес в глазах общины.

Время шло. Из Метрелье не слышно было никаких новостей.

Вечерние собрания по-прежнему проходили в доме Арчимбо, ведь только там хватало места, чтобы разместить всех, кто хотел взглянуть на совершенного.

После первой же такой встречи брат Свечка понял: кауренские мейсаляне успели сильно измениться.

Люди боялись и не верили в благополучное будущее.

Но ищущий свет не должен страшиться завтрашнего дня. Ведь завтрашний день в любом случае наступит, каким бы страшным он ни был, бояться не нужно.

– Что случилось? – спросил у слушателей монах. – Неужели вы все утратили веру?

Старшие примолкли, и тогда вперед вышла Кедла Арчимбо:

– С герцогом неладно, господин совершенный.

– Брат, – машинально поправил ее брат Свечка.

– Герцог стар. Он слаб и истомлен. Коннек разваливается на части, а он ничего не делает. Приказы его часто бессмысленны, от них обычно становится только хуже. Только жители Каурена еще обращают на них хоть какое-то внимание. Свои указания он ничем не подкрепляет.

На это жаловались во всем Коннеке. Мелкие дворяне уже совершенно не боялись герцога и не верили, что тот сможет защитить их в случае нужды.

– И это только малая часть, господин совершенный, – вставил Раульт Арчимбо. – Еще все волнуются, потому что здоровье у герцога совсем пошатнулось, а наследника он так и не назначил.

Да, это был очень важный вопрос. Свечка надеялся, что преемницей станет сестра Тормонда.

Смерть Тормонда IV повлияет на всех без исключения – вне зависимости от религии или сословия. Ведь кто-то придет ему на смену, и вероисповедание этого кого-то сыграет огромную роль. С каждым днем все ожесточеннее шла борьба за души коннектенцев.

– По улицам рыщут толпы головорезов, – пожаловался Эмис Хайнто. – Бротских прихвостней подстегивают монахи из Конгрегации по искоренению богохульства и ереси. А герцог и пальцем не шевельнет. Чалдарян, поддерживающих Вискесмент, гораздо больше, чем бротских шавок, но они почти никогда не сопротивляются. Нападают громилы в основном на ищущих свет. Да еще на дэвов и дейншо, если те им попадутся.

– В прошлом месяце разграбили праманскую церковь, – снова вступила Кедла. – Единственную в Каурене. Хотели ее сжечь. Тогда погибло двадцать два человека.

– А герцог ничего не сделал, – добавила ее мать, сложив пухлые руки на груди. – Как обычно. Повел себя так, словно ничего не случилось.

Брат Свечка изумился: как же так вышло? Почему все зашло так далеко?

– Еще два-три подобных случая, – сказал Арчимбо, – и у нас начнется гражданская война.

Кто-то вспомнил об убийствах священников: в Коннеке начали убивать тех святых отцов, кто поддерживал Безупречного или любые его начинания.

– Войны не избежать, – заметил еще кто-то. – Бротские холуи ее разжигают.

Видимо, решил брат Свечка, так теперь считает общественное мнение.

– Скоро я встречусь с герцогом Тормондом и постараюсь воззвать к его совести.

Но надежды на успех у самого брата Свечки было мало: герцог не желал видеть того, что происходило вокруг, он жил в своем выдуманном мирке, ослепленный несбыточными мечтаниями.

Неужели шпионы бротской епископальной церкви действительно сеют хаос? Зачем им это? Поддерживающих Брот чалдарян в Каурене меньшинство, как и во всем Коннеке. Те приграничные графы, которые сохраняли верность Безупречному, а не Непорочному, уже давно бежали в Наваю, Сантерин, Арнгенд или герцогство Трамейн. Влияние Наваи на терлиагском побережье крепло, а король Питер не допускал беспорядков в своих владениях. Ведь люди больше всего жаждали порядка.

– Мы желаем вам всяческого благополучия, господин совершенный, – вздохнул Арчимбо, – но будем готовиться к худшему, уж не обессудьте.

– Милис, сын моей двоюродной сестры Летти, служит пажом в Метрелье, – сказала мадам Арчимбо. – Видит герцога каждый день. Он думает, у Тормонда слабоумие. Так иногда бывает у совсем древних стариков.

– Меня больше беспокоят не происки бротских и не бездействие герцога, – протянул Эмис Хайнто. – Я опасаюсь Ночи.

– Что, есть и еще дурные вести? – спросил брат Свечка.

– Да, – кивнул Раульт Арчимбо. – Ночь зашевелилась. Сначала ее создания устраивали разные проделки, потом начались бесчинства, а теперь стало опасно выходить из дома после захода солнца.

– Убийства, – сказала Кедла таким страшным голосом, словно речь шла о вершащихся еженощно кровавых расправах.

– Два убийства, – поправил ее отец. – Их свалили на Орудия Ночи, потому что другого разумного объяснения не нашлось.

– Да, только два, – согласилась Кедла. – Но это так ужасно. Людей разорвало на куски. И у трупов не хватало некоторых частей.

Очень мрачно. Но ведь на подобное зло способны и простые люди – торговцы, ремесленники, лавочники. За многими улыбающимися лицами скрываются чудовища. Взять хоть некоторых членов Конгрегации по искоренению богохульства и ереси.

– Я выясню, что было предпринято по этому поводу, – пообещал брат Свечка.

– Да ничего не было сделано! – проворчал кто-то.

Собравшиеся принялись злобно перешептываться.

– Может, и так, – согласился монах. – Но мы с Тормондом знаем друг друга с самого детства. Иногда он прислушивается ко мне, даже когда не желает слушать остальных.

Все горячо помолились, чтобы у совершенного все получилось.

За́мок Метрелье, родовое гнездо герцогов Кауренских, стоял на отвесном берегу в излучине реки Верс. За свои шестьдесят с лишним лет брат Свечка успел побывать здесь много раз. И с каждым разом казалось, что строение все больше уступает натиску времени. Старые ворота больше не закрывались. Караулили их все те же несколько стражников, которые тоже с каждым годом становились все непригоднее для военных дел. Монаха никто не встретил. Он отправился прямиком в зал для частных аудиенций и застал там дюжину других гостей.

– Видели, что сталось с за́мком, брат? – спросил граф Реймон. – Отпечаток немощи лежит даже на камнях.

Внутри следы времени еще больше бросались в глаза.

Семейство Рольтов раньше никогда не бывало в Метрелье. И теперь они видели перед собой лишь ветхие покои. Сочия злилась. Ей строго-настрого велели держать язычок за зубами – и собственные братья, и сам Реймон. Граф развлекал себя ее обществом вот уже несколько дней и на собственной шкуре узнал, что за словом барышня в карман не лезет.

Она была еще слишком молода и не думала о последствиях.

Брат Свечка предположил, что Гарит, возможно, так увлекся ею именно потому, что Сочия вполне недвусмысленно дала понять: завоевать ее лестью и романтическими балладами не удастся.

Граф довольно хорошо играл на лютне и вполне искусно владел своим баритоном. Он не сочинял ни стихов, ни музыки, зато умел замечательно сражаться и беспристрастно управлять.

И все же он пытался преуспеть и в этих занятиях, демонстрируя все ту же яростную решимость, с какой уничтожил Хейдена Бэка и его арнгендских наемников у Черной Горы.

Сочия благосклонно отнеслась к его стараниям. Решимость ей была понятна и близка, у нее самой решимости имелось в избытке.

Или же упрямства, как сказали бы ее братья.

Монах пообщался с одними, потом с другими, понаблюдал за присутствующими. Через полчаса прибыл герцогский глашатай Бикот Ходье.

– Прошу прошения, господин совершенный, – пристыженно поприветствовал он Свечку. – Я думал, вы опоздаете. Пойдемте со мной.

Ходье отвел монаха в маленькую холодную каморку, где не было почти никакой мебели. Напитков и еды тоже. Уединенная и мрачная комнатушка напоминала келью отшельника. Вода капала с влажных каменных стен прямо в лужу на полу. Но плесени Свечка не заметил – слишком уж ледяным был воздух в помещении.

Монах прождал около часа. Он почти не присаживался на каменную скамью, а мерил шагами комнату и трясся от холода. Терпение его начало истощаться, такого греха с ним не случалось с самого обретения звания совершенного.

– Вас это тоже донимает, брат?

Свечка обернулся и кивнул, хотя что именно подразумевалось под словом «это», он понятия не имел.

– Сэр Эарделей? – Имя он произнес, тщательно произнося непривычные сантеринские звуки, здесь мало кто мог так его выговорить.

– Да. И вам не терпится узнать, почему именно я к вам явился и почему именно сюда.

Монах снова кивнул. Он не ожидал увидеть сэра Эарделея Данна, главного военного советника герцога Тормонда. Почему, интересно, подумал совершенный, он не вернулся в Сантерин? Наверное, ему здесь нравится, хотя герцог редко прислушивается к советам Данна.

– Эта комната защищена от чар, – признался сэр Эарделей. – Камень, которым выложены стены, привезли из Святых Земель. Добывали его в каменоломне неподалеку от одного из Кладезей. А ждать вам пришлось, потому что я хотел избежать чужих взглядов.

– Понятно, – отозвался Свечка, хотя ему ровным счетом ничего не было понятно.

– Нет, не понятно. Пока. Но сейчас я все объясню.

– Сделайте милость.

– Здесь творится что-то дурное. Герцог сам не свой. Это началось уже давно, но в последнее время становится все хуже. Его дух словно истощает губительная болезнь.

– Он уже не молод, – отозвался Свечка, хотя Тормонд был всего на несколько недель старше его самого.

– Разумеется, это усугубляет дело. Да еще пища, которую он употребляет, – только мясо и вино. Но есть и еще кое-что. Что-то усиливает действие возраста, подавляет его силы. Герцог ничего не может сделать.

– Не появлялись ли в Метрелье новые лица?

Брат Свечка заподозрил: а не творится ли здесь какое-то злое волшебство? Но кто же его вершит?

– Никакие важные вельможи к нам не приезжали. В замке часто сменяется прислуга, пажи приходят и уходят. Но и среди них я не видел никого подозрительного. Виноват кто-то, кого мы хорошо знаем. Кто-то, кто был здесь уже давно, но только сейчас обнаружил в себе скрытые таланты. Или открыл для себя новое призвание.

– Хм… А тайную встречу со мной вы устроили для чего?

– Вас уважают, и вы только что прибыли, а потому не принадлежите ни к одной из клик. Сторонний наблюдатель. Вам не все равно, что станется с герцогом и с Коннеком. Быть может, вы заметите что-то такое, что не заметили все остальные.

– Понятно, – ответил Свечка, и понятно ему было гораздо больше, чем имел в виду сэр Эарделей.

Наверняка не один сантеринский рыцарь подозревал злой умысел. Все невиновные будут пристально следить друг за другом, надеясь вычислить злодея. Буйным цветом расцветет подозрительность.

– Я ошибся, – продолжал меж тем Данн. – Одно новое лицо все же появилось. От наших друзей в Салпено прибыл посланником отец Ринпоче.

– Этот дурак? Я думал, он погиб.

– К сожалению, нет. А может быть, и к счастью. Он слишком глуп и к тому же слеп, чтобы представлять угрозу.

– Почему сюда послали именно его?

– Он – любимчик Анны Менандской. А она нынче дорвалась до власти. И водит близкую дружбу с бротской церковью.

– Она всегда водила с ними дружбу.

Любовница арнгендского короля Шарльва как-то даже собрала собственное войско и отправила его в поход на Коннек от имени церкви. Войско вскоре разбежалось и не успело причинить вреда, хотя Анна рассчитывала на совсем иной исход.

– Теперь их дружба зашла еще дальше. Я слышал, она выкупила у епископа Фарфога репрессальные грамоты, которые принадлежали Хейдену Бэку. Епископу удалось прихватить их с собой, когда он бежал от графа Реймона. Он, кстати говоря, теперь глава патриарших прихвостней, призванных усмирить Коннек.

Похоже, Безупречный посылал в Коннек на убой всех своих самых глупых и развращенных сподвижников.

– Думаю, Ринпоче совсем не ради посольства сюда явился, – продолжал Данн. – На самом деле он шпионит, прощупывает наши слабые места, ищет союзников. И видимо, не очень в этом преуспел. Слишком уж туп.

Брат Свечка засомневался: а вдруг Ринпоче нарочно прикидывается дураком?

Совершенный кивнул, будто бы все стало ему совершенно ясно.

– А вы тут имеете хоть малейшее представление о том, что творится за стенами Метрелье?

– Нет, брат, – вздохнул сэр Эарделей. – Бо́льшая часть герцогского двора и понятия не имеет. Многие, очевидно, просто не желают ничего знать. Или им все равно. – Он замолк на мгновение, но, не дождавшись от монаха возражений, продолжил: – Сам я точно знаю, что постепенно воцаряется хаос. Разумеется, слышал я не так много.

– Сэр, «воцаряется хаос» – это вы еще мягко выразились. Коннек умирает. Разваливается на части. Причем с такой быстротой, что кружится голова. Отъедете миль на двадцать от Каурена – непременно наткнетесь на воюющих между собой князьков либо на банду разбойников. Добрая половина графов и рыцарей, особенно на севере и западе, враждует между собой. И половина этой половины даже не сможет вам объяснить, в чем причина раздора. Они просто берутся за оружие, и все тут. Дело чести. Если бы не граф Реймон и еще несколько подобных ему вельмож, боюсь, все окончательно полетело бы в тартарары уже через год.

– Я не знал, что все зашло так далеко. Думал, у нас еще есть время.

– Времени больше нет. Все время герцог уже потратил.

– Тормонд одержим заботой о собственной душе. В редкие минуты просветления.

– А жители юго-запада и терлиагского побережья меж тем переходят под знамена Питера Навайского.

– И поступают весьма разумно, вам так не кажется?

Монах нахмурился.

– Я не стремлюсь в предатели, просто мыслю практически. Я понимаю, что происходит, но почти ничего не могу сделать. Мне дозволено писать письма тем или иным дворянам, и я пишу – приказываю им не жечь соседские поля. Но меня не слушают. Я словно зверь, лишенный клыков. И они прекрасно знают – можно безнаказанно отправляться к недругу и резать его овец. Единственный, кто может этому помешать, – хозяин этих самых овец. Или же сами овцы, если поймут, что с них довольно. Я не могу призывать на службу рекрутов, не могу отправить в поход герцогские войска. А их образумит лишь превосходящая сила. Жертвам остается только защищаться. Так что я не виню тех, кто присягает на верность Питеру или даже Шарльву – ведь только так иногда можно спастись от беззакония.

– Разумеется. Если смотреть только с этой точки зрения. Строго говоря.

– Но меня весьма волнуют все те наемники… – Внезапно Данн смолк на полуслове, склонил голову набок и приложил палец к губам.

Легким шагом он направился к двери, подавая брату Свечке знаки, тот понял, что кто-то подслушивает их разговор.

Данн с лязганьем вытащил из ножен короткий меч, символизирующий его титул и то доверие, которое оказывал ему герцог. Лязганье эхом отразилось от каменных стен.

Послышались торопливо удаляющиеся шаги.

– Я слишком задержался, – сказал сэр Данн. – Сами найдете дорогу в зал для аудиенций? Там вас встретит Бикот Ходье и покажет ваши покои.

– Какие покои? Я остановился в городе.

– Нет. Герцог желает, чтобы вы находились при нем. Но сегодня он вас принять не сможет. Быть может, завтра.

Эарделей выглянул в коридор и, никого там не увидев, поспешно удалился.

Брату Свечке и его спутникам пришлось ждать несколько дней. Так надолго в за́мке совершенный еще никогда не задерживался.

Метрелье представлял собою типичное для своего времени родовое дворянское гнездо – большое, плохо обставленное и холодное. Слишком холодное даже для нынешнего времени года, даже для местной погоды.

Прошлой зимой здесь впервые на памяти старожилов выпал снег – выпал и остался лежать, раньше ведь, если с неба и сыпались снежинки, на утреннем солнышке от них обычно не оставалось и следа.

И весна пришла позже обычного.

Наконец его позвали на аудиенцию.

Тормонд IV, великий герцог Каурена, герцог Шивеналя, граф Флорский и Вэлбский и прочая, и прочая, выглядел так, словно бы всю ночь не спал. Он страшно состарился и порядком облысел, остатки волос и поседевшая борода клоками торчали в разные стороны. Серые стальные глаза герцога, когда-то пронзительные, как сама смерть, сделались тусклыми и безжизненными. Казалось, Тормонд не понимает, где он и что происходит.

Но брата Свечку герцог Кауренский узнал.

– Шард! – воскликнул он. – Шард анде Клэрс, добро пожаловать. Наконец-то среди всей этой сорочьей стаи появилось хоть одно дружелюбное лицо.

– Зовите меня просто брат Свечка, ваша светлость. Я тоже очень рад вас видеть.

Высокий и худой герцог положил правую руку на плечо монаха и оперся на него – так, чтобы было не очень заметно. Одежда его была в беспорядке: он явно несколько дней кряду не переодевался. Спереди на воротнике виднелись следы нескольких трапез.

– Шард, помоги мне, – прошептал старик. – Я больше не выдержу.

– Что такое, ваша светлость?

– По-моему, я схожу с ума. У меня внутри словно несколько человек. И ни один из них не справляется с обязанностями герцога.

– Вы слишком строги к себе – вы совершили немало замечательного.

– Замечательного… – со вздохом повторил Тормонд. – Шард, ты знаешь, что меня прозвали Великим Недотепой?

Об этом знал весь Коннек – все, вплоть до сопливых малышей, хотя в лицо его, конечно, так бы не назвали. Даже в минуты душевного подъема Тормонд IV обычно проявлял такую нерешительность, что сложности разрешались сами собой, без его вмешательства.

– Да, я слышал, ваша светлость. Но пусть вас это не тревожит.

Свечка оглянулся по сторонам: не проявляет ли кто особого интереса к их беседе?

Похоже, проявляет – и не кто-нибудь один, а все присутствующие.

Герцог взмахнул слабеющей рукой, и пажи принялись рассаживать гостей. Монаха Тормонд устроил рядом с собой – в кресло, в котором обычно сидела его младшая сестра Изабет во время своих визитов в Каурен. Нынче она была где-то в Оранье, в уединенном и защищенном месте, и готовилась произвести на свет наследника короля Питера. А быть может, уже и произвела.

Добрые вести медленно путешествуют, а вот дурные летят как на крыльях.

Слуги внесли кофе – редкое и изысканное угощение. Ни один из гостей не отказался. Брат Свечка незаметно улыбнулся, наблюдая, как Сочия и Турм Рольты впервые в жизни пробуют этот напиток.

После кофе герцог ожил и стал чуть собраннее.

– Граф Реймон, сьор Брок, брат Свечка, благодарю вас всех, что явились. Прошу прощения, что заставил так долго ждать. Я не знал о вашем приезде.

Неужели? Любопытно.

В зале собрались все те же советники, которых всегда собирал Тормонд: сэр Эарделей (сегодня он выглядел таким же изможденным, как и сам герцог), Микаэль Кархарт, известный дэвский богослов, епископ Клейто, глава кауренских бротских епископальных священников, друг Свечки епископ Лекро, поддерживающий патриарха в Вискесменте (хотя Лекро больше благоволил Безупречному, чем Клейто, – тот не скрывал свою неприязнь к нынешнему патриарху). Тембер Серт явился вместо своего отца, Тембера Ремака, и представлял дейншокинов, а Ханак эль-Мира – малочисленных коннекских праман с терлиагского побережья. Брат Свечка помнил эль-Миру еще по кальзирскому священному походу. Терлиагские пращники играли важную роль в коннекских войсках. Эль-Мира был моложе Брока Рольта, но происходил из старинного и гордого рода. Его народ стал активно участвовать в делах Коннека лишь в последние несколько лет.

А именно со свадьбы Питера Навайского и Изабет. Король Питер всецело посвятил себя Чалдарянской Реконкисте и отвоевывал Дирецию, но при этом сумел завоевать дружбу многих праман. Он не разрушал праманских святынь и никого не пытался силой обратить в свою веру, рассчитывая, что время и превосходство чалдарянской религии сделают свое дело и постепенно победят ложное учение. Самыми верными союзниками Питера были прамане из купеческого города-государства Платадуры. Платадурский флот постоянно соперничал с флотами фиральдийских торговых республик Апариона, Датеона и Сонсы и часто нес смертельные потери.

Вместе с Ханаком эль-Мирой к герцогу явился еще один праманин, не назвавший своего имени. Судя по наряду – платадурец, решил брат Свечка. Незнакомца никто не представил, потому что Тормонд, если так можно выразиться, торопился.

Еще в зале присутствовал арнгендец отец Ринпоче – он сидел в стороне один и всех чурался. Священник казался испуганным и несчастным и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Брату Свечке пришла на ум лютня с одной струной – как нельзя более подходящий образ для скудного ума арнгендца.

Монах внимательно наблюдал за Тормондом. Герцог прилагал видимые усилия, чтобы держать себя в руках.

Как он сказал? «У меня внутри словно несколько человек»?

Может ли быть, что Тормонду все это не мерещится? Он облысел, не может ни на чем сосредоточиться, кожа его приобрела странный оттенок – все это напоминает воздействие яда. Или какого-то злого колдовства.

Но кто же злоумышленник? Если верить сэру Эарделею, негодяй прямо здесь, среди них. И для него герцог – только помеха, никак не враг, ведь врагов у Тормонда не было. Он ничего не предпринимал, а потому ни с кем не враждовал. Во всяком случае, у него не было таких недругов, которые бы из ненависти стали подливать ему отраву в вино или кашу.

Возможно, Анна Менандская уже настолько потеряла совесть, что решилась на убийство. Но она могла лишь приказать – поручить кому-то другому грязную работу.

Брат Свечка внимательно вгляделся в епископа Клейто. Еще совсем недавно тот был всего-навсего отцом Клейто и служил в самом захолустном приходе Каурена – а все потому, что открыто порицал грехи Безупречного. Теперь он сделался епископом, и Брот ему благоволит. А ведь обычно из великого города в Коннек отправляют лишь законченных негодяев.

Заметив внимательный взгляд монаха, Клейто вопросительно поднял бровь.

Может, он и не виновен. Они ведь вместе помогали каждый своей пастве во время священного похода в Кальзир. У отца Клейто не все гладко было с верой, но Свечка никогда не замечал в нем той нравственной изворотливости, которая позволила бы оправдать большое злодейство.

Но ведь как-то же он стал епископом.

– Начнем, – объявил герцог и махнул рукой сначала в сторону брата Свечки, а потом в сторону графа Реймона и тех коннекских дворян, которые толпились по углам зала и надеялись, что им представится возможность подать жалобу.

Если считать пажей и слуг, на аудиенцию явилось более пятидесяти человек. И все они в ту минуту замолкли.

Брат Свечка вглядывался в лица. Здесь определится судьба Коннека. Именно эти люди спасут его. Или позволят стране умереть. Великому Недотепе пришло время вопреки всему совершить то, ради чего он был рожден на свет божий.

Неожиданно монах усмехнулся.

Тормонд умудрился собрать их всех, несмотря даже на зревшие вокруг него заговоры и, видимо, рыскавшие поблизости злобные Орудия Ночи.

– Сьор Брок Рольт, расскажите нам, что стряслось в Карон-анде-Лете, – велел герцог.

Юноша посмотрел на графа Реймона, потом на брата и сестру, на брата Свечку, ища у них поддержки, но быстро собрался с силами и начал рассказ.

– Молодец, – прошептал монах, когда Рольт закончил. – Именно так все и было.

Герцог Тормонд кивнул – пока еще он казался таким же сосредоточенным и деловитым, как и в начале аудиенции.

– Что скажете, граф Реймон? – обратился он к Гариту.

Граф тоже поведал о сражении – он ничего не присочинил, хоть и уделил немало внимания собственной особе.

– Сэр Эарделей, каково ваше мнение? – спросил герцог, теперь ему уже труднее было сконцентрироваться.

– Есть одно любопытное обстоятельство: Моркант Фарфог еще просохнуть толком не успел после своего позорного бегства, а мы уже получили вести из Брота – его назначили главным дознавателем патриаршего ведомства по искоренению фальшивых и еретических верований. И в помощь этому самому ведомству основали целый монашеский орден.

Брата Свечку эта новость совсем не удивила.

– Первое, что поручили Фарфогу, – искоренить коннекскую ересь.

– Они не впервые устраивают нечто подобное, – не вытерпел граф Реймон. – Помнится, в прошлый раз погибло восемь тысяч человек. А все потому, что один тип решил сунуть нос не в свое дело.

– Пожалуйтесь Непорочному, – посоветовал епископ Клейто. – Он вас защитит.

– Тот, кто виновен… – начал было граф, смерив его яростным взглядом, но фразу не закончил.

Реймон научился сдерживать свои чувства. Брат Свечка одобрительно кивнул. Реймон Гарит начал взрослеть.

– Выбор у нас небогатый, – вмешался сэр Эарделей. – Наше посольство в вечный город фактически признало тогда законность бротского патриарха.

– Пусть законность эта простирается так же далеко, как и благодарность Безупречного за наше участие в кальзирском священном походе, – сказал епископ Лекро.

– Жалобами мы патриарха не изменим. Теперь ему служит главнокомандующий. Он набирает войска и, насколько я понимаю, вполне свое дело знает.

– А чем они собираются платить солдатам? На что купят оружие?

– Погодите, – поднял руку сэр Эарделей. – Перит, приведи наших гостей.

Один из пажей вышел. Присутствующие тут же зашептались, но потом смолкли – Перит вернулся почти сразу же, следом за ним в зал вошли двое.

– Эти господа, – сказал Данн, – ответят на ваш вопрос. Расскажите этим людям то, что рассказали мне.

– Да, сударь, – весело отозвался старший из двоих незнакомцев.

Брат Свечка удивился: слишком уж слабыми казались эти двое, разве под силу таким изнуряющее путешествие? Хотя они могли явиться в Каурен на корабле – подняться по Версу от Трамейна.

– Гейд и Од Лернеры, – представил гостей сэр Эарделей. – Они представляют короля Брилла Сантеринского. Не официальные послы, но принесли нам вести.

Данн говорил ровным и спокойным голосом, а ведь именно когда отец Брилла занял трон, рыцаря изгнали из Сантерина.

Один из Лернеров сел. Второй прислонился к спинке высокого старинного кресла, послужившего уже не одному поколению.

– Наши владения располагаются в Аргони, неподалеку от границы с Арнгендом. Тамошняя родня снабжает нас новостями. После резни у Черной горы стали происходить жуткие вещи.

Все присутствующие слушали Лернера, затаив дыхание.

– Влияние Анны ширится. Она пестует злобу и отчаяние тех, кто потерял тогда родных. И никого не занимает тот факт, что они сами напросились на неприятности.

– Почему король Брилл прислал вас сюда? – спросил брат Свечка и тут же почувствовал себя глупцом: конечно же, любые неприятности, творящиеся в Арнгенде, на руку Сантерину.

– У нас с Арнгендом свои счеты. Чем неспокойнее у них, тем лучше для нас. Особенно теперь, когда король почти ни на что не способен, а всеми делами там заправляет шлюха.

Лернер слегка перегнул палку: Анна происходила из знатного рода, вот только похоть ее не знала границ. Похоть и властолюбие. Она желала, чтобы ее незаконнорожденный, от короля Шарльва, сын Регард взошел после смерти отца на трон.

– И ваши вести как-то связаны с ее главным чаянием?

Оба посланца вздрогнули от неожиданности.

– Доживете до моих лет – тоже научитесь читать мысли.

Старший Лернер ухмыльнулся: ему было лет на десять больше, чем монаху.

– Все верно, Анне удалось переманить на свою сторону бо́льшую часть могущественных людей из Салпено – она убедила их, что собирает средства, чтобы снарядить карающее войско в Коннек. Эта женщина заключает всевозможные тайные сделки и мнит себя неуязвимой. Она насобирала достаточно денег.

Все в зале, затаив дыхание, ловили каждое его слово. Даже слуги.

Как только эти люди доберутся до дома, новости разлетятся повсюду. Сплетничать ведь любят даже священники.

– Достаточно для чего? – грозно спросил сэр Эарделей. – Ну же, не тяните. Поменьше трагических пауз.

– Достаточно для того, чтобы купить патриарха, сэр. А не для того, чтобы собрать обещанную армию.

Присутствующие зашептались – не испуганно, скорее растерянно.

– Объяснитесь, – велел Данн. – И повторюсь: поменьше драматических пауз.

В его голосе прозвенела сталь – в рыцаре проснулся старый вояка.

– Хорошо, сэр. У Безупречного большие финансовые затруднения, а у Анны затруднения иного рода – ей нужно заполучить арнгендский престол. На случай, если Шарльв умрет. – (Анна прижила от Шарльва Полоумного двоих сыновей, Регарда и Анселина, хотя все свои надежды она возлагала только на Регарда.) – Она, помимо всего прочего, распродает королевские драгоценности. Собранных денег хватит, чтобы подкупить Безупречного: он должен объявить брак Шарльва и королевы Элисор недействительным, потому что король на самом деле вот уже двадцать лет женат на Анне. Тогда Регард и Анселин сделаются законными наследниками и главными претендентами на престол. Оставшихся денег хватит, чтобы собрать небольшую армию.

Страшные вести, подумал брат Свечка. Оставалось лишь надеяться, что властолюбивая Анна истратила слишком много и Арнгенду не хватит денег на длительный поход в Коннек.

Но теперь такой поход вполне сможет устроить бротский патриарх.

Как же хитер Безупречный, очень хитер, размышлял Свечка. Играет на алчности королевской любовницы и, видимо, старается ее убедить, что она лишь выиграла от сделки.

Хотя на походе против мейсальской ереси наживется только бротский патриархат.

Монах печально покачал головой. Вот уже много лет он предрекал Коннеку несчастья и беды, но каждый раз обстоятельства складывались иначе. Зато теперь все кусочки головоломки наконец-то встали на место: замысел ворога предстал во всем великолепии.

– Это правда? Те слухи, что ходят о королеве Арнгенда? – спросила Кедла Арчимбо, вернее, уже не Арчимбо, а Ришо.

Брат Свечка намеренно остановился в доме Арчимбо, чтобы скрыться от тех, кто теперь наводнил Метрелье. Монах старательно расспрашивал знакомых мейсалян обо всех, кто был близок к герцогу. Особенно ценными оказались наблюдения работавших в за́мке слуг. Те, кто высоко задирает нос, зачастую не обращают внимания на обычных трудяг.

– И что же это за слухи?

– Она якобы подкупила бротского супостата… Ой, простите.

– Ничего. Если ты уже об этом слышала, то новости расходятся быстрее обычного.

Ничего не утаивая, брат Свечка рассказал о том, что знал сам.

– Надеюсь, вы не против, – сказал Раульт Арчимбо. – Я пригласил сегодня участников наших вечерних посиделок.

– Конечно, я не против. Вечерние посиделки и разговоры с людьми вашего круга – это как раз то, что мне нужно. Они ведь умные люди и чтят старые заветы – те самые, которые соблюдали Аарон, Эйс и остальные.

А еще они, вполне возможно, расскажут что-нибудь существенное.

– Хорошо. Только вот насущные дела для нас пока важнее.

– Какие, Раульт?

– Да все больше мирские. Укрепления мы восстанавливаем на гряде Рейндо, и у нас возникла загвоздка.

– И что же там такое?

– Эта гряда над озером Траун – почти вертикальная скала, увенчанная острым гребнем. Тамошние укрепления выстроили еще в смутные времена после падения Древней Империи. Мы их подновляем и размещаем там запасы. Ведь этот черный день, когда ворог доберется до Коннека, все-таки настанет.

– Я не знаю, где это, но понимаю ваши старания.

– С самой резни у Черной горы ученики-мейсаляне готовятся к худшему.

– И давно у вас слово «ученик» в ходу? – удивился брат Свечка.

Так говорили дуалисты в Граальской Империи и низинных герцогствах на севере Арнгенда, но не в Коннеке.

– Не знаю, – пожал плечами Раульт. – Еще год назад я бы не понял, если бы мейсалянина, не достигшего совершенства, назвали бы учеником. А теперь все так говорят.

– Так в чем же там загвоздка с вашим тайным укреплением?

– Холод. А еще лед. Теперь там все покрылось льдом. Вскарабкаться наверх почти невозможно – обязательно упадешь и расшибешься.

– Так не ходите.

Но Раульт не желал слышать доводы здравого смысла. Он печально покачал головой, удивляясь беззаботности и неведению совершенного.

– А лед откуда?

– Когда там идет дождь, он сразу замерзает. А если лед и тает потом, то вода затекает в разные щели и снова замерзает, что еще хуже. Замерзают даже емкости с водой.

– Говорят, весь мир потихонечку замерзает.

– Да уж. В детстве, помнится, никогда не было так холодно.

– Не знаю, что тут посоветовать. Разве что не привлекайте внимания Тормонда. Он не очень-то жалует тех, кто отстраивает свои крепости.

– Не жалует, и ладно, – ухмыльнулся Раульт. – Чтобы что-нибудь предпринять, ему понадобится лет десять – не меньше. А к тому времени он уже отправится в следующее путешествие на колесе жизни.

Новости, которые принесли Лернеры, разлетелись по Коннеку в мгновение ока, как обычно и бывает с дурными вестями.

Граф Робушона и граф Доя презрели свои клятвы герцогу Кауренскому и переметнулись на сторону Трамейна и Арнгенда. Вот так они остались врагами, зато обзавелись могущественными союзниками. Джанкар, Герв, Карбонель и Терлиага официально присягнули Питеру Навайскому, ища убежища под крылом у южного сюзерена, самого на нынешний день могущественного, – король Питер не боялся даже Безупречного V.

Герцога Тормонда уважали в Коннеке все меньше и меньше. Богачи нанимали солдат – почти всегда выходцев из Гролсача, поэтому в Коннек и потянулся поток беженцев, которые надеялись наняться к кому-нибудь в дружину. Сосед поднимал руку на соседа. Уживаться с вооруженными громилами становилось все труднее. Они уничтожали запасы повсюду. Путешествовать теперь стало еще опаснее. Наемники, которым не заплатили хозяева, занимались разбоем. Те, кто потерял все свое имущество, тоже подавались в грабители – бежали в глушь, прямиком под сень Орудий Ночи.

Те, у кого были деньги, нанимали новых солдат, чтобы сохранить свое добро. А те солдаты, которым не заплатили, не просто грабили путников на большой дороге, а зачастую обращались против своих же бывших нанимателей и сжирали их живьем.

Главный дознаватель патриаршей Конгрегации по искоренению богохульства и ереси засылал в Восточный Коннек своих людей. Среди них попадалось множество бывших членов Братства Войны, явившихся со Старклирода. Эти люди были закалены в боях и не гнушались самыми жестокими методами.

Брат Галон Брюль и двенадцать его соратников, сильных и уверенных в правоте своего дела, разместились в Антье, пока граф Реймон Гарит терял время при дворе у герцога Кауренского.

5

Вечный город, месть Безупречного

Детей Хект оставил на попечение Анны Мозиллы. Вэли все еще не разговаривала. Со взрослыми. Пеллой-то она крутила как хотела.

Анна радости не проявила:

– Я ничего не знаю о детях. Только что они грязные и шумные. – Чистоту в доме она поддерживала очень трепетно.

– Это обычные люди – может, не настолько утонченные, как ты. Вот и обращайся с ними как с обычными людьми. Пелла в своем юном возрасте уже прошел школу выживания, так что он повзрослее тебя будет.

Пожалуй, не стоило так грубо. Но Анна обычно хорошо понимала, что именно Пайпер пытается ей сказать. Это не раз спасало их от перебранок.

– И что мне с ними делать?

– Вымой их, раздобудь им приличные одежки и поручи какое-нибудь дело по хозяйству. Как только принципат Донето даст добро, Пелла переедет к Пинкусу.

Анна выразительно посмотрела на Хекта. Взгляд ее выражал сильные сомнения в Пинкусе Горте.

– Ты расскажешь, что там у вас приключилось?

– Как только вернусь. Надеюсь, что скоро. Я соскучился.

– Соскучился? И бежишь по делам? – Анна никогда не жаловалась открыто.

– Путешествие получилось долгим и не особенно приятным.

Самые мерзкие подробности Пайпер не станет ей пересказывать. Как и многие солдаты, он не посвящал невинных в подобные дела.

– Вы двое умудрились не вылететь со службы, – сказал им принципат Донето. – Потому что, как обычно, схитрили и добились результата. Мой кузен рад был узнать, что Непорочный отчаялся до такой степени, что нанял убийц.

– Новостям о Хейдене Бэке он тоже обрадовался? – поинтересовался Горт.

– Отнюдь. Ты же и сам прекрасно понимаешь. Он вызвал епископа Морканта. И теперь, перед тем как принять окончательное решение, нам придется его выслушать.

Значит, подумал Хект, решение уже принято, и историю придется слегка подправить и отшлифовать, чтобы она ему не противоречила. Безупречному нужна официальная версия событий, которая послужит его целям.

Хекту все это не понравилось. И Горту тоже. Но на их совесть всем было плевать.

У Пинкуса была отвратительная привычка немедленно высказывать свои мысли вслух:

– Понимаю, куда он клонит. Этот бессовестный вор расскажет всему миру, что виновата во всем жертва, потому что ей хватило наглости защищаться.

Непонятно было, имеет ли Горт в виду епископа Странгского или же патриарха.

Донето, видимо, решил, что патриарха.

– Полковник Горт, можешь так выражаться при мне, но не стоит высказывать подобные мысли, если поблизости кто-то чужой.

– Да? А что тут такого? Неужели кто-то еще не знает, что он за фрукт?

Значит, Пинкус и правда имел в виду патриарха.

Анна Мозилла как в воду глядела: Бронт Донето отказался селить Пеллу в своем доме.

– Почему ты сразу отправился к Донето, вместо того чтобы увидеться со своими? – спросил принципат Делари (он частенько задавал неудобные вопросы). – Пайпер, я разочарован.

– Я пошел сначала к Донето, потому что именно он может отвести патриарший гнев от нас с Гортом. Ничего особенно ценного он из моего доклада не узнал. Да и Пинкус не все ему выдал.

– Приятно слышать.

– Он может выгнать меня со службы, если пожелает. Кто за меня вступится? Вот Пинкуса так просто не отправить восвояси: три из пяти бротских кланов будут против, хотя бы из принципа.

– Итак, поделись со мной тем, о чем ты не рассказал Донето.

– А где Арманд? – спросил Хект, оглядываясь по сторонам. – Не люблю при нем разговаривать. Мне от него не по себе.

– Пайпер, он всего-навсего мальчишка, – раздраженно отозвался принципат. – Его волнуют лишь наряды и побрякушки.

– Даже если так. Мне не по себе. И извиняться я за это не буду.

Пайпер не стал рассказывать старику, что его любимая игрушка на самом деле шпион Граальского императора и Гордимера Льва в придачу.

– Рассказывай, – сказал Делари, махнув рукой. – Тебя услышу только я. Если хочешь, добавлю особую завесу, чтобы невозможно было прочитать по губам.

– Это уже лишнее.

Хект поведал своему ангелу-хранителю об их с Пинкусом путешествии, не забыв упомянуть и связанные с Сонсой подозрения.

– Тревожные вести, – выслушав, сказал старик. – Братство Войны решило отступить от своих незыблемых моральных устоев. В этом-то и беда особого ведомства – хотят победить Тьму, погрузившись в нее.

Хект не стал спрашивать Делари, насколько он сам предан силам Ночи.

– А еще меня беспокоит то чудище на Западном тракте. Быть может, это богон? Тот же самый, на которого ты наткнулся в Оунвидийской теснине?

– В этот раз мы не подходили достаточно близко, и я ничего не почувствовал. Тут лучше спросить принципата Донето, ведь чудовище в теснине одолел именно он.

– Вряд ли он что-то расскажет, – пожал плечами Делари. – Кузен патриарх не позволит. – Старик глянул на Хекта, но тот молчал, и принципат продолжил: – Безупречный совершенно искренне считает большинство людей быдлом, посланным на землю лишь для того, чтобы пополнять богатства церкви. А все остальные должны помочь Гонарио Бенедокто осуществить его мечты. Он решил не карать герцога фон Дрессера. Во всяком случае, не сейчас. Благодаря вашему побегу более хладнокровные смогли настоять на своем, скажем так.

– Неужели?

– За это время в Брот успели дойти вести из Коннека. Члены коллегии разгневались. Безупречный ни с кем не посоветовался, отправляя туда войска. Теперь он в полном отчаянии: рассчитывал на Бэка и епископа Странга и уже предвкушал большую добычу. А вместо этого вконец промотался. Кредиторы шумят и требуют денег. Больше никто и медяка ему не ссудит – не потому даже, что он явно потерпит поражение, а потому, что деляга из него никудышный.

– Но если бы поход увенчался успехом, его бы объявили триумфатором, как в Древней Империи, – заметил Хект, который был не особенно высокого мнения о тех, кто потакал патриаршим безумствам: эти люди ничего не знали о морали и нравственности.

– Вероятно. Успех заставляет забыть обо всех прегрешениях. И все-таки… Когда новости о поражении разойдутся, недовольных, скорее всего, будет немало. Быть может, даже кто-нибудь устроит бунт. А потом жизнь вернется в обычное русло. Ты, надеюсь, заметил, что человек, занявший патриарший престол, теряет связь с миром.

– Заметил, – усмехнулся Хект. – Точно так же древние императоры, примерив мантию, тут же лишались любого общества, кроме своих родных и дворцовой стражи.

Делари вопросительно приподнял бровь.

– Нет, я ничего такого не предлагаю.

– Хорошо. Меня куда больше занимает то могучее Орудие под Алицеей. И эти их темные делишки в Сонсе. Сонсианцы умело скрывали от нас свои затруднения. В хитрости им не откажешь.

Хект мысленно согласился. Неуемные дельцы из торговых фиральдийских и дирецийских республик на голову превосходили своих коллег из других, далеких от торговли государств и проявляли просто-таки чудеса предприимчивости.

Насколько же опаснее они могли бы сделаться, если бы не тратили впустую средства, сражаясь друг с другом за сферы влияния?

– Отвлечемся ненадолго от твоего рассказа, – сказал Делари. – Я хочу спросить об этом твоем Консенте. Его решение обратиться искреннее или это всего лишь уловка?

– Не думаю, что уловка. Во всяком случае, не в том смысле, как понимаем уловки мы, чалдаряне. Здесь, в Броте, дэвов не так сильно притесняют. Осознал ли он внезапно, насколько истинны слова Аарона и отцов-основателей? Может быть. Но скорее всего, он хочет избавиться от дэвских старейшин, которые так много от него ждут. Титус хочет стать просто Титусом Консентом, винтиком в огромной машине, превосходно выполнять свою работу, получать за это достойную награду, а по ночам возвращаться домой, к семье.

– Вы друзья?

– Нет, но мы много времени проводим вместе, разговариваем о жизни. Я со всеми разговариваю. И иногда узнаю что-то новое – от него, от вас, даже от Пинкуса Горта.

– Полагаю, полковник Горт – настоящий кладезь всяческой вульгарщины и плебейской мудрости.

– Он хороший человек, очень надежный.

Если Делари и усомнился в словах Пайпера, то вслух ничего говорить не стал.

– Та девчонка – как ее зовут?

– Вэли Дюмейн.

– В Фиральдии нет знатных семейств с таким именем.

– Дюмейны есть в Арнгенде. Мелкие дворяне. Нынешний граф Дюмейн впал в немилость у Анны Менандской: отказался предаваться с ней плотским утехам.

– Очень странно. Что понадобилось Братству от мелкого арнгендского дворянина?

– Еще кое-что. Девочка не говорит, но прекрасно понимает фиральдийский – как высокий, так и разговорный. Если ее похитили на севере или западе от Салпено, это весьма удивительно в ее возрасте.

– Я поспрашиваю кое-кого. Принципату Муньеро Делари из коллегии дозволено спрашивать, о чем только ему взбредет в голову. И никто не будет интересоваться, зачем мне это.

– Вполне объяснимо.

– И все же меня весьма занимает то чудовище. Если не считать страхолюдину, которая повстречалась вам в Оунвидийской теснине, о подобном не слыхивали уже целую вечность. Со времен Эру Итутму – с тех самых пор, когда он явился из Дринджера со своими боевыми слонами, неисчислимым воинством и целым выводком ручных монстров.

Каиф Аль-Минфета и те, кто считал его гласом самих Предвестников, не слишком одобряли интерес к тому, что происходило до Откровений и Праманского Завоевания. Пайпер Хект несколько десятков лет прожил в Дринджере, но почти ничего не знал о полководце и жреце Эру Итутму, который терзал молодую тогда Древнюю Бротскую Империю. Прамане не славили своих языческих предков.

– Не могу ничего сказать. Вы в таких делах специалист.

– Да. Расскажи-ка еще раз о том негодяе из Вискесмента – о Руденсе Шнайделе.

Хект рассказал.

– Думаю, Шнайдель – это еще одна загадка, человек из тени, вроде Старкден или Масанта аль-Сейхана, которые объявились вместе с безумными кальзирцами.

– Да, – кивнул Делари. – Интересное замечание. Но о Шнайделе я слышал. Ходили какие-то слухи об Атафильском хребте совсем недавно.

– Что это за хребет такой?

– Атафильский хребет располагается в самом центре Артесипеи, большого острова в Родном море где-то между Фиральдией и Дирецией, на юго-востоке от Коннека. Свои права на него заявляют патриарх, император и Питер Навайский, поскольку ему, по праву завоевания, отошла бо́льшая часть Кальзира. Питер и его платадурские союзники совершили несколько набегов, но ни мы, ни император ничего с этим поделать не можем. У нас своих забот хватает.

Хект мало знал об островах в западной части Родного моря. Вроде бы эту самую Артесипею он как-то видел на карте.

– Так это праманские владения?

– Каиф Аль-Халамбры считает их своими. Но это лишь слова. Ему тоже не до Артесипеи. В основном там имеют вес Сонса и Платадура. Остальным плевать. Этот остров не может особенно ничем похвастаться.

– Разве что волшебниками.

– Именно. Там все как в старые времена – очень много язычников. Вот уже целую вечность никто не являлся туда резать неверных, чтобы обратить испуганных уцелевших в чалдарянство.

Пайперу Хекту очень нравился цинизм принципата Делари, но он нарочно нахмурился: на его так называемой родине, в Великих Болотах, вот уже много лет воевали с язычниками. Но Делари не обратил внимания.

– Попробуем разузнать, как именно Руденс Шнайдель связан с покушениями на тебя.

– Полковник Горт собирается отправить в Вискесмент своего человека.

– Скажи ему – пусть будет осторожен. Языческие колдуны весьма жестоки.

– Я знаю того, кого он хочет отправить. Мы с тем человеком вместе служили в Коннеке. Осторожности ему не занимать.

– Прекрасно. Что касается Консента, поговори с ним, устрой церемонию обращения. Сделаем это в День святого Герона – прекрасный повод.

Герон был дейншокином, фанатично подавлял чалдарянскую ересь, едва терпел дэвов, а потом вдруг за одну ночь обратился. Он утверждал, что истинный путь ему открыл призрак из Кладезя Искупления.

Призраки Кладезей считались весьма важными, хоть и не очень могущественными духами в малонаселенном дейншокинском пантеоне.

– Хорошо. Я сообщу ему.

Делари едва заметно улыбнулся, но значение этой улыбки Хект осознал лишь потом.

– Тогда довольно разговоров. Пройдемся, Пайпер.

Хект решил, что принципат направляется в бани. Против омовения он не возражал – хорошо бы смыть с себя дорожную пыль, но, с другой стороны, ему не хотелось терять время. Пока они с Гортом искали приключений, в Броте скопилась настоящая гора бумажной работы, которую ему как главнокомандующему и, соответственно, главному военному бюрократу предстояло одолеть.

Но Делари прошел мимо бань и направился куда-то дальше – в те покои, о существовании которых Хект даже не подозревал. Они спускались все ниже и ниже по бесконечным лестницам – в глубины, о которых ходили смутные слухи даже в самом дворце.

Жители Брота твердо верили, что под дворцом Чиаро располагаются необъятные катакомбы, а все основные строения, к которым имеет хоть какое-то отношение патриарх, связаны между собой подземным туннелями – в том числе острова на Терагае, дворец Кройс и резиденция Братства Войны, Кастелла-доллас-Понтеллас.

Те принципаты, с которыми Хект сталкивался по долгу службы, никогда не опровергали этих слухов, но и не подтверждали их. Членам коллегии нравилась таинственность, даже если про них рассказывали невесть что. Тайны смущали врагов и соперников.

Хект не стал ничего спрашивать. Если Делари хотел запутать и сбить его с толку, то старался он напрасно: ша-луг учились запоминать направление и могли сориентироваться даже в гораздо более тяжелых обстоятельствах.

– Теперь сюда.

Пайпер сделал три шага и замер, пораженный. Они оказались в огромном открытом зале, не уступающем размерами той базилике, где патриарх служил во время святых праздников вместе с коллегией и епископами. От сводчатого потолка до пола было не меньше восьмидесяти футов, и потолок этот не поддерживали колонны, хотя на колонны опирался балкон, возвышавшийся футов на двадцать над полом. Именно туда и вышли принципат с Хектом. Зал то тут, то там пересекали наискось деревянные мостки. Казалось, весь он был вырезан прямо из известняка.

Считалось, что в коллегии состоят могущественные волшебники. Пайпер Хект пока не видел тому серьезных доказательств, хотя во время нападения кальзирских пиратов несколько лет назад старики кое-что и продемонстрировали. Но зато теперь перед ним предстало самое что ни на есть доказательство.

Зал был круглый и в диаметре достигал трех сотен футов. Из-за колдовских огней тут было светло как днем. От волшебства амулет Хекта сделался нестерпимо ледяным.

На полу трудилось около дюжины монахов и монахинь. Монахи явно принадлежали к одному из орденов, где приносили обет молчания, а вот в женских орденах Пайпер разбирался плохо.

Монахи и монахини ходили по узким проходам между длинными широкими столами.

– Это рельефная карта известного мира, – объяснил Делари. – Она поделена на сегменты, чтобы географы могли изменять ее, когда приходят новые известия.

Хект отошел на тридцать ярдов влево, и все встало на свои места. Это, по всей видимости, была самая точная карта на свете, во всяком случае та ее часть, что отображала края в пределах тысячи миль от Брота.

– На ее создание, должно быть, ушло много лет.

– Впервые я увидел ее еще ребенком. Шестьдесят четыре года назад. Я тогда ходил в учениках у Кловена Фебруарена и готовился стать подмастерьем.

Кловен Фебруарен был легендарным волшебником из коллегии, а еще отшельником. Под конец он вел настолько уединенную жизнь, что никто толком и не знал, когда он умер. Если он действительно умер. Сейчас ему было бы уже больше ста двадцати лет.

– Тот самый Кловен Фебруарен? – боязливо пробормотал Хект. – Девятый Неизвестный?

Фебруарен жил затворником и никому ничего не рассказывал, но поговаривали, что он по ночам имел обыкновение бродить по самым злачным закоулкам Брота. Вполне возможно, так оно и было, никто ведь не знал его в лицо.

– Да, так его иногда называли, потому что он был девятым хранителем всего этого. Каждого нового Неизвестного выбирал его предшественник. И каждый держал свою роль в секрете. Ну, почти каждый. Я, видишь, не справился. Меня вполне можно называть Одиннадцатым Неизвестным. Вероятно, я последний. Достойного преемника так и не нашел. Грейд мог бы им стать, но ни Милосердный, ни Сладкозвучный не пожелали допускать в коллегию еще одного не заинтересованного в политике принципата. А уж Безупречный и вовсе безнадежен.

Значит, Муньеро Делари считает, что соратники его недооценивают.

– Принципатами все реже и реже теперь становятся ученые мужи. В основном это люди, помешанные на политике, или же кретины, которые покупают себе место. Или и то и другое. Но все это будет уже не важно, когда меня не станет. Скорее всего. Там уже и конец света не заставит себя долго ждать.

– Совершенно не понимаю, о чем это вы, – признался Хект. – И что там внизу творится, тоже не понимаю.

– Это карта мира. Чем дальше от Брота, тем более неточная. Наши священники, посланцы и миссионеры посылают вести обо всех происходящих на их территории изменениях. А те люди, которых ты видишь внизу, переводят их отчеты в материальные образы. Так мы отслеживаем, что происходит в мире.

– И что же именно вы отслеживаете?

– То, о чем теперь говорят на каждом углу. Именно об этом подозревал Первый Неизвестный, еще когда затеял все это две сотни лет тому назад. В мире становится все холоднее. Кладези силы иссякают. Даже Кладези Ихрейна. Уровень морей понижается, а льды подбираются все ближе – причем все происходит очень быстро. На моей только памяти Родное море обмельчало на девять футов. А за все время существования карты его уровень понизился в общей сложности на тринадцать футов. А за Гипраксиумом и перешейком Антал уровень Ниграйна понизился еще больше. Дальше на востоке внутренние моря тоже усыхают. А в горах становится все больше льда. – Делари говорил и одновременно показывал на карту. – Тысячу лет назад сотни тысяч рабов в Древней Бротской Империи без устали укрепляли и подсыпали Гибр-аль-Тар, потому что во время океанских штормов волны порой перехлестывали через него. Вообрази, какая разразилась бы катастрофа, если бы океанские воды прорвали этот заслон.

Родное море располагалось на несколько сотен футов ниже уровня океана. Прорви океанские волны заслон – с лица земли исчезли бы тысячи городов и деревень, погибли бы миллионы людей, затопленными оказались бы бесчисленные поля, сады и виноградники. А вода бы, несомненно, перелилась через перешеек Антал и затопила бы и края вокруг Ниграйна. Ведь Ниграйн располагался на сотню футов ниже уровня Родного моря.

Цивилизации пришел бы конец.

– И у них получилось, – пожал плечами Делари. – Так что теперь человечество не утонет, а замерзнет. Пойдем.

Старик свернул на ближайший деревянный помост. Сверху гигантский рельеф еще больше походил на карту, трехмерную.

– По вертикали пропорции слегка искажены, – пояснил Делари, – чтобы отсюда все было четко видно.

– Ваша милость, работа проделана невероятная, но я не понимаю, в чем ее смысл.

– Первоначально это делалось для того, чтобы мы могли все спланировать. И спасти наш народ. Но это лишь если бы наши правители по-настоящему смотрели в будущее и придерживались долгосрочной стратегии.

Хект видел карту впервые, и ему непонятно было, с какой скоростью происходят изменения. Но даже ему сразу бросилось в глаза разорение и запустение, воцарившиеся по краям обитаемого мира. Все земли севернее Мелкого моря сковало льдом. В само́м Мелком море лишь кое-где попадались незамерзшие островки – видимо, в тех местах, как и в Андорежском море, на поверхность просачивалась магическая сила. Пролив Ормо заледенел, несмотря даже на мощные приливы. Повсюду в горах лежал снег. Обнажившиеся участки мелеющих морей были раскрашены тошнотворным серым цветом. И таких серых областей на северо-западном побережье было немало.

– Это устаревшая картина, – признался Делари. – Так обстояли дела прошлой зимой.

– Вы сказали, карта нужна, чтобы все спланировать?

– Льды надвигаются и теснят целые народы. Возможно, именно поэтому появились Тистимед Золотой и его Хин-тай Ат. Когда станет нечего есть их табунам в степях, этим людям придется куда-то деваться.

– То есть вы пытаетесь предсказать, где случится беда, чтобы успеть что-нибудь предпринять.

– Да. Хотя сейчас от карты мало проку. Безупречного волнуют лишь собственные бредовые идеи. Он будет призывать всех отправиться в священный поход, даже когда льдом покроются стены Брота.

– Неужели все произойдет так быстро?

– Нет. Лишь через несколько поколений. И это хорошо, ведь Безупречный смертен. Но надежды все равно мало. Мои предшественники тоже не смогли привлечь внимание патриархов.

– Тут явно отображены какие-то сверхъестественные явления. Что это – особые метки?

– Да. На карте обозначены магические явления. А еще источники силы. И вообще любые события, которые кому-то необходимо отследить.

Хект обратил взгляд на южную часть Родного моря – туда, где лежала Обитель Мира, праманские земли. Слуги принципата получали оттуда сведения не самые точные, но гораздо более подробные, чем могли себе представить тамошние владыки.

Пока в праманских угодьях изменения были не так заметны. Но лишь пока. Снега и льды не лежали там, но из-за участившихся дождей уменьшались пустыни.

– На сегодня довольно, – сказал Делари. – Я просто хотел показать тебе карту.

Хект чувствовал, что что-то упустил, – старик явно чего-то от него ждал. Это как-то связано с картой? Или с силами Ночи? Быть может, он надеялся, что Пайпер обладает каким-то неведомым ему самому даром?

– Мы еще вернемся сюда. А сейчас тебя наверняка ждет работа.

Принципат поднялся по лестнице в свои покои и умудрился выдержать этот долгий и изнурительный подъем.

Хект попрощался с ним и отправился в Кастелла-доллас-Понтеллас. Делари все еще казался слегка разочарованным.

Анна взяла с собой детей на церемонию обращения Титуса Консента, хотя Хект и возражал. Пайпер боялся, что Пелла всем продемонстрирует свои уличные замашки, а Вэли будет угрюмо молчать в ответ на комплименты.

Но боялся он напрасно. Анна успела хорошенько вымуштровать мальчишку. Сначала она дочиста отскребла его и заставила надеть приличные одежки, так что в конце концов он даже жалобно заскулил, а потом пригрозила, что конец света покажется Пелле праздником по сравнению с тем, что ему грозит, если он опозорит главнокомандующего.

Парню поручили не отходить от Вэли и объяснять всем, что она немая. А Вэли должна была, если потребуется, кланяться и приседать в реверансе.

– Пайпер, прекращай волноваться, – велела Анна, когда они уже сидели в экипаже. – Они справятся. Лучше о себе переживай. Что нужно сделать?

Хект весьма смутно представлял, как проходят подобные церемонии.

– А почему столько солдат понабежало? – удивился Пелла, когда они подъехали к резиденции Делари.

Принципат жил в скромном по меркам церковной знати особняке. На улице толпились солдаты из Братства Войны, городского полка и маленького отряда Пайперовых телохранителей. Почти все щеголяли парадным облачением, хотя кое-кто решил не выставляться напоказ и рискнул прийти в штатском.

– На тот случай, если дэвы вздумают помешать Титусу обратиться.

– Они же не пойдут ради этого на убийство, – заметила Анна. – Снова. Так что тебе нужно сделать?

Еще совсем недавно Хект и понятия не имел, как проходит обращение. Знал только, что оно похоже на таинство конфирмации.

Хект громко перечислил все необходимые действия.

– Хорошо, ты все запомнил, – сказала Анна, когда экипаж остановился, а потом пояснила детям: – Просто он раньше никогда этого не делал.

– У меня на родине, – хмыкнув, сказал Пайпер, – детишек обращают сразу же после рождения, ведь многие умирают во младенчестве. А взрослых обычно обращают с мечом в руке, с благословения ближайшего трезвого священника.

– Что-то мне не очень нравится Дуарнена, господин, – признался Пелла.

– И мне не нравится. Поэтому я оттуда и уехал. Осторожнее, лужа! Твои башмаки стоят целое состояние.

– Пайпер!

– Ничего не могу с собой поделать, милая. Я-то рос в бедности.

Наставлений Анны оказалось достаточно. Свершавший обряд принципат Делари потребовал от Хекта лишь засвидетельствовать, как полагалось в таких случаях, благонадежность обращаемого.

Все прошло просто и без особой торжественности: несколько вопросов вроде «Кто ручается за этого человека?», полагающиеся по протоколу ответы, свидетельства благонадежности Титуса, ритуальное наложение дланей принципатами Бруглиони и Арньена, а потом Бронтом Донето, и вот уже Консент сделался епископальным чалдарянином, притом не из последних.

Консент, кажется, как и полагалось, был доволен. Ноя и дети, однако, не участвовали в обряде. Но жена Титуса подчиняется мужу и станет тем, кем он пожелает, а дети по бротским меркам еще слишком малы для церемонии.

– Лейтенант, твоя храбрость вызывает восхищение, – сказал Хект, пожимая Консенту руку.

Он преподнес новообращенному обычный в таких случаях дар: детям при обращении обычно дарили мелкую серебряную монетку, но Пайпер вручил Титусу золотой достоинством в пять дукатов, на котором был изображен вместе со своим гербом какой-то неведомый патриарх по имени Бонифаций. Не поскупились и высшие военные чины патриаршего войска – полковник Смоленс, Клэй Седлако, Хаган Брокк и их помощники. Консент начинает новую жизнь, ему придется нелегко – полагаться теперь он может лишь на свои умения.

Консент был дэвом, но, несмотря на это, в Пайперовом штабе его любили.

– Спасибо. Но тут важнее не храбрость, а понимание. Важно знать, чего хочешь.

Принципат Делари оказался еще щедрее Хекта. Обменявшись с новообращенным положенными любезностями, он повернулся к Пайперу и сказал:

– Можно украсть тебя на минутку? Мне нужно побеседовать с тобой наедине.

– Конечно, ваша милость. Не расстроишься, лейтенант?

На этот раз до Титуса дошел смысл этого самого «лейтенант». Он просиял. Консент только что перешел из одного лагеря в другой, и на новом месте ему были рады.

– Что случилось, ваша милость?

– Отойдем.

Вслед за стариком Пайпер поднялся по лестнице. Личные покои принципата оказались еще более спартанскими, чем общие комнаты на первом этаже. Даже по меркам самого Пайпера.

В своем особняке Муньеро Делари не держал предметов роскоши и не предавался разврату. Это вызывало уважение. Зато комнаты принципата во дворце Чиаро были обставлены с необычайной пышностью – в угоду его любимчику.

В комнате, где они очутились, были белые оштукатуренные стены, посередине стоял грубо сколоченный стол и три стула, в двух глиняных светильниках горело дешевое масло без запаха. Амулет кольнул Хекту запястье.

– Я занялся Руденсом Шнайделем, – сказал Делари, усевшись. – Он сейчас в Вискесменте.

Принципат дернул за шнурок, и где-то приглушенно зазвонил колокольчик.

– Вам так быстро удалось все разузнать? Каким образом?

– Пайпер, я же член коллегии. И не самый последний. В слухах, которые о нас ходят, есть и доля истины. И я рад, что в последнее время нас стали серьезно недооценивать.

– Виноват.

– Иногда, Пайпер, я сомневаюсь в твоей наблюдательности. И опасаюсь, что мой сын тебя переоценил.

– Я тоже опасаюсь. Никогда не понимал, почему он решил стать моим наставником. Так что вы разузнали о Шнайделе?

– Почти ничего. Но с другой стороны, достаточно, чтобы тебя предупредить: не подсылай к нему никого. Разве что если хочешь от кого-то избавиться, не запачкав рук.

В комнату вошла женщина. Хект заметил ее еще внизу – там она, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке. Высокая, чуть поблекшая белокурая дама, явно потрепанная жизнью. Она принесла поднос с чашками и кофе. Хект принюхался – кофе был его самым большим пороком.

– Да это же лучший амбонипсгский сорт, – вздохнул он. – Господин, вы слишком ко мне добры.

– Вполне вероятно, так оно и есть. Время покажет. Это моя внучка. У нее особый талант – варить хороший кофе.

Незнакомка поставила перед Хектом чашку, и они кивнули друг другу.

– Этот волшебник открыл лавку неподалеку от дворца, но никакой видимой связи с Непорочным не поддерживает. Может, он хочет заставить нас думать, что такая тайная связь есть. Похоже, у него весьма высокое самомнение. Быть может, об этом ему еще придется пожалеть.

– Благодарю, – обратился Хект к женщине.

У кофе был насыщенный и изысканный вкус. Пайпер, нахмурившись, внимательно вгляделся в лицо принципатовой внучки. Они встречались раньше? В ее чертах чувствовалось что-то смутно знакомое. Потом Хект повернулся обратно к Делари.

– Вряд ли у Руденса Шнайделя с тобой личные счеты. Но возможно, он хочет устранить главнокомандующего патриаршего войска. Мне кажется, напав на тебя, он хотел подставить Непорочного. – Делари тоже нахмурился, видимо сомневаясь в собственных догадках.

И снова Пайперу показалось, что старик в нем разочарован.

– Слишком уж неправдоподобно, господин. Это значит, он заранее знал, как обернется дело.

– Неправдоподобно?

– Вам удалось еще что-нибудь разузнать?

– Нет. Руденс Шнайдель – искусный колдун и без труда заметает следы.

Женщина долила Хекту кофе, а потом вышла из комнаты.

– Она не очень-то похожа на отца, – сказал Пайпер.

– Ты узнал его уже умирающим калекой. И потом, все дети Грейда на него не похожи. Она – копия своей матери.

– А сколько у Грейда Дрокера было детей?

– Четверо. Двое сыновей и две дочери. Все незаконнорожденные. Это случилось не в Фиральдии. Он сошелся с женщиной, которую освободил из праманского плена. Еще девочкой ее похитили пираты и продали одному купцу в Аселине. Он плохо с ней обращался. Грейд тогда впервые в жизни отправился в военный поход. Вместе с гизелами-фракирами Братство Войны захватило Аселин, застав город врасплох. Женщина заговорила на полузабытом древнебротском, Грейд узнал язык и спас ее от фракиров. Она была родом из знатной и образованной семьи.

Слова явно происходили от пеквадского, и хотя в устах фиральдийца они звучали почти неузнаваемо, Хект понял: «гизелы» – искаженное название племени, «фракиры» же было иносказанием и переводилось приблизительно как «возлюбленный предатель», так в Святых Землях обычно называли праман, которые заключали союзы с участниками священных походов.

– Простите, господин, если своими расспросами я вас расстроил.

– Не расстроил. С прошлым я примирился. Я виновен в точно такой же неосмотрительности. Хотя я и сумел увидеть, как возмужал мой сын. Мне не пришлось оставлять его из-за военных обязанностей.

– Вы не хотели, чтобы он стал солдатом.

– Или священником. Но он был уже взрослым и сам выбрал судьбу. Когда у него появилась семья, он делал для них все, что мог. Но троих все же потерял.

Хект не знал, что сказать. Так устроен мир, так было и есть.

Жизнь жестока, беспощадна, немилосердна. Такой ее знал Пайпер Хект. Счастье и наслаждения преходящи. Нужно пользоваться каждым мгновением. Единственное, что у Пайпера Хекта раньше было постоянного и надежного, – ша-луг и верность солдатского братства. Именно это он и пытался, как умел, воссоздать в своем изгнании.

– Пайпер, тебя что-то встревожило.

– Моя вера пошатнулась, господин. Дух мой смущен.

– Чего тебе недостает?

– Не знаю. В этом-то и беда. Быть может, высшей цели? Когда-то она у меня была.

И снова на лице у принципата Делари промелькнуло разочарование.

– Нам пора вниз. Чашку оставь здесь, Герис заберет.

– Что это за женщина? Ты еще на нее пялился? – ревниво спросила Анна, когда они вышли из особняка принципата.

– Внучка Делари. Дочь Дрокера. Он зачем-то мне ее показывал. Может, чтобы продемонстрировать, как заботится о своих. Дрокер же вроде как меня усыновил. Мне все кажется, я ее где-то уже видел. Вот пытался припомнить где.

Но на самом деле о внучке Делари он в тот момент не думал: вокруг творилось что-то странное, что-то явно стряслось. Хект подозвал солдата из городского полка:

– Куда все подевались?

Возле дома принципата не осталось ни его собственных телохранителей, ни рыцарей из Братства Войны.

– Господин, там заметили вооруженных людей. Они караулили возле улицы, мимо которой должны были ехать наши кареты. Возможно, это засада. Поэтому парни из бротского и патриаршего полков решили проверить.

И в тот же миг, словно в подтверждение его слов, издалека донеслось бряцание оружия. Услышав это, Анна тут же позабыла о своем недовольстве.

– Похоже, у нас неприятности, и гораздо более серьезные, чем моя ревность.

– Чего?

Пайперу Хекту редко удавалось понять смысл женских намеков. Анна ведь была первой особой женского пола, с которой он проводил столько времени.

– Нужно отвезти детей домой. По другой дороге.

А вот это Хект понял прекрасно.

– Нет. Поедем так, как собирались. Может, нас нарочно хотят заставить сменить дорогу.

– Ты – профессионал, тебе и карты в руки, – согласилась Анна, усаживая детей в карету.

Дети были сами не свои от волнения. Пайперу даже показалось, что Вэли вот-вот заговорит, но Пелла не умолкал ни на минуту, не давая никому и рта раскрыть.

На месте засады Хект велел кучеру остановиться. К ним подбежал молодой офицер:

– Господин главнокомандующий, мы с ними разделались.

– Неужели? А пленные есть, господин Студьо?

– Э-э-э… Нет. Парни из Братства всех перебили. Очень уж они разозлились.

– Заберите тела, – со вздохом велел Пайпер. – Может, по ним удастся что-нибудь узнать.

Однако при тусклом свете фонарей ничего особенного он в мертвецах не углядел.

– Быть может, все же сумеем найти какие-нибудь улики. Если есть раненые, проследите, чтобы им немедленно оказали помощь.

Проклятие! Почему не взяли пленников!

Амулет на запястье у Хекта дернулся несколько раз, но едва-едва. Вокруг рыскали создания Ночи, слетевшиеся на боль и ярость.

– Это был отвлекающий маневр или основная засада? – спросил Пайпер, забираясь в карету.

– Люди из Братства сказали, что основная засада.

– Интересно. Езжай, – велел Хект кучеру и оглядел свою странную семейку.

Вэли, бледная как полотно, смотрела на него не отрываясь. Пелла словно онемел. Анна взяла мальчишку за руку и держала крепко-крепко.

– Славный был вечер. Правда. И ко мне отнеслись лучше, чем я ожидала. – Она зябко поежилась, хотя было не так уж и холодно. – Может, потому, что из женатых с супругой явился только Титус.

Да и детей почти не было – лишь Консентовы отпрыски да Вэли с Пеллой. Эти двое выжали из ситуации все возможное и напросились на все подачки: Пелла вдохновенно рассказывал направо и налево трагическую историю маленькой немой девочки.

– Почему бы им и не приударить за тобой? Они же поголовно ловеласы. А ты там была самая красивая. Я бы и с принципатом побоялся тебя наедине оставлять. Бедняжка Арманд.

– Пайпер! – возмутилась Анна, хотя комплимент ей явно пришелся по душе, на церемонии она тоже своего не упустила и выпила вдосталь хорошего вина. – А куда вы со стариком ходили? Или это тайна, про которую девочкам знать не положено?

– Кофе пили. Амбонипсгские зерна прекрасной обжарки. Может, он делиться не хотел с остальными.

Внезапно Хект вздрогнул.

– В чем дело? – спросила Анна.

– Стало вдруг не по себе. Словно за нами увязалось что-то зловещее.

– Кумушки на площади говорят, что такое теперь сплошь и рядом. Многие боятся выходить на улицу с наступлением темноты.

Ничего удивительного. В Броте было опасно даже в самые спокойные времена. Пайпер выглянул в окно, но ничего необычного не увидел. На улице было безлюдно, лишь одинокий прохожий в коричневых лохмотьях, пошатываясь, брел вдоль дома, не обращая внимания на карету.

Пайпер Хект и Анна Мозилла вращались в разных кругах. Он только и делал, что изучал положение дел в полках и отрядах, думал, как накормить и вооружить свои войска, чем им заплатить, куда отправить, как избежать недовольства. Приходилось постоянно просчитывать действия граальских военачальников, мелких врагов патриарха, да и самого Безупречного тоже. С последним мороки было не в пример больше. С самим главой церкви Пайпер не встречался, но его решения всегда оказывались иррациональными и менялись по малейшему капризу. Многие из них, как, например, с теми злополучными репрессальными грамотами Хейдена Бэка, принимались в тесном избранном кругу, состоявшем из патриарших сподвижников, настолько близких Безупречному, что даже его собственный родственник, Бронт Донето, зачастую не знал, что они затевают.

– У меня такое чувство, – признался Хект, – что я все больше разочаровываю принципата Делари. Только никак не пойму, в чем дело.

– Тогда тебе придется рассказать мне поподробнее. Если только это не сверхсекретные принципатские дела.

Он описал ей недавний разговор с Муньеро Делари, и Анна задала несколько вопросов. Толковых вопросов.

– Ясно, что это не просто большая карта. Раз ее прячут так глубоко под землей, скрывают ото всех, значит это, скорее всего, могущественный магический артефакт. Или когда-нибудь превратится в могущественный артефакт. Вроде как они все еще работают над ней.

– Приехали. Погоди, сначала я посмотрю. – Хект все еще чувствовал чье-то присутствие, хотя амулет не подавал признаков жизни. – Вы, детишки, сразу в постель.

Никто и не подумал спорить. Обессиленная Вэли уже клевала носом, как бы не пришлось ее нести на руках. Да и Пелла едва ворочал языком.

На улице Пайпер не увидел ничего подозрительного. Он весьма щедро расплатился с кучером, и тот прямо рассыпался в любезностях. Времена нынче были тяжелые.

Карета тронулась, лошади цокали копытами по влажной мостовой. Пошел мелкий дождик. Все зашли в дом, Хект – последним, спиной вперед, словно солдат, прикрывающий отступление. Экипаж завернул за угол, свет его фонарей померк, и наступила непроглядная тьма.

Анна отправилась укладывать детей, а Хект проверил замки и ставни. Вэли действительно пришлось нести.

Уже лежа в кровати, все еще взбудораженный, Хект признался:

– Я все думаю о том, что ты сказала про карту. Вот за это я тебя и люблю! Сам я ни за что бы не догадался.

Может, именно из-за этого принципат казался таким разочарованным?

– Пайпер, что это была за засада? Они на тебя охотились?

– Вряд ли.

– О чем вы говорили со стариком, когда пили кофе?

– О Руденсе Шнайделе.

– Он думает, ты что-то знаешь, но не говоришь?

Сама Анна явно подозревала, что Хект чего-то недоговаривает.

– Милая, я впервые услышал об этом Руденсе Шнайделе только пару недель назад.

– Так, может, и он о Пайпере Хекте раньше не слышал. Или вы знаете друг друга под другими именами. Так часто бывает.

Хект решил поразмышлять об этом на досуге.

Он собрался было сказать, что не знает никого из Артесипеи, никогда и слыхом не слыхивал об Атафильском хребте, где якобы обретался этот Шнайдель. Но так и замер с открытым ртом. Ему в голову пришла одна мысль, связанная с Вэли. Как же он раньше не додумался! Придется кое-куда наведаться с новообращенным чалдарянином, пока Консентовы шпионы окончательно с ним не порвали.

– Тут много кто умалчивает о своем истинном происхождении, – продолжала меж тем Анна. – Ну да ладно, давай лучше выясним, не слишком ли я набралась и способна ли еще на шалости.

Кошмар казался таким правдоподобным, что Хект верил в него еще какое-то время после пробуждения.

– Что с тобой? – спросила Анна. – Тебя трясет.

– Кошмар приснился. Давно уже их не было.

– Тот самый, с твоей матерью?

Пайпер нахмурился. Он не считал Анну ясновидящей, и сама она никогда себя ясновидящей не называла, но иногда ей удавалось его удивить.

– С нее все началось. Как всегда.

Как тогда, когда он вспоминал и плакал по ночам в школе неутомимых отроков – только-только очутившись там. Хект не был уверен, что узнал бы мать теперь, даже если бы она явилась перед ним точно такая же, как в его детстве, и надрала бы ему уши.

– Наверное, это очень страшно, когда ты маленький, а родных никого.

– Родных можно завести на новом месте. Иначе не выжить. В том-то и дело.

В школах ша-луг обучали жестоких и закаленных воинов, которые презирали всех, кто не был ша-луг.

Пайпер Хект боялся, что размяк за время своего вынужденного пребывания среди западных варваров, но внутри он оставался истинным ша-луг. Воины-рабы все еще были его братьями, его семьей.

– А дальше?

– А? Ну да. Дальше начались ужасы. Там было какое-то чудовище, я его не видел, но чувствовал. Если бы смог поймать – убил бы. Но поймать никак не удавалось. Оно вытворяло разные мерзости с близкими мне людьми и все ближе и ближе подбиралось ко мне. На самом деле я был не охотником, а дичью.

– Пайпер, сон очень мрачный, но ведь это всего лишь сон.

Хект хмыкнул. Похоже на то, но…

– Не совсем. Мой разум как будто пытался облечь все в понятные мне образы.

– Попробуешь заснуть снова?

– Вряд ли получится. Но я постараюсь.

Пайпер провалился в сон быстрее, чем ожидал. Но ощущение притаившегося поблизости ужаса не покидало его и там.

Утром Анна не стала его будить. Но потом ей все-таки пришлось – когда явились соседи в поисках какого-нибудь официального лица.

– Они не знали, куда еще пойти, – объяснила она, пока Пайпер приходил в себя.

Недовольно бурча, он вышел на холодную улицу, чтобы осмотреть тело, которое обнаружили чьи-то ребятишки. Пелла и Вэли увязались за Анной, но держались на почтительном расстоянии, чтобы Хект случайно не заметил их и не отослал домой.

При виде тела Пайпер вздрогнул – не потому, что оно было страшно изуродовано, а потому, что узнал покойника. Этому человеку полагалось быть от вечного города никак не ближе тысячи миль.

– Ваша честь, вы его узнали?

– Нет. Прощу прощения. Просто эти раны…

– Он не первый, кого вот так прожевали и выплюнули, – сказал какой-то зевака.

– Да, – согласился другой. – Только этот уж больно на иноземца смахивает.

Хект кивнул. Мертвец выглядел так, словно при жизни притворялся жителем Брота, но о самом Броте при этом знал маловато.

Это был Хагид, сын Нассима Ализарина аль-Джебала, солдат из отряда Элса Тейджа. Отец отправил его вместе с Тейджем, чтобы мальчик возмужал в походе. Сам Нассим Ализарин, по прозвищу Гора, был приятелем Гордимера Льва – они вместе учились в одной школе для ша-луг. Нассим отправил тогда Хагида на задание с негласным условием: его сын должен вернуться живым, даже если ради этого придется погибнуть всем остальным.

Они вернулись в дом. Дети задержались на улице.

– Он был славным парнем, – сказал Хект Анне. – Очень старался. Но начал на пятнадцать лет позже всех нас. Мне удалось тогда доставить его живым домой, но я и представить себе не мог, что он когда-нибудь покинет Аль-Кварн.

– Ты уверен, что это он? Может, просто похож?

– Уверен! – гневно отозвался Хект. – Очередная загадка, а у меня нет времени ее разгадывать. И поручить никому нельзя.

– Посмотрим.

– Милая! Перед тем как что-то затевать, вспомни, что случилось с…

В дом вбежал Пелла:

– Анна! Ты бы это видела! С него местами кожу содрали! И вспороли живот! И говорят, вытащили сердце и печень.

Под гневным взглядом Хекта мальчишка умолк.

– Запомни, – велел Пайпер, – по городу все еще бродит это нечто.

Пелла должным образом устрашился. И страшился где-то около минуты.

– Ну хотя бы Вэли хватило ума испугаться, – вздохнула Анна, когда дети умчались на кухню. – Нужно за ними присматривать.

Но двое непосед уже возвращались обратно, на ходу они с аппетитом уплетали булочки, щедро усыпая пол крошками.

– Это безнадежно! – пожаловалась Анна. – Фреки от меня уйдет.

Фреки Благови служила в доме приходящей горничной. Она была беженкой и находилась в отчаянном положении, поэтому не ушла бы от Анны ни за что.

– Как буду в банях, поговорю с Геррин и Юной.

– Вот уж нет. Еще не хватало, чтобы ты привел в мой дом своих девушек для забав.

Хект радостно уцепился за эту возможность и принялся спорить. Так можно было отвлечь Анну от мыслей о Хагиде.

Главнокомандующего редко оставляли одного. Особенно после недавних покушений. Хект хотел выбраться в вечный город, затеряться среди всеобщей суматохи, незаметно навестить дринджерийское посольство или убежище шпиона из каифата Аль-Минфета, но ему это так и не удалось.

– Ты и этот труп велел забрать? – спросил принципат Делари.

– Да, ваша милость. Подумал, вы захотите его осмотреть.

– У нас уже набралась целая коллекция. Хотя тех, с ночной засады, начали раздавать родне. За ними пришли родственники. А вот тех, кто напал на тебя, пришлось похоронить. Их никто не хватился.

– Трупы с ночной засады опознали? – удивился Хект.

– Сплошь жители Брота. Обозлившиеся на жизнь. Решили показать, почем фунт лиха, тому, кто оказался у власти именно в тот момент, когда жизнь их обозлила. Если ты понимаешь, о чем я.

Хект не понимал.

– У нас тут бунтарские настроения. Но пока никто из официальных лиц не обратил на это внимания.

Это Хект вполне понимал.

– Дэвы не потрудились нас предупредить?

– Скажем так: человек моего положения не может искренне верить в благие намерения тех, кто поклоняется ложным богам.

Хект подумал, не напомнить ли принципату об исторических фактах: Аарон Чалдарянский никогда не утверждал, что его бог чем-то отличается от дэвского бога. А вот от позднейшего епископального бога он отличался, и весьма.

– Были ли среди убитых дэвы?

– Нет. В основном безработные епископальные чалдаряне. По словам родственников, они спелись с теми, кто винит во всех несчастьях Безупречного.

– Интересно. И это после того, как им столетиями внушали, что патриарх непогрешим. Это какой-то большой заговор?

– Да, мне кажется, эта засада лишь часть плана. Но ее устраивали наспех, тяп-ляп – просто кучка пьяниц подначивала друг друга в кабаке. Они не собирались доводить до смертоубийства. И не довели бы, не вмешайся Братство Войны.

– Да, эти не терпят полумер. У них все либо черное, либо белое.

– Люди определенного типа во всем бросаются в крайности. И обычно естественным образом рано или поздно вступают в Братство.

Дальше разбираться с телами пришлось Пинкусу Горту. Родственников погибших арестовывать он не стал – надеялся вызнать про их связи.

– Может, это Пинкус все устроил, чтобы не вылететь со службы. Нет, ваша милость, я шучу. Но пять кланов, похоже, больше не видят особого смысла в городском полке.

– А-а. Мне порой трудно понять, когда ты шутишь.

– Вы такой не один, ваша милость.

– Да. Итак, взглянем на тело.

Делари что-то бормотал себе под нос. Хект постарался не путаться у старика под ногами. Он опасался, что принципат определит, откуда родом был погибший.

– Вероятно, кальзирец, – заключил Делари. – Определенно, праманин. Впрочем, его единственный и истинный Бог не защитил его от этого чудовища.

– О чем вы, ваша милость?

– Пайпер, у нас неприятности. Я о таком раньше только читал.

– Что случилось, ваша милость?

– Здесь некромант – волшебник, который убивает людей ради своего колдовства. И он швырнул нам этот труп прямо в лицо. Бросает вызов, хочет, чтобы мы начали охоту. Наверное, хочет выманить.

– Неужели?

Хект не хотел в это верить. Фиральдию давно обжили. Подобные фокусы не случались со времен зловещих императоров Древнего Брота, которые любили потешить свое самолюбие.

– Если какой-то выродок сотворил такое ради своего колдовства, не бродят ли теперь по городу могучие создания Ночи, с которыми не так-то просто покончить?

– Именно. Нужно было это предвидеть. Возможно, назревают серьезные трудности.

– Что я могу сделать?

Они как раз шли к покоям Делари.

– Ничего. Сделай вид, что ничего не заметил. Если это чудовище решит, что мы не обратили внимания, то потеряет бдительность.

– Хорошо.

– Ты, похоже, испугался.

– Верно. В таких делах у меня опыта нет. Я и вообразить не могу, чем это чревато.

– Вообрази самое страшное. Ужас и безумие ждут нас.

– Что вы хотите сказать, ваша милость?

– Мне вроде как знать не положено. Дружки Безупречного держат меня за такого же древнего старика, как Хьюго Монгоз. И совершенно не понимают, что Монгоз совсем не тот, кем кажется.

Хект нетерпеливо дернулся, и Делари улыбнулся.

– Придется тебе сначала выслушать небольшую лекцию, а уж потом я перейду к плохим новостям.

Пайпер сделал каменное лицо. Пусть принципат распинается сколько угодно, раз на него нашла охота.

– Ладно, Пайпер, на меч бросаться еще рано – буду немногословен. Здесь, во дворце Чиаро, мы не просто делимся на сторонников и противников Бенедокто, стараясь примкнуть к победителю, – мы также образуем союзы, исходя из способностей каждого управлять Орудиями Ночи. И желания такие способности применять. Например, мы с Донето расходимся в отношении полоумных амбиций Безупречного, но синхронно стараемся обуздать силы коллегии.

– Я так и думал. Слишком уж мало вы с принципатом Донето цапаетесь.

– Хорошо, – улыбнулся старик. – Ладно, ты не спрашиваешь, так вот тебе новости: Безупречный все-таки желает покарать герцога Джерму фон Дрессера и Кларенцу. Прослышал, что Лотарь болен и вряд ли оправится, а имперцев сейчас занимает лишь вопрос престолонаследия.

Хект не стал говорить, что думает по этому поводу. Даже принципат Делари серьезно недооценивал имперцев. Кроме Пинкуса Горта, никто, насколько было известно Пайперу, не принимал Ферриса Ренфрау всерьез. В случае Делари все ясно: ему на ухо ведь нашептывал всякую чушь Оса Стил. А еще мальчишка мгновенно сообщал хозяевам обо всем, что узнавал старик.

Значит, Феррис Ренфрау узнает о замысле Безупречного еще до того, как о походе на Кларенцу объявят официально.

– Стоит ли мне спорить и выступать против этой идиотской затеи?

– Чем больше с Безупречным споришь, тем больше он упрямится.

– Да, знавал я таких. Взять хоть сестру… Что такое, ваша милость?

– Ты о чем? А, ничего-ничего. Я просто удивился. Ты никогда не рассказывал о родных.

– Редко о них думаю. А если и вспоминаю, то лишь в присутствии тех, кому по-настоящему доверяю.

Пайпер надеялся, что его слова прозвучали достаточно расплывчато. Он не осмеливался показать свое истинное лицо.

Они добрались до принципатовых покоев.

– Тебе пора на службу, – сказал старик, ступив одной ногой на порог. – Приказы доставят утром. А я поразузнаю насчет этого некроманта.

Хект краем глаза заметил Осу Стила. Мальчишка обладал поразительным талантом прятаться по темным углам. Если в комнате висел гобелен, то за ним запросто мог оказаться Оса Стил.

– Не списывайте Лотаря со счетов, – сказал на прощание Хект. – Ему постоянно нездоровится. Но он всегда справляется с болезнью.

Делари нахмурился. Подобное слышать ему хотелось не больше, чем Безупречному. Хотя, возможно, по совершенно иным причинам.

На Пинкуса Горта Хект наткнулся прямо во дворце.

– Вижу, ты уже слышал, – поприветствовал его Горт. – Мой начальничек обязательно бы спросил откуда.

– А ты сам как узнал? – спросил Пайпер, не уточняя, о чем идет речь.

– Мой начальничек – приятель твоего начальничка. А у меня есть приятели, которые держат ушки на макушке, когда он что-нибудь говорит. Он, знаешь ли, сам с собой разговаривает, когда думает, что один.

– Главное, чтобы сам себе отвечать не начал.

– Так он начал. Ей-ей. Жутковатое зрелище.

– Может, это у него потому, что слишком долго сидел с нами взаперти в Племенце.

Горт усмехнулся.

– Так чего ты хотел, Пинкус?

– Рассказать тебе новости.

– Вот спасибо-то. Ценю твою заботу.

– А еще спросить про прошлую ночь. Все плохо?

– Еще хуже. – И Хект рассказал о мертвеце, найденном возле дома Анны Мозиллы.

– Да, похоже, дело дрянь. Страшилка из сказочек.

– Никому не говори. Мы не хотим, чтобы это чудище догадалось, что мы все знаем.

– Да не вопрос, дружище. В такое дерьмо я не полезу. Но вот что касается другого дерьма – вернее, тех, кто его мутит, – я этим как раз занимаюсь. Ладно, удачи тебе, если не увидимся до твоей новой войнушки.

– Удача мне понадобится.

Хекту платили, и платили неплохо, не за то, чтобы он думал, а за то, чтобы исполнял патриаршую волю, хоть бы и нелепую. Если уж отец церкви отвлекся от мыслей о Святых Землях, лучше потакать полезным безумствам.

Хект часто спрашивал себя: а не сошел ли Безупречный с ума? Он почти не знал своего работодателя. Они редко встречались и говорили-то, наверное, всего однажды – обменялись парой фраз по настоянию самого патриарха. Вряд ли Безупречный узнает его в лицо, а Хект ведь главный солдат в войске церковников.

Вряд ли ситуация как-то изменится. Приказы ему, как обычно, передаст Бронт Донето или другой патриарший подручный – из родственников, не так широко известных, как Бронт.

Титус Консент был мрачнее тучи.

– Пожалел уже о своем решении? – поинтересовался Хект.

– Не совсем.

– Неужели? Значит, ты себя лучше знаешь, чем я – себя. Разве каждый бротский дэв не пытается теперь тебе насолить?

– Господин, – у Консента на лице появилось странное выражение, – можете вы припомнить хоть одного дэва, который обратился?

Хект не смог.

– Наверняка таких немало. Ведь взялись же откуда-то чалдаряне и прамане.

– Верно. Основатели церкви обратились. Но не все, а лишь некоторые – те из них, кто изначально не был дэвом. А дэвы так и считали себя дэвами.

– К чему ты клонишь?

– Обращения среди дэвов случались, но крайне редко. Бротские дэвы не припомнят здесь подобных случаев. Так что они свято верят, что и на этот раз ничего такого не произошло.

– Понятно. Это нам на руку. – Хект и сам не особенно верил в обращение Титуса. – Это слегка облегчит мне жизнь.

Может быть.

С точки зрения Пайпера, Консент, к несчастью, хорошо понимал, какие недостатки приобрел, став чалдарянином.

– Каким же образом?

– Я боялся, что прикроются твои источники информации. А ведь именно сейчас они нам так нужны.

– Ясно, – кивнул Консент. – Но это вряд ли бы произошло, даже поверь дэвы в истинность моего обращения. Тут же действует принцип баш на баш – информация нужна и тем и другим. А они очень хотят знать, что творится в голове у патриарха.

Хект это отлично понимал. Об этом хотели знать все.

– Но почему они все еще с нами? Война ведь окончилась.

Дэвы согласились шпионить для патриарха во время кальзирского священного похода только при условии, что тамошних дэвов он не тронет.

– Потому что знают: будут и другие священные походы. Пока на патриаршем престоле Безупречный. Или даже после, если этот таинственный умственный недуг передастся его наследнику. И всегда будут дэвы, нуждающиеся в защите.

– У меня к тебе два дела. Во-первых, Кларенца – это самое неотложное. Нам скоро прикажут выступать. Возможно, в течение ближайших нескольких часов.

– Я занимаюсь этим с того момента, как герцог Джерма отколол этот свой номер. Войско в хорошей форме. Главное – действуйте быстро и решительно. Имперцы не смогут сейчас ответить, они слишком истощены своими внутренними распрями.

Но ведь прямо на коленках у принципата Делари сидит Оса Стил.

– Они узнают обо всем, стоит нам лишь натянуть походные сапоги.

Консент понимающе кивнул. В Броте полно было имперских шпионов и просто сочувствующих.

– А второе дело?

– Есть один человек, которым очень интересуется Братство Войны. Возможно, даже особое ведомство. Кто он, я не знаю. У него пропала дочь – злодеи выкрали ее, потому что хотят выкрутить руки папочке, чтобы тот помог им с каким-то секретным заговором. Мне нужно знать, кто это.

– И больше никаких сведений?

– Больше ничего не известно. Все, что я знаю, я подслушал в Сонсе. Именно там и затевается заговор.

– Наших теперь в Сонсе нет. Я думал, вы знаете. Столько было воплей и возмущения по поводу нечестных дэвов, которые вдруг решили постоять за себя.

Хект кивнул, хотя Титусу и не поверил.

– К делу точно причастен один из кланов, а может, и не один – Дуранданти. Они и раньше водили дружбу с Братством. Возможно, заговорщики получают приказы из Кастелла-доллас-Понтеллас: нам с Гортом вручили перед отъездом курьерский пакет.

– Если это тайный заговор, связанный с Кастеллой, то наверняка не обошлось и без патриарха.

– Я тоже об этом думал.

– Сделаю, что смогу, главнокомандующий, – чуть склонился в поклоне Консент.

Две сотни солдат во главе с Хектом расположились в полумиле от восточных ворот Кларенцы. С собой они прихватили две небольшие медные пушки. Для осады двухсот человек, конечно, было недостаточно, но они успешно перекрыли движение по дороге, ведущей в город, славный своим узорным шитьем и изысканным цветным стеклом.

Герцог Джерма сражаться не пожелал. Он и его семейство были богобоязненными епископальными чалдарянами, и герцог не хотел доводить патриарха до крайности, чтобы тот начал рассылать буллы и отлучать их от церкви. Впрочем, приветствовать главнокомандующего фон Дрессер тоже не стал, выказав явное неуважение к Безупречному.

Вместе с Редферном Бехтером Пайпер Хект сидел в полотняном шатре с откинутым пологом. Стоял промозглый зимний день, еще один в череде таких же мрачных дождливых дней. Они смотрели на Кларенцу и дрожали от холода. Город гигантским хряком темнел в дождевой дымке.

– Можно занять загородные поместья на юге от Кларенцы, – предложил Бехтер.

– Действуй. Я просчитался – думал, тяжелая жизнь в полевых условиях сплотит солдат, но все оказалось гораздо гаже, чем я предполагал.

– Люблю, когда с командиром можно договориться. Дрокер еще долго отказывался бы признать очевидное. От сплоченных солдат толку мало, если они дохнут от воспаления легких.

Хект согласно что-то промычал. Такова правда военного ремесла – больше жизней обычно уносят болезни, чем вражеские клинки. Так было и во время священного похода в Кальзир. Зачастую войны были не очень кровопролитными, последнее грандиозное сражение на западе произошло восемь лет назад при Тамзе.

Сержант Бехтер служил помощником у главнокомандующего, но успел уже обзавестись и собственным помощником – юнцом из Кревельдии, по имени Драго Прозек. Кревельдия была провинцией Восточной Империи, но обычаи ее и религия больше напоминали фиральдийские. Прозек числился послушником в Братстве Войны. Вот уже много лет Братство набирало новичков в основном среди епископальных чалдарян Восточной Империи.

Там они часто подвергались гонениям, хотя и не таким жестоким, как дэвы и дейншокины.

Под навесом появился Прозек:

– Разрешите доложить, сержант.

Бехтер махнул рукой, Драго наклонился и что-то быстро зашептал ему на ухо. Пайпер не сумел разобрать, что именно. Нашептывал Прозек целую минуту. Редферн время от времени кивал. Наконец Драко выпрямился и чуть отошел, выйти из-под навеса, однако, он не торопился.

– Прибыл курьер из Кастеллы, – сообщил Бехтер. – Привез обычные бумаги и кое-какие новости. В Броте беспорядки. Люди недовольны, не хватает еды, у некоторых нет крыши над головой. Кто-то мутит воду. А еще прибыл первый сундук с деньгами из Арнгенда.

Быть может, уже не нужно будет воевать против Кларенцы? Ведь Безупречному теперь хватит денег, чтобы выкупить обратно любовь герцога Джермы.

Драго Прозек привел курьера. Тот вручил главнокомандующему мешок с бумагами и передал кое-что на словах:

– Никто точно не знает, сколько заплатила Анна, но, похоже, Безупречный сможет расплатиться со всеми своими кредиторами. Даже с теми, кому задолжал еще со времен выборов. И еще останется, чтобы учинить какое-нибудь непотребство.

Плохо дело, подумал Хект. Безупречный снова начнет брать в долг. А значит, погибнет куча народу.

– Сержант, чует мое сердце, нам с тобой скоро придется снова наведаться в Коннек.

– Не хотелось бы. Вот уж куда совсем не горю желанием вернуться. Едва ли наш следующий поход будет таким приятным, как прошлый.

– А прошлый, значит, был приятным?

– Должен был быть. И был бы, если бы в епископа Серифса Ночь не вселилась.

– Да уж, он сделал все возможное, чтобы его возненавидели лютой ненавистью.

– Те, кто там сейчас орудует, видимо, еще хуже.

– Не сомневаюсь. Где Седлако? Я его с утра не видел. Мне нужно знать, залают ли сегодня наши псы.

«Псами» он называл пушки – их отлили дэвские умельцы, которым он описал орудия, виденные на востоке. Ша-луг считали свои фальконеты секретным оружием, но фиральдийские дэвы, как выяснилось, знали о них и об огненном порошке гораздо больше его самого.

– Ему никак не удается просушить огненный порошок настолько, чтобы он взрывался, – объяснил Бехтер.

Действительно, в такую погоду огненный порошок постоянно мок, и Седлако сушил его на очень слабом огне, тщательно оберегая от открытого пламени.

– Скажите-ка, гонец, – спросил Хект, открывая мешок, – вы сами видели эти бротские беспорядки?

– Нет, господин. Но отряд из Кастеллы подняли по тревоге. И патриаршую стражу тоже. Только городской полк сам справился.

– И они еще хотят избавиться от Пинкуса, – пробормотал себе под нос Пайпер.

Пять кланов Брота считали содержание городского полка бесполезной тратой денег, ведь его нельзя было использовать, чтобы стравливать их друг с другом.

– Продолжайте, я слушаю, – сказал Хект, просматривая документы.

Титус Консент был прав: его бывшие единоверцы не прекратили дел с патриархом.

Сам Консент участвовал в их нынешней кампании и сейчас как раз был за стенами Кларенцы. Пока осада еще не началась, Хект собирался лишь припугнуть герцога Джерму. Но если фон Дрессер по-прежнему будет упрямиться, а его приятели-имперцы – бездействовать, вот тогда они вызовут подкрепление и устроят настоящую осаду.

Это было прекрасно известно и самому Хекту, и герцогу.

Слухи о нежданном пополнении патриаршей казны разойдутся быстро, и солдаты проявят больше рвения.

Хект, по природе своей циник, засомневался: а не выдумал ли Безупречный всю эту историю?

Как ему теперь помешать, если Анна Менандская действительно прислала денег?

И как доставить такую сумму из Салпено в Брот? У огромного количества людей появится соблазн наложить на сокровища лапу. Взять хотя бы Гролсач. Там все уже так оголодали, что и против церкви осмелятся пойти.

Невдалеке прогремел гром, и Хект поднял голову. Сержант Бехтер, Драго Прозек и гонец испуганно вздрогнули.

«Псов» они раньше не слышали.

– Надеюсь, – сказал Пайпер, – этот камень приземлится удачно и наведет на герцога страху.

Впрочем, надежда была довольно слабая. Пушки стреляли каменными ядрами весом около десяти фунтов. Обычная баллиста нанесла бы куда больший ущерб, зато «псы» исходили дымом и оглушительно грохотали, пугая противника, да и снаряды летели гораздо дальше.

– Разве что нам очень повезет, – отозвался Бехтер. – Думаю, они просто продырявят несколько крыш, и при такой погоде те мигом начнут протекать.

– Сказать по правде, я при такой погоде с удовольствием отправился бы домой.

– Была бы у меня такая женщина, как у тебя, командир, я бы и не уезжал никуда.

– Я ей передам твои слова, сержант. Уверен, она тоже так думает.

Бехтер покраснел.

– Известия от нашего начальника, – сказал Хект. – Хочет, чтобы мы быстренько обстряпали тут все дела, потому что у него для нас новая работенка. Сержант, что это ты усмехаешься – не над нашим ли хозяином?

– Как можно? Он же непогрешимый глас Божий.

Драго Прозек в ужасе вытаращил глаза.

– Прозек, – велел Хект, – ступайте проверьте дома на юге от города. Подыщите нам местечко. Особняк герцога Джермы прекрасно подойдет, если мы там поместимся. А вы, – повернулся он к гонцу, – идите в общую столовую – это палатка там, ярдах в тридцати. Согреетесь, а потом поспите. До завтра ответа не будет.

– Зачем ты их отослал? – поинтересовался Бехтер, когда солдаты ушли.

– Их по твоей милости чуть удар не хватил. И правда ведь думают, что патриарх – глас Господень.

– Подрастут еще – поумнеют. Но есть ведь и другая причина?

Да, Бехтер успел хорошо его изучить.

– Я заметил Титуса Консента. А ему еще рановато возвращаться.

Снова громыхнуло. На этот раз громче, и звук был другой. Хект вздохнул.

– Надеюсь, они успели спрятаться перед тем, как запалили фитиль. Потому что звук такой, словно пушка взлетела на воздух.

Подобные неприятности в Дринджере случались частенько.

В заднюю часть шатра незаметно проскользнул Титус Консент. Внимательно оглядев все углы и убедившись, что никто не подслушивает, он повернулся к Хекту.

– Что-нибудь важное вызнал? – спросил тот. – Я тебя ждал через несколько дней.

– Нужно менять план, если так велят обстоятельства.

– Хорошие вести принес или плохие?

– Зависит от того, кому и для чего.

– В игры со мной поиграть решил?

– Нет. А вернулся я потому, что подумал… Вот дерьмо!

– Какие выражения, молодой человек. Следите за языком.

Консент ухмыльнулся, продемонстрировав ровные белоснежные зубы.

– Что это было?

– Один из наших «псов». Тебе-то удивляться нечего.

Спустя мгновение громыхнуло опять. Значит, пушка все-таки не взорвалась.

– Бехтер, сходи проверь, что там у них, – сказал Хект. – Что это был за странный шум только что.

– Хорошо, командир, – кивнул сержант. – Иду.

– Незачем было его отсылать, – сказал Консент, когда Редферн вышел из шатра.

– Я и не отсылал. Мне действительно нужно узнать, что там стряслось. Был взрыв. Как будто пушка взорвалась. А они стоят кучу денег. И почти так же опасны для артиллеристов, как и для врагов. Итак, почему ты вернулся раньше срока?

– Нас не принимают всерьез. В городе дела идут как обычно. Люди герцога и кое-кто из имперских советников осмотрели укрепления и обсудили, как лучше охранять ворота, но они никуда не торопятся. Две сотни солдат их не пугают, и подкрепления нашего они не ждут. А вот своего ждут.

– Скоро?

– Не знаю. Они и сами не знают. Но Лотарь пообещал прислать отряд браунскнехтов.

– Скверно. Но патриарх получил первую порцию денег от Анны Менандской. Это поменяет расклад сил.

Консент, судя по виду, сомневался.

– Тогда я рекомендовал бы действовать немедля.

– Твои соображения?

Титус Консент предлагал начать штурм сейчас, пока все думают, что главнокомандующий бротскими войсками просто-напросто явился попугать Кларенцу.

Ночное небо чуть расчистилось, когда воины патриарха начали осторожно подбираться к стенам города. Они двигались почти беззвучно, только изредка кто-нибудь тихонько шикал на соседа, если тот вдруг ступал чересчур громко. Сквозь большую и, по всей видимости, снеговую тучу то и дело проглядывала луна.

С северной стороны в крепостной стене Кларенцы были небольшие ворота, через них в основном проезжали крестьянские повозки с зерном. Сами ворота на ночь закрывали, а вот небольшая дверца в них оставалась незапертой. Через нее незаконно входили и выходили по ночам те, кто не хотел платить официальные налоги. Титус Консент и еще несколько солдат явно дэвской внешности выступили вперед. Днем со всех, кто не был епископальным чалдарянином, взимали повышенный налог.

Стражники позорно дрыхли – можно было никуда и не красться, никто бы и так не заметил. Единственный, который не спал и готов был собирать взятки, успел так наклюкаться вина, что ничего не понял, пока его не связали. Он только и успел сказать:

– Вот зараза!

– Это ловушка? – пробормотал Пайпер Хект. – Враг у ворот, а они и в ус не дуют.

Хотя чему удивляться? Такую же картину он наблюдал здесь каждый день. Фиральдийские солдаты не отличались профессионализмом. Может, все дело в том, что им не приходилось часто участвовать в настоящих сражениях.

– Обнадежь меня, скажи, что это не ловушка, – повторил Хект.

– Если и ловушка, то они ее готовят уже лет десять.

– Неужто?

Выходит, та история, которую рассказывал Пинкус Горт, приключилась раньше? Или про службу в Кларенце он, как обычно, наплел?

– Мы прошли самую легкую часть пути, – сказал Консент. – Теперь надо добраться до герцогской цитадели, не подняв тревоги. Если нас отрежут…

– Ты вроде говорил, что герцог каждую ночь наведывается к шлюхам.

– Не каждую. Он уже не так молод, знаете ли. Но частенько.

– Мы все уже не так молоды. Высылай свои отряды.

Три крошечных отряда по три человека в каждом отправились к излюбленным борделям герцога. Им нужно было только выяснить, там ли он, – ничего больше. Узнать это не составляло труда: за Джермой фон Дрессером повсюду таскалась свита. Договорились, что Консент будет ждать гонцов из всех трех отрядов возле герцогского дворца. Если Джерма действительно в борделе, они попытаются захватить ворота дворца: их всегда оставляли незапертыми, когда фон Дрессер отправлялся на свои прогулки. Или же не всегда, а только с того времени, как ему пришлось покинуть свое загородное поместье из-за патриаршего войска.

– Если у нас ничего не выйдет, – прошептал Хект Бехтеру, – я ему все поместье испакощу – устрою там штаб.

– Разве мы не должны пощадить его собственность? Ведь Безупречный рассчитывает с ним снова подружиться.

– Ну, значит, я все неправильно понял.

Бехтер крякнул. После марш-броска из лагеря он все еще не мог отдышаться. Для своих лет держался сержант неплохо, но возраст все равно сказывался: ему ведь приходилось подстраиваться под солдат – в основном более молодых, чем даже главнокомандующий.

С тех пор как Консентовы отряды отправились на задание, прошло пять минут.

– Пора, – решил Хект. – Выдвигаемся небольшими группами. Тихо.

Титус все подробно разъяснил каждому командиру маленького отряда, но Пайпер был уверен: кто-нибудь обязательно потеряется. Кларенца была небольшим, но очень древним городом, строили ее много веков и безо всякого плана. Извилистые улочки никто и не думал обозначать.

Во время любой битвы воцаряется неразбериха. Хект лишь надеялся, что у врагов начнется более грандиозный беспорядок, чем у них самих. Его-то люди вроде как знали, что делать, даже в том случае, если их обнаружат.

Пайпер напутствовал командира каждой группы. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из них сегодня погиб.

Неожиданно он вздрогнул – на него словно бы дохнуло холодом. И дело было не в сквозняке. Быть может, расшалилось воображение.

Или не расшалилось?

– Тоже почувствовал? – прошептал Бехтер.

– Что, сержант?

– Ты вздрогнул, командир. Повеяло холодом. Не знаю, как еще объяснить. Будто бы чье-то присутствие. Словно кто-то стоит за спиной.

– А ты оборачиваешься – и никого.

– Точно. В последнее время со мной часто такое.

Очень похоже на Орудия Ночи.

– И со мной.

Очень странно. Если бы вокруг рыскали создания Ночи, да притом могущественные, если судить по их с Бехтером ощущениям, у него уже должно было зверски жечь запястье.

– Глядите в оба, – велел Хект солдатам, которые оставались караулить захваченные ворота. – Не берите пример с этих связанных увальней.

Пока они шли по темной улице к герцогскому дворцу, Пайпер решил, что амулет может не срабатывать на присутствие Орудий Ночи только по одной причине: так пожелал создавший его эр-Рашаль аль-Дулкварнен.

О Хектовом колдовском браслете знали лишь Гордимер Лев и Рашаль Шельмец. А Гордимер не умеет управляться с такими штуками.

Но зачем волшебнику убивать Элса Тейджа?

Этого Хект никак не мог понять, но знал точно: эр-Рашаль устраивал на него покушения с самого отплытия из Дринджера. А то и раньше.

Кто-то ведь вызвал того богона в лесу Эсфири возле Кладезя Горестей и Равнины Судного Дня. Тогда ша-луг удалось его одолеть и тем самым обнаружить доселе неизвестное уязвимое место Орудий Ночи.

С тех самых пор смерть шла за ним по пятам.

Возле ворот герцогской цитадели шел бой. Изнутри время от времени доносились громкие хлопки: значит, солдаты воспользовались ручными орудиями с огненным порошком, хотя им было приказано приберечь их на случай колдовской атаки. Хект понимал, почему они не выдержали: таким оружием можно уложить врага издалека, не подставляясь под удар.

– Мой господин, мы застали их врасплох, – доложил один из офицеров. – Но потом нам не повезло. И они тоже застали нас врасплох.

– Каким образом?

– Цитадель караулят браунскнехты. Сколько – неизвестно, но сложа руки они сидеть не будут.

– Что скажешь, Титус? Ты знал, что они тут?

– Я знал про имперских советников. И сказал вам о них. Думал, их немного. Так, во всяком случае, говорили люди. Но нам и не нужно брать дворец. Герцог окопался в одном из борделей. Я отправил людей, чтобы выковыряли его оттуда.

Снова послышались хлопки, – значит, защитники контратакуют.

– Хорошо. – Хект собрал своих офицеров. – Мы не наседаем, если только людей лейтенанта Консента не перехватят. Сидим здесь, пока они не сцапают герцога. Титус, не убредай никуда. Бехтер, нужно устроить пожар.

За это Безупречного возненавидят еще сильнее.

На Пайпера снова повеяло холодом, и он, поежившись, осмотрелся. Вдалеке на залитой лунным светом улице стали потихоньку собираться горожане. Они вздрагивали от каждого выстрела, доносящегося из дворца.

– Бехтер, разгони-ка их, пока не вздумали буянить.

– Будет сделано.

Сержант отправился выполнять поручение, прихватив с собой нескольких солдат, которым пока нечем было заняться.

– Господин, – доложил Консент, – прибыл гонец. Герцога взяли. Они направляются к воротам. Нужно тоже отходить.

– Отлично. Эй вы, поджигайте!

Людям герцога не удастся так просто прийти ему на помощь.

Когда они выбрались из Кларенцы, Хекта нагнал Бехтер.

– Командир, – сказал он, – в толпе был один мужчина, которого я уже видел.

– Хм?

– В Броте. Чуть ниже среднего, обычное телосложение, волосы и борода с проседью, подстрижены. Бакенбард нет. Шатен, значит, видимо, не местный. Серые глаза. Лет сорок-пятьдесят. Очень похож на Грейда Дрокера. Вернее, так бы выглядел Дрокер, если бы его не изуродовало.

– В самом деле?

Нужно посоветоваться об этом с принципатом Делари.

Пайпер и сам вроде бы видел этого человека, но сходства с Дрокером не заметил. Он ведь толком не видел волшебника до ранения.

– Он был в коричневом плаще?

– Да. И каждый раз я замечал его после того странного холодка.

– Запомню. Держи ушки на макушке, когда вернемся в Брот. Посмотрим, может, получится напустить на него коллегию.

Патриарх лично явился выслушать доклад Пайпера Хекта о событиях в Кларенце, хотя напрямую с главнокомандующим не говорил. К тому времени как собралась коллегия, Безупречный уже успел получить за Джерму фон Дрессера выкуп и отправить герцога домой. Его войско не слишком обрадовалось: им-то от выкупа ничего не перепало. А в Кларенце кое-кого ранило, хоть и немногих, двое погибли.

– Никак не возьму в толк, что у этого человека на уме, – пожаловался Хект Анне. – Он совсем не понимает людей. Того и гляди прикажет моим солдатам подавить очередной мятеж и весьма удивится, когда они откажутся.

– Пайпер, тут становится все страшнее.

– О чем ты? – спросил Хект, обеспокоенный ее тоном.

– Дело не только в беспорядках. Мне стало страшно выходить на улицу. И детей выпускать. После того убийства я чувствую, будто за мной кто-то все время наблюдает. Ходит следом. Дети тоже почувствовали.

– Поговорю с Пеллой. В жизни на улице он разбирается гораздо лучше нас с тобой.

Но Анну его слова не успокоили. Нужно было придумать аргумент повнушительнее.

– У главнокомандующего войсками правоверных есть свои привилегии.

– Кроме длиннющего титула?

– Да. Я отдаю приказы, и их выполняют. Даже если вдруг прикажу провести учения в нашем квартале и все подумают, что я сошел с ума, все равно сделают, как велено. Из страха не получить жалованье.

– И какой от этого прок?

– А такой, что я могу прийти сюда и всех поставить на уши. И заявить при этом, что выполняю свой долг. На еретиков охочусь, положим.

Борьба с еретиками набирала обороты. В коллегии вовсю судачили о ереси – в основном подельники Безупречного. Приуготовляли всех к славному будущему.

– Вызови этого полоумного Морканта Фарфога. Может, чудище его слопает.

Епископа Фарфога Хект еще не встречал и знал только, что его назначили главным дознавателем патриаршей Конгрегации по искоренению богохульства и ереси. Поговаривали, что целые монастыри пустели, – столько народу рвалось в нее вступить.

Но даже то немногое, что слышал Хект, свидетельствовало о том, что Фарфог еще более мерзкий тип, чем покойный епископ Антье Серифс.

И почему Безупречный покровительствует таким людям?

– Умный ход – там, в Кларенце, – похвалил Делари Хекта, когда они встретились в банях.

Из-за спины принципата выглядывал самодовольно ухмыляющийся Оса Стил.

– Благодарю вас, ваша милость. Основная заслуга принадлежит лейтенанту Консенту.

– Но ты воспользовался теми сведениями, которые он добыл, и разработал план. И претворил его в жизнь.

– Э-э-э…

– Рискнул и выиграл. Обычно-то люди только тянут кота за хвост, как тот же Тормонд Четвертый, – никак не могут решиться. С инициативой у нас плоховато – никто не хочет рисковать.

– Мы рискнули, зато нарвались на браунскнехтов.

Хотя и имперцы тоже порядком удивились.

Делари усмехнулся.

Хект вдруг заметил, что Геррин и Юна смотрят на него не так, как обычно. Сегодня на их лицах было написано просто-таки благоговение.

– Прекрати! – велел он Юне.

– Все любят победителей, – снова усмехнулся Делари.

– Есть одно затруднение, ваша милость.

– Ну-ка, начало мне уже не нравится. Какое затруднение?

– Сначала я думал, что воображение разыгралось, но потом сержант Бехтер рассказал, что тоже заметил.

Хект описал внимательно выслушавшему его принципату то странное чувство и холод, а еще человека, которого в такие моменты замечал Бехтер.

– Я тоже его замечал раз или два. По словам Бехтера, он похож на Грейда Дрокера – до ранения. Только ниже ростом.

Делари нахмурился: смерть сына все еще терзала его.

Хект же старался не затрагивать эту тему – ведь именно из-за него покойнику нанесли те страшные раны, от которых он так и не оправился.

– Ваша милость, я лишь повторяю его слова. Сам-то я не знаю, как выглядел Грейд Дрокер до увечий.

– Беда, которая стряслась с моим сыном, все еще не дает мне покоя, Пайпер. Терзает меня – ты и представить не можешь, насколько сильно. Но ходить вокруг да около не имеет смысла, от этого не легче. Так что если хотел что-то сказать – говори.

– Хорошо, ваша милость. Но больше вроде и нечего сказать.

– Как дела у твоей Анны?

– Волнуется. – И Хект рассказал про опасения Анны.

– О том растерзанном иноземце вестей никаких. За телом никто не явился. В Броте не так много праман – разве что матросы да те, кто служит в посольстве. Похоже, у покойного не было здесь связей. Был бы у меня подходящий человек, я бы попробовал вызвать его дух.

– Ваша милость! – воскликнул Хект.

Это был страшный грех.

Лицо Осы Стила тоже исказилось от ужаса.

Быть может, Хагид бин Нассим при жизни знал Осу? Еще в Дринджере?

Вполне вероятно. Если отец Хагида участвовал в их хитроумном плане. Но видел ли Оса тело?

– Просто мысли вслух. Скажи Анне: пусть не волнуется. Мы об этом позаботимся, – заявил старик таким тоном, словно провозглашал новый закон природы.

Постепенно от ледяной маски дряхлого принципата Муньеро Делари откалывался кусочек за кусочком, обнажая совсем другое лицо. Был ли он действительно Одиннадцатым Неизвестным? Теперь Хект уже не сомневался в том, что Муньеро Делари и вправду могущественный волшебник – как раз такой, какими и считали членов коллегии в дальних краях.

– Геррин, прекрати!

– Вам не нравится, главнокомандующий?

– Слишком нравится. Поэтому прекрати.

Оса захихикал, а вместе с ним и обе девицы, но Геррин подчинилась.

Делари едва заметно взмахнул рукой, и мальчишка тут же сделался серьезным.

Видимо, Стил не настолько владеет ситуацией, как ему бы того хотелось.

– Пайпер, существует два разных мира. Особенно ясно это видно на примере церкви, – говорил принципат Делари. Они стояли на балконе под дворцом Чиаро и смотрели на огромную карту; никаких изменений в ней Хект не заметил. – Но так дела обстоят не только в церкви, а вообще всегда и повсюду. Один мир – буйный и громкий, мир каждодневных страстей, боли, продажности. Именно в нем мы обычно взрослеем. А со вторым миром соприкасаются немногие, но почти все верят в его существование – это мир тайных сил, тайных владык. Безмолвное Королевство. Именно Безмолвное Королевство так же, как и Орудия Ночи, хотя и более целенаправленно, незаметно и тайно определяет буйный и громкий мир. Безмолвное Королевство существует в никому неведомом пространстве между человечеством и Ночью.

– Все, кто обладает даром, верят в это?

Делари смерил Хекта внимательным взглядом, словно хотел понять причину такого вопроса.

– Некоторые из нас вхожи в это пространство. Мы знаем о нем лишь потому, что нам его показали. Другие, как, например, члены особого ведомства, слишком верны своим идеалам и ни в чем таком не участвуют.

– А показали почему? По каким-то неведомым соображениям тех, кто уже оказался там?

Но принципат, видимо, решил, что на сегодня тайн вполне достаточно, и сменил тему:

– Девчонка не заговорила?

– Э-э-э… Вэли?

– Да.

– При взрослых она молчит, но разговаривает с Пеллой. Иногда. А тот время от времени снисходит до того, чтобы рассказать нам, что у нее на уме. В основном она волнуется о своем будущем. Вам удалось что-нибудь разузнать?

– Нет. Вэли Дюмейн действительно существует, но это графиня Блю, жена того самого графа, который что-то не поделил с Анной Менандской. Детей у них нет. Графине двадцать девять лет, и поговаривают, что понести она не может из-за злого колдовства. А еще говорят, Анна намеревается подкупить епископа Салпено титулом Дюмейнов.

– Эта Анна готова все отдать.

– Весьма целеустремленная особа.

– И терять ей, как я погляжу, нечего.

Хект никак не мог понять, как обыкновенная потаскуха могла добиться такого влияния.

– Видимо, в постели она вытворяет нечто исключительное, – пробормотал Делари.

– Заинтригованы?

– Чисто научный интерес. Я бы с ней с удовольствием встретился.

– Хм… И у вас даже нет никаких догадок, как во всю эту картину вписывается Вэли?

– Только косвенные доказательства.

– Но если Братство Войны было заинтересовано… Ваша милость! Меня вдруг осенила одна догадка. Раньше я об этом не подумал.

– Слушаю.

Делари напомнил Хекту его наставников из школы неутомимых отроков: они всегда терпеливо ждали, пока ученик додумается до правильного ответа.

– Люди, похитившие Вэли, были в сговоре с особым ведомством. А ведь именно ведомство отправило меня в «Десять галеонов».

– И ты только сейчас понял, что им, вероятно, хорошо известно, где сейчас девчонка?

– Временами я туго соображаю, ваша милость. Я же просто солдат, помните?

– Следующее заключение сумеешь сделать? И еще одно?

– Какое, ваша милость?

– Не решили ли они, что Вэли лучше спрятать у тебя, а не оставлять с теми, кого можно легко купить? Не подстроено ли все специально так, чтобы ты вытащил ее из Сонсы?

– Не знаю, ваша милость. Я мыслю не так витиевато.

– Понимаю. И это в тебе подкупает. Вполне вероятно, именно поэтому Бронт Донето рекомендовал тебя своему родственнику-патриарху. Ты для него – как острый клинок, который опасен лишь для противника, а не для его владельца.

Хорошо бы так думал и Гордимер Лев.

– Возможно. А еще он уверен, что может крутить мною как захочет.

– Существует и другая возможность, – хмыкнул Делари. – И она кажется мне самой правдоподобной.

– Какая же?

– Не выдумала ли девчонка свою историю, чтобы спастись из того жуткого места? Люди, Пайпер, частенько придумывают себе прошлое.

– Э-э-э… Я спрошу об этом у Пеллы.

– Спроси. Здесь мы не увидим ничего нового – все то же самое, разве что становится все хуже и хуже, и притом весьма быстро. Замерзнет ли вся вода в морях? Падет ли Фиральдия?

Хект подумал, что Фиральдия перво-наперво падет под наплывом беженцев.

Судя по карте, в ближайшем будущем сражение за Кларенцу им не грозило. Перевалы, через которые можно было добраться туда из центра Граальской Империи, были перекрыты. Разве что гонец добрался бы в обход до места назначения, но вот войска на несколько месяцев были отрезаны.

– Нам известно, где сейчас Лотарь и его сестры? – спросил Хект.

Йоханнес Черные Сапоги предпочитал жить поближе к Фиральдии, любимым его городом считалась Племенца: оттуда в случае чего можно было быстро натянуть нос Безупречному.

– Лотарь в Хоквассере. Городок такой, название дословно означает «высокая вода», но можно перевести и как «наводнение». Слово восходит еще к древности, правда, тогда оно звучало по-другому, но означало то же самое.

Для своей легенды Хект уже кое-что разузнал о Хоквассере. Ведь он должен был проходить через него во время своего вымышленного путешествия из Дуарнены. Город военных. Был таким со времен Древней Империи. Теперь там располагалась ставка личных телохранителей Граальского императора – браунскнехтов.

Даже такая маленькая постоянная армия очень не нравилась имперским дворянам, ведь чем сильнее становился император, тем больше ослабевала знать.

– Катрин либо с ним, либо в Грюмбраге, – продолжал Делари. – Про Элспет точно неизвестно. Пусть это, – принципат махнул рукой в сторону карты, – не слишком тебя обнадеживает. Реши вдруг Лотарь нам насолить – у него и тут есть нужные люди. Пойдем.

Они спустились с балкона и прошли мимо занятых работой монахов и монахинь. Одна из женщин вроде бы была на сносях.

Принципат Делари остановился возле окованной железом деревянной двери. Эта тяжелая старинная дверь, казалось, не поддалась бы под натиском ни варваров, ни созданий Ночи. Справа от нее на каменной полке стояло несколько старомодных медных фонарей – такими когда-то пользовались имперские ночные гонцы. На шторках, с помощью которых регулировалась яркость фонарей, можно было даже разглядеть рельефную императорскую печать. Делари взял один фонарь, проверил, сколько там горючей жидкости, и зажег фитиль от стоявшей тут же на полке свечи. Судя по сальным пятнам, свеча горела тут постоянно.

– Пайпер, открывай.

Дверь оказалось незапертой, на ней не было ни замка, ни засова. Хект просто потянул, и она открылась.

На них дохнуло промозглой влажностью, нечистотами и застарелым запахом смерти.

– Это вход в катакомбы?

– Он самый, – кивнул Делари. – Катакомбы действительно существуют. Возьми себе фонарь. Никогда не спускайся туда без фонаря.

– Я предпочел бы туда вообще не спускаться. Если даже только половина из того, что рассказывают, правда.

– Неправда. Но реальность зачастую страшнее вымысла. Свет этих фонарей отпугивает создания Ночи.

Хект осмотрел полку – все светильники казались полностью заправленными. Он выбрал самый тяжелый, чтобы уж точно долго не погас, зажег и приготовился. Раз надо, так надо.

Делари усмехнулся:

– Запомни, там внизу, как и здесь, в верхнем мире, самые ужасные чудовища разгуливают на двух ногах, и обычно у них имеются любящие мамочки.

– Зачем нам-то туда соваться?

Принципат словно ждал этого вопроса и приготовил ответ заранее:

– Иногда приходится перемещаться так, чтобы тебя никто не заметил. А какой была твоя мать?

Они уже успели пройти немного по туннелю – камень тут клали без раствора, старинным способом, которым пользовались еще в Древней Империи. Вопрос застал Хекта врасплох.

– Что, ваша милость?

– Мне любопытно, какая у тебя была мать.

Пайпер решил потянуть время, а сам судорожно вспоминал, что и кому он рассказывал о своей матери.

– Думаю, она ничем не отличалась от других матерей. Пайпер – хороший мальчик, не хотел ничего дурного, такого он точно не мог натворить, и все в том же духе. Но я плохо ее знал. Она умерла, когда я был совсем юным. От родильной горячки.

– А отец?

– Был достойным чалдарянином. А в Дуарнене достойные чалдаряне рано отправляются на небеса. Его я совсем не помню. Говорили, он и дома-то бывал редко – успевал лишь маму обрюхатить.

Казалось, Делари его рассказ позабавил, но расспрашивать дальше он не стал.

– Здешние катакомбы принадлежат нам, – сказал он вместо этого, не объяснив, впрочем, кто такие эти «мы». – Здесь безопасно. В основном. Есть патрули, наблюдатели, мало кому удается проскочить. Но, несмотря на все это, постоянно надо быть начеку. И никогда не забывай брать с собой фонарь.

Под ногами захлюпало. Когда-то на стенах явно была штукатурка, но теперь она обвалилась и превратилась в размякшую жижу на полу.

– Мы рядом с Терагаем, но глубже, – пояснил принципат. – Отсюда можно добраться до Кастеллы или Кройса. Или пройти на северный берег. Но как это сделать, тебе пока знать не надо.

– Здесь действительно настоящее Безмолвное Королевство, – пробормотал Хект.

На пути им не встретилось ничего живого – ни пауков, ни крыс, ни других вредителей.

– Боишься?

– Не люблю тесноту. Тем более под землей.

Делари снова усмехнулся. Сегодня, по всей видимости, его веселило все подряд.

– Где же крысы и другие твари? – поинтересовался Хект.

– Здесь бродят жестокие создания. Им все равно, чем поживиться, – тобой и мной они тоже не погнушались бы, если б сумели поймать.

– Не слишком обнадеживает.

И снова Делари хихикнул:

– Пайпер, ты в подземном мире. Вспомни древние мифы.

– Буду смотреть в оба – вдруг да повстречаю слепого паромщика на черной реке.

– Его бы тут мигом отделали и отобрали бы деньги, которые он насобирал за переправу.

– Умеете вы успокоить. Куда мы направляемся?

– Да особенно никуда. На меня сегодня напала охота раскрывать секреты коллегии.

Они свернули влево, в пересекающий их путь туннель, и вышли в огромный зал. В свете фонарей дальние стены были почти не видны, слабый луч выхватывал лишь бесконечные ряды уходящих во мрак древних колонн. Казалось, будто они попали посреди ночи в какой-то заброшенный собор, причем заброшенный давным-давно. Повсюду валялся мусор. Пламя фонарей стало голубоватым, и повсюду легли синевато-серые тени. Кругом висела паутина, а на полу толстым слоем лежала пыль.

И еще кости – маленькие и большие кости устилали пол. Были среди них и очень странные, даже пугающие. Возможно, не человеческие. Тленом почти не пахло.

– Плоть не успевает здесь разложиться, – сказал Делари.

Кости побольше кто-то разломал – вполне вероятно, пытаясь высосать мозг.

– Еще одно безмолвное королевство.

– Не всегда. Хотя теперь так оно и есть. Порой здесь селятся летучие мыши, но ненадолго. Иногда язычники справляют тут свои зловещие обряды. Забавно, ведь когда-то в этих подземельях собирались самые первые чалдаряне, чтобы поклониться своему богу и похоронить умерших. А теперь дальним краем катакомб пользуются демонопоклонники. Временами они вламываются в склепы и похищают оттуда трупы для своих гнусных целей.

– Да? А для каких?

– В смысле?

– Что они делают с трупами? В детстве я услышал одну сказку, вернее, не услышал, а подслушал, да и то не целиком. Все думали, что я сплю. Рассказчик утверждал, что все это истинная правда и произошло на Великих Болотах. Очень запоминающаяся история. Он успел добраться до того места, когда трое братьев, главные герои, возвращаются домой с мумиями каких-то древних колдунов. И тут я расчихался. Меня выдрали и отправили спать. Так я и не узнал, зачем им понадобились те мумии.

Даже в неверном свете фонаря было видно, как нахмурился Делари.

– Сказка?

– У нас на севере есть странствующие сказители. Почти как ваши трубадуры, только они не поют. И про любовь не рассказывают – больше про героев и разные мрачные приключения. Всегда клянутся, что это правда, но все, конечно, понимают, что к чему. Тот сказитель (имени я не помню) прославился страшными сказками. И та – про украденные мумии – звучала очень правдоподобно.

– Мумии колдунов, говоришь?

– Да, ваша милость.

Не сболтнул ли он лишнего?

– Занимательно. Расскажи поподробнее.

– Что именно, ваша милость?

– Кем были те герои? Где они достали свои мумии? Чьи мумии это были?

– Ваша милость, мне тогда было пять лет от роду. Пайбус. Так, кажется, звали старшего из братьев. Да, помню. Именно он и затеял тот поход. А еще там был… Флогни? Вроде того. Он как раз предупреждал, что не нужно тревожить мертвецов, но отправился с остальными, потому что братья должны держаться вместе. Герои разыскали далеко на востоке, в горах, тайную усыпальницу. Не знаю, откуда они про нее прознали. Там был похоронен древний завоеватель из лошадников. Ему до сих пор поклоняются в тех краях. В сказке говорилось, что колдунов убили и закопали – с четырех сторон света от гробницы, чтобы их духи защищали ее. И будто бы они так разозлились из-за этого, что губили любого, кто подбирался близко. С южной стороны лежала женщина – колдунья и возлюбленная того завоевателя. Когда она узнала, что ее собираются убить, то наложила на все племя страшное проклятие.

– Хорошая сказка. Я бы не прочь услышать, как все было на самом деле.

Принципат Делари слушал, продолжая медленно идти вдоль стены, постепенно загибавшейся вправо. Хект решил, что они идут по кругу.

– Я слышал, что нечто подобное приключилось в Люсидии, – сказал Делари.

– Где, ваша милость?

– В пустыне Идиам в Люсидии есть тайная крепость Андесквелуз, вырезанная прямо в скале. Давным-давно там обитали жрецы одного чудовищного и жестокого культа. Их уничтожили, так бывает всегда, когда подобные люди слишком рвутся к власти. Несколько лет назад один могучий волшебник из Дринджера, эр-Рашаль аль-Дулкварнен, отправил отряд воинов ша-луг в Андесквелуз, чтобы выкрасть мумии тех мертвых жрецов-колдунов.

– Эр-Рашаль аль-Дулкварнен? А это не он?..

– Да, именно он был в Аль-Хазене. Мы отвлекали его, пока ты и император не расправились с его подельниками, но он сумел сбежать. Думаю, эр-Рашаль благополучно вернулся домой и замышляет очередную пакость.

– Но зачем ему понадобились мертвецы? Вернее, мумии. Вы же сказали – мумии, а это разные вещи.

– Не просто мумии, а мумии колдунов, при жизни весьма могущественных. И весьма жутких. Несколько владык Андесквелуза успели вознестись до того, как остальных жрецов стерли с лица земли.

– Э-э-э… вознестись?

О волшебстве, будь оно проклято, Хект не знал почти ничего.

– С помощью колдовства сумели превратиться в Орудия Ночи. В демонов, если угодно. Все восточные джинны когда-то были людьми. В прежние времена достичь бессмертия, хоть и такого вот чудовищного, было гораздо проще, особенно возле Кладезей Ихрейна. Быть может, волшебник-дринджериец собирается и сам превратиться в демона.

Делари свернул в сторону и сделал несколько осторожных шагов. Хект устремился следом, обогнув скелет, на котором темнели обрывки полуистлевшей льняной ткани. На черепе кое-где торчали клоки волос. Мертвец будто следил за Пайпером пустыми глазницами.

Скелетов тут валялись целые дюжины. Видимо, из бесчисленного множества ограбленных склепов.

– Драгоценностей на них нет, – заметил Хект. – Грабители постарались.

– Нет. Это истые бротские чалдаряне – драгоценностей они не признавали. И в могилу сходили лишь с тем, с чем появились на свет.

– Времена изменились.

– Человек есть человек.

– Если тот колдун сумеет превратиться в бога… Что он тогда станет делать?

– Считается, что вознесшиеся теряют всякий интерес к своей прошлой жизни и посвящают себя тому, чем издревле заняты все создания Ночи, – приумножают свое могущество. Но это лишь догадки – никто не знает наверняка. Они же не возвращаются, чтобы рассказать, каково это – жить на той стороне. Да и мало кто возносился за последние несколько веков. Стой! – Делари внезапно перешел на шепот: – Молчи. Не шевелись.

Старик медленно повернул голову в одну сторону, затем в другую и настороженно прислушался. Потом закрыл глаза и потянул носом воздух.

– Нужно уходить, – едва слышно выдохнул он и начал осторожно, на цыпочках пятиться, стараясь не издавать ни звука.

Хект не стал задавать вопросов. Его амулет вдруг сделался ледяным.

Во тьме заворочалось что-то весьма мерзкое.

Когда они добрались до туннеля, ведущего во дворец Чиаро, принципат явно вздохнул с облегчением, и Хект наконец-то решился спросить:

– Что случилось?

– Мы чуть не разбудили нечто весьма злобное и могущественное. Оно спало, но неожиданно забеспокоилось во сне. Будить его я не хотел. Быть может, именно это создание и убивало там, наверху. Теперь мы знаем, где его логово, и можем напасть.

– Но почему не прямо сейчас?

– Потому что я один, я стар и притомился, показывая тебе этот крошечный участок подземного мира, – в очередной раз усмехнулся Делари. – И еще я безоружен, а создание это, похоже, гораздо страшнее, чем кто-либо мог подумать.

6

Принцесса в Племенце

Принцесса Элспет гневалась. Альгрес Дриер все мешкал, а она злилась все сильнее. Дриер утверждал, что нужно подождать несколько недель, тогда путешествовать будет гораздо проще. Погода будто бы сговорилась с ним и решила помешать осуществлению желаний Элспет, вернее, одного самого сокровенного ее желания.

Принцесса желала оказаться в своей Племенце. И немедленно!

Проклятая погода. Через несколько дней после того, как Лотарь даровал сестре Племенцу, она и самые крепкие вельможи из ее свиты по Блейну переправились из Альтен-Вайнберга в Хоквассер. В Хоквассере все словно вымерло, и лишь теперь, с известиями о скором прибытии самого императора, началось хоть какое-то оживление. По широкому и грязному Блейну плыли громадные льдины – некоторые размерами с добрый боевой корабль.

В Хоквассере пришлось задержаться надолго.

Гонцы принесли вести: лишь один из перевалов проходим, но едва-едва. Зима выдалась лютой, такой давно никто не помнил, и в горы совались только самые закаленные, решительные и отчаянные путники. Элспет хватило решимости попытаться, и она отправилась в путь в компании капитана Дриера и двух браунскнехтов (они, видимо, чувствовали, как затылки им с того света сверлит взглядом свирепый Йоханнес Черные Сапоги). Одну Ганзелеву дочурку воины отпустить не могли, а отговорить ее было совершенно невозможно.

От упорства принцессы браунскнехтам стало не по себе: ни ужасная погода, ни холод не заставили ее отступить, она не испугалась ни обморожения, ни даже рыскавшего в горах чудовища, хотя несколько дней кряду все отчетливо чувствовали его присутствие и слышали жуткие завывания ветра. Альгрес Дриер одновременно и поражался, и беспокоился.

В Джагских горах засел владыка Ночи – создание злобное, невообразимо жестокое, почти бог. Его можно было почуять и без тайных способностей, но почему-то на этот раз страшилище не тронуло путников, весьма удивив тем самым людей, живших за перевалом.

Вот уже около года терзал этот дух всю округу, особенно свирепея в непогоду. Те, кто, по их собственным словам, разбирался в созданиях Ночи, утверждали, что на их головы обрушился ветряной демон, которого какая-то сила выгнала из ширившихся владений вечного снега и льда.

Деревенские невежды решили, что принцессе покровительствует Господь. Или же она предназначена в невесты Ночи. Обе эти версии пугали, каждая по-своему.

Элспет добралась до Племенцы всего за две недели до наступления календарной весны. Ее приезд сопровождала настоящая метель: дождь вперемешку со снегом замерзал на лету, заковывая людей и вьючную скотину в ледяной панцирь. Дорога под ногами превратилась в предательский лед. Элспет испугалась, что после всех тягот неумолимых Джагских гор сломает себе шею на булыжной мостовой собственного города.

В течение следующего месяца постепенно, один за другим, в Племенцу подтянулась остальная свита и браунскнехты. Погода самым возмутительным образом наладилась почти в тот же день, когда принцесса въехала во дворец Диммель. А неделю с лишним спустя от льда и снега в фиральдийских Джагских горах не осталось и следа. Движение через перевалы тут же возобновилось.

Альгрес Дриер ничего не сказал.

И от этого Элспет страшно захотелось взять палку и лупить его до тех пор, пока он не выдержал бы и не выплюнул свое «Ну, я же говорил!», которое так и светилось в его улыбающихся серых глазах.

Еще больше разозлила ее болезнь, которая длилась несколько недель. Элспет одолевал ужасный кашель.

Феррис Ренфрау появился, когда она металась в лихорадке. Окна в ее спальне были плотно занавешены. Элспет бросало то в жар, то в холод, изнурительный кашель отнимал все силы. Она притворялась спящей, чтобы от нее отстали не в меру хлопотливые сиделки. Хуже всего донимали ее Шевра ди Натейл и Дельта ва Кельгерберг. Первая, противная старая корова, родственница бывших графов Племенцы и истовая пробротская чалдарянка, скорее всего, тайно служила советникам. Дельта была всего на четыре года старше самой Элспет, но придерживалась совсем уж старомодных взглядов на то, как следует вести себя имперской принцессе. Верность своей хозяйке она, конечно, хранила, только вот от ее занудства сводило зубы.

Настоящий ужас заключался в том, что обе дамы полагали, что им-то как раз прекрасно известно, как для Элспет Идж будет лучше.

Когда принцесса услышала голос Ренфрау, то поначалу приняла его за горячечный бред. Словно кто-то внял ее тайным мольбам. В ее личные покои Ренфрау заходить не стал.

Но справился о здоровье.

– Она сама во всем виновата, – высокомерно заявила госпожа Дельта. – Избалованное, своевольное дитя. Слишком самовлюбленное и невыносимо упрямое. Все должно быть так, как она пожелает и когда она пожелает, и не важно, чем это обернется для других. Чудо, что Альгресу Дриеру и двум его сержантам удалось…

– Это семейное, – усмехнулся Ренфрау.

– Да, Йоханнес был своевольным, но не мелочным. И уж точно не самовлюбленным. Упрямство он проявлял, когда дело касалось не его самого или его удовольствий, а блага империи. Сударь, это дитя может стать нашей императрицей. Причем весьма скоро, если, упаси нас Боже, будет на то Его воля. Что станется с нами, если она не повзрослеет?

– Она умница. Еще научится.

– Глядя на нее, трудно на это надеяться.

– Альгрес Дриер – хороший человек.

– Лучше бы он в таком случае отшлепал ее, когда ей взбрело в голову посреди зимы лезть в Джагские горы.

– Я поговорю с ней. Так рисковать неразумно. Думаю, она не понимала всей опасности. Им просто повезло. В горах рыскает владыка Ночи. Такого жуткого чудовища не видывали здесь со времен Древней Империи. Быть может, оно просто спало. А может, от холода сделалось неповоротливым. Так или иначе, все закончилось гораздо лучше, чем могло бы. Я не разбираюсь в этих вопросах и не могу посоветоваться с теми, кто разбирается, – ведь это сплошь шакалы Безупречного. Но я видел жертвы. Остается только Бога благодарить, что чудовище не тронуло девочку.

Элспет хотела было разгневаться на госпожу Дельту, но сдержалась. Ренфрау ведь выражался гораздо менее снисходительно. Он всегда был для нее полубогом, железной десницей, которая воплощает в жизнь волю императора. Раз Ренфрау решил, что она недостойна, значит нужно серьезно собой заняться.

В силу своего положения Элспет Идж всегда жила в своем собственном мире и раскладывать по полочкам свои поступки не удосуживалась.

Замечания госпожи Дельты задели ее за живое, но слова Ренфрау просто выбили землю из-под ног.

Элспет не верила, что когда-нибудь станет императрицей, и потому считала, что готовиться к такой судьбе ей ни к чему. По всей видимости, остальные придерживались другого мнения.

Иджи редко умирали от старости, и в этом году, разумеется, все в очередной раз решили, что Лотарь не доживет до следующего.

Феррис Ренфрау попросил, чтобы его вызвали, когда принцесса будет готова с ним увидеться. И даже ни на мгновение не усомнился, что она этого пожелает.

А Элспет не желала. Да что о себе возомнил этот Ренфрау? Какое право имеет так разговаривать?

Ей потребовалось время, чтобы все осознать.

Приближенные не слишком-то ее любили. И виной тому было поведение принцессы.

В конце концов Элспет все поняла. А вот Катрин не поняла бы никогда.

Принцессе не пристало оставаться наедине с мужчиной. Да еще принцессе на выданье. Нельзя позволить ни малейшего пятна на репутации, даже намека. Но Элспет не хотела, чтобы при разговоре присутствовали придворные дамы: все они наверняка будут подслушивать, а потом доложат советникам, патриарху, брату, сестре или еще кому-нибудь.

Элспет не сомневалась, что среди ее придворных дам одни шпионки.

Так она и заявила Феррису Ренфрау.

Главный шпион Граальской Империи кивнул, принимая чашку с чаем из рук у одной из молоденьких девиц, которые тем утром прислуживали Элспет. Принцесса искренне надеялась, что эти пустоголовые вельможные дочки и внучки по глупости своей переврут подслушанное.

– Разумеется. Вы теперь особа весьма ценная. У вас нет друзей.

Элспет вспыхнула от возмущения, но смолчала. Ее не должно было волновать чужое мнение. Только отчего-то волновало. Обидный разговор Ренфрау с госпожой Дельтой и госпожой Шеврой до сих пор отдавался в ушах.

Феррис улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Очень уж потворствовал он этой восточной причуде их чистить.

Элспет и сама чистила зубы, но нехотя, отдавая дань моде.

– Вы правы. У меня нет друзей. Я одинока – даже и не подозревала, отправляясь сюда, что можно быть настолько одинокой.

А спешила в Племенцу она, потому что с этим городом были связаны почти все ее счастливые воспоминания.

– Вокруг вас люди, и эти люди могли бы стать вашими друзьями. Если вы им позволите. Многие из них действительно желают вам добра.

Не зная, что ответить, Элспет молчала.

– Мой мир рухнул со смертью отца, – наконец заговорила она. – Раньше, когда он был жив, я хоть и не видела его часто, но чувствовала себя нужной. На своем месте. От меня мало что требовалось. Мы с Катрин баловали Мусина, играли в девочек-солдатиков. Папа потворствовал. Особенно моим причудам.

– Потому что вы очень на него похожи. Мечта, фантазия, и он это понимал, но с удовольствием позволял вам притворяться сыном, которым не смог стать Лотарь. Жестоко пошутил над ним Господь.

– Да, очень смешно, – отозвалась Элспет, отпивая чаю. – Оглянитесь по сторонам. Каждый сильный владыка оставляет после себя слабого наследника.

– Затруднения с престолонаследием не редкость, но сын короля Питера, насколько можно судить по младенцу, вырастет достойным преемником. И Анна Менандская, скорее всего, станет сильной владычицей, когда воцарится в Арнгенде.

На обидный намек Элспет внимания не обратила.

– Как же я жалею, что отец ворвался тогда в Аль-Хазен.

– Все об этом жалеют, за исключением эрцгерцога Омро и его приспешников. Возможно, нам никогда не удастся оправиться от этой потери. Но на мечтах и сожалениях Граальскую Империю не построишь. Обычно, во всяком случае, дело обстоит именно так.

– Был бы он жив – я бы тут не сидела одна.

– Вполне возможно, что сидели бы. В окружении этих же самых дам. Вашего отца сильно беспокоили последствия его собственных деяний: он позволил своим дочерям играть в солдатиков. Вы особенно его расстраивали – ввязывались в сражения, щеголяли доспехами. Аль-Хазен стал бы последней каплей. Вы могли и в монастыре оказаться.

– Нет.

– Он думал об этом.

– Но мне казалось… – с изумлением вымолвила Элспет. – Казалось, он хотел, чтобы я так себя вела. Гордился мной.

– И он гордился в глубине души. Но Йоханнес был императором и не мог закрывать на подобное глаза. Он заботился о вашем благополучии и репутации. А вы угодили в переплет, из которого вас выручили патриаршие солдаты.

И снова Элспет прикусила язык. Да, Ренфрау прав.

– Хорошо. Я действительно угодила в переделку. Меня спас сам главнокомандующий.

– Я видел его несколько месяцев назад, – едва заметно улыбнулся Ренфрау.

Элспет не сумела скрыть волнение.

– С ним все в порядке.

– И?

– И он вот-вот превратится в острый шип, досаждающий Граальской Империи. Возможно, Кларенца – не последнее его достижение, раз Безупречный теперь может позволить себе усиливать войска.

– Что сделал бы папа?

– Скорее всего, завербовал бы побольше солдат и двинулся на Брот. Чтобы подавить все в зародыше.

– Но этого не будет.

– Нет. Лотарь слаб, а члены совета не одобряли политику Йоханнеса, когда тот был жив.

– А Катрин?

– Что она предпримет? Не знаю. Никто не знает. Даже сама Катрин.

– Ей трудно придется на имперском троне? Она ведь женщина.

– Не так уж и трудно, как все думают. В ее распоряжении браунскнехты.

– А вы?

– Отчасти да.

Из-под привычной маски на мгновение проступил жесткий Ренфрау. Элспет содрогнулась. Именно такой Феррис Ренфрау являлся в ночных кошмарах Ганзелевым врагам.

– Что такое?

– Вы здесь не на отдыхе.

– Хм…

– А вы как думали? Вы дочь императора. И оказались по эту сторону Джагских гор.

– Я не…

– Знаю. В Альтен-Вайнберге и Хоквассере тоже об этом не подумали, но вы теперь консул императора в Фиральдии. И это учитывая, что теперь перевалы непроходимы по полгода.

А обойти Джагские горы можно лишь через Арнгенд или Восточную Империю.

Нравится ей это или нет, но Элспет Идж придется повзрослеть. И вспомнить об ответственности.

– Вы справитесь, – ободрил ее Ренфрау. – Вы – дочь своего отца. И с вами Альгрес Дриер. Его не случайно к вам приставили. Его выбрал Йоханнес. Дриеру можно доверять.

Ренфрау встал с кресла, но тут вспомнил, что он все же в присутствии императорской наследницы.

– У вас какие-то неотложные дела? – спросила Элспет.

– У меня всегда неотложные дела. И я всегда запаздываю.

– Быть может, вам нужен собственный Альгрес Дриер?

– У меня есть несколько. Но вы правы, нужно больше. Со дня гибели вашего отца я словно однорукий жонглер, который пытается управиться с дюжиной шаров. Приходится на что-то закрывать глаза. И иногда я ошибаюсь.

Ренфрау исчез из Племенцы внезапно и незаметно, словно испарился. Словно его и не было. Элспет изо всех сил старалась перестать себя жалеть и сосредоточиться на укреплении имперских позиций в северной Фиральдии.

Но справлялась она хуже, чем надеялся Ренфрау. Советникам удавалось сводить на нет почти все ее усилия.

Элспет покорно принимала судьбу – ничего другого ей не оставалось. Но в ее холодных серых глазах то и дело мелькала затаенная тревога. Мрачная уверенность в том, что скоро болезни сведут ее любимого брата в могилу и тогда она станет второй после Катрин претенденткой на корону, больше не оставляла ее.

Сестре она писала постоянно – не упоминала ни о чем существенном, просто пыталась восстановить былую дружбу. Катрин отвечала редко. И очень непредсказуемо: то гневалась, бранилась, придиралась к мелочам, а то вдруг ею овладевала искренняя сестринская любовь. Элспет подозревала, что настроение Катрин меняется в зависимости от настроения приближенных. Империи, которая могла оказаться под ее владычеством, ничего хорошего это не сулило.

После каждого письма, не важно – мрачного или радостного, Элспет охватывал страх.

Во время одного религиозного праздника, когда она шла во главе торжественной процессии по Племенце, Альгрес Дриер выждал, когда никого не оказалось поблизости, и подошел ее предупредить:

– Пора внимательнее следить за тем, что вы говорите и кому.

– Что вы имеете в виду?

– До меня тоже доходят письма с той стороны Джагских гор. Принцесса, будьте осторожны.

Больше он ничего сказать не успел.

Элспет снедала тревога. Наверняка советники своими ядовитыми языками нашептывают Лотарю всяческие мерзости. Она беззащитна. Нужно молчать и ни в коем случае никого ненароком не оскорбить.

Теперь, после смерти Йоханнеса, не было принцессе радости даже в любезной сердцу Племенце.

7

В Коннеке разгорается пожар

Тормонд IV, Великий Недотепа, продержал в Каурене графа Реймона Гарита, сьора Брока Рольта, брата Свечку и их спутников всю зиму. А зима выдалась нелегкой. По всему Коннеку знать воевала друг с другом, в Каурен стекались оголодавшие крестьяне. Крепостные бежали от своих хозяев, пока тем было не до них, подавались в разбойники, наемные солдаты или же отправлялись в города, чтобы заработать на хлеб своим умом, и в итоге зачастую оказывались на плахе.

Граф Реймон места себе не находил, умолял герцога. Почти каждый день ему приходили письма с настоятельными просьбами срочно вернуться в Антье. Но Тормонд упорствовал, и единственное, что удалось графу, – это отправить своему двоюродному брату Бернардину Амбершелю грамоту, дозволяющую тому предпринимать все необходимое для поддержания порядка в Антье и защиты города.

Брат Свечка содрогнулся. Бернардин Амбершель был настоящим животным – тупым, злобным и чуждым малейшим проблескам совести.

– Ваша светлость! Вы же не можете… Только не Бернардин!

– Почему? Потому что он не верит в Бога? Или потому, что он кровожадный безумец?

– Да, именно поэтому.

– Но это же прекрасно.

– Что?

– Он расправится только с теми, кто ему не нравится.

– Ваша светлость, это не шутки.

– Его свирепствования причинят больше пользы, чем вреда. И по сравнению с ним я буду казаться великолепным правителем. Моему возвращению обрадуются даже враги.

Монах покачал головой, ужасаясь жестокости и цинизму графа.

– Бернардин не выйдет из подчинения. У него есть определенные достоинства, а еще он слушает, когда я понятно объясняю. Достанется только тем, кто сам напросился.

Брата Свечку его слова не убедили.

За день до отъезда из Каурена брат Свечка снова встретился в каменной комнате с сэром Эарделеем. На этот раз сантеринский рыцарь не скрывался.

– Теперь это уже не важно, – сказал он. – Все потеряно.

– Ничто не потеряно, пока мы не впали в отчаяние.

– Отчаяние, брат, уже свило себе тут гнездо. А с ним вместе и остальные братья и сестры.

– Тогда отправляйтесь домой.

– Я уже дома. Перед отъездом поделитесь со мной своими мыслями.

Тормонд оставался непреклонным: брату Свечке надлежало прицепиться к графу Реймону Гариту, подобно репью, – репью, символизировавшему совесть.

– Вы все слышали, сэр Эарделей. Герцог не желает ничего знать. Больше тут ничего не поделаешь.

Старый рыцарь что-то пробурчал себе под нос.

– А наш предатель?

– Что-что? – промямлил брат Свечка, оттягивая неизбежное.

– Лазутчик Безупречного. Кто он?

Совершенный оказался в весьма затруднительном положении – вот уже несколько месяцев боролся он сам с собой, словно бы и сам был Великим Недотепой.

Но предпринять что-либо в подобной ситуации означало бы потерять друга.

– Брат, существуют вещи поважнее судьбы нескольких человек, – напомнил сэр Эарделей.

– Да, но это голос рассудка. А выбор между людьми придется делать сердцем.

– Весь Коннек…

– Я знаю, сэр Эарделей. Травить герцога – все равно что травить весь Коннек.

Это была правда. Как и то, что и Коннек, и герцог уже вряд ли оправятся.

– Брис Лекро – вот наш злодей, – сказал рыцарь. – Решил переметнуться на сторону Брота. Ему обещали титул епископа Каурена, если он сумеет вертеть герцогом.

Брат Свечка молча согласился. От епископа Клейто они потом избавятся – он ведь столько лет уже порицает Безупречного.

Но Брис Лекро был другом. Они же вместе пережили кальзирский священный поход.

– Я не стану его убивать, – пообещал Данн. – Разве что он так и не вспомнит о собственной совести.

– Хотите переманить его обратно на нашу сторону? – Этим вопросом монах как бы признавал правдивость обвинения.

– Есть кое-какие соображения. Можно подрезать крылышки Ринпоче и чуть спутать планы Безупречного, заслав нашего человека в местное отделение Конгрегации.

Конгрегацию по искоренению богохульства и ереси уже стали называть просто Конгрегацией, в Коннеке она не обладала серьезным влиянием: слишком уж много тут было сочувствующих Вискесменту, притом таких, которые без зазрения совести кололи черепушки сочувствующим Броту.

Брат Свечка по-прежнему молчал.

– Хорошо, брат, как пожелаете. Но вы же должны понимать, что́ предательство Лекро означает и для вас, мейсалян.

Да, и это тоже.

– Признаю, ваши выводы логичны, – сказал наконец монах, – но я так и не смог разобраться, как именно творилось злодейство. Как он подкладывал яд герцогу?

Данн открыл было рот, однако потом передумал. У него были свои подозрения, но он не захотел ими делиться.

– Да благословит вас Бог, брат. Удачной дороги. – С этими словами рыцарь вышел.

Весна подкралась совсем близко. Граф Реймон и его спутники медленно подъезжали к Антье, а со стен на них пялился пустыми глазницами десяток отсеченных голов. Братец Бернардин потрудился на славу.

Разумеется, их встречали, но первые показавшиеся в воротах горожане, вопреки ожиданиям Гарита, вовсе не радовались приезду своего повелителя. В толпу затесались люди весьма сурового вида – явно подручные Конгрегации.

Повсюду брат Свечка видел отчаяние. Надежда еще не умерла в Антье, но над ней уже низко кружили зловещие во́роны, отбрасывая мрачные тени. За время долгого отсутствия графа Реймона невзгоды и несчастья успели прижиться в городе.

На совести у Бриса Лекро оказалось пятно гораздо более темное, чем представлялось совершенному.

В центре города, у самого графского замка, их приветствовали уже намного радостнее. Здесь почти не встречались скользкие типы из Конгрегации. Люди принялись скандировать – они требовали крови бротских чалдарян. Какие-то юнцы подожгли соломенные чучела, которые, судя по надписям, изображали Безупречного V, Морканта Фарфога, Мате Ришено и Хельтона Джела.

– А кто такой Хельтон Джел? – поинтересовался Брок Рольт.

Джел был главой местного отделения Конгрегации. В Антье он прибыл совсем недавно – на смену пропавшему без вести Икату Демоту, который и сам не так давно сменил неудачливого предшественника.

– Не нравится мне это все, – сказал брат Свечка Рольту. – Грядут большие неприятности.

– И вы это только что внезапно осознали, брат? – презрительно фыркнула Сочия. – Прямо как гром среди ясного неба, правда?

– Я стараюсь не терять надежды, дитя, и молюсь, чтобы катастрофу можно было предотвратить. Если того пожелают добронравные люди.

– Назовите хотя бы двоих добронравных. Не считая вас.

Сочия, возможно, и сама не подозревала, насколько она права.

Все вокруг обезумели.

Вели себя так, словно пришел конец света.

Неужели наступала одна из тех эпох, когда человечеству вздумалось ради очищения учинить грандиозную бойню?

Рядом с пылающими соломенными чучелами своего двоюродного брата ждал с идиотской улыбкой на лице Бернардин Амбершель. Он явно гордился своими достижениями и ожидал похвалы.

Вскоре семейство Рольтов покинуло Антье, но ненадолго: на середину лета была назначена свадьба графа Реймона и Сочии Рольт.

Брат Свечка уехал из города вместе с Рольтами, но сразу же расстался с ними. Несколько недель бродил он по деревням, узнавая, какие там царят настроения. Удивительно, но непотребства Бернардина Амбершеля и вправду принесли больше пользы, чем вреда. Хотя те, чьи головы украшали теперь ворота Антье, вряд ли бы с этим согласились.

Конгрегация больше не преследовала всех направо и налево в стенах города. А до того, что творится за его пределами, Бернардину было мало дела. Мейсалян, например, притесняли, и притом жестоко. Как и опасался брат Свечка, сосед обратился против соседа, рассорились семьи, дружившие вот уже много поколений. Плотник Жиан из Сен-Жюлез-анде-Нье пожаловался монаху:

– Слишком уж все боятся этих черных ворон. Они будто демоны.

Самому убедиться в этом брату Свечке, к счастью, не пришлось: каждый раз деревенские спасали его от встречи с членами Конгрегации. Их не любили и боялись даже пробротские епископальные чалдаряне.

Граф Реймон действительно возмужал: перед тем как действовать, он оценил ситуацию, посоветовался со своими рыцарями и приближенными и, разузнав, кто что думает, послал за недавно присланным из Брота архиепископом Антье.

Антье успел превратиться из епископства в архиепископство, и первым архиепископом стал Пирсико Партини, сменивший Мате Ришено, который из-за подхваченной в борделе болезни сделался ни на что не способным безумцем.

Брат Свечка подоспел как раз вовремя и застал первую встречу графа Реймона и нового главы местной церкви. Титул Партини, строго говоря, был более знатным, чем титул Реймона, но, по словам самого графа, подобное превосходство следовало подкреплять воинами, коих у Партини не было в достаточном количестве.

Архиепископ прибыл на аудиенцию, пылая праведным гневом, и тут же принялся обличать всех подряд. Граф Реймон молчал, и постепенно Партини замолк, почувствовав неладное. Бернардин Амбершель сверлил его безумным голодным взглядом.

– Кто этот лающий пес? – спросил Реймон, глядя будто бы сквозь архиепископа. – Зачем явился он докучать мне?

Хотя титул Партини уже объявили перед его появлением, главный Реймонов герольд повторил:

– Это Пирсико Партини, который называет себя архиепископом Антье.

– Шавка узурпатора?

– Да, ваша светлость.

– Послушай, самозванец, ты нарушаешь и церковные, и мирские законы, обрядившись в одежды священника. Но у тебя появился ангел-хранитель – один совершенный мейсалянин убедил меня закрыть глаза на твои прегрешения. Пока. И я проявлю милосердие. До захода солнца послезавтрашнего дня ты должен убраться из Антье. Вместе со своими разбойниками. Те же из вас, кто останется в Коннеке, подвергнутся наказанию, положенному за воровство и грабеж.

Архиепископ не сумел вымолвить ни слова от гнева. А еще от страха. Было совершенно очевидно, что граф Реймон совсем не шутит. Об этом говорил его грозный вид.

Хотя преступников в Антье приговаривали к принудительным работам в городе, а не продавали в Шивеналь – грести на галерах или в иноземные шахты.

В шахтах не выживал почти никто.

Реймон взмахнул рукой, слуги окружили Партини и выпроводили его из зала.

– Не слишком ли сурово? – спросил брат Свечка. – И к тому же грубо.

– Вы просили меня сохранить ему жизнь, просьбу я выполнил. Не стоит уподобляться женщине и капризничать.

Монах хотел возразить, но быстро передумал. Он и так уже достаточно разозлил Гарита.

Граф, хитро улыбнувшись, перешел к следующему вопросу.

Значение этой улыбки брат Свечка понял, как только вышел из замка.

Бернардин с дюжиной своих прихвостней водружали перед руинами собора позорные столбы. Возле двух из них уже ожидали порки двое бедняг – судя по черным одеждам, члены Конгрегации. Монах осторожно приблизился.

– Что сделали эти люди?

– Присвоили чужое имущество. Уже после того, как граф приказал им убираться из Антье.

Значит, точно из Конгрегации. И уж конечно, про приказ графа, отданный Партини, они никак не могли слышать – они ведь даже не подчинялись архиепископу напрямую.

Вот отчего Гарит так злобно улыбался.

О намерениях графа легко можно было догадаться. Пока Свечка скитался по деревням, Реймон собирал вокруг себя проверенных людей и теперь готов был силой утвердить свою власть.

Арестантам досталось по дюжине ударов кнутом, после чего у них конфисковали все имущество и велели немедленно убираться из Антье.

Соратники Реймона прочесали город, отлавливая как обычных бандитов, так и черных ворон из Конгрегации. Мало кому удалось скрыться, ненавидимых всеми священников в черном приговорили к тяжким работам.

Храбрость и самоуверенность последнего главы Конгрегации сослужили ему плохую службу. Но он ведь был новичком и мало что понимал.

До Инвуда Бента местным отделением Конгрегации управлял Хельтон Джел, но потом он таинственным образом куда-то исчез, а может, сбежал. Бент отказывался поверить в то, что жалкие провинциалы осмелятся перечить бротской церкви, и тем более в то, что большинство из них считает эту самую церковь шайкой иноземных разбойников. Когда членов Конгрегации начали арестовывать, Инвуд отправился к графу с яростными обличениями – он так и не сделал выводов из исчезновения своего предшественника и публичного унижения архиепископа.

Брат Свечка пытался его предупредить, но люди Бента не подпустили совершенного к своему хозяину – они бросали в него камни и кричали: «Неверный!», «Еретик!» Все это произошло на глазах у свидетелей, которые уже спустя несколько минут под присягой рассказали обо всем графу, сильно преувеличив детали.

Инвуд Бент явился к Реймону в весьма неудачный момент: тот как раз получил первое письмо от Сочии Рольт. И письмо это не сообщило ему ничего приятного.

Во время отсутствия сьора Брока Карон-анде-Лет сильно пострадал, поэтому ни о какой встрече в ближайшее время не могло быть и речи, – слишком много предстояло работы. Венчание, возможно, придется отложить.

Виноватых Реймон искал недолго.

Инвуда Бента, который, вполне возможно, был порядочным человеком, приговорили к тридцати ударам хлыста – за то, что не сумел сдержать своих шавок. После двадцать второго удара у священника случился апоплексический припадок.

– Вы его убьете, – тщетно взывал к графу брат Свечка, но тот не слушал.

– Брат, я хочу, чтобы эти стервятники мгновенно накладывали в штаны от испуга, если Безупречный хотя бы заикнется об их высылке в Коннек. Хочу, чтоб они твердо знали: даже если с ними их бог, они умрут. Страшной смертью. Если повезет. А не повезет – будут мучиться почище, чем в своем аду после Судного дня.

Монах печально покачал головой.

– Вы не согласны со мной? – По взмаху руки графа его слуги разрезали веревки и сняли Бента с позорного столба, не забыв перед этим нанести последние восемь ударов.

– Ваша светлость, они точно так же уверены в своей правоте, как и вы. Можно запугать отдельных людей, но не всю церковь.

– Тогда мы истребим их, как обычных крыс, а трупы скормим свиньям.

Да, этот мир – не самое милосердное место, и брат Свечка всегда знал это. И все же ужаснулся.

Хотя историю делают именно такие, как Реймон Гарит, – люди со стальным хребтом.

Мысли графа явно занимало что-то другое, о порке он уже забыл.

– Брат, я хочу попросить вас об одолжении, – как ни в чем не бывало начал он вполне миролюбивым тоном.

– О каком, ваша светлость?

– Отправляйтесь в Карон-анде-Лет.

Герцог Тормонд желал, чтобы брат Свечка не покидал графа Реймона и неотступно взывал к его совести. Занятие совершенно бесполезное и безнадежное.

Клятвы Тормонду монах не давал.

– Вижу, вы серьезно увлечены?

– Я не встречал женщин, подобных Сочии.

– Сомневаюсь, что там я сумею принести какую-то пользу, но ищущих свет в тех краях нужно ободрить.

Свечка решил, что коннекскому совершенному надлежит бросить вызов отчаянию, охватившему страну. Если не пестовать надежду, не уберегать ее, пусть даже втайне, миром завладеет тьма.

– Так вы отправитесь туда?

– Отправлюсь, но не ухаживать вместо вас за Сочией. На лютне я играть не обучен, петь не умею, что уж говорить о любовных балладах.

Граф улыбнулся, и от этой улыбки лицо его неожиданно преобразилось.

– Если бы Сочию можно было завоевать любовными балладами, я оказался бы в безнадежном положении: музыкальный талант у меня лишь один – голос громкий.

– Я заметил.

– И не только вы. Совершенный, я просто хочу, чтобы там не забывали обо мне. Пусть Рольты помнят о своем слове.

– Разумеется.

Сам-то Свечка думал, что братья Рольт до сих пор поверить не могут своей удаче: нашелся завидный жених, который при виде невесты не норовит дать деру. Да еще знатный притом.

– Надеюсь, за время моего отсутствия вы не пуститесь во все тяжкие.

– Я проявлю по отношению к герцогу не больше неуважения, чем остальные его вассалы.

– Страшно даже представить, – вздохнул Свечка.

Он хотел было предупредить Реймона, чтобы тот не досаждал больше бротской церкви, но знал, что слова его ничего не изменят.

В тот вечер, предаваясь созерцанию и размышлению, Свечка спросил себя: что за силы им управляют? Почему Провидение снова отправляет его в те неспокойные края – на границу Коннека?

Монах боялся превратиться в некоего призрака истории, сверхъестественного свидетеля последних дней коннекской идиллии.

8

Долгая зима, мимолетная весна

Пайпер Хект наслаждался редким вечером с Анной и детьми. А еще с Пинкусом Гортом, который притащил с собой два кувшина вина, чтобы оценить его в приятной компании. Незваным гостем он не был, ведь только Горта Хект мог бы назвать своим другом. Со своими офицерами Пайпер хорошо ладил, но почти все они были женатыми мужчинами и не рвались проводить свободное время с теми, кого и так каждый день видели на службе. Вдобавок негоже главнокомандующему патриаршими войсками слишком сближаться с теми, кого приходится отправлять на смерть.

Пелла с удовольствием хвастался тем, чему успел выучиться в доме Анны. Теперь он уже хоть и медленно, но читал, чему несказанно радовался. Для мальчишки его сословия грамота была сродни магии.

Анна с Пинкусом играли в шахматы, а Пелла по складам читал вслух. Хект заглядывал ему через одно плечо, а через другое внимательно смотрела Вэли. Она была одета как куколка и очень похорошела. Медлительность Пеллы ее злила.

– А сама-то быстрее сумеешь? – спросил Хект с усмешкой.

Вэли не забывалась ни на минуту, подловить ее еще никому не удалось. Хотя иногда она все же передавала что-то через Пеллу. Пайпер теперь думал, что эта чересчур сообразительная девчонка просто-напросто выдумала всю историю, чтобы сбежать из борделя. Говорить она упорно отказывалась, и потому ей не приходилось ничего объяснять.

– Парень уже читает в два раза быстрее меня, – сказал Горт, передвигая пешку. – Может, отправится в прошлое и станет тем самым Пеллой, который и написал ту чертову поэму.

– Уверены, что это хороший ход? – спросила Анна, но только когда Пинкус убрал руку от доски.

– Никакой угрозы не вижу, – отозвался тот.

– Она просто хочет подточить твою уверенность, – сказал Хект.

– Да у меня и уверенности-то никакой нет, подтачивать особо нечего. Я ж видел, как она тебя разделала. Выигрывал когда-нибудь у нее?

– Нет. Я даже у Вэли не могу выиграть. – (На самом деле Вэли играла в шахматы просто превосходно – всегда думала на несколько ходов вперед.) – Пелла, я поражен. Ты учишься быстрее меня. Не подкинешь дров в камин?

Пелла всегда охотно соглашался помочь – он прекрасно знал, как ему повезло: на улицах Брота зимой жилось несладко.

Анна сделала ход, но не особенно сокрушительный.

– Анна, – вздохнул Горт, – ваши соседи еще не спятили от наших постоянных рейдов?

– Ну, дом мой пока не подожгли. Их устраивает, что я здесь живу. Вы охраняете меня, и им кажется, что их тоже охраняют.

Городской полк, вернее, то, что от него осталось, регулярно прочесывал квартал. Пинкус теперь именовал свой полк «городским отрядом», хотя там все еще служило около пяти сотен человек. Хект то и дело забирал лучших Гортовых людей к себе – пытался организовать единое командование для всех патриарших гарнизонов.

Безупречный пока шел у главнокомандующего на поводу, если верить словам принципата Донето. Заключив соглашение с Анной Менандской, Гонарио Бенедокто уже предвкушал светлое будущее. Ему требовалась боеспособная армия, и он рассчитывал, что сможет ее себе позволить.

Насколько мог судить Хект, из обещанных Анной денег не так уж много успело добраться до патриарха. С доставкой постоянно что-то не ладилось.

– Что-нибудь удалось раскопать? – спросил Пайпер.

– Полезного – ничего, – отозвался Горт. – Зато два или три принципата, которые постоянно крутятся у нас под ногами, развлекаются вовсю.

– Я слышала, кое-кого арестовали, – вставила Анна Мозилла.

– Конечно. Всегда найдутся негодяи, которым хватает ума назваться настоящим именем. Когда за спиной маячит Черный Человек.

Черный Человек, иными словами – городской палач, в последнее время без работы не сидел. Всех бедокуров старательно отлавливали.

Гортовы люди хотели продемонстрировать свою полезность.

Пинкус подвинул фигуру.

– Шах, – немедленно отозвалась Анна.

– Когда противник меня превосходит, я это признаю, – отозвался Горт, постукивая пальцем по своему королю. – А ты, Пайп, как думаешь – что происходит? Ну конечно, кроме того, что меня сейчас снова разобьют в пух и прах.

– Где происходит? Когда? С кем?

– Хорошие вопросы, Пайп. Здесь, в Броте. Не похожи все эти беспорядки на случайность, как думаешь?

– Да? Нутром чую: без Ферриса Ренфрау тут не обошлось. Но нутро мое может и ошибаться.

– Хм… Думаю, кое-кому от местной смуты пользы больше, чем Ренфрау.

– Ты имеешь в виду того герцога из Коннека?

– Его самого.

– На него не похоже. Он, скорее, просто будет ждать, пока Безупречный не сыграет в ящик.

– Поэтому его и называют Великим Недотепой? – спросила Анна.

– Именно. Тут скорее напрашивается Непорочный.

– Нет, Непорочный вряд ли, – засомневался Пинкус. – Но вполне возможно, за этим стоит кто-то из Вискесмента – тот, кто думает, что поступает так, как хотел бы Непорочный, будь у него мозги. Коннек я тоже не стал бы списывать со счетов: герцог Тормонд едва ли там теперь заправляет. А вот граф Антье Реймон – тот самый, который разделался с Хейденом Бэком, – весьма сурово расправляется с монахами из Конгрегации, которых все шлет и шлет туда Безупречный.

Хект нахмурился – у Пинкуса соглядатаи работали лучше, чем у него самого.

– Не нравится мне все это. Как бы Безупречный не послал меня их охранять. Он ведь не поверит, если я скажу, что ничего у меня не получится.

– А почему вы думаете, что беспорядки в Броте кто-то подстроил? – спросила Анна.

– Смутьяны всегда изрядно пьяны, – отозвался Горт. – Кто-то подпаивает их, а потом подначивает. Болтать-то можно за бесплатно, а вот вино стоит денег.

– Но не станете же вы утверждать, что причин для недовольства у них нет?

– Конечно стану. Сами заявились сюда безо всякой цели. Никто тут им ничего не должен.

– Вы с Пайпером тоже отправились в Брот без каких-либо явных целей.

В случае Горта – чистая правда.

– Так мы и не ждали, что нас тут облагодетельствуют.

– Пелла, Вэли, займитесь ужином, – велела Анна, поднимаясь с кресла. Теперь она почти не пользовалась услугами приходящей прислуги – слишком уж много тайн обсуждалось в ее доме. – Пинкус, вы, конечно, арестовали нескольких воров и убийц, но люди боятся тех загадочных ночных злодеев, которые вырезают у прохожих печень.

– Новых жертв не было.

– Суть не в этом. Они обязательно будут, и вы это знаете не хуже меня. Бротский полк отлавливает обычных преступников, а настоящий злодей смеется над вами.

– Ты несправедлива, Анна, – вмешался Хект. – Даже принципат Делари признает, что Пинкус творит чудеса – с такими-то скудными средствами. Пинкус, пока я тебе ничего не могу сказать, но решение, возможно, очень скоро будет найдено. Только бы Безупречный согласился.

– А Делари-то твой сам чего-нибудь добился? – огрызнулась Анна. – Он, может, и великий и ужасный волшебник из коллегии, но, насколько я вижу, ему и его подпевалам пока удалось только сдержать это существо до поры до времени.

– Она права, Пайп. Доказательств у меня нет, но, похоже, мы лишь загнали его подальше под землю.

Хект знал об этом. И Делари знал, и его это не радовало, совсем не радовало. За всю зиму усилия его не увенчались успехом, и принципат начал волноваться. Говорил он приблизительно то же, о чем сейчас упомянул Горт.

Город буквально кишмя кишел беженцами, и потому невозможно было уследить, сколько людей исчезало без вести. И почему они исчезали.

В Броте было множество людей, готовых отстегнуть немаленькую сумму за живых рабов или же свежие трупы. А значит, были и те, кто их продавал.

– Будто… Будто это одно из тех чудовищ – богон. Прямо здесь. И умное. В прошлом-то они не очень умело прятались от людей.

– Не может быть, чтоб богон, – покачал головой Горт. – Никак не может. С таким коллегия бы справилась. Ведь ее именно для этого и создали.

Более или менее. Хотя сейчас коллегия превратилась в некое подобие высшего церковного совета, когда-то давно, во времена язычников, в ней служили волшебники, главной задачей которых было отбиваться от Орудий Ночи.

– Когда это было? Теперь-то там одни неумехи.

– Так, может, пришла пора позвать особое ведомство?

Хект не стал говорить Пинкусу, что особое ведомство уже позвали. Ему и самому не полагалось об этом знать, но он заметил несколько знакомых лиц среди недавних посетителей дворца Чиаро – в том числе и того рыцаря, который вручил ему послание перед отплытием в Сонсу.

Муньеро Делари не слишком обрадовался – особое ведомство он терпеть не мог, охотников на ведьм ненавидел, да и вообще не испытывал к Братству теплых чувств, потому что винил их в смерти своего единственного сына.

– С ними лучше не связываться, слишком уж они в последнее время могущественны.

– И становятся все могущественнее, – подтвердила Анна. – Ходят слухи, что из Кастелла-Аньела-долла-Пиколина прибыли важные охотники на ведьм – хотят возглавить Конгрегацию по искоренению богохульства и ереси.

– Что-то непохоже, – засомневался Хект. – Слишком многие будут недовольны.

Все, кто имел хоть какое-нибудь отношение к церкви, исключая, разумеется, само Братство, считали, что Братство и так уже сделалось слишком влиятельным. Рыцари-монахи же считали, что именно они должны встать во главе церковных войск, чтобы те наконец с должным рвением обрушились на неверных и Орудия Ночи. Гонарио Бенедокто, на их взгляд, недостаточно усердствовал.

– Народ, еда готова, – провозгласил Пелла.

– Бог мой, – заворчала Анна, – хорошие манеры в него и палкой не вобьешь.

– На публике мальчишка неплохо справляется, – вступился за Пеллу Горт.

– Почти как ты, – хмыкнул Хект.

– В точности как я. Дайте мне только зрителей, и я сделаюсь пронырливее хорька. Парень не иначе как мой духовный отпрыск.

– Только выдуманные истории так красиво не рассказывает, – усмехнулась Анна.

– Все впереди, мал еще просто. Пелла, что на ужин?

– Пирог с ягненком. Пайпер когда приходит, всегда хочет баранины. Будто дэв какой.

– Люблю баранину, и все тут. А в Броте ее мало где отведаешь.

Пайпер уже было взялся за стоящий перед низким обеденным столом стул, как вдруг земля содрогнулась.

– Какого?!.

– Землетрясение! – тонким голосом закричала Анна.

Пелла разинул рот, но сказать ничего не мог. Вэли, взвизгнув (это был первый звук, который услышал из ее уст Хект), бросилась к Анне и в ужасе уткнулась лицом в ее юбки.

– На землетрясение не похоже, – выдохнул Горт. – Слишком уж долго.

Все вокруг продолжало ходить ходуном. Откуда-то послышалось низкое то ли гудение, то ли рычание вперемежку с испуганными воплями.

– Да, не похоже, – согласился Пайпер, направляясь к дверям, ни о каких землетрясениях в Броте он никогда не слышал.

– Не ходи! – крикнула Анна.

На улице, судя по звукам, царила паника. В кухне что-то с шумом упало.

– Я хочу проверить…

– Любой болван тут же решит, что ты знаешь, что происходит. И что нужно делать.

Возможно, она и права – Анна хорошо знала своих соседей.

– Тогда ты сходи проверь, а я посмотрю, что там на кухне стряслось.

Анна вышла на улицу, дети увязались за ней.

– Пайп, нам все равно придется выйти, – сказал Горт. – Что бы ни случилось – дело явно серьезное, и нам предстоит в него влипнуть.

Пинкус Горт, конечно, оказался прав, но это и так было понятно любому, кто мало-мальски соображал. Хект и Горт сделались важными винтиками в бротской машине.

Им удалось выскользнуть из дома, не привлекая внимания: соседи Анны пялились на огромное клубящееся облако, которое поднималось на северо-западе.

– Это что еще за дрянь? – озабоченно прошептал Пинкус.

– На дым не похоже.

Но если это пыль, то Пайпер и представить себе не мог, откуда ее столько взялось.

Земля под ногами все еще тряслась, но уже не постоянно, а время от времени.

Внутри бурлящей серой тучи сверкнула молния.

– Колдовство, – пробормотал Горт. – Сроду таких зеленых молний не видал.

– Пинкус, у меня дурное предчувствие.

Сверкнула еще одна молния, на этот раз ярче. Подсвеченное изнутри облако стало сиреневым, мерцание то нарастало, то угасало, словно отбивая удары сердца. Кашлянул гром.

– Пайп, это точно где-то у ипподрома. Может, обрушилась та часть, которую чинили?

Ипподром выстроили около полутора тысяч лет назад, сначала, в древности, это была арена, где устраивали гладиаторские бои и другие кровавые игрища. В конце нынешнего осеннего сезона на одном из последних состязаний колесниц – состязались чемпионы из Фиральдии и Восточной Империи – зрители так разошлись, что рухнула небольшая трибуна, с тех пор там не прекращались работы.

– Если и так, то обрушилось явно что-то большое.

Они проталкивались сквозь толпу испуганных горожан, которые с невразумительными криками в панике бежали подальше от странного облака.

Молния внутри облака тем временем разошлась не на шутку. Само облако по-прежнему пульсировало и с каждой новой вспышкой поднималось все выше. От загадочного мерцания разлетались сияющие сферы – сначала быстро, потом все медленнее.

– Это точно пыль, – сказал Хект. – Я уже ее чую.

– Может, тогда не надо подходить близко? Ее там столько, что мы просто утонем, как в реке.

Нестерпимо яркая молния прорвала облако, но почему-то не погасла.

И тут облако разлетелось в разные стороны.

– Силы небесные! Ты только посмотри!

Туча обрушилась на город, и несколько мгновений спустя бурлящий поток затопил улицы. Обогнать его было невозможно.

– Пресвятой Аарон и его яйца! – выругался Пинкус.

Хект, едва не поддавшись панике, закрыл лицо полой рубахи.

Горт успел затащить его на ближайшее крыльцо за миг до пылевой волны.

– Именем городского полка! Откройте! – завопил Хект, барабаня в дверь. – Тревога!

К его изумлению, дверь открыли. На пороге стоял мальчишка лет десяти с обломком доски в руке; за спиной его маячила сгорбленная старуха, испуганно глядя на них широко раскрытыми бельмастыми глазами.

– Бабушка, мы не призраки. Пайп, давай уже сюда! Или хочешь барахтаться в этом дерьме?

Пинкус захлопнул дверь, но пыль тонкой струйкой затекала в дом сквозь щели. Горт отряхнулся, чтобы стало видно его форменный камзол, носил он его обычно ради причитающихся офицеру городского полка привилегий.

– Да это сам командующий полком, бабуля, – узнал его мальчишка.

Но старушку его слова явно не успокоили. Хект мысленно одобрил ее подозрительность.

– Не открывайте, пока пыль не осядет, – велел ей Горт. – Иначе задохнетесь. Эй, парень, на крышу можно как-нибудь забраться?

Здание насчитывало четыре этажа.

– Идите за мной, командующий, – просиял мальчик.

Хект удивленно приподнял бровь. Обычно-то никто не называл Горта его титулом. Звучало странновато, словно его превозносили как героя.

Тревожный признак.

Крыша действительно оказалась выше пылевого потока, но определить, откуда он исходит, было трудно.

Мальчишка не затыкался ни на минуту – он следил за достижениями Горта и хотел, когда вырастет, поступить в городской полк.

Хект покачал головой и снова попытался понять, откуда появилась пыльная буря. Обзор на севере закрывал огромный, постепенно опадающий серый купол. За ним едва-едва можно было различить шпили и башенки Кройса, Кастеллы, дворца Чиаро, памятники Мемориума и дальние холмы.

– Это и правда ипподром, – согласился Хект. – Но что случилось?

– Колдовство.

Ипподром действительно рухнул. И не только он. Горт с Хектом выяснили это, когда пыль чуть-чуть осела и они смогли подобраться поближе к месту катастрофы.

– Колдовство, – снова пробормотал Пинкус, оглядывая огромную, полную щебня воронку в земле.

– Колдовство, – согласился Хект.

Он охотно бы списал все на обвалившиеся под ипподромом древние катакомбы, но совсем недавно они вместе наблюдали отнюдь не обычные явления.

– Когда-нибудь видел такое?

– Никогда, – отозвался Пайпер и, немного подумав, добавил: – Каждый раз как я сталкиваюсь с Ночью, поблизости оказываешься ты.

– Эй! Не надо на меня все это вешать!

– Думаю, тебе придется этим заняться. Иначе пострадают многие.

К бывшему ипподрому уже подоспели некоторые Гортовы солдаты, и теперь, вместе с сотнями зевак, они с изумлением смотрели на воронку.

– Да поздно уже, Пайп, – отозвался Пинкус, тоже глядя вниз. – Готов поспорить, в этой груде мусора куча трупов.

На ипподроме наверняка были каменщики, чинившие рухнувшую трибуну, и бездомные, всегда находившие там уголок. Хект уже видел останки тел разной степени целостности.

– Пинкус, может, там внизу еще остались живые. Займись поисками, а я соберу своих солдат и отправлю тебе на подмогу.

Под кучей щебня что-то ослепительно сверкнуло, приглушенно пророкотал гром, и земля вновь содрогнулась.

Едва они отошли подальше, как участок мостовой, где они только что стояли, накренился и медленно сполз в воронку. На противоположной ее стороне последняя уцелевшая стена ипподрома торжественно обрушилась. Снова поднялась пыль, хотя и не такая плотная, как в прошлый раз. Южный ветер отнес ее прочь от Хекта с Гортом.

– Потом все обсудим, Пинкус. Будь осторожен.

– Осторожность – мое второе «я». Ты не заметил, тут есть что воровать в этих местах?

– Чего?

– Думаю, моим ребятам придется больше от мародеров отбиваться, чем спасать несчастных и расчищать завалы.

Хект согласно хмыкнул и отправился в Кастеллу.

Хект застал своих подчиненных за работой. Все были на месте, когда он вошел в отведенные им во дворце помещения.

– Все слышали, что случилось? – спросил он.

– Какая-то катастрофа, – отозвался полковник Смоленс. – Я отправил людей выяснить, в чем дело. Братство своих тоже отправило.

– Да, катастрофа. Рухнул ипподром – катакомбы под ним обвалились. Тут замешано колдовство. Я видел все своими глазами. Жуткое зрелище. Думаю, чтобы сохранить порядок, понадобится наша помощь.

Его засыпали вопросами.

– Больше ничего не знаю. Могу только сказать, что будут еще жертвы. Вызовите солдат и соберите их в Закрытом Дворе, раздайте оружие и инструменты. Гонцов у нас достаточно?

– Можем позаимствовать у Братства. В последнее время здесь много дармоедов ошивается.

– Хорошо, приступайте. Титус, кому принадлежал ипподром?

– Церкви. А что?

– Так я и думал. Значит, церкви придется все это расчищать и отстраивать.

– И что с того, мой господин?

– У Безупречного останется меньше денег на нас и на свои затеи.

– Ну и ну! Вы думаете, кто-то учинил это специально, чтобы отвлечь Безупречного?

– Нет. Готовых на такую жестокость много. А вот способных совершить подобное – едва ли. Думаю, здесь не обошлось без тайных сил.

Все взгляды устремились на него.

– Колдовство там творилось нешуточное. Я едва верил своим глазам.

Хект в сопровождении Титуса Консента отправился на построение своего полка. В огромном Закрытом Дворе его немногочисленное войско казалось еще меньше.

– Это все, кого пока удалось собрать, – отрапортовал полковник Смоленс.

Около ста двадцати человек, мысленно прикинул Хект.

– Будем над этим работать.

– Над чем, мой господин? – не понял Консент.

– Учиться быстрее реагировать.

– Они подтянутся, как только узнают, – заметил Смоленс. – Надо придумать какой-нибудь сигнал. Можно в рог потрубить.

Хект что-то неразборчиво проворчал. Это он виноват, что все собираются так медленно, – сам же не хотел, чтобы женатым солдатам приходилось жить отдельно от семей, натерпелся подобного в бытность свою ша-луг. А в рог трубить толку мало – слишком уж город большой, не услышат.

– К нам гости, – сказал Титус. – Похоже, принципат Донето.

К ним приближались Донето, Донел Мадисетти и еще несколько «светил» из коллегии, но поскромнее.

– Чем занят главнокомандующий? – поинтересовался Донето.

– Собираю солдат, чтобы помочь поддержать порядок на месте катастрофы.

Скоро стемнеет, и, как только выглянет луна, набежит толпа мародеров.

– Превосходно. Именно такого ответственного и грамотного подхода мы и ждали от главнокомандующего. Но я должен сообщить, что планы меняются.

Хект не мог скрыть изумления. Они сошли с ума. Если церковь, благая и милосердная церковь, ничего не предпримет, жители Брота придут в ярость.

Принципат, как это часто любили делать члены коллегии, прочитал его мысли:

– Главнокомандующий, это решение – вынужденная мера. – Донето чуть дернул головой, намекая, что хочет поговорить с глазу на глаз.

– Что стряслось, ваша милость? – спросил Хект, когда они отошли в сторону.

– Сегодня ночью начнется восстание. Возможно, это как-то связано с обрушением ипподрома.

– Но с тех пор как полковник Горт взялся за дело, беспорядки почти прекратились.

– Полагаю, они решили изменить стратегию.

– Что требуется от меня?

– Помочь дворцовой охране. Чернь ринется именно сюда.

Принципат Донето был искусным лжецом и всегда умел выдать ложь за правду, но сейчас Хекту показалось, что он не лукавит, хотя и умалчивает о чем-то.

– Этого желает его святейшество?

– Еще как.

Неужели? Похоже, у патриаршего родственника тут особый интерес.

Постепенно подтягивались все новые солдаты. Пока Хект совещался с Донето, порядок поддерживал Смоленс. Прибежали запыхавшиеся братья Драмм – они были без форменных камзолов и все в грязи.

– Мой господин, – чуть отдышавшись, доложил старший, – в Мемориуме собралась огромная толпа. Узнали нашу форму и погнались за нами. Мы едва ноги унесли.

В Закрытый Двор уже доносились гневные крики с улицы – все громче и громче.

Дворец Чиаро построили во времена расцвета Древней Империи, тогда границы проходили в тысячах миль от Брота, а в городе квартировали целые легионы, которые в мгновение ока подавили бы любой мятеж. Так что дворец строили не в расчете на осаду. Это был, скорее, оплот бюрократии, и даже жестокие гражданские войны, гремевшие в Империи, не коснулись его.

Ведь любому императору всегда требовались списки налогоплательщиков – надо же как-то выжимать деньги из граждан.

Закрытый Двор заполонили люди. Уже не один век жители Брота приходили сюда, но эти были вдрызг пьяны. Кто-то сжимал в руке факел, кто-то оружие. В ход пошло все – кирпичи, ножи, молотки, самодельные дубинки, даже заржавевший древний меч, украденный кем-то из предков и потом хранившийся в семье.

– В основном беженцы, похоже, – сказал Хекту Титус Консент. – Не фиральдийцы. Я уже несколько раз слышал чужую речь.

– Но в бой они вроде бы не особенно рвутся.

Он заметил, что некоторые трезвели прямо на глазах.

Кто-то из мятежников, из тех, кто вечно затевает смуту, швырнул камень.

– Никто и ничего не должен предпринимать, если они не бросятся на нас, – велел свои людям Пайпер. – Сами разойдутся, как только хмель повыветрится и загудит голова.

Из толпы слышались выклики: слов было не разобрать, но кто-то явно подстегивал чернь.

– Если мы будем просто наблюдать, они быстро сдуются.

Солдаты главнокомандующего Пайпера Хекта были опытными воинами. Он лично отбирал их – лучших из лучших, одного за другим. Все они прошли жестокие сражения, не один раз встречались со смертью лицом к лицу, а потому не стремились вновь ощутить ее зловонное дыхание.

А вот дворцовая стража не могла похвастаться таким же здравомыслием.

– Из-за этого проклятого недоумка нас всех перебьют, – возмутился полковник Смоленс, указывая на стражника, который направился прямо к толпе в сопровождении трех лакеев.

– Думает, ливреи сделают их неуязвимыми, – сказал Хект. – Принципат Донето, вы не могли бы… Куда он подевался? – (Донето, Мадисетти и остальные исчезли.) – Донето мог бы ему приказать вернуться.

А вот Хект не мог. Власть главнокомандующего была далеко не безгранична и урезалась тысячью оговорок и условностей.

– Может, они с ним разберутся по-быстрому и толпа не успеет озвереть? – предположил Титус. – Эй! Вы что творите?

Хект как раз собирался отправиться вслед за стражником, но остановился, услышав Консентов окрик.

В колеблющемся свете факелов он разглядел два знакомых лица. Бо Бьогна, человек Пинкуса Горта, разумеется, затесался в толпу мятежников, чтобы вычислить зачинщиков, но вот с ним рядом… Сердце замерло у Хекта в груди.

Чуть больше состарился, чуть больше поседел, обзавелся лысиной и немного обкорнал бороду – но это был, несомненно, он, Костыль. Пайпер узнал бы его из тысячи, по одной только фигуре. Значит, Бо и Костыль. Но какого рожна он делает здесь, по эту сторону Родного моря? Да еще в толпе разъяренной черни, которая, впрочем, быстро растеряла запал.

Хагид.

Наверняка он тут замешан.

Костыль (настоящего его имени Хект не знал) был одним из лучших воинов в особом отряде ша-луг, возглавляемом Элсом Тейджем.

– Господин?

– А, Бехтер, вот ты где.

Бехтеру пришлось добираться до своего командира в обход, с ним вместе явились новоиспеченный принципат Бруглиони Джервес Салюда и старик Хьюго Монгоз. Последний выглядел очень довольным.

– Поздравляю с долгожданным назначением, – поприветствовал Хект Салюду.

Сделать своего друга принципатом Палудан Бруглиони, глава клана Бруглиони, пытался уже давно, сразу после внезапной смерти принципата Дивино Бруглиони на поле боя под стенами Аль-Хазена перед самым окончанием кальзирского священного похода.

Против назначения Салюды выступали многие: он не был с детства связан с церковью, не владел колдовским искусством, зато обладал сильным характером и был предан семейству Бруглиони. Хект считал его весьма умным, а потому опасным человеком. Именно благодаря Салюде клан Бруглиони и не развалился окончательно за последние десять лет.

– Торжество справедливости, – усмехнулся Джервес.

Он был циником, начисто лишенным всяческой морали.

– Прошу прощения, у меня важное дело.

И по всей видимости, не одно. За спинами солдат, откуда-то из теней неожиданно показался Оса Стил и теперь пытался привлечь внимание Хекта.

Пайпер снова вгляделся в толпу. Костыля и Бо Бьогны и след простыл. Люди потихонечку расходились, первыми, конечно же, улизнули провокаторы. Оставшиеся горожане осыпали насмешками дворцовую стражу.

Внезапная дрожь вдруг пробрала Хекта.

– Сержант Бехтер!

– Что такое?

– Видишь, там, слева? Во втором ряду, за бородачом. В коричневом.

– Вижу, командир. Именно о нем я тебе и говорил. И как раз сейчас я ощутил холодок.

– Кловен Фебруарен. – Хьюго Монгоз, прищурившись, выглядывал между Хектом и Бехтером. – Без сомнения, это он. Девятый Неизвестный собственной персоной.

О ком он говорит, понял лишь Пайпер.

– Девятый Неизвестный, ваша милость? Но он же умер лет пятьдесят назад.

– Да, – задумчиво согласился старик, – вроде умер. Так все думают.

Монгоз, казалось, разозлился, но через мгновение в его взгляде промелькнула какая-то тень, и принципат обмяк. Хект и Бехтер успели подхватить его под руки, и старик принялся потерянно озираться по сторонам.

– Господин главнокомандующий, позвольте мне, – предложил Джервес Салюда. – Биджио, помогите.

Столь быстрая перемена в очередной раз напомнила всем о хрупкости человеческого бытия.

– Сержант Бехтер, где этот человек в коричневом плаще?

Но кем бы ни был загадочный незнакомец – Девятым Неизвестным или же просто бунтовщиком, – его уже и след простыл.

Пайпер кивнул Осе Стилу, давая понять, что заметил его. У него были и другие неотложные дела. Но видимо, тут что-то серьезное. Оса нечасто появлялся на публике без своего покровителя.

– Главнокомандующий, – обратился к нему принципат Бруглиони, обхватив за плечи старика Монгоза, – вы не уделите мне пару минут, когда у вас будет время? Семейное дело, знаете ли. Очень важно для Палудана.

– Разумеется. Сержант Бехтер проверит мое расписание и подберет время, удобное для нас обоих. Бехтер?

О Господь всемогущий и милосердный! Он ли это? Еще год назад Пайпер и представить не мог, что произнесет такое.

– Слушаюсь, господин.

Хект отправился посмотреть, что происходит в Закрытом Дворе.

– Этот недоумок хочет убедить себя, что он герой.

От толпы осталась едва ли треть. Замешкавшиеся горожане поджали хвосты и не уходили лишь потому, что не хотели бросать друг дружку.

– Профессиональные заводилы ушли, – объявил солдатам Хект. – А эти толкутся здесь, потому что туго соображают. Мятежу конец, если только кто-нибудь напоследок не выкинет какой-нибудь фортель. Не расходитесь. Проследите, чтобы все закончилось мирно. Без колебаний пресекайте любые вспышки, даже с нашей стороны.

– А вы уходите? – спросил полковник Смоленс.

– Ухожу. У меня еще одно неотложное дело.

– Какое, мой господин?

– Как только эти остолопы разойдутся, отправьте солдат к ипподрому – помочь полковнику Горту.

– Слушаюсь.

Хект оглянулся по сторонам. Монгоза уже увели, и не осталось никого старше его по положению. Можно делать что угодно.

А угодно ему было поговорить с любимцем принципата.

– Арманд!

Мальчишку Хект нагнал на полпути к покоям принципата Делари. Тот кивнул и ускорил шаг.

– В чем дело? – спросил Пайпер, как только они оказались в кабинете принципата, где можно было безопасно побеседовать.

Оса – настоящий профессионал и не станет рисковать понапрасну.

– Он угодил в ловушку там, внизу.

– Что? Кто угодил? Давай все с начала.

– Принципат. Наш с тобой принципат. Делари. Он внизу в катакомбах, обещал давным-давно вернуться и не вернулся.

– Нет уж, с самого начала. Он как-то связан с обвалом на ипподроме?

– Каким обвалом? – озадаченно спросил Оса.

– Под ипподромом рухнули катакомбы, и все обрушилось. Там сейчас настоящий хаос. Погибло много народу.

– Я думал, просто очередной мятеж. – Оса побледнел. – Нужно что-то делать!

Хект скрипнул зубами.

– Он точно там?

Мальчишка кивнул.

– Проклятие! Плохо! Нам нужен этот старик – и тебе, и мне. Ты уверен, что он там?

– Ушел туда утром. Он рано встает. Сказал, что вычислил, как разобраться с тварью внизу. Не знаю, что именно он имел в виду. Ты думаешь, старик мне все рассказывает, но это далеко не так. Сразу после завтрака ушел, насвистывал на ходу, сказал, к обеду вернется.

Хект мысленно перебрал все варианты. Оставалось только одно – отправляться на поиски Делари.

– Я с тобой, – заявил Оса и шепотом добавил, не дожидаясь возражений Хекта: – Я тоже ша-луг.

Да, он тоже был ша-луг. В первую очередь ша-луг. Притом из школы неутомимых отроков.

– Ладно. Только надень что-нибудь попроще. Чтобы за шлюху не приняли.

– Пошел переодеваться.

В новом облачении Оса уже совсем не напоминал того напомаженного и надушенного мальчика для утех, который скрашивал ночи Муньеро Делари. Даже пахло от него теперь иначе.

Этот Оса легко затерялся бы в толпе горожан. Судя по потрепанному наряду, он частенько именно это и проделывал.

– Работа такая, капитан, – улыбнулся Стил. – Ты знаешь дорогу. Веди.

Интересно, подумал Хект, не решил ли Оса воспользоваться возможностью и разнюхать те тайны, которые не раскрывает ему покровитель?

В коридорах возле бань все было усыпано серой пылью. В самих банях служители чистили бассейны и мыли полы.

Навстречу им вышла Геррин.

– Пыль налетела из дальнего коридора, куда никто не ходит, – пожаловалась она. – А еще стало очень холодно, и смрад ужасный. Сегодня мы никого не купаем.

– Ничего, мы только пройдем.

Глаза Геррин округлились.

– Мы как раз туда, куда никто не ходит.

– Будьте осторожны, господин. Там творится что-то непонятное.

В зале с огромной картой царил настоящий бедлам. Здесь пыль еще даже не осела.

– Что это за место? – спросил Оса.

– Тебе этого знать не нужно. Не задавай вопросов.

Священники и монахини медленно и уныло что-то пытались прибрать. Некоторые просто замерли, уставившись невидящими глазами в пустоту. Одна женщина, сидя на полу, мерно покачивалась из стороны в сторону, видимо укрывшись от невзгод в некоем, ведомом лишь ей, воображаемом мире.

К Хекту подошел один из священников. Он беспрестанно кашлял и шмыгал носом.

– Вы идете за Неизвестным?

– Да.

Мужчина снова закашлялся.

– Он ушел через Древнюю Дверь и не вернулся. Он нам нужен. Мы не знаем, что делать. Тут произошла настоящая катастрофа. Погибло трое братьев.

Скверно.

– Мы найдем его, – ответил Пайпер. – А пока делайте то, что приказал бы он, будь он здесь.

– Но…

– Что еще, брат? Оглянитесь вокруг. Подумайте сами – что необходимо сделать? – Хект не переставал удивляться этому человеческому свойству: зачастую без приказа никто и палец о палец не ударит. – Вы теперь за главного. За работу.

И он потянул Осу за собой.

Быстро идти не получалось: чем быстрее они шли, тем больше поднималось пыли и труднее становилось дышать. Они закрыли лица полосками ткани, и стало чуть полегче.

Пайпер слово в слово повторил Стилу наставления принципата Делари.

– Я был там лишь однажды. – По правде говоря, и в этот раз не стоило брать с собой Осу, незачем ему знать про подземелья. – Принципат весьма недвусмысленно выразился насчет фонарей, и наверняка не зря. Мы встретили там нечто, ужаснувшее его самого.

– Наверное, именно на это создание он и отправился охотиться.

– Что он тебе сказал?

Хект внимательно осмотрел тяжелую дверь. Ее не запирали, – конечно же, Делари ведь рассчитывал вернуться. Могучий порыв ветра принес с собой тонны серой пыли и, видимо, распахнул ее настежь, а потом она так и не закрылась до конца.

– Почти ничего. Рассказывал лишь о том, о чем хотел, ничего другого я из него вытянуть не мог.

– Подозревал тебя?

– Нет. Просто не мое дело, и все.

– Да ну?

– С Делари у меня все шло совсем не так гладко, как ты думаешь. Хотя иметь такого покровителя весьма полезно. Открываются многие двери, – победоносно улыбнулся Оса.

– Пошли. Только медленно. Может, эта пыль опасна.

Быстро идти и не получилось бы: даже осторожно шагая, они поднимали облака серой дряни, от которой тут же начинался кашель.

– Может, и зря мы сюда сунулись, – проворчал Хект, но назад не повернул.

Он и сам удивлялся, почему его так волнует судьба принципата Делари.

– Что там за место? – спросил Оса, стараясь вдыхать неглубоко и редко. – Где куча монашек и стариков-священников?

– Спроси у Делари. Захочет – расскажет.

– Собрался утаить эти сведения от наших хозяев из Аль-Кварна?

– Мои хозяева из Аль-Кварна, приятель, бросили меня.

– Не понимаю.

– Вот и я не понимаю, но с самого моего отъезда из Дринджера меня пытались убить не менее семи раз. И, судя по тому, что я выяснил, за покушениями стоит Шельмец.

Оса остановился. В неверном свете фонаря его широко раскрытые глаза поблескивали странным, почти нечеловеческим огнем.

– Не врешь?

– Не вру. И до Гордимера я никак не могу достучаться. Что еще остается думать? Меня бросили? Кое-кто весьма обрадуется, если я подохну?

– Но… – озадаченно покачал головой Оса Стил.

– Здесь замешан не только я. – Хект рассказал Осе о страшном убийстве Хагида и о том, как несколько часов назад видел в Закрытом Дворе Костыля.

– Хагид? Сын Нассима Ализарина?

– Он самый.

– Очень-очень странно.

– Да неужели?

– Не ехидничай. Эти вести могут значительно изменить баланс сил дома. Нассим Ализарин аль-Джебал в сыне души не чаял и надеялся, что Хагид станет следующим военачальником ша-луг.

– Да, тогда совсем ничего не понятно. Не мог Гора послать Хагида в Кальзир, когда туда собрались воины со всего чалдарянского запада.

– В Кальзир?

– Я видел в Аль-Хазене людей из своего отряда. Вроде бы они не смогли сбежать с остальными ша-луг и люсидийцами.

Они приближались к тому огромному, похожему на собор залу. Впереди во тьме что-то громыхнуло. Рухнула куча щебня? Или заворочалось зловещее чудовище?

Хект и Оса примолкли. Разговаривать здесь опасно, кто сейчас подслушивает их? Или даже не кто, а что? Быть может, здесь притаилась сама Ночь?

– Стало совсем одиноко, – прошептал Оса.

Хотя больше он не добавил ничего, Хект прекрасно его понял.

Стил прожил на этом берегу Родного моря гораздо дольше его самого.

Хект решил, что обрушился именно подземный собор. Ведь вряд ли под Бротом есть другие такие же огромные пустоты. Или есть?

Наверняка есть.

Высоко над головой через узкую щель лился лунный свет. На плиточном полу лежали кости и кучи щебня. В воздухе висел резкий животный запах, он перебивал застарелый запах смерти и свежий душок канализации. Даже придя сюда во второй раз, Хект оказался не готов к тому, что предстало перед ним в тусклом свете луны.

– Откуда тут все эти кости? – прошептал Оса.

– С древности. Раньше Брот был намного больше. Здесь прятали своих покойников самые первые чалдаряне. И продолжалось это много веков.

– Кое у кого из них был весьма странный скелет. – Стил показал на кости, не совсем похожие на человеческие. – Но это не то место.

– Да.

Хект уставился на сгусток тьмы – именно здесь в прошлый раз он почувствовал присутствие неведомого и ужасного создания, но теперь там не ощущалось ничего.

Амулет никак не проявлялся, хотя во дворце Чиаро он постоянно напоминал о себе, и Пайпер уже не замечал его воздействия, когда поблизости творилось незначительное волшебство.

– Когда мы повернули во второй раз, – сказал Оса, – то отдалились от ипподрома. Нужно было идти в другую сторону.

– А ты откуда знаешь? Ты же вниз никогда не спускался?

– Верно. И про катакомбы лишь сказки слышал. Зато я прекрасно чувствую направление.

– Да? – Надо это запомнить. – Тогда веди.

Они вернулись к тому ответвлению, где, по мнению Осы, свернули не туда.

– Здесь пыли еще больше.

Дышать из-за нее было почти невозможно. Фонари почти ничего не освещали. Амулет на запястье Хекта бездействовал, но…

Пайпер посветил фонарем и показал на пол.

Следы – кто-то недавно прошел здесь.

– Оса, у тебя в фонаре достаточно масла?

– Да, – шепотом отозвался Стил, устремляясь по следам.

– Хочешь, я пойду вперед?

– Я справлюсь. Если что – покусаю их за яйца.

Хект не стал спорить – пусть пока идет впереди. Сам он вытащил из ножен короткий церемониальный меч – не ахти какое оружие, но все-таки лучше, чем ничего.

Амулет чуть ожил, реагируя на близость магической силы. Едва-едва.

– Стой, – прошептал Хект, и Оса замер. – Что сейчас над нами?

– Думаю, мы где-то с северной стороны ипподрома. До него несколько сотен ярдов.

Откуда-то послышался пронзительный скрежет – словно бы друг о друга терлись два огромных камня.

Хект сосредоточился на амулете.

Ничего.

– Что такое? – прошептал Оса.

– Прислушиваюсь, – ответил Пайпер, в общем-то, почти правду.

Принципат Делари охотился здесь на большую и злобную тварь, не меньше богона, а может, даже и больше, если вспомнить, каким ужасом повеяло на них тогда.

Если старик ее раздразнил, то она проснулась и рассвирепела.

– Теперь я впереди. Не возражай. – Хект проскользнул мимо Стила, жалея, что под рукой нет фальконета, заряженного железом и серебром. – Ух ты!

– Что?

– Меня только что осенило. Осознал кое-что, что раньше знал, но не понимал. Пойдем по следам.

Так они и сделали. Снова послышался каменный скрежет. По спине Хекта забегали мурашки. Амулет дернулся, но несильно. Что-то там такое было, но… Вот они миновали кучу мусора, выпавший из кладки камень. Время тянулось страшно медленно, и двигаться приходилось тоже медленно. Пол покрывал слой пыли толщиной в целый дюйм, но потом, через несколько ярдов, она исчезла – именно отсюда ее выдуло дальше.

Хект заметил тонкий серебристый луч света – луна пробивалась сквозь крошечную щель где-то у них над головой. Коридор частично перегородил завал из щебня, а за ним открылся зал – из-за скудного освещения его размеры плохо угадывались. В нем тоже явно что-то обрушилось.

– Основное обрушение было не здесь, – предположил Оса.

– Не здесь, но мы должны непременно найти все пустоты под городом. Иначе Брот так и будет постоянно рушиться.

– Про Делари не забудь.

– Хорошо.

Хект чувствовал страшную усталость, очень хотелось спать.

«Да, старею, – подумал он, – совсем размяк здесь».

Проклятие! На западе жизнь полна соблазнов.

И снова скрежет. На этот раз ближе.

– Что это за звук?

– Камень скрежещет о камень. Словно бы сдвигают крышку огромного глиняного кувшина.

– Ты прав – действительно будто сдвигают крышку кувшина.

В гигантских терракотовых кувшинах обычно хранили зерно, а крышка защищала его от мышей и крыс.

– Тссс! – зашипел Хект, услышав голоса.

– Я тоже слышу, – выдохнул ему в ухо Оса.

Пайпер опустил шторку фонаря, чтобы приглушить свет. Оса последовал его примеру.

«Наверное, – подумал Хект, – мне на роду написано ползать по подземельям». Катакомбы, ливневый сток в Аль-Хазене во время кальзирского священного похода, Андесквелуз. Вот там-то они ужаса натерпелись, хотя в священной горе, где раньше творили свое колдовство жрецы, и не было ни единой живой души.

Снова раздался скрежет. И снова едва заметно дернулся амулет.

Где-то обвалилась небольшая куча щебня.

– Теперь я вперед, – выдохнул Оса. – Я ниже.

Хект уступил. Впереди в мерцающем свете можно было разглядеть груды щебня высотой примерно по пояс. Их, видимо, намывало сюда через некое подобие шахты, которую, чтобы не обвалилась, подпирали большие глыбы. На полу пыли почти не было, немного еще кружило в воздухе, отчего свет казался рыжеватым.

Голоса стали отчетливее, но слов было не разобрать. Хект решил, что говорят на каком-то иноземном наречии. Разговаривали несколько мужчин – двое спорили, третий устало постанывал, а четвертый явно причитал что-то в духе «за что мне это все?».

Что они тут делают? Точно замыслили недоброе.

Оса молча коснулся руки Хекта, призывая его остановиться, потом поставил фонарь на пол и неслышно двинулся вперед.

Пайпер тяжело дышал, сердце бешено колотилось. Он весь покрылся потом, и на влажную кожу налипала пыль.

Стил не растерял боевых навыков. Значит, есть надежда и для капитана ша-луг, поддавшегося западным соблазнам.

Оса укрылся за большой кучей битого камня, и Хект прокрался туда же. Перед ними предстал зал, быть может не уступающий размерами тому подземному собору. Мощенный плиткой пол был завален камнями и мусором. В зале находилось шестеро мужчин в монашеских рясах с капюшонами; из-за этих капюшонов, а еще из-за платков, которыми незнакомцы прикрывали носы и рты от пыли, лиц было толком не разглядеть, поэтому смотрелись они весьма зловеще.

Двое по-прежнему спорили, еще двое время от времени встревали в беседу, и еще парочка стояла на самом краю отбрасываемого шестью глиняными лампадами светового круга, вперившись взглядами куда-то в темноту.

Теперь Хект отчетливо их слышал. Язык показался ему знакомым. Где-то он уже такой слышал.

И голоса тоже.

Снова раздался скрежет – из тьмы, в которую уставились двое дозорных. С ворчанием все шестеро устремились туда и скрылись из вида.

– Ничего не понимаю, – выдохнул на ухо Осе Хект. – Не нравится мне это.

– Они взяли пленника, а тот пытается улизнуть. Ждут указаний. Отправили двоих гонцов, а ответа все нет. Вот и спорят теперь, посылать ли еще одного.

– Ты понимаешь их язык?

– Это кревельдский диалект. Разбирать его трудно, но они говорят о простых вещах. И уйти не могут, и остаться боятся. – (Снова громкий скрежет.) – Охотники на ведьм – поймали что-то, а оно их не пускает теперь.

В круг света вернулись те двое, которые так яростно спорили. Хект пригляделся: такого света ему еще видеть не доводилось, он не от пыли таким сделался.

Наверное, у них, как и у принципата Делари, фонари тоже не простые.

Один охотник на ведьм снял платок, чтобы прочистить ноздрю.

Да это же тот самый рыцарь-монах, который отдал Хекту послания, когда они с Гортом отплывали из Брота в Сонсу!

Оса предостерегающе сжал его левую руку – шуметь нельзя.

Шло время.

Спор возобновился. Нытики на этот раз принимали активное участие: они устали, хотят есть и пить. Бесполезно тут сидеть.

Хект прекрасно понимал их, не зная языка, – сам всю жизнь был солдатом.

Что же делать? Мимо охотников на ведьм не проскочить, нечего даже и пытаться. Плана никакого у них нет. Разведку не провели. Влипли, как какие-нибудь нелепые герои из нелепой сказочки.

Спорщики громко и яростно препирались друг с другом.

Один из молчаливых дозорных раздраженно вскинул руки, а потом вдруг шагнул в темноту. Остальные не сразу поняли, что произошло, и вскоре склока разгорелась с новой силой.

– Оставшиеся пятеро, – выдохнул Оса, – считают, что нужно не меньше шести охотников на ведьм, чтобы это сдержать.

– Это?

– Это или его, – пожал плечами Оса. – А те двое хотят убраться отсюда, пока их не узнали.

Теперь Хект и сам улавливал отдельные слова. Стил вроде не врал.

Не хотелось бы всецело зависеть от того, кому так мало доверяешь.

Он улыбнулся: а что, если Оса точно так же не хочет зависеть от него?

Снова скрежет камня о камень. Охотники на ведьм примолкли, а потом тот, которого Хект узнал, принялся командовать.

Звук стал громче, теперь он казался еще более зловещим. Рыцари-монахи с испугом и необыкновенной прытью, словно понимая, что это их последний шанс, бросились в темноту. Туда, откуда доносился скрежет. Послышалось невнятное бормотание – бормотали на древнебротском.

Хекту на мгновение показалось, что у него выдрали левую руку.

– Что с тобой? – удивился Оса.

– Случайно двинул кулаком по скале.

Так оно и было, только вот сделал он это, конечно, не случайно – пытался заглушить боль.

– Не дури.

Боль отступила, запястье уже лишь слегка пульсировало – так обычно ноет через час после ранения. Терпеть подобное Хекту было не впервой.

Из темноты послышались гневные и испуганные вопли. Снова заскрежетали камни. Потом скрежет опять сменился воплями, на этот раз торжествующими. Боль отступила.

Оса уже хотел выйти из укрытия, но ликующие голоса вдруг зазвенели совсем близко, и он едва успел нырнуть обратно. Вернулись охотники на ведьм – двое тащили на себе третьего, который, по всей видимости, сам идти не мог.

Раненого опустили на пол возле самой границы светового круга, и он тут же потерял сознание. Один из рыцарей сказал что-то вроде: «Нужно выбираться отсюда! Удача дважды не улыбается!»

Показались еще двое.

Старший охотник что-то приказал, и трое мужчин поспешили обратно в темноту. Послышался шум.

Глава отряда меж тем распахнул сутану на груди у потерявшего сознание товарища. Под ней почти ничего не было. Хект пригляделся, но никаких открытых ран не увидел.

– Пытаются привалить что-то камнями, чтобы оно не двигалось, – пояснил Оса.

Один из трех рыцарей с громкими причитаниями запрыгнул в круг света.

– Остальные двое сбежали, – перевел Стил. – Этот тоже хочет сделать ноги, просит своего командира бежать вместе с ним. Но тот говорит: нельзя оставлять раненого.

– Может, и нам неплохо бы сделать ноги, – прошептал ему на ухо Пайпер.

Но убежать никто так и не успел.

Снова раздался скрежет, на этот раз почти победоносный. Охотники на ведьм подхватили своего приятеля…

Откуда-то вылетел камень.

Хект и Стил вцепились в неровный, покрытый трещинами пол, а вокруг засвистели камни, каждый размером с мужской кулак, – они врезались в колонны и кучи щебня. Задело всех троих рыцарей.

В воздухе клубилась пыль. У Хекта начали слезиться глаза, он едва сдерживался, чтобы не чихнуть. А вот Оса не выдержал и чихнул, а потом еще и прочистил ноздрю, но услышал его лишь Хект, потому что все трое охотников на ведьм лежали без сознания.

– Помогите! – едва слышно позвал кто-то, голос почему-то показался знакомым.

Во время странного камнепада фонари почти не задело, лишь в самом конце раскололся один светильник. Из него фонтаном вылетело горящее масло и подожгло сутану на одном из рыцарей. Несчастный подскочил и с воплями устремился прочь, не разбирая дороги.

– Помогите! – На этот раз голос прозвучал громче, а потом послышался тихий скрежет; где-то осыпались камни.

– Похоже на голос принципата! – воскликнул Оса.

Хект и сам так подумал, но уж слишком просто все получилось, это настораживало.

– Слишком просто? – спросил Стил.

– Давай проверим. – Просто или нет, а проверить надо. – Только этим на глаза лучше не попадаться.

– Перережь им глотки.

– Давай лучше придумаем не такой кровожадный способ.

– Они из Братства Войны. Особое ведомство. Худшие из худших.

– Но мы не в Святых Землях и должны думать на несколько ходов вперед. Пусть принципат сам решит, что с ними делать. Если мы его отыщем.

– Помогите! – еще громче позвал голос.

– Он знает, что мы здесь.

– За работу.

Стил вытащил небольшой, но устрашающий нож с загнутым лезвием и начал резать на полосы сутану того рыцаря, который передавал Хекту послание в Сонсу.

– Да, его первого. Этот тип опасен.

Пока ша-луг связывали пленников, те очнулись. Хект совсем этому не обрадовался, но убивать их по-прежнему не хотел. Пусть Делари решает.

Левое запястье нестерпимо ныло.

Полдюжины огромных кувшинов для зерна были врыты в пол.

В трех лежали трупы, причем свежие, а в четвертом обнаружился принципат Муньеро Делари. Крышка на этом кувшине была чуть приоткрыта. Вокруг в беспорядке валялись камни. Когда Оса и Хект сдвинули крышку, раздался тот самый странный скрежет.

Несмотря на слабость, принципат казался бодрым и присутствия духа не терял.

– Без колдовства тут, похоже, не обошлось, – сказал Оса. – Хотя сами они не колдовали. Просто хотели крышку удержать.

– Спасибо, – поблагодарил принципат, когда Пайпер вытащил его из кувшина. – Я уж решил, что на этот раз допустил роковую ошибку. Как вы меня нашли?

– Логика и счастливый случай. Арманд знал, что вы отправились в подземелья на охоту, а я решил проверить то место, где рухнул ипподром.

– Рухнул?

– Теперь на его месте огромная воронка.

– А я решил, что просто обвалилась крыша, когда я… Проклятие! Я серьезно просчитался?

– Не знаю. А что вы сделали?

– Притащил бочку с огненным порошком. – Старик закашлялся. – Вперемешку с серебряными и железными шариками. Сработало! Чудовище угодило в ловушку, я поджег порошок и убил его.

Хект вздохнул. Принципат явно кривил душой.

– У меня мало опыта обращения с огненным порошком, – продолжал меж тем Делари. – Взрыв получился гораздо мощнее, чем я рассчитывал. Бочку поставил возле колонны, чтобы направить весь взрыв на чудовище.

– Неверно, у него другой принцип действия.

– Это я уже выяснил.

– Как вы сюда угодили? – поинтересовался Стил.

– Меня запихали в кувшин слуги чудовища. Подобрали, когда я лежал без сознания, и притащили сюда.

– Охотники на ведьм?

– Какие охотники на ведьм?

– Вас держали здесь люди из особого ведомства, – пояснил Хект. – Один из них как-то связан с Сонсой.

– Где они сейчас? Как вам удалось пробраться мимо них?

– А мы и не пробирались.

– Они почти все разбежались, – сказал Оса, – а двоих мы связали.

– Ведите меня к ним, – велел принципат, который уже почти полностью пришел в себя.

Но идти сам он пока не мог, и Хекту пришлось тащить его в тот зал, где на полу яростно извивались, пытаясь освободиться от пут, двое братьев.

– Усади-ка меня на землю, Пайпер, и разверни их, чтобы я видел лица. А! Грифен Пледчик! Ну-ка, извольте объясниться, – обратился он к рыцарю, который провожал Хекта в Сонсу.

Пледчик старательно отводил глаза.

– Остальные говорили, что пошли за подмогой, – сказал Оса.

– Пусть только покажется эта самая подмога, и лучше во главе с тем, кто все это затеял. – Делари вгляделся в лицо второго пленника. – Этого не узнаю. Оголите ему спину.

Хект задрал на рыцаре сутану, и принципат хмыкнул.

– В чем дело, ваша милость? – спросил Хект.

– У него татуировка. Значит, за всем этим стоит Братство.

Пленник принялся было возражать, но быстро смолк под злобным взглядом Пледчика.

– Убейте Пледчика, – велел Делари. – Ломать его у нас нет времени, а вот второй начнет говорить, чтобы спасти свою шкуру.

Пока Пайпер мешкал, Оса скользнул Грифену за спину, схватил его за волосы и дернул голову рыцаря назад. Пледчик не сопротивлялся.

Делари кивнул.

И Стил своим ножичком перерезал жертве горло.

Хект вздрогнул от удивления.

Но больше всех, пожалуй, удивился Грифен Пледчик.

– Идти можешь? – спросил принципат у второго брата.

Ошеломленный охотник на ведьм кивнул.

– Арманд, отведи его в мои покои. Будет вести себя плохо – убей. Внимания не привлекай. Допрошу его, когда мы здесь разберемся.

– Пойдем, – поманил Оса монаха.

– Вы уверены, ваша милость? – спросил Хект.

– Уверен ли, что справлюсь?

– Да.

– Справлюсь. Но если выдохнусь, ты меня понесешь.

– Если найду дорогу.

Пледчик все стоял на коленях на полу, в глазах его застыл ужас, а из раны на горле хлестала кровь.

Пайпер решил, что в словах Делари есть некий скрытый смысл.

– Я же буду в сознании, – сказал Делари.

Хект ничего не ответил. Он молча смотрел, как Оса вместе с пленником скрылись в темноте. Быть может, Делари не так уж и слеп и знает про своего юного любовника гораздо больше, чем кажется. Мысль эта его не на шутку встревожила.

– По-твоему, я поступил слишком жестоко, Пайпер?

– Вы про Пледчика? Да, думаю, жестоко.

– Он видел тебя здесь. К тому же их самих здесь не должно было быть. Они без объяснений запихнули меня в ту дыру с явным расчетом, что живым я оттуда не выберусь.

– В трех других кувшинах мы нашли мертвецов. Кто они, я не знаю. Да, я понимаю, почему нужно было убить Пледчика. Я солдат. Но он мог бы рассказать нам что-нибудь важное.

– Согласен, мог бы. Ты мыслишь как настоящий солдат. Но волшебникам ведома и другая дорога к правде. Помни об этом. А сейчас мне нужно вздремнуть. Разбуди, когда они явятся.

– Что, ваша милость?

Но старик уже отправился в мир сновидений.

Хект решил, что Делари прав: кто-нибудь обязательно явится. Хотя бы для того, чтобы избавиться от улик.

Принципат утверждает, что убил какое-то чудовище. Что это было за чудовище? Орудие Ночи? Здесь – в Броте? Но почему? Как оно сюда попало? Оно ли совершало все те жуткие убийства?

Как бы то ни было, Делари счел дело настолько серьезным, что сам отправился в катакомбы, чтобы уничтожить его.

Хект растолкал принципата:

– Ваша милость, кто-то идет.

– Спрячься. Если я не справлюсь, можешь вмешаться.

– Вы знаете, кто идет сюда?

– Предполагаю. Но тебя ни за что не должны увидеть. Скорее прячься.

Хект скорчился за той же кучей щебня, где совсем недавно прятались они с Осой. Там же нашелся и его фонарь. С ним Пайпер почувствовал себя гораздо спокойнее. Стил, по всей видимости, свой забрал.

Делари осел на пол – выглядел он полумертвым от усталости.

А Хект затаился в своем укрытии, зажав в одной руке фонарь, в другой – клинок, и надеялся на лучшее. Теперь предстояло столкнуться уже не с оголодавшими беженцами, вооруженными ржавыми вилами, а с противниками посерьезнее.

Первый появился довольно скоро. Держа пустую правую руку на виду, он осторожно вышел в круг света и посмотрел сначала на Делари, потом на тело мертвого Грифена Пледчика. На лице у незнакомца был повязан лоскут ткани, чтобы пыль не попадала в нос и в рот.

Неожиданно Хект спохватился: следы! Ведь они неминуемо приведут… И вдруг он заметил, что его следы кто-то стер. Пыль на полу лежала нетронутой.

Делари умудрился проделать этот фокус незаметно – талисман на запястье отозвался лишь легким покалыванием.

Полезный урок? Что ж, стоит запомнить.

Следом прибыл и второй гость. Грифен Пледчик впечатлил его даже больше, чем первого.

А вот еще двое – те самые, которые побежали за подмогой.

Принципата Делари словно подменили. Из дряхлой развалины он внезапно превратился просто-таки в сгусток энергии. Даже ростом стал как будто повыше и помолодел.

– Выйди на свет, – прогремел он, такого зычного голоса Хект никогда у него раньше не слышал.

Ничего не случилось.

– Пора выйти из тьмы. Нельзя покоряться воле Ночи.

Хект почувствовал там, за границей отбрасываемого лампадами света, чье-то присутствие. И спустя мгновение из тьмы и впрямь кто-то вышел – еще один из охотников, сбежавших отсюда совсем недавно. Грифена Пледчика он словно бы и не заметил.

– Где Томаз и Чолланц? – спросил он.

– Там, – махнул куда-то в темноту Делари. – Эй ты, выйди из тьмы. Еще не поздно. Чудовище мертво, но за ним придет другое. Рано или поздно Ночь найдет лазейку. Выйди на свет. Пока можешь.

И тут появился Бронт Донето. На нем, как и на остальных, болталась монашеская ряса, а лицо укрывал платок, но Хект сразу узнал бывшего начальника.

– Вы знали, что это я, – сказал Донето.

– На самом деле я подозревал Гонарио, – отозвался Делари. – Лишь он один столь отчаянно стремится переделать весь мир, чтобы тот соответствовал его фантазиям. Неужели же ты вообразил, что сможешь безнаказанно управлять Орудиями Ночи?

– У моего кузена большие планы. Он хочет перед своей кончиной погубить церковь.

– Значит, ты покорился воле Ночи, чтобы спасти нашу церковь от безумств Безупречного?

Хект не вполне понял, как Делари пришел к такому выводу, но он был настолько ошеломлен появлением Донето, что не учел одну-единственную вещь: Делари знал Бронта Донето всю жизнь.

– Бронт, ты зря так думаешь, – продолжал меж тем принципат. – Ты говоришь себе: «Передо мной тысячелетний старик. После всех испытаний он, наверное, измотан и изможден. Он один, а нас шестеро». Но этот один – Неизвестный. Да, у тебя есть кое-какие способности, но и только. Вернись к свету.

– Ваш собственный сын…

– Был повелителем Братства. А еще могучим волшебником – до своего ранения. Но даже в минуты самого черного отчаяния он никогда не покорялся воли Ночи.

Хект усомнился в этих словах.

– Вернись к свету, Бронт Донето. Расскажи, что вы затеваете в Сонсе. Сделай что должно, чтобы ты и твои охотники на ведьм не закончили так, как закончил Грифен Пледчик.

– Вы, похоже, и так уже все знаете.

– Я тоже могу ошибаться. Мне кажется, кто-то стремится не дать Безупречному заполучить деньги, обещанные Анной Менандской. Или же просто вознамерился их украсть. Ты всегда был намного ближе к Гонарио, чем старался показать всем нам. Но гораздо менее верен, чем старался показать ему. И снова позволь предупредить тебя – не поддавайся искушению. Тебе не хватит сил.

Хект понимал: Донето оценивает свои шансы.

Внезапно Муньеро Делари сделал два едва заметных жеста рукой. Человек, который стоял ближе к нему, вскрикнул и рухнул на пол, словно в припадке. Еще один вопль раздался откуда-то из-за правого плеча принципата. Зазвенела тетива. Где-то в темноте просвистела арбалетная стрела.

Все, кроме Делари, пригнулись. Он же тем временем проделал еще что-то, после чего двое других охотников на ведьм рухнули как подкошенные. На этот раз тихо – без вскрика.

– Теперь осталось трое, – сказал старик. – Вернись к свету, Бронт Донето.

Принципат Донето покорно склонил голову. Хект ему не поверил, принципат Делари наверняка тоже. И сам Донето это прекрасно понимал.

Сплошное притворство.

– Чем ты занимался, юный Бронт? – спросил Делари.

– Вы верно обо всем догадались: мы хотели расстроить план Гонарио.

Хект решил про себя, что это похоже на правду, но, несомненно, тут крылось и что-то еще.

Донето притворился, что сдается, и таким образом решил предотвратить схватку. А как все повернется дальше, зависит исключительно от того, насколько твердо он вознамерился осуществить свои козни. И насколько умным сам себя считает.

– Бронт, тысячи глаз будут неотступно следить, – предупредил Делари. – Ведь теперь они знают за кем.

Лицо Донето исказилось от гнева, но он сдержался. Сейчас преимущество было не на его стороне, и он об этом знал.

– Лучше, друг мой, поразмышляй на досуге о природе милосердия, – продолжал старик. – И о том, что бывает, когда в милосердии отказывают. Если тебе так угодно, вставляй кузену палки в колеса. Но не нужно для этого обращаться к Орудиям Ночи.

Донето прикусил язык.

– Еще один вопрос. Кто такая Вэли Дюмейн? Как она связана с твоим хитроумным замыслом?

– Вы говорите о той оборванке, которую прошлой осенью подобрал ваш ручной главнокомандующий? – На лице Донето отразилось удивление.

Принципат Делари смерил его холодным взглядом. От него исходила физически ощутимая сила.

– Не имею ни малейшего понятия, кто она такая, – покачал головой Бронт. – С моими делами она никак не связана.

Хект надеялся услышать совсем другой ответ, но чего-то подобного и ждал. Наверняка Горт говорил своему начальнику о Вэли. Тот, несомненно, заставляет Пинкуса следить за всем, что происходит в жизни главнокомандующего. Донето ведь уверен, что Пайпер Хект ему должен. Может, Горт и сам не знает, как его используют.

А может, и знает. До конца Хект не доверял никому. Даже Анне. У нее были и другие обязательства до того, как она заманила его в свою постель.

– Ты свободен, – объявил Делари. – Ступай. Там, на поверхности, мы еще как-нибудь побеседуем.

– А как быть с ранеными? Здесь им оставаться опасно.

– Те двое уже приходят в себя. Другие не очнутся. Если хочешь забрать их отсюда – придется нести.

Хект скорчился еще больше и нырнул в тень, когда мимо прошли двое братьев – забрать раненого арбалетчика. Потом наступило затишье, и длилось оно так долго, что Пайпер уже начал клевать носом.

– Пайпер, можешь выходить, – позвал наконец Делари.

Стряхнув дремоту, Хект выбрался из-за кучи. Своих мертвецов охотники на ведьм забирать не стали. Заметив, что Хект смотрит на Пледчика, Делари пояснил:

– За ним еще вернутся. Пайпер, я страшно устал. Вторую попытку точно не выдержал бы.

– Так вы блефовали?

– Потратил много сил в самом начале, чтобы напугать их. Тебе придется меня нести.

– А где ваш фонарь?

– Понятия не имею. Потерялся. Сейчас не до этого. Подумай, как нам выйти. Мы должны убраться отсюда, пока Донето не догадался, насколько я на самом деле слаб.

– Возвращаться тем же путем, каким я сюда шел?

– Разумеется. На своем пути они оставят кучу ловушек. – На этом разговор закончился, – потеряв сознание, старик упал.

Разбудил Хекта сержант Бехтер. Было уже позднее утро. Ему удалось поспать всего часа три.

– Ты решил проваляться весь день? – спросил Бехтер.

– Я не спал всю ночь. Из-за этой проклятой катастрофы.

Бехтер вздернул бровь, но вопросов задавать не стал. Он был возле ипподрома ночью, но Хекта там не видел.

– Пришел принципат Бруглиони, хочет тебя видеть. Даже требует. Вчера вечером он просил тебя о личной встрече. Я предложил сегодняшнее утро. Он уже давно ждет.

– Что еще у нас сегодня намечается? – хмыкнув, поинтересовался Хект. – Куда я уже опоздал?

– Одобрили твою идею объединения. Всем не терпится начать. У нас сорок три отряда городского ополчения, и каждый ведет дела по-своему. Их нужно объединить в единую структуру.

– Задачка не из легких, жду не дождусь. – Пайпер рассчитывал справиться с шовинистическими настроениями и отдельными самовлюбленными субъектами. – Веди сюда Салюду. Поговорю с ним, пока собираюсь. Как там, кстати, Поло? Что-нибудь известно?

Неудачливый слуга уже давно страдал от ужасной раны, которую ему нанесли во время покушения на главнокомандующего.

– Я слышал, он скоро отправится домой. К Бруглиони. Вы с полковником Гортом заслужили уважение тем, что не дали его в обиду.

В этом мире человеческая жизнь ничего не стоила, но ша-луг не бросают своих братьев, пусть даже и покалеченных.

Доверие должно поддерживаться с обеих сторон.

Разумеется, до тех пор, пока это устраивает какого-нибудь вельможу вроде Гордимера Льва.

На западе же людьми разбрасывались направо и налево.

– Напомни Салюде, что я не смогу уделить ему много времени.

В комнату торопливо вошел принципат Бруглиони:

– Интересные настали времена?

– Да уж, много всего. Новая должность вам подходит.

– Мне все очень нравится, а вот Палудану нет. Некоторые его кузены утверждают, что подошли бы на роль принципата лучше.

– Вот это вряд ли.

– Я слышал, ты вспоминал о Поло. Два дня назад он вернулся домой. Поет тебе дифирамбы.

– Прекрасно. Но ждут ли его у Бруглиони? Теперь он однорукий и много сделать не сможет.

– О нем позаботятся. Для него найдется подходящая работа.

– Хорошо. Но вы не из-за Поло ко мне пришли.

– Перед твоим отъездом во дворец Чиаро Дивино отдал тебе кошель с монетами.

– Да. Те деньги облегчили мне переход на другую службу.

– Не было ли в том кошеле кольца?

Хект нахмурился. По правде говоря, кольцо там было – безыскусное золотое колечко, только вот если поднести его к свету…

– Странно, что вы спрашиваете. Дивино тоже спрашивал, но в кошеле лежали только старинные монеты. Иноземные. Я отнес их к золотых дел мастеру и обменял на обычные деньги. Он наверняка меня ограбил, зато не пришлось возиться.

– Но кольца там не было?

– Никакого кольца я не видел. А почему это так важно?

– Оно волшебное. Так, во всяком случае, думал Дивино. И Палудан до сих пор в это верит. Много лет это кольцо передавалось из поколения в поколение в семействе Бруглиони, а потом вдруг исчезло. И никто ничего не знает. Единственное, что удалось выяснить, оно вроде как должно было быть в том кошеле.

– Не видел.

– И Ханфельдер не видел. Что же с ним стало?

– Кто такой Ханфельдер?

– Тот золотых дел мастер. Мы его разыскали. Скользкий дэв. Но вроде бы не врал.

– Вы всерьез взялись за дело, мне даже не по себе. Видимо, фамильная реликвия.

– Кольцо волшебное.

– Это я понял. Но что именно оно делает и чем так ценно?

– Не знаю. И не уверен, знает ли Палудан. Возможно, знал Дивино, но он не успел никому рассказать перед смертью. Одно известно наверняка: на нем чары и владелец о нем забывает.

– Забывает?

– Ну, или, скорее, не замечет. А когда вспоминает и начинает искать, кольца уже нет.

– Понятно, – с сомнением в голосе протянул Хект.

– Знаю-знаю. – Салюда обезоруживающе улыбнулся, что случалось с ним нечасто. – Но меня попросили разузнать, и я должен тебя расспросить. Даже если мне самому это кажется бессмыслицей.

– Если это кольцо умеет прятаться, я бы на вашем месте нашел надежного волшебника и обыскал бы с его помощью покои Дивино в особняке Бруглиони. Скорее всего, кольцо где-нибудь под матрасом.

– Предложу Палудану это сделать, – нахмурился Салюда. – Уверен, сам-то он об этом не подумал.

– Принципат, я просто хочу хоть чем-нибудь помочь. Сержант Бехтер, что у нас по расписанию?

– Объединение. Кое-кто на местах будет против.

– Думаю, я знаю, как избежать некоторых проблем.

– И как же, мой господин?

– Будем потакать самолюбию на местах. Только нужно согласие патриарха. Если удастся заручиться согласием принципата Донето, он уговорит своего родственника. Так, я готов. Принципат, у вас были еще какие-то вопросы помимо пропавшего кольца?

– Хект, зови меня Джервес. Нет. Но кольцо – это важный вопрос.

– Мне очень жаль, что я никак не могу вам тут помочь, Джервес.

– Как неловко получилось, не правда ли?

– Действительно. Погодите, вы так и не сказали, как выглядит это самое кольцо. Большое, безвкусное и уродливое? Так ведь обычно выглядят магические кольца?

– Сам я никогда его не видел, – пожал плечами Салюда. – По словам Палудана, простое гладкое кольцо. Золотое.

– Получается, ничего особенного.

– На нем выгравирована надпись.

Хект ждал, но Салюда не стал ничего объяснять.

– Что за надпись? Заклинание? Семейная история?

– Не знаю. Мне не сказали. Я же не член семьи.

– Неужели? По мне, так вы больше похожи на Бруглиони, чем те, кто носит эту фамилию с рождения. – (Салюда хмыкнул. Видимо, Хект наступил на больную мозоль.) – Как там особняк – держится? Госпожа Ристоти справляется?

– Ты сумел там все наладить, главнокомандующий. Пока все работает.

– Прекрасно. Я отработал свое жалованье.

– И не только. Палудан теперь проявляет интерес к делам Бруглиони. Ты точно ничего не знаешь про кольцо?

– Вы же теперь принципат – запугайте какого-нибудь знахаря, пусть поищет кольцо. Оно наверняка где-то в особняке. Если, конечно, не стащил кто-нибудь из слуг – тех, что я уволил.

– Вряд ли.

– Это все? Или у вас еще какие-то важные дела?

– Нет, только кольцо.

– Значит, оно гораздо важнее, чем мне показалось.

– Возможно, – согласился Салюда после минутного раздумья. – Палудан не объяснил мне, почему так внезапно заинтересовался им. Может, нашел записку, адресованную самому себе, и решил заняться поисками, пока снова не забыл.

– Понятно. Дайте знать, если появятся какие-нибудь новости. – Пайпер сделал незаметный знак Бехтеру. – У нас дела в Кастелле. Ах да, Джервес, вчерашняя катастрофа ударила по Бруглиони?

– Не сильно, – ослепительно улыбнулся Салюда. – Больше всего досталось Мадисетти и Арньена. А еще Колоньи. Вместе с ипподромом погибло снаряжение для скачек, которое стоило целое состояние.

– Понятно. Сообщите, если что-нибудь выяснится. Сержант, ты хотел, чтобы я прочитал какие-то бумаги. Проводи принципата и неси их сюда.

Редферн Бехтер проводил Салюду и принес документы. Хект просмотрел их на ходу по пути в Кастелла-доллас-Понтеллас. Половина из них представляла собой отчеты о недавних бротских событиях. Этим следовало заняться Пинкусу Горту.

– Бехтер, хочу услышать твое мнение. Как нам быть с ипподромом?

Людей погибло гораздо больше, чем думал Хект. Он не знал, что на ипподроме жило столько бездомных.

– Уже все решено, командир. Патриарх объявил о сборе средств. Место катастрофы расчистят, а ипподром отстроят на пожертвования.

– Свои денежки он тратить не намерен?

– Именно. Да у него их и нет. Бо́льшая часть арнгендских денег так и не доехала.

А план был такой: отстроить ипподром силами беженцев и заплатить им за работу едой.

– Принципат Донето пришел на вашу деловую встречу? – поинтересовался Делари.

– Да. И никаких подозрений на мой счет не выказал. Хотя, возможно, он слишком устал и ему было не до интриг. Я-то точно с ног валился.

– Хорошо. Меня это беспокоило. Ты высказал ему свое предложение?

Старик налил белого вина в алый бокал кларенцианского стекла и поставил его на отполированную до блеска столешницу из грецкого ореха. Муньеро Делари вел жизнь аскета, но при этом не отказывался от подарков, если кто-то пытался к нему подольститься.

– Высказал. Донето заявил, что план весьма хитроумен. И что Безупречный должен согласиться. Уже на этой неделе он выпустит соответствующую буллу.

– Этого я и боялся.

– Чего, ваша милость?

– Значит, им как раз и нужен был такой инструмент, который ты только что вложил им в руки.

– Ладно, я ничего не понял. Где именно я совершил ошибку?

– Ты не совершил ошибку. Просто сделал свою работу. Но в данной политической ситуации этот ход меня разочаровал. Хочешь посмотреть на нашего пленника?

– Нет, если в том нет особой необходимости. Вы что-нибудь от него узнали?

– Разумеется. Он не был связан с главными заговорщиками, но знал, чего хотят добиться охотники на ведьм. Они собираются взять под контроль власть патриарха.

– Им чем-то не угодил Безупречный? Он же спит и видит, как бы устроить поход в Святые Земли и искоренить еретиков и неверных.

– Он им всем не угодил. Безупречный не собирается воевать с Ночью. Охотникам на ведьм плевать на Коннек и на Святые Земли, если уж на то пошло. Они верят, что победа и там придет к ним, как только удастся восторжествовать над Ночью.

– Так что же они замышляют?

– Вставляют палки в колеса Безупречному. Хотят сломить патриарха и обрести власть, определив его преемника. Этот самый преемник должен забыть о Коннеке и Дринджере и объявить священный поход против самой Ночи.

– Я ничего не понимаю в ваших делах, – покачал головой Хект. – Получается какая-то бессмыслица.

– Неплохо бы тебе разобраться. А если Безупречный действительно потерпит неудачу?

– Понимаю. Можно вас спросить еще кое о чем?

– Конечно.

– Взгляните. – Хект достал кольцо Бруглиони. – Если я правильно понимаю, оно волшебное.

Делари поднес кольцо к свету.

– Где ты его взял?

– В схватке с кальзирскими пиратами ко мне в руки попал мешок с иноземными золотыми монетами, в нем было это кольцо.

Делари смерил его недоверчивым взглядом.

– Если поднести его к свету и покрутить, видны надписи. На внутренней стороне. Я долго их изучал, потом переписал. – Пайпер достал из рукава бумажный свиток. На кольце было выгравировано четыре строчки, одна поверх другой, Ему пришлось потратить несколько часов, чтобы разобрать таинственные буквы. – Одна, скорее всего, на классическом бротском. Некоторые слова напоминают церковный бротский, но не все. И еще есть совсем незнакомые буквы.

– Ты прав. Это заклинание. Оно должно сбить жертву с толку. Нужно надеть кольцо и произнести заклинание, тогда вокруг тебя все забудут, что делали.

– Жутковато.

– Весьма полезно, если вокруг тебя враги.

– Остальные надписи мне не удалось распознать.

– Это еще более древний язык, чем древнебротский. Во второй строчке буквы филейские – этот язык когда-то был распространен в Святых Землях, именно от него произошли языки, на которых там разговаривают сейчас. Я знаю ученых мужей, которые могут перевести эту надпись, но на нем уже никто не говорит.

– Это тоже заклинание?

– Несомненно. В третьей строчке буквы – древнеэгейские, но сам язык не эгейский. Рискну предположить, надпись сделана на каком-то дринджерийском диалекте. Но это лишь догадка – согласные стоят похожим образом.

– Неужели кольцо настолько древнее?

Эгейская Империя просуществовала недолго, ей подчинялись народы на восточном побережье Родного моря, когда Брот был всего лишь небольшим городком в Фельском союзе.

– Я ощущаю тяжесть веков, Пайпер.

– А последняя строчка?

– Не знаю. Где-то я уже видел такие буквы, но где – не помню. Нужно тщательно все исследовать. Посмотреть, не упоминается ли где-то само кольцо. Если это украшение и обладает какими-то особыми силами, о нем должны были остаться упоминания. И скорее всего, оно связано с какими-нибудь весьма неприятными событиями.

Хект кивнул. Он и сам так думал, памятуя о тех историях, которые обычно рассказывали о магических предметах.

– Вот только интересно, как такая вещь могла попасть к человеку вроде тебя?

– Я вам все рассказал без утайки.

– Верю-верю. Просто любопытно, кто за этим стоит. Тебя для чего-то выбрали. Точно так же, как раньше выбрали одержимые. Но кто? И почему? Какие намерения ими движут? Или же тебя заманивают в ловушку?

– Не имею ни малейшего понятия. И выяснять не собираюсь. Просто оставлю эту побрякушку вам.

– Пайпер, такими вещами нельзя разбрасываться. Они могут оказаться неоценимыми.

– Почему нельзя? Какая мне от него польза? Я же не деньги в Терагай выкидываю. Единственное, что я могу с ним сделать, – продать золотых дел мастеру.

– Или волшебнику – это же могущественный артефакт.

– Но даже вы не знаете, что именно оно может. Так что даже для вас это просто кусок золота, пусть и ценный.

– Такова жизнь, – пожал плечами Делари. – Моя жизнь – постоянно пытаюсь выжать что-нибудь ценное из неподатливых крупиц могущества.

Хект не стал отвечать. Если уж Делари хочет выжать что-нибудь ценное из него самого, пусть выражается яснее.

Принципат, казалось, не расстроился, а, наоборот развеселился.

– Терпение, Пайпер, одно из моих главных достоинств. Хорошо, я тщательно изучу его. Свободного времени у меня, как известно, навалом. Разузнаю что-нибудь занимательное – сразу тебе сообщу. Кто знает? Может, это всего лишь безделушка и можно с чистой совестью отдать ее Бруглиони.

Старику удалось его удивить. И Хект не стал этого скрывать.

– Мало-мальски внимательным людям давно уже известно: Бруглиони разыскивают талисман, принадлежавший принципату Дивино, – пояснил Делари. – А еще они подозревают, что этот самый талисман оказался в руках у их бывшего наемника Пайпера Хекта.

Делари, как всегда, знал гораздо больше, чем следовало. Пайпера это пугало.

У Хекта были свои секреты, которыми он не хотел делиться даже с дружественным членом коллегии.

Старик улыбнулся с таким видом, словно точно знал, о чем Пайпер сейчас думает.

Несмотря на постоянные покушения, Хект всегда ходил без телохранителей, в надежде, что неприметность защитит его гораздо лучше. Он никогда не одевался подобающе для своего звания. Некоторых во дворце Чиаро это оскорбляло, зато Пайпер легко сливался с толпой и ничем не отличался от любого другого иноземца в Броте.

По дороге к Анне он заглянул к Пинкусу Горту на ипподром. Гортовы солдаты разбили лагерь прямо на площади.

– Ужасно выглядишь, – сказал ему Хект. – Тебе надо поспать.

– Я тебя тоже люблю. Да, мамочка, скоро пойду в кроватку. Мы уже почти закончили, и теперь я смогу немного передохнуть. Вряд ли мы найдем тут еще живых. Спасибо, что прислал своих людей.

– Не за что. Мне выскажут, конечно, свое неудовольствие, но со службы не погонят.

– Разволновались из-за беспорядков? Слыхал, у вас там чуть восстание не началось.

– Да. Один из твоих парней там был. В самой гуще событий.

– Бо? Он молодец, отлично работает. Как только с этим дерьмом покончим, возьмусь за смутьянов.

– Он тебе очень нужен?

– Кто? Бо? Почему ты спрашиваешь?

– Хочу одолжить его на время. В ту толпу затесался один тип, которого там быть не должно было. Он вообще вроде как мертв. Мне нужно его выследить.

– Важный тип?

– Возможно. Хочу разузнать наверняка.

– Бо где-то тут. Вот вздремну, а потом поговорю с ним.

– Я буду у Анны.

Чем ближе Хект подходил к дому Анны, тем больше ему становилось не по себе. Ощущение было такое, словно за ним неотступно следят. Он даже попытался вычислить соглядатая, но безуспешно – слишком много людей бродило по улицам.

– Что с тобой? На тебе лица нет, – сказала Анна, впуская его в дом.

Он поведал ей несколько сокращенную версию событий.

– И как же ты теперь собираешься вести дела с принципатом Донето?

– Он не знает, что мне известны его замыслы.

– Я бы на твоем месте не была так уверена. А что Пинкус?

Пайпер уже много раз со всем тщанием обдумывал этот вопрос.

– В смысле?

– На чьей он стороне? Горт ведь никогда не скрывал, что он человек Донето. К кому он примкнет в случае чего?

– Не знаю. Думаю, он и сам не знает. На подобные вопросы отвечаешь сам себе, лишь оказавшись в соответствующей ситуации. Я и про себя-то не совсем уверен. Считаю себя человеком принципата Делари. Хочу так думать. Но жалованье-то мне платит церковь. А Донето, во всяком случае на людях, изо всех сил поддерживает Безупречного.

– Будь осторожен.

– Буду. Обещаю тебе. Ты куда-нибудь выходила?

– Только за водой. Дети ходили со мной. А что?

– О чем говорят возле колодца?

Как и везде, в Броте женщины, приходя за водой, всегда обменивались последними сплетнями.

– Сегодня народ уже поспокойнее. Все чувствуют облегчение, только не знают почему.

– Ну, тут все просто. Чудовище мертво.

В комнату вошли дети. Вэли несла поднос с чашками, в руках у Пеллы была книга. Мальчуган очень хотел похвастаться своими успехами, и Хект ему это позволил, хоть и не верил, что за несколько дней Пелла сильно преуспел. Так и оказалось.

– Прекрасно завариваешь чай, Вэли.

Девочка даже не вздрогнула, но ее красноречивый взгляд, брошенный в его сторону, словно бы говорил: придумай что-нибудь поумнее. Пайпер улыбнулся и подмигнул, Вэли подмигнула в ответ.

– Меня беспокоят планы Делари, – сказал Хект Анне.

– О чем ты?

– Когда мы его нашли, он заявил, что обрушение произошло из-за взрыва бочки с огненным порошком, который он поджег, чтобы убить чудовище.

– И что с того? Думаешь, он сам не дотащил бы туда целую бочку? Или одной бочки недостаточно для таких разрушений?

– Достаточно. Огненный порошок – очень сильное оружие, если, конечно, его правильно изготовили. Нет, меня беспокоит то, что он объяснять не стал. Волшебство ведь началось уже после того, как рухнул ипподром.

– Понимаю.

– Если чудовище погибло при взрыве, откуда же столько магии?

Хект взглянул на Вэли. У девчушки был такой вид, будто она вот-вот лопнет от нетерпения. Через секунду Вэли схватила поднос, другой рукой вцепилась в Пеллу и потащила его на кухню.

– Похоже, сейчас мы услышим любопытную версию, – усмехнулась Анна.

Значит, молчунью все-таки можно заставить говорить? Просто надо подкинуть ей задачку посложнее.

Раздался стук в дверь.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Хект.

– Нет, – покачала головой Анна. – Это к тебе, скорее всего. Или к детям.

Она пошла к дверям, а из кухни тем временем вернулся Пелла и облокотился о спинку кресла, в котором минуту назад сидела Анна.

– То чудовище под землей было ведь почти богом, да? – начал он.

– Оно было весьма могущественным Орудием, ты прав. Только не богом, а демоном. Бог один.

– А может так быть, что волшебство начало твориться, когда оно стало помирать?

Предсмертная агония?

– Возможно. – А что, интересная идея.

Хект попытался вспомнить, что именно произошло, когда под стенами Аль-Хазена погиб Старейший, и не смог. В памяти зияла дыра – он знал, что какие-то воспоминания должны были остаться, но их не было, сохранились лишь смутные обрывки.

Так, значит, вот что происходит, когда умирают боги? Исчезает даже память о них? Но ведь в мифах и сказаниях упоминаются многие древние создания.

Может быть, о них помнят, потому что они еще не погибли?

– Пайпер, – позвала Анна. – Это точно к тебе.

Хект уже и сам подошел. Не снимая тяжелых дверных цепочек, Анна приоткрыла дверь. Пайпер заглянул в узкую щель.

– Все в порядке, – сказал он. – Я его знаю.

На крыльце стоял Бо Бьогна – приземистый, покрытый грязью и чуть смущенный.

– Я обязательно должна его впускать? – прошептала Анна.

– Это важно, – сказал Хект, хотя и порядком удивился, почему это Бьогна вдруг заявился сюда. – Мы поговорим на кухне.

– А на крыльце не можете?

– Нет, дорогая. На улице полно людей. Я прослежу, чтобы он ничего не стащил.

Но Анна не улыбнулась шутке.

– Давай сюда, иди за мной. – Хект отвел Бо на кухню. – Пелла, раздобудь нам пару стульев. Вэли, принеси господину Бьогне чашку. Любишь чай, Бо?

– Люблю. Но я сюда не чаи распивать пришел.

В кухню вошла Анна и сама принялась заваривать чай, не сводя глаз со странного гостя. Бьогна чувствовал, что из-за него хозяйке дома не по себе, но это его скорее забавляло, чем обижало.

– Что стряслось?

– Меня прислал полковник Горт. Сказал, тебе помощь моя нужна. Что-то срочное.

– Ну, не настолько срочное. Ты вполне можешь этим заняться, пока делаешь собственные дела. Мне нужно найти и опознать одного человека. Он был тогда в Закрытом Дворе, стоял прямо за тобой.

Пайпер описал загадочного незнакомца в коричневом одеянии.

– Я понял, о ком ты. Взял его на заметку – странный он какой-то, а еще от него воняло.

– Разузнай все, что можно. Кто он, где живет и прочее.

Бьогна бросил на него взгляд из-под кустистых бровей. А он раздобрел, подумал Хект. Теперь Бо уже ничем не напоминал того едва живого от голода беженца, которого Хект повстречал по пути в Брот.

– Ты хоть что-нибудь про него знаешь? С чего мне начать? Брот – город немаленький.

– Ничего не знаю. Сам видел его несколько раз. Думаю, он шпион. Мой помощник, Бехтер, заметил его первым. Вроде как этот паршивец следит за мной и моими людьми.

– Имперский?

– Я и сам так подумал. Или коннекский. А может, арнгендский.

– А может, наш начальник решил за тобой присмотреть?

– У него полно своих людей в Кастелле.

– Верно. А меня ты просишь, потому что хочешь все по-тихому обстряпать?

– В точку.

– Все будет в лучшем виде, – кивнул Бьогна. – Спасибо за чай, госпожа. Пойду я.

Хект проводил его до дверей и уже на крыльце спросил:

– Ты видишься с Просто Джо?

– Постоянно. С ним рядом спокойно.

Хект это помнил. Просто Джо не сильно превосходил умом скотину, о которой заботился, зато был отличным товарищем.

– Это точно. Как увидишь его – передавай от меня привет. И спроси, доволен ли он своим местом.

– Пайп, конечно же, он всем доволен. Это ж Просто Джо. А Просто Джо всегда счастлив – на любом месте.

– Мне может понадобиться человек, который умеет работать со зверьем.

– Скоро он останется без работы. Как и мы все. Если только пять кланов Брота не перепугаются чего-нибудь вусмерть и не решат нас оставить.

– Если вылетишь со службы, приходи ко мне.

Бьогна кивнул, оглянулся по сторонам – не смотрит ли кто, а потом сошел с крыльца и растворился в толпе.

Хект задумчиво смотрел ему в спину. Насколько можно доверять Бо?

Чем более выгодную позицию он занимал, тем более уязвимым становился.

– За домом наблюдают, – сообщил он, вернувшись на кухню; Анна как раз проверяла свое добро, опасаясь видимо, что Бо умыкнул какую-нибудь поварешку с помощью магии. – Если он тебе так не нравится, я больше не буду приглашать Бьогну в дом.

– Хорошо. В следующий раз, когда заявится кто-нибудь из твоих подручных, спроси меня сначала, прежде чем тащить их внутрь.

Ах вот оно в чем дело!

– Договорились.

– А кто за нами следит?

В сотнях ярдах от дома на западной стороне улицы, прислонившись к стене, стоял человек, которого Пайпер хорошо знал. Правда, не видел его уже целую вечность. Звали этого человека аль-Азер эр-Селим, и служил он мастером призраков в особом отряде ша-луг, которым командовал капитан Элс Тейдж. Аз был опытным воином и раз уж попался на глаза, то явно намеренно.

Эр-Селим хотел поговорить.

Позже. Когда поблизости будет поменьше свидетелей.

– Да тип один на улице ошивается, которому здесь делать нечего.

– Кто его послал?

– Прекрасный вопрос. В этом-то и беда: когда становишься главнокомандующим, все, кому не лень, в том числе те, кто платит тебе жалованье, во что бы то ни стало хотят знать, чем ты занят.

Анна кивнула. Она закончила проверять свои поварешки и теперь позвякивала кастрюлями, собираясь заняться ужином.

– Главное, чтобы сюда не совались. Это всех касается.

Чем больше у нее становилось кухонной утвари, тем более важной персоной она себя ощущала. Анна всегда радовалась, получив в подарок очередной горшок или сковороду.

– Даже Пинкуса?

– Пинкуса я еще терплю. С трудом. Титуса тоже. Если он приходит просто в гости и приводит с собой Ною и детей. Но не по делу. Пайпер, мне тут хорошо живется, и я не хотела бы вспоминать о прошлом.

– У кого-то, я смотрю, ушки на макушке.

Оказывается, Пелла и Вэли внимательно прислушивались к разговору.

– Не вздумайте только сказать кому-нибудь из друзей своего… из друзей Пайпера, что я их недолюбливаю, – сказала Анна детям.

Она повернулась к Хекту и посмотрела на него округлившимися глазами.

Все, кто был на кухне, прекрасно поняли, что хотела сказать Анна. Вот, значит, что она думает – считает Пайпера их отцом.

Воцарилось неловкое молчание, но его тут же нарушил новый стук в дверь. На этот раз громкий и требовательный, как будто что-то случилось.

– Пелла, пойди посмотри, – велел Хект.

А сам подошел к Анне, взял ее за руки и заглянул в золотисто-карие глаза. Он не знал, что сказать. А она не желала или не могла ему помочь.

Впрочем, найти нужные слова он так и не успел.

– Главнокомандующий, можно вас на минутку?

– Анна, прости, я не смог его остановить, – пожаловался Пелла.

«Ну и ну, – подумал Хект. – Вот уж правду в старину говорили: помяни демона, а он тут как тут!»

– Титус? Что ты здесь делаешь?

– Есть важные новости.

– Короче.

– Мой господин, очень важные новости, очень-очень. Гонец даже двух лошадей загнал, так торопился.

– Ну же? – Пайпера охватило недоброе предчувствие.

– Прямо здесь говорить, мой господин?

– Да. Здесь и сейчас. Пусть все слышат. Говори.

– Как пожелаете. Умер император.

– Лотарь?

– Он самый. Да. Пока об этом знаем только мы с вами.

А еще, разумеется, дэвы. И Орудия Ночи. И все, кто с ними знается.

Хект повернулся к Анне, но она даже не дала ему сказать:

– Ступай. Не трать времени. Только что изменился мир.

9

Хоквассер, обряды, жизнь и смерть

Принцесса Элспет, графиня фон Супфер, маркиза Руньянская, владычица Племенцы, и прочая, и прочая, думала, что сумеет удержать себя в руках. Она знала, что ей предстоит, у нее было время смириться с правдой во время сумасшедшей скачки из Племенцы в Хоквассер, где Лотарь перед кончиной собирал небольшую армию для небольшой кампании в Северной Фиральдии. Но одно дело – знать, и совсем другое – увидеть Мусина в гробу, в зале, уставленном ледяными глыбами. Горе из абстрактного знания моментально превратилось в ужасающую реальность.

Она с рыданиями бросилась на неподвижное бледное тело. Мусин был таким холодным. И казался гораздо меньше, чем она помнила.

Элспет не сумела удержать себя в руках.

Чья-то ладонь стиснула ее плечо. Девушка подняла голову и увидела позади себя Катрин. Глаза у сестры покраснели от слез. Боль оставила жестокий отпечаток на ее душе.

Сестры упали друг другу в объятия и зарыдали под хмурыми взглядами придворных дам и немногочисленных вельмож. Самые важные советники еще не прибыли. Они, по всей видимости, не торопились отдать Граальскому императору Лотарю последний долг.

К собственному удивлению, Элспет удалось справиться с собой раньше, чем Катрин. Хотя именно Катрин называли за глаза ледяной девой, она всегда тщательно скрывала, что творится у нее в душе. Но ее возлюбленный брат всегда был тем, на кого она направляла все свои тщательно сдерживаемые и порой даже болезненные чувства.

– Элспет, мой мир рухнул, – сказала Катрин.

Элспет неприятно удивило то, что сестра обратилась к ней по имени, а не использовала ласковое прозвище, принятое в их семье.

– Это даже хуже, чем когда умер папа. Хотя мы всегда знали, что так будет.

– С отцом было непросто ужиться, – отозвалась Элспет, ей в тот момент было трудно сосредоточиться, и она просто повторила слова самой Катрин – именно так сестра объяснила свое спокойствие после гибели Йоханнеса в Аль-Хазене. – Кто эти люди?

Она указала на троих священников, которые старались не попадаться императорским дочкам на глаза.

– Это отец Волкер. Мой духовник. А тех двоих я не знаю. Он знакомил нас, но я была слишком расстроена и не запомнила имен. Один из них епископ. Он проведет обряд похорон и примет мою присягу.

– Вот как?

– Я не хочу становиться императрицей, Элспет. Не хочу иметь дел с Омро ва Стил-Паттером и остальными стервятниками. Помоги мне, Элспет.

– Я всегда на твоей стороне, милая сестрица. Я твоя самая верная подданная. Проси что угодно, и я с радостью выполню твою волю. Одно твое слово.

На лице Катрин промелькнула холодная тень подозрения.

На следующий день после прибытия Элспет в Хоквассер Катрин Идж приняла императорскую присягу. На церемонии не было советников, ее благословил епископ Хробьярт Карбонский. В интересах государства он принял у Катрин клятву, а официальную коронацию назначили на конец лета, на праздник Крамас. Праздник этот восходил к древним временам, и никто уже не помнил, что празднуется в этот день, но именно тогда официально короновали Граальских императоров с самого основания Новой Бротской Империи патриархом Миролюбивым II. Некоторые любители истории утверждали, что Крамас символизировал победу варварских племен над легионами Древней Бротской Империи. После кровопролитной Битвы при Кармю, как ее называли в Броте, императоры ни разу больше не покушались на центральную часть континента.

Не всех устраивал день коронации: те советники, которые уже съехались в Хоквассер, требовали отложить ее. Необходимо было собрать весь совет.

Никто не говорил этого вслух, но все прекрасно понимали: в полном составе совету будет проще подчинить себе Катрин.

Элспет следила за своим языком и не позволяла себе никаких замечаний в адрес злобных стариков.

– Если вы хотите сообщить императрице что-нибудь важное, лучше отправить ей послание до того, как прибудет эрцгерцог Хиландельский, – посоветовал Элспет в личной беседе Альгрес Дриер. – После его приезда до Катрин будет сложно добраться. Он будет строго следить за тем, кто имеет к ней доступ.

Элспет удивилась и обрадовалась. Обычно ее телохранитель отмалчивался и ни разу еще при ней не позволял себе таких длинных фраз. Совет этот оказался вполне уместен.

– Капитан, вы нужны мне как никогда. Как мне заручиться вашей поддержкой?

– Принцесса, вы уже ею заручились. Такова была воля императоров – вашего отца и брата. Только смерть разлучит нас. Вы теперь ближе мне, чем жена.

Так оно и было в буквальном смысле. Жена Дриера отказалась вместе с ним переезжать в Племенцу.

– Альгрес, я не создана для этого.

– Так бывает со всеми, пока на них не ложится ответственность.

– Но…

– Вы дочь Йоханнеса Иджа и Терезии из Ницшау.

От горя и усталости у Элспет уже не было сил спорить. Она ненавидела свою жизнь и сомневалась, что в ближайшем будущем ей станет лучше. Даже любимая Племенца потеряла часть былого очарования.

– Не уверена, что этого достаточно.

– У вас и так есть о чем подумать, – отозвался помрачневший Дриер. – Отдохните. Но прежде как можно скорее встретьтесь с сестрой.

На письмо Элспет Катрин не ответила. Императрица уединилась со своим духовником и другими церковниками.

Феррис Ренфрау добрался до Хоквассера раньше эрцгерцога и успел и на похороны, и на торопливую церемонию принесения присяги, которую провел епископ Хробьярт. Ренфрау буквально материализовался за левым плечом у Элспет. Она почувствовала, что он там. Тучи мгновенно начали рассеиваться, дурное расположение улетучилось. Принцесса гордо выпрямила спину.

И почувствовала себя виноватой.

Ведь именно так должен был влиять на нее Альгрес Дриер. В этом и состояла его задача, и Элспет не справилась бы без капитана Дриера и его браунскнехтов. Но она ничего не могла с собой поделать – только Ренфрау так ее вдохновлял.

А еще Элспет стало грустно: Феррис Ренфрау был предан в первую очередь Граальской Империи в целом, а не тоскующей младшей дочери предпоследнего императора.

Катрин опустилась на колени перед епископом Хробьяртом, тот о чем-то с нею пошептался, а потом взял из рук у стоявшего слева церковника, который сопровождал его повсюду, корону. Отец Волкер взмахнул кадилом и окропил всех святой водой.

Все трое святых отцов были в белом. Отец Волкер и второй священнослужитель облачились в простые строгие сутаны, а вот епископ Хробьярт выбрал убранство, расшитое речным жемчугом и неограненными драгоценными камнями, да еще украшенное кружевами. Последний раз Элспет видела церковников в белом облачении на коронации Лотаря. В обычные дни они носили серое или коричневое. А некоторые – черное.

Святош в черном Элспет ненавидела: они служили либо в Конгрегации по искоренению богохульства и ереси, либо в Братстве Войны, либо в Граальском ордене. И по ту сторону Джагских гор могущество двух знаменитых рыцарских орденов крепло с каждым днем.

Рыцари Граальского ордена с презрением относились к членам Конгрегации и Братства, а потому те не сумели широко распространить свое влияние на севере от Джагских гор. Там, где епископальная вера сталкивалась с язычеством, Граальский орден – некое подобие Братства, только северного толка – имел большой вес.

Из задумчивости Элспет вывел Феррис Ренфрау: всем присутствующим на церемонии пришла пора преклонить колена перед новой императрицей. Феррис и принцесса опустились на колени, епископ Карбонский благословил императрицу, а затем последовал долгий обмен ритуальными фразами. Элспет выговаривала нужные слова механически, не концентрируясь на них, – обычный ритуал на церковнобротском, даже пятилетний ребенок не сбился бы, да еще и успел бы учинить какую-нибудь проказу.

– Принцесса, – обратился к ней Ренфрау, когда они вышли из церкви, громко, словно бы ничуть не опасаясь, что их подслушают, – по возвращении в Племенцу вы, возможно, столкнетесь с большими трудностями. Патриарх, несомненно, будет испытывать на прочность новую власть.

– Безупречный увидит, что с дочерями Иджа иметь дело ничуть не проще, чем с их отцом.

Элспет вспомнила о бротском главнокомандующем: быть может, их пути больше не пересекутся.

– Я надеюсь на это, однако, к несчастью, все может оказаться не так просто.

– Что вы имеете в виду?

Ренфрау оглянулся на Альгреса Дриера, который, как всегда, на публике и во время официальных мероприятий не отходил от принцессы ни на шаг.

– Время покажет, принцесса. Мне пора. Позаботьтесь о ней, капитан.

И Ренфрау исчез. В мгновение ока – вот он здесь, а отвернешься на секунду – и его уже нет.

– Как он это делает? – удивилась Элспет.

– Да еще в таком возрасте. Колдовство? Человек ли он вообще? – отозвался Дриер, который уважал Ренфрау, но не любил – ни самого Ферриса, ни тех взглядов, которые тот навязывал принцессе.

– В каком таком возрасте?

– Он уже целую вечность направляет Империю. Незаметно. Кое-кто думает, что именно он стоит за избранием вашего отца. И за Актом о престолонаследии.

– Отец действительно говорил, что Ренфрау известно множество секретов. И что он охотно использует их при случае.

– К счастью, вы слишком молоды и у вас секретов еще нет.

– К счастью. Можно подумать, у меня когда-нибудь была возможность сделать такое, что нужно было бы скрывать.

К ним уже спешили приближенные к Элспет дамы. Они не могли допустить, чтобы принцесса беседовала со своим телохранителем у всех на виду, ведь так могла пострадать ее репутация.

Когда Катрин заперлась с тремя святыми отцами – наедине, без компаньонки, императорский двор отнесся к этому спокойно. Хотя репутация у священников тогда была похуже, чем у иных мирян. Но вот когда Катрин объявила, что намерена исправить ошибку отца и оказать поддержку не Вискесменту, а Броту, все всполошились.

Как будто этого было мало, новая императрица объявила вельможам, что отправится в вечный город, чтобы там ее короновал сам патриарх.

– У эрцгерцога наверняка случится апоплексический удар, – предположил Альгрес Дриер.

Удар не удар, а эрцгерцогу придется ехать вместе со всеми.

– Вряд ли эрцгерцогу Хиландельскому хватит на это воображения, – отозвалась Элспет. – Он сам виноват: мог бы приехать и раньше. Но империя ведь существует исключительно для его удовольствия, именно в этом он хотел убедить всех и каждого. Решил, что дочь Йоханнеса Иджа растеряется. Но Катрин не глупее Мусина, а может, даже и умнее. Она не стесняется выказывать свое неуважение к этим типам. Однако не следовало сестре таким образом демонстрировать всем свою самостоятельность.

Дриер предостерегающе хмыкнул. Поблизости, как обычно, толклись фрейлины и, разумеется, подслушивали. Одни побегут докладывать императрице, другие – советникам.

Лишь немногие из имперской знати поддерживали Безупречного, основная же, наиболее влиятельная и решительно настроенная часть аристократии была против него.

Когда подданные подготовились к отъезду, Элспет отправила сестре послание, испрашивая позволения вернуться в Племенцу.

К ней подошла госпожа Шевра. Он была очень взволнована, на лице ее попеременно проступали тревога, робость и, наконец, злобное торжество.

– Да? – обратилась к ней Элспет.

Старая корова, несомненно, принесла дурные вести. Очень хочет поступать благородно, но не может не радоваться чужому несчастью.

– Ее величество отказали вам в вашей просьбе. Вы должны отправиться в Брот вместе с ней.

– Капитан Дриер, планы меняются. – (Дриер кивнул.) – Договоритесь со свитой императрицы. Мы сможем сэкономить, если в Фиральдии будем останавливаться в имперских городах.

Шевра поджала губы. Она-то надеялась помучить девчонку, но та приняла дурные вести не моргнув глазом.

Элспет Идж больше не будет хныкать. Никогда. Ни по вине эрцгерцога Хиландельского, ни по вине императрицы Катрин Идж.

Нет худа без добра: чтобы не лишиться своего влияния, эрцгерцогу придется отправиться в самое сердце Фиральдии вместе с Ганзелевыми дочерьми. А ему это совсем не по нраву. В Фиральдии ведь никто даже не знает, кто он такой. Там на него всем плевать.

Их ждал Брот. А именно там квартирует со своей армией главнокомандующий.

Элспет охватило волнение.

Может, все не так уж и плохо.

– Принцесса, вам нехорошо? – поинтересовалась Дельта ва Кельгерберг. – Вы так покраснели.

Да, она действительно покраснела, а еще никак не могла выровнять дыхание.

Эрцгерцог не обдумал толком своих действий: он слишком высоко себя ценил и не собирался уступать этой паршивке.

Вне себя от гнева, он покинул Альтен-Вайнберг и устремился на юг. Необходимо во что бы то ни стало добраться до Фиральдии вовремя, чтобы остановить безумную девчонку. Она не должна пасть на колени перед этим бротским растлителем мальчиков, перед этим грязным сифилитиком Безупречным V.

После отъезда из Альтен-Вайнберга в свите эрцгерцога Хиландельского насчитывалось сорок три человека, но почти сразу же отряд начал редеть. В Хоквассере куда-то подевалось с полдюжины подданных. Проклиная всех и вся, эрцгерцог отправился в Джагские горы, хотя бушевала необычная для того времени года метель.

Кое-кто из приближенных хотел укрыться и переждать непогоду, но у них было с собой слишком мало провизии – оставалось либо повернуть назад, либо пробиваться дальше.

Кое-кто повернул.

К перевалу двинулось уже тридцать два человека.

Миновал еще один день – суровый и морозный, еще кое у кого из спутников эрцгерцога не выдержало чувство долга – они вернулись в Хоквассер, где как раз начали собираться призванные Лотарем войска. Солдаты ждали дальнейших указаний и истребляли имперские запасы провизии.

Оставшиеся путники остановились на привал. Снежинки кружили в свете небольших костров, словно белоснежные угольки. Посреди ночи всех разбудили вопли. Трое из четверых караульных бесследно пропали, четвертый же ничего не видел, но слышал крики.

Больше никто уже не спал.

На следующий день снегопад прекратился, однако сугробы, которые успело намести, и не думали таять. Отряд эрцгерцога вскарабкался еще выше – туда, где заканчивался лес. Дрова теперь приходилось тащить с собой.

Им не удалось остановиться на ночлег ни в гостинице, ни в трактире, ни на постоялом дворе. Даже имперские почтовые станции стояли покинутыми все до одной. Несколько небольших замков еще держались, и лишь благодаря им худо-бедно осуществлялось почтовое сообщение. Ни в одном из них ворота отряду эрцгерцога не открыли – побывавшая здесь недавно императрица со своими подданными успела истощить все и без того скудные запасы.

Следующей ночью снова поднялась тревога.

Эрцгерцог, закутавшись в одеяла, трясся от холода возле единственного костра и пытался не заснуть. На коленях у него лежал обнаженный меч.

Императорский регент Омро ва Стил-Паттер с возрастом превратился в мерзкого старикашку, но в молодости он был бесстрашным рыцарем – три года воевал в Святых Землях и два года вместе с членами Граальского ордена обращал в истинную веру язычников Великих Болот. Это теперь он уже с трудом переносил дорожные неудобства, а кости его нещадно ломило, но перед лицом ужаса эрцгерцог не запаниковал.

Его разбудили вопли.

Вопили в какой-то дюжине футов от костра.

Эрцгерцог Хиландельский схватился за меч и вскочил.

К нему приближалось нечто ужасное. Огромное. Похожее на гигантское насекомое. На огромного палочника с неимоверным количеством лап и выпуклыми глазами, казалось извергавшими огонь. В лапах чудовище несло истекавшего кровью человека.

Когда страшилище резким движением выбросило вперед громадную когтистую клешню, эрцгерцог не растерялся. Он взмахнул мечом, и отсеченная клешня упала на землю. Чудище атаковало снова. С легкостью разорвав одеяла, в которые был закутан эрцгерцог, и кольчугу, оно полоснуло по левому плечу старика. От сильного удара регент отлетел в сторону.

На какую-то секунду в мозг поверженного эрцгерцога Хиландельского хлынул поток чужого сознания. Отчасти это были вполне разумные мысли, почти философские размышления, – чудовище умело наблюдать и анализировать, но они мешались с безумием, которое питалось ненавистью и неутолимой жаждой крови и мести, с образами тысяч смертей тех, кого страшилище уже убило или надеялось убить.

А потом тварь сбежала, волоча за собой добычу.

Ошеломленный эрцгерцог, распростершись на окровавленном снегу, пытался очистить свой разум от жутких видений. Наконец он пошевелился, повернулся и неожиданно уткнулся носом в дергающуюся отсеченную конечность.

– Хартвелл, – хрипло позвал старик, когда к месту битвы подоспел первый подданный, – сохраните это. Заберем с собой.

– Зачем, ваша милость?

– Делайте, что велено. Возможно, по этому обрубку мы что-нибудь разузнаем об этой твари.

Чудовище больше не показывалось. В тот раз.

Эрцгерцогу Хиландельскому казалось, что он провалялся на снегу несколько часов, терзаемый безумными видениями чужого разума, на самом же деле прошло всего несколько минут.

– Ты видел его? – спросил он у слуги, который обрабатывал рану.

– Кого, господин? – Во время походов эрцгерцог не требовал, чтобы его люди соблюдали все формальности и обращались к нему надлежащим образом; врагов, считавших его надутым самовлюбленным стариком, это всегда удивляло.

– Чудовище.

– Нет, господин.

– Это был… – Он хотел сказать «мстительный бог», но ведь Бог лишь один, и это явно не огромное мерзкое насекомое, питающееся человечиной. – Это было Орудие Ночи. Несомненно, величайший демон.

На лице слуги (звали его Гораций) промелькнуло недоверие. Хотя он слышал вопли, видел окровавленный снег и знал о сгинувших товарищах.

На следующее утро из лагеря выехало двадцать три человека. От пропавших не осталось и следа – разве что пожитки, которые пришлось бросить, потому что некому было их нести.

Отряд эрцгерцога спешно пробирался через горы; зачастую им приходилось разбивать лагерь пораньше, если днем находилось подходящее для ночлега место. Регента терзала боль от раны. А еще – гнев. Он все больше отставал от Ганзелевых девиц. И терял все больше людей.

До приветливых холмов Северной Фиральдии добралось двенадцать человек, включая самого эрцгерцога.

– Напомните мне, когда все мы оправимся. Тварь, с которой мы здесь столкнулись, сейчас представляет самую большую опасность для Империи, – велел он одному из своих ближайших подданных и скривился, потому что при любом воспоминании о чудовище его и без того саднящая рана начинала болеть еще сильнее.

Новости же о том, что дочка Иджа пересекла Джагские горы вполне благополучно, настроения регента не улучшили.

Как и известия из Коннека.

10

Карон-анде-Лет. Потоп

Вести редко доходили до Карон-анде-Лета вовремя: путешественники там почти не бывали. Иногда Рольты что-то узнавали от гонцов, забредших в замок по дороге из Антье.

Пословица гласит: «С глаз долой – из сердца вон», но в случае Реймона Гарита все произошло с точностью до наоборот.

Сочию попеременно одолевали радость (еще бы – столько внимания) и страх из-за подобной напористости.

Вести о смерти Лотаря добрались до Рольтов спустя месяц после самого события.

– Плохо, – покачал головой Брок, выслушав гонца.

Брат Свечка подозревал, что смерти новоиспеченного императора Брок ожидал с того самого момента, как этот болезненный мальчик взошел на престол.

Как, впрочем, и весь западный мир.

– Да, думаю, ничего хорошего из этого не выйдет, – согласился монах. – Эти новости вызовут разного рода бесчинства и беспорядки.

Никто ведь не верил, что дочери Йоханнеса окажутся впору знаменитые черные сапоги и она сумеет проявить ту же железную хватку, что и ее отец.

Брат Свечка мало знал об этой девушке. Катарина, кажется? Как-то так. Но старик достаточно странствовал по свету и хорошо изучил человеческую природу.

Те, кто жил интригами и заговорами, смотрели на все через призму своих желаний и полагали, что мир покорится их прихоти.

Реальность же не терпела самообмана.

– Скоро эти преинтереснейшие времена станут еще интереснее, – заметил молчаливый обычно Турм Рольт.

– Нужно выставить побольше караульных отрядов, – решил Брок. – Как только в Гролсаче прознают про смерть Лотаря – мигом начнутся неприятности. Турм, извести деревенских, чтобы крестьяне успели подготовиться. Их запасы нужно укрыть в замке.

– Согласятся ли они?

– Надеюсь, что мне еще доверяют в этих краях. Нужно было оставить тебя за главного, когда я уезжал.

Во время отсутствия Брока во владениях вокруг Карон-анде-Лета чуть было не воцарился хаос. Люди не понимали, почему он с такой легкостью подчинился сумасбродному Тормонду IV. Безумный герцог, засевший в своем убежище под Кауреном, воспринимался здесь почти как вымышленный персонаж. Граф Реймон представлялся куда более настоящим потому в основном, что помог разгромить Хейдена Бэка.

Брат Свечка едва ли встречал еще где-либо таких невежественных упрямцев. Они никуда не путешествовали. Удивительно, что мейсальская ересь укоренилась тут всего за одно поколение.

С другой стороны, учение ищущих свет резко отличалось от их безысходных и полных отчаяния будней.

Рольты готовились к неприятностям, крестьяне помогали, но неохотно. Приходилось преувеличивать грозившую им опасность. Но что в том дурного, если так все будут наготове.

– Ваши бездельники ропщут, – шутливо заметил брат Свечка как-то утром, стоя на крепостной стене. – Крестьяне охотно подняли бы бунт, вот только им лень.

Это была почти правда. Даже здешние коннектенцы преуспевали. Людям не приходилось, чтобы не умереть с голоду, тяжко трудиться от рассвета и до заката. Такова уж человеческая природа: теперь им казалось ужасно несправедливым, что от них требуют каких-то усилий.

– Вон Сочия скачет. Несется так, будто за ней гонятся все Орудия Ночи разом.

Возможно, доля истины в этих словах была, и мелкие Орудия действительно увивались за девушкой – крестьяне постоянно рассказывали о странных запахах и огнях.

Сочия всегда скакала во весь опор. Но в этот раз, подумал брат Свечка, она совсем потеряла голову. Остается только пожалеть ее жеребца.

Девушка спешилась и поднялась к ним на стену.

– Началось, Брок! – выкрикнула она, все еще тяжело дыша. – Гролсачцы угодили в нашу засаду возле Малого Тайсупа. Разведчики.

– На что им сдался Малый Тайсуп? – удивился Брок. – Там нечем поживиться, кроме пары тощих куриц да трехногой собаки.

– Их было четверо, – рассказала Сочия. – Полагаю, родственники. Произошло сражение. Они хотели сбежать, но мы им не дали.

Брок спросил, взяли ли пленных.

– Одного, – указал вниз брат Свечка. – Ребенка.

Пленника волокли к воротам замка крестьянки, дергая за повязанную на его шее веревку. Они не особенно церемонились.

Крестьяне обычно не упускали возможности выместить злость, которую так долго приходилось сдерживать.

Пленник и в самом деле оказался ребенком – лет одиннадцати или даже младше. Бледный как смерть мальчик был ранен и трясся от ужаса. Грязное лицо прочерчивали дорожки слез. На его глазах только что жестоко убили отца, деда и дядю.

– Будьте с ним чуть помягче, – не терпящим возражений тоном потребовал брат Свечка.

Сочия кивнула и опрометью бросилась вниз, монах и Брок отправились следом, но гораздо медленнее – совершенный был уже стар и не мог бегать.

Теперь Сочия казалась гораздо более спокойной, гнев ее улетучился. Когда брат Свечка добрался до внутреннего дворика, он увидел, что девушка успела забрать пленника у крестьян и теперь осматривала его раны. Парнишку так трясло, что он едва стоял на ногах.

– Дайте ему какого-нибудь супа. Для начала простого бульона, – посоветовал монах, глядя на мальчика, который, судя по его виду, не ел несколько дней, хотя и не дошел еще до крайности. – Отведите его в тепло, дайте вина и одеяло.

– И раны от веревки нужно смазать, – вмешался Брок. – Он серьезно пострадал?

– Один порез, и тот неглубокий – зашивать не нужно, – отозвалась Сочия. – А так – синяки да царапины. Крестьяне его избили.

– Прекрасно, дамы, – обратился Брок к ошеломленным крестьянкам. – Но это лишь начало. Следует сделать вот что. Закопайте мертвецов, а потом предупредите все хозяйства в округе, чтобы подготовили себе тайные убежища. И если что еще стрясется – немедленно известите меня.

Брок не волновался: если он будет знать, где именно захватчики, то легко справится с ними. Каждый его вассал стоил десяти оголодавших гролсачцев, измотанных долгой дорогой.

– Как они туда попали, по-вашему? – спросил монах.

– Пешком, брат. Лошадей они бы давно съели.

– Я имею в виду – каким путем, сьор. Напрямую из Гролсача в Коннек можно попасть через Имп или Ману. Но тогда там поднялась бы тревога.

– Значит, пошли в обход, вокруг западной оконечности Ормьендена и через Арнгенд, а тамошняя знать попустительствовала.

– Быть может, они это замышляли давно, а смерть императора их подтолкнула?

– Возможно. Спросим – тогда узнаем. Сочия, когда наш гость сможет поговорить с нами?

– Смотря насколько тебя волнует его здоровье.

– Пусть он сам волнуется о своем здоровье. Откажется говорить – уж точно здоровым не останется.

– Брок, больше вы его уже не напугаете, – тихо сказал брат Свечка. – Он уже и так напуган и ничего не соображает. И терять ему нечего.

– Вы никогда не устаете от собственной правоты?

– Устаю, но редко. Вопрос вполне в духе графа Реймона.

– Сочия, поручаю мальчишку тебе. Нянчись с ним, приласкай, уболтай. В общем, делай что хочешь, но он должен нам все рассказать.

Вторая стычка произошла вечером в четырех милях к западу от Малого Тайсупа. В ней участвовало неведомо сколько гролсачцев. Поражение они потерпели лишь потому, что Карон-анде-Лет успели предупредить о грядущем нападении. Крестьяне дали врагам отпор, хотя вооружены были ничуть не лучше противника. Погибло четверо коннектенцев. На поле боя осталось четыре трупа гролсачцев, а все бежавшие были ранены.

Брат Свечка и Сочия Рольт по очереди навещали пленника, который назвался Гресом Рефелло. Тот по-прежнему боялся, но совершенный пообещал, что его не тронут, и Грес поверил. Среди родных Рефелло были ищущие свет, да и не хватило бы ему коварства врать ради благополучия соотечественников, которых он толком и не знал.

Заплетающимся языком мальчик ответил на все вопросы.

– Должно быть, сюда устремились многие, – сказал Брок Рольт за ужином.

В тот день произошло еще несколько столкновений.

В парадном зале Карон-анде-Лета собрались окрестные вожаки, Рольты, брат Свечка, гонец из Антье и сьор Ланн Тульдс, который, услышав про набеги гролсачцев к северу от своих владений, привел к соседям на подмогу небольшой отряд бойцов. Все старательно набивали животы, ведь еда редко достается даром.

Парадный зал трудно было назвать большим, как и сам Карон-анде-Лет. Самой внушительной частью замка была крепостная стена.

– Тихо! – прогремел Брок. – Совершенный все утро провел с пленником, которого мы захватили вчера. Выслушаем его.

Чувствуя бесконечную усталость и из последних сил превозмогая одолевавшее его отчаяние, брат Свечка отодвинул от себя полную тарелку и встал. Жаркое из зайчатины не лезло ему в горло.

– Сьор прав: сюда устремились многие, но ими никто не управляет. Большинство взяло с собой семьи. – А это значит, что, когда начнется резня, пострадают дети и женщины. – Анна Менандская посулила им земли и богатства. Арнгендцы в большинстве своем убеждены, что, даже не взирая на вопросы веры, Коннек принадлежит Арнгенду. Безупречный поощряет эти настроения. Поэтому арнгендцы пропускают через свои земли гролсачцев да еще снабжают провизией тех, кто клянется в верности Анне и бротской церкви. Мальчик, конечно, слишком недалек и не может всего этого понять – он понимает только, что этот поход значит для него лично. Но для всех жителей запада эти события будут иметь серьезные последствия.

Брат Свечка не сказал собравшимся о своих подозрениях: он думал, что Анна Менандская собирается сделать из своего сына самого могущественного монарха в епископальном мире.

– Захватчики спустятся в долину Сэдью. Там есть вода и водится дичь. Они думают, что с этой стороны мы их не ждем.

Хейден Бэк и епископ Фарфог явились в Коннек более простым путем – через восточные владения.

– Полагаю, после недавних стычек, – сказал Брок Рольт, – они будут сбиваться в одном месте, пока наконец их не наберется столько, что придется атаковать. С этим мы справимся. Но что дальше? Откуда ждать беды? Вам удалось что-нибудь узнать, брат?

– Мальчишке известно об этом не больше, чем вашим собственным детям известно о планах взрослых. Но он верит, что вслед за гролсачцами явится арнгендская армия – чтобы защитить их и восстановить порядок.

Именно так и заявляли арнгендцы, до этого вторгавшиеся в Коннек, – они якобы должны восстановить тут порядок.

– Ральф, возьмите мальчишку с собой в Антье, – предложил Брок. – Я напишу графу письмо. Остальные пусть завтра к рассвету приведут своих людей к источнику Катна-Кальси.

Брат Свечка совсем затосковал. Он очень боялся, что Брок решил устроить еще одну резню у Черной горы.

Можно было поспорить, но он знал, что никто здесь его слушать не станет. Вторгшимся во владения Рольтов гролсачцам пощады не будет.

Когда Сочия Рольт в плохо сидевшем на ней нагруднике из вываренной кожи догнала отряд, уже было слишком поздно устраивать сцену и возмущаться из-за нарушения приличий. Брат Свечка едва сумел скрыть удивление, увидев, как у молодого Брока Рольта от ярости на лбу выступили вены, словно у старика.

Неужели он действительно рассчитывал удержать сестру дома, отобрав у нее кольчугу?

Стояла удивительно промозглая погода. Солдаты стучали зубами от холода. В долине Сэдью в низинах реки клубился туман. Вот уже третье утро подряд люди Брока наблюдали, как захватчики маленькими группками пробираются к своему лагерю. Им никто не препятствовал – все равно нарвутся на засаду через несколько миль. Кому-то даже позволят вернуться к своим, пусть расскажут, что коннектенцы и не думают защищаться.

За три дня воины устали от ожидания.

Еще трое мужчин, яростно споря, прошли мимо. Все затаили дыхание. Когда троица скрылась из вида, Брок спросил:

– На каком языке они говорили, брат?

– Не знаю, – неохотно признался Свечка. – За последние три дня я слышу его уже второй раз.

Это настораживало. Быть может, враги Коннека используют беженцев, которые спасаются от надвигающихся льдов, – тогда людей у них прибавится.

Уняв наконец бесполезный гнев, охвативший его при появлении Сочии, сьор Брок обратился к своим родным:

– Долго этих людей мне не удержать.

В его отряде было тридцать пять вооруженных воинов, одна женщина и один совершенный мейсалянин. Некоторые вояки явились из соседних владений и не особенно желали подчиняться сьору Броку.

В долине, на заболоченном лугу, раскинулся лагерь пришлых. Ими явно кто-то командовал. Вокруг бивака, хоть и не очень умело, выставили дозорных. Поэтому разведку проводить было трудно. Захватчиков набралось несколько сотен, среди них было много женщин и детей.

Сьор Брок и брат Свечка хотели получше разглядеть лагерь – правда, по совершенно разным причинам.

– Для нормального лагеря там слишком топко, – сказал Турм. – Повсюду родники, а кое-где можно провалиться по пояс. Да еще тучи комаров. Посидят там еще немного – начнут помирать от поноса да малярии.

– Бога молю, чтобы им хватило на это глупости, – согласился Брок.

– И я, – подхватил монах.

– Хотите, чтобы Господь не дал нам взять греха на душу и сам все сделал? – усмехнулся сьор. – Да, я начинаю понимать ход ваших мыслей.

Им не удалось обсудить, какой ценой обойдется защита Коннека, кто прав, а кто виноват. Сколько оборотов на колесе жизни придется совершить, чтобы смыть то зло, которое сотворится здесь?

По крутому, усыпанному хвоей склону холма сбежал один из разведчиков:

– Сьор, в лагерь гролсачцев приехали люди. Около двух дюжин, одежки у них побогаче, лошади есть. Не меньше восьми рыцарей, но флажки на копьях неизвестные.

– Арнгендцы, – сказал Турм.

Сочия сплюнула через левое плечо, словно опасаясь сглаза.

– Не думал, что они заявятся так скоро, – вздохнул Брок. – Что это?

Из долины донесся дружный рев голосов.

– Быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, гролсачцам предоставили свободу действий, – предположил монах.

– Думаете, они помчатся всей толпой?

– Первыми пойдут самые здоровые, – заявила Сочия. – Они опаснее остальных.

– Арнгендцы вперед не полезут, – сказал Брок уныло, ведь теперь засада не получится. – Возводим баррикады.

Солдаты сьора уже давно собирали валежник и рубили кусты, чтобы воздвигнуть заслон в долине. Нападающих он не остановит, зато получится нечто вроде бутылочного горлышка – это облегчит задачу лучникам.

Захватчики хлынули вперед, словно потоп. Гролсачцы и иноземцы – все одинаково нищие.

Дюжина лучников принялась за дело, их прикрывали десять воинов со щитами и копьями. Почти все стрелы попадали в цель.

Те, кому удалось убежать, карабкались вверх по дальнему крутому склону, а потом со всех ног сбегали с холма и дальше – вниз по течению реки. Прорваться за баррикаду удалось лишь немногим.

В долине отставших от основной толпы атаковали другие коннектенцы. Они тоже шли вниз по течению. Брату Свечке и Сочии велели прикрывать собственные спины.

Они участвовали только в одной схватке, в которой монах сумел не запятнать кровью руки и душу.

– Ну что, забияка вы эдакий, хотели перепугать его до смерти? – насмешливо спросила Сочия. – Знатный бой получился, правда?

– Но он ведь сбежал?

– Да, обратно на луг. Теперь нажалуется там, что на него злой волшебник напал.

– Глупости.

– Думаете, он признается, что сбежал, завидев совершенного мейсалянина?

– Это не имеет значения. Не надо!

Но было слишком поздно – ударом кинжала Сочия добила раненую старуху, которая, видимо, раздражала ее своими громкими стонами. Для девушки жизни этих несчастных, доведенных до отчаяния людей значили не больше, чем жизнь таракана или крысы.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Нужно возвращаться в Карон-анде-Лет, и поскорее.

Защищать замок остались женщины, дети и горстка стариков.

Но Брок Рольт решил иначе.

Резня закончилась. Долина Сэдью превратилась в долину мертвых. Брат Свечка знал, что ужасы на поверку всегда оказываются не такими страшными, как виделись вначале, но ему все равно казалось, что на земле осталось лежать не меньше сотни трупов. Из подлеска доносились стоны, но Брок туда не полез, он отпустил шестерых раненых солдат и пробормотал:

– Мне нужны те, кто за всем этим стоит.

– Не делайте этого, – тихо прошептал брат Свечка. – Будет только хуже.

– Куда уж хуже, брат. Они собирались перебить нас, забрать все наше имущество и присоединить Коннек к Арнгенду. И еретиков бы не пощадили. Защищать себя – не грех. Ваш собственный синод в Сен-Жюлезе так постановил.

Совершенный склонил голову: сьор говорил правду.

Монах решил, что больше не заслуживает звания совершенного: эмоции слишком возобладали над разумом.

– Мы не просим вас резать им глотки, – раздраженно продолжал Рольт. – Просто не мешайтесь под ногами.

– Это я сумею.

Но он устремился вслед за остальными, когда не задетые в схватке бойцы двинулись к лугу.

Лагерь представлял собой скопище жалких лачуг, кое-как сооруженных из хвороста, веток, камыша и рваных одеял. Убогое пристанище невообразимой нищеты.

Здесь было довольно многолюдно. Десятки больных, стариков, женщин и детей и даже вполне здоровые мужчины остались ждать тех, кто ушел в долину Сэдью. Сейчас в лагере царил переполох.

– Забияка, – сказала Сочия, глядя на брата Свечку.

– Что? – не понял Брок.

– Наша особая шутка.

Брок с подозрением покосился на сестру, но ничего не сказал.

– Ты знаешь здешние края? – спросил он у Турма. – Сможет ли вооруженный всадник тут развернуться?

– Далеко не везде. Тут почти нет подходящих мест.

После совещания с командирами Брок решил, откуда лучше атаковать лагерь. Отряд двинулся вперед. Когда они подошли ближе, лучники выпустили зажженные стрелы, и несколько лачуг загорелось. Из них с гневными криками выскочили гролсачцы. Только вот ответить нападавшим они не успели, сраженные дождем стрел.

Брок приказал лучникам выстрелить еще раз, а затем начал медленно отступать.

– Ага, вот и они.

Из лагеря выехала и растянулась шеренгой группа всадников – рыцари, сквайры, сержанты, – всего восемнадцать человек.

– Да, выглядят они не намного богаче гролсачцев, – сказал Турм.

– Наемники, – предположил Брок.

– Скорее всего.

А значит, хитрые и безжалостные бойцы.

В Арнгенде и Граальской Империи происходили перемены. Обычно младшие сыновья, которым не полагалось наследства, отправлялись в Святые Земли или вступали в Граальский рыцарский орден и воевали с язычниками на востоке. Но в последнее время такие путешествия, зачастую сулившие быструю и жестокую гибель, становились все менее притягательными. А жить на что-то нужно. Особенно если тебя обучили только одному ремеслу.

– Хотят урвать себе по кусочку Коннека, – хмыкнул Турм.

– Попробуем их разочаровать.

Коннектенцы отступали. Близился вечер. Солнце уже опускалось за вершины сосен.

По приказу Брока лучники выстрелили по арнгендцам, но бо́льшая часть стрел не долетела до цели, лишь одна воткнулась в подставленный рыцарем щит.

– Эти проклятые комары с ума меня сведут! – посетовала Сочия.

В небе носились ласточки. Скоро вместо них на пир слетятся летучие мыши. Брат Свечка надеялся, что не во́роны. Черные птицы существовали по обе стороны границы между реальностью и Ночью. Человеческие верования наделяли их могучим вещим даром.

Всадники перешли в наступление. Они не торопились и действовали расчетливо. Такого поворота событий Брок совсем не ожидал.

– Стреляйте еще раз, потом бегите к лесу. Только смотрите внимательно под ноги.

Арнгендцы приближались. На этот раз почти все стрелы долетели до них, но только одна, отскочив от щита, поразила живую мишень, да и то коня.

Несколько всадников пришпорили скакунов, понимая, что в лесу им будет сложнее продолжить погоню.

Остальные поспешили следом.

Через минуту две трети лошадей увязли в узких ленивых ручейках, которые были не видны в густой траве.

Их можно было увидеть только при свете дня, если ехать медленно и осторожно.

– Лучники, стреляйте, – приказал Брок, – Цельтесь в лошадей.

Солдаты заворчали: кони ценились гораздо дороже, чем сидевшие на них люди. Вот только здесь рассчитывать на трофеи не приходилось.

Приказ Рольта было трудно исполнить, хоть сьор и руководствовался законами тактики. У лучников осталась едва ли дюжина стрел.

– Проклятие! – выругался Брок. – Я надеялся, что нам удастся прикончить побольше. И что некоторые утонут, а мы добьем их, пока будут выпутываться из поводьев, увязая в торфянике.

Но арнгендцы не оправдали его ожиданий.

Удалось повалить только одного рыцаря и четырех коней. Всадники на уцелевших скакунах повернули назад.

– Хоть лагерь их поганый сгорит, и то хорошо, – проворчала Сочия.

Брок Рольт гнал своих людей всю ночь. Двигались они медленно и с трудом, иногда с большим трудом. Когда перевалило за полночь, брат Свечка обратился к сьору Броку:

– Оставьте меня, мне за вами не поспеть. Не волнуйтесь. Меня они не тронут.

– Старик, вы безнадежно наивны. Именно на таких, как вы, они и охотятся. Вам сохранят жизнь, только если решат отправить в Салпено и устроить показательный процесс над еретиком.

Старший Рольт приказал устроить часовой привал, а сам вместе с Турмом отправился на разведку.

За этот час мышцы брата Свечки окончательно одеревенели, и он едва мог двигаться. У него уже не хватало сил даже отбиваться от комаров.

– Высосут меня до капельки, – пробормотал монах себе под нос.

В душе росло отчаяние. Свечка вспомнил о Маргите и по-мирски пожалел о когда-то сделанном ими обоими выборе. Маргита стала сестрой Неподкупностью и жила теперь в мейсальском монастыре во Флемонте. Он уже много лет не видел бывшую жену. Интересно, она встречалась с детьми? Сам-то он давно их не навещал. Один из его сыновей, Эймишель, придерживался весьма практических взглядов и отказался признавать отца, потому что тот пожертвовал свое состояние ищущим свет.

Свечку охватил стыд: он не знал, где теперь его собственные дети.

Из мрачных раздумий монаха вывел внезапный приступ страха. В ночи недоставало чего-то важного. Куда-то подевались все комары.

Долину Сэдью заполнила тишина – гробовая тишина. Тьма сгустилась.

Не жужжали насекомые, совы не сплетничали друг с другом о том, где добыть самых вкусных мышей, никто не шнырял в листве и хвое, промышляя себе на ужин и стараясь не попасться кому-нибудь на зуб.

Тьма сгустилась еще больше.

Зашуршали листья – это вернулись из разведки Брок и Турм.

– До опушки от нас две сотни ярдов, – прошептал сьор. – Дома будем еще до рассвета. Даже если придется нести нашего святого отца. Что это?

Брок замер, вдруг почувствовав сгустившийся ужас. Как ни странно, обычной угрозы в этом ужасе не ощущалось.

Невидимое нечто не приближалось к ним, и разглядеть его не удалось. Тьма укрывала его, словно плащом, зато отчетливо слышалось приглушенное гудение, и чувствовалась сильная вонь.

Смрад был такой, словно рядом пронесли труп, пролежавший на жаре не меньше недели. А гудели десятки тысяч мух.

Брат Свечка ошалело затряс головой, словно хотел отмахнуться от нестерпимого запаха, от могущества древней Ночи. Но ведь старые боги давно сгинули! Еще на заре Древней Империи Бестию укротили, разорвали на части, сковали! Ни одно другое божество не смогло бы разрубить волшебные оковы, которые сдерживали поверженные Орудия.

Жестоких древних богов покорили люди, и только люди могли освободить их.

Зловонное облако поплыло дальше – существо перемещалось от трупа к трупу вглубь Коннека. Темнота вновь сделалась обычной. Вернулись звуки.

Коннектенцы двинулись дальше. Никто не поверил, что мимо по лесу минуту назад прошел сам Бестия, усыпая землю личинками червей. Тут скорее уж поверишь священнику, чем собственным чувствам. Слишком уж жутким было это Орудие, сама мысль о нем казалась невыносимой. Любой мог привлечь внимание Повелителя Мух, если только не молился усиленно собственному могущественному богу.

Арнгендцы тоже не поверили, даже когда их лошади, испугавшись чего-то, вдруг рванулись прочь, в темноту. А вот уцелевшие жители лагеря, лишившиеся крова, поверили. Под чалдарянской верой по-прежнему теплились воспоминания о древних богах, такие же скудные, как и жизнь самих гролсачцев.

Вернулись комары.

– Поднимайтесь, совершенный, – упрашивал монаха Брок Рольт. – Уже недолго осталось. Худшее позади. Еще до рассвета окажетесь на пуховой перине.

Брат Свечка вскарабкался на стену – туда, откуда были видны ворота Карон-анде-Лета. Солнце клонилось к закату. Монах проспал одиннадцать часов, но все суставы по-прежнему ныли, мышцы тоже. Староват он стал для приключений.

Проснувшись, он наелся так, что чуть не лопнул, и теперь, довольный, рассматривал в сгущавшихся сумерках толпу осаждающих. Хоть и было их много, выглядели они жалко.

Возле замка собрались сотни гролсачцев. Еще больше отправилось грабить окрестные деревни, но там для них не нашлось ни еды, ни трофеев. Те, кого сейчас видел совершенный, были настроены не слишком воинственно. Среди них были уцелевшие во вчерашнем сражении, а также те, кто в это сражение не очень стремился. Вообще здоровых молодых мужчин там было немного.

Время от времени они находили мертвое тело, и тогда до монаха доносились отчаянные вопли. Хотя Свечка никак не мог понять, как они умудряются опознать труп, после того как над ним потрудился Бестия.

Сам он не видел тел, которых коснулось страшное Орудие, зато слышал рассказы очевидцев. После своего пиршества великий демон оставлял лишь высохшие остовы, настолько легкие, что их можно было поднять одной рукой.

Как обычно, на стене дежурил Брок Рольт.

– Вы решили здесь поселиться? – поинтересовался у него монах.

– Отсюда хорошо видно, совершенный. Не много, но понятно, что происходит.

– Пока вроде бы ничего особенного не происходит.

– Правильно. Они разыгрывают из себя солдат, но это все пустое. Мы сломили их дух.

На стену поднялись Турм и Сочия. Турм на ходу стряхивал крошки с рыжих усов. Брат Свечка приветливо кивнул Сочии.

– А что же арнгендцы? – спросил он.

– Отправились грабить, но тут им рассчитывать особенно не на что. Разобьются на маленькие группки – на них тут же нападут. Отправятся всей толпой – никого не найдут, разве что тех глупцов и упрямцев, которым не хватило ума спрятаться в лесу.

– Кто-то посулил гролсачцам молочные реки и кисельные берега. А арнгендцам, видимо, обещали, что они не встретят здесь сопротивления.

– И они не встретили. Мы только и можем, что сидеть в замке сложа руки.

Брат Свечка не поверил сьору. Сидеть сложа руки было не в характере Рольта.

– Братец, добиться можно многого. – Сочия взмахнула рукой, указывая туда, где, едва различимые в сумерках, темнели вал и землянки, которые захватчики начали возводить днем, хоть и без особенного рвения. Из иноземцев помогали лишь немногие, остальные отправились на поиски добычи. Многие не вернулись.

– Чего именно? – спросил Брок.

– Если арнгендцы отправятся грабить, устрой вылазку, уничтожь лагерь, укради или перебей запасных лошадей, конюхов и слуг.

– А зачем рисковать? – хмыкнул Турм. – Просто подождем… пока граф Реймон не прискачет спасать свою распрекрасную Сочию.

Сестра толкнула его, и они начали ругаться. Сочия жаждала крови и готова была в одиночку устроить вылазку и перебить несчастных гролсачцев.

– Надо прореживать сорняки, иначе они разрастутся.

Свечка с грустью подумал, что в главном девушка права. Они столкнулись лишь с первой волной настоящего потопа. Не наводнит ли долину Сэдью поток отчаявшихся людей, готовый затопить Коннек?

Господу ведомо, что Коннек не сможет сплоченно подняться на свою защиту. Центральная власть не ведала, что творила, и не могла ни на что решиться. Быть может, герцог вообще при смерти. Заговор с ядом расстроили, но едва ли удалось вернуть Тормонда к жизни. Многие дворяне желали лишь насолить своим соседям, те же, кому не изменило чувство долга, готовы были тянуть до последнего, пока беда сама не придет к ним. Лишь граф Реймон Гарит мог бы еще увлечь кого-то за собой, он ведь прославился своими победами, но у него не было законной власти ни чтобы набирать рекрутов, ни чтобы раздавать приказы за пределами своих владений.

Бротская церковь считала Реймона самым опасным человеком в Коннеке. Именно поэтому, видимо, Конгрегация так вцепилась в Антье.

Стало темно, под стенами Карон-анде-Лета зажглись редкие костры. Людей, чтобы замкнуть кольцо вокруг замка, захватчикам не хватало.

Но скоро все может измениться.

Брок не собирался пускать дело на самотек. Он собрал пятерых добровольцев и вместе с ними спустился по веревкам с южной стены – там, где она была ниже всего.

– Они-то будут ждать нападения со стороны ворот, – пояснил он Свечке.

Долгие часы монах ждал, вглядывался в темноту, прислушивался, но ничего так и не произошло. Стояла тишина, видно было лишь светляков. Брок действовал умело и осторожно.

К полуночи старик сдался. Его тело все еще страшно ныло.

Пробудился совершенный в тот час, который обычно зовут колдовским. Он почувствовал, как в ночи прокралось нечто ужасное. Но не успел толком проснуться, как ощущение пропало. Монах сходил в уборную и вернулся в постель. Он дрожал, словно не лежал под теплым одеялом, а стоял на промозглом зимнем ветру, но потом его одолел сон.

Свечка поднялся с первыми лучами солнца. Хотя спал он достаточно, его одолевали слабость и вялость, хотелось снова лечь.

Завтракал он вместе с Турмом и Сочией. На столе лежало вдоволь хлеба, солений и копченой свинины. Брат Свечка посочувствовал гролсачским семьям, сидевшим под стенами замка.

– То создание снова являлось прошлой ночью, – сказал Турм.

– Какое создание?

– Которое мы встречали раньше, в долине. Повелитель Червей.

– Прекрати, наконец, ходить вокруг да около! – возмутилась Сочия. – Скажи уж как есть. Бестия! Бестия! Бестия был здесь – следовал за Броком, пока он расправлялся с этим сбродом.

Брат Свечка открыл было рот, но девушка рявкнула:

– Даже не начинайте! Вы, может, и поумнее обычного епископального святоши, но и у вас не выйдет повернуть все дело так, словно то был не Бестия.

– Орудие Ночи, которое мы зовем Бестией, – отозвался монах, – уже не существует.

– Тогда идите и скажите ему об этом, безмозглый вы старик. Он, конечно, тут же покорно ляжет и умрет.

– Прояви уважение, девочка, – одернул младшую сестру Турм и стукнул ее по плечу.

– Не спорю, вчера ночью во тьме бродило какое-то чудовище, – сказал Свечка. – Оно действительно похоже на древнего языческого бога тления. Но этого бога больше нет.

– Если дерьмо похоже на дерьмо, – усмехнулась Сочия, – пахнет дерьмом и на него слетаются мухи, я назову его дерьмом.

– Быть может, Бестию удалось заточить не полностью, – предположил Турм. – Или же какая-то его частичка ускользнула из плена. В Белых холмах творилось что-то странное, когда арнгендцы напали на Антье, тогда, перед резней у Черной горы. Говорили, что там вскрылись древние могилы и из них выбралось зло.

Брат Свечка подумал, что такое вполне возможно. Белые холмы на северо-восточной границе Альтая иногда еще называли Колдовскими. То существо, хоть и источало жуткое зловоние и обладало сверхъестественной силой, не показалось монаху особенно могучим. Быть может, это лишь крошечный осколок бога, движимый инстинктами?

Вырастет ли он? Возможно ли подобное? Будет ли тварь разыскивать другие свои частицы? Освободит ли древних ужасных созданий, знакомых ей с юности?

– Гадать не буду, а лучше признаюсь в своем невежестве в данной области, – сказал совершенный и, внутренне сжавшись, спросил: – Сопутствовала ли Броку удача?

– Да, – радостно отозвался Турм. – Он пробрался в загон, где арнгендцы держали лошадей, украл нескольких, убил и бросил там, где голодные гролсачцы их найдут.

Решил посеять среди захватчиков семена недоверия.

Турм посерьезнел. Монах догадался, что одними лошадьми дело не ограничилось и подробности ночной вылазки настолько ужасны, что Рольт не хотел пересказывать их святому человеку.

– Понимаю. Наверное, больше мне знать и не нужно.

Брат Свечка снова взобрался на стену над воротами. Захватчики копали вокруг Карон-анде-Лета ров и на одной его стороне воздвигали вал. Если осада затянется, на валу появится частокол. Еще копали чуть поодаль – по всей видимости, могилы. Несколько арнгендцев укрепляли лагерь.

В небольшом дворике возле ворот собралось несколько всадников. На востоке от замка, вдоль реки, брела на юг толпа оборванцев, к Карон-анде-Лету они не сворачивали.

Ворота распахнулись. Сочия Рольт во главе дюжины юнцов, не обращая внимания на осаждающих, помчалась к реке. Они ударили по толпе оборванцев, убивая мужчин. Не успели арнгендцы кинуться в погоню, как маленький отряд уже отступил. Сочия подъехала к недорытому рву и принялась беспощадно рубить направо и налево, привлекая внимание арнгендцев.

На стену, пригибаясь, чтобы их не было видно снизу, поднялись лучники. Потеснив Свечку, они заняли позиции. Другие готовили баллисты.

Сочия хотела заманить арнгендцев под град стрел, но они не поддались на уловку.

Появился разъяренный сьор Брок. Когда сестра вернулась, улыбаясь от уха и до уха, он заявил ей:

– Чтобы больше такого не было! Я понятно говорю? Брат Свечка, вы не пойдете против воли графа Реймона, если заберете мою сестру отсюда?

Сочия уже не слушала – она перестала обращать внимание на брата, как только он начал ее распекать.

– Разумно ли это? – спросил монах. – Ведь по окрестностям бродит столько разбойников.

– Все равно так безопаснее, – тихо отозвался Брок.

– Почему, сьор?

– Если так будет продолжаться и дальше, нам не отбиться. Они ничего не смыслят в военном деле, ими никто не управляет. Я буду убивать их тысячами, но рано или поздно потеряю и кого-то из своих. А заменить их будет некем. Меня просто измотают, так бурный поток подмывает берег. Они найдут убежище в лесу, где прячутся крестьяне. Я не хочу, чтобы Сочия оказалась тут, когда это произойдет.

– Если я заберу ее в Антье, а ваш замок падет, вы, вне всяких сомнений, будете отомщены. Она уж точно найдет способ.

Сочия, по мнению монаха, вполне способна была спалить дотла весь Арнгенд, если Шарльв Полоумный и Анна Менандская слишком уж ей насолят.

– Возможно, вы и правы.

– О чем это вы тут шепчетесь? – поинтересовалась Сочия. – Не обо мне ли?

– В некотором роде. Пытаюсь вот уговорить совершенного покинуть замок, пока можно.

– Пустая болтовня, братец. О чем вы на самом деле говорили?

– Вечно ей нужно перечить, ни минуты не может выслушать спокойно.

Брат Свечка кивнул. Именно так и можно заставить девчонку сделать то, что нужно.

– Пойдем, сестренка, – сказал сьор Брок. – Выпьем вина. Мне нужно кое о чем тебе рассказать. Возможно, это будет самое важное поручение в твоей жизни.

Стоявший на высоком холме Артлан-анде-Брит остался позади. Талант сьора Брока Рольта к плетению интриг не переставал восхищать брата Свечку. Его Рольт подрядил спасать Сочию, а Сочии расписал, как необычайно важен для всех брат Свечка. Он-де светоч мейсальской философии, его необходимо уберечь во что бы то ни стало, и только она одна сможет убедить графа Реймона позаботиться об этом бесценном человеке.

Каждый из них нес письма для сьора Ланна. Прочитав эти письма, тот немедля отправил путников дальше и вместе с ними отослал двух племянниц и двух ослов. Лошадей пришлось оставить в Артлан-анде-Брите.

А вот доспехи и оружие Сочия не бросила, и теперь их везли в переметных сумах ослы.

Девушку и племянниц переодели крестьянскими мальчишками, а брат Свечка ехал в своем обычном одеянии. Все совершенные носили простые серые сутаны.

Предосторожности следовало соблюдать даже к югу от Артлан-анде-Брита: толпы гролсачцев просочились и за пределы владений Тульдсов.

Сьор Ланн смотрел в будущее ничуть не менее мрачно, чем сьор Брок Рольт.

Сочии граф Реймон обрадовался, а вот совершенному не очень. Тульдсовых племянниц разобрала местная родня.

Гарит едва ли не лебезил перед Сочией и без конца просил прощения, что не отправил войска на север.

Девушка покорила его.

– Теперь нас никто не слышит, совершенный, – сказал он Свечке, когда они остались наедине. – Расскажите всю правду – что случилось? Что там на самом деле творится?

Монах рассказал все без утайки.

Граф Реймон вытаращил глаза, услышав о подвигах Сочии, но дальше расспрашивать не стал, его заинтересовало другое:

– Бестия? Неужели?

– Возможно, не сам он, но его частица. Или же некто желает напомнить о нем. Быть может, кто-то решил напугать нас древним злом и посеять панику и хаос.

– Думаю, то существо настоящее, вернее, частица настоящего.

– Но…

– Брат, до меня доходят вести отовсюду. Рассказ о пробудившемся Орудии Ночи я слышу уже не в первый раз. Подобное происходит везде, где еще помнят древние истории о призраках. Думаю, во всех этих рассказах есть доля истины.

– Почему вы не отправили войска в Карон-анде-Лет?

– На меня беспрестанно наседают шавки Безупречного. Мерзкие церковники постоянно приспосабливаются, изыскивают способы досадить мне, не нарушая при этом мирского закона. Я не могу их арестовать. С каждым днем их становится все больше и больше. Где Конгрегация их берет, ума не приложу.

– В монастыри приходит столько желающих, что принимают далеко не всех. Примкнувшие к церкви ведь не голодают. А еще есть порода людей, которые упиваются властью над другими, пусть и небольшой.

– Совсем не это хотелось мне услышать, совершенный. Хотя хороших новостей я теперь не получаю. Только вчера сообщили, что новую императрицу Катрин короновал сам Безупречный и она склонилась перед властью бротских патриархов.

– Возможно, из-за этого в империи начнется гражданская война.

– Возможно. Но это совершенно точно означает, что Граальская Империя больше не будет прикрывать Коннек. И на этом дурные вести не заканчиваются: Безупречный готов объявить священный поход против мейсальской ереси.

Брат Свечка вздрогнул. Ищущих свет можно было встретить повсюду, но в Коннеке их жило больше всего, там мейсаляне проповедовали открыто. Значит, именно на Коннек падет основной удар.

– Так или иначе, фальшивый патриарх ограбит наш край.

– Тогда ему лучше поторопиться, – сказал граф. – А то нечего будет грабить после наших внутренних свар.

Конгрегация получила указания из Брота. Новый епископ Антье приказал графу Реймону явиться, но посланцы так и не смогли разыскать его. Некоторые из них бесследно исчезли.

Граф Реймон своей хитростью решил сразу две проблемы. Он собрал всех желающих и вместе с маленькой армией отправился на север, оставив Бернардина Амбершеля и свою невесту разбираться вместо себя с назойливыми и обнаглевшими бротскими посланцами. А потом исчез и Амбершель. Слухи утверждали, что именно он стоит за непрекращающимися убийствами и таинственными исчезновениями, которые то и дело происходили в Антье. В город теперь совалось все меньше братьев из Конгрегации, а те, кто уже жил там, ходили по улицам переодетыми и не поодиночке.

И все равно случались убийства. Иногда довольно жестокие.

В Антье лилось удивительно много епископальной крови: таинственные убийцы не боялись отлучения от церкви и не терзались муками совести.

Через несколько недель своего так называемого регентства Сочия поймала в коридоре брата Свечку.

– Совершенный, это все один большой заговор! Проклятие, они говорят мне, что теперь я владычица города! Соблюдая все тонкости этикета, просят моего соизволения на то или это, а потом делают по-своему!

– Девочка моя, Реймон так и задумал. Так его нельзя обвинить в бесчинствах – ведь его нет в Антье и остановить злодеяния он не может. А ты, разумеется, всего лишь женщина и ничего не можешь поделать.

Сочия на минуту замолчала, сдерживая гнев.

– Скажу честно, этот маневр мне понятен. Очень хитро. Одно от меня ускользает – почему в войне против Конгрегации участвуют иноземцы?

Старик удивился. Граф Реймон не пользовался услугами наемников.

– Иноземцы? Ничего не понимаю, дитя мое. Какие иноземцы?

– Я глупая женщина и, конечно, не должна замечать подобные мелочи. Но перед своим исчезновением Бернардин по-приятельски разговаривал с какими-то чужаками. Говорили они на странном наречии, его труднее разобрать, чем фиральдийский. А видок у этих типов был такой, словно они в случае чего родную мать освежуют и поджарят. Бернардин-то пропал, а они все еще ошиваются в Антье.

– Видимо, я был невнимателен и их не заметил.

Конечно же, когда Сочия собралась показать ему загадочных иноземцев, ни одного не удалось отыскать.

Война с прихвостнями Безупречного продолжалась.

11

Брот, возвращение домой

– Ну как? – спросила Анна Мозилла, когда Пайпер Хект рухнул на кушетку. – Все плохо?

– Хуже не бывает. Безупречный вконец обезумел. Если он добьется своего, запылает весь запад. Вознамерился вторгнуться в Коннек. Анна Менандская, похоже, полностью подчинила себе Салпено и отнеслась к идее священного похода вполне серьезно. Ее люди уже в Коннеке. Она так увлеклась своими планами на юге, что сантеринским приспешникам будет чем заняться. Если Арнгенду в Коннеке не повезет, король Брилл, возможно, объявится прямо на Пейле и заявит права на арнгендский престол.

– Пайпер, больше ни слова о политике.

– Как дети?

– Отъедаются. Сейчас они спят. Бехтер прислал весточку, что ты придешь.

– Что бы я без него делал?

– Как коронация? – В голосе Анны звучала обида: любовницу главнокомандующего на церемонию не позвали.

– Прошло уже несколько недель.

– Но ты с тех пор не был дома.

– Да? Не подумал даже… Мы действительно работаем не покладая рук.

– Ты, Пайпер, теперь там главный.

Хект вздохнул. От Анны почти ничего не удавалось скрыть. Титус Консент переехал из дэвского квартала в дом поблизости, и Ноя с Анной подружились.

Им обеим не хватало родни, которая могла бы поддержать и помочь.

Анна, к некоторому неудовольствию Хекта, сделалась настоящей домоседкой. Она была старше его, – быть может, приключения больше ее не манили.

Хотя приключений по хозяйству ей хватало с избытком.

Сытый и полусонный, Пайпер лежал в постели и пытался выкинуть из головы коронацию. Но она засела там, словно навязчивая песня, от которой никак не избавиться, – любовная баллада коннекского трубадура. На церемонии принцесса Элспет не сводила с него глаз. Это было так заметно, что несколько человек даже спросили Хекта, в чем дело. Он объяснил, что спас ей жизнь под Аль-Хазеном.

И надеялся, что его интерес проявлялся не так очевидно.

Эта девушка восхищала Пайпера.

Но все пустое: Элспет Идж – наследная принцесса Новой Бротской Империи, а он наемник на службе у заклятого врага ее отца.

Имперцы все еще гостили в Броте, но главнокомандующий не видел их с самой коронации.

И честно говоря, времени у него и так не хватало.

Безупречный желал отправить армию в Коннек через земли Ормьендена. Ему удалось раздобыть гораздо больше денег, чем думал Хект. Многие кредиторы, разочарованные результатами кальзирского священного похода, теперь готовы были снова бросить деньги на ветер – они надеялись поживиться в Коннеке.

А если верить докладам Титуса, поживиться там скоро будет нечем. В тех краях творилось неладное.

Безупречный получил лишь четверть обещанных Анной Менандской богатств. Еще четверть, как подозревали многие, пропала во время пути. А еще ходили слухи, что Анна финансировала вторжение арнгендцев в Коннек и потому использовала остатки тех сокровищ, которыми собиралась подкупить Безупречного, чтобы умаслить собственных кредиторов.

Бротские ростовщики неохотно вели дела с патриархом и его подданными.

Хект заснул. Ему снилась Элспет. Как и все ночи до этого. Он так и не смог перекинуться с ней словечком. Скоро имперцы уедут. Императрица Катрин намеревалась пересечь Джагские горы, пока не завалило перевалы.

Анна перевернулась на бок и уткнулась носом ему в грудь. Почувствовав на коже ее горячее дыхание, Пайпер проснулся.

– Так и не можешь все выкинуть из головы? – промурлыкала она. – Всего на одну ночь?

Но Пайпер действительно не мог. Когда его мыслями не владела Элспет Идж, он волновался о принципате Делари и Осе Стиле, думал, где взять новобранцев, гадал, когда таинственные убийцы снова покусятся на его жизнь, что сталось с аль-Азером эр-Селимом. Он так хотел побеседовать со своим бывшим мастером призраков, но Аз больше не показывался.

Да и от Бо Бьогны не слышно было вестей. Бо уже давно никто не видел.

Пайпер Хект волновался.

Над его головой, словно стервятники, кружили разные неприятности.

– Пытаюсь, дорогая. Правда пытаюсь, но я…

И тут внезапно его одолел сон.

Пелла и Вэли приготовили завтрак, и справились весьма неплохо. Они принесли еду Хекту и Анне, которые все еще лежали в постели, обнявшись. Детей эта сцена нимало не смутила – видеть такое для них, вероятно, было не в новинку.

Хект почувствовал некоторую неловкость, хотя умом прекрасно понимал, что здесь, на западе, зачастую вся семья, даже если речь шла о дворянах, спала в одной комнате, иногда даже в одной кровати. И то, что обычно происходит между женщиной и мужчиной, происходило, несмотря ни на что.

– Наша девочка еще не начала говорить? – спросил Пайпер.

– Нет, но теперь она молчит не из страха – простое упрямство, – сказала Анна, а потом прошептала ему на ухо: – Я слышала их разговор с Пеллой. Она не знала, что я в соседней комнате.

– Заговорит еще, – отозвался Пайпер. После завтрака он разомлел, да и в нежных объятиях Анны было хорошо и спокойно. – Они хорошие дети, – добавил он через несколько минут.

– Да, и это удивительно, учитывая, откуда ты их взял.

– Все мы не из самых прекрасных мест взялись. Пелла когда-нибудь вспоминал родной дом? А Вэли? Она скучает по родным?

– Пелла? Ничего подобного за ним не замечала.

– Знает, как ему повезло.

– Один раз упомянул сестру.

– Проститутку?

– Спросил, нельзя ли ему прочесть ту книгу, в которой про них с сестрой говорится. Я не поняла, что он имеет в виду.

Хект пересказал ей Гортову историю.

– Один экземпляр, как уверяет Пинкус, есть у Бронта Донето. Горт даже заявил, что читал поэму, но вряд ли Донето нам ее покажет. Эту книгу запретили во всех патриарших владениях. Там ведь высмеивается церковь. Вроде бы.

– А про Вэли ты так ничего и не узнал?

– Только одно: ее настоящее имя не Вэли Дюмейн. Титус не нашел ни одного семейства Дюмейнов, в котором пропала бы дочь. Да и девочку по имени Вэли никто не разыскивает.

– Значит, она просто хитрая мошенница.

– Возможно. Но меня все равно беспокоит это странное совпадение. Ее насильно держали в борделе, который служил прикрытием для охотников на ведьм из особого ведомства. Да еще тех, кто тайно сговорился расстроить сделку Безупречного с закулисной владычицей Арнгенда.

– Если бы тебе можно было уехать, уйти со службы и жить своей жизнью, куда бы ты отправился? Чем бы стал заниматься?

Анна внезапно напряглась в его объятиях. Это был не праздный вопрос, не пустая болтовня двух любовников.

– Не знаю. Никогда об этом не думал. – С Дринджером его связывало все меньше и меньше, даже если сбросить со счетов все те происки, с которыми пришлось иметь дело на этом берегу Родного моря. – Я всем говорю, что хотел бы разбогатеть и купить большую латифундию. Но это не всерьез. Земледелие – тяжелый труд. Даже для хозяев.

– А ты когда-нибудь этим занимался?

– Нет.

– Тогда и не начинай. Земледелец и скотовод зависят от всего на свете – от жуков, крыс, ростовщиков, погоды, болезней, мира и войны – от любой прихоти Господа Бога или человека. Если бы им не нужно было платить ренту, трудяги, которые там работают не покладая рук, давно бы уже все бросили.

– Ты говоришь со знанием дела.

– Мне повезло родиться со смазливой мордашкой, большими глазами и гладкой кожей. Ты бы видел, какая у меня была в молодости грудь. Так и сбежала подальше от сельской жизни.

Хект почти ничего не знал о том, как жила Анна до их встречи. Он не испытывал судьбу и не расспрашивал ее. Что она пережила, что повидала до того, как открыть ему дверь той ночью в Сонсе? В ту ночь для них обоих началась новая жизнь.

– Хм? – только и промычал он.

– Видел бы ты меня, Пайпер, в шестнадцать. Красавица была такая, что сама удивлялась.

– Жалко, что я тебя ту не застал, но вряд ли ты была желаннее, чем сейчас.

– Умеешь ты языком трепать, Пайпер Хект. А женщине в мои годы нужно время от времени выслушивать подобную чепуху. – После этого она решила перейти от слов к делу. – Ну что, готов к приключениям?

Анна Мозилла умела сделать так, что Пайпер Хект начисто забывал о детях в соседней комнате.

Пелла и Вэли, несмотря на юные годы, прекрасно знали о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Вэли чуть было не познакомилась с этой стороной жизни на практике, но Хект вовремя вызволил ее из борделя.

Юные девицы считались ходовым товаром.

Как и мальчики, хотя здесь желающих находилось чуть меньше.

Лежа в полудреме, Хект думал о принципате Муньеро Делари. Старика он не видел вот уже несколько недель: тот с головой ушел в дела – наводил порядок в разгромленном подземелье, стараясь при этом не пасть жертвой интриг принципата Донето.

– Наверное, нужно уже вставать, – промурлыкала Анна, тесно прижавшись к Пайперу.

Хект едва успел одеться, когда мир внезапно рухнул.

Очнулся он на носилках. Пахло дымом и огненным порошком. Носилки тащили четверо служак из городского полка. На них были кожаные туники и подшлемники, в таком облачении ходили констабулеры – новая патрульная служба, набранная из ополченцев. Они поднялись по ступенькам в какую-то церковь, мимо спешили другие констабулеры, тоже с носилками.

В городском полку становилось все меньше солдат, их постепенно сменяли горожане. По новому закону, недавно принятому сенатом и одобренному церковью и главными кланами Брота, все дееспособные жители города должны были бесплатно раз в десять дней патрулировать улицы в своем округе – следить за порядком и проверять, не возник ли где пожар. Очередность таких дежурств устанавливали гильдии или собравшиеся на совет соседи.

В Броте насчитывалось девять военных округов. Когда на улицах регулярно стали появляться патрульные, преступников сразу поубавилось.

Хекту давно уже было интересно, где Пинкус Горт позаимствовал свою идею? В Восточной Империи?

Констабулеры опустили носилки на пол и сгрузили Пайпера на тюфяк.

– Отец Капричио! – крикнул один. – Тут какая-то важная шишка, похоже.

Оставив Пайпера, они сразу поспешили обратно – за следующим раненым.

Над головой у Хекта раскинулся высокий потолок, между балками проглядывали нарисованные ангелы. Перед тюфяком опустился на одно колено священник – судя по сутане, из какого-то ордена целителей.

– А, вы в сознании. Можете сказать, сильно ли вас ранило?

– У меня контузия. По-моему, был взрыв.

– И притом очень сильный. Зацепило дюжину домов.

– Анна! Дети… – Он попытался встать.

– Не двигайтесь. Констабулеры разберутся. Раненых женщин и детей доставили сюда первыми. Вам поможет найти своих кто-нибудь из священников или алтарник. Я вам нужен?

– Не знаю. Я почти ничего не чувствую.

– С виду вы не ранены, а у меня тут многие серьезно пострадали.

– Тогда идите.

Где же действительно Пинкус позаимствовал эту систему – три уровня ополчения?

Теперь в каждом патриаршем городе действовали организованные военные отряды. На этом настоял главнокомандующий. А Пинкус Горт, управлявший бротским городским полком, разделил его по-своему: на констабулеров, гвардеров и всадников-эквестериев. Гвардеры дежурили на сторожевых постах на городской стене и на воротах. Их формировали из горожан более зажиточных, чем те, что шли в констабулеры. Теперь некоторые из таких горожан нанимали вместо себя солдат – почти всегда ветеранов из городского полка. За что те, конечно же, были признательны полковнику Пинкусу Горту.

Эквестериев набирали среди богачей – тех, кто мог позволить себе коня. Некое подобие древнего ополчения.

Это льстило самолюбию многих, хотя в настоящем бою участвовать никто не хотел.

Предполагалось, что бротское ополчение, как и ополчения других патриарших городов, выделит солдат для службы за пределами родных краев.

С древнейших времен сюзерен имел право призывать на войну всех здоровых мужчин. С нынешней же системой участник ополчения обязан был служить в действующих войсках не более сорока дней каждые шесть лет.

Даже города, в которых не особенно поддержали патриарха, могли временно одолжить Безупречному десять процентов своих мужчин. А еще Хект надеялся, что вместо новобранцев все захотят откупиться деньгами. Тогда он сможет завербовать опытных вояк среди беженцев.

Хекта разыскала соседка Анны, вдова по прозвищу Торопыга.

– Вот вы где! Анна вся извелась. Нельзя с ней так.

– Может, вы и правы. Она не ранена? Что с детьми?

– С ними все в порядке. Девчонка вся в крови, но это у нее из носа.

– Хорошо. Скажите им, где вы меня нашли.

– А сами-то что?

– Госпожа, я тут валяюсь не потому, что отдохнуть прилег.

Вдова обожала совать нос в чужие дела. Она сердито кивнула и поспешила прочь. Хект попытался встать и потерял сознание.

– Пинкус?

– Единственный и неповторимый, собственной персоной. Чего это ты тут валяешься без дела?

Горт сидел, скрестив ноги, на двух тюфяках сразу – на одном лежал Пайпер, а на другом какой-то мужчина, которого принесли, пока Хект был без сознания. Мужчина совершенно не возражал, ибо был мертв.

– Да я вот попытался встать, но вырубился.

– Слышал уже. У меня тут свои люди дежурят. А то вдруг они попытаются еще раз?

– Что?

– Ах да, ты-то, наверное, и не знаешь.

– Чего не знаю?

– Большой бабах – его, похоже, в твою честь устроили. Только вот грохнуло раньше, чем надо.

– Чего?

– Ладно, давай все с начала. Кто-то запряг в тележку осла и нагрузил ее бочками с огненным порошком. Бабах вышел отменный. Но они хотели все взорвать возле дома Анны.

«Не может быть, чтобы мне так повезло», – подумал Хект. Пинкус, вероятно, думал так же.

– Двоих мы поймали, – сказал он. – Именно от них и узнали, какой у мерзавцев был план. Мы все отследим – и откуда взялись эти двое, и откуда у них огненный порошок.

– У тебя, похоже, все схвачено.

– Вроде как. Пайп, а скажи-ка ты мне кое-что.

– Что?

– Почему тебя постоянно хотят укокошить? Ты, конечно, у нас весь из себя главнокомандующий, но все равно непонятно, чего это неизвестные злодеи к тебе привязались.

– Пинкус, я и сам дорого бы дал, чтоб узнать. Узнал бы, так занялся этим делом лично, клянусь тебе. Но я понятия не имею. Точно не привет из прошлого – у меня и прошлого-то такого занимательного нет.

– Дичь какая-то.

– Именно. И меня это пугает. Знал бы кто – не боялся бы так. Ты уверен, что бабах именно по мою душу?

– Уверен. И им тебя позарез было нужно прикончить, пусть даже при этом погибнет куча народу.

– Я бы с большим удовольствием навестил твоих пленников. Или, если у тебя нет на них планов, отдай их принципату Делари.

– Попробую.

– Прекрасно, помоги-ка встать.

Но как только они поднялись, у Хекта закружилась голова, а пол ушел из-под ног.

– Нет, не готов я еще. Положи меня обратно.

И он снова потерял сознание.

Когда Хект очнулся, у него нестерпимо болела голова. Ему послышался голос Анны. Нет, это дети… «Неужели такая сильная контузия?» – испугался он. Он никак не мог узнать голос, который обращался к нему. Это был голос из прошлой жизни. Наконец Хект повернул голову и увидел, что на том тюфяке, где еще совсем недавно валялся мертвец, лежит другой человек. Неужели? Да ведь это же….

– Аз?

Аль-Азер эр-Селим, мастер призраков. Его почти невозможно было узнать в западном наряде, да и бороду он сбрил, но вот глаза – глаза его выдавали. Они заглядывали в самое сердце Ночи, и все же их, как и прежде, забавляла и изумляла человеческая глупость, глупость, свойственная любому Божьему творению.

– Капитан, – едва слышно выдохнул Аз.

– Что ты здесь делаешь?

– По-другому мне с вами было никак не увидеться. Вы нас будто избегали.

– Неправда. Сама судьба вознамерилась отвлечь меня.

– Судьба, капитан?

Аз постоянно имел дело с созданиями Ночи, но оставался при этом ярым праманином.

– Неудачно выразился. Трудно не нахвататься здесь дурных привычек. Особенно если нужно сойти за своего.

Аз ничего не ответил, но ему, видимо, эта проблема тоже была знакома.

– Кто-нибудь смотрит на нас? – спросил Пайпер.

Мастер призраков покачал головой.

– Как ты сюда пробрался?

– Меня принесли на носилках. Там все еще собирают раненых.

Хект кое-как уселся. Чувствовал себя он уже лучше, хотя бегать, пожалуй, пока не стоит.

– Знаете, а ведь это вы были главной мишенью.

– Что? – Как будто то же самое не говорил ему Пинкус.

– Взрыв должен был разрушить дом той женщины и убить вас. Они уже несколько недель ждали подходящего случая.

– А ты откуда знаешь?

– Мы знаем кое-кого из заговорщиков. И знаем, кто им платит.

– Превосходно. Зачем ты здесь?

– Мне нужно поговорить со своим капитаном.

– В Броте? Ты чужой здесь.

– Капитан, у нас не было выбора. На те корабли, которые забирали ша-луг и люсидийцев из Кальзира, нас не взяли. Воины, которые хорошо нас знают, некоторые из тех же школ, что и мы, обнажили оружие и не пустили нас на борт. Мы должны были погибнуть в Аль-Хазене, но уцелели, потому что вы тогда пошли в атаку, да еще император, появились Орудия, вмешалась коллегия. Это, видимо, совершенно не входило в чьи-то планы. С тех самых пор на нас идет охота.

– Я так и думал. Но почему? Не понимаю. Даже беспочвенные страхи Гордимера этого не объясняют.

– Дело не в Гордимере, а в Шельмеце. Мы знаем наверняка. По какой-то причине, а по какой – мы понять не можем, он твердо решил погубить всех, кто тогда добыл ему мумии в Андесквелузе. И в особенности вас.

Хект медленно покачал головой, одновременно присматриваясь, не обратил ли кто на них внимания.

– Вы сильно пострадали?

– Погибли Агбан, Нортс и Фалак. А еще Хагид. Но тут Шельмец, возможно, допустил серьезный промах.

– Про Хагида я знал. Это случилось…

– Он хотел вас увидеть, рассказать какой-то важный секрет. Настолько важный, что парень сбежал из Аль-Кварна и добрался до самого Брота. Он вас очень уважал.

– И эр-Рашаль его убил.

– Не своими руками, но убили его по указке Шельмеца.

– Ты уверен? Это не просто догадки?

– Почти уверен. Шельмец с Ночью накоротке.

– Что он замышляет?

– Не знаю, а гадать не хочу. Может, просто хочет замести следы.

– Чтоб никто не знал о тех мумиях из Андесквелуза? Тогда он зря тратит время, коллегии об этом прекрасно известно – не о том, кто был в том походе, а о том, что оттуда вывезли мумии.

– Что?

– Я слышал, как они обсуждали те события. Им известно гораздо больше, чем мы думали. Ты сам видел пушки с огненным порошком под Аль-Хазеном.

– Я решил, это вы виноваты. Как и все остальные, видимо.

– Когда я приехал сюда, они уже владели секретом огненного порошка. Зачем вы сидите в Броте?

– Охраняем вас. Вон ваша женщина идет, – снисходительно, хотя и безо всякого осуждения заметил Аз.

Пайпер никогда еще не видел Анну такой бледной. Заметив его, она просияла.

– Я тебя повсюду искала.

– А я тут тихо-мирно лежал.

– Остряк.

– Но ведь Пинкус должен был тебе передать. Да и Торопыга тоже. Пристыдила меня, сказала, что я тебя постоянно расстраиваю. Хотел встать и тебя найти, но потерял сознание. Что с детьми?

Когда Хект упомянул прозвище вдовы, Аз, так, чтобы не видела Анна, незаметно подал ему условный знак, который означал: «Враг».

– С ними все хорошо. Сначала, конечно, перепугались, но дети есть дети. Для них это скорее приключение. Вэли даже начала говорить, но потом сразу замолчала. Они сейчас дома – следят, чтобы никто не растащил мои вещи. А еще там двое солдат дежурят, Пинкус прислал. Но от тебя он ничего не передал – сказал только, чтобы я шла сюда и проверила, нет ли тебя среди раненых.

– Пинкус приходил. Он думает, что весь этот огненный порошок предназначался для меня, но взорвался раньше, чем надо.

– Не может быть. – В глазах у Анны плеснул ужас.

– Прости меня. Но Пинкус именно так и думает. Не знаю, зачем и кому это понадобилось.

– Встать сможешь?

– Теперь, думаю, да. Наверное, тебе придется помочь. – Пол уже не уходил из-под ног, и стоял Пайпер почти прямо. – Очень приятно было с вами пообщаться, господин Суппор. Прислушаюсь к вашим советам. – Когда они отошли от тюфяков подальше, он прошептал Анне: – Каждый встречный-поперечный норовит учить меня жизни.

– Он на иноземца похож.

– Кальзирский дэв. Приехал в Брот после священного похода, у него тут родня. Расписывал мне на все лады, что я не так делаю и как все улучшить. Стоит отдать городскому полку должное: помощь оказывали всем.

Хект споткнулся, но Анна успела его подхватить.

– Точно можешь идти?

На них внимательно посмотрел один из братьев-лекарей.

– Со мной все будет в порядке. Пошли.

После нынешних событий работы у него прибавится: у главнокомандующего было множество разных обязанностей.

Хекту стало лучше, но когда он увидел последствия взрыва, то снова пал духом.

Фасад дома Анны был почти полностью разрушен: взрывная волна превратила известковый раствор между кирпичами в пыль. Еще полдюжины домов пострадали не меньше. А некоторые даже больше. Посреди улицы зияла огромная воронка, Хект мог бы поместиться в ней целиком.

– Вот это да!

Ему едва хватило воображения представить, сколько же огненного порошка понадобилось, чтобы устроить такое. Не одна сотня фунтов. Значит, порошок был не самого лучшего качества, ведь изготовить его весьма непросто.

Чтобы купить столько, нужны огромные деньги.

Для обвала ипподрома потребовалось гораздо меньше.

Собственные запасы Пайпера, предназначенные для всего патриаршего войска, составляли около полутоны. И его алхимики трудились по десять часов в день шесть дней в неделю. Труднее всего было раздобыть селитру.

Перед домом Анны стояло несколько фургонов.

– Это еще что такое? – спросил Хект.

– Не знаю, – отозвалась она.

Фургоны явно прислали не для подмоги пострадавшим от взрыва: возницы стояли подле них с недовольным видом и даже не думали кому-нибудь помогать.

– Целых шесть. Ого! А вот и знакомое лицо.

– Не та ли это женщина, что была на церемонии обращения Титуса? – с кислым видом поинтересовалась Анна.

Рядом с крыльцом возле фургона действительно стояла белокурая женщина.

– Вроде, похожа, – сказал Пайпер, хотя и без особой уверенности. А вот кого он узнал точно, так это стоявшего позади дамы Осу Стила. – Да, это она. Геррос, кажется? Имени точно не помню.

На Осе красовался городской маскировочный наряд, и выглядел он точь-в-точь как уличный мальчишка, не старше Пеллы. Мальчишка этот, по всей видимости, не бедствовал: обноски почти чистые и не совсем уж рваные.

– Что случилось? – спросил Хект, подойдя к крыльцу.

– Дедушка хочет, чтобы вы переехали в его особняк, – ответила женщина без особенной радости в голосе.

– Господин главнокомандующий, принципат Делари надеется, что вы и ваша дама примете его помощь, – встрял Оса Стил и поманил Хекта кивком головы. – Пойдемте со мной, мой господин. – Когда они отошли в сторону, Оса добавил: – Вот что, грузи все фургоны и вези в особняк. Он там почти не живет. А когда дом отстроят, вернетесь.

Глядя на развороченный дом Анны Мозиллы, Хект молчал. Он все еще плохо понимал, что происходит. На крыльце, там, где раньше была входная дверь, стояли Пелла и Вэли. Пайпер взглянул на солдат, которых прислал Пинкус. Этих двоих он знал: они не подведут.

– Хорошо, я понял. – Пайпер вернулся к Анне. – Принципат предлагает нам пожить в его особняке, пока твой дом не отстроят. В фургоны нужно погрузить все, что ты хочешь спасти от воров.

На лице Анны отразились вперемешку гнев, раздражение и благодарность. Предстоящий переезд не радовал ее, но другого выхода не было. Пинкус не сможет постоянно охранять дом. Несколько минут она молчала и наконец ворчливо проговорила:

– Я благодарна принципату за щедрость и заботу. Будь по-вашему.

Хект передал белокурой женщине, что Анна согласна.

– Пусть покажет возницам, какие вещи грузить, – кивнула та.

Хект вздрогнул. От ее голоса ему становилось не по себе. Только это было не чутье опытного воина, распознавшего опасность. На него словно повеяло холодным дыханием Ночи, словно совсем рядом затаилось ее невидимое порождение.

Пайпер чуть отодвинулся. Почему же в ее присутствии так неспокойно? Какая-то скрытая угроза? Но амулет молчал.

Хект снова подошел к Анне. Оса Стил не сводил с него взгляда.

– Пайп, а это что еще за фургоны? – спросил появившийся откуда ни возьмись Горт.

– Делари прислал. Мы переезжаем в его особняк.

– Повезло. Ты себе действительно ангела-хранителя раздобыл.

– Точно. Это-то меня и беспокоит.

– Боишься, подкараулит где-нибудь в банях и отымеет?

– Нет, это-то я как раз переживу. – Очередные Гортовы шуточки. – Просто такое везение уж слишком подозрительно. Раньше удача меня так не баловала.

– Вот и славно, а то слишком уж ты беспечен, волнуешься мало, а дела-то серьезные. Мы тут арестовали кое-кого.

– Так быстро?

– Ага. Чуток удачи, старая добрая человеческая глупость, ну и сотня людей, которых можно погнать на поиски таинственных запасов огненного порошка, – вот и получается быстро. Прибавь к этому еще глупости, да побольше, и смело заковывай злодеев в колодки.

– Объяснил бы толком, – отозвался Пайпер, наблюдая, как Анна беседует со светловолосой женщиной. Обе, казалось, сильно нервничали.

– Моим людям хватило десяти минут, чтобы понять: в Броте есть только одна частная мастерская, где делают огненный порошок – «Виггин Пиннска и сыновья», в дэвском квартале. Еще десяти минут хватило, чтобы убедиться: те не продавали порошок для здешнего непотребства – в той мастерской могут отчитаться за каждую когда-либо произведенную унцию. И весь свой товар они продавали тебе. Мои парни осмотрели там все: если что-то и изготавливали подпольно, то разве только несколько фунтов. Им трудно селитру достать – получают ее с Шиппена или Артесипеи. Виггин младший сообщил, что пару месяцев назад некто пожелал купить целых пять бочек. Семейство Пиннска отправило его к аптекарям, братьям Громачи. У тех водилась селитра. Мы и их навестили. Громачи сказали, что с радостью взялись бы за заказ, да вот беда – они не знают секрета изготовления огненного порошка.

Интересно: огненный порошок использовали на войне все чаще, но те, кто разузнал секрет его изготовления, не торопились никому его раскрывать.

– А вот теперь самое интересное… Здоро́во, лейтенант!

К ним подошел Титус Консент, а следом за ним и Анна.

– Добрый день, полковник. Добрый день, главнокомандующий.

– Привет, Титус. Продолжай, Пинкус. Что же интересного?

– Те покупатели заявили братьям Громачи, что им нужно позволение с Артесипеи, чтобы открыть аптекарям свою формулу. Каким способом ты изготавливаешь огненный порошок, они не знали.

– С Артесипеи?

– Где предположительно засел Руденс Шнайдель.

– А я думал, он в Вискесменте.

– Был, – отозвался Горт. – Я пытаюсь его выследить.

– И я тоже, – кивнул Титус Консент. – Все хоть как-то причастные утверждают, что он вернулся на родной остров. И больше ничего разузнать не удалось. Постоянно мешаются сонсианцы и навайцы.

– Ну, мои ребята теперь шуруют в порту, – сказал Горт. – Уже вывезли нескольких типов с Артесипеи, связанных с теми первыми арестованными.

– Ничего себе скорость. Впечатляет.

– Да не очень, если вдуматься: им всем просто не хватило ума, чтобы сообразить, какая начнется охота после подобной выходки. Зато хватило глупости хвастать на каждом углу. Титус, мальчик мой, а ты что Пайпу принес?

– Ничего особенного. Меня пораньше отпустили со службы, потому что полковник Смоленс желает знать, что произошло. Мы отстаем от расписания, и он не хочет отстать еще больше и спрашивает, сможет ли главнокомандующий приступить к работе, или его раны слишком серьезны. Патриарх, похоже, и правда вознамерился отправить войско покарать непокорного графа Реймона Гарита.

– Глупо! Как же глупо! – не выдержал Хект. – Неужели же ему так никто и не объяснит?!

– Нет, патриарх слышит лишь то, что хочет услышать. И подпевалы его говорят ему лишь то, что он хочет услышать. А прямо сейчас услышать он хочет о постигших Коннек несчастьях.

– А оттуда есть какие-нибудь вести? Там опять убилась очередная шайка разбойников?

– Вроде того. И не только. На этой неделе прибыл сундук с деньгами из Арнгенда. А в прошлом месяце точно такой же загадочно пропал по дороге. Патриарх винит во всем коннектенцев. Ходят слухи, что перевозившие золото дворяне решили, что им оно нужнее, чем Безупречному. Есть и другие, еще более мрачные сплетни: якобы Анна Менандская сама подстроила кражу, чтобы оплатить свои собственные честолюбивые делишки.

– Безумие какое-то, – вздохнул Хект. – Надеюсь, они вцепятся друг другу в глотки.

– Не уверен, что вам понравится результат: нам ведь тогда, возможно, придется ехать воевать в Арнгенд.

– Сейчас не хочу даже думать об этом. – Слишком он много болтает, так можно и до подстрекательства к бунту договориться.

– Я здесь вот еще почему – нашел рабочих, которые возьмутся отстраивать дом. Начнут прямо утром. Анна, вы не против?

– Конечно нет. Слава Господу, что вокруг нас столько сметливых и деловитых. Я-то сама только и делала, что волновалась за Пайпера и детей.

– Так вы и правда переедете к Делари? – спросил Горт.

– Похоже на то.

– Вот повезло. Мой-то ангел-хранитель – жмот еще тот.

– Он ничего не говорил насчет Делари? Особенно в последнее время?

– Недолюбливает его. Ну так и что? Они там в коллегии все друг на друга зуб имеют. Хьюго Монгоз, вон, как проснется, так весь гребаный мир готов со свету сжить. Зато сам покуда из него не торопится.

– Я просто слышал недавно, как они ругались. Якобы Донето хочет тайно помешать Безупречному.

Горт вытаращил глаза от изумления.

– Но это полное сумасшествие.

– Может, я неправильно расслышал.

– Наверняка. Слушай, я оставлю этих ребят сторожить дом Анны. Я бы им вот еще что сказал… Дело такое, в конце месяца мне придется распрощаться еще с целой кучей народу. И они с гораздо большей радостью пошли бы к тебе, чем ждать, пока освободится место в ополчении.

– Похоже, хочешь не хочешь, а придется их брать. Ладно, скажи им, чтоб не волновались. Только пусть присматривают за всеми домами, не только за нашим.

Анна поспешила к крыльцу – обругать возницу за то, что тот недостаточно аккуратно несет ее мебель.

А Хект отправился искать белокурую женщину и Осу Стила. Женщину он не нашел, зато Оса обнаружился моментально – беззастенчиво подслушивал, конечно же.

Горт его тоже заметил.

– Но это же не?.. – Он взял Хекта под локоток, отвел чуть подальше от мальчишки и тихо сказал: – С полчаса назад я получил весточку от Бо. У него для тебя сообщение.

– Неужели? Столько времени прошло, я уж было рукой махнул.

– У него медленно пошло и не без трудностей. Что ему передать?

– Пусть придет в особняк. Я побуду там, пока Анна и дети не устроятся.

– А потом?

– А потом мы, видимо, отправимся в Коннек.

– Боже, помоги нам.

– А больше-то и некому.

Темнело. Слуги принципата Делари, все трое, помогали возницам перенести вещи в дом, хотя и без особого рвения. Пайпер Хект, стоя между фургонами и крыльцом, внимательно наблюдал – не столько за возницами, сколько за приближающейся ночью. Ночи он не доверял никогда.

Где-то там все еще бродили те, кто желал его смерти. Да и о коварстве самой Ночи не стоит забывать.

Пайпер потер левое запястье. Совсем рядом творилось волшебство, не слишком значительное впрочем. Быть может, даже в самом доме. Наверное, принципат вернулся.

Нащупав амулет, Хект вдруг подумал: а ведь о взрыве тележки с огненным порошком предупреждения не было. Значит, амулет возвещал только о близости колдовства, а на грубую силу никак не реагировал.

Быть может, тот, кто спланировал покушение, знал, что колдовство Хект почувствует?

А может, и не знал, а просто использовал то, что оказалось под рукой.

Кто-то пытался его убить и раз за разом терпел неудачу. Только вот, как это ни печально, хватит лишь одной удачной попытки.

К нему подошла белокурая женщина. Они постояли некоторое время молча.

– Мы очень постараемся вам не мешать, – наконец сказал Хект.

– Со мной не слишком просто ужиться, – хмыкнула она совсем по-мужски. – Я не умею общаться, редко выхожу, живу отшельницей. Вижу обычно лишь Туркина, Фельску да госпожу Кридон. Еще дедушка иногда приезжает.

Голос у нее был какой-то безжизненный, у Хекта опять побежали по спине мурашки.

– Туркина и Фельску?

– Это слуги. Муж с женой. А госпожа Кридон – повариха и еще немного им помогает. Она вдова.

– Но вы первая здесь поселились, так что вам и устанавливать правила. Только давайте в пределах разумного: не хочу, чтобы детям пришлось спать в саду.

Она вяло рассмеялась.

– Да, к маленьким негодникам я не привыкла, но, думаю, справлюсь.

– Они для своих лет вполне смирные.

– Но вот ваша дама – я ей не понравилась.

– Она чувствует опасность, почему – не знаю.

– А кофе она любит?

– Трудно сказать, мы вместе его ни разу не пили.

– Тогда я сварю кофе. – Снова эта едва заметная улыбка. – Это как раз я умею хорошо.

Она повернулась и пошла прочь. Шаги ее были размашистыми, но при ходьбе она немного пригибалась, будто ждала удара в спину. Хекта поразило это внезапное преображение: внучка Делари словно ожила. Интересно, подумал Хект, что у нее за прошлое.

Появилась Анна. Когда женщины поравнялись, Пайпер с удивлением отметил, что по сравнению с белокурой отшельницей Анна вовсе не такая высокая, как ему всегда казалось.

– О чем это вы говорили?

– Пытались понять, как нам ужиться. Насколько я уразумел, она к чужому обществу не очень-то привычна, а к детям и того меньше, но ссориться не хочет. Потому что принципат так велел.

– А она за его счет живет.

– Как и мы в данный момент.

Анна промолчала, на лице ее застыло кислое выражение.

– У тебя на нее зуб? Встречала ее раньше?

– Первый раз увидела на обращении Титуса. Но почему-то она меня беспокоит. Не знаю почему.

– Да? Если хочешь знать, меня она тоже беспокоит. И я тоже не знаю почему, но угрозы не чувствую.

– Я постараюсь, – сказала Анна, глядя вслед последнему отъезжающему фургону. – Нам пора в дом.

– Я кое-кого жду.

– Пусть постучат.

После чашки кофе, сваренного хозяйкой, настроение у Анны значительно улучшилось.

– С самой своей свадьбы не пила кофе, – сказала она. – Даже забыть успела, какой он замечательный на вкус.

– Полезно иметь дедушку в коллегии, – отозвалась женщина, немало удивив этим Хекта: ничего себе, даже шутить умеет?

В дверях появился Туркин.

– Главнокомандующий, – объявил он, – там один человек хочет вас видеть.

Судя по тону, человек этот доверия у слуги не вызывал.

– Где он?

– На крыльце.

– Это по делу. – Хект повернулся к хозяйке. – Ко мне соглядатай пришел. Где можно с ним побеседовать, никому не мешая?

– В комнате, где вы беседовали с дедушкой в прошлый раз. Она именно для таких случаев и предназначена.

Хект вышел. Оставшиеся в столовой женщины уже болтали вовсю.

Бо Бьогна места себе не находил, он так и не присел на грубо сколоченный стул – безостановочно расхаживал по комнате, заглядывая во все темные углы.

– Бо, какого рожна с тобой творится? Что стряслось? – Обычно-то Бьогна держался спокойно, то и дело дерзил, отпускал шуточки. – Что ты выяснил?

– Тот тип в коричневом… Не знаю… Не удалось… Может, он призрак – появляется из ниоткуда и внезапно исчезает. Никто не знает, кто он такой. Но…

– Сейчас-то ты почему перепуганный?

– Пайп, мне таки удалось его выследить. Из меня сыскарь что надо – даже логово призрака могу найти, было бы время.

– Ну и?

– Пайп, так он тут и обретается.

Хект вытаращил глаза и сам принялся осматривать темные углы.

– Уверен?

– Ага. Ты вон и сам теперь призраков ищешь.

– Ищу.

Пайпер верил Хьюго Монгозу: человек в коричневом – это Кловен Фебруарен, Девятый Неизвестный, предшественник принципата Делари, считавшийся давно умершим. Может, он и правда умер, хоть и разгуливает по земле даже днем.

На мгновение Хекта охватила паника, стены комнаты сомкнулись вокруг тесным кольцом, разом навалилась тревога, на которую он давно перестал обращать внимание. Слишком много всего. Обычно он был тем, кем все его считали, – Пайпером Хектом, честным трудягой, главнокомандующим, о котором Безупречный V мог только мечтать, разве что ругался часто на своего патрона.

– Ты Титуса Консента знаешь?

– Того дэва, что обратился? Я знаю, он – шпион. Живет по соседству от твоей дамы.

– Откуда у тебя такие сведения?

– Видел его, когда призрака в коричневом выслеживал. Тот же постоянно за тобой наблюдал, когда мне попадался.

Хект с удвоенной силой занялся изучением темных углов. Может, амулет на запястье зудел неспроста?

– Сходи к Консенту, прямо домой. Я тебе записку для него дам. Пусть запишет твою историю во всех подробностях. Но только никому, кроме меня, ни слова.

– Ладно, – озадаченно отозвался Бо.

– Надо тебе выбираться отсюда. Потом поговорим, в другом месте.

Хект хотел еще расспросить Бьогну про поездку в Вискесмент, хотя тот и вернулся оттуда уже давным-давно.

– Я и сам рад сделать ноги, – сказал Бьогна, который так ни разу и не присел.

Пайпер быстро набросал записку и проводил Бо до крыльца.

– Бо, спасибо тебе большое. Я прослежу, чтобы тебе заплатили за труды.

– Лучше работу мне найди. До осени городской полк не дотянет.

– Это уж само собой. Посмотри, как тебе понравится Титус Консент. Очень может быть, ты ему пригодишься.

– Что такое? – спросила Анна.

Стояла глубокая ночь.

– Заснуть не могу.

– Да неужели? Может, потому, что тебя сегодня кто-то едва не убил?

Странно, но причина была не в этом. Неудачное покушение Хект уже выкинул из головы, теперь все его мысли занимал загадочный человек в коричневом.

– Не совсем. Угроза миновала, и я больше об этом не думаю. К такому привыкаешь, иначе работать нельзя.

– А тебе так уж надо сейчас работать? Мы могли бы…

Анна примолкла – она знала, что спрашивать бесполезно, поэтому отвлекла его так, как умеют только женщины.

А после он уже не мучился бессонницей.

Из особняка Делари Пайпер вышел рано утром. Его уже ждали шестеро вооруженных всадников, с собой они привели оседланного коня. Всех шестерых он хорошо знал – люди проверенные.

Хект не возражал. Выбора у него теперь не было, слишком уж важной он стал персоной.

Может, ему теперь вообще придется лишь мечтать об уединении и всю оставшуюся жизнь подстраиваться под своих телохранителей.

Шесть часов провел он в Кастелла-доллас-Понтеллас. Дела с вербовкой ополченцев в патриарших владениях шли хорошо, разве что с оружием возникли проблемы. Из Кройса пока не поступило указаний, но все в замке твердо верили, что их со дня на день отправят усмирять Коннек.

У Безупречного были развязаны руки: он больше не боялся, что империя нанесет ему удар в спину. Императрица Катрин решила поддерживать бротских патриархов. Вопреки традиции, воле курфюрстов и имперской знати.

– Господа, нарадоваться не могу своему таланту правильно выбирать людей. – Похвала у Хекта получилась чересчур напыщенной. – Я в том смысле, что вы все замечательно справляетесь со своей работой. Да еще действуете так быстро.

– Вы не собираетесь, случайно, снова ускользнуть и свалить дела на нас? – широко улыбаясь, спросил полковник Смоленс.

Хект успел к нему привязаться.

– Собираюсь, но ненадолго. Нужно навестить принципата Делари, но еще я хотел вам всем сказать, что наш тяжелый труд, как я вижу, начал окупаться. Вполне возможно, нам и удастся провернуть все то, что вскорости потребуется. Продолжайте в том же духе.

У самых дверей Хекта поймал Титус Консент, в руках у него был кошель посыльного.

– Прошлой ночью я почти не спал, – сказал он. – Ноя готова проклятие на вас наложить. Хотя у вас и так беда.

Выглядел дэв действительно усталым.

– Я тебе очень благодарен. И передай мою благодарность Ное. Как только Анна вернется домой, сразу пригласим вас на роскошный ужин.

– Я мало что понял из того, что ваш человек мне вчера надиктовал.

– Так и было задумано, – пожал плечами Хект.

К ним подошел Клэй Седлако. Весь искалеченный, он представлял собою жалкое зрелище.

– Не знаю, лейтенант, что на это сказать, – добавил Хект Титусу, – знаю только, что это очень важно. Что вы хотели, господин Седлако?

– Побеседовать с вами наедине, главнокомандующий. Я говорю от имени Братства. Мы приложим все силы, чтобы найти тех, кто на вас покушался.

– Неужели? – Удивительно. – А зачем?

– Мой господин? Я не…

– Прошу прощения, я просто хотел сказать, что ни к чему это.

Хотя взял в штаб Хект этого соглядатая Братства не по своей воле, но работу поручал ему волне серьезную. Он хотел сделать Седлако незаменимым человеком – незаменимым для того, за кем рыцарь и приставлен был шпионить.

Клэй Седлако решал почти все вопросы, связанные с личным составом, и разрабатывал стандарты для подготовки и вооружения городских ополченцев. А еще он, по слухам, не раз участвовал в осадах и теперь намеревался, несмотря на свои увечья, отправиться в грядущий поход.

Ответ Хекта ему не понравился.

– Это весьма щедрое предложение, и я благодарен за заботу. Совершенно искренне. Только вот внезапно проходу не стало от тех, кто хочет меня защитить. С тех самых пор, как я вчера очнулся после взрыва, все наперебой уверяют меня, что готовы выследить злодеев. Еще и Братство сюда впутывать… Погодите-ка, погодите! У вас ведь имеются и другие средства?

– Какие, мой господин? – удивленно отозвался Седлако.

– Когда мы с полковником Гортом ловили тех горе-убийц, всплыло одно имя – Руденс Шнайдель.

– Да, я слышал о нем. – И слышал, судя по тону, нечто важное. – Волшебник.

– Этот самый Шнайдель вроде как связан с Непорочным. Горт посылал своих людей в Вискесмент, но им ничего не удалось разузнать. И найти Шнайделя тоже не удалось. Он вернулся на Артесипею.

– Еще одна таинственная личность. Как Старкден.

– Именно. А на Старкден Братство охотилось давно – еще до того, как я о ней узнал.

– На нее охотилось особое ведомство, охотники на ведьм.

– Может, и Шнайделя они выслеживают и смогут мне рассказать про него что-нибудь полезное.

– Попробую разузнать, – пожал плечами Седлако. – Только вот для этого может понадобиться охотник на охотников на ведьм: в последнее время эти ребята все куда-то запропали.

С этими словами Седлако развернулся и заковылял прочь – не человек, а набор из отдельных кусков и конечностей.

– Вы едва не допустили серьезную ошибку, – пробормотал Консент. – Братство лучше не оскорблять.

– Все еще учусь. Мне действительно нужно повидаться с принципатом Делари. Спасибо тебе, – поблагодарил Хект, кивнув на кошель.

У принципата Делари было несколько приходящих слуг, обычно в его покоях они появлялись по одному. Все работали у него по многу лет. На стук Пайперу открыл один из них – древний старик. Имени его Хект не знал. Служил он поваром.

– Добрый вечер, мой господин, я доложу о вашем приходе господину Арманду.

– Благодарю.

Значит, его ждали. Но зачем звать мальчишку?

Оса Стил появился.

– Его сейчас нет – в подземельях своих секретных сидит, но скоро вернется. Велел тебе подождать.

– Неужели? А как он узнал?..

– Вполне логичное предположение.

– Видимо, так. Тогда подожду.

– Есть хочешь?

– Да. Но ты из-за меня не беспокойся, развлекать меня не нужно, у меня работа с собой.

– Как пожелаешь. У меня тоже работа – своя.

Хект удивился, но удивления своего не показал. Он устроился в комнате, старик-повар принес вино, сыр, булочки и сосиски. Вечно-то они жить не могут без своих сосисок. Хект поел, а за едой внимательно прочитал отчет, надиктованный Бо Бьогной.

А Бо – хитрец: все, что нужно, сказал, но такими словами, чтобы Консента запутать. Жаль только, что Титус и сам не лыком шит и, скорее всего, уловки Бо разгадал.

– Пайпер.

От неожиданности Хект вскочил.

– Ваша светлость, простите. Просматривал кое-какие бумаги и заснул.

– Плохо спал прошлой ночью?

– Верно. Отчасти поэтому я здесь.

– Мне не удалось выяснить, кто за этим стоит, зато я исключил самых очевидных подозреваемых.

– За этим стоит волшебник с Артесипеи Руденс Шнайдель. Понятия не имею, почему он хочет меня убить. Продолжил дело Старкден и Масанта аль-Сейхана. Я начинаю терять терпение. Не стоило ему замахиваться на Анну и детей. Да и на соседей моих, если уж на то пошло.

– Успокойся.

– Простите, ваша светлость. Я пришел не из-за Руденса Шнайделя, а из-за Кловена Фебруарена.

– Из-за Девятого Неизвестного? – удивился Делари. – И в чем же дело?

– Расскажите сначала, что с ним сталось?

– Мертв, насколько мне известно. А что?

– А тело вы видели?

– Нет. А что?

– Как только начинается какая-нибудь заварушка, неизменно появляется один тип. С полдюжины раз уже я его видел: в ту ночь, когда лейтенант Консент обратился, рядом с домом Анны. Потом в Закрытом Дворе в тот день, когда рухнул ипподром. Среди зевак в Кларенце, когда мы схватили герцога. Еще чаще его видел Редферн Бехтер, он-то мне и указал на таинственного незнакомца. И полковник Горт его видел. Видимо, Анна с детьми тоже увидят.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – озадаченно нахмурился принципат.

– Просто рассказываю, как было. Когда в Закрытом Дворе Хьюго Монгоз глянул на него разок и сказал, что это Кловен Фебруарен. Он говорил весьма уверенно.

– Принципат Монгоз старше многих бротских памятников, и разум его от возраста тоже порядком поизносился.

– Понимаю. Но тот тип точь-в-точь как из рассказов, которые я слышал о Кловене Фебруарене. Я одолжил у Горта соглядатая и велел ему за подозрительным типом проследить, больше ничего не рассказывал. В этом кошеле его отчет – поразительный отчет. А самое удивительное, что живет этот тип в вашем особняке.

На лице Делари промелькнул испуг, но так быстро, что Хект не был уверен, не почудилось ли ему.

– Нет.

– Что – нет?

– Если это призрак… Кловен Фебруарен владел этим домом. Давным-давно.

– Правда? А я думал, это фамильный особняк Делари и именно ваша семья его построила.

– Так и есть. Кловен Фебруарен приходился мне дедом.

– Ого!

А чего тут удивляться? Но Хект все равно удивился.

– Нужно все обдумать. И провести расследование. Вы с Герис поладили?

– С кем? Ах да, та белокурая дама.

– Да, именно, Герис, моя внучка. Я тебе уже несколько раз про нее говорил. Вы поладили? Поговорили?

В голосе у принципата почему-то слышалось раздражение, словно бы он чего-то ждал от Хекта, но тот все никак не оправдывал ожиданий.

– Мы поговорили и условились друг другу не мешать. Ей не очень-то понравилось, что мы к вам переехали. Живет она уединенно, как я понял. Анне она не понравилась сначала, но потом ваша внучка сварила кофе, и ее мнение сразу изменилось.

Но старик явно не это хотел услышать.

– У тебя еще есть дела, Пайпер? Здесь или в Кастелле?

– Дела есть всегда, но сегодня вечером ничего срочного.

– Тогда займемся этим прямо сейчас. Иначе… Мне сообщили из надежных источников, что скоро тебя не будет в Броте. Безупречный решил отправить войско в Коннек.

Новость не стала для Хекта неожиданностью, но он все равно выругался.

– Именно так, – согласился Делари. – Глупость несусветная, но ведь Безупречный у нас – непогрешимый глас Господень. А если бы Господу не нравилось, что болтает Его голос, Он бы его унял.

– А если кто-нибудь начнет возражать и сам его уймет?

– Значит, такова воля Господа, правильно?

Почти праманский взгляд на жизнь – так можно оправдать все, что угодно, даже самые жестокие деяния.

– Арманд!

Оса Стил появился словно из-под земли. Подслушивал. Или пытался.

– Ваша светлость?

– Мы едем в особняк. Приготовь все.

Мальчик поклонился. Вид у него был озадаченный. Значит, не подслушивал.

– Поспеши же! Пусть хоть какая-то польза от тебя будет.

Хект заметил, как принципат подмигнул ему – едва заметно.

– Разумеется, ваша светлость.

– Вам что-нибудь удалось разузнать о том кольце? – спросил Пайпер, когда Стил вышел.

– Каком кольце? – нахмурился Делари.

– Я отдал вам кольцо, и вы обещали его изучить.

С недавнего времени Хект стал припоминать об этом самом кольце разные вещи. Например, вспомнил, что показывал его Поло в тот день, когда получил вместе с деньгами от Дивино Бруглиони. Рассказывал ли об этом Поло Палудану или Джервесу Салюде? Запомнили ли они? Он ведь признался принципату Дивино, что получил от него кольцо. Хект теперь и об этом помнил. Успел ли старик перед смертью кому-нибудь сказать?

– Ах да, – снова нахмурился Делари. – Действительно. И что я с ним сделал?

– Оно вроде как заставляет о себе забыть. Но можно ли колдовство обратить? Может ли так случиться, что потом о нем внезапно вспоминаешь?

Не потому ли Джервес Салюда вдруг заинтересовался?

– Теперь припоминаю. Я хотел его подправить, чтобы нельзя было его потерять, даже если о нем забываешь. Это кольцо делает своего хозяина незаметным. Конечно, невидимым не станешь, как в сказках про волшебные плащи и перстни, – просто тот, кто видел тебя, потом не вспомнит, как ты выглядел.

– Тогда оно мне не слишком подходит. Я ведь главнокомандующий как-никак.

Они еще немного поговорили о кольце.

– Скорее всего, ты вспомнил обо всем из-за взрыва – из-за контузии, – предположил Делари. – Запиши все прямо сейчас, чтобы потом, когда снова забудешь, не потерять информацию.

Хект хмыкнул, на минуту задумавшись.

– Неплохая идея.

– Сюда и запиши.

Шло время.

Вернулся Оса Стил.

– Все готово, ваша светлость. Можно ехать в любой момент.

– Еще пару минут, Арманд.

Анна и внучка принципата успели почти подружиться. Даже встречать Хекта и Делари они вышли вместе. Стояла ночь. Дети и слуги уже ушли спать. Анна без малейшего стеснения обняла Хекта, но казалась при этом расстроенной.

Арманд вместе с кучером таскали в дом принципатовы вещи.

– Пайпер, а где твои телохранители? – гневно поинтересовалась Анна.

Ага, вот, значит, что ее расстроило.

– Ах, телохранители… Я и забыл о них.

Анна, словно в поисках поддержки, посмотрела на Делари, а потом бросила на Хекта такой грозный взгляд, что он без слов понял: в следующий раз она ему не простит забывчивости.

Принципат отвел внучку в сторону, и они принялись что-то обсуждать. Старик говорил горячо и возбужденно, она же хмурилась и медленно выговаривала слова, потом покорно склонила голову и удалилась.

– Зря он с ней так, – сказала Анна. – Она так мучилась, пока несколько лет назад ее не нашел Грейд Дрокер.

– Да?

– Мы о многом говорили. Я теперь совсем по-другому смотрю на свою собственную жизнь.

– Ну и что ты узнала?

– Ее мать и всю семью похитили работорговцы, когда Герис было всего пять.

Хект вспомнил, как принципат Делари рассказывал, что мать белокурой женщины была рабыней в Святых Землях, а Грейд Дрокер ее освободил. Значит, потом она снова попала в рабство.

– Их продали разным людям, – продолжала меж тем Анна. – Дрокер к тому времени уже занимал в Братстве важное положение и потому смог бросить все силы на поиски. Но найти ему удалось лишь ее. Ужасно, правда?

Да ужасно, но так ведь устроен мир. Подобное случается каждый день.

Анна замолкла. К ним подошел Делари:

– Пайпер, когда закончишь, приходи в тихую комнату. Поторопись.

– В какую комнату, ваша светлость?

– Ту, в которой мы беседовали после обращения Консента.

– А, понял.

– Сомневаюсь я что-то. Но все равно приходи. Герис сварит кофе. У нас амбонипсгские зерна.

– Да, ваша светлость.

– Не мешкай. – С этими словами старик отправился раздавать указания кучеру и своему малолетнему любовнику.

Нахмурившись, Хект посмотрел на Анну, та пожала плечами. Для нее тоже осталось загадкой, что имел в виду принципат.

– Не хотелось бы оскорблять ваши чувства, госпожа Мозилла, – сказал принципат Делари, – но это дело вас не касается. Возвращайтесь, пожалуйста, к детям.

Хект удивился: слишком уж похоже на откровенную грубость. Неужели все, кто доживает до преклонных лет, себя так ведут?

– Дорогая, по всей видимости, речь идет о какой-то тайне, – сказал он Анне. – Все-таки мы в его доме.

– Конечно.

Делари, хмуро сдвинув брови, обошел комнату.

– Под штукатуркой – камень, добытый в Святых Землях, – напомнил он Хекту. – Рядом с теми каменоломнями родился Аарон. Некоторые чалдарянские учения утверждают, что именно там трудился его отец.

В комнату вошла внучка принципата. В руках у нее был поднос с кофе. От дразнящего аромата у Хекта потекли слюнки.

– Этот дом годами передавался из поколения в поколение, – продолжал Делари. – Герис, присядь. И держись, пожалуйста, спокойнее.

Женщина расставила на столе чашки, села и отпила кофе. Несмотря на замечание принципата, она была очень напряжена.

Хект невольно вздрогнул. Жест, с которым она поднесла к губам чашку, отчего-то показался ему удивительно знакомым.

– В чем дело, Пайпер?

– Ни в чем, ваша светлость. Что-то вдруг всплыло в памяти, но тут же снова ускользнуло.

– Понятно. Так вот, я рассказывал про дом. Он передавался из поколения в поколение, как водится, от отца к сыну, хотя все мы рано или поздно вступали в коллегию.

– Но как же так? Ведь духовенству не разрешается жениться, а незаконнорожденные дети лишены прав наследования?

– Деньги и могущество, Пайпер, всегда помогают нарушать даже самые незыблемые правила. А наша семья всегда была с избытком наделена последним. Им выгоднее держать нас в коллегии, чем позволить нам разгуливать без присмотра, ведь с волшебниками, не состоящими в ближнем кругу, вечно хлопот не оберешься. Наш представитель коллегии обычно самый могущественный ее член. А значит, и правила нарушать получается неплохо.

– Разумеется.

Деньги и могущество действительно давали преимущество. Всегда и везде.

– Герис, у нас возникло затруднение. – Делари повернулся к внучке. – Оно связано с этим домом и нашей семьей.

– Какое затруднение? – Судя по голосу, беспокоило ее что-то другое.

– Надежный свидетель видел, как отсюда несколько раз выходил Кловен Фебруарен.

– Что?

– Высокий человек в коричневом одеянии. Очень похож на твоего отца – такого, каким он был до несчастья в Сонсе. – Голос Делари посуровел. – Пайпер, на вид сколько ему лет?

– Около сорока пяти. Но наверняка просто выглядит моложе.

– Не видела тут никого похожего, – пожала плечами Герис. – И к тому же разве Кловен Фебруарен не мертв уже давно? По твоим словам, он был глубоким стариком, еще когда ты родился.

– Ты права. Ему полагалось умереть давным-давно. Но кто-то, кого опознали как Кловена Фебруарена, бывал здесь. Нужно срочно все выяснить. Быть может, это дело первостепенной важности.

– Возможно, Туркин или Фельска что-то видели. Или госпожа Кридон. Я мало имею отношения к тому, что делается в доме. Во многие комнаты никогда даже не заходила.

– Скоро мы это исправим. Займемся этим втроем, без посторонних. Пайпер, что такое?

– Нелегкий день выдался. Да и вчера было не лучше.

– Ты на тысячу лет младше меня, Пайпер. Ладно, охоту отложим на потом. А прямо сейчас расскажи о том, что помнишь о своем самом раннем детстве.

– Было очень холодно. – Тут Хект не врал: воспоминания о холоде крепко отпечатались в его памяти. – В Дуарнене зима длится по девять месяцев. Помню, как хотел поскорее вырасти, чтобы у меня в бороде были сосульки, как у папы, когда он приходил домой с мороза. Мама обычно плакала… Утыкалась ему лицом в грудь, чтобы не видно было слез. Она так радовалась, когда он возвращался домой. А когда опять уходил, подолгу сидела и смотрела на дверь. Боялась, что он никогда больше не войдет в нее. Однажды так и случилось. Пришел не отец, а Тиндеман, и мы все заревели еще до того, как он успел открыть рот. Тогда-то я и понял, что не стану добрым чалдарянином и не пойду по стопам своего отца, Розера Хекта. Мама умерла от горя. Мы похоронили ее, и в тот же день отправились на восток – мстить за папу. Меня оставили дома – слишком уж мал. Но часа не прошло после их отъезда, как я сбежал: прихватил с собой ржавый шердский нож, кожаный шлем да три фунта сыру и потопал на юго-запад. Нож сломал почти сразу, поэтому защититься мне было нечем, меня избили и забрали сыр. Тот шлем спас мне жизнь. Я его бережно хранил до самой Племенцы – как талисман на удачу. Но после плена мне его не отдали.

Принципат Делари и его внучка смотрели на него с изумлением.

Хект и сам изумлялся, с какой верой он произносил каждое слово.

– Герис, твой отец не мог ошибиться? – спросил принципат. – Есть ли хоть малейшая вероятность?

– Нет, дедушка. Он справлялся у самих Орудий.

– Понимаю. Ну что же, Пайпер, неплохо. Герис, а что ты помнишь о своем раннем детстве?

– Все было почти так, как он говорит, – отозвалась она, бросив на Хекта странный взгляд. – Мама всегда очень волновалась, а отца подолгу не было – он сражался в чужих землях. А когда все-таки приезжал, то гостил недолго. Когда он приходил, мы все плакали от радости. А потом от горя – когда снова его провожали. Мама умоляла его остаться, но он все равно уезжал. Не мог иначе. Великое дело всей жизни занимало почти все его время, и он встречался с нами только урывками.

– Она немного идеализирует, – пояснил Делари, – но в основном это правда. У моего сына – будем звать его Грейдом Дрокером, раз он сам выбрал себе такое имя, – была цель в жизни. Ты видел его. Даже перед самой смертью… Он отрекся от себя самого, отрекся от своего наследия – от всего отрекся, чтобы сразиться с Ночью. И в конце концов так ничего и не добился.

– Он выслеживал какое-то чудовище в Святых Землях, – продолжала Герис, – а за нами явились работорговцы. Ночью. Никто не ожидал. Кораблей на берегу не заметили. Мама сказала: этого не может быть, никаких работорговцев тут уже много лет не видели, Апарион и Датеон их не пустят. Так она и повторяла всю дорогу до корабля. Я только это и помню с той ночи.

У Пайпера Хекта земля ушла из-под ног.

Это было его самое первое детское воспоминание: какие-то мужчины, от которых мерзко воняет, затаскивают его на борт корабля. Разговаривают на незнакомом языке. Корабль похож на купеческий. Работорговцы хватали лишь молодых женщин, девушек и детей. На судне их были десятки.

Во сне иногда являлись и еще более ранние воспоминания, но он забывал их после пробуждения – тридцать лет старательно не обращал на них внимания.

Делари и Герис смотрели на Хекта во все глаза.

– Ты, кажется, взволнован, – сказал принципат.

– Думаю об этой истории. В ужасном мире мы живем.

– Герис, согрей ему кофе. Пайпер, мне, возможно, придется наложить на тебя кое-какие чары.

Усилием воли Хект взял себя в руки, хотя в голове по-прежнему царил полный сумбур.

Он вспоминал. Ведь у него была сестра по имени Герис. Старшая сестра.

Делари как-то заметил, что его внучка очень похожа на свою мать.

Теперь он видел, как она похожа на тот смутный образ, что с мучительной ясностью всплыл сейчас перед глазами.

– Думаю, я уже под действием чар. Что вы подсыпали в кофе? – Амулет едва заметно напомнил о себе.

– Герис, спрошу еще раз. Твой отец точно был уверен?

– Ошибки быть не может. Последний год своей жизни он почти целиком потратил на то, чтобы во всем удостовериться. Целое состояние на это ушло. Где-то здесь или в Кастелле спрятаны бумаги – копии его записей. Еще с тех пор, как он узнал о нашем пленении, отец искал нас, выслеживал тех людей. Удалось разыскать почти всех, кто был на том корабле. Они умерли, зная, за что умирают. Но нескольких он не успел найти: Старкден – именно она все спланировала, а еще дэвов, которые профинансировали тот поход. Где бы отец сейчас ни был, уверена, смерть Старкден его порадовала. Но вот дэвы – эти до сих пор не наказаны.

Делари хмыкнул и повернулся к Хекту.

Тот все еще не пришел в себя: к подобному он оказался не готов.

– Я пытался медленно и осторожно подтолкнуть тебя к правде, – пояснил принципат, – надеялся, что ты сам догадаешься. Но ты упорно не желал ничего видеть.

Белокурая женщина с усталым вздохом поднялась со стула и тоже повернулась к Хекту.

– Гисорс, неужели ты ничего не помнишь? – сказал Делари.

– Гисорс? – переспросил Хект.

– Такое имя дал тебе мой сын. Почему – не знаю. Оно восточное, как и Герис. Мы будем по-прежнему звать тебя Пайпером, чтобы ненароком не оговориться: ты так привык, да и все остальные знают тебя как Пайпера Хекта. А представлять тебя как давно потерянного внука уже поздновато.

Хекту хотелось спорить, все отрицать, цепляться за свои рассказы про Дуарнену. Он ведь так вдохновенно им врал. Только вот они не поверили.

Оставалось просто молчать. Он ни в чем не признается, что бы с ним ни делали. Пусть сейчас он ошеломлен, но он – ша-луг, самый многообещающий ученик школы неутомимых отроков.

– Те работорговцы были дэвами, – сказала Герис. – Вот почему им и удалось, не вызывая подозрений, завести в гавань корабль с наемниками. Именно поэтому отец так ненавидел дэвов. Именно поэтому отправился в Сонсу. Все думали, Братство хочет ограбить дэвский квартал, но это отец науськивал рыцарей, играл на их жадности. Он уехал из Ранча, потому что услышал, что в Сонсе объявились те дэвы, которые профинансировали злополучный поход работорговцев. Действовал хитро, использовал Братство Войны, чтобы отомстить. Никто этого не понимал, ведь они получили желаемое.

Лицо Хекта оставалось бесстрастным. Слишком уж все нелепо, чтобы быть правдой.

Они думают, что знают, кто он такой. Видимо, кто-то из дэвов его предал. Или Анна. Или Титус Консент. А теперь морочат голову, чтобы он во всем сознался.

– Когда твой отец понял, кто ты… Он простил ту боль, которую ты ему причинил.

Сделал бы ша-луг Элс Тейдж тот выстрел, который покалечил, а потом и свел в могилу Грейда Дрокера, если б знал, что волшебник из особого ведомства – его отец?

Сделал бы. Если бы знал только это. У него не было причин любить Грейда Дрокера, а у Грейда Дрокера не было причин любить его. Да он же чуть не убил Хекта незадолго до того злополучного бунта.

– Он специально отправился в кальзирский поход – хотел тебя защитить, сблизиться с тобой.

У Хекта в голове роилась тысяча вопросов, но он молчал.

Он не будет злить их и спорить. Но и не признается ни в чем.

– Но Грейд потерпел неудачу. Когда стало ясно, что долго ему не протянуть, заботы о тебе взял на себя я. Тоже пытался опекать. Кое-что у меня получилось, но в основном надежды мои не сбылись. Мой внук стал великим военачальником чалдарянского мира, но не готов признать себя моим внуком. Да еще оказалось, что семейство, в котором веками рождались самые могущественные в епископальных краях волшебники, внезапно произвело на свет детей, способных к колдовству не больше какого-нибудь свинопаса.

Хект глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться.

– Я думал, – сказал он, – мы собираемся заняться загадкой воскресшего из мертвых Кловена Фебруарена.

Делари и его внучка сердито переглянулись.

– Как пожелаешь, Пайпер, как пожелаешь, – поджал губы принципат. – Заставить мы тебя не можем. Но ты лучше взвесь все за и против и подумай, что будет, если ты продолжишь упорствовать в своем заблуждении.

Это угроза? Или просто констатация факта? Или и то и другое?

Хект стал припоминать, кто именно знал, что в прошлой жизни он был капитаном ша-луг Элсом Тейджем.

А знала об этом, как ни печально, куча народу.

– Если нужно, – сказал он, – я стану Гисорсом. Я усвоил, что иногда приходится становиться тем, кем хотят меня видеть другие.

Этот трюк сработал тогда – в плену у Граальского императора. И когда его нанимал Бронт Донето. В некоторой степени ту же стратегию Пайпер использовал с Арньена и Бруглиони и когда командовал городским полком во время кальзирского священного похода. Нужно просто показать людям то, что они хотят увидеть, а самому делать свое дело.

Но принципату Муньеро Делари мало было иллюзий. Он знал, чего хочет, – это читалось в проницательном взгляде старика.

– Герис, собери прислугу в кухне. Начнем оттуда.

Прислуга не обрадовалась. Заспанная кухарка явилась в ночной сорочке и без тени испуга спросила:

– Это все надолго? Мне завтра вставать спозаранку.

– Зависит от вас самих.

Туркин и Фельска, в отличие от госпожи Кридон, еще не ложились. Это была пожилая супружеская пара, оба родом из Брота. У Фельски уже начали седеть волосы, а у Туркина намечалась лысина. Всю жизнь они прослужили в особняке Делари и другой работой никогда не занимались.

– Живет ли в этом доме некто, о ком мне не говорили? – спросил принципат.

Слуги удивленно переглянулись.

– Так что же?

– Не очень поняла вопрос, – сказала госпожа Кридон.

– По-моему, я внятно говорю. Не заикаюсь и туману не напускаю. Кто без моего на то дозволения живет в этом доме?

Кухарка покачала головой. Супруги пожали плечами.

– Никто не живет, ваша светлость, – ответил за всех Туркин. – Мы бы не позволили себе таких вольностей.

– И все же некий человек в коричневом одеянии, обычного телосложения, лет сорока или пятидесяти от роду, похожий на моего сына, входил в этот дом и выходил из него. Это подтверждает свидетель.

Под гневным взглядом Делари слуги поникли.

– А может, это и был господин Дрокер, ваша светлость? – осмелилась наконец кухарка.

– Не может. Я сам проследил за тем, чтобы выполнили его последнюю волю, и был на кремации. – Делари оглянулся на Герис с Хектом. – Вы двое, что думаете?

– Не случалось ли недавно в доме чего-нибудь необычного? – спросила Герис. – Странный шум? Может, еда пропадала? Призраков никто не видел?

Слуги заволновались, словно бы их на чем-то поймали с поличным.

– Так, – заметил Делари, – кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Госпожа Кридон, расскажите мне о встрече с призраком. Туркин, Фельска, не перебивайте, просто кивните, если вам есть что добавить. Говорите же.

Но кухарка не смогла рассказать ничего стоящего: какие-то непонятные звуки, чьи-то шаги, а как оглянешься – никого, чувство такое, словно за тобой наблюдают. В общем, обычные истории о привидениях. Но в дела живых призрак не вмешивался.

– Фельска, а ты что скажешь?

– Привидение вроде не злое – не такое, про каких обычно рассказывают. Ему до нас словно бы и дела нет.

– Понимаю. Вполне логично.

– Так это все-таки призрак? – поинтересовался Хект.

– Нет. Госпожа Кридон, где вы чувствовали его присутствие?

Хект заволновался: возможно, поблизости разгуливает могущественное Орудие Ночи, а все его встречи с такими созданиями приятными трудно было назвать. Но амулет вел себя не активнее, чем обычно в присутствии принципата Делари, его якобы дедушки.

– А ты, Герис? – спросил старик, выслушав слуг.

– Ту часть дома я не знаю. Но чужой взгляд на себе чувствовала.

– Пойдем посмотрим, – решил принципат и посмотрел в глаза Хекту.

Когда слуги уже не могли их слышать, Пайпер прошептал:

– Ваша светлость, я никогда не смогу назваться публично тем, кем вы желаете меня видеть.

– Именно поэтому ты навсегда останешься Пайпером Хектом – хорошим солдатом с личным ангелом-хранителем.

Как и в других домах бротской знати, во дворе особняка принципата располагался сад, хоть и не такой большой, как во дворцах пяти кланов, да и от основной улицы его не отделяла стена. За садом почти не ухаживали – разве что за грядками, где кухарка выращивала травы. Запустение не слишком бросалось в глаза в скудном свете глиняных лампад.

– Нужно тут все привести в порядок, – проворчал Делари.

Боковой флигель, в который они вошли, тоже не мешало бы привести в порядок.

– Если у нас и есть тайный жилец, то он наверняка разместился здесь, – предположил Делари. – Этим крылом не пользовались уже целую вечность.

– Слуги вряд ли сюда ходили, если опасались привидения, – заметила Герис.

Внутри оказалось грязно и неприбрано, штукатурку давно следовало обновить, а стены подкрасить.

На пыльном полу отчетливо виднелись чьи-то следы.

– И все же прислуга должна трудиться усерднее, – ворчал принципат. – Призрак же никого не покусал.

– Им не дозволено тратить твои деньги, – отозвалась Герис. – И приводить сюда рабочих тоже.

– Зато тебе отныне это дозволено. Вот и займись. В чем дело, Пайпер?

– Там – сзади. – (Что-то щелкнуло, в луче света закружились пылинки.) – Дверь. Она вроде как приоткрылась. Я только не заметил когда.

Запястье с амулетом заныло, а потом руку внезапно обожгло болью.

– Пайпер, что с тобой? – спросил Делари.

– Желудок скрутило. Со мной такое бывает.

Старик нахмурился. Он двинулся было вперед, но тут Герис взмолилась тонким от страха голоском:

– Дедушка, нам обязательно ее открывать?

– А? Да, открывай. Я же сказал: призрак пока никого не покусал.

Женщина потянула за ручку, и коридор залило ярким светом.

Хект бросился вперед, мимо Герис, и очутился в квадратной комнатушке. Откуда-то донесся тихий смех.

– Почему свет вдруг погас?

– Он должен был нас сбить с толку и отвлечь.

Но Пайпер все равно успел краем глаза заметить, как кто-то бросился наутек.

– Вы видели? Это он? Он настоящий?

– Вполне настоящий. Или чересчур бодрое привидение. Как бы то ни было, перед нами предстал Властелин Безмолвного Королевства.

– Кловен Фебруарен.

– Да.

– Ваш дедушка?

– И твой прапрадедушка.

– Надо же, живой и выглядит моложе Грейда Дрокера.

– Я тоже ничего не понимаю.

– А я думал, Властелин Безмолвного Королевства – это вы.

– Я им и был. Хотя никогда не чувствовал себя на своем месте. Но если он здесь, то я больше не Властелин. Фебруарен был истинным Неизвестным. Он и работал с Моделью.

– Хм…

– Мне таланта недостает. Как и моему отцу. Таланта и любви к эффектным выходкам. Сейчас проект уже почти забыли.

Проект-то, может, и забыли, но страх перед Делари никуда не делся. Муньеро Делари, например, боялась вся коллегия.

– Герис, входи, – велел принципат, внимательно изучив каморку.

В комнате было четыре двери. Стены и пол облицованы гладким мрамором, казавшимся желтовато-розовым в неярком свете лампад, поверхность камня испещряли тонкие серые прожилки.

– Узнаю́ его чувство юмора, – захихикал принципат Делари. – Эта дверь выходит на улицу – с западной стороны дома. А значит, он мог пользоваться ею, когда ему вздумается, никто бы не заметил. А вот эта дверь, через которую он только что вышел, ведет в галерею, что тянется вдоль внешней стены флигеля. Галерею построили давным-давно, чтобы оборонять особняк, но сегодня проку от нее никакого. Маленькие застекленные оконца света почти не пропускают, разглядеть что-то можно только в полдень, да и то в лучшем случае увидишь лишь запустение и грязь, которые тут развели слуги.

Принципат поглядел на Хекта и Герис, которые ждали его указаний, и снова усмехнулся.

– А ведь я порой бываю чрезвычайно сообразительным мерзавцем, а?

– Ты сам это сказал, дедушка. Я такого повторять не буду.

– Умная девочка! Раз он туда вышел – проверим галерею. Наверняка оставил нам подсказки.

– Что нам делать, ваша светлость? – спросил Хект.

– Покончим с этим, Пайпер. Вперед. Я пойду сразу за тобой. Хотя что от меня толку, если Девятый Неизвестный разозлится.

Хект ступил за порог комнаты. За ней действительно оказалась галерея – темная и грязная, как и говорил принципат Делари.

– Есть ли смысл за ним гнаться? – спросил Пайпер. – Он может морочить нам голову, сколько ему вздумается. Нужно действовать осторожно. Ему-то осторожничать незачем. Вы же волшебник, воспользуйтесь своим даром.

Запястье с амулетом ныло, да и сгустившаяся впереди тьма не внушала доверия.

– Пайпер, он колдует гораздо лучше и одолеет меня в два счета.

– Дедушка, сделай что-нибудь. Пайпер прав. Иначе мы всю ночь будем за ним гоняться.

Старик помрачнел. И побледнел.

Неожиданно галерея озарилась и стало светло как днем.

В дюжине футов от них из какой-то двери выскочил человек в коричневом одеянии, волосы у него стояли дыбом, глаза вытаращены.

– Ты что натворил? – прохрипел он.

– Выходи – познакомься с моими внуками, – сказал Делари.

Загадочный незнакомец быстро успокоился.

– Долго же ты медлил, – провозгласил он.

Внезапно спокойствие это сменилось крайним раздражением.

– Не надо! – прорычал Хект, готовясь к худшему, но мужчина в коричневом лишь удивленно посмотрел на него. – Это действительно Фебруарен?

– Да. И выглядит почти так же, как в те времена, когда я поступил к нему в подмастерья. Дедушка, я думал, ты умер.

– Так и было задумано, Муно, чтобы ты и все остальные считали меня мертвым.

– Но почему?

– Гораздо проще разгуливать повсюду и везде совать свой нос, когда тебя считают усопшим. Итак, вы меня нашли. Заходите. Нужно о многом поговорить и многое сделать.

– Не все считают вас мертвым, – сказал Хект. – Принципат Монгоз узнал вас в толпе в Закрытом Дворе.

– Хьюго с самого рождения был тем еще занудой. Из-за него в том числе я и решил убраться с глаз долой. Он все свои силы бросил на то, чтобы урезать мне финансирование, карьеру на этом сделал. И все из личной неприязни. Как только мое место занял Умберто, паршивец мигом успокоился.

– Умберто – это мой отец и его сын, – пояснил Делари.

Если в сегодняшних рассказах принципата была хоть толика правды, Хект происходил из длинной династии незаконнорожденных.

По крайней мере, хоть не стал епископальным священником. Или волшебником. Благодарить за это следовало, видимо, Господа Бога и родную мать.

Кловен Фебруарен привел их в небольшие, но вполне уютные и обжитые покои. Стульев там не было.

– Ко мне никто не приходит, – пояснил колдун в ответ на невысказанный вопрос. – И ты, Муно, никогда бы не выследил меня, если бы не этот мальчик. Приходится его защищать. Слишком опасные люди на него ополчились.

– Назовите хотя бы двоих, – предложил Хект. – И скажите, зачем им это.

– Эр-Рашаль аль-Дулкварнен. Зачем ему это, даже я с моими способностями не очень понимаю. В Дринджере затаилось что-то темное, о чем не подозревают ни Гордимер, ни каиф. – (Хект не усомнился в его словах: он и сам подозревал нечто подобное.) – А еще Непорочный Второй, Анна Менандская, герцог Тормонд, да и все прочие, кто хочет, чтобы патриарх оставался бессильным безумцем и не смог претворить в жизнь свои патриаршие желания. Ты многих пугаешь. И наконец, Руденс Шнайдель с Артесипеи. Его мотивы так же неясны, как и мотивы эр-Рашаля. Он скрывается в сердце Атафильских гор, в крепости Арн-Беду. Те края императорам так и не удалось покорить. Шпионить за ним не выходит. Я не понимаю мотивов Шнайделя, но вспомни о других волшебниках: Масант аль-Сейхан и та женщина, Старкден, тоже пытались тебя убить.

– Хорошо. Не знаю, готов ли я поверить…

– Были и другие. Список можно продолжать бесконечно. И никто из этих горемык не знал, зачем тебя нужно убивать. На каждое покушение, которое ты умудрился не проглядеть, приходится еще дюжина таких, которые мне удалось предотвратить.

– Но почему вы это делаете?

– Ты – моя родня.

– Только не надо снова…

– Помолчи! Дело не только в этом, но во многом именно в этом. И все твои выдумки ни на волосок не изменят истины – ты тот, кто ты есть.

– Ты уверен, дедушка? – спросил Делари.

– Сомнений быть не может. Разве что он сомневается, потому что не хочет, чтобы это было правдой.

– Они знали, кто он, когда посылали его сюда? – уточнил принципат.

– Нет. И сейчас не знают. От него просто хотели избавиться. Гордимер боялся, что его капитана очень уж любят солдаты. Эр-Рашаль боялся того, что ему известно, но не мог расправиться с неугодным прямо в Дринджере: слишком много тогда возникло бы вопросов.

– В мире полно глупцов, – не стал спорить Хект.

– И одного из них зовут Пайпер Хект, – кивнул принципат. – Я сумел вычислить всю эту историю по обрывкам рассказа о трех братьях, ограбивших усыпальницу, полную призраков.

– Юный Пайпер, – вмешался Фебруарен, – предательства можешь не опасаться. Только мы трое знаем, кто ты на самом деле.

– Да неужели? Вы сами только что упомянули Шельмеца. А как насчет полудюжины дэвов, которые мне помогали? А Анна? А имперский шпион Феррис Ренфрау?

Про Осу Стила, Костыля и обманутых ша-луг Хект говорить не стал.

Кловен Фебруарен смотрел на Пайпера, на губах его играла понимающая улыбка.

– Пайпер, я был Девятым Неизвестным и обладал властью большей, чем патриарх. Но все это я забросил, чтобы увидеть мир не с помощью Модели, а собственными глазами. На это ушло почти пятьдесят лет. В основном я пытался защититься от капризов судьбы. Тот набег, когда вас, детей, украли работорговцы, застал меня врасплох. Если бы существовала хоть малейшая опасность, что работорговцы заберутся в поисках добычи так далеко от своих излюбленных мест, ни один из вас не попал бы в плен. Но от невероятного не в силах защититься и сами боги.

Этот человек ничем не напоминал того легендарного Девятого Неизвестного, про которого рассказывали в коллегии. Ни тебе великана девяти футов росту, ни огненных отрыжек – обыкновенный мужчина средних лет, привыкший к беспрекословному подчинению. Глядя на него, никто бы не догадался, что он обладает сверхъестественными способностями или знается с Ночью.

Но ведь и Муньеро Делари не был похож на могучего волшебника, а Хект сам видел, на что он способен. И даже Делари в свои семьдесят опасался собственного деда.

– Муно, вы с Герис можете идти. Свою загадку вы разгадали, – велел Фебруарен. – Утром я позавтракаю вместе со всеми.

Делари начал было возражать.

– Все утром, Муно. Сейчас мне нужно с глазу на глаз побеседовать с Пайпером.

Герис, хоть и была уже взрослой женщиной старше Пайпера, оставалась во многом послушным ребенком: ни на кого не глядя, она направилась к дверям.

– В другую дверь, пожалуйста. Сюда, Муно. Так будет быстрее и проще. Эта открывается прямо во внутреннюю галерею.

– Как обычно, полагаюсь на твое здравомыслие.

– Не очень-то ему все это понравилось, – сказал Фебруарен, когда за Герис и Делари закрылась дверь.

– А вам бы понравилось на его месте?

– Ну, я бы не обрадовался. Предположительно. На самом деле я прошел через нечто подобное с собственным дедом: тот тоже не захотел умирать, когда положено. Но, как говорится, и в этом безумии есть своя логика. Сначала мы выпроводили Муно, а теперь займемся делом. Долгие объяснения и ненужные эмоции лишь все усложнят.

– Позвольте заметить, что я ни малейшего понятия не имею, о чем вы.

– Умно. Превосходно. Позаимствовал приемчик у своего дружка Пинкуса Горта.

– Если у вас ко мне такое неотложное дело, что потребовалось выгонять принципата…

– Где я был всего час назад? Прямо тут, но про меня никто не знал. Одно то, что ты меня нашел, уже меняет всю картину. Я больше не могу оставаться призраком, бродящим в этих стенах, твоим невидимым ангелом-хранителем. Ты знаешь обо мне, Муно знает обо мне – все изменилось. Скоро придется из сказок и легенд перебраться обратно в реальный мир, и кто-нибудь еще, кроме паршивца Хьюго Монгоза, меня увидит.

Хект все равно ничего не понял, но объяснений просить не хотелось.

– Мы с тобой не обсудили еще кое-кого из неудачливых убийц, – продолжал меж тем Фебруарен, – Орудия Ночи.

– Что?

– Те одержимые, которых ты сразил в Аль-Хазене, – не первая и не последняя твоя схватка в войне с Ночью. Ночь мыслит ошибочными категориями. Сейчас уже слишком поздно: джинна не загнать обратно в бутылку. Но Ночь иначе, чем мы, понимает время. Ее создания мыслят веками и не различают отдельных людей. А вот тебя они знают. Ты для них – угроза. Убийца Богов. Тебя нужно остановить. Мы-то прекрасно понимаем, что знания уже принадлежат не только тебе, но и многим другим. Но ты – искра и сияешь так ярко, что тебя заметили боги.

– Мне все равно ничего не ясно.

– Ты тут недавно решил со всем соглашаться и перестал настаивать, что ты Пайпер Хект из Дуарнены. Сказал, станешь тем, кем мы пожелаем. Точно так же, как когда-то сказал Феррису Ренфрау, да и всем остальным говорил с самого прибытия в Фиральдию. Так вот, только между нами, мой мальчик, давай прямо здесь и сейчас расставим все точки над «i»: ты прекратишь придуриваться. Я знаю о тебе все, и самое важное тоже: ты случайно открыл способ убивать Орудия Ночи. Они не знают, как ты это делаешь и почему у тебя получается, но искру увидели. Та ночь в лесу Эсфири определила всю твою дальнейшую жизнь. А жизнь твоя – лишь одна среди тысяч. Так она видится по обе стороны занавеса, отделяющего наш мир от Ночи, на их стороне еще труднее ее различить. Создания Ночи медленно учатся, зато чуют угрозу еще до того, как она появилась. Одержимые, которые должны были тебя убить, отправились в путь за два века до твоего рождения. И хотя пока у Орудий ничего не вышло, для них еще не все потеряно. Ты показал миру, что можно освободиться от Тирании Ночи. К несчастью, тех, кто готов посвятить себя этому делу, возглавляет полоумный старик, именующий себя Безупречным, раб собственных навязчивых идей. А им, в свою очередь, крутят и вертят некие люди, тщательно скрывающие от него реальность.

– Но я никакой не мессия.

– Разумеется, нет. Ты не сумеешь устроить священный поход против Орудий Ночи. У тебя ни силы воли на это не хватит, ни умения, ни характера. Ты – талисман, оберег для живых. Пока ты жив, Ночь чувствует угрозу.

– Но ведь знание доступно и другим, значит, и угроза останется, даже если я умру?

– Конечно. Вот только Ночь мыслит ограниченно, мыслит собственными мифами. Пойми же, Ночи нельзя ничего объяснить, точно так же как нельзя ничего объяснить крокодилу. Но можно понять, что происходит по ту сторону занавеса, внимательно приглядевшись к скользящим по нему теням.

– Я снова перестаю понимать. Подобные разговоры всегда ставят меня в тупик.

– Кладези волшебства по всему миру иссякают. Точно так же когда-то произошло и в древности, именно потому в том числе людям удалось укротить тогдашние Орудия Ночи. Потом Кладези снова наполнились. Надеюсь, так будет и теперь. Но пока придется иметь дело с последствиями: моря мельчают, с севера надвигаются льды, высоко в горах уже не тает снег. Все происходит быстро. Целые народы бегут от надвигающейся стужи – не только люди, но и Орудия Ночи, и звери.

– Звери?

– Уже через несколько лет мы столкнемся тут с теми видами, которые раньше встречались лишь на севере. Но труднее всего придется не с ними, а с беженцами. Уже появились проблемы. И еще сокрытые создания – с ними хуже всего: они бегут от надвигающейся зимы, а потому жмутся к людям. Хищники станут еще сильнее. Дураки поддадутся на ложь чудовищ из прошлого, когда-то скованных, разъятых на части. «Освободи меня, и я стану твоим богом, а ты будешь править всем» – и тому подобное в том же духе.

– Древние демоны воскреснут.

– Если тебе угодно, называй их так. Название не имеет значения. Важно, что на севере, ближе к вечным льдам, подобное уже происходит. В Коннеке ощутили присутствие Бестии. Призрак Ветроходца видели в тех краях, где сражаются с ордами язычников твои якобы сородичи. В степях…

– Постойте. Харулк Ветроходец не шердское божество. Он из пантеона древних богов, которых сменили Старейшие.

– Верно. А Старейшие пали, благодаря тебе. Часть их могущества забрало то чудище, что теперь обитает в Джагских горах. Оставшиеся боги заперты внутри сжимающейся реальности, в волшебном краю, который они сами и создали в незапамятные времена. А значит, теперь Старейшие не могут снова сразить тех ужасных созданий, которых победили на заре своего существования. Ветроходец ведь не единственный.

– Грядет нечто еще более страшное?

– Пайпер, они появятся. Повсюду. Но теперь мы можем сражаться.

– Это как же?

– Да с помощью твоей проклятой игрушечной пушки! – злобно огрызнулся Фебруарен. – Как там она называется – фальконет? Снаряд с серебром и железом из такой пушечки может остановить даже самое могучее Орудие Ночи.

– Даже Бога?

Фебруарен замолк, но всего на мгновение.

– Вероятно. Если он воплотится в физическую форму.

Хект содрогнулся. Действительно – Убийца Богов.

– Нравится тебе это или нет, но что чалдарянский бог, что праманский бог – всего лишь домовой-переросток.

– Не понял.

– Домовой, Пайпер. Слушай меня внимательно: маленькое Орудие. Крупинка песка отличается от горы лишь размерами. Домовой – это бог, который еще не успел вырасти.

– Но Бог один, и нет бога, кроме единого Бога.

– Может, ты и правда настолько слеп. Будет у тебя свободная минутка – подумай! А потом подумай еще немного.

Хект начал было повторять догматы своей веры – той самой веры, на которой зиждилась вся его жизнь с самого раннего детства в школе неутомимых отроков.

– Прекрати, Пайпер. Ты уже слишком взрослый для подобных глупостей.

Хект понял, что в некотором роде так оно и есть. Но догмы щитом прикрывали разум от доводов рассудка. Верой можно защититься от самых очевидных доказательств.

– Трудно.

– Всем трудно, мальчик мой. Три десятка лет тебя кормили недомолвками и ложью старшие, которым ты доверял. Сами они с детства впитывали эту ерунду, а потому чувствуют острую потребность потчевать ею же тех, кто идет следом. Но потом начинаешь видеть, подмечаешь разные детали, которые их вера никак не может объяснить. Возникают подозрения. Но ты – часть такой цивилизации, которая просто не сможет жить и процветать, если все вокруг перестанут верить в явную чепуху.

– Ваша светлость, – не выдержал Хект, – что это вы такое несете?

– Говорю, что все это чепуха, мальчик мой: епископальные чалдарянские откровения, праманская вера, любая другая религия. Правда состоит в том, что существуют Орудия Ночи. Огромные, как наш Бог, крошечные, как мелкий дух воды. И все они на самом деле не добрые и не злые. Злыми их считают истовые приверженцы других религий. Верующие придают Орудиям форму, созидают реальность своей верой. Измени разум верующего – и ты изменишь Бога. Именно так поступили первые прамане. Да и первые чалдаряне. Еще до Аарона и основателей церкви дэвы поняли, что больше не смогут почитать жестокого бога дейншокинов.

– Вы утверждаете, что то, во что я верю, бессмысленно? Что Господь станет таким, каким я захочу? Что любая вера, даже и еретическая, правдива?

– Не очень-то это все обнадеживает, но зато больше похоже на правду, чем все то, что готовы признать мои епископальные сотоварищи.

– Мне нужна какая-то опора, – честно признался Хект.

– Как и большинству из нас. Это важно для духовного благополучия. Людям необходимо почувствовать себя кирпичиком, частью огромной стены, тогда им кажется, что в их жизни есть какой-то смысл.

– Я доволен тем, что имею.

– Хорошо. Только не позволяй своим заблуждениям ослепить себя, когда Ночь вцепится в тебя когтями. Помни: ни твой бог, ни мой не явил себя у стен Аль-Хазена. Иные боги были там.

«Но кто же, если не Бог, вдохновил меня в ту ночь в лесу Эсфири зарядить фальконет серебром?» – подумал Убийца Богов.

Кловен Фебруарен снова улыбнулся краешком губ, словно прочитав Хектовы мысли.

– Я не завлекаю тебя в сети ворога, Пайпер, но пытаюсь раздуть крохотную искорку здравого смысла, которая тлеет где-то в глубине твоего разума. Тебе нужно внимательно присматриваться к тому, что не является тем, чем кажется.

– Да уж, – ехидно отозвался Хект.

– Возьмем, к примеру, твой амулет. Полезная штучка? Несколько раз жизнь тебе спас, в этом нет сомнений. Но теперь он превратился в досадное препятствие на пути могущественного врага. И этот самый враг наверняка каждодневно клянет себя за то, что подарил тебе эту безделицу. В том виде, в каком подарил.

– Что вы имеете в виду, мой господин?

– Не волнуйся, ни у кого больше не хватит умения его обнаружить. Хотя Бронт Донето и Муно, конечно же, подозревают, что ты не такой простак, каким кажешься.

Хект молча поджал губы. Не станет он ничего говорить.

– Думаю, эр-Рашаль что-то такое узнал уже после того, как подарил тебе талисман и отправил в Фиральдию. Может, все дело в мумиях, а может, виноваты события в лесу Эсфири. Как бы то ни было, внезапно тебя понадобилось убить. Но из-за амулета он не мог действовать напрямую. Наемники потерпели неудачу в Ранче… – Старик теперь словно разговаривал сам с собой. – Затем Сонса. Но тут уж эр-Рашаль не виноват. Грейда предупредили, что на борту того корабля может находиться особый человек, но он не из-за этого пустился в путь. Снова неудача – в Оунвидийской теснине. После этого серьезно просчитались Старкден и аль-Сейхан, сначала здесь, а потом в Аль-Хазене. Тебя не смогли убить ни одержимые, ни даже сам Серый Странник. И потом – неудача за неудачей. Будто бы тебя охраняет Орудие Ночи.

– Спасибо.

– С теми бочками с огненным порошком неудачу едва не потерпел я сам. Смогу ли я защищать тебя вечно? Вернемся к амулету. Знаю, как он тебе помог, но пора с ним проститься. Именно он и наводит их на след.

Хект послушно кивал. Усталость начала брать свое.

– Я его заменю чем-нибудь получше, – предложил старик. – Как только смогу. Он причиняет много боли?

У Хекта уже не осталось сил ничего отрицать.

– Да, если поблизости оказывается какое-нибудь могущественное создание.

– Я это исправлю. Эр-Рашаль и вполовину не так искусен, как думает. Присядь-ка и дай мне поглядеть на твою руку, – заявил Фебруарен, уселся сам, скрестив ноги, прямо на пол, взял Хекта за руку и легонько провел пальцами по его запястью. – А этот безумец хитрее, чем я полагал. Трудно его ощутить, даже если заешь, что он тут.

– Ой!

– Ловкач. Меня тоже ужалило. У нас загвоздка: как только мы снимем амулет, он узнает, что случилось. А еще узнает, где мы его сняли. Значит, появилась прекрасная стратегическая возможность поменять талисман на новый в подходящем месте и в подходящее время и тем самым его напугать.

– Ваша светлость, мне сейчас не до стратегии. Мне хочется убить кого-нибудь, чтобы мой враг наконец-то понял: нельзя трогать моих близких.

– Понимаю твой гнев. Твою ярость. Сколькие из родных пали жертвами на моей памяти? Но таким врагам не втолкуешь. Даже если запустишь камнем прямо ему в лицо, он не оставит тебя в покое.

– Я жажду крови.

– Если потребуется. Но есть и еще кое-что – кольцо.

– Какое кольцо?

– То самое кольцо, которое по ошибке вручил тебе принципат Бруглиони. Кольцо забвения. Где оно?

Ого! А ведь он про него уже забыл. Как быстро.

– Отдал принципату Делари, и тот обещал его изучить. А что?

– Сейчас это не важно, но когда-нибудь оно пригодится. Если это то самое кольцо.

– Гринлинг?

– Что-что?

– Предательская и коварная побрякушка из северных мифов. Мое кольцо чем-то напоминает Гринлинг.

– Нет, это не Гринлинг. Но вполне вероятно, что существует и он. Надеюсь, покоится сейчас где-нибудь подо льдом. Такие вещи можно изготовить лишь с попустительства Орудий Ночи, но потом они обретают собственную жизнь. К счастью, Гринлинг и вдобавок всевозможные магические мечи, молоты, арканы, копья и еще много чего оказались запечатаны в той самой сомкнувшейся реальности, куда заточил северных богов мятежник-одержимый, а иначе нам бы пришлось разбираться и с ними, ведь рано или поздно они точно соблазнили бы чью-нибудь развращенную душонку.

Хект гневно уставился на волшебника.

– Помни, все они существуют. Нет бога, кроме единого Бога. И кроме десятков тысяч других таких же злобных созданий, – ехидно отозвался тот.

– Ваша светлость!

– Поживи-ка в этой юдоли парочку веков или десяток лет позанимайся с Моделью – сразу посмотришь на мир другими глазами. Если у тебя к тому времени останется хоть какая-то потребность в вере, то, пожалуй, сгодится лишь дуалистическая ересь мейсалян и им подобных.

– О мейсальской ереси, ваша светлость, мне ничего не известно. Но уверен, уже совсем скоро придется поближе познакомиться с еретиками.

– Да, уже скоро. Верни кольцо и не расставайся с ним.

Сонный Хект вышел на улицу. Один из телохранителей помог ему сесть на лошадь. Начальник охраны смерил Пайпера сердитым взглядом, но не стал отчитывать за то, что вчера тот ускользнул от своих опекунов.

В Кастелле царила суматоха, но Хект даже не обратил на это внимания.

– Вы какой-то задумчивый сегодня, – заметил полковник Смоленс.

– Да уж, это мягко сказано.

– Хотите поговорить?

– Семейные неурядицы.

– Женщины, – протянул Бюль Смоленс, который иногда брал выходной из-за скандалов с женой.

– Точно. – Пусть так и думает. – Что у нас тут?

– Утром пришли дурные вести.

– Хуже обычного?

– Пожалуй. Консент говорит, Доминаг, Стилурия, Вангелис (и не они одни) собираются уклониться от своих обязательств, если мы потребуем у них рекрутов.

– Мы знали, что столкнемся с трудностями в Дромедане и патриарших владениях в Ормьендене. Там сильно влияние еретиков. Доброе утро, брат Седлако.

– Всегда удобно свалить вину на дуалистов, – заметил Клэй Седлако, – но тут дело скорее в глубоком нежелании подчиняться патриарху.

– В каком это смысле?

– В том смысле, что, по их мнению, Безупречный спятил. В том смысле, что мейсальская ересь не настолько их раздражает, чтобы убивать свою же родню и соседей.

– Дело действительно в патриархе, – встрял Титус Консент. – Он всегда делает глупости.

– Что-что? – рявкнул Бронт Донето. – Что ты сказал?

Как это Донето умудрился прокрасться сюда незамеченным?

– Он лишь излагает факты, ваша светлость, – пояснил Хект. – Докладывает, о чем думают люди в патриарших владениях. Да, наверное, не только там, а вообще повсюду.

Благонадежность Седлако, проверенного епископального чалдарянина, Донето подвергать сомнению не стал.

– Сотни епископов и священников каждый день молят Господа, чтобы Он забрал к себе своего непогрешимого слугу, ваша светлость. И это правда. Ничего не изменится только лишь потому, что нам так хочется.

Принципат нахмурился, но промолчал. Он тоже знал, что его родственника с каждым днем недолюбливают все больше.

– Главнокомандующий, следуй за мной.

В Кастелле за Хектом хвостом ходили двое телохранителей: не хотели снова его потерять. Теперь они тоже устремились следом.

– Но его светлости мы же можем доверять, – сказал им Пайпер.

А даже если нет – что толку от простых солдат?

Донето зашагал по коридорам, Хект трусил за ним.

– Они что, все так презирают моего кузена? – спросил принципат. – А ты сам?

– Они – да, почти все. А я стараюсь воздерживаться от суждений. Я и видел-то патриарха всего несколько раз, даже не разговаривал с ним никогда.

– Поторопись, у нас мало времени.

– Я все еще не оправился от того взрыва.

Донето направился в ту часть Кастеллы, где Хект еще не бывал. Они спустились вниз и прошли по коридорам, в которые, очевидно, редко кто заглядывал. Там было очень холодно и сыро, а кромешную темноту рассеивал лишь тусклый свет глиняных фонарей.

– Не самое приятное место, – сказал Донето. – Словно вот-вот столкнешься с Минотавром или другим чудовищем из древних мифов.

– Или со всеми Орудиями Ночи разом, – пропыхтел Хект. – Куда мы идем?

– В Кройс.

Больше Пайпер ни о чем не спрашивал, но ни на секунду не выпускал принципата из виду. Хотя вряд ли тот решит учинить какую-нибудь пакость. Не здесь и не сейчас.

Снова его занесло в подземелья, на этот раз под Терагаем. Хект представил, сколько сейчас над ними воды, и раскис.

– Жутковато, да? – спросил Донето, ставя ногу на первую ступеньку длинной лестницы.

Лестница эта закручивалась наверх и вправо – не как в обычных крепостях. Значит, строители предполагали, что по ней придется скорее отступать в подземелья, чем подниматься.

Хект почти всегда и на все смотрел глазами солдата. Если перед ним был холм, он не мог просто любоваться пейзажем – его ум тут же начинал вычислять, как на этом холме обороняться, как ловчее напасть. Точно так же он всегда оценивал и здания – как внутри, так и снаружи. Вот и замок Кройс, хоть и стоял на острове и считался неприступным, оказывается, был уязвим из-за подземелья.

Вслух этого Пайпер не сказал.

Их встретили часовые: двое патриарших телохранителей поджидали возле арки, которая венчала лестницу. За аркой располагалась укромная ниша. Телохранителей Безупречного Хект уважал: они хорошо сражались во время набега кальзирских пиратов на Брот.

Принципата Донето ждали: его поприветствовали по имени, но все равно обыскали. Главнокомандующего обыскали еще более тщательно. Тем временем к арке подошли еще несколько гвардейцев. Как и когда их успели позвать, осталось для Пайпера загадкой.

У Хекта с собой был лишь шестнадцатидюймовый кинжал, но его отбирать не стали.

– И зачем же тогда обыск? – спросил Пайпер у Донето, когда они уже шли вслед за своими провожатыми по замку.

– Чтобы проверить, нет ли у нас с собой зловредных штучек, осененных Ночью.

Хект почесал левое запястье. Амулет не заметили.

Эр-Рашаль аль-Дулкварнен действительно был искусным магом.

Вид патриарха поразил Хекта. Казалось, Гонарио Бенедокто, получивший после своего избрания имя Безупречный V, страдает от изнурительной болезни. Смертельно бледный, он был весь в поту и трясся как в лихорадке. Одежду патриарх, очевидно, не менял уже несколько дней. От него исходил омерзительный запах. Но его приспешникам, по всей видимости, не было дела, в каком состоянии находится их патрон.

Хект видел главу церкви несколько раз и даже как-то обменялся с ним приветствием. Но тот, кто сейчас предстал перед ним, был лишь тенью былого Гонарио Бенедокто.

Патриарх умирает?

Хект опустился на колени и коснулся лбом холодного каменного пола. Донето еще по дороге объяснил ему, что следует делать. Почти так же обычно приветствовали каифа Аль-Минфета. Донето проделал все то же, хоть и более сдержанно.

Вокруг патриарха, словно мухи вокруг коровьей лепешки, кружили приближенные. Никого из них главнокомандующий не знал.

– Встань, – повелительно произнес Безупречный. – Мне сегодня нехорошо. Не желаю тратить время на глупости.

Назойливые мухи изумились, кружение прекратилось.

– К вашим услугам, ваше святейшество, – сказал Хект, вставая на ноги, но головы не поднял.

– Ты сможешь это сделать?

– Что, ваше святейшество?

– Очисти Коннек. Избавь меня от этой чумы – от еретиков, величающих себя ищущими свет. Я страдаю, я словно в аду, не могу спать, меня постоянно выворачивает. А эти старые наседки лишь кудахчут, докучают мне… Пора выполнить волю Господа.

Он содрогнулся, будто от внезапного приступа озноба.

Все еще не поднимая глаз, Хект осенил себя знамением и ответил:

– Воля Господа будет исполнена.

Безупречный проковылял пару шагов и уселся в массивное кресло, которое словно бы заглотило его. Титул не добавил ему величественности.

Ненадолго воцарилась тишина.

– Эй вы! – закричал вдруг Безупречный. – Оставьте нас! Все вон! Желаю побеседовать с главнокомандующим наедине.

Свита патриарха и принципат Донето дружно возмутились.

– Оставьте нас! – У Безупречного был хриплый визгливый голос, как у шлюхи, которая возмущается, что ей не заплатили.

Все вышли, последним – Бронт Донето. В дверях он смерил Хекта своим самым суровым взглядом.

– Не хотят оставлять меня одного, – пояснил патриарх.

Хект кивнул. Понятное дело.

– Боятся, что какая-нибудь не получившая их одобрения мысль просочится от тебя ко мне.

– О чем вы хотели мне сказать, ваше святейшество?

– Забудь про мой титул. Пусть на несколько минут я стану для тебя просто Гонарио Бенедокто. Расскажи, что ты на самом деле думаешь о священном походе против коннекских еретиков. Твой патриарх готов его объявить.

Ну конечно. Вот сейчас они с патриархом, словно солдаты на привале, перемывающие косточки офицерам, начнут трепать языком. Все это Хект уже проходил. Дружба закончится ровно в тот момент, когда он скажет правду.

– Думаю, это рискованное предприятие. Разведка наверняка ничего сказать не может. Судя по скудным сведениям, которые до меня доходят, патриотические настроения там гораздо сильнее, чем кажется со стороны.

– В каком смысле?

– Даже самым ярым последователям церкви не по нраву, когда в дела их страны вмешиваются чужаки. И виной тому засилье развращенных и ни на что не способных епископов.

Гонарио Бенедокто сердито нахмурился: ничего такого он слышать не желал. Кто это сомневается в его суждениях?

– Получив приказ, я сделаю все, чтобы от мейсальской ереси остались лишь воспоминания, – сказал Хект. – Но коннектенцы – упрямый народ, поймите. Они не потерпят вторжения иноземцев. Мои тайные агенты утверждают, что жители Коннека всех вероисповеданий сражаются сейчас с беженцами и арнгендскими разбойниками, наводнившими страну.

– Я тоже об этом слышал. А моих посланцев бесчестят и осыпают насмешками. Не понимаю.

– Ваша милость, вас никто не видит, кроме ваших советников. А простые чалдаряне, не видя своего патриарха, поддаются лживым наветам врагов. Они не знают настоящего Безупречного.

Хект нес какую-то чепуху, чтобы только не критиковать патриарха. Пусть думает, что во всех бедах виноват кто-то другой.

Пайпер не собирался помогать Безупречному увидеть жизнь в истинном свете. В Коннеке главнокомандующий сделает ровно столько, сколько нужно, чтобы остаться на своем посту, не больше. Если Безупречный переживет все это и объявит священный поход против Дринджера и Святых Земель, Хект должен оказаться во главе патриаршей армии.

– Главнокомандующий, ты искоренишь мейсальскую ересь? – снова спросил Безупречный.

– Да. Но это будет непросто. Во время кальзирского священного похода король Питер обнаружил язычников даже на Шиппене, а ведь там уже тысячу лет властвуют чалдаряне или прамане.

Безупречный молча глядел на него – так долго, что Хект уже было заволновался.

– Да простит меня Господь, – сказал наконец старик. – Но если они воспротивятся, убейте всех. Не щадите никого. Господь узнает своих.

– Пришло ли время, которого мы ждали? Вы приказываете мне действовать?

– Ожидание окончено. Я все решил и больше не намерен терпеть творящиеся в Коннеке бесчинства. Избавь его от ереси. Приведи мятежных епископальных чалдарян к покаянию. Я передам тебе все необходимые грамоты и бумаги, наделю всеми полномочиями.

– Ваша милость, я выполню ваш приказ. Но больше всего мне сейчас необходимы деньги.

– Иди-ка сюда, главнокомандующий. Помолимся вместе.

Хект подчинился. Интересно, что бы сказали другие ша-луг, увидев его стоящим на коленях подле самого наместника ворога в самом сердце Обители Войны.

Бормоча заученные фразы, он думал, что именно нужно сделать перед выступлением патриаршей армии.

На приготовления ушло двадцать два дня. Хекту почти не удавалось поспать, у него мало что получалось, несмотря на все заверения патриарха.

Никто за пределами Кройса не горел желанием идти в священный поход.

– Позвали на частную аудиенцию? – спросил Пинкус Горт.

Теперь Горт постоянно крутился у Пайпера под ногами. Его назначили командовать особым полком, который Брот собирал для патриаршей армии. По настоянию принципата Донето.

– Не то слово. Мы вместе молились, разделили трапезу, а еще говорили, говорили, говорили.

– И как тебе? Какой он на самом деле?

– Безумец. – Они с Гортом были одни и за пределами Кастеллы, можно говорить свободно, до определенного предела. – Будто не один человек, а целых трое. Настроение меняется каждую минуту – то он взволнован, то подавлен, то вдруг готов учинить бойню, потом говорит, что эти чудовищные мысли, мол, внушило его окружение. Хотя кто именно – об этом ни слова.

– Я так и думал. Слухи не врут. А знаешь, что Бронт Донето тоже туда намылился?

– Думаешь, соскучился по Коннеку? – спросил Хект, которого эта новость ни капельки не удивила.

– Возможно. Он там в прошлый раз развлекался что надо.

– Не могу сказать, что я воодушевлен.

Мало того что придется ехать на нелепую войну, так еще кузен патриарха будет маячить за плечом.

Кузен, который к тому же, если верить принципату Делари, по уши увяз в какой-то грандиозной интриге.

Хект почесал левое запястье и спросил себя: а насколько глубоко Пинкус втянут в козни принципата Донето?

12

Племенца, кампания по освобождению Джагских гор

Перед отъездом из Брота Элспет слала Катрин вдохновенные письма и мольбы и наконец добилась разрешения отправиться прямиком домой, в Племенцу. Ей не пришлось снова пересекать Джагские горы и ехать в Альтен-Вайнберг, где она оказалась бы в полной власти сестры. Элспет твердо решила во что бы то ни стало сделаться послушнейшей из принцесс и не давать Катрин повода умножать свои несчастья.

Но у Катрин имелись и собственные несчастья. Советники неустанно трудились над тем, чтобы они не иссякали. Особенно старался эрцгерцог Хиландельский, отчаянная попытка догнать имперский кортеж по дороге в Брот не улучшила его расположение духа. Элспет не верила в те истории, которые рассказывали уцелевшие солдаты из эрцгерцогского отряда. Слишком уж они напоминали сказочные страшилки, за которыми пытаются скрыть обычные людские зверства.

Добравшись до дворца Диммель, принцесса рухнула в кровать и проспала десять часов подряд. Потом встала, но ненадолго – сняла дорожное платье, поела и снова отправилась спать. В конце концов она заставила себя подняться. У нее ведь были обязанности, которыми пришлось надолго пренебречь.

В ее отсутствие приближенные справились неплохо. С жалобами в поисках справедливости пришло лишь несколько зануд. Она легко разобралась со всеми прошениями и снова удалилась в свои покои.

В свите Элспет произошли перестановки. Мрачная Шевра ди Натейл уехала домой. Дельта ва Кельгерберг подольстилась к Катрин и теперь служила при дворе. На смену ей пришла Хильда Дедал Аверанж. Элспет ей обрадовалась.

Хильда была всего на несколько лет старше ее самой, и познакомились они еще при дворе Йоханнеса. Отец мужа Хильды ходил у Ганзеля Черные Сапоги в любимчиках.

Высокая и белокурая, госпожа Хильда чем-то напоминала Катрин Идж. Из своих двадцати трех лет девять она прожила в замужестве, но мужа своего, Струмвульфа, видела довольно редко, хотя жену он исправно брюхатил. Хильда пять раз носила под сердцем дитя, но в живых из ее отпрысков осталось лишь двое.

Такая жизнь ужасала Элспет, хотя именно так обычно и жили высокородные женщины того времени.

Несмотря на частые беременности, Хильда не утратила красоты.

Про нее ходили разные слухи. Поговаривали, что она не слишком-то верна ландграфу из Аверанжа. Среди ее любовников называли отца ее мужа, Стернхельма, графа фон Зондерберга. Аверанж был городом в баронской вотчине Стернхельма.

Шептались и о других мужчинах, все они были старше Хильды.

Она была прихожанкой бротской епископальной церкви.

– Не буду скрывать, принцесса, – призналась она Элспет, – мне велено присматривать за тем, как вы следуете заветам веры, хотя сама я не фанатичка.

– Не понимаю, до гибели отца Катрин никогда не выказывала особого религиозного рвения.

– Но всегда его испытывала, втайне. Ее мать была очень набожной. Но теперь императрица делает то, что делает, чтобы выскользнуть из железной хватки советников и эрцгерцога. Как только избавится от этих мерзких стариков, сразу охладеет к Безупречному.

– Но ее союзники не многим лучше.

– Их постигнет участь советников. Катрин хочет стать такой же могущественной, как и ее отец, но при этом не жертвовать тем, чем он пожертвовал ради империи.

Элспет усомнилась в словах Хильды. Она-то постоянно виделась с сестрой в Броте, и даже в Пенитале, наедине и без свидетелей, сестра вела себя точно так же, как и на публике.

Но спорить принцесса не стала. Она многому хотела научиться у этой более опытной и взрослой женщины.

– Чем это вы тут заняты? – спросила Хильда.

Когда придворная дама вошла в ее покои, Элспет как раз перечитывала письмо, выискивая, что она упустила.

Принцесса отважилась пойти на огромный риск – доверилась женщине, чьих намерений не знала, доверилась лишь потому, что та ей нравилась.

– Я читала письмо.

– Судя по вашему тону и румянцу, письмо от мужчины. И он вызывает у вас нечестивые мысли.

Элспет почувствовала, как стремительно краснеет.

Госпожа Хильда тихо рассмеялась.

– Не смешно.

– Я не… Не обращайте внимания. Бедное дитя, в ваши годы, а еще девственница. Слишком ценная ставка в имперских играх. Дайте мне посмотреть, что он пишет. – С этими словами Хильда протянула руку.

Элспет послушно, словно впав в транс, отдала письмо.

Но содержание его Хильду не слишком впечатлило.

– Насколько я вижу, он так же не искушен, как и вы. И не позволяет себе увлечься – ничего конкретного, никакой романтики.

– Вы не понимаете. Важно уже то, что он ответил. Я чуть не умерла от волнения, ожидая, ответит или нет.

– Вы ему писали? Первая?

– Да. – Принцесса снова покраснела. – Несколько раз. Я…

– А в песнях трубадуров все всегда совсем по-другому.

– Не могу с собой справиться. Я зачарована, будто мышь, смотрящая в глаза змеи.

– Только вот эта змея что-то не очень стремится поймать свою мышку. Скорее беспокоится. Боится угодить в ловушку.

Элспет скривилась: да уж, наследная принцесса Элспет Идж – смертельно опасная ловушка.

Неужели она действительно засыпала главнокомандующего письмами, пока гостила в Броте? Больше-то ничего сделать было нельзя, они лишь раз обменялись взглядами. Один лишь раз представилась возможность встретиться, но накануне его ранило при взрыве.

Зато Хект ответил, дважды, вот что важно.

Второе письмо Элспет не согласилась бы показать никому. Ни за что. Там можно было вычитать разные намеки, от которых у нее распалялось воображение, а еще намеки на личность писавшего.

– Вы доложите об этом?

– Конечно же нет. Я должна заботиться о вашей душе, а не о вашем целомудрии. Вы же понимаете, что ни в коем случае не должны потерять свою девственность? Как бы то ни было, эта история обречена.

– Я не… Это не…

– Успокойтесь, я знаю, что вы сейчас переживаете. Хотя сама пережила это, будучи уже в замужестве. Мне вот-вот должно было стукнуть семнадцать, я носила ребенка в третий раз. Я часто на сносях. Первые два раза произошел выкидыш. И тот, третий, потом родился мертвым. Струмвульф уехал в Святые Земли на два года. Что-то я болтаю лишнее.

Элспет забрала письмо, сложила его и спрятала в тайник.

– Вы стыдитесь?

Хильда, казалось, удивилась, будто подобная мысль вообще не приходила ей в голову.

– Нет. У плоти есть свои потребности. Одни переносят воздержание проще, другие труднее. Вообразите себе драконицу вроде госпожи Шевры – какое уж тут страстное объятие? А жертву ее страсти?

– Вы не можете сдерживаться?

– Могу, но не хочу. Сейчас вам, наверное, не понять. Возможно, даже после замужества не поймете. Если только не выйдете за того, кто сумеет показать вам все с лучшей стороны. – Судя по мрачному тону, у Хильды имелся печальный опыт. – Неприглядная правда заключается в том, что муж ваш в конце концов предпочтет какую-нибудь покорную деревенскую шлюшку… Ну да ладно, у меня нет времени грустить. По воле Провидения некоторые из нас сладострастники, принцесса, и справиться с собой могут не лучше какой-нибудь похотливой псины.

– Госпожа Хильда, ваши слова не помогли мне. Наоборот, слушая вас, я с еще большей страстью желаю любовника, который мог бы доставить мне наслаждения, живописуемые трубадурами.

– Прошу прощения, принцесса. Я не должна смущать вас и заставлять жалеть о своей девственности. Не обращайте на меня внимания. Целомудрие сейчас в большой цене.

– Это уж точно, – кисло отозвалась Элспет.

Хотя она прекрасно понимала, как важна для империи, ведь из всех детей Йоханнеса Черные Сапоги Элспет более всего походила на Свирепого Малютку Ганса.

– Сомневаюсь, что мучиться вам придется долго, принцесса. Разные клики в Альтен-Вайнберге уже присматривают вам с Катрин мужей. Сестра ваша с удовольствием прибрала бы к рукам Питера Навайского.

– Но…

– Его уже прибрали. Да и не знает она о нем ничего, лишь видела портрет в Броте. Борода ее покорила.

– Неужели?

– Именно. Катрин не чужда страсти, просто не понимает, что это страсть. Или признавать не желает.

– Раньше она всегда отзывалась о таких вещах с презрением.

– При дворе ей прочат союз с Арнгендом – с Регардом Менандским или же с сыном графа Эаристнея, кузеном короля Шарльва, которого многие в Арнгенде хотят видеть на троне.

– Но после замужества императрицы решится вопрос престолонаследия?

– Вероятно. А ваш самый перспективный жених – герцог Брандекастский.

– Кто? Хм… А невеста разве не должна хотя бы знать, кто ее нареченный?

– Эррол, первый герцог Брандекастский, – старший сын короля Брилла, владыки Сантерина, наследник престола. Когда-нибудь вы станете королевой.

– И буду воевать с собственной сестрой, если она займет трон Арнгенда. Но вы улыбаетесь, здесь кроется какой-то подвох.

– Эрролу едва исполнилось одиннадцать.

Элспет аж зашипела от возмущения. Как глупо! Но подобные браки заключались довольно часто.

– Еще поговаривают о Джейме Касторигском. Ваша сестра хочет наладить связи с Дирецией. Джейм тоже моложе вас, но ему уже семнадцать. И он станет королем, если только Касторигу не поглотит Навая. Джейм красив и к тому же искушен и распутен.

– Учитывая все это, я вряд ли выйду замуж. Империя как-нибудь обойдется.

– Империя, возможно, принцесса, а вот императрица?

– О чем вы?

– Уже появились первые признаки недовольства. Многим не понравилось, что Катрин сблизилась с Безупречным, предоставила Конгрегации право действовать в империи, выпустила указ, согласно которому все имперские церкви должны отдавать двенадцать процентов своего дохода Броту, чтобы помочь в войне с еретиками. Друзей у вашей сестры не прибавилось.

– Она перешла границы. И отец не осмелился бы указывать церкви, как ей следует распоряжаться своими деньгами, даже если бы к титулу императора добавился титул Защитника Веры. В чем дело, Клэр?

Клэр, хрупкая белокурая девочка лет десяти, была дочерью одного из новых придворных Элспет.

– Мне велели сообщить вам, что прибыл человек по имени Феррис Ренфрау. Капитан Дриер велел.

– Я подойду сейчас же. Госпожа Хильда, помогите мне привести себя в порядок.

– Быть может, наедине мы забудем о формальностях, принцесса? Зовите меня просто Хильда. Но вы взволнованы. Это он? Глава имперских шпионов? Или же капитан браунскнехтов?

– Ни тот ни другой. Феррис Ренфрау был другом моего отца, и мне он как второй отец. Я чувствую себя спокойнее, когда он поблизости.

Хильда сопроводила Элспет на аудиенцию.

– Бо́льшая часть советников не желает, чтобы вы оставались здесь, принцесса. Когда между вами и столицей Джагские горы, вас нельзя контролировать. Они боятся, вы снова начнете играть в мальчика. Эрцгерцог и адмирал оба лично вызвались опекать вас.

– Можно лишь позавидовать крестьянам, которым не приходится мириться с подобной чепухой.

– Можно, но только в этом.

Как обычно, Феррис Ренфрау казался усталым, а Альгрес Дриер обеспокоенным. Оба молчали о самом важном, пока не удалились Клэр и госпожа Хильда.

– Как вам понравился вечный город? – поинтересовался Ренфрау.

– Не особенно, – удивленно отозвалась Элспет, она уже и забыла, что Ренфрау избегает церемоний, оставшись с ней с глазу на глаз. – У меня пока не было возможности увидеть их знаменитые дворцы и памятники.

– И еще кое-кого.

– О чем вы? – нахмурилась принцесса. – Я там никого и не знаю.

По улыбке Ренфрау все сразу стало понятно: он знал, что Элспет пыталась увидеться с патриаршим главнокомандующим. А вот Альгрес Дриер не знал. Но возможно, догадывался.

– Близится война, – предупредил Ренфрау. – А с нею и хаос. Вероятно, после этого лета уже невозможно будет безопасно пересечь Джагские горы. Необходимо принимать важные решения, принцесса.

– Вы меня запутали, – помолчав немного, призналась она.

– Безупречный натравил своего главнокомандующего на коннекских еретиков. По пути его войска набирают рекрутов во владениях патриарха. С ними выступили двое самых могущественных членов коллегии. Главнокомандующий и его люди действительно хороши, как все и опасались: смогли добиться небывалых результатов и изменили всю Фиральдию. Вполне вероятно, главнокомандующему удастся собрать двадцать тысяч солдат – в основном хорошо вооруженных опытных бойцов. Это будет, наверное, самая профессиональная армия со времен Древней Империи. Разные арнгендские клики собрали и свои небольшие армии. Как только они отправятся в Коннек, тут же нанесет удар Сантерин. Король Брилл призывает рекрутов с прошлой зимы. И никто из арнгендцев не посчитал нужным выторговать себе временное перемирие. Да и король Питер примет участие в предстоящей войне – ради Изабет, но и в своих собственных интересах. Как только патриаршие войска отвлекутся на осаду коннекских городов, тут же дадут о себе знать независимые фиральдийские республики. А некоторые из них считаются вассалами империи. Если вы понимаете, что это все означает.

Элспет понимала. Имперскую наместницу в Племенце считают слабой, а потому начнутся беспорядки. Что она сможет поделать – всего лишь девчонка, на стороне которой только собственные телохранители да плохо вооруженная горстка ополченцев?

– Не только потому, что вы – женщина, но потому, что империя расколота. Знать в основном выступает против союза императрицы с этим нечестивцем Безупречным. Я сам не занимаю ничью сторону – просто указываю на очевидное. И то же самое скоро повторю в Альтен-Вайнберге. Я служу империи и надеюсь, Катрин меня выслушает.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что после этого лета мы больше не сможем пересечь Джагские горы? – спросила Элспет, уже зная ответ и боясь его услышать.

– Быть может, я преувеличиваю, но, учитывая постоянно ухудшающуюся погоду и обезумевшее Орудие, засевшее в горах, перевал Ремейн станет непроходимым.

– Но ведь есть и другие пути?

– Если только на севере бросят наконец религиозную чепуху и займутся делом. Нужно обезопасить восточный и западный пути, а потом разобраться с джагским чудищем.

Значит, рассказы эрцгерцогских приближенных, как это ни печально, вовсе не так уж преувеличены.

– Если необходимо что-то предпринять, будьте добры, действуйте, – сказала Элспет.

Дриер и Ренфрау изумленно уставились на нее.

Принцесса мило улыбнулась и захлопала ресницами, словно маленькая девочка.

Именно такой тактикой пользовался Йоханнес Черные Сапоги: заставить других сделать то, что ему нужно, но так, чтобы его участия никто не заподозрил.

– Теперь о чудовище, – как ни в чем ни бывало продолжила Элспет. – Как нам его уничтожить?

– Уничтожить? Принцесса, это невозможно. Быть может, удастся связать…

– Уничтожить! Еще как возможно! Я своими глазами видела, что сталось с гораздо более могущественным и древним Орудием под стенами Аль-Хазена. – Она не назвала Орднана богом, хотя в свое время он им был, и притом весьма могучим. – Орудия Ночи теперь уязвимы.

– Они всегда были уязвимы, принцесса.

– Я не о том. Раньше можно было лишь заманить Орудие в какой-нибудь каменный идол, расколоть его на тысячу кусочков и раскидать их по всему континенту. Нет, я говорю «уничтожить». Так, как уничтожили Серого Странника под Аль-Хазеном. Теперь темных богов можно убить! – с волнением выдохнула Элспет, хотя и не собиралась говорить так прямо.

– Но это огромный риск, принцесса, – заметил Альгрес Дриер. – Мы не знаем, как именно их убивать. Вероятно, тогда случайно сработала какая-то магия.

– Феррис, а вы что думаете?

Уж ему-то наверняка известно больше.

– Я слышал отчеты, но, должен признаться, не нахожу их правдоподобными.

– Отчего же?

– Слишком уж все просто: смешать серебро с железом и запустить в Орудие. Почему же оно умирает? С ними с незапамятных времен боролись при помощи серебра и железа. Из этих материалов изготавливают амулеты, отпугивающие злокозненные силы Ночи. Но почему вдруг сами боги умирают, словно простые смертные?

– Мы что-то упускаем из виду.

– С трудом могу себе вообразить, что именно. Но вы правы, здесь есть какой-то секрет. Не зная его, я бы и против водяного не вышел.

– Выясните. Это же ваша работа?

– Я пытаюсь. Но получается пока не так хорошо, как нам бы хотелось.

– Где сейчас войско патриарха?

– Зачем вам это, принцесса?

– Где они? В данную минуту. Вы же знаете?

– Приблизительно. На северо-западе Фиральдии. Или в Восточном Ормьендене. Возможно, отдыхают и ждут приказов Безупречного в Доминаге. Быть может, часть войска задействована в Сонсе. Апарион или Датеон, вероятно, подкупили Безупречного, чтобы избавиться от соперника. Или же я что-то упустил.

Элспет не помнила, чтобы в ее детстве Феррис Ренфрау в чем-то сомневался.

– Значит, сейчас они как раз за Оунвидийской тесниной?

– Да, – прищурившись, отозвался имперский шпион. – Где-то там. А что?

– Главный специалист по истреблению богов – главнокомандующий. Один из вас, скажем Альгрес Дриер – он ведь знает дорогу, – должен отправиться туда и выяснить, как это ему удается.

– Нет, – отрезал Ренфрау.

– Я не могу уехать, – покачал головой Дриер. – Я обещал вашему отцу.

– Мой отец умер. Теперь я отдаю приказы.

– Но главнокомандующий так просто не выдаст нам свой секрет, – возразил Ренфрау. – Это слишком ценные знания.

– И к тому же ему невыгодно открывать перевал, – добавил Дриер. – Тогда империя учинит какую-нибудь каверзу.

– Империя уже учинила каверзу: моя сестра поддержала патриарха. Вы сами, Феррис, только что сказали, что, если ничего не предпринять, я останусь отрезанной ото всех по эту сторону Джагских гор. Ваши слова.

Мужчины примолкли.

– Она дочь своего отца, – наконец сказал Дриер.

– Мне даже почудилось эхо его голоса, – кивнул Ренфрау.

– Капитан, что нам для этого потребуется? – спросила Элспет.

13

Коннек, подступающее отчаяние, первое бегство

Коннек черным облаком окутало отчаяние. Даже граф Реймон утратил веру в светлое будущее. Восточные графства были буквально устланы трупами. Кровь гролсачских доходяг и арнгендской солдатни удобрила тысячи полей. Но они все шли и шли, обычно вразброд, неорганизованной толпой.

А все потому, что этим нашествием никто централизованно не управлял. Друзьям и врагам Анны Менандской равно не терпелось поскорее и побольше наворовать. И те и другие платили страшную цену.

Пал Карон-анде-Лет. Пал Артлан-анде-Брит. Никто не знал, что сталось с братьями Рольт или семейством Тульдс, вести от них не доходили в Антье. Брат Свечка и Сочия опасались самого худшего.

Граф Реймон продолжал разить врагов, но его усилия напоминали бестолковую беготню старухи в тщетной попытке переловить разбежавшихся цыплят.

Брат Свечка и Сочия Рольт встретились за ужином.

– Я получила письмо от Реймона, – сообщила суровая дева. – Его люди устали – устали убивать безо всякого результата.

Совершенный содрогнулся: он хорошо знал, кто служит графу Реймону: его дворяне в основном мало чем отличались от свирепого Бернардина Амбершеля. Трудно вообразить, скольких же пришлось убить, чтобы притупилась их ненасытная жажда крови.

– Мы все заложники собственной совести.

– Совесть здесь ни при чем, – возразила Сочия. – Просто если ты не совсем уж безумец, то не сможешь пролить крови больше положенного.

– Понимаю.

Многие могли с мечом в руках обрушиться на захватчиков, не задумываясь при этом о душе, но убивать одного за другим бесчисленных беженцев…

– Уверена, Реймон преувеличивает, когда пишет, что заколол больше десяти тысяч, но…

Брат Свечка, наоборот, боялся, что тот преуменьшает.

Из-за своей жизнеутверждающей природы граф не замечал приземленного и жестокого нрава своей возлюбленной.

Он вообще был склонен к самообману.

Захватчики, под напором которых начали отступать истомленные сыны Коннека, возблагодарили бы лучше своего Господа, что с этой дщерью Коннека иметь дела не пришлось.

– Я разослала от имени Реймона письма – Тормонду, Питеру, Жерро, Гюнтеру Бьорграсскому, Дитриху Сьеньонскому и еще дюжине других, – заявила Сочия. – Попросила прислать войска, чтобы помочь оборонять Антье. У Реймона хватит на них денег.

Монах нахмурился. Юное создание оказалось еще хитроумнее и коварнее, чем он думал. Все эти дворяне раньше уже снабжали коннекские армии наемниками.

Междоусобные распри в последнее время значительно поутихли в тех графствах, где объявились арнгендцы. Горбун Ринпоче, ставший недавно епископом на побегушках у Анны Менандской, обзавелся своей маленькой дружиной в восемь сотен бойцов. С налета им удалось взять Томакадор и Фирак, и теперь Ринпоче увяз возле Собачьей реки под Калором. В поисках наживы и еретиков солдаты забредали в Трамейн, обращая против себя гнев знати, присягнувшей на верность Сантерину. Тамошним дворянам давно не терпелось насолить арнгендцам.

– Куда, по-вашему, ударит армия патриарха? – спросила Сочия.

Хороший вопрос. Пока главнокомандующий засел в Ормьендене и словно бы вообще не собирался никуда оттуда двигаться.

– Сюда. Если герцогу Тормонду не удастся договориться в Салпено. Слишком уж много раз терпели враги Коннека поражение под Антье.

Герцог Тормонд отправился в Арнгенд умолять своего троюродного брата короля Шарльва. Многие считали это бесполезной затеей: Шарльв сидел под каблуком у своей шлюхи, Анны Менандской. Но другие сочли поездку Тормонда добрым знаком: наконец-то он что-то делал! Яд больше не отравлял его разум.

– Как только главнокомандующий получит приказ, – пробормотал брат Свечка, – тут же направится сюда. А потом в Шивеналь и Кастрересон. А потом и в Каурен. И тогда Коннек падет к ногам Безупречного.

– И вы думаете, нам их не остановить.

Именно так Свечка и думал. Армия патриарха была большой, хорошо вооруженной и прекрасно подготовленной, солдатам щедро платили, и возглавлял их опытный военачальник. А еще войско Безупречного не раздирали, в отличие от коннектенцев, внутренние конфликты.

– Я лишь предполагаю, – ответил монах. – Может, все будет совсем не так и им окажут сопротивление. Только, пока наши силы брошены на арнгендцев и гролсачцев, поражение неизбежно.

– Все так ужасно. И страшно.

– Что я слышу? И это говорит наша славная Сочия Рольт, бесстрашная невеста графа Реймона Гарита!

– Ох уж этот граф Реймон! Я все думаю: почему бы ему не вернуться уже и наконец не лишить меня девственности?

– Вот так вопрос!

– Ладно-ладно, знаю. Мы, мейсаляне, хоть и признаем некоторые таинства церкви вроде брака, не должны потакать радостям плоти.

– Именно.

– Откуда же тогда возьмутся новые ищущие свет? Предположим, вам всех удастся обратить, ну а когда люди закончатся, тогда что?

– Дитя мое, об этом не волнуйся. Грех вечен, и грешники будут всегда. А значит, и в последователях недостатка не будет.

– Может ли еще все закончиться? В смысле, мирно?

– Война подобна греху, всегда пребывает с нами.

– Но иногда она бывает особенно жестокой.

– Бывает. Но требования Безупречного не так уж неприемлемы. Особенно если за спиной у него больше не стоит император с ножом наготове.

– Ответьте же без обиняков.

Брату Свечке казалось, что он именно так и делает.

– Сейчас ведутся переговоры. Все, кроме Конгрегации, хотят избежать смертоубийства, но никто не готов заплатить за мир.

Коннектенцы были гордым и упрямым народом и не терпели вмешательства иноземцев. Даже истовые епископальные чалдаряне, преданные Броту, отправились на войну вместе с Реймоном, хотя патриарх своими буллами и указами отлучил графа от церкви и предал анафеме. Всем, кто выступит против ереси, Безупречный обещал полное отпущение грехов, он дозволил воинам своего Господа конфисковать имущество неверных. Осталось лишь официально объявить священный поход против мейсальской ереси.

Внутри бротской церкви кое-кто еще пытался противостоять безумию.

Так, во всяком случае, утверждали слухи.

Но Сочия Рольт была настроена весьма цинично и полагала, что епископами становятся лишь негодяи вроде Морканта Фарфога из Странга или епископа Серифса из Антье, да и всех его предшественников.

– Эти ваши слухи – лишь пустые мечты. Скоро все равно начнется.

Брат Свечка-то был уверен, что уже началось.

– Заплатить за мир… Все гораздо проще, чем кажется вам, старым хрычам.

– Неужели? – изумился монах.

– Вы, старики, только и способны что на разговоры. А нужно просто перебить всех, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к Конгрегации, и всех епископов тоже.

Епископов в Коннеке насчитывалось не менее восемнадцати, но не более двадцати четырех – все зависело от того, с чьей точки зрения смотреть на границы Коннека.

Члены Конгрегации перенимали у совершенных тактику обращения верующих: деревни наводнили бротские монахи, пытающиеся убедить простолюдинов, что лишь бротской церкви, и только ей одной, ведома истина. В городах бротские миссионеры публично спорили со старейшинами мейсальских сообществ.

И эти самые старейшины обычно охотно принимали участие в таких спорах. Брату Свечке это казалось глупостью. Ищущие свет умели думать и лучше выражали свои мысли, а потому обычно превосходили миссионеров, способных лишь цитировать церковные догмы. Но те все равно в конце концов объявляли себя победителями.

– Это, может, и сработает. На время, – ехидно ответил Свечка, но Сочия не уловила сквозившего в его голосе сарказма.

Вот и еще одна пропасть между поколениями: молодые всегда прямолинейны и ужасно непосредственны.

Герцог Тормонд, сидя в Салпено, рассылал повсюду гонцов. Теперь он на все готов был ради мира. То, что он так долго не решался сделать, теперь могла осуществить большая сильная армия. Тормонд отправлял посланцев в Брот к патриарху, молил своих подданных смириться, распустить личные войска, вернуть отнятую у бротской церкви собственность, примириться с пробротскими епископами и не мешать патриаршей Конгрегации по искоренению богохульства и ереси. Графу Реймону было приказано немедля отозвать своих солдат и помочь очистить Антье от еретиков и неверных.

– Насколько я помню, – сказала Сочия Рольт, – все жаловались, что герцог Тормонд никак не мог высказать свое мнение, принять решение и вообще что-то сделать. Теперь наконец получили, что хотели.

Никто не сочувствовал Тормонду – ни коннектенцы, ни Брот. Граф Реймон даже не удосужился подтвердить получение писем и вскоре заманил в засаду отряд арнгендских рыцарей и расправился с ними еще более жестоко, чем во время резни у Черной горы.

Король Шарльв ничем не мог помочь своему родичу Тормонду, но и не внял Безупречному, который требовал, чтобы Арнгенд немедленно бросил все свои силы на подавление непокорного Коннека. Шарльв, хоть и слыл полоумным, но все же прекрасно понимал: брось он все силы завоевывать владения своего троюродного брата, нечем будет прикрыться от короля Брилла или Граальской императрицы. А ведь Сантерин уже проверял соседа на прочность.

Шарльв, переняв манеру у своего родственника, тянул время, но при этом не отказывал никому, кто рвался в священный поход. В Арнгенде осталось достаточно народу, и было кого призвать, если вдруг насядут соседи.

Герцог Тормонд решил не ехать в империю: получив вести из Коннека, он заторопился в Каурен.

Тормонда беспокоили интриги и заговоры, которые плелись вокруг Шарльва, и он уехал из Салпено тайком, посреди ночи. Вместе с немногочисленными спутниками герцог устремился к сантеринским владениям, начинавшимся в тридцати милях от арнгендской столицы.

Через два с половиной дня Тормонд внезапно столкнулся с владыкой островного королевства. О том, что тот высадился на материк, в Арнгенде еще не знали. Король Брилл ждал подходящего момента, чтобы нанести удар в сердце соседа. Он посулил коннекскому герцогу многое и без околичностей.

Брилл действительно предоставил в распоряжение Тормонда полк из четырех сотен арбалетчиков-селебритов, которые получили жалованье за год вперед. Селебриты славились своей кровожадностью на поле брани. Не один патриарх угрожал отлучить их от церкви, если они не прекратят поднимать оружие против своих собратьев-чалдарян.

Но никого в итоге так и не отлучили.

До Коннека дошли странные вести: патриаршие войска захватили Сонсу. Никто не понимал, чего добивается патриарх. Враги Безупречного были уверены, что он затеял какую-то подлую игру.

Почти сразу после известий о Сонсе – новые новости: бротские солдаты застали врасплох Вискесмент и захватили город, почти не встретив сопротивления.

– Я тут услышала интересную историю, совершенный, – сказала Сочия Рольт брату Свечке, когда они поздно вечером уселись за бесхитростный ужин.

– И какую же?

Несомненно, что-нибудь кровавое.

– Помните отца Ринпоче? Мы тогда застали его в Каурене. Ну, тот отвратительный горбун.

– Помню. Мало найдется на свете людей более надменных и несносных. И что же Ринпоче?

– Его сделали викарным епископом и разрешили собрать собственную армию, чтобы покарать мейсальских еретиков.

– Трудно поверить, сколь всеобъемлющей бывает человеческая глупость.

– Мне – не трудно. Как бы то ни было, шайка Ринпоче разоряла северо-запад Коннека. Но он едва не отправился на тот свет.

– Не сомневаюсь, что исключительно по собственному скудоумию. – Брат Свечка не имел возможности близко познакомиться с Ринпоче, но даже за короткое время горбун успевал раскрыться перед собеседником во всей своей дремучести и мерзости. – Но я вижу, тебя прямо распирает, выкладывай же свои новости.

– Ринпоче подошел к Собачьей реке, чтобы напасть на Калор, там живет много ищущих свет. Встал на противоположном берегу.

Монах кивнул. Он бывал в тех диких краях.

– Местная знать затеяла с Ринпоче переговоры: почти месяц морочили ему голову, уверяли, что сдадутся без боя и выдадут местных мейсалян, если только он не тронет всех остальных. Но пока шли переговоры, они вызвали в Калор две сотни севенфексов.

– Я, кажется, уже знаю, что было дальше.

Отдаленный горный край Севенфекс располагался между Дирецией и Трамейном. Права на него заявляли несколько соседних государств, но севенфексы сюзеренов не признавали и бились со всеми, кто пытался их укротить. А еще часто служили наемниками.

И пользовались репутацией гораздо более серьезной, чем гролсачцы. Севенфексы были отменными воинами. Их излюбленным оружием считались короткие дротики – короче обычных метательных копий, но длиннее и тяжелее стрел. Эти самые дротики пробивали все, кроме самой прочной брони. А в распоряжении епископа Ринпоче была лишь горстка обнищавших рыцарей.

– Когда арнгендцы решили форсировать реку, севенфексы убивали их десятками. В конце концов их предводитель, Гайтр, кажется, или как-то так, все же позволил захватчикам переправиться и даже пустил к городу под прикрытием засевших на стенах арбалетчиков. Арнгендцы, вымокшие, продрогшие и уставшие, не пошли на приступ.

– И…

– И пока они сидели под стенами, горожане, которые накануне ночью переплыли Собачью реку, напали на лагерь Ринпоче – уничтожили запасы, поубивали лошадей и вьючную скотину, разогнали маркитантов. Ринпоче ринулся обратно через реку, чтобы спасти хоть что-то, и едва не утонул. Быть может, его и прикончили потом, когда севенфексы отправились добивать негодяев.

Значит, теперь те края наводнят толпы неуправляемых разбойников. Если повезет, они отправятся домой, в Арнгенд. Но храбрые защитники Коннека, несомненно, приложат все усилия, чтобы им помешать.

После разгрома Ринпоче стали приходить более радостные новости. Поток беженцев начал потихонечку иссякать. Брок Рольт ухитрился все-таки прислать в Антье весточку. Жители Карон-анде-Лета успели сбежать в Ормьенден, а потом присоединились к армии графа Реймона и вместе с ним нанесли поражение разобщенным арнгендским войскам.

– Все налаживается, – сказала Сочия брату Свечке. – Злодеи будут наказаны.

– В Ормьендене все еще ждет большое патриаршее войско, – напомнил монах, который в последнее время довольно мрачно смотрел в будущее.

Поведение армии патриарха всех озадачивало. Безупречный в радостном предвкушении отправил своих солдат из Фиральдии, но теперь все его многочисленное войско просто сидело в Ормьендене и чего-то ждало.

Ходили слухи, что ведутся какие-то переговоры. Но с кем? И о чем?

Бои постепенно стихали. Граф Реймон сумел защитить почти все земледельческие угодья к югу от Юпри, этот город был самой южной точкой, до которой добрались арнгендские захватчики. Ликующие, но измотанные последователи графа потихоньку возвращались в Антье. Но многие задерживались там всего на день-два, а потом спешили к себе домой.

Брат Свечка по-прежнему не ждал ничего хорошего.

– В следующий раз у арнгендцев будет четкий план. Их возглавит кто-нибудь более умелый. Если, конечно, после патриарха от Коннека вообще что-то останется, – заявил монах, глядя на северо-восток – туда, где разбил лагерь главнокомандующий Безупречного и его помощники из коллегии.

Словно стая стервятников, они терпеливо ждали, когда Коннек падет.

Ходило множество зловещих слухов о явлениях Ночи. Каждый вновь прибывший пересказывал истории о воскресающих древних страшилищах. Особенно много таких историй приносили оттуда, где шли бои.

– Никто из них ничего не видел собственными глазами, – убеждал всех, кто только соглашался его слушать, брат Свечка. – Вы же это понимаете? Каждый, кто пересказывает страшную историю, слышал ее от кого-то другого, а тот – от своего брата-свата, который уж точно не соврет.

– Но вы же сами там были, – каждый раз парировала Сочия, – когда к нам подобрался Бестия. Он прошел так близко, что наутро пришлось давить трупных червей.

Монах что-то неразборчиво ворчал в ответ, но возразить ему было нечего.

Вместе с паломниками, идущими на запад, чтобы посетить храмы Каурена и источники Сен-Овердрета, в Антье вернулся Бернардин Амбершель. Он словно бы забыл на время о своей свирепости и казался вполне разумным господином средних лет. Он и похож был на типичного зажиточного коннектенца – дородный, черноглазый и черноволосый, с толстыми губами, разве что запылился и пообтрепался в дороге.

Приехав, он сразу потребовал немедленной аудиенции с совершенным и невестой своего кузена-графа.

Ни монах, ни девушка не были близко знакомы с Бернардином. Слуги Реймона уверили их, что Амбершель всегда безукоризненно соблюдает этикет. Но почему тогда он требует встречи, не приведя себя в божеский вид с дороги, – совсем не похоже на его обычные куртуазные манеры.

– У него наверняка вести от Реймона, – сказала Сочия.

Они встретились в покоях графа, стены которых были облицованы камнем из Святых Земель. Бернардин буквально излучал энергию.

– У графа Реймона есть план, – сообщил он. – И для его осуществления требуетесь вы оба. Сначала следует подготовить Антье к долгой, изнурительной осаде.

Девушка и монах озадаченно нахмурились.

– У Реймона внезапно обнаружились друзья. Он узнал о планах своих врагов, а также о планах нежданных союзников.

Свечка и Сочия удивились еще больше.

– У Конгрегации есть свои люди в городе. Они скрываются до поры до времени, но когда начнется осада – откроют ночью ворота. Враг ворвется в Антье и перебьет всех – прежде всего мейсалян, дэвов и дейншо.

– Дейншо? – переспросил брат Свечка. – Но я тут ни одного дейншо не встречал.

– И все же, совершенный, они тут живут – несколько семейств. Конгрегация собирается их истребить – и здесь, и повсюду. Дэвов и мейсалян – тоже. А в Антье они хотят перебить вообще всех, даже епископальных чалдарян. Хотят припугнуть города поменьше, которые верны графу Реймону, чтобы те сдались без боя.

– На подобное безумие способны лишь… – начала было Сочия, но брат Свечка схватил ее за руку.

– Безумие или нет – не важно, – сказал Амбершель. – Мне велено подготовить город к долгой осаде. А вы должны, пока еще возможно, вывести из Антье дэвов, дейншокинов, ищущих свет и сторонников Непорочного. Неверные пусть отправляются в Шивеналь, а мейсаляне – в Кастрересон или дальше на запад. Или даже в Белые холмы.

Сочия глубоко вздохнула, потом еще раз – она явно собиралась спорить, но Амбершель ее опередил.

– Предстоит столкнуться с неожиданностями, – сказал он. – Мне и самому не обо всем рассказали, но я точно знаю: нам всем нужно выполнять указания Реймона, не возражать и не задавать вопросов. А еще следует поторопиться, если хотим дожить до следующего лета. Плетутся разные интриги, – продолжал Бернардин, наклонившись к брату Свечке. – Но мы победим. Только вы должны четко следовать плану. Начинаем немедля.

Все было ясно, хотя подробности от брата Свечки и ускользнули. Он жестом остановил Сочию, готовую уже разразиться гневной тирадой, а потом расспросил Амбершеля о том, что и как следует делать.

Те, кто не исповедовал епископальную чалдарянскую веру, охотно согласились покинуть Антье, чем весьма удивили брата Свечку. А еще его удивил план графа Реймона: зачем отсылать из города всех тех, у кого имеются веские причины противостоять бротским захватчикам.

Невеста графа, ее духовный наставник и совершенные из Антье шли во главе процессии, которая растянулась на многие мили. Многие знатные семьи также отправили в Шивеналь, Кастрересон или еще более отдаленные края детей и родню – от греха подальше.

Отправить детей было разумным решением. В осажденном Антье детям не место, для защиты города они ничего сделать не смогут, а кормить их надо.

Жители деревень тоже готовились к войне: все ценное и съедобное свозили в город и окрестные укрепления или же прятали в холмах. За последние несколько лет в эти края уже не раз вторгались захватчики, и те, кому удалось уцелеть, не собирались сдаваться без боя.

Брат Свечка не смог убедить себя, что имеет смысл сопротивляться. Хотя повсюду царил хаос, в Коннек все прибывали и прибывали члены Конгрегации, агитирующие за бротскую церковь. Им никак не удавалось добиться своего, а потому они с каждым днем все больше сатанели. Герцог Тормонд постоянно рассылал воззвания и просил всех покориться воле Безупречного, но никто уже не обращал внимания: все думали, что, как только Брот перестанет выкручивать ему руки, он тут же изменит мнение.

В искренности Тормонда сомневались даже члены Конгрегации.

Они винили герцога не только в том, что он не борется с ересью, но еще и в том, что он потакает последователям Непорочного II и тем, кто осмеливался нападать на представителей бротской церкви или защищаться от них. Хотя теперь это уже не имело особого значения: Вискесмент заняли бротские войска, и стало окончательно ясно – Безупречный все-таки победил в долгой войне между законными и незаконными патриархами. Но Конгрегация все не унималась: герцог не вернул отобранного у продажных святых отцов имущества, держал на государственных должностях дэвов и еретиков и так далее, и тому подобное. И дураку было ясно: Тормонд никогда не сможет выполнить все их требования.

Быть может, решение, предложенное Сочией Рольт, действительно спасение для него.

Недалеко от Антье семейства дэвов и дейншо отделились от колонны беженцев и повернули на запад, к Шивеналю. Чалдаряне же шли по древней дороге на восток – к Кастрересону. По этой дороге можно было судить о солидном возрасте Коннека: полторы тысячи лет назад ее выстроили бротские легионеры. Мосты, относящиеся к той же эпохе, до сих пор сохранились в отличном состоянии. Когда-то в Кастрересоне располагался военный штаб местного имперского наместника, и стены города стояли на фундаменте, заложенном еще древнебротскими строителями.

– В этих краях чувствуется дыхание древности, – заметил совершенный.

Сочия не слишком впечатлилась. Она была так молода, что древность не значила для нее ровным счетом ничего. Древностью девушка считала все, что случилось до ее рождения.

– Жутковато здесь. – Она оглянулась на Бернардина Амбершеля, который со своими спутниками шел следом за колонной беженцев.

От спутников графского кузена становилось не по себе.

Монах тоже это чувствовал. Ни одного из попутчиков Амбершеля он не знал и ни разу не встречал их в Антье. Бернардин утверждал, что это мелкопоместные дворяне вроде Рольтов, раньше обитавшие неподалеку от Вискесмента. Они не исповедовали мейсальскую веру и говорили на странном наречии, не похожем на коннекский.

– Как бы я хотела поскорее выбраться из этой глуши, – добавила Сочия.

Интересное желание для деревенской девушки.

Но ее слова словно бы выразили все то, что не давало совершенному покоя уже давно. В прошлом он не раз странствовал по этим краям, не ощущая никакой угрозы, но теперь, неизвестно почему, в южной оконечности Коннека ему было неуютно.

Монах вспомнил о той ночи в лесу неподалеку от Карон-анде-Лета, о Бестии. Повсюду судачили о воскресших древних Орудиях, о каких-то морских чудовищах, о созданиях Ночи, рыскающих во тьме. Но ничего конкретного – лишь слухи.

Но слухи эти множились, и все как один утверждали, что давно забытое зло потихоньку выбирается из могил.

В городе в такое время безопаснее.

Западная дорога вилась по северному берегу Лаура. Река несла свои воды туда, откуда путники как раз и шли, потом сворачивала на юг, добегала до Шивеналя и впадала в Родное море. Лаур был судоходной артерией с тех незапамятных времен, когда люди еще не умели писать.

По нему можно было добраться до самого Кастрересона и даже выше. Туда-сюда сновали дюжины лодок и барж с низкой осадкой – некоторые под парусами, некоторые на веслах.

– Я часто думаю: сложись моя жизнь иначе, непременно стал бы лодочником, – признался Сочии брат Свечка.

– Но вас же укачивало по пути к Шиппену?

– Открытое море – дело другое. Только безумец изберет себе такое ремесло.

– Каждый день узнаю о вас что-нибудь странное.

– Тебе, дитя мое, полагается каждый день узнавать что-нибудь странное и прекрасное об этом мире.

Когда они ехали в Каурен в прошлом году, Кастрересон остался в тридцати милях севернее и Сочия его не увидела. В этом легендарном городе когда-то жили наместники древнеимперской провинции Верхний Эндоненсис, а Каурен считался столицей Эндоненсиса Нижнего.

Верхний Эндоненсис был мирным и процветающим краем, его весьма ценили бротские императоры.

Кастрересон, который иногда еще называли Белым Городом, производил сильное впечатление. Крепостная стена была облицована светлым известняком, по цвету напоминавшим мрамор, стояла на древнем фундаменте, но при этом ее смело можно было назвать самым современным и благоустроенным укреплением во всем Коннеке. Вот и сейчас тут трудились каменщики: наращивали стены между башнями, утраивали дополнительные бойницы в стратегически важных местах, крыли верхние галереи. А еще возводили новые стены с круглыми оборонительными башнями вокруг двух богатых пригородов, возникших здесь за последнюю сотню лет.

Кастрересон занимал весьма необычное место в коннекской феодальной системе: его владыка считался сюзереном почти всех прибрежных территорий, начиная с Терлиаги и заканчивая дельтой реки Дешар. Ему не подчинялись разве что феоды, являющиеся непосредственной собственностью герцога Кауренского, например Шивеналь. Но в Кастрересоне не было своей правящей династии – обычно город становился вотчиной наследника герцога Кауренского. Однако Тормонд IV так и не выбрал себе преемника, поэтому в Кастрересоне властвовал Роджер Шель. Он был младше Тормонда, хоть и приходился тому дядей, исповедовал мейсальскую ересь и так и не женился и не произвел на свет законного наследника. Его наследницей становилась племянница – Изабет.

Роджер Шель был полной противоположностью Тормонда. Этот энергичный и деятельный правитель сумел во время недавней смуты сохранить в своих владениях порядок, однако он не обладал достаточной властью, чтобы повлиять на политическую ситуацию во всем Коннеке. Всю свою кипучую энергию Шель направил на укрепление Кастрересона.

– Странный или нет, – сказал брат Свечка, – могу сказать одно: этот тихий чудесный город гораздо больше похож на сердце Коннека, чем Каурен, Антье или Альтай.

Альтай располагался на севере, в этом горном краю ересь цвела буйным цветом. Именно там укрылись многие ищущие свет. Жители Альтая зачастую считали себя «единственными истинными коннектенцами».

Процессия беженцев увидела стены Кастрересона ранним утром. В свете восходящего солнца их ослепительная белизна казалась еще прекраснее. Дорога перебиралась через Лаур по широкому мосту, где свободно могли пройти в ряд восемь человек, потом на южном берегу сворачивала и через полмили взбегала по холму к огромному, хитро устроенному барбикану, перед которым расстилалась открытая, хорошо обстреливаемая местность. Это и был главный вход в Белый Город. На стенах висели черные гирлянды – в знак траура из-за событий в Вискесменте.

Здесь, на этом поле, странники и ждали, пока их впустят в город. И именно здесь до них дошли новости о жутком черве.

– Что же все это значит? – спросила Сочия растерянно, без обычного своего ехидства.

Увидев, как известие потрясло Свечку, она тоже немного испугалась.

– Не знаю. Ясно лишь, что Орудия Ночи стали вмешиваться в жизнь людей, чего уже давно не приключалось.

– Среди нас снова будут ходить боги?

– Возможно. Вполне возможно. Это-то меня и страшит.

14

Священный поход, волки у границы

Поход на северо-восток, по мнению главнокомандующего, проходил чересчур уж гладко. Армия устроилась неподалеку от монастыря в Доминаге.

– Я волнуюсь, когда все идет без сучка без задоринки, – заявил Хект своим подчиненным. – Не можете же вы так великолепно справляться со своими обязанностями.

От этого двусмысленного комплимента все заулыбались.

Но радость вскоре поутихла: Пайпер уже готов был сняться с привала и продолжить путь, когда принципат Донето принес им весточку от своего кузена:

– Его милость ведет сейчас весьма непростые переговоры и хочет, чтобы ты, главнокомандующий, подождал несколько недель.

– Но почему? Он же так долго мечтал отправить нас в этот поход.

– Сам ничего не понимаю. Я, хоть и его кузен, не вхожу в круг наиболее приближенных.

– Но что нам делать – оставаться здесь? Могу ли я удобнее разместить войска, чтобы проще было двинуться дальше, когда придет приказ? Что можно, а что нельзя предпринимать?

Принципат Донето казался растерянным. Он сердито оглянулся, как будто такое количество свидетелей его раздражало.

– Просто не нужно соваться в Коннек. Пока.

Хект всмотрелся в лица подчиненных. Они, как и сам Пайпер, работали не покладая рук и во время коротких передышек обдумывали дальнейшие планы: как выжать все возможное из городских ополчений, ведь солдат можно держать на службе лишь непродолжительное время.

По закону участник ополчения в походе обязан был служить не более сорока дней, поэтому времени в их распоряжении имелось не так много. Можно было как-то компенсировать увольнения: например, заплатить тем, кто готов был служить дольше, сменять солдат в разное время.

– Он понимает, что уже через месяц войско начнет таять? – спросил Хект. – И что скоро наступят зимние холода?

– Главнокомандующий, мое дело – сообщить новости. И все. Я могу отправить ему письмо с твоими жалобами, но заставить прочитать это письмо не смогу. Как не смогу заставить прислушаться к твоим словам, если он все-таки его прочитает.

– Нужно передвинуть армию к границе.

– Ты тут командуешь, – пожал плечами Донето.

– Разведчики вернулись? – повернулся Хект к Титусу Консенту.

– Один отряд – да. Трудно будет переправить на пароме столько народу. Не меньше недели уйдет.

– В прошлый раз мы переправлялись целый день, а нас было всего несколько сотен. Но нужно обеспечить переправу, даже если мы пока останемся на этом берегу – будем контролировать, кто и куда едет. Полковник Горт, пойдем-ка пройдемся, посоветоваться надо.

На Донето Пайпер больше внимания не обращал, и тот, видимо, разозлился. Ну и пусть, у Хекта теперь свой собственный принципат. Муньеро Делари пусть медленно, но все же следовал за войском. В его присутствии Донето ничего не выкинет.

Они держались так, словно между ними ничего и не было.

Но сколько так может продолжаться?

Пинкус Горт тоже не давал покоя Пайперу. Насколько Горт предан своему покровителю?

Донето полагал Пинкуса своей собственностью, и тот, хотя и не был всецело с этим согласен, считал себя в долгу у принципата. Все знали, что Пинкус до сих пор живет в Бронтовом особняке.

– Что стряслось? – спросил Горт, как только они отошли в сторону, подальше от посторонних ушей.

Телохранители Хекта держались на расстоянии, но достаточно близко, чтобы в случае необходимости отразить удар врага.

– Помнишь, о чем мы говорили по пути?

– Да много о чем говорили. Ух ты, хорошо-то как! Люблю такую погоду.

Было ветрено и очень холодно для этого времени года. На небе почти не было облаков.

– Может, погода и на вино повлияет.

– Ага, скорее всего. А ты как думаешь?

– Понятия не имею. В вине я не разбираюсь. Сейчас меня беспокоит Сонса. Проверь по карте – отсюда до них едва ли семьдесят миль.

Бронт Донето плетет интриги вместе с особым ведомством, а значит, налету на Сонсу не обрадуется. Если Горт крепко увяз…

– Хочешь устроить набег? Или покарать их за плохое поведение?

– Хочу расположить к нам Безупречного, поставив на колени три сонсианских клана.

– И заодно подобраться поближе к Малютке и ее девочкам?

– Именно. Я все еще не знаю, откуда взялась Вэли.

Они остановились, чтобы полюбоваться живописными холмами и склонами, сплошь покрытыми виноградниками. Вид был великолепный, о чем Горт не преминул заметить.

– Коннек тоже красив. Во всяком случае, те края, где мы побывали.

– Нам туда еще предстоит вернуться. Безупречный спит и видит, как бы приструнить Реймона Гарита.

– Конгрегация тоже. Я бы не стал туда соваться, нелегко нам придется, даже с нашими двумя колдунами-умельцами.

– С одним колдуном-умельцем. Принципат Делари в этой заварушке участия принимать не собирается. Он за твоим начальником присматривает.

– За моим начальником? Это за тобой, что ли? А я думал, он тебя вроде как усыновил.

– За Донето.

– В каком это смысле Донето – мой начальник? Я не на него работаю, а на Брот. И почему Делари должен за ним присматривать?

– Пинкус, ты до сих пор живешь в его доме, и он считает тебя своим человеком. Да и на меня время от времени пытается права заявить. Не знаю, какая кошка пробежала между ним и Делари. Может, именно Делари во всем виноват. Но они точно в ссоре.

– Он умело это скрывает.

– Точно. Я бы ни о чем не догадался, если б не мальчишка.

– Арманд? Пайп, с ним определенно что-то не так.

– Ого! Да от тебя ничего не скроешь!

– Да я в том смысле, что… Только демона помяни.

Из монастыря на прогулку вышел Бронт Донето – все как обычно, только вот шел он явно в их направлении.

– Отправляйся в Сонсу, – велел Хект. – Если тебе бротского полка будет мало…

– Должно хватить. Когда?

– С разговорами покончено, теперь это твое поручение. Делай, что должен, и выступай, когда будешь готов. Еще раз здравствуйте, ваша светлость.

– Добрый день, господа.

– Я вот тут рассказываю Пайпу, – пояснил Горт, – что с удовольствием бы здесь поселился на старости лет, если повезет с добычей. Уйду в отставку и займусь виноделием.

– Только вот всю выручку наверняка пропьешь, – хмыкнул Хект.

В ту же ночь Гортов шпион Бо Бьогна покинул лагерь вместе с небольшим отрядом, а на утро за ним последовал весь бротский полк.

– Я дал Пинкусу особое поручение, – объявил Хект на утреннем совете. – Если мы получим приказ выступать, он нас нагонит.

Его засыпали вопросами, но Пайпер не стал отвечать. Не обязательно им обо всем знать.

Принципат Бронт Донето тоже интересовался судьбой бротского полка. Быть может, Пинкус действительно не так уж ему и предан.

Быть может.

– Забудьте о Горте, – велел Хект. – Нужно передислоцироваться поближе к Дешару. Полковник Смоленс, я просил вас с лейтенантом Консентом все разузнать. В основном, конечно, чтобы чем-нибудь вас занять. И каковы результаты?

– Мы все выяснили. Справимся без проблем, – кивнул Смоленс и, памятуя о присутствующих членах коллегии, добавил: – Мой господин.

– Ваши враги ничего не затевают, чтобы остановить войско, – добавил Титус Консент. – Разве что эти покушения.

Хект краем глаза поглядел на Муньеро Делари. Старик, казалось, не слишком прислушивается к разговору. Хорошо бы, Оса Стил ни о чем не узнал.

– Отлично. Отдайте предварительные распоряжения – пусть все готовятся к выступлению. Смоленс, для вас у меня другое поручение.

– Делаем наше дельце, мой господин? – радостно откликнулся Смоленс.

– Все подготовьте и действуйте.

Теперь Делари заинтересовался. На лице его мелькнуло подозрение.

Пайпер все еще принадлежал лишь самому себе, что бы кто ни думал по этому поводу.

Армия патриарха медленно двигалась на запад. За десять дней они едва ли одолели сотню миль. Передовые отряды добрались до Дешара и разбили лагеря в тех местах, где потом планировалась переправа. Единственный уцелевший мост располагался выше по течению, в Вискесменте. Главнокомандующий разделил армию на несколько частей, во-первых, чтобы облегчить нагрузку на Ормьенден, а во-вторых, из соображений тактики. Принципат Донето остался с отрядами, продвинувшимися южнее. Там же ехал и сам главнокомандующий. Это самое крупное формирование должно было двинуться на Антье. Донето почуял запах крови и хотел расквитаться за старые обиды.

Работы хватало на всех, даже на принципатов. Нужно было по очереди следить за позицией, удерживаемой главнокомандующим на западном берегу. Донето и Делари часами опрашивали местных жителей и странствующих монахов из Конгрегации, пытаясь разобраться, что же такое странное творится в Коннеке.

Пайпер Хект с удовольствием отметил, что ни Донето, ни Делари не заметили отсутствия полковника Смоленса. Они думали, что он остался в другом отряде.

Но Смоленс отправился в Вискесмент с теми же указаниями, какие получил Пинкус Горт касательно Сонсы.

Об этом знали лишь самые приближенные соратники Хекта. У них уже сформировался свой доверенный круг, куда с радостью вошел даже Клэй Седлако.

Хект и Седлако обсуждали Антье, вспоминая все, что было о нем известно.

– Они не повторят тех же ошибок и о запасах воды позаботятся заранее. Титус говорит, главные ворота перестроили, а еще пробили дополнительные бойницы, поставили вторую решетку, которая опускается и поднимается из второй караульни. Все это – чтобы не допустить предательства.

– Я и так не слишком-то рассчитывал на Конгрегацию.

– Но может и сработать.

– Какая там почва? Подкопаться сможем, чтобы заложить огненный порошок?

– По-моему, скалистая. Поэтому-то и выбрали в свое время это место для застройки – на холме и чуть поодаль от реки. То же самое и в Кастрересоне, только он размером побольше.

– Какой высоты стены? Вокруг полно виноградников, а значит, вдоволь мягкой земли.

– Что-то я нить потерял, объясните.

– Иногда мы напрасно пренебрегаем способами, которые успешно использовали в древности. Можно сделать насыпь вровень с крепостной стеной, даже выше, – чтобы ударить сверху вниз.

Хитроумные рыцари из Братства проделывали подобный фокус в Святых Землях во время первых священных походов. Теперь прамане строили крепости с расчетом на такую тактику.

В комнату, которая располагалась на втором этаже старой мельницы, вошел Титус Консент. Сама мельница уже много лет бездействовала, хотя почему ее забросили, никто так и не понял.

– Что-то стряслось? – спросил Хект.

– Стряслось, и притом много всего и сразу.

– Ну и?

– Смоленс все сделал как надо, но у него вышла небольшая заминка с телохранителями Непорочного.

– Эти ребята не отступили?

– Отступили, но не сразу. И у Смоленса погибло больше народу.

– Этого я и боялся. Но почему они остались в Вискесменте, если императрица переметнулась на сторону Безупречного?

– Не знаю. Только браунскнехты к своим обязанностям относятся очень серьезно. Как бы проблем не было.

– Ты о чем?

– У нас тут один дожидается встречи с вами.

– Смоленс взял пленных?

– Нет, этот явился из Племенцы. Про Вискесмент не знает. Пока не знает.

Скоро узнает, ведь вести разлетятся по всему чалдарянскому миру.

Все уже знают, что патриаршие войска заняли Сонсу. Ходили слухи о союзе Безупречного с Датеоном или Апарионом. А быть может, с Питером Навайским, чьи платадурские друзья хотели прибрать к рукам сонсианские владения на Артесипее.

Этот браунскнехт явился из Племенцы? Значит, от принцессы Элспет.

Нужно действовать осторожно.

– Он объяснил цель своего визита?

– Сказал, что ему непременно нужно с вами поговорить. Он уверен, что вы не откажетесь с ним побеседовать.

– Не понимаю.

– Еще сказал что-то про чудовище в Джагских горах.

– Ага. – А это уже не так опасно. – Что-то еще?

– Полковник Горт готов выступить из Сонсы. Три клана присягнули на верность Безупречному и обещали предоставить свой флот, когда придет время для нового священного похода в Святые Земли. Они надеются, что поход этот не за горами: тамошние моряки голодают, а корабли гниют у причалов, потому что на западе Родного моря вовсю хозяйничает Платадура.

Хект кивнул. Значит, Пинкус взял пленных и разузнал все, что смог.

– Прекрасно. Что-нибудь еще?

– Да, еще одна новость. Полковник Смоленс сообщил, что в Вискесменте столкнулся с какими-то странными людьми. Они успели сбежать. В Коннек. Он сказал, что у него какое-то нехорошее предчувствие и просил вас не отпускать от себя личную охрану.

Хект недовольно передернул плечами. Его телохранители ждали внизу. Главнокомандующему не нравилось их постоянное присутствие, поэтому он то и дело отсылал их.

– Хорошо. Передай Мадуку, пусть идет ко мне. Теперь все?

– Да, мой господин. Но у меня еще одна новость.

– Ты это уже говорил.

– Чуть не забыл.

– Ну и?

– Граф Реймон оказался хитрее, чем мы предполагали.

– Что он теперь натворил?

– Еще не натворил, но собирается. Велел всем коннекским дэвам и дейншо уходить туда, где Безупречный и Конгрегация их не достанут.

– Но какой в этом смысл? Он же разом лишится всех образованных людей.

– Смысл есть, если он подозревает их в шпионаже. А сведения они передают, хоть и весьма неохотно. Из-за Конгрегации у нас в Коннеке нет друзей. А если граф принимает в расчет свое возможное поражение, то смысла еще больше. У нас тогда не останется никого, кто мог бы вести записи и заниматься счетами. Да и записей со счетами не останется тоже.

– Он мыслит как стратег, а не как тактик. Интересно. Итак, если новостей больше нет, зови сюда этого браунскнехта и передай Мадуку предостережение Смоленса.

С браунскнехтом Хект встретился возле мельницы.

– Я вас откуда-то знаю, – нахмурился он.

– Меня зовут Альгрес Дриер, мой господин. Я возглавлял отряд, который захватил вас в плен во время отступления из Коннека.

– Ах да, понятно. Наше племенцианское заточение. Надеюсь, вы тогда не слишком сильно оскорбили Бронта Донето, он ведь сделался членом коллегии. И сейчас сопровождает армию. Опять.

Говоря все это, Хект внимательно вглядывался в лицо Дриера. Браунскнехту было около тридцати пяти, но выглядел он старше, на висках и в бороде проглядывала седина, карие глаза почти ничего не выражали. Этот закаленный воин привык к невзгодам войны и теперь чувствовал себя не в своей тарелке на новой должности. Судя по всему, столкновение с членом коллегии его совсем не пугало.

Глупость? Или невежество?

– Вы хотели меня видеть, – продолжал Хект. – И вот я перед вами, исключительно из уважения к семейству, которому вы служите. Но у меня война на носу, множество неотложных дел. Что же вам нужно?

Пайпер надеялся, что Дриер привез послание от Элспет, но надежду эту в себе давил.

– У меня к вам просьба от наследной принцессы. Не знаю, почему она думает, что вы сможете ее выполнить. Но это не мое дело.

– Я готов выполнить ее просьбу. Разумеется, в разумных пределах и если это оправдано политически.

– Она хочет знать, как убить бога.

Едва ли Хекта можно было удивить сильнее.

– Убить бога?

– Орудие Ночи. Демона, если вам так угодно.

– Не понимаю.

Что именно Феррис Ренфрау рассказал принцессе Элспет?

– Понимаете, вы убили Серого Странника у стен Аль-Хазена. Методично и решительно. Принцесса желает знать, как вы это сделали.

– Хорошо, пусть так. Но зачем?

Дриер рассказал Пайперу о чудовище, терзавшем путников в Джагских горах.

– Огромный таракан?

– Мало кто из видевших его остался в живых и может что-то рассказать. Самый наш именитый и надежный свидетель – эрцгерцог Омро ва Стил-Паттер. Ему удалось отсечь у демона клешню, и он забрал ее с места сражения. Эрцгерцог утверждает – чудище похоже на гигантского богомола с огромным количеством ног.

– Я знаю, что это такое. Видел под Аль-Хазеном. Если не ошибаюсь, это существо раньше было человеком, а потом превратилось в обезумевшее Орудие. Тогда я не сообразил, но, видимо, именно это создание в прошлом году бесчинствовало на севере от Алицеи.

– Как его убить?

Хекту не хотелось признаваться в том, что ему известен ответ. Почему – он и сам не знал. Секрет огненного порошка медленно, но распространялся, хотя никто не понимал, почему именно погибают боги.

– Как мне вас убедить? – спросил капитан Дриер, увидев, что Пайпер колеблется.

– Не знаю. Я даже не могу выразить, что именно меня так беспокоит.

– Вы сами не знаете как?

– Все просто, вам не меня нужно было разыскивать. Принцесса же видела, как погиб Серый Странник.

– Это не совсем верно, мой господин. Не совсем. – Дриер вытащил из-за пазухи замшевый кошель. – Вот личное письмо от принцессы.

Хект прочел письмо. Судя по содержанию, Элспет всецело доверяла этому человеку, иначе она никогда бы не осмелилась написать подобное.

– Она доверяет вам, я бы никому не смог так довериться. Думаю, у нее имеются на то веские причины, вы ведь защищаете принцессу. Но почему я-то должен вам доверять?

Дриер все понял.

– Вы правы. Я служу Граальской Империи и никак не могу завоевать ваше доверие. Может, вы просто объясните мне, почему так упорно не хотите никому рассказывать о том, как убивать Орудия Ночи?

– Но…

Да, все действительно знали, как это сделать, – серебро и железо. Вот уже тысячи лет эти металлы помогали защититься от Ночи. Но…

Хект и сам лишь недавно догадался, что же именно происходит, хотя до этого неоднократно ломал голову над этой загадкой.

Его поступок в лесу Эсфири был чистой импровизацией, в панике он приказал выстрелить серебром в богона, и тот не сумел уклониться от выстрела. Тогда Пайперу повезло. Тот богон оказался восприимчивым именно к серебру, ведь железо в тот фальконет если и попало, то лишь случайно.

Теперь же у Пайперовых артиллеристов имелись наготове тайные заряды для фальконетов – по три богоубийственных залпа для каждой из двенадцати пушек.

Постепенно Хект вычислил, что богон в Святых Землях погиб не из-за самой картечи. И Серый Странник под Аль-Хазеном тоже. Орудия Ночи с древних времен неплохо справлялись с серебром и железом.

Так что же изменилось?

Огненный порошок.

Из оружия, в котором использовался огненный порошок, – фальконетов или легких дэвских пушек из Аль-Хазена – заряд вылетал с огромной скоростью, поэтому его невозможно было вовремя заметить, от него нельзя было уклониться.

Хект снова пробежал глазами письмо, поражаясь, как Элспет вообще могла написать такое, да еще и отдать послание в чужие руки, не боясь, что его прочитают.

– Титус, ты еще здесь? – позвал он, подойдя к дверям мельницы. – Да? Найди мне Бехтера. Мне понадобится Драго Прозек. А вам, Дриер, придется подождать. Это дело не быстрое.

Браунскнехт кивнул.

Они вошли внутрь и поднялись на второй этаж. Там Хект предложил Дриеру сесть, а сам нашел перо, бумагу и взялся за письмо. Дриер молча ждал. Наконец Хект посыпал бумагу песком, стряхнул и сложил вдвое. В дверях появился запыхавшийся сержант Бехтер.

– Прозек сейчас будет. Что стряслось? – сказал он, всматриваясь в Альгреса Дриера, одного взгляда Бехтеру хватило, чтобы многое понять об имперце.

– Наши новые добрые друзья из империи столкнулись с трудностями, и помочь можем только мы. Пусть Прозек отправляется с капитаном Дриером и разберется с этим.

Бехтер кивнул и снова оценивающе посмотрел на Дриера:

– Браунскнехт?

– Да. Братство Войны?

– В отставке.

– Разумеется.

– Можно войти, главнокомандующий? – осведомился, стоя в дверях, Драго Прозек.

– Заходите. Прозек, этот господин – капитан Дриер, он из гвардии имперских браунскнехтов, состоит на службе в личной охране наследной принцессы. Она попросила нас о помощи, и я принял решение выполнить эту просьбу. Дружба принцессы Граальской Империи может нам пригодиться.

– Да, мой господин, – отозвался артиллерист, и в голосе его не прозвучало ни тени сомнения в правильности поступка главнокомандующего.

– Я предоставлю вам возможность показать, на что вы способны.

– Да, мой господин. Что нужно делать, мой господин?

– Отвезите два фальконета в Племенцу. И артиллеристов прихватите. Рекомендую Варли и Стерна, но выбор за вами. И для каждой пушки возьмите по два особых заряда.

Прозек удивленно вытаращился на Хекта:

– Мой господин…

– В Джагских горах засело какое-то опасное чудовище. Создание Ночи. Вы были под Аль-Хазеном. Капитан Дриер утверждает, что речь идет именно о том существе, которое мы тогда упустили. – (Глаза Прозека округлились еще больше, и даже на лице Бехтера отразилось недоумение.) – Придумайте, как его заманить, и убейте. Сделайте все, что потребуется, а потом возвращайтесь сюда поголодать с нами за компанию, мы ведь к тому моменту уже наверняка займемся осадой Антье.

– Да, мой господин, – кивнул Прозек, не обратив внимания на тон своего главнокомандующего, потом повернулся к Дриеру и протянул ладонь для рукопожатия. – Очень приятно, Драго Прозек.

Дриер, казалось, был удивлен.

– Все, что я могу для вас сделать, – сказал Хект, глядя браунскнехту прямо в глаза.

– Благодарю вас, мой господин. Думаю, этого вполне достаточно.

– Передайте это письмо принцессе. Прозек!

– Да, мой господин.

– Не позволяйте себе указывать. Никому – даже самой принцессе. Пусть они вам помогают. У вас хватит смекалки – разберетесь, что к чему и как.

– Да, мой господин.

– Хорошо. Все свободны. А мне надо кое о чем подумать.

Когда все ушли, Хект в четвертый раз перечитал письмо Элспет. Он все никак не мог поверить, что девушка рискнула настолько довериться Дриеру. Хотя в послании речь шла в основном о чудовище в Джагских горах, принцесса молила о помощи.

– Со шпионами в Коннеке у нас сплошные неприятности, – сообщил Титус Консент.

Хект очень устал. Чем меньше двигалось войско, тем больше на него наваливалось работы. Он больше не хотел выслушивать очередные дурные вести. Он хотел спать. И увидеть во сне Анну. Или Элспет Идж – странное, ему самому непонятное увлечение.

– Рассказывай, – сказал он со вздохом.

– Конгрегация убивает дэвов. Они делят мир на черное и белое, и дэвы, конечно, черные. Не чалдарянин? Плохо. Убейте его. Поэтому коннекские дэвы никаких соглашений заключать не будут. Они все бегут.

– Объясни-ка подробнее.

– Дэвы и дейншо уезжают из Антье. Конгрегация так разошлась, что вместе с ними уезжают даже мейсаляне и некоторые чалдаряне.

– Вот как?

Значит, предстоит иметь дело с сумасшедшими фанатиками, которые предпочтут сделаться мучениками, но не сдаться Безупречному.

– Даже в мирные времена жизнь в Коннеке нельзя назвать упорядоченной. Со дня на день может начаться анархия. Коннектенцы жили в спокойствии и достатке со времен Древней Империи. Они обычно на все закрывали глаза, лишь бы их не трогали. Но вот Безупречный решил сунуть свой нос в их дела.

– Значит… Ой!

На пороге комнаты появился принципат Делари.

Некоторые члены штаба входили к главнокомандующему без стука – те, кто был еще и членом коллегии.

– Загляну к вам позже, – сказал Консент.

Он неуютно чувствовал себя в обществе Делари, хотя тот и помог ему во время обращения.

– Слишком уж он робок для солдата, – заметил старик, провожая взглядом удалявшегося дэва.

– Вы представляете себе, какой ужас испытывают при виде вас обычные люди?

– И с чего ему меня бояться? – озадаченно поинтересовался Делари.

– На обычных людей вы производите такое же впечатление, как на вас – Кловен Фебруарен. Или даже хуже.

О Фебруарене Хект как раз и размышлял: только вчера его снова заметил Редферн Бехтер.

Делари, казалось, разозлился, но развивать тему не стал.

– Слышал, к нам возвращается полковник Горт.

– Да, скоро он будет здесь. Рад, что вы зашли, иначе пришлось бы самому вас разыскивать. Пинкус должен привезти пленников, которые, возможно, кое-что для нас разъяснят. Например, расскажут про Вэли. Но принципат Донето, наверное, попытается этому помешать.

Делари не заговаривал о своей ссоре с Донето с той самой стычки в подземельях.

– И ты опасаешься, что полковник все еще предан Донето.

– Да.

– Донето не знает, чем на самом деле был занят Горт, – только что он усмирял мятежную республику. Остальное он выяснить не потрудился. А значит, в Сонсе Бронт никак не заинтересован.

– Но зачем он здесь?

– Его послал Безупречный.

– Но…

– Слишком все запуталось?

– Не представляю себе, как вы все с ума не сходите от такой жизни.

– Кто бы говорил! Ну да ладно. Уверен, у Бронта Донето есть свои мотивы, которые никак не связаны с желаниями его кузена. Да и с заговором против этого самого кузена тоже не связаны. Донето лютой ненавистью ненавидит Антье. С ним там стряслась большая беда.

– Но он же сам напрашивался.

– Пайпер, это не важно. Если враг обнаглел настолько, что решил обороняться, да еще и победил…

Внезапно в комнату без стука вошел Титус Консент – бледный и растерянный.

– Мой господин, у меня донесение от полковника Смоленса: Непорочного убили.

– Что? Проклятие! Проклятие! Почему я не умею ругаться, как Пинкус? Иди сюда, Титус. Рассказывай.

– А нечего больше рассказывать. Кто-то ворвался во Дворец Королей. Браунскнехты уже оттуда уехали. Серьезную охрану не выставляли – повода не было. И Непорочного убили.

– Понятно.

– Смоленс кое-кого арестовал. Убийцам хватило ума подобраться к Непорочному, а вот сбежать – не хватило.

– Значит, есть и хорошие новости?

– Господин главнокомандующий, арестованные – все поголовно члены Конгрегации. Когда их схватили, они как раз уничтожали символы власти вискесментского патриарха.

– Плохо, – заметил принципат Делари. – Этим самым мы нажили себе несколько тысяч врагов.

– О чем они только думали? – покачал головой Хект. – Но я знаю, конечно же. Нет пределов человеческой глупости. Может, священный поход лучше не против Ночи устроить, а против глупости? Титус, немедленно отправь гонца. Пусть Смоленс прилюдно допросит убийц, а потом так же прилюдно их казнит. Нужно действовать быстро. Я не намерен прикрывать именем Господним такие злодеяния. Чего вам? – спросил Хект вошедшего в комнату, тоже без стука, принципата Донето.

– Пайпер, вздохни-ка поглубже и успокойся, – велел Делари. – Ты зол, понимаю, но нельзя так обращаться к члену коллегии.

– Прошу прощения, ваша милость. Вы уже слышали ужасные вести?

– Я случайно услышал, что ты поручил лейтенанту Консенту. Слишком жестокие меры. Члены Конгрегации неправильно это воспримут.

Принципат Делари с неожиданной силой ухватил Хекта за локоть:

– Пайпер, успокойся. Бронт, меры менее жестокие вызовут общественное негодование.

– Возможно, вы правы. Они слишком уж увлеклись. Лейтенант, приказ не выполнять.

Делари стиснул руку Хекта с такой силой, что тот заскрипел зубами.

– Я сам отправлюсь в Вискесмент, – заявил Донето. – Дознание и казнь будут выглядеть солиднее, если возглавит их родственник патриарха.

– Едва ли в этом случае вообще кого-нибудь казнят, – прорычал Хект, – разве что попавшегося под руку беднягу-подручного.

Донето уставился на него – в первый раз на памяти Пайпера по-настоящему гневным взглядом.

Принципат Делари опять сжал локоть Хекта.

– Титус, делай, как велено. – Хект чуть поклонился Донето. – Теперь это дело в ваших руках, ваша милость. Прошу вас, действуйте без промедлений, пока рана не загноилась.

Услать Бронта Донето подальше от основного лагеря тоже не помешает.

– Я все понимаю, главнокомандующий. Отправлюсь через час. – С этими словами Донето вышел.

Нужно отдать ему должное: Бронт путешествовал без свиты и при желании двигался весьма быстро.

– Думаете, это он за всем этим стоит? – осведомился Хект, выждав с полминуты.

– Нет, – отозвался Делари. – Он действительно разозлился. Конгрегация из послушного орудия превращается в помеху. Из-за них друзей у церкви отнюдь не прибавляется.

– Сколько же еще мне тут сидеть и ждать, пока они нам все портят? – пробормотал Хект. – Безупречный ведет себя прямо как герцог Тормонд.

– Может, нам повезет, – вздохнул Консент, – и Тормонд с патриархом будут просто бездействовать и ждать, пока противник помрет.

– Подобному исходу обрадовались бы бесчисленные толпы народу.

– Известия из Вискесмента подтолкнут Безупречного, – сказал принципат Делари. – Он-то этому убийству обрадуется и решит, что теперь придет конец вискесментской патриархии и всех ее сторонников и осталось лишь истребить еретиков. А они, эдакие злобные слуги ворога, конечно же, просто сами заявятся на казнь, да еще встанут в очередь.

У Хекта наконец-то пришел в норму пульс.

– Титус, – сказал он, – полковник Горт везет из Сонсы пленников. Отведи их к принципату Делари. Гонцы, которых мы будем отправлять в Вискесмент, и о Горте, и о Сонсе пусть молчат.

Хект попытался вернуться к насущным делам, но не сумел – слишком уж велико было напряжение.

– Мне нужно на воздух, – пояснил он Делари. – Проветриться и отойти.

– Да, конечно.

Из старой мельницы вслед за Хектом вышел сержант Бехтер и кучка телохранителей. Хекту страшно хотелось отослать их, но он не стал и пытаться – все равно не уйдут.

– Мой господин, – начал Бехтер, – утром я опять видел того типа в коричневом.

– Раз он попался тебе на глаза, значит хочет поговорить.

– Не понимаю.

– Я знаю, кто это. Все в порядке.

– И кто же?

– Ты бы мне все равно не поверил. Своего рода Орудие, но не опасное. Разве что для тех дураков, что рискнут встать у него на пути.

– Волшебник?

– И притом первоклассный. Давай-ка прогуляемся до тех лугов, что к югу от лагеря. Туда, где вьючную скотину пасут. Понаблюдаем за лодками на реке.

Хекту хотелось спокойно побеседовать с Просто Джо на какие-нибудь отвлеченные и незамысловатые темы. Например, о мулах или быках. Джо и его мул Чушка были вполне довольны своей жизнью. Каким бы чудесным и благоденствующим местом стал этот мир, если бы все в нем походили на Чушку и Просто Джо.

Следом за ними увязалось шестеро охранников. Держались они на некотором расстоянии, потому что понимали, куда направляется Хект.

Трава на лугу шелестела под легким ветерком, принесшим с собой аромат осенних цветов. На этом берегу почти не росли деревья, да и кусты встречались нечасто. На востоке холмы испещряли желтые, пунцовые, сиреневые пятна. Трава переливалась несколькими оттенками зеленого, лошади, быки и мулы из армии патриарха еще не успели объесть ее дочиста. Вдалеке над рекой торчали серые руины какого-то замка. Хект не знал ни что это за замок, ни как он называется. Река медленно несла свои зеленоватые воды, похожие на густой сироп, течения тут словно бы и не было вовсе. На коннекском берегу солдаты возводили частокол вокруг небольшой деревушки паромщиков. Леса для строительства хватало с избытком, и Хект еще раньше отправил несколько рабочих отрядов рубить деревья на плоты. Каждый день очередная партия солдат переправлялась через реку – неторопливое и спокойное нашествие.

Земля здесь была плодородной. Наверное, в этих краях приключилось какое-то несчастье, иначе здешние луга, как и весь остальной Ормьенден, отвели бы под виноградники или пахотные поля.

Любопытно. Та река, что текла под холмами, Дешар, когда-то была одной из крупнейших транспортных артерий на континенте. Купцы сплавлялись по ней еще до появления Древней Империи.

Просто Джо нигде не было видно, а вот Чушку Хект заметил сразу, его трудно было не заметить. Мул стоял в сторонке и свысока поглядывал на лошадей.

– Вроде бы ветер стал холоднее? – спросил Хект.

Ему никто не ответил. Пайпер оглянулся. Вокруг – никого. Он умудрился отбиться от телохранителей, а те и не заметили.

Запястье с амулетом пронзила боль.

Хект развернулся и пошел к охранникам.

– Постой.

В дюжине футов стоял Кловен Фебруарен – мгновение назад его там не было.

– Ой! А?

– Пайпер, следи за дикцией, иначе тебя примут за слабоумного.

– Я слышал, вы опять здесь бродите. В чем дело?

– Слышал? Как это возможно? Я же скрывался при помощи самого сильного колдовства.

– В чем дело?

Мало что пугало Пайпера больше, чем этот волшебник в коричневом. Но он считал страх недопустимым, а потому брюзжал.

– Хотел тебя предупредить. Плетутся интриги, и главная мишень врагов – ты.

– Старые новости.

– Верно, но стрелы уже пущены. Что именно и где случится, я не знаю. Но случится непременно. А еще от этого амулета пора избавиться. Я сделал другой на замену – действует точно так же, да еще и затуманивает голову тем, кто вздумает расспрашивать тебя о прошлом. Да, и еще характер тебе подправит.

Увидев вытянувшееся лицо Хекта, Фебруарен расхохотался.

– Это я приврал. Но согласись, Пайпер, ты в некотором роде чурбан.

– Зачем вы явились?

– Заменить твой амулет на новый. Будет лучше прежнего, и твоему главному врагу не удастся тебя выследить. К тому же я ведь всегда рядом, или ты забыл? Я же твой ангел-хранитель.

Увидев, что Хект собирается спорить, колдун добавил:

– Сколько раз тебя пытались убить?

Хект принялся считать – начиная с Бенатара Пьолы в Ранче на Старклироде.

– Хорошо. Ты хотя бы о тех не забываешь.

– В каком смысле?

– А в таком, неблагодарный ты и тупоголовый потомок! На каждое покушение, о котором тебе известно, приходится два, о которых ты и понятия не имеешь. А жив ты благодаря своему прапрадедуле. С самого кальзирского священного похода на тебе просто зациклились все наемные убийцы в округе.

Старик нес какую-то чепуху. Как всегда. Хект так ему об этом и заявил.

– Ты прав, Пайпер. Настолько, насколько позволяет твой склад ума. Ты талантливый военачальник. И удачливый. И тебе помогало скрытое колдовство. Но вряд ли тебе удастся перекроить этот мир. Гораздо проще предположить, что твоя смерть стала навязчивой идеей для некоей могучей силы.

– Тогда все просто – Шельмец. Он единственный из моих знакомых так тесно связан с Орудиями Ночи.

– Шельмец?

– Эр-Рашаль аль-Дулкварнен. Великий…

– Я знаю, кто он. Если судить по тому немногому, что мне удалось выяснить, он лучше всего подходит на роль твоего заклятого врага. А еще он совсем спятил.

– Неужели?

– Пайпер, ехидство тут не уместно. Давай-ка поменяем амулет. Твои телохранители уже начали беспокоиться, а что происходит – в толк не возьмут. Вытяни левую руку.

То, что случилось дальше, не отпечаталось у Хекта в памяти. Словно в тумане он слышал, как старик что-то прошептал над его запястьем, а потом, только на одно мгновение, с его плеч будто свалилась огромная ноша. Когда он очнулся, то увидел, что стоит посреди луга, один. А левое запястье снова нестерпимо жгло.

В голову вдруг пришла безумная мысль: а что, если теперь он не просто Пайпер Хект, главнокомандующий армии патриарха? Что, если в него вселился кто-то другой? Но – нет, этому не бывать!

Быть может, после стольких лет, проведенных среди неверных, Пайпер и сделался порочным, но игрушкой Орудий Ночи он не стал и никогда не станет.

Не успел Хект стряхнуть с себя замешательство, как его уже окружили растерянные телохранители.

На сегодня хватит с него свежего воздуха.

– Бехтер! Титус! Это что еще такое?

На карте Коннека лежало четыре очень похожих кольца – три серебряных и одно золотое. Карта была расстелена на грубо сколоченном столе в комнате Хекта, ее никогда не убирали.

На крик прибежали Бехтер и Консент.

– Не знаю, – удивился Консент.

Все кольца были испещрены символами, явно не чалдарянскими. Два кольца словно отмечали те места, где союзники Безупречного, сначала арнгендцы, а потом гролсачцы, потерпели серьезные поражения.

Еще одно кольцо лежало на Вискесменте, а последнее – на Антье, который располагался в восьмидесяти милях на юго-западе от нынешнего лагеря.

– Сержант Бехтер, найди-ка мне принципата.

– Которого?

– А сколько у нас? Донето обратно приполз?

– Нет, зато прошлой ночью явились двое других – Бруглиони и Горин Линчцкий из Апариона.

– Линчцкий? Не знаю такого. Да и имя вроде не апарионское.

– Он, по-моему, из Кревельдии. Седлако может про него рассказать.

– Зачем они прибыли?

– Из-за Апариона или Сонсы, – пожал плечами Бехтер.

– Мне нужен наш старик.

– Бегу.

– Бехтер, когда у нас появляются подобные гости, я должен узнавать о них немедленно – едва они только показались на горизонте, а не на следующий день. Никаких исключений. И никаких оправданий.

– Что значит – знаешь лишь ты и дедушка? – удивился принципат Делари. – Ты с ним говорил?

– В основном о том, как защитить меня от недоброжелателей. Уверены, что это его рук дело?

– Да. Кольца, наверное, принадлежали кому-то, кому поручили с тобой расправиться. Хотя это лишь догадка. Когда он мне объяснял с глазу на глаз, я и половины не понял. Дай-ка взглянуть. – Делари бегло осмотрел кольца. – Тут везде на внутреннем ободке один и тот же символ. Что с тобой?

Символ действительно имелся и напоминал крошечный трезубец или птицу в полете.

– Прошу прощения. Удивился просто. Этот знак мне знаком – языческий символ. Из древних времен.

– Что-то восточное?

– Я его видел на востоке, но, по-моему, его использовали повсюду, пока Древняя Империя не усмирила Орудия Ночи.

– Давай-ка посмотрим. – Делари уставился на карту. – Неужели кто-то замышляет явить воскрешенных в Коннеке?

– Воскрешенных?

– Черенок. Бестия. Ткач. Тень.

– Про последних двух я раньше не слышал.

– Похожи на остальных – воплощения раздора и зерновой гнили.

– Святые?

– Можно и так сказать, – усмехнулся Делари. – Ответь на мой вопрос.

– Не могу. Но вот Титус наверняка сможет.

Хект позвал Консента с первого этажа.

– Нам нужно знать, где именно в Коннеке видели тех страшилищ.

– Каких, мой господин? – Консент, казалось, думает о чем-то своем.

– Бестию, Черенка и прочих. Я знаю, ты выслушивал разные истории. Мы с тобой это обсуждали.

– Ах да, я все записывал.

– Покажи, где их видели.

– Вот здесь повсюду – в долине Сэдью, куда сначала нагрянули гролсачцы.

Консент показал места на карте. Там, где лежали первые два кольца, Орудия являлись довольно часто, но больше всего их видели во владениях анде Лета, а там кольца не было.

– А в Антье? Или в Вискесменте?

– Оттуда сведений не поступало.

– Интересно, – протянул Делари.

– Титус, что-то стряслось? – спросил Хект.

– Почему вы спрашиваете, мой господин?

– Тебя явно что-то тревожит.

– Получил письмо от Нои. У Анны и детей все в порядке. Они перебрались обратно в свой дом.

Хект уже знал об этом: Анна была женщиной главнокомандующего, а потому могла передавать письма с военной курьерской службой.

– Дурные вести из дома?

– Вы помните моего дядю? Шир Сперео. Он умер.

– Мои соболезнования.

– Спасибо. Но дело не в этом. Он покончил с собой – вот этого я никак не могу понять.

– Да что ты? На него это не похоже.

– Именно. Но после гибели Гледиуса Стьюпо были и другие странные самоубийства.

– Думаешь, это не случайно?

– Если и есть связь, я никак не могу разобраться какая. Все погибшие были стариками. Кроме Стьюпо и еще одного беженца из Сонсы, они за двадцать лет ни разу не вышли за пределы дэвского квартала.

– Они были богаты? – уточнил принципат Делари.

– Конечно. Но это, пожалуй, единственное, что их объединяло. Правда, еще то, что все они знали друг друга.

Делари задумчиво кивнул, погруженный в свои мысли, потом велел Титусу:

– Принеси мне все свои записи о наблюдениях за древними Орудиями. А что до твоего дела, постарайся узнать, как именно разбогатели все эти люди. Может быть, в них наконец проснулась совесть?

Консент приоткрыл рот и чуть склонил голову набок.

– Об этом я как-то не подумал, – сказал он, помолчав. – Схожу за записями.

С этими словами дэв вышел из комнаты.

Опередив вопрос Хекта, принципат заявил:

– Нет, это не я. Но возможно, дело Грейда продолжается и после его смерти.

– Как тесен мир. Если дело, конечно, в этом.

– Мир тесен, если речь заходит о людях, способных его изменить. И совпадений в нем гораздо меньше, чем нам бы хотелось. Орудия Ночи плетут интриги, которые влияют на многие поколения. Мы сами не замечаем, как попадаем в паутину.

Хект столь тщательно создавал свою новую личину Пайпера Хекта, что теперь даже не стал возражать против этой ереси.

– Ты удивлен? – спросил Делари.

– Все идет к тому, что мы вполне можем оказаться на заметке у Конгрегации. Чтобы выполнить свою работу, я должен учитывать происки тех созданий, в которых мне и верить-то не полагается.

– Верить ты можешь, только богами их не называй, – усмехнулся старик. – Нужно выяснить, не случалось ли на местах, отмеченных кольцами, чего-нибудь необычного.

– Но…

– Не просто призрак Бестии, усыпающий свой путь червями, а вообще любые необычайные события, истории или даже древние легенды.

– Титус может отправить своих людей на разведку, но нам нельзя сидеть сложа руки.

Коннек чуть успокоился, поток беженцев из Гролсача начал потихоньку иссякать. Разрозненные шайки арнгендцев решили не торопиться и подождать Безупречного, а то патриарх, чего доброго, свалит на них самую кровавую часть работы, а потом захватит штурмом вконец измученный край, не способный больше сопротивляться.

– Сейчас, по всей видимости, верховодит партия Донето. Но это долго не продлится. Я тут подумал: а что, если кольца отмечают те места, где кто-то пытался освободить частички древних богов?

– Намеренно пытался? – удивился Хект.

– Намеренно.

– Но зачем? С Ночью и так уже трудно справиться, кому понадобилось воскрешать Старейших?

– Хороший вопрос – кому и зачем? А еще – подлинные ли это боги? Или же кто-то просто сеет ужас, воспользовавшись колдовством? Что, если эти частички очень похожи на настоящие? Я, к примеру, могу создать свое чудовище, которое вполне сможет подражать Старейшим.

– На севере раньше был один бог, еще до Старейших, – Харулк Ветроходец. Он не мог выйти за пределы льдов. И в тех краях якобы недавно видели что-то похожее – чудовище почти столь же ужасное, как и настоящий Ветроходец. Это же не подделка?

– Нынешний Харулк Ветроходец – непредвиденное последствие.

– В каком смысле, ваша милость?

– Слабеющие Старейшие послали одержимых расправиться с неким Убийцей Богов. И в результате некоторые из этих самых Старейших, сами того не желая, оказались в уязвимом положении: один из одержимых, близко подобравшийся к божественному, вознесся и сам стал могущественным демоном. Желая отомстить тем, кто направил его, он убил несколько Орудий и устремился на поиски остальных. Ему удалось запечатать их в закрытом мирке, находящемся внутри другого закрытого мира – Обители богов, которую они сами и создали. Теперь боги полностью отрезаны от реальности и не могут сдерживать чудовищ, которых победили на заре времен. Потому создания вроде Ветроходца и возвращаются.

Хект в изумлении уставился на принципата. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что стоит с отвисшей челюстью.

– Э-э-э… Как вам удалось все это выяснить?

– Смотрю в оба. Можешь тоже освоить эту науку.

На пороге возник Титус Консент:

– Вот записи, ваша милость.

– Благодарю, лейтенант. На нас скоро нападут орды свирепых коннектенцев?

– Коннектенцы, ваша милость, может, и свирепы, но вот орды им не набрать, даже если станут платить каждому новобранцу по двадцать золотых.

– Значит, Пайпер, можешь пока передохнуть. Дух твой нуждается в отдыхе.

Вернулся Пинкус Горт. С собой он привел пленников и заложников, которых взял у трех сонсианских кланов. Главнокомандующий немедленно вызвал его к себе на мельницу.

– Пайп, ну и потеха там была! – с порога начал Горт. – Застукать своего врага со спущенными штанами – что может быть веселее!

– Рад, что ты развлекся. В следующий раз попытаешь удачу в Антье.

– Нет уж, я лучше в сторонке постою – понаблюдаю, если ты не против. Этих ребят уже врасплох не застать.

– Ну давай уже, хвастайся.

– Мы взяли Крошку и Малютку, а вот охотники на ведьм давно съехали. Малютка сказала, что они якобы укрылись у Дуранданти, но там мы их не нашли. Кстати, тот груз с золотом, похоже, действительно они прикарманили. А что там с Бронтом Донето – сбежал в Вискесмент?

– Их мы тоже застали врасплох. Он отправился с Непорочным разбираться.

– И наворотил дел?

– Остается только гадать.

– В смысле?

– Давай-ка поговорим с Малюткой.

– Я так и понял, что ты ее сразу захочешь допросить, чтобы не успела ничего придумать. Она внизу.

– Прекрасно. Тут объявилось еще двое принципатов. Я еще их не видел. Оба интересуются Сонсой, как я слышал. Один – из Апариона. Если сможешь, не пускай их к нашим новым друзьям. Веди старуху.

Горт крикнул ждавшим на первом этаже солдатам, и те привели Малютку. Следом семенил Титус Консент, за ним – принципат Делари.

– Ничего, что они тут? – прошептал Горт.

– Могут пригодиться.

Малютка держалась храбро. Впрочем, упорствовать она явно не собиралась – просто принимала все как есть. Судьба сыграла с ней злую шутку, обычное дело.

Что ж, она сама выбрала это непростое ремесло.

Хекта старуха узнала сразу же:

– А, Мэтис Шлинк. Я еще тогда подумала, что ты не такой простак, каким хочешь казаться. Ну и зачем же понадобилось тащить в такую даль старую шлюху?

– Самому к тебе ехать некогда, а спросить кое о чем надо.

– Разумеется, – натянуто улыбнулась женщина.

– Присаживайся, если хочешь.

Малютка уселась на полотняный стул и огляделась по сторонам. Принципат Делари впился в нее внимательным взглядом и даже обошел несколько раз, чтобы изучить со всех сторон. Старухе такое внимание явно не понравилось. Может, боится, что ее узнают?

– Бака Фэнтила ты знаешь, – кивнул Хект. – Это – юный Титус. Он опаснее, чем кажется. А это – представитель коллегии.

Малютка была женщиной практичного склада.

– Что ты хочешь узнать? – осведомилась она.

– Ты сотрудничала с людьми из особого ведомства Братства Войны. Что они замышляли?

– Особое ведомство? Об этом они не сказали. Просто несколько человек пряталось в «Десяти галеонах» после дэвского восстания.

Принципат Делари встал у пленницы за спиной – так, чтобы она его не видела. Теперь он кивнул: старуха говорит правду.

– Но ты же наверняка догадалась, что они что-то замышляют, они же все это время жили в твоем борделе.

– Да, но они хорошо платили.

– Когда закончим здесь, пойдешь с Титусом. Расскажешь ему все с самого начала. Все имена, которые они упоминали, любые разговоры, которые показались тебе необычными.

– Я… Хорошо.

– Дело в том, что эти охотники на ведьм замышляли недоброе против патриарха и членов своего же Братства. Их, наверное, соблазнил ворог.

На эту удочку Малютка не попалась.

Да Хект и сам не верил этому. Но поразмышлять здесь было о чем.

– Малютка, расскажи мне о Вэли Дюмейн.

– Этого имени я не знаю, – нахмурилась старуха. – Объясни толком, кто это.

На пороге комнаты показался штабной помощник, поманил Титуса Консента и что-то прошептал ему на ухо, когда тот подошел. Дэв внимательно все выслушал и вышел вслед за помощником.

– Мы с Баком прибыли в «Десять галеонов» по делу. А потом ты помогла нам скрыться, не привлекая внимания. Чтобы не попасть под горячую руку головорезам, которые гнались за нами. Женщины и дети стали нашим прикрытием.

– А, так ты о той девчонке, которая не вернулась?

– Да.

– Что она тебе наговорила?

– Не твое дело. Твое дело ответить мне – кто она?

– Прирожденная лгунья. Наплела остальным девицам, что ее похитили…

Малютка была не из робкого десятка – слишком уж нелегкую жизнь она прожила.

Но и принципат Муньеро Делари был непрост.

Старуха запнулась.

– Брось свои фокусы, Малютка. Я хочу знать, кто эта девчонка.

– Говорю же – лгунья от бога, актриса. Я купила ее у ее матери, сделала той одолжение. Уж больно ей деньги нужны были. И что получила в награду за свою доброту?

Хект посмотрел на Делари, и принципат покачал головой. Значит, Малютка лжет.

– Назови мне ее настоящее имя. Как звали мать?

К такому допросу почтенная хозяйка борделя не подготовилась.

– Вроде бы Эрика Ксан.

На лестнице перед входом в комнату появился Титус. Он махнул Хекту, в ответ тот кивнул и поднял палец.

– Ваша милость, эта женщина не желает говорить правду. Предлагаю вам поработать с ней пару дней.

С этими словами он подошел к Консенту – выяснить, что ему так срочно понадобилось.

– Полковник Смоленс спрашивает, нужно ли удерживать вискесментские мосты, – доложил дэв.

– Да, – ответил Хект, удивившись, что Титус побеспокоил его во время допроса. – Даже если нам они не понадобятся, будем сами решать, кому по ним переправляться. Он разобрался с убийцами?

– Только с тремя. Четвертого прислал нам. Он очень хочет жить, поэтому готов плести небылицы.

– Поговорим с ним позже, когда я здесь закончу. Это все?

– Нет. Есть вести из Коннека. Умер дядя герцога Тормонда, владыка Кастрересона.

– И что тут такого важного?

– По наследству Кастрересон переходит к сестре Тормонда Изабет. А она замужем за Питером Навайским. А это значит, что Питер воспримет наше нападение на Кастрересон как личную обиду.

– Мне это все не нравится. Слишком уж все ловко вышло. Сообщи, как все выяснишь.

– Уверен, что все подстроено. Может, именно поэтому Безупречный все медлит и не отправляет нас в Коннек.

– Возможно. Но это все подождет, а я занят.

– Прошу прощения, мой господин, – сказал Консент и спустился на первый этаж.

– В чем дело? – поинтересовался Делари.

Хект пересказал ему новости.

– Наверняка какой-нибудь заговор, чтобы отвлечь Безупречного. Присядь. Наша дама наконец осознала свое положение.

– Ты нам все расскажешь, Малютка?

– Твой волшебник меня убедил. Бойся демона, который под боком, а не того, который грозит издалека.

– Истинная правда. Выкладывай все про девчонку.

– Ее привела Эрика Ксан. Представила своей дочерью. Но это не так. У Эрики темные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Девчонка-то совсем другая. И говорит по-фиральдийски почти без акцента. А у Эрики Ксан выговор артесипейский. Она хорошо заплатила мне, чтобы спрятать девчонку. Но так и не вернулась за ней.

Хект снова оглянулся на принципата Делари.

– Она рассказывает то, что считает правдой.

– И снова Артесипея.

– Да.

– Малютка, а почему ты согласилась помочь этой Эрике Ксан?

Старуха скривилась, и Хект понял, что этого вопроса она опасалась.

– Родня она мне. По материнской линии. Одно время промышляла нашим ремеслом, но потом нашла себе покровителя. Тогда она пришла ко мне перепуганная до смерти. Вляпалась в очень дурную историю, но в какую – не сказала.

– А родом она с Артесипеи. Значит, и ты тоже.

– Да.

– Я перепутал – решил из-за выговора, что ты из Кревельдии.

– Где она теперь? – спросил принципат Делари.

– Не знаю. Видимо, то, от чего она спасалась, все-таки ее настигло.

– И про девочку ничего не рассказала?

– Не рассказала.

– Пайпер, я ей верю. Сначала не хотела говорить правду и ходила вокруг да около, но в конце концов сдалась. Как зовут девочку?

– Не знаю.

– Откуда она взяла эту Вэли Дюмейн? – вмешался Хект.

– При мне она это имя не упоминала.

– Да, Пайпер, – кивнул Делари, – все ниточки ведут к Артесипее.

– Малютка, – повернулся Хект к старухе, – твоя родственница сказала, откуда бежит? И где взяла деньги, чтобы тебе заплатить?

– С Артесипеи и бежала. Деньги, скорее всего, краденые.

– И совсем не объяснила, что происходит?

– Говорю тебе, бежала она, – устало пояснила Малютка. – Времени не было объяснять.

– Погоди, Пайпер, – велел принципат Делари, а потом, помолчав с минуту, сказал: – Там живут и мыслят совсем по-другому, понимаешь?

Хект кивнул. Действительно, кто их там разберет в этих борделях.

– Кого еще взял Горт?

– Заложников трех кланов и вдобавок парочку родственников этой дамы.

– Мне нужна девчонка, ровесница Вэли. Внучка этой старухи. Имени не помню.

– По-моему, ее тоже привезли.

Лицо Малютки оставалось бесстрастным. Непростая жизнь многому ее научила.

– Бесполезно допрашивать хозяйку веселого дома, главнокомандующий, – сказала она. – В нашем ремесле главное – держать язык за зубами. Клиенты любят, чтобы мы молчали.

– А вот это, сударыня, такое же вранье, как и ваши давешние выдумки, – сказал Делари. – Каждая шлюха, каждый сутенер всегда рады шантажировать своих посетителей. Быть может, вы и не знаете того, что нужно главнокомандующему, но на его вопросы извольте отвечать честно, иначе задержитесь у нас надолго.

Хект велел увести старуху и передать ее Горту.

– Нужно заняться Артесипеей. Все новые и новые зацепки указывают на нее.

– Если я хоть немного знаю своего деда, он уже взялся за дело.

– Вы знаете, что он тут, поблизости? Бродит, как волк вокруг овечьего загона. Кстати, об овцах. Я бы сейчас с удовольствием баранины отведал.

– А допросить убийцу из Конгрегации?

– Конца и края этому нет.

– Остался бы мелкой сошкой – слонялся бы сейчас где-нибудь без дела, в надежде, что командир тебя не найдет и не отправит хворост собирать или яму под нужник копать.

– Это вы о чем?

– А о том, что свой выбор ты сделал сам. Каждый раз, когда тебе предлагали очередную должность, ты говорил «да». Ох! – Неожиданно Делари побледнел и прижал руки к груди.

Хект решил было, что у старика сердечный приступ, но потом…

Пол под ногами подпрыгнул и заходил ходуном, словно зад у плясуньи. Вот уже много дней они время от времени чувствовали, как едва уловимо подрагивает земля, но ничего подобного еще не было. С потолка посыпалась пыль, потом куски штукатурки.

– Всем вниз! – крикнул Хект. – Выходите из мельницы! Землетрясение!

Запястье пронзила боль.

– Это волшебство, а не…

– Знаю, – отозвался уже с лестницы белый как полотно Делари. – Ты тоже выходи. Займись делом.

Испуг прошел. Хект выбежал из мельницы и протолкался через толпу зевак, глядящих на реку. Разрушенный замок скрылся в облаке пыли или тумана. Ветер постепенно сдувал его и нес через реку в Коннек.

– Нечего таращиться, – ткнул Хекта под ребра принципат Делари. – Действуй.

И Хект побежал к рассеивающемуся облаку.

Запястье по-прежнему ныло.

– Полковник Седлако! – рявкнул Хект. – Немедленно соберите офицеров!

Земля вздрагивала под ногами.

С небольшой возвышенности, всего в двух сотнях ярдов к юго-востоку от мельницы, Хект разглядел, что спускающийся к реке склон холма лопнул, словно штаны, которые натянули на слишком большой зад. В разломе проглядывало что-то синевато-перламутровое. И это что-то подрагивало.

Мимо проковылял Муньеро Делари.

– Пайпер, за мной, – тяжело дыша, велел он. – Вперед.

Направлялся принципат прямо на холм – видимо, хотел поближе взглянуть на разлом.

Земля снова содрогнулась. Голубоватое нечто зашевелилось.

На вершине холма их нагнал Пинкус Горт.

– Вот дерьмище! – выпалил он, тоже заглянув в трещину. – Да это же гигантский червяк!

– Личинка, – поправил Делари, – вылупившаяся личинка.

По телу чудовища пробежала дрожь. Тот его конец, что располагался ближе к подножию холма, чуть дернулся. Запястье Хекта с новой силой пронзила боль.

– Пайпер! – закричал принципат. – Ты должен…

Но Хект и так уже решил, что он должен.

– Консент! Тащите сюда фальконеты! – приказал он запыхавшемуся Титусу, вслед за которым на холм взбирались ничего не понимающие офицеры. – Возьмите особые заряды. Они нужны мне срочно! Ваша милость, это то, что я думаю?

– Бог рождается. Примерно так.

– Но что?..

– Мне известно не больше твоего. Быть может, вылупился из яйца, спрятанного здесь на заре времен, когда человек еще не добрался до этих краев. Но у нас нет времени гадать – кто, что и зачем. Нужно действовать.

Принципат прав. Этот червяк вряд ли благосклонно отнесется к Пайперу Хекту. Да и вообще к кому-либо из них.

Снова все как тогда – в лесу Эсфири, и снова времени в обрез. Чудовище крепнет. Хект чувствовал, как оно втягивает в себя жалкие обрывки витавшей вокруг силы. Вот-вот захочет покормиться всерьез.

На том конце, что вылезло из подножия холма, начал формироваться загнутый рог.

– Там голова будет? – спросил Хект.

– Похоже на то, – отозвался Делари.

– Пинкус, ты не из нашего штаба, но командовать умеешь. Беги и растолкуй этим остолопам, что это все не шутки. – К тому времени поглазеть на чудище собралось уже все войско, никто не выглядел испуганным. – Скажи моим офицерам-недоумкам, пусть передислоцируются вверх по течению. И скотину захватят. Остаются только артиллеристы.

Артиллеристы в смятении носились по лугу и нарезали круги вокруг землянок, где хранились фальконеты и огненный порошок. Хект очень надеялся, что пушки еще не уволокли. Нет, все в порядке. Вот Кейт Рук со своими парнями выкатили фальконет. Двое тащат пушку, еще трое – боеприпасы. Остальные артиллеристы последовали примеру Рука.

– Я должен быть там, – сказал Хект принципату Делари. – Они знают, что делать, но лишь в теории. Если придумаете, как помочь, действуйте.

Хект побежал вниз. Ему наперерез бросилось несколько офицеров. Хект повторил приказ: увести солдат подальше от опасного места.

– Эта тварь захочет есть. Нужно не угодить ей на обед.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Клэй Седлако.

Хект отметил про себя, что увечный рыцарь явился среди первых.

– Убить ее.

Семь фальконетов заняли свои позиции. Еще три тащили припозднившиеся артиллеристы. Потом нужно будет их заменить. Если, конечно, кто-нибудь вообще останется в живых.

Гигантская личинка пыталась избавиться от сковывающей ее земли. Хект перебрался поближе к «голове», которая торчала из холма в нескольких дюжинах ярдов от реки. Там уже начали проступать пасть и два темных пятна – видимо, будущие глаза.

К Хекту подбежал Пинкус Горт.

– Ты что здесь забыл?

– Не могу же я такое пропустить.

– Как бы жалеть не пришлось! Рук! Вебер! Товсь! Проклятие, Пинкус, мы же под дулами стоим.

Рук и Вебер приняли взмах его руки за сигнал и выстрелили.

Обе пушки с ревом выплюнули заряд, волной горячего, пахнущего серой воздуха Хекта и Горта сбило с ног. Пайпер перекатился на бок и увидел, как на огромной морде страшилища появились черные пятнышки. Выстрелили еще три фальконета – на этот раз в бок чудовищу.

Земля содрогнулась. Червяк вскинулся, словно змея, а потом рухнул обратно на землю. Хект, который как раз пытался подняться, снова упал.

Черные пятнышки быстро увеличивались. Глаза чудовища – тоже.

– Цельтесь в глаза! – завопил Пайпер. – Ослепите его!

Снова громыхнули фальконеты. Наконец-то подтянулись отставшие артиллеристы. Рук и Вебер готовились ко второму выстрелу.

Пайперу все никак не удавалось встать. К нему подковылял принципат Делари, упал на колени и затряс головой.

– Выбора нет, – бормотал он. – Я знаю, выбора нет. Не понимаю, кто отложил это яйцо… Пайпер, будет гроза.

Спросить старика, что тот имеет в виду, Хект не успел. Грянул залп. На морде у чудовища уже не осталось живого места, в боку зияли дымящиеся черные раны. В воздухе изогнутыми плюмажами белел дым. Червяк содрогнулся и завопил, и вопль этот отдался в головах людей в радиусе многих миль.

Новый амулет Хекта, по словам Фебруарена, не должен был причинять боли. Слава богу. Ведь талисман эр-Рашаля, наверное, просто оторвал бы ему руку.

Вокруг всегда разлито волшебство, именно оно не давало льдам сомкнуться, с его помощью колдовали маги, им кормились Орудия Ночи. Могущество подобно воздуху – оно повсюду. И, как и воздух, силу обычно никто не замечает, заметно становится лишь ее отсутствие.

Демон-личинка начал втягивать в себя волшебство, разлитое в воздухе. Раны перестали расти.

Хект взвыл.

Принципат Делари закричал.

Началась гроза.

– Сколько же денег уйдет!

Пушки палили вразнобой, но их едва слышно было из-за звеневшего в голове рева. Над червем появилась волшебная воронка, она росла, темнела, закручивалась все быстрее, переливалась прожилками всех цветов радуги.

– Нужно наконец убрать отсюда людей, – прокричал Делари. – Если пушки не помогут…

– Делаем.

Офицерам в конце концов удалось сдвинуть с места толпу любопытных.

На вершине холма Хект заметил Кловена Фебруарена. И холм этот заходил ходуном.

Свет померк, но Хект сумел разглядеть, как маг падает, и ринулся к нему. Передвигался он с трудом – словно по пояс в меду. Муньеро Делари что-то вопил, но разобрать его слова было невозможно.

Старик в коричневом одеянии попытался встать, но снова упал и начал сползать прямо к разлому, где билась в судорогах чудовищная личинка.

Еще два выстрела, – и две новые раны на боку и хвосте. И на этот раз они не исчезли.

Не исчезли!

Черные пятна росли.

Бежать сразу стало легче.

Червяк забился в агонии, словно умирающая змея.

В нос Хекту ударила кислая клоповья вонь, от которой заслезились глаза и потекло из носа.

Кловен Фебруарен все быстрее сползал к разлому.

Он судорожно цеплялся за траву. Хект понял, что не успеет.

Левая нога волшебника запуталась в стелившемся по земле вьюнке. Когда подоспел Пайпер, старик уже раскачивался над пропастью. Хект ухватил его за лодыжку, втащил назад и оторвал вьюнок, а потом взвалил Фебруарена на плечо и побежал со всех ног.

Им двигал инстинкт. Держаться на ногах удавалось с трудом. Червяк продолжал сотрясать землю, испуская омерзительную вонь.

Хекту удалось проковылять около сотни ярдов, мучительно втягивая воздух. И тут он вспомнил, как погиб Серый Странник.

И поднажал. Легкие уже полыхали огнем. Пайпер упал и отполз в какую-то ямку, таща за собой Фебруарена. Волшебник что-то предостерегающе бормотал.

Где же Муньеро Делари?

Ослепительно вспыхнула молния. Земля содрогнулась еще сильнее и, казалось, загудела. Но грома не последовало.

Кловен Фебруарен зашевелился. Он что-то говорил, но Хект его не слышал. Тогда старик показал дрожащим пальцем.

Пайпер обернулся.

В небо поднималась огромная красная колонна высотой в тысячу футов. Она стремительно темнела. Наверху набухло и забурлило шарообразное черно-красное облако – круглое демоническое лицо высматривало что-то ослепшими глазами.

Долгое время Хект лежал в своей ямке и смотрел вверх. Колонна превратилась в столп дыма и сажи. Потом ветер развеял ее, и она опала черным снегом.

Старик снова что-то говорил ему.

Надо встать и возглавить войско. Встать и разыскать Муньеро Делари. Встать и воспротивиться Ночи.

Хект, шатаясь, поднялся на ноги. Сил у него не осталось. Рядом лежала деревянная палка – обломок прибойника от фальконета.

Пайпер приспособил его вместо посоха и помог старику встать.

– Держитесь. Нести я вас больше не могу. Пойдем медленно.

Фебруарен ухватился за Хекта и что-то забормотал о боли в боку.

Сильно хромая, Пайпер прошел с дюжину ярдов вверх по холму и посмотрел вниз. Как же им повезло забраться в ту ямку.

Со склона были хорошо видны обугленные окрестности. Горели остатки деревьев и кустов, дымилась почерневшая трава, но кое-где проглядывали и зеленые невыгоревшие полоски – их постепенно засыпа́ло сажей.

Взорвалась бочка с огненным порошком.

Рядом, на дымящихся остатках передвижного лафета, стоял оплывший, словно воск на солнце, фальконет.

На выгоревших участках травы лежали обугленные трупы. Были там и выжившие – до Хекта доносились стоны. Вскоре с той части луга, которой взрывы не коснулись, начали подходить люди. Все они видели, как обрушилась огромная красная башня, и до сих пор не могли прийти в себя от потрясения.

Трава почернела на четверть мили в сторону мельницы. Сама мельница уцелела, хотя парусиновые лопасти ее сгорели. Чуть дальше черную полосу сменяла коричневая, за ней желтая, а уж потом, через милю, трава снова становилась зеленой.

Замок обрушился окончательно. Ветер все еще сдувал серое облако пыли.

Фебруарен махнул дрожащей рукой.

– Иди. Разыщи Муно.

Хект усадил старика на ровное место, где его можно будет потом быстро найти, а потом изо всех оставшихся сил поковылял на поиски.

Принципата он нашел в сотне ярдов, в неглубокой впадине. Впадина была настолько неглубокой, что у Делари даже обгорела спина при взрыве, и он с трудом мог шевелиться.

– Принципат? Вы меня слышите?

Делари издал какой-то странный звук. Хект осторожно перевернул старика. В носу и на губах у того алела кровь. За неимением лучшего Пайпер вытер ее рукой.

– Как дедушка? – хрипло выговорил Делари.

– Жив. Только пару синяков заработал, когда я на него упал. Про остальных не знаю. Вокруг полно трупов.

Взорвался еще один бочонок с огненным порошком. Патриарх рассвирепеет, узнав, сколько добра пропало.

– Те… кто не попал… под прямой удар… наверняка уцелели.

Принципат зашелся в приступе кашля. Хекту вспомнился Грейд Дрокер незадолго до кончины.

Неужели это совесть так страшно напоминает о себе?

– Я не… сломлен… как Грейд… – выдохнул Делари. – Я… выкарабкаюсь… – Старик с трудом встал на четвереньки и вскрикнул от боли: – Вот проклятие!

Постояв так, словно собака, несколько секунд, он снова попытался сесть.

– Да, неосторожно вы подставились, – сказал Хект.

– Как же я теперь… в бани?

– Главное, как вам теперь ехать, – усмехнулся Пайпер.

– На носилках, лежа на животе, – вмешался незаметно подошедший Кловен Фебруарен – он уже почти полностью оправился и улыбался во весь рот. – А вот насчет бань… Любопытно будет взглянуть.

– Ты-то сам разве там бывал? – огрызнулся Делари. – И не слишком ли ты стал видимым? Тут и кроме меня есть еще члены коллегии. Теперь опасность миновала, и они мигом примчатся разнюхивать что да как. – Принципат чуть повернулся и поглядел куда-то за спину Хекту. – А вот и Горт пожаловал.

Пинкус сильно шатался, одежда на нем местами обгорела. Не дойдя до них, он споткнулся, упал на колени, потом снова поднялся. Хект двинулся ему навстречу, а когда оглянулся, Кловена Фебруарена уже и след простыл.

– Как он это делает?

– Если бы я знал, – вздохнул Делари. – Такое умение как раз сейчас могло бы очень пригодиться.

К холму возвращались любопытные, и в первых рядах шли Джервес Салюда и апарионский принципат. Шли очень осторожно.

– А Салюда ведь не трус, – сказал Хект.

– Горин Линчцкий тоже. Провел несколько лет в Святых Землях. Но осторожничают они не зря.

Пайпер вспомнил события в лесу Эсфири.

– Если сможете… Нужно заглянуть в этот разлом.

К ним направлялись Титус Консент с другими офицерами. Постепенно возвращались артиллеристы.

Где-то взорвалась еще одна бочка с огненным порошком. Любопытные, принципаты и Титус с компанией рухнули на землю.

– Сумеете? – спросил Хект, направляясь к разлому.

– Сумею, бегом только не побегу.

Рядом с тем местом, где билась в предсмертной агонии личинка чудовища, земля нагрелась. Хекта обожгло даже сквозь подошвы. Склон был усеян трупами овец и коз. Неподалеку лежала мертвая пастушья собака.

– Вот тебе и баранина, – запыхавшись, проговорил Делари.

– Сегодня нас ждет сытный ужин, – отозвался Хект и заглянул в трещину – точно, как он и думал. – Вон там. Та круглая штука вроде яйца. Светится еще.

– И что?

– Я уже такую видел, – с трудом выдавил Пайпер. – В Святых Землях. Но что с ней сталось – не знаю.

Разоткровенничался не на шутку.

Хект оглянулся на толпу. В основном все пялились на развороченные пушки, трупы людей и животных и учиненные гигантским червем разрушения.

Со склона разрушения эти казались еще ужаснее, хотя пострадали лишь поля и холмы. Единственным строением, которого коснулись страшные события этого дня, оказался заброшенный замок. Окрестности напоминали шкуру черно-зеленой зебры: в низинах, укрытых от взрывной волны, трава осталась невыжженной. Легкий ветерок сдувал осевшую сажу.

– Что думаете? – спросил Хект.

– Там внизу слишком горячо. Нужно отвлечь остальных, чтобы они его ненароком не стянули. Расскажи про то другое яйцо.

– Большое и будто из янтаря. Внутри – картечь из фальконета.

– Интересно.

– Вы знаете, что это?

– Нет. Давай-ка я перехвачу тех двух принципатов и отвлеку их, – сказал Делари, но не двинулся с места и, чуть склонив голову, внимательно оглядел почерневший склон.

– В чем дело?

– Дедушку высматриваю. Эти двое еще слишком молоды и вряд ли его узнают. Но зачем рисковать?

Хект снова почувствовал, что вокруг творится что-то ускользающее от его взгляда. То и дело он ощущал себя слепцом-попрошайкой в лабиринте интриг.

– Ладно. А вот и Кейт Рук. Ума не приложу, как ему удалось уцелеть.

Разум Хекта вновь заработал, словно заново смазанные деревянные шестерни.

Работа предстоит большая. Перво-наперво надо устроить общий сбор и посмотреть, кто уцелел.

Принципат Делари отошел к своим товарищам из коллегии, а Хект – к Руку.

– Господин Рук, сегодня вы продемонстрировали невиданную храбрость.

– Не знаю, мой господин, – ответил артиллерист, из-за сильного акцента его слова едва можно было разобрать. – В смысле, не знал, чем это все кончится. Знал бы, так даже соваться бы не стал, а тем более у пушки торчать.

– Думаю, это чувство знакомо многим.

– Мой господин, а этот ваш старик-колдун, он-то что говорит? Что это такое было?

– Я не слишком-то верю ему. Говорит, сын ворога пытался попасть в наш мир – вылупиться, как бабочка из куколки.

Такое легко себе представить, многие не раз видели куколок в детстве.

– Занятные времена, – протянул Рук.

– Вы целы?

– Да задело чуток щепками, когда бочка с порошком взорвалась, а так все в ажуре. Бог меня любит. Вовремя я в яму упал.

– Тогда, если вы на ногах, назначаю вас командующим артиллерией и поручаю подсчитать наши потери. Сколько фальконетов уцелело? Сколько боеприпасов? Нужно отправить солдат – пусть соберут разлетевшуюся картечь. Что смогут.

Рук нахмурился.

– В нашей армии, господин Рук, успех никогда не остается безнаказанным. Я ведь тоже уцелел, а значит, следующие несколько дней ни видать мне ни сна, ни отдыха.

Вымученно улыбнувшись, Рук склонил голову в полупоклоне и отправился к подножию холма. Хект удивился, увидев, как много артиллеристов осталось в живых. Но так обычно и бывает: даже самые жуткие события на поверку оказываются не такими ужасными, какими их рисует наше воображение.

На мгновение Пайперу показалось, что впереди мелькнула фигура Девятого Неизвестного, но когда он пригляделся получше, то ничего не увидел. Что же старик замышляет на этот раз?

Хект еще раз убедился, что не ошибся в выборе своих офицеров. Несмотря на царящий вокруг хаос, они уже начали восстанавливать порядок. Командиры подразделений собирали солдат, чтобы пересчитать их и оценить потери, а ведь приказ он еще не отдал.

Что же делать с той штукой – в разломе?

Он подошел чуть ближе к трещине. Земля хрустела под ногами, тонкий верхний слой спекся и затвердел, а под ним рассыпалась сухая, словно в пустыне, пыль. К са́мому краю подойти так и не удалось – слишком уж сильно жгло.

В сотне ярдов от мельницы Хект заметил Мадука, вид у того был весьма недружелюбный.

– Опять я про них забыл, – пробормотал Хект. – Похоже, им придется меня убить, чтобы я не сбегал из-под охраны.

Деваться было некуда, он спустился с холма и извинился перед командиром своих телохранителей.

– Я на вас колокольчик повешу, мой господин.

Мадук действительно разозлился не на шутку.

Но Хект не испытывал угрызений совести. Будь телохранители рядом, он бы не смог подойти к червю близко.

Закончился офицерский сбор. Порядок был восстановлен, однако боевой дух восстановить так и не удалось. Никто не верил, что чудовище появилось здесь случайно, а с подобными неожиданностями не желали иметь дело даже закаленные солдаты.

Хект не мог им ничего объяснить или возразить. Он боялся, что гигантская личинка – это очередное покушение на него. И уцелеть ему удалось, только применив то самое оружие, которого так боялись Орудия Ночи.

Что ж, можно считать, урок усвоен. Обеими сторонами.

В этот раз силы были почти равные, но для победы им понадобилось десять пушек. А сколько потребуется, чтобы одолеть… Нет, об этом лучше даже не думать. Остается только помолиться за Драго Прозека, который отправился на охоту за джагским чудищем всего с двумя фальконетами.

После сбора офицеров созвали военный совет. Настроение на нем царило мрачное. Все молчали – сказать особо было нечего.

– Из Брота доходят дурные вести, – решился наконец Титус. – Видимо, мы застряли здесь не потому, что ведутся переговоры, а потому, что патриарх при смерти.

Хект понимал, что его подчиненные надеются, что Безупречный умрет.

– Кто его сменит? Как это отразится на нас?

О такой возможности ведь не подумал никто, включая членов коллегии. Безупречный был еще не стар.

– Мы что-то забегаем вперед, – сказал Хект. – Сейчас всем нужно отдохнуть и хорошо выспаться. Впереди у нас много дел. А ты, Титус, останься. Тебе-то, юнцу, спать не обязательно.

– Да, мой господин, – покорно отозвался Консент.

Все остальные вышли, остался лишь принципат Делари.

– Что там с нашим убийцей из Вискесмента? – спросил Хект. – Я же его так и не допросил.

– Забавно, что вы спросили. Ему не повезло: единственный из всего тылового отряда погиб во время недавних боевых действий.

– Титус!

– Мерзавцу кто-то перерезал глотку.

– Принципат, он же был на вашем попечении?

– Теоретически, – сердито отозвался Делари. – Пойду проверю, как там Малютка с внучкой. И заложники. Скоро они тебе пригодятся.

– А вы, похоже, и не удивились, – сказал Хекту Консент.

– Я устал удивляться, Титус.

На следующее утро к Хекту явились все принципаты. Самым первым пришел Делари, принес массивное кольцо с выгравированной на внутренней стороне эмблемой в виде трезубца.

– Больше и сказать-то нечего. Если бы Арманда не избили до полусмерти, я бы отправил его искать себе нового покровителя.

– А Малютка и остальные?

– Старуха мертва. Внучке досталось еще больше, чем Арманду. Много крови пролилось. – Принципат ненадолго замолчал. – Мальчишка действительно храбро сражался. Ему удалось ранить злодеев. Их разыщут. Заложники не пострадали.

Горин Линчцкий и Джервес Салюда принесли Пайперу послания из коллегии. В одном Хьюго Монгоз нетвердой старческой рукой нацарапал гневные вопросы: что это Хект вытворяет и зачем напал на Сонсу? Письмо от Монгоза было самым свежим. В другом сам патриарх довольно бессвязно выражал радость по поводу взятия Вискесмента и падения фальшивого патриарха. Послание это было написано еще более нетвердой рукой.

Письма от остальных принципатов содержали как гневные, так и хвалебные отзывы. Прочел их Хект только из вежливости.

В комнату вошел Бронт Донето.

– Не знал, что вы уже вернулись, – сказал Хект.

– Запоздал и пропустил все веселье. Надо было выезжать раньше.

– Радуйтесь, что пропустили. Что случилось с Непорочным?

Донето рассказал ту же историю. Непорочный II погиб, и погиб от руки того, кто действовал не в интересах бротской церкви.

– Но вернулся я из-за письма, – пояснил Донето. – Кузен тайком отправил его мне из Кройса, потому что кто-то перехватывает все его послания к тебе.

Бронт протянул Хекту письмо. Почерк в нем был тверже, чем в том, которое Пайпер прочел только что, и датировалось оно более ранним числом.

– Долго же оно шло.

– Да, его сумел вывезти один из его сыновей.

– Сыновей…

– У него их трое. Об этом мало кому известно.

Разумеется. Хотя о любовных похождениях Гонарио Бенедокто в юности ходило много слухов.

– Видимо, это не имеет значения.

– Согласен.

– Я должен был выполнить эти указания еще месяц назад.

– Главнокомандующий, лучше поздно, чем никогда. Мой родственник прекрасно понимает, что письма часто не доходят. Именно поэтому важные послания мы высылаем не один раз. Если можем.

Все эти незначительные подробности сейчас мало интересовали Хекта, поэтому он почти не слушал Донето.

Приказа из этого письма он ждал уже давно, но надеялся так и не дождаться. Если бы послание прибыло вовремя, они бы уже осадили Антье. И Шивеналь. Основные силы стянули бы к Кастрересону. И графу не хватило бы времени отослать из Антье столь важных людей.

Ведь умельцы и мастера – это тоже большая ценность для победителя. Именно поэтому дэвы теперь и расселились в таком количестве по берегам Родного моря.

Хекту вдруг подумалось, что даже дети рабов не брезгуют работорговлей.

А прадед раба не прочь покарать работорговцев за их жестокость. Хотя у него и самого в роду наверняка были рабы. У всех они есть – где-то там, среди далеких предков.

Пайпер Хект злился, что письмо с приказом так задержалось, и радовался предстоящим испытаниям. Теперь он уже почти целиком превратился в этого Пайпера Хекта, главнокомандующего армии бротской чалдарянской церкви.

– Хект, ты слушаешь?

– Простите, ваша милость. Просто пытаюсь осознать тот факт, что войду в историю. И помнить меня будут еще долго после того, как закончится весь этот ужас.

Донето задумался, будто бы и его вдруг озадачила эта неожиданная мысль.

– В историю, говоришь? Возможно, ты и прав. Когда армия переправится через Дешар, она действительно войдет в историю, и это будет не просто примечание на полях. Во время священного похода на Коннек определится будущее западного мира.

– Верно. Но времени рассуждать о возможном будущем у нас нет. Я и так уже потерял целый месяц.

Хект спросил себя: не задержался ли приказ из-за каких-нибудь тайных интриг?

Он крикнул ждавшим на первом этаже подчиненным. Нужно немедленно объявить общий сбор, а потом еще отдельно вызвать офицеров. И переправить побольше солдат через реку.

Даже без приказа Хект уже отослал за Дешар около трех тысяч человек. Они облегчат переправу остальным. Сопротивления не будет.

– Да, Пайп, – пристыженно признался Пинкус Горт, – это снова были мои люди.

Речь шла об убийцах, которых вычислили по нанесенным им ранам. Позже их опознали Оса Стил и внучка Малютки.

– Надеюсь, этих-то ты не дашь укокошить до допроса?

– Да, Пайп. Делаю все, что могу!

Гнев Хекта чуть поостыл.

– Сказали хоть что-нибудь?

– Только то, что знать ничего не знают. Мол, им посулили большие деньги. Наниматель сбежал, когда узнал, что всех убить не удалось. Звали его Ингрем Пятерка. Они с братом, неким Антоном, переправились через реку сразу после недавнего происшествия, но к тамошним отрядам не примкнули. Видимо, дальше отправились.

– Пинкус, не слишком ли часто у нас происходит подобное? Почему мы все время опаздываем? Надо научиться опережать их. Они же не невидимки, кто-то их должен замечать. Как бы заставить наших предупреждать нас о таких вот происках раньше, чем кого-нибудь убьют?

– Ты уже почти добился этого. Солдаты тебе больше преданы, чем Безупречному. Им нужна победа – тогда они твои. Будут сами злодеев ловить для любимого главнокомандующего.

Удачливых военачальников любили в войсках. И многие военачальники поэтому становились чересчур самоуверенными.

– Добраться бы до корня всех зол. Покрошить парочку негодяев, задать виноватым перцу. Нанести им приятный визит.

– Тогда нужно сначала захватить Артесипею. Все ниточки ведут туда.

Пинкус Горт редко впадал в задумчивость, но сейчас был именно такой случай.

– Пайп, не вяжется это все как-то. Ни ты, ни я с этой Артесипеей дел отродясь не водили. Я-то точно. А ты? Почему же какой-то тамошний тип так стремится тебя прикончить?

– Сам себя постоянно об этом спрашиваю. Единственное пока объяснение – Орудия Ночи. Взъелись на нас почему-то.

– А ты не возомнил о себе слишком много, часом?

– Просто догадка. Мне тут принципат Делари рассказал кое-что. Вроде как я могу сделать что-то неприятное для Орудий Ночи. Вот они и хотят меня убрать, пока не сделал.

На самом деле Хект был уверен, что уже сделал то, чего так боялась Ночь, – нашел оружие, которым простые смертные могли ее одолеть. И что бы теперь Ночь и ее подручные ни предпринимали, все бесполезно. Джинн уже выпущен из бутылки. И бутылка разбита.

– Бо уже вернулся? – спросил Хект.

Бо Бьогна и его бравые ребята «в награду» за хорошую службу отправились обыскивать трещину в холме, где погибла личинка бога. Разлом оцепили специально отобранные люди Титуса. А за ними, в свою очередь, приглядывали рыцари из Братства под командованием Редферна Бехтера.

– Янтарных штуковин он больше не нашел. Его парни до сих пор просеивают грязь в поисках картечи. Пришлось сначала ломать верхний оплавленный слой земли. Но труд напрасный – серебра нашли чуть, оно почти все сгорело, когда умерло чудище. – Горт замолчал, вспоминая те страшные события, и содрогнулся. – Нескучные времена пошли, Пайп, ох нескучные.

– Это точно, – вздохнул Хект. – Зато кормят каждый день. У меня для тебя работенка. Если возьмешься.

– Ты же меня знаешь – я известный козел отпущения. Что за работа-то?

– Тайну сохранить сумеешь?

– Не исключено. Только не разболтай мне чего-нибудь такого, на что я пенсию себе смогу купить.

– Возможно, тут как раз такой случай.

– Ладно, выкладывай уже.

– Хочу, чтоб ты завербовал из наших новобранцев профессиональных солдат. Мы им заплатим.

– Это нетрудно. Если платить есть чем.

– Есть, – натянуто улыбнулся Хект.

– Это как же?

– Вот это и есть та самая тайна, которую тебе нужно сохранить.

– Уболтал, черт языкатый.

– Смоленс тут вовремя подсуетился и отхватил часть денег, которые послали в Брот из Салпено.

От такой новости Горт сначала остолбенел, потом открыл рот от удивления, а потом хохотнул:

– Ты что, решил ограбить своего патрона?

– Но ведь эти деньги и предназначены для армии. А если я стану ждать, пока они доедут до Брота, а потом до меня, по дороге знаешь сколько пропадет?

– Думаю, немало.

– То-то и оно. Ну что, соберешь полк добровольцев?

– Переправляемся на тот берег?

– Со дня на день.

– Согласен. Наверняка там еще не все разворовали – будет чем поживиться.

– Возможно. Ты отправишься в Антье. Вместе с Донето. Командовать будет Клэй Седлако. Проследи, чтобы принципат там с катушек не съехал.

Горт вопросительно поднял бровь. Хект вдруг заметил, что она поседела.

– Не очень-то хочется войти в историю, вконец разорив Коннек.

– А ты сам куда? – прищурившись, спросил Пинкус.

– В Кастрересон. А Смоленс займется Шивеналем.

– В Кастрересон? Но ведь Роджер умер.

– Да, в Кастрересон. Тамошняя неразбериха нам сейчас на руку.

Не помешает столкнуть лбами Безупречного V и короля Питера.

– Надеюсь.

– Я тоже. Ну а теперь иди. У тебя много дел.

Уже когда Горт стоял на лестнице, Хект окликнул его:

– Как там внучка Малютки?

– Поправляется.

– Охраняй ее. Как будут надежные попутчики в Брот, отправляй. Я предупрежу Анну.

– А поговорить с ней не хочешь сначала?

– Да надо бы, – пожал плечами Хект. – Но… Принципат Делари тоже хочет отправить своего любимца. Если, конечно, тот будет в состоянии ехать.

Сплавить Осу Стила подальше Пайпер уже давно мечтал.

– Слушай, Пайп, у меня от этого парня мурашки. Что-то с ним серьезно не так.

– Тогда следи, чтоб он ночью к тебе в палатку не залез.

– Не смешно, Пайп.

Иногда Хект задавался вопросом: почему Горт так редко говорит о женщинах? Странно для солдата.

Стоя на холме, главнокомандующий наблюдал за построением. Когда-то на этом холме рос виноград.

– Пинкус бы расстроился, если б узнал, – сказал он Кловену Фебруарену.

Старик появился на склоне как раз тогда, когда Пайпер осматривал солдат, которых Седлако, Горт и Донето собирались взять в Антье. Телохранители главнокомандующего Фебруарена пока не заметили. От недавних передряг волшебник, похоже, совершенно оправился.

– Ты про виноградник? Да, понимаю. Ну что ж, все выглядят здоровыми, подготовленными и в меру рьяными. Хорошо потрудился.

– Неужели? Но вы вот прошли прямо у них под носом, и никто ничего не заметил.

– Не волнуйся. С обычными врагами они справятся, а Ночью займусь я.

– Что-то не больно вы помогли с тем червем.

– Ты просто все пропустил. Почему, как думаешь, он вылез именно там, а не под твоей мельницей?

Хект недоуменно пожал плечами.

– Да потому, что там паслась одна незадачливая коза с твоим прежним амулетом на шее. Сейчас где-то в Дринджерe один волшебник себе места не находит, – захихикал Фебруарен.

Пайпер не знал, что сказать. Врать колдуну вроде бы незачем.

– Помнишь, я говорил, что могут сыскаться дураки, готовые ради могущества связаться с древними Орудиями Ночи? – спросил Девятый Неизвестный и оглянулся на Хектовых телохранителей, которые уже занервничали.

– Помню.

– Так вот, дураки уже сыскались. Кольцо с трезубцем – их знак. На западе их возглавляет Руденс Шнайдель – помощник эр-Рашаля аль-Дулкварнена. А тот замыслил, похоже, вернуть к жизни древних дринджерийских богов.

– В Дринджере давно подозревали, что старые верования не удалось изжить до конца, – без тени удивления отозвался Хект. – Эр-Рашаль всегда ходил по краю, но слишком уж он ценен.

– Твои братья ша-луг обо всем догадались. Солдат по имени Костыль вернулся в Дринджер и надеется предупредить Гордимера с помощью Нассима Ализарина.

– Если Костылю удастся убедить Нассима Гору, Шельмецу несдобровать.

– Не забудь, кто такой эр-Рашаль.

Теперь телохранители Хекта слышали какие-то призрачные голоса. Они принялись жарко обсуждать это. Но старого волшебника они не видели, как не замечали и того, что их подопечный переговаривается с пустотой.

– Не забуду. Они беспокоятся. Скоро вам нужно будет уходить.

– Да.

– Зачем эр-Рашалю те мумии?

– Не знаю. Но ничего хорошего он не замышляет. Может, хочет вызвать тени мертвых волшебников. Только для такого колдовства ему нужен один из Кладезей Ихрейна. А еще поддержка Ночи. Или же он действует тайно и собирается все провернуть быстро – пока Орудия ничего заметили.

– Сомневаюсь, разве что они видят опасность на две сотни лет вперед.

– Эр-Рашаля, вполне возможно, ожидает весьма неприятный сюрприз. Если только у него нет надежных союзников среди Орудий.

Но так обычно и случалось с волшебниками. Достаточно вспомнить хотя бы о тех, кто обитал в Андесквелузе. Вечно они переоценивали себя и недооценивали Орудия Ночи. А те потом раз – и пожирали нахалов.

Телохранители не находили себе места, но Фебруарена все еще не замечали.

– Что изменилось, когда мы переправились через Дешар? – спросил Хект.

– Ты о чем?

– На восточном берегу Ночь нас не беспокоила. Так, обычные каверзы, как и везде. Но стоило нам переправиться, как ее создания словно с цепи сорвались. Будто духи камней, ручьев и деревьев обозлились на нас еще сильнее, чем граф Реймон со своими дружками. Принципат Делари не обращает внимания. Или просто не может объяснить.

– Не занимают ли его более неотложные дела?

– Какие, например?

– Ночь оживилась, но это всего лишь мелкие досадные помехи. Ты уже выучился кое-каким предосторожностям, они отпугнут основных дебоширов. Готовься – дальше будет еще хуже. Да, этот край чувствует надвигающуюся угрозу. И угроза эта вполне реальна. Но мне пора. Тот белобрысый что-то заметил. Сейчас скажет остальным.

С этими словами старик резко повернулся и исчез.

– Нет, – пробормотал Хект, – нельзя же так просто пропасть.

– Вы что-то сказали, мой господин? – спросил подоспевший Мадук.

– Так, показалось. Думал, там кто-то есть, а обернулся – никого. Неужели они уже и днем появляются? Как такое возможно?

– Не знаю, мой господин. Спросите принципатов. Думаю, вам лучше уйти с холма. Здесь слишком опасно.

– Да, наверное. Ну, веди меня.

Хект все думал, почему же Ночь ополчилась на них, а вот захватчиков из Арнгенда и Гролсача не тронула.

– Неправда, тронула, – возразил принципат Делари. – И арнгендцы, и гролсачцы столкнулись с могущественными призраками. Бестия и Черенок были там с самого начала. Несколько раз являлись Ткач и Тень. И другие тоже не дремлют – Смерть, Скиллен, Кинт. Кто-то высвобождает их частицы из заточения. Некоторые уже настолько окрепли, что начали кормиться мелкими духами.

– Я о таких раньше и не слыхал. Смерть, Скиллен, Кинт?

– Смерть – это смерть, живое воплощение. Но сам он не действует, а скорее возвещает.

– Хм?

– Смерть является, когда кому-то пришла пора умереть, он подобен герольду. А вот Бестия, Черенок и прочие приходят завершить дело.

– А Скиллен и Кинт?

– Несчастье и отчаяние.

– Неужели у древних не было радостных богов?

– А у кого они есть? Сегодняшние божества либо просто злобные, либо совсем уж безумные. Когда единый Бог, кроме которого нет иного бога, всемогущий и милосердный, все же решает почтить нас своим присутствием (а за последние несколько сотен лет Он, заметь, этого не делал), то обычно сеет чуму и прочие бедствия. То же можно сказать и о дэвском боге, и о нашем чалдарянском – в нынешнем Его образе. А уж у дейншокинов владыка и вовсе доисторический психопат – вечно-то он объят гневом. И ни один из них не в силах сам о себе позаботиться, всем им нужны люди вроде членов Конгрегации, которые будут вещать от их имени и ломать кости во славу их.

– Вы открываетесь мне с новой стороны.

– В Коннеке моя осмотрительность притупилась. Пусть Бог сам будет настороже. Если Его разгневали еретические речи, Ему вполне под силу самому тебя укокошить.

– Прошу прощения, но я, пожалуй, отодвинусь от вас подальше, а то вдруг по ошибке и меня молнией заденет.

– Вот, Пайпер, ты и опроверг собственные доводы. Господь не ошибается, по определению.

– Но и ирония Ему не чужда.

Извилистая дорога то взбегала на пригорок, то спускалась вниз. Поэтому Мадук тоже то отставал от них, то снова оказывался поблизости и успевал ухватить кусочек разговора. Судя по выражению лица, услышанное приводило его в ужас.

– Пайпер, ты должен понять, что пособники Бога, которые уверены, что Ему нужно время от времени помогать, повсюду, – продолжал Делари. – Быть может, даже среди телохранителей главнокомандующего.

Хект уже собрался возразить, как вдруг подумал, что слова принципата не так уж и абсурдны. Телохранителей он ведь не сам себе выбирал. Кто-то из них, несомненно, принадлежит Братству Войны. Да и Конгрегация наверняка подослала своего шпиона.

Но вслух он ничего не сказал.

– Никогда не бываем мы полностью неуязвимы, – сказал Делари, – всегда найдется червь, способный сокрушить нас.

– Даже если речь идет о вас?

– Да. Они не забыли обо мне – просто выжидают подходящего момента. И день придет.

Конечно придет. Под золой всегда тлеют угли.

Вернулся с севера Бюль Смоленс. Он нагнал основную армию и передал главнокомандующему захваченное арнгендское золото и записи, в которых подробно описывалось все, что он сделал и узнал в Вискесменте. Смоленс набрал себе еще две тысячи солдат.

В его отчете упоминалось несколько человек, которых он надеялся поймать.

Жители Вискесмента считали их артесипейцами. Эти самые артесипейцы, как и наиболее рьяные сторонники Непорочного, сбежали в Коннек, когда Смоленс подошел к городу. Многие сейчас отсиживались в Антье.

В Вискесменте загадочные артесипейцы не учиняли никаких непотребств, но местные все равно их подозревали: типы с подобными привычками просто обязаны быть злодеями.

С каждым днем Ночь становилась все беспокойнее. После наступления темноты ее создания творили разные безобразия, пусть и мелкие, – но это все равно подтачивало боевой дух. Все меньше рекрутов удавалось завербовать в ополчение Пинкусу Горту: ведь, когда, вопреки всем канонам чалдарянской веры, оказывается вдруг, что всевозможные злобные демоны совсем не выдумка, хочется оказаться от них подальше.

Впрочем, дезертиров в армии патриарха почти не было, а местные жители охотно вступали в нее, чтобы помочь очистить Коннек от еретиков.

Погода изменилась, зарядили дожди – и не просто короткие ливни, после которых можно просохнуть за пару часов, а неистовые грозы, сопровождавшиеся сильным ветром, молниями и даже иногда градом. В перерыве между ними небо оставалось затянутым тучами.

Из-за сырости приходила в негодность экипировка, одежда и сапоги, страдали солдатские ноги и копыта лошадей.

– Это в порядке вещей, – ответил принципат Делари, когда Хект поинтересовался у него, не сговорились ли сами боги погубить их армию с помощью плесени, копытной гнили и ржавчины. – Просто в нынешнем году чуть хуже, чем обычно. Так уверяют местные жители.

Солнце выглядывало нечасто.

В тот день, когда на горизонте показался Кастрересон, погода тоже не баловала их. Из-за туч стены казались не белыми, а серыми. Жители города и окрестностей были поражены, когда увидели, что армия Безупречного разбивает лагерь на обоих берегах Лаура – как раз рядом с древним широким мостом. Во время перехода Хектовы разведчики ни разу не попали в засаду и не столкнулись с разведчиками противника. Караульные натыкались лишь на удивленных крестьян и путников.

– Не могут же они не знать, что мы идем? – не переставал изумляться Хект. – Новости всегда доходят быстрее пехоты.

– Они знают, – отозвался Титус Консент, – просто верить не хотят. Да и как такое может быть? Ведь их прикрывает Питер Навайский. Даже Безупречный Пятый не настолько обезумел, чтобы связываться с королем Питером.

Главный лагерь главнокомандующий приказал разбить на противоположном от Белого Города берегу. По обеим сторонам от моста, ведущего в Инконж, были выставлены патрули. Сам мост явственно свидетельствовал о том, насколько мало в Коннеке знают о войне: такое сооружение необходимо укреплять, а центральный пролет строить так, чтобы в случае необходимости обрушить весь мост за считаные минуты.

На восточном берегу, сразу за мостом, начинались низенькие домишки – пригород Инконж, в котором жили преуспевающие дэвы, дейншо и все те, кому не нашлось места в самом Кастрересоне или в одном из огороженных крепостной стеной районов – Бурге или Новом городе. Инконж оказался покинутым – жители сбежали, не оставив ничего ценного.

– Стены крепкие, – заметил Хект. – Мы через них не полезем, да и на сплошное кольцо нам народу не хватит.

Половина армии ушла осаждать Антье и Шивеналь. Захватить портовый город было необходимо для успешного окончания кампании.

– Будем задирать их помаленьку, пока не сыщутся предатели, готовые нас впустить. Не нужно было мне отсылать Седлако: он наверняка бы приметил что-нибудь такое, что я пропустил.

– Поговорите с Хаганом Брокком, – посоветовал Консент. – Он отличный командир, а еще он очень расстраивается, что вы послали в Антье не его, а нашего увечного рыцаря. Брокк думает, вы не цените его.

Хаган Брокк сопровождал Хекта почти с самого начала его службы в Броте. Во время кальзирского священного похода он служил в городском полку, а теперь вот отправился вместе с ним и в коннекский. Хект действительно не уделял должного внимания одному из своих самых одаренных военачальников.

– А он разбирается в осадных премудростях?

– Поговорите с ним.

15

Племенца. Лицом к лицу с сыном Ночи

Уже полтора месяца прошло, господин Прозек! – рявкнула принцесса Элспет. – Когда вы, наконец, займетесь делом?

Альгрес Дриер предупреждающе стиснул ее левый локоть.

Прозек весьма серьезно относился к порученной ему работе.

– Когда буду готов, мадам. – Вечно-то он звал ее «мадам», опуская все полагающиеся наследной принцессе Граальской Империи титулы. – Если устали ждать – попробуйте сами.

Элспет кипела от гнева. Дриеру с трудом удавалось сдерживать ее необузданный нрав. Он понимал Прозека и потому одергивал принцессу. Артиллерист злился, потому что его постоянно задирали.

Элспет Прозека терпеть не могла – он ни капельки ею не восхищался и считал досадной помехой.

– Помните о Братстве Войны, – предупредил Дриер и снова сжал ее локоть.

Юная принцесса прикусила язычок и уставилась на карту Джагских гор, на которую люди Прозека как раз наносили отметки. С разведкой дела шли неважно – мало кому из путников удавалось переправиться через перевал и принести новости, а уж лезть туда по собственной воле и вовсе никто не хотел.

На карте темнело нечто вроде большого коричневого пятна.

Прозек постучал пальцем по наброскам и обратился к своим подчиненным – одного звали Варли, а имя другого Элспет никак не могла запомнить, хоть и слышала его уже с полдюжины раз. Варли уныло кивнул, а второй артиллерист глубоко вздохнул.

– Поэтому нам и платят по-царски, – вымученно улыбнулся им Прозек. – Стерн, не унывай. В гробу зато будем отлично смотреться.

Элспет решила, что шутка не слишком удачная: Стерн был чудовищно некрасив.

– Мы определились с засадой, мадам, – сказал Прозек. – Капитан Дриер, готова ли картечь, о которой я просил?

От злости Элспет даже зубами заскрипела. Он же прекрасно знает, что все готово! Вечно-то ему нужно всем беспрестанно напоминать о порядке. «Ему невдомек, – с ненавистью думала она, – что не трогаю я его не из-за бесценного артиллеристского опыта, а из-за главнокомандующего».

Задавать вопрос, который так хотел услышать Прозек, она не станет.

И снова Дриер легонько тронул ее за локоть, словно бы напоминая, что все трудности с Драго Прозеком происходят исключительно по ее вине и, вполне возможно, трудностей-то никаких нет, а она их лишь выдумала. Дриер считал, что Прозек настолько верен своему делу, что даже и не замечает сгущающихся туч.

– Шесть зарядов приготовлено с учетом всех ваших указаний, – отрапортовал капитан.

– Превосходно. Тогда можно выступать завтра утром. Если будут готовы люди и подводы. И конечно, если позволит погода.

В последнее время между Оунвидийской тесниной и Джагскими горами погода стояла неважная, хотя пасмурные дни случались все же реже ясных.

– Предупредите тех, кто пойдет со мной, – продолжал Прозек, – пусть хорошо выспятся и поедят вволю. Следующий случай представится нескоро.

Этот человек кого хочешь выведет из себя – возомнил, что лучше справляется с тяготами походной жизни, чем избалованные имперцы. Уж Дриер с удовольствием поучил бы его манерам, если б не принцесса. Жаль, что она вынуждена лишить его такой возможности: Элспет не отступала от соглашения с главнокомандующим ни на шаг.

– Простите, капитан, что причиняю вам столько хлопот, – сказала она Дриеру. – Когда-нибудь, наверное, судьба вознаградит вас за то, что приходится выносить мои капризы.

– На службе я терпел и не такое, принцесса. Хлопоты доставляете не вы, а ваше окружение.

– Тогда до утра, капитан, – сказала Элспет и тут уже увидела промелькнувшее на лице Дриера подозрение.

Как глупо. Нужно было поменьше болтать.

Обнаружив в отряде Прозека Элспет, Дриер не на шутку разозлился. Принцесса облачилась в доспехи, которые надевала еще под Аль-Хазеном, а сверху накинула тяжелый плащ, чтобы скрыть свою хрупкую фигурку.

Доспехи и оружие у нее отобрали еще при Лотаре, но хитрость и упорство помогли их вернуть. В империи не было недостатка в продажных чиновниках.

К отряду присоединилась и госпожа Хильда, хотя ей-то как раз полагалось глаз не спускать с наследной принцессы. Но во дворце Диммель ведь так невыносимо скучно.

Капитан Дриер обнаружил женщин, когда пересчитывал солдат. Прозек оказался отчасти прав: имперцев действительно испугали холод и сырость. А в Джагских горах будет еще хуже.

К тому времени, когда Дриер обнаружил двоих лишних солдат, Драго Прозек уже погонял возничих, управлявших фургонами, в которых везли оружие и припасы.

– Я здесь не останусь, – заявила Элспет Дриеру. – А заставите – потом расплачиваться придется.

– И если не заставлю – тоже придется. Мне тогда только на меч броситься остается, чтоб избавить императрицу от трудов, все равно ведь повесят.

– Капитан, вы преувеличиваете. Я не доставлю вам хлопот.

– Господь всемогущий! Принцесса, да одно то, что вы здесь, чего стоит.

– Мою честь защитит госпожа Хильда.

– Боже, дай мне терпения! Принцесса…

– Я еду, и точка. Смиритесь, капитан. Утешайте себя тем, что это, видимо, последний раз. Вряд ли мне потом удастся глотнуть свободы без дозволения сестрицы или советников.

Хотя в Джагских горах и засело чудовище, новости из Альтен-Вайнберга все равно доходили в Племенцу. Тамошние высокопоставленные особы хотели запереть наследную принцессу, чтобы она постоянно находилась под присмотром, хотя пока Элспет не сделала ничего предосудительного, а со всем тщанием выполняла обязанности имперского наместника в Фиральдии. Никто пока на нее не жаловался. Но она ведь была ценным призом, и вокруг нее могли сплотиться те, кто по-прежнему ненавидел бротских патриархов.

Катрин волновалась. Все холоднее становились ее письма.

– Я еду, капитан, – повторила Элспет. – Мы понапрасну теряем время и уже отстали.

И Альгрес Дриер совершил грех, который потом так и не смог себе простить, – уступил. Проще было сдаться, чем спорить. Он так устал препираться со всеми подряд и особенно с непокорной девчонкой. Ее невозможно было переупрямить.

Солдаты быстро обо всем догадались. Элспет мало знала о тяготах походной жизни, раньше за нее обычно все делали другие. От госпожи Хильды толку тоже было мало.

Но Элспет очень старалась расположить к себе остальных – убеждала их, что им горы удастся свернуть.

Драго Прозек открыто пророчил беду: присутствие женщины не предвещало ничего хорошего.

Так прошло шесть дней. Их терзал холод, да и атмосферу в отряде трудно было назвать теплой. Наконец они добрались до того места, которое Прозек выбрал для лагеря.

Артиллеристы, Альгрес Дриер и Элспет столпились вокруг центрального костра. Всем не терпелось взглянуть на карту Прозека.

– Здесь и здесь, – ткнул он пальцем. – Превосходные позиции для фальконетов. Вон тот, нижний, будет прекрасно простреливать поляну – ярдов на полтораста, и его прикроют камни. А второй поставим на высоте тридцати футов – под выступом, там сзади есть пещера. Старый наблюдательный пост, наверняка еще с древнейших времен остался. Стерн, ты – наверх, тебе ж ума не хватит перепугаться. Варли стреляет первым, и когда его пушка замолчит – твоя очередь. Придется бежать – прячься в пещеру. Проход там узкий, чудище не пролезет.

Элспет хотела было напомнить Прозеку, что страшилище умеет менять обличья, но Альгрес Дриер поджал губы, напоминая ей, что она обещала держать рот на замке.

– У нас серьезная проблема, – объявил Прозек, – и дело даже не в мерзкой погоде.

Было холодно. Время от времени шел ледяной дождь.

– Как нам его выманить?

Элспет мысленно спросила себя: как же ее угораздило здесь очутиться? Она терпела походные тяготы, подвергала опасности жизнь и душу. Теперь ее еще сильнее невзлюбят в Альтен-Вайнберге и совсем перестанут ей доверять. Да и репутация девицы на выданье после такого приключения явно пострадает.

Впрочем, что-что, а последнее обстоятельство ее нисколько не огорчало.

– Кто-нибудь что-нибудь знает об этом страшилище? Такого, что нам еще не рассказывали? – спросил Прозек. – Ему известно, сколько нас и зачем мы здесь? Главнокомандующий говорил, раньше оно было человеком. Способно ли оно еще мыслить по-человечески? Ладно. Вижу, никто ничего не знает. А бедный Драго справляйся как хочешь. Принцесса? Вы же были под Аль-Хазеном?

– Простите, господин Прозек, но тут я вам не помогу. Когда оно превращалось из человека в страшилище, или что там с ним приключилось, я была в другом месте. Так что знаю еще меньше вашего.

– Жалко, с нами колдуна нету. Но словами делу не поможешь. Главнокомандующий сказал – я справлюсь. Может, он меня лучше знает, чем я сам себя знаю. Дриер, вы же наверняка охотились, как бы вы его выманили?

– Охотился, но только на оленей, да еще на горных козлов. Их нужно выслеживать или ждать в засаде.

– Вы же были в Святых Землях, господин Прозек? – Элспет так трудно было держать язык за зубами.

– Был. Пять раз. Видел Индалу аль-Суль Халаладина близко-близко – даже цвет глаз различил. Серые у него глаза, кто бы мог подумать. И что?

– Ша-луг, пеквские племена, Индала аль-Суль Халаладин, даже Хин-тай Ат – все они используют одну тактику: заманивают противника, притворяясь, что бегут. И враги часто попадаются на эту уловку.

– Верно, – неохотно пробурчал Прозек. – Многие из тех, кто возглавлял священные походы, были в Святых Землях новичками и думали лишь о славе. Им и в голову не приходило, что неверные не глупее их самих. Да к тому же опытные воины. И что?

– То чудовище когда-то было человеком. И этот человек двести лет назад жил в Андорегии. Значит, и мыслит он как андорежец. Правильно?

– Вполне возможно. И что?

– А там принято было геройствовать. Если кто-нибудь облачится в доспех и выйдет на битву с ним, как Красный Молот вышел на битву с великаном Мидвиндом…

Глаза у Прозека заблестели.

– Есть идея, – сказал он, причмокнув губами. – Почему бы нам… – И он слово в слово повторил то, что предложила Элспет, а когда она готова была уже лопнуть со злости, с широкой ухмылкой подмигнул ей. – Только вот одна загвоздка – кто станет этим самым героем. Что-то мне подсказывает, что подходящий доспех только у вас и есть. Капитан Дриер, найдется какой-нибудь малорослый солдат, который влезет в ее доспех?

– Ни в коем случае…

– Согласен-согласен. Но больше ни у кого такого доспеха нет.

– Я могла бы… – вызвалась госпожа Хильда.

– Этому не бывать, – отрезала Элспет.

Прошло два дня. Моросил противный холодный дождь. Оба фальконета установили в условленных местах, артиллеристы все тщательно отрепетировали. Дриер и Прозек провели разведку на перевале и проверили все вплоть до следующего разрушенного дозорного пункта. Чутье подсказывало им, что чудовище где-то рядом. Вокруг лагеря расставили обычные охранные амулеты, чтобы страшилище не отправило мелких духов шпионить за ними.

Трое браунскнехтов Дриера съездили за доспехами нормального размера. А еще привезли два длинных копья с флажками.

Добровольцев примерить рыцарское облачение и заманить чудовище не нашлось.

– И так холод собачий, – проворчал Прозек. – Стерн, Варли, собирайтесь. Тут никто делом заниматься не намерен.

Дриер взял самое длинное копье.

– Посмотрим, сумею ли я усидеть на лошади во всем этом железе.

Элспет поцеловала его левую руку в латной перчатке.

– Только не делайте глупостей.

– Так вы хотите, чтобы я это сделал? Или нет?

Она молча отступила. Дриер не рассчитывал выбраться живым из этой передряги. А может, даже и не хотел. Впереди ведь ждали сплошные неприятности.

Он не должен был пускать ее сюда. И не она должна была придумывать, как заманить чудище в ловушку, а он. Не тем он занимается, не свою работу делает.

Чувство вины все нестерпимее терзало принцессу.

Вслед за Дриером, держась на некотором расстоянии, шел Драго Прозек – все еще что-то высчитывал, занимался какими-то своими таинственными приготовлениями.

– Когда Дриер покажется, – прошептала Элспет Хильде, – отвлеките браунскнехтов.

– Зачем, принцесса?

– Во что бы то ни стало. Мне понадобится всего несколько мгновений.

Альгрес Дриер скрылся за поворотом. Чуть развиднелось, но ветер по-прежнему яростно свистел в скалах, словно там ссорились разгневанные призраки. Артиллеристы дежурили у своих фальконетов.

Драго Прозек не стал полагаться на спички или труты, когда речь шла о таком важном деле. Рядом с каждой пушкой горел сложенный из угля костер, а возле костров грелись артиллеристы. Не забыл капитан и о раскаленных докрасна железных прутах – такой запал не задует ветром и не зальет дождем. Сам Прозек беспрестанно бегал от фальконета к фальконету. Он волновался, но не о том, о чем волновались остальные. Больше всего его беспокоило, сработает ли все как надо в нужный момент. Другие же беспокоились лишь за собственную жизнь.

Браунскнехтам новое оружие было неизвестно, и они не ждали от засады ничего хорошего. Да и сами артиллеристы не знали, чего ожидать, потому что не сталкивались ни с чем подобным.

– Принцесса, что вы делаете? – прошептала госпожа Хильда.

– Пытаюсь молиться. Но у меня плохо получается.

«Да и предводительница из меня никудышная, – подумала Элспет. – Вот так и бывает: когда даешь волю желаниям в ущерб здравому смыслу – страдают другие».

По перевалу, эхом отражаясь от скальных стен, раскатился громкий рев.

– Вы, как и все, совершаете верный поступок из неверных побуждений, – посетовала госпожа Хильда, понимая, что именно тревожит девушку.

На тропинке показался Альгрес Дриер, он пригнулся к самой шее лошади. Было видно, что животное пытается скакать быстрее, но это у него плохо получается, потому что не слушается правая задняя нога. Копье и меч Дриер потерял.

Прямо за всадником выросла огромная тень – она-то и издавала тот жуткий рев. Сверху из чудища торчал обломок Дриерового копья. Видимо, браунскнехт хотел ослепить тварь, но в последний момент она дернулась.

Элспет бросилась за вторым копьем, но солдаты Дриера ее удержали. Она вяло сопротивлялась, не отрывая глаз от страшилища. Отсеченная эрцгерцогом клешня уже успела отрасти.

Объятое яростью создание Ночи стремительно нагоняло раненого Дриера. Один из браунскнехтов схватил копье и ринулся на помощь, но его остановил Драго Прозек.

– Пусть все идет, как мы задумали, – рявкнул он, хотя сам уже вышел навстречу Дриеру.

Охромевшая кобыла почуяла впереди своих и, когда до лагеря уже оставалось ярдов пятьдесят, из последних сил пустилась в галоп.

Как только она проскочила между валунами, скрывавшими нижний фальконет, ее тут же окружили браунскнехты.

В последнее мгновение чудовище почувствовало опасность и остановилось, опустив руки-щупальца. Покачивалась взад-вперед жуткая голова, ходили из стороны в сторону усики. Но ветер дул от чудовища к лагерю. Озадаченная тварь осторожно двинулась вперед.

Элспет шепотом велела браунскнехтам не шуметь – она не знала, что слух у их врага как раз развит плохо.

Драго Прозек, не скрываясь, вышел вперед. В руке у него тлел длинный фитиль, хотя своим артиллеристам он таким пользоваться запретил.

Чудище преодолело еще дюжину ярдов – настороженно, не торопясь. Оно бы с радостью бросилось на Прозека, но что-то его останавливало.

Покачивалась голова, шевелились усики, пробуя воздух.

И вдруг оно словно что-то почувствовало – замерло, а потом резко развернулось, чтобы бежать.

Прозек шагнул в сторону – за валуны.

Выстрелил нижний фальконет. Картечь зацепила тварь снизу. Та вскинулась, издав оглушительный рев; упала на спину и, дергаясь, проползла несколько ярдов, после чего застыла неподвижно.

Выстрелом верхнего фальконета у чудовища оторвало несколько ног. Полетели в разные стороны обломки хитина. Из раны на спине брызнула зеленовато-желтая жидкость и окропила скалы вокруг.

И вдруг все увидели, что раны поменьше быстро затягиваются. Чудище пришло в себя и теперь чутко изучало окрестности. Усик зацепил облако дыма, вылетевшее из-под скального выступа, под которым скрывался верхний фальконет.

Чудовище рванулось туда.

Снова грянула нижняя пушка, отбросив монстра назад. Его ужасные крики проникали в самую душу, и Элспет даже показалось на мгновение, что безумие чудовища коснулось ее разума. То же испытали и все остальные.

Уже не слушаясь голоса рассудка, тварь вновь метнулась к нижнему фальконету. Внезапно возле теснины сверкнул огненный столб – сначала вдоль правой стены и почти сразу же вдоль левой. Послышался грохот, и искореженное чудище отлетело назад.

Что же это? Элспет, конечно, видела, как Прозек там возится, но…Что это было?

Мощные взрывы едва не разорвали тварь пополам, но она уцелела.

Снова открыл огонь верхний фальконет. А потом взорвался нижний. Послышались крики артиллеристов.

На тропинке показался бегущий со всех ног Прозек. Его бледное лицо перекосилось от ужаса. Он оглянулся, проверяя, не гонится ли за ним страшилище.

Но тому уже было не до погони – оно хотело лишь убраться подальше из страшной теснины. Раны больше не затягивались, над ними клубился зеленовато-желтый пар. Покалеченное тело едва не распадалось на части.

– Не сдохло, – прошептала Элспет. – Столько усилий, а оно все равно не сдохло!

Добежав до камней, укрывавших нижний фальконет, Прозек остановился. Там он позвал на помощь, но его крик заглушила верхняя пушка. Картечь попала чудищу в бок, отвалилось еще несколько ног, но серьезного ущерба залп не нанес. Постепенно эхо от выстрелов смолкло. Прозек что-то кричал артиллеристам Стерна.

На помощь пушкарям выбежало двое браунскнехтов. Прозек, сгибаясь под тяжестью бочонка с огненным порошком и зарядов, которые не успел израсходовать Варли, помчался к скале и начал карабкаться к верхней позиции.

Несмотря на раны, к Дриеру вновь вернулась обычная самоуверенность.

– И снова мне удалось перехитрить смерть, – пробормотал он, возясь с ремнями погнутых поножей (Элспет никак не могла запомнить это слово – «поножи»). – Но нога, похоже, сломана. Надо послать кого-нибудь в лагерь. Пусть пришлют возниц забрать раненых.

Браунскнехты подтащили Варли и его артиллеристов к костру. Никто не погиб, хотя Варли, возможно, и предпочел бы умереть. Вся левая половина лица у него была изуродована, чудовищные шрамы останутся на всю жизнь. Если бы не густая борода, пол-лица вообще бы снесло начисто.

– Мы засыпали в два раза больше огненного порошка для второго выстрела, – объяснил один из его помощников. – Наверное, фальконет треснул изнутри и в трещину завалился кусок горящего пыжа. И когда мы в следующий раз заряжали пушку, все рвануло. – Он взял из рук госпожи Хильды черпак с водой. – Нужно вернуть фальконет. Нельзя его оставлять.

Снова выстрелила пушка Стерна – еще громче, чем раньше.

– Слишком много огненного порошка насыпали, – пробормотал один из раненых. – Как бы пожалеть не пришлось.

Элспет пробралась ближе к полю боя, чтобы посмотреть на чудище. Оно лежало неподвижно, окутанное облаком зеленоватого тумана. Браунскнехты не обратили внимания на ее исчезновение. Принцесса пошла дальше, к фальконету Варли. В дуле зияла трещина, и из нее нестерпимо несло огненным порошком. Ветер, к счастью, разогнал густое облако дыма, и можно было хоть что-то разглядеть.

Где-то впереди и выше запрыгали по скале камешки – это Прозек и Стерн тащили вниз второй фальконет. Прозек честил поднявшийся ветер.

– Слишком далеко, – пожаловался он Элспет. – В прошлый выстрел заряд разлетелся и в цель мало что попало. Надо ударить с близкого расстояния. Подойдем вплотную.

– Господин Прозек!

– Э-э-э… Что, мадам?

– Помните, как мы сами разыграли отступление. Берегитесь.

Из-за зеленоватого тумана ничего было толком не разглядеть, но принцессе показалось, что тварь снова начала исцеляться.

– Правильно мыслите, – согласился Прозек. – С Ночью всегда надо держать ухо востро.

Вместе с артиллеристами он проверил, готова ли пушка, а потом они двинулись вперед – прямо к сраженному Орудию.

Элспет оказалась права: страшилище было ранено вовсе не так серьезно, как притворялось. Если бы Прозек, Стерн и их люди не были настороже, оно бы их прикончило.

Прозек рискнул и снова засыпал больше огненного порошка. Картечь прошила тело чудовища насквозь.

Когда утих гул от залпа, в воцарившейся тишине стало слышно, как ругается Драго Прозек. Вместе с остальными пушкарями он отбежал за валуны.

– Мадам, надо уходить, – велел он Элспет. – Последним выстрелом разнесло и второй фальконет.

Дуло так разворотило, что оно стало похоже на раскрывшуюся лилию.

– Если тварь снова поднимется, встретить нам ее нечем.

Сам Прозек, однако, никуда бежать явно не собирался. Он приказал своим людям и двум вызвавшимся помочь браунскнехтам спустить покореженные пушки вниз и собрать оставшийся огненный порошок.

– Теперь эта гадина знает, как пахнет ее смерть. Почуяв порошок, она не сунется так сразу. Именно поэтому я и устроил те два взрыва – чтоб тварь потом боялась запаха несгоревшего заряда. Возвращайтесь к своим телохранителям и бегите отсюда. Я себе не прощу, если вы погибнете, – велел Прозек, возясь с огненным порошком. – Ну же, женщина!

Элспет отступила к лагерю. Альгрес Дриер был уже на ногах.

– Вы же говорили, нога сломана.

– Была такая надежда, принцесса, но оказалось – всего лишь синяк. Ой!

Девушка осторожно ткнула его ногу носком сапога.

– Если угодно, капитан, можете упорствовать и проявлять чудеса храбрости, только не надейтесь, что мы вас будем ждать.

– Тогда лучше я, пожалуй, двинусь прямо сейчас.

Прибежали возницы с носилками. Первым делом браунскнехты отослали вниз раненых. Все шли пешком, и никто не уехал вперед верхом, даже наследная принцесса. Некоторых такое ее поведение возмутило, но многим солдатам этот поступок пришелся по душе: владычица не пожелала оставлять своих подданных и тем самым завоевала их любовь.

Этим вестям не обрадуются в Альтен-Вайнберге.

– Хильда, похоже, кончились мои свободные деньки. Даже если мы добились успеха.

– В особенности если мы добились успеха. Юная девушка сокрушила чудовище, на которое не осмеливался выйти ни один из этих старых имперских хрычей! Да еще и дочь Йоханнеса Черные Сапоги! Это очень плохо, Элспет. Теперь ваша сестра будет вас бояться, и те мерзавцы, которые ей нашептывают, тоже. А враги императрицы захотят вами воспользоваться и начнут говорить, что вы больше похожи на Свирепого Малютку Ганса.

– Благие поступки, принцесса, не остаются безнаказанными, – заметил Альгрес Дриер, ногу которого все же, несмотря на его протесты, упрятали в лубок. – И чем возвышеннее цель, тем страшнее нежданные последствия.

С этими словами капитан глотнул обезболивающего снадобья.

Элспет хотела было ему возразить, но не стала – сил не осталось, слишком уж она вымоталась.

Над оставшимся позади перевалом полыхнуло. Поднявшееся над скалами облако дыма, пронизанное зеленоватыми прожилками, осветили оранжевые лучи восходящего солнца.

Вслед за вспышкой послышался грохот.

– Бежать сможем, если что? – спросил Дриер.

– Так низко оно раньше никогда не спускалось, – отозвалась Элспет.

– Спускалось, но по другую сторону перевала, – возразил Дриер.

Ждавшие внизу возницы, отдохнувшие и сытые, при необходимости вполне могли и бежать. Фургоны быстро загрузили, раненых усадили на лошадей, и процессия двинулась.

– Он нас догонит, – твердил своим артиллеристам Стерн.

Но Драго Прозек так и не объявился.

Никак не проявило себя больше и поверженное Орудие.

Всех вполне устраивало такое положение дел.

Движение через перевал в Джагских горах возобновилось почти сразу же.

16

Кастрересон, осада

– Я лишь наблюдаю, – ответил брат Свечка Сочии Рольт. – И занимаюсь здесь тем, чем занимаюсь всегда.

Девица хотела смерить его суровым взглядом, но у нее ничего не вышло. Сегодня она была в хорошем расположении духа: Сочия твердо верила, что патриарх допустил серьезную ошибку, осадив Кастрересон.

Как часто случалось в последнее время, монах и девушка стояли на крепостной стене и наблюдали за неприятелем. В этот раз под стенами стоял сам главнокомандующий патриаршего войска. И войско его было немалым.

– Сколько же их! – протянула потрясенная Сочия.

– Главнокомандующего поддерживают Безупречный и коллегия.

– Но это же рекруты, так? Срок службы у них – сорок дней. Нужно лишь месяц продержаться, и они уйдут.

Напрасные мечты. Костяк армии Безупречного составляли профессиональные воины, которых отбирал и обучал сам главнокомандующий, к тому же им платили жалованье. В ту эпоху подобное войско было огромной редкостью. Обычно-то чалдарянские армии возглавляли знатные вельможи, а не опытные военачальники, если, конечно, речь не шла о рыцарских орденах.

– Не все, – возразил монах. – Думаю, кто-то из временных рекрутов уже сменился, но бо́льшая часть войска останется, пока их не скосят болезни и голод.

Брата Свечку трудно было назвать рьяным патриотом, но мысль о падении Кастрересона никак не укладывалась в его коннекской голове. Роджер Шель же укрепил Белый Город, и теперь он готов к любой осаде.

Солдаты патриарха демонстрировали необычайную деловитость: разбили лагерь, обезопасили подходы к нему, выставили патрули. Никто не отправлял в город гонцов, не требовал сдаться, не зачитывал условий. Захватчики принялись разбирать дома в брошенном Инконже – дерево пошло на осадные машины и обустройство лагеря, из камня по обе стороны моста возвели башни. А еще булыжниками заряжали катапульты.

Профессиональный подход патриарших солдат поразил воображение кастрересонцев. Захватчики действовали так, будто бы просто выполняли свою работу, до поры до времени не обращая на город никакого внимания. Но вот во внешнюю стену полетели первые камни из катапульт – и летели они прямиком в те места, которые сами кастрересонцы считали наиболее уязвимыми. А еще в плотников, запоздало сколачивающих оборонительную галерею.

– Нужно было идти дальше, в Каурен, – сказала Сочия. – Или даже в Альтай.

На ее глазах из катапульты прямо на них вылетел огромный камень. Артиллеристы пока еще не пристрелялись, и снаряды редко достигали цели. Этот, например, разлетелся на осколки, никого не задев.

Местный камень был мягким и потому легко ломался.

– Может, ты и права, – согласился брат Свечка.

Его беспокоила спокойная уверенность осаждавших. Их поведение ничем не напоминало неуправляемые шайки гролсачцев или толпы фанатиков и искателей приключений из Арнгенда. Эти люди превосходно знали свое дело и делали его методично, последовательно и очень осмысленно. Они словно выставляли напоказ свое усердие.

– Долго это не продлится, – заявила девушка. – Им еды не хватит и фуража. Нужно просто продержаться.

С едой и фуражом, несомненно, возникнут трудности и в Кастрересоне. Город принял всех беженцев с востока, ведь здесь сильна была мейсальская вера и приверженность общему благу. И теперь запасы, предназначавшиеся воинам, достанутся бесполезным нахлебникам.

Какая немилосердная мысль.

Свечка подумал, что ему давно уже пора поискать убежища от суетного мира. Он перестал быть совершенным, слишком глубоко укоренилось в нем мирское.

Жители Белого Города насмехались над осаждавшими и по-прежнему твердо верили в крепость своих стен. К тому же враг не взял Кастрересон в кольцо – солдат было хоть и много, а все равно не хватало. На северо-западе и юго-западе – там, где располагались новые пригороды, – люди спокойно выходили из оцепления и возвращались назад. Враги им не препятствовали. Два района, северо-западный Бург и южный Новый город, тоже были обнесены стенами, хоть и более тонкими и низкими, чем основные укрепления.

– Наверное, они не собираются воевать всерьез, – предположил в одно прекрасное утро совершенный. – Просто демонстрируют силу, хотят нас запугать и вынудить сдаться. Говорят, главнокомандующий не разбрасывается жизнями своих солдат.

– А еще говорят, он необычайно умен.

Незадолго до прибытия патриаршего войска в Кастрересон добрались слухи о гигантском боге-черве, которого убили в Ормьендене на берегу реки Дешар. Никто не хотел верить, что главнокомандующему удалось совладать с могучим Орудием. Но ведь захватил же он без труда Сонсу. Взял Вискесмент, застав врасплох Непорочного II и его телохранителей. А его подчиненные сейчас были уже под стенами Антье и Шивеналя. В Шивенале им даже неожиданно улыбнулась удача.

На вторую неделю осады настроение в Белом Городе начало резко портиться. Враг один за другим захватывал близлежащие городки и крепости. Такая стремительность пугала.

Еще больше все приуныли, когда узнали о могущественнейших членах коллегии, которые сопровождали войско.

Волшебство. Теперь понятно, почему пали столь многие твердыни.

Волшебство и предательство.

Люди Конгрегации по искоренению богохульства и ереси были повсюду. Грязные предатели делали свое черное дело.

Бернардин Амбершель отличался свирепостью и жестокостью, но и хитрости ему было не занимать. У него имелись свои шпионы в Конгрегации. На восьмой день один из них доложил о коварном плане: захватить и открыть врагу боковые ворота. Предателей сбросили с высокой башни, а репутация Амбершеля взлетела до небес. Всего казнили семнадцать священников и послушников. Среди прочих и невиновного епископального святого отца, который осмелился вступиться за несчастных.

В городе не было централизованной власти. Никто не заменил Роджера Шеля. Богатые вельможи никак не могли договориться между собой. Из Наваи выступила королева Изабет в сопровождении ста рыцарей и их свиты. Они рассчитывали высадиться в Шивенале и подойти к Кастрересону по берегу Лаура, но Шивеналь осадили патриаршие войска, и высаживаться там было опасно. Корабли вернулись в море, и теперь им предстояло преодолеть две трети пути обратно – в сторону Платадуры, откуда они и отчалили, – чтобы высадиться где-нибудь в Терлиаге.

Снова зарядили дожди. Подули ветра. Неутомимые солдаты патриарха успели к тому времени возвести под стенами свое собственное подобие города. Местные им помогали. Точно так же главнокомандующий поступил и в Кальзире.

Поначалу не было видно и следа маркитантов, но вскоре появились и они.

Людей заботило лишь собственное пропитание, а крестьянам в основном и вовсе было плевать, кто там засел в замках и городах. Вельможи все на одно лицо, если смотреть из хижины углежога.

На пятнадцатый день Бернардин Амбершель вызвал к себе Сочию Рольт и брата Свечку. Амбершель был непривычно задумчив. Это настораживало. Обычно этот приземистый коротышка пер напролом, невзирая ни на какие трудности.

На встрече также присутствовали странные подручные Амбершеля и дюжина знатных кастрересонцев, включая Берто Бертранда, который раньше был правой рукой Роджера Шеля, а теперь, до прибытия Изабет, стал хранителем города. Брат Свечка скептически осмотрел собравшихся. Совершенно очевидно, что лидера среди местных так и не сыскалось, иначе зачем им терпеть на совете полубезумного чужака Амбершеля? Просто потому, что ему хватило духу угробить сразу семнадцать человек?

И что это за смуглые незнакомцы со странным акцентом прячутся по углам? Поговаривают, что они с Артесипеи.

– Спасибо, что пришли, – поприветствовал их Амбершель.

Значит, при необходимости он вполне может вести себя учтиво.

– Явились по вашему приказу, – ответил монах. – Но я удивлен. Разве я могу вам чем-то помочь?

– Можете. Советом.

– Если сумею. Хотя склад ума у меня не такой практичный, как у вас.

– К вам мы вернемся чуть позже, совершенный. А пока у меня вопрос к нареченной графа.

Сочия быстро училась. Она даже умудрилась терпеливо промолчать все это время и, не ляпнув какой-нибудь глупости, заявить всем о своем присутствии. Просто смиренно ждала вопроса Амбершеля.

– Госпожа… Вы получили ответ на свои мольбы о помощи?

– Нет, – усмехнулась Сочия. – Никто мне не ответил. Но король Питер ведь послал Изабет заявить на город свои права.

– Этого мы и боялись. Совершенный, враг не намерен вести переговоры. Они отвергли все наши попытки.

– Безупречный заявил, что договариваться ему с нами не о чем.

– Наши шпионы бывают в их лагере и утверждают, что до воли Безупречного там мало кому есть дело.

Главнокомандующий наверняка понимает, что среди местных помощников будут и шпионы. А значит, эти сведения скрывать не намерен.

– И что же?

– Враги собираются стоять здесь всю зиму, если город откажется сдаться. И возможно, нам придется уступить, если они перекроют все пути сообщения. Захватчики уже запугивают окрестных крестьян – запрещают им доставлять в город продовольствие.

– И что же? – снова спросил Свечка.

– Мы съедаем больше, чем можем раздобыть.

– Так обычно и бывает во время осады.

– Надо выгнать всех бесполезных, – вмешалась Сочия. – Пусть враг сам с ними разбирается.

– Тогда, дитя мое, не пора ли и нам собираться в путь? – усмехнулся монах.

Девушка метнула в него сердитый взгляд.

– Хотя в чем-то она права, – невозмутимо продолжал Свечка. – Беженцы-мейсаляне могут незаметно выскользнуть из города и отправиться в Каурен. Или в Альтай.

– Если только неприятель позволит.

– Если позволит.

Главнокомандующий ведь может счесть, что голодные лишние рты в Кастрересоне ему на руку. Или же напасть на беженцев, чтобы те потом посеяли ужас и панику в Коннеке.

– Но у вас что-то другое на уме? Вы ведь уже и без меня все решили.

– Ночь, – пристыженно пробормотал Амбершель, словно напроказивший мальчишка. – Ночь – она… Она не… Что бы ни случилось на реке Дешар, теперь Ночь вроде как должна бояться этих людей. Несмотря на то что ее создания стали раз в десять деловитее, чем год назад.

Брат Свечка нахмурился. О происшествии с червем он знал только из уличных слухов, без сомнения, изрядно преувеличенных. Но почему это так беспокоит Амбершеля? Или же беспокоятся на самом деле его странные друзья? Те, которые сбежали из Вискесмента, когда туда внезапно нагрянули патриаршие войска.

– Я не знаюсь с Ночью. Я философ, а не волшебник или жрец. А то, что Ночь боится людей патриарха, вполне понятно, ведь она не хочет, чтобы с другими ее созданиями повторилась та же история, что произошла на реке Дешар.

– Я не рассчитывал услышать от вас что-то важное, – вздохнул Амбершель. – Но все же надеялся. – Он потряс головой. – С ними принципаты.

Об этом все уже знали.

– Полагаю, их могущество сильно преувеличивают, – отозвался Свечка.

– Он прав. Нас переоценивают, – раздался внезапно чей-то голос.

Сочия взвизгнула. Коннектенцы, выпучив глаза от изумления, принялись наперебой задавать друг другу вопросы. Кто-то решил, что это розыгрыш, но смуглые Амбершелевы приятели ударились в панику. Несколько человек вытащили оружие, которое, вообще-то, проносить на совет не полагалось, и принялись рубить воздух. Другие выбежали в коридор.

– Господин совершенный, – тоненьким испуганным голоском пропищала Сочия, – до меня только что кто-то дотронулся. И вложил мне в руку вот это.

На ладони у девушки лежало кольцо.

Монах поднес кольцо к самому яркому светильнику. Стоявшие поблизости смуглые чужаки, увидев его, побледнели. Один коротышка даже внезапно дернулся, словно нацелился рухнуть в обморок.

– Что это? – спросил монах.

Но никто ему не ответил. Предводитель иноземцев вывел своих соотечественников из зала. А вокруг Свечки столпились Берто Бертранд, Бернардин Амбершель и Сочия.

– Кольцо с печатью, таких я еще не видел. Хм… – Совершенный заметил на кольце засохшие пятна крови. – А вот символы эти мне что-то напоминают.

На ум ему пришли горные кряжи на севере от Каурена – Альтай. В тамошние темные леса слово Эйса, Аарона и их последователей пришло не так давно, и древних богов там хоть и не чтили больше, но и не забывали.

– Бернардин, выясните, почему всполошились ваши друзья.

Свечка собирался подробно расспросить Сочию о том, как к ней попало кольцо.

Он не хотел верить ее словам. Даже совершенный может испугаться, если поверит в невидимок, разгуливающих по Кастрересону.

Амбершель что-то прорычал в ответ – поведение «друзей» его явно не обрадовало.

– Я объявлю, что тем, кому есть куда идти, нужно уходить из Кастрересона, – сказал Берто Бертранд.

Как выяснилось, Бернардин Амбершель ничего не решал. Городские советники и вельможи выслушивали его только потому, что он приходился родней графу Реймону. Вежливо покивав, они затем делали всё по-своему. Мысль о том, что перед лицом могущественного врага следует сплотиться вокруг центральной власти, все старательно игнорировали.

На шестнадцатый день пошел слух, что противник что-то затевает. Из Фиральдии в патриаршее войско прибыло подкрепление – несколько тысяч временных рекрутов. Главнокомандующий намеревался воспользоваться новыми силами. Ближе к вечеру посланник из Шивеналя принес весть о том, что город сдался.

Брат Свечка услышал новости, стоя на стене.

– Этого-то они и ждали, – пробормотал он. – Теперь смогут доставлять сюда припасы на баржах по Лауру.

Монах задумался о том, какая судьба постигла шивенальских ищущих свет, а также дэвов и дейншо. Солдат главнокомандующего трудно было назвать фанатиками, но следом за ними шла Конгрегация.

На семнадцатый день осаждающие напали на Бург и Новый город, удивив тем самым защитников, которых тем не менее о нападении предупреждали. Солдаты перебрались через окружавшую Новый город стену и захватили ворота. На улицах начались бои. К ночи стало понятно, что коннектенцы потерпели поражение. Патриаршие бойцы немедленно начали обстреливать Кастрересон с самых высоких зданий Нового города.

С северо-западной стороны, в Бурге, защитникам удалось сбросить нападавших со стены, но те все же пробили две бреши в кирпичной кладке. Защитники оттеснили неприятеля и под непрерывным огнем залатали проломы. В это время их обстреливали с деревянных башен, которые с невероятной быстротой успели соорудить осаждавшие. Горящие снаряды, оставляя за собой длинный след, летели через стену.

– Я, конечно, не солдат, – сказал Берто Бертранду брат Свечка, – но думаю, вылазку устраивать неразумно.

Почти каждый день небольшие отряды кастрересонцев нападали на врага, но каждый раз терпели поражение.

– Вечером отобьем Новый город, – заявил на это Бертранд; значит, советники уже все решили. – И обрушим башни, обстреливающие Бург.

На стенах Нового города и Бурга стояли только легкие баллисты. Да и вообще оборонительный арсенал Кастрересона оставлял желать лучшего. Камней для баллист не хватало. Но городские вельможи твердо верили в крепость стен Белого Города.

Брат Свечка опасался, что все предосторожности Роджера Шеля пойдут прахом.

– Завтра ударим по основному лагерю, – добавил Бертранд. – Этого они не ждут. Оттесним их назад, за реку, и захватим башни возле моста.

Как выяснилось, целью этого грандиозного и довольно запутанного плана было заманить неопытных патриарших рекрутов на этот берег реки и, после того как они окажутся отрезанными от своих, уничтожить их.

Придумывая эту хитроумную схему, защитники, во-первых, не учли, что всякий чересчур сложный замысел обычно обречен на провал, и, во-вторых, совсем позабыли о таинственном невидимке.

Свечка был уверен, что застать врага врасплох им точно не удастся. Он предпочел пойти спать, вместо того чтобы оставаться на стене и с горечью наблюдать за неминуемой катастрофой.

Не в силах сдержать своей радости, Сочия вбежала в келью брата Свечки. Она буквально подпрыгивала от нетерпения, пока совершенный сонно протирал глаза.

– Девице твоего положения не подобает находиться здесь, – отчитал он девушку, хотя граф Реймон и доверил свою невесту именно ему. – Но раз уж пришла, успокойся и расскажи все по порядку.

– План сработал! Они отбили Новый город. А башни, из которых обстреливали Бург, снесли. – Тут она чуть сникла. – Только вот пожары не все удалось потушить.

Брат Свечка уселся на тростниковой циновке, на которой спал, и закутался в рваное одеяло. Ночью он замерз.

– Им действительно удалось застать врага врасплох?

– Именно!

Монах решил, что это какая-то вражья уловка.

– Выйди-ка за дверь, дай мне одеться.

В Карон-анде-Лете Сочия жила свободно и мало заботилась о приличиях и условностях. Но в Кастрересоне все иначе. Не дело, если о нареченной графа Антье начнут сплетничать.

– Скорее же! – накинулась на совершенного Сочия, когда он наконец вышел из комнаты. – Я хочу посмотреть!

Но брат Свечка не желал торопиться. Он даже решил позавтракать, намазав на ломоть хлеба темный и тягучий, почти горький мед. Когда наконец девушке удалось вытащить его на улицу, небо на востоке уже окрасилось золотом, а на севере видно было зарево все еще горевшего Бурга.

– Думаю, нам лучше пойти на восточную стену.

По улицам шли толпы взбудораженных горожан. Все были вооружены. Для этой вылазки пришлось опустошить арсеналы. Кастрересонцы шли захватывать мост через Лаур.

Брату Свечке подумалось, что сейчас мимо него идут живые мертвецы.

Родные защитников тоже высыпали на улицы. Их страх ощущался почти физически. Чьи-то отцы и мужья сегодня не вернутся.

Вернется ли вообще хоть кто-то? Ответ на этот вопрос Свечка узнать боялся.

Он благословлял всех, кто просил, – мейсалян и прочих. Многие приверженцы епископальной церкви не прочь были заручиться благословением, неважно чьим. Хотя провискесментские священники ждали всех у ворот, чтобы напутствовать истинно верующих.

Свечка решил, что святые отцы, преданные Безупречному, вряд ли рискнут показаться, хотя среди защитников Белого Города были и пробротские епископальные чалдаряне.

Все они сейчас, как и бывает с воинами перед битвой, боялись и сомневались в успехе, но при этом твердо верили в свое правое дело.

Брат Свечка же боялся и сомневался, а вот уверенности совсем не испытывал.

– Сочия, девочка моя, как только здесь все закончится, я тебя покину.

– Нет… Что это вы такое говорите?

– Дитя, я забыл, кто я есть. Я запутался. Мне нужно отстраниться от суетного мира и снова обрести самого себя. Я рискую потерять душу.

Сочия возразила монаху, воспользовавшись его же собственными доводами.

Кастрересонцы пошли в атаку еще до того, как девушка и старик успели забраться на стену. Их зажали в толпе возле ворот и едва не вынесли из города, но тут на помощь пришли отнюдь не девические манеры Сочии.

Хорошего места на стене занять не удалось – там уже давно все было занято.

Беспорядочной толпой, натыкаясь друг на друга, кастрересонцы сбежали с холма к Инконжу. Это совсем не было похоже на четко организованное наступление.

– Какая глупость! – простонал брат Свечка. – Этим городом правят глупцы!

Ему было наплевать, что кто-то из этих глупцов стоит рядом с ним на крепостной стене, ведь они должны были сейчас быть внизу, вместе с теми, кто идет на верную смерть.

Вскоре оказалось, что советники Кастрересона, возможно, вовсе не так глупы. Огромная толпа, подгоняемая страхом и воодушевлением, способна на многое.

Благодаря безусловному численному превосходству кастрересонцам удалось пробиться за частокол, за которым начинался мост, и отбросить солдат патриарха. Многие оказались отрезанными. Несколько воинов главнокомандующего бросились в Лаур и поплыли к своим. Защитникам города удалось захватить недостроенную сторожевую башню на западной стороне моста. Потом они начали осаду второй башни, восточной.

Неприятель удерживал башню почти два часа. За это время подтянулась патриаршая артиллерия и отряд арбалетчиков. По мосту велся непрестанный огонь. Стреляли не только обычными снарядами, но еще и чем-то странным, что взрывалось с громким шумом и запахом серы. Кастрересонцы несли потери, но все же сумели захватить вторую башню.

Солдаты армии патриарха не стали ее отбивать.

Вместо этого они быстро возвели деревянные башни, с которых уже вечером начали обстреливать башни, отвоеванные по обе стороны моста, и сам мост.

Зеваки на стенах Кастрересона рвали глотки и вопили от радости.

Но брат Свечка молчал. Молчала и Сочия Рольт.

Девушка все поняла: патриаршее войско, в отличие от них, не понесло таких ужасных потерь.

Эта победа ничего не решала. Особенно если потери кастрересонцев будут слишком велики. Тогда они просто не смогут защищать стены вокруг всего города в случае неожиданных атак неприятеля, а атаки эти наверняка еще впереди.

Только после наступления темноты стало ясно, чем заплатил Кастрересон за необдуманное решение. Рыдания и крики отчаяния, доносившиеся из-за крепостных стен, наверняка ласкали слух неприятеля. Более тысячи горожан погибло, раненых и изувеченных было еще больше. Некоторые семьи потеряли всех своих кормильцев. И многие еще потеряют, когда заражение крови сделает свое дело.

Брат Свечка готов был поспорить на мешок золота, что враг не понес и десятой доли того урона, который потерпели безрассудные смельчаки из Белого Города.

Он плакал, не стесняясь своих слез, а в это время советники и вельможи кричали о победе.

– Они отступили, но не ушли, – сказал монах Бернардину Амбершелю. – И скоро снова нападут.

Это случилось даже быстрее, чем опасался старик.

Патриаршая армия ударила еще до рассвета. Люди главнокомандующего переплыли Лаур, кое-кто переправился на лодках – с двух сторон от моста. Караульных кастрересонцы не выставили. Те, кто пересек реку выше по течению, объединились с отрезанными днем, а те, кто переправился ниже, ударили по Инконжу. И наголову разбили плохо вооруженных защитников города. Спастись удалось только тем, кто заперся в башнях. Взошедшее солнце осветило склон перед барбиканом, усыпанный телами павших. Не щадили никого.

Беженцы из окрестных городов и замков твердили одно и то же: патриаршие псы не милуют тех, кто им сопротивляется. Именно поэтому города и сдавались главнокомандующему без боя один за другим. Никому не хватало мужества бороться.

Пока город с ужасом взирал на учиненную бойню, враг атаковал Новый город и прорвался через наспех заделанные пробоины в стене. Защитников вытеснили почти молниеносно. Еще до полудня воины патриарха уже подкапывались под стены самого Кастрересона и возводили башни, чтобы обстреливать с них крепостной вал.

И тут самоуверенность и лень вновь подвели коннектенцев. Никаких укрытий для защиты от навесного огня они так и не соорудили. Гурдиций не построили, поэтому противник мог преспокойно делать подкопы под стены – стрелять по нему было неоткуда. Использовать потайные двери крепости для контратак тоже больше не было возможности – враги уже знали их и засы́пали все до одной. А основные ворота, ведущие в Новый город, завалили бревнами и хворостом и подожгли.

Под свинцовыми грозовыми небесами и несмолкающим дождем вершилась сейчас история. Ночь неотрывно следила за сражением.

Брат Свечка разволновался не на шутку. Теперь даже самые фанатичные приверженцы епископальной церкви боялись Ночи. Ходили тысячи самых жутких слухов. Внизу, на склоне холма, усыпанного павшими, видели следы Бестии. Возле брабикана заметили даже Смерть с часословом в руках. Сотни людей утверждали, что их братья или дядья столкнулись на поле боя с Черенком. По улицам шастали призраки Кинта.

И брат Свечка, и те, с кем он успел поговорить, сами ничего такого не видели. Все ссылались на кого-то другого, но слухи множились.

– Почему Старейшие помогают бротскому узурпатору? – негодовала Сочия. – Ведь церковь хочет их уничтожить.

Разговор шел за скудным обедом, который состоял из куска старого сыра и черствого хлеба и проходил в каморке возле кухни в обители графов Кастрересонских.

– Я, конечно, только предполагаю, – отозвался монах, – но готов поспорить, что сейчас там, за стенами, люди задаются похожим вопросом: почему же это Старейшие помогают нам, если здесь никто не желает их возвращения?

Девушка хотела поспорить, но передумала.

– Ночь ни на чьей стороне, – продолжал монах. – Нам только кажется, что она поддерживает кого-то, потому что все мы видим и слышим лишь немногое, доступное смертным.

Хотя, если вспомнить то, что случилось на восточном берегу Дешара, Ночь на этот раз, возможно, все же имела свои предпочтения.

– Им помогают члены коллегии.

– Помогают, – согласился старик. – И видимо, лучшие из лучших.

Захватчики даже не скрывали этого. Правда, не все пришедшие с армией патриарха принципаты имели громкую славу. Но вот о Муньеро Делари слухи ходили самые пугающие. А еще с ними был Бронт Донето, который отправился в Антье, – возможно, самый могущественный член коллегии. Всю жизнь он скрывал свои истинные способности.

– Нам нечего им противопоставить.

– Нечего. Все преимущества на их стороне.

В каморку вошел мрачный Бернардин Амбершель.

– Они отбили башню на противоположном берегу, – сказал он. – И начали сооружать наплавной мост. Ночью мы постараемся его разрушить, но вряд ли нам улыбнется удача. Мало кто из горожан рискнет снова выйти за стены.

Амбершель явно что-то недоговаривал, и монах чуть махнул рукой, словно подбадривая его.

– Патриаршее войско все еще не может взять город в сплошное кольцо.

Две пятых армии главнокомандующего отправились осаждать Антье и Шивеналь, и еще множество солдат захватывало окрестности Кастрересона, поэтому всего под стенами Белого Города собралось не больше восьми тысяч человек. Хотя даже такого войска в Коннеке не видывали вот уже несколько веков.

– Возможно, придется уходить, пока не стало еще хуже, – продолжал Амбершель.

– Я думал, Кастрересон неприступен, – отозвался монах.

Хотя он знал, что беженцы начали покидать город сразу же, как только появились первые отряды патриарших воинов. Те беглецам не препятствовали – пусть идут и станут лишними ртами где-нибудь в Коннеке.

– Мог бы быть неприступным, если бы местные вельможи действительно хотели его защитить. Но они не желают признавать, что мы в осаде. Никто не хочет пожертвовать своим домом, чтобы обеспечить камни для баллист. «Только не я, пусть сначала другой». И все уверены, что вот-вот подоспеет помощь из Каурена и Навайи.

Монах кивнул. Да, он видел подобное, и не раз. Коннектенцы никак не могли поверить, что Тормонд IV так и останется навечно Великим Недотепой. Или что король Питер вряд ли отправит на выручку войско – разве что тех рыцарей, что выступили вместе с Изабет. Питер не мог позволить себе ослабить оборону: владыки Аль-Халамбры мигом воспользовались бы этой возможностью и свели бы на нет Чалдарянскую Реконкисту.

Да и на Сантерин особенно рассчитывать нечего – пустые надежды. Хотя король Брилл, напав на границы Арнгенда, и отвлек ненадолго внимание Полоумного Шарльва и Анны Менандской.

Герцог Тормонд, обнаружив, что захватчики уже в каких-то шестидесяти милях от его города, впервые задумался о своих военных возможностях.

Брат Свечка искренне надеялся, что Тормонд прислушается к советам сэра Эарделея Данна.

– Именно вас граф Реймон оставил за главного. Я же должен присматривать за всеми.

Амбершель явно ждал иного – надеялся, что ему подскажут, что делать.

– Ну тогда подождем. Если местные вельможи по-прежнему будут делать вид, что все в порядке, отправимся в путь. Просто будьте наготове.

Спустя два дня брат Свечка поднялся на стену чуть южнее барбикана. Внизу горели сотни костров – они помогали целиться патриаршим артиллеристам. Осадные машины работали беспрестанно – день и ночь напролет. Солдаты возле них сменялись, а камни и бревна подтаскивали местные крестьяне.

Несколько часов назад обрушилась часть барбикана. Основная стена дрожала, по ней бежали трещины.

На восточном берегу Лаура люди главнокомандующего строили временные причалы – рядом с наплавным мостом. Там уже пришвартовалась дюжина кораблей и лодок, с них выгружали припасы. На берегу строили склады.

Осаждавших снабжали едой гораздо лучше, чем осаждаемых.

Хотя вряд ли осада затянется. Новый город уже взят, и скоро, видимо, захватчики снова ударят по Бургу.

На узких темных улочках воцарилось отчаяние. Мало кто теперь верил, что город, остававшийся неприкосновенным пять веков подряд, устоит на этот раз. Последней их надеждой была королева Изабет да еще герцог Тормонд.

Изабет со своими рыцарями была уже в двадцати милях от Кастрересона, а Великий Недотепа призывал добровольцев помочь защитникам второго по величине города Коннека.

Брат Свечка сомневался, что из этого выйдет что-нибудь путное.

Неожиданно обнадеживающие вести пришли из Вискесмента: сторонники Непорочного собрались там после ухода армии патриарха и избрали нового антипатриарха. Некий никому не известный епископ из Селларса, что в Граальской Империи, по имени Роклин Глас, принял не предвещающее ничего хорошего имя Непримиримый и обещал развязать серьезную войну против узурпаторов из Брота – не просто сопротивляться, но наступать. Он призывал к священному походу. И хотя за пределами Вискесмента никто не воспринимал этих призывов всерьез, с членами Конгрегации в тех краях расправлялись, и весьма жестоко. Они пожинали посеянную ими же ненависть.

Непримиримый грозился казнить по одному члену Конгрегации в отместку за каждого убитого ими непробротского епископального чалдарянина. Оба они – и новый антипатриарх, и Безупречный – теперь ночей не спали, рассылали очередные буллы, отлучали друг друга от церкви и предавали анафеме.

Безумие порождает безумие, подумал брат Свечка.

Быть может, они сожрут друг дружку и на свете останутся только неверные, ищущие свет да те, чьи древние жестокие божества постепенно возвращаются в этот мир из тени забвения.

Его все больше охватывало смятение, когда он смотрел на солдат патриарха. Он вдруг понял, что такого не было со времен Древней Империи. Город осаждали профессиональные воины, которых вели в бой профессиональные офицеры, отобранные не за благородное происхождение, а за опыт и безупречную выучку. Все они прошли не одну войну и занимались своим делом с невозмутимостью обычных мясников или каменщиков. И как бы знать по обе стороны ни презирала их, разили они стремительно и точно.

Любопытно, как такое войско встретит тяжело вооруженную кавалерию?

Его мрачные раздумья прервал появившийся на крепостной стене Бернардин Амбершель.

– Брат, я только что был на очередном совете местной знати.

– Дайте-ка угадаю: они никак не могут договориться и избрать толковую стратегию.

– Вам, брат, ставки бы делать на деньги.

– Я теперь этим и занимаюсь в некотором роде. Ставлю на кон свою душу, следуя за мирскими иллюзиями.

Амбершель вздрогнул.

– Я все решил, – сказал он. – Они не предпринимают никаких шагов, и уже завтра утром солдаты патриарха наверняка возьмут Бург. Сегодня ночью мы еще успеем уйти. Возможно, это наш последний шанс.

– Этого я и боялся. Но идти готов, конечно же.

– Хорошо. Прекрасно. – Амбершель тщетно пытался скрыть свой страх, голос выдавал его. – Луна будет светить достаточно ярко. К рассвету нужно отойти подальше от Кастрересона.

– Вы чего-то боитесь?

– Ходят разные разговоры. Будто бы в темноте рыскают чудовища.

Брат Свечка кивнул, хотя те ужасы, о которых он слышал, пугали его скорее умозрительно. Бестия, Черенок, другие призраки – все они вызывали отвращение, но не страх. И могуществом пока еще не обладали.

Это были всего лишь тени прежних богов.

– Хорошо, я соберу вещи и предупрежу девочку.

– Я с ней уже говорил.

– Превосходно. Быть может, нам и удастся уйти до рассвета.

В полночь Сочия Рольт, брат Свечка и Бернардин Амбершель со своими соратниками покинули Кастрересон через маленькие ворота в северной крепостной стене. Полчаса пришлось им ждать своей очереди – сквозь ворота текла настоящая река из беженцев.

В неверном отблеске луны совершенный различал ищущих свет и других нечалдарян – тех, кто пострадает сильнее прочих, если падет Кастрересон.

Они прошли около мили. Небо затянули тучи, луна скрылась. Подул ветер, становилось все холоднее. Наступила гнетущая темнота.

Впереди, где-то в миле от них, тропа заворачивала за склон холма. Тьма еще больше сгустилась. Беглецы шли медленно, наугад находя дорогу. Кто-то заговорил о факелах, но факелов с собой ни у кого не оказалось. Еще кто-то, сохранивший трезвость мыслей, заметил, что огонь привлечет внимание вражеских патрулей. Они ведь наверняка бродят неподалеку и с радостью ограбят и убьют их всех. Именно патриаршие рекруты несли караул в окрестностях Белого Города, и главнокомандующий дал волю их алчности.

Ясное дело: если убивать всех, кто оказывает сопротивление, в Коннеке скоро никто не осмелится взяться за оружие.

Темнота не помогала беглецам. Она хоть и скрывала их, но при этом ослепляла. Все чувствовали угрозу. Тропа вилась меж холмов. Вскоре дошли до развилки. Направо дорога вела к старому имперскому тракту, по которому они могли бы с легкостью идти даже в темноте. Бернардин Амбершель рассчитывал выйти к нему с рассветом – тракт проходил в дюжине миль к западу от Белого Города.

Но надежды его не сбылись.

Уже светало, а старого тракта все не было.

То и дело приходилось останавливаться, и не только из-за непроглядной тьмы.

Мимо шли невидимые во мраке создания. Они источали зловоние, отвратительно хохотали, перебегали тропу, и испуганные путники вскрикивали в ужасе.

До имперского тракта брат Свечка и его товарищи так и не добрались. Кто-то принес весть, что по нему идут на запад патриаршие силы – навстречу королеве Изабет. Видимо, неприятель боялся, что она помешает взятию Бурга.

Монах с девушкой и графский кузен примкнули к другим беженцам, шедшим обратно к развилке.

Пошел снег.

– Дурная голова ногам покоя не дает, – проворчал монах.

Они с Сочией вовсе не собирались идти в лагерь королевы Изабет и оказались там лишь потому, что дорога проходила мимо Моэла-анде-Ларжа. А еще потому, что к навайцам их преследователи наверняка не сунутся. В толпе беглецов монаха узнал его старый знакомый. Теперь совершенный куда-то шел следом за ним.

– Микаэль Кархарт, что же вы намерены со мной делать?

Свечка очень удивился, встретив философа-дэва за пределами Каурена.

– Спокойно, – усмехнулся Кархарт. – Изабет просто хочет побеседовать о Кастрересоне. Ее можно не бояться.

– Гадюк тоже можно не бояться. Если, конечно, хватает ума держаться подальше от змей.

– Друг мой, – нахмурился Микаэль Кархарт, – следите за своим языком. Нынче знать уже не любит подобных шуток.

– Это верно. А я-то помню еще те славные времена, когда повсюду привольно бродили трубадуры и распевали крамольные песни перед всеми желающими.

– Хотите шутить – пожалуйста, но вы же понимаете, о чем я. Будьте осторожны.

Брат Свечка действительно понимал. Знать сейчас была не в лучшем расположении духа и могла выместить свой гнев на ком угодно.

В большом зале Моэла-анде-Ларжа, замка, в котором временно разместилась Изабет, совершенный увидел и другие знакомые лица. Королеву сопровождало с полдюжины смуглых красавцев, ничем не напоминавших ее мужа. Это должно было означать, что король Питер доверяет им безоглядно. Или что всецело надеется на придворных дам из свиты королевы, мрачная суровость которых служит ему залогом верности супруги.

Присутствие в зале Ханака эль-Миры и епископа Клейто удивило Свечку не меньше, чем встреча с Микаэлем Кархартом. Все они были старыми друзьями, хотя и придерживались разных взглядов. Не хватало лишь Бриса Лекро.

Что с ним сталось? Нужно спросить. Свечка так и не знал, чем закончилось та история с отравлением.

Красавцы-рыцари молча взирали на совершенного. Несмотря на показное безразличие, в их взглядах отражалось презрение. Навайская знать исповедовала епископальную чалдарянскую веру, но не особенно фанатично – с поправкой на мирские дела. У короля Питера было гораздо больше союзников среди дирецийских праман, чем среди епископальных князей.

– Присаживайтесь, совершенный, – вежливо сказала королева. – О ваших спутниках позаботятся. Насколько я понимаю, дорога была нелегкой.

– Мы с Сочией Рольт скитаемся вот уже много месяцев, – поклонившись, объяснил монах. – Бежим то от арнгендцев, то от гролсачцев, то от демонов, а теперь вот приходится бежать от главнокомандующего патриарха-узурпатора.

– Расскажите, чему вы были свидетелем, что видели с момента нашей последней встречи.

Брат Свечка рассказал все и во всех подробностях. Младшая сестра герцога Тормонда оказалась гораздо терпеливее своих красавцев-рыцарей. Они устали от рассказа весьма быстро, но королева выслушала все очень внимательно и не перебивая. В детстве она, помнится, не отличалась такой выдержкой.

– Кажется, Ночь гораздо беспокойнее на востоке, – заметила Изабет. – Оттуда доходят сотни слухов, но с запада – ничего.

– Пробудившиеся создания – Орудия, связанные с войной и хаосом. А сейчас в Коннеке спокойно везде, кроме Антье и Кастрересона.

Королева кивнула. Брат Свечка помнил ее еще девочкой и не переставал удивляться, как из этого угловатого бесенка выросла такая статная, красивая женщина. Он вдруг подумал о ее сыне. Интересно, где сейчас юный принц? Здоров ли он? В последнее время в стране ходили разговоры совсем иного рода и до сплетен о королевской семье никому не было дела.

– Кастрересон действительно в опасности? – спросила Изабет.

– Вне всяких сомнений.

– Но крепостные стены…

– Уязвимы не стены, а люди, которые за ними прячутся. Половина до сих пор искренне верит, что нет никакой опасности. Главнокомандующий творит, что ему вздумается, когда ему вздумается и где ему вздумается. А в Кастрересоне никто не делает ничего, чтобы оказать ему даже мало-мальски ощутимое сопротивление. Они просто ждут, пока вы и ваш брат спасете их. – И монах во всех подробностях описал все просчеты и небрежности, которые допустила знать Кастрересона. – Берто Бертранд старается изо всех сил, но никто не желает его слушать.

– Шутки Господа жестоки. Если бы только Роджер Шель прожил на полгода дольше.

Брат Свечка ничего не ответил. Пускаться в теологические споры сейчас было бы не слишком разумно.

– Да, положение очень серьезное. Граф Алпликово, – обратилась Изабет к одному из своих спутников, – вам известно, что я и король Питер думаем по поводу наших коннекских вассалов.

– Известно, ваше величество, – чуть поклонился красавчик-рыцарь.

Брат Свечка заметил обожание в его обращенном на королеву взгляде. Хотя это могло не значить ровным счетом ничего. Дирецийские рыцари, в отличие от их коннекских родственников, не позволяли себе любовных интриг, так превозносимых бродячими певцами. В Диреции постоянно шли войны, и времени на нежные воздыхания у них просто не было.

Совершенный задумался. Граф Алпликово. А не тот ли это Дигрес Алпликово, которого воины Аль-Халамбры прозвали Грозой Неверных и который не раз помогал королю Питеру одерживать блистательные победы? Может, людей с таким именем несколько? Если это он, то почему отправился сюда, а не осаждает очередную праманскую твердыню в Диреции?

– Ваше величество, – дерзнул Свечка обратиться к королеве, впрочем, совершенные часто высмеивали правила этикета, – лучше не называть вслух имена, особенно если этот господин тот, о ком я думаю.

Он напомнил Изабет о невидимке, явившемся на совет в Кастрересоне.

– Понимаю ваше беспокойство, – отозвалась королева. – Но мы не скрываем присутствия здесь нашего кузена. Мой муж считает, что это устрашит врага. Что же касается невидимки, вы сами опровергли эту ложь, когда рассказали об успешном взятии моста через Лаур. Это просто была чья-то глупая шутка.

– Шутка, но не моя, – произнес чей-то голос.

Доносился он откуда-то с потолка, словно бы с одной из закопченных балок.

Вслед за голосом послышался громкий хохот. Королева и ее приближенные зашептались о колдовстве.

– Разумеется! Колдовство. И притом наивысшей пробы. Но совсем не такое мерзкое, как то, что творят чародеи с Артесипеи.

Брат Свечка заметил, что граф Алпликово не испугался и не сделал отгоняющего демонов знака. Он и другие рыцари тут же встали поближе к выходам из зала и теперь внимательно вглядывались во все темные углы.

Вдруг королева Изабет вскрикнула и с отвращением уставилась на свои колени.

Рыцари бросились к ней. Лязгнули вынимаемые из ножен мечи.

Краем глаза Свечка увидел, как из зала выскользнул некто, облаченный в коричневые одежды. Выходя, таинственный незнакомец шутливо отдал ему честь. А когда монах пригляделся, его уже и след простыл.

Совершенный понял, что уже видел этого человека. На улицах Кастрересона и на крепостной стене в толпе зевак.

– Он ушел, – сказал монах и описал незнакомца.

Но никто его не слушал – все столпились вокруг Изабет.

На коленях королевы лежала отсеченная рука, покрытая крупинками соли.

– Кольцо, – указал брат Свечка. – Это послание.

– Объясните, – спокойным голосом велел Алпликово.

Про графа говорили, что его ничем невозможно вывести из себя.

– В Кастрересоне невидимка вложил похожее кольцо в руку невесты графа Реймона. На совете присутствовали люди с Артесипеи, и они чрезвычайно всполошились, будто узнали о некоей катастрофе.

– Эта рука не принадлежала человеку, – сказала Изабет.

Рука была черная, с синеватым отливом, на слишком длинных пальцах – угловатые ногти, кожа под ногтями желтая. Сами ногти были поломаны и растресканы.

Дирецийцы не согласились со своей королевой.

– Среди праман за Гибр-аль-Таром встречаются странные племена, – заметил кто-то.

– Похоже на обезьянью лапу, – сказала Изабет.

– Так ли это важно? – спросил Свечка. – Это, вполне вероятно, рука воплотившегося демона. Важно то, что невидимка ускользнул. – Монах рассказал о человеке в коричневом одеянии. – Я уже видел его раньше, и всегда в толпе.

Суматошные поиски успехом не увенчались.

Узнав от совершенного все, что было возможно, Изабет приказала ему:

– И не вздумайте там в лагере болтать свои мейсальские глупости. Отправляйтесь вместе со своей подопечной в Каурен. Я дам вам письма для брата, и он о вас позаботится. Не оставляйте его в покое, понукайте изо всех сил. Его людей убивают во имя Господа, которого многие из них презирают.

Монах улыбнулся. Веру Изабет нельзя было назвать крепкой, она даже склонялась к мейсальской точке зрения, но демонстрировать свои взгляды перед воинами короля Питера не могла. Политика, как всегда, шла впереди религии.

Брат Свечка попрощался, следуя всем правилам этикета. За ним с каменными лицами наблюдали подданные Питера.

Совершенный был уверен, что упустил нечто важное. Не успел он выйти из зала, как разгорелся спор. Некоторых навайцев появление загадочного невидимки встревожило – тех, кто не считал это ловкой проделкой еретика-богоотступника.

Еретик получил письмо к герцогу и кошель с серебром. Ему вместе с воспитанницей предстояло преодолеть сорок миль, отделявших Моэла-анде-Ларж от Каурена.

Когда он вернулся, Сочия тут же бросилась к нему.

– Солдаты королевы арестовали иноземных друзей Бернардина! – взволнованно пролепетала девушка. – Потащили их в за́мок! И Бернардина бы забрали, если бы кто-то его не узнал. Что происходит?

– Не знаю. Можем спросить самого Бернардина, но уже по дороге в Каурен. Именно туда нам велели отправляться.

– В Каурен? Прямо сейчас? – заканючила Сочия. – Даже на денек нельзя задержаться?

– Королева желает, чтобы мы ушли. И судя по всему, было бы вполне разумно выполнить это желание.

На востоке в небо поднимался дым. Вдалеке, на склоне холма, появились черные точки.

Главнокомандующий подтягивал войска.

Сочия уставилась на восток и побледнела.

– Вы думаете… – Голос изменил ей.

– Нет. Антье не падет. Разве что осажденные съедят друг друга. Пока не погиб последний солдат, граф Реймон Гарит будет биться. И напоследок еще прихватит с собой дюжину патриарших прихвостней.

Именно это девушке и хотелось услышать. Вполне возможно, Свечка был прав. Если только граф Реймон не станет жертвой предательства.

Сочия хотела что-то сказать, но вдруг возмущенно взвизгнула:

– Кто-то только что ухватил меня за задницу!

Краем глаза брат Свечка заметил человека в коричневом. Тот, ухмыляясь, снова отдал ему честь, развернулся и пропал.

Днем теперь было еще страшнее, чем ночью. Враг захватил все окрестные города и замки. Но люди не переметнулись к неприятелю, они укрывали беженцев от захватчиков и от созданий Ночи. И все же брату Свечке и его спутникам приходилось идти вперед именно днем. Двигались они медленно: на каждой дороге дежурили патрули главнокомандующего, псы из Конгрегации шастали повсюду. Беглецы разделялись на все более маленькие группки, и вскоре монах шел уже в сопровождении только Сочии Рольт и Бернардина Амбершеля.

Легче им стало только тогда, когда захватчики внезапно покинули Моэла-анде-Ларж, после того как рыцари королевы Изабет нанесли им серьезное поражение.

Совершенный уступил просьбам настырной девчонки и уже к вечеру жестоко об этом пожалел.

17

Новая заря и новый свет

Каждый день подчиненные главнокомандующего отбирали для него двух пленников, от которых можно было узнать что-нибудь важное. Хект допрашивал их неизменно в присутствии Мадука и его людей.

– Титус, – сказал Хект, – что-то мне это не нравится.

– Вы о чем, мой господин?

– Может, этих пленников выбирают специально, чтобы они рассказали мне именно то, что я хочу услышать?

– Вам мало плохих новостей? Или мало непокорности?

– Ладно, забудь. Сколько еще это продлится?

– Что?

– Осада Кастрересона.

– Все зависит от коннектенцев, так? Если вы не хотите жертвовать жизнями солдат.

Офицеры уверяли Хекта, что Белый Город можно взять в любой момент, – пусть только главнокомандующий отдаст приказ. Но тогда погибнут тысячи людей и сам Кастрересон, вполне вероятно, придется разрушить.

– Я не тороплюсь. Пока не тороплюсь.

– Можно договориться с ними. Безупречного-то здесь нет.

– Все никак не зауважаешь нашего хозяина?

– Ни в жизнь.

– Только не болтай об этом на людях. Типы из Конгрегации повсюду. Коннектенцы не успевают их приканчивать – тут же появляются новые.

– Вечно забываю, что большой мир так разительно отличается от нашего тесного круга.

– Не забывай. У тебя семья, между прочим. А где Бехтер? Я его уже несколько дней не видел.

Хотя обычно Бехтер всегда болтался под ногами в самый неподходящий момент.

– На обходе – проверяет, как идут работы. Он же участвовал в осадах еще в Святых Землях.

– Тебе удалось добыть полезные сведения из надежного источника? Как вообще с источниками?

Консент раздосадованно покачал головой.

– Местные дэвы и дейншо говорить отказываются. Они уезжают – в Терлиагу, Платадуру, куда угодно, лишь бы подальше от Конгрегации.

Хекта удивляло, с какой легкостью король Питер Навайский, герой Чалдарянской Реконкисты, принимал в своих владениях неверных. Он ничуть не скрывался и следил, чтобы им не причиняли вреда.

– Питер видел, чего вам удалось добиться в Кальзире, – сказал Консент.

– Значит, он понял, что я использую его же собственные методы. Во время кальзирского священного похода за него сражалось множество праман. А теперь он набирает рекрутов на Шиппене и в Кальзире. И у него неплохо получается.

Пайпер слышал, что две тысячи завербованных на Шиппене праман недавно переправили на Артесипею, – у Питера явно был интерес и там.

У Хекта появилось дурное предчувствие: ведь на Артесипее сейчас находился Костыль с отрядом ша-луг.

– Бехтер идет. Он вам еще нужен?

– Да.

Хект прошел с десяток ярдов, чтобы с другого угла посмотреть на барбикан перед главными кастрересонскими воротами. Грозное когда-то сооружение превратилось в гору щебня, и патриаршие солдаты брали оттуда камни для катапульт. Телохранители следовали за Пайпером по пятам.

Только самые зарвавшиеся члены Конгрегации осмеливались жаловаться на осадные методы главнокомандующего. В ответ на яростные тирады Пайпер предлагал им взяться за мечи и возглавить штурм. Пока предложением этим никто не воспользовался.

– Главнокомандующий хотел меня видеть?

– Да, сержант. Я тут все вспоминаю о человеке в коричневом. Ты его замечал в последнее время?

– Уже несколько недель не видел. А это важно?

– Да нет. Просто я тоже его не видел.

– Ты понимаешь, что ему надо?

– Нет, но, думаю, я знаю, кто он такой. Или кем он был.

– Был?

– Он, возможно, призрак.

Или ему удалось вознестись. Хотя Хект пока не хотел никому ничего рассказывать.

Бехтер нахмурился: подобные разговоры противоречили тому, во что свято верили члены Братства Войны.

– И снова реальность расходится с тем, во что нам хочется верить, – сказал Хект.

Все в его армии, кроме членов Конгрегации по искоренению богохульства и ереси, в последнее время терзались такими сомнениями. Вера слабела.

В Конгрегации же считали, что Господь лишь испытывает ее, являя пастве противоречившие учению знаки.

Пайпер Хект не раз задумывался: а зачем Господу, чей бы он ни был, могло такое понадобиться. Слишком уж мелочно для владыки всего сущего.

– Прозек вернулся, – сообщил Бехтер.

– Рассказывай.

– Пришел как раз тогда, когда ты меня вызвал, так что я только поздороваться с ним успел. Да еще кое-какие меры принять, чтоб он не привлекал внимания.

– Я думал, он погиб.

Из Племенцы новости доходили едва-едва, да и те неутешительные: фальконеты взорваны, артиллеристы ранены, Прозек пропал. Перевал теперь был открыт, но что сталось с чудовищем, так никто и не знал наверняка. Возможно, оно где-то отлеживалось и зализывало раны.

В Граальской Империи поступок принцессы Элспет вызвал настоящую бурю.

Хекта мучили кошмары.

– Пусть немного отдохнет, а потом сразу пришли его ко мне.

Встречи с главнокомандующим, причем без должной обходительности, потребовали Джервес Салюда и принципат из Апариона, хотя до этого они неделями не давали о себе знать и исподтишка шпионили для коллегии. Хект решил, что причиной их внезапного интереса к нему стало появление Драго Прозека.

Однако принципаты его удивили.

– Мы получили известие из Брота, – холодно произнес Салюда, который, с тех пор как стал принципатом, разговаривал только в такой манере. – Нам настоятельно советуют заняться наконец Кастрересоном более решительно.

Таким незамысловатым образом Джервес Салюда намекал, что Безупречный теряет терпение.

– Неужели? А я думаю, он дал бы мне прямое указание, если бы захотел. Раньше он не стеснялся.

– Но осада не может продолжаться вечно.

– Не может и не будет. Наделяю вас полномочиями отправиться туда и предложить им сдаться. Прямо сейчас.

Такое предложение явно удивило обоих принципатов. До сих пор с Кастрересоном не велось никаких переговоров – ни тайных, ни явных.

– И каковы же условия?

– Доверяюсь вашему здравому смыслу.

На самом деле Пайпер просто-напросто хотел поскорее их спровадить: Бехтер как раз привел Драго Прозека для доклада. К тому же Хект понимал, что в Белом Городе еще не настолько отчаялись, чтобы сдаваться.

Всего в двадцати милях стояло войско королевы Изабет, да и ее брат потихоньку зашевелился.

Уже на пороге Джервес Салюда оглянулся и смерил Хекта долгим внимательным взглядом.

Тот лишь пожал плечами.

– Нелегко пришлось в дороге? – спросил он Прозека.

– Да, мой господин. Старался не привлекать внимания, особенно после Дешара. Нас там не особо жалуют.

– И с распростертыми объятиями не ждут. Присядьте, устраивайтесь поудобнее. Сержант, принеси ему все, чего попросит. Ну, рассказывайте.

Бехтер вышел, а вместо него вошел Титус Консент. Прозеку в его присутствии явно было не по себе, но, повинуясь взмаху руки главнокомандующего, он начал свой рассказ.

– Почему же вы не нагнали остальных?

– Не доверял им. Принцесса, конечно… Может, она и искренняя. А вот ее приближенные… Я догадался, что они задумали с нами сделать. Как только мы расправимся с чудищем.

– И что же?

– Они же мигом всех заперли – хотят выпытать секрет огненного порошка и фальконетов.

– Понятно, – улыбнулся Хект. – Но ценные сведения могли сообщить им лишь вы один.

– Точно так, мой господин. Хотя мои артиллеристы не такие уж невежды. Просто они сильны в практике, а вот с теорией у них туговато.

Как и все солдаты. Им нет дела, как работает та или иная штука, лишь бы работала, когда вокруг свистят неприятельские стрелы.

– Но нет худа без добра, мой господин, – продолжал Прозек. – В Племенце их вылечат. Почти всем артиллеристам нужен был хороший лекарь. А оба фальконета взорвались. Да и весь огненный порошок я израсходовал.

– А что с тем чудовищем? С Орудием Ночи?

– Убить его не удалось, только вряд ли оно снова нас потревожит. Теперь оно ненамного сильнее того человека, которым было раньше. Мы его порядком изувечили – еле ползло.

– Прекрасно. Расспрошу принципата Делари. А потом придется хорошенько подумать, как расправляться с такими тварями побыстрее.

– У меня в пути было вдоволь времени подумать. В общем, появились кое-какие мыслишки.

Хект терпеливо выслушал Прозека и искренне поразился.

– Потрясающе! И дорого, немыслимо дорого.

– Денежки-то не мои. Да и сто́ит оно того, если вы действительно хотите покончить с Тиранией Ночи.

– Лейтенант Консент, поколдуйте-ка с финансами, чтобы мы могли воплотить идеи господина Прозека в жизнь. Что же до остального… ускорить частоту выстрелов… Это следует обсудить с литейщиками. А вот ловушки… Этим мы займемся – можно попробовать прямо здесь. В Коннеке в последнее время развелось видимо-невидимо Орудий.

– Можно и без особых подсчетов сразу сказать, что серебра не хватит, – заявил Консент. – Во всяком случае, пока Кладези производят волшебство. Может даже статься, что, если мы насядем на Ночь, положение лишь ухудшится.

– Объясни.

– Кладези иссякают. Это циклический процесс, и сейчас, похоже, мы переживаем момент сильнейшего спада. А значит, люди все больше вынуждены тесниться на маленьких территориях со скудными ресурсами. Война же за эти ресурсы только ухудшает положение, потому что сама их и уничтожает. Уже сейчас можно наблюдать механизм в действии: люди, впервые за много веков, забеспокоились о хлебе насущном.

– И как это все связано с Тиранией Ночи?

– Кладези питают созданий Ночи. А значит, и их ресурсы истощаются. Мы убиваем создание и тем самым уменьшаем конкуренцию – другим достается больше пищи.

– Мне кажется, я понимаю.

– Я не смог объяснить толком.

– Напротив, все ясно. А кормятся ли сильные создания Ночи более слабыми? Как рыбы или насекомые?

– В каком-то смысле – возможно.

– И если мы уничтожим слабых, станут ли голодать сильные?

Консент пожал плечами.

– Прозек, ни во что не лезьте, – велел Хект. – Восстанавливайте силы и обдумывайте свои идеи. Возможно, я вас назначу главным по хорошим идеям.

Прозек вопросительно оглянулся на Редферна Бехтера, но тот ничего не сказал.

– Видел Кловена Фебруарена? – поинтересовался Делари.

– Да поговаривали тут о каком-то невидимке, который шпионит за кастрересонскими вельможами. Но если это и был он, то мне он никаких полезных сведений не передавал.

– Я волнуюсь.

– О чем?

– Чем он там занимается, меня мало беспокоит. Фебруарен как погода. Сделать с ним ничего нельзя, остается лишь смириться. Нет, в Броте творится неладное.

Разумеется, политика. Как бы Хект хотел не иметь к политике никакого отношения. С другой стороны, если бы все жили со всеми душа в душу, он бы остался без работы.

– Именно поэтому мы так редко видим Салюду, Линчцкого и Донето?

Пинкус Горт приезжал в лагерь уже дважды и скоро собирался навестить их вновь, а вот принципат Донето не появлялся ни разу.

– Возможно, – согласился Делари. – Донето держится в тени, а остальные ошиваются здесь, в основном только чтобы шпионить за нами.

– Я их сегодня послал к воротам – предложить кастрересонцам сдаться. Но видимо, тамошним богачам пока мало досталось.

– И напугали мы их недостаточно.

– Хотя и натравили на округу рекрутов.

– Они не сдадутся, пока Изабет стоит всего в дне пути от Белого Города. Знаю, ты не хочешь враждовать с королем Питером, но, чтобы добить Кастрересон, нужно лишить их надежды. Пока бротские политические интриги не выбили почву у тебя из-под ног.

Напав на королеву Изабет, Пайпер будет действовать в интересах тех, кто послал его из Дринджера в Фиральдию. Особенно если вспомнить о том, что Безупречный теперь так славно ладит с Граальской Империей.

– Хотелось бы избежать лишних смертей и разрушений.

Хект вполне готов был перейти к решительным действиям. Планы давно составлены – именно планами и занимались в штабе, пока артиллерия обстреливала Кастрересон, солдаты патрулировали Бург и Новый город, караульные нападали на всех, кто входил в Белый Город и выходил из него, а войсковые инженеры подкапывались под стены и возводили башни, пытаясь запугать жителей, но одновременно готовясь к решительному броску.

– Сначала, полагаю, придется разобраться с Изабет.

– Задача непростая.

– Знаю. Питер не отпустил бы ее сюда без своих лучших воинов. В войске королевы сейчас от восьмисот до тысячи человек. Половину, по всей видимости, прислал герцог Тормонд.

– Тяжелая конница.

Да. Нужно как-то лишить их такого серьезного преимущества. Неподготовленная пехота, даже и превосходящая числом противника, мало что может поделать против шеренги закованных в броню кавалеристов на боевых конях.

– Слышал. У меня есть кое-какие идеи.

Но вряд ли они окажутся полезными: навайцы уцелели в многочисленных стычках с праманами Аль-Халамбры и знали праманские уловки.

Жаль, что с ним нет сейчас Бюля Смоленса и Пинкуса Горта: им обычно превосходно удавалось воплотить в жизнь его планы.

Пора выяснить, чего на самом деле стоит Хаган Брокк.

Пробные атаки вызвали необычайное оживление в Белом Городе. Каждый раз защитники бросались в бой и старались как можно сильнее досадить солдатам патриарха, если те не отступали.

А Хект каждый раз через какое-то время приказывал своим отступить. Он изматывал врага, нападал то там, то здесь, чтобы кастрересонцы замаялись бегать туда-сюда.

Обстрел не прекращался ни на минуту. Даже самые упрямые и самые глупые жители Белого Города должны были понимать, чем все закончится.

В один прекрасный день главнокомандующий решит, что проломы уже достаточно широки, и пошлет своих людей на приступ. А кастрересонцы не смогут отбить нападение во всех местах сразу. Но их все еще не покидала надежда. Сквозь кольцо врагов в город доходили утешительные вести.

– Знаю-знаю, – ответил Консенту Хект. – Но полностью прекратить сообщение мы не можем. Со временем новости в Кастрересон будут доходить неутешительные.

После наступления темноты из лагеря потихоньку выходили отряды. К радости шпионов, они захватывали городки и крепости на северо-западе, где во множестве встречались мейсаляне и преданные Вискесменту чалдаряне. Там, где жители отказывались уступить воле Безупречного, патриаршие солдаты действовали жестоко, но главной их задачей было – постепенно сосредоточиться выше по течению Лаура, вдоль Северного тракта, ведущего в Каурен – столицу герцога Тормонда, располагавшуюся всего в полудюжине миль. Из этой позиции стянутые силы главнокомандующего могли ударить по кауренцам или же создать угрозу королеве Изабет в Моэла-анде-Ларже.

Во главе их Хект поставил Хагана Брокка. Тот станет действовать нарочито неосторожно, чтобы его маневры заметили. А дальше все будет зависеть от реакции герцога Тормонда и королевы Изабет.

Патриаршие отряды, подходившие к Изабет с востока, тоже будут неосторожны, и их тоже непременно заметят.

– Это опытные воины, они живут войной, – объяснил Хект Консенту. – И скорее всего, мечтают проучить нас, но и опасность тоже осознают. В ловушку не сунутся.

– Тогда зачем вы все это делаете?

– Я вырабатываю возможности. И эти возможности они непременно увидят. Останутся сидеть на месте – и я постепенно возьму их в кольцо. Тогда их единственной надеждой станет герцог Тормонд. Или же придется сражаться.

– А Тормонд только болтать и способен.

– Ну, пока он еще ничего не предпринял.

– Но если они нападут на Брокка, мы не узнаем об этом вовремя и не успеем выслать подмогу.

– Узнаем. Наши разведчики сидят у них под самым носом.

У Хекта был уже даже список всех навайцев, служивших королеве Изабет.

– Но где с ними сражаться? Там нет подходящего места.

– Именно. Поэтому лучше всего лишь истомить их. Будем ждать, пока они не выкинут какую-нибудь глупость. Раньше меня.

– Возможно ли такое?

– Титус! Да ты никак сострил? Думаю, мне нравится эта твоя новая черта. – Хект улыбнулся, но потом сразу сделался серьезным. – Возможно, ты и прав. Меня поджимает время. В Броте что-то происходит, а от меня пытаются все скрыть.

– А меня вы расспросить не догадались?

– Нет, – отозвался Хект после небольшой паузы. – Зачем это мне спрашивать своего главного шпиона? Неужели я слишком увлекся тем, что происходит у меня под носом? Что тебе известно?

– Те дэвы, которые раньше делились со мной информацией, уже не так охотно сотрудничают. Но кое-кто все еще надеется, что сотрудничество с патриаршим войском окупится. Они сообщают мне о важных делах.

– И?

– В Броте почти все уверены, что Безупречный умирает. Его приспешники хотят проверенного преемника. Похоже, их кандидатом станет фидуциар Жосеран Кьюто.

Дирециец человек Питера Навайского. Интересные грядут времена.

– Наваец? Мы же до сих пор расхлебываем последствия тех выборов, когда патриархом стал человек не из Брота.

– Я просто пересказываю, что слышал, – пожал плечами Консент. – Говорят, так пожелал Питер. А денег у него хватит.

– Понимаю. А меня почему держат в неведении?

– Потому что у вас армия. И поэтому вы можете в случае чего наложить вето. Если вам что-то не понравится. Как военачальники Древней Империи.

Хект усмехнулся. Что бы сказали на это Гордимер и эр-Рашаль? Шпион, от которого они решили избавиться, может повлиять на то, кого изберут главным врагом каифата Аль-Минфета.

– А вы подумали, кого хотите видеть на месте Безупречного, если он все-таки умрет? – спросил Консент.

Хект вгляделся в его лицо. Неужели Титус его прощупывает? Непохоже.

– У меня тут других забот полно.

– Забот всегда полно.

– Где принципат Делари? Я его что-то давно не видел.

– Я тоже. Но он в лагере. Может, по Арманду скучает.

– Может.

Сам Хект по Осе Стилу не скучал ни секунды.

В Белом Городе заметили, что армия патриарха постепенно редеет, и решили устроить еще одну отчаянную ночную вылазку. Главнокомандующий ее предвидел. Каждая такая вылазка непременно предварялась собиравшимися на крепостной стене зеваками.

Наутро склоны холма усеяли многочисленные тела. Хектовых пехотинцев среди них был мало.

Всю ночь без устали трудились воскресшие Орудия. Солдаты докладывали о странных звуках, об отвратительной вони, но своими глазами видели чудищ немногие.

– Они уже достаточно измотаны? – спросил Хект у своих подчиненных. – Падут под нашим натиском?

– Наши тоже измотаны, – отозвался Консент. – Те, кто отлучался из лагеря и не участвовал в бою, притомились, выполняя отвлекающие маневры.

А еще им удалось отвоевать несколько опорных точек на крепостной стене.

– Пусть принципаты в последний раз предложат им сдаться. В чем дело?

Прибыл посыльный. Он доложил, что королева Изабет снялась со стоянки и теперь все ее войско направлялось на восток, а это ни много ни мало две с половиной сотни рыцарей с оруженосцами, пехотинцы и почти восемь сотен севенфекских и терлиагских наемников, которых каким-то образом удалось собрать Тормонду, – всего около двух тысяч человек, почти все опытные воины.

Хект еще раз пробежал глазами письмо.

– Идут прямо на нас, – сказал он. – Полагаю, хотят посмотреть, что мы предпримем. Не торопятся. Это хорошо.

Если бы Изабет торопилась, то опередила бы новость о своем наступлении. Пайпер спешно разослал гонцов – к Хагану Брокку, к разведчикам, следившим за королевой, и к тем, кто держал под наблюдением Моэла-анде-Ларж.

Начался медленный и замысловатый танец. Каждый танцор ждал, пока другой оступится.

Войско Изабет, преодолев двенадцать миль, остановилось в общинных полях под небольшим городком Омодель. Разведчики доложили, что поля эти прекрасно подходят для кавалерии.

– Пусть посидят. И поостынут, – решил Хект, зная наверняка, что скоро начнется снегопад. – Выслеживайте шпионов. Заманивайте в ловушку фуражиров. Путь Брокк не дает им покоя.

Пайпер ждал, а тем временем все больше солдат скрытно покидало лагерь.

Белый Город по-прежнему неустанно обстреливали.

Хаган Брокк сделал ложный выпад в сторону Моэла-анде-Ларжа. Главнокомандующий подозревал, что враг ждал этого нападения. Как только Брокк убедился, что штаб-квартиру королевы не взять с налета, он отступил и отправился к Каурену. По пути его солдаты, как обычно, жестоко подавляли любое сопротивление. За два дня они захватили шесть городов и крепостей, а еще три сдались сами.

Солдаты армии патриарха, разорявшие земли вокруг Кастрересона, разбили лагерь в трех милях от лагеря Изабет. Но в драку не лезли.

С наступлением темноты в воздухе разливалась жуткая вонь, слышались ругань и перешептывание созданий Ночи, которые все больше проявляли себя. Коннекские Орудия стягивались к месту событий, терзая людей, но еще больше мучая друг друга.

Так утверждал принципат Муньеро Делари, который теперь, в преддверии возможной схватки, чаще показывался на глаза.

Старик собрал отряд из пушкарей, чьи фальконеты были утрачены во время боя с гигантским червем, и теперь они под руководством Делари сооружали и испытывали ловушки. Часть из них изобрел Драго Прозек, но многие были придуманы еще на заре Древней Империи.

Проще всего было ловить слабые Орудия. Часто по той простой причине, что они отчаянно пытались спастись от более могущественных. Делари надеялся взять в плен духов помельче и с их помощью приманить больших.

– Что же вы за волшебник такой? – недоумевал Хект. – Я-то думал, главная цель любого колдуна – собрать себе стадо тварей побольше да попротивнее, чем у остальных.

– У тебя неверные сведения. Тебе стоит побольше времени проводить со своим дедушкой, – невозмутимо отозвался принципат, ничего, впрочем, не объяснив. У Делари было странное чувство юмора, и Хект никогда не понимал, шутит он или говорит серьезно.

Навайцы терпеливо ждали. Пайпер приехал в стоявший неподалеку от армии королевы лагерь и взял на себя командование. На самом деле ему просто очень хотелось убраться из Кастрересона. Он попытался спровоцировать навайцев и устроил несколько ночных вылазок, но его людям не удалось прорвать их оборону. Уцелевшие фальконеты зарядили каменными ядрами и выстрелили по самому богатому шатру, но в цель снаряды не попали, одна пушка взорвалась, и грохот распугал лошадей самих патриарших воинов. Навайцы никак не отреагировали.

Хект потихонечку начал брать неприятеля в кольцо, его солдаты стреляли в любого, кто отходил от навайского лагеря. Отряды патрульных зорко высматривали гонцов. Тех, кто выходил из Белого Города, пропускали. Послания старались по возможности перехватывать. Однако все они были зашифрованы, и разгадать шифр не удалось даже Титусу Консенту. Сами же гонцы, разумеется, его не знали.

– Пусть остаются здесь, – сказал Хект. – Холодно только. У нас есть еда, а у них нет. Пересидеть нас им не удастся.

И пусть их терпение подтачивают все более отчаянные мольбы из Кастрересона.

Главнокомандующий не собирался атаковать врага, у которого имелась тяжеловооруженная конница.

На четвертый день ожидания пришла новость о том, что армии патриарха удалось закрепиться в Кастрересоне и захватить нескольких верховодивших там вельмож.

Стало понятно, что дело близится к развязке.

В тот же день пришли вести и от Хагана Брокка, его люди показались под стенами Каурена. Сожгли несколько деревень и усадеб, так, чтобы пожары были видны с крепостной стены, особенно усердствуя там, где речь шла о собственности герцога Тормонда. Из города немедля выехало огромное и весьма недружелюбно настроенное войско, и Брокк отступил. Но свое дело он сделал.

Главнокомандующий как раз пытался выведать что-нибудь у принципата Делари, и тут откуда ни возьмись появился Титус Консент. Делари, казалось, был чем-то удручен.

– Вам незачем здесь сидеть, – сказал ему Хект. – Я могу отправить вас в Шивеналь, а оттуда вы переправитесь в Брот и уже через неделю будете нежиться в банях во дворце Чиаро.

– Будущего это не изменит. Да и прошлого тоже. Лейтенант Консент принес важные новости, прибереги свое сочувствие для него.

– Что случилось, Титус?

– Навайцы что-то затевают. Выслали разведчиков.

Вскоре после этого разговора армия Изабет покинула свой лагерь. Рыцари двинулись в сторону патриарших войск, а состоящая из наемников пехота повернула на восток. За рыцарями шли их собственные пехотинцы. А еще оруженосцы, слуги, конюхи и много всякого другого народа. Всего около трех сотен человек. Хект надеялся, что будет меньше.

Кавалерия остановилась на расстояния полета стрелы от патриаршего лагеря. Там рыцари спешились и начали наступление, каждого закованного в броню воина прикрывало двое пехотинцев.

Хект не знал, что делать. Арбалетчиков у них было мало, и их он оставил в Кастрересоне.

– Нужно уходить. Прямо сейчас. Откроем отвлекающий огонь. Жгите огненный порошок – побольше дыма. Ветер как раз в их сторону.

Удалось уйти, хоть и с большим трудом. Навайцы не рвались их преследовать, а может, просто не хотели лезть в едкий дым от огненного порошка.

– Видели, как их дым отпугнул, мой господин? – спросил нагнавший Хекта Прозек.

– Конечно. Это же я и придумал.

– Надо сделать такой, чтобы серы было побольше. Как раз для подобных случаев.

– Вот и займись. Назначаю тебя еще и командиром алхимического отряда.

Армия патриарха снова воссоединилась уже дальше, на востоке. Отосланная туда пехота весь день вступала в стычки с королевскими наемниками. Те дожидались своих хозяев, Хект не стал лезть на рожон.

Но и навайцы тоже не спешили.

– Война будет долгой и изматывающей, если не случится ни одной битвы, – сказал Титус Консент.

– Эта долгая и изматывающая война уже идет. Вот уже несколько лет эти люди разоряют земли друг друга.

– Мы можем превратить эти края в пустыню.

– И тогда Господь полюбит нас еще больше. Ясное дело.

Редферн Бехтер, слушая их разговор, хмурился. Он и сам был старым циником, но такие беседы попахивали ересью. В поисках поддержки он оглянулся на Мадука, но глава личной охраны лишь пожал плечами. Богословские диспуты в его обязанности не входили.

– Проявлять неуважение к умственным способностям патриарха – это не ересь, сержант, – заявил главнокомандующий, – не богохульство. Это даже неповиновением назвать трудно. Мы же выполняем его приказы, просто иногда сомневаемся, правильно ли он расслышал глас Божий, нашептывающий ему в ухо.

Однако старого вояку это объяснение не успокоило. Всю свою жизнь он служил Господу и церкви.

– Тех, кому мы велели укрыться в холмах, беспокоят создания Ночи, – сказал он.

– Каким образом?

– Устраивают всякие мелкие каверзы. Пока, во всяком случае. То вино скиснет, то пиво выдохнется, то осы налетят, то лошадей кто-то распугает.

– А где у нас принципат Делари? Он ведь сюда раньше нас должен был добраться, я его первым отправил.

– Я его отослал в Кастрересон, – пояснил Бехтер. – Решил, что вы не захотите подвергать его опасности.

– Конечно же. Вот проклятие! Нет, ты все правильно сделал, просто неудачно получилось. Я хотел расспросить его, почему вдруг Ночь на нас внезапно ополчилась.

– Так ли это? – спросил Консент. – Готов поспорить, что нашему неприятелю она причиняет столько же неудобств.

После наступления темноты стычки прекратились. Навайцы разбили лагерь и шатры поставили как можно теснее. Значит, Ночь действительно донимала обе стороны.

После полуночи явилось нечто могучее. Амулет обжег запястье Хекта. Повсюду разнеслось ужасающее зловоние. Лошади и мулы рвались с привязи.

Главнокомандующий вызвал Драго Прозека.

– Пришла очередь фальконетов.

Спустя десять минут грохнула первая пушка. Одного выстрела оказалось достаточно.

Ощущение чьего-то незримого присутствия тут же пропало. Артиллеристы доложили, что слышали перед выстрелом торопливое шуршание, будто кто-то удирал в испуге.

Потом началась суматоха к западу от стоянки. Вспыхнули огни, послышались приглушенные вопли.

Но вскоре все стихло.

– Пусть несколько пушкарей останутся на страже, – велел Хект Прозеку. – Стрелять можно без моего особого разрешения, только пусть не расходуют зря огненный порошок и заряды на воображаемых чудищ.

Прозек кивнул с мрачным лицом. Он-то прекрасно знал, что артиллеристы, когда они на взводе, будут сначала стрелять, а уж потом, если уцелеют, беспокоиться, не разгневается ли главнокомандующий.

Хект отправился в палатку, которую наспех соорудили для него телохранители, но выяснилось, что поспать ему вряд ли удастся.

В углу, едва различимый в полумраке, сидел Кловен Фебруарен.

– Я думал, вы нас покинули, – сказал Хект.

– Я всегда поблизости. Где-то рядом. А ты наловчился убивать Орудия.

– Их проще убивать, чем людей, – эмоций меньше.

– Отныне вокруг тебя всегда должны стоять заряженные фальконеты.

– Неужели?

– Ночь тоже понимает, что тебе проще убивать ее создания, чем людей. Но не понимает, что джинна уже выпустили из бутылки и назад его не загонишь. А она еще не успела оправиться после того случая, когда человек научился пользоваться огнем.

Пайпер кивнул. Он страшно устал, а до рассвета оставалось меньше, чем хотелось бы.

– Вы вечно объявляетесь накануне каких-нибудь ужасов. Что нам грозит на этот раз?

– На этот раз ничего, я просто мимо проходил. Хотел предупредить тебя: будь осторожнее с Изабет. Она оказалась в трудном положении. Ей нужно показать, что она что-то делает, но что – этого ни она, ни ее военачальники не знают. В своей Диреции они к такой войне не привыкли. Там они знают, кто их враг. Да и местные чуть что не переходят на другую сторону.

Хект ни о каких предательствах и вероломстве не слышал – разве что подобное случалось тут во время тех мелких междоусобных войнушек, которые прекратились в Коннеке после вторжения гролсачцев и арнгендцев.

– Ничего такого тут не было.

– Еще будет. Вы берете крепости и города, и они присягают на верность Безупречному и церкви, но стоит им почуять твою слабость, мигом переметнутся.

Об этом Хект не подумал. Волшебник прав: коннектенцы присягали Броту вовсе не из любви к Безупречному V.

– Разумно.

– И еще один совет. Если что-то задумал – действуй быстро. Грядут большие перемены. И отлавливай всех попадающихся по пути артесипейцев. Это они виноваты, что воскресают создания Ночи. Они – третья сила в этой войне, коннектенцам не друзья, но помогают им, потому что их главный враг – ты.

– Почему?

Старик склонил голову и словно бы задумался о чем-то.

– Им нужно убить тебя ровно по той же причине, что и всегда. Определенные Орудия уверены, что именно ты послужишь их уничтожению.

– Но все мои столкновения с Ночью начинались с того, что нападала именно она.

– Забавно, да? Получается, что Ночь сама навлекает на себя несчастье, стараясь его предотвратить.

– Но ведь подобное случается везде и всегда, разве нет? То там, то тут какой-нибудь герцог, князь или граф, стремясь опередить противника, первым наносит удар.

– Везде и всегда, – усмехнулся Фебруарен. – И зачастую именно так и следует поступать – бей первый, пока они не ударили, чтобы опередить тебя.

– Я устал, а вы, как обычно, изъясняетесь весьма туманно. Так что я пошел спать. А вы можете по-прежнему оставаться на своем наблюдательном посту.

– Ехидничаешь? Интересно, – ухмыльнулся старик, все его зубы до единого были на месте, несмотря на почтенный возраст. – Валяй. Побуду твоим ангелом-хранителем.

Рано утром главнокомандующий получил известие: свежие силы – очередная порция рекрутов, прибывших на сорок дней из Фиральдии, – атаковали Белый Город (поскольку никто им этого не запретил), прорвавшись через проломы в стенах в Новом городе. Защитники не были готовы к штурму, и теперь патриаршие воины бесчинствовали на улицах Кастрересона.

– Нужно обуздать их, пока жажда наживы не передалась и офицерам, – сказал Хект.

– А что же неприятель? – спросил Титус Консент.

– Вести скоро дойдут и до них. И тогда им придется решать: бросить Кастрересон на произвол судьбы или помчаться туда на помощь?

– Если нам удастся захватить Изабет, мы полностью овладеем ситуацией.

– Да. Но я бы на это не рассчитывал.

Хект решил отходить к Белому Городу. Наемники-пехотинцы иногда напоминали о себе, но в серьезное сражение не ввязывались. Рыцари ехали следом, все еще надеясь воспользоваться своим преимуществом и пустить в ход кавалерию. Вскоре подул ветер, а после полудня начал моросить дождь, почти сразу перешедший в ледяной ливень. До оборонительных сооружений, спешно воздвигнутых для защиты от конницы, солдаты Пайпера добрались довольно скоро.

Навайцы атаковали, правда без особого рвения – скорее из необходимости. При виде них кастрересонцы приободрились и стали защищаться еще упорнее.

Дождь перешел в снег.

После наступления темноты королевские войска отступили. Ночью главнокомандующий нанес несколько ответных ударов и понес более тяжелые потери, чем рыцари. Но утром навайцы отступили к Моэла-анде-Ларжу, не зная, что он уже захвачен: накануне утром Хаган Брокк взял замок, застав врасплох дежуривший там гарнизон.

Но Брокк сдаст крепость без боя, если до него дошел приказ главнокомандующего.

Хаган доложил, что ему удалось захватить пленных, которые, возможно, весьма заинтересуют Хекта.

Пайпера разбудили пушечные выстрелы. Было три залпа, и все с разных сторон. Он отправился искать Драго Прозека, а когда нашел – все было уже кончено. Артиллеристы выкапывали маленькие тусклые яйца, оставшиеся от мертвых Орудий.

– Как быстро все меняется, – пробормотал Хект.

Пушки против созданий Ночи теперь стали вполне обычным делом.

– Простите, что разбудили, мой господин, – извинился Прозек, стряхивая с волос снег. – Но тихо тут не получится.

– Я-то думал, они от нас отстанут. После того, что мы сделали.

– Глупость – неизлечимый недуг, мой господин. Вечером я установил несколько ловушек нового типа. Посмотрим, как они сработают.

– Продолжайте в том же духе. Проверьте, чтобы все яйца передали принципату Делари. – С этими словами он повернул в сторону своей палатки.

– Мой господин, нам нужны боеприпасы, – окликнул его Прозек. – Осталось только девять особых зарядов. Четыре я сам сделал из расстрелянной картечи.

– Что-нибудь придумаем. Кстати, отличная работа.

Хект прошел уже половину пути, когда со стен Кастрересона в небо взмыло несколько сияющих стрел, едва различимых сквозь метель.

В лагере началась суматоха. Полусонные солдаты выходили посмотреть, откуда такой шум. А когда понимали, сами начинали вопить от радости. Силам патриарха удалось захватить главные ворота Кастрересона изнутри.

Все ринулись в Белый Город за поживой.

Хект даже не пытался их остановить – его бы просто-напросто затоптали.

– Иногда нужно оставить все как есть, само успокоится, – сказал он Титусу Консенту утром.

– Не все с ума посходили. Кое-кто остался на своем посту. – Дэв указал на Хектовых телохранителей, у которых были такие лица, словно они мучились от запора.

Даже бывалые рыцари Братства Войны хотели урвать себе кусок.

– Прекрасно. Кто-то же должен оставаться на страже, чтобы нас не застали со спущенными штанами. А это еще что?

По мосту через Лаур, беспокойно оглядываясь по сторонам, ехали всадники.

– Посланцы.

– И не робкого десятка, если решились ехать ночью.

– Я их приведу.

Пинкус Горт ехал из Антье в Кастрересон. Стряслось что-то серьезное. Бронт Донето внезапно отказался от осады, которая вот уже несколько месяцев безраздельно владела его вниманием.

– Сержант Бехтер, нужно как можно скорее занять графский за́мок. Устроим там постоянную штаб-квартиру. Разберись, что понадобится.

– Да, мой господин. Отряд полковника Горта уже показался на склоне холма на том берегу.

– Надеюсь, грязь его не смутит.

– Он расстроится, когда увидит разоренные виноградники.

– Не сомневаюсь, – рассмеялся Хект. – Ты принципата не видел?

– Которого? Бруглиони и апарионeц, как я слышал, собираются уезжать. Бросают нас на произвол судьбы.

– Меня, как всегда, интересует только один принципат – Делари.

– Он в городе. Но и о Бруглиони не забывай. Мадук сказал, что у него, судя по виду, на тебя зуб.

– Палудан Бруглиони и Джервес Салюда так и не простили меня за то, что я бросил их ради службы у патриарха.

Бехтер нахмурился. Он, конечно, не поверил ни единому слову.

Редферн Бехтер разговаривал обычно только о деле, но по сторонам он смотрел, и голова у него работала отлично. Хект опасался, что сержант догадывается о том, о чем ему догадываться не следует. Но ведь именно поэтому Братство и приставило его к главнокомандующему.

А если Джервес Салюда действительно затаил на Хекта зуб, то и он может кое о чем догадаться.

Постоянно находились люди, которым было слишком много известно. И некоторые из них болтали лишнее.

– Пора нам наконец собственными глазами посмотреть на это сокровище, которое мы только что завоевали для церкви. Но сначала повидаюсь с полковником Гортом.

Бехтер, казалось, расстроился.

– В чем дело, сержант?

– Мадук тебя одного не отпустит – только в сопровождении толпы телохранителей. Но тогда кастрересонцы мигом догадаются, что ты важная шишка, и, возможно, нападут.

– Сомневаюсь. Они уже хлебнули сполна и не хотят, чтобы мы обошлись с Белым Городом, как с остальными городами.

– Даже когда наши солдаты действовали безжалостно, случались засады и убийства. Конгрегация изловила далеко не всех еретиков.

– Бог мой, сержант, ты только представь: какие-то людишки воспротивились и не желают, чтобы их грабили и сжигали живьем. Да как можно – это же не по-чалдарянски!

– Командир, ты бы вел себя поосторожнее. Конгрегация с каждым днем все могущественнее. Думаю, они с удовольствием воспользуются возможностью и покарают высокопоставленную особу, чтобы припугнуть остальных.

– Верно говоришь. Передай Мадуку, что я собираюсь перебраться в за́мок.

Там безопасно. За́мок строили с таким расчетом, чтобы в случае чего обороняться даже не от захватчиков, а от самих кастрересонцев.

– Если хочешь, – с явным неодобрением отозвался Бехтер. – И еще кое-что: я снова видел того старика в коричневом. Будь осторожен.

– И как он умудряется? – услышал Хект голос Девятого Неизвестного, когда сержант вышел.

Он даже вздрогнул от неожиданности.

– Это вы как умудряетесь? Выскакивать из ниоткуда?

– Он не должен был меня видеть.

– Вы решили просто так напугать меня до смерти или есть какая-то особая причина?

– Причины нет. Разве что соглашусь с Бехтером: не зли Конгрегацию. Их теперь тут разведется что мух. На Артесипее была битва между праманами, которых король Питер завербовал в Кальзире, и артесипейскими горцами. В ней участвовали твои бывшие соратники. Не обошлось без очень сильного волшебства. Питер победил. Но из-за чего разгорелась битва – до сих пор не очень ясно.

Фебруарен так и лучился самодовольством. Будто бы именно он приложил руку к победе Питера. Но ведь этого не может быть. Или может? Властелин Безмолвного Королевства, конечно, могуч, но даже ему не под силу мгновенно перемещаться на такие расстояния. Или под силу?

Фебруарен улыбнулся уголками губ. Хект подозревал, что старик читает его мысли. Улыбка стала еще шире и превратилась в ухмылку.

– Почему вдруг Джервес Салюда сделался твоим врагом? – вдруг огорошил Пайпера Фебруарен. – Ты верой и правдой служил Бруглиони, наставил их на путь истинный, показал дорогу к былой славе.

– Видимо, дело в принципате Дивино Бруглиони. Это единственное, что мне приходит в голову. Быть может, кто-то из клана Арньена проболтался. А еще кольцо.

Хект и сам удивился, что про него вспомнил. Давным-давно он уже не думал о кольце Бруглиони.

– Какое кольцо?

Значит, перед чарами забвения не мог устоять даже Девятый Неизвестный.

– Поло знает, что кольцо попало ко мне. Я-то сам об этом забыл, но вот он мог вспомнить и кому-то рассказать.

– Поло – тот слуга, который за тобой таскался, пока ты служил у Бруглиони? Его еще покалечило, когда вы с Гортом угодили в засаду.

Хект кивнул.

– Пора исчезать. Бехтер возвращается.

С этими словами Фебруарен повернулся и действительно исчез. И не просто стал невидимым – Хект почувствовал, что старика больше нет в комнате.

– Входите, – отозвался он, когда Бехтер постучал.

Сержант внимательно оглядел темные углы. Должно быть, что-то услышал.

– Телохранители уже собрались. Полковник Горт подъедет с минуты на минуту и отправится с нами. Кстати, о моих предостережениях. С полковником явился Моркант Фарфог.

Хект напряг память:

– Епископ Странга?

– Уже архиепископ. Глава Конгрегации в Коннеке. Искренне верит, что он второй по могуществу церковник после Безупречного. Я слыхал, Фарфог примеривается к трону патриарха.

– Ты шутишь!

– Преемником редко становится самый достойный.

– Но…

– Не переживай, главнокомандующий. Голосов ему не хватит.

Пинкус Горт выглядел уставшим.

– Вымотался как собака, – пояснил он, ковыляя вслед за Хектом на холм. – Реймон Гарит оказался упрямым поганцем. А еще в одно ухо мне гавкал Донето, а в другое вопил Фарфог. Не человек, а куча обезьяньего дерьма, он и не подозревает, как ему повезло, что его не кокнули.

– Ты даже сам не знаешь, насколько ты прав.

– Чего?

– Братство его тоже недолюбливает. Рано или поздно они схлестнутся. Если не вмешается Безупречный.

– Ого, да ты тут все разнес в пух и прах. Стены теперь чинить не один год придется.

– А твоя осада как продвигается?

– Нам точно какое-то колдовство мешает. Или что-нибудь в этом духе. Камни так и отскакивают от стен.

– Ну должен же быть какой-то способ.

– Голодом взять.

– А подкоп?

– Пытаемся – роем в разных местах, но Антье стоит на очень твердом известняке, я такого в жизни не видел. Рано или поздно мы своего добьемся, конечно, если наши начальники проявят терпение.

– Принципат Донето не помогал?

– Это спорный вопрос. Он рвет и мечет и требует разнести Антье, но ничего полезного не делает. Если он и правда весь из себя могущественный волшебник, то умело это скрывает.

– Что, сомнения закрались?

– В каком смысле?

– Такой ли он могущественный. Только и слышишь, мол, Донето – один из самых сильных чародеев в коллегии. Но он никогда ничего не делает.

Разве что та схватка под ипподромом. Но о ней никто не знал, и свидетели вроде как отправились на тот свет.

– Думаешь, он сам распускает о себе эти слухи?

Хект пожал плечами.

– Вот и пришли.

Мадук провел их в большой темный зал в за́мке графов Кастрересонских. Там уже ждало несколько десятков перепуганных местных вельмож. Вдоль стен выстроились самые надежные из Хектовых солдат.

– Стервятники тут как тут.

Одетые в черное члены Конгрегации тоже были в зале.

– Бехтер, выставь-ка этих ворон отсюда, – велел Хект. – Это не церковное дело.

– Ты бы поостерегся, – прошептал Горт. – Они убедили Безупречного, что церковный закон превыше мирского и военного.

Хект понимал. Церковь вознамерилась воспользоваться его победами в Коннеке и насадить повсюду своих людей, чтобы распространить здесь бротское влияние. И вскоре главнокомандующего заменят на менее умелого, но зато более идеологически выдержанного военачальника.

Бехтер с превеликой радостью разогнал святош.

– Надеюсь, ты видишь то же, что и я, – сказал Горт.

– Что именно?

– Братство терпеть не может Конгрегацию.

– Полезная информация. На будущее.

– И я так думаю.

Не обращая внимания на возмущенных братьев из Конгрегации, Хект приступил к своим обязанностям.

– Прошу тишины! Слушайте.

Все замолчали. Кастрересонцы внимательно ловили каждое слово главнокомандующего.

Хект перечислил требования Безупречного – все те же. Еретиков (он назвал их поименно) и неверных надлежало обуздать, обратить в истинную веру или изгнать, а их имущество – передать церкви. Белый Город должен собрать средства на починку крепостных стен, а вельможи – уплатить штраф за свою непокорность.

Штраф этот пойдет в войсковую казну главнокомандующего.

Уладив все дела в Кастрересоне, Хект пойдет на Каурен.

Пайпер был убежден, что именно Кастрересон, а не вотчина герцога Тормонда – это ключ ко всему Коннеку. И теперь этот ключ у него в руках.

Он уселся на трон, предназначавшийся для графа Кастрересонского. Офицеры по очереди называли ему имена собравшихся горожан, начиная с советников и высокопоставленных чиновников, отвечавших за повседневные городские дела. Когда-то давно Кастрересон был независимым городом-государством и с тех времен сохранил многие привилегии, на которые веками наслаивались феодальные права и обязательства.

Собравшиеся в зале восемь сенаторов из кожи вон лезли, чтобы угодить Хекту. Трое не явились – как раз те, кого разыскивала Конгрегация. Хекту объяснили, что один якобы погиб в бою, второй скончался от удара, а третий сбежал.

Пайпер наобум выбрал троих:

– Вы ответите перед Конгрегацией за этих людей.

После советников настала очередь богатых вельмож. Это были сливки местного общества. Многие из них относились к городской аристократии, хотя истинные аристократы презирали их за то, что они больше интересовались торговлей, чем войной.

Старое как мир соперничество.

На лицах побежденных Пайпер не заметил ни малейших признаков неповиновения. Свирепость, с которой патриаршие солдаты обрушивались на небольшие города и деревни, принесла свои плоды. Когда все официальные представления были закончены и кастрересонцы принесли клятву верности, Хект произнес короткую речь, в которой обещал простить прошлые прегрешения. Взамен он требовал безоговорочного соблюдения принесенных клятв и грозил жестоко покарать отступников.

Главнокомандующий устало выполнял свои обязанности, но при этом зорко следил за кастрересонцами.

И не заметил среди них ни одного потенциального бунтаря.

Мимо телохранителей прошмыгнул мрачный Титус Консент.

– Дурные вести от Хагана Брокка, – обеспокоенно прошептал он Хекту на ухо.

– Постараюсь закончить здесь поскорее.

Теперь, когда он наконец увидел людей, которые составляли суть Белого Города, дел у него здесь почти не осталось. Планы по захвату земель были составлены уже давным-давно.

– Что с ним? – спросил Хект.

– Выражаясь грубо, ему надавали по шапке, – отозвался Консент. – Брокк, как и было велено, оставил Моэла-анде-Ларж и снова появился под стенами Каурена – так, чтоб его увидели. Потом отправился на восток, но по дороге наткнулся на наемников Изабет. Стычка переросла в серьезную схватку. Оба противника ошибочно решили воспользоваться подвернувшейся возможностью. И преимущество было на стороне Брокка, пока не подтянулись навайцы.

Хект молчал. А что тут скажешь? Такое случается. Никто не совершенен и не застрахован от провалов. И… такое случается.

– Насколько плохи его дела? – спросил наконец он.

– Пока не знаю точно, но плохи. Зато пленников ему удалось сохранить.

– Хорошо. Начну их пытать – может, хоть немного развеюсь и перестану сокрушаться, сколько наших полегло.

– Настроение у вас, как я погляжу, неважное.

– Плохо переношу поражения, как видишь. И домой хочется – Анну и детей уже полгода не видел.

– Вы, мой господин, конечно, один такой страдающий. А почему полковник Горт вдруг почтил нас своим визитом?

– Точно не знаю. Это наверняка как-то связано с принципатом Донето и Моркантом Фарфогом, но Горт нынче не столь откровенен, как раньше.

– Быть может, ему просто захотелось отдохнуть в обществе того, кого он знает еще со старых добрых времен? Когда на нем не лежала такая ответственность.

Хект закрыл глаза и предался воспоминаниям о тех славных деньках, когда он, Горт, Бо Бьогна, Просто Джо со своим мулом Чушкой и еще парочка хороших ребят сидели у походного костра и травили байки – голодные, но зато избавленные от тревог и ответственности.

– Все может быть, Титус. Скажи лучше, как у нас дела? Разбрелись, поди, все? Сколько времени потребуется, чтобы навести порядок и двинуться на Каурен?

– Не хочу встревать не в свое дело, но осмелюсь сказать: нашим ребятам нужен отдых. Их издергали нападки Ночи, и после взятия Кастрересона лучше не стало, несмотря на все старания Прозека.

– Это что такое?

– Вы имеете в виду шум? Видимо, архиепископ Фарфог требует встречи с вами – хочет командовать.

– Командовать буду я – передай ему, пусть убирается. Грабить и спасать заблудшие души. А с войной уж я сам как-нибудь разберусь.

– Не боитесь, что он оскорбится?

– Мне плевать. А тебе?

– В каком смысле, мой господин?

– Конгрегация ведет записи. Они за всеми следят. Уверен, ты у них – подозреваемый номер один.

– Об этом я не подумал.

– Если Фарфог разойдется, не лучшие настанут деньки. Может, помочь ему сделаться патриархом? – Хект ухмыльнулся при виде вытянувшегося от удивления лица Консента. – Патриарх обычно отрезан от мира, ему приходится пробиваться сквозь толпы прихлебателей, чтобы хоть как-то повлиять на жизнь за пределами Кройса. У Фарфога нет качеств, необходимых правителю, он просто настырный. Бюрократическое болото его поглотит.

– Интересная мысль, – усмехнулся Титус. – Избавляться от идиотов, назначая их на важные должности, чтобы собственные слабости их же и сгубили.

– Вроде того. – Хект не был уверен, что Фарфог сам себя погубит, но такой насквозь продажный тип лишь навредит церкви и не сможет развязать очередную большую священную войну. – Когда будешь его выпроваживать, прощупай, насколько архиепископ заинтересован в поддержке армии.

Консенту это предложение не понравилось, но вопросов он задавать не стал.

Хекта разбудил принципат Делари. Интересно, подумал Пайпер, а как это он прошел мимо телохранителей?

– Пайпер, в Броте неприятности. Мне нужно ехать.

– Что стряслось? Салюда и Линчцкий уже отбыли.

– И Донето тоже. У него большое преимущество.

– Так в чем же дело?

– Безупречный умер. Или вот-вот умрет. А его шайка пытается сохранить это в тайне.

– Такие разговоры ходят уже давно.

– Теперь это не просто разговоры. Все отсутствующие принципаты сейчас устремятся в Брот. Хотят добраться до дворца Чиаро вовремя, чтобы поспеть на первое голосование. Мухи слетаются на коровью лепешку.

Те члены коллегии, которые не участвовали в первом голосовании, не могли участвовать и в следующих. Благодаря этому правилу фиральдийским церковникам легче было избирать патриарха из числа своих.

– Вы будто с Гортом вино пили.

– Нет, с дедушкой. Я его редко вижу.

Судя по голосу, встреча с Фебруареном прошла не так уж гладко.

– Мне будет вас не хватать. Ночь наступает, и без вашей помощи я словно голый.

– Ты под защитой. Он по-прежнему будет поблизости, пытаясь перекроить мир в соответствии со своими странными предрассудками.

– Я не о себе волнуюсь, а о тех двадцати тысячах солдат…

– Поговори с ним об этом. А мне нужно спешить. Я сильно отстал.

– Спуститесь на лодке до Шивеналя, а там садитесь на корабль до Брота. Опередите всех на несколько недель. Если бы вы захотели, сами стали бы патриархом.

– Но я не хочу. Отказался бы, даже если бы мне предложили.

– Если сможете, повидайтесь с Анной и детьми. Думаю, для них это будет очень важно. – Хект не знал, что еще сказать. – Я вам передам письмо перед отъездом.

– В Инконже лучше было, – пожаловался Хект Горту. – А тут темно, сыро и воняет.

Он, конечно, преувеличивал. Хотя графский за́мок действительно строили не для удобства обитателей, а «воняло» там из-за того, что многие годы повара пользовались незнакомыми Пайперу приправами.

Они были одни, если не считать пары телохранителей. Горт пробовал местные вина.

– Так что у тебя на уме? – спросил Хект.

– Не знаю, удастся ли взять Антье. Если пойдем на приступ – погибнет куча народу. Голод им там не страшен – еды и питья вдоволь. Да и стены крепкие, не сломаешь. А зима все ближе. В лагере появились больные. Наверняка заразу занесли эти прихлебатели, которых мы развели пруд пруди. Да еще Ночь донимает, и с каждым днем все сильнее. В общем, веселого мало.

– Здесь то же самое. Есть у меня один смышленый малый. Драго Прозек. Так он вроде почти придумал, как их сдержать.

– Я слышал пушечные выстрелы.

– Фальконеты – для Орудий покрупнее. Я приказал отлить еще больше пушек и вдобавок одну новую модель, которая стреляет быстрее остальных. Только вот отливают их в Броте, а мы здесь. Правда, у Прозека неплохо получается с ловушками. Ты бы посмотрел, кого ему удалось изловить: целый зверинец. Такие твари считались вымершими со времен Древней Империи. А некоторых и вовсе раньше никто не видел.

– Они не опасны?

– Не знаю, – пожал плечами Хект. – У меня теперь нет советника по колдовству.

– Делари уехал? Понятно. Донето тоже в таких вопросах помогал. Когда собираешься выступать на запад?

– На подготовку уйдет неделя. Да и от погоды зависит. Если зарядят снегопады и дороги развезет, мы, может, и не двинемся никуда, посидим здесь в тепле. Подождем вестей из Брота.

Если патриарх умрет, что станет с его безумными планами по избавлению чалдарянского мира от ереси и неверных? Не сгинут ли они вместе с ним?

А его преемник? Что, если он не разделяет чаяний Безупречного? Тогда ему не нужна такая сильная армия.

– Моим парням зима не по нутру… – сказал Пинкус. – Ой! Вот дрянь! – Он отодвинул в сторону глиняную бутыль.

– Готовишься?

Хект подозревал, что Пинкус Горт слишком расслабился и решил, что солдату нет нужды заморачиваться долгосрочными планами.

– Да похоже, плохо готовлюсь, – признался Пинкус. – Седлако больше делает.

– Тогда ты знаешь, что следует предпринять.

– Зима скоро, а запасов у нас мало. Граф Реймон основательно ободрал окрестных крестьян.

– Пинкус, у тебя там река мимо течет. И дорога на Шивеналь рядом. Я припасы доставляю без всяких затруднений.

Пайпер не удивился, что Горт плохо подготовлен: у него совсем не было хозяйской жилки, именно поэтому за Антье отвечал Клэй Седлако. А тот прекрасно знал свои слабые места и выбирал себе соответствующих помощников.

– У Седлако тоже затруднения? Вы по отдельности дела ведете или вместе?

– По отдельности. Пайп, куда же мне деваться: я хоть жалованье и получаю, но не от патриарха, а от города.

– Это да. Но трудности никуда не исчезнут, грязную работу тоже нужно делать. Или найди себе своего Титуса.

Горт пристыженно кивнул, прекрасно понимая, что Хект имеет в виду. Дружба дружбой, но благополучие солдат превыше всего. Пайпер Хект мыслил именно так, а теперь еще и многозначительно смотрел на стоявший перед Пинкусом кубок с вином.

Хект считал, и не без причины, что Горт слишком уж увлекся винами Антье, а время лучше бы тратить не на вино, а на подготовку к зиме.

– Что будем делать, если Безупречный все-таки умрет? – спросил Горт.

– Может, новую работу придется искать. Если преемником станет Жосеран Кьюто.

– Фидуциар? А почему вдруг он?

– Не знаю. Просто слышал, что он среди главных претендентов. И король Питер его поддерживает.

В комнату вошел Мадук.

– Главнокомандующий, – доложил он, – прибыл Хаган Брокк. Вы просили вас известить.

– Благодарю. Пусть приходит, как только сможет.

– Он в плохом состоянии. Скорее всего, Брокку придется задержаться у братьев-целителей.

– Тогда я сам его навещу. – Пайпер повернулся к Горту. – А ты не собираешься забрать с собой в Антье Фарфога?

– Вот уж дудки. Нет у тебя, Пайп, такой силы, чтоб мне его втюхать. Такого несносного мерзавца я в жизни своей не встречал. По сравнению с ним старик Серифс был сказочной принцессой. Жаль, коннектенцы его не пристукнули, когда у них была возможность.

– Я пока от него бегаю, но вечно так не может продолжаться.

– Тогда тебя ждет приятная встреча. Если нам всем очень повезет, следующий патриарх от него избавится. Проклятие, вот бы выставить его перед коллегией… Да он мигом из себя сделает такое посмешище, что его отправят миссионером в Дринджер. Или еще куда похуже. Сказать мне на прощание ничего не хочешь?

– Найди Прозека. Пусть расскажет, как справляться с созданиями Ночи. Если совсем припрет, скажи Седлако, чтоб послал за людьми из особого ведомства. Уверен, у него найдутся такие знакомые.

– Если он сам не оттуда.

Кловен Фебруарен появился как раз тогда, когда Хект забрался под одеяло. Пуховая перина и одеяло было единственным, что радовало его в графском за́мке.

– А я-то надеялся поспать лишний часок, – простонал он.

– Просто зашел, чтобы предупредить. Мне нужно отлучиться на некоторое время. Поэтому держись своих телохранителей.

Пайпер подозревал, что Фебруарен слишком уж много о себе возомнил. Хотя, возможно, старик и правда предотвратил кучу покушений на жизнь главнокомандующего. Как бы Хект узнал о неудачных попытках?

– Постараюсь запомнить.

– Им достаточно один раз добиться своего. Важно, чтобы этого не случилось.

– Рад, что вы разделяете мою точку зрения.

– А вот ты мою, похоже, не разделяешь, и это меня беспокоит. Очень важно, чтобы ты остался в живых.

Хект согласился. Хотя они с волшебником преследовали разные цели: Фебруарен не питал к Хекту никаких чувств. У него был план, и план этот напрямую зависел от предполагаемого потомка.

– Мне придется отлучиться, – повторил старик. – Так что, как соберешься что-нибудь выкинуть, подумай сперва о своей безопасности. И не забывай об этом ни на минуту.

– Понял-понял.

Фебруарен снова проделал свой фокус – развернулся на месте и исчез, а Хект укутался теплым пуховым одеялом и задумался о том, достаточно ли он подозрителен, чтобы оправдать ожидания Девятого Неизвестного. С этими мыслями он и уснул.

Три тысячи отдохнувших солдат были готовы к выступлению на запад. Хект надеялся вынудить герцога Тормонда совершить какую-нибудь глупость. Ведь тот наконец вспомнил о своем праве сеньора и призвал вассалов на войну. Пайпер не особенно хотел сражаться, но битва подольет масла в огонь политических интриг. А Хект хотел, чтобы огонь этот не угасал, и не важно, верен или уже не верен он в глубине души своему первому хозяину Гордимеру Льву.

После смотра войск Хект отправился навестить Хагана Брокка в лазарете. Брокк очень сожалел о своем поражении в битве с навайцами. Но он и сам заплатил за это поражение немалую цену и едва ли остался бы в живых, если бы не помощь братьев-целителей.

Выйдя из лазарета, Пайпер пошел взглянуть на захваченных Хаганом пленников. Он никак не ожидал, что их будет так много. В плен попало более сорока человек, в основном рыцари и мелкие дворяне. Их со всеми удобствами устроили в Инконже. Тех же, кто представлял для главнокомандующего интерес, поместили отдельно.

– Бо, сто лет тебя не видел!

– Дела-дела, главнокомандующий.

Бьогна нахмурился, бросив взгляд на Хектовых телохранителей. Мадук удвоил свои усилия – не иначе во сне ему являлся Кловен Фебруарен.

– Ты участвовал в походе?

– Да, стал для Брокка Титусом Консентом и убедил его, что нам нужны пленники.

– Но зачем нам столько?

– Почти за всех можно получить выкуп. Но есть и любопытные типы.

– Эти? – спросил Хект, указывая на отдельно помещенных пленников.

– Артесипейцы. Все до единого. Может, толку от них и мало, разве что Конгрегации скормить.

– Зачем?

– Это не просто еретики, а настоящие неверные. Хотят вернуть древних богов. Опасны чрезвычайно. А вон те, в дальнем загоне, совсем другое дело. Эти – кауренцы, которых мы взяли в Моэла-анде-Ларже. Один – епископ Непорочного, второй – вроде праманского священника, а третий – дэв-старейшина. А еще спустя два дня мы в кустах наткнулись на мейсальского совершенного. Мы бы и не поняли, что он совершенный, одежка-то простая, кабы один из кауренцев его не узнал и не сболтнул лишнего от изумления.

Хект внимательно оглядел артесипейцев, которые старательно отводили глаза.

– Кое-кого из них я уже встречал.

Одного он узнал – зевака в толпе, стоял рядом с домом Анны в ту ночь, когда они переехали в особняк принципата Делари.

– Я составлю список вопросов, – решил Хект. – Кто честно ответит, того архиепископу Фарфогу не отдадим. Показывай, что у тебя еще.

Пленные солдаты, как и все пленные, не производили впечатления важных особ.

– Вот этот – самый лучший улов, – кивнул Бо. – Бернардин Амбершель собственной персоной, кузен графа Реймона. Красавчик еще тот, без слез не взглянешь. Он в первых строках списка тех, кого с особым рвением разыскивает Конгрегация. На его счету немало ихних молодчиков. А это совершенный, девчонка с ним. Шли вместе с Амбершелем. Старик утверждает, что это его дочь. Дескать, везет ее в Каурен, чтобы избавить от опасности. Но он врет: у девчонки выговор другой. И Амбершель, и мейсалянин ее оберегают. Видать, важная птица.

– Жаль, Горт уже уехал. Он бы нашел способ использовать этого графского кузена.

– Отправь гонца. Пусть хотя бы знает, что он здесь.

– Ты хорошо потрудился. Ладно, потормоши-ка наших пленников. Пригрози Фарфогом.

Хект посмотрел на старика с девушкой. Ей лет двадцать, не больше. Может, и не уродина даже, если грязь смыть. Вид, правда, уж больно свирепый.

– А у этого Амбершеля не было ли при себе каких-нибудь узнаваемых вещиц? Чтобы в Антье отослать? Убедить их, что он в плену?

– Я узнаю, – отозвался Бо, умолчав о том, что солдаты, захватившие пленных, наверняка отобрали у них все ценное.

– Давай.

Еще два дня удавалось Хекту скрываться от Морканта Фарфога. К тому времени Кастрересон уже полностью покорился патриаршему войску. Когда архиепископ наконец выловил главнокомандующего, разговор у них получился не слишком приятный. Те, кто расписывал Фарфогово скудоумие, отнюдь не преувеличивали. Однако Хект мужественно вытерпел наглого святошу и во время беседы почти не поддался его требованиям и угрозам. Архиепископ вышел от главнокомандующего уверенным, что одержал несколько важных побед, но на самом деле Хект уступил ему лишь в малости.

– Видно Господь его и вправду любит, – сказал после аудиенции Хект Титусу Консенту. – Иначе этого самоуверенного и продажного тупицу давно бы укокошили.

С самого своего приезда в Белый Город Фарфог вел себя омерзительно. Местные пробротские епископальные церковники указывали ему тех, кому хотели отомстить или кого хотели ограбить.

Это был один из самых незабываемых дней для Пайпера Хекта. Утром, когда он осматривал полк в две тысячи человек, который должен был выступить на запад к Каурену, пришла новость о том, что его войска, вступая в мелкие стычки с вражескими наемниками, одержали несколько побед. В результате многочисленные крепости и городки поспешили сдаться на милость главнокомандующего.

Но на этом хорошие новости не закончились. Днем стало известно, что Реймон Гарит внезапно решил прислушаться к голосу рассудка, когда узнал о пленении своего кузена. Мятежный граф готов был вступить в переговоры, хотя сдаваться, видимо, еще не собирался.

Сразу после этих новостей пришли новые. Безупречный V отправился на небеса. В Броте начались приготовления к особым церемониям, которые должны были продлиться целый месяц и завершиться конклавом, где и изберут нового патриарха. Хект приказал совершить необходимые траурные обряды, но велел офицерам не дать врагу воспользоваться их замешательством.

– Пусть наши люди разгуливают повсюду большими группами и будут на виду. Чуть что – пусть действуют жестко. Я не допущу, чтобы все наши усилия в Кастрересоне пошли прахом.

Но это едва не случилось.

Услышав о смерти патриарха, архиепископ Фарфог решил пуститься во все тяжкие.

Сначала Хекту доложили что-то невразумительное. Никто не понимал, что именно происходит. Горожане взбунтовались, но вроде бы солдат не трогали. Пошли разговоры о схватке двух клик епископальных чалдарян. Хект один за другим высылал небольшие отряды, чтобы навести порядок. Но после каждой схватки, которую удавалось погасить, тут же вспыхивало несколько новых.

– Это все Фарфог, – заявил прибывший с докладом Титус Консент. – Решил оттянуться на полную, пока новый патриарх его не уймет.

– Он что – почуял перемены в церковной политике? Знает что-то, что неизвестно нам?

– Может, и знает. Не влезешь же в его дурью башку. Только вот правда ли это?

– Нового патриарха изберут лишь через месяц.

– Значит, и у нас есть месяц. Так?

Хект ухмыльнулся. А ведь верно! У него целый месяц на то, чтобы предопределить будущее.

– Мой господин, – в комнату вошел Мадук, – не хотите подняться на стену? Вдруг решите вмешаться в то, что творит Конгрегация.

То, что он увидел со стены, Пайпера ужаснуло.

– Сколько? – спросил Хект.

– Более трех сотен, господин главнокомандующий, – доложил младший офицер.

Хект смотрел во все глаза. На некоторых несчастных были желтые накидки, в которые Конгрегация обряжала еретиков. Но таких было немного. Пайпер различил знакомые лица – с этими людьми он встречался после взятия Кастрересона. Они не оказывали сопротивления и даже помогали. И у них остались деньги после выплаты положенных Белому Городу штрафов.

– Мадук, возьми отряд Старвена и прекрати это.

– Мой господин, а как же архиепископ?..

– С архиепископом я разберусь. Приведи его ко мне.

Мадуку не удалось спасти всех. Первые два десятка погибли в огне до прихода солдат. Самые фанатичные члены Конгрегации воспротивились людям главнокомандующего, но те действовали с небывалой решимостью. На глазах Хекта Мадук и еще несколько гвардейцев – видимо, все из Братства Войны – взяли архиепископа Фарфога под стражу.

Пленников Конгрегации отпускать не стали: быть может, кто-то из них действительно заслуживал смерти, но не от рук Фарфоговых разбойников.

Хект вернулся в за́мок и стал ждать встречи с этим извергом.

Время шло.

И шло.

– Эй, кто-нибудь! – не выдержал главнокомандующий. – Сколько можно! Где этот болван Фарфог? Почему его до сих пор не привели? Он уже облысеть небось успел! Титус! Титус Консент, где тебя носит?

Но ни Консент, ни Редферн Бехтер, ни Драго Прозек, ни кто-либо еще из тех, кто всегда был под рукой, на его крики не явился. Обеспокоенный главнокомандующий достал меч из ножен.

Наконец, спустя почти полчаса, появился Мадук и его люди. Рыцарь был весь в крови, из десятка полученных ран многие могли стать смертельными. Трудно было даже представить, как он смог идти в таком состоянии. Вероятно, только безмерное мужество и преданность Братству дали ему силы.

– Мой господин, мы попали в засаду, – сказал Мадук. – Повстанцы убили всех братьев из Конгрегации. Им нужен был архиепископ. Его разорвали в клочья, а голову забрали с собой.

– Как скверно, Мадук. Конгрегация…

Но Конгрегации, вполне возможно, не так уж долго осталось. Как и главнокомандующему с его армией.

Дальнейший ход истории зависел от преемника Безупречного V.

Восстание в Кастрересоне длилось ровно одну ночь, и главной его мишенью была Конгрегация по искоренению богохульства и ереси.

– Я по этим мерзавцам скучать не буду, – шепотом признался на следующее утро главнокомандующий своему главному шпиону.

– Но убийство Морканта Фарфога…

– Будут неприятности. Насколько значительные – зависит от нашего следующего патриарха.

Хаган Брокк отвоевал свою поруганную честь, перебив в небольших схватках значительное число наемников королевы Изабет и герцога Тормонда. Его легковооруженные конники изводили дирецийцев, прицельно охотясь на какого-то одного рыцаря или вельможу. Поскольку в королевской армии полно было весьма высокопоставленных особ, гибель или пленение каждого воина было тяжким ударом по Диреции.

Королева Навайская отступила поближе к Каурену – городу своего брата.

Радость после новостей с запада сменилась унынием после новостей с востока. Пайперу доложили, что к графу Реймону Гариту вернулась былая непреклонность. А теперь, когда Бронт Донето отбыл в Брот, осаждавшим доставалось пуще прежнего.

Хект ломал голову над причинами такой странной перемены. Отчего же все-таки граф снова заупрямился?

– А как насчет тех пленников, которых захватил Брокк? – подсказал Титус Консент. – Ведь некоторые сделали ноги, пока мы бегали кругами, услышав об убийстве Фарфога. Возможно, им помогли.

Хект нахмурился и проворчал, что кое-кого неплохо бы за такое утопить или побить камнями.

– Только зря силы потратите и время. Подумайте лучше, кто не сбежал. К примеру, Бернардин Амбершель.

– Продолжай.

– Он же кузен графа Реймона. Мы-то думали, именно из-за него Гарит пошел на попятную. Но вот он снова за старое, а Амбершель по-прежнему у нас.

– Хм… Что же изменилось?

– Вместе с Амбершелем поймали старика и девушку, – сказал Консент. – Готов поспорить, она и есть та самая нареченная графа, про которую столько говорят, деревенская красавица, укравшая сердце Реймона. Сочия или как-то так. И ее ведь вроде как оберегает самый совершенный из всех мейсальских совершенных.

– Тот седой старик… – Главнокомандующий замолчал, а потом сказал со вздохом: – Пока радуешься маленькой победе, случаются большие поражения.

Теперь в руках у патриарших войск был весь восточный Коннек, за исключением Антье. Они грозили Каурену с трех разных сторон. Небольшие отряды, куда входили и члены Конгрегации – ярые продолжатели дела архиепископа Фарфога, подбирались к Альтаю, где обнаружилась невообразимая горная твердыня мейсальских еретиков. Все засыпало снегом – не только в Коннеке, но и в Трамейне, Ормьендене, Гролсаче, Арнгенде и даже в большей части Фиральдии. Покрылась снегом Граальская Империя. Впервые с древних времен снег выпал на Артесипее, и жизнь там приостановилась. Да и война, как и вообще повсюду на берегах Родного моря, тоже приостановилась, сменившись зимней тоской.

И повсюду, где падал снег, заговаривали о страшном Харулке Ветроходце, боге, царств-овавшем еще до древних богов. Перед Харулком Ветроходцем трепетали в страхе теперешние Орудия. Но Харулку, чтобы сместить их, нужны были снега и льды и небывалые холода, лишь тогда Харулк воцарится над зыбкими исчезающими божествами, которые когда-то сместили его самого и его родню. А затем и их самих сместили новые силы. Этих исчезающих божеств воспевали служители тайных культов, мечтавшие возродить сгинувшие Орудия древности.

18

Случай в Руньяне, что в Регенвальде

По настоянию императрицы ее сестра, маркиза Руньянская, отбыла в свои новые владения, расположенные в центре отдаленного холмистого края в самой дикой части империи. Отказаться Элспет не могла.

Ярость советников, имперского двора, церкви и прежде всего самой императрицы не знала границ. Никто не объяснил наследной принцессе, чем же она навлекла на себя такой гнев, возобновив сообщение через перевал.

С ней почти никто не заговаривал – какие уж тут объяснения. Элспет превратилась в парию, и придворные избегали ее общества, чтобы тоже не впасть в немилость. И теперь принцесса сделалась в прямом смысле слова пленницей в ветхой башне на вершине холма, с которой открывался вид на Руньян. Деревенька и в лучшие свои времена не славилась ничем: здесь выращивали репу, капусту и пшеницу, которых едва хватало на прокорм местным жителям, да в окрестных лесах трудились углежоги. А лучшие времена Руньяна давно миновали. После гибели Ганзеля в империи стали меньше производить железа, поскольку сократился спрос на оружие, а когда закрываются плавильни, то и углежоги ни к чему.

Последним в башне жил правитель Руньяна. Он умер, не оставив наследников, а перед смертью передал свой феод Ганзелю, которого боготворил. С тех пор башня пустовала. Ставни местами отвалились, местами поломались, ворота никто не опускал, цепь от них давно стащили, слуг не было.

Среди восьми придворных, сопровождавших принцессу, были две жестокосердные старухи. Они люто ненавидели Элспет и вознамерились всячески мучить ее. Девушка никак не могла бы оправдать себя в их глазах, даже если бы попыталась, но она и не пыталась – все силы уходили на то, чтобы не показывать своего отвращения.

Остальную часть свиты составляла семья Гармера Шмитта: его жена Грета, их дочь Грюнхильда и трое сыновей, Ганзель, Фальк и Фриц. Мальчиков Гармер назвал в честь своих любимых императоров, а девочку – в честь двоюродной бабки Греты. Грюнхильде исполнилось шестнадцать, и красотой она не блистала. Они с Ганзелем были двумя одинаково невзрачными двойняшками – правда, не близнецами. Младшим мальчикам было четырнадцать и девять.

В глубине души Шмитты сочувствовали наследной принцессе, но не осмеливались это показывать. Да и сочувствием, пожалуй, их отношение трудно было назвать, – скорее, они дружно невзлюбили двух старых мегер, приставленных к Элспет: вдовствующую графиню Ильзу-Жанну фон Вистрич, мать графа фон Вистрича, и Карелину фон Тайр, супругу адмирала. Обе старые ведьмы и раньше-то недолюбливали Элспет, а теперь и вовсе ее возненавидели. Ведь именно по вине непокорной девчонки они оказались здесь, в этой сельской глуши. Друг дружку они тоже терпеть не могли последние полвека. Этих мелочных и злобных старух и выбрали-то только потому, что знали: они непременно выместят свою злость на своей «подопечной».

Каждой из придворных дам полагалась собственная свита – небольшая, только для того, чтобы хоть немного скрасить их убогое положение. Наследной же принцессе должны были прислуживать Шмитты, однако чаще им приходилось выполнять поручения старых гарпий. Они работали не покладая рук, но привести башню в пригодное для жизни состояние так и не сумели. Начались снегопады. Элспет часто мерзла и недоедала. Очень скоро она сильно похудела, постоянно тряслась как в лихорадке и начала все чаще впадать в забытье.

До весны принцесса дожить не надеялась.

Элспет писала письма императрице, но рука уже плохо слушалась ее, и почерк стал нетвердым. Впрочем, писала она напрасно, ни одно послание не уходило к адресату. Даже если бы она умудрилась утаить письма от Зубастой и Клыкастой – так она мысленно прозвала мерзких старух, – доставить их было некому.

Одиночество и страх терзали ее еще в Племенце. Но там был Альгрес Дриер, а здесь никого. Ни единой доброй души, которой можно излить душу. Капитана Дриера отослали на восток – на дальнюю заставу, постоянно страдавшую от набегов язычников. Остальных браунскнехтов раскидали по империи. А та, что навлекла на них эти несчастья, так до сих пор и не поняла, за что же ее так жестоко покарали.

Во время очередной метели приехал Феррис Ренфрау. Он осмотрел башню, не скрывая своего ужаса, почти ничего не сказал и тут же исчез. Вернулся он в сопровождении едва ли не всех жителей Руньяна и сразу начал отдавать приказы.

– По какому праву вы здесь распоряжаетесь? – набросилась на него госпожа Карелина. В голосе ее сквозило презрение, хотя ее собственное происхождение нельзя было назвать таким уж безупречным.

Ренфрау посмотрел ей в глаза, и старуха дрогнула, но потом быстро оправилась: как-никак жена адмирала.

– Возьмите инструмент и помогите, – велел Ренфрау. – Или убирайтесь вон. Если будете мешать, мне придется прибегнуть к таким мерам, после которых это желание у вас пропадет навсегда.

Вдовствующая графиня фон Вистрич ухватила Карелину за локоть и оттащила в сторонку.

– Не перечьте Феррису Ренфрау! – отчитала она жену адмирала, причем довольно громко, так, что Ренфрау все слышал. – Никогда! Те, кто ему перечит, плохо кончают! Неизвестно, зачем он здесь. Но он уедет.

– Уедет, – согласился Ренфрау. – Только не забудет того, что здесь увидел.

Деревенские жарко растопили очаг. Грета Шмитт принесла одеяла и закутала Элспет, усадив принцессу поближе к огню.

Ренфрау размашистыми шагами ходил по комнатам, отдавая приказания четко и отрывисто. Работа закипела. Башня преображалась на глазах.

– Шмитт, покажите мне счетные книги, – приказал Ренфрау; он точно знал, чем припугнуть злобных старух.

Элспет наконец согрелась, озноб стал заметно слабеть. Иногда она приходила в себя, хотя и ненадолго. Один раз даже узнала Ферриса Ренфрау, и радость ее, смешанная с надеждой, была так сильна, что принцесса разрыдалась.

– Госпожа Шмитт, не отходите от принцессы.

Госпожа фон Тайр пыталась припугнуть своих слуг и заставить их выгнать Ренфрау из башни. Предупреждения вдовствующей графини она пропустила мимо ушей. Слуги не послушались. Они знали, кто такой Ренфрау, зловещие слухи про него ходили еще задолго до того, как Йоханнес взошел на трон.

А вот адмиральская жена прожила свои пятьдесят восемь лет, не ведая невзгод, потакая собственным прихотям и почти ничего не зная об окружающем мире, пока в один прекрасный день императрица Катрин в приступе досады не решила избавиться от надоедливой старой карги, отправив ее в изгнание в Руньян присматривать за сестрой.

Всего за один день Ренфрау удалось навести на первом этаже башни порядок и превратить его в пригодное для жизни место, каким он и должен был стать сразу после приезда принцессы. Еще не закончились все приготовления, а Элспет уже перестала бить дрожь и чувствовала она себя гораздо лучше. К ней даже вернулось ее прежнее самообладание.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она Ренфрау.

– Не за что, принцесса. Вы – наследница империи. То, что они сотворили, недопустимо.

Ренфрау замолчал. Только сейчас Элспет наконец осознала, какая ей грозила опасность. А ведь Ренфрау скоро уедет.

– Вам трудно будет здесь, – сказал он. – Вы уже не та Элспет Идж, какой были до того, как умер ваш брат. Но больше никто уже не попытается вас уморить.

У Элспет судорожно сжался мочевой пузырь.

– Я обещал вашему отцу, – продолжал Ренфрау.

Принцесса плотнее закуталась в одеяло и уставилась на огонь. Хотелось снова забыться, чтобы не думать ни о чем. Ганзель Шмитт принес дрова. Вид у него был подобострастный, он пытался казаться как можно незаметнее – так обычно ведут себя в присутствии какой-нибудь грозной особы.

– Послушайте меня, Элспет. Вы должны меня выслушать. От этого может зависеть ваша жизнь.

Госпожа Шмитт принесла горячий суп. Ароматный запах подействовал на девушку гораздо сильнее, чем голос Ренфрау.

– Я тоже съем супу, – сказал Феррис.

Грета Шмитт изо всех сил стиснула губы, побледнела, но ничего не сказала: Ферриса Ренфрау она боялась не меньше, чем ее сын. Когда она принесла вторую миску, главный имперский шпион незаметно вложил в ее руку небольшой кошель.

– Никому не говорите. Эти деньги для нужд принцессы. Записывайте все расходы. Четвертую часть можете оставить себе. – Он посмотрел Грете прямо в глаза. – Никому – ни старым ведьмам, ни мужу, ни даже самой принцессе. Поняли?

Госпожа Шмитт кивнула.

– Я готова вас выслушать, – едва слышно пролепетала Элспет. – Благодарю, что вы приехали.

– Плачý свои долги. И служу империи. Если наследницу уморят голодом и холодом, империи это на пользу не пойдет.

Элспет разжала пальцы, сжимавшие одеяло. Они уже не болели. Тепло наконец-то возымело свое действие.

– Слушайте меня очень внимательно. Ваша жизнь теперь станет легче, но вы не должны привлекать внимание. Будьте покорной, делайте то, что вам велят, никого не оскорбляйте, какие бы фортели ни выкидывали вельможи в Альтен-Вайнберге. Поддерживайте сестру во всем, что бы вы ни думали на самом деле. Ее правление вряд ли войдет в историю, разве что она уступит советникам или окончательно сойдет с ума. Это вполне возможно.

– Грета что-то такое подсыпала в суп, – пробормотала Элспет.

– Вы слушаете меня?

– Слушаю.

– Хорошо. Надеюсь, хоть что-то вы усвоили. Хотя бы то, что от поступков принцессы напрямую зависят жизни других.

Элспет слушала рассказ Ренфрау о судьбе, постигшей ее браунскнехтов и госпожу Хильду Дедал, а из глаз ее катились слезы. Муж потребовал, чтобы Хильда отправилась в монастырь.

– Но как же так – я же не сделала ничего плохого.

– Тогда почему вы здесь?

– Но…

– Признайте, вы же знали, что на вас гневаются в Альтен-Вайнберге. Вы могли бы избежать неприятностей и остаться в Племенце. Тогда ваши люди разделались бы с чудовищем без вас и никто бы не пострадал. Вас осудили бы за обращение к помощи иноземцев, но вы остались бы в Племенце. Но нет – вам непременно нужно было утереть им нос. И в результате вы насмерть перепугали многих могущественных вельмож: они наконец-то увидели, насколько младшая дочь Йоханнеса Черные Сапоги похожа на него.

– Я знаю, Феррис. Я много думала об этом.

– Есть и хорошие новости: замуж вас теперь долго не выдадут. Если это, конечно, хорошие новости.

– Я вообще никогда не выйду замуж.

– Возможно, – улыбнулся Ренфрау. – Но это одна из причин немилости – ваши похождения отпугнули от вас женихов. А ведь каждый чалдарянский двор вами интересовался, портрет ваш перевозили из столицы в столицу, сердца юношей при виде него бились быстрее. И потом вдруг оказывается, что вы целый месяц шатались по полям и лесам в сопровождении простой солдатни.

Элспет вздохнула и еще плотнее завернулась в одеяла. Тон Ренфрау становился все более требовательным, а она еще недостаточно оправилась, чтобы выдерживать подобные нотации.

– Правда, без смешного тоже не обошлось, – чуть смягчился Феррис. – Кое-кто от вас не отвернулся. Джейм Касторигский собственной персоной прибыл в Альтен-Вайнберг, чтобы познакомиться с вами. На Касторигу наседает Навая, и ему позарез нужны союзники. Когда Джейм явился представляться императрице, Катрин влюбилась в него с первого взгляда. Несмотря на разницу в возрасте.

У Элспет наконец-то чуть прояснилось в голове.

– А он и не прочь сделаться принцем-консортом при императрице Граальской Империи.

– Особенно, если она родит ему парочку наследников.

– Когда свадьба?

– Весной. Как это ни смешно, когда откроется перевал Ремейн.

– Мегеры уже знают об этом? – со вздохом спросила принцесса.

– Им сообщат. Когда они узнают новости, то станут обращаться с вами лучше. А после императорской свадьбы ваше изгнание закончится. Если только вы снова не перепугаете советников.

– И все равно я не понимаю.

– Принцесса, кое-кто сумел возвыситься, втеревшись в доверие к вашей сестре. Среди них много пробротских епископальных чалдарян. И им прекрасно известно, что в империи сильно недолюбливают бротских патриархов. Когда вы решили разобраться с перевалом – одно то даже, что вы нашли способных помочь иноземцев, напомнило им о Йоханнесе. Они испугались, что наследная принцесса может вмешаться в ход истории и перевернуть их мир.

Наконец-то до Элспет начала доходить суть.

– Но меня это все не интересует.

Вдруг она вспомнила о главнокомандующем и тихонько пискнула.

– В чем дело?

– Так, мысль одна пришла. Испугалась немного.

– Понятно. Скажите же, вы услышали меня?

– Да, – снова вздохнула девушка.

– Свадьба Катрин – дело еще не решенное. Идут переговоры. На требования Джейма никто из наших не пойдет.

– Значит, я все еще на крючке?

– Да, пока Катрин не произведет на свет наследника, который проживет достаточно долго и сам обзаведется потомством.

– Боже, помоги мне.

– Я уже говорил: теперь ваша жизнь чуть наладится. А после свадьбы Катрин дела пойдут еще лучше: закончится ваше сельское изгнание. Следите за собой и сможете вернуться в Племенцу уже к следующей зиме. Или хотя бы в Альтен-Вайнберг.

– А мои браунскнехты? – печально спросила Элспет, ее мучил стыд.

– Их не простят. Не оправдали возложенного на них доверия.

Элспет опустила взгляд, чтобы не смотреть Ренфрау в глаза, но в тот момент она твердо решила во что бы то ни стало вызволить Альгреса Дриера и остальных. Они не заслужили подобного наказания всего лишь за то, что поддались угрозам дочери Свирепого Малютки Ганса.

Принцесса даже позволила себе едва заметно усмехнуться. В нынешнем положении она не могла сама себя защитить. Ее единственная надежда – это загадочный Ренфрау, который с разных сторон латает скрипящую по швам империю.

– Когда-нибудь…

– Что?

– Когда-нибудь я узнаю, кто вы такой.

На лице Ренфрау промелькнуло удивление, а потом он улыбнулся:

– Ваш отец как-то сказал то же самое.

– И он узнал?

– Увы, судьба раньше прервала его дни. Тише. Послушайте, я вас предупредил. И не один раз. Мне удалось тут многое поменять, и вы не умрете. Но только если будете думать, прежде чем сказать что-либо или сделать. Если перестанете быть дочерью своего отца.

– Я вас поняла, сударь!

– Надеюсь. Искренне на это надеюсь. Но сомнения не оставляют меня. Голос крови еще даст о себе знать. Утром я уеду. Мне нужно в Брот. Умоляю вас, будьте осторожны.

– Но почему никто?.. Почему вы постоянно повторяете одно и то же?

– На собственном горьком опыте я знаю, как тяжело вбить что-нибудь в твердокаменную Иджеву голову.

– Но я…

– Принцесса, вы не та, кем сами себя считаете. Вы та, кем вас считают другие. И ваша цель сейчас – убедить этих других, что вы именно такая, какой они хотят вас видеть. Станьте хамелеоном, покорным, тихим хамелеоном в глазах своих врагов.

– Врагов? Но…

– Ну вот, вы опять меня не слушали.

Элспет почувствовала, как сжалось сердце. Никому и дела нет до ее душевных мук и переживаний. Она всего лишь пешка в чужой игре. И теперь придется носить маску, чтобы ее не обменяли на ферзя.

– Теперь я все поняла, Феррис. Благодарю вас.

– Превосходно. В следующий раз мы встретимся в более благоприятной обстановке. Съешьте еще супу. Отдохните. С завтрашнего дня Шмитты будут кормить вас лучше.

Элспет хотела еще что-то спросить, но позабыла что. Ренфрау расплывался в ее глазах.

Свой сон она не запомнила. Он был зловещим и мрачным, мелькали там и главнокомандующий, и Катрин, и многие другие знакомые и незнакомые лица.

Наутро принцесса, впервые за много месяцев, почувствовала себя гораздо лучше.

Феррис Ренфрау уехал, но перед этим успел изменить и саму башню, и тех, кто в ней обитал. Зубастая и Клыкастая больше не досаждали Элспет. Она же, в свой черед, сделалась абсолютно покорной.

19

Каурен. Пора великого отчаяния

Усевшись под кустами, брат Свечка и Сочия Рольт теснее прижались друг к другу, чтобы согреться. Микаэль Кархарт, Ханак эль-Мира и епископ Клейто тоже устроились рядом, и все они накрылись двумя рваными одеялами, которые забрали с лежавшего возле дороги трупа. Никто не знал, на чьей стороне сражался этот человек. Да и не хотел знать.

Замерзших путников охватило уныние. Одеяла присыпало снегом, так что их не видно было со стороны и удавалось сохранить немного тепла.

Даже голод и уныние не могли выгнать странников на дорогу: ведь по ней то и дело проходили солдаты, идущие на запад, да и следы на снегу могли выдать их.

Брат Свечка спрашивал себя: а нужно ли было бежать? С пленниками хорошо обращались и вроде бы не собирались отдавать их на милость Конгрегации, кормили и содержали в тепле. Конечно, люди патриарха узнали Бернардина Амбершеля, а значит, вскоре узнали бы и Сочию.

За ними пустили погоню, но отряженные на поиски солдаты не слишком усердствовали. Какой смысл искать на холоде неизвестно кого? Кого им поручили изловить – каких-то беженцев? Да их тут не счесть: многие девушки старались убраться от Божьих воинов подальше, да и мейсаляне во множестве спешно покидали восточные края, где отказ признать бротских патриархов теперь зачастую карался смертью.

– Нужно добраться до своих, пока они не догадались, кто я, – пробормотала Сочия. – Ведь тогда за меня назначат награду.

– Да, – кивнул брат Свечка и осторожно, чтобы не сбросить одеяла, пошевелился. – Но опасны не только солдаты патриарха. По округе разгуливают и потерпевшие поражение наемники герцога Тормонда.

– Пора идти дальше, – прошептал епископ Клейто. – Моя немощная плоть долго холода не выдержит.

Клейто никак не мог унять дрожь: его трясло от холода, голода и страха.

– Возьмите себя в руки, – прошептал в ответ эль-Мира. – Брат Свечка старше вас на десять лет.

– Но он-то привык, а я – епископ, – усмехнулся церковник.

Ему еще хватало сил иронизировать над самим собой.

Погода им не благоприятствовала, зато не попадались создания Ночи и патриаршие патрули. Каждый – и Микаэль Кархарт, и эль-Мира, и Клейто – утверждал, что тут помог именно его бог. Правда, без особой убедительности.

Как и Брат Свечка, они в глубине души опасались, что им благоволят Орудия, то есть пособники ворога. Легко заподозрить подвох, когда, воспользовавшись периодом междуцарствия в Броте, войска главнокомандующего так разошлись.

К Каурену они подошли лишь через шестнадцать дней, пройдя по самой прямой дороге почти восемьдесят миль. И на шестнадцатый день от столицы их отделяло еще пятнадцать миль. Здесь они натолкнулись на большой отряд, возглавляемый сэром Эарделеем Данном. Данн посадил их на лошадей, чем весьма ускорил их путь на запад. Теперь каждый имел возможность еще больше укрепиться в вере в своего истинного бога.

Брат Свечка отчаянно цеплялся за своего жеребца. Наездник из совершенного был неважный, но он все же умудрялся смотреть по сторонам. Впрочем, то, что он видел, радости не приносило.

А видел он полную разруху. Армия патриарха решила начисто разорить Коннек. Однако еще больше монаха тревожили шедшие повсюду приготовления, – судя по всему, коннектенцы готовились к решающей битве.

– Думаете, они это зря? – спросила Сочия.

– Думаю, это безумие. Любая набранная в Коннеке армия превратится в неуправляемую толпу, и победа тут вряд ли возможна. Если только значительно не превзойти врага числом. Или застать его врасплох. Способны ли наши на такое?

– Если бы командовал Реймон Гарит…

– Да. Если бы командовал граф Реймон, пролились бы реки крови, воскресшие Орудия пировали бы всласть, а Коннек превратился бы в пустыню. Потому что граф Реймон охотнее бы выжег родную землю, чем уступил ее бротским захватчикам.

Свечка знал, что Сочия одобряет такой подход. Она и сама с радостью истребила бы все живое, только чтобы погубить врага.

Какие ужасы сулит им будущее, когда она займет свое место в тени позади трона графа Реймона?

Сэр Эарделей не отправил брата Свечку в Метрелье.

– Брат, Тормонд не желает вас видеть. Он наконец-то принял решение и не хочет, чтобы вы разубеждали его, нашептывая свои доводы.

Совершенный удивился, осознав, как его задели эти слова. Они свидетельствовали о том, что в Метрелье презрели голос рассудка. Отныне герцог Тормонд IV больше не будет прислушиваться к нему.

– Вы обвиняете меня?..

Ошибка. Надо было спросить не так.

– Не вас лично, но вашу веру. Вот уже два поколения в Коннеке царят миролюбие и бездействие… Десятилетиями тут правят слабые владыки и военачальники… Десятки тысяч захватчиков разгуливают по нашей земле, а нам недостает ни умения, ни силы воли, чтобы сделать то, что должно. А все потому, что нас ослепила мейсальская ересь. Или как вам угодно ее величать.

– Думаю, тут больше виноваты долгие века мира и процветания.

Брат Свечка поразился силе чувств, которые нахлынули на него. Ему действительно пора позабыть о мирском и снова вступить на путь ищущих свет. С каждым мгновением он уходил с этого пути все дальше.

На улицах Каурена было полно мейсалян с востока. Кто-то из них шел в крепости Альтая или в прибрежные провинции, где владычествовал король Питер. Или даже прямо в Дирецию. Питер привечал ищущих свет, ведь многие из них были искусными ремесленниками.

В праманской Платадуре их тоже охотно принимали.

Резкий запах дубленой кожи в переулке, где жил Раульт Арчимбо, был сильнее, чем обычно.

– Да, похоже, я много пропустила в своей деревне, – заметила Сочия.

– Неужели я слышу иронию в твоем голосе?

– Каждый новый город больше прежнего. И народу тоже больше, и воняет гаже.

– Семейство Арчимбо тебе понравится. – Во всяком случае, монах на это надеялся, хотя и не слишком: Сочия Рольт не забывала о разнице в происхождении и положении. – Только лишнего не болтай.

Девушке предложили отправиться в Метрелье, но она отказалась.

В этом квартале было многолюднее, чем обычно, – местные мейсаляне принимали у себя многочисленных беженцев.

На стук открыла дочь Раульта, Кедла.

– Ого! – изумился брат Свечка. – Быстро же ты.

Кедла была на сносях.

– Трудно противиться зову плоти. – Судя по тону, особенно Кедла и не противилась.

Появление совершенного ее явно не обрадовало.

– Ты не трудишься в дубильне?

– Пока я тружусь здесь. – Она похлопала себя по округлившемуся животу. – В дубильне для ребенка вредно. Совершенный, у нас нет места. Мы с Сомсом тоже здесь живем, потому что у них дома остановилась семья его дяди. Идите к пекарю Скарре. Его сыновья подались в солдаты. – Кедла с любопытством разглядывала Сочию, но из вежливости ни о чем не спросила.

– Как скажешь. Передай отцу, что я заходил. Пусть ищет меня в пекарне у Скарре.

Кедла сердито нахмурилась, но по ее лицу было видно, что ей ужасно стыдно. Брат Свечка отошел от крыльца, злорадствуя в душе, что ему удалось устыдить девушку, и одновременно ругая себя за это злорадство.

– Может, вы объясните, что все это значит? – спросила Сочия.

– Я знаю Кедлу с самого ее рождения. У нее переходный возраст, хоть и несколько затянувшийся.

– Она беременна.

– Еще как! Когда я в прошлый раз был в Каурене, она как раз вышла замуж.

– Но она младше меня.

– Верно. На несколько лет.

– Я думала, что вы, мейсаляне, презираете плотские утехи.

– «Вы, мейсаляне»? – удивился Свечка, ведь и Рольты тоже принадлежали к ищущим свет. – Кому-то это удается. В старости.

– Странно. Куда мы идем?

– Кедла еще очень молода. А идем мы к пекарю Скарре.

– Не верю я во все это, – неожиданно сменила тему Сочия. – Верю лишь в то, что может меня покусать.

– Там, за крепостными стенами, бродят Орудия с весьма острыми зубами.

За все время путешествия их маленький отряд чаще дрожал от страха перед Ночью, чем от холода. Среди полей и деревень призрачные создания чувствовали себя вольготнее и разгуливали свободно. Иногда после них на дороге оставались бледные обескровленные тела.

Тем больше причин торопиться в Каурен.

До пекарни монах с девушкой добрались уже в сумерках. Внутри стояла страшная жара, Скарре, обнаженный до пояса, будто кузнец, вытаскивал готовые буханки из печи, пот лил с него градом. Жена пекаря в толстых варежках укладывала горячий хлеб. Увидев Свечку, Скарре что-то пробурчал вместо приветствия.

– Должно быть, спрос на хлеб нынче велик, – заметил монах.

– Ищете работу? Я не справляюсь. Нужен помощник, чтобы замешивать тесто.

– Работу мы не ищем, но с удовольствием потрудимся в обмен на ночлег и еду.

– Договорились. Но почему вы не остановились у Раульта? Когда вы живете у него, он ведет себя как зазна… Простите. Не дело нам пускаться в мелкие дрязги.

– Кедла говорит, у них нет места.

– Замужество плохо сказалось на этой девочке. Ей бы подождать. И Раульту бы подождать. За один год из наивного ребенка превратилась в злобную мегеру. Раульт опасается за ее душу.

– Понимаю. Можем обсудить это на вечерней встрече. Что?

– Брат, мы больше не устраиваем встреч. Повсюду шпионы Конгрегации – записывают, кто и что делает, чтобы потом отыграться.

– А ведь когда-то ищущим свет хватало мужества отстаивать свою веру.

– Когда-то нас не сжигали за нее на кострах.

– Сейчас им редко это удается. В Коннеке гораздо чаще убивают членов Конгрегации, чем ищущих свет.

Скарре пожал плечами. По всей видимости, невзгоды пробротских чалдарян его мало трогали.

– Если у меня остановитесь, придется помогать. Можете в пекарне подсобить, а девчонка пусть кашеварит.

– Вот это вряд ли, Скарре, – усмехнулся брат Свечка. – Если ты, конечно, отравиться не хочешь. Она тоже поможет в пекарне, будет на подхвате. Только руки не распускай.

Скарре понимающе кивнул.

Сочии не нравилось слушать, когда ее обсуждают, но она уже достаточно странствовала за пределами Карон-анде-Лета и научилась сдерживаться. Хотя бы на первые несколько минут.

– Главное, чтоб отработала свое.

– Отработает. Она славная девушка. Ей просто надо показать, что делать.

По лицу госпожи Скарре было видно, что слова монаха ее не убедили.

Хозяин из Скарре получился не самый радушный: гостям пришлось трудиться не покладая рук. Понятно, почему в его доме не останавливались другие беженцы. А беженцы в Каурене жили почти в каждой мейсальской семье. Вечером измученные брат Свечка и Сочия отправились на ужин к семье Арчимбо.

За весь день Сочия пожаловалась лишь однажды.

– Могу отвести тебя в за́мок, – предложил монах.

– Не надо.

– Не придется больше тесто месить и терпеть госпожу Скарре, которая огрызается на тебя лишь потому, что ты молода и красива.

– Эта женщина безумна. Она сама-то на муженька своего смотрела? Потный весь и волосатый, как медведь. И толстый. Но в замок я не пойду. Они воспользуются мною, чтобы крутить Реймоном.

Сочия была права.

Вот и еще один повод для тревоги.

В Каурене полно было членов Конгрегации. Эти фанатики не погнушаются использовать девушку в качестве оружия, а Реймон уже показал всем, что это его уязвимое место.

За ужином брат Свечка в основном молчал, разве что ответил на несколько вопросов Кедлы о своих приключениях. После еды начали собираться главы местных мейсалян. Монах устроился в темном уголке, чтобы просто послушать. За время его отсутствия здесь многое изменилось. В Каурене теперь властвовало отчаяние.

Вопросы веры на встрече не обсуждали. Эта перемена бросалась в глаза сильнее прочих.

Говорили только о насущном. Уходить ли ищущим свет из города прямо сейчас, пока пути к отступлению не отрезали патриаршие войска? Решиться ли на путешествие зимой? Бежать ли в крепости Альтая, в которых неизвестно еще, хватит ли на всех еды? Остаться ли в Каурене, понадеявшись на бротские интриги и проснувшуюся в герцоге Тормонде решимость?

Судя по разговорам, надежды на то, что герцог даст отпор захватчиком, было мало. А даже если и даст – получится ли из этого что-нибудь хорошее? Да и в дружескую помощь Питера Навайского верилось с трудом.

– Чтобы продолжать свои свершения в Диреции, Питеру нужна поддержка бротской церкви, – ответил кто-то, когда еще кто-то заикнулся о том, что Питер может прислать армию и заявить свои права на Кастрересон.

– Питер не может отвлечься – на него наседают князья Аль-Халамбры, – произнес другой голос. – Да еще он в Артесипею войско послал.

– Ничего не решится, пока в Броте не изберут патриарха.

– Но главнокомандующий-то не сидит сложа руки.

– Герцог Тормонд все решит.

– Прошу прощения, – сказал брат Свечка, и в комнате тут же воцарилась тишина. – Все эти разговоры пусты, пока нам неизвестен исход сражения.

– Какого сражения, совершенный? – удивился Раульт Арчимбо.

– Сэр Эарделей Данн пытается спланировать решающую битву. И думаю, патриаршие силы хотят ее избежать: до сей поры они успешно пользовались тактикой «атаковал – отступил». Но битва непременно будет, а решимости кауренцев для победы маловато. Что я посоветовал бы? Готовьтесь пуститься в путь, но подождите исхода сражения. Если победит сэр Эарделей, мерзнуть и пережидать зиму в горах не придется. А если он проиграет, патриаршие войска возьмут город, но не сразу. Всем хватит времени, чтобы уйти.

Дюжина мейсалян заговорила разом, началось бурное обсуждение. Все соглашались с братом Свечкой, но спорили друг с другом. Некоторых по-прежнему манили твердыни Альтая.

– Я иногда проповедовал в Альтае, – сказал монах. – Раз зимовал там – не в одной из продуваемых всеми ветрами старых крепостей на вершине, а внизу, в долине, где умеют пережидать суровую погоду. И все равно мне было холодно и тоскливо.

Снова споры. Прошлым летом все присутствующие мужчины побывали в Альтае – готовили крепости на случай, если слабая коннекская власть оставит ищущих свет на милость безжалостной и ненасытной бротской церкви. Все знали о том, как суровы тамошние горы. Именно поэтому и выбрали Альтай в качестве последнего убежища.

– Так вот она – демократия в действии, – сказала Сочия брату Свечке по дороге назад в пекарню.

– Именно.

– Теперь я понимаю, почему решения чаще всего принимаются другим способом.

– Можно сказать, что это как раз сильная сторона: никто ничего не предпринимает, все спорят, и глупости им делать просто некогда.

В ответ девушка лишь презрительно фыркнула.

Каждый день люди бежали из Каурена. Постепенно улицы опустели. Те, кто остался, не выходили из дома, молились и терзались все более мрачными предчувствиям.

Брата Свечку мрачные предчувствия тоже одолевали, и даже сильнее прежнего. Герцог Тормонд наконец решился что-то предпринять. И никого не волновало, правильное ли решение он примет. Вся страна возликовала потому лишь, что он решился.

Монах не ходил туда, где рассказывали сплетни. Он и сам вполне мог представить себе, что творится на поле боя: ни на что не годные толпы плохо обученных кауренцев под предводительством таких же неопытных военачальников носятся по округе, пытаясь выловить вражеских разведчиков и фуражиров, и терпят одно поражение за другим. После крупных схваток поля на востоке от Каурена покрываются трупами павших героев. Истинный размах катастрофы никто не осознает, потому что мелкие поражения происходят не одновременно и в разных местах. В какой-то момент толпа кауренцев вынудит главнокомандующего сделать выбор – отступить или же показать им, как на самом деле нужно воевать.

Но надежда все-таки оставалась. Брат Свечка очень рассчитывал на рыцарей Изабет. Они опытные воины и могут возглавить неумелых коннектенцев, к тому же тяжелая кавалерия давала огромное преимущество. А еще Тормонд завербовал тысячи наемников и нашел рыцарей, готовых служить за деньги. Численностью коннекское войско значительно превзойдет патриаршее.

Сочия расстроилась. Ей не удавалось работать так, как хотел Скарре. К счастью, спрос на хлеб упал. Правда, пекарь очень рассчитывал, что он снова вырастет, когда в город вернутся голодные солдаты.

Брат Свечка месил тесто, а сам в это время предавался воспоминаниям и бесконечным сожалениям. Он понял, что битва состоялась, еще до того, как услышал новости. И понял, что исход ее нельзя назвать благоприятным.

– Сочия, нам пора. Собирай вещи.

Улицы заполнились народом. Все устремились на северо-восток – узнать, какая судьба постигла родных и близких. Паника распространялась, словно чума, а с ней и жалобные вопли. Если правдива хотя бы десятая доля слухов, Каурену уже не оправиться.

Но сейчас в город вернулись те, кто сбежал с поля боя еще до начала сражения. Им нужно как-то оправдать свою трусость, вот они и плетут небылицы, а их болтовней питаются слухи.

Брат Свечка предупредил только Сочию, но теперь он внезапно оказался во главе целой процессии ищущих свет, в которой шли и все участники вечерних посиделок у Арчимбо. Семья кожевника наотрез отказалась оставлять Кедлу. Всего за несколько дней они твердо уверились в том, что Каурен обречен, а Конгрегация с помощью патриарших солдат истребит в городе всех еретиков, неверных и сторонников вискесментского патриарха.

Монах убеждал себя, что волнуется он за здоровье Кедлы и будущего ребенка, а не потому, что она задержит их в пути. Убеждал и сам себе удивлялся.

Его преследовал страх. Въедливый, мучительный страх, пожирающий разум. Он боялся, что окончательно перестал быть совершенным. Но больше всего он боялся созданий Ночи.

Теперь они постоянно незримо присутствовали рядом. Казалось, стоит лишь оглянуться или свернуть за угол, как они предстанут перед тобой. Те, кто всегда жил в плену суеверий, относились к этому спокойно. Они с рождения верили, что Орудия живут поблизости. Но были и такие, кто хотел видеть вокруг себя понятный, упорядоченный мир, и нарастающее давление Ночи воспринималось ими как плесень, разъедающая раствор, который скрепляет основы всего сущего.

Мужа Кедлы среди беженцев не было. Вместе с тысячами воодушевленных кауренцев, которые твердо верили, что правое дело победит, Сомс отправился на поле боя. Воевать ему не хотелось, просто он сделал то, чего от него ожидали.

Кедла не надеялась увидеть его снова. Даже если из всей армии суждено погибнуть лишь одному кауренцу, это непременно будет ее милый Сомс.

– Ты можешь стать для нее старшей сестрой, – сказал монах Сочии. – Просто помоги ей справиться с отчаянием.

Раульт Арчимбо, в отличие от дочери, твердо верил в благополучный исход дела.

– Парень нас нагонит. С ним все будет хорошо. Он же знает, куда мы собирались бежать. Может, еще раньше нас туда поспеет.

Всех терзало глубокое уныние. Больше всего люди боялись попасть в плен. Хотя солдат патриарха теперь разгуливало по округе все меньше, но опасность натолкнуться на них все же была велика. И в отместку за сопротивление города они могли перебить любых встреченных по дороге кауренцев.

Впрочем, мейсалян было довольно много, и они вполне могли бы отбиться от небольших отрядов. Несколько раз отбиваться действительно приходилось. Треть беженцев погибла по дороге. Создания Ночи следовали за ними неотступно: и когда они добирались до Альбодижеса на берегу замерзшего озера Траун, и когда по крутой горной тропе поднимались на гряду Рейндо к крепости Корпсьор.

По пути их нагоняли мрачные вести. Всех коннектенцев охватило черное отчаяние, надежда покинула их.

Малыш Кедлы появился на свет раньше срока, прямо в дороге. Роды были трудными, и женщины опасались, что девушка умрет от кровотечения. Мужчины же боялись другого.

Орудия слетались на роды, как мухи на труп. Почему – не знали даже ученые мужи вроде брата Свечки. Хотя он подозревал, что созданий Ночи просто привлекают боль и сильные эмоции.

Мальчика назвали в честь деда – Раульт. Родился он вполне здоровым. Никаких родимых пятен, изъянов, зубов или прочих зловещих признаков у ребенка не обнаружилось, ко всеобщему облегчению.

Корпсьор представлял из себя несколько укреплений, которые выстроили на вершине крутого горного хребта. С обеих сторон в пропасть уходили почти отвесные скалы. Добраться сюда можно было лишь по тропе из Альбодижеса. Тропа эта охранялась, и ее можно было в любой момент обстрелять из специальных укреплений. С тех стародавних времен, когда люди еще не знали грамоты, Корпсьор служил им надежным убежищем. Его использовали сотни раз на протяжении долгих веков, но после развала Древней Империи и последовавшего затем хаоса оно пока никому не пригодилось. Довольно долго мейсаляне укрепляли Корпсьор: чинили защитные сооружения, пополняли запасы, а самое главное – углубляли вместилища для воды. В прошлом крепости Альтая попадали в руки врага лишь из-за предательства или нехватки воды. Предательство предотвратить трудно: крошечное зернышко алчности и страха таится в глубине человеческой души, и видно его лишь тогда, когда оно прорастет. Быть может, оно есть у каждого и только ждет своего часа.

Ищущие свет надеялись в основном на то, что пересидят своих врагов. Безупречный V умер, а если новый патриарх не разделит его манию и не станет настаивать на коннекском священном походе, страсти вокруг Коннека постепенно улягутся. Арнгенд и Сантерин заняты друг другом, и Сантерин побеждает. У Шарльва Полоумного, по слухам, с головой совсем беда. Значит, с севера Коннеку пока никто не угрожает.

Патриаршая Конгрегация по искоренению богохульства и ереси тоже постепенно зачахнет, ведь ее не поддерживает ни один из основных кандидатов.

Продрогший и отчаявшийся брат Свечка все же верил, что вместе с неизбежной весной к ним вернется и надежда.

Дежурство на крепостной стене уже стало его вторым призванием. Брат Свечка стоял на самом высоком наблюдательном посту Корпсьора и оглядывал неприветливые окрестности. На востоке долина утопала в тумане, а дальше все терялось в снеговых облаках, сливаясь в сплошную сизую дымку. На западе – не многим лучше. Повсюду лежал снег, лишь кое-где проглядывали серые скалы или изможденные зеленые ели. Воздух застыл, и поэтому дым из труб почти скрывал из виду две деревеньки внизу.

К нему подошла Сочия. Девушка казалась уставшей и выглядела старше своих лет. Постоянное уныние сломило ее.

– На что вы смотрите?

С тех пор как они пришли сюда, внизу ничего не менялось. Разве что снега становилось с каждым днем чуть больше.

– На наше будущее.

– В каком смысле?

– Так выглядит грядущее.

– Да уж, вам и правда нужно отправляться в тайное убежище совершенных и подправить себя каким-нибудь волшебством.

– Хочешь, открою тебе секрет? Нету никаких тайных убежищ. Разве только посчитать убежищем крепости вроде этой. А сказки про них выдумывают те, кто боится вступить на путь к свету.

– Там внизу какие-то люди.

На тропе темнели крошечные точки. Может, еще беженцы. А может, прибыли с новостями. Или кто-то, как происходит изо дня в день, карабкается наверх, чтобы расчистить тропу ото льда и пополнить запасы воды.

– Все равно будет весна, – сказал старик. – Новый год всегда приносит надежду.

Теперь это давалось ему труднее всего – обнадеживать других, когда сам он почти совсем отчаялся.

20

Артесипея, неожиданный священный поход

Главнокомандующий просматривал описи и отчеты о жалованьях. Рутинная работа составляла значительную часть его обязанностей.

– Каким таким чудом сто восемьдесят пять арбалетчиков умудрились за одну битву израсходовать восемь бочонков болтов?

– Поубивали кучу народу, – отозвался Титус, по голосу было слышно, что вопрос его забавляет.

Хект знал, что думает дэв: Пайпер превращается в скрягу.

– Хорошо, но ведь можно было подобрать часть болтов, когда все закончилось.

– Думаю, из каждых двадцати выстрелов в цель попал едва ли один. И эти болты вряд ли удастся вернуть, разве только отрядить тысячу человек прочесывать поле боя.

– Ну и шут с ними! Заставлю кауренцев купить мне еще пятьдесят бочонков, когда возьмем город.

Консент улыбнулся, но улыбка вышла печальной. Все уже понимали, что коннекский священный поход себя исчерпал. Новый патриарх, кем бы он ни был, прекратит войну против ереси.

Из Брота доходили вести о том, что голосование зашло в тупик. Ни один из пяти кланов не мог обеспечить нужное количество голосов, чтобы избрали их принципата. Но все они выступали против кандидата не из Брота, в этом единственном вопросе семейства пришли к согласию. Ни Братство Войны, ни Конгрегация пока никого еще не поддержали.

На первом голосовании больше всего голосов набрал Хьюго Монгоз, а сразу после него, к собственному ужасу, шел принципат Делари. Монгоз был компромиссным вариантом, поскольку все верили, что долго ему не протянуть. Во время своего краткого владычества он будет лишь номинальным главой, а тем временем коллегия выберет настоящего преемника. Год или два пять кланов Брота готовы были потерпеть Хьюго Монгоза.

– Прибыл гонец из Антье, – доложил один из Хектовых телохранителей.

– Не сомневаюсь, что Горт опять решил поклянчить денег. Позовите его.

В зал вошел усталый, вымокший и грязный с дороги гонец, а сразу следом за ним – Редферн Бехтер. Этот зал был самым теплым во всем Камден-анде-Гледсе – крепости едва ли в двадцати милях от Каурена, мимо которой проходили обе древние восточные дороги.

Бехтер принес бумагу, на которой были перечислены потери, понесенные кауренцами и их союзниками. По приблизительным оценкам, погибшие исчислялись пятнадцатью тысячами. И тысячи удалось захватить в плен. Эти глупцы отправили в бой армию без централизованного командования, и Хект умело воспользовался этим.

– Хорошо получилось с навайцами – несколько важных пленников.

Бехтер кивнул.

– Да? – повернулся Пайпер к гонцу.

Он узнал забрызганного грязью посланца – это был один из самых надежных людей Горта.

– Полковник просил передать вам, что его отозвали. Городскому полку приказано вернуться в Брот, хотя солдатам и платят жалованье. Приказ прислал городской сенат, но подписан он Бронтом Донето. Полковник Горт говорит – сенаторы боятся, что после выборов начнутся волнения.

Хект посмотрел на своих подручных. Многие казались удивленными.

– Они что, снова решили избрать иноземного патриарха?

– Полковник Горт сказал: «Если он спросит, собрались ли выбрать патриарха не из Брота, скажи, что на четвертом месте тот тип из Вискесмента, Непримиримый, или как там его? А он вообще от церкви отлучен».

– Понятно. Когда он выступает?

– Уже выступил. В приказе жесткие сроки – не рыпнешься.

Донето хорошо знал Горта.

– В Антье знают?

– Конечно.

– Есть соображения по поводу выборов – сколько они продлятся?

– Да хоть сто лет. Денег-то в Броте маловато – на взятку не насобираешь. Все дополнительные средства пошли на кальзирский священный поход.

– Поешьте и отдохните. Я напишу для вас ответ.

Бехтер увел гонца.

– Как же это скажется на нас? – спросил Хект, ни к кому не обращаясь.

– Придется высылать подкрепление Седлако, – сказал Консент. – Тогда здесь у нас оборона ослабеет.

Все верно. Потери они пока несли небольшие, да и дезертиров было, к счастью, мало, но все равно число солдат постоянно уменьшалось. А доверять местным и потерпевшим поражение вражеским наемникам Хект не спешил.

– Нужно определиться, – продолжал Консент, – чего мы хотим добиться до воцарения нового патриарха. После выборов ситуация кардинально изменится. Вряд ли новый глава церкви будет так же одержим, как Безупречный. Нам всем могут просто-напросто дать от ворот поворот, чтобы сэкономить денег на памятники новому патриарху.

Именно такой расклад Хект и предвидел, его он и опасался. Мало кто в коллегии, подобно Безупречному, жаждал во что бы то ни стало искоренить ересь и отвоевать Святые Земли.

– Наша судьба висела на волоске с самой смерти патриарха, – сказал Пайпер. – Мы разгромили противника, но мало чего добились. Кровавый триумф, конечно же, настоящий подвиг, если вспомнить о соотношении сторон. Об этой победе будут рассказывать истории еще много лет, но ее нельзя назвать решающей. Просто теперь кауренцы поняли, что нельзя и нос казать из-за своих стен. Пошлите к ним завтра кого-нибудь. Потребуйте огромный штраф, пусть пообещают искоренить ересь. Этого мы от них и требовали изначально. Скажите – времени на обсуждение не дадим. Начните стягивать дозорные отряды, фуражиров и разведчиков – пусть думают, будто мы готовимся к штурму. Распустите слух: якобы пособники Конгрегации уже в городе и готовы помочь нам.

– И чего вы этим хотите добиться?

– Быть может, они клюнут на нашу уловку и попытаются от нас откупиться. Но как только все соберутся, придется отступить к Кастрересону.

Сдаваться герцог Тормонд не пожелал и условий ультиматума не принял, несмотря на страдания своих подданных. Главнокомандующего такое решение не удивило: даже самые свирепые коннектенцы должны понимать, что излюбленная герцогская стратегия – сидеть и ждать – сейчас подходит им наилучшим образом.

Патриаршее войско уже не могло обеспечить себе нормальное снабжение. Война опустошила окрестности Каурена, да еще и зима выдалась худшей на памяти коннекских старожилов. Одержимый патриарх не поддерживал главнокомандующего, а военачальники Хектовой армии, да и сам Хект, не были фанатиками, в отличие от ищеек Конгрегации.

Каурену стоило опасаться лишь одного – предательства.

В городе постоянно разоблачали заговоры. И заговорщиками зачастую оказывались чужеземцы, бежавшие в Каурен якобы от армии патриарха.

Хект уводил войска тихо – солдаты забирали с собой все ценное, но не рушили ни домов, ни крепостей.

– Не хотите ли, чтобы с этим болваном ненароком случилась беда? – спросил Мадук.

Под «этим болваном» он имел в виду епископа, который только что вышел от главнокомандующего, меча громы и молнии из-за отказа Хекта выполнять волю Конгрегации.

– Ни в коем случае. Теперь все в его руках. Пусть делает, что пожелает и как пожелает. Вмешиваться не буду.

– Думаете, он сам вляпается в дерьмо?

– Коннектенцы отличаются долготерпением, но теперь черта уже пройдена – больше они не будут терпеть его и ему подобных.

– Прекрасно. Урок смирения этим воро́нам не помешает.

– А вы зачем меня искали?

– Нужно приставить к вам еще телохранителей, и пусть не отходят ни на шаг.

– Бога ради! И так уже мне в уборной штаны помогают снять. Зачем еще телохранители?

– Последний гонец привез письмо от вашего дядюшки. И в нем тот просит меня удвоить бдительность в ближайшие два месяца. Готовится серьезное покушение.

– Дядюшки?

– Письмо подписано: «Лорд Безмолвный». Или это чьи-то проделки?

– Возможно. Я никогда не знаю, как его понимать. Это скорее не дядюшка, а двоюродный прадед. Раз пишет, что нужно удвоить бдительность, значит нужно удвоить. Нравится мне это или нет.

– Я и не знал, мой господин, что у вас есть родня. – Судя по голосу, Мадук что-то заподозрил.

– А у меня ее и нет. Кровной родни. Лорд Безмолвный – дальний чудаковатый родственник принципата Делари, то есть родня моей приемной семьи.

– Невольно разбирает любопытство.

– Действительно. Я и сам многого не понимаю. Видимо, кто-то что-то не то углядел в цыплячьих кишках.

Только-только Хект погрузился в сон на своей пуховой перине в за́мке графов Кастрересонских, как в спальню ворвался Титус Консент в сопровождении Мадука и остальных телохранителей. Как раз днем они все вернулись в Кастрересон.

– Какого рожна? До утра это не подождет?

– Вряд ли. Вполне возможно, чернь уже знает новости. Могут начаться беспорядки.

– Ладно. В чем дело?

– У нас новый патриарх – Миролюбец Безупречный.

– Что-что?

– Не знаю, почему он выбрал себе такое имя. Раньше его звали Жосеран Кьюто и был он фидуциаром.

– Один из главных претендентов еще при жизни Безупречного, но потом о нем не было ни слуху ни духу. Что же стряслось?

– Проявился король Питер. И начал швыряться деньгами направо и налево.

– Готов поспорить, пять кланов чуть не лопнули со злости.

– Не знаю. В послании говорилось лишь о новом патриархе. Но нам, возможно, грозят неприятности. Кастрересон принадлежит королю Питеру.

Хект не стал возражать.

– Выставь патрули. Скажи, пусть первыми не начинают, но если их вынудят – действовать жестоко.

– Нужно, чтобы об этом приказе стало известно в городе, – отлично подействует.

Хект, по его собственным меркам, всегда поступал справедливо. Но не щадил тех, кто выказывал неповиновение. Кастрересонцы всё поймут.

– Теперь-то можно поспать?

Настроение в Белом Городе резко изменилось. В самом воздухе ощущалось волнение. Но это было не дурное предчувствие, а радостное предвкушение. Кастрересонцы готовы были ждать подходящей возможности.

Скрепленное печатью послание от патриарха прибыло только через девять дней. Хект как раз просматривал его, пока собирался весь штаб.

– Все вполне ожидаемо, – объявил он. – Здесь официально подтверждается, что коннекский священный поход закончен. Прилагается список коннектенцев, возвращенных в лоно церкви, в числе прочих герцог Тормонд и граф Реймон Гарит. Осаду Антье следует прекратить, Кастрересон – вернуть законным владельцам, чьи представители уже направляются сюда. А нам надлежит сплавиться по Лауру и собрать войска в Шивенале для отправки.

– Бессмыслица какая-то, – удивился Редферн Бехтер. – Почему бы просто не написать, что в наших услугах он больше не нуждается? Не бросить нас на произвол судьбы?

– По всей видимости, он все же в них нуждается. Быть может, мы нужны в Броте. Вряд ли там обрадовались дирецийскому патриарху. Вполне может повториться история с Орнисом Седелетским.

В послании говорилось еще кое о чем, но уже менее важном. Хект велел своим людям готовить войска к походу. Вернее, заканчивать последние приготовления, ведь приказ оставить Кастрересон не стал ни для кого сюрпризом.

Титус Консент выходил из комнаты последним.

– А вы обратили внимание, – спросил он на пороге, – кому больше всех помог наш священный поход?

– Навае? Королю Питеру?

– Именно. Он стал владыкой Коннека, причем малой кровью. А своими победами в предыдущем священном походе воспользовался, чтобы захватить Артесипею. Теперь у него свой патриарх. Питер делает так, что другие строят за него империю.

– Умно.

Поскольку никаких запретов от новой власти на этот счет не поступало, Пайпер оставил в кастрересонской крепости гарнизон. На тот случай, если придется возвращаться. Солдатам велено было не противиться герцогу Тормонду и королеве Изабет и поддерживать порядок в городе.

Казармы готовил Бюль Смоленс. Несмотря на множество погибших, дезертиров и отделившийся городской полк, армия все еще была довольно крупной и насчитывала больше десяти тысяч человек. Сорокадневных рекрутов среди них теперь не было: последние ушли еще до того, как погода испортилась окончательно. В захвате окрестностей Коннека приняла участие лишь треть от того состава, с которым Хект пересек Дешар и высадился на западном берегу.

Пайпер собрал старших офицеров и штабистов.

– Хочу всех вас поблагодарить. Мы отлично справились. Видимо, даже лучше, чем следовало. Новая власть боится нас. И поэтому нынешний приказ собраться здесь вызывает у меня подозрения. Что-то они замышляют.

Со своего места поднялся Седлако и произнес пылкую речь, призывая преданных вере воинов вступить в Братство Войны, однако его увечья не особенно удачно иллюстрировали этот призыв.

В какой-то момент Хект перестал слушать. Остальные бурно обсуждали, что им теперь делать. Коннекский священный поход закончился, а ничего так и не было решено. Но никто не отчаивался. Такое случалось и раньше. Сдавались побежденные города, рушились за́мки. Смерть и горе странствовали по земле. В мире мало что изменилось.

Пайпер думал об Анне и детях. В последние несколько месяцев мысли о доме часто одолевали его. Когда он еще был Элсом Тейджем, подобного за ним не водилось.

Здесь, на западе, у него появились новые склонности.

Волнуясь о будущем, все забывали об опасностях настоящего – более серьезных, чем злобные проделки созданий Ночи.

Хект вместе с несколькими своими подчиненными отправился в гавань, посмотреть на прибывающие корабли. В порт входил флот Питера Навайского – в основном грузные торговые суда под флагом Платадуры, вдоль флангов сновало несколько проворных трирем с навайскими знаменами. Хект всматривался в корабли и жалел, что нет рядом Пинкуса Горта, с которым можно было бы обсудить свои подозрения. Несколько кораблей пообшарпаннее украшали сонсианские штандарты – эти посудины очень напоминали те, что в их прошлый визит гнили у причалов Сонсы.

Чайки с криками кружили над водой и бросались во вспененные кораблями волны. Хотя стояла зима, в гавани нестерпимо воняло. Зато из-за холода стало гораздо меньше мух.

– Посудины-то высоко сидят, – заметил примостившийся на бочке Клэй Седлако. – Видать, собрались нагрузить до отказа.

В последнее время Седлако одолевало мрачное настроение. Он был уверен, что еще несколько недель или даже дней – и ему удалось бы сломить Антье, даже без Бронта Донето и городского полка. Горожане уже начали прощупывать почву и выведывать, какова возможная награда за предательство.

– Забудьте про Антье, – посоветовал Хект. – Нам все одно платят – хоть здесь сидим, хоть задницами в бою рискуем.

– Меня не риск пугает, – проворчал полковник Смоленс. – Как бы от голода и холода не сдохнуть.

– Вы только его послушайте! – удивился Седлако. – Сам-то что делал всю войну? Сначала в Вискесменте торчал, а потом тут. Давайте его взвесим – да он фунтов пятнадцать набрал, не меньше.

– Тут спорить не буду, еда здесь отличная, – признался Смоленс. – Буду по ней скучать.

– Возможно, вам и не придется уезжать, – сказал Хект.

– Это еще почему?

– Никаких приказов оставить Шивеналь я не получал. Если король Питер крутит новым патриархом как хочет, могу поспорить, от такого важного места он не откажется. Думаю, они постараются сделать из Шивеналя вольный город наподобие Сонсы или Платадуры. И город этот будет поддерживать Наваю.

– Что это было?

– Что?

– Будто громадный шмель прожужжал.

В двадцати ярдах от них чайки спикировали посмотреть, что это плеснуло в грязной воде.

– Это не шмель, господа, – отозвался Мадук.

Командир личной охраны Хекта, как обычно, был рядом, но из-за ранений все еще двигался скованно. Вдруг он вскрикнул и навалился на Пайпера, схватившись за левое плечо. Из кожаного доспеха торчала арбалетная стрела.

Еще один «шмель» угодил прямо в бочку, на которой сидел Седлако. То есть сидел секунду назад, потому что его, как и всех остальных, сразу будто ветром сдуло. Мадук рухнул на землю и пытался утянуть Хекта за собой.

Но не тут-то было.

Вместо того чтобы прятаться, Пайпер направился прямо туда, откуда прилетели стрелы. Он не думал, а действовал по наитию, едва сдерживая ярость. На ходу он подхватил с земли обломок дубовой планки, брошенный каким-то портовым рабочим. Дерево было старым – видимо, старше самого Хекта. Эта мысль ни с того ни с сего пришла ему в голову, как обычно и приходят посторонние мысли в напряженные моменты, когда все будто происходит в два раза медленнее, чем на самом деле.

Позади кто-то кричал ему, чтобы он, болван такой, пригнулся.

Еще кто-то закричал впереди – прямо там, где и скрывались убийцы. Хект отскочил вправо, и мимо по направлению к воде пронесся очередной «шмель».

Пайпер налетел на кучку стрелков. Двое отчаянно пытались натянуть тетиву на арбалетах, а третий и вовсе кинул оружие и побежал прочь. Странное поведение.

Хект ударил первого, кто попался ему под руку.

Второй бросил возиться с арбалетом и вытащил из ножен короткий меч, а другой рукой достал кинжал.

Хект тоже вытащил клинок, но в правой руке у него по-прежнему был обломок дубовой планки.

Пайпер несколько раз огрел того первого, лежавшего на земле, чтобы тот не кинулся вдруг помогать своему подельнику.

Подоспела подмога.

– Был еще один, туда побежал. Одежка похожая, – сообщил Пайпер.

Он уселся на маленький тюк хлопка – видимо, контрабанда из Дринджера – и уставился на свою дубовую палку. Снова в голову ему пришла странная, неуместная мысль: а ведь ее, наверное, использовали как рычаг – ворочали мешки, а потом она сломалась.

Рядом плюхнулся Бюль Смоленс.

– Пайпер, какого рожна вы творите? – набросился он. – Вас убить могли. Видимо, этого они и добивались.

– Я не думал, просто действовал.

– А парнишки-то из Артесипеи. Заметили?

– Неудивительно. Но как вы это определили?

Смоленс заявил, что это понял бы даже слепой.

– Полковник, я вырос в иных краях, – сказал Хект. – Все, кто живет по берегам Родного моря, для меня на одно лицо.

Смоленс недоверчиво покачал головой.

– Дайте мне побеседовать с этими молодчиками, – предложил он. – Как поймут, что им грозит, мигом разговорятся.

Хекта начала бить дрожь – и вовсе не от холода.

– Глупый поступок, – раздался откуда-то едва слышный шепот.

Пайпер оглянулся и увидел неподалеку Кловена Фебруарена. Больше старика никто не замечал.

– Есть о чем призадуматься, – продолжал тот. – Кто-нибудь еще, кроме меня, может такое проделать?

Разумеется.

– Пайпер, тебе следует быть осторожнее. Твои недруги не дремлют.

– Не могу я так больше жить.

– Тогда придется умереть, – отозвался Фебруарен и исчез.

– Вы с кем разговариваете? – спросил Титус Консент.

– Говорю: не могу я так больше – когда кто-то постоянно на меня охотится.

– Но я слышал еще чей-то голос.

– Это вряд ли.

Консент не поверил, но и спорить не стал.

– Не хотите так больше жить – выясните, кто подсылает убийц. И разберитесь с ним. Или с ней.

– Я уже знаю, кто это. Почему – вот что я хотел бы выяснить.

– И кто же? – На ближайший тюк с хлопком устало опустился Хаган Брокк.

Хект вдруг подумал: а почему тюки такие маленькие. Не потому ли, что их вывозят из Дринджера контрабандой?

– Руденс Шнайдель. За всеми покушениями стоял и стоит Руденс Шнайдель, – сказал он, оглянувшись на Брокка.

Брокк пришел в гавань не для того, чтобы смотреть на корабли. Он все еще залечивал раны, полученные в битве у Каурена. Тогда благодаря его быстрой реакции дирецийцы королевы Изабет не сумели подобраться по топкой земле к левому флангу армии патриарха и застать ее врасплох.

– Вы что, уже выздоровели и рветесь работать?

– Нет. Но прибыла лодка с посланцами. Они желают вас видеть.

– Они?

– Какой-то принципат – я его не знаю. Говорит только на дирецийском да церковном бротском. Еще чиновники из вечного города и важная шишка из Диреции.

– И чего хотят?

– Поговорить с вами.

– Это я уже понял. О чем?

– Не сказали. Но терпением они не отличаются.

– Отдышитесь, а потом идите и скажите им, что у меня тут очередное покушение, причем на меня. Если уцелею – сразу прямиком к ним. Титус, на чем мы остановились?

– На Руденсе Шнайделе.

– Ага. Так что же мой главный шпион знает об этом человеке?

– Его зовут Руденс Шнайдель. Окопался на Атафильском хребте – эта горная цепь проходит посреди Артесипеи. У него там за́мок – Арн-Беду, легендарная крепость на вершине. Шнайдель – языческий жрец или что-то вроде того. Имя его всплывает каждый раз, как заходит разговор о Ткаче, Черенке и прочих рвущихся вернуться в наш мир Орудиях.

– И все?

– Да. Он темная лошадка. А еще, если верить подосланным им убийцам, жуткий тип.

Не успел еще вернуться Хаган Брокк, как вокруг Хекта стали собираться его помощники. Телохранители горели желанием кому-нибудь накостылять, а Хект лишь мечтал, чтобы все они убрались восвояси и дали ему спокойно поговорить с Кловеном Фебруареном. Но отослать своих верных солдат он не пытался. Теперь они от него не отойдут.

Последним подошел Бюль Смоленс:

– Я тут кое с кем наладил связи и дал им знать, что мы отслеживаем артесипейцев. После смерти Безупречного их заявилось множество. Только им здесь не рады.

Да, поговорить со стариком в коричневом одеянии Хекту точно не дадут.

– Мы сюда пришил на корабли смотреть, так давайте смотреть.

Понятное дело, все тут же принялись возражать. Еще бы – такой риск! А Титус Консент то и дело напоминал, что Хекта ожидают весьма важные персоны.

Полковник Смоленс обосновался в доме зажиточного праманина, который бежал из Шивеналя, опасаясь патриарших солдат. В этом доме на Хекта накатывала легкая ностальгия: слишком уж явными были праманские архитектурные веяния. Зайдя в ворота, Пайпер раздавал приказы о том, как следует поступить с ранеными и пленными. Заслышав шум, посланцы вышли во двор.

Редферн Бехтер успел собрать всех, в ком Хект так или иначе подозревал рыцарей Братства, и теперь эти воины, не скрываясь, окружили дирецийских гостей. Кое-кто из чужаков это заметил.

Хект мигом понял, что случилось.

Эти люди вели себя надменно и приязни ни у кого не вызвали. Кто-то из них отпустил некое нелестное замечание в адрес Братства Войны.

А Братству Войны плевать, король ты или простой смертный, – у них свое собственное королевство.

Из всех прибывших Пайпер узнал лишь одного. Этот охотник на ведьм, помнится, хорошо ориентировался в бротских катакомбах. И сейчас он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Как и принципат, который тоже все прекрасно понимал, хотя беспокоился в основном о том, что не он владеет ситуацией.

Прекрасный зачин для яростной перепалки.

И Хект не прочь был ее устроить: повод у него имелся. Но ради долгосрочной перспективы стоило проявить дружелюбие.

– Сержант Бехтер, наших гостей разместили должным образом? Господа, у нас тут трудности, но, если вы не будете выходить в город, мы сможем вас защитить. Сегодня днем меня пытались убить, а потому мы истребили множество злодеев.

Важно воспользоваться суматохой, быстро отвлечь чужаков, намекнуть, что лучше уж принять быстрые меры, пусть и не самые эффективные.

– Теперь, господа, когда мы снова в безопасности, – продолжал Хект, – что вы хотели мне поведать?

Продолжая говорить, Пайпер отступал в большое открытое помещение на первом этаже, вынуждая гостей идти следом. Именно в этом зале и размещался шивенальский штаб патриаршего войска.

– Итак? – сказал Хект, усевшись в массивное дубовое кресло. – Вы явились сюда со всей поспешностью, опередив основной флот. Видимо, хотите обсудить важные вести до того, как недруги Господни проведают о вашем прибытии.

Охотник на ведьм еще больше нахохлился и принялся оглядывать углы.

Кловен Фебруарен?

Отрезвляющая мысль.

– Так что же?

– Я Гернандо Эрнесто Рибьеро де Герв, – взял дело в свои руки принципат, – патриарший посланник, призванный установить в Коннеке мир. Также мне велено сокрушить артесипейских язычников. Миролюбец Безупречный считает, что Руденс Шнайдель и воскрешаемые Орудия представляют угрозу гораздо более серьезную, нежели мирные коннекские еретики.

Хект переглянулся со своими подчиненными. И де Герв это заметил.

– Вижу, вы согласны с этим решением.

– Никогда не понимал, почему Безупречный так упорно пытался их извести.

– Вы спрашивали его?

– Спрашивал. И в ответ слышал лишь бессмысленную и бессвязную чушь. Но мне платят не за любознательность, а за то, что я делаю свое дело.

Охотник на ведьм внезапно взвизгнул и резко дернулся. Все присутствующие удивленно на него уставились.

– Должно быть, блоха, – сказал он, явно не веря собственным словам.

– Старик, не время, – проворчал Хект.

Теперь уже все удивленно уставились на него. Во взгляде охотника на ведьм читалось подозрение.

– Миролюбец Безупречный желает, чтобы священный поход переместился на Артесипею, – сообщил де Герв.

– Тогда понятно, зачем прибыл флот.

– Да.

– Вы не можете совладать с артесипейцами теми силами, что сейчас действуют на острове?

Принципат притворился изумленным.

– Король Питер отправил туда несколько тысяч солдат. Сонса тоже участвует. Недавно ведь они одержали важную победу?

– С каждой победой все труднее управлять уцелевшим войском.

– Мы уверены, что в коннекских беспорядках отчасти виновата Артесипея, – вмешался охотник на ведьм. – Они хотели отвлечь всех от того, что творится на острове. Еще в Кальзире и особенно в Аль-Хазене некоторые из нас убедились, что существует угроза более серьезная, чем праманские захватчики. Именно там мы впервые услышали о Руденсе Шнайделе. И думаем, что Шнайдель начал страшиться главнокомандующего именно после кальзирских событий. Ночь по какой-то причине решила, что Пайперу Хекту предназначено ее уничтожить. И его необходимо убить, чтобы это предотвратить.

– Что?

– Брат Йокай говорит все как есть, – кивнул де Герв. – Всем, кто знается с Ночью, ведомо, что Орудия почему-то боятся вас как огня.

По спине у Хекта пробежал холодок. Те, кто знается с Ночью, могли выяснить об Убийце Богов нечто такое, что ему совсем не хотелось бы разглашать.

– Не понимаю.

– А понимать и не нужно, главнокомандующий, – сказал Йокай. – Никто из нас не понимает. Мы просто принимаем все как есть и действуем.

Член особого ведомства утверждает, что принимает как есть Орудия Ночи?

– Это все к делу не относится, – продолжал де Герв. – Патриарх желает знать, останетесь ли вы во главе армии, если священный поход перекинется на Артесипею и главной его целью станут Руденс Шнайдель и его стервятницы, эти апсары Сэски.

Хект удивился. Апсарами называли небесных танцовщиц, подручных Харулка Ветроходца, а Сэска Беспредельный принадлежал Орудиям из тех же древних и мрачных верований, но относился к другому пантеону – тому самому, который превосходил возрастом все другие дринджерийские пантеоны.

– Сэска? – переспросил он. – Про апсар я знаю. Они помогали Ветроходцу, как во́роны помогали Орднану, – приносили вести и слухи.

Про Сэску рассказал Йокай. Видимо, он специализировался на древних богах.

– Сэска – это что-то вроде древнего злобного ворога, – объяснил он в конце. – Кое-кто считает, что ему удалось уцелеть и дожить до наших времен, только в уменьшенном виде. Он спрятал частички себя в современных демонах.

– Ладно, – отмахнулся Хект. – Ничего не понимаю, но мне понимать и не нужно. Я солдат и жалованье получаю, когда дело сделано. Принципат, когда мы должны отправиться на Артесипею – немедленно?

– Да, к сожалению. В последнее время дела там идут не слишком хорошо. Думается…

– Прощу прощения. Титус, проверь, что нужно этому солдату.

Вряд ли кто-то побеспокоил главнокомандующего посреди важной встречи без уважительной причины.

Консент выслушал посыльного и вернулся.

– Он не объяснил, откуда это известно, – сообщил он. – В бротских катакомбах свершилось большое волшебство. Не такое разрушительное, как то, что обрушило ипподром, но в подземелье провалился особняк принципата Делари.

Внезапно в зале сильно повеяло холодом. У Хекта заложило уши.

– Что это было? – спросил де Герв.

– Нечто только что покинуло нас, – отозвался Йокай. – Я уже давно почувствовал его присутствие. А теперь это ощущение исчезло.

Охотник на ведьм казался еще более взбудораженным, чем раньше.

– Это как-то связано? – спросил Хект.

– С новостями из Брота?

– Да.

Пайпер зорко следил за выражением лица Йокая. Охотники на ведьм тесно сошлись с Бронтом Донето, хотя Кловен Фебруарен и утверждал, что Хект и принципат Делари неверно истолковали происшествие в катакомбах. Якобы те охотники на ведьм не вызывали чудища, которое Делари убил под ипподромом. Но ведь вражду между Донето и Делари никто не отменял. А охотники на ведьм, сами того не ведая, вели дела с Руденсом Шнайделем. Шнайдель думал, что сумеет исподтишка заставить простых членов особого ведомства помочь ему прикончить Убийцу Богов. А охотники на ведьм хотели, в свою очередь, глубже проникнуть в планы Шнайделя, чтобы схватить того, кто стремится воскресить древние ужасы. Эта запутанная история начала потихоньку распутываться после путешествия Хекта и Пинкуса Горта в Сонсу.

Все эти подробности Девятый Неизвестный сообщал Пайперу урывками во время коннекского похода. Однако выяснить, какую роль играет здесь Вэли Дюмейн, и он не сумел. Старик не смог даже проверить слова Малютки.

– Возможно. Как вам известно, артесипейцы в последнее время были там довольно заметны.

– Да.

– Похоже, новости вас не на шутку встревожили.

– Я очень привязался к принципату Делари. Он был добр ко мне и моим близким.

На самом деле Хекта больше всего беспокоил Кловен Фебруарен. Получается, старик и правда умеет перемещаться из одной точки в другую по воздуху.

Да, видно, ему еще многое предстоит узнать о своем ангеле-хранителе.

– Сколько времени понадобится на подготовку к походу? – спросил де Герв.

– Несколько отрядов можно грузить уже завтра. Но вот с животными могут возникнуть трудности.

– Трудностей не будет, – отозвался де Герв. – Эти матросы хорошо знают, как перевозить войска – и пехоту, и кавалерию. Но вот погрузиться в здешнем порту сложно. Уровень моря сильно понизился, так что в отлив гружеными отойти от причала смогут лишь маленькие суда. Лоцман, направлявший сюда нашу лодку, сказал, что дно больше невозможно чистить. Совет Шивеналя подумывал выстроить новые причалы – дальше прежних, но если Родное море продолжит мельчать, через несколько лет они снова столкнутся с этой же проблемой.

– Нужно построить плавучие мостки и передвигать их в случае необходимости.

Вполне очевидное решение.

– Но пока таких мостков тут нет. А погрузить войска нужно сейчас.

Хект завел долгий и неприятный разговор о том, что погрузить на корабли придется не только солдат, но и многое другое. Помимо солдат в его армии имелись еще и лошади, быки, бесчисленные тюки со снаряжением, оружие. Необходимо предусмотреть кучу нудных мелочей, чтобы вооруженные мечами воины появились там, где нужно, – и притом чтобы у них были палатки, где можно спать, припасы, которые можно есть, и кони, на которых можно ехать.

Телохранители из Братства Войны подуспокоились – грандиозная склока больше не маячила на горизонте.

Хект долгое время терзал гостей утомительными и хитроумными подробностями армейских будней, а потом приказал:

– Полковник Смоленс, соберите офицеров и объясните им, что от нас требуется. Выражайтесь предельно ясно. Пусть составят списки. Выясните, сколько человек останется.

В армии уже начались разговоры о том, что неплохо бы снова увидеть Брот, – как среди рядовых, так и среди высших чинов.

– Я не думаю, что уйдут многие, – отозвался Смоленс.

– Нам нужны точные цифры. Предстоит погрузка на корабли. И новая война.

В почти незнакомом краю.

Главнокомандующий устал. В глазах уже двоилось. До глубокой ночи вместе с моряками дирецийского флота, ни один из которых на Артесипее не бывал, он корпел над плохо составленными картами. Известно было лишь одно: новый патриарх желает, чтобы они высадились на западном берегу острова рядом с Гомром – рыболовецким портовым городком на северной оконечности Артесипеи.

Артесипея состояла из двух больших островов, соединенных перешейком, ширина которого в самой узкой части едва превышала милю. Южный остров в три раза превосходил северный размерами. Северяне разговаривали на диалекте, весьма похожем на коннекский, а вот южан чужеземцы понимали уже с большим трудом. По словам принципата де Герва, артесипейцы не чтили бротскую епископальную церковь, предпочитая ей Сэску, других языческих богов, праманскую веру и примитивные чалдарянские культы. Пробротские священники контролировали лишь портовые города. На севере Господь и Его слуги закрепились немного лучше, хотя тамошние горцы тоже поголовно были язычниками и недавно переметнулись на сторону Руденса Шнайделя.

Пока все сражения проходили на южном острове.

Миролюбец Безупречный хотел, чтобы позади противника, сосредоточенного на юге и востоке, высадилась армия – могучая армия, состоящая из закаленных бойцов, во главе которой стоит главнокомандующий, имеющий личные счеты с Руденсом Шнайделем.

Хект вполне понимал и принимал эту логику. Вряд ли Шнайдель предвидел подобный оборот.

Поменялся патриарх, а с ним поменялся и мир.

В зал вошел Титус Консент с покрасневшими от недосыпа глазами. Новости, которые он принес, Хект охотнее отложил бы еще на несколько лет.

– Сегодня день дурных известий, – сказал дэв.

– Давай выкладывай. Я так устал, что меня уже ничем не проймешь.

– У короля Шарльва случился удар, и он умер. Вроде бы естественная смерть, не подкопаешься. Когда это произошло, Анны Менандской рядом не было. Но она так быстро завладела ситуацией – никто и глазом моргнуть не успел. Видно, готовилась. Только что прибыл гонец из Салпено.

– И как это повлияет на нас?

– Не очень сильно. Гораздо сильнее на Арнгенд и Коннек. Анна хоть и распутница, но очень набожна. И властолюбива. Коннекские еретики уже дали ей повод воспользоваться одним из этих качеств в угоду другому.

– Да? – нахмурился Хект. – Каким же в угоду какому?

– Сами решайте. Это, в общем-то, не важно.

– Но мы ведь здесь закончили, так?

– Вроде того.

– Ты едешь домой? Или со мной?

– Поеду на Артесипею. Против своей воли. Я еще не видел свое новорожденное дитя.

– Ноя – святая. Место ей на троне небесном рядом с Анной.

– Анна сама себе хозяйка, ей эта роль более привычна.

– Ты не задумывался о том, что время крутых перемен – происки Ночи? И о том, какие силы, возможно, сейчас просыпаются?

– Главнокомандующий, я что-то перестал вас понимать.

– За ничтожно малое в масштабах истории время гибнет могучий Граальский император, а вслед за ним одержимый патриарх и владыка самого религиозного и воинственного государства во всем чалдарянском мире. Все это предвещает крутые перемены. Особенно если вспомнить о надвигающихся льдах.

Титус равнодушно хмыкнул. Он слишком устал, чтобы волноваться о происках Ночи.

– Пойду спать. Можете меня под трибунал отдать, если хотите. Тут уже и казнь покажется избавлением.

– Ладно, слабак, иди. Трать свою жизнь на сон.

Хект выбрал кресло в укромном уголке, уселся в него и попытался немного расслабиться и восстановить силы, сквозь дрему прислушиваясь к разговорам своих помощников и флотских.

Неожиданно у него заныли уши, однако боль быстро прошла. Воздух, казалось, на секунду сгустился. Но Пайперу было все равно. Он слишком устал.

– Ложная тревога, – прошептал кто-то над его ухом. – Муньеро жив. И Герис. И Анна, и твои дети. Я принес письма от них всех. Особняк поврежден, и другие дома тоже, но больше проблем не предвидится. Пока. У Жосерана Кьюто новые планы на церковь.

Вечно-то Пайперу Хекту мерещились голоса далеких предков.

– Что нам сулят арнгендские события? – спросил он, надеясь подловить Девятого Неизвестного.

Но напрасно.

– Горести для Коннека. И очень скоро. Но ты сможешь умыть руки и сказать, что это не твоя вина. Ты уже уедешь, когда начнутся несчастья.

Хект понятия не имел, о чем бормочет волшебник, зато видел, что его перешептывания привлекли внимание тех, кто находился в комнате. Особенно Йокая: вид у охотника на ведьм сделался такой, будто его мучил запор.

– Господа, – объявил Пайпер, – мне нужно поспать. Я уже сам с собой разговариваю.

Его люди проследят, чтобы все было сделано и без дальнейших указаний.

В спальне Хект снял сапоги и, не раздеваясь, повалился на кровать.

– Я ведь не шутил, мне правда нужно отдохнуть. Обсудим все завтра, когда я смогу наконец продрать глаза.

– Я принес письма.

– Подождут до завтра. Уходите.

Пайпер закрыл глаза, успев еще удивиться, как это Фебруарен столько всего успевает. Но почти сразу его снова разбудили. Пришли телохранители и сообщили, что рана Мадука не смертельна и он выживет. В который уже раз.

– Пора ему в отставку, – сказал Хект. – Играя со Смертью, рано или поздно проигрываешь.

Такое заявление не могло не вызвать косых взглядов его личной охраны.

Несмотря на все препоны и неразбериху, на следующий день из гавани вышла дюжина нагруженных кораблей. К Хектову удивлению, почти все патриаршие солдаты решили остаться. Он списал это рвение на тяжелые времена.

А вот многие из тех, кто присоединился к войску уже в Коннеке, его покинули, не желая бросать свои семьи.

На борту корабля Хект нервничал. Корабли ему не нравились, а уж этот и подавно.

Подошел Титус Консент и встал рядом возле планширя в средней части судна – оттуда Хект наблюдал за удалявшимся Шивеналем.

– Я с докладом, мой господин. Кораблям придется сделать два рейса. Людей и груза получилось больше, чем я предполагал.

– Ты все отлично организовал. Молодец.

Краем глаза Хект заметил мелькнувшее в толпе среди людей на палубе знакомое коричневое одеяние. Что ж, поддержка не помешает.

– Отчего у вас такой унылый вид? – спросил Консент.

– Ходил когда-нибудь по Родному морю?

– Нет.

– Тогда скоро узнаешь.

– Вы сами-то когда ходили?

– Когда мы с Гортом сбежали ненадолго в Сонсу.

Сонса! Так вот что не так с этим кораблем: Пайпер уже бывал на нем – переправлялся в Фиральдию со Старклирода.

– А теперь что стряслось? – удивился Титус. – Вы будто привидение увидали.

– Вспомнил, каково нам пришлось, когда налетел шторм. Молись, чтобы не было непогоды. Не знаешь, в это время года тут шторма бывают?

– Нет, откуда мне знать.

Хект остановил спешившего мимо матроса:

– В это время года здесь шторма случаются? Как называется корабль?

– Нет, господин, в это время года штормов немного. Вот через месяц-полтора – тогда да. – Матрос с опаской покосился на него, явно думая, что у главнокомандующего не все в порядке с головой. – А называется «Вивия Инфанти», господин.

– А название-то вам зачем? – поинтересовался дэв.

– В моих краях название корабля многое значит. Скажи-ка, матрос, а команда опытная? Они уже давно ходят на этом судне?

– Да, господин. Все как один опытные мореходы. Переправим вас в мгновение ока, господин, будьте уверены.

Матрос торопливо ушел – подальше от чокнутого главнокомандующего.

– Мой господин, вы бы держали себя в руках, – заметил Консент. – За вами ведь наблюдают. Ваши люди никогда не видели у вас ни малейших признаков неуверенности или страха. А теперь, когда нам предстоит битва с волшебником, да еще таким, как Руденс Шнайдель, мы не должны подвергать испытаниям их веру.

– Ты прав, конечно. Как всегда. – На самом-то деле Хект пытался, не вызывая подозрений, разведать, нет ли на борту кого-нибудь, кто узнает неудачливого рыцаря по имени Эльфорд да Скес, возвращавшегося домой из священного похода. – Но я никак не могу отделаться от мысли, что там в воде рыщут кровожадные чудовища, которые мечтают меня слопать.

– Приятно видеть, мой господин, что и вам не чуждо хоть что-то человеческое.

– Сарказм принят к сведению, лейтенант. Займись-ка разведкой и разузнай, почему вдруг Сонса решила подружиться с королем Питером. Последнюю сотню лет они вяло, но все же беспрестанно воевали с Платадурой.

– Тут все просто – экономика. Сонса проиграла и присоединилась к победителю, в противном случае ей оставалось лишь сгинуть.

Хект подумал, что дэв, вероятно, прав. Но… Не замешано ли тут каким-то образом Братство Войны?

Хорошо, что Сонсу захватил не кто-нибудь из них, а Пинкус Горт со своим городским полком: а то вдруг матросы решили бы расквитаться.

Плавание не должно было продлиться долго. Тихий голос, нашептывавший Хекту в ухо, уверял, что погода не подведет. Пайпер старался меньше бывать на палубе, чтобы не путаться под ногами, и при любой удобной возможности снова и снова перечитывал письма от Анны и детей. В строках Анны, обращенных к нему, чувствовались кротость и смирение. Она стоически переносила тяготы, выпадавшие на долю тех женщин, чьих мужей военное ремесло держало вдали от дома. Дети жили своей радостной жизнью – ни в чем не нуждались и почти ничего не боялись. Пелла в письме изо всех сил старался продемонстрировать свои успехи в учебе. Хекта эти успехи впечатлили, хотя над почерком Пелле еще нужно было поработать.

Вэли написала мало и явно лишь из чувства долга: с ней все хорошо, она надеется, что война скоро закончится и он вернется домой, тогда Анна станет больше улыбаться; Анна очень волнуется; в городе неспокойно, а почему, она не знает; ей очень нравится Лила – та девочка, которую он к ним прислал.

И все. Хотя еще пришло послание от принципата Делари. Он писал, чтобы Хект был осторожен и готовился по возвращении в вечный город заняться некой учебой.

Половина помощников Хекта тоже была на борту «Вивии Инфанти». А вот полковник Смоленс задержался в Шивенале. Пайпер очень надеялся, что он там и останется и будет заниматься снабжением патриарших войск на Артесипее. Это было бы гораздо надежнее, чем полагаться на Брот с его переменчивыми политическими веяниями.

Все продолжали работать, хотя сведений, которыми они располагали, было ничтожно мало. Хект не смог разыскать никого, кто бывал в тех местах, где им предстояло высадиться. Какой-то бротский умник решил, поглядев на карту, что место это прекрасно подходит для внезапного нападения на язычников. Брат Йокай – кревельдец, полное имя которого звучало как Йокай Свлада, – заверил Хекта, что из Кастелла-доллас-Понтеллас на Артесипею переправилось несколько членов Братства, чтобы провести разведку. Тихо и незаметно. Они должны были поджидать дирецийский флот.

– Хорошо придумано.

– У Братства по этой части богатый опыт.

– А может так случиться, что их обнаружат и возьмут в плен? Не хотелось бы угодить в объятия вражеской армии.

– Они мастера своего дела. И уже занимались разведкой в праманских краях – в Святых Землях. Те, кто плохо учится такому ремеслу, до следующего раза не доживают.

– Жду не дождусь встречи с этими гениями.

– Желудок не крутит, начальник? – спросил подошедший Клэй Седлако. – Вы вроде подуспокоились немного.

– Со мной все в порядке. Некогда думать о морской болезни, когда впереди такие испытания.

Морская болезнь в этот раз его совсем не беспокоила. Неужели Кловен Фебруарен постарался?

Как же Хекту хотелось поговорить со стариком, но он не мог – два телохранителя неотступно следовали за ним повсюду. Даже теперь. В каждом сонсианском матросе они подозревали убийцу.

Никто Пайпера не узнавал. Он коротко обрезал волосы, отрастил бородку, одевался теперь как бротский дворянин и совершенно не походил на оборванного и косматого сэра Эльфорда да Скеса. Сам он нескольких матросов узнал, но ни один из них не выказал к нему ни малейшего интереса.

Хект частенько советовался с Драго Прозеком. Уцелело лишь три фальконета, и Пайпер хотел, чтобы они были под рукой, если придется иметь дело с могучим Орудием Ночи. Он был уверен, что какое-нибудь чудище непременно всплывет из глубин и нападет на флотилию. В море водились древние Орудия – пострашнее любого сухопутного бога.

Тихий голос уверял, что волнуется он напрасно. Неприятель не имел дел с морскими богами да и с меньшими созданиями Ночи, обитавшими под водой и в воде.

Но Хект не верил.

Весь первый день корабли очень медленно шли вдоль берегов Коннека на восток. От Шивеналя до устья реки Дешар было девяносто миль. Добрались они туда поздним утром второго дня, еще тридцать миль прошли вдоль берега и повернули на юг. Матросы рассчитывали увидеть Артесипею еще до заката на третий день. Если ветер будет благоприятный. Потом они поплывут вдоль западного побережья острова к месту высадки.

Для Пайпера время тянулось ужасно медленно. Первый день выдался насыщенным, второй – поспокойнее. Делать было особо нечего – оставалось лишь болтать друг с другом. Пайпер воспользовался своим положением и насел на капитана, потребовав показать ему карты острова – тех мест, где они собирались высаживаться.

Горатиус Андраде охотно согласился помочь. Чересчур охотно, Хект даже заволновался. Хотя, как напомнил ему Консент, в последнее время он волновался по любому поводу и в каждом видел злоумышленника.

Андраде уверял, что карты составлены точно, вот только обозначены на них были в основном воды вокруг Артесипеи, а на самом острове прорисованы лишь детали, служившие морякам ориентирами.

– Вы уже ходили в этих водах? – спросил Хект. – Вдоль этого побережья?

– Давным-давно. И на другом корабле. Те края никогда не славились гостеприимством.

– А Гомр знаете?

– Только понаслышке. Это прославленная рыбацкая деревенька в устье реки Сарлея. Я не плавал там вот уже двадцать лет. Уровень моря понизился, но даже в те времена мы не могли зайти на подобном корабле в тамошнюю гавань.

– А подходящий пологий берег есть в окрестностях?

– Там – нет, но вот дальше к югу – есть. А я вас раньше не встречал? Голос знакомый. Вы бывали на борту «Вивии Инфанти»?

– Нет. Но в прошлом году я по одному тайному делу ездил в Сонсу. Тогда мы устроили большой переполох в одном борделе, что-то там про галеоны было в названии.

– Возможно, я там вас встречал. Странно, голоса я запоминаю лучше, чем лица.

– Раньше у меня не было бороды, а волосы я стриг как рыцари из Братства Войны. Спасибо за помощь. Думаю, высаживаться будем не в Гомре.

На второй день, уже после обеда, к Хекту подошел Клэй Седлако. Накануне они раз сто обсудили все известные об Артесипее подробности.

– Мой господин, я ничего не понимаю. Как, когда и зачем это туда попало, ума не приложу. Вчера, когда я собирался достать из своего рундука кое-что на ужин, обнаружил это под своими вещами. Сержант Бехтер думает, что нас оберегает некое Орудие Ночи.

На главной палубе «Вивии Инфанти», в стороне, располагались специальные рундуки, где пассажиры хранили свое добро.

– Интересно, полковник. Очень интересно. И весьма своевременно.

– Может, Бехтер прав. Может, не все Орудия нам враги.

– Такая мысль приходила мне в голову. Будем надеяться, так оно и есть.

А нашел Седлако в своем рундуке несколько древних карт. Подписи на них были на древнебротском, но не на церковном. Артесипея изображалась в виде двух островов – без перешейка, соединявшего их теперь.

– С древних времен моря сильно измельчали, – заметил Титус Консент. – Значит, перемены эти происходят уже давно.

И за этими переменами Неизвестные следили веками.

Слишком уж много творилось вокруг тайного и скрытого. А от грядущего апокалипсиса всех к тому же отвлекали весьма обыкновенные злодеи, движимые фанатизмом и властолюбием.

В тот день Хект ни разу не заметил коричневого плаща. Видимо, Фебруарен довел до совершенства свой фокус с исчезновением. Йокай Свлада и Редферн Бехтер вели себя спокойно, – возможно, старик покинул корабль.

Способности Девятого Неизвестного пугали гораздо больше, чем даже колдовство эр-Рашаля аль-Дулкварнена. И этот человек – предок Пайпера? Как глубоко укоренилось это безумие? Во что Хект ввязался?

– С кем вы разговариваете? – спросил Консент.

– А?

– Вы что-то шепчете себе под нос. В последние несколько дней с вами такое частенько. Что стряслось?

– Спрашиваю ответа у своего прапрадедушки, – честно ответил Хект.

Но Титус, конечно, не поверил.

– Хорошо. Совет бы нам пригодился.

– Передай капитану, что мне необходимо с ним поговорить. Нужно пройти дальше вдоль побережья.

Согласится ли дирецийский принципат? И как передать приказ остальным кораблям?

Но моряки оказались гораздо хитрее, чем предполагал Хект. Они передавали сообщения с судна на судно при помощи специальных сигналов и быстроходных шлюпок.

Принципат возражать не стал – только попросил Пайпера объяснить причины своих действий. И главнокомандующий объяснил: кораблям предстоит разгрузиться, а для этого требуется удобный пологий спуск. Опасные скалистые берега возле Гомра не подходят, к тому же уровень моря здесь опустился на добрую дюжину футов по сравнению даже с картами Андраде. Прибой просто разобьет корабли.

Высаживаться собрались на третий день – после полудня. И почти сразу увидели, как поднялся в небо дым от сигнальных костров.

– Нас ждали, – сказал Хект. – Вот тебе и застать врасплох.

– Заставать врасплох нам их и необязательно, – заявил брат Йокай. – На всей Артесипее не наберется двух сотен тысяч человек. Многие живут в городах и исповедуют епископальную чалдарянскую веру.

– Или дэвскую, праманскую и дейншокиновскую, насколько я слыхал. А еще я слыхал, что у Руденса Шнайделя в горах куча последователей.

Это тоже было причиной, по которой Хект перенес место высадки. На северной оконечности острова горный кряж замыкался почти в кольцо – настоящая естественная крепость. Кто-то, видимо, решил, что главнокомандующему нужно пробиться туда, чтобы истребить неверных. Но Хект решил, что смысла в подобном плане мало. Душой непокорной Артесипеи была цитадель Арн-Беду, располагавшаяся в западных горах на южной оконечности.

– Почему они сражаются? – спросил Хект. – Зачем им это?

– Чтобы воскресить Сэску, – зябко передернув плечами, отозвался охотник на ведьм. – Вернуть в мир одно из древнейших и жутчайших Орудий.

– Это я понял, но зачем? Ладно язычники-горцы – их, видимо, заговорил этот краснобай, но самому-то Руденсу Шнайделю это все зачем? Что он им наобещал? Что получит, открыв дорогу Сэске?

Йокай чуть наклонил голову набок и вгляделся в далекий берег.

– Бессмертие? Могущество? – предположил он. – Все то, о чем рассказывается в легендах о злых волшебниках? Вознесение? Его стали меньше добиваться после того, как появились чалдарянская и праманская веры, сулящие вечную жизнь.

– Не понимаю, о чем вы.

– В древности могущественный и хитроумный волшебник, которого не тяготили обязательства перед ближними, мог вознестись и стать Орудием. Превратиться в бога. Вспомните о древних дринджерийских божествах со звериными головами и человеческими телами, – видимо, когда-то они были жрецами, а потом за счет остальных дринджерийцев и благодаря союзу с Орудиями сумели вознестись. Союз с Сэской считался особенно удачным.

– Так этого и добивается Руденс Шнайдель?

– Думаю, да. И особое ведомство тоже так думает, но убедить остальных нам не удалось. У нынешнего похода цель совсем иная. Миролюбец Безупречный отдает долг королю Питеру, который помог ему сделаться патриархом. А Питеру Артесипея нужна из-за своего положения и ресурсов. Получив ее, он станет повелителем огромного количества земель, чьи владения уступают лишь владениям двух императоров.

– Есть над чем задуматься.

До Гомра флот добрался уже к вечеру – высаживаться было поздно. К тому же мешали скалистый берег и илистое дно. Корабли сбились в тесную группу и встали на якорь. На картах значилась речушка под названием Сарлея, но разглядеть ее с борта было трудно: она не выносила в море бурые грязноватые воды, как это обычно бывало в устьях рек.

Брат Йокай отправился на берег разыскивать своих товарищей из Братства. Вернулся он через несколько часов в сопровождении шести поджарых суровых рыцарей. Ранен был лишь один.

– Вы правильно решили изменить место высадки, – сказал Йокай. – В тех холмах поджидают тысячи язычников. Хотят напасть на нас во время завтрашней швартовки.

– Понятно. Значит, они знают не только о нас, но и о наших планах.

Суровые рыцари согласно закивали. Они изъяснялись почти исключительно жестами, потому что рот у них сейчас был занят едой.

– Занятно. Давайте спросим себя, как им это удалось.

– Могучий волшебник может шпионить за своими врагами на расстоянии.

А Хект-то думал, что для Руденса Шнайделя шпионят подручные.

– Мне сообщили, что волшебник страшно напуган, – продолжал Йокай. – Он верит, что лишь Пайперу Хекту под силу разрушить его честолюбивые замыслы. А еще в то, что некие могущественные силы используют вас и защищают от всех его покушений.

– Приятно слышать. Хотя стоит мне обернуться – как за спиной непременно обнаруживается очередной артесипеец с кинжалом.

– Именно поэтому колдун и решил, что у вас есть союзник среди созданий Ночи, – сообщил, оторвавшись от еды, один из разведчиков. – Хитроумные ловушки не срабатывают – к вам удается подобраться лишь простым убийцам. Последователи Шнайделя твердо верили, что ваш корабль поглотит некое жуткое чудовище из глубин. Но вышло иначе. На флот никто даже не напал. И теперь они боятся, что вы и сами воскресшее Орудие – один из древних богов войны, обитавших на берегах Родного моря во времена язычников.

– Вот они – предрассудки, да? – покачал головой Хект.

Йокай и его разведчики смерили его прищуренными взглядами – они и сами, видимо, сомневались в его человеческой природе.

– Стемнело, пора, – скомандовал Хект.

Моряки на всех судах принялись нарочито громко шуметь и петь, чтобы не слышно было, как наматываются на шпили якорные цепи. На кораблях зажгли лишь кормовые огни, которые не видно было с берега, и флот тихонько отплыл на юг.

Песни и крики смолкли, хотя тихо все равно не стало: ветер свистел в снастях, дерево скрипело, когда суда взлетали и падали на волнах. Хект снова подошел к Йокаю.

– Хотел посоветоваться с вами по другому делу, – сказал он. – Вы знаете что-нибудь о так называемых Неизвестных?

– Кажется, это кто-то вроде библиотекаря в коллегии. Слышал, они начертали огромную карту чалдарянского мира. А что?

– Да так. Слышал один разговор еще во дворце Чиаро. Принципат Делари вроде бы как-то связан с каким-то Одиннадцатым Неизвестным. Даже не знаю, почему именно сейчас меня это так обеспокоило. Раньше я об этом не думал.

– Когда-то давным-давно в особом ведомстве полагали, будто Неизвестные – это нечестивая клика интриганов во дворце Чиаро. Видимо, потом они поменяли свое мнение. Последний раз о Неизвестных упоминали при мне еще в семинарии.

Тот ночной морской переход выдался напряженным. Главнокомандующий хотел обмануть засевшего на берегу неприятеля. Получится ли?

Спал Хект урывками.

На рассвете он пересчитал мачты кораблей – все на месте. Андраде предположил, что флот прошел вдоль побережья тридцать миль.

И снова в небо взвился дым сигнальных костров. Хект решил, что на берегу запаниковали.

Патриарший флот оказался в тридцати милях от того места, где должен был быть. Корабли нес усиливающийся ветер – врагам их не догнать.

Вскоре после полудня начали выгружаться. Когда на берег высадились первые солдаты, к ним подошли вполне миролюбивые местные жители и указали место – всего миля к северу, – где корабли могли подойти ближе и разгрузиться намного быстрее. Местные оказались пробротскими чалдарянами. В последнее время они подвергались гонениям и теперь ошибочно решили, что патриарх прислал им на подмогу войско.

Главнокомандующий высадился сразу же, как только позволили телохранители.

– Так не годится, – вздохнул он, едва ощутив под ногами твердую землю. – Нужно придумать другой способ. Если бы тут нас поджидал враг, нас бы уже всех перебили. – Говорил он, ни к кому в особенности не обращаясь, хотя рядом стояли Редферн Бехтер, Драго Прозек, Титус Консент и Йокай Свлада. – Титус, поговори с ними. Разузнай про окрестные земли, найми проводников. Думаю, скоро нам придется отбиваться от весьма серьезного нападения. Будут ли среди атакующих создания Ночи? Расскажи обо всем, что выяснишь, Прозеку.

К ночи корабли отплыли обратно в Шивеналь, а на берегу появился укрепленный лагерь, разбитый по всем правилам Древней Империи: деревянная стена и ров. По окрестностям рассеялись разведчики, которых сопровождали местные проводники.

В двух милях от лагеря на южном берегу ручейка, который тут гордо именовали рекой, находилась рыбацкая деревушка под названием Порту. Во времена Древней Империи называлась она иначе и была больше – именно здесь проходил торговый путь, ведущий через узкий пролив, сменившийся теперешним перешейком. Деревенские гордились историей Порту, своей верой и языком, он гораздо больше напоминал древнебротский, чем даже современный фиральдийский. Со времен падения Империи на деревеньку много раз обрушивались невзгоды, поскольку Артесипея переходила из рук в руки. Да еще ей вечно грозили обитавшие в центральной части острова язычники.

Первую ночь Пайпер Хект провел в гостях у старейшин Порту. Они утверждали, что он их избавитель. Разубеждать их Пайпер не стал.

Жители Порту рассказали много интересного, и Хект, обдумав все сведения, понял, что следует делать, чтобы противостоять натиску язычников. А было их столько, что впору изумляться. Руденсу Шнайделю каким-то образом удалось собрать почти восемь тысяч человек. Он намеревался вытеснить патриарших захватчиков обратно в Родное море.

Сын местного старейшины с весьма необычным именем Пабо Бого рассказал Хекту:

– Перебьете их – считайте, война выиграна, господин. На юге-то больше не должно быть. Говорят, сонсианцы, платадурцы и воины короля Питера очистили от них две трети Атафильского хребта. Им мешает одержать победу лишь злое колдовство.

– Сделаю, что смогу.

Пайпер надеялся воспользоваться особенностями местности и компенсировать таким образом численный перевес врага.

Почти все корабли ушли, осталось лишь два платадурских судна – они стояли у самого берега и должны были обстреливать неприятеля.

Первые язычники появились вечером. Дикие и оборванные, они напомнили Хекту гролсачских беженцев, которых он видел в Коннеке. После торопливого перехода на юг они одурели от жары, устали и оголодали, их мучила жажда. Хект выставил один отряд на виду – так, чтобы послеполуденное солнце светило как раз из-за спин солдат. Язычникам казалось, что от еды и воды, собранных в патриаршем лагере, их отделяют всего несколько человек.

За первой группой стали прибывать новые. Все это никак не было похоже на единую армию. Язычники шли скорее семьями, кланами или племенами. Кто-то начал метать легкие копья, им ответили лучники и арбалетчики. Арбалетчиков было немного, но дело свое они знали.

Врагов становилось все больше. Они двигались беспорядочным строем, наталкиваясь друг на друга, и вдруг начали атаковать, так же бестолково, как и шли. Разумеется, ничем хорошим для них это не закончилось, но, несмотря на большие потери, уже через час язычники повторили попытку.

Хект наблюдал за сражением из лагеря, с низенькой башни, кишевшей телохранителями. Наблюдал и глазам своим не верил: язычники словно бы ему подыгрывали.

– Похоже, большие шишки явились, – сказал какой-то солдат, показывая на небольшую группку, размахивающую знаменами. За ней шла огромная толпа.

Когда затрубили рога, язычники ненадолго остановились, но после второго сигнала с дружным воплем ринулись вперед. Они бежали так стремительно, словно каждый рвался погибнуть раньше остальных. Под натиском этой массы строй патриарших солдат едва не сломался.

– Мало я поставил там людей, – пробормотал Хект, не ожидавший такого напора.

Однако небольшой отряд тяжелой кавалерии, скрытый в рощице справа от вражеского войска, уже заметил угрожавшую лагерю опасность. Не мешкая больше, они выступили вперед. С кораблей выстрелили из катапульт – правда, больше для устрашения.

Кавалерия должна была обрушиться на язычников, затем отступить и снова ринуться в атаку. Но ряды неприятеля были такими плотными, что всадники просто не смогли сквозь них пробиться.

В овраге за кавалерией прятались лучшие Хектовы пехотинцы. Когда строй защитников лагеря дрогнул, они вышли из укрытия, выстроившись в идеальном порядке.

Хект приказал пустить в ход пехотный резерв и сказал своим телохранителям:

– Эти патриаршие дурни решили, что победа за ними. Не знают, в какую страшную ловушку их заманили. – Поймав удивленный взгляд солдата, Пайпер рявкнул: – Шучу!

Казалось, что и пехотного резерва будет недостаточно. Все новые язычники стягивались к лагерю и бросались в схватку. Но чем позже они прибывали, тем все более изможденными казались.

Спустя час битва замедлилась. Солдаты Хекта тоже устали.

И тогда с южной стороны из своего укрытия выбрались бойцы последнего пехотного резерва. Мгновенно рассредоточившись, они перекрыли врагам все пути к отступлению. Их заметили только тогда, когда они обрушились на тех язычников, что подтянулись позже остальных.

Вожди запаниковали. Как и было задумано. Их воины бились яростно, но умели сражаться лишь поодиночке, армейской дисциплине их никто не учил.

Хект отдал сигнал легкой кавалерии, поджидавшей в само́м лагере. Сейчас начнется погоня.

Наблюдать за бойней, которая затем последует, у него не было никакого желания, и он спустился с башни.

Если язычники вздумают сунуться на южную оконечность острова, их подстерегал новый сюрприз. В самом узком месте перешейка дожидался своей очереди еще один патриарший отряд.

– Кое-кому удалось ускользнуть, – доложил Клэй Седлако, вместе с отрядом легкой кавалерии он даже принял участие в бою, привязав себя к седлу. – Так всегда бывает.

– Будем надеяться, воевать они больше не полезут до конца своих дней.

Убитых насчитали уже пять тысяч, и тела еще продолжали находить.

– Зима в горах будет суровой, – сказал предводитель Порту, ужасаясь увиденному.

– И не только зима, а долгие грядущие годы. Ведь столько народу погибло, некому больше трудиться, – отозвался Хект. – Мы окажем миру добрую услугу, избавив его от этого чудовища Шнайделя. Я должен осмотреть лагерь и поговорить с солдатами.

– Мой господин, это неразумно, – возразил телохранитель. – Если они решат нанести ответный удар, то непременно сделают это сегодня ночью, ведь все так измотаны. Вам следует остаться здесь, а вокруг необходимо выставить пушки. – Он явно опасался Орудий Ночи.

– И все-таки я пойду в лагерь, – повторил Хект как можно спокойнее.

– Как хотите, мой господин, – отозвался несчастный телохранитель.

– Да.

Сначала Хект отправился в госпитальные шатры. Там не покладая рук трудились немногочисленные полковые хирурги, а также опытные солдаты, которые умели обрабатывать легкие раны. Настроение в лазарете царило веселое. Многие раненые при виде главнокомандующего радовались как дети.

– А эти что здесь делают? – спросил Хект, указывая на нескольких жителей Порту, а потом и на дюжину пленников-язычников.

Зачем расходовать силы на тех, кто совсем недавно пытался тебя убить?

– Местных ранили, когда они помогали нам выслеживать беглецов. А эти язычники вроде как важные птицы. Утверждают, что не прочь примкнуть к нам.

Первым порывом Хекта было приказать убить пленных, но потом он задумался. Что, если с Северной Артесипеей удастся заключить мир?.. Могут пригодиться.

– Лечите пока. Если не будут врать и помогут, что-нибудь придумаем. Принципата кто-нибудь видел? Что-то не могу его найти.

– Дирецийца? – уточнил Редферн Бехтер.

– Хотя бы. Если найдется другой принципат – сойдет и он.

– Принципат де Герв отплыл вместе с флотом.

– Неужели?

– Я думал, ты знаешь.

– А охотник на ведьм? Свлада? Он тоже?

– Я здесь, главнокомандующий, – крикнул из угла госпитальной палатки Свлада. – Штопаю солдат.

– Хорошо. Скажите-ка, а почему де Герв сбежал?

– Не знаю. Может, решил, что его дело сделано.

Что-то подобное Хект и подозревал.

Из лазарета он отправился туда, где содержались раненые животные. И сразу же услышал знакомый голос.

– Бо? Это ты?

Бьогна подскочил от удивления, словно увидел призрака.

– Ой! Главнокомандующий! – Он поглядел на телохранителей. – Ну и напугал же ты меня.

– Ты что здесь делаешь?

– Джо помогаю. Ему сейчас до зарезу нужно дружеское плечо. Он ведь сам не свой, когда животина страдает.

– Я тоже.

Возле небольшого костерка, где сидел Бо Бьогна, Хект увидел Чушку – любимого мула Просто Джо. Вообще-то, Чушке на Артесипее быть не полагалось, толку от него здесь не было никакого.

– Здорово, Пайп, – поприветствовал Хекта подошедший к костру Просто Джо, в руках он нес большой медный таз, где в красной от крови воде лежали хирургические инструменты.

– Привет, Джо. Туго пришлось?

– Хорошо хоть ты не кавалерист. Слава богу, добить пришлось немногих. Но ведь и одного жалко до слез.

Хект почувствовал его горе и сам чуть не расплакался. Он положил печальному Джо руку на плечо, пока тот чистил инструменты. Их ему тоже иметь не полагалось. Наверняка кто-нибудь пожалуется. Но главнокомандующий пропустит эти жалобы мимо ушей.

– Работай, Джо. Ты мой самый честный солдат.

Хект обходил лагерь и видел, что посетовать ему не на что, – все делается как надо.

Он снова поднялся на свою дозорную башню и посмотрел в темное безлунное небо. Тусклые звезды над морем освещали накатывающие волны. В лесах призрачными огоньками мерцали факелы. Раздался чей-то предсмертный крик – ясно: это чалдаряне из Порту отправляют к праотцам своих соотечественников-язычников, в надежде поживиться каким-нибудь жалким барахлом, не стоящим и горсти медяков, или как там называют мелкие деньги.

В Порту тоже горели огни. Неужели празднуют?

Хект смотрел на городок и никак не мог понять, что его гложет. Еще во время сражения у него мелькнула какая-то мысль, он о чем-то хотел спросить этих людей, но теперь, хоть убей, не мог вспомнить.

Из леса донесся еще один предсмертный крик, и тут силы главнокомандующего окончательно покинули его. Чудовищная усталость обрушилась, словно скала.

– Ладно, ребята, я закончил. Теперь можно поспать.

Громыхнула пушка. Всего один выстрел.

– Может, ложная тревога.

Но когда он подошел к своей палатке, обнаружилось, что один из ее углов дымится. Кейт Рук, глядя Хекту прямо в глаза, нарочито торжественно уронил в маленький железный ларец небольшое черное яйцо. В Шивенале Драго Прозек насобирал таких с дюжину.

Все молча посмотрели на Хекта.

– Ладно, понял. Спокойной ночи всем.

Впустить телохранителей в палатку он отказался.

В ту ночь Пайперу снились жуткие сны.

Кто-то тряс Хекта за плечо.

– Мальчик, проснись.

Пайпер вскинулся, не понимая толком, где он и отпустило ли его то чудище, которое охотилось за ним во сне. Девятый Неизвестный с неожиданной для такого дряхлого старика силой прижал его к постели.

– Успокойся.

Хекту с трудом удалось взять себя в руки.

– Мне снился кошмар.

– Вряд ли это был кошмар. Они знают, что произошло. И выслеживают тебя, но не могут найти из-за амулета и кольца. Тварь, которую они посылают, подобравшись близко, забывает, что ей нужно сделать.

– Они?

– Руденс Шнайдель и то создание, которое он хочет воскресить, – Сэска.

– Охотятся за мной во сне?

– Наяву они ведь не могут к тебе подобраться – ни днем ни ночью.

– Так что же – мне теперь нельзя спать?

– Можно. Ты в безопасности. Я буду рядом. Верь в свой амулет, в кольцо и в меня. А еще в своих телохранителей. Все будет хорошо. Кстати говоря, подозрения твои верны.

– Какие подозрения?

– Тебя и твое войско послали сюда в основном для того, чтобы ты не мешался в Фиральдии.

В палатке горела лишь одна свеча – только она и освещала, и обогревала кров главнокомандующего.

– И я это подозревал?

– Это или что-то подобное. Патриарх думает, ты годами будешь выслеживать Руденса Шнайделя. Обо мне он не знает. А когда прикончишь Шнайделя, он не собирается вызывать тебя с Артесипеи. Хотя, возможно, тебя выручит король Питер.

– Зачем ему это?

– Пока мы разбирались с Коннеком, а в Броте выбирали нового патриарха, в Аль-Халамбре появился новый каиф – на этот раз не дирецийский праманин, а старомодный и ярый защитник веры родом откуда-то из-за Гибр-аль-Тара. Какой-то там Сабута что-то аль-Маргреби. Он призывает устроить священную войну и вернуть дирецийские государства. Из-за Гибр-аль-Тара уже прибыли тысячи воинов. Эти вести дошли до наших берегов Родного моря. Миролюбцу придется провозгласить настоящий священный поход, иначе Питера сметут.

– А во время большой войны в Диреции мы поймем, насколько могучий полководец Питер.

– И насколько ему преданы праманские союзники.

– И какая же роль тут уготована мне?

– Никакой. Ты останешься здесь и будешь охотиться за Руденсом Шнайделем. Но если дела у короля Питера пойдут плохо, тебе, возможно, скоро предстоит отправиться в Дирецию.

– У меня в Броте семья. И у моих солдат тоже.

– Как увидишь патриарха – поинтересуйся, есть ли ему до этого дело.

– А стоит ли спрашивать, почему он на нас ополчился?

– У тебя в руках власть – ты можешь возводить на троны королей, потому что обладаешь большой, хорошо обученной армией преданных тебе солдат. Он судит исходя из того, что сам бы сделал на твоем месте. Обычная ошибка.

– Что бы вы посоветовали?

– Отправь в Брот лазутчиков – пусть посмотрят, что к чему. На острове найдется достаточно лодок. Побыстрее разберись со Шнайделем и переправляйся на материк. Тебе ничто не угрожает: во главе городского полка все еще стоит Пинкус Горт. Полк передумали распускать и выдали им приличную сумму – ведь на патриаршем престоле оказался иноземец. Мы с Муно тоже тебя поддержим.

– Приятно слышать. Думаете, Руденс Шнайдель заявится завтра утром сдаваться?

– Нет. Придется отправиться со своим войском на Атафильский хребет и выковырять его из Арн-Беду. Но это не так сложно. Я буду рядом.

– Будете рядом. Да. Я тут давно думаю, что вы такое на самом деле, прапрадедушка?

– Он самый. И еще Девятый Неизвестный. Спи.

Хект разозлился и хотел еще что-то спросить, но сон накинулся на него, как голодная акула.

Чудовище больше его не преследовало.

После разгрома язычники усвоили урок и больше в схватку не лезли. Но и их партизанская тактика результатов не принесла. С подобным сопротивлением патриаршие войска научились справляться еще в Коннеке – любую деревню или крепость, вздумавшую сопротивляться, тут же стирали с лица земли. Там же, где сопротивления не оказывалось, захватчики не трогали никого – лишь отбирали оружие. Снова и снова Хект во всеуслышание заявлял, что нужен ему лишь волшебник Руденс Шнайдель.

Армия главнокомандующего неотвратимо подбиралась к Атафильскому хребту. К ней присоединялись прибывшие из Шивеналя солдаты.

Сопротивление было сломлено. Восстание Шнайделя – если это, конечно, можно было так назвать – потерпело сокрушительное поражение. Через две с лишним недели после высадки в Порту Пайпер Хект уже стоял на склоне и смотрел на твердыню Арн-Беду – последнее пристанище колдуна. Позади расстилались невообразимо синие просторы Родного моря. На востоке, у дальнего подножия горы, виднелся лагерь верных королю Питеру праман. Из-за Пайперовых побед им стало гораздо проще пробиться сюда.

– Чему ты так радуешься? – поинтересовался Редферн Бехтер.

– Сам посмотри. Вон там – благочестивые прамане, с ними мы не так давно сражались; а здесь – благочестивые чалдаряне. И вместе мы собираемся укокошить зарвавшегося язычника.

– Ничего смешного тут не вижу. Но мне всегда говорят, что с чувством юмора у меня туго.

– Спорить не стану. Скажи-ка брату Йокаю – я буду ему страшно признателен, если его разведчики хорошенько изучат эту гору. Да пусть будут осторожны: там не только язычники, но еще и разведчики короля Питера. Проклятие, придется объединяться с ними. Сделай как-нибудь так, чтобы вся слава и заодно героическая гибель в бою выпали на их долю.

– А вы циничный сукин сын, мой господин, – сказал подошедший Клэй Седлако.

– Точно. Судя по тому, что мы видели в тутошних деревнях и городах, там наверху грабить особенно нечего. Так почему бы не предоставить другим возможность первыми туда забраться и огрести за это все причитающееся?

– Кто-то направляется сюда из их лагеря, – махнул рукой Бехтер.

– А еще, кажется, полковник Смоленс к нам скоро присоединится, – заметил Седлако, указывая на карабкающихся по западному склону людей.

Смоленса изгнал из Шивеналя принципат де Герв.

Полковник добрался до лагеря первым:

– Простите, командир, ну не смог я пойти против принципата. А лошадей у нас не было.

Валясь с ног от усталости, Смоленс тяжело опустился на траву. Прибывший вместе с полковником Мадук рухнул в нескольких шагах от него. Хаган Брокк и прочие изгнанные из Шивеналя раненые все еще карабкались по склону.

Когда-нибудь кое-кто об этом пожалеет.

Союзники из соседнего лагеря остановились, ожидая, пока к ним выйдут навстречу для переговоров. Хект огляделся – не мелькнет ли где коричневый плащ. Но Фебруарена нигде не было.

– Прозек, мне нужен один артиллерийский расчет. И четверо телохранителей. Да, еще брат Йокай.

Йокай начал было возражать.

– Мы должны с ними объединиться, – сказал ему Хект. – Во всяком случае, на время. Вы не очень-то умеете скрываться, так что мы вас продемонстрируем во всей красе. Пусть знают, что мы настроены серьезно. Еще нужны лошади. Эй, кто-нибудь! Не можем мы идти туда пешими. Это неправильно.

Наконец небольшой отряд выдвинулся. Впереди и позади ехали по двое телохранителей. К Драго Прозеку и Кейту Руку присоединились еще двое артиллеристов. Рядом с Хектом скакал Йокай Свлада. Пайпер пожалел, что под рукой нет Титуса Консента, – дэва с тайной миссией отправили в Брот.

– В нашем отряде меньше людей, чем у них. Вы это сделали с умыслом? – спросил Йокай.

– Нет. Я вообще хотел отправиться один. Но телохранители не позволили бы.

– А опасность? Вы же не знаете этих людей?

– Опасности нет. Пока в крепости на вершине горы сидит волшебник.

– Ветер здесь суровый.

Охотник на ведьм был прав. В тени на склонах еще не растаял снег. Местные утверждали, что этой зимой он выпал там, где его обычно не бывало.

Отряд парламентеров из праманского лагеря двинулся вперед, к заросшему травой уступу. Хект наконец заметил мелькнувший впереди коричневый плащ. Вот кого он по-настоящему хотел видеть в своем отряде.

Заехав на уступ, Хектовы люди остановились. Артиллеристы развернули орудие, стараясь выглядеть не слишком устрашающе.

– Престранная компания, – шепотом заметил Пайпер брату Йокаю.

Вперед выступило десять человек. Среди прочих четверо дирецийцев – чалдарянский епископ, двое не то герольдов, не то оруженосцев и один, судя по виду, знатный вельможа. Его цветов Хект не узнал, да и брат Йокай тоже.

Однако Пайпера больше занимали не дирецийцы, а стоявшие за ним прамане. В высокой траве стояли Костыль и Аз. Неудивительно. Хект же знал, что они отправились на остров, чтобы разгадать тайну Руденса Шнайделя. Но вот Нассима Ализарина аль-Джебала увидеть он не ожидал. Хект и Нассим Гора обменялись взглядами.

Дирецийский епископ подъехал ближе и внимательно оглядел Хекта и его спутников. Он узнал в телохранителях рыцарей из Братства Войны, а вот кто такие Прозек и Рук, явно не понял. Брат Йокай удостоился лишь мимолетного взгляда. А потом священник заметил что-то за спиной Хекта и раскрыл рот от удивления.

– Епископ?

Дирециец молчал.

Но что это? Все вдруг замерли. Будто бы время остановилось. Однако далеко внизу по-прежнему кружили над праманским лагерем птицы. На огромном валуне восседал похожий на горного отшельника Кловен Фебруарен. Старик ухмыльнулся, радостно поднял вверх оттопыренные большие пальцы, а потом махнул рукой.

Озадаченный Нассим Гора с опаской озирался по сторонам.

– Колдовство, – осторожно промолвил Хект.

Нассим растерянно посмотрел на него.

Значит, Фебруарен обездвижил всех, кроме себя, Хекта и Горы. Но заклинание скоро перестанет действовать.

– Что вы здесь делаете?

– Они убили Хагида. Весть дошла до меня. Спасибо.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Тот, кто засел на вершине, – Руденс Шнайдель.

– И?

– Да, и это я знаю. Шельмец. Его черед тоже придет.

– Без вас в Аль-Кварне, поди, соскучились?

– Возможно. Но они никогда не поймут. У Гордимера и эр-Рашаля нет сыновей. Лев теперь занят только тем, что потакает своим порокам. А Шельмец поглощен каким-то тайным хитроумным планом.

– Гордимер – всего лишь марионетка. Ему ничего не известно. А эр-Рашаль связался с Сэской и хочет стать бессмертным. До истинной веры ему дела нет. Иначе я никак не могу объяснить то, что вершилось последние несколько лет.

– Да, иначе это и не объяснишь, – согласился Нассим. – Зачем ему понадобились те мумии?

– Не знаю. Думаю, они должны как-то помочь ему вознестись.

– Что?

– Он хочет превратиться в Орудие. Нет времени объяснять. Заклинание скоро перестанет действовать. Нужно взять крепость и уничтожить Руденса Шнайделя – пособника Шельмеца.

– Это будет непросто.

– Я не могу сидеть тут вечно.

– Есть неотложные дела?

– Есть.

Ведь Миролюбец Безупречный хочет сгноить его на этом острове.

– Пленные сказали, что к осаде в крепости не готовились.

– Голод все равно может одолеть нас раньше, чем их. – Хект объяснил Нассиму, в каком положении оказался.

– Но ведь есть корабли. Артесипея же остров, правильно?

– Да. Но ваши войска подчиняются королю Питеру и Платадуре. А нынешнего патриарха посадил на престол именно Питер.

– Понимаю. Заклинание слабеет.

Хект заметил, как кто-то из застывших парламентеров медленно моргнул.

– Можете еще что-нибудь мне сообщить? Только быстро. Такая возможность больше не представится.

– Лишь одно: Руденс Шнайдель – мой. Что бы он там еще ни совершил, я заявляю на него свои права.

– Договорились. Но сделайте так, чтобы остальные…

Кловен Фебруарен выкрикнул предостережение.

Воздух замерцал, и люди снова задвигались. На всех лицах отражалось одинаковое удивление.

– Что это было? – воскликнуло сразу несколько голосов.

– Мы попали под действие какого-то заклинания, – сказал брат Йокай. – Осмотрите себя – как оно на вас подействовало?

Никто не обнаружил ничего необычного. И от этого все только еще больше заволновались.

– Йокай, вы наш главный волшебник. Проследите, чтобы этого больше не повторилось, – приказал Хект и повернулся к дирецийцам. – Господа, я Пайпер Хект, главнокомандующий армии патриарха. Его святейшество желает, чтобы мы взяли эту крепость и заставили ее обитателей расплатиться за чинимые там безбожные непотребства. Полагаю, король Питер желает того же. Ни мы, ни вы не можем отправиться домой, пока не одолеем врага. Давайте же решим, что нам делать.

– Эркюль Жуом де Седилья, граф Арун-Тетарский, – представился дирецийский вельможа, возглавлявший отряд. – Наместник короля Питера на Артесипее.

Казалось, у графа что-то приключилось с глазами. И все же он двинулся вперед и назвал своих спутников: Нассима здесь знали под именем Шейк Малик Нунхор аль-Хильтики. Шейк Малик якобы был кальзирским воином, уцелевшим во время священного похода, – аль-Хильтики, за неимением лучшей возможности, собрал отряд опытных солдат и нанялся на службу к королю Питеру.

Хитрый Нассим.

С ним на Артесипею явились Костыль, Аз и другие ша-луг из бывшего особого отряда Элса Тейджа – те, кто еще не погиб.

Шейк Малик был не самым важным капитаном среди праман – командовал ими необычайно толстый житель Шиппена, назвавшийся просто Искандером.

Осада Арн-Беду шла своим чередом, хотя крепость и стояла на вершине самой высокой и самой неприступной горы Атафильского хребта. Искандер и граф Эркюль расположились на восточном склоне, а главнокомандующий со своими солдатами – на менее удобном западном. Обе армии занимались тем, чем обычно и занимаются осаждающие. Они никуда не торопились и готовы были ждать. На остальной части острова язычники больше не давали о себе знать.

Дни переходили в недели, а потом в месяцы. Хект волновался, как там Титус Консент. Куда подевался дэв?

Окопавшийся в Арн-Беду могучий волшебник никак не проявлял своих знаменитых способностей.

Хект отрядил Седлако, чтобы тот сделал подкоп и попробовал подорвать стену. Под мягким, источенным временем камнем, лежавшим на поверхности, очень скоро обнаружилась твердая скала. Но работы не прекращались – надо было чем-то занять людей.

Постепенно подкопом стали заниматься почти все.

Хект поручил это своим подчиненным, а сам отправился на побережье и нанял корабли, чтобы доставить припасы из Шивеналя. На этих кораблях отплыли также и его разведчики. Вернувшись, они принесли вести о том, что творится в мире. Повсюду происходили большие перемены. Церковь окончательно отказалась от коннекского священного похода. Безупречный Миролюбец рассылал все новые буллы, призывая всех епископальных чалдарян отправиться вместе с королем Питером в священный поход в Дирецию. Анна Менандская закладывала арнгендские богатства и собирала арнгендских рекрутов, чтобы помочь отразить скорое нападение праман. К Питеру стекались рыцари из Арнгенда, Сантерина и сантеринских материковых владений, а также граальские рыцари, которых посылала императрица Катрин.

Ходили слухи, что, сокрушив неверных, солдаты Анны Менандской намерены заглянуть по дороге домой в Коннек.

Были и другие новости, но уже не такие занимательные. Новый патриарх-иноземец, в отличие от Орниса Седелетского, сумел справиться со своими бротскими недоброжелателями – даже без помощи патриаршего войска. Это свидетельствовало о незаурядных способностях Пинкуса Горта действовать в сложной ситуации.

Хекту редко удавалось переговорить со своими друзьями из праманского лагеря.

Наконец вернулся Титус Консент – с собой он привел небольшой флот.

– Спасибо, что отправили меня в Брот, – сказал он Пайперу. – Я увидел своего новорожденного сына. Ноя назвала его Авран. Меня не было рядом, и никто не напомнил ей, что мы вроде как обратились. Ну Авран так Авран.

Дэв передал Хекту пачку писем – от Анны, детей, принципата Делари и нескольких важных вельмож, желавших переговорить с главнокомандующим.

– Как там Анна с детьми?

– Я видел их только один раз. Приходилось скрываться. Вы – счастливчик: ваши родные скучают по вам гораздо сильнее, чем мои по мне.

– Тебя кто-нибудь видел? – (Глупый вопрос – конечно же видел, и притом много кто, как иначе он привез бы письма?) – Ты захватил огненный порошок и новые пушки?

– Что касается первого вопроса, думаю – нет. Во всяком случае, те, кто нас с вами беспокоит, узнали о моем визите не раньше моего отъезда. – Титус нахмурился, что-то припоминая. – И я все привез – все, что сумел раздобыть. Получилось гораздо больше, чем вы просили. Но иначе оружие могло достаться кому-нибудь другому. Оружейники продолжают трудиться – знают, что новый способ убивать людей всегда в цене.

– Я собираюсь убивать не людей. Моя цель – Ночь.

– Ночь теперь в нашей власти. Давайте займемся ее прислужником, засевшим на горе.

Мадук, который уже оправился после ранения и снова вернулся к своим обязанностям, хмуро переглянулся с другими телохранителями. Они не рвались в бой – ели и пили осаждавшие пока вволю, жалованье им платили исправно, хотя тратить его на Атафильском хребте было особенно не на что.

– А что потом? – спросил Хект. – Будут ли нам препятствовать, если мы соберемся домой?

– Кто сможет вам помешать, если вы раздобудете корабли?

– Не знаю. Я плохо понимаю нынешнюю политическую обстановку.

Пайпер наблюдал, как солдаты тащат в гору новые пушки, бочонки с огненным порошком, ящики с картечью и другими боеприпасами. Наверняка они с большей радостью снова бы занялись подкопом Арн-Беду, это гораздо проще, чем волочь наверх тяжеленный груз. В дирецийском лагере за ними тоже наблюдали – с опаской. Видимо, решили, что Хект что-то затевает.

– Есть и другие новости.

Хект уловил прозвучавшую в голосе Титуса тревогу.

– Хочешь обсудить их без посторонних ушей?

– Долго это в секрете все равно не останется. Я же не один в пути был. Просто надо быть осторожнее.

– И мне – осторожнее прочих?

– Именно.

– Тогда выкладывай. Так и быть, пусть эти дуболомы тоже послушают.

– Эй! – возмутился Мадук.

– Итак, Титус?

– Умер король Шарльв.

– И все? Да мы уже давно про это знаем.

– В Арнгенде большие перемены. Кажется, Анна хочет подкупить и нового патриарха.

– То есть?

– С благословения Безупречного она возвела на арнгендский престол Регарда.

– Она хорошо заплатила, – усмехнулся Хект. – И мы этим воспользовались.

– Но теперь ей нужно другое. Она собрала всех рекрутов и хочет помочь королю Питеру в войне против альманохидов.

– Против чего?

– Не чего, а кого. Альманохидов. Это праманское племя воинов, пришли из-за Гибр-аль-Тара.

– Понятно.

Хект никогда не слышал про такое племя.

– Их призвал новый каиф Аль-Халамбры.

А вот об этом Хект как раз знал. Собирать войска каиф начал еще до их отплытия из Коннека.

– Он хочет остановить Питера, чтобы король не продолжил своих завоеваний. Если ему удастся победить короля Наваи, он двинется дальше на север. Теперь, когда наша армия на Артесипее, он уверен, что его некому остановить.

Хект понял скрытый намек.

Приближалась очередная буря. Пора побеспокоиться о тылах – непрочный союз с праманами мог внезапно распасться.

– Давай-ка вселим в наших здешних друзей страх перед Господом, – предложил Хект. – Продемонстрируем огненный порошок в действии. Кстати говоря, тебе нужно немедленно переговорить с Драго Прозеком.

– События в Диреции привели еще к кое-каким неожиданностям. Сам патриарх отложил свадьбу императрицы Катрин и Джейма Касторигского.

О Граальской Империи Хект в последнее время не думал.

– Занятно.

– Знаете, что еще более занятно? Вас пригласили на торжество.

– Чего-чего?

– Анна показала мне письмо – с имперской печатью, подписано лично императрицей. Она желает, чтобы главнокомандующий присутствовал на праздничной мессе. И прочее, и прочее.

– Не понимаю.

– Меня не спрашивайте.

Элспет постаралась?

– Вот еще одна загадка, которая не даст мне спокойно спать по ночам.

– Я вот давно уже не сплю.

Хект нахмурился: голос Консента прозвучал уныло.

– Что случилось?

– Еще кое-кто из моих дэвских родных и знакомых покончил с собой.

– Ну и что? Не понимаю, как это связано с тобой. Слишком переживали, что ты обратился?

– Нет. Они на самом деле не верили, что я это всерьез. Я же избранный, куда я денусь? Только теперь до них стало доходить. Но они все еще готовы работать со мной. Думают извлечь выгоду из нашего сотрудничества.

– Титус, тогда я тем более не понимаю.

– Беда в том, что этих людей – самоубийц – я знал всю свою жизнь. Не верю, что они могли настолько поддаться отчаянию. Дэвы и отчаяние – старинные закадычные друзья-товарищи. Не стали бы они себя убивать.

– Тогда в чем же дело?

– Не знаю! В этом-то весь ужас! Люди, которые и в самых страшных обстоятельствах не стали бы кончать с собой, вдруг накладывают на себя руки в присутствии свидетелей.

Хект вздохнул. Он сочувствовал горю Титуса, но что он мог поделать?

– Я могу лишь помолиться за них, Титус. Я их не знал. И почему они так поступили – не знаю.

– Не думайте о моих бедах, главнокомандующий. Я привез новые фальконеты, те, что придумал Прозек, тоже. А еще тонны огненного порошка и картечи. Если хотите бросить вызов Ночи – самое время.

– Именно поэтому тебе и следует как можно быстрее переговорить с Драго Прозеком.

Обычные орудия не могли нанести горной крепости сколько-нибудь серьезный урон. Катапульт осаждавшим удалось соорудить лишь несколько: не хватало дерева, а то немногое, которое все же находилось, надо было тащить наверх издалека.

Зато снарядов было вдосталь – камни валялись повсюду.

Фальконеты тоже не особенно помогали – не хватало мощности. Зато те из них, которые доработал Прозек, теперь стреляли быстрее других.

В новых пушках огненный порошок и заряд помещали в литой сосуд, расположенный в казенной части пушки. Удерживал сосуд на месте вращающийся шпенек, который входил в паз. Когда он вращался, открывалось вертикальное отверстие, куда ссыпался огненный порошок, поджигаемый с помощью фитиля. Сосуд можно было быстро заменить и, пока оружие продолжало стрелять, спокойно засыпать в него новую порцию порошка.

Теперь Хект чувствовал себя гораздо увереннее и не так боялся ополчившейся на него Ночи. Однако новые фальконеты и заряды к ним обошлись в огромную сумму и порядком истощили войсковую казну. Конечно, им удалось пополнить сундуки в Коннеке да еще разжиться деньжатами из Салпено, но, даже несмотря на это, средств едва хватит до середины лета.

Солдаты не покладая рук трудились на подкопе и потому не нарывались на неприятности. Их нужно было как-то отвлечь. Среди рядовых и сержантов росло недовольство. Кое-кто считал, что главнокомандующий слишком уж мягко повел себя с Бротом, – ему бы послать патриаршего посланца куда подальше.

– Вам бы не нагружать их работой по пятнадцать часов в день, а парочку борделей построить под горой, – предложил Титус Консент. – Особенно если учесть, что в соседнем лагере бьют баклуши.

А били баклуши они потому, что граф Эркюль и его праманские союзники боялись друг друга едва ли не так же сильно, как Арн-Беду. И граф, и Искандер, каждый в личной беседе, заявили главнокомандующему, что нет смысла надрываться: время – их лучшее оружие.

– Я хочу домой, – ответил каждому Хект. – И люди мои не будут долго терпеть.

Когда Пайпер отправлялся на переговоры с Искандером или графом Эркюлем, поблизости всегда крутились Гора, Аз или Костыль. Но в лагерь союзников попасть удавалось нечасто. Да и Девятый Неизвестный редко являлся побеседовать с глазу на глаз, хотя Хект и замечал то и дело его коричневый плащ.

Редферн Бехтер каждый день докладывал о подозрительных видениях. Он волновался и больше не верил Хекту, когда тот утверждал, что ничего не знает.

Если Кловену Фебруарену что-то было нужно, действовал он незамедлительно. Случалось это обычно посреди ночи, когда сон на вес золота. Волшебник снова проделывал тот же трюк, и все вокруг внезапно замирали без движения. А когда чары рассеивались, дежурный телохранитель ударялся в панику. Они всегда чувствовали, что прозевали что-то важное, но что – понять не могли.

– Пайпер! – тихо, но настойчиво позвал старик. – Пайпер, проснись!

Хект что-то проворчал и перекатился на другой бок. Он только-только заснул.

– Проснись же, мальчик. Проснись и слушай. Или умрешь. Очень-очень скоро.

Его слова подействовали на Хекта, но не так чтобы сильно. Он разлепил один глаз и увидел прямо перед собой Кловена Фебруарена.

– В чем дело?

– На тебя нападут. Ночь. Совсем скоро. Нужно приготовиться.

Хект грубо выругался и перевернулся на другой бок.

Правую ягодицу словно бы ужалила пчела. Пайпер едва не завопил, но сдержался – все-таки он был ша-луг.

От боли на глаза навернулись слезы.

– Ты слушаешь меня?

– Слушаю.

– Ночь приближается. Твой заклятый враг рассказал ей, как тебя найти. Это для Ночи всегда самое трудное – разыскать в нашем мире нужного человека в нужный момент. Здесь она близорука.

– Я слышал про это, – ответил Хект отчетливо и уже не сонным голосом.

– Ты должен подготовиться.

Хект думал, что уже подготовился.

– Я весь внимание.

– Пора воспользоваться кольцом.

– Э-э-э… Каким кольцом?

О чем бормочет вздорный старик?

– Тем самым, которое тебе досталось от Бруглиони. И про которое ты забываешь. Оно висит на цепочке у тебя на шее вместе с серебряной голубкой и железным гранатом.

Голубка и гранат были старыми символами чалдарянской веры, а серебра и железа создания Ночи боялись больше всего.

Хект выудил из-под рубашки амулеты – между голубкой и гранатом действительно висело золотое кольцо.

– Откуда оно взялось?

Чтобы не тратить время на объяснения, Девятый Неизвестный просто дотронулся пальцем до Хектова виска, и тот все вспомнил.

– Надень кольцо.

– Что?

– Выбери палец. Любой. Главное, чтоб сидело поплотнее. Надень кольцо, а сверху надень вот это.

Фебруарен протянул ему еще одно кольцо – аляповатую серебряную побрякушку, утыканную маленькими драгоценными камнями.

Хект несколько раз уронил золотое кольцо, пока снимал его с цепочки и надевал на средний палец левой руки. Проклятая штука словно бы пыталась сбежать. Кловен Фебруарен помог надеть сначала его кольцо, а потом и свое сверху.

– Так мы удержим твое кольцо. Пока я не сниму его, оно никуда не денется с пальца. А значит, и кольцо забвения тоже.

Хект сделал все, как велел волшебник, хотя боялся, что кольцу все равно удастся сбежать. По всему видать, оно с удовольствием оторвало бы ему палец, если б могло.

– Зачем это все?

– Мы хотим обмануть Ночь и сбить тот прицел, на который хотят взять тебя Руденс Шнайдель и эр-Рашаль. Чем ближе она к тебе подберется, тем больше запутаются у нее мысли. Я сказал «запутаются мысли»? Ну, это не совсем так, но я слишком устал и объяснить толком сейчас не смогу.

– Устали? А мурыжить меня всю ночь вам сил вполне хватило.

– Ты сделал то, что от тебя требовалось. Кольцо у тебя на пальце. И амулет на месте. Теперь я могу исчезнуть, а ты продолжай тратить свою жизнь на бесполезный сон. И твои верные мальчики не успеют проснуться и испугаться из-за того, что прозевали очередную угрозу.

Что он такое, во имя ворога, несет?

Старик снова прикоснулся к Хекту.

И тот немедленно провалился в сон.

Сон прервался – его внезапно, словно палач своим мечом, перерубил пушечный выстрел.

В голове у Пайпера гудело. Проснувшись, он несколько мгновений безуспешно пытался вспомнить, как звали богиню сна. Почему-то это казалось страшно важным. Потом до него дошло. Это не гром – здесь наверху не бывает грома. Это заговорили пушки, призванные воспротивиться воле Ночи.

Драго Прозек и его помощники, уже давно получившие приказ, взялись за дело.

Главнокомандующий стряхнул с себя остатки предательского сна и встал. Не без помощи телохранителей, которые настояли на том, что будут находиться возле его постели, даже когда он спит. Тех самых телохранителей, которые уже прохлопали раньше появление Девятого Неизвестного.

Эта мысль отрезвила Хекта. Оказывается, стражей легко обмануть.

В небе сияла почти полная луна. Арн-Беду купался в ее призрачном свете. Было отчетливо видно, как Драго Прозек со своими артиллеристами проверяет пушки. За ними с опаской, бормоча что-то под нос, наблюдали остальные солдаты.

Пушкари преподнесли Хекту яйцо, превосходившее размерами то, которое он нашел после гибели богона в лесу Эсфири, – теперь казалось, что это случилось лет сто назад. Создание, умершее возле их лагеря в эту ночь, вероятно, было из числа незначительных богов. И уничтожили его с помощью специально созданного для этого оружия обыкновенные люди, просто выполнявшие свою работу.

Именно поэтому Ночь так боялась Пайпера Хекта. Скоро истреблять ее Орудия будет так же просто, как и обычных живых существ.

Какие тогда станут вестись войны, если люди осознают, что можно убивать вражеских богов?

У подножия северной башни Арн-Беду полыхнула вспышка, озарившая все вокруг. Спустя мгновение раздался грохот, похожий на раскат грома, такой чудовищной силы, что заложило уши. Он даже заглушил треск и скрежет камня, когда башня и прилегающий к ней кусок стены рухнули, но все почувствовали, как дрогнула земля.

В прорытый под башней туннель артиллеристы заложили почти тонну отборного, изготовленного по новому рецепту огненного порошка. Часовым приказали поджечь фитиль, если вдруг Руденс Шнайдель вздумает натравить на осаждавших создания Ночи.

Главнокомандующий смотрел, как освещенный лунным светом столп пыли медленно клонится к западу, и жалел, что нельзя послать солдат в атаку прямо сейчас, пока почва под ногами еще твердая.

Однако войска все-таки вошли в Арн-Беду, и довольно скоро. У многих солдат были с собой маленькие переносные фальконеты, начиненные огненным порошком, – вроде тех, что использовали во время пленения герцога в Кларенце. Однако на этот раз люди готовились к встрече с созданиями Ночи. Атака была беспорядочной, но все знали, что нужно делать.

– Знаете, во сколько нам это обошлось? – спросил Титус Консент.

– Даже представить не могу, – отозвался Хект. – Зато вижу, как обычные парни вроде нас с тобой улыбаются от уха и до уха, потому что мы сейчас укокошили какого-то крошку-бога и вот-вот возьмем крепость, считавшуюся неприступной. Притом, сделали это без особых усилий. Мы знали, чего хотим, усердно трудились, все подготовили и дождались удобного случая.

Еще до восхода солнца Хекта одолела усталость, и он оставил Арн-Беду на попечение своих помощников. Тщательные приготовления полностью оправдали себя. Его опытные воины отлично сделали свое дело, нисколько не считаясь с Ночью.

Теперь понятно, почему она так ополчилась на него, вдруг подумал Хект.

Он уже спал беспробудным сном, когда его гонцы добрались до лагеря союзников и предложили соратникам короля Питера завершить штурм языческой твердыни.

Штурм этот мог оказаться кровопролитным, несмотря на уже пережитое защитниками крепости потрясение.

Но, как выяснилось позже, больше всего взрыв потряс страшного и ужасного волшебника Руденса Шнайделя. Когда его обнаружили, он даже не сопротивлялся.

Телохранители убедили Хекта, что благоразумнее появиться перед союзниками, победоносно довершившими разгром Арн-Беду, в парадном облачении.

Мимо прошествовал Гора, тянущий за собой пленника. Судя по кляпу во рту и по связанным рукам, пленник был весьма могущественной и опасной персоной. На лице у него застыло изумленное выражение, словно говорившее: «Этого не может быть!»

Искандер, Шейк Малик и граф Эркюль со своим изумлением уже справились. Открыто и прилюдно. Но на Хекта по-прежнему поглядывали с опаской, будто догадывались, что под привычной наружностью он скрывает нечто совсем другое и все самые страшные чудеса еще впереди. «Я не сделал ничего особенного!» – хотелось прокричать Пайперу им в самое ухо. Просто саперы заложили под стену крепости огненный порошок, а артиллеристы Драго Прозека сразили созданий Ночи, которые пытались помешать воинам Господним.

И с помощью того же оружия взяли саму крепость.

Защитников Арн-Беду перебили или захватили в плен – всех, включая Руденса Шнайделя, которого Хект даже не надеялся увидеть. Он-то думал, что колдун сбежит во время суматохи, как это сделал эр-Рашаль после падения Аль-Хазена.

– Мир снова изменился, – тихо произнес Титус Консент. – Изменился бесповоротно, когда рухнула эта стена.

Теперь Хект все понял. На этот раз он ясно видел будущее, которого не увидел после убийства богона в лесу Эсфири.

Чтобы сломить сопротивление защитников Арн-Беду, ушли бы месяцы, если не годы. А он взял крепость всего за несколько дней, после того как прибыли запасы огненного порошка и новые орудия.

Ни одна крепость теперь не может считаться неуязвимой.

Но перемены будут происходить постепенно. Хект знал, что люди не любят перемен.

Он начал взбираться на холм.

– Куда это вы направились? – поинтересовался Мадук.

– Хочу подняться наверх и осмотреться.

– Вы вдруг решили, что опасность вам больше не угрожает?

– Я на это надеюсь. – Хект оглянулся: внизу Нассим Гора, Искандер и граф Эркюль яростно спорили, кому достанется Шнайдель. – Нужно отдать его Нассиму.

– Кому?

– Просто мне так подумалось. Тому воину из Кальзира. Он ведь, как я слыхал, явился сюда потому, что Шнайдель убил его сына.

– Шнайдель и вас пытался убить. И ваших родных тоже. Почему же не вам он должен достаться? – спросил брат Йокай.

– Потому что не хочу, чтобы особое ведомство поддалось злому искушению. Ведь лишь им под силу с ним справиться. Пусть лучше его казнят прамане.

Нассим покончит с волшебником и воспользуется его смертью, чтобы добраться до эр-Рашаля. А ведь эр-Рашаль аль-Дулкварнен, по мнению Пайпера, был самым опасным человеком на свете.

– Возможно, вы и правы. Хоть они и неверные, но с Ночью сходятся гораздо реже, чем наши единоверцы.

Хекту было что на это возразить, но он промолчал. Он ведь просто-напросто сообразительный парнишка с далекого севера, которому сильно повезло.

Пайпер все-таки залез на холм. Телохранители плелись за ним по пятам. Мадук всю дорогу жаловался. Наверху Прозек и его пушкари, с опаской оглядываясь по сторонам, собирали расстрелянную во время штурма картечь. Через пролом в стене вылетели какие-то тени. Фальконеты расправились с ними в два счета.

Прозек вышел навстречу главнокомандующему:

– Новая конструкция сработала превосходно, мой господин. И ни одна пушка не взорвалась. Надо отдать этим дэвам должное – в литейном деле они толк знают.

– Именно поэтому я и заказываю у них.

– Я слыхал, кое-кому это не по нраву.

– Разумеется. Любимчиков никто не жалует.

Прозек озадаченно нахмурился.

– Он прямо рвется всюду сунуть свой нос, – пожаловался ему Мадук. – Дайте-ка нам с собой этих ваших треклятых громыхалок. Он ведь и понятия не имеет, какая дрянь засела под обломками.

Хект, подошедший уже к открытым воротам Арн-Беду, остановился. Об этом он не подумал. А амулет на запястье вдруг дал о себе знать.

Он все думал о Кловене Фебруарене. Какую роль сыграл старик в захвате Арн-Беду?

Не могло все пройти так гладко без его участия. Только вмешательством Девятого Неизвестного мог Хект объяснить покорность Руденса Шнайделя.

Кто же на самом деле этот старик?

– Арн-Беду всегда служил только для обороны, – сказал Хект. – Ворота слишком малы, чтобы через них могли выступать войска.

– Наши обнаружили гораздо больше запасов, чем мы ожидали, – отозвался Прозек. – Язычники тут могли целую вечность сидеть. Вот только вода у них испортилась. Пленники сказали, что-то просочилось в цистерны.

– Что?

– Говорили про какой-то медленно действующий яд. Мышьяк или вроде того. У некоторых начались судороги. Почти всех мучила слабость. А еще никто не соображал ничего. Тот, что у них за главного, нашел выход – пил только вино.

Выходит, Руденс Шнайдель был пьян? Возможно, поэтому он и не сопротивлялся?

Так что же, всему виной отравленная вода и невоздержанные возлияния и Девятый Неизвестный тут ни при чем?

Хект не мог в это поверить. Без него никак не обошлось. Девятый Неизвестный вмешивался во все, в этом Пайпер был совершенно убежден.

Внутрь главнокомандующий не заходил, пока артиллеристы Драго Прозека не затащили наверх все пушки.

От Арн-Беду осталась лишь жалкая пустая оболочка. С трудом верилось, что здесь еще совсем недавно скрывались живые люди. Да и пленников патриаршие солдаты взяли меньше, чем рассчитывали.

Крепость мало была похожа на обычный за́мок. Здесь не было внутренних дворов – крепостная стена просто опоясывала строение, окруженное густой непроглядной тьмой. Коридоры внутри замка напоминали лабиринт.

Едва войдя в крепость, Пайпер Хект тут же растерял всякое желание ее исследовать. Это место дышало мрачным отчаянием, столь глубоким и безнадежным, что невольно вспоминались разгуливавшие по Коннеку частицы почивших богов. Отчаяние будто бы въелось в сами камни.

Неужели и тут не обошлось без Кловена Фебруарена?

Неужели старик действительно настолько могуществен?

Вряд ли. Наверное, всему виной темное колдовство Руденса Шнайделя.

Просто Хекту очень не хотелось думать о том, что старик в коричневом плаще на самом деле вовсе не обыкновенный человек.

Неожиданно затараторили телохранители. Драго Прозек и Кейт Рук тоже что-то забормотали. Мгновение спустя взорвался огненный порошок, осветив темный коридор. Коридор этот почти ничем не отличался от обычных проходов в каменной крепости. Но по нему что-то двигалось. И каждый присутствующий там смертный съежился от нахлынувшего ужаса перед Ночью, знакомого еще с тех времен, когда люди жались друг к другу, сидя вокруг костров, готовые на все, лишь бы изгнать из сердца невыносимый страх.

– Сэска! – прошептал Хект.

Вспышка света осветила то самое лицо, которое он видел на древних барельефах в изъеденных временем храмах Аль-Кварна. Ни одному художнику из смертных не под силу было передать это лицо, и все же Хект безошибочно его узнал.

«Убийца Богов, настал твой конец».

Гавкнул фальконет. Снова вспышка, коридор заволокло дымом.

Следом грохнула еще одна пушка.

«Боль. Оглушающая, невыразимая боль, страх, неведомый вот уже тысячи лет».

Снова подал голос первый фальконет.

Ему поддакнул второй.

Прозек и Рук прихватили с собой новые, быстро стреляющие орудия.

«Убийца Богов, ты ничего не добился! – Голос постепенно затихал. – Покорись воле Ночи!»

Снова заговорили пушки. И снова. Картечь с визгом чиркала по каменным стенам, отыскивая свою цель – Древнейшего, Сэску. Воскрешенный Беспредельный, видимо, был лишь тенью себя прежнего.

Вперед рванулось безумно вопящее нечто. Силой оно значительно превосходило тех богонов, что до этого попадались Хекту. Но фальконеты Драго Прозека не умолкали, они исполняли басом свою коронную арию, провозглашая гибель Орудия Ночи.

На Хекта накатила волна Ночи. Она хотела пожрать его. Амулет вспыхнул огнем. Потом сделался ледяным. Пайпер закричал. Какая боль!

Вопль воскрешенного чудовища прогремел в головах у всех – долгий, бессвязный, одну только мысль и можно было в нем разобрать – прикончить Убийцу Богов. Орудие наносило удар за ударом, будто кобра, но раз за разом промахивалось.

Кольцо Бруглиони стало холоднее льда. Хект решил, что точно потеряет палец.

Кто-то схватил его. Он отбивался. Где-то наверху прогремел гром. Щеку обожгло после выстрела фальконета.

Тьма. Забытье. На время его забросило во владения Ночи, он пытался спрятаться под самым носом у Орудий, выслеживающих, вынюхивающих в пространстве и времени того, кто, как они верили, способен был их уничтожить.

Очнулся он уже в своей палатке. Переход от тьмы к пробуждению получился внезапным. Хект дернулся, пытаясь вскочить.

И не смог. Его привязали к койке.

Крикнуть тоже не удалось.

Наконец разум вернулся. Пайпер заметил, что в палатке кто-то есть. Над жаровней склонился священник из ордена целителей, а возле входа застыли неподвижные, точно две горгульи, Мадук и Титус.

– Тебе удалось, – раздался голос Кловена Фебруарена.

– Удалось.

– Как глубоко ты погрузился? – Голос доносился откуда-то сзади, самого волшебника Хект не видел.

– Не знаю. Не понимаю, о чем вы. Я потерял сознание. В забытьи у меня были страшные видения. А теперь я очнулся.

– Ему не удалось вонзить в тебя когти. Тебе повезло с тем кольцом.

– Почему меня привязали?

– Чтобы не поранил себя. Отвяжут после моего ухода.

– Что произошло?

– Ты нашел Сэску. А потом Сэска нашел тебя.

– И?

– Тебе удалось уцелеть. А Сэске – нет. Исход мог быть иным, не окажись все заблаговременно на своих местах.

– Все? На своих местах?

– Правильный амулет на твоем запястье. Кольцо на пальце. Пушки позади тебя. Я позади пушек. А теперь тебе нужно отсюда уходить. Ночь охватил хаос. Но она знает, где был Беспредельный перед своей кончиной.

– Но это же был не настоящий Сэска Беспредельный. Ведь правда? Руденс Шнайдель же просто создал подобие Сэски?

– Пайпер, это был Сэска. Тот самый Сэска. Настоящий. И он почти полностью возродился. Уже готов был вернуться в тот мир, где его придумали. А там он щедро бы вознаградил Шнайделя и эр-Рашаля за помощь. – Старик не на шутку разволновался. – На этот раз ты действительно стал Убийцей Богов и обратил на себя внимание всех Орудий Ночи. Человечеству повезло, но Кладези силы порядком истощились.

Хект с трудом понимал волшебника. Голова все еще работала плохо.

Дал о себе знать амулет на руке. И снова.

– Что-то приближается.

– Я чувствую. С ним я разберусь.

Хект в бессилии рухнул на спину, и время тут же пошло снова. Он постепенно погружался в сон, а вокруг него Мадук и Титус обеспокоенно спорили, отчего в палатке главнокомандующего внезапно стало так холодно.

Пайпер едва мог ходить. Передвигаться приходилось на костылях. Братья-целители уверяли, что он поправится. Нужно лишь запастись терпением.

Упражняться в терпении Хекту особенно не приходилось с тех пор, как Безупречный V отправил его в Коннек.

Йокай Свлада и еще несколько членов особого ведомства завершили разгром Арн-Беду. Пайпер Хект пришел в большой зал посмотреть на последнюю церемонию очищения. Участвовали в ней Просто Джо и огромный кузнечный молот. Драго Прозек положил на захваченную в крепости наковальню черное яйцо размером с голову годовалого ребенка. Джо, самый сильный человек во всем войске, размахнулся молотом и разбил переливающееся яйцо на миллион осколков, почти все из которых были не больше пылинки. Осколки покрупнее тщательно собрали и снова положили на наковальню.

– Когда эту пыль смоет Родное море, – прошептал Хекту на ухо тихий голос, – уже никому и никогда не удастся вновь собрать Сэску воедино.

Из этих слов Хект понял, что окончательно избавиться от Орудия Ночи невозможно. Получается, Убийца Богов на самом деле не убил Беспредельного – так, как мог бы убить человека.

– Сэска сгинул, – пробормотал он. – Низведен. А сила, которую он поглощал, теперь станет добычей других, еще не побежденных Орудий.

– Сообразительный мальчик.

Йокай Свлада и его подручные собрали пыль и смешали ее с едкими кислотами.

Эти охотники на ведьм всерьез вознамерились положить конец Тирании Ночи.

Когда ритуал закончился, Хект пустился в долгое путешествие вниз – к морю. Шел он, опираясь на две палки, да еще суетившиеся рядом телохранители доводили его до белого каления. Пайпер очень жалел, что ему так и не удалось толком поговорить с Нассимом, Азом или Костылем, но, заполучив Руденса Шнайделя, прамане тут же покинули остров.

– Мечтать не вредно.

– Что ты сказал? – не понял Редферн Бехтер.

– Да вот, ругаю себя за пустые мечтания. Мог бы и догадаться.

– Понятно, – отозвался Бехтер, не поняв ровным счетом ничего.

Ближайший порт был в Хоталь-Ансе. В этой небольшой рыбачьей деревушке обитало не больше четырех сотен душ. Само ее название что-то означало на одном из древних языков, на которых когда-то разговаривали на Артесипее, но теперь уже никто и не помнил, что именно.

Пайпер Хект прибыл в Хоталь-Анс всего на несколько минут позже корабля из Шивеналя. Корабль привез припасы и, что гораздо важнее, новости.

Посланец с целым ворохом важных вестей отправился прямиком к… Титусу Консенту. А тот сразу же пришел с ними к главнокомандующему.

– Миролюбец Безупречный скончался. По всей видимости, от удара. Яростно спорил с членами коллегии, которые были недовольны, что Питер Навайский ходит у него в любимчиках, и вдруг весь покраснел и упал. Целители не успели ему помочь. Есть десятки свидетелей.

– Похоже, Господу Богу результаты последних выборов пришлись не по душе, – заметил Бюль Смоленс.

Он цитировал старую шутку о том, что последним и решающим голосом в коллегии является голос самого Господа.

– Как у нас с деньгами? – поинтересовался Хект.

– В войсковой казне осталось немного, – отозвался Консент.

– Хватит, чтобы вывезти нас с этого острова?

– Не всех. Что вы задумали?

– Нужно собрать отряд посолиднее, из наших самых опытных солдат. Я отправлюсь с ним в Брот. Мы должны поспеть вовремя, чтобы повлиять на исход новых выборов.

Хект скрипнул зубами, представив бурные моря, отделявшие его от Фиральдии.

Времени на подготовку почти не было, но подчиненные Хекта превзошли себя, и уже вскоре главнокомандующий вместе с тысячей отборных солдат и всеми армейскими запасами огненного порошка высадился в окрестностях Брота, чуть дальше горной гряды вниз по течению Терегая. К победоносному бротскому полководцу относились очень хорошо, поэтому охотно помогали. А благодаря Титусу Консенту, который добыл бесценные сведения вовремя, ничего непоправимого еще не случилось.

– Принципата Монгоза избрали патриархом после повторного голосования. Думаю, сейчас главная забота коллегии – решить, кто его заменит.

– Сколько денег потратил Питер Навайский, чтобы избрали Жосерана Кьюто? – спросил Хект. – Выходит, плакали его денежки?

– Разве? Подумайте сами, как сегодня обстоят дела у Питера?

Да, с недавних пор удача улыбалась королю Диреции, с этим было трудно поспорить.

Никто не оказал главнокомандующему и его солдатам ни малейшего сопротивления, наоборот – толпы ликующих горожан радостно приветствовали их на улицах вечного города. Это даже напоминало триумфальное шествие из былых времен.

– Что это с ними? – спросил у своих помощников Хект. – Мы ведь для них ничего не сделали? Им-то какая польза?

Почти все члены штаба отправились с Пайпером в Брот, на острове остались только Бюль Смоленс и Йокай Свлада. Из-за Смоленса Хекта терзали угрызения совести: его заместителя тоже ждала дома семья.

– Они просто впечатлены грандиозными победами, командир, – ответил Клэй Седлако. – Сначала ваши успехи в Коннеке, потом молниеносная война в Артесипее.

– Молниеносная? Это пять месяцев-то?

– Если вспомнить, на что рассчитывал патриарх, то да.

На центральных улицах толпу сдерживали солдаты из городского полка. Судя по унылым лицам, возвращение патриаршего войска не слишком их обрадовало.

– У нас потери, командир, – заметил Хаган Брокк.

Из строя действительно вышли несколько человек. Заметив в толпе родных, которых они не видели с самого коннекского похода, солдаты просто не выдержали.

– Что тут скажешь. Я и сам с удовольствием отправился бы сейчас к семье. Надеюсь хоть к ночи домой попасть, будь оно все неладно. – Но сначала нужно привести войско в Закрытый Двор и заставить новую власть выразить наконец свое к нему отношение. – Нам вполне достаточно будет и нескольких сотен солдат.

Пока новый патриарх не договорится с ними, положение церкви будет шатким. Второго Миролюбца Безупречного солдаты не потерпят. Нынешнему владыке они не позволят плести против них интриги.

И сдержать их праведный гнев Хект не сможет. Да и вряд ли будет пытаться.

В Броте всегда действовали строгие законы, запрещающие размещать в городе патриаршие войска. Хект собирался испытать их на прочность, но так, чтобы не доводить до столкновения.

Бо́льшая часть солдат дошла вместе с ним до дворца Чиаро. Они понимали, что и их командирам тоже хочется повидать родных. Яростно чеканя шаг, они вошли в Закрытый Двор. Фитили пушек угрожающе дымились.

На балконах толпились перепуганные советники. Хект заметил бледное лицо Осы Стила. А вот принципата Делари нигде не было видно. Дворцовая стража выстроилась как во время торжественного смотра. Вид у стражников был обеспокоенный.

Это хорошо.

На патриарший балкон вышел Бонифаций VII – Хект только что узнал, что именно так решил величаться Хьюго Монгоз, – в сопровождении молодых священников. Солдаты тут же отдали честь и опустились на одно колено – все, включая главнокомандующего. Потом Хект поднялся и сделал несколько шагов вперед.

– Ваше святейшество, мы, слуги церкви, явились сюда, чтобы украсить ее венец своими победами.

Титус Консент, Хаган Брокк и Клэй Седлако тоже поднялись с колен и встали позади Хекта. Они преподнесли патриарху дары – ключи от ворот Кастрересона и Шивеналя и обломок каменной плиты из Арн-Беду. Вслед за ними другие солдаты преподнесли трофеи из менее значимых крепостей и городов, а еще список с именами всех языческих вождей, сраженных во время битвы при Порту. Дарить патриарху список с именами рыцарей, поверженных под Кауреном, Пайпер не стал. Ведь там значились многие из тех, кто был близок предшественнику Бонифация и Питеру Навайскому.

– Вы хорошо потрудились, господа, – на удивление громким голосом провозгласил Бонифаций. – Очень хорошо потрудились. Да пребудет с вами наше благословение, благословение Аарона и основателей церкви и милость Господня.

– Да пребудет она и с вами, – ответили солдаты.

– Вы верой и правдой служили нам, и за это вас ожидают почести и награды. А еще, как и подобает верным солдатам, вы отправитесь в новые походы по велению церкви. Но не сегодня. Ступайте по домам. Повидайте родных. Наведайтесь к исповеднику. Очистите души перед Всевышним. А главное, насладитесь заслуженным отдыхом.

Мало кто теперь уже помнил, что в юности Хьюго Монгоз пять лет провел в Святых Землях, истребляя язычников. Он не забыл, что такое жизнь солдата.

В конце этой речи голос Бонифация дрогнул. Рука, благословляющая войско, тоже чуть дрожала. Священники увели патриарха обратно во дворец.

Главнокомандующий сделал своим солдатам знак подняться с колен.

– Сержант Бехтер, оружие нужно отнести в Кастеллу, – приказал он. – Держите его отдельно от оружия братьев. Предоставьте в Кастелле место для ночлега тем, кому некуда идти. Кто захочет, может завтра отправиться в свои гарнизоны. Когда потребуется общий сбор, я дам знать. – Он ни на минуту не забывал о тех, кто остался на Артесипее. Их тоже необходимо было как можно скорее вызволить оттуда.

Хект снова и снова отдавал приказы, даже тем, кто в них совсем не нуждался. Пожимал руки самым близким своим товарищам.

– Ну что, Титус, готов отправиться к своим?

– Давно готов, мой господин. Надеюсь, дома уже ждут.

– Ты послал весточку?

– Думаю, они уже знают. Ваших детей я заметил в толпе на проспекте Чамблен.

– Мадук, ворог тебя подери! Теперь-то что?

– Мой господин, мы отвечаем за вашу жизнь, – чуть попятившись, отозвался капитан личной стражи. Он был слегка ошарашен – раньше главнокомандующий при нем никогда не богохульствовал.

– Вас что, семьи не ждут? – спросил Пайпер и тут же пожалел о своих словах: почти все его телохранители состояли в Братстве Войны, и другой семьи, кроме Братства, у них не было.

– Те, у кого есть другие обязательства, отправились вместе с остальными в Кастелла-доллас-Понтеллас, мой господин.

Хект хотел было ответить, но прикусил язык. Зря только воздух сотрясать. Мадук все равно не отступится.

– Ладно. Я понял. Когда вы наконец убедитесь, что теперь мне ничто не угрожает?

– Когда потерпим неудачу и вы будете мертвы. Тогда нам больше не придется вас защищать.

Хект переглянулся с Консентом, который безуспешно пытался скрыть улыбку.

Мадук выкрикнул приказ, тут же забегали телохранители, зашелестела вынимаемая из ножен сталь. Хект замер, словно испуганный олень. Сейчас он был бы прекрасной мишенью для очередного наемного убийцы.

– Спокойно! Спокойно! – успокоил своих людей Мадук, когда из вечерних сумерек выехал Пинкус Горт с двумя спутниками. Все они держали руки на виду.

– Пайп, проклятие! Мадук! Вы меня перепугали до смерти.

– А не надо выпрыгивать из темноты.

Горт ни на кого и не выпрыгивал, но спорить не стал. Его спутники спешились. Очень осторожно и по-прежнему стараясь держать руки на виду.

– Я подумал, вы не захотите идти пешком, – сказал Пинкус.

К нему подошли двое телохранителей – проверить, не замаскировался ли убийца под Пинкуса Горта.

– Нечего было так неузнаваемо меняться, – сказал Хект. – Вылитый бротский хлыщ.

Горт был одет по последней фиральдийской моде – в ярко-красное и ярко-желтое. А еще отрастил реденькую дирецийскую бородку клинышком. Прическу он тоже поменял – лоб теперь закрывала челка, а с боков и сзади волосы были обрезаны на два дюйма ниже ушей. Вдобавок, волосы он еще и покрасил и даже распрямил – не осталось ни седины, ни кудрей. А идиотская шляпа на макушке делала его похожим на сморщенный гриб.

Спутники Пинкуса передали ему поводья и все так же опасливо отступили.

– Да у него ногти покрашены! – изумился Титус. – Глазам не верю.

– Не по собственной воле, – запротестовал Горт. – Приказ такой. Нынче я все больше с консулами и сенаторами отираюсь. В прошлом месяце принципат Донето раздобыл себе консульскую должность.

Сенаторами в Броте называли тех, кого в иных местах величали олдерменами или городскими советниками. Двое консулов выполняли обязанности мэра. Такая разделенная на двоих должность появилась еще до Древней Бротской Империи. Один консул занимался городскими делами, а другой заведовал всем, что происходило за городской стеной, – то есть отвечал за доставку еды и зерна, а еще на время войны должен был брать на себя командование армией. Но в последние несколько веков консулам этого делать не доводилось. Хотя с появлением Бронта Донето, возможно, и снова придется.

В древнем Броте больше опасались личных амбиций, чем чтили опыт и талант. Каждые три месяца консулы менялись должностями. Служить подряд два срока они не имели права, да и срок этот был всего лишь год.

При императорах такая политика, конечно же, поменялась. Императоры сначала становились консулами и именно так расширяли свои законные права, а дружки в сенате уже возводили их в диктаторы.

– Ему подходит. Донето всегда хотел стать большой шишкой. А что с ипподромом?

Проходя по пути во дворец Чиаро мимо рухнувшего ипподрома, Хект не заметил, чтобы его кто-то восстанавливал.

– Забавно, что ты спросил. На ипподром во время консульских выборов Донето упирал больше всего. Если я правильно понял, ему тоже удалось наложить лапу на часть денежек из Салпено. На них-то он и собирается отстраивать ипподром.

– Хоть какие-то из присланных Анной Менандской денег дошли до Безупречного?

– Дошли, и притом немалые. Он вылез из долгов, в которых сидел после кальзирского священного похода. Но добился не многого. Хотя с Коннеком ему все же повезло. Благодаря тебе.

– Да уж, – усмехнулся Хект. – Но ты ведь не из-за ипподрома меня подкарауливал.

– Нет, не из-за него. Повидаться хотел, пока тебя не засосало.

– Мог бы приехать к Анне.

Пайпер думал только об одном – поскорее бы спрятаться ото всех в доме Анны и не вылезать оттуда как можно дольше.

– Ага, – хихикнул Горт, – она бы меня сначала подпалила, а потом огрела бы метлой.

– Верно. Разве что партия в шахматы тебя бы спасла. Ты из моих друзей не самый обаятельный. Кстати, на вопрос так и не ответил.

– Точно. Но я ж от темы не ухожу. Просто когда всякие важные шишки начнут виться вокруг тебя, мне, мелкой сошке, уже будет не подступиться. Вот я и хотел их опередить и вывалить тебе все дерьмо – как есть.

– Ценю твои старания. Я бы поступил так же. Ну так о чем мне будут врать все остальные? Поведай.

– Во-первых, в Броте постоянные беспорядки. Мы с ребятами чуть не каждую ночь втираем всем очки. Каждый распоследний дурак в этом проклятом городишке считает себя обиженным и воображает, что имеет полное право крушить все вокруг и заниматься мордобоем. Раз в неделю какому-нибудь демагогу непременно втемяшивается в башку, что во всем виноваты дэвы. В дэвский квартал тут же отправляется толпа, огребает тумаков, что, конечно же, лишний раз убеждает ярых ненавистников дэвов, что те вступили в заговор с ворогом. Иначе зачем им защищаться? И откуда иначе у них все это странное грохочущее оружие, наносящее такие страшные раны?

Хект оглянулся на Титуса, который как раз собирался сесть на лошадь. Тот пожал плечами.

– Командир, я был с вами все это время. Как только Ноя позволит мне снова вспомнить о службе, я этим займусь.

– А что с принципатом Делари? – спросил Хект, тоже усаживаясь в седло. – Когда мы вручали патриарху трофеи в Закрытом Дворе, его не было. Но я видел Арманда.

– Они больше не вместе. Почему – не знаю. Говорят, мальчишка теперь по ночам играет в свои игры с новым патриархом.

Пайпер удивился, но предпочел сменить тему.

– Я слышал, особняк Делари обрушился. Что-то случилось в катакомбах.

– Враки. Обвалился только угол дома. С ипподромом не сравнить. А Делари, видимо, чем-то занят. Почти не появляется на людях.

Они направлялись к дому Анны Мозиллы. Хект нарочно ехал медленно, чтобы телохранители не отставали. От повышенного внимания, которое вызывала их процессия, Мадук и так приуныл.

– Пайп, здесь все изменилось. Но в то же время осталось прежним.

– Рад это слышать. Только, Пинкус, ты не мог бы поменьше умничать, а объяснить толком?

– Да не обращай внимания, Пайп. Избитые фразы – мой конек.

– Понятнее не стало.

– А ты, Пайпер Хект, суров не в меру.

– Хорошие манеры и приверженность вере не позволяют мне назвать тебя тем, что ты есть. Пришлось бы упомянуть заднюю часть кобылы и поднятый хвост.

Горт расхохотался, а потом рассказал Хекту обо всем, что происходило в вечном городе. Картина вырисовывалась весьма мрачная.

Появлялись все новые беженцы. Работы для них не было.

Горт болтал всю дорогу – от самого Терагая до дома Анны Мозиллы. Когда главнокомандующий свернул в сторону, Пинкус переключился на Титуса Консента. А Хект был благодарен Горту за его многословность. Пинкус, сам того не подозревая, рассказал гораздо больше, чем собирался.

На пороге дома стояли Вэли и Пелла. Мальчишка едва не подпрыгивал от волнения. Дети знали, что Хект уже близко, – выбежали на разведку, а потом поспешили домой с новостями. Он видел их в толпе.

Вэли шагнула вперед и крепко обняла Хекта, чем несказанно его удивила. Правда, сделала она это молча.

Зато Пелла болтал за двоих – сыпал вопросами, рассказывал про их житье-бытье, хвастал успехами в учебе.

Когда Хекту удалось вставить слово, он попросил Мадука проводить Титуса, а потом повернулся к мальчику:

– Ты вырос на целый фут. И Вэли тоже.

Вэли уже входила в самую прекрасную свою пору, становилась настоящей девушкой. Хект невольно залюбовался ею.

Пелла не умолкал ни на секунду. Вэли вела себе сдержаннее, но не отпускала его правую руку.

– Анна! Анна Мозилла! Ты тут? Спаси меня от этих мартышек!

Хект волновался. Как Анна пережила столь долгую разлуку? Примет ли его?

Анна сама вышла на крыльцо, потому что протиснуться мимо детей Пайперу так и не удалось. Беспокоился он напрасно: Анна обрадовалась его возвращению и обняла. Ее нетерпеливые объятия сулили многое, но потом она вдруг сказала:

– От тебя так несет, словно ты год не мылся.

– Надо же, а я ведь только что из дворца Чиаро. Надо было воспользоваться случаем и посетить тамошние бани?

– На этот счет я промолчу. Пелла! Уймись! Твой отец никуда не денется. Пайпер, вторая девочка, Лила, не вышла, потому что очень напугана.

– Ничего. Я, помнится, вел себя так же, когда отец возвращался с болот. Мы никогда не знали, надолго ли он. И вернется ли в следующий раз. Шерды коварны и жестоки.

Анна бросила на него косой взгляд, будто прикидывала, а не начал ли он сам верить в свое вранье.

Не начал. Но дети должны верить. Дети могут проболтаться.

Они прошли на кухню. Там уже грелась вода и готовился ужин. Над ним колдовали Вэли и Пелла. Мальчик продолжал болтать без умолку. Когда он задавал какой-нибудь вопрос, на который хотелось услышать ответ и Анне, Хект отвечал.

Сама она почти ни о чем не спрашивала, лишь один раз сказала:

– До нас дошли слухи о гигантском черве, напавшем на тебя на реке Дешар.

– Отчасти правда, но слухи наверняка раздуты. Мы с ним расправились. Почти никто не пострадал.

– Принципат Делари там был? – спросила она, смерив его суровым взглядом.

– Был.

– Неужели он тоже преувеличил?

Хект не нашелся с ответом.

После теплой ванны его так разморило, что захотелось сразу же лечь в постель.

– Как же чудесно будет заснуть и не тревожиться больше ни о чем. И никто не будет меня тормошить среди ночи.

– Не знаю, не знаю, – хмыкнула Анна.

Пелла и Вэли захихикали.

– Пелла, накрой на стол, – велела хозяйка. – Вэли, приглядывай за соусом. Теперь, Пайпер, еду готовит она. Я лишь подсказываю.

– Но я видел ее в толпе зевак…

– Подсказываю и чуть-чуть помогаю. А все придумала она сама. Она и Лила.

Хект понял намек. Хотя внучка Малютки так и не вышла.

– Благословенные Эйс и Аарон, – сказал Хект, принимаясь за каплуна с гарниром, – как же хорошо снова стать чистым, надеть свежую одежду.

– Только она на тебе болтается, как я погляжу. Ты похудел.

– Не страшно, теперь отъемся.

– Ничего не забыл?

– А что?

– Помолиться?

– Ах да. В тех краях мы совсем отвыкли читать молитву перед едой. Там из священников были только рыцари из Братства Войны. Пелла, прочтешь? Если только Вэли не хочет это сделать.

Вэли хитренько улыбнулась. А Пелла прочитал весьма поэтичную молитву – видимо, шел по стопам своего знаменитого тезки.

После ужина, уже ложась в кровать, Анна прошептала на ухо Хекту:

– Вэли теперь разговаривает. С Пеллой и с Лилой тоже, когда думает, что я не слышу. Даже со мной иногда, когда волнуется. И с тобой тоже начнет. Она уже не чувствует себя в опасности. Тебе удалось что-нибудь о ней разузнать?

О Вэли Дюмейн Пайпер больше не тревожился.

– Не удалось, – ответил он. – За последние несколько лет ни из одного знатного семейства не пропадала девочка. Люди Титуса отыскали родню Эрики Ксан, которая якобы и привела Вэли в тот бордель, но им известно только, что Эрика Ксан исчезла куда-то много лет назад.

Сам он больше не тревожился в основном потому, что Вэли явно подросла.

Иногда в мрачные предрассветные часы в лагере, изнывая от вездесущего гнета Ночи, он боялся, что эта девочка на самом деле никакой не ребенок, а нарочно подсунутое ему создание, которое навечно наделено образом подростка. Как Оса Стил.

Впрочем, Анна Мозилла быстро отвлекла его от всех посторонних мыслей.