Книга: Приданое Эсмеральды



Приданое Эсмеральды

Нора Робертс

Приданое Эсмеральды

Часть 1

ТЬМА

Большинство людей ведет безнадежное

существование. То, что зовется смирением

на самом деле есть убежденное отчаяние.

Генри Дэвид Торо. «Уолден, или Жизнь в лесу» (перевод З. Александрова — М.: Наука, 1979)

Глава 1

Сквозь ледяную завесу пурги в неверной полосе яркого света от маяка на выступающей в море скале массивный силуэт Блафф-Хауса нависал над Виски Бич. Он с вызовом взирал на холодный и бушующий Атлантический океан.

Я простою здесь столько же, сколько ты будешь свирепеть там, внизу, как будто говорил он.

На протяжении более чем трех столетий, в том или ином своем воплощении, и массивных этажа возвышались над суровым скалистым побережьем, сквозь темные глазницы окон равнодушно наблюдая за буйством океанских валов.

Небольшое каменное строение, в котором ныне размещался склад садового инвентаря и прочих домашних инструментов, оставался единственным свидетелем того, с чего здесь все когда-то начиналось. Оно помнило тех, кто в схватке с жестоким и коварным океаном пытался обустроить жизнь на скудной каменистой почве Нового Света. Но каким же ничтожным и хрупким оно казалось по сравнению с внушительной стеной из золотистого песчаника, с изящными фронтонами особняка, широкими террасами из основательно потрепанного непогодой местного камня! Блафф-Хаус оставался несокрушимым памятником времен былого расцвета.

Он многое повидал на своем веку: бури, пренебрежение, бездумное расточительство, дурной вкус, взлеты и падения, омерзительные скандалы и высокие подвиги нравственности.

За его стенами жили и умирали, веселились и оплакивали семейные трагедии, строили планы, процветали, праздновали свои победы и тихо увядали многие поколения Лэндонов.

Порой окна Блафф-Хауса светились ярко, как тот большой маяк, что озарял водную гладь у скалистого и величественного северного побережья штата Массачусетс. Порой он как будто съеживался, закрывшись ставнями в ночной темноте.

Он стоял, величественно возвышаясь над бескрайними водными просторами, песчаным берегом и деревней Виски Бич, очень-очень давно, так давно, что уже казался вечным.

Для Эли Лэндона Блафф-Хаус остался единственным местом, где он мог найти пристанище. Убежище от того кошмара, в который его жизнь превратилась последние одиннадцать месяцев.

Он уже почти перестал узнавать самого себя.

Два с половиной часа езды из Бостона по скользким дорогам окончательно вымотали его. Но первые признаки усталости — а он уже начинал чувствовать это — становились для него в последнее время приятным соблазном, словно ласки любимой женщины. Поэтому он не стал заходить в дом, а какое-то время сидел в машине в полной темноте. Мокрый снег хлестал по лобовому стеклу, по крыше, а он все не мог решить, как ему следует поступить: собраться с силами и войти в дом или остаться и машине и, возможно, даже попытаться уснуть в ней.

Как глупо, подумал он. Конечно, было бы абсолютно идиотским поступком заснуть в машине, когда всего в нескольких шагах от него находится особняк с удобными кроватями, в одной из которых можно прекрасно выспаться.

Но, с другой стороны, ему сейчас явно недоставало силы воли, чтобы встать и вытащить чемоданы из багажника. Вместо этого он схватил две небольшие сумки, лежавшие на сиденье рядом с ним, — с ноутбуком и несколькими самыми нужными вещами.

Мокрый снег хлестал Эли в лицо, когда он вылезал из машины, но холоду и пробирающему до костей ледяному ветру с Атлантики удалось хотя бы сорвать с него верхние слои окутывавшей его отупляющей сонливости.

Волны с гулом ударялись о камни, лизали береговой песок, и их шум сливался в неумолкающий звериный рык. Эли вытащил из кармана пиджака ключи от дома и поспешно проследовал под крышу широкого каменного портика перед массивной двойной входной дверью, вытесанной более столетия назад из бирманского тика.

Прошло уже два — нет, уже почти три — года с тех пор, как он в последний раз был здесь. Жизнь слишком закрутила его, а работа и семейная катастрофа не позволяли ему приехать сюда к бабушке на каникулы, даже в небольшой отпуск, даже просто на уик-энд.

Конечно, он проводил время в обществе неукротимой Эстер Хоукин Лэндон всякий раз, когда она выбиралась в Бостон. Эли регулярно звонил ей, посылал электронные письма, напоминал о себе в «Фейсбуке» и общался по скайпу. Эстер уже приближалась к восьмидесятилетнему юбилею, но всегда с великим энтузиазмом и любопытством встречала любые технические новшества.

Он водил бабушку в рестораны, на вечеринки с коктейлями, дарил цветы, присылал открытки, устраивал встречи всем семейством на Рождество и на юбилеи.

И все это, думал Эли Лэндон, открывая дверь, были всего лишь многочисленные оправдания тому, что он не нашел времени, чтобы приехать в Виски Бич — место, которое его бабушка любила больше всего и провести с ней по-настоящему много времени, уделить ей то внимание, которого она от него всегда ждала.

Он сразу отыскал нужный ключ и открыл дверь. Войдя в дом, зажег свет.

Эли сразу же обратил внимание на то, что она кое-что поменяла в доме. Неудивительно, бабуля умела сочетать любовь к переменам с уважением к традициям. Несколько новых картин — морские пейзажи, сады и прочее — привносили мягкие тона в густо-коричневый цвет стен. Эли бросил сумки прямо у входа и мгновение просто осматривался, любуясь просторным и шикарно обставленным холлом.

Он обвел взглядом лестницу — оскалившихся горгулий, венчающих балясины, изготовленные когда-то по заказу кого-то из Лэндонов, отличавшегося особыми причудами. Два пролета лестницы, справу и слева, изящно изгибаясь, вели к северному и южному крылу дома.

Множество спален, подумал Эли. Ему просто нужно подняться по лестнице и выбрать одну из них.

Но не сразу.

Вместо этого он прошел в ту комнату, которую в семье называли главной гостиной, с высокими стрельчатыми окнами, выходившими в сад перед домом, или, точнее, в то, что станет садом после того, как зима отпустит его из своих цепких когтей.

Бабушки не было здесь уже больше двух месяцев, но Эли нигде не увидел ни пылинки. В камине аккуратно положены дрова, оставалось лишь развести огонь. На изящном столике, который ей так нравился, стояли свежие цветы. Взбитые подушки на трех диванах, расставленных вдоль стен гостиной, смотрелись удивительно маняще, а пол с паркетом каштанового цвета блестел, как зеркало.

Бабушка, наверное, договорилась с кем-то, кто следит за домом, решил Эли и потер лоб в том месте, откуда начинала расползаться головная боль.

Она же вроде говорила ему? Говорила, что кто-то будет следить за домом. Какая-то соседка, которая и прежде регулярно делала здесь генеральную уборку. Да, Лэндон прекрасно помнил, что Эстер ему говорила, он просто забыл, память на какое-то время покрылась той пеленой тумана, которая в последнее время часто заволакивала его мысли.

Теперь его главной заботой станет присмотр за Блафф-Хаусом. Нужно заботиться о нем, как просила бабушка, поддерживать в нем жизнь. И, возможно, как она говорила, это поможет и ему самому по-настоящему вернуться к жизни.

Эли поднял сумки, взглянул на лестницу и застыл на месте.

Бабушку нашли там, у нижней ступеньки. А кто нашел? Кажется, соседка… Соседка? Не была ли она той самой соседкой, которая убирала в доме? Кто-то, кем бы он ни был, слава богу, нашел ее здесь. Эстер лежала без сознания, вся в синяках и ссадинах, истекающая кровью, с разбитым плечом, сломанным бедром и ребрами, с сотрясением мозга.

Она могла умереть. Врачи искренне удивлялись тому, с каким неистовством эта пожилая женщина цеплялась за жизнь. К ней редко заглядывал кто-то из членов семьи, ей нечасто звонили, и ни у кого из них, включая и самого Эли, не вызвало особого беспокойства то, что она день или два не отвечает на звонки.

Эстер Лэндон, независимая, неуязвимая, непобедимая.

Но она на самом деле могла бы умереть после того страшного падения, если бы не помощь соседки и ее собственная железная воля. Теперь же на время выздоровления от травм Эстер Лэндон поселилась в нескольких комнатах в Бостоне, в доме его родителей. Там она должна оставаться до тех пор, пока врачи не признают, что ее состояние позволяет ей вернуться в Блафф-Хаус, а может быть, если она послушает совета его родителей, то и несколько дольше.

Ему захотелось вспомнить о ней здесь, в доме, который она так любила, вспомнить о том, как она по вечерам сидела на террасе с бокалом мартини, созерцая океанские дали. Или о том, как она прохаживалась по саду, возможно, подыскивая удобное место для занятий живописью.

Ему хотелось видеть бабушку энергичной и крепкой, а не беспомощно лежащей на полу с поломанными костями и ребрами.

Да, он сделает все, что в его силах, чтобы поддержать жизнь в этом доме до ее возвращения.

Эли поднял сумки с пола и стал подниматься по лестнице. Он решил остановиться в той комнате, в которой останавливался всегда приезжая в Блафф-Хаус, когда подобные визиты еще не стали редкими и случайными, как в последнее время. Линдси ненавидела Виски Бич, Блафф-Хаус и сумела превратить поездки туда в некую разновидность холодной войны в которой противостоящими сторонами были, его бабушка, демонстрировавшая холодную вежливую сдержанность, и его жена, отвечавшая ей вежливостью, подчеркнуто фальшивой. Страдал же от такого положения дел больше всех Эли, оказывавшийся между ними.

Теперь он считал, что выбрал самый легкий способ решения проблемы. Он мог лишь сожалеть о том, что перестал приезжать в Виски Бич, о том, что всякий раз находил массу глупых отговорок и ограничил встречи с бабушкой только ее не слишком частыми визитами в Бостон. Но время невозможно повернуть назад.

Эли вошел в спальню. Здесь тоже цветы, сразу же заметил он, и тот же пастельно-зеленый цвет стен, и две бабушкины акварели, которые ему особенно нравились.

Он поставил сумки на скамеечку рядом с массивной, причудливой формы кроватью и снял пальто.

Здесь все было по-прежнему. Небольшой письменный стол у окна, широкие двери, ведущие на террасу, кресло с подголовником и маленькой скамеечкой для ног, подушечку для которой много лет назад украсила вышивкой его прабабушка.

Эли пришло на ум, что впервые за долгое время он почувствовал себя дома. Почти дома… Он открыл сумку, извлек оттуда туалетные принадлежности, затем отыскал чистые полотенца и пахучее мыло. В ванной, как и прежде, приятно пахло лимоном.

Он разделся, стараясь не смотреть на себя в зеркало. За последний год он сильно похудел, слишком сильно. Любые напоминания об этом были ему неприятны. Он включил воду, вошел под горячую струю, в надежде на то, что она смоет хотя бы часть накопившейся усталости. По своему опыту Эли знал, что если ляжет в постель вымотанным и подавленным, то спать будет урывками и проснется с мучительной головной болью.

Выйдя из душа, он выхватил полотенце из стопки и, вытирая им волосы, вновь ощутил аромат лимона.

Влажные волосы скручивались в завитки на шее — густая светлая шевелюра, которую он в последнее время отрастил так, как не отращивал с юности. Он уже почти год не посещал своего парикмахера Энрике. Теперь у него не возникало потребности ни в стрижке стоимостью в сто пятьдесят долларов, ни в обширной хранившейся у него коллекции итальянских костюмов и туфель.

Он больше не был одетым по последней моде адвокатом, защитником в уголовных процессах, с кабинетом и со своей собственной адвокатской конторой в ближайшей перспективе. Тот человек — прежний Эли Лэндон — умер вместе с Линдси.

Эли откинул толстое одеяло, мягкое и белое, как полотенце, нырнул под него и выключил свет.

В темноте до его слуха продолжал доноситься неумолкающий шум прибоя, рев волн и стук ледяного дождя по окнам. Эли закрыл глаза в надежде на несколько часов полного забвения.

Всего несколько часов, на большее он не рассчитывал.


Черт, как же он облажался! Никто, ни один человек, думал он, мчась на машине сквозь густую пелену холодного дождя, не способен вывести его из себя так, как Линдси.

Вот же сучка!

Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-нибудь мог бы соперничать с ее умом и особенно с ее железной волей. Она сумела убедить не только себя, но — Эли был абсолютно в этом уверен — и массу друзей, свою мать, сестру и бог знает кого еще в том, что их брак, распался исключительно по его вине. Что исключительно из-за него они начали с посещений семейного психоаналитика, а закончили судебными тяжбами, готовясь к разводу.

И только по его вине, черт подери, она изменяла ему на протяжении более восьми месяцев, на пять месяцев дольше, чем тянулся их бракоразводный процесс, которого она так добивалась.

Наверное, его вина состояла также и в том, что он каким-то загадочным образом выяснил, что она лжет, интригует, изменяет ему. Это стало известно еще до того, как должен был поставить свою подпись в пустой строке документа, чтобы дать возможность Линдси начать свободную от него жизнь с приличным содержанием, которое будет выплачиваться из его же кармана.

Значит, они оба облажались, заключил он. Он — потому, что оказался таким идиотом, она — потому, что не сумела до конца сохранить все в тайне.

И, вне всякого сомнения, только он виноват в той злобной, грубой и поистине непристойной перепалке по поводу ее измены, которую они устроили в картинной галерее, где Линдси некоторое время подрабатывала. Конечно, кто будет спорить, он выбрал неудачный момент для выяснения отношений и не слишком красиво вел себя. Но теперь ему было на все это наплевать.

Ей так хотелось переложить всю вину на него потому, что она сама стала вести себя до такой степени беззастенчиво, что его собственная сестра застала ее с другим мужчиной. Они буквально висли друг на друге там, в вестибюле отеля в Кембридже, где вдвоем ожидали лифт.

Да, конечно, Триша ему не сразу обо всем рассказала, возможно, выждала пару дней, но он не мог на нее за это обижаться. Трише было сложно решиться и рассказать ему все. И ему самому потребовалась еще пара дней, чтобы успокоиться и набраться мужества для поисков надежного частного детектива.

Восемь месяцев — эта цифра снова и снова всплывала в его памяти. Она спала с каким-то другим мужчиной в гостиничных номерах, в дешевых мотелях и еще бог знает где. Ну, естественно, она была слишком умна, чтобы заниматься подобными вещами дома. Что подумают соседи?

Возможно, ему и не стоило тогда приходить в галерею, вооружившись уликами, раздобытыми детективом, и собственным беспредельным негодованием, чтобы бросить обвинения ей в лицо. Может быть, им обоим следовало проявить благоразумие, и не затевать неприличную сцену в здании и не продолжать ее потом на улице.

Но им обоим обязательно нужно было выпустить на волю накопившееся раздражение.

Одно было Эли совершенно ясно: решение суда не станет для нее триумфом. Все чисто и справедливо, и вроде бы никакой необходимости требовать отдельного соглашения. С этим покончено. Она все узнает, как только вернется домой со своего благотворительного аукциона и обнаружит, что он забрал картину, купленную им во Флоренции, бриллиант, принадлежавший его прабабушке и перешедший ему по наследству, а также серебряный кофейный сервиз, который его абсолютно не интересовал, но также был частью его фамильной собственности. Эли ни за что на свете не хотел делиться этими вещами с Линдси.

Вернувшись, она обнаружит, что участвует уже совсем в другой игре. Возможно, в очень недостойной — с его стороны, возможно, глупой, но, пожалуй, вполне справедливой и правильной. Он не мог смириться с подлостью и предательством, а на ее эмоции ему теперь было просто наплевать. Охваченный гневом, он подъехал к дому в бостонском Блэк Бэй. К тому самому дому, который когда-то, по расчетам Эли, должен был стать надежным пристанищем его будущей семьи — семьи, которая сейчас разваливалась прямо на глазах. Дом, в котором, как он надеялся, будут жить его дети. Дом, который они с Линдси с таким усердием обставляли, выбирали мебель и украшения, спорили о каких-то мелочах, иногда даже ссорились, но, в конце концов, всегда приходили к согласию. Тогда это казалось ему вполне нормальным.

А теперь они должны были продать его, а сами разойтись, забрав по половине того немногого, что в нем еще оставалось. Квартиру, которую, как он первоначально предполагал, он снимает на короткий срок, теперь ему все-таки придется купить.

Для себя одного, подумал Эли, вылезая из машины под дождь. В данном случае не возникло никакой необходимости в обсуждениях, спорах и соглашениях с кем бы то ни было.

И это, почувствовал он, рысцой пробегая к входной двери, стало для него настоящим облегчением. Больше никаких промедлений, никаких «может быть, все еще будет по-прежнему», никаких пустых упований на то, что их брак можно и нужно спасти.



И кто знает, возможно, своей ложью, подлостью и коварством она оказала ему настоящую услугу.

Теперь он мог уйти от нее без тяжелого чувства вины и раскаяния.

Но свое он ей не оставит.

Эли открыл дверь и вошел в просторное изящное фойе. Затем набрал на панели сигнализации нужный код. На тот случай, если она успела его изменить, у Эли имеются, документы со здешним адресом. Он заранее подготовился к ответам на вопросы полиции и службы безопасности.

Он просто скажет им, что жена сменила код, а он об этом забыл.

Однако код остался прежним. И то, что Линдси не сменила его, обрадовало Эли и вместе с тем задело его самолюбие. Линдси считала, что очень хорошо знает мужа, и потому была абсолютно уверена, что он никогда не войдет в дом, который наполовину принадлежал ей, без ее разрешения. Он в свое время без особых возражений согласился выехать из этого дома, и поэтому, полагала Линдси, он никогда не войдет сюда один, никогда не посягнет на ее территорию.

Она была уверена в его воспитанности, в его «интеллигентности»

Но очень скоро она поймет, как жестоко ошибалась.

Мгновение Эли стоял неподвижно, прислушиваясь к тишине в доме к тому особому чувству, которое возникало у него всякий раз, когда он сюда приходил. Нейтральные тона интерьера, служащие фоном для разбросанных здесь и там пятен ослепительно ярких красок, для смешения старого и нового, хитроумно причудливого и одновременно очень тонко продуманного, — все это создавало ощущение стиля.

В чем в чем, а в хорошем вкусе ей не откажешь, подумал Эли. Линдси умела показать себя, свой дом, умела устраивать вечеринки, которые всем нравились. Здесь он пережил много приятных минут, мгновения счастья, периоды полного удовлетворения жизнью, моменты удивительной близости и взаимопонимания. Здесь у него был секс, который приносил ему ощущение истинного наслаждения. Здесь были те воскресные рассветы, когда он чувствовал себя абсолютно свободным от всех забот.

Но почему же все пошло наперекосяк?

«Забудь об этом, — пробормотал Эли. — Делай свое дело и уходи».

Пребывание в бывшем семейном гнезде угнетало его. Эли поднялся наверх, проследовал прямо в гостиную рядом с главной спальней, обратив внимание на то, что на полке для вещей стоит ее большая дорожная сумка, наполовину упакованная.

Она может убираться куда, черт возьми, ей заблагорассудится, подумал Эли, с любовником или без.

Он сосредоточился на цели своего прихода. Открыв стенной шкаф, он набрал шифр в сейфе. Ему не нужны были лежавшие там пачки денег, документы, шкатулки с драгоценностями, которые он дарил ей на протяжении нескольких лет или которые Линдси сама себе покупала.

Мне нужно только кольцо, говорил он себе, одно единственное кольцо. Кольцо Лэндонов. Он нашел нужную коробочку, открыл ее, несколько мгновений любовался тем, как оно мерцает на свету, после чего положил его в карман пиджака. Закрыв сейф и уже спускаясь по лестнице, Эли подумал, что ему следовало бы принести специальную упаковку для картины.

Из бельевого шкафа он на бегу выхватил пару банных полотенец.

Я здесь всего на несколько минут, повторял Эли. Ни на одно лишнее мгновение не хотел он задерживаться здесь, в доме, который наполнен самыми разными воспоминаниями, хорошими и плохими.

В большой гостиной Эли снял картину со стены.

Он купил ее во время их медового месяца. Линдси была в полном восторге от нее, от ее ярких, напоенных солнечным светом красок, от очарования и простоты в передаче поля подсолнухов с оливковой рощей на заднем плане.

С тех пор они купили довольно много самых разных произведений искусства. Картины, скульптуры посуду — и все за большие деньги.

Эли был совершенно равнодушен к ним, пусть все оно идет в «общую кучу» их совместно нажитого имущества и пусть уже суд делит его. Но только не эта картина!

Он завернул картину, положил ее на диван, прошел по комнатам, прислушиваясь к звуку дождя, барабанящему по окнам. У него в голове неожиданно возник вопрос, а не едет ли Линдси сейчас под дождем сюда, чтобы завершить сборы к ночному путешествию со своим любовником.

Ну, что ж, лови момент, — пробормотал Эли.

Завтра утром он первым делом позвонит своему адвокату, который занимается его разводом, и в самом прямом смысле спустит его с цепи.

С этого момента Эли жаждал крови.

Он вошел в комнату, из которой со временем они собирались сделать роскошную библиотеку, и, потянувшись к выключателю, в трепещущем отсвете молнии увидел ее.

В течение нескольких секунд до оглушительного удара грома, прозвучавшего ответом на его чисто инстинктивный возглас: «Линдси?» — он как будто отключился.

Рванувшись вперед, Эли ладонью ударил по выключателю. Она лежала на боку перед камином. Кровь. Много крови. Кровь на белом мраморе и на темном полу.

Ее глаза цвета горького шоколада, которые когда-то очаровали его, теперь казались тусклым стеклом.

— Линдси.

Он опустился на колени рядом с ней, взял ее руку, которая как будто тянулась к нему в надежде на помощь. Рука была холодна, как лед.


Эли проснулся в Блафф-Хаусе, с трудом выбираясь из ужаса почти еженощно повторявшегося сна.

Мгновение он просто сидел на кровати, не понимая, где находится и что происходит. Он окинул комнату рассеянным взглядом. Осознание того, где он находится, постепенно возвращалось к нему, сердце начало биться ровней, Блафф-Хаус. Он приехал в Блафф-Хаус.

С момента смерти Линдси прошел почти год. Дом в Блэк Бэй наконец-то выставили на продажу. Тот кошмар остался в прошлом. Просто Эли временами чувствует его легкое прикосновение, и все внутри у него сжимается от ужаса.

Он запустил руку в волосы. Ему так хотелось забыться, уснуть, но он прекрасно понимал, что стоит сейчас закрыть глаза, и он опять окажется в маленькой библиотеке рядом с телом убитой жены.

Однако у него не было ни малейших причин вставать с кровати.

Ему показалось, что откуда-то доносится музыка, далекая едва различимая музыка. Что это, черт возьми, за музыка?

За последние несколько месяцев в доме родителей он привык к разным звукам, на которые уже не обращал внимания: голосам, музыке, бормотанию телевизора. Но здесь, среди шума прибоя и ветра, музыка производила впечатление чего-то странного, чужого, постороннего.

Неужели он включил радио или телевизор и забыл об этом? В нынешнем его состоянии подобное было бы неудивительным.

Ну, значит, все-таки есть причина встать.

Так как он пока еще не занес наверх остальные свои сумки, ему пришлось натянуть те джинсы, которые были на нем вчера. Затем схватил рубашку и на ходу надел ее.

Приближаясь к лестнице, Эли понял, что то, что он слышит, совсем не похоже на звуки радио. Проходя по главным комнатам, он без труда узнал голос Адели, но до него доносился и второй женский голос. Оба голоса составляли напряженный, слаженный и громкий дуэт.

Эли проследовал в ту сторону, откуда доносились голоса. Доносились они из кухни.

Партнерша Адели по дуэту сунула руку в хозяйственную сумку и достала оттуда небольшую связку бананов и положила их в бамбуковую вазу, в которой уже лежали яблоки и груши.

Происходящее не совсем укладывалось в голове Эли.

Женщина на кухне пела громко и хорошо, хотя и без особого волшебства, присущего голосу Адели, но все же превосходно. Внешне она напоминала фею — высокую, тонкую и гибкую фею.

Масса густых локонов орехового цвета тяжелой копной ниспадала ей на плечи и на спину поверх темно-синего свитера. У нее очень необычное лицо подумал Эли. Подыскать более точное определение было сложно. Миндалевидный разрез глаз, тонко очерченный нос, острые скулы, крупные чувственные губы и родинка у левого уголка рта произвели на Эли впечатление существа из иного мира.

Правда, не исключено, что это впечатление объяснялось его затуманенным сознание и прочими сложными обстоятельствами.

Пальцы женщины были унизаны кольцами. В ушах позвякивали серьги. С шеи свисал кулон в виде лунного серпика, а на левом запястье были часы белого металла, по форме напоминающий крошечный бейсбольный мячик.

Не переставая петь, незнакомка извлекла из сумки литровую бутыль молока и фунт масла и уже собиралась было отправить их в холодильник. И тут она увидела его.

Она не вскрикнула, просто неловко отпрянула назад, чуть не выронив бутыль с молоком.

— Эли? — Она поставила молоко на стол и схватилась унизанной кольцами рукой за сердце. — Господи! Ну, и напугали же вы меня! — С гортанным смехом незнакомка откинула назад копну вьющихся волос. — Вы же должны были приехать только сегодня днем. Я не видела вашей машины. Правда, я подъехала с заднего входа, — продолжала она, сделав жест в сторону двери, ведущей на главную террасу. — Полагаю, вы оставили машину перед парадным входом. Все правильно. Вы что, приехали ночью? Машин на дорогах, конечно, меньше, но ехать по скользкому шоссе — то еще удовольствие. Но как бы то ни было, вы здесь. Хотите кофе?

Внешне она была похожа на долговязую фею, но смехом напоминала морскую богиню.

И еще она принесла бананы.

Эли растерянно смотрел на нее.

— Кто вы?

— Ой, извините. Я думала, Эстер все вам рассказала. Меня зовут Эйбра Уолш. Эстер попросила подготовить дом к вашему приезду. Я привезла вам продукты. Кстати, как чувствует себя Эстер? Я с ней не общалась дня два, только несколько коротких электронных писем и текстовых сообщений на телефоне.

— Эйбра Уолш, — повторил Эли. — Вы та женщина, которая нашла ее.

— Да, верно.

Она извлекла из сумки мешочек с кофейными зернами и засыпала их в кофемашину, которая была очень похожа на ту, что стояла у него в офисе.

— Жуткая история. Эстер не пришла на занятия йогой, а ведь она никогда их не пропускает. Я позвонила, но ваша бабушка не ответила, и тогда я отправилась сюда, чтобы узнать, что случилось. У меня был свой ключ. Я убираю в доме.

Пока кофемашина шумно готовила порцию бодрящего напитка, Эйбра подставила большую кружку и продолжила раскладывать покупки.

— Я всегда захожу в дом с заднего входа… Я позвала ее, но… Тогда начала беспокоиться. Подумала, что, возможно, ей стало плохо. И я пошла к лестнице, чтобы подняться наверх. И тут я ее увидела. Вначале было подумала… но смогла нащупать у нее пульс, и она на мгновение пришла в себя, когда я назвала ее имя. Я вызвала «Скорую помощь», но боялась ее переносить. Приехали они очень быстро, но мне тогда показалось, что прошло несколько часов.

Эйбра вынула из холодильника коробочку со сливками и добавила их в кружку.

— На барной стойке или в уголке для завтрака?

— Что?

— Значит, на стойке. — Она поставила кофе на стойку. — Так вам будет удобнее сидеть и беседовать со мной.

Эли смотрел на кофе, не прикасаясь к нему. Его собеседница улыбнулась.

— Я ведь все правильно сделала? Эстер говорила, побольше сливок, но без сахара.

— Да. Да, спасибо, все правильно.

Словно лунатик, он проследовал к стойке и уселся на высокий табурет.

— Она такая сильная, такая умная, такая самостоятельная. Ваша бабушка — мой идеал. Когда пару лет назад я сюда переехала, она была первой, с кем я здесь по-настоящему подружилась.

Спасительница Эстер говорила и не обращая ни малейшего внимания на то, слушает ли он. Иногда успокаивает просто звук чужого голоса. Наверное, у него был такой вид, будто он в самом деле нуждался в утешении.

Эйбра вспомнила его давнишние фотографии, которые Эстер показывала ей. Легкая улыбка, свет в голубых, типично лэндоновских глазах — хрустально голубых с очень темным ободком вокруг радужки. Теперь же Эли производил впечатление человека крайне уставшего, мрачного и исхудавшего.

Она попробует это поправить. Сделает все, что от нее зависит.

Эйбра вынула из холодильника яйца, сыр и ветчину.

— Она очень вам благодарна за то, что вы согласились приехать. Ей не хотелось, чтобы Блафф-Хаус пустовал. Она говорила, что вы пишете роман, это правда?

— Я… ммм…

— Знаете, Эли, я читала пару ваших рассказов. Мне они понравились.

Она поставила сковороду на плиту и одновременно налила в стакан апельсинового сока, насыпала ягоды в дуршлаг, а в тостер положила несколько ломтиков хлеба.

— В юности я писала очень плохие романтические стихи. Когда я попыталась положить их на музыку, получилось еще хуже. Но я очень люблю читать. Испытываю искренний восторг по отношению ко всем, кто способен написать увлекательную и красивую историю. Эстер очень гордится вами.

Эли поднял глаза на нее и встретился с ней взглядом. Зеленые, подумал он, словно море при легком тумане, и такие же неземные, как и все остальное в ней.

Может быть, она всего лишь призрачное видение.

Но тут на короткое мгновение ее рука, теплая и вполне реальная, коснулась его руки.

— Ваш кофе сейчас остынет.

— Да, наверное.

Он взял кружку и сделал глоток. И сразу же почувствовал себя немного лучше.

— Вы давно сюда не приезжали, — продолжала Эйбра, выливая взбитое яйцо на сковороду для омлета. — Здесь, в деревне, есть неплохой ресторанчик и пиццерия. Я привезла достаточно продуктов, но, если вам что-то понадобиться, у нас тут есть супермаркет. Если же вам не захочется выходить из дому, просто позвоните мне. Ну а если будете прогуливаться и вам захочется к кому-нибудь зайти, то знайте, я живу в доме «Смеющаяся чайка». Вы ничего о нем не слышали?

— Я… да. Вы ведь… работаете у моей бабушки?

— Раньше я убирала у нее два раза в неделю. Иногда чаще, по мере надобности. Вообще-то я помогаю по дому многим людям, когда у них возникает необходимость. Кроме того, пять раз в неделю я провожу занятия по йоге в подвале здешней церкви и один раз в неделю у себя дома. Однажды я уговорила Эстер попробовать йогу, и она на нее подсела. Кроме того я делаю массаж. — Эйбра бросила на него взгляд через плечо и улыбнулась. — Но только лечебный. У меня есть диплом. В общем, занимаюсь очень многим, потому что очень многое меня интересует.

Она положила омлет на тарелку вместе со свежими фруктами и тостом. Поставила тарелку перед ним, а рядом разложила столовые приборы и ярко-красную салфетку.

— Мне нужно идти, я уже и так опаздываю.

Она сложила свои сумки в громадную хозяйственную сумку на колесиках, надела тёмно-лиловое пальто, обмотала вокруг шеи полосатый шарф, натянула лиловую шапочку.

— Увидимся послезавтра около девяти.

— Послезавтра?

— Да, я приду убираться. Если вам тем временем что-то понадобится, мои телефоны — сотовый и домашний — вон там на столе. Если будете прогуливаться, а я окажусь дома, заходите, не стесняйтесь. Ну, что ж… с возвращением, Эли.

Она проследовала к двери во внутренний дворик, на пороге обернулась и улыбнулась ему.

— Не забудьте позавтракать, — напомнила она и вышла.

Эли сел, тупо уставившись на дверь, затем перевел взгляд на тарелку. Поскольку никаких других дел у него не было, он взял вилку и начал есть.

Глава 2

Эли бродил по дому в надежде, что такая прогулка поможет ему собраться с мыслями. Он страшно не любил это ощущение свободного скольжения, блуждания с одного места на другое, от одной мысли к другой без реальной привязанности к чему-то конкретному, без ощущения твердого фундамента. Когда-то его жизнь была очень четко структурирована и даже имела цели и задачи. После смерти Линдси, когда эта четкая структура распалась, стремление двигаться вперед у него все еще оставалось.

Ясной и все себе подчиняющей целью стало спасение от тюрьмы, в которой он мог провести остаток жизни.

Теперь же, когда названная угроза несколько отдалилась, сделавшись менее реальной, какая же цель осталась? Литературная работа, напомнил он себе. Эли часто думал о том, что процесс литературного творчества помог ему избежать безумия.

Но за что он может зацепиться теперь? Где способен пустить корни? Здесь, в Блафф-Хаусе? Неужели все так просто?

Он проводил много временив этом доме еще мальчишкой, а потом юношей. Так много летних дней и притягательной близости морского берега, так много зимних праздников и уик-эндов, когда он наблюдал за тем, как снег покрывает песок на берегу и выпирающие из него камни.

Простые времена. Замки из песка и семейные пикники на морском берегу. Встречи с друзьями. Катание с дедом на его походном шлюпе, которой, как было хорошо известно Эли, бабушка до сих пор держит на пристани яхт неподалеку от Блафф-Хауса. Шумные многолюдные яркие рождественские обеды с уютным потрескиванием дров в камине.

Мог ли он тогда вообразить, что когда-нибудь будет бродить, подобно призраку, по этим комнатам, силясь пробудить в памяти эхо ушедших голосов и образы былых, более счастливых дней.

Когда Эли вошел в бабушкину спальню, его мгновенно поразило то, что при всех изменениях, внесенных ею в последнее время — цвет стен, кое-какие мелочи, — в целом комната почти не изменилась с дней его детства.



Громадная, как из старинной сказки, кровать с пологом и четырьмя столбиками, на которой из-за сильной грозы и быстро проходивших родов когда-то появился на свет отец Эли. На бюро, как и в те уже давние годы, фотография более чем полувековой давности в серебряной рамочке: дедушка с бабушкой в день свадьбы, такие молодые, красивые, полные энергии. И вид из окна на море, песчаный пляж и резкие очертания скалистого побережья — все осталось прежним.

Внезапно перед мысленным взором Эли предстал яркий образ одной давней летней ночи и сильной грозы. Оглушительные раскаты грома, молнии, прорезающие небосвод. И они с сестрой, на неделю приехавшие в Блафф-Хаус, охваченные ужасом, бегут в бабушкину спальню.

Сколько ему тогда было лет, пять или, может быть, шесть? Но эта сцена возникла перед ним теперь, словно сквозь прозрачное чистое стекло. Ослепительные вспышки света за окном. Поражающая своими размерами старинная кровать, на которую он взбирался, собрав все свои детские силенки. Он слышал, как смеется дед, поднимая перепуганную Тришу на кровать. Странно, но только сейчас Эли понял, насколько его отец в последнее время стал похож на деда.

«У них там на небе сегодня вечером безумная вечеринка! Это же рок-концерт на небесах», — смеялся дед.

Воспоминание ушло, но Эли почувствовал себя намного лучше.

Он подошел к дверям, ведущим на террасу, повернул ключ в замке и вышел наружу, на холодный воздух.

Волны, которые поднимал сильный ветер, приносивший с собой запах снега, неистово бились о берег. На самом краешке суши, на краю песчаной косы, над нагромождением скал возвышалась, сияя непорочной белизной, башня маяка. Дальше, на горизонте, в водах Атлантики Эли разглядел крошечную точку — корабль, бороздящий бурные океанские воды.

Куда он направляется? Что везет?

Когда-то давно они любили играть в одну игру, разновидность игры в «первую букву». Корабль направляется в Армению и везет артишоки.

Впервые за очень долгое время Эли, сжавшись от пронизывающего холода, улыбнулся.

Или на Багамы и везет бабуинов. Или в Каир с грузом кокосов. Или в Данию с компанией дантистов. Но точка на горизонте уже исчезла из виду.

Еще мгновение он оставался на ледяном ветру, прежде чем вернуться в домашнее тепло.

Ему срочно нужно чем-нибудь заняться. Выйти к машине, забрать из нее свои вещи. Распаковать их.

Но, может быть, все-таки позже.

Эли возобновил свою прогулку по дому. Зашел даже на третий этаж, который когда-то, в давние времена, когда Эли еще не было на свете, занимали слуги.

Теперь эти помещения превратили в огромную кладовку с затянутой чехлами мебелью, ящиками, коробками. Все это размещалось в основном в широких коридорах, в то время как многочисленные комнатки, когда-то служившие спальнями для горничных и поваров, оставались пустыми. Без всякой цели он прошел по ним в то крыло здания, что выходило на море, и в помещение прямо за фронтоном с его широкими стрельчатыми окнами, из которых открывался вид на море.

Комната старшего дворецкого решил Эли. Или старшей экономки? Он уже не помнил точно, где была чья. Но кто бы ни занимал эту комнату, он или она претендовали на особое помещение с отдельным входом и террасой.

Теперь больше не было нужды содержать подобный штат прислуги и вообще сохранить жилой облик третьего этажа. Так что из него не только убрали мебель, но и перестали отапливать. Практичная бабушка Эстер заперла третий этаж много лет назад. Возможно, когда-нибудь настанет день, когда новый владелец, кем бы он ни был, вернет сюда жизнь, найдет третьему этажу новое предназначение, сбросит все эти мрачные саваны с мебели, зажжет свет и вновь разведет огонь в каминах. Но сейчас здесь было так же холодно и неуютно, как и в душе Эли.

Он спустился с верхнего этажа и продолжил блуждания по дому.

И неожиданно для себя обнаружил некоторые изменения.

Одну из спален второго этажа бабушка превратила в нечто среднее между кабинетом и гостиной. Все-таки скорее в кабинет, решил он. С набором компьютерной техники на роскошном старинном письменном столе, креслом для чтения и диваном для дневного отдыха.

И несколько ее картин на стенах: розовые пионы в синей вазе; туман, поднимающийся над прибрежными дюнами. И, конечно же, великолепный вид, столь необходимый изголодавшейся душе.

Эли вошел в комнату, проследовал к столу и снял записку с монитора.

Почерком Эстер было написано:


Пиши здесь, уже пора бы начать.

Передано Эйброй.


Мгновение, нахмурившись, он смотрел на записку. Ему было немного неловко от того, что бабушка использовала соседку в качестве передатчика. Все еще держа записку в руке, он осмотрел комнату, окна, заглянул даже в маленькую ванную и во встроенный шкаф, в котором помимо простыней, одеял и подушек лежали также различные офисные принадлежности. Это значит, решил Эли, что диван раскладной.

Тоже весьма практично. В доме пять или даже больше спален — он даже не мог в точности припомнить их количество, — но почему не использовать и еще одну комнату, если есть такая возможность?

Эли присвистнул и покачал головой, увидев минихолодильник с зеркальной дверцей, полный бутылок с минеральной водой, среди которых была и его любимая со времен колледжа газировка «Маунтин дью».

«Пиши здесь».

Комната ему очень понравилась, и мысль о том, чтобы сразу же настрочить пару страниц текста привлекала его значительно больше, чем необходимость распаковывать вещи.

— Хорошо, — произнес он, — отлично.

Он прошел в свою комнату и вынул кейс с ноутбуком, после чего отодвинул клавиатуру и монитор в сторону, расчистив место для собственного инструмента. И раз уж в холодильнике стоит его любимая минеральная вода, черт возьми, почему же не воспользоваться таким случаем! Эли включил ноутбук.

— Отлично! — воскликнул он. — С чего же начнем?

Эли открыл бутылку и нужный файл, быстро просмотрел текст и, бросив еще один последний взгляд на вид за окном, погрузился в работу.

В очередной раз он ускользнул от неприятной действительности.

Со времен колледжа он занимался литературой в качестве хобби, любимого увлечения, не более. И когда ему удалось опубликовать несколько рассказов, он начал по-настоящему гордиться собой.

За последние полтора года, когда его жизнь пошла под откос, Эли неожиданно обнаружил, что писательский труд стал для него гораздо лучшим лечением, чем пятидесятиминутные сеансы у психиатра.

Он мог уходить в мир, который сам создал и которым — до определенной степени, конечно, — мог управлять. И как ни странно, чувствовал себя в нем более естественно, чем в так называемой реальности.

Эли писал о том, что знал. Он сочинял юридические триллеры, поначалу в виде коротких рассказов, а теперь впервые предпринял жуткую и одновременно соблазнительную попытку написания романа. Это занятие давало ему возможность поиграть с законом, использовать его, злоупотреблять им в зависимости от характера персонажей, возникавших в его воображении. Он мог придумывать самые разные юридические казусы, изобретать их решения, ходить по тонкому и скользкому канату юридических уловок, лавируя между законом и справедливостью.

Он выбрал профессию адвоката, потому что закон со всеми его недостатками, со всеми его двусмысленностями и возможностью самых разных толкований притягивал его. А еще потому, что их семейный бизнес, производство «Виски Лэндон», ему не подходил так, как подходил отцу, сестре и даже зятю.

Он хотел заниматься уголовным правом и неуклонно добивался успеха в течение всех лет учебы на юридическом факультете, затем работая клерком у судьи Рейнгольда, человека, которого он уважал и которым восхищался, и, позднее, перейдя в контору «Кинсейл, Шуберт и партнеры».

И вот теперь, когда закон так трагически подвел его самого, он занялся сочинительством, чтобы уловить течение жизни и напомнить себе, что некогда правда побеждала ложь и справедливость торжествовала.

К тому моменту, когда он вернулся к реальности, освещение в комнате изменилось и стало как-то сумрачнее. Эли с удивлением обнаружил, что уже четвертый час. Значит, он, не отрываясь, проработал почти целых четыре часа.

— Эстер снова победила, — пробормотал он.

Он закрыл файл с романом и зашел в почту. Масса спама, отметил он и тут же занялся его уничтожением. После чистки в почте мало что осталось. По крайней мере, там не было ничего такого, что необходимо было бы срочно прочитать. Эли решил написать родителям и сестре. Для всех он составил одинаковый текст: Во время поездки не возникло никаких проблем. Дом выглядит превосходно. Чувствую себя великолепно, устраиваюсь, прихожу в себя. И ничего о повторяющихся снах, подкрадывающейся депрессии и болтливых соседках, готовящих омлеты. Затем он написал еще одно письмо — бабушке.


Любимая моя бабушка,

Пишу на том месте, где ты мне наказала. Спасибо. На море рябь стального цвета с белыми гребешками пены. Наверное, вот-вот пойдет снег. Кажется, в воздухе даже чувствуется его вкус. Дом выглядит превосходно. Чувствую себя в нем просто прекрасно. Я уже успел забыть эти ощущения. Прости меня, бабушка, — только не говори, что я не должен извиняться, — прости меня, дорогая, за то, что я перестал приезжать. Теперь чувствую себя особенно виноватым.

Возможно, если бы я чаще навещал тебя в Блафф-Хаусе, то многое понял бы в своей жизни более ясно, постарался бы принять или изменить или, может быть, в твоей жизни все не обернулось бы так трагически?

Мы никогда не узнаем наверняка, и, конечно, во всех подобных «если бы» нет никакого смысла. Но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что жить здесь очень хорошо и уютно.

Не волнуйся, буду присматривать за домом до тех пор, пока ты не вернешься. А сейчас я собираюсь прогуляться по берегу, потом вернусь и разведу огонь в камине, надеюсь, успею до снегопада.

Люблю тебя,

Эли.

P.S. Познакомился с Эйброй Уолш. Правда, не помню, поблагодарил ли я ее за то, что она спасла от смерти самого дорогого мне человека. Обязательно это сделаю, когда она придет еще раз.


Отослав письмо, Эли подумал, что, даже если он в самом деле не помнит точно, поблагодарил ли он Эйбру, зато прекрасно помнит, что за покупки он ей не заплатил.

Он написал себе напоминание об этом на листке для заметок и приклеил его на экран монитора. Последнее время память постоянно подводит его.

Надо было распаковывать вещи, дальше откладывать это невозможно. Ему просто-напросто необходимо переодеться, ведь он уже целых два дня не менял одежду. Нельзя позволять себе опуститься, махнуть на все рукой!

Запасшись той энергией, которой зарядила его работа над рукописью, Эли натянул пальто и проследовал к машине. Главное — напомнил он себе, — что перед выходом на улицу не забыть надеть еще и обувь.

Распаковывая сумки, он обнаружил, что взял с собой множество ненужных вещей. Ему едва ли мог понадобиться здесь костюм, не говоря уже о трех или четырех парах модельных туфель или пятнадцати (О господи!) галстуках. Он все это сунул в сумки чисто механически. Собирался ведь на автопилоте!

Эли развесил вещи в шкафах, разложил по полкам, расставил книги, отыскал айпод и зарядное устройство для телефона. Как только его личные вещи заняли свои места в шкафах и комнате, он обнаружил, что чувствует себя в доме еще свободнее.

Затем открыл кейс для ноутбука, вынул из него чековую книжку — он постоянно напоминал себе о необходимости заплатить соседке при первом же ее визите — и засунул ее в ящик стола вместе с набором ручек, которые по суеверной привычке всегда возил с собой.

Теперь ему надо прогуляться. Пройтись, размять ноги, подышать свежим воздухом. Прогулка — полезное для здоровья занятие. В последнее время его апатия была настолько сильна, что приходилось даже заставлять себя перешагнуть за порог и сделать сколько шагов. Нужно выходить каждый день, пусть это будет всего лишь короткий променад по берегу. Нельзя лениться и погрязнуть в мрачных мыслях — только вперед!

Эли натянул куртку, сунул ключи в карман и поспешно вышел через двери террасы, чтобы не дать себе возможности передумать.

Он нехотя пересек мощенную камнем площадку под жуткими порывами ветра. Пятнадцать минут, всего каких-нибудь пятнадцать минут убеждал он себя и, втянув голову в плечи и сгорбившись от холода, направился к ступенькам, ведущим к пляжу. Вот когда он дойдет до берега, можно будет начинать отсчет пятнадцати минут. Семь с половиной минут он будет идти от дома и семь с половиной минут — обратно к дому: простая арифметика.

Потом он разведет огонь в камине, сядет перед ним со стаканчиком виски, если у него возникнет такое желание, и будет размышлять о бытии.

Песок на дюнах вздымался маленькими вихрями, а ветер, дувший с моря, по-хулигански подбрасывал пряди водорослей, выброшенных на берег. Белые барашки волн, о которых он писал бабушке, галопом мчались над водой серо-ледяного цвета. Ветер обжигал горло при каждом вдохе, казалось, будто он глотает битое стекло. Зима ледяными когтями впивалась в Виски Бич, напоминая Эли о том, что он забыл дома перчатки и шапку.

Завтра я буду бродить по берегу тридцать минут, начал он торговаться с самим собой. Или в какой-то другой день даже целый час. И, вообще, кто сказал, что выползать из дома надо ежедневно? Кто установил такие правила? На улице жуткий холод, и любой идиот взглянув на набухшее тучами небо, на клубящиеся облака, поймет, что оно вот-вот разрешится тяжелым валом снега.

И только полный придурок станет гулять по морскому берегу в бурю.

Эли дошел до засыпанных песком ступенек. Все его мысли потонули в рокоте волн и реве ветра. Нет, сегодня определенно нет никакого смысла морозить нос, он практически убедил себя и, уже собравшись повернуть назад, поднял голову.

Волны катились из серо-стального мира воды и накатывали на берег с мощью и яростью осадных орудий. Боевые клики слышались Эли в каждом валу. Среди песка вздымались ввысь выступы скал, на которые неистово набрасывались волны. Они на несколько мгновений откатывались назад, как будто перегруппировываясь, и снова неслись вперед в нескончаемом сражении, в котором ни одной из сторон никогда не суждено одержать победу.

Над полем битвы выжидающе нависало небо, словно просчитывая, в какой момент нанести удар.

Эли остановился, пораженный удивительной картиной силы и величественной красоты природы, великолепия первобытной энергии.

Помедлив несколько мгновений, понаблюдав за битвой стихий, он пошел дальше.

На всем длинном берегу, кроме него, не было ни одной живой души, и слышалось только завывание ветра и злобный рев волн. Окна коттеджей и домов побольше, стоящих над дюнами, были плотно закрыты от ледяного ветра. Насколько хватал глаз, пляж был пуст, никого не было видно на ступеньках, что вели к берегу, так же как и на ближних скалах и склонах. Никто не всматривался в океанские дали с пирса, о который с остервенением бились тяжелые валы.

Эли был здесь один, словно Робинзон Крузо. Но одиноким он себя не чувствовал. Невозможно чувствовать себя брошенным, подумал Эли, в окружении этой мощи и энергии. Он обязательно закрепит свое нынешнее ощущение, пообещал он себе, вспомнит испытанное сегодня чувство в следующий раз, когда у него возникнет потребность найти оправдание себе и своему стремлению спрятаться от окружающего мира.

Эли очень любил здешний берег, а этот его участок предпочитал всем другим. Он обожал бывать здесь накануне бури — зимой, летом, весной, не имело значения когда. Ему нравились дни, когда пляж оживал во время сезона отпусков, когда люди ныряли в накатывавшие волны, лежали, вытянувшись на полотенцах, или сидели на раскладных стульях под навесами и пляжными зонтиками. А каким восхитительным был этот берег на восходе солнца и в нежном прикосновении летних сумерек!

Почему же так долго он лишал себя этого наслаждения? Обвинять обстоятельства он не мог, в сущности, и Линдси ни при чем. У него была возможность приезжать сюда чаще, и он должен был ею воспользоваться. Ради бабушки, ради себя. Но он выбрал самый простой способ, вместо того чтобы пытаться объяснить, почему сюда не желает возвращаться его жена, и искать надуманные предлоги для нее и для себя. Или начать спорить с Линдси, когда она предлагала отправиться на Кейп Код или Мартас-Винъярд или даже в Европу на Лазурный Берег.

Он устранился, попробовал замять проблему и на самом деле все еще больше усложнил, даже более того, Эли утратил нечто очень важное. И если он не вернет это сейчас, ему некого будет винить, кроме самого себя.

И Эли пошел по берегу по направлению к пирсу. Он вспомнил о своем ярком летнем любовном романе с одной девушкой здесь, накануне поступления в колледж. О том, как они с отцом ловили рыбу, не имея ни малейшего представления о правилах рыбной ловли. Потом к нему пришли еще более давние воспоминания из далекого детства, когда он с местными мальчишками копался здесь в песке в поисках пиратских сокровищ.

Он вспомнил «Приданое Эсмеральды». Старинную, но все еще живую легенду о сокровище, захваченном пиратами в ходе жестокого морского сражения, а затем утраченном ими, когда пользовавшийся жуткой славой пиратский корабль «Калипсо» потерпел крушение на рифах Виски Бич, фактически у самого подножия Блафф-Хауса.

На протяжении долгих лет Эли слышал множество версий этой легенды, а ребенком вместе с друзьями пытался отыскать клад. Как же они тогда хотели найти драгоценности и стать современными пиратами!

Но, подобно многим незадачливым искателям кладов, они не обнаружили ничего, кроме крабов и ракушек. Но как же он любил те давние увлекательные поиски долгими летними солнечными днями!

Он сроднился с Виски Бич, где даже скалы отвечали ему взаимностью. Эли здесь всегда было хорошо. Остановившись, он посмотрел на пенящиеся у ног волны и почему-то почувствовал уверенность, что ему и теперь будет здесь хорошо.

Эли прошел значительно дальше и оставался на улице дольше, чем поначалу намеревался, но теперь, повернув обратно, мечтал о стаканчике виски у камина как о настоящем удовольствии, как о ценной награде, а не как о способе бегства от реальности или средстве забвения.

Наверное, следовало бы что-то приготовить себе поесть, он ведь совсем забыл об обеде. В животе заурчало, и Эли неожиданно вспомнил, что ничего не ел с самого утра.

А это означало, что он изменил еще одному слову, данному себе: попытаться набрать потерянный вес и начать вести более здоровый образ жизни. Соседка позаботилась о продуктах для него, поэтому…

Подумав о ней, он бросил взгляд на дюны и увидел «Смеющуюся чайку» и множество соседних домиков вокруг. Ярко-голубой цвет сайдинга на ее доме выигрышно выделялся на фоне пастельных и кремовых тонов соседних строений. Кажется, когда-то этот коттедж был обычного серого цвета. Однако по необычной форме дома с заостренным фронтоном, низким скатом крыши и стеклянным выступом солярия его можно было сразу отличить от всех остальных.

Эли заметил, что в доме включен свет, чтобы рассеять надвигающуюся мглу.

Я сейчас же пойду к Эйбре, решил Эли, и расплачусь с ней наличными. И об этом можно будет забыть. А по дороге домой вспомню о прошлом всех домов в округе и об их жильцах.

Теперь у него появилось нечто по-настоящему радостное и непритворное, о чем он мог сообщить родственникам. Ходил на прогулку по берегу (подробно описать) и по пути домой зашел к Эйбре Уолш. Бла-бла-бла, новая краска на «Смеющейся чайке» очень хорошо смотрится.

Вот видите, озабоченные моим состоянием родственники, я больше не отгораживаюсь от людей. Хожу в гости, завожу знакомства. Жизнь постепенно входит в нормальное русло.

Поднимаясь на дюны, Эли мысленно сочинил письмо. Затем повернул на гладкую, посыпанную гравием дорожку рядом с небольшим двориком, окруженным кустарником, с обилием садовой скульптуры: с фантастической русалкой, устроившейся на собственном хвосте, с лягушкой, играющей на банджо, и с маленькой скамеечкой с опорами в виде крылатых фей. Он был настолько поражен непривычным для него оформлением двора и тем, как идеально оно подходило стилю дома, что не замечал движущихся фигур за окном солярия до тех пор, пока не открыл дверь дома.

Несколько женщин с разной степенью тренированности и изящества приподнялись на ковриках для занятия йогой и приняли позу, которую Эли определил как «позу Смотрящей Вниз Собаки».

На большинстве участниц тренинга были костюмы для занятий йогой: цветные топики, обтягивающие лосины — то, что ему часто приходилось лицезреть в спортивных залах. В те времена, когда он еще следил за своей формой. На некоторых были обычные спортивные штаны или шорты.

Все они не очень уверенно выбросили вперед ногу затем поднялись, слегка покачиваясь. Нога, вытянутая вперед, согнута, нога, вытянутая назад, прямая, руки вытянуты.

Немного смущенный, Эли сделал шаг назад к двери, когда вдруг понял, что всеми этими упражнениями руководит Эйбра.

Она приняла нужную позу. Ее густые волосы были завязаны сзади в хвост. Топик темно-лилового цвета подчеркивал длинные, красиво очерченные руки. Лосины серого цвета плотно облегали узкие бедра и длинные ноги и доходили до крупных, но длинных ступней, пальцы на которых были покрыты лаком того же лилового цвета, что и топик.

Эли был поражен увиденным. Он не мог оторвать глаз от Эйбры, которая — за ней ее движения тут же повторили и все остальные — наклонилась назад, занесла руку над головой, повернула торс, подняла голову.

Затем она выпрямила вытянутую вперед ногу, резко подалась вперед, наклонилась вниз, рукой коснувшись пола рядом с вытянутой вперед ногой. Другая рука устремилась вверх вертикально, указывая на потолок. И вновь она повернула торс. Прежде чем Эли успел сделать шаг назад, она повернула также и голову. Их взгляды встретились.

Эйбра приветливо улыбнулась. Так, как будто ничуть не удивилась его появлению и даже ждала его прихода.

Эли все-таки попятился, жестом попытавшись извиниться за невольное вторжение, но Эйбра уже выпрямилась. Он заметил, что она, пробираясь между ковриками и телами, подала знак одной из женщин.

Как ему следует поступить теперь?

Входная дверь открылась, и Эйбра ему снова улыбнулась:

— Привет, Эли.

— Извините. Мне как-то не пришло в голову…

— Боже, какой холод! Ну, заходите же.

— Нет, вы же заняты. Я просто проходил мимо и…

— В таком случае заходите, пока вы всех нас здесь окончательно не заморозили.

Эйбра, стоявшая голыми ногами на холодном полу, взяла его за руку.

— У вас пальцы ледяные. — Она настойчиво потянула его за руку. — Заходите, иначе вы впустите сюда морозный воздух.

У него не оставалось другого выбора, как войти в дом, чтобы Эйбра могла закрыть за ним дверь. Музыка в стиле «нью-эйдж», звучавшая в солярии, напоминала журчание воды в реке.

Эли заметил, что одна из женщин в дальнем конце класса приняла следующую позу.

— Извините, — сказал он. — Я вижу, что мешаю вам.

— Все в порядке. Морин сможет прекрасно меня заменить. Да мы уже почти закончили. Почему бы вам не пройти на кухню? Выпьете бокал вина, пока я тут закончу.

— Нет, нет, спасибо. — Теперь он страшно жалел, что поддался импульсивному желанию нанести этот визит. — Я просто… просто вышел на прогулку и на обратном пути решил заглянуть к вам, потому что вспомнил, что не заплатил вам за продукты.

— Эстер обо всем позаботилась.

— О, мне следовало бы догадаться. Я позвоню ей, поблагодарю.

На мгновение его отвлек висевший на стене карандашный рисунок в рамочке. Он узнал бы работу бабушки и без подписи. В нижнем углу значилось, имя художника: «Лэндон».

В модели он без труда узнал Эйбру в позе «дерево» прямую и стройную, со смеющимся лицом.

— Эстер подарила мне его в прошлом году, — объяснила Эйбра.

— Что?

— Рисунок. Мне удалось уговорить ее прийти ко мне на урок порисовать. Это был предлог, чтобы привлечь ее к занятиям. И она подарила мне рисунок в благодарность за то, что я сумела пробудить в ней любовь к йоге.

— Прекрасно!

Он только сейчас, когда она сделала шаг назад, осознал, что Эйбра все еще держит его за руку, и был вынужден проследовать за ней.

— Плечи опустить и отвести назад, Ли. Вот так. Расслабь мышцы челюсти, Хизер. Хорошо. Уже лучше! Извините, — сказала она, вновь повернувшись к Эли.

— Ну, что вы, это я должен извиняться. Я же помешал вашей работе.

— Вы уверены, что не хотите выпить вина? Или, может быть, принимая во внимание… — Она потерла его ледяную от холода руку. — Может быть, горячего шоколада?

— Нет-нет, спасибо. Мне уже пора возвращаться домой. — Чувствуя, что по рукам побежали мурашки, он вдруг понял, что за время своей прогулки продрог до костей. — Наверное… пойдет снег.

— В такой вечер приятнее всего сидеть у камина с хорошей книгой в руках. Ну, что ж. — Она отпустила его руку и открыла дверь. — Увидимся через пару дней. Звоните или заходите, если вам что-нибудь понадобится.

— Спасибо.

Он поспешно вышел, чтобы Эйбра могла поскорее закрыть за ним дверь.

Но вместо этого она осталась стоять на пороге, глядя ему вслед.

Ее сердце — ей часто многие говорили, что оно слишком мягкое, слишком открытое, — переполняло сочувствие.

Как же давно, подумала она, никто, кроме родителей и бабушки, не встречал его радостно на пороге дома.

Она закрыла дверь, прошла в солярий и, кивнув Морин, вновь приступила к упражнениям.

Закончив последнее, Эйбра заметила, что за окном идет тот снег, густой и мягкий, о котором говорил Эли. Ее солярий оказался как будто внутри густой снежной пелены.

Как красиво, подумала она.

— Милые дамы, не забудьте восполнить потерю жидкости. — Она взяла свою бутылку с водой, когда женщины начали сворачивать коврики. — Вы помните, у нас пока еще есть свободные места на завтрашнем занятии, которое мы проводим в унитаристской церкви в девять пятнадцать утра?

— Мне очень нравится этот класс, — сказала Хизер Локаби и провела рукой по своим коротким светлым волосам. — Винни, я могу забрать тебя по дороге, если хочешь.

— На всякий случай позвони перед выездом. Мало ли что? Но мне очень хотелось бы попробовать.

— А он, — Хизер потерла руки, — был тем, кем я думаю?

— Прости, не поняла? — ответила вопросом на вопрос Эйбра.

— Мужчина, который заходил во время занятия. Это был Эли Лэндон?

Упоминание имени Эли вызвало перешептывания в зале, и Эйбра почувствовала, как ее плечи налились тяжестью, словно она и не занималась йогой.

— Да, это был он.

— Я же тебе говорила. — Хизер локтем толкнула Винни. — Предупреждала, что он должен приехать в Блафф-Хаус. А ты что, на самом деле и после его приезда будешь делать там уборку?

— Дому нужна настоящая уборка, только когда в нем кто-то живет. Так, почему — нет?

— Но, Эйбра, неужели ты не боишься? Ведь его же обвиняют в убийстве. В убийстве собственной жены. И…

— Его оправдали, Хизер. Разве ты забыла об этом?

— Факт, что у полиции не было достаточно улик, чтобы арестовать его, вовсе не значит, что он невиновен. Постарайся не оставаться с ним наедине.

— Любовь прессы к грязным сплетням, особенно к тем, где замешаны секс, деньги и старинные семейства из Новой Англии, не сделает из него преступника, как бы этого ни хотелось журналистам. — Морин нахмурила рыжие брови. — Ты что, Хизер, забыла о презумпции невиновности: человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не доказана?

— Мне прекрасно известно, что его уволили с работы, а ведь он был адвокатом по уголовным делам. И, если вам небезразлично мое мнение, то мне кажется очень странным, когда человека неожиданно увольняют без всякой на то причины. Кроме того, все говорили, что он был главным подозреваемым. Свидетели слышали, как он угрожал жене в тот день, когда ее убили. В случае развода она получила бы кучу денег. И с какой стати он вдруг очутился в доме жены?

— Когда-то это был их общий дом, — напомнила Эйбра.

— Но он же из него уехал. Что ни говорите, а не бывает дыма без…

— Случается, что дымит костер, зажженный кем-то другим.

— Ты такая доверчивая. — Хизер обняла Эйбру, но объятие ее было не столько дружеским, сколько покровительственным. — Я ведь просто за тебя переживаю.

— Мне кажется, что Эйбра прекрасно разбирается в людях и может сама о себе позаботиться, — заметила Грета Пэрриш, самая старшая участница группы, надевая теплое шерстяное пальто. Ей было уже семьдесят два. — Эстер не позволила бы Эли вернуться в Блафф-Хаус, если бы у нее оставалось хоть малейшее сомнение в его правоте.

— О, к миссис Лэндон я испытываю лишь глубочайшее почтение и сочувствие, — начала Хизер. — Все мы, конечно, надеемся и молимся о том, чтобы она как можно скорее вернулась домой в добром здравии. Но…

— Никаких «но»! — решительно отрезала Грета, нахлобучив на серебряные волосы вязаную шапочку. — Этот парень принадлежит Виски Бич так же, как и все мы. Пусть он какое-то время жил в Бостоне, но он — Лэндон, и он один из нас. Одному богу известно, что ему пришлось пережить. И мне было бы крайне неприятно узнать, что кто-то из здесь присутствующих пытается еще больше осложнить его положение.

— Вы… вы просто неправильно меня поняли. — Хизер в растерянности переводила взгляд с одной женщины на другую. — Честное слово, я не имела в виду ничего дурного. Я просто беспокоюсь за Эйбру. Ведь это же так естественно.

— Не сомневаюсь. — Грета кивнула Хизер. — Правда, у тебя нет никаких оснований для подобного беспокойства. Урок был превосходный, Эйбра.

— Спасибо. Я могла бы подвезти тебя до дома. На улице такой сильный снегопад.

— Думаю, что мне не повредит трехминутная прогулка.

Женщины собрались и кучкой вышли на улицу. Морин задержалась.

— Хизер — дура набитая. К тому же — чересчур мнительная, — сказала она.

— Не она одна. Очень многие думают точно также. Если на него пало подозрение, значит, он виноват. Но ведь это полная ерунда.

— Конечно, чушь собачья. — Морин О'Малли, у которой брови были такого же огненно-рыжего цвета, как и короткие колючие волосы, сделала еще один глоток из бутылочки с водой. — Проблема в том, могла ли подобная мысль возникнуть даже в самом отдаленном и циничном уголке моей души, если бы я не знала Эли.

— Разве ты его знаешь?

— Он был моим первым серьезным увлечением.

— Подожди-подожди… — Эйбра подняла оба указательных пальца. — Подожди. Эта история требует бутылочки хорошего вина.

— О, я готова хоть сейчас расколоться. Просто дай я пошлю эсэмэску Майку, что задержусь еще на полчасика.

— Ну, конечно. А я пойду, приготовлю обещанное вино.

На кухне Эйбра достала бутылку шираза, а Морин тем временем плюхнулась на стоявший в уютной гостиной диван.

— Он разрешил мне задержаться. Дети пока друг друга не поубивали и вовсю резвятся на улице в снегу. — Она оторвала взгляд от телефона и посмотрела на Эйбру, которая поставила перед ней бокал и села рядом. — Спасибо. Нужно сделать небольшую передышку перед очередным семейным сражением.

— Значит, ты говоришь, он был твоим увлечением?

— Мне было пятнадцать, и это был мой первый поцелуй. Язык, нежные касания, прерывистое дыхание. Я должна тебе сказать, у парня превосходные губы и очень хорошие руки. Первые, должна признаться, которым суждено было коснуться вот этих потрясающих сисек. — Она погладила себя по груди и отхлебнула вина. — Но, конечно, не последние.

— Подробности, подробности!

— Четвертого июля после фейерверка. Мы развели костер на берегу. Там у нас была настоящая веселая компания. Родители мне позволили, а получить такое разрешение было ох как нелегко, уж поверь мне! Правда, теперь моим детям получить его будет еще труднее, так как я многому тогда научилась. Он был такой милый. О боже мой, Эли Лэндон из Бостона проведет здесь целый месяц! Я не могла оторвать от него глаз. Но я была не одна такая.

— И насколько же он был мил?

— М-м-м. Вьющиеся волосы, которые, казалось, с каждым днем становились все более золотистыми. А эти волшебные голубые глаза! Улыбался он так, что можно было на месте грохнуться в обморок. Атлетическое телосложение — Эли играл в баскетбол, насколько я помню. Он постоянно где-нибудь, либо на пляже, либо в культурно-спортивном центре, играл в баскетбол без рубашки. Без рубашки, подчеркиваю. Просто объедение, ммм!

— Он сильно похудел, — заметила Эйбра.

— Я видела фотографии и выпуски новостей. Да, он страшно осунулся. Но тогда, тем летом… Он был красив, юн, счастлив и весел, как греческий бог. Можешь себе представить, как я кокетничала с ним! И, между прочим, совсем не без толку: четвертого июля я получила, так сказать, свои дивиденды. В первый раз он поцеловал меня, когда мы сидели у костра. Представь. Оглушительно играет музыка, кто-то танцует, кто-то плещется в воде. Слово за слово, и мы отправились к пирсу.

Морин вздохнула, вспомнив о прошлом.

— Мы были просто парочкой подростков, в которых теплым летним вечером бурлили гормоны. Конечно, границы мы не перешли, хотя отец, если бы узнал, что мы творили, наверняка разъярился бы. Тот вечер стал кульминацией моих юных лет. Теперь он кажется мне таким милым, невинным и даже романтически нелепым. Океанские волны, лунный свет, музыка, доносящаяся с пляжа, пара разгоряченных полуобнаженных тел, только-только начинающих понимать, для чего они предназначены. Вот так…

— Вот так? Что «вот так»? — Эйбра наклонилась вперед и, сделав жест обеими руками, попыталась поощрить свою собеседницу к большей откровенности. — И что же произошло потом?

— Мы вернулись к костру. Думаю, что мы могли бы перейти границу дозволенного, если бы он не привел меня обратно. Я ведь тогда совершенно ничего не знала об этом. Ну, ты понимаешь меня, Эйбра?

— Ну, конечно, понимаю.

— Но он сумел остановиться и не воспользовался моментом. Вел себя как джентльмен, мы гуляли, а потом проводил меня домой. Я еще несколько раз встречалась с ним до его отъезда в Бостон, и мы баловались поцелуйчиками, но уже ничто не могло сравниться с тем первым вечером. В следующий раз, когда он приехал сюда на каникулы, мы оба были уже не свободны. И больше у нас с ним ничего не было. Он, наверное, даже и не помнит то четвертое июля и рыжеволосую девчушку у пирса.

— Держу пари, что ты себя недооцениваешь.

— Возможно. Если бы мы с ним случайно столкнулись во время его очередного приезда сюда, то, наверное, весело бы поболтали. Вот примерно как с тобой. Как-то раз я и в самом деле натолкнулась на него в супермаркете, когда была на последних месяцах беременности, тогда у меня должен был родиться Лайам. Эли помог мне донести сумки до автомобиля. Он очень хороший и порядочный человек. Я в этом абсолютно уверена.

— Ты была знакома с его женой?

— Нет. Раз или два ее видела, но представлена ей не была. Она была, конечно, красавица, этого у нее не отнимешь. Но все-таки не из тех, кому нравится болтать, стоя у входа в супермаркет. Ходил слух, что она не ладит с Эстер Лэндон. После свадьбы Эли часто приезжал сюда без жены. Либо один, либо с кем-то из других членов семьи. Потом вообще перестал наведываться. По крайней мере, мне о его визитах ничего не было известно.

Морин взглянула на часы:

— Мне пора домой. Пора кормить мою буйную ораву.

— Может, тебе заглянуть к нему на огонек?

— Думаю, что на сегодня хватит. Не хочу быть незваным гостем. Вдруг он подумает, что меня терзает нездоровое любопытство?

— Ему нужна дружеская поддержка, но, возможно, ты права. Наверное, следует подождать.

Морин отнесла пустой бокал на кухню и поставила его на стол.

— Я тебя знаю, Эйбра. Ты ему не дашь засидеться в одиночестве.

Она натянула пальто.

— Это в твоем характере — все приводить в порядок, всех исцелять, поцелуем залечивать раны, как говорится. Эстер знала, что делает, когда просила тебя присмотреть за домом и за Эли.

— Значит, я должна оправдать ее доверие. — Эйбра тепло обнялась с Морин, перед тем как открыть заднюю дверь. — Спасибо за рассказ. Не только за историю о подростковом сексе, но и за кое-какие подробности относительно его характера.

— Уверена, тебе мой опыт еще пригодится.

Эйбра подняла руки.

— Не преувеличивай.

— Ну-ну, я только к тому, что при случае не забывай, какие у него потрясающие губы. До завтра.

Эйбра стояла на пороге и смотрела, как ее подруга пробирается между снежными заносами, заходит в заднюю дверь своего дома, закрывает за собой дверь и гасит свет. Только после этого Эйбра вернулась в комнату, развела огонь в камине. Она решила съесть немного супа и серьезно поразмыслить об Эли Лэндоне.

Глава 3

Эли просидел за работой большую часть дня и даже не заметил этого. Будь у него возможность заряжать мозг энергией, он писал бы с раннего утра и до момента, когда у него от усталости перестанут двигаться руки. С точки зрения влияния на здоровье, подобный стиль работы далеко не самый лучший, но зато очень продуктивный.

Снегопад не утихал до середины дня. Клятве, которую Эли дал самому себе (выходить на прогулку но крайней мере раз в день), пришлось изменить: снега насыпало уже на два фута, а он все падал и падал.

Настал момент, когда мысли Эли начали разбредаться и он уже не мог их связно излагать. Тогда он решил продолжить осмотр дома.

Чистенькие комнаты для гостей, идеально ухоженные ванные. К его величайшему изумлению, в бывшей большой гостиной, расположенной в северном крыле верхнего этажа, теперь находился тренажер, гантели, плоский экран массивного монитора. Он побродил по комнате, окидывая хмурым взглядом коврики для йоги, аккуратно свернутые и разложенные на полочках, ровные стопки полотенец, большой стеллаж с DVD.

Пробежав взглядом по стопке с дисками, Эли поразился разнообразию названий. «Силовая йога»… Его бабушка и силовая йога? Неужели это всерьез? «Тай-чи»… «Упражнения по системе „пилатес“… „Культуризм“?

При чем тут бабушка?

Он попытался представить себе Эстер в таком контексте. Ведь у него должно быть богатое воображение, в противном случае он никогда не станет настоящим писателем. Но, как только он делал попытку вообразить усидчивую бабушку, которая обожала часами сидеть и писать акварели, делать карандашные наброски или работать в саду, поднимающей штангу и встающей на мостик, фантазия изменяла ему.

И все же он прекрасно знал, что Эстер Лэндон ничего не делает без причины. Невозможно было отрицать, что обстановка помещения была самым тщательным образом продумана и явилась результатом серьезных деяний.

Возможно, Эстер решила, что ей нужно удобное место для физических упражнений на тот случай, если погода, как, например, сегодня, помешает ей совершить ее прославленную ежедневную прогулку протяженностью в три мили.

Вероятно, она переоборудовала гостиную не сама, а кого-то нанимала.

Да, Эстер Лэндон умела продумать все до мелочей и, начав что-либо делать, всегда доводила начатое до конца.

И все же у Эли в голове не возникал образ бабушки, вставляющей диск с видеозаписью, чтобы заняться культуризмом.

Он продолжал просматривать диски на стеллаже и обнаружил записку:


Эли, регулярные упражнения приносят пользу и телу, и душе. Поменьше вспоминай о прошлом и побольше потей на тренажере. Я люблю тебя,

Бабушка.

Передано через Эйбру Уолш.


— О господи! — Он не мог решить, как ему реагировать на послание, посмеяться или развести руками от удивления. И вообще, что его бабушка успела рассказать о нем Эйбре Уолш? Как насчет его права на невмешательство в личную жизнь?

Он сунул руки в карманы и прошел к окну, выходившему на берег.

Море немного успокоилось, но все еще оставалось серым под небом цвета заживающего синяка. Волны бились о покрытый снегом берег, постепенно обкусывая края этой белой пелены. Белесые холмики дюн вздымались над водой, и стебли травы кое-где еще торчали из них, словно иголки из подушечки. Они качались на ветру, послушные его непреклонной воле.

Снег завалил ступеньки, ведущие на пляж, и толстым слоем лежал на перилах.

На нем не было заметно ни единого человеческого следа, и тем не менее мир за окном не был пуст. Далеко-далеко в серой бесконечности Эли увидел какое-то пятнышко неопределенной формы, которое некоторое время двигалось, но затем исчезло. Он смотрел, как над заснеженным берегом и морем парят чайки. В безмолвии затянувшейся зимы их крики звучали резко и оглушительно.

Он подумал об Эйбре.

Затем оглянулся назад, без особого интереса уставился на тренажер. Ему никогда не нравилось накручивать мили на подобных приспособлениях. Если у него возникала потребность хорошенько поразмяться, он предпочитал побегать с баскетбольным мячом.

— Наверное, здесь нет ни мяча, ни баскетбольных колец, — сказал он, обращаясь к пустому дому. — А снаружи намело два фута снега. Пожалуй, пора расчистить дорожку. Но, с другой стороны, зачем? Я же никуда не собираюсь выходить.

И вот эта последняя мысль уже почти целый год была для него настоящим источником апатии и депрессии.

— Ладно. Ну, уж никакой дурацкой силовой йогой я заниматься не буду. Может быть, все-таки пробежать парочку миль на этой дурацкой машине?

Эли и раньше иногда накручивал на беговой дорожке по две мили пару раз в неделю. Тренажер в гимнастическом зале он рассматривал как последнее прибежище, хотя проводил там довольно много времени.

Он, конечно, может воспользоваться и бабушкиным приспособлением.

И тогда сможет сообщить ей, что нашел записку и выполнил ее рекомендации. И если она хочет с ним пообщаться на какую-то тему, пусть общается. Незачем вовлекать в их личные дела еще и свою подружку по йоге.

Он подошел к тренажеру, преодолевая внутреннее сопротивление, взглянул на плоский экран. Нет, никаких телевизоров, решил Эли. Он перестал смотреть телевизор, когда на экране стало слишком часто мелькать его собственное лицо, сопровождаемое соответствующими комментариями и дискуссиями по поводу того, виновен он или нет, чудовищными пересказами подробностей его личной жизни, не только реальных, но часто и откровенно вымышленных.

В следующий раз, если таковой будет, подумал Эли, заходя на тренажер, он захватит с собой айпод, но теперь попробует обойтись без музыкального сопровождения.

Он ухватился за поручни, оттолкнулся ногами. На экране дисплея появилось имя его бабушки.

— Ух ты! — Не сдержав любопытства, он рассмотрел систему кнопок и вывел на экран всю статистику, относящуюся к Эстер Лэндон.

— Ну-ка посмотрим, бабуля, что у тебя тут?

Последняя запись свидетельствовала о том, что в тот день, когда Эстер упала с лестницы, она преодолела три мили за сорок восемь минут тридцать две секунды.

— Совсем неплохо.

Заинтригованный, Эли начал программировать систему на второго пользователя. Ввел в нее свое имя. И стартовал, поначалу медленно, чтобы дать себе время разогреться. Затем ускорил шаг.

Через четырнадцать минут, преодолев чуть больше мили, весь в поту, с острой болью в легких, он сдался. Ловя ртом воздух, он прошел к холодильнику и выхватил оттуда бутылку с водой. Сделав несколько больших глотков, упал на пол и несколько минут без движения лежал на спине.

— Господи боже мой! Я не могу угнаться даже за старушкой. Боже, как же я жалок! Настоящий слабак!

Он лежал, уставившись на потолок, пытаясь отдышаться и чувствуя отвращение от судорог в ножных мышцах, вызванных непривычной нагрузкой и усталостью.

А ведь когда-то он играл в баскетбольной команде Гарвардского университета, будь он проклят. При росте шесть футов три дюйма [1] он пытался скомпенсировать относительный недостаток в росте скоростью, ловкостью и выносливостью.

Черт, когда-то он был настоящим спортсменом, а теперь стал слабым, медлительным, слишком худым. Настоящий задохлик.

Ему захотелось вернуть свою прежнюю жизнь. Нет, нет, он неточно сформулировал мысль. Даже еще до кошмара с убийством Линдси его жизнь пошла наперекосяк, перестала приносить ему радость.

Эли хотелось вернуть то состояние счастья, что было до этого. Но, черт побери, каким способом?

Сейчас он даже не мог вспомнить, что значит радоваться каждому дню. Но он точно знал, что когда-то был счастлив. У него были друзья, интересы, стремления. Он мог испытывать сильные эмоции.

Теперь же он не мог собрать в себе силы даже для гнева. Гнева из-за того, чего он лишился, из-за того, по поводу чего сдался.

Он принимал антидепрессанты, проходил сеансы психотерапии. Но возвращаться к этому ему не хотелось. У него элементарно не было сил.

Но просто так мешком лежать на полу — это не наш метод. Ему нужно было чем-то заняться, пусть даже чем-то совсем банальным, обыденным. Пошевеливайся, приказал он себе.

Он вскочил на ноги и захромал по направлению к душу.

Стараясь не обращать внимания на внутренний голос, заставлявший лечь и проспать остаток дня, Эли оделся потеплее, надев на плотную рубашку свитер, натянув на голову вязаную шапку, а на руки — перчатки.

Возможно, он никуда и не пойдет, но ведь можно просто расчистить дорожки, проезд и даже террасу.

Он дал слово бабушке заботиться о Блафф-Хаусе, поэтому ему ничего не оставалось, как выполнять свое обещание.

Работа со снегоочистителем и лопатой заняла у него несколько часов. Много раз ему хотелось остановиться, отдохнуть, особенно когда пульс у него начинал зашкаливать, оглушительными ударами отдаваясь в голове, а руки начинали трястись, как у паралитика. Но, несмотря ни на что, он расчистил подъезд к дому, главную дорожку и тропинку от центральной террасы к лесенке, ведущей на пляж.

Эли с облегчением вздохнул, когда наступили сумерки и продолжать работу на других террасах стало невозможно. Войдя в дом, он оставил свой инструмент в прихожей и, как зомби, проследовал на кухню, где переложил два куска хлеба ломтиками мяса и швейцарского сыра и решил считать это обедом.

Он запил еду пивом только потому, что ничего другого в холодильнике не было. Он ел и пил, стоя рядом с кухонной раковиной и глядя в окно.

Кое-что я все-таки сделал, ликовал Эли. Ну, во-первых, удалось подняться с постели, что в последнее время для него составляло немалую сложность. Он много работал над романом и даже пережил унижение на тренажере. И, наконец, взял штурмом подступы к Блафф-Хаусу, освободил дорожки от снега.

В общем, день прошел совсем не плохо.

Эли принял четыре таблетки обезболивающего, после чего потащил свое многострадальное тело на второй этаж, разделся, нырнул в кровать и проспал до рассвета. Абсолютно без сновидений.


Эйбру удивило и порадовало, что подъезд к Блафф-Хаусу расчищен. Она ожидала, что ей придется пробираться по снежной целине в два фута толщиной.

Обычно она ходила от своего домика до Блафф-Хауса пешком, но на сей раз отказалась от рискованных попыток пешим ходом преодолеть поле глубокого снега и тонкого льда и доехала на своем „Шевроле Вольт“, который припарковала за „БМВ“ Эли.

Собственным ключом она открыла входную дверь и, наклонив голову, прислушалась. Ее приветствовала тишина, и Эйбра решила, что Эли либо еще спит, либо заперся в одной из комнат дома.

Она повесила пальто в стенной шкаф и переобулась.

Потом развела огонь в камине в гостиной, чтобы в доме стало чуть-чуть уютней, и отправилась на кухню сварить кофе.

Эйбра обратила внимание на то, что в раковине нет грязных тарелок, и открыла посудомоечную машину.

И сразу же поняла, что именно он ел с момента приезда. Завтрак, который она сама ему тогда и приготовила, пара суповых тарелок, две мелкие, два стакана, две большие кофейные чашки.

Она недовольно покачала головой.

Так не пойдет.

Чтобы проверить свое подозрение, она осмотрела шкафы и холодильник.

Все скверно, из рук вон плохо.

Она включила кухонный приемник да небольшую громкость и начала собирать продукты необходимые для приготовления завтрака. Замешав тесто для оладий, она отправилась наверх искать Эли.

Если он все еще спит, то его пора будить.

Услышав из кабинета Эстер постукивание клавиатуры, она улыбнулась. Ну, хоть что-то, по крайней мере. Подкравшись на цыпочках, она заглянула в приоткрытую дверь и увидела, что Эли сидит за роскошным старинным письменным столом с бутылкой „Маунтин дью“ (надо купить ему еще несколько бутылок, подумала Эйбра).

Пусть еще поработает, решила она, сама прошла прямо к нему в спальню. Убрала постель, вытащила мешок для белья из большой корзины, добавила чистых полотенец.

На обратном пути проверила несколько других ванных на тот случай, если он пользовался там полотенцами для рук, и осмотрела гимнастический зал. Спустившись вниз, занесла мешок в прачечную комнату, рассортировала белье и загрузка его в стиральную машину, после чего убрала инструменты, которые он использовал для уборки снега на улице. Ну что! Не такой уж и беспорядок, подумала Эйбра. Кроме того, за день до его приезда она проводила в доме генеральную уборку. Понимая, что всегда найдет здесь для себя какую-нибудь работу, Эйбра прикинула, сколько времени у нее может уйти на разные дела, и решила, что, прежде чем закатать рукава и приступить к настоящей уборке, она накормит Эли хорошим завтраком.

В следующий раз, отправляясь наверх, она специально начала шуметь. Когда же она приблизилась к двери кабинета, Эли уже встал и направился к двери. Возможно, с намерением закрыть ее, подумала Эйбра и поэтому, чтобы опередить его, она вошла.

— Доброе утро. Какой чудесный день!

— Э-э-э…

— Сказочно голубое небо. — С мешком для мусора в руках Эйбра подошла к рабочему столу и вытряхнула в мешок содержимое корзины для бумаг. — Море, снег, сверкающий на солнце. Чайки, парящие над водой. Сегодня утром я видела кита.

— Кита?

— Мне просто посчастливилось. Я выглянула из окна и увидела его далеко на горизонте. Но все равно потрясающе! Ну, вот. — Она повернулась. — Ваш ленч готов.

— Мой что?

— Ленч. Завтракать уже поздно, да вы и не завтракали.

— Я… пил кофе.

— Ну, а теперь поедите.

— Собственно, я… — Эли махнул рукой в сторону ноутбука.

— И вас, конечно, раздражает то, что вам помешали и теперь заставляют пойти поесть. Но, возможно, после еды вам будет лучше работаться. И давно вы уже сегодня сидите за компьютером?

— Я не знаю. — Как это неприятно, подумал он. Бесцеремонное вторжение, вопросы, еда, на которую ему не хотелось тратить время. — Наверное, часов с шести.

— О господи! Конечно, пора сделать перерыв. На сей раз я накрою вам в маленькой гостиной. Оттуда такой замечательный вид. Особенно сегодня. Вы не против, если я уберусь здесь, пока вы будете есть и… в принципе вы не возражаете?

— Нет. Я… Нет. — И после еще одной короткой паузы: — Нет, не против.

— Понятно. Идите, ешьте, а я сделаю все, что запланировала на этом этаже. И когда вы приступите к работе, спущусь на первый этаж и вас больше не потревожу.

Она стояла между ним и его компьютером в выцветшем лиловом свитере с пацифистской эмблемой в центре, в еще более линялых джинсах и ярко-оранжевых сапогах и мило ему улыбалась.

Так как на спор с ней ушло бы много времени, да и особого смысла препираться не было, Эли решил послушаться.

В самом деле, пора перекусить, может быть, закинуть в топку бублик. Он совершенно потерял чувство времени. Ему нравилось проваливаться в работу на несколько часов.

Но, черт возьми, от экономки ведь требуется только убирать в доме, а не выступать в роли няньки.

Конечно, Эли помнил о намечавшемся визите Эйбры, но намеревался прекратить работу перед ее приходом и, захватив бублик, отправиться с ним на прогулку, однако книга заставила его забыть обо всем.

Он повернул налево и вошел в маленькую гостиную с зеркальными стенами.

Эйбра была права. Вид — восхитительный. Потом обязательно надо пройтись, если, конечно, ему удастся пробраться сквозь снежные заносы. Ну, уж по крайней мере, до лестницы, ведущей на пляж, он доберется, сделает несколько снимков на телефон.

Эли уселся за стол. Перед ним стояла чистая тарелка, небольшой кофейник и хрустальный бокал с соком. Эйбра даже взяла один цветок из букета в большой гостиной и поставила его в крошечную вазу рядом с едой.

Это напомнило Эли, как мать, когда он был маленьким и болел, клала на поднос с едой цветок, игрушку или книжку.

Но ведь он сейчас не болен. И не нуждается в уходе. Ему нужно только, чтобы кто-нибудь поддерживал, пока он здесь живет, работает и иногда, если нужно, расчищает снег.

Эли сидел за столом, морщась от боли в шее и плечах. Да, „марафон“ по расчистке снега даром не прошел.

Он снял крышку с тарелки.

Благоуханный пар поднимался от оладий с черникой. Тонкий ломтик бекона лежал с краю тарелки, а рядом кусочки дыни, украшенные веточками мяты.

— Ух ты!

Мгновение он молча смотрел на представший его глазам натюрморт, разрываясь между двумя чувствами: еще большим раздражением и смирением перед неизбежным.

Не так уж они и противоречивы, эти два чувства, подумал Эли. Он, конечно, съест то, что ему предложено, так как уже сидит за обеденным столом и страшно голоден, но от этого его нервозность никуда не денется.

Эли положил немного масла, дождался, когда оно растаяло, и добавил сиропа. Он почувствовал себя почти английским лордом. Как бы то ни было, еда оказалась божественно вкусной.

Он прекрасно понимал, что вырос в богатой семье, которая могла себе многое позволить, но роскошные ленчи с утренней газетой, лежащей рядом со столовым серебром, были в их доме большой редкостью.

Лэндоны были богаты, потому что много работали и усердно трудились, чтобы сохранить и приумножить свое богатство.

Начав есть, Эли развернул было газету, но потом передумал и отложил ее в сторону. Подобно телевизору, газеты были для него связаны с неприятными воспоминаниями. Его вполне увлекало созерцание вида за окном. Он смотрел на воду и на снег, начинающий таять под набирающими силу солнечными лучами.

Наконец-то у него в душе воцаряется покой.

Он оглянулся, когда в комнату вошла Эйбра.

— Второй этаж свободен, — сообщила она и собралась забрать поднос.

— Я все сделаю сам. Не надо, — запротестовал он. — И вообще, вы не обязаны меня кормить. Вы, конечно, очень вкусно все приготовили, но это ведь не входит в ваши обязанности.

— Я люблю готовить, а возиться для себя одной скучно. — Эйбра проследовала за ним на кухню, откуда направилась в прачечную комнату. — И вы плохо едите.

— Но я все-таки ем, — пробормотал он в ответ.

— Банку консервированного супа, бутерброд, тарелку холодной каши? — Эйбра внесла корзину с бельем, села в углу и начала раскладывать ее содержимое. — От экономки ничего нельзя утаить. По крайней мере, ничего, что касается еды, приема ванны и секса. Я бы сказала, что вам необходимо набрать где-то фунтов пятнадцать веса [2]. Да и двадцать не помешали бы.

В течение нескольких месяцев у него не хватало сил на злость, но вот теперь она, кажется, ухитрилась пробудить в нем полузабытую эмоцию.

— Послушайте…

— Вы, конечно, можете сказать, что это меня не касается, — перебила она, — но все ваши отговорки меня не остановят. Поэтому я буду вам готовить, когда у меня будет время. Я ведь здесь всегда рядом, живу по соседству.

Трудно вести разумный спор с женщиной, которая держала в руках его трусы.

— Вы сами умеете готовить?

— Да. В той мере, в какой мне это нужно.

— Посмотрим. — Она наклонила голову и окинула его пронзительным взглядом зеленых глаз. — Запеченные бутерброды с сыром, яичницу, стейк на гриле, гамбургеры и… что-то еще с лобстерами или моллюсками.

Он называл это блюдо „Моллюски а-ля Эли“. Ему начинала надоедать ее игра в телепатию.

— Вы что, и мысли читать умеете не хуже, чем готовить?

— А также умею гадать по руке и на картах Таро, но в основном делаю это для собственного развлечения.

Ее признание нисколько не удивило его.

— Как бы то ни было, я приготовлю кассероль — блюдо, которое вы сможете в любой момент разогреть и съесть. Перед тем как вернуться сюда, я зайду в супермаркет. На календаре отмечены те дни, когда буду заходить к вам, чтобы вы всегда знали заранее. Вам что-нибудь купить, кроме „Маунтин дью“?

Ее краткий деловой стиль, казалось, сумел полностью блокировать его мыслительные процессы.

— Больше ничего не приходит в голову.

— Если что-то все-таки придет, просто запишите. Можно спросить вас? О чем ваша книга? Или это секрет?

— Э-э-э… О лишенном лицензии адвокате, пытающемся осмыслить жизненную ситуацию и вернуть любимую работу. Он пытается получить ответ на вопрос: с его жизнью покончено навсегда или ему все-таки удастся все исправить? Вот так.

— И вам нравится ваш герой?

Мгновение Эли пристально смотрел на нее, потому что она задала очень точный вопрос. Тот, от которого ему не захотелось отмахнуться и на который он с удовольствием ответил:

— Мне он очень близок, и я вложил в его образ нечто очень личное. Он постепенно превращается в то, что мне хочется и что мне, в принципе, нравится.

— Понять его, я полагаю, для вас гораздо важнее, чем испытывать к нему расположение. — Она нахмурилась, заметив, что Эли потер плечо и шею сзади. — Вы горбитесь.

— Простите?

— За клавиатурой компьютера. Вы горбитесь. Как и большинство людей.

Эйбра отставила в сторону корзину с бельем, и не успел он обернуться, как она подошла к нему и своими ловкими пальцами сжала его плечо.

Боль, внезапная и, как ни удивительно, приятная, пронзила все его тело до самых пяток.

— Послушайте!.. Что выделаете?!

— О господи, Эли, у вас там самые настоящие камни.

Его раздражение грозило перейти в мрачную неприязнь. Почему эта женщина никак не оставит его в покое?

— Да ладно, вчера немного перенапрягся. Во время расчистки снега.

Она опустила руки, а он направился к шкафу за обезболивающим.

Конечно, виновато и перенапряжение, и неудобная поза за компьютером, но за всем этим стоит большее: глубокий, сложный, системный стресс.

— Мне нужно немного прогуляться, кое-кому позвонить.

— Отличная идея. На улице холодно, но зато красиво.

— Я не знаю, сколько я вам должен платить. Извините, не спрашивал у бабушки. Не успел.

Когда она назвала сумму, он сунул руку за бумажником. Но карман оказался пуст.

— Где-то оставил бумажник.

— В джинсах. Теперь он лежит на столике рядом с вашей кроватью.

— Хорошо, спасибо. Я сейчас вернусь.

Бедный, печальный, измученный Эли, подумала она. Необходимо помочь ему. Загружая посудомоечную машину, она подумала об Эстер и покачала головой.

— Ты же знала, как я поступлю, — пробормотала она.

Эли вернулся и положил деньги на стойку.

— И еще раз спасибо, на тот случай, если вы уйдете до того, как я вернусь.

— Пожалуйста.

— Прогуляюсь… посмотрю, как выглядит берег, и позвоню родителям, бабушке.

И, черт побери, смогу поскорее избавиться от тебя.

— Отлично. Передавайте им привет.

Он остановился у входа в прачечную комнату.

— Вы что, знаете моих родителей?

— Конечно. Встречалась с ними несколько раз, когда они приезжали сюда. И я видела их, когда сама приезжала в Бостон к Эстер.

— Я не знал, что вы ездили к ней в Бостон.

— Конечно, ездила. Мы так скучали друг по другу. — Эйбра включила машину и обернулась. — Она ваша бабушка, Эли, но она очень многое значила и для меня. Я ее очень люблю. Вам нужно сделать снимок дома с пляжа и отослать его ей. Эстер он очень понравится.

— Да, обязательно.

— И, кстати, Эли, — сказала она, выйдя за корзиной с бельем, — я вернусь около половины шестого.

— Опять?

— Да, и со своим столом. Вам нужно сделать массаж.

— Но я не хочу…

— Он вам необходим, — решительно произнесла Эйбра. — Может быть, сейчас вы этого не чувствуете, но, поверьте, стоит мне только начать, ваше мнение сразу же изменится. Терапевтический массаж, Эли, и совершенно бесплатно. Я дарю его вам, — добавила она. — Кстати, у меня есть соответствующий сертификат.

— О господи.

Она со смехом переместилась в прачечную.

— Ну, что ж, кажется, мы поняли друг друга. В половине шестого!

Эли направился было за ней следом, чтобы объяснить, что ему не требуется помощь профессионального массажиста. Но стоило ему взяться за ручку двери, как тупая боль пронзила оба плеча.

— О черт! Черт!

Ему пришлось сунуть руки в карманы пальто, чтобы боль немного утихла. Мне нужно принять еще одну таблетку, подумал он. И вновь укрыться в самом себе, там, где нет взбалмошной Эйбры и где можно полностью предаться мыслям о книге.

Сейчас он прогуляется по улице, позвонит, подышит свежим воздухом, и, когда этот мучительный спазм в мышцах пройдет, он просто пошлет ей эсэмэску, — да, именно эсэмэску, никаких звонков, — чтобы она больше не приходила.

Но в начале последует ее совету — спустится на берег и сделает снимок Блафф-Хауса. Затем ему, возможно, удастся выудить у бабушки информацию об Эйбре Уолш.

Он ведь все-таки адвокат и должен обладать умением добывать необходимые сведения у свидетелей, уже и без того настроенных в его пользу.

Идя по тропинке через патио, он обернулся и увидел в окне своей спальни Эйбру. Она помахала ему рукой.

В ответ он тоже поднял руку и отвернулся.

У нее было одно из тех поразительных лиц, которые заставляют мужчин оглянуться во второй раз.

Поэтому Эли поднял воротник и решительно зашагал вперед, не оглядываясь.

Глава 4

Прогулка по занесенному снегом пляжу понравилась Эли больше, чем он предполагал. Белесое зимнее солнце отражалось от морских волн и подсвечивало снег. До него уже кто-то ходил здесь, поэтому Эли проследовал по проторенной тропинке к холодной и влажной полоске песка, которую волны уже успели отвоевать от снега. Береговые птицы садились у самого края воды и важно расхаживали или суетливо бегали по пляжу, оставляя крошечные следы, которые пенные волны почти мгновенно смывали.

Птицы кричали, трещали, гоготали, как будто переговариваясь между собой, и заставляли Эли вспомнить о том, что, несмотря на зимний пейзаж, весна уже не за горами. Он наблюдал за одним птичьим трио, которое на глазок определил как стайку крачек, сделал еще пару снимков и послал их домой. Продолжив прогулку, он взглянул на часы, прикинул, чем в такое время могут заниматься его родственники в Бостоне, и набрал домашний номер родителей.

— Ну, и что ты поделываешь? — раздался в трубке знакомый голос.

— Бабушка! — Он не ожидал, что к телефону подойдет именно она. — Я прогуливаюсь по Виски Бич, точнее по берегу. Здесь у нас снег толщиной в два фута. Примерно такой же, как выпадал, когда мне было, кажется, лет двенадцать.

— Да, помню, тогда вы с двоюродными братьями и ребятами Грейди построили снежный замок на пляже. И ты взял мой самый красивый красный кашемировый шарф и повесил его там вместо флага.

— Вот этого я совершенно не помню. То есть того, как вешал флаг.

— Зато я прекрасно помню.

— Как ты себя чувствуешь?

— Потихоньку. Меня раздражают люди, которые не дают мне двух шагов сделать без чертовых ходунков. Я уже вполне могу передвигаться с помощью трости.

Историю о сражениях из-за приспособления для ходьбы он знал из электронных писем матери и потому был готов к тону бабушкиного рассказа.

— Разумнее будет соблюдать осторожность, — заметил он, — и не рисковать без необходимости. Ведь ты можешь упасть еще раз. Но ты ведь у меня очень рассудительная.

— Такие хитрости со мной не сработают, Эли Эндрю Лэндон.

— Неужели ты будешь спорить со мной и утверждать, что тебе не хватает логики, ума и сообразительности?

Эстер рассмеялась, и это уже была его маленькая победа.

— Нет, на этот счет у меня нет сомнений. Голова у меня работает превосходно, слава богу, вот только никак не могу вспомнить, как меня угораздило тогда упасть. Представляешь, даже не помню, как в тот день встала с постели. Но это не имеет значения. Теперь я выздоравливаю и скоро расстанусь с этими чертовыми ходунками. Как у тебя дела?

— Все нормально. Пишу каждый день, книга продвигается очень быстро, что очень повышает мне настроение. Здесь, вообще, очень хорошо. Бабушка, мне хочется еще раз тебя поблагодарить…

— Не надо. В ее голосе послышалась резкая нотка. — Блафф-Хаус принадлежит тебе в той же мере, как и мне. Это наш семейный дом. Не забудь про дрова в сарае. Если не будет хватать, позвони Дигби Пирсу. Его номер у меня в записной книжке в столе в маленьком кабинете и в самом дальнем ящике буфета справа на кухне. Если не сможешь найти, спроси у Эйбры.

— Хорошо. Никаких проблем.

— Ты там хорошо ешь, Эли? Мне не хотелось бы при нашей следующей встрече увидеть ходячий скелет.

— Только что ел оладьи.

— Неужели ходил в кафе в деревне?

— Нет… их испекла Эйбра. Послушай, я как раз хотел спросить…

— Она славная девушка, — опередила его Эстер. — И действительно отлично готовит. Если у тебя возникнут вопросы или какие-то проблемы, просто обратись к ней. Если она сразу не ответит, то позже обязательно поможет тебе. Она очень разумная девушка и очень красивая, что, я надеюсь, ты уже заметил, если, конечно, не ослеп в дополнение к своему истощению.

Эли почувствовал внезапную ноющую боль в шее.

— Бабушка, ты случайно не хочешь меня женить на ней?

— С какой стати я буду заниматься сводничеством? Ты что, сам о себе не способен позаботиться? И неужели я хоть раз вмешивалась в твою личную жизнь, Эли?

— Беру свои слова обратно, ты совершенно права. Извини. Просто… Ты ведь ее знаешь гораздо лучше, чем я. Не хочу, чтобы она чувствовала себя обязанной ухаживать за мной, как за младенцем, создавать кулинарные шедевры, но мне никак не удается это ей втолковать.

— Ты съел оладьи?

— Да, но…

— Потому что ты чувствовал себя обязанным их съесть?

— Нет, но… Ладно, понял.

— Я могу тебя заверить, что Эйбра делает только то, что ей нравится. Именно это меня в ней восхищает. Она умеет получать удовольствие от жизни. Тебе следует у нее поучиться.

Намек на его состояние слегка кольнул Эли.

— Ты в самом деле не пытаешься устроить мою личную жизнь?

— Я уверена, что ты прекрасно сам в себе разбираешься и в состоянии удовлетворить свои интеллектуальные, эмоциональные и физиологические потребности.

— Хорошо, давай сменим тему. Или, по крайней мере, перейдем к другой ее стороне. Мне не хотелось бы обидеть твою подругу, особенно когда она стирает мое белье. Но ты ведь знаешь ее лучше. Как самым дипломатичным способом можно убедить ее в том, что я не нуждаюсь ни в каком массаже.

— Она предложила сделать тебе массаж?

— Да, сообщила, что вернется в половине шестого со своим столом. Мои "Спасибо, не надо" не произвели на нее никакого впечатления.

— Тебя ждет сказочное удовольствие. У этой девушки божественные руки. До того, как она начала делать мне еженедельный массаж и убедила заняться йогой я жила с постоянной тянущей болью в нижней части спины и между лопатками. Старость, решила я и принимала все свои хвори как нечто неизбежное. До появления Эйбры.

Заметив ступеньки, которые вели к деревне, Эли заметил, что зашел значительно дальше, чем предполагал. Те несколько секунд молчания, когда он принимал решение повернуть назад, дали Эстер возможность высказать самое наболевшее.

— Ты же настоящий комок нервов, мой мальчик. Даже в твоем голосе это слышно! Твоя жизнь катится под откос, но ты не должен позволить ей окончательно разбиться вдребезги. Это будет неправильно и несправедливо. Жизнь слишком часто бывает жестокой. Но мы продолжаем жить и стремимся сделать ее хоть чуть-чуть более правильной и честной. И ты должен последовать тому пожеланию, которое все сейчас произносят при встрече со мной: выздороветь, набраться сил и встать на ноги. Мне далеко не всегда нравится слышать это пожелание, тем более так часто, но от этого оно не становится менее верным.

— И массаж, который делает твоя соседка — специалистка по выпеканию потрясающе вкусных оладий, — наикратчайший путь к моему телесному и духовному исцелению, так я понимаю?

— Один из путей. Прислушайся к себе, ты же пыхтишь и задыхаешься, как немощный старик.

Оскорбленный и униженный, Эли решительно взял курс на наступление.

— Разговаривая с тобой, я дошел до самой деревни и большую часть дороги пробирался по этому чертову снегу. Сейчас как раз поднимаюсь по ступенькам.

— И такие жалкие оправдания я слышу от бывшей звезды университетского баскетбола?

— Я никогда не был звездой, — пробормотал Эли.

— Для меня ты был ею. И всегда остаешься.

На верхней ступеньке он остановился — да, именно для того, чтобы отдышаться и дождаться, пока успокоится бешено колотящееся о грудную клетку сердце.

— Ты видел мой новый спортивный зал? — спросила Эстер.

— Да. Замечательно. Сколько ты будешь мной манипулировать, Эстер?

Бабушка в ответ рассмеялась.

— Ты полагаешь, что ты такой молодой умник и разговариваешь с пожилым человеком. Но я не собираюсь оставаться костлявой и дряхлой старушонкой, спешу тебя заверить. И тебе тоже советую воспользоваться моим залом, Эли.

— Да я уже тренировался. Один раз. Прочитал твою записку. Кстати, я стою напротив "Хижины лобстеров".

— Там подают самые лучшие роллы с лобстерами на всем северном побережье.

— Здесь все осталось по-старому.

— Кое-что изменилось, конечно, но ведь главное — сохранить традиции. Я надеюсь, что ты не откажешься от своих принципов и не забудешь, что ты Лэндон и что в твоих жилах течет кровь Хоукинов, которая передалась тебе от меня. Никто не может нас сломить. Позаботься о Блафф-Хаусе ради меня.

— Конечно, будь спокойна.

— И еще кое-что запомни. Иногда оладьи — это всего лишь еда.

Эли не удержался и рассмеялся. Возможно, его звуки были не слишком жизнерадостными, но это был смех.

— Буду иметь в виду, бабушка. Не забывай пользоваться ходунками.

— Я, конечно, буду таскать эту проклятую штуку, но при одном условии: если ты согласишься на сеанс массажа, который тебе предлагают.

— Ладно. Просмотри свою почту, в ней несколько фотографий. Перезвоню тебе через пару дней.

Эли прошел мимо нескольких мест, которые хорошо помнил с юных лет: кафе-мороженое, пиццерию "У Марии" и совсем новый участок пляжа для любителей серфинга. Он окинул взглядом белый шпиль методистской церкви, простую, ничем не примечательную коробку унитаристской церкви, величественное здание отеля "Северный Берег" и множество очаровательных недорогих мини-гостиниц, обещающих "ночлег и завтрак", разбросанных здесь повсюду и предлагающих свои услуги туристам, приезжающим сюда в течение сезона.

Несколько машин с трудом пробирались по заснеженным шоссе, а к тому времени, когда Эли повернул назад к дому, дороги были уже практически пусты.

Возможно, в следующий погожий полдень ему следует пойти в деревню, купить несколько открыток, написать в них что-то такое, что заставит родителей и нескольких еще остававшихся у него друзей улыбнуться.

Да, обязательно надо это сделать.

И непременно надо пройтись по магазинам, старым и новым, по-настоящему ощутить здешнюю атмосферу.

Вспомнить о традициях, так сказать, припасть к корням.

Но в данный момент он страшно устал, замерз, и ему очень хотелось вернуться домой.

На дорожке, ведущей к дому, его машина стояла в полном одиночестве, и от этого он почувствовал некоторое облегчение. Он дал Эйбре достаточно времени закончить уборку. Ему не придется вести вымученный разговор или, наоборот, пытаться от него ускользнуть. Взглянув на свои ботинки, он решил войти с черного хода и через прачечную комнату и кладовую попасть к себе, в свой кабинет.

Снимая куртку, Эли подумал, что боль в плече, кажется, прошла. Или почти прошла. Он сейчас же пошлет Эйбре эсэмэску, сообщит, что прогулка вылечила его.

Но тут Эли вспомнил о "сделке", заключенной с бабушкой. Он, конечно, сдержит данное ей слово, но не сразу, а через несколько дней. Кроме того решил он, у него в распоряжении имеется еще пара часов, в течение которых можно хорошенько обдумать план действий. Он же адвокат — практикующий или нет, это не имеет принципиального значения — и писатель. Он обязан ясно и рационально излагать свои мысли.

Эли вошел на кухню и тут же обратил внимание на записку, приклеенную к стойке.


Кассероль с курицей и картошкой в холодильнике.

Котел в порядке.

Съешьте яблоко, не забудьте восполнить недостаток воды в организме после прогулки, увидимся в 17:30.

Эйбра


— А кто вы, собственно, такая? Моя мать что ли? Может быть, я не хочу яблока.

Эли все-таки вынул из холодильника бутылку воды, но лишь по одной причине — ему жутко хотелось пить. Он не желал, чтобы кто-то постоянно твердил ему, когда нужно есть и когда пить. Следующим этапом будут напоминания о необходимости почистить зубы и вымыть уши.

Сейчас он поднимется наверх, сначала займется кое-какими научными изысканиями, а затем пошлет ей эсэмэску.

Он направился было наверх, но вернулся, чертыхаясь, схватил яблоко из бамбуковой чашки, естественно, только потому, что ему вдруг страшно захотелось его съесть.

Эли, конечно, понимал, что его раздражение совершенно иррационально. Эйбра добра к нему и заботлива. Но какой бы прекрасной она ни была, ему хотелось одного — чтобы его оставили в покое. Ему нужно время и пространство, чтобы вновь самому обрести твердую почву под ногами, и он не нуждается ни в чьей помощи.

Таких помощников у него хватало в прошлом, потом их становилось все меньше и меньше по мере того, как друзья, коллеги и соседи начали дистанцироваться от человека, подозреваемого в убийстве собственной жены. Якобы в том, что он проломил ей череп из-за того, что она ему изменила. Или из-за того, что развод обойдется ему в слишком большую сумму. Или из-за того и другого одновременно.

Ему были больше не нужны подобные помощники.

Сняв обувь, в одних носках, все еще ощущая холод от прогулки, он проследовал в спальню за домашними туфлями.

И застыл на месте, взглянув на свою кровать. Он чуть было не подавился яблоком. Подойдя поближе и рассмотрев ее пристальнее, Эли с трудом сумел подавить смех. Во второй раз за день — для него это был своеобразный рекорд.

Эйбра сложила полотенце в форме фигурки странной птицы, примостившейся на одеяле. На птице были солнечные очки и маленький цветок в клюве.

Глупо, подумал Эли, но в то же время мило.

Он присел на краешек кровати и кивнул птице.

— Наверное, мне все-таки придется согласиться на массаж.

Так и не тронув "птицу", он прошел в кабинет.

Ему нужно найти кое-какую информацию, может быть, немного повозиться со следующей сценой романа.

Но по привычке он начал с того, что проверил почту. Среди массы спама, посланий от отца и еще одного электронного письма от бабушки с благодарностью за фотографии, которые он ей отослал, Эли обнаружил письмо от своего адвоката.

Ох, лучше не открывать его, подумал он. Лучше не нажимать клавишу. Но тогда оно постоянно будет висеть там и ждать, ждать…

Плечевые мышцы сжались в тугие узлы. Эли весь напрягся и открыл письмо. Он пропустил всю юридическую заумь, разного рода заверения, даже вопросы о дальнейших подходах к ведению дела и сосредоточился на омерзительной сути послания.

Родители Линдси вновь устроили шумиху по поводу своего намерения начать против него дело о насильственном причинении увечий, повлекших смерть их дочери.

Это никогда не кончится, подумал он. Никогда… До тех пор, пока полиция не схватит настоящего убийцу Линдси, он, Эли Лэндон, будет главным подозреваемым.

Родители Линдси презирали его и были абсолютно уверены в том, что именно он убил их единственную дочь. Если они продолжат начатое дело — и чем дольше он будет оставаться главным подозреваемым, тем более вероятно, что они именно так и поступят, — всю грязь снова вытащат на поверхность, и вновь закрутится медийная мельница, раздувая все до чудовищных и устрашающих размеров. И вся эта мерзость изольется не только на него самого, но и на его семью.

Снова.

Попытки убедить себя, что теперь у иска нет никаких шансов, что тот надолго застрянет в суде, не помогали. Родители Линдси будут давить на бывшего зятя до конца, подгоняемые уверенностью в том, что они пытаются добиться справедливости и наказать реального виновника гибели их дочери.

Эли подумал о новой волне шумихи вокруг его имени, телевизионных комментаторах, которые снова начнут рассуждать, анализировать, делать выводы. Частные детективы, которых наймут Пьемонты — и, скорее всего, уже наняли, — приедут сюда, в Виски Бич, и привезут с собой свои рассуждения, сомнения и выводы, отравив ими то единственное спокойное место на земле, что у него все еще оставалось.

Эли задался вопросом: не имеет ли отношения к их решению детектив Бостонского управления полиции Вулф? В самые тяжелые дни Вулф представлялся Эли своего рода Жавером [3], упорно, с какой-то безумной одержимостью преследующим его за преступление, которое он не совершал. В более светлые дни Эли считал Вулфа просто упрямым и тупоголовым полицейским, который не способен смириться с тем, что отсутствие улик может означать невиновность.

Вулфу никак не удавалось собрать достаточно доказательств вины Эли, чтобы заставить прокурора начать судебное разбирательство. Но это не остановило его, и он упорно продолжил балансировать на грани того, что на юридическом языке называется "преднамеренным причинением беспокойства", пока начальство не сделало ему серьезное предупреждение.

И он вроде бы отступился. По крайней мере, официально…

Нет, конечно, с Вулфа такое вполне станется, он способен на то, чтобы поощрять и даже подстрекать Пьемонтов в их усилиях разрушить жизнь Эли Лэндона.

Поставив локти на стол, Эли закрыл лицо руками. Он знал, что нечто подобное должно было произойти, что спокойно жить ему не дадут. Ну, что ж, возможно, в каком-то жутком смысле так будет даже лучше.

Следуя просьбе Нила, высказанной им в последней строке послания: "Нужно поговорить", — Эли взял телефон.

Голова раскалывалась, пульсирующие удары изнутри грозили пробить череп насквозь.

Заверения адвоката не помогли Эли успокоиться. Пьемонты заявили, что усилят давление на Эли и заинтересуют СМИ какой-то новой информацией. На горизонте маячила крайне сомнительная идея примирения сторон.

Все это не внушало никакого оптимизма.

Предложение пока не высовываться, не обсуждать ход расследования и снова нанять своего собственного частного детектива вряд ли было полезным. Эли уже и без чьих-либо рекомендаций сам принял решение не высовываться. Если он начнет прятаться еще больше, то кончит, несомненно, тем, что его засадят в психушку. И с кем он, черт возьми, будет обсуждать ход расследования? Идея снова начать выбрасывать деньги на частных детективов, которые и в первый-то раз не принесли ничего обнадеживающего, загнала Эли в тупик.

Он прекрасно понимал, так же, как и его адвокат, так же, как, впрочем, и сотрудники полиции, что чем больше пройдет времени, тем меньше у них шансов найти сколько-нибудь серьезные улики против кого бы то ни было, включая его самого.

И каким же будет эндшпиль?

Наверно, Эли, вдовец поневоле, так навсегда и останется в этом жутком состоянии, в преддверии ада, не осужденным, но и не оправданным. Преследуемым тенью страшного подозрения до последней минуты жизни.

Значит, ему придется научиться с этим жить.

Ему вообще пора учиться жить заново.

Эли услышал стук в дверь, но в первое мгновение не обратил на него никакого внимания и даже не смог вспомнить, кто это мог стучать, пока дверь не открылась. Он увидел, как Эйбра с трудом заносит в комнату огромный, раздувшийся от вещей чемодан.

— Привет! Не обращайте на меня внимания. Я сама все занесу. Никаких проблем.

Она и в самом деле сама почти все втащила, когда Эли все-таки подошел к ней.

— Извините. Я собирался вам позвонить и сказать, что вы выбрали не очень удачное время.

Эйбра плечом закрыла дверь и издала громкий возглас разочарования.

— Слишком поздно, — начала она, но, когда ее веселый и лукавый взгляд остановился у него на лице, улыбка мгновенно угасла. — Что случилось? Что-то плохое?

— Нет, ничего страшного. — Не хуже, чем все то, что происходит в последнее время, подумал Эли. — Просто сейчас не очень удачный момент.

— У вас с кем-то еще назначена встреча? Вы что, отправляетесь на танцы? Или вас там, наверху, дожидается обнаженная женщина, жаждущая заняться с вами сексом? Нет? Нет, — ответила она за него. — Значит, время вполне удачное.

Его обычная подавленность мгновенно превратилась в раздражение.

— А как вы отнесетесь к тому, что я просто скажу "нет"?

Эйбра громко выдохнула.

— Превосходный аргумент. Думаете, я не понимаю, что веду себя излишне назойливо, даже нахально? Считайте, я поступаю так не из альтруизма, а потому, что обещала Эстер помочь вам. Кроме того, я не выношу страдания в людях и вообще в ком бы то ни было. Давайте заключим с вами соглашение.

Черт возьми, она говорит почти так же, как бабушка.

— И каковы же условия?

— Дайте мне пятнадцать минут. Если через пятнадцать минут после моего массажа вы не почувствуете себя лучше, я упаковываю вещички, ухожу и больше никогда не заговариваю на эту тему.

— Десять минут.

— Хорошо, десять, — согласилась она. — Где вы хотите, чтобы я разместилась? В вашей спальне, к примеру, довольно много места.

— А чем здесь плохо?

Эли сделал жест рукой в сторону свободного пространства. Отсюда ее будет легче выставить.

— Хорошо. Почему бы вам не разжечь камин, пока я готовлюсь? В комнате должно быть тепло.

Некоторое время назад он и сам собирался зажечь камин. Но потом обо всем забыл, в том числе и о вторжении Эйбры. Конечно, он разведет огонь, подарит ей обещанные десять минут в обмен на то, что она, черт побери, потом оставит его в покое.

Однако необходимость подчиняться даже незначительным указаниям этой женщины очень злила его. Он присел на корточки у камина.

— Вам не страшно оставаться здесь? — вдруг спросил он. — Наедине со мной?

Эйбра расстегнула "молнию" на чехле, в который был уложен ее переносной стол.

— Чего мне бояться?

— Многие думают, что я убил свою жену.

— Многие думают, что глобальное потепление — мистификация. Я не разделяю их точку зрения.

— Вы не знаете меня или как я могу поступить в тех или иных обстоятельствах.

Она установила стол, аккуратно сложила чехол. Ее движения были удивительно точными, размеренными и неторопливыми.

— Я, конечно, не могу предвидеть, как вы можете поступить в тех или иных обстоятельствах, но прекрасно знаю, что вы не убивали своей жены.

Спокойный тон ее голоса выводил его из себя.

— Почему вы так уверены? Потому что моя бабушка не верит, что я убийца?

— Это, несомненно, одна из причин. — Эйбра разложила на столе подстилку из овчины и накрыла ее простыней. — Эстер — разумная и ответственная женщина. Она очень хорошо относится ко мне. Если бы у нее были даже малейшие сомнения относительно вас, она бы нашла способ предупредить меня. Но это всего лишь одна из причин. У меня есть и другие.

Она расставила в разных концах комнаты несколько ароматических свечей и зажгла их.

— Я работаю на вашу бабушку, и у меня с ней очень тесные дружеские отношения. Я живу в Виски Бич, на старинной территории Лэндонов. Поэтому я очень внимательно следила за развитием вашей истории.

Темная туча депрессии вновь накрыла мысли и чувства Эли.

— Не сомневаюсь, что все здесь только этим и занимались, — буркнул он.

— Что вполне естественно. Любопытство — типичная человеческая черта. Точно так же, как неприязнь и отвращение. И то, что люди говорят о вас, обсуждают вас, вполне естественно. И я тоже пришла к собственным выводам относительно вас. Я видела вас по телевизору, в газетах, читала ваше интервью в Интернете. Видела, как вы потрясены, подавлены. Но в вас не было признаков вины. И что же я вижу сейчас? Стресс, взвинченность, подавленность. Но только не вину.

Эйбра сняла с запястья ленту и подвязала ею волосы.

— Я не верю тем, кто считает, что настоящие преступники плохо спят. Еще одна причина — я ведь сказала, что их у меня несколько, — состоит в том, что вы не дурак. Только полный идиот стал бы убивать собственную жену в тот же день, когда поругался с ней на людях. И сразу после того, как узнали, что у вас против нее имеются сведения, которые вы сможете использовать в свою пользу в бракоразводном процессе.

— Речь ведь не шла о предумышленном убийстве. Меня в нем никто и не обвинял. Считается, что якобы я действовал под влиянием ревности и озлобления. Преступление, совершенное в состоянии аффекта.

— Абсолютная ерунда, — ответила Эйбра, вынимая бутылочку масла для массажа. — Вы что, были преисполнены ненависти, когда прибыли к себе домой, чтобы забрать три вещи которые можно считать вашей собственностью? Дело против вас, Эли, развалилось потому, что оно зиждилось на весьма хлипких основаниях. У них имеются точные сведения о времени вашего прихода в дом, так как вы выключили охранную сигнализацию, и время вашего звонка на номер девять-один-один. Кроме того, есть свидетели, запомнившие, когда вы в тот вечер ушли из офиса. Так что абсолютно точно известно, что в доме вы пробыли меньше двадцати минут. Но за такой малый промежуток времени вы успели пройти наверх, открыть сейф, взять кольцо вашей прабабушки, спуститься вниз, снять со стены когда-то приобретенную вами картину, завернуть ее в банные полотенца, убить свою жену в припадке ярости и позвонить в полицию. Разве так бывает?

— В полиции доказали, что теоретически такое вполне возможно.

— Возможно, но невероятно, — возразила Эйбра. — Итак, мы можем и дальше стоять здесь и обсуждать ваше дело. Или вы все-таки поверите мне на слово, что я не боюсь того, что вы можете меня убить, если вам не понравится, как я складываю ваши носки.

— Все совсем не так просто, как вы пытаетесь представить.

— Хватит разговоров. Раздевайтесь и ложитесь на стол. Вначале на спину.

Пройдя в туалетную комнату, чтобы вымыть руки, Эйбра закрыла глаза и сделала дыхательное упражнение из комплекса йоги. Она прекрасно понимала, что Эли нагрубил ей, чтобы разозлить и заставить уйти. Но единственное, чего он достиг, было ее легкое раздражение.

Чтобы с помощью массажа избавить другого человека от стресса, мрачных мыслей, депрессии, она прежде должна сама избавиться от собственных неприятных переживаний. Моя руки, Эйбра попыталась очистить сознание от темных следов только что закончившегося разговора.

Войдя в комнату, она обнаружила его лежащим на столе под простыней в скрюченной напряженной позе. Неужели он не понимает, что даже его протест является для нее еще одним доказательством его невиновности?

Эли заключил с ней сделку, и, хотя он страшно зол, она выполнит все условия.

Без единого слова она приглушила свет и прошла, чтобы включить на своем айподе приятную успокаивающую музыку.

— Закройте глаза, — прошептала Эйбра, — и сделайте глубокий вдох. Вдох… выдох. Еще раз, — говорила она, наливая масло на руки. — И еще раз.

Он подчинился, и она положила руки ему на плечи. Его плечи даже не касаются стола, отметила она для себя. Напряжен до крайней степени.

Она поглаживала, надавливала, растирала, затем провела руками по шее, после чего начала легкий массаж лица.

По лицу человека она могла понять, что его мучает головная боль. Если ей удастся расслабить лицевые мышцы, тогда он, возможно, полностью успокоится и отпустит себя прежде, чем она перейдет к самому сложному этапу своей работы.

Конечно, это был не первый массаж в жизни Эли. До того, как его жизнь рухнула в тартарары, он посещал массажистку по имени Катрина, крепко сложенную мускулистую блондинку, сильные широкие руки которой умели снимать напряжение, накопленное за время, проведенное на работе и в ходе занятий спортом.

Закрыв глаза, Эли представлял, что он снова в уютной массажной комнате своего клуба и его мышцы постепенно расслабляются посла дня, проведенного в зале суда, или двух часов — за бумагами в кабинете.

Кроме того, пройдет всего несколько минут, и он сможет воспользоваться условиями заключенной сделки — женщина, которой, конечна, далеко до крепкой Катрины, уйдет.

Ее пальцы поглаживали ему челюсть и надавливали под глазами.

И жуткая головная боль постепенно утихла.

— Подышите еще. Долгий глубокий вдох, долгий выдох. В ее голосе зазвучала музыка, приятная и нежная. — Вот и прекрасно. Престо вдох и выдох.

Она повернула ему голову, помассировала одну сторону шеи, потом другую, затем приподняла голову.

И тут под твердым уверенным нажатием ее пальцев Эли ощутил резкую, пронизывающую боль. Но прежде, чем он успел по своему обыкновению сжаться, боль прошла, вылетела из его тела, словно пробка из бутылки.

Как будто ломаешь асфальт, подумала Эйбра, по дюйму зараз. Поэтому она закрыла глаза и представила, как под ее руками размягчается "асфальт" его тела, как он крошится под ее пальцами. Затем перешла к плечам, постепенно увеличивая давление.

Эйбра сразу же ощутила, как он доверился ей. Правда, совсем немного, не так, как ей хотелось бы, но даже небольшая уступка с его стороны показалась ей настоящей победой.

Теперь она приступила к массажу руки, от усталых мышц до самых кончиков пальцев. Где-то в глубине души она с мрачным удовлетворением улыбнулась, когда оговоренные десять минут пролетели незамеченными. Теперь она может полностью сосредоточиться на своей работе.

Немного позже, подняв подголовник, Эйбра поняла, что Эли уже не возражает против продолжения сеанса.

— Теперь я хочу, чтобы вы повернулись на живот, немного сдвинулись лицом вниз на подголовник. Скажите, если вам потребуется его подправить. Не торопитесь.

Массаж почти усыпил Эли, и потому он перестал сопротивляться и выполнил все ее указания.

Когда она костяшками пальцев надавила на его лопатки, он чуть не застонал от удивительного сочетания боли и облегчения.

Очень сильные руки, подумал Эли. Кто бы мог подумать, что в таком хрупком теле скрывается такая сила?! Однако по мере того, как Эйбра нажимала на его тело, растирала и массировала его, а ее кулаки давили его спину, те боли, к которым он уже успел привыкнуть, поднимались на поверхность и испарялись.

Она пользовалась смазанными маслом руками, весом собственного тела, костяшками пальцев, пальцами, кулаками. И всякий раз, когда давление становилось почти невыносимым, что-то в теле освобождалось, что-то плохое и тяжелое уходило из него.

Затем она перешла к поглаживаниям, уверенным, ритмичным, непрерывным.

В этот момент Эли отключился.

Когда он вновь пришел в себя и вернулся в реальный мир, словно листок, который помимо его воли несет течение реки, то не сразу понял, что лежит не в постели. Он продолжал лежать на мягком переносном столе, стыдливо прикрытый простыней. В камине горел огонь, в разных углах комнаты мерцали свечи. Тихо продолжала звучать ненавязчивая музыка.

Ему стоило большого усилия снова не закрыть глаза и не заснуть.

И тут он вспомнил.

Он приподнялся на локтях и огляделся. Ему бросились в глаза пальто, обувь и сумка Эйбры. Он почувствовал ее запах, тонкое земное благоухание, смешанное с запахом свечного воска и масла. Осторожно завернувшись в простыню, Эли сел.

В первую очередь нужно надеть штаны.

Придерживая простыню, он соскользнул со стола. Потянувшись за джинсами, заметил очередную чертову записку.


Выпейте воды. Я на кухне.


Оглядываясь по сторонам, Эли натянул джинсы и только потом взял бутылку с водой, которую она оставила рядом с ними. Надевая рубашку, он, к своему изумлению, обнаружил, что у него ничего не болит. Никакой головной боли, никакого мучительного сжатия в задней части шеи, никаких приступов резкой боли в спине, которые преследовали его после любых попыток физических упражнений.

Он стоял и пил воду посреди комнаты, освещенной мягким светом свечей и камина и наполненной нежной музыкой, и вдруг осознал, что испытывает почти забытое ощущение покоя.

Ему было очень, очень хорошо.

И при этом он чувствовал себя едва ли не идиотом. Ведь он намеренно пытался уязвить ее. И ответом на его оскорбления с ее стороны было просто желание помочь ему, несмотря на все его противодействие.

С тяжелым чувством вины он отправился через весь дом на кухню.

Она стояла у плиты, и все помещение было пропитано восхитительными ароматами еды. Эли не знал, что она помешивает на плите, но ощутил еще одно редкое в последнее время чувство.

Настоящий голод.

Здесь, на кухне, звучал тяжелый рок. Но звучал он очень тихо. К Эли сразу вернулось чувство вины. Хороший тяжелый рок нельзя слушать тихо.

— Эйбра!

На сей раз она вздрогнула, что его немного успокоило. В конце концов, она всего лишь человек.

Повернувшись, Эйбра прищурилась и подняла палец прежде, чем он успел заговорить. Сделав шаг по направлению к нему, она внимательно оглядела его. Затем улыбнулась:

— Отлично. Вы выглядите значительно лучше. Отдохнувшим и менее напряженным.

— Я и чувствую себя превосходно. Но прежде всего я хотел бы извиниться. Я был груб с вами и вел себя, как вздорный мальчишка.

— Скорее, как упрямый.

— Возможно. Согласен, как упрямый.

— Ну, что ж, будем считать, что все осталось в прошлом. — Эйбра взяла бокал вина и подняла его. — Я сама открыла бутылку, надеюсь, вы не против.

— Нет, конечно. Во-вторых, большое вам спасибо. Я сказал, что чувствую себя превосходно, но я не пояснил, что уже не помню, когда в последний раз мне было так хорошо.

Выражение лица Эйбры смягчилось. Жалость могла бы заставить его вновь закрыться, но сочувствие вызвало принципиально иную реакцию.

— Да, Эли, жизнь на самом деле может быть чудесной. Допейте воду, чтобы восполнить недостаток жидкости и чтобы очистить организм от токсинов. Завтра, скорее всего, у вас будут болеть мышцы. Я, что называется, довольно глубоко копнула. Хотите бокал вина?

— Да, с удовольствием.

— Ну, тогда сядьте. Постарайтесь насладиться свободой. Вам придется дважды в неделю проходить сеансы массажа, пока мы не справимся с вашим стрессом по-настоящему. Потом можно будет ограничиться еженедельным сеансом или даже одним разом в две недели, если каждую неделю будет слишком часто для вас.

— Мне тяжело с вами спорить, потому что сейчас я нахожусь почти в трансе.

— Ну, и прекрасно. Я напишу время своих визитов у вас на календаре, чтобы вы знали, когда я буду приходить к вам. Посмотрим, как у нас пойдет.

Эли сел, сделал глоток вина. Вкус оказался божественным.

— Кто вы такая?

— О, это очень долгая история. Когда-нибудь я вам обязательно расскажу, если мы, конечно, подружимся.

— Вы стирали мое нижнее белье и делали мне голому массаж и все-таки полагаете, что мы еще недостаточно подружились?

— Это всего лишь моя работа.

— Вы готовите еду для меня. — Он кивком указал на плиту. — Кстати, что это там?

— Где?

— На плите.

— На плите очень хороший и очень питательный суп: овощи, бобовые, ветчина. Не слишком острый, я ведь пока не знаю вашего вкуса. А вот это… — Она повернулась, открыла духовку. Оттуда дохнуло приятным насыщенным ароматом, от чего у Эли чуть не потекли слюнки. — Мясной пирог.

— Вы приготовили мясной пирог?

— С картошкой, морковью и зелеными бобами. Очень мужская еда. Вас не было два часа. Должна же я была как-то развлекаться.

— Два… два часа?

Она рассеянно махнула на часы, расставляя тарелки на столе.

— Вы меня пригласите к обеду?

— Да, конечно. — Эли уставился на часы, затем снова перевел взгляд на Эйбру. — Вы же приготовили мне мясной пирог.

— Эстер составила для меня список. Мясной пирог был в первой тройке ваших предпочтений. Кроме того, мне показалось, что немного мяса вам в вашем состоянии не помешает. — Она начала выкладывать еду на тарелки. — И вот еще что. Заранее хочу предупредить вас, что не допущу никакого кетчупа.

— Слушаю и повинуюсь.

— И еще одно условие. — Она застыла с тарелкой на определенном расстоянии от стола.

— Если оно не является нарушением закона, то могу вам гарантировать, что приму его в обмен на мясной пирог.

— Нам разрешается беседовать о книгах, фильмах, искусстве, моде, увлечениях и о каких угодно абстрактных вещах. Но ничего личного. По крайней мере, не сегодня вечером.

— Договорились.

— Ну, тогда приступим.

Глава 5

В церковном подвале медленно подходил к концу последний этап проводимого Эйброй занятия — релаксация. На сегодняшнем занятии у нее присутствовало двенадцать учеников — почти рекорд сезона и времени дня.

Такое число учеников повышало ее самооценку и приносило неплохой доход.

Разговор завязался, когда ее ученицы-женщины и двое мужчин встали на ноги и начали скатывать коврики свои или те, которые она держала в запасе для тех рассеянных.

— У вас сегодня все прекрасно получалось, Генри.

Шестидесятишестилетний ветеринар на пенсии гордо улыбнулся ей в ответ:

— Очень скоро я буду держать эту лунную позу дольше трех секунд.

— Главное для вас — сохранять правильный ритм дыхания.

Эйбра вспомнила, как жена Генри в первый раз притащила его на занятия, негодующего и сопротивляющегося изо всех сил. Тогда пенсионер, как ни старался, не мог достать руками до пальцев ног.

— Не забудьте! — крикнула Эйбра ему на прощание. — В четверг очередной выпуск кулинарного сериала "Восток встречается с Западом".

Эйбра скатывала свой собственный коврик, когда к ней подошла Морин.

— Мне это понадобится. И серьезное упражнение, наверное. Я испекла пирожные для вечеринки группы Лайама. И уже съела два из них.

— И что это за пирожные?

— Двойной шоколад и сливочный крем, желе и кокосовая стружка.

— А где мое?

Морин рассмеялась и похлопала себя по животу:

— Вот здесь. Я его уже съела. Мне нужно вернуться домой, быстренько принять душ, переодеться и принести пирожные. Может быть, мне удастся уговорить тебя совершить со мной небольшую пробежку, чтобы сжечь этот самый двойной шоколад. У детей игровое мероприятие после школы, а мне нужно заняться кое-какой работой с бумагами. В общем, ни малейшей возможности подвигаться.

— Давай чуть позже, после трех. Сегодня еще у меня масса работы.

— В доме Эли?

— Нет, он у меня в расписании на завтра.

— Там все в порядке?

— Прошла только пара недель, но, в общем, все в норме. Встречаясь со мной, он больше не смотрит на меня каждый раз так, как будто хочет спросить: "Что, черт возьми, она здесь делает?" Теперь такое происходит примерно через раз. Когда я прихожу к нему днем, он обычно сидит взаперти в своем кабинете и пишет, а когда я поднимаюсь наверх, чтобы там прибраться, он убегает из дому на прогулку. Но он ест все то, что я ему оставляю, и уже не выглядит таким истощенным, как раньше.

Эйбра запихнула свой собственный коврик в сумку.

— И тем не менее, когда я делаю ему массаж, — а я уже провела четыре сеанса, — то каждый раз как будто начинаю заново. Его мышцы до предела забиты, но он мужественно высиживает за компьютером по нескольку часов в день.

— Ты расколешь и этот орешек, Эйбра. Я абсолютно уверена.

— Сейчас это для меня главная задача. — Эйбра натянула на себя толстовку с капюшоном и застегнула "молнию". — Но в данный момент мне нужно отнести новые украшения в магазин "Потаенные сокровища", поэтому пожелай мне ни пуха ни пера, а потом я должна выполнить кое-какие поручения Марсии Фрост. У ее мальчика никак не проходит грипп, и она не может надолго отлучаться из дома. На два часа у меня назначен массаж, а вот сразу после этого я могла бы с тобой пробежаться.

— Если я смогу выбраться, я тебе пришлю эсэмэску.

— Ну, что ж, тогда до скорого.

Пока участники занятия тянулись к выходу, Эйбра упаковала коврики и сунула в сумку айпод. Когда она натягивала на толстовку куртку, по лестнице спустился и шагнул к ней какой-то человек.

Он был ей явно не знаком, но Эйбра сразу решила, что у него приятное, располагающее лицо. Мешки под глазами, из-за которых он выглядел усталым, густая грива каштановых волос, небольшой животик, который не портил бы так внешность незнакомца, если бы тот не сутулился.

— Я чем-то могу быть вам полезна?

— Надеюсь, что сможете. Вы Эйбра Уолш?

— Да.

— А я Кирби Дункан. — Он протянул руку для рукопожатия, а за ней последовала визитная карточка. — Частный детектив.

Эйбра почувствовала, как между ней и этим человеком вырастает психологический барьер.

— Я здесь выполняю поручение одного клиента из-под Бостона. Надеюсь, вы не откажетесь ответить мне на несколько вопросов. Мне было бы приятно угостить вас чашечкой кофе, если вы уделите мне несколько минут.

— Свою сегодняшнюю порцию кофе я уже выпила.

— Я вам завидую. Никогда не мог уложиться ни в какие нормы. Если бы вы только знали, сколько кофе я выпиваю за день. Уверен, что в кафе на вашей улице подают не только кофе, но и чай или что-то еще.

— У меня дела, мистер Дункан, — ответила ему Эйбра, натягивая ботинки. — О чем вы хотите меня расспросить?

— Меня проинформировали, что вы работаете на Эли Лэндона.

— Проинформировали?

Выражение лица частного детектива оставалось столь же приветливым, как и в начале их разговора.

— Это ведь не секрет, не так ли?

— Нет, не секрет, но вас это не касается.

— Меня касается все, что имеет отношение к собираемой мною информации. Вам должно быть известно, что Эли Лэндона подозревают в убийстве собственной жены.

— Я полагаю, вы не совсем точны в своих формулировках, — заметила Эйбра, натягивая шапку. — Точнее было бы сформулировать так: после года следствия полиции не удалось добыть никаких доказательств того, что Эли Лэндон имеет какое-либо отношение к убийству собственной жены.

— Не секрет, в наше время большинство прокуроров не склонны брать дела, не обещающие им легкого успеха. Но это вовсе не означает, что доказательств совсем нет. И моя работа состоит в том, чтобы собрать побольше информации. Позвольте, я вам помогу.

— Нет, спасибо, я привыкла носить свои вещи сама. На кого же вы работаете?

— Я уже сказал, у меня есть клиент.

— Но у вашего клиента должно быть имя.

— Скажу вам сразу, я не имею права разглашать подобные сведения.

— Понятно. — Эйбра мило улыбнулась ему и направилась к лестнице. — У меня, к сожалению, нет никакой информации, которую я могла бы разгласить.

— Если Лэндон невиновен, значит, ему нечего скрывать.

Эйбра остановилась и взглянула Дункану прямо в глаза.

— В самом деле? Я сомневаюсь, что вы до такой степени наивны, мистер Дункан. По крайней мере, я — нет.

— У меня есть право оплачивать любую полученную информацию, — намекнул сыщик, когда они стали подниматься по лестнице, которая вела в церковь.

— У вас есть право оплачивать слухи и сплетни? Нет, благодарю вас. Когда я сплетничаю, я делаю это бескорыстно.

Она вышла на улицу и повернула к стоянке, где находился ее автомобиль.

— У вас близкие отношения с Лэндоном? — крикнул ей вслед Дункан.

Эйбра ощутила, как непроизвольно сжались челюсти, и про себя выругалась. Легкость и приподнятое настроение, вызванные йогой, полностью испарились. Она бросила коврики и сумку в багажник и открыла дверцу. Перед тем как сесть в машину, она вместо ответа повернулась к детективу, подняла средний палец, захлопнула дверцу, повернула ключ зажигания и поехала.


Негодование от этой встречи не покидало Эйбру, что бы она ни делала, какой бы работой ни занималась. Она решила было отменить сеанс массажа, но не смогла подыскать вразумительного предлога. И потом, какое она имеет право наказывать ни в чем не повинного клиента? Только потому, что какой-то бесцеремонный бостонский детектив попытался нахально влезть в ее личную жизнь? А груба она была с ним только потому, что ему удалось сразу же нащупать ее уязвимое место. На самом деле влезал он не в ее жизнь, а в жизнь Эли. Как бы то ни было, подобное поведение, с точки зрения Эйбры, было вызывающе наглым и недостойным.

Уж она-то таких типов на своем веку повидала!

Когда ей пришла эсэмэска от Морин по поводу пробежки, она была уже готова отказаться от их затеи. Но потом подумала, что занятие спортом и общество подруги как раз то, что ей сейчас нужно.

Эйбра переоделась, наглухо застегнула толстовку, натянула вязаную шапочку и перчатки без пальцев и встретилась с подругой на ступеньках лестницы, ведущей на пляж.

— Ох, спасибо тебе. Мне это жизненно необходимо, — заметила Морин, подбегая к ней. — Восемнадцать воспитательниц детских садов, которые обожают сладкое. Все американские педагоги заслуживают удвоения зарплаты и букета роз в конце каждой безумной рабочей недели. И бутылки "Золотого виски Лэндонов", конечно.

— Я так понимаю, пирожные имели успех.

— На них налетели, как саранча, — ответила Морин, когда они шли к берегу. — Ни одной крошечки не осталось. У тебя все в порядке?

— А что?

— У тебя вот здесь появилась маленькая складочка. — Морин постучала пальцем у себя между бровей.

— Черт! — Эйбра инстинктивно потерла указанное место. — У меня здесь скоро появятся настоящие морщины. Целые траншеи.

— Нет, конечно, нет. У тебя просто иногда появляется такая складочка, когда ты очень расстроена или злишься. И что же на сей раз, ты расстроена или разозлилась?

— Наверное, то и другое одновременно.

Они начали легкую пробежку по берегу: пенящийся океан с одной стороны и песок с сугробами снега — с другой.

Хорошо зная характер подруги, Морин решила не любопытничать.

— Ты заметила того парня, который вошел, когда ты выходила с занятий? Примерно среднего роста, каштановые волосы, приятное лицо, небольшой животик?

— Не помню… возможно. Да, кажется, он придержал дверь передо мной. А что такое? Что случилось?

— Он спустился вниз, в зал.

— Все-таки, что случилось? — Морин резко остановилась. Но, поняв, что Эйбра не собирается следовать ее примеру, бросилась за ней вдогонку. — Дорогая, он что, оскорбил тебя, попытался?… Он в самом деле…

— Нет. Ничего такого. Мы же в Виски Бич, а не в ирландском квартале Бостона.

— И все-таки. Черт! Мне не следовало оставлять тебя там одну. Но у меня вся голова была занята этими дурацкими пирожными.

— Нет, ничего в таком роде там не случилось. И, помимо всего прочего, кто из нас преподаватель на курсах самозащиты для женщин, ты или я?

— Ну, ты, конечно. Что совсем не означает, что твоя лучшая подруга может бросить тебя в беде.

— Нет, все гораздо сложнее. Он частный детектив из Бостона. Ну, давай, догоняй, побежали, — сказала Эйбра, заметив, что Морин снова остановилась. — Не отставай. Мне нужно хорошенько выбегаться, чтоб избавиться от последствий разговора с ним.

— А что ему было надо? Ведь тот подонок все еще в тюрьме?

— Да. Его интересовала не я. Он спрашивал об Эли.

— Эли? Ты говоришь, что это был частный детектив, не полицейский. Чего же он хотел?

— Он заявил, что ему нужна информация. Хотел выудить из меня какие-нибудь сплетни и слухи об Эли. Всякую грязь, за которую готов был заплатить. Ему нужен был шпион в доме у Эли, — процедила она сквозь зубы. — Кто-то такой, кто будет следить за Эли и передавать все, что он делает и что говорит. Хотя я плохо представляю, как бы такой соглядатай выполнял свои функции, ведь Эли ничего особенного не делает и почти ничего мне не рассказывает. И когда я потребовала, чтобы ищейка убрался прочь, тот спросил, нет ли у меня каких-либо отношений с Эли. И это прозвучало так, словно он подозревает, не трахаемся ли мы с Эли, как кролики. В общем, мне этот разговор страшно не понравился. Такой скользкий тип! Ну и, конечно, неудивительно, что теперь у меня на лице залегли глубокие морщины.

От бега и эмоций лицо Морин порозовело. Ее слегка охрипший голос тем не менее прозвучал громко, перекрывая грохот волн:

— Это не его собачье дело, даже если бы вы трахались, как кролики. Жены Эли уже год как нет на этом свете, да и накануне ее смерти они готовились к разводу. Кроме того, у них против него практически ничего нет, за исключением нескольких косвенных улик. Копы ничего не могут доказать, поэтому теперь они начали просто копаться в грязи.

— Не думаю, чтобы в полиции стали бы нанимать частных детективов.

— Да, пожалуй. И кто же, по-твоему, оплачивает его услуги?

— Не знаю. — По мере того как разогревались мышцы, а холодный воздух освежал лицо, настроение Эйбры выравнивалось. — Может быть, страховая компания? Возможно, жизнь его жены была застрахована, и они не хотят платить. Правда, детектив уточнил, что его нанял какой-то конкретный клиент. Но он не пожелал сообщить мне его имя. Возможно, адвокаты страховой компании или… ну, я не знаю, семьи его покойной жены, которая никак не может оставить зятя в покое и постоянно обливает грязью в прессе.

— Понятия не имею. Давай я спрошу Майка.

— Майка? Почему именно Майка?

— Он постоянно сотрудничает с адвокатами и их клиентами.

— С адвокатами, работающими с недвижимостью, и с их клиентами, — уточнила Эйбра.

— Послушай, адвокат всегда адвокат, а клиент всегда клиент. Он может что-нибудь подсказать. По крайней мере, сам он никому не разболтает.

— Не думаю, что это последнее имеет такое уж значение. Если тот парень выследил меня, кто знает, с кем еще он уже успел переговорить. Снова заваривается мерзкая каша.

— Бедный Эли.

— Ты ведь тоже никогда не верила, что он совершил убийство?

— Никогда.

— А почему ты ему веришь, Морин?

— Ну, насколько тебе известно, я получила свой диплом детектива благодаря телевизору. И я просто не могу поверить, чтобы человек, никогда не проявлявший агрессивного поведения, вдруг взял и вот так сразу размозжил голову своей жене каминной кочергой. Да, конечно, она ему изменяла, и это могло вывести его из себя. Когда они разводились, она вела себя отвратительно. Иногда мне самой хочется размозжить голову Майку кочергой.

— Ты шутишь!

— Ну, не в буквальном смысле, конечно. Но суть в том, что я в самом деле очень люблю Майка. И мне кажется, что для того, чтобы у вас возникло желание вышибить кому-то мозги, вы должны по-настоящему любить или ненавидеть этого человека. Ну, конечно, речь не идет о чем-то чрезвычайно серьезном, вроде психических заболеваний, денег, страха или мести. В общем, ты понимаешь.

— И кто же, по-твоему, совершил преступление?

— Если бы я это знала и могла доказать, меня бы из простого детектива произвели в лейтенанты. Или в капитаны. А мне очень хочется носить капитанские погоны.

— Ты уже и так капитан. Капитан прекрасного корабля под названием "О'Малли".

— Совершенно верно. Можно стать капитаном полицейского управления телезрителей, отвечающим за оправдание Эли Лэндона.

Эйбра ничего не ответила, и Морин схватила ее за руку:

— Это все шутки. Даже и не думай ввязываться в такие дела. Все само собой выяснится, Эйбра. Эли сам во всем разберется.

— Но что я могу сделать?

Смысл и тон вопроса свидетельствовали о том, что спокойно принять совет Морин она не собиралась.

Когда они повернули обратно, Эйбра поняла, что поступила правильно, отправившись на пробежку. У нее появилось время поразмышлять, рассеять дурное настроение, обдумать дальнейшие действия. Ей очень не хватало движения в долгие зимние месяцы, не хватало звука собственных шагов по песку и запаха морского воздуха.

Она не принадлежала к числу тех, кому не терпится, чтобы время бежало поскорее, но она всегда тосковала по весне и лету.

Будет ли Эли все еще в Блафф-Хаусе, подумала Эйбра, когда на улице снова станет тепло и деревья зазеленеют? Развеет ли легкий весенний бриз призраки, которые его преследуют?

Может быть, помочь ему бороться, выдворить призраки за дверь. Она обязательно поразмыслит над этим.

И тут она увидела его. Эли стоял у самой кромки воды, засунув руки в карманы и всматриваясь в далекий горизонт.

— Вот и Эли.

— Что? Где? О черт!

— А в чем проблема?

— Знаешь, мне не хотелось бы столкнуться с ним в первый раз после стольких лет такой потной, раскрасневшейся и запыхавшейся. Женщина всегда сохраняет в своем воображении некий идеальный образ случайной встречи со своим первым возлюбленным. И почему именно сегодня мне пришло в голову надеть свои самые старые спортивные брюки? В них мои ноги смотрятся как бревна.

— Не говори ерунды, Морин. Я бы никогда не позволила тебе надеть брюки, которые тебя полнят. Подобными словами ты меня оскорбляешь как свою подругу.

— Ты права. Я не должна была так говорить. Это с моей стороны недостойно и эгоистично. Извини.

— Извинение принято! Но впредь следи за своими словами… А, Эли!

— Черт! — пробормотала Морин, заметив, что он повернулся в их сторону. Почему она, по крайней мере, не сунула в карман губную помаду?

Эйбра подняла руку. Она не видела его глаз, так как на нем были солнечные очки. Но на сей раз он не отделался простым приветственным взмахом руки и не ушел. Он дождался их, и для Эйбры это был добрый знак.

— Привет! — Она остановилась, положила руки на бедра, отвела ногу назад и потянулась. — Если бы мы встретились раньше, я бы попыталась уговорить вас присоединиться к нашей пробежке.

— Последнее время мне больше нравится ходьба.

Он отвернулся от них и снял очки, затем снова повернулся к ним.

Впервые Эйбра увидела, что он улыбнулся теплой, почти радостной улыбкой, когда его взгляд упал на лицо Морин.

— Морин Бэннион, неужели это ты?

— Да, это я. — Смущенно хохотнув, она подняла руку, чтобы поправить волосы, забыв, что на ней лыжная шапочка. — Привет, Эли.

— Морин Бэннион, — повторил он. — Нет, извини, теперь наверное зовут не так… Как же?

— О'Малли.

— Верно. В последний раз, когда мы виделись, ты была…

— Беременна и с огромным животом.

— Ты выглядишь превосходно.

— Я выгляжу потной и усталой, но все равно спасибо. Мне очень приятно было с тобой встретиться, Эли.

И когда Морин подошла к нему и заключила его в крепкие дружеские объятия, Эйбра подумала, вот почему я с первого взгляда к ней привязалась — раз и навсегда. Такая удивительно простая и естественная открытость, доброе сердце, способность понять и посочувствовать любому.

Она заметила, что Эли закрыл глаза. Может быть, подумала Эйбра, он вспоминает ту ночь под пирсом Виски Бич, когда все было так просто и невинно.

— Я ждала, пока ты устроишься, — сказала Морин. Но, кажется, уже пора пригласить тебя к обеду, познакомить с Майком, с детьми.

— О да…

— Мы живем в "Морском бризе", рядом с домом Эйбры. Совсем недалеко. Как Эстер?

— Лучше. Намного лучше.

— Передай ей, что нам очень ее не хватает на занятиях йогой. Ну, а теперь мне нужно бежать — ха, ха! — забирать детишек. Добро пожаловать в Виски Бич, Эли. Мы тебе здесь всегда рады. И как хорошо, что ты снова живешь в Блафф-Хаусе!

— Спасибо.

— Встретимся и поболтаем, Эйбра. Кстати, мы с Майком планируем в пятницу вечером устроить вечеринку в местном пабе. Уговори Эли прийти.

И помахав им рукой, она убежала.

— Я и не предполагал, что вы знакомы, — начал Эли.

— Верные друзья навеки.

— Угу…

— Такое бывает не только в детстве. Настоящие друзья в любом возрасте делятся друг с другом всем.

Он хотел было кивнуть, но тут Эйбра заметила, что ее слова, видимо, задели его за живое.

— О да… — Он снова закрыл глаза очками. — Гм.

Рассмеявшись, она игриво толкнула его:

— По крайней мере, всеми захватывающими сексуальными подростковыми секретами.

— Может быть, мне не стоит встречаться с ее мужем.

— С Майком? Ну, что вы! Кроме того, что Майк занимает одну из самых верхних позиций в моем личном списке очаровательных мужчин, он еще и очень добрый и порядочный человек. И прекрасный отец. Он вам понравится. Обязательно сходите в паб в пятницу вечером.

— Я не знаю, что это за паб.

— Раньше он назывался по-другому. "Кузнечики".

— Да-да, конечно, вспомнил.

— Как мне говорили, еще до того, как я сюда приехала, это заведение почти разорилось. Но в последние три года появились новые владельцы, новое название. Там очень мило. Весело. Хорошие напитки, замечательные люди и каждую пятницу и субботу живая музыка.

— Откровенно говоря, мне не очень хочется толкаться у стойки с чужими людьми.

— Но только общение поможет вам понизить уровень стресса. Вы ведь только что радовались.

— Что?

— Вы улыбнулись, когда узнали Морин. По-настоящему улыбнулись. Вы светились, когда встретились с ней, и не смогли скрыть свою радость. Давайте пройдемся.

Эйбра махнула рукой в сторону своего дома. И чтобы не дать ему возможности отказаться, она взяла его за руку и пошла по берегу.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовалась она. — Со времени последнего сеанса массажа.

— Хорошо. Вы были правы, мне всегда немного хуже на следующий день после массажа, но потом все проходит.

— По-настоящему вы ощутите пользу от массажа, только когда нам удастся наконец развязать ваши стянутые в узлы мышцы и сформировать навык расслабляться. Мне нужно показать вам несколько приемов йоги.

Глаза Эли были скрыты от нее под очками, но язык его тела стал ей предельно ясен — он выражал крайнюю настороженность и недоверие.

— Не думаю.

— Йога ведь не только для девушек.

Она тяжело вздохнула.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

— Меня терзает одна мысль. Я не знаю, должна или не должна вам кое-что сказать. Мне думается, что вы имеете право это знать, даже если информация, которую я вам сообщу, вас расстроит.

— И что же должно меня расстроить?

— После утреннего занятия ко мне в класс зашел человек, пожелавший побеседовать со мной. Частный детектив. Зовут его Кирби Дункан, из Бостона. Он заявил, что у него там клиент, а здесь он выполняет его задание. И он собирался расспросить меня о вас.

— Ну и ладно.

— Ладно? Нет, как раз наоборот. Он вел себя нагло и сказал, что заплатит мне за информацию, что я восприняла как оскорбление. Это же откровенное вмешательство в личную жизнь, а это непозволительно. Вторгаются в вашу личную жизнь. Вы должны…

— Сообщить в полицию? Для меня полиция — пройденный этап. Нанять адвоката? Но у меня таковой уже имеется.

— Это несправедливо. Целый год вас травила прессе и преследовала полиция. И теперь они или кто-то еще, спрятавшись за спинами адвокатов и детективов, продолжают вас тиранить. Должен же существовать способ их остановить.

— Нет законов, запрещающих людям задавать вопросы. Агенты ведь не прячутся. Они хотят, чтобы я знал, кто платит за вопросы и за ответы.

— И кто же? Только не говорите мне, что это не мое дело, — резко предупредила его Эйбра на тот случай, если у него вдруг возникнет такая мысль. — Тот болван пытался заговорить со мной. Намекнул, что я отказываюсь отвечать на его вопросы потому, что у нас с вами какие-то недвусмысленные отношения, что в переводе на простой язык означает, будто я с вами сплю.

— Извините.

— Нет. — Эйбра почувствовала, что он пытается освободить руку, и крепко сжала ее. — Это не ваша вина. Но даже если бы у нас и завязались близкие отношения, те, на которые он намекал, что из этого? Его они не касаются. Мы взрослые люди, мы одиноки. И нет абсолютно ничего дурного, ничего аморального, ничего из ряда вон выходящего в том, что вы решили перейти на новый этап в своей жизни. Ваша супружеская жизнь закончилась еще до того, как погибла ваша жена. Почему у вас не может быть интимных отношений с кем угодно, включая и меня?

Эли загляделся: когда она злится, ее глаза начинают отсвечивать каким-то особым ярко-зеленым блеском. Но только когда она по-настоящему теряет контроль над собой.

— Создается впечатление, что вас это расстраивает больше, чем меня.

— А вы-то почему спокойны? — воскликнула она. — Почему вас это не возмущает?

— Я слишком много времени и сил потратил на злость и возмущение. Без какого-либо реального результата.

— Но это же наглость с их стороны и… и… элементарная мстительность. И какой смысл, если… И тут она мгновенно все поняла. — Ее семья, правильно? Родители вашей жены. Они не могут простить.

— А вы смогли бы?

— Перестаньте демонстрировать свою рациональность. — Эйбра отошла в сторону и зашагала прямо к пенистой кромке воды. — Думаю, что, если бы Линдси была моей сестрой, матерью или дочерью, я бы постаралась найти преступника.

Она резко повернулась лицом к Эли и взглянула прямо ему в глаза.

— Неужели, по-вашему, то, что они делают: нанимают детектива, отправляют его сюда, заставляют задавать вопросы всем подряд, — это способ отыскать настоящего убийцу?

— Я согласен, их поведение не слишком логично. — Он пожал плечами. — Они выбрали ложный след и вряд ли чего-нибудь добьются, но они ведь уверены, что Линдси убил я. Просто представить себе не могут, что такое зверское преступление мог совершить кто-то другой.

— С их стороны это очень близорукий и неразумный подход. Ведь вы же не были единственным мужчиной в ее жизни, а на момент гибели не были даже самым важным в ее жизни. У нее был любовник, работа, друзья. Она состояла в различных комиссиях, у нее были родственники, наконец.

Эйбра замолчала, заметив, как хмуро смотрит на нее Эли.

— Я же вам говорила, что внимательно следила за вашим делом и слушала рассказы Эстер. Иногда ей было легче обсудить ситуацию со мной, чем с вами и с членами вашей семьи. Я к ней очень хорошо относилась, но при этом не была родственницей. Она могла излить мне накопившиеся переживания и мысли.

Мгновение он молчал, затем кивнул и заметил:

— Должно быть, ей очень помогало ваше присутствие.

— Думаю, что да. И я знаю, что Эстер не любила очень Линдси. Однако она пыталась тепло принимать ее у себя в доме.

— Мне все это прекрасно известно.

— И вряд ли Эстер была единственной, кто испытывал к Линдси противоречивые чувства. Поэтому, как и у большинства людей, у Линдси были враги или, по крайней мере, люди, которые ее не жаловали, завидовали ей, имели на нее зуб за что-то.

— Никто из них не состоял с ней в законном браке и не устраивал с ней публичного скандала в день ее гибели.

— Мне остается только надеяться, что вы защищали себя, не следуя той логике, по которой строите сейчас разговор со мной.

Эли едва заметно улыбнулся:

— Тогда я выглядел бы полным идиотом в глазах своего адвоката. Поэтому конечно нет. Но все, что я здесь говорил, вполне основательные доводы. Добавьте к этому еще и список того, в чем, помимо гибели дочери, обвиняли меня ее родственники. Я поставил свои потребности и амбиции выше ее и тем самым сделал ее несчастной, поэтому она вынуждена была искать компенсации на стороне. Она жаловалась им на то, что я практически не обращаю на нее внимания. Линдси подозревала, что у меня появились любовницы. Кроме того, я внезапно охладел к ней и постоянно осыпаю ее оскорблениями.

— Но ведь им не удалось отыскать никаких доказательств ваших измен, даже в ходе тщательного полицейского расследования. И доказательств того, что вы были с ней по-настоящему грубы и жестоки, тоже нет.

— В ходе нашей последней публичной стычки я был довольно груб.

— Насколько я поняла из прочитанных мною статей, оскорбления были взаимны — вы друг другу не уступали. Ладно, потребность семьи поддерживать ее, оправдывать, как-то успокоить свою совесть — все это объяснимо. Но загонять вас в угол при помощи частного детектива, отправлять его сюда? Ведь здесь, в Виски Бич, ничего нет. Вы много лет отсутствовали. Что он может найти в наших краях?

Да, в самом деле, подумал Эли, возможность излить Эйбре свои мысли очень помогла его бабушке. И несмотря на собственное нежелание возвращаться к старому, он понимал, что разговор с ней на эту тему снял груз с его души.

— Думаю, единственное, к чему они сейчас стремятся, — поставить меня в известность, что мне не дадут жить спокойно. Они постоянно будут грозить мне повторным открытием дела о непредумышленном убийстве.

— О, Эли.

— Они будут использовать любые средства и пути для достижения своей цели.

— Но почему они не преследуют любовника Линдси или других ее знакомых, которые были с ней связаны последнее время?

— У ее любовника надежное алиби. У меня такого нет.

— Кто ему обеспечил прикрытие?

— В момент гибели Линдси он был дома с женой.

— Я все это читала и слышала, но ведь его жена могла солгать.

— Конечно, но зачем? Оскорбленная, униженная супруга, обозленная известием полиции о том, что ее муж состоял в связи с женщиной, которую они оба очень хорошо знали. Она тем не менее признается, хоть и неохотно, что в день убийства Линдси с шести вечера он находился дома. Их версии событий того дня, воспоминания о том, что они делали и когда, полностью совпадают. Джастин Зюскинд не убивал Линдси.

— Но и вы ведь ее тоже не трогали.

— С точки зрения математической вероятности, я остаюсь более вероятным убийцей, чем он.

— Какой шикарный вывод! И на чьей же вы стороне после подобных заявлений?

Эли снова едва заметно улыбнулся:

— На своей собственной. Я знаю, что не убивал ее, но я также абсолютно уверен, что, с их точки зрения, все указывает на меня.

— Но если они продолжают воздействовать на вас, ответьте им тем же. Вы ведь сможете?

— Я уже практически исчерпал все свои ресурсы.

— Они наняли частного детектива, наймите и вы.

— Уже нанимал, но он не нашел ничего существенно.

— Значит, просто все бросить? Опустить руки? Найдите другого, сделайте еще одну попытку.

— Вы говорите почти как мой адвокат.

— Ну, и прекрасно. Послушайтесь своего адвоката, нельзя же просто вот так все принять и смириться. По поему личному опыту знаю, что нужно бороться, — добавила Эйбра. — Это часть моей длинной истории, которую я вам как-нибудь расскажу. В данный момент из-за вашей покорной позиции вы выглядите подавленным, слабым и трусливым. Вы самому себе представляетесь жертвой. Человек становится жертвой, только когда сам позволяет этому произойти.

— Неужели кто-то когда-то причинил вам сильную боль?

— Да. И слишком долго я вела себя примерно так же, как вы. Я смиренно принимала свой жребий. Вам нужно бороться, Эли. — Она положила руки ему на плечи. — Поверят они в вашу невиновность или нет, но им нужно показать, что вы не мальчик для битья. И вы сами тоже должны это осознать.

Движимая каким-то безотчетным импульсом, она встала на цыпочки и коснулась губами его лица.

— Идите же позвоните своему адвокату, — приказала она и направилась к лестнице, чтобы уйти с пляжа.

Наверху, на длинном береговом выступе, вдававшемся в океан, стоял Кирби Дункан и снимал их фотоаппаратом с длиннофокусным объективом. Он сразу же понял, что между Лэндоном и длинноногой брюнеткой что-то есть. Не бог весть что, конечно, но ведь его работа состояла в том, чтобы по крупицам собирать материал на Лэндона, задавать вопросы и вообще всячески портить ему жизнь.

Глава 6

Когда Эйбра пришла в Блафф-Хаус, чтобы в очередной раз прибраться, ее встретил сильный аромат кофе. Она окинула взглядом кухню — Эли содержал ее в идеальной чистоте, — затем, обнаружив, что он не составил список необходимых покупок, занялась этим сама.

Когда вошел Эли, она стояла на табуретке и протирала кухонные шкафчики и полки.

— Доброе утро. — Она улыбнулась ему через плечо своей обычной приветливой улыбкой. — Давно встали?

— Да. Мне хотелось поработать. — Особенно после того, как проклятый сон разбудил его перед самым рассветом. — Сегодня мне нужно съездить в Бостон.

— Неужели?

— Я встречаюсь там со своим адвокатом.

— Отлично. Вы поели?

— Да, мамочка.

Никак не отреагировав на его иронию, Эйбра продолжала уборку.

— Вы повидаете семью?

— Да, по крайней мере, я собираюсь им позвонить. Точно не знаю, когда вернусь. Возможно, мне придется остаться там на ночь.

— Никаких проблем. Сеанс массажа можно перенести.

— Я оставлю вам деньги. Столько же, сколько прошлый раз?

— Да. Если потребуется, мы подкорректируем сумму следующей неделе. Так как вы не будете работать в кабинете, то я там немного приберусь. Обещаю ничего не трогать на вашем столе.

— Хорошо.

Он продолжал стоять на месте, не сводя с нее глаз. На ней сегодня была обычная черная футболка — для нее слишком строгая, — удобные черные брюки и красные кроссовки. В ушах покачивались цепочки с маленькими красными шариками. Кроме того, Эли заметил блюдо на кухонной полке, в котором лежали несколько серебряных колец. Наверное, она сняла их, чтобы на них не попали чистящие жидкости.

— Вы были правы, — произнес он после паузы.

— Приятно это слышать. — Она спустилась с табуретки и повернулась к нему. И в чем же на этот раз?

— В том, что нужно бороться, уметь давать сдачи. Я действительно все удары судьбы принимал безропотно. На то у меня были свои причины, но такая тактика не сработала. И теперь я понял, что мне нужно вооружаться.

— Вы приняли правильное решение. Нельзя никому позволять нагло влезать в твою личную жизнь. А ведь именно этим и занимается семья Линдси. Ничего у них не выйдет.

— Почему?

— У них же практически нет фактов и доказательств, во всяком случае, с юридической точки зрения. По крайней мере, я ничего такого не вижу. Мне в жизни приходилось сталкиваться с самыми разными адвокатскими вывертами.

Эли негромко рассмеялся.

— То есть вы почти квалифицированный юрист.

Польщенная его реакцией, она кивнула:

— Могла бы себе на жизнь и этим зарабатывать. Адвокаты ведь, как правило, забивают голову клиентам всякого рода судебной риторикой и оглушают их немыслимыми синтаксическими конструкциями, чтобы выудить побольше денег.

— Довольно специфическое суждение.

— Но вполне рациональное. Они, наверное, думают, что если продолжат затягивать это дело и покусывать вас то с одной, то с другой стороны, то, возможно, им удастся получить какие-то новые улики против вас. Или, по меньшей мере, они смогут помотать вам нервы, завалить вас документами и судебными постановлениями так, что вы в конце концов запросите их о внесудебном соглашении. Что, с их точки зрения, будет доказательством вашей вины. Они жаждут крови и движимы только болью.

— Логично. Наверное, вы действительно могли бы этим неплохо зарабатывать.

— Мне нравится "Хорошая жена".

— Кто это? Или что?

— Телевизионный сериал о молодой женщине-адвокате. На самом деле очень интересное психологическое действо и очень сексуальное. Как бы то ни было, главное — то, что вы наконец-то решились встретиться со своим адвокатом и что вы начали делать хоть какие-то шаги. И сегодня вы выглядите лучше.

— Чем когда?

— Чем раньше. — Положив правую руку на бедро, наклонила голову. — Не хотите надеть галстук?

— Галстук?

— Обычно я не вижу никакого смысла в мужской привычке надевать себе петлю на шею. Но вам все-таки следует надеть галстук. С ним вы будете чувствовать себя сильнее и увереннее. Снова станете самим собой. Кроме того, у вас же там, наверху, их целая коллекция.

— Что-нибудь еще?

— Не стригитесь.

В очередной раз она ошарашила его.

— Не стричься? Почему?

— Мне нравятся ваши волосы. Конечно, у вас не адвокатская прическа, зато писательская. Чуть-чуть привести в порядок, если сочтете нужным, я могла бы с успехом подровнять волосы сама, но…

— Нет, вы не можете.

— Что тут такого сложного? Для подобной стрижки требуются элементарные навыки. Вам не стоит возвращаться к стандартному адвокатскому облику: идеальная стрижка — идеальный костюм — идеальный галстук.

— Надеть галстук, но при этом не стричь волосы?

— Совершенно верно. И купите цветы для Эстер. Сейчас уже можно найти в продаже тюльпаны, они ей напомнят о весне.

— Мне, видимо, следует записать все ваши рекомендации?

Эйбра улыбнулась, обходя кухонный стол:

— Вы не только хорошо выглядите сегодня, вы чувствуете себя лучше. К вам вернулось некое специфическое нахальство, и оно не результат обычной перемены в настроении. — Эйбра смахнула пыль с обшлагов его спортивной куртки. Ну, идите выбирать галстук. И ведите машину осторожно.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Кто вы такая? На самом деле?

— Мы когда-нибудь об этом поговорим. Привет от меня вашим родственникам.

— Хорошо. Увидимся, когда… когда увидимся.

— Я перенесу сеанс массажа и отмечу новое время на вашем календаре.

Она обошла стойку, снова взобралась на табурет и продолжила работу.


Эли последовал ее совету и выбрал галстук. Вряд ли он стал в нем чувствовать себя сильнее или увереннее, но, как ни странно, ощутил, что теперь его внешний облик стал более завершенным. С этой мыслью он достал "дипломат", положил в него нужные папки, новый блокнот, заточенные карандаши, ручку и, немного подумав, добавил к ним еще и диктофон.

Затем надел дорогое пальто, взглянул на свое отражение в зеркале и пробормотал:

— Кто ты такой?

Сейчас он не очень похож на того человека, каким когда-то был, но его нынешний облик отличался и от того, к которому он привык в последнее время. Уже не адвокат, подумал Эли, но еще и не писатель. Не преступник, но и не совсем невиновный.

Все еще пребывающий в преддверии ада, но, возможно, уже готовый к тому, чтобы вырваться на свободу.

Эли оставил деньги для Эйбры на рабочем столе, спустился вниз и вышел из дома под звуки сборника мелодий Брюса Спрингстина [4].

Он сел в машину и неожиданно вспомнил, что садится за руль в первый раз с тех самых пор, как приехал сюда три недели назад.

Ему было приятно вновь управлять машиной. Быть уверенным в себе, совершать активные действия. Эли включил радио и рассмеялся, услышав песню группы "The Boss". Как будто рядом с тобой сидит Эйбра, подумал он, выезжая за пределы Виски Бич.

Он не обратил внимания на автомобиль, который выехал на шоссе сразу же вслед за ним.


Так как день был относительно теплый, Эйбра распахнула все двери и окна, чтобы проветрить главные помещения в доме. Она перестелила постель Эли, подушки и теплое одеяло. Немного подумав, сложила из полотенца фигурку рыбы. Порывшись у себя в сумке, в которой она, по ее же собственным словам, хранила самые необходимые безделушки, извлекла из нее пластиковую трубку и воткнула рыбе в рот.

Как только спальня начала соответствовать ее стандартам чистоты, а первая партия белья закрутилась в стиральной машине, Эйбра обратила внимание на кабинет.

Ей ужасно хотелось порыться у него в столе на тот случай, если он оставил там какие-то заметки, нужные для работы над романом. Но в обязанности домработницы такой контроль за работодателем явно не входил.

И она начала как обычно вытирать пыль, пылесосить, убирать пустые бутылки из-под минеральной воды и заменять их новыми, полными. Написала очередное послание, которое ей продиктовала Эстер, и приклеила его к бутылке. Протерев кожаное кресло, она какое-то время постояла рядом, оценивая сделанную работу.

Неплохо, решила Эйбра. Ветер и солнце практически полностью избавили побережье от снега. Сегодня океан простирался спокойной синей гладью, лишь водоросли еле заметно покачивались на легком ветерке. Некоторое время Эйбра наблюдала за рыбацким судном, тусклым красным пятнышком на насыщенном синем фоне, таким хрупким и беззащитным посреди просторов океана.

Стал ли Виски Бич домом для Эли? — подумала Эйбра. Этот удивительный пейзаж, этот воздух, эти звуки и запахи? Сколько времени потребовалось ей, чтобы по-настоящему освоиться здесь?

Точно вспомнить она не могла. Возможно, ощущение дома пришло, когда к ней в первый раз постучалась Морин с блюдом печенья и бутылкой вина. Или, может быть, когда она прошлась по берегу и впервые ощутила то умиротворение, которое потом берегла и лелеяла.

Как и для Эли, для нее приезд в Виски Бич был бегством. Но у нее в отличие от него был выбор, и она сознательно предпочла Виски Бич.

И правильно сделала.

Рассеянным жестом Эйбра провела пальцем по ребрам с левой стороны и по шраму, который пересекал их по диагонали. Она редко вспоминала о нем теперь, редко думала о том, от чего она тогда убегала.

Но Эли напомнил ей о прошлом, и, возможно, это стало той причиной, по которой она чувствовала себя обязанной помогать ему.

Правда, у нее было и много других причин. И она решила, что может добавить к ним еще одну. Улыбку, осветившую его лицо, когда он увидел Морин.

Вот у меня появилась новая цель, решила Эйбра. Дать Эли Лэндону больше поводов улыбаться.

Но в данный момент она должна сосредоточиться на уборке и положить его белье в стиральную машину.


Едва Эли успел войти в приемную Нила Симпсона и отказаться от кофе, воды и всего остального, предложенного ему одной из трех девушек-ассистенток, как я Нил собственной персоной.

— Привет, Эли. — Нил, в своем дорогом, идеально подогнанном портным костюме, подошел к клиенту пожал ему руку. — Рад тебя видеть. Пройдем ко мне в кабинет.

Упругой походкой атлета он прошел по изысканно оформленному лабиринту коридоров с кабинетами Гарднера, Копека, Райта и Симпсона. Уверенный в себе успешный джентльмен, высоко ценимый повсюду юрист, в свои тридцать девять компаньон одной из крупнейших адвокатских контор города.

Эли доверял ему, потому что не мог иначе. Хотя работали они в разных фирмах и часто соперничали из-за одних тех же клиентов, круг знакомых и друзей у них был примерно один и тот же.

Да, подумал Эли, теперь об этом можно уже говорить в прошедшем времени. Большая часть того, что их роднило, ушло под грубым напором всевозможных СМИ.

Войдя в кабинет с панорамным видом на центр города, Нил проследовал не к своему огромному рабочему столу, а жестом пригласил Эли в уголок, где стояло несколько кожаных кресел.

— Давай начнем с кофе, — предложил Нил, когда его очаровательная ассистентка внесла поднос с двумя огромными чашками с пенящимся капучино. — Спасибо, Розали.

— Пожалуйста. Что-нибудь еще?

— Если понадобится, я дам знать.

Как только за девушкой закрылась дверь, Нил откинулся на спинку кресла, внимательно рассматривая Эли.

— Ты выглядишь значительно лучше.

— Да, мне многие так говорят.

— Как продвигается книга?

— Иногда хорошо, иногда хуже. В целом, вполне сносно.

— Как там твоя бабушка? Выздоравливает?

— Да, выздоравливает. Я собираюсь заехать к ней сегодня. Не стоит этим заниматься, Нил.

Пристальный взгляд карих глаз адвоката обратился на Эли.

— Чем?

— Светской болтовней. Традиционным расслабляющим клиента бессмысленным обменом любезностями.

Нил пригубил кофе.

— Мы были друзьями еще до того, как ты стал моим клиентом, но ты ведь стал им не потому, что мы друзья. Или, по крайней мере, названное соображение не было определяющим. Когда я спросил тебя, почему ты обратился именно ко мне, ты упомянул несколько основательных причин. Среди них было, к примеру, и то, что, по твоему мнению, отношение к юридическим вопросам и к работе адвоката у нас примерно одинаково. Для меня, как и для тебя, важен клиент в целом, а не только тот вопрос, по которому он обращается ко мне. И потому мне нужно знать твое психологическое состояние, Эли. Это поможет мне решить, что я могу посоветовать, а что нет. И до какой степени мне следует уговаривать тебя принять то или иное решение, которое на данный момент мне представляется наиболее рациональным.

— Мое психологическое состояние подобно морскому приливу. В настоящее время оно скорее… агрессивное, нежели оптимистическое. Я устал, Нил, тащить за собой эту цепь с ядром. Достали сожаления по поводу того, что у меня было раньше, хотя я уже точно и не знаю, нужно оно мне сейчас или нет. Устал от ожидания, от того, что не могу совершить какой-то решительный поступок. Возможно, мое нынешнее состояние несколько лучше того, что было месяц назад, когда я в буквальном смысле слова скользил по склону в пропасть. Но ведь если я больше и не скольжу вниз, вперед я все равно не продвигаюсь.

— Я понял тебя.

— Знаешь, я ничего не могу поделать с тем, как родители Линдси, или кто бы то ни был другой, относятся ко мне и что они обо мне думают. По крайней мере, до тех пор, пока истинный убийца Линдси не будет найден, арестован и не предстанет перед судом. Но даже в этом случае, несомненно, останутся те, кто будет думать, что мне удалось ловко выскользнуть из сетей правосудия. Приходится смириться.

Нил еще отхлебнул кофе и кивнул:

— Да, конечно.

Эли неожиданно вскочил с кресла.

— Мне нужно самому знать, — убеждал он, меряя шагами кабинет. — Она была моей женой. И не имеет значения, что мы больше уже не любили друг друга, если вообще между нами когда-нибудь была любовь. Плевать, что она обманывала меня и что я хотел разорвать наш брак и больше никогда ее не видеть. Она была моей женой, мне важно узнать, кто был тот человек, что проник в наш дом и убил ее.

— Мы можем снова обратиться за помощью к Карлсону.

Эли отрицательно покачал головой:

— Нет, я думаю, он сделал все, что мог. Вряд ли от него можно ожидать новых подходов. Мне нужен свежий человек, человек с нестандартным взглядом на это дело, кто начал бы все с самого начала. Я вовсе не говорю, что недоволен работой Карлсона. Его цель состояла в том, чтобы отыскать основания для сомнений в моей виновности. Нынешнее расследование требует нового непредубежденного взгляда. Теперь нужно искать настоящего преступника.

Нил делал в своем блокноте какие-то пометки.

— Значит, вернуться к исходной точке, снова начать расследование и снова рассматривать тебя в качестве одного из подозреваемых?

— Именно. Детектив, которого мы наймем, должен внимательно изучить и мое поведение, не делая никаких скидок. Мне нужна женщина.

Нил улыбнулся:

— Не одному тебе.

Усмехнувшись, Эли снова сел.

— Мне — на протяжении последних восемнадцати месяцев.

— Неудивительно, что ты так дерьмово выглядишь.

— Кажется, кто-то говорил, что я стал выглядеть немного лучше.

— Да, конечно, но только теперь можно по-настоящему понять, в каком тяжелом состоянии ты был. Ты на самом деле хочешь, чтобы твое дело вела женщина-сыщик?

— Мне нужна умная, опытная и ответственная женщина-сыщик. С которой друзья Линдси стали бы общаться с большей готовностью и были бы более открыты, чем с Карлсоном. Как мы, так и полиция пришли одинаковому выводу: Линдси либо сама впустила убийцу в дом, либо он открыл дверь собственным ключом. Дверь цела, никаких следов взлома, ничего не повреждено. И после того как она пришла домой в половине пятого и набрала код для открытия двери, в следующий раз код был набран только мной в половине не седьмого. Убийца напал на нее сзади, значит, она повернулась к нему спиной. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что она его не боялась. Не было никакой борьбы, никаких признаков ограбления, даже инсценированного. Она знала убийцу и не боялась. У Зюскинда есть алиби, но что, если он не был единственным ее любовником, а просто последним?

— Мы копали в этом направлении, — напомнил Нил.

— Значит, надо проверить еще раз, внимательнее, не торопясь, исследовать все возможные боковые ходы. Пусть в полиции тоже не закрывают мое дело и продолжают собирать улики против меня. Ничего страшного, Нил. Я не убивал ее, и они уже исчерпали все свои ресурсы, пытаясь доказать мою вину. Больше я не стремлюсь добиться закрытия этого дела за недоказанностью вины. Теперь я хочу знать истину и окончательно разделаться с преступником.

— Хорошо. Я кое-кому позвоню.

— Спасибо. И, кстати, относительно частных детективов. Кто такой Кирби Дункан?

— Я уже дал задание собрать его досье. — Нил, подошел к своему столу и потянулся за папкой. — Можешь взять ее. Вот основные факты. У него собственная фирма и репутация человека, способного на крайне рискованные действия, но официально его к ответственности пока никто не привлекал. Он восемь лет прослужил в полиции, в Бостонском управлении, и у него там сохранилось много связей.

Пока Нил говорил, Эли открыл папку и пробежал глазами кое-какие документы.

— Насколько я понимаю, его наняла семья Линдси, но он производит впечатление легкой сошки, слишком незначительная личность для них, слишком примитивная. — Внимательно вчитываясь в подробности, Эли пытался отыскать какую-то другую зацепку или другое объяснение. — Я бы подумал, что они выберу кого-то более значительного, более крупную и известную фирму, нечто более современное.

— Согласен, но люди ведь могут принимать решения, основываясь на массе самых разных факторов. Возможно, им кто-то посоветовал: друг, знакомый, коллега, родственник.

— Кстати, я не могу представить, кто его мог нанять, кроме семьи Линдси.

— Их поверенный ничего не подтверждает и не опровергает, — заметил Нил. — На данном этапе он не обязан раскрывать какую бы то ни было информацию. Дункан был полицейским. Вполне возможно, что они с Вулфом знают друг друга, и Вулф решил сделать на него ставку. Мне он, конечно, ничего не скажет.

— Что-то не очень на него похоже, но… Кем бы ни был клиент Дункана, мы не можем запретить ему собирать обо мне информацию в Виски Бич. Законов, запрещающих подобные методы расследования, не существует.

— Но и тебя никто не может заставить идти с ним на контакт. И это не означает, что наш собственный детектив не может задавать о нем вопросы и собирать информацию и что мы не можем распространить слух о нашем параллельном следствии и о нашем собственном детективе, собирающем сведения, в том числе и о Дункане.

— Да, — согласился Эли, — пора разворошить это осиное гнездо.

— В данный момент Пьемонты пытаются устроить шум и с его помощью поддерживать сомнения в твоей невиновности, привлекать внимание СМИ к делу их дочери — те самые СМИ, которые в последнее время значительно охладели к нему, и, естественно, держать его в центре внимания общественности. Дополнительный эффект названных усилий — то, что твоя жизнь становится все более невыносимой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они приняли решение нанять частного детектива.

— То есть таким способом они пытаются окончательно затрахать меня.

— Грубо говоря, да.

— Пусть. Хуже того, через что я прошел, уже не будет. Я справился. И это преодолею. — Эли ощутил уверенность, что не просто переживет новое испытание, но именно справится с ним. — Теперь я больше не буду смиренно стоять у столба, пока они будут пронзать меня стрелами. Не дождутся! Они потеряли дочь, и я им искренне сочувствую, но из попытки раздавить меня у них теперь ничего не выйдет.

— Значит, если их адвокат выступит с предложением о компромиссном урегулировании, с нашей стороны должно прозвучать громкое "нет"?

— Решительное "идите вы к такой-то матери"!

— Ты явно идешь на поправку.

— Большую часть прошлого года я провел как будто в каком-то тумане. Шок, чувство вины, страх… Всякий раз, когда менялось направление ветра и небо надо мной немного расчищалось, единственное, что я мог различить на своем пути, была какая-нибудь новая ловушка. Я еще не вышел из окутывавшего меня тумана и боюсь, что он может накатить новой волной и задушить меня, но именно сейчас, сегодня, я хочу, рискуя оказаться в одной из таких ловушек, выбраться черт возьми, из тьмы, которая меня почти поглотила, и вдохнуть наконец свежего воздуха.

— Хорошо, — Нил постучал серебряной ручкой "Монблан" по своему блокноту. — Давай обсудим стратегию.


Когда Эли наконец вышел из офиса Нила, он решил пройтись по центру Бостона. Ему хотелось разобраться в своих ощущениях, вызванных возвращением в город, пусть даже на один день. Но он не мог. Здесь все казалось ему таким знакомым и вызывало спокойствие. В первых зеленых травинках, пробивавшихся сквозь стылую зимнюю почву под действием весеннего солнца, чувствовалась надежда и жажда жизни.

Люди не пытались спрятаться от ветра — сегодня он был не слишком сильный, — сидя на скамейках в парке, они перекусывали, гуляли так же, как и он, или куда-то спешили по делам.

Ему нравилось здесь жить, Эли прекрасно помнил. В городе его не оставляло ощущение чего-то родного, знакомого, правильного. И если бы у него возникло сейчас желание совершить основательную прогулку, он мог бы пройти отсюда к тем офисам, де когда-то вот так же, как сегодня Нил с ним, Эли сам беседовал со своими клиентами, разрабатывал с ними стратегию защиты.

Эли знал, где можно выпить приличный кофе, Где быстро и вкусно перекусить или, наоборот, посидеть подольше за кружкой пива. У него были здесь свои любимые бары, свой личный портной, ювелир, у которого он чаще всего покупал подарки для Линдси.

Теперь все это стало таким чужим и ненужным. Он стоял, смотрел на яркую зелень готовых распуститься нарциссов и вдруг осознал, что больше не жалеет о прошедшем. Или, по крайней мере, терзается не так остро, как прежде.

Он нашел какую-то парикмахерскую, в которой не стал стричься, а просто попросил подровнять ему волосы, затем купил тюльпаны для бабушки. Перед тем как вернуться в Виски Бич, Эли решил забрать оставшуюся в его квартире одежду. Теперь он с предельной серьезностью относился к реанимации той части своей жизни, которая заслуживала возобновления, обо всем остальном с этой минуты он решил забыть.


К тому моменту, когда Эли припарковал машину перед шикарным домом из красного кирпича на Бикон Хилл, солнце уже скрылось за облаками. Он подумал, что громадный букет лиловых тюльпанов поможет развеять сумрак. Вылезая из машины, он с немалым трудом пытался удержать в обеих руках по букету: в одной — тюльпаны, в другой — большую вазу с гиацинтами, любимыми цветами матери.

Эли был вынужден признать, что поездка, встреча с адвокатом и прогулка утомили его больше, чем он думал. Но ему не хотелось, чтобы его родственники это заметили. Может быть, так разрушающе на него действовало внезапное ухудшение погоды, но, несмотря ни на что, Эли пытался удержать в душе надежду, которая зародилась у него во время прогулки по центру города.

Когда он подходил к двери, она распахнулась ему навстречу.

— Мистер Эли! Добро пожаловать домой, мистер Эли!

— Кармел!

Если бы руки у него были свободны, он, наверное, заключил бы свою старую экономку в объятия. Вместо этого ему пришлось наклониться и поцеловать в щеку.

— Ты слишком похудел, Эли.

— Знаю.

— Я попрошу Элис сделать тебе сандвич. И ты обязательно его съешь.

— Слушаюсь, мэм!

— Какие красивые цветы!

Эли вытащил из букета один тюльпан:

— Это вам.

— Какой ты замечательный, Эли, какой заботливый. Проходи, проходи в дом. Мама скоро вернется, а отец обещал прийти к половине шестого, поэтому, даже если ты не останешься на ночь, вы все равно встретитесь. Но ты же задержишься, я надеюсь, и поужинаешь с нами. Элис готовит гуляш и ванильный крем-брюле на десерт.

— Ну, что ж, мне, наверное, следует и ей подарить тюльпан.

Широкое лицо Кармел осветилось улыбкой, но только на мгновение, так как тут же ее глаза наполнились слезами.

— Не надо плакать. — Он снова заметил ту боль и печаль, которые видел на лицах близких ему людей со времени гибели Линдси. — Все будет хорошо.

— Конечно. Я нисколько не сомневаюсь. Ну, нот, а теперь давай куда-нибудь поставим эту вазу.

— Цветы — для мамы.

— Ты хороший мальчик. Ты всегда был хорошим мальчиком, даже когда шалил. Кстати, на ужин придет и твоя сестра.

— Мне следовало купить больше цветов.

— Проходи! — Кармел смахнула слезы и рукой показала в глубь дома. — Отнеси эти цветы бабушке. Она наверху у себя в гостиной, наверное, сидит за компьютером. Ее невозможно от него оторвать, пропадает в Интернете днями и ночами. Я принесу тебе сандвич и вазу для тюльпанов.

— Спасибо. — Эли глянул в сторону широкой и изящной лестницы. — Как она?

— Идет на поправку. С каждым днем все лучше. По-прежнему мучается из-за того, что никак не может вспомнить, что же произошло в тот день. Но в целом, гораздо лучше. Она будет очень рада увидеть тебя.

Эли поднялся по лестнице и наверху повернул в правое крыло.

Кармел была права, его бабушка сидела за рабочим столом и что-то печатала на ноутбуке.

Спина прямая, плечи под зеленым кардиганом расправлены, сразу же отметил Эли. Темные волосы с проседью изящно уложены.

Не признает никаких ходунков, подумал он, покачав головой, но у стола заметил трость с серебряным набалдашником в форме львиной головы.

— Снова занимаешься демагогией?

Он подошел к ней сзади и прижался губами к ее макушке. Эстер взяла его за руку:

— Я всю жизнь просвещаю, наставляю на путь истинный. И не намерена прекращать это теперь. Дай-ка я погляжу на тебя.

Она повернула кресло к нему лицом. Ее глаза орехового цвета оценивали его без всяких скидок, вполне критически. Затем губы Эстер растянулись в улыбке.

— Ну, что ж, Виски Бич идет тебе на пользу. Ты все еще слишком худой, но уже не такой бледный, как прежде, не такой печальный. Вижу, ты принес мне напоминание о скором приходе весны.

— Спасибо Эйбре. Она подсказала мне купить их.

— И ты проявил достаточную сообразительность, чтобы в данном случае последовать ее совету.

— О, эта женщина принадлежит к той части рода человеческого, которая почти никогда не считает слово "нет" ответом. Думаю, что именно за это она тебе и нравится.

— В том числе и за это, — ответила Эстер, потянулась к нему и крепко сжала руку Эли. — Ты выглядишь значительно лучше, мой мальчик.

— Только сегодня.

— Но и это уже очень много. Сядь. Ты такой чертовски высокий, что я вывихну шею, если буду все время вот так на тебя смотреть. Садись и расскажи мне по порядку, чем ты сейчас занимаешься.

— Работаю, сокрушаюсь о прошлом, жалею себя иногда. Наконец-таки я понял, что работа — то единственное среди всех названных занятий, что позволяет мне оставаться самим собой. Поэтому я решил найти какой-нибудь способ избавиться от необходимости слишком часто размышлять над своей печальной судьбой и загибаться от жалости к себе.

Эстер улыбнулась с явным удовольствием от услышанного.

— Ну, вот. Теперь я слышу снова своего истинного внука.

— А где твои ходунки?

На лице Эстер появилось высокомерное выражение.

— Я отказалась от них. Врачи вставили в меня столько всяких спиц, столько всяких медицинских приспособлений, что их хватило бы на то, чтобы пустить на воду боевой корабль. Физиотерапевт работает со мной, как сержант с новобранцем. И если я способна выдержать такое, значит, могу обойтись и без всяких там старушечьих ходунков.

— Ты больше не чувствуешь боли при ходьбе?

— Время от времени, но значительно реже, чем раньше. Я бы сказала, что примерно так же, как и ты. Им не удастся нас сломить, Эли.

Эстер тоже похудела, как из-за того несчастного случая, так и из-за долгого и тяжелого лечения. На лице у нее появилось больше морщин. Но глаза оставались такими же яркими и проницательными, как и прежде, что было очень важно для Эли.

— Признаюсь, я тоже начинаю в это верить.

Пока Эли беседовал с бабушкой, Дункан остановил машину неподалеку от дома на Бикон Хилл и осмотрел здание через мощные линзы своего фотоаппарата. Затем опустил его и вытащил блокнот, чтобы записать события дня.

Придется подождать, подумал он.

Глава 7

Скука — неизбежная часть его профессии. Кирби Дункан ссутулился на сиденье своего видавшего лучшие дни седана и, чтобы чем-то занять себя, принялся грызть морковку. У него недавно появилась новая женщина, и желание быть в хорошей сексуальной форме поставило его перед необходимостью сбросить как минимум десяток лишних фунтов. Пока что ему удалось избавиться всего от двух.

За последние два часа он только раз сдвинулся с места и сейчас намеревался сделать то же самое. Инстинкт подсказывал ему, что Лэндон в данный момент где-то застрял, скорее всего, на семейном ужине, судя по тем снимкам, которые удалось сделать: его матери, отца и предположительно сестры с мужем и их трехлетним ребенком. Но его главная работа — следить за Лэндоном, и ради этого он готов торчат часами в одном месте.

Дункан проследовал за "объектом" до самого Бостона — дело нехитрое, даже с учетом транспортного потока, — до здания, в котором расползался офис его адвоката. Там Дункан смог даже прогуляться вокруг машины своего "подопечного" и осмотреть ее. Ничего особенного.

Спустя полтора часа, следуя за Лэндоном он объехал вокруг Коммонз, после чего, плотно сев ему на хвост, проследовал до дорогой парикмахерской, где подождал, пока Лэндон подстрижется. Сказать по правде, он плохо понимал, в чем разница между обычной стрижкой и стрижкой, за которую надо выложить лишний полтинник. Но, как говорится, каждому свое.

После парикмахерской Лэндон остановился возле цветочного магазина, откуда вышел с огромным букетом. Не иначе как, прежде чем проведать родственников, решил сделать в городе кое-какие дела. Так обычную ерунду. Опять-таки, насколько понял Дункан, Лэндон только и делал, что тратил время на пустяки и всякие мелочи. Если этот тип и вправду укокошил собственную жену и это сошло ему с рук, не похоже, чтобы он спешил продемонстрировать свою радость по этому поводу.

Собранное на данный момент досье было более чем скромным. Несколько прогулок его "подопечного" по пляжу, встреча с обольстительной особой, что присматривает за домом, и еще с одной женщиной. Эта последняя крепко обняла Лэндона, но, как выяснилось, была верной женой и преданной матерью троих детей.

Между Лэндоном и приходящей уборщицей явно что-то было, но вот что? Это удастся выяснить после возвращения "объекта" в дом на берегу моря.

И все же изучение ее прошлого давало основания полагать, что Эйбра Уолш питала слабость к личностям, склонными к насилию, что делало Лэндона идеальным партнером. Если, конечно, он действительно размозжил голову своей жене, в чем лично Дункан сильно сомневался. Возможно, Лэндон — ее очередное увлечение. Но это не давало никаких зацепок. Более того, ничуть не приближало к ответу на мучивший его вопрос: связывало ли эту парочку что-то до убийства или нет.

Собранные им скудные сведения опровергали как подозрения нанявшего его клиента, так и его старого знакомого Вулфа, лучшего бостонского копа. Эти двое ничуть не сомневались, что именно Лэндон раскроил череп своей жене. Увы, чем дольше Дункан наблюдал за ним, тем более невиновным ему казался этот засранец.

Чтобы выудить нужную информацию, Дункан попытался подобраться к знойной домоправительнице напрямую и, более опосредованно — к портье в гостинице и парочке других людей. С ними он повел себя как обычный турист, с невинным видом расспрашивая о большом доме на берегу, его истории и владельцах.

Ему удалось кое-что узнать о состоянии, сколоченном на торговле спиртным в дни "сухого закона". Впрочем, ему поведали не только об этом. Рассказали также об украденных драгоценностях, спрятанных давным-давно в тайниках, о семейных скандалах, домашних привидениях, героях и негодяях и о совсем недавнем скандале с Эли Лэндоном.

Самым ценным источником этих сведений стала продавщица из магазина подарков. Эта особа охотно потратила полчаса мрачного пасмурного дня на треп с покупателем, оставившим в магазине небольшую сумму. Сплетницы всегда были лучшими друзьями частного сыщика, а Хизер Локаби оказалась разговорчивой дамочкой.

И, главное, она сочувственно отзывалась об Эли. По ее словам, покойная жена была особой заносчивой и вздорной, она не смогла даже выкроить время, чтобы навестить престарелую бабушку Эли. Хизер слишком увлеклась, рассказывая о падении Эстер Лэндон с лестницы, но Дункан наводящими вопросами вернул ее словесный поток в нужное ему русло.

Если верить болтливой Хизер, Лэндон не испытывал недостатка в женском внимании — ни в летние месяцы, ни в свои приезды в Виски Бич, ни в молодости, когда ему было двадцать с небольшим лет. Ему нравились вечеринки, пить пиво в местных пивных и гонять по окрестностям в своем кабриолете.

По признанию той же Хизер, никто те предполагал, что он остепенится и женится еще до того, как ему стукнет тридцать. Об этом ходило немало досужих разговоров, которые быстро прекратились, как только выяснилось, что никакой беременности нет и в помине.

Увы, вскоре стало ясно, что в раю что-то не так. Эли уже больше не привозил супругу в Блафф-Хаус, а затем и сам перестал приезжать в эти края. Когда пошли слухи о разводе, никто не удивился, даже глазом не моргнул.

Кроме того, Хизер раньше всех догадалась, что у его холодной как рыба жены приключилась любовная интрижка. Чему тут удивляться? Лично она нисколько не винила Эли, что тот в припадке ярости набросился на изменницу. И даже если он ее убил, — нет, сама Хизер даже минуту так не думала, — это могло произойти лишь по чистой случайности.

Дункан не стал спрашивать продавщицу, почему несколько ударов кочергой по затылку следует считать несчастным случаем. Он и без того угрохал двести пятьдесят долларов на покупку ненужной ему ерунды, лишь бы только разговорить ее, а ведь она практически не сообщила ему ничего полезного.

И все же, довольно любопытно, подумал он, что кое-кто из местных жителей уверен в виновности Лэндона. Как известно, подозрения подчас открывают двери. И он постучится в них через несколько дней и в конечном итоге заработает долгожданный гонорар.

Но на сегодня хватит, он прекращает слежку. Или, по крайней мере, нужно сделать перерыв, чтобы посетить туалет. Дункан поерзал на сиденье, чувствуя, как от долгого сидения занемела задница. Неожиданно зазвонил мобильник.

— Дункан, — ответил он и выпрямился, узнав голос клиента. — В данный момент я нахожусь неподалеку от дома его родителей на Бикон Хилл. Сегодня утром он приехал в Бостон. Я подготовлю для вас отчет…

Клиент не дал договорить, обрушив на него залп вопросов. Дункан снова поерзал.

— Да, верно. Он пробыл в Бостоне весь день, встретился со своим адвокатом, подстригся, купил цветы. — Клиент оплатит счета, напомнил себе Дункан, внося время звонка в записную книжку. — Семья его сестры приехала примерно полчаса назад. Похоже, это какое- то семейное торжество. Судя по времени дня, торжественный ужин. Скорее всего, этим день и закончится… да, если вы этого хотите. Могу сделать это.

Любой каприз за ваши деньги, подумал Дункан и мысленно настроился на долгий и скучный вечер.

— Я свяжусь с вами, когда он выйдет.

Телефон щелкнул и отключился. Дункан покачал головой. Клиент все оплатит, снова подумал он и потянулся за очередной морковкой.

* * *

Хотя он отсутствовал всего несколько недель, ощущение было такое, будто его не было дома сто лет. В большом камине, перед которым грелась старая собака Сэди, потрескивали горящие поленья. Все собрались в гостиной, заставленной старинной мебелью и антиквариатом. Повсюду семейные фото в рамках. В изящной вазе на пианино красные лилии. Здесь и раньше, до того, как жизнь Эли превратилась в ад, члены его семьи сидели за большим столом, мирно беседовали, пили вино.

Даже бабушка не стала возражать, когда он на руках снес по лестнице вниз и усадил ее в любимое кресло-качалку, и принялась болтать о пустяках, как будто ничего не случилось.

Наверное, помогло присутствие ребенка. Хорошенькая, как куколка, стремительная, как молния, трехлетняя Селина заполнила комнату своей неуемной энергией. Малышка потребовала, чтобы дядя Эли поиграл с ней. Что делать? Пришлось сесть на пол и помочь племяннице выстроить из кубиков замок для куклы-принцессы.

Такое простое, такое обычное занятие, но оно почему-то напомнило ему о том, что и он когда-то мечтал о собственных детях. Кстати, родители сегодня тоже чуть повеселее, как тогда, когда несколько недель назад он уехал в Виски Бич. Но свалившиеся на него неурядицы сказались и на них. На лице отца залегли глубокие морщины. Кожа на лице матери сделалась болезненно прозрачной.

Но они так и не дрогнули, подумал он. Молодцы.

— Хочу накормить эту заигравшуюся девочку, — сказала сестра Эли и, положив руку на плечо мужа, встала. — Дядя Эли, надеюсь, ты поможешь мне усадить эту проказницу за стол?

— Разумеется.

Не выпуская кукол, Селина подняла руки и, одарив его неотразимой улыбкой, позволила взять себя на руки и отнести на кухню.

Огромной плитой управляла широкоплечая Элис.

— Проголодались, верно?

Селина тут же высвободилась из рук дядюшки и с распростертыми объятиями бросилась к кухарке.

— Вот она, моя принцесса, я поймала ее, — проворковала Элис, усаживая Селину себе на колени. — Малышка может поесть вместе со мной, за компанию, — сказала она, обращаясь к Триши. — И Кармел тоже. Я сказала ей, что маленькая принцесса теперь в нашем полном распоряжении. Для остальных ужин будет на столе минут через сорок.

— Спасибо, но если она станет вам мешать…

— Мешать? — Элис театрально закатила глаза, что должно было одновременно означать ужас и удивление. — Да вы только посмотрите на это ангельское личико!

Улыбающаяся Селина обняла повариху за шею и шепнула:

— Печенья дашь?

— После ужина, — шепнула в ответ Элис. — С нами все будет в порядке, успокойтесь, — заверила она Тришу.

— Веди себя хорошо, — велела дочери Триша и взяла брата за руку. Шесть футов роста, сильное тренированное тело и стальная воля оказались весьма кстати. Она легко, как пушинку, выдернула Эли из кухни и увлекла за собой в гостиную, откуда они перешли в библиотеку. — Хочу минутку поговорить с тобой.

— Я тебя понял. Можешь даже не спрашивать. Отвечаю, со мной все в порядке. Все в полном порядке, так что…

— Постой-ка.

В отличие от своей мягкой и сдержанной матери, которая всегда отличалась дипломатичностью, Триша явно пошла в деда, Эли-старшего, — властного, прямолинейного, строгого.

Именно поэтому она в данное время и возглавляла корпорацию "Лэндон виски".

— Мы стараемся говорить о чем угодно, но только не о том, что произошло и что происходит, как ты со всем этим справляешься. Все это прекрасно, но теперь мы с тобой наедине, говорим с глазу на глаз. Никакой электронной почты, которую легко отредактировать. Скажи мне честно, Эли, что с тобой происходит?

— Работаю над книгой. Совершаю прогулки по берегу моря. Регулярно питаюсь, потому что для меня теперь готовит бабушкина домоправительница.

— Эйбра? Она прелесть, ты согласен?

— Нет. Но она занятная.

Удивленная его ответом, Триша присела на подлокотник обтянутого кожей кресла.

— Помимо всего прочего, мне приятно это слышать, Эли. Судя по всему, ты понемногу приходишь в нормальное состояние. Но если это так, если с тобой все в порядке, то зачем тебе понадобилось приезжать в Бостон?

— Разве я не могу съездить сюда и повидаться с семьей? Я что, не имею такого права?

Сестра вскинула вверх палец. Этот жест сильно напомнил Лэндону повадки их деда.

— Не увиливай от вопроса. Ты не собирался возвращаться до Пасхи и все же прикатил. Давай выкладывай, в чем дело.

— Да нет здесь ничего особенного! Какие могут быть секреты. Захотел увидеться с Нилом, поговорить с глазу на глаз. — Эли бросил взгляд на дверь. — Послушай, не хочу расстраивать родителей. Насколько я понимаю, сейчас им немного легче. Пьемонты затевают возню, требуют нового разбирательства, пересмотра дела.

— Чушь это все, полная чушь. Самый что ни на есть беспримесный образец психологического давления. Эли… послушай, тебе действительно нужно поговорить с Нилом. — Произнеся последнее слово, Триша вздохнула. — Впрочем, ты уже говорил. И что же он думает?

— Считает это пустой суетой, во всяком случае, в данный момент. Я посоветовал ему нанять нового детектива, причем на этот раз подыскать женщину.

— Узнаю тебя прежнего, — констатировала Триша.

— Господи, Триша, вот только этого не надо!

— Это не то, что ты думаешь… Тут другое дело. Гормоны. Признаюсь тебе, я беременна. Я сегодня утром расплакалась, напевая вместе с Сэлли детскую песенку "Колеса, автобуса".

— Ух ты! — Эли почувствовал, что расплывается в радостной улыбке. — Это же здорово!

— Нет, это чудесно! Мы с Максом в восторге. Мы пока еще никому не говорили, но мне кажется, мама догадывается. У меня пока всего семь недель. — Она заправила пряди волос за уши. — Я полагаюсь на Макса. Мы всем расскажем за ужином. Хороший повод отпраздновать такую добрую весть.

— И перевести всеобщее внимание с моей скромной персоны на другую тему.

— И это верно. Так что не говори, что я о тебе не забочусь. — Триша встала и обняла брата. — Я отвлеку от тебя внимание окружающих, если ты пообещаешь больше не писать мне таких туманных электронных писем. Если у тебя плохи дела, говори мне об этом прямо, открытым текстом. Ну а если захочешь в скверный для тебя день увидеться со мной, я всегда могу договориться и приехать к тебе вместе с Сэлли. На пару дней точно смогу к тебе вырваться. Так что тебе не придется быть одному.

А ведь она так и сделает, подумал Эли. Триша все перетасует, переиначит, переделает — она в этом мастак — и обязательно выполнит все, что обещала.

— Я прекрасно справляюсь со всем сам, так что не надо обижаться. Я уже давно этому научился.

— Все равно, предложение остается в силе. Мы не будем ждать приглашения, если этим летом ты сбудешь там. Просто возьмем и приедем. К тому времени я буду плавать как кит, и все будут танцевать вокруг меня.

— Удачное сравнение.

— Хотела бы я послушать тебя, что ты скажешь, когда будешь таскать на себе лишние двадцать фунтов веса и постоянно думать о растяжках. Возвращайся в гостиную. А я пока посмотрю, как там Селина. Готова поспорить, эта проказница уломала мягкосердечную Элис и та угостила ее печеньем перед едой.

* * *

В девять часов вечера Эйбра закончила занятие йогой, устроенное у нее дома. Пока ее подопечные скатывали коврики, она потянулась за бутылкой воды.

— Извини, что я немного опоздала, — произнесла Хизер. — Только сейчас справилась с делами.

— Нет проблем.

— Жаль, что я пропустила упражнение разминки. Оно всегда помогает мне. — Хизер сделала вздох, сопроводив этот процесс соответствующим жестом обеих рук. Эйбра невольно улыбнулась.

Хизер в своем репертуаре, подумала она. Такую ничто не выбьет из колеи. Эта особа наверняка трещит без умолку даже во сне, как то было на протяжении всего часового сеанса массажа.

— Я выбежала из дома как сумасшедшая, — продолжала докладывать Хизер. — Кстати, я не заметила рядом с Блафф-Хаусом машины Эли. Ее точно там не было. Только не говори мне, что он уехал обратно в Бостон.

— Не буду.

Не желая уходить сразу, Хизер медленно застегнула "молнию" на куртке.

— Я просто спросила. Это такой большой дом. Все принадлежит Эстер, если ты понимаешь, о чем я. Могу себе представить, что думает на этот счет Эли.

— Вообще-то я ничего такого не заметила.

— Я же знаю, ты видишься с ним, когда приходишь убирать в его доме. Просто теперь, когда у него столько свободного времени, он явно не знает, чем себя занять. Это вредно для здоровья.

— Хизер, он пишет роман.

— Да, я знаю, что он так говорит. Или так люди говорят с его слов, но ведь он был адвокатом. Что может адвокат знать о том, как пишутся романы?

— Не могу тебе сказать. Об этом лучше спросить Джона Гришэма [5].

Хизер открыла было рот, чтобы добавить что-то еще, но передумала.

— Пожалуй, ты права. Но все-таки…

— Хизер, похоже, что сейчас пойдет дождь, — сказала, подойдя к ним, Грета Пэрриш. — Не подкинешь меня до дома? Чувствую себя неважно, как будто простыла и вот-вот заболею.

— Какие могут быть вопросы! Только пойду заберу свой коврик.

— Еще бы, — произнесла Грета, когда Хизер вышла.

— Спасибо, ты меня выручила. — С этими словами она с благодарностью пожала Грете руку и поспешила прочь, собирать коврики.

Наконец дом опустел, и Эйбра удовлетворенно вздохнула. Ей нравилось проводить занятия йогой дома, нравилась интимная атмосфера, непринужденные разговоры до и после занятий. Но были другие времена…

Наведя порядок на застекленной террасе, она поднялась наверх, надела свою любимую пижаму — белые овечки, резвящиеся на розовом фоне, — и снова спустилась по лестнице.

Осталось только налить себе белого вина, разжечь огонь в камине и устроиться перед ним с книжкой в руках. По крыше тем временем забарабанил дождь и заставил ее улыбнуться.

Дождливый вечер, огонь в камине, бокала вина…

Дождь. Черт побери, неужели она забыла закрыть окна в Блафф-Хаусе?

Да нет же, закрыла. О таких вещах не забывают…

Или все-таки забыла? Все до единого? И в спортивном зале Эстер тоже?

Эйбра зажмурилась и мысленно попыталась представить, как она закрывает в доме окна. Однако вспомнить, все ли окна она закрыла, так не удалось. Ее мучили на этот счет большие сомнения.

— Черт, черт, черт!

Она не успокоится, пока лично не убедится, что все окна закрыты. На это уйдет всего несколько минут. В любом случае она сможет чуть раньше приготовить рагу из индейки. Она захватит с собой коробку с едой для Эли.

Эйбра вытащила из холодильника еду, стянула носки и сунула ноги в старые сапожки-угги. Затем прямо на пижаму натянула куртку, схватила шапку и, нахлобучив ее на голову, бросилась к стоявшей возле дома машине.

— Пять минут, максимум десять, и я снова буду дома и вернусь к моему бокалу вина.

С этими словами она покатила в сторону Блафф-Хауса, нисколько не удивившись раскатам грома. В конце марта небесная канцелярия способна на любое погодное безумие. Ночью гроза. Снег, холод, а наутро тепло и солнечно. Всякое бывает!

Она покатила вперед сквозь пелену дождя. Подъехав к дому, бегом бросилась к двери, держа в одной руке ключ, в другой — коробку с индейкой.

Закрыв бедром входную дверь, так как руки были заняты, Эйбра потянулась и нащупала выключатель.

— Вот это здорово! Вот это сюрприз! — пробормотала она, когда в холле так и не вспыхнул свет. Она слишком хорошо знала, чтобы бывает в грозу с электричеством как в Блафф-Хаусе, так и во всей деревне. Щелкнув фонариком-карандашом, прицепленным к связке ключей, она последовала за тонким, как нитка, лучиком света на кухню.

Она проверит окна, затем позвонит в электрическую компанию и сообщит о перебое в энергоснабжении. Почему-то не сработал запасной генератор. Причем в очередной раз. А ведь она говорила Эстер, советовала ей заменить этого допотопного монстра на новый. Что та будет делать, если генератор надолго выйдет из строя? Ведь, по ее словам, такое уже случалось, и не раз.

На кухне она вытащила из буфета фонарик побольше. Наверное, следует спуститься в подвал и проверить генератор. Она, конечно, точно не знает, что именно нужно проверить, но все же.

Эйбра шагнула к двери, но затем остановилась. Там темно, холодно и, скорее всего, сыро. Вдруг там еще и пауки? Впрочем, их там может и не быть.

Нет, она просто оставит записку для Эли. Если он ночью вернется, а в доме не будет света и тепла, то сможет переночевать у нее, на диване. Но сначала она все-таки проверит окна.

Эйбра поспешила наверх. Естественно, окно, про которое она думала, было закрыто. Теперь она вспомнила, что закрыла его на шпингалет. Эйбра спустилась по лестнице вниз и свернула в сторону кухни. Она не боялась темноты, но ей хотелось поскорее оставить этот огромный, темный и пустой дом и вернуться к себе.

Снова прогремел гром, который на этот раз заставил ее вздрогнуть. Она заставила себя улыбнуться собственному испугу. А в следующий миг кто-то схватил ее сзади, и она выпустила из рук фонарик. На мгновение ею овладела паника. Эйбра тщетно попыталась высвободиться, отодрать руку, которой нападавший сдавил ей горло.

Она представила себе, как он сейчас приставит ей к горлу нож, как острое лезвие скользнет по ребрам… Из ее горла вырвался животный вопль ужаса. Он рвался наружу из самого нутра, сквозь пережатую безжалостной рукой трахею.

У нее перехватило дыхание. Когда же Эйбра попыталась сделать вдох, то почувствовала, что комната как будто качнулась. В следующее мгновение желание остаться в живых взяло верх.

Ткнуть локтем в солнечное сплетение. Наступить на ногу и одновременно нанести удар затылком в лицо невидимому налетчику. Хватка мгновенно ослабла. Развернувшись, она основанием ладони ударила туда, где, по идее, находилось лицо. И чтобы закрепить успех, врезала коленом в пах.

После чего бросилась наутек. Инстинкт подтолкнул ее к двери. Она налетела на нее с такой силой, что стало больно рукам. Выскочив из дома, Эйбра бросилась к машине и, подбежав, вытащила дрожащими руками из кармана ключи.

— Поехали! Поехали! Быстрее!

Буквально запрыгнув в автомобиль, она воткнула в гнездо ключ зажигания. Проскрежетав шинами, машина резко взяла с места.

Эйбра не помнила, как пролетела мимо собственного дома, и надавила на тормоза только перед домом Морин.

Свет. Люди. Безопасность.

Эйбра метнулась к двери, распахнула ее и остановилась, лишь когда увидела друзей, сидящих перед телевизором.

Те моментально вскочили на ноги.

— Полиция, позвоните в полицию! — выдохнула Эйбра, почувствовав, что комната вновь начинает вращаться.

— Ты ранена! На тебе кровь! — воскликнула Морин и бросилась к ней. Майк потянулся за телефонной трубкой.

— Кто, я? Да нисколько! — произнесла Эйбра, осмотрев себя.

Морин схватила ее обеими руками. Кровь на капюшоне толстовки, кровь на пижаме. Не от ножа. Не в этот раз. Не ее кровь.

— Это не моя кровь. Его.

— Боже! Это что, несчастный случай? Сядь!

— Нет, нет! — Это не моя кровь, снова подумала Эйбра. Я спаслась. Я в безопасности. Комната наконец перестала вращаться. — В Блафф-Хаусе на меня кто-то напал. Сообщите полиции, что в Блафф-Хаусе кто-то есть. Он напал на меня. — Эйбра прижала руку к горлу. — Он едва меня не задушил.

— Он ранил тебя, я это вижу. Садись. И ты тоже садись, Майк.

— Копы скоро приедут сюда, — сообщил Майк и, когда Морин усадила ее в кресло, накинул на плечи Эйбры снятое с кровати покрывало. — Ничего не бойся, с тобой все будет в порядке. Здесь ты в безопасности.

— Я принесу тебе воды. С тобой побудет Майк, — сказала Эйбре Морин.

Майк опустился перед ней на колени. Какое у него доброе лицо, подумала Эйбра, чувствуя, как дыхание постепенно приходит в норму. Доброе лицо с черными глазами верного пса.

— Там нет света, — чуть растерянно сказала она.

— Неправда, свет есть.

— Там, в Блафф-Хаусе. Нет электроэнергии. Было темно. Он прятался в темноте. Я его не заметила.

— Все в порядке. Полиция скоро будет здесь. Ничего не бойся.

Эйбра кивнула, глядя Майку прямо в глаза.

— Со мной все в порядке.

— Признайся, он ранил тебя?

— Он… он схватил меня сзади за горло, взял его в замок и, кажется, обхватил меня за талию. Я не могла дышать, у меня закружилась голова.

— Дорогая, на тебе кровь. Можно я тебя осмотрю?

— Это его кровь. Я ударила его в лицо. Применила ССНП.

— Что применила?

— ССНП, — повторила Морин, подходя к ним со стаканом воды в одной руке и стаканом виски в другой. — Самооборона. Солнечное Сплетение, Нос, Пах. Эйбра, ты чудо!

— Вот уж вряд ли. Я просто сделала все, что нужно. Должно быть, до крови разбила ему нос. Не знаю, какое тут чудо. Мне удалось вырваться, и я бросилась со всех ног. Убежала и пришла к вам. Мне слегка не по… э-э-э… меня немного подташнивает.

— Выпей водички. Только медленно.

— Не переживайте. Все нормально. Мне нужно позвонить Эли. Он должен знать.

— Ты лишний раз не дергайся, — заверила ее Морин. — Дай мне его номер, и я позвоню ему.

Эйбра сделала глоток воды, затем еще один.

— Номер в моем телефоне. Я не взяла его. Он остался у меня дома.

— Я заберу его. Не волнуйся, я позвоню Эли.

— Я не дала ему ничего сделать со мной. Ему это не удалось. — Эйбра прижала руку ко рту. Из глаз хлынули слезы. — Пока не удалось.

Сев с ней рядом, Морин обняла ее за плечи и стала тихонько раскачивать, как будто убаюкивала маленького испуганного ребенка.

— Извини. Я не хотела.

— Тихо. Успокойся. Ты со мной. С тобой все в порядке.

— Со мной все в порядке. Я должна танцевать. Я еще не развалилась на части, по крайней мере, пока. Я поступила правильно. Он ничего мне не сделал. Я не позволила ему причинить мне вред. Я всего лишь… дала ему сдачи.

— Знаю.

— Я справилась. — Эйбра немного отстранилась и вытерла слезы. — Я сделала все, как надо. Но, ради бога, Морин, ты подумай, кто-то пробрался в Блафф-Хаус. Я не знаю, что ему или им там нужно. Я не заметила там особого беспорядка, вроде бы все на месте, но я заглянула только в спортивный зал и в кухню. Я уже собиралась спуститься в подвал, чтобы проверить генератор, но… Он мог побывать там, в подвале. Он, по всей видимости, и вывел из строя генератор. Света не было, и я…

— Выпей это, — сказала Морин и сунула ей в руку стакан виски. — Маленькими глоточками, медленно-медленно.

— Со мной все в порядке. — Эйбра сделала глоток виски и выдохнула. Спиртное приятно согрело саднящее горло. — Началась гроза, а я не могла вспомнить, закрыла ли я все окна в доме. Меня одолели сомнения, и я поехала, чтобы проверить. Решила, что в доме нет света. Я не видела его, Морин, и не слышала, потому что шел дождь и дул сильный ветер.

— Ты разбила ему в кровь лицо.

Эйбра посмотрела на себя.

— Да, разбила. И слава богу. Надеюсь, я сломала этому подонку нос.

— Я тоже на это надеюсь. Ты вела себя геройски, и я горжусь тобой.

— А я тобой. Как ты думаешь, почему я приехала сразу к тебе?

В комнату вернулся Майк.

— Эли скоро приедет, — сообщил он, — а полиция уже на пути в Блафф-Хаус. Потом они приедут сюда, чтобы поговорить с тобой. — Майк подошел к Эйбре и протянул ей толстовку. — Я подумал, что она тебе понадобится.

— Слава богу, Майк. Спасибо. Ты молодец.

— Вот потому я и живу с ним, — сказала Морин и, погладив Эйбру по колену, встала. — Пойду приготовлю кофе.

Когда она вышла, Майк прошел через всю комнату и включил телевизор. Затем сел, отпил из стакана Эйбры виски и улыбнулся.

— Ну, так как сегодня прошел твой день? — спросил он.

Эйбра не удержалась и ответила ему смехом.

Глава 8

Дорога из Бостона до Виски Бич заняла у Эли чуть меньше двух часов. Ему удалось вырваться из когтей снежной бури, двигавшейся на юг. Двадцать минут чертовски сложной езды по центру Бостона помогли ему сосредоточиться.

Просто веди машину и забудь обо всем, приказал он себе. Не думай о том, что там снаружи, что на дороге. Когда он въехал в деревню, автомобиль окутали клочья тумана. Свет уличных фонарей, преломляясь, отражался в лужах и стекавших в канавы ручейках. Вскоре он вынырнул из полосы света и, как только фасады магазинов и ресторанов остались позади, свернул на дорогу, ведущую к берегу.

Резко вывернув руль, он перед "Смеющейся чайкой" съехал на обочину. Не успел он подойти к узкому переднему крыльцу, как дверь соседнего дома открылась.

— Эли?

Человека, который, натягивая на ходу легкую куртку, зашагал по лужайке ему навстречу, он видел впервые.

— Майк О'Малли, — представился незнакомец, протягивая руку. — Я вас ждал.

Да, конечно, это тот же самый голос, что и по телефону!

— Эйбра…

— Она с нами. — Майк жестом указал на дом. — С ней все в порядке, лишь нервное потрясение. В Блафф-Хаусе сейчас находится пара копов. Возможно, вы захотите поговорить с ними. Я…

— Потом, не сейчас. Я хочу видеть Эйбру.

— Она в кухне, — сказал Майк и повел его в дом.

— Он ранил ее?

— Нет, лишь сильно напугал, — ответил Майк. — Но очень сильно. Он попытался ее душить, так что ей пока трудно разговаривать. Но, похоже, она ему тоже как следует врезала. Он оставил ей несколько синяков, она же расквасила ему нос.

От Эли не скрылась гордость, прозвучавшая в голосе Майка. Наверно, хозяин дома пытается успокоить его. Но он должен увидеть Эйбру своими глазами и лично убедиться, что с ней ничего серьезного. Должен. Обязательно.

Эли услышал ее голос, когда они из уютной гостиной перешли в кухню, дверь которой была распахнута настежь. Эйбра, одетая в просторную толстовку, сидела за столом. На ногах плотные розовые носки. Она подняла голову, и на ее лице он прочел странное выражение сочувствия и одновременно вины. Впрочем, стоило ему опуститься перед ней на колени и взять ее за руки, как она тотчас смутилась.

— Ну что еще? Может быть, ты сейчас из кармана достанешь колечко?

— Замолчи. — Он внимательно осмотрел ее лицо и осторожно прикоснулся к багровым следам на шее. — Где еще он тебя поранил?

— Я не ранена, — ответила Эйбра и в знак благодарности сжала его пальцы. — Я цела и невредима. Он просто напугал меня.

Эли посмотрел на Морин, ожидая от той подтверждения ее слов.

— С ней все в порядке. Не будь я в этом уверена, она бы уже давно загремела у меня в больницу, хочет она этого или нет, — ответила та и, выпрямившись, указала на стоявшие рядом кофейник и бутылку виски. — Что ты будешь? Кофе? Виски? Или и то, и другое вместе?

— Кофе.

— Извини, но нам пришлось позвонить тебе. Прости, что потревожили твою семью… — начала Эйбра.

— Они не встревожились. Я сказал им, что прекратилась подача электричества и мне нужно срочно вернуться и кое-что проверить в доме. В любом случае я намеревался вернуться этим вечером.

— Отлично. Незачем их понапрасну волновать. Я не знаю, пропало что в доме или нет, — продолжила Эйбра. — Полиция сообщила, что вроде бы все на месте, но кто знает? Вот они не позволили мне туда вернуться и посмотреть. Морин, когда в ней просыпается желание кого-то опекать, становится страшно пугливой.

— Если это действительно была кража со взломом и воры что-то забрали, что теперь можно поделать? — спросила Морин, обращаясь к Эли. — Извини. За последние полчаса мы так ничего нового и не узнали. — С этими словами она протянула Эли чашку кофе. Прежде чем Морин предложила ему сахар или сливки, он одним глотком осушил полчашки.

— Я спущусь вниз, поговорю с копами и посмотрю, что там.

— Я пойду с тобой, — заявила Эйбра, видя, что Морин собралась возразить. — Во-первых, я защищалась. Во-вторых, здесь полиция и Эли. В-третьих, я больше других знаю о том, что там и как в доме. Знаю лучше всех, хотя и меньше, чем Эстер. А ее здесь нет.

Она встала и крепко обняла Морин.

— Спасибо. И не только за носки, но и за то, что беспокоишься за меня. Спасибо.

После этого она повернулась к Майку и обняла и его тоже.

— Возвращайся сюда. Ляжешь спать в гостевой комнате, — настойчиво предложила Морин.

— Дорогая, я лишь потому вызвала интерес у этого ублюдка, что оказалась в доме в тот момент, когда он думал, что там никого нет. Он не ожидал, что там буду именно я. Заеду к тебе завтра, обещаю.

— Я должен убедиться, что с вами все в порядке, — решительно заявил Эли. — Спасибо за кофе… и за все остальное.

— Материнский инстинкт. Это у нее в генах, — пояснила Эйбра, когда они с Эли спустились с крыльца. — Мы с вами отлично знаем, что дело тут не во мне. Этот тип охотился не за мной.

— Но напал-то он все равно на вас. Так что получается, что и в вас тоже дело. Я сяду за руль.

— Я поеду за вами следом в моей машине, иначе вам придется отвозить меня обратно.

— Договорились. — Он взял ее под руку и подвел к своему автомобилю.

— Отлично. Похоже, что гены материнской любви сегодня вечером передались всем без исключения.

— Расскажите, что случилось. Майк не сообщил мне никаких подробностей.

— Когда началась гроза, я не смогла точно вспомнить, закрыла ли я все окна в вашем доме. Сегодня я проветривала комнаты и почему-то решила, что забыла закрыть окно в комнате Эстер, где стоят тренажеры. Мысль об этом никак не отпускала меня, и я поехала, чтобы убедиться лично. Я даже захватила с собой коробку с рагу из индейки, с клецками…

— Кстати, говоря о генах… поясните.

— Лично я предпочитаю словосочетание "гены доброй соседки". Света в доме не было. Сейчас я понимаю, что повела себя глупо и необдуманно, не обратила внимания на то, что без света был только ваш дом, в отличие от соседских. Я разозлилась. У меня был с собой маленький фонарик, потом на кухне взяла большой.

Эйбра виновато вздохнула:

— Я ничего не слышала, ничего не чувствовала. В этом неприятно признаваться, ведь я всегда верила, что обладаю неким шестым чувством и способна заранее ощутить опасность. В этот вечер оно меня подвело. Позор, короче говоря. Я поднялась наверх и увидела, что окно, конечно же, закрыто. Тогда я снова спустилась вниз, и тут мне в голову пришла мысль зайти в подвал и попытаться запустить старый генератор, хотя я боюсь пауков, темноты и призраков и ничего не смыслю в электротехнике. Вот там он и напал на меня.

— Напал сзади?

— Угу. Все еще бушевала гроза, шел дождь, шумел ветер, и я, хоть убей, ничего не слышала, и тогда он схватил меня за горло. Но как только справилась с паникой, начала действовать. Ударила его, вцепилась ему в руку, высвободилась… Ткань. — Ей вспомнились незначительные подробности. Бывший адвокат наверняка их оценит, так же, как и полицейские. — Пожалуй, шерсть. Мягкая шерсть. Свитер или пиджак. Соображать было некогда, он лишил мой мозг доступа кислорода. На мое счастье, мне удалось взять себя в руки. Я бессознательно сделала все, что нужно для самообороны. Я брала уроки. ССНП. Это значит…

— Я знаю, что это значит. Вы помнили, как следует применить эти правила?

— Какая-то часть моего сознания это вспомнила, — ответила Эйбра, когда Эли остановился перед Блафф-Хаусом. — Я ударила его локтем и застала врасплох. Затем ударила затылком в лицо, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он ослабил хватку, и тут же наступила ему на ногу. Наверно, не слишком сильно, потому что я была в угги. После чего развернулась и основанием ладони ударила его в лицо. В темноте было плохо видно, но я точно попала. И, наконец, еще один удар, заключительный.

— Коленом в пах?

— Понятное дело, что ему было больно. Я не сразу это поняла, потому что как безумная бросилась наутек. Я выскочила из дома и метнулась к машине. Но я точно слышала, как он тоже побежал. Мой удар пришелся в цель, потому что он меня измазал своей кровью.

— Вы так спокойно об этом рассказываете.

— Сейчас спокойно. Вы не видели меня, как я сжалась в комочек в объятиях у Морин и плакала, как малый ребенок.

При мысли, что ей угрожала опасность, Эли напрягся всем телом.

— Извини, что так получилось, Эйбра. Я не хотел…

— Я тоже не хотела. Но вы ни в чем не виноваты. Как и я. — Она вылезла из машины и улыбнулась полицейскому, шагнувшему ей навстречу. — Привет, Винни. Эли, это Винни Хансон.

— Эли, ты, должно быть, не помнишь меня?

— Почему же, помню. — Волосы у Хансона стали короче и вместо светлых, выгоревших на солнце, теперь были каштановыми, лицо сделалось более круглым. Тем не менее Эли его вспомнил. — Тот чувак, что любил серфинг.

— Я до сих пор это дело люблю, — улыбнулся Винни, — особенно когда доска оказывается под рукой и волна набегает хорошая. Извини, что побеспокоили тебя.

— Ничего страшного. Как он проник внутрь?

— Отключил электричество. Закоротил, а затем взломал замок боковой двери, той, что ведет в прачечную. Он знал или подозревал, что там находится сигнализация. Эйбра сказала, что ты уехал ранним утром, отправился в Бостон.

— Верно.

— Значит, твоей машины здесь весь день не было. Советую тебе все тут осмотреть. Проверь, не пропало ли чего. Мы звонили в энергетическую компанию, но они, похоже, до завтра ничего не станут предпринимать.

— Да, похоже на то.

— Мы не обнаружили никаких следов вандализма, — продолжал Винни, провожая их к дому. — На полу в холле мы нашли следы крови, толстовка Эйбры тоже испачкана кровью. Ее достаточно, чтобы сделать анализ ДНК, но если его ДНК нет в нашей базе и пока мы не поймаем его, то нет смысла этим заниматься. Да и в любом случае анализы быстро не делаются.

С этими словами Винни открыл входную дверь и, щелкнув выключателем своего фонарика, подобрал с пола маленький фонарик, оброненный Эйброй, который затем положил на стоявший рядом столик.

— Мы время от времени имеем дело со взломом и незаконным проникновением в жилище, чаще всего в летние коттеджи, которые в не сезон стоят пустые. Чаще всего это делают подростки, чтобы где-то потусоваться, покурить крэк, выпить или потрахаться. Самые худшие варианты — когда они устраивают погром или воруют электронику или дорогие вещи. Но никто из местной шпаны не осмелился бы забраться в Блафф-Хаус.

— Кирби Дункан. Частный сыщик из Бостона. Он ошивался в этих местах, задавал обо мне вопросы разным людям.

— Это не он, — вмешалась в разговор Эйбра, но Винни тем не менее старательно записал имя в блокнот.

— Было темно. Вы не разглядели его лица.

— Верно, не разглядела, но у меня был, так сказать, контакт с его телом. Дункан какой-то мягкий, рыхлый, этот же был ниже ростом и более плотный и крепкий.

— И все же мы с ним поговорим, — сказал Винни, убирая блокнот.

— Он остановился в гостинице, в "Серфсайде". Я видела его там.

— Это мы тоже проверим. В доме есть кое-какие ценные вещи, дорогая электроника. Наверху у вас имеется неплохой ноутбук, есть плазменные телевизоры. Полагаю, что в сейфе хранятся драгоценности мисс Эстер. Наличные деньги в доме хранились?

— Да. Правда, совсем немного, — ответил Эли и, взяв со стола фонарик, повел их по лестнице наверх. Первым делом он зашел в кабинет и включил свой ноутбук.

Если Дункан что-то искал, то непременно сунул нос в его электронную почту, покопался в файлах, проверил, на какие сайты он заходил. Поэтому Эли провел быструю диагностику.

— Ничего нового после того, как я выключил его сегодня утром. Это видно. — Затем он открыл ящики стола и покачал головой. — Похоже, в них тоже никто не заглядывал и ничего не искал. Ничего не пропало. Все на месте.

Эли вышел из кабинета в спальню. Открыл комод, увидел пару сотен долларов, которые, особо не пряча, здесь хранил.

— Если он и был здесь, — сказал Эли, проведя вокруг лучом фонарика, — то ничего не трогал и ничего не взял.

— Вполне возможно, что появление Эйбры помешало ему и он вообще не успел приступить к поискам. Послушайте, не торопитесь и внимательно все осмотрите. Дождитесь, когда снова дадут свет. Мы будем патрулировать ваш дом, хотя со стороны злоумышленника было бы глупостью снова залезть к вам. Уже поздно, — добавил Винни. — Не хочу беспокоить вашего частного сыщика и в этот час вытаскивать его из постели. Встретимся завтра, Эли. Хочешь, я отвезу тебя домой. Эйбра?

— Нет, спасибо, езжай один.

Винни кивнул и вытащил визитную карточку.

— У Эйбры мой телефонный номер есть, а ты возьми. Позвони мне, если обнаружишь пропажу или если возникнет какая-то проблема. Ну а если ты возьмешь доску для серфинга, я проверю, как ты усвоил те уроки, которые я тебе давал в юности.

— В марте? Доску? Да ведь вода сейчас ледяная.

— А зачем, по-твоему, настоящие мужчины надевают костюмы для плавания? Короче, будем на связи.

— Он нисколько не изменился с тех пор, — прокомментировал Эли, когда шаги Винни стихли. — Прическа, конечно, другая, но смею предположить, что в полиции косо смотрят на мелированные патлы до плеч.

— Готова спорить на что угодно, длинные патлы ему тогда очень шли.

— Так вы были знакомы? Имею в виду, до этого вечера?

— Угу. Он что-то там проспорил своей жене в прошлом году и был вынужден ходить ко мне на занятия йогой.

— Винни женат?

— Ага. И ребенок есть. Второй скоро родится. Они живут в Саут-Пойнте и устраивают умопомрачительные пикники.

Наверно, Винни сильно изменился, подумал Эли, продолжая осматривать комнату. Ему вспомнился худой как жердь парень, который был без ума от серфинга и мечтал перебраться на Гавайи.

Луч фонарика скользнул по кровати. Затем вернулся к полотенцу и рыбе, курящей трубку.

— Вам понадобится полотенце побольше, — произнес он и в скудном свете фонарика посмотрел на ее лицо. — Вы, должно быть, устали. Я отвезу вас домой.

— Скорее взвинчена, чем устала. Мне не нужно было пить кофе. Послушайте, Эли, вам не стоит оставаться здесь, ведь в доме нет света. Ночью станет еще холоднее. Без электричества нет не только света, но и воды, потому что насос не работает. У меня же есть более или менее приличная гостевая комната и вполне уютный диван. Можете воспользоваться или спальней, или этим диваном.

— Нет, не надо, спасибо. Не хочу оставлять дом пустым после того, что случилось. Спущусь вниз и поковыряюсь в генераторе.

— Отлично. Я с вами. Спущусь вниз, буду по-женски вскрикивать и подавать вам не те инструменты, что нужно. Вы не слишком ловкий, но сможете раздавить пауков. Знаю, что это неправильно, принимая во внимание ту хорошую работу, что они делают и какую пользу приносят, но у меня пунктик относительно пауков.

— Я смогу издавать крики и шуметь по-мужски и сам хвататься за ненужные инструменты. Вам же лучше поехать домой и лечь спать.

— Я не готова, — отозвалась Эйбра и пожала плечами. — Если вы не слишком возражаете, могу составить вам здесь компанию. Заночую у вас. Буду признательна, если у вас найдется для меня бокал вина.

— Конечно, найдется, — сказал Эли, заподозрив, что бы она ни сказала Морин, ей жутко не хочется оставаться одной дома. — Мы с вами напьемся и запустим этот чертов генератор.

— Замечательный план. До того, как вы приехали, я там хорошенько прибралась, во всяком случае, на большей части вашего винного погреба. Вглубь не заходила, да и Эстер, полагаю, тоже. Причем она туда явно много лет не заглядывала. Остальная часть погреба огромная и темная, сырая и немного жутковатая, — призналась Эйбра, когда они спускались вниз. — Не могу назвать это место моим любимым.

— Жутковатая? — переспросил Эли и поднес снизу фонарик к подбородку, произведя эффект эпизода из фильма ужасов.

— Да. И прекратите это. Печи издают жуткие звуки, скрип, скрежет и лязг. Кроме того, там масса разных комнаток и коморок. Как в подвале в фильме "Сияние" [6]. Поэтому…

Она зашла на кухню и сама взяла бутылку вина.

— Храбрость от перебродившего винограда, которая может также нейтрализовать воздействие выпитого на ночь кофе. Как там дела у вас дома? В Бостоне?

— Все отлично. В самом деле. — Если ей нужно поговорить о чем-то еще, то он поболтает о чем угодно. — Бабуля выглядит окрепшей, родители не такими обеспокоенными, как раньше. Сестра ждет второго ребенка. Короче, было что отпраздновать.

— Замечательно.

— Это, так сказать, помогло переключить рычаги, если вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он, наблюдая за тем, как Эйбра наливает в бокалы вино.

— Выпьем за новое начало, за будущих детей и за электричество, — ответила она, чокаясь с ним.

Сделав глоток, она решила захватить бутылку с собой в подвал. Может быть, она выпьет там и это поможет ей уснуть.

* * *

Подвальная дверь скрипнула. Естественно, подумала Эйбра и взялась согнутым пальцем за "собачку" на ремне Эли.

— Теперь нас не разлучат, — пошутила она, когда тот оглянулся.

— Это не "Амазон" [7].

— Еще какой "Амазон"! Большинство домов в округе не имеют подвалов. А такие внушительные лабиринты — редкость.

— Но и на скалах домов тут почти нет. Кстати, часть подвала находится выше уровня земли.

— Подвал есть подвал. В этом слишком уж тихо.

— А по-моему, наоборот, он издает чересчур много звуков.

— Это все печи. Сейчас они молчат, потому и тихо. И еще там стоят насосы и прочая техническая начинка. Все как будто замерло в ожидании.

— Вот это да! Вы уже начинаете меня пугать.

— Не хочу бояться в одиночку, пусть кто-то боится со мной за компанию.

На нижней ступеньке Эли вынул из зарядного устройства фонарик. Еще шаг, и они оказались в идеально обустроенном винном погребе.

А ведь были дни, представил он себе, когда в каждой нише было по бутылке… лакей регулярно переворачивал сотни таких бутылок. Даже по нынешним временам у него имеется добрая сотня бутылок отменного вина.

— Пришли. Теперь мы разделимся, чтобы вы могли дать мне сигнал. Я подниму на ноги поисковую партию.

О подвале Блафф-Хауса Эйбра привыкла думать как о пещере. О целой системе пещер. Часть стен была когда-то просто высечена в толще скалы. Здесь имелись проходы и низкие арки. Не выйди из строя генератор, она бы щелкнула выключателем, и эти темные своды тотчас бы залил теплый, приветливый свет, однако теперь темноту прорезали лишь лучи их с Эли фонариков.

— Мы с вами совсем как Скалли и Малдер из "Секретных материалов", — прокомментировала Эйбра.

— Истина где-то там…

Услышав его слова, она улыбнулась и решила держаться поближе к нему и не отставать. Неудивительно, что, когда Эли, нырнув под арку, свернул влево и остановился, Эйбра едва не налетела на него сзади.

— Извините.

Эли хмыкнул и поводил лучом фонарика по облупившейся красной краске какого-то исполинского механизма.

— Похоже на инопланетный космический корабль.

— Или агрегат из другого времени. Спрашивается, почему его не заменили на новый, современный? Ведь ему давно место на свалке металлолома.

— Перебои в подаче электроэнергии Эстер не волновали. По ее словам, они помогали ей не забывать о том, что во всем нужно полагаться только на себя. У нее всегда имелся большой запас батареек, свечей, дров, консервированных продуктов и прочего.

— С новым надежным генератором, который я тут установлю, она вообще не будет зависеть от внешнего мира. Судя по всему, в этом допотопном монстре кончился бензин. — Эли легонько пнул генератор. Затем, сделав глоток вина, он поставил бокал на полку с инструментами и открыл пятигаллоновую канистру бензина. — Отлично, горючее у нас есть. Давайте проверим эту инопланетную махину.

Сказав это, он обошел генератор кругом.

— Вы знаете, как он работает?

— Угу. Мы с ним несколько раз сталкивались. Надеюсь, я ничего не забыл. — С этими словами Эли оглянулся на нее и поводил лучом фонарика по ее левому плечу, сделал испуганное лицо. — Ой!

Эйбра вздрогнула и резко обернулась, все так же держа в одной руке бокал, во второй — бутылку.

— Он заполз на меня? Заполз? Кыш! Убирайся!

Она тут же застыла на месте, услышав смех Эли — глубокий искренний смех. Он одновременно и успокоил ее, и разозлил.

— Черт возьми, Эли! Ну что за создания вы, мужики! Вы как дети, ей-богу!

— Вы не побоялись дать отпор налетчику, одна, в полной темноте. И визжите, как резаная, вообразив, что на вас забрался паук.

— Не вижу ничего удивительного. Я же женщина, — ответила она и опрокинула свой бокал. — Это было жестоко с вашей стороны.

— Зато смешно, — ответил Эли и попытался открутить крышку с горловины топливного бака. Бесполезно. Он попытался еще раз. — Да, не везет так не везет!

— Может, вам требуется моя помощь? — спросила Эйбра, кокетливо опустив ресницы.

— Пожалуйста, прошу вас, уважаемая йогиня!

Она подошла ближе и, встав вплотную к нему, напрягла бицепсы и дважды тщетно попыталась открутить злополучную крышку.

— Прошу прощения. Она, похоже, заварена.

— Нет, просто заржавела. Тот, кто закручивал ее последним, явно перестарался, доказывая свою молодецкую силу. Тут без гаечного ключа не обойтись.

— Эй, вы куда?

Эли остановился.

— Кладовка с инструментами была раньше где-то рядом.

— Не хочу возвращаться туда.

— Я сам схожу и поищу там гаечный ключ.

Эйбре меньше всего хотелось оставаться одной, но она не хотела вновь признаться в том, что ей страшно.

— Продолжайте говорить. Только не издавайте хрипов и стонов. Этим вы не произведете на меня впечатления.

— Если на меня нападет подвальное чудовище, я буду сражаться с ним молча, обещаю вам.

— Просто продолжайте говорить, — повторила Эйбра свое требование, когда Эли шагнул куда-то в глубь подвала. — Когда вы потеряли девственность?

— Что вы сказали?

— Первое, что мне пришло в голову, вот я и захотела спросить. Хорошо, я расскажу первой. Это случилось ночью, во время выпускного бала в школе. Такая, знаете ли, шаблонная фраза. Я думала, что у нас с Тревором Беннингтоном любовь навсегда. Продлилась же она два с половиной месяца, ну или полгода, если считать до нашего первого секса. Эли!

— Я слушаю. И кто кого бросил?

— Мы просто тихо расстались, по взаимному согласию. А зря. Потому что так неинтересно. Нужно было разойтись громко, со скандалом.

— Ну, это еще как сказать. — Голос Эли отразился от стен зловещим эхом. Эйбра поспешила сделать дыхательное упражнение и провела вокруг себя лучом фонарика.

Затем до ее слуха донесся глухой удар и ругательство.

— Эли! — позвала она.

— Черт побери, откуда это здесь взялось?

— Не смешите меня.

— Я только что ударился лодыжкой об эту гребаную садовую тачку, потому что она стояла прямо посредине этого гребаного пола. И я…

— Вы поранились, Эли?

— Идите сюда, Эйбра.

— Не хочу.

— Тут нет пауков. Нужно, чтобы вы взглянули на это.

— О боже! — воскликнула она, подойдя ближе к источнику его голоса. — Оно живое?

— Нет, ничего подобного.

— Если это глупый мальчишеский розыгрыш, то я вряд ли удивлюсь. — Эйбра поводила лучом фонарика. В круге света возник Эли, и она задышала гораздо спокойнее. — Что это?

— То, что видите, — сухо ответил он и скользнул вперед узким лучом света.

В этом месте пол, являвший собой утрамбованную землю и камни, зиял от стены до стены разверстой пастью темной ямы, примерно шести футов в длину и глубиной не менее трех [8].

— Здесь кто-то был похоронен?

— Я бы сказал, что тело с большей вероятностью зарыли бы, нежели стали бы выкапывать.

— Зачем кому-то понадобилось копать землю здесь, в подвале? Эстер никогда не рассказывала ни о каких раскопках. — Эйбра поводила фонариком у краев ямы, высветив кирку, лопаты, ведра и кувалду. — Чтобы перерыть здешнюю землю ручными инструментами, ушла бы целая вечность.

— Но электроинструменты производят шум.

— Да, пожалуй… О господи. Так что же тут искали этим вечером? Для чего спустились сюда и рыли землю? Легендарное приданое Эсмеральды? Но это же смешно… однако, похоже, так оно и есть.

— Значит, он понапрасну тратит время и силы. Боже мой, ведь будь тут сокровище, неужели бы мы о нем не знали?

— Я не хотела сказать, что…

— Извините. — Эли отошел в сторону. — Все это было сделано не вчера. Тут копать надо было всю неделю подряд, по нескольку часов в день.

— Значит, он бывал здесь и раньше. Но на этот раз он отключил электричество и взломал дверь. Эстер меняла код сигнализации, — вспомнила Эйбра. — Она попросила меня обновить его, когда попала в больницу. Она тогда сильно расстроилась и, хотя в этом не было смысла, все-таки настояла на своем. Потребовала новый код и чтобы в дверь врезали новый замок. Я все сделала. Примерно за неделю до вашего приезда, Эли.

— Она не просто упала. — Внезапное понимание этого факта было сродни удару кулаком в солнечное сплетение. — Вот же сукин сын! Неужели он толкнул ее? Получается, что она потеряла равновесие и упала. Он же бросил ее в таком положении. Оставил лежать на полу.

— Нужно позвонить Винни.

— Звонок может подождать до завтра. Яма от нас никуда не уйдет. Кажется, я свернул не туда. Мне нужен был гаечный ключ. Я заблудился. Я не был здесь много лет и теперь свернул не в том направлении. Это самая старая часть дома. Послушайте!

Эли умолк, и она четко услышала: шлепки волн о камни, завывание ветра.

— Мы как будто слышим голоса давно умерших людей. Погибших пиратов и мертвых ведьм из Салема. Не могу вспомнить, когда в последний раз я заходил в подвал так далеко. Бабуля сюда уже никогда не вернется. Она здесь ничего больше не хранит. Я просто свернул не туда, иначе я бы ни за что не нашел эту яму.

— Пойдемте отсюда, Эли.

— Хорошо, — ответил он и повел ее к выходу, но перед первым поворотом остановился, чтобы взять с полки старый разводной ключ.

— Сокровище — это бриллианты, Эли, — заявила Эйбра, когда они вернулись к генератору. — Это единственное, что имеет смысл. Вам не обязательно в них верить. Главное, что в них верит он. Согласно легенде, клад стоит целое состояние. Алмазы, рубины, изумруды — чистой воды, волшебные, изысканные. И золото. Приданое королевы.

— Приданое дочери богатого герцога, если быть точным, — произнес Эли и открутил гаечным ключом крышку топливного бака. — Они существовали, эти драгоценности, и сейчас, возможно, стоят миллионы. Разумеется, часть их покоится на дне океана, в трюме корабля, вместе с останками экипажа. — Он подсветил фонариком и заглянул в горловину бака. — Сухо, как кое-что у старой девственницы… Как пыль, — торопливо поправился он. — Извините.

— Вы едва не сказали вульгарность.

Эйбра посветила, чтобы ему было удобнее заливать бензин. В одной руке она держала фонарик, в другой бокал. Эли тем временем щелкал выключателями и вглядывался в измерительные приборы.

И наконец нажал рубильник. Агрегат заурчал и запыхтел, как живой. Эли повторил процедуру еще раз и еще. Генератор заработал.

Эли принял из рук Эйбры бокал с вином. Их руки на мгновение соприкоснулись.

— Господи, Эйбра, да вы замерзли!

— Представьте себе. Чему удивляться, ведь мы в сыром, нетопленом подвале.

— Пойдемте быстрее наверх. Я разожгу камин.

Он машинально обнял ее за плечи.

Пока они шли, она инстинктивно прижималась к нему.

— Эли, я не хочу в это верить, но, может, это дело рук кого-то из местных жителей? Они ведь знали, что вас нет дома. Они не стали бы рисковать и отключать свет, зная, что вы у себя.

— Я плохо знаю местных жителей. Не то, что раньше. Тут, наверно, многое изменилось. Но мне известно, что в одной из здешних гостиниц остановился частный сыщик. Уж он-то должен был знать, на месте я или нет.

— Это был не он. Я в этом уверена.

— Может, вы и правы. Но ведь он работает на кого- то, исполняет чье-то задание, верно?

— Верно. Или же у него есть подручный. Неужели вы думаете, что это он… или они столкнули Эстер?

— Бабушка решила спуститься с лестницы глубокой ночью. Непонятно, зачем ей это понадобилось. Хочу взглянуть на эту загадку под другим углом. Но утром, — добавил он, когда они подошли к кухне.

Эли положил фонарик на стол, поставил рядом бокал и зябко потер руки.

— В "Амазоне" оказалось холоднее, чем я предполагал.

Эйбра рассмеялась, встряхнула волосами и подняла голову.

Они стояли близко друг к другу, и его руки теперь двигались медленнее, он уже не потирал их, а поглаживал.

Эйбра мгновенно ощутила трепет внизу живота. Она давно перестала обращать внимание на подобные ощущения — с тех пор, как у нее начался, образно выражаясь, сексуальный пост. Она заметила, как у него изменился цвет глаз, как его взгляд задержался на ее губах. Она инстинктивно шагнула ближе. Эли же, наоборот отпрянул назад и опустил руки.

— Не сейчас, — произнес он.

— Простите?

— Не сейчас. Травма, потрясение, вино. Позвольте, я затоплю камин. Вы немного согреетесь, а потом я отвезу вас домой.

— Хорошо, но только скажите мне, что это не составит вам большого труда.

— Напротив, — ответил он, на мгновение задержав взгляд на ее лице. — Это будет чертовски тяжело.

Это было нечто, подумала Эйбра, когда он вышел. Она сделала глоток вина из бокала и подумала, что предпочла бы иной способ согреться.

Глава 9

Закрыв дверь за помощником шерифа, Кирби Дункан направился прямиком к бутылке "Столичной", стоявшей на подоконнике, и налил себе водки примерно на два пальца. Вот же сукин сын, подумал он, и одним глотком осушил стакан.

Слава богу, что у него сохранились чеки, один за кофе в закусочной, что в паре кварталов от дома Лэндона, а второй за бензин и сандвич с ветчиной и сыром, купленный в магазинчике на автозаправке в нескольких милях к югу от Виски Бич.

Поняв, что Лэндон поехал в Бостон, Дункан решил заправить машину и перекусить. Чертовски правильное решение. Чеки докажут, что он никак не мог быть в Блафф-Хаусе в то время, когда в дом проник злоумышленник. Иначе ему пришлось бы уверять местных копов, что в этот час он безвылазно сидел дома. Вот же сукин сын.

Возможно, это простое совпадение, подумал он. Неужели кто-то выбрал именно этот вечер, зная о том, что он сообщил клиенту, что Лэндон в данный момент в Бостоне, и без спроса проник к нему в дом?

Бывает, что и свиньи зимой на юг улетают.

Похоже, его втянули в грязную игру. Дункану это не нравилось. Он готов стоять и за клиентом, и перед ним, но лишь при условии, что тот будет вести с ним честную игру.

Но только не тогда, когда клиент использует его и, не сказав ни слова, незаконно проникает в дом, принадлежащий объекту наблюдения. И что уж совсем паршиво, нападает на женщину.

Он сам бы забрался в Блафф-Хаус, если бы клиент дал ему такое задание, и сам бы отвечал за свой промах, если бы его поймали.

Но он, Дункан, ни за что не посмел бы даже пальцем тронуть женщину.

Пора выкладывать карты на стол, решил сыщик, или же клиенту придется искать себе новую ищейку, потому что старая не станет служить тому, кто поднимает руку на женщин.

Дункан выдернул телефон из зарядного устройства и быстро набрал номер. Он был не в том настроении, чтобы еще на час откладывать этот разговор.

— Да, это Дункан… да, у меня кое-что для вас есть. Спешу сообщить, что меня допрашивал помощник шерифа по поводу незаконного проникновения в дом и нападения на женщину.

Он плеснул себе еще водки и немного послушал своего незримого собеседника.

— Надеюсь, вы не хотите одурачить меня. Я не работаю на тех, кто водит меня за нос. У меня не будет проблем, если я пожелаю затеять танцы со здешними легавыми, но я не стану этого делать, не зная, под какую мелодию придется плясать. Да, они спрашивали меня, на кого я работаю. Нет, я им не сказал. Пока не сказал. На если я нужен клиенту лишь для того, чтобы расчистить ему дорогу, чтобы он мог без спроса вломиться в дом парня, которого я выслеживаю, и получаю за это деньги, и если этот клиент нападает на женщин, то у меня к нему возникают вопросы. Отныне все будет зависеть от того, какие ответы я на них получу. Не хочу рисковать своей лицензией. В данный момент у меня есть информация о преступлении, которое включает в себя нападение на женщину и которое заставляет меня чувствовать себя соучастником. Так что вам, черт побери, лучше приготовить ответы на мои вопросы. Иначе, если копы снова нагрянут ко мне, я назову ваше имя. Да, да. Прекрасно.

Дункан посмотрел на часы. Черт побери, подумал он, разве после такого уснешь?

— Ладно, еду.

Прежде чем уйти, Дункан сел к компьютеру и напечатал подробный отчет. Он прикроет каждый квадратный дюйм своей задницы. Если потребуется, он перешлет эти отчеты прямо окружному шерифу.

Незаконное проникновение в дом — это одно, хотя само по себе дело гнусное. Но нападение на женщину? Это вообще ни в какие ворота не лезет.

Но он даст клиенту шанс объясниться. Иногда бывает так, что люди засмотрятся всякого дерьма по телевизору, и у них крышу сносит. Один господь ведает, что могло прийти н голову его клиенту.

А пока они выяснят отношения, и он, Дункан, предельно ясно выскажет все, что думает по этому поводу. Хватит с него лжи. Пусть расследованием занимаются профессионалы.

Немного успокоившись, Дункан оделся. Глотнул воды и прополоскал рот, чтобы перебить запах спиртного. Не стоит встречаться с клиентом с таким "выхлопом". Он по привычке нацепил кобуру с пистолетом, затем натянул свитер и ветровку. Рассовав по карманам ключи, диктофон и бумажник, он вышел из номера через черный ход.

Это маленькое преимущество стоило ему лишних пятнадцати долларов в сутки, но благодаря ему жизнерадостная хозяйка гостиницы оставалась в неведении о его приходах и уходах.

Дункан бросил взгляд на машину, но решил пройтись пешком. Поездка в Бостон и обратно, бесконечные часы сидения рядом с домом Лэндона. Нет, хватит протирать задницу за рулем, лучше размять ноги.

Хотя Дункан и считал себя горожанином до мозга костей, ему нравилась тишина и спокойствие деревушки. Он как будто перенесся в ставшую реальностью сказочную деревню, в которой все закрыто, где вокруг ни огонька и лишь слышен неумолчный плеск накатывающих на берег волн.

Над землей позли клочья тумана, еще более усугубляя неземную атмосферу ожившей сказки. Гроза улеглась, но воздух был все еще насыщен влагой. Луна была скрыта грядой облаков.

Мигание маяка придавало пейзажу дополнительную нереальность. Дункан зашагал в направлении этого пульсирующего огонька, решив по пути обдумать предстоящий разговор.

Теперь, когда он уже успокоился, будет лучше поставить на этом деле точку. Если не доверять клиенту, то будет страдать дело. Следует также признать, что Лэндон не сделал ничего подозрительного. После нескольких дней слежки и разговоров с местными жителями самое большее, чем он, Дункан, разжился, были сплетни из уст болтливой продавщицы в сувенирной лавке.

Кто знает, возможно, Лэндон и убил свою жену, но не исключено, что и не убивал. Все это крайне сомнительно. Дункан не ждал новых откровений ни от жителей прибрежной деревушки, ни от обитателей дома на скале.

Возможно, его начнут убеждать не бросать задание, поручат поискать нужные сведения в Бостоне, скажут покопаться там в разных источниках, посмотреть на собранную информацию под новым углом. Может, даже удастся обсудить это дело с Вулфом.

Но сначала хотелось бы получить ответы на возникшие вопросы.

Например, почему его клиент забрался без спроса в чужой дом? Интересно, он сделал это впервые или же у него уже имелся подобный опыт?

Не то чтобы Дункан возражал против небольшого "профессионального проникновения". Просто было глупо думать, что в доме найдется что-то такое, что связало бы Лэндона с убийством его жены. Кроме того, дело было год назад, да и сам Лэндон тогда находился в Бостоне.

Теперь местные копы будут не сводить с дома глаз, будут наблюдать и за Лэндоном, и за частным сыщиком, который что-то вынюхивает в округе.

Любители, подумал Дункан, тяжело взбираясь все выше и выше. Вскоре он оказался на тропинке, которая вела к маяку.

Туман стелился по камням и как будто заглушал звук его шагов, превращая плеск волн о камни в гулкую, отдающуюся эхом барабанную дробь.

Добравшись до маяка, он понял, что туман искажает расстояние. Возможно, завтра он еще раз прогуляется сюда, если будет ясный день, перед тем как вернуться в Бостон.

Решение принято, подумал он. Любая работа может надоесть до чертиков. Любое расследование может зайти в тупик. Но если это случается одновременно? Наверно, пора послать подальше это невыгодное дело.

А еще он был вынужден признать, что ему не следовало так резко разговаривать с клиентом. Господи, что за идиотские поступки он совершает!

Услышав звук шагов, он обернулся. Из пелены тумана ему навстречу шагнул клиент.

— Вы поставили меня в дурацкое положение, — начал Дункан. — Нам нужно об этом поговорить.

— Да, я знаю. Извините меня.

— Мы можем об этом забыть, как о былых обидах, если вы…

Он не заметил пистолета. Туман приглушил хлопки выстрелов. Казалось, рядом с ним кто-то кашлянул. Дункан понял, что это такое, лишь в то мгновение, когда его пронзила боль.

Он так и не успел достать свой собственный пистолет, эта мысль даже не пришла ему в голову.

Кирби Дункан упал, широко распахнув глаза и открыв рот. Вместо слов из его горла вырвался лишь невразумительный хрип. В то короткое мгновение, пока он все еще был жив, до его слуха как будто издалека донесся голос убийцы.

— Мне очень жаль. Я не думал, что так получится.

Дункан уже не почувствовал, как его обыскивают, вынимают из карманов бумажник, сотовый, диктофон, ключи и пистолет.

Его угасавшее сознание ощущало лишь отупляющий холод. И невыносимую боль, пронзавшую тело, когда его волокли к самому краю обрыва.


Не думал, что так получится. Слишком поздно, слишком поздно переигрывать все заново. Единственный выбор — движение вперед. Больше никаких ошибок. Больше никаких частных детективов, которым нельзя доверять, которые просто не способны сохранять лояльность.

Делай то, что от тебя требуется, и главное, доводи начатое до конца.

Вдруг копы заподозрят Лэндона в убийстве этого сыщика. Ведь заподозрили же они его в случае с Линдси.

Но Лэндон убил Линдси.

Кто же еще, кроме него? Кто?

Пусть Лэндон заплатит за Линдси ценой Дункана. Иногда справедливость подобна змее.

Сейчас же самое главное — обыскать номер в гостинице и забрать все, что позволит установить связь погибшего Дункана с последним клиентом. То же самое необходимо сделать и в офисе Дункана, и в его доме.

Большая работа. И начать ее нужно как можно быстрее.

* * *

Утром, спустившись вниз, Эли заглянул в гостиную. Покрывало, которым он укрыл Эйбру, когда она устроилась на диване, было живописно расправлено на спинке. Ее обуви у входной двери он тоже не заметил.

Так даже лучше, подумал он. Особенно после того неловкого момента в их отношениях прошлой ночью. Хорошо, что она рано утром оставила его в доме одного.

Более или менее хорошо, решил Эли, когда почувствовал запах свежезаваренного кофе. Затем он увидел кофейник и записку. Откуда у нее эти самоклеящиеся листочки для записей? Откуда этот бесконечный запас?


Омлет в духовке. Не забудьте выключить плиту. В холодильнике свежие фрукты. Спасибо, что разрешили мне устроиться на диване. Заеду позже. Позвоните Винни!


— Отлично. Надеюсь, вы не против, если я сначала выпью кофе и посмотрю, остались ли у меня еще клетки головного мозга?

Эли налил себе кофе, добавил в чашку сливок и помассировал себе затылок. Он обязательно позвонит Винни, причем без всяких напоминаний. Ему нужно лишь несколько минут, чтобы собраться с мыслями перед тем, как ответить на вопросы полиции. Ответить в очередной раз.

Кстати, а нужен ли мне этот чертов омлет? Кто просил ее его готовить? — подумал он, открывая дверку духовки.

Что, если ему захотелось бы, допустим… э-э-э?… Черт, омлет выглядит очень даже аппетитно.

Эли бросил сердитый взгляд на тарелку и взял в руку вилку. После чего, расхаживая возле окна, сам не заметил, как принялся поглощать злополучный омлет. Глупо, конечно, но ему будет легче, если он съест его стоя.

С тарелкой в руках Эли вышел на террасу. Ветрено. Но погода терпимая, не то что вчера, отметил он. Этот холодный ветер вновь очистит окружающий мир. Солнце, прибой, песчаный берег — все это немного сняло напряжение.

Он понаблюдал за парочкой, что, держась за руки, прогуливалась по берегу. Некоторые люди просто созданы для общения, любви и секса. Им остается только позавидовать. Его собственная единственная попытка обернулась полным фиаско, а от развода спасло — ну кто бы мог подумать! — убийство.

Как же это характеризует его самого?

Эли проглотил еще один кусок омлета. Парочка на берегу тем временем остановилась и обнялась. Да, ему остается только позавидовать им.

Он подумал об Эйбре. Нет, она его не привлекает.

Как же глупо лгать самому себе! Конечно, его тянет к ней! У нее милое лицо и превосходная фигура.

Лучше не влюбляться, вот что нужно сказать. Ему лучше не думать о сексе. Главным образом, о сексе с Эйброй.

Нужно продолжить работу над книгой, скрыться в созданном им вымышленном мире и найти свой путь обратно в мир реальный, в котором он живет.

А еще ему хотелось узнать, кто убил Линдси и почему. Ведь пока он это не выяснит, никакое количество свежего морского воздуха не поможет очистить этот мир.

Увы, желания и реальность — не одно и то же в чем же тогда реальность? В яме в подвале, выкопанной неизвестно кем?

Пора позвонить в полицию.

Эли вернулся в дом. Положив тарелку в мойку, он увидел, что Эйбра оставила визитную карточку Винни возле телефона.

Он собрался было дурашливо закатить глаза, но был вынужден признать, что ее предусмотрительность избавила его от необходимости вновь подниматься наверх и рыться в карманах в поисках кусочка картона с телефонным номером.

Он набрал номер.

— Помощник шерифа Хансон.

— Привет, Винни, это Эли Лэндон.

— Привет, Эли.

— У меня проблема… — начал он.

Примерно через час Эли вместе с помощником шерифа разглядывал выкопанную кем-то в подвале яму.

— Ну что тут сказать? — произнес Винни и почесал затылок. — Дельце интересное. Но это точно не ты здесь копал?

— Нет.

— Ты уверен, что мисс Эстер никого не нанимала зарыть эту яму? Допустим, чтобы проложить новую канализационную трубу или что-то в этом роде?

— Не могу сказать наверняка. Уверен лишь в том, что, будь это так, Эйбра наверняка бы знала. Но, поскольку яма еще не вырыта до конца и работа не доделана, я склонен думать, что, имей эта работа легальный характер, тот, кто отвечает за нее, непременно связался бы со мной.

— Это точно. Не на все сто процентов, но ты попал в точку. Я вот еще что добавлю. Если кого-то нанимали рыть эту яму, я бы точно был в курсе. Сможешь расспросить свою бабулю?

— Честно говоря, не хотелось бы, — честно признался Эли, мысленно взвесив все "за" и "против". — Не хочу, чтобы она нервничала понапрасну. Я могу изучить ее бумаги, просмотреть счета за коммунальные услуги. Если она кого-то нанимала, то наверняка есть смета. Я не специалист, Винни, но, на мой взгляд, яма чересчур глубока для водопроводных труб или чего-то подобного. Да и зачем, черт побери, бабке вдруг понадобилось прокладывать новые трубы?

— Вдруг здесь просто пытались устранить какую- то неполадку. Ты это не исключаешь? Вообще-то копать землю ручными инструментами — дело долгое. Тут важны две вещи — время и воля исполнителя. Но в любом случае кто-то должен был входить в дом и выводить из него.

— Эйбра мне рассказывала, что моя бабушка заставила ее поменять код системы сигнализации и врезать в дверь новый замок. После того, как упала.

— Неужели? — удивился Винни, переведя взгляд с ямы на лицо собеседника.

— У Эстер имелись на то причины, хотя она и не смогла их назвать. Но она решительно настояла на своем. Бабушка плохо помнит свое падение, но мне кажется, что если в таких случаях можно говорить об инстинкте, то она запрятала эти воспоминания в тайники памяти. Но они же заставили ее сменить замок и код сигнализации.

— Ты обнаружил в подвале яму и теперь считаешь, что падение мисс Эстер — это вовсе не несчастный случай.

— Именно. Вчера вечером на Эйбру напали. Для того чтобы проникнуть в дом, злоумышленник отключил электричество. Он не ожидал ее прихода. Он знал, что я уехал в Бостон. Возможно, они с Кирби Дунканом сообщники. Дункан знал, где я. Ты сказал, что он показывал тебе чеки, рассказывал, что делал в то или иное время. Он отвлек внимание на себя и развязал руки сообщнику. Я в Бостоне, дом пуст, вот он и решил, особенно не спеша, покопаться в подвале.

— Но зачем?

— Винни, мы с тобой можем покрутить у виска относительно этой чуши с приданым Эсмеральды, но многие верят в нее всерьез.

— Выходит, некто неизвестный узнает код сигнализации и подбирает ключ к дверному замку. Что ж, вполне вероятно, ведь это не так уж и сложно. Таинственный некто проникает в дом, спускается в подвал и начинает копать. И вот однажды ночью он нападает на твою бабулю и сталкивает ее с лестницы.

— Она этого не помнит.

Эли вновь представил лежащую на полу бабушку — всю в крови, с переломами, беспомощную. Его моментально охватила ярость, и он принялся энергично мерить шагами подвал.

— Возможно, она услышала внизу какие-то звуки и начала спускаться по лестнице. Или же, наоборот, спустилась и услышала подозрительные звуки. Затем решила вернуться в спальню. Там крепкая дверь. Да и закрывается комната изнутри. Она поднимается наверх, вызывает полицию. Но нельзя исключать и того, что он просто напугал ее, и она сама упала. В любом случае этот негодяй бросил ее одну и поспешил скрыться. Беспомощную, раненую, без сознания. Бросил ее на произвол судьбы, по сути дела, обрек на смерть.

— Если все было так, как ты говоришь. Если… — произнес Винни и положил руку на плечо Эли.

— Если, — согласился тот. — Через две недели после ее падения произошло много всяких событий. Жизнь, если можно так выразиться, забила здесь ключом. В доме бывала полиция, к бабушке постоянно приходила Эйбра, которая взялась ухаживать за ней. Затем жизнь постепенно входит в обычное русло. Злоумышленник возвращается в дом и продолжает свои "раскопки". Затем этот тип узнает, что приезжаю я и собираюсь вновь поселиться в доме. Неожиданно для него Эйбра меняет код сигнализации. Понимаешь, Винни, он явно знал, что вчера в доме несколько часов никого не будет. Узнать об этом он мог от Дункана.

— Мы еще разок поговорим с Дунканом. Я пришлю сюда наших сотрудников. Пусть все сфотографируют и произведут замеры. Мы занесем все инструменты в дом и осмотрим его со всех сторон. Правда, на это уйдет время, но тут уже не от нас зависит. Не забывай, Эли, мы здесь мелкие сошки.

— Понимаю.

— Снова поставь дом на сигнализацию. Обещаю тебе, что патрульная машина будет несколько раз в сутки проверять, все ли здесь в порядке. И еще я советую завести сторожевую собаку.

— Собаку? Ты это серьезно?

— Вообще-то собаки лают и даже кусаются, — неуклюже сострил Винни, пожимая плечами. Я не скажу, что наш Саут-Пойнт рассадник преступности, но мне спокойнее на душе, когда в мое отсутствие дом охраняет собака. В любом случае я пришлю сюда несколько наших ребят. И все же, интересно, зачем же он здесь копал? — не удержался от вопроса Винни, когда они вернулись в гостиную.

— Это самая старая часть дома. Подвал уже существовал, когда к берегу пристала "Калипсо".

— Как же звали того, который спасся?

— Судя по некоторым источникам, Джованни Моренни. Согласно другим — Хосе Корес.

— Да, точно. Я слышал и другие истории, в которых фигурировал сам капитан Брум.

— Йо-хо-хо и бутылка рома, — насмешливо добавил Эли.

— В любом случае он вытаскивает на берег сундук с сокровищами и где-то здесь его прячет. Мне всегда нравилась история о том, как он украл лодку, вышел в ней в море и спрятал сундук на одном из островков недалеко от побережья.

— Есть еще одна история. В ней фигурирует мой предок. Он якобы нашел этого моряка и привез вместе с сундуком в этот дом. Затем выхаживал его до тех пор, пока моряк не выздоровел.

— Моя жена обожает эту легенду. Она якобы такая романтичная. За исключением той ее части, в которой твоего родственника убивает его брат и сбрасывает с крутого утеса.

— Самое главное, приданого с тех пор никто в глаза не видел. Но в любом случае тот, кто это сделал, в него верил.

— Похоже, что ты прав. Я заеду в гостиницу к Дункану и еще раз переговорю с ним.

* * *

Нет, не так Эли предпочел бы провести этот день — не в общении с полицейскими, энергетической компанией, страховщиком и техниками, занимающимися установкой охранной сигнализации.

Дом неожиданно показался ему слишком шумным, слишком людным. За последние недели он привык к простору, тишине, уединению. Неожиданно для себя он сделал открытие: эта нынешняя склонность к тишине и одиночеству противоречит его прежнему образу жизни. Куда только канули дни, заполненные деловыми встречами, совещаниями, людьми, вечеринками!

Впрочем, он ничуть не сожалел об этом. Но день прошел в разговорах, ответах на вопросы, принятии решений. Ему пришлось заполнить немало бумаг, показавшихся абсурдными. К сожалению, ничего с этим не поделаешь. Надо терпеть.

Наконец, дом и прилегающий участок опустели. Эли облегченно вздохнул. Однако уже в следующую секунду хлопнула входная дверь.

— Господи, что случилось?

Это была Эйбра. Войдя в дом, она сняла с плеча хозяйственную сумку и поставила ее на стиральную машину.

— Вам кое-что понадобилось.

— Мне?

— Вам. — Она вынула из сумки пачку стирального порошка и убрала ее в белый шкафчик. — Похоже, что у вас тут все починили.

— Похоже на то. У нас новый код сигнализации. — Эли порылся в карманах и, вытащив бумажку, протянул ее Эйбре. — Вам она тоже понадобится.

— Ну, разве если вам не захочется бегать по утрам вниз. — Эйбра посмотрела на бумажку, затем спрятала ее в бумажник. — Я только что столкнулась с Винни, — добавила она, проходя мимо Эли по пути в кухню. — Я сказала ему, что слышала, будто Кирби Дункан выписался из гостиницы. Правда, он ничего не сказал самой Кэти, что уедет рано утром, но его вещей в номере нет. Винни обещал позвонить, если у него возникнут вопросы.

— Дункан просто взял и уехал?

— Похоже на то, — ответила Эйбра, выкладывая на стол содержимое сумки. — Винни хочет "выйти на связь" с Дунканом, как вам нравится это полицейское выражение? Он выйдет на связь с частным сыщиком из Бостона, как будто между Дунканом и ямой в подвале вашего дома есть что-то общее. Впрочем, одно мы теперь знаем точно: поскольку он уехал, никто не будет выслеживать вас, Эли, и покушаться на ваше уединение. Что уже хорошая новость.

— Неужели клиент отозвал Кирби Дункана, решив, что больше не нуждается в его услугах? Так сказать, отправил в отставку? Или же Дункан не оправдал его надежд?

— Трудно сказать, — ответила Эйбра, ставя на полку коробку крекеров. — Знаю только, что он заплатил за номер до воскресенья включительно и что-то говорил о том, что, возможно, задержится в наших краях еще на несколько дней. Как вдруг собрал вещички и был таков. Но мне нисколько не жаль, что он уехал. Неприятный тип.

Расставив по полкам продукты, Эйбра сложила пакеты и сунула их в сумочку.

— Знаете, у меня такое ощущение, что следует это отпраздновать.

— Что именно отпраздновать?

— То, что за вами больше никто не следит, в доме снова есть электричество и заново установлена сигнализация. То, что после паршивой ночи наступил продуктивный день. Советую вам попозже сходить в паб и выпить. Там сегодня будут играть хорошую музыку, и вы можете пообщаться с Морин и Майком.

— У меня весь день ушел на разговоры. Нужно нагнать упущенное.

— Извините, — возразила Эйбра и легонько ткнула пальцем в его грудь, — но любой человек имеет право вечером в пятницу немного расслабиться. Холодное пиво приятная музыка, славная компания. Плюс официантка, роль которой буду исполнять я, наденет коротенькую юбку. Надо взять воды для поездки, — добавила она и повернулась к холодильнику.

Эли шлепнул рукой по двери, вынудив ее обернуться. Эйбра удивленно посмотрела на него:

— Как, мне нельзя взять воды?

— Почему вы все время суетитесь?

— Это вам так кажется. — Уж не начал ли он на нее западать? Интересно. И главное, понимает он это или нет, очень даже сексуально. — Зря вы так думаете. Я бы предпочла увидеть вас в другой обстановке, среди людей. Вам это пойдет на пользу. Да и я буду рада встретиться с вами вечером. Может, вам действительно стоит увидеть меня в мини-юбке. Чтобы понять, интересую я вас или нет.

Он подвинулся к ней еще ближе. Но вместо того чтобы думаться и отступить назад, ощутил физическое влечение.

— Вы нажимаете не на те кнопки.

— Как можно удержаться от этого, если они под рукой? — возразила Эйбра. Я не понимаю таких людей и подобное самоограничение. Почему бы не выяснить, симпатична я вам или нет, прежде чем самой увлечься вами? Мне это кажется вполне справедливым.

Нелегко ему сейчас, подумала Эйбра. Он оказался как будто внутри урагана. Может, успокоить его? И она положила руку ему на плечо.

— Я не боюсь вас, Эли.

— Вы меня не знаете.

— В том-то все и дело. А хотелось бы узнать. В любом случае я не обязана знакомиться с вами ближе в том смысле, что вы подразумеваете. Вы, конечно не безобидный плюшевый медвежонок, но и хладнокровным убийцей я вас тоже не считаю. В вашей душе много скорби и гнева, но я не виню вас за отсутствие позитива. Я понимаю вас, Эли. Хорошо понимаю.

Он отодвинулся от нее и сунул руки в карманы Самоограничение, подумал он. Она чувствует, когда мужчина хочет прикоснуться к ней. И он прикоснулся.

— Вообще-то я не стремлюсь увлечься вами или вступить с вами в отношения. С вами или с кем-то еще.

— Я это понимаю, поверьте мне. Я испытывала те же чувства до того, как встретила вас. Дело в том, что я давно не занималась сексом. У меня, так сказать сексуальный пост.

— Простите? — переспросил Эли, удивленно подняв брови.

— Поясняю. Я воздерживаюсь от секса. По этой причине я могу быть привлекательной. Воздержание когда-нибудь закончится, и вот тут вы можете оказаться кстати. Новый мужчина, симпатичный, загадочный и умный, когда перестает хмуриться. И еще я нужна вам.

— Ваше неотразимое обаяние меня не волнует. В остальном — я абсолютно не завишу от вас.

— Глупости! Полная чушь! — Быстрая смена на строения захватила его врасплох, как и то, что она легонько оттолкнула его. — В доме есть еда, потому что ее сюда приношу. И вы едите то, что я для вас готовлю. Вы уже набрали несколько фунтов. Даже ваше лицо немного округлилось. У вас чистые носки, потому что я их стираю, и у вас есть собеседник, если вы желает о чем-то поговорить. Иногда вы сами затеваете разговор, не нуждаясь в том, чтобы я произносила какие-то слова, побуждающие вас к откровенности. У вас есть та, которая верит в вас. По-моему, всем хочется иметь рядом такого человека.

Эйбра нагнулась к столу, взяла сумочку, но тут же бросила ее обратно.

— Неужели вы думаете, что вы единственный, на кого свалились неподвластные вам неприятности? Единственный, кто пострадал и нуждается в исцелении, в необходимости начать жизнь заново? Но вы не сможете начать ее заново, возводя в ней новые барьеры. Они не станут гарантией безопасности, они лишь упрочат ваше одиночество.

— Одиночества я не боюсь, — парировал Эли.

— Снова вы говорите не то. Большинство людей нуждается в окружающих. Всех нас держат человеческие контакты, связи, отношения. Нам это жизненно необходимо, потому что мы люди. Я видела, как вы обрадовались, когда узнали Морин, встретив ее на берегу. Вы действительно ей обрадовались. На вас было приятно посмотреть.

Как и я, вы нуждаетесь в этом точно так же, как в еде, воде, работе, сексе и отдыхе. Поэтому я стараюсь, чтобы у вас всегда была еда, вода, соки, газировка "Маунтин дью", потому что это ваша любимая марка. Я слежу за тем, чтобы у вас были чистые простыни. Так что не говорите мне, что не нуждаетесь во мне.

— На этот раз вы не сказали о сексе.

— Знаете, это решаемо.

Эйбра верила в интуицию и решила довериться ей и на этот раз. Она просто шагнула вперед, взяла в ладони его лицо и припала губами к его губам. Секс тут ни при чем, подумала она. Обычное человеческое прикосновение, тактильный контакт.

И все же, какие бы чувства он ни разбудил в ней, этот контакт, он был ей приятен. Не убирая рук, она сделала шаг назад.

— Вот видите, ничего плохого не произошло, вы целы и невредимы. Вы же человек, как и все, вы здоровый мужчина, вы…

Это был не инстинкт, а реакция. Она щелкнула выключателем, поэтому он нырнул в море света. И в нее.

Развернув Эйбру к себе, он прижал ее к кухонному столу и запустил пальцы в гриву ее волос. Ее руки вновь прикоснулись к его лицу, ее губы приоткрылись навстречу его губам. А как громко стучит ее сердце! Он вновь это чувствовал! И то, как участился его пульс, и пробудилось желание, и восторг от того, что рядом с ним женщина.

Женское тело, мягкое и теплое, восхитительные выпуклости и изгибы.

Ее запах, ее невнятные радостные восклицания. Прикосновение губ и языка. Все это обрушилось на него, как цунами. Он был готов отдаться в его власть.

Эйбра запустила руки в его волосы. Эли оторвал ее от пола, а в следующий миг она оказалась на кухонном столе — с раздвинутыми ногами, между которыми пульсировало неутолимое желание. Как ей хотелось обхватить его руками и ногами и слиться с ним в бесконечном ритме любви!

Но интуиция в очередной раз подсказала ей правильный шаг.

Не делай ничего безрассудного, предостерегла она себя. Не надо ничего такого, что не подкреплено настоящей любовью. Иначе в конечном итоге обоих ждет лишь разочарование.

Она вновь взяла в ладони его лицо и погладила щеки, а затем отстранилась.

В нее тотчас впились его затуманенные страстью глаза. Эйбра прочла в них ярость, которую всегда умела разглядеть за пеленой влечения.

— Отлично. Вы ожили, пробудились от спячки. Вы здоровы и в хорошей форме.

— Я не жалею об этом.

— Разве речь идет об извинениях? Это ведь я нажала на кнопки, верно? Я тоже не испытываю чувства вины. Единственное, жаль, что мне пора идти.

— Идти?

— Мне нужно переодеться в короткую юбку и успеть на работу. Я уже опаздываю. Но я рада, что у нас будет время поразмыслить над тем, нужно ли нам делать следующий, вполне естественный шаг.

С этими словами Эйбра соскользнула со стола и вздохнула:

— Вы первый мужчина за долгое время, который вызвал у меня искушение и заставил усомниться в необходимости воздержания. Первый, кто, похоже, заставит меня нарушить обет целомудрия. Мне просто нужно знать, не сойдем ли мы с ума, если я все-таки решусь на это. Над этим стоит подумать.

Она взяла сумочку и шагнула к выходу.

— Загляните к нам вечером, Эли. Приходите в паб, послушайте музыку, посмотрите на людей, выпейте пару бокалов пива. Первый будет для вас за счет заведения.

Выйдя из дома, Эйбра направилась к машине. Прижав руку к животу, она сделала глубокий выдох. Прикоснись он к ней еще раз и попроси остаться… она точно бы опоздала бы на работу как минимум на час.

Глава 10

Эли не знал, как поступить, взвешивал "за" и "против", мысленно спорил с собой. В конечном итоге он придумал довод в пользу вечернего похода в этот чертов паб, убедив себя в том, что ему не по силам провести весь вечер безвылазно дома. Ведь он заслужил небольшой отдых.

Кстати, заодно он посмотрит, что новые владельцы сделали с заведением. Выпьет бокал-другой пива, послушает музыку и пойдет домой.

И, может быть, сумеет выбросить навязчивый образ Эйбры из головы.

А если он докажет это себе и ей, то сможет без проблем ходить в паб и пить пиво, что даже к лучшему.

Тебе ведь нравилось ходить в бары, напомнил он себе. Нравилась атмосфера питейных заведений, люди, которые там собирались, разговоры, с лету завязывающиеся знакомства.

В принципе, посещение баров можно считать исследовательской работой, изучением типажей и характеров. Да, обычно профессия писателя подразумевает уединение от мира, но она требует и предварительных наблюдений за жизнью, размышлений, накопления опыта и изредка встреч и знакомств. Иначе дело закончится писательским трудом в условиях вакуума.

В конце концов, Эли решил не задерживаться в пабе больше часа, но за это время проникнуться местным колоритом, который, возможно, когда-нибудь воссоздаст на страницах новой книги.

Затем он принял еще одно решение — не ехать на машине, а пройтись пешком. Автомобиль он оставил на подъездной дорожке. Свет в доме он выключать не стал. Если кто-то попробует вломиться к нему, злоумышленника остановят признаки того, что в доме, возможно, есть люди.

Эта мысль улучшила его настроение, как и мысль о том, что хорошая прогулка ему не повредит.

Вскоре он переступил порог деревенского паба и не поверил глазам.

Прежней заплеванной дыры, в которой когда-то он на законных основаниях купил на свой двадцать первый день рождения алкоголь — бутылку пива "курз", — как не бывало. Куда только подевались осклизлые стены с развешанными на них поддельными рыбачьими сетями, гипсовые чайки, засиженные мухами пиратские флаги и засаленные морские раковины — эти неотъемлемые и казавшиеся вечными атрибуты морской романтики.

Корабельные штурвалы заменили на темные бронзовые светильники. Их янтарный свет придавал атмосфер заведения уютный характер. Картины, барельефы и три карандашных наброска, сделанные его бабушкой, изображали эпизоды местной истории.

Ну и заодно здесь соскоблили с пола грязь, навсегда убрали, казалось бы, вечные следы разлитого пива и намертво присохшую к половицам блевотину, а старые доски отшлифовали песком.

Люди сидели за столиками, в кабинках, на кожаных креслах для двоих или на высоких табуретах возле длинной барной стойки. Другие отплясывали на крошечном, как почтовая марка, танцполе под песню "Одинокий парень" из репертуара группы "Блэк Киз", которую старательно исполнял местный рок-квинтет.

Вместо карнавальных пиратских костюмов на официантах и официантках была строгая униформа, белый верх, черный низ.

Все это было так не похоже на ту сомнительную дыру, претендовавшую на звание паба, что осталась в его памяти. Это даже слегка обескураживало. Он поймал себя на том, что затосковал по старым временам.

Впрочем, какая разница, напомнил он себе. Он, как любой нормальный мужик в пятницу вечером, выпьет пива. После чего пойдет домой.

Эли направлялся к бару, когда заметил в зале Эйбру.

Она обслуживала столик, за которым сидели трое парней — на вид лет двадцати с небольшим, — ставила с подноса на стол бокалы с пивом.

Юбка — короткая, как и было обещано, — подчеркивала длинные красивые ноги, которые, судя по всему, начинались откуда-то от подмышек и заканчивались черными шпильками. Белая блузка изящно облегала стройный торс без капли лишнего жира и подтянутые мышцы.

Из-за музыки ему не было слышно, о чем она разговаривала с посетителями. Впрочем, какое ему дело до этого явного обоюдного флирта?

Эйбра похлопала одного из юнцов по плечу. Ответом ей стала идиотская довольная улыбка.

Эли встретился с ней глазами. Эйбра приветливо улыбнулась ему, как будто ее губы и сексуальная родинка не прижимались к его губам всего несколько часов назад.

В эти мгновения он был готов испить ее всю, одним жадным глотком.

— Хотел выпить пива, — сообщил он.

— Наше заведение для этого и предназначено. У нас восемнадцать сортов разливного. Какого желаете?

— Э-э-э… — Он бы предпочел не отвечать на этот вопрос, а раздеть ее.

— Тогда вам стоит попробовать местный сорт. — В глазах Эйбры сверкнул лукавый огонек. Неужели она читает его мысли? — Сорт "Старый кит" очень хвалят.

— Да, конечно, можно попробовать.

— Садитесь за столик к Майку и Морин. — Эйбра сопроводила слова жестом. — Я принесу вам ваше пиво.

Заметив его, Морин похлопала по сиденью стула рядом с собой:

— Привет, Эли! Садись к нам. Посиди с нами, старожилами, чтобы спокойно поболтать, не напрягая горло.

— Я принесу пива, да и чипсы, думаю, вам не помешают, — сказала Эйбра, обращаясь к Майку.

— Здесь подают превосходные чипсы-начос, — сообщил Майк, когда Эйбра ушла выполнять заказ, а Эли сел на предложенный стул.

— Когда-то здесь подавали пакетики с просроченными картофельными чипсами и вазочки с арахисом сомнительного происхождения.

— Было дело, — улыбнулась Морин. — Но теперь тут все по-другому. Мы с Майком стараемся приходить сюда по крайней мере раз в месяц. В основном в выходные дни. Бывает, что сюда не попасть, так много народу.

— Сегодня тоже людно.

— Тут играет популярная рок-группа, и все приходят ее послушать. Поэтому мы подвалили сюда пораньше, чтобы занять места. У тебя в доме дали электричество?

— Угу.

Морин покровительственно потрепала его по руке.

— У меня сегодня практически не было времени, чтобы поговорить с Эйброй, но я успела узнать от нее, что в доме кто-то по непонятной причине выкопал яму.

— В чем же дело? — поинтересовался Майк, подавшись вперед. — Если, конечно, ты сам не решил пару часов поразмяться с лопатой и киркой.

— Мне кажется, причина очевидна — кто-то искал в моем доме сокровища, — ответил Эли, пожимая плечами. — Удивляться интересу людей не стоит. В конце концов, Блафф-Хаус — главная местная достопримечательность.

— Я же говорила! — воскликнула Морин и хлопнула мужа по плечу. — Я так и предполагала, а Майк со мной спорил. У него нет ни капли фантазии.

— Знаешь, я пофантазирую, когда ты наденешь ту красную штучку с вырезом на…

— Майк! — оборвал его Эли и подавил смешок.

— Ты клюнула на эту удочку, дорогая… А вот и эти самые начос! — Майк с довольным видом потер руки. — Это объедение, — сообщил он Эли.

— Начос с заправками и салатом, три порции, и салфетки дополнительно, — объявила Эйбра, ставя на стол тарелки. — И ваше пиво "Старый кит". Нуждайтесь. Напоминаю вам, первый бокал за счет заведения, — добавила она увидев, что Эли потянулся за бумажником.

— Когда у тебя будет перерыв? — поинтересовалась у нее Морин.

— Не сейчас, позже, — ответила Эйбра и отправилась принимать заказ у соседнего столика.

— Сколы же у нее работ? — спросил Эли.

— Я не успеваю считать. Ей нравится разнообразие, — ответила Морин, пододвигая к себе тарелку с чипсами. — Надо бы не забыть, что она скоро займется иглоукалыванием.

— Она собирается втыкать в людей иголки?

— Скорее, учится это делать. Ей нравится заботиться о людях. Даже кольца и кулоны, которые она изготавливает, дарят вам радость.

Эли понял, что у него накопились кое-какие вопросы. Причем в немалом количестве. Но их лучше задать, не переходя в режим перекрестного допроса.

— Ей удалось добиться такого разнообразия за очень короткое время. Ведь она здесь относительно недавно.

— Да, три года назад перебралась сюда из Спрингфилда. Тебе стоит как-нибудь расспросить ее.

— О чем?

— О Спрингфилде, — светила Морин и отправила в рот очередную порцию чипсов. — Обо всем, что тебе интересно.

— Кстати, что ты думаешь о шансах "Ред сокс" в этом году? — вмешался разговор Майк.

Морин смерила мужа укоризненным взглядом и поднесла к губам бокал красного вина.

— Ни с кем так не интересно говорить о бейсболе, как с твоей бабулей.

— Да, Майк, бабуля великий любитель бейсбола, — с улыбкой признал Эли.

— Старушка в два счета способна назвать результаты самых давних матчей. Знаешь, я каждые две недели бываю в Бостоне. Как ты думаешь, мне можно как-нибудь навестить ее?

— Мне кажется, она будет рада гостям.

— Майк тренирует младшую лигу, — пояснила Морин. — Эстер — внештатный помощник тренера.

— Твоя бабушка любила наблюдать, как дети играют в бейсбол. — Наконец музыканты сделали перерыв. Майк завладел вниманием Эйбры, жестом показав, что, мол, нам еще пива. — Надеюсь, она вернется хотя бы к концу сезона.

— Было бы неплохо. Мы думали, что она не выкарабкается.

— Ох, Эли, — вздохнула Морин и накрыла его руку своей ладонью.

Раньше он никому об этом не говорил. Тогда почему же это вырвалось у него сейчас? Наверно потому, что перед глазами у него стояла былая Эстер, которой ему так сильно недостает.

— Первые несколько дней… Хирурги сделали ей две операции, чтобы сохранить руку. Локоть раздроблен. Перелом бедра, ребер, травма головы. Все это время ее жизнь висела на волоске. И когда я увидел ее вчера… — "Неужели это было лишь вчера?" — подумал он. — Она уже на ногах, ходит с тростью, потому что считает, что ходунки — это для дряхлых старух.

— Вполне в ее духе, — подтвердила Морин.

— В больнице она сильно похудела, но теперь понемногу набирает вес. Да и выглядит гораздо бодрее. И хотела бы увидеть тебя, — сообщил он Майку.

— Морин тоже хотела бы проведать ее, когда она поправится.

— Я тебя понял.

— Ты собираешься рассказать ей о незваном госте?

— Пока не буду ничего говорить. Да и рассказывать особенно не о чем. Мне и самому интересно знать, сколько раз этот чертов кладоискатель побывал в нашем подвале. И был ли он в доме в ту ночь, когда она упала.

Эли взялся за свой бокал и допил пиво. От него не скрылось, что Майк и Морин обменялись взглядами.

— В чем дело?

— Я сказала то же самое, когда узнала об этих "раскопках" в подвале, — ответила Морин и локтем толкнула мужа в бок. — Разве не так?

— Точно, подтверждаю. Ты так и сказала.

— Он же ответил, что я просто начиталась детективных романов и у меня разыгралось воображение.

— Предлагаю за это выпить. — Однако Эли, не сводил с Морин глаз, лишь покрутил в руках бокал. — Почему вы так подумали?

— Эстер… Знаешь, я терпеть не могу слово "живчик", когда им называют пожилых людей. Лично мне оно кажется оскорбительным. Но она именно такая. Кроме того, готова спорить, что ты не видел ее на занятиях йогой.

— Не видел, — согласился Эли. Такое действительно было трудно представить.

— У нее превосходно развитое чувство равновесия. Ей ничего не стоит принять позу "дерева" и бойцовую позу номер три и… Это я к тому, что у нее прекрасная координация движений. Так что не могла она сама оступиться и упасть с лестницы. Малые дети могут упасть, но никак не наша Эстер.

— Она не помнит, — произнес Эли. — Не помнит, как упала, не помнит, как встала с постели.

— Не вижу ничего неожиданного, особенно если учесть, что она ударилась головой. Но теперь нам известно, что кто-то тайком проникал в дом. Причем это явно какой-то псих, потому что непонятно зачем он копает землю в подвале. Он же напал на Эйбру и оставил ей несколько синяков. Не дай она ему отпор, неизвестно, чем бы все кончилось. Если это один и тот же человек, не удивлюсь, что именно он напугал Эстер или даже столкнул ее.

— Вторая смена! — объявила Эйбра, ставя на стол поднос с бокалами. — Ох, какие серьезные лица у вас!

— Мы только что говорили про Эстер и про того типа, что забрался вчера в дом. Может, все-таки поживешь у нас пару дней? — предложила Морин.

— Но этот подонок проник в Блафф-Хаус, а не "Смеющуюся чайку".

— Но ведь ты сказала, что могла бы опознать его…

— Не вынуждай меня соглашаться с Майком.

— Я редко читаю детективные романы, читала лишь ваши рассказы, — ответила Эйбра, глядя на Эли. — Отличные рассказы, кстати.

— Теперь вы не оставляете мне выбора, и я вынужден заплатить за новые бокалы пива.

Эйбра рассмеялась и протянула ему счет. Затем небрежно провела ладонью по его волосам и положила руку ему на плечо.

Морин под столом лягнула ногу мужа и предложила:

— Эли, может, тебе выступить в нашем книжном клубе?

— Нет, только не это, — выпалил Эли, чувствуя, что него перехватило горло, и поспешил отпить из бокала. — Я все еще пишу мою книгу и закончу ее не скоро.

— Но ты же писатель! У нас в клубе еще никогда не было живого писателя, — заявила Морин.

— У нас выступала Натали Герсон, — возразила ей Эйбра.

— Да, да, конечно. Издала за свой счет сборнички так называемых стихов. Белых, без всякой рифмы. Я была готова засветить самой себе в глаз, лишь бы этот вечер поскорее закончился.

— А мне хотелось засветить в глаз Натали. Делаю перерыв на пять минут, — сказала Эйбра и опустилась бедром на край стола.

— Садитесь, — предложил Эли, пытаясь встать, но она легким толчком усадила его на место.

— Все нормально, я не буду садиться. Знаете, Эли никогда не рассказывает о своей книге. Если бы я писала книгу, то только бы и делала, что трещала о ней без умолку. Окружающие избегали бы меня, и тогда я начала бы приставать к абсолютно незнакомым людям и грузила бы их до тех пор, пока они тоже не стали бы избегать меня.

— Только и всего?

Эйбра шутливо ткнула его кулачком в плечо.

— Мне как-то пришла в голову мысль сочинять тексты к песням. Если бы не мое незнание нот и отсутствие идеи, я бы, наверно, прославилась.

— И поэтому вы занялись иглоукалыванием.

— Это интересно, — улыбнулась она, — и поскольку вы, Эли, проявили интерес, у нас с вами будет тема для разговора. Мне нужна практика, и вы идеально подойдете.

— Боже, что за кошмарная идея!

— Зато это будет бесплатный сеанс иглотерапии.

Кстати, какие у нее чудесные духи! А как искусно она подкрасила глаза! Когда уголков ее губ коснулась улыбка, он уже не мог ни о чем думать. Ему хотелось одного: прикоснуться к ним своими губами. Вернее, если быть точным, не прикоснуться, а жадно впиться в них поцелуем.

— Мы еще поговорим на эту тему, — сказала Эйбра и встала. Взяв поднос, она направилась к соседнему столику прижимать заказ.

— Не удивляйся, если скоро будешь лежать голый у нее на столе, весь утыканный иголками, — предупредил будущую жертву иглотерапии Майк.

Черт побери, я не удивлюсь, если это случится, подумал Эли. Совсем не удивлюсь.

Он просидел в пабе около часа, радуясь общению с приятной компанией. У него даже мелькнула мысль, что ему не придется уговаривать себя прийти сюда еще раз. Это прогресс, пришел к выводу Эли и, пожелав Майку и Морин спокойной ночи, направился к выходу.

— Не хотите пожелать спокойной ночи и вашей славной официантке? — услышал он за своей спиной голос Эйбры.

— Вы были заняты. Господи, возвращайтесь поскорее в зал, здесь холодно!

— Что вы, мне даже жарко — я за последние три часа так набегалась, выполняя заказы. Судя по всему, вам здесь понравилось.

— Да, приятное разнообразие. И друзья ваши мне понравились.

— Морин была вашей доброй знакомой еще до того, как с ней познакомилась я, но вы правы, они с Майком замечательные люди. До свидания, Эли, до воскресенья.

— До воскресенья?

— Ваш массаж. Не забыли? Надо продолжать ваше исцеление, — ответила она. — Даже если вы не будете тянуть и поцелуете меня на прощание.

— Вообще-то я уже оставил вам чаевые.

Эйбра звонко рассмеялась, ее смех возвращал его к жизни, словно глоток прозрачной родниковой воды. Чтобы доказать ей, на что способен, он шагнул ближе и положил руки ей на плечи. Ощущая приятное тепло ее тела, провел по ее предплечьям. Затем наклонился и поцеловал Эйбру в губы.

На этот раз он целует медленно и правильно, мечтательно подумала она. Этот поцелуй выгодно отличался от предыдущего, нервного и торопливого. Эйбра обняла его за талию и ответила на поцелуй.

Он мог дать больше, чем ему казалось, мог ранить сильнее, чем был готов в этом признаться. Она притягивала к себе обе стороны его натуры.

Когда он оторвался от ее губ, Эйбра вздохнула.

— Отлично, Эли. Морин была абсолютно права. Вы это умеете, причем неплохо.

— Боюсь, мои старые таланты немного заржавели.

— Мои тоже. Какое совпадение!

— Скажите, а ваши почему заржавели? — вопросом на вопрос ответил Эли.

— Для этой истории нужна бутылочка вина и теплая комната. Спокойно ночи, мне нужно идти.

— Хотелось бы услышать вашу историю.

Его слова доставили ей удовольствие не меньшее, чем букет роз.

— Я потом расскажу ее вам. Спокойной ночи, Эли.

С этими словами Эйбра скользнула внутрь, туда, где играла музыка, где звучали громкие голоса, оставив Эли одного, возбужденного и растревоженного. Я хочу ее, подумал он, хочу больше всего на свете, хочу даже больше тишины и покоя.

Он зашагал домой под дождем уже начавшейся субботы. Шагая, увлекся сюжетом воображаемой истории и лишь тогда осознал ее связь с реальностью, когда мысленно написал весь эпизод с ветреной ночью, когда дождь стучит в окно, а герой, шагая к пустому дому умершего брата, находит ключ, как реальный, так и метафорический, к стоящей перед ним дилемме.

Обрадованный тем, что слегка продвинулся в развитии сюжета, Эли заставил себя оставить в покое клавиатуру компьютера и отправился в бабушкину комнату со спортивным инвентарем. Ему тотчас вспомнились часы, проведенные в бостонском фитнес-центре с его хитроумными тренажерами. Вся эта чудо-техника была предназначена для создания красивого, крепкого тела под бодрую ритмичную музыку.

Прошли те деньки, напомнил он себе. Но это не значит, что я тоже остался в прошлом.

Веселенькая расцветка бабушкиных спортивных снарядов слегка смутила его. Однако десять фунтов есть десять фунтов. От этого никуда не деться.

Как же надоело чувствовать себя слабым, хилым и дряблым! Как надоело что-то делать, не прилагая усилий, или, что еще хуже, просто плыть по течению.

Если он мог писать — а он доказывал себе это каждый день, — то должен найти в себе силы и для того, чтобы качать мускулы, потеть от усилий, чтобы снова стать прежним. Было бы лучше, думал Эли, взяв пару ярко-красных гантелей, стать тем, кем я должен стать волей судьбы.

Он не был готов заниматься перед зеркалом и потому решил подкачать бицепсы, встав лицом к окну, разглядывая бьющиеся о берег волны, глядя на клочья белой пены, остающейся на камнях, на свет маяка.

Сначала Эли раздумывал о том, в каком направлении отправится его герой, за какой важный сюжетный угол свернет. Затем его мысли переключились на то, какие чувства испытает герой за этим углом. Ведь и он сам, если и никуда не свернул, то, во всяком случае, близок к этому.

Господи, как же хочется на это надеяться!

От гантелей Эли перешел к кардиотренажеру, но выдержал минут двадцать. Вскоре легкие уже жгло огнем, в ногах ощущалась дрожь. Он потянулся, разминая мышцы, с жадностью глотнул воды и вновь вернулся к упражнениям с гантелями. Затем, тяжело дыша, лег на пол.

Уже лучше, сказал он себе. Пусть он провел здесь не целый час, но ощущение такое, будто он участник соревнований по триатлону, хотя и не с лучшими результатами. Зато в нем проснулся голод.

По пути вниз, в кухню, Эли поздравил себя с почином. Есть ему и впрямь захотелось зверски. Что ж, хороший признак.

Наверное, уже пора заносить на бумагу все эти маленькие свершения. Этакие ежедневные заклинания.

Внезапно на него обрушилось нечто еще более неожиданное, чем гламурного цвета гантели.

Запах.

Когда он вошел в кухню, то сразу ощутил запах и лишь затем увидел на столе целую тарелку печенья. Мысль об обычном сандвиче тотчас вылетела в залитое дождем окно.

Он отодрал записку вместе с пищевой пленкой, которой была обтянута тарелка, и сунул в рот первую попавшуюся печеньку.


Пекла в дождливое утро. Слышала, как вы клацаете клавиатурой, и не стала вам мешать, увидимся, завтра в пять.

Эйбра.


Чем же ему отплатить ей за ее старания? Купить цветы? Или что-то еще? Вторая печенька убедила его в бессмысленности букета. Это будет ничтожная плата. Он сунул в рот третью и включил кофеварку. Будет лучше, если он разожжет камин, наугад возьмет в библиотеке какую-нибудь книжку и устроится возле огня с чашкой кофе.

Он разжег в камине такое сильное пламя, что оно вскоре зарокотало в дымоходе. Отблески огня, тепло и потрескивание поленьев превосходно контрастировали с непогожей дождливой субботой. Войдя в библиотеку, Эли принялся разглядывать книжные полки.

Романы, биографии, книжки по домоводству, поэзия, книги по садоводству и животноводству, руководства по занятиям йогой — очевидно, бабушка не на шутку ею увлеклась, — старая книга о хороших манерах, подборка книг, посвященных Виски Бич. Кстати, на пару романов стоит обратить внимание. Что еще? Фольклор, кое-что по истории семейства Лэндонов. И несколько книг о пиратах и местных легендах.

Он машинально вытащил переплетенный в кожу том, озаглавленный "Калипсо". Обреченные сокровища".

Если вспомнить яму, вырытую кем-то в подвале, это может оказаться весьма полезным чтивом.

Устроившись на диване, обтянутом темно-коричневой кожей, Эли принялся жевать печенье и читать. В старой книге, опубликованной на стыке девятнадцатого-двадцатого веков, имелись иллюстрации, географические карты, биографические сведения о тех, кого автор считал главными фигурами, имевшими отношение к легендарным сокровищам. Незаметно для себя Эли с головой окунулся в последний судьбоносный рейс "Калипсо", которым командовал не слишком кровожадный пират и контрабандист Натаниэл Брум.

В книге он был изображен этаким дерзким и отважным красавцем, хотя явно уступал пиратам, сыгранным Эрролом Флинном [9] и Джонни Деппом.

Эли прочел про морское сражение между "Калипсо" и "Санта Катериной". Описание было сделано в бескровном, приключенческом стиле, что наводило на подозрения относительно пола создателя сего опуса. Скорее всего, под именем Чарльз Дж. Хавершем скрывалась женщина.

Абордаж и потопление "Санта Катерины", истребление большей части ее экипажа обернулось приключениями в открытом море, приправленными изрядной порцией романтики. По мнению Чарльза Хавершема, приданое Эсмеральды было магически пропитано сердцем его влюбленной хозяйки, и поэтому бриллианты мог хранить лишь тот, кто изведал истинную любовь.

— Серьезно? — хмыкнул Эли и сжевал еще одно печенье. Он, возможно, отложил бы эту книгу и выбрал другую, но автор, судя по всему, работал над ней с редким воодушевлением. Стиль оказался неплох, а отдельные страницы вышли очень даже забавными и увлекательными. Да и в познавательности книге трудно отказать. Короче говоря, Эли, сам того не желая, погрузился в те аспекты легенды, о которых раньше даже не подозревал.

Ему не нужно было верить в созидательную и преображающую силу любви — в данном случае это были наделенные магическими свойствами алмазы и рубины, — чтобы получать от книги удовольствие. Он по достоинству оценил романтические наклонности автора. Из текста следовало, что отчаянный романтик капитан Брум и был тем непритязательным моряком, спасшимся после судьбоносного крушения "Калипсо".

Он дочитал всю книгу до ее трагического (и все же романтичного) конца, затем перелистал, чтобы заново рассмотреть иллюстрации. Согревшись теплом камина, Эли от съеденного в избытке печенья впал в сладостную кому и задремал с книгой на груди. Ему приснились морские сражения, пираты, сверкающие бриллианты, разверстое сердце юной женщины, а также измены, месть и смерть.

Нашлось в его сне место и для Линдси. Жена лежала в яме, вырытой в подвале Блафф-Хауса, причем камни и земля были обагрены ее кровью. Видел он и себя, склонившегося над ней с киркой в руках.

Проснулся Эли весь в поту. Дрова в камине давно превратились угли. Тело после сна в неудобной позе одеревенело. Не чувствуя себя до конца проснувшимся, он встал с дивана и вышел из библиотеки.

Последний образ сна оказался таким пугающе живым и отчетливым и так подробно запечатлелся в памяти, что он спустился в подвал и прошел по подземному лабиринту. Остановившись у края ямы, Эли заглянул в нее, чтобы лично убедиться, что бездыханного тела его жены там нет.

Идиот, сказал он самому себе. Только идиот может пойти проверять нечто невозможное, зыбкое, порожденное фантазиями сна. А все эта глупая книжка и съеденное в избытке печенье! В равной степени наивно полагать — и надеяться, — что, если Линдси не снилась ему несколько ночей подряд, значит, он навсегда избавился от этого кошмара.

Как бы глупо все это ни было, увы, его оптимизм и былая энергия растаяли, как сахар в чашке с горячим чаем. Значит, он должен занять себя чем-то полезным. Нельзя допустить, чтобы вокруг него сгустился мрак безумия. Боже, как же не хочется снова с боем пробиваться назад, к свету!

Наверное, следует засыпать эту чертову яму в подвале, сказал он себе, возвращаясь в дом. Нет, прежде нужно поговорить с Винни и только потом засыпать ее. Покончить с этим делом раз и навсегда и послать к чертям того идиота, искателя сокровищ, что забирался в Блафф-Хаус.

Он сам не заметил, как взлелеял в себе искру гнева — все-таки это лучше депрессии, — и по пути обратно в дом принялся ее раздувать. Ему удалось превратить искру в пожар, призванный испепелить того, кто осмелился вторгнуться в его фамильный особняк.

Хватит с него гадостей. Довольно того, что кто-то мог проникнуть в его городскую квартиру, убить его жену и тем самым навлечь на него, Эли Лэндона, подозрения в этом убийстве. Ему надоело чувствовать себя жертвой.

Он шагнул на кухню и застыл на месте.

Эйбра стояла, держа в одной руке телефон, а в другой пугающего вида огромный кухонный нож.

— Хочу надеяться, что вы собрались всего лишь нашинковать большую морковку.

— О господи, Эли! — воскликнула она и бросила нож на стол. — Я пришла к вам и увидела, что дверь в подвал открыта. Вы не ответили, когда я позвала вас. Затем услышала чьи-то шаги и… жутко испугалась.

— Страх обычно заставляет людей убегать. Разумный страх заставляет убегать и звонить в полицию. Остаться на кухне с ножом в руках — вовсе не проявление мужества или разума.

— Мне было страшно, но я пыталась действовать разумно. Мне нужно было… могу я… Впрочем, неважно. — С этими словами Эйбра взяла бокал и достала из холодильника бутылку вина. Вытащив штопором пробку, она плеснула вина, как будто это был сок к завтраку.

— Я напугал вас. Простите, — извинился Эли, заметив, что ее руки все еще дрожат. — Но ведь иногда приходится спускаться по лестнице вниз.

— Сама знаю. Дело не в этом. Просто… — Она отпила из бокала и сделал глубокий вдох. — Эли, нашли Кирби Дункана.

— Отлично. — Гнев был готов вернуться к нему, имея на этот раз конкретную цель. — Хотел бы я поговорить с этим сукиным сыном.

— Вряд ли вам это удастся. Полицейские нашли его тело. Он упал с площадки маяка вниз, на камни. Я заметила полицейских, увидела, что там почему-то собралось много народа, и тоже решила посмотреть. Дункан мертв.

— Как это случилось?

— Не знаю. Наверно, упал.

— Слишком как-то все просто получается, вам не кажется? — Они снова придут ко мне, подумал Эли, имея в виду полицию. Снова будут задавать вопросы. Этого не избежать.

— Не думаю, что кто-то решит, будто вы имеете к этому отношение.

Эли покачал головой. Его совсем не удивило, что она как будто прочитала его мысли. Взяв бокал, он сделал из него долгий глоток.

— Мне от них никуда не деться. Они придут ко мне. Но на этот раз я буду готов. Вы пришли и сообщили мне о смерти Дункана, так что теперь я в курсе событий.

— Никто из тех, кто вас знает, ни за что не поверит, что вы имеете к этому какое-то отношение.

— Может, вы и правы, — ответил Эли и протянул ей бокал. — Но это лишь разбудит у зверя аппетит. Человека, обвиненного в одном убийстве, легко обвинить и в другом. Его легко забросать грязью, и часть этой грязи погубит и вас, если вы не будете держаться на расстоянии.

— Да пошли они! — сердито отозвалась Эйбра, сверкнув глазами. К ее лицу вернулся прежний румянец. — Но, прошу вас, больше меня так не оскорбляйте.

— Это не оскорбление, а предупреждение.

— К черту такое предупреждение. Я хочу знать, что вы будете делать, если уверены в том, что кое-кто считает вас причастным к этому убийству. Ведь в этом случае грязью закидают вас.

— Я сам пока не знаю. — Сказав это, Эли покривил душой. — Зато знаю другое: никому не выгнать меня из Блафф-Хауса или из Виски Бич. Я буду жить здесь ровно столько, сколько захочу.

— Этого вашего решения достаточно. Приготовить вам поесть?

— Нет, спасибо, я наелся печенья.

Эйбра посмотрела на стоящую на столе тарелку и от удивления разинула рот, насчитав в ней всего шесть печенюшек.

— Боже праведный! Да там же было две дюжины! Вам станет плохо.

— Может, и станет. Ступайте домой, Эйбра. Вам не следует быть здесь, когда приедут копы. Боюсь ошибиться, но, по-моему, они будут скоро.

— Мы можем вдвоем поговорить с ними.

— Лучше не надо. Я позвоню своему адвокату, поставлю его в известность. Поезжайте домой и закройте двери.

— Уговорили. Я приеду к вам завтра. Прошу вас, позвоните мне, если что-то случится.

— Я сам со всем справлюсь.

— Нисколько не сомневаюсь, — произнесла она и наклонила голову. — Что с вами, Эли?

— У меня был хороший день. Почти хороший. В последнее время такое стало случаться со мной чаще. Я справлюсь, поверьте мне.

— Тогда увидимся завтра. — Эйбра поставила бокал на стол и прикоснулась ладонями к его лицу. — И вы попросите меня остаться у вас. Надо поразмыслить, как мне реагировать на предложение.

С этими словами она легонько коснулась губами его губ, затем набросила на голову капюшон толстовки и вышла из кухни.

Эли поймал себя на том, что мучается тем же самым вопросом. Что ж, рано или поздно, но подходящий момент настанет.

Часть 2

СВЕТ

Надежда вольной птицей

Души касается пером

И песню вечную поет без слов.

Эмили Дикинсон

Глава 11

Он проснулся на рассвете, как будто вынырнув из неприятного сна, в котором смотрел с высоты на лежащее далеко внизу, на камнях у подножия скалы изуродованное и окровавленное тело Линдси.

Ему не нужен психоаналитик, чтобы найти ключ к загадкам подсознания. Ему не нужен личный тренер, который сказал бы ему, почему у него болит и ломит каждая косточка тела, каждая мышца и косточка. Ибо без всяких объяснений ясно, что вчера он перетренировался.

Поскольку рядом не было никого, Эли немного поворчал и отправился в душ, в надежде, что горячая вода намного ослабит боль в натруженном теле.

Выйдя из душа, он сварил себе кофе и с чашкой в руке сел просматривать электронную почту. Похоже, сейчас самое время послать весточку родным. Жаль, что ему никак не обойти молчанием события последних дней, но будет лучше, если они услышат об этом от него, а не от кого-то еще.

Слухи вообще имеют обыкновение очень быстро распространяться. Неприятные слухи разлетаются еще быстрее.

Прежде всего он счел своим долгом заверить их, что с домом все в порядке. Ну а если про смерть бостонского сыщика он упомянул лишь вскользь, то ничего страшного. Ведь он в глаза не видел этого человека! Пусть думают, что это несчастный случай. В конце концов, так вполне могло быть.

Нет, сам он так, конечно, не думал, но зачем попусту беспокоить родственников?

Затем он рассказал им о своей книге, написал о погоде, отпустил несколько шуток о недавно прочитанном опусе Чарльза Хавершема, посвященном "Калипсо" и приданому Эсмеральды.

Дважды перечитав написанное, Эли вставил неприятные новости в середину и, закончив письмо на легкой позитивной ноте, отправил его. Затем, вспомнив о сестре и их договоренности, написал Трише отдельное послание.


Послушай, я ничего не приукрашиваю ну, почти. С домом все в порядке, за ним присматривает местная полиция. В данный момент, судя по всему, какой-то придурок пытается отыскать в нем мифическое сокровище. Я не знаю, что случилось с тем парнем из Бостона. Может быть, он нечаянно упал, или нарочно спрыгнул со скалы, или его столкнул вниз мстительный призрак капитана Брума.

У меня все в порядке. Даже лучше, все прекрасно. И когда ко мне придут копы — а я знаю, что они придут, — я сам со всем отлично справлюсь. Я к этому готов.

А теперь перестань сердито смотреть на экран компьютера, я ведь знаю, что это именно так. Лучше поищи кого-нибудь другого, о ком стоит позаботиться.


Так сойдет, решил Эли. Она немного позлится, на него позабавится и в конце концов поверит в то, что он говорит правду.

За второй чашкой кофе с рогаликом он открыл файл с текстом романа, над которым работал, и с головой погрузился в сюжет. Между тем над морем медленно вставало солнце.

Эли потянулся за бутылкой "Маунтин дью" и двумя последними печеньями, когда дверной звонок, которым никто не пользовался, издал первые ноты из любимой мелодии бабушки — "Оды к радости".

Эли, не торопясь, закрыл файл, убрал недопитую бутылку газировки в холодильник и лишь затем, под аккомпанемент все той же мелодии звонка, прозвучавший во второй раз, спустился вниз.

Он ожидал увидеть на пороге полицейского. Он ожидал увидеть на пороге даже двух полицейских, но никак не бостонского детектива Арта Вулфа.

Тот из двух, что помоложе — короткая армейская стрижка, квадратное лицо, голубые глаза и поджарое тренированное тело завсегдатая спортивного зала, — показал ему свой полицейский жетон:

— Эли Лэндон?

— Да, это я.

— Моя фамилия Корбетт. Я из полиции округа Эссекс. Детектива Вулфа из Бостона, надеюсь, вам представлять не надо.

— Да, мы встречались.

— Мы хотели бы войти и поговорить с вами.

— Хорошо. Входите.

Действуя вопреки рекомендациям адвоката, Эли отступил назад, пропуская в дом незваных гостей. Он принял решение. Черт побери, он ведь и сам адвокат! И отлично понимал, что стоит за словами "Ничего не говори, позвони мне, отсылай все вопросы ко мне".

Однако сам он жить по таким принципам не мог. Не мог да и никогда не будет. Поэтому он провел полицейских в гостиную.

В ожидании такого поворота событий Эли уже успел разжечь в камине огонь. Сейчас тот горел ровно, выделяя приятное тепло, отчего обставленная произведениями искусства и антиквариата комната казалась еще более уютной. Высокий потолок способствовал тому, что свет свободно лился в большие окна, из которых открывался вид на сад, где на ветру покачивались зеленые стебли нарциссов с единственным дерзким желтым цветком.

На миг Эли ощутил себя сродни этому цветку — отважным, без страха смотрящим в будущее и готовым явить миру свой истинный цвет.

— Ну и домина! — прокомментировал Корбетт. — Впечатляет снаружи и не меньше впечатляет внутри.

— Дом — это место, где можно повесить шляпу. Если он у вас есть, разумеется. Прошу садиться.

Эли как будто включил аппарат внутреннего сканирования. Ладони не липкие, пульс нормальный, горло не пересохло. Хорошие признаки.

И все же, видя перед собой бульдожью физиономию Вулфа и пристальный взгляд его карих глаз, Эли не мог избавиться от беспокойства.

— Мы не станем напрасно тратить ваше драгоценное время, мистер Лэндон, — произнес Корбетт и, придирчиво осмотрев комнату и ее хозяина, сел. — Вы наверняка слышали о недавнем несчастном случае.

— Я слышал, что вчера возле маяка было найдено тело.

— Верно. Полагаю, что вы были знакомы с покойным. Это Кирби Дункан.

— Нет, не был. Не имел чести лично встретиться с ним.

— Но вы наверняка о нем слышали.

— Знаю только, что это был частный сыщик из Бостона, который наводил здесь обо мне справки.

Корбетт вытащил из кармана блокнот. Эли прекрасно знал: блокнот — элемент психологического давления и редко служит своей главной цели.

— Это правда, что вы заявили полиции, что, по вашему мнению, именно Кирби Дункан незаконно проник в ваш дом в четверг вечером?

— Это была моя первая мысль, когда я узнал о взломе. Да, я назвал его имя полицейскому, с которым разговаривал, — мистеру Винсенту Хансону. — Которого вы, черт побери, отлично знаете, добавил он про себя. — Однако женщина, на которую напал проникший в дом злоумышленник, раньше встречалась и разговаривала с Дунканом. Так вот, по ее словам, это был не Дункан. Человек, напавший на нее в темноте, был выше ростом и более худощавого телосложения. Кроме того, Хансон в тот вечер беседовал с Дунканом, и последний показал ему товарные чеки, которые подтверждали, что в момент взлома он находился в Бостоне.

— Должно быть, вас здорово разозлило то, что он проник к вам в дом и все перевернул вверх дном.

Вежливого обмена вопросами и ответами не будет, подумал Эли и перевел взгляд на Вулфа.

— Согласен, это меня не слишком обрадовало. Более того, мне было любопытно узнать, кто нанял этого человека для слежки за мной.

— Самый простой ответ на такой вопрос: кому-то понадобилось собрать о вас информацию, узнать о ваших поступках и намерениях.

— А самый простой ответ на это: работать и заниматься домом, пока не восстановится моя бабушка. Поскольку Дункан вряд мог сообщить своему клиенту или клиентам больше, чем то, что я сейчас сказал вам, то мне остается предположить лишь одно: они напрасно потратили свои деньги. Но это их личное дело. Меня оно не касается.

— Дело об убийстве вашей жены, мистер Лэндон, все еще остается открытым. Вы по-прежнему в списке подозреваемых.

— Да, я в курсе. Как знаю и то, что вы бы не прочь увязать меня с расследованием нового убийства.

— Разве кто-то говорил о каком-то втором убийстве?

Вот же самодовольный ублюдок, подумал Эли, но постарался ответить спокойно, не выдавая истинных чувств:

— Вы полицейский, ваше дело — расследование убийств. Если бы вы считали смерть мистера Дункана несчастным случаем, вы вряд ли пришли бы ко мне. Из чего следует, что Дункан был убит или есть подозрение в насильственной смерти. Я раньше работал адвокатом и знаю, что к чему.

— Да, верно, вы знаете все ходы и выходы.

Корбетт поднял руку.

— Мистер Лэндон, вы можете подтвердить ваше точное местонахождение между полуночью и пятью часами утра в пятницу рано утром?

— В пятницу утром? Я уехал в Бостон в четверг. Я был у моих родителей, когда мне позвонили и сообщили о взломе. После этого я сразу же выехал домой, в Блафф-Хаус. Если не ошибаюсь, я вернулся в половине двенадцатого, во всяком случае, еще до полуночи. Точное время назвать не могу. Я поехал к Эйбре… Эйбре Уолш. Это женщина, на которую напали здесь, в моем доме.

— А что она делала в нем в ваше отсутствие? — осведомился Вулф. — Насколько вы близки с ней?

— Приношу извинения, мистер Лэндон, — поспешил загладить грубость коллеги Корбетт. — Вы можете сказать нам, что мисс Уолш делала в вашем доме?

— Она вот уже пару лет делает в доме уборку по распоряжению моей бабушки. В тот день она находилась здесь с той же целью. Вернувшись к себе, она подумала, что оставила окна открытыми, и решила проверить, потому что начиналась гроза. Я полагаю, вы уже разговаривали с ней, но все равно повторю это специально для вас. Зная, что я в Бостоне, она вернулась в мой дом, проверить окна и оставить приготовленную для меня еду.

В темноте — оказалось, что в доме отключен свет, — кто-то напал на нее сзади, схватив за горло. Ей удалось вырваться и доехать до дома друзей, ее соседей Майка и Морин О'Малли. Майк позвонил мне и в полицию. После его звонка я сразу же выехал из Бостона прямо сюда, в Виски Бич.

— И прибыли между половиной двенадцатого вечера и полуночью.

— Верно. Эйбра была в шоке. Пытаясь вырваться, она ударила нападавшего и разбила ему нос. На ее одежде остались следы его крови. Полицейские, которые допрашивали ее, приобщили одежду к делу как улику. Я, прежде чем приехать сюда, провел некоторое время в доме у супругов О'Малли. Эйбра приехала вместе со мной. Мы поговорили с Хансоном.

— Вашим другом, — уточнил Вулф.

— Я знал Винни в те времена, когда мы с ним были подростками. Но с тех пор я не виделся с ним много лет, — ответил Эли, старясь говорить как можно спокойнее. — Полиция установила, что свет в доме был отключен намеренно, как, впрочем, и сигнализация. В тот поздний вечер я не обнаружил в доме никаких пропаж. Я рассказал Хансону о Кирби Дункане, и, как я уже сказал, мисс Уолш заявила, что нападавший был другого телосложения, нежели Дункан. В конце нашего разговора Хансон пообещал, что допросит Дункана, который, если мне не изменяет память, остановился в гостинице "Серфсайд".

Еще раз повторяю, я не помню точного времени, когда уехал мистер Хансон. Что-то между половиной двенадцатого и полуночью. — "Эх, — подумал Эли, — зря я не запомнил время". — Когда он уехал, я вместе с мисс Уолш спустился в подвал. Генератор, который там стоит, не слишком надежен, но я решил, что смогу запустить его. Когда мы пришли туда, я начал искать нужные инструменты и обнаружил в старой части подвала глубокую яму. Рядом валялись инструменты — кирки, лопаты и тому подобное. Полиция их потом забрала в качестве улик. Тот, кто пробрался в дом, явно делал это и раньше, о чем свидетельствует вырытая яма.

— Зачем кому-то рыть яму в подвале вашего дома? — спросил Корбетт.

— Если вы хотя бы несколько раз бывали в Виски Бич, то должны были слышать местные легенды о пиратских сокровищах. На одного разумного человека, уверенного, что это полная чушь, найдутся пятеро, для которых эти байки что-то вроде местного евангелия. Не готов клятвенно утверждать, что точно знаю цель взлома, но смею предположить, что кому-то взбрела в голову мысль отыскать в моем подвале клад.

— Вы и сами могли этим заняться.

На этот раз Эли не удостоил Вулфа даже коротким взглядом.

— Я вряд ли стал бы вламываться в собственный дом, в котором. Зачем мне показывать эту самую яму Эйбре и полицейским, если я сам взялся копать землю? Во всяком случае, мы какое-то время провели в подвале. Мне удалось завести генератор. Когда мы вернулись в дом, я разжег камин. В комнатах было холодно, а Эйбра все еще была в шоке от нападения.

Мы немного посидели, выпили вина. Она заснула на диване. Я знаю, что примерно в два часа ночи она поднялась наверх. Сам я встал в половине восьмого утра или, может, ближе к восьми. Эйбра уже ушла, оставив для меня в духовке омлет. Она любит кормить людей, это ее хобби. Не могу сказать, во сколько именно она ушла.

— Значит, алиби у вас нет.

— Верно, — согласился Эли, обращаясь к Вулфу. — По вашим стандартам, мои показания никто подтвердить не может. Неужели из этого следует, что это я убил его?

— Вас никто не обвиняет, мистер Лэндон, — ответил ему Корбетт.

— Но вы спрашиваете меня о том, где я находился в определенное время. Вместе с вами здесь присутствует человек, ведущий расследование убийства моей жены. Вам не нужно обвинять меня, чтобы я понял, что нахожусь под подозрением. Меня интересует мотив, который является причиной подозрений на мой счет.

— Дункан был опытным сыщиком. Он следил за вами, и вы это знали. Кроме того, его записи о наблюдении за вами таинственным образом исчезли.

— Вы знаете его, — произнес Эли и кивнул Вулфу. — Готов спорить, что Дункан раньше был полицейским. Вы были с ним знакомы. Это вы его наняли?

— Сейчас мы задаем вопросы, мистер Лэндон.

Эли стремительно повернулся и посмотрел на Корбетта:

— Почему же вы не спрашиваете меня, что вынудило меня убить человека, которого не знал?

— Нам ничто не мешает нарыть против вас улики! — неожиданно взорвался Вулф. — Мы могли бы заставить вас понервничать.

— То есть он нарыл улики, свидетельствующие против меня в Виски Бич по преступлению, которого я не совершал, в Бостоне? Где же они, черт побери? Опытный сыщик ведет записи, на всякий случай делает их копии. Где же эти ваши хваленые улики?

— Умный адвокат, вроде вас, знающий все ходы и выходы, наверняка бы их уничтожил. Вы взяли его ключи, отправились в Бостон, зашли в его офис и избавились от документов, вещественных доказательств, компьютерных файлов. Сделали бы то же самое и в его квартире.

— Неужели кто-то незаконно проник в его бостонский офис и квартиру и устроил там обыск? — парировал Эли. — Интересно.

— У вас было время, возможность и мотив для этого.

— По-вашему, получается, что если я убил Линдси, то мог убить и другою человека, — продолжил Эли прежде, чем Вулф успел что-то сказать. — Хорошо, давайте еще раз пройдемся по этому делу. Дункан или согласился встретиться со мной возле маяка — в непогоду и дождь, — или мне каким-то образом удалось заманить его туда, и это после того, как он нашел против меня улики, свидетельствующие о том, что на моей совести уже есть убийство. Это также предполагает, что я тайком вышел из дома пока Эйбра спала. Согласен, нет ничего необычного.

Затем я убил Дункана, отправился в его гостиницу, все там перевернул вверх дном, обыскал вещи, забрал их и его автомобиль. Далее я, предположительно, покатил на его машине в Бостон, зашел в его офис и в его дом. Забрал документы и уничтожил все улики. Затем помчался обратно. Было бы глупо возвращаться обратно на его машине, но как бы иначе я вернулся? После этого я где-то бросил автомобиль, пешком вернулся в Виски Бич и снова вошел в дом, и Эйбра ничего не заметила. — Поняв, что такими доводами Вулфа не проймешь, Эли повернулся к Корбетту: — Ради всего святого! Да вы прикиньте по времени, соотнесите его с расстоянием! Это просто фантастика, если бы я уложился в такой короткий срок до того, как Эйбра успела приготовить этот чертов омлет и уйти!

— Вы могли действовать не один.

Почувствовав, как в нем закипает злость, Эли резко повернулся к Вулфу:

— Собираетесь впутать в это дело Эйбру? Женщина, с которой я знаком всего несколько недель, неожиданно решает помочь мне в убийстве? Боже праведный!

— Вы говорите, несколько недель. Дункан занимался здесь своей работой. Именно здесь он выяснил много такого, отчего стал опасен. Вы давно спите с этой вашей кухаркой, Лэндон? Ваша жена узнала, что вы трахались на стороне, и устроила вам скандал. Это дало вам еще один повод убить ее.

Ярость, которую Эли пытайся удержать под спудом, выплеснулась наружу.

— Если хотите прийти за мной снова, милости просим! Вот только ее не впутывайте.

— О чем вы? За кого вы меня принимаете?

— Детектив Вулф! Успокоитесь! — попытался осадить его Корбетт.

— Вы думаете, что если один раз вам удалось ускользнуть от правосудия то и в следующий раз вам снова все сойдет с рук? — рявкнул Вулф, не обращая внимания на коллегу, и, хлопнув себя по бедрам, подался вперед.

Ага, сокращает дистанцию между собой и подозреваемым, сделал вывод Эли. Обычный прием во время допросов.

— Да, верно, я знал Дункана, — продолжал Вулф. — Он был моим другом. И теперь дело моей жизни — упечь тебя за решетку за то, что ты убил его! На этот раз тебе не открутиться!

— Угрозы и запугивание! — произнес Эли с подчеркнутым хладнокровием. — Думаю, это пойдет на пользу карьере моего адвоката. Со мной такое уже бывало, и я позволил моей жизни пойти к чертям собачьим. Но второй раз у вас не получится. Даже не надейтесь. Я ответил на ваши вопросы. Теперь вам придется иметь дело с моими адвокатами, — Эли поднялся со стула. И я хочу, чтобы вы ушли вон из моего дома.

— Дома вашей бабушки.

Эли кивнул:

— Спасибо за уточнение. Я хочу, чтобы вы покинули дом моей бабушки.

— Мистер Лэндон, приношу извинения за то, что могло показаться вам угрозами и запугиванием, — попытался снять возникшую напряженность Корбетт, вставая на ноги.

— Неужели мне это лишь показалось?

— Дело в том, что, учитывая цель пребывания покойного мистера Дункана в Виски Бич, вы представляете интерес для органов правосудия. И еще я хотел бы спросить вас — у вас есть пистолет?

— Пистолет? Нет, у меня нет пистолета.

— А в доме он есть?

— Откуда мне это знать? Это же дом моей бабушки.

— Мы получим ордер на обыск, — пригрозил Вулф.

— Получайте. Вам он понадобится, чтобы войти в этот дом еще раз, потому что мне надоело, когда вы тут вертитесь, потрясая своим полицейским жетоном. — С этими словами он подошел к двери и распахнул ее. — Разговор окончен.

— Хорошенько обдумайте то, что я вам сказал, — буркнул Вулф и шагнул за порог.

— Спасибо, что уделили нам время, — поблагодарил Корбетт.

— Не за что, ибо отпущенная вам норма исчерпана, — ответил Эли и захлопнул дверь. И только после этого сжал кулаки.

Корбетт подождал, пока они с Вулфом усядутся в машину.

— Черт побери, что ты творишь?!

— Это сделал он, и теперь ему не ускользнуть от нас.

— Черт возьми! — воскликнул разъяренный Корбетт и нажал на газ. — Даже будь у него мотив, о котором нам точно ничего не известно, мы ничего не сможем доказать. Возможность прищучить его — ниже нуля. По-твоему, это он глухой ночью убил Дункана на маяке, столкнул с обрыва и после этого избавился от улик?

— То, что он нам рассказал, вполне вписываемся в эту гипотезу.

— Только в том случае, если эта женщина была его сообщницей. Она могла ночью заманить Дункана, после чего поехала за Лэндоном в Бостон и привезла обратно, чтобы обеспечил ему алиби? Чушь. Полнейшая чушь. Я лично ее не знаю, но за ней нет ничего противозаконного. Она чиста. Так же, как и ее соседи. И я знаю Винни Хансона, он хороший коп. Он готов ручаться и за Лэндона, и за эту женщину, Эйбру. Все было именно так, как они сказали. И раскладка по времени, и взлом, и яма в подвале.

— У Лэндона есть деньги. Причем немалые. Деньгами можно купить любое поручительство.

— Будь осторожен, Вулф. Не горячись. Ты здесь потому, что тебя пригласили. Мы можем отозвать свое приглашение, и именно это я, похоже, и посоветую начальству. Ты, мать твою, одержим своей идеей и все испортил. Я пытался призвать Лэндона к сотрудничеству, а ты все испоганил.

— Он прикончил свою жену, как пить дать. Он прикончил Дункана. Сотрудничество с его стороны — это чушь собачья!

— В твоем распоряжении был целый год, чтобы доказать его вину, доказать, что это он кокнул свою женушку, но ты этого не сделал. С Дунканом дело посложнее. Не будь ты таким упертым, ты бы задумался, кто нанял Дункана и где и почему они, мать их так, были с полуночи до пяти утра пятницы. Ты бы задал себе вопрос, кто залез в дом, пока Лэндон был в Бостоне, и откуда злоумышленникам знать, что он там, а не у себя дома.

— Да фигня все это!

Корбетт в ответ лишь покачал головой.

— Ты одержимый, точно одержимый, — пробормотал он себе под нос.

* * *

В числе прочих старинных вещей в доме хранились три переплетенных в кожу дневника, военные медали, превосходный бронзовый секстант, мраморные ступка и пестик, пара атласных туфелек и прочие реликвии семейства Лэндонов.

Этот список включал и антикварное оружие. Несколько дробовиков, прекрасно сохранившийся "винчестер" образца 1860 года, восхитительный "дерринджер" с отделанной перламутром рукояткой, старинные дуэльные пистолеты, кремневые ружья, жутковатого вида "кольт" 45-калибра.

Эли успокоился лишь после того, как осмотрел весь изготовленный на заказ оружейный шкаф, в котором хранился семейный арсенал.

Вроде бы все на месте. Во всяком случае, Дункана точно убили не из этого оружия. Насколько он помнил, из этих раритетов никто не стрелял и, скорее всего, в годы, предшествующие его появлению на свет, — тоже. Слишком уж ценные это вещи, чтобы палить из них по воробьям и уткам. Помнится, когда дед давал ему, восьмилетнему, подержать оружие, он сопровождал это интересными историями.

Оружейная коллекция дорого стоит, думал он, расхаживая по комнате. За одни только дуэльные пистолеты какой-нибудь коллекционер с радостью выложит несколько тысяч долларов. К тому же они невелики в размерах и компактны. Их несложно перевозить. Стеклянный шкаф вряд ли стал бы серьезной преградой для вора, во всяком случае для того, кто копал яму в подвале. Если бы он украл оружие, то в накладе не остался бы.

Может, он просто не знал о нем? Не знал об истории этой коллекции, качестве, месте хранения? Кроме оружия — а пистолетов было целых шесть единиц — в доме имелось немало других ценных антикварных вещиц, вынести которые можно было без особого труда.

Да и бабушка наверняка заметила бы пропажу. Однако между несчастным случаем и его приездом в Блафф-Хаус имелся вполне приличный временной зазор. И если злоумышленник им воспользовался, то, скорее всего, он в первую очередь уделил внимание подвалу.

Наибольшее внимание, мысленно повторил Эли. Значит, дело не просто в деньгах. Иначе почему вор не украл то, что было легко унести в руках? Дело явно в сокровищах.

Какой же во всем этом смысл? — ломал голову Эли. В любую темную ночь вор легко мог похитить антиквариата и столового серебра на несколько миллионов долларов. Господи, а коллекция почтовых марок двоюродного дедушки, выставленная в стеклянных витринах в библиотеке? Она же бесценна! Зачем же тогда сидеть бог знает сколько ночей в сыром подвале, копая землю в поисках мифических сокровищ?

Значит, это нечто более важное, чем деньги, сделал вывод Эли, проходя по комнатам в попытке запомнить все ценные вещи, которые в них находились.

Неужели для этого типа главное адреналин? Жажда приключений? Неужели ему нужно лишь сокровище? Или это одержимость? Неужели он одержим, как и Вулф?

Новая мысль заставила Эли вновь спуститься в подвал и внимательнее разглядеть то, что там сделал неизвестный кладоискатель. Повинуясь подсознательному импульсу, Эли даже забрался в яму. Та в некоторых местах оказалась ему по пояс. Похоже, кладоискатель начал копать посередине, постепенно расширяя ее в четырех направлениях. На север, юг, запад и восток.

Как стрелки компаса? Да откуда, черт побери, ему знать?

Эли вылез из ямы и с нескольких ракурсов сфотографировал ее мобильным телефоном. Полицейские тоже снимали ее, но теперь у него будут свои собственные снимки.

По какой-то непонятной причине это придало ему энергии. Ему страшно не хватало ощущения результатов своего труда. Любого труда. Какого угодно.

Он вернулся в дом и поднялся наверх. Взяв бронзовую подзорную трубу на подставке из красного дерева — кто-то много лет назад подарил ее бабушке, — Эли вышел на террасу.

Чтобы действовать, нужно быть информированным. Пусть сейчас не лучшее время для пеших прогулок или поездки к маяку, но это еще не значит, что он не способен ничего увидеть. Эли настроил подзорную трубу и вскоре получил вполне четкое изображение. Теперь ему была хорошо видна желтая лента полицейского ограждения. Полицейские огородили довольно большую территорию, включая и сам маяк.

За ограждением он заметил людей, по всей видимости зевак, и несколько машин, скорее всего полицейских. Слегка опустив подзорную трубу, Эли увидел изучающих место преступления криминалистов, мокнущих под дождем.

Дункан упал с большой высоты, сделал он вывод и прикинул расстояние от края утеса до камней внизу. Одно оно могло стать причиной смерти. Стреляли в него на всякий случай. Так сказать, для гарантии.

Но почему? Что он такое знал, видел или сделал?

И при чем здесь смерть Линдси? Если рассуждать логически, выходит, что связь должна быть. Так что Вулф прав. Если это не какой-то вселенский абсурд, не подчиняющийся законам логики, вроде поисков клада, то между этими двумя убийствами должна существовать какая-то связь.

Допустим, убийца Дункана как-то связан с этим неведомым кладоискателем. Но как именно? Что он мог узнать, увидеть или сделать?

Загадка. В свое время Эли обожал ломать голову над загадками. Так, может, пора проверить, не утратил ли он способности логикой доходить до сути странных событий.

Эли оставил подзорную трубу на террасе и вернулся в кабинет, где взял блокнот и ручку. Прежде чем приступить к работе, он заглянул на кухню, где сделал себе сандвич и, прихватив пиво, отправился в библиотеку.

Здесь он разжег камин и сел за огромный письменный стол, когда-то принадлежавший его прапрадеду.

Он решил начать со смерти Линдси, но понял, что поиск выводов нужно вести не от нее, а с предшествующих событий. Во-первых, проанализировать первый год их брака. Пусть это будет предварительный этап. Взлеты и падения в их отношениях, боковые движения, но фокус главным образом надо навести на обустройство нового дома.

Если быть честным, то следует признать, что их отношения начали портиться уже в самые первые месяцы жизни в этом доме. Линдси вполне справедливо решила, что не стоит торопиться заводить детей. Он не возражал, поскольку уделял работе много времени и сил.

Ей хотелось, чтобы он стал полноправным партнером фирмы, ему же казалось, что он уже на верном пути.

Линдси любила шумные компании. Ей нравилось принимать гостей и самой ходить в гости. У нее была своя карьера и свой круг общения. И все же они часто спорили о том, что работа съедает все его время, о том, что возник конфликт между их жизненными приоритетами. Наверное, так продолжалось бы и дальше, будь он честен. Шестидесятичасовая рабочая неделя — вещь довольно распространенная, этим никого не удивишь, и как адвокат по уголовным делам он работал даже ночами.

Линдси нравилось все, что могут дать деньги, но ее стало злить то, как они доставались. Эли с уважением относился к ее карьерным успехам, их постоянные стычки вскоре начали его раздражать.

Стоит добавить ее нетерпимость — это будет самое справедливое слово — к его бабушке, к его привязанности к Блафф-Хаусу и Виски Бич, и не приходится удивляться, что постепенно трещина в их отношениях стала глубже и шире. Теперь он понимал: эта эмоциональная трещина между ними появилась уже в первый год их брака, грозя со временем превратиться в пропасть. Увы, ни он, ни Линдси не имели желания найти способы для наведения мостов.

Разве он не стал презирать Линдси за свое же собственное решение сначала ограничить приезды в Блафф-Хаус, а затем и вовсе перестать приезжать туда? Он хотел спасти их брак, но скорее из принципиальных соображений, нежели из любви к собственной жене. Да, печально все это, подумал он.

И все же он ей не изменял. Как говорится, один — ноль в его пользу.

Эли часто пытался понять, когда же именно возникла ее неверность? И к какому же выводу он пришел? Не прошло и двух полных лет их брака, как Линдси стала в одиночку отправляться по выходным на поиски удовольствий. Вскоре после того, как их интимные отношения разладились окончательно.

Эли записал приблизительную дату, имя жены, имена ее близких подруг, родственников, коллег по работе. Затем провел стрелку от имени Иден Зюскинд. Иден, подруга и коллега. И жена Джастина Зюскинда, любовника Линдси, который состоял с ней в связи до самой ее смерти.

Эли обвел кружком имя "Джастин Зюскинд" и продолжил изучение записей.

В ночь смерти Линдси Иден составила своему изменнику-мужу алиби. У Джастина вряд ли имелся мотив для убийства. Все говорило о том, что он собирался отвезти Линдси в отель в штате Мэн, излюбленное место их тайных встреч.

Его жена, безусловно, не имела причин лгать и выгораживать его. Более того, была оскорблена в лучших чувствах, когда эта интрижка стала всеобщим достоянием. Следователь, который вел дело Эли, не исключал вероятности того, что Линдси в приступе ревности или в результате ссоры мог убить ее бывший или новый любовник. Увы, это семя сомнений так и не проросло и не дало плодов.

И все же, напомнил себе Эли, в ту ночь она впустила кого-то в дом. Никаких следов взлома, никаких признаков борьбы обнаружено не было. Ее телефонные звонки и электронные письма — как домашние, так и рабочие — были только знакомым и от знакомых. После этого Вулф вновь переключил внимание на Эли. Его же собственный следователь мог что-то пропустить. Или кого-то.

Эли исправно записал все имена, какие только вспомнил, все без исключения, вплоть до имени ее парикмахерши. За два часа трудов он исписал несколько листов бумаги и сделал перекрестные ссылки. Зафиксировал требующие ответов вопросы и отметил два случая нападений, включив в эту категорию падение бабушки, а также добавил второе убийство.

После чего пришел к выводу, что неплохо бы прогуляться.

Кстати, а ведь он отлично себя чувствует. Несмотря на боль в мышцах, — а может, и вопреки ей, — он чувствовал себя чертовски хорошо. Выходя из библиотеки, Эли дал себе слово, что не позволит, чтобы его второй раз переехало катком обстоятельств. В некотором смысле убийца Кирби Дункана оказал ему неоценимую услугу.

Глава 12

Сначала Эйбра позвонила в дверной звонок из деликатности. Впрочем, дело было не столько в деликатности, сколько в том, что она нуждалась в помощи.

Когда ей никто не ответил, она вытащила ключ от входной двери и, кое-как открыв ее, вошла сама и втащила массажный столик. Мерцающий огонек системы сигнализации заставил ее вспомнить новый код и нажать соответствующие кнопки.

— Эли, вы дома? Мне нужна ваша помощь.

Не услышав ответа, Эйбра поставила столик так, чтобы тот придерживал дверь, и вернулась к машине забрать пакеты с покупками.

Снова войдя в дом, она оставила пакеты в прихожей и занесла столик в большую гостиную. После чего вернулась за продуктами и отнесла их в кухню.

Положив фрукты и овощи в холодильник, она прикрепила магазинные чеки к доске для записок, затем достала кастрюлю с супом, который сварила еще днем, и выпеченный ею пивной хлеб, который, похоже, пришелся Эли по вкусу. По той же причине она захватила из дома остаток шоколадного печенья.

Вместо того чтобы искать его по всему дому, Эйбра вернулась в гостиную, установила массажный столик, расставила специально подобранные ароматические свечи, пошевелила кочергой поленья в камине и подбросила немного дров.

Возможно, Эли собрался под тем или иным предлогом уклониться от массажа, но как только увидит, что она уже все приготовила, вряд ли найдет в себе мужество отказаться.

Оставшись довольна, Эйбра поднялась наверх. Кто знает, может быть, Эли так увлекся работой, что не слышал, как она пришла? Или он в душе или в спортивном зале? Или, может быть, просто спит?

Она нигде его не нашла, но сделала для себя открытие: оказывается, этот лентяй лишь имитирует заправку постели при помощи покрывала. Эйбра ее перестелила — аккуратно заправленная постель для нее была залогом душевного покоя, сложила небрежно валявшийся на стуле свитер и бросила в корзину для грязного белья носки.

Выйдя из спальни, она заглянула в спортивный зал и восприняла как добрый знак коврик для занятий йогой. Затем, движимая любопытством, заглянула в комнаты второго этажа, после чего спустилась вниз, чтобы обследовать первый этаж. Здесь, на огромном старинном письменном столе она нашла блокнот, каким обычно пользуются адвокаты, пустую тарелку и пустую пивную бутылку (слава богу, он наконец воспользовался подносом).

— Чем же вы тут занимаетесь, Эли? — Взяв в руки тарелку и бутылку, Эйбра прочла первую страницу записей. — Ой, это интересно!

Далеко не все имена были ей знакомы. Тем не менее она внимательно изучила кружки и стрелки, а также кое-какие пометки. На некоторых страницах блокнота были наброски рисунков. У него такой же талант к рисованию, что и у Эстер, решила Эйбра, увидев портрет детектива Вулфа в образе ухмыляющегося дьявола с рогами и острыми зубами.

Перелистав блокнот, — интересно, сколько времени заняли эти записи? — Эйбра нашла и свое имя, от которого стрелки тянулись к Эстер, к его собственному имени, к Винни и Дункану Кирби.

Имелся в блокноте и ее "портрет". Эли изобразил ее в виде русалки, лежащей на песке у кромки воды. Ниже талии ее тело превращалось в хвост.

Прежде чем читать дальше, Эйбра провела пальцем по кончику русалочьего хвоста.

Эли сделал хронометраж событий той ночи, когда был убит Дункан, причем, насколько она помнила те события, довольно точно. По его прикидкам, смерть сыщика наступила между полуночью и пятью часами утра.

Значит, после встречи с ней полицейские поговорили и с ним. Вряд ли это был приятный разговор. Но его машина перед домом, значит, Эли где-то поблизости.

После прихода полицейских она, чтобы успокоиться, сделала несколько дыхательных упражнений, сварила суп и испекла хлеб. Вот и Эли, по всей видимости, взялся за эти записи, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. И теперь отправился на прогулку, чтобы немного размяться. Что ж, разумно.

Эйбра отнесла тарелку и бутылку в кухню, затем вышла на террасу. Здесь она, к своему удивлению, обнаружила на подставке подзорную трубу. Соблазн посмотреть в нее был велик. Взглянув в окуляр, Эйбра увидела маяк.

Что ж, она отлично понимает Эли! Как жаль, что у нее самой нет такой замечательной трубы. Съежившись от холода и обняв себя за плечи, Эйбра подошла к краю террасы, чтобы лучше рассмотреть берег.

Вот он, сгорбившись и засунув руки в карманы, упрямо шагает против ветра. Впрочем, вскоре Эли изменил направление и двинулся к дому.

Она зашла в дом, налила вина в два бокала и, взяв их, подошла к двери, чтобы встретить его у входа.

— Прекрасный сегодня денек, верно? — спросила она, протягивая ему бокал. — Если постараться, можно почти почувствовать приближение весны.

— Весны? Вы шутите. Я себе чуть уши не отморозил.

— Не нужно ходить без головного убора. Идите, грейтесь. Я разожгла в гостиной камин.

Но взгляд Эли вместо гостиной переместился на тарелку с печеньем на кухонном столе.

— Вы принесли печенье.

— Давайте с ним немного повременим. Не сейчас. — Она намеренно загородила ему путь к столу. — Печеньем полакомитесь после вина, беседы, массажа, вкусного супа и пивного хлеба, который я только что испекла для вас.

— Вы приготовили суп и испекли хлеб?

— Считайте, что это терапия после встречи с полицейскими. Насколько я понимаю, они приходили и к вам.

— Да, они здесь были.

— Расскажете мне об этом, когда мы сядем и выпьем вина. Или вы прежде хотите меня?

— В хронологическом порядке, — ответил Эли и, сняв куртку, бросил ее на стул. — В чем дело? — спросил он, заметил ее неодобрительный взгляд.

— Разве родители не учили вас вешать одежду?

— Ради бога! — пробормотал он, однако взял куртку со стула, прошел в комнату-прачечную и повесил на крючок. — Так лучше?

— Лучше. Просто идеально. Что же, начнем в хронологическом порядке, — ответила Эйбра и потянулась за бутылкой вина. — В данном случае, — добавила она и шагнула в сторону гостиной.

— Это вы поставили? — спросил Эли, увидев столик для массажа.

— Я. Выбросьте из головы все ваши мысли. Массаж — это массаж, секс — это секс. Вы получите одно вместе с другим, но не тогда, когда я выставлю вам счет. А я сделаю это.

— За массаж или за секс? Я ведь должен знать ваши расценки.

— А вы забавный, когда не хмуритесь, — уклонилась от ответа Эйбра и, сев на диван, подобрала под себя ноги. — Значит, так. У меня были двое полицейских, один местный, другой из Бостона. Они хотели знать, что случилось в четверг ночью, когда я приехала в ваш дом, чтобы проверить, закрыты ли окна. Они также хотели знать, о чем я разговаривала с Дунканом в подвале церкви. Потом они задавали вопросы о том, в каком часу вы вернулись из Бостона, в каком часу вы встретились со мной, Майком и Морин и во сколько — с Винни.

Я сообщила им наш с вами разговор и все такое прочее. Как мы с вами спускались в подвал, как увидели яму. В связи с этим они задавали кучу вопросов. Спрашивали, во сколько я проснулась, а проснулась я в шесть утра. В это время я подумывала о том, а не подняться ли наверх и скользнуть к вам в постель, но им я не стала об этом рассказывать. Не видела необходимости.

— А раньше вы мне об этом сказать не могли?

— Не могла. Вы спали как убитый. Но я все-таки поднялась наверх.

— Вы в то утро поднимались ко мне? — удивился Эли.

— Да, поднималась. Я плохо спала ночью и, честно говоря, была рада, что в доме я не одна. Но у меня в голове всю ночь крутились воспоминания, и я на первом этаже почувствовала себя страшно одинокой. Я поднялась наверх, чтобы проверить, спите вы или нет. Признаться, я никак не могла решить — будить вас или не будить. Потом пришла к выводу, что не стоит. Главное, я убедилась, что вы дома, и мне от этого стало не так одиноко.

— Зря вы не разбудили меня. Вы могли остаться наверху или я мог спуститься к вам, чтобы вам было не так страшно.

— Все мы крепки задним умом. Я рассказала полиции, что рано утром поднялась к вам в спальню, увидела, что вы спите, и поэтому вернулась на первый этаж. Мне показалось, что ваш мистер Вулф считает меня неисправимой лгуньей.

— Детектив Вулф — не мой.

— А ему так не кажется, — возразила Эйбра и сделала глоток вина. — Значит, я им все рассказала. После разговора с ними я выпила кофе, поела фруктов, отрезала для вас кусок дыни и ананаса, сделала омлет, положила его в духовку, написала для вас записку. Затем вернулась домой, помедитировала и переоделась перед занятием йогой.

— Они знали, что, вернувшись сюда, я не мог убить Дункана, затем уехать в Бостон, обыскать его офис и квартиру и снова сюда вернуться.

— Его офис? В Бостоне? Как это?

— По всей видимости, кто-то обшарил офис Дункана в Бостоне и его тамошнюю квартиру. Поковырялся в его компьютере, удалил файлы и забрал документы. Я бы предположил, что именно его клиент и расправился с ним, если, конечно, вы не верите в то, что я — убийца. Но они разговаривали с вами, мучили своими вопросами, зная, что вы видели меня в два часа ночи, а потом и в шесть утра. И при этом они прекрасно понимали, что за четыре часа невозможно домчаться до Бостона, сделать там все дела и вернуться обратно.

— Такое возможно в том случае, если вы — Вулф, а я — неисправимая лгунья и тем самым являюсь вашей соучастницей, — отозвалась Эйбра и снова отпила из бокала.

— Боже праведный! Как я раньше не подумал! — ответил Эли и, поставив бокал, помассировал глазные яблоки. — Я впутал вас в историю. Простите меня.

— Молчите. Вы ни в чем не виноваты. Вы же не говорите мне, что я лгунья и сообщница убийцы. Вулф уверен, что это вы убили Линдси, и его никак не разубедить. По этой причине он делает вывод, что вы убили Дункана, из чего следует, что я лгунья и так далее. Я знаю таких людей, как он. Они безоговорочно уверены в своей правоте, а все, что идет вразрез с их мыслями, по их мнению, ложь и злой умысел.

Эйбра сделала еще один глоток вина.

— С такими людьми… я теряю терпение.

— Теряете терпение?

— Да. Именно. А потом они вызывают у меня раздражение, жуткое раздражение. Второй детектив, Корбетт, тот поумнее. Он был осторожен во время допроса и, судя по всему, не верил, что я ваша сообщница и помогала вам в убийстве Дункана. Он внимательно следил за вопросами Вулфа, который вбил себе в голову, что у нас с вами интрижка, причем давняя, будто мы с вами давно трахаемся, у нас безумный страстный секс и мы с вами — виновники смерти Линдси.

Эйбра пошевелилась, устраиваясь удобнее, и в какое-то мгновение стала удивительно похожа на русалку.

— Я, признаюсь вам, ответила ему, что еще не решила, буду ли заниматься с вами сексом, но склоняюсь к этому, и если такое случится, то я не буду делать из этого секрета. При этом наши с вами отношения необязательно называть любовным романом.

— Вы сказали ему… — Эли не закончил фразу и, вздохнув, снова потянулся за бокалом.

— Он меня достал и не на шутку разозлил. Жутко разозлил, хотя у меня высокий уровень самоконтроля и меня не так просто вывести из себя. Но тут я неожиданно превратилась в лгунью, бродяжку, разрушительницу семейного очага, преступницу и убийцу. И все потому, Эли, что этот тип, Вулф, зашел в тупик, но по-прежнему хочет выставить вас убийцей. Короче, он ублюдок, — закончила свою тираду Эйбра и потянулась с бокалом к своему собеседнику, предлагая ему налить ей вина. — Теперь ваша очередь.

— Мне особенно нечего добавить. Я им изложил свое видение событий, которое не вполне параллельно вашей версии. Винни… Вулф, возможно, считает его плохим полицейским, готовым обелить старого друга, выгородить его, солгать ради былой дружбы.

— И как пить дать, считает сообщником убийцы, — напомнила Эйбра, поднимая бокал.

— Вы все правильно понимаете.

— Это точно, особенно после пары бокалов вина. Но все равно, давайте подытожим. Кто-то забрался в офис Дункана в Бостоне и в его дом, подчистил все документы, указывающие на имя его последнего клиента, по поручению которого он следил за вами. Этот некто также обыскал его номер в здешней гостинице и забрал все бумаги. Все указывает на то, что это был тот самый клиент. Полиции следует искать именно в этом направлении, разрабатывать именно эту версию.

— Это не Вулф. Это я его пресловутый белый кит.

— Терпеть не могу эту книгу про кита [10]. В любом случае никто из знакомых Винни не посмеет назвать его продажным полицейским. А поскольку вы с ним не общались до вашего недавнего переезда в Виски Бич, невозможно доказать, что он решил покрывать вас и отмазывать от преступления. Добавьте к этому мое долгое сексуальное воздержание и невозможность назвать меня потаскухой, которая спит с кем попало. Все это говорит в пользу вашей невиновности.

— Меня это не волнует, — упрямо произнес Эли и, когда она удивленно посмотрела на него, повторил: — Не волнует. — Это не просто реакция. Я заинтересовался. Я давно уже не интересовался ничем, кроме работы над книгой, но сейчас мне хотелось бы во всем как следует разобраться.

— Отлично. Как вам угодно. Каждый человек имеет право на хобби.

— Это сарказм?

— Не совсем. Вы ведь не коп и не частный детектив, а всего лишь заинтересованная в законности сторона. Теперь то же самое можно сказать и обо мне. Хочу полного разоблачения. Я видела в библиотеке ваши заметки в блокноте.

— Понятно.

— Если у вас есть нечто, что вы хотели бы утаить от моих глаз, — вроде моего восхитительного портрета в образе русалки, хорошую копию которого я охотно приняла бы от вас в подарок, — вам следует держать это где-нибудь подальше, в тайном месте. Я просто искала вас, заглядывая подряд во все комнаты.

— Я вас понял, — ответил Эли, чувствуя себя немного неловко из-за этого рисунка. — Знаете, такие корявенькие рисунки мне иногда помогают думать.

— Это не корявенькие, а настоящие рисунки. Это я рисую как курица лапой. Кстати, мне еще понравился портрет Вулфа в облике дьявола-вампира.

— Да, в нем что-то есть.

— Я тоже так думаю. Рисунки действительно помогают вам собраться с мыслями. Образы персонажей, их взаимоотношения, хронометраж событий, логика сюжета и все такое прочее. Похоже, что это будет хорошим стартом. Мне тоже не повредит делать такие записи с рисунками.

Эли на мгновение задумался.

— Он обратит внимание и на вас. Я имею в виду Вулфа. Но ему не найти никакой связи между мной и вами до того, как я приехал сюда. И еще не найти ничего, что позволило бы ему обвинить вас во лжи и соучастии в преступлении.

— Откуда вы знаете? — улыбнулась в ответ Эйбра. — Я вам пока еще не рассказала мою историю. Может, я как раз таки патологическая лгунья с преступными наклонностями, готовая к убийству.

— Расскажите мне вашу историю, и я стану вашим судьей.

— Хорошо, но только не сейчас. Потом. А пока вас ждет массаж.

Эли с опаской покосился на столик.

— За вашу честь можете не опасаться, — произнесла Эйбра и встала. — Это не заигрывание с моей стороны.

— Я все думаю, спать мне с вами или не спать, — сказал Эли, думая, правда, о другом. О том, как сорвет с нее одежду и проявит себя похотливым жеребцом. Увы, мысли эти показались ему несколько… неделикатными.

— Я была бы разочарована, если бы вы об этом не думали, но в ближайший час ничего такого не произойдет. Раздевайтесь и ложитесь на столик лицом вверх. Я пока вымою посуду.

— Вы, смотрю, любите командовать.

— Люблю, когда надо, но поскольку это недостаток, то я пытаюсь от него избавиться, и не хочу быть перфекционисткой. Иначе я самой себе стану противна. — С этими словами Эйбра провела пальцами по его руке и вышла.

Понимая, что сейчас не тот момент, чтобы срывать с нее одежду, Эли начал медленно раздеваться сам. Ему было жутковато раздеться и голым лечь под простыню. Но еще более неловко он почувствовал себя, когда Эйбра вернулась, включила музыку и зажгла ароматические свечи.

Затем ее волшебные пальцы приступили к работе, начав с шеи и плеч. Он же задался вопросом, не странно ли, что секс отошел на периферию его сознания.

— Перестаньте думать, велела ему Эйбра. — Выбросьте из головы все мысли и расслабьтесь.

Эли подумал о том, как хорошо ни о чем не думать, Подумал о том, что можно думать о чем-то еще. Он попытался мысленно восстановить сюжет своей книги, но проблемы его персонажа ускользали вместе с исчезающей болью в мышцах.

Пока Эли пытался ни о чем не думать или хотя бы направить мысли в сторону своей книги, Эйбра расслабила узелки его тела, прогнала прочь боль и сняла остатки мышечного напряжения.

По ее просьбе он перекатился на живот. Вскоре он пришел к выводу, что Эйбра способна разрешить любые проблемы — войн, экономики, политики — очень простым способом: заполучив на свой стол ключевых игроков, которые эти мировые проблемы создают.

— Вы похудели.

Ее голос был таким же уверенным, как и руки.

— Да, немного.

— Я это чувствую. Но ваша спина жутко напряжена, мой дорогой.

Он попытался вспомнить, кто, кроме матери, в последний раз называл его "дорогой".

— Последние дни были полны событий.

— М-м-м. Я хочу показать вам кое-какие упражнения на растяжку, которые помогают снять напряжение. Надеюсь, пару минут в день вы всегда найдете, чтобы выполнять их каждый раз, когда встаете из-за компьютера.

Она растягивала его телу, надавливала и растирала до тех пор, пока он не почувствовал, что оно стало мягким и жидким, как кисел.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, накрывая его простыней.

— Мне показалось, будто я увидел Бога.

— Как же он выглядел?

— Вообще-то очень круто, — ответил Эли и издал сдавленный смешок.

— Я так и думала. Догадывалась. Не торопитесь вставать, полежите еще. Я вернусь через пару минут.

Когда Эйбра вернулась со стаканом воды в руке, ему уже удалось принять сидячее положение и обернуть бедра простыней.

— Выпейте все до конца, — велела она и, сунув ему стакан, заставила взять его обеими руками, а сама смахнула ему со лба волосы. — У вас такой умиротворенный вид.

— Есть какое-то слово, которое обозначает что-то среднее между "расслабленный" и "бессознательный". Никак не могу его вспомнить, но оно точно выразило бы мое нынешнее состояние.

— Что и требовалось. Отдохните. Я буду на кухне.

— Эйбра! — Он взял ее за руку. — Мои слова могут показаться банальными, но я все равно скажу. У вас великий дар.

Она улыбнулась теплой улыбкой:

— Они ничуть не банальные. Не торопитесь.

Когда Эли вошел в кухню, Эйбра, держа в руке бокал с вином, разогревала на плите суп.

— Проголодались?

— Нет, но запах чертовски соблазнительный.

— Вы не хотите сначала прогуляться по берегу? Хватит у вас сил?

— Пожалуй, хватит.

— Отлично. Там сейчас такие нежные краски. Мы с вами немного нагуляем аппетит.

С этими словами Эйбра сходила за его курткой, а сама набросила толстовку с капюшоном.

— Я раньше любила смотреть в подзорную трубу, — призналась она. — У вас тут хорошее место для наблюдений.

— Я видел в нее место преступления. Эксперты осматривали землю вокруг маяка.

— Тут у нас в Виски Бич не бывает убийств, а несчастные случаи не отпугивают туристов. Это преступление должно быть расследовано. И чем тщательнее, тем лучше для вас, Эли.

— Возможно, вы правы. Но я имею к этому отношение. Не знаю, какое, но имею. Местный полицейский спросил у меня, есть ли в доме оружие. Я уклонился от прямого ответа. Неожиданно мне подумалось, что кто-то мог, пробравшись в дом, взять что-то из оружейной коллекции, чтобы убить Дункана.

— Боже, мне такое даже в голову не приходило.

— Потому что вы не главный подозреваемый в деле об убийстве. К счастью, все оружие на месте, в шкафах. Слава богу, ничего не пропало. Но полиция собирается получить ордер на обыск и забрать оружие на экспертизу. Хотя уже наверняка известно, что Дункан был убит не из старинного ружья.

— Зато они будут знать калибр пули и тип оружия, которое использовал убийца. Я смотрела телепередачи на тему криминалистики, — добавила Эйбра. — А в вашем доме все оружие старинное. Или вы думаете, что Дункан был убит из мушкета или дуэльного пистолета?

— Да уже вряд ли.

— В любом случае, разговаривая о полицейских и убийцах, мы портим все хорошее, чего раньше с вами достигли, — сказала Эйбра, когда они подошли к лестнице, ведущей к воде. Она встряхнула волосами и вскинула голову к вечернему небу. — Хотите знать, почему я переехала в Виски Бич? Почему выбрала новое место жительства?

— Да, хочу.

— Я вам расскажу. Это хорошая история для прогулки по берегу моря. Но я начну с более ранних событий. Немного расскажу о моем прошлом.

— Но сначала я задам вам один вопрос. Я тут все пытался кое-что понять. Чем вы занимались до того, как приехали сюда и стали заниматься йогой, массажем, изготовлением ювелирных украшений и ведением домашнего хозяйства?

— Вы имеете в виду мою прошлую профессию? Я была директором маркетинга одной некоммерческой организации в округе Колумбия.

Эли удивленно посмотрел на ее развевающиеся волосы, спортивный наряд, кольца на пальцах.

— Отлично. Конечно, это не стоит в первой десятке моего списка предположений.

Эйбра шутливо ткнула его локтем в бок.

— У меня степень магистра делового администрирования. Я закончила Северо-Западный университет в Иллинойсе.

— Серьезно?

— Абсолютно. И я не собираюсь на этом останавливаться. Моя мать — удивительная женщина. Умная, преданная делу, храбрая и активная. Я родилась, когда она была еще студенткой. Мой отец решил, что это многовато для него, и поэтому они расстались, когда мне было всего два года.

Я пережила их развод. Моя мать — адвокат, занимается защитой прав человека. Мы много путешествовали. Она, когда могла, брала меня с собой в разные страны. Если же не могла, то я оставалась у моей тети, ее сестры, или у бабушки с дедушкой. Но большую часть времени я проводила в разъездах вместе с матерью. Так что могу похвастаться, что я получила неплохое образование и повидала мир.

— Постойте. Минуту. — Его неожиданно осенило. Ваша мать — Джейн Уолш?

— Да. Вы ее знаете?

— Конечно… Господи… Джейн Уолш, неужели? Она же лауреат Нобелевской премии мира.

— Я сказала, что моя мать — удивительная женщина. Когда я подросла, то захотела стать такой, как она. Да и кто не захотел бы? — Эйбра распростерла руки и на мгновение закрыла глаза, как будто обнимая ветер. — Такие люди, как она, встречаются редко, один на миллион. Мне кажется даже, что один на десятки миллионов. Она научила меня любви и состраданию, мужеству и справедливости. Сначала я думала, что пойду по ее стопам, стану адвокатом, но, господи, вовремя поняла, что это не для меня.

— Она огорчилась этому?

— Нет, нисколько. Она дала мне еще один жизненный урок, научив вот чему: нужно всегда следовать велению разума и сердца. — Они зашагали дальше. Эйбра взяла его за руку. — А ваш отец, Эли? Он расстроился из-за того, что вы не выбрали ту же профессию?

— Нет, и он, и я довольны каждый своим поприщем.

— У нас было так же. Я получила степень магистра делового администрирования и пошла работать в некоммерческую организацию. Я была вполне на своем месте. Меня считали неплохим работником.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Я чувствовала, что приношу пользу людям. Даже если я не все делала идеально, я всегда к этому стремилась. Я любила работу, любила жизнь и моих друзей. Затем встретила Деррика на акции по сбору средств на благотворительные нужды. Он тоже был адвокатом. Наверное, я искала человека, близкого по духу.

Она замолчала, продолжая рассматривать бескрайнюю водную гладь.

— Боже, какая красота! Я каждый день любуюсь морем и думаю, насколько мне повезло жить на его берегу, радоваться ему. Моя мать сейчас в Афганистане, работает среди женщин, чтобы помочь им обрести счастье, чего-то добиться в жизни. Я знаю, мы с ней находимся там, где нам нужно быть, как то уготовано судьбой. Однако несколько лет назад я жила в округе Колумбия, была по уши завалена судебными делами, на моем рабочем столе постоянно росли горы бумаг, а в мою приемную постоянно приходили люди. Короче говоря, забот было выше крыши. В ту пору Деррик показался мне идеальным мужчиной.

— Но это оказалось не так.

— До известной степени мой выбор был правильным. Он был умен, обаятелен, энергичен, амбициозен. Он вникал в мои проблемы, связанные с работой, мне тоже были понятны возникавшие у него трудности. Наши разговоры были интересными, секс приятным и вполне удовлетворительным. Когда он в первый раз ударил меня, я решила, что это недоразумение, чистая случайность, вызванная стрессом.

Почувствовав, что Эли напрягся, она ласково сжала его руку.

Я тогда решила, что это страсть, а не скверный характер, а его властность даже в чем-то мне льстила. Когда он же ударил меня во второй раз, я ушла от него, понимая, что второй случай насилия — это уже не случайность, а склонность.

Эли положил вторую руку на их переплетенные пальцы.

— Некоторые люди не понимают, что такое склонность, даже когда оказываются в плену у такой склонности. Или начинают уверять себя, что заслужили оскорбление. Мне посчастливилось избавиться от подобных заблуждений, причем довольно быстро.

— Вы не рассказывали этого.

Настала ее очередь вздохнуть.

— Да, не рассказывала. Я не захотела тогда ничего предпринимать. Зачем? Зачем ломать ему карьеру или самой окунаться в скандал? Я взяла короткий отпуск и ненадолго уехала, не желая объяснять коллегам и друзьям, откуда у меня синяк под глазом. Кстати, именно тогда я на неделю приехала сюда.

— Сюда? В Виски Бич?

— Ну, да. Я приезжала сюда вместе с матерью иного лет назад, а потом с тетей и ее семьей. Это место мне понравилось и запомнилось, поэтому я сняла здесь коттедж. Я гуляла по берегу моря, дышала соленым воздухом и вскоре почувствовала себя вполне сносно.

— Вы кому-нибудь рассказывали об этом?

— Тогда — никому. Я совершила ошибку и убедила себя в том, что исправила ее. Кроме того, мне было страшно неловко. Проведя неделю в Виски Бич, я вернулась на работу, но поняла, что все идет не так, как нужно. Друзья стали одолевать меня расспросами. Дело в том, что Деррик сказал, будто у меня был нервный срыв. Я решила, что будет унизительно оправдываться и не стоит признаваться в том, что он меня ударил. Тогда я его оставила.

— Но он успел посеять семена сомнения?

— Это ведь другая склонность верно? — на вопрос ответила Эйбра. — Да, он посеял семена сомнения, некоторые из них даже быстро дали всходы. Деррик знал много людей, был умен и очень зол на меня. Он начал потихоньку то там, то здесь разбрасывать намеки, что я-де психически неуравновешенная. Затем стал преследовать меня. Дело в том, что, когда становишься объектом преследования, не всегда понимаешь, что именно происходит. Лично я не понимала. Не понимала до тех пор, пока случайно не стала встречаться с другим мужчиной. В самом деле, случайно. Смотрите!

Она указала на пролетавшего над водой пеликана. В следующий миг птица молниеносно нырнула в воду за своей вечерней трапезой.

— Иногда мне становится жаль рыб, но я люблю наблюдать за пеликанами. Странные создания, какие-то неуклюжие, как американские лоси, но в какой-то миг становятся грациозными и ловко ныряют за добычей. Тогда они похожи на копье, вонзающееся в воду.

Эли развернул ее к себе лицом.

— Он снова сделал вам больно, да?

— О господи, да, и не один раз. Но я все-таки закончу. Не стану утомлять вас ненужными подробностями. Мой начальник начал получать анонимки, в которых описывалось мое поведение, мое мнимое увлечение наркотиками и алкоголем, мои несуществующие сексуальные похождения, которые могут оттолкнуть от нас наших жертвователей. Получив их в достаточном количестве, босс вызвал меня к себе и устроил своего рода допрос. И я вновь была вынуждена унизиться, — так мне тогда казалось, — рассказав ему о Деррике и его "художествах". Мой начальник, в свою очередь, поговорил со своим начальником, и тогда разверзся ад.

Эйбра помолчала, протяжно вздохнула и заговорила снова:

— Все началось с пустяков, казалось бы, невинных шалостей. Разрезанные шины, вскрытые дверцы машины. Затем последовали регулярные ночные звонки, отмена заказанных мест в ресторане. Была взломана электронная почта, домашняя и рабочая. В машине мужчины, с которым я стала встречаться, кто-то начал бить стекла. Его начальнику начали посылать анонимные жалобы на него. Мы с ним перестали встречаться. Наш роман был не особенно серьезным, ни к чему не обязывающим, так что расставание было не слишком мучительным.

— Ну, а что же полиция?

— Полицейские разговаривали с ним, но Деррик все отрицал. Он умеет убеждать людей. Рассказал им, что бросил меня потому, что я была слишком властной и требовательной и имела склонность к насилию. Утверждал, что тревожится за меня и надеется, что мне окажут помощь.

— Приличный коп сразу бы раскусил его.

— Наверное, так и было, но полицейские не могли доказать, что он врет. Гадости со стороны Деррика, и мелкие, и крупные, продолжались три месяца. Я уже была на грани безумия, и от этого начала страдать моя работа. Деррик стал появляться в ресторанах, в которых я обычно обедала или ужинала. Мимо окон моего дома стала часто проезжать его машина, или мне это уже начало мерещиться. Мы имели общих знакомых, жили и работали в одном квартале, так что он не приближался ко мне. У полиции же не было поводов его изолировать.

Однажды в обеденный перерыв я сидела в ресторане с моей коллегой. Когда он появился в зале, я не выдержала. Подошла к нему и сказала, чтобы он оставил меня в покое. Я вспылила и сорвалась. Начала обзывать его, короче, устроила жуткую сцену. Моей спутнице пришлось увести меня.

— Он сломал вас, — констатировал Эли.

— Абсолютно. Сам он оставался спокоен, как танк, во всяком случае, мне так казалось. В тот же вечер Деррик вломился в мою квартиру. Он поджидал меня. Он утратил контроль над собой. Я сопротивлялась, но он был сильнее. У него был нож — он нашел его на моей кухне, — и я поняла, что он готов меня убить. Я пыталась убежать, но он поймал меня, и мы подрались. Он порезал меня.

Эли остановился, повернулся к Эйбре и взял ее за руки.

— Полоснул ножом по ребрам, — продолжила она. — Я до сих пор не знаю, случайно это было или он действительно хотел меня зарезать. Но тогда я решила, что он точно задумал прикончить меня, и закричала во весь голос.

Тогда Деррик отбросил нож и заработал кулаками. Он бил меня, душил и начал насиловать меня, но, на мое счастье, в дом ворвались соседи. Они услышали мои истошные вопли и вызвали полицию, но, слава богу, не стали дожидаться ее прибытия. Думаю, он забил бы меня до смерти, растерзал бы голыми руками, если бы его не уняли.

Эли обнял ее, и она доверчиво прижалась к нему. Эйбра же подумала о том, сколько мужчин отшатнулись бы от нее, услышав слово "изнасилование". Но не Эли Лэндон.

Она отстранилась от него, и они зашагали дальше. Но как приятно было ощущать на талии его руку!

— В тот раз дело не ограничилось синяками. Мама в тот момент была в Африке, но спешно вернулась ко мне. Потом все началось, ну, вы-то знаете, как это бывает. Допросы в полиции, медицинские заключения, встречи с психотерапевтами, адвокатами. Это было ужасно. Мне было неприятно, что все считают меня жертвой. Скоро я с этим смирилась, но вечно оставаться ею не собираюсь.

В конечном итоге, на мое счастье, адвокаты подготовили грамотное заявление, и я была избавлена от кошмара судебного разбирательства. Деррика отправили в тюрьму, а мать отвезла меня в летний домик своих друзей в горах. Она дала мне пространство, но не очень большое. Она дала мне время — долгие пешие прогулки, долгие пьяные истерики, занятия выпечкой по ночам с бесконечными рюмками текилы. Боже, она просто чудо, моя мать!

— Я бы хотел познакомиться с ней.

— Может, когда-нибудь и познакомитесь. Она дала мне месяц на то, чтобы я успокоила нервы, а потом спросила, чем бы я хотела заняться. Смотрите, Эли, уже и звезды выступили на небе. Пора возвращаться.

Они развернулись и, ощущая спиной вечерний ветерок, зашагали обратно к дому.

— Что же вы ей ответили?

— Я сказала ей, что хочу жить на берегу моря. Сказала, что хочу каждый день видеть море. Сказала, что хочу помогать людям, и не желаю возвращаться на офисную работу, не желаю больше никаких заседаний и совещаний. Я расплакалась, потому что была уверена, что мама разочаруется во мне. У меня есть образование, рабочие навыки, опыт. Я же хотела, чтобы в моей жизни все было по-другому, чтобы я могла каждый день видеть море.

— Вы ошибались, полагая, что она будет разочарована.

— Да, я ошибалась. Она сказала, что я должна найти свое место в жизни. Я должна жить так, чтобы быть в ладу с самой собой, чтобы каждый день приносил мне радость. Поэтому я приехала сюда и научилась получать удовольствие жизни. Я бы не оказалась здесь и не смогла бы жить так, как мне хочется, если бы Деррик не сломал меня.

— Он не сломал вас. Я не верю в судьбу и в абсолютные принципы, но иногда жизнь бьет нас прямо в лицо. Вы сейчас живете там, где должны, потому что вы предназначены для жизни именно в этом месте. Мне кажется, что вы нашли свой путь в жизни.

— Хорошая мысль, — ответила Эйбра и, остановившись на нижней ступени береговой лестницы, повернулась к Эли и положила ему на плечи руки. — Я счастлива здесь и чувствую себя более открытой, чем раньше. Примерно год назад я сознательно приняла решение воздерживаться от секса, хотя и встречала приятных мужчин, которые — готова в этом честно признаться — мне очень нравились. Но ни один из них не смог заполнить ту пустоту, что возникла в результате крушения моего брака. Что налагает на вас, Эли, большую ответственность, хотя я была бы вам крайне признательна, если бы вы помогли мне завершить этот долгий период воздержания.

— Сейчас?

— А что, было бы неплохо. — Эйбра подалась вперед и поцеловала его. — Если вы не возражаете.

— Но вы же сварили суп.

— И еще испекла хлеб, — напомнила ему Эйбра.

— Похоже, у меня нет выбора. Но прежде нужно хотя бы войти в дом, — пошутил он.

Они стали подниматься по ступенькам. Эли неловко откашлялся.

— Знаете, Эйбра, мне нужно быстро съездить в деревню. У меня нет никаких предохранительных средств. Я давно не думал о сексе.

— Это не проблема. Вам не нужно никуда ездить. Я оставила в вашей спальне упаковку презервативов. В отличие от вас, я в последнее время только и делаю, что думаю о сексе.

— Да, такой домоправительницы у нас еще точно не было, — со вздохом признался Эли.

— Вы еще не видели меня в деле.

Глава 13

Давненько у меня не было практики, смущенно думал Эли, пока они торопливо поднимались по лестнице. Секс — это вам не катание на велосипеде.

Базовые навыки, конечно, никуда не подевались, но процесс требует техники, ритмичности, изящества. Ему было приятно осознавать, что когда-то он был весьма неплох в этом деле. Никто не жаловался, в том числе и Линдси.

До сих пор никто не жаловался.

— Нам нужно перестать об этом думать, — объявила Эйбра, когда они подошли к двери дома. — Моя голова забита этими мыслями, и готова спорить, и ваша тоже.

— Возможно.

— Так и не думайте тогда.

Она сняла с себя ветровку, повесила ее на крючок, после чего неожиданно сорвала с него куртку и впилась поцелуем в его губы.

Его мозг если и не разорвался от необычности происходящего, но все мысли из него точно сразу же куда-то улетучились.

— Вот, оказывается, как все срабатывает, — произнесла Эйбра.

— Да, давно забытое возвращается, — ответил Эли. Схватив Эйбру за руки, он притянул ее к себе. — Не хотелось бы делать это в прачечной или на полу кухни. Но в данный момент оба этих места мне кажутся вполне привлекательными.

Эйбра рассмеялась и снова поцеловала его. И тут же принялась расстегивать пуговицы его рубашки.

— Нам ничто не мешает начать все прямо здесь.

— Согласен, — понимая бессмысленность подобных разговоров, отозвался Эли. На ней был мягкий голубой пуловер, точнее, был раньше, потому что он уже сорвал его и отбросил в сторону. Оба стрелой бросились вверх по лестнице.

Эйбра расстегнула его ремень и потащила его из петель. В следующую секунду они взбежали на лестничную площадку.

Оба еле стояли на ногах.

— Может, нам все-таки лучше в спальню? — предложила Эйбра.

— Неплохая мысль, — ответил Эли и снова схватил ее за руку.

Они бросились в спальню, как двое детей, что мчатся наперегонки к новогодней елке. Правда, в таких случаях дети на бегу не срывают друг с друга одежду.

Когда они влетели в спальню, Эли снял с нее белую блузку, оказавшуюся под пуловером.

— О боже, посмотрите на себя.

— Потом.

Она наконец вытащила ремень и бросила его на пол.

Эли понял, что они вряд ли успеют нырнуть в постель, хотя они были к этому близки. Он начисто забыл и о технике, и ритмичности, и тем более об изяществе. Похоже, Эйбра абсолютно не возражала против его забывчивости.

Он жаждал прикоснуться к ее груди, почувствовать ее женственную округлость и гладкость кожи. Жаждал прижаться к ней губами, чтобы она запустила пальцы в его волосы.

В следующее мгновение она выгнулась ему навстречу, как будто предлагая в дар свое тело.

Эли жадно вдыхал ее запах, этот божественный запах морской богини, вызвавший в его сознании образ русалок и сирен. Ее мускулистое, как будто высеченное резцом скульптора тело буквально вибрировало энергией, сливавшейся с его собственной.

Когда они, яростно хватая ртом воздух и издавая стоны, упали на кровать, Эли понял, что готов на все, что угодно, и готов принята все, что угодно.

Боже, как же мучительно она хотела его! Эти мгновения казались ей безумными, стремительными, сказочными. Его руки касались ее. Ее руки касались его. Она уже знала его линии и очертания, но теперь могла трогать, могла чувствовать — не успокаивать или утешать, но воспламенять. Она мечтала зажечь его, воспламенить, и пусть пламя страсти испепелит их обоих.

Все потребности, приятные, сильные, здоровые потребности, которые она таила в себе, вырвались на свободу и грозили растоптать любую мысль о сдержанности или осторожности.

Она не могла насытиться поцелуями. Этот неутолимый голод становился все острей и острей, подобно лезвию, которое правят на точильном круге. Она набросилась на Эли и вонзилась зубами ему в плечо, но он перевернул ее на спину и пальцами нащупал ее раскаленный источник страсти.

Эйбру молнией пронзил — мощный оргазм, потрясший все ее существо. Оглушенная накрывшей ее волной блаженства, она обняла его:

— О господи! Прошу тебя! Давай!

Слава богу, подумал Эли, ибо медлить уже нельзя. Когда он рывком проник в нее, земля не просто вздрогнула, а, наверное, раскололась напополам.

Окружающий мир полетал вверх тормашками. Его тело как будто воспламенилось, а затем взорвалось восторгом и радостью, требуя еще и еще.

Эйбра как будто прилипла к нему, обхватив его рукам и ногами в безумной скачке, стремительной и шумной. Быстрые ритмические шлепки разгоряченной плоти о плоть, сумасшедший скрип кровати, частое дыхание перекрывали ленивый плеск волн, который в эти минуты отдавался в спальне негромким шепотом.

Эли показались, будто он унесен этим вихрем звуков, ставших аккомпанементом их страсти. Он как будто провалился в нее. За мгновение до того, как кончить, он был готов поклясться, что парит в воздухе, слишком высоко и слишком далеко, уплывает в сладкую боль.

Они не двигались. За время их постельного марафона — от старта до финиша — стемнело. Впрочем, Эли не удивился бы, скажи ему кто-то, что в результате этой безумной скачки он просто ослеп.

Лучше побыть еще немного там, где он сейчас находится. Ведь как приятно ощущать под собой ее тело. Восхитительно, ни с чем не сравнимо. Хотя на лице ее читалась умиротворенность, сердце продолжало громко биться в такт его сердцу. Это неистовое биение позволило ему ощутить себя богом.

— Я не уверен, что у меня все получилось.

— Еще как! А вот я не знаю, когда мне захочется в следующий раз.

Эли смущенно моргнул.

— Неужели я сказал это вслух?

— Я отлично тебя понимаю, — рассмеялась Эйбра. — Я не была уверена ни в тебе, ни в себе. Теперь же мне кажется, будто от меня исходит свет. Странно, почему я не освещаю всю комнату, как факел.

— Мне кажется, что мы ослепли.

Почувствовав, как он пошевелился, Эйбра открыла глаза.

— Нет, я тебя вижу. Просто сейчас темно. Сегодня ночью — новолуние.

— У меня такое ощущение, будто я упал на луну.

— Путешествие на луну. — Его слова заставили ее улыбнуться, и она растрепала ему волосы. — Мне это нравится. Единственное, что мне сейчас хочется, — это немного воды. Иначе я умру от жажды. Ну и поесть тоже не мешало бы, чтобы набраться сил для возвращения на землю.

— Я принесу воды. Вода у меня есть в… — Эли перекатился через нее, потянулся за прикроватный столик, но ничего не обнаружил. Его рука коснулась лишь голого пола. В следующую секунду он скатился с кровати. — Что за черт?

— С тобой все в порядке? — Она пододвинулась к краю кровати и встревоженно посмотрела на него. — Что ты делаешь на полу?

— Не знаю.

— Где лампа? Где столик?

— Понятия не имею. Неужели мы оказались в параллельной вселенной? — Эли встал и, потирая ушибленный бок, попытался разглядеть окружающую обстановку. — Здесь что-то не так. Дверь, что ведет на террасу, должна быть там. Но ее почему-то там нет. А еще… подожди секунду.

Он осторожно прошел по темной комнате и чертыхнулся, ударившись ногой о стул. Обойдя его, Эли наконец нащупал лампу на прикроватном столике и щелкнул выключателем.

В комнате загорелся свет.

— Почему я оказалась здесь? — удивленно спросила Эйбра.

— Потому что кровать переехала сюда. Раньше она стояла вон там.

— Так это мы передвинули кровать?

— Она была вон там, — повторил Эли и подошел к ней. — Теперь она стоит здесь. — Он вернулся на прежнее место. Эйбра приподнялась и села с ним рядом. Оба с любопытством разглядывали пустое место между двумя прикроватными столиками.

— Какая мощная сексуальная энергия, — прокомментировала она.

— Я бы уточнил — мощные ее выбросы. С тобой такое раньше случалось?

— Нет, в первый раз.

— Со мной тоже, — признался Эли и улыбнулся. — Я отмечу этот день в календаре.

Она рассмеялась и обняла его обеими руками за шею.

— Давай оставим кровать здесь и посмотрим, удастся ли нам в следующий раз задвинуть ее обратно.

— В этом доме есть и другие кровати. Можем поэкспериментировать. Я думаю… Черт, черт! Мощная сексуальная энергия. Эйбра. Кровать здесь, столики там, а презервативы в другом месте. Я не подумал, я совсем забыл…

— Все в порядке, не волнуйся. Я принимаю таблетки. И долго ты копил свою сексуальную энергию?

— Чуть больше года.

— Я примерно столько же. Все в порядке. Эти тылы, образно выражаясь, прикрыты. Слушай, почему бы нам сначала не поесть и не восполнить потерю жидкости, а уж потом решить, что и где мы будем двигать?

— Мне нравится ход твоих мыслей.

Эйбра, нисколько не хвасталась, когда обещала хороший суп. Суп и впрямь оказался превосходным. Эли же решил, что Эйбра всегда говорит правду и никогда не набивает себе цену.

Они сидели за кухонным столом. Он — в спортивных штанах и футболке, Эйбра — в халате Эстер. Отведав супа с замечательным хрустящим хлебом и выпив вина, они поговорили о фильмах, которые ей хотелось бы посмотреть, о книгах, которые оба читали.

— Эли рассказал о недавней находке в библиотеке.

— У меня есть подозрение, эта книга написана женщиной, скрывшейся за мужским псевдонимом.

— В твоих словах слышится некая предвзятость и сварливые нотки.

— Никоим образом, — возразил Эли. — Профессия "писатель" не имеет пола. Но меня поразил женский слог. Мое предположение подкрепляется временем написания книги. Книга получилась цветистой и определенно романтичной. Но в целом она мне понравилась, хотя ее и следует отнести к жанру художественной литературы.

— Хотелось бы убедиться самой. Можно мне ее почитать?

— Конечно. Теперь, когда в подвале появилась эта яма, думаю, есть смысл хорошенько просмотреть все книги в библиотеке, узнать, что там еще пишут о "Калипсо", Натаниэле Бруме, о моих предках, в том числе о Виолетте.

— Если хочешь, могу в этом помочь. Я давно хотела попросить у Эстер разрешения взять что-нибудь из ваших книг, но так и не осмелилась. Мне всегда нравились романы или книги на тему "помоги себе сам".

Поскольку в глазах Эли Эйбра была одной из самых умных и независимых женщин, которых он когда-либо встречал, он счел нужным спросить:

— Какая же тебе самой нужна помощь?

— Все зависит от обстоятельств. Но когда я только перебралась сюда, я чувствовала себя не вполне уверенно. Я прочла массу книг о поиске душевного равновесия после психологической травмы.

Эли накрыл ее ладонь своей.

— Не хочу вызывать у тебя неприятные воспоминания. Лучше скажи, какой срок он получил?

— Двадцать лет. Обвинитель настаивал на изнасиловании, побоях, покушении на убийство, и ему грозило пожизненное. Адвокат свел все к нападению на сексуальной почве, но поскольку в деле фигурировал нож, то ему дали по максимуму. Не думаю, что до этого дошло бы, но…

— Факт преследования, предварительный умысел, незаконное проникновение в дом, свидетельства соседей. Он должен был знать, чем рискует. Что ты думаешь по поводу этих двадцати лет?

— Меня это устроило. Я довольна. Если он получит досрочное освобождение, я приду в суд и попрошу слова. Я покажу мои фотографии, сделанные после того, как он избил меня. Пусть это мстительность с моей стороны, но…

— Это не так.

— Даже если это и так, мне все равно. Во мне все давно перегорело. Но мне легче на душе, когда я знаю, что он в тюрьме, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он оставался там сколько надо. Пусть он будет далеко от меня и от всех, на кого посмеет поднять руку. Так я обрела душевное равновесие и теперь могу делать то, что открывает для меня новый образ мысли.

Она улыбнулась и проглотила еще одну ложку супа.

— А твое душевное равновесие, Эли? Ты достиг его?

— В данный момент у меня такое ощущение, что могу пройти колесом по натянутому канату.

Эйбра улыбнулась и поднесла к губам бокал с вином.

— Секс — лучшее изобретение человечества.

— Тут нечего спорить. Согласен.

— Может, тебе стоит вставить в книгу больше эротических сцен, добавить в нее больше секса, чтобы твой текст не посчитали слишком цветистым и женственным.

— Чувствую, ты меня подначиваешь. Бросаешь мне вызов.

— Разве ты не хочешь, чтобы в конце книги твой герой обрел душевное равновесие? — Она подалась вперед и коснулась губами его губ. — А я бы помогла тебе набрать побольше фактического материала для твоей книги.

— Было бы глупо отказываться от такого любезного предложения. — Не сводя с нее глаз, Эли провел рукой по ее бедру. — Пол кухни мне кажется очень интересным местом.

— Надо попробовать и такой вариант.

Когда Эйбра попыталась прижаться к нему, зазвонил дверной звонок.

— Черт побери! Не забыть бы о твоем предложении.

Открыв дверь, Эли увидел за порогом Винни. Нет, душевного равновесия он явно еще не достиг, потому что при виде полицейского в форме у него участился пульс.

— Привет, Винни.

— Эли, послушай. Я как раз про жал мимо и собирался было домой, потому что моя смена закончилась. Хотел зайти к тебе, потому что… Привет, Эйбра!

— Привет, Винни, — ответила она, появившись за спиной Эли. — Заходи, погреешься.

— Я не вовремя, извини. Давай завтра поговорим, Эли.

— Нет, нет. Входи, Винни. Мы как раз едим суп, который сварила Эйбра.

— Налить тебе? — предложила "автор" супа.

— Нет, спасибо, не хочу. Я всего пару часов назад ел.

— Я делаю Эли массаж. Два раза в неделю, — пояснила Эйбра. — Кроме того, слежу за тем, чтобы он вовремя питался. И еще мы занимаемся сексом. Это нечто новое в нашем расписании дел.

— Отлично. О господи, Эйбра, что ты такое говоришь?

— Почему бы тебе не зайти и не поговорить с Эли? Я сварю вам кофе.

— Не хочу вам мешать.

— Поздно отнекиваться, — ответила Эйбра и ушла в глубь дома.

Эли улыбнулся и посмотрел ей вслед:

— Она — замечательная.

— Верно. Послушай, Эли, ты мне понравился. По крайней мне понравился в тот день, и я не собираюсь менять к тебе отношения. Ты только не слишком ею увлекайся.

— Постараюсь, обещаю тебе. Слушай, заходи. Давай посидим, поговорим. — Эли повернулся в сторону гостиной и остановился, увидев, что Винни разглядывает массажный столик. — Она не принимает никаких возражений.

— Пожалуй, ты прав, — ответил Винни и засунул большие пальцы за петли форменных брюк. — Эли, я в курсе, что к тебе приходили детективы Корбетт и Вулф.

— Да у меня с ними состоялся интересный разговор.

— Корбетт — нормальный и умный мужик и хороший коп. И очень дотошный. Вулфа я не знаю, но совершенно ясно, что он как пес вцепился зубами в кость и ни за что ее не отпустит.

— Он уже год назад вцепился в меня и не выпускает, — ответил Эли и опустился на диван. — У меня даже шрамы остались.

— Сейчас же он вцепится в Эйбру и в меня.

— Прими мое сочувствие, Винни.

Винни покачал головой и опустился на стул.

— Знаешь, я не нуждаюсь в сочувствии. Но мне кажется, тебе следует знать, что он пойдет на все, чтобы дискредитировать Эйбру, которая обеспечивает тебе алиби. Да и на меня замахнется по причине нашего с тобой знакомства.

— Он упрям как осел, — произнесла Эйбра, подойдя к ним с кофейником в руках. — И, похоже, крайне опасен.

Винни взял предложенную чашку кофе.

— Он — опытный и знающий жизнь коп с солидной репутацией. Хочешь знать мое мнение? Он настроен против тебя, Эли, и уверен на все сто, что ты виноват. Если он поймет, что не способен доказать твою вину, то разъярится как бык.

— К сожалению, я никак не могу принять обвинение в убийстве только ради того, чтобы у него был чистый послужной список.

— Он знал Дункана.

— Я это понял.

— Послушай, я не копал глубоко, но интуиция мне подсказывает, что они хорошо знали друг друга. Поэтому у него есть отличный повод, чтобы сломать тебя. Но на этот раз у тебя есть алиби.

— Мое алиби — это я сам.

— А тебя он будет упрямо считать лгуньей, лжесвидетельницей… — произнес Винни, повернувшись к Эйбре, — которая защищает своего…

— Сейчас в ходу слово "хахаль", — не дала ему договорить Эйбра. — Вулф попытается опорочить меня, но он обречен на неудачу. Вижу по твоему лицу, что, по-твоему, было бы легче и проще, если бы я не спала с Эли. Я… нет, мы все усложняем. Но истина остается истиной, Винни.

— Я просто хочу, что вы знали: Вулф пойдет далеко. Он будет копаться в ваших жизнях. Он уже поковырялся в жизни Эли, так что будь готова, что он протянет свои грязные лапы и к твоей, Эйбра.

— Это меня не волнует. Эли знает про Деррика.

— Отлично, — кивнул Винни и допил кофе. — Не хотел доставлять вам беспокойство, просто предупредил.

— Спасибо тебе. Ты правильно сделал.

— Баллистическую экспертизу уже провели? — спросила Эли.

— Я не имею права сообщать тебе подробности расследования, — ответил Винни, пожав плечами. — В вашем доме хранится коллекция старинного оружия, принадлежащая твоей бабушке. Она мне как-то показывала ее. Я не помню, чтобы видел там пистолет 32-го калибра.

— Верно, — небрежно отозвался Эли, оценив деликатней намек. — Ничего подобного в коллекции нет, да и в моем доме тоже.

— Ладно, мне пора. Спасибо за кофе, Эйбра.

— Всегда пожалуйста.

Эли встал и проводил Винни до двери.

— Спасибо, что пришел, Винни. Я не забуду этого.

— Береги ее. Она знает, какими жестокими могут быть люди, но по-прежнему верит в добро. Так что не обижай ее.

Эли решил, что и без того прилагает к этому все усилия. Но неприятности обладают способностью проникать даже в самую тонюсенькую щель, стоит им лишь появиться.

С этими мыслями он вернулся в гостиную. Эйбра, шевелила кочергой поленья в камине, выпрямилась в полный рост и обернулась к нему. В следующее мгновение языки пламени взвились вверх.

— Чтобы ни случилось, — начал он, — кого бы ни обвинили, ты будешь здесь, со мной и поэтому готовься к тому, что они от тебя не отстанут. Будут копаться в твоей личной жизни, в твоих поступках, в твоей работе, расспрашивать о семье и друзьях. Каждую частичку твоей жизни будут рассматривать под микроскопом, засыплют тебя кучей неприятных вопросов. Ты ведь когда-то уже прошла через нечто подобное. Но теперь это для тебя в прошлом. Если ты решишь пойти со мной до конца, то все повторится сначала.

— Все верно. И?

— Тебе нужно все как следует взвесить и сделать правильный выбор. Понять, готова ли ты к этому или нет.

Эйбра спокойно и с достоинством посмотрела на него.

— Из твоих слов следует, что я еще ничего для себя не решила. И ты хочешь знать, способна ли я принять взвешенное решение и отвечать за его последствия?

— Я не это имел в виду.

— Знаешь, Эли, не надо спасать меня от себя самой. С этим я отлично справляюсь сама, без помощников. Я не против того, чтобы ты присматривал за мной, потому что считаю, что люди должны заботиться друг о друге, но Винни не прав. Извини, но я услышала ваш разговор. В пустом доме отличная акустика, а слух у меня острый. Да, я знаю, насколько жестокими могут быть люди. И вряд ли они когда-либо станут лучше. Но мне хочется верить, что все-таки станут, а это совсем другое дело.

— Люди бывают жестоки, если им дать даже не шанс, а лишь легкий намек на свободу действий.

— Нехорошо так говорить. Но с другой стороны, учитывая последние события, я тебя не виню за такие слова. Когда-нибудь мы с тобой еще поспорим на эту тему. А сейчас… ты хочешь знать, что я думаю?

— Да, конечно.

— Я думаю, что хотя пол кухни на вид весьма неплох, но диван гораздо удобнее. Не хочешь в этом убедиться?

— Хочу, — ответил он и подошел к ней ближе. Еще как хочу.

Когда они, лишившись остатков сил, наконец добрались до кровати, Эйбра поняла, что Эли не любитель постельных нежностей. Впрочем, он заработал — пусть не целое очко по ее шкале, а только пол-очка, потому что не стал протестовать против нежностей с ее стороны.

Она проснулась в серых мутноватых сумерках, когда Эли повернулся, чтобы высвободиться из ее объятий.

— Ты встаешь?

— Ага. Извини, что разбудила тебя.

— Ничего страшного. Который час? — спросил он, чувствуя, что Эйбра снова обняла его.

— Около шести. Можешь еще поспать. У меня в восемь занятие, — сообщила она и поцеловала его в шею. — Какие у тебя планы?

— Как обычно. Выпью кофе и за работу.

Впрочем, погладив ее по гладкой длинной спине, Эли понял, что планы можно подкорректировать.

— Тогда у тебя есть время вместе со мной сделать несколько коротких упражнений на растяжку. В награду за это я сделаю тебе завтрак.

— А нельзя ли заняться этим прямо здесь?

Эйбра не стала протестовать, когда он перевалил ее на спину и вошел в нее, а лишь глубоко вздохнула и радостно улыбнулась:

— Прекрасный способ поприветствовать восход солнца.

Это было медленно и легко, как будто они плыли в спокойном море. Неторопливый, безмятежный контрапункт ночному безумию, грому и молниям страсти. Начало нового дня несло с собой обещание свежести, новизны и надежды на лучшее.

Ей хорошо были видны его лицо, его глаза, на дне которых темной тенью затаилась тревога. Ее натура властно требовала изгнать тени, вытеснить их светом.

Она отдалась ему ради его удовольствия, отодвинув на задний план удовольствие собственное. Она пустилась в плавное и нежное путешествие к вершине, а затем вновь устремилась вниз и в какой-то миг — их общий миг — увидела свет.

Она лежала, не выпуская его из объятий, наслаждаясь этими секундами счастья, как будто купалась в блаженстве.

— Сегодня ты должен думать обо мне.

Эли повернул к ней голову и коснулся губами ее шеи.

— Я уверен, что все будет хорошо.

— Ты специально думай сегодня обо мне, — уточнила Эйбра. — Допустим, в полдень. Будем посылать во Вселенную мощные позитивные сексуальные мысли.

Эли оторвал голову от подушки.

— Сексуальные мысли? Во Вселенную?

— Это не повредит Вселенной. Куда девают свои мысли писатели, художники, изобретатели и прочие люди творчества? — изрекла Эйбра и, подняв руки, покрутила в воздухе указательными пальцами.

— А откуда они приходят?

— Оттуда, — ответила она и, опустив руки, провела по позвоночнику Эли вниз и снова вверх. — Люди вынуждены открывать свою сущность и тянуться к ним. Положительные это мысли или отрицательные, все зависит только от тебя самой. Один из способов поймать хорошие мысли — начать день, открыв себя миру.

— Мне кажется, мы только что это сделали.

— Тогда шаг второй. — Эйбра откатилась в сторону, встала и юркнула в ванную. Сможешь достать мне шорты или спортивные брюки? Буду благодарна и за какой-нибудь шнурок — хочу подвязать волосы. Кстати, можно я воспользуюсь одной из запасных зубных щеток? Я видела их в шкафчике в ванной.

— Не возражаю. — Эли решил, что Эйбра знает о таких мелочах даже больше, чем он сам, поскольку ими занимается.

Он нашел для нее шорты и шнурок, а сам натянул спортивные брюки.

— Они слишком велики для тебя, — сказал Эли, когда она вышла из ванной.

— Ничего страшного, — ответила Эйбра, надевая шорты. — Можешь встретиться со мной в спортивном зале.

— Вообще-то я…

— Мы с тобой провели довольно много времени голыми и при очень интимных обстоятельствах, Эли.

С ней было трудно спорить, особенно когда она стояла перед ним в одних лишь шортах, обнаженная выше пояса.

— По-моему, дыхательные упражнения и упражнения на растяжку не должны вызвать никакой неловкости, — заявила Эйбра, натягивая белый топик. — Мне нужна резинка для волос. Я оставила ее в сумочке. В спортзале, — повторила она и вышла из комнаты.

Возможно, он просто рассчитывал улизнуть от занятий йогой. При чем здесь неловкость, сказал он себе. Просто он предпочитает начать день с чашки кофе, как все нормальные люди.

Эйбру он нашел в спортивном зале. Она сидела, скрестив ноги, на одном из двух ковриков. Руки на коленях. Глаза закрыты.

По логике, в огромных шортах ей полагалось выглядеть смешно. Тогда почему же она смотрится так сексуально, так умиротворенно и просто идеально соответствует ситуации?

— Садись и устраивайся поудобнее. Подыши пару минут.

— Я и так дышу целый день. И ночью тоже.

Уголки ее губ тронула улыбка.

— Я говорю о сознательном дыхании. Животом так, будто надуваешь детский шарик, только через нос, а не через рот. Долгое глубокое размеренное дыхание. Живот вздымается и опадает. Освободи свое сознание. Расслабься.

Эли был не уверен, что умеет освобождать сознание иначе, чем работая над книгой. Но сочинительство не расслабляет сознание, а, наоборот, заставляет работать. Но если ему хочется поскорее получить кофе, придется подышать.

— Теперь сделай вдох и подними руки вверх, пока ладони не встретятся, а потом выдохни и опусти руки. Вдохни и выдохни. Вдох! — произнесла она тихим спокойным голосом. — Выдох! Вверх, вниз!

После дыхательных упражнений она заставила Эли растягивать скрещенные ноги, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Вытянуть вперед одну ногу, нагнуться к ней. Вытянуть другую. Он почувствовал, что напряжение понемногу уходит из тела. Наконец Эйбра велела ему встать перед его ковриком.

И улыбнулась ему. Сквозь окно за ее спиной в комнату лился утренний свет. Попроси она его в этот миг завязаться узлом, Эли, не раздумывая, выполнил бы ее просьбу.

Но она лишь попросила его стоя повторить те упражнения, которые он выполнял, лежа на полу. Просто дышать и растягивать мышцы. Размеренно. Медленно и умиротворенно. Так, как они совсем недавно, поутру, занимались сексом.

Под конец она велела ему лечь на спину, повернуть ладони вверх и закрыть глаза. При этом она говорила о необходимости расслабиться, вдыхать свет и выдыхать тьму, и потирала кончиками пальцев его виски.

К тому времени, когда она вернула его в реальность, велев снова сесть и нагнуться вперед, чтобы — как она выразилась — запечатать опыт, у него возникло ощущение, будто он немного понежился в теплом море.

— Отлично, — похвалила она и похлопала его по колену. — Готов к завтраку?

Эли посмотрел ей в глаза.

— Они мало тебе платят.

— Кто?

— Те, кто приходит на твои занятия йогой.

— Ты же не знаешь, сколько я беру за занятия.

— Все равно мало.

— За индивидуальные занятия. — Она улыбнулась и провела пальцами по его руке. — Хочешь знать, сколько?

— Ну…

— В общем, подумай, — сказала она, вставая. — Делай эти упражнения по растяжке мышц шеи. Через каждые два-три часа после сидения за компьютером. Не забывай также разминать плечи, — добавила Эйбра, когда они стали спускаться по лестнице. — Я, пожалуй, сделаю омлет, а ты завари кофе.

— Не трать время на омлет. У тебя же сейчас занятие.

— У меня есть время. За массажным столиком я могу вернуться, когда приду прибраться и принесу продукты.

— Мне кажется… у меня такое чувство… мне немножко не по себе от того, что ты занимаешься домом, готовишь еду и все такое прочее, после того как мы с тобой спали вместе.

Эйбра открыла холодильник и принялась доставать из него все необходимое для завтрака.

— Хочешь меня уволить?

— Нет! Просто подумал, что стоит воспользоваться своим положением нанимателя.

Эйбра достала разделочную доску и нож.

— От кого исходила инициатива?

— Вообще-то от тебя, но только потому, что ты не оставила мне выбора.

— Приятно слышать. — Помыв спаржу и грибы, Эйбра положила их на разделочную доску. — Мне нравится работать в твоем доме. Я люблю готовить. Люблю наблюдать за тем, как люди с удовольствием едят то, что я им приготовила. Благодаря мне ты за последнее время немного поправился, но это тебе только на пользу. Мне нравится заниматься с тобой сексом. Давай условимся — если что-то изменится и мы перестанем устраивать друг друга, то честно в этом признаемся. Если тебе покажется, что я делаю что-то не так по дому, если тебе разонравится моя еда и секс со мной, ты скажешь, договорились? Справедливое предложение?

— Более чем.

— Отлично. — Эйбра достала сковородку и бутылку с оливковым маслом и с улыбкой спросила: — Кофе будешь?

Глава 14

У него язык не повернулся вы назвать время, проведенное с Эйброй, рутиной, но в течение нескольких дней все шло одинаково, без отступлений от правил. Она готовила для него еду — либо в Блафф-Хаусе, либо у себя дома. Они гуляли по берегу моря, и он чувствовал в воздухе скорое наступление весны. Он привык к тому, что на столе всегда есть еда, привык к тому, что в доме много цветов и свечей. Привык к ее запаху и голосу. Привык к ней.

Его работа над книгой достигла той точки, когда он уже не просто пытался освободить сознание от тягостных мыслей. Он читал, работал, заставлял себя приходить в комнату с тренажерами. На какое-то время — на несколько бесценных дней — ему даже показалось, что убийства принадлежат другому, параллельному миру.

Однажды в его дверь постучал детектив Корбетт в сопровождении нескольких полицейских и предъявил ордер.

— У нас имеется ордер на обыск всех помещений вашего дома, всех пристроек и всех ваших транспортных средств.

Желудок тотчас скрутило узлом, однако Эли взял документ в руки и пробежал глазами.

— Тогда вам лучше начать прямо сейчас. Дом большой.

Он отошел в сторону. Заметив Вулфа, ничего не сказав, взял в кухне телефон и вышел на террасу, чтобы позвонить своему адвокату. Лучше подстраховаться — он давно убедился в этом, — чем потом кусать локти.

Да, в воздухе и впрямь пахнет весной, подумал он, когда закончил разговор с адвокатом. Но и весной случаются бури. Однако к ним следует относиться по-философски, как и ко всему остальному.

— Наверху имеется коллекция оружия, — произнес подошедший к нему Корбетт.

— Верно. Оружие не заряжено, и из него никто не стрелял, по крайней мере в течение жизни одного поколения.

— Буду признателен, если вы передадите мне ключи от шкафов с ружьями.

— Хорошо, — ответил Эли и вернулся в дом. В библиотеке он из ящика дедовского письменного стола вынул ключ. — Вы ведь сами отлично знаете, что Дункан был убит не из дуэльного пистолета.

— Значит, у вас не возникнет никаких проблем.

— Моя проблема никуда не делась, поскольку Вулф уже год демонстративно игнорирует улики, заявления свидетелей и прочие факты, о которых сообщал именно я, — отозвался он, протягивая полицейскому ключи.

Лицо Корбетта хранило бесстрастное выражение.

— Благодарю за содействие.

— Детектив! — окликнул Корбетта Эли. Тот обернулся. — Когда вы закончите, но ничего не найдете, что тогда? Когда вы вернетесь к себе на службу без улик, без мотива и вменяемой версии случившегося, я подам в суд на ваше управление и на управление полиции Бостона за угрозы и оскорбление.

— Вы угрожаете нам?

— Вы сами прекрасно знаете, что нет. Достаточно того, что я сказал.

— Я делаю мою работу, мистер Лэндон. Если вам нечего скрывать, то чем лучше я ее сделаю, тем скорее вы окажетесь вне подозрений.

— Скажите это тому, кого ваш брат коп не держал на крючке целый год.

С этими словами Эли, захватив куртку, вышел из дома. Он знал, что ему лучше остаться, но ему была отвратительна даже мысль о том, что придется видеть, как по комнатам расхаживают полицейские, как они копаются в его вещах и бесцеремонно все разглядывают. С него хватит.

Он отправился к морю, где полюбовался бескрайней водной гладью, птицами и детишками, которые беспечно резвились на берегу. Эли только сейчас понял, что у них каникулы.

Мать хотела, чтобы он вернулся домой на Пасху. Может, стоит предложить Эйбре съездить с ним вместе? Он уже готов к тому, чтобы вместе с ней посидеть за ужином, отведать запеченный окорок, который отменно готовит Эллис. Дом, уют, сласти, крашеные яйца.

Такова традиция. Таков домашний уют.

Но теперь… Теперь разумнее всего никуда не ездить, пока полиция не найдет убийцу Дункана. Убийцу Линдси.

Или когда нанятый им частный детектив найдет нечто такое, что, образно выражаясь, позволит повернуть ключ хотя бы на один оборот. Увы, пока что поиски нисколько не приблизили его к истине. Эли посмотрел в сторону дома Эйбры. Интересно, где она сейчас? Проводит занятие йогой? Выполняет чье-то поручение и отправилась за покупками? Занимается уборкой? Готовит что-то на кухне или, сидя в маленькой комнатке, занята изготовлением сережек или другой бижутерии?

С его стороны было безумием вступить с ней в близкие отношения, втянуть ее в эту неразбериху. Стоило ему подумать о том, что полицейские сейчас прикасаются к ее личным вещам, которые она оставила в Блафф-Хаусе, как его передернуло.

Он представил себе их комментарии, их смешки, высказываемые вслух предположения. Но хуже всего то, что может родиться в извращенном уме Вулфа. После Блафф-Хауса они, возможно, обыщут и ее дом, если, разумеется, судья подпишет соответствующий ордер.

Эта мысль как будто ужалила его. Злой на весь мир, он поспешил обратно, чтобы взять телефон, который не догадался захватить с собой.

Поднявшись на террасу, он еще раз позвонил своему адвокату.

— Ты передумал? — спросил его Нил, когда ответил на его звонок. — Я смогу подъехать к тебе через пару часов.

— Нет, не надо. Приезжать нет смысла. Видишь ли, у меня возникли близкие отношения с Эйброй Уолш.

— Я уже в курсе. Только не говори мне, что ты с ней спишь.

— Именно это я тебе и сообщаю.

Эли приготовился услышать на другом конце линии вздох и не был разочарован.

— Я понял. С каких пор?

— Вот уже пару дней. Я все понимаю, Нил. Так что не утруждай себя комментариями. Факты остаются фактами. Я прошу об одном: будь начеку и немедленно сообщи мне, если Вулф попросит у судьи ордер на обыск ее дома. Ее дом называется "Смеющаяся чайка". Она снимает его, но если нужно, я могу выяснить имя владельца. Не хочу, чтобы ее впутывали в это дело. Она тут ни при чем.

— Она — твое алиби, Эли. Полиция притащилась к тебе из-за Дункана. Именно потому, что Эйбра — твое алиби, копы и наседают на тебя. Ей будет нетрудно обратиться к своему адвокату. Она знает, как поступить.

— Прости, Нил. Не понял. Объясни, — попросил Эли.

— Эли, ты мой клиент. Она — твое алиби. Вулф намеренно заявил, что вы якобы были любовниками еще при жизни Линдси. Ты думаешь, что я не выяснял прошлое Эйбры? Как бы ты поступил на моем месте? Я все проверил. Она чиста, она умна и может постоять за себя. По закону никто не может обвинить вас в том, что вы любовники. В этом нет ничего противозаконного. Так что успокойся. Если копы возьмутся за нее, она справится. Но она должна обратиться к своему адвокату. Я не говорю тебе ничего нового, все и так ясно. Может, это ты мне чего-то недоговариваешь?

— Ничего подобного, Нил. Она пришла ко мне в дом и принесла это чертово рагу. В моем доме на нее напали, и она еле вырвалась. Все это произошло в то самое время, когда шло следствие по моему делу. Я хочу сделать хоть что-то. Черт возьми, я не могу стоять в стороне, я хочу что-нибудь делать.

— Ты и делаешь. Вот, позвонил мне. Я связался с управлением полиции Бостона. Вулф надавил, где надо, и добился ордера. Но он уже почти растерял свои козыри, которыми играл против тебя. Но пусть играет и дальше. Эли, его дело безнадежное. Да и иск Пьемонтов сейчас вызвал интерес лишь у жалкой кучки журналистов.

— Сейчас в доме моей бабушки целый рой полицейских. Мне это неприятно. Я не могу закрывать на это глаза.

— Пусть и дальше ведут свою бессмысленную игру. Когда уйдут, закрой за ними дверь. Будут и дальше давить на тебя, получат встречный иск. Поверь мне. Эли, полицейское начальство не хочет лишних скандалов. Пройдет немного времени, и они прикажут Вулфу заткнуться. Позвони мне, когда они уйдут.

— Обязательно.

Эли отключился. Может, начальство и вправду прикажет Вулфу свернуть дело? Но это вряд ли остановит упрямого типа. В этом Эли нисколько не сомневался.

* * *

Срочный звонок заставил ее забежать в бакалейную лавку, так что Эйбра пришла в церковный подвал на занятие йогой чуть позже обычного.

— Прошу прощения! — извинилась она, буквально влетев в помещение. — У ребенка Натали фарингит, и она попросила купить ей продуктов. Сама она сегодня вряд ли придет.

Сев на коврик, Эйбра уловила в своих подопечных несвойственную им напряженность. Поймала на себе задумчивые взгляды, заметила недовольное выражение лица Морин.

— Что-то случилось? — спросила она по возможности небрежным тоном, расстегивая "молнию" ветровки.

— В Блафф-Хаусе полиция. Целая машина полицейских. И не смотри на меня так, Морин, — сердито произнесла Хизер. Я не помирюсь с тобой! Я их видела. Они пришли арестовать Эли Лэндона за убийство того бедняги. А может, даже и за убийство жены!

— И много там полицейских? — как можно спокойнее уточнила Эйбра.

— Не менее дюжины. Может, больше. Когда я проезжала мимо, то специально замедлила скорость и увидела, что там полно копов.

— Значит, по-твоему, чтобы арестовать всего одного человека, собрали сразу дюжину или даже больше полицейских? Спецназ они туда случайно не присылали?

— Я понимаю, ты пытаешься его защищать, — елейным голосом проговорила Хизер. — Особенно если учесть ваши отношения.

— Как ты сказала? Какие отношения?

— Ради бога, Эйбра, ты же сама не делаешь из этого секрета. Как будто никто не видел, что твоя машина круглые сутки стоит рядом с его домом.

— Если я сказала, что для ареста одного человека требуется взвод полиции, и если я была с ним и уверена, что он никого не убивал, из этого следует, что я защищаю его? Если мы с ним спим, выходит, я защищаю его? Так, по-твоему?

— Я не критикую тебя, дорогая.

— Вздор! — взорвалась, не выдержав, Морин. — Вот ты стоишь здесь, Хизер, и якобы сочувствуешь Эйбре, а на самом деле осуждаешь ее! Получается, что ты мысленно уже арестовала Эли, осудила его и приговорила к тюремному заключению, ничего о нем не зная!

— Это не меня дважды подозревали в убийстве, дважды, заметьте. И не в мой дом пришла полиция. Я не обвиняю Эйбру, но…

— Давайте прекратим этот разговор! — перебила ее Эйбра. — Я тоже не обвиняю тебя, Хизер, за то, что ты сплетничаешь или делаешь выводы о людях, которых совершенно не знаешь. Давайте будем считать эту комнату зоной, свободной от обвинений, и приступим к занятию.

— Я лишь рассказала то, что видела собственными глазами, — отозвалась Хизер. В глазах у нее появились слезы. — У меня есть дети. Я имею право опасаться того, что в Виски Бич появился убийца.

— Мы все опасаемся, — попыталась успокоить ее Грета Пэрриш, похлопав ее по плечу. — Ведь никто точно не знает, кто убил этого сыщика из Бостона и почему. Мне думается, нам лучше не ссориться и держаться вместе, а не обвинять друг дружку, не имея доказательств.

— Я никого не обвиняла. Ни на кого не указывала пальцем. В Блафф-Хаус приехала полиция. Этот частный сыщик был из Бостона, а Эли Лэндон оттуда родом. Сыщика кто-то застрелил, причем недалеко от дома Эли. Я имею полное право говорить об этом убийстве и тревожиться за мою семью.

Разрыдавшись, Хизер схватила свои вещи и выбежала вон.

— Теперь она будет считать себя жертвой, — вздохнула Морин.

— Ладно, Морин, успокойся, — ответила Эйбра и сделала глубокий вдох. — Давайте очистим воздух. Хизер расстроена. Кого-то убили. Мы все расстроены и встревожены. Я знаю, что Эли не виноват. В ту ночь, когда это случилось, я была с ним. Он не мог быть одновременно в двух местах. Моя личная жизнь — это мое дело пор, пока я хочу хранить ее в тайне. Если кого-то не устраивает моя скрытность или моя искренность — прекрасно. Если кто-то больше не хочет у меня заниматься, я верну деньги. Без проблем. Те, кто желает остаться, садитесь на коврики. Давайте, подышим.

Она раскатала свой коврик и села. Остальные сделали то же самое, Эйбра почувствовала, что напряжение уходит и к ней понемногу возвращается спокойствие.

Увы, ей так и не удалось обрести полное душевное равновесие, и она ограничила занятие одним часом.

Женщины разошлись по домам, но Морин задержалась. Эйбра знала, что та хочет подождать ее.

— Ко мне заедем или к тебе? — поинтересовалась Морин.

— Ко мне. Мне через час ехать заниматься уборкой дома, так что надо успеть переодеться.

— Отлично. Тогда можешь подбросить меня. Я пришла сюда пешком.

— Сливочное мороженое с сиропом вчера делала?

— Пекла этим утром штрудель. Наверное, это я зря, но я существо слабое.

— Приготовься быть ещё более слабой, — предупредила ее Эйбра, когда они вышли на улицу. — Я пекла шоколадное печенье.

— Да ну тебя!

Они сели в машину.

— Пытаюсь установить источник.

— Источник — полная идиотка.

— Может, ты и права, — вздохнула Эйбра. — Она и впрямь идиотка, но и все мы тоже, время от времени.

— Хизер — идиотка по определению.

— Нет, по определению она сплетница. Нам с тобой ведь тоже иногда нравится посплетничать. Я пытаюсь не забывать, что у нее есть дети и она заботится о них. Но у меня-то детей нет.

— А у меня есть, но я вижу, что она излишне чадолюбива. Будь у нее такая возможность, она вживила бы своим детишкам чипы с Джи-Пи-Эс, чтобы постоянно знать, где они находятся. Она просто не в состоянии проявлять терпимость и понимание. А сегодня она вообще хватила через край. Все, включая ее лучшего друга Винни, это знают. Господи, Эйбра, как же она злорадствовала, увидев в Блафф-Хаусе полицию!

— Знаю, знаю. — Скрипнув тормозами, Эйбра остановила машину перед домом. — Это потому, что именно она объявила о приезде полиции. Слава богу, Хизер не успела позлословить в адрес Эли. Тут уж не ждите от меня никакой терпимости и понимания. — С этими словами Эйбра выбралась из машины и, захватив сумочку, хлопнула дверцей. — Я злая как черт.

— Я тоже. Давай лучше полакомимся шоколадным печеньем.

— Знаешь, Морин, я бы хотела съездить к нему, — призналась Эйбра, подходя к двери. — Только боюсь, что этим могу ему навредить. И еще мне хотелось бы найти сейчас Хизер и влепить ей пощечину. Хотя от этого мне стало бы совсем паршиво.

— Верно, но сам процесс доставил тебе бы удовольствие.

— Согласна, — ответила Эйбра и, оставив сумочку на столике в прихожей, вошла в кухню. Здесь она взяла тарелку с печеньем и сорвала с нее пищевую пленку.

— Что было бы, если бы пощечину ей дала я, а ты бы просто наблюдала? — спросила Морин, пока Эйбра ставила на плиту чайник. — Тебе было бы так же паршиво?

— Наверно. Она думает, будто я лгу, создавая алиби Эли, который, по ее мнению, убил Дункана. На ее лице как будто было написано "Бедняжка, я так переживаю за тебя".

— Ненавижу такие лица — посочувствовала Морин и потянулась за печеньем. — От них разит фальшью и лицемерием.

— Если она считает, что я лгу, то, возможно, и полиция того же мнения. Это меня беспокоит куда больше.

— У полиции нет причин подозревать тебя во лжи.

— Но ведь я с ним сплю.

— Этого не было, когда произошло убийство.

— Зато сплю теперь. — Прежде чем заняться приготовлением чая, Эйбра взяла еще одно печенье. — Мне нравится с ним спать.

— Я так и подумала.

— Он хорош в постели.

— Ты едва ли не хвастаешься, но все равно, продолжай.

Издав короткий смешок, Эйбра сняла с кухонного стола вазу с ирисами, переставила ее на стол для разделки продуктов и достала чашки.

— Это фантастический секс.

— Бездоказательное высказывание. Попрошу примеры.

— Мы сдвинули кровать.

— Люди часто сдвигаю кровати, кушетки и столы. Это называется перестановкой мебели.

— Мы сдвинули кровать, занимаясь сексом.

— Такое случается.

Эйбра покачала головой и потянулась за ручкой и блокнотом.

— Вот кровать, — начала она чертить план. — Когда мы только в нее легли, она стояла напротив этой стены. Когда мы закончили, она оказалась вот здесь. — Она провела линию. — Отсюда — туда. Кровать переехала в другой конец комнаты.

Продолжая грызть печенье, Морин с любопытством посмотрела на рисунок.

— Ты сочиняешь.

Эйбра улыбнулась и театральным жестом приложила руку к сердцу.

— Кровать на колесиках?

— Нет, не на колесиках. Мощь долго сдерживаемой и обретшей свободу сексуальной энергии — страшная сила. Она творит чудеса.

— Теперь я завидую. Но могу легко отбросить это чувство, поскольку точно знаю, что Хизер ни за что не сдвинула бы с места эту кровать.

— А я скажу тебе, что меня разозлило в Хизер. Она повела себя так, будто я такая же толстокожая, как те дуры, что пишут письма в тюрьмы сидящим там убийцам. Будто я способна влюбиться в маньяка, задушившего шестерых женщин ботиночным шнурком. Я не знаю, как Эли справится с этой проблемой, клянусь тебе. Это трудно сделать, когда над твоей головой постоянно висит облако подозрения.

— Надеюсь, ему сейчас не так тяжело, как раньше. Ведь теперь рядом с ним ты.

— Конечно, легче, — ответила Эйбра и снова вздохнула. — Хочу верить в это. Он мне не безразличен.

— Ты влюбилась в него? Но ведь вы знакомы всего несколько недель!

— Не могу сказать точно, что люблю. Но и не могу сказать, что не люблю. Повторяю, он мне не безразличен. Я поняла это, когда увидела его в первый раз. Но тогда скорее это было сочувствие. Он выглядел таким несчастным, таким усталым, таким грустным. И при этом его душила злость. Ему было тяжело. Когда я узнала его ближе, сочувствие никуда не делось. Но вскоре я поняла, что начинаю его уважать. Уважать за мужество, с которым он встретил свалившиеся на него несчастья. Он мне симпатичен, он кажется мне привлекательным, и, да, наверно, я влюблена в него.

— В тот вечер в пабе мне показалось, что у него хорошее настроение, что ему нравится обстановка и наша компания. Ведь он, наверное, долго чувствовал себя одиноким.

— Ему нужны люди, нужно человеческое общение, ведь он даже в своей семье чувствовал себя одиноким. — По мнению Эйбры, любому из нас нужно время от времени побыть одному, чтобы набраться сил. Но постоянное одиночество вызывало у нее жалость, и она стремилась помочь таким людям. — Я стала замечать, что напряжение постепенно отпускает его. Вскоре к нему вернулось нормальное настроен! Он добрый, отзывчивый человек. И мне сейчас за него тревожно.

— Как ты думаешь, что эти копы сейчас делают в его доме?

— Если Хизер не преувеличивает, у них, по всей видимости, ордер на обыск. Я тебе уже говорила, что детектив Вулф убежден в том, что Эли убил Линдси. Он одержим идеей во что бы то ни стало это доказать. И вот теперь он ищет доказательства причастности Эли ко второму убийству.

— Для этого им придется доказать ложность твоих показаний, — сказала Морин и накрыла своей рукой руку Эйбры. — Они ведь снова допросят тебя, верно.

— Похоже на то. Не исключаю, что и вас с Майком тоже.

— За нас не бойся, мы справимся. Мы переживем даже сплетни вроде тех, что распускает Хизер. Даже не знаю, придет она на следующее занятие здесь, в твоем доме, или нет.

— Если придет, я ничего не сделаю. Никаких пощечин, обещаю.

— Она страшная зануда. Любому испортит настроение. Слушай, я возьму печенье в дорогу. Если я тебе понадоблюсь, звони. Я буду у себя и никуда больше не пойду. Нужно заняться кое-какими бумагами, пока детей нет дома.

— Спасибо тебе, — поблагодарила Эйбра и обняла Морин, когда они обе встали. — Ты лучшее противоядие от идиотов.

Морин ушла, а Эйбра отправилась в спальню, чтобы переодеться. От съеденного печенья ее легонько подташнивало. Надо есть меньше сладкого. Сейчас она справится с делами по дому и поедет к Эли. Несмотря ни на что. Что бы там ни случилось.

* * *

Прошло несколько часов. Как только в кабинете не осталось посторонних, Эли вернулся туда; в остальных комнатах все еще находились полицейские. Немного приведя в порядок вещи, Эли сел за компьютер — просмотреть электронную почту, разобрать скопившиеся на столе бумаги.

Ему очень не хотелось звонить отцу, но никуда не денешься, придется. Пусть лучше семья узнает правду от него, чем от посторонних людей. Хитрить перед отцом нет смысла. Тот слишком умен и моментально почувствует фальшь. Но отца хотя бы можно убедить, а через него — и всех остальных.

Полицейские ничего не найдут, потому что в доме ничего нет. Как Эли ни старался, он так и не смог заставить себя взяться за работу над книгой. Да и о какой работе может идти речь, когда полиция буквально дышит ему в затылок. Вместо этого он взялся подбирать для книги материал — искать информацию о приданом Эсмеральды.

Стук в дверь заставил его обернуться. Он узнал детектива Корбетта, но вставать с кресла на колесиках не стал, лишь развернулся к Корбетту лицом. Говорить он тоже ничего стал.

— Мы заканчиваем, — сообщил полицейский.

— Отлично.

— Эта самая яма в подвале.

— Что такое?

— Там кто-то вырыл яму. Чуть не траншею, — сказал Корбетт и на секунду замолчал. Эли ничего не ответил. — Не знаете, чьих это рук дело?

— Если бы знал, то рассказал бы мистеру Хансону.

— Это его и ваша версия, насколько мне известно. Вы с ним считаете, что ее вырыл злоумышленник, незаконно пробравшийся в ваш дом в ту ночь, когда был убит Дункан. И поскольку такую яму невозможно выкопать за один раз, он неоднократно забирался к вам в подвал.

— Это всего лишь версия.

На лице Корбетта промелькнуло раздражение. Тем не менее он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Послушайте, Лэндон. Вулф уехал и скоро будет в Бостоне. Если он вернется — а он вернется, — раздобыв какие-нибудь улики против вас, то будет действовать в одиночку. На этот раз не установлено никакой связи между вами и убийством Дункана. Единственное связующее звено — тот человек, который нанимал его следить за вами. Как я вам уже говорил, я не понимаю, зачем ему это понадобилось. Кроме того, у меня нет оснований сомневаться в словах Эйбры Уолш, хотя мой опыт подсказывает мне, что она провела в этом доме несколько последних ночей, причем явно не на диване.

— Я тут недавно наводил справки и выяснил, что секс по согласию между мужчиной и женщиной в штате Массачусетс законом не запрещен.

— И слава богу. Я лишь хочу сказать вам, что вы вне поля моего зрения. Вы и вообще никто. Пока что. В данный момент меня занимает другое — незаконное проникновение в дом, нападение на женщину и убийство. Все это случилось в одну и ту же ночь. Странное совпадение. Так что, если вы в курсе, кто мог выкопать яму в вашем подвале, то в ваших же интересах сообщить мне об этом.

Шагнув к двери, Корбетт на секунду остановился и, обернувшись, посмотрел Эли в глаза.

— Не знаю, как бы я чувствовал себя, если бы по моему дому весь день расхаживали толпы полицейских. Если мы ничего не нашли, значит, здесь ничего не было. И еще кое-что. Хотя мои ребята работали старательно, ваш дом слишком велик, и в нем слишком много вещей. Так что извините, если что-то окажется не на своем месте.

Эли на мгновение задумался, но затем вскочил с кресла.

— Я думаю, что тот, кто вырыл в подвале яму, столкнул мою бабушку с лестницы. Или сделал так, чтобы она упала, и ушел, оставив лежать на полу.

Корбетт сделал шаг назад и снова закрыл дверь.

— Я и сам об этом думал. — Не дожидаясь приглашения, он подошел ближе и сел в кресло. — Она ничего не помнит?

— Ничего. Она не может даже припомнить, как проснулась и стала спускаться по лестнице. Травма головы… Врачи говорят, в этом нет ничего удивительного. Может, она что-нибудь вспомнит. Может, и нет. Она могла умереть, если бы не Эйбра, которая ее нашла. Застрелить частного сыщика и столкнуть с лестницы пожилую женщину… Я думаю, что это мог быть один и тот же человек. Это дом моей бабушки. В нем — ее сердце, но она вряд ли сможет здесь жить, по крайней мере одна. Я хочу знать, кто это сделал.

— Расскажите мне, где вы были в ту ночь, когда она упала с лестницы.

— О боже!

— Предлагаю подойти к этому делу серьезно. Вы помните, где вы тогда были?

— Да, помню, потому что мне ни за что не забыть лица моей матери, когда на следующее утро она сообщила мне о случившемся. Она узнала об этом от Эйбры, которая ей позвонила. В ту ночь я плохо спал. Я вообще не спал с тех пор, как… Давно уже. Я приехал к родителям через несколько недель после смерти Линдси. В ту ночь, когда бабушка упала, я был у родителей. Накануне вечером мы с отцом допоздна играли в карты и пили пиво. Засиделись часов до двух ночи. Наверно, при желании я мог приехать в Блафф-Хаус, столкнуть бабушку с лестницы и срочно вернуться в Бостон, чтобы оказаться в своей спальне до того, как мать сообщила мне о том, что бабушка в больнице.

Пропустив мимо ушей последнюю язвительную фразу, Корбетт достал блокнот и сделал несколько записей.

— В вашем доме немало ценных вещей.

— Знаю, но многого не понимаю. Здесь много такого, что можно засунуть в карман, унести с собой и продать за большие деньги. Однако вместо этого злоумышленник проводит долгие часы, если не дни, зачем-то ковыряя пол в подвале.

— Ищет приданое Эсмеральды?

— Да. Это единственное, что приходит на ум.

— Что же, это любопытно. Вы не станете возражать, если я с разрешения врачей поговорю с вашей бабушкой?

— Не хочу расстраивать ее, только и всего. Я не хочу впутывать родственников в новую историю. С них и без того хватило.

— Я буду острожен.

— Зачем это вам?

— Потому что я отправил убитого Дункана в Бостон, а он, насколько я могу судить, действовал здесь по чьему-то заданию. Потому что какой-то тип тайно прокрался в ваш дом и напал на женщину, с которой мог сделать все, что угодно, не окажи она сопротивления. Потому что вы не убивали вашу жену.

Эли собрался ответить, но не нашел нужных слов.

— Что вы сказали? — наконец выдавил он.

— Или вы считаете, что я не прочел ваше дело от корки до корки? Что я не изучил вашу жизнь? Вы ни разу не изменили ваших показаний. Я имею в виду не отдельные слова, а их содержание. Вы не лгали. Будь это преступлением в порыве страсти, как считали некоторые, хороший адвокат по уголовным делам — а у вас такой был — легко уничтожил бы все компрометирующие улики.

— Вулф считает, что я так и сделал.

— Чутье подсказывает ему, что вы это сделали. А чутье у него, скажу я вам, отличное. Но на этот раз он ошибся, оно его подвело. Бывает.

— Может, и вас ваше чутье подводит?

— На чьей же вы тогда стороне? — улыбнулся полицейский.

— Вы первый коп, который посмотрел мне прямо в глаза и сказал, что я не убивал Линдси. К этому я еще не привык.

— Прокурор того же мнения. Просто вы единственный, кого посчитали причастным к убийству. Потому и давили на вас.

Корбетт встал.

— С вами обошлись несправедливо. Обещаю не навешивать на вас чужие грехи. У вас есть мой телефонный номер, так что звоните, если вспомните что-нибудь важное.

— Да, ваш телефон у меня есть. Хорошо.

— Мы больше не будем вам докучать.

Оставшись один, Эли откинулся на спинку кресла и попытался разобраться в своих растрепанных чувствах.

Один коп считает его невиновным, другой уверен в том, что он преступник. Чего греха таить, было приятно услышать слова доверия, они все еще звучали в его сознании. Но как бы то ни было, торжествовать еще рано. Невиновным его пока официально не признали.

Глава 15

Интересно, подумала Эйбра, в каком настроении она его застанет? Подавленным и угрюмым? Рассерженным? Готовым прощать?

Впрочем, независимо от его настроения она не станет винить Эли. В его жизнь в очередной раз бесцеремонно вторглись чужие люди. В его честности вновь усомнились. На его частную жизнь покусились, причем не только полиция, но и бессовестная нахалка Хизер.

Эйбра приготовилась проявить понимание. И тогда он поймет, что она верит ему и готова помочь даже в самых трудных обстоятельствах.

Чего она не ожидала, так это застать его в кухне с решительным выражением лица и головкой чеснока в руке.

— Так. Что здесь происходит, позвольте спросить?

— Хаос. Он обычно возникает в тех случаях, когда я берусь что-нибудь приготовить.

Эйбра оставила в сторону тарелку с шоколадным печеньем.

— Что же ты собрался приготовить?

— Было бы правильнее сказать "пытаюсь".

Слово "пытаюсь" Эйбра сочла приятным и позитивным.

— Что ты пытаешься приготовить?

— Что-то вроде курицы с рисом, — ответил Эли и мрачно посмотрел на созданный им "хаос". — Рецепт скачал в Интернете, в разделе "Кулинария для "чайников".

Она подошла ближе и почитала распечатку с рецептом.

— Должно быть вкусно. Помощь нужна?

— Поскольку в этой части дома я подхожу под определение "чайника", то думаю, обойдусь без помощи.

— Замечательно. Угостишь меня бокалом вина?

— Знаешь, налей сама. Мне тоже можешь налить. Вот в этот стакан.

Хотя для нее готовка была одной из разновидностей релаксации, Эйбра отлично понимала страхи новичка, впервые решавшего заняться кулинарией.

— Что же сподвигло тебя на твой кухонный подвиг? — спросила она, доставая бокалы, — настоящие бокалы для вина, а не жалкое их подобие.

Эли недовольно посмотрел на нее, когда она юркнула в кладовку, где хранилось вино.

— Ждешь, пинка в зад?

— Вообще-то ищу бутылку хорошего "Пино гриджо", — отозвалась Эйбра. — А, вот оно. Надеюсь, пригласишь меня на обед, — продолжила она, вернувшись в кухню, — Для меня давно уже никто не готовил.

— Вот такая мне пришла в голову идея, — ответил Эли, наблюдая за тем, как она откупорила бутылку, которую наверняка сама же и положила в винный погреб. — Не знаешь, есть на скоростном наборе номер службы спасения — 911?

— Есть, как не быть, — ответила она и, протянув бокал, дружески чмокнула в щеку. — Спасибо тебе.

— Благодарить будешь после того, как мы предотвратим на кухне пожар и избежим пищевого отравления.

Готовая подвергнуть себя риску обеих напастей, Эйбра села на табурет и с удовольствием сделала первый глоток.

— Когда ты в последний раз готовил сам? Не из коробки или консервной банки? Есть такая порода людей, которые самодовольно ухмыляются при виде консервов и полуфабрикатов.

— Да, мы такие. Вечный позор нам.

Эли с тревогой посмотрел на чеснок.

— Судя по всему, нужно его почистить и порезать.

— Верно.

Уловив его взгляд, Эйбра встала и взяла в руки нож.

— Покажу тебе, как это делается.

Оторвав от головки чеснока зубчик, она показала его Эли, затем положила на разделочную доску и надавила сверху рукояткой ножа. Шелуха слетела с зубчика так же элегантно, как одежда со стриптизерши. Нарезав зубчик, она вернула Эли головку чеснока и нож.

— Понял?

— Угу. Более или менее. У нас был повар. Сколько себя помню, у нас был повар.

— Никогда не поздно учиться. Кто знает, вдруг тебе понравится.

— Вряд ли. Но я должен научиться готовить хотя бы по рецептам для "чайников".

— Я верю в тебя.

Эли повторил процедуру нарезания чеснока, на этот раз почти уверенный в том, что не порежет себе пальцы.

— Уж что-что, а хорошее развлечение мне всегда по душе.

— Это не просто хорошее развлечение, но и нежное. Настолько нежное, что я научу тебя одному фокусу.

— Какому?

— Научу, как быстро и легко замариновать курицу.

— Там ничего не сказано про маринование, — отозвался Эли. В его голосе прозвучал страх и что-то вроде отвращения.

— Может, и нет. Подожди минуту. — Она встала и зашла в кладовку. Здесь, к ее удивлению, царил сущий хаос. Эйбра тотчас вспомнила о том, что в доме побывала полиция.

Ничего не сказав, она взяла бутылку с готовым коктейлем "Маргарита".

— Я думал, мы будем пить вино.

— Будем. Это для курицы.

— А где текила?

— Не в этот раз, — улыбнулась Эйбра. — Обычно текила используется для супа с тортильей на основе куриного бульона. Но для твоего блюда пойдет и коктейль.

Она взяла большой пакет, сунула в него курицу и полила содержимым бутылки. Закрыв пакет, несколько рад энергично его встряхнула.

— И только?

— Да, только и всего.

— Да, это действительно задание для "чайников". Я бы справился.

— В следующий раз справишься. К твоему сведению, этот маринад годится и для рыбы.

Они сели за стол. Эли продолжил нарезать чеснок, стараясь не отхватить себе пальцы.

— Сегодня здесь весь день была полиция. Они получили ордер на обыск. — Эли поднял глаза и добавил: — Ты, наверное, уже в курсе.

— Да, я слышала, что у тебя сегодня была полиция. Я так и думала, что обыскивают твой дом. — Протянув руку над столом, Эйбра коснулась кончиками пальцев его руки. — Мне очень жаль, Эли.

— После того как они ушли, я заглянул в пару комнат и привел их в порядок. Но мне стало так паршиво из-за этого разгрома, что я решил заняться чем-то другим.

— Успокойся, прошу тебя. Я сама все уберу.

В ответ Эли покачал головой. Он надеялся прибирать сам по паре комнат за один раз, чтобы вернуть дом в нормальное состояние. Теперь он несет ответственность за Блафф-Хаус и все, что в нем находится.

— Все могло быть гораздо хуже. Они могли загадить, захламить твой дом. Но они действовали аккуратно, я раньше видел обыски. Слава богу. Они не стали сваливать вещи в одну кучу.

— Замечательно, славные ребята, но все равно это несправедливо и неправильно.

— Несправедливые и неправильные вещи происходят каждый час, каждый день.

— Какая печальная и циничная точка зрения.

— Реалистичная, — поправил ее Эли.

— Я не согласна, черт побери! — вспыхнула Эйбра. Давно копившееся возмущение вырвалось наконец наружу. — Это всего лишь оправдание собственного бездействия.

— У тебя есть предложения относительно того, как вести себя, когда тебе предъявляют законным образом выданный ордер?

— Спокойно отнестись к документу — это совсем не то, что спокойно относиться к тому, что происходит в жизни. Я не адвокат, но меня воспитывала мать-юрист, и я понимаю, что для получения ордера им пришлось надавить на судью. Готова спорить, что давил на него этот самый коп из Бостона.

— Тут с тобой не поспоришь.

— Он должен ответить за это. Ты можешь подать на него в суд за то, что они пытались на тебя давить. По идее, ты должен быть на них зол.

— Я и был зол. Я разговаривал с моим адвокатом. Если он не раздумал, мы будем говорить с ним о судебном иске.

— Почему же ты сейчас так спокоен?

— О господи, Эйбра! Я взялся готовить курицу по рецепту, найденному в Интернете, потому, что меня разозлил приход полиции, и мне нужно было чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума от устроенного в моем доме бедлама. Мне еще безумия не хватало!

— Мне тоже. Только не говори мне, что несправедливость — это в порядке вещей. Система создана не для того, чтобы людям постоянно отвешивали пинки и удары. Я не настолько наивна и знаю, что такое случается, и довольно часто. Однако я достаточно гуманна, чтобы не желать кому-то несправедливости. Мне нужно выйти на воздух! — едва ли не выкрикнула она и вышла из дома через дверь, ведущую на террасу.

Подумав, Эли отложил в сторону нож, рассеянно вытер руки о штанины и вышел вслед за ней.

— Бесполезно, — вздохнула она и, махнув рукой, принялась расхаживать по террасе. — Все бесполезно.

— Ты о чем?

— О том, что мне не помогли даже два шоколадных печенья.

Эли был! наслышан о чудодейственной силе шоколада, якобы снимающего любые стрессы. Сам он предпочитал в подобных случаях пиво.

— Откуда ты узнала об обыске?

— Во время утреннего занятия йогой, от одной из моих учениц. Она обожает сплетничать, сплетни — ее религия. Настоящая стерва. Я же стервозных баб на дух не переношу. От них исходят негативные вибрации, — добавила Эйбра и даже встряхнула руками, как будто стряхивая эти самые вибрации. В ее собственных глазах она пуп земли, такая праведная, ей до всего есть дело. О том, что происходит в твоем доме, она рассказывала так, будто туда прислали спецназ арестовать матерого преступника. Преступника, с которым я имею несчастье состоять в близких отношениях. Послушать ее, она беспокоится за всех жителей нашей округи и, конечно же, за меня, как будто ты можешь задушить меня, разбить мне голову или… Эли, прости… — недоговорила она. — Наверно, я это зря. Это было глупо. Глупо, бесчувственно и стервозно, хотя, как было сказано, я ненавижу бессердечных стерв и человеческую глупость. Мне следует подбодрить тебя, поддержать морально, а вместо этого я цепляюсь к тебе, зачем-то задираю, говорю всякие гадости и глупости. Я больше не буду. Наверно, мне нужно уйти и унести с собой мое гадкое настроение.

В глазах Эйбры промелькнули досада и ярость. Было видно, что она зла на саму себя. Дувший с моря ветер овевал ей лицо, путая волосы, отчего казалось, будто они исполняют некий безумный танец.

— Знаешь, моя семья и мои друзья, которых я оставил, не говорят о таких вещах. Нет, они все ходят вокруг да около, втянув голову в плечи, как будто мои проблемы — это какой-то слон! Да что там слон, тираннозавр! Иногда мне казалось, что он проглотит меня с потрохами. Но они все ходили вокруг него на цыпочках и отказывались сказать даже лишнее слово. "Не надо расстраивать Эли, не надо, чтобы он об этом думал, а то вдруг он впадет в депрессию". Из-за этого волей-неволей впадешь в депрессию. Ведь каково Эли, знать, что они не могут или не хотят рассказывать о своих собственных чувствах. Что там они на самом деле думают, кроме избитых фраз типа "все будет хорошо, мы твой надежный тыл". Нет, оно, конечно, приятно, когда к тебе хорошо относятся, но нежелание говорить вслух об этом жутком тираннозавре, нежелание делиться истинными чувствами — от этого порой хотелось выть.

— Они тебя любят, — перебила его Эйбра. — Они переживают за тебя.

— Знаю. Я ведь приехал сюда не только затем, чтобы бабушке было не так одиноко. Я уже решил для себя, что должен оставить родительский дом и подыскать другое место жительства. Я этого не сделал лишь потому, что не нашел в себе сил, но я точно знал, что должен уйти от этой ползучей тишины — ради себя и ради них.

Боже, как она его понимала! После того как Деррик ее избил, люди тоже ходили вокруг нее как на цыпочках, боялись сказать не те слова, боялись вообще что-то говорить.

— Вам всем тогда пришлось несладко.

— А сегодня мне пришлось рассказать им о том, что происходит здесь, лишь бы только они не узнали об этом от других людей.

Эйбру захлестнула волна сочувствия. Она как-то не задумывалась на эту тему.

— Представляю, чего тебе это стоило.

— Но что мне еще оставалось? Я, правда, все преуменьшил, так сказать, в духе семейства Лэндон. Ты первая, кто честно поведал мне о своих чувствах и мыслях, не стала дозировать и отфильтровывать их. Первая, кто не стал притворяться, будто этого ужасного гигантского ящера здесь нет, что кто-то разбил голову Линдси и что многие полагают, что это сделал я.

— Мысли и чувства и их страстное выражение были в ходу в моем доме.

— Кто бы мог подумать!

Эйбра улыбнулась:

— Я не собиралась ничего говорить. Но, должно быть на сегодня я выбрала мою квоту сдержанности, так как каким-то чудом не дала Хизер пинка.

— Ну, ты даешь!

— Я владею искусством тай-чи. — Эйбра демонстративно встала на одну ногу, приняв позу журавля.

— А я было решил, что это кун-фу.

— И то, и другое — боевые искусства, так что смотри и запоминай. Кстати, я уже спокойна.

— Я тоже.

Эйбра подошла к нему и обняла обеими руками за шею.

— Давай кое о чем договоримся.

— Хорошо, давай.

— Когда в этом возникнет необходимость, наши мысли и чувства мы будем, как карты, выкладывать на стол. И если в комнату войдет какой-нибудь динозавр, мы не будем делать вид, будто не замечаем его.

— Это как кулинария. Ты добилась в ней больших успехов, чем я, но я все равно буду пытаться.

— Хорошо. Сейчас мы вернемся на кухню, и я посмотрю, что ты будешь делать с курицей дальше.

— Договорились. Мы сядем за стол, и я скажу кое-что еще.

С этими словами он отвел ее обратно в дом. Подойдя к кухонному столу, он взял перец и внимательно осмотрел его, решая, как с ним поступить.

— Я покажу тебе, что с ним делать.

С этими словами Эйбра вычистила из перца семена и порезала его на дольки. Эли потянулся за своим бокалом.

Корбетт знает, что я не убивал Линдси.

— Что? — резко обернулась к нему Эйбра. — Он так и сказав эта тебе?

— Да. У меня нет оснований считать, что он шутит, Корбетт признался, что читал мое дело и понял, что я ее не убивал.

— Это кардинально меняет мое мнение о нем, — сказала она и прикоснулась к руке Эли. — Теперь понятно, почему ты так спокоен, в отличие от меня.

— Да, его признание кое-что прояснило. Мне еще не все ясно, но тем не менее…

Эли попробовал резать перец и одновременно пересказать то, что сказал ему Корбетт.

— Значит он тоже считает вероятным, что тот, кто напал на меня, был в доме и в ту ночь, когда Эстер упала с лестницы. И, вполне возможно, этот некто убил и Дункана.

— Думаю, что Корбетт ведет расследование именно под этим углом. Мой адвокат надает мне пинков, и будет прав, когда узнает, что я разговаривал с Корбеттом и что я ему рассказал, но…

— Иногда немного доверия не помешает.

— Я ничего не знаю о доверии, но у него больше шансов найти убийцу Дункана. Когда — и если — это произойдет, мы получим ответы на наши вопросы.

Эли отложил зеленый перец в сторону и взял красный.

— Между тем существует кто-то, кому что-то нужно в моем, доме, тот, кто напал на тебя и, возможно, столкнул Эстер. Существует тот, кто убил Дункана. Возможно, что это один и тот же человек. Или же партнер или конкурент.

— Конкурент?

— Многие люди верят в существование приданого Эсмеральды. Тридцать лет назад, когда искатели сокровищ нашли обломки "Калипсо", никаких сокровищ там не оказалось. Они до сих пор не найдены, но их тем не менее продолжают искать. Не существует также реальных свидетельств того, что сокровища были на корабле, когда тот разбился на скалах возле Виски Бич, и что они вообще когда-либо находились на его борту. Известно лишь, что судно пошло ко дну в результате боя "Калипсо" с "Санта Катериной". Или же та, кому принадлежали сокровища, скрылась с ними и прожила счастливую безбедную жизнь где-нибудь в Вест-Индии.

— Звучит классно, очень даже романтично.

— А я классный парень, — ответил Эли, "расправившись" с перцем. — Это по большей части слухи, причем многие противоречат друг другу. Но, как мне кажется, тот, кто ищет в моем подвале сокровища, тот, кто убил Дункана, верит в эти слухи и легенды.

— Ты думаешь, он вернется, несмотря на то что ты будешь в доме?

— Я думаю, он подождет какое-то время, пока все успокоится и шумиха уляжется. Вот тогда он и совершит новую вылазку. Но тут есть один нюанс. Местные жители, которых ты знаешь, у которых работаешь и которых обучаешь йоге, в том числе и та стерва, как ее там… Они будут по-прежнему верить, что это сделал я. Или, во всяком случае, будут сомневаться в моей невиновности. В таком случае ты будешь объектом сплетен, и тебе не избежать неприятностей. Я же не желаю тебе такой участи.

— Людям не запретишь говорить то, что они думают. Что касается неприятностей, я, похоже, уже доказала, что способна постоять за себя.

— Тогда у него не было оружия или он был уверен, что оно ему не понадобится. Я повторяю — тогда.

Эйбра кивнула. Эта мысль не давала покоя и ей самой, но она давно решила, что никогда больше не будет жить в страхе.

— Если он убьет меня или нас двоих, допустим, когда мы спим или когда я мою полы, об этом все равно узнают, и в дом приедет полиция. Это ему ни к чему. Ему незачем привлекать внимание, причем не только к себе, но и к дому.

— Логично. Согласен. Но если внимательно присмотреться к случившемуся, то можно прийти к выводу, что злоумышленник до сих пор вел себя довольно нелогично. Я не хочу, чтобы он причинил тебе вред. И я не хочу, чтобы кто-то снова обидел тебя из-за того, что мы с тобой вместе, как та стерва сегодня утром.

Эйбра отпила кофе и, холодно посмотрев на него, спросила:

— Ты что, готовишь для меня прощальный ужин, Эли?

— Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы возьмем паузу.

— Дело не в тебе, а во мне… ты это хочешь сказать?

— Послушай, дело в том, что я… ты так много значишь для меня. В доме есть твои вещи, и мне было неприятно, что сегодня полицейские прикасались к ним. Может, Корбетт и верит мне, но Вулф — точно нет. Он не остановится и будет гнуть свою линию. Он сделает все, что только в его силах, чтобы опорочить тебя, потому что именно твои показания рушат его версию.

— Он будет делать это независимо от того, останемся мы с тобой вместе или нет.

На мгновение Эйбра задумалась. Каково это, иметь рядом с собой того, кто защитит тебя от физического вреда или от пересудов? И подумав, решила, что это прекрасно, даже если она намерена справляться со всем сама.

— Спасибо тебе. Я ценю, что ты считаешь своим долгом защищать меня от нападений, слухов, нежелательного внимания к моей персоне со стороны полиции. Я даже ловлю себя на мысли о том, что мне приятно, что рядом со мной есть мужчина, готовый защитить меня. Но дело в том, Эли, что я уже проходила через это, и даже через большее. Я не собираюсь отказываться от того, что могу вновь испытать в жизни. Ты для меня тоже очень многое значишь. — Она подняла бокал, продолжая смотреть на Эли. — Я бы сказала, что мы с тобой зашли в тупик. Есть, правда, одно исключение.

— Какое?

— Это будет зависеть от того, как ты ответишь на вопрос. Вопрос такой — должны ли женщины получать равную плату за равный труд?

— Что? Да, должны. Почему ты спрашиваешь?

— Отлично, потому что наш спор ушел бы в другую сторону, если бы ты ответил отрицательно. Ответь еще, ты веришь в то, что женщина должна иметь право выбора?

— О господи! — воскликнул он и провел рукой по волосам. — Разумеется, должна.

— Отлично. Это избавит нас от долгой и жаркой дискуссии. Права неотделимы от обязанностей. Я могу жить так, как считаю нужным. Я сама решаю, с кем мне общаться и как к кому относиться. Я имею право на любой выбор, и я беру на себя ответственность за его последствия.

— Продолжай.

— Меня воспитала мать-юрист, — снова напомнила Эйбра. — Насколько я понимаю, вы, мистер Гарвардский Закон, сейчас думаете, какие привести аргументы, чтобы оспорить мои принципы. Продолжайте. Можете не задавать вопросы типа "с какой целью". Разницы никакой не будет. Я свой выбор сделала давно.

— Ты хотя бы понимаешь, как я тревожусь за тебя? — изменил тактику Эли. Эйбра вздернула подбородок и прищурилась. — Такое всегда срабатывало с моей матерью, — взмолился он.

— Я не твоя мать, — напомнила она ему. — Кроме того, ты не обладаешь родительской властью. Сейчас ты со мной, Эли. Если ты оттолкнешь меня, то лишь потому, что я стану тебе не нужна. Или же если ты захочет кого-то или что-то другое. Я уйду точно по тем же причинам.

Чувства и мысли на стол, вспомнил Эли.

— Линдси больше для меня ничего не значит, но я каждый день жалею о том, что не смог предотвратить ее гибель.

— Когда-то ты ее любил, но потом любовь ушла. Тем не мерее она не заслужила такой участи. Ты бы непременно ее защитил, если бы мог. — Эйбра встала и, подойдя к Эли, обняла его за талию. Я не Линдси. Мы с тобой будем оберегать друг друга. Мы умны. Мы все поймем.

Эли обнял ее. Они стояли, щека к щеке. Он не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Он не знал, сможет ли сдержать невысказанное обещание, которое дал и ей, и себе, но понимал, что приложит к этому все усилия.

— Умны? Но я же готовлю еду по рецептам для "чайников".

— Это твой первый опыт.

— Там написано, что нужно нарезать курицу кубиками. Как это?

— Я тебе покажу, — улыбнулась Эйбра и поцеловала его.

* * *

Она то появлялась, то исчезала. Утренние занятия йогой, уборка — в том числе и в Блафф-Хаусе, — покупки, частные занятия, гадание на картах Таро на чьем-то дне рождения. Короче говоря, сидеть на одном месте ей было некогда.

Работая у себя в кабинете, Эли не всегда знал, где она. Но когда Эйбра была свободна от работы, это было ему точно известно. Энергия дома — он уже начал мыслить такими же понятиями, что и она, — ослабевала, когда Эйбры в нем не было.

Они гуляли по берегу моря, и, хотя он окончательно убедился в том, что кулинария не его способ релаксации, иногда вызывался помочь ей, когда она что-то готовила на кухне.

Вскоре ему трудно уже было представить свой дом без нее. Трудно представить без нее дни и ночи. И все же, когда она следующим вечером пригласила его в паб, поскольку была ее смена, Эли придумал какую-то отговорку.

Впрочем, он действительно хотел продолжить поиск материалов для будущей книги. Вынеся на террасу стопку книг, чтобы почитать, пока еще достаточно света, он уселся возле терракотовых горшков, в которые Эйбра высадила желтые и фиолетовые анютины глазки.

Бабушка каждую весну поступала точно так же. Сейчас цветам по ночам еще холодно, иногда даже очень. А ведь именно такие ночи и будут стоять в ближайшее время. Впрочем, совсем недавно выдалось несколько удивительно теплых и ласковых дней.

На берегу было полно людей, пришедших насладиться теплой погодой. В подзорную трубу Эли разглядел среди них Винни — тот с воодушевлением и энергией подростка катался на волнах на доске для серфинга.

Тепло, близость цветов, приносимые ветром веселые голоса, красота океана. Казалось, жизнь вновь вошла в нормальное русло.

Что было бы, соответствуй это действительности, задумался Эли. Если бы этот старый особняк стал его настоящим домом, где бы он работал, ощущая неразрывную связь с прошлым, с поколениями семейства Лэндонов, сбросив с себя груз обстоятельств, тяжелыми гирями цепляющийся сейчас за его ноги.

Эйбра летает по всему дому, заполняя его цветами, свечами, улыбками. Заполняя теплом, светом, обещаниями, в выполнении которых он не уверен.

Мысли и чувства — на стол, вспомнилось ему. Но он до сих пор не знает, как описать те чувства, которые испытывает к ней. И главное, что ему с этими чувствами делать?

Одно он знал точно: с ней он счастливее, чем без нее. Несмотря ни на что, счастливее, чем мог себе представить.

Эли представил ее образ. Высокие каблуки, черная короткая юбка, красивая белая блузка. Вот она ловко лавирует между шумных столиков с подносом, заставленным бокалами с пивом.

Он с удовольствием выпил бы пива в этом шумном пабе, наблюдая за ней, ловя ее улыбку.

Увы, поспешил он напомнить себе, я и без того в последние дни забросил работу. С этой мыслью он вновь склонился над книжными страницами.

С другой стороны, что он найдет для себя полезного, читая истории — ведь что это, как не истории? — о пиратах и сокровищах, о несчастной любви и жестокой смерти?

Но, черт побери, это единственный доступный ему способ докопаться до истины и пусть крохотный, но шанс очистить свое имя от подозрений.

Он читал еще примерно час, до тех пор, пока не начало смеркаться. Эли встал и подошел к краю террасы, чтобы полюбоваться той линией, где сливаются воедино море и небо, и увидел молодую семью — мужа и жену с двумя маленькими мальчиками, — гулявшую по берегу. Мальчишки то и дело забегали в воду, брызгались, дурачились.

Наверное, все-таки стоит сделать короткий перерыв и выпить пива. После чего еще часок поработать, отредактировать сделанные записи.

Собрав книги и бумаги, Эли вернулся в дом и, услышав телефонный звонок, свалил их кучей на стол. На определителе высвечивался номер родителей. На мгновение ему стало страшно: неужели бабушка упала во второй раз? Или случилось нечто худшее?

Тем не менее он ответил по возможности бодрым голосом.

— Привет, — раздался в трубке беззаботный голос матери. — Я знаю, что уже немного поздно.

У Эли отлегло от сердца.

— Еще нет девяти, мам, а завтра в школу мне не надо.

Казалось, он увидел, как мать улыбнулась.

— Не откладывай подготовку уроков до вечера субботы. Как твои дела, Эли?

— Отлично. Читаю сейчас книжку о приданом Эсмеральды.

— Да ты что!

— Как там бабушка? Как отец? Триша?

— У них все в порядке. Бабушка с каждым днем все больше становится похожа на себя прежнюю. Правда, устает быстрее, чем мне хотелось бы. Она, конечно, еще не очень хорошо себя чувствует после терапии, но дай бог нам всем так выглядеть, как она в ее возрасте.

— Аминь.

— Они надеется увидеть тебя на Пасху.

— Мам, я, наверно, не смогу.

— Это почему же?

— Не хочу надолго оставлять дом без присмотра.

— О Эли.

— Даже если полиция и выяснила, кто забирался в дом, мне еще ничего не сообщили. Так что было бы неразумно оставлять дом пустым даже на пару дней.

— Тогда, может быть, стоит закрыть дом и нанять охрану.

— Мам, в Блафф-Хаусе всегда должен жить кто-то из Лэндонов.

— Боже, ты говоришь точно как твоя бабушка.

— Извини, мне и вправду очень жаль. — Эли знал, насколько трепетно мать относится к традиции всей семьей собираться на праздник. Помнил он и то, как часто он сам эту традицию нарушал. — Мне нужна была крыша над головой, и бабушка мне ее предоставила. Я обязан присматривать за домом.

— Что поделаешь, — вздохнула она. — Значит, ты не сможешь приехать в Бостон. Тогда мы приедем к тебе в Виски Бич.

— Что?

— Не понимаю, почему бы нам не приехать? Эстер будет рада, но мы, разумеется, возьмем ее только в том случае, если разрешат врачи. Твоя сестра и ее семья тоже будут рады увидеться с тобой. Кроме того, мы уже давно не собирались на праздник в Блафф-Хаусе всей семьей.

Первой его реакцией был панический ужас. Однако, немного поразмыслив, он воспринял предложение матери гораздо спокойнее.

— Надеюсь, ты не заставишь меня запекать окорок?

— Окорок я возьму на себя или попрошу еще кого-нибудь. Мы разрешим Селине поохотиться за яйцами чаек на скалах. Помнишь, как вам с Тришей когда-то ужасно нравилось это занятие? Мы приедем в воскресенье днем. Так будет лучше. Тебе действительно не нужно ехать. Как это я сразу не додумалась!

— Пусть не сразу, но ведь додумалась. Да, послушай, вы не против, если к нам придет Эйбра?

— Я только за. Эстер будет довольна, она любит се. Эйбра два-три раза звонила ей, и они болтали на разные темы. Будем рады видеть ее за праздничным столом.

— Отлично. Дело в том, что я встречаюсь с ней.

На другом конце линии воцарилось молчание.

— Встречаешься с ней?

— Угу.

— Эли, это замечательно! Мне приятно это слышать. Мы любим Эйбру, и мы…

— Мам, дело в другом. Я просто с ней встречаюсь. Встречаюсь.

— Знаешь, я имею право быть счастливой. Я рада тому, что ты сказал. Ты ведь… В твоей жизни давно никого не было. И нам очень нравится Эйбра. Я люблю тебя, Эли.

Иногда в голосе матери звучало нечто такое, отчего его бросало в дрожь.

— Знаю. Я тоже тебя люблю.

— Я хочу, чтобы к тебе вернулась прежняя жизнь. Хочу, чтобы ты снова был счастлив. Я скучаю по тебе, мой мальчик. Скучаю по тому времени, когда ты был счастлив.

Услышав в ее голосе слезы, Эли закрыл глаза.

— Жизнь постепенно нормализуется. Мне уже гораздо лучше. Я давно не ощущал в себе такой уверенности. Да, вот еще, я тут немного растолстел, поправился на десять фунтов.

Мать не на шутку расчувствовалась и даже расплакалась. Эли испугался, что она разволнуется и будет плохо чувствовать себя.

— Мам, не плачь. Прошу тебя, не надо.

— Я счастлива. Я просто счастлива. Не могу дождаться той минуты, когда снова увижу тебя. Я расскажу о твоем звонке отцу и Эстер и обязательно позвоню Трише. Мы устроим здесь настоящий пир. Ни о чем не беспокойся. Заботься о самом себе.

Мать положила трубку. Эли какое-то время стоял, размышляя над ее словами. Готов он к этому или нет, но его семья скоро нагрянет в Блафф-Хаус.

Бабушка наверняка ожидает, что дом будет сиять чистотой, но сваливать уборку на одну Эйбру ни в коем случае нельзя.

Он что-нибудь придумает. У него есть примерно неделя на раздумья. Он составит список. Потом, не сейчас, решил Эли. А вот пиво сейчас будет очень даже кстати. И выпить его следует в шумном пабе. Там, где сейчас Эйбра.

Он примет душ и отправится в деревню. А когда паб закроется, она отвезет его домой.

Шагнув к лестнице, Эли поймал себя на том, что улыбается. Да, давненько у меня не было такого хорошего настроения, подумал он.

Глава 16

Эйбра прошла между столиков, забирая пустые бутылки и бокалы, принимая заказы, чтобы выяснить возраст шумной ватаги студентов из Бостона, неожиданно нагрянувшей в паб. Согласно давней традиции, тем, кто был готов не пить весь вечер и развезти подвыпившую компанию по домам — если таковые находились, — бесплатно выдавались безалкогольные напитки.

Все остальные посетители этим вечером активно налегали на пиво и вино. Эйбра одаривала вниманием их всех — невинно заигрывала с парнями, расхваливала прически и туфли девушек, смеялась в ответ на шутки, перебрасывалась короткими фразами с завсегдатаями.

Ей нравилась эта работа, нравилась шумная и веселая атмосфера паба. Она с искренним удовольствием общалась с людьми и наблюдала за ними.

Старясь не смотреть на пиво, трезвый как стеклышко будущий водитель пьяной компании из пяти человек бросал взгляды на соседний столик, где собрались исключительно девушки, особым вниманием одаривая рыжеволосую красотку. Судя по ее реакции и по тому, как она танцевала с вынужденным трезвенником, а также по оживленному перешептыванию ее подружек в дамской комнате, Эйбра заключила, что водителю сегодня ночью повезет.

Она обслужила столики двух семейных пар и с радостью заметила в ушах обеих женщин сделанные ею сережки.

Воодушевившись этим, Эйбра направилась к столику в задней части паба, где сидел всего один посетитель. Он не был ей знаком и, судя по всему, пребывал не в лучшем настроении. Да и любой, сидящий в задней части паба, потягивая тоник с лаймом, вряд ли излучал бы счастье.

Подойдя к нему, Эйбра удостоилась долгого взгляда и постукивания по пустому стакану.

— Тоник с лаймом. Сейчас принесу. Может, что-то еще? Наше заведение славится превосходными начос.

Удостоившись в ответ короткого кивка, она взяла пустой стакан и попыталась согреть заскучавшего посетителя улыбкой.

— Сейчас принесу.

Думая о том, что чаевых от любителя тоника с лаймом она вряд ли дождется, Эйбра направилась обратно к барной стойке.

Рискованно, подумал он. Было рискованно приходить сюда и подобраться к ней так близко. Впрочем, в тот вечер в Блафф-Хаусе она вряд ли разглядела его.

Сегодня она смотрела ему прямо в глаза без малейшей искорки узнавания. В этом нет никаких сомнений. А как говорится, кто не рискует, тот…

Интересно понаблюдать за ней. Посмотреть, как она ведет себя. А еще хочется надеяться, сегодня сюда заглянет Лэндон. Значит, что спустя какое-то время представится новый шанс проникнуть в Блафф-Хаус.

Как он тогда надеялся, что копы увезут Лэндона на допрос! С него было довольно щелочки, чтобы проникнуть внутрь, подложить пистолет и сделать анонимный звонок.

Теперь, когда дом обыскали, подкинуть пистолет в Блафф-Хаус уже не удастся. Но есть и другие способы. Женщина может оказаться превосходным подручным средством.

С ее помощью он снова проникнет в дом. Главное — придумать, как это лучше сделать. Он обязан снова попасть туда и продолжить поиски. Он и так пошел на слишком большой риск и многое потерял.

В прошлое нет возврата, вспомнилась ему избитая фраза. Он убил человека и понял, что это не так сложно, как ему казалось раньше. Нужно лишь нажать на спусковой крючок, только и всего. По логике, сделать это во второй раз будет еще легче, если, конечно, второй раз понадобится.

Чего греха таить, Лэндона он убьет с удовольствием. Но пусть все выглядит как несчастный случай или самоубийство. Ничто не должно помешать полиции, прессе да и всем окружающим поверить, что Лэндон виновен.

Потому что Линдси убил Эли Лэндон.

Ему ничто не мешало это сделать, и он мысленно уже не раз представлял себе, как заставит Лэндона написать предсмертную записку. Он прольет голубую кровь этого мерзавца, и этот трус будет молить его о пощаде.

Око за око? Верно. Даже больше.

Лэндон должен заплатить за все. Он заслужил смерть. Если убить его, это станет такой же наградой, что и приданое Эсмеральды.

В следующий миг в паб вошел Лэндон. Увидев его, сидящий едва не задохнулся от закипевшей в нем ярости. Красная дымка затуманила взгляд, рука так и тянулась к пистолету, тому самому, из которого он застрелил Кирби Дункана. Он представил себе, как пули вылетают из дула, как вонзаются в тело этого ублюдка Лэндона, как во все стороны хлещет кровь.

Его руки дрожали от возбуждения. Черт, с каким удовольствием он бы прикончил этого подонка.

Несчастный случай или самоубийство. Чтобы успокоиться, он раз за разом мысленно повторял эти слова, пытаясь унять жгучую жажду мести. От напряжения на его лбу даже выступили капли пота.

Эйбра постояла возле барной стойки, ожидая, когда нальют заказанные напитки, и заодно перебросилась парой фраз со своим любимым посетителем, одним из местных жителей. Низенький и тучный, с седым венчиком волос вокруг лысой макушки, Стоуни Триббет пил второй бокал пива и был явно доволен вечером.

Завсегдатай паба, Стоуни редко пропускал вечер пятницы. По его утверждению, ему здесь нравилась музыка и красивые девушки.

Этим летом ему стукнет восемьдесят два, и всю свою жизнь, за исключением нескольких лет службы в Корее, он прожил в Виски Бич.

— Если выйдешь за меня замуж, я построю для тебя студию для занятий йогой, — пообещал он Эйбре.

— И там будет безалкогольный бар?

— Все, что захочешь.

— Хорошо, я подумаю над твоим предложением, Стоуни, потому что оно жутко соблазнительное. И, главное, исходит от тебя.

Морщинистое обветренное лицо старика порозовело от удовольствия.

— Мы еще поговорим на эту тему, — пообещала Эйбра и чмокнула Стоуни в щеку.

Увидев Эли, она радостно улыбнулась:

— Не ожидала, что ты придешь.

Не вставая с табурета, Стоуни обернулся, хмуро посмотрел на Эли, но затем смягчился:

— Ба, да это же молодой Лэндон! Любого Лэндона я с первого взгляда отличу от всех остальных. Ты ведь внук Эстер, верно?

— Угадали, сэр.

— Стоуни Триббет, Эли Лэндон, — представила их друг другу Эйбра.

Стоуни протянул руку.

— Я знал твоего деда. У тебя глаза такие же, как у него. Когда-то мы с ним славно куролесили. Давно это было.

— Эли, может, составишь компанию Стоуни, пока я отнесу заказы?

— Без вопросов. — Свободного табурета не нашлось, и Эли прислонился к стойке. — Могу я вас угостить?

— Да у меня еще что-то плещется в бокале. Давай лучше, парень, я тебя угощу. Знаешь, в свое время мы с твоим дедом положили глаз на одну и ту же девушку.

Эли попытался представить собственного деда и этого согбенного старика высокими, молодыми и сильными. Неутомимыми повесами, ухлестывавшими за одной и той же девушкой. Сложная мыслительная задача.

— Неужели так было?

— Клянусь тебе, землю готов есть. Потом он укатил в Бостон учиться, и я отхватил себе эту красотку. Он получил Гарвард и Эстер. Я же заполучил Мэри. Мы с ним согласились, что все вышло как нельзя лучше. Что будешь пить?

— То же, что и вы.

Обрадованная тем, что мужчины увлечены разговором и выпивкой, Эйбра отправилась разносить заказы. Подойдя к столику в задней части паба, она обнаружила, что место любителя тоника с лаймом пусто. Он ушел, оставив на столешнице несколько смятых банкнот.

Странно, подумала она, положив деньги на поднос. Судя по всему, этот молчун и сторонник одиночества не стал дожидаться новой порции тоника.

Между тем возле стойки освободился табурет, и Эли удалось устроиться поудобнее. Он с удовольствием слушал истории — часть которых явно была вымыслом — о детстве и отрочестве собственного деда.

— Он на всей скорости как бешеный гонял по округе на мотоцикле, пугая местных жителей.

— Мой дед? На мотоцикле?

— Да, и как правило, посадив в коляску какую-нибудь красотку. — Стоуни сверкнул глазами и отхлебнул пива. — Я опасался, что он этим мотоциклом заманит Мэри и она станет его девушкой. Она любила прокатиться с ветерком. Я же мог предложить ей лишь мой велосипед. Нам тогда было лет по шестнадцать.

Эли попытался представить деда, катающего девушек на мотоцикле с коляской и тайком ворующего отцовский запас алкоголя. И, как ни странно, смог — то ли благодаря естественности образа, то ли выпитому пиву.

— В Блафф-Хаусе иногда закатывали грандиозные вечеринки, — продолжил свой рассказ старый Стоуни. — Приезжали большие люди из Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии, из прочих мест. В доме ярко светились окна, что твоя римская свеча. По террасе расхаживали джентльмены в смокингах и дамы в шикарных вечерних платьях. Было на что посмотреть, — добавил старик и допил свой бокал.

— Представляю, — отозвался Эли.

Китайские фонарики, серебряные канделябры, огромные вазы с тропическими цветами, элегантная публика в стиле "Великого Гэтсби".

— Знаешь, паренек, твой дед обычно выскальзывал из комнаты и заставлял одного из слуг принести нам вниз еду и французское шампанское. Родители, по всей видимости, это знали. Мы устраивали свои вечеринки на берегу, а Эли, твой дед, все сновал туда-сюда, из дома на берег и обратно. Он знал в этом толк, если тебе интересно мое мнение. Умел всех расположить к себе. Богатство и роскошь каждый день. Я в первый раз увидел Эстер, когда он привел ее на нашу вечеринку. Она была в длинном белом платье. Хохотушка была еще та. Я с первого взгляда понял, она будет его женой, а Мэри — моей. Эли тогда просто глаз не мог отвести от Эстер Хоукин.

— Я еще в детстве понял, что они счастливы вместе.

— Они и были счастливы, — кивнул Стоуни и хлопнул рукой по стойке, желая заказать еще пива. — Знаешь, мы с Эли сыграли свадьбы с разницей в пару месяцев. Мы и потом дружили. Он дал мне денег в долг, и я смог открыть свой бизнес, знаешь, плотницкие работы. Он сказал, что даже слышать не хочет о том, чтобы я пошел в банк за ссудой.

— Значит, вы всю жизнь прожили здесь.

— Точно. Я здесь родился, здесь, пожалуй, и помру годков этак через двадцать или тридцать, — усмехнулся Стоуни. — Я много чего намастерил в Блафф-Хаусе за эти годы. Потом ненадолго отошел от дел, но когда Эстер вбила себе в голову, что нужно переоборудовать эту комнатку на втором этаже и сделать из нее спортзал, то принесла мне свои чертежи, чтобы я на них взглянул. Я рад, что она поправляется. Виски Бич — это не Виски Бич, если в Блафф-Хаусе нет Эстер.

— Что верно, то верно. Видимо, вы хорошо знаете наш дом.

— Согласен, неплохо. Я бы даже сказал, знаю его так, будто сам в нем жил. Делал в нем сантехнику. Хотя у меня нет лицензии сантехника, зато руки растут откуда надо. Я в доме делал буквально все.

— А что вы думаете о приданом Эсмеральды?

— Думаю, что если оно и было, так давно сплыло, — презрительно фыркнул старик. — Только не говори мне, сынок, что ты хочешь его отыскать. Ну а если ищешь, то я скажу тебе так: у тебя глаз твоего деда, но нет его здравого смысла.

— Пожалуй, но у кого-то другого он имеется.

— Скажи, у кого.

Иногда, если хочешь получить новую информацию, подумал Эли, нужно поделиться той, что у тебя есть. И он рассказал старику о яме в подвале. Стоуни выпятил нижнюю губу и задумался.

— Что такого, черт побери, можно было зарыть в этом подвале? Понимаю, была бы там земля, так ведь пол там — сплошной камень. Есть и получше места, где можно спрятать сокровища, если ты действительно их ищешь. Если хочешь знать мое мнение, дом — лучшее для этого место. Было это давно, еще в мои времена. Тогда в доме имелись лестницы за стенами, чтобы слуги могли подниматься и спускаться по ним, не тревожа членов семьи и гостей. Первое, что сделала Эстер, став хозяйкой дома, приказала их закрыть. Эли имел неосторожность рассказать ей, что дети теряются, застревая там. Он наполовину выполнил ее требование. Это в его духе, он не любил доводить дела до конца. Но Эстер решительно настояла на своем. Я лично заделал все входы, точнее, с помощью троих парней, которых специально нанял для этого дела.

То, что Эстер не заперла, она переделала сама — комнату для завтраков и еще одну спальню и ванную на втором этаже.

— Первый раз слышу.

— Она тогда носила под сердцем твоего отца. Все, кто жил в Блафф-Хаусе, так или иначе приложили руку к переделке. А ты, сынок, что задумал тут сделать?

— Пока еще не решил. Этот дом принадлежит бабушке.

— Привези ее обратно, — с улыбкой предложил Стоуни.

— Я как раз и собираюсь. А вы не подскажете, где проходили эти потайные коридоры?

— Легко, — ответил старик и, вытащив из кармана карандаш, потянулся за салфеткой. — Руки у меня уже не такие ловкие, как раньше, но память, слава богу, еще ничего.

За вечер новые знакомые усидели изрядное количество пива. Правда, за то время, пока Эли выпивал один бокал, Стоуни приканчивал два. Эли был чертовски рад, что ему не нужно садиться за руль. Он обрадовался еще больше, узнав, что Стоуни пришел в паб пешком.

— Мы подвезем вас, — пообещал Эли.

— Не нужно. Я живу рядышком, — ответил старик и пошутил: — Сдается мне, новый Лэндон положил глаз на мою девушку.

— Я не знаю, сумеет ли этот новый Лэндон починить мне дверь, — заявила, подойдя к ним, Эйбра и взяла старика под руку. — Я возьму у Эли ключи и развезу вас по домам.

— Я оставил машину дома, так как надеялся, что меня отвезешь ты, — ответил ей Эли.

— Вообще-то я пришла пешком.

— На таких каблуках? — спросил Эли, кивнув на черные шпильки.

— Нет, вот в этих, — ответила Эйбра и вытащила из сумки, пару кроссовок. — Придется снова надеть их, раз уж мы все пойдем домой на своих двоих.

Она переобулась и застегнула "молнию" куртки. Когда они вышли на улицу, она взяла обоих мужчин под руки.

— Похоже, мне сегодня достался главный приз — двое самых красивых мужчин.

И притом не вполне трезвых, подумала она.

Несмотря на возражения Стоуни, они сделали крюк, чтобы довести старика до его аккуратного домика. Не успели они приблизиться к нему и на пару шагов, как до них донесся громкий собачий лай.

— Успокойся, Присси! Свои!

Лай стих и перешел в возбужденное повизгивание.

— Старушка почти уже ничего не видит, — пояснил Стоуни, — но слух у нее по-прежнему тонкий. Никто не пройдет мимо моей красавицы Присси. А вы ступайте и займитесь тем, чем положено заниматься юной парочке в пятницу вечером!

— Увидимся во вторник, — произнесла Эйбра и чмокнула старика в щеку.

Дождавшись, когда в окнах дома зажегся свет, они вернулись на дорогу и зашагали обратно.

— Во вторник? — спросил Эли.

— Два раза в месяц, по вторникам, я делаю у него в доме уборку, — объяснила Эйбра. — Правда, его жену Мэри я не знала, она умерла пять лет назад. У них было трое детей. Сын и две дочери. Сын живет в Портленде, в штате Мэн. Одна из дочерей — в Сиэтле. Вторая в округе Колумбия. Но они не забывают старика. Разумеется, есть у него и внуки. Кажется, восемь, и еще пять правнуков. Он сам себя обслуживает и всегда рад, если кто-нибудь заглядывает к нему в гости.

— Значит, ты два раза в месяц делаешь уборку у него в доме.

— И выполняю его поручения. Он уже практически сам не садится за руль и никуда не ездит. У его соседки есть сын, который просто без ума от старика, так что нет такого дня, чтобы кто-нибудь не заглянул к Стоуни или не позвонил ему. Мне самой он жутко симпатичен. Он пообещал мне построить студию для занятий йогой, если я выйду за него замуж.

— Я мог бы… — начал было Эли, но тут же вспомнил о своих плотницких талантах. — Я мог бы купить для тебя такую студию.

— Это предложение? — мгновенно парировала Эйбра.

— Что?

Она рассмеялась и взяла его под руку.

— Мне следовало предупредить тебя, что Стоуни обладает удивительной способностью вливать в себя спиртное. Он любит повторять, что вырос и окреп благодаря здешнему виски.

— Мы с ним угощали друг друга попеременно. Сначала он делал заказ, потом я. После этого он заказал еще, по третьему бокалу, и я не мог не ответить тем же. Я сейчас точно не помню, сколько раз я повторял в ответ. О, как же тут чертовски много свежего воздуха!

— Это верно, — согласилась Эйбра и, когда Эли пошатнулся, крепче сжала его руку. — И земное притяжение посильнее будет. Пойдем. Думаю, лучше зайти ко мне, это ближе.

— В принципе, да… Правда, я не могу оставить дом на ночь пустым. Нельзя этого делать.

Эйбра кивнула:

— Хорошо. Тебе пойдет на пользу свежий воздух и небольшая прогулка. Я рада, что ты сегодня зашел в паб.

— Я не собирался, но все время думал о тебе. И, потом, на Пасху…

— Неужели Пасха уже началась?

— Что? Еще нет. — Эли рассмеялся, и его смех громко прозвучал на пустынной улице. — Пасхальный заяц еще не отложил яйца.

— Эли, яйца откладывает пасхальная курица. Заяц их прячет.

— Как бы то ни было, в этом году они затеяли это в Блафф-Хаусе.

— Кто они? — спросила Эйбра и бросила взгляд на свой дом, проходя мимо него, однако отказалась от мысли на минутку забежать к себе и переодеться. Вдруг, пока ее не будет, Эли упадет и заснет прямо на дороге? Сегодня такое исключать нельзя.

— Так сказала моя мать. В субботу они всей семьей приезжают сюда.

— Замечательно. Эстер сможет приехать?

— Она посоветуется с врачом, но, наверно, все-таки приедет. Так что вся семья соберется на Пасху в Блафф-Хаусе. Я же должен подготовиться к их приезду, это моя главная задача. Не знаю даже, что придется делать. Точно могу сказать, что запечь в духовке окорок я не смогу, Ты тоже должна прийти.

— Я заскочу к тебе, обещаю. Буду рада видеть твоих родных, особенно Эстер.

— Нет, — ответил Эли. От холодного ветра хмель как будто прошел. Зато возникло желание поесть жареной картошки или крендельков с солью. Он что угодно сейчас съел бы, потому что ничем пиво не закусывал.

— Тебе непременно нужно там быть, — продолжил он. — За нашим праздничным столом. На Пасху. Вместе со всеми. Я сказал матери, что мы с тобой встречаемся. Сказал, чтобы она ничему не удивлялась. Мне было немного страшновато признаваться, но потом у меня возникло ощущение, будто я получил высокую награду или что-то вроде этого, и тогда она расплакалась.

— О Эли!

— Она сказала, что это слезы счастья. Со мной такого не бывает, но женщины часто плачут от счастья. — Эли неуклюже повернулся к ней, чтобы получить подтверждение своим словам.

— Верно. Мы, женщины, такие.

— Может быть, возникнет неловкость, но тебе все равно придется к нам прийти. И еще, мне нужно кое-что купить.

— Я все запишу, составлю полный список.

— Отлично. — Эли снова пошатнулся. — Понимаешь, это не пиво, это ухабы на дороге… Мой дед когда- то носился по этим дорогам на мотоцикле с коляской. Я этого не знал, хотя следовало бы. Я не знал, что в доме были тайные ходы… э-э-э… коридоры для прислуги. Я много чего не знал. Посмотри сюда.

На фоне ночного неба четко вырисовывался силуэт Блафф-Хауса.

— Я принимал это как должное.

— Я не согласна с тобой.

— Нет, все так, я правду говорю. Я не обращал внимания, особенно в последние годы. Слишком был занят своими делами, завернулся в них, как в кокон, и никак не мог выбраться наружу. Мне нужно многое сделать.

— Все будет хорошо, Эли.

Он на мгновение остановился и улыбнулся ей.

— Знаешь, я немного пьян. Ты очаровательно выглядишь.

— Я очаровательно выгляжу, потому что ты пьян?

— Нет. Просто я знаю тебя, знаю, кто ты такая и что ты хорошо относишься ко мне, что ты занимаешься любимым делом и поэтому счастлива. И потому, что у тебя глаза русалки и такие сексуальные губы и замечательная родинка вот тут. Линдси была красивой. При взгляде на нее у мужчин захватывало дух.

Он немного пьян, напомнила себе Эйбра. На это можно сделать скидку.

— Я знаю.

— Но она не знала, кто она такая, и не была в ладу с собой. Она не была счастливой. Ничто не приносило ей счастья. А ведь любой человек прежде всего стремится к личному счастью.

— Теперь ты это понимаешь.

— Да, понимаю. — Стоя в тени огромного дома под звездным небом, он наклонился, чтобы поцеловать ее. — Мне нужно протрезветь, потому что я хочу заняться с тобой любовью.

— Тогда давай вместе сделаем этот вечер незабываемым.

Не успели они войти в дом, как Эли щелкнул кнопкой сигнализации и притянул ее к себе.

Эйбра ответила на его поцелуй, однако слегка отстранилась.

— Прежде всего тебе нужно сделать одну вещь, — сказала она, входя внутрь. — Выпить большой стакан воды и проглотить пару таблеток аспирина, чтобы избежать похмелья и обезвоживания организма. А я сама, чтобы не отставать от тебя, выпью бокал вина.

— Что ж, справедливо. Я хочу сорвать с тебя одежду. Просто сорвать, потому что я знаю, что под ней, и это сводит меня с ума.

— Похоже, что на этот раз мы опробуем пол в кухне, — произнесла Эйбра, откинув голову и подставляя шею поцелую. — Посмотрим, насколько это круто.

— Позволь мне… подожди…

— Конечно, это подождет, после того как ты…

— Погоди! — Эли выпустил ее из объятий. Его лицо посерьезнело. Эйбра проследовала за его взглядом и посмотрела на панель сигнализации.

— Как это ты ухитрился так ее испачкать? Я завтра все вытру, — пообещала она и потянулась к Эли.

— Это не я. — Он подошел ближе и осмотрел дверь. — Похоже, замок взломан. Ничего не трогай! — резко остановил ее внезапно протрезвевший Эли, когда она попыталась к нему приблизиться. — Вызывай полицию! Прямо сейчас!

Эйбра моментально полезла в сумочку за телефоном. Эли схватил кухонный нож.

— О господи, Эли!

— Если станет опасно, убегай. Слышишь меня? Выскакивай в эту дверь и беги.

— Нет, теперь ты погоди, — ответила она и принялась набирать номер. — Винни, это Эйбра. Мы с Эли только что пришли в Блафф-Хаус. Похоже, что кто-то взломал дверь. Возможно, злоумышленник еще в доме. Мы в кухне. Да. Да. Да. Он скоро будет, — сообщила она Эли. — По дороге Винни еще раз позвонит. Он сказал, чтобы мы оставались здесь, на кухне, и никуда больше не заходили. Если мы что-то увидим или услышим, то выйдем и убежим.

Эйбра перехватила взгляд Эли, обращенный на ведущую в подвал дверь.

— Если ты пойдешь туда, то я отправлюсь вместе с тобой.

Не обращая на нее внимания, Эли приблизился к двери и взялся за ручку.

— Заперто изнутри. Я в таком положении и оставил дверь. — Не выпуская из руки нож, он подошел к двери черного хода, открыл ее и быстро пригнулся. — Здесь свежие царапины. Отсюда можно выйти прямо к берегу. Ночью через этот вход можно незаметно пробраться в дом. Должно быть, он знал, что меня нет дома. Интересно, откуда?

— Скорее всего, он следил за домом и видел, как ты ушел.

— Пешком, я ушел пешком, — уточнил Эли. — Если я просто ушел на короткую прогулку, то должен был отсутствовать всего десять-пятнадцать минут. Это слишком короткое время, вряд ли бы он стал рисковать.

— Он мог проследить за тобой. Мог увидеть, что ты отправился в паб. В таком случае он знал, что ты будешь отсутствовать дольше.

— Может быть.

— Сигнализация, — произнесла Эйбра и сделала шаг вперед. — Я где-то видела, то ли в кино, то ли по телевизору, как поступают мошенники, чтобы угадать нужный код. Они опыляют чем-то кнопки с цифрами, чтобы увидеть жирные следы пальцев на тех цифрах, которыми пользуются чаще других. После этого они на компьютере подбирают наиболее вероятные комбинации чисел и угадывают код.

— Я тоже что-то подобное слышал. Именно так он мог проникнуть в дом в предыдущий раз, когда там находилась Эстер. Сделать слепки с ее ключей, изготовить дубликаты и открыть дверь. Но он не знал, что мы изменили код, и поэтому в тот раз вырубил свет, когда понял, что старый код недействителен.

— Тогда получается, что он глуп.

— Может, он просто испугался и запаниковал.

— Я вижу, что ты хочешь снова спуститься в подвал. Хочешь проверить, начал ли он копать снова. Подожди, прошу тебя. Винни будет здесь с минуты на минуту.

Эли понял: если он спустится в подвал, а она последует за ним, то все, что с ней случится, будет на его совести. Если он заставит ее остаться, а сам спустится в подвал и с ней в его отсутствие что-то случится, то это тоже будет на его совести.

Значит, нужно оставаться здесь и ждать приезда полиции.

— Я ушел из дома часа три назад. Черт, я дал этому негодяю хорошую фору.

— А что тебе было делать? Последовать примеру мисс Хэвишем из романа Диккенса и никогда не выходить из дома? [11]

— От сигнализации никакой пользы. Нужно придумать что-то другое.

— Ты прав, — согласилась Эйбра, и в следующую секунду ночную тишину нарушил вой сирены. — Вот и Винни.

Эли положил нож на кухонный стол.

— Пойдем, встретим его.

Дом снова заполонили полицейские. Эли подумал, что уже начинает привыкать к их присутствию. Он выпил кофе и вместе с ними принялся осматривать комнаты, начав с подвала.

— Решительный ублюдок, — прокомментировал Винни, кивнув на яму.

— Он углубил ее еще на пару футов. Должно быть, захватил с собой новые инструменты и на этот раз забрал их с собой.

Эли обернулся. Хотелось убедиться в том, что Эйбра осталась наверху.

— По-моему, он сумасшедший.

— Скажем так, не слишком умный.

— Нет, Винни, я думаю, что он сумасшедший. Ему хватило дерзости снова проникнуть в дом, и для чего? Чтобы два часа рыть землю в подвале? Но там же ничего нет. Я сегодня вечером разговаривал на эту тему со Стоуни Триббетом.

— Колоритная личность.

— Согласен. Он сообщил мне кое-что важное. С какой стати нужно что-то прятать в подвале? Там чертовски твердая земля, сплошной камень. Поэтому мы и не заливали пол бетоном. Если кто-то решил что-то спрятать, то никак не в земле, верно?

— Похоже на то.

— Тогда почему он все-таки взялся за это зряшное дело? Сам хочет что-то в подвале спрятать? Не лучше ли это сделать в саду, там можно зарыть нужную вещь и посадить над ней куст. В саду земля мягче, почва песчаная. Но можно и ничего не закапывать, а спрятать под половицами или за стеной. Если бы я искал эти чертовы сокровища, то не стал бы использовать лопату и кирку. Или будь я настолько безумен, чтобы поверить, что клад где-то здесь, я дождался бы той поры, когда в доме пару дней никого не будет — как это было в тех случаях, когда бабушка отправлялась погостить в Бостон, — и пришел бы на поиски с отбойным молотком.

— Не буду спорить, но все обстоит именно так. Я сообщу о случившемся Корбетту, и мы увеличим объезды патруля вокруг Блафф-Хауса. Кроме того, я сделаю так, чтобы в Виске Бич об этом узнало как можно больше людей, — добавил он. — Если злоумышленник все еще здесь, он обязательно об этом услышит. И дважды подумает, прежде чем снова сунуть сюда нос.

Того, кто уверен, что в доме спрятаны сокровища, это вряд ли остановит, подумал Эли, но вслух говорить не стал.

Глава 17

Утром, после занятия тай-чи и похода на рынок, Эйбра вернулась в Блафф-Хаус, затем сделала крюк, заехала еще в одно место и снова остановила машину. Она не знала, как Эли отнесется к ее подарку, но была уверена, что от него будет толк. Во всяком случае, она попытается убедить Эли в его полезности.

Это, конечно, не совсем честно, потому что она не любит манипулировать людьми. Но в данном случае хотелось верить, что она права в своем решении.

Разгружая машину, Эйбра посмотрела на часы. В списке сегодняшних дел у нее не только обычная уборка, но и ликвидация оставленного полицейскими хаоса. Ничего, как-нибудь справимся. Затем они с Эли поедят вместе, после чего она отправится домой, где у нее занятие йогой.

Такие вот дела ожидают ее сегодня.

Войдя внутрь, она на кухне увидела Эли. Он наливал себе кофе.

— Я думала, ты работаешь.

— Я и работал, то есть работаю. Пришлось пройтись по дому, чтобы привести мысли в порядок и кое-что обдумать… — Он не закончил фразу и удивленно округлил глаза, глядя на обнюхивавшую ему ноги собаку.

— Что это?

— Это Барби.

— Барби? Ты серьезно? — удивился Эли и неожиданно для себя почесал четвероногое создание за ушами.

— Да, я в курсе, что Барби — блондинка с бюстом, но собаки сами не могут выбирать себе имена, — ответила Эйбра и, искоса наблюдая за Эли, принялась выкладывать продукты из пакетов. Тот забыл о кофе и гладил собаку по голове. По его лицу было видно, что знакомством с Барби он доволен.

Пока все идет нормально.

— Да она хорошенькая. Ты красавица, Барби, — сообщил Эли, продолжая ласкать собаку. Та, в свою очередь, радостно повизгивала и терлась о его ноги. — Ты присматриваешь за собаками? Выгуливаешь их по просьбе хозяев?

— Не совсем так. Барби — милашка. Ей четыре года. Ее хозяин умер пару недель назад. Дочь покойного хотела забрать ее себе, но ее муж аллергик. Есть внук, но он живет в съемной квартире, в которой запрещено держать домашних животных. Так что бедняжка Барби лишилась хозяина и одновременно лучшего друга и не смогла остаться у его родственников. Неделю назад ее временно взяли в один дом, и местная организация любителей собак пытается пристроить ее в хорошие руки. Барби здорова, хорошо воспитана, стерилизована. Обычно люди хотят иметь щенков, так что эту старушку пристроить будет нелегко. Тем более что любители собак хотят оставить Барби в Виски Бич, это ее родные места, ее берег.

— Береговая собака Барби? — улыбнулся Эли и нагнулся, чтобы почесать собаке брюхо.

— Точно. Вообще-то я хотела взять ее к себе, но мой распорядок дня мне это не позволяет. Барби охотничья собака. Порода — чесапикский ретривер, вернее, небольшая помесь. Такие собаки очень общительны, ласковы, любят общество.

Эйбра закрыла дверцы буфета и лукаво улыбнулась:

— Ты ей понравился. Ты же любишь собак.

— Люблю, у нас в доме всегда их держали. Мне всегда казалось, что моя семья… — неожиданно Эли выпрямился. — Подожди минуту.

— Ты работаешь дома.

— Но я не искал для себя собаку.

— Иногда бывает хорошо получить что-то, даже если ты это что-то не ищешь. Кроме того, в ее присутствии есть важный плюс.

— Какой?

— Барби! Голос!

Собака тут же села, подняла голову и дважды жизнерадостно гавкнула.

— Она выполняет фокусы?

— Она лает, Эли. Я подумала об этом, когда нас лаем встретила собака Стоуни, когда мы приблизились к его дому. В Блафф-Хаус кто-то сумел пробраться, даже несмотря на сложную систему сигнализации. Так что давай не будем полагаться только на высокие технологии. Собака своим лаем обязательно вспугнет взломщиков. Ты почитай об этом в Интернете, там описывается много таких случаев.

— Ты считаешь, что мне стоит взять себе собаку только потому, что она лает по команде?

— Она лает, когда слышит, как кто-то входит в комнату, и перестает лаять, когда ей приказывают замолчать. Так написано у нее в ее собачьем паспорте.

— В паспорте? Ты шутишь?

— Я не шучу.

— Но большинство собак лает, — стоял на своем Эли. — С паспортом или без паспорта. Это не причина, чтобы взять в дом собаку.

— По-моему, это то, что тебе нужно сделать. Потому что она лает, потому что ей нужен дом в Виски Бич. Кроме того, вы составите друг другу компанию, вам будет веселее вместе.

— Собак нужно кормить, поить, выгуливать. Им нужно создавать условия, водить к ветеринару, им нужна повседневная забота.

— Все верно. Ты получишь ее вместе с полным комплектом — мисками, поводком, собачьей едой, игрушками, ветеринарным сертификатом. Барби, как говорится, упакована от и до. Ее воспитал щенком старый джентльмен, и она отлично знает, как себя вести. Любит мужчин, и жить у мужчины ей будет лучше. Любит приносить предметы, которые кидает хозяин. Ладит с детьми. Лает на чужих. Если ты захочешь отправиться на прогулку, в доме кто-то будет в твое отсутствие.

— Она не кто-то. Барби — собака.

— Взломщик узнает это по ее лаю и побоится залезать в дом. Послушай, может, тебе стоит взять ее хотя бы на несколько дней, так сказать, на пробу? Что ты на это скажешь? Если она тебя не устроит, я возьму ее к себе или уговорю Морин приютить ее. Морин мне не откажет, у нее мягкое сердце.

Барби сидела степенно, как воспитанная дама, не сводя с Эли больших карих глаз и слегка склонив голову набок. Она как будто хотела спросить: ну, как, что же со мной будет?

Эли почувствовал, что, как утопающий, хватается за соломинку.

— У настоящего мужчины не может быть собаки по имени Барби, — беспомощно произнес он.

Победа, решила Эйбра и шагнула к нему.

— Тебя никто не станет в этом упрекать.

Барби вежливо лизнула его руку. Эли понял, что пропал.

— Ну, хорошо, всего на несколько дней.

— Разумное решение. Я пока займусь делами. Пожалуй, начну с верхнего этажа. Пылесосить буду, когда ты устроишь себе перерыв.

— Отлично. Дело сделано. Ты знаешь, что это была ловушка. И, кроме того, ты знаешь, что и я это знаю.

— Согласна. — Эйбра взяла в ладони его лицо. — Ты прав, все было именно так. — С этими словами она поцеловала его в губы. — Мне придется как-то загладить мою вину.

— Ты меня разбалуешь такими обещаниями.

— Верно! — рассмеялась она и снова поцеловала его. — Придется мне задабривать тебя вдвое сильнее. Ладно, продолжай работать.

И она вышла из кухни.

— Я покажу Барби мой дом, — крикнул ей вслед Эли и задумчиво посмотрел на собаку. Та, в свою очередь, задумчиво посмотрела на Эли. Затем подняла и протянула лапу. Лишь бессердечный человек отказался бы принять ее и "обменяться рукопожатием".

— Похоже, у меня появилась собака по имени Барби. На несколько дней.

Когда он вышел из кухни, Барби, радостно помахивая хвостом, последовала за ним.

— Пожалуй, тебе нужно пойти со мной.

Собака направилась вместе с ним в кабинет. Эли сел за стол, и Барби обнюхала клавиатуру компьютера. Затем, клацая когтями по твердым половицам, отошла в сторону.

Слава богу, подумал Эли, что она неназойлива. Это тебе в плюс, Барби.

Эли проработал несколько часов, походил по кабинету, затем снова сел и после недолгих раздумий вновь потянулся к компьютеру.

Он отправил своему литагенту, женщине, с которой был знаком еще по университету, электронное письмо, в котором сообщил, что подготовил довольно большой отрывок будущей книги, и предложил с ним ознакомиться. Волевым усилием выбросив из головы все сомнения по поводу готовности отрывка, он прикрепил к письму первые пять глав и щелчком мыши отправил письмо.

— Сделано, — произнес он и вздохнул.

Когда встал, то едва не споткнулся о Барби.

Последние два часа она почти не напоминала о своем присутствии. Бесшумно пройдясь один раз по комнате, собака легла под кресло и свернулась калачиком.

Теперь Барби подняла на него глаза и вежливо повозила по полу хвостом.

— Гляжу, ты и впрямь хорошая, воспитанная собачка.

Хвост дернулся снова.

— Хочешь прогуляться у моря?

Эли не знал, какую команду следует отдавать в таких случаях. Может, собаки понимают полные предложения? Тем не менее Барби тут же вскочила, всем своим видом демонстрируя радость.

— Принимаю это как знак согласия.

Собака спустилась следом за ним по лестнице и радостно взвизгнула, стоило ему взять в руки поводок, который Эйбра оставила на кухонном столе. Затем, когда вошли в комнату-прачечную, где Эйбра вытаскивала из стиральной машины подсушенное белье, взвизгнула еще раз.

— Как ваши дела? — поинтересовалась она и, сложив белье в корзину, почесала Барби за ушами. — Неплохой денек сегодня, верно?

— Хочу немного прогуляться. Барби согласилась составить мне компанию, — сказал Эли и натянул на себя куртку. — Не хочешь пойти с нами?

— Я бы с удовольствием, но у меня сегодня день расписан буквально по минутам.

— Твой босс считает, что ты заслужила небольшой отдых, — пошутил Эли.

— Я сама себе босс, сама себе хозяйка, — улыбнулась в ответ Эйбра. — Ты всего лишь платишь мне за работу. — Иди, подружись с Барби. Когда вернетесь, я приготовлю поесть. Да, возьми вот это. — С этими словами она достала из корзинки с собачьими игрушками красный мячик и протянула ему.

— Спасибо.

Она была права, сказав, что сама распоряжается собой, подумал Эли. Ее независимость импонировала ему, его восхищала способность Эйбры находить работу себе по нраву, работу, которая ей нравится. Его самого когда-то устраивала юриспруденция. Про писательский труд он мог сказать лишь то, что для него это что-то вроде отдушины, источник творческой самореализации.

Теперь он и его жизнь почти во всем зависят от женщины из Нью-Йорка, у которой сочный бруклинский акцент и острый критический взгляд на окружающий мир.

Только не надо на этом зацикливаться, внушал он себе, ведя Барби к берегу. Но поскольку эти мысли упорно отказывались оставить его в покое, а собака, радостно повизгивая, тянула вперед, он остановился и стал разглядывать берег.

Наверное, собаку не следует спускать с поводка, но, черт побери, на пляже никого нет.

Эли отстегнул поводок и, вытащив из кармана мячик, кинул его как можно дальше.

Барби, вздымая фонтанчики песка, бросилась вслед за игрушкой. Схватив мячик зубами, она устремилась обратно, к будущему хозяину. Эли снова кинул мячик, и так повторилось еще не один раз. Он даже потерял счет этому упражнению. Ему удалось добиться того, что при правильном броске Барби ловила мяч на лету, не давая упасть на землю.

Каждый раз, поймав "добычу", собака приносила мяч Эли и клала у его ног. При этом оба обменивались радостными взглядами.

Нет, конечно, он ведет себя несолидно, но всякий раз мальчишка в его душе брал верх над взрослым человеком. Наконец он метнул мячик в воду — решил посмотреть, как Барби поведет себя.

Барби громко тявкнула, причем вполне радостно, и устремилась к морю. Плавала она, как… как и подобает ретриверу, решил Эли, с улыбкой наблюдая за ней. Вскоре собака подплыла к берегу, с довольным видом сжимая в зубах мяч.

Уронив его к ногам Эли, она отряхнулась, обдав будущего хозяина солеными брызгами.

— Какого черта! — сердито воскликнул он и снова бросил мячик в воду.

В итоге Эли пробыл на берегу больше, чем намеревался. Побыл бы еще, но заныла рука, которой он бросал мяч. Однако и он, и Барби остались довольны. Вскоре они зашагали обратно к дому.

На кухонном столе его ждала обтянутая пищевой пленкой тарелка с сандвичем и горкой салата. Рядом — упаковка печенья для собак "Сахарная косточка" и записка. "Угадай, кому что".

— Забавно. Похоже, нам предлагают перекусить.

С этими словами Эли взял в руки печенье. В свою очередь, Барби легла на пол и состроила умильную мордочку. Глядя на нее, невозможно было не улыбнуться.

— Черт побери, Барби, ты хорошая собака!

Он вышел на террасу и поел на открытом воздухе. Барби лежала рядом с его креслом.

Жизнь хороша, решил Эли, если исключить из нее убийства, взломы и туман подозрительности. Во всяком случае, сейчас она кажется ему прекрасной.

Когда он вернулся к себе наверх, то услышал, как поет Эйбра. Он заглянул в спальню, поскольку на голос первой туда зашла Барби. Первое, что бросилось в глаза, — искусно сложенное полотенце на кровати. Оно безошибочно напоминало фигурку собаки. Рядом лежал самоклеящийся листок для записей, вырезанный в форме сердечка. На нем большими буквами было выведено:


Барби любит Эли.


Подняв голову, он увидел подушку. Скорее всего, ее принесла сюда Эйбра. Подушка лежала на полу возле двери, ведущей на террасу. Судя по тому, как Барби устремилась к подушке, она и раньше ею пользовалась.

— Да, конечно, устраивайся поудобнее и чувствуй себя как дома.

С этими словами он пошел туда, откуда доносилось пение.

Дверь на террасу в бабушкиной спальне была широко распахнута, хотя проникавший внутрь воздух был довольно прохладным. На террасе, на переносной сушилке развевалось на ветру недавно постиранное постельное белье.

Хотя Эстер в доме не было на прикроватном столике в вазе стоял букетик полевых фиалок.

Пустяк, подумал Эли, но такой милый. Эйбра прекрасно разбирается в важности таких, казалось бы, мелочей.

— Привет! Как погуляли? — спросила она, стягивая наволочку с подушки.

— Отлично. Барби, оказывается, любит плавать.

Эйбра с террасы видела их обоих и с радостью наблюдала за ними.

— Это ее стихия. Она обожает воду.

— Угу. Сейчас она устроилась на своем месте, собирается поспать.

— Еще бы. Купание отнимает много сил.

— Верно, — произнес он и, обойдя кровать, встал рядом. — Чем ты тут занимаешься!

— Я решила, что, поскольку скоро здесь соберутся все твои родственники, нужно постирать и высушить белье.

— Хорошая мысль. Простыни и так выглядят свежими.

— Эли, у меня еще куча дел.

— Ты сама себе начальника, — напомнил он ей. — Можешь сама планировать свои дела.

Эли обнял ее и поцеловал, Эйбра признала свое поражение, хотя и пыталась протестовать.

— Да, могу, но хочу ли я?

Он принялся стягивать с не топик.

— Я оставляю собаку у себя. Так что не нужно больше никаких ловушек, — сказал он. — Но с тебя причитается.

— Ну, если ты ставишь вопрос таким образом…

Приподнявшись, она потянула с него рубашку.

— Кто-то ходил в качалку, — произнесла она и провела языком по его голой груди.

— Кто-то.

— И ел протеины. — Она обхватила ногами его за талию, потянулась вверх, подалась вперед и опрокинула его на спину на кровать. — Я должна убирать дом и получать за это деньги, а не раздеваться вместе с тобой в этой роскошной старинной кровати.

— Можешь называть меня мистер Лэндон, если это поможет тебе облегчить совесть.

Эйбра тихонько рассмеялась, прижимаясь губами к его коже.

— Думаю, что в данном случае я смогу договориться с собственной совестью. Совесть, она ведь гибкая.

Верно, мысленно согласился он. Как и ее длинные руки, длинные ноги, ее тело. Когда же это гладкое гибкое тело прикоснулось к нему, его как будто пронзило электрическим током.

Мышцы определенной части его тела, лишь недавно вновь напомнившие ему о своем существовании, сжались и напряглись, стоило ее губам прикоснуться к нему. Тем временем ее умелые руки принялись ласкать его.

Возбуждать, ублажать, соблазнять уже соблазненного.

Раздеться в постели. Именно этого он и хотел.

Он стянул тесные джинсы сначала с ее бедер, а затем с ног.

Эйбра выгнулась дугой, ее руки судорожно хватали руками и комкали простыни. В следующий миг ее захлестнула нараставшая с каждой секундой волна наслаждения. Вскоре ее как будто унесло безумным вихрем куда-то ввысь.

Она приподнялась и притянула Эли к себе, обняв его. Теперь они стояли на коленях друг напротив друга.

В открытые двери комнаты ворвался порыв ветра. Эйбре стало жарко, ее кровь как будто закипела.

Эли же подумал о том, как удивительно красива она в эти мгновения. Ветер разметал ее волосы, а лучи солнца как будто жидким золотом залили ее тело. Вдвоем они как будто оказались на необитаемом острове, где нет ничего, кроме неумолчного рокота прибоя, крика чаек, солнца и вечного голубого неба.

Теперь его обнимали ее руки, нежные и вместе с тем требовательные, ласковые и одновременно властные.

Он брал то, что она предлагала, давал то, что она просила. Его тело крепко вжималось в нее, их губы слились в жадном ненасытном поцелуе. Она откинула голову назад, подставляя шею его губам.

Затем она громко выкрикнула его имя, всего лишь его имя, и он почувствовал, что в любую секунду потеряет последние капли самообладания.

Он лежал лицом вниз, она — лицом вверх. Оба отчаянно пытались отдышаться. Не открывая глаз, Эйбра протянула к нему руку. Нащупав его ладонь, она сплела его пальцы со своими.

— Это был чертовски приятный перерыв в работе.

— Мой новый любимый вид отдыха, — пробормотал Эли.

— Мне действительно нужно вставать и снова браться за работу.

— Давай я напишу письмо, в котором все объясню твоей главной начальнице, — пошутил Эли.

— Моя главная начальница не купится на это. Уж очень она строгая.

Эли повернул голову и затуманенным взглядом посмотрел на ее прелестный профиль.

— Нет, не строгая, не наговаривай на нее.

— Ты же на нее не работаешь. Она может быть жуткой стервой.

— Я обязательно передам ей твои слова.

— Лучше не надо. Она уволит меня. Кто же тогда будет убирать твой дом?

— Ты права, — согласился Эли, обнимая ее одной рукой. — Я помогу тебе справиться с остальными делами по дому.

Эйбра отклонила его предложение, быстро и нежно. Ей столько нужно всего сделать, а он ее отвлекает. Однако она пока решила не спешить.

— Почему ты сам не занимаешься своей работой?

— Я отдыхаю остаток дня.

— Собачья любовь?

— Нет, — он погладил ее по волосам и сел в постели. — Я закончил и отредактировал большой кусок текста и отправил его моему литагенту.

— Молодец! — Эйбра резко приподнялась и тоже села. — В самом деле?

— Надеюсь через несколько дней получить оценку моим трудам.

— Дай и мне почитать этот отрывок. — Когда Эли отрицательно мотнул головой, она дурашливо закатила глаза. — Вообще-то я тебя понимаю. Более или менее. Но, может, дашь почитать хотя бы один эпизод? Один? Или хотя бы страницу?

— Может быть. Позже. — Немедленно отвертись от ее просьбы, подумал он, она умеет уговаривать. Совсем как собака. — Сначала я напою тебя вином, чтобы ты слегка опьянела.

— Я могу слегка опьянеть и сегодня вечером. Занятие йогой сегодня будет у меня дома.

— Когда-нибудь. Позже. Я помогу тебе расставить по местам вещи, которые копы во время обыска свалили в кучу.

— Хорошо. Уговорил. Можешь для начала снять белье с постели, это сейчас самое главное.

Когда она встала с кровати, Барби трижды пролаяла.

— Превосходно, — пробормотал Эли и потянулся за брюками. Через несколько секунд он услышал, как собака сбежала вниз по лестнице и зашлась лаем. Скорее всего, на пороге чужие.

— Этот раунд ты выиграла, — произнес он, надевая рубашку. — Но ты голая.

— Успокойся, сейчас оденусь.

— Жаль. Голая домоправительница — любопытное зрелище, — сострил Эли. Эйбра улыбнулась и вышла из спальни.

Эли громко позвал Барби. Эли Лэндон, подумал он, ты возвращаешься к жизни, здоровый и сильный.

Спустившись на первый этаж, он приказал собаке успокоиться. К его удивлению, та послушалась его и, когда он подошел к двери и открыл ее, села с ним рядом.

Увидев на пороге полицейских, Эли едва не поддался панике и не захлопнул дверь прямо у них перед носом. Слава богу, что среди них нет Вулфа, подумал он.

— Здравствуйте, детектив Корбетт. Привет, Винни.

— Славная собачка, — похвалил Корбетт.

— Неужели это Барби? — поинтересовался Винни и, когда собака завиляла хвостом, почесал ее за ушами. — Значит, теперь у тебя появилась Барби, собака покойного мистера Бридла. Он умер во сне пару недель назад. Когда обеспокоенный сосед зашел его проведать, то обнаружил Барби. Она сидела, охраняя мертвого хозяина. Это хорошая, верная собака. Настоящий друг человека.

Как будто вспомнив о цели своего прихода, Винни выпрямился и подтянулся.

— Извини, Эли. Я просто обрадовался, видя, что она попала в хорошие руки.

— Да, хорошая собака, — подхватил Корбетт, но тут же перешел к делу: — Сможете уделить нам несколько минут, мистер Лэндон?

— В последнее время я очень часто слышу от полицейских этот вопрос, — ответил Эли и, отойдя в сторону, впустил их в дом.

— Мистер Хансон сообщил мне о новом взломе вашего дома, и поэтому я попросил его вместе со мной зайти и поговорить с вами. Скажите, у вас была возможность внимательно осмотреть дом и выяснить, не пропали ли какие-нибудь вещи? Может быть, что-то находится не там, где обычно?

— После недавнего обыска очень многое оказалось не там, где было раньше. Мы вместе расставляли все обратно, но до сих пор не обнаружили никакой пропажи. Это явно не вор, во всяком случае, не вор в классическом смысле этого слова.

— У меня есть ваше вчерашнее заявление, и я хотел бы, чтобы вы рассказали мне, чем вчера занимались.

Корбетт на секунду замолчал. Это в комнату, полностью одетая, с бельевой корзиной в руках вошла Эйбра.

— Здравствуйте, мисс Уолш.

— Здравствуйте, детектив. Привет, Винни. Сегодня день уборки. Могу я предложить вам кофе? Что-нибудь другое не хотите выпить?

— Нет, благодарю вас, — ответил Корбетт. — Вы были с мистером Лэндоном, когда он обнаружил взломанную дверь?

— Да, была. Почти каждый вечер пятницы я работаю официанткой в нашем пабе. Эли пришел — когда это было? — по-моему, в полдевятого вечера. Они, то есть он и мистер Стоуни Триббет, сидели и пили пиво и оживленно беседовали.

— Стоуни Триббет — местный житель, — пояснил Хансон.

— Мы пробыли в пабе до закрытия, — продолжил Эли. — Мы с Эйброй проводили Стоуни до дома, потом пришли сюда.

— Мистер Хансон утверждает, что вы позвонили ему в 1.43 ночи.

— Верно. Мы вошли в кухню, и я увидел, что панель сигнализации чем-то испачкана. Потом проверил дверь и увидел следы взлома. И я изменил код сигнализации. Снова изменил.

— И подстраховался собакой, — сказала Эйбра и погладила Барби по голове.

— Вы видели незнакомые машины, незнакомых людей на берегу или на улице?

— Нет, не видел, но я тогда особенно и не приглядывался. До этого выходил из дома или сидел на террасе и читал. Ничего подозрительного я не заметил. И в паб я не собирался, решил туда пойти неожиданно, в самую последнюю минуту. И никому не говорил, что ухожу. Мое решение было спонтанным.

— Вы обычно куда-нибудь уходите вечером в пятницу?

— До этого я всего один раз был в пабе.

— А там вы никого не заметили? Того, кто вызвал бы у вас подозрения? Чье поведение было странным?

— Нет.

— А я вот кое-что хочу сказать, — вступила в разговор Эйбра, повернувшись к полицейскому. — Тоник с лаймом.

— Простите, не понял.

— Сейчас объясню. Может, я и ошибаюсь, но я обслуживала одного посетителя, которого раньше в глаза не видела. Он сидел один, в дальней части зала и пил тоник с лаймом. Он сделал три заказа, но третью порцию так и не выпил.

— Что же в этом странного? — спросил ее Корбетт.

— Большинство тех, кто постоянно приходит в паб повидаться с друзьями, чаще всего пьют пиво или вино. Этот самый посетитель, возможно, не хотел напиваться или пришел просто послушать музыку. У нас выступает хорошая рок-группа. Но…

— Продолжайте, — попросил Корбетт.

— Понимаете, дело в том, что этот незнакомец ушел сразу после того, как появился Эли. Я взяла у него заказ и направилась к стойке. Там я задержалась всего несколько минут, перебросилась парой фраз со Стоуни. Я стояла лицом к входу и сразу увидела Эли. Я познакомила его со Стоуни и пошла разносить заказы. Когда я принесла тоник с лаймом, того, кто его заказал, уже не было. Он ушел, оставив на столе деньги.

— Я знаю этот бар, — произнес Корбетт и задумчиво прищурился.

— Там есть еще один выход, но в него нужно идти через кухню.

— Все правильно. Он мог уйти сразу после прихода Эли, потому что я на время отвернулась и не видела главного входа.

Если он вышел не через кухню, а все-таки через вход, то сделал это в тот момент, когда вошел Эли, а я отправилась к стойке, чтобы принести ему пива. Или же он ушел минут через пять после того, как заказал третью порцию тоника.

— Вы запомнили, как он выглядел?

— Нет, лишь в общих чертах. Белый, лет тридцать пять — сорок. Каштановые или темно-русые волосы, точно не разглядела. Довольно длинные, лежали на воротнике. Цвет глаз не разглядела. Про телосложение ничего не могу сказать, потому что он сидел. У него огромные широкие ладони. Я смогу вспомнить больше, если мне удастся очистить сознание.

— Вы готовы поработать с полицейским художником?

— Да, конечно, но… Вы в самом деле думаете, что этот человек мог забраться в дом?

— Это предстоит выяснить.

— Извините, — произнесла Эйбра, переведя взгляд с Эли на Винни Хансона. — Прошлой ночью я как-то не подумала об этом.

— Вот поэтому мы и проводим повторные следственные действия, — пояснил Хансон.

— Не знаю, какая может быть от меня помощь. Сами знаете, какой свет в баре, особенно когда играет музыка. А он сидел в дальнем конце зала, где еще темнее.

— Что он вам сказал? О чем вы говорили? — уточнил Корбетт.

— Да ни о чем. Он заказал тоник с лаймом. Я спросила, ждет ли он кого-нибудь, потому что в выходные свободные места в баре на вес золота. Он просто повторил заказ. Не очень общительный тип.

— Мы договоримся с художником, чтобы он пришел в удобное для вас время. Мы свяжемся с вами, — сказал Корбетт. Поскольку Барби обнюхивала его ноги, ему пришлось наклониться и почесать ей голову. — Кстати, собака в доме — это хорошая мысль. Если она громко залает, почувствовав чужого, то любой злоумышленник поостережется лезть в дом.

Эли проводил полицейских до порога, а когда обернулся, то увидел, что Эйбра стоит, прижимая к бедру корзину с бельем.

— Мне очень жаль, Эли.

— Почему?

— Если бы я прошлым вечером вспомнила того типа, мы могли бы сделать фоторобот. Мне жаль, что я не могу дать точного описания его внешности. Я не обратила на него внимания. Было понятно, что он хочет, чтобы его оставили в покое.

— Мы не знаем, имеет ли этот незнакомец какое-то отношение к нашим делам. Если же это подозреваемый, то благодаря тебе мы получим хотя бы приблизительное его описание. Согласись, это лучше, чем ничего.

— Я попозже займусь медитацией и попытаюсь вспомнить точнее. Только не возражай.

— Я и слова не сказал.

— Но ты подумал и мысленно произнес даже несколько слов. Пойду, отнесу это в стиральную машину. — С этими словами она посмотрела на часы. — Я опять опаздываю. Завтра я приберу спальни, доделаю то, что не успела сегодня. Сейчас закончу уборку в комнате Эстер и поеду к себе домой. Надо кое-что успеть сделать перед занятием.

— Потом вернешься сюда?

— Знаешь, мне действительно нужно закончить то, что я не успела. И еще я хочу побыть одна в пустом доме, чтобы помедитировать. Я приеду к тебе завтра. Нужно взять на себя эту ношу, — сказала она и поспешно вышла в другую комнату.

— Только мы с тобой остались, Барби. Только ты да я, — вздохнул Эли. Оно даже к лучшему. Он слишком привык к присутствию Эйбры в доме. Пожалуй, для них обоих будет лучше, если у каждого есть свободное время и свободное пространство.

Увы, легче ему от этой мысли не стало.

Глава 18

Наглухо заблокировано. Следует признать, что ее сознание наглухо заблокировано. После медитации она встретилась с полицейским художником и попыталась подключить активное воображение, — в котором, кстати, была слаба, — и все же результат получился никакой. Несмотря на затраченное время и усилия, несмотря на мастерство художника, лицо на рисунке могло принадлежать любому мужчине в возрасте от тридцати до сорока лет.

Это может быть кто угодно, еще раз подумала Эйбра, разглядывая выданную ей копию портрета: худое лицо, длинные, слегка неопрятные каштановые волосы и тонкие губы.

Если бы потребовалось сказать точно, какие у него губы, то она не решилась бы утверждать, что они именно такие. Действительно ли они были тонкими или же она сказала так потому, что незнакомец вызвал у нее неприязнь?

Где же твоя хваленая наблюдательность? — сердито подумала Эйбра. А ведь раньше она считала, что ей этого качества не занимать — в отличие от остальных людей. Конечно, у нее никаких доказательств, что любитель тоника с лаймом тот самый злодей, что тайком проник в Блафф-Хаус. И тем не менее. Ладно, ничего не поделаешь, по крайней мере до выходных после праздника.

Вздохнув, она добавила в качестве последнего штриха еще один серебряный шарик в сережки, которые мастерила из цитрина и серебра, и заполнила карточку с описанием изделия. Семья Эли в данный момент уже в пути. Это хорошо. Что еще? По идее, дом полностью готов для семейного праздника. По крайней мере, уборка частично избавила ее от горестных мыслей о том, что она не сумела толком помочь в составлении фоторобота.

А ведь я так хотела, подумала Эйбра; снимая очки, которые надевала лишь для чтения и при изготовлении украшений. Увы, она была вынуждена признаться себе, что в душе надеялась принять участие в опознании взломщика и вероятного убийцы, помочь Эли сбросить с плеч груз проблем, способствовать разгадке тайны. Чтобы все вновь встало на свои места. Увы, в жизни так почти не бывает.

Теперь же от волнений и тревог она не находила себе места. Одно радовало — новые серьги получились очень даже симпатичные. Зато плохо другое, ее надежды на то, что творческая энергия разблокирует подсознание, не оправдались.

Эйбра привела в порядок рабочий стол, убрала в ящик инструменты, положила заготовки будущих изделий в снабженные этикетками коробки и вышла из своей крошечной второй спальни. Новые украшения она отнесет в подарочный магазин и, может даже, купит себе что-нибудь на вырученные деньги.

Эйбра решила пройтись пешком. Хотелось полюбоваться первыми, проклевывавшимися из земли желтыми нарциссами и синими гиацинтами, раскрашенными пасхальными яйцами на ветках деревьев, первыми цветками на кустах форзиции.

Ей всегда нравилось рождение нового времени года, будь то появление первой зелени весной или первый снег новой зимы. Увы, сегодня ее радость отравляла тревога. Может, стоит зайти к Морин? Уговорить ее прогуляться в деревню вместе?

Глупо постоянно думать, будто за тобой следят. Видимо, это запоздалая реакция на события последних дней. Не только в Блафф-Хаусе, но и на маяке, мысленно добавила она и повернула в его сторону. Ее никто не преследовал, но она не смогла удержаться и оглянулась.

Ей были хорошо знакомы эти дома и большинство их жильцов и владельцев. Она прошла мимо гостиницы "Серфсайд". Правда, для этого пришлось подавить в себе чувство страха и желание развернуться и со всех ног броситься обратно, к своему дому.

Нет, она не даст воли глупым мыслям, не откажет себе в удовольствии пройтись по рыбацкой деревне, ставшей для нее такой родной и дружелюбной. Она не станет думать о том, что кто-то нападет на нее сзади в темном пустом доме.

Ярко светило солнце, весело щебетали птицы, мимо с ветерком проносились машины. Прекрасный день. Оказавшись на главной улице с ее ресторанами и магазинами, где на тротуарах было полно людей, Эйбра облегченно вздохнула.

Перед витриной магазина подарков толпилась кучка зевак — не то туристы, приехавшие отдохнуть на взморье, не то родственники местных жителей, прибывшие в Виски Бич провести Пасху в кругу семьи. Эйбра уже собралась войти, но, увидев за прилавком Хизер, остановилась. Затем сделала шаг назад и принялась расхаживать перед входом.

— Черт! — пробормотала она. — Не везет так не везет!

Она не видела Хизер с того дня, как та, вся в слезах, убежала с занятия йогой. Ее отсутствие на следующих занятиях не особенно сказалось на доходах Эйбры, да и желания звонить и выяснять причину отсутствия не возникало.

Негативная энергия, сказала себе Эйбра и остановилась. Пора изгнать ее из сознания, заново сбалансировать энергию "цу". Может, тогда ей удастся устранить блокировку памяти, и она все припомнит. В любом случае Хизер не изменить, другой она никогда не станет. Нет смысла множить отрицательные эмоции ни ей, ни себе.

Эйбра заставила себя вернуться обратно и войти в магазин. Приятные запахи, хорошее освещение, добротные изделия местных умельцев. Настройся на волну позитива и не расставайся с ней, приказала она себе.

Эйбра небрежно кивнула второй продавщице. От нее не скрылось, что та слегка вздрогнула, хотя и продолжила обслуживать покупателя. Значит, Хизер уже поделилась слухами с коллегами. Но разве кто-то посмеет обвинить ее в этом?

Сделав решительное лицо, Эйбра подошла к тому концу прилавка, где стояла Хизер, и стала терпеливо дожидаться своей очереди. Она могла поклясться, что ее присутствие намеренно игнорируют. Когда Хизер освободилась, она шагнула вперед.

— Привет! У вас тут людно сегодня. Мне нужно пять минут для разговора с тобой. Могу подождать, когда ты освободишься.

— Не обещаю, что скоро. Слишком большой наплыв покупателей. — С этими словами Хизер вышла из-за прилавка и подошла к трем женщинам, рассматривавшим полки с товарами.

Эйбра почувствовала, как в ней закипает злость. Однако, сделав глубокий вдох, сдержалась. Затем, чтобы успокоиться окончательно, машинально взяла с прилавка дизайнерский набор бокалов для вина, на которые заглядывалась вот уже несколько недель, но не решалась купить, поскольку не могла себе это позволить.

— Извини, можешь проверить эти бокалы? Нет ли в них дефектов? — с натянутой улыбкой обратилась она к Хизер. — Мне они очень нравятся. Разве они не хороши? — спросила Эйбра у одной из покупательниц и тут же получила одобрение. Вторая покупательница взяла в руки высокие бокалы для шампанского работы того же мастера.

— Превосходный подарок на свадьбу.

— Неужели? — спросила Эйбра у улыбающихся женщин и повернула бокал к свету. — Обожаю бокалы с витыми ножками. В "Потаенных сокровищах" невозможно сделать неудачный выбор, — добавила она, одарив Хизер фальшивой улыбкой.

— Ну, конечно! Если у вас есть вопросы, задавайте! — ответила Хизер покупательницам и снова вернулась к прилавку.

— Теперь твоя покупательница я, — заявила Эйбра. — Во-первых, ты пропустила занятие.

С выражением неприязни на лице Хизер достала из-под прилавка пузырчатую упаковочную пленку и принялась завертывать бокалы.

— Я была занята.

— Мы скучали по тебе, — повторила Эйбра и прикоснулась к руке Хизер. — Извини, что у нас с тобой вышла размолвка. Наверно, я сказала обидные слова.

— Ты сказала их так, будто я назойливая особа, которая лезет не в свои дела… Но ведь, там действительно была полиция.

— Знаю. Но полиция была там не потому, что он совершил что-то предосудительное. Кто-то, взломав дверь, незаконно проник в Блафф-Хаус. Наверное, гот самый, кто забрался в дом раньше, в первый раз, и напал на меня в темноте.

— Я слышала. Еще одна причина моего беспокойства.

— Спасибо, что волнуешься обо мне, но на меня напал не Эли. В это время он был в Бостоне. И он не из тех, кто… — Эйбра быстро огляделась по сторонам, не желая, чтобы ее слова услышали посторонние люди. — Эли не мог убить детектива из Бостона, потому что в ту ночь я была с ним. Это факт, Хизер, зарегистрированный полицией.

— Полиция обыскивала Блафф-Хаус.

— Для того, чтобы во всем разобраться. Они могли обыскать и мой дом.

— Твой? — Отстраненное равнодушие на лице Хизер дало трещину, сменившись искренним удивлением. — Но почему? Это смехотворно. Такого быть не может.

Ну, все, барьер рухнул, подумала Эйбра, услышав в голосе Хизер обиженные нотки.

— Потому что есть один… один полицейский в Бостоне, который отказывается принимать во внимание очевидные улики и который вот уже год как одержимо верит в то, что Эли повинен в смерти жены. Теперь он копает и в моем направлении.

— По-моему, это ужасно.

— Я тоже так считаю, но поскольку нам нечего скрывать, то пусть эта ищейка вынюхивает, что ей надо. Теперь к расследованию подключилась наша местная полиция. Лично я доверяю ей больше.

— Мы сами о себе позаботимся, — заявила Хизер с гордостью за своих земляков. — Ты просто будь осторожна.

— Обязательно буду.

Хизер простукала бокалы на предмет возможных дефектов, и Эйбра машинально вздрогнула. Сунув руку в сумочку, чтобы достать кредитную карточку, она вспомнила о главной цели своего визита.

— Слушай, я совсем забыла. Я тут недавно сделала дюжину интересных штучек. — Она выложила на прилавок кучку запечатанных в пластиковые пакетики украшений. — Посмотри, когда у тебя будет время. Если что-то понравится, звони.

— Конечно. О, какая красота! — воскликнула Хизер, взяв в руки серебряные сережки, которые Эйбра закончила только сегодня. — Серебряные полумесяцы и цитрины — это просто прелесть!

— Какая красота! — восхитилась, подойдя к прилавку, та из покупательниц, которая решила купить бокалы для шампанского.

— Эйбра — наша умелица. Она принесла свои новые изделия, — пояснила Хизер.

— Как же нам повезло! Джоанна, ты только посмотри на эту прелесть! Вот на это ожерелье. Оно сделано как будто специально для тебя!

Эйбра и Хизер обменялись довольными взглядами. Судя по тому, как три покупательницы принялись разглядывать сережки и ожерелья, можно было сделать вывод, что сегодня заработает и магазин, и автор украшений.

Через полчаса Эйбра, купив себе рожок с мороженым, зашагала домой, чувствуя себя окрыленной. Она моментально продала половину своих новых ювелирных работ и получила деньги за два изделия, которые оставляла в магазине раньше. Теперь можно обновить гардероб. Она уже кое-что выбрала в Интернете и сделала закладку на своем любимом сайте.

Теперь у нее есть вожделенные бокалы для вина, Она пригласит к себе Эли, и они при свечах выпьют за ужином. Но до этого нужно провести еще один сеанс медитации, может даже, на этот раз воскурив ладан. Обычно она предпочитает свежий морской воздух, но пока что он плохо способствовал очищению сознания.

Сегодня все будет иначе. Она придет домой, распакует и вымоет новые бокалы, после чего поставит их в кухонный шкаф. Не исключено, что, разглядывая их, она добьется нужного эффекта.

Эйбра заранее приготовила блокнот, карандаш, копию фоторобота и положила все это возле кушетки, специально предназначенной для медитации. Считая себя в лучшем случае средним художником, она решила, что все же сумеет внести исправления и дополнения в портрет предполагаемого преступника.

Начав дыхательные упражнения, она подошла к шкафу, в котором хранила ладан и массу всяческих коробочек, которые скопились за долгое время.

Может, для раскрытия духовного ока стоит попробовать аромат лотоса? Она давно собиралась это сделать. Сняв с верхней полки большую коробку, Эйбра открыла крышку. В следующую секунду она с криком уронила коробку, как будто в ней подняла голову змея.

Ароматические палочки и конусы дождем полетели на пол. Вместе с ними упал и пистолет. Эйбра инстинктивно отпрянула. Ее первым желанием было убежать прочь, но разум возобладал.

Тот, кто спрятал пистолет в ее шкафу, сделал это не для того, чтобы его нашла именно она. Нет, он подложил его туда в расчете на то, что его обнаружит полиция. Эйбра попыталась сделать глубокий вдох.

Что означает одно: тот, кто держал это оружие в руках последним, совершил из него убийство. Придя к этому заключению, она взяла в руки телефон.

— Винни, у меня тут серьезная проблема. Можешь приехать ко мне?

Минут через десять Эйбра открыла Хансону дверь.

— Не знаю даже, что мне делать.

— Ты поступила правильно, позвонив мне. Где это?

— В спальне. Я к нему не притрагивалась. — Она провела Винни в комнату и отошла в сторону, когда тот наклонился, чтобы осмотреть оружие.

— Тридцать второй калибр.

— Тот самый, из которого?…

— Именно. — Хансон выпрямился, достал из кармана телефон и сделал несколько снимков.

— Ты не в форме, — сказала Эйбра. До нее наконец-то дошло. — Ты сейчас не на дежурстве. Ты был дома вместе с семьей. А я…

— Эйбра, послушай. — Винни обернулся и, осторожно обняв ее, по-отцовски погладил по спине. — Успокойся. Корбетт непременно захочет об этом узнать.

— Клянусь, это не мой пистолет.

— Знаю, что не твой. Никто и не станет так думать. Успокойся, — повторил он. — У тебя есть что-нибудь холодное?

— Холодное?

— "Кока-кола", холодный чай? Что-то в этом роде?

— Конечно, есть.

— Я бы выпил чего-нибудь холодненького. Приготовишь для меня?

Эйбра поняла: это он хочет, чтобы она чем-то занялась и немного успокоилась. Ну, хорошо, она так и сделает. Достав кастрюлю, она налила в нее воды, добавила сахара и, поставив на огонь, принялась выдавливать из лимонов сок.

Когда Винни вошел на кухню, она уже выливала лимонад в высокий стеклянный кувшин.

— Можно было придумать что-нибудь попроще.

— Мне нужно чем-то занять руки.

— Свежий лимонад. Не было, и вдруг появился.

— Ты его заслужил. Передай Карле, что мне стыдно, что испортила вам выходной.

— Она вышла замуж за копа, Эйбра. И все понимает. Корбетт скоро приедет. Он хочет осмотреть твой дом.

Эйбра была только "за", лишь бы смерть, связанная с ее находкой, навсегда исчезла из ее жизни.

— И тогда ты заберешь эту штуку.

— И тогда мы ее заберем, — пообещал Винни. — Так что наберись мужества. И не бойся, я буду рядом.

— Я вышла из дома и отправилась в деревню. Находилась какое-то время в магазине подарков. Потом купила мороженое и пошла домой, — рассказала Эйбра, разливая лимонад по бокалам со льдом, после чего придвинула ближе к гостю тарелку с рассыпчатым печеньем. — Я отсутствовала чуть больше часа. Примерно час с четвертью.

— Ты закрыла дверь?

— Да, закрыла. Я помню об осторожности, особенно с тех пор, как в Блафф-Хаус кто-то забрался без спроса.

— Когда ты в последний раз заглядывала в эту коробку?

— Я редко пользуюсь ладаном, и тот, что у меня есть, я покупала давно. Не могу точно вспомнить, когда открывала коробку в последний раз. Может, две недели тому назад, может, три.

— Сегодня тебя довольно долго не было дома.

— Точно. У меня были занятия, я занималась уборкой и делала покупки, для себя и для моих учениц. Выполняла кое-какие поручения. Почти все ночи я проводила с Эли. Я думаю, Винни, пистолет подложил тот, кто убил Кирби Дункана, чтобы навлечь на меня подозрения.

— Думаю, твоя догадка верна. Не возражаешь, если я сейчас осмотрю окна и двери? Кстати, замечательный лимонад получился, — похвалил он. — И печенье очень вкусное.

Эйбра не пошла за ним и осталась на месте. Винни вернется довольно быстро, ведь дом невелик. Из трех спален одна, крошечная, — та самая, где она делала украшения, — скорее напоминала кладовку. Еще в доме имелась кухня и гостиная, а также две маленькие ванные комнаты.

Да, двери и окна можно проверить быстро. Эйбра встала и решила выйти на заднее крыльцо. Еще один "козырь" для потенциального покупателя. В хорошую погоду она использовала это место как продолжение дома, как дополнительное жилое пространство. Отсюда открывался чудный вид на часть мыса с маяком, отсюда можно было любоваться красотой моря и неба.

Что ей и нужно. Этот вид всегда доставлял радость, поднимал настроение. И вот теперь кто-то осквернил ее жилище своим присутствием. Кто-то побывал в ее доме, прошелся по ее комнатам и оставил, точнее спрятал, в ее жилище след смерти.

Услышав шаги Винни, она обернулась и подождала, пока он осматривал заднее крыльцо.

— Здесь у тебя есть окна, которые не закрываются, плюс пара окон на фасаде тоже открыты.

— Я идиотка.

— Неправда.

— Я люблю свежий воздух в доме. У меня просто пунктик на этот счет. — С этими словами Эйбра дернула себя за волосы. Это проще, чем дать самой себе пинка. — Удивительно, но некоторые окна я все-таки иногда закрываю.

— Я нашел пару волокон ткани, оставшихся на оконной раме, — сообщил Винни и сделал еще пару снимков. — У тебя найдется пинцет?

— Да, сейчас принесу.

— Черт, не догадался взять с собой стандартный набор криминалиста, — отругал себя полицейский, когда Эйбра подошла к нему с пинцетом в руках. — Я взял только пакетик, чтобы положить в него пистолет. Это, наверное, Корбетт, — сказал он, когда раздался стук в дверь. — Хочешь, я открою?

— Не надо, я сама.

Не выпуская пинцета из рук, она открыла дверь.

— Детектив Корбетт, спасибо, что пришли. Винни… то есть мистер Хансон сейчас в кухне. Пистолет… Я покажу вам его.

Эйбра отвела его в спальню.

— Я уронила коробку… Из нее все вылетело, и внутри я увидела пистолет. В этой коробке я храню ладан.

— Когда вы в последний раз открывали коробку?

— Я уже рассказывала Винни, что это было три недели назад. Кстати, он уже его сфотографировал, — произнесла она, видя, что Корбетт достает из кармана фотоаппарат.

— С вашего позволения, я тоже сфотографирую вашу находку. — Полицейский опустился на колени, вытащил из кармана карандаш и подцепил им за скобу пистолет. — У вас есть оружие, мисс Уолш? Пистолет?

— Нет. У меня никогда не было пистолета. Я никогда даже не держала в руках оружие. Моя мать была решительно настроена против любых игрушек, имитирующих оружие. Я любила головоломки и обычные игрушки. Знаете, мне сейчас не по себе. Мне не нравится, что в моем доме оказалось оружие.

— Мы заберем его с собой, — пообещал Корбетт и натянул на руки пластиковые перчатки. В следующую секунду в спальню вошел Хансон.

— Детектив, в доме было несколько незапертых окон. Эйбра сказала, что редко их закрывает. В одном окне задней части дома я обнаружил несколько волокон ткани.

— Мы отправим все на экспертизу. Кто из посторонних был в доме в последние две недели?

— Раз в неделю я провожу у себя в доме занятия йогой, обычно по вечерам. Значит, были мои подопечные. Забегали дети соседки. О господи, дети! Какой ужас! Скажите, пистолет заряжен?

— Да, он заряжен.

— Что было бы… если бы его нашли дети?… Могло случиться все, что угодно. Они не смогли бы снять коробку с полки, но если бы… — Эйбра не договорила и зажмурилась от страха.

— Кто-нибудь что-то ремонтировал в вашем доме в последнее время? — спросил Корбетт, убирая в карман завернутый в пластиковый пакетик пистолет.

— Нет, никто.

— Приходил к вам домовладелец? Служащие из компании кабельного телевидения? Кто-то другой?

— Нет, были только любители йоги и соседские дети.

— Эли Лэндон?

Глаза Эйбры недобро блеснули. Корбетт внимательно наблюдал за выражением ее лица.

— Вы же сказали ему, что верите в его невиновность.

— Я вынужден еще раз повторить свой вопрос. Он был в вашем доме?

— Последние несколько недель в моем доме он не был. Он старается как можно реже покидать собственный дом, после того как кто-то побывал в нем в первый раз. Я была вынуждена хитростью выманить его из дома, чтобы навести там порядок к приезду родственников в эти выходные.

— Хорошо, давайте взглянем на эти волокна.

Корбетт и Хансон внимательно осмотрели волокна ткани, затем с помощью пинцета сняли их и положили в пакетик для сбора улик.

— Не хотите лимонада, детектив? Я только что сделала.

— Было бы неплохо. Но после этого давайте сядем и поговорим, хорошо?

В голосе Корбетта ей послышалось нечто такое, отчего ее ладони сделались липкими от пота. Эйбра налила лимонад в стакан и села за стол.

— Подозрительных людей, бродивших возле вашего дома, вы не замечали в последнее время?

— Нет, я никого не видела. Того человека из бара, что заказывал тоник с лаймом, я больше нигде не встречала. Я бы узнала его, хотя и не смогла вспомнить его приметы. Именно по этой причине я и полезла за ладаном. Хотела помедитировать под его запах, чтобы открыть подсознание и лучше вспомнить его внешность. До этого я несколько дней нервничала и надеялась немного прочистить сознание.

— Нервничали?

— В этом нет ничего необычного, если вспомнить события последнего времени. И… — Черт бы его побрал! — За мной кто-то следит.

— Вы видели, что за вами кто-то следил?

— Нет, но я это чувствую. Это не игра воображения. Теперь я знаю, что такое, когда кто-то следит за каждым твоим шагом. Вы, наверное, в курсе того, что случилось со мной несколько лет назад.

— Да, я все знаю.

— То же самое знакомое чувство. Причем вот уже несколько дней.

Эйбра посмотрела на окно, которое забыла закрыть, на застекленную дверь, выходящую на крыльцо, на горшки с цветами, которые она выставила на солнце.

— Я часто ухожу из дома и большую часть ночей провожу с Эли. Но поскольку я забываю закрыть окна и тем самым проявляю беспечность, вынуждена признать, что злоумышленник мог легко проникнуть в мой дом и подложить этот пистолет. Но для чего? Не понимаю, почему он выбрал меня и мой дом. Зачем? Если кто-то решил опорочить меня, подвергнуть сомнению алиби Эли, зачем ему прятать пистолет у меня, а не в Блафф-Хаусе?

— Мы обыскали дом Эли Лэндона до того, как злоумышленник успел подложить пистолет. Или, возможно, тогда он не собирался этого делать, — сказал Хансон. — Извините, детектив, что перебил вас.

— Ничего страшного. В последние дни Вулф пытался получить ордер на обыск вашего дома, мисс Уолш. Но его начальство на это не пошло, так же как и мое. Однако он продолжает гнуть свою линию. Утверждает, что получил анонимный звонок, в котором сообщалось, что звонивший видел женщину с длинными волосами, направлявшуюся к маяку в ту ночь, когда был убит Кирби Дункан.

— Понятно, — отозвалась Эйбра. Ей казалось, будто в ее желудке разверзся бездонный каньон. — Вы находите в моем доме пистолет. Из этого следует, что это я стреляла в Дункана или была сообщницей убийцы. Неужели мне придется звонить моему адвокату?

— Вообще-то это не помешает, но в данный момент мне все это сильно напоминает ловушку. Но тем не менее нам придется сделать все, что требуется по закону.

— Хорошо.

— Послушайте, мисс Уолш… Эйбра, — произнес он, попробовав лимонад. — Я скажу вам, как мое начальство смотрит на это дело и как мой начальник поведет себя. Если вы имеете какое-то отношение к убийству Дункана, то почему вы, черт побери, не выбросили пистолет со скалы в море, особенно после того, как мы произвели обыск в Блафф-Хаусе? Для чего вам было прятать оружие в коробку с благовониями? В таком случае вы получаетесь круглой дурой, которой не хватает мозгов, чтобы избавиться от улик. Но при общении с вами понимаешь, что вы совсем не такая.

Не доверяя собственному голосу, Эйбра кивнула в ответ.

— Вы нашли в своем доме пистолет и позвонили в полицию, чтобы сообщить о находке. По случайному совпадению, полицейский, занимающийся расследованием убийства жены Эли Лэндона, получает анонимный звонок — с заранее оплаченной одноразовой симки, — в котором сообщается, что через три недели после случившегося этот самый аноним в ночь убийства видел возле маяка женщину, похожую на вас, Эйбра, с такими же волосами и такой же фигурой.

— И детектив Вулф поверил этому анониму.

— Мы этого точно не знаем, но он пытался на основании этого звонка добиться ордера на обыск в вашем доме. Судя по всему, пистолет вам действительно подбросили. Преступник подстроил ловушку, причем, как мне кажется, не слишком убедительную. Думаю, что и Вулф не поверит в нее, но от своей затеи обыскать ваш дом тоже не откажется.

— Но здесь нет ничего такого… Ничего… только этот пистолет.

— Нам придется поступить так, как требует закон. Я могу обратиться к начальству за ордером, но будет лучше, если вы сами разрешите полиции осмотреть дом.

Эйбре была неприятна сама мысль об этом. Но что поделать? Лишь бы все поскорее закончилось.

— Хорошо, обыскивайте, смотрите, ищите, делайте все, что вам нужно.

— Великолепно. Когда мы закончим, я хочу, чтобы вы убедились, что окна и двери в вашем доме надежно закрыты.

— Обещаю вам. Думаю, что ночи я буду проводить или в Блафф-Хаусе, или у моей соседки, до тех пор, пока… в общем, какое-то время. Да, вам ведь теперь придется и Эли сообщить об этом? — Она опустила руку, поймав себя на том, что машинально крутит на шее кулон. — Скоро приезжает его семья. Они хотят все вместе отпраздновать Пасху. Если станет известно, что я нашла пистолет, все ужасно расстроятся.

— До тех пор, пока не возникнет необходимости еще раз поговорить с ним я ничего не стану ему рассказывать.

— Спасибо.

— Я позвонил начальству и попросил, чтобы прислали кого-нибудь снять отпечатки пальцев…

— Я все понимаю, это работа.

— Верно.

Вскоре появились вызванные Корбеттом специалисты. Дом невелик, подумала Эйбра, обыск проведут быстро. Придется уступить, уйти, чтобы не путаться под ногами. Наверное, Эли испытывал то же самое, решила она, когда к нему домой в поисках улик приходила полиция и обыскивала все комнаты. Ему, как и ей, казалось, что дом на какое-то время перестал быть его домом. Принадлежащие ему вещи перестали быть его вещами.

К Эйбре подошел Винни.

— Они уже заканчивают. Ничего не нашли, — сообщил он. — Ни на окнах, ни на коробке отпечатков не обнаружено. — Он дружески погладил ее по спине. — Обыск — это формальность, Эйбра. Успокойся. То, что ты согласилась на него, не требуя ордера, лишь добавляет очков в пользу в версии, что оружие тебе подбросили.

— Я понимаю.

— Хочешь, я еще побуду с тобой?

— Нет, не надо. Тебе нужно домой, к семье. — Раскрашивать вместе с сыном пасхальные яйца, мысленно добавила она. — Зачем тратить на меня свое личное время?

— Тогда звони мне когда угодно и по любому поводу.

— Обязательно. Сейчас немного приведу себя в порядок и отправлюсь в Блафф-Хаус. Хочу увидеться с Эстер.

— Передавай ей от меня привет. Могу тебя подождать, и мы вместе выйдем из дома.

— Нет, спасибо, не надо. Не беспокойся за меня. Сейчас светлый день. На берегу полно людей. Он не посмеет напасть на меня.

— Обязательно закрой двери и окна.

— Непременно.

Эйбра проводила Хансона до порога. Соседка из дома напротив помахала ей рукой и продолжила вскапывать в палисаднике землю. По улице катились на велосипедах двое мальчишек.

Вокруг слишком много людей, заверила себя Эйбра. Никто не осмелится напасть на меня в этот час. Да и какой смысл?

Взяв пакет для мусора, она зашла в спальню, где, опустившись на колени, сложила в него все, что было рассыпано по полу, вместе с коробкой. Она не знала, к чему прикасался этот тип. Но даже если бы и знала, то все равно выбросила бы все, что было в шкафу.

Затем она слегка освежила макияж, взяла сумку и сунула в нее нужные вещи, включая рисунок. Прибрав в кухне, достала пироги с земляникой и ревенем, что испекла накануне, сложила их в картонную коробку. Отнесла все это в машину и вернулась за кошельком. Закрыв входную дверь, Эйбра почувствовала, как екнуло ее сердце.

Она так любит этот дом! Вот только когда она снова почувствует себя в нем в безопасности?

Глава 19

Блафф-Хаус наполнился людьми, шумом и суетой. Эли уже забыл, как могут звучать одновременно много голосов, как много дел могут накладываться одно на другое, как много может возникнуть вопросов, требующих немедленного ответа. После короткого первоначального шока он пришел к выводу, что ему даже нравится воцарившийся в доме хаос. Нравится переносить багаж наверх, а тарелки на кухню, нравится наблюдать за шустрой племянницей, сующей нос во все углы, видеть, что сделал матери приятное, когда предложил фрукты и сыр, сказав, что все, наверное, проголодались с дороги.

Но самое большое удовольствие ему доставило наблюдать за стоящей на террасе Эстер. Она смотрела на море, и ветер трепал ее седые волосы. Эли подошел к ней, и они обнялись. Сидящая у ног бабушки Сэди подняла голову, вильнула хвостом и снова погрузилась в сон.

— Солнце согревает старые косточки, — сказала Эстер. — Мои и Сэди. Ох, как же я соскучилась по дому.

— Понимаю тебя, — ответил Эли. — Думаю, что и дом соскучился по тебе.

— Мне тоже хочется так думать. Смотрю, ты высадил в горшки анютины глазки.

— Это не я, это Эйбра. Я их только поливаю.

— Коллективная работа — хорошее дело. Меня согревала мысль о том, что в доме теперь ты, Эли. Для меня самым главным было не то, что за ним кто-то присматривает, а то, что в нем поселился ты, мой внук. Мне кажется, дом соскучился и по тебе тоже.

Эли испытал знакомое чувство раскаяния.

— Прости, что я так долго не приезжал в Блафф-Хаус. Нужно было сделать это раньше.

— Ты знаешь, что я терпеть не могла заниматься домом?

Эли оторопел.

— Ты?! Эстер Лэндон? Я всегда думал, что ты любишь этот дом.

— Твой дед в нем души не чаял. Мне приходилось принимать пилюли, чтобы мой желудок работал исправно. Я люблю море, но предпочитаю любоваться им с берега. Мы часто отправлялись в море на корабле, и я не жалею ни об одной минуте, проведенной там вместе с мужем. Брак — это непрерывная цепочка компромиссов, и в лучших своих проявлениях они становятся основой жизни и брачного союза. Ты постоянно шел на уступки, Эли, и тебе не за что извиняться.

— Я готов завтра выйти с тобой в море.

— Нет, спасибо, лучше не надо, — рассмеялась Эстер.

— Тогда зачем ты держишь яхту?

Когда Эстер, ничего не сказав, лишь улыбнулась ему, он все понял. Ради любви, подумал он, и прижался губами к щеке бабушки. Она отодвинулась и заглянула ему в глаза.

— Говорят, теперь у тебя есть собака.

— Можно сказать и так. Барби было нужно жилье. Я взял ее к себе.

— Обзавестись собакой — разумное дело. — Эстер оперлась на трость и еще раз посмотрела на внука. — Ты выглядишь лучше, чем раньше.

— Хочу надеяться. Кстати, ты тоже, бабуля.

— Знаешь, я тоже на это надеюсь. Мы с тобой парочка израненных воинов, разве не так, юный Эли? — усмехнулась она.

— И теперь мы с тобой идем на поправку, чтобы снова встать в строй. Пойдем-ка в дом, тут прохладно.

Эстер вздохнула и, крепко взяв его за руку, позволила отвести себя в комнату и усадить в кресло.

— Мне еще долго предстоит выздоравливать.

— Ты прекрасно подлечишься здесь. Я буду с тобой столько, сколько понадобится.

— Садись, Эли, — велела она ему. — Да, я намерена вернуться, но чуть позже. Было бы непрактично и неразумно переехать сюда и постоянно ездить в Бостон к опостылевшим врачам.

— Я могу отвозить тебя туда, когда понадобится. — Он только сейчас, увидев, как Эстер с террасы любуется морем, понял, как сильно истосковался по ее возвращению в Блафф-Хаус. — Мы можем договориться о твоем лечении здесь, в Виски и Бич.

— Боже, мы даже думаем одинаково! Это первое, что мне пришло в голову, когда я очнулась в больничной палате. Желание вернуться сюда, в наш дом, помогло мне пережить самое тяжелое время. В нашем роду никогда не было хлюпиков, а жизнь с твоим дедом закалила мой дух. Доктора, которые были во мне не уверены, еще удивятся, когда я окончательно стану на ноги.

— Просто они не знали, кто такая Эстер Лэндон.

— Теперь знают, — ответила Эстер. — Не все делается так быстро, как хочется. Мне нужна твоя мать. Мне нужен твой отец. Он хороший сын и всегда был таким. Я уже встала на ноги, но мне часто нужен отдых, подолгу ходить я пока не могу. Так что я, мой дорогой, побуду в Бостоне, пока не пойму, что здоровье мое полностью восстановилось. А ты, Эли, оставайся здесь.

— Как скажешь. Если тебе этого хочется.

— Вот и решили. Сейчас мне хочется лишь этого. Как, впрочем, и всегда. Было время, когда мне казалось, что я буду последней из рода Лэндонов, кто жил в Блафф-Хаусе. Я не раз задавала себе вопрос: неужели моя неприязнь к Линдси была вызвана тем, что она так старалась привязать тебя к Бостону?

— Бабушка…

— Это может показаться неприятным, но отчасти все было именно так. Я бы примирилась с этим или хотя бы попыталась примириться, если бы она сделала тебя счастливым, как Триша — своего мужа.

— В этом моя сестра — дока, великий талант, согласна?

— Она пошла в вашего деда и вашего отца. Она была рождена и воспитана для того, чтобы продолжить семейное дело. Ты, Эли, больше похож на меня. Мы справляемся с делами и можем вести наш бизнес, когда того требует судьба, да и разумом господь нас не обделил. Но все-таки главная наша стезя — служение высокому искусству. — Эстер потрепала внука по руке и добавила: — Даже когда ты решил стать юристом, истинное счастье тебе все-таки приносила литература.

— Да, творчество казалось мне развлечением, забавой, а не работой. Но сейчас оно стало работой, смыслом жизни. Когда я был юристом, мои адвокатские дела представлялись мне куда более важным делом — в отличие от грез наяву, как тогда я воспринимал литературное творчество.

— Ты считал это грезами?

— Не совсем. Это Линдси так говорила. — Эли почти забыл об этом. — Вряд ли она хотела меня обидеть… но несколько коротких рассказов — это действительно не слишком впечатляет. Ей больше нравилось то, что производит впечатление, так что у нее и в мыслях не было меня оскорблять. Она не притворялась, она всегда была самой собой. Но если считать брак цепочкой компромиссов, то, увы, следует признать, что Линдси редко шла на уступки. Или я просто не замечал ее уступок. Те, кто утверждает, что о мертвых следует говорить только хорошее, просто не имеют мужества говорить правду.

— Но ты мужественней человек.

Эли не ожидал, что с кем-то заговорит о Линдси, тем более с собственной бабушкой. Но, наверное, это случилось потому, что они с Эстер сейчас в их родовом гнезде.

— Не могу сказать, что это была исключительно ее вина.

— Согласна. Так не бывает, чтобы кто-то был полностью в чем-то виноват.

— Я думал, что мы с ней пойдем по жизни вместе, соединим наши сильные и слабые стороны для достижения общих целей. Но я женился на принцессе. Отец Линдси ее так всегда и называл, принцессой.

— Да, верно, теперь я вспоминаю.

— Она всегда получала то, что хотела. Ее воспитали в убеждении, что в жизни ей все будет доставаться легко, без особых усилий. Она от природы была обаятельна, красива и непоколебимо уверена в том, что ее жизнь должна быть совершенной, такой, как она захочет.

— Но жизнь — не сказка даже если ты считаешь себя принцессой.

— Верно, — согласился Эли. — Оказалось, что ее жизнь со мной была далека от сказочной.

— Да, она была молодой и избалованной, но думаю, что с возрастом стала бы мудрее. Она была обаятельна, разбиралась в искусстве, моде, интерьере. Но надо честно признать: Линдси была тебе не пара. Вы с ней были слишком разными, совершенно не созданы друг для друга.

— Ты права, — согласился Эли. — Совместная жизнь у нас не сложилась.

— Самое мягкое, что можно о вас сказать, — вы оба допустили ошибку. Но она заплатила за свою ошибку слишком большую цену, и мне ее жаль. Такая молодая, такая красивая женщина. Ей бы жить и жить, но ее жизнь оборвала смерть, бессмысленная и жестокая. И тут уж ничего не поделаешь.

Не совсем так, подумал Эли. Убийца должен ответить за это.

— Хочу задать тебе вопрос, — продолжила Эстер. — Ты счастлив здесь?

— Я был бы безумцем, если бы не был счастлив в родном доме.

— Тебе хорошо здесь работается?

— Лучше, чем я ожидал или надеялся. Большая часть прошлого года, когда я только взялся за книгу, была, по сути, попыткой бегства от жизни. Теперь писательство — мое главное занятие. Я хочу стать хорошим писателем. Думаю, что мое пребывание здесь помогало мне в этом.

— Потому что это — твой родной дом, Эли, а Виски Бич — твой родной край. Что касается Триши, то ее жизнь, ее семья и ее дом — в Бостоне. — Эстер посмотрела через застекленные двери террасы на Сэди и Барби. — Блафф-Хаус для нее — это место, куда можно приехать на выходные и праздники, где можно проводить отпуск летом и отдыхать зимой. Блафф-Хаус никогда не был для нее родным домом.

— Это твой дом, бабушка.

— Да, ты прав, Эли, — согласилась Эстер и посмотрела на морскую гладь. — Вон на том берегу я влюбилась в твоего деда. Это было пьянящей весенней ночью. Я поняла, что он будет моим и этот дом станет нашим домом, в нем появятся на свет наши дети, в нем мы проживем наши жизни. Это мой дом, и я вольна им распоряжаться как угодно.

Она повернулась к Эли. Ее нежный взгляд сделался решительным и твердым.

— Если только ты не скажешь мне или не убедишь меня в том, что он тебе не нужен и ты не можешь жить в нем и быть счастливым, я отдам распоряжение оставить его тебе в наследство.

Эли в изумлении посмотрел на нее.

— Бабушка, ты не можешь отдать мне Блафф-Хаус.

— Я могу поступить так, как пожелаю, мой мальчик. — С этими словами Эстер похлопала его по руке. — Я всегда довожу до конца то, что задумала.

— Но, бабушка!..

Эстер снова похлопала его по руке, на этот раз строже.

— Блафф-Хаус — это дом, а в доме непременно кто- то должен жить. Ты его наследник, и на тебя ложится ответственность за него. Я хочу знать, желаешь ли ты сделать его своим. Или ты хотел бы жить где-то в другом месте?

— Нет, не хотел бы.

— Тогда решено. Уфф, я как будто сбросила с сердца тяжкий груз, — сказал Эстер и, удовлетворенно вздохнув, снова посмотрела на море.

— Неужели?

— Меня окончательно убедило то, что ты оставил себе собаку, — улыбнулась она и ласково погладила внука по руке.

В следующее мгновение дверь, ведущая на террасу, распахнулась, и на пороге появилась Триша.

— Если вы способны оторваться от кресел, то добро пожаловать в нашу компанию. Пора красить пасхальные яйца.

— Верно, займемся этим важным делом. Дай мне руку, Эли. Садиться я могу легко, а вот встаю я с трудом.

Эли помог бабушке встать, после чего обнял ее за плечи.

— Я возьму на себя заботы о доме, обещаю тебе. Но ты приезжай поскорее.

— Договорились.

Слова Эстер заставили его задуматься, но стоило ему взяться за раскраску пасхальных яиц, как все мысли улетели прочь. Эли самозабвенно отдался этому занятию, и когда зазвонил колокольчик входной двери, весь кухонной стол был завален раскрашенными яйцами и заляпан краской.

В сопровождении верной Барби он пошел открыть дверь. На пороге стояла Эйбра. На обоих плечах по сумке. В руках — поднос.

— Извини, не хватает рук, чтобы самой открыть дверь.

Эли улыбнулся и поцеловал ее.

— Я как раз собирался тебе позвонить, — сообщил он и, взяв поднос, отошел в сторону, чтобы дать ей пройти. — Думал, ты придешь раньше. Знала бы ты, с каким великим трудом мне удалось приберечь для тебя несколько пасхальных яиц.

— Спасибо. Просто меня задержали дела.

— Что-то случилось?

— Почему что-то должно случиться? — вопросом на вопрос ответила Эйбра, ставя сумки на пол. — Привет, Барби! — Она решила рассказать обо всем позже, чтобы не портить людям праздник. — Просто пирожки быстро не испечешь.

— Пирожки?

— Пирожки. — Она забрала у Эли поднос, и они вместе прошли в дом. — Судя по звукам, к тебе кое-кто приехал.

— Такое впечатление, будто они здесь уже неделю.

— Это хорошо или плохо?

— Это хорошо, даже очень хорошо.

Эйбра и сама это поняла, как только вошла в кухню. Семья в полном составе сидела за столом. Здесь же подсыхали пасхальные яйца, раскрашенные с разной степенью художественного вкуса и изобретательности. Когда на нее обратились взгляды присутствующих, она широко улыбнулась и постаралась выбросить из головы все неприятности.

— Всех с Пасхой! — объявила она, ставя поднос с пирожками на стол. Затем подошла к Эстер и обняла ее: — Рада снова видеть тебя. Рада видеть вас всех!

— Дай мне посмотреть на тебя. Я скучала по тебе, Эйбра.

— Хочу, чтобы ты чаще приезжала.

— Так ведь у тебя всегда полно забот. Но я еще побуду здесь, и мы посидим с тобой, ты с бокалом вина, а я с бокалом мартини, и всласть посплетничаем. Знаешь, мне тоже нисколько не стыдно признаться, что я тоже скучала по тебе.

— Спасибо. Привет, Роб! — Чтобы обнять отца Эли, Эйбре пришлось встать на цыпочки. Затем она обняла всех остальных членов семьи. Естественно и искренне. Наблюдая за ней в окружении близких ему людей, Эли понял, что она самым непостижимым образом вошла в их жизнь и стала ее неотъемлемой частью.

Только сейчас до него дошло, что он сам… отдалился от семьи. Причем сделал это сам. И довольно давно.

Через считаные минуты Эйбра оказалась рядом с его сестрой, и у них завязался разговор о том, как лучше расписывать пасхальные яйца и какое имя стоит дать будущему ребенку.

Отец отвел Эли в сторону:

— Пока они тут занимаются делами, отведи меня в подвал. Посмотрим, что там такое.

Не самое приятное дело, однако отговорок у Эли не нашлось. Они с отцом спустились в подвал. Роб задержался возле винного погреба, встал, сунув руки в карманы брюк. Эли же неожиданно подумалось, насколько они с ним похожи: одинаковый рост и телосложение, одинаковый цвет глаз и походка.

— Когда была жива моя бабушка, здесь все было заставлено банками с желе, джемами, консервированными овощами и фруктами. Вот тут стояли ящики с яблоками и мешки с картошкой. Мне казалось, Эли, что в подвале пахнет осенью и ее дарами. Твоя бабушка продолжила эту традицию, правда, в более скромных масштабах. К тому времени понемногу сошли на нет бесконечные пышные званые вечера и приемы.

— Я застал кое-какие пышные званые вечера.

— Ну, это не сравнить с тем, что бывало раньше, — сказал отец, когда они прошли дальше, в глубь подвала. — Мы принимали сотни гостей, из которых несколько десятков оставались на несколько дней или даже недель. Это отнимало массу свободного времени, горы продуктов и реки напитков. Не говоря уже о прислуге. Мой отец был предпринимателем до мозга костей. Если он и исповедовал какую-то религию, то это был бизнес и только бизнес.

— Я никогда раньше не слышал про коридоры для прислуги. Лишь недавно о них узнал.

— В детстве, к своему великому разочарованию, я узнал о том, что их закрыли еще до моего рождения. Мама говорила, что это нужно сделать и с частью подвала. Мне нравилось тайком спускаться туда вместе с моими приятелями. Одному богу известно, почему подвал так манил нас.

— Меня тоже. Я делал то же самое.

— Думаешь, я это не знал? — усмехнулся Роб и похлопал сына по плечу. Когда они подошли к старой части подвала, он остановился.

— Боже праведный! Ты мне сказал, что яма большая, но я и представить себе не мог, насколько она велика! Что это за безумие такое?

— Думаю, это лихорадка кладоискательства. Все остальные мотивы просто не имеют смысла. Жить в Виски Бич и не заразиться этой лихорадкой, кажется, невозможно.

— Да, ею все тут переболели, пусть даже в самой легкой форме.

— Значит, и ты тоже?

— Да, и я тоже. Подростком я, как и все, верил в приданое Эсмеральды. Перечитал все книги, охотился за старинными картами. Брал уроки подводного плавания, чтобы стать настоящим искателем сокровищ. Потом стал старше и вырос, так сказать, из коротких штанишек кладоискателя. Но все равно в моей душе остался уголок, где по-прежнему живет способность верить в чудеса. Но это… бессмысленно. И опасно. Полиция выяснила, кто это делал?

— Не знаю. Может, они что-то и выяснили, но мне ничего не сказали. Их можно понять, они расследуют убийство.

Эли уже много думал об этом, взвешивал все "за" и "против", но так и не решил, стоит ли рассказать отцу все. Однако в самый последний момент пришел к выводу, что молчать не стоит.

— Думается, убийство и поиск клада в подвале как-то связаны, — признался он.

Роб пристально посмотрел на сына.

— Мне кажется, что пора вывести собак на прогулку. Давай пройдемся, и ты расскажешь мне, как и почему это может быть связано.

* * *

Эйбра и Эстер перешли в утреннюю комнату и устроились в креслах.

— Здесь так красиво, — похвалила Эйбра. — Мне нравится приходить сюда.

— Ты прекрасно ведешь хозяйство. Я знала, что на тебя можно понадеяться, — ответила Эстер и указала на горшки с цветами, выставленные на наружную террасу. — Говорят, что это твоя работа.

— Мне оказали небольшую помощь. Хотя Эли не слишком умелый садовод.

— Ну, это дело поправимое. Он здорово изменился, после того как перебрался в Блафф-Хаус.

— Ему понадобилось время и новое пространство.

— И не только это. Я заметила, что в чем-то он остался прежним, а в чем-то сильно изменился. И меня это радует, Эйбра.

— Эли стал другим, не таким, как сразу после приезда. Он выглядит счастливым, а тогда был каким-то потерянным, печальным и раздражительным.

— Знаю. Он столько всего пережил за прошлый год. Даже, как говорится, махнул на себя рукой, но потом дал обещание снова вернуться к нормальной жизни. Сдержать обещание — важное для мужчин дело.

— Он любил ее? Я боюсь задать ему этот вопрос.

— Наверное, он любил в ней какие-то отдельные черты, надеялся, что им все-таки удастся найти общий язык. Хотел сильно всей душой и потому дал себе такое обещание.

— Обещание — страшная вещь.

— Для кого-то — да, страшная. Но не для таких мужчин, как Эли. И не для тебя, Эйбра. Будь он счастлив в браке, он мог бы стать совсем другим человеком, мог бы по-другому реализовать себя в жизни. Мог быть доволен своей адвокатской карьерой, жизнью в Бостоне и непременно сдержал, бы данное себе обещание. Я потеряла бы того мальчика, которому когда-то нравилось жить в Виски Бич, но обрела бы внука, у которого нет никаких проблем. То же самое можно сказать и про тебя.

— Пожалуй, ты права, Эстер.

— Он общается с другими людьми?

— Ему нравится одиночество, хотя это естественно для литературного творчества, которому он себя посвятил. Но Эли понемногу расширяет круг общения. Он уже немного подружился с Майком О'Малли, стал снова видеться с Винни Хансоном.

— Помню этого лохматого парня. Он все время ходил полуголый, вечно таскал с собой доску для серфинга и, подозреваю, покуривал "травку". Неужели он действительно стал полицейским?

— Мне казалось, Винни тебе всегда нравился.

— Да, он был приветливым юношей. Я рада, что Эли снова подружился с ним и с Майком.

— Мне показалось, что Эли довольно легко сошелся с ними. Однажды он провел весь вечер вместе с Майком в нашем пабе и там же познакомился со Стоуни. Они тогда оттянулись по полной!

— О господи! Надеюсь, его довезли до дома. Ты понимаешь, что я не Стоуни имею в виду.

— Мы дошли до дома пешком, — ответила Эйбра и тут же поняла, что это самое "мы" прозвучало двусмысленно, особенно когда заметила, как Эстер удивленно подняла брови.

— Понятно. — Скривив уголки губ, Эстер сделала глоток мартини из бокала. — Мне кажется, что все очень рады, что ты пришла и проведешь с нами этот уик-энд.

— Не хочу быть источником неловкой ситуации. Ведь ты так многое для меня значишь.

— При чем тут неловкость? Когда я попросила Эли пожить здесь, я надеялась, что родной дом поможет ему восстановить душевное равновесие. Надеялась, что вы… ты и он, подружитесь, начнете вместе приходить в дом.

— Правда?

— Почему бы нет? Если нужно, я вмешалась бы, но, разумеется, после того, как снова встала бы на ноги. Скажи, ты любишь его?

Прежде чем ответить, Эйбра сделала глоток из бокала.

— Ты торопишь события, Эстер.

— Я стара, моя дорогая. Я не могу ждать.

— Какая же ты старая?

— Но я не настолько стара, чтобы не заметить, что ты не ответила на мой вопрос.

— Даже не знаю, что на него ответить. Мне нравится находиться рядом с ним, видеть, как он снова возвращается к нормальной жизни. Я знаю, что у нас с ним будут трудности, но все равно радуюсь этому.

— Трудности — естественная часть человеческой жизни, — изрекла Эстер, вытаскивая из бокала оливку. Я знаю о том, что здесь случилось, но, видимо, знаю далеко не все. Чувствую, что те, кто меня окружает, проявляют такт и деликатность, даже излишнюю. Да, у меня есть провалы в памяти, но в остальном голова у меня пока что в порядке.

— Кто бы сомневался!

— Скоро я совсем поправлюсь. Я слышала, что кто- то взломал дверь и тайно пробрался в Блафф-Хаус. Что крайне неприятно. Я также слышала, что произошло убийство и полиция провела в доме обыск. Что в равной степени неприятно.

— Главный детектив не считает Эли виновным, — быстро сказала Эйбра. — Он уверен, что Эли не убивал Линдси.

— Почему мне никто об этом ничего не рассказывал? — недовольным тоном спросила Эстер.

— Наверно, не хотели лишний раз волновать. Но, знаешь, несмотря ни на что, Эли воспринимает все очень мужественно. Он, конечно, очень зол, но рук опускать не собирается. Готов бороться и доказать свою невиновность. А это хороший признак.

— Да, очень хороший признак. — Эстер снова посмотрела на море. — А это очень хорошее место, которое стоит защищать.

— Извините, что прерываю вашу беседу, — произнесла вошедшая в комнату Лисса и постучала пальцем по циферблату часов.

— Нигде мне не скрыться от моего надзирателя, вздохнула старая дама.

— Эстер, тебе нужно отдохнуть, — произнесла Эйбра.

— Я и так отдыхаю. Сижу с тобой. Пью превосходный мартини.

— Но мы же договорились.

Эстер быстро допила содержимое бокала.

— Хорошо, хорошо. Мне нужно поспать, как малышке Сэлли.

— Если ты не поспишь днем, то становишься такой же капризной, как невыспавшаяся малышка Сэлли.

— Как же ловко моя невестка научилась оскорблять меня!

— Но именно за это ты мена и любишь, — улыбнулась Лисса, помогая Эстер встать.

— Так же, как и всех остальных. Договорим позже, — пообещала Эстер, обращаясь к Эйбре.

Оставшись одна, Эйбра на мгновение дала волю тревожным мыслям. Может, извиниться и сбежать домой? Но зачем? Чтобы убедиться в том, что никто не вломился в ее дом и не подбросил новую фальшивую улику?

Нет, нельзя предаваться унынию и подозрительности, нельзя позволить тревоге завладеть сознанием. Прочь эти дурацкие мысли! Лучше остаться здесь, с людьми. Сейчас праздник, и ему нужно радоваться. Одному только богу известно, что случится потом.

Эйбра встала и вернулась на кухню. Руки чесались приготовить что-нибудь. Но нет, сейчас она в доме лишь гостья, а не хозяйка, так что никакого самоуправства.

Пора отнести вещи наверх и разложить по пакетикам подарки для всей семьи. Ей срочно нужно чем-то заняться. Услышав шаги, она обернулась. В дверном проеме стояла Лисса.

— Эстер всегда жалуется на плохой сон, но после часа дня спит как убитая.

— Она всегда была такой активной и независимой.

— Разве я этого не знаю? И все же час сна — это ерунда. После травмы она много спала и редко бодрствовала больше часа. Мы все беспокоились за нее, но она выкарабкалась, вопреки самым худшим ожиданиям.

— Давайте я налью вам стакан. Я тут как раз думала, чем бы заняться и как вам помочь. Если хотите, могу приготовить ужин.

— А я как раз собиралась обсудить с вами, что придумать на ужин. Я могу похозяйничать на кухне, когда Элис мне это позволяет, но кулинарных шедевров ждать от меня не стоит. А вот вы наверняка мастерица на все руки.

— Кто? Я?

— Эстер так говорила, а теперь я и сама вижу. Да и мой сын заметно поправился, и все благодаря вашим стараниям. Спасибо вам огромное.

— Я люблю готовить, а он просто вспоминает, что когда-то любил покушать.

— И еще он вспоминает, что ему нравились собаки, прогулки вдоль берега моря и человеческое общение. Я действительно очень вам благодарна, Эйбра.

— Мне нравится напоминать ему о приятном.

— Этого не надо стесняться. У нас были дружеские отношения, прежде чем вы с Эди стали встречаться.

— Вы правы. У меня давно не было ни с кем отношений, особенно с людьми, сохраняющими хорошие связи с родственниками. Я привыкла помогать соседям или находить для себя дела, за которые нужно браться. Но я не знаю, что могу делать в вашем доме, а чего нет, будучи в нем гостьей.

— Почему бы вам, Эйбра, не перестать считать себя гостьей, а не членом нашей семьи? Эстер давно относится к вам именно как к родственнице, как к близкому человеку. Эли тоже. Почему бы вам не признать это?

— Согласна. Рада слышать ваши слова. Мне самой так будет легче.

— Я сказала Максу, чтобы он отнес ваши вещи в комнату Эли, — улыбнулась Лисса. Я не стала гадать, просто решила, и все.

Эйбра улыбнулась в ответ, кивнула и сказала:

— Это существенно упрощает дело. Тогда почему бы вам не сказать мне, что приготовить в этот уик-энд? Я бы охотно занялась покупками.

— Можно взяться за это прямо сейчас. Но пока у нас есть минутка свободного времени, я бы хотела вам рассказать, что тут происходило. Насколько мне известно, Эли с собаками отправился якобы на прогулку, но на самом деле он захотел рассказать отцу о случившемся. Чтобы, так сказать, оградить женщин от излишних треволнений.

— Неужели? — удивилась Эйбра.

— Дела не настолько плохи, но, честно говоря, далеки от идеала. Мне тяжело дался последний год. Каждый его день, каждый час. Я хочу знать, что происходит с моим сыном.

— Тогда я вам расскажу.

* * *

Эйбра надеялась, что поступает правильно. По крайней мере, такой подход казался ей единственно верным. Прямые вопросы заслуживают прямых ответов. Теперь, когда она доверилась Лиссе, родители Эли должны все знать. Никаких умолчаний, никаких утаек.

"Что же я делала? — спросила она себя. — Неужели действительно утаивала правду, обходила молчанием неприятные вещи? У Эли есть полное право знать про подброшенный в ее дом пистолет, про обыск, который провели у нее полицейские. Разве можно ничего ему не рассказать?"

— Вот вы где! — воскликнул вошедший к ним Эли. Было видно, что он замерз, но лицо его светилось улыбкой. — Барби меня бросила, осталась с отцом и Сэди. По-моему, она чересчур легкомысленна.

— Как хорошо, что ее стерилизовали. Иначе любой красивый песик мог бы ее соблазнить.

— Я рад, что ты здесь. Я рассказал отцу все, как было, не упустил ничего. Думается, я сделал это вовремя.

— Все правильно, ведь я только что рассказала о нас твоей матери.

— Моей матери?…

— А как иначе? Она прямо спросила меня. Я ответила. Лисса будет меньше беспокоиться, зная всю правду о наших отношениях.

— Знаешь, я не торопился рассказывать. Хотел, чтобы они пару дней спокойно пожили в доме. И поэтому я… Слушай, что это? Неужели Эстер?

Услышав крик, Эли, прежде чем Эйбра успела договорить, выскочил из комнаты и бросился к спальне бабушки.

Вбежавшая вслед за ним Эйбра увидела, что белая как мел Эстер, часто дыша, сидит в постели и протягивает руки к внуку. Эйбра бросилась в ванную за водой.

— Все в порядке, бабушка, не бойся, я с тобой.

— Вот, Эстер, выпей воды. Помни о дыхании, — произнесла Эйбра ровным спокойным голосом. — Подержи стакан, Эли, а я поправлю ей подушки. Я хочу, чтобы ты успокоилась, Эстер. Дыши, как я тебя учила.

— Я услышала звук.

— Это я забежал наверх, бабушка, — признался Эли. Я не подумал, что разбужу тебя, прости.

— Нет, я не о том. — Не сводя глаз с внука, Эстер встряхнула головой. В ту ночь. В ту ночь я услышала какой-то звук. Я проснулась, когда услышала его… Я помню… Помню, что встала.

— Что это был за звук?

— Шаги. Чьи-то шаги. Я подумала… Но потом решила, что это мне почудилось. Старые дома издают звуки, я к этому привыкла. Решила, что это ветер, но в ту ночь ветра не было. Просто дом скрипел, как старый человек, у которого похрустывают косточки.

Я подумала, что нужно выпить чаю, того самого травяного чаю, который ты мне принесла, Эйбра. Он меня успокаивает, и я после него хорошо сплю. Решила заварить чаю и снова заснуть. Я встала и начала спускаться по лестнице…

— Успокойся, бабушка, ты не обязана все помнить.

Эстер еще крепче ухватилась за его руку.

— Я кое-что увидела. Точнее, кого-то. Того, кто проник в дом. Что же было потом? Я побежала? Упала? Не помню.

— Кого ты увидела?

— Не знаю. — Голос Эстер звучал надтреснуто, как хрупкое стекло. Я не помню его лица. Я попыталась спуститься вниз, но он оказался у меня за спиной… Я думаю… Мне кажется… мне стало страшно, и я побежала по лестнице. Я слышала его, слышала, как он побежал за мной. Потом провал в памяти. Я очнулась в больнице. И ты тоже был там. В больнице, Эли. Ты был первым, кого я увидела, как только пришла в себя. Я поняла, что со мной все будет в порядке, потому что ты рядом со мной.

— С тобой все в порядке, — ответил Эли и поцеловал ей руку.

— В доме кто-то был. Это мне не приснилось.

— Верно, тебе это не приснилось. Я не позволю ему вернуться в наш дом, бабушка. Он ничего тебе не сделает.

— Теперь в доме есть хозяин. Это ты, Эли. Тебе придется защищать и дом, и себя.

— Буду защищать и дом, и себя. Теперь ответственность за Блафф-Хаус лежит на мне. Поверь мне.

— Верю. — Эстер на мгновение закрыла глаза. — На третьем этаже, за большим двойным шкафом, есть скрытый лепным украшением механизм, который отодвигает панель.

— Я думал, все тайные коридоры закрыты.

Дыхание Эстер успокоилось, и она снова открыла глаза.

— Они по большей части давно заколочены, но не все. Любопытные ребятишки никак не могли отодвинуть этот тяжелый шкаф или стеллаж в подвале, в старой его части, где у твоего деда какое-то время была мастерская. За стеллажом есть еще одна панель, которая сдвигается. Все остальные проходы я велела заколотить. Это был своего рода компромисс. — Эстер нашла в себе силы улыбнуться. — Твой дед иногда шел навстречу моим пожеланиям. Я тоже старалась кое в чем соглашаться с ним. Поэтому мы не стали заделывать эти два прохода, но полностью отказались от старой традиции Блафф-Хауса. Я не говорила об этом твоему отцу, даже когда он стал старше и разумнее.

— Почему?

— Его родной дом в Бостоне, твой — здесь. Если у тебя возникнет необходимость спрятаться, можно воспользоваться этими проходами, сдвинув панель. Об этом уже никто не знает, за исключением разве что Стоуни Триббета, если тот, конечно, не забыл.

— Стоуни не забыл. Он нарисовал мне план дома и отметил места тайных проходов. Но он не сказал мне, что два прохода все еще открыты.

— Молодец Стоуни. Умеет держать язык за зубами, — снова улыбнулась Эстер. — Я просила его никому о них не рассказывать.

— Отлично. Теперь я знаю о них, но обо мне можешь не беспокоиться.

— Мне нужно увидеть его лицо, лицо человека, который был в доме в ту ночь. Я увижу его и смогу опознать.

— Может, заварить сейчас для тебя тот чай? — предложила Эйбра.

— Для чая уже поздно, — пожала плечами старая леди. — Ты лучше помоги мне встать и спуститься вниз. Там ты нальешь мне добрый стаканчик виски.

Глава 20

Эли дважды за ночь поднимался и проходил по дому, сопровождаемый верной Барби. Он проверил двери, окна и систему сигнализации, даже вышел на террасу, чтобы понаблюдать за берегом.

Все, кто был ему дорог, сейчас безмятежно спали, и он считал своим долгом убедиться в том, что им ничего не угрожает. Те факты, которые неожиданно вспомнила Эстер, существенно изменили его понимание случившегося. Дело даже не в преступнике — теперь Эли не сомневался, что бабушку умышленно столкнули с лестницы. Дело в том, где это случилось. Эстер утверждает, что видела незнакомца наверху, он находился наверху и бежал вниз. Получается, что кто-то поднялся наверх из подвала. Из этого напрашиваются три вывода.

Возможно, Эстер путается в воспоминаниях. В этом нет ничего удивительного по причине полученной ею травмы. Однако такой вывод казался Эли сомнительным. Второй вариант — появление в доме двух разных людей, либо связанных друг с другом, либо действовавших поодиночке, — исключать не следовало.

И последний вывод. Тот, кто забрался в дом и напал на Эйбру, несомненно, занимался поиском сокровищ в подвале. В таком случае возникали вопросы. Что незнакомец искал наверху? Зачем ему это было нужно?

Как только родственники вернутся в Бостон, он обойдет весь дом, обследует комнату за комнатой и постарается найти ответы на эти вопросы. Но до того на них с Барби ложится задача по охране Блафф-Хауса.

Эли лежал рядом со спящей Эйброй, пытаясь собрать воедино известные факты. Могли злоумышленник быть сообщником Дункана? Если придерживаться теории "среди воров нет чести", то можно заключить, что незнакомец убивает Дункана и уничтожает в офисе убитого детектива все компрометирующие документы. Что ж, вполне возможно.

Клиент Дункана, этот самый злоумышленник, нанял его для слежки. Дункан узнает, что его клиент тайно проникает в дом и нападает на женщин. Ссорится с ним и угрожает заявить в полицию или начинает шантажировать. Клиент убивает Дункана и похищает документы из бостонского офиса.

Все может быть. Злоумышленник или злоумышленники могли не иметь никакого отношения к Кирби Дункану. Ведя наблюдение за Блафф-Хаусом, последний мог наткнуться на кладоискателей и был убит. Такое тоже возможно, но маловероятно. Во всяком случае, такой кажется эта версия в четыре часа утра.

Эли попытался думать о книге. Вдруг удастся придумать новые повороты сюжета? Он мысленно окружил главного героя людьми — друзьями, врагами, женщинами, представителями власти. В собственной бурной жизни герой сталкивался с конфликтами и последствиями случившихся с ним событий на самых разных уровнях. Все они сводились к необходимости принимать решения. Повернуть налево или направо? Стоять или идти? Действовать или ждать?

Вскоре мысли начали путаться в голове, и он незаметно уснул. И где-то далеко в лабиринтах подсознания переплелись вымысел и реальность. Эли открыл входную дверь, ведущую в его бостонский дом. Он знал каждую ступеньку, каждый звук, каждую мысль, но по-прежнему чувствовал себя не в силах что-либо изменить. Всего лишь сверни за угол. Всего лишь уезжай прочь. Вместо этого он, как и в ночь убийства Линдси, описал круг, который с тех пор преследовал его во сне.

Он не мог ничего изменить и все-таки изменил. Он открыл входную дверь дома в Блэк Бэй и шагнул в подвал дома на Виски Бич. Затем, сжав в руке фонарик, принялся пробираться в темноте. Электричества нет, машинально подумалось ему. Электричества снова нет. Нужно включить генератор.

Он шел мимо полок, уставленных банками, на каждой — аккуратный ярлык. Клубничный компот, виноградный джем, консервированные персики, спаржевая фасоль, помидоры. Да, кто-то славно потрудился, подумал он, обходя груду картофеля. В Блафф-Хаусе много голодных ртов. В его доме сейчас все спали, каждый в своей кровати, Эйбра — рядом с ним. Сколько ртов нужно накормить, скольких защитить.

Он пообещал себе, что присмотрит за домом. Лэндоны — хозяева своего слова. Ему придется восстановить подачу электричества, обеспечить тепло, безопасность, защиту всего того, что принадлежит ему, и тех, кого он любит и кто не способен сам за себя постоять.

И вновь сквозь невнятный гул до него донесся стук металла о камень. Метроном, отбивающий время. Кто-то находится в его доме, кто-то стучит по стенам. Угрожает тем, кого он должен защитить. Сжав в руке пистолет, он посмотрел вниз и увидел блеск дуэльного пистолета. Его вороненая сталь на свету кажется синей и зловещей, как море.

Он шел вперед до тех пор, пока гул не превратился в громкий рокот.

Но когда он вошел в старую часть подвала, то не заметил там ничего, кроме ямы, вспоровшей землю глубоким швом. Он подошел к ней ближе и, заглянув вглубь, увидел ее.

Это была не Линдси. На дне ямы лежала Эйбра в намокшей от крови рубашке, ее буйная грива волос была в бурых пятнах.

Из тени вышел Вулф и остался стоять в лучах голубого света. Помоги мне. Помоги ей. Откликаясь на этот зов, Эли рухнул на колени и потянулся к Эйбре. Холодно. Слишком холодно. Руки испачкались в крови Эйбры, и ему вспомнилась Линдси.

Слишком поздно. Нет, этого не может быть. Он не мог опоздать. Только не повторение того ужаса. Только не с Эйброй. Вулф поднял пистолет. Ты виноват. Их кровь — на твоих руках. На этот раз тебе не уйти от ответственности.

Грохот и эхо выстрела вернули Эли из сна в реальность. Отчаянно хватая ртом воздух, он прижал руку к груди, в которую выстрелил приснившийся ему Вулф. Он опустил голову, ожидая увидеть на себе кровь. Его сердце гулко стучало в груди, первобытный страх не спешил уходить.

Он потянулся к тому месту, где должна была лежать Эйбра, но оно оказалось пустым. Уже утро, успокоил он себя. Это был всего лишь страшный сон, а сейчас утро и солнце проникает через стеклянные двери террасы. В доме все спокойно, никакой опасности нет. Эйбра уже встала и занялась делами.

Все прекрасно. Эли поднялся в постели, увидел свернувшуюся в клубочек собаку у двери, прижимавшую лапой игрушечную косточку, подарок Эйбры. По какой-то причине вид спящей Барби улучшил его настроение, напомнил о том, что на свете есть такие прекрасные вещи, как добрая собака и солнечное воскресное утро.

Он будет наслаждаться этой незамысловатой красотой окружающего мира до тех пор, пока та будет существовать, несмотря на все сложности жизни и неприятные сны.

В ту минуту, когда ноги Эли коснулись пола, Барби подняла голову и вильнула хвостом.

— Все отлично, — произнес он вслух. Затем, натянув джинсы и толстовку, отправился на поиски Эйбры.

Он не очень удивился, застав ее в комнате с тренажерами. Его поразило другое — вместе с ней там находилась и Эстер. Неукротимая Эстер Лэндон сидела, скрестив ноги, на красном коврике, одетая в черные коротенькие брючки и сиреневый топик, оставлявший руки и плечи голыми.

На ее левой руке был хорошо виден глубокий шрам, оставшийся после хирургической операции. Этот шрам почему-то напомнил Эли длинную яму, вырытую в подвале дома неизвестными кладоискателями. Он в очередной раз подумал, что любимую бабушку и родной дом будет защищать, не щадя собственной жизни.

— Делай вдох и тянись влево. Тянись, Эстер, но не слишком сильно!

— Похоже, ты жалеешь меня, заставляешь делать упражнения для дряхлых старушек.

Раздражение, прозвучавшее в голосе старой леди, придавало происходящему довольно комичный характер.

— Успокойся. Мы просто делаем все медленно, как нужно. Дышим. Вдох. Обе руки вверх, ладони соприкасаются. Повторим дважды.

С этими словами Эйбра встала и, опустившись на колени позади Эстер, помассировала ей плечи.

— Ты хорошо знаешь, какие мышцы следует размять, девочка.

— У тебя здесь все сильно напряжено. Расслабься, Эстер. Плечи опусти и отведи назад. Мы всего лишь разминаемся.

— Одному богу ведомо, зачем мне это нужно. Утром я просыпаюсь и чувствую, что все тело напряглось. Теряю гибкость. Я даже не знаю, смогу ли нагнуться и дотронуться до пола.

— Успокойся. Гибкость вернется к тебе. Кстати, что сказали врачи? Все могло быть хуже…

— …и я могла умереть, — закончила фразу Эстер.

Эли видел профиль Эйбры и потому заметил, что та на миг закрыла глаза.

— Скажи спасибо, что у тебя крепкие кости и сильное сердце.

— И крепкая голова.

— Спору нет. Ты всегда заботилась о своем здоровье и вела активный образ жизни. Сейчас ты идешь на поправку, и тебе нужно проявлять терпение. Надеюсь, к лету ты уже будешь принимать позу "полумесяца" и садиться на шпагат.

— К стыду своему, я не знала таких поз в ту пору, когда мой муж — тоже Эли — был жив. А жаль.

До Эли не сразу дошел смысл слов бабушки, но когда он понял, то от удивления разинул рот. Эйбра, в отличие от него, все поняла сразу и, не удержавшись, расхохоталась.

— В память о любимом муже сделай выдох, так, чтобы пупок прилип к позвоночнику, и наклонись вперед. Нежно. Нежно.

— Надеюсь, Эйбра, молодой Эли по достоинству оценил твою гибкость.

— Готова это подтвердить.

Услышав такое признание, молодой Эли поспешил удалиться.

Он заварит кофе, возьмет с собой кружку и пойдет с собаками на прогулку. Когда он вернется, Эстер закончит делать упражнения и оденется, как подобает бабушке взрослого внука. И, возможно, намек на секс Эстер с дедом отодвинется на дальние закоулки памяти. Направившись в кухню, Эли уловил доносившийся оттуда аромат. Его сестра, одетая в розовую пижаму, уже наслаждалась бодрящим напитком.

Лежавшая на полу Сэди зашевелилась, привстала, и они с Барби обнюхали друг друга.

— Где малышка?

— Здесь, — ответила Триша и погладила себя по уже обозначившемуся животу. — Большая сестренка наверху, вместе со своим папочкой нежится в постельке. Сейчас у меня самые приятные десять минут, когда я могу тихонько посидеть с чашечкой кофе. Ты тоже можешь выпить чашечку, а потом помочь мне спрятать пасхальные яйца.

— Я помогу тебе после того, как выгуляю собак.

— Договорились, — ответила Триша и, наклонившись, погладила Барби по голове. — Она такая милашка и хороший товарищ для Сэди. Будь у Барби сестренка или братишка, я бы охотно взяла их себе. Да и с Сэлли она прекрасно себя ведет, такая ласковая и терпеливая.

— Точно, — согласился Эли, наливая себе кофе. Настоящая сторожевая собака, подумал он.

— Извини, Эли, у меня почти не было времени поговорить с тобой наедине. Я хотела тебе сказать, что ты прекрасно выглядишь. Выглядишь, как прежний Эли.

— А как я выглядел до сегодняшнего дня?

— Честно? Я тебе скажу. Ты был худой, с нездоровой бледностью и какой-то заторможенный.

— Ну, спасибо.

— Не за что. Ты спросил, я ответила. Ты слегка поправился, но не сильно, в меру, так, как надо. Вот за это я люблю Эйбру. Ой как люблю.

Заметив его косой взгляд, Триша нагнула голову.

— Неужели ты хочешь возразить, сказать, что она не имеет к этому никакого отношения?

— Нет, я другое хочу сказать. Хочу сказать, что не понимаю, как я жил раньше, не зная, что все мои родственники зациклены на сексе. Я только что случайно подслушал, как бабуля намекнула Эйбре на то, как они с дедом занимались этим самым.

— Правда?

— Точно тебе говорю. Теперь мне придется выжигать это каленым железом из памяти. Пойдем, Барби. Возьмем с собой Сэди на прогулку.

В ответ на это Сэди снова легла и широко зевнула.

— Я бы сказала, что Сэди не желает участвовать в этом мероприятии, — прокомментировала Триша.

— Отлично. Тогда мы, Барби, погуляем вдвоем. Мы скоро вернемся.

— Ну и хорошо. Знаешь, это не я только что говорила о сексе, — бросила в спину брата Триша.

— Я помню, — ответил ей Эли, направляясь в прачечную, где оставил поводок.

Он вышел из дома, радуясь, что не придется ходить медленно, неторопливо выгуливая степенную Сэди. Кроме того, как замечательно, что в этот час берег абсолютно пуст. Допив кофе, он оставил чашку на песке возле лестницы и перешел на быструю ходьбу, близкую к бегу трусцой.

Барби этот темп пришелся по душе. Причем настолько, что она помчалась еще быстрее, и ее новый хозяин был вынужден перейти на настоящий бег. За такую нагрузку позднее придется серьезно расплачиваться, но у него, слава богу, есть под рукой прекрасный специалист по массажу.

В его сне Эйбра возникла всего лишь на мгновение, бледная, вся в крови, лежащая на дне холодной ямы в подвале. Воспоминание об этом вынудило его сердце забиться еще сильнее.

Спустя какое-то время он заставил Барби вновь перейти на шаг и немного отдышался. Похоже, тайные проникновения преступника в дом тревожат его больше, чем он готов признаться самому себе. Ему тревожно за всю их семью, за Эйбру, причем больше, чем он готов признаться самому себе в этот светлый холодный день.

— Мы придумаем кое-что посерьезнее твоего лая, — произнес Эли, обращаясь к собаке. Затем развернулся и зашагал к дому. — Но прежде нам нужно прожить сегодняшний день и завтрашнее утро.

Он посмотрел на Блафф-Хаус и удивился тому, как далеко отошел от дома.

— Господи!

Всего два месяца назад он тяжело бы дышал и весь бы истекал потом, пробежав всего полмили. Сегодня он без особого труда преодолел в два раза большее расстояние. Вдруг он и вправду становится таким, каким был раньше?

— Отлично, Барби, давай попробуем сделать круг.

Он побежал обратно. Обрадованная собака мчалась рядом. Снова бросив взгляд в сторону Блафф-Хауса, Эли увидел на террасе Эйбру. Заметив его, она помахала рукой.

Эли пообещал себе, что постарается запомнить этот образ. Эйбра с развевающимися на ветру волосами на фоне огромного старинного дома.

Подойдя к крыльцу, он поднял с песка чашку. К тому времени когда Эли поднялся на террасу, его дыхание было частым и глубоким, зато настроение прекрасным.

— Человек и его собака, — сказал Эйбра, приветствуя их обоих.

— Человек, его собака и музыкальная тема из фильма "Рокки", — поправил ее Эли и, обняв, приподнял над землей и покрутил.

— Что ты там такого подлил себе в кофе? — рассмеялась она. — У тебя еще осталось? Угостишь?

— Сегодня будет прекрасный день.

— Неужели?

— Точно тебе говорю. Любой день, начинающийся шоколадными зайцами и конфетами на завтрак, будет хорошим. Нам нужно припрятать пасхальные яйца.

— Уже сделано, Рокки. Ты все пропустил.

— Это хорошо. С удовольствием возьмусь за поиски. Хотя бы намекни, где искать? — потребовал он.

— Ты, может быть, не знаешь, но Роберт Эдвин Лэндон, глава компании "Лэндон виски", председатель и член советов бесчисленного количества благотворительных организаций и прочего, глава знаменитого семейства Лэндонов, никому не даст их найти, даже своей маленькой внучке.

— Он не посмеет.

— Ну, может, ей он и даст, но своему единственному сыну — ни за что.

— Может быть, но от меня никаких подсказок тоже пусть не ждет. И все-таки давай зайдем в дом и возьмем пасхальную корзинку, прежде чем отец проснется и соберет все пасхальные яйца.

Это был хороший день. Правда, он переел конфет, так что при мысли о том, что на завтрак будут вафли, ему стало муторно. Тем не менее он их съел и постарался забыть обо всем, чтобы сполна насладиться этими приятными минутами.

Отец, желая развеселить Селину, нацепил заячьи уши, и та смеялась до упаду. А радостное лицо Эстер, когда она взяла из его рук вазу с благоуханными весенними луковицами! А перестрелка из водяных пистолетов, завершившаяся как бы случайным попаданием в Тришу, когда та открыла дверь на террасу! А как удивилась Эйбра, когда он вручил ей зеленую орхидею, якобы так на нее похожую!

Затем они перешли в гостиную, где за большим столом отведали окорок с печеным картофелем, молодой спаржей и испеченный Эйброй хлеб с пряными травками, крутыми яйцами, лишившимися красочной скорлупы. Мерцали свечи, сверкал хрусталь, море, бившееся о берег, казалось, услаждало слух сладкозвучными песнями сирен — все это создавало идеальный фон для прекрасного дня, который Эли напророчил Эйбре.

Как ни старался, он не мог вспомнить прошлую Пасху, так как незадолго до нее убили Линдси. Вспоминались лишь долгие часы допросов, нескончаемый страх, вызванный тем, что полиция может в любую минуту снова постучать в его дверь и, надев наручники, увести с собой. Теперь все это забылось, превратилось в смутные обрывки — бледные от переживаний лица родителей, постепенно и неуклонно сужающийся круг тех, кого он раньше считал друзьями, потеря работы, шепот за спиной и косые взгляды.

Он пережил все это и к этому привык. И все то, что сейчас преследует его, он тоже переживет. Но он никогда не откажется от удивительного ощущения, которое дарит ему родной дом, ни за что не расстанется с надеждой на лучшее. Пью за процветание Виски Бич, подумал Эли, подняв бокал, и, перехватив взгляд Эйбры, заметил ее улыбку. Он выпил за родной дом и за любимую женщину.

* * *

Когда Эли провожал родных в понедельник утром, надежда по-прежнему была жива в его душе. Он обнял и поцеловал на прощание Эстер.

— Я помню, — шепнула она ему на ухо. — Береги себя.

— Обязательно. И ты тоже.

— Скажи Эйбре, что ей недолго осталось проводить занятия йогой без меня.

— Конечно, скажу.

— Давай, мам, садись в машину, — сказал Роб и, обняв сына одной рукой, похлопал другой по спине. — Скоро увидимся, парень.

— Верно, до лета уже недолго, — ответил Эли, помогая бабушке сесть в машину. — Буду ждать вас.

— Будет замечательно, если все Лэндоны снова соберутся в Блафф-Хаусе, — сказал Роб, открывая дверцу водительского сиденья. — Жди нас. Мы вернемся.

Эли помахал на прощание рукой и смотрел им вслед до тех пор, пока автомобиль не скрылся за поворотом. Стоявшая рядом с ним Барби тихонько заскулила.

— Ты слышала, что он сказал? — повернулся к ней Эли и посмотрел на громаду Блафф-Хауса. — Они вернутся. Но до этого нас ждет большая работа. Мы узнаем, что тут ищет этот засранец. Для этого нужно хорошенько прибраться во всем доме. Согласна?

Барби послушно вильнула хвостом.

— Считаю это знаком согласия. Тогда приступим к делу.

* * *

Вернувшись в дом, Эли поднялся наверх. Третий этаж, в былые дни считавшийся территорией прислуги, теперь служил своего рода кладовой для мебели и бесчисленных коробок и чемоданов, где хранились старая одежда и памятные вещи, с которыми предыдущим поколениям сентиментальных Лэндонов было жалко расстаться.

После обыска полицейские не удосужились снова накрыть мебель чехлами, и теперь те лежали разбросанными по всему полу, напоминая сугробы.

— Будь я безумным искателем сокровищ, что бы я стал здесь искать?

Эли решил, что наверняка стал бы искать не само сокровище. Как известно, если вам нужно что-то спрятать — лучше всего положить вещь на видное место. Но такая стратегия далеко не всегда верна. Вряд ли прежние обитатели дома засунули шкатулку с драгоценностями в продавленный диван или за старое зеркало, засиженное мухами.

Эли прошелся по комнатам, заглянул в коробки и чемоданы, снова положил на стулья пыльные чехлы. В окна проникали солнечные лучи, в которых плясали пылинки. Из-за тишины, стоявшей в доме, рокот прибоя казался громче.

Эли с трудом представлял, каково было жить в окружении целой армии слуг, когда-то спавших в этих тесных комнатах или собиравшихся в комнате попросторней, чтобы поесть и посплетничать. Здесь никогда не было настоящего одиночества, настоящей тишины. Об истинном уединении тоже следовало забыть.

Тут дело в компромиссе, решил Эли. Для того чтобы поддерживать в нормальном состоянии такой огромный дом, жить в нем и развлекаться, как жили и развлекались его предки, требовалась целая армия прислуги. Деды и прадеды Эли предпочитали менее замысловатый образ жизни.

В любом случае дни развлечений в духе "Великого Гэтсби" давно прошли, а для Блафф-Хауса — тем более. И все же как-то нехорошо, не по-хозяйски использовать целый этаж под хранилище зачехленной мебели, коробок с книгами, чемоданов, набитых платьями с кружевами и мешочками с лавандой.

— Здесь можно устроить превосходную мастерскую для занятий живописью, верно? — спросил он у Барби. — Эх, если бы я мог рисовать. Вот бабуля умеет, но подниматься ей сюда тяжело, и поэтому она предпочитает рисовать в гостиной или на террасе.

Устроив перерыв, Эли сделал несколько круговых вращений плечами, как его учила Эйбра, и прошелся по гостиной, в которой когда-то собирались слуги.

— Помещение светлое. Так, а это что тут у нас? Маленькая кухонька. Отлично. Заменим раковину, поставим микроволновую печь, заново переоборудуем ванную, — произнес он, заглянув в комнатку с ванной и старомодным унитазом. — Или, пожалуй, все тут восстановим. Воспользуемся мебелью, которая здесь находится, приведем ее в порядок, что нужно — отремонтируем.

Затем он подошел к окнам, из которых открывался вид на море. Огромные окна, превосходный вид. Делалось это в соответствии с общим архитектурным планом, а не для удобства проживавшей здесь прислуги.

Да, здесь вполне можно работать, подумал он. Ремонт не займет много времени. Ему нужен здесь лишь самый минимум. Перенести сюда письменный стол, пару канцелярских шкафов и книжные полки. Ну, и переоборудовать ванную комнату.

— Разве писателю не нужен чердак? Пожалуй, нужен. К приезду Эстер я наведу здесь полный порядок, но надо все хорошо продумать.

Произнеся эти слова вслух, Эли снова прошелся по помещениям. Он представил себе, как служанки по утрам поднимались с массивных металлических кроватей, как ступали босыми ногами на холодный пол. Как лакеи надевали белые накрахмаленные рубашки, как управляющий проверял список назначенных на день дел.

Здесь когда-то существовал свой особый мир, о котором его предки мало что знали. Но в те давние годы ни дом, ни его обитатели понятия не имели о том, что такое взлом и тайное проникновение, равно как и представить себе не могли, что старую женщину можно по какой-то злокозненной причине столкнуть с лестницы.

Эли вернулся в просторный холл и принялся изучать огромный шкаф у стены, обклеенной обоями в цветочек. Увы, он так и не обнаружил никаких свидетельств того, что за последнее десятилетие кто-то пытался сдвинуть его с места.

Эли попробовал сделать это сам, но ему не удалось. Тогда он сунул руку в узкое пространство позади шкафа и понял, что отодвинуть его не смог бы даже взрослый мужчина, не говоря уже о шаловливых подростках. Так что в одиночку ему точно не справиться.

Он достал телефон и, просмотрев номера, которые ввела в память Эйбра, позвонил Майку О'Малли.

— Привет, Майк, это Эли Лэндон… Да, да… Спасибо, — произнес он и прислонился спиной к шкафу. Наверно, это красное дерево, решил Эли. Вот почему он такой тяжелый. — Послушай, Майк, у тебя сегодня найдется свободное время? Правда? Ну, если у тебя выходной, я не хотел бы нарушать твои планы… В таком случае попрошу тебя помочь мне. Надеюсь на твою руку, в которой кое-что есть. Мускул. — Он рассмеялся, когда Майк поинтересовался, какой мускул имеется в виду. — Да, все. Буду тебе признателен.

Он отключил телефон и посмотрел на Барби.

— Наверно, это глупо, как ты думаешь? Но разве кто-нибудь устоит перед возможностью найти потайную дверцу?

Эли спустился вниз и вернулся в свой кабинет, мысленно представляя себе, как ему будет работаться на новом месте. Не такая уж и безумная идея, решил он. Скорее… эксцентричная. Обои придется поменять, и, пожалуй, нужно заменить сантехнику, электропроводку и систему отопления. Нужно все это тщательно продумать, а также решить, что делать с остальными помещениями третьего этажа.

Неожиданно Барби подняла голову и несколько раз пролаяла. В следующую секунду зазвонил звонок.

— Ну и слух у тебя, — восхитился Эли и вместе с собакой спустился вниз.

— Ты быстро пришел.

— Ты отвлек меня от работы во дворе, но это не страшно. Привет! — сказал Майк и, наклонившись, погладил Барби по голове. — Я слышал, что у тебя появилась собака. Как зовут?

— Это она. Барби.

— Ну, ты даешь! Серьезно?

— Ее так назвал прежний хозяин.

— Если найдешь ей в пару кобелька, назови его Кеном. Давно я здесь не был, — добавил Майк, пройдясь по фойе. — Шикарный у тебя дом. Морин говорила, что вся ваша семья собиралась здесь на Пасху. Как поживает миссис Лэндон? Как чувствует себя?

— Лучше. Намного лучше. Надеюсь, что в конце лета она вернется в Блафф-Хаус.

— Здорово. Мы будем ей рады. А как твои планы?

— Я остаюсь здесь, в Виски Бич.

— Точно? — расплылся в улыбке Майк и шутливо ткнул кулаком Эли в плечо. — Рад слышать. Будет с кем играть в покер. Примем тебя в наш покерный клуб. Мы собираемся раз в месяц. Можно будет для шика и у тебя играть.

— Какой у вас взнос?

— Пятьдесят. Мы не настолько крутые.

— Скажи мне, когда соберетесь играть в следующий раз. Пойдем наверх, покажу тебе кое-что, — сказал Эли и указал на лестницу. — Это на третьем этаже.

— Отлично. Никогда там не был.

— В дни моего детства этот этаж был нежилым. Мы любили играть там в плохую погоду. Рассказывали страшные истории про привидения. Сейчас это, по сути, огромная кладовка, хранилище всякого хлама.

— Что-то нужно перенести оттуда вниз?

— Нет, только подвинуть одну штуку. Огромный шкаф. Огромный двойной шкаф, — добавил он, когда они оказались на верхней лестничной площадке. — Вот здесь.

— Прекрасное место, но скверные обои.

— Сам знаю.

Майк осмотрел комнату, и его взгляд остановился на шкафе.

— Господи, красота-то какая! — Он подошел ближе и провел рукой по резной дверце. — Настоящее чудо. Красное дерево, я угадал?

— Наверно.

— Мой кузен торгует антиквариатом. Он бы обделался от восторга, случись ему купить такую замечательную вещь. Так куда его нужно передвинуть?

— Вот сюда, всего на пару футов. — Перехватив недоуменный взгляд Майка, Эли пожал плечами. — За ним находится потайная дверь. Точнее, панель, которая отодвигается.

— Панель?

— Да, а за ней вход в коридор.

— Вот это да, мать твою! — Лицо Майка осветилось радостной улыбкой. — Потайной ход? И куда он ведет?

— Насколько мне известно, вниз, в подвал. Мне так сказали. Я сам представления не имел. Здесь раньше были проходы для прислуги, — пояснил Эли. — Бабушку они сильно беспокоили, и она велела их замуровать. Оставили только этот и еще один, в подвале.

— Круто! — восхитился Майк, с довольным видом потирая руки. — Давай подвинем этого монстра.

На деле все оказалось труднее, чем на словах. Поскольку поднять шкаф было невозможно, его пришлось тянуть то с одной, то с другой стороны, сдвигая за один раз всего на пару дюймов.

— В следующий раз возьмем подъемный кран, — сострил Майк, разминая натруженные плечи.

— Как, черт побери, они его в свое время сюда затащили?

— Тащили десять мужиков, а одна женщина говорила им, что мол, не туда и он будет лучше смотреться у другой стены. И если ты, Эли, передашь Морин мои слова, то буду считать тебя лжецом.

— Ты только что помог мне сдвинуть с места десятитонную махину, так что я твой вечный должник. Безобразные обои, по идее, должны что-то скрывать, но когда тебе известно, что именно…

С этими словами Эли нащупал рейку для защиты стен от повреждения спинками стульев, провел по ней пальцами и коснулся защелки. Услышав слабый щелчок, он посмотрел на Майка.

— Ну что, сыграем в эту игру?

— Ты еще спрашиваешь! Было бы глупо упустить такую возможность. Открывай!

Эли сдвинул панель в сторону и, почувствовав, что она поддалась, приоткрыл ее примерно на дюйм.

— Ходит свободно, — сообщил он и полностью отодвинул панель.

Его взгляду предстала узкая площадка и крутые ступеньки, уходящие во тьму. Эли машинально провел рукой по стене в поисках выключателя и, к своему удивлению, отыскал его. Увы, когда он им щелкнул, ничего не произошло. Свет не зажегся.

— Там или нет электропроводки, или перегорела лампочка. Пойду принесу пару фонариков.

— И большой каравай хлеба, чтобы оставлять крошки, — пошутил Майк. — И какую-нибудь палку покрепче, чтобы отбиваться от крыс. Ну ладно, обойдемся одним фонариком, — добавил он, заметив каменное выражение лица Эли. — Возвращайся поскорее.

Эли вернулся с двумя банками пива и фонариками.

— Это будет лучше, чем хлеб, — произнес Майк, беря пиво и фонарик. Включив его, он посветил в темное пространство коридора. — Верно, лампочки здесь нет.

— Я потом проведу здесь свет, — пообещал Эли и, включив фонарик, шагнул в коридор. — Очень узко, однако шире, чем я предполагал. Наверное, требовалось пространство, чтобы можно было свободно идти, неся поднос с едой. Ступеньки вроде бы крепкие, но все равно, будь осторожен.

— Здесь могут быть змеи. Иди-ка ты первым.

Эли усмехнулся и шагнул вперед.

— Сомневаюсь, что мы найдем скелет лакея или запись на стене, оставленную служанкой, которую заперли и обрекли на верную смерть.

— Но привидения здесь точно водятся. Место вон какое зловещее.

И пыльное. Ступени подозрительно скрипели под ногами, но светящихся в темноте красных, как угли, крысиных глаз они не заметили. Вскоре луч фонарика упал на новую панель, и Эли остановился.

— Надо подумать, что делать дальше. — И сориентировался, подумал он. — По всей видимости, это вход на площадку второго этажа. Видишь, как коридор развивается здесь? Вот так, должно быть, можно пройти в спальню моей бабушки. Если бы мы в детстве полезли сюда, запросто свернули бы себе шею.

— Вот поэтому твоя бабушка и приказала закрыть эти проходы.

— Точно.

— Хочешь снова их открыть, Эли?

— Угу. В этом нет особого смысла, но все равно я это сделаю.

— Главное — спокойствие.

Они прошли по коридору, спускаясь вниз и делая повороты. Мысленно представляя себе план дома, Эли отметил, что панели открывали вход в стратегически важные места дома: в фойе, гостиные, на кухню, в прихожую и вниз, в глубины подвала.

— Черт! Как же я забыл? Нужно было отодвинуть стеллаж. Так мы в подвал не попадем.

На его счастье, ему удалось найти рычаг и слегка отодвинуть панель. Они с Майком заглянули внутрь подвала.

— Этот вход стоит открыть, Эли. Подумай о вечеринках на Хэллоуин.

Но Эли думал совсем о другом.

— Я мог бы устроить для него ловушку, — пробормотал он себе под нос.

— Что?

— Этот подонок, который тайком залезал в мой дом, копал землю в подвале. Нужно что-то придумать, чтобы поймать его.

— Ты можешь спрятаться в подвале и подкараулить его. Устрой классическую западню, — посоветовал Майк. — Как тебе такая мыслишка?

— Надо подумать, — ответил Эли. Он закрыл дверь и мысленно пообещал себе сдвинуть стеллаж и продумать план поимки злоумышленника.

— Когда надумаешь, дай мне знать. Охотно помогу тебе изловить этого ублюдка. Моя Морин тоже изрядно напугана случившимся, — сказал Майк, когда они отправились в обратный путь. — Даже не знаю, успокоится ли она, когда поймают этого типа, которого большинство людей в Виски Бич считают убийцей бостонского детектива. Так что я не хочу остаться в стороне.

— Ты все правильно говоришь.

— Она еще испугалась за Эйбру, когда в ее доме нашли пистолет.

— Отлично ее понимаю… Что?! Какой пистолет? О чем ты говоришь?

— Пистолет, который Эйбра нашла в своем… — Майк виновато улыбнулся и сунул руки в карманы. — Черт, так она не рассказала тебе об этом?

— В том-то и дело, что нет. Раз проговорился, давай выкладывай.

— Давай возьмем еще по пиву, и приготовься слушать.

Часть 3

ОБЕЩАНИЕ

Печальная и приятная мысль

Приходит ко мне снова и снова:

Сегодня, как никогда, я ближе

к родному дому.

Фиби Кэри

Глава 21

В конце долгого рабочего дня — два занятия, генеральная уборка и пара сеансов массажа — Эйбра подъехала к своему дому.

И не могла выйти из машины.

Ей не хотелось входить в дом. Ей было неприятно сознавать, что она не хочет заходить в свой собственный дом, прикасаться к собственным вещам, пользоваться собственным душем.

Эйбра любила "Смеющуюся чайку", полюбила ее с самого первого мгновения.

Она хотела, чтобы к ней вернулось это чувство, былая гордость и спокойствие, ощущение правоты, но сейчас единственным ощущением был страх.

Этот тип все испортил, кто бы он ни был, тот, кто проник к ней в дом, оставив после себя следы насилия и смерти, подбросив в шкаф оружие. Он — настоящее чудовище.

Есть только одна альтернатива, сказала она себе. Позволить чудовищу победить — сдаться, просто так сидеть, отдавшись на волю судьбы, — или бороться и победить.

Если посмотреть на дело именно так, решила Эйбра, то у меня, собственно, и нет никакого выбора.

Она с трудом вылезла из машины, вытащила массажный стол, сумку и подкатила их к двери. Войдя в дом, Эйбра, перед тем как занести сумку в комнату, приставила стол к стене.

Она проехала двадцать миль по побережью, чтобы приобрести ароматические палочки, что еще больше удлинило ее и без того перегруженный рабочий день. Но, вытащив палочки из сумки, Эйбра поняла, что съездила за ними не напрасно.

Она сейчас зажжет их, очистит помещение. И, когда ее дом по-настоящему очистится, она сразу же это почувствует. И, как только дом будет заново отвоеван для нее, она по-настоящему задумается о том, чтобы завести небольшую теплицу и выращивать свои собственные травы в значительно больших количествах. Она будет делать собственные ароматические палочки, и у нее круглый год будут свежие приправы для стола.

Возможно, она даже сможет их продавать. Еще одно прибыльное занятие. Готовить собственные смеси трав и душистые мешочки-саше.

Над этим стоит подумать.

Но в данный момент она сделает все, что в ее силах, чтобы освободить сознание от тягостных и мрачных мыслей, оставив лишь светлые и позитивные. Эйбра зажгла ароматическую палочку, для безопасности поместив ее над раковиной морского ушка, а затем задула огонь, чтобы пошел благоуханный дым. Вот теперь я снова чувствую, что это — мой дом, подумала Эйбра. Полы, потолки, углы комнат снова принадлежат мне одной.

Проход по всему дому, из комнаты в комнату с ароматическими палочками с запахом белого шалфея и лаванды успокоил ее. Этот запах напомнил ей о том, что она делала здесь для себя и для окружающих.

Вера, надежда и их символы дают силу, подумала Эйбра.

Закончив в доме, она перешла в маленькое патио, плавно помахала там ароматической палочкой, чтобы наполнить воздух надеждой и верой.

И тут она увидела, что по ступенькам, ведущим на пляж, идет Эли с собакой.

Эйбра подумала, что, наверное, глупо выглядит, стоя здесь с дымящейся палочкой в руках на фоне опускающихся на берег сумерек. И тут же вставила палочку между галькой, уложенной вокруг дзенского фонтанчика. Здесь она естественным образом и совершенно безопасно догорит до конца.

— Какая очаровательная парочка. — С улыбкой на лице Эйбра направилась навстречу им. — И какой приятный сюрприз. Я всего несколько минут назад вернулась домой.

— Чем же ты занимаешься?

— Просто совершала небольшой домашний ритуал. — Эйбра оглянулась и посмотрела на ароматическую палочку. — Чем-то вроде весеннего очищения.

— Ты жгла ароматические палочки? Это, насколько я помню, отпугивает злых духов.

— Для меня он в первую очередь связан с очищением от всего темного и негативного. Твои уже уехали? Все было нормально?

— Да.

— Извини, что не смогла остаться и проводить их. У меня был очень тяжелый день.

Что-то не так, подумала она, или что-то не совсем так, как нужно. В данный момент ей хотелось лишь тишины, покоя и — такой редкости в ее жизни — одиночества.

— Мне многое нужно успеть, — продолжила она. — Почему бы мне завтра утром не заехать к тебе перед занятиями и не забрать список покупок? Я смогла бы купить все до того, как приеду убирать дом.

— Я хочу, чтобы ты объяснила мне, почему я должен узнавать от Майка, что кто-то подбросил тебе в дом пистолет, который здесь разыскивала полиция. Вот чего я хочу, — недовольным тоном произнес Эли.

— Знаешь, я просто не хотела поднимать этот вопрос при твоих родственниках. Я вызвала полицию, — добавила она.

— Полицию, но не меня. Ты не позвонила мне и ничего не сказала.

— Эли, ты все равно ничего не смог бы сделать, к тому же у тебя дома было полно народа…

— Ерунда!

Его тон задел ее за живое. Спокойствие, которое ей удалось обрести благодаря ритуалу, столкнулось с его гневом, словно кремень со сталью.

— Нет, совсем не ерунда. Мне не было никакого смысла приходить в Блафф-Хаус в субботу и объявлять во всеуслышание, что я только что нашла в своем доме оружие и что по моему дому рыскают полицейские.

— Смысл был не в том, чтобы объявлять во всеуслышание, а в том, чтобы сообщить мне.

— Нет, я не согласна с тобой. Кроме всего прочего, это была моя проблема и решать ее нужно было мне.

— Твоя проблема? — Эли явно чувствовал себя оскорбленным. — Вот, значит, как? Ты можешь приходить ко мне в дом с кастрюлями супа, массажными столами и — о господи! — даже с собаками. Ты можешь входить в мой дом посреди ночи, чтобы закрыть чертово окно, отбиваться от нападения, но, когда кто-то подбрасывает тебе оружие, чтобы бросить на тебя тень подозрения в убийстве, это вдруг оказывается только твоей проблемой и больше ничьей? Убийство, которое, скорее всего, имеет непосредственное отношение ко мне. И это не мое дело?

— Я ничего подобного не говорила. — Сказав это, Эйбра поняла, насколько жалко звучат такие оправдания. Я ничего подобного не имела в виду.

— И что же в таком случае ты имела в виду?

— Я не хотела вовлекать во все это тебя и твою семью.

— Это произошло с тобой, потому что у нас с тобой отношения. Ты ведь сама организовала нашу связь, ты фактически связала наши судьбы.

— Организовала? Связала?

Его слова пронзили ее до самого сердца. Эйбра повернулась, чтобы вдохнуть остатки ароматного дыма и вернуть себе то спокойствие, которое сейчас снова утратила, и поняла, что для этого ей понадобится ароматическая палочка величиной со здешний маяк.

— Организовала и связала?

— Да, именно так, с первой минуты моего возвращения сюда. И теперь, когда ты связана со мной, ты заявляешь, что не хочешь никого вовлекать в эти дела. Ты уже меня не просто вовлекла, а привязала крепким канатом. И вдруг, когда дело начинает касаться тебя, оказывается, ты мне совсем не доверяешь и не желаешь, чтобы я тебе помогал.

— Боже, боже мой! Дело же не в доверии, Эли! Дело просто в не совсем удобной ситуации.

— Если бы все обстояло так, как ты говоришь, ты бы нашла удобное время, чтобы сообщить мне. Ведь для Морин ты его нашла.

— Она была…

— Вместо того чтобы найти время, ты расхаживаешь по дому с зажженной ароматической палочкой и окуриваешь помещение.

— Не смейся над моим ритуалом!

— Мне все равно, воскуряешь ты благовония или приносишь в жертву кур. Меня заботит то, что ты мне не рассказываешь о своих проблемах.

— У меня нет никаких проблем. Полиции известно, что это не мой пистолет. Я позвонила Винни сразу же, как только нашла его.

— Но не мне.

— Да, не тебе. — Эйбра тяжело вздохнула, подумав, какой жуткой неприятностью может обернуться попытка совершить правильный поступок. — Тебе я не позвонила.

— Мои родственники уехали сегодня утром, но ты мне всё равно ничего не сказала. И не собиралась мне ничего говорить даже сейчас.

— Мне нужно было походить по дому с ароматическими палочками и избавиться от ощущения чего-то чужого, что появилось здесь после всего, что произошло. Становится холодно. Я должна вернуться в дом.

— Хорошо. Заходи и собирай вещи.

— Эли, мне просто хочется побыть одной и успокоиться.

— Ты сможешь побыть одна и успокоиться в Блафф-Хаусе. Слава богу, дом достаточно большой. Здесь тебе нельзя оставаться одной, по крайней мере, до тех пор, пока все не прояснится.

— Но это мой дом. — В глазах у нее защипало, и она сожалением подумала, что не может списать возникшее ощущение на воздействие дыма. — Я не позволю каким-то подонкам выгнать меня из собственного дома.

— Тогда мы поселимся здесь вместе.

— Нет, я не хочу, чтобы ты переселялся сюда.

— Если ты не хочешь, чтобы я переехал к тебе, тогда я останусь снаружи, но рядом с тобой.

— Ради бога, Эли, прекрати!

Эйбра резко повернулась и вошла в дом. Она ничего не сказала, когда он, чуть замешкавшись, проследовал за ней.

Она прошла прямо на кухню и налила себе бокал вина из уже открытой бутылки шираза.

— Я могу сама о себе позаботиться.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Ты можешь позаботиться не только о себе, но и обо всех остальных. Ты не можешь только одного — позволить кому-то другому позаботиться о тебе. И знаешь, как это называется? Высокомерие.

Она с громким стуком поставила бокал на стол.

— Это называется независимостью и самостоятельностью.

— До какого-то предела, конечно, все так. Но затем они переходят в высокомерие и упрямство. И ты перешла названный предел. Ведь речь идет не о протекающей трубе, когда ты можешь сама взять гаечный ключ и все исправить или вызвать слесаря вместо того, чтобы прибегать к услугам того парня, с которым спишь. И если к сказанному добавить еще и то, что парень, с которым ты спишь, сам каким-то образом причастен к этому безумию. И к тому же он адвокат.

— Я звонила адвокату, — призналась Эйбра и тут же пожалела об этом.

— Прекрасно! Просто великолепно! — Эли сунул руки в карманы и сделал пару кругов по кухне. — Значит, ты говорила с кем только можно: с полицией, с адвокатом, с соседями. С кем угодно, но только не со мной!

Эйбра покачала головой:

— Я не хотела испортить твою встречу с родственниками. Это было бы совершенно лишнее и бессмысленное беспокойство.

— Но ты же сама беспокоилась.

— Ну, конечно… Да… Да, я беспокоилась.

— И хочу, чтобы ты рассказала мне все, что произошло тогда, в подробностях. Я хочу, чтобы ты рассказала мне то, что сообщила полиции, и вспомнила, как они отреагировали на твои слова. Все, что ты можешь вспомнить.

— Ты говоришь как адвокат.

Эли долго молча смотрел на нее, и этот взгляд произвел на нее значительно большее впечатление, чем его слова. Она почувствовала себя полной идиоткой. И поняла, что была не права.

— Дело в том, что мы оба причастны к происшедшему, — произнес он после долгой паузы. Эли говорил спокойно и сдержанно, и она почувствовала, что в своем столкновении с ним потерпела поражение. — Потому, что все началось с меня или с Блафф-Хауса или с меня и Блафф-Хауса одновременно. И, конечно, потому, что я адвокат.

— Хорошо. Но вначале я соберусь. — Когда он удивленно взглянул на нее, Эйбра пожала плечами. — На улице спать слишком холодно, ты замерзнешь. И я прекрасно понимаю, у того негодяя больше нет причин возвращаться сюда. У него есть причины снова наведаться в Блафф-Хаус. По крайней мере, складывается именно такое впечатление. Поэтому я сейчас соберу кое-какие вещи и поеду с тобой.

"Что это? Компромисс? — подумал Эли. — Не то ли это, о чем говорила Эстер? Тот самый взаимообмен с целью достичь равновесия".

— Хорошо.

Когда Эйбра ушла, он взял бокал с недопитым вином.

— Мы выиграли это сражение, — сказал он, обращаясь к Барби, — Но думаю, что до победы в войне пока е не далеко.

Эли дал Эйбре время успокоиться, пока они ехали до Блафф-Хауса, и оставался внизу, пока она, поднявшись наверх, разбирала свои вещи. Если она решит расположиться в отдельной спальне, он уладит эту проблему немного позже. На данный момент ему важно было знать, что она находится рядом с ним и ей ничего не угрожает.

Зайдя на кухню, он заглянул в холодильник. Остатки ветчины и масса различных полуфабрикатов. Из всего этого даже он смог бы состряпать неплохой ужин.

К тому времени когда Эйбра спустилась вниз, он уже успел приготовить несколько простеньких закусок, которые расставил на столе.

— Ты можешь мне все рассказать за едой.

— Хорошо. — Эйбра села, и ее почему-то успокоило то, что Барби решила свернуться калачиком именно у ее ног, а не у ног Эли.

— Мне очень жаль, что у тебя по моей вине сложилось впечатление, будто я тебе не доверяю. Конечно, это ложное впечатление.

— Да, я понимаю, но обо всех подобных впечатлениях мы поговорим позже. А теперь расскажи мне все-таки, что же случилось. Шаг за шагом.

Его реакция лишь усугубила ее и без того уже подавленное настроение.

— Мне хотелось помедитировать, — начала она и рассказала все по порядку и во всех подробностях, какие ей удалось вспомнить.

— Ты не прикасалась к пистолету?

— Нет. Он упал, когда я выронила коробку, и я так его там и оставила.

— Насколько мне известно, на нем не нашли никаких отпечатков, верно?

— Нет, только волокна материи.

— И с тобой с тех пор никто из полиции больше не связывался?

— Мне сегодня звонил Винни, поставил меня в известность, что результаты баллистической экспертизы будут готовы завтра или в среду, но, скорее всего, все-таки в среду.

— А что касается самого пистолета… Он был зарегистрирован?

— Винни этого мне не сказал. Наверное, он далеко не все может мне говорить. Но ему прекрасно известно, что пистолет не мой. У меня никогда не было оружия. Я даже никогда в жизни не держала в руках пистолет. Если именно из этого пистолета убили Кирби Дункана, то им хорошо известно, что в тот момент я находилась здесь с тобой.

Получается, будто мы очень ловко покрываем друг друга, подумал Эли. Именно так, вероятно, и истолкует их слова Вулф.

— Что сказал твой адвокат?

— Попросил позвонить ему, если меня снова захотят допросить, и тогда он свяжется с детективом Корбеттом. Знаешь, меня вовсе не беспокоит перспектива стать подозреваемой в убийстве. Никто не поверит, что я могла убить Дункана.

— Но пистолет мог подбросить тебе и я.

— Это было бы очень глупо с твоей стороны, ты же ведь не дурак.

— Я мог бы использовать тебя для секса и как прикрытие моих действий. Чтобы ты обеспечила мне алиби.

Впервые за много-много часов Эйбра улыбнулась.

— Больше никакого секса, если ты будешь использовать меня в качестве прикрытия. Ну а если серьезно, то в таких действиях не было бы никакой логики. Все равно главное внимание обратили бы на тебя. Ведь именно этого и хотел тот, кто подбросил мне пистолет. И тот анонимный звонок Вулфу. Суть в том, что все это очень похоже на хорошо продуманную инсценировку. Корбетт это прекрасно понимает, он же не идиот.

— Нет, он, конечно, не идиот. Но возможен и другой подход к происшедшему. Они могут предположить, что ты контактировала с убийцей по меньшей мере трижды за прошедшее время. Здесь, в баре и когда он подбросил тебе пистолет. Вот о чем стоит серьезно беспокоиться, и ты это сама знаешь. Ты ведь тоже не идиотка.

— Но что же можно сделать? Только проявлять осторожность.

— Ты можешь уехать. Отправиться к матери в гости, пожить у нее какое-то время. Но ты никуда не поедешь, — добавил он, прежде чем она успела ему ответить, — и я тебя не виню. И тем не менее такая альтернатива для тебя существует. Вторая альтернатива — полностью доверять мне.

Из-за этих его слов и из-за того, что она сама их спровоцировала, Эйбре стало очень тяжело.

— Эли, поверь, я тебе полностью доверяю.

— Нет, в самых опасных ситуациях — не доверяешь. Не знаю, имею ли я право винить тебя за это. Ведь мужчины часто обманывали тебя. Твой отец, например. Одно дело, что у него испортились отношения с матерью, но ведь он все еще твой отец. Однако он не хочет им быть, не желает иметь никакого отношения к твоей жизни. Он обманул тебя.

— Знаешь, Эли, я на этом не зацикливаюсь.

— Весьма разумно с твоей стороны, но факт остается фактом.

Они на какое-то время замолчали, и ее молчание стало своего рода признанием поражения.

— Да, ты прав. Я никогда не имела никакого значения для него. И я действительно не зацикливаюсь на этом, но факт остается фактом.

— Ты не делаешь этого потому, что мысли о его отношении к тебе непродуктивны, а ты не любишь непродуктивного подхода к жизни.

— Очень интересная трактовка. — Губы Эйбры искривились в неком подобии улыбки. — И, скорее всего, верная.

— И ты не зацикливаешься еще и потому, что понимаешь, что для него это гораздо большая утрата, чем для тебя. Но есть еще и тот подонок. И вот как раз воспоминание о нем терзает тебя сильнее и чаще. Он много значил для тебя, ты доверилась ему, впустила в свою жизнь, а он ответил тебе подлостью и жестокостью.

— Как бы ужасно это ни прозвучало, но если бы не он, то меня, возможно, здесь сейчас не было бы.

— Поиск позитива во всем. Отлично. Прими мои комплименты. Но что было, то было. Ты кому-то доверились, а он обманул твое доверие. Почему бы такому не случиться еще раз?

— Я так не мыслю. Я так не живу.

— Ты ведешь открытую, активную, яркую жизнь, которая меня восхищает. Жизнь, которая восхищает своей полнотой. И это прекрасно. Ты ни от кого не зависишь, и это тоже прекрасно. Но ведь обязательно наступает такой момент, когда тебе нужно на кого-то опереться, а ты этого не желаешь.

— Я обязательно бы тебе все рассказала, если бы здесь не было твоих родственников. — Эйбра почувствовала, что ее слова прозвучали не очень убедительно, и поспешила добавить: — Возможно, не сразу, возможно я отложила бы это на какое-то время. Я бы убедила себя в том, что на тебя давят и что нет смысла добавлять к твоим проблемам новые, пока я не получу больше информации или пока ситуация сама каким- то образом не разрешится. Все так. Но дело ведь не в недоверии.

— Тогда в чем же? В жалости?

— В заботе, в заботе о тебе. И в моей уверенности в себе. Ты был не прав, когда говорил о высокомерии. Мне приходилось самой заботиться о себе. Я должна была научиться принимать решения, справляться с проблемами и, да, возможно, принимать на себя решение проблем других людей, чтобы восстановить ту уверенность в себе, которую удалось подорвать Деррику. Мне необходимо было знать, что я способна сама со всем справиться даже в той ситуации, когда мне не на кого рассчитывать, кроме себя самой.

— И даже тогда, когда рядом есть кто-то, на чью помощь ты можешь рассчитывать?

Чувствуя, что Эли снова оказался прав, Эйбра поняла, что ступила на зыбкую почву. И, возможно, настало время переоценить себя.

— Я не знаю, Эли, я, честное слово, не знаю ответа на твой вопрос, потому что я очень долго не позволяла себе даже мысли о посторонней помощи. И тем не менее я положилась на твою помощь и поддержку в ту ночь после того, как на меня напали. Я положилась на тебя, и ты меня не подвел.

— Понимаешь, я не могу в очередной раз связать свою судьбу с женщиной, которая дает взамен меньше, чем берет, или, наоборот, берет меньше, чем дает. Этот опыт достался мне дорогой ценой, но теперь я твердо знаю, что в подобном случае ты в конце концов оказываешься ни с чем, озлобленным, в тоске и в полном одиночестве. Я думаю, что нам обоим следует решить, сколько мы можем отдавать друг другу и сколько брать.

— Ты обижаешься на меня, потому что я не обратилась к тебе за помощью.

— Да, этим ты обидела меня. И еще разозлила, но при этом заставила о многом задуматься.

Он встал и начал собирать тарелки. Никто из них не похвалил ужин.

— Я подвел Линдси.

— Нет, Эли. Это не так.

— Да, именно так. Возможно, наш брак и был ошибкой, но мы ведь оба несли за него ответственность. Ни я, ни она не получили от него того, чего хотели. В конечном итоге я не смог предотвратить того, что с ней произошло. И я до сих пор не знаю, погибла она из-за какой-то моей ошибки, нашей общей ошибки или просто стала жертвой рокового стечения обстоятельств. Я подвел мою Эстер, все реже и реже приезжал к ней и практически перестал видеться с ней. Но она не заслужила подобного пренебрежения с моей стороны. И мы едва не потеряли ее. Мог бы я предотвратить гот несчастный случай, если бы чаще приезжал сюда, больше времени проводил с ней после гибели. Линдси?

— Ты только что говорил о моем высокомерии, а сейчас делаешь из себя пуп земли.

— Нет, но я знаю, что оказался в гуще странных событий, и все эти события каким-то непонятным образом вязаны между собой.

Эли повернулся к ней лицом, но не подошел и не коснулся ее, а продолжал стоять, сохраняя между ними расстояние.

— Я обещаю тебе, Эйбра, что больше никогда не подведу тебя. Я сделаю все, что в моих силах, понравится тебе это или нет, будешь ты спать со мной или нет, но я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось. Когда все это закончится, давай постараемся разобраться в наших отношениях и решим, как нам жить дальше.

Эйбра почувствовала себя загнанной в угол. Она встала и, ничего не ответив на его слова, сообщила:

— Я помою посуду.

— Давай я займусь этим.

— Не забывай о равновесии, о котором ты только что говорил, — напомнила ему Эйбра. — Ты готовил ужин, а я займусь посудой.

— Хорошо. Мне нужна копия твоего рабочего расписания, — произнес Эли, постаравшись придать своим словам шутливую интонацию.

Она ощутила сильное покалывание в затылке — хорошо знакомый ей знак.

— Эли, оно постоянно меняется. В этом вся его прелесть.

— Мне нужно знать, где ты находишься, когда тебя нет дома. И не принимай меня, пожалуйста, за ревнивца, который собирается отслеживать каждый твой шаг и контролировать все, чем ты занимаешься.

Эйбра поставила тарелку, которую держала в руках, на стол и сделала глубокий вдох.

— Я ничего подобного не имела в виду. И к тому же я поняла нечто такое, чего не понимала до сегодняшнего дня и до последних событий. Мне стало ясно, что я принесла с собой больший груз из моего прошлого, чем сама раньше предполагала. Я думаю… надеюсь, что он весь умещается в маленьком чемоданчике и что мне удастся найти способ избавиться от него.

— Это займет какое-то время.

— Я думала, что с прошлым покончено, но оказывается, не совсем. Поэтому…

Она снова взяла тарелку и опустила ее в посудомоечную машину.

— У меня очень простое расписание. Сначала у меня утренние занятия в церковном подвале, а в половине пятого массаж. Пойду к Грете Пэрриш.

— Хорошо. Спасибо. Не забуду.

Эйбра заполнила посудомоечную машину и начала стряхивать крошки со столов и стойки.

— Ты ко мне не прикасался ни разу с тех пор, как поднялся по ступенькам моего дома. Почему? Потому что разозлился на меня?

— Наверное, отчасти из-за этого, но главным образом из-за того, что я не знаю, какую реакцию вызовут у тебя мои прикосновения.

Их глаза встретились, и они несколько мгновений смотрели друг на друга.

— Откуда я могу знать, какую реакцию они у меня вызовут, если ты ко мне не прикасаешься?

Эли слегка коснулся руки Эйбры, затем повернул ее к себе и обнял.

Она отбросила тряпку на стол и ответила на его объятие.

— Прости. Я пыталась утаить от тебя то, что произошло, хотела сама справиться с этим. Но… О боже, Эли, он же проник ко мне в дом. Копался в моих вещах. Трогал их. Деррик тоже рылся в моих вещах, Касался их, разбивал, ломал, рвал, ожидая моего возвращения домой.

— Он не причинит тебе никакого вреда. — Эли прижался губами к ее виску. Я не позволю этому подонку сделать тебе больно.

— Я должна сама преодолеть это. Должна.

— У тебя получится. Все будет хорошо.

Преодолеет. Но не одна. Не без его помощи.


Когда на следующее утро она ушла, Эли всячески убеждал себя, что у него нет причин для беспокойства. И не только потому, что церковь, в которую она отправилась, располагалась на расстоянии меньше двух миль от его дома, но и потому, что ему в голову не приходило ни одной причины, по которой кто-то захотел бы причинить ей зло.

К полудню Эйбра обязательно вернется, и как только он увидит, что она в полной безопасности у него дома, то снова сможет приняться за работу. Эли понял, что в данный момент слишком взволнован, чтобы думать о сюжете своего романа, и спустился в подвал, где потратил почти целый час на осмотр стеллажа.

На то, чтобы открыть панель со стороны подвала, ушло еще больше времени, и, справившись с этим, он решил смазать дверные петли, на которые она была подвешена.

Поскрипывание добавляло загадочности, но если ему нужно будет появиться здесь неожиданно, то необходима тишина. Вооружившись фонариком и коробкой с электрическими лампочками, Эли медленно стал двигаться по проходу. Спустя какое-то время он добрался до третьего этажа.

Там он придвинул к панели стул и, убедившись, что может легко открыть и закрыть ее, вернулся обратно.

Он поставил стеллаж на место, проверил, может ли он свободно обойти его. Затем вернул на полки их содержимое.

Маскировка сгодится на тот случай, если понадобится всем этим воспользоваться.

Ловушка или что-то вроде того. Теперь ему нужны лишь крючок и приманка.

Находясь в тайных проходах, Эли поднял тучи пыли и сажи, поэтому, закончив с панелью и стеллажом, он помылся, переоделся, затем проверил работу видеокамер и "видеонянь", предназначенных для наблюдения родителей за детьми через Интернет.

Он наливал свой первый стакан "Маунтин дью" за день, когда в дом вошла Эйбра с сумками, полными покупок.

— Привет! — Она поставила пакеты на пол и сунула руку в один из них. — Посмотри, Барби, что я тебе принесла! — Она повернулась к собаке и показала ей большую кость из магазина для домашних животных. — Это для хорошей собачки. Ты ведь была хорошей собачкой?

Барби постучала хвостом по полу.

— Думаю, что да. А ты был хорошим мальчиком? — спросила она Эли, снимая упаковку с подарка для Барби.

— Мне тоже принять стойку?

— Я купила все, что нужно для моей лазаньи, которая — скромно признаюсь — считается легендарной, и для тирамису.

— Ты умеешь готовить тирамису?!

— Вот это как раз и требуется выяснить. Я решила, что сегодняшний день должен пройти у меня хорошо, и отчасти причина моей уверенности проистекает из нашего принципа равновесия. Или, точнее, сознания того, что мы начали работу по поиску такого равновесия.

Она приблизилась к Эли и заключила его в объятия.

— Я неожиданно поняла, что ты не очень обидчивый и совсем не злопамятный человек.

— О, я очень обидчивый и крайне злопамятный, — возразил он, — но не с теми, к кому хорошо отношусь.

— Обида и злопамятность — это негативная энергия, обращенная внутрь, поэтому я рада, что ты, в отличие от некоторых людей, не склонен лелеять свои отрицательные эмоции. Кстати, о негативной энергии. Я тут зашла к себе домой и, знаешь, поняла, что у моего дома улучшилась аура. Не совсем восстановилась, конечно, но существенно улучшилась.

— Благодаря ароматическим палочкам?

Эйбра шутливо ткнула пальцем ему в живот.

— Мне и с ароматическими палочками удается сделать очень многое.

— Я рад и искренне надеюсь, что ты не собираешься закупить несколько упаковок разных средств ароматерапии, чтобы развеять негативную энергию в Блафф-Хаусе.

— Такой вариант нисколько не повредит, но мы поговорим на эту тему позже.

Как можно позже, подумал Эли.

— Ты сейчас будешь работать? Я сменю постельное белье, соберу все для стирки и не буду тебе мешать до самого обеда.

— Замечательно. Но вначале я хотел бы тебе кое-что показать.

— Да, конечно. И что же?

— Пойдем наверх. — Эли пальцем указал на потолок и взял ее за руку. — Ты кое-что упустила.

— Упустила?

Слова Эли задели ее, и она ускорила шаг, последовав за ним.

— Кое-что очень важное, — добавил он. — Наверху.

— На третьем этаже? Там я убираю только раз в месяц. Только протираю и прохожусь по комнатам пылесосом. Если ты хочешь его снова сделать обитаемым, то тебе следовало бы…

— Дело не в этом. Не совсем в этом. Я действительно подумываю о том, чтобы переместить свой кабинет туда, в южное крыло.

— Эли, потрясающая идея!

— Да, она мне самому очень нравится. Там прекрасное освещение, из окон открывается восхитительный вид. И очень тихо. К сожалению, я не рисую и не леплю, а то из старой комнаты для прислуги можно было бы сделать великолепную мастерскую.

— Кстати, мне в голову пришла примерно такая же мысль. Из одной из спален с окнами, выходящими на берег, можно было сделать чудесную маленькую библиотеку для твоих справочников и словарей, что-то вроде библиотеки-гостиной. Ты мог бы там делать перерыв и немного отдыхать, не прекращая работу полностью.

Эли такие далекоидущие планы не строил, но…

— Вполне возможно…

— Я помогу тебе ее обставить, если ты все-таки решишься. А эти потрясающие потолки?! Они дают простор для фантазии. Я всегда считала, что дом должен быть обитаемым полностью. Эстер говорила мне, что много лет назад она задействовала помещения третьего этажа под мастерскую, но потом поняла, что ей лучше работается в гостиной, а еще лучше — на улице. В любом случае ей в ее годы тяжело подниматься наверх, преодолевая два лестничных пролета.

— Именно так я и собираюсь поступить — использовать весь дом полностью.

Он прошел по комнате и открыл панель.

— Это просто сказочно! Погляди сюда. Свет работает. — Эли заключил и выключил свет. — Вот. Вот видишь, ты упустила в жизни нечто очень важное.

— Я попробую наверстать упущенное, если ты вначале сможешь мне гарантировать, что проход свободен от пауков, которые размерами больше обычных мух. Тебе стоит открыть все такие панели.

— Я об этом подумываю.

— Представить себе не могу! Сколько раз я здесь убирала и ни разу не заподозрила, что нечто такое может существовать рядом со мной. Но… Ему, тому типу, неизвестно об этом. — Глаза ее блеснули тревожным огнем, и она внимательно посмотрела на Эли. — Он не знает.

— Не думаю. По крайней мере, он не пользовался потайными лестницами. Мы с Майком с огромным трудом сдвинули с места тот шкаф. Мне потребовалось больше часа на то, чтобы освободить от банок с соленьями стеллаж и пробраться за него.

— Очень удобное место для засады. Эли…

— Я об этом тоже думал.

— Скорее для нападения, чем для защиты. — Положив руки на бедра, она деловой походкой обошла комнату. — Я знала, что день должен сложиться удачно. Мы сможем сделать нечто принципиально важное. Пожалуй, нам удастся схватить его на месте преступления.

— Я думал и об этом. Но все не так просто, как кажется. Нельзя вот так взять и наброситься на него с криком: "Стой!" Если самое простое объяснение верно, то это не какой-нибудь примитивный воришка. Это убийца. В таком случае любые поспешные действия с нашей стороны грозят опасностью.

— Верно, нам нужно все тщательно спланировать, — согласилась Эйбра. — Мне лучше думается, когда я убираю. Поэтому давай я начну, и мы будем думать вместе.

— Полагаю, нам следует подождать вестей из полиции.

— Да, да, точно. — Прежнее воодушевление Эйбры немного угасло. — Пожалуй, ты прав. Возможно, им удастся выяснить, кому принадлежит тот пистолет, и тогда все станет ясно. Так будет лучше. Не так захватывающе, конечно, но, с бытовой точки зрения, гораздо правильнее.

— Что бы ни случилось, в беде я тебя не брошу.

— Эли. Она обеими руками прикоснулась к его лицу. — Давай еще раз договоримся и пообещаем никогда не бросать друг друга в беде.

— Договорились. Обещаю тебе.

Глава 22

Эли нужно было работать. В глубинах сознания он продолжал строить планы засады, но в первую очередь ему нужно было додумать до конца сюжет будущего романа, а затем воплотить его в словах на бумаге.

От литагента пока не было никаких известий относительно того отрывка текста, что он уже послал ей, но в пасхальную субботу все дела останавливаются. И к тому же, напомнил себе Эли, я у нее не единственный клиент.

Он не был даже одним из ее важных клиентов.

Да, сейчас главнее всего продолжить обдумывание сюжета, и тогда у него будет новый материал, который он сможет отправить ей. Если у нее возникнут какие-то вопросы с уже полученными материалами, он, конечно же, решит их. Он может снова вернуться к ним, подчистить еще пяток глав и снова отослать их, чтобы у литагента было более широкое поле для деятельности. Но сюжет как раз вошел в самую острую фазу, и ему не хотелось отвлекаться.

Он работал, не вставая, несколько часов подряд, когда Барби вывела его из писательского транса, вскочив к нему на колени и уставившись ему в глаза.

Эли уже научился понимать ее знаки. Данный означал: "Извини за беспокойство, но мне нужно выйти!"

— Хорошо, хорошо, секундочку.

Он сохранил написанное и почувствовал, что у него немного кружится голова, как будто он один за другим опрокинул пару бокалов хорошего вина. Как только он встал с кресла, Барби начала скрестись у двери. Затем он услышал, как она вприпрыжку побежала вниз по лестнице.

Эли знал, теперь собака будет сидеть на кухне, ожидая его и дрожа от нетерпения. Он рассеянно по привычке окликнул Эйбру, проходя мимо кухни, и обнаружил Барби в том самом месте, где и ожидал.

Кроме нее, он заметил там очень красивый сандвич под прозрачной пищевой пленкой и рядом с ним записку: "Поешь после того, как выведешь Барби на прогулку. Эйбра".

— Никогда ни одной мелочи не упустит, — пробормотал Эли.

Он вывел собаку и получил от прогулки не меньшее удовольствие, чем его четвероногая спутница, даже несмотря на начинающийся мелкий холодный дождик. К концу их променада собака промокла, и он тоже, когда, полностью погруженный в мысли о своем романе, стал подниматься по ступенькам, ведущим на пляж. И тут у него в кармане зазвонил телефон.

— Мистер Лэндон, говорит Шеррилин Берк из бюро расследований "Берк-Мэсси".

— Рад вас слышать. — Эли ощутил неприятное предчувствие и неосознанный страх.

— У меня есть для вас сообщение. Я могла бы отослать его вам по электронной почте, но я бы хотела обсудить его с вами лично. Могу зайти к вам завтра, если это удобно.

— Какие-нибудь неприятные новости?

— Неприятные? Нет, что вы. Просто мне хотелось бы переговорить с вами с глазу на глаз. Я буду у вас около одиннадцати.

Коротко, подумал он, весьма профессионально и достаточно твердо.

— Хорошо. Но вы тем временем скиньте мне сообщение по электронной почте, чтобы во время нашего разговора с глазу на глаз я знал его суть.

— Отлично. Договорились. Сделаю.

— Вы знаете, как доехать до Виски Бич?

— Несколько лет назад я провела там восхитительный уик-энд. Всякий, кто хоть раз бывал в Виски Бич, прекрасно знает, где расположен Блафф-Хаус. Я найду вас. В одиннадцать часов. До встречи.

— Я буду вас ждать.

Входя с Барби в дом, он размышлял о телефонном разговоре. Никаких неприятных новостей? Но все, что было связано с убийством Линдси, полицейским расследованием, его собственной ролью во всем этом, было ему неприятно.

Однако ему нужны ответы на вопросы, связанные с этим преступлением. Жизненно необходимы.

С айподом в руках и обеденным подносом Эли поднялся в библиотеку. Эйбра, наверное, наверху что-нибудь пылесосит, решил он. После прогулки под холодным дождем ему захотелось посидеть у камина. Эли разжег его и уселся перед ним, не выпуская из рук айпод. Он прочтет сообщение Берк за едой.

Пропустив все остальные письма, он сразу же загрузил файл, полученный от Шеррилин Берк.

Она лично еще раз допросила его друзей, соседей и коллег. А также Джастина и Иден Зюскинд и некоторых из их соседей и коллег. Она побеседовала с Вулфом, а так же с помощником прокурора.

Кроме того, Берк тщательно осмотрела место преступления, хотя со времени убийства его уже успели несколько раз вычистить и вымыть, а дом выставили на продажу. Она попыталась смоделировать убийство Линдси.

Ну, что ж, очень тщательная работа, подвел итог Эли.

Он прочел документ, в котором присутствовали и ее личные впечатления и соображения.

Зюскинды недавно развелись. Неудивительно, подумал Эли, после всего, что произошло. Особенно если к супружеской измене добавить еще убийство и вакханалию прессы, выставившей их совместную жизнь на всеобщее обозрение.

Удивительно, что они еще целый год продержались.

Да, кстати, у них двое детей, вспомнил Эли. Ужасная ситуация. Дети страдают больше всех.

Шеррилин Берк побеседовала с клерками, посыльными, горничными в отелях и на курортах, которые посещала Линдси. То, что ей удалось выяснить, было Эли уже хорошо известно. Большую часть своих путешествий на протяжении последних десяти или одиннадцати месяцев своей жизни его жена совершала в обществе Джастина Зюскинда.

"Какие эмоции вызывает у меня теперь эта информация? — спрашивал себя Эли. — Практически никаких. Все давно перегорело. Гнев остыл. Даже обида за предательство притупилась, подобно камню у кромки воды — все острые грани стерлись, выровнялись".

Он чувствовал… сожаление. Со временем озлобление и ожесточение, которые они с Линдси испытывали по отношению друг к другу, прошли. Каждый из них пошел бы своим путем и жил бы уже своей собственной, спокойной и нормальной жизнью. Но судьба не дала им такого шанса, распорядившись иначе. Тот, кто убил ее, об этом позаботился.

И теперь Эли считал своим долгом, в том числе и по отношению к памяти Линдси, продолжить расследование, что подразумевало чтение отчетов Шеррилин Берк, встречи с ней. Все это необходимо для того, чтобы узнать, кто и почему убил Линдси. Благодаря этому он сможет навсегда покончить с прошлым.

Он дважды перечитал документ и начал обдумывать прочитанное, потягивая смузи, которое нашел в холодильнике с приклеенной к стакану запиской "Выпей меня".

Потом решил немного отвлечься, вытащил из стола блокнот и снял с полки еще одну книгу о приданом Эсмеральды.

Следующий час он внимательно следил за сложной логикой повествования.

Автор свято придерживался мнения, что спасшийся моряк и дочь владельца дома, Виолетта, полюбили друг друга. Ее брат, Эдвин, застав их, убил любовника. Виолетта, обезумев от горя и отчаяния, бежала в Бостон и больше никогда не возвращалась в родной дом. В результате приданое Эсмеральды оказалось на многие годы утерянным.

Те сведения из семейной истории, которыми Эли располагал, подтверждали факт бегства Виолетты и лишения ее наследства. Ярость родственников была так велика, что ее имя вычеркнули из всех семейных документов. Чтобы стереть из памяти потомков имя Виолетты, были максимально задействованы богатство и влияние семьи.

Бесстрастный тон, с которым излагались события в книге, делал ее менее занимательной по сравнению с другими сочинениями, прочитанными Эли за несколько последних недель, но зато и более логичной и убедительной.

Возможно, настало время нанять профессионального историка, специалиста в области генеалогии, который смог бы отследить дальнейшую судьбу несчастной Виолетты.

Эли как раз задумался над такой возможностью, когда снова зазвонил телефон.

На дисплее высветилось имя его агента, и прежде чем ответить, Эли сделал глубокий вдох.

Ну, вот, наконец-то, подумал он и ответил.

* * *

Он сидел с блокнотом, айподом и телефоном в руках, когда в комнату вошла Эйбра.

— Я закончила наверху, — сказала она. — Ты можешь вернуться в кабинет и поработать там, если хочешь. Мне нужно постирать еще одну партию белья. У меня много времени уходит на то, чтобы ходить вверх и вниз с ведрами, когда я мою лестницу. И еще я подумала, что, если я буду делать это обнаженной, работа у меня пойдет веселее.

— Что?!

— Ну, вот, кажется, я смогла обратить на меня твое внимание. Ты сейчас работаешь? Ведешь свои изыскания? — спросила она и наклонила голову набок, чтобы прочесть название книги, которая лежала перед ним. "Виски Бич. Наследие тайны и безумия". — В самом деле? Интересно?

— В основном, конечно, ерунда, но в ней есть несколько любопытных фактов. Например, имеется раздел с занимательным описанием здешней местности и история Лэндонов в эпоху "сухого закона". Моя прапрабабушка помогала доставлять виски в местные заведения, пряча бутылки под юбку, чтобы скрыть товар от полицейских, которым, конечно же, никогда бы не пришло в голову обыскать ее.

— Очень разумно с ее стороны.

— Я слышал эту историю и раньше, значит, скорее всего, она правдива. Что же касается приданого Эсмеральды, то здесь выдвигается теория, что спасшийся моряк сумел его надежно спрятать. После чего он похитил сердце прекрасной и своенравной Виолетты и прихватил несколько ее драгоценностей, особо ему приглянувшихся. Все закончилось романтическим бегством с погоней в грозовую ночь, в ходе которой он, по-видимому, не без помощи Эдвина Лэндона, жестокого брата Виолетты, свалился со скалы, на которой и поныне стоит маяк. Не исключено, что и "приданое" ушло вместе с ним на дно ненасытного моря.

— Где оно хранится в сундук Дэви Джонса [12].

— Как пишет автор книги, разбойник, и сундук с драгоценностями разбились о скалы. Содержимое рассыпалось по камням и потом сияло под водой, подобно светящимся морским звездам. Или медузам. Кому что больше по душе.

— Если бы это на самом деле было так, я думаю, что какую-то часть сокровищ удалось бы спасти, о чем обязательно распространился бы слух.

— Вряд ли. Те, кто сумел подобрать там брильянтовое ожерелье или что-то подобное, наверняка стали бы держать рот на замке. По мнению автора книги, такое вполне вероятно. Ну, конечно, все это не так существенно как то, что… — начал Эли.

Эйбра лукаво улыбнулась, взглянув на него:

— Как что?

— Как то, что он ей понравился.

— Кому? Своенравной Виолетте?

— Э-э-э… Нет. Моему агенту. Мой роман. Главы, которые я ей послал. Они ей понравились. Или… она просто щадит мое самолюбие и обманывает меня.

— Неужели она стала бы лгать тебе?

— Нет, думаю, роман ей на самом деле понравился.

Эйбра присела на кофейный столик, повернувшись лицом к Эли.

— Ты боялся, что он ей не понравится?

— Я не был уверен.

— Но теперь-то ты уверен.

— Она считает, что может продать его издателям, даже располагая всего пятью главами.

— Эли, ну, это же просто великолепно!

— Но она считает, что могла бы заключить более выгодную сделку, если бы у нее была на руках целая книга.

— Сколько же тебе потребуется времени, чтобы ее закончить?

— Я практически закончил черновой вариант. На обработку уйдет, наверное, еще пара недель. — Даже меньше, подумал Эли, если ничего не случится. — Кроме того, роман придется немного сократить. Ну, в общем, я пока не могу назвать точной даты.

— Это очень важное решение, которое ты можешь принять только сам лично, но… Эли! Ты должен привлечь к себе внимание.

Он улыбнулся, увидев, как Эйбра соскочила со стола.

— Да, она тоже так думает.

— А ты?

— Привлечь к себе внимание? Я бы чувствовал себя более уверенно, если бы полностью закончил текст, прежде чем он попадет к издателям. Ведь она может ошибаться, и я побью новый мировой рекорд по количеству отказов от издательств, но у меня будет на руках законченный текст романа.

— Но она может оказаться права, и тогда у тебя уже будет один роман, права на который купит какое-нибудь издательство. Не заставляй меня зажигать ароматические палочки, чтобы изгнать из тебя отрицательные мысли и энергию.

— А не можем мы вместо таких разговоров и твоих ритуалов просто заняться любовью? — спросил он, широко улыбнувшись. — Секс всегда вызывает у меня только положительные эмоции.

— Пожалуй, я подумаю. Но когда ты мне дашь почитать своя роман?

Эли только пожал плечами в ответ. Эйбра сделала возмущенную гримасу.

— Хорошо, давай вернемся к моей просьбе, которую я высказала некоторое время назад. Дай мне почитать хотя бы один эпизод. Всего лишь один эпизод.

— Да, это возможно. Один эпизод.

— Ну, вот. Это следует отпраздновать.

— Разве я только что не предлагал заняться любовью?

Рассмеявшись, она хлопнула его по колену.

— Существует масса других способов.

— Ну, в таком случае мы сможем отпраздновать окончание работы над романом.

— Вполне разумно. Ладно, я возвращаюсь к своим делам.

— Я мог бы тебе помочь.

— Конечно, мог бы, но мог бы и вернуться к своей работе.

Эйбра взмах нуда рукой, сделав жест, которым знаменитость приветствует публику.

— Представь, что тебя окружает толпа поклонников.

Эли улыбнулся ей:

— Ну, что ж, наверное, еще пару часов поработаю. Завтра у меня будет меньше времени. Приезжаем женщина-детектив, которую я нанял.

— Есть какие-то новости? — спросила Эйбра и снова села.

— Не знаю. Я прочитал ее отчет. Ничего особенно нового нет, но она очень много всего перекопала. Зюскинды развелись.

— Очень трудно пережить супружескую измену, тем более когда она стала всеобщим достоянием. У них ведь есть дети?

— Да, двое.

— Ужас. — Несколько мгновений Эйбра задумчиво молчала, потом покачала головой. Я не хочу повторить своей ошибки и должна тебе сказать, что пару часов назад звонил Винни. Пули, которые извлекли из тела Дункана, были выпущены из того самого пистолета, который я нашла у себя дома.

Эли накрыл ее руку своей.

— Я бы удивился, если бы все было иначе.

— Знаю. Но то, что я позвонила Винни, когда нашла пистолет, говорит в мою пользу. Анонимный звонок, поступивший Вулфу с одноразового сотового телефона, представляется довольно сомнительным свидетельством. Но Винни хотел, чтобы я знала о том, что Вулф копается в моем прошлом, отслеживает мои передвижения, пытается найти какую-то связь между нами еще до убийства Линдси.

— Но мы не были никак связаны, поэтому ему ничего не удастся найти.

— Согласна. Не удастся.

— Пусть всем этим занимается твой адвокат.

— Он и занимается. За мной ничего нет, и Вулфу я интересна только с точки зрения подходов к тебе. Если ему каким-то образом удастся связать нас с убийством Кирби Дункана, твоя причастность к гибели Линдси станет более вероятной.

— Но верно и противоположное, — напомнил ей Эли. — Если мы не причастны к убийству Дункана, значит, моя причастность к гибели Линдси становится еще менее вероятной.

— Наши выводы сходятся в главном: оба убийцы каким-то образом связаны друг с другом.

— Я не могу поверить, чтобы бросившие на меня тень преступления — два убийства, несчастный случай, едва не закончившийся фатальным исходом, серии взломов и нападение на тебя — не были бы как-то связаны между собой.

— Не могу не согласиться с тобой, но, знаешь, все на свете в каком-то смысле связано.

Эйбра снова встала.

— Возможно, нам удастся стать героями нашего собственного романа, и мы сможем помочь полиции поймать негодяя.

— Мне кажется, нам стоит сегодня сходить куда-нибудь поужинать.

Брови Эйбры удивленно изогнулись.

— Кажется? Неужели?

— Барби останется сторожить дом, а мы прогуляемся и где-нибудь хорошо поужинаем. Ты можешь надеть что-нибудь очень сексуальное.

— Неужели у нас сегодня свидание, Эли?

— Именно. Пусть будет свидание. Выбери место, в которое мы пойдем. Ведь случай-то не рядовой.

— Хорошо. — Эйбра наклонилась и поцеловала его. — Тогда тебе придется надеть галстук из твоей замечательной коллекции.

— Да, конечно. Согласен.

Хорошие новости или не очень хорошие новости, подумал Эли, когда Эйбра вышла. Вопросы, которые будут задаваться и на которые придется отвечать. Но вес это будет завтра, а сегодня он проведет чудесный вечер с восхитительной женщиной, которая помогла ему снова ощутить вкус жизни.

— Я еще немного поработаю, — сказал он, обращаясь к Барби, — а потом ты поможешь мне выбрать галстук.


Он не мог день и ночь следить за домом. Но мог время от времени осуществлять плотное наблюдение. Он знал, что может проникнуть внутрь даже в том случае, если Лэндон снова сменит код. Конечно, было бы предпочтительнее продолжить поиски в пустом доме, но в последнее время Лэндон почти не выходит на улицу. Вероятно, придется рискнуть и войти в дом ночью, когда Лэндон ляжет спать.

Ему стало казаться, что, начав поиски в подвале, он выбрал неправильное направление, по крайней мере, не ту часть его огромной общей площади. Но, чтобы быть до конца уверенным, нужно непременно закончить начатое. Он потратил так много времени, усилий и денег, что теперь уже просто обязан довести дело до конца.

Ему необходимо снова подняться на третий этаж. Где-то там, в одном из сундуков, под какой-нибудь подушкой, за какой-нибудь картиной он обязательно найдет ключ к разгадке.

Дневник, карту или координаты.

Он заходил в библиотеку Блафф-Хауса, когда старая леди спала, но ничего существенного там не нашел. Не нашел ничего, что могло бы соперничать с его собственными познаниями, с его собственным тщательным и скрупулезным исследованием истории приданого Эсмеральды.

Он знал правду. Ту правду, которая скрывалась за легендой, за рассказами о той бурной ночи в Виски Бич. Он знал…

Ветер, скалы, бурное море и только один выживший человек.

Один человек и бесценное сокровище.

Пиратская добыча, захваченная благодаря силе, мужеству и крови. Она принадлежит ему по праву, по праву крови. Крови Натаниэля Брума, которая течет в его жилах.

Он был потомком Брума обладателя сокровища, и Виолетты Лэндон, подарившей пирату свое сердце, свое тело и своего сына.

У него имелось и доказательство его прав на сокровище, написанное рукой самой Виолетты. Ему хотелось думать, что это послание из могилы было адресовано непосредственно ему. Ему предназначались отрывки из писем, из дневника, из документов; все, что было обнаружено после смерти его двоюродного деда. Глупого и безалаберного человека.

Теперь наследником сокровищ является он. У кого может быть больше прав на приданое Эсмеральды, чем у него?

Конечно же, не у Эли Лэндона.

И он обязательно вернет себе свое. Если потребуется, то не остановится и перед убийством.

Он ведь уже убивал и знает, что может пойти на это снова, когда потребуется. По мере того как день шел за днем и проникновение в Блафф-Хаус становилось все более трудным для него, он понимал, что убьет Эли Лэндона прежде, чем все закончится. Прежде, чем все по-настоящему закончится.

Когда он вернет то, что ему принадлежит по праву наследования, он убьет Лэндона так же, как Лэндон убил Линдси.

Таким образом, справедливость восторжествует, говорил он себе, жестокая справедливость, но та, которую Лэндоны заслуживали. Та, которую одобрил бы Натаниэль Брум.

Его сердце забилось от радости, когда он увидел, что парочка вышла из дома. Лэндон в шикарном костюме и его женщина в коротком красном платье. Держатся за руки, смеются, глядя друг другу в лицо.

Такие веселые, такие беззаботные.

Интересно, трахался он с ней, когда жил с Линдси? Самоуверенный идиот. Лэндон заслужил смерть. Как же он жалел, что не может расправиться с ними обоими прямо сейчас.

Нет, нужно набраться терпения. Сначала следует получить свое наследство, а затем уже вершить правосудие.

Он видел, как они сели в машину, как женщина наклонилась для поцелуя, как после этого Лэндон завел машину и они отъехали.

В моем распоряжении примерно два часа, решил он. Если бы он мог позволить себе, как раньше, нанять человека для слежки за ними, то знал бы более точно. Но на два часа спокойной работы рассчитывать можно.

Он заплатил кругленькую сумму за устройство для взлома электронных кодовых замков. Скоро ему придется экономить, ведь свободных денег у него все меньше и меньше. С другой стороны, напомнил он себе, припарковывая машину и вытаскивая из нее сумку, эти траты — своего рода инвестиции, которые должны окупиться.

Он знал, что полиция патрулирует Блафф-Хаус, и видел, как патрульная машина объехала вокруг дома. Он подождал и выбрал самый удобный момент. Из меня вышел бы неплохой пират, подумал он. Это еще одно свидетельство моей кровной связи с Натаниэлем Брумом и права на приданое Эсмеральды.

Он прекрасно умел выжидать, избегать излишнего внимания; умел планировать дела и хватать добычу.

Серый весенний дождик создавал удобное прикрытие. Он перебежал дорожку по направлению к боковой двери, самое подходящее место для проникновения внутрь, самое незаметное. Не торопясь, он сделает слепок с ключа женщины. Естественно, она не стала брать с собой в ресторан тяжелую связку ключей. Он найдет ее ключ и скопирует его.

В следующий раз он просто воспользуется им, чтобы войти в дом.

Но в данный момент у него не было другого выхода, как вытащить из сумки отмычку на шнурке и повесить ее на шею, чтобы было удобнее ею действовать.

Однако стоило ему подойти к двери, как изнутри донесся лай собаки.

Он отшатнулся, его сердце бешено застучало в груди.

Он как-то раз видел Лэндона на пляже с собакой, которая показалась ему вполне дружелюбной и игривой. Совсем безобидной, такай, с которой можно разрешить играть своим детям.

У него в сумке было припасено специальное собачье угощение.

Однако громкий лай свидетельствовал о том, что пса не так-то легко будет утихомирить. Он подумал об острых клыках, о крепких челюстях, способных перекусить руку.

Выругавшись, готовый расплакаться он отступил. В следующий раз… в следующий раз он принесет мясо. Отравленное.

Ничто не сможет помешать ему проникнуть в Блафф-Хаус и забрать то, что принадлежит по праву.

Нужно успокоиться и подумать. Больше всего его злило то, что ему придется вернуться на работу, по крайней мере, на несколько дней. Но это позволит хорошенько поразмыслить и все тщательно взвесить. Может быть, удастся найти еще какой-то способ навлечь на Лэндона и его женщину новые подозрения. Возможно, добиться того, чтобы их взяли под арест и таким образом хотя бы на короткое время проникнуть в Блафф-Хаус. Да, времени на раздумья у него будет достаточно. Может быть, устроить кому-то из бостонских Лэндонов несчастный случай? В таком случае удастся выманить этого подонка из дома.

Да, есть о чем подумать.

Теперь ему надо вернуться в Бостон и кое-чем заняться. Появиться в нужных местах, сделать так, чтобы его увидели там, где должны видеть, побеседовать с теми, с кем нужно побеседовать.

И все будут принимать его за обычного человека, живущего обычной жизнью и самым обычным образом проводящего время. Никому и в голову не придет, какие исключительные и жуткие дела он творит.

Я еду слишком быстро, подумал он, проверив скорость. Скорость ни в коем случае нельзя превышать. Из-за понимания того, что удалось довольно близко подобраться к цели, он и рискнул форсировать события. Нет, ему во всем нужно сбавить скорость, дать всем и всему время успокоиться.

Когда он в следующий раз вернется в Виски Бич, то будет готов нанести решительный удар, будет готов к победе. Он вернет свое наследство. И свершит правосудие.

И тогда будет жить так, как заслуживает. Как главарь пиратской армии.

Он осторожно проехал рядом с рестораном, расположенным у самого пляжа, в котором Эли и Эйбра сидели за столиком, взявшись за руки.

— Мне нравятся такие свидания, — заметила Эйбра. — Но я почти успела о них забыть.

— Я тоже.

— Знаешь, мне нравятся первые свидания. — Она подняла свой бокал и улыбнулась ему. — И особенно те первые свидания, где мне не приходится думать о том, не попытается ли мой кавалер сегодня завлечь меня в постель.

— Признаюсь тебе, мне как раз вот это последнее очень нравится.

— Ты наконец обрел дом. Виски Бич ты чувствуешь себя как дома. Это заметно. Я знаю, что значит чувствовать себя как дома, расскажи мне о своих планах относительно Блафф-Хауса. У тебя ведь они есть, — добавила она, поставив бокал. — Ты же любишь строить планы.

— Точнее сказать, любил. В течение довольно долгого времени, слишком долгого, мне было тяжело спланировать даже то, как прожить очередной день. Но ты права, у меня теперь есть планы относительно дома.

Эйбра подвинулась ближе. Мерцание свечей отражалось у нее в глазах, шум моря доносился даже сквозь толстое стекло, отделявшее их от берега.

— Расскажи мне обо всем, что ты придумал.

— Начнем с самых прозаических, самых практических вещей. Бабушке нужно вернуться. Она останется в Бостоне и продолжит лечение до тех пор, пока не будет готова к переезду, после этого вернется в Блафф-Хаус. Поэтому я подумываю об установке лифта. Я знаю одного архитектора, который может приехать и взглянуть на дом. Ведь какое-то время она не сможет самостоятельно подниматься по лестнице, так что лифт станет хорошим подспорьем. Если с лифтом ничего не выйдет, тогда, возможно, придется большую гостиную переделать под спальню для нее.

— Мне по душе затея с лифтом. Эстер нравится ее спальня, и она любит прогуливаться по дому. Благодаря лифту она сохранит все, что ей было привычно в прошлом. Думаю, на это уйдет масса времени, но спланировать надо. Что еще?

— Нужно заменить старый генератор, сделать что-то с подвалом. Я пока еще не решил, что именно. Это не вопрос первостепенной важности. Больше всего меня заботит третий этаж.

— Пусть там будет новый шикарный кабинет для известного писателя.

Эли улыбнулся и покачал головой.

— Первым в моем списке стоит лифт… и потом я хочу снова устраивать вечеринки в Блафф-Хаусе.

— Вечеринки?

— Мне они когда-то очень нравились. Приятные люди, добрые друзья, любимые родственники, хорошая еда, музыка. Мне хочется проверить, не окончательно ли я утратил вкус к жизни.

От этой мысли у Эйбры слегка закружилась голова.

— Давай устроим вечеринку, настоящую большую вечеринку в честь продажи прав на твою книгу.

— Ну, об этом пока еще рано говорить.

— Нет, я оптимистка, об этом нужно не только говорить, но уже и строить точные планы.

Когда к ним подошел официант с салатами, Эйбра даже нетерпеливо поерзала на стуле, ожидая, когда тот отойдет и оставит их вдвоем. Из-за распространенного суеверия или по каким-то другим причинам Эли не хочет устраивать вечеринку в честь книги, на которую не только не были проданы права, но которая даже еще не закончена.

Нужно найти компромисс, подумал он.

— Почему бы нам не устроить вечеринку в честь возвращения бабушки домой?

— Превосходная идея! — Перед тем как взять вилку, она восторженно пожала руку Эли. — Ей это страшно понравится. Я знаю одну неплохую группу, играющую свинг.

— Свинг?

— Да. Будет чудесно. Немного ретро. Женщины в красивых вечерних нарядах, мужчины в летних костюмах, ведь я уверена, что Эстер вернется в Блафф-Хаус еще до конца лета. Китайские фонарики на террасе, шампанское и повсюду цветы. Серебряные подносы с изящно сервированными угощениями на белых столах.

— Вы зачислены в штат.

Эйбра рассмеялась.

— Я действительно иногда занимаюсь организацией вечеринок.

— Признаюсь, я почему-то не удивлен.

Она помахала вилкой в воздухе.

— Я знаю очень многих полезных в таком деле людей.

— Нисколько не сомневаюсь. А твои собственные планы? Что ты скажешь, например, о студии йоги?

— Она внесена в список.

— Я готов тебя немного профинансировать.

Она чуть-чуть отодвинулась от него совсем немного.

— Я люблю сама себя финансировать.

— Значит, никакие инвестиции не принимаются?

— Нет, по крайней мере пока. Мне нужно большое пространство. Удобное, спокойное место. Хорошее освещение. Зеркальная стена, может быть, небольшой красивый фонтан. Хорошая акустическая система, которой в церкви, к примеру, нет. Освещение, которое можно было бы легко менять. Разноцветные коврики, разнообразные мелочи, очень много всего. Со временем можно взять на работу еще пару тренеров. Но ничего грандиозного. Совсем небольшая комната для массажа. Пока что я довольна и тем, что имею и чем занимаюсь.

— То есть всем.

— Всем, что мне нравится. Разве мы с тобой не счастливы?

— В данный момент я чувствую себя предельно счастливым.

— Я имею в виду, что мы должны быть счастливы от того, что имеем возможность заниматься тем, что нам нравится. Мы сидим здесь, за этим столиком. У нас первое свидание, которое мне очень-очень нравится. Мы обсуждаем планы относительно разных вещей, которые нам тоже очень нравятся. Благодаря этому необходимость иногда заниматься вещами не слишком приятными становится не такой уж страшной.

— И что же тебе не нравится?

— Вот прямо здесь и прямо сейчас я не могу ничего вспомнить, — улыбнулась Эйбра.


Позже, лежа в постели рядом с ним и погружаясь в темные глубины сна, она поняла, что в самом Эли и в окружающих его людях и вещах ей нравится абсолютно все. И, думая о завтрашнем дне, Эйбра думала о нем.

Она понимала, прислушиваясь к шуму прибоя за окном, что, чуть-чуть ослабив свойственную ей внутреннюю дисциплину, она влюбится по уши в него. Ей оставалось лишь надеяться на то, что она готова к приходу этого восхитительного чувства.

Глава 23

По ее имени — Шеррилин Берк, — по голосу, который он слышал по телефону, а также по резкому северному акценту Эли представлял эту женщину себе худощавой блондинкой в безупречном костюме. Однако на пороге стояла сорокалетняя коротко стриженная брюнетка в джинсах, черном свитере, потертой кожаной куртке и черных кедах. В руках она держала "дипломат".

— Мистер Лэндон.

— Мисс Берк.

Она подняла солнечные очки и оставив их на голове, протянула ему руку.

— Милый песик, — добавила она и протянула руку Барби.

Та в ответ вежливо подала лапу.

— Она громко лает, но, кажется совсем не склонна кусаться. Лая, по-видимому, вполне хватает.

— Наверное. Ну и домик у вас.

— Да, действительно очень большой. Проходите. Может быть, кофе?

— От хорошего кофе никогда не откажусь. Черный, пожалуйста.

— Проходите, садитесь. Я сейчас приготовлю.

— Может быть, для экономии времени я пройду с вами на кухню? Вы сами мне открыли дверь, сами собрались готовить кофе, из чего я делаю вывод, что у вашей прислуги выходной.

— У меня нет прислуги, как вам, наверное, уже хорошо известно.

— Это часть моей работы. И полная открытость с обеих сторон, — добавила гостья с улыбкой, обнажившей кривой резец. Если не возражаете, я бы хотела осмотреть дом. Я, конечно видела журнальные фотографии интерьеров. Но находиться внутри — совсем другое дело.

— Я не возражаю.

Пока они шли в глубь дома, гостья внимательно осмотрела фойе, затем главную гостиную, музыкальную комнату с двойными дверями, которые открывались в гостиную во время приемов и вечеринок.

— Ваш дом кажется бесконечным. Но очень уютным, совсем не похожим на музей. Вы сумели сохранить стиль. Внутренние интерьеры соответствуют архитектуре здания.

— Блафф-Хаус очень важен для моей бабушки.

— И для вас?

— И для меня тоже.

— Он слишком велик для одного человека. Ваша бабушка жила здесь одна в течение последних нескольких лет?

— Да. И она вернется снова, как только врачи ей позволят. А я останусь с ней.

— Все правильно, семья прежде всего. Мне это прекрасно известно. У меня у самой двое детей, мать, которая меня постоянно выводит из себя, и отец, который выводит ее из себя с тех пор, как вышел на пенсию. Отслужил тридцатник.

— Ваш отец был полицейским?

— Да, он был одним из этих "ребят". Но вам это, наверное, тоже известно.

— Часть моей работы.

Она усмехнулась. Затем повернулась и прошла на кухню.

— Да, здесь явно многое переделано, но все равно отражает общий стиль. Вы сами готовите?

— Нет.

— Я тоже, честно говоря, неважная повариха. Но ваша кухня производит впечатление места, где работает профессионал.

— Бабушка любит выпечку.

Эли проследовал к кофемашине, а его гостья удобно устроилась на табурете у высокого стола-стойки.

— И та женщина, которая сейчас выполняет обязанности экономки, очень неплохо готовит. Ее зовут Эйбра Уолш. Она… экономка у вас, не так ли?

— Да, именно так. Неужели моя личная жизнь имеет значение для вас, мисс Берк?

— Называйте меня Шеррилин. Для меня все имеет значение. Такой уж у меня принцип работы. Поэтому я вам очень благодарна за то, что вы дали мне возможность ощутить дух вашего дома. Кроме того, я большая поклонница матери мисс Уолш. И из того, что мне удалось узнать, я заключаю, что и ее дочь достойна восхищения. Она сумела начать здесь заново жить полнокровной жизнью после того, что с ней случилось. Вам это удается?

— Я тоже стараюсь. Прилагаю все усилия.

— Вы ведь были неплохим адвокатом в своей области. — И вновь на лице гостьи появилась и практически тут же исчезла загадочная улыбка. — Значит, теперь вы пытаетесь стать писателем.

— Да, вы совершенно правы.

— Вы обречены на громкий успех. Потомок старого, именитого и очень богатого рода, с именем которого связан громкий семейный скандал и некая страшная тайна.

Внутри у Эли медленно закипало раздражение.

— Я не собираюсь строить свой успех на славе моего семейства или на убийстве жены.

Шеррилин Берк пожала плечами:

— Хотите вы того или нет, но это все равно ассоциируется с вами, мистер Лэндон.

— Лучше называйте меня Эли, если хотите оскорбить.

— Не обижайтесь, я просто, так сказать, снимаю с вас мерку. После убийства вашей жены вы сотрудничали с полицией больше, чем можно было бы ожидать.

— Больше, чем мне следовало, как я теперь понимаю. — Эли поставил перед ней чашку кофе. — Я тогда рассуждал не как адвокат, но когда все-таки начал, то было уже немного поздно.

— Вы любили ее?

Я ведь сам просил, чтобы мне нашли детектива-женщину, напомнил себе Эли. Кого-то со свежим незашоренным взглядом и с тщательным подходом к делу. И вот получил то, что просил, — детектива, который совершенно не похож на того, что работал со мной сразу после гибели Линдси.

Теперь придется смириться с полученным результатом.

— Нет, на момент смерти Линдси я уже не любил ее. И сейчас, как это ни тяжело, я уже не могу точно сказать, любил ли я ее вообще когда-нибудь по-настоящему. Но она очень многое для меня значила. Она была моей женой, чем прежде всего и объясняется мое нынешнее отношение к ней. И теперь я хочу знать, кто убил ее. Большую часть прошлого года я пытался защитить себя, практически не предпринимая никаких усилий найти ответы на упомянутые вопросы.

— Статус главного подозреваемого в деле об убийстве не способствует спокойной жизни. Насколько я знаю, она изменяла вам. И вы пытались пойти на справедливый и цивилизованный развод, в котором на карту были поставлены немалые деньги и репутация вашей семьи. Даже при наличии брачного контракта вы рисков ли потерять очень большие деньги, и тут вы обнаруживаете, что она водит вас за нос. Вы приходите в дом, за который заплатили собственные деньги, так как ее дом на момент покупки находится в доверительном управлении. Вы сталкиваетесь там с ней, ссоритесь, выходите из себя. Затем хватаете кочергу и расплачиваетесь с ней за все. После чего, опомнившись, вызываете полицию и пытаетесь прикрыться старой как мир фразой "я пришел и нашел ее мертвой".

— Да, именно так они и пытались все представить.

— В полиции.

— В полиции, в семье Линдси, в прессе.

— Ее семья не имеет значения, да и журналисты, в принципе, всегда одинаковы. Но и полицейские в конце концов так и не смогли собрать доказательную базу.

— Да, в полной мере, конечно, не смогли. Однако благодаря этому я не становился невиновным ни в их главах, ни в глазах кого бы то ни было еще. Родители Линдси? Они потеряли дочь, поэтому, с их точки зрения, я убийца, ловко ускользнувший от возмездия. Конечно, на газеты и телевидение можно не обращать внимания, но ведь они формируют взгляды очень многих людей. Им почти удалось выиграть дело против меня в суде общественного мнения, и моя семья очень из-за этого пострадала.

Она внимательно его рассматривала, пока он говорил, и Эли неожиданно понял, что она пытается ухватить его внутреннюю суть, так же как она только что проделала с Блафф-Хаусом.

— Вы пытаетесь завести меня? Подзуживаете?

— Не исключено. Из вежливой беседы трудно почерпнуть нужную информацию. Дело Линдси Лэндон на первый взгляд казалось элементарным. Озлобленный муж, секс, измена, большие деньги, преступление, совершенное в состоянии аффекта. В подобных случаях первое подозрение всегда падает на мужа и на человека, обнаружившего труп. В вашем лице соединились оба. Никаких следов взлома, ни малейших следов борьбы. Никаких признаков неудавшегося ограбления. С другой стороны, громкая прилюдная ссора с жертвой утром того же дня. Все очень весомо.

— Я прекрасно осознавал и осознаю весомость всего вами перечисленного.

— Но проблема в том, что на этом все, собственно, и заканчивается. Все только на поверхности просто. Стоит копнуть чуть глубже, и стройное дело тут же рассыпается. Начнем с того, что преступление не укладывается во временные рамки. Время смерти жертвы, время, когда вас несколько свидетелей видели выходящим из вашего офиса, время, когда вы сняли сигнализацию, войдя в дом, — все не складывается. Вы не могли войти и выйти, а затем снова вернуться, так как вас видели в офисе, там у вас были встречи с клиентами, были беседы до шести вечера. Свидетели также точно указывают время ухода жертвы из галереи, где она работала. Она вошла в дом — и это тоже абсолютно точно установлено — примерно за два часа до того, как в нем тем вечером появились вы.

— В полиции считали, что хотя временные рамки очень узкие, но тем не менее чисто теоретически я мог войти, поругаться с ней, убить ее, а затем попытался скрыть следы преступления перед тем, как позвонить в полицию.

— Однако их версия не выдержала испытания практикой — следственным экспериментом, даже экспериментом, проводившимся по инициативе прокурора. Кстати, хороший кофе, — заметила она как бы между прочим и продолжила: — Затем идут свидетельства судмедэкспертизы. На вас не было обнаружено никаких брызг крови. Однако невозможно нанести удар такой силы и не оставить следов в виде брызг. Никаких капель крови у вас на одежде не нашли, а свидетели подтверждают, что на вас, когда вы уходили из офиса, был тот же костюм и галстук у вас не было времени в промежуток примерно в двадцать минут на то, чтобы переодеться один раз, затем переодеться снова. И даже если, предположим, у вас такое время и было, куда делся ваш костюм со следами преступления?

— Вы говорите, как мой адвокат.

— Он, кстати, весьма неглупый парень. К сказанному надо еще добавить отсутствие в вашей биографии свидетельств о склонности к насилию и отсутствие какого-либо агрессивного и криминального поведения в прошлом. И, с какой бы стороны они к вам ни подходили, вы стойко держались своей версии. Им ни разу не удалось сбить вас.

— Потому что это правда.

— Кроме того, поведение жертвы тоже играло вам на руку. Именно она лгала, она изменяла, она хотела, получить львиную долю вашего совместного имущества, будучи по факту из-за тайной любовной связи — виновницей распада вашей семьи. Кстати, пресса не обошла этот аспект стороной.

— Нетрудно вывалять в грязи женщину, которая уже не может себя защитить. Но я стремился не к такой справедливости.

— Тем не менее это сыграло в вашу пользу так же, как и телефонные переговоры между нею и Джастином Зюскиндом, которые произошли после вашей ссоры в тот день. Они сделали его участником разворачивавшейся трагедии.

Эли вдруг понял, что не сможет пить кофе. Он открыл холодильник и достал бутылку минеральной воды.

— Признаюсь, мне очень хотелось, чтобы убийцей был он.

— Но и здесь возникают проблемы. Во-первых, мотив. Если только не принять ту версию, что она решила порвать с ним или вернуться к вам после дневной ссоры. Проблема мотива усугубляется еще и тем, что ваша жена ловко держала свою связь в тайне. Ни друзья, ни коллеги, ни соседи ничего не знали о Джастине Зюскинде. Некоторые, правда, подозревали, что у нее кто-то есть, но она ни с кем никогда о нем не говорила. Слишком многое было поставлено на карту. Ваша жена не вела дневника, а электронные письма, которыми они обменивались, отличались крайней осторожностью. Им обоим было что терять. Встречались они почти исключительно в отелях, загородных ресторанах, небольших мотелях. Ничто из того, что удалось найти полиции, не указывало на возможность конфликта между ними.

— Да, вы правы. — Эли было тяжело ощущать боль от напоминаний об этом, пусть притупившуюся, но все же боль. — Думаю, что она очень дорожила их отношениями.

— Возможно, что так и было, но нельзя исключать и того, что ей просто нравилась такая интрижка. Скорее всего, теперь мы уже никогда этого точно не узнаем. Но самая большая проблема с Зюскиндом — то, что у него благодаря жене имелось алиби. Благодаря жене, которой он изменял. Она выходит на сцену подавленной, даже опустошенной и сломленной происшедшим, но полиции сообщает, что ее муж весь тот вечер провел дома. Они ужинали вдвоем, так как дети были на каком-то школьном мероприятии. Дети вернулись домой примерно в пятнадцать минут девятого и подтвердили, что на тот момент родители были дома.

С этими словами Шеррилин Берк открыла портфель и извлекла из него папку.

— Как вам известно, Зюскинды недавно развелись, Я решила, что его жена может изменить свои показания после того, как их брак распался. Я беседовала с ней вчера. Она очень обижена на мужа и крайне утомлена. По ее словам, брак и муж остались в прошлом, но она ничего не изменила в своих показаниях.

— Какой вывод мы можем сделать?

— Ну, если вы изменяете мужу с одним мужчиной, вполне вероятно, что вы изменяете ему и с другими. Не исключено, что у нее был еще один любовник, который ревновал ее к Зюскинду, или жена любовника решила отомстить. Пока я никого не нашла, но это не значит, что я не смогу никого найти и в будущем. Можно угоститься? — Шеррилин сделала жест в сторону кофемашины.

— Конечно.

— Я бы сама себе сварила, но ваша кофеварка производит впечатление крайне сложного механизма.

— Позвольте за вами поухаживать. Я сварю вам кофе.

— Спасибо. Вы знаете, — я полагаю, детектив, работавший с вами ранее, говорил вам, — ваша жена не всегда пользовалась кредитной картой для оплаты гостиничных номеров. Иногда она оплачивала их наличными, а такую оплату очень непросто отследить. На данный момент у нас имеется несколько свидетелей, видевших ее в нескольких местах с Джастином Зюскиндом. Теперь мы пытаемся найти тех, кто, возможно, видел ее с кем-то другим.

Эли подал ей еще одну чашку кофе, сел и стал листать подготовленные ею документы. Шеррилин тем временем продолжила свой рассказ:

— Ваша жена сама впустила убийцу в дом. Повернулась к нему спиной. Она знала человека, убившего ее, поэтому мы ищем среди тех, кого она знала. Бостонское управление полиции тщательно вело расследование, но тамошним копам очень хотелось, чтобы убийцей были вы, а главный следователь по делу был практически в этом убежден.

— Вулф.

— Точно. Он настоящий бульдог, а вы идеально подходили на роль объекта его ненависти. Вы адвокат по уголовным делам. Уже одно это делает из вас врага для таких, как он. Он надрывается на службе, чтобы убрать подонков с улиц, а вы зарабатываете себе на жизнь тем, что отпускаете их на свободу, и они снова выходят на улицы.

— Как-то все у вас получается слишком гладко и просто. Черно-белая картина без полутонов.

— Прежде чем стать частным детективом, я пять лет проработала в полиции. — Взяв чашку обеими руками, Берк откинулась на спинку кресла. — Кроме черного и белого, я вижу много серого. Знаете, полицейских очень злит, когда какой-нибудь позер-адвокатишка помогает очередному подонку выбраться из дерьма и избежать тюрьмы, ухватившись за какую-нибудь техническую тонкость, или просто благодаря умению искусно плести слова. Вулф смотрит на вас и видит перед собой богатого, избалованного, двуличного пройдоху, который, в его глазах, обязательно виновен в преступлении. И он выстраивает убедительное дело против вас, основанное на косвенных доказательствах, однако не может довести его до суда. И вот вы переезжаете сюда, в Виски Бич, и чуть ли не у вас на пороге происходит следующее убийство.

— Вы говорите уже не как мой адвокат, а как самый настоящий полицейский.

— Я умею говорить по-разному, — невозмутимо отозвалась Шеррилин.

Она извлекла из своего "дипломата" очередную папку и положила ее на стол.

— Кирби Дункан. Он работал в одиночку, тихонько, по старинке. В полиции его любили. Он всегда был там своим и никогда не кривил душой. Вулф его хорошо знал, был с ним дружен и буквально впал в ярость из-за того, что не может повесить убийство Дункана на вас, затем бумерангом возобновить также и дело о гибели вашей жены и довести вас наконец до скамьи подсудимых по двум преступлениям.

— Мне это ясно как день, — сухо заметил Эли.

— Но в данном случае вообще ничего не сходится. Дункан не был идиотом и не стал бы встречаться в одиночку в пустынной местности с тем парнем, за которым следил. И если только им не овладело внезапное и совершенно необъяснимое желание посреди ночи, в грозу, прогуляться до маяка, то единственной причиной такого поведения является договоренность с кем-то, кого он знал. И этот кто-то убил его. У вас превосходное алиби. Кроме того, нет никаких данных о том, что вы и Дункан когда-либо встречались и разговаривали. Нет никаких свидетельств того, что вы выехали из Бостона, где, как подтверждают многие свидетели, находились в тот момент, когда на Эйбру Уолш было совершено нападение в этом самом доме. Нет так же доказательств того, что вы договорились о встрече с Дунканом, убили его, затем вернулись в Бостон, обыскали его офис и квартиру, после чего снова прибыли сюда. Никто ничему подобному не поверит.

— Но Вулф…

Шеррилин отрицательно покачала головой:

— Я думаю, что даже Вулф при всей его нелюбви к вам не способен в такое поверить, как бы ни старался. Но если ему удастся каким-то образом привязать к преступлению мисс Уолш и тем самым доказать, что у вас был сообщник, или обнаружить, что вы контактировали с таковым в Бостоне, тогда, возможно, он из всего этого что-нибудь и слепит.

— Кто-то подбросил пистолет в дом Эйбры.

— Что? — Берк сразу же выпрямилась, и ее взгляд стал таким же пронзительным и раздраженным, как и ее тон. — Почему мне об этом никто не сообщил?

— Извините. Мне самому стало известно об этом только в понедельник.

С мрачным выражением лица его гостья вытащила из "дипломата" блокнот и ручку.

— Опишите мне ситуацию.

Эли сообщил ей все, что было ему самому известно. Берк записала его рассказ какой-то особой скорописью.

— Небрежная инсценировка, — подытожила она. — Тот, кто это сделал, — импульсивный, неорганизованный и, возможно, не слишком умный человек.

— Но заметьте, ему удалось убить опытного сыщика и он до сих пор ловко скрывается от полиции.

— Дуракам часто везет. Мне бы хотелось осмотреть ее дом до возвращения в Бостон.

— Я попрошу Эйбру.

— И еще ту самую яму в вашем подвале. Я попытаюсь выведать что-нибудь у местных копов, узнаю, есть ли у меня с ними что-то общее. — Она постучала ручкой по блокноту, внимательно глядя на Эли. — В своих электронных письмах и телефонных разговорах вы упоминали, что, по вашему мнению, все это как-то связано.

— В противном случае случившееся можно объяснить только сочетанием поистине немыслимых совпадений.

— Возможно. Но есть и еще одно совпадение, которое мне удалось найти и которое мне представляется интересным.

Берк вытащила еще одну папку.

— Примерно пять месяцев назад Джастин Зюскинд приобрел дом известный под названием "Сэнкасл" в северной части Виски Бич.

— Что? Он… он купил здесь дом?

— Да, именно так. Сделка проведена от имени компании "Лигаси Корпорейшен", подставной фирмы, которую он же и основал. Его жена не упоминается ни в документах по сделке, ни в закладной. Если их бракоразводный процесс продолжится, то эта покупка обязательно всплывет. На данный момент стоит предположить, что его жене о доме ничего не известно.

— С какой стати ему вообще покупать здесь дом?

— Ну, здесь прекрасный пляж и все такое прочее. В общем, очень хорошее вложение денег.

На лице Шеррилин Берк снова появилась двусмысленная усмешка.

— Но циник, который сидит у меня внутри, подсказывает мне, что у него были и другие мотивы. Можно было бы предположить, что он собирался следить за вами и поймать вас на какой-нибудь оплошности и таким образе отомстить за гибель своей возлюбленной. Правда пять месяцев тому назад вы здесь не жили, да и не собирались.

— Но ведь Блафф-Хаус никуда не делся, и моя бабушка…

— Ни то, ни другое никак не связано с гибелью вашей жены, насколько я понимаю, а именно для выяснения ее обстоятельств вы меня и наняли. Однако я люблю загадки, в противном случае не стала бы заниматься тем, чем занимаюсь. Кроме того, я очень любопытна. Итак, Зюскинд покупает здесь недвижимость, поблизости от вашего роскошного и всем известного особняка, в том месте, которое, насколько мне известно, вы очень редко посещали после вашей женитьбы.

— Линдси здесь не нравилось. Она не ладила с моей бабушкой.

— Возможно, она однажды упомянула о доме и обо всем, что с ним связано, в интимной беседе с любовником. Через несколько месяцев после ее гибели бывший любовник вашей жены приобретает здесь недвижимость. У вас в подвале появляется яма. Ваша бабушка попадает в больницу. За вами следит частный детектив, которого затем кто-то убивает. И вот теперь орудие убийства подбрасывают в дом женщине, с которой у вас близкие отношения. Что может находиться в центре всего этого, Эли? Явно, не вы. Вас здесь не было, когда был сделан первый шаг. Но тогда что?

— Приданое Эсмеральды — сокровище, которое, скорее всего, не существует, но если даже и существует, то наверняка зарыто не у меня в подвале… Но ведь этот негодяй оставил мою бабушку умирать.

— Возможно. Мы не можем пока этого доказать, но не исключено. Я бы не стала сообщать вам имеющуюся у меня информацию о Зюскинде, если бы не была уверена, что вы не сорветесь и не наделаете глупостей. Не заставляйте меня разочаровываться в моей способности понимать людей.

Эли действительно чувствовал, что может сорваться и наделать глупостей.

— Этот тип мог убить ее. Она лежала без сознания бог знает сколько времени. Беззащитная старая женщина, которую он оставил на верную смерть. Кроме того, он вполне мог быть убийцей Линдси.

Он резко повернулся в кресле.

— Жена тоже может лгать, покрывать его из верности или из страха. Ведь он способен убить и ее. Не исключено, что он и с Дунканом рассчитался. А кто еще мог это сделать? Кого еще могло интересовать, чем я здесь занимаюсь? Вначале я думал, что частного детектива подослало семейство Линдси, но вариант с Зюскиндом более логичен.

— Я и в этом направлении кое-что нарыла. Я любопытна, — напомнила ему Шеррилин Берк. — Пьемонты в связи с вашим делом наняли в Бостоне двух лучших сотрудников одной превосходной юридической фирмы. Однако расследование было прекращено примерно три недели назад.

— Прекращено? Они прекратили расследование?

— Как явствует из моих источников, следователи сообщили, что больше ничего существенного по данному делу найти не могут. Я не говорю, что после того они не могли прибегнуть к услугам какой-то другой фирмы, но абсолютно уверена, что Кирби Дункана они не нанимали.

— Если его нанял Зюскинд, он знал точно, когда я ухожу на прогулку, куда иду и сколько у него есть времени на поиски в доме. Он был здесь, в доме, в ту ночь, которую я провел в Бостоне, потому что Дункан сообщил ему, что я уехал в Бостон. Потом пришла Эйбра. Если бы она не сумела защититься, он бы ее…

Шеррилин продолжала сидеть в кресле, а Эли принялся беспокойно мерить шагами комнату:

— Вы говорили, что Дункан был честный прямой человек.

— Да, такая у него была репутация.

— Винни… помощник шерифа Хансон пошел к нему вечером того дня, когда кто-то незаконно проник в мой дом. Он хотел допросить его. Сообщил Дункану о взломе, о том, что случилось с Эйброй. Прямой честный человек, каким вы хотите представить Дункана, не стал бы работать на клиента, который нарушает закон, нападает на женщину и виновен еще бог знает в чем. Возможно, он сказал Зюскинду, что он о нем думает, и тогда тот решил убить его, понимая, что нанятый им детектив может сообщить о нем в полицию.

— Конечно, все, что вы говорите, звучит очень убедительно. Было бы прекрасно, если бы ваша версия к тому же была бы подкреплена доказательствами. Но на данный момент… — Берк снова постучала пальцем по папкам. — Мы знаем наверняка только то, что он приобрел здесь недвижимость. А его жена, когда я беседовала с ней, вовсе не произвела на меня впечатление слишком преданной ему или, наоборот, напуганной женщины. Она была скорее унижена и обозлена. Не думаю, что она стала бы лгать, выгораживая его.

— Но ведь Зюскинд — отец ее детей.

— Верно. Поэтому я не упускаю это из виду. Ну а пока мне хотелось бы осмотреться здесь повнимательнее, и, может быть, тогда я сумею выяснить, что затевает Зюскинд. Буду держать его, так сказать, на прицеле.

— Мне бы хотелось, чтобы вы передали полиции те сведения о нем, которые у вас имеются.

Шеррилин досадливо поморщилась.

— Не скрою, ваше требование мне не нравится. Поймите, в полиции захотят допросить его, начнут задавать вопросы, применять к нему привычные методы дознания, установления… э-э-э… истины. Это может его напугать, и мы останемся в дураках. Дайте мне немного времени, скажем, неделю. Посмотрим, что я смогу здесь выудить.

— Хорошо. Неделю, — согласился Эли.

— Почему бы вам не показать мне ту знаменитую яму у вас в подвале?

Когда они спустились в подвал, Берк сделала несколько снимков на небольшую цифровую камеру.

— Надо быть по-настоящему увлеченным этим, — заметила она, — Я немного почитала о приданом Эсмеральды, о корабле и тому подобном, просто чтобы получить общее впечатление. Мне бы хотелось, чтобы один из моих сотрудников провел здесь более основательное расследование, если вы, конечно, не против.

— Да, разумеется. Я сам проводил собственное расследование. И если бы здесь что-то было, мы бы уже давно его нашли. Он попусту теряет время.

— Возможно. Но ведь дом-то у вас огромный. В нем много укромных уголков, я полагаю.

— Большая его часть возводилась намного позже истории с "Калипсо". Дом строили и перестраивали вместе с винокурнями, лавками и офисами, поколение за поколением, на деньги, заработанные на торговле виски.

— Вы не Стали заниматься семейным бизнесом? — спросила Берк, когда они направились к выходу.

— Это — призвание моей сестры. У нее все прекрасно получается. Я буду "Лэндоном из Блафф-Хауса". Такой всегда находился в семье с тех самых пор, как появился Блафф-Хаус, когда он еще представлял собой маленький каменный домик на скале.

— Традиции?

— Именно.

— Значит, именно поэтому вы отправились в дом в Блэк Бэй за кольцом вашей бабушки.

— Оно не относилось к нашей совместной собственности, что определялось брачным договором. Но в тот момент я уже не доверял Линдси.

— Да, у вас были основания, — согласилась Шеррилин.

— Кольцо принадлежало Лэндонам. Бабушка дала его мне, чтобы я передал жене как символ того, что она стала частью нашей семьи. Но для Линдси это ничего не значило, что меня страшно злило, — добавил Эли, закрывая за собой дверь в подвал. — Я хотел забрать то, что по праву принадлежало мне. Кольцо, серебряный сервиз, которым наша семья владела на протяжении двух столетий. Картину… Конечно, глупо, — признал он. — Мне не хотелось оставлять ей подарок, сделанный из глубокого искреннего чувства, которое она предала. Глупо, потому что с тех пор… Я не могу даже смотреть на эту картину.

— Однако подобное поведение говорит в вашу пользу. Вы пришли, забрали кольцо, только кольцо. А те драгоценности, которые вы ей покупали? Вы ничего из них не тронули. Вы не забрали их, не раскидали по всей комнате, не выбросили в окно. Вы не выказали ни малейших признаков агрессивного поведения или намерений. Вы не агрессивный человек, Эли.

Он подумал о Зюскинде, о Линдси, о бабушке, об Эйбре.

— В определенных обстоятельствах я могу стать крайне агрессивным.

Шеррилин Берк по-матерински похлопала его по плечу.

— Не меняйтесь, прошу вас. Я остановилась в здешней гостинице. Поговорю с владелицей о Дункане, о том, с кем его здесь видели. Порой люди за чашкой чая с черничным пирогом вспоминают такие вещи, которые начисто вылетают у них из памяти при официальных разговорах с полицейскими. Мне бы хотелось осмотреть дом Эйбры и порыскать вокруг дома Зюскинда. Может быть, мне удастся разговорить кого-нибудь из соседей или владельцев магазинов. Он же не может не ходить за продуктами время от времени. Наверное, берет про запас и покупает еду целыми упаковками.

— Да, конечно. Давайте я позвоню Эйбре по поводу визита к ней домой.

Вынимая телефон, он бросил взгляд на список на доске, прикрепленной к стене.

— Это ее расписание? — спросила Берк.

— Сегодняшнее.

— Занятая женщина.

Пока Эли разговаривал с Эйброй, Шеррилин изучала расписание. Такая деловая женщина должна многое знать о жителях поселка, решила она. И ее знания могут оказаться полезными.

— Она говорит, что ключ вы можете взять у соседки в доме рядом с ее коттеджем. Зовут соседку Морин О'Малли.

— Великолепно! Все эти папки я оставляю вам, у меня есть копии. — Берк закрыта "дипломат" и встала. — Буду держать вас в курсе.

— Спасибо. Вы дали мне хорошую пищу для размышлений, Провожая ее до двери, он вдруг вспомнил. — Пиво. Бар. Хочу вам сказать…

— Вы явно что-то вспомнили. Поделитесь со мной.

— Эйбра… второй случай взлома. Мы были в баре, в котором она работает по пятницам. Она увидела какого-то мужчину, незнакомого и слишком недружелюбного. Он заказал еще одну порцию безалкогольного напитка, но ушел прежде чем Эйбра успела ее принести, как только в баре появился я.

— Как вы думаете, она сможет его описать?

— Там было довольно темно. Она работала с художником из полиции, однако рисунок получился не очень удачный. Но…

— Ей следовало бы взглянуть на фотографию Зюскинда… В папке есть фото. Это, конечно, докажет только то, что он в тот момент находился в баре. Ничего криминального, исходя из того, что у него куплен здесь дом. Однако у нас будет кое-какая зацепка.

Эли понимал, что ему нужны зацепки. Сама мысль о том, что человек, с которым ему изменяла жена, мог убить ее, задела его за живое. Он же, вполне вероятно, мог столкнуть и его бабушку с лестницы и оставить ее умирать. Он мог напасть и на Эйбру. Именно он проник в Блафф-Хаус. Все жители Виски Бич знали Лэндонов, поэтому покупка им дома здесь — явно не случайный поступок. Эли был абсолютно уверен, что дом Зюскинд купил только потому, что он находится поближе к Блафф-Хаусу.

Эли взял папки с собой в библиотеку и уселся с ними за старый письменный стол, вооружившись блокнотом.

И принялся за работу.


Когда в начале шестого вернулась Эйбра, он все еще работал, и собака, встретившая ее у дверей, посмотрела на нее умоляющим взглядом.

— Эли.

— Что? — Он заморгал, удивленно оглянулся и нахмурился. — Ты вернулась?

— Да, вернулась, и даже немного позже, чем собиралась. — Эйбра подошла к столу, окинула взглядом гору бумаг, толстую стопку заметок и забрала две пустые бутылки.

— Сеанс творчества с двумя порциями "Маунтин дью".

— Я уберу.

— Не надо, я уже убрала. Ты обедал?

— Э-э-э…

— Ты выводил собаку на прогулку?

— Э-э-э… — Он перевел виноватый взгляд на печальную Барби. — Виноват. Честно говоря, меня полностью захватила работа.

— Хочу тебе сказать две существенные вещи. Во-первых, я не позволю тебе снова махнуть на себя рукой и не допущу, чтобы ты опять перестал вовремя есть и подсел на безалкогольные напитки подозрительно желтого цвета и кофе. И, во-вторых, я не позволю тебе забывать о нуждах собаки, которая полностью зависит от тебя.

— Ты права. Я виноват перед Барби. Сейчас я ее выведу.

Вместо ответа Эйбра просто повернулась и вышла. Собака бросилась за ней следом.

— Черт! — Эли взглянул на бумаги, на то, что ему удалось написать за это время, и нервным движением запустил пальцы в густую шевелюру.

Но ведь он же не просил заводить собаку. Однако сам взял ее, тут уж ничего не попишешь. Эли встал и прошел на кухню. Кухня была пуста, только на столе возвышалась огромная сумка Эйбры, Он выглянул в окно и увидел, что она вместе с собакой спускается по лестнице к пляжу.

— Буду я еще злиться по таким пустякам! — пробормотал Эли, хватая на ходу куртку и любимый мяч Барби.

Когда он их догнал, Эйбра с собакой уже шагали вдоль полосы прибоя.

— Я вас догнал.

— Нетрудно догадаться.

— Послушай, я получил массу новых сведений от детектива. Причем очень важных.

— Так же, как и здоровье и благополучие твоей собаки, не говоря уже о твоем собственном.

— Каюсь, я совсем забыл о ее существовании. Она же такая чертовски вежливая и скромная. — Так как его слова прозвучали почти как обвинение в адрес Барби, Эли жестом перед ней извинился. — Я постараюсь загладить свою вину. Она любит бегать за мячом. Видишь? — Он отстегнул поводок. — Принеси его, Барби! — И швырнул мяч в воду.

Собака помчалась за ним как на крыльях счастья.

— Вот видишь, она простила меня.

— Она же собака и готова простить почти все.

Эйбра отошла на несколько шагов в сторону, когда Барби, вся мокрая, вернулась с мячом и опустила его на песок.

Эли поднял его и снова бросил.

— Ты ведь забыл покормить ее. Ее чашка для воды была пуста.

— Черт! — Да, он чувствовал себя кругом виноватым. — Клянусь, этого больше никогда не повторится. Я просто…

— С головой ушел в работу, — закончила за него Эйбра. — Ты забыл напоить, накормить и выгулять собаку, да и сам забыл поесть. Полагаю, что ты даже не работал над романом. Ты потратил все свое время и энергию на чтение книг об убийствах и сокровищах.

Нет, черт возьми, он не станет извиняться за это!

— Мне нужны ответы, Эйбра. И я думал, что тебе они тоже нужны.

— Да, ты прав. — Она пыталась успокоиться, когда Эли в очередной раз бросил мяч в воду. — Мне нужны ответы, но не за счет твоего здоровья, если ценой за них будет утрата того, что ты с таким трудом сумел восстановить.

— Ну, не преувеличивай. Всего лишь один-единственный раз не поел. Один-единственный раз, когда передо мной открылись перспективы отыскать доступ в те области, которые мне давно хотелось исследовать. Ведь простого восстановления, о котором ты говоришь, недостаточно.

— Я понимаю. И, возможно я действительно преувеличиваю, но только не по поводу собаки. Здесь не может быть никаких извинений.

— Какого раскаяния ты от меня хочешь?

Эйбра задумалась, взглянула на него, взглянула на Барби.

— Предельного — по поводу собаки.

— Твоя цель достигнута. Я чувствую себя жутко виноватым.

Вздохнув, Эйбра сбросила обувь, закатала брюки до колен и вошла в воду.

— Ты для меня очень много значишь, Эли. Очень много. И это для меня становится проблемой — то, что ты для меня так много значишь.

— Но почему?

— Гораздо легче просто жить своей жизнью. У тебя ведь тоже есть такой опыт, — добавила она, смахивая с лица волосы, которые трепал ветер. — Гораздо легче просто жить своей жизнью, чем снова совершать этот шаг, идти на риск. Становится страшно, когда понимаешь, что не можешь удержаться от того чтобы совершить такой шаг.

Подобный поворот беседы несколько озадачил Эли, и ему стало немного не по себе.

— Ты имеешь для меня гораздо большее значение, чем кто-либо раньше, — сказал он. Признаюсь, я уже не верил, что кто-нибудь снова сможет занять в моей жизни такое место. И мне тоже от понимания этого становится страшно.

— Не думаю, что мы чувствовали бы нечто подобное, если бы встретились на несколько лет раньше. Если бы мы были теми людьми, какими были тогда. Ты ведь вытащил себя из самой настоящей пропасти, Эли.

— Я был не один, мне помогли.

— Мне кажется, что люди принимают помощь, только когда готовы ее принять, понимают они это или нет. И ты был готов ее принять. Мне очень тяжело вспоминать, каким мрачным, усталым и нервным ты был, когда вернулся в Виски Бич. Мне было бы страшно стать свидетелем твоего возвращения к подобному состоянию.

— Этого не произойдет. Никогда.

— Я хочу, чтобы ты получил ответы на свои вопросы. И я тоже желаю их получить. Просто не хочу, чтобы ты из-за них снова вернулся в ту пропасть или на ее противоположный край, что превратило бы тебя в человека, которого я не знала. Я понимаю, это звучит эгоистично, но я не хочу от тебя ничего скрывать.

— Да, да, конечно. — Мгновение он молчал, пытаясь выстроить свои мысли. Но такой уж я негодник. Имею обыкновение забывать, увлекаться, но уже начинаю привыкать к напоминаниям, что так не следует поступать, и мне даже начинают нравиться такие напоминания. На самом деле я не так сильно изменился с тех пор, как в моей жизни произошли те страшные события. Но происшедшее заставило меня собраться с силами, сосредоточиться. Не хочу стать для тебя проблемой, но я ведь не собираюсь возвращаться в прошлое. Я живу в настоящем и хочу в нем оставаться и далее. Вот ответ, в котором я абсолютно уверен.

Эйбра снова убрала с лица волосы и наклонила голову.

— Выкинь галстук.

— Что?

— Выкинь галстук. Один галстук, по своему выбору. И дай мне прочесть один эпизод из книги. Любой. Только один и опять-таки по своему выбору. Символические поступки. Выбросить что-то такое, что связывает тебя с прошлым, и предложить мне что-то, что знаменует для тебя настоящее.

— И это решит все проблемы?

Она небрежно взмахнула рукой.

— Посмотрим. Наверное, мне пора подумать об ужине и проследить, чтобы ты его съел, — Эйбра шутливо ткнула его кулаком в живот. — Ты все еще слишком худой.

— Ты тоже не слишком толстая.

И как будто чтобы доказать это, он поднял ее. Эйбра рассмеялась, обхватив его ногами за талию.

— Значит, мы устроим по-настоящему грандиозный ужин.

Она прижалась губами к его губам. Эли, не отпуская ее, продолжал идти к воде.

Обернувшись, она увидела, куда он направляется.

— Не надо! Эли!

Они вместе вошли в набегавшую волну. Он поскользнулся на мокром песке, и они упали. Задыхаясь, Эйбра поднялась на ноги, и тут на нее накатала следующая волна и опять сбила с ног.

С диким хохотом Эли поднял ее.

— Хотел посмотреть, что получится.

— Ну и вот что получилось: мы промокли до нитки и можем простудиться.

Она убрала с лица волосы, с которых стекала вола. Радостная собака прыгала рядом с ними, Эйбра задумалась. О чем свидетельствует то, что из-за его глупого детского поступка ее раздражение и нервозность прошли, как будто их и не было?

— Дурачок!

— Русалка! — Он снова прижал ее к себе. — Именно на нее ты и похожа.

— У этой русалки есть ноги, которые в данный момент страшно замерзли и все облеплены песком.

— Ну, что ж, не беда. Нужно будет принять долгий горячий душ. — Схватив Эйбру за руку, он потащил ее на берег. — Я помогу тебе очиститься от песка. — Почувствовав сильный порыв ветра, он снова рассмеялся. — Боже! Какой холод! Пойдем домой, Барби!

Я увлечена им так же, как он был сегодня захвачен своей работой, подумала Эйбра. Просто легкое головокружение. Она вытряхнула песок из туфель, и они побежали по берегу.

Глава 24

Влетев в прихожую, Эйбра сорвала с себя насквозь промокшую куртку и хлюпающие от воды туфли.

— Замерзла, замерзла, замерзла! — твердила она, стуча зубами и сбрасывая мокрую одежду.

Эли, который тоже раздевался, на мгновение замер, засмотревшись на голую, мокрую и дрожащую Эйбру.

Он все еще боролся с прилипшими к телу джинсами, когда Эйбра выскользнула из комнаты.

— Подожди минутку! — Ему наконец-то удалось разделаться с джинсами и стянуть с себя трусы. Оставив все лежать кучей на полу в расплывавшейся луже морской воды, смешанной с песком, он бросился вдогонку за ней.

До него доносился голос Эйбры:

— Замерзла, о, как же я замерзла!

Он догнал ее, когда из душа уже полился первый поток горячей воды, сопровождавшийся громким воплем облегчения Эйбры.

— Тепло, тепло, тепло!

Она вскрикнула, когда Эли обхватил ее сзади.

— Не надо! Ты еще очень холодный.

— Скоро стану горячим.

Он повернул ее лицом, прижал к себе и схватил прядь волос. Припав губами к ее губам, почувствовал, как все его тело наполняется теплом. Ему хотелось ощутить ее всю — эту влажную кожу, эти стройные линии и соблазнительные изгибы и выпуклости. Ему хотелось слышать ее гортанный смех, звук дыхания. Теперь, когда они вместе стояли в потоке горячей воды, ее дрожь объяснялась возбуждением, предчувствием наслаждения. Ее руки скользили по его телу, слегка царапая ногтями, касаясь чувствительных мест. Они вместе снова и снова двигались по кругу под пульсирующим потоком воды. Ее губы жадным влажным поцелуем впились в его губы.

Как же ему хотелось сделать ее счастливой, навсегда стереть выражение тревоги, которое он увидел у нее на лице там, на берегу. Хотелось защитить от надвигающейся опасности, которую он предчувствовал всем своим существом. Опасности, которая, как ему теперь казалось, следует за ним повсюду, как тень.

Но здесь, по крайней мере, здесь и сейчас он ощущал лишь тепло, удовольствие и острое желание. Здесь и сейчас он готов был отдать ей все, что имел.

Эйбра прижалась к нему, и, когда он повернул ее лицом к себе, лаская ее тело, обхватила его одной рукой за шею, как будто для того, чтобы не дать ему уйти. Затем приподняла лицо навстречу потоку воды так, словно это были струи летнего дождя. Ее тело жаждало большего. Коснуться пальцами здесь, губами там. Он же, терпеливый и неумолимый, доводил ее вожделение до острой боли наслаждения.

Когда их губы снова встретились, он прижал ее к влажному кафелю и вошел в нее.

Медленно, очень медленно, поднимаясь, подобно невесомому облачку пара, и падая, подобно водопаду, он парил на влажных облаках наслаждения. Она вглядывалась сквозь туман горячего пара в его глаза. Где-то там, в их глубине, таится ответ на все вопросы, подумала она. Нужно просто принять то, что уже вошло в мою жизнь, и удержать то, чего так давно жаждало мое сердце.

Тебя, подумала она, полностью отдаваясь страсти. Я ждала тебя.

Когда Эйбра прижалась лицом к его плечу, одновременно с ним объятая дрожью высшего блаженства, она поняла, что любит его, любит по-настоящему.

Как будто растворившись в ней, Эли удерживал ее еще одно мгновение. Затем отвел голову Эйбры назад и легонько коснулся ее губ своими.

— Теперь на тебе нет никакого песка.

Она рассмеялась, и ее смех стал для него кульминацией счастья.


На кухне Эйбра пыталась сообразить что-то к ужину. Эли между тем разливал по бокалам вино.

— Мы можем просто сделать сандвичи, — предложил Эли.

— Не думаю, что это лучший вариант.

— Ты что, опять пытаешься пробудить во мне чувство вины за пропущенный обед?

— Нет, мне думается, что это ты уже осознал. — Она выложила на стол чеснок, помидоры "дамские пальчики" и большой брусок пармезана. — Я очень голодна и полагаю, что ты тоже. — Она взяла бокал с вином. — Спасибо. Но поскольку ты поднял тему пропущенного обеда, то просто обязан сказать мне, чем ты так увлекся.

— Я сегодня встречался со своим детективом.

— Да, ты мне говорил, что она должна была приехать. — Заинтригованная, Эйбра прервала изучение холодильника и повернулась к Эли. — И она якобы сообщила тебе что-то новое.

— Можно и так сказать. — Тут ему пришла в голову идея. — Минутку, — произнес он, подняв палец, — я хочу кое-что испробовать. Это займет всего пару минут.

Он прошел в библиотеку, взял нужную папку, извлек из нее фотографию Джастина Зюскинда. Затем, перейдя в кабинет, снял с нее копию на ксероксе, после чего закрыл глаза и попытался вспомнить портрет, сделанный в полиции по описаниям. Карандашом он удлинил волосы на копии снимка, немного затенил глаза. Он вовсе не считал себя Рембрандтом, и даже до Эстер Лэндон ему было далеко, но попробовать стоило.

Захватив с собой фотографию и ее копию и заглянув на обратном пути в библиотеку, чтобы взять папки и свои записи, Эли спустился вниз.

Когда он вернулся на кухню, Эйбра уже поставила две кастрюли на плиту, а на стол — длиннее блюдо с оливками, маринованными артишоками и красным перцем. В данный момент она нарезала чеснок.

— Как тебе все это удается? — спросил он, закидывая оливку в рот.

— Кухонная магия. Ну, что ты там такое принес?

— Папки, которые оставила детектив, — ее, кстати, зовут Шеррилин Берк, — заметки, которые я сам сделал. Она начала все с самого начала.

К тому времени когда он пересказал ей свои разговор с Шеррилин Берк, сделав паузу перед тем, как сообщить о пребывании Зюскинда в Виски Бич, Эйбра уже разложила по тарелкам макароны с помидорами, базиликом и чесноком и посыпала их тертым пармезаном.

— И тебе все это удалось сделать за каких-нибудь полчаса? Да, это настоящая кухонная магия, — похвалил Эли.

Сев на табурет рядом с ним, Эйбра попробовала макароны.

— Вкусно. Значит, сработало. Итак, она тоже считает, что все загадочные события в твоей жизни как-то связаны между собой?

— Да, она… Неплохо! — произнес он, прожевав макароны. — Да это же просто великолепно! Тебе следует записать рецепт.

— И испортить плод минутного вдохновения? Она беседовала с Винни? И детективом Корбеттом?

— Она планирует встретиться с ними, и у нее есть кое-что еще.

— Что же именно?

— Давай вначале попробуем это. — Эли перевернул свою подправленную ксерокопию и положил ее на стол между ними. — Этот парень тебе знаком?

— Я… Кажется, он похож на того человека, которого я обслуживала в баре в тот вечер. Да, очень похож. — Она подняла фотографию, внимательно всматриваясь в нее. — Да, снимок похож на него даже больше, чем то описание, которое я дала полиции. Где ты его взял?

Вместо ответа Эли продемонстрировал ей оригинал.

— Кто это? — спросила она. — Волосы намного короче, да и выглядит он опрятнее и солиднее. Как ей удалось найти человека, которого я видела в баре?

— Она и не находила его. Перед тобой фотография Джастина Зюскинда.

— Того самого Зюскинда, у которого была любовная связь с Линдси? Ну, конечно! — Эйбра с раздражением постучала пальцем себя по виску. — Черт! Я же видела его фотографию в газете в прошлом году, но почему-то о ней не вспомнила или у меня как-то не связалось. Просто не обратила внимания, думаю. Что, по-твоему, он делал в баре?

— Вынюхивал. Присматривался. Несколько месяцев назад он приобрел "Сэнкасл", дом на северной оконечности Виски Бич.

— Он купил дом в Виски Бич?! Я знаю этот дом. Очень хорошо знаю. Я делала сезонную уборку в доме напротив. Эли, у его поступка может быть только одна причина.

— Быть поближе к Блафф-Хаусу?

— Но это же безумие, настоящее безумие, если вдуматься. У него была связь с твоей женой, а теперь, он… Может быть, он и интрижку с ней завел только для того, чтобы побольше узнать о твоем доме и в конечном итоге добраться до сокровища? Или же ему стало известно о сокровище из разговоров с Линдси?

— Линдси никогда не интересовало то, что связано с Блафф-Хаусом.

— Но, возможно, помимо своей воли она, связала Зюскинда с Блафф-Хаусом, — продолжала настаивать на своей догадке Эйбра. — Ведь ей было известно о "Калипсо", о приданом Эсмеральды?

— Конечно. Я рассказал ей обо всем этом, когда впервые привез ее сюда. Я водил Линдси в бухту, где когда-то швартовались пираты. Рассказывал о торговле виски в период "сухого закона". Пытался произвести на нее впечатление с помощью местного колорита и семейной мифологии Лэндонов.

— И что же она? Впечатлилась?

— Хороший вопрос. Помню, она раза два за столом во время приемов попросила меня пересказать истории о семействе Лэндонов, но скорее просто, чтобы посмеяться. Все, что было связано с Виски Бич вызывало у нее либо равнодушие, либо высокомерное презрение.

— Но не у Зюскинда. Знаешь, Эли, ты получил очень важную информацию. Он действительно мог совершить эти преступления: взломы, падение Эстер, убийство Дункана. Линдси…

— Что касается убийства Линдси, у него есть алиби.

— Основанное только на словах его жены. Если она солгала…

— Они развелись, но она продолжает настаивать на своих прежних показаниях. Хотя и с неохотой, по словам Шеррилин, так как никаких теплых чувств к Зюскинду она теперь не питает.

— Но она ведь и теперь может лгать. — Эйбра подцепила вилкой макароны. — В любом случае он может быть виновен во всех остальных преступлениях.

— Считается невиновным, пока не доказана вина… — напомнил ей Эли.

— О, только не разыгрывай со мной адвоката, пожалуйста. Приведи хоть одну серьезную причину, по которой он мог купить здесь дом, кроме преступного намерения.

— Могу привести сразу несколько. Ему нравится здешний пляж, у него возникло желание хорошо вложить деньги, в его семейной жизни начались нелады, и ему захотелось отыскать уединенное место, чтобы предаваться раздумьям. Они с Линдси могли по какой-нибудь прихоти приехать сюда, и Линдси показала ему Блафф-Хаус, а потом он решил приобрести здесь дом в память о том чудесном дне.

— Все это ерунда.

В ответ Эли пожал плечами:

— Принцип разумного сомнения. Если бы я был его адвокатом, я бы знаешь какой шум устроил по поводу того, что моего клиента допрашивают только из-за приобретения дома в Виски Бич.

— Если бы я была прокурором, то не меньший шум устроила бы по поводу целой серии странных совпадений. Дом приобретен именно в той части побережья, где твоя семья владеет всем известным особняком, там, где со времени покупки Зюскиндом недвижимости было совершено несколько попыток проникновения. — Эйбра раздраженно засопела, после чего ее лицо приобрело наигранно серьезное выражение. — Ваша Честь, я полагаю, что обвиняемый приобрел названную недвижимость и поселился в ней с единственной целью — незаконно проникать в помещения Блафф-Хауса, намереваясь отыскать там пиратские сокровища.

Он улыбнулся ей и наклонился, чтобы поцеловать.

— Имеется возражение. Это не факт, а гипотетическое допущение.

— Думаю, что адвокат Лэндон мне совсем бы не понравился.

— Может быть, и не понравился бы, но с тем, что мы имеем на Зюскинда, мне бы в два счета удалось вытащить его сухим из воды.

— Тогда не будем защищать его. Ты лучше сажи мне, как бы адвокат Лэндон строил обвинение против него?

— Ну, во-первых, нужно установить, что у него была информация или какой-то интерес к приданому Эсмеральды. И если бы удалось каким-то образом связать те волокна ткани, которые нашли в твоем доме, с ним, то это была бы весомая улика. Ну и, конечно, если бы можно было установить, что пистолет принадлежит именно ему… Инструменты в подвале. Если бы Эстер смогла опознать в нем того человека, который напал на нее. Ну, и так далее до уличения его жены во лжи. А еще лучше найти доказательства того, что он мог находиться у нас в доме, когда была убита Линдси, но на это уже трудно рассчитывать. Отыскать каких-нибудь свидетелей, которые вспомнят, что между ним и Линдси были какие-то конфликты. С этого можно было бы начать.

Эйбра сделала глоток вина и задумалась.

— Держу пари, что у него в доме можно найти книги, заметки и разную другую информацию, относящуюся к Блафф-Хаусу и приданому Эсмеральды.

— При обыске, ордер на который можно получить только при наличии достаточного основания.

— Не перебивай меня своими юридическими замысловатостями, — отмахнулась от него Эйбра. — И можно было бы провести экспертизу одежды и тканей у него в доме. Взять образец ДНК с пижамы.

— На все тобой сказанное требуется ордер, для которого необходимо достаточное основание.

— А пистолет…

— Не зарегистрирован. Из чего я могу заключить, что он, вероятно, приобрел его на улице за наличные. Или у какого-нибудь подпольного торговца оружием, опять-таки за наличные. В Бостоне сделать подобное не представляет особого труда.

— И что же в таком случае, место покупки оружия совершенно невозможно отследить?

— Обойти с его фотографией всех известных торговцев оружием. Найти того самого торговца, после чего заставить его опознать Зюскинда, затем убедить его выступить с официальными показаниями на суде. И шанс на удачу здесь примерно такой же, как в лотерее.

— Но ведь, в конце концов, кто-то все-таки выигрывает. И твой детектив должен, точнее должна, все это сделать. Я думаю, что нужно подождать и тогда, может быть, Эстер вспомнит обстоятельства того, что с ней случилось. Но, честно говоря, я припоминаю, что тогда было очень темно. Боюсь, что она толком не разглядела его. Скорее всего, только тень, очертания фигуры.

— Здесь я с тобой полностью соглашусь.

— С инструментами тоже все сложно. Он, скорее всего, купил их несколько месяцев назад. Кто вспомнит человека, купившего кирку и кувалду? Однако… Мне кажется, тебе следует съездить в Бортов и побеседовать с его женой.

— С кем? С Иден Зюскинд? С какой стати она станет со мной разговаривать?

— Черт возьми, Эли, сразу видно, насколько плохо ты знаешь женщин. Особенно обозленных, брошенных и несчастных. Вас обоих обманули, ее — муж, тебя — жена. Это связывает людей. И ты, и она пережили тяжелые времена.

— Крайне сомнительная связь, если она считает меня убийцей Линдси.

— Есть только один способ в этом удостовериться — поговорить с ней. Кроме того, пока мы будем там, мы сможем наведаться и в офис Кирби Дункана.

— Мы?

— Конечно. Я поеду с тобой. В качестве группы поддержки. — Положив руку на сердце, Эйбрил и изобразила на лице выражение крайнего сочувствия.

— Прекрасно. В подобных вещах тебе нет равных.

— Ну, в любом случае я действительно тебе сочувствую. Она будет чувствовать себя увереннее, если рядом будет другая женщина. Соболезнующая и понимающая. И нам определенно следует показать фотографию Зюскинда сотрудникам Дункана.

— Для этого и существуют детективы.

— Да, конечно, но неужели тебе самому не интересно? На нынешней неделе я поехать не смогу, занята под завязку. Плюс нам необходимо более тщательно подготовиться к поездке. Вот на следующей неделе я, наверное, смогу выкроить время. Надеюсь, что твоей женщине-детективу повезет. Тем временем мы будем следить за Зюскиндом. И за "Сэнкаслом".

— Нам нельзя появляться рядом с его домом. Мы его вспугнем, если он нас заметит. И ты не должна подходить к его дому. Это даже не обсуждается, — добавил Эли, прежде чем она успела ему что-то возразить. — Это принципиальный момент. Ведь мы же не можем быть абсолютно уверены, что у него нет второго пистолета. Ну а если оружие у него есть, можно не сомневаться, что он им обязательно воспользуется. У Дункана был зарегистрированный пистолет, но ведь, насколько мне известно, ни в его карманах, ни рядом с его телом не нашли никакого оружия.

— Гипотетические предположения. Ну, ладно, в общем, я согласна. Нам действительно нельзя появляться рядом с его домом. Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

Она провела его на террасу и показала на подзорную трубу.

— По словам Майка, предыдущие владельцы приобрели дом примерно пять лет назад просто как выгодное вложение денег, как раз перед тем, как лопнул наш финансовый мыльный пузырь. Экономика резко пошла на спад, люди стали меньше тратить на поездки в отпуск, — продолжала Эйбра, повернув подзорную трубу на юг. — В течение года на него не находилось покупателей, даже пришлось снижать цену. А потом…

Она выпрямилась, оторвавшись от окуляра.

— О господи! Какая же я идиотка! Тебе нужно поговорить с Майком, ведь он выступал в качестве посредника при его продаже.

— Ты шутишь.

— Нет, я просто забыла. Он занимался продажей этого дома. Ему должно быть известно многое.

— Я обязательно поговорю с ним.

— А пока можешь посмотреть. — Она постучал по подзорной трубе. — Полюбуйся на "Сэнкасл".

Эли наклонился и посмотрел в окуляр. Дом находился у самой северной оконечности мыса. Двухэтажное строение, обшитое обычным сайдингом, с просторной верандой, выходящей к морю. Эли сразу же отметил, что окна плотно закрыты ставнями. Небольшая подъездная дорожка, но никакой машины не видно.

— Производит впечатление нежилого.

— Ну, вот прекрасный момент, чтобы прогуляться там и рассмотреть его повнимательнее.

— Нет, — отозвался он, продолжая разглядывать дом.

— Но я же вижу, как тебе этого хочется.

Ему действительно очень хотелось, но только не с ней.

— Единственное, что мы там увидим, — дом с закрытыми ставнями.

— Держу пари, что мы сможем вскрыть дверкой замок.

Эли резко выпрямился.

— Ты что, серьезно?

Она пожала плечами, но у нее хватило такта тут же принять виноватый вид.

— Думаю, что вообще-то да. Мы могли бы найти там улики…

— Абсолютно недопустимый поступок.

— Опять слышу голос адвоката.

— Не адвоката, а здравомыслящего человека, — поправил ее Эли. — Это называется проникновение со взломом, и мы ничем подобным заниматься не будем. И тем более не будем залезать в дом человека, который вполне может оказаться убийцей.

— Если бы меня здесь не было, ты бы ни на что не посмотрел и сделал бы это.

— Нет, ты ошибаешься.

Эли надеялся, что слова его прозвучали искренне.

Она прищурилась, пристально взглянув на него, и тяжело вздохнула.

— Возможно, я и ошибаюсь. Но, по крайней мере, скажи мне, что тебе очень хочется.

— Мне очень хочется, чтобы он был там, и я бы пришел туда, вышиб ногой дверь, а потом и его чертовы мозги.

Холодная ярость звучала в его голосе, и глаза Эйбры расширились.

— Ого! Тебе что, уже приходилось из кого-то вышибать мозги?

— Нет. Он будет моей первой пробой. Думаю, мне понравится. Но это все, черт возьми, только гипотетические предположения! — Резким движением Эли сунул сжатые кулаки в карманы и принялся мерить шагами террасу. — Черт, черт, черт! Я ведь не знаю наверняка, убил ли он Линдси, но шанс действительно очень велик. И я уверен, чертовски уверен, что именно он виноват в том, что случилось с Эстер. Я уверен, что и на тебя пытался напасть именно он. Этот мерзавец, скорее всего, всадил пулю в Дункана. Он пойдет на новые преступления, преследуя свою цель. И я ничего не могу сделать, чтобы его остановить.

— И все-таки.

Эли остановился, пытаясь избавиться от охватившего его тягостного состояния.

— И все-таки…

— Что ты можешь сделать в данный момент?

— Я могу поговорить с Майком. Могу продумать свою беседу с Иден Зюскинд и выбрать наиболее эффективный подход к ней. Ты можешь опознать в полиции Джастина Зюскинда по его портрету, что даст им официальный повод для беседы с ним. Но это через несколько дней, так как нужно позволить Шеррилин Берк завершить ее расследование. Вряд ли можно ожидать какого-то существенного результата, но, по крайней мере, это его обеспокоит. А я продолжу изучение материалов о приданом и попробую выяснить, почему он считает, что оно должно находиться где-то в доме.

Продумав план своих дальнейших действий, Эли немного успокоился.

— Верно, пусть Шеррилин Берк завершит свою работу. Ну, а в качестве страховки можно составить план — как заманить Зюскинда к нам в дом, чтобы я наконец смог поймать его на месте преступления.

— Чтобы мы смогли, — поправила его Эйбра.

— Мы можем отсюда наблюдать за его домом, из чего напрашивается логичный вывод, что он точно так же может наблюдать за Блафф-Хаусом. Он наверняка подглядывает за нами, хотя бы время от времени. Нам нужно каким-то образом установить, что он приедет в "Сэнкасл", и тогда мы сделаем вид, будто уезжаем из дому. Даже прихватим с собой пару больших дорожных сумок.

— То есть создадим впечатление, что мы на какое-то время уезжаем.

— Дадим ему превосходную возможность проникнуть в дом. Мы припаркуемся в каком-нибудь месте, где он не сможет нас увидеть, затем вернемся сюда пешком и зайдем в дом с южной стороны. После чего проберемся в тайный проход с видеокамерой. Я уже присмотрел одну такую в Интернете.

— Великолепно. Очень разумный план. И он действительно может сработать. А как же Барби?

— Черт! Забыл о ней. Ведь она действительно может напугать его своим лаем. Мы оставим Барби у Майка. Неужели они не потерпят несколько часов ее присутствие?

— Потерпят. Без вопросов.

— Нам необходимо все это очень тщательно продумать, — сказал Эли. Надо все просчитать и точно выверить время, подумал он. — Шеррилин Берк — хорошая поддержка нам. Будем надеяться, что она вместе с полицией соберет достаточно доказательств, чтобы его арестовать и затем вытянуть из него нужные показания.

— Признаюсь тебе, мне нравится идея о том, чтобы спрятаться с любимым человеком в потайном месте, — шутливо произнесла Эйбра и обняла его. — И устроить засаду жестокому убийце. Это напоминает эпизод из романтического триллера.

— Главное — не чихнуть в самый ответственный момент.

— Да. И говоря об эпизодах из книг…

— Да-да, я вспомнил. Раз уж договорились, то надо выбрать какой-нибудь самый подходящий. Я подумаю.

— Не забудь. Ну а как на счёт галстука?

— Ты что, серьезно?

— Абсолютно. Можешь прямо сейчас этим заняться, а я вернусь к стирке. Потом я взгляну на твои папки, пока ты будешь мыть посуду. К тому времени Барби уже нужно будет погулять перед сном.

— Как ты все точно просчитала.

— Стараюсь. — Эйбра поцеловала его, сначала в одну щеку, потом в другую. — Не забудь. Один галстук, — напомнила она.


С гораздо большей неохотой, чем она первоначально предполагал, Эли поднялся наверх и открыл ту часть шкафа, где хранились галстуки.

Вообще-то ему очень нравились галстуки. И не то чтобы у него была какая-то эмоциональная привязанность к ним, просто приятно иметь большое количество самых разных галстуков. Иметь возможность выбора. Что, конечно же, никак не объясняет того, зачем он привез их все сюда, в Виски Бич, ведь за все проведенные здесь шесть месяцев он надевал галстук раз пять, не чаще.

Действительно, может быть, у него к ним развилась какая-то эмоциональная привязанность? В этих галстуках он часто выигрывал процессы. Правда, и проиграл некоторые. В те годы он ежедневно несколько минут обязательно посвящал выбору галстука. Просиживая долгими вечерами в офисе, Эли традиционно распускал узел. За свою жизнь он развязывал и завязывал галстуки, наверное, сотни раз.

Да, это было в той, другой жизни, вынужден был признать он.

Эли протянул руку за одним из них — синим с серую полоску, — затем передумал, извлек темно-бордовый с едва различимым узором. Затем и его убрал.

— О черт!

Он закрыл глаза, протянул руку и взял галстук вслепую.

— Да будет так.

На самом деле ему было тяжело расстаться с галстуком. Чтобы как-то отвлечься от дурного настроения, вызванного этой процедурой, Эли вернулся к себе в кабинет.

Она обязательно скажет, что эпизод замечательный, подумал он, выбирая, какую сцену предложить Эйбре для чтения. Она ведь наверняка скажет неправду.

Ему не хотелось, чтобы она лгала. Нужно, чтобы эпизод был действительно интересный.

Как ни странно, но Эли точно знал, какой эпизод стоит ей предложить — тот, в котором ему потребуется ее помощь.

Он просмотрел рукопись и нашел нужные страницы. И, чтобы не дать себе возможности передумать, тут же распечатал их.

— Не будь слюнтяем, — приказал он себе и понес их вместе с галстуком вниз.

Эйбра сидела за стойкой, поглаживая босой ногой Барби, растянувшуюся на полу. На ней были очки в ярко-оранжевой оправе.

— Ты носишь очки?

Она торопливо сорвала их, как будто он раскрыл какой-то не совсем пристойный ее секрет.

— Иногда. Для чтения. Особенно когда шрифт мелкий. В некоторых местах он действительно очень мелкий.

— Ну-ка, надень их.

— Честно тебе скажу, у меня комплекс, и я ничего не могу с собой поделать.

Эли положил страницы рукописи на стол, взял очки и нацепил их ей на нос.

— Очень мило.

— Мне казалось, что, если я стану носить броские оправы, у меня изменится отношение к очкам, но нет, мой комплекс сохранился, и я страшно их не люблю. Надеваю только иногда для чтения и когда делаю что-то из бижутерии.

— Нет, мне на самом деле нравится.

Эйбра сделала большие глаза за линзами очков, но, заметив галстук, сняла их.

— Замечательно! — воскликнула она, взяв у него галстук, и нахмурилась, разглядев этикетку. — "Гермес". Превосходно. Дамы в комиссионном магазине будут в восторге.

— В комиссионном магазине?

— Ну, не могу же я просто взять и выбросить его. Кому-то он может понадобиться.

Эли, не отрываясь, смотрел на галстук, пока Эйбра заталкивала его к себе в сумку.

— А мне можно будет его купить?

Рассмеявшись, она отрицательно покачала головой:

— Ты скоро о нем забудешь. Это для меня?

Она указала на распечатку.

— Да. Один эпизод, всего пара страниц. Я решил, что мне лучше сразу со всем разделаться. Как будто сдираешь бинт с зажившей раны.

— Боль быстро пройдет.

— Но пока больно. Я не хочу, чтобы ты лгала мне.

— С какой стати я должна тебе лгать?

Эли схватил страницы, прежде чем она успела их взять.

— Ты же прирожденная воспитательница, и ты спишь со мной. Не в твоем характере ранить чувства другого человека. Ты не захочешь причинить мне боль, а это уже будет ложь. Но мне нужно знать точно, производит написанный мной текст нужное впечатление или нет, даже если твое мнение расстроит меня.

— Я скажу тебе правду. — Она протянула руку за страницами. — Забудь о том, чем я занимаюсь, и лучше загрузи посуду в посудомоечную машину.

Эйбра положила ноги на вторую табуретку и снова нацепила очки. Взглянув на него поверх страниц и жестом попросив его пока помолчать, она взяла бокал с вином и начала читать.

Она прочла отрывок дважды в полном молчании, слышалось только постукивание тарелок и журчание воды в раковине. Затем отложила страницы в сторону, сняла очки, так, что ему хорошо были видны ее глаза. И улыбнулась:

— Я бы немного солгала. То, что я называю "мягкой ложью", потому что она похожа на подушку, которая ослабляет удар. Обоим, и тому, кто лжет, и тому, кто эту ложь выслушивает.

— Значит, мягкая ложь.

— Да. И обычно она не оставляет после себя никакого чувства вины. Но сейчас, откровенно говоря, я рада, потому что мне не придется лгать совсем, даже с использованием "мягкой лжи". Ты ведь дал мне любовную сцену.

— Ну, в общем, да. И не без причины. Я не так уж часто их писал. Мог и сфальшивить.

— Ну, что ж, тебе сцена вполне удалась. Она довольно сексуальна и романтична, и, что самое важное, ты сумел передать чувства героев. — Эйбра прижала руку к сердцу. — Я поняла, как он страдает. Ей так хочется достучаться до него, чтобы он понял ее чувства. Конечно, все причины описанной ситуации мне не известны, но я поняла, что данный момент многое значит для них обоих. Ты явно не сфальшивил.

— Он не ожидал, что найдет ее. И я не ожидал, что он найдет ее. И она все переворачивает в его жизни и в книге.

— А он — в ее жизни?

— Надеюсь, что да.

— Но он же — не ты.

— Мне не хотелось его списывать с себя, но есть некоторые общие черты. И она тоже не ты, но… Я почти уверен, что она будет носить очки в оранжевой оправе, предназначенные для чтения.

Эйбра рассмеялась.

— Могу сделать комплимент твоему литературному таланту, Эли. Мне не терпится прочесть всю книгу. Думаю, что буду читать ее, не отрываясь.

— Ну, что ж, придется немного подождать. Три месяца назад эта сцена у меня не получилась бы. Я бы не поверил, что такое возможно, и не смог бы передать соответствующих чувств. Ты ведь дала мне как писателю нечто значительно большее, чем просто очки для чтения у героини.

Эйбра обняла его и прижалась щекой к его груди. Неудивительно, подумали она. Стоило сделать тот первый рискованный шаг, как сразу же за ним последовало падение.

Но она ни о чем не жалеет.

— Надо вывести Барби.

При упоминании своего имени собака вскочила и завиляла не только хвостом, но и всем туловищем.

— И я смогу рассказать тебе о нескольких моих идеях относительно твоего нового кабинета на третьем этаже.

— Моего кабинета?

— Всего лишь идеи. Включая… — она направилась за поводком и курткой Эли, так как ее собственная находилась в сушилке, — одну потрясающую картину, на которую я обратила внимание в магазине в деревне. Это картина Эстер.

— Но у нас в доме уже достаточно картин.

— Только не в твоем кабинете. — Эйбра закатала рукава куртки и застегнула "молнию". — Плюс твое творчество там должно быть вдохновенным, стимулирующим и личностным.

— Я знаю, что меня может вдохновить и стимулировать и что может рассматриваться как в высшей степени личностное. — Он протянул руку за другой курткой. — Твоя фотография в полный рост вот в этих самых очках.

— В самом деле?

— Да, и не просто в полный рост, но и в натуральную величину, — добавил он, надевая ошейник на Барби.

— Думаю, твоя идея вполне осуществима.

— Что? — Он резко поднял голову, но она уже подходила к двери. — Подожди. Я серьезно.

До него донесся ее смех, и он вместе с собакой бросился за ней вдогонку.

Глава 25

Эли обменялся несколькими электронными письмами с Шеррилин Берк, затем почти целый день посвятил изучению истории приданого Эсмеральды, после чего с головой погрузился в работу над книгой. Книга захватывала его все больше и больше. Ему удалось убедить Эйбру отложить поездку в Бостон. В данный момент он не испытывал желания отрываться от работы, а возможность полностью перестроить свою жизнь и начать сначала была так соблазнительно близка.

Кроме того, требовалось время, чтобы подготовиться к поездке. Если он всерьез собрался встретиться с Иден Зюскинд и поговорить с ней на щепетильные темы, связанные с их личной жизнью, то к этому следует тщательно подготовиться.

Такая беседа мало чем отличалась от допроса свидетеля на суде.

Кроме того, ему нужен был день или два на проверку видеокамеры и "видеонянь", которые он недавно приобрел.

В конечном итоге Эли признался себе, что ему не хочется уезжать из Виски Бич даже на один день. Время от времени он выходил на террасу и смотрел в подзорную трубу.

В коротких ежедневных сообщения от Шеррилин Берк говорилось, что Джастин Зюскинд остается в Бостоне, занимается бизнесом и живет в квартире неподалеку от своего офиса. В дом жены наведался только однажды, чтобы отвести детей в кафе.

Зюскинд может вернуться в Виски Бич в любой момент, решил Эли. И он не имеет права его упустить.

Теперь он выгуливал собаку по пляжу в северном направлении и пару раз пробежался с Барби мимо "Сэнкасла", поднявшись по северной лестнице в берега, а домой вернулся по главной дороге.

Ему удалось с близкого расстояния разглядеть дом, его двери и окна. Ставни на "Сэнкасле" были плотно закрыты.

Эли сказал себе, что потерпит еще несколько дней, а пока пусть все идет своим чередом. Тем временем он хорошенько обдумает свои планы. И если в ходе таких размышлений во время очередной прогулки он столкнется с Зюскиндом, то получит полное удовлетворение от возможности посмотреть в лицо негодяю.

Эли чувствовал, что заслужил это.

Закончив работу, он вспомнил об Эйбре. Пятичасовое занятие, отметил он про себя.

Возможно, он что-нибудь приготовит.

Потом, подумав, принял более безопасное и более приемлемое решение: он закажет пиццу на дом. Они поужинают на террасе в весенних сумерках, напоенных ароматом маргариток и нарциссов.

Он захватит с собой пару свечей.

Эйбра любит свечи. Он развесит по карнизам главной террасы гирлянды стеклянных светящихся шариков, которые отыскались в кладовке. Возможно, сделает букет из цветов, растущих вокруг дома, и поставит его на стол. Ей это понравится.

До ее прихода домой он успеет выгулять собаку, посидеть час-другой в библиотеке и накрыть столик на террасе.

"До ее прихода домой…" — мысленно повторил он. Но ведь на самом деле ее дом — "Смеющаяся чайка", а живет она с ним в Блафф-Хаусе.

И как он к этому относится?

Прекрасно относится. Он по-настоящему счастлив. Если бы кто-то несколько месяцев назад спросил его, как он воспримет перспективу новых отношений с женщиной, он не смог бы ответить. На тот момент у него не было достаточного психологического опыта для ответа. Тогда у него, наверное, к тому же не было и сил для подобных отношений.

Эли открыл холодильник, надеясь отыскать там "Маунтин дью" или, может быть, "Гаторейд", и обнаружил бутылку обычной воды, с наклеенной бумажной, на которую он утром не обратил внимания.

"Относись к себе хорошо. Вначале выпей меня".

— Хорошо, хорошо. — Эли вытащил бутылку, сорвал с нее записку. И улыбнулся.

Он решил, что чувствует себя счастливым? Нет, больше, гораздо больше. Он безумно, несказанно счастлив.

И действительно, когда все это начиналось, у него было не так уж много сил, чтобы начать отношения с кем бы то ни было. В отличие от него, у Эйбры они были. И она вдохнула в него жизнь, зарядила энергией. Теперь она ждала того же от него, даже если с его стороны ответ будет заключаться в поиске и починке старой гирлянды стеклянных фонариков.

— Ну, что ж, живем потихоньку, — пробормотал Эли.

Он выгуляет собаку, выпьет воду, после чего продолжит свои изыскания.

Услышав стук в дверь, Эли направился к входу.

— Привет, Майк. — Он сделал шаг назад, подумав, что гость, по-видимому, принес какие-то новости. Кроме того, ему было приятно, что его навестил друг.

— Эли, извини, что не зашел к тебе раньше. Дел было по горло. Продажи домов, сдача внаем и все такое. Весна, ничего не попишешь.

— Ну, это хорошие новости, — сказал эли, но тут же нахмурился.

— Что-то не так?

— Галстук.

— Да-да очень модный. Я купил его в комиссионке. Фирма "Гермес", — с гордостью добавил Майк. — Сорок пять долларов, но производит очень хорошее впечатление на клиентов.

— Держу пари, что очень сильное.

Когда-то Эли считал точно так же.

— Значит, так. Я просмотрел бумаги по "Сэнкаслу", освежил, так сказать, свою память. Могу пересказать тебе кое-что из того, что находится в открытом доступе, и некоторые личные впечатления. Но кое-какие аспекты сделки имеют конфиденциальный характер.

— Понял. Хочешь что-нибудь выпить?

— Чего-нибудь холодненькое. Тяжелый был день.

— Давай посмотрим, что у нас есть. — Эли провел его на кухню. — Какое у тебя сложилось впечатление, Зюскинд хотел купить дом для проживания или это просто хорошее вложение денег?

— Думаю, последнее. Покупка осуществлялась через его компанию, и речь шла о том, что дом каким-то образом будет использоваться компанией. Вообще-то больших разговоров по этому поводу не было, — добавил Майк, когда они дошли до кухни. — Большая часть сделки проводилась дистанционно. Посредством электронных писем, телефонных переговоров.

— Гм. Могу предложить пиво, сок, "Гаторейд", воду, "Маунтин дью" и диетическую пепси.

— "Маунтин дью"? Не пил эту штуку с тех самых пор, как учился в колледже.

— Хочешь?

— Почему бы и нет?

— Давай выйдем на улицу, составим компанию Барби.

Прежде чем сесть в кресло и блаженно вытянуть ноги, Майк почесал преисполненную восторга собаку за ухом.

— Вот что я тебе скажу, парень, цветы смотрятся просто потрясно.

— Ну, это исключительно заслуга Эйбры. У меня, правда, очень важная обязанность регулярно их поливать. Так что и моя лепта в них, конечно, есть.

Ему нравилось поливать цветы, нравилось наблюдать за разнообразием окраски и формы растений, которые она высаживала, нравились кустарники по краям крошечного садика камней. Порой Эли даже подумывал, чтобы начать там работать, но понял, что ничего не сможет сделать. Он просто будет сидеть, как сейчас, с собакой у ног, прислушиваясь к шуму ветра и прибоя и глядя на волны.

— Видел какие-нибудь любопытные картинки в эту штуку?

Эли посмотрел на подзорную трубу.

— Один или два раза.

— Мне надо тоже такую же купить.

— К сожалению, большую часть времени мне пришлось смотреть не на пляж, а в северном направлении. Отсюда хорошо виден "Сэнкасл".

— Я сегодня как раз проходил мимо него. Окна закрыты, дом, кажется, стоит пустой.

— Да, хозяин явно некоторое время отсутствует.

— Досадно видеть его пустующим. Я бы быстро его кому-нибудь сдал. На неделю, даже на уик-энд.

Эли заинтересовали слова Майка.

— Держу пари, что это было бы легко. Может быть, стоит ему позвонить, предложить, вдруг заинтересуется?

Сделав ещё один глотов, Майк кивнул:

— Почему бы и нет? Ты на самом деле думаешь, что этот парень проник к вам в дом и убил того частного детектива?

— Я много думал об этом, рассматривал этот вопрос под разными углами зрения, и так, и эдак. И, к сожалению, постоянно приходил к такому выводу.

— Значит он и миссис Лэндон, скорее всего, столкнул?

— Я не могу это доказать, но, по всей видимости, да, он. Если все остальное — его рук дело, то и это тоже.

— Вот подонок! — пробормотал Майк и открыл портфель. — У меня в папке есть его номер телефона. Интересно, что он мне скажет.

Открыв папку, Майк тут же набрал номер:

— Привет, Джастин. Это Майк О'Малли из компании "О'Малли и Додд. Торговля недвижимостью и сдача внаем" из Виски Бич. Как поживаете?

Эли, откинувшись на спинку стула, внимательно слушал обычную болтовню торговца недвижимостью. И подумал, что на совести того, с кем сейчас беседует Майк, скорее всего, смерь нескольких человек и страдания еще большего числа людей. Этот тип чуть не разбил жизнь ему самому.

Но пока он не может отомстить ему. Пока не может. Не смеет даже прикоснуться к нему, не вправе остановить его. Но придет время, и тогда…

— На тот случай, если передумаете, у вас есть мой номер. Если вам что-нибудь понадобится в Виски Бич, запросто звоните. Нынешней весной у нас тут прекрасная погода, да и лето обещает быть превосходным. Вам следует приехать, воспользоваться… да… да… конечно, понимаю. Ну, что ж, в таком случае до свидания.

Майк закончил разговор.

— Он все такой же напряженный и недружелюбный, как и раньше. На данный момент они не заинтересованы в сдаче дома в аренду. Что-то пробормотал насчет возможного его использования компанией или семьей. Он, по его словам, очень занятой человек.

— Каким образом он нашел этот дом?

— Через Интернет, да будет благословенно его имя! Попал на наш веб-сайт. С самого начала он отметил три места. Один дом располагается дальше от берега, без выхода на пляж, но на очень милой тихой улице, и, в принципе, до моря идти недолго. Другой находится в южной части, ближе к нашему дому, но владельцы в последний момент отказались его продавать, решили подождать еще один сезон. И, кстати, приняли разумное решение, так как мы его очень выгодно сдали на нынешнее лето.

Майк сделал большой глоток "Маунтин дью".

— Так или иначе, мы договорились с ним о встрече. Он хотел, чтобы я или Тони — Тони Додд, мой компаньон — показал ему дома. Настаивал, чтобы это был кто-то из нас. У меня в папке есть запись. Я чувствовал, что ему буквально не терпится приобрести здесь недвижимость. Ну, никаких проблем, продажа есть продажа.

— Он, наверное, не хотел тратить время на мелких сошек, а пожелал решать серьезные дела прямо с руководством вашей фирмы. Он считает себя слишком важной персоной. Я его раскусил.

— Да, он этого и не скрывал, — согласился Майк. — На той же неделе он и приехал. Дорогой костюм, стрижка за двести долларов. Всем демонстрировал свое превосходство над окружающими — превосходство ученика дорогой частной школы. Только не принимай на свой счет, ты ведь, наверное, тоже в такой учился.

— Да, учился. И прекрасно знаю подобных типов.

— Ну, вот. Он отказался от кофе, не пожелал болтать с нами. Заявил, что очень занят. Но, когда я повез его взглянуть на два выставленных на продажу дома, неожиданно спросил меня о Блафф-Хаусе. Впрочем, о нем спрашивают все, кто сюда приезжает, поэтому я не обратил особого внимания на его вопрос. Помню, что тогда был довольно пасмурный день: сумрачное небо, холод, мрак, и ваш дом смотрелся прямо как в каком-нибудь старом фильме про привидения. Ну, ты представляешь себе. Я, конечно, изложил ему вкратце всю историю, рассказал про пиратов, и про приданое Эсмеральды, потому что это всегда разогревает клиента. И теперь я уповаю на бога, что тогда своей болтовней не накликал на вас беды.

— Нет, он уже все знал. И приехал сюда неспроста. Ему уже все было известно.

— Мне он сразу не понравился, но, конечно, никаких признаков того, что со мной разговаривает маньяк-убийца, я не заметил. Просто богатый чванливый придурок. Вначале я показал ему тот дом, который находится подальше от берега. "Сэнкасл" поновее, побольше, ну, и комиссионные с него будут покрупнее.

В общем, я попытался раскрутить его на приобретение чего-то по-настоящему серьезного. Но вначале продемонстрировал ему другой дом. Он задавал обычные в таких случаях вопросы, какие задают все другие покупатели, прошелся по дому, вышел на верхний балкон, откуда открывается прекрасный вид на океан.

— И на Блафф-Хаус.

— Да, конечно. Ему не очень понравилось то, что другие дома стоят слишком близко. Он сразу же захотел узнать, в каких из них живут постоянно, а какие сдаются только на летний сезон. Но это тоже вполне обычный вопрос, в нем не было ничего удивительного. Потом я отвел его в "Сэнкасл". У "Сэнкасла" есть целый ряд преимуществ, да и соседние дома расположены не так близко. Этот типчик долго ходил вокруг него. Он сразу же согласился на запрашиваемую цену, что было довольно необычно. Более того, даже глупо, потому что в нашем деле продавцы, как правило, всегда готовы сбавить цену. Но я тогда подумал, что он не стал торговаться, так как посчитал это ниже своего достоинства. Я, как обычно, предложил ему пообедать вместе и по ходу дела договориться об оформлении бумаг и о том, как и когда я свяжусь с владельцами. Он заявил, что у него нет времени на хождения по ресторанам.

С кислым выражением лица Майк постучал по своим наручным часам.

— Тик-так, тик-так, знаешь ли. Время — деньги. Мне пришлось как можно быстрее составлять контракт. Он выписал чек на приличную сумму, дал свой телефон. И сразу уехал. Странно было бы жаловаться на такую легкую и удачную сделку, но скажу прямо — он мне действовал на нервы.

— Ну, а дальше? Все и потом шло так же гладко и быстро?

— Все было улажено за тридцать дней. Он приехал, подписал бумаги и забрал ключи. Практически ничего не говорил, отделывался односложными "да" и "нет". Обычно мы с новым владельцам недвижимости в Виски Бич делаем подарок: бутылку дорогого вина, какой-нибудь хороший сыр, хлеб, растение в кадке, подарочные сертификаты в местные магазины и рестораны. Зюскинд все оставил на столе, даже не взглянул.

— Он получил то, что хотел.

— С тех пор я его не видел. Жаль, мне хотелось бы узнать о нем побольше. Если у тебя появится какая-нибудь идея, как прищучить этого подонка, дай мне знать. Мне очень хочется тебе помочь.

— Спасибо, Майк.

— Ну, а теперь мне нужно идти. Слушай, а почему бы нам завтра вечером не устроить барбекю? Подходите к нам с Эйброй.

— Я не против.

— Тогда увидимся. Спасибо за "Маунти дью"

После того, как Майк ушел, Эли погладил Барби по голове, почесал ей за ухом и задумался о том человеке, которого ему только что описал Майк.

"Что Линдси в нем нашла?" — подумал он. Затем со вздохом решил; никогда не знаешь, кто может поставить тебе подножку и почему.

Эли встал и, обращаясь к Барби, сказал:

— Ну, что ж, пойдем, погуляем.


Он решил потерпеть еще несколько дней, всего лишь несколько дней. Но повседневная рутина убаюкивала его. Утренние пробежки по берегу с собакой или занятия йогой, если Эйбре удавалось его уговорить. Затем он несколько часов проводил за работой над романом. Трудился при открытых окнах, в которые влетал благоуханный ветер с океана, напоенный ароматами мая.

Сидя на террасе и читая, он узнал об истории дома и поселка гораздо больше, чем предполагал прежде.

Эли и раньше было известно, что старая винокурня расширилась в конце восемнадцатого столетия, сразу после Войны за независимость. Он не знал или не помнил, что по-настоящему значительное расширение поначалу очень скромного домика началось вскоре после этого.

Через двадцать лет компания "Лэндон виски" и Блафф-Хаус снова расширились. Компания выстроила в деревне школу, и один из предков Эли стал причиной грандиозного скандала, сбежав с учительницей.

Накануне Гражданской войны дом имел уже три этажа и обслуживался небольшой армией прислуги.

Лэндоны продолжали во многом быть первыми. Первый в этих краях дом с внутренней канализацией, первый — с газовым освещением и, наконец, первый, в котором появилось электрическое освещение.

Им удалось пережить времена "сухого закона", продолжая тайно продавать виски, поставляя его ресторанчикам, нелегально торговавшим спиртным, и отдельным покупателям.

В честь Роберта Лэндона был назван местный отель. Дочь свою он выдал за графа. Но о его находках относительно приданого Эсмеральды если и говорили, то только шутя.


— Наконец-то! — воскликнула Эйбра, когда, перекинув ремень сумки через плечо, вместе с Эли вышла из дома. Для поездки в Бостон она оделась, по ее меркам, довольно строго: черные брюки, туфли на платформе с открытым носком, цветастая блузка. Длинные сережки с множеством полудрагоценных камней громко позванивали, когда она брала своего спутника под руку.

На взгляд Эли, она представлялась слегка модернизированным, но очень сексуальным вариантом поколения хиппи, кем она, скорее всего, на самом деле и являлась.

Когда они подошли к машине, он оглянулся и увидел, что Барби смотрит на него в окно.

— Мне очень не хочется оставлять ее одну.

— С Барби все будет в порядке, Эли.

Но почему же тогда собака так печально смотрит?

Она привыкла к тому, что рядом постоянно кто-то есть.

— Морин обещала зайти сегодня днем и выгулять ее, а мальчишки пройдутся с ней по пляжу и поиграют.

— Ну, ладно, — согласился Эли, позванивая связкой ключей.

— У тебя невротический страх разлуки.

— Да, наверное… возможно.

— И я очень рада, что ты его испытываешь. — Эйбра поцеловала его в щеку. — Но мы должны ехать. Это тот шаг, который мы обязаны сделать.

Она забралась в машину, подождала, пока он усядется рядом с ней и сказала:

— Кроме всего прочего, я не была в городе уже больше трех месяцев, а с тобой вообще ни разу.

Эли бросил еще один прощальный взгляд на окно дома, за которым оставалась собака.

— Нам нужно попытаться каким-то образом разговорить жену человека, который, по нашему мнению, помимо незаконного проникновения в дом, совершил также и убийство. Да, кстати, и супружескую измену. Об этом последнем тоже не следует забывать. Другими словами, мы отправляемся отнюдь не развлекаться.

— Это, в принципе, не означает, что наша поездка не может быть приятной. Ты уже в течение нескольких дней продумывал варианты разговора с Иден Зюскинд. И ты придумал различные подходы к ней в зависимости от того, где мы застанем ее: на работе или дома. Ты ведь не враг ей, Эли. Она не должна воспринимать тебя как врага.

Сначала они ехали по дороге вдоль берега, затем по главной улице Виски Бич.

— После того как тебя обвинили в убийстве, люди начинают относиться к тебе по-другому, даже знакомые. Они начинают нервничать в твоем присутствии, избегать тебя. Если же не могут избежать встречи с тобой, то по их лицам очень легко понять, насколько им этого хотелось.

— Все, о чем ты говоришь, осталось в прошлом.

— Нет, не в прошлом. И не уйдет в прошлое до тех пор, пока человек, убивший Линдси, не будет найден, арестован и осужден.

— Значит, в данный момент мы совершаем шаг в нужном направлении. Зюскинд обязательно вернется в Виски Бич. И, когда он вернется, с ним встретится Корбетт. С нетерпением жду той минуты, когда это произойдет.

— Корбетту непросто организовать поездку в Бостон по такому делу. И он не хочет передоверять все Вулфу, что, в общем, играет нам на руку.

— У нас есть адреса Зюскинда, его офиса и квартиры. Мы могли бы съездить по ним, присмотреться, понаблюдать.

— Зачем?

— Просто из любопытства. Для нас это будет запасным вариантом возможных действий.

Нужно отвлечь его внимание, решила Эйбра. Перевести разговор на другую тему. Она заметила, как у Эли усиливается напряжение в мышцах шеи.

— Ты очень долго сидел за своими книжками прошлым вечером. Нашел что-нибудь интересное?

— В общем, да. Отыскал пару книг, в которых довольно глубоко исследуется история нашего дома, семейного бизнеса и Виски Бич. И то, как все они связаны между собой. Существует некий симбиоз.

— Красивое слово.

— Мне оно тоже нравится. Но это действительно так. Компания "Лэндон виски" стала активно развиваться в период Войны за независимость. Из-за блокады колонисты не могли получать сахар, черную патоку, и поэтому у них закончились запасы рома. Альтернативой для здешней армии стало виски, и тогда Лэндоны построили винокуренный завод.

— Значит, ваше виски пил сам Джордж Вашингтон?

— Могу поспорить, что пил. После войны мои предки расширили и бизнес, и дом. Дом стал для них чуть ли не особой семейной революцией, так как Роджер Лэндон, в то время глава семейства, отец своевольной Виолетты и Эдвина, возможно, убившего возлюбленного собственной сестры, имел репутацию невиданного скряги.

— Старый добрый экономный янки.

— Настоящий жлоб. Однако он вложил очень серьезные деньги в дом, обстановку и бизнес. Когда он умер, имущество и семейное дело перешли к его сыну. Поскольку старый Род дожил аж до восьмидесяти, Эдвину Лэндону пришлось очень долго ждать своей очереди. И он снова занялся расширением дел, причем по всем направлениям. Вместе с женой, эмигранткой из Франции.

— О-ля-ля.

— Вот именно. Они были первыми, кто стал устраивать здесь шикарные приемы, на которые приглашали множество гостей. Один из их сыновей, Эли…

— Мне он уже нравится.

— И не без оснований. Он построил первую школу в Виски Бич. Его младший брат влюбился в учительницу и сбежал с ней.

— Романтическая история.

— И притом очень печальная. Они погибли по дороге на Запад, где надеялись сколотить собственное состояние.

— Действительно очень трагично.

— В любом случае Эли продолжил традицию расширения дома и бизнеса. Продолжались и приемы с балами, приносившие с собой скандалы и трагедии. Вплоть до эпохи "сухого закона". Если даже дела у Лэндонов и пошли на спад, то по их стилю жизни об этом вряд ли можно было догадаться. Двадцатые годы прошлого века с присущим им шиком под звуки джаза перешли в тридцатые, и до правительства вдруг дошло, что оно облажалось и что запрет на виски слишком дорого ему обошелся. Люди вновь заполнили бары, теперь уже совершенно легальные, и Лэндоны открыли еще один завод.

— Настоящая империя виски.

— Благодаря ей в нашей семье появились ценители искусства, — и те, у кого, по слухам, были романы с известными художниками, — самоубийцы, двое разведчиков, работавших на союзников, и очень много тех, кто погиб в разных войнах. Была танцовщица, прославившаяся в Париже, и даже одна циркачка.

— Вот эта последняя мне нравится больше всех.

— Герцогиня, получившая титул благодаря замужеству. Карточный шулер. Офицер-кавалерист, погибший вместе с Джорджем Армстронгом Кастером. В общем, герои, авантюристы, негодяи. Одна монахиня, два сенатора, врачи, адвокаты.

— Да, очень длинная родословная. Большинство людей не могут так далеко проследить историю своих предков и похвастаться домом, в котором их семья жила так много лет.

— Да, конечно. Но знаешь, чего не хватает?

— Феминисток, проституток или рок-звёзд?

Эли рассмеялся.

— В нашей семье было несколько дам из первой категории, но вот две другие мне не встречались. Не хватает приданого Эсмеральды. Оно упоминается наряду с "Калипсо", кораблекрушением, рассуждениями о Бруме: сам ли он спасся или какой-то простой матрос? Наряду с рассуждениями о самом приданом: удалось ли его спасти? Но авторы обеих этих самых серьезных и подробных исследований истории нашей семьи склоняются к отрицательному ответу.

— Что совсем не означает, что они правы. Мне хочется верить, что приданое не исчезло, точно так же, как в моей версии вашей истории младший брат и школьная учительница добрались-таки до Запада, стали там пахать землю и растить детей.

— Они утонули, когда их фургон опрокинулся в реку.

— Нет, они стали выращивать кукурузу, и у них было восемь детей. И ты меня ни за что не переубедишь.

— Хорошо, пусть будет так. — Так или иначе, они уже давным-давно на том свете, подумал Эли. — Но вот что касается приданого, то меня интересует, какой информацией располагает Зюскинд, но которой я не имею. Почему он так уверен, что даже готов пойти на убийство? Или здесь кроется что-то другое?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если это вообще не имеет никакого отношения к потерянным сокровищам? Кто-то что-то раскапывает в подвале. И все. Больше нам ничего не известно.

— Совершенно верно, Эли. — Она с удивлением посмотрела на его профиль. — Больше нам ничего не известно.

— Вот именно. Все, что мне удалось обнаружить, не дает никаких намеков на какие-то другие причины происходящего. Но у меня нет и никаких определенных оснований считать, что в подвале ведутся поиски именно приданого Эсмеральды. Может быть, нас просто водят за нос?

— И это тебя беспокоит?

— Ну, а как ты думаешь? Что, если мы имеем дело с сумасшедшим? Его поведение невозможно рационально объяснить, а поступки предсказать. И вообще ничего нельзя спланировать.

— Я с тобой не согласна.

— В чем же?

— Я не спорю с тобой в том, что у него с мозгами не все в порядке. Я даже полагаю, что у любого, кто совершает убийство не в целях самообороны или защищая кого-то, с мозгами не все в порядке. Но ведь есть один совершенно достоверный факт — его роман с Линдси.

— Да. Да, верно, — произнес Эли. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Что Линдси не увлеклась бы сумасшедшим. Явно сумасшедшим, наверное, нет. Но ведь многие душевнобольные умело скрывают свое безумие.

— Ты так считаешь? Я другого мнения. Не думаю, что безумие можно скрыть. По крайней мере, это невозможно делать долго. Я уверена, что истинная природа человека обязательно проявится. И не только в поступках, но в выражении лица, глаз, в мимике. Насколько нам известно, Зюскинд работает над этим уже больше полутора лет, почти два года. Сближение с Линдси, предложение поехать вместе с ним в Виски Бич, несмотря на то что ей здесь очень не нравится. Значит, он обладает определенным обаянием и даром убеждения. Ему также удается обманывать жену, детей, коллег по работе. Может быть он со странностями, с причудами, соглашусь, но не совсем свихнувшийся. Если бы он был сумасшедшим, то не мог бы себя контролировать. Но ведь Зюскинд прекрасно контролирует свое поведение.

— В подобных странностях и причудах тоже хорошего мало.

Когда они влились в оживленный поток бостонского транспорта, Эли снова повернулся к ней и спросил:

— Ну, как ты думаешь, с чего мы должны начать?

— Эли, представь себе, что меня нет с тобой в машине, так что решай сам. Но я думаю, что сначала мы проедем мимо ее дома. Если там не будет машины, нужно проверить ее офис. Она работает не полный день, поэтому трудно сказать, где она может быть… Как бы то ни было, в городской жизни так много энергии! Денек-другой мне хватит, чтобы ею подзарядиться, а потом, дорогой, мне снова захочется домой.

— Раньше я думал, что не смогу жить без города. Теперь я больше так не считаю.

— Виски Бич — очень удобное место для писателя.

— Для меня особенно. — Эли сжал ее руку своей. — Но только с тобой…

Она прижала его руку к своей щеке.

— Прекрасно сказано.

Эли ехал, руководствуясь навигатором, хотя считал, что может найти ее дом самостоятельно. Он хорошо знал этот район, здесь у него жили друзья, точнее, бывшие друзья…

Светло-желтое здание было построено в очаровательном викторианском стиле и имело боковой эркер.

На подъездной дорожке стоял седан "БМВ". Женщина в шляпе с широкими полями поливала цветы в горшках на боковом балконе.

— Кажется, она дома.

— Да, приступаем.

Женщина выпустила из рук лейку, как только Эли остановил машину за ее "БМВ", и подошла к краю балкона.

— Здравствуйте. Чем могу быть полезна?

— Миссис Зюскинд?

— Да. Это я.

Эли подошел ближе к крыльцу.

— Не найдется у вас нескольких минут для беседы со мной? Я — Эли Лэндон.

Рот женщины приоткрылся от удивления, но она осталась стоять на месте.

— Да, кажется, я узнала вас. — Невозмутимый взгляд ее карих глаз переместился на Эйбру.

— Это Эйбра Уолш. Насколько я понимаю, мы для вас — непрошеные гости, миссис Зюскинд.

Она тяжело вздохнула, взгляд ее на мгновение сделался печальным, но выражение печали исчезло также быстро, как и появилось.

— Ваша жена, мой муж. Наверное, мы могли бы уже перейти на "ты". Меня зовут Иден. Входите.

— Спасибо.

— На прошлой неделе ко мне заходил частный детектив. И вот теперь вы. — Иден сняла шляпу и провела рукой по светлой копне волос. — Вы все еще никак не можете оставить это в прошлом?

— Нет. Не могу. Я ведь не убивал Линдси.

— Меня это не волнует. Наверное, мои слова звучат чудовищно, и они на самом деле чудовищны, но повторяю, меня это не волнует. Садитесь. Я принесу холодного чая.

— Могу я вам помочь? — предложила Эйбра.

— Нет, спасибо, я справлюсь сама.

— В таком случае вы не будете возражать, если я воспользуюсь вашей ванной комнатой? Мы ехали от Виски Бич без остановок.

— Кажется, у вас же там дом, я не ошибаюсь? — сказала Иден, обращаясь к Эли, а затем, повернувшись к Эйбре, добавила: — Пойдемте, я покажу вам.

Их уход позволил Эли внимательно осмотреться вокруг. Привлекательная женщина, подумал он, живущая в прекрасном доме в шикарном районе с великолепно ухоженным садом и восхитительной зеленой лужайкой.

Почти пятнадцать лет брака, вспомнил он, двое очаровательных детей.

Но Зюскинд все это послал к черту. Неужели ради Линдси? Или все-таки ради безумной погони за сокровищами?

Через несколько минут Эйбра и Иден вернулись с подносом, на котором стоял кувшин и три высоких стакана.

— Спасибо, — начал Эли. — Я знаю, насколько тяжело все это было для вас.

— Еще бы! Как страшно узнавать, что человек, которому вы доверяли, с которым строили свою жизнь дом, семью, предал вас, все время лгал вам. Что человек, которого вы любили, предал вас, сделал из вас всеобщее посмешище.

Иден уселась за круглый столик под широким голубым зонтом. Затем жестом пригласила их присоединиться.

— Что касается Линдси, — подытожила она, — то я считала ее своей подругой. Виделась с ней почти каждый день, часто работала с ней, болтала, обсуждала мужа. И все это время она с ним спала. У меня было такое чувство, будто меня ударили ножом в спину. И у вас, наверное, было примерно то же самое.

— Мы уже не жили вместе, когда я узнал о ее измене. И потому мое ощущение было больше похоже на удар в живот.

— Но потом так много всего вышло наружу… Это продолжалось почти год. Ведь несколько месяцев подряд он лгал мне, возвращался от нее ко мне домой. После такого чувствуешь себя полной дурой.

Последние слова она адресовала непосредственно Эйбре, и Эли сразу же понял, что его любимая была права: присутствие другой женщины, которая могла выразить сочувствие, существенно облегчило беседу.

— Но вы же не были дурой, — возразила Эйбра. — Вы доверяли своему мужу и подруге. Это вполне естественное и нормальное поведение.

— Я, конечно же, говорила себе примерно то же самое, но все равно невольно задаешься вопросом: чего тебе не хватает, чего ты лишена, что ты сделала не так? Может, ты совершила какую-то роковую ошибку?

Эйбра коснулась ее руки.

— Я вас прекрасно понимаю.

— У нас двое детей. Прекрасные дети, и для них это стало чудовищным потрясением. Люди всякое говорят, но мы же не можем полностью оградить их от пересудов. Возможно, это и было самым ужасным.

Иден сделала глоток чаю, стараясь побороть подступившие к горлу слезы.

— Мы пытались. Мы с Джастином пытались сохранить наш брак, все начать заново. Мы ходили к психоаналитику, вместе отправились в путешествие. — Она покачала головой. — Но вернуть уже ничего было нельзя. Я пыталась его простить, и, возможно, даже мне это удалось бы, но я не могу больше ему доверять. Потом все началось снова.

— Мне очень жаль.

Эйбра сжала ее руку.

— Он продолжал меня дурачить, — сказала Иден, промокнув глаза. — Якобы допоздна засиживался в офисе, уезжал в командировки. Только теперь он имел дело не с женщиной, которая доверяет ему и готова обманываться. Я начала все проверять и выяснила, что его нет в тех местах, о которых он говорил. Я не знаю, кто у него сейчас и одна у него женщина или несколько. По большому счету, меня это больше не интересует. У меня есть своя жизнь и дети. И, в конце концов, своя женская гордость. Мне не стыдно признаться, что, когда наш развод станет фактом, я его выпотрошу, как рыбу.

Она громко выдохнула, издав что-то вроде сдавленного смешка.

— Конечно, я все еще очень зла на него. Я приняла его обратно после всего, что он сделал, а он снова на меня наплевал. Вот так.

— У меня не было времени для этого. — Эли дождался, когда Иден переведет взгляд на него. — Не было времени на злость. Кто-то убил Линдси в тот самый день, когда я узнал, что она изменяла мне все то время, когда — как я считал — мы вместе пытались возродить наш брак.

На лице Иден появилось выражение глубочайшего сочувствия, и она кивнула:

— Я не могу представить, как можно было такое пережить. В те самые жуткие моменты, когда в телевизионных новостях сообщения, касавшиеся ее смерти. Передавались практически круглосуточно, я пыталась представить, что я почувствовала бы, если бы убили Джастина.

Она прижала руку к губам.

— Ужасно! Даже в самые тяжелые мгновения я не могла представить себя в подобной ситуации. И сейчас не могу представить, как чувствовала бы себя на вашем месте, Эли. — Иден немного помолчала и сделала глоток из стакана. — Вы, наверное, хотите, чтобы я сказала вам, что солгала тогда, чтобы защитить его, что его со мной не было в тот вечер. К сожалению, не могу оправдать ваши надежды. Клянусь, мне очень жаль. — Она закрыла глаза. — Конечно, я не должна так к нему относиться. Ведь у нас с ним двое чудесных детей. Но вот прямо сейчас мне очень хотелось бы сказать вам именно то, что вы так хотите услышать. Однако факт остается фактом, Джастин тем вечером вернулся домой около половины шестого, ну, может быть, несколькими минутами позже. Все было абсолютно нормально. Правда, он положил рядом с собой телефон, как он часто делал последние несколько месяцев, и заявил, что ему могут прислать важное сообщение с работы, после чего он, возможно, соберет вещи и сразу же отправится в командировку. — Иден покачала головой. — Потом я, конечно, поняла, что он ждал сообщения от Линдси и что они собирались уехать куда-нибудь на день-два. Но в тот день все было как обычно, никаких эсэмэсок. Дети находились в школе, на репетиции спектакля, в котором они участвовали. Потом было чаепитие с пиццей. В тот вечер я чувствовала себя как-то удивительно хорошо: мы вдвоем с Джастином, за окном дождь. Я приготовила ужин: фахитас с курицей, а он сделал коктейль "Маргарита". У нас был обычный приятный вечер, ничего особенного. Просто возможность вдвоем насладиться домашней тишиной, пока нет детей и шума, который они с собой приносят. Мы просто сидели и разговаривали, когда неожиданно зазвонил телефон. Это была Карли из галереи. Она смотрела новости по телевизору и сказала, что Линдси мертва, есть подозрение, что ее убили.

Трехцветная кошка приблизилась к людям и запрыгнула на колени к хозяйка Иден принялась поглаживать ее, заканчивая свой рассказ.

— Мне бы следовало сразу обо всем догадаться. Тогда же. Он был жутко потрясен, Стал белым как мел. Но я ведь тоже была потрясена. И я вспомнила Линдси. Я никогда бы не подумала… Мне бы просто никогда не пришло в голову, что у них роман. Когда приехала полиция и мне сообщили, я поначалу не поверила. Ну а потом… Потом я не могла не поверить. Простите меня, Эли, мне действительно очень жаль, что я ничем не могу вам помочь.

— Спасибо за то, что согласились побеседовать с нами. Я понимаю, как нелегко вам было.

— Для меня все это осталось в прошлом. Все. Хотя забывать было действительно нелегко и стоило больших и мучительных усилий. Советую вам воспользоваться моим примером.

Когда они вернулись в машину, Эйбра сжала его руку.

— Мне тоже очень жаль.

— Но теперь, по крайней мере, мы расставили все точки над "i".

Однако что-то все-таки продолжало его беспокоить.

Глава 26

Рабочий кабинет Кирби Дункана занимал махонький квадратик в облезлом кирпичном здании, которое не поддавалось никаким попыткам вдохнуть в него новую жизнь. Окнами первого этажа оно упиралось в тротуар, зазывая одной своей стороной на сеансы некой ясновидящей и в магазин "игрушек для взрослых" — на другой.

— Одним выстрелом сразу двух зайцев, — произнесла Эйбра. — Сначала заглянуть в мадам Шарлотте, чтобы выяснить, что полного счастья вам никогда не видать, если предварительно не оставить пару баксов в Красной комнате.

— Если ты вынуждена обращаться за советом к ясновидящей, значит, удачи не жди.

— Я читаю карты Таро, — напомнила она ему. — Это древняя и очень даже интересная форма поиска знаний и самопознания.

— Это просто карты, — Эли открыл центральную дверь и, шагнув в тесный вестибюльчик, направился к лестнице.

— Но я их тебе все равно прочту. Твое сознание закрыто для массы возможностей, что нехорошо для писателя.

— Как адвокат я несколько лет назад защищал так называемую ясновидящую, которая была мастерица облегчать кошельки своих клиентов.

— Те, кто ловко облегчает кошельки людей, как правило, не имеют подлинного призвания. Кстати, ты выиграл это дело?

— Да, только потому, что ее клиенты были открыты самым разным возможностям и неисправимо глупы.

Она легонько ткнула Эли в бок локтем и рассмеялась. На втором этаже дверь с матовым стеклом скрывала за собой Бактера Тремейна, адвоката, и нечто под названием "БыстроДеньги", вторая именовалась объединенной службой автоответчиков и Кирби Дунканом, частным детективом.

Через стекло Дункана наискось тянулся полицейский скотч.

— Я надеялась, что мы сможем заглянуть внутрь.

— Незакрытое дело об убийстве, — пожал плечами Эли. — Неудивительно, что они не хотят сюда никого впускать. Вулф наверняка к этому причастен. Он просто так не отстанет.

— Мы могли бы спуститься вниз и поговорить с ясновидящей. Вдруг мадам Шарлотте будет откровение.

Он посмотрел на нее, после чего подошел к двери адвоката. В маленькой приемной размером с чулан для метел женщина, которой давно перевалило за сорок, с усердием стучала по клавишам компьютера.

Она остановилась, сняла очки в золотой оправе и оставила их болтаться на шее на цепочке.

— Доброе утро. Чем я могу вам помочь?

— Нам нужна информация о Кирби Дункане.

Хотя ее дежурная улыбка осталась на месте, она окинула обоих циничным взглядом.

— Вы не из полиции.

— Нет, мэм. Мы хотели бы, пока находимся в Бостоне, поговорить с мистером Дунканом по личному вопросу. Мы только что приехали, в надежде, что он выкроит для нас минуточку, а потом мы увидели на двери полицейский скотч. Скажите, это кража со взломом?

Взгляд секретарши остался таким же циничным, однако она развернулась в крутящемся кресле к ним лицом.

— Да. И полиция еще не до конца изучила место преступления.

— Какая жалость.

— И еще один повод не жить в городе, — добавила Эйбра, с легким южным акцентом. Эли лишь похлопал ее по руке.

— Скажите, мистер Дункан временно подыскал себе другой офис? Наверное, нам следовало ему позвонить. Но мы не смогли найти его визитку. Лишь помнили вот этот адрес. Скажите, вы не могли бы сообщить нам, где его теперь можно найти, или же дать нам его новый номер телефона, чтобы мы ему позвонили.

— Вам это вряд ли поможет, потому что несколько недель назад в мистера Дункана стреляли и он погиб.

— О боже! — наигранно воскликнула Эйбра и схватила Эли за рукав. — Давай уйдем отсюда. Честное слово, я хочу домой.

— Не здесь, — уточнила секретарша и добавила с холодной улыбкой: — И даже не в городе. Он работал на севере, в городке под названием Виски Бич.

— Ужасно! Это просто ужасно. Мистер Дункан помог мне в…

— В одном личном деле, — подсказала секретарша.

— Да-да, пару лет назад. Он был такой милый. Какая жалость! Ведь вы, наверно, хорошо его знали.

— Еще бы. Время от времени Кирби делал для моего начальника и для фирмы по выдаче ссуд, что находится в том конце коридора, кое-какую работу.

— Какая жалость, — повторил Эли. — Спасибо вам за вашу помощь.

Он сделал шаг назад и остановился.

— Но ведь вы только что сказали, что его убили на севере, а кабинет взломали здесь. Или я что-то неправильно понял?

— Полицейские сейчас над этим работают. Похоже, что тот, кто убил, явился за чем-то сюда. Я знаю лишь одно: он сказал моему начальнику, что на несколько дней уезжает из города. А потом я прихожу на работу и вижу, что дверь в его кабинет опечатана, и копы спрашивают меня, не видела ли я чего-то или кого-то подозрительного. Лично я ничего не видела, хотя почему бы им не расспросить тех, кто приходит сюда за помощью в решении личных проблем. Вдруг что-нибудь обнаружилось бы.

— Пожалуй, вы правы.

— Как мне рассказывали, это случилось в ту самую ночь, когда его убили, или что-то вроде этого. Так что рядом не было никого, кто мог бы стать очевидцем. Я… я могла бы порекомендовать вам другого детектива.

— Пойдем отсюда, — Эйбра потянула Эли за рукав. — не лучше ли нам вернуться домой и там все уладить?

— Да-да, спасибо вам. Жаль, что так получилось.

Когда они вышли, Эли хотел попытать счастья еще в двух кабинетах, но потом счел эту затею бессмысленной. Эйбра молчала, пока они не вышли на улицу.

— У тебя здорово получается.

— Что именно?

— Лгать.

— Уходить от прямо ответа

— Это так называется у адвокатов.

— Нет, у адвокатов это называется дачей ложных показаний.

Эйбра рассмеялась и шутливо толкнула его плечом.

— Не знаю даже, что я ожидала здесь увидеть. Взлом имел место или поздно ночью, или под утро. Никто ничего не видел

— А вот я кое-что понял.

— Давай выкладывай, — потребовала Эйбра, когда они вернулись в машину.

— Если исходить из того, что Дункана нанял Зюскинд, то мы имеем дело с представителем среднего класса в дорогом костюме, живущем в большом доме где-нибудь в ухоженном пригороде. Для такого важен статус. Но когда он нанимает частного сыщика, это значит. Что он опускается ступенькой ниже.

— Возможно, кто-то порекомендовал ему Дункана.

— Сомневаюсь. Думаю, кто-то поприличней и с большим гонораром был ему не нужен по двум причинам. Во-первых, это мог оказаться тот, кто уже что-то делал для людей его круга. Во-вторых, хотя, по-моему, это и есть главная причина, он не хотел слишком на это дело тратиться.

— Он купил пляжный домик, — напомнила Эйбра.

— Верно, он вложил деньги в недвижимость. Но старается не афишировать тот факт, что купил его на свое имя.

— Потому что знает, что дело идет к разводу. Проходимец еще тот. Если не сказать, гнусный червяк, — заявила Эйбра. — В следующей жизни на колесе кармы он точно будет слизняком.

— Не стану спорить, — согласился Эли. — В нынешнем месте на колесе кармы его явно ждут немалые гонорары адвокатам — причем на сей раз самым дорогим, — алименты и компенсация за развод супруге. Думаю, Дункану он платил наличными, чтобы не засветиться. Когда он покажет финансы своим адвокатам, там все будет в ажуре.

— И все-таки ему пришлось вломиться к Дункану, потому что сыщик наверняка вел учет клиентуры и полученных от заказчиков сумм.

— Документы, будь то на электронных или бумажных носителях, копии приходных ордеров, книга учета, список клиентов, — согласился Эли. — Вряд ли Зюскинд хотел засветиться в качестве клиента частного сыщика, который следил за мной и который в конечном счете был убит.

— Это точно. — Эйбра задумалась. — Возможно, он здесь до этого никогда не бывал, в этом кабинете.

— Не исключено. Если нужно было встретиться, то встречи происходили на нейтральной территории, в кофейне или в баре. — Эли остановил машину рядом с другим зданием.

— Он здесь жил?

— Да, на втором этаже. Сомнительный район.

— И что это тебе говорит.

— То, что Дункан, по всей видимости считал, что ему ничего не грозит. Не беспокоился, что его машину могут "раздеть", не опасался гадостей со стороны соседей. Крепкий орешек был этот Дункан или же просто считал, что он мастер играть в эти игры. Такой смело придет на встречу с клиентом один на один.

— Хочешь зайти внутрь и поговорить с соседями?

— Не вижу смысла. Полиция уже наверняка здесь побывала. А вот Зюскинд, по всей видимости, сюда не заглядывал. Не только потому, что не видел причин встречаться с ним здесь. Весь этот район не внушал ему доверия. Да, Южный Бостон — это не для него.

— И не для тебя, алкогольный барон.

— Барон — это мой отец, а сестра — баронесса. Кстати, я на добровольных началах когда-то работал здесь. Не скажу, что это моя среда обитания, однако и не "терра инкогнита". Но, как говорится, каждому свое.

— Он лишь делал свое дело, — сказала Эйбра. — Нет, лично мне он, разумеется не нравился. Не нравилось, как он работал, как разговаривал со мной. Но чтобы вот так погибнуть, нет, этого он не заслужил.

— Согласен, не заслужил. Но что, по-твоему, его ждет при следующем обороте колеса кармы?

— Распознаю лесть с первого раза, но слышать все равно приятно. Хорошо, я подумаю над твоим вопросом.

— Прежде чем нам ехать назад, давай проведаем бабулю.

— Ты не провезешь меня мимо дома, где вы жили с Линдси?

— Зачем?

Эли задумался. Впрочем, почему бы нет? Почему не описать полный круг?

— Уговорила.

Было непривычно ездить этими дорогами, тем более в том направлении. Он не был в доме в Блэк Бэй с тех самых пор, как ему разрешили забрать оттуда свои вещи. И как только он это сделал, то нанял одну фирму, чтобы та выставила дом на продажу.

Он надеялся, что, оборвав связи с прошлым, обретет душевный покой. Увы, этого не случилось. И вот сейчас он ехал мимо магазинов и ресторанов, которые когда-то были частью его жизни, его привычного распорядка дня. Бар, куда он часто заглядывал с друзьями, любимый косметический салон Линдси, китайский ресторанчик, где потрясающе готовили курицу, а улыбка рассыльного была от уха до уха. Ухоженные деревья и подстриженные газоны домов. Район, в котором он когда-то жил.

Он молча подъехал к своему бывшему дому.

Новые владельцы посадили перед фасадом дерево с плакучими ветвями, названия которому он не знал. На тонких ветках уже розовели нежные соцветия. Затем он увидел перед домом трехколесный велосипед веселого красного цвета.

Все остальное вроде бы как прежде. Те же углы, те же блестящие окна и широкая входная дверь. Почему же все это кажется ему чужим?

— Не слишком на тебя похоже, — заметила Эйбра.

— Неужели?

— Совершенно не похоже. Как-то слишком заурядно. Нет, дом, конечно, большой и красивый. Красивый, как модное пальто. Одна беда — это пальто тебе не по размеру, по крайней мере, пока. Возможно, оно подойдет тебе, если ты повяжешь шикарный галстук, наденешь итальянский костюм и возьмешь в руки "дипломат", когда станешь как тот адвокат, что заходит в кофейню, чтобы выпить чашку кофе по заоблачным ценам, одновременно отвечая на эсэмэски. Но ты не адвокат.

Она повернулась к нему.

— Что скажешь?

— Наверно, все-таки я был таким. Или же дорога, которой я шел, была такой, независимо от того, как сидело на мне пальто.

— А теперь?

— Теперь мне это пальто просто не нужно. — Он пристально посмотрел в глаза. — Когда дом несколько месяцев назад был наконец продан, я вздохнул с облегчением. Это было сродни тому, как если бы я сбросил с себя слишком тесную кожу. Ты поэтому захотела приехать сюда? Чтобы я тебе в этом признался?

— Это, так сказать, дополнительный бонус. В первую очередь мне хотелось удовлетворить любопытство. Когда-то у меня самой было примерно такое же пальто. И я с радостью отдала тому, кому оно пришлось впору. Хватит разговоров, поедем, проведаем Эстер.

Еще один знакомый маршрут, от одного дома к другому. По мере того как Блэк Бэй оставался позади, казалось, будто с плеч его сползает тяжкий груз. Не отдавая отчета в собственных действиях, Эли остановился перед цветочным магазином.

— Не хочу приходить с пустыми руками.

— Вот это, я понимаю, вкус, — улыбнулась Эйбра и вместе с ним вышла из машины. — Как это я только не додумалась! Можно было бы что-то привезти из Виски Бич. Эстер было бы приятно.

— Ничего, в следующий раз.

— Хорошо, в следующий раз, — согласилась она, улыбнулась и вошла вслед за ним в магазин.

Выбор букета Эйбра доверила ему, а сама отошла в сторонку. Интересно, что он выберет и как быстро? Лишь бы не розы, какими бы красивыми те ни были. Слишком стандартно, слишком обычно. Ей было приятно видеть, когда он остановил свой выбор на синих ирисах, к которым добавил несколько розовых лилий.

— Великолепно. Смело и по-весеннему. В духе Эстер.

— Хочу, чтобы она уже к концу лета вернулась домой.

Пока продавщица заворачивала букет, Эйбра положила голову Эли на плечо.

— Я тоже.

— Рада была видеть вас, мистер Лэндон, — сказала продавщица, протягивая Эли ручку, чтобы он подписал чек. — Передавайте от меня привет вашим родным.

— Непременно передам.

— Чему ты так удивляешься? — спросила Эйбра, когда они направились к выходу. — Лично я больше привыкла к тому, что люди, которых я знала в моей прошлой жизни, притворялись, будто не замечают меня, а то и вовсе демонстративно отходили прочь. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Но не все же такие козлы, — улыбнулась она.

И они вышли из магазина. Рядом с машиной стоял Вулф. На какой-то миг настоящее и прошлое слились и стали неотделимы друг от друга.

— Симпатичный букет, — произнес полицейский.

— И главное, в нем нет ничего противозаконного, — весело добавила Эйбра. — Если вам интересно, внутри есть еще много других цветов.

— Что привело вас в Бостон, хотел бы я знать? — спросил Вулф, не спуская глаз с Эли.

— Дело, — ответил тот и шагнул мимо Вулфа, чтобы открыть Эйбре дверцу машины.

— Может, вы заодно объясните мне, что привело вас в офис Дункана и зачем вам понадобилось задавать там вопросы?

— Ничего противозаконного, — ответил Эли и, чтобы освободить руки, вручил букет Эйбре.

— Некоторые люди имеют привычку возвращаться на место преступления.

— А некоторые только тем и занимаются, что изо всех сил лупят дохлую лошадь. У вас есть ко мне какие-то вопросы, детектив.

— Хочу предупредить, что я как копал, так и буду копать. Ваша лошадь еще не зарыта.

— Довольно! — возмущенно крикнула Эйбра и, сунув букет назад Эли, принялась что-то искать в сумочке. — Чуть не забыла. Постойте, взгляните! Это тот, кто вломился в Блафф-Хаус.

— Эйбра!

— Нет. — Она шагнула к Эли. — Довольно. Это тот самый человек, которого я тем вечером видела в баре, тот самый, который схватил меня, когда я пришла в Блафф-Хаус. Это он убил Дункана Кирби, которого вы знали. Это он, прежде чем позвонить вам, подбросил в мой дом пистолет. И если бы вы наконец задумались, то спросили бы себя, зачем Джастину Зюскинду понадобилось покупать дом в Виски Бич, зачем он нанял Дункана, а потом убил его. Может, он и не убивал Линдси, а там кто знает. Возможно, он знает нечто такое, потому что он преступник. Так что станьте настоящим копом и сделайте что-нибудь.

С этими словами она схватила букет у Эли.

— Довольно! — повторила она.

— Ваша подружка с характером.

— Вы слишком пережимаете, детектив. Я собираюсь проведать бабушку, после чего вернусь в Виски Бич. Я намерен жить так, как мне хочется. Вы же делайте то, что от вас требуется.

С этими словами он сел в машину, пристегнулся ремнем безопасности и покатил прочь.

— Извини, — Эйбра откинулась на сиденье и, чтобы успокоиться, на миг закрыла глаза. — Извини, наверно, я все испортила.

— Неправда. Ты просто его удивила. Этот набросок портрета Зюскинда стал полной для меня… для него неожиданностью. Не знаю, что он станет с этим делать, но ты застала его врасплох.

— Невелико утешение. Лично мне он не нравится, и ничто из того, что он делает — или не делает, — не способно это изменить. А пока… — она дважды глубоко вдохнула, — нужно очистить воздух и просветлить сознание. Не хочу, чтобы Эстер увидела меня расстроенной.

— Я скорее сказал бы, злой.

— Это одно и то же.

— Лишь когда речь идет о тебе.

Эйбра задумалась над его словами. Эли тем временем свернул за последний угол и покатил к дому на Бикон Хилл.

А вот это уже в духе Эли, подумала она. Наверное, потому, что дом источал историю нескольких поколений его семьи. Ей нравилось это ощущение, как и сами линии этого дома, как окружающий пейзаж, который теперь окрасился первыми весенними цветами.

Когда они подошли к двери, она снова вручила ему букет.

— Ты образцовый внук.

И они вместе вошли к Эстер.

Они застали ее в гостиной с карандашом и блокнотом в руках. Рядом с ней стоял стакан с холодным чаем и тарелка печенья. Отложив в сторону блокнот и карандаш, она протянула к ним обе руки.

— Только вас мне не хватало для полного счастья.

— У тебя усталый вид, — сказал Эли.

— На то у меня есть причина. Я только что закончила ежедневную физическую терапию. Вы опоздали на встречу с маркизом де Садом.

— Если тебе это слишком тяжело нам, наверное, следует…

— Прекрати! — отмахнулась Эстер. — Джим просто прелесть. У него такое оригинальное чувство юмора, что от него можно ждать любых сюрпризов. Он знает, что я могу, а чего нет, и никогда не перегибает палку. Да, я устала, но это приятная усталость. Сейчас, когда я вижу вас и эти прекрасные цветы, я вообще ожила.

— Я думала, что мне придется вмешаться, указать Эли в нужном направлении, но, как оказалось, у него превосходный вкус. Цветы прекрасные. Может, их стоит отнести вниз, к Кармел, и поставить их в вазу?

— Спасибо. Вы уже обедали? Мы можем втроем спуститься вниз. Эли, дай мне руку.

— Неужели ты не можешь хотя бы разок посидеть спокойно? — С этими словами Эли сел, как бы подавая пример. — Мы пойдем вниз лишь после того, как ты отдохнешь от своего "маркиза де Сада". — Эли кивнул Эйбре, после чего повернулся к Эстер, которая уже взяла в руки букет. — Не надо чересчур утруждать себя.

— Ты забыл, с кем имеешь дело. Если себя не утруждать, то ничего не добьешься. Я рада, что ты приехал ко мне. Рада, что привез собой Эйбру.

— В наши дни приехать Бостон не проблема.

— Мы с тобой на пути к исцелению, ты и я.

— Я не слишком утруждал себя в самые первые дни.

— Я тоже. Поначалу нам всем нужен кто-то, кто возьмет нас на буксир.

Эли улыбнулся:

— Как я тебя люблю, бабуль.

— Еще бы. Твоя мать вернется часа через два, а вот отец не раньше шести. Может, дождешься хотя бы мать?

— Мы так и хотели. Потом поедем к себе. Теперь у меня есть собака, которая охраняет мой дом.

— Забота о доме пошла тебе на пользу. За последние несколько месяцев мы с тобой проделали нелегкий путь.

— Я думал, что уже тебя потерял. Мы все так думали. И еще я думал, что потерял самого себя.

— И тем не менее вот они мы. Скажи, как поживает твоя книга?

— Продвигается очень даже неплохо. В иные дни движется лучше, в другие дни выходит одно дерьмо. Но независимо от того, хорошо или плохо идет работа, я постоянно спрашиваю себя, почему я так долго тянул с этим делом.

— У тебя был талант к правоведению, Эли. Жаль, что ты не сделал юриспруденцию своим хобби, так сказать, подработкой, а писательский труд — главной профессией. Но ничего, это еще не поздно исправить.

— Пожалуй, ты права. Мы все знаем, что пользы от меня в семейном бизнесе никакой. Не то что Триша. Вот кто пошел по стопам отца.

— Да, ей просто нет равных.

— Это точно. И хотя это не для меня, я тоже кое-чему научился, ближе узнал историю нашей семьи. Так сказать, припал к корням и истокам.

Глаза Эстер лучились одобрением.

— Смотрю, ты славно поработал в библиотеке Блафф-Хауса.

— Да. И теперь знаю, что бабуля моего деда нелегально гнала виски.

— Что было, то было. Жаль, что я не узнала ее лучше. Мне запомнилась лишь вспыльчивая, упрямая ирландка. Скажу честно, я ее побаивалась.

— Да, судя по твоим словам, это была особа с характером.

— Еще с каким. Но твой дед ее обожал.

— Да, я видел фотографии. Красотка, что и говорить. Кстати, когда я рылся в бумагах, то нашел и другие фото. Но корни фирмы "Лэндон виски" уходят глубже, еще ко временам Революции.

— Да, азартные игроки и бизнесмены — одного поля ягоды. Их роднит стремление к новому, готовность идти на риск, ради выгоды ставить на карту последний цент. И еще понимание того, что всегда найдутся любители пропустить стаканчик хорошего виски. Конечно, помогла война, тем более такая кровопролитная, как та. Виски было нужно солдатам, виски нужно было раненым. В некотором смысле наша фирма родилась в борьбе против тирании.

— Слышу слова истинной янки.

Вернулась Эйбра, неся вазу с цветами. Букет смотрелся потрясающе. Сразу чувствовалась ее умелая рука.

— Они просто восхитительны.

— Я рад… Скажи, где мне их поставить, здесь или в твоей спальне? — спросил он у Эстер.

— Здесь. Слава богу, что теперь я провожу больше времени в гостиной, а не лежа в постели. Кстати, раз Эйбра вернулась, почему бы не обсудить то, что нам всем хочется знать?

— Ты считаешь себя проницательной? — спросил Эли.

— А какая я, по-твоему?

Эли кивнул и расплылся в улыбке.

— Мы все ходим вокруг да около того, что я действительно хотел бы знать. Лично я склонен думать, что история дома, история нашей фирмы каким-то образом со всем этим связана. Чего я пока не понял — как и почему. Наверно, нам стоит совершить прыжок на пару столетий вперед.

— Я не вижу его лица. — Эстер сжала лежавшую на коленях руку в кулак. Изумруд, который она носила на правой руке, тотчас вспыхнул огнем. — Чего я только не перепробовала — даже медитацию. Эйбра знает, что я не большой мастер по этой части. Все, что я вижу или, вернее, помню, это лишь тени, какое-то движение, расплывчатый человеческий силуэт. Помню, как я проснулась, потому что услышала какие-то звуки, затем убедила себя, что мне лишь послышалось. Теперь-то я точно знаю, что не послышалось. Помню, что поднялась с кровати, что спустилась по лестнице вниз. Затем это движение, этот силуэт, понимание того, что нужно скорее вниз и бежать. Вот все. Больше ничего не помню.

— Не переживай, — успокоил ее Эли. — Было темно. Ты потому лишь не помнишь лицо, потому что ты его не видела или плохо рассмотрела. Лучше скажи, какие звуки ты слышала.

— Их я помню лучше, или мне так кажется. Я подумала, что мне лишь почудилось или что-то в этом роде. Сначала какой-то шорох, и я решила, что, наверное, это белки в дымоходе. Когда-то давно у нас и вправду в дымоходе поселились белки, но позже мы поставили решетки. Затем поскрипывание, и я, толком не проснувшись, подумала, кто это там наверху? Затем, полностью пробудившись, пришла к выводу, что эти звуки — плод моего воображения, а так как не смогла снова уснуть, то решила спуститься вниз и сделать себе чай.

— А запахи? — спросила Эйбра.

— Пожалуй, да. Пыли и пота, — Эстер закрыла глаза. — Странно, что я про них не думала, пока ты меня не спросил.

— Если он спустился вниз с третьего этажа, есть там что-то такое, что он мог, по-твоему, там искать.

Эстер покачала головой:

— Большая часть того, что там храниться, — это сантименты и история, то в чем больше нет ежедневной необходимости. Хотя есть среди этого и красивые вещи — одежда, журналы, старые домовые книги, фотографии.

— Я почти все из этого пересмотрел.

— Я планировала в один прекрасный день пригласить пару экспертов, составить каталог и в конечном итоге устроить музей Виски Бич.

— Какая замечательная идея! — Эйбра просто расцвела. — Ты никогда не говорила об этом.

— Ну, это пока только планы.

— Домовые книги, — задумчиво произнес Эли.

— Да, да, а также бухгалтерские. Дневники, списки гостей, копии приглашений. Я давно их не перебирала и не просматривала, ни по отдельности, ни вместе. Времена меняются, меняются вещи. После того как дети выпорхнули из родного гнезда, нам с твоим дедом уже не нужно было много прислуги, поэтому мы стали использовать третий этаж в качестве хранилища старых вещей. Я год-два пыталась там наверху держать мольберт и краски. К тому времени когда умер мой муж, у меня оставались только Берти и Эдна. Ты, Эли, наверное, помнишь их.

— Как же, помню.

— Когда они отошли от дел, я не решилась взять в дом кого-то еще. У меня остался лишь дом и я сама. Думаю, таинственного незнакомца привело на третий этаж любопытство или же он надеялся там что-то найти.

— Скажи, есть там что-то такое, что относится ко времени кораблекрушения "Калипсо"?

— Должно быть, есть. Лэндонов всегда отличала склонность хранить любое старье. Самые ценные экспонаты тех времен, да и не только тех, расставлены по всему дому, но на третьем этаже наверняка еще что-то остается из менее ценного.

Сказав эти слова, Эстер нахмурила брови и задумалась.

— Наверное, зря я махнула рукой на третий этаж. Перестала туда заглядывать. Убедила себя, что в один прекрасный день найму специалистов. Он наверняка решил, что там есть карты, что, на мой взгляд, великая глупость. Знай мы, где закопан пресловутый клад, разве мы его не откопали бы много лет назад? Неужели он надеялся найти дневник, из тех, что вела Виолетта Лэндон? Но если верить истории, после того как брат Виолетты убил ее любовника, она уничтожила свои дневники, его любовные письма и все такое прочее. Если они, конечно, существовали. Потому что если бы существовали и сохранились, то я бы наверняка о них слышала или даже когда-нибудь наткнулась бы на них.

— Понял. Скажи, а не было никаких звонков, визитов или расспросов? Вдруг к тебе кто-то приходил и спрашивал про старинные вещи в доме, или даже просил их показать, под тем предлогом, что, мол, пишет книгу?

— Боже мой, Эли, да я со счета сбилась. Главная причина, почему я решилась-таки нанять Эйбру, состояла в том, чтобы было кому отвечать на все эти визиты и расспросы.

— Ничего запоминающегося не было?

— Боюсь, что нет. По крайней мере, с ходу вспомнить ничего не могу.

— Скажи мне, если что-то вспомнится.

Пожалуй, на сегодня с нее хватит, подумал Эли. Сегодня она даже какая-то бледная.

— Что у нас на обед?

— Надо спуститься вниз и выяснить.

Эли помог ей подняться, однако как только он попробовал поднять ее на руки, она оттолкнула его.

— Не надо меня никуда нести. Меня прекрасно выручает трость.

— Возможно. Просто мне нравится изображать Ретта Батлера.

— Он не таскал свою бабушку вниз по лестницу к обеденному столу, — сказала Эстер, когда Эли подхватил ее на руки.

— Куда бы он делся.

Эйбра тем временем несла трость. Глядя, как бережно Эли несет Эстер вниз по ступенькам, она наконец поняла, почему влюбилась в него.

Глава 27

Сегодня хороший день, подумала Эйбра, когда они попрощались с Эстер и остальными родственниками. Пока они шли к машине, она взяла Эли за руку, собираясь сказать ему это. Однако не успела, заметив с другой стороне улицы вездесущего Вулфа.

— Что он здесь делает? — спросила она. — неужели думает, что ты прямо сейчас подойдешь к нему и во всем признаешься?

— Нет, просто хочет напомнить, что мне от него никуда не деться. — Эли сел за руль и завел двигатель. — Оказывает психологическое давление. Прошлой зимой дело дошло до того, что я почти не выходил из дома, потому что знал — стоит мне отправиться в парикмахерскую, как он тут же сядет с соседнее кресло.

— Но это настоящий харассмент, если говорить юридическим языком.

— Фактически так оно и есть, мы могли бы подать иск, но тогда он получил выговор от начальства, а я, честно говоря, слишком измучен происходящим. По суду я все равно ничего не добился бы. Было проще всего не обращать на это внимания.

— Получилось, что ты посадил себя под домашний арест.

Сам Эли никогда не расценивал это как добровольный домашний арест. Но в чем-то она права. Следует признать, что его переезд в Виски Бич — своего рода ссылка, опять-таки добровольная. Но теперь-то ей точно пришел конец.

— Мне не нужно было никуда ходить, — тем не менее возразил он. — Друзья отвернулись от меня, исчезли из моей жизни. Моя юридическая фирма не стала удерживать меня.

— А как же тогда линия поведения "невиновен, пока вина не установлена"?

— Это юридическая формулировка, но она не считается весомой для важных клиентов, репутации фирмы и оплачиваемых часов работы.

— И все-таки им следовало поддержать тебя, Эли, хотя бы из принципа, объективности ради.

— Им было чем заняться. У них кроме меня имелись другие партнеры, сотрудники и клиенты. Сначала они назвали это отпуском, но по сути, меня уволили, и мы все понимали это. В любом случае я получил свободное время и мотив заняться писательским трудом.

— Только не пытайся представить их позицию как благодеяние. Ничего доброго они тебе не сделали, — недовольным тоном заявила Эйбра. — Ты сам оказал себе благодеяние. Ты поступил так, как тебе казалось правильнее. Повел себя по-настоящему позитивно.

— Я ухватился за возможность заняться писательством и выбрал соответствующий образ жизни. Вот это действительно позитивно. После того, как меня не арестовали, а я, поверь мне, опасался этого и ждал каждый день, я получил шанс приехать в Виски Бич и поселиться в нашем доме.

Это было своего рода очищением, подумала Эйбра. Но оно же породило страшную усталость и напряженность, а так же — как ей казалось — некую покорность судьбе.

— И что теперь? — спросила она.

— Теперь одной линии жизни недостаточно. Я уже не могу просто так жить, ожидая падения. Буду бороться. Попытаюсь найти ответы на вопросы. Когда я получу их, то запихну Вулфу в глотку.

— Я люблю тебя.

Эли с улыбкой посмотрел на нее, однако улыбка сменилась выражением осторожного удивления, когда он заглянул ей в глаза.

— Эйбра…

— Да, да. Ты лучше смотри за дорогой.

Повинуясь ее жесту, он нажал на тормоза, чтобы не врезаться в ехавшую впереди машину.

— Ужасное время, — продолжила она. — Неромантичное, неудобное, но я верю в человеческие чувства. Особенно в позитивные, добрые. Любовь — самое лучшее из них, самое светлое. Мне оно очень нравится, но в какой-то момент я была уверена, что больше никого не полюблю. У нас у каждого, Эли, было много плохого в прошлом. Это плохое тянет нас на дно, и ему трудно сопротивляться. Но в то же время оно помогло нам лучше узнать себя. Самое скверное состоит в том, что трудное прошлое мешает нам доверять людям, мешает обрести былую целеустремленность и смелость совершать рискованные поступки. — Удивительно, подумала Эйбра, но стоило мне произнести эти слова вслух, как я почувствовала себя сильнее и свободнее. — Я не жду от тебя рискованных дел, но ты должен чувствовать себя счастливым от того, что умная, интересная, знающая жизнь женщина любит тебя.

Эли слушал ее, продолжая маневрировать в потоке транспорта, пытаясь выехать на 95-ю автостраду.

— Я чувствую себя счастливым, — признался он и тут же испугался собственных слов.

— Тогда этого достаточно. Слушай, надо найти музыку получше, — попросила она и стала перебирать музыкальные каналы автомобильного спутникового радио.

"Значит, вот как? — подумал Эли. — Я люблю тебя, и тут же "давай найдем другую музыку"? Как же, черт побери, нужно вести себя с такой женщиной? К ней труднее привыкнуть, чем к непредсказуемому уличному движению в Бостоне. Она еще более непредсказуемая".

Эли попытался думать о чем-то другом, однако мысли упрямо возвращались к Эйбре. Ему придется как-то ответить на ее слова. Им все равно никуда не деться… от этого дела. Как же можно мыслить здраво и логично, трезво рассуждать о любви и обо всем, что с ней связано, когда ему нужно решить так много всего и справиться с таким множеством проблем?

— Нам нужен план, — неожиданно произнесла Эйбра, и ему снова стало не по себе. — Боже, ну и лицо у тебя, — рассмеялась она. — Типичный образец плохо скрываемого мужского ужаса. Я не имею в виду план типа "Эйбра любит Эли", успокойся. Речь идет о плане "Почему Джастин Зюскинд тайком проникает на третий этаж Блафф-Хауса". Нужно систематично, один за другим, перебрать все предметы, которые находятся на третьем этаже.

— Я уже занимаюсь этим по паре часов каждый день, но до сих пор так ничего и не нашел. Ты видела, сколько там вещей?

— Видела. Вот поэтому я и употребила слово "систематично". Мы придерживаемся той версии, что этот тип ищет сокровища. Мы подкрепляем ее вполне разумными предположениями, что у него есть информация, верная или неверная, заставившая его копать землю в подвале. Давай порассуждаем логически. Теперь он ищет какую-то новую информацию, новую подсказку, которая подтвердит — по его мнению — местонахождение клада.

Эли мысленно представил себе множество незримых или незамеченных точек на чертеже дома, но эти точки плохо увязывались с тем, что они успели узнать.

— Возможно, он нашел то место, которое искал.

— Может, и нашел, но ведь после этого он снова забрался в дом. Он по-прежнему считает, что разгадка находится внутри Блафф-Хауса.

— Но вещи не были перевернуты, — сказала Эли после недолгих раздумий. — Я не знаю, в каком порядке вещи лежали в чемоданах, сундуках и ящиках шкафов, так что не будем исключать, что до прихода полиции он мог покопаться в них. Если он это сделал, то наверняка проявил осторожность. Затем в них порылись полицейские, так что ни о каком порядке говорить не стоит.

— Но откуда он мог знать, что в доме никого не будет? Он явно не хотел, чтобы кто-то знал о том, что у него есть доступ к дому. Мы ничего не узнали бы о нем, не пройдись мы тогда по темному подвалу.

— Мы прошлись по темному подвалу потому, что он тогда отключил свет. Это и было свидетельством взлома.

— Отличная мысль. Но разве ты стал бы что-то искать там? Если бы ты вернулся домой, вызвал полицию, то вряд ли отправился бы в подвал искать там следы злоумышленника. Но даже если бы ты и спустился туда, то вряд ли добрался бы до винного погреба.

— Согласен. Он пошел на риск, все предварительно просчитав, все продумав до минуты.

— Ему был необходим доступ в дом, и если мы тщательно обыщем третий этаж, то наверняка поймем его мотивы. Нам придется ждать того момента, когда он вернется, — напомнила Эйбра. — Но до этого мы должны будем кое-чем заняться, причем более активно, чем раньше. Гораздо активнее, — быстро поправилась она. — Я знаю все, что ты перебирал в уме, сопоставлял разные варианты, а сегодняшняя поездка дала нам новую пищу для размышлений. Но особенно мне понравилось твое предложение пересмотреть и своими силами перебрать вещи на третьем этаже.


— Мы действительно можем все внимательно пересмотреть.

— И помимо этого прикинуть, что можно сделать с помещениями. Я собираюсь захватить разрисованный веер.

— Что?

— Яркие цвета помогут разбудить воображение.

— Нет, — возразил Эли. — Не понимаю.

— Чего? Кого?

— Тебя, — ответил он. Облегчение от того, что они наконец-то въехали в деревню, сменилось разочарованием. Интересно, как в ней все это уживается — любовь к музыке, исполняемой по радио, систематичные поиски, планирование ловушки для преступника и страсть к раскрашенным веерам. — Как можно одновременно интересоваться самыми разными вещами?

— Я могу думать о разных вещах, особенно если они кажутся мне важными или интересными. Любовь имеет важное значение для человека, признаю это. В то же время мне кажется, что музыка во время автомобильной поездки тоже важна. Не менее важен и осмотр третьего этажа и разработка плана по поимке Зюскинда. Воздействие различных цветов на воображение — штука не менее интересная и важная.

— Сдаюсь, — шутливо признал Эли и остановил машину перед Блафф-Хаусом.

— И правильно делаешь, — ответила Эйбра. Затем она вышла из машины, раскинула в стороны руки и грациозно покрутилась на одном месте. — Мне нравится, как здесь пахнет. Морской воздух удивительно приятный. Хочется пробежаться по берегу и вдоволь надышаться.

Эли не мог оторвать от нее глаз, зачарованный ее красотой.

— Ты для меня очень много значишь, Эйбра.

— Я знаю.

— Значишь больше, чем кто-нибудь другой.

— Хочется надеяться на это, — ответила она и опустила руки.

— Но я честно…

— Не надо, — Эйбра вытащила из машины сумку и встряхнула гривой волос. — Не надо ничего уточнять. Просто прими это как данность, как волшебный дар. Если ты решишь, что я поспешила дать его тебе или подарила не так, как тебе хочется, то толку от него не будет. — С этими словами она направилась к входной двери, из-за которой донесся радостный лай Барби.

— Вот это самая надежная сигнализация. Отличает своих от чужих. Я сейчас переоденусь и возьму ее с собой на пробежку.

Эли достал из кармана ключи.

— Я бы тоже пробежался вместе с вами.

— Отлично.

Она больше ничего не сказала, и они вместе приступили к изучению содержимого сундуков и чемоданов. Эйбра тщательно составляла список вещей, внося их в файл ноутбука.

Мы не эксперты в этом деле, подумала она, но подобная систематизация старинных вещей поможет в будущем создать музей, о котором так мечтала Эстер.

Они долго делали подробную опись отдельных вещей, вносили их в каталог и клали на место. Эли отнес и сложил в отдельную кучу домовые и бухгалтерские книги и дневники. Некоторые он листал и при этом делал записи в блокнот, посчитав их особенно важными для своих изысканий.

Через несколько часов они расстались: и ему, и ей нужно было заниматься своими делами. Эли решил отложить работу над книгой на более позднее время, понимая, что сейчас можно найти среди этих пыльных старых бумаг что-то важное. Он уже успел почерпнуть кое-что полезное из этих фолиантов, в которые скрупулезно заносились сведения о покупке мяса, птицы, яиц, масла и различных овощей у местного фермера по имени Генри Тиббет.

Эли решил, что этот фермер, скорее всего, предок его нового друга Стоуни. Он представил себе Стоуни в соломенной шляпе и комбинезоне и позабавился такой картине. В следующую секунду Барби неожиданно залаяла.

Он встал со складного стула, но лай тут же прекратился, и до его слуха донесся голос позвавшей его Эйбры:

— Это я. Не спускайся, если занят.

— Если что, я наверху, — ответил он.

— Мне нужно тут кое-что сделать, а потом я поднимусь к тебе.

Как приятно снова услышать ее голос, подумал Эли. Приятно осознавать, что скоро она придет к нему и поможет в работе, расскажет, чем только что занималась и кого видела.

Каждый раз, когда он пытался представить себе дни, когда Эйбры еще не было в его жизни, ему вспоминались долгие безотрадные часы добровольного затворничества в огромном доме, где все казалось мрачным, бесцветным, некрасивым. Теперь ему все чаще и чаще приходила в голову мысль о том, что именно она принесла в его жизнь свет и радость.

Через несколько минут он услышал, как Эйбра вприпрыжку поднимается по лестнице. Вскоре она предстала перед ним в обрезанных по колено джинсах и футболке с надписью "Йога — это круто!"

— Привет! Я отменила сеанс массажа и поэтому… — Она остановилась возле столика, за которым Эли работал, ожидая его приветствия и поцелуя. — О господи!

— Что такое? — Он вскочил на ноги, готовый защищать ее от всех зол мира — от пауков до призраков.

— Какая прелесть! — воскликнула Эйбра и буквально набросилась на платье, которое лежало в чемодане, содержимое которого Эли вносил в каталог.

Она с такой поспешностью прижала к себе этот раритет, что эли даже растрогался. Она подбежала к зеркалу, с которого уже было снято покрывало, и прижала к себе кораллового оттенка платье образца 1920-х годов с низкой талией и подолом по колено.

Затем покрутилась перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя с разных сторон.

— Для него нужно длинное ожерелье, шляпка "колокол" в тон и длиннющий серебряный мундштук! — заявила Эйбра, не выпуская платья из рук. — Представь себе, где оно могло быть! Его хозяйка наверняка танцевала в нем чарльстон на вечеринках или в подпольных барах, где угощались контрабандным джином или виски!

Она снова повертелась перед зеркалом.

— Та, которая носила это платье, была отчаянной, даже немного безответственной и абсолютно самоуверенной особой.

— Оно идет тебе.

— Спасибо, он просто сказочное. Знаешь, то, что мы нашли здесь и внесли в каталог, вполне пригодится для будущего музея моды в Блафф-Хаусе.

— Да я скорее подумаю о том, чем лучше выколоть глаз — спицей или кочергой.

Мужчин не изменить, решила она и не стала менять этот статус.

— Ну, хорошо, не здесь, а в каком-нибудь другом месте, но согласись, платьев здесь столько, что хватит на фантастическую экспозицию в будущем музее Эстер. Который когда-нибудь откроется.

С этими словами она аккуратно сложила платье и, обернув его бумагой, убрала в чемодан.

— Я посмотрела в подзорную трубу, прежде чем подняться сюда. Там по-прежнему никого не видно.

— Он обязательно вернется.

— Знаю, но я терпеть не могу ждать. — Она шагнула к нему и запоздало поцеловала. — Почему ты не работаешь над книгой? Что-то рано ты закончил работу.

— Я закончил черновой вариант и решил взять короткий перерыв, чтобы текст немного отлежался.

— Ты закончил книгу! Быть того не может! — Эйбра обняла его за шею. — Это фантастика! Почему бы нам не отпраздновать это?

— Черновик — это еще не книга. Это подобие книги, которое нуждается в большой доработке. И как ты к этому относишься?

— Я понимаю, что текст нуждается в доработке, но мне это все равно очень нравится. Ты закончил ее раньше, чем я надеялась.

— Спасибо. В любом случае мы сегодня празднуем. Я собираюсь приготовить кое-что на ужин и поставлю сейчас на лед бутылку шампанского, которую принес из кладовой.

Радуясь за него, Эйбра села ему на колени.

— Я горжусь тобой.

— Но ты же ее не читала, лишь короткий отрывок.

— Это не важно. Ты закончил ее. Сколько получилось страниц?

— Сколько сейчас получилось? Пятьсот сорок три.

— Ты написал пятьсот сорок три страницы, над которыми работал в жуткой, нервной обстановке! Написал их в важный, поворотный этап твоей жизни, в условиях незакончившегося конфликта и жуткого стресса. Если ты не гордишься собой, то это или скромность, или глупость. Что же именно, скажи на милость?

Она пытается воодушевить меня, решил Эли. Воодушевить и окрылить.

— Наверное, нужно честно признаться. Я горжусь собой.

— Вот это уже лучше. — Эйбра поцеловала его и снова обняла за шею. — Через год, как раз в это время, твоя книга будет опубликована или окажется на пути в типографию. Твое имя будет очищено от всяких гадостей, и ты получишь ответы на все вопросы о собственной жизни и твоем родном доме.

— Нравится мне твой оптимизм.

— Это не только оптимизм. Я гадала на картах Таро.

— Тогда понятно. Давай потратим мой аванс за книгу в Белизе.

— Предложение принимается. Оптимизм и карты Таро — гремучая смесь, Мистер Реальность, особенно если ее подкрепить упорством. Но почему именно Белиз?

— Понятия не имею. Это было первое, что мне пришло в голову.

— Часто бывает так, что первый вариант оказывается лучше всех остальных. Что у тебя будет интересного сегодня?

— Ничего такого, что имело бы отношение к приданому Эсмеральды.

— Тогда нам сегодня много придется сделать. Я начну перебирать вещи в следующем чемодане.

Они довольно долго занимались сортировкой вещей, но затем решили оставить чемодан в покое и осмотреть старый платяной шкаф. Поразительно, сколько всего люди накапливают за свою жизнь, подумала Эйбра. Старые салфетки, выцветшие вышивки, детские рисунки на ломкой бумаге, которая вот-вот рассыплется в прах. Она нашла стопку граммофонных пластинок примерно той же эпохи, что и превосходное кораллового оттенка платье. Отыскался и граммофон, который Эйбра не замедлила завести, поставив пластинку.

Она улыбнулась и лукаво посмотрела на Эли, когда помещение заполнили хриплые звуки музыки. Ее танцевальные па в стиле танца шимми вызвали у него ответную улыбку.

— Тебе стоило бы надеть то платье, — предложил Эли.

— Может быть, позже, — игриво ответила она.

Танцуя, Эйбра приблизилась к шкафу и вытащила следующий ящик. Как много здесь неиспользованной или частично использованной ткани, мысленно отметила она, перебирая и аккуратно укладывая на место отрезы. Кто-то когда-то использовал этот шкаф для портновских работ, накапливал шелка и вышивки, шерсть и атлас. Из них наверняка шились превосходные платья, но кое-что все же оставалось незаконченным. Раскроенные куски материи так и не превратились в одежду.

Когда Эйбра добралась до самого нижнего ящика, то не смогла вытащить его полностью, он застрял прямо посередине. Она пару раз сильно дернула его, затем вытащила из него отрезы и лоскуты ткани и конверт с иголками, старую подушечку для булавок с вышивкой, изображавшей спелый красный помидор, и жестяную коробку с нитками.

— О, да это же выкройки! Модели тридцатых и сороковых годов! — воскликнула она, осторожно перебирая их. — Английские блузки и вечерние платья. О господи, ты только посмотри на этот сарафан! Это просто чудо!

— Ну, раз ты так говоришь!

Эйбра не удостоила его взглядом.

— Это просто прелесть. До меня только что дошло, что я никогда раньше не носила винтажные платья. Интересно, смогу ли я сама сшить такой сарафан?

— Сшить? Попробуй.

— Может быть, стоит взять для этого вот тот отрез желтого шелка? Я никогда не занималась шитьем, но мне кажется, что это занятие мне понравится.

— Вот и попробуй.

— Я, пожалуй, воспользуюсь швейной машиной, которую мы здесь нашли, чтобы винтаж получился самым натуральным.

Она сложила выкройки стопкой и снова вернулась к пустому ящику шкафа.

— Он застрял, — пожаловалась она. — Не идет ни туда, ни сюда. Где-то заело.

Эйбра нагнулась и осмотрела верхний ящик, надеясь увидеть, что же мешает до конца выдвинуть самый нижний.

— Там или что-то застряло, или его перекосило…

Затем ее пальцы коснулись какой-то металлической полоски.

— Что-то там, в углу, мешает ящику встать на место, — сообщила она, обращаясь к Эли. — Нет, в обоих углах, — добавила она.

— Я сейчас посмотрю, подожди минуту.

— Не пойму, почему он держится в шкафу. Наверное…

Не желая ждать, Эйбра нажала пальцами на внутренние углы ящика, и он тут же выскользнул, упав почти прямо ей на колени.

Эли удивленно посмотрел на нее.

— С тобой все в порядке?

— Да. Правда, он немного ударил меня по коленям. Тут как будто какое-то тайное отделение в задней части ящика.

— Точно. Я обнаружил точно такие в нескольких ящиках и в старом буфете.

— Ты находил в них что-то подобное?

Эйбра показала ему деревянную шкатулку с резным вензелем в виде буквы "Л".

— Пока что нет. — Эли заинтересовался находкой и отложил свою работу в сторону, когда она поставила шкатулку на стол. — Заперта. Может быть, ключ от нее окажется среди прочих ключей, которые я нашел в тайном отделении старого буфета.

Эйбра бросила взгляд на кувшин, куда они стали складывать все ключи, найденные при осмотре помещений третьего этажа. Затем вынула из волос шпильку.

— Давай сначала попробуем этим открыть.

— Ты серьезно? — усмехнулся Эли. — Собираешься открыть шкатулку своей шпилькой?

— Это классика, разве не так? Посмотрим, что там за замок такой. — С этими словами Эйбра согнула шпильку, сунула в замочную скважину, повернула ее в одну сторону, затем в другую. Поняв, что она решила непременно открыть шкатулку, Эли собрался было подойти к кувшину с ключами, но в следующую секунду услышал тихий щелчок.

— Ты занималась этим раньше?

— В последний раз, когда мне было тринадцать. Я потеряла ключик от моего дневника. Кое-какие навыки остались.

Она приподняла крышку и вытащила несколько пожелтевших конвертов. Им уже и раньше попадались письма, которые в основном приходили в Виски Бич из бостона или Нью-Йорка. Какие-то из них были от предков Эли, уходивших на войну, или от женщин, вышедших замуж и уехавших в другие края.

Эйбра надеялась найти среди них любовные письма, но пока такие им не попадались.

— Бумага на вид очень старая, — заметила Эйбра и осторожно вынула письмо их конверта. — Написано, скорее всего, гусиным пером и… да, верно, старое. Вот дата. 5 июня 1821 года. Адресовано Эдвину Лэндону.

— Это, по всей видимости, брат Виолетты, — сказал Эли. — Ему было под шестьдесят. Он умер, кажется, в то же десятилетие. От кого письмо?

— От некоего Джеймса ДЖ. Фитцджеральда из Кембриджа.

Эли сделал запись в блокноте.

— Можешь прочитать мне его?

— Могу. "Сэр, я сожалею о прискорбных обстоятельствах и содержании нашей встречи, состоявшейся прошлой зимой. Я никоим образом не собирался вторгаться в вашу личную жизнь или вредить репутации. Несмотря на то что в тот раз вы предельно ясно выразили свое мнение и намерения, я испытываю чрезвычайную необходимость написать вам от имени нет… по настоянию моей матушки и вашей сестры Виолетты Лэндон Фитцджеральд".

Эйбра остановилась. Их взгляды встретились.

— Эли!

— Читай дальше. — Он встал и заглянул в письмо, которое она держала в руках. — В семейных архивах ничего не говорилось о том, что она вышла замуж или имела детей. Читай дальше! — повторил он.

— "После нашей январской встречи ваша сестра заболела самым серьезным образом. Наши жизненные обстоятельства продолжают усугубляться долгами вызванными смертью моего отца, случившейся два года назад. Выполняемые мною обязанности секретаря Андре Грендона, эсквайра, приносят мне скромней доход, благодаря чему мне относительно неплохо удается содержать мою семью. В данный момент мне приходится помогать и моей матери в дополнение к попыткам вернуть старые долги.

Я бы ни за что не осмелился обратиться к вам за финансовой помощью от моего имени, однако вынужден сделать это от имени вашей сестры. Поскольку ее здоровье никак не улучшается, доктора советуют нам переехать из города на побережье, полагая, что морской воздух окажет на нее благотворное целебное воздействие. Я опасаюсь, что она не доживет до следующей зимы, если нынешние обстоятельства не изменятся.

Самое заветное желание вашей сестры — вернуться в Виски Бич, вернуться в милый ее сердцу родительский дом, воспоминания о котором так дороги ей.

Взываю к вам, сэр, не как к дяде. Даю вам слово, что более никогда не посмею просить вас о помощи в силу наших родственных уз. Обращаюсь к вам как к брату, чья сестра желает вернуться в отчий дом".

Помня о хрупкой бумаге письма, Эйбра осторожно положила его на стол.

— Ох, Эли.

— Значит, она покинула дом. Дай подумать. — Эли выпрямился и принялся мерить шагами комнату. — В архивах не сохранилось сведений о ее семье и детях. Ничего не упоминается о них и о семье Виолетты. Я никогда не слышал о Фитцджеральде.

— Неужели ее отец уничтожил соответствующие документы?

— Скорее всего, так и случилось. Она сбежала из дома, и отец не только отрекся от нее, но и уничтожил все бумаги, в которых говорилось о ней.

— Должно быть, он был маленьким уродливым человеком.

— Напротив, высоким и красивым, во всяком случае. Он таким запечатлен на портретах, — поправил ее Эли. — Но что касается характера, внутренней сути, то тут ты, пожалуй, права. Значит, Виолетта сбежала, отдалилась от родственников и перебралась в Бостон или Кембридж, и отец отрекся от нее. Она вышла замуж, у нее родились дети, по крайней мере, у нее появился сын. Неужели Фитцджеральд и есть тот самый, кто спасся после крушения "Калипсо"? Имя ирландское, а вовсе не испанское.

— Скорее всего, ему понравился Блафф-Хаус. Или же в равной степени вероятно, что она встретила его и вышла за него замуж после того, как сбежала из дома. Неужели после этого не произошло ни одной попытки примирения? До самой смерти?

— Не знаю. По слухам, Виолетта сбежала вместе с любовником, но я помню, что ходили разговоры о том, что она убежала после того, как любовника убил ее брат. Разбирая наши архивы, я наткнулся на документы, в которых упоминалось о том, что причиной ухода из дома стала ее беременность. Но имя Виолетты действительно в конце 1770-х годов было вычеркнуто из всех бумаг. Теперь у нас есть письмо, и оно позволяет нам начать поиски некоего Джеймса Дж. Фитцджеральда из Кембриджа.

— Эли, следующее послание написано в сентябре того же года. Еще одна просьба. Ей стало хуже, а долги продолжают расти. Он утверждает, что его мать слишком слаба, чтобы держать перо в руке и писать самостоятельно, и пишет под ее диктовку. Знаешь, Эли, я так растрогалась. "Брат, я уповаю на прощение! Я не хочу предстать перед Господом с враждой в наших сердцах. Умоляю тебя, в память о нашей прошлой любви друг к другу, позволить мне вернуться в родительский дом, чтобы умереть в нем! Хочу, чтобы мой сын увидел своего дядю, моего брата, которого я когда-то так любила и который любил меня до того рокового дня. Я умоляла Господа простить мне мои прегрешения, так же, как и я прощаю тебя. Прости меня и позволь вернуться домой!"

Эйбра вытерла скатившиеся по щеке слезы.

— Но ведь он не простил ее, да? Вот третье письмо, последнее. Датировано шестым января. "Сегодня в шесть часов вечера Виолетта Фитцджеральд покинула этот мир. Последние месяцы своего земного бытия она сильно страдала. Эти страдания, сэр, остаются на вашей совести. Да благословит вас Бог, но не я.

На смертном ложе она поведала мне о том, что произошло в последних числах августа 1774 года. Призналась мне в своих прегрешениях, прегрешениях юной девушки и ваших, сэр. Она страдала и умерла, мечтая о родном доме и прощальных объятиях родственников отрекшихся от нее. Ни я, ни мои потомки не забудут этого. Лелейте ваши богатства, которые оказались для вас дороже ее жизни. Вы больше никогда не увидите ее живой и не встретитесь с ней на небесах. Будьте вы прокляты за ваши поступки, так же как все Лэндоны, которые родятся после вас".

Эйбра положила последнее письмо к двум предыдущим.

— Я согласна с ним.

— По общим отзывам, Эдвин Лэндон и его отец были суровыми, бескомпромиссными людьми.

— Я бы сказала, что письма это подтверждают.

— Более того, мы не знаем, ответил ли Эдвин на это письмо, и если да, то нам не известно, что именно. Известно лишь одно — они с Виолеттой "согрешили" в августе 1774 года. Через пять месяцев после крушения "Калипсо" на побережье возле Виски Бич. Нам нужно найти информацию о Джеймсе Фитцджеральде. Необходимо установить дату его рождения.

— Ты думаешь, что она уже была беременна, когда убежала из дома?

— Я полагаю, что именно этот "грех" могли осуждать такие люди, как Роджер и Эдвин Лэндоны. И я считаю, что с учетом их тогдашнего положения в обществе и их богатства они точно осуждали дочь, забеременевшую вне брака. — Эли подошел к ней и взял письмо с руки. — Джеймс — достаточно распространенное имя. Тогда сыновей часто называли в честь отца.

— Ты думаешь, что ее любовник, матрос с "Калипсо", носил имя Джеймс Фитцджеральд?

— Нет. Я думаю, что ее любовником был Натаниэль Джеймс Брум. Это он выжил после крушения корабля.

— Его второе имя — Джеймс?

— Именно. Кто бы ни был этот Фитцджеральд, я готов спорить, что Виолетта уже была беременна, когда выходила за него замуж.

— Брум мог убежать вместе с ней и изменить имя.

— Я так не думаю. Этот человек был пиратом, личностью со скверной репутацией. Я не верю, что он мог бы поселиться в Кембридже и вести там спокойную размеренную жизнь, воспитывая сына, который стал мелким клерком. Он ни за что не позволил бы Лэндонам завладеть сокровищем. Мне почему-то кажется, что Эдвин убил его. Убил, забрал драгоценности и выгнал сестру из дома.

— Ты считаешь, что он мог пойти на такое ради денег? По-твоему, они так безжалостно обошлись с ней, вычеркнув ее имя из семейных архивов, ради денег?

— Она вступила в любовную связь с разбойником. Убийцей и вором. Человеком, которого власти непременно повесили бы, если бы поймали. Лэндоны накапливали богатство, укрепляли положение в обществе, наращивали политическую мощь. Их дочь, которую они намеревались отдать замуж за какого-нибудь богача, погубила собственную жизнь. Они были бы опозорены ее браком с преступником или рождением незаконного ребенка. С ней следовало обойтись надлежащим образом.

— Обойтись? Надлежащим образом?

— Я вовсе не одобряю того, как они поступили с ней. Я всего лишь в общих чертах определяю их позицию и возможные действия.

— Я слышу речь адвоката Эли Лэндона. Этот адвокат не относится к числу моих любимцев.

— Адвокат Лэндон просто констатирует факты, моделирует поведение людей, живших в прошлом, и их тип мышления. Они были не правы, но такова была тогдашняя жизнь. Роль женщины в семье и обществе была не такой, как сейчас. У нее практически не имелось никаких прав, она была собственностью мужчин.

— Знаешь, мне это неприятно слышать.

— Держи себя в руках, — сказал Эли, когда она резко встала. — Я говорю о нравах конца восемнадцатого века.

— Ты говоришь это так, будто не видишь в этом ничего плохого.

— Это история. Далекое прошлое. Чтобы получить ясную картину тогдашних событий, нужно подходить к этому делу логично, а не эмоционально.

— Я предпочитаю эмоции.

— Эмоции — твоя сильная сторона. — Пусть она подойдет к этому эмоционально, решил Эли. Посмотрим, что даст сочетание логики и эмоций. — Что же подсказывают тебе эмоции(Что тогда случилось?

— Они подсказывают мне, что Роджер Лэндон был самовлюбленным бесчувственным ублюдком, а его сын Эдвин — бессердечным сукиным сыном. Они не имели права так жестоко обойтись с Виолеттой. Дело не в нравах эпохи, дело в самих людях.

— Эйбра, ты понимаешь, что говоришь о тех, кто умер два столетия назад?

— Ну, а твоя точка зрения какая?

Эли крепко потер лицо обеими руками.

— Почему бы нам не признать следующее? Мы сделали одни и тот же вывод. Частично он состоит в том, что Роджер и Эдвин Лэндоны были бессердечными, упрямыми и беспринципными типами.

— Это уже намного лучше и точнее, — ответила Эйбра. Ее глаза неприязненно сузились. — Беспринципные. Получается, что ты действительно веришь в существование сокровищ и в то, что Брум перенес их на берег. Ты веришь также и в то, что Эдвин убил его и воспользовался приданым Эсмеральды.

— Это в любом случае были похищенные драгоценности, но ты права. Я считаю, что он нашел их и прибрал к рукам.

— Тогда где же они, черт его побери?

— Я как раз и пытаюсь это выяснить. Но все это пустые слова, если исходная предпосылка неверна. Мне нужно найти следы сына Виолетты.

— Но как?

— Я могу найти их сам, но это займет много времени, потому что я юрист, а не историк. Но ведь сейчас есть много возможностей найти этого человека, например, существует много сайтов на тему генеалогии. Я могу обратиться к людям, которые знают в этом толк. У меня есть один такой знакомый. Когда-то мы с ним были друзьями.

Она поняла, что он хотел сказать. Этот знакомый после известных событий отвернулся от Эли и перестал с ним общаться. Эли прекрасно понимал, что пришлось пережить Виолетте. Что значит стать изгоем, униженным и отверженным.

— Ты уверен, что хочешь сделать это?

— Примерно неделю назад я подумал о такой возможности, но тогда не решился. Потому что… нет, я действительно не хочу этого. Но я попытаюсь изъять страницу из книги Виолетты. Когда карты раскрыты, прощать проще.

Эйбра приблизилась к нему и взяла в ладони его лицо.

— И все-таки потом мы устроим праздник. Я готова хоть сейчас приступить к его подготовке. А пока надо спрятать эти письма в какое-нибудь надежное место.

— Я позабочусь об этом.

— Как ты думаешь, Эли, зачем Эдвин сохранил эти письма?

— Не знаю. Вообще-то Лэндоны имели обыкновение хранить старые вещи. Этот комод, наверное, принадлежал ему, и он спрятал письма в тайное отделение, где никто не смог бы отыскать их.

— С глаз долой, из сердца вон. С письмами он поступил так же, как и с Виолеттой, — сказала Эйбра. — Мне почему-то кажется, что он был ужасным занудой.

Занудой? Почему? — спросил себя Эли, когда она ушла. Вряд ли. Было бы точнее сказать, что Эдвин Лэндон был самодовольным мерзавцем. Вряд ли найдется на свете такое генеалогическое древо, на котором нет уродливых кривых ветвей. Эли включил ноутбук и принялся искать контактный телефон бывшего друга. Оказывается, для того, чтобы прощать, требуются немалые усилия. С целесообразностью дела обстоят проще. Может быть, потом придет и прощение. Если же нет, то у него останутся вопросы.

Глава 28

Когда Эли зашел на кухню, то увидел, как Эйбра — с собранными в конский хвост волосами и закатанными по локоть рукавами рубашки — нарезает кружочками картофель для гарнира.

— Как дела? — спросила она.

— Не слишком. Неловко все получилось.

— Мне жаль, Эли.

Эли пожал плечами:

— Неловко было скорее ему, а не мне. Вообще-то я лучше знал его жену. Она работала помощником юриста в моей старой фирме. Он преподает историю в Гарварде и интересуется генеалогией. Мы вместе играли в баскетбол пару раз в месяц. Иногда пропускали пару бокалов пива. Только и всего.

По мнению Эйбры, этого было достаточно для того, чтобы рассчитывать на верность и сочувствие.

— Как бы то ни было, после топтания вокруг да около в начале разговора и фальшивого признания "рад слышать тебя, Эли" он согласился помочь. По всей видимости, из-за того, что чувствует вину передо мной.

— Ну и хорошо. Это хотя бы как-то уравновесит ваши отношения.

— Тогда почему мне хочется что-нибудь пнуть ногой?

Эйбра хотела было предложить ему картофелину, но тут раздумала и несколькими энергичными движениями раскромсала ее на ломтики. Она прекрасно понимала, какие чувства он сейчас испытывает.

— Почему бы тебе не покачать мышцы на тренажере? Нагуляешь аппетит к тому времени, когда будут готовы свиные отбивные с картофелем и стручковой фасолью. Отличное праздничное блюдо.

— Может, ты и права. Я накормлю Барби.

— Я уже накормила ее. Сейчас она нежится на террасе и наблюдает, как люди играют в том месте, которое она считает своим двором.

— Я мог бы помочь тебе.

— Неужели у меня такой вид, будто мне нужна помощь?

— Нет, — ответил он, не в силах удержаться от улыбки.

— Сходи, сходи, покачайся. Я люблю мускулистых мужчин.

— В таком случае повинуюсь твоему желанию.

Эли так и сделал и после ряда упражнений почувствовал, что с потом из него вышли уныние и разочарование, которые обычно шагают по жизни рука об руку. После душа он пришел в бодрое состояние духа. Он получил то, что ему было нужно, и обзавелся специалистом, который поможет решить его проблемы. Даже если недавний разговор способствовал чувству вины, то теперь это уже совершенно неважно.

Повинуясь импульсивному желанию, он отправился вместе с Барби на прогулку в деревню. Его поразило, что люди готовы общаться с ним, называли его по имени, непринужденно спрашивали, как у него идут дела, словом, вели себя так, как Эли не ожидал, без напряженной неловкости, к которой он успел привыкнуть.

Эли купил букет темных, цвета баклажана, тюльпанов. По пути к дому он приветственно помахал Стоуни Тиббету, направлявшемуся в деревенский паб.

— Угостить тебя пивком, парень? — предложил старик.

— Не сегодня, — ответил Эли. — Меня ждет романтический ужин, но в пятницу вечером займи для меня местечко.

— Будет сделано.

Именно это и сделало Виски Бич моим домом, подумал Эли. Свое место в баре в пятницу вечером, небрежные приветствия знакомых людей, домашний ужин, приготовленный на плите, улыбка любимой женщины, которой ты даришь тюльпаны.

Тюльпаны стояли в вазе на столе, вынесенном ими на террасу. Привычно рокотал прибой. На небе высыпали звезды. Шампанское медленно пузырилось в бокалах. Прямо здесь, прямо сейчас Эли почувствовал истинную гармонию с окружающим миром.

Я вернулся, подумал он. Сбросил слишком тесную кожу, свернул за угол, обошел вокруг — любая аналогия была к месту. Он был там, где хотел находиться, с женщиной, с которой хотел быть рядом и которая дарила ему радость и полноту жизни. Он развесил по террасе иллюминацию и "музыкальные подвески", певшие на ветру, расставил горшки с цветами. На верхней ступеньке крыльца безмятежно дремала Барби.

— Это…

— Что? — спросила Эйбра, удивленно подняв брови.

— Это правильно. Абсолютно правильно.

Когда она улыбнулась, Эли понял, что нашел подтверждение своим словам. Все абсолютно правильно.

Позднее, когда в доме стало тихо и они с Эйброй лежали в постели, ему никак не удавалось уснуть. Он вслушивался в ее дыхание и поскуливание спящей Барби, которая во сне, видимо, раз за разом бросалась в воду за любимым красным мячиком.

Он вслушивался в тишину огромного дома и представил себе Эстер, проснувшуюся ночью от какого-то необычного шума. Чувствуя, что сон никак не идет к нему, Эли встал. Он решил, что возьмет какую-нибудь книжку и почитает, но вместо этого поднялся на третий этаж и подошел к груде домовых книг. Он взял блокнот и ноутбук и сел за карточный столик. Следующие два часа он читал, делал записи, проверял даты, находил сведения в одной домовой книге, которые тут же проверял и уточнял в книгах бухгалтерских.

Когда Эли почувствовал, что его голова начала слегка кружиться от переизбытка информации, он потер глаза и упрямо продолжил работу. Я изучал юриспруденцию, напомнил он себе, но изучал уголовное право, а не коммерческое. Бухгалтерское дело — не моя компетенция. Это можно было бы передоверить сестре или отцу, но он не хотел отдавать это дело никому.

В три часа ночи он отодвинул бумаги в сторону. Глаза болели так, будто в них набросали песка. Над висками и в затылке зарождалась головная боль.

Теперь, как ему кажется, он все понял. Пусть даже не все, но тем не менее.

Эли спустился вниз и достал из кухонного шкафа таблетку аспирина, жадно запил ее водой и вышел на террасу.

Напоенный запахами моря и цветов показался ему целебным бальзамом. Окружающий мир был залит лунным и звездным светом.

Возвышавшийся на скале маяк, как всегда, подмигивал своим привычным и надежным "глазом"

— Это ты, Эли? — услышал он голос подошедшей сзади Эйбры. — Что, не спится?

— Не спится.

Налетавший со стороны ветер трепал ее белую ночную рубашку и волосы. Ее глаза в лунном свете казались серебристыми и бездонными.

Когда же она стала такой удивительно красивой? — подумал Эли.

— Я могу заварить травяной чай, он поможет тебе уснуть, — предложила она и, подойдя ближе, принялась массировать ему плечи. Их взгляды встретились, и тревога в ее глазах сменилась любопытством. — Что такое?

— Я кое-что узнал. Очень интересное и неожиданное. Просто удивительно, как мне это раньше не приходило в голову.

— Тогда давай сядем, хорошо? Я разомну тебе плечи, и ты мне все расскажешь.

— Нет, — ответил он и взял ее руки в свои. — Я тебе просто так расскажу. Я тебя люблю.

— Я знаю, Эли.

Он рассчитывал не на такую реакцию. Это даже вызвало у него легкое раздражение.

— Правда?

— Да. Боже! — У нее перехватило дыхание, когда она обняла его и уткнулась лицом в его плечо. — Боже, как сладко слушать тебя. Я говорила себе, что не будет ничего страшного, если ты не произнесешь эти слова. Но я даже не подозревала, насколько приятно слышать признание в любви. Откуда мне было знать? Если бы мне это было известно, то я клещами вытянула бы его из тебя! — в шутку добавила она.

— Если бы я не сказал, то как бы ты узнала?

— Когда ты прикасаешься ко мне, когда смотришь на меня, когда обнимаешь меня, я чувствую это. — Эйбра посмотрела на него, и ее глаза внезапно сделались влажными. — Я не смогла бы любить тебя так сильно, зная, что ты меня не любишь.

Эли погладил ее по голове, по непокорным кудрям и подумал о том, что не понимает, как смог бы прожить без нее хотя бы один день.

— Значит, ты всю жизнь ждала только меня?

— Да, я ждала тебя, Эли. Мне кажется, что я ждала тебя с тех пор, как перебралась в Виски Бич, и именно тебя мне все время не хватало.

— Ты нужна мне больше всего на свете, — признался Эли и поцеловал ее в губы. — Я сначала не понимал этого, и мне было страшно.

— Знаю. Мне тоже было страшно. А теперь? — спросила Эйбра. Ее русалочьи глаза чарующе блеснули в лунном свете. — Я чувствую себя мужественной, готовой ко всему, а ты?

— Я счастлив. — Эли, охваченный нежностью, стал осушать поцелуями слезы с ее щек. — И хочу сделать тебя такой же счастливой.

— Ты и так делаешь меня счастливой. Сейчас прекрасная ночь. Или уже раннее утро. — Эйбра поцеловала его. — Давай станем дарить друг другу много-много добрых дней.

— Обещаю.

А ведь Лэндоны держат свои обещания, подумала она и снова обняла его.

— Мы нашли с тобой друг друга, Эли. Нашли тогда, когда этому судьбой было предрешено случиться.

— Неужели это карма?

Эйбра отодвинулась и рассмеялась.

— Ты чертовски прав. Так что, из-за этого ты не смог уснуть? Неожиданно для себя выбрал кармическую тропу и захотел рассказать мне об этом?

— Нет. Вообще-то я даже не собирался тебе пока ничего рассказывать. Но мне хватило одного взгляда на тебя, чтобы во всем признаться.

— Нам надо вернуться в постель, — многообещающе улыбнулась Эйбра. — Готова поспорить, что мне удастся помочь тебе заснуть.

— Я люблю тебя ещё и за это. У тебя всегда возникают превосходные идеи, — пошутил он, но взяв ее за руку, вспомнил и добавил: — Господи, я же совсем забыл.

— Это тебе свойственно.

— Забыл, почему пришел сюда и почему не мог заснуть. Я поднялся наверх и стал просматривать домовые и бухгалтерские книги.

— Все эти столбики с цифрами? — она инстинктивно протянула руки к вискам и начал их массировать. — После пяти минуть такой работы любого человека потянет в сон.

— Я нашел отгадку, Эйбра! Я понял, где находится приданое Эсмеральды!

— Что? Где? Боже, Эли! Ты гений! — воскликнула она и порывисто обняла его. — Где, где оно?

— Оно здесь.

— Но где же именно? Мне пойти за лопатой? Его нужно забрать и отдать Эстер и твоей семье. Его нужно охранять, и… наверняка можно найти потомков Эсмеральды, сделать их частью истории. Можно создать музей, о котором так мечтает Эстер. Ты можешь себе представить, какое значение это будет иметь для Виски Бич?

— Вообрази, сколько хлопот тогда возникнет.

— Представляю, Эли. Сокровище, найденное два века спустя. Ты сможешь написать об этом новую книгу. Ты только подумай о том, сколько людей увидят эти сокровища. Твоя семья сможет отдавать какие-нибудь экспонаты для выставок в Смитсоновском институте, в "Метрополитене", в Лувре.

— Ты бы стала заниматься организацией таких выставок?

— Конечно, стала бы. Ведь это старинные вещи, правда?

— Более или менее, — ответил Эли, любуясь ее сияющим лицом. — Ты хотела бы получить хотя бы одну такую вещицу? Хотела бы оставить ее у себя?

— Ну… не знаю… Сейчас, когда ты рассказал об этом, я бы не отказалась от какой-нибудь красивой безделушки, — рассмеялась Эйбра. — Ты только подумай! Мы прикоснулись к истории, разгадали тайну веков, соприкоснулись с магией!

Эйбра остановилась и снова рассмеялась.

— Где же оно, черт побери? И когда мы сможем достать его и спрятать в надежном месте?

— Оно уже у нас в руках, — ответил он и обвел рукой стены комнаты. — Оно уже в надежном месте. Эйбра, сокровища — это сам Блафф-Хаус.

— Что ты сказал? Я не поняла.

— Мои предки не были такими альтруистами и филантропами, как ты. — Он снова показал на стены. — Дом они построили не только на доходы от продажи виски, но и на деньги от проданных сокровищ. Расширение и обновление производства и винокуренного завода, постройка новых этажей и помещений дома, покупка строительных материалов, оплата труда строителей и рабочих.

— Ты хочешь сказать, что они продали приданое Эсмеральды, чтобы расширить производство виски и достроить дом?

— Да. Я думаю, что они продавали его по частям, если я правильно понял записи в бухгалтерских книгах. Начали это Роджер и Эдвин, а закончили два следующих поколения, соответственно, их дети и внуки.

— Позволь, я завершу твою фразу и сделаю маленькое уточнение. Блафф-Хаус — это и есть приданое Эсмеральды.

— Именно. Но не все деньги ушли на производство виски и фамильный особняк. В семейных легендах говориться, что некоторые мои предки отличались удачливостью и разбогатели благодаря азартным играм. И еще они были хорошими коммерсантами и неплохо заработали после войны, в ходе восстановления страны. Ну и не следует забывать, что игрокам в карты, для выигрыша нужны деньги для крупных ставок.

— Ты уверен, что приданое ушло на все это?

— Напрашивается именно такой вывод. Я хочу, чтобы Триша внимательно изучила документы, разобралась в них и все проанализировала. Кроме того, я хочу выяснить судьбу Джеймса Фитцджеральда. Все это имеет смысл, Эйбра. Сокровище превратилось в стены, фронтоны, камень, дерево, стекло. Роджер и Эдвин дотошно записали все свои расходы, считая сокровища своей собственностью.

— Верно, — кивнула Эйбра. — Люди, которые выгнали из дома дочь и сестру, вычеркнули ее из своей жизни, считали их своими. Понимаю.

— Брум появился с сокровищами в Виски Бич, а Виски Бич был их собственностью. Они дали ему кров, а он обесчестил их дочь и сестру. И тогда они отобрали у него деньги взамен того, что он украл у других, и построили то, что хотели.

— Безжалостно, — пробормотала Эйбра. — Безжалостно и неправедно, не по-человечески, однако… романтично, верно? Но по-своему все завершилось счастливым концом. Ну и как ты к этому относишься?

— Возможно, многое здесь было построено на крови и предательстве. Но мы не в силах изменить историю. Нужно жить, воспринимая прошлое как данность. Дом пережил много бурь, семья тоже.

— Это хороший дом, это хорошая семья. Я думаю, что и дом, и семья — это что-то большее, чем просто бурная история.

— Безжалостно и неправедно, — повторил Эли. — Мне очень жаль, что так было. Убийство Линдси тоже было безжалостным и неправедным. Единственное, что я могу сделать, — это попытаться узнать правду. Ради справедливости.

— Вот за что я и люблю тебя, — тихо произнесла Эйбра. — Именно за это, за стремление к справедливости. Мне кажется, что Трише пока звонить рано. Мы с тобой уже больше не уснем, так что пойду, сделаю омлет.

— А я люблю тебя вот за это, за хозяйственность! — рассмеялся Эли и обнял ее. Увидев в окне бледный свет нового дня, он добавил: — Подожди.

Он быстро подошел к подзорной трубе и прижался глазом к окуляру. Затем выпрямился и посмотрел на Эйбру.

— Он вернулся.

Взяв Эли за руку, она посмотрела сама.

— Я долго ждала возможности покончить наконец с этим… — Она на мгновение задумалась. — Я чувствую то же, что и ты. Пойду, кое-что сделаю. — Она злорадно усмехнулась. — Самое время разбить яйца.

Пока она готовила омлет, а Эли заваривал кофе, до него неожиданно дошло, что такое могло случиться в любое утро, несмотря на то что это началось уже в пять часов. Два любящих друг друга человека — это ново, свежо и возбуждающе — готовят завтрак.

Самое главное сейчас не думать про убийцу.

— Мы можем позвонить Корбетту, — предложила Эйбра, промывая под водой ягоды. — Нужно поговорить с ним.

— Согласен.

— Но разговор не должен этим ограничиться. Я расскажу ему о человеке, которого видела в баре.

— О человеке, который обманул Линдси, о человеке, который купил дом в Виски Бич.

— И которого, по словам адвоката, нельзя привести в зал суда.

Эли внимательно посмотрел на нее и поставил чашку кофе на стол.

— Это всего один шаг.

— Маленький шаг в начале большого пути. Он скажет Зюскинду о том, что ты его знаешь. Но ведь таким образом он будет, так сказать, заранее вооружен, верно?

— Такой шаг напугает его и, возможно, даже заставить уехать из Виски Бич. Здесь для нас нет никакой угрозы, пока продолжается расследование смерти Дункана. Сейчас мы предпримем новые действия и найдем подтверждение фактам, относящимся к приданому Эсмеральды, Эдвину Лэндону и прочему.

— Подтверждение фактам… типичная адвокатская лексика.

— Когда я был юристом, меня не пугала такая лексика.

Эйбра отрезала кусочек бекона и положила на разогретую сковородку.

— Какая же тонкая черта отделяет правду от страха. В любом случае любое действие продуктивнее страха. У нас имеется предположение, что Зюскинд тайно проникал в дом. Надо найти доказательство этому, и тогда клубок размотается и приведет нас к истине. Мы узнаем, что это он столкнул Эстер с лестницы, и, что важнее для нас, сумеем доказать, что Дункана убил тоже он.

— На этом пути наверняка окажутся препятствия.

Эйбра вылила взбитые яйца на сковородку.

— Тебя целый год преследовали, обвиняя в убийстве Линдси без всяких доказательств. Я говорю, что мы протягиваем карме руку и предлагаем человеку, который предположительно все это совершил, сделать то же самое.

— В данном случае слово "карма" означает "воздаяние"?

Эйбра выложила на тарелки омлет, фрукты и ломтики поджаренного белого хлеба.

— Почему бы нам не поесть в утренней комнате? Мы сможем полюбоваться восходом солнца.

— Не возражаю. Но прежде позволь мне сказать тебе, что мне очень приятно наблюдать за тем, как ты в ночной рубашке готовишь завтрак. Ты кажешься мне удивительно сексуальной.

— Если бы ты потребовал от меня специально заниматься этим в таком виде, то я назвала бы тебя сексистом. Но если тебе это действительно нравится, то вынуждена сказать, что у тебя хороший вкус.

— Я так и думал.

Они отнесли тарелки и чашки с кофе в утреннюю комнату и сели перед огромным панорамным окном. Эйбра подцепила вилкой кусочек омлета.

— Продолжу мысль, — добавила она. — С твоей стороны было бы настоящим сексизмом полагать, что тебе нужно спрятать меня в безопасное место, чтобы ты мог спокойно заманить Зюскинда в ловушку.

— Я ничего такого не говорил.

— Любая влюбленная женщина — телепат, всегда умеет читать мысли.

Господи, как же я мог забыть об этом, она ведь и раньше как будто угадывала мои мысли, подумал Эли.

— Если мы подкинем приманку и если он клюнет на нее, то нам нет смысла вдвоем подкарауливать его в западне.

— Отлично. Где ты будешь находиться, пока я буду снимать его на видеокамеру из коридора? — с безмятежным выражением на лице спросила Эйбра, закинув в рот ягоду. — Мне ведь придется связаться с тобой, после того как мы все сделаем.

— Знаешь, честно говоря, меня раздражает умничанье в предрассветный час.

— Как и любые попытки защитить слабую женщину. Я не слабая женщина, я уже показала, что в состоянии позаботиться о себе сама.

— Когда я в первый раз заговорил об этом, я еще не понимал, что влюбился в тебя. Я не мог… был не в состоянии разобраться в моем отношении к тебе. И это все сильно меняет. — Он накрыл ее руку своей. — Все меняет. Я хочу найти ответы. Мне нужно знать, что случилось с Линдси и с бабушкой. Я должен понять, что происходило со мной с тех пор, как я вернулся в Виски Бич. Я хочу выяснить то, что случилось в этом доме два столетия назад. Но я сразу откажусь от своих желаний, если узнаю, что поиск этих ответов может причинить тебе хотя бы малейший вред.

— Я понимаю тебя, и это… — Ответила Эйбра и переплела свои пальцы с его пальцами. — Это… радует меня. Но мне тоже нужны эти ответы, Эли. Это нужно нам двоим. Будем доверять друг другу, будем заботиться друг о друге. Давай все выясним вместе.

— Когда ты останешься в доме Морин, я смогу сообщить тебе, когда он проникнет в Блафф-Хаус. Ты свяжешься с полицией, и она схватит его на месте преступления.

— Если я буду с тобой, я могу прямо отсюда позвонить в полицию, пока ты будешь все снимать своей замечательной видеокамерой.

— Скажи лучше, что тебе ужас как хочется заглянуть в потайные коридоры.

— Ну а кому не захотелось бы? Он сделал тебе много зла, Эли. Он сделал зло близкими мне людям. Он мог причинить вред мне. Я не могу отсиживаться в доме у Морин. Или вместе, или никак.

— Ты мне как будто ультиматум выдвигаешь.

— Потому что так оно и есть, — ответила Эйбра и пожала плечами. — Нужно действовать, а не сидеть сложа руки. Только так. Особенно в такое прекрасное утро, когда мы с тобой любим друг друга. Самое главное — мы вместе. Будем прикрывать друг другу спину.

Ну что ему с ней делать?

— Боюсь, что из этого ничего не выйдет.

— Я другого мнения. Негативный настрой непродуктивен. Нужно верить в победу. Кроме того, на нашей стороне прошлое. Этому можно положить конец, Эли, или, по меньшей мере, сегодня ночью отдать его полицейским, обвинив в незаконном проникновении в дом, взломе и, может быть, порче имущества. Его также могут допросить и задать массу других вопросов. Когда это случится, — добавила Эйбра, подавшись вперед, — Вулф будет впервые посрамлен.

— Ты как будто козырного туза до поры до времени прятала в рукаве.

— Настало время кармы, Эли.

— Все верно. Но нам нужно все хорошенько продумать, предусмотреть любую случайность.

Эйбра снова налила им обоим кофе.

— Давай продумаем стратегию.

Пока они разговаривали, из-за линии горизонта показалось солнце, заливая жидким золотом темную поверхность моря.

Вот и еще один день настает, подумал Эли, когда Эйбра уехала на утреннее занятие. Именно так показалось бы любому, кто наблюдает за Блафф-Хаусом, за тем, как люди входят и выходят из него.

Он отправился выгуливать Барби и прошелся быстрым шагом вдоль кромки воды, стараясь не упускать из виду купленный Зюскиндом дом. Затем, чтобы порадовать собаку, поиграл с ней, кидая в воду мячик.

Когда они вернулись домой, Барби устроилась на залитой солнечным светом террасе, а Эли поднялся к себе, чтобы позвонить сестре.

— У меня тут сумасшедший дом, — ответила она. — Как твои дела, Эли?

— Неплохо, — произнес он и немного отодвинул телефон от уха из-за оглушительных детских воплей. — Что там у вас происходит.

— Мы просим Селину угомониться, но она сильно возражает. — Триша заговорила еще громче, и Эли отодвинул телефон еще дальше. — Но чем дольше бесится Сэлли, тем дольше не удается успокоить нашу малышку.

— Что она там натворила?

— Решила почему-то, что ей не нравится клубника на завтрак.

— Вообще-то не похоже…

— Она бросила в меня ягоды и по этой причине мы пытаемся вразумить ее. Мне придется переодеть блузку, а это значит, что я опоздаю на работу, а она в детский сад.

— Да, в неудачное время я позвонил. Ладно, перезвоню позже.

— Мы в любом случае уже опоздали, и мне нужно немного успокоиться, чтобы не кинуть ягодами в моего любимого ребенка. Что там у тебя случилось?

— Я покопался в старых домовых и бухгалтерских книгах. Очень старых, конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Я достаточно внимательно просмотрел некоторые из них и пришел к интересным выводам.

— Каким?

— Надеюсь, что у тебя найдется свободное время, чтобы самой изучить их, и тогда посмотрим, совпадут ли наши выводы.

— Ты бы хоть намекнул.

Господи, конечно, я хочу намекнуть, подумал Эли. Но…

— Не хочу навязывать тебе своего мнения. Может быть, я ошибаюсь.

— Считай, что заинтриговал меня. Принимаю твое предложение.

— Ты не будешь против, если я отсканирую несколько страниц и вышлю их тебе, чтобы ты получила хотя бы самое общее представление? Думаю, что в конце недели смогу приехать к тебе. Я захвачу с собой несколько таких книг.

— Хорошо. Или, если мне удастся уговорить Макса, то мы приедем к тебе в пятницу вечером, чтобы провести уик-энд у моря и посмотреть эти документы.

— Так будет даже лучше. Обещаю, что клубники у меня не будет, если уж твоя малышка так реагирует на нее.

— Обычно она ест ягоды, но, знаешь, у детей бывают разные причуды. Ладно, мне нужно собираться. Присылай мне эти бумаги, я взгляну на них.

— Спасибо. И удачи тебе.

После этого Эли по уже укоренившейся привычке сел за компьютер. Он устроился на террасе, чтобы видеть "Сэнкасл". На столе, как всегда, стояла бутылка "Маунтин дью". Он начал с просмотра электронной почты.

Прежде других он открыл послание Шеррилин Берк, сообщавшей о поведении Джастина Зюскинда. Эли отметил, что в отчете говорилось о том, что объект наблюдения проводил на работе не слишком много времени. В офис Зюскинд приходил далеко не каждый день, лишь иногда, устраивал встречи с клиентами в общественных местах. Самым интересным было то, что Зюскинд заходил в одну юридическую фирму, где встречался с неким торговцем недвижимостью. Вел он себя очень нервно, проявляя едва ли не признаки гнева.

— Не получил ответов на интересующие его вопросы, — вслух посочувствовал Эли. — Я знаю, каково это.

Из отчета Шеррилин Берк он так же узнал, что Зюскинд заезжал за детьми в школу, брал их с собой в парк, обедал вместе с ними и отвозил домой. Его короткая встреча с женой, была не более радостной, чем визит к адвокату, потому что он уехал от нее в заметно раздраженном состоянии.

Вчера вечером, в четверть одиннадцатого, Зюскинд вышел из своей квартиры с чемоданом, "дипломатом" и каким-то контейнером вроде ящика с инструментами. Выехав из Бостона да север, он остановился возле круглосуточного супермаркета, где купил фунт мясного фарша. Через час сделал вторую остановку, съехав с шоссе. В магазине, торгующем круглые сутки, Зюскинд приобрел коробку крысиного яда.

Мясной фарш. Яд.

Не дочитав отчет до конца, Эли вскочил из-за стола.

— Барби!

На мгновение, когда он не увидел собаку на террасе, его охватил страх.

Эли устремился вперед. Заметив его, Барби вскочила и, радостно виляя хвостом, бросилась к нему. Эли опустился на колени и обнял ее за шею. Любовь, подумал он, порой приходит к нам мгновенно, что, однако, не делает ее ненастоящей.

— Черт побери! Это ты, Барби! — произнес Эли, позволяя собаке радостно лизнуть его. — Он ничего тебе не сделает. Я не позволю ему причинить тебе зло. — С этими словам он подвел ее к столу и добавил: — Оставайся здесь, рядом со мной.

Барби в ответ положила морду ему на колени. Эли дочитал отчет Шеррилин Берк и написал ей электронное письмо: "Этот ублюдок собрался отравить мою собаку. Если вы находитесь в Виски Бич, не приходите сюда. Не хочу, чтобы он вас в чем-то заподозрил. Я решил ждать здесь его следующих действий".

Далее он сообщил о том, что выяснил за последнее время и что намерен делать дальше. Сказать по правде, в данный момент ему хотелось одного: прямо сейчас отправиться к Зюскинду и выбить ему мозги. Все еще клокоча от гнева, Эли завел собаку в дом.

— Ты никуда больше не пойдешь одна, Барби, пока этот мерзавец не окажется за решеткой, — сказал он ей.

Затем вытащил неожиданно зазвонивший телефон и посмотрел на дисплей. К его удивлению, высветился номер Шеррилин.

— Слушаю.

— Эли, это Шеррилин. Давайте обсудим ваш план.

Угадывая невысказанное определение плана — "глупый", — он пожал плечами.

— Конечно, давайте обсудим.

Во время разговора Эли прошел по всему дому, потому что дом был прекрасным напоминанием того, за что ему следует бороться. Это действительно будет борьба, хотя удовольствия, нанести физические удары этому негодяю он, к сожалению, не получит.

Эли поднялся на третий этаж, который в его мечтах в скором будущем станет его рабочим кабинетом, после того как эта схватка закончится. Разумеется, он победит в ней, защитит всех, кто ему дорог, и снова обретет самоуважение.

— Согласен, некоторые из ваших доводов вполне разумны, — сказал он.

— А вы явно не собираетесь прислушаться к ним.

— Я выслушал их и признал вашу правоту. Просто дело в том, что если я отступлю от своих намерений и позволю полиции или вам лично заняться этим, окажусь в той же ситуации, что и год назад. Получится, что я снова позволю обстоятельствам взять надо мной верх, вместо того чтобы действовать самому. Такого я допустить не могу. Это мне нужно для меня самого и для моей семьи. И, главное, я хочу, чтобы преступник знал это. Я понимаю, нисколько это необходимо, когда я думаю о Линдси, о моей бабушке и моем доме.

— Но вы не верили своей жене.

— Совершенно верно.

— Тогда, может, я чего-то не понимаю?

Эли опустил руку и погладил Барби по голове.

— Вы говорили мне, Шеррилин, что у вас есть дети. Вы ведь замужем, верно?

— Да, это так.

— Сколько раз вы были замужем?

— Всего один, — усмехнулась она. — У меня все в порядке.

— Вот видите. Вы, к счастью, не испытали в семейной жизни самого неприятного. Может быть, я ошибаюсь, настаивая на своем. Но мне так не кажется, я верю в собственную правоту. Я думаю, что самый верный способ схватить Зюскинда — заманить его в ловушку. Это я и собираюсь сделать, здесь, в моем родном доме.

Шеррилин вздохнула:

— Я могу помочь вам.

— Да, спасибо за предложение.

Закончив разговор, Эли почувствовал себя значительно лучше.

— Знаешь что? — сказал он, обращаясь к Барби. — Сейчас я собираюсь поработать пару часов. Пора отвлечься и заняться делом всей моей жизни. Можешь побыть со мной.

Он понял, что с прошлым покончено. Эли спустился вниз, готовясь вступить в завтрашний день обновленным.

Глава 29

Держа в руках список, Эйбра повернула машину к супермаркету. Незадолго до этого она закончила сдвоенный урок, провела спортивный массаж у клиента, готовящегося к кроссу на пять километров, и завершила рабочий день небольшой уборкой в одном из летних домиков в Виски Бич.

Ей хотелось только одного — забрать нужные вещи и поскорей вернуться к Эли.

Честно говоря, теперь Эйбре казалось, что только этого она и будет хотеть на протяжении всей оставшейся жизни. Вернуться к Эли.

Но сегодняшний вечер может все коренным образом для него изменить. Для них.

Сегодняшний вечер может стать тем поворотным пунктом, когда вопросы и боль прошедших лет наконец-то уйдут в прошлое и появится возможность начать работать только на будущее.

Что бы ни принесло ей будущее, она все примет с благодарностью, потому что Эли вернул любовь в ее жизнь. Он сумел полюбить ее такой, какая она есть, принять и понять ее всю целиком. Разве может быть в жизни что-то более восхитительное, чем это?

Она представила, как поднимает небольшую ручную поклажу, которую постоянно таскает с собой, и швыряет ее в море.

С прошлым покончено.

Но сейчас не время мечтаний, напомнила себе Эйбра. Сейчас время активных действий. Действий во имя борьбы со злом. И если с этой борьбой будут связаны какие-то приключения, тем лучше.

Она протянула руку за газовым баллончиком, не прошедшим проверку на животных, бросила его в корзину и повернулась.

И чуть было не врезалась в Джастина Зюскинда.

Она не смогла удержаться от возгласа удивления, но попыталась как можно скорее обратить его в замешательство из-за своей неловкости.

— Ради бога, извините! Я задумалась. — Надеясь изо всех сил, что не выдаст себя нервной дрожью, Эйбра попыталась мило улыбнуться, но почувствовала, как дрожат уголки ее губ.

Он очень коротко постриг волосы и высветлил их, став похожим на блондина, проводящего много времени на открытом воздухе. К тому же он либо две последние недели валялся на пляже и загорал, либо обильно пользовался кремом для загара.

Кроме того, брови у него были явно выщипаны.

Он мрачно взглянул на нее и направился дальше. Эйбра резко повернулась и случайно задела полку плечом, сбросив ее содержимое на пол.

— Господи! Я сегодня просто настоящая идиотка! — Она присела на корточки, чтобы собрать упавшее, и загородила Зюскинду дорогу. — Вот всегда так происходит, когда куда-то торопишься. Мне нужно как можно скорее вернуться домой. Мой парень обещал отвезти меня в Бостон на обед. Мы собираемся остановиться в отеле "Чарльз", а я еще не решила, что надеть.

Эйбра поднялась, держа в руках охапку бутылок с моющим средством, и с виноватой улыбкой посмотрела на Зюскинда.

— И к тому же я продолжаю вам мешать. Извините.

Она отошла в сторону и начала раскладывать на полке то, что свалила оттуда, изо всех сил стараясь побороть сильнейшее желание оглянуться на уходящего Зюскинда.

Теперь ты знаешь, подумала она. Или тебе кажется, что знаешь. Ты не упустишь возможности так же, как я не упустила своей.

Эйбра заставила себя и дальше ходить по магазину как будто в поисках нужных товаров на тот случай, если Зюскинд все еще наблюдает за ней. На мгновение она даже остановилась, чтобы поболтать с одной из своих учениц из секции йоги.

Все абсолютно нормально, убеждала она себя. Просто небольшой поход в супермаркет перед шикарным вечером в Бостоне.

Выйдя из магазина и загружая пакеты с покупками в багажник своей машины, она продолжала оглядываться по сторонам и заметила, что Зюскинд сидит в большом черном внедорожнике, стоящем на парковке. Она демонстративно включила радио чуть ли не на предельную громкость, поправила прическу, подкрасила губы и выехала со стоянки со скоростью на несколько миль больше, чем позволяли правила.

Подъезжая к Блафф-Хаусу, Эйбра заметила в зеркало заднего обзора, что Зюскинд следует за ней. Схватив пакеты, она бросилась в дом.

— Эли!

Швырнув мешки на пол, Эйбра побежала вверх по лестнице в направлении его кабинета.

Когда ее крик донесся до него, Эйбра уже успела добежать до кабинета, и они чуть не столкнулись в дверях.

— Что случилось? Ты цела?

— Я в полном порядке. И в идеальной форме. Я только что заслужила награду за смекалку и сообразительность. Я в самом прямом смысле слова чуть не налетела на Зюскинда в супермаркете.

— Он что, посмел до тебя дотронуться? — Эли схватил ее за руки и начал было искать следы от ушибов.

— Нет, нет. Он, конечно, понял, кто я такая, но я разыграла дурочку, а точнее умницу. Я сбросила товары с полки, чтобы он не смог пройти, а потом начала бормотать что-то о том, что я такая неловкая и что очень тороплюсь, так как мой парень везет сегодня в Бостон на обед, и что мы проведем с ним ночь в отеле "Чарльз".

— Ты с ним разговаривала? О боже, Эйбра!

— Я не разговаривала с ним. Я просто говорила ему, тараторила без умолку. Зюскинд не произнес ни слова, но дождался, пока я уеду из супермаркета. Он сидел в своей машине на стоянке, а потом последовал за мной. Эли, он на самом деле думает, что нас не будет дома сегодня вечером. Для него это грандиозный шанс. Нам не нужно теперь ждать того момента, когда он будет следить за нами. Зюскинд задумал проникнуть в дом прямо сейчас, я уверена в этом. Он попадет прямо в ловушку, Эли. Сегодня вечером.

— Ты говоришь, что он следил за тобой? Я имею в виду, до того, как ты вышла из супермаркета?

— Я… Нет, нет, не думаю. Нет, у него же в руках была корзинка. И в корзинке лежали продукты. Да и не стал бы он подходить так близко, если бы действительно следил за мной. Это было веление судьбы, ее рука, Эли. Судьба на нашей стороне.

По мнению Эли, происшедшее было просто случайностью или везением, но он не стал с ней спорить.

— Мне пришло сообщение от Шеррилин Берк. По пути в Виски Бич Зюскинд останавливался в двух разных супермаркетах на расстоянии нескольких миль друг от друга.

— Может быть, он фетишист, и ему нравятся супермаркеты.

— Нет, он просто предельно осторожен: старается не покупать то, что ему нужно, в одном и том же месте. Он купил фунт мясного фарша в одном супермаркете и банку отравы для крыс — в другом.

— Отравы для крыс? Я не слышала, чтобы кто-то видел крыс в Виски Бич… О боже!

Сначала она была потрясена, затем ею овладела ярость.

— Этот… этот сукин сын собирается отравить Барби? Зюскинд — чудовище в человеческом обличье! Как хорошо, что я не знала. Он бы получил у меня еще один хороший удар, сам знаешь куда.

— Спокойнее, тигрица. На который час у нас назначено?

— Что ты имеешь в виду?

— Наша "поездка".

— О, я не входила в такие подробности.

Эли взглянул на часы.

— Ладно, нам нужно выехать около шести. Ты все оговорила с Морин?

— Да, Барби побудет у них. Поэтому мы сделаем так, как запланировали. Выезжаем вместе с собакой, завозим ее к Морин, затем возвращаемся назад окружным путем к южной стороне дома, затем…Черт!

Она схватилась руками за голову и сделала несколько танцевальных движений на месте.

— Речь же идет о романтическом ужине. Чтобы наша поездка выглядела убедительной, мне надо надеть туфли на высоком каблуке. Ладно, ладно, я положу кроссовки себе в сумку и потом переобуюсь. И, пожалуйста, не смотри на меня так. Обувь всегда очень важна.

— Нам необходимо все еще раз обсудить, и я должен тебя посвятить в то, какую роль во всем этом будет играть Шеррилин.

— Займемся всем сразу. Мне нужно выложить из пакетов покупки, которые я сделала до своей неожиданной встречи в супермаркете. Кроме того, мне нужно решить, что я надену на наш романтический вечер, то есть в засаду.

Эли прошелся по дому, оглядел все углы, затем сделал это еще раз, осмотрев их с другой стороны. Какое-то время он провел в коридоре, затем походил за полками, проверил обзор видеокамеры и ее саму.

Если что-то пойдет не так, у него есть запасные варианты.

— Ты что, в чем-то сомневаешься? — спросила Эйбра, оглядывая себя в зеркало. На ней уже было вечернее платье, которое она надела поверх майки и шортов.

— Когда-то я свято верил в систему. Я сам был ее частью. Теперь я иду в обход системы.

— Нет, ты идешь прямо через нее, но только иначе, непривычным способом. И если система тебя подвела, Эли, ты имеешь право защищать свой дом, имеешь право на любые поступки ради того, чтобы доказать свою невиновность.

Эйбра надела сережки, не только чтобы добавить последний штрих к своему образу, но и потому, что они вселяли в нее большую уверенность.

— Ты даже имеешь право на то, чтобы получать удовольствие от своих действий, — добавила она.

— Ты так думаешь?

— Да.

— Прекрасно. Потому что мне действительно будет приятно. Кстати, ты выглядишь потрясающе. Когда все это закончится, я непременно отвезу тебя на ужин в Бостон, и мы будем кутить всю ночь.

— Ну, что ж, я не против, но у меня есть идея получше. Когда все закончится, мы проведем в Блафф-Хаусе первую из тех вечеринок, о которых ты говорил. Тебе нужно будет расслабиться.

— Идея действительно неплохая, но мне нужна будет помощь.

— К счастью, у меня будет и время, и желание для этого.

Эли взял ее за руку.

— Я думаю, нам еще многое предстоит обсудить, но только позже.

— У нас впереди долгое и, я уверена, счастливое лето, когда мы сможем поговорить абсолютно обо всем. — Она повернула его запястье, чтобы взглянуть на часы. — Ровно шесть.

— В таком случае нам пора выходить.

Эли принес сумки с вещами, а Эйбра собрала все, что было нужно собаке. Внизу Эли позвонил Шеррилин:

— Мы уже выезжаем.

— Вы уверены, что поступаете правильно, Эли?

— Да. Я намерен сам с этим справиться. Я позвоню вам, когда мы вернемся!

— Хорошо. Я занимаю договоренное место. Удачи вам.

Эли переключил телефон в режим вибрации и положил его в карман.

— Ну, что ж, поехали!

Эйбра двумя пальцами приподняла уголки рта Эли.

— Физиономия должна быть радостной. Не забывай, ты едешь на романтический ужин и собираешься провести ночь в роскошном отеле со страстной женщиной. Ты просто счастливчик!

— Если принимать во внимание то, что по крайней мере, часть вечера нам придется провести в темноте коридора и подвала, а остаток его, скорее всего, в общении с полицией, счастье мое становится весьма сомнительным.

— Никакие сомнения не принимаются!

— Ну, что ж, тогда полюбуйся на мою счастливую физиономию.

Они вышли из дома.

— Ты знаешь, что мне сейчас больше всего нравится? — спросила Эйбра, когда Эли открыл заднюю дверцу, чтобы усадить собаку и положить вещи. — Мне безумно нравится то, что он сейчас наблюдает за нами и думает, что ему несказанно повезло.

Эли захлопнул дверцу и заключил ее в объятия.

— Пусть немного порадуется.

— Не возражаю. — Эйбра тоже обняла Эли и подставила губы для поцелуя.

— Всегда вместе, — прошептала она, касаясь его губ своими губами. — Вот девиз нашей жизни в Виски Бич.

Он открыл дверцу рядом с пассажирским сиденьем.

— Не забудь, что после того, как мы приедем к Морин, нам нужно будет двигаться как можно быстрее. Мы ведь не знаем, сколько нам придется ждать.

— Предельная — моя любимая скорость.


Когда они подъехали к дому Морин, Эли схватил сумку со своей одеждой и с кроссовками Эйбры.

Морин уже открыла дверь дома и ждала их на пороге.

— Послушайте вы оба, мы с Майком все обсудили и подумали…

— Слишком поздно. — Оказавшись в доме, Эйбра резким движением расстегнула "молнию" на платье. И пока она снимала его, Эли избавился от пиджака и распустил узел галстука.

— Если бы мы просто ждали, наблюдали, а потом вызвали полицию…

— Что-нибудь могло бы его спугнуть, — закончил Эли по пути в ванную с джинсами и черной майкой в руках. — Он бы мог сбежать еще до того, как они туда приехали бы.

— Кроме того, — продолжила Эйбра, сбрасывая туфли, когда Эли закрыл за собой дверь ванной, — Эли чувствует необходимость активно участвовать в поимке негодяя. И я должна ему помочь. Мы с ним все подробно обсудили.

— Я знаю, но если этот парень на самом деле убийца…

— Он действительно убийца. — Отбросив все условности, Эйбра уселась на пол, чтобы было удобнее натягивать кроссовки. — Скорее всего, он убил по меньшей мере двух человек. И сегодня вечером мы попытаемся установить мышеловку, в которую, как мы надеемся, он должен угодить. Он ответит за свои преступления.

— Но вы же не профессиональные борцы с преступностью, — возразил Майк.

— Сегодня мы самые настоящие борцы с преступностью, — заявила Эйбра, встав на ноги. Через секунду из ванной вышел Эли. — Посмотрите на нас, разве мы на них не похожи? Кстати, а где дети?

— Играют наверху. Им ничего об этом не известно, и нам не хотелось бы, чтобы они слышали, как мы пытаемся отговорить вас от того, о чем они ничего не знают.

— Они поиграют с Барби. — Эйбра поцеловала Морин, затем Майка. — Я вам позвоню, как только мы закончим. — Поторопись! — Сказала она, обращаясь к Эли. — Выходим через заднюю дверь.

— Я сейчас буду, — откликнулся он, задержавшись у выхода. — Я не допущу, чтобы с ней что-то случилось. Если жизнь Эйбры окажется под угрозой, я откажусь от всего предприятия.

— Это касается не только ее, но и тебя самого, — заметила Морин, спеша вслед за ним.

Она остановилась на пороге, наблюдая за тем, как они шагают от задворок ее дома к черному входу в свой.

— Майк, — прошептала она, нащупав руку мужа, — как нам следует вести себя?

— Собери детей и выведи собаку на прогулку.

— На прогулку?

— Погуляйте по берегу, дорогая. Оттуда мы сможем наблюдать за Блафф-Хаусом и будем держать его под контролем.

Морин крепко сжала его руку.

— Неплохая мысль.


Эли толкнул боковую дверь Блафф-Хауса и сразу же снова включил сигнализацию.

Эйбра сразу же отправилась в подвал. Он последовал ее примеру.

— Сейчас еще только десять минуть седьмого. Мы пришли слишком быстро.

Как только дверь за ним захлопнулась, Эли включил фонарик и осветил проход. Ожидание может затянуться на неопределенно долгое время, возможно, на несколько часов. Но он готов был идти на риск.

— Вероятнее всего, Зюскинд дождется наступления сумерек, возможно, даже темноты. Ведь он считает, что в его распоряжении вся ночь.

— У нас нет выбора, — откликнулась Эйбра, протискиваясь за ним в узкий проход между полок.

Пока что они могли пользоваться верхним светом. Эйбра остановилась на ступеньках, чтобы проверить ноутбук и камеры слежения, которые они закрепили на третьем этаже. Эли еще раз проверил видеокамеру и связался с Шеррилин.

— Мы в коридоре.

— Никаких признаков активности у Зюскинда. Я сразу же дам вам знать, как только что-нибудь произойдет, если вообще что-то произойдет.

— Будем рассчитывать на "как только" и забудем про "если".

— Вот настоящее позитивное мышление, — одобрила его поведение Эйбра после того, как он закончил разговор с Шеррилин.

— Он же сюда приехал явно не затем, чтобы загорать и заниматься серфингом. Блафф-Хаус — его цель. Сегодня у него появился еще один шанс проникнуть в дом. Как только он выйдет из "Сэнкасла", мы тут же прячемся в укрытии.

— И сидим там в полной тишине, как в подводной лодке. Я поняла, Эли. Если Зюскинд поднимется на третий этаж, он обязательно попадет в поле зрения камеры. Если он спустится сюда, что, скорее всего, и произойдет, мы его увидим. Солнце зайдет меньше чем через два часа, если он решил дождаться темноты. Наверное, нам все-таки придется подождать.

Они были зажаты в тесном пространстве, и них даже не было возможности пройтись взад-вперед, чтобы ходьбой немного снять напряжение.

— Нам надо было захватить с собой колоду карт, — заметил Эли. — Но поскольку мы об этом не подумали, то ты можешь рассказать мне, как бы ты организовала студию йоги, если бы у тебя таковая была.

— Рассказать тебе о моих надеждах и мечтах? Я могу очень долго говорить о них.

Прошло чуть меньше часа, когда Эйбра прервала свой рассказ и, наклонив голову, прислушалась.

— Кажется, звонит телефон? Домашний телефон.

— Да, это может быть кто угодно.

— Но это может быть и Зюскинд. Решил подстраховаться, удостовериться, что дома никого нет. — Она покачала головой, когда доносившиеся сквозь стену сигналы прекратились. — Мы не сможем отсюда услышать голосовое сообщение, которое он оставит.

Через несколько мгновений зазвонил телефон, лежащий в кармане Эли.

— Он выходит, — сообщила Шеррилин. — Захватил с собой большой брезентовый мешок. Видимо он поедет на своей машине. Не отключайтесь минутку, я хочу посмотреть, что он будет делать.

Эли шепотом повторил слова Шеррилин Эйбре и заметил у нее в глазах тревожный блеск ожидания.

Но ни малейшего страха. Ни малейшего!

— Он едет по дорожке соседнего коттеджа, что стоит на расстоянии примерно двухсот метров от Блафф-Хауса. Остановился. Идет по направлению к вашему дому пешком.

— Мы готовы.

— Вы оказались совершенно правы относительно его намерений, Эли. Остается надеяться, что вы правы и относительно всего остального. Увидимся.

Эли отключил телефон и сунул его в карман.

— Ты остаешься здесь, как мы договорились.

— Хорошо, но…

— Никаких "но". У нас нет времени менять планы. Оставайся здесь, не шуми и выключи свет.

С этими словами он наклонился и поцеловал ее.

— Помни, что я твоя главная поддержка.

— Я очень на это рассчитываю.

И на то, что с ней здесь ничего не случится.

Эли тихо выскользнул и бесшумно прикрыл за собой панель. Затем занял позицию за стеллажами. Некоторое время его глаза привыкали к темноте.

Он понимал, что мог бы включить камеру на запись и остаться в проходе вместе с Эйброй. Но ему необходимо было все видеть и слышать самому, быть непосредственным участником происходящего, чтобы в нужный момент внести необходимые коррективы.

Он не слышал, как открылась задняя дверь, и не знал, послышался ему звук шагов или кто-то действительно прошел по первому этажу. Но тут Эли совершенно отчетливо услышал скрип двери, ведущей в подвал, и тяжелые шаги на узких ступеньках.

Сеанс начинается, подумал он и включил видеокамеру.

В помещение медленно вошел человек, освещая себе путь фонариком. Эли наблюдал, как широкая полоса света скользит по стенам. И вот передний край луча проник в старую часть подвала. Человек, державший фонарь, казался не более чем тенью на фоне полосы света, скользившей по стенам, по полу и наконец достигшей стеллажей. За те доли секунды, когда луч света скользил по полкам, по стене, сердце Эли сжалось. Он весь напрягся, приготовившись — и даже в глубине души желая этого — к преследованию, к схватке.

Но луч пробежал мимо него.

Опасность миновала, подумал Эли, когда зажегся светильник. Впервые за все это время он отчетливо разглядел Зюскинда.

Он так же, как и сам Эли, был одет в черное и очень коротко пострижен. Его волосы были изрядно осветлены. Новый образ, решил Эли, еще одна попытка раствориться в толпе отдыхающих.

Эли проверил видоискатель на камере, подправил его, когда Зюскинд взялся за кирку. Первые удары инструмента по земле доставили Эли истинное удовольствие.

Теперь ты от нас не уйдешь, подумал он.

Ему приходилось изо всех сил держать себя в руках. Внутренний порыв заставлял его выйти навстречу негодяю, столкнуться с ним лицом к лицу. Надо подождать, приказал он себе. Не торопись.

Предельно напряженным слухом Эли уловил удаленный звук сирен, едва пробившийся сквозь толстые стены особняка. Он видела, как Зюскинд продолжал долбить и раскапывать земляной пол подвала, видел капли пота, выступившие у него на лбу, несмотря на холод в подземелье, и струйкой стекавшие по лицу.

Когда вой сирены затих, Эли заметил, как Зюскинд неожиданно застыл на месте — явно услышав звук шагов наверху. После этого Зюскинд схватил свою мотыгу — теперь она должна была послужить ему оружием, — оперся на нее, оглядываясь по сторонам, словно затравленный зверь, в поисках выключателя. Затем раздался щелчок, и свет погас.

Эли выждал десять секунд в темноте, прикинул, вслушиваясь в тяжелое дыхание Зюскинда, где тот может находиться. Выскользнув из-за стеллажей, он направил фонарик на своего врага и включил свет.

Зюскинд машинально заслонил рукой глаза.

— Брось кирку на пол и зажги верхний свет!

Зюскинд зажмурился и обеими руками схватился за кирку.

— Если попробуешь напасть на меня, я тебя пристрелю. У меня "кольт" 45-го калибра, "писмейкер", из оружейной коллекции, что на третьем этаже. Я целюсь тебе прямо в живот. Возможно, он тебе не знаком, но он заряжен и стреляет без промаха.

— Ты блефуешь.

— Ну, что ж, попробуй проверь. Но только постарайся успеть до того, как сюда спустятся полицейские. Ты у меня в долгу за страдания моей бабушки, и я буду рад с тобой рассчитаться.

На лестнице послышались шаги. Пальцы Зюскинда, сжимавшие кирку, побелели.

— У меня такие же права на этот дом, как и у тебя. Все в нем принадлежит мне в не меньшей степени, чем тебе. На приданое Эсмеральды я имею гораздо больше прав, чем ты.

— Ты так считаешь? — спокойно переспросил Эли, затем крикнул: — Эй, я здесь! Зажигайте свет. Зюскинд угрожает мне киркой.

— Мне следовало бы убить тебя, — процедил сквозь зубы Зюскинд. — Мне следовало бы убить тебя после того, как ты убил Линдси.

— Ты идиот, но это самый меньший из твоих недостатков.

Эли сделал шаг назад, и тут же свет залил дальний конец подвала. Он перевел взгляд в сторону и встретился глазами с Эйброй.

Он понял, что она вышла из своего убежища и теперь стоит рядом с ним.

С другой стороны появились Корбетт, Винни и еще один полицейский в форме. Все с оружием наготове.

— Бросьте кирку! — приказал Корбетт. — Бросьте сейчас же! У вас нет выхода, Зюскинд! Сдавайтесь!

— Я имею полное право находиться здесь! Имею право на этот дом!

— Бросьте кирку. Подними!

— Полное право! — повторил Зюскинд и отбросил кирку в сторону. — Лэндон — вор и убийца.

— Только одно слово, — произнес Эли спокойным голосом и прошел между полицейскими и Зюскиндом.

— Отойдите от него, мистер Лэндон! — приказал Корбетт.

— Да, я понял.

Однако он дождался, когда Зюскинд посмотрел в его сторону, и их взгляды встретились. Затем изо всей силы ударил Зюскинда кулаком по физиономии. В этот удар он вложил всю злость, всю ненависть, всю боль, которые накопились в нем за прошедший год.

Когда Зюскинд отлетел к стене и рухнул на пол, Эли отошел и поднял руки, как бы давая понять, что больше не намерен набрасываться на него.

— Ты мне ответишь за кровь и страдания близких мне людей, — сказал он и опустил одну руку, чтобы продемонстрировать пятно крови на костяшках пальцев.

— Ты заплатишь за это!! Ты заплатишь за все!

Выкрикнув эти слова, Зюскинд набросился на него сзади. Эли молниеносно отреагировал на это. Вторым ударом он свалил Зюскинда на пол, и пистолет, который тот вытащил, со стуком полетел в угол.

— Мне надоело расплачиваться за других.

— Руки! — крикнул Корбетт, заметив, что Зюскинд пошевелился. — Поднимите руки сейчас же! Мистер Лэндон, отойдите и не приближайтесь.

Корбетт носком туфли отбросил пистолет и кивнул Винни:

— Офицер, действуйте!

— Слушаюсь, сэр.

Винни поднял Зюскинда на ноги, поставил его лицом к стене и обыскал. Сняв кобуру, которая у Зюскинда была прикреплена сзади, он передал ее другому полицейскому.

— Вы арестованы по обвинению во взломе, незаконном проникновении в частное владение и порче частной собственности, — начал он, надевая наручники на Зюскинда. — Дополнительные обвинения включают в себя также два случая нападения. Боюсь, что у нас есть основания добавить к перечисленному сокрытие оружия, которое может представлять опасность, и намерение причинить вред окружающим.

— Зачитайте ему его права, — приказал Корбетт, — и выведите его из дома.

— Ты выиграл! — Перед тем как вывести Зюскинда, Винни, проходя мимо Эли, поднял вверх оба больших пальца.

Корбетт спрятал пистолет в кобуру.

— С вашей стороны это был очень неразумный поступок. Он мог вас застрелить.

— Возможно. — Эли снова взглянул на свою окровавленную руку. — Но за ним оставался долг.

— Наверное. Вы ведь устроили ему ловушку. И вы очень ловко его в нее поймали.

— Вы полагаете?

— Мне позвонила Шеррилин Берк и сообщила, что только что Зюскинд проник в Блафф-Хаус, и что он может быть вооружен, и она беспокоится за вашу безопасность.

— Это вполне разумный и обоснованный звонок, особенно исходя из того, что в дом Зюскинд проник незаконно и был вооружен.

— И вы оба каким-то образом одновременно оказались в одном и том месте?

— Мы… обследовали тайные коридоры в доме, — с лукавой улыбкой ответви Эйбра, которая подошла к Эли и взяла его под руку. — Вы же знаете легенду о маленьком пирате и его девушке. Неожиданно мы услышали какой-то шум. Я не хотела, чтобы Эли выходил, но он настоял на своем. Я собиралась подняться наверх и вызвать полицию, но тут услышала, что вы уже едете.

— Очень ловко. А где ваша собака?

— Спит у одной нашей знакомой, — спокойно ответил Эли.

— Все очень изобретательно подстроено. — Корбетт покачал головой и повернулся к Эли: — Почему вы не положились на меня?

— Я полагался и полагаюсь на вас. И поэтому прежде, чем вы начнете допрашивать Зюскинда, я хотел бы рассказать вам одну историю. Она частично имеет отношение к последним событиям моей жизни. Я знаю, кто убил Линдси, или, точнее, я чертовски близок к разгадке.

— Я вас внимательно слушаю.

— Хорошо. Я вам все расскажу, но я хотел бы наблюдать за допросом. Хочу на нем присутствовать.

— Если у вас имеется какая-то информация или свидетельства, касающиеся убийства, вы не имеете права торговаться с представителями власти.

— Я хотел бы просто рассказать одну историю и изложить свою версию. Думаю, что вам понравится и то, и другое. Полагаю, что они заинтересуют даже инспектора Вульфа. Но мне нужно понаблюдать за допросом, детектив. Если вы называете это торговлей, то такая торговля выгодна нам обоим.

— Вы можете поехать со мной, мы все обсудим по дороге.

— Мы доедем сами.

Корбетт шумно выдохнул.

— В таком случае сделайте милость, довезите и вашу Шеррилин Берк.

— Без проблем.

— Все подстроено, — тихо процедил сквозь зубы Корбетт и проследовал по проходу к лестнице.

— Ты ведь не сидела в укрытии, — сказал Эли, повернувшись к Эйбре.

— Если ты полагал, что я останусь в укрытии, значит, при всей твоей любви ко мне ты меня абсолютно не знаешь.

Он притянул ее к себе и обнял.

— В общем, все прошло примерно так, как я и предполагал.

— Дай-ка я на твою руку посмотрю.

Эйбра подняла его руку и нежно поцеловала окровавленные костяшки пальцев.

— Наверное, сильно болит.

— Да, побаливает. — Эли тихо засмеялся и слегка поморщился, согнув пальцы. — Но как-то приятно побаливает.

— Я, конечно, против любого насилия, за исключением случаев самозащиты и защиты окружающих. Но тут ты был прав. Долги надо отдавать.

Она снова поцеловала его руку и добавила:

— Должна признаться, что мне очень понравилось, как ты вмазал этому подонку.

— Странно слышать нечто подобное от противницы любого насилия.

— Знаю. И стыжусь. И теперь, когда мы одни, я хочу кое-что сказать. У тебя был пистолет. Но ведь мы не договаривались, что ты возьмешь его с собой.

— Это была одна из корректив, которые я внес в наш план.

— Где он? Я выключила видеокамеры, как только появилась полиция.

Не говоря ни слова, Эли подошел к полке и взял пистолет, который он уже успел туда положить.

— Я все-таки очень хорошо знаю тебя, Эйбра, и я понимал, что ты не останешься в укрытии и что я не могу идти на риск. По крайней мере не с тобой.

— Ух ты! Большой ковбойский пистолет! — воскликнула она. — Неужели ты бы им воспользовался?

Эли задавал себе тот же вопрос, когда вынимал пистолет из запертого ящика и когда заряжал его. Теперь он смотрел на Эйбру, как будто пытаясь заглянуть в ее душу, понять, что она теперь значит для него.

— Да, воспользовался бы. Если бы он, например, набросился на тебя. Но, как я уже говорил, все, к счастью, вышло так, как мы и предполагали.

— Ты, наверное, думаешь, какой ты умный, и годишься собой.

— За исключением одного относительно короткого промежутка времени, когда я пребывал в депрессии, я всегда был очень умным.

Он снова привлек к себе и прижался губами к ее макушке.

Ты стала моей, подумал Эли. Разве это не самое убедительное доказательство моего ума?

— Мне нужно позвонить Шеррилин и договориться с ней о том, где мы встретимся. И нужно положить пистолет на место.

— Тогда я заберу видеокамеру и позвоню Морин. Сообщу им, что все успешно закончилось. Ведь мы работали в команде.

— Мне нравится твой подход.


Корбетт сидел напротив Зюскинда и внимательно всматривался в его лицо. Задержанный до сих пор не попросил, чтобы ему пригласили адвоката, что, по мнению Корбетта, было верхом глупости. Но глупость преступника, как правило, существенно облегчала его собственную работу, и поэтому он не стал возражать. Кроме него и Зюскинда в кабинете также находился и Винни. Корбетту нравился стиль работы этого полицейского, и он полагал, что тот будет здесь не лишним.

Но сосредоточил свое внимание он на Зюскинде, на его нервных тиках, на том, как тот сжимал и разжимал руки, как подергивались мышцы его челюсти, распухшей и посиневшей от удара Эли Лэндона. И на напряженной упрямой линии рта с разбитой губой.

Нервничает, несомненно, нервничает, решил Корбетт, оставаясь абсолютно уверенным в собственной правоте.

— Итак, что же мы имеем?… Довольно-таки большую яму в подвале Блафф-Хауса, — начал он. — Серьезная работа проделана, много времени потрачено. Вам кто-нибудь помогал?

Зюскинд ответил ему тупым недовольным взглядом и полным молчанием.

— Полагаю, что нет. У меня складывается впечатление, что вы рассматривали это как свое дело и свою миссию и не собирались ни с кем делиться. Ваше… вы, кажется, употребили слово "право", не так ли?

— Да, я имею на это право.

Покачав головой, Корбетт откинулся на спинку стула.

— Тогда вам придется нам объяснить, что вы имеете в виду. На данный момент мне понятно только то, что человек, которого уличили в том, что он спит с женой Лэндона, вламывается в дом упомянутого Лэндона и выкапывает у него в подвале глубокую яму.

— Этот дом принадлежит мне не меньше, чем ему.

— Как же такое может быть?

— Я — прямой потомок Виолетты Лэндон.

— Вы уж меня простите, но я не очень хорошо знаком с генеалогическим древом Лэндонов. — Корбетт перевел взгляд на Винни: — А вы, офицер, случайно, не просветите меня в данном вопросе?

— С удовольствием, сэр. Виолетта — та самая девушка, которая, как считается, в давние времена спасла моряка, выжившего после кораблекрушения "Калипсо". Выходила его. По слухам, потом у них начался роман, и их застали за любовными утехами.

— Он был не простой моряк, а капитан. Капитан Натаниэль Брум! — не сдержался и ударил кулаком по столу Зюскинд. — И он не просто выжил. Он сумел сохранить приданое Эсмеральды.

— Ну, да, об этом существует множество разных теорий и историй… — начал было Винни.

Но Зюскинд снова ударил кулаком по столу.

— Я знаю правду. Эдвин Лэндон убил Натаниэля Брума, потому что сам хотел заполучить сокровища, после чего выгнал собственную сестру из дома и убедил отца лишить ее наследства. А она была беременна от Брума.

— Да уж, ей сильно не повезло, — прокомментировал Корбетт. — Но ведь все это было так давно.

— Она была беременна от Брума! — повторил Зюскинд. — И когда она умирала в бедности и страданиях, тот самый ребенок, ставший уже взрослым человеком, умолял Лэндона помочь ей, позволить вернуться домой, но тот ему отказал. Таковы все Лэндоны, и у меня есть полное право забрать то, что мне принадлежит, то, что принадлежало Бруму.

— Откуда у вас такие сведения? — спросил Винни как бы между прочим. — С названным сокровищем связано много разных легенд.

— Это всего лишь легенды. А то, что я говорю, — факт. Целых два года у меня ушло на то, чтобы выстроить цельную картину. У меня есть письма, — и я вам скажу, они мне недешево обошлись, — которые писал Джеймс Фитцджеральд, сын Виолетты Лэндон от Натаниэля Брума. И в них подробно, со слов Виолетты, описывается, что в ту ночь случилось в Виски Бич. Но он уехал, не стал настаивать на своих правах. Я имею в виду Фитцджеральда, сына Виолетты. А я буду!

— Сдается мне, что вам все-таки следовало бы поговорить с адвокатом, — вмешался Корбетт, — а не рыть ямы в подвале.

— Вы думаете, я не пытался? — рванулся вперед Зюскинд, лицо которого побагровело от гнева. — И что я получил? Ничего, кроме уверток и оправданий. Все это уже далеко в прошлом. В любом случае она не являлась бы основной наследницей. Никакие юридические претензии не проходят. А родственные и моральные претензии? Приданое Эсмеральды было добычей, доставшейся моему предку, а не предкам Лэндона. Оно — мое!

— И вот на основании названных моральных и семейных претензий вы несколько раз вламывались в Блафф-Хаус и… Кстати, почему вы выбрали именно подвал?

— Виолетта рассказала своему сыну, что Брум заставил ее спрятать сокровища там.

— Отлично! А вам не приходило в голову, что за пару столетий кто-то мог найти их и потратить?

— Она его спрятала. Сокровище находится там, в подвале, и оно должно принадлежать мне по праву.

— И вы полагаете, что ваше право допускает незаконное проникновение в чужой дом, порчу имущества и нападение на пожилую женщину, которую вы столкнули с лестницы?

— Я ее не сталкивал. Я к ней даже не прикасался. Это была случайность. Чистая случайность.

Брови Корбетта насмешливо изогнулись.

— Да, случайности иногда происходят. Но как же произошла именно эта случайность?

— Мне нужно было кое-что посмотреть на третьем этаже. Там у Лэндонов хранится много разных вещей. Я хотел узнать, нет ли там чего-то такого, из чего я смогу получить больше подробностей о местонахождении приданого Эсмеральды. Старуха поднималась наверх, увидела меня, побежала и упала. Вот и все. Я к ней не прикасался.

— Вы видели, как она упала?

— Конечно, я видел, как она упала. Я там был. Рядом. Но в том, что она упала, нет моей вины.

— Хорошо, давайте будем говорить начистоту. Вы проникли в Блафф-Хаус ночью 20 января нынешнего года. Миссис Эстер Лэнгдон находилась в доме, она увидела вас, попыталась убежать от вас и упала с лестницы. Я точно передаю последовательность событий?

— Совершенно точно. Повторяю, я к ней не прикасался.

— Но вы тем не мене прикасались к Эйбре Уолш в тот вечер, когда она вошла в Блафф-Хаус после того, как вы испортили электрическую проводку и проникли в дом.

— Но я же ничего ей не сделал. Мне просто было нужно… как-то удержать ее до того момента, когда я смогу выйти. Она сама напала на меня. Точно так же, как Лэндон сегодня. Вы это сами видели.

— Я видел, как вы протянули руку за оружием, которое было у вас припрятано под одеждой. — Корбетт перевел взгляд на Винни.

— Да, сэр, я тоже видел, и у нас имеется пистолет в качестве вещественного доказательства.

— Вам посчастливилось, что вы получили только пару ударов. Ну а теперь давайте вернемся в тот вечер, когда вы с Эйброй Уолш столкнулись в Блафф-Хаусе.

— Ну, я же вам только что сказал. Она сама напала на меня.

— Интересный взгляд на происшедшее. И Кирби Дункан тоже напал на вас перед тем, как вы застрелили его, а тело сбросили со скалы у маяка?

Лицо Зюскинда снова дернулось, и он поспешил отвести взгляд.

— Я не знаю, о чем вы говорите, и не знаю, кто такой Кирби Дункан.

— Не знаете? Точнее, не помните? Ну, что ж, я напомню вам. Он частный детектив, которого вы наняли, чтобы следить за Эли Лэндоном. — Корбетт поднял руку, прежде чем Зюскинд успел заговорить снова. — Давайте не будем зря тратить время. Как правило, многим кажется, что они очень тщательно замели все свои следы. К примеру, взломав дверь в офисе Дункана, в его квартире, уничтожив его записи. Но в спешке злоумышленники часто забывают о разных мелочах. Например, о копиях файлов. И о том, что в них хранится и что, несомненно, будет обнаружено, как только полиция займется обыском вашего дома и квартиры в Бостоне.

Корбетт немного помолчал, чтобы сказанное дошло до Зюскинда, затем продолжил:

— Помимо этого, оружие, которое у вас было с собой, зарегистрировано на имя Кирби Дункана. Как вам удалось заполучить пистолет Дункана?

— Я… я нашел его.

— Неужели это было всего лишь удачное стечение обстоятельств? — не удержался от улыбки Корбетт. — И где же вы его нашли? Когда? И как? — Полицейский ближе подвинулся к Зюскинду. — Не слышу ответа. Ну, что же, подумайте и, пока будете думать, примите к сведению вот еще что. Многие полагают, что если наденут перчатки или протрут пистолет, то тем самым уничтожат все улики. Но они почему-то забывают надеть перчатки, когда заряжают пистолет. Вы подбросили пистолет в дом Эйбры Уолш, Зюскинд, но на пулях, выпущенных из него и извлеченных из тела Дункана, были не ее отпечатки. Наверное, вы уже догадались, чьи.

— Это была самозащита.

— Разумный довод. Тогда расскажите подробнее.

— Он напал на меня. Я защищался. Он… напал на меня.

— Так же, как и Эйбра Уолш?

— У меня не было другого выхода. Еще раз говорю, он напал на меня.

— Вы застрелили Кирби Дункана и сбросили его тело со скалы?

— Да, в целях самообороны. И забрал его пистолет. Он набросился на меня, он был вооружен. Мы боролись. Это была случайность.

Корбетт почесал шею.

— Что-то с вами постоянно происходят всякие случайности. Но ведь загвоздка в том, уважаемый, что мы тоже свое дело знаем, и знаем неплохо. Кирби Дункана убили не с близкого расстояния, как это бывает во время борьбы или драки. Судебно-медицинская экспертиза не подтверждает вашу версию.

— Хорошо, я расскажу вам, как все произошло. — Зюскинд скрестил руки на груди. — Это была самооборона. Я ведь имею право на защиту собственной жизни?

— Вы действительно думаете, что имеете право незаконно проникать в чужой дом, рыть в нем ямы, оставлять без помощи пожилую женщину, которая упала потому, что вы ворвались к ней в дом, когда она спала, нападать еще на одну женщину и убивать человека? Боюсь, что вам скоро придется узнать, что закон не дает вам ни одного из перечисленных прав, Зюскинд. Впрочем, у вас будет очень много времени, чтобы обдумать ваши поступки после того, как получите пожизненный срок за умышленное убийство.

— Это была самооборона.

— И вы в целях самообороны убили также и Линдси Лэндон? Она нападала на вас, угрожала вам? Что заставило вас нанести ей удар сзади и размозжить череп?

— Я не убивал Линдси! Ее убил Лэндон, и вы, легавые, позволили ему выйти сухим из воды! Деньги, семейные связи сделали свое дело! И вот теперь она мертва, а он свободен и присвоил себе дом, который по праву принадлежит мне!

Корбетт бросил взгляд на двустороннее зеркало-стену и едва заметно кивнул. Затем облегченно вздохнул. Он надеялся, что не совершает никакой ошибки, но договор есть договор.

— Откуда вы знаете, что ее убил Лэндон?

— Он убил ее, я в этом уверен. Линдси его боялась.

— Она вам говорила, что боится своего мужа?

— Линдси была в жутком состоянии после того, как он прилюдно устроил скандал в тот день. Она говорила, что он способен на что угодно. Лэндон угрожал ей, говорил, что ей придется плохо, что он заставит ее заплатить. И все это хорошо известно, тому есть масса свидетелей. Я обещал ей, что позабочусь о ней. Она ведь любила меня. И я любил ее. У нее с Лэндоном все давно закончилось, но когда он узнал о наших отношениях, то не смог вынести ее счастья. Он пришел в тот дом и убил ее, а потом подкупил полицию и вышел сухим из воды.

— Значит, вы хотите сказать, что Лэндон подкупил Вулфа?

— Ну, конечно.

Корбетт оглянулся по сторонам и снова кивнул, после чего в комнату вошел Эли.

— К нашему допросу присоединяется Эли Лэндон. Я полагаю, мистер Зюскинд, мы не будем тратить время на улаживание вопроса о необходимости присутствия здесь мистера Лэндона? Он также является заинтересованным лицом, как вы понимаете. Но если вы будете возражать против его присутствия, то мы, конечно, попросим его удалиться.

— Пусть остается. Мне нужно еще очень многое сказать этому подонку и сейчас, и потом. Подлый убийца!

— Эту фразу все-таки должен был произнести я. Но давай поговорим, — ответил Эли, усаживаясь за стол.

Глава 30

— Она была тебе не нужна.

— Да, ты прав, она была мне уже не нужна, — согласился Эли, — и она стала нужна мне еще меньше после того, как я узнал, что она лгала и изменяла мне, использовала меня. Она хоть знала, ради чего ты затеял с ней шашни? Знала, что ты используешь ее, чтобы получить информацию обо мне, о Блафф-Хаусе, о моей семье, о приданом Эсмеральды?

— Я любил ее.

— Не исключено, но ведь ты спал с ней не из любви. Ты связался с ней, чтобы пролезть в мою семью, чтобы вытянуть из нее информацию о сокровищах.

— Я знал ее. Я понимал ее. Ты же совершенно не знал и не понимал ее.

— В этом не буду с тобой спорить. Не возражаю. Я действительно не знал и не понимал ее. Она была мне не нужна. Да, я не любил Линдси. Но я не убивал ее.

— Ты пришел в тот дом, и, когда она велела тебе убираться к черту, оставить ее в покое и сказала, что мы с ней будем вместе, поженимся, начнем заново нашу жизнь, ты убил ее.

— Тебе сложновато было бы жениться на ней при живой жене.

— Я уже сообщил Иден, что намерен просить развода, и, когда Линдси заявила тебе об этом, мы оба уже фактически разводились, а ты не мог позволить Линдси поступить по-своему. Тебе она была больше не нужна, но ты не мог допустить, чтобы она стала нужна кому-то еще, кроме тебя.

— Я думал, что твоей жене было неизвестно о ваших с Линдси отношениях до убийства Линдси.

Зюскинд сжал кулаки.

— О Линдси она ничего не знала.

— Ты сообщил своей жене, матери твоих детей, что хочешь подавать на развод, и она не задала тебе никаких вопросов?

— Мои отношения с Иден тебя не касаются.

— Смешно как-то получается. Мы с Линдси в преддверии развода ведем себя неразумно и нецивилизованно: постоянно ссоримся, обвиняем друг друга в разных грехах. А вот твоя жена оказывается просто ангелом: спокойно ведет себя и не препятствует тебе, узнав, что ты хочешь ее бросить. Куда вы собирались отправиться в тот вечер, когда погибла Линдси? Ну, давай, Джастин, выкладывай! Она собирала вещи, незадолго до того у нас с ней вышла некрасивая ссора в присутствии других людей и она была очень расстроена. Ты был влюблен в нее и уже сообщил своей жене, что хочешь развода. Но ведь Линдси не собиралась уезжать из города без тебя.

— Не твое дело, куда мы собирались.

— Но когда ты приехал за ней…

— Было уже слишком поздно! Ты убил ее. Там уже была полиция.

Зюскинд подскочил, но к нему подошел Винни, положил руку ему на плечо и резким движением усадил снова на стул.

— Сидите спокойно.

— А вы держите свои рук от меня подальше! Вы не меньше во всем виноваты, чем он. Все вы, тот вечер мне даже не удалось ее увидеть. Я сумел только спросить у одного из соседей, стоявших под дождем, что произошло. Он сказал мне, что кто-то проник в дом и женщина, жившая в нем, мертва. Линдси была мертва, а ты уже начал ловко выкручиваться.

Эли в ответ промолчал, он только бросил взгляд на Корбетта, как бы уступая ему свою очередь в беседе.

— То, что вы сейчас говорите, противоречит вашим заявлениям по вопросу о гибели Линдси, сделанным в полиции ранее, — произнес детектив.

— Я прекрасно знаю ваш логику. Неужели вы держите меня за дурака? Если бы я признал, что находился где-то неподалеку от дома Линдси, вы бы сразу повесили на меня ее убийство. Это он убил ее! — Зюскинд ткнул пальцем в сторону Эли. — Вы прекрасно это знаете, а меня здесь держите за то, что я воспользовался своим законным правом. Арестуйте же его наконец! Выполните свой долг.

— Я обязательно выполню свой долг. Но мне нужны факты. В котором часу вы подъехали к дому Лэндонов в Блэк Бэй?

— Около четверти восьмого.

— Что было потом?

— Я сразу поехал домой. У меня голова шла кругом, и я ни на чем не мог сосредоточиться. Иден приготовила обед и сказала, что в новостях услышала об убийстве Линдси. У меня случилась истерика. А чего еще вы ждали? Я любил ее. Я совершенно обезумел, и Иден помогла мне успокоиться, помогла трезво обдумать ситуацию. Она очень за меня переживала, за меня и за наших детей. Поэтому она пообещала, что скажет полиции, что я был дома вместе с ней с половины шестого, чтобы нам не пришлось переживать те ужасы, которые последуют из-за поступка Лэндона.

— Значит, она солгала.

— Она защищала меня и нашу семью. Я изменил ей, но она защитила меня. Она знала, что я не убивал Линдси.

— Да, она знала, — согласился Эли. — Она знала, что вы не убивали Линдси. И она знала, что я ее тоже не убивал. Она предоставила алиби тебе, Джастин, которому поверили в полиции. Но ты не предоставил такое же алиби ей самой. Не сказал, что она была дома с тобой, как хорошая жена, что вы вместе ели пиццу, что она готовила обед в то время, когда она на самом деле ездила на встречу с Линдси и та впустила ее в дом.

— Это ложь! Наглая нелепая ложь!

— И Линдси, наверное, сказала ей что-то примерно в том же духе, что она сообщила и мне во время нашего последнего разговора. Что ей очень жаль, но так уж получилось, и ничего тут не поделаешь. Что она любит тебя и что вы имеете право на счастье. И тогда Иден в ярости схватила кочергу била ее.

— Она не могла этого сделать.

— Иден не смогла сдержаться, потому что считала Линдси своей близкой подругой. И вот теперь выяснилось, что близкая подруга оставила ее в дураках. Женщина, которой она так доверяла, стала угрозой всему тому, что она так ценила в жизни. Муж, с которым она жила и которому тоже доверяла, предал ее и теперь собирается разбить семью ради чужой жены.

— Она ведь так просто не согласилась на развод, — вмешался Корбетт. — Вы спорили, она выдвигала свои требования, и ты заявил ей, то любишь другую женщину. После чего назвал ей имя.

— Это не имеет никакого значения.

— Когда? Когда ты сообщил ей о Линдси?

— Вечером накануне убийства, но это не имеет никакого значения. Иден защищала меня, и от меня она требовала только одного: дать нашему браку еще один шанс, пожить вместе еще несколько месяцев. Она сделала это ради меня.

— Она сделала это ради себя. — Эли встал. — Вы оба все делали только ради себя, на весь остальной мир вам было наплевать. А ведь ты мог получить Линдси без особого труда, Джастин. Мне нужно было только бабушкино кольцо. Иден хотела гораздо большего, и она воспользовалась тобой, чтобы добиться задуманного. Хотя мне очень трудно винить ее.

Он вышел из комнаты и направился прямо к Эйбре. Она вскочила со скамейки, на которой ждала его. Они бросились друг другу в объятия, и Эли прижался лбом к ее лбу.

— Было тяжело? — прошептала она.

— Тяжелее, чем я предполагал.

— Расскажи.

— Обязательно. Все до конца. Но вначале поедем домой, хорошо? Давай поскорее сядем в машину и поедем домой.

— Эли! — позвал его Винни, быстрым шагом вышедший из комнаты для допросов. — Подожди секунду. — Он помолчал, пристально взглянув в лицо Эли. — Как ты?

— В целом нормально. Приятно чувствовать, что все подходит к завершению.

— Корбетт просил меня передать, что, как только закончит с Зюскиндом, он тут же свяжется с Вулфом. Они заберут Иден Зюскинд для допроса. По моему мнению, Корбетт собирается ехать в Бостон, чтобы лично закончить расследование.

— Пусть делают что хотят. Я выхожу из игры. Все это теперь для меня в прошлом. Спасибо за помощь, Винни.

— Я выполнял свой долг, но не откажусь и от благодарности. Буду рад, если ты когда-нибудь угостишь меня пивом.

— Сколько пожелаешь.

Эйбра подошла к Винни и без лишних слов поцеловала его в губы.

— Эли купит тебе пиво, а это в знак благодарности от меня.

— Такая благодарность будет даже получше, чем пиво.

— Поехали домой, — повторил Эли, — с этим покончено.

Но он ошибался. Для него еще не все закончилось. Не совсем…


На следующее утро Эли и Эйбра сидели напротив Иден Зюскинд.

Она была бледна, но во взгляде ее чувствовалась уверенность, а голос был абсолютно спокоен.

— Я вам очень благодарна за ваш сегодняшний приезд в Бостон. Знаю, что для вас это было не очень удобно.

— Вы говорили, что хотите что-то мне… нам сообщить, — уточнил Эли.

— Да. Когда вы в прошлый раз вдвоем приехали ко мне, я ощутила то сильное чувство, которое вас обоих связывает. Я всегда придавала очень большое значение подобной связи, важнейшей из уз, соединяющих людей, и тому, что такая связь может обещать тем, кого она соединяет. Всю свою сознательную жизнь я строила на вере в это. Но моя вера была разрушена. Поэтому я и захотела побеседовать с вами обоими. Прошлым вечером со мной уже говорили люди их полиции, в присутствии адвоката, конечно.

— Очень разумно.

— Джастина при этом не было. Но вы знаете, он всегда был слишком импульсивен, слишком опрометчив. И я умела все уравновешивать, все продумывала, мысленно взвешивала разные варианты. В течение довольно долгого времени мы были неплохой командой. Вы понимаете, что я имею в виду под равновесием, — сказала она, обращаясь к Эйбре.

— Да, понимаю.

— Я была уверена, что вы поймете. И вот теперь, когда Джастин сознался в столь многом и когда мне стало известно, что он совершил, я полагаю, что больше нет никакого смысла поддерживать такое равновесие. Больше я не могу защищать его в надежде на то, что он снова образумится и семья вновь займет главное место в его жизни. Этого не произойдет. В полиции считают, что он совершил умышленное убийство человека.

— Да, вы правы.

— И он стал причиной серьезной травмы у вашей бабушки.

— Да, тоже верно.

— Знаете, он попросту одержим своей идеей. Это, конечно, не оправдание, но факт. Примерно три года назад умер его двоюродный дедушка. Джастин нашел письма, дневник — все то, что связывало его семью с вашей семьей и с пресловутым "приданым".

— Информацию о Виолетте Лэндон и Натаниэле Бруме?

— Именно. Я знаю очень немногое, так как он сразу начал таиться, многое скрывал от меня. Наша с ним жизнь стала меняться именно с того момента. Он начал свои изыскания, раскопки. Стал тратить на что-то большие деньги. Я не буду утомлять вас совершенно ненужной информацией о проблемах Джастина и о его способности сваливать вину за свои провалы, ошибки и собственную глупость на окружающих. Я скажу только одно: чем больше он узнавал о своих предках, тем больше считал вас и ваше семейство виновными в его собственных неудачах. Более того, когда он узнал, что я знакома с вашей женой и иногда с ней работаю, он расценил это как знак судьбы. Кто знает? Возможно, так оно и было.

— Он преследовал ее.

— Да. Правда, я не знаю, до какой степени. Он обманывал меня, и мне кажется, честно говоря, возжелал ее. Джастин убедил себя, что любит Линдси, прежде всего, потому, что она принадлежала вам. Он хотел получить все, что принадлежит вам, и считал, что имеет на это право. Мне ничего не было известно о покупке им дома в Виски Бич, о частном детективе, о проникновениях в ваш дом. В те месяцы, что предшествовали гибели Линдси, я знала только одно — мой муж ускользает от меня, лжет мне. Я думаю, мы понимаем, что это значит? — сказала она, обращаясь к Эйбре.

— Да, наверное.

— Я перепробовала самые разные средства и наконец решила прекратить препирательства с ним по поводу времени, денег и заставила себя просто переждать. У него и раньше появлялись разные идеи фикс, и нередко бывало и так, что он отдалялся от семьи, но потом, в конце концов, всегда возвращался.

Мгновение Иден помолчала, заложив за ухо выбившуюся прядь.

— На сей раз все было иначе. Он сообщил мне, что собирается просить развода. Просто так, вполне повседневным формальным тоном. Мол, не хочет больше жить со мной и не желает притворяться, что любит меня. И вновь я не стану утомлять вас подробностями, но эти слова буквально оглушили меня. Я была вне себя. Мы долго ругались. Он говорил чудовищные вещи, какие обычно говорят в подобных ситуациях. Затем сказал мне, что у него связь с Линдси. И что только с ней он чувствует духовную близость — и прочие банальности, — и что они намерены пожениться.

— Это, наверное, было чрезвычайно неприятно и больно слышать, — заметила Эйбра, когда Иден замолчала.

— Да, это было ужасно. Самое страшное мгновение моей жизни. Все, что я любила, чему верила, ускользало у меня из рук. Джастин заявил, что детям мы обо всем сообщим после выходных, а до этого у нас есть масса времени, которое мы проведем с ними и тем самым смягчим удар. Сказал, что спать будет в комнате для гостей и что мы должны сохранять внешние приличия. Я клянусь вам, что он говорил словами Линдси. Он перенял ее стиль, интонацию. Вы понимаете меня? — спросила она Эли.

— Да, конечно.

Расправив плечи, Иден кивнула.

— Все то, что я скажу дальше, я скажу не для полиции и не для моего адвоката, не для записи, но, я полагаю, вы заслуживаете знать это, а я должна высказаться.

— Я знаю, что вы убили ее.

— Неужели вам не интересно узнать, что произошло в тот вечер? Узнать, почему и как?

Прежде чем Эли успел ответить, Эйбра накрыла его руку своей.

— Мне интересно. Я бы хотела знать.

— Вот тут и срабатывает то равновесие, о котором я говорила. Вы готовы уйти, потому что преисполнены злости и негодования, а она помогает вам остаться, так как понимает, что полное знание происшедшего поможет вам окончательно оставить все в прошлом. Насколько, конечно, это вообще возможно.

— Вы хотели встретиться с ней, — начала Эйбра.

— А как бы вы поступили на моем месте? Джастин позвонил мне и сказал, что передумал и что мы можем ничего не говорить детям еще несколько дней. Линдси была очень расстроена из-за ссоры с вами, Эли, и ей нужно было успокоиться. Ему нужно быть с ней. Учитывали ее желания и его интересы, а то, что нужно было его семье, Джастина не касалось. Я думаю, что они друг в друге культивировали самое худшее, — заметила Иден. — Самое подлое и эгоистичное.

— Возможно, вы правы. — Эли сжал руку Эйбры и подумал, насколько же ему посчастливилось в жизни.

— И вот я пошла к ней, хотела попытаться урезонить ее. Я даже хотела воззвать к ее лучшим чувствам. Она все еще злилась, очень злилась из-за вашей с ней ссоры, из-за того, что вы ей сказали. Сейчас, вспоминая нашу тогдашнюю встречу, я думаю, что она чувствовала себя немного виноватой. Впрочем, не слишком. Линдси впустила, провела в библиотеку, потому что хотела выговориться, покончить со всем раз и навсегда, чтобы они с Джастином могли уехать. Мои слова не произвели на нее ни малейшего впечатления. Наша дружба, мои дети, моя семья, боль, которую она мне причинила, ничего не значили для нее. Я умоляла Линдси не отнимать у меня мужа, не забирать отца моих детей. Она же в ответ заявила, что я наконец должна повзрослеть. То, что произошло со мной, сплошь и рядом происходит в мире взрослых людей. Линдси говорила мне чудовищные вещи и наконец повернулась ко мне спиной. Она отмахнулась от меня и от моей боли, как от назойливой мухи.

Сделав паузу, Иден положила руки на стол.

— Остальное я помню плохо. Как будто действовала не я, а кто-то другой, а я только наблюдала. Кто-то другой — тот, кто схватил кочергу, нанес удар. Я как будто лишилась рассудка.

— Это может сработать, — спокойно заметил Эли, — если ваш адвокат не глуп.

— У меня хороший адвокат, но в любом случае я шла в тот дом совсем не с целью причинить ей какой-то вред. Я хотела упросить ее оставить в покое моего мужа. Когда я пришла в себя, когда было уже слишком поздно, я вспомнила о своей семье, своих детях и поняла, что это может для них означать. Я уже не могла изменить сделанного в мгновение безумия, единственное, что мне оставалось, — попытаться защитить свою семью. Поэтому я пошла домой. Сняла с себя всю одежду, которая на мне тогда была, и разорвала ее. Клочки сложила в сумку, поехала к реке и утопила их. После чего поехала домой и стала готовить ужин. Когда Джастин вернулся домой, он был на грани истерики. И я сразу же поняла, что мы сумеем защитить друг друга, и это будет означать, что в дальнейшем мы сможем все оставить в прошлом и воскресить наш брак. Я чувствовала, что он нуждается во мне. Линдси наверняка погубила бы его. Собственно, что она и сделала. И оставила она мне мужчину, с которым я уже больше ничего не могла поделать, которого не могла спасти. Я махнула на него рукой и попыталась спасти себя.

— И тем не менее ваш поступок послужил причиной того, что жизнь Эли была практически разбита.

— Я ничего не могла поделать, ничего не могла изменить, хотя мне было очень жаль, что кто-то, кого обманули так же, как и меня, потерял из-за моего поступка гораздо больше, чем я. Но ведь на самом деле его жизнь разбила не я. Ее разбила Линдси. Она разбила его и мою жизни. Даже мертвая она продолжает свое черное дело. Теперь пострадают и мои дети.

Голос Иден слегка дрогнул, но она тотчас же снова взяла себя в руки.

— Даже в том случае, если моему адвокату удастся заключить сделку с прокурором, дети все равно пострадают. В отличие от меня, у вас есть ваше равновесие, ваш шанс на будущее. У меня только двое детей, жизнь которых будет раздавлена тем, что совершил их отец из глупого эгоизма, и тем, что совершила их мать от отчаяния. Вы свободны. А я… хотя, возможно, я и не получу того наказания, которого, по вашему мнению, заслуживаю… я уже никогда не буду свободна.

Эли наклонился в ее сторону.

— Что бы Линдси ни сделала или что бы ни планировала сделать, она не заслуживала смерти за свои поступки.

— Вы снисходительнее меня. Но мы можем вернуться к корням. Ваш предок совершил убийство из жадности, вышвырнул из дома собственную сестру по той же самой причине. Если бы этого не произошло, мы бы здесь не сидели. Я всего лишь часть общей истории.

— Такая точка зрения вполне может помочь вам пережить то, что вам предстоит на протяжении нескольких следующих недель.

Эли встал.

И вновь Эйбра сжала его руку.

— Ради благополучия ваших детей мне хочется надеяться, что вы можете рассчитывать на профессионализм вашего адвоката.

— Спасибо. Я искренне желаю вам обоим всего самого лучшего.


Эли захотелось поскорее уйти от нее.

— О господи! — единственное, что смог он вымолвить, когда Эйбра взяла его за руки.

— Психика у некоторых людей нарушена, но это никак внешне не проявляется. И сами они ничего не чувствуют и не понимают. Возможно, причиной того, что произошло с ней, стали обстоятельства, Эли, но она никогда не поймет, что с ней не так.

— Я бы мог добиться для нее каких-нибудь пяти лет, — заметил он, — а реально отсидела бы два.

— В таком случае я рада, что ты не работаешь защитником в суде.

— Я тоже рад. — Он сжал ее руку, заметив, что коридору идет Вулф.

— Лэндон.

— Детектив.

— Я ошибался, но должен вам признаться, что вы хорошо справились с этим делом.

Вулф прошел дальше, не останавливаясь, но Эли повернулся в его сторону и крикнул:

— И это все? Все, что вы хотели мне сказать?

Вулф оглянулся на него:

— Да, это все.

— Он смущен, — заметила Эйбра и, когда Эли бросил на нее удивленный взгляд, только улыбнулась. — Он, конечно, негодяй, но сейчас он чувствует себя крайне неуютно. Забудь о нем и помни о карме.

— Я ничего не знаю о карме, но его я действительно изо всех сил попытаюсь забыть.

— Отлично. Ну, а теперь давай купим цветы для Эстер и сообщим всем твоим родственникам радостную новость. А потом поедем домой и будем ждать дальнейшего развития событий.


У Эли уже имелись кое-какие идеи относительно будущего.

Он подождал несколько дней, пока у них обоих улягутся эмоции. Он вернулся к нормальной жизни, и ему были неинтересны сообщения СМИ об аресте Иден Зюскинд по обвинению в убийстве Линдси или аресте Джастина Зюскинда по обвинению в убийстве Дункана.

Он вернулся к нормальной, но не к прежней своей жизни и был этому рад.

Он строил планы на будущие, некоторые из них совместно с Эйброй. К примеру, они задумали устроить большую вечеринку в Блафф-Хаусе на четвертое июля. Эли также показал ей предварительные чертежи для установки лифта, которым могла бы пользоваться Эстер, когда вернется домой.

Однако кое-какими планами он с ней пока не поделился. Пока…

Он ходил гулять с собакой, писал, проводил время с любимой женщиной и начал смотреть на Блафф-Хаус совершенно в новом свете.

Эли выбрал вечер, когда с моря дул легкий бриз, солнце только что начало опускаться за горизонт и на небе должна была вот-вот появиться полная луна.

Он расставлял тарелки для ужина, а Эйбра обдумывала расписание на следующую неделю.

Думаю, что если я немного потеснюсь, то смогу втиснуть сюда еще и Зумбу [13]. Она сейчас очень популярна, и я могу получить сертификат на ее преподавание.

— Наверняка.

— Йога всегда будет моим любимым занятием, но мне хочется добавить чего-нибудь новенького, свежего, чтобы идти в ногу со временем. — Эйбра встала и приколола новое расписание к доске.

— Если уж говорить о чем-то свеженьком, я хочу показать тебе кое-что на третьем этаже.

— В проходе? Ты что, снова хочешь поиграть в "пирата и его девушку"?

— Возможно, но сначала покажу тебе кое-что другое.

— Знаешь, очень жаль, что мы не сможем открыть третий этаж к июльскому торжеству, — заметила Эйбра, поднимаясь с Эли на третий этаж. — Слишком сложно разобраться со всеми вещами, которыми он завален, но когда-нибудь мы его одолеем.

— Да, когда-нибудь наверняка.

— Мне всегда не нравилось слово "когда-нибудь"

— Теперь я понял, что оно мне тоже всегда не нравилось. Но чтобы это понять, мне потребовалось время.

Он провел ее в бывшие помещения для прислуги, где в ведерке со льдом стояло шампанское.

— Мы что-то собираемся отмечать?

— Чертовски на это надеюсь.

— Я очень люблю всякие торжества. Э-э-э, да у тебя здесь чертежи. — Она подошла к столу и стала их рассматривать. — Эли! Ты планируешь, свой новый кабинет? Это потрясающе. Просто сказочно. Ты добавил внешний вход на террасу? Прекрасная идея. Можно будет входить и выходить прямо отсюда, сидеть на террасе и размышлять. Ты же мне ничего не говорил!

Она повернулась к нему лицом.

— Это только предварительные планы. Прежде чем показать тебе, я хотел их нанести на бумагу и продумать, что смогу сделать.

— Ну, что ж, предварительные это планы или нет, в любом случае неплохой повод, чтобы откупорить бутылочку.

— Но шампанское совсем по другому поводу.

— Неужели у тебя есть какой-то другой повод?

— Да, и намного более значительный. Видишь ли, архитектор оставил пространство здесь без названия. То место, где мы сейчас находимся. Я попросил его просто набросать общий чертеж и не вносить никаких подробностей.

— Планы, планы, планы, — произнесла Эйбра и прошлась по комнате один, потом другой раз. — Здесь ты можешь сделать все, что угодно.

— Я вряд ли, зато ты — без всякого сомнения.

— Кто? Я?

— Ты могла бы здесь устроить свой зал.

— Мой… о, Эли, это так замечательно с твоей стороны, так мило, но…

— Выслушай меня. Твои клиенты или ученики будут проходить сюда прямо с террасы. Ну, конечно, им придется подняться на третий этаж, но, черт возьми, если они решили заниматься упражнениями, то подъем по лестнице не должен вызывать у них никаких возражений. Он станет для них подготовкой к занятию. Если ты посчитаешь нужным работать здесь с пожилыми людьми, то в их распоряжении будет лифт. Вон там будет еще одно помещение. Там ты сможешь проводить сеансы массажа. Я стану работать в северном крыле, отдельно, поэтому твои занятия мне никак не помешают. Я уже посоветовался с Эстер, и она сказала, что это потрясающая идея, следовательно, ты можешь делать здесь все, что считаешь нужным.

— Да, ты все здорово продумал.

— Ты права, но думал я в основном о тебе. Или о нас. О Блафф-Хаусе. О нашем… ну, скажем так, нашем будущем. Как ты смотришь на мое предложение?

— Эли! — От восторга у нее просто не хватало слов. Она ходила по просторному помещению и смотрела по сторонам, только смотрела по сторонам.

— Ты даришь мне мою самую драгоценную мечту, но…

— Но ты можешь взамен подарить мне мою.

Эли порылся в кармане и достал оттуда обручальное кольцо.

— Это не то, которое я когда-то подарил Линдси. Я не хотел дарить тебе то кольцо, поэтому я попросил бабушку дать мне другое. Оно тоже очень старое, и Эстер его особенно любит. Она хотела, чтобы именно ты его получила — та, кого она тоже особенно любит. Я, конечно, мог бы купить тебе и что-нибудь новое, современное, но мне хотелось, чтобы ты получила нечто такое, что передавалось в нашей семье из поколения в поколение. Это очень символично, а ты ведь любишь символы.

— О боже! О боже! — Эйбра не могла оторвать глаз от прямоугольного, идеальной огранки изумруда.

— Я не хотел дарить тебе бриллиант. Слишком банально… а изумруд… он напоминает мне о тебе, о твоих глазах.

— Эли… — Эйбра провела рукой по груди как будто для того, чтобы удостовериться, что ее сердце не остановилось от восторга. — Я не… Все это так неожиданно. Я ведь ни о чем подобном не думала.

— Ну, тогда подумай прямо сейчас.

— Мне казалось, что мы будем говорить о моем переезде к тебе, об официальном совместном проживании как о промежуточном этапе.

— Можно и так. Если в данный момент я могу рассчитывать только на это, я согласен. Я все прекрасно понимаю. Понимаю, что немного тороплюсь и что у нас за спиной большие ошибки прошлого. Но они в том же прошлом и остались. Я хочу жениться на тебе, Эйбра. Хочу начать с тобой новую настоящую жизнь, создать семью, жить с тобой в одном доме.

Он был готов поклясться, что кольцо у него в руке горит самым настоящим огнем и обжигает кожу.

— Я смотрю на тебя и вижу наше будущее, те возможности, которые оно для нас открывает. Мне не хочется ждать, но если ты настаиваешь, я все-таки подожду. Я подожду, но ты должна знать, что ты не только помогла мне вернуться к нормальной жизни и понять, какая жизнь мне нужна. Ты и есть та жизнь, которая мне необходима.

Сердце Эйбры не остановилось, оно было переполнено эмоциями. Она смотрела на Эли, а заходящее солнце окрашивало окна у него за спиной в розовато-золотистые тона. В ее голове мелькнула мысль: вот она, любовь, вот она. Бери же предлагаемый тебе дар.

— Я люблю тебя, Эли, и доверяю своему сердцу. Я научилась этому. Мне кажется, что любовь — самая мощная и самая важная вещь во Вселенной, и я могу сказать, что люблю тебя. И я хочу, чтобы ты любил меня. Тогда мы сможем создать ту жизнь, о которой мечтаем. Я в это верю. Мы сможем создать такую жизнь вместе.

— Но ты хочешь подождать.

— Нет, черт возьми, я не хочу ждать! — Она рассмеялась и бросилась ему на шею. — О господи! Ты — настоящая любовь моей жизни.

Заключив его в объятия, Эйбра своими губами отыскала его губы, и они слились в поцелуе, означавшем переход к новой жизни, так много им обещавшей.

— Я бы не вынес ожидания, — признался Эли, не выпуская ее из объятий.

— Ну, что ж, счастливчик, тогда не упускай возможности. — Она протянула ему руку. — Пусть все будет официально.

Когда он надел кольцо ей на палец, Эйбра снова обняла его правой рукой, а левую подняла так, чтобы лучи заходящего солнца упали на кольцо.

— Оно такое красивое, такое теплое.

— Как ты сама.

— Мне нравится, что оно старинное, что его передавали в твоей семье из поколения в поколение, и то, что теперь я тоже часть твоей семьи. Когда ты попросил у Эстер кольцо?

— Когда мы ездили к ней с цветами после нашей встречи с Иден Зюскинд. Я не мог сделать тебе предложение раньше. Не хотел делать его до тех пор, пока не закончатся мои проблемы. Теперь для нас обоих все начинается заново. Занимай это свободное пространство, Эйбра, бери меня, бери все, что видишь.

— Вот как раз все это мы и возьмем. — И она снова прижалась губами к его губам в страстном поцелуе. — А потом мы сделаем еще больше.

На кольце блеснули последние лучи заходящего солнца, так же, как и когда-то раньше у многих женщин в долгой истории семейства Лэндонов.

Затем оно стало излучать более спокойное сияние, как когда-то в том железном сундуке, который волны выбросили на берег Виски Бич с потерпевшего кораблекрушение "Калипсо" вместе с его ловким капитаном.

Примечания

1

Приблизительно 183 см.

2

15–20 фунтов — около 7–9 кг.

3

Жавер — инспектор полиции, герой романа "Отверженные" В. Гюго.

4

Брюс Фредерик Спрингстин — американский рок- и фолк-музыкант, автор песен. Двадцатикратный лауреат премии "Грэмми", обладатель премии "Оскар" и "Золотой глобус" за лучшие песни к лентам "Филадельфия" и "Рестлер".

5

Джон Гришэм — американский писатель, автор бестселлеров ("юридических" триллеров).

6

"Сияние" — культовый фильм ужасов Стэнли Кубрика, снятый по мотивам одноименного романа Стивена Кинга.

7

Корпорация Amazon com Inc., являющаяся крупнейшим в мире интернет-ритейлером, славится своими огромными складами (в том числе подземными).

8

Около 2 метров в длину и 1 метр в глубину.

9

Эррол Лесли Томсон Флинн — знаменитый голливудский актер австралийского происхождения, кинозвезда и секс-символ 1930-1940-х гг. Прославился в амплуа отважных героев и благородных разбойников.

10

Имеется в виду роман Германа Мелвилла "Моби Дик", герой которого, Ахав, одержим идеей мести гигантскому белому киту. — Прим. перев.

11

Мисс Хэвишем — героиня романа Чарльза Диккенса "Большие надежды" (1860–1861). — Прим. перев.

12

Рундук Дэви Джонса (часто называют "сундук Дэви Джонса") — ни сленге британских моряков от XVII века до наших дней означает "могила моряка". Дэви Джонс — злой дух, которой упоминается в тексте пиратской песни "Пятнадцать человек на сундук мертвеца".

13

Зумба — танцевальная фитнес-программа. — Прим. перев.


на главную | моя полка | | Приданое Эсмеральды |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 2
Средний рейтинг 3.0 из 5



Оцените эту книгу