Книга: Рискованное дело



Рискованное дело

Нора Робертс

Рискованное дело

Глава 1

—Пожалуйста, осторожно! Прошу вас, смотрите под ноги. Спасибо! — Лиз взяла билет у загорелого отдыхающего в рубашке с пальмами и принялась терпеливо ждать, пока его жена не найдет свой билет в двух битком» набитых соломенных корзинках.

— Мейбл, надеюсь, ты его не потеряла. Ведь говорил же, отдай его мне!

—Ничего я не потеряла, — возмутилась жена, протягивая Лиз кусочек синего картона.

—Спасибо. Прошу всех занять свои места.

Туристы рассаживались еще несколько минут; наконец, Лиз тоже села.

—Дамы и господа, приветствую вас на борту «Фантазии»!

Стараясь не забыть о множестве вещей, которые необходимо контролировать одновременно, Лиз начала вступительную речь. Она рассеянно кивнула своему помощнику; тот отдал швартовы, не дожидаясь, пока она запустит двигатель. Заученные слова давались ей легко, без напряжения. Лиз покосилась на часы. Они отстают от графика уже на пятнадцать минут. Она бросила последний взгляд на пляж: на шезлонгах, словно жертвы, приносимые богу Солнца, уже растянулись отдыхающие, густо намазанные маслом от загара. Пора отправляться!

Катер слегка покачивался на волнах; выйдя из бухты, Лиз развернулась и, не прерывая рассказа, взяла курс на восток. Лиз могла бы управлять «Фантазией» даже с закрытыми глазами. Несмотря на ранний час, волосы ей ерошил легкий, но уже теплый ветерок. На горизонте показались безобидные пуховые облачка. Под кормой забурлила вспененная винтами вода. Море было синим, как и обещали путеводители. Хотя Лиз прожила на Косумеле уже десять лет, она по-прежнему ни в чем не была уверена на сто процентов — особенно в своих доходах. Ее заработки во многом зависели от местной погоды и массы сопутствующих обстоятельств. Вообще же островная жизнь заставляет подчиняться здешнему неспешному ритму, кажется, будто в мире больше нет никаких проблем.

У нее за спиной на мягких скамьях сидели восемнадцать отдыхающих. Они уже разглядывали сквозь прозрачное дно стаи рыб и кораллы и взволнованно переговаривались. Если и мучили их какие-то заботы, то сейчас они мигом улетучились.

— Мы направляемся к северной оконечности так называемого рифа Параисо, то есть Райского рифа, — плавно и привычно продолжала Лиз. — Глубина здесь — от десяти до пятнадцати метров; обзор превосходный. Вы увидите звездчатые кораллы и кораллы-мозговики, роговые кораллы, или горгонарии, и губки, а также косяки рыб-сержантов, или абудефдуфов, морских окуней и рыб-попугаев. Морского окуня не назовешь особенно красивым, зато он очень гибкий во всех отношениях — даже пол меняет. Все мальки, вылупившиеся из икринок, — самочки, после того как они откладывают икру, они становятся действующими самцами.

«Фантазия» встала на курс и пошла вперед, не сбавляя скорости. Лиз продолжала рассказывать о франтоватых рыбах-ангелах, о робких серебристых малоротых ронках и красивых, но опасных морских ежах. Попозже, когда они дойдут до рифа Паланкар, Лиз бросит якорь, и тогда туристы, которые решатся поплавать с маской и трубкой, вспомнят ее рассказы.

... Сколько уже раз она выходила на такие вот прогулки? Трудно сосчитать! Несмотря ни на что, ни сами прогулки, ни рассказы о морских обитателях ей не надоедали. Сейчас, как и всегда, сердце полнилось радостью при виде необъятной водной глади и синего неба. Послушно урчал двигатель. Катер с застекленным дном был ее собственностью; кроме «Фантазии», Лиз принадлежали еще два дайв-бота 1, катер для глубоководной рыбалки и одноэтажный дайвинг-центр из бетонных блоков на пляже. Она сдавала напрокат самое разное снаряжение для подводного плавания и глубоководной рыбалки. Свое дело Лиз создавала много лет подряд, упорно трудясь и не сдаваясь, даже когда приходилось бог знает как изворачиваться, чтобы расплатиться по огромным счетам, которые не покрывал тонкий ручеек доходов. И в конце концов она победила! Десять лет упорной борьбы — зато теперь у нее свое дело, которое приносит стабильный доход. Да, ей пришлось покинуть родину, оставить все привычное и знакомое, но это небольшая цена за душевное спокойствие.

Остров Косумель в Карибском море принадлежит Мексике. По сравнению с другими, более модными курортами, на Косумеле тихо и спокойно. Здешняя атмосфера очень способствует душевному равновесию. Теперь на Косумеле ее дом, самое главное место на земле. Здесь ее приняли и уважают. Никто из жителей острова не знает о том, через какие унижение и боль ей пришлось пройти до приезда в Мексику. Сама Лиз все реже вспоминает прошлое, хотя повод для воспоминаний, можно сказать, всегда с ней.

Вера! Лиз сразу улыбнулась, подумав о дочери. Вера смышленая и бойкая малышка... Осталось подождать еще полтора месяца. Вот закончится учебный год, и Вера приедет сюда на все летние каникулы.

Всякий раз, как на Лиз накатывало чувство одиночества, она убеждала себя в том, что отправила дочку в Хьюстон, к дедушке и бабушке, ради ее же блага. И пусть они с Верой долго не видятся, зато девочка получает хорошее образование. Для того-то Лиз трудилась, рисковала и боролась. У Веры должно быть все, на что она имеет право, все, что у нее было бы, если бы ее отец...

Лиз решительно тряхнула головой. Надо подумать о чем-нибудь другом. Она еще десять лет назад пообещала себе, что выбросит отца Веры из головы — как он вышвырнул ее из своей жизни. Да, она ошиблась в силу своих наивности и доверчивости, но давнишняя ошибка навсегда изменила ее жизнь. Зато теперь у нее есть Вера — и она любит ее больше всего на свете.

— Сейчас мы проходим над обломками самолета «Конвейр», рассчитанного на сорок пассажиров. Как видите, он перевернулся. — Лиз сбросила скорость, чтобы ее пассажиры успели разглядеть самолет, лежащий кверху брюхом, и плававших вокруг дайверов — «ранних пташек». Из их баллонов с воздушной смесью, словно маленькие серебряные диски, вверх поднимались пузырьки воздуха. — Никакой авиакатастрофы не было, — продолжала она. — Самолет затопили специально для кино — здесь часто снимают фильмы. Теперь он стал местной достопримечательностью и развлекает любителей подводного плавания.

Лиз напомнила себе о том, что тоже должна развлекать своих пассажиров. Когда она работает не одна, а с напарником, все намного проще. В одиночку же приходится и управлять «Фантазией», и снабжать отдыхающих интересными, но необременительными сведениями, и давать уроки дайвинга. Кроме того приходится то и дело пересчитывать пассажиров по головам — все ли на месте. Сегодня она ждала Джерри до последнего, но он так и не явился...

Прибавляя газу, Лиз негромко выругалась себе под нос. Дело не в том, что она боится лишней работы. Просто она считает, что отдыхающие, которые заплатили за увеселительную морскую прогулку, имеют право рассчитывать на самое лучшее, что она может им предложить. Зря она положилась на Джерри. А ведь могла бы взять с собой на «Фантазию» кого-нибудь другого! Сейчас двое ее работников управляются с дайв-ботом и еще двое обслуживают клиентов на берегу. Второй бот выходят в море в полдень, там команда укомплектована. И почему Джерри не объявился раньше? Лиз замечала: если Джерри на борту, женщины-пассажирки настолько очарованы им, что, скорее всего, даже не обращают внимания на морских обитателей, которые переплывают под застекленным дном.

Да и кто бросит в этих женщин камень? Лиз невольно улыбнулась. Не получи она в свое время прививку от мужчин как класса, она бы, возможно, тоже пала очередной жертвой Джерри. Трудно устоять против его мрачновато-нагловатого выражения лица, чуть раздвоенного подбородка и серых глаз с поволокой. К тому же у него гибкая, мускулистая фигура и язык без костей... С таким красавчиком ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности!

Но Лиз вовсе не потому взяла Джерри на неполный рабочий день и сдала ему комнату в своем доме. Лишние рабочие руки ей ой как нужны, да и прибыль растет... Деловая сметка подсказывала ей, что Джерри — тот еще ловкач. Она по опыту знала, что такой помощник часто бывает необходим. И вот вам пожалуйста — взял и не явился на работу... Она строго спросит с него, когда он объявится!

Вскоре Лиз забыла о Джерри. Вода, солнце и легкий ветерок замечательно развеивали все заботы и тревоги. Лиз продолжала увлеченно рассказывать о здешних морских обитателях. Когда-то она занималась океанологией, а многое узнала уже здесь, у воды Карибского моря. Время от времени пассажиры задавали ей вопросы или взволнованно вскрикивали, заметив под толстым стеклом что-нибудь интересное. Лиз охотно отвечала, поясняла и давала советы, избегая ненужных подробностей и наукообразия. Поскольку в числе пассажиров сегодня были три мексиканца, она дублировала свой рассказ на испанском языке. На сегодняшнюю прогулку отправились трое детей, поэтому Лиз старалась рассказывать поинтереснее и поживее.

Сложись все по-другому, она стала бы учительницей... Правда, Лиз давно уже отказалась от своей детской мечты и внушала себе, что из нее вышла замечательная бизнес-леди. У нее свое дело, весьма успешное. Она посмотрела вперед; на горизонте лениво плыли облака. На синей поверхности воды плясали яркие солнечные блики. Кораллы внизу напоминали старинные замки; горгонарии как 6удто махали им руками-отростками. Да, она сама выбрала, как жить, и ни о чем не жалеет.

Услышав женский крик, Лиз сбросила газ. И почти сразу послышался еще один крик. Сначала она подумала: наверное, увидели акулу — время от времени акулы заплывают в коралловые рифы.

Приготовившись успокаивать и утешать пассажиров, Лиз положила катер в дрейф и обернулась. Одна женщина рыдала, прильнув к мужу, еще одна крепко прижала к себе ребенка. Остальные как завороженные смотрели вниз, в огромную прозрачную амбразуру. Лиз сняла темные очки и спустилась на палубу.

—Прошу всех сохранять спокойствие. Уверяю вас, там внизу нет ничего такого, что угрожало бы вашей безопасности.

Турист с «Никоном» на шее и в оранжевом козырьке на лысеющей голове смерил ее суровым взглядом:

—Вы бы лучше полицию вызвали!

Лиз посмотрела вниз, в кристально прозрачную голубую воду, и сердце у нее екнуло. Она сразу поняла, почему Джерри сегодня не вышел на работу. Он лежал на белом песчаном дне, и грудь у него была обмотана якорной цепью.


Едва самолет остановился, Джонас выхватил из верхнего отсека сумку с ручной кладью и принялся нетерпеливо ждать, когда начнут выпускать пассажиров. Открылась дверь, и в салон хлынула струя горячего воздуха; послышался рев двигателей. Кивнув стюардессе, Джонас сбежал вниз по крутому металлическому трапу. У него не было ни времени, ни желания радоваться пальмам, буйству красок и сказочно голубому небу. Он целенаправленно шагал вперед, щурясь на солнце. В своем темном костюме и модном галстуке он походил на типичного бизнесмена — из тех, кто приезжает на Косумель не отдыхать, а работать. И хотя горе пригнуло его плечи, а в сердце кипел гнев, лицо напоминало невыразительную, холодную маску.

Аэропорт оказался маленьким и шумным. Американцы, приехавшие в отпуск, сбивались в хохочущие группки или растерянно бродили по залу. Хотя Джонас не говорил по-испански, он быстро прошел таможню и очутился в тесном и душном отсеке, отведенном под агентства по сдаче машин напрокат. Через пятнадцать минут после приземления Джонас вывел со стоянки малолитражку и помчался в город. Карту он сунул под солнцезащитный козырек. В машине было жарко, как в печке, — солнце било прямо в ветровое стекло.

Всего сутки назад Джонас сидел в своем просторном, изысканно обставленном кабинете с кондиционером. Он только что выиграл длинное и сложное дело, которое потребовало от него напряжения всех сил и массы дополнительной работы. Его клиента признали невиновным, хотя минимальный срок за преступление, в котором он обвинялся, составляет десять лет, Джонас получил гонорар и пылкие изъявления благодарности. Правда, от журналистов он постарался держаться подальше — насколько это возможно.

Джонас собирался впервые за полтора года поехать в отпуск. Он устал, но был доволен собой и уверенно смотрел в будущее. Две недели в Париже — отличная награда за то, что он много месяцев подряд работал по десять часов в день. Париж с его нестареющей красотой, прохладными парками, потрясающими музеями и несравненной кухней — вот что в точности подходило Джонасу Шарпу.

Когда ему позвонили из Мексики, он не сразу сообразил, в чем дело. Ответив, что у него действительно имеется брат по имени Джеремия, Джонас сразу подумал: наверное, у Джерри опять неприятности и придется платить залог, чтобы брата не посадили.

К концу разговора Джонас уже ни о чем не мог думать. Словно окаменев, он машинально отдавал распоряжения секретарше: аннулировать поездку в Париж и заказать билеты на Косумель — на завтра. Потом Джонас снял трубку, позвонил родителям и сообщил, что их сын умер.

В Мексику он прилетел на опознание. Потом предстояло увезти тело брата домой — где его похоронят. Джонаса снова захлестнула волна горя. И все же... то, что случилось, было неизбежно. Джерри всегда ходил по краю пропасти. Только сейчас он сделал шаг вперед... С детства Джерри постоянно становился источником неприятностей — несмотря на все свое обаяние. Он даже пошутил когда-то: Джонас, мол, специально стал адвокатом, чтобы вытаскивать брата из всяких передряг. Наверное, в каком-то смысле Джерри рассуждал логично.

Джерри всегда был выдумщиком, Джонас — реалистом. Джерри беззастенчиво ленился, Джонас считался трудоголиком. Они с братом — словно две стороны одной медали... были двумя сторонами одной медали.

К полицейскому участку городка Сан-Мигель Джонас подъехал в твердом убеждении, что половина его умерла.

Сцена в порту так и просилась на холст. На берегу отдыхали небольшие рыболовные суденышки. У причалов стояли огромные и какие-то самодовольные круизные лайнеры. Туристы в пестрых рубашках и коротеньких шортах прохаживались вдоль волнолома. Слышался плеск волн; пахло морем.

Джонас вылез из машины и направился в полицейский участок. Ему предстояло погрузиться в болото бумажной волокиты, которая всегда сопровождает насильственную смерть.

Капитан Моралас оказался энергичным и деловитым офицером; местный уроженец, он каждое происшествие на Косумель принимал близко к сердцу. Ему было под сорок; он ожидал рождения пятого ребенка. Он гордился своим постом, своим образованием и своей семьей — не всегда именно в таком порядке. По натуре он был человеком спокойным; он любил классическую музыку, а по субботам ходил в кино.

Поскольку Сан-Мигель — город портовый, изобилующий моряками в увольнении и отпускниками-туристами, Моралас был не понаслышке знаком со всевозможными неприятностями и человеческими пороками. И все же капитан гордился тем, что у него на острове процент серьезных преступлений один из самых низких по стране. Убийство американца не давало капитану покоя — примерно так же, как назойливая муха не дает покоя человеку, отдыхающему в кресле-качалке у себя на веранде. Не обязательно работать в большом городе, чтобы воспринимать убийство как личное оскорбление. На Косумеле нет места для организованной преступности!

Помимо всего прочего, капитан Моралас высоко ценил семью. Он знал, что такое любовь и горе, — хотя и соглашался с тем, что многие мужчины старательно скрывают и первое и второе. В прохладном, стерильном зале морга он не отходил от Джонаса. Хоть американец и выше его на голову, он какой-то вялый и бледный...

— Это ваш брат, мистер Шарп? — В сущности, спрашивать и не требовалось.

Джонас не отрываясь смотрел на вторую сторону своей медали.

—Да.

Повисла пауза. Моралас тактично отошел, оставив Джонаса наедине с покойным братом.

Этого не может быть! Джонас мог бы простоять здесь, вглядываясь в лицо брата, много часов подряд — и все равно не поверить в реальность происходящего. Да, Джерри всегда искал обходные пути, всегда гонялся за легкой наживой и частенько добивался своего не совсем законными средствами. Но он всегда был таким жизнерадостным! Джонас медленно дотянулся рукой до руки брата. Теперь она стала холодной, тяжелой, безжизненной, и тут ничего не поделаешь; как бы он ни старался, на какие бы тайные пружины ни нажимал, Джерри не воскресишь. Джонас так же медленно убрал руку. Ему не верилось, что такое возможно, — и тем не менее его брата больше нет.

Моралас подал знак служителю, а Джонасу сказал:

—Примите мои соболезнования.

Джонас покачал головой. Череп его словно пилили тупым ножом. Он решил притупить боль холодом:

Капитан, кто убил моего брата?



Не знаю. Ведется следствие.

У вас есть какие-нибудь зацепки? Моралас развел руками и зашагал к выходу.

—Мистер Шарп, ваш брат пробыл на Косумеле всего три недели. Сейчас мы допрашиваем всех, кто с ним общался. — Он открыл дверь и вышел на улицу, вдохнув полной грудью свежий воздух, напоенный ароматом цветов. Американец, вышедший из морга следом за ним, как будто не заметил разницы. — Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы найти убийцу вашего брата.

Ярость, которую Джонас долго сдерживал, выплеснулась наружу.

—Я вас не знаю. — Недрогнувшей рукой он достал сигарету и, поднеся к ней зажигалку, с прищуром посмотрел на Мораласа. — А вы не знали Джерри.

Моралас не отвел взгляда.

Здесь моя родина. Если убийца на острове, я его найду,

Он профессионал. — Джонас выпустил струю дыма; ветра не было, и дым не отнесло в сторону. — Надеюсь, вы это тоже понимаете?

Моралас решил пока не отвечать. Вначале нужно кое-что узнать о самом покойном, Джеремии Шарпе.

—Мистер Шарп, вашего брата застрелили; мы выясняем, кто его убил, как и за что. Вы можете помочь мне, предоставив некоторые сведения.

Джонас довольно долго смотрел на дверь — за ней лестница, ведущая вниз. Пройдя по коридору, можно попасть к трупу брата.

—Мне надо пройтись, — прошептал он.

Моралас молчал. Они пересекли газон, вышли на шоссе. Какое-то время оба молча брели вдоль моря.

Зачем ваш брат прилетел на Косумель?

Не знаю. — Джонас затянулся сигаретой, докурив ее до фильтра. — Джерри любил пальмы.

—Чем он занимался? Где работал?

Хмыкнув, Джонас раздавил тлеющий окурок ногой. На поверхности воды плясали бриллиантовые солнечные блики. .

Джерри любил называть себя свободным художником. Он нигде подолгу не задерживался. — И доставлял Джонасу столько же огорчений, сколько и радости. Джонас мрачно посмотрел на воду, вспоминая, сколько у них с братом было общего и как часто они спорили. — Джерри часто переезжал с места на место и менял работу. Насколько я знаю, в последнее время он давал уроки подводного плавания.

Да, — кивнул Моралас. — Он работал в дайвинг-центре «Черный коралл», у Элизабет Палмер. Устроился к ней на полставки.

Палмер? — Джонас отвлекся от воды. — Женщина, с которой он жил?

—Мисс Палмер сдала вашему брату комнату, — сухо уточнил Моралас. — Кроме того, она, в числе других, обнаружила труп вашего брата. Она оказала нам всяческое содействие.

Джонас поджал губы. Что там говорил Джонас в коротком телефонном разговоре, который состоялся несколько недель назад? Он назвал Лиз Палмер «красоткой, которая печет вкусные тортильи». Джонас тогда решил, что Лиз Палмер — очередная подружка Джерри, с которой тот развлекается и набирается сил перед очередным этапом охоты за крупным кушем.

Мне нужен ее адрес. — В ответ на спокойный взгляд капитана он пояснил: — У нее наверняка остались вещи брата.

Да. Кое-какие его личные вещи у меня в кабинете все, что нашли при нем. Если хотите, забирайте их и то, что осталось у мисс Палмер. Мы их уже осмотрели.

Джонас почувствовал, что гнев снова вырывается наружу, и постарался взять себя в руки.

Когда можно забрать тело?

Сегодня же постараюсь закончить с документами. Вам придется подписать протокол опознания. — Капитан увидел, как напряглось лицо американца, и ему снова стало жаль его. — Еще раз примите мои соболезнования.

Джонас сухо кивнул:

—Давайте поскорее покончим с этим.


Лиз вошла в дом. Как только за ней захлопнулась дверь, она щелкнула выключателем, и завертелись лопасти двух потолочных вентиляторов. Пока ей достаточно и их тихого шелеста, чтобы не чувствовать себя одинокой. Вот уже целые сутки ее мучает тупая головная боль — как будто кто-то упорно долбит молотком в правый висок. Она пошла в ванную и, перед тем как встать под душ, приняла две таблетки аспирина.

Она снова выходила в море на катере с прозрачным дном. Хотя до начала летнего сезона еще далеко, клиенты выстраиваются в очередь — сегодня двенадцати пришлось отказать. Не каждый день у берегов острова находят труп! Любопытные валят к ней валом. Прямо извращение какое-то, думала Лиз, раздеваясь и вставая под холодный душ. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем ей перестанет мерещиться Джерри — под водой, на песчаном дне?

Хотя с Джерри она познакомилась не очень давно, общаться с ним было просто и весело. Он жил в комнате ее дочери и столовался у нее на кухне. Закрыв глаза, Лиз наслаждалась прохладной водой. Скорее бы головная боль прошла! Наверное, ей полегчает, когда полиция закончит следствие. Ей пришлось тяжело, очень тяжело, когда к ней в дом нагрянули стражи порядка. Они долго рылись в вещах Джерри. И долго допрашивали ее.

Что ей известно о Джерри Шарпе? Он американец, парень не промах и дамский угодник. Все его качества ей очень пригодились: он обучал новичков нырять с аквалангом и часто вместе с ней выходил в море. Лиз считала его безобидным — пусть он красавчик и любит женщин, но уж очень ленив. Вечно мечтал разбогатеть — провернуть какое-нибудь дельце, которое принесет ему миллионы. Лиз считала, что Джерри просто сотрясает воздух. Разбогатеть можно только после многих лет упорного труда — или получив наследство.

Когда Джерри говорил о будущем богатстве, у него загорались глаза, а улыбка делалась просто неотразимой. Будь сама Лиз фантазеркой, она бы, может, ему и поверила. Но мечты — для молодых и глупых. С сожалением вздохнув, Лиз подумала: Джерри Шарп был и молодым, и глупым.

А теперь его нет, и все, что от него осталось, свалено в дочкиной комнате. Выключив воду, Лиз решила: надо собрать все его пожитки и отнести в полицию. Она спросит капитана Мораласа, что с ними делать: Наверняка родственники захотят забрать все, что после него осталось. Как-то Джерри рассказал ей, что у него есть брат, которого он шутливо и ласково назвал «занудой». Самого Джерри можно было назвать как угодно, только не занудой.

Войдя в спальню, Лиз накрутила на голову полотенце. Она вспомнила, как Джерри пытался влезть к ней в постель через несколько дней после того, как поселился у нее. Бойкий язык, ласковые руки... Хотя он прижал ее к двери и успел поцеловать перед тем, как она вывернулась, отделаться от него не составило для Лиз никакого труда. Джерри совершенно спокойно отнесся к ее отказу, и позже в их отношениях никакой напряженности не наблюдалось.

Откровенно говоря, Джерри Шарп был приветливым и удобным в общении — разве что постоянно мечтал разбогатеть. Лиз уже не в первый раз задумалась: не мечты ли о богатстве довели его до гибели?

Чтобы отогнать тяжелые мысли, Лиз решила заняться делом. Она уложит все пожитки Джерри в чемодан и отнесет в полицию.

Занятие нагнало на нее ужас. Она сразу поняла, что зря взялась за вещи Джерри. Она сама была по натуре довольно замкнутой. Невольно вторгнувшись в жизнь другого человека, она почувствовала себя не в своей тарелке. Стараясь вообще ни о чем не думать, Лиз сложила коричневую футболку с горделивой надписью, свидетельствовавшей о том, что ее обладатель совершил пеший поход по Большому каньону. И все время, сама того не желая, она живо представляла себе Джерри, который шутил, что спит с куклой из коллекции Веры. Он починил в комнате окно, которое плохо открывалось, а получив первую зарплату, приготовил паэлью.

Неожиданно по лицу Лиз потекли слезы. Джерри был таким живым, таким молодым и так беззаветно верил в себя! Они были знакомы очень мало, и назвать его другом Лиз не могла, и все же Джерри какое-то время спал в комнате ее дочери и держал свои вещи в ящиках ее комода.

Теперь Лиз жалела, что часто слушала его россказни вполуха, держалась с Джерри суховато и начальственно. Как-то он пригласил ее выпить, но она отказалась, потому что ей предстояло сводить баланс. Какой же она оказалась черствой, бездушной! Удели она ему тогда всего час своей жизни, она бы, возможно, поняла, кто он такой, откуда приехал и почему умер.

Услышав стук в дверь, Лиз вытерла лицо руками. Глупо плакать, ведь слезами горю не поможешь. Джерри Шарпа больше нет, и она тут совершенно ни при чем.

Утираясь на ходу, она направилась к двери. Головная боль немного утихла. Лиз решила, что лучше всего сейчас же позвонить Мораласу. Пусть пришлет кого-нибудь за вещами. Открывая дверь, она повторяла себе: она тут совершенно ни при чем.

На секунду она замерла на пороге с открытым ртом. Футболка, которую она, сама того не замечая, по-прежнему держала в руках, упала на пол. Пошатнувшись, она сделала шаг назад. Закружилась голова; в глазах потемнело. Ей притаилось поморгать, чтобы снова обрести способность видеть четко. Мужчина, стоящий на пороге, метнул на нее осуждающий взгляд.

Дж... Джерри... — с трудом проговорила она и едва не закричала, когда он шагнул вперед.

Элизабет Палмер?

Ошеломленная Лиз машинально покачала головой. Она не считала себя суеверной. Правда, на чисто практическом уровне она верила в принцип «что посеешь, то и пожнешь». И вот она у себя дома — и к ней явился покойный Джерри Шарп!

До ее слуха донеслись слова:

Вы Лиз Палмер?

Я ведь тебя видела... — произнесла она, но собственный голос показался ей чужим. Она не могла отвести взгляда от его лица. Дерзкий взгляд серых с поволокой глаз, черные брови вразлет, чуть раздвоенный подбородок... Такое лицо сразу наводит на мысль о риске — и с таким любая женщина не прочь рискнуть... — Кто вы такой?

—Джонас Шарп. Джерри был моим братом. Мы близнецы.

Поняв, что у нее дрожат колени, Лиз поспешила сесть. Разумеется, он не Джерри, твердила она себе, пытаясь успокоиться. Волосы такие же темные и густые, но стрижка аккуратная, а не вечно нечесаная грива, как у Джерри. Лицо такое же красивое, и черты так же резко высечены, но у Джерри она ни разу не видела такого угрюмого и холодного выражения. Да и дорогой костюм незваный гость носил так, словно родился в нем. Его поза выдавала сдерживаемую страсть и раздражение. Прошла секунда, всего секунда, прежде чем ее гнев вырвался наружу.

Вы нарочно! — Лиз вытерла влажные ладони о колени. — Зачем вы меня напугали? Вы ведь знали, что я подумаю, когда открою дверь!

Я рассчитывал на такую реакцию.

Она откинула голову назад и сделала глубокий вдох, восстанавливая дыхание.

—Вы подонок, мистер Шарп!

Впервые за много времени уголки его рта дернулись, словно в едва заметной улыбке.

—Можно мне присесть?

Лиз махнула рукой в сторону стула.

—Что вам нужно?

— Я приехал за вещами Джерри. Кроме того, мне нужно с вами поговорить.

Усевшись, Джонас не спеша огляделся по сторонам. Он озирался не вежливо и сдержанно, как гость, впервые оказавшийся в чужом доме, а цепко, пытливо. Внимательно изучал владения Лиз Палмер. Гостиная в ее доме маленькая, не больше его кабинета. Сам он предпочитал приглушенные оттенки и четкие линии. Лиз Палмер, видимо, питала слабость к ярким, контрастным цветам и всяким безделушкам. На стенах висели маски древних майя; на полу лежали коврики различных размеров и оттенков. Через прорези в красных жалюзи проникали полосы солнечного света, уже начавшего бледнеть. Посреди стола на плетеной подставке стояла большая синяя керамическая ваза с цветами; правда лепестки уже начали опадать. Полировку на столешнице закрывал тонкий слой пыли.

Потрясение, от которого у нее все внутри перевернулось, мало-помалу проходило. Он не спеша озирался по сторонам, а Лиз смотрела на него. Зеркальное отражение Джерри! А разве у зеркального отражения не противоположный заряд? С таким, как Джонас Шарп, видимо, жить не очень-то весело Лиз ужасно захотелось прогнать его, выпроводить быстро и навсегда. Пришлось урезонить себя: К чему горячиться? Он всего-навсего мужчина и к ней никакого отношения не имеет. К тому же он совсем недавно потерял брата.

— Примите мои соболезнования, мистер Шарп. Вам сейчас очень тяжело.

Он так молниеносно перевел на нее взгляд, что внутри у нее снова что-то екнуло. Она почти не замечала, как пристально он разглядывает ее гостиную, но столь же внимательное изучение ее самой не могло оставить ее безучастной.

Элизабет Палмер оказалась совсем не такой, какой Джон ас ее себе представлял. Лицо худое и какое-то угловатое — широкие скулы, длинный узкий нос, заостренный подбородок. Явно не красавица, но чем-то притягивает — невозможно оторваться. Должно быть, все дело в глазах, глубоко посаженных, темно-карих, слегка раскосых. А может, в губах — полных и вместе с тем трогательных. Широкую рубашку можно было обернуть вокруг нее несколько раз. Незакрытыми остались длинные загорелее ноги. Руки, лежащие на подлокотниках кресла, маленькие, узкие. Ни одного кольца. Джонасу казалось, что вкусы брата он знает, как свои собственные. Лиз Палмер явно не во вкусе Джерри, который питал слабость к шумным и броским красоткам. Она и не во вкусе самого Джонаса — он предпочитает изящных интеллектуалок.

И все же Джерри с ней жил. Джонас посмотрел на Элизабет Палмер исподлобья. Не сказать, чтобы она так уж убивалась по своему любовнику!

— И вам тоже.

От его пристального взгляда Лиз пробила дрожь. Он рассматривает ее не так, как обычно рассматривают незнакомого человека. Под его взглядом она показалась себе экспонатом в музее, на который наклеили ярлык и собираются поместить под стекло для дальнейшего изучения. Она старалась напомнить себе, что горе у разных людей принимает разные формы.

Джерри был славным человеком. Нелегко...

Как вы с ним познакомились?

После того как мужчина грубо оборвал ее, Лиз расправила плечи. Раз он не нуждается в сочувствии — что ж, она не будет его предлагать. Если брату погибшего нужны только факты, он их получит.

—Несколько недель назад он пришел ко мне в центр. Он интересовался дайвингом.

—Дайвингом? — вежливо удивился Джонас, хотя глаза у него оставались холодными.

—У меня небольшой дайвинг-центр на пляже — прокатное снаряжение, морские прогулки, школа подводного плавания. Джерри искал работу. Поскольку в своем деле он разбирался, я его наняла. Он работал матросом на катерах, обучал туристов дайвингу и тому подобное.

Джонас вспоминал последний телефонный разговор с братом. Джерри ни разу не обмолвился, что зарабатывает на жизнь уроками подводного плавания. Отец взахлеб рассказывал о каком-то «крупном дельце», которое у него «на мази». Большие деньги, звездный час.

— Он не выкупил у вас долю предприятия? Не стал вашим партнером?

На лице у Лиз появилось странное выражение. Джонас так и не понял, что это: гордость, презрение или насмешка.

Мистер Шарп, партнеров я не привлекаю. Джерри работал на меня, вот и все.

Все? — Незваный гость снова выразил удивление, — Он ведь у вас жил.

Лиз прекрасно поняла, на что он намекает. Ей уже пришлось отвечать на похожие вопросы полицейских. Она решила, что ответила на все вопросы и уделила Джонасу Шарпу достаточно своего времени.

—Вещи Джерри здесь. — Встав, она направилась к комнате Веры и встала на пороге, ожидая, что Джонас к ней подойдет. Я только начала складывать их. Наверное, вам захочется разобрать их самому. Не торопитесь.

Она собралась отойти, но Джонас взял ее за плечо. Он смотрел не на нее, а в комнату с розовыми стенами и кружевными занавесками на окнах, с полками, заставленными куклами и мягкими игрушками. Вещи Джерри были кое-как набросаны на спинке крашеного белого стула и на цветастом покрывале. Джонаса снова кольнула боль.

Это все? — Все, что осталось от брата...

Я еще не смотрела в комоде и в платяном шкафу. Но полицейские обыскали все. — Внезапно на нее навалилась огромная усталость. Она сняла полотенце с головы. После того как по плечам рассыпались темно-русые, еще влажные волосы, ее лицо показалось Джонасу еще более нервным.

Я ничего не знаю ни о личной жизни Джерри, ни о его личных вещах. Это комната моей дочери. — Она повернула голову, и их глаза встретились. — Сейчас ее здесь нет; она учится в школе. Джерри спал вон там. — Лиз вышла, оставив его одного.

На то, чтобы собрать вещи Джерри, у Джонаса ушло двадцать минут. Брат путешествовал налегке. Джонас вынес чемодан в гостиную и принялся бродить по дому. Жилище Элизабет Палмер оказалось совсем небольшим. В предвечерних сумерках он осмотрел вторую спальню. Здесь царил полумрак, только на кровати из ротанга виднелось что-то оранжевое. Рядом с кроватью стоял письменный стол, заваленный папками и бумагами. Здесь пахло пудрой и специями. Выйдя, Джонас направился на кухню, туда, где находилась Лиз.

Когда его ноздри уловили аромат кофе, Джонас вспомнил, что с утра ничего не ел. Не оборачиваясь, Лиз налила вторую чашку. Ей не нужно было ничего говорить — она и так поняла, что он здесь. Вряд ли ему вообще нужно объявлять о своем приходе.



—Со сливками?

Джонас провел рукой по волосам. Ему показалось, будто он вошел в чужой сой.

—Нет, черный.

Лиз обернулась с чашкой в руке и невольно вздрогнула. Кофе расплескался.

Извините — прошептала она, протягивая ему свою чашку. — Вы так похожи...

Вас это смущает?

Лишает присутствия духа.

Джонас отпил кофе, в голове немного прояснилось.

—Вы не были влюблены в Джерри.

Лиз смерила его удивленным взглядом. Она уже поняла, что Джонас Шарп считает ее любовницей своего брата, но не думала, что он продолжит допрос.

Мы с ним были знакомы всего несколько недель. — Она вдруг рассмеялась, вспомнив другое время и другую жизнь. — Нет, я не была влюблена в него. Нас объединяли сугубо деловые отношения, хотя по-человечески он мне нравился. Он был очень самоуверенный, прекрасно сознавал всю силу своего обаяния. Пока он у меня работал, от туристок отбою не было... Да, Джерри был тот еще жук, — пробормотала она и, опомнившись, испуганно добавила: — Извините.

Ничего.

Джонас невольно шагнул к ней. Лиз Палмер высокая — ростам почти с него. От нее пахнет пудрой, хотя на лице ни следа косметики. Он снова подумал: Лиз Палмер совсем не во вкусе Джерри. Но глаза...

Именно таким и был мой брат.

Среди моих знакомых всякие попадаются, — невозмутимо, ровным тоном продолжала Лиз. — Обаятельных хватает, но таких безобидных и добрых, как ваш брат, я встречала редко. Джерри... был славный. Надеюсь, что... в общем, тех, кто это сделал, найдут.

Она увидела, как его серые глаза словно подернулись льдом. Внутри у нее что-то дрогнуло, и она напомнила себе, что холод часто бывает опаснее жара.

—Непременно найдут. Возможно, мне понадобится еще раз поговорить с вами.

Просьба казалась достаточно простой, но ей почему-то трудно было согласиться. Ей не хотелось больше с ним разговаривать и вообще каким-то образом быть причастной к этому делу.

Больше мне нечего вам сообщить.

Джерри жил у вас в доме, работал на вас.

Я ничего не знаю! — Лиз отвернулась к окну и невольно повысила голос. Ей надоели расспросы, надоели зеваки на пляже, которые тычут в нее пальцами: смотрите, смотрите, она нашла труп! Ей надоело, что жизнь ее перевернула гибель человека, которого она почти не знала. И еще ее раздражает сам Джонас Шарп. Такой, если ему что-то надо, ни перед чем не остановится. — В полиции меня допрашивали несколько раз; им я сказала то же самое. Джерри у меня работал. Мы с ним виделись по нескольку часов в день. Не знаю, куда он уходил по вечерам, с кем встречался, чем занимался в свое свободное время. Какое мне дело? Главное — чтобы он вовремя платил мне за комнату и выходил на работу. — Она оглянулась на Шарпа; на ее лице появилось решительное выражение. — Мне жаль вашего брата; я очень вам сочувствую. — Но я тут ни при чем.

Джонас заметил, что она то сжимает, то разжимает кулаки. Он догадался, что она чего-то боится, но истолковал это по-своему.

—У меня другое мнение, миссис Палмер.

—Мисс Палмер, — поправила Лиз, и Джонас медленно кивнул, запоминая. — Я ничем не могу вам помочь.

—Мы ничего не выясним, пока не поговорим.

—Хорошо. Я не буду вам помогать.

Он потянулся за бумажником.

—Джерри остался вам должен за комнату?

Его слова ударили ее, словно пощечина. Глаза, которые только что были добрыми и грустными, гневно сверкнули.

—Он ничего мне не должен — как и вы. Если вы уже допили кофе...

Джонас поставил чашку на стол.

—Да, допил. Пока у меня все. — Он в последний раз внимательно осмотрел ее и снова подумал: она совсем не во вкусе Джерри — и не в его вкусе. И все же ей придется кое-что усвоить. Если понадобится использовать ее, чтобы все выяснить, он это сделает. Спокойной ночи.

Лиз не двинулась с места, пока не услышала, как хлопнула дверь. Потом она закрыла глаза и снова напомнила себе: она тут совершенно ни при чем. Перед глазами возникла яркая картинка: Джерри на морском дне. Потом картину сменила другая: Джонас Шарп, в чьих глазах отпечаталось горе.

Глава 2

Работа в дайвинг-центре считалась у Лиз почти равносильной выходному. Роскошь взять настоящий выходной, отдыхать и от магазина, и от выходов в море с туристами она позволяла себе редко, только когда Вера приезжала домой на каникулы. Сегодня вся ее крошечная флотилия вышла в море без нее — она позволила себе такую поблажку. В дайвинг-центре она управится и сама. Побудет одна. К полудню все серьезные клиенты уже успели запастись баллонами; дальше посетители наверняка будут заходить лишь от случая к случаю. В оставшиеся до закрытия несколько часов Лиз решила осмотреть снаряжение и произвести учет.

Дайвинг-центр сложен из серых шлакобетонных блоков. Время от времени Лиз собиралась покрасить здание снаружи, но потом передумывала: к чему лишние расходы? Она выгородила себе в подсобке угол, который почти в шутку называла своим кабинетом. В угол с трудом втиснулись старый стальной письменный стол и стул на колесиках. Остальное пространство загромождало оборудование для дайвинга: что-то лежало на полу, что-то было сложено на полках или висело на крючках. И хотя на столешнице зияла зазубрина величиной с мужскую стопу, снаряжение у Лиз было высшего сорта и в безупречном состоянии.

Маски, ласты, баллоны с дыхательной смесью и трубки можно было взять напрокат по отдельности или в любом сочетании. Лиз давно поняла: чем шире выбор, тем легче подобрать снаряжение и «приручить» клиента, который захочет и дальше иметь дело только с ней. Снаряжение — краеугольный камень ее бизнеса. Рядом с широким проемом, закрывавшимся только на ночь массивными рольставнями, Лиз выставила рекламный щит с перечнем всего, что предлагалось напрокат в «Черном коралле». Кроме того, на двух языках — английском и испанском — внимание отдыхающих привлекалось к услугам и ценам.

Восемь лет назад, когда Лиз только начинала собственное дело, она закупила баллонов и гидрокостюмов на двенадцать дайверов. На покупку ушли все ее деньги до последнего гроша — все, что Маркус тогда дал заплаканной девчонке, беременной от него. Девчонка быстро повзрослела. Теперь она в состоянии экипировать с головы до ног полсотни аквалангистов, сотню любителей сноркелинга 2, подводных фотографов, туристов, которые желают весело провести день на воде, и убежденных сторонников подводной охоты.

Потом она рискнула купить свое первое судно — дайв-бот, который окрестила «Верой», в честь дочери. В восемнадцать лет, одинокая, испуганная, она обещала себе: у ребенка, которого она носит под сердцем, будет все самое лучшее. Прошло десять лет; свое обещание Лиз сдержала.

Более того, остров, на который она бежала, стал для нее домом. Здесь ее знают, уважают, на нее рассчитывают. Глядя на синее море и на просторные пляжи, усыпанные белым песком, она больше не тосковала по Хьюстону и по красивому дому, окруженному ухоженным газоном и цветами. Она больше не вспоминала едва начатую учебу в университете и не жалела, что не получила профессию, о которой когда-то мечтала. Она перестала страдать из-за мужчины, которому не нужна была ни она, ни их общий ребенок. Назад она ни за что не вернется. Зато для Веры все пути открыты. Вера будет говорить по-французски, носить шелковые платья, разбираться в винах и музыке. Однажды Вера вернется и, сама того не зная, станет на равных общаться со своими двоюродными братьями и сестрами.

Вот о чем мечтала Лиз, наполняя баллоны дыхательной смесью. Она хотела, чтобы ее дочь принимали повсюду так же легко, как когда-то легко отвергли ее саму. Дело не в мести, а в справедливости.

— Как дела, барышня?

Лиз, сидящая на корточках у дальней стены, развернулась и прищурилась на солнце. Проем заполнила внушительная фигура, обтянутая черно-красным мокрым гидрокостюмом. Она сразу узнала полнощекое лицо, в углу рта, как всегда, торчала сигара.

Мистер Эмбакл! А я думала, вы уже уехали!

Смотался на несколько дней в Канкун... Ерунда! Здесь дайвинг лучше.

Улыбнувшись она встала и направилась к проему. Эмбакл принадлежал к числу постоянных клиентов. Он прилетал на Косумель два-три раза в год и всегда брал напрокат много баллонов.

—Насчет дайвинга я совершенно с вами согласна. Ну а руины вы видели?

—Жена потащила меня в Тулум 3. — Эмбакл дернул плечами и, выпучив водянистые голубые глазки, расплылся в улыбке. — Уж лучше погрузиться на десять метров под воду, чем целый день лазить по камням! Немножко поплавал там с маской и ластами. Но стоило ли лететь из самого Далласа только ради того, чтобы поплескаться в водичке? Вот, задумал ночное погружение.

Лиз широко улыбнулась, отчего глаза, обычно настороженные, сразу сделались мягче и доступнее.

Сейчас снаряжу вас по полной программе. Сколько еще вы у нас пробудете? — спросила она, осматривая подводный фонарь.

Недельки две. Полезно бывает иногда оторвать зад от письменного стола!

Вот именно. — Лиз часто благодарила судьбу за то, что многие жители Техаса, Луизианы и Флориды ощущали потребность куда-то уехать.

Говорят, пока мы в Канкуне лазили по скалам, у вас тут кое-что случилось.

Лиз понимала, что обязана ответить вежливо, но по спине у нее пробежал холодок. Улыбка увяла, на лице появилось отстраненное выражение.

—Д-да... убили американца.

—Жена прямо сама не своя. Я с трудом уговорил ее вернуться. Вы знали убитого?

Нет, не знала, подумала Лиз. Во всяком случае, знала не так хорошо, как следовало. Чтобы чем-то занять руки, она придвинула к себе бланк и начала его заполнять.

Вообще-то знала. Одно время он даже у меня работал.

Да что вы говорите?! — Водянисто-голубые глазки Эмбакла на миг сверкнули. Лиз решила, что и к этому пора бы уже привыкнуть.

Может быть, и вы его вспомните. Он был в команде на катере, когда вы с женой в последний раз выходили в море.

Нет, серьезно? — Эмбакл нахмурился и принялся жевать сигару. — Такой красавчик — как бишь его — Джонни, Джерри... — вспомнил он. — Моя старушка хохотала не переставая...

Да, он самый.

Жалко, — проворчал Эмбакл, но на лице у него появилось довольное выражение: оказывается, он знал убитого! — Такой улыбчивый, такой жизнерадостный...

Да, мне тоже очень жаль. — Лиз вынесла баллоны с воздухом и поставила на крыльцо. — Вы поосторожнее с ними, мистер Эмбакл.

И еще камеру, барышня. Хочу заснять кальмаров. Ну и уроды же!

Удивленная Лиз сняла с полки камеру и вписала ее в бланк. Посмотрела на часы, отметила время и протянула бланк Эмбаклу на подпись. Расписавшись, он протянул залог. Хороший клиент — всегда платит наличными, да еще в долларах.

Спасибо. С возвращением, мистер Эмбакл!

Меня отсюда ничем не выманишь, барышня! — Крякнув и охнув, Эмбакл взвалил баллоны на плечи. Лиз посмотрела ему вслед и принялась заполнять квитанцию. Потом отперла кассу и положила деньги на место.

Дела идут неплохо.

Вздрогнув от неожиданности, Лиз вскинула голову и увидела Джонаса Шарпа.

Больше она ни за что не спутает его с Джерри — хотя сегодня его глаза спрятаны за темными очками, а вместо делового костюма на нем шорты и открытая рубашка. На шее длинная золотая цепочка, на которой болтается монетка. Лиз вспомнила: точно такой же медальон носил и Джерри. Но благодаря манере держаться Джонас казался выше ростом, а суровое выражение лица подсказывало: общаться с ним совсем непросто.

Поскольку Лиз не верила в дипломатический обмен любезностями, она заперла кассу и принялась осматривать ремешки и карабины у масок. В ее дайвинг-центре ничего неисправного быть не должно.

Не ожидала, что снова вас увижу.

И напрасно. — Джонас не сводил с нее глаз. Сегодня она показалась ему крепче — не такой хрупкой, как неделю назад. Глаза холодные, голос отстраненный. Что ж, тем легче будет договориться о том, за чем он сюда явился. — У вас на Косумеле определенная репутация.

Лиз сняла с полки очередную маску и не спеша посмотрела на него через плечо.

В самом деле?

Я проверил, — просто пояснил Джонас. — Вы живете здесь десять лет. Построили свой дайвинг-центр, можно сказать, собственными руками и стали одной из самых преуспевающих здешних предпринимательниц.

Она тщательно осмотрела маску, которую держала в руке.

Может, хотите взять что-нибудь напрокат, мистер Шарп? Рекомендую поплавать с маской и трубкой. Здешний коралловый риф — второй по величине в мире...

Да, наверное. Но я предпочитаю погружаться с аквалангом.

Отлично. Я дам вам все, что захотите. — Лиз положила маску на место и взяла другую. — Чтобы заниматься дайвингом в Мексике, никакого сертификата не требуется. И все же рекомендую перед первым погружением взять несколько уроков. Мы предлагаем два вида курсов — индивидуальные и групповые.

Джонас впервые улыбнулся; благодаря его неспешной улыбке лицо сразу сделалось привлекательнее, потому что исчезли жесткие складки в углах рта.

Спасибо, возможно, я и воспользуюсь вашим предложением. Кстати, когда вы закрываетесь?

Как только подготовлюсь к закрытию. — Улыбка невольно влекла ее к нему. Лиз поняла, что не должна поддаваться. Поэтому она повернулась к незваному гостю боком и смерила его почти презрительным взглядом. — Мистер Шарп здесь, на Косумеле, не принято работать строго с девяти до пяти. Если вы не хотите ничего взять напрокат или записаться на прогулку... прошу меня извинить.

Он нагнулся и накрыл ее руки своими.

—Я приехал сюда не для морских прогулок. Давайте сегодня поужинаем вместе.., заодно и поговорим.

Не пытаясь высвободиться, Лиз посмотрела на Джонаса в упор. Она давно поняла: если хочешь добиться успеха в делах, надо в любом положении оставаться безукоризненно вежливой.

Нет, спасибо.

Тогда, может, просто выпьем?

Нет.

Мисс Палмер... — Среди коллег и клиентов Джонас славился своей неумолимей, бесконечной выдержкой. Он давно понял, что выдержка — отличное оружие, как в зале суда, так и вне его. Но сейчас, с Лиз, он едва удерживался, чтобы не выйти из себя. — До сих пор я так и не выяснил ничего существенного, а полиция, похоже, и вовсе мышей не ловит. Мне нужна ваша помощь.

На сей раз Лиз все-таки выдернула руки. Нет, он не заставит ее подчиниться — ни проникновенными словами, ни пламенными взглядами. У нее своя жизнь, свое дело и, самое главное, дочь, которая через несколько недель приедет домой.

—Извините, но я не желаю вмешиваться не в свое дело. И даже если бы я хотела вам помочь, сказать мне нечего.

Значит, тем более вы ничего не теряете, поговорив со мной.

Мистер Шарп! — В отличие от него Лиз выдержкой не отличалась. — У меня очень мало свободного времени. То, чем я занимаюсь, — не каприз и не забава, а тяжелый труд. Если иногда по вечерам мне удается выкроить пару свободных часов, то вовсе не для того, чтобы вести пустые разговоры. А теперь, если позволите...

Она уже хотела выпроводить его, как вдруг с пляжа прибежал мальчик в плавках, намазанный лосьоном для загара. Протянув ей мятую двадцатку, он попросил два комплекта масок, трубок и ласт — для себя и брата. Пока Лиз еще раз проверяла снаряжение, мальчишка засыпал ее взволнованными вопросами на испанском. Увидят ли они акул? Взяв деньги и выдав снаряжение, Лиз очень серьезно ответила:

Хотя акулы на рифе не живут, время от времени они сюда заплывают. — У мальчишки загорелись глаза. — Зато вы точно увидите рыб-попугаев — вот таких. — Она развела руки в стороны, демонстрируя размер рыбы. — А если захватите с собой хлебных крошек или сухарей, то приманите рыб-сержантов. Они будут плыть за вами целыми косякам и, так близко, что сможете их потрогать.

Они кусаются?

Лиз широко улыбнулась:

— Они кусают только хлебные крошки. Ас Поз 4.

Мальчишка побежал назад, загребая ногами песок.

Вы говорите по-испански, как местная, — заметил Джонас и подумал: это ему очень кстати. От него не укрылось, как светились ее глаза, пока она разговаривала с мальчиком. В них не было ни холодности, ни грусти, ни затравленного выражения. Странно, раньше он и не замечал, насколько глаза служат барометром внутреннего состояния.

Я здесь живу, — сухо ответила Лиз. — А теперь, мистер Шарп...

Сколько у вас судов?

Что?

Сколько у вас судов?

Лиз глубоко вздохнула. Так и быть, она уделит ему еще пять минут.

Четыре. Прогулочный катер с прозрачным дном, два дайв-бота и сдан катер для глубоководной рыбалки.

Глубоководная рыбалка! — обрадовался Джонас. — То, что нужно! — На рыболовном катере они будут одни и вдали от всех. — Я не рыбачил уже лет пять или шесть. Выходим завтра! — Он потянулся за бумажником. — Сколько?

Пятьдесят долларов в день с человека, но учтите, мистер Шарп, я не выведу катер в море ради одного клиента. — Лиз насмешливо улыбнулась. — Расходы не окупятся.

Каков ваш минимум?

Три человека. Но поскольку, кроме вас, желающих пока нет, боюсь, придется...

Джонас выложил на прилавок четыре пятидесятидолларовых банкнота.

—Еще пятьдесят — так сказать, для страховки. Мне нужно, чтобы в море со мной вышли именно вы.

Лиз опустила глаза. Две сотни ей совсем не помешают! На них можно купить два аквабайка, о которых она давно мечтала. В нескольких других дайвинг-центрах такие уже есть, а она всегда бдительно присматривается к конкурентам. Аквабайки и виндсерфинг пользуются все большим спросом, и если хочешь идти в ногу со временем... Лиз подняла голову, увидела непреклонное выражение на лице Джонаса Шарпа и поняла, что дело того не стоит.

—Извините, но завтрашний день у меня весь расписан. Так что...

— Мисс Палмер, с вашей стороны недальновидно отказываться от прибыли!

Лиз только плечами повела. Джонас снова улыбнулся, на сей раз не так обаятельно.

—Ужасно не хочется рассказывать постояльцам и персоналу моего отеля, как плохо обслуживают клиентов в «Черном коралле». Удивительно, как иногда обычные сплетни вредят или, наоборот, помогают развитию малого бизнеса...

Лиз медленно, по одной купюре, взяла деньги.

Чем вы занимаетесь, мистер Шарп?

Юриспруденцией.

Доставая бланк, она издала странный звук, лишь отдаленно напоминающий смех.

—И как я сама не догадалась! Когда-то я была знакома с одним юристом. — Она вспомнила Маркуса — тот тоже говорил гладко и всегда все просчитывал. — Он тоже ухитрялся получать что хотел. Распишитесь здесь. Мы выходим в восемь, — сухо продолжала она. — Обед на борту включен в цену, но без спиртного. Пиво или крепкие напитки можете принести с собой. На воде солнце очень злое, поэтому советую купить солнцезащитный крем. — Лиз бросила взгляд на море. — Мой дайв-бот возвращается. Так что извините, мне пора.

Мисс Палмер... — Джонас сам не знал, что собирался ей сказать и почему, хоть он и добился своего, ему так не по себе. В конце концов он просто сунул квитанцию в карман. — Если передумаете насчет ужина...

Не передумаю.

Я живу в «Президенте».

Прекрасный выбор! — Лиз вышла на причал — надо встретить команду и пассажиров.


В семь пятнадцать солнце уже взошло, его горячие лучи испарили предутренний туман. Облаков на небе почти не было, а те редкие кучевые, что виднелись, не сулили плохого.

— Черт! — Лиз в досаде лягнула стартер мотоцикла и покатила по улице. Она-то надеялась, что сегодня пойдет дождь.

Джонас Шарп все время пытается привлечь ее к своему расследованию. Лиз живо представляла его угрюмое лицо и пытливые серые глаза, слышала его спокойный, но настойчивый голос. Джонас Шарп из тех, кто не принимает слова «нет». Он упрямый — будет ждать согласия, сколько бы времени на это ни потребовалось. Лиз подумала: при других обстоятельствах такими качествами можно только восхищаться. Благодаря собственному врожденному упрямству ей удалось начать свое дело и преуспеть, хотя многие с сомнением качали головами и предупреждали ее обо всех трудностях и подводных камнях. Но сейчас она не может себе позволить восхищаться Джонасом Шарпом. Чувства, как и финансы, нельзя растрачивать попусту. Она не имеет на это права.

Так или иначе, она ничем не может ему помочь. В лицо Лиз дул легкий ветерок. Она и так уже не менее двух раз повторила ему все, что ей было известно о Джерри. Конечно, человека, лишившегося брата, можно только пожалеть. Да и самого Джерри жалко, хотя она едва его знала. И все-таки расследовать убийства должны полицейские. Джонас Шарп не в своей стихии.

Зато она — в своей. Лиз двигалась привычным маршрутом, почти не замечая отвратительной дороги, и почти машинально объезжала ухабы и выбоины. По обеим сторонам дороги стояли дома. Палисадники, заросли высокой травой и лианами; во дворах на веревках уже сушилось выстиранное белье. Окна почти везде были открыты; оттуда доносились обрывки теленовостей и звонкие детские голоса — дети завтракали и собирались в школу. Не сбросив скорости, Лиз ловко повернула за угол и покатила дальше.

Друг к другу лепились магазины и лавчонки. Увидев у своей двери сеньора Пессадо, который возился с ключами, Лиз гуднула ему и помахала рукой. Ее обогнало такси; притормозив, водитель повернул на шоссе, ведущее к аэропорту: скоро прилетают первые рейсы. Через несколько секунд ноздри Лиз уловили запах моря — как всегда, крепкий и свежий. Повернув в последний раз, она рассеянно глянула в зеркало заднего вида. Странно! Кажется, вчера она уже где-то видела эту голубую машинку... Впрочем, когда она заехала на стоянку отеля, машинка, пыхтя, проехала дальше.

«Черный коралл» граничил с пляжем отеля; Лиз заключила с руководством взаимовыгодный договор. Сотрудничество развивалось успешно. И все же всякий раз, входя в отель, — вот как сегодня, чтобы взять на кухне обед для предстоящей морской прогулки, — она вспоминала, как целых два года мыла здесь полы и стелила постели.

— Buenos dias 5, Маргарита!

Молодая женщина с ведром и шваброй заулыбалась:

Buenos dias, Лиз. Como esta? 6

Bien 7. Как Рикардо? — спросила Лиз о сыне Маргариты.

Растет как на дрожжах. — Маргарита нажала кнопку служебного лифта. — Скоро приедет Вера. Вот он обрадуется!

И я тоже. — Они распрощались, но Лиз помнила, сколько времени они проработали вместе: меняли белье, развозили полотенца, мыли полы. Маргарита — друг, как и многие другие, с кем она познакомилась на острове. Все они в свое время выказали доброту восемнадцатилетней молодой женщине без обручального кольца на пальце, которая ждала ребенка.

Лиз запросто могла бы солгать. Даже она понимала, как просто купить кольцо за десять долларов и соврать, что она разведена или вдова. Но врать не хотелось. Ребенок, который в ней рос, принадлежал ей, и только ей. Лиз считала, что ей нечего стыдиться и незачем лгать.

В семь сорок пять она шла по пляжу к своему дайвинг-центру, волоча большую сумку-холодильник с двумя обедами и другую сумку, поменьше, с наживкой. И над поверхностью воды уже виднелось несколько трубок. Вода наверняка теплая, прозрачная, а народу еще мало. Она бы сейчас и сама с удовольствием поплавала с маской и трубкой.

Лиз! — Навстречу ей, качая головой, спешил щеголеватый невысокий мексиканец. Над его верхней губой красовались тоненькие усики; в черных глазах плясали веселые огоньки. — По-моему, для таких тяжестей ты худовата!

Да и ты, Луис, тоже. Но если хочешь мне помочь — я не против.

Лиз остановилась отдышаться и выразительно осмотрела своего сотрудница снизу вверх. На нем не было ничего, кроме облегающих плавок. Лиз отлично знала, что он наслаждается откровенными или брошенными украдкой взглядами женщин на пляже.

—Значит, сегодня идешь на рыбалку? — Луис подхватил тот холодильник, что побольше, и зашагал рядом. — Я обновил сегодняшний график. Утром у нас тринадцать желающих прокатиться на катере с прозрачным дном. И оба дайв-бота сегодня тоже выходят в море. Поэтому я вызвал на помощь своего двоюродного брата Мигеля. Ты как, не против?

—Отлично! — Луис молод, женщин меняет как перчатки и обожает текилу, но в трудную минуту на него можно положиться. — Наверное, придется мне кого-то нанять, хотя бы на неполный день.

Луис посмотрел на нее, вздохнул и опустил глаза. Он работал вместе с Джерри чаще остальных.

Мигель — парень ненадежный. Сегодня здесь, завтра там. У меня есть племянник, хороший мальчик. Но до конца учебного года он работать не может.

Я запомню. — Лиз рассеянно кивнула. — Пошли на катер. Хочу проверить снаряжение.

Поднявшись на борт, Лиз, как всегда, осмотрела рыболовные снасти. Придирчиво обследуя большие катушки и мощные удилища для троллинга 8, она невольно заулыбалась. Интересно, этот юрист когда-нибудь ловил крупную рыбу? Скорее всего, такой не отличит акулы от тунца, даже если рыбина выпрыгнет из воды и укусит его за ногу.

Отдраенная палуба, снасти в полном порядке — все как она требовала. Луис работает с ней дольше остальных, но все работающие у Лиз с первого дня усваивали главный принцип: за свои деньги клиенты имеют право на самое лучшее.

Хотя по стандартам серьезной спортивной рыбалки ее катер считался сравнительно маленьким, клиенты редко оставались недовольными. Лиз отлично знала акваторию у юкатанского побережья и привычки рыб, изобиловавших в здешних водах. И пусть у нее на катере нет ни гидролокатора, ни оборудования для промысловой разведки, сегодняшнюю рыбалку Джонас Шарп запомнит надолго! Лиз намерена занять его делом, чтобы у него не осталось времени докучать ей вопросами. К вечеру у него от натуги будут разламываться плечи и спина и он будет мечтать лишь о том, как бы принять горячую ванну и поскорее заснуть. А если он не полный идиот, Лиз позаботится о том, чтобы у него было чем похвастаться в том месте, откуда он приехал.

Кстати, а откуда он? Лиз покачала головой, проверяя приборы на капитанском мостике. Джерри она таких вопросов не задавала — не считала нужным. А сейчас неожиданно заинтересовалась, откуда родом Джонас и что за жизнь он ведет. Наверное, обожает ходить по дорогим ресторанам об руку с холеными спутницами... А может, предпочитает зарубежные фильмы «не для всех» и бридж? Или, наоборот, шумные ночные клубы и заводной джаз? В отличие от большинства ее здешних знакомых Джерри Шарп оставался для нее загадкой, вот ей и стало интересно — пожалуй, даже слишком интересно. Напомнив себе, что прежняя жизнь Джерри Шарпа — не ее дело, она обернулась к Луису:

—Дальше я и сама управлюсь. А ты иди открывай «Черный коралл». Через полчаса «Фантазия» должна быть готова к отплытию.

Но Луис словно не слышал ее. Застыв на месте, он глазел на причал. Потом поднял дрожащую руку и перекрестился:

— Madre dе dios! Матерь Божья!

Луис! — Лиз сбежала с мостика и подошла к нему. — Что...

И тут она увидела Джонаса. На голове у него красовалась соломенная шляпа, глаза закрывали темные очки. Побриться он и не подумал, и отросшая щетина придавала ему вид праздного бродяги. Оделся он соответственно: выцветшая футболка и короткие черные спортивные трусы. В таком виде он точно не походил на любителя бриджа. Понимая, что сейчас творится в голове у Луиса, Лиз тронула его за плечо и быстро заговорила:

Луис, это его брат. Я тебе рассказывала, они близнецы.

Воскрес из мертвых... — прошептал Луис.

Не говори глупостей! — резко ответила она, хотя от слов Луиса по спине пробежал холодок. — Его зовут Джонас, и он совсем не похож на Джерри, ну ни капельки. Сам увидишь, как только поговоришь с ним... Вы вовремя, мистер Шарп! — крикнула она, надеясь вывести Луиса из состояния шока. — Вам помочь?

Справлюсь. — Подхватив меньшую сумку-холодильник, Джонас легко спрыгнул на палубу и прочел надпись на борту катера: — «Эмигрант»... В свою честь назвали?

Да, наверное. — Лиз не особенно гордилась своим положением, но и не стыдилась его. — Это Луис; он у меня работает. Вы его здорово напугали.

Извините. — Джонас покосился на низкорослого Луиса, который невольно спрятался за спиной Лиз. На верхней губе у Луиса от волнения выступил пот. — Вы знали моего брата?

—Мы вместе работали. — Луис говорил по-английски медленно и отчетливо. — Обучали подводному плаванию... Джерри больше всего любил выходить в море на дайв-боте. Отдаю швартовы! — Стараясь держаться от Джонаса подальше, Луис шагнул на причал.

По-моему, все здесь меня боятся, — заметил Джонас. — А вы? — Он в упор посмотрел на Лиз. Хотя Джонас больше не напоминал ей Джерри, он все-таки выводил ее из равновесия. — По-прежнему не хотите подпускать меня к себе?

Мы славимся тем, что приветливы со всеми клиентами. Вы, мистер Шарп, зафрахтовали «Эмигранта» на целый день. Располагайтесь! — Она показала ему на шезлонг, а сама проворно взбежала по трапу на мостик и крикнула Луису: — Передай Мигелю, что я заплачу ему, только если он проработает до конца дня! — Помахав Луису на прощание, она завела двигатель и привычно развернула катер в сторону открытого моря.

Ветра почти не было; по поверхности воды шла лишь легкая рябь. Увидев внизу темные пятна — рифы, Лиз немного сбросила газ. Как только они попадут в более глубокие воды, она прибавит скорости. В полдень на палубе станет неимоверно жарко. Лучше всего, если к тому времени Джонас будет сидеть, пристегнувшись к своему креслу, и усердно тянуть из воды рыбину килограммов на девяносто.

—Вы управляетесь со штурвалом так же лихо, как и с клиентами.

В ее глазах мелькнула тень досады, но она упорно смотрела вперед.

—Такая у меня работа. Мистер Шарп, вам будет удобнее в кресле на палубе.

— Зовите меня Джонасом. Спарибо, мне и здесь удобно, — Подойдя почти вплотную, он окинул Лиз оценивающим взглядом. Она надела на голову бейсболку с белой надписью, рекламирующей ее дайвинг-центр. На футболке имелась такая же надпись, уже выцветшая от солнца и частых стирок. В голову закралась непрошеная мысль: интересно, что у нее под футболкой? — Давно у вас этот катер?

—Почти восемь лет. Очень надежный. — Лиз постепенно увеличивала скорость. — У нас тепло, здесь водятся тунец, марлин и меч-рыба. Как только выйдем из бухты, можете начинать проводку.

—Проводку?

Лиз быстро покосилась на своего пассажира. Значит, она правильно угадала — в рыбалке он ничего не смыслит.

Вы насаживаете на крючок наживку, — начала она. — Я иду на небольшой скорости, вы забрасываете удилище и ведете рыбу — вот так.

По-моему, так у меня появляется слишком большое преимущество перед рыбой. Разве хороший улов зависит не от удачи и ловкости?

Для некоторых от улова зависит, будут они сегодня ужинать или нет. — Лиз чуть повернула штурвал, внимательно оглядывая окрестности: нет ли поблизости неосторожных любителей понырять с маской и трубкой. — Ну а другим лестно повесить на стенку очередной трофей.

Меня трофеи не интересуют.

Лиз снова покосилась на него. Да уж, подумала она, такого не интересуют трофеи сами по себе. Он всегда преследует определенную цель.

Что же интересует вас?

В настоящее время — вы. — Он накрыл своей рукой ее руку, лежащую на рычаге, и прибавил газу. — Я не тороплюсь.

Вы заплатили за рыбалку. — Лиз дернула рукой.

—Я заплатил за ваше время, — возразил он.

Он стоял так близко, что она разглядела его глаза за затемненными стеклами очков. Глаза у него серьезные, всегда серьезные; он, видимо, совершенно уверен в том, что может себе позволить ждать до бесконечности. Свою руку он так и не убрал. Ладонь у него оказалась не холеной, как ожидала Лиз, а тяжелой, натруженной. Она невольно покачала головой. Нет, такой не играет в бридж, снова подумалось ей.

Скорее уж в теннис или гандбол — в общем, в какую-нибудь игру, отнимающую много сил и энергии. Впервые за много лет ее охватил трепет — а она-то была уверена, что давным-давно получила прививку от такого рода воздействия! Ветер отбросил волосы с ее лба; обернувшись, она посмотрела на него в упор.

—Значит, вы потратили деньги зря.

Лиз снова попыталась выдернуть руку. Джонас подумал; оказывается, она сильная, хотя при взгляде на нее этого не скажешь. И очень упрямая — вон как вскинула вверх подбородок. А в глазах боль и обида. Они словно говорят: когда-то меня больно ранили, но снова обижать себя я не позволю. Глаза завораживали, но не только они: Она настоящая женщина, манящая, сексуальная. Джонас снова удивился: как вышло, что брат не стал ее любовником? И вовсе не потому, что не хотел — Джонас был совершенно уверен в том, что Джерри приложил все усилия, чтобы затащить Лиз Палмер в постель.

Мне довольно часто случается бросать деньги на ветер, но сейчас почему-то кажется, что случай не тот.

Я ничего не могу вам рассказать. — Лиз вырвалась и снова сбросила скорость.

Может быть. А может, вам что-то известно, хотя сами вы о том и не догадываетесь. Я занимаюсь уголовным правом больше десяти лет. Знали бы вы, какими ценными иногда бывают даже самые незначительные обрывки информации! Поговорите со мной! — Он сильно сжал ее руку. — Прошу вас.

Лиз думала, что ее сердце давно ожесточилось, но сейчас противиться оказалось трудно. Почему она может часами торговаться за акваланг, но никогда не отказывает, если ее о чем-то мягко просят? Джонас Шарп не принесет ей ничего, кроме неприятностей... Заранее все зная, она вздохнула.

—Ладно, давайте поговорим. — Она заглушила двигатель и положила катер в дрейф. — Пока вы будете рыбачить. — Едва заметно улыбнувшись, она отошла от него подальше. — Без проводки!

С профессиональной легкостью Лиз достала удилище из держателя, вделанного в ручку кресла.

—Пока сидите и получайте удовольствие, — велела она. — Иногда рыба так распаляется, что кидается на крючок даже без наживки. Как только у вас начнет клевать, пристегивайтесь и тяните!

Джонас устроился в кресле и сдвинул шляпу на затылок.

А вы?

Я вернусь на мостик и поведу катер потихоньку вперед; так рыба вымотается, но с крючка не сорвется. — Она одной рукой собрала волосы и забросила их за спину. — Самые рыбные места еще далеко, но, раз вам все равно, поймаете вы что-нибудь или нет, я не хочу напрасно тратить топливо.

Он откинул голову на спинку кресла и скривил губы.

Разумно. Другого я от вас и не ждал.

По-другому мне нельзя.

Почему вы приехали на Косумель? — Не глядя на удилище, Джонас достал сигарету.

Вы пробыли здесь уже несколько дней, — возразила она. — Могли бы и не спрашивать.

У вас на родине тоже есть красивые места. Раз вы прожили здесь уже десять лет, значит, Штаты покинули еще совсем девочкой.

Нет, девочкой я не была. — Что-то в ее голосе заставило его снова посмотреть ей в глаза. Какую тайну они хранят? — Я приехала сюда, потому что тогда мне показалось, что так надо. И дальнейшее подтвердило мою правоту. В детстве я с родителями приезжала на Косумель почти каждый год. Они обожали нырять с аквалангами.

Вы переехали сюда вместе с родителями?

Нет, одна. — На сей раз она ответила почти без выражения. — Мистер Шарп, вы заплатили двести долларов не за расспросы обо мне самой.

Иногда подробности чьей-то биографии оказываются полезными. Вы сказали, у вас есть дочь. Где она?

Учится в школе в Хьюстоне — там живут мои родители.

Значит, бросила ребенка на дедушку с бабушкой, а сама наслаждается жизнью в тропическом раю. Ее ответ не удивил Джонаса, хотя дурной привкус остался. Он глубоко затянулся и принялся разглядывать профиль Лиз. Мать-кукушка? Нет, не похоже.

—Вы по ней скучаете?

Ужасно! — тихо ответила Лиз. — Через несколько недель она приедет домой, и до конца лета мы с ней будем вместе. К сожалению, сентябрь всегда наступает слишком быстро. — Она смотрела куда-то в пространство, как будто разговаривала сама с собой. — Но все к лучшему. Родители замечательно заботятся о ней, и она получает прекрасное образование — берет уроки фортепиано и балета. Мне прислали фотографии с ее сольного концерта, и... — Лиз опомниться не успела, как ее глаза наполнились слезами. Она повернулась лицом к ветру и смахнула слезы, но Джонас все успел заметить. Он молча курил, давай ей время прийти в себя.

Вы когда-нибудь возвращались в Штаты?

Нет. — Лиз вздохнула и мысленно обозвала себя дурой. Это все снимки, внушала она себе, снимки, которые пришли вчера по почте. Ее девочка в розовом платье...

От кого-то прячетесь?

Она круто развернулась к нему. Сентиментальность сменилась яростью. Тело ее выгнулось, как лук, готовый выстрелить. Джонас поднял руку:

—Извините, у меня профессиональная привычка лезть в чужие тайны!

Лиз заставила себя расслабиться, убрать напряжение — она давно научилась управлять своими эмоциями.

—Так и без пальцев недолго остаться, мистер Шарп!

Он широко улыбнулся.

—Да, наверное, но я всегда считал, что риск — дело благородное. Вас ведь зовут Лиз, да?

Она слегка нахмурилась; челкой небрежно играл ветер.

Да... только друзья.

Это имя вам подходит, кроме тех минут, когда вы напускаете на себя равнодушный вид. Тогда вам больше подходит Элизабет.

Она смерила его испепеляющим взглядом, уверенная, что он нарочно пытается ее раздразнить.

Никто не зовет меня Элизабет. Джонас только ухмыльнулся.

Почему вы не спали с Джерри?

Что, простите?!

—Да, определенно Элизабет. Вы красивая женщина, хотя и не в общепринятом смысле слова. — Комплимент он метнул небрежно — словно бросил сигарету в воду. — Джерри питал... слабость к красивым женщинам. Не могу понять, почему вы с ним не стали любовниками.

На секунду — только на секунду — в голове Лиз мелькнула мысль: уже очень давно никто не называл ее красивой. Когда-то ей нужно было, чтобы ею восхищались... Она повернулась к нему и смерила его убийственным взглядом. Сейчас ей такие комплименты не нужны.

Я не хотела спать с ним. Возможно, вам трудно будет понять, поскольку у вас такое же лицо, как у него. В общем я не считала Джерри неотразимым.

Правда? — По-прежнему расслабленный и невозмутимый, Джонас как будто не обращал внимания на то, что с ней происходит. Он открыл холодильник и предложил ей пива. Когда Лиз молча покачала головой, он вскрыл банку для себя. — Каким же вы его считали?

—По-моему, он плыл по течению. Случайно течение прибило его ко мне. Я дала ему работу, потому что он показался мне ловким и сообразительным. Если честно, я и не ожидала, что он проработает у меня больше месяца. Такие, как он, нигде подолгу не задерживаются.

Хотя ни один мускул не дрогнул у него на лице, Джонас насторожился.

Что значит «такие, как он»?

Ваш брат всегда стремился к легкой наживе. Он работал, потому что хотел есть, но всегда гнался за крупным кушем, получив который ему бы уже не пришлось трудиться.

Значит, вы все-таки его раскусили, — пробормотал Джонас. — Что же ему понадобилось на Косумеле?

Говорю вам, не знаю! Насколько мне известно, он любил развлекаться и загорать. — Лиз в досаде всплеснула руками. — Я сдала ему комнату, потому что он показался мне безобидным, а лишние деньги для меня всегда кстати. Мы с вашим братом не были близки ни в каком смысле. Больше всего он делился со мной своими планами, когда хвастал, что собирается нырять за большими деньгами.

Нырять? Где?

Стараясь успокоиться, Лиз провела рукой по волосам.

—Слушайте, оставьте меня в покое!

Элизабет, вы ведь реалистка?

Да. — Она смерила его спокойным взглядом.

Значит, понимаете, что я все равно от вас не отстану. Где он собирался нырять за большими деньгами?

Не знаю. Как только он расхвастался, что скоро разбогатеет, я практически перестала слушать.

Что он вам говорил? — тихо, но настойчиво спросил Джонас. — Попробуйте вспомнить, что он тогда вам говорил!

Он обмолвился о том, что, мол, ныряя, можно нажить целое состояние, а я пошутила насчет затонувших сокровищ. Тогда он... — Лиз прищурилась, стараясь вспомнить, что ей тогда сказал Джерри. Они говорили поздно вечером, и она была чем-то занята, поэтому и слушала своего жильца невнимательно. — Тогда я сводила баланс, — вспомнила она. — Мне кажется, что по вечерам быстрее удается справиться с бухгалтерией. Джерри где-то гулял, я решила, что развлекался, потому что пришел он слегка навеселе. Он вытащил меня из кресла и закружил по комнате. Помню, сначала я рассердилась, но у него был такой счастливый вид! В общем, я его простила. В самом деле, я его почти не слушала, потому что собирала бумаги, которые он расшвырял, когда ворвался ко мне, В общем, кажется, он говорил о том, что настал его звездный час и неплохо бы отметить событие шампанским. Я возразила, что при его заработках лучше пить не шампанское, а пиво. Тогда он и заговорил о каком-то «верном дельце» и о том, что можно, ныряя, получить большие деньги. А я пошутила насчет затонувших сокровищ...

И он что ответил?

Иногда больше получаешь, когда что-то прячешь, чем когда достаешь. — Между бровями у Лиз залегла складка; она вспомнила, как Джерри расхохотался, когда она велела ему пойти и выспаться. — Потом он попробовал за мной ухаживать, хотя ни он, ни я к его попыткам всерьез не отнеслись, а потом... Кажется, он кому-то позвонил. А я вернулась к работе...

Когда это было?

Через неделю... да, наверное, через неделю после того, как я его взяла на работу.

Наверное, именно тогда он мне и звонил. — Джонас посмотрел на океан. И он тоже не особенно слушал брата, напомнил он себе. Джерри хвастал, что вернется домой разбогатевшим. Правда, он всю жизнь мечтал вернуться домой разбогатевшим. А звонил, как обычно, за счет вызываемого абонента.

С кем он общался? Может, вы случайно заметили, как он с кем-то разговаривает... ссорится?

Ни разу не видела, чтобы Джерри с кем-то ссорился. Он флиртовал с женщинами на пляже, болтал с клиентами да, в общем, отлично ладил со всеми, с кем работал. По-моему, почти все свободное время он проводил в Сан-Мигеле. Кажется, он ходил по барам с Луисом и некоторыми другими.

В каких барах он бывал?

Вы бы лучше их спросили, хотя уверена, что полиция их уже допрашивала. — Лиз глубоко вздохнула. Воспоминания снова сделались четче. — Мистер Шарп, почему бы не предоставить этим заниматься полиции? Вы гоняетесь за призраками!

Он был моим братом. — Про себя Джонас добавил: более того, братом-близнецом — этого посторонним толком не разъяснишь. Тот, кто убил Джерри, как будто убил часть его самого. Чтобы снова получить возможность чувствовать себя цельным, он обязан докопаться до сути. — А вас никогда не интересовал вопрос, за что убили Джерри?

Интересовал, конечно. — Лиз опустила голову; она не знала, куда девать руки, и вообще вдруг почувствовала себя беспомощной. — Я думала, может, он с кем-то подрался или расхвастался не в той компании. У него была дурная привычка расшвыривать все деньги, которые он имел при себе.

Элизабет, его не ограбили. И на разбойное нападение совсем не похоже. Его убил профессионал. Дело серьезное.

Сердце у нее медленно екнуло.

Не понимаю.

Джерри убил профессиональный киллер, и я намерен выяснить за что.

В горле у нее внезапно пересохло, и она сглотнула слюну.

—Если вы правы, значит, тем больше оснований предоставить следствие полиции.

Джонас снова достал сигареты, но смотрел не на них, а вперед, туда, где небо сходится с водой.

Полиция не хочет мстить. А я хочу. — От его спокойного, холодного голоса Лиз передернуло.

Глядя на него в упор, она покачала головой.

—Допустим, вы найдете убийцу. Что вы с ним сделаете?

Он отпил большой глоток пива.

Как юрист, я обязан добиваться, чтобы убийца предстал перед судом и понес заслуженное наказание. Как брат... — Голос у него дрогнул; он отпил еще пива. — Там видно будет.

Мистер Шарп, по-моему, вы не очень-то приятный человек.

Совсем не приятный. — Он повернул голову, и их взгляды встретились. И я не безобиден. Запомните, если я попробую за вами ухаживать, нам обоим придется принять мои попытки всерьез.

Она открыла было рот, но увидела, как дернулась леска.

—У вас клюет, мистер Шарп! — сухо сказала она. — Лучше пристегнитесь, а то еще выпадете за борт!

Круто развернувшись, она взбежала на мостик, оставив Джонаса заботиться, о себе самостоятельно.

Глава 3

Лиз припарковала свой мотоцикл под навесом за домом уже на закате. Всю обратную дорогу ей было весело. Пусть Джонас доставил ей много хлопот и пусть неимоверно раздражал ее, она заработала на нем целых двести долларов. А он, сам того не желая, выловил четырнадцатикилограммового марлина. Трофеи, как и было обещано, гарантированы, думала Лиз, звеня ключами.

Да, дело того стоило. Достаточно было взглянуть на его лицо, когда он неожиданно вытащил из воды крупную и довольно агрессивно настроенную рыбину! Лиз вспомнила: если бы она тогда не улыбнулась, ее пассажир наверняка отпустил бы улов обратно в море. Какой он все-таки упрямый! В любое другое время она бы восхитилась его упрямством — и им самим.

Хотя она оказалась не права, решив, что Джонас никогда не держал в руках удочки, он так ошеломленно смотрел на рыбину, бьющуюся на палубе у его ног, что Лиз его почти пожалела. Но его везение — а может, наоборот, невезение — помогло ей без труда удалиться, как только они причалили. Вокруг собралась целая толпа полюбоваться на улов и поздравить его, поэтому Джонас не успел ее задержать.

Надо бы пораньше лечь спать. Вечер, судя по всему, будет дождливым — с востока натягивает тучи. Лиз вошла в дом, оставив дверь открытой, чтобы немного проветрить. Ветер уже нес с собой вкус и запах дождя. Включив вентиляторы, она механически включила и радио. Пусть до сезона ураганов еще несколько месяцев, но шквалистые тропические грозы непредсказуемы. Она пережила уже столько гроз, что знала: к ним нельзя относиться легкомысленно.

Войдя в спальню, она приготовилась раздеваться. Срочно в душ, смыть с себя пот и соль! В сумерках она потянулась к выключателю, как вдруг ее остановила случайная мысль. Разве сегодня утром она не раздвинула шторы? Сейчас они были плотно задернуты. Странно, она была уверена, что утром подняла их. И почему шнур не намотан на крючок? Она очень педантично относилась к таким мелочам — наверное, привычка, ведь на море не бывает случайностей.

Она уже привыкла к темноте, но не двигалась с места. Потом пожала плечами. Наверное, сегодня утром она была рассеяннее, чем обычно. Она решила, что Джонас Шарп отнял у нее слишком много времени и занял слишком много ее мыслей. От такого, как он, другого и ожидать нельзя — ни при каких обстоятельствах. И все же прошло то время, когда мужчина мог указывать, что ей делать. Джонас Шарп волнует ее только потому, что отнимает у нее время, а ее время — вещь драгоценная. Да, один раз он настоял на своем, побеседовал с ней, и теперь вряд ли ее побеспокоит. Лиз стало немного не по себе, когда она вспомнила, как он улыбался ей. Наверное, подумала она, будет лучше всего, если он улетит туда, откуда приехал, а она вернется к прежней привычной жизни.

Дабы рассеять свои сомнения, Лиз подошла к окну, раздвинула шторы и закрепила шнур. Из другой комнаты диктор по радио объявил, что вечером ожидается ливень. Потом загремела музыка. Негромко подпевая, Лиз решила сделать себе куриный салат перед тем, как приступить к ежедневным подсчетам.

Она выпрямилась — и вдруг в глазах у нее потемнело: чья-то рука крепко схватила ее за горло. В свете заката что-то блеснуло. Лиз и ахнуть не успела, как почувствовала, что к ее горлу приставили нож.

—Где они? — прошипел кто-то по-испански.

Лиз инстинктивно вскинула руки вверх, пытаясь добраться до чужих рук, сдавивших ей горло. Она впилась ногтями в чужую плоть; пальцы скользнули по тонкому металлическому ободку. Она отчаянно ловила ртом воздух, но перестала вырываться, когда кожу пропороло острие ножа.

—Что вы хотите? — Мысли ее метались. Наличных у нее при себе меньше пятидесяти долларов, дорогих украшений никаких, кроме нитки жемчуга, доставшейся от бабушки. — Вон там, на столе, моя сумочка. Забирайте ее, если хотите!

Ее злобно дернули за волосы; она застонала от боли.

Куда он их дел?

Кто? Кого? Не знаю, что вам нужно.

Шарп. Не виляйте, дамочка! Если хотите жить, скажите, куда он дел деньги.

Я не знаю. — По шее у нее потекла теплая струйка. На грани истерики она закричала: — Не видела я никаких денег! Смотрите сами — здесь ничего нет!

Я уже смотрел. — Неизвестный сильнее сдавил ей шею; от недостатка воздуха перед глазами поплыли черные круги. — Шарп сдох быстро. Не всем так везет! Скажите, где они, и вам ничего не будет.

Он собирается ее убить! Лиз в ужасе соображала: она вот-вот умрет, а из-за чего — даже понятия не имеет. Деньги... ему нужны деньги, а у нее всего пятьдесят долларов. Вера... Уже теряя сознание, она вспомнила о дочери. Кто о ней позаботится? Лиз прикусила губу до крови; в голове немного прояснилось. Она не имеет права умирать!

—Прошу вас... — Она обмякла в его руках. — Я ничего не могу вам сказать... Вы мне дышать не даете.

Неизвестный слегка ослабил хватку. Лиз привалилась к нему, словно потому, что не держалась на ногах; но, едва он пошевелился, она что было силы ударила его локтем и, не оборачиваясь, бросилась бежать. Споткнулась о ковер, чуть не упала, но метнулась вперед. От ужаса она не смогла себя заставить посмотреть на него. Выбежав на крыльцо, она громко закричала, зовя на помощь.

Дом ближайшего соседа стоял от нее метрах в ста. Лиз перепрыгнула через низкую ограду, разделявшую палисадники, и бросилась к соседскому дому. Спотыкаясь и всхлипывая, взбежала по ступенькам. Когда дверь открылась, она услышала, как завизжали шины: машина у нее за спиной отъезжала прочь по гравиевой аллее.

Он хотел меня убить, — с трудом выговорила она и потеряла сознание.


* * *


—Мистер Шарп, больше я вам ничего сообщить не могу. — Капитан Моралас сидел в своем красивом кабинете окнами на море. Папка, лежащая у него на столе, была не такой пухлой, как ему бы хотелось. Следствию пока не удалось установить, почему убили Джерри Шарпа. Человек, сидящий напротив капитана, смотрел прямо перед собой. В папке у Мораласа лежит снимок жертвы, а сейчас совсем рядом — рукой подать — перед ним сидит точный двойник убитого. — Мистер Шарп, вполне возможно, что ваш брат погиб из-за чего-то, случившегося еще до его приезда на Косумель.

—Джерри ни от кого не спасался бегством.

Моралас поправил документы, лежащие на столе.

Тем не менее мы запросили о помощи власти Нового Орлеана. Там ваш брат проживал непосредственно перед тем, как приехал к нам. Во всяком случае, последний его постоянный адрес новоорлеанский.

Никогда у него не было постоянного адреса, — проворчал Джонас. Ни постоянного адреса, ни нормальной работы, ни постоянной спутницы жизни. Джерри был яркой кометой; он не жил, а горел — и по-другому просто не мог. — Я ведь передал вам слова мисс Палмер. Джерри готовился к какой-то сделке, и сделка у него намечалась здесь, на Косумеле.

Да, она имела отношение к дайвингу. — Не теряя выдержки, Моралас достал сигару. — Хотя мисс Палмер мы уже допросили, благодарю вас за то, что сообщили мне дополнительные сведения.

—Но ведь вы и понятия не имеете, что с этими сведениями делать!

Моралас щелкнул зажигалкой, глядя на Джонаса поверх язычка пламени.

Вы человек прямой. Отвечу вам так же прямо. Если и был след, способный привести нас к убийце вашего брата, след этот давно остыл. И с каждым днем он все холоднее. Мы не нашли ни отпечатков пальцев, ни орудия убийства, ни свидетелей. — Моралас взял со стола папку и помахал ею. — Но не думайте, что я собираюсь положить дело на полку и забыть о нем. Если по моему острову разгуливает убийца, я непременно его найду. Но мне кажется, что сейчас убийца уже очень далеко — может быть, в вашей стране. Первым делом мы обязаны выяснить, чем занимался ваш брат. Возможно, это поможет нам напасть на след убийцы. Откровенно говоря, мистер Шарп, ваше пребывание на Косумеле не приносит ни вам, ни мне никакой пользы.

Я никуда не уеду.

Разумеется, вы имеете право находиться здесь — только не вмешивайтесь в работу полиции.

Зажужжал стоящий на столе телефон; Моралас стряхнул пепел и снял трубку.

—Моралас! — Капитан надолго замолчал. Джонас увидел, что капитан сдвинул густые черные брови. — Да, соедините. Мисс Палмер, говорит капитан Моралас.

Джонас, который прикуривал, замер и стал прислушиваться. Он в который уже раз подумал: Лиз Палмер — ключ ко всему делу. Надо только выяснить, к какому замку этот ключ подходит.

—Когда? Вы ранены? Нет, прошу вас, оставайтесь там, где вы сейчас. Я сам к вам приеду. — Моралас повесил трубку, уже вставая. — На мисс Палмер напали.

Джонас кинулся к двери:

—Я еду с вами!

Полицейская машина понеслась из центра города по направлению к побережью. От напряжения у Джонаса заныло все тело. Вопросов он не задавал. В глубине души Джонас живо представлял себе Лиз такой, какая она стояла на капитанском мостике всего несколько часов назад — загорелая, стройная, слегка вызывающая. Он вспомнил самодовольную улыбку, которой она его наградила, когда он тащил из воды большую рыбину. И как ловко Лиз от него сбежала, едва они вернулись!

На нее напали. Почему? Потому что она знает больше, чем говорит? Кто она — лгунья, лицемерка или трусиха? Интересно, сильно ли она пострадала...

Они повернули на узкую дорогу; вскоре Джонас увидел дом Лиз. Дверь открыта, шторы задернуты. Она живет здесь совсем одна — такая ранимая, такая беззащитная!

С крыльца оштукатуренного соседнего домика спустилась женщина в легком платье и фартуке. В руках она сжимала бейсбольную биту.

Вы из полиции? — Моралас показал свое удостоверение, и соседка удовлетворенно кивнула. — Меня зовут сеньора Альдерес. Она внутри. Хвала Деве Марии, мы были дома, когда она к нам прибежала.

Спасибо вам.

Джонас вошел в дом следом за Мораласом и сразу увидел Лиз. Она свернулась калачиком на диване, закрытом покрывалом из лоскутков, и сжимала обеими руками бокал с вином. Руки у нее сильно дрожали; жидкость в бокале подрагивала и мерцала. Когда они вошли, Лиз медленно подняла голову; сначала покосилась на Мора аса и затем перевела взгляд на Джонаса. Ее глубоко посаженные карие глаза смотрели безо всякого выражения. Потом она медленно опустила взгляд назад, на свой бокал.

—Мисс Палмер! — ласково начал Моралас, присаживаясь рядом с ней. — Если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, что случилось.

Она отпила маленький глоток, ненадолго поджала губы, вспоминая, и начала говорить — как будто рассказывала наизусть заученный рассказ:

—Я вернулась домой на закате. Входную дверь оставила открытой, чтобы проветрить дом. Пошла прямо в спальню. Шторы были задернуты, и я еще подумала, что утром, кажется, раздвигала их. И шнур не был закреплен, поэтому я подошла и закрепила его. Тогда-то он набросился на меня сзади, схватил, будто собирался задушить, и приставил к горлу нож. Он немного поранил меня. — Лиз инстинктивно дотронулась до небольшой царапины, которую соседка уже промыла и обработала. — Я не вырывалась, потому что мне показалось, что он меня убьет. Он и собирался убить меня. — Лиз вскинула голову и посмотрела Мораласу в глаза. — Это было ясно по его голосу.

Что он вам сказал, мисс Палмер?

Он спросил: «Где они?» Я не поняла, о чем он. Сказала, пусть забирает сумку со всеми моими деньгами. Он еще сильнее придушил меня и спросил: «Куда он их дел?» Он сказал: Шарп. — На сей раз Лиз посмотрела на Джонаса. Когда она подняла голову, Джонас заметил багровые кровоподтеки у нее на шее, которые уже начали синеть. — Он велел мне не вилять, если мне хочется жить. И если я не скажу ему, где деньги, он меня убьет... Джерри умер быстро, не всем так везет. Когда я ответила, что не знаю ни про какие деньги, он мне не поверил. — Теперь она обращалась непосредственно кДжонасу. Под ее взглядом в нем росло чувство вины.

Моралас терпеливо дотронулся до ее плеча, желая привлечь к себе ее внимание.

Он вас отпустил?

Нет, он собирался меня убить, — произнесла Лиз без всякого выражения и без страха. — Я поняла, что он в самом деле убьет меня, независимо от того, скажу я ему что-нибудь или нет, а я нужна... моей дочери. Я притворилась, будто теряю сознание, и нагнулась, а потом ударила его локтем. По-моему, попала в шею. И сразу убежала.

Вы сможете его опознать?

Я его не видела. Не смотрела на него.

А по голосу?

Он говорил по-испански. Мне показалось, что он невысокого роста, потому что шипел мне прямо в ухо. Больше я ничего не знаю. Ничего не знаю ни о деньгах, ни о Джерри и вообще ни о чем. — Она посмотрела на свой бокал; ей показалось, что она сейчас расплачется. — Я хочу домой!

Конечно, но только после того, как мои люди убедятся, что там безопасно. Мисс Палмер, полиция будет вас охранять. Пока отдыхайте. Я все проверю и сам провожу вас до дома.

Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она выбежала из своей двери, — несколько минут или несколько часов. Когда Моралас привел ее домой, уже стемнело и взошла луна. Он оставил полицейского в машине у крыльца; другие его подчиненные проверили все запоры на дверях и окнах. Не говоря ни слова, Лиз вошла в дом черным ходом.

—Ей повезло. — Моралас снова наскоро осмотрел гостиную. — Нападавший проявил беспечность и позволил застать себя врасплох.

Может, соседи что-нибудь заметили? — Джонас поправил стол, который перевернули в пылу схватки. На полу валялась треснувшая раковина.

Несколько человек видели сегодня вечером рядом с ее домом синюю малолитражку. Сеньора Альдерес видела, как малолитражка отъезжала, когда она открыла дверь мисс Палмер, но она не запомнила ни марки машины, ни номерных знаков. Разумеется, мы будем охранять мисс Палмер, пока не арестуем того, кто на нее напал.

—Судя по всему, убийца моего брата не покинул остров!

Встретив прямой взгляд Джонаса, Моралас не смутился.

Очевидно, сделка, которую собирался заключить ваш брат, стоила ему жизни. Мне не хочется, чтобы пострадала и мисс Палмер. Я отвезу вас назад, в город.

Нет. Я остаюсь здесь! — Джонас вертел в руках бледно-розовую морскую раковину с трещиной по всей длине. Трещина напоминала царапину на шее Лиз. — Она пострадала из-за моего брата. — Он осторожно положил треснутую раковину на стол. — Не могу оставить ее одну.

Как хотите. — Моралас собрался уходить, но Джонас его остановил:

—Капитан, теперь вы уже не считаете, что убийца далеко отсюда?

Моралас дотронулся до пистолета в набедренной кобуре.

—Да, мистер Шарп, теперь я так не считаю. Buenas noches! 9

Джонас сам запер дверь и снова проверил все замки и задвижки, а потом пошел на кухню, где Лиз наливала себе уже вторую чашку кофе.

—Кофе вас взбодрит.

Пристально глядя на него, она разом выпила пол чашки. Сейчас она не чувствовала ничего — ни злости, ни страха.

Я думала, вы ушли.

Нет. — Джонас, не спрашивая, взял себе чашку и налил кофе.

Зачем вы здесь?

Глупый вопрос! — Он шагнул к ней и легонько провел подушечкой пальца по царапине у нее на шее.

Лиз попятилась, стараясь сохранять спокойствие, которое далось ей с таким трудом. При нем нельзя терять самообладание... как и вообще при посторонних.

—Я хочу остаться одна.

Джонас заметил, что руки у нее дрожат. Очевидно, она тоже это поняла, потому что крепче сжала чашку.

Не выйдет, к сожалению. Я поселюсь в комнате вашей дочери.

Нет! — С грохотом поставив чашку, она скрестила руки на груди. — Не желаю, чтобы вы здесь оставались!

С напускным спокойствием Джонас тоже поставил чашку на стол. Когда он взял девушку за плечи, руки у него были твердыми, а не ласковыми. Когда он заговорил, голос у него был отрывистым, а не успокаивающим.

—Я не оставлю вас одну. Особенно сейчас, когда поблизости рыщет убийца Джерри. Хотите вы того или нет, вы замешаны в деле. Да и я, черт побери, тоже!

Лиз задышала часто-часто, хотя приказывала себе успокоиться.

—Я вовсе не была ни в чем замешана, пока вы не явились ко мне и не начали меня преследовать!

Джонаса и самого мучила совесть из-за нее. Правда, им обоим пока неизвестно, в самом деле он виноват в ее злоключениях или нет. На всякий случай он внушал себе, что это пока не важно.

Хотите вы того или нет, вы оказались в самом центре событий. Убийца Джерри считает, будто вам что-то известно. В том, что на самом деле вы ни сном ни духом, вам легче убедить меня, чем убийц. Так что... лучше все-таки сотрудничать со мной.

Откуда мне знать, может, вы сами подослали ко мне того типа, чтобы он меня запугал?

Джонас устремил на нее холодный, немигающий взгляд.

Разумеется, вы ничего не знаете наверняка. Я мог бы сказать, что не нанимаю бандитов, которые убивают женщин, но верить мне вы не обязаны. И все-таки мне очень жаль. — Впервые за все время он как будто немного смягчился. Подошел поближе к Лиз и убрал прядь волос с ее щеки. Лицо ее показалось ему таким же красивым и хрупким, как та треснутая розовая раковина. — И еще. Мне очень хочется уйти и оставить вас в покое, повернуть время вспять, чтобы все опять стало как несколько недель назад. Но этого ни я, ни вы сделать не можем. Не получится. Так почему бы нам с вами не помочь друг другу?

Мне ваша помощь не нужна.

Знаю. Сядьте. Я приготовлю вам поесть. Лиз попятилась:

Вам нельзя здесь оставаться!

Я остаюсь. Завтра перевезу вещи из отеля.

Я сказала...

Я сниму у вас комнату, — перебил ее Джонас, отворачиваясь и открывая один за другим кухонные шкафчики. — У вас, наверное, болит горло. Разогрею-ка куриный бульон — он подойдет лучше всего.

Лиз выхватила у него из рук консервную банку.

Я сама в состоянии приготовить себе ужин, а комнату я вам не сдам.

Вы очень великодушны. — Он отнял у нее банку. — И все же предпочитаю решать вопросы по-деловому. По-моему, двадцать долларов в неделю — нормальная цена. Лучше соглашайтесь, Лиз, — добавил он, не давая ей ответить. — Я ведь все равно останусь так или иначе. Сядьте! — снова велел он и принялся искать кастрюлю.

Ей хотелось разозлиться. Злость поможет скрыть остальные чувства. Хорошо бы сейчас накричать на него и грубо вышвырнуть из дома. И все же она не двигалась с места, понимая, что вряд ли устоит на ногах: у нее подгибались колени.

Что с ней случилось? Целых десять лет она управляла своей жизнью, сама все решала и устраивала. Целых десять лет она ни у кого не спрашивала совета и никого не просила о помощи. А сейчас самообладание и решительность покинули ее; вместо них ею овладевает что-то неизведанное. На карту поставлена ее жизнь, а правила игры ей не известны.

Лиз опустила голову и заметила, как на руку капнула слезинка. Она быстро вытерла лицо, но слезы не останавливались. Только что ее лишили возможности выбора.

—Может, съедите тост? — предложил Джонас, перекладывая содержимое банки в кастрюлю.

Так как она молчала, он повернулся к ней. Побледневшая Лиз, не двигаясь, сидела за столом, а по ее лицу градом катились слезы. Чертыхнувшись про себя, он отвернулся, внушая себе, что сейчас ничем не может ей помочь и ничего не может ей предложить. Потом, не говоря ни слова, он придвинул себе стул, сел рядом с ней и стал ждать.

—Я думала, он меня убьет. — Лиз говорила приглушенно, потому что закрыла лицо руками. — Он кольнул меня ножом, и я подумала; вот сейчас я умру. Я так испугалась... Господи, как же я испугалась!

Джонас прижал ее к себе — пусть выплачется. Он не привык утешать женщин. Те дамы, с которыми он общался, отличались сдержанностью разве что в исключительном случае позволят себе деликатно обронить слезинку-другую. А Лиз, уткнувшись ему в плечо и дрожа всем телом, захлебывалась в рыданиях.

Ее бил озноб — наверное, не случайно говорят, что от страха кровь стынет в жилах. Лиз понимала, что нужно собраться с силами, оторваться от него, уползти в свою норку и зализать раны. Она всегда поступала так в трудную минуту. Джонас не говорил ей, что все будет хорошо, не шептал ей на ухо слова утешения. Он просто был рядом. Не отпустил ее, даже когда она, наконец, отплакалась. Пошел дождь; капли застучали по стеклам и забарабанили по крыше. А он по-прежнему обнимал ее.

Когда она пошевелилась, Джонас встал и отошел к плите. Не говоря ни слова, включил конфорку. Через несколько минут он поставил перед ней полную тарелку. Он налил супа и себе. Лиз начала есть. Она так вымоталась, что ей даже не было стыдно. На кухне не было слышно ни звука, кроме монотонного стука дождя по дереву, жести и стеклу.

С супом Лиз покончила быстро — она даже не подозревала, что настолько голодна. Тихонько вздохнув, она отодвинула от себя тарелку. Джонас сидел рядом и молча курил.

Спасибо.

Пожалуйста. — С заплаканными глазами она показалась ему еще красивее и еще беззащитнее. Он не мог отвести взгляда от ее лица; от выражения ее глаз ему стало не по себе. Лицо — загорелое, цвета меда — побледнело, отчего она вдруг показалась ему хрупкой фарфоровой статуэткой. От такой женщины лучше держаться на расстоянии. Подойди слишком близко, и тебя затянет. И увлекаться ею не стоит — ведь он намерен использовать ее, чтобы помочь им обоим. Отныне ему придется сдерживать эмоции.

Даже не ожидала, что так расклеюсь.

Ничего удивительного.

Лиз кивнула, благодарная ему за то, что он молча сопереживал ей в мучительные минуты слабости.

—Вам незачем оставаться у меня.

—И все-таки я останусь.

Она сжала кулак и медленно разжала его. Как ни трудно признаться в этом даже самой себе, на самом деле она хочет, чтобы он остался. Впервые за много лет ей страшно остаться одной. Судя по всему, придется ему уступить. Но их отношения должны остаться сугубо деловыми.

—Хорошо. Комната стоит двадцать долларов, плата за первую неделю вперед.

Расплывшись в улыбке, он полез за бумажником.

Какая вы практичная!

Непрактичность мне не по карману. — Положив двадцатку на рабочий стол, Лиз принялась убирать посуду. — Готовить вам придется самостоятельно. Питание в плату не входит.

Она отнесла тарелки в раковину и вымыла их.

Ничего, как-нибудь справлюсь.

Утром я дам вам ключ. — Лиз взяла полотенце и тщательно вытерла тарелки. — По-вашему, он вернется? — Она собиралась спросить его об этом как бы между прочим, но голос ее выдал.

Не знаю. — Подойдя к ней, Джонас положил руку ей на плечо. — Но если он вернется, вы будете не одна.

Лиз повернулась к нему; при виде ее грустных глаз внутри у него как будто что-то надломилось.

Джонас, вы охраняете меня или хотите отомстить?

Охраняя вас, я, возможно, сумею отомстить. — Он накрутил на палец прядь ее темно-золотистых волос и залюбовался ими. — Вы ведь сами сказали, что я не очень-то приятный человек.

А какой вы на самом деле? — прошептала она.

Обыкновенный. — Посмотрев на нее, он понял, что она ему не поверила. Он совсем не обыкновенный. Он выдержанный, властный и сильный... — Кстати, Элизабет, вас обыкновенной женщиной не назовешь. У вас много тайн.

Лиз ахнула от изумления и инстинктивно выставила вперед руку, словно защищаясь:

—Мои тайны не имеют к вам никакого отношения!

—Может быть, не имеют, а может, и имеют.

Дальше все происходило очень медленно — так медленно, что она, пожалуй, вполне могла бы вырваться. И все почему-то не двигалась с места. Он обвил руками ее талию и почти небрежно привлек ее к себе — небрежно и как-то надменно. Лиз как завороженная следила за его губами, которые все ближе склонялись к ней.

Она считала его человеком жестким, даже жестоким, но его губы оказались неожиданно мягкими, хоть и настойчивыми. Они словно уговаривали ее. Так давно она никому не позволяла себя уговорить! Едва заметно прикасаясь к ней, он лишил ее силы воли, на которую Лиз всегда полагалась. Мысли в голове путались; потом она словно попала в полупрозрачный туман. Сама того не сознавая, Лиз робко и нежно ответила на его поцелуй.

Что бы им ни двигало, все сразу забылось, как только их губы соединились. Он думал, что Лиз начнет вырываться или, наоборот, ответит ему пылко и страстно. Она же оказалась такой нежной, податливой и неуверенной, что в нем с неведомой прежде силой вспыхнуло желание. Она вела себя так, словно ее прежде ни разу не обнимали и не целовали, словно она никогда не раскрывалась мужчине. Глупости, подумал Джонас. Она молода, красива, и у нее есть ребенок. Наверняка у нее было много любовников. И все же ему показалось, что он у нее первый и потому обязан беречь ее и заботиться о ней. У него просто нет другого выбора.

Чем больше она поддавалась, тем больше он жаждал ее. Острое, горячее желание не было для него внове. Он обнимал ее и хотел большего. Он отлично знал, что такое страсть. И все же в глубине души он, сам не зная почему, сдерживался и не давал волю страстям. Да, она тоже хочет его; ее желание несомненно. Кровь у него закипела, но руки почему-то разжались и как будто сами, по собственной воле, выпустили ее.

Такую страсть в ней давно никто не возбуждал. Лиз не сводила с Джонаса глаз. Она поняла, что ее желания снова ожили во всей своей мощи и полноте. Но... нет, она больше не повторит прежних ошибок! Почему же, хотя она и напоминает себе о прошлом и о своем зароке, по телу все равно пробегают горячие волны? Прошлое не должно повториться... Но зрачки у нее невольно расширились. Она посмотрела на него и увидела в его глазах собственное отражение. В ее лице смешались боль, смущение и надежда. Джонас смутился.

— Вам нужно поспать, — сказал он.

Вот и все, подумала Лиз. Угасла последняя искра надежды. Ничего не изменится — надеяться на что-то с ее стороны полная глупость! Она вскинула вверх подбородок и расправила плечи. Пусть она проявила слабость и позволила ему временно одержать над ней верх, но она по-прежнему властна над своим сердцем.

— Утром я выпишу вам квитанцию за комнату и дам ключ. Я встаю в шесть. — Она взяла двадцатидолларовый банкнот, оставленный на рабочем столе, и вышла.

Глава 4

Присяжные внимательно смотрели на него. Джонас видел двенадцать неподвижных лиц и двенадцать пар ничего не выражающих глаз. Он стоял перед ними в маленьком, слабо освещенном зале суда, и слышал эхо собственного голоса. В руках он сжимал толстенные своды законов — пыльные и такие тяжелые, что ныли плечи. Почему-то он не мог их положить — это он знал точно. По вискам и по спине у него катился пот; он пылко произносил заключительную речь, в которой требовал оправдания своего клиента. Вопрос касался жизни и смерти, он говорил убедительно и страстно, но присяжные оставались невозмутимыми, равнодушными. Толстые тома выскальзывали из рук, как ни старался он удержать их. Потом до его слуха донесся вердикт — по маленькому залу вновь раскатилось эхо:

Виновен. Виновен. Виновен.

Разбитый, оставшийся ни с чем, он повернулся к своему подзащитному. Тот встал и, вскинув голову, посмотрел ему в глаза. Джонас увидел словно свое отражение. Кто там? Неужели он сам? Нет, Джерри... В порыве отчаяния Джонас метнулся к месту судьи. Там, на возвышении, сидела Лиз в черной судейской мантии — отчужденная, далекая. Она медленно покачала головой и смерила его грустным взглядом:

— Я не могу вам помочь.

Потом Лиз начала медленно таять. Он потянулся схватить ее за руку, но пальцы прошли сквозь нее. Она вся растаяла, остались лишь черные печальные глаза. А потом и глаза исчезли, и брат его исчез, и Джонас остался один на один с присяжными. Двенадцать равнодушных лиц надменно улыбались ему.

Джонас лежал без движения; сердце бешено колотилось. Открыв глаза, он увидел на полке целое скопление самых разных кукол. Танцовщица фламенко вскинула над головой кастаньеты. Принцесса держала в руках хрустальную туфельку. Пышно разодетая Барби раскинулась в розовой машине с откидной крышей и махала ему рукой.

Шумно выдохнув, Джонас провел рукой по лицу и сел. Заснуть здесь так же трудно, как в разгар шумной вечеринки, решил он. Ничего удивительного, что снилась ему всякая чушь. Вся комната завалена игрушками: от привычного плюшевого мишки до странного создания, похожего на синюю тряпку для пыли с глазами.

Зажмурившись, Джонас подумал: надо срочно выпить кофе. Кофе его взбодрит. Стараясь не смотреть на сотни улыбающихся кукольных личик, он оделся. Что делать дальше, он понятия не имел. Когда он застегивал рубашку, запрыгала монетка-медальон на цепочке. Птицы на улице уже щебетали вовсю. Дома, в Филадельфии, его разбудил бы шум машин — большой город просыпается рано. А здесь все другое... Под окном рос куст, на котором, словно расталкивая друг друга, теснились крупные фиолетовые цветы. Здесь не встретить старых вязов, аккуратных вечнозеленых живых изгородей и сетчатых заборов. А в том, что ему предстоит сделать, не поможет ни один свод законов. Ему не на что опереться; он не знает ни одного прецедента. Придется идти наугад и шагать вслепую.

Едва он вышел из комнаты, ноздри уловили аромат кофе. Лиз, одетая в футболку и коротенькие шорты, похожие на нижнюю часть бикини, хлопотала на кухне. И хотя Джонас не принадлежал к числу мужчин, которые с утра настроены на подвиги, любоваться длинными загорелыми ногами было приятно.

Кофе на плите. — Лиз, не оборачиваясь, намазывала маслом тост. — В холодильнике есть яйца. Когда Веры нет дома, я сухих завтраков не покупаю.

Для меня и яйца сойдут, — проворчал Джонас, направляясь к кофейнику.

Берите все, что хотите, главное — не забывайте пополнять запасы. — Она включила радио, чтобы послушать прогноз погоды. — Мне выходить через полчаса; если хотите, чтобы я подвезла вас к отелю, поторапливайтесь.

Первый глоток горячего кофе стал для него живительным нектаром.

—Моя машина в Сан-Мигеле.

Лиз села за стол и раскрыла свой ежедневник.

—Если хотите, я высажу вас у отеля «Президент» или любого другого отеля на пляже, а дальше поедете на такси.

Джонас отпил еще кофе и посмотрел на нее во все глаза. Вчерашняя бледность еще не прошла; на ее фоне особенно четко выделялись синяки на шее. Судя по черным кругам под глазами, Лиз спала не лучше, чем он. Допив первую чашку, Джонас налил себе вторую.

—А выходной взять не хотите?

Лиз впервые за утро взглянула ему в лицо.

—Нет, — просто ответила она и тут же снова уткнулась в свой ежедневник.

Значит, они вернулись к чисто деловым отношениям — только дела, и границу переходить нельзя.

Лиз, вы разве не понимаете, что вам нужно отдохнуть?

У меня много дел. Если не хотите есть наспех и давиться, скорее жарьте себе яичницу. Сковородка в шкафчике рядом с плитой.

Джонас довольно долго молча смотрел на нее. Потом, беззаботно пожав плечами, он приступил к приготовлению завтрака. Лиз не поднимала головы до тех пор, пока не убедилась, что он повернулся к ней спиной.

Вчера вечером она поставила себя в глупое положение. То, что она разрыдалась при нем, не самое страшное: кажется, он принял ее срыв как нечто само собой разумеющееся. Она не могла простить себе другого: как трепетала в его объятиях — покорная, полная желания и надежды. И его она тоже прощать не собирается.

Из-за Джонаса Шарпа она вспомнила о чувствах, которые упорно глушила в себе целых десять лет. Она очень разволновалась. Из-за него она снова хотела быть с мужчиной; она почувствовала влечение к нему. Не вырвалась, не отделалась от него с той легкостью, с какой отделывалась от многих незадачливых ухажеров. Он снова заставил ее почувствовать себя женщиной — а потом сам оттолкнул ее от себя.

Отныне они будут общаться только по делу. До тех пор пока Джонас живет у нее, они поддерживают сугубо деловые отношения. Деньги, которые он платит за комнату, она отложит. Скоро накопится достаточно, чтобы внести первый платеж за аквабайки.

Джонас сел за стол; от тарелки с яичницей поднимался пар.

—Ключ! — Лиз подтолкнула к нему по столешнице ключ. — А вот и расписка за первую неделю арендной платы.

Джонас не глядя сунул расписку в карман.

И часто вы сдаете комнату жильцам?

Нечасто. Сейчас мне нужно купить кое-что новое для дайвинг-центра. — Лиз вымыла тарелку и налила себе еще кофе. Она вздрогнула, когда по радио объявили точное время — оказывается, она забыла выключить приемник. Она опережает график на десять минут, но, если будет вставать пораньше, им не придется завтракать вместе. — А вы часто селитесь не в отеле, а у незнакомых людей?

Джонас попробовал яичницу и сокрушенно вздохнул. Шеф-поваром ему явно не стать!

—Нет, но ведь мы с вами больше не незнакомые люди.

Лиз метнула на него быстрый взгляд. Ее жилец явно не выспался — и еще не брился. Щетина добавляет ему обаяния... Ей захотелось предложить ему бритву, но, подумав, она решила, что не стоит. В конце концов, какое ей дело?

—Мы с вами совсем не знаем друг друга.

Джонас продолжал молча есть; Лиз решила, что он с ней согласился. Проглотив кусок, он заговорил:

—Я изучал право в университете Нотр-Дам, в Индиане, начинал работать в Бостоне, в конторе «Нирам и Баркер», а пять лет назад получил лицензию на собственную практику в Филадельфии. — Он подсолил яичницу, надеясь, что вкус его стряпни немного улучшится. — Специализируюсь на уголовном праве. Я не женат и живу один — у меня квартира в многоквартирном доме. Но есть и дом, — добавил он. — Старинный особняк в викторианском стиле в поселке Чеддс-Форд недалеко от Филадельфии. Сей час в нем ремонт.

Лиз захотелось расспросить его о доме — большой ли он, высокие ли там потолки и есть ли в доме дорогие деревянные полы? А окна какие — наверное, тоже высокие, со средником? Есть ли сад, где по шпалерам вьются розы? Но она отошла к раковине и стала мыть чашку.

—Все равно мы с вами совершенно чужие люди.

—Чужие или нет, а беда у нас общая.

Чашка выскользнула у нее из рук и, громко звякнув, упала на дно раковины. Лиз молча подобрала ее, сполоснула и поставила в сушилку. Чашка треснула, но сейчас это ее почти не занимало.

—У вас десять минут, — напомнила она.

Неожиданно он крепко схватил ее за руку по ниже плеча.

—Элизабет, у нас с вами действительно общая беда, — спокойно и серьезно повторил он.

Лиз подумала: его можно возненавидеть только за один спокойный голос!

Ничего подобного. Вы хотите отомстить за смерть брата. А я... зарабатываю себе на жизнь.

Вы считаете, все решилось бы тихо-мирно, вернись я в Филадельфию?

Да! — Лиз дернулась, но он ее не выпустил. Врать она не любила и потому невольно вспыхнула.

Я сразу понял, что вы, Лиз, — женщина умная. Не знаю, от кого и почему вы прячетесь на этом райском островке, но соображаете вы неплохо, очень неплохо. Мы с вами оба прекрасно понимаем: то, что случилось с вами вчера, произошло бы все равно, нахожусь я здесь или нет.

—Ладно. — Она перестала вырываться. — Вчерашнее произошло не из-за вас, а из-за Джерри. Ну и что это меняет в моем положении?

Не выпуская ее руки, Джонас медленно встал.

—Пока неизвестные считают, будто вы в курсе дел Джерри, они от вас не отстанут. Вы в центре их внимания. Пока вы в центре внимания, я буду рядом с вами, потому что вы, прямо или косвенно, наведете меня на след убийцы Джерри.

Лиз ответила не сразу, а лишь убедившись, что может говорить спокойно.

—Джонас, вы со всеми так? — спросила она. — Люди для вас только орудия? Средства, которые ведут к цели? — Посмотрев ему в лицо, она увидела решительное и отстраненное выражение. — Мужчины вроде вас всегда идут к цели, ни с кем, кроме себя,не считаясь!

Злясь, сам не зная почему, он взял ее за подбородок.

Вы в жизни не знали мужчины вроде меня.

Нет, знала, — тихо возразила Лиз. — Джонас, вы не один такой на свете. Вы выросли в богатой семье, на вас возлагали большие надежды, вы ходили в лучшую школу, общались со сливками общества. Ваши цели давно определены, и, если по пути к цели придется перешагнуть через других, вы это сделаете — как говорится, ничего личного. Вот что самое плохое, — продолжала она, тяжело вздохнув. — Вы никогда ни к кому не питаете личной злобы, ненависти и так далее. — Дернув подбородком, она сбросила его пальцы. — Что вам от меня нужно?

Никогда в жизни никто еще не злил его так. Несколькими словами она буквально пригвоздила его к месту. Джонас вспомнил свой сон и пустые, равнодушные глаза присяжных. Выругавшись про себя, он отвернулся к окну. Как бы она его ни унижала, сейчас он уже не может переиграть, отступить. Самое главное, он прав — здесь он или в Филадельфии, Лиз Палмер по-прежнему остается ключом ко всему делу.

За окном между двумя пальмами висел пестрый сине-желтый гамак. Интересно, вдруг подумалось Джонасу, есть ли у нее время хоть иногда полежать в нем. Ему вдруг захотелось взять ее за руку, вывести во двор и вместе прилечь под пальмой. И чтобы, помимо назойливых мух, у них не осталось других забот.

Мне нужно поговорить с Луисом, — сказал он. — Хочу выяснить, куда он ходил с Джерри. Может, Луис видел, с кем Джерри там общался.

С Луисом я поговорю сама. — Видя, что Джонас собирается возразить, Лиз покачала головой. — Вы ведь сами видели вчера, как он на вас среагировал. Луис не будет доверительно говорить с вами, потому что вы его пугаете. Я все интересное для вас запишу, у вас будет целый список таких мест.

Хорошо. — Джонас полез в карман за сигаретами и с досадой вспомнил, что оставил их в спальне. — А еще прошу вас начиная с сегодняшнего вечера ходить вместе со мной по тем местам, о которых вам расскажет Луис.

Лиз показалось, будто она ступает в зыбучий песок.

—Зачем?

Джонас пока и сам толком не знал, зачем это нужно.

Надо же с чего-то начать.

А я вам для чего?

Здесь он был еще меньше в чем-либо уверен.

—Не знаю, сколько времени все займет, а одну я вас здесь не оставлю.

Лиз удивленно хмыкнула:

Меня охраняет полиция!

Этого недостаточно. И потом, вы говорите по-испански и знаете местные обычаи. А я нет. Вы мне нужны. — Он сунул руки в карманы. — Все, в сущности, очень просто.

Лиз выключила кофеварку.

Простого ничего не бывает, — возразила она. — Но я принесу вам список и пойду с вами при одном условии,

Каком?

Она скрестила руки на груди. Джонас понял: она согласится на сделку только на своих условиях.

—Что бы ни случилось, удастся вам что-нибудь выяснить или нет, вы уберетесь из моего дома и из моей жизни, когда моя дочь вернется домой. Даю вам месяц, Джонас. Четыре недели — и не больше.

—По-моему, месяца вполне достаточно.

Она кивнула и направилась к двери.

—Помойте за собой посуду. Жду вас на улице.

Выйдя на крыльцо, Джонас увидел полицейскую машину, которая, как и вчера, стояла на дорожке перед домом. Рядом с машиной толпились дети; они о чем-то переговаривались вполголоса — наверное, обсуждали вчерашнее происшествие. Лиз окликнула одного из детей по имени, а потом достала из кармана пригоршню мелочи. Не нужно было понимать по-испански, чтобы догадаться о том, что здесь заключается сделка. Через несколько секунд, сжимая монеты в кулаке, мальчишка вприпрыжку вернулся к друзьям.

—Что происходит?

Лиз улыбнулась. Вера все лето будет играть с этими детишками.

—Я предложила им поиграть в сыщиков. Попросила: если они заметят поблизости кого-нибудь, кроме вас или полицейских, пусть срочно бегут к себе домой и позвонят капитану Мораласу. Так лучше всего можно уберечь их от беды.

Джонас наблюдал за детьми. Мальчишка, говоривший с Лиз, раздал друзьям монеты.

Сколько вы им дали?

По двадцать песо на брата.

Он прикинул, сколько это будет в долларах и центах, и покачал головой:

В Филадельфии даже малыши не согласятся работать за такой мизер.

Мы на Косумеле, — просто ответила Лиз, выкатывая мотоцикл.

Джонас посмотрел на ее транспортное средство, потом на нее саму. От такого мотоцикла пришел бы в восторг любой подросток.

—Значит, вот на чем вы здесь рассекаете?

Лиз почему-то стало смешно, но она не улыбнулась, а холодно парировала:

—Мотоцикл — прекрасное средство передвижения.

— Прекрасное средство передвижения — это БМВ.

Она рассмеялась. Джонас удивился: такой беззаботный смех он слышал от нее впервые. Потом она повернулась к нему и окинула его теплым, приветливым взглядом. Джонасу показалось, что почва опасно уходит у него из-под ног.

—Попробуйте поводить БМВ по здешним дорогам из глубины острова к побережью. — Она устроилась на сиденье. — Залезайте, Джонас, если не хотите топать в свой шикарный отель пешком.

Хотя у Джонаса оставались кое-какие сомнения, он сел за ней.

—Куда ставить ноги?

Лиз не смогла скрыть усмешку:

—На вашем месте я бы для начала подняла их с земли.

Не тратя лишних слов, она лягнула стартер и рванула с места. Сначала пришлось ехать медленнее, потому что на мотоцикле появился второй седок. Когда мотоцикл подскакивал на очередном ухабе, Джонас невольно хватал ее за талию.

Неужели здесь есть дороги хуже этой? Лиз ловко объехала очередную рытвину.

Чем вам эта не нравится?

Я просто спрашиваю.

Если желаете модерна, отправляйтесь в Канкун. На самолете всего несколько минут.

А вы там бывали?

Бываю время от времени. В прошлом году мы с Верой отправились туда на «Эмигранте» и пару дней осматривали руины. Там есть несколько древних мест поклонения. Они не очень хорошо отреставрированы, но все равно дух захватывает... Мне хотелось показать дочери пирамиды и города-крепости в окрестностях Канкуна.

В археологии я не очень-то разбираюсь.

Чтобы смотреть тамошние руины, не нужно разбираться в археологии. Там требуется только одно: воображение.

Она нажала клаксон. Джонас увидел, как из двери лавочки высовывается сгорбленный старик и машет рукой.

—Сеньор Пессадо, — пояснила Лиз, — Он иногда тайком от меня угощает Веру конфетами; оба думают, будто я ни о чем не догадываюсь.

Джонас хотел было расспросить ее о дочери, но потом передумал. Лучше немного подождать. Пока она еще не привыкла к нему, разумно держаться от нее на безопасном расстоянии.

—Вы многих местных жителей знаете?

— Остров у нас небольшой. Да, я знакома со многими, и еще больше народу знаю в лицо. Меньше знакомых у меня среди жителей Сан-Мигеля и Восточного побережья. Зато во внутренней части острова знаю многих; мы вместе работали в отеле.

Не думал, что ваш дайвинг-центр при отеле.

Он вовсе не при отеле. — Лиз остановилась на красный свет. — Просто я сама раньше работала в отеле. Горничной. — Она дала полный газ и проехала перекресток.

Джонас посмотрел на ее руки. Тонкие и хрупкие, они уверенно сжимали рукоятки руля. И все равно трудно представить, чтобы эти руки таскали швабру и тяжелые ведра с водой.

По-моему, вы бы смотрелись куда уместнее у стойки портье или на этаже.

Мне крупно повезло, что меня вообще взяли на работу, ведь был уже конец сезона. — Лиз притормозила, потому что они начали длинный спуск, ведший к отелю «Президент». Она позволила себе полюбоваться большими красивыми пальмами, росшими по обе стороны от дороги, и насладиться запахом цветов. Сегодня у нее урок дайвинга для начинающих; им предстоит совершить первое в жизни погружение. С них нельзя спускать глаз... Хорошо, наверное, быть в отеле просто гостем, который прилетел на Косумель отдохнуть и развлечься!

Там внутри до сих пор роскошно? — машинально спросила она и тут же упрекнула себя за болтливость.

Джонас осмотрел большое величественное здание.

—Много стекла, — сообщил он. — Мрамор. У меня номер с балконом на море.

Лиз остановилась у обочины.

—Может, зайдете? — предложил Джонас. — Сами и увидите.

Лиз ужасно захотелось принять его приглашение. Она питала слабость к красивой, изысканной обстановке. Но такая слабость ей сейчас не по карману.

—Мне пора на работу.

Джонас спрыгнул на тротуар, но, перед тем как она уехала, накрыл ее руки своей рукой.

—Встретимся дома. В город поедем вместе.

Она молча кивнула и развернула мотоцикл назад, к шоссе. Джонас смотрел ей вслед, пока шум мотора не затих вдали. Кто такая Элизабет Палмер? И почему ему все больше и больше хочется это выяснить?


Лиз вернулась домой совершенно разбитая. Она привыкла много работать: таскать тяжелое снаряжение, нырять, всплывать на поверхность. Но сегодня, после сравнительно легкого дня, она устала. Хотя ей должно было стать легче, когда она узнала, что в числе ее учеников будет молодой полицейский. Она должна была испытать облегчение, узнав, что капитан Моралас держит слово и ее действительно охраняют. И все же Лиз показалось, будто ее заперли в клетку.

По дороге домой она то и дело посматривала в зеркало заднего вида. Полицейская машина без опознавательных знаков следовала за ней на безопасном расстоянии. Больше всего ей хотелось запереть все двери, принять душ и погрузиться в крепкий сон без сновидений. Но ее уже ждал Джонас. Он разговаривал по телефону в гостиной, держа на коленях блокнот. Лицо у него озабоченно хмурилось. Наверное, в его конторе не все гладко, вот и настроение испортилось. Не обращая на него внимания, Лиз пошла принять душ и переодеться.

Вещей у нее было немного; в основном то, в чем можно ходить на пляже. Поэтому отпала необходимость долго и придирчиво выбирать наряд на вечер. Лиз сняла с вешалки ярко-синюю легкую юбку и объемную красную блузку. Ей хотелось немного побыть одной; поэтому она долго возилась со своими небольшими запасами косметики. Когда Джонас постучался к ней, она задумчиво плела косичку. Не дожидаясь разрешения, он приоткрыл дверь:

—Вы достали список?

Лиз протянула ему лист бумаги. Конечно, можно было бы сделать ему выговор за то, что он вошел без приглашения, но ведь от этого ничего не изменится!

—Я же обещала...

Джонас жадно схватил листок и принялся читать. Лиз заметила, что он успел побриться и переодеться в модный легкий пиджак и свободные бежевые брюки. Впрочем, жесткие складки в углах рта остались прежними.

Вы эти места знаете?

В паре из них бывала. У меня не очень-то много времени, чтобы шататься по барам и ночным клубам.

Джонас вскинул голову — и удержался от колкости. Шторы у нее за спиной были аккуратно раздвинуты, как она любила, и из окон лился розовый вечерний свет. Хотя блузку Лиз целомудренно застегнула доверху, она распустила волосы и зачесала их назад. Хотя она не злоупотребляла косметикой, лицо ее преобразилось. От туши ресницы стали темнее и длиннее; благодаря теням глаза приобрели особую выразительность. Лиз слегка нарумянила щеки, а губы не накрасила совсем.

—Вы бы поосторожнее с глазами. — Джонас рассеянно провел кончиком пальца по ее скуле. — А то просто беда...

Что-то сжалось у нее внутри, но она не шелохнулась.

Беда?

Для меня. — Джонас кое-как запихал список в карман и огляделся по сторонам. — Ну как, готовы?

Мне нужно обуться.

Лиз думала, что он выйдет, но он остался и принялся бродить по комнате. Ее спальня, как и весь дом, оказалась обставлена просто, но броско. Он вдохнул необычный пряный аромат, который исходил от широкой зеленой вазы с сухими лепестками. На стене висели два эскиза; один запечатлел заход солнца, как будто срисованный с натуры, — сейчас за окном можно было увидеть практически то же самое, — а на втором изображался морской берег во время шторма. Одна картина — воплощение безмятежности, другая — неистовая буря. Интересно, как картины связаны с самой Элизабет Палмер? Сколько в ней безмятежности и сколько бури? Рядом с кроватью на тумбочке стояла большая фотография.

Девочка в цветастой блузке весело улыбалась; ее черные, блестящие волосы до плеч загибались на кончиках. Видимо, недавно у нее выпал зуб, но щербинка нисколько не портила овальное загорелое личико. Если бы не глаза, Джонас ни за что не догадался бы, что девочка на фотографии — дочка Лиз. Глаза у нее такие же, как у Лиз: темно-карие, глубоко посаженные, слегка раскосые. Правда, в них не было грусти и тайны, как в глазах ее матери. Девочка смотрела на мир открыто и доверчиво.

Это ваша дочь.

Да. — Лиз сунула ноги в туфли, решительно отобрала у Джонаса снимок и поставила его назад, на тумбочку.

Сколько ей лет?

Десять. Ну что, пошли? Не хочу задерживаться за полночь.

Десять? — Слегка ошарашенный, Джонас смерил Лиз пристальным взглядом. Он решил было, что Вере лет пять, не больше, что она плод любви Лиз и какого-нибудь островитянина. — Не может быть, чтобы у вас был десятилетний ребенок!

Лиз усмехнулась:

И все-таки моей дочери уже десять лет.

Значит, когда вы ее родили, вы еще сама были совсем девочкой!

Нет. Не была. — Лиз снова направилась к двери, но Джонас снова ее остановил, взяв за руку.

—Она родилась до того, как вы сюда приехали?

Лиз бросила на него выразительный взгляд:

—Она родилась через полгода после того, как я переселилась на Косумель. Джонас, нам пора выходить — если вы, конечно, хотите, чтобы я вам помогала. Кстати, вопросы о Вере в нашу сделку не входят.

Не выпуская ее руки, он тихо и почти ласково спросил:

—Он оказался подонком?

Лиз и глазом не моргнула. Потом губы ее растянулись в невеселой улыбке.

—Да. Еще каким!

Не понимая, зачем он это делает, Джонас нагнулся и легко поцеловал ее в губы.

—Элизабет, ваша дочь — просто прелесть. У нее ваши глаза.

Лиз поняла, что снова плавится, тает, и осудила себя за это. В его голосе угадывалось сочувствие без жалости. Больше никто не сделает ее слабой! Она вырвалась и невольно приняла защитную стойку:

—Спасибо. И все-таки нам пора. Мне завтра рано вставать.


В первом ночном клубе, куда они зашли, было шумно и полным-полно американских туристов. Диджей в углу, в белой футболке в обтяжку, манипулировал дисками на вертушке; каждый новый микс сопровождался миганием разноцветных лампочек. Они заказали коктейли и легкую закуску. Джонас надеялся, что кто-нибудь из завсегдатаев примет его за Джерри.

—Луис сказал, что сюда они ходили часто, потому что Джерри любил слушать американскую музыку. — Лиз грызла кукурузные чипсы и озиралась по сторонам. Обычно она не в таких местах предпочитала коротать вечер. Столики стояли впритык, а музыка буквально била по ушам. Но все посетители выглядели вполне дружелюбными; они подпевали во всю глотку, стараясь перекричать музыку, или так же громко общались между собой. Группа молодых американцев за соседним столиком наслаждалась местной экзотикой: текилой, которую они закусывали ломтиками лимона. Лиз не сомневалась: завтра утром всем молодым гринго будет очень кисло.

Джонас решил, что обстановка в баре — именно то, что любил Джерри. Здесь громко, тесно, душно.

Луис не упоминал, не общался ли Джерри с кем-то в особенности?

С женщинами. — Отломив кусочек тортильи, Лиз улыбнулась. — Луис восхищался умением Джерри привлечь к себе дам.

У него была постоянная подружка?

По словам Луиса, одна была, но как ее зовут, он не знает. Джерри называл ее просто «деткой».

Старый трюк, — рассеянно сказал Джонас.

Что за трюк?

Называть всех подружек просто «детками». Так не рискуешь перепутать имена и вызвать скандал.

Понимаю. — Лиз отпила вина; ей понравился тонкий, изысканный вкус.

Луис вам описывал ее внешность?

Он назвал ее сногсшибательной красоткой — конечно, в мексиканском вкусе. Пышные волосы, пышные бедра. Луис именно так и выразился, — пояснила Лиз, заметив удивленный взгляд Джонаса. — А еще он сказал, что Джерри довольно часто беседовал с двумя мужчинами, но он всегда сам к ним подходил, и Луис не слышал, о чем они говорили. Один из них американец, другой мексиканец. Так как Луиса больше интересуют женщины, он не особенно обращал внимания на тех двоих. Но он сказал, что Джерри часто обходил все бары, пока не встречал их. Когда же встречал, сразу успокаивался.

А здесь он с ними встречался?

По словам Луиса, те двое никогда не сидели в одном и том же месте два дня подряд.

Ладно, допивайте. Мы тоже сходим еще куда-нибудь.

В четвертом ночном клубе Лиз поняла, что с нее хватит. Она заметила, что Джонас в каждом новом баре только притворялся, будто пьет, а ее уже тошнило от запаха спиртного. Одни бары оказывались настоящими злачными местами, и сидеть там было довольно неприятно. В других громко играла музыка, переливались разноцветные огни. Лица начали расплываться у нее перед глазами. Среди публики была как молодежь, так и не совсем молодые люди. Много американцев, которые жаждали экзотической ночной жизни, чуть меньше местных любителей развлечений. Посетители приходили группами, поодиночке и парочками. Многие танцевали, кое-кто сидел за столиками. Лиз замечала туристов, у которых было полно времени и денег, и отчаявшихся пьяниц. Последние, как правило, сидели в одиночку — вернее, компанию им составляли бутылка и черная тоска.

—Это последний, — заявила Лиз, когда Джонас нашел им столик в очередном ночном клубе с переполненным танцполом и музыкой, бьющей по ушам.

Джо нас посмотрел на часы. Еще и одиннадцати нет! А здесь редко что-то начинается раньше полуночи...

—Ладно, — покладисто согласился он. Потом он решил ее отвлечь и предложил: — Давай потанцуем!

Не дав ей времени отказаться, он потащил ее в толпу.

Здесь очень тесно, — начала было Лиз, но он уже уверенно обнял и повел ее.

Мы немножко. — Он прижал ее к себе и как бы невзначай провел рукой по спине. — Видишь?

Я уже сто лет не танцевала! — прошептала Лиз.

Джонас рассмеялся.

—Можно не стараться, все равно здесь почти нет места. — Притиснутые друг к другу, они лишь топтались на месте в окружении таких же парочек.

— И какой во всем этом смысл? — осведомилась Лиз.

—Пока не знаю, но скоро выясню. А ты пока расслабься. — Он снова погладил ее ладонью по спине и почувствовал, как она напряжена.

Не могу.

А ты попробуй отвлечься. — Он не переставая оглядывал толпу. — Чем ты занимаешься, когда не работаешь?

Думаю о работе.

Лиз!

Ну ладно... Читаю — в основном о морских обитателях.

Значит, и в выходные работаешь?

Мне это интересно.

Их притиснули друг к другу; Джонас забыл о том, что должен наблюдать за посетителями, и посмотрел на нее в упор.

—А кроме работы тебя ничего не интересует?

Смущенная его близостью, Лиз попыталась высвободиться, но Джонас держал ее крепко. Несмотря на то что она решилась не поддаваться, сердцебиение у нее участилось.

—Ни на что другое у меня нет времени.

Он заметил, что она не надушилась, но от нее исходил слабый аромат пудры и цветочных лепестков. Невольно он задумался, какое у нее тело. Такое ли оно гибкое и хрупкое, каким кажется сейчас, когда она прижимается к нему?

Похоже, ты себя во всем ограничиваешь.

У меня свое дело, — напомнила Лиз, и вдруг ей захотелось, чтобы он снова ее поцеловал. Она не знала, как поведет себя, но ей стало сладко и захотелось подчиниться, уступить... Как близко его губы! Словно почувствовав ее призыв, Джонас отвел ее голову назад, провел рукой по ее волосам. Ее неудержимо влекло к нему...

Неужели заработки для тебя важнее всего?

Да, — с трудом ответила Лиз, сама не понимая, зачем ей это. — Мне нужно купить несколько аквабайков.

Глаза у нее сделались такие теплые и такие шальные, что Джонас показался себе неуязвимым.

Аквабайков?

Если я не угонюсь за конкурентами...

Он словно невзначай поцеловал ее в угол рта и напомнил:

Если ты не угонишься за конкурентами...

То... клиенты уйдут от меня к другим. Поэтому я...

Джонас снова так же легко поцеловал ее.

—Ну и что же?

Хочу успеть купить аквабайки до начала летнего сезона.

Конечно. Но до лета еще несколько недель. До тех пор я мог бы заняться с тобой любовью много раз... Много-много раз! — повторил он, заметив ее ошеломленный взгляд. Потом он прильнул к ней губами.

Она дернулась, как будто ее ударило током. Джонас не понял, что ею движет — удивление, желание сопротивляться или влечение. Сам он предпочитал давать волю страсти в уединенных, тихих местах, которые сам выбирал. Неожиданно он перестал обращать внимание и на громкую музыку, и на мигающие, искрящиеся огни, и на толпу. Они очутились в самом углу танцпола, окруженные другими парами, притиснутые друг к другу, — и на время забыли обо всем на свете.

У Лиз кружилась голова. Музыка звучала все глуше, как будто вдалеке. От Джонаса исходил жар, который передавался ей и добавлял остроты поцелую. Она сгорала, плавилась, томилась. Хотя они не двигались с места, Лиз казалось, будто она бежит. Ей стало трудно дышать; теснило в груди. Внутри все сжалось, как пружина, и почти сразу же ее охватило удовольствие, которого она немного стыдилась. Она теснее прильнула к нему и подставила губы... Но тут заиграла другая музыка, и Джонас слегка отстранил ее.

Не рассчитали, — прошептал он.

Да... — Лиз опомнилась не сразу. Все дело не в том, что они неправильно рассчитали время и место. То, чего он хочет, невозможно. Она отвернулась было, но Джонас не дал ей уйти. — В чем дело? — начала она, взглянула на него и поняла: что-то случилось. Он смотрел не на нее, а куда-то поверх ее плеча.

Лиз осторожно обернулась. На них, изумленно вытаращив глаза, смотрела молодая женщина в красном облегающем платье. Заметив, что ее обнаружили, девица в красном платье метнулась к выходу, бросив своего кавалера. Тот так и остался стоять с разинутым ртом.

—Пошли! — Не дожидаясь ее, Джонас врезался в толпу.

Чтобы не отстать от него, Лиз пришлось поработать локтями.

Красотку в красном платье Джонас нагнал у выхода.

—Почему вы убежали? — спросил он, крепко схватив ее за обе руки и притискивая к стене.

Por favor, no comprendo... Не понимать, — ответила она, дрожа как осиновый лист.

А мне кажется, все вы понимаете. — Больно впившись ей в руки, Джонас нависал над ней, пока та едва не завизжала от страха. — Что вам известно о моем брате?

Джонас! — Испуганная Лиз встала между ними. — Если ты собираешься и дальше вести себя так, обойдешься без моей помощи. — Она отвернулась и тронула девицу за плечо. — Lo siento mucho, — начала она, извиняясь за Джонаса. — Он недавно потерял брата. Его брата звали Джерри Шарп. Вы его знали?

Девица в красном платье посмотрела на Лиз и зашептала:

У него лицо Джерри! Но Джерри умер... я читала в газете.

Это брат Джерри, Джонас. Мы хотим с вами поговорить!

Как и Лиз раньше, девица уже уловила разницу между Джонасом и знакомым ей мужчиной. Она бы никогда не испугалась Джерри по той простой причине, что знала: она сильнее и умнее его. А вот мужчина, который угрожающе нависает над ней, — совсем другое дело.

Я ничего не знаю.

Рor favor. Несколько минут, и все!

Скажи, что я заплачу, — добавил Джонас, не давая девице в красном платье времени отказаться.

Не дожидаясь, пока Лиз переведет, он достал бумажник и вынул оттуда купюру. Испуг на ее лице сменился задумчивым выражением. Наконец, девица согласилась:

—Несколько минут! — Она ткнула пальцем в открытое кафе напротив. — Там.

Джонас заказал две чашки кофе и бокал вина.

Спроси, как ее зовут, — велел он Лиз.

Я говорю по-английски. — Красотка в красном платье достала длинную тонкую сигарету и постучала ею о столешницу. — Меня зовут Эрика. Мы с Джерри были друзьями. — Явно успокоившись, она улыбнулась Джонасу. — Близкими друзьями — вы меня понимаете?

Да, понимаю.

Он был очень симпатичный, — продолжала Эрика, но тут же прикусила губу. — И очень веселый.

Вы с ним давно знакомы?

Пару недель. Я очень горевала, когда узнала, что он умер.

Его убили, — уточнил Джонас. Эрика отпила большой глоток вина.

Вы думаете, его убили из-за денег? Джонас весь подобрался и предостерегающе

посмотрел на Лиз.

Не знаю... похоже на то. Он вам что-нибудь рассказывал?

Кое-что... если честно, он меня заинтриговал. Вы ведь понимаете. — Эрика снова улыбнулась и нагнулась к Джонасу, который поднес к ее сигарете зажигалку. — Джерри был очень обаятельный. И щедрый. — Эрика помолчала, вспоминая тонкий золотой браслет, который он ей подарил, и серьги с красивыми голубыми камушками. — По-моему, он был очень богатый, но говорил, что скоро сделается намного богаче. Я люблю обаятельных мужчин, но особенно люблю богатых. Джерри обещал, когда он разбогатеет, мы с ним поедем путешествовать. — Она выдохнула струю дыма и философски пожала плечами. — А потом умер.

Джонас пил кофе и внимательно наблюдал за Эрикой. Луис оказался прав: Эрика действительно сногсшибательная красотка. И совсем не глупа. Кроме того, он был уверен, что сейчас она ломает голову над одним-единственным вопросом.

Вам известно, когда именно он планировал разбогатеть?

Конечно, ведь мы собирались уехать, значит, мне пришлось бы бросить работу. Он позвонил мне... в воскресенье. Говорил очень взволнованно. «Эрика, — говорит, — я сорвал крупный куш!» Я немного злилась на него, потому что он должен был прийти ко мне накануне, в субботу вечером, но так и не появился. Он объяснил, что проворачивал одно дельце в Акапулько, и спросил, не против ли я провести несколько недель в Монте-Карло. — Эрика зазывно улыбнулась Джонасу и захлопала длинными ресницами. — Я решила его простить. Собрала вещи, — добавила она, выпустив дым. — Мы собирались уехать во вторник. Вечером в понедельник в газете написали, что он умер. О деньгах в газете не было ни слова.

Вы знаете, с кем он проворачивал дела?

Нет. Иногда он встречался здесь с одним американцем, таким тощим, белобрысым. А иногда разговаривал с мексиканцем, который мне не нравился — у него mal ojo.

Дурной глаз, — перевела Лиз. — Можете его описать?

Не очень хорошо, — небрежно ответила Эрика. — Он рябой — лицо изрыто оспой. Волосы длинные, сзади достают до плеч, такой щуплый коротышка. — Она снова посмотрела на Джонаса, и ее страстная улыбка как будто повысила окружающую температуру на несколько градусов. — А я люблю высоких мужчин.

Как его зовут?

Не знаю. Но он очень хорошо одевается. Любит красивые костюмы, дорогие туфли. А на руке носит серебряный браслет — такой тонкий обруч, который скрещивается на концах. Очень красивый. Вы думаете, он знает про деньги? Джерри говорил, что у него их целая куча.

Джонас потянулся за бумажником.

—Мне нужно знать, как его зовут. — Он положил на стол банкнот в пятьдесят долларов. Когда Эрика потянулась к деньгам, он накрыл ее руку своей. — И его, и белобрысого американца. И не тяните, Эрика.

Тряхнув головой, красотка взяла деньги.

Я узнаю, как их зовут. После того как скажу вам, вы дадите мне еще столько же.

После того как скажете. — Джонас быстро нацарапал на обороте своей визитки номер телефона Лиз. — Как только что-нибудь узнаете, звоните по этому номеру.

Идет! — Эрика сунула деньги в сумочку и встала. — А знаете, вы не так похожи на Джерри, как мне сначала показалось! — Цокая высокими каблуками, она перешла дорогу и снова скрылась в ночном клубе.

—Начало положено. — Джонас отодвинул чашку. Подняв голову, он заметил, что Лиз пристально смотрит на него. — В чем дело?

—Мне не нравятся твои методы работы.

Перед тем как встать, он оставил на столе еще один банкнот.

У меня нет времени на вежливое обхождение.

Что бы ты стал делать, если бы я ее не успокоила? Отволок бы в ближайший переулок и избивал, пока она не сознается?

Он достал сигареты, с трудом сдерживая гнев.

Лиз, поехали домой!

Интересно, чем ты отличаешься от тех, кого ищешь? — Она рывком встала из-за стола. — Кстати... просто к сведению... у мужчины, который вломился ко мне в дом и напал на меня, на руке был тонкий браслет. Я почувствовала, когда он приставил мне к горлу нож.

Джонас отвел глаза от язычка пламени на конце зажигалки и посмотрел на нее.

—По-моему, когда придет время, вы с ним узнаете друг друга.

Глава 5

— Перед погружением нужно все проверить, — повторяла Лиз, по очереди показывая ученикам элементы собственного снаряжения. — Под водой мелочей не бывает! И не имеет значения, в первый раз вы погружаетесь или в пятидесятый. Бывает, засмотришься на рыбок или кораллы, а то и просто наслаждаешься ощущением свободного парения — и забываешь, что зависишь от баллона с воздухом. Подъем нужно начинать, когда у вас остался запас воздуха на пять—десять минут.

Инструктаж Лиз проводила в течение часа, не дольше. Она знала, что через час внимание рассеивается и ученики просто перестают воспринимать ее слова. Пора дать им попробовать на вкус то, за что они заплатили деньги.

—У нас будет групповое погружение. Возможно, кое-кто захочет отделиться от остальных, но запомните самое главное: погружайтесь только парами. И обязательно проверьте снаряжение партнера.

Лиз надела жилет — компенсатор плавучести и пристегнула грузовой пояс; группа новичков старательно следовала ее инструкциям. Для многих из них погружение с аквалангом — захватывающее приключение. Все хорошо, пока они в безопасности. Во время инструктажа она сделала упор на нештатные ситуации под водой и меры их преодоления. Все, кто погружается под ее надзором, будут знать, какие шаги предпринять при любых обстоятельствах. Несчастные случаи под водой очень часто являются результатом небрежности, невнимательности. Лиз считала, что лучше лишний раз все проверить и перепроверить. Помогая друг другу надеть акваланги, ученики взволнованно переговаривались.

Луис подхватил свой баллон с дыхательной смесью.

Ну и группа... Совсем зеленые.

Да. — Лиз помогла ему надеть баллоны. Луису, как и всем своим сотрудникам, она выдавала снаряжение бесплатно. Его проверяли так же тщательно, как и снаряжение, которое выдавалось напрокат. — Луис, приглядывай за молодоженами! Они больше поглощены друг другом, чем регуляторами.

Никаких проблем. — Луис помог Лиз надеть баллоны и заметил: — Знаешь, у тебя усталый вид.

Нет, я в порядке.

Когда она отвернулась, Луис быстро осмотрел кровоподтеки у нее на шее. О происшествии уже пошли слухи.

—Точно в порядке? Выглядишь ты не очень.

Пристегнув нож, Лиз смерила его удивленным взглядом.

Как мило с твоей стороны!

Нет, серьезно. Я за тебя волнуюсь.

Причин для волнения нет. — Надевая маску, Лиз оглянулась на низкорослого толстяка средних лет, который возился с ластами. На сегодня он будет ее телохранителем. — У полиции все под контролем, — добавила она, надеясь, что все так и есть. В Джонасе она была далеко не так уверена.

Вчера вечером Лиз почти не удивилась. Она с самого начала чувствовала дремлющую в нем ярость. Но потом он схватил Эрику, Лиз увидела его лицо, услышала его голос, и внутри у нее все сжалось. Джонаса она почти не знает и понятия не имеет, как тот поступит в экстренной ситуации — сдержится или даст волю гневу. Положа руку на сердце, уверена ли она в том, что Джонас себя контролирует? Месть всегда безобразна. А Джонас жаждет именно мести. Снова вспомнив его вчерашний дикий взгляд, Лиз решила, что он, скорее всего, даст волю чувствам. Катер накренился, и Лиз вернулась в настоящее. Ей некогда думать о Джонасе. У нее есть клиенты, которые должны остаться довольными. Пора заняться делом!

Мисс Палмер! — Широко улыбаясь, к ней подошел молодой худощавый американец со впалой грудью. — Вы не проверите мое снаряжение?

Конечно проверю. — Лиз принялась быстро и уверенно проверять регуляторы и клапаны.

Я немного побаиваюсь, — признался американец. — Раньше никогда ничего подобного не делал.

Это даже к лучшему — будете осторожнее вести себя под водой. А ну-ка, снимите маску и поправьте обтюратор — надо, чтобы маска сидела удобно, но плотно.

Американец подчинился; его голубые глаза за стеклом казались огромными.

—Если вы не против, мне бы хотелось там, внизу, держаться поближе к вам.

Лиз улыбнулась:

—Именно для этого я с вами и погружаюсь. Глубина здесь около десяти метров, — объявила она всей группе. — И не забудьте: перед тем как нырнуть, выдохните. По мере погружения контролируйте скорость. Компенсируйте потерю плавучести, потихоньку добавляя воздух в жилет-компенсатор. Достигнув нужной глубины, стравите немного воздуха, чтобы установить нейтральную плавучесть. И самое главное: прошу вас, не отплывайте далеко от группы.

Она первая грациозно нырнула в воду. Луис помогал ученикам на палубе, а Лиз отплыла на несколько метров и следила за тем, как они ныряют. После того как все новички ушли под воду, Лиз в последний раз проверила маску и тоже нырнула.

Волшебный миг — ощущение невесомости. Кажется, что можешь беспрепятственно плыть куда угодно, что ты неуязвима. Сверху дно моря казалось белым. Лиз задержалась у поверхности воды, любуясь величественным видом. Затем, легко оттолкнувшись, она опустилась ниже вместе с учениками.

Новички держались за руки и наслаждались необычными ощущениями. Лиз напомнила себе: их нельзя выпускать из вида. Полицейский, приставленный к ней, барахтался рядом, как сонная морская черепаха. Уж он-то не выпустит ее из вида. Почти все остальные держались тесной группой — у всех захватило дух, но им было страшновато. Во взгляде тощего американца читались и наслаждение, и испуг. Он тоже старался держаться поближе к ней. Чтобы приободрить новичка, Лиз тронула его за плечо и ткнула пальцем вниз. Американец кивнул и следом за ней спустился глубже.

Мимо них косяками и поодиночке проплывали рыбы. На фоне белого песка и прозрачной воды перед ними пестрел настоящий разноцветный калейдоскоп. Ввысь вздымались величественные шафранные крепости и замки кораллов-мозговиков. В местах с сильным течением росли гигантские горгонарии — морские веера, розово-красноватые, нежные, словно кружева. Помахав своему партнеру, Лиз стала наблюдать за коралловыми рыбками-чистильщиками: они целой стайкой дружно проплывали между оленерогими кораллами.

Она прекрасно разбиралась в жизни морских обитателей — может быть, лучше, чем в жизни на суше. Под водой, в тишине, Лиз часто обретала душевное спокойствие, которое целыми днями ускользало от нее. Она помнила научные названия многих рыб и подводных образований, мимо которых они проплывали. Когда-то она прилежно изучала их, мечтая разгадывать тайны подводного мира и делиться его красотой. Тогда у нее была другая жизнь. Сейчас она обучает туристов и, за почасовую оплату, дарит им незабываемые впечатления, с которыми они вернутся домой после отпуска. Этого достаточно.

Лиз с интересом следила за морским ангелом, который сглатывал пузырьки воздуха, поднимающиеся к поверхности. Чтобы развлечь своих учеников, она ткнула пальцем маленького абудефдуфа. Драчливый самец, защищая свою территорию, ущипнул ее. Потом она заметила, что на дне справа от них поднимается песок. Предостерегающе подняв руку, Лиз показала туристам плоского ската, похожего на большое блюдо. Раздраженный тем, что непрошеные гости вторглись в его владения, он поплыл прочь.

Молодожены отделились от остальных; чтобы развлечь жену, муж медленно кувыркался в воде. Новички потихоньку осваивались и разбивались на пары. Только телохранитель Лиз и боязливый американец постоянно оставались от нее на расстоянии вытянутой руки. За те полчаса, что они провели под водой, Лиз сделала несколько кругов, наблюдая за каждым учеником по очереди. К концу погружения все пришли в полный восторг. Никто не жалел о потраченных деньгах. Когда они всплыли на поверхность, восторгам не было конца.

—Здорово! — Бизнесмен-англичанин, который первый раз приехал в Мексику, с трудом поднялся на палубу. Лицо у него обгорело на солнце, но он этого как будто и не замечал. — Когда следующее погружение?

Лиз, смеясь, помогала ученикам подняться на борт.

Время, проведенное под водой, должно быть равно времени, проведенному на поверхности воды. Обещаю, мы сделаем еще одно погружение.

Что там такое, похожее на перья? — спросил кто-то. — Оно растет кустами.

Это роговые кораллы, морские веера, или горгонарии. Помните горгон из греческой мифологии? — Лиз сняла ласты и потянулась. — У них вместо волос были змеи. Скелет у горгонарии почти полностью роговой и обладает необходимой гибкостью. Горгонарии образуют большие веерообразные колонии и всегда располагаются перпендикулярно течению. Они колышутся, как змеи.

Туристы задавали все новые и новые вопросы, на которые она охотно отвечала. Лиз заметила, что американец, по-прежнему не отходящий от нее ни на шаг, чему-то тихо улыбается. Обойдя баллон с воздухом, она присела рядом с ним.

У вас все отлично получилось.

Правда? — Американец с ошеломленным видом пожал плечами. — Мне понравилось, но не скрою, было как-то спокойнее оттого, что вы не отходили от меня. Уж вы точно знаете, что делаете.

Я здесь уже давно.

Он тоже сел и расстегнул до талии гидрокостюм.

—Терпеть не могу совать нос в чужие дела, но вы для меня загадка. Вы ведь американка?

К такому вопросу Лиз уже привыкла. Она пригладила мокрые волосы.

Совершенно верно.

Откуда?

Из Хьюстона.

Нет, серьезно? — Глаза у туриста загорелись от радости. — Я ведь учился в Техасском сельскохозяйственно-механическом!

Правда? — Сердце у нее невольно сжалось. — Я тоже... хотя и недолго.

Мир тесен, — продолжал довольный собой американец. — Люблю Техас! У меня в Хьюстоне много друзей. Может быть, вы знаете Дресскотов?

Нет.

Что ж, Хьюстон — не маленький городок. — Американец вытянул длинные костлявые ноги, которые были на несколько оттенков бледнее рук, но уже начали покрываться загаром. — Значит, вы тоже учились в ТСМ?

Совершенно верно.

Чем занимались?

Она улыбнулась и посмотрела на море.

Океанологией.

Для вас в самый раз оказалось.

А вы?

Бухучетом. — Он снова широко улыбнулся. — Сухая материя! Вот почему после пятнадцатого апреля, дня уплаты налогов, я всегда беру долгий отпуск.

Что ж, для отпуска вы выбрали прекрасное место. Ну как, готовы снова погружаться?

Американец глубоко вздохнул, словно набираясь храбрости.

—Д-да. Послушайте, а может, выпьем чего-нибудь, когда вернемся?

Он понравился Лиз: симпатичный, спокойный, не нахальный. Вставая, она улыбнулась, словно извиняясь.

Спасибо, конечно, но я буду очень занята.

Я пробуду здесь еще пару недель. Может, как-нибудь в другой раз?

Может быть. Давайте-ка проверим ваше снаряжение.

К тому времени, как их катер подошел к берегу, день уже клонился к вечеру. Довольные собой туристы разбрелись переодеваться к ужину или рассеялись по пляжу. Лишь немногие медлили у катера, в том числе ее телохранитель и щуплый бухгалтер-американец. Лиз пришло в голову, что она, возможно, обошлась и с тем и с другим излишне сухо.

Надеюсь, вам понравилось, мистер...

Трайдент. Скотт Трайдент. Лучше зовите меня просто Скотт. Да, мне очень понравилось. Даже повторить хочется,

Лиз улыбнулась, помогая Луису и другому сотруднику разгружать катер.

—Для того-то мы здесь и работаем!

—А вы... м-м-м... даете частные уроки?

Лиз посмотрела американцу в глаза. Видимо, она все же держалась недостаточно суховато.

Время от времени.

Тогда, может быть, мы...

Эй, барышня!

Лиз приставила ладонь козырьком ко лбу:

—Мистер Эмбакл!

Он стоял на дорожке, широко расставив ноги в коротком гидрокостюме. Редкие мокрые пряди прилипли к черепу. Рядом стояла усталая жена в купальнике с рюшками, которые должны были скрашивать полные бедра.

—Только что вернулся! — крикнул он. — Весь день провел под водой!

Эмбакл выглядел чрезвычайно довольным собой. Его жена выразительно посмотрела на Лиз и незаметно для мужа закатила глаза.

—Может, мне нанять вас в команду, мистер Эмбакл?

Он расхохотался, хлопая себя по бокам.

Да уж... По-моему, лучше дайвинга нет ничего на свете! — Он покосился на жену и похлопал ее по плечу. — Ну... не совсем, но почти. Заберите эти баллоны, барышня, и дайте мне новые!

Опять собираетесь под воду?

Вечером. Вот только старушку свою все никак не уговорю.

Я завалюсь в постель с хорошей книгой, — доверительно сообщила Лиз его жена. — А воду хочу видеть только в ванне.

Рассмеявшись, Лиз спрыгнула с причала.

Как я вас понимаю, особенно сейчас! Кстати, мистер и миссис Эмбакл, позвольте вам представить Скотта Трайдента. Он только что совершил свое первое погружение.

Молодчина! — Экспансивный Эмбакл хлопнул молодого американца по плечу. — Ну и как, понравилось?

В общем...

Ничего подобного еще не испытывали, а? Вы еще не ныряли ночью, молодой человек! Попробуйте и поймете, что ночной дайвинг — совсем другое дело!

Да, наверное, но...

Мне нужно поменять баллоны. — Снова хлопнув Скотта по плечу, Эмбакл подхватил свои баллоны и затрусил к магазину.

Одержимый. — Миссис Эмбакл покачала головой и снова закатила глаза. — Мистер Трайдент, не позволяйте ему заморочить вам голову. Иначе не знать вам покоя!

Не позволю. Приятно было познакомиться, миссис Эмбакл. — Немного смутившись, Скотт смотрел вслед пожилой даме, которая устало брела к отелю. — Ну и парочка!

Вот именно. — Лиз подняла свои баллоны. Она хранила их отдельно от снаряжения, сдаваемого напрокат. — До свидания, мистер Трайдент!

Скотт, — напомнил он. — Кстати, приглашение остается в силе...

Спасибо в любом случае.

Лиз мило улыбнулась и ушла, бросив американца на дорожке.

Ну как, все в порядке? — спросила она Луиса, входя в дайвинг-центр.

Заканчиваю проверку. Один регулятор барахлит.

Отложи; пусть Хосе его осмотрит. — По привычке она зашла в подсобку и начала наполнять свои баллоны. Она всегда сама закачивала дыхательную смесь и убирала баллоны в шкаф. — Луис, все наши суда вернулись. Вряд ли вечером у нас будет много клиентов. Так что проверь все — и можешь идти. И остальные тоже. Я закрою сама.

Я могу и остаться.

Ты вчера закрывал магазин, — напомнила ему Лиз, улыбаясь. — Чего ты хочешь? Сверхурочных? Иди домой, Луис. Или у тебя сегодня нет свидания?

Луис с самодовольным видом пригладил свои тонкие усики.

— Как же нет...

Предстоит жаркий вечерок? — В баллон с шипением хлынул воздух; Лиз вопросительно подняла одну бровь.

А другие разве бывают?

Хихикнув, Лиз выпрямилась и бросила взгляд в сторону пляжа. По песку брел Эмбакл, волоча за собой новые баллоны. Все ее работники убирали снаряжение и тихо переговаривались.

Тогда иди прихорашивайся. Лично мне светит жаркий вечерок с бухгалтерскими книгами.

Ты слишком много работаешь. — Луис покачал головой.

Удивленная, Лиз обернулась к нему.

С каких пор?

Всегда. Не жалеешь себя, лишь бы Вера училась в той школе. Лучше бы она оставалась здесь.

Лиз очень хорошо относилась к Луису, поэтому ее голос сделался лишь едва заметно холоднее:

Ей очень нравится в Хьюстоне с моими родителями. Если бы я думала, что ей там плохо, я не посылала бы ее туда.

Ей-то нравится. А тебе?

Лиз насупилась и вытащила из ящика ключи.

У меня что, несчастный вид?

Нет. — Луис робко тронул ее за плечо. Он знал Лиз много лет и понимал, что есть границы, которые она никому не позволит переступать. — Но вовсе и не счастливый. Почему не закрутишь роман с кем-нибудь из богатеньких американских туристов? Взять хоть того тощего сегодня — прямо оторваться от тебя не мог!

Лиз невольно рассмеялась и похлопала Луиса по щеке.

Значит, по-твоему, чтобы стать счастливой, надо подцепить богатенького американца?

Или красивого мексиканца.

Я подумаю... когда летний сезон закончится. Иди домой! — приказала она.

Уже иду. — Луис натянул через голову футболку и вдруг посоветовал: — Ты поосторожнее с этим Джонасом Шарпом. Глаза у него тяжелые...

Лиз отмахнулась:

— Hasta luego! До свидания!

Когда магазин опустел, Лиз встала и засмотрелась на пляж, машинально позвякивая ключами. Чаще всего, как она заметила, на пляж приходят парами: вон супруги, женатые явно много лет, растянулись на шезлонгах, а вот молодые мужчина и женщина лежат, обнявшись, на пляжном полотенце. Интересно, приятно ли чувствовать себя половинкой пары? А может, сливаясь с другим, механически теряешь часть себя?

Родители никогда не сливались у нее в голове воедино, и все же, думая об отце, она всегда сразу вспоминала о матери, и наоборот. Приятно ли сознавать, что можно протянуть руку и любимый положит на нее голову?

Она вытянула свою руку и вспомнила, какой тяжелой и сильной была рука Джонаса. Нет, с ним вряд ли будет удобно и уютно. Трудно и как-то страшновато представлять себе совместную жизнь с таким человеком. Женщина должна быть и сильной, и слабой одновременно — чтобы стремиться к слиянию с любимым и в то же время остаться невредимой. С таким же, как Джо нас, остаться невредимой трудно. Жить с таким — все равно что каждый день идти на риск.

На секунду она позволила себе помечтать о нем, представить, как она прильнет к нему и они будут целоваться — долго и страстно, как будто, кроме них, в мире никого не осталось. Ей вдруг захотелось, чтобы так ее целовали и обнимали всегда, когда захочется... Ради этого стоит попробовать.

Лиз опомнилась и помотала головой. Какая же она дура! Джонас не ищет спутницу жизни, а она не гоняется за мечтой. Их временно свели вместе обстоятельства. У каждого из них своя жизнь. Она с сожалением вздохнула. Душа была охвачена любовным томлением.

Как она ни боролась с собой, желание не проходило. Поэтому Лиз сосредоточилась на мелочах. Важно ничего не забыть перед закрытием. Бухгалтерские книги и наличные из кассы она уложила в парусиновый портфель. Очень не хотелось класть деньги в ночной банк-депозитарий, но хранить деньги и чеки дома теперь небезопасно. Еще пять минут она потратила на заполнение бланка.

Она вспомнила о неубранных баллонах, когда взяла ключи. Сунув портфель под прилавок, она повернулась проверить свое снаряжение.

Возможно, это единственная роскошь, которую она может себе позволить. На персональное снаряжение она тратит больше, чем на одежду и обувь. Для Лиз хороший гидрокостюм важнее французского нижнего белья. Именно поэтому свое оборудование она держала отдельно от сдаваемого напрокат. Отперев шкаф, повесила на вешалку гидрокостюм, положила на полку маску, жилет, свинцовый пояс, нож в ножнах. Поставив оба баллона в соседнее отделение, она закрыла дверцу и собралась уже запереть замок, как вдруг, сама толком не понимая почему, внимательно осмотрела связку ключей на брелоке. Потом сняла их по одному с кольца и сосчитала.

Ключ от двери дайвинг-центра, ключ от решетки на окнах, от мотоцикла, от противоугонной цепи, от кассового аппарата, от парадной и задней дверей дома, от подсобки. Всего должно быть восемь ключей для восьми замков. А их оказалось девять. Еще один маленький серебристый ключик Лиз видела впервые.

Озадаченная, она еще раз пересчитала ключи, и снова один оказался лишним. Откуда на ее брелоке взялся чужой ключ? Сжав его в кулаке, она стала припоминать. Может, кто-то давал ей ключ на хранение? Да нет, вряд ли. Насупившись, она снова осмотрела ключ. Он не от замка зажигания и не от дома — слишком маленький. Больше похож на ключ от какого-то шкафчика, или коробки, или... Ерунда какая-то. Лиз глубоко вздохнула. Ключ чужой. Откуда он взялся на ее брелоке и почему?

Не разжимая кулак, она сама ответила на свой вопрос: потому что кто-то ей его специально подбросил. Брелок с ключами она часто оставляла в выдвижном ящике своего письменного стола. Их брали и Луис, и другие сотрудники, если нужно было отпереть, например, кассу. А Джерри часто оставался в дайвинг-центре один...

Охваченная ужасом, Лиз сунула брелок в карман. В голове зазвучали слова Джонаса: «Хотите вы того или нет, вы оказались в самом центре событий».

Лиз рано закрыла магазин.


Джонас вошел в полутемный бар; в зале пахло чесноком и громко звучала музыка из музыкального автомата. Мужской голос сладко пел по-испански о бесконечной любви. Постояв на пороге, он дал глазам привыкнуть к полумраку и оглядел отдельные кабинки. Как они и договорились, Эрика ждала его в углу, подальше от входа.

Вы опоздали. — Когда он подошел к ней, она беззаботно помахала незажженной сигаретой.

Не сразу нашел. Этот бар явно не для туристов.

Эрика плотно сжала фильтр губами; Джонас дал ей прикурить.

—Я не хотела, чтобы нам мешали.

Джонас огляделся. В одной кабинке сидели двое мужчин; перед каждым стояла своя бутылка. Еще в одной отдельной кабинке обнималась парочка.

Что ж, здесь и правда немноголюдно.

Но мне нечего выпить.

Джонас подошел к стойке и заказал текилу с лаймом для Эрики и газировку — себе.

—Вы сказали, у вас для меня кое-что есть.

Эрика вертела на пальце нитку разноцветного бисера.

—А вы обещали заплатить пятьдесят долларов за имя.

Джонас молча полез за бумажником. Он положил на стол банкнот в пятьдесят долларов, но накрыл его ладонью.

—Вы узнали имя?

Эрика улыбнулась и поднесла бокал к губам.

—Может быть, и узнала. А может, оно вам так нужно, что вы еще полусотни не пожалеете.

Джонас смерил ее холодным взглядом. Да, вот на таких всегда западал его брат. Броских, ярких — пожалуй, чересчур броских и ярких. Ему не жалко лишних пятидесяти долларов, но не хочется, чтобы она держала его за дойную корову. Не говоря ни слова, он сунул купюру назад в бумажник и привстал. Эрика тут же схватила его за руку.

Да ладно, не кипятитесь! Пятьдесят так пятьдесят. — Увидев, что Джонас снова садится, Эрика весело улыбнулась. Джонас подумал: она совсем не глупа и прекрасно понимает, что нельзя упускать выгодный шанс. — Надо же девушке заработать на жизнь, правда? Того рябого зовут Пабло Манчес.

Где его можно найти?

—Не знаю. Вы просили узнать имя.

Кивнув, Джонас снова достал деньги и протянул ей. Эрика аккуратно сложила купюру и сунула ее в сумочку.

Я скажу вам кое-что еще, потому что Джерри был лапочка. — Она снова бегло оглядела зал и подалась к Джонасу. — Этот Манчес — опасный тип. Как только я начинала о нем расспрашивать, все сразу пугались. Я слышала, в прошлом году в Акапулько он был замешан в паре убийств. Понимаете, ему платят за то, что он... — Эрика изобразила рукой пистолет и нажала пальцем на воображаемый спусковой крючок. — Как только я это услышала, сразу перестала задавать вопросы.

А тот второй, американец?

Ничего. Никто его не знает. Но если он якшается с Манчесом, он вряд ли пай-мальчик. — Эрика глотнула текилы. — Джерри ввязался в какое-то темное дело.

Да.

—Извините. — Она тронула браслет у себя на запястье. — Это он мне подарил. Нам с ним было хорошо.

Джонас изнывал от духоты и запаха чеснока. Он встал и, помедлив всего секунду, достал еще одну купюру и положил рядом с ее бокалом.

—Спасибо.

Эрика сложила ее так же аккуратно, как и первую.

— De nada! 10


* * *


Только бы Джонас оказался дома! Не застав его, Лиз сжала ключи в кулаке и в сердцах выругалась. Она не могла усидеть на месте; нервы ее были на пределе всю дорогу домой. На дорожке дежурила очередная патрульная машина; люди Мораласа работали в две смены.

Сколько еще это будет продолжаться? Сколько еще полицейские будут терпеливо дежурить у ее дома и целыми днями следить за ней? Войдя в спальню, Лиз сунула в яшик письменного стола парусиновый портфель с документами и деньгами. Жаль, что ее стол не запирается на замок. Рано или поздно Моралас снимет охрану. И что тогда будет с ней? Лиз снова посмотрела на ключи. Она останется одна, призналась она себе. Надо что-то предпринять!

Повинуясь внезапному порыву, она вошла в комнату дочери. Может быть, Джерри оставил какой-нибудь чемодан или ящик, на который полиция не обратила внимания? Она внимательно осмотрела шкаф с вещами Веры. Увидев маленького плюшевого мишку с оторванным ухом, сняла его с полки. Она купила его для дочки еще до ее рождения. Мишка был ярко-красного цвета — точнее, был раньше, много лет назад. Искусственный мех выцвел, а швы во многих местах изодрались. И одно ухо оторвалось — Вера вечно таскала своего любимца за ухо. Лиз вспомнила, что у мишки нет имени. Маленькая Вера называла его просто: «мое».

От нестерпимого одиночества Лиз зарылась лицом в выцветший красный мех.

Ох, детка, как я по тебе скучаю! — прошептала она. — Не знаю, как я выдержу...

Лиз!

Ахнув от удивления, Лиз попятилась и споткнулась. Увидев Джонаса, она спрятала мишку за спину.

Я не слышала, как ты вошел, — сказала она, краснея.

Ты была занята. — Он подошел к ней и осторожно вынул у нее из рук плюшевого мишку. — Любимец?

Очень старый. — Откашлявшись, Лиз отняла игрушку. Но положить медведя назад, на полку, у нее не хватило сил. — Все время собираюсь зашить швы, а то оттуда полезет набивка. — Она посадила медведя на Верин комод.

Да. — Джонас прикидывал, стоит ли делиться с Лиз тем, что он узнал от Эрики, и решил, что пока не стоит. — Ты сегодня рано.

Я кое-что нашла. — Лиз полезла в карман и достала связку ключей. — Вот, чужой ключ.

Увидев ключик, на который она показывала, Джонас нахмурился.

Не понимаю, о чем ты.

Это не мой ключ; не знаю, как он попал на брелок.

И ты только сегодня его нашла?

Да, только сегодня, но он мог провисеть на моем брелоке бог знает сколько. Вряд ли бы я его заметила. — В тщетной надежде отделаться от непонятной вещицы Лиз сняла ключик с брелока и протянула его Джонасу. — На работе я храню ключи в ящике стола. Дома я обычно бросаю их на кухонный стол. Не знаю, зачем кому-то понадобилось вешать свой ключ на мой брелок. Разве что его хотели спрятать.

Джонас внимательно осмотрел ключик и вдруг пробормотал себе под нос:

—«Украденное письмо»!

—Что?

Новелла Эдгара По. Помнишь — важную вещь проще всего спрятать на самом видном месте? В детстве Джерри очень любил эту новеллу. Как-то раз он решил проверить версию По на практике и поставил книгу, которую купил отцу в подарок на Рождество, на полку в библиотеке.

Значит, по-твоему, это ключ Джерри?

По-моему, такой поступок вполне в его вкусе.

Лиз снова взяла мишку; игрушка ее успокаивала.

Что толку держать в руках ключ, если мы не знаем, к какому замку он подходит?

Найти замок нетрудно. — Джонас перевернул ключ бородкой вверх. — Ты знаешь, что это такое?

Ключ. — Лиз присела на Верину кровать. Нет, она ни от чего не отделалась. Вокруг нее снова зыбучие пески.

От индивидуального банковского сейфа! — Джонас поднес ключик к глазам и прочел выгравированные на металле цифры.

По-твоему, капитан Моралас найдет этот сейф?

Рано или поздно, — прошептал Джонас. В ладони ключ быстро нагревался. Да, наверное, таков следующий логический шаг... Иначе и быть не может! — Но я ему ничего не скажу.

Почему?

Потому что он отберет у нас ключ, а я не собираюсь отдавать его, пока сам не открою сейф.

Лиз узнала выражение, появившееся у него на лице, и сразу все поняла. Он по-прежнему хочет отомстить! Положив медведя на кровать, она встала.

И что ты намерен делать? Ходить из банка в банк и спрашивать, нельзя ли попробовать вот этот ключик? Тогда тебе и не придется звонить в полицию — банковские служащие ее вызовут,

У меня есть связи... и серийный номер. — Джонас сунул ключик в карман. — Если повезет, завтра днем я узнаю название банка. Возможно, тебе придется взять пару дней выходных.

Я не могу взять пару дней выходных, а если бы и могла, зачем мне это надо?

Мы с тобой летим в Акапулько.

Лиз собиралась съязвить, но передумала.

Потому что Джерри говорил Эрике, что у него там какое-то дельце?

Если Джерри был в чем-то замешан и у него есть что-то важное или ценное, он наверняка это спрятал. Банковский депозитный сейф в Акапулько кажется мне вполне надежным местом.

Отлично! Если ты так считаешь, отправляйся в Акапулько. — Лиз встала и попыталась пройти мимо него, но Джонас быстро метнулся ей наперерез;

Мы полетим туда вместе.

Слово «вместе» напомнило ей собственные мысли о парочках, уюте и комфорте совместной жизни... и о своих выводах насчет Джонаса.

Слушай, Джонас, я не могу бросить все и вместе с тобой гоняться неизвестно за чем. Акапулько — международный курорт. Там тебе переводчик не понадобится.

Ключ был на твоем брелоке. Нож приставляли к твоему горлу. Хочу, чтобы ты находилась там, где я могу тебя видеть.

Так ты обо мне заботишься? — Лицо у нее медленно тяжелело. — Нет, Джонас, на меня тебе наплевать! Тебя волнует одно: месть. Так вот, запомни: участвовать в твоей игре я не желаю и вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.

Он взял ее за плечи и притиснул к двери.

Сама ведь понимаешь, что не права! Мы напали на след... — Он опустил голову; взгляд его задержался на ее губах. — И ничего не кончится, пока мы оба с этим не покончим.

Не понимаю, очем ты.

Нет, понимаешь! — Он прижался к ней всем телом, вплотную, как будто собирался что-то доказать — возможно, лишь себе самому. — Нет, понимаешь! — повторил он. — Я приехал сюда, чтобы кое-что сделать, и намерен довести дело до конца. И мне плевать, как ты это называешь — местью или как-то еще.

Сердце у нее екнуло и не от страха. Его глаза, серые холодные глаза, оказались совсем близко...

А как ты называешь то, ради чего сюда приехал?

Правосудием.

Ей стало не по себе; она вспомнила собственные мысли о правосудии и справедливости.

Джонас, ты руководствуешься вовсе не уголовным кодексом!

Закон и правосудие — не всегда одно и то же. Я намерен выяснить, что случилось с моим братом и почему. — Он быстро погладил ее по щеке, по волосам. Сейчас от нее исходила не нежность, а сила. — Но дело осложнилось. Я смотрю на тебя и хочу тебя! Он взял ее за подбородок и развернул к себе; ей пришлось смотреть ему прямо в глаза. — Когда ты рядом, я забываю о том, ради чего сюда прилетел... Проклятие, ты мне мешаешь!

Не договорив, он впился в нее губами. Не собирался — но не смог устоять. Раньше он был с нею мягок, потому что об этом просили ее глаза. Сейчас он целовал ее жадно, грубо, отчаянно, потому что этого требовало его естество.

Лиз стало страшно и вместе с тем радостно. Она и не подозревала, что страх может стать источником радости. Сердце все сильнее билось в груди; она позволила ему прижаться к себе теснее, еще теснее. Он как будто подзадоривал ее, призывал сорваться вместе с ним в пропасть, прыгнуть в неизведанное. Рискнуть!

Джонас с трудом оторвался от нее; он искал страсти, подчинения и силы — именно так, всего сразу. Этого он требовал от нее подсознательно. Он потянулся к девушке, словно уже привык обнимать ее. В его объятиях она сначала оцепенела, попробовала вырываться, но вдруг уступила, растаяла; ее состояние менялось с такой скоростью, что почти невозможно было уследить. От нее пахло морем и невинностью — от такого сочетания он просто сходил с ума.

Забыв обо всем на свете, он увлек ее к кровати. Сейчас исполнится его желание!

—Нет! — Лиз уперлась ему в грудь обеими руками, стараясь высвободиться. Они ведь в комнате Веры... — Джонас, не надо!

Он схватил ее за плечи.

—Да что же тебе надо, черт побери?

Она покачала головой и с трудом попятилась назад. Его глаза больше не были холодными и равнодушными. Какой женщине не захочется, чтобы мужчина смотрел на нее с такой страстью, так желал ее? Ради такого взгляда можно и забыть об осторожности... Но Лиз не могла.

Ничего. Мне этого не нужно, Джонас. — Она отбросила прядь волос со лба, — Я не имею права забываться!

Почему?

Он схватил ее за руку и не отпускал. У него кружилась голова. Еще ни одна женщина нигде и никогда не причиняла ему такой боли!

Второй раз я не повторю прежнюю ошибку.

Лиз, сейчас совсем другое дело!

И это моя жизнь. — Лиз глубоко вздохнула, словно очищаясь, и подняла голову. Оказалось, что теперь она может смотреть ему прямо в глаза. — Я поеду с тобой в Акапулько, потому что чем раньше ты добьешься своего, тем скорее уберешься отсюда. — Она стиснула кулаки; Джонас понял, что в ней еще происходит внутренняя борьба. — Кстати, если не забыл, люди Мораласа будут следовать за нами по пятам.

С ними я разберусь. — Джонасу тоже пришлось бороться с собой,

Лиз кивнула: в том, что он разберется с полицейскими, она не сомневалась.

—Делай что должен. Я попрошу Луиса на пару дней заменить меня в дайвинг-центре.

Она вышла; Джон ас снова крепко сжал ключик в кулаке. Он пока не знает, к какому замку подходит этот ключик. И наоборот, он пока не знает, как подобрать ключик к еще одному замку... Загадка не просто озадачивает, она его бесит! Он рассеянно поднял медведя, которого Лиз оставила на кровати. Перевел взгляд с игрушки на ключик в своей руке. Надо что-то придумать, чтобы свести их вместе!

Глава 6

Акапулько не относился к той Мексике, которую Лиз знала и любила. Акапулько не относился к той Мексике, куда она бежала десять лет назад, ища спасения, к той Мексике, где теперь ее дом. Роскошный международный курорт с современными многоэтажными отелями, белоснежными пляжами, распластавшимися под тропическим солнцем, бассейнами и дорогими магазинами, бесчисленными ресторанами и ночными клубами потрясал воображение, но Лиз предпочитала тихую, почти сельскую атмосферу своего острова.

И все же, когда она озиралась по сторонам, у нее невольно захватывало дух. Акапулько окружен горами и раскинулся на берегах красивейшей бухты. Всю свою жизнь, и в Хьюстоне, и на Косумеле, Лиз прожила на равнине. На фоне гор даже современные громадные отели казались маленькими и уютными. Над водой парили разноцветные купола парапланов; любители приключений озирали окрестности с высоты птичьего полета. Лиз невольно задумалась: похоже ли парение в небе на плавание под водой?

Шумные, переполненные народом улицы как будто жили собственной жизнью. Неожиданно Лиз поняла: с тех пор, как они приземлились в аэропорту, она за час увидела больше людей, чем на Косумеле встречала за целую неделю. Выходя из такси, Лиз решила, если хватит времени, заглянуть в несколько здешних дайвинг-центров.

На выбор места проживания Джонас потратил довольно много времени. Они поселились в достаточно роскошном и дорогом отеле — в таком вполне мог бы поселиться и Джерри. Отдельные виллы, встроенные в скалу, выходили на океан. Джонас выбрал апартаменты, положил ключ в карман и оставил багаж носильщику.

—Сейчас мы поедем в банк. — На то, чтобы вычислить по ключу название банка, ушло целых два дня. Больше он напрасно тратить время не собирался.

Следом за ним Лиз вышла на улицу. Правда, она еще не начала наслаждаться жизнью, но их апартаменты и вкусный обед, хотя и съеденный наскоро, ее вполне устроили. Джонас уже садился в такси.

По-моему, ты не просишь, а приказываешь.

Да, — отрывисто ответил Джонас, покосившись на нее.

Лиз захлопнула дверцу. Сказав водителю, куда ехать, Джонас откинул голову на спинку сиденья. Вполне понятно, почему Джерри стремился в Акапулько с его богатством, оживленной ночной жизнью и всеми признаками роскоши. Если Джерри и задерживался где-то больше чем на день, то скорее в большом городе вроде Нью-Йорка, Лондона, Чикаго. Провинциальная, тихая жизнь таких мест, как Косумель, брата, как правило, не привлекала. Если он все же прилетел на остров, то явно с какой-то целью. Здесь, в Акапулько, Джонас выяснит, что было на уме у Джерри.

К женщине, сидящей рядом, Джонас так и не подобрал ключик. Замешана ли она в чем-то, случившемся еще до их знакомства? А может, она действительно ни при чем и он не имеет права впутывать ее в свои дела? Всю дорогу Лиз молчала и хмурилась. Наверное, решил Джонас, она думает о своем дайвинг-центре. Невольно захотелось поскорее отпустить ее домой в привычную обстановку. И вместе с тем пришло горячее желание вернуться назад, на виллу, и заниматься с ней любовью до тех пор, пока они оба не насытятся.

Лиз вообще не в его вкусе. Он любит остроумных и холеных светских женщин, красавиц в классическом смысле слова. Лиз совсем не такая. И все же его влечет к ней — влечет так сильно, что по ночам он без сна ворочается в постели, а днем сам не свой от нетерпения и тоски. Он вожделеет ее, ему не терпится окунуться в море страсти, которое в ней бушует. Он доведет ее до такого состояния, что она забудет о своих бухгалтерских книгах, клиентах и делах. Наверное, все дело в том, что он просто стремится завоевать, покорить ее — впрочем, он уже ни в чем не уверен. Но больше всего — непонятно почему — ему хочется стереть воспоминание о том, как она стояла в комнате дочери и прижимала к груди игрушечного медведя.

Когда такси остановилось перед банком, Лиз вышла, не говоря ни слова. В витринах бутиков на той стороне улицы она видела дорогие яркие платья на умело расставленных манекенах. Даже издали она заметила блеск и мерцание украшений. Мимо почти неслышно проехал лимузин с затемненными стеклами. Взгляд Лиз скользнул за высокие здания, она невольно залюбовалась горными вершинами и сказочной природой.

—Наверное, тебе нравится в таких местах.

Он следил за тем, как она осматривается. Хотя

Лиз молчала, Джонас сразу понял: она мысленно сравнивает Акапулько с Косумелем, и Акапулько для нее во многом проигрывает.

—При определенных обстоятельствах. — Взяв ее под руку, Джонас повел ее внутрь.

В банке было тихо и спокойно — как и положено в солидном финансовом учреждении. Служащие в безупречных деловых костюмах вежливо улыбались. Если кто и разговаривал, то полушепотом. Джонас подумал: его брат предпочитал хранить деньги в таких вот консервативных заведениях, зато тратил их, наоборот, в самых шумных и сомнительных местах. Ни секунды не колеблясь, Джонас направился к самой симпатичной служащей.

—Добрый день!

Девушка подняла голову. Миг — и она просияла в улыбке.

—Мистер Шарп! Buеnos dias! Рада снова видеть вас!

Лиз оцепенела. Оказывается, Джонас уже бывал здесь прежде! Почему он ей не сказал? Она долго испытующе смотрела на него. Что за игру он затеял?

—И я рад вас видеть. — Джонас нагнулся к молодой хорошенькой сотруднице. Он обращался к ней, как заметила Лиз, довольно игриво. Неожиданно ее кольнула ревность. — А я сомневался, что вы меня запомните.

Операционистка порозовела и опасливо покосилась на старшего смены.

—Как же, как же! Чем я могу вам помочь сегодня?

Джонас достал из кармана ключ.

Хочу пройти в хранилище. — Обернувшись, он жестом остановил Лиз, открывшую было рот.

Сейчас я все устрою. — Девушка достала бланк, проставила дату и протянула Джонасу. — Пожалуйста, распишитесь вот здесь.

Джонас взял у нее ручку и небрежно расписался. Лиз скосила глаза, прочла: «Джеремия С. Шарп» и быстро вскинула голову. Джонас лучезарно улыбался. Поскольку рядом стоял старший смены, операционистке пришлось действовать строго по инструкции; она проверила подпись, сличив ее с контрольной в своем компьютере. Все совпадало.

Прошу вас, мистер Шарп, пройдите сюда.

Разве это не противозаконно? — шепнула Лиз, следом за ним выходя из общего зала.

Конечно. — Джонас посторонился, пропуская ее вперед.

И я становлюсь соучастницей?

Он только улыбнулся в ответ. Служащая банка вынула из хранилища длинную металлическую коробку.

Совершенно верно. Если возникнут затруднения, могу порекомендовать хорошего адвоката.

Отлично. Еще один адвокат — именно то, чего мне недоставало.

Можете пройти в эту кабинку, мистер Шарп. Когда закончите, позвоните.

Спасибо! — Джонас подтолкнул Лиз вперед и запер за ними дверь.

Как ты узнал?

Что узнал? — Джонас поставил коробку на стол.

Как ты узнал, к какой служащей подойти? Когда она с тобой поздоровалась, я решила, что ты уже бывал здесь!

Все очень просто. Клиентов обслуживают трое мужчин и две женщины. Второй операционистке за пятьдесят. Так что Джерри мог подойти только к одной.

Ход его умозаключений оказался вполне ясным, зато его действия — не совсем.

—Ты подделал его подпись, и все совпало!

Вертя в руке ключик, Джонас покачал головой:

—Мы с Джерри были одним целым. Находись мы с ним в одной комнате, я бы без труда угадал, о чем он думает. Расписаться за него мне так же легко, как и за себя самого.

И для него все было так же? Джонаса неожиданно кольнула боль.

Да, для него все было так же.

Лиз помнила: Джерри в шутку называл брата «занудой». Человек, которого Лиз только начинала узнавать, кто угодно, только не зануда.

—Интересно, в самом ли деле вы с ним понимали друг друга так хорошо, как казалось вам обоим? — Она опустила голову, посмотрела на банковскую ячейку и сказала себе: она тут ни при чем. Правда, теперь ей верилось в это все меньше и меньше. — Давай скорее откроем ее!

Джонас сунул ключ в замочную скважину и бесшумно повернул. Когда он откинул крышку, Лиз лишилась дара речи. Она в жизни не видела столько денег. Новенькие, хрустящие американские доллары были сложены аккуратными стопками, каждая перетянута резинкой. Не в силах устоять, она протянула к ним руку, словно хотела убедиться, что деньги настоящие.

—Да тут целое богатство! — Она судорожно вздохнула. — Сотни тысяч...

Джонас бесстрастно перебирал стопки банкнотов. В кабинке стало тихо, как в могиле.

На глаз здесь приблизительно тысяч триста — двадцатками и по пятьдесят.

По-твоему, он их украл? — прошептала Лиз, настолько захваченная зрелищем, что даже не заметила, как окаменели руки Джонаса. — Так вот каких денег требовал тот тип, который ко мне вломился!

Не сомневаюсь. — Джонас бросил на место стопку купюр, которую сжимал в руке, и взял небольшую сумку. — Только он их не украл. — Он глубоко вздохнул и велел себе успокоиться. — Боюсь, он их заработал.

— Как? — вскинулась Лиз. За несколько дней таких денег не заработать! Когда я нанимала Джерри на работу, у него почти ничего не было. Я это точно знаю, потому что Луис одолжил ему десять тысяч песо до первой зарплаты.

—Охотно верю. — Джонас не потрудился добавить: он тоже перевел брату двести долларов перед тем, как тот вылетел из Нового Орлеана.

Раздвинув стопки долларов, он увидел под деньгами небольшой пластиковый пакет с каким-то белым порошком. Сунул в пакет палец, лизнул его... Сомнений не осталось.

—Что там такое?

По-прежнему невозмутимо Джонас закрыл пакет. А он думал, что тяжелее ему уже не будет...

—Кокаин.

Лиз в ужасе воззрилась на белый порошок.

—Ничего не понимаю... Он жил у меня в доме. Если бы он был наркоманом, я бы сразу поняла!

Джонас вздохнул. Интересно, сознает ли Лиз, насколько она невинна? До этой минуты он даже не понимал, насколько сам свыкся с темными сторонами человеческой натуры.

—Может быть, поняла, а может, и нет. Джерри этой дрянью не увлекался. По крайней мере, сам не употреблял.

Лиз медленно села на стул.

Хочешь сказать, он ими торговал?!

Торговал наркотиками? — Джонас едва не улыбнулся. — Нет, для него такое занятие было недостаточно захватывающим. — В самом углу ячейки он заметил черную записную книжку. Он взял ее и начал листать. — А вот провозил контрабандой — наверняка. Контрабанда — именно то, что наверняка пришлось бы ему по вкусу. Он обожал риск, всякие махинации и шальные деньги.

У Лиз закружилась голова. Она снова и снова вспоминала человека, с которым жизнь свела ее совсем ненадолго. Лиз казалось, что она его понимает и оценивает довольно точно. Но все оказалось куда сложнее... Правда, теперь уже все равно, кем и чем был Джерри Шарп. Зато ей не все равно, что собой представляет человек, который стоит с ней рядом.

—А ты? — спросила она. — Тебе контрабанда тоже по вкусу?

Он посмотрел на нее сверху вниз, не выпуская из рук записной книжки. Глаза у него сделались непроницаемыми — настолько, что в них ничего нельзя было прочесть. Ни слова не ответив, Джонас снова принялся листать страницы.

—Здесь инициалы, даты, время и какие-то цифры. Судя по всему, за доставку одной партии ему платили пять тысяч. Он получил деньги за десять партий.

Лиз снова посмотрела на доллары в банковской ячейке. Новенькие, хрустящие купюры вызывали у нее отвращение, как будто они были заляпаны кровью.

Десять раз по пять получается всего пятьдесят тысяч. А ты говоришь, что здесь около трехсот.

Верно.

И еще пакет с кокаином, который стоит целое состояние. Джонас достал свою записную книжку и принялся переписывать туда цифры.

Что же нам теперь делать?

Ничего.

—Ничего?! — Лиз снова встала; ей показалось, будто она во сне. — Хочешь сказать,

мы оставим все как есть? Закроем ячейку и уйдем?!

Переписав последние цифры, Джонас положил книжку брата на место.

Вот именно.

Зачем же мы тогда сюда приехали? Разве не для того, чтобы как-то ими распорядиться?

Джонас сунул свою записную книжку в карман.

Главное — мы их нашли.

Джонас! — Лиз схватила его за запястье, не давая ему закрыть ячейку. — Ты обязан отнести деньги в полицию. Отдать их капитану Мораласу.

Он не спеша убрал ее руку и достал из ячейки пакет с кокаином. Лиз решила, что он не хочет с ней считаться, и приготовилась спорить. Но, подняв голову, она прочитала у него на лице не презрение, а настоящую ярость.

—Лиз, ты хочешь, чтобы мы взяли это с собой в самолет? Ты хоть знаешь, какое наказание положено в Мексике за провоз наркотических веществ?

—Нет.

—Лучше тебе и не знать. — Джонас закрыл крышку и запер ячейку. — О том, что ты здесь видела, забудь. Теперь я сам всем займусь.

—Нет!

Его раздирали смешанные чувства; выдержка была на исходе.

Лиз, не дави на меня!

Это я-то давлю?! — Не помня себя, она вскочила и схватила его за рубашку. — А ты на меня как давишь? Втянул меня черт знает во что — у меня до сих пор голова кругом! А теперь, когда я оказалась по уши замешана в контрабанде наркотиков и укрывательстве четверти миллиона долларов, ты приказываешь мне обо всем забыть! Думаешь, я радостно вернусь домой и буду, как раньше, сдавать напрокат снаряжение для подводного плавания? Может, я тебе больше и не нужна, Джонас, но я не люблю, когда от меня отмахиваются. И потом, не забывай: неподалеку рыщет убийца. Он думает, что я знаю, где деньги. — Лиз ахнула и прижала руку ко рту; по спине пробежал холодок. — А ведь я теперь действительно знаю, где они!

Вот именно, — тихо ответил Джонас, отводя от себя ее руки и крепко хватая ее за запястья. Он сразу понял: она очень боится. Пульс у нее участился не только от гнева, но и от страха. — Теперь ты действительно знаешь, где они. Поэтому ради себя же самой отойди в сторону. Пусть убийцы сосредоточатся на мне.

И как, интересно, мне отойти в сторону?

Гнев подступал все ближе; жаль, подумал Джонас, что нельзя запереть гнев в ячейку — вместе с его причиной.

Слетай в Хьюстон, навести дочь.

Да как я могу? — спросила она звенящим шепотом, который эхом отдавался от стенок тесной кабинки. — А вдруг они меня выследят? — Она опустила голову и оглядела длинную блестящую коробку. — Они наверняка полетят за мной. Я не могу рисковать безопасностью дочери!

Из-за того что Лиз была права, Джонасу стало еще хуже. Его загнали в угол! Он разрывается между любовью и верностью, между добром и злом... Между справедливостью и законом.

—Мы поговорим с Мораласом, когда вернемся. — Он снова взял в руки ненавистную банковскую ячейку.

Куда мы сейчас? Джонас отпер дверь кабинки.

Нам надо выпить.


Лиз не пошла с Джонасом в бар. Ей захотелось посидеть в номере одной. Но потом она решила, что кое-чем Джонас ей все-таки обязан. Поэтому она пошла в бутик при отеле, выбрала самый простой цельный купальник и распорядилась записать его цену в общий счет. С собой она взяла только смену одежды и туалетные принадлежности. Если уж предстоит до ночи торчать в Акапулько, она хотя бы поплавает в частном бассейне, который имелся при каждой вилле.

Едва войдя в свои апартаменты, она замерла на месте. Ее родители были вполне преуспевающими представителями среднего класса; она выросла вовсе не в бедности. И все же при виде роскошных трехкомнатных апартаментов окнами на океан у нее захватило дух. Ноги утопали в пушистом ковре. На стенах, оклеенных обоями цвета слоновой кости, висели картины в неброских тонах. На диване с серо-зелено-синей обивкой вполне могли разместиться два? человека — скажем, для того, чтобы подремать днем.

Рядом с огромной ванной, такой широкой и глубокой, что так и подмывало окунуться, она увидела отводную телефонную трубку. Как удобно! Рядом стояла бледно-розовая раковина.

Значит, вот как живут богачи, думала Лиз, проходя в свою спальню. Дорожную сумку она увидела в ногах огромной трехспальной кровати. Занавески, отделяющие спальню от балкона, были раздернуты; она увидела, как на пляж накатывают огромные волны. Лиз раздвинула застекленные двери. Ей захотелось услышать шум прибоя.

О таком мире, полном красоты и благополучия, много лет назад рассказывал ей Маркус. Лиз слушала его, раскрыв рот — она как будто попадала в сказку. Дома у Маркуса она ни разу не была — ее туда не приглашали. Но он красочно расписывал белые колонны, белые балконы, широкую лестницу, которая, извиваясь, уходила ввысь. По вечерам слуги подают чай; конюхи готовы по первому требованию оседлать холеную лошадку. Шампанское пьют из хрустальных бокалов. Да, для нее такая жизнь была сказкой, но сказка ей была не нужна. Ей был нужен только он сам. Теперь Лиз считала свои девичьи мечты глупостью. По наивности своей она приняла слабого, избалованного эгоиста за принца на белом коне. Но шли годы, а она по-прежнему вспоминала о доме, который он ей живописал, и представляла свою дочь на широкой парадной лестнице. Справедливость должна восторжествовать!

Сказка закончилась после того, как перед ней предстала целая груда денег в банковской ячейке и она поняла, как наживают богатство. А потом увидела глаза Джонаса, когда он объяснял, как сам понимает справедливость. Сказка сменилась былью. Как все запуталось! Сразу и не сообразишь... Но, прежде чем она будет думать о будущем для себя и дочери, нужно еще пережить настоящее.

Джонас! Судьба связала ее с ним. И его с ней тоже. Не потому ли ее к нему влечет? Ведь они вместе разгадывают одну и ту же загадку. Если она сумеет все разъяснить, ей, может быть, удастся подавить желания, которые поднимаются из глубины души. Если она сумеет все разъяснить, она снова станет хозяйкой своей судьбы.

Но как справиться с собой, со своими чувствами? Лиз многое пережила, когда они молча возвращались в отель. Больше всего на свете ей хотелось броситься ему на шею, утешить его — правда, Джонас держался сухо и отстранен но. Скорее всего, ее утешение ему вовсе не нужно... Да, ей придется трудно. И самое трудное то, что она постепенно и неотвратимо влюбляется в него.

Лиз решила больше не играть с самой собой в кошки-мышки. Пока она откровенно не признается себе в том, что любит его, она не сумеет справиться со своими чувствами. Пора взглянуть правде в глаза. Всю жизнь, даже в годы самых сильных потрясений, она старалась действовать честно и прямо, и до сих пор у нее все получалось.

Итак, она его любит — или очень скоро полюбит. Она больше не наивная дурочка и не считает, что любовь преодолевает все препятствия. Он причинит ей душевную боль, в чем не приходится сомневаться. Он непременно похитит у нее то, что ей удавалось целых десять лет сохранять в неприкосновенности. Да, он разобьет ей сердце — и что? Лиз покачала головой. И ничего. Он привык добиваться своего.

Джонас Шарп стремится к своей цели, и она для него — не больше чем географическая карта, с помощью которой он попадет куда ему нужно. Он упорен и беспощаден. Как только он выполнит то, ради чего сюда приехал, он тут же бросит ее, вернется в свою Филадельфию и больше ни разу о ней не вспомнит.

Лиз вздохнула. И почему это некоторых женщин так и тянет к мужчинам, которые способны больнее всего их ранить? Отгоняя тяжелые мысли, она разделась и натянула купальник. Но мысли о Джонасе все равно прокрадывались через поставленные ею заслоны.

Может быть, позвонить Вере? Возможно, если она прикоснется к звену цепи, связывающей ее с нормальной жизнью, ей снова удастся овладеть собой? Лиз сняла трубку и задумалась. Где сейчас Вера? Наверное, уже вернулась домой из школы. Слушая щелчки и гудки, Лиз все сильнее волновалась. Когда ее, наконец, соединили, она, заранее улыбаясь, присела на кровать.

Алло!

Мама! — Услышав мамин голос, Лиз испытала и радость, и чувство вины. — Это Лиз.

Лиз! — с такой же интонацией воскликнула Роуз Палмер. — Вот неожиданный звонок! Только сегодня утром мы получили от тебя письмо. Как ты?

У меня все хорошо. — Все совсем не хорошо. — Захотелось поговорить с Верой.

Ох, Лиз, мне так жаль. Веры нет. У нее сегодня музыка.

Разочарованная Лиз постаралась ничем не выдать своих чувств.

Я забыла... — Глаза наполнились слезами, но Лиз постаралась не дать им воли. — Ей нравится заниматься?

Она просто обожает учиться фортепиано. Ты бы слышала, как она играет! Ты свои-то уроки помнишь?

У меня руки не из того места росли. — Лиз с трудом улыбнулась. — Мама... спасибо, что прислала ее фотографии. Она так выросла... Скажи, ей... хочется вернуться?

Роуз по голосу поняла, что дочери плохо. Она тоскует, ей больно. Уже не в первый раз ей захотелось, чтобы Лиз оказалась рядом, чтобы ее можно было обнять, утешить.

Вычеркивает дни в своем календарике. Она купила тебе подарок.

Правда? — Лиз пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться.

Вообще-то это сюрприз, ты уж меня не выдавай.

Не выдам. — Лиз смахнула слезы, радуясь, что по ее голосу ничего не заметно. Говорить с мамой больно, но все же это утешение, ведь мама знает и понимает Веру так же, как ее саму. — Я скучаю по ней. Последние недели всегда самые длинные...

Голос ее звучал не так уверенно, как она думала, — кроме того, матери всегда слышат то, что ускользает от других.

Лиз, может, сама приедешь домой? Побудешь с нами до конца учебного года...

Нет, не могу. Как папа?

Роуз не понравилось, что дочь сменила тему, но что делать? Такую упрямицу, как ее дочь, еще поискать. Разве что внучка может с ней сравниться...

Отлично. Ждет не дождется, когда приедет к тебе и нырнет в океан.

Возьмем «Эмигранта» и выйдем в море сами — вчетвером. Передай Вере... — Голос у нее дрогнул. — Передай, что я звонила.

Конечно, передам. Слушай, а пусть она сама позвонит тебе, когда вернется! Соседка привезет ее в пять.

Нет. Я сейчас не дома, а в Акапулько — по делу. — Лиз глубоко вздохнула, приказывая себе успокоиться. — Передай, что я скучаю по ней и буду ждать в аэропорту. Ты ведь знаешь, как я благодарна вам за все, что вы делаете. Просто...

Лиз, — негромко перебила ее Роуз, — мы любим Веру. И тебя тоже любим.

Знаю. — Лиз прижала пальцы к глазам. В том, что родители ее любят, она не сомневалась, только пока не понимала, что это меняет в ее жизни. — Я тоже вас люблю. Просто иногда все очень запутывается.

У тебя правда все хорошо?

Она опустила руку; слезы уже высохли.

Будет хорошо, когда вы приедете. Передай Вере, что я тоже считаю дни.

Хорошо.

До свидания, мама.

Она нажала отбой и стала ждать, когда пройдет чувство щемящей пустоты внутри. Будь она больше уверена в родительской поддержке, верь она больше в их любовь, неужели бежала бы из Штатов и начала жить самостоятельно? Лиз провела рукой по волосам. Нет, она не слишком уверена в поддержке родителей и не рассчитывает на нее. Она сожгла за собой мосты. Важнее всего для нее всегда была Вера и ее счастье.


Часом позже Джонас вышел к бассейну и увидел ее. Лиз переплывала бассейн из конца в конец — быстро, уверенно, то и дело разворачиваясь. Казалось, она не знает усталости; как ни странно, она очень подходила к здешней уединенной роскошной обстановке. Покрой ее ярко-красного купальника, довольно скромный, очень шел ей.

Он насчитал двадцать кругов, прежде чем она остановилась, и невольно задумался, сколько она успела проплыть до того, как он сюда вышел. У него создалось впечатление, что она плавает, чтобы освободиться от напряжения или какого-то горя, и что с каждым новым кругом она все ближе к успеху. Он задумчиво наблюдал, как она окунает голову в воду; мокрые волосы облепили голову, словно плотная шапочка. Еще он заметил, что синяков у нее на шее больше не видно.

Лиз встала; с нее текла вода.

—Никогда не видел тебя такой спокойной, — сказал Джонас и тут же заметил, что она снова напряглась. Перестала умиротворенно смотреть на горы и перевела взгляд на него.

Лиз сразу увидела, как он утомлен. Почему она раньше этого не замечала? Еще утром его глаза не казались ей такими усталыми. Он не переоделся, а руки сунул в карманы своих свободных бежевых брюк. Отдыхал ли он сегодня вообще?

—Я не захватила с собой купальник. — Лиз подошла к бортику, подтянулась, выбралась наверх, отряхнулась. — Вот, купила в здешнем бутике. Его включили в счет за номер.

Купальник оказался высоко вырезан по бедрам — едва ли не до самой талии. Джонасу вдруг захотелось прикоснуться к ее стройным ногам, снять с нее купальник и посмотреть, как она выглядит без него.

—Красивый.

Лиз взяла полотенце.

—И дорогой.

Джонас усмехнулся:

—Вычту из платы за комнату.

Слегка скривив губы, она вытерла голову.

—Ничего ты не вычтешь. Но ты ведь юрист — наверняка сумеешь возместить стоимость купальника на чем-нибудь еще. Чек я сохранила.

Джонас не думал, что еще в состоянии смеяться.

—Весьма тебе признателен. По-моему, ты не очень-то высокого мнения о юристах.

В ее глазах сверкнул огонек — и тут же погас.

—Стараюсь вовсе не думать о них.

Забрав у нее полотенце, он осторожно промокнул ей лицо.

—Отец Веры — юрист?

Хотя она не шелохнулась, ей показалось, будто она отплывает от него.

Джонас, прекрати.

Ты же не прекращаешь.

Если честно, я почти никогда не вспоминаю о нем. Правда, в последнее время иногда вспоминаю, но это тебя не касается.

Он накинул полотенце ей на плечи и, удерживая за концы, подтянул ее к себе.

—Пожалуйста, расскажи мне о себе.

Наверное, все дело в его голосе, подумала Лиз. Он говорит очень спокойно и убедительно... Так и тянет раскрыть ему душу. Лиз посмотрела ему в лицо. Похоже, ее жизнь его в самом деле интересует. В глубине души уже влюбленная в него, она все же нуждалась в каких-то гарантиях с его стороны. Почему ей кажется, что она ему небезразлична?

Зачем?

Сам не знаю. Но иногда у тебя в глазах появляется такое выражение... Очень хочется тебя утешить.

Она вскинула подбородок — не сильно, едва заметно.

Жалеть меня не надо!

Мне кажется, что слово «жалость» сейчас не совсем подходит. — Он вдруг почувствовал страшную усталость и прижался лбом к ее лбу. Он устал сражаться с демонами, искать ответы на мучающие его вопросы. — Проклятье...

Она застыла в нерешительности.

—Что с тобой?

Все в порядке... То есть... — Отойдя, он пошел по дорожке, где сквозь белый гравий пробивались крошечные оранжевые цветочки. — Многое из того, что ты сегодня сказала, оказалось правдой. И вообще, многое из того, что ты говорила, правильно. И я ничего не могу поделать.

Не знаю, что ты сейчас хочешь от меня услышать.

Ничего. — Страшно усталый, он провел по лицу обеими ладонями. — До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что моего брата больше нет, что его убили из-за того, что он решил нажиться на контрабанде наркотиков. Соображал он всегда неплохо, вот только использовал свои мозги неправильно. Всякий раз, глядя в зеркало, я задаюсь вопросом: зачем?

Так и не успев разобраться в своих чувствах, Лиз перестала сдерживаться, подошла к нему.

Ему плохо. Впервые она заглянула ему в душу и увидела, как ему больно. Она знала, что значит жить с не проходящей болью в душе.

—Джонас, он был не таким, как ты. Я не считаю его плохим. Просто он был слабым. Одно дело — горевать по нему, и совсем другое — обвинять себя в том, что он натворил, и в том, что с ним случилось. — Она положила руки ему на плечи.

Джонас не подозревал, что ему нужно утешение, но нежное прикосновение ее рук что-то задело, стронуло в нем.

Только я мог достучаться до него и удержать его от срыва... В какой-то момент мне надоело жить за двоих.

Ты в самом деле считаешь, что мог бы помешать ему сделать то, что он сделал?

Да, наверное. Теперь я буду мучиться до конца дней!

Погоди-ка. — Она схватила его за рубашку почти так же, как утром, в банке. Сочувствие сменилось раздражением, но и ее раздражение тоже оказалось кстати. — Вы с ним братья, близнецы, но вы — не одно целое, а два отдельных человека. Джерри не был ребенком, которым нужно руководить и за которым требуется постоянный надзор. Он был взрослым человеком и сам принимал решения.

В том-то и беда. Джерри так и не вырос.

Зато ты вырос, — возразила она. — Или ты и за это собираешься себя казнить?

Джонас вынужден был с ней согласиться. Да, сейчас он именно казнит себя. Он отвез тело брата домой, похоронил его, постарался утешить родителей, но продолжает винить себя в том, что так или иначе было неизбежно. В глубине души он и сам это понимал.

Лиз, я должен найти его убийц. Пока я их не найду, я не смогу спокойно жить.

Мы их найдем. — Повинуясь внезапному порыву, она прижалась щекой к его лицу. Иногда легчайшее прикосновение способно избавить от боли. — И тогда все закончится.

Все ли? Ему не хотелось, чтобы все закончилось, — лучше пусть кое-что продолжается... Исполнив давнее желание, он провел ладонью по ее плечу и понял, что она замерзла.

—Солнце уже село. — Он церемонно набросил на нее полотенце. И если по отношению к другой женщине подобный жест ничего бы не значил, Лиз ему хотелось защищать. — Переоденься в сухое, и пойдем ужинать.

—Куда?

—В ресторан при отеле. Он считается одним из лучших,

Лиз снова вспомнила об их роскошных апартаментах. К ним совсем не подходит содержимое ее дорожной сумки!

—Я не взяла с собой вечернего платья.

Он рассмеялся и положил руку ей на плечо. Вот первое ее несерьезное высказывание, какое он от нее слышит.

—Так купи его — и попроси записать на мой счет.

—Но ведь...

Не волнуйся, мой налоговый бухгалтер в Филадельфии — настоящий дока. Он обязательно что-нибудь придумает.

Глава 7

Лиз была уверена, что нигде, кроме дома, заснуть не сможет. Проснувшись, она очень удивилась. Солнце уже светило вовсю. Оказывается, она не только сразу заснула, но и крепко проспала восемь часов. Она чувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей. Правда, сейчас всего-навсего начало седьмого и никаких дел у нее нет, но она привыкла просыпаться в одно и то же время, где бы ни находилась.

Потягиваясь на широченной кровати, она напоминала себе, что в ее жизни произошли важные изменения. Теперь она замешана в убийстве и незаконном обороте наркотиков. Ну и положение — хуже не придумаешь! Прямо как в кино... Да, события последних дней так и просятся в сценарий фильма. Или в книгу. Но в книге можно пролистать страницы и узнать, чем же все закончилось. А в жизни... В жизни она предпочитала жить просто и тихо. Будучи реалисткой, Лиз прекрасно понимала: глупо притворяться, будто она ни при чем. Она так или иначе связана с тайной. Как бы там ни было, она — одна из главных героинь захватывающего действа. Как и Джонас Шарп. Следовательно, ей предстоит решить, как быть дальше.

Бежать нельзя. Такого выхода у нее нет. Лиз давно поняла, что не может вечно прятаться за спинами Мораласа и его подчиненных. Рано или поздно тип с ножом вернется; а может, вместо него явится другой, более решительный и отчаянный. Спастись от убийцы во второй раз ей уже не удастся. Едва она заглянула в банковский сейф для хранения ценностей, она превратилась в полноценную участницу действия. Что опять-таки связывает ее с Джонасом. Значит, сейчас она вынуждена довериться ему, другого выхода нет. Если он вдруг откажется от поисков убийцы брата и вернется в Филадельфию, она останется совсем одна. Да, ей хочется остаться одной, но сейчас без Джонаса ей не обойтись — как и ему без нее.

Поездка в Акапулько изменила и еще кое-что. Она совсем запуталась; уже не знает, как относиться к Джонасу. Вчера она увидела его совсем другим — раненым, беззащитным. Теперь она не просто сочувствовала ему, и ее не просто влекло к нему. Между ними протянулась ниточка, возникла связь. Теперь ей хотелось помочь ему не только ради собственного благополучия, но и ради него самого. Ему больно не только потому, что он лишился брата. Ему больно из-за того, что натворил его брат-близнец. Сама Лиз тоже когда-то любила и страдала — не только от потери, но и из-за разочарования.

Правда, это было давно — как будто в другой жизни. В другой ли? Лиз задумалась. Можно ли начать новую жизнь, не разобравшись со старой? Наверное, нет. Идут годы, меняются обстоятельства, а груз прошлого по-прежнему давит на плечи и на сердце. Более того, на каждом новом этапе жизни этот груз становится все тяжелее. Вставая, Лиз внушала себе: сейчас от размышлений толку мало. Отныне она вынуждена действовать — по-другому никак.

Джонас услышал, что она проснулась. Сам он с пяти утра беспокойно ворочался в постели. Ломал голову над неразрешимыми вопросами. Его мучила совесть. Из-за Джерри и из-за него самого Лиз оказалась в очень трудном положении. Как освободить ее? Как перевести внимание преступников с нее на себя? Он уже придумал несколько вариантов, но ни один из них не гарантировал Лиз полной безопасности. В Хьюстон она не улетит; он прекрасно понимал, что она не захочет подставлять свою дочь.

Шли дни, и ему казалось, что он понимает ее все лучше. Лиз одиночка, потому что пришла к выводу, что одиночество в ее положении надежнее. Она деловая женщина, но только потому, что в первую очередь заботится о благополучии дочери. Она гонит от себя мечты о личном счастье и противится любви. Все ее мечты и вся ее любовь направлены на ребенка, а о себе она забыла. С годами она убедила себя в том, что довольна существующим положением вещей.

Джонасу казалось, что он хорошо понимает ее, потому что и сам до последнего времени был вполне доволен тем, как у него все складывается. И только сейчас, получив возможность взглянуть на свою жизнь со стороны, он понял, что до сих пор просто плыл по течению. Может быть, если убрать внешний лоск, он не так уж сильно отличается от брата? Для них обоих успех всегда был главной целью, просто шли они к цели разными путями. Хотя у Джонаса есть любимая работа и собственный дом, у него никогда не было постоянной спутницы жизни. На первое место он поставил карьеру. Сумеет ли он и дальше вести тот же образ жизни? Потеряв брата, он понял, что одной карьеры недостаточно для счастья. Для счастья требуется нечто большее. Да, он хорошо разбирается в хитросплетениях законов, но это всего лишь работа. Да, он выигрывает дела, но профессиональные победы доставляют ему лишь временное удовлетворение. Наверное, подсознательно он уже давно о чем-то догадывался. Не для того ли он купил старинный особняк, чтобы у него появилось нечто постоянное? В таком особняке не хочется жить одному...

И все же размышления о собственной жизни не решают проблемы Лиз Палмер. Как вывести ее из игры? Да, возвращаться в Хьюстон ей нельзя, но, возможно, ему удастся убедить ее уехать куда-нибудь в другое место, пока все не успокоится. Первым делом он подумал о своих родителях и тихом загородном доме в Ланкастере, куда они переселились после выхода на пенсию. Если он сообразит, как незаметно вывезти ее из Мексики, в Ланкастере ей ничто не будет угрожать. Может быть, получится переправить туда же и ее дочь. Тогда его совесть будет спокойна. Джонас не сомневался в том, что родители проявят гостеприимство и сразу полюбят Лиз и Веру.

Как только он завершит то, ради чего он сюда приехал, он тоже уедет в Ланкастер. Неожиданно ему очень захотелось увидеть там Лиз — в том окружении, к какому он привык. В мирной обстановке у них появится время поговорить о простых вещах. Ему снова захотелось послушать, как она смеется, — а ведь за те дни, что они знакомы, он лишь однажды слышал ее смех. В сельской глуши, вдали от здешних мерзостей, ему, возможно, удастся лучше понять ее и себя. После того как она прижалась к нему щекой и, ничего не требуя взамен, предложила ему поддержку и утешение, в душе у него что-то перевернулось.

Когда она подошла к нему, ему захотелось сжать ее в объятиях, забыв обо всем на свете. Когда Лиз была рядом, он, сам не зная почему, представлял себе безмятежные, мирные вечера на прохладной веранде и неспешные воскресные послеобеденные разговоры. В Филадельфии у него почти никогда не бывало времени на неспешные разговоры и мирные вечера. Он общался с людьми в основном по делу. И он собственными глазами видел, что Лиз ни разу не позволила себе полениться хотя бы час. С чего вдруг он, признанный трудоголик, стал мечтать о праздности — и почему хочет разделить свою жизнь с женщиной, которая ведет совсем другую жизнь?

Лиз Палмер для него — по-прежнему загадка. Наверное, поэтому ему так хочется завоевать ее. Да, он уделяет ей много времени и мыслей, но только потому, что все больше понимает ее, хотя по-прежнему почти ничего о ней не знает. Если временами ему кажется, что разгадать Лиз Палмер так же важно, как найти убийц брата, то только потому, что они неразрывно связаны друг с другом. Стоит ему подумать о Джерри, и в голову сразу приходит Лиз. Странно, но он отчетливее всего представлял ее умиротворенной, довольной жизнью. В его воображении она сидела, лениво потягиваясь, на веранде у маминого дома и ждала его.

Досадуя на себя, Джонас посмотрел на часы. На Восточном побережье уже девять, начало десятого. Надо бы позвонить в контору. Возможно, насущные дела прочистят ему мозги. Но не успел он снять трубку, как из своей спальни показалась Лиз.

Не знала, что ты не спишь, — сказала она, поправляя пояс халата. Как ни странно, здесь, в одних апартаментах с ним, она чувствовала себя совсем по-другому, чем дома, где он снимал у нее комнату. Наверное, все дело в том, что дома он ей платил.

Я надеялся, что ты поспишь подольше. — Он положил трубку на рычаг. Контора подождет!

Я никогда не просыпаюсь позже шести. — Чтобы скрыть неловкость, она подошла к большому панорамному окну. — Вид потрясающий!

Да.

Я уже... много лет не бывала в отелях, — продолжала Лиз. — Когда я прилетела на Косумель, я работала в том же отеле, где мы останавливались с родителями. Странное чувство. Как сейчас.

—И что же, нет желания поменять белье или унести грязные полотенца?

Она хихикнула, и неловкость прошла — по крайней мере отчасти.

Нет, ни малейшего!

Лиз, когда все закончится, когда все будет позади, ты расскажешь мне о своей прежней жизни?

Она круто развернулась к нему:

—Когда все закончится, у меня не будет повода откровенничать с тобой.

Он встал и подошел к ней. Застав ее врасплох, взял ее за обе руки. Поднял сначала одну, потом другую, поднес к губам и увидел, как ее глаза заволакиваются дымкой.

—В этом я не уверен, — прошептал он. — А ты?

Она ни в чем не могла быть уверена, когда его голос становился таким тихим, а руки — нежными. На секунду она полностью отдалась на волю чувств. Так приятно сознавать себя любимой и желанной... Опомнившись, она вырвалась — как он и думал.

—Джонас, ты сам сказал, что у нас с тобой общая беда. Раньше мне не хотелось тебе верить, но ты оказался прав. Все так и есть. Как только мы справимся с бедой, нас с тобой больше ничего не будет соединять. Мы с тобой очень разные — и дело не в том, что мы живем далеко друг от друга.

Джонас снова подумал о своем доме и внезапно возникшем желании жить в нем вместе с Лиз.

— Мы совсем не такие разные, как ты думаешь.

Раньше я, возможно, тебе и поверила бы.

Ты живешь прошлым. — Он взял ее за плечи, но на сей раз его руки уже не были такими нежными. — Ты сражаешься с призраками!

Может быть, я и сражаюсь с призраками, но прошлым я не живу. Не могу себе этого позволить. — Она перехватила его руки, желая освободиться, но вырвалась не сразу. — И думать о тебе я тоже не могу... Не могу себе позволить!

Ему захотелось повалить ее на диван и доказать, что она не права, но он сдержался. Нет, нет, еще не время, пока он применит навыки, отточенные в зале суда.

Ладно, пусть будет по-твоему, — покладисто согласился он. — Но дело еще не закрыто. Ты есть хочешь?

Да, — кивнула Лиз, сама не понимая, стало ей легче или, наоборот, тяжелее.

Тогда пошли завтракать. До отлета у нас куча времени.


Она ему не доверяла. Хотя Джонас за завтраком держался вполне невозмутимо и поддерживал светскую беседу, Лиз все время подсознательно настраивалась на отпор. Нельзя забывать, что он умен. Не приходится сомневаться в том, что он привык добиваться своего, сколько бы времени это ни заняло. Себя Лиз считала достаточно сильной, чтобы держать слово, пусть даже данное самой себе. Ни Джонас и никто другой не заставит ее отклониться от курса, взятого десять лет назад. Она любит только Веру и свою работу.

Никак не могу привыкнуть к здешней кухне, тем более в такую рань... У меня внутри все горит огнем!

Мой желудок огнеупорный. Ты бы попробовал мое чили! — Лиз с аппетитом поглощала яичницу с луком и острым перцем.

Хочешь сказать, ты будешь меня кормить?

Лиз посмотрела на него и тут же опустила глаза. Жаль, что у него такая улыбка — от нее можно потерять голову!

По-моему, нет большой разницы, готовить для одного или для двоих. Но ты, по-моему, вполне уверенно управляешься на кухне.

Готовить-то я умею. Но вот результат всегда заставляет задуматься: а стоило ли вообще тратить силы? — Подавшись вперед, он погладил ее по руке — от запястья до пальцев. — Знаешь что... если ты правда приготовишь чили, обещаю купить все нужные продукты и потом помыть посуду.

Лиз убрала руку, но улыбнулась.

—Приготовить-то я приготовлю, но вот справишься ли ты с чили? Блюдо острое, еще обожжет твой нежный желудок.

Обрадовавшись ее согласию, он снова взял ее за руку.

Давай попробуем, и все станет ясно. Как насчет сегодня?

Хорошо. — Она попробовала вырваться, но он держал ее крепко. — Пусти, а то я не могу есть.

Джонас покосился на ее руку:

—У тебя не одна рука, а две.

Хотя Лиз решила не поддаваться, она все же рассмеялась:

И обе мои!

Я тебя выпущу. Потом.

Эй, Джерри!

Лицо Джонаса застыло. В его взгляде, устремленном на Лиз, читались тревога и вызов. Он крепче сжал ее руку. Лиз поняла его без слов. Она должна молчать и ничего не предпринимать, пока он все не выяснит. Обернувшись на зов, Джонас вскинул голову, лицо его расплылось в широкой улыбке. Когда Лиз поняла, что Джонас улыбается, как его брат, она невольно вздрогнула. Сейчас Джонас сделался похожим на Джерри!

—Почему не предупредил, что приедешь? — Высокий загорелый мужчина со светло-рыжими волосами и аккуратной бородкой положил руку Джонасу на плечо. Лиз мельком увидела, как на пальце у него сверкнул бриллиант. Она украдкой осматривала незнакомца, решив запомнить его внешность. Лет тридцати с небольшим, одет вроде бы просто, но сразу видно, что очень дорого.

—Я ненадолго, — ответил Джонас, внимательно, как и Лиз, осматривая незнакомца. Небольшое дельце... — Он бросил многозначительный взгляд на Лиз. — Хотелось немного расслабиться.

Незнакомец тоже смерил Лиз одобрительным взглядом.

—А разве по-другому бывает?

Перестраиваясь на ходу, Лиз протянула руку.

Здравствуйте. Джерри не очень хорошо воспитан и не познакомил нас, поэтому придется самим. Меня зовут Лиз Палмер.

Дэвид Мерриворт. — Руки у него оказались гладкие, ненатруженные. — Возможно, манеры у Джерри и подкачали, но вот вкус у него всегда был отменный.

Лиз польщенно улыбнулась, надеясь, что действует как надо.

Спасибо!

Подсаживайся к нам, Мерриворт. — Джонас достал сигарету. — Только даму мою оставь в покое. — Последние слова он произнес добродушно и шутливо, в точности как Джерри, но глаза оставались глазами Джонаса — цепкими, настороженными.

От чашечки кофе не откажусь. — Быстро взглянув на часы, Мерриворт придвинул себе стул. — Через несколько минут у меня деловая встреча. Ну так как дела на Косумеле? — Он слегка склонил голову набок. — Много ныряешь?

Не сводя с Мерриворта настороженного взгляда, Джонас позволил себе чуть изогнуть губы в улыбке:

—Достаточно.

Рад слышать. Я сам собирался наведаться к тебе в гости, но пришлось на пару недель слетать в Штаты. Вернулся только вчера. — Официант поставил перед Мерривортом чашку кофе; тот положил себе два кусочка сахару. — Дела идут неплохо, дружище. Очень даже не плохо.

—Чем вы занимаетесь, мистер Мерриворт?

Мерриворт широко улыбнулся Лиз и тут же

подмигнул Джонасу.

Торговлей, милашка. Так сказать, импортом.

В самом деле? — В горле у нее пересохло, и она отпила большой глоток кофе. — Наверное, ужасно интересно!

По-всякому бывает. — Он развернулся к ней лицом. — Где же Джерри вас подцепил?

На Косумеле. — Она быстро покосилась на Джонаса. — Мы с ним партнеры.

Правда, что ли? — Мерриворт звякнул чашкой о блюдце.

Джонас подумал, что они слишком далеко зашли и противоречить ей не стоит.

—Правда, — кивнул он.

Мерриворт пожал плечами и снова взял чашку.

—Если босс не возражает, то и я не против.

—Я работаю на своих условиях, — протянул Джонас. — Или никак.

Мерриворт расплылся в улыбке — удивленной и даже восхищенной.

—Ты все такой же! Слушай, меня некоторое время не было. Поставки по-прежнему идут гладко?

После этих слов у Джонаса умерла последняя надежда. Значит, то, что лежит в индивидуальной банковской ячейке, — не вымысел, а правда. И деньги, и наркотики принадлежат Джерри. Он не спеша намазывал булочку маслом. Лиз под столом толкнула его коленом, надеясь, что он воспримет ее жест как знак утешения. Он на нее и не взглянул.

Конечно. Почему нет?

В жизни не проворачивал такой классной операции, — заметил Дэвид, опасливо оглядевшись по сторонам. — Не хочется, чтобы все рухнуло.

Ты слишком много беспокоишься.

Хотя беспокоиться-то надо тебе, — возразил Дэвид. — Ведь не мне иметь дело с Манчесом. Тебя здесь не было в прошлом году, когда он позаботился о тех двух колумбийцах, а я был. Поставками занимаешься ты, мое дело — продажи. Я сплю спокойнее.

А я только ныряю, — ответил Джонас и постучал по сигарете. — И сплю отлично.

Ну и тип, а? — Дэвид снова улыбнулся Лиз. — Я сразу понял, что Джерри — именно тот, кто нужен боссу. Продолжай нырять, сынок. — Он ткнул чашкой в Джонаса. — Благодаря тебе и я в порядке.

Похоже, вы давно друг друга знаете, — с улыбкой заметила Лиз, комкая под столом лежащую на коленях салфетку.

Да уж прилично, верно, Джер?

Да. Прилично.

Первый раз мы с ним состыковались шесть... нет, семь лет назад. Вместе кидали лохов в Лос-Анджелесе. Помнишь ту старушку? Мы раскрутили бы ее на двадцать тысяч, если бы дочь нас не накрыла. — Мерриворт достал тонкий портсигар. — Тебя потом, кажется, брат вытащил? Он ведь у тебя адвокат...

Ага. — Джонас вспомнил, как вносил залог и нажимал на нужные рычаги, чтобы брата не посадили.

—Кидаловом я уже лет пять не занимаюсь. Переключился на настоящий бизнес! — Мерриворт хлопнул Джонаса по руке. — Так гораздо лучше, правда, Джерри?

За это платят больше.

Дэвид громко расхохотался.

А хотите, вечером я покажу вам Акапулько?

Нам надо возвращаться. — Джонас жестом подозвал официанта. — Дела.

Да, я понимаю, о чем ты. — Дэвид кивнул в сторону выхода. — А вот и мой клиент. В следующий раз, как надумаешь приехать, позвони мне.

Конечно!

И передавай привет старику Клэнси. — Снова расхохотавшись, Дэвид отсалютовал им обоим. Они смотрели ему вслед: он широким шагом проследовал ко входу и обменялся рукопожатием с человеком в темном костюме.

Ничего здесь не говори, — едва слышно прошептал Джонас, подписывая чек. — Пошли!

Лиз вскочила и пошла за ним, уронив скомканную салфетку. Джонас заговорил, только заперев за собой дверь их отдельной виллы.

—Зря ты сказала ему, что мы партнеры.

Лиз заранее подготовилась к нападению и легко отбила его:

После моего признания он перестал стесняться.

Если бы ты извинилась и вышла из-за стола, ничего бы не изменилось.

Лиз скрестила руки на груди.

—У нас с тобой одна беда, помнишь?

Джонасу не понравилось, что она припомнила ему его же собственные слова.

По крайней мере, надо было назваться вымышленным именем!

Зачем? Они знают, кто я такая. Рано или поздно он поговорит со своими боссами и все выяснит.

Лиз была права, что тоже ему не понравилось.

Ты уже собрала вещи?

Да.

Тогда поехали в аэропорт.

А потом куда?

А потом — прямо к Мораласу.


—Задали вы нам работы! — распекал их Моралас, раскачиваясь на стуле. — Двое моих сотрудников гонялись за вами по всему Акапулько! Мистер Шарп, почему вы не предупредили меня, что берете мисс Палмер с собой?

Мне не хотелось, чтобы ваши люди ходили за нами хвостом.

Значит, вы вели свое независимое расследование, а мне привезли подарок! — Моралас поднял ключик и внимательно осмотрел его. — Мисс Палмер, оказывается, нашла его несколько дней назад. Вы ведь юрист и наверняка понимаете, что означает термин «сокрытие важных улик».

Разумеется, — холодно кивнул Джонас. — Но ни мисс Палмер, ни я не догадывались о том, что ключ — важная улика. Естественно, нам приходило в голову, что ключ принадлежал моему брату, но сокрытие мыслей — не преступление.

Возможно, но вы поступили недальновидно. А недальновидность часто влечет за собой преступление.

Джонас откинулся на спинку стула. Моралас хочет с ним поспорить? Что ж, он охотно ему ответит!

—Поскольку ключ являлся собственностью моего брата, он переходит ко мне, как к его душеприказчику. Во всяком случае, как только я убедился в том, что ключ действительно принадлежал Джерри и содержимое банковского сейфа является важной уликой, я привез вам и ключ, и описание того, что находится в сейфе.

Да, действительно. И вы не раздумывали над тем, как к вашему брату попало содержимое сейфа?

Моралас немного выждал и повернулся к Лиз:

—А вы, мисс Палмер... о чем раздумывали вы?

Лиз сидела, сцепив руки на коленях, но голос ее звучал деловито и буднично:

Человек, напавший на меня, требовал денег — видимо, тех самых, которые мы нашли. Там крупная сумма.

И пакет с неким веществом... если верить предположению мистера Шарпа, кокаином. — Не выпуская ключа, Моралас побарабанил пальцами по столешнице. — Мисс Палмер, вы когда-нибудь видели кокаин у мистера Джеремии Шарпа?

—Нет.

Рассказывал ли он вам когда-нибудь о незаконном ввозе наркотиков, в частности кокаина?

Нет, конечно. Если бы рассказывал, я бы ничего от вас не утаила.

Так же как не утаили ключ? — Джонас открыл было рот, но Моралас властно поднял руку. — Мисс Палмер, прошу вас составить список всех клиентов вашего дайвинг-центра за последние полтора месяца. Мне понадобятся их фамилии и, если возможно, адреса.

Зачем вам список моих клиентов?

Вполне вероятно, что мистер Шарп проворачивал свои сделки через ваш дайвинг-центр.

Через мой дайвинг-центр?! — Возмущенная Лиз вскочила с места. — На катерах, что ли? Вы думаете, он передавал наркотики у меня под носом, а я понятия ни о чем не имела?

Моралас достал сигару и внимательно осмотрел ее.

—Очень надеюсь, мисс Палмер, что вы действительно понятия ни о чем не имели. Список прошу принести мне до конца недели. — Он угрюмо покосился на Джонаса. — Разумеется, вы имеете право требовать от меня ордера, что несколько замедлит процесс. А я, разумеется, имею право задержать мисс Палмер как важную свидетельницу.

Джонас следил за поднимающейся к потолку голубой струйкой дыма. Моралас блефует, испытывает их на прочность. Пожалуй, он мог бы посоревноваться с ним за Лиз, но игра затянулась бы надолго.

—Капитан, иногда лучше забыть о некоторых своих правах. По-моему, все мы трое по сути хотим одного и того же. — Он встал и поднес зажигалку к кончику сигары Мораласа. — Вы получите свой список, капитан. И не только его.

Моралас молча смотрел на него и ждал.

Пабло Манчес, — произнес Джонас и не без удовольствия заметил, как прищурился Моралас.

Что — Манчес?

Он на Косумеле. Или недавно был здесь, — продолжал Джонас. — Мой брат несколько раз встречался с ним в местных барах и ночных клубах. Возможно, вас также заинтересует некий Дэвид Мерриворт, американец, который работает в Акапулько. Судя по всему, именно он познакомил моего брата со своими сообщниками на Косумеле. Запросите в полиции Штатов его досье — узнаете много интересного.

Своим аккуратным почерком Моралас записал фамилии, хотя вряд ли он и так бы их забыл.

— Благодарю вас за ценные сведения. Однако в будущем, мистер Шарп, я был бы весьма вам признателен, если бы вы не путались у меня под ногами. Buеnas tardes 11, мисс Палмер!

Через несколько секунд Лиз вышла на улицу.

—Я не люблю, когда на меня давят. А ведь он сейчас именно давил! — гневно воскликнула она. — Он угрожал посадить меня за решетку!

Джонас закурил — хладнокровно, не спеша.

Он продемонстрировал свои возможности. И объяснил, какой у нас есть выбор.

Тебя он посадить не грозил, — буркнула Лиз.

Он не так беспокоится за меня, как за тебя.

Беспокоится? — Лиз остановилась, положив руку на дверцу арендованной машины Джонаса.

Он хороший полицейский. Ты — одна из тех, кого он охраняет.

Странно он демонстрирует заботу! — Лиз мрачно оглянулась на здание участка.

Вдруг к машине подбежал грязный маленький оборванец и галантно открыл перед Лиз дверцу. Не дожидаясь, когда оборвыш протянет руку, Лиз протянула ему монету.

— Gracias! 12

Мальчишка осмотрел монету, ухмыльнулся, увидев, что Лиз не поскупилась, и одобрительно кивнул:

Buеnas tardes, сеньорита! — Так же галантно он захлопнул дверцу, а монету сунул в карман.

Хорошо, что ты нечасто выбираешься в центр, — заметил Джонас.

Почему?

—Здесь ты через неделю обанкротишься.

Лиз нашла в сумочке заколку и откинула волосы со лба.

Из-за того, что дала мальчику двадцать пять песо?

Сколько ты дала другому мальчишке перед тем, как мы пошли к Мораласу?

Я кое-что у него купила.

Точно, жвачку. — Джонас тронулся с места. — Видимо, без клубничной жвачки для тебя день не в радость!

Ты уклоняешься от разговора!

Совершенно верно. А теперь скажи, где продаются самые лучшие ингредиенты для чили.

Хочешь, чтобы сегодня я приготовила тебе ужин?

Готовка тебя отвлечет. Пока мы сделали все, что могли, — добавил он. — Вечером можно и расслабиться. Нам нужно гармонизироваться.

Страх и гнев разрывали Лиз. Хотелось бы ей верить, что он прав!

—По-твоему, готовка меня гармонизирует?

—Тебя гармонизирует еда. К сожалению, вначале еду придется приготовить. Это неоспоримый факт.

Положение оказалось настолько абсурдным, что она уступила.

На следующем углу поверни налево. Я скажу тебе, что купить, ты все купишь и не будешь путаться у меня под ногами.

Согласен.

А потом вымоешь посуду.

Конечно!

Остановись здесь, — приказала она. — И помни, ты сам напросился.


Готовя, Лиз никогда не экономила на специях — хотя настоящие мексиканские специи и приправы гораздо острее, чем те, что продаются в обычных американских супермаркетах. Еще в детстве, приезжая на Юкатан с родителями, она полюбила мексиканскую кухню и здешние деликатесы. Лиз готовила нечасто — для себя ограничивалась просто сэндвичем. Но иногда на нее, что называется, нападал стих, и тогда из ее рук выходили настоящие кулинарные шедевры.

Наверное, ей все же хочется поразить его воображение, думала Лиз, смешивая в миске салат, который до ужина должен постоять в холодильнике. Что тут такого? Приятно радовать других своими кулинарными талантами. Очистив и нарезав авокадо, она, как ни странно, поняла, что ей действительно стало легче, как и предсказывал Джонас.

Последние дни ей приходилось заниматься не своим делом и решать трудные задачи. А сейчас голова занята лишь тем, как получше нарезать овощи и фрукты. Какое облегчение! Лиз старательно смешивала салат. Контрастные оттенки радовали глаз: яркая зелень, апельсины и помидоры черри выглядели очень аппетитно. Она вспомнила, что салат майя — единственный, которым ей удавалось накормить Веру, потому что Вера считала его красивым. Лиз нарезала лук и перец и выложила на сковородку, сама не замечая, что улыбается. К луку и перцу она добавила чеснок и оставила смесь тушиться на медленном огне.

—М-м-м, как пахнет! — воскликнул Джонас, просовывая голову на кухню.

Лиз обернулась через плечо.

Мы договорились, что ты не будешь путаться у меня под ногами.

Ты готовь, а я накрою на стол.

Лиз пожала плечами и отвернулась к плите. Она отмеряла, помешивала и щедро добавляла специй; наконец, по кухне поплыла настоящая симфония ароматов. На плите булькало мясо с овощами; соус постепенно густел. Довольная собой, Лиз вытерла руки о кухонное полотенце и обернулась. Джонас уютно устроился за столом и наблюдал за ней.

—Ты хорошо готовишь, — сказал он. — Очень хорошо.

Ей вдруг показалось естественным, что они вместе на кухне — на плите готовится еда, сквозь сетку проникает легкий ветерок. Оказывается, простые радости иногда бывают такими желанными! Лиз отложила полотенце; оказалось, что она не знает, куда девать руки.

Некоторые мужчины считают, что женщина лучше всего смотрится у плиты.

Не знаю. Не знаю, где ты смотришься лучше — здесь или на капитанском мостике, за штурвалом. Долго еще?

Не больше получаса.

Отлично! — Джонас встал и подошел к рабочему столу, где оставил две бутылки. — Успеем выпить вина.

Лиз накрыла чили крышкой. В голове у нее запищал едва слышный сигнал тревоги.

У меня нет винных бокалов.

Не волнуйся, я обо всем позаботился. — Он извлек из пакета, стоящего рядом с бутылками, два бокала на тонких ножках.

Да уж, ничего не забыл, — буркнула она.

Ты же не пожелала, чтобы на рынке я ходил за тобой по пятам. А мне не хотелось бездельничать. — Он заранее откупорил бутылку, чтобы вино «подышало».

Это не мои свечи.

Обернувшись, Джонас увидел, что Лиз перебирает бахрому плетеного коврика, который он положил на стол. Посередине стояли две синих свечи, подобранные в тон к ее посуде.

Они наши, — ответил он.

Лиз накрутила бахрому на палец, отпустила, снова накрутила. В последний раз она зажигала свечи, когда отключилось электричество. Синие свечи на столе казались не прочными, а какими-то хрупкими и несерьезными.

Зачем было так хлопотать? Мне не...

Ты не в своей тарелке из-за свечей и вина?

Отпустив бахрому, Лиз безвольно опустила руки.

—Нет... разумеется, нет!

—Вот и хорошо. — Он разлил по бокалам темно-красное вино и подошел к ней. — Просто мне показалось, что они расслабляют. Мы ведь с тобой решили сегодня отдохнуть.

Она отпила глоток и, хотя ей хотелось отступить, устояла.

Боюсь, ты хочешь от меня больше того, что я могу дать.

Нет. — Он чокнулся с ней. — Мне нужно в точности то, что ты можешь дать.

Растерявшись, Лиз повернулась к холодильнику.

—Давай начнем с салата.

Джонас зажег свечи и выключил верхний свет. Лиз внушала себе: это не считается. Интимная атмосфера — всего лишь приятное дополнение к ужину.

—Очень красиво, — заметил Джонас, когда она положила соус и разложила сверху ломтики авокадо. — Как это называется?

—Салат майя. — Лиз попробовала первой, чтобы убедиться, что все в порядке. — Я узнала рецепт, когда работала в отеле. Если честно, почти все мои блюда оттуда.

Как вкусно! — воскликнул Джонас, проглотив первый кусочек. — Жалко, я раньше не уговорил тебя готовить.

Хорошенького понемножку! — Лиз настолько размякла, что позволила себе улыбнуться. — Питание...

...в плату не входит, — закончил за нее Джонас. — Но ведь всегда можно договориться!

Искренне рассмеявшись, Лиз надкусила дольку грейпфрута.

Мне так не кажется. Как ты обходишься в Филадельфии?

У меня есть экономка; по средам она готовит запеканку, — Джонас положил себе добавки, наслаждаясь контрастом хрустящей зелени и острой заправки. — И потом, я часто ем не дома.

Рестораны, ночные клубы, гости? Наверное, только и делаешь, что ходишь по вечеринкам...

Иногда по делу, иногда ради удовольствия. — Джонас уже почти забыл, что значит сидеть на кухне и наслаждаться простой домашней едой. — Честно говоря, от постоянного мелькания перед глазами довольно сильно устаешь.

От мелькания?

В юности мы с Джерри, бывало, вечером в пятницу садились в машину и катили куда глаза глядят. Главным образом мы охотились за девчонками, которым, как и нам, скучно было сидеть дома. Вечеринки для взрослых — то же самое, что катание в машине для подростков.

Лиз нахмурилась. Если ему верить, он живет вовсе не такой роскошной жизнью, как она себе представляла.

Кажется, довольно бессмысленное времяпровождение.

Не кажется, а так и есть.

Ты, по-моему, не похож на человека, который чем-то занимается без определенной цели.

На мой век бессмысленных поступков хватило, — проворчал Джонас. — В один прекрасный день до тебя вдруг доходит, что больше не хочется. — Да, именно так, понял он. Дело не в работе, не в долгих часах, которые он просидел в библиотеке над сводами законов или провел в зале суда. Бессмысленные, пустые вечера иссушали душу и наполняли ее несбыточными желаниями. Не сводя взгляда с Лиз, он подлил ей вина. — И к такому выводу я пришел совсем недавно.

Почувствовав, что плавится под его взглядом, Лиз медленно отставила бокал, встала и подошла к плите.

В определенные моменты жизни мы все принимаем те или иные решения, меняем, так сказать, ориентиры.

У меня сложилось впечатление, что свои ориентиры ты поменяла очень давно.

Да. И ни разу не пожалела.

Уж это наверняка правда, подумал он. Она не из тех, кто жалеет о принятых решениях

—И ты бы ничего в своей жизни не изменила?

Раскладывая чили по тарелкам, Лиз пожала плечами.

—Если бы ты могла вернуться на одиннадцать лет назад и пойти другой дорогой, ты бы ничего не изменила?

Она замерла, а потом медленно повернулась к нему. Ее глаза излучали силу, заметную даже в полумраке.

—Это значило бы, что мне пришлось бы отказаться от Веры. Нет. Я бы ничего не изменила.

Она расставила тарелки на столе. Джонас взял ее за руку.

Я восхищаюсь тобой! Вспыхнув, Лиз опустила голову.

За что?

За то, что ты такая, какая есть.

Глава 8

Ни комплименты, ни признания не подействовали бы на нее так сильно. Лиз не привыкла к лести, но была убеждена: она знает себе цену, и лестью ее не возьмешь. И совсем другое дело — искренние и простые слова одобрения. Возможно, все дело в свечах, вине и тесной кухоньке в пустом доме, но она почувствовала близость к нему. С ним было уютно. Сама того не сознавая, Лиз понемногу забывала об осторожности.

Другой я быть и не могла.

Нет, могла. И я рад, что ты именно такая, а не другая.

А ты какой? — поинтересовалась она, садясь на стул рядом с ним.

Тридцатипятилетний юрист, который только что понял, что зря растратил довольно много времени. — Джонас поднял бокал и снова чокнулся с ней. — За то, чтобы извлекать из любого положения самое лучшее!

Хотя Лиз не была уверена, что поняла его, она выпила и жестом пригласила его попробовать чили.

Этим можно моторы заправлять, — заявил Джонас, когда острый соус обжег ему язык. — Замечательно!

Не слишком остро для твоего слабого северного желудка?

Мой слабый северный желудок как-нибудь справится. Знаешь, странно, что ты не открыла ресторан — ведь ты так классно готовишь!

Как всякая женщина, Лиз не осталась равнодушной к комплименту.

—Воду я люблю больше кухни.

С тобой не поспоришь. Значит, рецепт ты позаимствовала на кухне, когда работала в отеле?

Вот именно. Мы все питались там же. Повар показывал, как делать то или это. Он был очень добрый. — Лиз улыбнулась. — Там многие были добрыми.

Ему хотелось знать про нее все — до мельчайших подробностей. Что она тогда чувствовала, что запомнила. И именно поэтому он понимал, что действовать нужно с осторожностью.

Ты долго там проработала?

Два года. Сколько постелей я перестелила — и не сосчитать!

А потом открыла собственное дело?

Да, потом открыла дайвинг-центр. — Лиз разломила пополам тонкую галету. — Риск был велик, но я не прогадала.

И как же ты справлялась? — Джонас подождал, пока она не поднимет на него глаза. — Я имею в виду — с дочерью?

Не знаю, о чем ты. — Джонас понял, что она снова замкнулась.

Я думал о тебе. — Он с трудом притворялся беззаботным. Стоит надавить на нее, и она тут же уйдет в себя. — Немногие женщины сумели бы выдержать то, что выдержала ты. Ты была одна, ждала ребенка и зарабатывала себе на жизнь.

Что же тут необычного? — Лиз даже улыбнулась. — В таком положении оказываются очень многие.

—Очень многие поступили бы по-другому, не так, как ты.

Она кивнула в знак согласия.

—Другой путь меня не устраивал. — Она отпила вина и задумчиво продолжала: — Я всего боялась. Сначала очень сильно, но постепенно страх проходил. Здесь все замечательно относились ко мне. Все могло бы сложиться по-другому, если бы мне не повезло. Схватки начались, когда я убирала триста двадцать восьмой номер. — Глаза ее потеплели, как будто она увидела что-то приятное. — Помню, несу я стопку полотенец и думаю: господи, началось, а я ведь и в половине номеров не прибралась! — Лиз рассмеялась и с аппетитом набросилась на еду.

Джонас отложил вилку.

Ты работала в тот день, когда у тебя родился ребенок?!

Конечно. Я была здорова.

Я знаю немало мужчин, которые берут отгул, если нужно запломбировать зуб.

Лиз снова рассмеялась и протянула ему галеты.

—Наверное, женщины сильнее.

Не все, подумал он. А лишь немногие, необычные женщины.

—А что потом?

—Потом мне опять повезло. Одна моя напарница знала сеньору Альдерес. Когда родилась Вера, ее младшему сыну исполнилось пять лет. Сеньора Альдерес присматривала за Верой днем, поэтому вскоре после родов я смогла вернуться на работу.

Галета хрустнула у него в руке.

Наверное, тебе пришлось круто.

Тяжелее всего было уходить от дочери по утрам, но сеньора Альдерес замечательно относилась и к Вере, и ко мне. Она сказала, что рядом с ней сдается дом. В общем, одно вело к другому. А потом я открыла дайвинг-центр.

И ты из гордости отказалась от гарантированных прав? — Кипя от злости, он вернулся к раковине. — Почему ты не потребовала то, что причиталось тебе по закону?

Джонас, тебя интересуют подробности?

Воспоминания причиняли ей боль; мучительно было заново переживать собственный позор. Разозлившись на себя, Лиз подошла к столу и отпила большой глоток из своего бокала.

—Мне еще не исполнилось восемнадцати. Я поступила в колледж, чтобы заниматься тем, чем мне хотелось. Я считала себя гораздо более зрелой, чем большинство моих однокурсниц, которые порхали по студенческому городку, озабоченные только одним: где состоится очередная вечеринка. Почти все вечера я проводила в библиотеке. Там мы с ним и познакомились. Он учился на последнем курсе и понимал: если он не выдержит экзамен, дома его ждет разнос. Его предки были юристами и политиками со времен Войны за независимость. Ты ведь понимаешь, что такое честь семьи, правда?

Выстрел попал в цель, но Джонас лишь кивнул.

Тогда поймешь и остальное. Мы каждый вечер встречались в библиотеке; вполне естественно, скоро мы познакомились, разговорились, потом пошли вместе выпить кофе. Он был умен, красив, обладал безупречными манерами. С ним было весело. — Она едва ли не в ярости задула свечи. По кухне поплыл запах воска. — Я влюбилась в него по уши. Он дарил мне цветы, а по субботам возил кататься. Когда он признался мне в любви, я ему поверила. Я думала, что мир у меня на ладони.

Она поставила бокал; Джонас молчал, не мешая ей закончить историю.

— Он обещал, что мы поженимся, как только он устроится. Бывало, мы сидели в его машине, смотрели на звезды, и он рассказывал, какой у него огромный дом в Далласе и какие там красивые комнаты. Рассказывал о бесконечных праздниках, многочисленных слугах, хрустальных люстрах. Я слушала его развесив уши. Мне казалось, будто я очутилась в сказке — чудесной сказке, которая заканчивается словами: «И они жили долго и счастливо». А потом ко мне приехала его мать. — Лиз тихо рассмеялась и так схватилась за спинку стула, что у нее побелели костяшки пальцев. Она заново переживала тогдашнее унижение. — Точнее, она послала за мной в общежитие своего шофера, сама зайти не захотела. Маркус не предупредил меня о ее приезде, и я очень волновалась перед встречей с ней. У входа меня ждал сказочный белый «роллс-ройс» — такие можно видеть только в кино. Когда шофер распахнул передо мной дверцу, я была на седьмом небе от счастья. Потом я села в машину, и она открыла мне правду. Ее сыну предстоит занять определенное положение в обществе, у него есть обязанности перед своей семьей. Она не сомневается в том, что я очень славная девушка, но я — не пара Дженсанну из Далласа.

Услышав фамилию, Джонас прищурился, но ничего не сказал. Лиз отвернулась и принялась суетливо чистить плиту.

—Она объяснила, что уже переговорила с сыном и он с ней согласился. В общем, наши отношения должны прекратиться. В качестве компенсации она предложила мне чек. Она меня страшно унизила. Хуже того, я ждала ребенка. Никто еще ничего не знал; я сама узнала о своей беременности только в то утро. Денег я у нее не взяла. Выйдя из «роллс-ройса», я направилась прямиком к Маркусу. Я не сомневалась: он так любит меня, что ради меня и ребенка поступит вопреки родительской воле. Я ошиблась.

Глаза ее оставались сухими — настолько сухими, что стало больно. Лиз на миг прижала веки пальцами.

—Он, как всегда, вначале рассуждал вполне логично. Нам было хорошо вместе, но все кончено. Деньги он получал от родителей; за непослушание они лишили бы его средств. Главное, считал он, чтобы родители были довольны. Правда, он не собирался совсем от меня отказываться. Он предложил, пока можно, потихоньку продолжать встречаться. Такой выход его вполне устраивал. Когда я сообщила ему о ребенке, он пришел в ярость и наорал на меня. Как я посмела подложить ему такую свинью? Подумать только — я!

Лиз швырнула тряпку в раковину, не обращая внимания на брызги горячей мыльной воды.

—Как будто я зачала ребенка в одиночку! Он заявил, что не желает иметь ничего общего с дурой, которая нарочно забеременела, чтобы испортить ему жизнь. Он велел мне избавиться от ребенка. Как будто Вера — вещь, которую можно выкинуть и забыть. У меня началась истерика. Он тоже вышел из себя. Пригрозил, что распустит слух, будто я сплю с каждым встречным и поперечным, а друзья его поддержат. Он сказал: мне не удастся доказать, что ребенок от него. А если я попробую давить на него, он все расскажет моим родителям — а может, и подаст на меня в суд. Он сыпал юридическими терминами, которые я не понимала. Мне стало ясно другое: он от меня отказался. Его семья пользовалась в университете большим влиянием; он пригрозил добиться, чтобы меня исключили. Я была такой дурочкой, что верила всему, что он говорил, и страшно перепугалась. Он выписал мне чек и велел, как он выразился, «обо всем позаботиться». В другом штате, а еще лучше в другой стране. Тогда никто ничего не узнает... Целую неделю я ничего не делала. Ходила на занятия как в тумане, думая: вот сейчас я проснусь, и окажется, что все было лишь страшным сном. А потом я поняла, что все правда. Я написала родителям, сообщив им все, что могла. Продала машину, которую они подарили мне на окончание школы, взяла чек Маркуса и прилетела на Косумель, где и родила дочку.

Джонас сам хотел все знать, и не просто хотел — жаждал, но сейчас у него внутри все горело.

Ты ведь могла поехать к родителям!

Да, но Маркус убедил меня, что родители не перенесут позора. Он предрекал, что меня родители возненавидят, а ребенка будут считать обузой.

Почему ты не обратилась к его родне? Они обязаны были о тебе позаботиться!

К ним?! — Джонасу еще не приходилось слышать в ее голосе ярости. — Чтобы они обо мне заботились?! Да я бы скорее отправилась в ад!

Ему пришлось немного выждать; убедившись, что она успокоилась, он спросил:

Они до сих пор ничего не знают?

Да. И не узнают. Вера моя.

А что известно самой Вере?

Только то, что ей нужно знать. Я никогда ей не лгу.

А известно ли тебе, что Маркус Дженсанн метит в сенат, а может, и выше?

Лиз смертельно побледнела.

—Ты его знаешь?

—Я с ним не знаком, но наслышан о нем.

Страх быстро прошел, но вскоре вернулся с новой силой.

—Он не знает о существовании Веры. Никто из них ничего не знает. Это невозможно!

Не сводя с нее взгляда, Джонас шагнул к ней.

Чего ты боишься?

Власти. Вера моя и моей останется. Никто из них ее не коснется!

Так вот почему ты остаешься здесь! Ты прячешься от них?

Я сделаю все возможное, чтобы защитить мою дочь.

Ты до сих пор боишься его! — Злясь на нее, Джонас грубо схватил ее за руки. — Внутри тебя прячется запуганная девочка, которой так и не удается расправить плечи и жить в полную силу! Неужели ты до сих пор не поняла: это ничтожество тебя забыло! Он уже не помнит о твоем существовании! Ты до сих пор прячешься от человека, который не узнал бы тебя на улице!

Она размахнулась и влепила ему такую пощечину, что голова его дернулась назад. Тяжело дыша, она отпрянула от него, ужаснувшись, сколько в ней, оказывается, злости и силы.

Не рассказывай мне, от кого я прячусь! — прошипела она. — И не рассказывай, что я чувствую. — Лиз собралась было уйти, но не успела. Он догнал ее на пороге, поставил к себе, схватил за руку. Джонас больше не желал понимать, почему его охватила такая ярость. Он знал только одно: над собой он больше не властен.

От чего еще ты отказалась из-за него? — зарычал Джонас. — Что еще вырезала из своей жизни?

Это моя жизнь! — закричала она.

И ты не будешь делить ее ни с кем, кроме дочери. Что же ты будешь делать, когда она вырастет? Что, черт побери, ты будешь делать через двадцать лет, когда у тебя не останется ничего, кроме воспоминаний?

—Не надо... — Глаза так быстро наполнились слезами, что их было уже не остановить.

Он снова схватил ее и развернул к себе лицом.

Нам всем кто-то нужен. Даже тебе. Сейчас я тебе докажу...

Нет!

Она хотела увернуться, но он оказался проворнее. Она пыталась вырываться, даже когда он начал ее целовать, но ее руки оказались зажаты между их телами, а он стискивал ее железной хваткой. Смешанные чувства раздирали ее. К страху и злости добавилось страстное желание. Лиз старалась не поддаваться, но его губы требовали от нее ответа и подчинения.

Ты сейчас борешься не со мной, — прошептал Джонас. Глаза его оказались совсем близко; они пытливо смотрели на нее. — Ты борешься с собой. Ты борешься с собой с самой нашей первой встречи!

Отпусти меня! — Ей хотелось, чтобы ее голос был сильным, звучным, но он предательски дрожал.

Да. Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил, — и так же сильно хочешь, чтобы я тебя не отпускал. Лиз, ты слишком долго сама все за себя решала. А сейчас я кое-что решу за тебя.

Его поцелуи сломили ее яростное сопротивление; он повалил ее на диван. Лиз поняла, что попала в ловушку. Ей стало жарко; казалось, в ней закипает кровь. Да, она борется с самой собой! Прежде чем она сумеет победить его, ей нужно победить себя саму. Но пока она терпит поражение...

Когда его губы скользнули по ее шее, она тихо застонала от удовольствия, не в силах больше сдерживаться, и, выгнувшись дугой, прильнула к нему всем телом. Она словно говорила: желай меня! Желай меня такую, какая я есть.

Ее тело понемногу оживало — она и забыла, что это такое. Жизнь устремилась в нее, как яростный порыв ветра врывается в комнату с затхлым воздухом. Наконец, пала последняя линия обороны. Глухо застонав, она обхватила его лицо руками и впилась в него страстным поцелуем.

В безудержной страсти она искала новую жизнь и надежды на лучшее будущее. Ей захотелось всего и сразу. Долго сдерживаемое безрассудство вырвалось на свободу и одержало верх над благоразумием. Она прильнула к нему и хрипло засмеялась от радости. Они хотят друг друга... И пусть весь мир катится к чертям!

Джонас сам не понимал, что его толкает — гнев, страсть или боль. Понимал он только одно: он должен овладеть ее телом, душой и разумом. Она больше не сопротивлялась, наоборот, она пришла в неистовство. Она словно подхлестывала его, требовала: еще, еще, еще! Казалось, ничто не способно ее насытить. Она превратилась в настоящую бурю, в огонь, которому не терпится истребить все на своем пути. Страсть, которую он в ней высвободил, вырвалась на свободу и взяла его в плен.

Он через голову снял с нее рубашку и отшвырнул в сторону. Сердце глухо колотилось у него в груди. Она такая маленькая, такая хрупкая! Но он больше не мог сдерживать сидящего в нем зверя. Когда он прильнул губами к ее груди, у обоих закружилась голова. На вкус она оказалась свежей, как стакан прохладной, чистой воды. От нее пахло женщиной, не изнеженной, не холеной, но очень соблазнительной. Он почувствовал, как она выгибается всем телом, прижимаясь к нему, напряженная, как тетива лука, горячая, как комета. Невинность, которая оставалась ее неотъемлемой частью, дрогнула под натиском бесстыдной страсти. Перед такой женщиной не устоит ни один мужчина; и любой может только мечтать о такой страсти. Джонас провел губами по ее шее и почувствовал, как она срывает с него рубашку.

Она почти не понимала, что делает. Его ласки отдали ее мозгу приказ, которому она не в силах была противиться. Ей захотелось слиться с ним, стать одним целым. Она столько лет отказывала себе в такой радости! За всю жизнь она знала только одного мужчину, но сейчас, прильнув к Джонасу, она поняла: он для нее единственный. Ее жадные, требовательные губы не знали покоя.

Она не заметила, как он раздел ее; несмотря на то что она осталась совершенно обнаженной, она совсем не чувствовала себя рядом с ним беззащитной. Наоборот, она казалась себе неуязвимой. Задыхаясь, она стянула с него оставшуюся одежду. Назад пути не было. Она обхватила его ногами и помогла ему войти в себя — глубоко, до конца. Первая волна блаженства накрыла ее сразу. Ошеломленная, потрясенная, она широко раскрыла глаза. Его лицо находилось совсем рядом. Губы у нее задрожали, рот приоткрылся... Не давая ей прийти в себя, он снова подвел ее к вершине наслаждения. Лиз не помнила, сколько времени оба они балансировали на грани грез и яви, поглощенные радостью слияния. Он прижал ее к себе, и они вместе отдались порыву.

Лиз долго молчала. Она остывала медленно, и ей ничего не хотелось менять. Он тоже не шевелился. Только чуть подвинулся, чтобы ей было удобнее, но не выпускал ее из объятий. Ей хотелось, чтобы он заговорил, сказал что-нибудь, подарил ей надежду. Как назвать то, что произошло между ними? Она не знала. До него у нее был всего один любовник, и она приучилась ничего не ждать от жизни.

Джонас ткнулся лбом ей в плечо. Он сражался с собственными демонами.

—Лиз... извини меня.

Ничего хуже он сказать не мог. Она закрыла глаза и приказала себе успокоиться. Ей это почти удалось. Едва отдышавшись, она потянулась к одежде, небрежно сваленной на полу.

—Извинений мне не нужно. — Схватив одежду под мышку, она быстро ушла в ванную.

Со стоном вздохнув, Джонас сел. Кажется, ему так и не удалось подобрать ключик к Лиз Палмер. С каждым новым шагом он словно движется не вперед, а назад. Как он мог так грубо наброситься на нее, не подготовить к тому, что произошло с ними? Пожалуй, он наймет ей телохранителя, а сам переедет в отель. Оправданием ему может служить то, что он не сдержался, увидев, как ей больно; ему хотелось утешить ее — но, видимо, не получилось. Когда она рассказала об испытаниях, которые ей пришлось пройти, в нем как будто что-то закипело, и смешанные чувства выплеснулись в порыве страсти. Почему? Он не мог ни объяснить своего порыва, ни оправдать себя. Остается попросить прощения — правда, это почти ничего не меняет.

Натянув брюки, Джонас зашагал к себе в комнату. По пути он совершенно машинально заглянул в комнату Лиз. Она переодевалась в халат.

Джонас, уже поздно.

Я сделал тебе больно?

Она смерила его таким взглядом, что у него внутри все перевернулось.

Да. Я хочу перед сном принять душ.

Лиз, мне нет прощения за то, что я был таким грубым, да и тебе легче не станет, но...

Она не дала ему договорить:

—От твоих извинений мне стало еще хуже. Если ты сказал все, что собирался... я бы хотела остаться одна.

Некоторое время он молча смотрел на нее, а потом провел рукой по волосам. Как мог он убеждать себя, будто понимает ее, если она по-прежнему остается для него загадкой?

—Лиз, черт побери, я извинялся не за то, что занялся с тобой любовью, а за свою топорность, грубость. Я же тебя практически изнасиловал!

Она скрестила руки на груди и попыталась напустить на себя невозмутимый вид.

—А я тебя.

Губы у него дрогнули в улыбке.

—Это уж точно!

Ее глаза не смеялись.

—Ты тоже хочешь, чтобы я перед тобой извинилась?

Джонас подошел к ней и положил руки ей на плечи. Лиз отделял от него лишь тоненький цветастый халат.

—Нет. Я хочу другого. Чтобы ты сказала, что хочешь меня так же сильно, как я тебя.

Гнев прошел; Лиз посмотрела куда-то вдаль, ему за спину.

— А я думала, это и так понятно.

Лиз... — Он ласково развернул ее лицо к себе.

Ладно, я тебя хотела. А теперь...

А теперь, — перебил он, — послушай меня, пожалуйста!

Не нужно ничего говорить.

Нет, нужно! — Джонас подвел ее к кровати, усадил рядом с собой и взял за руку. Взошла луна. — Я приехал на Косумель с одной-единственной целью. И здесь для меня ничего не изменилось, зато изменилось многое другое. Когда я впервые увидел тебя, я подумал, что тебе многое известно и ты что-то скрываешь. Сначала я связывал свой интерес к тебе с Джерри. Но вскоре я понял, что дело не только в нем. И мне захотелось самому узнать о тебе все.

Зачем?

Не знаю. Я не могу не тревожиться за тебя. — Поймав ее удивленный взгляд, он улыбнулся. — Ты как будто вполне самодостаточна — и все же производишь впечатление брошенного, беспризорного ребенка. Сегодня я нарочно завел с тобой разговор о Вере и о том, почему ты здесь оказалась. Когда ты поведала мне историю своей жизни, я не смог совладать с собой. Она выдернула руку.

—Все понятно. Общаться с матерью-одиночкой непросто.

Кипя гневом, он снова схватил ее за руку.

Хватит приписывать мне слова, которых я не произносил! Ты стояла на кухне и рассказывала о себе, и я представил тебя — юную, наивную, доверчивую, преданную, брошенную. Я узнал, что с тобой случилось, и понял, почему ты сама разрушила свою мечту, отказалась от того, что хотела больше всего на свете.

Я уже говорила, жалеть меня не нужно!

Знаю. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Но тогда мне показалось, что я обязан тебя защищать.

Джонас, неужели ты думаешь, что у кого-нибудь жизнь складывается так, как он мечтает в детстве?

Усмехнувшись, он положил руку ей на плечо и притянул ее к себе. Лиз ненадолго застыла, не зная, как реагировать на его ласку. Наконец, она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

Мы с Джерри собирались стать партнерами, — признался Джонас.

В чем?

Во всем.

Она тронула пальцем монетку, висящую на цепочке у него на шее.

— У Джерри тоже была такая.

—Нам подарили их дедушка с бабушкой, еще в детстве. Одинаковые золотые пятидолларовые монеты. Странно, но я всегда носил свою орлом вверх, а Джерри свою — орлом вниз. — Джонас сжал медальон в кулаке. — Когда нам было по шестнадцати лет, он угнал свою первую машину.

Она нерешительно погладила его по руке.

Мне очень жаль.

Главное, она ему вовсе не была нужна — мы могли брать любую машину в гараже. Он объяснил, что хотел только проверить, сойдет ли ему это с рук.

В общем, он тебе жизнь не облегчал.

Да, он никому не облегчал жизнь. И особенно себе самому. Но он не был способен на подлость. Бывало, я его ненавидел, но никогда не переставал его любить.

Лиз теснее прижалась к нему.

—Любовь ранит больнее, чем ненависть.

Он поцеловал ее в макушку.

Лиз, ты, наверное, ни разу не консультировалась с юристами... по поводу Веры.

Зачем?

Маркус несет ответственность — по крайней мере финансовую — перед тобой и Верой.

Один раз я взяла у Маркуса деньги. Больше не возьму.

Пособие на ребенка оформляется очень быстро. Подумай: тебе не придется работать семь дней в неделю!

Лиз глубоко вздохнула и отстранилась, чтобы видеть его лицо.

Вера — моя дочь, она всегда была только моей с той секунды, когда Маркус передал мне чек. Я могла бы сделать аборт и вернуться к прежней жизни, той, которую я для себя наметила. Но решила по-другому. Я решила рожать, воспитывать ребенка и поддерживать его. С самого рождения Вера стала для меня источником радости, и я ни с кем не хочу ее делить.

Когда-нибудь она спросит у тебя, как зовут ее отца.

Лиз облизнула губы и кивнула:

—Я ничего не стану от нее скрывать. Пусть сама решает.

Джонас подумал: не стоит давить на нее сейчас, но на всякий случай нужно попросить свою помощницу просмотреть законы о детском пособии и установлении отцовства.

Ты позволишь мне с ней познакомиться? Я помню, мы договаривались, что после ее приезда я уберусь из твоего дома и из твоей жизни. Я и уберусь, но мне бы хотелось ее увидеть.

Если ты к тому времени еще будешь в Мексике.

Еще один вопрос.

Она улыбнулась чуть непринужденнее, чем раньше.

—Только один!

У тебя ведь не было других мужчин? Улыбка увяла.

Нет.

Он ощутил укол признательности и чувства вины.

Тогда позволь мне показать тебе, как все должно быть на самом деле.

Ты совершенно не обязан...

Он ласково откинул челку с ее лба.

Нет, обязан. Ради нас обоих. — Он поцеловал ее в закрытые глаза. — Я захотел тебя сразу, как только увидел... — Его поцелуи, нежные и тихие, напомнили ей весенний дождь. Медленно он снял с ее плеч халат, проводя по шее теплыми губами. — У тебя кожа как золото, — прошептал он и провел пальцем по груди, где оттенок менялся. — И такая белая! Я хочу видеть тебя всю.

Джонас...

—Всю, — повторил он, глядя ей в глаза. Пламя страсти вновь разгорелось в ней. — Хочу любить тебя.

Она не сопротивлялась. Никогда в жизни никто не касался ее так бережно, не смотрел на нее с таким восхищением. Он легонько наклонил ее, и Лиз, исполненная ожиданием, легла на кровать.

Красавица, — шептал Джонас, любуясь, как в лунном свете ее кожа отливает молоком и медом; глаза же, черные-черные, широко раскрытые, затаили неуверенность. — Я хочу, чтобы ты мне доверяла. — Он начал ласкать ее снизу, с лодыжек. — Когда я смотрю на тебя, мне хочется, чтобы ты перестала меня бояться.

Я тебя не боюсь.

А раньше боялась. Наверное, раньше я сам хотел, чтобы ты меня боялась. Но больше не хочу.

Его губы обследовали ее ноги снизу вверх; когда кончик его языка дошел до чувствительного местечка под коленом, она невольно задрожала всем телом и прошептала:

Джон ас!

Расслабься. — Он легко провел рукой по ее бедру. — Хочу расплавить тебя до самых косточек... Позволь мне подарить тебе удовольствие.

Она повиновалась только потому, что сил сопротивляться не осталось. Он шептал ей на ухо ласковые слова, гладил, покусывал, ласкал — до тех пор, пока она, воспламенившись, не почувствовала потребность ответить ему тем же. Но он хотел, чтобы она сейчас только получала — хотел взять ее так, словно прежде к ней не прикасался ни один мужчина. Ни он и никто другой. Медленно, осторожно и очень, очень терпеливо он доводил ее до крайней степени блаженства. Когда он провел губами по бедру Лиз, ему показалось, что кожа женщины гудит.

Она даже не представляла, что любовь бывает такой... глубокой и потаенной. Она открыла для себя новую свободу, которую раньше обретала только под водой. Сейчас она тоже как будто плыла в невесомости — тело сделалось легким, послушным, но она остро реагировала на каждое его прикосновение. Как во сне, сквозь нее проплывали ощущения — нежные, туманные, плавно перетекавшие одно в другое. Сколько может длиться такое блаженство? Неужели вечно?

Худощавая и гибкая, со стройными, мускулистыми ногами, она напоминала ему танцовщицу, дисциплинированную и тренированную.

Из вазы, стоящей на туалетном столике, пахло сухими цветами, но голова у него кружилась не от цветочного запаха, а от аромата свежести, идущего от самой Лиз, — такой бывает насыщенная прохладой и энергией атмосфера у водопада. Все мысли куда-то улетучились; осталась лишь потребность доставлять ей радость. Когда любовь бескорыстна, она обладает невероятной силой.

Язык его добрался до самого жаркого местечка, и она невольно выгнулась ему навстречу: из состояния невесомости ее вдруг швырнули в кипящую лаву! Он ласково, но безжалостно подвел ее к пику наслаждения и наслаждался ее дрожью, все сильнее возбуждаясь сам.

Она не предполагала, что можно так долго гореть в пламени страсти, и не ведала, что человеческое тело способно вынести такую бурю. Его сильные руки раскрывали ей тайны, о которых она раньше не могла знать. Его губы, согретые ее теплом, предлагали ей загадки и тут же сами шепотом отвечали на них. Он приручал ее, соблазнял, брал ее нежно и в то же время властно. Хватая ртом воздух, она позволяла ему все, что он хотел, и изнывала от желания узнать от него больше.

Когда он вошел в нее, она подумала: о большем нельзя и мечтать! Если это и есть любовь, она никогда не знала ее раньше. Если это и есть страсть, то прежде она лишь скользила по поверхности. Настало время рискнуть и погрузиться на глубину... Жаждущая, нетерпеливая, она прильнула к нему всем телом.

Наконец-то он почувствовал, что она поверила ему; ее доверие невыносимо трогало его. Никогда еще его желание не было таким полным. Хотя он знал, что такое быть частью другого человека, он даже не думал, что вновь ощутит всю полноту такого взаимного слияния. Он отдался на волю сильнейшей страсти, вынести которую было почти невозможно. Он понял, что принадлежит ей так же всецело, как хотел, чтобы она принадлежала ему.

Джонас брал ее медленно, продлевая сладкую пытку до бесконечности. Она провела губами по его влажной от пота коже. Пульс на шее бился так же неистово, как и у нее. У Лиз закружилась голова; ею овладело ликование, которое вскоре смыла громадная волна страсти.

Он ловко перевернул ее, посадил сверху, и она испытала новый прилив радости. Она дарила ему себя, и ее гибкое и податливое тело вибрировало от страсти. Она прильнула губами к его губам и жадно целовала его. Волосы разметались у нее по спине. Она чувствовала на своей груди его жаркое дыхание.

Они катались по кровати, не размыкая объятий. Страсть все нарастала — невозможная, отчаянная страсть. Перед тем как прорвало плотину и их унесло бурным потоком, он прошептал ее имя.


Просыпалась она медленно, лениво и нехотя, сладко потягиваясь. Не открывая глаз, Лиз ждала, когда зазвенит будильник. Она нечасто чувствовала себя такой расслабленной даже при пробуждении, поэтому позволила себе понежиться и насладиться роскошью ничегонеделания. Через час она придет в свой дайвинг-центр и примется за повседневные дела. На ум пришел катер с прозрачным дном, и она нахмурилась. Должна ли она сегодня выходить на «Фантазии»? Странно, она не могла вспомнить. Вдруг, вздрогнув, она поняла: она вообще ничего не помнит, потому что ничего не знает. Вот уже два дня она не заглядывала в расписание. А вчера ночью...

Она открыла глаза и встретилась со взглядом Джонаса.

—Я наблюдал, как просыпается твой разум. — Нагнувшись, он поцеловал ее. — Обворожительно!

Лиз накрылась простыней, натянула ее до самой шеи. Что ей ответить? Она еще ни разу не проводила всю ночь с мужчиной и никогда не просыпалась с мужчиной в одной постели. Откашлявшись, она задумалась. Неужели все мужчины по утрам так сексуально растрепаны, как Джонас Шарп?

Как ты спал? — с трудом спросила она и сразу почувствовала всю нелепость своего вопроса.

Отлично! — Улыбаясь, он накрутил на палец прядку ее волос. — А ты?

Отлично! — Она беспокойно водила пальцами по простыне, пока он не накрыл ее руку своей. От его ласкового и требовательного взгляда у нее часто-часто забилось сердце.

Элизабет, по-моему, сейчас уже поздновато меня стесняться.

Я не стесняюсь. — И все же, когда он прижался губами к ее голому плечу, она слегка порозовела.

На тебя приятно посмотреть. Раз ты стесняешься... — он потеребил языком мочку ее уха, — значит, ты ко мне неравнодушна. Не хотелось бы, чтобы ты спокойно лежала рядом...

Неужели можно еще чего-то желать после вчерашней ночи? Лиз казалось, что такое невозможно, но ее тело считало по-другому. Она с трудом прислушалась к голосу разума.

По-моему, уже давно пора вставать. — Придерживая рукой простыню, она приподнялась на локтях и посмотрела на часы. — Что-то не так. — Лиз удивленно поморгала и снова посмотрела на циферблат. — Четверть девятого?! Не может быть!

Почему? — Его рука скользнула под простыню; он погладил ее по бедру.

Потому что. — От его прикосновения сердце у нее забилось чаще. — Я всегда завожу будильник на шесть пятнадцать.

Улыбнувшись, Джонас принялся покрывать поцелуями ее плечо.

Ты вчера его не завела.

Я всегда... — Она осеклась. Когда он ее ласкает, и без того трудно соображать. Воспоминания о вчерашней ночи нахлынули на нее с новой силой, и вскоре она удивилась: зачем ей вообще нужно думать? Под утро, когда она свернулась калачиком рядом с Джонасом и готова была отойти ко сну, из ее головы улетучились мысли и о будильниках, и о расписании, и о клиентах... Разум, как и сейчас, был наполнен только им.

—Всегда — что?

Жаль, что он ее то и дело отвлекает: у него такие нежные подушечки пальцев. И... очень хочется, чтобы он вот так ласкал ее — везде и сразу.

Я всегда просыпаюсь в шесть, независимо от того, завела я будильник или нет.

А сегодня не проснулась. — Смеясь, он толкнул ее на подушку. — По-моему, мне снова нужно считать себя польщенным.

Наверное, я слишком тебе льщу, — проворчала она, отодвигаясь от него к краю кровати. Разгадав ее маневр, он перекатил ее на другой бок, поближе к себе, — Мне пора вставать.

Ничего тебе не пора.

Джонас, я и так опоздала. Мне нужно на работу.

На ее лице плясали солнечные блики. Ему захотелось посмотреть, как солнце освещает все ее тело.

Я знаю, что тебе сейчас нужно: заняться со мной любовью. — Он перецеловал все ее пальцы и медленно сдернул с нее простыню. — Я не переживу сегодняшний день без тебя.

Но мои катера...

Все уже наверняка вышли в море. — Он захватил в ладонь ее грудь и потеребил сосок. — Луис, по-моему, вполне справляется.

Да. Но меня не было два дня.

Еще за один день ничего страшного не случится.

Ее тело задрожало от желания, которое медленно заполняло ее. Она закинула руки ему на шею.

—Да... наверное, не случится.


Только в детстве она иногда позволяла себе встать позже десяти утра. Включая кофеварку, Лиз почувствовала себя беззаботной, как маленькая девочка. Правда, Луис в состоянии и выдать снаряжение напрокат, и проследить за тем, чтобы все ее катера вышли в море; он справится не хуже ее самой, но ведь дайвинг-центр — это ее дело. Ее работа. И все же сегодня она встала в десять утра, а тело ее еще не остыло после любви. Все очень изменилось с тех пор, как Джонас Шарп ступил на порог ее дома.

—Не стоит грызть себя за то, что позволила себе утром полениться, — сказал Джонас, подходя сзади.

Лиз положила в тостер ломтики хлеба.

Да, наверное, не стоит, ведь я даже не знаю, что у нас запланировано на сегодня.

Лиз... — Джонас взял ее за руки и властно развернул к себе. Он внимательно разглядывал ее, изучая, в каком она настроении, и только потом продолжил: — Знаешь, дома, в Филадельфии, многие считают меня трудоголиком. Знакомые то и дело корят за то, что я слишком много на себя взваливаю и слишком долго просиживаю на работе. Так вот, по сравнению с тобой я просто пенсионер.

Она сдвинула брови — как всегда, когда о чем-то задумывалась. Или бывала раздосадована.

Мы оба делаем то, что должны.

Что ж, верно. Мне кажется, сейчас я должен соблазнять тебя до тех пор, пока ты не расслабишься.

Она не могла не улыбнуться. Последние слова он произнес вполне серьезно, хотя в его глазах плясали веселые огоньки.

Не сомневаюсь, что ты нажил себе репутацию опытного соблазнителя.

Ну да, в колледже я на этом специализировался.

Везет тебе! А я — специалист по планированию своего времени. Кстати, мой тост готов.

Он подождал, пока она намажет тост маслом, и положил в тостер кусок хлеба для себя.

—Ты что-то говорила насчет уроков дайвинга.

Она долго молча смотрела на него. Потом зашипел кофейник. Лиз сняла с крючка чашку, покосилась на него, сняла вторую.

И что насчет уроков?

Хочу взять один. Сегодня.

Сегодня? — Она протянула ему кофе и принялась пить свой, не отходя от плиты. — Мне нужно посмотреть расписание. Скорее всего, оба дайв-бота уже вышли в море

—Я хочу не групповой урок, а индивидуальный. Сходим на «Эмигранте».

Индивидуальные уроки обычно дает Луис.

Джонас только улыбнулся:

Предпочитаю иметь дело с руководством! Лиз отряхнула руки от крошек.

—Тогда ладно. Только учти, урок будет стоить тебе недешево.

Он приподнял чашку, словно салютуя ею.

—В этом я нисколько не сомневался.


Когда Джонас выключил мотор на узкой парковке при отеле, Лиз весело смеялась.

Если он обчистил тебе карманы, почему ты его защищал?

Каждый имеет право на адвоката, — напомнил Джонас. — И потом, я решил, если он станет моим клиентом, он оставит мой бумажник в покое.

И он оставил?

Да. — Пока они переходили дорогу к пляжу, Джонас взял ее за руку. — Зато стащил мои часы.

Лиз прыснула; он еще не слышал, чтобы она так дурашливо, совсем по-девичьи, смеялась.

И ты его отмазал?

Он получил два года условно. Гляди-ка, похоже, дела идут неплохо!

Лиз приставила ладонь козырьком ко лбу и посмотрела на свой дайвинг-центр. Луис хлопотливо помогал двум парочкам выбрать маски и ласты. Она повернула голову налево и увидела, что на причале остался только «Эмигрант».

—Косу мель становится все популярнее, — проворчала она.

Разве ты не рада?

В смысле бизнеса — конечно, рада. — Она пожала плечами. — Грех жаловаться.

И все-таки?

И все-таки иногда я думаю: как было бы хорошо оставить все как есть. Не хочу, чтобы здешние воды стали жирными от масла для загара... Hola 13, Луис!

Лиз! — Луис мельком покосился на Джонаса и широко улыбнулся хозяйке. — А мы уж решили, что ты нас бросила. Тебе понравилось в Акапулько?

Там все... другое, — неуверенно ответила она, подходя к конторке, чтобы взглянуть на сегодняшнее расписание. — Как дела?

Хосе кое-что чинит так, по мелочи. Его временно замещает Мигель, но я за ним приглядываю. Получил... как это называется... брошюру про аквабайки. — Он достал красочный буклет, но Лиз только кивнула.

Бринкманы сейчас погружаются. Мы возили их на Паланкар?

Два дня подряд. Они нравятся Мигелю. Дают хорошие чаевые.

Лиз хмыкнула.

—А ты как тут один управляешься?

—Без проблем. Кстати, тут один тип к тебе заходил... — Луис поморщился, силясь вспомнить фамилию, — Такой тощий американец. Помнишь, ты возила его на прогулку для новичков?

Просмотрев квитанции, Лиз осталась довольна.

Трайдент?

14, он самый. Так вот, он пару раз заглядывал сюда.

Что-нибудь взял напрокат?

Нет. — Луис сурово сдвинул брови. — Он тебя искал!

Лиз только плечами пожала. Турист, который ничего не берет напрокат, ей неинтересен.

—Ну, раз у тебя все под контролем, я хочу дать мистеру Шарпу частный урок дайвинга.

Луис быстро покосился на Джонаса и тут же отвел глаза в сторону. В присутствии этого человека ему делалось не по себе, но такой довольной он не видел Лиз уже несколько недель.

Хочешь, чтобы я отнес снаряжение?

Нет. Сама справлюсь. — Она подняла голову и улыбнулась Джонасу. — Выпиши мистеру Шарпу счет и дай квитанцию за снаряжение, урок и аренду катера. Поскольку сейчас — посмотрев на часы, она осеклась, — почти одиннадцать, возьми с него, так и быть, за полдня.

Сама доброта, — прошептал Джонас, когда она направилась к полкам с экипировкой.

Ты получил самого лучшего инструктора, — сказала Лиз, но лишь мельком покосилась на Джонаса.

Не сомневаюсь, что ты права. — Джонас лениво развернул газету, которую Луис бросил на прилавок последней полосой вверх. Дома он привык за завтраком читать свежую прессу, и сейчас ему этого недоставало. Правда, испанского он не знал. — Происходит ли тут что-нибудь, о чем мне нужно знать? — спросил Джонас, тыча пальцем в газету.

Луис деловито заполнял квитанцию. Он немного оттаял: голос у Джонаса совсем не походил на голос Джерри. Главное — не смотреть на него.

—Времени не было прочесть. Утром у нас всегда много народу.

Повинуясь привычке, Джонас перевернул газету и сразу увидел выцветший черно-белый снимок Эрики. Пальцы его судорожно сжались. Он оглянулся. Повернувшись спиной, Лиз сосредоточенно выбирала снаряжение. Не говоря ни слова, он положил газету поверх квитанции, которую выписывал Луис.

Ух ты! Да это же...

Знаю, — вполголоса ответил Джонас. — Что здесь написано?

Луис склонился над газетой, прочел статью и очень медленно выпрямился. Лицо у него сделалось пепельного цвета.

Она умерла, — прошептал он. — Умерла!

От чего?

Луис то сжимал ручку в кулаке, то выпускал ее.

—Ее зарезали.

Джонас вспомнил о ноже, приставленном к горлу Лиз.

Когда?

Вчера ночью. — Луис проглотил подступивший к горлу комок. — Ее нашли вчера ночью.

Джонас! — окликнула его Лиз. — Сколько ты весишь?

Не сводя взгляда с Луиса, Джонас снова перевернул газету.

—Семьдесят семь килограммов! Ей пока ни к чему это знать, — кивнув на газету, шепотом добавил он, обращаясь к Луису. Затем достал деньги из бумажника и положил их на прилавок. — Давайте квитанцию!

Луис расправил плечи, преодолевая собственный страх.

—Я не хочу, чтобы с Лиз что-то случилось!

Их взгляды на несколько секунд скрестились.

Джонас прищурился, но почти сразу же подобрел. Коротышка мексиканец боится, но он заботится о Лиз.

Я тоже не хочу. И позабочусь, чтобы с ней ничего не случилось.

От вас одни неприятности.

Знаю. — Джонас переводил взгляд с Луиса на Лиз и обратно. — Но если я уеду, неприятности не закончатся.

Луис впервые заставил себя внимательно посмотреть в лицо Джонасу. Через несколько секунд он выдохнул с облегчением.

—Ваш брат мне нравился, но, по-моему, все наши неприятности начались с него.

С кого все началось, уже не важно. Главное, я ее оберегаю.

Тогда оберегайте как следует, — негромко предупредил Луис. — Слышите, как следует!

Первая заповедь дайвера! — сказала Лиз, отпирая чулан. — Каждый сам несет свое снаряжение и отвечает за него. — Кивком она указала на заготовленную для Джонаса экипировку.

Тот, в последний раз покосившись на Луиса, подошел к порогу и взял гидрокостюм и баллоны.

Подготовка к погружению занимает вдвое больше времени, чем само погружение, — продолжала Лиз, подхватив свои баллоны. — Так и должно быть. Луис, мы вернемся до заката. Hasta luego! 15

Лиз! — окликнул ее Луис, оставшийся за прилавком. Она обернулась; Луис в последний раз покосился на Джонаса и перевел взгляд на Лиз. — Hasta luego! — с трудом выговорил он и сжал в кулаке медальон, который носил на шее.

Поднявшись на борт катера, Лиз первым делом осмотрела свое снаряжение и, в силу многолетней привычки, проверила все приборы на «Эмигранте».

—Сумеешь отдать швартовы? — спросила она у Джонаса.

Она удивилась, когда он в ответ погладил ее по голове. Лиз выглядела такой деловитой, такой собранной. Интересно, находясь рядом с ней, он защищает ее или, наоборот, подвергает опасности? Жизненно важно стало поверить в первое.

—Справлюсь.

Он не сводил с нее глаз; внутри ее что-то сжалось.

Тогда перестань глазеть на меня и займись делом!

Мне нравится глазеть на тебя. — Он притянул ее к себе — ее близость была приятна. — Мне кажется, я мог бы глазеть на тебя много лет подряд.

Она нерешительно вскинула руки, но тут же опустила их. Так легко ему поверить! И что будет? Снова она доверится, отдаст всю себя и испытает боль. Ей хотелось поделиться с ним своими ощущениями. Для нее очевидно, что с каждым днем ширится и крепнет ее любовь. Но если она ему признается, пропадет даже иллюзия того, что она по-прежнему хозяйка положения. А утратив последние иллюзии, она становится беззащитна.

—Я записала тебя на одиннадцать, — строго сказала она, но невольно задышала чаще, вдохнув его аромат.

Из-за того что она его снова рассмешила, он отстранил ее от себя.

Раз я плачу по счету, мне и волноваться из-за времени.

Ты записался на урок дайвинга, — напомнила Лиз. — Но не сможешь погрузиться под воду, пока мы не отойдем от берега.

Есть, сэр! — И все же перед тем, как спрыгнуть на причал, он наградил ее долгим поцелуем, от которого у нее пресеклось дыхание.

Перед тем как завести двигатель, Лиз набрала в легкие воздух и медленно выдохнула. Остается надеяться, что вид у нее уверенный. Джонас выигрывает битву, сам того не подозревая. Дождавшись, пока Джонас снова не запрыгнет на палубу, она отвела ручку вперед.

Можно погружаться и с пляжа, но, по-моему, гораздо интереснее плавать подальше от людных мест. Мы идем на Паланкар — один из самых красивых рифов во всем Карибском море. А для начинающих это, наверное, самое лучшее место, потому что в северной части мелко и полого, нет вертикальных обрывов. Там много подводных пещер и коридоров, поэтому погружение будет интересным.

Не сомневаюсь, но у меня на уме кое-что другое.

Другое?

Джонас достал из кармана книжечку и пролистал ее.

—Скажи, тебе эти цифры ничего не напоминают?

Лиз узнала книжечку. В Акапулько Джонас переписывал в нее цифры из записной книжки брата, которую нашел в его банковской ячейке. Как же она упустила из вида: Джонас ни на миг не забывает о главном деле! Она сбавила ход, и катер пошел на холостых оборотах.

Цифры шли аккуратными, ровными строчками. Лиз улыбнулась. Каждый школьник, который изучал географию, сразу поймет, что это такое.

Широта и долгота. Джонас кивнул.

У тебя карта есть?

Она поняла: он все задумал, как только увидел цифры. И то, что они стали любовниками, ничего не изменило.

—Конечно, но мне карта не нужна. Я и так знаю, где это. У острова Исла-Мухерес. — Лиз сменила курс и увеличила скорость. Может быть, подумала она, все было предопределено для них задолго до сегодняшнего дня. И им не остается ничего другого, как довести дело до конца. — Идти туда долго. Так что пока отдыхай.

Он положил руки ей на плечи и принялся массировать их.

Скорее всего, мы ничего там не найдем, но мне обязательно нужно туда попасть.

Понимаю.

Может, хочешь, чтобы я отправился туда один?

Она энергично покачала головой, но ничего не ответила.

Лиз, скорее всего, там у него тайник. Завтра Моралас найдет записную книжку Джерри и вышлет на место своих водолазов. Но мне сначала нужно все осмотреть самому.

Джонас, ты гоняешься за призраками. Джерри уже нет в живых. И что бы ты ни делал, ты ничего не изменишь.

Я выясню, кто его убил и почему. Этого будет достаточно.

—Будет ли? — Крепко держа штурвал, она обернулась через плечо и увидела, что хотя его глаза близко, но в них снова появилось выражение холодной решимости. — По-моему, нет... во всяком случае, для тебя. — Лиз снова обратила лицо к морю. Ладно, она доставит его туда, куда он хочет попасть.

Исла-Мухерес, Женский остров, казался драгоценным камушком в воде. Окруженный рифами и усеянный нетронутыми лагунами, островок считался одним из идеальных убежищ Карибского моря. Прогулочные катера и яхты с континентального побережья ежедневно курсировали вокруг островка; здесь можно было в свое удовольствие плавать с аквалангом или с маской и трубкой. Когда-то островок служил прибежищем пиратов и считался благословенным некоей богиней. Лиз встала на якорь у юго-восточной оконечности острова и снова превратилась в инструктора.

—Важно разбираться во всех частях снаряжения и знать их назначение. Дело не только в том, что нужно уметь вставить в рот загубник и прикрепить баллоны с воздухом. Курить нельзя! — добавила она, увидев, что Джонас достает сигареты. — Во-первых, закупоривать легкие вообще глупо, и вдвойне глупо делать это перед погружением.

Джонас положил пачку сигарет на скамью рядом с собой.

На сколько времени мы погружаемся?

Мы пробудем под водой около часа. Здесь самое глубокое место — около двадцати пяти метров. По закону Бойля, при постоянной температуре давление газа обратно пропорционально объему. На глубине двадцати пяти метров дайвер испытывает давление в три раза больше обычного. У некоторых людей на глубине это может вызвать временный дисбаланс. Если у тебя вдруг закружится голова, сразу дай мне знать. Мы будем погружаться постепенно, чтобы твой организм привык к перемене давления. И всплывать тоже будем постепенно, чтобы из организма вышел азот. Если подняться на поверхность слишком быстро, может развиться кессонная болезнь, которая иногда становится роковой. — Не переставая говорить, Лиз разложила снаряжение, намереваясь объяснить назначение каждого предмета. — В воде ни к чему нельзя относиться легкомысленно. Вода — не наша родная стихия. В воде ты полностью зависишь от снаряжения и собственного здравого смысла. Под водой красиво и захватывает дух, но там — не парк развлечений.

Так же ты инструктируешь всех новичков?

Примерно.

Ты очень хорошо все рассказываешь.

Спасибо. — Лиз взяла глубиномер. — А теперь...

Может, начнем? — перебил ее Джонас, беря свой гидрокостюм.

Мы уже начали. Нельзя погружаться, не разобравшись сначала в снаряжении.

Что ж тут разбираться? Это глубиномер. — Натягивая гидрокостюм, Джонас кивнул в сторону прибора. — Причем очень навороченный. Сомневаюсь, что такие штучки есть у твоих конкурентов.

Он мой собственный, — проворчала Лиз. — Но есть и несколько штук, которые я сдаю напрокат.

Кажется, я еще не говорил, но лучшего снаряжения, чем в твоем дайвинг-центре, я еще не видел. Правда, прокатное снаряжение не такое классное, как твое собственное, но тоже очень качественное. Помоги мне, пожалуйста!

Лиз подошла к нему и помогла ему облачиться в гидрокостюм.

Значит, это у тебя не первое погружение?

Я занимаюсь дайвингом с пятнадцати лет. — Джонас застегнул «молнию» и, нагнувшись, сам проверил баллоны.

С пятнадцати лет... — Кипя от возмущения, Лиз расстегнула блузку, отшвырнула ее в сторону, стащила с себя шорты и осталась в бикини. — Тогда почему ты морочил мне голову? — мрачно спросила она.

Мне нравится тебя слушать. — Джонас посмотрел на нее, и на него снова накатила волна желания. — Почти так же, как нравится смотреть на тебя.

Сейчас она была не в том настроении, чтобы воспринимать лесть, и еще меньше склонна была поддаваться его обаянию. Не обращаясь к нему за помощью, она сама влезла в гидрокостюм.

—Как бы там ни было, урок ты оплатил.

Джонас широко улыбнулся, осматривая свои ласты.

—Конечно!

Лиз молча заканчивала переодеваться. Она сама не понимала, злится она на него или нет. Ясно одно: и сегодняшний день, и погружение будут совсем не такими простыми, как казалось вначале. Приподняв сиденье, она достала из рундука две короткие металлические палочки в форме бейсбольных бит.

А это для чего? — полюбопытствовал Джонас, когда она протянула ему одну из них.

Для страховки. — Лиз поправила маску. — Мы спустимся в пещеры, а там спят акулы.

Акулы не спят.

В воде подводных пещер высокое содержание кислорода, это их усыпляет. Только не думай, что сонным акулам можно доверять.

Не говоря больше ни слова, она перелезла через борт и по лесенке спустилась в воду.

В прозрачной, чистой воде видимость оказалась превосходной — более тридцати метров. Услышав всплеск, Лиз повернулась к Джонасу — убедиться, что он действительно не новичок. Поймав ее скептический взгляд, Джонас соединил большой и указательный пальцы в колечко, показывая, что все в порядке, и ткнул рукой вниз.

Лиз чувствовала исходящие от него волны напряжения, хотя и понимала, что волнуется он вовсе не из-за своей неопытности. Совсем недавно сюда погружался его брат — в чем Лиз нисколько не сомневалась, как и сам Джонас. И из-за этих погружений Джерри погиб. Забыв о своей обиде, она положила руку Джонасу на плечо. Жест показался ему интимным, как поцелуй.

Благодарный Джонас стиснул ее ладонь. Он точно не знал, что ищет под водой и почему не прекращает самостоятельное расследование — ведь он и так нашел больше, чем хотел. Его брат играл с законом и проиграл. Наверное, для многих в этом и состоит высшая справедливость. Но они были братьями, близнецами. Он не имеет права опускать руки. Джонас по-прежнему на что-то надеялся.

Увидев манту, или морского дьявола, Лиз схватила Джонаса за руку. Эти поразительные рыбы не переставали изумлять ее. Огромные манты плавают вместе, небольшими стаями, питаются планктоном и не обращают никакого внимания на непрошеных гостей — людей. Лиз оттолкнулась; приятно поплавать среди огромных мант. Их огромные рты способны перемалывать и поглощать ракообразных. Размах плавников достигает шести метров и более. Лиз бесстрашно протянула руку и дотронулась до рыбины. Как всегда в воде, ее охватила небывалая радость. Когда она снова повернулась к Джонасу, в ее глазах плясали веселые огоньки.

Они спустились ниже, и ее скованность начала проходить. Под водой Лиз стала совсем другой. В ней появились легкость и простота, которые прогнали печаль, как будто навек поселившуюся у нее в глазах. Она казалась свободной, и, более того, он никогда еще не видел ее такой счастливой. Верно говорят, что влюбиться можно с одного взгляда. В пятнадцати метрах от поверхности воды Джонас влюбился в русалку, которая разучилась мечтать.

Лиз завораживало все, что она видела, все, до чего она могла дотронуться. Джонас любовался тем, как она движется и как смотрит на все, что их окружало, — так, словно погрузилась под воду в первый раз в жизни. Если бы он мог придумать, как это сделать, он бы навсегда остался с ней здесь, под толщей воды, в атмосфере любви.

Они медленно опустились ниже. Если здесь и началось — или завершилось — нечто ужасное, никаких следов они не увидели. Спокойное, молчаливое море жило своей жизнью; красивым морским обитателям не было дела до людей, которые дышат легкими, и их проблем.

Заметив наверху тень, Лиз подняла голову. Ни при одном погружении она еще не видела такого впечатляющего зрелища! Над ними проплывал косяк серебристых ронок — такой плотный, что, казалось, в воде двигается одно громадное существо. Лиз смотрела на ронок, широко раскрыв глаза. Она подняла руки и всплыла повыше. Рыбки разделились и, не прикасаясь к ней, обогнули ее с двух сторон. Улыбнувшись, она подала Джонасу знак, чтобы тот присоединился к ней. Ей захотелось поделиться с ним радостью. Ее всегда влекло к себе море. Именно поэтому она пошла учиться на океанолога и мечтала стать ученым. Переплетя пальцы с пальцами Джонаса, она подпустила рыбок поближе. Косяк снова разделился надвое, и теперь по обе стороны от них проплывали две одинаковые стайки. Вода вокруг них блестела серебром — стайки ронок двигались слаженно, как единый организм.

На секунду она словно погрузилась в волшебный мир мечты. Она обрела умиротворение, любовалась красотой подводного царства и держала за руку своего любимого. В порыве восторга она прижалась к Джонасу. Стайки серебристых ронок, обогнув их, снова соединились в одну большую стаю и уплыли.

Джонас коснулся ее запястья и почувствовал, какой частый у нее пульс. Ее глаза светились нескрываемой радостью. В воде он не мог выразить свои чувства, как ему хотелось, поэтому он просто коснулся пальцами ее лица. Она перехватила его запястье и прижала к своей щеке. Затем они бок о бок погрузились на дно.

Причудливые известняковые подводные пещеры так и манили к себе. Проплывая мимо одной, Джонас заметил мурену, которая высунула из пещеры голову — то ли просто любопытствуя, то ли угрожая им. Со своего лежбища под камнем поднялась старая морская черепаха, облепленная раками, и подплыла к ним. У входа в большую пещеру Лиз поделилась с ним еще одной тайной.

По самому дну скользила акула — она напоминала собаку, которая устраивается на коврике у камина. Акула смотрела на них черными глазками, раздувая жабры. Они осторожно вошли в пещеру; из их баллонов поднимались пузырьки воздуха, проходили через пористый известняк и всплывали к поверхности. Акула беспокойно забила хвостом. Джонас потянулся к руке Лиз, собираясь оттащить ее назад, но она, наоборот, подошла к акуле поближе, жадно наблюдая за хищницей.

Акула быстрым движением метнулась к выходу из пещеры. Одной рукой Джонас схватил Лиз, а другой вытащил нож, но Лиз просто ударила акулу по голове металлической битой. Акула, не останавливаясь, выплыла наружу и скрылась из вида.

Ему захотелось ее задушить — так он был раздосадован. Но при этом захотелось сказать, как она обворожительна и как приятно на нее смотреть. Так как под водой Джонас не мог сделать ни того ни другого, он просто схватил ее рукой за горло и несильно потряс. От ее смеха вверх пошли пузырьки воздуха.

Дальше они двигались рядом, время от времени отделяясь друг от друга, чтобы осмотреть что-то интересное. Джонас решил, что она позабыла, зачем они здесь. Может быть, это и к лучшему. Пусть порезвится немного на свободе. Он же ни на секунду не забывал о деле.

Вода и морские обитатели, несомненно, очень красивы, но Джонас заметил и кое-что другое. Других дайверов они не встретили, а их время было уже на исходе. Пещеры, в которых спят акулы, — отличный тайник, в котором можно спрятать наркотики. А проникнуть в пещеру ночью, рискуя встретиться с сонной, но злобной хозяйкой, способны либо отчаянные смельчаки, либо полные дураки. Джонас тут же решил, что такое приключение вполне в духе Джерри. Изучив повадки акул и зная, например, когда они выбираются отсюда на поиски пропитания, можно спокойно зайти в пещеру и спрятать или, наоборот, забрать все, что угодно.

Лиз не забыла, зачем Джонас сюда стремился. Она не торопила его, потому что понимала, что он сейчас чувствует. Здесь, на глубине тридцати метров под водой, он искал какую-то улику, способную оправдать смерть брата. И его жизнь.

Лиз думала: скоро все закончится. Полиции известно имя посредника в Акапулько. Вдруг она вспомнила: ведь Джонас назвал Мораласу еще одну фамилию! Откуда он узнал? Значит, кое-что он от нее скрывает. И этому тоже скоро наступит конец...

Неожиданно она поняла, что у нее закончился воздух.

Лиз не испугалась, потому что была отлично натренирована. Она посмотрела на манометр. По его показаниям, дыхательной смеси должно хватить еще на десять минут. Она ощупала шланг и убедилась в том, что он не пережат. Но воздух в легкие не поступал!

Что бы ни показывали приборы, на карту поставлена ее жизнь. Если она сейчас всплывет на поверхность, ей разорвет легкие. Призывая себя хранить спокойствие, она подплыла к Джонасу и резко дернула его за лодыжку. Он обернулся к ней с улыбкой, но тут же посерьезнел, увидев ее глаза и знак, понятный всем дайверам: кончился воздух. Он тут же протянул ей свой регулятор. Лиз сделала глубокий вдох, кивнула, вернула регулятор ему. Прильнув к нему всем телом, она положила руку ему на плечо, и они начали медленно подниматься на поверхность.

Дыша по очереди, они поднялись близко к поверхности воды, заставляя себя не спешить. Хотя подъем занял несколько минут, им показалось, будто прошла целая вечность. Едва вынырнув на поверхность, Лиз стащила с себя маску и вдохнула полной грудью.

Что случилось? — спросил Джонас, но, почувствовав, как она дрожит, он лишь выругался про себя и потащил ее за собой к лесенке. — Спокойно, спокойно... — Он крепко поддерживал ее под спину, пока она поднималась.

Я в порядке. — Задыхаясь, Лиз рухнула на сиденье. Сил не хватало даже на то, чтобы снять с себя акваланг. Как только Джонас помог ей, снял с нее тяжелый груз, она снова задрожала — от облегчения. Опустив голову между коленями, она ждала, пока не развеется туман перед глазами. — Со мной такого еще ни разу не было... — с трудом выговорила она. — Особенно на тридцати метрах!

Он растирал ей руки.

Что случилось?

У меня закончился воздух.

Придя в ярость, он схватил ее за плечи и насильно усадил.

—Закончился воздух?! Такая беспечность не простительна! Ты учишь других дайвингу, а у самой ума не хватило проверить собственные баллоны!

Я их проверяла. — Лиз сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. — Дыхательной смеси должно было хватить еще на десять минут.

Господи помилуй, ты ведь сдаешь напрокат снаряжение для дайвинга, а о своем не позаботилась! Ведь ты могла умереть!

Его упреки помогли ей справиться со страхом.

—Я всегда осматриваю снаряжение, — отрезала она. — Как прокатное, так и свое! — Стащив маску, она швырнула ее на скамью. — Посмотри на мой манометр! Ведь показатели в норме! Дыхательной смеси должно было хватить еще на десять минут!

Он посмотрел, но злость не прошла.

Значит, проверяй приборы как следует! Неисправный манометр способен довести до беды!

Я все проверила. Всегда все тщательно проверяю после каждого погружения. Перед тем как я убрала баллоны в шкаф, они были в порядке. Я лично наполнила их... — Она замолчала. Ее озарила страшная догадка, и лицо, и без того бледное, совсем побелело. — Господи, Джонас, я ведь сама их наполнила! После последнего погружения я все снаряжение сама проверила.

Он так крепко стиснул ей руку, что она поморщилась.

Ты хранишь свое снаряжение в подсобке, в шкафу?

Да, но шкаф запирается на ключ.

А ключ от шкафа только один?

Нет, их два. Мой... и еще один запасной в ящике стола. Правда, запасной почти никогда не пригождается. Если я выхожу в море, то свой ключ всегда оставляю в ящике письменного стола.

А пока нас не было, кто-то мог взять запасной ключ?

Ее снова затрясло. На сей раз сдержаться оказалось не так легко.

— Да.

Кто-то взял ключ от шкафа и испортил твой манометр.

Д-да... — Она облизнула губы.

Перед глазами у него поплыли черные круги. От гнева он едва не ослеп. Разве он только что не обещал заботиться о ее безопасности? С трудом стараясь сохранять внешнее спокойствие, он снял ласты и маску.

Ты немедленно едешь домой. Собираешь вещи. Потом я сажаю тебя на самолет. До тех пор пока все не закончится, поживешь у моих родителей.

Нет.

Ты поступишь как я сказал!

Нет, — повторила Лиз и, набравшись сил, встала. — Я никуда не уеду. Вот уже второй раз кто-то покушается на мою жизнь!

Третьей попытки у них не будет.

Из дома я никуда не уеду.

Не глупи. — Он тоже встал. Понимая, что трогать ее нельзя, он расстегнул гидрокостюм и начал стаскивать его. — Ничего с твоим дайвинг-центром не случится. Как только все успокоится, ты вернешься.

—Я никуда не поеду. — Лиз подошла к нему вплотную. — Ты приехал сюда, чтобы отомстить за брата. Ты отомстишь и уедешь, довольный собой. Ну а я хочу узнать ответы на свои вопросы. И никуда отсюда не уеду, потому что ответы находятся здесь.

Сдерживаясь из последних сил, он схватил ее обеими руками.

Я их для тебя узнаю!

Да, так я тебе и поверила! Мне нужно во всем разобраться самой, иначе все бессмысленно. Я хочу, чтобы моя дочь могла беспрепятственно приезжать домой. Пока я все не выясню, пока не буду твердо знать, что на Косумеле ей ничто не угрожает, она сюда вернуться не сможет. — Лиз погладила его по щеке и ненадолго прижалась к нему. — Теперь у нас обоих есть повод выяснить правду.

Джонас сел на скамью и взял сигареты.

—Эрика погибла, — ровным тоном произнес он.

Гнев, придававший ей силы, мигом улетучился.

Что?!

Ее убили. — Его голос снова стал мрачным, напряженным. — Несколько дней назад я с ней встречался, узнал от нее одно имя и заплатил ей.

Лиз прислонилась к фальшборту.

—То имя, которое ты назвал Мораласу?

Джонас закурил, убеждая себя, что напугал

Лиз ради ее же блага.

— Вот именно. Эрика расспрашивала о нем, задавала вопросы. Мне она сказала, что Пабло Манчес — опасный тип, наемный убийца. Джерри убил профессионал. Видимо, и Эрику тоже.

—Ее застрелили?

—Зарезали. — Джонас увидел, как рука Лиз непроизвольно дернулась к горлу. — Вот именно. — Он глубоко затянулся, швырнул окурок за борт и встал. — Поэтому, пока все не закончится, ты побудешь в Штатах.

Лиз молча отвернулась от него. Ей важно было убедиться, что она выдержит.

—Джонас, никуда я не поеду. Беда у нас с тобой общая.

Лиз...

Нет! — Когда она снова повернулась к нему, подбородок упрямо задрался вверх, а глаза стали ясными. — Один раз я уже убежала от беды, только ничего не вышло.

Сейчас совсем другое дело... Будь благоразумной!

Ты ведь остаешься.

У меня нет выбора.

Значит, и у меня тоже нет.

Лиз, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Она пытливо посмотрела на него, склонив голову набок. Да, ему можно поверить — и сознавать это приятно.

—А ты уедешь?

Не могу, ты же знаешь.

Значит, и я не могу. — Она обняла его и нежно потерлась щекой о его плечо. — Нам пора, — прошептала она. — Поехали домой.

Глава 10

Теперь, просыпаясь, Лиз надеялась: сейчас ей позвонит капитан Моралас и объявит, что все кончено. Каждый вечер, закрывая глаза, она убеждала себя в том, что преступников поймают через день-другой. Время шло, но ничего не менялось.

Каждое утро, просыпаясь, Лиз боялась: сейчас Джонас скажет, что ему надо уезжать. Каждый вечер, засыпая в его объятиях, она была уверена, что это в последний раз. Он оставался.

Больше десяти лет ее жизнь была подчинена одной цели. Она стремилась к успеху. Ей нужно было выжить самой и обеспечить будущее дочери. Она научилась радоваться тому, что сама распоряжается своей судьбой и умело справляется с делами. Больше десяти лет Лиз неуклонно двигалась вперед безо всяких отклонений от курса. Отклонение было равносильно неудаче и потере независимости. И вдруг меньше месяца назад в ее дом и в ее жизнь ворвался Джонас, и прежде прямая дорога потеряла четкие контуры, раздвоилась. Глупо делать вид, будто ничего не изменилось, и противиться переменам бесполезно. Самое страшное, ей больше не кажется, что она сама выбирает, по какой дороге идти дальше.

Понимая, что ей все равно надо держаться, Лиз упорно работала с утра до ночи, цепляясь за привычный распорядок. Вот единственная сторона жизни, в которой она была уверена и считала, будто может ею управлять. Хотя следование раз навсегда заведенному режиму вносило в ее дни видимость порядка, душевного спокойствия Лиз лишилась. Она с подозрением рассматривала каждого клиента. Приближался летний сезон, и ее дайвинг-центр процветал. И хотя работа уже перестала быть для нее смыслом жизни, она по-прежнему работала без выходных.

Джонас легко порвал ткань ее жизни. Он потянул за несколько нитей и разом все изменил. Лиз уже свыклась с мыслью, что все изменилось бесповоротно, но пока не знала, как ей жить дальше. Когда Джонас уедет — а он непременно уедет, — ей придется заново учиться подавлять желания и гнать прочь мечты.

Они непременно разыщут убийцу Джерри Шарпа. Они найдут человека с ножом. Нужно верить, иначе невозможно жить. Но когда опасность минует, когда они узнают ответы на все вопросы, все станет другим. Джонас стал неотъемлемой частью ее самой. Он уедет, и образуется дыра, пустота. Придется приложить все силы, чтобы эту дыру залатать.

Ткань ее жизни и прежде безжалостно мяли и рвали. Лиз утешала себя тем, что ей удалось все починить. Правда, ткань стала совсем другой, не такой, как прежде, но дыру она залатала. И теперь залатает. Иначе нельзя.

Иногда она металась в кровати до рассвета, не в силах заснуть. В голову лезли страшные мысли: наверное, латать дыру придется прежде, чем она достаточно окрепнет.

Джонас слышал, как она беспокойно ворочается рядом. Постепенно до него дошло, что Лиз практически перестала нормально спать. Ему хотелось, чтобы она прижалась к нему, доверилась ему, но он понимал, что этого не будет. Она слишком независима — и вовсе не уверена в себе. Признаться в том, что она не может без него обойтись, ей трудно, почти невозможно. Она не привыкла ни с кем делиться тяготами жизни. Впервые в жизни ему захотелось успокоить, утешить ее. Всю свою сознательную жизнь Джонас тщательно подбирал себе удобных спутниц, у которых не было проблем, которым не нужны были ни советы, ни утешения, ни поддержка. Утешение и поддержка означают эмоциональную привязанность, к которой он считал себя не способным. Не из эгоизма, а из осторожности. Всю юность, все молодые годы Джонас только и делал, что латал за братом дыры и склеивал осколки. Поэтому он бессознательно противился положению, в котором придется оказывать такие же услуги кому-то другому.

А теперь его все сильнее влечет к женщине, которая излучает чистое чувство и тут же сама его залавливает. Он все больше влюбляется в женщину, которая упорно отказываться признать, что он ей нужен. Лиз сильная, умная и волевая, она привыкла сама о себе заботиться. Но ее глаза полны грусти. И в то же время они такие манящие! Он готов пойти на что угодно, лишь бы избавить ее от боли.

Лиз круто переменила его жизнь. Перевернула простой и давно налаженный миропорядок. Ему хочется утешать, защищать, быть причастным. И тут уже ничего не поделаешь. Лаская ее, Джонас все больше убеждался в том, что от его воли сейчас ничего не зависит.

В постели было жарко; в комнате пахло цветами, которые буйно разрослись за открытым окном. Их аромат смешивался с ароматом сухих лепестков в вазе на туалетном столике. Время от времени кроны пальм шевелил легкий ветерок, но тихий шелест ему не мешал. Его волновало беспокойство лежащей рядом женщины. Волосы Лиз разметались по подушке, щекотали ему плечо. От нее пахло морем и ветром. В комнату проникал лунный свет; он заползал в углы и отчетливо высвечивал ее стройный силуэт. Когда она в очередной раз заворочалась, он притянул ее к себе. Мышцы у нее напряглись — она словно приготовилась отвергнуть дар утешения еще до того, как ей его предложили. Она тревожно вздохнула. Джонас принялся осторожно и медленно массировать ей плечи. Сильные плечи с нежной кожей — он почувствовал, что тает. Лиз что-то прошептала во сне, прижимаясь к нему. Принимает она его или о чем-то просит? Сейчас это уже не важно.

Лежать с ней рядом так хорошо, так покойно. Все вопросы, все сомнения подождут до рассвета. До рассвета они могут поделиться желанием, которое бушует в них обоих. При лунном свете в тихие предрассветные часы каждый из них способен принять то, что другой в состоянии предложить. Он нежно прикоснулся губами к ее губам.

Лиз едва слышно вздохнула, не просыпаясь; тело ее обмякло. Наверняка ей сейчас снится что-то приятное: спокойное море, мягкая трава. Джонас провел рукой по ее спине, ощупывая ее, изучая. Длинная, стройная, гибкая и сильная. Ему же стало жарко и тревожно. В нем начала просыпаться пока дремлющая страсть.

Она пробуждалась постепенно: сначала кожа, потом кровь, потом мышцы — одна за другой. Ее тело проснулось и запульсировало до того, как разум поспел за ним. Не открывая глаз, она поняла, что обнимает Джонаса, уже возбужденного, уже голодного. Когда он снова поцеловал ее, она пылко ему ответила.

На сей раз она не медлила и, ни секунды не сомневаясь, уступила своему желанию. Ей хотелось отдаться ему целиком, до конца. Высказать вслух все, что она чувствует, невозможно. Да и неразумно, наверное, признаваться в том, что сердце ее обнажено и открыто для него. Можно не говорить о чувствах, зато можно их показать, подарив им обоим чудо безграничной любви.

Не отрываясь от его губ, она крепко обняла его. Она страстно целовала, ласкала, покусывала и дразнила его до тех пор, пока его дыхание не сделалось частым и прерывистым. Он не мог не ответить ей. Лиз дрогнула. Она поняла, что и его тоже можно соблазнить, заставить забыть о разуме, отправить в полет за пределы реальности. У Лиз закружилась голова. Оказывается, она тоже умеет соблазнять и возбуждать!

Она подвинулась, чтобы ему удобнее было лечь сверху, но не учащала ритма. Он прошептал ее имя — Лиз поняла, что он сдерживается из последних сил. Она инстинктивно находила на его теле самые нужные точки, ласкала их, учась на ходу. Кончиком языка она провела по его шее, наслаждаясь его мужественностью. Пульс у него бился часто — так же, как и у нее. Одним движением Лиз оседлала его; оказавшись сверху, она обрела большую свободу.

Ее неопытные руки поглаживали его вначале нежно и робко. Ее ласки сводили его с ума. До нее он не знал ни одной женщины, способной вот так дарить чистое наслаждение. Она медленно покрыла поцелуями его грудь, затем потерлась о нее щекой. Ее прикосновения одновременно и утешали, и распаляли его.

Он весь горел как в огне, и в то же время ему казалось, что он плывет по воздуху и через его тело проходят воздушные потоки. Огонь от ее поцелуев распространялся по телу, как лесной пожар. Она пробовал его на вкус, и ее влажные губы походили на шепот ночного ветерка — охлаждающего, успокаивающего.

— Скажи, что ты хочешь. — Она подняла голову, и ее черные прекрасные глаза замерцали в лунном свете. — Скажи, что мне делать.

Ему показалось: больше он не вынесет. Потрясенный ее чистотой, неискушенностью и бескорыстием, он приподнялся и запустил обе руки в ее волосы. Так он мог бы лежать с ней вечно; она напоминала амазонку, чья кожа отсвечивает в полумраке золотом. В глазах горел огонь желания. Он притянул ее к себе, и их губы снова встретились. Оба почувствовали ненасытный голод. Ей не нужно было ничего говорить, ее ничему не нужно было учить. Сила ее желания зажгла его.

Джонас забыл о рассудке, послал к черту самообладание. Положив руки ей на бедра, он усадил ее повыше и одним движением вошел в нее. Она ахнула от изумления и радости. Все ее тело сотрясала сладкая дрожь. Упершись руками ему в плечи, она начала бешеную, неудержимую скачку. Удовольствие, боль, радость и ужас одновременно затягивали ее в пучину и уносили куда-то ввысь.

Он не мог ни о чем думать, зато его чувственность была обострена до предела. Еще вчера он ни за что не поверил бы, что можно ощущать столько всего сразу и так остро. Его душу раздирало нечто неиспытанное; в нем возникало что-то новое, наполняя его новым смыслом. Наконец, он перестал что-либо слышать, кроме биения собственного сердца. С полуоткрытыми глазами он следил за ней — обнаженной, освещенной лунным светом. Он любовался ею, когда она увлекла его за собой на вершину блаженства, на недосягаемую вершину, где царило слепое безрассудство. Такой он запомнит ее навсегда.


* * *

Просто невероятно! Такого просто не может быть, подумала Лиз. Как можно вполне обыденно выдавать напрокат снаряжение для дайвинга, когда тело по-прежнему живет памятью о восхитительных предрассветных минутах близости? Тем не менее она стояла за прилавком, выписывала квитанции, давала советы, называла цены и давала сдачу. Правда, работала она машинально. Благоразумия хватило лишь на то, чтобы не выходить сегодня в море, а послать вместо себя замену.

Так же машинально она здоровалась с клиентами — кого-то она знала давно, кто-то был здесь в первый раз — и гнала прочь мысли о списке, который она обещала составить для Мораласа. Кто согласится арендовать снаряжение и брать уроки дайвинга в «Черном коралле», зная, что все они под надзором полиции? Убийство Джерри Шарпа и затруднительное положение, в котором она из-за этого оказалась, угрожают бизнесу гораздо сильнее, чем застой в делах или свирепый ураган.

К состраданию, сочувствию и надеждам, что Джонас, наконец, успокоится телом и душой, примешивалась отчаянная потребность защитить свое дело, уберечь ради дочери то, что она создала из ничего. И как бы Лиз ни пыталась забыться, она страшно злилась, вспоминая, что замешана в страшной неразберихе, где сама она ни над чем не властна.

Да, в ней происходила настоящая борьба. Она злилась на Джонаса за то, что он круто изменил ее судьбу, и вместе с тем страстно желала, чтобы он с ней остался. Если бы он не ворвался в ее жизнь, они бы не оказались вместе. И как бы она ни злилась, она нисколько не жалеет о том времени, что они провели вдвоем. Она обещала себе никогда не жалеть о том, что было. Настало время взглянуть правде в глаза. В ней таится бездна любви, которую она долго прятала. Один раз ее отвергли, и ей не хотелось снова рисковать. Но Джонас высвободил в ней любовь — а может, она сама отпустила ее на волю. Что бы ни случилось, чем бы ни кончилась вся история, она поняла, что в состоянии любить.

—А вас, оказывается, трудно поймать!

Отвлекшись от собственных мыслей, Лиз резко вскинула голову. Знакомое лицо — и имя тоже сразу всплыло из памяти.

Мистер Трайдент! — Она встала из-за стола и подошла к прилавку. — Я и не знала, что вы еще на Косумеле.

У меня всего один отпуск в году, поэтому я стараюсь выжать из него все, что можно. — Трайдент поставил на прилавок высокий бумажный стакан, в котором плавали кубики льда. — Чего только ни придумаешь, чтобы угостить даму выпивкой!

Лиз посмотрела на стакан и задумалась. Как лучше его отшить — ласково или грубо? Сейчас ей больше всего на свете хочется остаться одной, наедине с собственными мыслями, но клиент есть клиент.

—Как мило с вашей стороны! Да, я все время очень занята.

Я серьезно! Трайдент обаятельно улыбнулся, демонстрируя ровные зубы и неподдельное дружелюбие. — То вас нет в городе, то вы ушли в море... Вот я и вспомнил о горе и Магомете. — Он огляделся по сторонам. — Сейчас здесь спокойно.

Время обеда, — пояснила Лиз. — Все, кто собирался выйти в море, уже там. Все остальные обедают, дремлют и решают, как провести вечер.

Ленивое островное существование. Она улыбнулась в ответ:

Вот именно. Пробовали еще погружаться? Трайдент поморщился.

Перед тем как мистер Эмбакл улетел к себе в Техас, я позволил уговорить себя на ночное погружение... Остаток отпуска буду держаться поближе к бассейну!

Дайвинг подходит не всем.

Лучше не скажешь! — Отпив глоток из второго стакана, Трайдент облокотился о прилавок. — А может, поужинаем вместе? Ужин точно подходит всем.

Лиз смерила его удивленным взглядом, хотя его ухаживание ей польстило.

Я редко ужинаю вне дома.

Мне нравится домашняя кухня.

Мистер Трайдент...

Скотт, — поправил он.

Скотт, спасибо за приглашение, но я... — Она задумалась, как бы ему получше объяснить. — Я не свободна.

Серьезно? — Он положил руку ей на плечо.

Не понимая, смущена она или больше удивлена, Лиз убрала руку.

Я вообще человек серьезный.

Что ж, — Скотт поднял стакан, — тогда, наверное, лучше остаться в деловых отношениях. Может, расскажете мне о масках и трубках?

Пожав плечами, Лиз оглянулась через плечо.

Если умеете плавать, значит, сможете плавать с маской и трубкой.

Скажем так: я — человек осторожный. Можно я все осмотрю?

Лиз решила, что повела себя с ним весьма невежливо, и улыбнулась:

—Конечно, смотрите все, что хотите.

Они вместе подошли к полкам и стали рассматривать снаряжение.

—Вот трубка; как видите, это просто трубка с загубником. — Лиз сняла одну с полки. — Вставляете загубник в рот и дышите ртом, как обычно. Если трубку прикрепить к маске, можно до бесконечности плавать под водой.

Отлично. Но я много раз видел, как эти трубки исчезают под водой.

Если хотите нырнуть поглубже, задержите дыхание и выпустите немного воздуха — тогда легче будет погрузиться. Главное — не забыть продуть трубку и очистить ее от воды, когда всплывете на поверхность. Как только освоите эту премудрость, можете сколько угодно раз нырять поглубже и подниматься к поверхности, не высовывая лица из воды.

Скотт с задумчивым видом повертел трубку в руке.

Там, внизу, есть на что полюбоваться!

Там целый мир.

Неожиданно он посмотрел ей прямо в глаза.

Вы наверняка все знаете о здешних рифах и тому подобном. А что вам известно об Исла-Мухерес?

Там прекрасное место как для сноркелинга, так и для дайвинга. — Лиз сняла с полки маску, намереваясь показать Скотту, как присоединять к ней трубку. — Мы предлагаем нашим клиентам прогулки на полдня и на целый день. Те же, кому хватает смелости, могут обследовать подводные пещеры.

Некоторые из них достаточно уединенные, — заметил Трайдент как бы между прочим.

Если вы плаваете с маской и трубкой, вам лучше держаться поближе к рифам, но опытный дайвер может обследовать пещеры целыми днями.

И ночами. — Не сводя с нее взгляда, Скотт зажал трубку между пальцами. — Мне кажется, если совершить ночное погружение, там уж точно никто не будет мешать.

Лиз сама не поняла, почему ее вдруг кольнула тревога. Она машинально бросила взгляд в сторону дверного проема — у входа на солнышке дремал ее телохранитель из полиции. Она пожала плечами и подумала: глупость какая. Уж она-то никогда не гонялась за призраками.

Для ночного погружения место там довольно рискованное.

А некоторые любят риск, особенно если он приносит неплохой доход.

Во рту у нее пересохло; она сглотнула слюну и положила маску на место.

—Может быть. Но я не из таких.

На сей раз его улыбка уже не была такой обаятельной, а глаза — дружелюбными.

В самом деле?

Не понимаю, о чем вы.

А по-моему, все вы понимаете. — Он схватил ее за плечо. — По-моему, вы прекрасно понимаете, о чем я. Лиз, то, что умыкнул Джерри Шарп и оставил в банке в Акапулько, стоит немалых денег! — Он нагнулся к ней и понизил голос: — А можно заработать еще больше. Он вам не говорил?

Лиз похолодела. Она отчетливо вспомнила лезвие ножа, прижатое к ее шее.

— Ничего он мне не говорил. Я ничего не знаю. Скотт загородил ей дорогу, не давая пройти.

Если я закричу, — не повышая голоса, сказала Лиз, хотя это стоило ей больших трудов, — вы и охнуть не успеете, как здесь соберется толпа народу.

Не нужно кричать. — Скотт поднял обе руки, словно демонстрируя, что не собирается причинять ей вред. — У нас с вами деловой разговор. Меня интересует только одно. Что говорил вам Джерри до того, как ошибся и оскорбил не того, кого следует?

Поняв, что ее трясет, Лиз приказала себе успокоиться. Ему ее не запугать! Да и какое оружие можно спрятать в плавках-шортах и рубашке с коротким рукавом? Она расправила плечи и посмотрела Трайденту прямо в глаза.

—Джерри ничего мне не говорил. То же самое я сказала и вашему приятелю, который угрожал мне ножом. Он мне не поверил и потому испортил мой манометр.

Скотт пожал плечами:

—Моему напарнику не хватает утонченности. Я не таскаю с собой ножей и недостаточно разбираюсь в снаряжении для дайвинга, чтобы что-то в нем портить. Зато я кое-что знаю о вас, и знаю достаточно. Вы, Лиз, усердно работаете, встаете на рассвете и трудитесь до заката. Предлагаю вам все обдумать. У нас с вами деловой разговор, Лиз. Чисто деловой.

Именно его невозмутимость и спокойствие вывели ее из себя. Он невозмутим, он спокоен, а два человека уже погибли!

—Зарубите себе на носу: я не Джерри и не Эрика. Ваши грязные делишки меня не интересуют, зато они интересуют полицию, и чем дальше, тем больше. Если вы думаете, что меня можно запугать ножом или испорченным снаряжением, вы, наверное, правы. И все равно — катитесь ко всем чертям! Вон отсюда! Оставьте меня в покое!

Он долго — секунд десять — смотрел на нее, а потом слегка попятился.

—Лиз, вы неправильно меня поняли. Я же сказал: у нас с вами деловой разговор. После того как Джерри не стало, нам очень нужен опытный аквалангист, особенно такой, кто знает все местные воды. Меня уполномочили предложить вам пять тысяч долларов. Пять тысяч американских долларов за то, что вы любите. Вам нужно будет нырнуть в определенном месте, оставить одну посылку, а другую забрать. Никаких имен, никаких лиц. Доставьте мне товар не вскрывая и получите пять тысяч наличными. Парочка таких погружений в неделю — и скоро у вас на черный день скопится кругленькая сумма. По-моему, женщине, которая растит ребенка в одиночку, лишние деньги не помешают.

Страх перешел в ярость; Лиз стиснула кулаки.

—Я велела вам убираться вон, — сказала она. — Ваши деньги мне не нужны.

Скотт улыбнулся и погладил ее по щеке.

—А вы не торопитесь. Если вдруг надумаете, я буду рядом.

Лиз долго смотрела ему вслед. Она никак не могла отдышаться. Потом она нарочито медленно заперла магазин и подошла к своему телохранителю.

—Я еду домой, — сказала она, когда тот испуганно вскинулся. — Передайте капитану Мораласу, пусть через полчаса заедет ко мне. — Не дожидаясь ответа, она зашагала по пляжу.


Через пятнадцать минут Лиз захлопнула за собой дверь дома. Привычные скорость, ветер в лицо не успокоили. За каждым поворотом ей угрожали. За каждым поворотом ломали ее личную жизнь и покой. Сегодняшнее происшествие стало последней каплей. Еще одну угрозу, еще одно требование она, возможно, и пережила бы. Но он предложил ей работу. Предложил заплатить за контрабанду кокаина, занять место убитого. Занять место брата Джонаса.

Это какой-то страшный сон, думала Лиз, переходя от одного окна к другому. Хотелось бы поверить, что сегодняшний разговор приснился ей в страшном сне. Скоро захлопнется капкан, в который ее заманили обманом. То, что начал Джерри Шарп, заставят закончить ее и Джонаса. И не исключено, что это будет стоить им жизни. Лиз обещала себе, что непременно доведет дело до конца. Она разорвет порочный круг, чтобы ее дочь могла безбоязненно вернуться домой. Каких бы жертв ей это ни стоило, она своего добьется!

Услышав шум подъезжающей машины, Лиз выглянула из окна гостиной. Джонас! Сердце у нее упало. Сказать ли ему, что она лицом к лицу встретилась с человеком, который, возможно, убил его брата? Как он поступит, узнав имя и увидев убийцу? Он так далеко зашел, что может тут же помчаться к убийце, пылая жаждой мести. И отомстит за смерть брата. Но разорвет ли он порочный круг? Лиз боялась, что в таком случае они окажутся в еще более мощном капкане, из которого уже не вырваться. У нее на глазах юрист Джонас Шарп, человек, не лишенный выдержки и сострадания, все больше пригибается к земле под грузом своего бремени. Как обезопасить его — и одновременно спасти себя?

Она распахнула дверь и вышла ему навстречу. Обняла себя руками — ее бил озноб. Он сразу понял: что-то случилось.

— Ты почему так рано дома? Я заехал в «Черный коралл», но он закрыт.

Джонас... — Она сделала единственное, в чем была уверена. Притянула его к себе и крепко обняла. — Сюда едет Моралас.

В чем дело? — Он невольно выдал свой страх. Отстранил ее от себя, посмотрел ей в глаза. — С тобой что-нибудь случилось? Тебя ранили?

Нет, меня не ранили. Входи, садись.

Лиз, я хочу знать, что случилось.

Она снова услышала шум мотора и посмотрела на улицу. К дому приближалась еще одна машина, ничем не примечательная.

—Моралас приехал, — прошептала она. — Входи, Джонас. Я лучше сразу расскажу вам обоим.

Лиз твердила себе, что выбора у нее нет. Она стояла на пороге и ждала. Она назовет Мораласу и Джонасу имя человека, который к ней обратился. Она в точности передаст его слова. Тем самым она еще на шаг отдалится от расследования. Назовет имя, опишет внешность, расскажет, где его можно найти. И мотив преступления налицо. Вот что хочет полиция, и вот чего хочет она. Увидев, как Моралас вышел из машины, Лиз покосилась на Джонаса. Ему это тоже нужно. Дав ему то, что ему нужно, она еще на шаг отдалится от него.

Мисс Палмер. — Войдя, Моралас снял фуражку и покосился на Джонаса.

Капитан... — Лиз положила руки на спинку кресла. — У меня для вас кое-какие сведения. Здесь находится американец по имени Скотт Трайдент. Меньше часа назад он предложил мне пять тысяч долларов за то, что я достану кокаин с рифа у Исла-Мухерес.

Моралас невозмутимо переложил фуражку под мышку.

Вы с ним знакомы?

Один раз он записался на урок дайвинга в группу начинающих. Держался дружелюбно. Сегодня он зашел в «Черный коралл», чтобы поговорить со мной. Очевидно, он считал, что… — Она снова покосилась на Джонаса. Тот стоял неподвижно на самом пороге. — Очевидно, он считал, что Джерри держал меня в курсе своих афер. Ему известно о банковской ячейке в Акапулько. Понятия не имею откуда. Наверное, он уже давно следит за мной. — Нервы начали сдавать; чтобы успокоиться, она привычно провела рукой по волосам. — Он предложил мне занять место Джерри, забирать кокаин из пещеры у Исла-Мухерес за большие деньги. Он знает... — Чтобы голос не сорвался, пришлось сглотнуть слюну. — Он знает, что у меня есть дочь.

Вы сможете его опознать?

Да. Я не уверена, что Джерри Шарпа убил именно он. — Она снова с умоляющим видом посмотрела на Джонаса. — Я ни в чем не уверена, но опознать его смогу.

Прежде чем подойти к ней, Моралас проследил за ее взглядом.

Мисс Палмер, прошу вас, сядьте.

Вы его арестуете? — Ей хотелось, чтобы Джонас заговорил, сказал хоть что-нибудь, но он будто застыл на одном месте. — Он преступник! Он или его сообщники убили Джерри Шарпа. Вы должны его арестовать!

Мисс Палмер. — Моралас усадил ее на диван и сам сел рядом. — Мы знаем, как их зовут. Знаем их в лицо. За наркодельцами, которые сейчас действуют на полуострове Юкатан, следит не только мексиканская, но и американская полиция. Имена, которые сообщили мне вы и мистер Шарп, нам давно известны. Все имена, кроме одного. Мы не знаем главаря. Он за всем стоит, и, несомненно, он отдал приказ убить Джерри Шарпа. Нам нужно выяснить, кто он. Остальные — мелкие сошки. Мисс Палмер, мы должны найти главаря. И еще нам нужны улики.

Не понимаю. Вы хотите сказать, что отпустите Трайдента? Тогда он найдет другого желающего поднимать «посылки» со дна моря!

Если вы согласитесь, ему не придется больше никого искать.

Нет! — вмешался Джонас, не давая Лиз до конца осмыслить слова Мораласа. Он произнес это тихо, так тихо, что у нее по спине пробежал холодок, и достал сигареты. Лиз заметила, что руки у него не дрожат. Джонас не спеша закурил и затянулся; в полутьме мелькнул красный огонек. Выпустил струю дыма и посмотрел на Мораласа в упор: — Убирайтесь к черту!

Мисс Палмер способна сама мне ответить.

Вы не имеете права ее использовать. Если хотите внедрить к ним своего человека, выяснить, кто главарь, и найти улики, возьмите меня.

Моралас смерил его внимательным взглядом. Нервы крепкие, хорошая выдержка — но вспыльчив, страшно вспыльчив!

Они обратились не к вам.

Лиз нырять за наркотиками не станет.

Погодите-ка. — Лиз прижала ладони к вискам. — Вы хотите, чтобы я снова встретилась с Трайдентом и сказала, что я согласна? С ума сойти! Зачем?

Вы будете приманкой. — Моралас посмотрел на ее руки. Да, тонкие, но сильные. Об Элизабет Палмер он знал все. — Расследование вступило в завершающую фазу. Мы не имеем права их спугнуть — тогда они переместятся в другое место, и все начнется сначала. Если же операция пойдет гладко, им ни к чему будет сматывать удочки. Вы, мисс Палмер, являетесь камнем преткновения и для контрабандистов, и для следствия.

—Как? — Закипая, она привстала с места.

Моралас положил руку ей на плечо.

Джерри Шарп жил с вами, работал на вас. Он считался дамским угодником. О том, какую роль в его планах играли вы, до конца не знали ни мы, ни контрабандисты. Сейчас в вашем доме поселился родной брат Джерри Шарпа. И ключ от банковской ячейки тоже нашли вы.

Капитан, вы считаете меня сообщницей? — Голос ее сделался резким, как бритва. Джонас лишь однажды или дважды слышал у нее такой голос. — Полиция меня охраняет или я под надзором?

Моралас и глазом не моргнул.

Первое служит той же цели, что и второе.

Раз вы меня подозреваете, возможно, вы подумали, что я возьму деньги и сбегу?

Именно этого мы от вас и хотим.

Очень разумно. — Джонас не знал, сколько еще он способен сдерживаться. Сейчас ему больше всего хотелось поднять Мораласа с дивана и вышвырнуть его из дома, убрать подальше от Лиз. — Лиз обманывает наркодельцов и злит главаря. Тот отдает приказ устранить ее так же, как устранили моего брата.

Вы не учитываете, что мисс Палмер будут денно и нощно охранять. Если все пройдет, как мы задумали, операция успешно завершится, наркодельцов, в том числе и убийцу вашего брата, схватят, и они понесут заслуженное наказание. Разве вы этого не хотите?

Нет, если ради успеха операции приходится рисковать жизнью Лиз. Внедрите к ним своего человека, Моралас!

Времени нет. Мисс Палмер, если вы согласитесь нам помочь, операция завершится очень быстро. Если нет — нам понадобится еще несколько месяцев.

Месяцев? — ужаснулась Лиз. Да для нее каждый день этого кошмара казался целой жизнью! — Я согласна.

Джонас мгновенно оказался рядом с ней:

Лиз...

Через две недели домой возвращается моя дочь. — Она положила руки ему на плечи. — Я не хочу, чтобы она жила в аду!

— Увези ее в другое место. — Джонас схватил ее за плечи; пальцы скользнули по нежной коже. — Мы вместе уедем в другое место!

—Куда? — спросила она. — Каждый день я твержу себе, что все происходящее меня не касается, и с каждым днем увязаю все глубже. Все началось, когда ко мне явился Джерри. И тут ничего не изменишь. Пока все не кончится, не кончится насовсем, для меня нет будущего.

Джонас понимал, что она права. Он все понял с первой же минуты. Но за прошедшие недели слишком многое изменилось. Он даже не знал, что способен испытывать такое отчаяние. И все из-за нее.

Возвращайся в Штаты со мной. И тогда для тебя все закончится.

Закончится ли? Ты забудешь, что твоего брата убили? Ты забудешь человека, который его убил? — Пальцы Джонаса больно впивались ей в предплечья, глаза сделались бешеными, но он ничего не отвечал. Лиз тихо вздохнула. Она прекрасно понимала, какие страсти сейчас в нем бушуют. — Нет, ничего не закончится, пока мы сами не положим этому конец. Джонас, один раз я уже бежала и обещала себе, что больше ни от чего бегать не стану.

Тебя могут убить!

Я ничего не сделала, а они все равно два раза едва не убили меня. — Лиз опустила руки. — Пожалуйста, помоги мне!

Он понял, что не заставит ее поступить по-своему. Может быть, поэтому он так ею и восхищался? Лиз бескорыстна, но у нее сильная воля. Он мог бы ее умолять, мог бы спорить, но лгать ей он не имеет права. Если она сбежит, если они сбегут оба, до конца жизни они не освободятся от этого кошмара. Он притянул ее к себе. От ее волос пахло летом и морем. Джонас обещал себе: до конца лета она освободится. Они оба будут свободны!

Я пойду с ней! — Поверх ее головы он скрестил свой взгляд со взглядом Мораласа.

То, что вы предлагаете, невозможно.

Я устрою так, что это будет возможным.

Глава 11

Лиз в жизни так не боялась. Каждый день, работая в «Черном коралле», она опасалась, что объявится Скотт Трайдент. По вечерам она запирала дайвинг-центр, ехала домой и напряженно ждала телефонного звонка. Джонас ей почти ничего не рассказывал. Лиз не знала, чем он занимается целыми днями, но догадывалась, что он что-то задумал. Это пугало ее еще больше.

Прошло два дня; нервы у нее были на пределе — и лучше не становилось. Отдыхающие загорали на пляже, дремали, читали. Влюбленные гуляли по берегу рука об руку. Носились дети. Любители сноркелинга плескались у рифа. Интересно, думала она, почему ничего не кажется ей нормальным — и станет ли когда-нибудь нормальным снова. На закате она вынула деньги из кассового ящика, разложила снаряжение по местам и приготовилась к закрытию.

— Ну так как насчет выпивки?

Хотя ей казалось, что она подготовилась к встрече, все же она невольно вздрогнула. В голову вступила тупая, непроходящая боль, которая не отпустит ее еще несколько часов. Внутри все сжалось от страха. Лиз напомнила себе: она не имеет права бояться. Она повернулась и посмотрела на Скотта.

А я все ждала, когда вы вернетесь.

Я же сказал, что буду рядом. Я всегда знаю: нужно дать людям пару дней, чтобы все обдумать.

Лиз напомнила себе, что она должна играть свою роль. Играть убедительно. Она проверила все замки и только потом, не улыбаясь, повернулась к Трайденту. Улыбаться ни к чему. Разговор предстоит деловой, и отвечать она должна сухо и отрывисто.

Выпить можно вон там. — Она показала на открытый ресторан под тростниковой крышей, нависающий над рифом. — В людном месте.

Мне подходит. — Он предложил ей руку, но Лиз притворилась, будто не замечает ее, и уверенно зашагала по песку. — Раньше вы были приветливее.

А раньше вы были клиентом. — Она быстро покосилась на него. — А не деловым партнером!

Значит, все-таки надумали? — Трайдент воровато огляделся по сторонам.

Вам нужен дайвер, а мне нужны деньги. — Лиз поднялась на деревянную открытую веранду и села спиной к морю. Через несколько секунд за угловым столиком устроился человек — наверное, кто-то из людей Мораласа. Лиз приказала себе не волноваться. Ее много раз инструктировали, как себя вести и что делать. Она знала, что и как должна говорить; Моралас предупредил, что у официанта, который будет их обслуживать, при себе полицейский жетон и револьвер.

Джерри особенно не откровенничал, — сказала Лиз, попросив принести ей кока-колу. — Только поделился, что доставлял товар и получал деньги.

Он был хорошим дайвером.

Лиз проглотила маленький пузырек страха.

Я лучше. Скотт ухмыльнулся:

Да, мне так и говорили.

Уловив сбоку какое-то движение, Лиз повернула голову — и застыла на месте. На соседний с ней стул опустился смуглый коротышка с изрытым оспой лицом. Еще не посмотрев на его руки, Лиз вспомнила, что на запястье у него тонкий серебряный браслет.

Пабло Манчес — Лиз Палмер. Хотя мне кажется, что вы уже встречались.

Сеньорита... — Манчес взял ее руку, и губы у него изогнулись.

Скажи своему приятелю, пусть держит от нее руки подальше! — Джонас хладнокровно придвинул стул к столу. — Лиз, а меня ты не представишь? — Заметив ее ошеломленный взгляд, он решил взять инициативу в свои руки. — Меня зовут Джонас Шарп. Мы с Лиз партнеры. — Он посмотрел Манчесу прямо в глаза и подумал: вот он! Вот тот гад, ради которого он сюда прилетел. Джонас почувствовал, как в нем вскипают ненависть и гнев. Он готов был убить Манчеса на месте, но справился с собой. — Судя по всему, вы знали моего брата.

Манчес выпустил руку Лиз.

—Твой брат был жадный и глупый.

Увидев, что Джонас полез в карман, Лиз затаила дыхание. Она немного расслабилась, когда он не спеша достал сигареты.

—Я тоже жадный, — сказал он, непринужденно закурив. — Но я не глупый. Я вас искал. — Он облокотился о столешницу и, медленно улыбнувшись, протянул Манчесу сигаретную пачку.

Манчес вынул сигарету и оторвал у нее фильтр. Руки у него были холеные, с узкими ладонями, но длинные пальцы напомнили Лиз паучьи лапы. Покосившись на них, она невольно вздрогнула.

Значит, вы меня нашли. Джонас с улыбкой заказал пиво.

Вам нужен дайвер.

Скотт послал Манчесу предостерегающий взгляд.

—Дайвер у нас уже есть.

—У вас есть команда. Мы с Лиз работаем вместе. — Джонас выпустил струю дыма. — Разве не так, Лиз?

Они ему нужны. Он не уедет отсюда, не закончив свои дела с ними. И у нее нет выбора.

Так.

Команда нам не требуется. — Манчес привстал.

Мы вам нужны. — Джонас схватил бутылку пива, которую ему принесли. — Нам уже довольно много известно о вашей операции. Джерри не очень-то умел хранить тайны. — Он отпил прямо из горлышка. — Мы с Лиз не такие болтливые. Значит, пять тысяч за партию?

Скотт немного помолчал, а потом, подняв руку вверх, кивнул Манчесу.

Пять. Если хотите, работайте вдвоем, а деньги делите между собой как хотите.

Пополам. — Лиз взяла у Джонаса бутылку. — Один из нас погружается, второй остается на катере.

Завтра в одиннадцать вечера вы приходите в «Черный коралл». Внутри вас будет ждать водонепроницаемый чемоданчик-кейс, запертый на замок.

Кстати, «Черный коралл» я тоже запираю, — перебила его Лиз. — Как чемоданчик туда попадет?

Манчес выпустил сквозь стиснутые зубы струю дыма.

Для меня войти — не проблема.

Короче, берете чемоданчик, — продолжал Скотт. — Координаты будут прикреплены к ручке. Выводите катер в море, ныряете в условленном месте, оставляете кейс. Потом поднимаетесь на катер и ждете ровно час. Снова погружаетесь. Забираете другой кейс, который будет для вас приготовлен, привозите его назад, в «Черный коралл», и оставляете на прежнем месте.

По-моему, все понятно, — кивнул Джонас. — Когда нам заплатят?

После того как выполните работу.

Половину вперед! — Лиз отпила большой глоток из бутылки, надеясь, что сердце не будет колотиться так сильно. — Оставьте рядом с кейсом две пятьсот, иначе я под воду не полезу.

Скотт улыбнулся:

Вы не такая доверчивая, как Джерри.

Она смерила его холодным, горьким взглядом.

И я собираюсь остаться в живых!

Тогда играйте по правилам.

А кто их придумывает? — Джонас отнял пиво у Лиз. Ее рука скользнула ему на бедро и так там и осталась.

Не ваша забота, — буркнул Манчес и, не вынимая сигареты изо рта, растянул губы в неприятной ухмылке. — Достаточно того, что он знает, кто вы такие.

Нырните в нужном месте и не забывайте почаще смотреть на часы. — Скотт встал и расплатился. — Все остальное — настоящая лафа.

А ты, братец Джерри, не умничай. — Манчес смерил их обоих зловещим взглядом. — Adios, сеньорита.

Дождавшись, когда Трайдент и Манчес уйдут, Джонас хладнокровно допил пиво.

Ты не должен был сюда являться! — яростным шепотом отчитывала его Лиз. — Моралас сказал...

К черту Мораласа! — Джонас смял окурок и некоторое время смотрел на вьющийся над ним дымок. — Этот тип оставил синяки у тебя на шее?

Рука Лиз дернулась к горлу, но потом женщина пересилила себя.

—Говорю тебе, его лица я не видела.

Джонас повернул голову. Его глаза, как раньше, подернулись дымкой.

—Это был он?

Ответа не потребовалось. Лиз наклонилась к нему и тихо заговорила:

—Джонас, я хочу, чтобы все поскорее закончилось. А месть мне не нужна. Мы договорились, что я сама встречусь со Скоттом и обговорю все подробности.

Он рассеянно придвинул к себе стоящую на столе свечу и зажег ее.

Я передумал.

Черт побери, ты все испортил! Я не желаю ни в чем участвовать и все же участвую. Единственный способ отделаться от них — поскорее с ними покончить! Откуда нам знать, как они теперь себя поведут? Может, из-за тебя все сорвется!

Не сорвется. Просто ты оказалась в самом центре событий — как и была с самого начала, — Не дав ей ответить, Джонас взял ее за руку. Его лицо оказалось совсем близко, и он заговорил тихо и хладнокровно: — Я тоже собирался использовать тебя. С первой же минуты, как я вошел в твой дом, я собирался с твоей помощью найти убийцу Джерри. Если бы тогда мне пришлось переступить через тебя, если бы понадобилось спихнуть тебя с дороги или, наоборот, тащить за собой, я бы все равно использовал тебя. Точно так, как сейчас тебя использует Моралас. — Он нагнулся к ней, приблизившись почти вплотную; ее лицо освещало пламя свечи. — И как тебя использовал Джерри.

Лиз проглотила подступивший к горлу ком и с трудом заставила себя спросить:

—Собирался использовать? А сейчас уже не собираешься?

Он не ответил. Они сидели так близко, что он видел в ее глазах свое отражение. Она смотрела на него с сомнением и вызовом. Он положил руку ей на затылок и нащупал пульс. В нем вдруг проснулась ярость — он не знал, на кого злится. Он притянул ее к себе и впился в нее губами. Он сам не знал, чего хочет от нее — признания, надежды? Поэтому вскоре он ее отпустил.

— Больше никто не причинит тебе боли, — прошептал он. — И особенно я.


Тот день стал самым долгим в ее жизни. Работая, Лиз то и дело поглядывала на часы. Ей казалось, что стрелки совсем не движутся. На пляже среди отдыхающих то и дело мелькали люди Мораласа. Полицейские, хоть и в штатском, настолько выделялись из толпы, что Лиз удивлялась: как же никто ничего не замечает? С таким же успехом они могли бы разгуливать с жетонами на шее. Ее прогулочные суда вышли в море, вернулись и снова вышли. Она заполняла счета и принимала кредитные карты, как будто повседневные хлопоты были чем-то важным. Ей хотелось, чтобы день поскорее закончился. И в то же время она надеялась, что ночь никогда не настанет.

Тысячу раз ее так и подмывало передать Мораласу, что она не справится, не выдержит. Тысячу раз она называла себя трусихой. Но когда зашло солнце и пляж начал пустеть, она поняла: смелой нельзя стать по желанию. Будь у нее выбор, она бы сбежала. Но пока ей грозит опасность, опасность грозит и Вере. После захода солнца она заперла «Черный коралл», как в конце любого обычного дня. Не успела она положить ключи в карман, как откуда ни возьмись к ней подошел Джонас:

У тебя еще есть время передумать.

И что прикажешь мне делать? Спрятаться? — Она осмотрела пляж, море и остров, ставший ей домом. И ее тюрьмой. Почему раньше, до приезда Джонаса, остров никогда не казался ей тюрьмой? — Ты же сам упрекал меня в том, что я прячусь от жизни.

Лиз...

Она покачала головой, не давая ему продолжить.

—Не могу больше говорить. Поскорее бы все закончилось!

Домой они ехали молча. Лиз мысленно повторяла инструкции, каждый пункт, каждое слово Мораласа. Ей нужно сделать все, что от нее требуется, произвести обмен, а кейс с деньгами отдать полицейскому, который встретит ее у причала. И ждать следующего шага. А пока она ждет, полицейские всегда будут в десяти шагах, не дальше. План казался вполне надежным. И все же у нее дрожали поджилки.

Перед ее домом какой-то человек выгуливал собаку. Наверняка тоже подчиненный Мораласа. У мужчины, который сидел на соседском крылечке и что-то выстругивал перочинным ножиком, джинсовую жилетку оттопыривал револьвер. Лиз старалась не смотреть ни на собачника, ни на мужчину на соседском крыльце.

Сейчас ты чего-нибудь выпьешь, поешь и подремлешь, — приказал Джонас, заводя ее в дом.

Только подремлю.

Значит, сначала подремлешь, а остальное — потом. — Заперев дверь, Джонас следом за ней пошел в спальню и задернул шторы. — Ты чего-нибудь хочешь?

Просьба почему-то далась ей с трудом.

—Ты не полежишь со мной?

Он подошел к ней. Она уже свернулась калачиком на боку, на своей половине. Он развернул ее к себе и крепко обнял.

Хочешь поспать?

Да, наверное. — Во сне она найдет выход — пусть только временный. Но глаз она не закрывала. — Джонас...

— Что?

—После сегодняшнего дня... после того, как мы все закончим, ты еще обнимешь меня так, как сейчас?

Он зарылся губами в ее волосы. Ему казалось, что больше любить ее невозможно. Он был почти уверен, что, если признается ей в своих чувствах, она оттолкнет его.

—Сколько угодно. А сейчас спи!

Лиз послушно закрыла глаза и сразу заснула.

Чемоданчик оказался маленьким, размером с представительский кейс. Казалось, он такой неприметный — и в то же время служит источником огромной опасности. Помимо чемоданчика, на прилавке лежал конверт. В нем Лиз нашла лист бумаги с напечатанными широтой и долготой. Кроме того, в конверте находились двадцать пять стодолларовых купюр.

—Они свое слово сдержали, — заметил Джонас.

Лиз молча сунула конверт в ящик стола.

—Пойду возьму снаряжение.

Джонас наблюдал за ней. Он вдруг понял, что ей действительно легче было бы все сделать самой. Если знаешь, что не на кого опереться, не к кому обратиться за помощью, иногда бывает проще. Он подтащил ее баллоны к крыльцу, напоминая себе: Лиз только предстоит узнать, что у нее есть нечто гораздо более ценное.

—А координаты?

Те же самые, что и в записной книжке Джерри. — Лиз удивилась, поняв, что совершенно не волнуется. Пропустив Джонаса вперед, она заперла дверь. Они не одни. Моралас разместил нескольких своих подчиненных в ближайшем отеле. С другой стороны, где-то поблизости рыщет Манчес. Они с Джонасом не разговаривали, пока не оказались на катере и не отошли от причала. — Может быть, все закончится. — Выставив курс, она посмотрела на Джонаса.

Да, может быть, все закончится.

Лиз довольно долго молчала. Весь вечер она обдумывала, что она ему скажет — и как.

Джонас, а ты что будешь делать? Огонек зажигалки вспыхнул и сразу погас.

То, что должен.

От страха во рту появился неприятный металлический привкус. Лиз боялась не за себя и не за Джонаса.

Если мы сегодня произведем обмен, отдадим второй кейс Мораласу... Им придется играть в открытую. Манчесу и их главарю.

Лиз, о чем ты?

Твоего брата убил Манчес.

Джонас посмотрел ей за спину. Море было черным. Небо было черным. Тишину нарушал только негромкий рокот двигателя.

Он был исполнителем.

Ты хочешь его убить?

Он медленно повернулся к ней. Вопрос она задала спокойно, но в ее глазах бушевала настоящая буря. Ее глаза красноречиво убеждали, спорили, умоляли.

—Ты тут ни при чем.

Лиз стало больно. Кивнув, она проследила за лучом света на воде.

Может, и ни при чем. Но если ты позволишь ненависти управлять собой, своими мыслями, ты никогда от нее не отделаешься. Манчес умрет, Джерри ты не воскресишь, а ты сам... — Она снова обернулась к нему. — Ты тоже больше никогда не будешь живым.

Я приехал издалека и потратил кучу времени не для того, чтобы дать Манчесу спокойно уйти. Он убивает за деньги и потому, что ему нравится убивать. Нравится! — с металлом в голосе повторил Джонас. — По глазам видно...

Лиз тоже это заметила. Но судьба Манчеса ее не волновала.

Помнишь, ты говорил, что каждый имеет право на адвоката?

Он помнил. Он помнил все, во что когда-то верил. Он помнил, как выглядел Джерри на холодном столе в морге.

Сейчас это совершенно ни при чем.

Значит, как только дело коснется тебя лично, ты меняешь правила игры?

Джерри был моим братом.

И он умер. — Лиз вздохнула и подставила лицо прохладному ветру. — Извини, Джонас. Джерри убили, и, если ты доведешь до конца, что задумал, ты сам убьешь человека. — И разрушишь что-то в ней самой, хотя этого она ему не сказала, не могла. — Разве ты не доверяешь полиции?

Джонас швырнул сигарету в воду и оперся о перила.

—Я много лет работаю бок о бок с полицией. Поэтому и не доверяю ей.

Лиз хотелось достучаться до него, но она не знала, как это сделать. И все-таки... что бы он ни задумал, она рядом с ним.

—Тогда верь себе. И я поверю.

Он порывисто шагнул к ней, нежно приподнял ее лицо и попробовал понять — она все ему говорит до конца или о чем-то до сих пор умалчивает.

Правда поверишь?

Правда.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Он испытывал горячее желание приказать ей повернуть катер в открытое море и идти дальше. Но тогда ничего не получится — ни у нее, ни у него. Сейчас, на борту катера, они оба на перепутье.

— Тогда начинай верить уже сейчас. — Он еще раз поцеловал ее, отвернулся и поднял сиденье.

Лиз нахмурилась, увидев, что он достает гидрокостюм.

Что ты делаешь?

Я попросил Луиса все для меня подготовить.

—Зачем? Нам обоим погружаться нельзя.

Джонас разделся до шортов.

—Вот именно. В пещеру пойду я, а на катере останешься ты.

Лиз выпрямилась. Если она сейчас сорвется, ничего хорошего не будет.

Джонас, мы ведь все тысячу раз обсуждали! Ныряю я.

Я поменял правила. — Он натянул гидрокостюм до талии и только потом посмотрел на нее. — Тобой я больше рисковать не намерен.

Ты мною не рискуешь. Рискую я сама. Джонас, ты не знаешь здешней акватории. А я знаю. Ты ни разу не погружался здесь ночью. А я погружалась.

Вот и я скоро погружусь.

Ты, кажется, начал меня опекать? Мне сейчас только этого не хватало!

Засовывая руки в рукава, он улыбнулся:

Тогда мне очень жаль — сейчас я тебя именно опекаю.

Я обещала Манчесу и Трайденту, что в пещеру войду сама.

Боишься, что пострадает твоя репутация, если ты обманешь убийц и наркодельцов?

Джонас, я сейчас не в том настроении, чтобы шутить.

Он пристегнул нож, поправил жилет — компенсатор плавучести, и потянулся за маской.

—Да, наверное. А может, ты сейчас не в том настроении, чтобы слушать. Ты мне небезразлична. Очень небезразлична. — Он взял ее за подбородок. — Мой брат втравил тебя в грязную историю, потому что он в жизни ни о ком не задумывался. Я втянул тебя еще глубже, потому что думал только об одном: о мести. Сейчас я думаю прежде всего о тебе, о нас с тобой. Ты никуда не пойдешь. Если понадобится, я привяжу тебя к рулю, но под воду тебя не пущу.

Я не хочу, чтобы ты нырял! — Лиз ткнула его кулаком в грудь. — Там, внизу, я буду думать только о том, что должна сделать. Если я останусь здесь, я буду волноваться за тебя и, наверное, сойду с ума.

А ты засеки время. — Он поднял баллоны и протянул ей. — Помоги мне, пожалуйста!

Разве несколько недель назад она не поняла, что он не из тех, кто проигрывает в спорах? Когда она подтягивала ремешки у него на плечах, руки у нее слегка дрожали.

—Я не привыкла к тому, что меня опекают и защищают.

Джонас поправил баллоны и повернулся к ней:

—А ты привыкай.

Лиз закрыла глаза. Сейчас уже поздно спорить.

—Опускайся на тридцать метров и бери курс на северо-восток. Там пещера. — Замявшись всего на миг, она достала ружье для подводной охоты. — Берегись акул!

Джонас встал на лесенку; Лиз подала ему водонепроницаемый кейс. Через несколько секунд он скрылся под водой; поверхность моря снова стала черной и спокойной. Лиз мысленно следовала за ним, спускаясь все ниже. В воде темно, и аквалангист полностью зависит от показаний приборов и от тонкого луча света подводного фонаря. Сейчас как раз вышли на охоту ночные хищники: кальмары, мурены, барракуды... И акулы. Лиз приказала себе не думать о них.

Надо было все же настоять на своем и нырнуть самой. Но как его уговоришь? Расхаживая по палубе, она то и дело отбрасывала волосы со лба. Он нырнул, чтобы защитить ее. Он нырнул, потому что она ему небезразлична. Вся дрожа, она села на диванчик и принялась растирать замерзшие руки. Неужели вот так чувствуешь себя, если ты небезразлична мужчине? И как же тяжело сидеть и ждать любимого... Она вскочила и снова принялась мерить палубу шагами. Всю жизнь она неустанно трудилась и не привыкла сидеть и просто ждать. И все же... Ей захотелось еще раз услышать, что она ему небезразлична. Лиз снова села и стала ждать.

Четыре раза она смотрела на часы и, наконец, услышала, как он поднимается по лесенке. Задрожав от облегчения, она бросилась к лесенке — помочь ему подняться.

—В следующий раз иду я! — заявила она.

Джонас выключил фонарь и снял акваланг.

—И думать забудь. — Не дав ей возразить, он прижал ее к себе. — У нас целый час, — прошептал он ей на ухо. — Неужели хочешь, чтобы мы потратили его на споры?

Он был мокрый и холодный; Лиз прижалась к нему.

Не люблю, когда мною командуют!

В следующий раз командовать будешь ты. — Он плюхнулся на диванчик и потащил ее за собой. — А я уже забыл, как красиво под водой ночью. Просто сказка! — Все почти кончено, твердил он себе. Первый шаг сделан, осталось сделать второй. — Я видел гигантского кальмара. Мой фонарь его до смерти напугал. Клянусь, длиной он был метров десять!

Бывают и больше. — Лиз положила голову ему на плечо и попыталась расслабиться. У них еще целый час. — Однажды я ныряла с отцом. Мы видели почти двадцатиметрового кальмара.

Испугалась?

Нет. Смотрела как завороженная. Помню, я подплыла поближе, чтобы потрогать щупальца. Когда мы всплыли, отец меня двадцать минут отчитывал.

Ты бы на его месте тоже отчитывала Веру.

Я бы ею гордилась, — начала Лиз, но тут же рассмеялась. — Но, конечно, и задала бы ей потом...

Впервые за ночь он заметил звезды. Усыпанное ими небо будто ожило. Он вспомнил о веранде перед маминым домом и о долгих летних ночах.

Расскажи мне о ней.

Осторожно, а то меня потом не остановишь.

Ну и пусть. — Он положил руку ей на плечо. — Рассказывай!

Криво улыбнувшись, Лиз закрыла глаза. Приятно думать о Вере, говорить о Вере. В голове у Джонаса постепенно складывался образ девочки, которая любит учиться, любит ходить в школу и общаться с друзьями. В голосе Лиз слышались любовь, гордость и тоска. Он вспомнил портрет загорелой, улыбающейся девочки в ее спальне. Оказывается, Вера говорит на двух языках, любит баскетбол, зато овощи терпеть не может.

Она — мое солнышко, — мечтательно говорила Лиз. — Но она не ангелочек. Очень упрямая; когда ей перечат, она может и вспылить. Вера стремится все делать по-своему. Когда ей было два года, она очень злилась, если я помогала ей спускаться по лестнице.

Похоже, независимость — ваша фамильная черта.

Лиз дернула плечом.

—Без независимости нам никак нельзя.

— Ты никогда не думала о том, чтобы поступиться ею?

Лиз как будто чего-то испугалась. Хотя отодвинулась она всего на волосок, она все же отодвинулась от него.

—Когда чем-то поступаешься, приходится от чего-то отказываться. А я никогда не могла себе позволить от чего-то отказаться.

Такого ответа он от нее и ждал. Ничего, он сделает так, что она передумает.

—Пора снова под воду.

Лиз помогла ему надеть акваланг.

Джонас, возьми ружье... — Он стоял уже у фальшборта, когда она подбежала к нему. — Скорее возвращайся! — прошептала она. — Я хочу домой. Я хочу заняться с тобой любовью.

Удивительно своевременное признание! — Джонас широко улыбнулся, сгруппировался и ушел под воду.

Через пять минут Лиз снова принялась мерить палубу шагами. Почему она не догадалась захватить из дому кофе? Она заставила себя подумать о том, что меньше чем через час они будут сидеть на кухне рядом с горячей кофеваркой. И не важно, что дом будет окружен полицией. Они с Джонасом будут внутри. Может, она и не права насчет независимости. Может быть... Услышав всплеск за бортом, она пулей метнулась к лесенке.

Джонас, что случилось? Почему... — Она опешила, заметив, что в грудь ей нацелено дуло пистолета.

Сеньорита... — Манчес швырнул на диванчик маску и трубку и перелез через борт. — Buеnas noches.

Что вы здесь делаете? — Хотя кровь отхлынула у нее от лица, она, старательно изображала возмущение. Лиз поняла: она совсем не храбрая. Совсем не храбрая! — Мы же договорились!

Вы дилетанты, — сказал Манчес. — И Шарп тоже был дилетантом. Думаете, мы забыли про деньги, которые он украл?

Ничего не знаю о тех деньгах, которые украл Джерри. — Лиз схватилась за фальшборт. — Я уже вам говорила.

Босс решил, что с вами, милая дамочка, пора кончать. Вы сделали нам любезность, доставили партию товара. Мы тоже сделаем вам любезность. Вы умрете быстро.

На пистолет она больше не глянула. Не смела.

Если будете регулярно отстреливать своих дайверов, скоро окажетесь на мели.

На Косумеле мы свои дела закончили. Как только ваш приятель достанет кейс, я заберу его и уеду в Мериду. Я живу со вкусом, а вы вообще не живете.

Лиз захотелось сесть, потому что у нее дрожали колени. Но она осталась стоять, поскольку понимала: если сейчас сядет, возможно, больше уже не встанет.

Раз вы закончили свои дела на Косумеле, зачем понадобилось доставлять еще партию?

Клэнси любит все доводить до конца.

Клэнси? — Лиз вспомнила, что уже слышала эту фамилию в Акапулько, от Дэвида Мерриворта. Она напряженно вслушивалась, не послышится ли плеск у борта.

Там, в пещере, партия кокаина на несколько тысяч, вот и все. Скоро ее поменяют на кейс с несколькими тысячами долларов. Босс приказал изобразить, будто вы с Шарпом сами обстряпали дельце. А потом поссорились из-за денег и перестреляли друг друга. И все, дело закрыто.

Вы и Эрику убили?

— Она задавала слишком много вопросов. — Манчес опустил пистолет. — И вы задаете слишком много вопросов.

Палубу мгновенно залил яркий свет, и Лиз невольно зажмурилась. Ничего не успев сообразить, она метнулась в воду и, набрав в легкие побольше воздуха, нырнула.

Как ей предупредить Джонаса? Лиз держалась из последних сил, глядя на ярко освещенную поверхность моря. У нее нет ни акваланга, ни маски, ни прикрытия. В любую секунду Джонас всплывет на поверхность, не подозревая об опасности. Никто не может защитить его, кроме нее!

Без водолазного снаряжения она долго под водой не высидит. Лиз подплыла поближе к лесенке. Она терпела из последних сил, но не выныривала на поверхность. Наконец, она заметила какое-то движение. Снизу посветили фонарем.

Когда он увидел ее, у него чуть не остановилось сердце. Она была похожа на утопленницу, которую прибило к катеру. Волосы, казавшиеся бесцветными, колыхались в воде; лицо в луче его фонаря стало мертвенно-белым. Прежде чем разум начал задавать вопросы, он сунул ей в рот свой загубник и дал ей подышать. Под водой они могли общаться только жестами. Джонасу стало страшно. Сжимая в руках ружье для подводной охоты, он вынырнул на поверхность. Лиз вынырнула следом.

— Мистер Шарп! — Моралас поймал их в луч прожектора. — Не волнуйтесь, все в порядке! — На палубе катера Лиз увидела Манчеса в наручниках, окруженного двумя водолазами. — Мисс Палмер, будьте добры, доставьте моих людей и заключенного назад, на Косумель.

Она почувствовала, как напрягся Джонас. Он целился в Манчеса из ружья для подводной охоты. Даже через маску она видела, как горят его глаза — яростным, холодным огнем.

—Джонас, прошу тебя! — Но он уже начал взбираться по лесенке. Лиз подтянулась и без сил упала на палубу. Ей била дрожь; с нее текла вода. — Джонас, не надо, Джонас, все кончено!

Он ее почти не слышал. Все его чувства были сосредоточены на человеке, стоящем в нескольких шагах от него. Их взгляды встретились. Джонас обрадовался, заметив, как кровь отлила от лица Манчеса — тот сразу все понял, и в глазах появился страх. Сейчас он сделает то, ради чего сюда приехал! Закачался медальон у него на цепочке, и Джонас вспомнил о брате. Джерри умер. Его уже не воскресишь. Он опустил ружье.

Манчес откинул голову назад.

—Я вернусь, — тихо пообещал он, презрительно улыбаясь. — Я еще вернусь.

Из ружья вылетел дротик и угодил в палубу между ногами Манчеса. Лиз увидела, как улыбка застывает на лице убийцы — и одновременно появляется на лице Джонаса.

—Я буду ждать.

Неужели все в самом деле кончено? Только об этом и могла думать Лиз, проснувшись в своей теплой постели. Ни ей, ни Джонасу больше ничего не грозит. Косумельская преступная группировка обезврежена. Конечно, Джонас еще долго бушевал и изливал на Мораласа свою ярость. И за ними, и за Манчесом следили, но полиция вышла на сцену только после того, как на Лиз наставили дуло пистолета.

И все же, подумала она, Джонас получил то, за чем приехал. Убийца его брата за решеткой. Он предстанет перед судом и понесет заслуженное наказание. Она надеялась, что для Джонаса этого достаточно.

Пока можно забыть обо всем и просто радоваться утру — обыкновенному погожему утру. Счастливая, она повернулась набок и прижалась к Джонасу. Он привлек ее к себе.

Давай не будем вставать до полудня. Она рассмеялась и потерлась носом о его шею.

У меня...

...куча дел, — закончил он за нее.

Вот именно. И в первый раз за несколько недель я буду заниматься делами, не оглядываясь постоянно через плечо. Я счастлива. — Она посмотрела на него, обвила его шею руками и прижалась к нему. — Я так счастлива!

Достаточно ли ты счастлива, чтобы выйти за меня замуж?

Она словно окаменела, а потом медленно, очень медленно отодвинулась от него.

Что?!

Выходи за меня замуж. Возвращайся со мной в Штаты. Начни новую жизнь.

Ей очень хотелось ответить: «Да». К ее изумлению, сердце так и подталкивало ее ответить: «Да».

Она отодвинулась, ощущая в душе неимоверную тяжесть.

—Не могу.

Джонас задержал ее, не дав встать. Он понял, что ее отказ причинил ему гораздо больше боли, чем он мог предполагать.

Почему?

Джонас, мы с тобой совершенно разные люди, и у каждого из нас своя отдельная жизнь.

Несколько недель назад каждый из нас перестал жить своей отдельной жизнью. — Он взял ее за руки. Отныне у нас совместная жизнь.

Но так не будет. — Она вырвалась. — Ты вернешься к себе в Филадельфию и через несколько недель забудешь, как я выгляжу.

Крепкими пальцами он сжал ее запястья, как наручниками. Рядом с ней в нем как будто всегда кипела ярость, хотя на поверхность она вырывалась редко.

Ну почему ты такая? — воскликнул он, — Почему не можешь принять то, что тебе дают? — Он решил действовать грубо, и вскоре она оказалась под ним. — Я люблю тебя!

Не надо. — Лиз закрыла глаза, потому что нарастающее желание подавляло доводы разума. — Не говори так.

Отталкивает. Она его отталкивает! Сначала Джонасу стало страшно, потом он разозлился. Потом он принял решение.

—Нет, я скажу! Если я скажу все как надо, рано или поздно ты мне поверишь. Ты думаешь, все наши ночи были просто игрой? Неужели ты ничего не почувствовала? Неужели сейчас ты тоже ничего не чувствуешь?

Мне и в тот раз тоже казалось, будто я что-то чувствую.

Тогда ты была совсем ребенком. — Когда она затрясла головой, он крепче сжал ее. — Да-да. В каком-то смысле ты до сих пор ребенок, но я знаю, вижу, какая ты становишься со мной. Знаю! Я не призрак, я не воспоминание. Я живой, и я хочу тебя.

Я тебя боюсь, — прошептала она. — Боюсь, потому что ты заставляешь меня желать того, чего я не могу получить. Я не выйду за тебя замуж, Джонас, потому что я давно перестала рисковать своей жизнью и не рискну жизнью моей дочери. Пожалуйста, отпусти меня.

Он отпустил ее, но, когда она встала, обвил ее руками за талию.

—Для нас еще ничего не кончено.

Лиз склонила голову, прижалась к нему щекой.

—Подари мне несколько дней, которые нам остались. Больше я ни о чем не прошу.

Он приподнял пальцем ее подбородок. Все, что ему хотелось узнать, он прочитал в ее глазах. Мужчина, который все знает и собирается выиграть, может себе позволить ждать.

—До сих пор тебе еще не приходилось иметь дело с таким же упрямцем, как ты сама. Поэтому не думай, будто я оступлюсь. — Он нежно погладил ее по голове. — Одевайся! Я отвезу тебя на работу.

Джонас как будто все забыл, и Лиз успокоилась. Она понимала, что не может выйти за него замуж. Они знают друг друга всего несколько недель, да еще познакомились при таких обстоятельствах, которые обостряют чувства. Она ему небезразлична. Она верила, что небезразлична ему, но любовь... такая любовь, на основе которой можно строить семью, — слишком важная вещь, чтобы рисковать ошибиться.

Она любит его. Любит так сильно, что оттолкнула, хотя ей больше всего на свете хотелось согласиться. Ему нужно вернуться к его жизни, в свой мир. Пройдет время, и он если и вспомнит о ней, то мысленно поблагодарит ее за то, что она закрыла дверь, которую он открыл, повинуясь порыву. Она же будет вспоминать его до конца своих дней.

Уже на подходе к «Черному кораллу» Лиз, кое-как приведя мысли в порядок, спросила:

Чем ты собираешься заняться сегодня?

Я? — Джонас, видимо, тоже глубоко ушел в себя. — Буду загорать и бездельничать.

Бездельничать? — Лиз смерила его недоверчивым взглядом. — Весь день?!

Скажем, я немного отдохну. Возьму выходной. Если берешь несколько выходных подряд, говорят, что берешь отпуск. Кстати, я собирался поехать в отпуск в Париж.

Париж, подумала Лиз. Да, отпуск в Париже — как раз в его духе. На секунду ей стало любопытно, какой в Париже воздух, чем он пахнет.

—Если заскучаешь, можешь выйти в море на катере. Матросом я тебя, пожалуй, возьму. Или инструктором по дайвингу.

За несколько дней я нанырялся достаточно, спасибо. — Джонас плюхнулся в шезлонг перед магазином. Отсюда лучше всего присматривать за ней.

Мигель! — воскликнула Лиз, машинально ища глазами Луиса. — Ты сегодня рано!

Я пришел с Луисом. Он проверяет дайв-бот... у него утренняя группа.

Да, я знаю. — Мигелю она ни за что не доверила бы долго распоряжаться в дайвинг-центре одному. — Может, поможешь ему? А я поработаю здесь.

Bueno, тут пара каких-то типов крутятся вокруг катера для рыбалки. Может, хотят его арендовать?

Я посмотрю. А ты иди. — Вернувшись, она присела на корточки рядом с Джонасом. — Ты пока не приглядишь за магазином? У меня там рядом с «Эмигрантом» двое клиентов.

Джонас поправил темные очки.

—Сколько ты платишь в час?

Лиз прищурилась.

—Сегодня могу расплатиться ужином.

Улыбнувшись, он вошел внутрь и стал за прилавок.

—Не торопись!

Лиз стало весело. Она не торопясь шла по дорожке к пирсу, наслаждаясь ясным утром. Можно будет на целый день уйти в море на рыбалку. Так, что еще? Аквабайки заказаны, но за них еще надо заплатить. И потом, ей хотелось самой их опробовать. Она снова вспомнила о Джонасе — как он опешил, когда неожиданно выловил крупную рыбину! Подходя к двум мужчинам у катера, Лиз широко улыбнулась.

Buеnos dias, — начала она и тут узнала одного из рыбаков. — Мистер Эмбакл! — Лиз радостно протянула ему руку. — Не знала, что вы вернулись! Наверное, прилетели на выходные?

Совершенно верно. — Эмбакл дружелюбно похлопал ее по руке; его почти лысый череп блестел на солнце. — Когда на меня нападает охота, я подхватываюсь и лечу.

Надумали поохотиться на крупную рыбу?

Странно, что вы именно так выразились. Только что я говорил своему помощнику, что охочусь только на крупную рыбу.

Только на крупную. — Скотт Трайдент повернулся к ней лицом и сдвинул на затылок соломенную шляпу. — Совершенно верно, Клэнси.

Не поворачивайтесь, милочка. — Эмбакл стиснул ее пальцы, не давая ей шевельнуться. — Спокойно, без шума поднимайтесь на борт. Мы немного поговорим, а потом, наверное, прокатимся.

Давно вы обстряпываете свои темные делишки через мой дайвинг-центр? — Лиз заметила под курткой у Скотта пистолет. Подать знак Джонасу она не могла — не смела.

Уже года два. После того как понял, как замечательно расположен ваш «Черный коралл». Обычно наши колумбийские партнеры поставляют товар в Майами. Последние несколько лет работать стало трудно; обычные маршруты слишком рискованные. Через Косумель получается дольше, зато надежнее: убытков меньше.

Значит, главарь — вы, — прошептала Лиз. — Именно за вами охотится полиция!

Я бизнесмен, — с улыбкой возразил Эмбакл-Клэнси. — А ну-ка, живо на борт, барышня!

За мной следит полиция, — сказала Лиз, спрыгивая на палубу.

Полиция получила Манчеса. Если бы он не попытался нас нагреть, последняя партия прошла бы гладко.

Нагреть?

Совершенно верно, — кивнул Скотт, заходя сбоку. — Пабло решил, что больше заработает самостоятельно, чем в команде.

Но мистер Трайдент вовремя сообщил о своем напарнике и заслужил повышение. В моей организации широко развита программа поощрений.

Скотт ухмыльнулся:

Против властей не попрешь!

Это вы убили Джерри Шарпа... — С трудом веря в происходящее, Лиз посмотрела на невысокого лысого толстячка, который так часто болтал с ней и брал у нее напрокат акваланги. — Его убили по вашему приказу!

Он украл у меня много денег. — При неприятном воспоминании Эмбакл поморщился. — Очень много! Я велел Манчесу избавиться от него. По правде говоря, одно время я думал, не сделать ли посредницей вас. Но потом понял, что проще производить обмен в вашем дайвинг-центре, не ставя вас в известность. Вы очень нравитесь моей жене.

Вашей жене... — Лиз сразу вспомнила опрятную почтенную пожилую даму, которая носит старомодные купальники с рюшками. — Она в курсе, что вы торгуете наркотиками и убиваете людей?

Она думает, что я биржевой маклер. — Эмбакл широко улыбнулся. — Я торгую «снежком» уже десять лет, а моя жена не отличит кокаин от сахарной пудры! Нет, милочка, работа отдельно, а семья — отдельно! Старушка очень расстроится, когда узнает, что с вами произошел несчастный случай. А сейчас мы с вами отправимся на небольшую морскую прогулку. Заодно поговорим о трехстах тысячах, которые наш друг Джерри увел у меня из-под носа. Скотт, отдавай швартовы!

Нет! — Думая только о выживании, Лиз метнулась к причалу.

Эмбакл толкнул ее назад, на палубу, покачал головой, отряхнул руки и повернулся к ней:

Я хотел, чтобы все было чисто. Знаете, ведь это я подкрутил манометр на вашем акваланге, надеясь, что вы все поймете и утихомиритесь. Я всегда питал к вам слабость, барышня. Но дело есть дело. — Шумно вздохнув, он повернулся к Скотту: — Поскольку ты занял место Пабло, ты знаешь, что делать.

Конечно, знаю. — Трайдент достал револьвер и посмотрел Лиз в глаза. Она замерла, и вдруг Трайдент круто повернулся к Эмбаклу: — Вы арестованы! — Второй рукой он показал ему служебное удостоверение. — Вы имеете право хранить молчание... — Вот последнее, что услышала Лиз перед тем, как закрыла голову руками и разрыдалась.

Глава 12

—Черт побери, я хочу знать, что здесь происходит!

Они все находились в кабинете Мораласа. Джонас не мог усидеть на месте. Он стоял за спиной Лиз, обеими руками вцепившись в спинку ее стула. Если кто-то к ней приблизится, он сначала ударит, а потом будет задавать вопросы. Он уже врезал несчастному полицейскому, который пытался удержать его, когда он увидел Лиз на палубе «Эмигранта» рядом со Скоттом.

Скрестив на столешнице кисти рук, Моралас смерил Джонаса долгим спокойным взглядом.

Наверное, будет лучше, если вам все объяснит ваш соотечественник.

Специальный агент Дональд Скотт. — Человек, которого Лиз знала под именем Скотта Трайдента, примостился на углу стола Мораласа. — Лиз, извините меня за обман. — Хотя специальный агент говорил спокойно и уверенно, он не мог скрыть обуревавшего его волнения. Отпив из чашки кофе, он поднял глаза на Джонаса и подумал: с таким объясняться нелегко. Но Скотт всегда верил, что цель оправдывает средства. — Я уже три года охочусь за этим сукиным сыном! — Он отпил еще кофе, наслаждаясь победой. — Два года ушло на то, чтобы внедриться в преступную группировку, но мне все равно никак не удавалось добраться до главаря. Тут даже ЦРУ оказалось бессильно. Он был осторожен. Последние восемь месяцев я работал в паре с Манчесом под именем Скотта Трайдента. Но к самому Эмбаклу сумел подобраться лишь два дня назад.

Вы ее использовали! — Джонас положил руку Лиз на плечо. — Вы привлекли ее к своей операции!

Да. Главное, мы долго не могли понять, с ними вы или нет. Лиз, мы давно в курсе их «обменных операций» в вашем «Черном коралле». Нам известно, что вы — опытная аквалангистка. Если честно, нашей организации почти все о вас известно. Некоторое время вы считались у нас подозреваемой номер один.

Подозреваемой?! — Лиз скромно сложила руки на коленях, но в душе у нее пылал праведный гнев. — Вы меня подозревали!

Вы покинули Соединенные Штаты больше десяти лет назад. С тех пор туда не возвращались. У вас имелись и связи, и средства для того, чтобы осуществлять контрабанду наркотиков. Почти весь год вы держите дочь вдали от острова; она учится в одной из лучших хьюстонских школ...

Это вас не касается.

Такие подробности нас всегда касаются. Когда вы поселили у себя Джерри Шарпа и дали ему работу, мы стали присматриваться к вам еще пристальнее. Он придерживался других взглядов, но мы его задействовали не за взгляды.

Лиз почувствовала, как сжимаются пальцы Джонаса, и, покосившись на него, переспросила:

Задействовали?!

Я вошел с ним в контакт в Новом Орлеане. О Джерри Шарпе мы тоже знали все. Он был мошенником, ловкачом, но работал красиво. — Внимательно разглядывая Джонаса, специальный агент снова отпил кофе. — Мы с ним заключили сделку. Если он сумеет внедриться в преступную группировку и передавать нам нужные сведения, мы забудем о нескольких его... скажем, опрометчивых поступках. Мне нравился ваш брат, — сказал Скотт, обращаясь к Джонасу. — В самом деле нравился. Сумей он остепениться, из него вышел бы отличный полицейский. Он с удовольствием, как он говорил, «кидал плохих парней».

Хотите сказать, что Джерри работал на вас?! — Джонас почувствовал, как раздирающие его эмоции вырываются на поверхность. Картина, в которую он с трудом заставил себя поверить, вдруг начала меняться.

Совершенно верно. — Скотт достал сигарету и чиркнул спичкой; он прикурил не сразу, долю секунды смотрел на язычок пламени. — Он мне нравился — я серьезно. Его подход к жизни выглядел оригинально. Поговоришь с ним — и кажется, что вокруг все не так уж паршиво...

Да, Джерри был таким, подумал Джонас. Он отвернулся и подошел к окну. Вода тихо плескалась о корпуса катеров. На поверхности воды плясало солнце; по волнолому шли дети. Почти такую же картинку он увидел в первый день, когда прилетел на Косумель. Кое-что осталось неизменным; зато другое постоянно менялось.

—Что случилось потом?

—Джерри не очень любил подчиняться приказам. Хотел все исполнить поскорее и получше. Однажды он признался, что должен кое-что доказать себе и другой своей половине. Своей лучшей половине.

Джонас медленно поднял голову. Прежняя боль вернулась — мучительная, острая боль. Лиз все поняла по его глазам и тут же подошла к нему.

Продолжайте.

Он вбил себе в голову, что должен украсть деньги, полученные за наркотики. Я и понятия ни о чем не имел, пока он не позвонил мне из Акапулько. Он решил, что в таком случае главарю придется вести с ним переговоры лично. Я велел ему не показываться на острове, обещал защиту. Его могли отвезти обратно в Штаты и поместить в безопасное место, пока операция не закончится. — Повертев обгорелую спичку в руке, Скотт бросил ее в пепельницу. — Он меня не послушался. Вернулся на Косумель и попытался сам договориться с Манчесом. Прежде чем я успел вмешаться, все было кончено. Но даже если бы я заранее знал, что они готовят, я вряд ли смог бы помешать... Мистер Шарп, поверьте, нам не доставляет удовольствия жертвовать гражданскими людьми. А мне не доставляет удовольствия терять друзей.

Гнев мало-помалу выходил из Джонаса. Как это похоже на Джерри, подумал он. Джерри обожал приключения, риск... Он вечно ходил по краю пропасти.

—Продолжайте!

Мы получили приказ надавить на Лиз. — Скотт невесело хмыкнул. — И от своего начальства, и от Клэнси. С обеих сторон. Но только после вашей поездки в Акапулько мы убедились в том, что вы не состоите в преступной группировке. Вы перестали быть подозреваемой и превратились в приманку.

Я сразу же обратилась в полицию! — Лиз посмотрела на Мораласа. — Я пришла к вам. А вы ничего мне не сказали!

— До вчерашнего дня я понятия не имел о том, кто такой агент Скотт. Знал только, что на острове кто-то работает под прикрытием и что нужно задействовать вас.

—Вас охраняли, — добавил Скотт. — Днем и ночью вас охраняли люди Мораласа и мои люди. А вы, — он повернулся к Джонасу, — частенько нам мешали. Повели собственное расследование... Наверное, у вас и Джерри было больше общего, чем кажется.

Джонасу показалось, что цепочка с медальоном режет ему шею.

Да, наверное.

В общем, у нас был выбор: довольствоваться Манчесом и другими мелкими сошками или рискнуть и все поставить на карту. Мы решили все поставить на карту.

А кейс, который мы занесли в пещеру, — подстава?

Манчесу приказали сделать все возможное, чтобы вернуть деньги, которые забрал Джерри. О банковской ячейке в Акапулько они не знали. — Скотт выпустил дым. — Пришлось действовать быстро и импровизировать, чтобы сохранить тайну. Но тогда мы тоже ничего не знали о ячейке — пока вы не привели нас к ней. Ну а Эмбакл собирался забрать деньги, которые, как он знал, были у вас. Он собирался представить дело так, словно главарем были вы. Все очень просто. Вас находят мертвой, с него снимаются подозрения. Он собирался ненадолго залечь на дно, а потом возобновить свои грязные делишки в другом месте. Это я узнал от Манчеса. Вас собирались подставить, — продолжал Скотт. — И его тоже. Я пошел к Мерриворту, расшумелся, сказал, что Манчес якобы собирается кинуть нас и сбежать. Как только Манчес подплыл к вашему катеру, я позвонил человеку, которого знал под фамилией Клэнси. В результате меня повысили, а Клэнси срочно вылетел на Косумель, чтобы лично разобраться с вами.

Лиз попыталась взглянуть на произошедшее глазами специального агента, но у нее ничего не получилось. Для него все это игра, а она и другие — пешки. Она так не могла.

Вы еще вчера утром знали, кто он такой, и все же позволили мне подняться на катер!

Вокруг были рассредоточены несколько снайперов. И потом, Эмбакл не был вооружен, а у меня был пистолет. Мы ждали, когда он отдаст приказ убить Лиз. Хорошо, что он успел кое-что вам рассказать. Когда дело попадет в суд, важно, чтобы у мерзавца не осталось ни одной лазейки. Мы добьемся, чтобы их засадили надолго. Вы юрист, Шарп. Вы знаете, как часто бывает. Арестовываем преступника, у нас куча улик, но его оправдывают! Слишком часто я видел, как этим ублюдкам удаётся выйти сухими из воды. — Скотт выдохнул дым через стиснутые зубы. — Голубчик попадет прямиком в федеральную тюрьму!

—Остается выяснить, где будут судить преступников, у вас или у нас в стране, — тихо возразил Моралас.

Когда Скотт круто развернулся к нему, он не шелохнулся.

Слушайте, Моралас...

Мы с вами поговорим потом. А вы, — Моралас обращался к Джонасу и Лиз, — примите мою благодарность и извинения. Мне очень жаль, что все так вышло.

Мне тоже, — прошептала Лиз и повернулась к Скотту. — Неужели дело того стоило?

Эмбакл тоннами ввозил в Штаты кокаин! На его совести не меньше пятнадцати убийств в США и Мексике. Да, дело того стоило.

Она кивнула.

Надеюсь, вы поймете меня правильно, но мне больше никогда не хочется вас видеть. — Сжав руку Джонаса, она натужно улыбнулась. — Кстати, дайвер из вас никудышный.

Жаль, что мы с вами так и не выпили вместе. — Скотт оглянулся на Джонаса. — Простите меня... за все.

Спасибо, что рассказали о брате. Теперь многое поменялось.

Я порекомендую представить его к награде. Ее вышлют вашим родителям.

—Для них это очень важно. — Джонас в искреннем порыве протянул руку. — Вы делали свое дело... я понимаю. Мы все выполняем свой долг.

—Это не значит, что я ни о чем не жалею.

Джонас кивнул. То, что угнетало его последние недели, ушло.

—Ну а за то, что последние несколько недель вы превратили жизнь Лиз в ад... — Он очень хладнокровно сжал кулак и от всей души врезал Скотту в челюсть.

Щуплый специальный агент полетел на пол, опрокинув стул.

—Джонас! — Потрясенная Лиз вытаращила глаза. Как это ни невероятно, ей вдруг стало смешно. Прижав ладонь ко рту, она оперлась о Джонаса и расхохоталась.

Моралас с довольным видом сидел за столом и мелкими глотками пил кофе.

Скотт сидел на полу и осторожно растирал челюсть.

—Мы все выполняем свой долг, — проворчал он.

Джонас повернулся к нему спиной.

—До свидания, капитан!

Моралас по-прежнему невозмутимо сидел за столом.

—До свидания, мистер Шарп. — Он встал и, проявив необычную для себя галантность, поцеловал Лиз руку. — Vaya con dias!

Подождав, пока за ними закроется дверь, он сверху вниз посмотрел на Скотта:

—Разумеется, за поврежденный стул заплатит ваше правительство.


* * *


Он улетел. Она его прогнала. Прошло почти две недели, а Лиз каждое утро просыпалась с одной и той же мыслью. Джонаса больше нет рядом. Все к лучшему. Прошло почти две недели, но она каждое утро, просыпаясь, убеждала себя, что поступила правильно. Если бы она послушала свое сердце, она бы ответила ему: «Да» в ту же секунду, как он попросил ее выйти за него замуж. Она бы, не раздумывая, бросила все и улетела с ним. И сломала бы ему жизнь — а может, и себе тоже.

Он уже вернулся в свой привычный мир: корпит над сводами законов, выступает в суде, ходит на светские приемы. Он наверняка уже начал забывать время, проведенное на Косумеле. В конце концов, он ей не писал. Не звонил. Улетел через день после того, как арестовали Эмбакла, не сказав ей больше ни слова о любви. Найдя Манчеса, он победил своих призраков и сохранил себя.

Джонас улетел, и Лиз снова осталась одна. Да ведь она с самого начала об этом мечтала! И твердо пообещала себе, что ни о чем не будет жалеть. Все, что она дарила Джонасу, она дарила без всяких условий и надежд на будущее. То, что подарил ей он, навсегда останется с ней.

Солнце уже взошло. Лиз подумала: будет жаркий день. Но пока, утром, воздух бодр, как веселая мелодия. Да, она отказалась от любви, но тоже сохранила себя. Месяц воспоминаний можно растянуть на всю жизнь. И потом, совсем скоро она увидит Веру!

Лиз поставила мотоцикл на стоянку и прислушалась к гулу взлетающего самолета. Наверное, сейчас Вера и ее родители перелетают Мексиканский залив. Лиз направилась к зданию аэропорта. Как ни глупо волноваться, она ничего не могла с собой поделать. Нелепо приезжать в аэропорт почти на час раньше, но дома она сошла бы с ума. Лиз обошла клумбу с бархатцами и геранью и вспомнила, что мама любит цветы. Она решила купить букет.

В аэропорту было прохладно и шумно. Туристы прилетали, улетали; почти все заходили в магазинчики с сувенирами и товарами в дорогу. Лиз обошла несколько магазинов по очереди, бездумно скупая все подряд, что нравилось. К тому времени, как она подошла к залу прилета, в руках у нее были два пакета с покупками и букет увядших гвоздик.

Сейчас она будет здесь, думала Лиз. Вот-вот появится Вера. Лиз переложила оба пакета в одну руку и нервно пригладила волосы. Пассажиры, ждущие вылета, дремали на черных пластиковых креслах или читали путеводители. Какая-то женщина подкрашивала губы, смотрясь в зеркальце пудреницы. Интересно, успеет ли она забежать в дамскую комнату и привести в порядок лицо? Прикусив губу, Лиз решила, что не отойдет от окна ни на минуту. Усидеть на месте она тоже не могла, поэтому расхаживала взад и вперед перед широкой застекленной перегородкой и наблюдала, как взлетают и садятся самолеты. Уже поздно. Самолеты всегда опаздывают, если их ждешь. Небо ясное, голубое. Она знала, что в Хьюстоне погода примерно такая же — она уже несколько дней слушала прогноз. В нетерпении она подошла к стойке и спросила, когда прибывает рейс из Хьюстона.

Охранник-мексиканец пожал плечами и ответил:

—Когда прилетит, тогда и прилетит.

Лиз пожалела, что спросила. Прошло еще десять минут, и она готова была кричать. Наконец их самолет сел. Ей не нужно было слушать объявление, она и так поняла. С глухо колотящимся сердцем она ждала у дверей.

На Вере были синие брюки в полоску и белая блузка. Волосы у нее отросли, подумала Лиз, глядя, как дочь спускается по трапу. Она выросла — хотя самой Вере уже этого не скажешь; она только наморщит нос и закатит глаза. Ладони у Лиз сделались влажными. Не плачь, не плачь, приказывала себе она. Но глаза уже наполнялись слезами. Потом Вера подняла голову и увидела ее. Широко улыбнувшись и помахав рукой, она побежала к ней. Лиз, бросив пакеты, кинулась навстречу дочери.

—Мама, я специально выбрала место у окошка, но нашего дома так и не увидела! — Восторженно крича, Вера обняла мать за шею. — Я привезла тебе подарок!

Прижавшись лицом к шее Веры, Лиз вдохнула запах пудры, мыла и шоколада; белая блузка тоже оказалась в шоколадных потеках.

—Дай взглянуть на тебя! — Отодвинув дочь, Лиз наслаждалась зрелищем. Какая она красивая, вдруг поняла Лиз и вздрогнула. Ее больше не назовешь ни хорошенькой, ни умненькой. Ее дочь стала настоящей красавицей!

«Я больше не смогу ее отпустить. — Озарение ударило ее, как стена. — Я никогда не смогу больше отпустить ее от себя!»

У тебя... выпал зуб, — с трудом проговорила Лиз, гладя дочь по голове.

Целых два! — Вера продемонстрировала две щербинки. — Бабушка велела положить их под подушку, а я привезла их с собой, чтобы положить под подушку здесь, дома. Можно мне песо?

Да. — Лиз расцеловала дочь в обе щеки. — С возвращением!

Крепко держа Веру за руку, Лиз пошла навстречу родителям. Сначала она молча смотрела на них, стараясь увидеть их как будто со стороны. Отец высокий и еще стройный, хотя волосы уже редеют. Он широко улыбается, как всегда, когда она делает что-нибудь особенно хорошее. Мама стоит рядом, ухоженная и подтянутая. Со стороны может показаться, будто самой большой бедой в жизни мамы становится подгоревшее жаркое. А на самом деле мама прочная и надежная, как скала. В глазах у нее слезы. Лиз на миг подумалось: неужели в начале лета ее мама чувствует себя такой же опустошенной, как она сама — в конце лета?

—Мама! — Лиз бросилась к родителям; они по очереди обняли ее. — Ох, как же я по вас скучала! Мне вас всех очень недоставало.

«Я хочу домой», — внезапно подумала она и едва не произнесла это вслух. Ей очень нужно домой.

—Мама! — Вера тянула ее за карман джинсов. — Мама!

У Лиз закружилась голова. Она подхватила дочь на руки.

—Да. — Она принялась покрывать лицо Веры поцелуями, пока девочка не захихикала. — Да, да, да!

Вера прижалась к ней.

Иди поздоровайся с Джонасом.

Что?

Он прилетел с нами. Подойди к нему и поздоровайся.

Я не... — И тут она увидела его. Он стоял, прислонясь к окну, и, не спеша, наблюдал за ними. Кровь отлила от головы к сердцу; Лиз показалось, что сейчас у нее что-нибудь лопнет. Держась за Веру, она не двигалась с места. Джонас подошел к ней, крепко обнял обеими руками и страстно поцеловал.

Рад тебя видеть, — прошептал он и, нагнувшись, подхватил пакеты, о которых Лиз совсем забыла. — Наверное, это вам. — Он протянул цветы матери Лиз.

Да... — Лиз пыталась собраться с мыслями, но они упорно разбегались. — Я забыла.

Очень красивые. — Мать улыбнулась дочери. — Джонас отвезет нас в отель. Я пригласила его сегодня к ужину. Надеюсь, ты не возражаешь? Ты всегда готовишь на целый полк...

Нет, я... Конечно!

Тогда до встречи. — Мама снова быстро поцеловала Лиз. — Знаю, тебе не терпится отвезти Веру домой и побыть с ней наедине. Увидимся вечером.

Но я...

Наш багаж здесь. Нам еще нужно пройти таможню.

Не успела Лиз произнести и слова, как осталась наедине с дочерью.

Можно по пути заехать к сеньору Пессадо?

Да, — рассеянно ответила Лиз.

Можно мне конфет?

Лиз покосилась на дочкину блузку, где расплылось шоколадное пятно.

—По-моему, тебе уже хватит,

Вера только улыбнулась. Она знала, что всегда может рассчитывать на сеньора Пессадо.

—Тогда поехали домой!


Лиз дождалась, пока Вера не распакует вещи, пока хрустальная птичка, которую подарила ей Вера, не будет висеть над окном, а дочь не съест две лепешки тако и не выпьет пол-литра молока.

Вера... — Ей хотелось, чтобы голос звучал беззаботно. — Когда ты познакомилась с мистером Шарпом?

С Джонасом? Он приехал к бабушке домой. — Вера придирчиво осматривала куклу, которую подарила ей Лиз.

К бабушке?! Когда?

Не знаю. — Вера решила назвать куклу Кассандрой. Она красивая, с длинными волосами — ей такое имя пойдет. — Можно мне теперь мороженого?

Ах... да. — Лиз подошла к морозилке. — Вера, ты знаешь, зачем он приезжал к бабушке?

По-моему, хотел с ней поговорить. И с дедушкой тоже. Он остался на ужин. Я поняла, что он понравился бабушке, потому что она испекла пирожки с вишней. Мне он тоже понравился. Он здорово умеет играть на пианино. — Вера многозначительно посмотрела на мороженое. Она удовлетворенно вздохнула, когда мама добавила еще шарик. — Он водил меня в зоопарк.

Что-о?! — Миска с мороженым едва не выпала у Лиз из рук. — Джонас водил тебя в зоопарк?

Да, в прошлую субботу. Мы кормили обезьянок попкорном, но больше съели сами. — Вера хихикнула и зачерпнула полную ложку мороженого. — Он рассказывает всякие смешные истории. Я коленку поцарапала. — Вдруг вспомнив о своем приключении, Вера задрала штанину и показала отметину.

Ох, милая... — Ранка оказалась маленькой и уже затянулась, но Лиз все равно ее поцеловала. — Как же это получилось?

В зоопарке. Я бежала. В новых кроссовках я умею очень быстро бегать, но я споткнулась. Я не плакала.

Лиз спустила штанину.

Ты у меня умница.

Джонас не разозлился, не ругал меня. Он промокнул ссадину носовым платком. Крови было много. — Довольная собой, девочка улыбнулась. — Он сказал, что у меня красивые глаза — как у тебя.

Внезапно Лиз испугалась и ничего не смогла с собой поделать.

Вот как? А что еще он говорил?

Мы с ним говорили о Мексике и о Хьюстоне. Он спросил, где мне больше нравится.

Лиз положила руки на колени дочери. Вот что самое главное, поняла она. Только это и главное.

И что ты ему сказала?

Мне больше нравится там, где ты. — Вера выскребла со дна остатки мороженого. — Он сказал, что ему тоже больше нравится там, где ты. Он будет твоим бойфрендом?

Моим... кем? — Лиз с трудом сдержала смех. — Нет.

У мамы Чарлин есть бойфренд, но он не такой высокий, как Джонас. И в зоопарк ее не водит. Джонас сказал, может быть, когда-нибудь мы поедем в Филадельфию и увидим Колокол свободы. Как по-твоему, поедем?

Лиз отвернулась к раковине и стала мыть блюдо из-под мороженого.

Посмотрим, — проворчала она.

Слушай, кто-то идет. — Вера вскочила и пулей метнулась к двери. — Это Джонас! — Радостно крикнув, она выбежала на крыльцо и понеслась ему навстречу.

Вера! — Лиз выбежала из кухни на крыльцо и увидела, как Вера бросается Джонасу на руки. Смеясь, он подхватил ее, подбросил в воздух и снова поставил на землю — так естественно, как будто делал это всю жизнь. Лиз комкала в руках посудное полотенце.

Ты рано. — Довольная, Вера цеплялась за его руку. — А мы как раз о тебе говорили.

Правда? — Джонас взъерошил волосы Вере, но смотрел при этом на Лиз. — Странно, потому что я как раз думал о вас.

Мы хотим приготовить паэлью — дедушка ее очень любит. Будешь помогать?

Вера... — начала было Лиз.

Я с удовольствием, — перебил ее Джонас. — После того как поговорю с твоей мамой. — У подножия крыльца он присел на корточки, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом Веры. — Мне очень нужно поговорить с твоей мамой наедине.

Вера скривила губы.

—Зачем?

—Хочу уговорить ее выйти за меня замуж.

Не обращая внимания на потрясенное лицо Лиз, он ждал, что скажет Вера. Девочка прищурилась и поджала губы.

—Она сказала, ты ей не бойфренд. Я спрашивала!

Он широко улыбнулся и придвинулся к девочке.

Мне надо ее уговорить, вот и все.

Бабушка говорит, никто ни в чем не может убедить маму. Она очень упрямая.

Я тоже, и я зарабатываю на жизнь тем, что постоянно кого-то убеждаю. Но, может, ты тоже потом замолвишь за меня словечко?

Вера задумалась, а потом просияла:

—Идет! Мама, можно мне к Роберто? Ты сказала, у них родились щенята.

Лиз расправила полотенце и тут же снова скомкала его.

—Иди, но ненадолго.

Джонас выпрямился и посмотрел Вере вслед. Она опрометью кинулась к дому напротив.

—Элизабет, дочка у тебя получилась замечательная.

—В основном это ее заслуга.

Обернувшись, он заметил, как напряглось ее лицо. Он не испытал недовольства. Но вспомнил, как она смотрела на дочь, раскрывая ей объятия в аэропорту. Ему ужасно захотелось снова увидеть на ее лице то выражение.

Может, впустишь меня в дом? — спросил он, поднимаясь на крыльцо. — Или поговорим прямо здесь?

Джонас, я не знаю, зачем ты вернулся, но...

Разумеется, ты прекрасно знаешь, зачем я вернулся. Ты же не дура.

Нам с тобой не о чем разговаривать.

Вот как? — Джонас одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние. Лиз не убежала, хотя и приказала себе не поддаваться. Он привлек ее к себе, и она, не колеблясь ни секунды, прильнула губами к его губам. Мир вокруг снова обрел смысл. — Если не хочешь разговаривать, войдем в дом и займемся любовью, пока у тебя в голове не прояснится.

У меня в голове и так все прояснилось. — Лиз положила руки ему на плечи и начала отодвигаться.

Я люблю тебя.

Он почувствовал, как она вздрогнула, увидел вспышку радости в ее глазах, но все сразу прошло. Она отвернулась.

Джонас, это невозможно.

Ты не права. Все очень даже возможно — более того, все уже сделано. Самое главное, Лиз, я тебе нужен.

Ее глаза превратились в узкие щелочки.

Позволь мне самой решать, что мне нужно, а что нет!

Вот за что я тебя люблю, — просто сказал он, сразу выбив почву у нее из-под ног.

Джонас...

Неужели ты не скучала по мне? — Лиз собралась что-то ответить, но передумала. — Вижу, ты намерена воспользоваться пятой поправкой — отказываешься свидетельствовать против себя. — Джонас отошел от нее на шаг. — Неужели ты будешь уверять меня, что последние дни хорошо спала? Неужели ты не ворочалась в постели, вспоминая все, что между нами было? Неужели ты сейчас, глядя мне в глаза, посмеешь уверять, будто не влюблена в меня?

Лиз никогда не умела врать. Она отвернулась и не спеша повесила полотенце на перила.

—Джонас, я не имею права жить, полагаясь на чувства.

Отныне имеешь. Тебе понравился подарок, который привезла Вера?

Что? — Она в замешательстве повернулась к нему. — Да, конечно, понравился.

Вот и хорошо. Я тоже кое-что тебе привез. — Он достал из кармана коробочку. Лиз успела заметить, как сверкнул на солнце бриллиант. Ей захотелось спрятать руку за спину, но Джонас ее опередил и проворно надел кольцо ей на палец. — Ну вот, теперь все официально.

Не нужно было даже смотреть на кольцо, но она не сумела удержаться. Бриллиант был огранен в виде слезы; идеально прозрачный, он сверкал, как мечта.

Джонас, не глупи, — прошептала она, но снять кольцо не сумела себя заставить.

Ты выйдешь за меня замуж. — Он взял ее за плечи и прислонил к перилам. — Это не обсуждается. А что потом — выбирай. Возможностей у нас несколько. Я могу оставить практику и переселиться на Косумель. Ты будешь меня содержать.

Лиз судорожно выдохнула — не поймешь, то ли презрительно хмыкнула, то ли рассмеялась:

Вот теперь ты по-настоящему валяешь дурака!

Такой вариант тебе не подходит. Отлично! Мне он тоже не очень нравится. Вторая возможность. Уезжай со мной в Филадельфию. Я буду тебя содержать.

Она тут же вздернула подбородок.

—Мне не нужно, чтобы меня содержали!

Великолепно. Значит, насчет двух первых вариантов мы с тобой согласны. — Он погладил ее по голове и сам себе удивился. Оказывается, он не такой выдержанный, каким привык себя считать. — Возможность номер три. Возвращайся в Штаты. Возьми карту, закрой глаза и ткни наугад в любую точку. Там мы с тобой и будем жить.

Так нельзя! — Отстранившись, Лиз начала мерить веранду шагами. В глубине души зарождалось незнакомое чувство: так жить можно. — Неужели ты не понимаешь, что так нельзя? — спросила она больше у себя, чем у него. — У тебя работа. У меня мой бизнес. Я никогда не стану образцовой женой для такого человека, как ты. Я тебе не подхожу.

Кроме тебя, мне никто не подходит. — Джонас снова схватил ее за плечи. Нет, выдержки ему явно не хватает! — Лиз, черт побери, ты для меня единственная! Если твой бизнес так много для тебя значит, не бросай его. Пусть «Черным кораллом» управляет Луис. Мы с тобой, если захочешь, будем наведываться сюда хоть через каждые два месяца. Создай еще один дайвинг-центр. Мы поедем во Флориду, в Калифорнию — в любое место, где занимаются подводным плаванием. А еще... — Он выждал, пока не убедился, что Лиз смотрит на него во все глаза. — А еще ты можешь вернуться в колледж и продолжить учебу.

В глазах у нее мелькнули изумление, восторг — и сразу угасли.

—С учебой покончено.

Черта с два! Посмотри на себя — ведь ты об этом мечтаешь! Сохрани «Черный коралл», открой еще один дайвинг-центр, открой еще десять — но удели внимание и себе самой.

Прошло больше десяти лет.

Он смерил ее удивленным взглядом:

Когда-то ты сама призналась, что ничего бы в своей жизни не меняла.

Я говорила серьезно, но сесть за парту сейчас, когда прошло столько лет...

Боишься?

Она прищурилась и задумалась; по спине пробежал холодок.

— Да.

Джонас весело рассмеялся, любуясь ею.

—Женщина, за последние несколько недель ты побывала в аду и уцелела. Тебе ли бояться учебы в колледже?

Лиз глубоко вздохнула и отвернулась.

А если я не справлюсь?

Ну и что? — Он снова развернул ее к себе. — Значит, упадешь лицом в грязь. А я буду рядом и упаду вместе с тобой. Лиз, нам с тобой пора рискнуть. Поставить все на карту!

Ах, как хочется тебе поверить. — Она подняла руку и погладила его по лицу. — Очень хочется. Я люблю тебя, Джонас. Я так тебя люблю!

Она страстно прижалась к нему — сливаясь с ним, растворяясь в нем.

—Лиз, ты нужна мне. Без тебя я назад не вернусь.

Лиз подняла на него глаза. Она была почти готова ему поверить.

Но ведь речь не только обо мне. Ты должен понять, что я не могу поступать как мне заблагорассудится.

Ты о Вере? — Джонас снова отстранил ее на расстояние вытянутой руки. — Последние две недели я знакомился с ней. Сначала я преследовал одну цель: втереться к ней в доверие. Я понял, что только через нее могу добраться до тебя.

Об этом Лиз уже догадалась,

Регулярно водил ее в зоопарк?

Вот именно. Но я не подозревал, что ее так же легко полюбить, как и ее мать. Она мне тоже нужна.

Лиз предостерегающе вскинула вверх руку:

Не понимаю!

Хочу, чтобы Вера стала моей дочерью по закону. Разреши мне удочерить ее.

Удочерить?! — Лиз ожидала чего угодно, только не этого. — Но ведь она...

Да-да, Вера — твоя дочь, — перебил Джонас. — А будет наша. Придется тебе поделиться. Если тебе непременно хочется, чтобы она ходила в хьюстонскую школу, мы поселимся в Хьюстоне. Через год, надеюсь, у Веры появится братик или сестричка, потому что ей, как и нам, нужна большая семья.

Он предлагал ей все, все, о чем она мечтала, но ее разум пока не способен был все вместить. Лиз робко протянула ему руку:

Она дочь другого человека. Как ты сможешь это забыть?

Она наша дочь, — возразил Джонас. — Ты ведь сама говорила, что она только твоя. А теперь будет еще и моя. — Взяв ее за обе руки, он поцеловал их. — И ты тоже.

— Джонас, ты понимаешь, что делаешь? Ты хочешь жениться на женщине, которой придется учиться с нуля и у которой почти взрослая дочь. Ты осложняешь себе жизнь!

— Ну да... а может, я ее спасаю.

И ее жизнь он тоже спасает. Сердце глухо заколотилось в груди, кровь прилила к голове. Впервые за много лет она сумела без страха посмотреть на свое прошлое. Она закрыла глаза и, глубоко вздохнув, отвернулась.

— Не торопись, подумай, — прошептала она. — Убедись во всем окончательно. Если я дам себе волю, если я скажу: «Да», а ты передумаешь, я возненавижу тебя до конца жизни.

Он подтянул ее к себе, шутливо ухватив за блузку.

—Через неделю мы поедем на ферму моих родителей в Ланкастере, позовем сельского священника, мирового судью, шамана — кого угодно! — и поженимся. Я уже распорядился подготовить все документы для удочерения. Скоро мы станем одной семьей, и у нас будет одна фамилия. У тебя, у Веры и у меня.

Лиз со вздохом прислонилась к опорному столбу и посмотрела ему в лицо. Он красивый. Сильный, страстный и выдержанный. И лицо у него красивое... Теперь ее жизнь навсегда связана с этим лицом. Оно настоящее, из плоти и крови, и драгоценное, как мечта. Ее любимый вернулся, ее ребенок с ней, и ничего невозможного нет.

— Когда я впервые тебя увидела, я подумала: вот мужчина, который всегда получает что хочет.

— И ты оказалась совершенно права. — Джонас снова взял ее за обе руки. — Что же мы скажем Вере? — осведомился он.

Лиз медленно изогнула губы в улыбке:

— Наверное, лучше всего сказать ей правду: ты меня уговорил.

1

Дайв-бот — небольшое судно, используемое дли доставки аквалангистов к месту погружения.

2

Сноркелинг — вид плавания под поверхностью воды с маской, трубкой и ластами.

3

Тулум — руины доколумбова города цивилизации майя, расположенные на 12-метровых утесах восточного берега полуострова Юкатан в мексиканском штате Кинтана-Роо. Один из наиболее сохранившихся прибрежных городов майя; популярен среди туристов.

4

Пока! (исп.)

5

Добрый день (исп.)

6

Как дела? (исп.)

7

Хорошо (исп.)

8

Троллинг — метод рыбной ловли с движущейся лодки или катера.

9

Спокойной ночи! {исп.)

10

Не за что! (исп.)

11

Здесь: до свидания! (исп.)

12

Спасибо! (исп.)

13

Привет! (исп.)

14

Да (исп.)

15

До свидания! (исп.)


на главную | моя полка | | Рискованное дело |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 11
Средний рейтинг 4.1 из 5



Оцените эту книгу